Выстрел в водопад [Вадим Леднев] (fb2) читать онлайн

Вадим Леднев
Выстрел в водопад

Глава первая

Снег шел снова, словно не понимая, как он опостылел за бесконечно долгую зиму. Прямо напротив окна, по густо утыканной вентиляционными шахтами, крыше соседнего корпуса, бродили серые люди в ватниках. Они разгребали деревянными лопатами свалявшийся, напитавшийся весенней влагой снег.

Илья некоторое время наблюдал, как подобно мыслям в его голове, невнятные фигуры хаотично перемещаются между трубами, то, появляясь, то опять исчезая за хребтом крыши. Ветер настырно и деловито швырял в них снежной мелочью и раскачивал черные, вровень с крышей, голые кроны деревьев.

«Какого черта, они там два часа уже ползают? — наконец, задался вопросом Илья. Что за бессмысленная трудодеятельность? Делать людям нечего?

Не уступит ведь сегодня зима. Разве не ясно? Бороться будет за последние свои деньки».

Внезапно, словно оценив, тщету своих усилий, дворники-верхолазы, все разом исчезли из виду, Илья, задумавшись, даже не успел уловить этого момента.

— Вот те на! — удивился он вслух, и даже привстал из-за стола, как будто рассчитывал увидеть их всех внизу. Никого там не было, кроме лохматой дворняги, вынюхивающей что-то у ржавого мусорного бака, да нескольких ворон, опасливыми черными кляксами, чертящими снег на некотором расстоянии от нее.

«Ерунда какая-то», — подумал Илья. Он опять сел и нехотя придвинул к себе иностранный научный журнал, который перед этим вяло пролистывал.

Незаметно подкрались быстрые зимние сумерки. Буквы латиницы на глянцевых журнальных страницах стали расплываться перед глазами. Илья так и не включил свет, а когда стало совсем уже ничего не видно, просто перестал читать. Подперев кулаками щеки, он уныло смотрел в окно. Чёткие контуры за стеклом стали расплывчатыми и постепенно растворились в темноте. Комната же словно ожила в сгущающейся темноте. Тускло-красным светились раскалённые спирали электрокамина. Суетливо подмигивали разноцветные огоньки и цифры на панелях приборов, и им отвечали их отражения в чёрном оконном стекле, за которым, теперь уже во всю мощь повалил снег.

Погас забытый монитор компьютера. Прорезались неслышные ранее разнокалиберные звуки. Негромко завывала в трубах вентиляция, периодически меняя тональность с тоскливой на бодрую. Приглушенно стрекотал из-за закрытой стеклянной дверки самописец. Булькали нагретой водой и жужжали разномастные термостаты. Временами к этой какофонии, то громко, то почти совсем не слышно, примешивалось дребезжание каких-то вибрирующих стекляшек.

Звуки были привычными, Илья их даже не замечал. О работе думать совершенно не хотелось. Да и как о ней думать, когда в голове такая сутолока. Как ни пытайся себя отвлечь, мысли все равно сворачивают в лес, к тихой заводи. Туда, где Анюта бездумно валялась на песке, закинув за голову руки. Илья сидел рядом и подбрасывал на ладони гладкий камешек. Солнце уже садилось, и на песке нарисовалась четкая тень от Анюткиной длинной ноги, согнутой в колене. Тень смутно напоминала Илье киношных пришельцев — такие же истонченные, полупрозрачные конечности, удлиненные шеи. Да и сама она в тот момент, не слишком отличалась в его представлении от марсиан — такая же далекая, недоступная. Почти призрачная… Но так, по земному желанная!

*****

Расстались они пару месяцев назад.

Новый год встречали у Ильи. Веселились в довольно большой компании, в основном, с работы. Анюта была, как обычно весела и непосредственна, может даже чересчур. Перетанцевала со всеми мужиками и хохотала не останавливаясь. Илью такая развязность несколько покоробила, и он нарочито стал уделять повышенное внимание своим гостьям, тем не менее, ночь прошла весело, без эксцессов. Когда же под утро гости, наконец, разбрелись по домам, и грязная посуда была свалена в раковину, Анюта неожиданно набросилась на Илью с яростными упрёками. Сегодня Илья уже слабо помнил их суть, что-то о том, что он не так ей отвечал, всё время ворковал с этой!.. Чуть ли не тискал её на глазах у всех и вообще вёл себя, как последний!.. Всё это несколько удивило Илью, и ему не оставалось ничего, кроме как напомнить, о её собственном легкомысленном поведении. Она начала кричать, что всё это делала ему назло и вообще… Илья раньше никогда ещё не видел Анютку в таком возбуждённом состоянии. Она и так отличалась резким и неустойчивым нравом, а тут ещё, очевидно, сказалось значительное количество выпитого шампанского. Он сидел в трусах и майке на уже расстеленном диване и посоловевшим взглядом следил, как она ходит перед ним взад и вперёд, садится, встаёт, всплёскивает руками и говорит что-то резкое и гневное.

Вероятно, всё в конце концов, обошлось бы, если бы, не повинуясь неосознанному чувству противоречия, он не принялся огрызаться, произнося в ответ на её упрёки, глупые и обидные фразы. Видимо его равнодушный тон окончательно довёл Анютку до белого каления, поскольку она одетая уже в одну только его рубашку, сорвала её с себя, швырнула на пол, быстро накинула свои вещички, шубку на плечи и, грохнув дверью, убежала. Простучали под окном её каблучки, и всё стихло, только в надвигающемся сером рассвете, чьи-то пьяные голоса, время от времени начинали орать одну и ту же песню. Пропев пару куплетов, сбивались и трудолюбиво принимались опять. А он лежал на диване, тупо уставившись на люстру, и забытый телевизор продолжал молоть какую-то посленовогоднюю чепуху.

*****

С тех пор они не виделись. В первые дни Илья испытал даже некоторое чувство умиротворённости и спокойствия, так как Анюта, со своим темпераментом, невольно заставляла под себя подстраиваться, что человека спокойного и уравновешенного, каким считал себя Илья, несколько выбивало из колеи. Но затем появилось лёгкое беспокойство. Разрыв с каждым днём упрочнялся, и то, что он считал раньше безоговорочно своим, теперь ему таковым не казалось.

Воспоминания становились всё более навязчивыми. Каждую ночь он долго не мог уснуть, ворочался на своём старом скрипучем диване, мысленно лаская или ругая её. Днём работа, конечно, отвлекала, а вечером, всё начиналось сначала. Никого кроме неё не хотелось видеть. Он садился за книгу, газету или посмотреть телевизор, а в итоге ловил себя на том, что опять принимался бесплодно рассуждать сам с собой, очевидно избегая простого решения, взять позвонить и попросить прощения. Вернее, он много раз уже собирался это сделать, но, набрав номер до половины, клал трубку, боясь услышать её голос и ничего не ответить. Она бы сразу догадалась, кто звонит, а этого его мужская гордость вынести была не в состоянии.

Так продолжались его страдания и терзания, пока в воскресенье вечером, в самый разгар очередного их приступа, не заявились незваные гости, Володька Степанов и Марек Левицкий, с двумя же бутылками водки. Усевшись втроём вокруг маленького кухонного стола, они как-то очень быстро приговорили первую бутылку, и пока Марек с Володькой хрустели квашенными капустой и огурцами, принесёнными с собой (знали к кому идут, даже хлеба дома не было), Илья стал жаловаться им на свою судьбу. Они сразу же вошли в курс дела и выдали массу полезных советов и констатаций.

— Да плюнь ты на неё! — орал окосевший Володька, ставший по пьяному делу мужским шовинистом. Ты себе ещё такую бабу отхватишь, что эта стерва от зависти загнётся.

— Вот значит как… удивлялся Марек — жопа об жопу и разбежались, значит, как шарики в бильярде!

— Стареешь ты, Васильев! — издевался пьяный Степанов. Тебя уже женщины начали бросать!

— Нет… гудел Марек с другой стороны стола, — я завтра сам к ней пойду и поговорю. Что она, одурела совсем, что ли? Так ей и скажу…

Илья же по мере опустения второй бутылки, яростно спорил с ними, ударяя себя в грудь, или вдруг неожиданно начинал соглашаться. Когда разлили по последней, гости заметно загрустили и Володька, выражая общественное мнение, предложил сбегать, взять ещё. Дело-то хорошее, говорил им Илья, нужное дело, да вот только завтра эксперимент надо начинать, прямо с утра (они с Володькой работали вместе, в одной комнате). Ну и хрен с ним, возражал Володька, начнём, куда мы денемся, первый раз что ли. Спорить было бессмысленно, да и не особенно хотелось, и они сбегали. Приняв ещё алкоголя, пьяный, женатый Володька, стал завидовать Илье, объясняя ему, какой он дурак, раз до сих пор не понял всех преимуществ холостяцкой жизни. Он де, Володька, будь бы холостым, сейчас менял бы женщин, как перчатки, а так вот, по глупости, по молодости повесил себе хомут на шею, и теперь вот!.. Что, «вот», было не ясно, потому что Степановы жили ещё со студенческих лет душа в душу, растили двух пацанов, а Ольга была милейшая женщина. «Эх, жалко не слышит она тебя, — злорадно думал Илья, — дала б потом просраться!»

Потом гости как-то сразу утратили интерес к этой проблеме, стали рассказывать, кто какие слышал новые анекдоты, и ржать над ними сами. Илья принёс гитару, и сев в углу принялся бренчать, что-то тоскливое.

Когда прикончили последнюю порцию спиртного, у Марека бриллиантовой гранью сверкнула мысль, — пойти в общагу, к одной своей, очень, ну очень старой знакомой.

— Такая тёлка! — объяснял он, делая энергичные жесты руками, показывая какая. И у неё ещё куча подружек! — он показывал, какая это большая должна быть куча.

— Я готов! — сразу согласился женатый, пьяный Володька.

Илья же, поначалу идти наотрез отказался, ссылаясь на отсутствие подобающего настроения, однако они прилипли к нему, как банные листья, и он дал таки себя уговорить.

Холодища, надо сказать, в то время стояла страшенная! Но подвыпившие друзья её не замечали. Илья ясно помнил, как громко скрипел под ногами, промёрзший снег, ярко искрясь в свете почти полной луны, а мужики всю дорогу чему-то ржали. Когда они добрались, наконец, до общаги, и в клубах пара ввалились в вестибюль, на ходу, что-то там втирая вахтёрше, выяснилось, что Марек оказывается, спьяну забыл, в какой комнате проживает его пассия, и даже её фамилию, и потом долго ходил по общажным коридорам, выясняя. Илья помнил, что испытывал в тот момент, жгучее чувство неловкости, что вот они сейчас запрутся к совершенно, считай, незнакомым женщинам, а те может быть, уже спать ложатся. Вот они мы, явились, не запылились! Он от всей души желал, чтобы Марек никого не нашёл и они поскорей бы убрались отсюда восвояси. Но Марек таки нашёл, пройдоха. И никто там оказывается, ещё не ложился спать, а сидела и веселилась целая компания каких-то девиц разного возраста, все они к тому же, уже были на крепком взводе. Присутствовал там, правда, и один мужичок, но он был уже довольно окосевший и вялый, и очевидно не воплощал надежд обитательниц общежития, по этой причине их внимание всецело переключилось на незваных гостей.

Марекова подружка, изрядно пьяненькая, с радостным визгом повисла у него на шее. Она, действительно, была ничего себе дамочка. Что она только в нём нашла, недовольно думал Илья наблюдая, как Марек, аж хрюкая от удовольствия, весело тискает и тормошит её. Что они вообще все в нём находят? Вон урчит как кот. Он такой забавный, поясняла, как-то ему Анюта. Забавный? Тоже мне, клоун.

Толстый, носатый, кудрявый Марек, меж тем, освободившись от объятий своей подруги, принялся знакомиться со всеми девицами, обстоятельно представляя им своих спутников и откровенно рекламируя их, поминутно вызывая тем, приступы женского смеха. Потом им налили штрафную, они выпили. Дальше у Ильи начались, а затем и участились, провалы в памяти. Воспоминания об этом вечере у него остались весьма отрывочные… С кем-то танцевал, потом курил зачем-то (он всегда курил, когда напивался), а пепел стряхивал в любезно выделенную ему пластмассовую пробку от винной бутылки. Потом пили опять. Марек произносил какие-то невообразимо, замысловатые тосты и спичи, в которых он постоянно запутывался, так как тоже был пьян. Потом Илья в секундном просветлении, обнаружил, что целуется с какой-то девицей, в полутёмном коридоре, ни лица, ни имени её, он не запомнил, осталось только воспоминание, что грудь её была большая и мягкая, и кажется, даже бюстгальтера не было под блузкой. Сильно и приторно пахло какими-то, то ли духами, то ли дезодорантами. Как он в итоге очутился дома, для него осталось загадкой.

*****

Когда в районе восьми часов утра, с невообразимо гадким вкусом во рту, Илья очнулся на своем нерасстеленом диване, он обнаружил, что вчера смог снять только верхнюю одежду. С отвращением стащил с себя пропахшие табачным дымом свитер и брюки, Перед глазами еще плыло, а в затылке уже закипали первые пузырьки будущей головной боли. Со стенаниями он повлекся в туалет, а затем на кухню, где с трудом проглотил две таблетки цитрамона, запив их рассолом, оставшимся от вчерашних огурцов. Затем вернулся в комнату, рухнул на диван и, завернувшись в одеяло, снова забылся тяжким сном.

На работу, он смог явиться только часам к четырем. Впрочем, раньше и не нужно было — на время эксперимента они работали в две смены. Установка пахала вовсю, эксперимент кипел, а дисциплинированный и мучительно трезвый Володька Степанов, сидел за столом и записывал что-то в рабочем журнале.

— Ты как? — поинтересовался, раздеваясь, Илья.

— О-о-о! — Володька страдальчески сморщился. Припёрся, понимаешь, в час ночи… На рогах! Ну, она вчера меня трогать не стала, умная, думала с утра начнёт. А я на работу сбежал. Сейчас вот не знаю.

— А ты посиди, что ты торопишься? Сейчас чайку попьём.

— Не-е… замахал руками Володька. За пацанами надо бежать, в садик. Да я думаю, что за день, злость-то у неё порастратилась, всё пшиком выйдет. И чая этого, я наверно, целый чайник выпил. Ты-то как? — поинтересовался он, одевая дубленку. Я ушёл, вы-то с Мареком ещё остались. Чем кончилось-то? Ты, правда, уже лыка не вязал. Но какие были девочки! Эх…

Они потрепались ещё минут пять. Выяснив, что Илья почти ничего не помнит из вчерашнего, Володька сочувственно поржал (Ну ты, брат даёшь!), потом, сославшись на занятость, собрался и убежал.

*****

И почему с похмелья так тянет на эротические воспоминания? Поработать, что ли, наконец? Удивляясь странному ходу своих мыслей, Илья встал и обошёл работающую установку, всматриваясь в показания приборов. Удовлетворившись осмотром, опять уселся на скрипучий стул и сделал несколько записей в рабочем журнале.

Работа в похмельную голову, все ж таки, лезла туго, буквально, как верблюд в игольное ушко. Какие-то, все, посторонние мысли, не имеющие ни начала, ни конца, с грохотом пересыпались, как камни в бочке. «Черт, напоили вчера! Всё Марек, тлетворный!» Он открыл на мониторе калькулятор и принялся высчитывать, когда Анюта работает в ночную смену. Посчитал раз, другой. Однозначности не получалось. Выходило так, что может быть работает, а может быть и нет. Всё-таки месяц почти прошёл, график у них мог поменяться. Кто-нибудь на больничный ушел…подмены, перемены… «Ладно, что дурью маяться? — решился, наконец, Илья. Позвонить да спросить, они же знают, кто их меняет».

Обрадованный собственной решимостью, он снял трубку с внутреннего телефона и набрал хорошо знакомый номер.

— Да, — подтвердил усталый женский голос с того конца линии, — она сегодня работает с восьми.

Илья почувствовал, как у него ёкнуло сердце. Поблагодарив и взглянув на часы, он убедился, что стрелки вплотную приблизились к семи. Так, в восемь, звонить ей не к чему, пусть человек приведёт себя в порядок, чайку попьёт, пощебечет с тётеньками, глядишь, добрее будет. Однако и тянуть сильно нельзя, а то станет сонная и злая. Часиков так, в девять, будет нормально. Да позвоню-ка я ей, в районе девяти. Он встал, прошёлся по комнате, подошёл к вытяжному шкафу, зачем-то заглянул в него, ещё раз прошёлся. Принятое, наконец, решение, приятно щекотало нервы. Да, кстати, как там, насчёт чая? Илья вспомнил, что ничего еще сегодня не ел, только кофе попил днём. Сразу засосало в желудке. Порывшись в столе, где они хранили чайную утварь, он среди кучи сомнительной чистоты тарелок и стаканов обнаружил полиэтиленовый мешок с сухарями. Это Ольга, Володькина жена, движимая чувством заботы и бережливости, собирала дома недоеденные куски хлеба, обрезала их, сушила и отдавала мужу на работу. Кроме этого, Илья поживился остатками сахара, в жестяной банке из-под кофе и почти полной коробкой индийского чая. Поставив чайник на плиту, и взяв в руки сборник тезисов очередной конференции, он принялся ждать.

Назначенное Ильёй самому себе время давно миновало. На часах было уже около десяти, а он всё сидел, подперев голову руками. Решимость, внезапно овладевшая им два часа назад, куда то вся испарилась, уступив место, терзавшим всё время до этого, бесплодным сомнениям. Он несколько раз клал руку на телефонную трубку и, помедлив, опять убирал. Внезапно, телефон зазвонил сам. В тишине, звонок грянул подобно грому. Илья аж подпрыгнул на стуле, от неожиданности. Несколько секунд сидел неподвижно, глядя на заливающийся телефонный аппарат, затем выругался и взял трубку.

— Титанам науки, пламенный привет! — заорал оттуда Марек. Как самочувствие, романтик? — и, не слыша ответа, забеспокоился. Эй, титаньё! Илюха, ты где? Я туда ли попал?

— Туда, туда, трепло!

— Дерзишь? — удивился Марек — А, болеем, наверно? Головка бо-бо?

— А у тебя не бо-бо? Сводник проклятый.

— Хе… Нет. Мы тут с ребятами маленько поправились. У меня ещё осталось! Хочешь?

— Иди ты!..

— Спасибо бы хоть сказал. Я тебя, между прочим, всю обратную дорогу, чуть ли не на себе пёр, лося такого!

(Вот как я дома оказался!)

— Что молчишь? — не унимался Марек. Стыдно да? Ясно, от тебя благодарности не дождёшься… Ну, а как девочки? Девчонки-то понравились?

— Не помню я ни хрена! — досадливо сказал Илья. Всё как в тумане…

— Ну, ты и учудил под конец, — Марек радостно забулькал, что у него изображало смех, — улёгся, понимаешь, поперёк кровати и уснул сном младенца. Дамы говорят, а мы где же спать будем? Я им говорю, вы вторую кровать подставьте и ложитесь с двух сторон от него. Ха-ха! Не захотели. Что с ним, говорят, таким делать? Пришлось будить. Как не жалко было!

Илья поморщился от этих подробностей, как от зубной боли. Да тоска! Обделался, можно сказать.

— А ты, чего тут так поздно делаешь? — спросил он, дождавшись пока Марек, закончит хрюкать и булькать.

— Да халтурка тут одна, понимаешь, наклюнулась. Есть возможность срубить по-лёгкому. А я таких возможностей не упускаю. Ну ладно Илюха, заболтался я тут с тобой, пахать надо. Отец мой был, как говориться, примерный пахарь, и я, короче говоря, работал вместе с ним… Ты, если что, заходи, я тут до утра буду. Привет Анютке! Кстати, как там у вас лямур? Возобновился?

— Как, как. Да никак ещё. Сейчас вот собирался звонить. Да ты тут влез! Весь настрой сбил, черт!

— А-а… То-то я смотрю, ты такой вздрюченный! Не дрейфь! Позвони ей, скажи… Анюта скажи, люблю тебя как родную! Ха-ха… Всё, всё, исчезаю, потом расскажешь.

В трубке пошли короткие гудки. Илья встал, потянулся, сделал несколько размашистых движений руками, расправляя затёкшие плечи. Вот змей-то, надо же, как не вовремя позвонил. Он прошёлся по комнате, посмотрел на приборы. Хотя, если по-честному, дело конечно не в нём. Всё! Хватит расслабляться! Решил так решил! Он подошёл к столу и набрал номер.

— Да? — ответил, не узнанный им, женский голос. Да, она здесь. Минуточку…

Илья слышал, как её позвали: «Ань… к телефону тебя!» Она сидела на другом, от телефона конце длиннющей комнаты, возле бокса номер девять. Илья хорошо представлял себе, как она пробирается через баррикады установок, удивлённая столь поздним звонком. В трубке несколько раз, что-то грохнуло, видимо не очень аккуратно положили на стол.

— Откуда я знаю?.. донесся до Ильи, голос отвечавшей ему женщины. Тебе лучше знать, кто тебе звонит, — и многозначительно добавлено. Мужчина!

— Алло? — это была уже она. Илья молчал.

— Слушаю вас!

— Анют, это я… сказал Илья. Узнала?

Слышно было, как она вздохнула.

— Ну?

— Что, ну? Сказать что ли, больше нечего? (не так разговор пошёл, не так!)

— Слушай, дорогой!.. голос её стал твёрдым. Чего надо-то? Говори, мне некогда!

— Ладно, не злись. Что ты? — смешался Илья — Так просто спросил. Понимаешь… Ну, одним словом…

— Да не злюсь я! — злым голосом сказала она. Месяц, блин, ни слуху, ни духу… А тут звонит! Может, я завизжать должна от радости?

— Анюта успокойся, я как раз хотел, обо всем об этом с тобой поговорить. Я, в общем… Я пересмотрел своё отношение…

— Я, может, тоже, пересмотрела! — заявила она стервозным тоном.

Повисла тяжелая пауза. У Ильи было такое ощущение, будто на него повесили коромысло с двумя вёдрами воды, которую к тому же, постепенно заменяли на более тяжелую жидкость… на ртуть.

— Аня… сдержав себя, терпеливо сказал он, — давай, я сейчас подойду и мы обо всём поговорим?

— Двадцать пять лет уже Аня! — непримиримо сказала она — Не о чем нам с тобой разговаривать! И вообще… тон у неё стал окончательно стервозным, — я замуж выхожу! Ясно? Так что за меня не беспокойся. Продолжай себе гулять, как вчера! Будь здоров! Целую нежно!

— Симметрично! — машинально сказал Илья, потом спохватился. Что ты сказала? — заорал он в трубку. Что ты несёшь? За кого замуж? Что ты врешь?.. но оттуда уже раздавались гудки.

Илья стоял с телефонной трубкой в руке, внутри у него всё клокотало. «Вот стерва, змея! — он грохнул трубку на аппарат. Замуж она собралась… Двадцать пять лет уже Аня… Все двадцать шесть уже! Кому ты нужна?!.. Врёт ведь всё! Брешет девка! — он опять потянулся к телефону. Сейчас ей, скажу…» И вдруг обмер. «Продолжай гулять, как вчера…» — вспыхнули у него в голове её слова. Вот оно в чём дело! Вот где… Ну откуда… откуда она успела узнать про вчерашнее? Вот чёрт. Ну, влип! Надо же, весь месяц сидел дома, как монах, буквально умерщвлял плоть. И только собрался… Покаяться. И тут такое… Но разведка-то как работает! Ну, народ! Рассуждая так, он возбуждённо бегал по комнате. Потом опять подскочил к телефону и набрал номер Марека. Тот сразу взял трубку, аппарат стоял у него на столе, рядом с компьютером.

— Обслухиваю вас, — сказал он, своим обычным, вальяжным тоном.

— Марек, это я.

— Илюха? — удивился Марек. Что-то ты быстро? Я только…

Илья перебил его.

— Слушай, ты говорил, что у тебя там что-то есть?

— Не понял? — опять удивился Марек — Винишко, что ли? Ну, есть мальца. Я ж тебе предлагал. Ты чего?..

— Я к тебе сейчас приду.

— Да приходи, жалко, что ли. А, что случилось-то?

— Спалился я, по твоей милости, вот что случилось! Кто-то уже настучал про вчерашнее!

— Аньке, что ли? — слышно было, как Марек громко чавкая, жуёт жвачку. Я сейчас работенку быстренько закончу… ты приходи минут через десять. Не грусти, разберёмся. Давай! — он повесил трубку. Илья посмотрел на часы. Подходило время снимать показания приборов, как раз оставалось десять минут. «Ладно… подумал Илья, — сейчас сниму и пойду».

Он сел за стол, взял тезисы, но тут же откинул их в сторону. Обидные Анюткины слова, не переставая, вертелись у него в голове. Промаявшись минут пять, он, наконец, старательно занёс результаты в таблицу, затем тщательно, со всех сторон осмотрел работающую установку и, убедившись, что всё идёт как надо, собрался, было идти…

И тут погас свет.

Сразу стало тихо, тихо. Кромешная темнота и тишина. Только по инерции, на крыше, еще вращался двигатель вытяжной вентиляции, да вьюгу отчетливо стало слышно за окном. Подождав с минуту и убедившись, что всё осталось по прежнему, Илья в полголоса матерясь, вытянув руки, стал на ощупь пробираться к Степановскому столу, в одном из ящиков которого, курящий Володька, хранил зажигалки. После продолжительного лазанья вслепую по этим ящикам, среди вороха бумаг, каких-то ключей, письменных принадлежностей и ещё бог знает чего, что на ощупь не определялось, искомое, наконец, было найдено. Тряхнув зажигалку и по бульканью определив наличие в ней газа, Илья, щёлкнув несколько раз колесиком, добыл маленький, тусклый язычок пламени, который неверным мерцающим светом отогнал темноту на несколько метров вокруг.

Теперь предстояло найти свечи, которые, Илья давным-давно притащил из дому для какой-то надобности, и с тех пор они валялись где-то в ящиках, на этот раз уже его собственного стола. Порядок, который царил в этих ящиках, Илья определял по их расположению сверху вниз, как хаос номер один, хаос номер два и так далее, до самого пола. Тем не менее, ему повезло, и обломок свечки он нашёл почти сразу, в вытянутом наугад, одном из средних ящиков. Зажегши фитиль и подождав, пока свеча разгорится, Илья поспешил к установке, где, обжигаясь и ругаясь уже в полный голос, одной рукой, в другой была свеча, вытянул из светящейся красным печки, раскаленный кварцевый реактор, и повесил его на специальный крючок. После этого он поспешно закрыл вентили газовых баллонов и вырубил все переключатели. «Так, похоже, навернулся эксперимент… думал он. Это же надо, столько напастей в один день!» Свечку он воткнул в пластмассовую подставку из-под мерного цилиндра и поставил на стол. Посидел некоторое время, ожидая, что, может быть, дадут свет. Однако света так и не было. «Надо позвонить дежурному электрику!» — сообразил он, наконец. Отыскав в справочнике номер, он схватил трубку, но телефонный аппарат не подавал признаков жизни. Илья потряс его, пошевелил провод, никакой реакции. «Так… Значит, весь институт остался без электричества и внутренняя АТС, соответственно тоже. А ну-ка, попробуем городской… он-то должен». Однако и городской телефон встретил его неприятной тишиной в трубке. Несколько раз, тупо нажав на рычаг, он положил трубку на место. Интересное кино. Что же это, весь город обесточен, что ли? Дела-а! Он взял свечку и открыл дверь в коридор. В голове его крутился старый, детский стишок: «Наступила темнота, не ходи за ворота…»

В коридоре, как и в комнате, темень стояла кромешная. Где-то в отдалении слышались голоса. Держа свечку перед собой, Илья направился туда, стараясь не налететь на пустые газовые баллоны, выставленные из комнат. Чувствовал он себя при этом довольно глупо. Почти в самом конце коридора, в тусклом свете, идущем из открытой двери одной из комнат, Илья увидел силуэты нескольких человек, которые замолчали и глядели в его сторону. Потом один из них, видимо узнав Илью, сказал, обращаясь к спутникам:

— Вот вам образец предусмотрительности! Здорово Васильев, ты из церкви, что ли, со свечкой?

Теперь и Илья узнал говорившего. Борю Колбасова, известного трудоголика, днями и ночами обретающегося в институте. Рядом с ним, закрывая широченными плечами большую часть дверного проема, стоял Егор, силовик-любитель. Поздоровались, пожали руки.

— А я, вон видишь, горелку зажёг, — продолжал Колбасов, показывая вглубь комнаты, где весело светился, слабо шевелясь и коптя, сине-красный факел газовой горелки, — так с ней же в коридор не пойдёшь, как со свечкой. И дымит, зараза, воздуха в системе нет.

Илья водрузил свою свечку на вентиль, стоящего рядом с комнатой, пустого газового баллона.

— Что случилось-то? Как думаете?

— Да хрен его маму знает! — отвечал Колбасов. Света нет, воздуха нет, воды в кране нет. Ни черта нет! Что-то у них там, здорово навернулось!

— Кстати, — сказал Илья. Вы в курсе? Городской телефон тоже не работает! Похоже, во всём городе так.

— Да телефон, что!.. Егор показал широкую, как лопата, ладонь, с маленькой серебристой коробочкой, — Во… плеер у меня у меня, с приемником… Включенный был. Музыка, там новости всякие. Так вот, когда свет вырубился, тогда и звук сразу пропал… А приёмник, между прочим, на батарейках!

— Да ты, наверное, местную радиостанцию слушал, — возразил ему Илья, — городскую. Надо было на средних волнах посмотреть.

— Я что, идиот? — обиделся Егор. По всем диапазонам вертел, крутил, не сомневайтесь. Хоть бы где кто пискнул! Одно шипение и всё!

— Может просто совпадение? — сказал Илья — Может, он у тебя сломался?

Егор только пожал плечами:

— Может и совпадение… Вам видней, конечно!

Некоторое время постояли молча. Боря докурил сигарету, и, пустив дым последний раз, раздавил бычок об облезлый бок баллона.

— Ну что мужики? Похоже на третьем этаже, кроме нас, никого больше нет… Пойдём, что ли, вниз спустимся? К вахте?

Возражать ему никто не стал.

Внизу, в вестибюле первого этажа, уже собирались припозднившиеся на работе сотрудники. На стойке вахтёра стоял большой аккумуляторный фонарь, освещая вестибюль, неярким желтым светом. Собравшиеся вокруг люди негромко галдели, обсуждая обстоятельства и детали происходящего. Среди версий о причинах происшествия, особенно дискутировались две: начало войны с Америкой и террористический акт на местной ГЭС. Илью сзади кто-то крепко взял за локоть. Он вздрогнул от неожиданности и, обернувшись, увидел Марека. Тот как всегда улыбался.

— Ну и чо тут, за крестный ход со свечами? Прикинь… сижу, жму на пимпы, половину уже почти сделал!.. Вдруг бац! И пи. ц! — он сделал красноречивый жест. Даже теперь и не знаю, что уцелело, а что нет! Бардак какой-то! Как думаешь, свет еще дадут?

— Да хрен бы знал… задумчиво отвечал ему Илья. У меня, кстати, такая же фигня. Весь трудовой день, псу под хвост! Я-то ладно, а вот Степанов всё раскочегаривал, весь день тут торчал… Завтра опять по новой начинать.

— Да-а… протянул Марек, и повторил. Бац, и пи…ц! Ну что делать-то будем? Время уже… — он посмотрел на наручные часы, — почти двадцать два, без трех минут. Может, домой задвинем, а? Чего тут делать-то, без света?

«Так… размышлял Илья. В принципе, свет, конечно, могут еще и дать… но на работе оставаться теперь уже смысла нет. Эксперимент накрылся, завтра придется начинать все заново. Надо, кстати, свечки домой взять, а то может света и до утра не будет».

— Ладно, — решительно сказал он вопросительно глядящему на него Мареку. Пошли одеваться. Через пять минут встречаемся на крыльце.

Глава вторая

Дневник Майи

17.03.200…. года

«Сижу буквально на чемоданах. С минуты на минуту приедет такси, и я прямиком отправлюсь на вокзал! Проводила тетку в ночную. Перед ее уходом на работу мы сидели на кухне, наверное, часа два, все чаек пили, болтали — пару чайников точно опустошили. Тетка напекла мне в дорогу пирогов, но дегустировать мы их начали уже сейчас. Тетя Галя очень переживала, что смена у нее выпала так неудачно — не сможет она проводить меня на вокзал. Я, наверное, раз сто повторила, что доберусь сама, уж машину вызвать и успеть к поезду много ума не нужно. Но тетя все равно переживала, твердила, что у нее сердце не на месте, плохо молодой девушке болтаться одной ночью по вокзалу. Я ее успокаивала, как могла. Во-первых, не такая уж я и молодая девушка — мне не шестнадцать, и даже не двадцать. Двадцать три уже! Закончила учиться, устроилась на работу. И по вокзалу я «болтаться» не собираюсь. Сяду в ночной поезд, и до дома уж он меня довезет, мимо не проскочит. Мы расцеловались, я пообещала позвонить, как только доберусь, но она все топталась в коридоре, снова и снова спрашивала: поняла ли я, кому оставить ключи; не забыла ли билет; все ли вещи собрала? Короче квохтала надо мной, как наседка. Конечно, я ее понимаю, она живет одна, и к сестре — моей маме ездит редко. И со мной виделась два года назад. Соскучилась. Летом нужно будет приехать к ней в гости, хоть на пару недель. Все. Звонит сотовый. Наверняка это пришло такси. Точно! Любезная тетка-диспетчер сообщает: белая «Волга»; номерочек: сто сорок один. Домой, домой, домой. Ужасно соскучилась по маме, отцу и братьям»

Майя захлопнула дневник, прицепила сверху на обложку ручку и, засунув тетрадь во внешний карман дорожной сумки, выскочила из квартиры. Заперла за собой железную дверь. Позвонила в соседнюю, семьдесят третью, отдала ключи соседке-пенсионерке. Тетя придет с работы завтра, заберет. Лифта ждать не стала — быстрее пешком.

Машина ждала у подъезда — видавшая виды, когда-то белая «Волга» с плафоном на крыше. Водитель покуривал в приоткрытую форточку — в темно-синее вечернее небо вилась струйка дыма. Покосился на Майю, затем оценивающе, на ее сумку, и кивнул в сторону заднего сидения, бросай, мол, туда. Идти открывать багажник ему, похоже, было лень.

Майя, как ей и было предложено, сунула сумку на заднее сиденье, сама села впереди. Пару раз хлопнула дверкой — та все никак не закрывалась. Оказалось — мешал пояс от зимней куртки — свесился вниз и попадал в проем. Пояс подобрала, и дверка, наконец, закрылась. Водитель, недовольно наблюдавший за суетливой девчонкой, врубил первую передачу и машина, вихляясь в серо-белых бурунах снежной каши, тронулась, поехала неспешно ускоряясь. С неба опять начал сыпаться редкий снежок. Бестолковая круговерть снежинок, точно рой мошкары, толклась в свете уличных фонарей.

— На вокзал? — уточнил водитель, выворачивая на главную улицу.

— Да, на Главный, — Майя постаралась улыбнуться как можно приветливей, не сидеть же всю дорогу букой.

Она еще раз похлопала себя по карманам куртки — все вроде на месте. Шапка в кармане, даже одевать не стала, выскочила так. Да и в машине тепло. Дворники лениво елозили по ветровому стеклу, сгребая в стороны маленькие сугробики налипших снежинок. Водительская рация время от времени напоминала о своем существовании голосом неведомого диспетчера. «Кто на линии — Речной вокзал… от Аэропорта, к Комсомольской, кто?» — прорывался сквозь хрипящий эфир бодрый девичий голосок. От нечего делать, Майя принялась смотреть в окно. Дорога шла под уклон и направо. В сгущающихся сумерках мелькнули корпуса института, с левой стороны появился призрак какого-то долгостроя. Здесь они нагнали маршрутный автобус. Мигая левым поворотником, «ПАЗик» потихоньку выруливал из выемки между двумя сугробами, означающей остановку общественного транспорта. В ярко освещенном салоне сидели редкие пассажиры. Кондукторша возвышалась монументальной статуей на высоком сиденье.

Впереди слева вспыхнули и погасли фары. Еще раз и еще. Тяжелый «Вольво» с длинным прицепом неуклюже пытался развернуться, и забраться на горку. Колеса скользили по укатанному снегу, машину стягивало назад. Водитель фуры приоткрыл дверь кабины, посмотрел вниз. Машина тяжело вздохнула какой-то пневматикой, взревел двигатель и «Вольво» попыталась еще раз осилить этот подъем. «Черт, не вовремя принесло его… проворчал себе под нос таксист, — раскорячился… жди теперь, пока он задницу с дороги уберет!»

Фура, повздыхав и поотфыркиваясь, наконец, осилила подъем, и медленно развернувшись, освободила дорогу. Майя сквозь боковое стекло наблюдала, как мимо медленно проплывает темно-синий тент с белыми буквами по борту.

Почти следом за фурой рванул здоровенный темный джип. Лихо обогнул фургон и проскочил под самым носом у «Волги».

Водитель резко затормозил и выматерился, от избытка чувств забыв про свою пассажирку. Майя покосилась на него — седоватый дядька лет пятидесяти с небольшим. Коротко стриженые волосы, глубоко посаженные глаза, лоб с заметными залысинами, кустистые брови. Дернул рычаг переключения передач, нажал на газ, машина вновь тронулась. Пока стояли, ждали фуру, их успели нагнать автобус и еще пара легковушек.

«Волга», медленно набирая скорость, поехала вперед. Странно. Когда отъезжали от теткиного дома, свет на улицах горел. А сейчас фонари вдоль проспекта стояли мертвые, погасшие. Да и в оставшихся позади институтских корпусах не светилось ни одного окошка. Они миновали еще один лесок, подобрались к железнодорожному переезду, «Волга» осторожно перевалилась через рельсы. «Что-то медленно ползем, — подумала Майя и озабоченно посмотрела на часы, — так недолго и опоздать!» Водитель, словно вняв ее опасениям, наконец, прибавил скорость. Но не успела девушка обрадоваться, как впереди замаячили габаритные огни скопивших на дороге машин. «Блин!.. ну что за невезуха? — Майя пристально вглядывалась сквозь лобовое стекло. Что там на этот раз? Пробка? В такое время просто смешно. На аварию вроде не похоже…»

Поперек всей улицы как будто натянули белесую штору. Она колыхалась, клубилась, перекатывалась неспешными волнами. Такси притормозило, а потом и вовсе остановилось.

— Что за хрень? — пробормотал водитель. Я ж полчаса назад тут проезжал…

— Мне до одиннадцати успеть нужно! — взмолилась Майя, заискивающе глядя на него. У меня же билеты на поезд! Ну что там может быть, туман и туман. Что вы, тумана никогда не видели. Может, поедем как-нибудь потихонечку? А?

— Потихо-о-нечку… протянул таксист. Ага, потихонечку! — он приоткрыл дверцу, выглянул наружу: «Эй, мужики, что за митинг? Чего стоим?». На его оклик оглянулось несколько человек, но никто не подошел и не ответил, все продолжали стоять и напряженно смотреть на эту стену тумана. Сзади подходили и подъезжали еще какие-то люди.

Майе надоело сидеть и просто так ждать — она выскочила из машины и аж задохнулась от морозного воздуха. «Ну, ничего себе! Убиться веником! Так и простыть не долго!» — она судорожно вытащила шапку из кармана, застегнула молнию на куртке, замоталась шарфом. Все равно холод пробирал до костей. Попрыгала на месте — под ботинками яростно заскрипел снег. «Градусов тридцать пять мороза, если не больше. И ветер. Черт, черт, черт. Не опоздаю, так околею!». Она вернулась в машину и захлопнула дверцу. Несколько минут просто сидела и, стуча зубами, оттаивала в тепле салона. Потом открыла глаза. Что-то явно изменилось. Что? Водитель, вылез из машины, отскабливал заиндевевшее лобовое стекло. Шик-шик-шик — скреб пластмассовый скребок. Нет, это не то. Что-то еще. Тихо ворчит на холостых оборотах двигатель. Не хватает чего-то! Чего? Рация молчит! Вместо бодрого скрежета и перекличек водителей и диспетчеров — монотонное шуршание. «Сериал «Серые мурашки». Но это если по телевизору, когда все программы заканчиваются. А тут, что радиопостановка «Серые мурашки»? Майя вытащила из-за пазухи шнурок с мобильным — «Поиск сети» — здрасти, приехали! А этот-то, куда сеть потерял? Она еще раз чертыхнулась и тревожно завозилась на сидении. Приоткрыв дверцу, окликнула шофера:

— Ну, поедем, может быть? А? А то я опоздаю! Ну, ей-богу, ну, что там такого?!

Таксист хмуро глянул на нее, молча показал рукой на стену тумана.

— Я доплачу! — использовала Майя свой последний аргумент. Хорошо доплачу!

— Эх! — водитель плюнул на замерзший снег и забрался в салон, очевидно торчание на пустыре перед неведомым препятствием не входило и в его планы. Ладно… попробуем. Не ной только!

Двигатель взвыл на первой передаче и «Волга», медленно объезжая впередистоящие машины, плавно въехала в колышущуюся пелену.

*****

Илья вернулся в вестибюль первым, Марека еще не было. Народ потихоньку разбрелся, некоторые, кто уже был одет, вышли на улицу и стояли на крыльце, тревожно вглядываясь в ночь. Илья присоединился к ним. Лунный свет почти не пробивался сквозь плотную муть закрывшую небо. Стало заметно холоднее. Вечером, когда Илья шёл на работу, температура была не ниже десяти градусов мороза. Теперь же, как показывал термометр у дверей института, все минус двадцать пять. Наконец появился Марек, с портфелем под мышкой и облезлой кроличьей шапкой в руке.

— Здесь-то, чуток посветлее будет, — сказал он, озираясь, — а то я в темноте чуть с лестницы не навернулся! Слушай, холодно, блин!

— Да уж, — согласился Илья. Ты шапку-то одевай, а то плешь простудишь.

— О своей плеши позаботься! — огрызнулся Марек.

Они неторопливо спустились с высокого крыльца, стараясь не поскользнуться на обледеневших ступенях. Прошли по пологой горке сто метров отделяющие институт от проспекта, и двинулись по тротуару направо.

На остановке, в ожидании автобуса, зябко переминались с ноги на ногу Борис с Егором.

— Мне почему-то кажется, — пробормотал Марек, помахав им рукой, — что автобуса ждать нам не стоит. Не будет его ни хрена. Ты как думаешь, молодой человек, — повернулся он к Илье, — пехом придется?

Тот в ответ молча пожал плечами. Придет или не придет автобус, ему было безразлично, так как, в отличие, от ленивого Марека, домой он всегда ходил пешком. Чего там идти-то? Минут двадцать пять быстрым шагом.

От института до жилых кварталов — километра два. Сперва вдоль проспекта с погасшими фонарями, затем через лесок, а потом по улице, которую Илья называл «Дорогой скорби» из-за ее безрадостного вида — по обеим сторонам тянулись, окружённые покосившимися заборами, грязно-серые бетонные коробки складов. Далее путь пролегал через железнодорожный переезд со шлагбаумом, потом ещё немного по пустырю, после которого тянулись ряды частных гаражей, а за ними уже начинались кварталы девятиэтажек.

На подходе к этому самому пустырю, друзей и поджидал сюрприз — поперёк дороги, в обе стороны, на сколько было видно в полумгле, возвышалась колыхающаяся плотная завеса, то ли тумана, то ли дыма. Впрочем, дымом не пахло.

На дороге, не доезжая до стены тумана, запрудив собой неширокую проезжую часть и даже залезая на тротуар, скопилось с десяток легковых автомобилей, среди которых, грязной канарейкой, желтел милицейский уазик ППС. Между машинами стояли люди, горячо обсуждая происходящее.

— Я же тебе объясняю, командир, — доказывал толстому милиционеру в форменной куртке с погонами прапорщика, мужик в расстегнутой короткой дубленке и меховой кепке, — я здесь полтора часа назад проезжал, не было никакого тумана! Вот треснуть мне, на этом самом месте! Снежок шёл… пушистый такой!

— Да какая разница… пушистый… басисто вступил в разговор водитель другой машины. Я вот пробовал пешком туда пройти… ну… внутрь, — он тыкал рукой в сторону колышущейся стены. Так там, на полметра ни хрена не видно. Через пять шагов направление потерял и вернулся только на голоса.

— Да где вы вообще, у нас зимой туман видели? Может дымовая завеса?

— Дак дымом-то не пахнет!

— А может, какую-нить трубу прорвало от мороза? — задался вопросом, какой-то бывалый гражданин. Помнится, как-то раз прорвало горячую воду прямо на перекрестке, возле рынка… хлестало по всей улице. Так там такой же туман стоял!

— Где ты воду видишь, умник? — резонно возразили бывалому. Тот не нашел, что ответить и умолк. Друзья подошли поближе к толковищу.

— Слушай, — пробормотал Марек, пряча нос в воротник пальто, — а здесь-то вообще дубак!

Действительно, стало еще холоднее, к тому же зарядил обжигающий ветерок. По стене тумана пошли волны. Все присутствующие обернулись к ней, настороженно наблюдая за непонятным атмосферным явлением. Илья следом за Мареком, постарался, как можно плотнее, запахнуть,вдруг переставший греть пуховик.

— Ну, и что обо всём этом думаешь? — пробормотал он, кося на приятеля, слезящимися от холода и ветра глаза. Но тот лишь сосредоточенно сопел, стараясь согреть дыханием замерзший нос.

— Так что, командир? — вновь подал голос «меховая кепка». Что делать-то будем? Прапорщик стоял возле своего «уазика», нервно отбивая дробь на его капоте, пальцами, затянутой в перчатку, правой руки. Он был явно смущён происходящим и очевидно не знал, что именно надлежит делать в таких случаях. Его растерянный взгляд блуждал по лицам окружающих, словно пытаясь найти кого-нибудь, на кого можно свалить ответственность за происходящее.

— Что нам делать-то? — продолжали интересоваться вокруг. Говори! Чего тянешь? Не стой столбом, узнай, может, по рации чего передали?

Прапорщик постучал согнутым пальцем в стекло своей машины. Оно со скрипом, приспустилось, выпустив в щель облако пара.

— Ну?.. поинтересовался он у своего, невидимого в темноте салона, напарника. Не восстановилась связь?

Из щели что-то забубнили в ответ.

— Так и нет? — голос прапорщика стал безнадежным. Шумит и все? С-сука, бля!

— Полчаса тут уже паримся! — глухо роптала, окружившая «уазик», маленькой толпа. Объяснил бы кто!.. Что за хреновина?.. Как холодно-то стало!..

— Короче… неопределённо начал прапорщик, — связи никакой, рация не работает! Мне, как и вам… в общем, хрен его знает! — неожиданно закончил он выражать свою мысль.

— Туман это! — упрямо и не к месту встрял бас. Я в нём был. Мокрый весь вышел! Точно вам говорю: труба лопнула!

— Короче!.. повысил голос прапорщик. Туман это… дым ли… или ещё чего… Не исключена возможность аварии на газораспределительной станции! Утечки газа там раньше бывали… это точно. В общем, просьба ко всем присутствующим… Садитесь в свои машины… и давайте отъезжайте отсюда подальше… лучше, не меньше, чем на полкилометра!

— Какая ещё авария, понимаешь? — начали возмущаться вокруг. Придумали, тут!.. Понастроили химии!.. Говорили, до добра не доведёт! Учёные, мать их!.. Научили на свою голову!..

— Куда нам отъезжать? Мне домой надо! Меня дома ждут!

— Как хотите! — отрезал прапор. Мне неизвестно, что за этой херней кроется…

Может и утечка, какая-нибудь… Короче, я поехал. Ну-ка, живенько дорогу дали!

Все вокруг загалдели:

— Да ты офанарел что ли, командир? Утечка! У нас же там дома… семьи! Куда мы?

— Если утечка, почему вони нет?

Поднялся невообразимый галдеж. В одной из машин заплакал ребёнок. Прапорщик, более не вступая в дискуссию, обошел капот «уазика» и, открыв дверку, сел на место рядом с водителем. Дверка глухо захлопнулась и машина, выбросив струю выхлопа, заворочалась в снегу, заставив обступивших ее людей, попятиться.

— Ни хрена не ясно! Блин, дожили!.. Власть, тоже мне… граждане, глухо ропща, стали рассаживаться по своим машинам.

Легковушки начали, одна за другой, выруливать и отъезжать. Илья заметил, что в одной из машин целая семья — женщина и двое детей.

Ветер, меж тем, продолжал усиливаться. Стало ещё холодней. От стены тумана стали отрываться клочья, она волновалась, словно готовясь разорваться.

— Дела!.. уныло бормотал Марек. Чёрт меня дёрнул запереться сегодня в институт! Ведь с утра ещё, позвонил начальнику, сказал, что не приду, заболел, мол. Всё жадность проклятая!.. Сидел бы сейчас дома, похмелялся, как все нормальные люди! Ты глянь, ветер-то, какой поднимается. И холодно, блин! Все!.. ты как хочешь, а я, назад, в институт.

Никита, собственно, не возражал, деваться-то все равно было некуда, и они пошли обратно, невольно все ускоряя шаг — мороз пробирал до костей.

Когда добрались до перекрёстка перед леском, все машины уже скопились там. К ним добавились новые, очевидно, за счёт тех, что стояли возле института. Люди не выходили из автомобилей и не выключали двигателей. Некоторые, несмотря на холод, опустили стекла и напряжённо вглядывались в ту сторону, откуда они только что приехали. Рваные клочья выхлопов, почти осязаемые в морозном воздухе, затянули весь перекресток

— Интересно, — сказал Илья, когда они проходили мимо, — этот туман, нас со всех сторон окружает, по окружности?

— Да какая разница, — отозвался Марек, стуча зубами от холода, — по окружности, или по периметру?! Ты мне лучше скажи, что это за хрень такая тут творится, и откуда она взялась на нашу голову? И почему такой мороз?

Ветер, меж тем, продолжал усиливаться и стал дуть как-то странно, порывами, налетая то спереди, то сзади. Деревья под его ударами раскачивались, с них сыпался снег.

Снежная пыль, всё сильней крутилась в лучах автомобильных фар, завивалась в вихри, а у Ильи, с каждой секундой крепло ощущение, какой-то нарочитой неправдоподобности, нереальности происходящих событий. Это было непонятно, неприятно и тревожило. Что-то новое, неизвестное, ворвалось в их жизнь, сломав привычный её ход, изменив порядок вещей.

Быстрым шагом, почти бегом, друзья домчались до института. Замерзшие до костей, они на негнущихся ногах с трудом поднялись по ступенькам. Стеклянная дверь, оказалась запертой. Они принялись трясти ее и стучать в стекло, громко при этом крича и ругаясь. Прибежала испуганная вахтёрша. Она долго вглядывалась, сквозь дверь, пытаясь понять, что за неведомые супостаты ломятся к ней среди ночи.

— Открывай тетя! — орал Марек. Не видишь что ли?.. Свои! — и совал к её глазам, отделенным от них заиндевевшим стеклом, институтское удостоверение. Наконец, она узнала их и открыла дверь. Друзья ввалились в тамбур. Стеклянные двери на глазах зарастали льдом.

— Ну что уставилась, родная? — спросил, грубый с мороза, Марек. Не видишь, люди чуть не замерзли на хрен?! Там на градуснике столбика не видно, минусов не хватило!

— О господи боже! — женщина вдруг начала крестится. О господи, светопреставление, какое! О господи, боже ты мой!

— Не проснулась, что ли? — поинтересовался Марек, проходя мимо нее и открывая внутреннюю дверь стеклянного тамбура. Стуча замерзшими, до деревянного состояния, подошвами, они вошли в вестибюль. Поднялись на третий этаж, к Илье в комнату, не раздеваясь, уселись за стол.

— Батареи-суки, чуть теплые, — говорил Марек, прижимая к чугунным гармошкам замерзшие руки. Слушай! — вдруг встрепенулся он. У тебя ж спирт есть. Давай-ка разведём. Согреться надо, зубы аж стучат! И пожрать, что-нибудь надо… хаванины, какой-нибудь! Есть?

— Пожрать? — удивился Илья, его быстро растущим потребностям. Может тебе ещё и женщину привести?

— Ха! — Не стал возражать Марек. Можно и женщину… Требование одно, чтоб была горячая, как батарея! Не как эта батарея! Давай спирт скорей, а то ва-аще замёрзну, на хрен!

Илья открыл заветный сейф и извлек оттуда пятилитровую бутыль, почти доверху заполненную спиртом. Также достал мерный цилиндр, а Мареку вручил стеклянную воронку:

— Держи, я буду наливать.

Жидкость, весело журча, полилась в цилиндр.

— Больше, больше лей! — приговаривал Марек, контролируя процесс. Этим, и кошку не согреешь!

Наконец, спирт был разведён. Илья достал из тумбочки заветные сухари, налил дистиллированной воды для запивания.

— Как древние греки! — с восторгом сообщил Марек. Ну, за что пьём, друг Илюха?

— Тост сейчас у нас один: чтоб чертовщина эта поскорей закончилась!

— Да! За это стоит! Ну, давай! — Марек, первым ахнул свой стакан. Передернулся, захрустел сухарём.

Илья вертел стакан в руках — всё ни как не мог решиться:

— Тёплый… собака!

— Ничего, ничего, — подбадривал его Марек, — зато сразу согреешься!

Наконец Илья выпил. Скривился от гадкого вкуса свежеразведенного спирта и сразу же припал к стакану с водой.

— Первый надо без воды, — поучал Марек, — чтоб до костей продрало!

Некоторое время, они молча жевали сухари.

— Я тебе вот что скажу… начал, наконец, Марек, но тут в дверь постучали — Кого там ещё, черти?!.. Собрались, называется, друзья в кои веки, чайку попить.

Илья, открыл дверь и обалдел. На пороге стояла Анюта, собственной персоной. В ватной фуфайке поверх белого халата. В правой руке она держала маленький, электрический фонарик. Илья с удивлением сообразил, что за всеми перипетиями последнего часа, он совсем забыл о своей несчастной любви. Анюта смерила его настороженным взглядом (Илья все еще был в застегнутом на все пуговицы пуховике, только шапку и перчатки снял), затем спросила:

— Можно войти?

— О! — заорал за спиной Ильи, Марек. А вот и женщина! Я не разочарован. Какими судьбами к нам, Анна Ивановна? Садитесь к столу. Откушайте, чем бог послал, — он потряс мешком с сухарями. Отпейте также…

— Надо же! — удивилась Анюта — И этот здесь. Сладкая парочка! Что бы ни случилось, они будут сидеть и пить!.. Алкаши!

— Да, действительно, что же мы сидим? — сказал Марек — Теперь, в присутствии дамы, мы будем пить только стоя!

— Трепло! — с выражением сказала она.

— Ой-ой! Фу ты-ну ты! — сделал вид, что обиделся, Марек. А чего пришла-то к трепачам и алкашам?

— А я не к тебе пришла.

— Ну ладно всё, — вмешался, дотоле молчавший, Илья, — хватит пикироваться!

— Она первая начала обзываться! — пожаловался Марек, делая обиженную рожу.

Анюта пожала плечами и, повернувшись к Илье, спросила

— Ты хоть, можешь объяснить, что здесь происходит?

— Не только здесь! — сказал Илья, чрезвычайно довольный, что за объяснениями обратились именно к нему. Кратко, путано, неоднократно перебиваемый Мареком, он сообщил Анюте всё, что ему было известно. Впрочем, сведений этих только на краткий рассказ и хватало. Выслушав его, Анюта опустилась на стул и уронила лицо в ладони. Илье стало так жалко её, что захотелось обнять за плечи, погладить по голове, сказать на ушко какие-то ободряющие слова, способные хоть как-то утешить, успокоить…

— Вот беда-то, какая! — сказала она, совершенно убитым голосом — А я на завтра, на стрижку записалась… в три часа… Что уставились? Лучший мастер в городе. К нему фиг пробьешься! А вечером в сауну собирались. Теперь, наверное, никто работать не будет…

«Тьфу ты!.. удивленно подумал Илья, — кругом непонятно что творится, а она о причёске! И с кем это, интересно, она в сауну собралась?»

— Сочувствуем! — влез из своего угла Марек. Мне вот завтра, к зубному назначено. К девяти. Между прочим, лучший стоматолог района! — причём по его тону невозможно было понять, серьёзно он говорит, или издевается. Талончик могу показать, — добавил он, увидев сомнение на лицах слушающих. И даже пошарился в карманах своего чёрного пальто.

— Как вы думаете, завтра это закончится? — спросила Анюта, словно речь шла о внеплановом отключении горячей воды.

— А тебе во сколько к парикмахеру? — участливо спросил Илья.

— Я же сказала, в три, — недоверчиво ответила она.

— Как думаешь, — обратился Илья к Мареку, — к трем закончится?

— Обязательно! — без тени сомнения отозвался тот. Я даже думаю, к двум тридцати им надо управиться, чтоб кое-кому успеть до парикмахерской добежать.

— Дурак! — констатировала Анюта, хотя уже с трудом скрывала улыбку. Оба дураки!

— Правильно, — согласился Марек, — зато веселые! Веселые юродивые, всяко лучше мрачных. Ребята!.. предлагаю выпить! Чтоб не раскисать!

— Давайте, — поддержал его Илья — Аня, ты будешь?

— Не знаю… Анюта с сомнением покосилась на стаканы и цилиндр с характерно пахнувшей жидкостью, — а что вы пьёте? Спирт?

— Естественно спирт! — хихикнул Марек. Спиритус вини! Что тут ещё можно пить? Мы же в химическом институте работаем, как-никак.

— Фу, гадость! Ну, каплю, если только, чтоб нервы успокоить.

Достали ещё один стакан. Марек быстренько разлил. Чокнулись молча. Выпили.

— Какая гадость! — отдышавшись, повторила Анюта. Ф-ф-у, как вы её пьёте?

— Так же как и ты, — пожал плечами Илья, — морщимся и пьём.

— А едите что? — она взяла двумя пальцами со стола сухарь, оглядела его со всех сторон и брезгливо положила на место. Он же мышами объеден!

— Сама ты, мышами… возразил Илья. Это, наверное, Степановские дети ели.

Просто все белые сухари уже кончились, остались только чёрные.

— Ладно… она встала, слегка покачнувшись, — подождите, сейчас что-нибудь принесу поесть.

Когда она вышла, Марек тут же пристал к Илье:

— Давай, пока её нет, выпьем ещё по одной. Да обсудим, что делать-то будем.

Они выпили.

— Ну? — спросил Марек. Пойдём ещё раз до дому?

— Ты как хочешь… сказал Илья, хрустя сухарём, — а я в гробу видал, ночью, по такой погоде шастать! Дождёмся утра… рассветет, тогда и пойдём.

— Ладно! — с готовностью согласился Марек. С утра, так с утра. А сейчас-то, что будем делать? Кстати… выпучил он, вдруг глаза, — ты такой фильм помнишь… «Послезавтра», кажется, называется. Там тоже, все раз и замерзло… мож и у нас так… холодный воздух спустился со стратосферы.

— Ладно, синоптик-кинолюбитель, — усмехнулся Илья, — завтра разберемся, что там «послезавтра». А сейчас, спать, наверное, ложится, надо… что ещё делать-то. Слушай, ты рядом сидишь, посмотри там, на термометре, сколько градусов? Что-то вроде, как, теплее стало.

Марек, взяв свечу, долго вглядывался в шкалу висевшего за окном термометра:

— Ни хрена не пойму…

— Давай я посмотрю, — вызвался Илья.

— Знаешь сколько?.. тон у Марека был обескураженным. Я оказывается, просто не там смотрел! Я смотрел снизу, а надо было сверху… Пятнадцать градусов выше нуля! Прикинь!

— Да ну! — усомнился Илья. Быть того не может! Такой дубак был! Ты, наверное, зенки-то уже залил! Протри их, как следует!

— Пошёл ты!.. сказал Марек, вставая со стула и уступая ему место. Иди, сам смотри!

Илья, упершись лбом в стекло, стал вглядываться в показания градусника, а Марек, стоял рядом и тыкал пальцем.

— Вот здесь смотри. Вот!

В мерцающем свете свечи, Илья, наконец, разглядел, что конец красного столбика термометра и впрямь находится, между четырнадцати и пятнадцатиградусной отметкой.

— Ни хрена себе!

— Ага! Убедился! — торжествовал Марек.

— Быть того не может! — упрямо повторил Илья. У этого градусника, просто крыша съехала, как у тебя, и у меня… И вообще всего вокруг!

— Да ты, я смотрю, совсем отупел, мой бедный, учёный друг! Ну, хочешь, давай окно откроем. Убедимся. Оно у тебя не запечатано?

— С ума сошел? Ну, если форточку только…

— Ты глянь, — тыкал Марек пальцем в стекло, — туман-то, какой! И дождь, по-моему, пошел.

После недолгой борьбы с запечатанной форточкой, она, наконец, была открыта, при помощи длинной палки с крюком на конце. Сразу стал слышен шум дождя. Странный, незнакомый запах ворвался в комнату, ударил в ноздри. Влажный, насыщенный, он напомнил Илье летние вечера после дождя, где-то на юге, возле Чёрного моря, где он давным-давно, ещё в студенчестве, работал на уборке фруктов. Но в отличие от того, этот казался значительно сильнее и экзотичней, к нему одновременно примешивались ароматы, каких-то невероятных цветов и прелой листвы.

— Ой! — сказала, незаметно вошедшая Анюта. Чем это у вас так пахнет?

— Оттепелью, — повернулся к ней Илья.

— Да, запашок ещё тот! — констатировал Марек. Как плесень, обрызганная духами.

Было все ж таки ещё прохладно, тянуло сыростью, и форточку решили закрыть. Потом посидели ещё некоторое время, обсуждая произошедшее, в сотый раз, вспоминая все детали нынешнего вечера и гадая, к чему бы это и чем это, может для них обернуться. Допили спирт. Съели все принесённые Анютой пирожки, с капустой и картошкой. Разговор, как-то сам собой зашёл в тупик. Фактического материала катастрофически не хватало. Каждый думал о своем, и говорить больше не хотелось. Тогда решено было идти спать. Так как утро вечера, естественно, мудренее. Спать пошли к Мареку, так как у него в комнате стоял, каким-то образом попавший туда, ещё до появления самого Марека, невероятно старый, скрипучий диван. Хозяину комнаты, постелили в углу шикарное ложе, из фуфаек, халатов и старых штор. А Илья с Анютой, устроились на диване, укрывшись, невесть откуда взявшейся, большой белой скатертью и старым одеялом. Анюта, сразу так крепко прижалась к Илье, как будто год его не видала.

— А где же женишок-то твой? — шёпотом, с нескрываемым торжеством, спросил её Илья.

— Какой такой? — кротко, как она умела это делать, спросила Анюта, ласкаясь, как кошка. А-а, вот ты о чём. Повесился, наверно, от горя.

— Я бы тоже повесился… вздохнул Марек, из своего угла.

— А ты не подслушивай!

— Нужны вы мне больно! — он перевернулся на другой бок и через несколько минут, оттуда доносилось только его ровное сопение. А Илья с Анютой, задув свечку, ещё долго шептались в темноте, потом полюбили друг друга. Тихо, тихо. Когда Анюта, не смогла сдержать стона, Илья закрыл ей рот поцелуем. Чтобы Марек не слышал. А он и не слышал ничего, дрых, как суслик.

Глава третья

Проснулся Илья оттого, что его начали энергично трясти и стягивать одеяло. С трудом, разлепив глаза, он обнаружил над собой, небритую и крайне озабоченную рожу Марека.

— Пошёл ты… Чёрт! — голая, сонная Анюта, натянула одеяло до самого подбородка. Совсем что ли уже?.. она сердито тёрла глаза, — больной, какой-то!

— Пардон! Не знал! — отвечал ей Марек, без особого, впрочем, смущения. Вы тут дрыхнете, а там… он тыкал рукой в сторону окна, — там, чёрт знает, что творится! Ты посмотри, посмотри! — тянул он Илью. Проснуться не можешь? Сейчас проснёшься!

Илье от этих слов стало как-то не по себе, весь сон, как рукой сняло. Что там ещё? Подсмыкнув трусы, он поспешил к окну, куда увлекал его Марек. Картина, которая открылась из окна четвёртого этажа Корпуса моделирования, действительно была такая, что обычной не назовёшь. За низкой крышей опытного цеха, на которой уже не было снега, примерно в километре, за голым зимним березняком, где вчера высилось недостроенное здание, с торчащим возле него подъёмным краном, там, где раньше можно было различить девятиэтажки жилых кварталов, насколько хватало взгляда, до самого горизонта, простирался лес. Зелёный лес!

— Господи ты, боже! — сказала подошедшая к окну, закутанная в одеяло Анюта. Может, я ещё сплю? Ущипните меня. Уйди ты! — отпихнула она руку, собирающегося выполнить её просьбу, Марека.

— Это еще что!.. еще что… возбужденно бормотал тот. Теперь пошли, поглядите, что с другой стороны! Пойдем!

— Да подожди ты, — отбивался Илья от его настойчивых рук, — дай одеться-то!

— Подумаешь, цаца! Нет там никого. Идем, ты удивишься!

— Да уж куда больше… вздохнул Илья, давая себя увлечь к выходу. Анюта, поплотней запахнув одеяло, поспешила за ними.

— Я когда встал, сразу в сортир, — торопясь, рассказывал Марек, когда они вышли в коридор. Вон он, напротив, через две комнаты, воды, правда, нет. Идемте, идемте! Ну, короче, дела сделал, в окно гляжу… Ядрить твою налево!..

Туалет был мужской, и Анна нерешительно остановилась, было, на пороге, но, услышав вопли мужчин, отбросила ложную скромность и пулей влетела внутрь. То, что она увидела в окно, заставило ее судорожно, со всхлипом вздохнуть и, чтобы не упасть, опереться о плечо Ильи.

За окном было море. Не прямо, конечно, за окном, наверное, в километре от здания института. Вид был словно с невысокой горы. И какой вид: до самого горизонта, простиралась бирюзовая гладь, смыкаясь с лазурной голубизной неба. Вправо и влево уходила, скрываясь за холмами, изрезанная заливчиками, белая полоска песчаного пляжа, отороченная изумрудной зеленью леса.

— Может дамбу прорвало и Обское море разлилось? — оправившись от первого шока, предположила девушка. Что? Что вы на меня вылупились? Сама знаю, что глупость сказала.

Мужчины отвернулись от нее и снова уставились на море.

— Ну хорошо, — сказал Илья, — хотя ничего, конечно, хорошего… Здесь море, там лес… а?.. он замялся подбирая верное слово.

— Ты хочешь спросить, где наше? — усмехнулся Марек.

— Ну, в общем, да.

— А это в конце коридора окно. Там внутренний двор.

— А из нашего окна, — пробормотала Анюта, — Площадь Красная видна… Кто-нибудь что-нибудь понимает?

Когда они вернулись в комнату, Илья сел на диван, яростно ероша волосы.

— Что ж это, черт, такое?.. Марек, ты окно не открывал? — спросил он, нашаривая свою одежду. Как там температура на улице?

— Да нет, — Марек, нервно барабанил пальцами по подоконнику. Они же заклеены все на зиму. Ну, сейчас попробую, — он повернул, запирающие окно, ручки и несколько раз с усилием дернул. После третьего рывка рама с треском распахнулась. Посыпалась вата и старая краска. С видом заправского иллюзиониста, Марек обернулся к друзьям, те молча ждали продолжения.

— Алле… оп!

Распахнулась вторая рама и в комнату ворвалась волна жаркого летнего воздуха, сметя все с подоконника и подняв облако пыли.

— Пчхи… чихнула Анюта.

— Пыль с подоконника вытирать никогда не пробовал? — поинтересовался Илья, протирая запорошенные глаза. Марек пожал плечами, на мелочи, мол, отвлекаться изволите. А за окошком, меж тем, стояло настоящее лето, если конечно не принимать в расчет голые остовы берез и осин их, земного леса. Заставляя жмуриться, в комнату заглядывало восходящее, но уже ослепительное солнце. По небу ползли редкие барашки облаков.

— Интересное кино! — сказал Марек, и пояснил, увидев вопросительные взгляды друзей. Дома… то есть на Земле… то есть… в общем, раньше солнце тоже с утра в окно светило. У компа монитор слеп, приходилось шторы плотно закрывать.

— Значит в этом мире, твои окна тоже выходят на восток, — неожиданно спокойным тоном констатировала Анюта.

— В каком «этом мире»? — взорвался Илья. Ты соображаешь, что ты несешь? Фантастики начиталась? Четвертое измерение? Параллельные миры? Совсем сбрендила?

Анюта обиженно передернула плечиками.

— Сам придурок! Разорался… она отвернулась к стене и подозрительно шмыгнула носом.

— В самом деле, — влез Марек, — что ты яришься Васильев, она-то тут причем? И вообще, параллельный, перпендикулярный… а мне чего-то уже жрать охота… и, кстати, пить. А то после этого спирта сушняк, а здесь воды ни капли нет.

— Ладно! — Илья натягивал брюки, раздражение его уже улетучилось. Сейчас пойдём ко мне, там попьёшь, — он застегнул молнии на ботинках. Вы одевайтесь, что вы стоите? Анюта? — он примирительно коснулся плеча подруги. Ну ладно не дуйся! Извини! Одевайся, пошли.

— Может вы выйдете, все-таки?! — возмутилась девушка. Или вам тут стриптиз показывать?

— Хорошо, хорошо дорогая! Только успокойся! Мы пошли, а ты одевайся и подходи в триста пятую. Илья вертел в руках свитер. Надевать, не надевать ли? Тепло вроде?

— Да так пошли, не замёрзнешь. Я вишь как? — Марек был в брюках и в одном старом тельнике, сквозь дыры которого проглядывало его волосатое тело.

Чтобы попасть в главный корпус из комнаты, где работал Марек, необходимо было спуститься двумя этажами ниже и пройти по тонкой длинной кишке перехода. Когда спустя двадцать минут, причесанная и даже слегка подкрашенная, Анюта открыла дверь в триста пятую, мужчины сопя и ругаясь, ползали на четвереньках вокруг большого штатива, пытаясь надёжно закрепить над горящей спиртовкой, эмалированный чайник, так чтоб ненароком не перевернулся. В открытое настежь окно рванулся тёплый ветер, сметя с письменного стола какие-то бумаги. На Анюту зашикали, чтобы скорей закрывала дверь и не разводила сквозняков.

Чайку, однако, в тот раз им попить не довелось. Как только чайник начал обнадёживающе шипеть и пофыркивать, раздалось отдаленное, гнусавое хрипение мегафона, в котором угадывались следующие слова: «Внимание! Просьба всем, немедленно собраться возле главного входа института». Мегафон повторял это, раз за разом. Окна триста третьей выходили на противоположную от главного входа сторону, и поэтому, друзья отправили Анюту на разведку — через коридор, теперь уже в женский туалет, чтоб посмотрела в окно, кто там каркает. Сами остались стоять у двери, ожидая ее комментариев.

— Да идите вы сюда! — позвала Анюта через несколько секунд. Подумаешь, стеснительные какие… Писающих и какающих теток здесь нет…

Друзья переглянулись.

— Резонно! — сказал Марек.

— И вообще, сейчас не до условностей! — подтвердил Илья. И они, столкнувшись плечами, одновременно вошли в туалетную комнату. Анюта, распахнув окно, и улегшись животом на подоконник, с любопытством смотрела во двор.

— Ну-ка, барышня, дай глянуть! — Илья слегка ущипнул ее за обтянутую джинсами круглую попу. Она, не оборачиваясь, отмахнулась и немного посторонилась, давая место. Илья пристроился рядом, а у него над ухом шумно сопел нетерпеливый Марек.

На стоянке возле института царило настоящее столпотворение. Все машины, которые были вчера на перекрестке у леска, теперь расположились тут. К ним прибавились новые во главе со здоровенной фурой «вольво», не поместившейся на стоянке и загородившей собой один из выездов.

Небольшая толпа людей, собиралась вокруг милицейского «уазика», стоящего с края здоровенной лужи у самого крыльца. Мегафон, наконец, закончил каркать и на свет божий появился давешний прапорщик. Теперь он был без верхней одежды и выглядел лихо, пузатый, небольшого роста, в невесть откуда взявшейся фуражке с высокой тульей, весь в портупее и с кобурой на боку. Следом из «уазика» извлекся и его напарник — щуплый юный сержантик, наверно, только после армии. На плече он внушительно придерживал ремень, на котором висел короткий автомат.

Солнце меж тем, припекало совершенно по-летнему, буквально на глазах растапливая сизые кучи снега, истекающие в ответ обильными ручьями.

Прапорщик о чем-то спросил толпу. О чем, отсюда, с третьего этажа было не слышно. В ответ раздалось нестройное гудение.

— Бежим вниз! — скомандовал Марек. А то самое интересное пропустим!

*****

— Граждане!.. У нас произошло ЧП. Я пока не знаю, как объяснить то, что случилось и чем это могло быть вызвано… В общем, никаких разъяснений я пока не получил. Поэтому, как находящееся при исполнении, официальное лицо… представитель власти, так сказать, решил собрать оказавшийся тут народ, чтобы обменяться мнениями, и все значит такое… Ну, в общем, вы меня поняли?! — он зорко осмотрел толпу. Давайте высказывайтесь, граждане, смелее. У кого какие мнения. Хотелось бы обсудить всё прямо сейчас, не откладывая. Никто не знает, сколько у нас с вами осталось времени.

Толпа, от этих его слов пришла в некоторое замешательство и тревожно загалдела:

— Вокруг какой-то лес и города не видно…

— Точно! С третьего этажа видно один лес и больше ничего!

— Почему больше ничего? Вода какая-то… Море!

— Что случилось? Где мы находимся?

— Может это оптическая иллюзия?

Народ заволновался, засуетился, некоторые женщины были недалеки от истерики. Вперед вылез давешний водитель в мохнатой кепке, которую он не снимал, даже не смотря на теплую погоду:

— Лес вам! Море вам! Да вы еще не поняли ни хрена! Дорога в город… ее нет. И города нет… Там обрыв! Мы уже были с утра, видели. Обрыв метров десять! И с другого конца дороги, в направлении на Кольцово, тоже обрыв!

— Обрыв! Обрыв! — повторяли вслед за ним и другие водители, очевидно также успевшие побывать в тех краях. Ничего нет…

Поднялся невероятный шум, большинство людей были близки к панике и потеряли способность трезво соображать.

— Спокойно, граждане! — закричал прапорщик. Спокойно! Разберемся! Предлагаю сейчас поехать туда, посмотреть… и разобраться на месте. Не всем, не всем! — заорал он, увидев, как люди кинулись к машинам.

— Пошел ты!.. сказали ему на бегу. Раскомандовался тут.

Машины одна за другой начали выезжать с площадки перед институтом.

— Давай, поехали тоже! — подошедший Марек, потянул прапора к его «уазику», при этом бросая выразительные взгляды на Илью.

— Я же хотел… растерянно говорил ему прапорщик, — ну чтоб выбрали каких-нибудь… ну, в общем, представителей!

— Тебя как зовут? — уверенно спросил его Марек, усаживаясь на заднее сиденье, и энергичными жестами, подзывая Илью.

— Что? — прапорщик несколько ошалел от Марековой фамильярности. А-а… Николай.

— А я Марек, — Марек, обеими руками, энергично потряс его кисть и вопросительно повернулся к мальчишке-сержанту.

— Петр, — представился тот, но руку не протянул.

— Марек! — повторил Марек. А он Илья. Мы!.. он приложил руку к груди, — представители! — энергичный жест в сторону главного корпуса института. Вы!.. теперь его ладонь на плече прапорщика Николая, — представители! — не менее энергичное движение в сторону скопления машин. «Что он с ними, как с индейцами разговаривает?» — удивился Илья.

— Садись же скорей! — повернулся к нему Марек. Ну что Коля?!.. давай поехали уже, пока исследователи, там с обрыва не попадали.

*****

На заднем сидении, прямо по середине его, лежал автомат. Илья, садясь в машину, осторожно отодвинул его к противоположному краю сидения.

— Я вообще не понимаю, что произошло!.. возбужденно рассказывал прапорщик Николай, когда «уазик» вырулив от института, бодро, помчался по Проспекту науки, — дежурство наше вчера уже кончилось, осталось только оружие сдать, да машину в гараж поставить… а тут такая херня! Рация молчит, туман этот…

— Не понимает, он, — усмехнулся Марек, — эк удивил! Ты мне хоть кого-нибудь тут покажи, кто понимает.

— Может это эксперимент, какой? — напористо спросил прапорщик, подозрительно косясь на него. Вы не знаете? Вы же эти… ученые… в его устах, слово «ученые» прозвучало, чуть ли не ругательно.

— Ну, блин, началось… протянул Марек. Слышь Илюха?.. скоро нас с тобой начнут обвинять, что мы их сюда затащили!

— Ниче я не обвинял… пробубнил Николай отворачиваясь. Просто наукой своей, натворят дел, а потом расхлебывай!..

— Ну, это ты брат не по адресу, — сказал Марек обиженным тоном. Если ученые виноваты, ты с них и спрашивай. А мы-то чего? Илюха химик, я программист… какие ж мы ученые? Ученые они все в очках и с бородками… и шапочки у них еще такие круглые.

Прапорщик хмуро покосился на него, не издевается ли? Не высадить ли наглеца на дорогу? Но лицо у Марека было честное и абсолютно серьезное. Илья отвернулся к окну, с трудом сдерживая смех.

— Этот мудило еще! — прапорщик переключил свое внимание на тощего сержанта.

— Чо мудило-то? — сержант втянул голову в плечи, видимо эту тему они уже проходили.

— Ничо! Х… через плечо! Провозился с алкашом этим!.. как будто сразу непонятно было, что он все пропил…

— Да ладно, Семеныч, чо ты опять начинаешь, одет-то он нормально был…

— Нормально… идиот! Он там остался, а ты здесь!.. и я по твоей милости!

Илья с Мареком переглянулись.

— Да не убивайтесь вы так! — утешил милиционеров Марек. Может еще все наоборот…

— Что наоборот?! — синхронно повернулись к нему стражи порядка. «Уазик» сильно вильнул. За дорогой следи! — прикрикнул на водителя Николай. Что наоборот?

— Ну… пожал плечами Марек, — может это мы тут и остались живы-здоровы, на солнышке греемся… А остальные все… Ух!

— Ух?

— Ну, того! — Марек благочестиво поднял глаза к небу.

Прапорщик посмотрел на него ошалелым взглядом. Отвернулся. Снял фуражку, протер плешь платком. Водрузил фуражку на место и больше не произнес не слова.

Тем временем, прыгая на выбоинах асфальта, «уазик» доскакал до пустыря.

Обрыв и впрямь существовал. Что, впрочем, и до этого не вызывало сомнения. Несколько обогнавших «уазик» легковушек столпились, немного не доезжая до края дороги, их хозяева потеряно бродили вдоль кромки. Водитель Петр резко тормознул, так, что Марек еле удержался, чтобы не клюнуть носом в переднее сидение.

— Орел! — одобрительно сказал он, впрочем, ни к кому не обращаясь. Ну что ж, пойдем, поглядим на дела наши скорбные?

Прапорщик покосился на него, вышел из машины, не закрыв за собой дверцу, и направился к обрыву. Марек с Ильей последовали за ним, сержант остался за рулем. Вид у него был индифферентный.

Дорога обрывалась внезапно, дальше были стволы исполинских деревьев, метрах в тридцати от поверхности, увенчанные густыми развесистыми кронами. Илья подошел к самому краю, глянул вниз и увидел землю, словно из окна второго этажа, сходство усиливалось еще и тем, что обрыв был совершенно ровный и, перпендикулярный к поверхности земли. Словно бритвой срезало. Вниз бежали многочисленные ручейки от тающих наверху сугробов. Дул ласковый ветерок, на небе ни облачка, и погода стояла совершеннейше летняя, словно не было вчера жуткого мороза и вьюги.

— Ты, что-нибудь понимаешь? — спросил Марек. Он опустился на одно колено и, протянув руку, провел ладонью по склону. Только, что не блестит… шлифовали его, что ли? Другие люди рядом с ними, тоже щупали поверхность склона и цокали языками. Несколько поодаль, стояла еще одна группка. Они, возбужденно о чем-то переговариваясь, передавали друг другу здоровенный армейский бинокль. Друзья подошли к ним.

— Ух, ты, бинокуляр! — восхитился Марек. Откуда такой?

— Мой, — угрюмо сказал здоровенный бородатый мужик, в свитере и камуфляжных штанах и зачем-то пояснил. Охотник, я… С охоты тут ехали. Вот приехали…

— Взглянуть не дозволите? — спросил его Марек.

— Гляди… за просмотр денег не берем, — бородач протянул ему бинокль. Вон туда смотри, — он показал рукой в сторону, где между стволами деревьев виднелся просвет. Марек с минуту вглядывался в окуляры, затем молча передал прибор Илье. Тот, в свою очередь, поднес бинокль к глазам.

Мир рванулся навстречу, приближенный двенадцатикратной оптикой. Прямо перед носом стволы деревьев, покрытые грубой коричневой корой. Пожалуй, похожи на сосны. Но не сосны. Ветки кроны густо облеплены короткими иголками, на концах круглые зеленые шишки. Между, так называемых, сосен, другие деревья, поменьше, с пирамидальными кронами, а вон вообще похожие на какие-то пальмы, с копной длинных листьев на верхушке ствола. Все это сливалось в сплошной зеленый ковер, который на самой грани видимого, поднимался к невысоким черным горам.

*****

— Вы мне вот скажите… риторически вопрошал Марек, когда они, в милицейском бобике, мчались обратно в институт — …мы на Земле, или где? Тряска, впрочем, не отличается от земной, — заметил он, когда машину подбросило на очередной колдобине.

— Лучше будем считать, что мы на земле! — сказал ему Илья. Помнишь как в Кин-Дза-Дза? Солнце здесь, значит Ашхабад там…

— Да уж… сказал Марек, — отошли на минутку и затерялись в песках… вернее сказать в лесах.

Они въехали на площадку перед институтом, где их встретили вопрошающие взгляды, остававшихся там людей.

— Пока что господа и дамы… громогласно объявил Марек, выходя из машины — … ясно только то, что ничего не ясно! Могу только подтвердить: там, где мы были, действительно небольшой обрывчик, а дальше лес… Не плачьте женщины! Обождите пока! Будут вас бить, будете плакать, а сейчас не стоит! — многие из женской части населения действительно подозрительно зашмыгали носами и даже начали всхлипывать. Мужчины наоборот начали возбужденно галдеть, на разные лады, повторяя уже навязшие в зубах тезисы, про обрыв, лес и море. Кто-то высказывал нелепые предположения об их месте нахождения, кто-то странные способы спасения из создавшейся ситуации.

— Ну вот… разочарованно сказал Марек, — Товарищ прапорщик, пора брать контроль в свои руки, как считаешь?

Николай пожал плечами и полез на подножку «уазика».

— Тихо, граждане! Па-апрошу без паники!..

К Илье протиснулась Анюта, дернула за руку.

— Ну?!.. чего там, наука говорит?

— Не слышала? Марек же сказал… обрыв, лес какой-то чудной…

— Задолбали вы уже все, со своим обрывом и лесом! — зло оборвала его девушка. Еще что-нибудь можешь сказать?

Илья сглотнул слюну и терпеливо продолжил:

— …а дальше горы. Километров двадцать до них… Ну, пошли мы вдоль кромки обрыва… он покосился на Анюту, та молча слушала, — пару километров прошли, все одно и тоже… Мужики хотели по стволам вниз спуститься, уговорили пока этого не делать. Надо в Институте веревок взять… Что еще?.. Охотники там были… двое человек. Они обещали пройти вдоль всего края, посмотреть как там и что. Кто-то вообще, самостоятельно уже поперся. В общем, приедут… тогда может чего-нибудь прояснится. Люди мерили по спидометру — Институт от того края, где мы были, примерно в полутора километрах. А вот в противоположную сторону гораздо больше! Сколько точно, никто не знает, потому что прямой дороги туда нет. А вообще… Илья с неодобрением оглянулся на шумящее толковище, — как-то уже надо налаживать жизнь. А то людишки, глядишь, скоро друг на друга кидаться начнут. Давай, прими участие — иди вон, дамочек своих, успокаивай.

— Ага!.. Анюта вытерла рукавом кофточки вспотевший лоб, — Успокаивай… Тебе легко сказать… Это у тебя ни котенка, ни ребенка, а у людей семьи дома остались.

*****

Дневник Майи

18.03.200…

«Вот сижу и думаю, с чего начать. Наверно, нужно все по порядку, но кто знает, с какого конца рассказывать, чтобы было по порядку? И где тот порядок! Но тем не менее. Сейчас, наверное, часов десять утра, солнце уже стоит высоко и заметно пригревает. Это радует. Но на этом, к сожалению, заканчиваются все приятности и начинаются одни непонятки.

Во-первых, ни я, ни кто-либо другой, не знает, где именно мы находимся. Я, конечно, имею в виду, в глобальном смысле. А так, лично я, сижу на диванчике в вестибюле Института. Сижу и пытаюсь вести записи в дневнике. Когда папа посоветовал мне вести дневник, он сказал, что это дисциплинирует и приучает держать в порядке, не только дела, но и мысли. Когда записываешь их на бумагу — зачастую находишь ответы на самые разные вопросы в своей жизни. Правда, за последнее время произошло так много всего, что ни о каком порядке и речи быть не может. Впрочем, отвлеклась.

Так вот — я даже не уверена, что мы находимся на Земле, как ни абсурдно это звучит! Уж, что не в городе — это точно! Сотрудники Института милостиво провели с нами экскурсию на крышу. Оттуда видно, что на восток, насколько хватает глаз, расстилаются бескрайние леса… зеленые, заметьте себе! И это в феврале месяце! На улице теплынь, как в мае, только певчих птиц не слышно! А на западе какой-то огромный водоем! Море! В крайнем случае — огромное озеро.

Но я опять отвлеклась! Вчера ночью, когда мы пытались прорваться сквозь эту странную полосу тумана (туманная полоса препятствий, какая-то) у нас, как и у других бедолаг, ничего не получилось! Водитель пытался ехать вперед какое-то время, но потом туман стал таким плотным, что не возможно было разглядеть не только дороги под колесами, но и что находится на расстоянии вытянутой руки. То есть, вообще НИЧЕГО. Одна ледяная серая мгла. Нервы у него не выдержали, да и у меня тоже, и мы, кое-как, даже не разворачивая машины, задним ходом, попятились обратно. В какой-то момент, я испытала отчаяние, мне показалось, что ехать назад так же безнадежно, как и вперед, но тут послышались голоса людей и мы выбрались обратно на дорогу.

Сейчас-то я понимаю, как нам повезло, что вовремя струсили и вернулись. Оказались бы посмелее — свалились бы с обрыва!

Потом все ломанулись к Институту. Ну и мы тоже. Припарковались на институтской стоянке. В итоге, переночевали в машине. А куда деваться? Институт заперт, а мороз стоял неимоверный, наверно, как на Северном Полюсе, или еще сильнее, как на Южном. Таксисту каждые пятнадцать минут приходилось заводить двигатель, чтобы нам не замерзнуть в конец.

А среди ночи по крыше такси застучали капли — снег с берез, насаженных вокруг институтского двора, стал стаивать. А утром во все стороны, уже текли ручьи, сугробы оседали на глазах. Пока мы офигевшими взорами окидывали окружавшую нас нереальность, выглянуло солнце. Под его лучами, снег кажется, вообще начал испаряться.

Кроме нас у института ночевало еще с десяток машин — и те, кто не успел уехать с работы и случайные проезжие, вроде меня с моим таксистом. Кстати, его зовут Виктор Сергеевич, он ничего такой мужик (разрешил мне покемарить на заднем сидении), только молчаливый и курит много. Но я опять отвлеклась.

Короче, утром, как только мы с ним протерли глаза, сразу стало ясно, что за ночь произошло очень многое. Но я повторяюсь — это наверное от волнения. Так вот, некоторые уже успели съездить в обе стороны дороги. Возвращались очень быстро, у всех совершенно очумевшие лица и глаза по пять рублей. И все твердят одно и то же — города нет, есть лишь обрыв и лес. Все!

Вот сижу и думаю, когда-нибудь, когда я стану жутко знаменитой, и мой дневник купят за сумасшедшие деньги, чтобы издать его многомиллионным тиражом, какое название я придумаю для всей этой истории? Моя мама всегда говорила, что самое главное — уметь подать себя, произвести впечатление с первых минут. Так что название должно быть оригинальным. Но об этом я подумаю потом, когда появится хоть какая-то известность и определенность. А пока — сижу и жду неизвестно чего. Впрочем, как и все здесь. Народ с утра ходит, словно пыльным мешком из-за угла стукнутый. Тут на стоянке перед институтом собрались совершенно случайные люди. Вчерашняя фура, джип при ней. Автобус, с десяток легковушек. А может и больше. Они постоянно в движении — подъезжают и отъезжают.

Среди наших лишенцев есть мамаша с двумя детьми — мальчишки-погодки лет двенадцати. Ребятня устроили шумную возню на стоянке, бегали и орали в течение часа. А потом один из них подбежал к матери и заявил: «Мама, я пить ужасно хочу!» На что получил от матери подзатыльник, и заявление, что никакого попить у нее нет, и что они ее с ума сведут, и всю душу вымотали, и чтобы они забрались немедленно в машину, и сидели там не шевелились. А она сходит и поищет попить. Где она собиралась брать воду, я не представляю, вахтерша из института сказала: ни в одном кране воды нет. Я и отдала незадачливой мамане бутылку с минералкой — купила вчера в дорогу, но даже не открывала. Пока женщина (ее зовут Татьяна) поила своих детенышей, я успела узнать у нее все эти сведения про изменившиеся окрестности. Она тоже несколько раз ездила туда-сюда…туда-сюда… все поверить не могла. «А ведь собиралась же вчера ехать другой дорогой, нет, захотелось срезать. Срезала!» Она долго мне повторяла одно и тоже. Я не особо вслушивалась в ее жалобы, да и она не особо нуждалась в том, чтобы ее внимательно слушали. Есть кому жаловаться — она и жалуется»

*****

Майя оторвалась от дневника и откинулась на диванчике: «Собственно писать больше нечего. Сведений новых нет и мысли, как-то вдруг, все кончились. Где, интересно, колпачок от ручки? Ну, естественно, во рту. Так и не могу отучить себя от школьной привычки — покусывать его во время письма». Девушкаоглянулась по сторонам. Кроме нее в вестибюле никого не было. В этот момент, Майя внезапно сообразила, что у большинства оказавшихся здесь, рядом кто-то родной или знакомый, а она вот, одна одинешенька. Ей, всегда прежде, окруженной толпой родственников и друзей, вдруг оказаться одной в целом мире… Может сходить, поболтать с Татьяной или к своему такси? Но Татьяна опять заведет свою волынку, про то, как все это сведет ее с ума, а Виктор Сергеевич, тот и вовсе, молчит как сыч. Девушка перечитала последнюю фразу в дневнике, тяжело вздохнула: «Пишу какую-то фигню… кому оно надо?» Захлопнула тетрадь, бросила в сумочку, повесила ее на плечо, и с трудом приоткрыв тяжелые стеклянные двери, выскользнула на улицу.

Солнце заливало институтский двор даже не по-весеннему, а по-летнему. Таксист ковырялся под капотом своей «Волги» — что-то там перебирая. Майя подумала, что он, возможно, единственный из водителей, не поехал «обрыв смотреть». Рассудительный мужик, спокойный. На общую панику не поддался. А, может быть не любопытный или просто тормоз.

Кроме такси перед институтом стояло еще с десяток машин. Прямо перед институтским крыльцом громоздился вчерашний «ПАЗик» — дверь приоткрыта, сквозь окно салона видна кондукторша. Сняв с себя зимнюю куртку и платок, сидела в одной вязаной безрукавке и цветастом свитере с люрексом. Рыже-седые волосы закручены на затылке в пучок. Майя заглянула в салон автобуса и с удивлением обнаружила, что кондукторша старательно пересчитывала и записывала выручку, сверяясь с номерами билетов. Более бессмысленного занятия, по нынешним временам, Майя представить себе не могла. Водителя нигде не было видно, тоже наверное, поперся на обрыв, оставив охранять автобус эту бабку. Кондукторша, продолжая механически перебирать мелочь, неприязненно взглянула на любопытную девицу: «Чего надо? Автобус никуда не пойдет. Нечего в салон лезть!».

Грубиянка! Брови домиком, круглые глаза увеличенные толстыми линзами очков, маленький крючковатый носик посредине обрюзгшего лица, поджатые губы. Ну точно сова в зоопарке. Девушка отошла от автобуса и огляделась. Поперек двора расположилась фура — символ несчастья. Вот не раскорячься она вчера поперек улицы — Майя была бы сейчас уже на подъезде к дому! Давешний «Лэнд Крузер» тоже стоял рядом. Все дверцы распахнуты. Было видно, что водитель дрыхнет, откинув спинку сиденья и натянув на глаза кепку. «Ночью что ли не выспался? А сколько, интересно, их там было в джипе? — Майя огляделась. Ага, наверняка вон тот из их компашки — квадратный, широкоплечий, несмотря на теплую погоду, в кожаной меховой куртке. Ну и фрукт — коротко стриженая башка, рожа кирпичом — типичный персонаж сериала про бандитов. Фу, урод!» Другой дядька, очевидно водитель фуры, нервно покуривал на подножке своего «вольво». К нему подошел еще один пассажир джипа — коренастый крепыш, что-то тихо спросил. «Водитель» лишь в ответ покачал головой, продолжая курить. Майя принялась воображать их историю: «К бабке не ходи — наверняка уговорили мужика не левый рейс, мол, туда и обратно, никто и не заметит. А тут — на тебе — мало того, что попал неизвестно куда, так еще и неизвестно, как отсюда выбираться! Ничего, терпи, браток, нам тут всем не легко!»

Рассудив таким образом, Майя незаметно сделала «браткам» ручкой и пошла в другую сторону. Ага, некоторые, оказывается, времени даром не теряют. Девица из «тойоты-старлет», решила воспользоваться солнечной погодой. Она разделась до пояса, оставшись в сине-голубом кружевном лифчике и цветастых джинсах, и пристроившись на капоте своей «старлетки» — загорала. Запрокинула лицо с острым носиком, глаза закрыла, челюсти равномерно двигаются — жует жвачку. Время от времени поднимает руку — откидывает со лба пряди челки. А челка у нее примечательная! Пряди выкрашены в два цвета — розовый и зеленый, и длиной до нижней скулы. При этом, волосы на затылке острижены почти под ноль. Хорошая прическа. С такой, незамеченной не останешься! Кого же она Майе напоминала? Точно! Тетин волнистый попугайчик Дуся, один в один. Неподалеку от девицы, отирался тощеватый молодой человек, очевидно, ее спутник. Он бросал косые взгляды в разрез лифчика, и что-то постоянно грыз, как хомяк… Кажется кедровые орешки. Нет, для хомяка слишком тощ… скорее бурундук.

Составив свое мнение, и об этой парочке — Майя, потеряв к ним интерес, отвернулась. Кто еще тут остался без ее внимания? Ну, Татьяна с пацанятами… Теперь ее мальчишки ползали по салону «Жигулей» — по очереди принимаясь крутить руль и изображать из себя Шумахеров.

А вон та машина посолидней, как и ее пассажирка… припарковала свою «Ауди» в сторонке. Интересно, кто она? Бизнес-леди? Или просто жена — любовница — дочь, какого-нибудь миллионера. Хотя, для дочери — старовата. Как не штукатурься, а на ярком солнышке видно, что девушке далеко не двадцать. Хотя выглядит великолепно — приятные, хоть и несколько высокомерные черты лица, дорогой винно-красный брючный костюм, ухоженные руки с маникюром и с изящными золотыми колечками на всех пальцах. Роскошные пепельные волосы до плеч. Свою шубу она давно уже скинула в салон автомобиля, а теперь сняла и жакетик, оставшись в черной кружевной блузке с прозрачным верхом. И, кстати, единственная была не в зимних сапогах или ботинках, а в туфлях на высокой шпильке. Явно, ехала куда-то — в театр, или в гости. Ехала, да не доехала. Как собственно и все здесь присутствующие. Сейчас великолепная дама, сидела в машине на переднем пассажирском сиденье и, выставив ноги на улицу, неспешно курила. Взгляд блуждающий, на лице отсутствующее-презрительное выражение. Ну и фифа!

А вот простая отечественная «десятка». Как ни странно, но Майя запомнила водителя этой машины в числе первых, притом, что в общую говорильню он не лез, держался в стороне. Интересно кто он? Чем занимался в прошлой жизни? Высокий, плотный, волосы коротко стрижены. Красивые крупные ухоженные руки, обручального кольца нет. Далеко не старый, но и не особенно молодой. Лет сорок с небольшим. Одет в простые джинсы и пиджак. Раньше так ходили одни колхозники, а теперь, все кому не лень, включая эстрадных звезд. Мужчина с задумчивым видом, прохаживался рядом со своей «перевернутой подводной лодкой». Слишком он какой-то положительный. Как бы его обозвать? Никакие насмешливые прозвища к нему не приклеивались и Майя, так ничего не придумав, ушла.

Оказалось, что она обошла двор по кругу, вернувшись к исходной точке. Делать больше было нечего. Майя, еще немножко поглазела на загорающую девицу, удивляясь ее непосредственности. Та лениво приоткрыла один глаз (ну настоящий попугайчик!), посмотрела на непрошенную зрительницу, надула пузырь из жвачки. Пузырь лопнул, облепив ее губы. Нахалка!

Остальной народ сидел притихший и пришибленный, про них и сказать-то было нечего, каждый жался к своей машине, как к кусочку оставшейся ему реальности, и понуро ждал чего-то. Точно пассажиры, у которых отменили рейс, не сказав при этом, когда будет следующий.

Даже у машин был потерянный и понурый вид. Майя посмотрела на автобус — «тетушке Сове» внутри не жарко что ли? Чего она там сидит? Хоть двери и открыты, но шпарившее во всю солнце, наверняка раскалило эту железяку. Вон, даже упертый браток из джипа, сбросил свою меховую куртку. Наконец, кондукторша тоже пришла к выводу, что нужно пойти подышать свежим воздухом — она медленно поднялась со своего места, подошла к открытой двери. Майя увидела ее глаза — остановившиеся, остекленевшие, и уже сделала шаг к автобусу, чтобы спросить, не плохо ли ей, когда у той как-то странно дернулось лицо, и пожилая женщина стала падать головой вперед, прямо в разрез открытых дверей автобуса. Кто-то закричал, несколько людей рванулись к ней. Не успели — от страшного стука, с каким голова кондукторши ударилась об асфальт, Майю передернуло. Первым подскочил Виктор Сергеевич, следом спутник загорающий девицы. Затем и другие люди повыскакивали из своих машин. Только пассажиры джипа равнодушно наблюдали за происходящим.

— Женщине плохо! Вода, вода есть у кого-нибудь? — Виктор Сергеевич смотрел на Майю, каким-то несвойственным ему, заполошным взглядом. Ну что уставилась узкоглазенькая?! Воды найди!

Майя испуганно пожала плечами — вода ли ей нужна? Потом оглянулась на Татьяну — женщина с бледным лицом стояла возле своих «Жигулей», прижав к себе детей.

— У вас осталась вода? — крикнула ей Майя, та кивнула головой, но с места не тронулась. Майя бегом кинулась к ним. Татьяна молча показала ей рукой в салон — на заднем сиденье лежала бутылка с остатками минералки. Схватив ее, девушка помчалась обратно к автобусу — но там вокруг упавшей, плотно толпились люди. Майя попыталась растолкать любопытных, но ее опередили:

— Пропустите, пожалуйста! Дайте пройти, я врач, — раздвинув зевак, как ледокол льдины, к женщине протиснулся хозяин «десятки». Майя пролезла следом за ним. Он сел рядом с неподвижно лежащей кондукторшей на корточки, положил ладонь ей на шею, проверяя пульс.

— Доктор, что с ней? — пристроившаяся рядом Майя, заглянула ему в глаза. Перегрелась?

— Это как минимум! Не считая черепно-мозговой… Так… нужно унести ее куда-нибудь, где попрохладнее, и где мне будет удобнее ее осмотреть.

Кое-как подняли кондукторшу на руки — женщина была отнюдь не дюймовочка, отнесли сначала в вестибюль института. Бабка-вахтерша, увидев их, засуетилась, выскочила из своего загончика.

— Медпункт, тут есть какой-нибудь? — спросил доктор.

— Есть, есть пункт! — закивала вахтерша. Тут рядом, на первом этаже. А что с ней? — ей никто не ответил и она, схватив с доски нужный ключ, быстро пошла вперед, показывая дорогу. Сама открыла дверь. Вот сюда, давайте… на кушеточку. Тут и простыночка есть!

Врач окинул окружающих хмурым взглядом:

— Я сейчас буду делать осмотр… пожалуйста, всех попрошу!.. он кивнул головой на выход.

— Да, да! — засуетилась вахтерша выталкивая любопытных за дверь — Нечего глаза доктору мозолить, идите, идите, посторонним нельзя тут!

Народ побрел обратно на улицу.

*****

Вернувшись в вестибюль института, Майя вспомнила, что, между прочим, ничего не ела со вчерашнего дня. Нервы нервами, но теперь пустой желудок внезапно напомнил о своем существовании бурчанием и тошнотой. Девушка оценила свои припасы — кроме бывшей бутылки с водой у нее в сумке имелись еще пара яблок и тетушкины пирожки с капустой и с мясом. Яблоки — это неактуально, а вот пирожки в самый раз! Не сразу вспомнила, где оставила сумку. Ага, да вот же она — пристроилась возле кресла под доской с объявлениями. Майя расстегнула замок, порылась в сумке, среди вещей. «Куда же тетя сунула пирожки? Ага, вот он пакет, в отдельном клапане». Достала, один надкусила — с мясом — пойдет. В этот момент вернулась вахтерша:

— Эй, девушка!.. маленькая, черненькая…

— Я? — Майя с удивлением посмотрела на свое отражение в большом зеркале.

— Да, да, вы!.. давай, иди назад к доктору — помочь нужно. А я тут посижу, мне от ключей далеко нельзя!

Майя пожала плечами — не такая уж она и маленькая, а если на каблуках, так и вполне нормального роста. Запихнула сумку обратно под кресло и, пройдя через безвольно крутящийся турникет, вернулась в медпункт, жуя по дороге пирожок. Заглянула в двери — в кабинете остро пахло какими-то лекарствами. «Тетушка Сова» так и лежала, с закрытыми глазами, а доктор перебирал коробки и флаконы в стеклянном шкафу.

— Вас вахтерша прислала? — спросил он не оборачиваясь, очевидно увидев отражение девушки в дверце шкафа. Голос спокойный, глубокий. Человеку с таким голосом, как-то хочется доверять. Что? — удивленно обернулся он, услышав невнятное мычание в ответ. Майя с трудом проглотила последний кусок пирожка:

— М-м-м… Да… меня… Вам помощь нужна?

— Мне нет. А вот женщине — может понадобиться.

— Что с ней?

— Острый приступ стенокардии. Предынфарктное состояние. Еще и головой приложилась… А все, что я могу предложить — полный покой, и, пожалуй, и все… Так что нужно будет за ней ухаживать… как вас зовут?

— Майя…

— Очень приятно, Майя!.. э-э?

— Николаевна… не надо Николаевна… просто Майя!

— А я, Алексей Федорович… хирург. Значит, так Майечка!.. пока время есть, нужно пересмотреть все местные запасы на предмет, как наличия, так и отсутствия предметов первой необходимости. Я почему-то совершенно уверен — в ближайшем будущем нас ожидает еще очень много неприятных сюрпризов.

— Эта женщина все утро просидела в автобусе, в духоте… поэтому, наверное, с сердцем плохо и стало!

— Я сейчас не об этом. Я имею в виду — удивительно, что тут одна больная, а не целый лазарет. Мы оказались в незнакомом месте, на неизвестно какой срок, и что нам ожидать от будущего, я лично, не очень-то себе представляю. Но с болезнями попытаюсь справиться! Опыт, какой-никакой, имеется.

— Я в этом не сомневаюсь! — Майя несколько раз нажала на грушу, лежащего на столе тонометра и виновато улыбнувшись, добавила. Только, непонятно от чего страховаться…

— Пусть так. Но лучше быть готовым хоть к чему-то, чем не готовым ни к чему. Так… Алексей Федорович придирчиво осмотрел шкаф. Тут, пожалуй, все ясно. Особо не разбежишься, но, тем не менее, тем не менее… кое-что…

Оставив в покое тонометр, девушка подошла к окну. Солнце перебралось на другую сторону и площадку перед Институтом накрыло тенью. В кабинете было прохладно, массивное здание еще не успело прогреться.

— Вон вам, Алексей Федорович, глядите — может, это первые сюрпризы пожаловали!

Во двор, во главе кавалькады из нескольких машин въехал милицейский «УАЗик». Лихо развернувшись, встал прямо перед крыльцом. Захлопали дверки, люди выбирались из машин, собираясь в толпу возле него

Из милицейской машины помимо пузатого прапорщика и тощенького сержанта выбрались еще двое гражданских, сотрудников Института, которых делегировали на обрыв. Один, маленький, толстенький, экспрессивно размахивал руками, и что-то возбужденно говорил окружающим. Второй высокий, симпатичный, пока помалкивал. А вот и его длинная, тощая подружка… спешит из дверей Института. С ней еще какие-то тетки. Подружка или жена? Да какая Майе, собственно, разница? Наверное, все-таки подружка.

— Разведывательная-оценочная экспедиция» вернулась. Что-то долго они там ковырялись, — Майя оглянулась. Доктор возился возле кондукторши.

— Я пойду вниз, послушаю?..

— Идите, идите. Я сейчас закончу тут и тоже спущусь.

Майя пулей вылетела во двор. Около приехавших машин собралась целая толпа. К приезжим добавились институтские. Все что-то возбужденно говорили и размахивали руками. От недавнего апатичного настроения людей не осталось и следа. Постоянно слышались крики: «Ничего нет», «Обрыв», «Лес кругом», «Тише граждане, не создавайте паники», «Нужно развести костры, нас заметят и спасут», «Я же говорила тебе, что нужно было ехать в объезд»… Майя ловко протиснулась в первые ряды, чтобы разобрать хоть что-нибудь. Наконец, прапорщик влез на подножку машины и закричал, перекрывая гомон толпы:

— Тихо, граждане! Па-апрошу без паники! Паника делу не поможет! Ситуация в которой мы оказались, прямо скажем, паршивая, и так сказать, чреватая. Но, тем не менее, в наших же интересах, соблюдать спокойствие и вести себя соответственно… Да, так вот… предлагаю начать с того, чтобы все сейчас спокойно достали свои паспорта и сдали их мне, на время… так сказать…

— А мочу на анализ тебе не сдать? — крикнул кто-то за спиной у Майи.

— Их просто перепишут и все, — как ни в чем не бывало, продолжил милиционер. Чтобы, значит, точно знать кто, откуда и вообще, мало ли что… вот вы, девушка… он ткнул пальцем в сторону Майи — вы, я смотрю, все что-то записываете?

— Это я так, для себя! — Майя двумя руками ухватилась за свою сумочку с тетрадкой.

— Я и говорю, порядок должен быть!.. Так вот, вы сейчас спокойно сядете где-нибудь в тенечке, и по очереди запишите всех, ну, у кого не будет паспортов, тот, конечно, может так сказать. Но, граждане не шумите, нужно же нам знать, сколько нас тут душ всего? Мало ли что!

Народ пошумел, покричал и стал расходиться. Но какая-то очередь образовалась — люди подходили к Майе и протягивали ей свои документы, или же просто так называли фамилии и адреса. Девушка записывала их на последней странице своей тетради, и первой вписала себя: Майя Николаевна Сурина, прож. г. Абакан, ул. Рашетова…

*****

Обходя лужи к «уазику» приблизились Борис с Егором в сопровождении институтского ветерана, технолога Михаила Аркадьевича Штерна. В делегацию также входили и несколько водителей злосчастных автомобилей. Один из них, седой и представительный мужчина, представился:

— Петренко Алексей Федорович, врач, хирург. Я думаю, что надо как-то начинать налаживать здесь быт. Пока еще все прояснится, если вообще прояснится, а пить кушать уже хочется. Да и голодные, неустроенные люди, гораздо более склонны к панике и необдуманным действиям в отличие от сытых.

— Мы тут посоветовались… вступил в разговор Борис. Думаем, пора вскрывать буфет.

— Вы что ж думаете?.. усомнился прапорщик Николай, — мы тут надолго? Щас, значит, начнем хозяйничать, а нас потом за это раком поставят! За расхищение, так сказать, казенного имущества…

Петренко посмотрел на него с сожалением.

— Вы бы, прапорщик, раньше свою сознательность проявляли! А то, как на дорогах взятки брать…

Николай посмурнел лицом, даже, кажется, начал надуваться, как кот перед дракой.

— Стоп, стоп, стоп! — влез между ними Марек, предотвращая готовую вспыхнуть ссору. Зря вы так товарищ врач, Николай наш, вовсе даже и не гибддешник! Правильно я излагаю?

— Патрульно-постовая, — буркнул прапорщик.

— Вот! — Марек поднял указательный палец. Так что не надо человека так оскорблять!

Тут, глядя на оскорбленного прапорщика, Илья вспомнил разговор в «уазике», о том, что милиционеры попали сюда, как раз из-за того, что не вовремя решили обобрать пьяного.

— Но! — меж тем продолжал Марек. Я совершенно согласен с предложением — буфет надо вскрывать! В конце концов, его содержимое, институтское имущество, значит, ответственность за него лежит на нас, работниках института! А ты Николай, тут не причем. Если что, скажешь, что поддался давлению общественности. У нас чрезвычайная ситуация, так что никто нас за это не осудит. Тем более что холодильники не работают и продукты, на такой жаре, все равно скоро испортятся. Лучше уж мы их съедим. Верно, Михаил Аркадьевич? Вы тут у нас самый старший наверно, что скажете?

— Что скажу? — ветеран нервно комкал в руках свой берет, принимать ответственные решения было для него непривычным делом. Скажу, э-э, что таки да, доступ к буфету нам необходим. Глупо пропадать с голоду, имея под боком запас продуктов, пусть даже и небольшой. Однако хочу подчеркнуть, следует избежать вакханалии и анархии. Предлагаю составить список, так сказать, личного состава и продукты выдавать в соответствии с этим списком. Несколько бюрократично, зато всем достанется.

— Красиво излагаете! — похвалил его Марек. Четко, грамотно, по-военному! Вы в армии, часом, не служили?

— Составляют уже список! — сообщил прапорщик. Вон, той девке поручил. Вы тоже, кстати, запишитесь.

Глава четвертая

Дневник Майи 18.03.200… вечер

«Сейчас уже вечер, скоро совсем стемнеет… Устала я что-то. Не то чтобы переработалась — от переживаний устала. Заканчивается первый день нашего пребывания в «Этом Мире», как не дико это звучит. Даже если место, в котором мы находимся, расположено на Земле — то не на нашей Земле. Хотя… тут народ, все плетет что-то, про какой-то эксперимент. Про массовый гипноз. Но, по-моему, это скорее массовый психоз — паранойя. Я их не осуждаю — от происходящего, действительно можно шизануться. Но, «Этот Мир» совершенно реальный, хоть и совсем чужой. Я имею в виду большой Мир, который окружает наш маленький — оставшийся нам, вещественным осколком прошлого. Какая-то чужая Земля, живущая по другим законам. Тут не только мы, люди, но и березы вокруг института, мыши в подвалах и вороны на крышах — все не вписывается в новую реальность. Не знаю, откуда такое ощущение, ведь если сидеть на лавочке возле института, никаких признаков чужого пока что незаметно, но это просто сквозит отовсюду! Хотя… Солнце всходит на Востоке, а садится на Западе…

Ну ладно, хватит бесплодных рассуждений, а то скоро стемнеет, фонаря у меня нет, и в результате, я не успею ничего записать.

Итак — первое: конкретного результата, все эти экспедиции к обрыву, пока не дали; второе: зато появилась некоторая определенность в организации нашего быта — цыганский табор под открытым небом, постепенно перебирается в стены института; и, наконец, третье: нас тридцать шесть человек, включая одиннадцать женщин, двадцать три мужчины и двух детей. «Братки» к регистрации интереса не проявили, поэтому остались у меня безымянными.

Сначала порешили, а потом, под бдительным присмотром институтских — Михаила Аркадьевича (по виду, типичный старый еврей из анекдотов) и Варвары Петровны, провели, своеобразную «ревизию» в буфете. Продуктов не так чтобы много, но на самое первое время хватит.

Значица, мы имеем: мешок гречи, пол мешка риса, пару мешков картошки, коробку сливочного масла, два десятка банок тушенки, с десяток рыбных консервов, несколько десятков яиц. Еще в наличии сухое молоко (немного), пять банок сгущенки (ее сразу спрятали подальше, типа, детям), пять буханок хлеба, коробка с сухофруктами. Чипсы, печенье, глазированные сырки и прочая фигня. Еще соль, сода и мука. Чай в пакетиках, растворимый кофе. Из напитков — минералка, да всякие Колы с Мириндами. Пиво еще. И сигареты есть. Михаил Аркадьевич притащил толстый журнал учета и велел все переписать в него, с тем, чтобы досконально знать, сколько продуктов мы израсходуем в один прием.

За записи взялась Татьяна — бухгалтер в прошлой жизни — она несколько раз пересчитала все запасы, заглянула в каждую подсобку и холодильник, узнать, не завалилось ли, не закатилось ли чего съестного.

Также поступило предложение, проверить институтские кабинеты — мало ли, что там могло оставаться по столам и холодильникам. Но сегодня прошлись лишь по некоторым комнатам, первого этажа, главного корпуса. Есть еще разные мастерские — механическая, столярная, стеклодувная и пр. там тоже может быть съестное от прошлых хозяев.

Жаркий спор неожиданно разгорелся у дверей институтской кассы. Ключей у вахтерши, понятное дело, не оказалось — хранятся где-то в другом месте. Милиционер встал в позу — жратвы, говорит, там нет, зато, мол, деньги, возможно какие-то ценные бумаги, потом отвечать… Остальным, в общем-то, было пофиг. Но один из братвы с джипа (он единственный из них, все время таскался с нами), вроде бы зовут его Владик… так вот этот «кажется Владик», как психованный стал орать у двери, что, мол, сволочи ученые, затащили всех куда-то к черту на кулички, а теперь еще и прячут, что-то особо ценное, от граждан-пострадавших. Самое смешное, что среди «граждан-пострадавших» нашлись сочувствующие этому придурку. Прапорщик, попытался культурно утихомирить истерика, но то все орал. Тут вмешались институтские. Они, пообещали братку, что прямо сейчас найдут ключи от кассы, откроют ее специально для него, а потом запрут его там. Пусть сидит, наслаждается чтением приходно-расходных ордеров. Владик быстро смикитил, что расклад не в его пользу и припух. Дебил! Ясен ведь пень, что там одни бумажки. Куда бы этот Владик с ними поперся? В лес под елку? У народа, похоже, мозги, как заклинило, так и не расклинило, для них эта бумага еще чего-то стоит. Я вот специально вечером сидела и рассматривала пятисотку — водяные знаки, защитная полоска, микрографика… говна-пирога… Еще вчера, это были приличные деньги… ну, не то чтобы уж сильно приличные, но все-таки… А сейчас? Подтереться ей… Несравненно полезней, лишняя пачка чая или блок сигарет.

Ладно, растеклася мыслию по древу.

После того, как переписали продукты в столовке — тут же назначили дежурную «бригаду поварих». В составе: Варвары Петровны — у нее ключи от всех ящиков и кладовых; Татьяны — как она сама сказала — будет вести учет продуктов; и вашей покорной слуги — ну, мне не привыкать — могу приготовить обед хоть на тридцать, хоть на сто человек. Научилась, пока маме в экспедициях помогала.

Потом возникло замешательство. Как готовить? Электричества-то нет. Не на костре же. Хотя, некоторые светлые головы не замедлили предложить эту идею. Институтские долго совещались. Потом кто-то из них вспомнил, что вроде, на складе есть газовая плита с институтской базы отдыха. Решили заодно и склад проверить, на предмет изучения полезности его содержимого.

Что там не говори, а институтские мне нравятся! Не бегают, как наши лишенцы, от одного обрыва к другому, не гоношатся: спасите, помогите! Не выдвигают идиотских версий, типа, брошены в параллельный мир, научным гипнозом. Вообще не обсуждают: где, когда и зачем? А обсуждают: как жить и что делать? Согласна — это первично в нашем положении. Когда будет чего пожрать, тогда и будем думать, куда нас занесло!

Однако, все это лирика! Так вот, отправились они на склад и спустя примерно, полчаса, приперли, на тележке здоровенную плиту, конфорок на десять. И заодно, пару баллонов с газом. Говорят в стеклодувной мастерской, полно этих баллонов. Ну, хоть что-то радует! В итоге, еду мы сготовили. Наспех, конечно. Тем не менее, съедобно.

Ужин прошел в мрачном молчании, все торопились скорее поесть и уйти спать. Некоторые отправились по своим машинам. Кое-кто устроился на креслах в вестибюле. Я болталась, как неприкаянная, пока меня не позвала Варвара Петровна. Предложила переночевать в буфете, заодно и продукты покараулить, чтоб не сперли несознательные товарищи, дескать, лицо у меня честное и она мне полностью доверяет. А сама она переночует в вахтерской каморке на топчанчике, все ж таки от ключей ей нельзя далеко.

Кто-то из шутников, вяло заигрывая, поинтересовался, а не пущу ли я его себе под бок. Я игнорировала идиотскую шутку, а Варвара Петровна, совершенно серьезно заявила, что типов с такими физиономиями и от продуктов и от девушек надо держать подальше, и что такие бугаи могут и на полу переночевать, или где-нибудь в другом месте — ничего с ними не сделается.

Сейчас она в медпункте. Пошла проведать «тетушку Сову» из автобуса. Та, так и не пришла в себя. Похоже, с ней дела совсем плохи. Алексей Федорович, что-то там упоминал про гематому мозга…

Ну, вот совсем стемнело. Буквы расплываются, писать никакой возможности больше нет, так что, бай-бай, до завтра!»

*****

Несколько минут Майя лежала и смотрела в непроглядную тьму перед собой. Ничего не видно, хоть глаз коли. Это потому что шторы задернуты. Она прислушалась к себе. Сердце скакало в груди, как заполошное. Душно. Нужно выйти на свежий воздух, заодно и до ветру прогуляться. Решивши так, Майя поднялась со своего ложа из составленных в два ряда стульев, нащупала ногами тапки. Подошла к двери и, отодвинув щеколду, выглянула в коридор. Никого. Как была в ночнушке, в темноте все равно ничего не видно, она вышла из буфета. Несколько десятков шагов по короткому коридору, бессильная вертушка турникета, тяжелые двери. Девушка вышла на крыльцо и остановилась, вглядываясь в темноту.

Асфальтовая площадка, упирающаяся в бывший газон, машины, возможно припаркованные тут навсегда. Безумное количество звезд над головой и их двойники-отражения в лужах под крыльцом. Созвездия вроде и знакомые, но в тоже время, какие-то не такие. Непривычные. Словно звездам надоело сидеть на одном месте, и они разбрелись кто куда. Только луна за прозрачными кронами берез, какая была, такая и осталась. Майя еще раз оглядела площадку перед институтом — в темноте она казалась бескрайней. Свежий ветер щекотал голые ноги. «Кажется, скоро начнет светать. Небо на востоке уже чуть-чуть розовеет. Надо возвращаться, а то торчу посреди крыльца, словно пугало, еще увидит кто, в таком виде», — она покосилась на пустые черные окна института. Ну, все, по быстренькому делаем свои дела и обратно в койку». Вернувшись в буфет, Майя заперла за собой дверь и вновь улеглась на свою импровизированную кровать. Завернулась в одеяло и, зажмурив глаза, попыталась уснуть. Как ни странно, это получилось почти мгновенно.

*****

Под утро Илье приснился нечто странное. Вернее сам сон не запомнился, он был длинным и путаным, в памяти осталось лишь его окончание. В этом окончании, он садился в трамвай, чтобы ехать в Институт. Хотя точно знал, что никакие трамваи туда не ходят, там и рельсов-то сроду не было. Но почему-то сел. Они ехали и ехали. Мимо каких-то товарных станций, мимо стрелок и дорожных переездов. Вот и знакомые ряды гаражных боксов. Значит уже скоро. Охваченный внезапным сомнением, Илья оглянулся и с удивлением обнаружил, что салон пуст. Все пассажиры сошли неизвестно когда, только одна кондукторша с подозрением таращилась на него толстыми стеклами очков. «Молодой человек, — сказала она строго, — трамвай дальше не идет! Конечная! Дальше дороги нет!» То есть, как конечная? Он глянул в окно — трамвай стоял в заснеженном чистом поле. Илья почувствовал состояние близкое к панике. Куда же тут идти? Он хотел подойти к кондукторше и выяснить, как вдруг оказалось, что никакой кондукторши уже нет… и самого трамвая нет, а он стоит в поле, босиком на снегу, на пронизывающем холодном ветру, у края бездонного и бесконечного обрыва.

Тут Илья понял, что на этом самом месте и стоял Институт… а теперь его нет, только огромная черная дыра, из которой поднимается то ли туман, то ли дым.

И как только он это понял, почва начала уходить из-под ног. Илья почувствовал, как проваливается в эту дыру… страшно и неотвратимо.

Там внутри не было воздуха, стало нечем дышать. Чувство запредельного ужаса заполнило все сознание. Он закричал и проснулся, как из воды, выныривая из кошмара.

*****

Первым, что он увидел, было испуганное, лицо Анюты. По ее щекам катились крупные слезы.

— Ты что, зайка?.. хрипло спросил Илья, медленно отходя от пережитого, — почему ты плачешь?

— Мне приснилась… всхлипнула Анюта, — приснилось… что меня съело какое-то чудище… живьем. А еще ты кричишь… у меня чуть сердце не разорвалось…

— Чудище? Какое чудище? — Илья обнял подругу, поцеловал в мокрую щеку. Ее плечи дрожали. Он почувствовал, как ком встал в горле, от жалости, от нежности к ней. Свой страх разом ушел прочь — лицо у Анюты было, как у маленькой девочки, на которую вдруг злобно загавкала, рвущаяся с привязи, цепная собака. Ну, успокойся, глупенькая… это ж сон всего лишь! Ну, вот же мы, живые, здоровые! — при этом, он невольно поежился, вспомнив свои собственные сновидения.

— Да-а… сон… протянула девушка срывающимся голосом, — я так обрадовалась, когда проснулась… подумала: какое счастье, что это сон и мы дома в своей постели… А мы здесь… в этой… в этом… слезы снова хлынули у нее из глаз, она закрыла лицо руками и упала на подушку, спиной к нему. Илья некоторое время недоуменно смотрел на ее трясущиеся от рыданий плечи. «Что с ней? Истерика? Что делать-то? Воды принести?» Так ничего и, не придумав, он просто лег рядом и принялся гладить ее, от плеча к бедру, по жаркой погоде спали без одежды, одновременно целовать, шею, плечи, спину, шепча при этом: «Ты самая любимая, самая красивая, самая, самая!..» Ласки возымели действие. Рыдания перешли в еле слышные жалобные всхлипывания. Закрепляя успех, Илья придвинулся ближе, и опустил вниз правую руку, подготавливая позицию. Она не сопротивлялась, открываясь ему навстречу. Миг соединения оказался таким мучительно сладким, что Илья еле вытерпел, сжав до боли зубы. Анюта почувствовала это и остановилась. Повернула лицо, ища его губы. После короткой паузы, они продолжили, медленно напряженно двигаясь навстречу друг другу и не обращая внимания на скрипучий диван. Ритмичные движения, время от времени, прерывались волнами судороги, пробегающими по ее телу. Она не произносила ни звука, а просто вся сжималась и останавливалась. Все это происходило как-то странно, незнакомо молча, лишь старые пружины аккомпанировали им. Наконец Илья понял, что больше терпеть уже не в силах и, в несколько сильных резких толчков, закончил дело. Он застонал и это был первый звук, который издали любовники. Анюта что-то зашептала еле слышное, изо всех сил прижимаясь к нему. Илья почувствовал, как бешено колотится ее сердце, перекликаясь с прерывистым дыханием и судорожной пульсацией бедер. Почувствовал, что крик страсти рвется из нее, но она его почему-то сдерживает. Еще несколько сладких секунд и девушка с облегчением выдохнула, расслабляясь. Илья приподнялся на локте и с удивлением заглянул ей в лицо. Глаза ее были прикрыты густыми ресницами, а губы, напротив, приоткрыты. На виске и на носу выступили капельки пота. Она почувствовала его взгляд и открыла глаза. Благодарно улыбнулась.

— Хороший!..

— А ты не очень хорошая!.. Илья поцеловал ее в висок, под каштановым локоном, прихватил зубами мочку уха, пощекотал кончиком языка шею. Почему молчала?

— Щекотно! — она засмеялась, отстраняясь от него, выставив вперед ладошки.

*****

Бух, бух — удары в дверь. Застигнутые врасплох любовники подскочили на своем ложе, словно дверь была не заперта. Илья начал суетливо искать одежду, а Анюта закуталась в занавеску, заменяющую им покрывало.

— Марек что ли?.. недовольно пробурчал Илья, натягивая трусы, — … явился спозаранку… Сколько времени?

Анюта потянулась за своими часиками и за халатом.

— Седьмой час вроде… двадцать минут седьмого. Может, случилось чего?

— Ага, случилось! — Илья недовольно поморщился. Оно проснулось и хочет жрать. Пойду, открою, а то дверь сломает.

Словно в подтверждение его слов, долбежка в дверь повторилась, и к ней добавился зычный голос Марека:

— Илюха, открывай… вы чо, спите, что ли еще?

Илья оглянулся на подругу, прикрылась ли, и открыл замок. Марек нетерпеливо топтался на пороге.

— Здорово други! — гаркнул он нарочито придурковатым голосом. Сунул Илье руку и, оттерев его плечом, проник в помещение. Анюта, только успевшая запахнуть халат, глянула на него недовольно.

— Чего так рано приперся-то?

— А мне не спится, в моей одинокой солдатской шконке… не у каждого под боком такая лялька! К тому же у меня для вас сюрприз!

Насладившись вопросительными взглядами, Марек жестом фокусника извлек откуда-то из-за спины, нечто, завернутое в белую тряпку.

— Опаньки! — под тряпкой оказалась картонная коробка из-под обуви. Эне, бэне, раба! Квинтер, финтер… жаба! — он картинно открыл картонку.

В коробке сидела… стрекоза. Нет не стрекоза — стрекозища! Каждое крыло длиной в ладонь. Насекомое занимало всю коробку. Похожее одновременно на искусную поделку и на увеличенную модель из зоологического музея. Узкое, точно покрытое черно-синей эмалью, тельце. Прозрачные слюдяные крылья. Огромные фасеточные глаза. Три пары длинных ног. Драгоценная игрушка. Хрупкая, грациозная…

— Какая прелесть! — Анюта коснулась золотистого полупрозрачного крылышка — никакой реакции. Она, что умерла? Ты ее убил? — она осуждающе посмотрела на Марека.

— Делать мне больше нечего было, как ее убивать, — Марек слегка тряхнул коробку. Стрекоза внутри не шелохнулась, сидела как приклеенная. Этот беспилотный летательный аппарат в окно ко мне залетел. Чуть заикой не сделала. Залетела и врезалась в зеркало. Ну, я не будь дураком, коробкой ее накрыл. Думаю, вам покажу.

— Бедненькая… Анюта попыталась пальцем погладить стрекозу. Слушайте, она на ощупь… словно сплетена из жестких ниток! — девушка восторженно улыбалась. Красотка!

По плоскости крыла прошел слюдяной блеск — стрекоза шевельнулась, повернула голову, огромные фасеточные глаза, казалось, смотрели сразу на всех. Илья вздрогнул — она живая.

— Ух, ты, голова большая, какая! Интересно, она о чем-нибудь думает? — Анюта снова потянулась ее погладить. Эй!.. ты о чем-нибудь думаешь?

— Осторожней! — Илья поймал ее за руку.

— Чего? — недоуменно повернулась к нему девушка.

— Куда ручонки-то суешь? Она ж не сдохла еще… Смотри, как пастью шевелит! Зараз пол пальца отхватит. На фига ты ее сюда приволок? — он сердито обернулся к Мареку.

— Чего ты так шугаешься? — удивился тот. Словно там крокодил сидит… Да это ж можно сказать, первый абориген! Посланец, так сказать, этого мира! Поздравляю с первым контактом! — Марек еще раз тряхнул коробку, стрекоза опять не шелохнулась.

— Контактер, блин, выискался! Прибей ее до конца… или выкини в окно! Пусть летит кверху жопой! Дай я сам выкину! — Илья попытался забрать у него коробку.

— Э-э!.. отстранился от его рук Марек. Ты чего такой агрессивный?!

— И, правда что! Чего она тебе сделала? — Анюта уцепилась за коробку со своей стороны. Дайте мне… я ее своим теткам покажу!

Но «первый абориген» решил по-своему. Сухо затрещали крылья, коробку толкнуло и дернуло так, будто оттуда вылетело не насекомое, а птица. Марек испугано шарахнулся в сторону. Проследить стремительный движение стрекозы не успевал глаз. Это был не вихляющий полет бабочки или грузное прямолинейное передвижение жука. Стрекоза мелькнула туда-сюда по комнате, на краткий миг зависла над поверхностью стола и безошибочно метнулась в открытое окно. Только бумаги разлетелись по столу.

— Ну, вот! — Анюта подошла к окну и легла локтями на подоконник, будто пытаясь рассмотреть, куда именно улетела стрекоза. Улетел наш абориген… наверное тебя испугалась, — она повернулась к Илье. Нервный ты какой-то стал… по ночам кричишь…

— Себя вспомни! — огрызнулся тот.

— Ты чего, Ильюха, никак, стрекоз боишься? — Марек, криво ухмыляясь, смотрел на друга.

— Я? — Илья сделал презрительное лицо. Я даже твою физиономию не боюсь ночью увидеть! Тем более стрекозу какую-то, вонючую! — он отвернулся и сделал вид, что ищет что-то в ящике письменного стола. Не объяснять же им, что это никакой не страх, а обыкновенная брезгливость, помноженная к тому же на гигантские размеры насекомого. Кто знает, что придет в ее лупоглазую голову?

Когда-то давным-давно в раннем детстве, он посмотрел документальный фильм про насекомых, где с большим увеличением и во всех подробностях показывали их противоестественные фасеточные глаза, суставчатые лапы, отвратительные щетинистые хоботки и жуткие жвала. Крошечные существа, многие из которых были совершенно безобидными, в один миг обернулись для него жуткими монстрами. Илья потом часто видел знакомые черты у всевозможных чудищ, порожденных Голливудом. Именно насекомые вдохновляли режиссеров создавать монстров по их образу и подобию. Страх с возрастом прошел, а брезгливость и отвращение, особенно к крупным инсектам, осталась. Даже давить их было противно. А тут, поди ж ты… детские фобии, оказывается, возвращаются. Да еще и сон этот дурацкий! Он искоса глянул на подругу. Что, интересно, она про него подумала?

— А чего это, Анна Ивановна, ты до сих пор расслабляешься? — влез Марек. Забыла, что у тебя наряд на кухню?

— А ты че, мне начальник? — копируя его ехидный тон, девушка лениво потянулась за расческой. Напоминальщик нашелся… Без сопливых скользко!

— Вот как работать с таким человеческим материалом? — Марек повернулся к Илье, который начал размышлять, во чтобы такое ему одеться. А, отец? Как работать?

— Ты лучше скажи, умник, когда за водой пойдем? — Илья с отвращением посмотрел на свои носки и, не решившись их одеть, отложил в сторону. Так ведь завшивеем скоро…

— Да уж… Анюта сунула нос в отворот своего халата, — не умыться, не постирать.

— Ну, ты даешь, отец! — делано удивился Марек. Я вам что, лозоходец? Ответственный за воду? Снега в лесу еще полно… кому надо тот идет и набирает. А вообще… вон бушмены в Калахари, вообще без воды живут и ничего! Ходят в набедренных повязках из трех веревочек. Испачкалась повязка — выкинул, новую одел. А моются песком. Да, песком!

— Ань… обратился Илья к подруге, — слышишь, что знающие люди советуют? Ты готова ходить в набедренной повязке и мыться песком?

— А-а… во рту у девушки была заколка, и она временно шепелявила, — Фсяс!.. Не дофдетес! — она извлекла заколку изо рта и ловко прихватила ей собранные в пучок волосы. Пусть этот знающий, сперва, песок найдет… по-моему здесь одна глина… ну, и с себя начнет, в смысле повязки!

— А я что… Легко! — Марек с наслаждением почесал волосатую грудь. У меня комплексов нет. Боюсь только, все женщины нашего поселения испытают культурный шок. Имейте в виду, мужской стриптиз дороже женского! А если серьезно, то на складе есть спецодежда. Видели же, что наши электрики, в камуфляже ходят, как, блин, спецназовцы? Я тоже давно так хотел походить.

— Кстати! — подхватил Илья. Помнишь, в прошлом году Сан Саныч учения спасателей проводил? Я там еще был старшим дозиметристом… так нам выдавали спецуху… типа, каких-то комбезов. Еще кирзачи и противогазы.

— Противогазы… задумчиво повторила за ним Анюта. Глядя в маленькое зеркальце, она поправила челку, провела языком по губам. Господи, на кого я похожа? И противогаз не нужен… Ладно сойдет. Тут вам не Мулен-Руж, — она поднялась с дивана, одернула свой тесный и короткий халат. Чао, мальчики! На обед не опаздывайте…

— Пошла, что ли? — удивился Илья. Даже чаю не попьешь?

— На кухне попью… отмахнулась девушка. Там же и умоюсь. Там хоть вода есть, — она наклонилась, чтоб застегнуть босоножки.

— Халат-то покороче не могла найти? — язвительно спросил ее Илья.

Анюта не спеша, выпрямилась. Показала мужчинам острый розовый язык, и нарочито покачивая бедрами, вышла за дверь.

Друзья переглянулись.

— Ну что ж… философски сказал Марек, — баба с возу… Ее там накормят. А я гляди, чего нашел!.. он помахал пластиковым пакетом.

— Нэ? — поинтересовался Илья, наливая воды в чайник.

— Нэ, тебе! — Марек торжественно вывалил содержимое пакета на стол. Это был внушительный кусок грудинки упакованной в целлофан.

— Ух, ты! — Илья зажег стеклодувную горелку. Откуда? На кухне что ли спер?

— Не надо инсинуаций! В соседней комнате, в холодильнике нашел. Скажи спасибо Либерзону. Сало жрал втихаря — хохлятская морда! Хлеб есть?

— Хлеб есть.

— Давай быстрее! И ножик давай… Жрать хочу, аж хохочу!

*****

Варвара Петровна явилась в буфет еще засветло. Зашла со стороны кухни, отперев дверь своим ключом. Насмешливо посмотрела на заспанную физиономию Майи, выглянувшую на ее шаги из-за спинки стула.

— Вставай, вставай, засоня! Хватит лежать!

Девушка яростно потерла кулаками глаза, силясь прогнать крепкийутренний сон.

— Сколько времени?

— Уже семь часиков, голубушка!

— Всего? Зачем так рано-то? Все ж спят еще… Майя неловко села на стуле, уронив при этом одеяло. Я разве сегодня дежурю?

— Ты может, и не дежуришь… Варвара Петровна расположившись возле буфетной стойки, принялась закалывать седые волосы, — хотя все равно… чего без дела болтаться, а лишняя пара рук не помешает…

— Ну, Варварочка Петровна… девушка, подойдя, ткнулась носом в ее плечо, — я же вчера, по-честному… как Папик Карлик вкалывала!

— Ладно, лентяйка, отдыхай до ужина, — смилостивилась вахтерша, — сейчас другие женщины придут… наши институтские. Так! — она по хозяйски обвела буфет взглядом и сказала самой себе. Ну что, пора за работу? Три десятка ртов накормить, напоить — это тебе не фунт изюму! Пока печь растопится, пока вода согреется…

Пока она чем-то шуршала под прилавком и двигала какие-то коробки. Майя занялась своим туалетом. Побрызгала из глубокой чашки на лицо водой, что называется — умылась. Почистила зубы, подумала про себя, что ей одной повезло — есть сумка с личными вещами. А другим — даже переодеться не во что, одни только лабораторные халаты всем вчера раздали.

*****

Дверь в буфет дернулась, затем в рифленое стекло постучали.

— Кто там? — громко спросила Варвара Петровна.

— Смена пришла! — бодро откликнулись из-за двери.

— Ань, ты что ли?

— Я что ли. Мои тетеньки еще не появлялись?

— Не было, пока. Майечка — девочка, открой, пожалуйста, я тут занята…

Майя, на ходу закручивая косу вокруг головы, и зажав шпильки во рту, открыла задвижку и распахнула дверь.

На пороге стояла, высокая худая девица, с растрепанными, не смотря на заколку, каштановыми волосами. Возрастом, может, чуть постарше Майи. «Подруга того высокого симпатичного парня… Ильи», — вспомнила Майя. Одета девица была так же, как и она, в белый халат. Только уж больно короткий. «Очевидно, чересчур высокого мнения о своих ногах, поэтому не считает возможным скрывать такую красоту от народа…»

Майя приветливо улыбнулась. «…Хотя не такие уж они у нее и идеальные… И сама — словно из прутиков собрана… Да и лицо — нос длинноватый, рот большеватый — этакая Буратинка. Что интересно он в ней нашел? Хотя, при всей ее худобе, грудь, наверное, размера третьего… Вероятно на мужиков это действует».

— Привет! — сказала девица, которой видимо, надоело ждать, пока ее закончат рассматривать, и шагнула в комнату.

Майя поспешно отступила в сторону и проводила ее взглядом. Приподняв полы халата, посмотрела на свои ноги. «Да… нам маленьким женщинам сложно тягаться с такими дылдами!.. Разве что каблуки одеть — сантиметров десять…» В этот момент, она поймала насмешливый взгляд Варвары Петровны и, одернув халат, с независимым видом, продолжила закалывать косу.

Девица, смешно поднимая коленки, точно гарцующая лошадка, вышла на середину зала и, с видом наследной принцессы в изгнании, осмотрелась вокруг:

— Ну и где тут предстоящий фронт работ мне выделили? Показывайте!

— Да фронт он везде есть — было бы желание. Вон, становись пока, гречу перебирай. Как вода в кастрюле закипит, туда высыпешь! Ты с утра хоть чаю глотнула? Нет? Тогда, давайте девоньки, чайку выпьем и за работу! — Варвара Петровна ловко разожгла плиту. Нужно будет мужикам сказать, чтобы еще пару баллонов с газом принесли. А то на сегодня хватит, а на завтра уже не знаю!

Анна, сморщив нос, критически разглядывала гречневую крупу. Перебрать стакан гречи — это не сложно, а если этой гречи почти что три килограмма? Майя усмехнулась про себя — ничего, может ты тут и белая кость и голубая кровь, вот только есть пить все хотят, а прислугу еще в семнадцатом году отменили — придется повозиться! Аня, похоже, почувствовала насмешливый Майин взгляд — глянула независимо, дернула плечом, мол, мы и не такое видали — и одним пальцем стала ворошить крупу.

— Смотри как нужно, она тебя не укусит! — Майя подошла к столу, рассыпала немного крупы ровным слоем. Ты ее сразу все не высыпай — запаришься ковыряться! А так — по чуть-чуть! Сор — вот в эту миску, а чистую — сюда. Поняла?

— Да поняла я, не тупее паровоза! — Аня забрала у Майи миску с гречей. Разберусь без самых умных!

— Разберешься! Деваться все равно некуда!

— Цыц, не ссорьтесь! Мало нам проблем, тут вы еще в кошки-дыбошки кидаетесь! — Варвара Петровна махнула на девчонок полотенцем. Вода сейчас скипит, чайку попьем! Сразу настроение улучшится!

— Да уж, улучшится! Оно и так — лучше некуда! — проворчала Аня. Только чаем и спасешься!

— А чем тебе плохо? Чай он всегда хорошо! Особенно с утра. Мой дед, царствие ему небесное, очень чай любил и с малиновым листом, и со смородиновым, и с мятой! По два чайника мог за раз выпить!

— Ужас, как интересно, чего там твой дед мог выпить и в каком количестве! — продолжала ворчать себе под нос Аня. Вот ведь, зараза какая, да отцепись ты от меня, в конце-то концов! — это уже было обращено к шелухе, что прилипла к пальцу и не хотела отставать. Аня потрясла рукой, точно кошка лапой. В конце концов, вытерла палец о полу халата. Так, с этим разобрались, где тут тазик для каши… вот он… туда эту, сюда — ту — иди сюда тебе говорят… не рассыпаться! — последняя реплика была обращена ко всей крупе в целом — от неловкого движения Анны крупинки раскатились по оцинкованной столешнице. Учти, с пола я тебя подбирать не буду — валяйся там!

Майя усмехалась, слушая причитания и ворчание новенькой кухарки. Интересно, она все свои действия сопровождает таким бухтением, или только те которые ее раздражают? Бедный Илья! Неужто она всегда так комментирует его или свои действия? Воображение у Майи разыгралось не на шутку, но смеяться в голос было глупо, и из-за этого становилось еще смешнее.

— Майя, что с тобой? Смешинка в рот попала? — удивленно посмотрела Варвара Петровна. То за весь день не улыбнешься, а тут стоит давится!

Майя в ответ только потрясла головой. Но Аня услышала реплику старой поварихи, и совсем разобидевшись, поджала губы, замолчала.

— Все, вода вскипела, давайте чай пить! — Варвара Петровна расставила на столе разномастные чайные чашки.

Майя старалась не смотреть на Аню, чтобы снова не начать хихикать. А то окончательно примут за деревенскую дурочку.

— Ой, здравствуйте, как мы вовремя! — в дверях появилась «смена» — две женщины зрелых лет, очевидно, те самые, про которых расспрашивала Аня. Глядите, они тут чаи без нас гоняют.

— Давайте, давайте! Проходите девушки. Варвара Петровна достала еще пару чашек. Мы уж и заждались! Анна уж давно пришла, а вас все нет!

— Она у нас молодая, шустрая. Куда нам до нее! — тетки зевали, и сладко потягивались. Ох, бабоньки, и дома от этой готовки никуда не деться, и здесь, в этой Тьмутаракани, она никуда от нас не ушла.

Дальше разговор завертелся по избитому руслу — мужья, дети, свекрови — как будто ничего и не произошло — вот посидят эти немолодые тетки, пожалуются на свои судьбы, да и разойдутся по домам.

Ни Майя ни Аня в общем разговоре участия не принимали, Аня сидела с независимым видом, закинув ногу на ногу, копалась в гречке, а Майя, побыстрее допив чай, выскочила из буфета — пусть там дальше институтские сами между собой разбираются, кто, что должен делать. А новеньких Варвара Петровна строит, у нее это хорошо получается, даром что вахтерша!

Майя спустилась в вестибюль. Чем бы полезным заняться, если все равно «выходной день»? Может пойти поискать себе «жилье» — тем более что пустых комнат и кабинетов хоть отбавляй! Нет, потом поищет, надоели ей эти «казенные стены» за два дня. И слоняющейся без дела народ утомил. Все как будто ждут чего-то, или кого-то. Доброго дядю, который придет и всех спасет. Девушка вышла во двор. Похоже большинство лишенцев-переселенцев точно также не знали чем именно им заниматься. Несколько мужиков сидели и курили на солнышке. Майя увидела среди прочих «своего» таксиста. Женщин видно не было — может быть занимались «инвентаризацией»? Все-таки женщины более деловитые существа, чем мужики.

Самую большую активность во дворе проявляли Гришка и Женька — сыновья Татьяны. Мальчишки увлеченно бегали до ближайших деревьев, под которыми еще сохранился снег и в пригоршнях таскали его на асфальт на солнцепек. А потом внимательно смотрели, как быстро он тает и запускали в ручьях «кораблики» из веток и щепок.

— Эй, мелюзга, нечего за просто так руки морозить! Вы бы лучше снег в ведра складывали да на кухню к бабе Варе носили! — позади Майи на крыльцо вышел Славка — один из охотников, который молодой.

— Как же мы будем носить? — удивились Женька.

— У нас же ведра нет! — закончил за него Гришка.

— Да вон в каптерке за вахтой ведра стоят! Давайте — бегом! А то скоро совсем без воды останемся! Большую пользу принесете обществу!

Воодушевленные ролью спасителей человечества, мальчишки громко стуча пятками и оставляя на полу мокрые следы, кинулись в каптерку за ведром, а потом снова унеслись в лесок за снегом.

— Вы плотнее снег набивайте, чтобы воды на всех хватило! — напутствовал их вслед Славка.

— Грязная вода будет — за зиму на снег чего только не насыпалось… задумчиво сказала Майя.

— Лучше хоть какая-нибудь вода, чем вообще никакой! — философски рассудил молодой охотник. Даже пол подтереть и то польза, — он глянул на девушку и в глазах у него зажегся интерес. А ты чего — тоже на свежий воздух вышла подышать?

— У меня выходной… усмехнулась Майя. Вот и думаю, куда пойти — может в кино, а может по магазинам пробежаться… как думаешь?

— Не, у меня лучше предложение есть! Ты на обрыве была? Хочешь, сгоняем? Посмотришь на окрестности. Иваныч там совещается, на собрании партактива, ексель-моксель, так что машина ему сейчас не нужна. Я могу взять.

— Почему бы и нет? — девушка кокетливо поправила челку. Я, наверно, там одна из всех и не была. Давай, а то кругом только и разговоров — лес, лес — даже интересно.

Они пошли к джипу охотников, стоящему в дальнем углу стоянки, возле бокового выезда.

— На какой обрыв поедем?.. поинтересовался Славка, — ближний или дальний?

— А где море?

— Не-е… парень смешно вытянул губы трубочкой, — море там, — он махнул рукой куда-то за институт. Его с обрывов не видно. В ту сторону не доедешь, дороги нет… только если пешком, через лес.

— Нет уж, не хочу через лес! Там сейчас болото, все тает.

— Вот и я про то, — согласился Славка, — поедем по дороге. Асфальт, по крайней мере, уже высох.

Майя искоса посмотрела на своего провожатого — забавный он, все время улыбается. Симпатичный, хоть и щетиной зарос. Между передними зубами щербина. Влюбчивый, значит! А может с ним стоит познакомиться поближе?

*****

Чужой лес стоял за обрывом плотной, молчаливой стеной. Ни одного знакомого дерева или листика. Когда Славка заглушил мотор, стало тихо — неестественно тихо. Ни пения птиц, ни стрекота кузнечиков. Только легкий ветерок шуршал в высоких кронах деревьев. Чужие деревья, чужие запахи — горячие, влажные. Пахло смолой, влажной листвой и свежеразрытой землей. «Выходит, птиц в этом мире нет — подумала Майя. А кто интересно есть?»

Они прогулялись вдоль обрыва, Славка, очень подробно в лицах расписывал, как и где они чуть не околели, показывал Майе в какую сторону они ходили с Иванычем, где спускались с обрыва. Хвастался, что первым ступил на «чужую планету» — американцев переплюнули, мол — они всего лишь на Луне побывали, а нас вон куда занесло! Пообещал в следующий раз принести Майе сувенир на память: «если она его ждать будет». Короче нес какую-то веселую ерунду, старался рассмешить. Майя внимательно слушала, где нужно пугалась, где нужно восхищалась. Даже пару раз спросила о чем-то. А потом уселась на край обрыва, прямо на асфальтовую дорогу — благо сухо, свесила вниз ноги. Славка стоял и курил у нее за спиной. Выкинул вниз окурок. Подошел к обрыву, сплюнул.

«Сижу на краю земли, болтаю в воздухе ножками» — был какой-то мультик, где один из героев хотел добраться до самого края земли, но земля круглая и в итоге он снова вернулся к себе домой. Интересно, а им когда-нибудь удастся вернуться?

Достигнув зенита, Солнце явственно клонилось влево.

— Все, пора мне, — Майя поднялась на ноги, отряхнула подол халата. Моя вторая смена скоро начнется… поехали Славка домой!

Парень засуетился, кинулся к джипу, завел двигатель. Следя за ним, девушка усмехнулась про себя. «Ну и видок у меня — белый халат, голые ноги и зимние ботинки. В таком виде только знакомство водить». Да и то сказать, на ее тридцать пятый, сменную обувь еще поискать! Хорошо хоть шлепки с собой были — а то по такой жаре пришлось бы босиком «дома» ходить.

Майя сказала неправду — до ее дежурства было еще далеко. Просто ей надоел этот чужой непонятный мир, и опять хотелось туда, где все привычно по-земному. Хотелось домой. Сейчас чуть ли не первый раз за два дня, Майя подумала про институт — «дом». Именно дом, где живут люди. Где она живет. Может, привыкает помаленьку?

Глава пятая

На этот раз, народного вече решили не устраивать. В музейной комнате института собралось шестеро. Они расселись вокруг большого, лакированного стола в виде буквы «Т», окруженного красочными схемами на стенах и прозрачными ящичками с разноцветными образцами. Не сговариваясь, уселись друг напротив друга. С одной стороны трое сотрудников института: Илья, Борис и Михаил Аркадьевич Штерн, а с другой, представители оказавшихся в зоне бедствия граждан, числом тоже трое. Это были: врач Алексей Федорович, само собой, прапорщик Николай и один из охотников, только недавно вернувшихся из поиска, себя он, без лишних подробностей назвал по фамилии — Семенов.

Всесущий Марек на этот раз отсутствовал, он вместе с Егором Сорокиным отправился на разведку склада гражданской обороны, поручив Илье достойно представить его и всех прочих на ПВЗ (Первой Внеземной Конференции).

Семенов начал говорить первым. Илья с любопытством наблюдал за ним. Охотник производил монументальное впечатление. Свою куртку, по приходу, он повесил на спинку стула, оставшись в майке-тельняшке с синими полосками, камуфляжных штанах и домашних шлепанцах на босу ногу. Широкоплечий, могучий, заросший курчавой бородой, напоминающий статью былинного богатыря, он сидел, скрестив руки и уперев локти в стол. Слова произносил медленно, основательно, словно гвозди вбивал.

— …Прошли, короче, по всему краю. Везде одно и тоже. Впечатление такое, будто мы с неба свалились на этот лес. Но это не так… сейчас объясню почему. Наша территория… или как сказать… ладно, пусть будет территория. Так вот, она представляет собой круглое плато… ну, или овальное. Длина этой самой окружности или овала — километров двадцать пять — тридцать… может чуть больше, может чуть меньше. Сами понимаете, точно сказать трудно, почти везде пересеченная местность. Плато возвышается над землей на десять — пятнадцать метров. И только в одном месте, где глубокий овраг, до земли всего метров пять. Поверхность склона везде ровная, строго вертикальна к поверхности земли. Сей факт мы, проверили при помощи отвеса. Грузик к веревке привязывали, опускали в нескольких местах — строго вертикальна! Картина очень любопытная: деревья… те, которые внизу растут… местами их стволы прилегают к склону вплотную — руку не просунешь. А несколько раз мы и вовсе замечали, что стволы будто срезаны вертикально и идеально прижаты к откосу. Но!.. над поверхностью плато ствол снова круглый! Что это означает? А это означает, что мы не упали с неба, а как бы образовались на этом самом месте.

— Ну, вот все и прояснилось, — саркастически пробурчал Борис, «образовались»…

Семенов несколько секунд смотрел на него своим тяжелым взглядом, под которым Борис беспокойно заерзал на стуле. Затем сказал без всяких эмоций:

— Я сообщаю факты, а выводы каждый волен делать сам. Далее. Мы спускались вниз…

— Все-таки спускались!.. тон прапорщика был укоризненным. Договаривались же! А если бы… Кто отвечать будет?

— Да спускались, — Семенов не обратил на укоризну никакого внимания, — вернее Славка спускался. Он шустро по деревьям лазит.

— И чего там? — заинтересовался Алексей Федорович.

— Да ничего хорошего.

— В каком смысле?..

— В прямом! Деревья стоят плотно, кроны смыкаются. Нижний ярус всегда затенен. В общем, как в глухой тайге. Так что внизу ничего не растет, один мох, да слой хвои… или листья у них такие. Шут их разберет.

— А скажите, уважаемый… э-э… Михаил Аркадьевич снял очки и потер переносицу

— Семенов, — сказал Семенов.

— Скажите, уважаемый Семенов, кого-нибудь из местных, э-э… обитателей, вы там не наблюдали? Я имею в виду живых. Ну, скажем, э-э… птичек, там, белок, или э-э… кого-нибудь… ну не знаю, — он развел руками.

— Нет там никого живого. Пусто, тихо.

— Странно, э-э… вы не находите?

— А вы находите, что в нашей ситуации есть что-то не странное? По поводу вашего вопроса, могу доложить следующее: все, конечно, помнят, что в момент нашего, так сказать, перемещения, температура опустилась до минус сорока градусов…

Его прервали удивленные возгласы.

— Вы еще способны чему-то удивляться? — усмехнулся он. Так я вам скажу больше!.. Когда все уехали от этой стены тумана, мы там остались… ну интересно же было, чем дело кончится. Короче, мы остались и чуть было не пожалели об этом. У нас в машине есть термометр. В какой-то момент, он так скакнул вниз, что мы подумали, сломался… Семенов окинул собравшихся оценивающим взглядом. Те подавленно молчали и смотрели на него.

— Несмотря на, работающую во всю, печку, джип стал промерзать насквозь. А когда попытались уехать, еще и двигатель заглох. Подумали уже, кирдык нам, но тут температура вдруг стала расти. Потом резко усилился ветер. Туман мигом сдуло, и мы тогда в первый раз увидели этот лес… но только на несколько минут. Дальше началась настоящая снежная буря, и видимость упала до нескольких метров. Холодный воздух с плато, попер во внешний мир, а на смену ему поднимались теплые потоки. Короче, такой кавардак начался… наш «Паджерик» под две тонны весит, а его трясло словно картонный. Думали, с обрыва нас сдует, но ничего обошлось… движок, наконец, завелся, и мы раком, раком, вслепую отползли от края, — рассказывая это, прежде невозмутимый Семенов, слегка возбудился, на его щеках появился легкий румянец. Все молчали, видимо вспоминая свои тогдашние ощущения. Илья тоже вспомнил, как они с Мареком бежали обратно в институт, преодолевая сопротивление, рвущегося им навстречу ледяного ветра. «Повезло, что не замерзли…» Он поежился.

— Вы надеюсь, поняли, к чему я это рассказывал? — продолжил Семенов, после эффектной паузы. На ближайших к обрыву деревьях листья почернели и сморщились. Кто из местных обитателей не смог удрать, те скорей всего околели. Остальных, волна холода с плато разогнала на километры вокруг. Но, похоже, скоро они вернутся. Уже возвращаются… по крайней мере, насекомые.

— Да! — встрял Илья. Мы сегодня видели нечто любопытное…

Но и ему не дали досказать. Загалдели наперебой. Оказывается, все уже видели нечто любопытное. Кто мух, кто комаров, кто вообще непонятно кого. Всех перебил, гулкий бас Семенова:

— Господа! Разрешите, я все же закончу! — он оглядел присутствующих, и, убедившись, что они готовы слушать, продолжил:

— Есть еще один любопытный момент. Мы… то есть наше плато, перегородило небольшую речку. С одной стороны, так сказать, запруды, река разлилась, затопив окрестный лес. С другой же стороны, высыхающее старое русло. Вот собственно все. Вопросы?

Михаил Аркадьевич по школьному поднял руку. Семенов уставил на него вопросительный взгляд прищуренных серых глаз.

— Слушаю?

— Я хотел э-э… порассуждать, насчет последнего вашего тезиса про речку. Всем присутствующим, надеюсь уже понятно, что на текущий момент одной из самых насущных, я бы даже сказал, э-э… животрепещущей, для нас проблемой становится отсутствие источников питьевой воды. Не только, конечно, питьевой… умываться, стирать одежду тоже надо. Но пить, это, прежде всего. Я, конечно, понимаю, что проблема кажется надуманной, когда вокруг сугробы. Но!.. снег э-э… тает на глазах, может еще хватит на день-два… не больше. Тем более что погода стоит жаркая. С едой у нас тоже не очень… но все, наверное, знают, что без еды человек может прожить больше месяца, а без воды э-э… не протянет и недели…

— Я не подписывался… больше месяца без еды… проворчал милиционер.

— А я и попадать сюда не подписывался! — добавил Борис.

Штерн сделал останавливающий жест рукой.

— К этому мы, безусловно, вернемся! Но давайте э-э… сперва закончим про воду — без нее нам не выжить! Так вот… уважаемый Семенов, меня, как и всех присутствующих, прежде всего, интересует две вещи: где находится эта разлившаяся речка и можно ли туда добраться, э-э… на автомобиле?

— Думаю можно. Семенов встал и подошел к окну. Река находится… ну вот если отсюда двинуть на северо-восток. Километров семь-восемь по прямой… Но прямой дороги, вроде бы, там нет. Там ведь лес… я имею в виду, наш лес, земной. Так что, если только проселки.

— Проселки, это уже что-то! — Штерн довольно потер свои сухие ручки. Я думаю надо э-э… организовать туда экспедицию… прямо завтра с утра! Сперва поисковую, чтоб найти подходящую дорогу, а потом уже собственно и за водой. А одновременно совершить э-э… поход в лес э-э… наш, разумеется, лес. Там снега еще много, и главное он чистый. Заодно будет работа, нашим болтающимся без дела товарищам. Болтаться без дела нехорошо. В жизни должен быть смысл, иначе э-э… недалеко до морального разложения, признаки которого я уже наблюдаю, — он со значением посмотрел на прапорщика. Тот важно кивнул.

— Вчера вечером, — продолжил Михаил Аркадьевич, — группа товарищей-приезжих, раздобыла где-то этиловый спирт и напились, простите, совершенно до свинского состояния… приставали к женщинам… Да женщины, собственно, тоже хороши! Я понимаю, все расстроены, нервы у всех… но если не держать себя в рамках, то нашей маленькой компании, очень скоро, не поздоровится! Вот интересно, где они взяли спирт?

Илья с Борисом переглянулись.

— А что вы на нас-то смотрите? Спирт в любой комнате найти можно.

— Вот собственно, это я имел в виду! Надо бы его собрать и снести в одно место, на котором неплохо бы повесить хороший замок.

— Брателлы из джипа тоже время не теряли, — мрачно сообщил Борис Колбасов. Сам видел, как они шарились по комнатам. Я им, типа, мужики, это ж все общественное…

— А они? — спросил Штерн.

— Только, что матом не послали. Иди, говорят, мил человек, подобру-поздорову, если зубы не жмут и все остальное в пору. Я и пошел. А что делать, четверо их, и все лбы здоровые. Потом видел — тащили мешок какой-то жратвы и бутыль пятилитровую со спиртом.

— Борзеют! — задумчиво сказал Семенов и повернулся к прапорщику. Надо бы поучить пацанов? А то совсем обнаглеют, на шею сядут. Как думаешь, милиция?

— А чего? — неуверенно пробормотал тот. Ну, взяли спирт… кто его только не брал. Но потом-то, вели себя тихо, не бузили… Во всяком случае, не больше других, — он пожал плечами и продолжил. Да и пойди, поучи их… ребята по виду серьезные, за версту видно. Они по ходу фуру охраняли… У того, который в фуре, у шоферюги, помповуху сам видел. Так что и остальные скорей всего при пушках! Так что… он развел руками.

— В фуре что-то серьезное, — предположил Илья, — кто-нибудь из «братков» всегда возле нее трется, пока остальные по территории шакалят. Ведут себя, кстати, вызывающе нагло, везде нос суют! Во время еды норовят ухватить порции побольше. У меня такое ощущение, что они пока приспосабливаются, оценивают, так сказать, обстановку. Когда поймут что к чему, будет поздно. Надо что-то делать.

— Вот интересно, что в фуре? — Алексей Федорович задумчиво потянул из пачки сигарету. Впрочем, что бы ни было, делиться этим с общественностью они не хотят. Ладно! Давайте это обсудим после. А сейчас, все же, закончим про насущное. В чем станем носить воду?

— На складе химреактивов есть фляги! — вспомнил Илья. В них спирт как раз и хранился. Их и для воды можно использовать.

— Это, какие фляги? — поинтересовался врач.

— Да алюминиевые, двадцати пяти литровые.

— Отлично! Единственно… как мы узнаем, что тутошняя вода пригодна для питья?.. даже и при условии кипячения. Вы ведь кажется химики? Сможете определить состав?

— Я технолог, а не аналитик, — сказал Штерн. А вы молодые люди?

Борис развел руками и покачал головой.

— С классическим химическим анализом я никогда дела не имел. А ты, Васильев?

Илья пожал плечами.

— Если рассуждать теоретически, то все необходимое оборудование есть… и для элементного состава и на содержание органики. Но электричества-то нет! Соответственно все приборы просто груда железа.

— Я точно знаю… вмешался Штерн, — что на складе э-э… оборудования есть переносной дизель-генератор, киловатт на десять. Если его расконсервировать и запустить… Электричество-то нам в любом случае понадобится. Кто-нибудь в этом разбирается? — он обвел вопросительным взглядом все присутствующих.

— Славка мой разбирается, — сказал Семенов. Ну и я малость. Тут вопрос в другом: сколько у нас топлива? Что толку с этого генератора, если солярки нема.

— С бензобаков посливать можно, — придумал прапорщик. У одного «Вольво» баки литров на семьсот.

— Ага, — возразили ему, — дадут тебе оттуда слить! Держи карман…

— Может, я ошибаюсь… задумчиво произнес Борис, — но мне помнится, в гараже бочка с соляркой стояла, на всякий случай. Проверить бы надо…

— Хорошо! — подытожил Михаил Аркадьевич, — будем решать вопросы э-э… в рабочем порядке. Теперь еще об общечеловеческом, то есть э-э… про еду. Так вот, по моим прикидкам, еды у нас… я имею в виду, той, что в буфете, дня на три хватит, на четыре с трудом… ну если при строжайшей экономии, максимум э-э… до конца недели.

— И что нам делать? — растеряно пробормотал Борис. Помирать голодной смертью? Или друг друга начинать жрать?

— Ну… пожал плечами Штерн, — до э-э… каннибализма, надеюсь, мы не дойдем. Фора в несколько дней у нас есть. Будем по первобытнообщинному, заниматься собирательством… грибы, ягоды, э-э… плоды. Возможно охотой… он посмотрел на Семенова. Тот хмуро кивнул.

— Если тут есть на кого охотиться… добудем.

— Еще бы знать, — усмехнулся Илья, — можно ли употреблять местных обитателей, так сказать, в пищу.

— Вот когда добудем, тогда и станем решать, можно или нет.

— Я думаю, — вмешался Алексей Федорович, — что при прочих равных условиях… я имею в виду состав воздуха, состав воды, жизнь на основе белка… Короче, если мы можем дышать этим воздухам и сможем пить местную воду… то и местных обитателей скорей всего сможем есть. Хотя бы некоторых. Насекомые, во всяком случае, похожи на наших, только больше размерами. Да я в качестве примера… добавил он, глядя на скривившиеся от отвращения физиономии присутствующих. Я ж не предлагаю их есть.

— А что? — усмехнулся Илья, — Жирненькие, питательные. Египтяне саранчу едят. Южно-американские индейцы, каких-то червяков. Китайцы муравьев. В общем, голод не тетка.

— Забавно, — задумчиво протянул Борис. Не успели попасть в этот мир, а уже собираемся, есть его хозяев.

— Какой мир? — прапорщика Николая, аж передернуло от этих слов. Каких хозяев? Мы на Земле или где? Вы что думаете, мы не на Земле? Вроде бы умные люди здесь собрались… а городите всякую чушь! Нам бы продержаться пару, тройку недель пока закончится этот гребаный эксперимент…

Институтские переглянулись.

— Успокойтесь, пожалуйста, Николай э-э…

— Семенович, — буркнул прапорщик.

— Так вот, Николай Семенович, — продолжил Штерн. Мы собственно и обсуждаем тут, краткосрочную перспективу нашего выживания… как нам прожить эти две-три недели, пока нас э-э… спасут…

— Так и не болтайте тогда ерунды! Охота… грибы-ягоды… Там справа от дороги, в паре километров дачный поселок, погреба опять же… вот и надо пошарить там… хотя… взгреют нас потом за самоуправство!

— А хорошая, кстати, мысль! — поддержал его Алексей Федорович. Хлеба и мяса в погребах, конечно, не держат… разве что сало… и то вряд ли. А вот картошечка и разные соленья-варенья — это нам сильно поспособствует.

— Да я ж не возражаю, — Штерн досадливо поморщился, — тактика, это хорошая вещь… но на всякий случай надо ж думать э-э… на перспективу. Надеяться, так сказать, на лучшее, но и худший вариант держать в уме… вдруг нас э-э… не спасут через пару недель, а скажем через месяц или э-э… год? Или вообще… Что ж мы, будем надеяться на картошку в погребах?

— Тоже мне, стратег, понимаешь, выискался! — буркнул себе под нос Николай. Научили вас на свою голову…

— Если держать в голове худший вариант, как вы предлагаете, Михаил Аркадьевич… Борис вздохнул, — лучше сразу попросить, вон, у Семенова ружье и застрелиться…

— Что вы такое, Боря, говорите? — всплеснул руками Штерн. Никто тут не собирается стреляться! Но думать-то надо, вы ж все-таки, научный работник! Или не надо?

— Ладно, ладно! — Илья постучал ручкой по столу, гася готовый разгореться, бесплодный спор. И думать надо, и надеяться надо. Давайте, что ли резюмируем, что мы тут насовещались? Чтобы это не стало разговором в пользу бедных, — он раскрыл блокнот. Итак, первое… К речке разведку организуем? Организуем. В лес, за водой, за снегом… организуем?.. он перечислил и записал все обсуждаемые ими пункты. Возражать никто не стал.

— И вот еще… добавил он от себя, — канализации у нас теперь нет. Предлагаю оборудовать, так сказать, удобства во дворе… мужские и соответственно, женские. Иначе, по нынешней-то жаре, скоро такая вонь поднимется, что и аппетит пропадет.

Этим своим высказыванием, он несколько разрядил обстановку. Народ в комнате стал улыбаться и высказывать предположения, кого следует посылать на вышеуказанные работы. У прапорщика тут же родилась идея, что не плохо бы сделать данный труд воспитательной мерой административного воздействие и начать с вчерашних любителей спирта. Илья только усмехнулся на это предложение. Не далее, как вчера вечером, сам Николай обращался к нему с просьбой выдать им на пару с сержантом, пятьсот грамм фронтовых и воды на разбавление оных. Правда, они с сержантом, не в пример тем, вели себя тихо. Получив просимое, куда-то испарились, и больше их никто до утра так и не видел. Хоть и искали специально, для установления, так сказать, порядка. Пока заполошная Варвара Петровна бегала и безуспешно разыскивала милицейскую власть, Илья с Мареком, тоже надо сказать, хорошо к тому времени принявшие, спустились к не на шутку развеселившимся товарищам по несчастью, и, выпив с ними еще по пятьдесят грамм, уговорили их, по доброму, разойтись спать или идти веселиться в лес, где они никому не смогут помешать. Компания, надо сказать, подобралась забавная: пять мужиков и с ними одна девка, со смешной такой разноцветной челкой. Как ее? Светлана кажется. Хороша же она была: во чтобы то ни стало, порывалась, станцевать на столе. Чуть ли не стриптиз собралась показать. Насилу отговорили. Вокруг компания пьяных мужиков, мало ли кому чего в голову взбредет. Илья улыбнулся воспоминаниям. Смешная девка — лезла потом к нему целоваться. Еле отбился, хорошо Анютки рядом не было, да и спутник Светланы — странный малый, сидел как сомнамбула в углу и бессмысленно таращил глаза.

Его мысли были прерваны неожиданным образом. С грохотом распахнулась входная дверь. В проеме показалась перекошенная физиономия сержанта.

— Семеныч!.. заорал он, выпучивая глаза, и остановился, недоуменно разглядывая остальных присутствующих, словно видел их в первый раз. Затем странно осклабился. Сидите тут? Разговорчики беседуете? А у нас ЧП! Жмур походу!..

*****

Поскольку Татьяна опять исполняла роль писаря-завхоза, в буфет отправили Марину — студентку. Одну из тех, кто ехал в тот вечер в автобусе. Третьей стала Светлана — девчонка с розово-зеленой челкой. Следом за ней в буфет притащился и ее тощий дружок. «Бурундук» как ранее его обозвала про себя Майя. На самом деле его звали Юрик. На все вопросы Варвары Петровны — чего ему здесь надо, он только лупал мутными глазами ничего не отвечая, а потом уселся за крайний у окна столик и уронил голову в ладони.

— Кокс у него кончился, кумарит его… торчок противный — зло и непонятно объяснила Светлана, — таскается за мной везде теперь.

Юрик поднял голову и посмотрел на нее умоляющим взглядом.

— Господи! Да говорю же нет у меня! Где я тебе возьму? — крикнула она ему. Давай иди отсюда! У «братвы» проси, у них навалом этого говна!

— О-нн-и н-не дают, так п-просто… Юрика трясло, аж зубы лязгали.

Светлана некоторое время смотрела на него, как показалось Майе, с состраданием.

— Что, совсем плохо? Ну, ляг, поспи… или спирту выпей! Может полегче станет. Будешь спирт?

Юрик молча кивнул. Светлана обернулась к Варваре Петровне, в глазах у нее была мольба. Вахтерша молча достала из под прилавка маленький пузырек, доверху наполненный прозрачной жидкостью. Та приняла посудину.

— А разбавить?

— Н-не-надо… Юрик выхватил пузырек из протянутой руки, свинтил пробку и смачно хлебнул. Закашлялся, зажал себе ладонями рот, чтоб спирт не выплеснулся наружу, лицо его исказилось страданием.

Варвара Петровна покачала головой.

— Как же люди над собой издеваются, господи, ты боже мой!

Светлана просительно посмотрела на нее.

— Пусть он тут посидит? Он же не мешает никому. А?

Вахтерша пожала плечами.

— Мне-то что… пусть сидит. Мож работу, ему какую дать несложную? А то совсем загрустил человек. О! У нас тут соль намокла… на мешок с крыши натекло. А теперь высохла и прямо как камень стала. Пусть потолчет, заодно и развлечется, чего без дела-то сидеть, — она вынесла из подсобки, средних размеров, бронзовую ступку и пестик. Поставила их на столе перед Юриком. Следом Марина притащила несколько крупных кусков закаменевшей соли, положила перед ним же.

— Давай милок, — ласково сказала Варвара Петровна, бросив один кусок в ступку, — толки! А натолченное в кулечек ссыпай. Сможешь, поди? Трудотерапия она очень способствует!

Юрик окинул всех осуждающим взглядом. Дескать, смерти моей хотите? Затем заметно трясущейся рукой взял пестик и пару раз вяло тюкнул кусок в ступке. Весь его вид говорил: «Будь, по-вашему, только отстаньте, бога ради».

— Ладно! Давайте, давайте товарищи девушки, шевелитесь!.. переключилась Варвара Петровна на своих помощниц.

Глядя на нее, Майя не переставала удивляться — несмотря на то, что так и не выходила из буфета с самого утра, она до сих пор была бодра и активна.

— …Нам теперь в десять раз больше нужно вертеться! — продолжала щебетать главная повариха. И не, потому что народу много, а потому что продуктов мало. Так что каждую корочку и косточку в дело пускать нужно!

— Почему все женщины готовить должны? — с неудовольствием спросила Марина, пряча кудрявые черные волосы под косынку. А мужики только есть будут?

— Не возмущайся девочка, — подмигнула ей Варвара Петровна, — мужчинам тоже работы хватит. Ой, хватит! Все тут хлебнем! Продуктов дня на три, не больше. Чем потом питаться, не представлю. Давай, бери ножик, садись вон, к Майечке, чисть картошечку. А я пока компотом займусь. Ох ты господи, воды-то у нас в обрез. Надо срочно мужиков в лес посылать за снегом.

Ужин был назначен на девять часов. Меню состояло из вареной картошки с тушенкой и компота из сухофруктов.

*****

Марина скептически поглядела на внушительную горку картошки, которую им предстояло перечистить, затем на тупой столовый нож и на свои руки.

— Только в понедельник маникюр сделала…

Майя, с ласковой улыбкой, показала ей на место рядом с большим баком, в котором валялись несколько почищенных картофелин, подумав про себя: «Тоже мне цаца! Маникюр тебе здесь без надобности. Хотя тряпочные перчатки и вправду не помешали бы». Марина села на стул, вставила в уши наушники плеера и, вздохнув, принялась за картошку.

Светлана, свесив пеструю челку на нос и хмуро глядя перед собой, колупала луковицы. Варвара Петровна высыпав в большой чан с кипящей водой, сухофрукты задумчиво помешивала.

Чистка картошки дело скучное, разговор что-то не клеился, и Майя, прислушиваясь к шепоту наушников своей подельницы (везет же некоторым), поглядывала в окно. Хотя и там ничего интересного не было. Вечерело. Краснеющее солнце клонилось к горизонту. Его лучи путались в голых остовах берез. «Вот интересно, — думала Майя, — березы, как будто держат круговую оборону от окружающей нас сельвы. Словно прикрывают собой жалкое «поселение» людей. А ведь через неделю-другую по такому теплу деревья распустятся, и наша земля перестанет выделяться из окружающего леса».

От раскаленной плиты и баков с кипящей водой шел жар, дышать стало совсем нечем, и Светлана, оторвавшись от своего лука, распахнула окна. В кухне потянуло сквозняком. Переливаясь через подоконники, потек, влажный густой воздух, начиненный странноватыми, чужими запахами.

В окно влетело что-то большое, жужжащее и стремительными зигзагами заметалось по буфету. Низко, над самыми головами. Женщины завизжали, прикрываясь руками. Один только Юрик безучастно следил за событиями из своего угла. Существо гудящее, как маленький самолет, нарезало несколько кругов над кастрюлей с компотом, словно камикадзе над американским крейсером, или капитан Гастелло над немецкой танковой колонной, похоже, собираясь пикировать.

— Пошел, пошел!.. Варвара Петровна замахала руками, прикрывая кастрюлю собой.

— Посторонись! — Майя, подхватив шумовку, приняла позу теннисистки. Как только нарушитель границы оказался в пределах досягаемости, шумовка свистнула, рассекая воздух и сочно шмякнув, попала в цель. Сбитый летун, мелькнув над головой, испугано пригнувшейся Светланы, громко брякнул о блестящий кожух вентиляции и упал на буфетную стойку. Майя, как пантера, прыгнула к стойке и прижала насекомое шумовкой, но оно и так больше не шевелилось.

— Шустра ты, девушка, — покачала головой Варвара Петровна, — ой шустра!

Женщины осторожно склонились над стойкой. Майя приподняла шумовку. На пластиковой поверхности лежало странное существо, с виду обычная муха — две пары крыльев, шесть скрюченных ножек, черная, мохнатая, лупоглазая… вот только величиной она была с Майин кулак.

— Гадость, какая!.. пробормотала Светлана, — нужно будет хоть марлю где-нибудь найти да натянуть, а то всю кровь выпьют!

— Я ее боюсь! — заныла Марина. Выкиньте ее отсюда!

— Чего боишься-то? — недоуменно покосилась на нее Майя. Она ж дохлая.

— А вдруг оживет! Ну, выкиньте ее, пожалуйста!.. и окна закройте. Лучше уж жара, чем такое.

Майя потрогала муху шумовкой. Та не подавала признаков жизни. Девушка храбро ухватила ее за одно из крыльев, победно посмотрела на брезгливые лица окружающих, и, подойдя к окну, выкинула трупик на улицу.

— Руки не забудь помыть! — сказала ей в спину Варвара Петровна. Помолчала и добавила. И шумовку тоже! А представьте девочки, если такие местные тараканы наползут?! Тут, пожалуй, никакой «раптор» не спасет!

*****

Приготовление ужина несколько затягивалось. Светлана выскочила «на минутку» — покурить и не возвращалась уже полчаса. Варвара Петровна с Майей сняли с плиты кастрюлю с компотом и поставили ее на сквозняк — охлаждаться. Марина, вооружившись консервным ножом, уже приготовилась вскрывать банки с тушенкой, когда в буфет явился Владик по кличке Рыба — самый молодой из «братвы» — тот который устраивал скандал возле кассы.

— Салют, тетки! — он встал в дверях, уперев руки в бока, голый по пояс, весь в синих татуировках, в закатанных джинсах и босиком. Потянул носом воздух и удовлетворенно констатировал. Бациллой тянет!

— Чего надо? — подозрительно спросила его Варвара Петровна. Майя, ты, почему дверь не заперла? Чего надо? — повторила она вопрос. Ужин еще не готов! Иди с богом! Нечего тут толочься… давай, давай проваливай!

Рыба уставился на нее своими прозрачными пустыми глазами.

— А чо ты так разговариваешь, ковырялка старая? Я может, хочу проверить, не закрысятили вы тут шамовку, общественную?

— Что?.. Варвара Петровна растерянно захлопала глазами.

— Конь в пальто! — объяснил ей Рыба. Короче, тетки — мы сегодня у вас тут бакланить не будем, так что люди меня прислали, чтоб я нашу пайку забрал. Догнала, старая? — произнося эту зажигательную речь, он приблизился к буфетной стойке и увидел тушенку. О! Я гляжу вы тут кучеряво живете! На обед кирзу с сухарями давали, а сами тушенку гасят! — он извлек из кармана джинсов, пластиковый пакет и тряхнул его расправляя. Нас пятеро… значит по банке на рыло — это справедливо! — с этими словами он смахнул все банки в пакет и, усмехаясь, глянул на обалдевших от такой наглости женщин. Чо бебики вылупили? Хлеб где? — он в упор посмотрел на Марину. Хлеб, спрашиваю, где?

Та испуганно сглотнула и молча показала глазами в угол, где в картонной коробке, укрытые клеенкой, чтоб не засохли, лежали хлебные буханки. Рыба отдернул кленку, удовлетворенно цыкнул зубом и переложил из коробки в свой пакет две буханки. Приговаривая: «Будет, что на кишку бросить! О!.. кофееза!» — он сгреб с буфетных полок большую банку с растворимым кофе, коробку с чаем, несколько упаковок пряников и чипсов.

— Ты что ж это делаешь, оглоед?! — опомнилась, наконец, Варвара Петровна. Это ж на всех были продукты! На ужин! А ну давай, выкладывай обратно! — она попыталась загородить ему дорогу.

— Не скесуй, старая! — Рыба легко отстранил ее и направился к выходу. Проходя мимо Марины, он откровенно заглянул в глубокий вырез ее блузки и ущипнул за талию.

— Гы… клевая телка!.. Сиськастая!

Девушка шарахнулась от него, судорожно застегивая пуговицы на груди.

— Да ты не очкуй, бикса! — Рыба сально подмигнул ей. Заглядывай к нам! Мы пацаны веселые! Покноцаем, ливер подавим, а? В стирки пошпилимся. Гы… помахивая пакетом, он вразвалочку, приблатненной походкой, направился к двери.

Еще не понимая, что делает, Майя внезапно сорвалась с места, обогнала его, и, подскочив к двери, закрыла ее на ключ.

— Положи продукты на место, гад!

Рыба остановился, недоуменно разглядывая неожиданно возникшее препятствие.

— Ты чо, мелкая, попутала? — спросил он почти ласково. Ты тоже к нам заходи если что, я расокосеньких люблю. Ну-ка ключ давай!

Майя мотнула головой и по-детски спрятала руку с ключом за спину.

— Уйди от нее! — внезапно раздалось из угла.

Рыба удивленно обернулся.Кто там еще голос подает? Доселе отрешенный Юрик, словно очнулся и смотрел на «братка», мутным, злым взглядом. Тот усмехнулся и смерил взглядом его тщедушную фигуру.

— Это еще, что за хер с бугра?

— Я сказал, отойди от нее и жратву полож!

— Засохни, обсос! — посоветовал ему Рыба, небрежно сплюнул и добавил. Козел захезаный!

— Кто козел? — вяло удивился Юра, но тот уже отвернулся от него и опять смотрел на Майю.

— Дверь отомкнула, я сказал!

Но девушка молча, упрямо помотала головой.

— Кто козел? — канючил из своего угла Юра. Ты кого козлом назвал?

Но «браток» больше не обращал на него внимания, в упор, глядя на Майю.

— Ты чо не догоняешь? — спросил он уже свирепым тоном, нависая над ней и делая зверскую рожу. Оборзела, что ли, сучка узкоглазая? Да я тебя!.. он занес над ней руку со скрюченными пальцами.

Девушка не двинулась с места, только зажмурила глаза и вжалась спиной в дверь.

— Кто козел? — услышала она близко. И сразу же глухой стук и через секунду звук грузно рухнувшего тела. Майя осторожно открыла один глаз. От того, что она увидела, немедленно открылся второй глаз, и оба они полезли на лоб: Рыба лежал на полу и не подавал признаков жизни. Возле его бритой головы быстро растекалась лужица крови. Рядом валялся раскрывшийся пакет. Банки раскатились по всему полу. Над поверженным «братком» стоял Юра с бронзовым пестиком в руках. Он пошевелил тело носком ноги и констатировал:

— За козла ответил! — после этого, уронив пестик на пол, он опустился на корточки и начал шарить у него по карманам. Извлек маленький пакетик с белым порошком и, восторженно хрюкнув, поспешил к своему месту в углу. В буфете установилась жуткая тишина. Наконец, Майя пришла в себя. Она присела над «братком» и протянула руку к его шее, чтобы проверить пульс, как вдруг, тот внезапно дернулся. Девушка испуганно отпрянула и, не удержав равновесия, уселась на пол. Тело Рыбы продолжало дергаться еще несколько секунд, затем затихло. «Конвульсии…» — с ужасом поняла Майя.

— Кажется, умер! — сказала она вслух и подняла взгляд на окружающих. Женщины так и стояли возле буфетной стойки, с белыми лицами и распахнутыми настежь глазами.

— Убили!.. наконец прошептала Варвара Петровна. Убили! — заголосила она через несколько секунд и, ускоряясь, выскочила на кухню. Хлопнула входная дверь и стихла торопливая дробь шагов по лестнице.

*****

— Готов? — уныло спросил прапорщик Николай.

Алексей Федорович, возящийся возле тела Рыбы, поднял на него глаза и молча кивнул.

— Ну и что тут произошло? — прапорщик начал нервно раскачиваться с пятки на носок, засунув большие пальцы рук за ремень.

— Этот, короче… начал объяснять сержант, указывая на «братка». Короче, продукты попер из буфета, — указующий перст переместился на валяющиеся банки. Девка ему дорогу загородила, типа, не пущу и все такое. Ну, начались разборки! То — се… Хотел он ей, значит, навешать. Навешать, да! А тот… он показал, на, заметно повеселевшего, Юрика, — по башке его отоварил, вот! Все.

— Этим? — прапорщик поддел носком ботинка окровавленный пестик.

— Этим, — согласно кивнул сержант. Ну и проломил, значит, чердак. Тот и это… зажмурился.

— Что, из-за тушенки?

Сержант только пожал плечами и промолчал, дескать, что тут скажешь, слов нет.

— Да-а… протянул Николай, — звереем походу! Сегодня из-за тушенки убиваем, а завтра что?.. из-за бычка недокуренного? — он повернулся к Юре, который с отсутствующим видом наблюдал за мизансценой. Ты чего натворил, а?.. придурок? Совсем с катушек съехал?

— А чо он… извиняющее монотонно загундосил Юрик, — еду взял, девок хватал… еще обзываться начал.

— Судак, ты белоглазый, обдолбаный! — констатировал милиционер и повернулся к, обступившим тело, представителям общественности. Ну что делать будем, господа хорошие?

— Его, — Семенов кивнул на Юрика, — надо срочно изолировать. Есть куда?

— В кассу, — предложил Михаил Аркадьевич, — там двери железные, решетки.

— Так там же запор изнутри! — удивился Илья.

— Вот и хорошо! — сказал Семенов. Спокойней будет! По крайней мере, дружки этого бывшего отморозка до него не доберутся. Что с ним делать потом решим, а пока есть проблема поважнее.

— Отведи, — кивнул Николай сержанту.

Тот подошел к Юрику и взял его за локоть. Парень послушно начал вставать. Светлана, которая до этого, с растерянным видом стояла рядом схватила его за другую руку, словно намереваясь удержать.

— Куда вы его? Что с ним будет? — и Юрику. Ну, зачем ты это сделал? Пусть бы он подавился тушенкой, гад.

— Пошли! — дернул его сержант.

— Ладно, Свет, чего ты? — бормотал тот, осторожно забирая у девушки свою руку. Никакого раскаяния на его лице не было.

— Что?.. поинтересовался прапорщик, глядя на его белый от порошка нос, — уже успел раскумариться, сволочь?

Юрик бессмысленно улыбнулся в ответ, очевидно, ему было хорошо.

— А где эта касса-то? — спросил сержант.

— Там, там! — замахали руками институтские.

— Пойдем, покажу! — заворковала Варвара Петровна и поспешила впереди них, бормоча:

— Убивец, прости меня Господи!.. сподобилась на старости лет, такое страстотерпие увидеть… и еще что-то неразборчивое. Остальные институтские пошли за ними.

Семенов посмотрел им вслед и снял с ремня маленькую рацию.

— Славик! Славик… слышишь меня? Прием!

Рация тихо согласно зашипела в ответ.

— Короче, — продолжил Семенов, — хватай свою «Сайгу» и мой «Зауэр» и дуй сюда! Да, «помповуху» тоже захвати. Патроны?.. Картечь… да, правильно понял!.. Давай без вопросов, здесь все узнаешь! Быстрее! Нет, подожди, сперва… дальнейшие слова были произнесены так тихо, что не разобрать.

— Что собрался делать? — тревожно оглянувшись, не слышит ли кто, спросил его Николай.

— Что, что… повернулся к нему охотник. На лице его сияла довольная улыбка, словно он был рад происходящему. По обстоятельствам будем действовать, браток, по обстоятельствам!

— По каким таким обстоятельствам? — прошипел прапорщик, спадая с лица. Зачем тебе стволы? Ты что тут, войнушку собрался устроить? Ты прекращай, давай!

— Это ты прекращай!.. лицо Семенова стало жестким. Бздо свое прекращай! Ты что хочешь, чтоб уркаганы тебя за кадык взяли? Они могут! И, кстати, конкретно тебя любить-то им не за что! Вон посмотри на этого… он показал на расписанное блатными татуировками тело Рыбы, и констатировал. Хорош гусь! Такие тебя сожрут и не подавятся! Так что готовь пушку милиция, и радуйся, что я на твоей стороне. Сейчас наступит момент истины. «Калаш» твой, как? Не заржавел? — Семенов хохотнул и хлопнул прапорщика по плечу своей могучей рукой, так, что его заметно шатнуло.

Они постояли молча, закурили.

Громко топая сапогами по лестнице, сбежал запыхавшийся Слава с ружьями на обоих плечах. На ходу сдернул семеновский карабин с оптикой, протянул ему. Тот не спеша, принял, отстегнул магазин, проверяя боекомплект, и несколькими фразами вполголоса, обрисовал создавшуюся ситуацию. У Славы, по мере того как он слушал, вытянулось лицо, но когда он начал говорить, в голосе не было и тени сомнения:

— Что делать будем командир?

— Где, эти?

— У джипа своего толкутся.

— Все?

Слава пожал плечами.

— Все вроде, пятеро там, один здесь.

— Ладно, иди в вестибюль понаблюдай. Как сюда пойдут, сразу к нам.

— Сумасшедшие… пробормотал Николай, отходя от них. Взгляд его уперся в Майю, которая ползала на корточках, собирая в охапку, раскатившиеся по полу продукты и остановилась возле, прислушиваясь к разговору. Чего выставилась? Собирай, давай быстрей, и дуй отсюда, чертова кукла! Все из-за тебя!

Девушка медленно выпрямилась. И без того не слишком широкие ее глаза, сузились в две щелочки, а смуглое лицо побелело. Одна банка выпала из, вдруг ставших непослушными, рук.

— А вы мне не хамите, товарищ милиционер! Я между прочим не для себя… она запнулась, от злости не находя слов, — …старалась!

— Старательная, бля!

— И впрямь Коля, — усмехнулся Семенов, — зачем грубишь барышне?

Прапорщик в сердцах сплюнул и отвернулся.

Семенов подошел к ней, дружески приобнял своей медвежьей лапой за плечо.

— Не серчай на него, девочка, это он от нервов! Все мы тут нервными скоро станем… он посмотрел ей в глаза. Значит, это ты отморозка застопорила? Мелкая, а смелая! Уважаю! А если б он тебя того?

Майя растерянно улыбнулась, она не знала, что было бы, если б он ее того. Семенов наклонился, поднял с пола банку, положил поверх других продуктов, которые она продолжала держать в руках.

— А теперь и вправду, иди дочка, спрячься где-нибудь… и эту с собой забери! — он кивнул на растерянно торчащую возле стойки Светлану.

Майя опять улыбнулась — дочка — да ему, кажется, и сорока еще нет.

Подошел Алексей Федорович, отходивший в медпункт проведать больную. Глянул на серое лицо прапорщика и ухмыляющуюся физиономию Семенова.

— Что происходит?

— Да ничего особенного! — успокоил его охотник. Вы тоже идите доктор… и девочек с собой захватите. А мы тут постоим, побалакаем малость.

— Что значит идите? Никуда я не пойду! Я что вам пацан, меня отправлять?

— Идите, идите! — тон Семенова был непререкаемым. Вы у нас, человек самый важный! Один в медицине рубите… не дай бог, что случится, без вас никак, сами понимаете! А мы людишки простые, нам, что… Есть мы, нет нас…

— Простые, — недовольно фыркнул Николай. Бред…

— И в правду, — поддержала охотника, Майя, вернувшаяся от стойки, куда выгрузила продукты, — пойдемте Алексей Федорович. Мне кажется, нам кое-что обсудить нужно!

Недовольно ворчащий доктор все-таки дал себя увести.

В коридоре послышались громкие голоса. Вернулись сержант с институтскими, к которым уже успели присоединиться Марек с Егором Сорокиным. Они, шумно галдя, обступили труп, обсуждая происшествие.

— Ну и чего там? — обратился Николай к сержанту, который, закинув автомат на плечо, по-партизански стволом вниз, сосредоточенно выуживал сигарету из смятой пачки.

— Ну, заперли вроде…

— Все у тебя ВРОДЕ! — прапорщик бросил окурок на пол и с ожесточением растоптал его ногой. Ну-ка дай сюда «Калаш»… Он у тебя хоть заряжен?

— Да ладно Семеныч!.. парень торопливо снял автомат с плеча и протянул начальнику, — чего зверишься-то? Я-то тут причем?

— Никто не причем! — Николай отстегнул магазин, поднес к глазам. Никто не причем… пробормотал он, — а все в ж-жопе! — оттянул затвор, заглянул в канал ствола. Щелкнул затвором, воткнул магазин на место, вернул оружие сержанту.

— Короче!.. Сейчас, наверно, будет разборка с «братвой». Возможно, придется пугнуть… затвором дернуть… если сильно наезжать начнут.

— Думаешь, начнут?

— Начнут, начнут, — обнадежил подошедший к ним Семенов, — куда им деваться? Авторитет надо поддерживать, — он обернулся к институтским. Эй, ребятки! В армии кто-нибудь служил?

Илья недоуменно поднял голову. В армии? А как же, довелось ему послужить Родине в свое время. Тогда в самом конце восьмидесятых, когда он по большой несчастной любви запустил учебу и вылетел со второго курса универа, стремительно дряхлеющее государство, моментально забрило его в призывники. А Илья не сильно и парился — надо так надо. Оттрубил свои два года рядовым мотострелком в составе двести первой дивизии. Вернулся, слава богу, целым и здоровым, но с ощущением зря потерянного времени и в совсем другую страну. Восстановился в родном универе и благополучно закончил его, правда, на два года позже тех, с кем поступал на первый курс. Позже того же Марека, Справедливости ради следует заметить, что Марек предлагал ему помощь в славном деле откоса от армии, ведь его папа — главврач урологии пользовал всех этих генералов с их простатитами. Но Илья — лопух, отказался — неудобно ему, видите ли. Поэтому Марек кандидат наук, а он так и остался младшим научным сотрудником без степени.

— Я служил, — Илья шагнул вперед, — а что?

— В «стрелке» поучаствовать не хочешь? А то все, понимаешь, мы, приезжие. Кто-то ведь и из хозяев должен тут быть. Для весу, так сказать, — Семенов усмехнулся. Да делать ничего и не надо, просто постоишь с нами рядом, гривой покиваешь. Согласен?

Илья молча пожал плечами, как и тогда в восьмидесятых — надо так надо.

— Вот и отлично! — Семенов протянул ему руку. Я знал, что ты согласишься. Сразу видно — парень боевой!

«Кто он такой? — думал Илья, механически пожимая могучую руку. Десантная майка, камуфляжные штаны, непогрешимая уверенность в себе. Вон менту, аж на месте не стоится — вся плешь потная. А этот уверен, как слон. Кто он? Просто охотник? Что-то не верится… Офицер? Спецназ? Ладно, жизнь покажет, кто тут прав, а кто нет».

К ним протиснулся Марек.

— Я тоже!

— Не надо, — поморщился Семенов, глядя на его неспортивную фигуру. Что тут, в самом деле… просто поговорим, да и все!

— Вот я и…

— Не надо! — повторил Семенов, уже жестким тоном. Не надо создавать толпу! Давайте-ка ребятки, расходитесь по домам. Не загораживайте оперативный простор! Вон уже и Славик бежит. Что там Славик?

— Этот… Слава шумно выдохнул воздух и опять вдохнул, — водила автобуса, в общем, он доложил, похоже, «братве». Короче, они сюда идут! Трое. Двое во дворе остались — чего-то в фуре роются.

— Так!.. развернулся Семенов, — К бою и походу приготовиться! Гражданских попрошу очистить помещение! Давайте, давайте, в боковой проход и на второй этаж! Да побыстрее, ребятки, быстрее!

Народ послушно потянулся к выходу из буфета. Марек вышел последним. Настороженно обернулся и поймал взгляд Ильи. Тот кивнул ему ободряюще. Во всяком случае, хотел, чтоб выглядело ободряюще.

— Я тут рядом буду. Зовите если что, мы все подскочим!

— Обязательно! — любезно улыбнулся ему Семенов. Так, Славик, на, держи мой ствол, и иди, присядь за стойкой. Если базар пойдет совсем гнилой, высунешься оттуда сразу с двумя волынами. Понял? И ты сержант, давай туда и то же самое! Не забоишься?

Сержант, молча сухо сглотнул и пошел к стойке. Все как-то приняли, что Семенов здесь командует, и не спорили больше.

«Интересно, — думал Илья, — зачем мы тут остаемся перед «братками» почти безоружными, если не считать «Макарова» в кобуре у Николая. Он что их собрался спровоцировать?..»

Додумать эту мысль Илья не успел, в буфет, один за другим, вразвалку вошли трое.

Глава шестая

Все трое были одеты по-разному. Один в синем спортивном костюме «найк», второй в джинсах и джинсовой же рубашке, а третий в безразмерных штанах на вырост и кожаной куртке на голое тело.

— Ё-мое! — воскликнул первый из вошедших, небольшого роста, коренастый, он сразу же присел к телу убитого приятеля. И впрямь Рыбу замочили, слышь Крюк, не насвистел водила. Во, волки!

Тот, кого он назвал «Крюком», по виду самый из них старший, остановился в двух шагах от тела, даже не глядя на него. Он смотрел на трех человек стоящих напротив. Нехорошо так смотрел — оценивающе. Был он невысок ростом, но крепкий широкоплечий, под расстегнутой рубашкой бугрились мышцы. Лысая голова, суровые морщины поперек лба, глубоко посаженные голубые глаза под густыми бровями. Неприятное лицо — властное. Такой знает цену жизни и смерти.

Третий встал за ним и немного левее — уступом. Лицо напряженное, губы плотно сжаты, руки на поясе.

— Ну и чо за дела? — немного помедлив, спросил Крюк. Непонятно было, к кому он обращается, но ответил ему Семенов:

— Дела, уважаемый, в следующем: ваш приятель пытался силой завладеть общественными продуктами, грубил, опять же, женщинам, произошла ссора… сами понимаете, нервы у все ни к черту, ну и… он извиняюще развел руками.

— Где? — спросил Крюк.

Семенов вопросительно поднял бровь.

— Где глистопер рыжий, — пояснил Крюк свой вопрос, — который кореша завалил?

— Он изолирован, и когда мы вернемся к людям, будет отдан под суд.

— Чего-о? — спросил, поднимаясь, тот, который вошел первым. Какой суд? Ты мне чо тут бабушку лохматишь? Дай мне его сюда! Я его порву, как тузик тряпку!

— Остынь Гриня! — осадил его главный.

— Это никак нельзя, — улыбаясь, пояснил Семенов, — мы же цивилизованные люди… Надеюсь, вы не собирались устроить над ним самосуд?

— Ты кто такой вообще? — спросил Крюк, безошибочно уловив в его тоне издевку. Откуда тут нарисовался?

— Это вы нарисовались, — развел руками охотник, — а мы тут были. Мы представители общественности.

— Слушай ты, общественность… начал истерично повышать голос Гриня, — ты чо нам тут трешь, в натуре? Какой, на хрен, суд? Ты чо, нас провоцируешь? — он повернулся к своим, и делано-удивленно спросил. Он чо, нас провоцирует, я что-то не догоняю?

Крюк, не отвечая на риторический вопрос своего нервного товарища, стоял, уперев немигающий взгляд стальных глаз в лицо Семенова. Тяжелый это был взгляд, даже Илье, хоть смотрели не на него, стало не по себе. Семенов, прищурившись, смотрел в ответ, не отводя глаз. Они напоминали двух боксеров-профессионалов на ринге перед боем, с их игрой в гляделки. Напряжение казалось, потрескивало в воздухе, словно рядом были высоковольтные провода. Внезапно Крюк отвел взгляд, лицо его расслабилось и стало почти миролюбивым.

— Слышь мужик, ты не быкуй, отдай нам фраерка. И мы уйдем. По-хорошему прошу.

Семенов усмехнулся.

— А если по-плохому?

Повисла пауза. «Нарывается Семенов!» — думал Илья, буквально физически ощущая оценивающий взгляд которым обшаривал их, третий молчаливый спутник Крюка. Рука его была напряжена, готовая в любую секунду нырнуть за пазуху кожанки. «Действительно, чего им боятся, очевидно, что оружие из нас имеет только один прапорщик, да и у того оно в закрытой кобуре. Балбес, хоть бы открыл раньше…»

— А если по-плохому… медленно протянул Крюк, начиная вытаскивать правую руку из кармана.

«Ну, все, сейчас начнется!» — подумал Илья, чувствуя, как ручьем течет по спине пот.

— Стоять, бояться! — рявкнули у него за спиной, заставив вздрогнуть от неожиданности. Кто дернется, сделаю друшлаг!

Лица «братвы» удивленно вытянулись. Крюк достал таки руку из кармана. В ней была смятая пачка сигарет. Вытянул из пачки одну сигарету, причем получилось это у него не с первого раза. «Волнуется, — подумал Илья, — Волнуется, не смотря на непроницаемо кирпичную рожу». Он оглянулся. Слава стоял, положив ружья стволами на стойку, направив их на «братков». Подмигнул ему — не ссы, мол, прорвемся! Немую сцену завершило появление сержанта. Он, наконец, соизволил вылезти из-за стойки. Неуверенно передернул затвор, и, помедлив несколько секунд, тоже направил свой АКСу в сторону пришедших. Этот жест окончательно убедил «братков», что расклад, увы, оказался не в их пользу. Крюк вставил сигарету в зубы и полез в другой карман.

— Стоять, я сказал! — заорал ему Слава. Руки, чтоб я видел!

— Что ты базлаешь? — удивился Крюк. Зажигалка! — он показал на раскрытой ладони блестящий прямоугольничек. Щелкнул колесиком, прикуривая. Кто у вас старший? Ты мусор? Или ты? — он посмотрел на Семенова.

— Ну, допустим, — усмехнулся тот и протянул руку в сторону стойки, Слава немедленно вложил в нее помповое ружье.

— Мне кажется ты не прав, — щурясь от сигаретного дыма, сказал Крюк. Тот придурок, косяк запорол — пацана нашего завалил по-беспределу! А вы на нас же наехали с волынами, качалово тут устроили. Словно мы эти говнотерки затеяли. Не по понятиям! За косяк отвечать надо, — он затянулся, глубоко, на полсигареты. Допустим, сейчас ты банкуешь… но в будущем все может измениться. Догоняешь о чем я? Так что скажи своим отморозкам, чтоб быстренько спрятали пушки и извинились за то, что на людей стволы наставляли.

— Никак пугаешь? — разочарованно протянул Семенов. Так вот, чтоб в будущем ничего не изменилось, вы сейчас быстренько сдадите стволы, которые прячете под одежкой. Только тихо, спокойно! А то присоединитесь к своему приятелю!

— Так значит? — Крюк докурил сигарету и бросил бычок на пол.

— Именно! — подтвердил Семенов. Сам пушку вытащишь или помочь? Только осторожно, двумя пальчиками! Давай Коля, — повернулся он к прапорщику, — собери у них железки.

Николай заморгал, выходя из оцепенения в котором он пребывал с самого начала разговора, вспомнил, что и у него есть пистолет, и, наконец, извлек его из кобуры. Но к «браткам» подходить не стал, а выдал вместо этого инструкцию:

— Так, приседаем, кладем оружие на пол и аккуратно толкаем его в мою сторону. Начинаем с тебя!

— С меня?.. Гриня, на которого указал милиционер, ошалело посмотрел на Крюка, затем опять на Николая.

— Ты чо мент, ковбойских фильмов насмотрелся? Нет у меня ничего!

Николай осторожно приблизился к нему: правой рукой направляя пистолет, левой похлопал его по бокам. Покосился на Семенова:

— Чистый вроде! Теперь ты, — обратился он к Крюку. Тот усмехнулся и распахнул рубашку:

— Найдешь, твое будет!

Николай обошел его по широкой дуге, пристально разглядывая, украшенный татуировкой, мускулистый торс.

— Ты? — протянул он руку к третьему. Тот шарахнулся в сторону. На него тут же направились три ствола.

— Руки! Только дернись!

— Отдай им Кот! — процедил сквозь зубы Крюк. Не наша маза.

Кот, после секундной заминки, подчинился — поднял руки и дал себя обыскать. Стало понятно, для чего он, не смотря на жару, вырядился в теплую кожаную куртку. Из кобуры у него под мышкой, Николай извлек здоровенный черный пистолет. Уважительно крякнув, отдал пистолет Семенову.

— Гляди-ка… удивился тот, — «Стечкин»! Во, дает! На войну что ли собрался, паря?

— Незаконное ношение оружия… добавил Николай, — статья двести двадцать вторая…

— Ты чо за пургу несешь, рожа ментовская? — вскинулся «браток». Какая, на хер, статья?

— Молчать! — рявкнул прапорщик, ухватил его за шиворот, развернул и пихнул к стене. Лицом к стене! И вас тоже касается! — крикнул он остальным. Харями в стену! Уперлись руками! Ноги раздвинули! — он заметно осмелел и, по-видимому, стал ощущать себя в привычной стихии. «Братки» нехотя подчинились, бормоча себе под нос проклятия в адрес оборзевших фраеров и ментовских сук.

Прапорщик быстро и ловко обыскал их и не найдя ничего больше, вопросительно посмотрел на Семенова:

— Ну и чего теперь с ними делать?

— Как чего? — удивился Семенов, — Вывести на задний двор и расстрелять! Шучу! — хохотнул он, увидев, как перекосились физиономии «пацанов». Запереть их пока где-нибудь… Есть где? — глянул он на Илью.

Тот пожал плечами.

— С решетками помещений у нас, наверно, больше нет. Может в конференц-зале? С третьего этажа, поди, никуда не денутся.

— А что там есть, в этом конференц-зале? — подозрительно спросил прапорщик.

— Да ничего вроде… одни стулья, и те к полу прикручены.

— Ну, о-кей! — согласился Семенов. Значитца, конвоируйте их пока туда. Ну что друг ситный, — обратился он к Крюку, — связать вас, или так посидите спокойно? Нет… на благоразумие ваше надеяться глупо. Славик, скотч у тебя? Скрути-ка им руки. А когда приведете в конференц-зал, еще и ноги, на всякий случай, для их же спокойствия.

Слава ловко, словно всю жизнь только и делал, что вязал «братков», скрутил им за спиной руки скотчем. Начавшему было ерепениться, Грине досталось по шее прикладом. Остальные вели себя спокойно, только Крюк, когда их уже выводили из буфета, повернулся к Семенову и процедил:

— Смотри начальник — беспредел это! Как бы ответить не пришлось!

— Один бог за все в ответе, — миролюбиво сообщил ему охотник.

*****

— Ну и что ты собрался с ними делать? — ехидно осведомился прапорщик, когда сержант со Славой увели новоявленных арестантов. Каторжные работы организуешь? Или посадишь их коробочки клеить?

— Будем решать задачи поэтапно, — сказал Семенов. Вот какая наша следующая задача? Правильно, нейтрализовать оставшихся двух приятелей. Давайте выдвигайте предложения.

— А у вас что?.. удивился Илья, — плана на этот счет разве не было?

— Ну что ж я тебе, Спиноза, что ли? — развел тот руками в ответ. Откуда, к примеру, мне было знать, сколько их явится в буфет. Вот пришли бы они все — мы бы всех их зараз и повязали… ну или хотя бы четверо. С одним оставшимся справиться было бы не проблема. Собственно и с двумя не проблема… но пока обходились без крови. Хотелось бы и дальше так. Пойдем, посмотрим, что ли на них.

Они вышли в вестибюль и, встав так, чтобы их не было заметно с улицы, принялись разглядывать позицию неприятеля. Один из «братков» слонялся между джипом и фурой, то и дело, бросая взгляды в сторону Института, другой сидел в джипе на водительском месте, развалившись на откинутой спинке кресла. В бинокль Семенов разглядел у него на коленях помповое ружье. Рядом с ним стоял и водитель автобуса, решивший, по-видимому, что надежней будет прибиться к «братве». Он заискивающе улыбался, что-то говорил, показывая рукой на Институт. Бандит в джипе лениво ему отвечал.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Николай. Надо что-то делать, пока их опять кто-нибудь не предупредил! Так и будем стоять тут?

Семенов повернул свою лобастую голову.

— Вариантов два: либо они идут сюда; либо мы идем к ним. Похоже, сюда они идти не собираются, пока во всяком случае. Идти к ним? Но опять же неизвестно какие у них инструкции… может сразу стрелять на поражение. Короче, ждем. Нам спешить особо некуда. Уже темнеет. Если они так и не соберутся, то после наступления темноты, мы со Славиком наведаемся к ним в гости. Стоим здесь, по очереди караулим, чтоб никто отсюда не вышел.

Вернулся Слава.

— Ну? — встретил его вопросом Семенов. Нормально все?

Тот хмыкнул:

— На стулья усадили, ноги замотали… Сидят, гундят… угрожают! Этот… старший их — давай на свою сторону переманивать. Пришлось съездить ему по рылу разок, чтоб заткнулся и сержанта не смущал… Я его там пока оставил, караулить, — объяснил он, поймав вопросительный взгляд Семенова.

— По рылу, это ты зря! — осуждающе покачал головой тот. Он не забудет. Проще тогда совсем убить. Ну да ладно, чего сделано того не воротишь!

Илье показалось, что сожаление в его голосе какое-то деланное. Не сожалел он ни о чем.

В вестибюле появились люди. Они собирались выйти на улицу. Им просто непременно надо было на улицу. Прапорщик вступил с ними в перепалку, и, в конечном счете, не пустил. Они ушли, недовольно бормоча что-то про диктатуру, самоуправство и невозможность сходить, без разрешения самозваного начальства, по нужде.

В душе Ильи тоже крепло раздражение создавшейся ситуацией. Победили, тоже мне! Даже если все в итоге обойдется, что прикажете делать с пятью здоровыми мужиками? Не держать же их, в самом деле, все время связанными. А ведь их надо кормить, поить… Не было, называется, печали! Устроил Семенов бузотерку — как расхлебывать?

Тут он заметил, что Семенов, оказывается, смотрит на него пристальным взглядом, словно мысли читает.

— Тебя как звать-то парень? Забыл, понимаешь, спросить.

— Илья.

— Илюха, значит? А меня Василием кличут. И отчество простое — Иванович — как у Чапаева, — Семенов хохотнул. Вот и познакомились! Ты Илья иди пока… мы тут со Славиком покараулим, и с Николаем. А ты узнай лучше у девушек про ужин. Будет чего-нибудь? А то уже кишки слиплись, за всеми этими делами.

Илья пожал плечами и пошел. Действительно, чего тут без толку стоять.

*****

В буфете толокся оголодавший народ, выстроившись в нестройную маленькую очередь к раздаче. Илья с удивлением обнаружил там Анюту, которая, как и тогда на базе отдыха, сто тысяч лет назад, раздавала страждущим еду. Раз — зачерпывала черпаком из бачка. Два — шлепала порцию тушеной картошки в протянутую посудину. Рядом с ней суетилась, та самая миниатюрная азиаточка, которая и спровоцировала весь сыр-бор. Она нарезала хлеб большим ножом и выдавала по паре кусочков на нос. Люди их брали и проходили дальше, туда, где Варвара Петровна разливала компот в одноразовые стаканчики.

Тело Рыбы куда-то уже успели оттащить, и даже кровь смыли с пола. Вот так, исчез человек, как и не было. Никто не загрустил, не потерял аппетит от горя. Илье пришло в голову, что несчастный «браток», погибший нелепой смертью из-за нескольких банок тушенки, стал уже второй их потерей после прибытия в этот Мир — а еще третий день не кончился. Мимо Ильи, к выходу из буфета брели угрюмые люди со своими порциями. Похоже, мысли у всех были схожими.

— Ну, чего отец загрустил? — раздался сзади знакомый бодрый баритон и Илью крепко хлопнули по плечу. Марек явился в буфет, вооруженный эмалированной кастрюлей и пластиковым ведерком для компота.

— Глянь-ка, и тут очередь! В очередь сукины дети! — шутливо крикнул он собравшимся. Никто не оценил шутки, только Анюта, наконец, заметила их и поманила рукой, показывая в обход стойки.

— Ань, — сказал ей Илья, — меня мужики послали… они дежурят в вестибюле, отойти не могут. Ты им положи по порцайке, да я отнесу.

— А себе? А нам? — удивился Марек. Я тоже жрать хочу, как дикий хищник!

— А ты в очередь становись, сукин сын, — усмехнулась Анюта. Давай свой котелок, — повернулась она к Илье. Сколько порций?

— Их там трое… и сержанту еще, он арестованных охраняет.

— А им? — поинтересовалась Варвара Петровна. Арестантам вашим? Тоже ведь люди…

— Про них указаний не было, — пожал плечами Илья. Да у них и руки связаны, с ложечки, что ли их кормить? В общем, если что, разведут потом «Дошираку»…

Варвара Петровна в ответ тоже пожала плечами, мол, хозяин-барин, ей-то что. На том и расстались. Илья получил у, улыбнувшейся ему раскосой девицы, положенные шесть кусочков хлеба и поспешил обратно в вестибюль.

— Я наши пайки в комнату унесу, — крикнул в след ему Марек. Приходи быстрей, пока не остыло!

Быстро темнело. Доставив еду Семенову и компании и узнав у них, что ничего пока не изменилось, а «братки» не проявляют активности, Илья был отпущен на ужин. Прислушиваясь к голодному бурчанию в животе, он поднялся на третий этаж. Хотел было заглянуть в конференц-зал, но по коридору неслись такие аппетитные запахи, что ноздри его раздулись, а рот моментально наполнился слюной.

*****

Марек подогревал принесенную еду на спиртовке. Сам торчал тут же рядом, помешивая в кастрюле ложкой.

— Где ты шляешься? — осведомился он недовольным тоном, как только Илья открыл дверь. Все уже остыло! Вот греть пришлось опять!

— Ну, извиняйте! — Илья развел руками. Служба!

— Я спиртику малость развел, — тон Марека, резко поменявшись, стал довольным. Ты не знаешь, Анька там поест или сюда придет?

— А ты что, с ней не договорился?

Теперь настал черед Марека разводить руками.

— Как-то из головы вылетело… за всей этой суетой. Но мне кажется, она еще не скоро оттуда вернется. Пока посуду помоет, пока то-се. Значит там и поужинает, — он глянул на наручные часы. Ексель-моксель, уже девятый час! То-то я смотрю, темнеет вовсю. Давай скорее жрать, а то в темноте ложкой в рот не попадем.

Разлили спирт, выпили. Илья подумал, что он уже даже и не кривится при этом. Привык что ли? Тушеная картошка показалась чертовски вкусной. Только было ее очень мало. Марек, кусочком хлеба, тщательно вытер тарелку, и, отправив его в рот, откинулся на стуле.

— Не наелся ни хрена! Так дело пойдет, восстановится стройность фигуры, утерянная пятнадцать лет назад. Ну, давай, рассказывай, чего вы там насовещались?

— Да чего насовещались… Илья ковырялся в зубах распрямленной канцелярской скрепкой. Короче охотники…

В этот момент их беседа оказалась прервана неожиданным звуком — будто кто-то прижал к столу ученическую линейку, а свободный конец оттянул, да и треснул им по столу.

Друзья прислушались.

— Интересно, — сказал Марек, — это то, о чем я подумал?

О чем он подумал, Илья узнать не успел. В следующую секунду бухнуло, словно захлопнули, раскрытую посредине, толстую книгу.

Последующий стрекот автоматных очередей, донесшихся откуда-то со двора института, окончательно убедил приятелей, что им не почудилось, и внизу развернулось настоящее сражение. Илья непроизвольно считал — одна очередь, вторая, третья. В промежутках между ними вклинивались сухие щелчки одиночных винтовочных выстрелов.

— Господи! Да там война началась!.. Илья сорвался, уронив стул, и вылетел в коридор. Огляделся и кинулся в комнату напротив (в поисках еды и полезных вещей, они уже успели вскрыть все комнаты поблизости от триста пятой). Марек пыхтел следом. В темноте Илья стукнулся обо что-то коленом. Зашипел от боли, и, кое-как дохромав до окна, прильнул к стеклу, пытаясь что-нибудь рассмотреть во дворе. Ни черта там не было видно. Но только в первый момент. А затем, Илья и сопящий рядом Марек увидели, возникающие то тут, то там, вспышки выстрелов, сопровождающихся треском коротких очередей. Не долго думая Илья распахнул окно и высунулся наружу по пояс, пытаясь получше рассмотреть, что творится вокруг институтского крыльца.

Сама площадка перед входом закрывалась от взгляда сверху, большим балконом второго этажа, но было видно, что крыльцо слабо освещено неверным мерцающим светом, исходящим из вестибюля. «Да там, похоже, горит что-то!» — сообразил Илья.

— Ну что там? Что там? — нетерпеливо вопрошал сзади Марек. Смотри не вывались, дай, я гляну! — он пытался оттереть Илью, и протиснуться наружу.

В этот момент, их заметили. Мазнул по глазам красный лучик лазерного целеуказателя. Илья не мог идентифицировать, какая из вспышек внизу была предназначена им, просто стекла вокруг, зазвенели и посыпались, и словно горячим ветром обожгло щеку. Он моментально втянулся внутрь комнаты, и присел, прижавшись к батарее отопления.

— Твою мать! — выдохнул Марек, падая рядом. Это кто ж на нас напал? Инопланетяне? Надо что-то делать, а то сидим тут прижавшись, как два зайчика… Слушай, — повернулся он к Илье, — а тебя кажется, зацепило, вся щека в крови.

Не обращая внимания на его слова, Илья лихорадочно соображал. Очевидно, что их кто-то атакует. Но кто? «Братва»? Да их всего-то двое на свободе оставалось. Не могли же они вдвоем устроить такую канонаду. И откуда у них столько оружия? Вон лупят очередями, патронов явно не жалея.

Внезапно с улицы раздался громкий, усиленный мегафоном голос.

— Эй, ментяра и ты, бородатый хер!.. слышите меня?

Не смотря на искажения вносимые мегафоном, Илья тут же узнал говорившего. Это был Крюк, собственной персоной. Крюк, которому полагалась сейчас сидеть в конференц-зале, примотанным скотчем к стулу. Каким образом он выбрался?

— Надеюсь, вы уже поняли, с кем имеете дело? — тон Крюка был явно хвастливым. Так вот, последний раз предлагаю по-хорошему — кто щас выйдет и бросит волыны, тому ничего не будет, обещаю!

Со стороны института ему что-то ответили. Слов Илья не разобрал, но голос, кажется, узнал — жив, выходит, Семенов. Он приподнялся и снова осторожно глянул в окно. Вон оно что: бандит забрался в милицейский «уазик» и вел оттуда пропаганду.

— А если по-плохому?.. рявкал, меж тем, Крюк, видимо отвечая на реплику. Если по-плохому, тогда слушай сюда, урод! Тогда будем гасить тебя и корешей твоих! Живьем жрать вас будем! Я лично с тебя… со стороны института щелкнул выстрел. Крюк удивленно выматерился и мегафон замолчал. Похоже, бандит, во избежание неприятностей, покинул «уазик». Он что-то хрипло проорал своим дружкам, и в следующую секунду на институтский вестибюль обрушился шквал автоматного огня. Впрочем, обстрел продолжался недолго, видимо бандиты начали-таки беречь боеприпасы. Затем, сочтя оборону подавленной, они кинулись на штурм. С разных сторон, к крыльцу устремились четверо, а их товарищ продолжал хлестать по вестибюлю длинными очередями. Потом затих, очевидно, опасаясь попасть в своих. Бандиты приподнялись, готовясь к броску, но тут очередь ударила уже из Института, и они опять залегли. Слегка привыкнув к темноте, Илья видел, как скорчившиеся на ступенях темные фигуры, о чем-то переговариваются. Потом они разом начали отползать обратно, в темноту двора, под защиту стоящих в беспорядке машин.

Внезапно выглянула луна, словно в небе зажегся яркий фонарь. И в ее свете, Илья увидел, что бандиты собирались возле своей фуры. Илья считал. Один, второй, третий… все пятеро там! Эх, сейчас бы по ним из гранатомета! Всех бы разом!

— Так что? — риторически вопросил сзади Марек. Сбежали, значит?

— И не только сбежали… а еще и где-то успели вооружиться до зубов!

Илья опять выглянул в окно. Спрятавшись за огромной кабиной «Вольво», бандиты о чем-то совещались. Илья примерно представлял о чем. Очевидно первоначальный план, прорваться в вестибюль, чтоб разом захватить Институт, не удался — Семенов и иже с ним, благополучно пережив шквальный обстрел, продолжали держать оборону и сдаваться не собирались.

«Что ж мы тут сидим? — лихорадочно соображал Илья. Надо бежать, помогать нашим!» И тут же другая мысль пришла ему в голову — как же они тут быстро разделились, на наших и не наших! Где-то он читал про это — куда людей не помести, первым делом, они не преминут вцепиться друг другу в глотки!

— Ну, чего, отец, что делать-то будем? — дернул его за штаны Марек.

— Чего делать? — Илья на секунду задумался. Действительно, чего? Бежать помогать Семенову? Нет, стой! Он повернулся к другу.

— Ты сиди здесь, жди, а я сперва загляну в конференц-зал, посмотрю, что там и как, а потом спущусь на первый этаж к Семенову…

— Да ты охренел? — не дав ему закончить, возмутился Марек. Я тебе что?.. я тебе кто? Ты меня за кого держишь? За ссыкуна? Сиди, понимаешь, жди!..

— Да подожди ты… Илья досадливо поморщился. Никто тебя за ссыкуна не держит… Я придумал! Я сбегаю вниз, и притащу тебе рацию! Будешь отсюда за действиями «братков» наблюдать и рассказывать, чего они делают! Ну а чего? Ты же оружия отродясь в руках не держал, какой с тебя там прок? Не дай бог еще подстрелят… Ах черт! Там же Анька еще… и другие девки… Короче, сиди, жди!

— Хрен тебе! — Марек смастерил обеими руками две внушительных дули, и сунул их под нос другу. Я сам пойду! И рацию возьму и Аньку приведу.

Илья окинул его внимательным взглядом, и, поняв, что спорить, только время зря терять, согласился.

— Ладно, дуй вниз, только осторожно! А я в конференц-зал, и тоже спущусь. Ну, все, погнали!

*****

Марек скатился по боковой лестнице, а Илья по третьему этажу помчался в другой конец института. В коридоре было пусто. И темно, хоть глаз коли. Так что, Илье волей-неволей пришлось снизить скорость почти до шага, чтоб не налететь на пустые баллоны, так и стоявшие у дверей комнат. Ориентиром служило лишь пятно неясного света в противоположном конце коридора.

Выскочив в холл третьего этажа, Илья увидел то, что по запаху, почувствовал еще в середине коридора — все немаленькое пространство холла было заполнено клубами дыма. Едкий запах горелой пластмассы ударил в ноздри, начал выедать глаза. Щурясь и стараясь не дышать, Илья подскочил к окну и попытался его открыть. Не с первой попытки, но это ему удалось. Причем, чтоб дотянутся до верхней ручки, пришлось тянуться и вставать на цыпочки, рискуя при этом быть замеченным с улицы и получить пулю. Окно, наконец, приоткрылось и в холл, разгоняя дым, хлынул прохладный ночной воздух. Не теряя больше времени, Илья кинулся к двери в конференц-зал. Ближняя оказалась заперта. Безуспешно подергав ее за ручку, он помчался к дальней, и… чуть не налетел на, поднявшегося по правой лестнице Славку — младшего из охотников. Тот схватился, было за ружье, но потом узнал.

— Ты чего здесь? — спросил он, опуская ствол.

В голове у Ильи ничего не было, кроме слов Мустафы из «Белого солнца пустыни».

— Стреляли.

— А-а… протянул Славка. А меня Иваныч послал, выяснить, как эти уроды на свободе оказались.

— Да я собственно тоже… Илья попытался открыть дверь, но охотник удержал его.

— Тихо! Слушай сюда! Мало ли там что. Я приготовлюсь, а ты по команде откроешь, ферштейн?

Илья кивнул и взялся за ручку двери. Славка вскинул карабин, вздохнул, и скомандовал:

— Давай! — после чего быстро вошел в распахнутую дверь, водя стволом по сторонам. Илья шагнул следом, обо что-то громко споткнулся. Охотник недовольно оглянулся на него, и, держа ружье наготове, осторожно заскользил по правой боковой дорожке, вдоль рядов кресел. Он уже дошел почти до кафедры, как вдруг остановился, опуская ружье. Послышалась невнятная ругань.

Илье поспешил к нему.

В среднем проходе, уткнувшись лицом в ковровую дорожку, ничком лежало тело. Проникающий в зал лунный свет, дробился высокими спинками кресел и у самого пола совсем сходил на нет. Чтоб узнать лежавшего, им пришлось подойти вплотную.

— Черт! — сказал Слава и извлек из кармана маленький фонарик. Я так и думал! Ну не суки ли, а? — в мертвенно-синем светодиодном свете, ясно были видны сержантские погоны на плечах убитого и большое темное пятно расплывшееся вокруг головы. Слава опустился на корточки, взял сержанта за плечо и перевернул на спину. Мотнулась голова, открывая страшную рану на горле.

— Глотку перерезали, — констатировал охотник, — как барану!

Илья почувствовал приступ тошноты. Голова закружилась, и, чтоб не упасть, он присел в ближайшее кресло.

Слава повернулся к нему, секунду посветил в лицо фонариком, и видимо поняв его состояние, успокаивающе похлопал по колену, усмехнулся.

— Что, не приходилось резаных глоток видеть? Да, попали мы в переплет! Но ничего, бывало и хуже! Выкрутимся как-нибудь с божьей помощью.

Он извлек из кармана жилетки рацию.

— Командир, я на месте, прием.

Рация зашипела и голосом Семенова, осведомилась:

— Ну что там?

— Как ты и предполагал… тут двухсотый. Сержант. Видно у кого-то из «братков» нож или бритва были припрятаны… скорей всего в рукаве. Скотч разрезали… и вася-кот! Не такие они оказались простые, плюс прапор плохо обыскал, — он огляделся, светя фонариком. АКСу забрали. Прием.

— Ясно, — сказал Семенов. Из рации доносились возмущенные вопли прапорщика, который видно не хотел признавать своей вины. Да тихо ты! — Семенов несколько секунд помолчал и спросил. Как они ушли?

— Это, я еще на подходе просек. Там, как поднимешься по лестнице на третий этаж, окно было открыто с торца здания. Я выглянул, а там пожарная лестница рядом. Сержанта зарезали и туда. Прием.

— Слушай, — заинтересовался Семенов, — а обратно они не могут тем же Макаром?

— Нет! — замотал головой Илья. Лестница обрезана на уровне второго этажа… ну, чтоб пацаны не лазили.

— Тут местный говорит… начал Слава.

— Да слышал я, — оборвал его Семенов. Но, вдруг? Встанет один другому на плечи… глядишь и дотянется. Ты это окно из виду не выпускай. Тем более чтовпрямую пролезть они не смогли, так что, скорее всего, обходные пути будут искать. Поставить там надо кого-нибудь с молотком что ли. Ладно, кажется, опять зашевелились… отбой пока!

Со двора снова начали постреливать. Славка подошел к окну, выглянул.

— Слушай, — обратился он к Илье, — помимо главного входа, они где-нибудь еще могут пролезть?

Тот пожал плечами.

— Теоретически, конечно, можно, если хорошо знать институт… Но они-то его не знают. А так, все двери закрыты на замок, все окна цокольного и первого этажей забраны решетками. Пойди ночью, поищи куда ткнуться.

— Это хорошо-о… протянул Славка, он все смотрел в окно — Эх, позиция здесь, залюбуешься! Весь двор как на ладони! Мне подсветить бы малость, я б их всех перещелкал, шакалов! Злой я на них! Это ж надо, из подствольника по нам давай лупить… черти беспредельные! Чудо, что никого не зацепило. Эх, свету бы сюда! Ни один бы не ушел!

— Я знаю! — воскликнул Илья, чуть не подскочив, от, внезапно пришедшей в голову мысли.

Славка недоуменно покосился на него.

— Ну?

— Знаю, что нужно делать! Сейчас мы им устроим коктейль Молотова! Подожди тут, я мигом!..

*****

Проскочив холл, он ткнулся в первую же рабочую комнату. Дверь уже кто-то вскрыл в поисках продуктов. Илья зашел и сразу же сунулся под вытяжной шкаф. Он знал, что в этой лаборатории много работают с растворителями. Ага, вот он, железный ящик с большими белыми буквами ЛВЖ, видными даже в темноте. Крякнув, Илья выволок его из-под тяги, и, стараясь не запнуться в темноте, потащил к окну. Там хоть чуть-чуть светлей. Он водрузил ящик на подоконник и начал рыться в его содержимом — бутылках с различными растворителями. Доставал очередную бутыль, подносил ее к самым глазам, пытаясь прочитать буквы на этикетке. Словно в помощь ему, выглянула луна. Сразу стало гораздо светлей и дело пошло живее. «Так, что у нас тут? Октан — не то… изопропиловый спирт — опять не то… ксилол — снова не то. Бензол — это, пожалуй, подойдет. О! Пентан — самое то! Еще бы масло найти. А вот и оно! На бутылке с вязкой жидкостью значилось: «для вакуум-насоса». Илье определенно везло.

В найденную в шкафу эмалированную кастрюльку, он вылил, содержимое литровой бутылки с пентаном и добавил пол литра масла. Тщательно перемешал и разлил по двум бутылям, так, чтоб треть пространства в них оставалось не занятым жидкостью. Крепко закрутил пробки и завязал на горлышки лоскуты разорванного им полотенца. Пропитал лоскуты остатками горючей жидкости. Все — самодельные зажигательные бомбы были готовы.

С бутылями под мышкой, Илья поспешил обратно в конференц-зал. В холле дыма почти уже не было. Похоже, все, что могло сгореть, сгорело, а дальше распространиться огню не дали. Илья мимоходом подумал, что устраивать очень уж сильный пожар, не в интересах и самих бандитов, так как даже в случае победы, жить им, кроме как в институте больше негде. Видимо, главным образом, хотели попугать защитников, а заодно и выкурить Семенова из вестибюля.

Славка так и стоял возле окна. Услышав шаги, повернулся к Илье.

— Ну что? Получилось?

Илья победно продемонстрировал обе бутыли.

— Думаешь, сработает? — недоверчиво поинтересовался охотник.

— Куда денется? — обнадежил его Илья. Схема, проще некуда — поджигай и бросай!

— Ок! Я тут уже Иванычу рассказал о твоем плане. Он одобрил. Смотри сюда… палец Славы показывал куда-то в темноту за окном. Словно в помощь ему, луна снова выглянула из-за туч. В ее неверном свете ясно угадывались очертания машин припаркованных на стоянке.

— Третья машина от крыльца, — объяснял охотник, — видишь? Там один из гадов прячется, за капотом, я его по вспышкам засек. Ну, видишь?

— Да вижу, вижу! — нетерпеливо пробормотал Илья.

— Докинешь свою гранату? Тебе необязательно ему прямо по кумполу попадать… главное, чтоб где-нибудь рядом и чтоб загорелось.

— Загорится!

— Ну, лады тогда. Сейчас я открываю окно… как скажу «готово» — кидай.

Илья лихорадочно шарил по карманам.

— Черт!.. зажигалку забыл…

— Держи, — Слава протянул ему блестящий прямоугольничек. Только не потеряй! Именная! — он рывком распахнул раму и, вскинув карабин наизготовку, встал слева от Ильи. Пояснил. Чтоб гильза в лоб не прилетела. Давай! Готово!

Илья поднес огонек зажигалки к лоскуту — тот сразу вспыхнул ярким коптящим пламенем. Руки заметно подрагивали. К горлу подступил ком. «Успокойся!» — скомандовал он сам себе. Набрал в легкие воздуху, словно боролся с икотой, отступил на шаг, и метнул бутылку. Огненной искрой она прочертила темноту и с глухим звоном разбилась на асфальте. Немного левее цели. Но этого оказалось достаточно. Ярко полыхнувшее пламя, осветило пространство на десятки метров вокруг. Кто-то испуганно заорал. И в этом момент, под самым ухом у Ильи оглушительно бабахнуло. Он ошалело затряс головой, словно пытался вытрясти заполнивший ее шум.

— Готов! — радостно закричал Слава. Илья глянул во двор — там прячась за машинами, суетились, бегали темные силуэты, а один лежал, свернувшись калачиком, и не шевелился. Охотник, приникнув к оптическому прицелу, азартно посылал пулю за пулей, пока не кончился магазин. Он извлек из кармана новый и обернулся к Илье.

— Давай вторую!

Илья, чувствуя себя бойцом Красной армии в сорок первом под Москвой, метнул второй снаряд. Он почти не целился, но попал гораздо удачней — бутыль разбилась о капот машины, а жидкое пламя плеснулось прямо в один из суетящихся силуэтов, в миг охватив его всего. Дикий вопль пронесся над площадкой, а Илья, уже наученный горьким опытом, отступил от окна и заткнул пальцами уши. Вовремя — Слава опять начал палить из своего карабина. По подоконнику скакали и падали на пол гильзы.

Илье ясно вспомнился, когда-то давно виденный им сюжет про отстрел волков с вертолета. Звери так же бестолково бегали, не понимая, откуда падает на них смерть.

Внизу началась беспорядочная пальба, сопровождаемая криками «ура» и отборными матами. Очевидно, защитники института перешли в контратаку.

Славка, присев, шарил по полу, ища, так некстати выпавший из рук магазин, и матерился, почему-то шепотом.

Илья, почувствовав себя совершенно без сил, отошел от окна и опустился в кресло.

Видимо это его и спасло.

Ярко-огненная вспышка! Его швырнуло в пролет между кресел и мир вокруг погас.

*****

Дневник Майи 19.03.200…

«Страшно-то как! Совершенно глупо, так по-детски, но очень хочется очутиться где-нибудь в другом месте, где нормальная жизнь, и никто не стреляет в людей. Но отсюда бежать некуда, я сильно подозреваю, что все остальные места в этом мире еще хуже!

Сейчас наконец-то все закончилось, хотя, что я пишу? Что закончилось? Все только начинается. Мы здесь всего два дня, а пятерых уже нет. И хотя троих из них не особенно жаль, но как же могла произойти такая кровавая история — просто в голове не укладывается. Что же будет дальше? До сих пор руки трясутся, как вспомню. Так что почерк оставляет желать лучшего.

Мы тогда только успели поужинать, начинали мыть посуду. Вдруг в коридоре стало все взрываться, грохот стоял невообразимый! Мы с девчонками и Варварой Петровной, конечно, перепугались, спрятались на кухне. Минут десять продолжалась непрерывная стрельба, потом примчался Марк и, делая страшные глаза, объявил, что началась серьезная заваруха с бандитами, поэтому он сейчас отведет нас в безопасное место. Мы, естественно, не возражали. Через кухню вышли на боковую лестницу, потом спустились в подвал, пробрались через какое-то помещение, заполненное кипами листов бумаги и какими-то непонятными машинами. Опять лестница, в итоге очутились перед входом в институтское бомбоубежище. Хоть убей, не смогу сама найти дорогу туда еще раз. Анна все порывалась уйти, но Марк ее не пустил, сказав, что Ильи все равно там нет, а здесь она, по крайней мере, будет в большей безопасности, чем где бы то ни было. Уговорил все-таки. Мы зашли в бомбоубежище, заперли изнутри тяжеленную железную дверь и остались в кромешной темноте. По счастью, у Анны оказался фонарик, правда, включала она его лишь изредка — батарейку экономила. Вдоль стен с плакатами про ядерную войну были сложены матрасы, а посередине комнаты свалены в кучу деревянные лавки. Не один синяк набили, пока разбирали их. Наконец, кое-как разобрали, и устроилась на них, как куры на насесте. Разговор как-то не клеился, все были на грани истерики. Каждые десять минут, то тут, то там начинало раздаваться всхлипывание. Тогда все остальные кидались успокаивать, старались подбодрить друг друга. Особенно усердствовала Варвара Петровна, подозреваю, главным образом, для того, чтоб унять свой собственный страх. Я-то мучилась по совершенно другой причине — не очень приятно осознавать, что отчасти являюсь виновницей всех этих неприятностей. Хорошо еще, что я тогда не знала о количестве жертв, просто сидела и думала. Может, надо было отдать бандитам эту еду? Но сделанного не воротишь. Рано или поздно нечто подобное случилось бы все равно. К тому же, кто знал, что Юрик окажется таким отморозком и пришибет этого Рыбу-Владика. Тоже мне поборник справедливости! Кокаин ему нужен был, хотя, что там творилось в его воспаленных мозгах, можно только догадываться. Да что Юрик, а будь у меня, скажем, в тот момент пистолет, где гарантия, что я не пальнула бы Рыбе прямо в его наглую харю? Таким вот нехитрым способом я себя успокаивала, ведь с чувством вины жить очень тяжело.

Но как же бандиты сумели сбежать, где взяли оружие? А если они перебьют наших защитников, что будет? Ну, Юрика, положим, точно шлепнут, а меня? Тоже? Или сперва изнасилуют? Меня даже озноб пробил, когда воображение услужливо подсунуло красочную картину расправы над героической защитницей съестных припасов.

Все эти мысли устроили такой кавардак в моей голове, что я поняла: если сию же минуту не прекращу заниматься внутренним мазохизмом, то сойду с ума. Утрирую, конечно, с ума не сойду, но вот нервный срыв мне точно будет обеспечен. Буду валяться на бетонном полу, и биться головой, как припадочная. Изо рта полезет пена… Ф-фу! Какая гадость!

Я залезла на кипу матрасов, отвернулась к стенке и заткнула уши, чтоб не слышать хлюпанья Марины со Светланой и кудахтанья Варвары Петровны. Отрешившись, таким страусиным способом, от окружающей действительности, попыталась представить что-нибудь светлое из прошлой жизни.

Как ни странно, это не сразу, но получилось. Всплыли лица папы, братьев… мама, поливающая огород на даче. В последнее время, мы редко собирались вместе: отец с братьями все время в командировках, мама летом безвылазно жила в загородном доме. Так что в нашей большой квартире, я частенько оставалась одна. Не скажу, что это меня не устраивало на тот момент, но сейчас меня охватила грусть, на этот раз, слава Богу, светлая.

Интересно, что мои родные подумали о внезапном исчезновении своей непутевой дочери-сестры? Хотя… только пара дней прошла, скорее всего, еще даже не хватились.

Любопытно, как это выглядело со стороны? Такая большая территория в один миг пропала. И не где-то в хакасской тайге, а почти что в городе — это вам не кот начихал! С этой мыслью я и заснула.

Что мне снилось, сейчас уже не помню. Но что-то не имеющее отношение к нашей нынешней засаде. Помню только конец. Я все-таки уезжаю из Н-ска. Поезд трогается, я смотрю в окно из своего купе на мелькающие окна вокзала, на толкущихся на перроне провожающих и думаю: «Какое счастье, что вся эта хрень мне просто приснилась!»

И в этот момент я проснулась. Не сама, конечно, рядом стояла Аня и трясла меня за плечо. Она выразила удивление моим железным нервам (как я могу дрыхнуть в такой момент?), а потом сообщила, что мы сидим тут уже два часа, и, кажется, про нас все попросту забыли, и что мы как хотим, а она немедленно выбирается, иначе у нее лопнет мочевой пузырь. Слушая ее, я почувствовала себя глубоко несчастной — мой спасительный отъезд, оказался лишь сном.

Как выяснилось дальше, про нас действительно забыли, что и не мудрено в свете произошедших событий. Но об этом я напишу позже.

А пока — нас осталось тридцать один человек.

Глава седьмая

Дневник Майи 20.03.200…

Уже с утра стоит удушливая жара, влажный воздух напоминает кисель густотой и вязкостью. Но хоть поспокойнее стало. Почувствовав себя в относительной безопасности, народ выполз из всяких закоулков, коих в этом здании немало и собрался в вестибюле. Разруха там царила ужасная, что, разумеется, не улучшило настроения собравшихся. Возникло стихийное вече, которое решило, что часть мужчин немедленно отправится искать оставшихся в живых двоих отморозков (вернее, так решил Семенов со товарищи). Остальные наведут порядок в вестибюле, ну, и начнут уже расселяться по комнатам. Здравое решение! Извлекут ли нас отсюда в ближайшее время или нет, неизвестно, а жить в тесноте и толчее в вестибюле да машинах, притом, что существует огромное количество пустующих помещений, по меньшей мере, неразумно. Вооруженные добровольцы на автобусе и джипе охотников уехали искать бандитов. А оставшиеся мужчины и женщины с энтузиазмом взялись за уборку и расселение. Всем хотелось хоть как-то привести в порядок свой неказистый быт.

Так что, жилье теперь у нас будет. Рабочие комнаты, не бог весть что, но по сравнению с житием в машинах и фойе просто небо и земля. Помещений с избытком. При желании можно так поселиться, чтобы и не видеть друг друга. Но скорей всего люди скучкуются рядом. Слишком уж страшно и тоскливо. Хочешь, не хочешь, а общаться придется, иначе запросто с ума можно сойти».

*****

Илья сообразил, что уже некоторое время лежит с открытыми глазами, щурясь от яркого света. Ослепительный шарик Солнца повис в нескольких сантиметрах от верхней рамы окна, заглядывая за ширму, отгораживающую кушетку на которой он лежал. Очевидно, от его лучей он и проснулся. Проснулся? Он спал? Как он вообще тут оказался? Сейчас утро или вечер?

Илья принялся вспоминать. Подробности боя помнились четко. Уставленная машинами стоянка с, метающимися между ними, темными силуэтами, словно и сейчас стояла перед глазами. Он вспомнил, как азартно палил Славка, прерываясь только, чтобы перезарядить карабин. Славка… его фигура на фоне открытого окна, было последнее, что запомнил Илья. А что же было дальше? Кажется вспышка… потом удар… Тут он, наконец, понял, что причиняло ему неудобство. Поднял руку — точно повязка. Голова была туго обмотана бинтами. Неужели сотрясение? Прислушался к себе. Вроде, никаких неприятных ощущений. Повел рукой по щеке — пластырь. Ах да, щеку задело, то ли пулей, то ли осколком стекла, кровь текла. Но это ерунда. Зато все тело полно сил, словно он сладко выспался. Странно. Если все хорошо, тогда какого черта он тут лежит? Зачем башку обмотали? Он покрутил головой. Да нет, все же что-то есть — чувство такое, словно мозг не имеет жесткой связи с черепной коробкой и вращается сам по себе, как волчок в гироскопе. Илья еще несколько раз повернул голову вправо-влево, проверяя странные ощущения. Странные — но не сказать, что слишком уж неприятные. По крайней мере, боли не было. Тогда чего он тут разлегся? Сделав некоторое усилие, он приподнялся и сел. От этого движения, кушетка пронзительно заскрипела.

Послышались легкие шаги, и из смежной комнаты в кабинет заглянула Анюта. Увидев сидящего на кушетке Илью, улыбнулась во весь свой большой рот.

— Проснулся, горе-воин? Ну, слава тебе господи! Подожди, сейчас доктора позову! — и так и не дав ему сказать ни слова, выскочила из кабинета.

Через несколько минут они вернулись вдвоем с Алексеем Федоровичем. У того в отличие от цветущей Анюты, лицо было довольно хмурое.

— Что ж вы, голубчик, вскочили? Ложитесь-ка.

— Да я доктор и так все бока уже отлежал.

— Ложитесь, ложитесь! Успеете еще набегаться.

Илья нехотя повиновался. Алексей Федорович взял его за запястье и, глядя на свои ручные часы, стал считать пульс.

— Хм… восемьдесят, — он вопросительно глянул на Илью.

— Да это мой нормальный.

— Это у него нормальный такой! — поддакнула Анюта.

Алексей Федорович глянул на нее исподлобья.

— Деточка, принесите, пожалуйста, тонометр. Он в шкафу на второй полке.

Илья усмехнулся, глядя, как Анюта возмущенно дернула плечом — «деточкой» она себя явно не считала. Но, тем не менее, просьбу доктора выполнила — сбегала к шкафу и принесла тонометр. Алексей Федорович, кряхтя, долго наматывал манжету на предплечье Ильи, затем накачал в нее воздух и принялся слушать.

— Хм… сто двадцать на восемьдесят. Идеально! Голова не болит? Тошноты нет?

Илья покачал головой, ощущая опять, как мозг отстает от движения черепной коробки.

— Что-то чувствую такое в голове, а что, понять не могу. Но ничего не болит!

— Интересно… совсем, значит, не болит? А тут? — доктор, приподнял правую полу его рубашки. Полюбуйтесь! — он повернулся к Анюте, словно призывая ее в свидетели.

— Ни фига себе! — удивленно пробормотала девушка. У тебя кровоподтек, такой… черный!

Илья скосил глаза на свой бок. Действительно, там красовалось здоровенное иссиня-черное синячное пятно. Бок тут же взорвался болью. Как он раньше ее не заметил.

— Ну, ребра, положим, целые, — Алексей Федорович, водил холодным пальцем по окружности кровоподтека. Это я еще вчера выяснил. Разве, что трещины могут быть… рентгеном, я, к сожалению, не располагаю. Ну-ка дайте-ка, — он протянул руку, к лицу Ильи, зацепил за краешек пластырь на щеке и медленно, осторожно снял. Внимательно посмотрел, и хмыкнул в третий раз.

— Пустяковая царапина! До свадьбы заживет! — Анечка, принесите, пожалуйста, йод и пластырь.

Илья провел пальцами по щеке. Запекшаяся короста. Боли, впрочем, не было. Анюта принесла пузырек с настойкой йода и упаковку бактерицидных пластырей.

— Я был уверен, что сотрясения не избежать, — сообщил Алексей Федорович, — но, судя по всему, обошлось. Любопытно! Крепкий у вас череп!

— Рядом с тобой такая доска лежала… объяснила ему подруга, — кажется, она об твою голову сломалась!

— Видимо не об его, — усмехнулся доктор, и развел руками, — В общем, я вижу, что с вами все в относительном порядке. Ну-ка встаньте-ка.

Илья послушно встал с кушетки.

— Что чувствуете?

— Да ничего, вроде.

— Вроде, или ничего? Головокружение?

Илья пожал плечами.

— Как такового, головокружения нет… но… словно тормозит, что-то в голове. Не знаю, как объяснить.

— Ну, голубчик, тормозит, — Алексей Федорович усмехнулся, — очевидно, баротравма… легкая. Будем надеяться, что в скором времени это пройдет, потому, как сотрясения мозга, у вас, по всей видимости, нет. Уши не закладывает? Ну, вот и чудесно! Постельный режим, я вам прописывать не стану, вы поздоровее многих будете, — его лицо снова стало мрачным. Особенно в свете вчерашних событий. Сейчас обработаем царапину, и не смею задерживать. Завтра утром покажитесь.

*****

Замок сухо щелкнул, дверь открылась. Майя на секунду приостановилась на пороге, оглядывая свое новое жилье. Комната номер двести пятнадцать, посредине галереи второго этажа, недалеко от вестибюля. Соседей почти нет, народ в основном поселился на первом этаже, поближе к выходу (удобства-то, по нынешнему времени, во дворе, под кустом). Майя сама ее выбрала из множества подобных, и никто не возразил. Варвара Петровна без разговоров отдала ключ. Институтские, такие помещения, как это, называют одномодульными рабочими комнатами, в том смысле, что есть еще двухмодульные — это когда две комнаты объединены. В одну из двухмодульных, заселилось семейство Ивановых — Татьяна с пацанами. Им, конечно, нужно попросторней, а ей одной и здесь места хватает. Все ж таки, двадцать два тутошних квадратных метра, это просто хоромы по сравнению, к примеру, с десятиметровой комнаткой в родительской квартире.

По всему видно, недавно здесь делали ремонт — потолок и стены выкрашены свежей краской, на полу уютный зеленый линолеум, в окнах новенькие стеклопакеты с жалюзи, новая же офисная мебель. Даже беглого взгляда хватит, чтоб понять, что двести пятнадцатая — комната женская. Мужчины если и бывали тут, то визиты их носили кратковременный характер — чай, скажем, попить или дела какие научные обсудить. А постоянно обитали здесь женщины. Это видно по отсутствию пыли на горизонтальных поверхностях, многочисленным горшкам с цветами на подоконнике, непременному кактусу у монитора…

Интересно, как надолго ей предстоит здесь задержаться — неделю, месяц? Или до конца ее дней? Чем для нее будет этот кабинет? Первой последней квартирой? У Майи в голове роились какие-то нехорошие ассоциации — камера пожизненного заключения, палата в доме для престарелых… девушка тряхнула головой, отгоняя от себя это наваждение. В конце концов, это ее первая отдельная квартира!

Поставив сумку на пол, Майя прошлась по кабинету, огляделась. В углу стояла этажерка с цветами — хорошо бы придумать что-нибудь с этими «квартирантами» — поливать их, лишней воды нет, но и оставлять умирать от засухи — жалко! Может вытащить во двор и пересадить под березки — какой-нибудь дождик да пойдет. Хороший дождик не помешал бы и людям! Тогда удалось бы запасти воды в алюминиевые фляги, которые мужчины притащили со склада. Пока еще организуют экспедицию к местной реке…

В ее распоряжении два письменных стола, с, увы, бесполезными теперь компьютерами, пара стульев с металлическими ножками и мечта бюрократа — мягкое, кожаное, крутящееся кресло. Не так уж плохо живут эти ученые! Еще в комнате имелись: шкафчик для верхней одежды, этажерка для книг и разных папок и большой химический стол, покрытый керамической плиткой. А не приспособить ли его под постель? Если на него кинуть пару матрасов — вполне себе приличное ложе получится… может даже и двухместное… Помнится, в бомбоубежище были целые кипы этих матрасов. Надо срочно записаться в комиссию по инвентаризации складов, глядишь, что-нибудь удастся урвать.

Вытяжной шкаф в правом ближнем углу, можно приспособить под кухню. Если выкинуть оттуда всякие склянки с химической гадостью… А вот, от чего бы она избавилась без сожаления, так это от установки, занимающей весь правый угол возле окна. Что-то там на ней изучали… ставили эксперименты. Попросить что ли ребят, ее вынести?.. Ладно, пока места хватает, пусть стоит, вроде мебели. Она довольно новая, блестит хромированными деталями, будет вместо серванта.

Майя заглянула в стол. Первое, что бросилось в глаза — лежащая на боку фарфоровая кружка с красными сердечками, рядом пачка сухого печенья и февральский каталог «Эйвон». В следующем ящике обнаружились жидкость для снятия лака, сам лак для ногтей каких-то жутковатых цветов — один синий с блестками, другой ярко-розовый, пилка, ножнички, влажные салфетки, два тюбика помады, бумажные сердечки-валентинки. Сидит себе сейчас счастливая обладательница сине-розовых ногтей дома, и не знает, как грустно Майе перебирать все эти такие обыденные мелочи. Помаду и лак точно выкинуть. Хотя… помада может пригодиться — когда во всем институте закончатся ручки и карандаши, помаду в руки, и неплохая наскальная, тьфу ты, настенная живопись в назидание потомкам готова! Что там еще? Зеркало, щетка для волос. Майя повертела их в руках и положила на место. Надо девчонкам отдать, сейчас не до брезгливости. Под столом пара туфель на каблуках, на спинке стула широкий шерстяной палантин в серо-белую полоску — от него пахло терпкими духами. Хоть бы выветрились быстрей, и так душно.

Майя захлопнула ящик и пошла ко второму столу. А что тут? Блистеры с таблетками — «Мукалтин», «Карсил», «Ново-Пассит», коробка с «Тера-Флю», какой-то фито-чай «выгоняющий шлаки из организма». Запасливая тетенька здесь обитала, блюла свое здоровье. Дальше: ручки, бумажки, растрепанная записная книжка, крем для рук и тоник-спрей. А вот в тумбочке похоже чайные принадлежности. Увы, бесполезный электрический чайник, запечатанная пачка чая — двадцать пять двойных пакетиков, пол банки растворимого кофе, чашка с кокетливыми сиреневыми цветочками. С десяток шоколадных конфет, на блюдечке две засохшие профитроли со сгущенным молоком. Вот это подарочек! Не пригодятся они больше владелице, зато пригодятся Майе. На столе среди вороха бумаг стояла фотография в золотистой рамочке — молодой круглоголовый белобрысый мужчина с носом-пуговкой и торчащим вперед белесым чубом и рядом с ним мальчик лет пяти-шести — с таким же носом-пуговкой и торчащим вперед чубом. Кто они — сын и внук бывшей хозяйки этого стола? Или разновозрастные племянники? Для Майи они казались не просто чужими, а совершенно нереальными существами — из прошлой, такой недоступной теперь жизни.

Может устроить новоселье? Хватит уже хандрить — в конце концов, не каждый день она получает «отдельную квартиру»! Только вот хорошо бы решить, кого приглашать на него? Нет. Никого Майя не хочет сегодня видеть и слышать! Да и куда приглашать? Вот устроится на новом месте окончательно — тогда посмотрим.

А где она сегодня будет спать? На столе? Жестко. Жестко даже если постелить пальто… Майя пошла рыться по шкафу и к немалой радости в углу обнаружила свернутый коврик для занятий шейпингом — с одной стороны он был зеленого цвета, с другой — розовый. Что он здесь делает? Производственную гимнастику устраивали? Странные они, эти ученые дамы… Наверняка, он принадлежал владелице чайной кружки с сердечками — девушке с сине-розовыми ногтями. А может и не ей. Мало ли какого хлама можно найти по шкафам и тумбам! Как бы то ни было — спать на этом коврике можно запросто. Тоже, конечно, не перина, но Майе не привыкать. Все. С постелью более-менее разобрались. С чувством выполненного долга, девушка села в кожаное кресло, покрутилась в нем немного. Самое время достать дневник.

«Сколько времени человек может прожить в таком месте, куда он не стремился, не рассчитывал и не предполагал попасть, но в котором вынужден задержаться на определенный срок? Если при этом, вынужден общаться с людьми, по большому счету, ему ненужными, неинтересными или даже неприятными. Исполнять какие-то обязанности, не по призванию, не по долгу службы, а просто потому что «деваться некуда» — день, неделю, месяц, год? Очевидно, что достаточно долго. Тому примеров тьма. И этому гипотетическому человеку, будет значительно легче перенести свое нахождение в «казенном доме» если он точно будет знать, что рано или поздно его «заточение» закончится, и он вернется к себе домой — к своим вещам, мебели, книгам, телепрограммам, соседям, наконец. К своим шлепанцам, к своей чайной чашке и к привычному виду за окном — наискосок через двор тропинка до магазина, угол школы, детская площадка с разломанными качелями и лужей под ржавой горкой. Гипотетическому человеку будет проще, если он точно будет знать, что рано или поздно «все закончится» и он, если и вспомнит свое нынешнее положение, то лишь как неприятный, или пускай трагический, но всего лишь эпизод в своей жизни. Или как затянувшийся сон… летаргический, но, в конце концов, закончившийся».

Майя перечитала еще раз свои записи. Какая-то сплошная хандра. Беспросветная. Вырывать и выкинуть этот лист из тетради? Или пусть будет? Пусть будет! Она снова склонилась над тетрадкой.

«А если этому сну нет конца и края? Если теперешнее положение продлится всю оставшуюся жизнь? От таких мыслей в пору биться головой о стенку! Днем еще ничего — приходится заниматься тысячей дел и чуть ли не одновременно. Приходиться помнить о многих вещах и проблемах. Но вот ночью! Ночью, когда остаешься одна, разговаривать не с кем, читать невозможно — нет света, и сна еще нет — тогда лежишь и слушаешь шорохи и скрипы огромного чужого здания — слишком большого для горстки людей. А в голове кругами ходит одна и та же мысль — может быть эти «казенные стены» окажутся единственным и последним убежищем до конца твоих дней? И можно зажмуриться от страха, или лезть с головой под одеяло — но от этих мыслей не спрячешься»

Ужасно захотелось чаю, впрочем, какие проблемы — кухня у нее же теперь есть. Посуда тоже есть. Пакетики с заваркой и печенье, остались в наследство от прежних хозяек. Есть стеклянный заварочный чайник. В нем вполне можно кипятить воду. И вода есть! Практически полная здоровенная бутыль на столе возле раковины. Она уже успела узнать, можно пить на здоровье, это дистиллят. Как это радует после пол литра на день Пепси-колы из буфета. Осталось найти спиртовку, так как спирт уже нашла. Двухлитровая бутыль с притертой пробкой стояла в маленьком сейфике, под столом у одной из научных дам. На бутылке написано: спиритус вини, а внизу изображен череп с двумя куриными косточками.

В дверь уверенно постучали, Майя отскочила от стола, как будто ее уличили в чем-то преступном, и чуть не разбила бутылку. В проеме показалась та самая великолепная дамочка из «Ауди». Снизошла. Только сегодня она выглядела совсем не шикарно: стандартный белый халат вместо брючного костюмчика, на ногах стоптанные кроссовки, некогда ухоженные волосы спутанной копной рассыпаны по плечам.

— Не помешаю? Хотя какие уж тут китайские церемонии, — устало махнула рукой дама, теперь стало заметно, что ей хорошо за тридцать, — Слушай, ты ведь кажется путешественница, судя по твоему баулу? Значит у тебя, наверняка, зубная паста имеется? Не поверишь, сколько в этот оскал бабок вложено… мой стоматолог окочурился бы, узнай, что мне нечем зубы почистить.

Майя пожала плечами, и, порывшись в сумке, извлекла тюбик с Колгейтом. Протянула женщине. Та повертела его в руках, хмыкнула, но взяла.

— Альбина, — представилась она и, не спрашивая разрешения, достала из пачки длинную сигарету, — угостишься?

— Не курю, — соврала Майя, хотя соблазн был велик, доведется ли когда-нибудь еще попробовать такие дорогие сигареты, но очень уж не хотелось выглядеть перед этой фифой, сопливой дурочкой, дорвавшейся до бесплатного.

— Зря, — Альбина подошла к окну, сигарета в тонких пальцах подрагивала, — потом не будет. Или ты надеешься выбраться отсюда?

Похоже, ответа она не ждала, потому что продолжала говорить сама:

— Маринка со Светкой комнату поделить не могут, видите ли всем надо возле главного входа… Устроили там истерику… противно! А знаешь, что будет дальше? Послушай… э…

— Майя, — назвалась девушка.

— Так вот, Майя… самцы уже сейчас устроили войнушку… дальше будет только хуже! Все их примитивные инстинкты вылезают наружу. Еще немного и нас за волосы растащат по пещерам… и будем… размножаться.

— Ну, зачем же так, — Майе стало неприятно, еще одна кликуша выискалась на ее голову, — все здесь, цивилизованные люди… От бандитов, слава богу, избавились… почти.

— Совсем еще глупенькая, — усмехнулась Альбина, — когда речь идет о выживании, какая цивилизованность? Цивилизованность осталась там же, где осталась цивилизация!

— А давайте чаю попьем? — стараясь отвлечь женщину от скользкой темы, сказала Майя, — я тут печенье нашла…

Словно не слыша, Альбина продолжала:

— Всю жизнь пахала как проклятая, чтобы ни от кого не зависеть… и тут, пожалуйста, опять за меня решают, что мне делать, картошку чистить или посуду мыть… да пропади оно пропадом! А ты знаешь… я даже ребенка рожать не стала в свое время, и что теперь? Все напрасно?

Майя молча слушала этот поток сознания, ведь не советов от нее ждут. Просто поговорить не с кем. Интересно, почему эта Альбина выбрала ее в качестве жилетки?

— Ладно, тебе все это не интересно, да и не одна я плачусь, — в ее лице что-то изменилось, словно, очень постаравшись, женщина взяла себя в руки, — настроение такое просто в воздухе витает. Слушай… тебе с такой шевелюрой, отрыв от благ исчезнувшей цивилизации грозит педикулезом.

— Да, я уже думала об этом, — Майя поморщилась, от этого отвратительного слова сразу же начала зудеть кожа по всей голове, будто бы там уже что-то завелось.

— Ну… если не жалеешь красоты, то я могу кое-что предложить, — Альбина затушила сигарету прямо в чашке с сердечками, — подожди-ка…

Майя неодобрительно посмотрела ей вслед — «Надо же, пришла, напачкала, тоже мне «дама полусвета». Но какая же спина прямая, прямо как кол проглотила. Мне б такую осанку, а то вечно сижу, скрючившись».

Волосы расчесывались тяжело, щетка то и дело застревала и запутывалась, доводя Майю до исступления. Страдания прервала слегка запыхавшаяся и порозовевшая Альбина. В руках она держала аккуратный кожаный саквояжик, о назначении которого, Майя догадалась, после того, как он был торжественно водружен на стол. Как ни дулась девушка, а любопытство пересилило. Чего там только не было: и всякие разные ножницы, и щетки для волос различных форм, фен с кучей насадок, какие-то разноцветные тюбики, баллончики и банки.

— Вот, все свое ношу с собой, — Альбина заулыбалась, — у меня же салон красоты… был. Сначала пахала на чужого дядю, а потом только ради удовольствия.

Альбина все щебетала, усаживая воодушевленную Майю в кресло. Даже палантин пригодился, обернутый вокруг шеи девушки, он удушливо благоухал, как будто возмущался столь недостойным использованием.

— Так… хм… ага… — Альбина внимательно оглядела лицо Майи, заведя ей волосы за уши, — хорошо! Сейчас такой симпатичненький креативчик соорудим… Вообще-то, помыть бы сначала не мешало, но ладно, не в нашей ситуации привередничать.

Заскрежетали ножницы и, не успевшая открыть рот Майя, почувствовала, как легко стало голове.

— Вот, смотри в последний раз, — разошедшаяся не на шутку Альбина потрясла перед ее лицом толстым пучком отрезанных волос, — жаль, конечно, но ничего не попишешь.

Интересно, что это за милая привычка такая — не спрашивать окружающих об их мнении? — подумала Майя, но вслух ничего не сказала. Теперь ей оставалось только довериться Альбине и сидеть смирно. Прикрыв глаза и полностью расслабившись, девушка сидела в кресле, прислушиваясь к быстрому щелканью ножниц, а приятно прохладные пальцы Альбины поворачивали Майину голову, то в одну сторону, то в другую, не давая до конца заснуть.

— Зацени-ка! — наконец, объявила Альбина торжествующим голосом. Знаешь, сколько бабок за такое, я б с тебя сдернула в нормальной жизни?

*****

— Тебе повезло! — сказала Анюта, когда они, выйдя из медкабинета, поднимались по лестнице. А там одного мужика насмерть.

— Кого? — Илья остановился.

— Да того самого… из-за которого все и началось. Как его… Юрик, кажется, звали. Тоже, как и ты, в окно любовался, — девушка невесело усмехнулась.

Верно, вспомнил Илья, окно кассы, первой комнаты слева от входа, выходило прямо во двор.

В его голове, снова, во всех подробностях, словно была выжжена в подкорке, возникла та картина: озаряемое огнем снизу окно, черная на его фоне фигура Славы. Вот он нагнулся, ища что-то на полу… Вспышка…

— …кажется, там бомба взорвалась, — донесся до его сознания голос Анюты.

— Бомба? — повернулся он к ней. Что ты говоришь? Какая бомба?

— А?.. растерялась девушка. Ну, может не бомба, я не знаю, как они называются.

— Марек где?

Анюта пожала плечами.

— Не знаю, я ж с тобой сидела. Кажется, они куда-то уехали.

— Понятно… Илья начал спускаться по лестнице, назад, на первый этаж.

— Ты куда? — удивилась Анюта.

— Семенова надо найти. Ты иди в триста пятую, я попозже подойду.

«Как Мамай прошел!» — вспомнилась Илье старая поговорка, когда он вышел в вестибюль.

Вестибюль был разгромлен.

Закопченные потолок и стены, перекошенный взрывом турникет, повсюду битое стекло.

Изрешеченная пулями вахтерская комнатушка, слепо таращилась на него выбитыми окнами. От роскошного, некогда, тамбура, почти ничего не осталось. Только хищно торчали из металлических рам, зубья-осколки бывших стеклянных стен.

Остатки сгоревших щитов с объявлениями и кресел, ранее стоявших у входа и вдоль стен, уже успели вынести во двор. Там они и валялись, возле крыльца, все еще дымящейся кучей.

Тут же рядом, чернел полностью обгоревшими боками, остов машины. В нем Илья с трудом узнал новенький «Рено» мужика в бейсболке, кажется, его звали Федором (мужика, понятное дело, а не автомобиль). Владельцы других машин, стоящих рядом и каким-то чудом не тронутых огнем, уже позаботились, чтоб отогнать своих четырехколесных питомцев, подальше от крыльца, словно это могло им что-то гарантировать.

Илье пришло в голову, что пока он шел по коридорам института, ему не встретилось ни одного человека. Залитый полуденным солнцем двор тоже был пуст, только возле бандитской фуры наблюдалось какое-то шевеление.

Подойдя ближе, Илья увидел Бориса с Егором. Натужно пыхтя, они сгружали с фуры диван. Еще один диван и пара кресел, уже стояли рядом на асфальте. Илье захотелось протереть глаза. Выходит, шестеро до зубов вооруженных бандитов охраняли всего лишь фургон с мягкой мебелью. Что ж это за мебель такая ценная? Антикварная что ли?

Подойдя ближе, он понял, что мебель, хоть и хорошая, но вполне современного вида, и вряд ли ее стоимость соответствует, столь многочисленной и столь экипированной охране.

На одном из уже сгруженных кресел, таращился стволом в небо, прислоненный к спинке, карабин Семенова. Рядом, чернел воронением, странного вида автомат. Не смотря на службу в армии, Илья никогда не видел такого оружия. Оно чем-то напоминало автомат Калашникова, только очень уж короткий и изуродованный. Пистолетная рукоятка была расположена спереди магазина, который крепился под углом навстречу к ней. Сверху, над газоотводной трубкой красовался прямоугольный кронштейн. А на коротенький ствол, был привинчен надульник с крепящейся к нему снизу трубой подствольного гранатомета. Похоже, что из этого оружия и был разнесен вестибюль. Да и граната им со Славкой, досталась из него же. Там же на кресле расположилось странное устройство, напоминающее раскрытую книгу. От этой «книги» тянулся черный провод, другим своим концом подключенный к рации Семенова. «Да это ж зарядка! — сообразил Илья. Зарядное устройство на фотоэлементах. Хитро придумано!» Слыхать, о таких штуках он слыхал, но увидеть довелось впервые.

— Васильев!.. заорал Борис, заставив его вздрогнуть. Ты чего прохлаждаешься? Ну-ка, подмогни! А то эта дура тяжелая, боюсь не удержу.

Действительно, здоровяк Егор держал свой край без особого напряжения, в то время как тщедушный Борис пыхтел из последних сил. Илья перехватил у него край дивана и все вместе, они спустили его на асфальт, а затем оттащили на несколько метров в сторону.

— Уф! — перевел дух Борис. Ну и гробина! Весит, ровно сейф металлический! А прикинь, а если такую дуру на девятый этаж тащить? Она же ни в какой лифт не влезет. Чего ж они такие тяжелые-то?

— Ну, а чего ты хотел?.. Семенов обнаружился в кузове. Стоял, руки в боки, и взирал на них свысока, — цельное дерево, ручная работа… делали, материала не жалели. Это тебе, не магазинные, фанера с картоном! Запарились? Ладно, перекур, — он легко спрыгнул на землю. Сунул руку Илье.

— Привет! Выздоровел? — не дожидаясь ответа, он подошел к креслу, где лежало оружие. Сдвинул его, удобно уселся, жестом гостеприимного хозяина показал на соседнее кресло. Не стесняйся, присаживайся! — извлек из кармана своей камуфляжной куртки пачку сигарет и зажигалку. Будешь?

Илья отрицательно мотнул головой.

— Не куришь? Правильно! Я вот тоже, пачку докурю и брошу. Один хрен, через пару дней все запасы кончатся, а так, все польза для здоровья, — он щелкнул зажигалкой, прикурил, морщась от лезущего в глаза дыма. Глянь-ка, воздух стоймя стоит, ни ветерка… не к дождю ли? — он взял в руки странный автомат, задумчиво покрутил. Не опознал ствол? Нет? И не мудрено, он не армейский. Штурмовой автомат «Гроза», патрон девять миллиметров. Оружие спецподразделений. Серьезно пацанов вооружили.

Тут Илья, которого давно уже мучил этот вопрос, наконец, счел удобным спросить:

— Как дело-то закончилось? И вообще, где все?

Семенов покосился на него.

— А я вот не знаю, закончилось ли… Может, все только начинается, как думаешь? — он так испытующе смотрел на Илью, словно тот и вправду знал ответ.

Илья только плечами пожал, что тут думать? Никто, сейчас этого не скажет.

Семенов затянулся глубоко — в пол сигареты. Помолчал немного. Лицо его стало задумчивым.

— Закончилось, брат, все не так, как хотелось… есть потери в нашем коллективе. Про сержанта ты в курсе. Да еще торчок тот… он бросил окурок на асфальт и раздавил его каблуком армейского ботинка. Его тоже, как и тебя — гранатой из подствольника. Только вот повезло ему меньше — прямое попадание. На кассу вашу смотреть теперь страшно… все мозгами обляпал. А вам, повезло… граната между рядами кресел взорвалась, все осколки в них и застряли. Тебе спинкой кресла досталось, а Славку только, слегка оглушило. Ну, он вскочил, глядь, ты лежишь не шевелишься, он и решил, что тебя того… на смерть. Так мы и думали, пока дружок твой не объявился. Шум поднял страшный, какие мы такие сякие, бросили героя погибать! — Семенов усмехнулся. Поднялись мы наверх, глядь, а ты живехонек, глазами лупаешь, да башкой крутишь… только лыка совсем не вязал… контуженый значит. Вколол я тебе своего коктейльчика, он хорошо в таких случаях действует, да отнесли к доктору.

А урки… Троих из них, мы в общей сложности завалили… двое успели сбежать. В джип свой прыгнули и только пятки сверкнули. Сегодня, мужики отправились их искать. Коля — прапор ими верховодит. Злой он на «братков», за сержанта своего. Славка мой тоже там, да Федька, тот который в кепке все ходит. Он шибко за машину свою переживает… думает, это «братки» ее пожгли. Я уж не стал его разубеждать. Потом, таксист еще с ними, Виталий. Андрюха, вот еще… автобусник… Семенов хохотнул, — всю ночь под автобусом своим прятался, боялся, чтоб под горячую руку не шлепнули. Утром его оттуда достали, отряхнули, съездили пару раз по уху, чтобы, значит, больше не было охоты с плохими парнями водиться. Да за руль посадили — пусть искупает вину. Ну и скорбные дела решили совершить… покойнички-то, по здешней жаре долго не протянут. Так что решили их похоронить. Но не здесь же под носом. Вот, заодно, и повезли… там и закопают, от греха. Ну а мы с ребятками, — он кивнул в сторону своих подручных, которые, воспользовавшись передышкой, отошли в сторону и закурили, — дом остались сторожить. Да, чтоб не скучать, вот, решили в грузовичке пошебуршить, вдруг, чего полезного сыщется. Вот, кажись, про всех рассказал, — он замолчал надолго, думая о чем-то своем.

Терпеливо ожидая продолжения, Илья огляделся по сторонам. Стоящее в зените светило, заливало двор совершенно июльской жарой. Небо отливало, какой-то неземной голубизной, хотя далеко на западе,угадывалась темная полоска, предвестница будущего ненастья.

— Кажется, дождь собирается… сказал Илья, и сразу же вспомнил бегающего с зонтиком Пятачка. Повернулся к курившим неподалеку коллегам. Вы Марека Новицкого не видели?

— А еврейчик твой, с мужиками подался, «братков» ловить, — ответил за них Семенов, — как я про него забыл? — он усмехнулся, — прапор его сперва не брал, так он чуть ли не в драку… тоже, мол, хочу за правое дело! Идейный!

Помолчали.

«Вояка, блин, нашелся! — недовольно думал Илья. Ничего страшней рогатки в руках не держал, а туда же!.. Вперед ведь будет лезть, еще под пулю подставится…»

— Да, сбежали «братки», — задумчиво повторил Семенов, — старшому их и его подручному смыться удалось. На этот раз наша взяла. А могли и они нас, наверное… если б не Славка. Ну и тебе спасибо, пиротехник! Одного из бандюгов, кажись, подранили… кровь была возле джипа. Так что надо их, как можно скорее найти пока не очухались, да пока лес голый. Им сейчас и спрятаться-то негде. Но по такой погоде через неделю листья полезут…

— Так и что?.. Илья кивнул на фуру, — нашли что-нибудь полезное?

Семенов развел руками.

— Вот пока, все что видишь. Мебель одна… но тоже польза.

«Тоже мне польза, — подумал Илья, — куда как полезней была бы еда, найдись она в фуре, или какое-нибудь питье, или лекарства.

— Ты брат, мысли практически! — то ли в шутку, то ли в серьез, продолжил охотник. Попали мы на необитаемый остров. Факт? Факт! Так что, нам теперь, как робинзонам, что ни найдем, все в жилу, — он щелчком отшвырнул окурок и поднялся с дивана. Ну что ребятки, отдохнули? Давайте-ка остальное барахло вытаскивать.

*****

Извлеченное из саквояжа небольшое зеркало отразило незнакомку. Вот это да! Майя в жизни бы не подумала, что может так выглядеть. С затылка рваные пряди разной длины красиво накладывались одна на другую, незаметно переходя в такую же асимметричную челку. Волосы, освободившись от тяжести, обрели потрясающий объем. Смотрелось великолепно. Конечно, не так эпатажно, как у Светланы, но гораздо более стильно. Что ни говори, а мастером Альбина была первоклассным.

— Обалдеть! — слов у Майи больше не было.

— Стандартно оболванить может любой парикмахер из привокзальной цирюльни, — Альбина опять достала сигарету, — мастер же подбирает стрижку под форму лица, индивидуально. А творчество дорогого стоит! — глаза ее блестели, щеки раскраснелись, она затягивалась с видимым удовольствием, выпуская в потолок тонкую струйку дыма.

— Альбиночка, прямо не знаю, как и благодарить вас, — Майя все никак не могла оторваться от своего отражения, — только… жаль, что и показаться негде.

— Во-первых, давай перейдем на «ты», — Альбина уселась на стол, заложив ногу на ногу, — во-вторых, благодарить не надо. Я стресс сняла, согласись, это немаловажно. Кстати, волосы помоешь — даже укладывать не надо будет, взъерошишь слегка, сами лягут как надо.

— Хоть чаем вас… тебя напоить… только, как бы его вскипятить? Спиртовку-то я так и не нашла. О! — Майя хлопнула себя по лбу. Кулема! На кухню сейчас сбегаю! Там на газе за пять минут закипит! Подождете?

Альбина великодушно кивнула.

— Давай. Тут какой-нибудь веник есть?.. я пока подмету.

Когда Майя вернулась с кипятком, все уже было убрано, чашки расставлены, а нехитрое угощение разложено по блюдцам.

Потом они пили чай с печеньем и конфетами и болтали о житие-бытие, и Майе казалось, что они уже знакомы тысячу лет. Вовсе Альбина и не противная, наоборот даже, просто отгораживается ото всех маской высокомерия.

— Когда они устроили тут заваруху, я перепугалась — жуть! — эмоционально рассказывала она Майе, — кругом выстрелы… взрывается что-то!.. Кто стреляет? В кого? Ничего не понятно! Я под лестницей спряталась, в комнатушке, где уборщицы свои швабры с тряпками хранят. Так и просидела всю войну. Что ты смеешься?

От горячего чая стало жарко, ну, просто невыносимо. Майя взмокла, как мышь под метлой, подошла к окну, подергала рамы — «Как тут открывается этот стеклопакет? Фиг поймешь! А говорят, что ученые плохо живут — ремонтов понаделали, стеклопакетов понаставили!»

— Да как же он открывается? Сходить что ли, поискать, кого-нибудь из местных, пусть объяснят переселенкам все тонкости открывания — закрывания окон.

— Что? — оторвавшаяся от раздумий Альбина с удивлением смотрела на нее. Ты чего девочка? С какой деревни приехала? Окно открыть не можешь… она подошла и, повернув ручку, распахнула раму.

Майя насупилась, не объяснять же этой самодовольной фифе, что у них в Абакане, такая роскошь как пластиковые окна доступна пока не всем, а, следовательно, Майя не обязана знать, как открываются эти дурацкие рамы, ибо видит их вблизи в первый раз.

*****

Мебели из фуры вытащили еще много. Но только из последнего дивана, Семенов, удивленно матерясь, извлек полиэтиленовый мешок с белым порошком.

— Гляди-ка, кажись дурь… он взвесил мешок на ладони. Не меньше килограмма! Во, блин! Тут этими мешками, все постельное отделение набито. Ну, дела!

— Так что же выходит?.. начал Борис. Это кто ж такие были?

Семенов смерил его долгим, полным сожаления, взглядом. Словно сочувствовал очевидному скудоумию своего собеседника.

— Курьеры это были. Наркоту переправляли. А мебель, она на вроде контейнеров… и для прикрытия заодно, на случай если гаишники остановят. Так ребятки! — он обвел своих помощников внимательным взглядом. Про дурь пока молчим! Ни слова никому! Понятно? Не дай Бог она по рукам пойдет, хлебнем тогда горя! Сейчас занесем ее в дом и положим в какой-нибудь сейф.

Внезапно ожила рация на кресле:

— Иваныч, Иваныч! — хрипела она еле слышным голосом, отдаленно напоминающим Славкин.

— Охотнички наши объявились! — обрадовался Семенов. А то ведь не брала ни фига! — он укоризненно посмотрел на рацию. Видать, они в лесу. А в лесу эта зараза больше чем на пять километров не бьет. Подай, пожалуйста! — обратился он к Илье. Да, Славик?!

— О! Иваныч! — радостно забулькала рация. Ну, слава Богу! Мы на просеке… помнишь?.. через которую ЛЭП проходит. Пришлось на опору залезть, чтоб до тебя дозвониться. Прием!

— Ясно! Как у вас дела? Не нашли супостатов?

— Их джип тут. Брошенный стоит. Там кровищи!.. Одного, похоже, мы сильно зацепили… Но тела нет, значит ходячий… Колян предполагает, что они пошли в сторону садовых участков. Машину бросили, все равно на ней не проехать… Вроде целая, только ключи забрали… Тут овраг и через лес только тропинками пройти можно. Так что мы тоже не проедем. Чего нам делать-то? Кажется, гроза собирается… весь восток уже черный!

При этих словах Семенов и все остальные посмотрели на небо.

— Вот черт! — удивленно воскликнул охотник, действительно, теперь стало видно то, что до сих пор скрывал фасад института. С востока, сгребая перед собой грязную пену облаков, наползала огромная темно-лиловая туча.

— Ешкин кот! — присвистнул Борис, — Светопреставление грядет мужики!

— Слава, Слава! — быстро говорил в рацию Семенов. Слышишь меня? На сегодня все! Сворачивайтесь. Скажи прапору, что завтра продолжим… А сейчас живо назад! У вас времени, максимум, полчаса. Плато над землей на десять метров, все молнии ваши будут!

Рация согласно похрюкала в ответ и затихла. Семенов обернулся к вопросительно глядящим на него институтским.

— Это ж все диваны наши намокнут, — пробасил Егор. Зря, выходит, вытаскивали!

— Да хрен с ними! — возразил Борис, — промокнут, высохнут! Воды бы надо набрать… за бидонами сбегать.

— Воды обязательно наберем… согласился охотник, но мебель тоже негоже бросать под дождем… вдруг порасклеится… Может, успеем в дом затащить? — он еще раз глянул на небо. Нет, не успеем!

— Я знаю, где пленка полиэтиленовая есть, — сказал Илья, и, увидев недоуменные взгляды, пояснил. Накроем сверху, не намочит! В профкомовской кладовке я рулон видел.

— Точно! — поддержал его Борис. Толик Малинин выделял для дачных участков, на теплицы

— Молодцы! — похвалил их Семенов. Варят мозги! Сразу видно — ученые! Рулон большой? Вдвоем унесете? Хорошо, давайте. А мы с Егором тару для воды пока подготовим. По дороге кого встретите, посылайте всех сюда… нечего там расслабляться, дел полно!

Щас еще мужики подъедут, помогут.

*****

Внезапно стало темно. Майя обернулась к окну, не закрылись ли сами собой жалюзи? Нет, конечно, жалюзи не умеют самостоятельно закрываться, просто небо стало черным. Оно буквально цеплялось за верхушки деревьев, а солнце даже не угадывалось.

Девушка прищурилась, посмотрела повнимательнее — ее второй этаж, конечно, это не девятый, но видно чуть дальше — над березами как будто колыхалась серая стена. Она надвигалась все ближе и ближе. Вот исчезли березы, еще миг и на крышу института хлынул ливень. Ливень, но какой! Майя шарахнулась от распахнутого окна, налетев спиной на крутящееся массивное кресло. Вода хлынула сплошным потоком, залила подоконник, потекла на пол. Девушка захлопнула раму — стекло мигом ослепло от текущей по нему воды. Майя пригладила мокрые волосы и бегом кинулась из комнаты. Вниз на первый этаж, дальше через двор до одноэтажного ангара — там стояли металлические бидоны, нужно успеть их вытащить, чтобы набрать воды. Где интересно ключи?

Внизу в вестибюле столкнулась с Татьяниным семейством. Мальчишки — в одних трусах, с какими-то плошкам-кастрюлями, сзади мать, с ворохом белья и куском хозяйственного мыла. Похоже, собрались воспользоваться моментом и устроить помывку — постирушку. На крыльце уже была Аня и Светка с Маринкой — они ловили в ведра потоки воды, льющие с козырька. Было очевидно, что идея про дождевую воду пришла в голову не одной Майе. Девчонки хохотали, как сумасшедшие, прыгая босиком по лужам. Анна скинула халат, оставшись в кружевном бюстгальтере и трусиках, остальные последовали ее примеру, причем Светлана оказалась и вовсе в одних стрингах. Заинтересованные взоры, которые на нее бросали мужчины, раскованную девицу, нисколько не смущали. «Вот бессовестная!.. подумала Майя, — дети же рядом». Впрочем, Татьяна времени не теряла — несколько подзатыльников мальчишкам и их взгляды стыдливо устремились в другую сторону.

Майя устремилась мимо группы стриптизирующих девиц с подчеркнуто-деловым выражением лица — некогда ей тут глупостями заниматься.

— Эй, ты, куда собралась подруга? — окликнули ее. Майя, не оборачиваясь, махнула рукой вперед.

— Воды надо набрать в бидоны!

— Ну, деловая колбаса! — услышала она за спиной. Стой, заполошная! Там мужики без тебя наберут… что-то они еще кричали ей вслед, но Майя не прислушивалась, да и шум дождя успешно глушил голоса.

Добираться до ангара пришлось, чуть ли не по колено в воде — дождь стоял стеной, по двору текла настоящая река, мутные теплые волны захлестывали нижние ступени крыльца, и, казалось, приподнимали на стоянке легковушки. Над головой сверкнуло, громыхнуло — тяжелый раскат прошел от одного края неба до другого. Дружно взвыли сигнализации. Майя испуганно присела, прикрыв голову руками, и только потом подумала — «Странно, кажется, гром ударил в первый раз».

Через двор она не бежала, а шла, точно в брод через реку. Только вот берегов у этой реки не было. Из-за сплошной стены дождя уже в полуметре, ничего нельзя было разглядеть. Шипящие всполохи перекатывались над головой.

Вот он ангар. Возле и внутри него суетились мужчины — вода залила все помещение, пустые алюминиевые бидоны всплывали, падали, гулко стучались друг о друга. Мужики вытаскивали их во двор, открывали защелку замка, и подставляли под поток, хлещущий по водостоку с крыши ангара. Пустая тара для воды кончилась как-то очень быстро. В конце концов, двадцать штук это не очень много. На Майю никто не обращал внимания. Ей стало обидно до слез — вот, называется, прибежала, хотела помочь. Налетел сильный порыв ветра, затем еще один, словно начинался ураган. Девушка схватилась за какую-то железяку, торчащую из стенки ангара, чтоб ее саму не унесло куда-то в этот бесконечный дождевой океан.

— Ты чего здесь, маленькая? — перед ней стоял Семенов.

Майя почувствовала себя ужасно глупо. Действительно, чего приперлась, спрашивается? Она пустую-то флягу с трудом от земли оторвет, не говоря уж про полную.

— Ничего, — буркнула Майя и поспешила обратно к ступеням института, насмешливые взгляды жгли спину. Вздрогнув от очередного раската грома, вжала голову в плечи. Не по размеру большой халат, промокнув насквозь, прилипал к телу, спутывая и без того уставшие ноги. На крыльце народу только прибавилось. Не принимающая участия в общем веселье, Альбина подставляла лицо прохладным струям. Никто даже не взглянул на Майю, когда она прошмыгнула в вестибюль. Пока поднималась по лестнице на второй этаж, оставляя мокрые следы на ступенях и на полу в коридорах, радостные вопли и визги становились все тише и тише.

А ливень все хлестал и хлестал.

*****

«Сижу у открытого окна. Ливень так и не прекратился, хотя и приутих немного. Хорошо уже то, что гроза прошла, и как это всегда бывает — пахнет долгожданной свежестью. Только вот чем этот ливень нам всем грозит? Я уже начала бояться, что такое, крепкое на первый взгляд, здание смоет куда-нибудь. И поплывем мы в нашем Ноевом ковчеге… М-да — выставила себя дурой набитой с этими бидонами. Вот вечно со мной так. Говорю и делаю одно, а получается совсем другое. Эх, ладно, не в первой… А вот о чем действительно следует подумать, так это о том, что сегодня меня ждет ночь в одиночестве. Утром отдельная комната казалась хорошей идеей, но сейчас я в этом совсем не уверена. Да еще на всем этаже я практически одна, не забыть бы, запереться изнутри. Написала и подумала: интересно, от кого я собираюсь запираться? От бандитов? Местных домовых? Непонятно кого бояться — может это и пугает?

За ужином, несмотря на разыгравшуюся непогоду, все были оживлены, шутили, смеялись, вспоминая, так кстати, пришедшийся, небесный душ. Как же, несколько дней не мылись — жара, пот, грязь. А тут поплескались в водичке, почистили перышки, водой запаслись. Еще девки взяли моду прикалываться над моей хозяйственностью. Каждая сочла своим долгом пройтись на тему «девочки с бидоном». Даже Альбина, которая обычно ничего вокруг себя не замечает, кривя губы в улыбке, вставила свои пять копеек, посоветовав мне в следующий раз взять стремянку, а то, мол, не увижу, наполнился бидон или нет. Мне оставалось делать вид, что меня это тоже очень забавляет. Хотя, не скрою, пару раз хотелось, какой-нибудь очередной шутнице, надеть на голову миску с супом.

А потом все разошлись по своим кельям. Хотя нет, кельи — это у монахов, а монастырем тут и не пахнет. Это я, в основном, про Светку и Марину, им все нипочем. Особенно Светке — ведет себя по-разбитному, как, простите, шалава какая-то! Даже странно — пусть ее дружок и был наркоманом, но забыть его на следующий день после смерти… и напропалую строить глазки мужикам?.. не по-людски как-то. Шушукаясь и загадочно переглядываясь, эти две девицы ушли первыми. По всей видимости, ночью они скучать не собираются.

А может, я им просто завидую? И злопыхаю, оттого, что меня с собой не позвали?

Ха-ха! Смешно!

Все, надо заканчивать, а то уже такой сумрак, что с трудом буквы различаю. Интересно, закрывать окно или нет? Наверное, надо. А то залетит, какой-нибудь гигантский комар и выпьет всю мою кровь, которой не так уж и много… или муха…

На эту тему даже родился стишок:

«Залетит ко мне мерзкая муха — откусит мне нос или ухо».

Хороший стишок получился. Бр-р, гадость, какая!

Лягу-ка спать в надежде на то, что завтрашний день будет лучше, чем сегодняшний! Хотя с каких пирогов ему быть лучше? Как бы хуже не стало».

Майя закрыла и отложила тетрадь. Критически осмотрев стол, постелила на него коврик розовой стороной вверх. «Как бомжиха на скамейке, еще б газеткой укрыться. Видела бы мама…»

Нестерпимо захотелось домой. Лежать, положив голову маме на колени, болтать с ней обо всем на свете, смотреть телевизор или просто дремать. Чтобы светил оранжевым светом торшер и пахло мамиными духами… От этих мыслей глаза моментально стали мокрыми. «Ну-ка хватит нюнить! — сказала себе Майя, — Взяла моду, каждые десять минут, сопли распускать!»

Сняв со спинки стула палантин, она свернула его, и положила вместо подушки. Хотела снять халат, но передумала, решила спать в нем. Лежать голой в рабочей комнате, на вымощенным керамической плиткой лабораторном столе… это как-то чересчур напоминает анатомичку.

Прошло полчаса как она улеглась, а сон все не шел. Майя возилась, ворочалась с боку на бок, старательно жмурила глаза — все без толку. Когда ложилась, вроде хотелось спать, а теперь, даже последний намек на сон испарился. Это, наверно, от того, что жестко и душно. Да еще в голову постоянно лезли бессмысленные, не имеющие ответа вопросы. Где они? Как попали сюда? И самый главный — смогут ли вернуться домой?

«Водички что ли попить?» Майя слезла со своего ложа, налила в кружку с сердечками воды. Отпила несколько глотков, и тут вспомнила, что она, кажется, забыла запереть дверь. Подошла, подергала — нет, не забыла. Отпила еще пару глотков, поставила кружку и опять прилегла. Ей начало казаться, что вот сейчас она подойдет к окну, глянет — а там все как надо, как было: сугробы во дворе; редкие машины, озаряющие дорогу светом фар, в луче фонаря кружат снежинки… а значит, есть надежда попасть домой…

*****

Она ходит взад-вперед, меряет шагами комнату. Взад-вперед. Шаги. Слышны только ее шаги. Больше ничего… Какая-то неживая тишина. Обволакивающая, от нее закладывает уши и хочется кричать. Все равно что, лишь бы услышали. Пусть насмехаются, ругают, только бы не быть одной. Тревожные удары сердца отражаются от стен. Сверху, серой бетонной массой, нависает потолок… давит, давит… В глазах пляшут пульсирующие пятна, а в груди растет и ширится тяжелый ком. Что с ней? Именно так сходят с ума? Страх входит в голову, раскручиваясь спиралью, проникая в мозг все глубже. Пространство вокруг плывет, изгибаясь и вибрируя.

Пляшущие тени деревьев на стене. Перекрывая их, медленно ползет черная тень, и в, без того, темной комнате, становится еще темнее. Майя осторожно, боясь сделать лишнее движение, поворачивает голову в сторону окна. Взгляд с трудом фокусируется. Она замирает, сжимаясь от ужаса. На нее смотрит глаз. Черное нечто занимает весь оконный проем. Глаз посредине. Янтарно-желтый, с вертикальным черным зрачком, смотрит не мигая… Майя чувствует, как в голове, со стеклянным звоном, лопаются остатки сознания…

Гулко ухало сердце в груди. Зубы выбивали дробь, глаза щипало. Девушка провела дрожащим пальцем по векам и поднесла к губам. Солоноватый вкус — слезы? Или… Холодными ручейками по коже стекал пот. «Это был сон?» Она кинула быстрый взгляд в окно — ничего. На темном небе ни облачка, — лишь россыпь звезд да луна, заливающая светом этот странный непонятный мир.

Мысли стали постепенно приходить в порядок. Что-то неладное с ней происходит, раз так часто мучают кошмары. Конечно, если учесть абсурдность происходящего, немудрено получить сдвиг по фазе. Одно Майя знала сейчас точно — больше она ни за что не хочет оставаться здесь одна. Ей надо к людям иначе она сойдет с ума.

С этой мыслью, Майя слезла со стола и подошла к двери. Дернула, та не открывалась. Испугавшись, что ей не удастся выйти из этой комнаты, она дергала ручку вновь и вновь, пока, наконец, не сообразила, что дверь открывается наружу. Пихнула со всей силы. Дверь распахнулась и, с грохотом ударившись о выступ стены, отскочила, саданув Майю по плечу. От боли, из глаз брызнули слезы. Но эта же боль привела ее в чувство. Она постояла, озираясь по сторонам. Несмотря на царящий в коридоре мрак, здесь все равно было не так страшно, как в залитой лунным светом комнате. Ничего не видя, она пошла, ощупывая пространство перед собой вытянутыми руками. Только бы подальше от этого кошмара. Остановилась лишь у боковой лестницы. Тяжело дыша, облокотилась на перила. Зачем она здесь? Куда идет? Поднялась на пролет. Тут было немного светлее, запыленное стекло окошка пропускало мерцание звезд. Прислонившись к стене, девушка попыталась унять сердцебиение. Да что же с ней такое? Никогда не боялась трудностей, всегда держала себя в руках. А тут, раскисла от страха. Ну и что? Куда теперь?

Майя посмотрела наверх, черным провалом на сером фоне зиял вход на третий этаж. Где-то там убили этого милиционера… перерезали горло. Чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу, она решила немедленно убираться отсюда подобру-поздорову. Стоп. Что это? Девушка замерла, прислушиваясь. Откуда-то сверху доносились приглушенные голоса, один точно женский. Там люди! Быстрее к ним! Майя взбежала по ступенькам на третий этаж. Дальше лестница вела на чердак. Именно оттуда, с площадки между этажами, теперь уже отчетливо, доносились стоны и всхлипывания женщины. Кому-то плохо?! Порыв немедленно броситься на помощь остановил мужской голос, что-то невнятно, но страстно, бормочущий. Немедленно вслед за этим, возня стала еще более шумной — ритмичный скрип сопровождался нарастающим сопением и вскриками. Майя, наконец, все поняла. Жаркая волна стыда прилила к лицу. «Вот дурында-то! Спасать хотела… А там кому-то хорошо, и не просто хорошо, а очень даже замечательно! Неудобно-то как… ведь, по сути, она тут стоит и подслушивает. Но любовнички-то хороши! Кто угодно может услышать, а им хоть бы что. Вот уж кому нестрашно и не тоскливо, в общем, можно позавидовать.

Темнота уже не пугала. И чего это ей здесь мерещилось? Обычное казенное здание. Напридумывала себе ужастиков. Надо завтра спросить у Алексея Федоровича успокоительного. Или лучше делом каким-нибудь таким заняться, чтоб к вечеру упасть без сил. Осторожно, на цыпочках, стараясь не издать не единого звука, Майя спустилась обратно на второй этаж. Постояла, подумала и решила: раз на улицу не пускают… пойти хоть на балкон проветриться.

Вновь пройдя пустым темным коридором, девушка вышла в фойе. Дверь на балкон была приоткрыта и Майя проскользнула наружу.

Ночная свежесть опьянила, ударила в голову унося остатки страха. Воздух, казалось, состоял из воды, до того было влажно. Майя стояла, вцепившись в перила, и размышляла о том, кто же там под крышей свил любовное гнездышко. Не то чтобы ей это было очень интересно… так, любопытно просто.

— Эй, там, на палубе!

Девушка дернулась и оглянулась. Никого сзади не было. Сверху послышался смешок. Майя подняла голову — свесившись с балкона третьего этажа, на нее смотрела Альбина. Как всегда с сигаретой.

— Зачем вы так? — с укоризной спросила девушка. Умереть же можно со страху!

— Полуночничаешь? — доброжелательно поинтересовалась Альбина, свесившись еще ниже. Мне вот тоже не спиться. Удивительно!.. дома только голову на подушку положишь и все. А тут не могу уснуть…

— Просто скучно, — Майя решила ни за что не признаваться в своих глупых страхах, — и постелька жестковата…

Альбина, выпустив клуб дыма, удивленно скосила, на нее глаза.

— А куда же ты смотрела, когда выбирала? У меня вот, кабинет начальника, сразу видно. Диванчик большой имеется.

— Я что-то не подумала, — промямлила Майя, поражаясь собственной недогадливости, — честно говоря, думала, что самые лучшие помещения достанутся институтским.

— Они были столь любезны… Вернее, я никого не спрашивала!

Мимо Майи пролетел окурок, шлепнувшись на бетонный пол. В голове у нее мелькнула мысль девочки-хорошистки, что мусорить нехорошо.

— Да и какая разница?.. продолжала Альбина, — здесь везде плохо! С удовольствием променяла бы тутошний шикарный кабинет, на какую-нибудь коморку в подвале… но только дома! Везде плохо, — повторила она. И сигареты кончаются… зараза! Совсем мало от блока осталось. Скоро придется вести здоровый образ жизни… Хотя сколько ее осталось, этой жизни? Вот дождь проклятый!.. совсем в тоску вогнал.

Они помолчали.

— Ну что, может, в гости заглянешь? — тон у Альбины был преувеличенно бодрый. Все веселее будет… Давай, поднимайся на третий, жду тебя в прихожей…

Они прошли секретарский предбанник с мягкой мебелью и офисным столом, на котором какой только техники не было, мимо шкафов, забитых папками с документами, и остановились на пороге. Кабинет и впрямь отличался от Майиной конуры, в лучшую, естественно, сторону. Просторная комната, обшитая какими-то лакированными панелями, большой солидный стол из черного дерева с непременным монитором. Черные же кожаные кресла и солидный диван. Всякие сувенирчики на полках, вымпелы и патенты на стенах. И даже пальма в кадке в углу.

— Проходи, не стесняйся, — хозяйским тоном сказала Альбина. Она приобняла Майю за плечи и подтолкнула вперед, — теперь ты у меня в гостях.

— Как же тебе Варвара Петровна ключи дала от таких апартаментов?

— А куда б она делась? — умехнулась Альбина, — да и просекла бабка, что куковать нам здесь до конца дней. Чего ей ничейное добро беречь?

— Здорово тут! — Майя прошлась по комнате. И кресла мягкие и диван большой! Тоже так хочу! — она уже представила себе, как растянулась бы на нем во весь рост.

— Погоди, это еще не все, — Альбина открыла дверцу одного из шкафчиков, — тут настоящий рай для ценителя.

Движением фокусника, она извлекла бутылку, украшенную блестящей этикеткой, — Видала ликерчик? Там еще много чего есть — вина дорогие, водка, коньяк. Видать, угощал дорогих посетителей.

— Как еще не растащили? — удивилась Майя, — Неужели никто не догадался?

— А нам какая разница? — Альбина уселась в огромное кожаное кресло, — Никто не спрашивает, а я что дура, рекламировать? Вот теперь ты знаешь, — она извлекла из шкафчика невысокие пузатые бокалы. Давай подруга стресс снимать!.. бери посуду…

Тягучая жидкость кремового цвета пилась удивительно приятно. На столе появилась небольшая коробочка шоколадных конфет. Майя забралась на диван с ногами, отпивая ликер маленькими глоточками. Естественно, не прошло и десяти минут, как она изрядно захмелела. Изнутри разливалось приятное тепло, глаза сами собой начали закрываться. Альбина, не давая ей окончательно расслабиться, и боясь потерять собеседницу, принялась задавать наводящие вопросы. Майя и так-то не отличалась скрытностью, а тут, от ликера, язык и вовсе развязался. Она принялась рассказывать Альбине о своем детстве, о родителях, и даже о романах своих, как правило, не очень удачных. Та кивала, и в ответ рассказывала, что-то о себе. В общем-то, им было все равно, о чем говорить, лишь темы их нынешнего бедственного положения обе старательно избегали. Когда бутылка с ликером опустела на половину, Майю развезло окончательно, и она поведала Альбине о том, чем занималась неизвестная парочка на лестнице и о своих собственных ощущениях при этом. Та заливисто хохотала.

— Ой, не могу! Сейчас умру!.. Спасать хотела!..

Майя смущенно улыбалась. Действительно, ситуация — глупее не бывает.

— Как ты думаешь, кто там был? — теперь, когда страх отступил, любопытство, подогретое алкоголем, разбирало Майю все сильнее. Голоса вроде знакомые, а кто — не поняла.

— Да кто угодно, — Альбина достала очередную сигарету, — Кто угодно мог оказаться там! Например, ты!

— Я? — пьяно удивилась Майя. Я…

— Или я!

— Ты? Ты же была здесь…

— Правильно, что не теряются! — не слушала ее Альбина. Для здоровья в любом случае надо. Опять же удовольствие какое-никакое… А ты?.. не приглядела еще мужчинку?

— Я?.. Обойдусь! — Майя насупилась, икнула и закончила, — А сама? Мне говоришь, а сама?..

Альбина не ответила. Она откинулась на спинку кресла с сигаретой в одной руке и бокалом в другой, и взгляд ее стал мечтательным. Будто она вспоминала что-то очень-очень приятное.

Майя тоже была не прочь вспомнить что-то приятное, но глаза ее сами собой закрылись и по-детски безмятежный сон, наконец, сморил девушку.

Глава восьмая

Ночь прошла без происшествий. После ливня заметно посвежело — столбик термометра не поднимался выше двадцатиградусной отметки. Окна и форточки открывать было категорически запрещено, во избежание возможного проникновения здешних летучих и ползучих гадов. Данные предосторожности были вызваны вот чем. Вчера еще до дождя, Фатима — одна из женщин, работавших с Анютой была укушена за ногу какой-то местной сволочью, чем-то вроде гигантской многоножки. Причем произошло это в десяти метрах от крыльца института, в кустах боярышника, где бедная женщина собиралась справить небольшую нужду. На визг и крики сбежались все находящиеся поблизости мужчины, чем доставили несчастной еще и моральные страдания. Отвратительное насекомое было растоптано, а раненую отвели к Алексею Федоровичу. Укушенная ступня распухла и болела, а Алексей Федорович цокал и качал головой. Ранку промыл перекисью. Пришел Семенов и предложил сделать разрез, чтоб яд вытек с кровью, даже достал свой страшный кинжал. Но Фатима подняла такой крик, что охотник счел за лучшее оставить ее в покое и ретировался. В итоге Алексей Федорович поставил ей что-то рассасывающее и противоалергенное и, замотав ногу бинтом, оставил в лазарете.

Каким образом кусачая тварь сумела так скоро добраться до института и сколько товарок привела с собой, осталось неизвестным, поэтому всем было рекомендовано за пределы асфальта выходить непременно обувшись.

Поскольку сохранялась и угроза возвращения бандитов, на ночь решили выставить охрану. Дежурили по трое. Один постоянно сидел на вахте, а двое других каждые два часа обходили институт по периметру, а в остальное время играли в карты или дрыхли в кабинете Отдела кадров.

Илья, заступивший на дежурство в четыре часа утра, клевал носом за вахтёрской стойкой, героически борясь со сном. Когда становилось совсем уже невмоготу, он выходил из-за стойки, делал несколько энергичных движений руками, разминая затёкшие мышцы, потом некоторое время слонялся по вестибюлю, смотрелся в чудом уцелевшее зеркало, а затем выходил в тамбур и, открыв, наспех заколоченную фанерой дверь, вглядывался в черноту снаружи. Ни черта там не было видно. Через затянутое тучами небо не пробивалось ни одной звезды. Илья закрывал дверь на ключ, опять усаживался за свою стойку и через некоторое время, снова чувствовал, что засыпает.

— А часовой-то спит! — по стойке постучали. Эй, проснитесь, пожалуйста! Здорово же нас караулят.

Илья вскинул голову, сонно вытаращив глаза. Казалось, он закрыл их лишь на секунду, а за окнами уже стоял рассвет. Девушка возле стойки, насмешливо смотрела на Илью. «Из проезжих. Азиаточка. Кажется, зовут — Майя. По виду совсем молоденькая — непонятно, есть восемнадцать или нет. Странно, вроде бы у нее были длинные волосы, а сейчас короткая стрижка». Все эти мысли вихрем пролетели в голове, а Илья все смотрел на нее, словно первый раз видел. С новой прической ее, пожалуй, можно даже назвать хорошенькой, если б не безразмерный мятый халат и зимние боты на ногах.

— Проснулись? — участливо поинтересовалась девица. Мне бы выйти наружу, нельзя ли отпереть дверь.

— Сейчас, сейчас… забренчал ключами Илья, с трудом выползая из-за стойки, задница совсем онемела. А куда это ты… вы собрались? — спохватился он останавливаясь.

— Да, как вам сказать?.. несколько смутилась она. Э-э… Надо в общем…

— Так ведь… начал Илья, наконец, догадавшись, что ей нужно. Вчера же решили. По одному не ходить. Опасно ведь…

— Это что же?.. развела руками девица, — мне тут сидеть компании дожидаться? Да открывайте же вы скорее, сил уже нет. Если хотите, пойдемте со мной, постоите, покараулите.

— Ладно, ладно, иди, — сдался Илья и пошел открывать дверь. Девушка семенила следом.

— Далеко только не отходи! — сказал он, выходя на крыльцо и ежась от утренней свежести. Я буду здесь стоять. Если что, кричи, я прибегу. И кругом смотри, прежде чем… А то цапнет кто-нибудь, за что-нибудь…

Девчонка смущённо заулыбалась. Илья, понял, что она ищет, куда бы направиться и стесняется его. Он демонстративно отвернулся, и принялся расхаживать по крыльцу зевая и почесываясь. «Это, конечно, не дело, — размышлял он, — рисковать быть укушенным, каждый раз когда… И это только начало, следует ожидать целого нашествия подобных тварей! А мы еще не знакомы со здешним животным миром. Нет, надо срочно оборудовать отхожее место во внутреннем дворе института… если б еще каким-то образом соединить это дело с одним из туалетов первого этажа, было бы вообще здорово! Надо, надо! Все надо! Тысяча разных неотложных дел и надобностей навалилось на них. Ладно, водой запаслись вчера и, вдобавок, она оказалась совершенно безвредной… это конечно плюс. Зато потопом смыло весь снег в лесу, а это понятное дело — минус! Хотя жить этому снегу оставалось, максимум, дня два, так что можно сказать, что минус гипотетический. Зато экспедицию к реке можно отложить на неделю, и это скорее плюс, но вот основные продукты на исходе, на завтра уже не хватит, и это жирный минус! Придется разведывать садовые участки с их погребами. Само наличие на плато этих участков — несомненный плюс, но вот то, что бандиты спрятались, судя по всему, где-то там — это минус! Плюс, минус… плюс, минус! Обычно в природе плюсы и минусы уравновешивают друг друга, но здесь не та природа и какое ей свойственно равновесие — один бог знает… Бог, которого здесь, может, даже и нет. Который, интересно, час? Не пора ли сменяться? Хоть поспать пару-тройку часов нормально. Дадут ли поспать? Что у нас сегодня намечается? Опять поиск недобитых «братков», пропади они пропадом! Семенов собрался, все имеющиеся силы на это бросить и покончить с ними сегодня же. А если они не окажут сопротивления? Что тогда? Расстрелять без суда и следствия?.. или с судом и следствием? Или каторжные работы, сроком десять лет без права переписки? Какой ужас, до чего мы докатились?..»

Его размышления прервало появление еще одной женщины. Мимо него царственной походкой, даже не глянув, прошла светловолосая дама. Та, которая смотрит на всех свысока. «Хоть бы поздоровалась, что ли для приличия?» Имени ее Илья не знал, разговаривать им не доводилось. Эффектная тетка, даже, несмотря на ставший для всех униформой халат, да растоптанные кроссовки. На этой, правда, все смотрелось куда лучше, чем на девчонке. Одного взгляда хватило, чтоб оценить — на ней и мешок из-под картошки смотрелся бы.

— Майя — солнышко, — окликнула она девчонку, — что ж ты не разбудила меня?

— Ты так сладко спала, — отвечала та, — да и немудрено после вчерашнего…

У Ильи глаза на лоб полезли. «О чем это они?»

— Я от себя и не ожидала… продолжала, меж тем, Майя, — давно со мной такого не было!

Илья вытер, мигом взмокший лоб. Искушение оглянуться и посмотреть, чем это они там заняты, было почти нестерпимым, но он сдержался, все своим видом изобразив равнодушие. «Только лесбиянок тут не хватало. Долго они там еще будут лазить по кустам?»

Наконец женщины вернулись. Причем, блондинка прошла мимо Ильи, словно его тут и не было. Стерва!

Следом за ней прошмыгнула смущенная Майя. Илья посмотрел ей вслед. «Интересно, какие у нее ноги? Обычно у азиаток они не шибко-то стройные… А у этой? Она ведь, вроде, как полукровка… ни черта не видно из-за этого дурацкого халата! Хотя до той блондинистой воображалы, ей, как до Китая кверху попой… Так, о чем это я? Что сегодня намечалось? О! Сегодня же хотели запустить дизель-генератор! Отличный дизель-генератор нашли на складе. Можно будет зарядить аккумуляторы для различных девайсов.

Эхе-хе… а еще у нас шесть трупов, которые вчера так и не удалось похоронить из-за начавшегося дождя. Вдуматься только — шесть трупов за неполную неделю… Еще кондукторша, так и лежит полумертвая… еще Фатиму укусили, не дай бог чего… еще Марек вчера ногу подвернул — костыляет теперь с палкой… геройствующая личность. Тьфу ты черт, где эта смена?»

*****

Шел одиннадцатый час утра. Небо вновь разъяснилось, но громада институтского здания пока закрывала встающее солнышко, от чего во дворе было не жарко. Обмундированный, как на войну, Семенов, расхаживал перед автобусом. Его войско собиралось неторопливо, своей недисциплинированностью нервируя полководца. Поздний завтрак, или скорее ранний обед из остатков провизии, закончился уже с полчаса назад, а народ все тянулся и тянулся. В бой, похоже, никто не рвался и воинской славы не жаждал. Наконец, возле автобуса собралось все мужское население Института. Кто-то расселся на ступенях крыльца и лениво курил, кто-то вяло обменивался односложными репликами. Марек зевнул и пихнул Илью локтем в бок, кивая головой на собравшихся.

— Инвалидная команда в сборе.

— Это ты на себя намекаешь? — поинтересовался Илья, Марек после вчерашнего мероприятия ходил с палочкой.

— Нога-то заживет… парировал тот, — а вот инвалидность духа, не лечится! Видел рожи? Нет в них героизма! Хоть сейчас в утиль!

— А ты герой, ага? Здесь тебе не отряд космонавтов! Люди ехали себе по делам никого не трогали…

Марек посмотрел на друга с сожалением, и снова смачно с завыванием, зевнул во весь рот.

— Пасть-то прикрывай, — посоветовал ему Илья, — а то залетит, какая-нибудь местная бабочка… Где шлялся-то всю ночь?

— А чего? — Марек опять едва удержался от зева. Я в монахи не записывался. Тут у нас цыпки интересные, чего им пропадать без мужской ласки?..

— И тут ты в своем репертуаре, осеменитель хренов!

Марек покосился на него.

— Тоже мне, мать Тереза…

— Ну что ребята?.. обратился к собравшимся Семенов, — надо нам напрячься еще разок и устранить одну известную всем проблему.

— А может не надо? — отозвался кто-то.

— Точно, — поддержали его. Пусть сидят себе в лесу, кому они мешают?

— Это кто здесь такой умный? — хищно воззрился на сомневающихся, прапорщик Николай. Где эти умные были, когда мы с отморозками воевали?

— Подожди, Коля! — Семенов поднял руку, гася готовую начаться ссору. По мимо моральных причин, есть существенное обстоятельство, которое по-любому нельзя игнорировать — к сожалению, остатки граждан бандитов, сидят не в лесу, как некоторые думают, а на территории садового товарищества, где мы с вами, между прочим, собирались харчеваться. А запасы наши закончились, если кто не знает. Так что? — он обвел собравшихся вопросительным взглядом, — позволим сожрать нашу еду бандитам? В общем, чтоб не разводить антимоний… кто есть не хочет, может не ходить. Поднимайте руки… и свободны.

— Да ладно… чего ты, Иваныч!.. заговорили вокруг. Надо, так надо! Никто ж не против!

— Ну и отлично! — кивнул Семенов. Дом оставим охранять тех, кто имеет травмы и, так сказать, недееспособен… Вот Илюха, например, у него голова еще не прошла…

— Я? — удивился Илья.

— Ага! — подтвердил охотник. И друг твой пускай остается, все равно он не ходок. А чего вы кривитесь? Вам задача не менее ответственная — женщин, с дитями охранять. А остальных милости прошу разбирать инвентарь.

— Извините… подошел к нему Штерн, — я, э-э… видите ли, никогда не держал в руках оружия…

Семенов усмехнулся.

— А лопату?

— Что, извините?.. растерялся технолог.

— Лопату в руках держать приходилось?

— Да, конечно… у меня же э-э… дача, некоторым образом…

— И где же находится ваша дача?

— Дача?.. э-э… садовое общество «Радуга», это там, собственно, куда вы… мы собираемся…

— Ну вот! — лицо охотника выражало крайнюю степень довольства. Видите, какой вы ценный кадр! Будете нам там, все показывать! А оружие я вам и не дам… он широко улыбнулся, — его все равно на всех не хватит. И вы доктор, — обратился он к стоящему рядом Петренко, — на этот раз с нами поедете… не дай бог зацепит кого, поможете… но в первые ряды соваться, ни-ни! Нам без вас тут никак.

Алексей Федорович пожал плечами.

— Я разве против? Только хочу напомнить, у нас есть больные. За ними нужен какой-никакой уход.

— Ничего! — обезоруживающе улыбнулся Семенов. У нас девчонок много, приглядят! Верно? — подмигнул он, наблюдающей за ними с балкона, Анюте.

Девушка не слышала его вопроса, поэтому только сделала недоуменную гримаску.

— Давайте ребята, грузимся! — махнул рукой охотник. Бодрее, веселее!.. до вечера надо успеть обернуться…

*****

Крюк вынул из рюкзака, найденный в одном из домов, моток бечевки. Отмотал с метр, подергал и с сомнением покачал головой — дрянь-веревка, что твой шпагат. Но если вчетверо свернуть, должна выдержать. Он подошел к обрыву и посмотрел вниз. До земли метров десять. Оценил моток взглядом — вроде должно хватить. Да если и не хватит пары метров, тоже ничего страшного — земля внизу ровная, как газон. Лес в этом месте был раздвинут поймой реки. Сама же река оказалась перегороженной возникшим тут плато. Ее пересохшее русло превратилось в пунктир илистых болотцев. До ближайшего из таких болотцев было метров триста. В оптический прицел «Грозы», отчетливо были видны его пологие берега, поросшие чем-то наподобие осоки. В этом умирающем водоеме копошились бывшие речные обитатели. Ничего похожего, Крюк никогда раньше не видел, даже в террариуме Новосибирского зоопарка, куда его пару раз затаскивала подруга Ирка. Это были не рыбы, и не раки, а какого-то странного вида звери. У них имелись клешни, панцири, длинные змеиные шеи, и такие же длинные чешуйчатые хвосты. Несмотря на то, что реку, перегородило четыре дня назад, они все еще не желали умирать. Кто-то пытался закопаться поглубже в высыхающий ил, кто-то наоборот карабкался на берег, пытаясь переползти в соседние водоемы. Эта оставшаяся без защитной среды жизнь, не могла не привлечь внимания местных сухопутных хищников. Крюк наблюдал за болотом со вчерашнего дня и уже на глаз мог определить некоторых, из них. Он уже знал, кого внизу следует опасаться более всего. При их появлении, все остальные моментально исчезали с открытого пространства. Эти пернатые твари не были особо крупными и страшными. Так, ростом со знатного индюка или, наоборот, мелкого страуса, которому зачем-то вдруг понадобилось оснаститься длиннющим голым хвостом и вытянутой зубастой пастью. Периодически из леса выскакивали сразу по три-четыре таких тварюки, и начинали носиться вдоль берега, высматривая добычу. А бегали они не хуже страуса. Иногда, делая резкий выпад, ловко выхватывали кого-то из болотной жижи и тут же рядом начинали рвать верещащую жертву на части. Однако, разорвав, не жрали, а с добычей в зубах, стремительно уносились обратно в лес.

Воздух над болотом постоянно чертили другие странные существа — на птиц они были похожи только тем, что летали. С их классификацией Крюк особенно затруднился, почему-то вспоминались фильмы про вампиров —хотя те, вроде, превращались в летучих мышей. Эти «птицы-мыши» время от времени снижались к поверхности воды и планировали над ней высматривая, чем поживиться. На всплывшей посреди болота туше расселось несколько этих тварей. Они пировали, время от времени взмахивая крыльями и задирая головы, отпугивая норовящих присоединиться к ним сородичей. Однако не всегда падальщики оказывались хозяевами положения — иногда, не рассчитав своих сил, или промахнувшись с выбором жертвы, они сами оказывались схваченными за лапу или крыло огрызающимися обитателями болота. Зрелище было одновременно и захватывающим и отвратительным.

Крюк уселся на край обрыва, свесив ноги в зимних ботинках. Угораздило же их клочку земли, свалиться прямо на речное русло. Интересно, где теперь течет река? А, впрочем, не интересно. По крайней мере, сейчас, его интересует только одно — собственная жизнь. А она, вполне возможно, может оборваться уже совсем скоро, если, конечно, не удастся перехватить инициативу. Крюк задумчиво почесал синюю, с крестом, колокольню на груди. Достал сигареты, закурил. Настроение было паршивое — «Хер с ним со всем! Будь, что будет… Другого выхода, кроме, как лезть вниз, в этой мутной канители все равно не просматривается».

Получается, что они сами себя загнали в ловушку — забрались в этот чертов дачный поселок. Справа от поселка была низинка, которая из-за быстро растаявшего снега и вчерашнего ливня, превратилась в настоящее озеро. Конечно, завтра вода, скорей всего, уже спадет. Но это будет завтра, а сегодня там и на ходулях не пройти. Крюк с утра уже успел полазить по затопленным зарослям и отбросил эту идею — не хватало еще утопнуть сдуру. Идти влево — означало, угодить прямо в лапы преследователей. То, что погоня продолжится, он ни мало не сомневался. Вчера шакалам помешал ливень. А сегодня на небе ни облачка. Значит, уже к полудню, фраера доберутся до поселка. Теперь, когда он остался один, идти против десятка вооруженных мужиков, из которых несколько, вполне себе, матерых волков, было чистым самоубийством! А умирать ему совсем не хотелось, тем более так бездарно. Швырнув бычок вниз, Крюк поднялся на ноги. Пора было заняться делом. Он размотал веревку, зацепил за ближайшую к обрыву осину, и начал скручивать ее в жгут. Мысли его были печальны: «Эх, вчера надо было валить отсюда, прямо под ливнем, отпугнувшим фраеров. Да, если бы не Гриня… Знать бы, что ему все равно кранты. А теперь только вниз, мать его… к этим чертовым тварям из болота. Понизу пройти вдоль края, до тех пор, пока не отыщется место, где можно забраться обратно. Пока его ловят тут, вернуться к институту, прихватить одну из баб, а лучше нескольких… вот тогда и можно будет поговорить по душам с мусором и с бородатым хером. Черти, конечно, найдут веревку, но вниз за ним, стопудово не полезут. Да и он бы ни в жизнь не полез, если б не напороли косяков. Как же так вышло? Взяли б мента в заложники, расклад был бы наш. А, этот бивень Кот, зарезал его, как барана… долбаный отморозок!.. и никакого толку! Всегда был беспредельщиком — чуть что, за пику да за ствол. И пошло — поехало плодить жмуров! Вот и грохнули его, что впрочем, закономерно. Да если б только его, хер бы с ним, а то всех парней положили. И миром уже не разъехаться. Все теперь не в цвет!»

Вздохнув от безрадостных мыслей, Крюк подергал привязанную к осине веревку — вроде держит. Закинул за спину рюкзак с припасами, на шею повесил «Грозу». «Ну, с богом!» Перевалив через край, он стал осторожно спускаться по отвесной стене плато, вниз к проклятой чужой земле.

Дневник Майи 21.03.200…

«Сейчас около двух часов. Хочу рассказать о странном, возможно, знаковом событии, которое произошло сегодня утром. Оно случилось, когда охотники уже грузились в автобус. Тревогу подняли не люди, а вороны. До сегодняшнего дня они вели себя довольно тихо, вроде бы даже решили начать вить гнезда, раз все равно тепло. А тут подняли такой ор, даже через закрытые стеклопакеты было слышно. Я, естественно, выскочила во двор смотреть. Вороны гоняли какую-то странную птицу. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что это «нечто», птицу совсем не напоминало, а было, скорее, похоже на воздушного змея. По крайней мере, хвост у нее был длинный и с ромбиком на конце. Летело это «нечто» неровно, ныряя то вверх то вниз. Так летают скорее летучие мыши, а не птицы. Зато настоящие птицы, то бишь вороны, носились и орали вокруг этого «змея» как оглашенные.

Кто-то из охотников, не долго думая, выстрелил в непрошеного гостя — тот, кувыркнувшись в воздухе, свалился в кусты ольшаника за ангаром. Все кто был в это время во дворе, (а были там почти все наши обитатели) кинулись бегом смотреть на «дичь».

Я кое-как протиснулась через толпу, и стала вместе со всеми рассматривать это странное существо. Первое впечатление было — как нелепо оно смотрится в кустах ольхи. Второе впечатление, что гость наш похож на вывернутый наизнанку зонтик — пара кожистых крыльев, полностью закрывали небольшое тело. Славка (это он стрелял) стволом винтовки приподнял крыло и выругался — тельце непонятного зверя было покрыто редкими рыжеватыми волосами, узкая длинная морда оканчивалась нехилой пастью, в которой виднелись острые зубы.

— Ни фига себе! Это ж птеродактиль! — сказал кто-то у меня за спиной. Действительно «ни фига себе» — голову могу дать на отсечение, еще ни один охотничий трофей в мире не рассматривался с таким ужасом и любопытством.

Я слышала возбужденные голоса окружающих, как сквозь сон. И постепенно, медленно, но отчетливо, у меня сформировалась одна единственная мысль — если допустить, что это действительно птеродактиль, то есть, летающий ящер, то вряд ли он здесь жил один… Значит, где-то неподалеку должны быть и другие? Я посмотрела на озадаченные лица Славки, Семенова, Ильи — похоже всем им в голову пришла примерно та же мысль».

Майя с тяжелым вздохом отодвинула от себя тетрадь с записями, потерла лицо ладонями. То ли голова болит, то ли плакать хочется, не поймешь. А, может быть, это у нее акклиматизация началась? Или приступ аллергии на летающих ящериц?

— Чего сидишь, вздыхаешь?

Девушка вздрогнула и обернулась. В дверях ее комнаты стояла Варвара Петровна.

— Давай пошли, пора ужин готовить! — как всегда напористо начала бывшая вахтерша. Вставай, вставай. Сидеть некогда. Тем более что нам последние крохи собирать придется.

— Баб Варь, а можно я не пойду? А? Что-то мне не хорошо. Голова болит…

— Голова — это не беда. Голова пройдет. А если совсем худо — сходи к Алексею Федоровичу — он тебе клизму сделает, разом полегчает.

— Какую клизму? Вы чего, баб Варь?

— А такую, разве не знала, что клизма от начальства повышает рабочую активность? Вот знай! Нечего тут сидеть и киснуть. Пошли на кухню, я тебя чаем напою, попьешь горяченького — отпустит!

*****

— Эх, думаешь у меня, старой, ничего не болит? — Варвара Петровна шла впереди, время от времени оглядываясь, проверяя плетется ли за ней Майя. У меня и сердце, и печенки-селезенки и вообще весь ливер изнылся! И за всех наших, и за тех, кто остался там… она махнула неопределенно рукой, но Майя поняла, что женщина имеет в виду «прошлый» мир. Это у меня ни детей, ни внуков, деда своего прошлой осенью схоронила… Знаешь как говорят? Одна голова не бывает бедна! А у людей, семьи там остались! Только если бы я так вот легла, и лежала, как Антонина Михайловна лежит…

— Какая Антонина Михайловна?

— Как, какая? Да кондукторша ж с автобуса… я к ней заходила, лежит, аж губы синие. Ни с кем не разговаривает. Боюсь, что и помрет скоро! Так вот, если бы я рядом легла, да вот Алексей Федорович рядком… а у него между прочим жена да две дочки там остались… да еще кто-нибудь под бок привалился — мы бы так считай, все и померли. И ящериц никаких не нужно! Только вот что я тебе скажу, девочка моя, до тех пор, пока ты шевелишься, хоть шажок да делаешь, значит, ты живешь. Как только лег — значит, считай, что помер! А ты еще молодая, это мне тут век доживать, а вы, может, и выскочите!

— Что вы такое говорите? — возмутилась Майя. Какой век! Неужели вы думаете, что нам обратно не выбраться!

— Да что тут думать-то? Думай, не думай… Не своей волей мы сюда попали, и никто нас не спросит, сколько мы хотим тут сидеть! Может, еще сверху смотрят, да в кулак хихикают!.. Жить нам здесь, обживаться нужно. Ни на кого не оглядываясь!

Они, наконец, добрались до буфета. Там у плиты уже возилась Наталья, одна из институтских, женщина лет сорока пяти.

— Ну вот! — заявила Варвара Петровна. Давай девочка, мой руки, повязывай фартук…

— А чай? — кисло осведомилась Майя.

— Сейчас будет тебе чаек! — вахтерша зажгла конфорку. Все тебе будет! А знаешь, что мы с Натальей придумали? Мы сегодня пироги стряпать будем! Из кисельного концентрата… знатные пироги будут — как с ягодами! С утра уже и тесто завели… мука-то осталась!

За возней и стряпней настроение действительно поднялось. Да и с выпечкой Майя всегда возиться любила.

Постепенно в буфете собрались почти все женщины. И независимая Анна и лентяйки Светка с Маринкой и неприступная Альбина и даже охающая Фатима со своей распухшей ногой приковыляла. Что ни говори, а вместе не так страшно и тоскливо в огромном пустом здании. Варвара Петровна всех привечала, всем находила дело, всем придумывала занятие.

Первая партия пирогов была готова. Их разложили на большом противне и уже собирались сунуть в духовку — когда дверь в столовую неожиданно распахнулась и на пороге появилась Татьяна. Едва взглянув на нее, все поняли, что стряслось что-то очень неладное — волосы ее были всклокочены, глаза заплаканы, подбородок дрожал, а саму колотило так, что пришлось опереться о дверной косяк двери, чтобы не упасть.

— Таня, что стряслось? На тебе лица нет! — кинулась к ней Варвара Петровна.

— Мальчики… я их нигде не могу найти… она начала сползать вниз по косяку. Ее подхватили, усадили на стул, дали глотнуть воды.

— Говори толком, что случилось? — побросав дела, женщины столпились вокруг нее.

— Да я им… Татьяна всхлипнула, — я же им… я запретила не то что на улицу выходить, а и в окна высовываться… мало же какая нечисть залетит… они вроде бы послушались, только притихли как-то так. Я и в голову не взяла… Усадила их книжки смотреть, да пошла по делам… меня попросили разобрать там… мы на складе…

— Ты про «разобрать» потом расскажешь, ты про мальчиков…

— Ну вот!.. Через час прихожу — нету! Я уже все комнаты вокруг обежала… нет нигде! Ну, куда они могли деться? — она обводила окруживших ее женщин, затравленным тоскливым взглядом, словно требовала ответа на свой вопрос.

— Ты у Ильи спрашивала? Он же все время у входа торчит…

Татьяна подняла на Анюту полные слез глаза.

— Спрашивала… не видел он.

— Вот же бесенята, прости меня Господи! — Варвара Петровна хлопнула себя ладонями по могучим бедрам. Где ж они делись? Может, где по институту лазят? Из института-то им не выйти…

— Ага, — вмешалась Наталья, — держи карман шире… не выйти… Любое окно на первом этаже откроют и вылезут как миленькие! Я даже знаю где! В туалете!

— Ох, девоньки!.. запричитала Татьяна, — ой, что же делать-то?

— Может они за ангаром? Так и сидят, эту летучую тварь смотрят?

— Да нужно еще в институте поглядеть, может, влезли куда, да уснули!

— Да закрыты ж все комнаты! Куда им лезть?!

— Ой, сыночки мои родненькие! Ой, сожрут же их! Твари кругом, летучие, ползучие!

— Да что ты болтаешь? Кто сожрет? Этот птеродактиль никого тяжелее мыши не утянет!

— Стойте! — тонкий голос Майи перекрыл общий гомон. Вспомнила! Сегодня, когда разговор был про то, что продукты кончилось… мальчишки рядом со мной стояли и шептались… вроде что-то про рыбалку… Кажется они…

— Ой, мамочки!

— Ясно! Героями решили стать, от голодной смерти нас спасти.

— Да неужто ж они с обрыва решаться лезть?

— Там не надо с обрыва… там говорят, речка прямо под ним течет.

— Все, баста! — топнула ногой Анюта. Раскудахтались! Может, они рыбы хотели наловить… может еще чего. Мало ли что им в головы взбредет! Искать надо везде! Все, давайте живее! Пошли к мужикам!

*****

— Что? Где? Да вы что?.. Илья был растерян. Женщины обступили его со всех сторон и галдели. Да подождите вы! — наконец, разозлился он. Устроили базар, понимаешь! Куда сбежали? Когда?

— Да кто ж их знает, оглоедов?! — заполошно голосила Варвара Петровна. Мать хватилось, а их как корова языком слизала!

Анюта вытолкнула вперед Майю.

— Вот она слышала!

— Рассказывай! — обрадовался Илья. А остальные замолчите ради бога!

Девушка, смущаясь и сбиваясь, пересказала ему, то немногое, что знала. Илья лихорадочно соображал. «Вот черт, что же делать? И Марек, как назло куда-то запропастился! Бежать искать пацанов? Где, куда? Девица говорит, что может, к реке подались… Рыбку им вздумалось половить… засранцы!

— Так, дамы, подождите, не напирайте, дайте сообразить!

— Да чего соображать-то? Надо идти искать! Давай открывай двери!

— И куда идти? Где искать?

— Как куда? — удивилась Майя, а про себя подумала — «Такой здоровый, а не соображает!» К реке, конечно! Они ж туда собирались…

— Ты была там у реки? Знаешь хоть где это? В какую сторону идти?

— Там! — наугад махнула девушка куда-то на юг.

— Там… передразнил ее Илья. Там лес! На машине не проедешь. Через лес надо идти… пешком!

— Васильев! — тон у Анюты был презрительный. Я от тебя не ожидала! Бабы не боятся, а ты испугался… червяков с летучими мышами! Открывай дверь, мы сами пойдем. А ты сиди тут… охраняй… свою жопу! — она внезапно перегнулась через стойку и схватила связку ключей. Обернулась к женщинам и победно потрясла ей в воздухе. Пойдемте девки! Обойдемся без этих горе — воинов!

— Аня! Ты чего, дура, что ли? — разозлился Илья. Положи ключи на место!

— Щ-щас! — она сложила из своих длинных пальцев изящную фигу и помахала у него перед носом. Пойдемте девчонки! — и направилась к выходу, издевательски покачивая бедрами. Женщины, загалдев, двинулись следом. Одна Майя в растерянности топталась возле турникета. Не таким она видела развитие ситуации. Действительно, топать голыми ногами, фактически по болоту, в которое превратились, после стремительного таянья снега, участки леса, куда-то на другой конец плато, даже неизвестно точно в какую сторону, теперь представлялось ей в высшей степени неразумным. Искать мальчишек, конечно, нужно, но не так как предлагает эта заполошная Анна, которую, кстати сказать, она сама же и спровоцировала. «Неужели я опять в роли провокатора? Да нет же… я-то тут причем, это мальчишки…» В голове у девушке словно что-то перещелкнуло. Она смотрела на женщин, высыпавших на крыльцо и что-то там обсуждающих, на Илью, который что-то говорил в мигающую огоньками рацию, и в душе у нее нарастало ощущение какой-то неотвратимости и необратимости грядущих событий. Их маленький социум приближался к очередной грани, через которую суждено перейти не всем.

Внезапно она поняла, что Илья уже некоторое время, что-то говорит, обращаясь к ней.

— Эй! Ты оглохла что ли?

— Что? — Майя потрясла головой, силясь отогнать от себя наваждение.

— Скажи им… женщинам скажи, чтоб никуда не расходились, я пробую связаться с Семеновым.

— Хорошо, — кивнула Майя и поспешила к выходу.

— Стой!

— Стою…

— Здесь рация не ловит ни черта! Я поднимусь на этажи, попробую оттуда. Останови их, я тебя умоляю! Не дай в лес уйти!

Чувствуя себя китайским болванчиком, Майя кивнула еще раз. Она совершенно не представляла, каким образом сможет удержать возбужденных женщин.

Илья, прыгая через две ступеньки, помчался на третий этаж. «Хоть бы дождались, вот же стадо бешеных овечек! А Анька-то хороша, дура и дура! Что на нее нашло?» Он пробежал коротким коридором и выскочил к торцевому окну. Одного взгляда хватило, чтоб понять, что ничего у него тут не выйдет. Именно то направление, которое было ему нужно, загораживал Корпус моделирования. Выругавшись и, от души стукнув кулаком по подоконнику, он решил все-таки попробовать, включил рацию. «Василий Иваныч! Василий Иваныч, слышите меня?» — переключил на прием, с надеждой вслушался в шипение эфира. Нет ничего. Не берет сигнал. Что же делать? Лезть на крышу, вот что! Только бы чердак не был закрыт! И эти клуши не разбежались».

По закону подлости, дверь на чердак, конечно же, оказалась закрыта. Илья затравленно огляделся. Ничего тяжелого, такого, чтобы помогло вышибить эту чертову дверь, вокруг не было. Попробовал плечом, осмотрел замок — хлипкий, но держит. И самое отвратительным было то, что дверь открывалась наружу. Чтоб выбить ее — придется разломать буквально в щепки. Он скептически посмотрел на свои, обутые в легкие сандалии, ступни. Да, подбитые кирзачи здесь были бы более к месту. Но что есть, то есть. Он вытащил из-за пояса Стечкин, чтоб не мешал, и аккуратно положил на подоконник. Отступил к краю площадки и с размаху пнул дверь ногой, целясь в район замка. Что-то затрещало, но и только. Илья опять отступил и нанес удар другой ногой. Еще раз и еще. Толстая фанера держалась. Его охватило исступление. Не чувствуя боли, он бил снова и снова. Проклятый замок, проклятые обстоятельства, проклятая жизнь! Лопнул ремешок, и сандалия отлетела в сторону, но дверь, наконец, стала поддаваться. Еще один отчаянный удар, и нога, выбив кусок фанеры, провалилась внутрь. Он еле удержался, чтоб не упасть. Не хватало еще ногу сломать. Шипя от боли в горящих огнем пятках, Илья просунул руку в дыру, и немного пошарив на ощупь, открыл, так и не поддавшийся грубой силе, замок.

Чердак встретил его тьмой египетской — в нескольких шагах уже ничего не было видно. Пришлось потратить несколько драгоценных минут, пока глаза более-менее привыкли к темноте. Он огляделся — в обе стороны от двери, уходили, теряясь в темноте галереи, ряды двигателей вытяжной вентиляции. «Где же окно на крышу?» За все время работы в Институте, Илья оказался на чердаке в первый раз. «Вон вдалеке, кажется, что-то отсвечивает, слабое пятнышко света за одной из вентиляционных труб. Там окно!» Прихрамывая на обе ноги, и ощупывая темноту вытянутыми руками, Илья двинулся к нему.

*****

Женщины сошли с крыльца и совещались, размахивая руками, в сторону предполагаемой реки. Майя поспешила к ним.

— Дотуда, с километр наверно будет, — говорила Наталья, — охотники рассказывали, что там стройка брошенная. Я это место знаю — грибы там всегда собираю в августе.

— Это где Лисьи Горки? — уточнила Варвара Петровна, и, получив утвердительный ответ, обрадовалась. Так туда, даже я, старая раскоряка за полчаса дойду. Делов-то…

— Подождите! — вмешалась в разговор Майя. Илья просил подождать! Он сейчас по рации свяжется с мужчинами…

— Бог с тобой, девонька! Да зачем же нам мужичков отвлекать? Они, небось, не грибы собирают, важным делом заняты! Нам бы лишь мальчишек найти…

— Неужели женщины сами ни на что не способны? — сказала Альбина неприязненным тоном.

— Действительно! — поддержала ее Анна. Сами сходим и вернемся. Я думаю, больше часа это не займет. Заодно и посмотрим на реку эту. А ты, если боишься, можешь тоже оставаться… под охраной. У нас охранники смелые! От любой летучей мыши защитят, — она насмешливо прищурилась.

— При чем тут «боишься»?.. Майя начала раздражаться. Что за бестолковые курицы. Неужели они ничего не понимают? В душе у нее крепло странное ощущение чего-то непоправимого, что должно произойти с ними. Словно маленький снежок, родоначальник будущей лавины, уже покатился с горки. Я просто предлагаю подождать десять минут!

— Жди, — равнодушно сказала Анна и отвернулась от нее. Остальные тоже перестали ее замечать, увлекшись обсуждением деталей будущего похода. Кажется, эта идея им уже начала нравиться. Лица у всех, кроме Татьяны, были довольные. Как же, ощутили, наконец, свою нужность и смысл существования.

Майя беспомощно молчала, глядя, как женщины, направились к лесу.

*****

С холма дачный поселок, вернее тот огрызок, что остался от него в результате образования плато, был как на ладони. Рассеченный оврагом массивчик из нескольких десятков разномастных строений, от вполне приличных домиков из кирпича и камня, до покосившихся фанерных сараев. Вокруг них черные пятна огородов в чахлой окантовке голых кустов и остовов плодовых деревьев, отделенные друг от друга хилым штакетником или мощными заборами. Вымощенные битым кирпичом и щебенкой дорожки разбивали поселок на несколько кривых геометрических фигур, которые прямоугольниками можно было назвать разве что с тяжелого похмелья.

— Слышь, Иваныч! — Слава осторожно дотронулся до рукава Семенова. Глянь туда… кажись дымок, или я ошибаюсь? — он показал на самый край поселка, где на отшибе, на взгорке, стоял маленький домик из красного кирпича.

— Сейчас проверим, — охотник навел бинокль. Глазастый ты, Славка! Нет, не ошибаешься… похоже костерок жгут на огороде… он замолчал, напряженно всматриваясь. И кажись, в окнах что-то мелькает… Похоже, там они!

— Что делать будем?

— Да что?.. Ничего пока, полежим, понаблюдаем…

Они полежали. Семенов убрал от глаз бинокль и о чем-то напряженно размышлял.

— Слышь, Славка?.. охотник смущенно кашлянул в кулак.

— Иваныч! Ты опять?!..

— Да что опять? Куда жмурики-то делись?

— Ну, сколько можно уже?! Что ты хочешь от меня услышать? Я уже десять раз рассказывал: положили всех шестерых рядом в тенечке… Андрюху — автобусника, поставил могилку им копать… ну, не успел он, конечно. Попробуй, на шестерых-то вырой. Тут дождь… ну, не обратно же их везти? Все равно ж на следующий день собирались вернуться.

— Да ты успокойся Славка, я ж тебя не виню… Я просто понять хочу, куда они могли деться… что, встали и ушли?

— Я же говорю: бандиты унесли…

— Да за каким чертом, им это нужно — жмуров таскать?

— Я-то откуда знаю? — ярился Славка. Что я им в голову залезу, этим отморозкам? Может, они их похоронить хотели по своему обычаю? Какому-нибудь, мусульманскому…

— И торчка с сержантом?

Слава только руками развел, мол, ничего добавить к вышесказанному не могу.

— Я вот, что думаю… сказал после паузы Семенов, — их какие-то звери унесли…

— Да какие тут звери?.. Крупнее крысы никого нет.

— Не перебивай! — одернул его охотник. Сам знаешь, что я не про земных зверей говорю!

— Да думал я про это… стены отвесные, по десять метров… что они, скалолазы что ли, звери эти?

— Во-первых, не везде десять — есть куда ниже и ты это знаешь. Во-вторых, мы же с тобой спускались и поднимались… подожди не перебивай! И, наконец, в-третьих… сколопендры эти и как их… птеродактили, к нам уже проникли! Теперь очередь за остальными в гости пожаловать.

— Да звери, их тут же на месте жрать бы начали! Зачем им таскать куда-то?

Семенов хмыкнул.

— Знать бы что, про здешних зверей…

— Слушай, Иваныч, а может все проще… смыло трупы ливнем в ближайший овраг… ведь потоп какой был, мама родная! Мы ж толком-то и не искали.

— Вот и я про то! Надо поискать… Следы поискать. Зверье оно всегда следы оставляет…

Сзади послышался громкий треск и невнятная ругань. Семенов поморщился.

— Славка, иди, скажи мужикам, чтоб потише себя вели, а то ходят чисто лоси. Пусть падают и отдыхают.

Внезапно ожила рация.

— Василий Иванович… несся из динамика взволнованный голос, — слышите меня? Василий Иванович… слышите? Прием, прием!

— Илья? Слышу тебя хорошо! Что случилось?

— Слышите?! — обрадовался Илья. Я уж думал, не дозвонюсь до вас! Не берет и не берет… пришлось аж на крышу залезть! Как у вас дела?

— У нас-то хорошо… А у вас, что такого стряслось, что ты по крышам лазишь?

— ЧП у нас!

Охотники переглянулись.

— Что за ЧП?

— Мальчишки сбежали! Женщины слышали, что они на реку, вроде собирались…

— Вот же черти мелкие, чего удумали! — Семенов в сердцах повернулся к Славе. Нет, ты понял? Как некстати! — и в микрофон. Что предпринимаешь?

— Да ничего пока… вот посоветоваться хотел… но хуже другое!

— Ну?

— Да женщины тут, как с цепи сорвались!.. непременно хотят идти их искать!

— Ты их не пускай!.. слышишь Илья? Не пускай! Скажи, мы немножко освободимся и сами…

— Да говорю, они не слушают! Что мне их привязывать что ли?

— Ты не суетись! Слышишь меня? Не суетись, Илюха, сейчас что-нибудь придумаем…

— Слышу… я думаю…

Внезапно голос Ильи пропал заглушенный громким шумом и треском.

— Что такое? — Семенов потряс рацию. Включил, выключил, покрутил настройку. Помехи были на всех диапазонах. Что за притча? — он повернулся к напарнику. Ты чего-нибудь понял?

Тот пожал плечами. Они посмотрели на ясное небо, без каких либо признаков приближающейся грозы.

— Что за помехи? Откуда они взялись? Он что с крыши упал?

— Слушай, Иваныч!.. Слава посмотрел на часы, — а я ведь вчера, что-то такое уже слышал, только значения не придал, думал — рация барахлит. А теперь гляжу… а время-то, тоже самое! Час семнадцать! И, главное, минут пять или десять так бухтела. А потом, ничего, снова заработала.

— Ладно, с рацией потом… Сейчас, быстро разбираемся с урками и назад к Институту… что-то у них там неладное. Давай, беги к Коле, выдвигаемся!

— Так может, подождем? Заработает связь… узнаем толком…

— Славик, Славик, некогда ждать! — Семенов подтолкнул напарника. Что-то сердце у меня не на месте… боюсь, беды бы не было! Давай бегом!

*****

Включив рацию на прием, Илья услышал только громкое шипение, перемежающееся, похожими на разряды, щелчками. «Блин, как же не вовремя!» Он постучал рацией по колену, и посмотрел на небо. Не то чтобы ни тучки — ни облачка! Ясная лазурь разлилась от одного горизонта до другого. Он глянул на дисплей — с аккумуляторами все в порядке, заряд почти полный… А это что такое? Индикатор входного сигнала зашкаливал. Причина помех была не в рации. Где-то рядом вдруг включился мощный коротковолновый передатчик. Бормоча проклятия неведомым глушилкам, Илья выключил рацию и сунул ее в карман. «Интересно знать, откуда тут мог взяться источник такого мощного сигнала?» Он поднялся на ноги и огляделся. Женщины так и стояли на краю стоянки, что-то обсуждая. Внезапно его привлекло какое-то движение. Что-то стремительно пересекло просеку теплотрассы метрах в трехстах от Института. Это было так неожиданно, что взгляд сперва скользнул дальше. И только потом пришло понимание, что двигаться в той стороне совершенно нечему и некому — люди уехали в противоположном направлении. А те, кто остался… Илья напряженно всматривался. Вот еще… и еще. Стремительные силуэты один за другим выныривали из одной стены леса, чтоб через несколько секунд раствориться в другой. Толком ничего нельзя было разобрать. Он скорее интуитивно, чем взглядом определял направление в котором двигались неясные тени, то проявляясь, то опять сливаясь с тенями деревьев, снова выныривая уже ближе к Институту. Они идут сюда, и это не люди… Лишь спустя несколько минут, когда продолговатые силуэты непрошеных гостей показались в полосе редкого березняка, Илья, наконец, смог их разглядеть. От осознания увиденного, ему показалось, что мозг сейчас вскипит у него в голове, а глаза вылезут из орбит. Это были…

*****

Майя вздрогнула и закрутила головой, пытаясь определить, откуда кричат. Мужчина на крыше. Стоит у самого края. Кричит и машет руками, пытаясь привлечь ее внимание. Да это же Илья. Что он так разоряется? Краем глаза, Майя заметила, что и остальные женщины повернулись и смотрят на него. Она попыталась разобрать слова, которые из-за порывов встречного ветра звучали неразборчиво.

— Внисти-т, внисти-т!.. ре-е!

«В Институт» — наконец, скорее угадала, чем расслышала Майя. Он кричит — «В Институт! Скорее!» Им угрожает какая-то опасность. Иначе он не стал бы так орать и махать руками, рискуя свалиться с крыши.

В следующую секунду Майя, как стороны, увидела себя кричащей что было мочи. Она просто дублировала слова Ильи, который к тому времени уже исчез с гребня крыши:

— В институт! Скорее, скорее!

Женщины, разинув рот, смотрели на нее, но почему-то не двигались. И тут Майя завизжала. Так, что чуть сама не оглохла. Как ни странно, это подействовало. Первой потеряла самообладание Марина. Она пробежала мимо Майи, испугано косясь на нее, словно та была опасной сумасшедшей. Следом кинулись остальные. На месте осталась только Анна. Встретившись взглядом с Майей, она покрутила пальцем у виска. «Идиотка!» — прочитала девушка беззвучные движения ее губ. И тут же забыла обо всем. За спиной у Анны совершенно беззвучно, как в кошмарном сне, показалось чудовище. Секунду назад его еще не было, а вот оно уже здесь. Не очень огромное такое чудовище — не четырехметровый монстр. Так — метра полтора в холке. Почему же оно казалось таким ужасным? Против воли, размышляя об этом, Майя начала пятиться, не отводя от него взгляда. Чудовище стояло на двух мускулистых ногах, слегка помахивая длинным толстым хвостом. В длину оно было гораздо больше чем в высоту. Непропорционально большая для поджарого тела голова, слегка приоткрытая пасть с кинжалами зубов. Болотного цвета шкура, усыпанная темными пятнами, напоминала военный камуфляж. Короткие когтистые передние лапы сжимались и разжимались. Наконец, Майя сообразила, что вызывало у нее такой ужас. Взгляд! Чудовище смотрело на нее, слегка повернув голову, одним глазом. Неподвижный взгляд янтарного глаза с вертикальным зрачком. Это его она видела сегодня во сне. А теперь видит наяву.

Майя продолжала пятиться. Ей казалось, что прошли минуты, пока продолжалась эта дуэль взглядов, хотя на самом деле пронеслось всего с десяток секунд. В этот момент она встретилась глазами с Анной и увидела там отражение своего ужаса. И весь мир вокруг, как будто замер. Ни шороха ветра, ни птиц, только удары сердца, отдающие в висках. Как в замедленной в десятки раз съемке, Анна начала оборачиваться. Она оборачивалась, казалось, целую вечность, а оборвалось все в долю секунды. Почти неуловимый глазом прыжок и там, где только что стояла девушка, уже копошится на асфальте нечто бесформенное, рычащее, хлещущее воздух толстыми хвостами. А во все стороны летят кровавые клочья. И, тогда Майя закричала. Закричала так, что казалось, сейчас вывалятся из рам остатки стекол!

Никогда она не бегала так быстро. Словно какая-то неведомая сила толкала в спину, в два, в четыре раза ускоряя движение. В голове была только одна мысль: «Только бы не упасть, только бы не упасть!» Спиной она ощущала погоню и понимала, что если бег продлится еще несколько секунд, ей не уйти. И тут буквально влетела в дверь, умудрившись захлопнуть ее за собой. Сзади грохнуло так, словно в дверь ударили молотом. Ее преследователь, не ожидал такого коварства от глупой дичи, и не рассчитал скорости.

Майя буквально в три прыжка преодолела вестибюль, и обернулась только возле турникета. Увиденное, заставило ее сердце в очередной раз сжаться от ужаса. Наспех забитая фанерой дверь не стала серьезной преградой, для чудовищ. И хотя одно из них, ошалело трясло башкой, пытаясь прийти в себя после таранного удара, другие уже спокойно, по-хозяйски входили в, пробитую их собратом, брешь.

Куда теперь? Тех нескольких секунд пока она думала, чудищам хватило, чтоб освоиться в незнакомых интерьерах и одно из них, прямо от входа сигануло к девушке через весь холл. Это так Майе от страха показалось, что через весь. В следующий миг она уже неслась вверх по лестнице. И вот тут-то удача, наконец, отвернулась от нее. Правая нога соскользнула со ступеньки и девушка со всего маху распласталась посредине второго пролета. Хорошо еще руки успела подставить, не разбила лицо. Однако когда она попыталась вскочить, чтоб продолжить бегство, тело пронзила такая боль, что слезы хлынули из глаз. Правая нога совершенно не слушалась. Майя застонала и, ухватившись руками за перила, попыталась подняться. Но и это ей не удалось — при падении отбила левый локоть. При попытках двигаться, поврежденные конечности взрывались острой болью. Сквозь перила девушка увидела, как запрыгнувшее на лестницу чудище, потеряло равновесие и свалилось обратно, чуть не сбив второго монстра. Огромные птичьи лапы с чудовищными когтями явно не были приспособлены для подъема по слишком узким и гладким для них гранитным ступеням.

«Неужели спасена?» — мелькнуло в голове у Майи. Но нет, упавшая тварь, ловко вскочила на ноги и, перекинувшись шипяще-рычащими звуками со своим сородичем, снова ступила на лестницу. На этот раз, она была куда более осторожна и терпелива. Отчаянно балансируя длинным хвостом, хищник шаг за шагом поднимался к первой лестничной площадке. Майя отчаянно завозилась, словно попавшая в паутину муха. Цепляясь здоровой рукой за перила и отталкиваясь от них же здоровой ногой, ей удалось подняться на несколько ступеней. Одновременно в голову пришла безнадежная мысль — даже если она преодолеет этот пролет, ей это ничего не даст — на одной ноге от мерзкой твари не ускачешь! С ней и на двух здоровых-то пойди, побегай на перегонки! Неужели ж помирать? Она вспомнила Анну. Нет, только не так!

В этот момент хищник ступил на площадку, отразившись в большом зеркале. Несколько секунд он озадаченно разглядывал свое отражение. Но затем, по-видимому, вспомнив о вкусной и здоровой пище, что ожидает его всего в нескольких метрах, развернулся к девушке. Сверху он напоминал огромную, вставшую на дыбы собаку без шерсти. Странный разрез пасти — напоминающий приветливую улыбку. И хвостом он махал вполне дружелюбно. Вот только глаза. Он опять смотрел на Майю одним глазом, повернув голову. Как тетин волнистый попугайчик, когда он хотел что-то рассмотреть. Мертвый остановившийся взгляд… по-змеиному мелькает перепонка века.

Тут только Майя сообразила — да это ж динозавр. Настоящий хищный динозавр, единственная цель для которого — поймать и съесть незадачливое плацентарное млекопитающее, которое имело наглость или глупость, встать у него на пути за миллионы лет, до назначенного ему срока! Как их там звали в разных фильмах и книжках? Аллозавры? Велоцирапторы? Господи, какие глупости лезут в голову! Что же, она и умрет здесь на лестнице института, с каким-то непроизносимым названием, в зубах у доисторического ископаемого? Ох! Кто бы его сначала закопал, чтобы оно стало ископаемым!

Майя дернулась, пытаясь подтянуться еще на одну ступеньку вверх, и застонала от боли и ужаса, понимая, что жить ей осталось меньше минуты. Словно получив сигнал к действию, хищник возобновил восхождение к своей законной добыче. Он был нетороплив, и неотвратим как кошмар, и кажется, уже готов был приступить к трапезе.

В этот момент ее подхватили под мышки, и потянули куда-то вверх.

— Чего расселась, дура? — бормотал над ухом знакомый голос, а сама она стала быстро удаляться прочь от зубастой пасти и огромных когтей.

*****

Пока Илья спустился с чердака, пока добежал до центральной лестницы, прошла пара минут. В основном, конечно, время ушло на передвижение по самому чердаку. Царящая там темень, не способствовало скорости бега. Да какой там бег? Илья, ушибаясь всеми частями тела, об, торчащие отовсюду, острые углы, продирался сквозь несчастные тридцать метров чердачного коридора, минуты полторы. Те, кого он видел с крыши, двигались в десятки раз быстрее. То что они нападут, не вызывало у Ильи ни какого сомнения. Весь вопрос был только в том, восприняли ли женщины всерьез его предупреждение. А если восприняли, успели ли спрятаться? О том, что будет, если они останутся во дворе, он не хотел даже думать.

Институтский коридор встретил его пустотой — ни людей, ни их тел, ни динозавров. И даже звуков не было никаких — тишина. И хотя это внушало некоторый оптимизм — надежду на то, что чудовищам не удалось пробраться в здание, спускаться на первый этаж он остерегся. Мало ли что. Попадешь всей этой орде прямо на обед, тут и пистолет не поможет. Так рассуждал он, идя коридором второго этажа, пока вдруг не понял, что тяжести за поясом он не чувствует. Его бросило в жар. По вискам и по лбу потекли ручейки пота. Пистолет… он его забыл на подоконнике у двери на чердак… идиот! Он уже хотел развернуться и бежать назад, как вдруг услышал слабый стон. Как ошпаренный, Илья метнулся к центральной лестнице. Затормозил, чуть не упав, возле пожарного щита. Пробежал глазами по инвентарю. Выдернул, выкрашенный в пожарно-красный цвет, лом. Может лучше топорик? Нет, лом поувесистей и в три раза длиннее.

Открывшаяся картина, бросила его из жара в холод. Пот мгновенно высох — по коридору повеяло ледяной какой-то стужей. Зрелище было вполне сюрреалистическое и так отличалось от благостной картины пустого коридора. Пятящийся задом Марек, тянул вверх вяло барахтающуюся девчонку — эту, как ее… Майю. А жуткая тварюга — одна из тех, кого он видел с крыши, только многократно приближенная в прямом и переносном смысле слова, следовала за ними, всего парой метров ниже. Целая вьюга мыслей пронеслась у Ильи в те несколько секунд пока он оцепенело наблюдал, как Марек с девчонкой, удаляются от разъяренно шипящего чудовища. Что делать? Попытаться убежать? Но он видел, как бегают эти монстры — на автомобиле не сразу обгонишь, стало быть, шансов убежать с полумертвой девицей на руках, нет никаких. От них и налегке-то вряд ли убежишь. Спрятаться в какой-нибудь комнате? Не факт, что открыть не смогут… как-то же в институт пробрались. Бежать за пистолетом? Догонит, мать его… Остается одно — дать твари бой, уповая на старую поговорку, что против лома нет приема.

— Илюха! — в голосе Марека была неподдельная радость. Ты, кстати! Ходить хоть чуть-чуть можешь? — обратился он уже к девице. Не пускай его! Не пускай!..

Но Илья, и сам уже сообразив, что монстра ни в коем случае нельзя пускать на ровное пространство, отчаянно тыкал ломом, целясь в оскаленную морду. Тот стоя на узких ступенях внизу, терял все свое преимущество в скорости и вооружении и мог только злобно лязгать зубами, уклоняясь от тычков лома. Противники попали в патовую ситуацию — динозавр не желал отступать, но и двигаться вперед у него не получалось, а Илья в свою очередь не мог попасть своим, слишком тяжелым оружием в увертливого гада. Оставалось только использовать выгодную позицию. Спасенная девчонка всхлипывала и сопела.

— Что делать будем? — заорал сзади Марек.

— Пистолет! — не оборачиваясь, крикнул ему Илья, лихорадочно пытаясь сообразить, как объяснить другу местонахождение забытого пистолета.

— Что? Что, ты говоришь?

— Где дверь на чердак, знаешь?

— Какой чердак? Ты про что?

— Пистолет… пистолет я там забыл, возле двери на подоконнике…

— Ты забыл?

— Да!!!

— Чего ты там делал?

— Неважно! Беги туда, тащи пистолет! А то сожрут на хрен! — обливаясь потом, Илья чувствовал, как быстро устают руки от тяжелой железяки.

Марек побежал, но тут же вернулся.

— А где это?

Илья уже хотел обложить непонятливого друга по всем правилам русского матерного, заодно объяснив, где лежит этот чертов Стечкин, но в этот момент сообразил, что динозавр уже некоторое время не делает попыток подняться, а отступив на пару ступеней вниз, издает какие-то странные свистяще-шипящие звуки и кажется… ему отвечал кто-то невидимый. Снизу послышалось приближающееся клацанье когтей, и вторая зверюга, очевидно прилично разогнавшись, буквально в секунду проскочила лестничный пролет и оказалась на площадке между первым и вторым этажами. Соотношение сил изменилось не в пользу людей.

— Блядь! — заорал Илья. Что делать? Стоять суки! — лом описывал веерообразные движения. Марек, я не могу уже их держать! Марек!

— Щас!

Над ухом раздался скрип, а потом громкое шуршание. Илья только успел отдернуть голову. Прямо в оскаленную морду динозавра ударила ледяная струя углекислоты. Илья таки получил время оглянуться. Возле его головы маячил красный баллон огнетушителя ОУ-3. Марек водил раструбом, старательно обрабатывая, тщетно пытающегося увернуться, хищника. Три секунды, пять, восемь. Все, заряд иссяк. Монстр ошалело мотал головой. Похоже, он ничего не видел и не соображал. Тут Илья изловчился, и со всего маха двинул его ломом по заиндевевшей башке. Динозавра снесло вниз по лестнице, как куль с отрубями, прямо под ноги, начавшему восхождение, собрату. На этом все и закончилось. Поверженный монстр, визжал и шипел, дрыгая ногами, наполнив всю лестничную площадку своим, бьющемся в агонии, телом.

Отшвырнув пустой огнетушитель, Марек схватил Майю в охапку и, пробежав десять метров коридора, буквально вломился в двери какого-то кабинета. Следом заскочил Илья, с грохотом захлопнув дверь, так что с потолка осыпалась штукатурка. Вместе они задвинули проход, стоявшим рядом тяжеленным шкафом с книгами, который, в свою очередь, подперли столом с копировальным аппаратом. Все, бой окончен. Непонятно чьей победой. Но здесь, по крайней мере, они в безопасности… пока…

Майя сидела на полу, там, где ее отпустили.

— Они больше не придут? — вопрос не предназначался никому конкретному.

— Вот выйди и спроси у них, раз такая любознательная…

Девушка посмотрела на Марека, лицо у того было бумажно-бледное, а глаза, напротив, казались неестественно темными, совершенно дикими. У Ильи была разбита губа и кровь текла на рубашку. Майя уже собиралась ему сказать про испачканное лицо, когда у нее началась «сухая» истерика. Не было ничего — ни голоса, ни слез — ее колотило крупной дрожью, заставляя биться спиной о стеллаж с книгами. Ей было бы легче, если бы удалось заплакать, закричать в голос. Но ничего не получалось. Марек помог ей очень простым и действенным способом, присел рядом и ударил по щеке — хлестко, жестко. Так, что дыхание на несколько секунд остановилось, а когда вернулось, то с ним пришли и слезы и плач. И ненависть. Бешеная ненависть захлестнули Майю с головой. Да как он смеет? Он не может, не должен… она не хочет, не хочет здесь больше оставаться. Она хочет домой. Обратно домой к маме! Примерно что-то такое она и попыталась крикнуть в лицо Мареку. А он стал соглашаться с ней — обнял, стал гладить по голове и уговаривать как маленькую, что все будет хорошо, что все будет просто отлично, что он лично со всем разберется…

Глава девятая

— Тсс-с, тише ты, балбес! Спугнешь ведь…

— Все, все, молчу… А помнишь…

— Блин, да засохни ты!

— Ну-у, Гриш…а, круто мы придумали — на стрекоз ловить?

— Да круто, круто… Ух ты!.. Глянь, какие рыбины! Ни фа себе!.. здоровенные! Да вон там, смотри! Видишь? Так и ходят кругами. Парочку бы таких выловить! Хватило бы и на обед, и на ужин.

— Красивые они.

— Кто? Рыбины?

— Не-е… стрекозы. Крылья такие разноцветные, блестящие… Надо засушить парочку. Дома пацанам покажем, прикольно будет.

— Да… блин, опять сожрала наживку, гадина. Дай-ка мне еще одну… жалко даже такой красоте хвост отрывать. Ты молодец, Жека, что удочку нашел. А то, что бы тогда делали? Ни компа, ни телека… даже мяча тут нет… Хоть порыбачим…

— Да я же смотрю… щурясь от удовольствия, в сотый раз начал рассказывать Женька, — дядя Слава багажник освобождает… под продукты, наверное… всякого барахла повытаскивал. Вижу, у них там спиннинг! Он шмотки в кладовку отнес, типа, спрятал… а спиннинг завернул в какие-то тряпки и поставил в уголок, — Женька хохотнул, — я думаю, класс, как раз нам и пригодится. Они уехали, я и взял.

— Во, лыбу-то до ушей растянул, — усмехнулся Гриша. Не зазнайся теперь, добытчик. Стырил у людей удочку и радуется.

— Ну, Гриш… я же…

— Все, сказал же — припухни!

Несколько минут царило молчание. Оба сосредоточенно буравили взглядом поплавок.

Сидели мальчишки верхом на стволе поваленной ветром сосны. Перед тем, они долго бродили по берегу, ища подходящее место для рыбалки. Крутой, высокий обрыв не давал подобраться к реке, новое русло которой проходило несколько в стороне от плато. И только в этом месте она, приблизившись вплотную, плескалась прямо под обрывом. Уже успев основательно подмыть склон, река не оставила шанса, стоявшей на самом его краю, сосне. Вывороченные из земли, напоминающие щупальца осьминога, корни, продолжали цепляться за склон, не давая дереву окончательно упасть в реку. Погруженная в воду колючая крона, шевелилась, словно живая, омываемая ленивыми струями. Женька болтал ногами метрах в четырех от воды. Дальше спускаться побоялись — тонкий, ближе к верхушке, ствол неприятно раскачивался под ногами и казался ненадежным.

Брат сидел немного ниже, сквозь смешно торчащие уши просвечивало отражающееся от воды солнце, отчего они казались почти прозрачными. Охваченный охотничьим азартом, он поминутно ерошил коротко стриженую макушку.

Внизу плескалась речка, не особо-то и широкая, они видали и побольше. В этом месте она образовывала небольшую заводь, течения в которой почти не было. Склон немного осыпался, позволив им почти без приключений спуститься так низко. Почти, потому что Женька, спускаясь по шершавому стволу, не избежал всюду торчащих сучков и под конец крепко зацепился штанами. Под язвительные насмешки брата, долго пыхтел, пытался выпутаться, дергал, выкручивал, но застревал еще больше, пока, наконец, Гришка не сжалился и не освободил несчастного пленника.

Противоположный берег, густо поросший деревьями и кустарником, был надежно укрыт от любопытных взглядов. Сладковатый запах прелой листвы и влажной земли, доносимый легким ветерком, так и манил, не давая Женьке покоя. Его мало интересовала рыбалка. Он уже строил планы, как пробраться на тот берег и разведать обстановку. В очередной раз, потянув носом воздух, мальчик покосился на брата.

Гришка, наморщив лоб от усердия, следил за поплавком. Тот лишь слегка подрагивал на поверхности воды, покрытой легкой рябью.

Поплавок тихонько задергался — раз, другой, и ушел на глубину.

— Смотри! Ничего себе! Тяни, тяни… Женька, рискуя свалиться, заглядывал брату через плечо, — давай, ну…

Гришка вел нешуточную борьбу с неведомой речной обитательницей. От напряжения на лбу выступили капельки пота, он старался подвести «рыбешку» как можно ближе к себе. Удилище изогнулось дугой.

— Женька, сейчас подтяну ее! Отходи! — закусив губу, он изо всех своих сил дернул удочку, из воды вместе с россыпью брызг вылетела рыба. Даже засунутая в пакет, она продолжала биться и трепыхаться своим скользким телом.

— Хороша рыбка! — довольный Гришка снимал с груди и живота серебристые чешуйки. На три кило потянет!

— Да ну? — усомнился Женька.

— Точно тебе говорю! Еще пару таких поймаем и уха будет зашибись!

— Как ты думаешь, — Женька при помощи ладони замерял длину затихающей рыбины, — она взрослая или еще бы выросла?

— Не знаю, — брат покачал головой, — теперь уже точно не вырастет… главное, чтоб съедобная была.

— Слушай, — наконец, решился Женька, — а давай, пока ты будешь ловить, я сплаваю на тот берег, грибов поищу? Я мигом, — начал канючить он, предвидя возражения старшего брата, — вдруг еще и грибов наберем. Представляешь, как все обрадуются!

Но тот, против обыкновения, спорить не стал.

— С течением-то справишься? — спросил, с так раздражающей Женьку, покровительственной усмешкой.

— Какое тут течение? — возмутился тот. Где ты его видишь? — полный решимости, он начал раздеваться.

— Ну-ну… Гришка деловито насаживал на крючок следующую порцию наживки. Смотри, я не полезу тебя доставать.

— Ты лови, лови, — Женька привязал за шнурки кеды на ветку, сверкая исцарапанными коленками, встал ногами на ствол сосны и приготовился нырнуть.

— Башку не разбей, — авторитетно заметил брат, — руки-то, руки, неправильно держишь!

— Интересно, глубоко тут? — Женька, словно передумав нырять, присел на корточки, всматриваясь в водную рябь. А если камни там?

— Зассал? — предположил старший, — сам придумал, а теперь ссышь?

— Дурак ты! Сам-то чего не нырнешь? — голос Женьки звенел от обиды, — вот и показал бы, как правильно надо!

Их перепалку прервал громкий всплеск. Из воды медленно показалась голова странного животного — заостренная пасть с множеством зубов, похожая на крокодилью, только короче. Жуткая тварь появилась и тут же скрылась в темной воде, продемонстрировав серое мясистое тело с плавниками на лоснящихся боках и длинным змеиным хвостом.

Братья испуганно переглянулись.

— А если б ты все-таки прыгнул? — загорелое Гришкино лицо стало серым.

— Да может, это и не хищник, — протянул мелкий, сам, не очень-то веря в свое предположение.

— Ты че, слепой? Зубы его видел? Он ими водоросли жрет, да?

— Чего орешь на меня? Сам подбивал: нырни да нырни! — хоть и страшно было Женьке, но он старался не показать вида, что перепугался.

— Да ты сам же придумал!.. возмутился Гришка. На тот берег, на тот берег!.. Грибочков ему захотелось! — приложив руку ко лбу козырьком, он пристально всматривался в обманчиво безмятежную рябь на воде.

Рыбачить расхотелось. Разыгравшееся Женькино воображение, рисовало ему картины, одна страшней другой. Он беспокойно озирался по сторонам, опасаясь, что неведомое чудище выскочит из воды и, ухватив его за ногу, утянет в пучину. Ну и что, что до воды метра четыре, может они прыгают, как дельфины.

— Пойдем, что ли? Гриш… а? — он натянул штаны, балансируя и обдирая ноги, обул кеды. Накинул на плечи рюкзачок со всякими необходимыми вещами.

— Хорош канючить, не терпится за мамкину юбку уцепиться? — первый испуг прошел, и старший брат храбрился, делая вид, что ничуть не против остаться.

— Ты как хочешь, а я пошел, — Женька стал карабкаться вверх по сосне. Герой, кверху дырой!

— Стой! Ты хоть помнишь дорогу-то? — не мог Гришка так подорвать свой авторитет, — Стой, я кому сказал!

— Без тебя обойдусь, — не оборачиваясь, Женька лез все выше, — а ты сиди здесь, лови крокодилов… Тоже мне, Данди нашелся…

— Ну и фиг с тобой, — пробурчал старший.

Женька подтянулся на корнях, ловко перебрался через них и спрыгнул на песок. Со злостью пнул дерево и, развернувшись, стал подниматься по крутому склону.

Земля вдруг стала уходить из-под ног. Отчаянно хватаясь руками за воздух, мальчик упал на колени, и стал стремительно скатываться, загребая лишь пригоршни песка.

— Женька! — истошный крик брата звенел в ушах.

Сосна, громко шурша ветками, уходила в воду. Земля комьями падала вниз.

Женькино падение прекратилось. Лежа на боку, ему оставалось беспомощно наблюдать, как брат какими-то неуклюжими прыжками карабкается вверх по стволу, сдирая руки и ноги в кровь. Добравшись до корней, он лег на них грудью. Дерево вздрогнуло еще раз и замерло. Разделенные несколькими метрами, мальчишки лежали, боясь пошелохнуться.

— Женя, не дергайся, — севшим голосом сказал Гришка. Посмотрел вниз — до воды всего ничего и поднял глаза на младшего. Тебе надо медленно подниматься. Старайся втыкать ноги и руки поглубже в песок.

— Я не могу…

— Можешь, давай… только осторожно… ты легкий, все получится.

Женька, всхлипнул, вытер выступившие слезы, размазав грязь по лицу, кивнул и зарыл руку в горячий песок. Глубже, глубже. Наконец, пальцы ощутили прохладу — там уже была твердая почва из которой торчали какие-то корешки. Вцепившись в них покрепче, он засунул вторую руку немного повыше. Подтянул тело. До края обвала было рукой подать, но чтоб преодолеть это расстояние, казалось, ушла целая вечность. Боясь неосторожным движением еще больше осыпать песок, Женька медленно, тщательно вымеряя каждый последующий шаг, карабкался наверх.

Вот и край. Сделав последнее усилие, мальчик перевалился через него и с облегчением выдохнул.

— Гриш, я сейчас какую-нибудь палку найду, вытащу тебя — он лежал на краю обрыва и смотрел на брата.

— Нет, — покачал головой тот, — тут не палку, тут целое дерево надо… не вытянешь… Позови кого-нибудь из взрослых…

— Ты подожди тогда, я мигом, ладно? Держись, ага? — Женька поднялся на ноги, огляделся и побежал в заросли деревьев. Кажется, оттуда они пришли на берег. Дорогу обратно к институту он помнил очень приблизительно. Страх за брата гнал все быстрее.

*****

Когда эта противная узкоглазая девчонка зажмурилась и завопила, что есть силы, сердце у Наташи оборвалось в первый раз.

Когда уже забегала в Институт, в дверях, что-то заставило оглянуться, и сердце у нее оборвалось во второй раз — за спиной у Анны стоял динозавр. Двуногий, выше девушки, с оскаленной пастью и длинным извивающимся хвостом. Наталья видела таких на картинках, в книжках своего семилетнего племянника. Она хотела закричать, но только молча, как рыба разевала рот. На горло словно накинули удавку, и женщина не могла выдавить из себя ни звука. Больше не медля ни секунды, она развернулась и помчалась в вестибюль.

— Ох, моченьки моей нет… что ж там приключилось? — Варвара Петровна тяжело дышала и держалась за левый бок, — крик-то подняла, аж сердце заходится…

— От кого мы убегали-то? Это ж надо так напугать! — Татьяна беспокойно оглядывалась, — А сыночки мои как же? Или мне самой их искать придется…

Из-за угла выскочила Наташа, глаза у нее были совершенно безумные.

— Что там, Натусь?

— Ключ! Скорее!

— Господи, Наталка, ты что как припадочная?.. глядя на ее перекошенное лицо, Варвара Петровна утерла испарину.

— Сдохнуть хотите? Дверь открывай! Ты меня понимаешь, дура старая? — Наталья вцепилась в ее руку, — Где ключ?

— Да подожди, не тряси ты меня, окаянная, — свекольно-красное лицо вахтерши покрывали мелкие бисеринки пота, — всю душу вытрясешь, и так еле на ногах держусь, — она стала шарить по карманам фартука в поисках ключей.

Послышался дробный стук каблуков, затем грохот, сопровождающийся треском, словно сломалась деревянная доска. Яростное рычание наполнило вестибюль.

Из вестибюля в коридор, высунулась зубастая морда, показавшаяся Варваре Петровне, невероятно огромной Следом еще одна. Досматривать она не стала. Безошибочно выхватив в связке нужный ключ, воткнула его в замочную скважину. Теперь в поле ее зрения было только лицо Татьяны, на глазах ставшее мертвенно-бледным. Сзади, задавленным голосом, пискнула Наташа. Варвара Петровна спиной почувствовала приближение зверя. Замок спасительно щелкнул, открываясь. Распахнув дверь вахтерша влетела в буфет, за шиворот таща за собой окаменевшую от ужаса Татьяну. Трясущаяся Наталья, заскочила следом и помчалась дальше, куда-то на кухню. Молниеносно, словно, годами тренировалась на скорость, вахтерша захлопнула дверь прямо перед носом зверя, ключи с громким лязганьем упали на пол.

Глухой удар заставил ее отшатнуться. Еще один. Трясущимися руками, наваливаясь всем своим грузным телом, она придвинула к двери тяжелый стол и рухнула на пол.

— Господи, что же это делается?.. Господи, спаси и сохрани… Богородица Дева, радуйся… Благодатная Мария, Господь с тобою… благословенна ты в женах… и благословенен плод чрева твоего… Усердно к тебе прибегаю, скорая помощница и молитвенница о душе моей… Избави мя от бед и напастей…

Сыпалась штукатурка, трещали косяки. И чем сильнее скребли когти по толстому дереву дверной обшивки, тем исступленней женщина молилась:

— Царица Преблагая, богородица матушка… защитница сирых и убогих, узриши мою беду… услыши мою скорбь, спаси и помилуй… спаси и помилуй!..

Внезапно удары прекратились. Удаляющийся стук когтей по каменному полу и все стихло. Теперь было слышно только ее шумное, со свистом дыхание. Спасительная дверь двоилась и расплывалась в глазах. На фоне пылающего лица, ставшие бесцветными губы, продолжали двигаться уже беззвучно.

Женщина попыталась подняться с пола, но не смогла и только устало прислонилась спиной к ножке стола. Голову давил железный обруч, боль зазубренными лезвиями полосовала мозг.

— Девоньки, милые… воды дайте, — язык повиновался ей с трудом. Кажись, ушел он, проклятый… дай… пересохло все.

Воды она так и не дождалась.

*****

— Еттить твою мать! — сказал Семенов.

Тело бандита лежало на полу вместе с привязанным к нему стулом. Над правым ухом трупа имелась аккуратная дырочка, вторая столь же аккуратная, была в оконном стекле.

— Выходит, ты жмура второй раз решил убить? — язвительно поинтересовался прапорщик.

— Выходит так, — развел руками охотник.

Слава присел возле трупа на корточки.

— Все брюхо в кровище, а вокруг нет ничего…

Семенов хмыкнул.

— Этот гаврик еще вчера ласты склеил!

— Думаешь?

— Чего тут думать? Его кровь в джипе была… видать, пока они досюда добрались он, и перекинулся, значит, от потери крови. А второй не будь дураком, использовал дружка своего, чтоб, нас подзадержать. И ведь ловко придумал мерзавец! Стекло грязное, в домике темно… а он окошко с дверью приоткрыл — сквозняк… занавесочка колышется… вот и казалось, что этот шевелится. Пока мы покойничка высматривали да окружали — минут двадцать потеряли… Обманул гад!

— Интересно… прапорщик щелкнул зажигалкой, прикуривая, — а сам-то он куда делся? Может в погреб, какой залез? Эдак мы его неделю выковыривать будем!

— Вряд ли, — Семенов тоже вытянул сигарету из пачки, — дай-ка прикурить, Коля… он затянулся, щурясь от дыма. Ты бы Славка поосторожней со жмуром, — заметил он возящемуся возле трупа напарнику, — вдруг он его заминировал…

— Ну, ты Иваныч нашел душмана, — усмехнулся Слава. Чем он его заминирует, какашкой, что ли? Нет на нем ничего.

— Ну-ну, — Семенов снова повернулся к прапорщику. Я говорю, вряд ли… не будет он прятаться, не тот это тип! А что там за галдеж на улице?

Они вышли наружу. Метрах в пятнадцати, возле соседнего домика, стояли и что-то оживленно обсуждали Штерн с Алексеем Федоровичем. Увидев их, замахали руками, подзывая к себе.

— Эй, Славка, — крикнул в дом Семенов, — бросай своего покойника, он не убежит… пойдем, там мужики, похоже, что-то нашли.

Все участники облавы, числом семеро, скопились у осины, к которой была привязана веревка. Другим свои концом, она свисала со стены плато.

— Ну, что я говорил? — Семенов выглядел удовлетворенным. Не станет он прятаться по погребам… мужик рисковый!

— А может, он так просто… веревку для отвода глаз привязал? — усомнился Алексей Федорович.

— Э нет, батенька! — охотник подошел к краю плато. Вон, видно, как он по стенке ногами шурудил, когда спускался. Или думаете, он сперва спустился, а потом обратно залез, чтоб только нас запутать? Так нет, вон и следы его внизу имеются… он достал бинокль. Угу… направо пошел. Чуешь, Славка?

— Неужели к оврагу? — удивился тот. Там конечно стена пониже, чем здесь… но метров пять все равно будет… Так просто не запрыгнешь! Скорее, он попробует где-нибудь по дереву взобраться. Может спуститься, да по следам его пройти?

— Ты Славка всегда верно рассуждаешь! — кивнул Семенов. За что тебя и уважаю. Но спускаться мы не будем, ни к чему нам эта канитель. А овраг проверим, тем более нам это почти по пути. Правильно?

— Конечно, проверим, Иваныч!

— Вы разрешите господа вмешаться в ваш важный разговор? — встрял Борис Колбасов. Мне кажется, мы теряем время! А если он уже забрался обратно?

— Вот! — поднял толстый указательный палец Семенов. Чтоб не терять время в дальнейшем, надо разобраться в текущем моменте. Вы ребята, веревку обратно смотайте, — обратился он к институтским. Таким образом, назад он этой же дорогой не вернется! Остается три варианта: первый — на плато он возвращаться не собирается, как промежуточный вариант, его кто-нибудь уже съел; второй — он хочет вернуться, но пока не может, нет подходящего места для подъема; и, наконец, третий — он уже на плато.

— Первые два варианта мне нравятся больше, — сказал Алексей Федорович.

— Особенно самый первый! — поддакнул прапорщик.

— Но надеюсь, э-э… лицо Штерна было довольно кислым, — мы не столь наивны, чтоб э-э… на них рассчитывать.

— Нет, не столь, — согласился с ним Семенов, — Итак, поскольку число наших противников уменьшилось до одного, не вижу необходимости бегать за ним всей толпой. Поэтому, сейчас мы разделим наши силы. Тему голода никто не отменял, верно?.. а значит часть наших бойцов, под вашим Михаил Аркадьевич, чутким руководством, останется здесь и подробненько изучит содержимое погребов. А ваш участок здесь имеется?

— К сожалению, а может к счастью, нет, — ответил Штерн, — наш домик был на другом краю поселка. Но очень многих я тут знал.

— Ну, и отлично! Проверьте самых зажиточных. С вами будут… Кого вы хотите в помощники?

Штерн пожал плечами.

— Ну, тогда берите институтских ребят. С ними у вас будет полное взаимопонимание. Не возражаете? — обратился он к Егору с Борисом. Те дружно кивнули, мол, какая разница где послужить родине, в погребах, так в погребах.

— Втроем, я думаю, справитесь. Автобус мы вам оставим… вместе с шоферюгой. Ну, а остальные прошу за мной… поспешаем господа, времени у нас маловато!

*****

С момента боя на лестнице, прошла, казалось, вечность, хотя на самом деле, вряд ли больше пяти минут.

Пока Марек успокаивал девчонку, Илья осмотрелся по сторонам. Комната, в которую они вломились после короткой схватки с динозаврами, оказалась читальным залом Институтской библиотеки. Он попытался прислушиваться к тому, что происходит в коридоре, но от Марека с девицей было столько шума, что Илья бросил эту затею и, раздраженно глянув на них, подошел к окну выходящему в Институтский двор. Отсюда со второго этажа, двор выглядел совершенно пустынным — так и стояла накрытая пластиковой пленкой мебель, разбросанные по стоянке машины томились брошенные своими хозяевами. Динозавров тоже не было. Тихо и мирно. Сзади подошел Марек, положил руку ему на плечо.

— Ну, что скажешь, уважаемый друг, откуда это свалилось на нашу голову?

— Откуда свалилось, уважаемый друг… в тон ему отвечал Илья, — сейчас неважно! Скажи лучше, где ты, блин, целый день шлялся?

— Ничего и не шлялся… буркнул Марек, убирая руку с плеча. Подумаешь… уже полчасика вздремнуть нельзя.

— Ты мне уши не крути! Полчасика… Как мужики уехали, так я тебя больше и не видал… Тебя за каким хреном тут оставляли?

— Ну, начинай, начинай!.. вид у Марека был страшно обиженный.

— Вы его не ругайте Илья! — неожиданно подала голос Майя. Если бы не он…

— Ладно… Илья вспомнил проявленную его другом храбрость и смекалку с применением огнетушителя, и тон его против воли смягчился. Откуда ты, кстати, там, на лестнице нарисовался?

— Ты прикинь! — бодро начал Марек, обиженный вид с него как ветром сдуло. Встал я, значит, думаю: пойду, проведаю, как там друг Илья вахту несет. Тебя ж на полчаса оставить нельзя!.. Да ладно, ладно, не испепеляй меня взглядом, шучу! И тут эти две телки несутся… крашеная эта, Светка… и подруга ее… забыл, как звать. Глаза у обоих по пять рублей. Лопочут что-то, а что, понять не могу…

— Да ты наверно не проснулся просто.

— Не болтай, — отмахнулся Марек. Просто орут в два голоса, вот и не поймешь, то ли пожар, то ли, наоборот, потоп… похоже сами толком не знают. Ну, я их в комнату затолкал, велел дверь изнутри запереть и никому не открывать, а сам побег до тебя. Бегу по третьему этажу… слышу — крики, визги… спускаюсь на второй, а там эта, — он кивнул на девушку, — лежит на лестнице и отдыхает. А к ней лезет такое!.. Слушай Илюха, я, когда его увидел, чуть не обосрался… пардон мадмуазель! Ну, в общем, думаю, спасать надо малую. Подхватил ее под микитки, тащу, значит, и думаю: а куда ж потом? И тоскливо мне от этой мысли сделалось… А тут, слава богу, ты и подоспел с ломиком, — лицо Марека приняло мечтательное выражение. Слышь, Илюша, а здорово ты его охреначил по кумполу!.. Только я не понял, что это за чудо-юдо такое было?

— Динозавр.

Лицо у Марека вытянулось.

— Вашу мать!.. Точно! А я все думаю, кого он мне напоминает. Я, понимаешь, в фас его не узнал…

— Их трое было, — сказала Майя бесцветным голосом.

Мужчины обернулись к ней.

— Ничего, что я вас отвлекаю? — продолжила девушка, — Вы так мило беседуете, я даже подумала: неужели у нас уже все в порядке?..

— Да нет, не все! — огрызнулся Илья. Во-первых: с крыши, я видел, как минимум пятерых… а во-вторых, не надо тут строить из себя самую умную!

— Я и не строю.

— Вот и не строй!

— Слышь, отец, — вмешался Марек, — что ты на дивчину взъелся? Не видишь у нее культурный шок?

— У всех шок! Думаете, я не думаю про то, что надо делать? У присутствующих идеи есть? Ясно, идей нету!.. Тогда я пошел за «Стечкиным»

— Как это?

— Очень просто! Пройду через библиотеку и выйду через дверь возле правой лестницы.

— Я с тобой! — тут же сказал Марек.

— И я! — пискнула Майя.

— А вы милая барышня, останетесь здесь, и будете сидеть тихо, как мышка пока все не устаканится!

Майя отчаянно замотала головой.

— Одна я не останусь! — она попыталась вскочить, но тут же со стоном опустилась обратно. Я не могу, остаться, правда! Я очень боюсь… добавила она почти шепотом.

— Ладно, — констатировал Илья, — Марек, ты остаешься с ней.

— Вот еще! — возмутился тот. Чтоб Марек Левицкий друга бросил? Да ни в жизнь! Одна посидит, ничего с ней не сделается, тоже мне, кисейная барышня… тут он наткнулся глазами на умоляющий взгляд девушки и его страстный монолог оборвался.

— Вот-вот, — усмехнулся Илья.

— Да тебя ж одного сожрут и не подавятся! Вспомни, как на лестнице!..

— Не сожрут! И ты мне в этом поможешь…

— Интересно знать, как я тебе помогу сидя здесь?

— Сейчас все объясню, идем ко второй двери… Спокойно девушка! — повернулся он к встрепенувшейся при этих словах Майе, — Марек сразу вернется! Так вот, идем ко второй двери, осторожно открываем и смотрим… если зверюга в коридоре, ты возвращаешься в читальный зал и начинаешь лупить в дверь, орать… в общем всячески привлекать его внимание! А я в это время постараюсь быстренько проскочить на лестницу…

— А если он тебя заметит?

— Даже если и заметит — не страшно. От читального зала до двери, метров пятнадцать, а мне всего пару-тройку метров проскочить до лестницы, а там ему за мной не угнаться. Ты главное, дверь не забудь запереть!

— Ох, Илюха, Илюха… Марек с сомнением качал головой, — боязно, мне тебя одного отпускать…

— Не дрейфь! — Илья хлопнул друга по плечу. И не спорь, только время зря теряем.

— Тоже мне командир выискался! — бурчал Марек, плетясь за ним по коридору вдоль стеллажей с книгами. Раскомандовался тут!

— Да не командир… увещевал друга Илья, они вошли в кабинет библиотекарей, дверь из которого и вела на лестницу. Но, ты же понимаешь, что без пистолета нам с этим зверьем не сладить?

На удивление, коридор оказался пуст.

— Ну, вот и отлично! — обрадовался Илья. Все оказалось даже проще чем мы думали… Короче, я побежал, а ты запрись и жди…

*****

Когда Наташа опасливо выглянула из кухни, Татьяна сидела на полу, обхватив колени руками, и только бессмысленно хлопала глазами. Наташа подошла к сидевшей возле стола вахтерше, потрогала за плечо.

— Варвара Петровна! Ты чего? — она принялась тормошить ее, зачем-то дуть в лицо, не обращая внимания на то, что от ее толчков голова вахтерши, безвольно моталась из стороны в сторону. Кинулась к буфетной стойке, схватила чашку, зачерпнула из бака воды и бросилась обратно. Некоторое время тщетно пыталась влить воду ей в рот, стуча краем чашки по намертво сжатым зубам, пока, наконец, не поняла. Отшатнулась.

— Ох, что это… ой, батюшки! Померла! — чашка, выпав из рук, с громким стуком разбилась о кафель, а вода плеснулась на ноги. Что же это делается?! Люди! Кто-нибудь… помогите! — заголосив, Наталья, кинулась к столу, забралась на него, на коленках подползла к двери, прижалась ухом к деревянной поверхности. Ничего. Покосившись на Татьяну, она открыла защелку замка и немного приоткрыла дверь, пытаясь рассмотреть коридор.

Мощный удар оглушил ее, Наташа кувырком полетела на пол. Сидя на полу и держась за ушибленный лоб, она некоторое время безумно таращилась на треснувшую дверь. Ничего не соображая от боли, только ошалело трясла головой. Последовал еще более сильный толчок, дверь прогнулась, полетели щепки. С ужасающим скрежетом тяжелый стол поехал по шершавому кафелю. Опомнившись, Наталья заверещала, как схваченный заяц, вскочила с пола и бросилась через столовую, не разбирая пути и ударяясь об острые углы столов. Пролетела кухню и с размаху ударилась о дверь, ведущую на лестницу.

— Ой, мамочки!.. и эта закрыта!

Изо всех сил она билась о бесчувственную деревяшку, не желавшую выпускать из ловушки. Потом сообразила и побежала назад — у ног вахтерши валялась связка ключей, Наташа схватила ее и понеслась обратно. По пути пнула, так и сидевшую на полу Татьяну.

— Проснись, дурища!!!

Та наконец-то очнулась и вскинула глаза — в образовавшийся узкий проем уже просунулась зубастая пасть и когтистые лапы. Спасло ее только то, что зверь мешал сам себе — дверь открывалась ему навстречу, а он лез вперед, заклинивая створки своим телом. Но по всему было видно, что продержится эта хрупкая преграда не дольше нескольких секунд. Женщина, заметалась и рванулась прочь. Упала, поскользнувшись на мокром полу, поползла, не обращая внимания на разбитые колени, лишь бы быть подальше от страшной оскаленной морды. Обогнув буфетную стойку, Татьяна завыла от отчаяния — дверь на кухню оказалась запертой. То ли Наталья случайно захлопнула ее за собой, то ли специально, чтоб при помощи Татьяны задержать хищника. Сзади послышалось утробное рычание. Куда бежать? Где прятаться? Женщина судорожно распахнула створки шкафа для хранения продуктов, и забралась в него, стараясь забиться в самый дальний угол, стать маленькой и незаметной. На дверке изнутри не было даже малюсенького крючка, чтоб закрыться. Да и для какой надобности он бы мог понадобиться в нормальной жизни? Запоздало задалась вопросом, а живы ли вообще ее дети…

В зале что-то с грохотом упало, и Татьяна услышала приближающееся клацанье когтей. Чудовище все-таки ворвалось в буфет. Заходясь в беззвучных рыданиях, женщина перекрестилась и закрыла глаза.

*****

Закусывая губы до крови и ежесекундно оглядываясь, Наталья один за другим пыталась вставить ключи в замочную скважину. Из буфета уже доносились рычание и грохот. Казалось, прошла вечность, прежде чем ключ был подобран. Замок, наконец, щелкнул открываясь, и женщина, распахнув дверь, буквально, выпала на лестницу, чуть не сбив с ног подбежавшего Илью.

— Там… там… ткнув несколько раз пальцем в сторону буфета, женщина вдруг припустила вверх по лестнице. Илья даже не успел схватить ее за руку.

— Куда?! Стой! Что там?

Торопливый стук каблуков был ему ответом.

— В библиотеку беги! — крикнул ей вслед Илья, и тихо добавил. Курица!

Он осторожно заглянул на кухню, и тут же отшатнулся от знакомого яростного рычания. Торопливо передернул затвор АПСа и перевел флажок предохранителя в положение непрерывного огня.

На кухне никого не оказалось — рычание раздавалось из-за хлипкой фанерной двери ведущей в столовую. Держа тяжелый пистолет обеими руками, как полицейские в американских фильмах, Илья прошел вдоль ряда столов, плит, и шкафов. Стараясь ступать неслышно, он прислушивался к возне в столовой, и размышлял, как ему поступить. Сколько, интересно, там динозавров? Хорошо если один. В обойме «Стечкина» двадцать патронов, а перезарядить он наверняка не успеет. На одного-то хватит наверняка, а ну как их двое или трое? Интересно, насколько они живучи? Илья однажды читал, про то, как охотились на гигантского крокодила-людоеда — всадили в него несколько разрывных пуль, потом проткнули каким-то колом, а он все равно удрал. От этих мыслей по спине пробежал холодок, захотелось оказаться где-нибудь подальше от этих тварей. Лучше всего, конечно, дома, но за неимением лучшего, сошла бы и библиотека — все ж таки вместе не так страшно. А может снова забраться на крышу, да попробовать еще раз связаться с мужиками? Интересно, заработала ли рация? Илья даже не уловил момент, когда он начал пятиться обратно, к выходу на лестницу. Не отводя, взгляда и дула пистолета от двери в столовую, он отступал все дальше и дальше. В самом деле, что ему там делать? Эта дурында сбежала, значит в столовой никого нет. Но что тогда там делает динозавр? Да мало ли, что он может там делать? Может, нашел, что-то из продуктов, да и жрет себе.

В тот момент, когда занятый самоуспокоением Илья, уже готов был покинуть кухню, по ушам резанул отчаянный женский визг.

Он сорвался с места, как ужаленный, на раздумье времени больше не было. Пока он тут рассусоливает, в буфете, кажется, кого-то убивают.

От удара ногой, хилая дверь, вырвав кусок из хлипкого косяка, распахнулась настежь. Илье бы подождать, но он сдуру кинулся следом за ней. Время замедлилось, как в кинофильме «Матрица», где пули булькают по пять минут из одного угла экрана в другой. В паре метров от Ильи стоял динозавр. Его поза, напоминала позу испуганного страуса. Голова и передние лапы были скрыты в недрах большого ящика, так что наружу торчала только задняя часть туловища. Длинный хвост, толстый у основания и тонкий в конце, как бич хлестал воздух. Когтистые ноги скребли кафель, силясь засунуть тело еще глубже внутрь ящика. И снова истошный вопль. Илья явственно уловил в нем смертельную тоску — в голосе женщины уже не было надежды остаться живой. На этом замедленная съемка и закончилась. Истекли миллисекунды неподвижности и отброшенная ударом ноги дверь, отскочив, вернулась назад, стукнув Илью в плечо. К тому времени палец уже выбрал свободный ход курка и этот толчок сработал как спусковой механизм. Грохнула длинная очередь, в которой было почти не разобрать отдельных выстрелов. Ствол повело, пули пошли веером. Зазвенела разбитая посуда, что-то упало и покатилось громко бренча. Пистолет дернулся, выворачивая руку, словно был крайне недоволен стрелком. Динозавр, как ужаленный выдернул башку из ящика и уставился на Илью. Тот с удивлением понял, что умудрился не попасть ни разу. Качнув головой, словно был крайне удивлен нежданным визитом новой дичи и салютом, с которым она появилась, хищник прямо с места заскочил на стол. Илья непроизвольно шарахнулся назад, ударился об косяк и выдал новую очередь. На этот раз попал.

Когда три девятимиллиметровые пули выпущенные в упор, в течение одной секунды попадают в тело — это создает определенный кинетический эффект. Зверь свалился со стола и опрокинулся на спину, сбив по пути разлетевшуюся посуду. Яростный визжа, он дрыгал ногами и бил хвостом, но встать не мог.

Илья испытал огромное облегчение. Так бывает в снах про войну, когда стреляешь по врагам, а пульки бессильно выпадают из ствола, как горох из плевательной трубки. И вот ты уже в отчаянье и понимаешь, что все пропало, как вдруг оружие становится боевым, и враги от выстрелов начинают валиться, как снопы.

То, что расслабляться было рано, стало ясно секунду спустя, когда боковым зрением он заметил стремительное движение слева. Второй монстр, которого в этой дуэли, он умудрился не заметить, перемахнув через стойку, со всего маху врезался в дверь. Теперь уже Илья полетел на пол. Правда тут же вскочил на четвереньки, но при этом обнаружил, что потная ладонь больше не сжимает рукоятку АПСа. Хищная тварь, меж тем, уже возникла в проходе.

Нервы у Ильи сдали, и он, как спасающийся от тапка таракан, шустро юркнул под стол для разделки мяса. Выскочив с другой стороны, он так же на четвереньках устремился к выходу из кухни. Победа обернулась позорным бегством. Но и убежать оказалось делом непростым. Хищник, в два прыжка преодолел разделяющее их расстояние. Только какая-то животная реакция заставила Илью закатиться под очередной стол, прежде чем на том месте, где только что была его спина, лязгнули когти. Выкарабкавшись из-под спасительного стола, парень оказался в узком пространстве между краем столешницы и стеной. Здесь даже дергаться было некуда, только боком двигаться вдоль этого и стоящего к нему впритык, других столов, укрываясь от лязгающей пасти динозавра, за чанами и котлами. Зверь попытался запрыгнуть на стол но, поскользнувшись на гладком металле, свалился на пол. Илья боком, боком отодвигался от него вдоль стены, пока не понял, что дальше двигаться не может — стало слишком узко, да к тому же горячо. Пару секунд он соображал, что так припекает грудь и живот, пока, наконец, не понял, что стоит прямо за плитой, на которой в огромной кастрюле кипит вода. Он не мог знать, что около часа назад, когда еще ничего не предвещало беды, рачительная Варвара Петровна поставила на газ кастрюлю с водой для чая и прочих кухонных нужд. Естественно, что в связи с последующими событиями про кастрюлю все забыли, и вода успела нагреться до кипения. В чем и убедился Илья, отдернув обожженную ладонь. Боль ускорила мысли и он, недолго думая, что есть силы, толкнул кастрюлю от себя. Плеснулся кипяток, ошпарив руки и грудь. Пятнадцатилитровая кастрюля заскользила днищем по комфоркам, на что-то наткнулась, накренилась и опрокинулась прямо под ноги маячившему за плитой динозавру. Последовавший за этим визг и скулеж, наверняка, дал бы фору десятку побитых собак. Как тварь исчезла из кухни, Илья заметить не успел — не до того было. В это время он отчаянно выбирался из угла, подгибая ноги от разлившегося по полу кипятка и ожесточенно хлопая руками по задымившейся, от раскаленной плиты, рубашке.

Когда минуту спустя, ошпаренный и обожженный Илья, отважился выглянуть в столовую, держа наготове самый большой из найденных им кухонных ножей, он не обнаружил там никого достойного внимания. Пистолет, оказывается, все это время лежал всего в шаге от двери. Быстро нагнувшись, Илья подобрал оружие.

Подстреленный им динозавр, валялся в углу возле кассы. Под ним натекла здоровенная кровавая лужа. Глаза его были закрыты, но задние лапы и кончик хвоста все еще судорожно дергались, чудовищные когти сжимались и разжимались.

Второй хищник бесследно исчез. Обойдя буфетную стойку, Илья, наконец, увидел, чем он занимался до их встречи. От увиденного, ему моментально стало дурно. Рот наполнился горячей слюной.

Рвало его минут пять… может больше, может меньше — кто их считал. Казалось, что вместе с остатками пищи и желудочным соком выходит из него весь испытанный за сегодня страх, так мучительно содрогалось тело, и выворачивался наизнанку желудок.

Наконец, все закончилось. Илья вытер губы, смахнул с глаз выступившие слезы и, вздохнув, опустился на ближайший стул. На изуродованное тело Варвары Петровны, он старался больше не смотреть.

Шорох, внезапно раздавшийся со стороны буфетной стойки, заставил снова схватиться за пистолет. Сперва Илья подумал, что это ожил динозавр. Однако поверженный хищник продолжал лежать, где и лежал, зато из ящика слышалось тихое всхлипывание. Тут он, наконец, сообразил, что совсем забыл про несчастную, ради спасения которой, собственно, сюда и явился. Жива, слава богу! Покосившись на издыхающего, но все никак не могущего окончательно издохнуть ящера, Илья осторожно постучал рукояткой пистолета по дверце.

— Эй! Кто там? Вылезай, приехали…

*****

Как она оказалась в своей машине, Альбина не поняла. Казалось, только что стояла на освещенном солнцем пятачке земли, прикрыв ладонью глаза. Смотрела на несносную девчонку, которая надрывалась и звала их обратно. А потом этот крик… Вибрируя, звеня и срываясь на визг, он заполнил все вокруг. И ничего уже не было, кроме этого крика. Волна страха окатила с ног до головы, заставив тело действовать быстрее разума. И вот теперь она сидит, вжавшись в водительское кресло, в мчащейся машине и вспоминает, как только что разрушилась последняя хрупкая преграда, отделявшая их земное прошлое от страшной реальности пришедшей извне. Ужас из самых кошмарных снов, стал явью. Порождением этой новой жуткой реальности были твари, рвущие на части то, что уже перестало быть человеком.

Здесь, в уютном маленьком мирке салона пахло ванилью и нежными цветочными духами.

Куда она едет? Что с людьми в Институте? Воображение тут же услужливо нарисовало жуткую картину — монстры убили всех, институт превратился в братскую могилу. Одной ей не выжить. Перспектива попасть на закуску к неведомому зверью… Бр-р! Тогда остается один вариант: посильнее разогнаться и в дерево. Жаль только, что все так глупо — ведь только, жить начала по-человечески, еще так много не успела и не сделала. Долбанная Инга, со свои абонементом в Оперный!

Стоп! Как она могла забыть — в лесу еще есть люди! Мужчины. Надо срочно найти их и предупредить, если, конечно, их не постигла та же участь, что и взбалмошную девицу. Быстрей! Она вжала педаль газа. На повороте машину занесло, чуть не опрокинув в кювет. Облившись потом, Альбина стала вести осторожней. Куда же они поехали? Напряженно всматриваясь в дорогу, женщина молила только о том, чтобы с ними было все в порядке. Что угодно, лишь бы живые. «Только бы они были живые!» — как заклинание повторяла она вслух. Странное чувство заполняло ее — почти нежность к этим некогда таким чужим и неприятным людям.

Навстречу неслась серая лента дороги. Слезы горячими ручейками стекали по лицу. Нет, она не рыдала — это было помимо воли. Смотрела вдаль и облизывала соленые губы. От ранее милых сердцу запахов мутило. Теперь, видно, ваниль всегда будет ассоциироваться со смертью и липким ужасом.

*****

Крюк глянул на часы и перешел на рысцу. Без четверти два — значит в его распоряжении еще, минут двадцать — полчаса, вряд ли больше.

Как ни странно, но пока все складывалось удачно — во время его путешествия вдоль стены плато, ни одна из местных гадин не попыталась к нему прицениться. Это было очень кстати, Крюк не то чтобы боялся нападения, но пришлось бы стрелять, а значит, привлечь внимание охотников-людей. Весь его план в этом случае, смело отправлялся псу под хвост.

Как ни странно, все обошлось, и даже обратно на плато удалось попасть без проблем. Овраг, тот самый, через который они перебирались вчера с Гриней, размыло вчерашним ливнем. Высота стены в этом месте не превышала полутора метров. Правда, добираться туда пришлось по колено в жидкой грязи, нанесенной вчерашним потопом. Пока брел по грязевому озерцу, пока карабкался на плато, весь вывозился в липкой глине. Но это ладно — грязь, слава богу, не кровь, лишний раз испачкаться не страшно. Напрягло Крюка совсем другое: глинистое дно оврага, по которому до сих пор тек небольшой ручеек, было испещрено странными двупалыми следами. Выходит, кто-то успел воспользоваться проходом до него, а значит, вполне мог быть где-то рядом.

Следы напоминали птичьи. Вернее, как напоминали — два крайних пальца были нормальными длинными, а вот средний подкачал — был он совсем короткий, но зато оставлял самый глубокий отпечаток. В остальном же в точности как птичьи. Вот только размеры… сопоставил глубину следов со своими, Крюк присвистнул — выходило так, что весили эти «птички» не меньше, а то и больше чем он сам. Может, конечно, это были какие-нибудь здешние мирные страусы. Но почему-то на ум сразу приходили пернатые любители речной живности, в чьей хищности сомневаться не приходилось. В общем, палец с курка Крюк не убирал всю дорогу, а глаза настороженно шарили по краям оврага. Лишь когда выбрался на более-менее ровную местность, вздохнул свободней. Время, по всем прикидкам у него еще было. Когда пробирался по оврагу, выглянул возле мостика. Автобус и джипы уже стояли там. Значит, охотники прибыли и ушли к поселку. Возле автобуса терлись два фраера, типа, охраняли. Можно, конечно, было их грохнуть и забрать джип, а остальным шины попротыкать, но в планы Крюка это не входило. Ведь до сих пор, крови на нем не было. Лично он никого не убивал и не был организатором этой канители. Мента завалил Кот, а пострадал ли кто еще с той стороны, Крюк не знал.

«Эхе-хе!.. размышлял он на ходу, — Вот так и бывает, свяжешься с отморозками, потом жизни не рад. Из всей бригады только Гриня и был человеком — его и жалко. Остальные бивни тупоголовые!» Как такому коллективу доверили сопровождать важный груз, Крюк понять не мог. Наркотой он раньше не занимался и если б не личный должок перед Калимом, никогда бы на подобное дело не подписался.

До цели его пути оставалась еще пара километров, когда вдали послышался шум двигателя. Со стороны института быстро приближался автомобиль. Крюк едва успел залечь на обочине, когда из-за поворота вылетела серебристая «ауди». На огромной скорости, она пронеслась, мимо него, но в следующий момент вдруг резко затормозила. Визг покрышек резанул по ушам. Крюк вскинул, было, автомат, но тут же опустил — машина остановилась явно не по его душу.

Ха! Удача сама перла в руки.

*****

Тошнота накатила внезапно. От резкого торможения, машину занесло и развернуло почти поперек дороги. Распахнув дверцу, Альбина склонилась над асфальтом, и ее вырвало. Мучительные спазмы не отпускали с минуту. Наконец стало лучше. Она вытерла губы и откинулась на сиденье. В этот момент сзади негромко хлопнула дверка. Обернуться Альбина не успела — волосы больно сжала сильная рука. Вторая легла на горло.

— Дернешься, шею сверну!

Голос был грубый, но без злобы. Альбина скосила глаза, в зеркало заднего вида.

Короткий ежик волос. Внимательные голубые глаза под кустистыми бровями. Выражение лицане угрожающее, а скорей усталое. Один из бандитов, кажется главный.

— Ногу убрала с газа и ключ быстро сюда!

Она, молча, выполнила его требования.

— Умница, — похвалил бандит и убрал руки. Затем выбрался из машины, обошел сзади, открыл дверцу и легонько толкнул оцепеневшую Альбину в плечо. Перелазь на соседнее… да резче давай, некогда мне! — плюхнулся в освободившееся водительское кресло. Ну и куда ты, цыпа, собралась? — почти ласково спросил он, вновь заводя мотор.

— Я… Я ищу наших… охотников, — смотря на его многодневную щетину, Альбина почти физически ощутила, какая она, должно быть, колючая.

— Охотников? — с пониманием усмехнулся бандит. На кого охотников? На серого волка? Нет цыпа, с этим ничего не выйдет! Сейчас нам срочно нужно назад.

Машина начала разворачиваться.

— Туда нельзя… Альбина сама поразилась своему голосу, какому-то хриплому и неживому. Бандит покосился на нее.

— Ты видно не поняла меня? Заткнись и сопи в две дырки!

— Я прошу тебя!.. там… она не решалась продолжить, опасаясь, что ее примут за сумасшедшую.

— Ну?

— Динозавры… выдохнула Альбина. Это правда! Женщину из институтских… на моих глазах… Боюсь, и остальных…

— Динозавры? — бандит вдруг заржал. То-то ты неслась, как в жопу укушенная.

Машина, ускоряясь, помчалась в обратном направлении.

— Я не видела, откуда они появились… продолжала Альбина, ей жизненно необходимо было убедить его, что она не рехнулась. Она все говорила и говорила, а бандит слушал, не перебивая, лишь изредка косился в ее сторону.

— Тебя как звать? — неожиданно спросил он.

— Меня? — женщина растерялась. Альбина. Я прошу тебя… вас…

— А меня Виталя! — перебил ее бандит. Вот и познакомились!

— Очень приятно…

Тот хохотнул.

— Приятно ей… Будет еще приятнее! Альбина, значит? Немка что ли?

— Почему немка? Русская… Послушайте, Виталий… там действительно очень, очень опасно!

— Динозавры значит? А может драконы, а? С тремя головами и огнем из пасти?

*****

Когда мужчины добрались до мостика через овраг, Семенов подозвал Славу.

— Славик, ты вроде собирался овраг проверить? Вот и давай… Для подстраховки возьми Федьку, он парень боевой. Справитесь вдвоем?

Слава хмыкнул.

— Естественно! Я бы и один справился.

— Нет, — поморщился Семенов, — по одному мы здесь ходить не будем… минимум, по двое! Рацию я тебе оставляю. Если чего найдешь интересного, сообщишь…

— Как скажешь. А ты уверен, что я тебе не понадоблюсь там? — он мотнул головой в сторону института.

— Ну, ты даешь Славка, — усмехнулся охотник, — Уверен?.. Я ни в чем не уверен! Просто кроме тебя здесь оставить некого. Остальные следопыты говна от пули не отличат, не то, чтобы следы разобрать. Илью-то вызываешь?

— Да каждые две минуты! Достало уже!

— Молчит? — поинтересовался Семенов, скорей для проформы, чем надеясь.

— Шума больше нет… но и не отвечает.

— Ладно, минут через десять, сами там будем… Я с тобой свяжусь. Ну что ребята, по машинам…

*****

Гришка висел, обхватив руками и ногами злосчастные корни, боясь пошевелиться. Если бы не зубастое чудище в реке, он бы просто прыгнул и плыл, пока не нашлось бы подходящее место, чтобы вылезти на берег. Но теперь, об этом не могло быть и речи. «Жаль, что удочка пропала, — невпопад думал он, — да и рыбу тоже жалко… Что они теперь скажут взрослым?» Эта мысль смущала его куда сильней, чем кровь, струящаяся из распоротой сучком лодыжки. А зря. Алые капли, срываясь с босой ступни, падали в реку, растворяясь в темной воде.

Когда он в следующий раз глянул вниз, то обомлел — прямо под ним, кружил хоровод серых теней, совсем близко от поверхности воды. Размеры речных тварей впечатляли — несколько метров в длину. Сколько их там? Да какая разница — и одной хватит, чтоб сожрать. Хорошенько разглядеть их не получалось, но он почти не сомневался, что это именно те «крокодилы», один из которых «улыбался» им с Женькой пятнадцать минут назад. И приплыли они сюда именно по его, Григория Иванова, душу. Самое страшное, что он ничего не может сделать. Только замереть и ждать, ждать. Насколько крепко дерево зацепилось корнями? А если эти зверюги уцепятся зубами за ветки и потянут? Пожалуй, силенок им хватит… а вот ума хватит ли? В том, что брат будет бежать изо всех сил, Гришка не сомневался, но если просто не найдет дорогу, заблудится? Оба пропадут ни за что. Маму жалко. Она, бедная, всегда за них так беспокоится. И не зря, как оказалось.

Мерзкая заостренная морда высунулась из воды, щеря пасть, будто насмехаясь.

— Пошел на фиг! Крокодил уродский! — голос мальчика сорвался на всхлип, — я тебя не боюсь, гадина!

Страшилище нырнуло обратно в воду. Надо же, какое понятливое. Что дальше? Начали неметь пальцы. Сколько еще он сможет держаться… Решив рискнуть, стал медленно перемещать свой вес на другую ногу. Прислушался. Вроде бы сосна не сдвинулась… Тогда он освободил правую руку, кровообращение начало восстанавливаться — онемение сменилось болезненным покалыванием. Ну, если вот так менять поочередно, то вполне можно продержаться.

Сперва зачесался нос. С ним проблем не возникло — он просто потер его о шершавую кору. А потом, как это обычно бывает, когда нет возможности почесаться, начало зудеть по всему телу. Гришка зажмурился и попытался не думать об этом. Получалось плохо. Зато зуд отвлекал от мыслей про кружащих внизу тварей. Интересно, сколько уже прошло времени? Кажется вечность. А на самом деле, может, и полчаса не прошло. Где же брат?

*****

Быстрее, быстрее… Главное, не сбиться в сторону. Женька бежал, огибая деревья, не всегда успевая заслоняться от хлещущих веток. Р-раз! Нога поехала, с разбега угодив в скользкую жижу. Нелепый кульбит и он лежит в жидкой грязи. Из груди вместо слов вырвался лишь сиплый выдох. Отбил легкие. Такое уже было, когда пару лет назад упал с качели. Он поднялся на четвереньки, вроде ни сломано ничего, только ладони горят огнем да сами кисти рук побаливают. Откашливаясь и пробуя голос, снова побежал, на ходу утирая грязное лицо. Так, скоро эта лесопосадка должна закончиться. Вон и поваленный тополь справа, значит, он немного уклонился от правильной дороги. Закололо в боку, пришлось немного сбавить скорость. Впереди показался просвет между деревьями. Вот и широкая просека, где Женька умудрился наловить стрекоз. Пересекая ее наискосок, краем глаза он заметил какую-то тень, на секунду заслонившую солнце.

Продолжая бежать, он повернул голову… и тут же забыл про усталость и боль в боку. Слева к нему летело что-то большое, рассекавшее воздух резкими движениями крыльев. Ничего подобного Женька раньше не видел. Заорав во все горло, мальчик, что есть силы, припустил к лесу. Однако, не пробежав и пары десятков метров, он вдруг понял, что машет руками и ногами уже в воздухе. Оглянувшись, он увидел хлопающие над его головой грязно-серые кожистые крылья и облезлый клюв. Мальчишка дергался изо всех сил, мешая твари набрать высоту и орал, надсаживая горло. Внезапно сообразив, что когти хищника держат его всего лишь за рюкзак, Женька изловчился и вывернулся из натянутых лямок. Приземление было жестким. Проще говоря, он покатился кувырком. Одураченная тварь, пролетев по инерции несколько десятков метров, бросила никчемный рюкзак и взмыла вверх, разворачиваясь на новый заход. До спасительных деревьев, где гадине не развернуться со своими крыльями, оставалось каких-то метров пять. Женька преодолел их не вставая, прямо на четвереньках. С мерзким клекотом, тварь влетела вслед за мальчишкой в стену деревьев, и стала биться, запутавшись в тонких стволах и кустарнике. Во все стороны полетели ветки. Тварь барахталась и хрипло визжала, пытаясь выбраться. Женька не стал этого дожидаться, и рванул напрямик, через лес. Когда он уже удалился на сотню метров, в голову вдруг пришла неприятная мысль — ведь птеродактиль или как его там, может так просто и не отстать. Ну ладно, в лесу с Женькой ему не справиться, но ведь там дальше, снова открытое пространство. А самое страшное, что этот гад может напасть на его беспомощного брата…

Придется вернуться… как не страшно, но надо. Приняв решение, Женька пошарив глазами вокруг в поисках какого-нибудь орудия. Ага, вот подходящая палка. Руки тряслись. От страха сердце билось где-то в животе, ноги отказывались слушаться, но мальчик все равно побежал назад. Успел как раз вовремя. Цепляясь когтями за ветки, птеродактиль продирался сквозь заросли кустов. Еще чуть-чуть и будет на свободе. Скосил на подбегающего мальчишку желтый глаз, радостно, как показалось Женьке, заклекотал. Еще бы, сбежавшая дичь сама возвращалась к нему в пасть.

— Получи гад! — Женька замахнулся, и палка опустилась на голову незадачливой твари. Еще раз и еще. По шее, по крыльям, по спине… со всей силы. Птеродактиль визжал и дергал головой, но ничего не мог поделать — мальчишка не давал ему выбраться на оперативное пространство. Женька молотил врага до тех пор, пока палка, хрустнув, не сломалась. Он не стал проверять, сдохла ли гадина, а побежал к дороге, которая виднелась сквозь стволы березок и осин.

Выскочив на пустынную дорогу, мальчик остановился, озираясь в растерянности — куда бежать-то, в какую сторону? К реке они шли вроде не здесь. Как там Гришка? Сколько времени прошло?

Он побежал наугад. Подошвы мягко шлепали по асфальту, и это был, пожалуй, единственный звук, который он слышал. Болела расцарапанная спина, саднили разбитые руки. Едкая грязь щипала кожу.

Сначала он подумал, что показалось. Но нет, нарастающий шум мотора — навстречу ему ехала машина.

— Стойте! — хотел крикнуть Женька, но дыханье прервалось, и изо рта вылетел только невнятный хрип. Он встал на дороге и согнулся, упершись руками в полусогнутые колени. Сил больше не было.

Красивая серебристая машина принадлежала той тетеньке, которую мама называла «чья-то любовница». Из салона выскочили сама хозяйка и коротко стриженый дядька. Да это же главный бандит! В голове у Женьки мелькнул вихрь мыслей. Он, наверное, взял ее в заложницы, а сейчас и его тоже похитит.

Не раздумывая больше ни секунды, мальчишка развернулся и припустил назад.

Женщина кричала, ему, чтобы остановился, а бандит просто побежал вдогонку. Далеко Женьке удрать не удалось. Железная рука схватила его за шиворот, так что рубашка затрещала.

— Да стой ты чертенок!

Заверещав как заяц, Женька принялся брыкаться, пытаюсь развернуться и укусить дядьку за руку.

— Он еще кусается, гаденыш! — бандит поставил его на ноги и хорошенько встряхнул, — Да не ори ты так, оглохнуть можно!

— Где твой брат? Вы хоть подумали, что с матерью будет? — это уже разлохмаченная тетка накинулась.

— Гришка… там… спасите его, — тут у Женьки не выдержали нервы и он разревелся как последний сопляк.

*****

Солнце немилосердно припекало макушку. Темные силуэты все так же кружили у самой поверхности, время от времени высовывая хищные пасти. Кажется, их стало, больше. Кровь на ноге запеклась бурой коркой, натягивая кожу, а в горле пересохло так, что даже сглотнуть невозможно. Но Гришка уже не обращал внимания на эту ерунду. Мысли путались, усталость навалилась тяжелым ватным покрывалом, и незаметно он провалился в состояние между сном и явью, когда действительность обманчива. Только бы не сорваться… не упасть в воду…

— Эй, шкет! Ты живой? — громкий мужской окрик, — слышишь меня?

— Он в крови, — к мужскому голосу, присоединился обеспокоенный женский.

— Гришка! — это голос брата.

Собственное имя стучало многократным затухающим эхом в мозгу. Что-то прошуршало и шлепнулось у головы. Голоса наверху продолжали совещаться. Он с трудом разлепил веки и открыл глаза — белые блики скакали, мешая разглядеть людей наверху. Рядом лежал конец то ли веревки, то ли троса. Проследив взглядом по нему, он увидел, что другой конец держит какой-то дядька. Рядом с ним женщина и младший братишка. Собственно видны были только головы и руки, все трое лежали на краю и на разные голоса кричали ему хватать веревку.

— Если не сможет сам, кому-то придется спускаться, — мужик покачал головой. Эй, пацан… обмотай вокруг пояса и держись крепче.

Гришка возился, казалось, целую вечность. Занемевшие руки, плохо слушались, были словно чужие. От его ерзаний, сосна сдвинулась с места и медленно поползла вниз. Наверху охнули сразу в несколько голосов. Крону подхватило теченьем и это ускорило паденье. С громким плеском ствол рухнул в реку, распугав «крокодилов». Вода, пенясь, поглотила его, но вскоре он всплыл уже дальше по теченью. Тут только Гришка сообразил, что все это время он провисел под обрывом, а жгучая боль вокруг живота — от веревки, впившейся в кожу.

— Успел, таки, — удовлетворенно констатировал голос сверху, и его начали быстро поднимать.

На последних полметра мальчика подхватили под мышки и втянули на осыпающуюся кручу.

— Ничего страшного, — бегло осмотрев ногу, вынес вердикт дядька, — до свадьбы заживет! Идти сможешь? — обратился он к Гришке.

Тот неуверенно покачал головой.

— Не знаю, смогу, наверно… медленно только…

— Медленно не годится! — мужик легко подхватил его, перекинул через плечо, и зашагал прочь от обрыва.

— Сейчас, сейчас… женщина семенила следом, — до машины только доберемся. Потерпи милый!

Сияющий Женька шел рядом, то, забегая вперед, то, отставая на полшага, заглядывал в лицо брату. Ему не терпелось поведать о своих приключениях, но он сдерживался.

*****

Дневник Майи 21.03.200…

«Боже, неужели этот страшный день, наконец, закончился? Сил нет совершенно, вдобавок, зверски болит колено. Алексей Федорович дал мне «фастум гель». Марек усиленно втирал, но пока что не очень помогает. Честно говоря, я сначала смущалась, не каждый день мужчины мне наглаживают коленки. Но потом ничего привыкла. Все-таки приятно, когда о тебе кто-то заботится. Возятся с тобой, как с ребенком, бормочут, что-то успокаивающее, ласковое. Как мне этого не хватало здесь…

Локоть тоже болит, но терпимо, просто кожа содрана.

Писать в дневник нет никакого желания, но заставляет непонятное чувство долга. Да собственно, и заняться больше нечем. Спать не могу. Страшно представить, что останусь одна… Даже на время сна. Не дай бог, то, что я видела наяву, вернется во сне. Это как тогда в детстве… когда утонул в реке сосед с первого этажа. Все ходили смотреть на него и я тоже. А потом мама сидела у моей постели три ночи, потому что стоило закрыть глаза, я видела синюшное раздутое тело. И было никак не прогнать страшное видение.

Альбина поступила просто — напилась с Мареком коньяка, устроила небольшую истерику и теперь дрыхнет на диванчике. А у меня не получается. К сожалению, тот вкусный ликер закончился. Пробовала пить коньяк — лезет обратно. Даже запах спиртного отвратителен.

Марек ушел минут десять назад. Ему нужно быть с Ильей. Оставил мне самодельную лампу. Состоит она из обычной спиртовки, на которую одета стеклянная трубка. Налит в спиртовку не спирт, а какая-то вонючая жидкость. Не знаю, как она называется, но пламя дает яркое. Правда и расходуется жидкость довольно быстро — за то время пока мы сидели, осталось меньше половины.

Постоянно задаю себе вопрос: продолжаю ли я верить в то, что нас кто-нибудь спасет, и мы чудесным образом сможем вернуться назад в свой мир? Раньше мне казалось, что это возможно, или, по крайней мере, я заставляла себя верить. А теперь? А вот теперь, я должна себе признаться — совсем уже не верю. С каждым прошедшим днем ситуация становится только хуже. Сегодня пятые сутки нашего пребывания здесь и следует признать — если убыль нашего населения сохранит те же темпы, очень сомневаюсь, что нам удастся дожить хотя бы до десятых.

На сегодня из списка живых вычеркнуто еще четверо человек. И пусть один, вернее одна из них — кондукторша, с самого начала была одной ногой в могиле, а второй при жизни был бандитом… все равно их жалко до слез. А остальных двух и вовсе!

Этот странный сон, начавшийся, как приключение, быстро превратился в кошмар. Ощущение, что я во сне, усиливается еще и тем, что в определенные моменты времени (надо сказать — в самые драматические моменты), я словно знаю, что произойдет дальше. Словно этот кошмар порождение моего разума. Так было и перед заварухой с бандитами, и накануне встречи с динозаврами. Может, я просто сошла с ума и у меня комплексная галлюцинация? Или какая-нибудь ложная память? Что я знаю про шизофреников? Паранойяльный бред, обрыв сознания… Негусто. Но даже мне ясно, что если такие сложно наведенные галлюцинации и существуют, они никак не могут возникнуть ни с того ни с сего. Тогда остается признать, что я в добром… нет, слово добрый тут не подходит… просто в душевном здравии, и все что с нами случилось, произошло наяву. Ох, лучше бы я свихнулась!

Итак. Динозавры явились в час восемнадцать. Это сказала Альбина, она в машине умудрилась посмотреть на часы. Мне-то в тот момент было не до замеров времени. Первой погибла Анна — она ближе всех была к пролеску. Впрочем, что я говорю… тела ее так и не нашли, только следы… Это дает формальный повод считать ее не погибшей, а пропавшей без вести, но, кажется, что кроме Ильи, в это никто не верит. Ну и пусть, если ему так легче. У меня не хватило духу рассказать, что видела и Альбине строго настрого запретила. Только эта идиотская дура Наталья, успела что-то такое вякнуть, хотя сама ничего толком и не знает. Но потом, увидев, как меняется лицо Ильи, прикусила язык, а то могла бы случиться еще одна потеря в нашем коллективе. Ее быстренько вывели в коридор от греха подальше и объяснили что к чему. Она ведь помимо прочего умудрилась сбежать из буфета, предварительно заперев там Татьяну. Сейчас она клянется, что сделала это машинально в состоянии аффекта. Может, так оно было, но друзей от этого у нее не прибавилось. Очень жаль Варвару Петровну, хотя Наталья утверждает, что померла она еще до того, как динозавры прорвались в буфет. Алексей Федорович осмотрев тело, сказал, что это возможно, судя по отсутствию следов борьбы и еще чего-то там… не помню. На этом вопрос и закрыли. Как мы теперь без нее будем, даже не представляю. Ведь она была заводилой и душой компании, объединившая нас и институтских женщин в одну команду.

Теперь о забавном, хоть и грешно в таких обстоятельствах. Учудила Фатима. Самовольно напившись успокоительного, умудрилась почти все проспать. Проснулась только от выстрелов Ильи. Выползла из медпункта и чуть ли не нос к носу столкнулась с удирающим из буфета динозавром. Грохнулась в обморок. По-счастью ошпаренная Ильей зверюга не удостоила ее вниманием (этот факт немедленно стал предметом насмешек Марека — дескать, нашей красавицы, даже доисторическое ископаемое испугалось).

Потом приехали Семенов и еще трое охотников. Что-то такое Семенов видно подозревал. Это было видно по тому, как они с оружием наготове ворвались в вестибюль. Не стану тут описывать, как вытягивались их лица по мере того, как они узнавали подробности. Оставив с нами милиционера, Алексея Федоровича и таксиста, Семенов на своем джипе помчался обратно, чтоб предупредить Славку и людей в дачном поселке. Тех, что искали продукты.

Продукты, кстати, нашли. Всякие соленья — варенья и десять мешков картошки.

Закрадываются сомнения. Ведь если бы никто не поехал туда, все остались бы живы. А так… Поменяли десять мешков картошки на двух человек… По пять мешков за человека. Такой вот обмен…

Следующим актом драмы, стало появление странной компании из Альбины, беглого главаря бандитов и Татьяниных мальчишек. Немая сцена была покруче, чем в «Ревизоре». Некоторое время я думала, что мужчины сейчас начнут стрелять друг в друга, такие у них были лица. Особенно кривился милиционер — автомат у него в руках так и ходил ходуном. Альбина мне потом сказала, что она готова была встать впереди Виталия (так зовут бандита), чтоб не начали палить. Ситуацию разрядила Татьяна, которая, преодолев столбняк, кинулась к своим детям, начав их обнимать, целовать и одновременно колотить. Тут уж мало кто смог сдержать улыбку.

Все познается в сравнении. Какое мне было дело до этих малолетних негодяев еще четыре дня назад? А теперь, я буквально счастлива, что мальчишки оказались живы и здоровы. Сказать честно, мы уже не чаяли их увидеть. У старшего распорота нога, но ведь это такая ерунда, по сравнению с тем, что могло с ними случиться. Судя по рассказу Альбины, юным балбесам сильно повезло, злодейка судьба, за один час погубившая двоих взрослых, отчего-то оказалась к ним милостива — старшего не сожрали жутковатые речные зверюги, а младшим не кормят птенчиков огромного птеродактиля… или как его там. Интересно, отбила ли у них эта история желание сбегать от матери в поисках сомнительных приключений?

Вот написала «от матери» и опять вспомнила своих. Даже представить сложно, каково им сейчас… Нет, надо думать о чем-то другом, иначе точно приснятся кошмары. О приятном, вот, например, какое сладкое и душистое клубничное варенье. Пишу, а во рту так и чувствуется вкус клубники. Или о горячем песочке на пляже. О том, как плещется море у ног, а солоноватый воздух заполняет легкие. А небо глубокое с тонкими кружевными облаками… И легкий ветерок холодит разгоряченную кожу. И еще обязательно, чтоб кто-то хороший рядом… Как жить-то хочется!

Глава десятая

— Ну что… сказал Штерн, глядя на вошедшего в конференц-зал Семенова, — все теперь в сборе?

Тот пожал богатырскими плечами.

— Славка с Егоркой внизу на вахте. Остальные… он окинул взглядом собравшихся.

— Да здесь все! — крикнул со своего места Борис.

— Давайте уже начинать! — поддержала его Фатима. Сидим, сидим…

Марек непроизвольно окинул взглядом собравшихся. Остатки их коллектива свободно разместились на первых двух рядах кресел. Десять мужчин, семь женщин. Мальчишек Татьяна заперла в кабинете замдиректора, прямо напротив конференц-зала. И то сидела все время поглядывала в ту сторону. Марек усмехнулся — пацанам теперь не позавидуешь — мать глаз с них не спускает. Они таскаются всюду за ней и гундят, что больше не будут. Марек покосился на сидевшего рядом с ним Илью, и очередной раз покачал головой. Со вчерашнего дня его друг пребывал в совершенной прострации. Вот и сейчас его отрешенный взгляд смотрел куда-то сквозь кафедру с маячившим за ней Штерном.

Вчера, когда Марек спохватился и побежал его искать, то обнаружил в своей комнате лежащим на топчане отвернувшимся лицом к стене. С тех пор Илья не сказал ни слова. Марек толокся рядом, пытаясь как-то отвлечь от мыслей об исчезнувшей подруге. Заходили другие люди, девушки заглядывали, участливо спрашивали про самочувствие, приносили поесть. Но он ни с кем не разговаривал, лежал и молчал. Один только раз поднял глаза на Марека, который ляпнул, что-то вроде того, что хватит кваситься, пошли, выпьем с девками коньяку. Этот его взгляд был так красноречив, что Марек, больше ни слова не говоря, вылетел из комнаты и побежал пить один.

Сегодня, правда, дал себя уговорить, и, так же молча, встал и пошел на собрание.

— А этот где?

Марек вздрогнул от резкого женского голоса под самым ухом. Разъясняя свой вопрос, Наталья энергичными жестами изобразила главаря бандитов.

— Виталик? — усмехнулся Семенов. В спортзале штангу жмет, — и, насладившись изумленными взглядами, пояснил. Заперли его там, пока, суть да дело. Вот, кстати, предлагаю, и вынести это первым вопросом. Что будем делать с гражданином бывшим, а ныне раскаявшимся бандитом?

— Вывести во двор, да шлепнуть! — буркнул прапорщик Николай. Как он моего Петьку…

Семенов пожал плечами.

— Он говорит, что не убивал никого.

— Было бы странно, если бы он утверждал обратное… Алексей Федорович развел руками. Я, знаете ли, не склонен ему доверять.

— Точно! — взвизгнула Наталья, заставив сидящего рядом Марека поморщиться. Я ему тоже не верю, роже бандитской!

— Ты на свою физиономию посмотри, — заметила ей Альбина.

И пока Наталья задыхалась от злости и переглядывалась с Фатимой ища, чтобы такое хлесткое ответить «понаехавшей здесь» нахалке, Альбина встала и, пройдя изящным шагом по проходу, встала перед кафедрой.

— Я считаю, что Виталий хороший человек!

— Считает она… прошипела Наталья. Видели мы, как ты ему глазки строила… шалава!

— Да заткнешься ли ты?.. крикнула ей со своего места Татьяна. Жопа с ручкой!

— Это я жопа? Ах ты…

— Дамы, дамы!.. замахал на них руками Штерн. Не ссорьтесь, я вас умоляю! Давайте по существу уже!

— Я по существу! — с нажимом продолжила Альбина. Он спас детей! Что вы на это возразите?

— Да! — поддакнула ей Татьяна.

Остальные молчали, не возражали, но и «за» больше никто не высказывался. Выждав соответствующую паузу, Семенов кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Раз все молчат, скажу я. Провел я, значит, с нашим подследственным беседу… В общем я верю, что он никого не убил… Подожди Коля! — поднял он руку останавливая открывшего было рот прапорщика. Я ж не говорю, что он не пытался! Но в текущей ситуации, без своей компании, он для нас опасности не представляет, по той простой причине, что он, как умный человек… а он, безусловно, человек умный… понимает — выжить мы можем, только объединив усилия. Если когда-нибудь мы вернемся в свой мир, пусть там правосудие решает, что с ним делать. Да и какой у нас выбор? Шлепнуть его? Ну, идите, шлепните, у кого рука поднимется…

— Нет! — соскочив со своего места, Татьяна протестующе замахала руками.

— Держать взаперти и кормить такого лба? — продолжил Семенов, — я думаю тоже вряд ли кто желает… Изгнать? Но он все равно к нам вернется, куда ему деваться. Да и не гуманно это… Поэтому я за то, чтобы дать ему возможность реабилитироваться и стать членом нашего коллектива.

— Ты глянь, гуманист какой выискался… недовольно пробормотал милиционер, — не ты ли их как собак стрелял?

Семенов усмехнулся.

— Там Коля была другая ситуация! И она требовала соответствующих действий.

— И что, ты ему оружие в руки дашь? — не унимался прапорщик, — да он тебя же первого и шлепнет! А потом меня!

— Не шлепнул же… думаешь, у него возможности не было кого-нибудь пристрелить? Не стал, значит, думал, что еще возможно примирение. В общем, я за то, чтобы его освободить и разрешить с нами жить. Предлагаю проголосовать, — и он первым поднял руку. Тут же руки подняли и Альбина с Татьяной.

— А я против! — упрямо сказал Николай, и даже демонстративно сунул руки под мышки.

— Убедили! — сказал Алексей Федорович и поднял руку. Его примеру последовал и Штерн.

— Лучше э-э… сотрудничать, чем враждовать.

Подняла руку Светлана, посмотрела на Марину, но та испугано затрясла головой.

— Не-е-т…

Один за другим подняли руки Борис, водитель автобуса Андрей, таксист Валерий Сергеевич и Марек. Глянув на него, подняла руку и Майя.

— Кто против?

Немедленно взлетели руки прапорщика, Натальи с Фатимой, после некоторой задержки Марины. Дольше всех теребил козырек своей неснимаемой бейсболки, Федор, но, очевидно, так и не смог простить бандитам свой «рено» и тоже поднял руку.

— А вы Илья, за или против?

— Воздержался, — буркнул тот и продолжил изучать свои обгрызенные ногти.

— Итак! — быстро подсчитал Штерн. За, одиннадцать… против, пять, при одном воздержавшемся. Решение принято?

— Интересное кино! — возмутился Николай. А двоих на вахте кто считал? Может они против?

— Славка точно за, — улыбнулся Семенов, — про Егора не знаю. Можешь сходить у него спросить, мы подождем. Хотя… по любому, это общий расклад не изменит. Ну что будешь спрашивать?

Прапорщик недовольно засопел, но промолчал.

— Ну, раз решение принято… Семенов еще раз обвел глазами собравшихся. Тогда я пошел, приведу этого архаровца. Темы у нас важные, глядишь, и он чего путного скажет.

Вернулись они минут через десять. Вид у Крюка был крайне независимым, на пальце он крутил какие-то ключи и насвистывал «Мурку». Кинул взгляд на настороженно молчащих людей, подмигнул Альбине, и, пройдя мимо первого ряда, сел в ближнее к окну кресло, несколько поодаль от остальных.

Слово снова взял Семенов.

— Итак, ребята и девчата, один вопрос мы с вами решили, но, к сожалению, он был самым простым. Остается еще один, куда более сложный. Как будем жить дальше? Нашествие этих звероящеров, поставило нашу честную компанию на грань выживания. Мы не только понесли потери, но теперь еще и лишены свободы передвижения по собственной земле. Что это значит? А то и значит, что поскольку боеприпасы наши ограниченны, мы довольно скоро можем быть отрезаны от воды и пищи. Вон Илья на одну только тварь пол обоймы спустил…

— Зато второй хватило ломом по лбу! — вмешался Марек.

— Да ты пойми дружок, — ласково посмотрел на него Семенов, — я ж не заслуги его принизить хочу, а просто докладываю — к «Стечкину» у нас осталась одна запасная обойма… понимаешь? Двадцать патронов и еще десять, всего тридцать… и все, это бесполезный кусок железа! Можешь им гвозди забивать, можешь под грузило приспособить… Тоже самое и по остальным стволам.

— И что же делать? — мрачно спросил Алексей Федорович.

Семенов развел руками.

— Давайте думать! Иначе, зачем мы тут собрались?

— Это что же получается?.. начал Штерн, — в некоторой э-э… безопасности, мы можем себя чувствовать только в стенах Института… да еще с оговорками, во внутреннем дворе… то есть за забором…

— Да что этим тварям забор!.. сказал Марек, — я, извините на секундочку, видел, как они сигают…

— И дверь вышибают на раз, — угрюмо буркнул Илья.

— А про летучих забыли? — наконец, подал голос Крюк. Этим, все ваши заборы по херу.

— Господи!.. всплеснула руками Татьяна. Да что ж вы за упокой-то все?! Хоть прямо сейчас ложись и помирай. Придумайте что-нибудь, вы ж мужчины!

Все замолчали. В наступившей тишине стало слышно, как захлюпала носом Марина. Семенов недовольно поморщился.

— Давайте барышни без истерик! Мы для того тут и собрались, чтоб придумать. Я, собственно, обрисовал проблему. У кого какие предложения?

— Да какие уж тут предложения… прапорщик ожесточенно тер переносицу.

— Предложение следующее, — бодро сказал Марек, — летучим гадам, мы помешать летать не можем, но они и не так опасны…

При этих словах Крюк саркастически хмыкнул.

— Повторяю! — упрямо продолжал Марек, — летучие не так опасны, как сухопутные… по крайней мере от них у нас потерь пока нет!

— Вот именно, что пока…

— А сухопутным, мы обязаны перекрыть вход на плато!

— Ха! — Федор, оторвавшись от своего козырька, хлопнул ладонями по подлокотнику кресла. Чем ты его, жопой своей перекроешь? Ты видел, какая там овражина?

— А вы не хамите, гражданин Кепкин! — немедленно окрысился Марек.

— Стоп, стоп! — Семенов поднял ладони. Ты Федор, давай не дерзи попусту. Хотя ты и прав… овраг там действительно широкий… как его перекрыть?

— Ну, как… Марек развел руками, — Деревья там есть по краям. Спилить их, да и…

— Кстати! — Штерн поднял руку как школьник. На складе есть бензопила! Уж не знаю, рабочая или нет. Можно попробовать…

— Отлично! — Семенов записал, что-то в блокноте. Сделать баррикаду… Думаем дальше… еще варианты?

— Ну не баррикаду тогда уж, а забор, — сказал Борис, — метра три-четыре высотой. Через баррикаду они переберутся, а через забор, пожалуй, не перескочат.

— Да смоет твой забор следующим ливнем! — Федор был все так же скептичен.

— Надо так строить, чтоб не смыло!

— О! — Марек хлопнул себя по лбу. Надо взорвать склон! Как я сразу не догадался!

По рядам прокатился смех. Даже Марина перестала всхлипывать и улыбнулась.

— Чем же ты его взорвешь, мил человек? — поинтересовался Семенов. Может у вас на складе и толовые шашки имеются?

— Подумаешь! — Марек светился энтузиазмом. Тоже мне проблема… вон наши химики вам в два счета любую взрывчатку сварят! Верно Илюха?

Илья поднял голову и увидел, что все вопросительно смотрят на него, даже Борис, который сам был химиком.

— Серьезно сможете? — спросил Семенов.

Илья пожал плечами.

— Ну, не знаю…

— Взрывчатка была бы кстати! И не только для оврага, а вообще!

— До сих пор делать не приходилось… если почитать… ничего там особо сложного вроде нет.

— Хорошо! — Семенов прихлопнул ладонью. Значит, Илья у нас займется взрывным делом… кто ему поможет? — он обернулся к Штерну. Наверное, вы, Михаил Аркадьевич?

Тот развел руками.

— Ну, если надо…

— Надо, надо!

— Непосредственно э-э… взрывчатыми веществами, не занимался… но органический синтез, он и есть органический синтез… надо посмотреть, что у нас имеется из э-э… исходных, так сказать, веществ.

— Вот, давайте прямо сейчас и приступайте! От всех работ вы освобождаетесь, если какая помощь понадобится… подтащить, там что-нибудь или еще чего, обращайтесь. Ваша миссия первоочередная!

Илья молча встал и пошел к выходу, Штерн устремился за ним, бормоча:

— Я думаю, нитроглицерин э-э… будет в самый раз… глицерин на складе есть, азотной и серной кислоты полно… как вы думаете Илья?

— Мне кажется лучше тротил или пикриновая кислота? Безопасней…

— С тринитротолуолом и тринитрофенолом возни больше, опять же к ним э-э… детонаторы нужны. А нитроглицеринчик для безопасности спиртиком разведем, засыплем силикагелем, вот и будет динамитик…

— Не знаю, не знаю… по мне так безопасность важнее простоты…

— Странно, обычно говорят, что это евреи перестраховщики. Вы не еврей Илья?

Переговариваясь так, они удалились.

— Ну что? — обратился к оставшимся Семенов. Заболтались мы, а надо дела делать! Предлагаю, наше общее собрание закрыть.

— Жрать-то мы будем сегодня что-нибудь? — поинтересовался прапорщик.

— Точно, — поддакнул Федор, — брюхо уже свело!

— К вопросу о еде… У нас есть пара забитых Ильей динозавров… Семенов окинул собравшихся насмешливым взглядом. Предлагаю пустить их на мясо.

— Фу-у… выдохнула Наталья, — меня сейчас стошнит!.. она прикрыла рот ладонью, словно готовясь тут же исполнить свою угрозу. Остальные женщины, судя по исказившим их лица гримасам отвращения, на этот раз были с ней солидарны.

— А чего такого? — вскочил, со своего места милиционер, — Они нас хотели сожрать, да не вышло… теперь мы их съедим. По-моему справедливо!

— Да вы серьезно, что ли? — Татьяна удивленно распахнула глаза.

— Какие уж тут шутки…

— Да я на них смотреть без содрогания не могу… а ты говоришь, их есть… ой меня точно сейчас вырвет!

— Зря вы барышни так реагируете! — вступил в разговор Алексей Федорович. Мясо… э-э… рептилий, употребляют в пищу, практически, повсеместно. Китайцы едят ящериц и змей. Жители Южной Америки, игуан. Про черепаший суп я и не говорю…

— Французы лягушек жрут, за уши не оттащишь!.. поддержал Марек.

— Лягушек! — презрительным тоном перебил его Борис, — Да я слышал из Таиланда в Европу, крокодилов тоннами везут! Мясо говорят, напоминает куриное, но значительно более полезное, так как почти не содержит холестерина и жиров.

— Да они сговорились! — ахнула Альбина. Ни в жизнь я этой гадости в рот никогда не возьму!

— Смешные! — хихикнул Марек. У меня подружка была… она куриную гузку никогда не ела… брезговала видите ли… Я ей говорю: этим ты брезгуешь… а кое что, так… под внимательным взглядом Майи, он осекся и путано закончил мысль. В общем, брезгливость у некоторых странная.

— Значится так… подвел итог дискуссии Семенов, — хотим мы этого или не хотим, а приспосабливаться к местной пище нам придется. К сожалению ни коров, ни свиней, ни даже кур, здесь не водится… так что милые дамы, кушать будем, что нам Бог послал.

— Да, я лучше буду, какие-нибудь ягоды есть с грибами, чем такое! — возмутилась Фатима.

— А это, пожалуйста, — согласился с ней Семенов, — есть картошка, есть соленья-варенья, так что тем, кто решил стать вегетарианцем, есть, чем поживиться. А мы будем жарить шашлык из звероящеров.

*****

Дневник Майи 22.03.200…

Вот ведь и не знала, что бывает такое поганое настроение. А каким оно еще может быть после этого собрания? Выяснилось, что скоро нам суждено загнуться от голода и жажды. Здрасти, приехали! К тому же, у меня определенно стресс после вчерашнего. Хотя справедливости ради следует сказать — не у меня одной. Народ хоть и хорохорится, но все равно выглядит пришибленным. Хуже всех приходится Илье. Ходит как в воду опущенный. А еще глупая курица Маринка полезла к нему со своими дурацкими соболезнованиями. Как он на нее посмотрел! Я думала, сейчас врежет по глупой морде. И поделом бы дуре! Всем понятно, что с Анной не все в порядке, но молчат же! Да он и сам все понимает. Это только в фильмах героиня, похищенная чудовищами, инопланетянами, бандитами или хищниками (нужное выбрать), чудесным образом является вопреки всему живой, максимум, со слегка поцарапанным фейсом. Вот даже Наталья больше ни слова не сказала на эту тему, у нее есть гораздо более интересное занятие — на каждом углу злопыхает про Альбину и Виталия. Та просто не обращает внимания, говорит: «Дерьмо не тронь — сильнее вонь». Как-то некрасиво писать такие фразы в дневник, но ведь она права.

Честно сказать, мне Виталий тоже не сильно нравится. Взгляд у него… ну, чувствуешь себя какой-то букашкой. Хотя возможно, я напридумывала это все. Уж не знаю, чего там у них, в душу не лезу, но у Альбины глаза потеплели. Раньше они у нее такими были, только когда со мной разговаривала, да и то не всегда. А теперь, прямо, сияют. Ну и ладно — хоть кому-то хорошо.

Часов в одиннадцать утра, наскоро перекусив, мужчины уехали. Чтобы вчерашний ужас не повторился, они попытаются перекрыть вход на плато. Во избежание повторения вчерашнего, с нами остался Славик, который, со всей серьезностью отнесся к проблеме нашей безопасности, и пытается держать всех в поле зрения, что очень сложно по вполне понятным причинам. Еще Илья, правда, он старается держаться подальше от общей суеты. Вместе со Штерном они занялись изготовлением взрывчатки. Также остался Алексей Федорович. Оказывает нам медицинскую помощь. В той или иной степени, она нужна почти всем.

Ах, да… еще Федор. Странный тип — разделся до пояса, а с бейсболкой так и не расстался. Развел бурную деятельность. Похлопывал себя по груди, потирал руки, одним словом, рвался в бой, то есть на разделку мяса. А, между тем, пользы от него было немного, больше шума. Не столько работал, сколько трепался и заигрывал с женщинами. Очевидно, делать оба этих дела вместе, у него получалось плохо, и если бы не Славка, который его периодически подгонял, ждали бы мы мяса до самого морковкиного заговения.

Кстати, сегодня, мне получше. На ногу уже можно наступать и даже ходить вполне сносно получается. Думаю, еще пара дней — и все пройдет. Уж не знаю, что лучше помогло гель или… Ну, ладно, об этом не буду распространяться.

У старшего Татьяниного мальчишки тоже нога идет на поправку. Алексей Федорович сокрушался — там бы по-хорошему, швы наложить, да нечем. Просто обработал спиртом и еще чем-то, теперь шрам останется приличный. А у младшего царапины на шее и спине. Про то, как он храбро сражался с птеродактилем, нам всем уже рассказано помногу раз. Смех-то смехом, но, вспоминая свой жуткий страх тогда на лестнице, я не перестаю удивляться — ведь такой маленький шкет, а не струсил. Вернее струсил, конечно, но дело-то сделал — и от птеродактиля отбился и брата спас.

Вот пишу-пишу, а мысли постоянно возвращают меня во вчерашний день. И как подумаю о нем — так ощущение, что полная безнадега и дело наше швах. Говорим что-то, крыльями хлопаем, не сдаемся, типа, еще поборемся… дело наше правое… победа будет за нами! Какая победа? Над кем? Над чем? Мы словно кучка муравьев, над которой уже завис башмак судьбы. И не только завис, а уже движется вниз, набирая скорость, и удержать или хотя бы задержать его нашими хилыми лапками не представляется возможным. Хлоп и все! И когда состоится этот «хлоп»? Завтра? Послезавтра? Через неделю?

В связи с вышесказанным, делать совершенно ничего не хотелось. Не все ли равно, умереть от голода или быть сожранным динозавром? Во втором случае можно расслабиться и медитировать на пустую кастрюлю — пусть подавится нашими костями. Насладившись этими мрачными думами, беру себя мысленно за шкирку и встряхиваю — надо работать. Работа придает жизни смысл, или хотя бы иллюзию смысла. Иллюзию того, что мы еще живы и что жизнь наша еще что-то значит.

Часть мяса решили зажарить сразу же, а остальное замариновать в уксусе, благо уксусной кислоты на складе полно. Как-то так вышло, что жарить пришлось мне, Альбина сразу сказала, что лучше картошку будет чистить, все равно уже маникюру конец пришел, а Наталья, брезгливо принюхиваясь и демонстративно вздыхая, раздавала никому не нужные советы. Только Татьяна и Фатима вызвались помочь. К чистке картошки подключили и мальчишек.

Альбининого терпения хватило ненадолго, выругавшись, она бросила нож на стол и ушла. Все, включая бездельницу Наталью, с осуждением посмотрели ей вслед. Однако оказалось, что поняли мы ее действия неправильно, вскоре она вернулась, да не одна, а с Маринкой и Светкой. Девицы были не слишком довольны, но и особо не выпендривались — принялись помогать. Дальше настала очередь Натальи. После нескольких красноречивых взглядов Альбины и недвусмысленного намека, что нахалки и лентяйки положат зубы на полку, а может даже получат по зубам, Наталья с независимым видом стала чистить и нарезать лук. Работа заспорилась.

В жареном виде динозавр выглядел и пах много лучше, чем сырым или, тем более, при жизни. Мясо получилось с румяной корочкой, в кольцах хрустящего лука, да еще распространяющее дивный аромат. Многие пересмотрели свои взгляды на съедобность данного продукта. С вареным картофелем и каким-то консервированным салатом все выглядело сногсшибательно. Это я сейчас с полным желудком могу спокойно об этом рассуждать, а тогда слюнки текли и желудок сводило в голодных спазмах.

Решено было пообедать, не дожидаясь мужчин. Следить за распределением порций взялась опять-таки Альбина, ну… у нее был личный интерес, чтобы вернувшиеся не остались голодными. Сытный и, к слову, совершенно обалденный обед прошел без особых происшествий, настроив народ, в том числе и меня, на благостный лад. Потом все разбрелись по своим делам, а я осталась мыть посуду. У Марины, видно, совесть проснулась — она стала помогать, ну и Светка тоже пару раз потерла тряпкой.

Видимо, теперь настало время написать о самом неприятном событии этого дня. Для меня неприятном. Я неподслушивала. Девицы просто совершенно свободно разговаривали о своих делах, не обращая на меня особого внимания. Я как раз в то время раздумывала, по каким причинам одни люди нравятся, а другие нет, некоторых мы любим, а каких-то терпеть не можем. Зависит ли это от поведения человека или от его внешности, а может от запаха? Или дело в схожести с самим собой? В конце концов, может быть дело в совокупности всех этих факторов? Я вовсе не имею в виду отношения между мужчиной и женщиной, вернее, не только их. Так вот, пока я задавалась этими вопросами, Марина и Светка болтали о чем-то своем. Я очнулась от размышлений только тогда, когда моего слуха достигло упоминание о Мареке. Так я, сама того не ожидая, узнала, что это была за парочка, которая позавчера развлекалась на лестнице. Да, да, это были Марек и Светка. Не знаю, что меня поразило больше — то, что они с Маринкой совершенно меня не стесняясь, обсуждали это, или то, как это было сказано… А может, сам факт… Одно я поняла четко — ни о какой человеческой симпатии к бесстыжей девице или дружбе с ней не может быть и речи.

А еще, меня испугали совершенно новые ощущения, волнующие и неприятные одновременно. Я банально ревновала… Задумавшись, нечаянно расколошматила тарелку. Девицы посмотрели, переглянулись, и Светка совершенно по-идиотски расхохоталась. Постаравшись побыстрее закончить со своей частью посуды, я пошла к себе, вернее, к Альбине. Временно я устроилась у нее в апартаментах. Временно, потому что скорее всего, в ближайшее время меня оттуда попросят.

Моя соседка пыталась привести ногти в порядок. Ее тоже видимо, занимали какие-то размышления, потому что довольно рассеянно на меня глянув, она лишь бегло улыбнулась. Не знаю, сколько времени мы молчали. Я на диване, носом к стенке, притворялась, что сплю, а Альбина, сидя в кресле, закинув ноги на стол. В конце концов, она поинтересовалась, чего это со мной. И естественно, я соврала, что ничего особенного. Разумеется, она мне не поверила. А не поверив, пристала, как репей к собачьему хвосту. Пришлось рассказать в общих чертах о том, что я услышала… по возможности равнодушно и отстраненно. Не уверена, что Альбина не догадалась об истинных причинах моего расстройства, но она ничуть не удивилась и особо не прониклась. Заметила, что ничего странного тут нет. Светка — довольно развязная девица, а Марек… ну, что с него возьмешь? И нечего забивать себе голову ерундой.

Выслушав ее, я подумала: а ведь она права! Ну, чего я действительно? Какая мне, в сущности, разница, кто и чем занимается по ночам? Абсолютно никакой… вот никакошенькой!

Однако самовнушение не помогло. Напротив, мне вдруг стало совершенно ясно — то, чем занимается Марек, меня волнует, даже очень. Вот такое, блин, открытие.

Сейчас Альбина ушла вниз — проконтролировать, чтобы все были сыты (вернулись мужчины с оврага), а я села дописывать дневник. К слову, она очень удивилась, что я веду записи. Спросила: на кой черт мне это надо? И выслушав сбивчивый ответ, хмыкнула и махнула рукой — чем бы дитя не тешилось…

Между прочим, раньше я за ней не замечала особой хозяйственности. Как бывает, люди меняются…

Вот сижу, над Альбиной подшучиваю, а сама-то хороша — еле сдерживаюсь, чтобы тоже туда не побежать. Наверно, все-таки пойду, посмотрю, узнаю, как там дела.

*****

За дверью мерно тарахтел дизель-генератор. Там же в коридоре, чтоб не мешала своим грохотом, крутилась шаровая мельница. Илья некоторое время прислушивался к этому технологическому шуму, который так мешал и раздражал в прошлой жизни, а вот теперь, поди ж ты, казался таким до боли родным. «А хорошо придумали с этим генератором, — думал он. Все же мы не алхимики в средние века, чтоб работать дедовскими методами. Жаль нельзя им пользоваться все время — сжирает по два литра солярки в час. С такими темпами наших запасов надолго не хватит. Хотя, что есть долго в этом мире? День прожил и радуйся. А так, с электричеством, конечно, гораздо удобнее. И термошкаф лучше всяких бунзеновских горелок. Безопасней опять же… что особенно актуально при работе со взрывчаткой».

Он посмотрел температуру — сто сорок градусов. Открыл дверцу. Ну, кажется все — рассыпанный ровным слоем по противню порошок аммиачной селитры высох. Одев верхонки, Илья вытянул противень из шкафа и поставил на лабораторный стол, чтоб подостыл. За соседним столом Штерн возился с перекисью ацетона. В двухлитровом стакане с кислотами, вращался якорек магнитной мешалки, создавая маленький смерч. Прямо в центр этого рукотворного вихря, из мерной бюретки капал ацетон. Процесс подходил к концу, и стакан уже был полон мутными кристалликами выпавшей перекиси. Сам Штерн тут же рядом промывал водой ранее полученную порцию. Что-то напевал фальшивым фальцетом.

— Ну что, Михаил Аркадьевич, — спросил Илья, — хватит, наверно, нам молоть-то?

— А? — увлеченный процессом Штерн, не сразу понял вопрос. Что вы говорите Илья?

— Я говорю, молоть хватит, наверно. Не муку ж молем.

— Да, да, конечно, час уже прошел?

— Да больше уже.

— Ну, тогда снимаете барабан, заряжайте следующую порцию, — он тщательно вылил остатки воды и поставил стакан с перекисью на водяную баню. А хитрецы мы с вами, все-таки Илюша!

Голос у него был торжествующим. Как же, ведь он первый вспомнил про аммонал. Действительно, зачем париться со сложными процессами сульфирования и нитрирования, чтоб получить некоторое количество тротила или не дай бог нитроглицерина (при отсутствии опыта, это почти наверняка кончилось бы взрывом), когда на складе стоит несколько бочек аммиачной селитры. Всего и делов-то — как следует просушить и измельчить селитру, да смешать с серебрянкой, то бишь, алюминиевой пудрой, которой на складе тоже целый мешок.

Илья вышел в коридор и, выключив мельницу. Поднатужившись, снял с валков фарфоровый барабан. Двадцатилитровый барабан вместе с содержимым весит килограммов тридцать. Он занес его в комнату, поставил на стол и, открутив предохранительный винт, снял крышку.

— Ну, чего там? — поинтересовался Штерн.

Илья растер между пальцами серый порошок, пробуя тонкость помола. Ни комочков, ни крупных частиц не ощущалось.

— Порядок, считай, что в пыль размололось.

— Ну и отлично! Сколько думаете для испытания взять?

— Мне кажется, килограмма за глаза хватит, — Илья натянул маску респиратора и вывалил содержимое барабана на большое квадратное сито. Некоторое время встряхивал его, пока на латунной сетке не остались одни стальные шары.

— Нет, — вдруг сказал Штерн, — возьмите лучше пару кило. Боюсь один, э-э… не сдетонирует…

Илья пожал плечами. Два, так два… он ссыпал шары обратно в барабан — молоть следующую порцию.

На поддоне лежала солидная горка аммоналовой смеси.

— Сколько вышло? — кивнул на нее головой Штерн.

— Около семи килограмм.

— Как думаете, Илья… килограмм двадцати нам хватит?

Тот пожал плечами.

— Семенов говорил, что и десяти должно хватить… правда он имел в виду тротил.

Штерн улыбнулся.

— Насколько я помню, фугасность аммонала превосходит оную у тротила.

Теперь настала очередь улыбаться Ильи.

— Отдаю должное вашей эрудированности Михаил Аркадьевич… фугасность это?..

— Грубо говоря, это величина объема выбрасываемых при взрыве газов, по отношению к тротиловому эквиваленту. Еще одной характеристикой взрывчатки является бризантность, то есть способность дробить окружающий материал. Но так как мы собираемся заняться э-э… грунтовыми работами, нас интересует именно фугасность. Ну, что ж, снаряжайте нашу пробную мину, а я пока займусь изготовлением детонатора.

Илья взял, заранее заготовленную двухлитровую стеклянную банку из-под маринованных огурцов и при помощи большой воронки стал засыпать в нее порошок, время от времени утрамбовывая его деревянной толкушкой.

Со вчерашнего дня, мысли об Анюте не оставляли его ни на минуту. Где она, что с ней? Этих ответов ему не мог дать никто. Или не хотел. Окружающие словно сговорились — смотрели на него, как заботливые родственники на неизлечимо больного: дескать, все знаем, но не скажем, чтоб не травмировать хрупкую психику кандидата в покойники. Особенно женщины старались, так и заглядывали в глаза, так и норовили пожалеть… Особенно загадочный вид был у Майи и у этой заносчивой стервы Альбины, словно они знали больше других. «Эх, прижать бы каждую в темном месте к теплой стенке, — думал Илья, — да поговорить, как следует, по душам… вытрясти из них все, что видели в тот злосчастный полдень. Ясно — они уверены, что Анюты уже нет в живых. Но ведь тела ее никто не видел!

Проклятые, мерзкие твари! Илья так и не смог заставить себя прикоснуться к динозавровому шашлыку, даже видеть его не мог — вдруг, кто-то из них жрал еще живое трепещущее тело его любимой… Стоило это вспомнить, как его снова обдало волной жара. Ощущение, словно на макушке зашевелились волосы, а щеки под маской запылали. Противно заныли ожоги на груди и руках. Ощутимо качнуло. Ему пришлось отложить толкушку и опереться рукой о стол.

Он оглянулся — не видит ли Штерн. Нет — старый технолог был поглощен своим делом, ковырялся в стакане, что-то бормоча себе под нос.

Вытерев со лба пот, Илья подсыпал в банку новую порцию порошка и снова взялся за толкушку. Мысли продолжили свой неторопливый бег: — «Куда же девались недобитые динозавры? Слава с Федором были у провала… и ничего не видели, кроме многочисленных следов. Никто не попытался уйти с плато. Значит они еще здесь? Совсем необязательно… ночью ведь провал никто не сторожил, побоялись. Кто их знает, этих тварей, может, по ночам они видят словно кошки. Что им тут надо? Зачем полезли к нам? Что, в лесу мало дичи?»

Пока он так размышлял, колдуя над банкой, Штерн аккуратно влил расплавленную перекись в закрепленную в штативе пробирку, и теперь, ожидая пока вещество затвердеет, наблюдал за его трудами.

— Все, все, хватит! — наконец, остановил он Илью. Надо же еще э-э… для детонатора место оставить, — он вынул из штатива пробирку и осторожно вставил ее в центр банки. Поинтересовался:

— Где там наш фитиль?

Илья протянул ему пробку со стеклянной трубкой, в которую была вложена полоска фильтровальной бумаги пропитанной бертолетовой солью. Он осторожно вставил пробку в пробирку и закрыл банку закручивающейся крышкой, в которой была пробита дыра для трубки с фитилем. Сделал шаг назад, любуясь выполненной работой.

— Ну, вот и готова, наша первая бомба! — сейчас Штерн был похож на хирурга после сложной операции — усталый, но довольный.

— Вы, Михаил Аркадьевич, просто прирожденный взрывотехник! — сделал ему комплимент Илья.

Штерн покосился на него с торжествующей усмешкой.

— Ну что вы, Илюша… просто настоящий технолог должен многое знать, причем в совершенно разных областях химии. Честно говоря, еще в детстве интересовался подобной всячиной… пиротехника разная, там, фейрверки… Это только говорится: опыты без взрывов… детям интересно, как раз обратное. А именно взрывы и, как правило, без опытов. Я рос в деревне под Смоленском. Помню, мальчишками мы частенько находили, оставшиеся с войны боеприпасы… неразорвавшиеся или просто забытые. Экспериментировали… эксперимент обычно заключался в бросании их в костер. Вы знаете, тротил от огня не взрывается, а так… весело горит. Но иногда оставался целым детонатор… н-да… Несколько из моих друзей-товарищей в результате остались инвалидами. Но у меня, как ни странно, интерес к химии не пропал.

Слушая его, Илья вспоминал свой собственный опыт. К счастью в Сибири, неразорвавшиеся снаряды времен войны на полях не валялись, и мальчишеская любовь к взрывам ограничивалась киданием в костер шифера и аэрозольных баллончиков. Самые продвинутые формы она приобрела в поздне-подростковом возрасте. Получив кое-какие знания на школьных уроках химии, они стали покупать в аптеке пузырьки с глицерином и марганцовкой. При высыпании марганцовки в глицерин немедленно начиналась химическая реакция, сопровождаемая бурным выделением газов. Тут надо было быстренько завернуть бутылек крышкой, и, выждав понтовую паузу, метнуть его, что было сил. Самым шиком считалось, чтоб бутылек взорвался прямо в воздухе, поэтому с броском тянули до последнего. Однажды это привело к тому, что у одного из приятелей пузырек бабахнул прямо в руке. Очевидно, фугасность и чего там еще… бризантность данной смеси были не на высоте и пострадавший отделался испугом, а также испачканной коричневой гадостью одеждой.

Через распахнутое окно донесся шум подъехавших машин.

*****

— Ну и как мы будем ее испытывать? — Семенов с сомнением покосился на банку из под огурцов, которую Илья бережно прижимал к груди.

Они стояли на залитом солнцем, институтском дворе. Трое. Семенов со Славкой и Илья. Штерн остался делать следующую порцию. Остальные колонисты глазели на них из окон.

— Думаешь, рванет? — поинтересовался Славка, озираясь по сторонам — гарантировать, что поблизости нет динозавров, не взялся бы никто.

Илья пожал плечами.

— Ладно, — заключил Семенов, — не попробуем не узнаем… может отъедем подальше?.. а то если вдруг рванет, как бы стекла не повылетели.

Илья огляделся. Кроме заколоченных досками дверей Института ничего не напоминало о вчерашней трагедии. На развесистых рябинах возле крыльца уже наклюнулись зеленые листочки. Пусто, тихо вокруг, только легкий ветерок шумит в жидких еще кронах деревьев. Куда-то подевались вороны. Может их всех уже сожрали птеродактили? Высоко вверху черные полоски чертят ослепительно голубое небо. Илья почувствовал, что у него кружится голова. Видимо он покачнулся. Семенов схватил его за плечо.

— Эй! Ты чего? С тобой все в порядке?

Илья, сухо сглотнув, кивнул головой.

— Все нормально. Пойдемте, я знаю, где испытать.

Узкая асфальтированная дорожка шла наискосок от института, к трассе. Вдоль одной ее стороны вытянулась аллея ив, вдоль другой, яблонь. Ивы были старыми. Случившийся два года назад ураган, переломал ставшие хрупкими стволы, и теперь, наклоненные к самой земле, они, кривые и развесистые торчали в разные стороны. В прошлом году их собирались спилить, чтоб взамен насадить новых, но спилили только часть самых корявых, до остальных очередь так и не дошла.

К одному из таких полупеньков и направлялся Илья. Семенов со Славкой, держа оружие наготове следовали, за ним. Несмотря, на то, что лесок вокруг еще не успел как следует покрыться листвой и был довольно прозрачен, охотники нервно озирались — мало ли какая тварь может выскочить из-за ближайшего куста. Коряги, в которые превратились обрубленные ивы, смотрелись жутковато. Несмотря на солнечный полдень, здесь было неуютно.

— Куда мы идем? — поинтересовался, наконец, Семенов, увидев, что Илья, свернув с дорожки, отправился вглубь аллеи.

— Пришли уже, — сказал тот, подходя к одному из древесных уродцев. Склоненные к земле, переплетенные между собой стволы, напоминали гигантского спрута. В дыру между ними Илья и вставил банку с аммоналом. Обернулся к своим спутникам.

— Вам десять секунд… Кто не спрятался, я не виноват. Он щелкнул зажигалкой. Охотники переглянулись и рысцой устремились обратно к дорожке. Посмотрев им вслед, Илья поднес язычок пламени к фитилю и несколько секунд наблюдал, как тлеющий огонек уползает внутрь стеклянной трубочки. Убедившись, что все в порядке, он, ускоряясь, побежал к охотникам, которые залегли метрах в тридцати, за толстым пнем. Только успел присесть рядом, как за спиной рвануло. Мягко толкнула взрывная волна, пролетели сломанные ветки, на головы посыпался какой-то мусор.

— Знатно шандарахнуло! — восхищенно сообщил Семенов, отряхивая голову.

Они подошли к бывшей иве. Посреди пяточка голой, выметенной ударной волной земли, торчал пенек с размозженным верхом. Срезанные взрывом, расщепленные остатки стволов, валялись метрах в пяти.

— Знатно рвануло! — повторил Семенов. Поздравляю с почином, подрывник!

Илья улыбнулся. Первый раз за два дня.

*****

Солнце покраснело, готовясь нырнуть за горизонт. Илья глянул на часы — десятый час… ничего себе! Весь день прошел во вселенской суете. Обычно спокойный Семенов, на этот раз развил небывалую активность. Он ни за что не желал, чтоб вход на плато просуществовал еще одну ночь. Каждый час он являлся в сто семнадцатую комнату, которую Илья со Штерном выбрали в качестве оружейного цеха, и интересовался — доколе еще ждать… время идет… к вечеру непременно нужно успеть… не надо ли чего и так далее. В общем, нервы трепал себе и людям.

Сам он при этом мотался на своем джипе туда-сюда. К оврагу, где под руководством Славки, валили деревья и рыли шурфы для закладки мин, и обратно в институт, где вновь, в который раз, спрашивал, как идут дела. Таким возбужденным Илья его еще не видел. По словам Семенова выходило, что возле оврага началась нездоровая канитель. Из леса то и дело выбирались какие-то невообразимые чудища и шли, бежали, скакали вдоль стены плато куда-то в сторону севера. Это, конечно, можно было объяснить тем, что перегороженная и вышедшая из своего русла река, широко разлилась с южной стороны плато и, затопив лес, выгнала его обитателей. Однако легче от этого не становилось. Некоторые из проходящих мимо тварей проявляли повышенный интерес к суетящимся на плато людям. Они подходили к стене, и наблюдали за двуногими кусками мяса, а кое-кто даже попытался взобраться в самом низком месте. Самых настырных приходилось отгонять, швыряя в них камнями и деревянными чурбаками. Позже к оврагу подвезли с десяток бутылей с зажигательной смесью, на случай если лишенные мозгов твари все-таки пойдут на приступ. Но пока удавалось обходиться без крайних мер. При этом все понимали, что ночью ситуация может измениться. К тому же, торчать в темноте на краю плато, да еще в таком опасном месте никому не хотелось. Разводить же костер боялись — бог знает, кого может принести на огонек.

К изготовлению взрывчатки подключился Борис, а Илья с Егором мотались по складам, разыскивая емкости для аммонала, стеклянные трубки, фильтровальную бумагу для изготовления запалов и бог знает, что еще. К девяти вечера, тридцать (чтоб наверняка хватило) килограммов аммоналовой смеси были, наконец, расфасованы в шесть жестяных тубусов из-под каких-то реактивов. Предполагалось подорвать по три тубуса с каждой стороны оврага. По прикидкам Славки, который когда-то изучал взрывное дело — этого должно было хватить за глаза. От электродетонаторов, подумав, отказались — вроде бы и не сложная штука, но нужно время, чтоб собрать и испытать. Так что, как и в прошлый раз, решили обойтись фитилями.

К вечеру небо начало хмуриться. Илья молил бога, чтоб не начался дождь, в этом случае и сама взрывчатка и запалы моментально бы отсырели и вышли из строя.

Шурфы с обеих сторон оврага уже были выкопаны. Никакой бурильной техникой кроме лопат колонисты не располагали, поэтому шурфы, напоминали скорее узкие окопчики, высотой метра полтора и полметра в длину.

Илья поставил тубусы на дно окопчика. Три штуки, вплотную друг к другу. Затем в окопчик стали бросать землю, пока не засыпали тубусы почти до самого верха. Потоптались, трамбуя рыхлый грунт. Илья вставил в центральный тубус детонатор, к которому, в свою очередь присоединил запальную трубку. Мотнул головой, разрешая закапывать дальше.

— Осторожно, осторожно, — приговаривал он, — следя за тем, чтоб ретивые землекопы не повредили трубку. Неприятно будет если запал, по той или иной причине не сработает. Придется этого покойничка отрывать. Потеряем время… а тубусы-то не герметичные… от влажного грунта отсыреет селитра… В общем даже думать неприятно про то, что будет… вся работа псу под хвост!

На противоположном краю оврага, те же операции проделывали под руководством Штерна. Илья поймал его ободряющий взгляд и кивнул в ответ, дескать, все о'кей.

Подошел Семенов.

— Все штатно?

— Скоро узнаем, — бормотал Илья, топчась возле торчащей из земли трубки, — наступит, наступит момент истины.

На дне оврага, лежали переплетенные стволы и ветки деревьев, образуя, что-то вроде рыхлой баррикады. Колонисты спилили ближайшие деревья и бросили их в овраг, рассчитывая, что после взрыва они армируют обрушившийся грунт и воспрепятствуют его размыванию дождями.

Наконец, все было готово. Люди убрались на заранее подготовленные позиции. У зарядов остались только Илья со Славой. Каждый по свою сторону оврага.

— Сколько времени гореть будет? — поинтересовался Славка. Он нервно щелкал зажигалкой, поглядывая по сторонам. Убежать-то успею?

— Минуты три, точно, — успокоил его Илья, — даже пешком успеешь уйти.

— Эй, орлы! — заорал из укрытия Семенов. Чего там застряли? Давайте уже!

— Даем, даем, товарищ генерал! — хохотнул в ответ Славка. Ну чего?.. обратился он к Илье, — поджигаем фитилек?

— Поджигаем, — согласился тот.

От края оврага Илья уходил неспешным прогулочным шагом. Непонятно откуда взялось это фанфаронство, желание покрасоваться перед наблюдающими за ним товарищами, мол, вот я какой… иду себе и ничего не боюсь… а вы так сможете? Вон Славка рысцой ускакал. А я иду себе не тороплюсь, потому что знаю — фитиль будет гореть три, три с половиной минуты… несколько раз сам проверял. Так он думал, вернее, заставлял себя думать, однако мысль о том, что внутри трубки бежит огонек, приближаясь к пятнадцати килограммам взрывчатки, заставляла шагать все быстрее и последние десять метров до укрытия он еле удерживал себя, чтоб не пуститься бегом. Плюхнулся на землю между Семеновым и Егором и сразу же глянул на секундомер — оказывается, прошло меньше минуты.

— Сколько осталось? — почему-то шепотом спросил Егор.

Илья, молча, показал ему два пальца.

Секунды тянулись невероятно медленно, стрелку секундомера, не смотря на жару, словно приморозило — еле плелась. Устав ждать Илья посмотрел на небо. Оно оказывается, разъяснилось. Прямо над ними висело большое, но жидкое облако, очертаниями напоминающее не то космическую туманность, не то расплывшегося осьминога. В голову полезла всякая чушь про небо Аустерлица и князя Болконского.

Семенов чувствительно толкнул его в бок.

— Скоро там?

Глянув на циферблат, Илья увидел, что три минуты уже истекли и стрелка начала четвертый круг.

Хоть они и ждали, а рвануло все равно неожиданно. Первым взорвался заряд на противоположной стороне оврага. Взлетел фонтан земли. Илья ощутил, как земля под ним вздрогнула точно живая, заставив инстинктивно втянуть голову в плечи. Тут же, а может только показалось, что тут же, грянул второй взрыв. Снова тряхнуло, и секунду спустя на головы залегших подрывников посыпалась земля и мелкие камушки. Заряды они все-таки закопали неглубоко, и часть взрывных газов прорвалась вверх. Хорошо хоть крупные комья не долетели.

Заряды сработали на славу. Овраг оказался завален больше чем наполовину высоты, и неприступность плато была восстановлена. Илья, испытал почти физическое облегчение. Получилось! У них получилось! Ай да сукины дети, ай да молодцы! Он с веселым недоумением смотрел, как с той и с другой стороны оврага, выскочившие из укрытий колонисты — взрослые злые дядьки прыгали как пацаны, выкрикивая что-то невнятно радостное.

Семенов подбежал к самому краю плато и, повернувшись к лесу, согнул руку в неприличном жесте.

— Ну что съели? Вот вам, гниды доисторические!

*****

После ужина Семенов подошел к Илье и с торжественным видом вручил ему бутылку коньяка, как он пояснил, из личных запасов. Что за личные запасы такие и откуда они у Семенова взялись, Илья выяснять не стал и бутылку взял. Только спросил, а как же, мол, Штерн? На что Семенов его официально заверил, что Штерн, хоть и не пьет, но тоже в обиде не останется.

— Фигня-война! — говорил Марек, расставляя стаканы и прочую нехитрую посуду. Прорвемся, отец! Мы ж не папуасы какие-нибудь, чтоб вот так вот взять и дать себя съесть. Теперь мы научены горьким опытом… он покосился на Илью, чувствую, что ляпнул лишнего. Но тот не отреагировал на неудачную реплику, сидел в старом кресле, откинувшись на спинку, и думал о чем-то своем. Марек хмыкнул и продолжил сервировать стол. Поставил на середину кастрюльку с вареной картошкой. Открыл банки с квашеной капустой и солеными огурцами, бормоча:

— Сегодня у нас прямо по-царски! Так ведь и повод, какой-никакой! Ну что хлопнем по первой?

— Подожди, — осадил его Илья, — сейчас ребята придут тогда и хлопнем.

— Ребята… Марек был недоволен перспективой, делиться коньяком, — спиртом обойдутся, не маленькие! И вообще, в большой семье клювом не щелкают. Не надо опаздывать! Ну, так как?

— Наливай по чуть-чуть, — махнул рукой Илья, — не отвяжешься же…

— Вот и я говорю, — подхватил Марек, — по чуть-чуть-то можно, — он, с хрустом свернул золотистую крышечку, плеснул немного в два граненых стакана. Пододвинул один Илье, второй взял сам. Посмотрел сквозь него на свет спиртовки. Понюхал.

— Три звездочки… Коньячок, конечно, не ахти,… Но нам теперь не по чину выпендриваться… нам теперь любая чача за коньяк сойдет! А закуска у нас конечно быдлятская. Не коньячная прямо скажем…

Держа свой стакан в руках, и глядя на отражение пламени лампы в черном окне, Илья слушал его бормотание. Вдруг вспомнилось, как они сидели тут в первый день после возвращения в институт. Отогревались спиртом… Марек тоже, что-то бурчал… а потом пришла Анюта…

В дверь постучали. Илья вскинул голову.

Нет, конечно…

— Можно к вам? — спросила всунувшаяся в дверь кудрявая голова Бориса.

— Нельзя! — немедленно отозвался Марек. Халявщикам и хвостовикам, вход строго воспрещен!

— Уймись, смертный! — светясь лучезарной улыбкой, Борис вошел в комнату. Егор, где ты там застрял?

Смущенно улыбаясь, в комнату боком зашел Егор. Он всегда заходил боком, словно опасался, что его широченные плечи не поместятся в проходе. К груди он бережно прижимал какую-то колбу.

— Вот! — показал на колбу Борис. Не халявщики мы, а партнеры!

— Это что такое?.. немедленно заинтересовался Марек, разглядывая густо-коричневое, почти черное содержимое колбы, — пойло, что ли какое?

— Сам ты пойло! Ты сперва гостей накорми, напои, а потом и спрашивай.

— Может вас еще и спать уложить?

— Проходите ребята! — Илья приглашающе махнул рукой. Вон стулья, берите, садитесь… Марек, налей гостям! Да больше наливай, не жопься!

— Господи! Бог с тобой, отец, когда это мне было жалко алкоголя?

Выпили по третьей и коньяк закончился, даром, что наливали помаленьку.

— Хорошо сидим! — сообщил Борис. Окружающие согласно покивали.

— Душно, только, — сказал Илья, — может окно открыть?

— Да ну на фиг!.. поморщился Марек, — налетит еще всякой швали…

— Точно, — согласился с ним Борис, — Егорка, вон, сегодня шершня видел… какой он был, Егор?

— Во! — Егор продемонстрировал свой толстый указательный палец. Не вру, ей богу! Как птичка маленькая…

— Что-то все больше и больше разной нечисти становится… Марек печально подпер щеку ладонью… давайте, что ли, наливайте своей байды… все не так мерзко на душе будет.

Разлили по стаканам жидкость из колбы, оказавшуюся спиртом, настоянным на кедровых орешках. Борис в третий раз принялся рассказывать, как нашел целую трехлитровую банку этого божественного напитка, в кабинете у Мая Анатольевича.

— Вот ведь старый прощелыга, — говорил он горестно, — нет, чтоб угостить по-соседски… не-е! Никогда у него ничего не было… а чужое пить, так у него всегда губа винтом!

Выпили.

— Может, все-таки окно откроем? — опять спросил Илья. Ну, ведь дышать же совсем нечем. Эти… осы… они ж вроде по ночам не летают?

— По ночам может еще чего и похуже летает… буркнул Марек, но все-таки дотянулся до рукоятки и приоткрыл стеклопакет. В образовавшуюся щель дунул свежий ветерок. Борис сразу же полез за сигаретами.

— Я покурю?

— В коридор! — сказал неумолимый Марек.

— Темно там…

— Да пусть курит, — махнул рукой Илья, — кури Борис… только дверь приоткрой, чтоб тянуло.

Прошло еще полчаса. Подвыпившие мужчины погрузились в сладкие воспоминания о прошлой жизни.

— …я тебе говорю, сиськи у нее во! — горячился Борис, обращаясь к Мареку через сидящего между ними, смущенно улыбающегося Егора, — размер наверно четвертый или пятый… такая ядреная девка!.. я таких люблю… и юбки вечно носила, только, только чтоб трусов не видно было. Ты чё, не помнишь что ли? На первом этаже работала… как ее?.. Рада, кажется, зовут. Я было к ней хотел клинья наладить… да куда там, к ней все какой-то хрен на джипе приезжал.

— Да помню я ее! — говорил Марек, перечеркивая ладонью воздух, что у него означало глубокое отрицание. Корова!

— Какая корова? — опять горячился Борис. Да ты коров не видел, братец!

— Вот у нас в моделировании была!.. Марек в восхищении сложил губы дудкой, — ножки… попка… талия… он мечтательно обвел руками в воздухе что-то округлое и, причмокнув, неожиданно закончил, — на мордочку, правда, страшненькая… но это ничего… мне такие даже больше нравятся… они ломаются меньше! А то бывает морда смазливая, а на остальное без слез не взглянешь… а сама туда же выеживаться… дам, не дам…

Илья с усмешкой наблюдал за увлеченными воспоминаниями тощим и чернявеньким Борисом и толстым и носатым Мареком.

Хлопнули еще по одной, и мысли Илья внезапно приняли другое направление.

— Хватит, трепаться! — сказал он и прихлопнул ладонью по столу. Все замолчали и удивленно посмотрели на него.

— Что, кроме баб, поговорить не о чем?

— А о чем еще? — глупо спросил Борис.

— Да хотя бы о том, куда все-таки нас занесло?

— Да ясно куда!.. безапелляционно заявил Марек. В Юрский период…

Повисла тяжелая пауза.

— Ты чё, кудрявый? — сказал, наконец, Борис, — Попутал что ли?

Все с каким-то облегчением засмеялись.

— Ё-мое… народ… ржал Борис вытирая воображаемые слезы, — сказанул… в Юрский… а чё не сразу в Каменноугольный?

— В Каменноугольном, — в тон ему отвечал Марек, — динозавров не было. Понял кучерявый?

— Ты и там бывал что ли? — глумливо осведомился Борис.

— А может мы вообще не на Земле… задумчиво сказал Егор.

— Ну, а где же мы по-твоему? — ласково поинтересовался Марек. Притяжение земное — раз; состав воздуха практически тот же — два; оборот вокруг оси, двадцать четыре часа — три; Луна одна и висит где положено — четыре. Это старушка Земля… факт! — в подтверждение своих слов, он почему-то похлопал по пластиковому подоконнику.

— Э-э!.. возмутился Борис. Ты подожди, подожди… не гони!.. Ну, сутки, положим, и вправду двадцать четыре… а как ты про притяжение узнал? Если нас не плющит или мы не скачем, как на Луне, это еще не значит… может оно ноль девяносто пять, от земного, или наоборот, один и один…

Марек усмехнулся.

— Эх ты, деревня!.. это-то как раз просто! Поставь стограммовую гирьку на весы и все увидишь сам.

— А состав воздуха? — захлопал глазами Борис.

— Расскажи ему Илюха! — торжествующе сказал Марек.

— Я пробу воздуха вколол в хроматограф, когда электричество включали…

— Что ж ты молчал?! — возмутился Борис. И чего вышло?

— Того и вышло… Илья пожал плечами, — практически, обычный состав… разве что, кислорода чуть поменьше, а углекислоты побольше… но это не существенно. Может калибровка поплыла, или еще чего…

— Луна-то да… продолжил рассуждать Егор, — а вот звезды… я что-то ни одного знакомого созвездия не нахожу.

— Тоже мне астроном! — буркнул Марек.

— Астроном, не астроном, но основные-то созвездия нашего полушария, знаю. В школе увлекался. Где, скажите мне, Большая и Малая Медведицы? Где Малый Лев? Где Волопас, наконец?!

— Волопас, — хохотнул Марек. А с чего ты, астроном-любитель взял, что мы в нашем полушарии? В нашем полушарии, как известно, середина марта… холодно, снег лежит! А здесь травка зеленеет, солнышко блестит… птички… вернее птеродактили, поют.

— Ну, тогда где созвездия южного полушария? Где Скорпион, Южная Корона, Весы? Большой Пес, Единорог? Где все?

— То есть, ты хочешь сказать?.. начал Илья.

— Подожди!.. Борис лихорадочно обдумывал услышанное, — подожди… повторил он, — а может мы в другой галактике?

— Нет, мы в параллельном мире, — недовольно поморщился Марек. Вы ребята вроде выпили немного, а уже такой бред несете…

— А сам-то? Юрский период…

— Я, положим, пошутил.

— А разве все, что с нами происходит… развел руками Илья, — разве это не бред?

— Точно! — подхватил Марек издевательским тоном. Это бред и вы мои галлюцинации.

— Сам ты галлюцинация, — хмыкнул Борис, — в зеркало давно смотрелся?

— За собой последи! — немедленно огрызнулся Марек.

Илья невольно окинул взглядом своих товарищей. «Действительно, выглядим не ахти… можно сказать, как бригада бомжей — десятидневная щетина, одеты, кто, во что горазд… Особенно импозантен Марек, со своим голым волосатым торсом и немыслимыми брюками камуфляжной расцветки. Борис, в когда-то голубом, расхристанном комбинезоне спасателя, тоже от него недалеко ушел. Егор в невесть где найденных, безразмерных шароварах и грязной, распахнутой на могучей груди, безрукавки, и вовсе похож на запорожского казака, сбежавшего от турецкой конницы. Только чуприны и не хватает. А на моих джинсах и майке уже трудно понять чего больше — прорех или целой ткани. Одежда здесь буквально горит, в прямом и переносном смысле».

— Вот не знаю, где мы… опять начал Егор, — зато знаю, что здесь работает мощная коротковолновая радиостанция… и не просто работает, а включается в одно и тоже время, два раза в сутки, на полчаса.

— Да ясно все! — заорал Борис. Нас засунули в какой-то громадный павильон… и фильм снимают… или что-то, типа, реалити-шоу…

— Ага!.. прервал его Марек. А динозавры это, по-твоему, компьютерная графика? Чушь! Короче, от вопроса «где?» мы плавно перетекли к вопросам «кто и зачем?» Слушайте!.. по виду Марека стало ясно, что его осенила гениальная мысль. Я понял! Нас усыпили газом и перенесли на какой-то остров! Вон, даже море видно рядом! А динозавров и насекомых размером с огурец, создали суки генетики… помните как в «Парке Юрского периода»?

— А здание Института и окрестности, тоже перенесли? — скептически поинтересовался Борис.

— Декорации.

— А звезды на небе перерисовали?

— Да пошел ты в жопу со своими звездами! Тебе лишь бы чужую теорию изговнякать!

— Сам пошел!

— Тихо парни! Разгалделись, как на базаре! — прикрикнул на них Егор. Чем вот так бесплодно рассуждать, мне кажется, надо первым делом установить источник радиосигнала! Может, в нем и есть ответ на все загадки.

— Как же ты его установишь?

— Короткие волны распространяются в пределах прямой видимости. Учитывая, что плато поднимается над поверхностью земли метров на пятнадцать, источник не более чем в ста километрах от нас.

— Успокоил! Нам что же, все окрестности на сто километров прочесывать? Это не один год уйдет…

— Да какой там не один год… в этих джунглях и дня не проживешь…

— Надо определить направление, — упрямо сказал Егор, и идти туда.

«А ведь Егор-то молодец, верно рассуждает!.. подумал Илья, — на плато нам не отсидеться, рано или поздно достанут… не динозавры, так еще кто-нибудь. А так хоть какой-то шанс… Только как определить направление?»

— А как определить направление? — спросил он. Пеленгатора-то у нас нет.

— Я уже над этим думал, — сказал Егор. Короткие волны экранируются массивной преградой. А массивная преграда у нас что? Правильно, здание Института. Значит можно попытаться во время очередного сеанса походить вокруг него с рацией. Место, где уровень сигнала будет минимальным, как раз напротив его источника.

— Толково придумано! — обрадовался Борис. За это не грех выпить! — и принялся разливать настойку по стаканам. Марек посопел, ища к чему бы придраться, но так и не найдя, поднял свой стакан.

— Ладно, согласен, это дело стратегически важное… Молодец Егор! Найдем эту долбаную радиостанцию, найдем и тех, кто нас сюда упрятал, — он сделал грозное лицо, — своими руками передушу гадов!

Илья не слушал его, обдумывая неожиданно пришедшую ему в голову мысль — если это действительно, какой-то опыт или шоу или спектакль, разыгранный неведомыми режиссерами, то может все не по-настоящему? Может те, кто погиб, на самом деле… просто вышли из игры?..

*****

Здание института, погруженное в сумеречную дымку тумана, уже не казалось Майе чем-то чуждым. Оно было единственной ниточкой, связывающей с домом, воплощением обыденного, но такого уютного мира, в котором она жила до злосчастной ночи накануне отъезда. Да и с окружающим миром оно постепенно сливалось, словно врастало минута за минутой, пропитывалось незнакомыми запахами, поглощало влагу из воздуха, становилось все более привычным, будто давным-давно здесь и находилось. Со временем ветер принесет сюда споры и семена местных растений и деревьев, насекомые облюбуют новое пространство, может быть и люди в конце концов, обживутся. Выбора-то нет.

В таком философском ключе Майя размышляла, сидя у окна в своей комнате. Да, да, именно в своей. Недолго она прожила в удобствах директорского кабинета. После ужина Альбина отвела ее в сторонку и со свойственной прямолинейностью поставила в известность, что Майино присутствие нежелательно этой ночью, да и в дальнейшем тоже.

— Ласточка, ты не обижайся, — подруга ласково потрепала за щеку, — ты же умница, все понимаешь. Но такой классный мужик здесь один. Грубоват, конечно, но ничего, в этом своя прелесть…

Что Майе оставалось делать? Только убраться восвояси. Хорошо хоть, вещички не все перетащила. Настроение это, разумеется, не улучшило. К тому же, за ужином Марек на нее ни разу даже не посмотрел. Он был на удивление собран, не балагурил, лишь сосредоточенно поглощал нехитрые разносолы.

Значит, теперь она опять одна? Девушка походила по комнате. Села в кресло, покрутилась, придвинулась к столу. Продолжить что ли дневник? Открыла тетрадку, написала пару строк, но, повертев в руках карандаш, отложила в сторону. Темновато уже, да и что писать? Так можно всю тетрадь исписать всякими глупостями, от которых толку ноль. А мысли все вертелись по кругу. Как это не странно, но ее занимали отнюдь не динозавры, не череда ужасных смертей, не бедственное их положение. Вот почему так бывает? Весь мир вокруг враждебный, люди погибают, а ее волнует лишь — где сейчас и что делает один человек. Неужели опять со Светкой? Да разве эта прибабахнутая лучше Майи? Нет, ничем не лучше… А если прямо ему сказать, не ходи к ней? Эта мысль была тут же изгнана с позором. Уж лучше одной сидеть, чем услышать насмешки и пожелания не совать свой нос, куда не просят.

Убывающая луна уже выплыла на темное, затянутое рваными тучами, небо. Опять дождь, что ли будет… На фоне глубокой синевы показались две точки. Они стремительно приближались. Майя приникла лицом к стеклу. Черные силуэты напоминали птиц. Только это были совсем не птицы. Они пролетели мимо института и скрылись за деревьями. Ну, вот, начинается. Глядишь, и еще кто пожалует… А она сидит здесь одна, случись что-нибудь, узнают только утром, да и то, если заметят ее отсутствие за завтраком…

Страшно-то как! Освещения в комнате никакого. Поднеси руку к лицу — и то ничего почти не видно. А когда луна выглядывает ненадолго, тени ползут по стенам и полу, а в них мерещатся чудовища. Придется идти ложиться на окаянный стол, бока отлеживать. Дверь предусмотрительно заперла, создав иллюзию защищенности. Завтра надо будет все-таки сходить за матрасом на склад. После мягкого дивана это постель показалась совсем убогой.

В дверь тихонько постучали. Сердце у Майи оборвалось. Она на цыпочках подошла к двери и спросила почему-то шепотом.

— Кто там?

— Это я, Марек, открой!

От звука этого голоса девушка чуть не запрыгала от радости. Значит все-таки он не со Светкой!

Марек втиснулся в слегка приоткрытую дверь и тут же ее за собой закрыл. В руке у него был большой аккумуляторный фонарь.

— Значит, прогнали? — не смотря на вопросительную интонацию, это прозвучало как утверждение. Он огляделся со скептическим видом. Ну, ты даешь, мамзель, не могла что ли лучшего места найти, для поселения?

— Да мне сначала понравилось… Майя удивилась своему виноватому тону, — и тут чисто, по сравнению…

Но Марек ее не слушал.

— А дрыхнешь где? На полу что ли?

— На столе, — ответила она, продолжая чувствовать себя виноватой. Вон на том зеленом коврике.

— Ах, на коврике! Ну, чисто принцесса! Слушай, мне завидно!

Фонарь был направлен на Майю, и поэтому выражения его лица она не видела, но и так было понятно — прикалывается.

— И все-таки, я имею предложить вам другой вариант…

Он придвинулся, и Майя почувствовала, как его теплая рука приобняла ее за талию, — Поговорим, как мадам с джентльменом? Я хочу дать приют несчастной сиротке… э-э?.. ну, куда ты?

Девушка попыталась отстраниться, бормоча:

— Шустрый какой… приют он даст…

— Нет, если ты любишь одиночество, можешь, конечно, оставаться… Марек демонстративно развел руки, показывая, что не собирается ее насильно удерживать. Но знай, упрямая девица, ночью здесь по коридорам бродят приведения… неупокоеные души невинно убиенных… он заухал большим толстым филином и начал бормотать замогильным голосом. Где Майя? Где Майя?

Майе было одновременно смешно и страшно. Страшно от мысли, что если он сейчас уйдет, она опять останется одна. Да и вообще, разве она не хочет пойти с ним? Чего ломаться, зачем делать вид, что ей неприятно его предложение?

— Хорошо, — сказала она внезапно деловым тоном, — убедил… только вещи соберу.

— Вот это другой разговор! — немедленно взорлил Марек. Да какие такие вещи? Завтра перетащим.

По дороге они разговаривали о каких-то пустяках, которые даже не остаются в памяти. Куда они идут, Майя не поняла. Все внимание сосредоточилось на ощущении тепла от Марековой руки. Щеки пылали, сердце в груди прыгало. А все-таки сегодня не такой уж и плохой день. Есть с чем сравнивать. Наконец, Марек остановился перед одной из дверей, распахнув ее перед девушкой, склонился в шутливом поклоне.

— Прошу вас мадмуазель! Заходите, не стесняйтесь. Должен сразу предупредить — это, конечно, не шикарное директорское помещение, но диван, по крайней мере, имеется.

— Кто здесь живет? — Майя на ощупь пробиралась через какие-то стулья, мимо стола, к продавленному дивану, — я никому не помешаю?

— Надеюсь, что нет, — Марек уселся рядом с ней, отчего диван протяжно заскрипел, по-хозяйскиприобнял за плечи, — это, вообще-то, мои апартаменты.

Она пыталась подыскать слова для вопроса… но все они были, какими-то фальшивыми и пошлыми. «Кажется, здесь не прибрано, может быть, мне?..» Или: «Мы будем спать вместе?..»

— Я хочу, чтобы ты здесь осталась, — сказал он, непривычно серьезным тоном.

Майя удивленно глянула ему в глаза.

— Ты не бойся, — поспешно сказал Марек, неправильно истолковав ее взгляд. Голос его вдруг стал хриплым. «Неужели волнуется?» — с каким-то облегчением подумала Майя.

— Не бойся, — сбивчиво повторял Марек, — я тебе… я тебя… только если сама захочешь… Как-то спокойнее… когда ты под присмотром… он вдруг поцеловал ее в шею.

*****

Целовал неспешно, со вкусом. Отросшая щетина стала мягкой и почти не кололась. У Майи была возможность отклонить ласку. Разум занудствовал — так неправильно, так не должно быть. Что он подумает о ней завтра? Но чувства тут же возражали: завтра… оно ведь может и не наступить… пусть все будет сегодня. Влажные губы, ладонь на затылке… и Майя не оттолкнула. Ощущение реальности исчезало. Настоящими были только руки, ищущие, жадные, да сухая горячая кожа так тесно, так близко. Марек что-то ласково говорил, она не слышала… Все в ней кричало о жизни. Несмотря ни на что, вопреки. А иначе для чего тогда все…

Впервые за эти тяжелые дни к Майе пришло ощущение покоя. Даже в этом сумасшедшем мире с ожившими кошмарами и смертью, можно быть счастливой. Зарывшись лицом в ее волосы, Марек спал, прижав ее к себе. Тяжелая рука лежала на худеньких плечах, а его дыхание щекотало затылок. Рано еще умирать…

*****

Наконец-то закончилась эта муравьиная возня. Все чего-то копошатся, делают. Как будто это им поможет. Прям коммуна — мечта дедушки Ленина. Как они надоели. Жаль Юрик коньки двинул, вот с кем было здорово отрываться. Но у нее есть одна маленькая радость. Ладони вспотели от предвкушения…

С утра ее разбудила Маринка, потащила готовить дурацкий завтрак. Что за идиотская повинность, не нанималась она им кашеварить. Но все же пришлось идти, не конфликтовать же с этими сумасшедшими тетками. Помучалась несколько часов, зато после можно было сладко поспать, что она и сделала.

Проснулась уже под вечер. Первым делом сунула руку под матрас и вздохнула с облегчением. Перед самым пробуждением ей приснился жуткий сон, что пока она парилась в этом идиотском буфете, ее комнату обыскали. Светка перепугалась до одури — под матрасом с ворохом не очень свежих тряпок, заменяющих ей постель, было спрятано сокровище — именно так можно было назвать килограммовый пакет «снега», который она стащила у этих недоумков.

У-ф… Слава богу, пакет был на месте. Светка полежала успокаивая бешено бьющееся сердце. Настроение понемногу стало улучшаться.

Это ж как все удачно сложилось — покувыркавшись с болтливым Мареком, она узнала, что, оказывается, под боком находится целый «клондайк». Пятьдесят килограмм кокса из бандитской фуры! Эти лошары даже не удосужились его получше спрятать. Глупо было не воспользоваться таким шансом. До чего ж она все хорошо устроила! Украсть не составило никакого труда. У нее в жизни еще не было столько кокса сразу. Предки в последнее время жадничали, контролировать пытались. Папенька все в универ ходил, утрясал с преподами ее хвосты. А мамаша, знай только, нравоучения свои нудила…

Вот уже третий день Светка мечтала о ночи, когда все утихнет и можно запереться в своей комнатушке и кайфовать. И третью ночь ожидания оправдываются. Злоупотреблять она не станет — она ж не наркоманка. Так, чтоб жизнь веселей была. Она втянула порошок в ноздрю, потом еще. Задержала дыхание. Остатки собрала пальцем со стола и втерла в десны.

А вообще, ей здесь нравится. Веселый такой мирок. С динозаврами. А до рассвета еще далеко. Еще раз можно будет догнаться. До чего же классно. А днем опасно — кто-нибудь допрет, что с ней, тот же бандюга. Уж он-то просечет мигом. И отнимут. Ну уж нет, ни в жизни этим тупым идиотам не поймать ее. Кто тут самый умный? Ха! Конечно, Света. Надо будет — еще возьмет, и никто не догадается…

Душно. Открыть окно. Они говорят — нельзя. Плевала она на их правила. Кто вообще их придумал? Кучка недоносков будет ей указывать, как жить? Да ни за что! Она устала подчиняться. Хватит.

Тело было легким и послушным. Светка, почти паря в воздухе, в пару длинных затяжных прыжков очутилась у окна. Распахнула окно — чудный аромат наполнил комнату. Свежесть дивными струящимися потоками текла вокруг. Как же хорошо! Черное небо мерцало звездами — они сверкали и переливались. Целую бесконечность Светка любовалась этим великолепием. Она дышала полной грудью, наслаждаясь каждым вдохом. Деревья пели от счастья. Ветер любил их, ласкал шероховатые стволы своими прикосновениями. И небо любило. Шорох веток, самозабвенно сплетающихся в экстазе, рождал мелодию. Она звала и манила с собой, туда. Девушка встала на широкий подоконник — ее место там. В мире совершенства и любви — она царица, божество. И не могло быть иначе. Эта ночь, как и все предыдущие и последующие — для нее одной. А глупые людишки пусть суетятся со своими мелкими проблемами.

Света шагнула в зовущее пространство. Оно приняло ее в свои объятья, несло как перышко. Из стороны в сторону. Плавно и нежно опустило. Она лежала, уткнувшись лицом в землю, пахнущую так сладко, так изумительно. Сердце замирало от нахлынувшего счастья. Осознание собственного совершенства восхитительно кружило голову. Она перевернулась на спину и от увиденного зрелища чуть не задохнулась от восторга. Ее со всех сторон окружали великолепные растения. Покачиваясь на тонких стеблях, они кивали огромными ярко-малиновыми цветками. Тянулись к ней изумрудно-зелеными листьями. Она протянула руку и наклонила к себе одно из божественных созданий природы. Нежные лепестки ласково прикоснулись к лицу, словно вбирая его в свое бархатное нутро. Осыпавшаяся пыльца защекотала в носу. Светка чихнула и тихонько рассмеялась. Ни с чем несравнимое блаженство заполнило ее целиком. Слезы заструились по щекам.

Ей не выдержать такого счастья одной. Она просто сойдет с ума. Надо подарить это чудо людям, чтобы они ощутили эту упоительную красоту. Они же не виноваты, что так несовершенны. Пусть насладятся, почувствуют хоть частичку этого.

Светка бережно срывала цветок за цветком, пока в руках не оказалась огромная охапка. Прижав ее к груди словно младенца, водила ладонями по гладким стеблям, шелковистым листьям, чтобы как можно полнее насладиться, вобрать в себя сказочные ощущения. С сожалением оторвавшись, положила букет на подоконник и залезла обратно в комнату.

Цветам нужна вода! Крадучись, тенью дошла до буфета. Двери там больше не запирали. Зачерпнула воды, жадно припала и пила, пила… Букет с трудом влез в горлышко трехлитровой банки, найденной в одном из шкафов. Высунув от усердия язык, она впихивала непослушные стебли, они гнулись и ломались. Скоро потрясающий букет был водружен на буфетную стойку, а пол вокруг усеян яркими лепестками и обрывками листьев.

Пальцы стали липкими от цветочного сока. Светка понюхала ладонь и даже зажмурилась от терпкого сладковатого запаха. Попробовала на вкус — чудно! Тогда она медленно облизала один палец — замечательно! За ним последовали остальные…

Начало отпускать. Пожалуй, надо пойти немного добавить. Совсем чуть-чуть, чтобы легко и сладко заснуть. Светка шла по коридору, уже заранее жалея, что ночь скоро закончится и придется долго ждать следующую.

Дверь заперла на ключ, может, хоть завтра от нее отстанут и не придут будить. Окно тоже надо закрыть. Светка протянула руку… стены как картонные вдруг сложились, накрыв ее… Свет померк. Миг звенящей тишины…

Глава одиннадцатая

От горячей духовки распространялся резкий кислый запах — чтобы мясо не испортилось от жары, пришлось, как следует добавить уксуса в маринад. По-хорошему, перед тем как запекать, надо было его, хорошенько вымочить, но лишней воды уже давно не водилось, поэтому приходилось терпеть эту кислятину.

Наталья, поджав губы, ковыряла ножиком проросшую картофелину. Вечно эта курица чем-то недовольна, подумала Татьяна, кинув на нее неприязненный взгляд. Вторая такая же бездельница — Светка. Та вообще сегодня не явилась на кухню. Ходили к ней, стучали в запертую дверь, кричали даже — ни ответа, ни привета. Блудовала, наверно опять всю ночь с кем-то из мужиков, стерва похотливая. Громче всех возмущалась, опять же Наталья — почему это она должна за всех работать?! (Как же, переработает она… держи карман) Посовещавшись, женщины решили оставить нахалку без обеда. Впрочем, Татьяна сильно сомневалась, что эта мера окажет на Светку хоть какое-то воздействие. Девица в последнее время почти ничего не ела. И так была худая, а сейчас и вовсе отощала, под глазами синяки. Что-то с ней творилось неладное, то хохочет как ненормальная, то в слезы ударяется. Татьяна с тоской вспомнила Варвару Петровну — как же жалко ее… и как не хватает сейчас. Бывшей вахтерше легко удавалось навести порядок среди женской части колонистов, всех вдохновить и мотивировать.

Фатима чистила морковку и редьку для салата. Нога у нее почти прошла и она по собственному почину вышла на трудовую вахту. Вот у кого физиономия непробиваемая, всегда на редкость благодушная. Она улыбалась и даже пыталась шутить. Потихоньку, помаленьку, между ней и Татьяной завязался разговор о детях. У самой Фатимы, как выяснилось, детей не было, но она очень любила двух своих племянниц погодок, пяти и шести лет, и готова была вспоминать про них часами. Татьяне, понятное дело, детская тема была близка, и она тоже готова была без устали рассказывать про своих сыновей.

— …ой, а еще, мы на даче были, я с делами в доме возилась, а за ними присматривала свекровь. Женьке около четырех лет было, ну Гришке побольше. Бабка задремала, а эти шалопаи уехали на трехколесных велосипедах со двора. Я, глядь — нету детей. А они уже успели далеко уехать. Оказывается, малой подбил старшего маме за цветами на луг съездить. Ох, а я и не знала, то ли наказывать, то ли нет. Но ремня все же получили… от папаши.

— Да уж, от детей одна морока, — равнодушно констатировала Наталья, утирая лоб тыльной стороной ладони. А вот все же интересно, кто догадался сюда цветы притащить? Признавайтесь, девки, у кого тайный поклонник завелся?

— Да ну тебя, какой там поклонник, — Фатима жеманно поджала губы, — тем более тайный. А если и поклонник… с какого бодуна он потащит букет в столовку?

— Ну а кто ж тогда? — Наталья скривилась, словно только сейчас почувствовала кислый запах из духовки. Сама, что ли сюда эта банка прискакала? И еще интересно мне, где ж такие растут, что-то я раньше их не замечала…

— Да ты много ли по округе ходила, подруга? — саркастически хмыкнула Фатима. Дальше сортира-то никуда и не ходила… А банку эту я помню… в ней капуста квашеная была.

— А ты, прям, ходила? — огрызнулась Наталья. Я про то говорю, что вообще таких цветов не знаю…

— А много ты их знаешь?

— Ну, уж наши-то все знаю!

— Когда ж мне последний раз цветы дарили? — Татьяна мечтательно вдохнула и поднесла лицо к нежному бутону, — Красивые какие, а благоухают… надо узнать у мужиков, где растут, тоже такие хочу в комнату.

Утром, едва она заглянула в буфет, в глаза сразу бросилась эта красотища. Действительно, что за цветы такие? Какие-нибудь орхидеи? Татьяна еще раз поправила букет — совсем неаккуратно он был поставлен в банку.

— Здорово девицы! — грянуло за спиной.

Татьяна вздрогнула и обернулась. На пороге столовой красовался Марек, собственной персоной, всклокоченный, голый по пояс и жизнерадостный не смотря ни на что.

— Господи! — буркнула Наталья. Напугал черт бородатый. Это что же так орать-то?

— А я мимо шел… продолжал Марек, не обращая внимания на ее недовольство, — запах вкусный из буфета, аж кишки свело… Ну у вас и баня тут!.. он вытер со лба пот. Хоть бы окно открыли. Еще каким-то парфюмом несет. Это что за веник? — поинтересовался он, проходя возле банки с букетом.

Фатима всплеснула руками.

— Тьфу на тебя! Это ж надо такую красоту веником назвать!

— Ну, и откуда красота?

— Не знаем… Татьяна пожала плечами, — кто-то ночью поставил, мы не видели.

— Ясно… А что у нас на обед?

— Мясо… только оно кислое от уксуса… вымачивать надо было, а воды нет, — Татьяна улыбнулась. Улыбка получилась виноватой, словно это по ее недосмотру кончилась вода и мясо получилось кислым.

— Кислое, говоришь? — оживился Марек. Придется пробу снять… ну-ка дайте-ка тарелочку с вилочкой! Вдруг есть нельзя…

— Съедите, куда вы денетесь, — усмехнулась Фатима, — скоро и такое закончится, если не почешитесь.

— Конечно! — подхватила Наталья. И воды нет совсем! Когда за водой пойдете?

— Не волнуйся Наташечка, — ворковал Марек, — нетерпеливая ты наша! Скоро, скоро принесем тебе водички! — открыв духовку, он орудовал вилкой пытаясь ухватить ближайший кусок мяса. Наконец, это ему удалось. Присев за ближайший стол, он, обжигаясь, стал откусывать от еще шкворчавшего куска.

— Мня… муам… хлеба нет?

— Да не торопись ты, господи! — засмеялась Татьяна. Пусть остынет хоть!

— Хлеб ему еще… бурчала Наталья. Откуда хлеб-то? Могу дать сырую картошку… будешь? — она поднялась со стула, держась за поясницу. Ох, спина… Ой, девки, что-то голова закружилась…

— И у меня, — сказала Фатима, — дышать здесь нечем, правда надо окно открыть.

Марек, меж тем доел мясо, и теперь задумчиво ковырял вилкой в зубах.

— Действительно, кисловато… ну, ничего не поделаешь… Девчонки, водички бы… запить.

Татьяна показала рукой.

— Вон там, под стойкой в баке… еще немного оставалось.

— Где? А вот… спасибо… было слышно, как Марек скребет алюминиевым ковшом по дну. Блин, девки!.. тут лепестки от вашего веника в бак нападали… Чего вы не смотрите-то?

— Ой!.. он вроде ж крышкой был закрыт… удивилась Татьяна.

— Ага, крышкой… Марек шумно глотал воду прямо из ковша. Вон она крышка… рядом прислонена.

— Подумаешь, лепестки… сказала Наталья, усиленно растирая виски, — Брезгливый какой! Небось не козявки… не отравишься поди…

*****

Утро все-таки наступило. И какое это было утро! Сквозь жалюзи узкими полосками пробивался солнечный свет. В замысловатом танце кружились невесомые пылинки, опускаясь на старое колючее одеяло. Тишина… Майя не спешила вставать. Пусть это благостное состояние продлится как можно дольше, тревоги и заботы еще успеют омрачить этот день. А может, обойдется?

Даже хорошо, что Марека нет в комнате. Все же в самый первый миг пробуждения могла возникнуть некоторая неловкость. Что принято говорить в таких случаях? «Доброе утро, как спалось?» Или может: «Ах, этот диван такой скрипучий…» И как вылезать из постели? Завернувшись в одеяло? Нет, эта пестрая тряпка похожая на старую шторину будет волочиться за ней на полметра. Уж лучше голой. Хотя, это тоже плохая идея, потому что выглядит она наверняка как чучело, что и немудрено в нынешних-то условиях…

Однако, а где же Марек? Она почувствовала какое-то смутное волнение, но постаралась его отогнать — это утром слишком прекрасно, чтобы портить его всякими глупыми сомнениями.

Майя бодро соскочила с постели и сладко потянулась. Сегодня не ее очередь готовить обед, так что, можно сказать, не проспала. Белье отыскалось в пыли под диваном. Вид у него был такой, что надевать не хотелось. Ладно, в чемодане найдется что-нибудь чистое, а добежать до комнаты можно и в одном халате. А вот, кстати, и халат, изрядно помятый — висит на спинке стула.

Пригладив кое-как, торчавшие в разные стороны волосы, Майя вышла в коридор и направилась к своей комнате. Интересный вопрос — переносить вещи или нет? Поразмыслив, девушка решила не торопиться — в конце концов, это всегда можно успеть.

Войдя в комнату, Майя первым делом наткнулась на укоризненный взгляд Альбины.

Прекрасная дамочка (когда только успевает за собой следить?) развалилась в ее кресле и предавалась задумчивому курению.

— Ну, ты даешь, — досадливо поморщилась она, — где шляешься? Уже второй раз прихожу…

— Я это… в общем… Майя сперва смутилась, а потом разозлилась. Тебе-то что за дело?

— Ершистая какая… Альбина ухмыльнулась, — Надо полагать, девочка ночевала не одна… и с кем же?

— С кем надо! — Майя вовсе не собиралась отчитываться перед этой самовлюбленной куклой. Выставила ее вчера, как нашкодившую кошку, а теперь, видите ли, интересуется.

Альбина покивала.

— Ясно…Честно говоря, не понимаю, что ты в нем нашла? — она пожала плечами, — думала, вы со Славиком подружитесь.

— Аля, я могу то же самое о твоем Виталии сказать, — огрызнулась девушка и, присев, принялась рыться в чемодане.

Ничуть не смутившись, та расхохоталась.

— Да не дуйся ты! О вкусах не спорят. Нормальный мужик этот Марек, — она примирительно махнула рукой, и встав с кресла, присела на краешек стола, — судя по твоему потрепанному виду, умеет не только языком трепать… А про Виталика ты это зря. Такое дело, веришь — очень жаль его.

— Ну, ты даешь, нашла, кого жалеть, — Майя удивленно вскинула голову, спрятав в карман извлеченные из кучи теплой одежды трусы, — вот Илью мне жалко.

— Илью, само собой, а тут другое дело, — Альбина помолчала, куда-то подевалась маска высокомерия, лицо стало по-детски беззащитным, — вот уж не думала, что со мной такое приключится когда-нибудь… Извечная бабская дурость… Ладно, не будем о грустном.

— Не будем… согласилась Майя, с сожалением отметив, что влажные салфетки в упаковке почти закончились.

— Не в курсе, какие у наших самцов грандиозные планы на сегодня?

— Марек говорил, что за водой на речку собираются.

— А… ну да… Виталик тоже что-то такое вчера поминал… Слушай!..Альбина заговорщицки понизила голос, — а тебе не кажется, что Светка беременна?

— Что? — Майя, от удивления захлопала глазами.

— Это был бы номер! — продолжала Альбина, не слушая ее вопроса. Вид у нее больно тошнотный… и не ест почти ничего…

— Зачем ты… зачем ты мне это говоришь? Какое мне до нее дело?

— Так-таки и никакого? — Альбина пожала плечами. А вчера мне показалось — было дело. Ты это… продолжала она, как ни в чем не бывало, — не желаешь во двор прогуляться, посетить, так сказать, место общественного пользования? А то одной страшновато.

— Виталика с собой возьми, — безжалостно сказала Майя.

— Дурочка! — беззлобно констатировала Альбина и, покачивая бедрами, вышла из комнаты.

Майя задумалась, уставившись в одну точку на стене. «Даже не знаю, то ли меня волнует сам факт возможной беременности Светки, то ли, что это может коснуться и Марека? Сердце холодеет при одной мысли… Впрочем, что это я ерунду несу — если это признаки беременности, то уж никак не от Марека, а гораздо раньше. Да… ревность страшная штука, раз я совсем соображать перестала».

Приведя себя в более-менее приличный вид, Майя выскочила из комнаты. Что ни говори, а Альбина права — без посещения мест общего пользования не обойтись. Под эти самые места приспособили канализационный колодец во внутреннем дворе института. Соорудили над ним будку из фанеры, кое-как присобачили стульчак, да так и пользовались.

Идти туда одной, действительно было страшновато, хоть и светло вокруг, зря, выходит, отказалась от Альбининого предложения.

*****

Вернувшись в институт, Майя поразилась царившей в коридорах тишине и пустоте. Сколько, интересно, времени, что так тихо?

Отпущенная дверь на тугой пружине, хлопнула оглушительно громко. Майя вздрогнула и втянула голову в плечи. Смущенно подумала — с некоторых пор она стала чересчур пугливой… и боится оставаться одна.

Вот и центральная лестница. На вахте никого. Может, ушли в обход? Прислушиваясь и невольно ускоряя шаг, Майя заспешила к буфету. Уж там-то должны быть люди. Ни звука. Странно. Обычно в это время готовят обед — женщины громко разговаривают, смеются, гремят посудой. Там же обязательно толчется кто-то из мужчин. Шуточки — прибауточки, разговоры, споры, заигрывания — если и не весело, то, по крайней мере, оживленно. Страх сдавил грудь. Не дойдя до буфета, Майя остановилась, оглядываясь по сторонам. Что же случилось? Где все, где Альбина? Марек? Спокойно… она глубоко вдохнула. Все в порядке, надо идти. Совсем психованная стала. Девушка украдкой оглянулась — не видел ли кто ее глупой паники, и нарочито расслабленным шагом направилась в столовую.

Пять шагов, три… Тело плевало на ее рассудительность и само собой подобралось, напружинилось, готовясь к спасительному бегству. В висках бухал молотом пульс. Майя остановилась на пороге. В первое мгновение показалось, что столовая пуста. Распахнутые окна. Слепящее утреннее солнце. Стол, заставленный посудой и… никого. В следующий миг она заметила Альбину. Та сидела рядом с лежащей на холодном кафельном полу Татьяной и трясла ее за плечи. Голова женщины болталась как у тряпичной куклы, глаза закатились, обнажив белки.

— Беги, зови на помощь кого найдешь! — свистящим шепотом сказала Альбина. Эта вроде еще жива. Насчет остальных не знаю…

Майя стояла в ступоре, во все глаза таращась, на торчащие из под стола, полные женские ноги.

— Это Фатима, — пояснила Альбина, — а у стены Наталья. Да беги же, дура!

Майя уже было бросилась в коридор, но, натолкнувшись взглядом на Марека, застыла. Он лежал вниз лицом. Кровь на полу под ним слегка запеклась. Альбина выругалась и, отпихнув ее, сама побежала за помощью. Мысли в голове ворочались тяжело, словно пудовые. Почему именно он? Ну, зачем он пошел сюда, не остался рядом с ней?

Майя присела рядом и осторожно дотронулась до шеи под скулой. Ничего. Сердце упало и покатилось куда-то. В панике пальцы метались по коже, пока не наткнулись на слабо-пульсирующую жилку — есть! Неимоверное облегчение окатило с головы до ног. Жив. А кровь? Лицо в крови… Разбита бровь, а возможно и нос. Но это же не смертельно. Это же пустяки… Надо перевернуть на спину. Нет, нельзя, она знает — вдруг что-то с позвоночником. Что тут произошло? Они отравились? Майя поглядела на обеденный стол, уставленный мисками со всякой снедью. Кто скажет ей, что случилось? Он просто без сознания или умирает? Он спас ей жизнь, а она ничего не может для него сделать. В груди щемило. Как же больно. Слезы лились, застилая окружающее пеленой. Она бросилась к баку — алюминиевая кружка с мерзким звуком проскребла по дну. Нет воды. Легонько пошлепала его по щекам. Не помогло… Да очнись же! Как он смеет бросать ее теперь.

— Шмыгая носом, девушка утерла слезы. Ну, хватит — пожалела себя и довольно! Он же дышит, он живой, чего же она оплакивает его раньше времени, кличет беду. Вот сейчас он откроет глаза и улыбнется, надо только подождать. Столько времени, сколько надо. Сейчас она возьмет себя в руки, перестанет биться в истерике. Слезами горю не поможешь.

— В коридоре послышался приближающийся шум голосов. В столовую ворвались люди. Алексей Федорович, Илья, Семенов. Кто-то еще. Что-то кричала Альбина.

— Ну-ка, ну-ка девочка… доктор, осторожно отодвинув Майю, склонился над Мареком.

— В суматохе и внезапно возникшей толчее она так и осталась сидеть на холодном полу с зажатой в руке кружкой. Сквозь шум голосов выхватила голос Алексея Федоровича — «Все живы… без сознания… травм нет…»

— А эта что? Тоже что ли? — Крюк стоял рядом с Альбиной, указывая на Майю. Что с девкой-то?

Ее тормошили, о чем-то спрашивали…

О зубы стукнулось горлышко фляжки. Машинально Майя глотнула. Дыхание перехватило, казалось, сердце на миг остановилось. Как огнем опалило рот, жар быстро пошел вниз по пищеводу. И через секунды стало легче. Она обмякла. Устыдилась. Бессовестная. Сейчас помощь нужна другим… Мареку, а она не может взять себя в руки. Опершись о подвернувшийся стул, девушка поднялась на ноги. Что-то делать, только не сидеть, не давать волю чувствам.

Пострадавших перенесли в медпункт. Майя вызвалась помогать ухаживать. Никто не возражал.

*****

Тело Светланы лежало в нелепой позе, словно она умерла прямо на ходу и упала уже неживой. Алексей Федорович кряхтя, поднялся.

— Часов пять или шесть назад, судя по окоченению…

Сквозняк из открытого настежь окна трепал занавеску. Вскрытый пакет с кокаином лежал на столе. Прапорщик Николай положил на место откинутый матрас, и присел на край письменного стола служившего покойнице постелью.

— Как ты догадался? — мрачно спросил Семенов.

— Дружок ее, торчек, тоже коксом баловался… ну логично предположить…

— Ясно, — сказал Семенов и отвернулся к окну.

— …потом присмотрелся, а у нее сопатка-то в пыльце… продолжал бубнить Николай у него за спиной.

— Откуда девушка узнала про наркотики? — ледяным тоном осведомился Алексей Федорович. Почему вы никому не сказали? Почему мне не сказали?

— Потому и не сказали… Семенов не поворачиваясь, пожал плечами. Думали, пока спрячем, а потом сожжем или выкинем от греха подальше… Да вот закрутились и забыли… такие дела.

— Кто еще знал про дурь? — осведомился Николай.

— Да никто, только мы вчетвером… кто присутствовал… Я, то есть, Илюха вон, да Егор с Борисом. Ну, может еще этот… Виталий.

— Ну, она-то, откуда узнала? — повторил вопрос доктор.

Семенов развел руками.

— Это я… сказал от двери Илья.

Все повернулись к нему.

— Я сказал Мареку… а он видимо ей.

— Точно! — Николай хлопнул себя по ляжке. Он же с ней трахался! Ушлая сучка!

— Что ж ты брат? — укоризненно сказал Семенов, глядя на расстроенное лицо Ильи. Договаривались же… Ну теперь точно сожжем, не откладывая.

— Иваныч? — голос Славки слышался через окно со двора. Иваныч, ты здесь?

Семенов подошел к окну.

— Здесь я… ну что там Славик? Нашел что-нибудь?

— Тут те же цветы, что под окном буфета валялись… только они тут растут… Много. Пахнут приятно…

— Скажи ему, чтоб не прикасался! — крикнул Илья.

Семенов удивленно глянул на него.

— Ты думаешь?.. и, повернувшись к окну. Славик, цветы не трогай! И вообще отойди от них подальше!

— Вы чего? — удивленно таращился на них Николай. Чего это они? — спросил он уже у доктора. На лице прапорщика было явное опасение, что его товарищи разом двинулись умом.

— От чего думаешь, она умерла? — показал Илья на тело девушки.

— Как от чего? — удивился Николай. От чего торчки ласты заворачивают? От передоза, конечно!

— От кокаина бывает передоз? — спросил Илья у Алексея Федоровича. Так чтоб насмерть?

Тот пожал плечами.

— Я не нарколог вообще-то… но слышал, что это не так просто, надо хорошо постараться… например делать инъекции… смешивать с другой дрянью, типа, героина… Но насколько я понял — девушка не кололась…

— Шмыгала она, — авторитетно подтвердил Николай.

— То есть ты хочешь сказать… спросил Семенов, — что это она принесла цветы в столовую? И от этих цветов, все и…

— Это два разных вопроса, — хмуро сказал Илья, — но судя по всему, на оба один ответ — да.

— То есть, вы считаете, что цветы выделяют какой-то летучий яд? — спросил Алексей Федорович. Но тогда почему те четверо из буфета до сих пор живы?

— Она, — кивнул Илья на тело девушки, — их рвала… а значит не только запах, но еще и физический контакт… сок…

— Ой, что-то у меня голова заболела! — пожаловался прапорщик.

— А жопа у тебя не заболела? — поинтересовался Семенов.

— Ё-мое! — продолжал разоряться Николай. Откуда они взялись на нашу голову, цветы эти долбанные? Их же еще вчера здесь не было! Кто-нибудь знает, что это за цветы такие вонючие? Ох, мама моя родная! Да когда же все это кончится?

— Что ты раскудахтался, как баба? — доброжелательно спросил его Семенов. Пора бы уже привыкнуть к плохому. Мне вот одно непонятно, какого лешего, деваха потащила цветы в буфет? Ну, нюхала бы сама, зачем в столовую-то тащить всякую дрянь с улицы? Вот людей потравила… он помолчал и неожиданно закончил, — лучше б это ее звероящеры сожрали! — и перекрестился. Прости меня Господи за эти слова!

— …наверно Марек увидел, как женщины стали вырубаться, — ни на кого не глядя, продолжал рассуждать Илья, — сообразил, что из-за цветов… открыл окно, выкинул банку на улицу… а потом сам… он помолчал, потом повернулся к доктору. Ну ладно, эта умерла…

— Туда ей и дорога, суке! — злобно перебил прапорщик.

— …а остальные, как думаете, надежда есть?

Алексей Федорович покусал усы.

— Как вам сказать… пока человек не умер, надежда всегда есть…

— Доктор — это демагогия!

— А что я могу? — он всплеснул руками. Их состояние… это конечно не кома… по крайней мере, дышат они самостоятельно. Но на раздражители не реагируют, рефлексы отсутствуют. Кормить, поить их принудительно мы не можем, у нас просто нет ничего для этого… никакой аппаратуры и инструментов. Так что, если они в ближайшее время самостоятельно не выйдут из этой… из этого состояния… то… он замолчал, но все было понятно и без слов.

*****

Нашатырь не помог. Ни один мускул не дрогнул в его лице. Под глазами залегли тени, нос как будто заострился. Майя взяла в ладони его лицо, прикоснулась губами к уголку рта. Шептала, наклонившись к самому уху, какой он хороший, какой молодец. Ей так плохо одной, так тоскливо и больно смотреть на него такого. Просила, чтобы он поскорее открыл глаза. Гладила заросшие щеки, целовала без конца мягкие безвольные губы, смачивала их водой.

А ведь женщинам ничуть не лучше. Пожалуй, даже хуже, чем Мареку. А у нее сердце болит только о нем. Вон у Фатимы совсем посинели губы. Говорят, сердце выдержит едва ли. А Наталью жутко скрючило, как параличом. Пальцы не разогнуть до сих пор. Татьяну жаль больше других женщин. Мальчишек ее… Глазищи испуганные. Старший изо всех сил крепится, чтоб не зареветь, а глаза предательски блестят и голос срывается. Малой даже не пытается — слезы так и текут по щекам. Майе опять стало стыдно. Она-то взрослая. А каково детям?

А если он умрет… как ни гнала Майя от себя эту мысль, та возвращалась снова и снова. Почему же никак не уймутся те, кто засунул их сюда? Чья то злая воля, играючи распорядилась чужими жизнями. Какой наделенный властью и деньгами маньяк развлекается за их счет?

*****

Автобус, взревев двигателем, проломился через очередные заросли кустов и хилых березок, туда, где виднелся просвет, оставленный ранее проехавшим джипом. Недовольная таким обращением растительность хлестала ветками по стеклам, скрежетала под днищем. На задней площадке подпрыгивали и гремели пустые фляги. «Словно в танке прём по вражеским позициям» — подумал Илья после того, как залетевший в открытое окошко сучек чуть не угодил ему в глаз.

Поначалу все было неплохо — с трассы через лес, шел вполне сносный хоть и тряский проселок. Эту дорогу Илья знал хорошо, она вела к так называемой «шашлычной поляне» — месту, куда сотрудники Института любили выбираться летом по поводу корпоративных гулянок на природе. Однако стоило миновать поляну, как дорога быстро выродилась в полузаросшую кустарником ухабистую тропу, по которой может кто-то и ходил, но уж точно никто не ездил. Своей широкой мордой ПАЗик явно в нее не вписывался и то и дело залазил в кусты, то левым, то правым боком. В некоторых местах из-за поваленных ветром сосенок проехать было невозможно. Шоферу Андрюхе приходилось включать заднюю передачу и пятиться назад, пока не находился просвет в лесу. Они протискивались в этот просвет и ерзали между деревьев до тех пор, пока не удавалось вновь выползти на проселок. По этой причине, последние несколько сот метров автобус плелся со скоростью немногим превышающей пешеходную, безнадежно отстав от «охотничьего джипа», который давно уже скрылся из виду. Андрюха бурно реагировал на каждую новую преграду, возникающую перед бампером его автобуса, поминутно вспоминая сексуальные контакты с чьей-то матерью, с самим автобусом, а так же с дорогой и с собственной жизнью и судьбой. Он риторически вопрошал отсутствующего в салоне Семенова, что будет, если он сейчас пропорет шину или даже две, или, к примеру, повредит радиатор? И не сам ли Семенов, предложивший этот проклятый маршрут, будет вытаскивать из этой чащи автобус и после его ремонтировать? Сидевший на месте кондуктора таксист, сочувственно ухмылялся и поддакивал (в последнее время они с Андрюхой сдружились на почве извозческой профессии), остальные угрюмо молчали и таращились в окна — чего зря трындеть, ведь никакого другого пути на юго-западный край плато все равно не было. Именно там, по утверждению охотников, река текла под самой стеной, а значит, можно было набрать воды, не спускаясь вниз. Лишний раз подвергнуться нападению населяющих этот мир сухопутных тварей никому не хотелось. Про тварей речных при этом предпочитали не вспоминать.

Наконец, утомившийся слушать горестные рулады Андрюхиных матерков, Крюк, предложил ему на выбор: заткнуться или получить по зубам. Шофер в ответ буркнул что-то неразборчивое, но, похоже, выбор осознал и обиженно молчал остаток пути.

Разглядывая редкий сосняк по краям дороги, Илья рассеянно размышлял. Сосредоточиться в последнее время категорически не удавалось. От его былой уравновешенности не осталось и следа. Лихорадочное возбуждение моментально сменялось тупым равнодушием. То мыслей целый калейдоскоп, за которым невозможно уследить, а то вовсе никаких нет. Оно и не удивительно — прежняя жизнь взорвалась, разлетевшись стеклянными брызгами, как хряснутый об стенку граненый стакан, а новая сразу не заладилась. Наоборот, все больше теряла смысл. Действительно, для чего все? Какой смысл суетиться, дергаться? Надежда выжить? Да бог с вами, все последние события показывают, что это решительно невозможно. Суча лапками, как лягушка в кувшине, можно несколько потянуть время, но стоит ли? Воду в масло не взобьешь. Удивительно, как в Семенове и некоторых других еще оставалось желание напрягаться, вертеться, пытаться выживать, что-то делать для этого. Казалось бы, у каждого, кто наблюдал, как злодейка-судьба эпидемическими темпами выкашивает товарищей, должен был остаться только один вопрос — а не он ли следующий? Логичней всего лечь да лежать кверху пузом в ожидании скорого и неизбежного конца. Не фиг за зря хлопать крыльями увеличивая энтропию вселенной… Тут Илья взял, да и укусил себя за губу. Сильно укусил, больно, даже кажется, во рту стало солоно. Соберись тряпка! Да с какой стати ты тут преисполняешься пессимизмом? Ты самый несчастный? Другие не потеряли за несколько дней сразу двух близких людей? Тьфу, идиот! Разнылся!.. сопли развесил! Вон малолетние пацаны остались без матери и то… И ничего еще не решено! Поборемся еще! И Анютку мертвой никто не видел… и Марек жив… Выживет ли Марек?

Автобус внезапно остановился, так что задумавшийся Илья сильно клюнул носом, едва не расквасив его о спинку переднего сидения. Тут только он заметил, что лес расступился, и они со всего маха выскочили почти что к самому обрыву. Выглядело это так, словно они попали на край света — дальше земли не было, только ослепительное бледно-голубое небо с редкими барашками облаков.

— Приехали, кажись… после длинной паузы сказал Андрюха и открыл переднюю дверь.

*****

Когда Илья подошел к обрыву, стало ясно, откуда это ощущение края земли — леса внизу не было, разве что низкорослые деревца, почти кустарник, да папоротники с хвощами, сплошным зеленым ковром покрывавшие землю до самого горизонта. Местность шла под уклон, и все это море зелени колыхалось под ногами. Не то что на севере, где кроны деревьев высились в десятках метров над поверхностью плато.

Под самой стеной, буквально в метре от ее основания, искрилась неширокая лента реки, огибающая круглый край плато. Над рекой и прибрежными зарослями кружили десятки летающих ящеров всевозможных окрасок и размеров. Мелкота во всех направлениях чертила воздух в поисках насекомых, а более крупные с тоскливыми воплями носились над самой водой. Их, очевидно, интересовала рыба и различные земноводные.

— Красота!

Илья вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял Семенов, как обычно засунув большие пальцы рук за ремень.

— Обрати внимание, вся эта братия вокруг кружит, а сюда ни одна сволочь не залетает.

Действительно, границу плато никто из летунов не пересекал, словно все эти птеродактили и птерозавры старательно сторонились чужеродного мира.

— Ты у самого края-то не топчись, — продолжил Семенов, — и это, кстати, всех касается! — обернулся он к остальным, — А то земелька-то осыплется, не ровен час, а у нас народу и так уже немного.

— Так вот мужики… говорил он спустя пять минут, собравшейся возле джипа команде водоносов, — что я хочу вам доложить… подъехать к самому краю можно только здесь. Там дальше, — он махнул рукой влево, — позиция получше. Река склон хорошенько подмыла, он осыпался и можно, значит, к самой воде спуститься. Там пацаны рыбу-то и ловили, удочка до сих пор валяется… вон Виталий знает, был там… Воды набрать, там конечно легче, да вот только фляги потом придется тащить на руках метров триста, да все по кустам. Сплошная, значит, пересеченная местность. Другой вариант — прямо тут спустить ведро на веревке, да попробовать черпануть. Уж не знаю, что быстрее будет, — он развел руками.

— А веревка есть? — спросил шофер Андрюха. У меня тросик буксировочный в автобусе был, но тут ведь метров пятнадцать надо…

— Веревка-то есть. Да вот сомнения у меня… Семенов задумчиво почесал шею под бородой, — черпать придется у самого берега, то есть пополам с песком и илом… да пока ведро наверх затянешь, еще вдобавок земли со склона наскребешь, да воды выплеснешь половину. Вот и будет улов — полведра грязи!

— Ну, что ж, тогда пойдем к осыпи, — констатировал Слава, — чего время-то терять.

— Потаскаем, что ж теперь… поддержали его другие, — без воды-то нам кранты…

— Да там, тоже ведь не курорт, — все также задумчиво продолжал Семенов, — там, крокодилов, тьма… утянут в воду и вася-кот. Вон, пацанов чуть не сожрали…

— А рыбки-то не мешало бы половить… невпопад сказал Федор, — а то достала уже эта ящерятина.

— Рыбки!.. хохотнул Славка. А крокодилов не хочешь половить?.. в качестве наживки…

Илья представил Федора висящим на леске вниз головой, в неснимаемой бейсболке… и тут его осенило.

— Подождите! А если попробовать воду черпать на удочку… он замолчал, под перекрестными взглядами, мучительно подбирая слова, — ну… соорудить что-то вроде колодезного журавля…

Последовала продолжительная пауза — окружающие обдумывали его слова. Внизу плескалась речка, ветер шумел в верхушках сосен.

— Нет, — сказал, наконец, Семенов, — не годится…

— Почему? — захлопал глазами Илья.

— А ты его видал хоть, журавля-то? Он, брат Илюха, ведро поднять, конечно, сможет. Только как ты до того ведра дотянешься, коли оно будет над серединой реки висеть?

— Да не-е, Иваныч, зря ты так! — возразил ему Славка. Надо только сделать так, чтоб он вращался вокруг центральной оси… ну как подъемный кран…

— Точно! — вмешался в разговор, доселе не проронивший ни одного слова, таксист. Надо врыть в землю железную трубу, диаметром миллиметров сто пятьдесят, а в нее вставить рогатину с перекладиной…

— Рога-атина, с перекла-адиной!.. передразнил его Андрюха. Где ж ты умник, тут трубу возьмешь?

— Сам ты Андрюха-голова-два-уха! — рассердился таксист. Что у них там… он махнул рукой в сторону института, — трубы, что ли не найдется там?

— В общем, и в целом, придумано грамотно, — подвел итог дискуссии Семенов, — так и сделаем… но только завтра. Сами понимаете, пока вернемся, пока трубу эту найдем, пока журавля сооружать станем, уже и стемнеет… еще на сутки без воды останемся.

— Ну чего тогда думать? — сказал Федор. Хватаем фляги и топаем! Где, говоришь, спуск к воде? Хрен с ними, крокодилами, отобьемся как-нибудь!

— Айда, — согласился Семенов, и ухватил за ручку ближайшую флягу.

— У тебя лебедка на джипе работает? — внезапно спросил его Крюк.

Семенов остановился с поднятой ногой.

— Ну?

— Вон та береза, видишь?

Все посмотрели в ту сторону, куда показывал Крюк. Там метрах в трех от обрыва росла одинокая молодая береза.

— Ну? — повторил Семенов.

— Да не нукай, не запряг! Подъезжаешь к ней, разматываешь до конца трос… метров тридцать будет?

— Пятьдесят будет, и что?

— Не догоняешь, что ли? — усмехнулся Крюк. Кто-нибудь с тросом лезет на березу, на верхушке делает петлю… к свободному концу привязываем флягу… вот тебе и удочка! Включаешь лебедку, сматываешь трос, наклоняешь дерево, пока фляга до воды не достанет… разматываешь трос…

— Молодец Виталий! — хлопнул его по плечу просиявший Семенов. Сечешь фишку!

— Секу помаленьку, — согласился тот, обнажив в хищной улыбке крупные желтоватые зубы.

*****

Дневник Майи

Воздух колышется маревом. Асфальт стал мягким. Если такая погода будет еще хоть несколько дней, молодые листочки, проклюнувшиеся на деревьях, попросту засохнут, а трава, только появившись, пожелтеет и завянет.

Вода… как много она значит для человека. Вот сейчас я мечтаю оказаться в море, реке или озере. Все равно, где — лишь бы была живительная влага. Чтобы обрести невесомость, чтобы она подхватила меня… и плыть, наслаждаясь каждым движением. Чтобы мышцы ощутили приятную усталость, а тело долгожданную свежесть. Она смоет пыль и грязь, даст силы. Как Венера из пены морской… что-то в этом определенно есть…

Халат прилип к телу, до чего же неприятно…

Только что приходила Альбина. Она и рассказала мне, то, что все кроме меня знают уже давно: Светку нашли мертвой в ее комнате. Маринка обеспокоилась — та не вышла, когда началась заваруха. Дверь была заперта изнутри, но выломать ее не составило особого труда. Светка лежала полуголая на полу без признаков жизни. Сначала подумали, что у нее передоз. Оказывается, в бандитской фуре были наркотики, и она сперла какую-то их часть. Никогда она мне не нравилась, но все-таки стало жалко и ее. Человек же, хоть и непутевый. Вернее была человеком. Про нее уже можно так сказать. Потом жалость моя испарилась — Альбина сказала, что уже установлено, что именно Светка и стала виновницей трагедии. Под ее окнами росли странные цветы, точно такие же валялись под окнами буфета. Илья предположил, что цветы и есть причина загадочного обморока пострадавших. Есть же много природных ядов. В общем, она вылезла во двор, нарвала цветов и зачем-то отнесла их в буфет. Для нее все это закончилось смертью, а остальные могут тоже…

После этого со мной случилась истерика.

Дрянь!Какая дрянь! Убила себя — туда ей и дорога! Но других зачем за собой тянуть?..

Альбина, что есть сил, держала меня за плечи, иначе бы я валялась по полу, билась об него головой и орала белугой. Впрочем, я и так орала. На крики прибежал Алексей Федорович. Вдвоем они меня кое-как успокоили. Сунули в рот какие-то таблетки, которые даже нечем было запить. Альбина теперь смотрит на меня испуганно, видно не ожидала подобных выходок от безобидной доселе Майи. А у меня до сих пор трясутся губы и руки. Не распускаться! Пока они живы, есть надежда!..

…большой новехонький диван с велюровой обивкой водрузили в вестибюль, на место сгоревшего. Остальные разместили в медпункте и соседней бухгалтерии. Теперь наши больные более-менее устроены. Это кажется и все из разряда положительного. А теперь опять о плохом. Наши запасы воды совсем скончались. Последние поскребыши отдали больным. Алексей Федорович сделал что-то вроде капельниц — засунули им в рот трубочки до самого желудка. Теперь они у нас пьют. Им нельзя не пить, ведь человек на такой жаре без воды не протянет и суток.

А нам пить нечего. Надо же, а ведь когда был ливень, набрали, кажется столько много воды. Вот что значит быть неэкономными! Усугубляет ситуацию жара. Сегодня еще с утра солнце как взошло на небосклон, так и висит там бесстыдно, ни разу не спрятавшись за хоть какое-нибудь захудалое облачко. И жарит, жарит нас. Пить хочется все больше. Все разделись, насколько позволяли приличия. Мужчинам с этим, конечно, проще — их форма одежды: трусы, голый торс. Альбина, недолго думая, обрезала полы и рукава халата, по самое, что называется… Мужское население поражено! Виталий, перед тем как уехать, на всех зыркал волком. Я последовала Альбининому примеру, хотя и более скромным образом. Мой халат вообще самый длинный и несуразный. Нет, вру — это просто рост у меня такой… небольшой.

Альбина с Маринкой возятся на кухне с остатками еды, а я продолжаю нести вахту в медпункте. Сестра милосердия, блин! Собственно говоря, сейчас здесь делать совершенно нечего, по-хорошему надо бы пойти, помочь женщинам, но сил никаких. Тупо сижу, смотрю в окно на двор. Там суетятся Егор с Борисом. Бегают, как оглашенные. Егор держит рацию перед собой, как икону, оттого их беготня напоминает, какой-то сумасшедший крестный ход. Кажется, третий или четвертый круг уже нарезают вокруг Института. Непонятно, что им надо. Прапорщик с автоматом на плече наблюдает за ними с крыльца. Курит. Кажется у него одного, только и остались еще сигареты, но он ни с кем не делится — куркуль.

Мужчины, как уехали к реке, так больше пока не появлялись. Мы переживаем за них — все знают, что там небезопасно. Но даже в случае успеха, вопрос пригодности этой воды для питья остается открытым. Опять-таки повторюсь, выбора нет…

*****

Возвращались они уже в седьмом часу. Уставшие, как собаки, хотя свою миссию, выполнить им удалось лишь отчасти.

Поначалу все шло успешно. Бесстрашный Славик забрался на гнущуюся под тяжестью его тела березку и, закрепив на ее верхушке петлю, бросил вниз свободный конец троса с карабином. На нем и закрепили флягу. Семенов аккуратно уперся бампером джипа в ствол березы и включил лебедку. Под непреодолимым усилием троса, березка, жалобно потрескивая, согнулась наподобие лука. Илье с самого начала сомневавшегося, что из этой затеи выйдет что-нибудь стоящее, пришлось признать, что план Крюка сработал на отлично: фляга, зачерпнула воды в нескольких метрах от берега. Лебедка была пущена в обратную сторону и освобождаемая береза, распрямившись, доставила емкость с водой на плато. Все вздохнули с облегчением, и, сообразив, что для данной операции достаточно всего двух человек, принялись заниматься другими делами, а именно, с помощью бензопилы, туристических и пожарных топориков расчищать дорогу к месту водозабора, а заодно и заготовлять подходящие лесины для сооружения журавля.

К сожалению, при спуске на воду пятой фляги, удача их оставила. Не выдержав издевательств, береза с ужасающим треском переломилась и ее верхушка, чуть не прибив Славку, улетела в реку. Далее последовал долгий и утомительный подъем фляги. Долгий, потому что сперва ее пытались наоборот утопить, чтоб все-таки набрать воды. Но она не хотела переворачиваться, мешала верхушка березы, в которой запутался трос. Фляга качалась на поверхности воды, как поплавок и течение быстро прибивало ее к берегу. Длительные манипуляции людей с непослушной посудиной, в итоге привлекли внимание обитателей реки. На поверхности воды, то тут, то там начали мелькать спины с гребнями и широкие приплюснутые головы. В конце концов, все это едва не закончилось трагедией. При попытке утопить флягу с помощью длинного шеста, Федор едва не навернулся вниз. Кто-то невидимый ухватил, погруженный в воду конец шеста и с силой дернул. Легко представить, что случилось бы, если б незадачливый укротитель фляг оказался в реке. По счастью все вопросы сняла железная рука Крюка, в последний момент, ухватившая Федора за брючный ремень. В итоге речным ящерам досталась лишь бейсболка да непитательный шест, которые медленно поплыли по течению. Вновь почувствовав под ногами землю, Федор в первый момент судорожно ощупал руками лысую голову и лишь во второй, смертельно побледнел, осознав, чего он только что избежал благодаря проворству и силе Крюка.

Пока он стоял и хлопал глазами, приходя в себя, Семенов матерясь, включил лебедку и, так и оставшийся почти пустым, злополучный алюминиевый сосуд был поднят на плато.

После случившегося, добывать воду простым забросом фляг в реку уже никому не хотелось. Коротко посовещавшись, мужчины решили, что на сегодня хватит и уже набранных ста литров, а завтра уже соорудят черпалку-журавля, на постоянной основе. Возникла также мысль, что для набора воды можно использовать электрический насос, которыми обычно пользуются обитатели дачных домиков имеющие водоносные скважины. Правда, перед тем как использовать такой насос, его еще предстояло найти, а заодно найти и портативный бензогенератор для его питания. Тем не менее, Семенова эта идея чрезвычайно вдохновила. Он решил, загрузив в джип пару фляг с водой, тут же мчаться в институт, чтоб расспросить Штерна, у кого из его соседей по дачному поселку могло иметься нужное оборудование, и возможно еще сегодня организовать туда экспедицию. С собой он взял Славку. Остальным было предложено добираться общественным транспортом, а чтоб нескучно было ехать, попутно расчистить дорогу.

К моменту их возвращения, Егор с Борисом успели запустить вакуумный фильтр и пропустить через него привезенную Семеновым воду. Мутноватая речная водица, после фильтрации стала чистой и прозрачной — вполне пригодной для бытовых нужд. Для питья ее решили дополнительно прокипятить, мало ли какие там могут быть бациллы. Химического анализа не делали, но судя по обилию в реке всякой живности, в том числе мальков, попавших во фляги вместе с водой, решили, что никаких ядов, типа, солей тяжелых металлов, в ней нет.

В полвосьмого из экспедиции к дачному поселку вернулись Штерн с Семеновым и Славой. Лица всех трех несли на себе легкий налет разочарования. Ездили они туда, по наводке Михаила Аркадьевича, вспомнившего, что у одного зажиточного соседа по даче, вроде бы имелся нужный им насос. Однако визит туда, против ожидания, не принес никаких результатов. Сосед, видно опасаясь мародерства в зимний период, когда на дачах никто не живет, насос со скважины снял и куда-то припрятал. Куда, выяснить так и не удалось. Во всяком случае, тщательные обыски его домика и сарая оказались безрезультатными.

Несмотря на неудачу с насосом, Семенов не выглядел обескураженным, а наоборот светился энтузиазмом. Поиски решено было продолжить завтра. Изготовление журавля, тоже решили не откладывать в долгий ящик, потому что — насос насосом, а журавлями пользовались за триста лет до открытия электричества и горя не знали.

После ужина состоящего в основном все из того же мяса динозавров (правда на этот раз его удалось вымочить, и оно было вполне приличным на вкус), Егор с загадочным лицом предложил кое-что обсудить.

Обсуждать «кое-что» решили тут же в вестибюле первого этажа, благо порядок в нем уже навели и посадочные места, благодаря диванам и креслам из бандитской фуры теперь имелись. К тому же в этом случае в собрании могли участвовать и вахтенные, а также Майя с доктором не решавшиеся надолго оставить больных.

*****

Смеркалось. Солнце скрылось за деревьями, оставив лишь красный отсвет на краю неба. Те, кому не хватило места на диванах, принесли стулья из буфета. Люди тихо переговаривались, кое-кто позевывал. Крюк, устроившись в вахтерской комнатушке, тихонько бренчал на невесть откуда взявшейся гитаре, что-то напевая себе под нос. Сидевший неподалеку Илья, расслышал слова:

Из буфета пришла Альбина, и, вытирая руки полотенцем, присела на краешек стола рядом со своим любовником, кидая на него загадочные взгляды. Тот, казалось, их не замечал, продолжая напевать:

— Ну, я вижу, все собрались? — Егор вышел на середину зала.

— Да все, все! — сказали ему.

— Давай, уже начинай, чего хотел-то?

— Быстрей, а то спать кидает, сил нет…

— Хорошо, хорошо! — закивал Егор. Немного терпения, это всех касается! — он выдержал театральную паузу и продолжил. Все вы знаете, что каждый день и каждую ночь… Хотя про ночь вы наверно не знаете… Так вот: каждый день, примерно с двух двадцати, до без десяти три… плюс-минус пять минут, а также каждую ночь в те же часы, где-то неподалеку от нас работает мощный источник коротковолнового излучения. Мы предположили, что данный источник, вероятно, имеет искусственное происхождение, то есть, мог быть создан некими разумными существами.

— Зелеными человечками? — поинтересовался Федор. Вместо утерянной бейсболки он раздобыл где-то ковбойскую шляпу.

— Неважно, какого они цвета! — парировал Егор, — важно, чтоб были разумными! Согласитесь, трудно предположить, природное происхождение сигнала возникающего всегда в одни и те же часы и длящегося равные промежутки времени.

— А появление нашего идеально круглого плато с идеально отвесными стенками в не пойми каком мире, интересно, можно объяснить с точки зрения природного явления? — поинтересовался Штерн.

Егор на несколько секунд задумался.

— Это вы конечно, правы, Михаил Аркадьевич… наше плато действительно первичная загадка… но в установлении природы источника сигнала, возможно, содержится и отгадка. По крайней мере, никаких других зацепок у нас пока нет.

— А если эти твари нас сюда и засунули? — предположил Николай. И теперь суки, наблюдают за нами, как за крысами… опыты ставят…

Собравшиеся неодобрительно зашумели, на все лады кляня неведомых экспериментаторов. Дождавшись пока гул голосов утих, Егор невозмутимо продолжил:

— Предполагать можно все что угодно… но давайте я все-таки, сначала расскажу, что нам удалось выяснить? Всем наверно известно, что радиоволны в УКВ диапазоне, распространяются в пределах прямой видимости? То есть источник сигнала, находится где-то поблизости. Так вот… мы с Борисом решили выяснить направление, откуда приходит сигнал. Ведь зная направление, можно найти его источник. Поскольку пеленгаторов у нас нет, мы решили поступить просто — использовать рацию, как детектор, а здание института, как экран. А если сказать еще проще: мы собрались во время радио-сеанса ходить с включенной рацией вокруг института… предположив, что в какой-то точке сигнал будет иметь минимальное значение, то есть будет максимально экранироваться зданием, а значит, его источник расположен в противоположной стороне.

— Интересная мысль, — сказал Семенов, — направление по шуму определять… И что? Удалось что-то выяснить?

— Кое-что! — важно кивнул Егор. Во-первых: оказалось, что интенсивность сигнала нарастает постепенно, в течение двадцати минут. Во-вторых: когда она нарастает — направление не определяется! Это поначалу нас ввело в заблуждение… забегались прямо вокруг института… Направление начало определяться только в последние десять минут и чем дальше, тем четче… а потом сигнал разом пропал. В общем, источник сигнала где-то на северо-востоке. Точнее сказать, к сожалению нельзя, — он развел руками.

— И какие выводы?

— Скорей всего источник сигнала спускается с неба на землю. Это объясняет тот факт, что его интенсивность плавно нарастает, а также то, что вначале здание его не экранирует, ведь он находится сверху!

— Сверху, значит… Семенов хмыкнул. Непонятно было, то ли он сомневается в выводах экспериментаторов, то ли, наоборот, пытается их домыслить. А ночью, значит…

— Да! — радостно перебил его Борис. Ночью он, наоборот, поднимается!

— Боря хочет сказать, — поправил приятеля Егор, — что мы так думаем, что поднимается. Проверочный эксперимент собираемся провести этой же ночью.

— Думаете? Это хорошо, что думаете… Семенов взъерошил свою шевелюру, — так вот зачем вам бинокль понадобился, таинственные вы мои… а чего ж молчали-то?

Окружающие напряженно ожидали продолжения малопонятного диалога.

— Да, — Егор скромно потупился, — не хотели заранее шум поднимать… думали, вначале проверим… посмотрим тот сектор…

— Проверили? Откуда смотрели?

— Откуда… с крыши конечно, — сказал Борис, — ничего выше тут и нет…

— И?

— Ничего, — Егор виновато развел руками.

— Внимательно смотрел?

— Все глаза проглядел! Нет ничего, чтоб содержало хоть какой-то намек на искусственное происхождение… с одной стороны там вообще море, с другой лес до самого горизонта.

— Так… Семенов что-то прикидывал, — высота здания около двадцати метров. Плюс еще высота плато, метров десять… значит все вместе — тридцать метров… ну, пусть тридцать пять. Славик, какая с такой высоты дальность видимости горизонта?

— Километров двадцать, — сообщил тот после секундной заминки. В зависимости от рельефа местности, может быть меньше, но в любом случае не больше двадцати трех. Это конечно, если принять, что искомый предмет имеет нулевую высоту, — Слава хихикнул.

Борис с Егором переглянулись.

— Ну а если искомый предмет высотой метров десять, — продолжал Слава, — то теоретически его можно заметить километров за тридцать… если, конечно, располагать очень хорошей оптикой.

— Каковой мы не располагаем, — закончил за него Семенов, таким образом, остается предположить, что этот ваш источник, либо хорошо замаскирован или скрыт в складках местности, либо находится за пределами линии горизонта и отсюда нам его не увидеть. Иными словами — если он достаточно мощный, то место его посадки может находиться и за пятьдесят и за сто пятьдесят километров от нас. Ну, что на это скажете, господа ученые?

Егор с Борисом подавленно молчали. При данном раскладе, все их достижения сводились к нулю.

— А вот еще интересно, — побурчал из своего угла Штерн, как это понять: «с неба»? Он что, на лифте спускается? Свечкой вниз? Солдатиком ныряет? Насколько мне известно, космические аппараты спускаются по скользящей полубаллистической кривой. В этом случае никаких эффектов подобных описанным молодыми людьми, быть не должно и сигнал менял бы направление в течение всего времени наблюдения.

— Господь с вами, Михаил Аркадьевич, — засмеялся Семенов, — что мы с вами знаем о космических аппаратах зеленых человечков?

— Это сначала по кривой! — возразил Егор, — А после раскрытия парашютной системы, спуск становится более-менее перпендикулярным. В общем надо организовывать экспедицию! — неожиданно добавил он.

— Точно! — поддакнул ему Борис.

В наступившей тишине, стало слышно, как Крюк легонько трогает струну.

— Куда? — наконец, спросил Семенов.

— Как куда? — удивился Борис. К источнику конечно!

— Бред! — четко сказала Альбина. Вы чего мальчики, с ума сошли? — и покрутила пальцем у виска. Сбрендили! — сказала она Крюку. Тот равнодушно пожал плечами, продолжая напевать:

— Да иди ты! — Альбина дернула плечиком. С вами серьезно…

— Перегрелись ребятки, наверно, на солнышке, — хмыкнул Федор, — пойдем, что ли мужики, дрыхнуть… завтра куча дел.

— Точно! — подхватил Андрюха и начал вставать. Источники-хреночники!.. ерундой страдаем тут!

Люди зашевелились.

— Да подождите вы! — повысил голос Семенов. Ты что, серьезно? — повернулся он к Егору.

— Ну, а какая у нас альтернатива? Я понимаю, что дел полно… Но если жить только сиюминутным… долго ли мы протянем?

— Ты сказки в детстве любил?

— Чего? — удивился Егор. Какие сказки?

— Помнишь, там было: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.

— Надо воздушный шар… эти слова вырвались сами собой. Илья увидел, что все повернулись и смотрят на него. Я говорю: чтоб подняться выше и посмотреть — надо воздушный шар.

— Господи! — Альбина всплеснула руками. Еще один шизик!

— Может сразу самолет? — поинтересовался Слава. Давай, предлагай, не стесняйся!

— Не, надо этих… птеродактилей запрячь… съехидничал Андрюха.

Алексей Федорович громко вздохнул.

— Пожалуй, пойду, проведаю больных…

Его слова послужили сигналом — собравшиеся стали расходиться. Вскоре в опустевшем вестибюле остался один Крюк, который тихо бренча гитарой, напевал себе под нос:

*****

Илья проснулся, от того, что кто-то его тормошил за плечо. Кое-как продрав глаза, он обнаружил, что возле неряшливого лежбища, служащего ему постелью, стоит Егор. В руках у него была свеча, а лицо выражало крайнюю степень возбуждения.

— Слушай, мы тут подумали… ты был прав!.. насчет воздушного шара!

Илья сел, скрестив по-турецки ноги, недовольно щурясь на свечу. В последние полчаса ему снился удивительно приятный сон, воспоминания о котором, как это всегда бывает со снами, теперь стремительно улетучивались. Что ж там было? Что-то связанное с прошлым… с Анюткой…

— Эй! — нетерпеливо сказал Егор. Ты проснулся ли? Или может на тебя водой побрызгать?

— Чего тебе? — тон у Ильи был неприязненным. До утра не мог подождать со своим озарением?

— Не мог, — просто ответил, тот. Не мог! Мы его сделаем! Я все проверил и просчитал!

— Кого сделаем?

— Не кого, а что! Воздушный шар… точнее аэростат.

— Какая разница-то?

— Эх ты, умник! Шар, он шарообразной формы, а аэростат может быть любой! Мы сделаем его модульным, наполним водородом…

— Водородом? Ты выпил что ли? — Илья приготовился снова лечь. Но Егор схватил его за плечо.

— Да послушай ты! Мы склеим блоки из пленки и наполним водородом. У водорода подъемная сила намного больше, чем у нагретого воздуха. Вся конструкция получится относительно небольшой. Всего-то понадобится баллонов пятнадцать газа, я прикинул… по институту можно и сорок легко насобирать. Лучше бы, конечно, гелием… но гелия мы столько не соберем.

Илья зевнул, по привычке прикрывая рот ладонью.

— Сколько времени?

— Два часа.

— Два часа ночи, что ли? — поразился Илья.

— Ну не дня же! — Егора, очевидно, раздражала такая тормознутость коллеги. Давай, вставай, пошли!

— Куда?

— Поможешь мне рулон пленки принести, а то Борька там на улице эксперимент с НЛО проводит, а мне одному не сподручно…

— Ты что, серьезно?

— Серьезней некуда! Давай, умывайся и пошли. Штерн уже там, но от него толку мало — тяжелее очков ничего поднять не сможет…

— Вы и до Аркадьевича добрались? — удивлению Ильи, теперь уже не было предела.

— Да он сам и начал. Запала ему в душу твоя идея. Он вспомнил, что у них в опытном цехе есть участок для сварки пленки. Они, понимаешь, упаковку герметичную делали, для каких-то порошков. Мы сходили, посмотрели… там станок такой с колесиком фторопластовым, пленку наматываешь на барабан, раз и все! Аркадьевич говорит — метровый шов за минуту клеит. Только пленка у них — гавно. Он говорит, на складе есть рулон высокопрочной, с полиэфирной основой… сейчас вместе сходим, посмотрим, да притащим…

Минуту спустя, они уже шли по коридору.

Но к чему такая спешка, недоумевал Илья, почему нельзя было до утра подождать? Да потому что, объяснял ему Егор, днем куча дел всяких, а если всем взяться, то можно аэростат за день, ну максимум за два, сделать, а попробуй, объясни этим тормозам, которые дальше свое задницы ничего не видят, что аэростат — единственная возможность выбраться из этой жопы. Обустраиваться тут на века никакого смысла нет, они тут и месяца не протянут, как не обустраивайся, а те, которые в коме и недели. А если бросить все силы на аэростат, то есть шанс на выживание и Илья, как бывший ученый, должен это понимать, и чем быстрее они его сделают, тем этот шанс выше. Если к утру удастся, хотя бы один модуль склеить, надуть газом и предъявить, то глядишь, и остальные проникнутся этим делом.

*****

Им удалось. Бессонная ночь не прошла даром. Наполненный водородом прозрачный цилиндр покачивался в метре от поверхности крыльца, заякоренный тяжелой стальной болванкой. Высотой он был выше Илья, а диаметром в полтора обхвата. При всем притом, казался совершенно эфемерным, содрогался от легкого дуновения ветра. И, тем не менее, обладал ощутимой силой. Тому доказательством служили, подвешенные к его основанию и болтающиеся в воздухе, три гирьки, общей массой восемьсот грамм.

— Ну, вы даете… сказал Семенов, — товарищи ученые, доценты с кандидатами… он обернулся на стоявшего сзади Славку. Тот только руками развел, что, мол, тут скажешь? Одни междометия и те матерные.

— И сколько ж таких сарделек нужно, чтоб человека поднять? — поинтересовался Алексей Федорович.

— Это, смотря какого человека… Егор замялся. Ну, в общем, если рассчитывать на среднего мужчину, то около сотни.

Кто-то присвистнул, кто-то засмеялся, кто-то с досадой крякнул:

— Ничего себе вязаночка!

— Да вы их полгода клеить будете! — выразил общественное сомнение прапорщик Николай.

— И еще столько же времени надувать, — поддакнул ему Федор.

— Что значит, «мы»? — возмутился Илья. Мы что, для себя это придумываем?

— Если всем миром взяться, и поставить это дело на поток, можно в час… Егор задумался, — штук десять таких баллонов сделать…

— Сколько, сколько? — недоверчиво прищурился Семенов. Заливаешь ты, товарищ Егорка, ох заливаешь!

— Ну, хорошо, пусть не десять, пусть пять… все равно за сутки сделаем!

— А за водой как же? — нервно поинтересовалась Альбина.

— Журавля ведь собирались делать, — напомнил Федор.

— И журавля, а как же! — обернулся к нему Семенов. Прищурившись, посмотрел на Егора, похоже, что уже принял решение. Сколько вам нужно человек, чтоб максимально ускорить производство?

*****

Дневник Майи

«Сегодня на нас никто не напал. Ни динозавров, ни птеродактилей, ни иной какой напасти вроде ядовитых цветов. Удивительно! И даже жара немного спала. Такое ощущение, что все устаканилось. Даже во двор стало нестрашно выходить. Впрочем, страх уже несколько притупился, потому что не может же человек все время бояться.

Устала как собака. Весь день носилась между кухней и лазаретом. И людей кормить надо, и больным необходим уход. Все тело ноет, ноги гудят. Руки заняты были, а голова-то свободна. Думала без конца. Почему я до сих пор жива, хотя уже сколько раз смерть была совсем рядом? Удача, стечение обстоятельств или просто мое время еще не пришло? В прошлой жизни я редко задумывалась над этим. Жила и жила. День за днем. Нет, конечно, в детстве, как и многие, я ужасно боялась смерти. А еще, что родители умрут и останусь одна. Пожалуй, это страх был даже сильнее. Помню, в семь лет проревела в подушку полночи, когда мама попала в больницу. До того жутко было от мысли — вдруг я больше ее никогда не увижу. Ничего нет страшнее, детских страхов. Пожалуй, даже нынешний ужас не сравнится. И какое блаженство испытала, когда спустя неделю прижималась к маме, исхудавшей, осунувшейся, но, главное — живой и почти здоровой! Я хочу снова испытать это чувство. Когда Марек очнется. И остальные.

А еще я поняла — не так страшна смерть, как, наверное, одиночество. Если я останусь здесь одна… Вот от этой мысли у меня холодеет и противно сжимается внутри. Впрочем, вряд ли удастся прожить тут долго. Вот, уже мысленно похоронила всех, так недолго и беду накаркать. А может остались самые сильные, телом и духом, самые осторожные, словом, живучие, с которыми уже ничего не случится? И я среди них. Это-то и странно, с моей милой привычкой находить себе приключения на мягкое место.

А потом придет добрый дядя и выдаст героям приз — виллу на Канарах или в другом каком райском местечке, а может собственный остров? Размечталась! Если это и так, то победитель этой сумасшедшей гонки на выживание должен быть один. Во всех подобных историях бывает именно так…»

Майя потерла переносицу. Глаза сами собой закрывались. Нет, никуда она не пойдет, здесь спать станется. Место есть, да и вдруг кто очнется. Вообще, конечно, спать рановато. Только-только скромно поужинали…

*****

— …Майечка, проснись, пожалуйста, — женский голос нудно повторял, вклинивался, нарушал приятную дрему, — ну, проснись…

— Без меня по нужде сходить не можете, что ли, — Майя приоткрыла один глаз, и тут же закрыла, заворочалась, поудобнее устраиваясь на кушетке.

— Там собрание. Нужно, чтоб и ты была, — Маринка опять начала трясти ее за плечо, — эй, а они не умерли? Что-то, вроде не дышат…

— Типун тебе на язык! — буркнула Майя, садясь на кушетке. По какому опять поводу собрание? — она протерла глаза, посмотрела на отравленных. Те и впрямь выглядели неважно. Где-то в груди заныло. Майя намочила тряпку и принялась обтирать словно бы пожелтевшие лица. Начала с Марека.

— Ну, завтра же… начала сбивчиво объяснять Маринка, закатывая глаза, — они ж придумали… В общем, пошли давай, сама все узнаешь.

— Иди, — отмахнулась от нее Майя, — через пять минут буду.

*****

Из буфета раздавались приглушенные голоса. Там явно шли бурные обсуждения.

Хоть их коллектив изрядно поредел, все ж было тесновато.

При появлении Майи, все голоса смолкли, а взгляды обратились в ее сторону. От этого ей стало не по себе.

— Девочка, моя, — проворковала Альбина, непривычно сладким тоном, — заходи скорее, не стой на пороге.

— Не будем ходить вокруг да около, — начал Семенов, как всегда, взявший инициативу в свои руки, — Есть одна идея. Ее реализация дает нам, пусть маленький, но шанс к спасению.

— Вы что-то придумали? Мы сможем отсюда выбраться? — У Майи сон как рукой сняло, Семенов не тот человек, чтобы разбрасываться пустыми словами. Она присела на краешек стула.

— Помнишь, речь шла об источнике сигнала, и наши умные люди, — Семенов кивнул в сторону Бориса с Егором, — придумали, каким образом можно этот самый источник запеленговать. Но это ты уже знаешь. А вот чего ты не знаешь, что другой умный человек, — на этот раз жест был в сторону Ильи, — придумал, как его можно увидеть. Семенов сделал эффектную паузу. Воздушный шар. Вернее, несколько. И не совсем шаров.

— Это не принципиально, — вклинился Егор, торопясь объяснить ошарашенной Майе, суть вопроса, — главное, что на этой конструкции, состоящей из многих… ну вот как связка детских шариков, представляешь себе? На ней можно поднять человека на приличную высоту. И, соответственно, есть шанс обнаружить источник сигнала.

— Интересно, — Майя, удивлялась все больше и больше, как это она не заметила таких грандиозных приготовлений. Впрочем, немудрено, весь день был занят решением бытовых вопросов.

— Тут есть свои сложности, технического плана, — Егор заметно нервничал, то и дело приглаживая ладонью несуществующую шевелюру, — например, исходных материалов у нас маловато, и взять их неоткуда… Совсем. Поэтому танцуем от этого… Понимаешь?

Майя смущенно улыбнулась. Она не понимала.

— В общем, шары эти, не поднимут, например меня, — Семенов развел руками, — или того же Славку. Не хватит у них подъемной силы. Мы уже голову сломали, прикидывая и так, и эдак,… а все к тому, что поднимать придется женщину. Вот так. Как ты на это смотришь?

— Я? — Майя захлопала глазами.

— Нет, если ты категорически не согласна, будем искать другие пути, — подал голос Илья, — хотя это проблематично.

— Нет, ну… я не то чтобы против, — промямлила девушка, мысленно постучав себя по лбу, могла бы и раньше догадаться, для чего ее позвали. Просто это… она помолчала, подбирая слова, — несколько неожиданно.

— Видишь ли, деточка, — встряла Альбина, упреждая невысказанный вопрос, — Маринины пышные телеса шарики вряд ли поднимут…

— А сама-то чего?.. залепетала Маринка, заикаясь от волнения, — не хочешь слетать?

— Ишь как дыханье-то сперло, — Альбина брезгливо поморщилась, — я с детства высоты боюсь. У меня эта… как ее… аэрофобия.

— Вообще-то, боязнь высоты — акрофобия, — задумчиво произнес Илья.

— Ну, акрофобия, какая разница? — на лице Альбины читалось возмущение по поводу некоторых очень умных, — я к тому говорю, что хоть и не такая сочная, как некоторые из присутствующих тут мадмуазелек, но все же килограмм на пятьдесят пять потяну…

«Завралась ты подруга, — думала Майя, глядя на ее субтильную фигуру, — от страха килограмма четыре себе накинула».

— Все, кончайте базар, — Семенов рубанул рукой воздух, и смущенно приблизился к Майе, — девочка, сама видишь — от этих кисейных барышень толку чуть да маленько, — когда он наклонился над ней и осторожно взял за плечи, Майя ощутила невыветриваемый запах табака, пыли, и крепкого мужского пота. Ну, сама посуди голубушка, не поднимать же, в самом деле, детей. Хотя мальчишки очень желали, — его глаза смотрели устало, — а ты и по весу подходишь отлично, и штаны не обделаешь со страху, надеюсь… Идеальный вариант. Ты наш единственный шанс. Другого нет!

Лесть была неприкрытой и грубоватой, но у Майи учащенно забилось сердце — они в нее верят! Как же жаль его… всех их. Ведь не спят, что-то думают, ищут, пытаются. Не опустили руки, не сдались. Заботятся. Как же повезло ей встретить таких замечательных людей! Не может она их подвести.

— Без твоего участия никак не обойтись, — в тон Семенову продолжил Егор, — времени на раздумья нет. Как ты могла заметить, что ни день, то новая беда.

— Хорошо, я согласна, — Майя кивнула, — а здесь кто будет дежурить?

— Да ты не волнуйся, — Семенов оглянулся на стоящих уже в дверях женщин, — вон, у нас две матери Терезы, прямо сейчас готовы приступить. Верно, девчонки?

Альбина с Маринкой переглянулись и закивали согласно.

— Иди, Майечка, получай инструкции, да выспись потом хорошенько, — проворковала Альбина, — готовься спокойно к подвигу во имя человечества. Я позабочусь о больных.

— А я завтрак буду делать. Встану рано-рано, — Марина от радости, что ее не заставляют участвовать в дикой авантюре, готова была на немалые трудовые свершения.

— Ты не бойся, это же быстро, — обнадежил Слава, — поднимешься, осмотришь прилегающую местность, и опустишься. В любом случае, полет продлится недолго.

Утешил, называется, насчет любого случая. Видя ее растерянное лицо, мужчины наперебой принялись успокаивать:

— Мы будем на связи, если что, сразу опустим, — басил справа Егор.

— На всякий пожарный, пистоль тебе выдадим, — это уже Славка.

— И вообще, ты девчонка смелая, — похлопывал по плечу Семенов. Я в тебе уверен, как в самом себе!

Остаток вечера он и прочие изобретатели запихивали в ее голову всяческие нужные и не очень, на ее взгляд, вещи.

Глава двенадцатая

Крышу кабины задела ветка, потом еще одна. Потом они градом застучали, зашуршали по дверцам и по стеклам. Дорога сузилась окончательно. Таксист Виктор Сергеевич остановил свою «волгу» и заглушил мотор. Прямо перед капотом начиналась маленькая березовая рощица, уже, впрочем, через пару десятков метров обрывающаяся крутым склоном.

— Приехали, выгружаемся, — не услышав ответа, он обернулся к своему спутнику и усмехнулся. Андрюха, который, еще несколько минут назад трепался не переставая, теперь сладко дрых, скрючившись на заднем сидении, сложив лохматую голову на рюкзак.

Стояло раннее утро, от реки тянуло прохладой, навевая воспоминания о рыбалке. Настоящей рыбалке. Когда вода не пахнет гнилью, а пахнет свежо и вкусно. Когда по реке плавают не трехметровые крокодилы и страховидные змеи, а пескари и караси, в крайнем случае, щуки. Той настоящей рыбалке из прошлой жизни, когда вода стелется зеркалом и подсеченная рыбина бьется в росистой траве, когда в кустарнике у реки рассуждают и беседуют о своем мирные птахи, а не каркают уродливые птеродактили.

Виктор Сергеевич прищурился на невысокое солнце и с неудовольствием подумал о том, каких новых пакостей следует ждать им от нарождающегося дня?

Ждать, начиная с утра и до самой ночи, весь день. Потому как торопиться им некуда…

*****

— Я тебе Сергеич так скажу, херней они маются вместо того чтоб делом заняться… интеллигенты недоделанные! — шофер Андрюха шел по еле заметной тропинке среди ивовых зарослей, поминутно уворачиваясь от, норовящих угодить прямо в лицо, нависших веток. Придумали, блин, летать… Карлсоны, их мать! И Семенов этот, мудак, поддержал их зачем-то… Я его нутром чую — майоришко отставной, а корчит из себя генерала. Я таких повидал на срочке.

Виктор Сергеич, к которому обращался Андрюха, тоже не одобрял фантастических идей своих товарищей, но и осуждать их не спешил. Он вообще не особенно прислушивался к своему болтливому, злословному спутнику. Как примерно, к своей, оставшейся дома, собаке Лайке. Ну, гавкает и гавкает — суть потому что такая собачья. А все не одному идти. Помповое ружье на плече поминутно цеплялось стволом за низко склонившиеся ветки. Он перевернул его прикладом кверху. На другом плече болтался маленький рюкзак со снастью и инструментом. Андрюха пыхтел сзади, волоча под мышками самодельные удилища, бухая новыми кирзачами. Виктор же Сергеич щеголял в китайских кедах, найденных накануне в спортзале. Никому из мужиков сороковой размер не подошел, а у него нога небольшая ему как раз впору. Таксист улыбался, чувствуя, как полупустой рюкзак приятно хлопает по штормовке, а кеды мягко пружинят на утоптанной земле.

Тропинка вильнула и пошла под откос к реке. Заросли облепихи в этом месте образовали своеобразный туннель из зелени. Поднимающееся из-за горизонта солнце било в прорехи сплетенных ветвей, рассыпая снопы, скачущих по тропинке и трепещущих в такт порывам ветра, солнечных зайцев. Все мирно и благостно. Только вот железная дура на плече, мешается и портит приятные впечатления от прогулки. Но без оружия сейчас никуда.

Внизу плескалась река. Противоположный берег окаймляла стена низкорослых деревьев с толстыми, корявыми стволами. Андрюха с ненавистью посмотрел в их сторону.

— Слышь Сергеич, какое сегодня число?

— Тебе какая разница? — удивился таксист.

— Да просто прикидываю, сколько мы уже в этой жопе находимся?

Виктор Сергеевич посмотрел на наручные часы. Механически, скорее, посмотрел, потому что и так знал дату.

— Двадцать пятое.

— А день какой? — продолжал интересоваться Андрюха. В смысле… день недели?

Тот удивленно глянул на него.

— А хрен бы его знал. Тебе, не все ли равно? Считай, что воскресенье. У бродяг всегда красное число.

Андрюха принялся что-то прикидывать на ходу, бормоча:

— Так… попали мы сюда семнадцатого… он по-детски загибал пальцы. Споткнулся о корень, выругался и констатировал — Ё-моё, Сергеич… мы тут уже восьмой день!

— Какая разница? — равнодушно повторил таксист и остановился. Кажись пришли. Вон он знак, который Федя вчера оставил.

Небольшая фигурка плюшевого медвежонка, висела на березовой ветке. Порывы ветра раскачивали ее, подвешенную на длинной нитке, словно нелепый маятник.

— Точно он сказал: мимо не пройдете…

Федор вчера еще прошелся берегом, подыскивая место для рыбалки. Он-то и был главным инициатором этого дела. Виктора Сергеевича и Андрюху уговорил, а сам в итоге не пошел. Не смог пропустить старт аэростата. Да кому он нужен этот сраный аэростат? Все равно перевернутая гигантская виноградная гроздь никуда не полетит, в этом Виктор Сергеевич был твердо уверен, и упускать такое замечательное утро, смысла не видел. Хорошо, думал он, что Федька вчера присмотрел местечко и сегодня они не потеряли время на поиски стоянки.

Место и впрямь было неплохо подобрано — берег здесь образовал небольшую заводь. Течения в ней почти не было. Глубина у берега небольшая, вода прозрачная как чисто вымытое стекло — ни одна крупная тварь незамеченной не подберется. Да они еще и вялые поутру. А рыбы, пожалуйста вам, так и шныряют по мелководью, скользят живым серебром в зеленоватой полутьме.

Удовлетворившись первичным осмотром, они стали устраиваться на покрытом свежей травой откосе. Похлопали предварительно по нему удилищами, чтобы вспугнуть змей, если таковые здесь водились. Расстелили брезент. Расположившись на нем стали налаживать удочки. Затем Виктор Сергеевич отправил Андрюху, как самого младшего, в ближайший лесок с топориком, нарубить валежин для костра, а сам извлек из рюкзака и открыл стеклянную банку с копошащимися в ней дождевыми червями (накопал вчера вечером во внутреннем дворе института). С удовольствием стал насаживать их на крючки. Уложив удочки по краям заливчика, окаймленного травой, он уселся на брезент и стал ждать.

Над рекой колыхался неплотный туман. Сквозь его дымку проглядывало нежаркое еще солнце.

На берегу ощутимо припахивало гнилью. «На такой воде уху-то можно ли варить?» — заволновался Виктор Сергеевич, но обследовав берег, вскоре разобрался, что неприятный запах издают комки бурых водорослей, то тут, то там прибившиеся к берегу. Сама же вода была чиста и ничем не пахла. Таксист успокоился и прилег на брезент.

Ах, какие были рыбалки в прошлой жизни… Мерцающие огни деревень на том берегу, гудки пароходов, волна, с ласковым шорохом набегающая на берег, треск костра и веселый танец языков пламени, вкусный дым, наваристая уха в закопченном котелке…

Приятные воспоминания прервал Андрюха, явившийся из леса с огромной охапкой сучьев.

— Подсекай, подсекай, уйдет! — истошно завопил он, заставив Виктора Сергеевича вздрогнуть.

Около берега, схватив наживку, ходила, приличных размеров рыбина. Таксист схватил удочку. Рыбина ожесточенно сопротивляясь, металась из стороны в сторону. Виктор Сергеевич осторожно, чтоб не сорвалась, подводил ее к берегу. Наконец, умело подсек, выдернув из воды под острым углом. Миг и она уже кувыркалась в траве. Рыбаки склонились над добычей.

Рыба была очень красивой, в крупной золотистой чешуе, темной на спине, и более светлой на брюхе.

— Не меньше кило будет! — уважительно сказал Андрюха. Сергеич, это кто, карась что ли?

— Сам ты карась! Карась, он шире и площе. И усов у него нет. Это кажись, сазан молодой. Килограмма на полтора потянет! Давай разводи костер, варить его, голубчика, будем. Виктор Сергеевич весело потер руки, — Ну, начало положено! Хорошо, что я толстую леску взял!

Почти сразу же он вытащил еще одну рыбину, на этот раз значительно меньших размеров. Рыбаки дружно решили, что она похожа на окуня. Потом наступило длительное затишье. Андрюха после нескольких неудачных попыток, разжег-таки костер. Где он умудрился набрать таких влажных веток в сухом лесу, уму непостижимо. Виктор Сергеевич, морщась от едкого дыма, чистил «сазана».

Стало припекать. Андрюха снял рубаху и кирзачи, оставшись в завернутых до колена джинсах. Он ходил вдоль берега и то и дело патетически восклицал:

— Ну, где же вы? Чего не ловитесь-то? Ловись рыбка, большая и маленькая! Может мы не в том месте сели, а, Сергеич?

— А ты раньше времени не суетись, — урезонивал его Виктор Сергеевич. Будет тебе клев. Где две, там и двадцать. А вот, кстати… показал он на дернувшийся поплавок.

На этот раз, на крючок попало что-то весьма крупное.

— Держи, держи его! — Андрюха носился вокруг и руководил. Сергеич, твою мать, подсекай!

Толстая леска неожиданно ослабла, бессильно упала на воду, затем неожиданно напряглась и рванула с такой силой, что уронила ошалевшего, но так и не выпустившего удилища из рук, таксиста, в воду. Андрюха, матерясь, кинулся на помощь. Вместе они кое-как подтянули добычу поближе. Но когда, наконец, увидели, кто им попался, дружно выскочили на берег. Удочку впрочем, Андрюха так и не выпустил, а упрямо продолжал тянуть. Из воды показалась темно коричневая туша, длиной, наверное, с полметра. Существо отчаянно сопротивлялась, вода вокруг него бурлила, как от винта моторной лодки.

— Ебическая сила! — орал Андрюха. Кто это? Крокодил, что ли?

Передняя часть существа, действительно напоминала крокодила. Во всяком случае, пасть у него была точь-в-точь крокодилья — длинная, сужающаяся к концу, с кривыми кинжалами зубов. На этом, правда, сходство и заканчивалось, вместо лап были плавники, да и хвост оказался рыбий. Почти уже вытащенный на берег, монстрик, наконец, сообразил, что лучшая защита это нападение, и внезапно атаковал. Разинув пасть, он бросился вперед, и вцепился Андрюхе в ногу.

— А-а-а… заорал тот словно резанный, и, бросив удочку, рванулся прочь, таща ухватившую его тварь на ноге, как медведь собаку. Сергеич, отцепи его от меня… А-а-а!..

Таксист схватил ружье, но вместо того, чтобы выстрелить, использовал его как дубину — двинул чудищу прикладом по башке. То лишь коротко взрыкнуло, но Андрюхиной ноги не отпустило.

— Сергеич!.. вопил Андрюха. Хули ты делаешь? Стреляй! Стреляй в него! Пока он мне ногу не отгрыз на хрен!

Тот, наконец, сообразил, перевернул ружье как надо, и, передернув ствол, бабахнул в крокодиловидную рыбинузарядом картечи. По счастью, не зацепил Андрюху. Разжав челюсти, тварь отлетела на полметра и упала в воду. Сдыхать, тем не менее, она не собиралась. Оскалилась, попятилась, ударила мощным хвостом по воде, подняв фонтан брызг, и рванула прочь, таща за собой удочку.

Плыла она, впрочем, вдоль берега не удаляясь к середине реки.

— Стой, сука! — охваченный праведным гневом таксист побежал за ней по берегу, не желая терять ценную снасть.

Бежал он за ней метров триста, и как оказалось не зря. За очередным изгибом реки, тварь обнаружилась неподвижно лежащей среди стеблей молодого камыша. Удочка плавала рядом. Вдавливая кедами траву в мокрый грунт, Виктор Сергеевич осторожно приблизился и, потыкав стволом ружья, убедился, что рыба-крокодил мертва окончательно и бесповоротно. Рассудив, что она, хоть и крокодиловидная, но все же рыба и добычу упускать грешно, таксист ухватил ее за хвост и выволок на берег.

Когда он повернулся к реке, чтоб подобрать удочку, внимание его привлекло нечто плывущее по реке. На первый взгляд, это нечто выглядело, как большой ком водорослей. Да что там ком, целая маленькая копна. Ну, плывет себе и плывет. Виктор Сергеевич уже хотел, было, отвернуться, как вдруг увидел, что следом за первым, плывет второй, а немного поодаль и третий, и четвертый, и пятый… В бога, душу, мать, да их тут целая флотилия. Что же это такое? Он пытался вглядеться, но мешала близорукость, а очки оставил на брезенте. Дерьмо какого-нибудь динозавра? Ну, нет, столько навалить — это целое стадо нужно. Первые шары меж тем, уже проплывали мимо него, быстро приближаясь к берегу. Река в этом месте сужалась, и таксист смог подробней разглядеть странные предметы.

Это были не предметы.

Они шевелились. Словно состояли из чего-то текучего, непрерывно движущегося. Движение это выглядело тошнотворным, но никак не угрожающим. Мучимый любопытством, Виктор Сергеевич зашел в воду и, вытянув руку, дотронулся концом удочки до ближайшего к нему… как это назвать?.. шара. С удивлением он увидел, что удочка, словно не встречая никакого сопротивления, ушла вглубь шевелящейся массы. Когда же он попытался ее вытащить, выяснилось, что ком ее не отпускает и тянется следом. Испугавшись, он бросил удочку и схватился за ружье.

На его глазах, ком ткнулся в берег, и вдруг рассыпался… Да это же… Виктор Сергеевич попятился, споткнулся о какую-то кочку и со всего маха сел, при этом больно ушибив копчик. Муравьи. Сотни, тысячи огромных муравьев. Здоровенных муравьев. Вскочив на четвереньки, он увидел, как другая колонна отрезает ему путь к отступлению. Не обращая внимания на боль, таксист направил ружье в сторону бегущих на него насекомых. Картечь, расплескав песок, пробила ощутимую брешь в первых рядах нападающих. Те впрочем, словно и, не заметив потерь, тут же сомкнулись вновь. Он выстрелил еще раз, с тем же успехом. Осознав бесполезность этой затеи, таксист вскочил на ноги и кинулся бежать, рассчитывая на скорости преодолеть преградившую ему путь колону. Не схватят же они его за ноги. Хоть и большие, но человек все равно много больше. Под подошвами китайских кедов противно захрустели хитиновые оболочки насекомых. Ему почти удалось это осуществить — с разбегу пересечь шевелящийся рыжий ковер, благо он был не слишком широким. Но тут муравьи стали прыгать. Таксист никогда не видел прыгающих муравьев и не ожидал от них такой подлости. Муравьи тоже вряд ли раньше встречали бегущего человека, но вот бегущих динозавров они, видимо, повидали достаточно. Виктор Сергеевич не успел ничего понять, как в течение нескольких секунд уже весь был усеян хищными тварями, каждая из которых, словно маленький бульдог, намертво вцепилась в него серпами своих жвал. Каждая впрыснула ему под кожу порцию яда. Сказать, что это было больно — значит не сказать ничего. Это было адски больно. Тогда он закричал в первый раз. Ослепленный болью и ужасом, он споткнулся обо что-то и полетел кувырком. Он катался по земле, колотя себя, что есть силы. Но на месте раздавленных, тут же появлялись новые легионы злобных тварей. Подтянулись главные силы. Он кричал, как может кричать человек съедаемый живьем. Кричал, пока муравьи не забили ему горло.

*****

Андрюхе было больно. Больно и страшно. Кинжальные зубы мерзкой рыбины хорошо прошлись по голени, разрезав кожу и разорвав мышцу. Несколько минут, Андрюха тупо следил, за тем, как кровь быстро заливает брезент. Чего она так хлещет? Наверно повреждена какая-нибудь артерия. Ни хрена себе сходил, называется, на рыбалку! Он огляделся — чем бы перевязать, но ничего подходящего не увидел. Чертов таксист, побежал за рыбой бросил его тут истекать кровью.

Андрюха стянул с себя майку и принялся рвать ее на лоскуты. Хоть как-то остановить кровь, чтоб добраться до машины. Лишь бы гадина оказалась неядовитой. Сколько они шли сюда? Минут пятнадцать? Ничего, доковыляет… Сергеич поможет. Ну, где же он?

Грохнул выстрел, потом еще один.

Протяжный страшный крик прокатился над сонной речкой. Зловещим откликом отозвалось эхо. Сперва, Андрюхе показалось, что он ослышался — человек не может так кричать. Наверное, на том берегу один динозавр, живьем жрет другого, вот тот другой и верещит. Но как же выстрелы? Когда вопль повторился, Андрюха, несмотря на жару, почувствовал, что мороз ледяным дыханием прошел по коже, заставив встать дыбом все до одного волоски.

— Сергеич? — сказал он, почему-то шепотом.

Человек там за поворотом реки, кричал и кричал. И столько боли и смертной тоски было в этом голосе, что Андрюха не в силах терпеть, зажал ладонями уши. И уже зажав, даже не услышал, а почувствовал, что крик оборвался.

Забыв про раненную ногу, Андрюха вскочил и заметался. Что делать, куда бежать? Помогать Сергеичу? Но ведь он безоружен — помповуху таксист унес с собой. Бежать к машине? Так она как раз в той стороне…

По реке мимо него проплывали странные предметы. То ли коряги, то ли кучи водорослей или сплетение иных каких растений. Вот один из комьев вынесло на отмель. Андрюха протер глаза. Там где только что был бесформенный ворох, теперь по берегу разливалась рыжая копошащаяся масса. Вглядевшись, он понял, что эта масса состоит из отдельных элементов. И что она не просто рассыпается, а явно движется в его направлении. Быстро движется. Сперва, он не ощутил опасности все стоял и таращился. Да ведь это…

Это были муравьи. Но какие! Величиной с небольшую мышь, и двигались они с не меньшей скоростью. Надвигающийся шорох тысяч лапок заставил Андрюху очнуться. Наконец, он осознал опасность. Еще не ассоциируя с ними крик таксиста, он понял, что от этой стремительной рыжей лавины надо держаться, как можно дальше. К берегу приставали все новые и новые комки живой массы. Рассыпались в рыжую лаву. Схватив удочку и опираясь на нее, как на костыль, Андрюха заковылял в сторону леса. За ним тянулась кровавая полоска — перевязать раны он так и не успел.

*****

Утро выдалось безоблачным и почти безветренным. Майя посчитала эта хорошим знаком. Несмотря на ранний час, было уже жарко. Едва приподнявшись над горизонтом Солнце, торопилось нагреть, не успевшую остыть за ночь землю, швыряя вниз снопы косых, злых лучей. Единственным местом, куда оно пока не добралось, была, закрытая зданием Института, площадка перед крыльцом, с которой, собственно, Майя и готовилась покорять небеса. Вокруг от утренней свежести уже не осталось и следа, а здесь ее остатки легким ветерком холодили разгоряченные от волнения щеки девушки.

Аэростат уже был готов. Огромная полупрозрачная конструкция из множества пластиковых коконов колыхалась в нескольких метрах от земли, готовая стартовать в любой момент. Майя и представить себе не могла, что эта гроздь получится такой необъятной. На боку одного из баллонов какой-то шутник написал красным маркером: «Crazy baby», а внизу пририсовал корявый смайл.

Мужчины заботливо избавили ее от необходимости наблюдать процесс наполнения (тем более что продолжался он всю ночь). Все-таки одно дело знать, что над тобой восемьдесят с лишним кубометров водорода, ограниченные лишь тонкой пленкой пластика, а другое дело видеть, как взрывоопасный газ перекочевывает из стальных баллонов в призрачные резервуары. Сами баллоны, вот они. Одиннадцать штук пустых, один к одному, лежат рядышком, зеленые как исполинские огурцы на грядке. Еще один полный стоит рядом. От него к одному из коконов тянется трубка. Расширяясь, шипит газ. Под связкой возятся Илья с Егором, что-то там проверяют и закрепляют. Поблескивают на солнце какие-то манометры и клапана.

— Ну, где ты ходишь, родная?! — голос Славки был неестественно радостным. Эта связка сарделек тебя ждет не дождется! Ну, быстренько сюда, наденем на тебя уздечку!

«Нашли, блин, пони» — подумала Майя. То, что никакой корзины ей не полагалось, она, конечно, знала заранее, и все-таки на что-то, непонятно на что надеялась. Вид, свисающих из под брюха многоголового, полиэтиленово-водородного монстра веревок, монтажных ремней и досточки для сидения вызвал у нее панический ужас и желание сбежать обратно в институт. В такой темный, прохладный, уютный вестибюль… А лучше еще дальше, куда-нибудь в подвал. Поздно… Илья уже ухватил ее за руку и ласково, но настойчиво тянул к этой ужасной конструкции. Девушке захотелось зажмуриться, но она с удивлением отметила, что ее глаза раскрываются еще шире, словно у какого-нибудь лемура.

— Готова? — спросили ее приторно сладким голосом.

Судорожно сглотнув, она кивнула.

— В туалет сходила?

Кивнула опять. Сходила и не раз. Еще бы ей не сходить с таким-то настроением. В дурацком комбинезоне спасателя было отчаянно жарко. Ей подобрали самый маленький, и все равно он был размеров на пять больше чем нужно — пришлось основательно подвернуть рукава и штанины. А что это топорщится в правом кармане? Ах да — это ее блокнот с записями. Она сейчас и сама не смогла бы себе объяснить, за каким собственно бесом, собираясь, сунула в карман блокнот. Неужто прямо в воздухе намеревалась записывать свои летные впечатления?

Пока ее запрягали в шар, она, чувствуя себя, пионером воздухоплаванья начала прошлого века, тревожно озиралась вокруг.

Почти все, кто еще оставался дееспособным из их поредевшей команды, собрались здесь. Кто просто понаблюдать, а кто и непосредственно поучаствовать. Майя затравленно переводила взгляд с одного лица на другое. С удивлением отметила, как Альбина ожесточенно грызет ноготь на большом пальце. Маринка, хлопая коровьими ресницами, пребывала в своем обычном состоянии испуга. Поскольку женщин больше не было, гендерная солидарность выражалась только этими двумя. Мужчины выглядели менее встревоженными. Хотя нет, если приглядеться, и там можно было заметить беспокойство. Мрачная сосредоточенность Семенова, бегающие глаза Егора, нервные смешки Славки, оптимизма не внушали. Но ведь надо надеяться! Другого способа узнать, где находится проклятый источник радиосигнала, у них нет. А если она его не найдет — Марек обречен… и трое женщин тоже… Нет, никаких сомнений быть не может! Если надо, пусть ею даже из рогатки выстрелят, лишь бы люди остались живы!

Пока Майя себя, таким образом, подбадривала и вдохновляла, на шею ей, повесили бинокль, на нагрудном кармане закрепили зажим рации, а запястье туго сжал ремешок компаса.

— Смотри на меня!

Блуждающий взор Майи наткнулся на серьезные глаза Семенова.

— Ты меня слышишь? Эй, девочка?! — он буравил ее изучающим взглядом своих серо-голубых глаз.

Она вымученно кивнула.

— Тогда давай повторим? — он взял ее правую руку и стукнул согнутым пальцем по стеклу компаса. Под стрелкой циферблат, разбитый на триста шестьдесят градусов. Когда ноль совпадает с севером, мушку вручную направляешь на цель. Закрепляешь, вот так… После этого сообщаешь нам… и мы знаем направление в котором надо двигаться… дальше сообщаешь ориентиры — нечто такое, что поможет нам впоследствии узнать местность…

Она делала вид, что внимательно слушает (хотя знала все это наизусть), чувствуя, как внутри неприятно шевелиться мохнатый комок страха. Нет, ее, конечно, никто не неволит. Теоретически она еще может отказаться. А практически? Нет, никогда! Как это будет выглядеть? Ясно дело как! Как предательство! Согласилась ведь. Пускай сдуру, пусть не подумала, как следует… Но больше-то ведь все равно некому. Не мальчишек же, в самом деле, посылать… Люди понадеялись… Нет, трусихой она никогда не была. Хотя высоты всегда побаивалась. В пятом классе, ради самоутверждения, зимой прыгала вместе с пацанами из окна новостройки в сугроб, с третьего этажа. Помнила, какую эйфорию она испытала в тот раз — она не хуже других, она тоже может! А потом узнала, что мальчик из параллельного класса, прыгнув из того же окна, упал прямо на кучу строительного мусора слегка припорошенного снегом. Мальчика этого она больше никогда не видела, говорили, что он стал инвалидом. Майю передернуло.

— Эй! — снова окликнул ее Семенов. Очевидно, он догадывался, что творится у нее на душе, и своими наставлениями пытался отвлечь от панических мыслей.

— Гляди в бинокль внимательно… твой сектор — северо-восток, ищи что-то необычное, выбивающееся из общего пейзажа… найдешь, определяй направление и сообщай. Поняла? Сможешь? Готова? Давай, девочка соберись!

— Ага, поняла, смогу, — машинально кивала она — готова… да.

Пока закрепляли ремни, она старательно улыбалась, изображая готовность к приключениям. Очевидно, улыбка получалась довольно жалкой, потому что Славка, тщательно проверяя застежки, подмигнул ей.

— Не дрейфь, воздухоплавательница. Немного полетаешь. Вон пацанята, как тебе завидуют. Не жмет? Я бы сам с удовольствием, но ты же знаешь — этот цепеллин и шестидесяти килограмм не подымет…

— I'm all right! — гримасничая, она сложила большой и указательный пальцы в кольцо. Вышло как-то глупо и совсем не смешно. Да нормально все… Не боюсь я.

Как же объяснить им, что она, конечно, благодарна за участие, но отстали бы уже!

Удерживаемая веревками куча цилиндрических пузырей, шуршала и подрагивала у Майи над головой, словно стая невероятных существ, стремящихся вырваться на свободу в небо. Поразительно, до чего же ненадежная с виду фигня. Хотя Егор уверял, что наоборот — модульная (как он ее назвал) конструкция гораздо более живуча, чем один большой шар. Даже если несколько резервуаров сдуется, катастрофы не произойдет. Да, впрочем, какая разница? Надежная, ненадежная… (настроение у нее к тому времени сменилось с панического на какое-то покорно-обреченное) главное, чтоб взлетел. Про спуск, потом станет думать. Ремни уже пристегнули, так что, как говорится: приятного полета и мягкой посадки. Температура за бортом… неизвестно какая. Здесь жарко, а там? Но Славик зуб давал, что она не замерзнет до состояния льда. Хотелось бы ему верить…

А мальчишки и, вправду, были не прочь оказаться на ее месте. Гришка, сохраняя серьезность и скрестив руки на груди, о чем-то чинно беседовал с Михаилом Аркадьевичем, кося, однако же, глазами на аэростат. А Женька суетился, стараясь быть полезным взрослым. То подаст что-нибудь, то рванет поддержать расползающиеся веревки. Больше, конечно, путался под ногами, но его никто не гнал. Жалели.

Они все еще что-то говорили ей, но Майя уже плохо понимала сказанное. В какой-то момент почувствовала, что вокруг талии застегнули ремень, после чего возникло ощущение дополнительной тяжести.

— В общем, мы решили, — Слава горячо шептал ей прямо в ухо, — возьмешь с собой пистолет… Колин ПМ тебе пожертвовали… и ремень его же с кобурой… Слава хохотнул, — дырку пришлось на середине вертеть. Достаешь его только в самом крайнем случае! Поняла?

— Поняла? — это спрашивал уже Илья, он, оказывается, был у другого ее уха. Огнестрельное оружие, рядом с водородом… только если какие-нибудь птеродактили тебя атакуют! И никакой возможности избежать… Поняла?

— Да поняла, поняла! — она уже начинала тихо ненавидеть этих заботливых садистов. Что ж так издеваться-то?

— Ну, все тогда! — все разом отступили от нее. Удачи тебе смелая женщина! Майя тут же почувствовала жуткое одиночество. Не уходите, будьте рядом. Болтайте свои глупости. Только не оставляйте наедине с этими проклятыми воздушными шарами!

Земля прыгнула из под ног — полет начался. Первые ощущения совершенно не совпали с ожидаемыми. Взлёт был очень плавный, без малейшей качки, словно ее поднимал какой-то небесный лифт. Складывалось обманчивое впечатление, что она остается на месте, а земля сама потихоньку отодвигается вниз. Мимо проплыла институтская крыша с трубами вентиляции. Люди внизу стояли молча, словно еще не осознали того, что только что произошло. Напряженно запрокинутые вверх лица, глаза, смотрящие на нее с тревогой и надеждой. Майя зажмурилась и прислушалась к себе. Солнце оранжево светило сквозь веки. В общем-то ничего страшного с ней пока не произошло. Самым неприятным было отсутствие опоры под ногами. От этого возникали периодические спазмы в желудке. На чертовом колесе хоть пол кабины дает ощущение надежности. А тут — пустота. Нет, в добротности ремней и веревок она не сомневалась (почти не сомневалась), но все же было бы куда лучше, если б ноги не болтались на весу. А глаза пора открывать. Именно за этим ее и отправили — смотреть. Открыла, и сразу захотелось крикнуть, чтоб ее опустили обратно. Земля уже далеко внизу. Лишь веревка, пуповиной связывавшая ее с благословенной твердью, давала надежду на возвращение. Ветерок ласково ерошил волосы. Подъем меж тем продолжался. Ей обещали — слишком высоко поднимать не будут. Майя посмотрела вниз — ничего себе невысоко! Маленькая россыпь человечков — без бинокля уже и не разберешь, кто есть кто. Кто-то махал руками, мальчишки прыгали, изображая дикий танец. С удивлением она обнаружила, что хорошо слышит звуки снизу — даже то, как люди переговариваются между собой, (слов правда было не разобрать), и скрипит, разматываясь, катушка с веревкой. Майя перевела взгляд дальше. Дорога тонкой ниткой огибала здание института, а лес, прорезанный просеками, напоминал выцветший ворс ковра. Прошло еще минут десять. Подъем продолжался. Девушка совершенно успокоилась и расслабилась, растворяясь в огромном, открывшемся ей пространстве.

— Высота — двести метров, — захрипела рация, заставив ее вздрогнуть. Ну что там?

Спохватившись, Майя прижала к глазам бинокль, закрутила головой. Где этот чертов северо-восток? Абсолютно ничего необычного. Насколько хватает взгляда — всюду зелень… вон речка.

— Ничего! — крикнула она. Пока ничего интересного, одни деревья.

— Поднимаем выше, — обнадежили ей, — смотри внимательней!

— Тьфу, дура!.. сказала сама себе Майя, глянув на компас, — я ж на юг смотрю!

— Что? — сейчас же заинтересовалась рация. Что ты сказала?

— Ничего, поднимайте! — не сознаваться же в своей глупости.

Как бы развернуться-то посмотреть в другую сторону? К высоте Майя уже несколько привыкла. Даже стала находить в этом некоторое удовольствие. Подрыгав ногами, убедилась, что таким образом ничего не выйдет. Чертыхаясь на дурацкую «связку сарделек», она принялась выгибаться, пытаясь хоть немного изменить положение тела. Толку от этого было мало, а сильно дергаться и раскачивать аэростат она боялась. Чуть шею не свернула, пытаясь заглянуть себе за спину. И увидела… море. Зрелище было настолько великолепным, что у девушки от восторга захватило дух. До самого горизонта простиралась голубая гладь, только у берега расчерченная гребнями волн. Лишь кое-где ее пятнали небольшие зеленые островки, оправленные в белую пену прибоя. Граница с небом была почти не различима. Казалось, ей не было ни конца, ни края. Померещился запах соли и какой-то изумительной свежести. Глупости… на таком-то расстоянии.

Майя зажмурилась от слепящего солнца. Его лучи, казалось, проникали всюду. Еще немного времени и она сама начнет светиться. По вискам и лбу потекли ручейки пота. Майя утерлась рукавом, и продолжила отчаянные попытки развернуться в нужную сторону. Наконец, это удалось. Правда, особой заслуги ее в том не было — аэростат, влекомый потоками воздуха сам повернулся куда надо. Снова и снова вглядывалась девушка в сияющую под лучами солнца гладь моря, пыталась выделить что-то необычное в сплошном зеленом ковре леса, но так ничего и не находила. Только море и лес. Неужели, они ошиблись, и никакого источника не существует? Или он, дрянь такая, так замаскирован, что с высоты птичьего полета незаметен. Что в лоб, что по лбу! Ни та ни другая версия ничего хорошего им не сулила.

На фоне пронзительно голубого неба прямо над береговой линией кружили три черные черточки.

— Мамочка! — жалобно пискнула Майя и уткнулась в бинокль.

Они парили примерно на той же высоте, что и аэростат. Летучие твари. Огромные птерозавры, один, из которых напал на Женьку. Воображение тут же красочно нарисовало картинку — ее беспомощное тело разрывают на кусочки без отрыва от аэростата. Илья, правда, утверждал, что птерозавры не охотятся в воздухе — их добыча на земле. Но кто знает этих уродцев, что взбредет в их ископаемую башку? Время шло, однако летучие ящеры не приближались, и даже кажется, удалялись, смещаясь к северу. Не заметили? Это вряд ли. Скорей всего не сочли ее достойной причиной отвлекаться от своих дел. Ну и славно! Майе было нисколечко необидно за такое пренебрежение к ее персоне. За это время, порывами ветра ее развернуло лицом к линии берега. Девушка сверилась с компасом. Да, теперь она смотрит прямо на северо-восток. Побережье ничем примечательным не отличалось. Узкая полоска песчаного пляжа, утопающие в зелени деревьев многочисленные заливчики. Красиво конечно, но не для того же она тут парит на манер Винни-пуха, чтоб любоваться красотой природы. А это что?.. Мама родная! По полосе отлива усеянной обломками дерева, неторопливо брело целое стадо каких-то огромных неуклюжих животных. Они растянулись по узкому берегу, на добрую сотню метров, в длинную, неровную вереницу — где гуще, где реже. Майя приникла к биноклю. Животные мерно шагали, задрав мощные широкие зады, увенчанные острыми змеиными хвостами. Головы на изогнутых шеях, напротив, были длинными и узкими, и имели к тому же расширение на конце, словно клюв у какого-нибудь селезня. Шкура у них была серо-зеленоватого оттенка с темными полосами поперек хребта, а передние ноги заметно тоньше задних. Опирались они ими при ходьбе легко, словно могли спокойно передвигаться и на двух, но по какой-то своей надобности прикидывались четвероногими. Действительно, то один, то другой монстр приостанавливался и поднимался во весь свой огромный рост, мотая утконосой башкой, словно озираясь по сторонам.

— Триста метров, — сообщила рация голосом Семенова, — ну что там? Сейчас ты уже должна увидеть!

— Ничего пока… Майя почувствовала в своем голосе виноватые нотки. Ну, нет ничего необычного… лес… море… динозавры, — и подумала — ну чего, действительно, необычного в стаде динозавров?

— Динозавры? — озадачился Семенов, — И чего они делают?

— Чего? Да ничего… идут по берегу.

— Идут, говоришь? — хмыкнул Семенов. Ну и пусть себе идут, хрен с ними.

Попробуем поднять тебя еще повыше. Но, много не выйдет… метров пятьдесят, так что это почти ничего не даст… Черт, кажется ветер усиливается… Смотри, девочка, смотри! Вся надежда на тебя! Ищи милая!

К чему только не привыкает человек, вот и она… Ведь недавно еще тряслись поджилки при взгляде вниз, а сейчас кажется, чего боялась? Ведь это оказывается так здорово — воздухоплавать! Когда подружка Лилька прошлым летом, вернувшись из Таиланда, рассказывала, как летала на парашюте за катером и как это было классно, Майя только хмыкала недоверчиво. А теперь… Вообще говоря, может, ей радоваться надо — такая насыщенная приключениями жизнь… Тут же она одернула себя — нечему радоваться! Это тебе не экстремальное шоу выживания с призом в миллион. Такие приключения в гроб загонят — глазом не успеешь моргнуть! Если она сейчас ничего не найдет — люди там внизу умрут. В голове крутилась идиотски-пафосная сцена, словно из блокбастера — она спасает всех ценой своей жизни… Нет уж — сказал внутренний голос — такого геройства нам не надо. Стоп… что там такое? Среди однородного зеленого массива мелькнуло светлое пятно. Прижимая к лицу бинокль, Майя снова и снова вглядывалась и не могла поверить своим глазам. Вот она удача! Кажется, нашла! У самой воды, там, где песчаный берег неровной границей сливался с деревьями, в сплошной зелени выделялось серебристое пятно. Деревья мешали рассмотреть, как следует, но все же в бинокль было ясно видно, что поверхность объекта имеет сферическую форму. Да и никакая она не серебристая, как показалось в первый момент… округлые бока странно переливаются в лучах яркого солнца, играя красками, словно на поверхности мыльного пузыря. Сомнений не было — странное сооружение имело искусственное происхождение. Кто же ее там установил?.. положил? (Вопрос: «как?» она даже не пыталась себе задавать) В любом случае — кто-то разумный! Это шанс! Нужно добраться до них, попросить помощи. Если там разумные существа, неужели же откажут? Пусть даже они не гуманоиды. Майя разволновалась — как же она раньше не заметила этот пузырь?.. ведь он такой большой! А потому и не заметила, что раньше его закрывал холм. Вереница этих холмов тянулась вдоль линии горизонта. А теперь шар поднялся выше, да еще и сместился влево и вот он, как на тарелочке. Тарелочке с золотой каемочкой!

Несмотря на то, что ее всю распирало от счастья и желания сообщить скорее о находке, она сперва сделала то, чему ее учили: поймала нулем шкалы Север и тщательно навела мушку на загадочную полусферу. Щелкнула фиксатором. Все! Она справилась! Она сделала! Только вот незадача — рация молчит, не спеша посодействовать ее нестерпимому желанию. Девушка трясла ее и жала на кнопки, но дурацкий прибор никак не оживал.

Ветер меж тем усиливался. Аэростат мотало из стороны в сторону и начало крутить. Это было неприятно, но сейчас не сильно ее пугало. Главным было сообщить о находке. Хорошо, — попыталась она мыслить логически, — допустим, рация сломалась… Но почему же ее не опускают вниз? Должны же они обеспокоится ее долгим молчанием?

Когда, спустя минут десять, ее беспокойство стало принимать совсем уже угрожающие размеры, рация внезапно ожила.

— Да! Да! Умничка! — Майя готова была расцеловать бездушную черную коробку, — Вы меня слышите? Прием!

— Майя, ответь, — сквозь шум и хрипы к ней прорывался голос Семенова, — Ответь Майя!..

— Северо-восток, тридцать градусов… там что-то странное, — в упоении она не замечала, что кричит во весь голос, — северо-восток, тридцать градусов… Есть! Нашла! Радужная полусфера, серебристого цвета… Ориентация — берег… холм на берегу… он там один…

Майя повторяла снова и снова, страшась больше всего, что ее не слышат. Радость была недолгой. Рация вновь молчала. Что ж… если ее услышали — должны опускать уже. А если все же нет? Долго еще здесь болтаться придется? Одни вопросы, ответов нет. Как же тяжело просто ждать.

*****

— Все. Улетела птичка, — Слава, задрав голову, смотрел на неспешно удаляющийся аэростат.

— Типун тебе на язык! — недовольно буркнул Семенов. Он придерживал ногой бухту с веревкой, не давая ей разматываться слишком быстро. Улетела… скажешь тоже!

— Да ладно, — зевнув, с хрустом потянулся Славка, — Ну, не улетела… он задумался, подбирая слово, — взлетела, во! Как ангел! — он секунду подумал, — нет, опять не то… запутали вы меня. Иваныч, давай я послежу?

— Последи, — согласился Семенов и, убедившись, что Славка установил контроль за катушкой, отошел в сторону, и уселся в вынесенное кем-то во двор офисное кресло. Кресло жалобно заскрипело и осело под его внушительных размеров телом.

— Улетела, взлетела, — Штерн нервно покусывал губы, — теперь, главное, чтоб вернулась, — видно было, что он не на шутку волнуется за Майю.

— Ну не скажите, Михаил Аркадьевич, — весело прогудел Егор, — главное, чтоб она оттуда что-нибудь увидела, иначе не стоило всю эту бодягу разводить.

— А спускать-то будет сложнее, — неожиданно изрек Борис, — вверх-то она сама идет… а вниз вручную скручивать придется.

— Сволочная жара… не в тему сказал Семенов, щелкнул зажигалкой, поджигая могучую самокрутку, набитую табаком из недокуренных бычков, поскреб могучую, лоснящуюся потом грудь, подумал немного и добавил. Чертова подлость… Славик, сколько метров уже?

— Сто, — немедленно откликнулся тот, — только сейчас метка была. Остановить?

— Нехай себе крутится, — разрешил Семенов, — низко еще. На двухстах зафиксируй, — он развернул кресло к готовому разразиться возражениями Штерну. Все мы за нее волнуемся, Михаил Аркадьевич. Как же можно не волноваться? Разве ж я чурбан бесчувственный какой? А девчонка — золото! Храбрая девчонка! Тут ведь что главное? Главное верить, что все у нас получиться, правильно? Без веры нам никуда…

Старый технолог только рукой махнул, не зная, что возразить на эту демагогию.

Тень от здания все сужалась, оставляя все меньше пространства, не затронутого палящими лучами светила. Илья нехотя встал и, отойдя на несколько метров следом за ушедшей тенью, снова присел на корточки, крутя в пальцах травинку. Несмотря на важность момента, он чувствовал себя как-то отстраненно. То ли сказалась усталость последних дней, то ли еще что-то… вслед за недолгой эйфорией от удачного старта аэростата пришла эмоциональная тупость. Не оставляло безнадежное ощущение, что все зря. Ничего она там не найдет, не увидит. А если даже увидит, что это даст? С чего мы взяли, что это как-то нам может помочь? А если даже и может помочь — до него ж еще добраться надо. Экспедиция? Кто пойдет и кто останется? Смешно. Во всех голливудских ужастиках герои вопреки здравому смыслу всегда норовят разделиться, после чего легко поедаются довольными монстрами.

Поскрипывала, неспешно разматываясь, катушка.

Народ, меж тем, его мрачных настроения не разделял. Или, по крайней мере, бодрился.

— Эх, в баньку бы, — мечтательно протянул Славка и удивленно посмотрел на заржавших над ним товарищей. Чего вы?

— А сейчас тебе, чем не банька? — скептически скривился Николай.

— Ничего-то ты, Колюня, не понимаешь, хоть и дослужился до целого прапорщика. Во-первых, я к тому, чтоб помыться…

Илья поскреб поясницу. Действительно, помыться бы не мешало.

— Во-вторых — продолжал Слава, — банный жар, он костей не ломит. Зато после парной, как обольешься ледяной колодезной водичкой… он аж причмокнул от удовольствия.

— Нет уж, я б сейчас лучше в холодильник с головой залез, — мечтательно сказал Федор.

— Прямо в шляпе что ли? — ухмыльнулся Слава. Где ты их только берешь?

Щеголяющий в шортах и ковбойской шляпе Федор и впрямь выглядел своеобразно.

— Где надо, там и беру, — меланхолически огрызнулся он.

— Эх ты Федя, съел медведя, — не отставал от него Славка, — А, если и ее потеряешь? Сомбреро будешь носить или может пробковый шлем?

— Что надо, то и буду носить, — однообразно отвечал Федор.

— Этот вон уже залез в холодильник, — неприязненно буркнул прапорщик. Он имел в виду Крюка, который, забравшись в «ауди» своей подруги, пустил двигатель на холостой ход и наслаждался в кондиционированной прохладе. Договаривались же бензин зря не жечь… Ишь ты барин, блин! — он зло сплюнул.

— Твое какое дело? — голос Альбины звенел от возмущения, — Хомяк толстопузый! Мой бензин — хочу и жгу!

— Ты дамочка тут не очень… начал Николай.

— Остынь Коля! — остановил его Семенов. И ты Альбиночка не задирайся. Скажи Виталику, что бензинчик нужно экономить.

Альбина, метнув в их сторону, полный негодования взгляд, направилась к машине. Спина ее изображала крайнее презрение. Мужчины, как по команде посмотрели ей вслед.

«Хороша, — машинально отметил про себя Илья, глядя как мелькают из под чересчур короткого халата ее обалденно стройные ноги — хоть и стерва…»

— Правильно говоришь, Славик, — прервал затянувшееся молчание Семенов, — а после баньки пивка холодненького хорошо, — он похлопал себя по мускулистому животу.

Тут уж не нашлось несогласных. Начались дебаты, какой сорт и марка лучше. Сошлись во мнении, что сошло бы любое, окажись оно вот прямо здесь и сейчас, лишь бы было холодное.

Установили связь с воздухоплавательницей. Все собрались вокруг Семенова с рацией, кроме Крюка, так и оставшегося в машине. Люди вытягивали шеи, как будто от этого слышимость могла стать лучше. Сейчас она им скажет — вот оно, наше спасение! Чего уж греха таить, все жаждали хороших новостей, даже Крюк, так и не вылезший из машины. Ждали. Вопреки предчувствиям. Чтоб облегченно вздохнуть, обрести, наконец, надежду.

Но нет, пока ничего утешительного. Море. Лес.

— Ну, ничего, сейчас поднимем повыше, оттуда точно должна увидеть, — выразил общее мнение Семенов. Даже Штерн не стал возражать.

Опять заскрипела катушка, вытравливая следующую сотню метров.

Очередной сеанс связи. И очередная порция безнадеги. Все то же море, все тот же лес. Только к ним прибавились бредущие куда-то динозавры.

Решили поднять еще на пятьдесят метров.

Разочарованные люди разбрелись кто куда, стараясь держаться в тени. Семенов пошел в институт, как он сказал «попить водички».

Один Слава остался на солнцепеке, терпеливо перенося жару. На предложения подменить, он отмахнулся, сказав, что обещал Майке, лично спустить ее на землю.

Тихо о чем-то переговаривались Борис с Егором. В окошко медпункта высунулся Алексей Федорович, из-под ладони вглядываясь в небо — где там его помощница. Мальчишки бегали вокруг пустых баллонов. Их звонкие неунывающие голоса не давали впасть в дрему.

Мимо Ильи прошла Маринка. Уселась на бордюр крыльца, куда еще не добрались злые лучи солнца, принялась обмахиваться старым глянцевым журналом.

Неожиданно что-то пронеслось мимо лица, аж ветерком дунуло. Приподняв голову, Илья увидел осу. Да нет, то была не оса — осища. Он сразу вспомнил Егора, который упоминал шершня, размером с указательный палец. Оса меж тем, сделала заход на Маринку и уселась той прямо на голову, очевидно, привлеченная яркой заколкой в черный волосах. Илья только глаза успел выпучить. Маринка не видела полета шершня — смотрела в другую сторону — но должно быть, что-то почувствовала. Не зная, что за жуть устроилась на ее голове, она подняла журнал и, небрежно проведя по волосам, смахнула осу. Сброшенный в траву, но оставшийся невредимым, шершень снова поднялся в воздух, грозно гудя крыльями. Илья решив, что Маринке пришел конец, приготовился крикнуть, чтоб спасалась, но оса внезапно взмыла вверх, метнулась куда-то в сторону и исчезла за углом здания.

Маринка громко ойкнула. Все взгляды обратились на нее.

— Крутила, крутила сережку, — виновато улыбаясь, принялась объяснять девушка, — а та возьми и расстегнись. И прямо в траву.

Илья поймал себя на том, что разглядывает, как она наклонясь, шарит по траве руками. При этом вырез ее халата распахивался, девица придерживала его рукой, но все равно видно было достаточно много. Михаил Аркадьевич пришел ей на помощь, близоруко щурясь, присоединился к поискам.

Илья, наконец, оторвал взор от Маринкиного выреза, и сделал это как раз вовремя, чтобы увидеть еще одну осу, зависшую прямо перед его носом.

— Пошла на хер! — передернувшись от отвращения, он рефлекторно отмахнулся и как ни странно попал. Оса с сочным чмоком стукнулась об асфальт. Илья, ловя удивленные взгляды окружающих, вскочил, озираясь в поисках товарок мерзкого насекомого.

Оглушенная оса возилась на асфальте, изгибаясь и беспомощно трепеща крыльями. Выпуская и втягивая из огромного, с фалангу пальца, брюшка, жало, наверное, двухсантиметровой длины.

— Ё-мое, народ!.. Борис, от удивления разинул рот, — что за на фиг?

— Ой! — испугано вытаращила глаза Маринка, — Это что, пчела?

— Ага, меду тебе принесла!

— Чего у вас там? — крикнул Славка, он не мог отойти от катушки и сгорал от любопытства.

— Ни фа себе, шмель! — просунулся между взрослыми Женька, — смотри Гриш.

— Сам ты шмель! — урезонил брата Гришка. Это шершень! Осина здоровая такая!

— Точно, — сказал подошедший Егор, — шершень. Я такого уже видел! Он тебя не цапнул, Илюха? Ты чего-то какой-то очумевший?

Илья, молча, покачал головой. Еще бы не очуметь, видели бы они, как подобная тварь собиралась свить гнездо на Маринкиной голове.

— Раздавите кто-нибудь гадину, а то я босиком.

Это было сказано вовремя — пока собравшиеся цокали языками и качали головами, шершень, кажется, пришел в себя и, встав на лапы, шустро побежал в сторону — вот-вот взлетит. Не успел, с отвратительным хрустом, закончив свои дни под подошвой Егорова башмака.

Воздух гудел. Причем все громче. Илья потряс головой — уши, что ли заложило? Переглянулся с Егором, не послышалось ли? Тот недоуменно пожал плечами и завертел головой. Он тоже слышал. Гул нарастал. Казалось, где-то рядом заработала мощный трансформатор.

Лишь когда померк свет, они догадались поднять глаза.

В десятке метров над ними весело желто-черное облако.

Испуганно вскрикнул кто-то из мальчишек. Словно в ответ завизжала Маринка, перейдя почти что в ультразвук. Этот визг, словно послужил сигналом для атаки. Желто-черное облако пало вниз подобно ловчей сети, брошенной на головы загнанных животных.

Воздух вокруг потемнел, наполнившись жужжанием крыльев тысяч яростных бестий. Началась паника. Кто-то кричал, кто-то бежал куда-то. Позади Ильи кто-то отчаянно матерился, обернувшись, он увидел прапорщика, машущего руками, как мельница крыльями. Рядом Штерн извивался, словно одержимый бесами, колотя себя своими костлявыми руками по всему, куда мог попасть. Темный вихрь вокруг его головы напоминал мученический венец. Потерявший свою ковбойскую шляпу Федор, пригнувшись, словно под обстрелом и обхватив голову руками, бежал к крыльцу, завывая от страха. Наконец, дошло и до Ильи. Раскаленное шило воткнулось в плечо. И тут же словно по команде еще два, в грудь и, что особенно больно в щеку. Из глаз хлынули слезы. Он заорал, смахнул с себя копошащуюся мерзость и побежал. Бежал не глядя, отмахиваясь от норовящих сунуться в лицо ос, просто потому что не мог оставаться на месте, куда угодно, лишь бы подальше от этого жалящего ужаса. В секунды преодолел несколько десятков метров, оглянулся. Взгляд выхватил силуэты людей, среди желто-черной вьюги, охваченные ужасом лица-маски. Быстрее в институт, а то зажалят насмерть! Это его собственный голос, или кто-то зовет? Толчок в спину, истошный вопль. Илья упал, содрав кожу на ладонях и коленях, поднялся, снова побежал. На ходу подхватил под мышки свернувшегося в комок мальчишку, кажется, это был Гришка. Пока бежал, ужалили еще несколько раз. Со всего размаха влетели в дверной проем.

Опомнился он только в холле. Несколько раз громко хлопнула дверь, впуская очередных спасшихся. В висках бился пульс. Вырвавшись из рук Ильи, Гришка стал бегать кругами вопя от боли, очевидно, его тоже прилично искусали.

*****

— Что они там рассматривают? — облокотившись на капот, Альбина некоторое время наблюдала за возней юных, и не очень, натуралистов, потом постучала по стеклу, — может, домой пойдем?

Стекло приспустилось.

— Чего? — из салона выглянуло довольное лицо Виталия, — Давай лезь сюда, не люблю потных теток, — он осклабился и подмигнул. Альбину это несколько покоробило, но ведь знала, с кем связалась — не принц голубых кровей. Но, и, правда, чего стоять на солнцепеке, когда можно хоть немного расслабиться в кондиционированной прохладе машины. Плевать на указания Семенова. Хлопнула дверцей. Откинулась на спинку кресла, суховатая ладонь Виталика тут же поползла по колену, задирая и без того короткий подол халата.

— Когда же они придумают что-то действительно умное? Как же меня все доста… она замолкла на полуслове, увидев, как у Виталика лезут глаза на лоб.

Снаружи творилось нечто настолько кошмарное, что Альбина не сразу поняла, что происходит. Словно клубы дыма опустились на площадку перед институтом. Только этот дым… был живой! Он распадался на отдельные клочья, окутывал людей. Люди заметались, вопя и беспомощно размахивая руками. Приглушенно и отрывочно доносились крики.

— Валим отсюда! — Виталий вдавил педаль акселератора. Машина, завизжав резиной, рванула с места.

— Куда? — выдохнула, опрокинувшаяся на спинку кресла, Альбина.

— Валим! — повторил, мельком оглянувшийся на нее Виталий. И тут же нажал на тормоз. Не успевшая разогнаться «ауди», встала, как вкопанная. Выматерившись, он выскочил из машины.

Пока ошарашенная Альбина хлопала глазами, Виталик с несвойственной ему прытью несся уже обратно к машине, а в его руках беспомощной тряпичной куклой моталось тело ребенка. За ними вился черно-желтый шлейф. В следующую секунду открылась дверца и, вместе с волной горячего, пахнущего чем-то странным воздуха, на руках у Альбины оказался Женька, младший из мальчишек.

Виталик, тяжело дыша и обливаясь потом, плюхнулся на водительское сиденье. В стекло, с тупым стуком, бились огромные мерзкие насекомые.

Виталий снова выжал газ и машина, вильнув на повороте, выскочила на трассу.

— Слышь, ты, видать, в рубашке родилась, — повернулся он к Альбине, — одна осталась не при делах. Остальным-то не повезло. А я гляжу — улепетывает этот, мелкий… да растянулся на асфальте…

На руках и ногах мальчика красным бугрились несколько укусов. Да еще колени разбиты. Но это, вроде, было и все.

— Дышишь нормально? Отека нет? — Альбина взяла обеими руками лицо Женьки.

— Гри-и-ша… тот заскулил, глаза его покраснели и наполнились слезами, которые тут же, грязными ручейками, потекли по щекам. Впервые она видела как это — когда реально слезы в три ручья. Сердце отчаянно и непривычно сжалось от жалости.

— Не видел я твоего Гришку, видать успел спрятаться, — неуверенным голосом сказал Виталик, — других-то видел…

Мальчишка рыдал беззвучно. Только рот кривил, да тело его содрогалось.

*****

Майя вглядывалась в окуляры бинокля. Земля, как будто отдалилась… Ее что, опять поднимают? Или кажется? А море… Боже! Взгляд ее метался с одной стороны в другую. Здание института было так далеко, что Майя не сразу его нашла. Зато море — вот оно. Еще немного и она окажется прямо над ним! Но ведь от института до моря не меньше пары километров. Неужели веревка такая длинная? Как же теперь ее вернут назад?

Девушка глянула под ноги, и сердце испуганно трепыхнулось в груди — веревка безвольно болталась под ней колышась порывами ветра. Она никуда невела, просто висела перпендикулярно земле. Оборвалась… Ужас удушливой волной захлестнул все ее существо. Холодный пот заструился по вискам и спине. Теперь сомнений не было — аэростат, поднимался все выше, одновременно, широкими зигзагами уносясь в сторону моря.

Как же это вышло? Доигралась… Сознание помутилось от страха и, казалось, целую вечность она была не в состоянии соображать. Потом мозг начал лихорадочно перебирать возможные варианты спасения. Так, не паниковать! Надо решить что делать. Что же делать? Да что делать, что делать… спускаться надо как-то, а то унесет к черту на кулички, в стратосферу. Хотя какая стратосфера? На высоте нескольких километров, атмосферное давление упадет настолько, что водород разорвет баллоны изнутри… Господи, даже страшно думать, что будет потом. Сколько она уже в воздухе? Девушка глянула на часы. Так, взлетала в девять пятнадцать, а сейчас двадцать три минуты десятого. Уже больше часа воздухоплавает. Бог ты мой! Море уже близко. Если избавиться от десятка баллонов, подъемная сила ослабнет, и она опустится. Но как от них избавиться? Обрезать веревки, как же еще. Чем? Нож ей дать, конечно, не догадались. Растяпы! Надо же, пистолет дали, а нож не дали. Точно, у нее же есть пистолет… Прострелить оболочку? Совсем спятила идиотка! Там же водород!

Следующие несколько минут прошли в бесплодных попытках ответить на извечный русский вопрос: что же делать? Она успела уже отчаяться, как вдруг пришло решение. Решение было таким простым и очевидным, что оставалось только диву даваться, как же она раньше до него не додумалась? Видимо, совсем отупела от страха. Другого объяснения не было. Конечно же!.. раз она не может перерезать веревку, следует ухватиться за эту веревку и подтянуть себе один из коконов. А подтянув, разорвать его оболочку. Майя начала действовать и тут же обнаружила слабое место своего плана — как она не тянулась, как не вытягивала руку, как не елозила на своем сидении, до металлического кольца к которому были привязаны веревки, она не доставала добрых полметра. Как это не ужасно, но другого выхода, кроме как отстегнуть страховочные ремни и подтянувшись на веревках, встать на досточку-сидение, у нее не было. Только так она могла достать до кольца. Тяжело вздохнув, Майя сплюнула накопившуюся во рту кислую слюну и принялась за дело. Одну за другой расстегнула пряжки брезентовых ремней. Один ремень теперь болтался на центральной веревке, а второй тут же улетел вниз. Девушка проводила его взглядом до самой земли. Теперь она сидела как на качели. Попробовала, не отрывая зада поставить ногу на досточку. Не вышло. С обмиранием сердца она подтянулась на веревках и повторила попытку еще раз и еще. С какого-то раза удалось. И выдохнув воздух, она медленно выпрямилась. Теперь заветное кольцо располагалось в десяти сантиметрах от ее носа. Только вот своими неумелыми кульбитами, она сильно раскачала аэростат. Цилиндры над головой негодующе шуршали и хлопали стукаясь друг о друга, а досточка под ногами предательски ходила взад-вперед. Эквилибристка, блин! Воздушная акробатка на трапеции… От злости страх куда-то пропал. Подтянув к себе первый попавший под руку цилиндр, девушка вцепилась в него, как Тузик в грелку! Треснула, разрываясь, прочная пленка и испустивший дух кокон повис на веревке безвольными ошметками, а Майя уже тянула к себе следующий. После десятого или одиннадцатого по счету, она сообразила, что пора остановиться и оценить обстановку. Не переусердствовать бы — лететь кубарем вниз нисколько не лучше, чем подниматься вверх. Подъем, кажется, прекратился, но и спускаться аэростат вроде не спешил. Да спускаться ей, собственно, пока и ни к чему — при таком ветре, сядет она прямиком в море.

Только вот ей туда не надо. Кишащие всякими чудовищами морские воды, не лучшая посадочная площадка. Ой, не лучшая! Проклятый ветер, хоть бы он сменил направление. До воды оставалось совсем немного… Уже можно было невооруженным глазом разглядеть линию берега и крупные прибрежные валуны. А в бинокль и вовсе страшно смотреть — кажется, протяни руку и коснешься этой синей бездны. Явственно слышался шум прибоя. Конечно, аэростат продержится какое-то время на плаву. Но разве это может служить утешением? Это, скорее всего лишь продлит ее мучения. Девушка представила себе кружащие вокруг нее плавники морских чудовищ. Кто там водится? Акулы? Крокодилы? Эти… как их… мозазавры, плезиозавры? Нет, мучений скорей всего не будет — сожрут быстрее, чем она успеет пискнуть!

Аэростат, однако, снижаться не торопился, и понемногу Майя стала успокаиваться. Похоже, удача снова с ней! Ветер переменил направление, и теперь шар несся вдоль берега. Лучше всего сесть на берегу. Ведь по берегу проще вернуться назад к институту. Сможет ли она вернуться? А может за ней пошлют помощь? Вспомнилось, гуляющее по берегу стадо чудовищ. Они-то скорей всего, травоядные. Хищники такими толпами не ходят, хотя это не означает, что на берегу их совсем нет. Сидят себе тихонько в засаде и ждут, когда Майя спланирует к ним прямо в пасть… Фиг вам, не дождетесь! Как далеко ее унесло? Плато еле виднелось на горизонте. Сколько до него? Тридцать километров? Пятьдесят? Ветер снова сменил направление и усилился — теперь ее сносило в сторону леса. Море осталось справа, а впереди неизвестность первобытной сельвы. Допустить, чтоб ее унесло куда-нибудь в чащу, она не могла, и, подтянув к себе, разорвала еще несколько цилиндров. Расправившись с пузырями, Майя огляделась. Поискала глазами радужную полусферу и не нашла. Зато цепь холмов приблизилась вплотную. Ясно — неизвестное сооружение вновь скрыл холм и с этой точки его никаким образом не увидеть. Одновременно она поняла, что тяжело раненный ей аэростат стал быстро снижаться. Лес уже не казался монолитным зеленым массивом. Легко были различимы и хвойные деревья, похожие на привычные сосны, и какие-то лиственные с толстыми переплетенными ветвями. С одной стороны, хорошо, что спускаюсь, — подумала воздухоплавательница, — но с другой стороны, хоть бы какая полянка, что ли… Запутаться в огромной кроне на высоте тридцати метров над землей или шмякнуться с размаху о какой-нибудь ствол, Майе хотелось меньше всего.

Прошло еще минут десять. Кроны деревьев проплывали уже под самыми ногами. Майя напряженно всматривалась в мелькавшую время от времени землю. Кто там внизу? Какое зверье поджидает ее на земле? Но никаких явных следов живности не обнаруживалось. Не может же, чтобы тут не водились какие-нибудь годзилы. Неужели ей опять повезет? Ладно, об этом подумаем позже, а сейчас хоть бы целой остаться при приземлении. Глазомер отказывался определять, сколько еще оставалось до земли — может пятьдесят метров, а может и все сто пятьдесят. Отчасти потому, что деревья внизу были самого разного размера — от вздымающихся к небу многометровых исполинов, до толкущихся у них под ногами карликов-пигмеев, отчасти оттого, что ей навстречу стремительно надвигался пологий склон холма.

Еще минут через пять Майя достигла вершины холма. Казалось, под самыми пятками проплыла широколистная крона очередного древесного переростка. Дальше холм ухнул вниз крутым обрывом, под которым блеснула водная гладь. Длинный узкий залив извилистой лентой тянулся от самого моря, забираясь глубоко в гущу леса. А может, это устье какой-то реки? Времени гадать не было, Майя поняла, что дующий за холмистой грядой, мощный муссон стремительно уносит ее вглубь материка, прочь от загадочной полусферы. Блуждать остаток жизни по проклятой сельве не входило в ее планы, и она яростно разодрала еще пару пузырей. Будь что будет, пора на посадку!

Как не старалась Майя быть готовой к этому, но все получилось довольно неожиданно. Ее очередной раз мотнуло в сторону, и она нырнула в зеленую крону. Ветки хлестали по лицу, по рукам, несколько раз ее стукнуло о стволы, пока она, наконец, не догадалась отпустить веревки. Освобожденный аэростат, птицей рванул в небо, а полет Майи, наоборот, перешел в неуправляемое падение. К счастью густые ветви существенно снизили его скорость, да сверзиться воздухоплавательнице повезло прямиком в ворох опавших листьев.

Все. Приехали…

*****

Вместе с людьми в холл проникло немало ос, но, оказавшись в помещении, они разом потеряли весь боевой задор и теперь бессмысленно жужжали под потолком словно мухи.

Илья обвел взглядом уцелевших. Таковых оказалось немного.

— Братцы, да что же это такое, а? — на тощей шее Бориса ходуном ходил кадык, растерянный взгляд его метался по лицам, — да что же это такое, а? — повторял он раз за разом.

— Зараза, больно-то как, — на бродящего в прострации Егора было страшно смотреть — опухший, одутловатый, он с удивлением разглядывал свои раздутые пальцы, — У меня такого никогда не было…

По лестнице с громким топотом, прыгая через четыре ступени, спускался Семенов, за ним спешил доктор.

— Что случилось? — заорал Семенов, обводя собравшихся бешеными глазами. На минуту оставить нельзя!

— Осы, осы… начали ему говорить со всех сторон.

— Какие, на хер осы?

— Шершни на нас напали, дядя Вася! — заголосил Гришка. Много, миллион целый… Женьку закуса-а-али!..

Семенов глянул на него и глаза его стали еще более бешенными.

— Где Славка? Кто на катушке? — я вас спрашиваю, — кто на катушке, вашу мать?

Вопрос повис в воздухе. Все отводили глаза. Семенов кинулся к выходу. На пути у него оказался Егор.

— Иваныч… нельзя туда…

— Уйди с дороги Егор, не доводи до греха.

— Подожди Иваныч! — к ним спешил Борис, держа в искусанных руках сорванный с дивана плед, — хотя бы это накинь! Нельзя там раздетым.

Отмахнувшись от него, Семенов выскочил на улицу. С минуту стояла гробовая тишина. Внезапно ее прорезал дикий вопль. Напряженно прислушивающиеся люди, одновременно вздрогнули. Илья почувствовал, что у него внутри все похолодело.

Неужели и Семенова?..

Через секунду яростно матерясь, охотник вломился обратно в вестибюль, попутно едва не вышибив дверь. Подскочивший к нему Борис принялся колотить его свернутым пледом, сбивая с тела не желавших отцепляться ос.

— Падлы! — орал Семенов приплясывая в диком танце, поворачиваясь к Борису, то одним боком, то другим. Суки, бля!

*****

Откуда они взялись не пойму, — рассказывал он, спустя несколько минут, разглядывая вспухающие на глазах волдыри в местах укусов.

— Дайте-ка гляну, — подошел к нему Алексей Федорович.

— Да ладно вам доктор, — отмахнулся от него Семенов, — ерунда… спиртом надо протереть и все… вон на этого лучше гляньте, — он кивнул на корчившегося в углу Федора, — что-то он совсем доходит.

С Федором действительно было неладно. Лицо его стало синим, он закатывал глаза и хрипел.

— Отек сильный в области шеи, отягощенный аллергической реакцией, — констатировал после осмотра Алексей Федорович. Опасно. Задохнуться может.

— Я не могу, не могу больше! — просипел Федор, — Больно… Жжет… везде… тошно… он вдруг задергался и обмяк.

— Положите его, я попробую что-нибудь найти, — с несвойственной для его комплекции прытью, доктор помчался по коридору, через несколько секунд хлопнула дверь медпункта.

Ощущая свою полную беспомощность, Илья уложил Федора на диван в холле. Тут только подумал — а где же остальные? Здесь в холле, едва половина их команды. Где женщины? Где прапорщик? Славка? Куда все делись?

— Там во дворе один Штерн… сказал Семенов, словно услышав его мысли. Он вытирал краем пледа кровоточащий нос. Откуда столько кровищи-то? Это ж надо, сам себе двинул по носу! Но он уже не дышал… в смысле Аркадьевич… весь распух, как колода… В общем, мертвый он уже был. Я когда выскочил, то сперва никого, а потом… как налетели!.. И кусучие, собаки! Откуда они взялись-то, дьявольское отродье?

Вопрос повис в воздухе.

*****

Опять эта дорога. Опять бегство. И опять они втроем. Дежавю какое-то. О том, что стало с людьми в институтском дворе, Альбина старательно не думала. Настолько старательно, что как это всегда и бывает — всей кожей ясно ощущала почти реальное прикосновение мерзких насекомых, копошение их лапок…

— Да за какие такие грехи я сюда попала? — ее передернуло, — не убила ведь никого, не ограбила. Знаешь, что это мне напоминает? — поглядела на мрачного Виталика, — видел фильм «Десять негритят»?

— Не… Не люблю американские…

— Ну, ясно, — Альбина оглянулась на мальчишку, тот уже перебрался на заднее сиденье и сосредоточенно смотрел в окно, обхватив худые коленки руками, — только вот, если с нами все более-менее понятно, то этих за что?

— Ты бы меньше языком чесала, — раздраженно буркнул Виталий, — развела тут философию — за что, да почему… А хоть бы и было за что… Подыхать все равно никому не хочется — вот и весь ответ.

Всю дальнейшую дорогу молчали. Альбина перебирала в памяти свою прошлую жизнь. И выходило, что вроде и не зря ее сюда закинуло. И мужа чужого уводила ради забавы, и да, подленько, бывало, поступала с людьми. И с денежками не все всегда по-честному выходило. Но ведь все так живут. А как иначе-то? Нет, ерунда выходит. Не может такого быть. Может, не может, — а поневоле начнешь выдумывать какие-то высшие карающие силы, когда такое с тобой приключается. Мысли эти зрели у нее давно, почти с самого начала этого безумного приключения. Гнала их, гнала, да что толку. Возвращаются…

Виталик свернул на проселочную дорогу. Пейзаж был умиротворяющим — будто на пикничок выехали. Папа, мама, я — дружная семья. Только вот, если присмотреться, то ничего радостного. То и дело яркими пятнами мелькали разросшиеся повсюду цветы, погубившие Светку-наркоманку. И, несмотря на яркое солнце, довольно уныло смотрелись березки да сосенки.

— Куда мы едем-то? — запоздало спохватилась Альбина.

— На кудыкину гору.

— Чего ты злишься-то? Я что ли виновата во всем?

— Поселок тут дачный есть, забыла? Хоть крыша над головой, да может, еще какой жратвы осталось.

— Туда ж вроде не проехать было? — удивилась Альбина.

— Это раньше было не проехать. Из-за снега тающего, все проселки развезло… А сейчас ехай хоть в любую сторону. Да вон сама смотри.

И верно. Проселочная дорога мал по малу превращалась в улицу. Вдоль ее обочин потянулись заборы, из-за которых торчали разнообразные домишки садоводов-любителей. На черных грядках уже проклюнулись какие-то ростки, что-то начало всходить и распускаться. Некоторое время они медленно ехали по узкой, кривой улочке. Наконец, остановились. Альбине было непонятно, из каких соображений Виталий выбрал один из участков, но спрашивать не стала — какая, собственно, разница. Возможно, он знает, что делает. Забор вокруг этого участка смотрелся поприличнее, понадежнее многих, но от чего он защитит? От любопытных взглядов разве.

*****

Майя прислушалась к себе. Вроде цела, только немного больно пониже ключиц. Еще бы — пересчитала ребрами все встречные ветки, а потом корни. Во рту какой-то затхлый вкус. Пока катилась кубарем, наелась прелой листвы. Она сплюнула, отерла с век влажную грязь и попыталась разлепить глаза. Получилось. Мутная сперва картинка, стала постепенно проясняться. Дрожащие ладони перепачканы чем-то буро-зеленым. Майя провела пальцами по лицу, оно оказалось немногим чище. Да еще и в крови. Видать оцарапалась о ветки. Хоть бы шрамов не осталось! Они, как известно, украшают мужчину, а ей вряд ли прибавят красоты… Тьфу, о чем она думает? Какая красота? Почему-то ей стало смешно от своих глупых страхов. Нашла чего бояться! Она тихонько засмеялась, потом все громче. Чувствуя, что не может остановиться, со всей силы шлепнула себя ладонью по щеке. Потом второй, аж звон по лесу пошел. Несмотря на боль, сразу полегчало. Нервишки шалят. Еще бы, столько натерпелась. Майя огляделась. Вокруг был не тот матерый лес, над которым она только что пролетала, а так, лесок-перелесок. Тонкие, не толще Майиной ноги деревца смыкались над головой своими кронами, образуя сплошную тень. Лишь кое-где, тонкими лучиками солнце ухитрялось пробиваться сквозь широкую листву. Эта же листва, только опавшая, толстым ковром лежала под ногами. Кряхтя, как старая бабка, держась за ушибленные при падении бока, Майя поднялась на ноги. Так, что мы имеем? Да ничего мы, собственно, не имеем. Так всякую мелочевку: компас, часы… ах да, еще пистолет. Ну, это уже кое-что! Теперь надо сориентироваться. Проще говоря, решить куда идти.

*****

Илью раздирали необходимость прийти на помощь и чувство самосохранения. Недолго. Победило первое.

— Надо сходить за Штерном.

— Чего? — удивился Семенов.

— Я говорю, надо сходить за Штерном, вдруг он еще жив… Илья сделал движение в сторону двери.

— Стой, тебе говорят! — охотник ухватил его за руку, — Ты что, дурак? Хочешь как этот? — он кивнул на скрючившегося на диване Федора.

— Да вы же сами только что…

— Ну и я дурак, — согласился Семенов, — героев нам тут строить не перед кем. Михаилу, царство ему небесное, уже не помочь… он поморщился. А вот насчет остальных вопрос открытый. Их я там не видел. А катушка размоталась… улетела птичка… он тяжело вздохнул. Выходит, накаркал Славка. Эх, Майя, девочка…

Послышались торопливые шаги. Илья обернулся. К ним направлялся Алексей Федорович. В металлическом лотке позвякивали шприцы и ампулы.

— Ну вот, слава богу, кое-что есть, — пробормотал он, присев возле Федора, — сейчас попробуем…

Федор повернул к нему раздутое до неузнаваемости лицо и захрипел, что-то неразборчивое.

— Голубчик, держитесь, — уговаривал его доктор, — сейчас станет легче…

Илья опустился в кресло, его била крупная дрожь, наверное, сказывалось действие яда. Он стал яростно тереть лоб, виски, веки. Перед глазами замелькали яркие пятна, но стало легче. Внезапно его слуха достиг, какой-то слабый звук. Илья повернул голову, прислушиваясь. Словно кто-то звал откуда-то издалека. Может, чудится? У местных ос галлюциногенный яд? Покосился на Семенова, но тот был занят с рацией — безуспешно, раз за разом пытаясь вызвать Майю. Егор с Борисом разговаривали вполголоса, демонстрируя друг другу и доктору, покрасневшие и распухшие места укусов.

Стараясь не привлекать внимания, еще примут за умалишенного, он вышел в тамбур. Отодвинув засов, приоткрыл дверь. Сперва совсем чуть-чуть, потом пошире. Потом и вовсе высунул голову.

После полутемного холла, с забитыми фанерой окнами, солнечный свет на несколько мгновений ослепил. Илья зажмурился.

Когда глаза привыкли к свету, первое, что он увидел, было безмятежное голубое небо. И все. Никто не попытался на него напасть. Никаких шершней, ос и прочих насекомых. Словно все, что с ними только что произошло, было кошмарным сном. Илья задрал голову ввысь и ничего не увидел. Аэростата не было. Внутри все сжалось, словно кто-то затянул стальную петлю. Хороши же они, затейники хреновы. Угробили девчонку…

Нелепо торчало посреди двора, черное офисное кресло. Пустая бухта монотонно поскрипывала, оттого, что ветерок раскачивал ручку держателя.

Взгляд упал на ноги в грубых ботинках, виднеющиеся из-за деревянной опоры. На асфальте лицом вниз лежал Штерн. Жалко старика, хороший был человек — подумал Илья, и тут же поймал себя на кощунственной мысли, что не слишком-то ему и жалко, видать, уже начал привыкать. Еще одна бессмысленная смерть. Скверно, конечно, но не сказать, что осиротели. Да и не понятно, по большому счету, кому повезло больше, им, которые пока живы или ему, раз уж отмучился.

Илья уже собирался прикрыть дверь, когда услышал негромкий оклик:

— Илюха! Эй!

Он зашарил глазами по двору, пытаясь установить источник.

— Это я, Славка…

Славка? Жив? Да где же он?

— Не туда смотришь… здесь я в шахте вентиляционной.

Взгляд Ильи уперся в квадратный оголовок вентиляционной шахты, краснеющий кирпичным боком по левую сторону институтского двора, почти у самых кустов. Там за проволочной сеткой, еле видное в полутьме, маячило Славкино лицо.

Славка махал ему рукой.

— Сейчас, — махнул в ответ Илья. Лучше бы он этого не делал. Напротив двери, очевидно, привлеченные его резким движением, мгновенно появились и зависли, угрожающе жужжа, с десяток полосатых бестий. Чтоб избежать нападения, пришлось моментально захлопнуть дверь.

Через пять минут они с Семеновым уже перекрикивались со Славкой с маленького балкона третьего этажа. С радостью узнали, что кроме него в колодце нашли спасение Марина и Николай. Самым поразительным было то обстоятельство, что девицу, не смотря на то, что она первая вступила в контакт с осами, не ужалили ни разу. А вот прапорщику не повезло — спускаясь, он упал и повредил ногу, опасение на перелом. Теперь сидел на бетонном полу теплотрассы и жаловался на судьбу. Но перелом, не перелом, светился оптимизмом Славка, главное, что все живы.

Странно, подумал Илья, почему дверцы шахты оказались открыты? Ведь он, шагая на работу, сотни раз проходил мимо квадратного оголовка, отмечая в петлях люка большой замок, заботливо укутанный от влаги в полиэтилен. Куда же он делся? Впрочем, скоро ему стало не до логических построений. Привлеченная их криками, с гудением атакующих штурмовиков, явилась новая эскадрилья шершней, и пришлось срочно ретироваться с балкона. Получать новые укусы категорически не хотелось. И старые-то, болели так, что казалось, по коже периодически водят раскаленным утюгом.

Они спустились обратно в вестибюль. Там Алексей Федорович, налепил им спиртовых примочек, накормил таблетками от аллергии и воткнул каждому по уколу противогистаминной сыворотки, предупредив, чтоб больше не подставлялись — медикаментов немного, а надо еще оставить для бедолаг в теплотрассе.

Тут Илья вспомнил, что в Отделе кадров, на окне есть противомоскитная сетка, и они всей компанией перебрались в кабинет инспекторов.

Отсюда, из-за пересечения прочных нитей, они могли безнаказанно общаться со Славой. Разъяренные шершни кружили возле окна, садились на сетку, бегали по ней, но сделать ничего не могли.

Диспозиция была понятна. Оставалось решить, что же со всем этим делать. Итак, в институте их осталось пятеро дееспособных (мальчишку и Федора к таковым решили не относить). В вентиляционной шахте еще трое. Как быть с ними? Теоретически, Славка мог попытаться прорваться в Институт. За десять секунд, которые ему потребуются, чтоб пробежать сотню шагов отделяющих шахту от дверей, может быть, даже напасть не успеют. Проблема была с остальными сидельцами — Маринка наотрез отказалась выбираться на открытый воздух пока там барражируют полчища ос, а Николай без посторонней помощи и шагу ступить не мог. Послали Славу, проверить, нельзя пробраться в институт под землей.

Затем обсудили вопрос, куда подевались еще трое из присутствующих во дворе в момент нападения, а именно Крюк, Альбина и Гришкин брат — Женька? Вспомнили, что Виталий не выходил из машины, а Слава, когда прыгал в шахту, слышал шум мотора. Решили, что все трое скрылись с поля боя на автомобиле. Зачем им понадобилось уезжать, было непонятно, ведь в закрытую машину осы, очевидно, проникнуть не могли. Впрочем, от людей попавших в подобную ситуацию логичного поведения ожидать не приходилось — тут, у кого угодно мозги свернутся набекрень. Илья вспомнил себя, как несся, не видя света белого, и можно сказать, по чистой случайности, угадал в сторону крыльца.

Оставалось выяснить, судьбу еще двоих — таксиста и шофера автобуса Андрюхи. Никто не мог вспомнить, когда их видели в последний раз. Кстати, и таксишной «волги» во дворе не оказалось. Все пожимали плечами, но тут, очнувшийся Федор пролил свет на обстоятельства их исчезновения, просипев, что шофер с таксистом с раннего утра отправились на рыбалку, а он не поехал с ними только потому, что хотел присутствовать при взлете аэростата. Ну, хорошо, удивился Семенов, отправились, но даже если не учитывать сам факт их глупого и безответственного поведения, то на часах уже двенадцатый час, где шляются-то?

Объявился Слава и сообщил, что обследовал отвод теплотрассы ведущий в сторону института. К сожалению трубы там уходили в глухую стену и прохода не было. Стали думать, как быть. Егор предложил взломать стену, в то время как рассудительный Алексей Федорович, советовал просто дождаться вечера, ведь как известно осы, как и другие дневные насекомые, по ночам спят и можно будет спокойно передвигаться по двору в свое удовольствие. С ним начал спорить Борис, доказывая, что это нормальные осы по ночам не летают, но, он назидательно поднял грязный указательный палец и помахал им перед носом доктора, нормальные осы и на людей просто так ни с того, ни с чего, не нападают. Тогда Илья предложил надеть костюмы противохимической защиты — их толстую прорезиненную ткань никакому шершню не прокусить, будь у него хоть семь пядей в жале. Борис и ему возразил, что костюмы это, конечно, хорошо, вот только лежат они на складе, а до него, он саркастически усмехнулся, еще добраться нужно, а это триста метров по открытой местности. От частностей перешли к общему, как им жить дальше, если летающие исчадия ада не уберутся к себе в преисподнюю? Действительно, перспектива вырисовывалась хуже некуда, маленькие (хотя, не такие уж и маленькие) жалящие твари хуже динозавров. Тех хоть пули брали. Борис предложил распылить с крыши какие-нибудь ядохимикаты. На что Илья лишь грустно показал на лежащее посреди двора, тело Штерна. Единственный человек, которые что-то мог знать об инсектицидах, был мертв и помочь им уже ничем не мог. Семенов вспомнил, что пасечники отпугивают пчел дымом, но потом сам засмеялся, представив себя бродящим с дымокуром. Все охотно похихикали вместе с ним, хотя на душе скребли кошки. В самом деле, не жечь же круглые дни костры, да и не факт что шершни-монстры испугаются дыма. Может они вообще ничего не бояться. Собрав воедино свои немногие знания про общественных перепончатокрылых, колонисты решили: избавиться от непрошенных гостей можно только одним способом — найти и уничтожить их гнездо. Но это в будущем, а пока предстояло решить — ждать ли им вечера или попытаться вызволить узников теплотрассы каким либо другим способом. Разумней, конечно, было подождать темноты — кроме заполошного Бориса в ночных ос никто не верил. Вся проблема заключалась в том, что темнота наступит лишь через одиннадцать часов. Как перенесут люди в теплотрассе эти одиннадцать часов без воды и лекарств? Ну, за Славку, положим, Семенов не опасался, и не в таких переделках приходилось бывать. Непокусанная Маринка тоже особой тревоги не вызывала, тем более в теплотрассе не жарко можно и без воды потерпеть. Хуже было с Николаем, которому в равной степени досталось и от ос и от закона всемирного тяготения.

В итоге Алексей Федорович предложил, чтоб его замотали в какие-нибудь тряпки, наподобие египетской мумии, после чего он совершит выход в открытый космос, то бишь во двор, доберется до вентиляционной шахты и окажет помощь пострадавшим. У этого плана было всего лишь одно «но» — никто до конца не знал, чего ждать от крылатых убийц. Доктором рисковать никто не желал и поэтому перешли к плану «Б», то есть то, что с самого начала предлагал Егор — проломить стену в подвале. Сообщили об этом Славке, тот отнесся с энтузиазмом — сидеть целый день в теплотрассе ему тоже не улыбалось. На том и порешили: Семенов, Егор и Илья отправились искать стенобитный инструмент, Бориса, как самого слабосильного оставили помогать Алексею Федоровичу. С ними остался и Гришка, к тому времени взявший себя в руки и прекративший скулить. Тем более что выяснилось, что его брат предположительно жив и здоров, и находится вдали от ужасных шершней.

Глава тринадцатая

Тишина. Нарушал ее лишь шелест свежей листвы на деревьях. Нет тут любопытных взглядов. Нет ни детских голосов, ни перекрикиваний соседок, стоящих кверху задом на грядках, ни завывания какой-нибудь радиостанции. Даже лая собак нет. Правильно. Откуда бы всему этому взяться…

Скрипнула калитка, впуская их в дворик. Первым вошел Виталий. Женька за ним, а потом уже Альбина. Окна дома слепо смотрели на них заколоченными изнутри ставнями. Дверь приоткрыта. И замочек сломанный тут же валяется. Да, здесь уже ступала нога человеческая в поисках заботливо припасенных дачниками солений да варений.

— И что, думаешь, кроме крыши, здесь еще можно что-то найти? Все уже до нас взяли и съели. Мы же и съели. Ой!.. Альбина споткнулась о вывороченный кирпич дорожки.

— Не гунди! Пацан малый вон, и то идет молча, не ноет. Найдем какую-нибудь жратву… не здесь, так в другом месте. Не могли же все под ноль вымести, — Виталик хохотнул, обнажив желтоватые зубы, и ущипнул ее за зад. На крайняк, тебя съедим. Ты вон какая аппетитная телка. Верно Женька?

— Чего это ты такой радостный? — недовольно поморщилась Альбина, — и избавь меня, пожалуйста, от своих дурацких шуточек!

— Фу-ты, ну-ты… фыркнул Виталий и вошел в домик. Альбина сунулась было следом и словно ослепла. После яркого солнца-то да в темное помещение.

— Твою мать!.. с противным дребезжанием покатилось сбитое Виталием то ли ведро, то ли кастрюля. Половицы скрипели под его грузными шагами.

— Открой окошки-то, ничего не видно — Альбина решила стоять на месте и никуда не двигаться.

— Нет уж, с этим повременим, так оно надежней будет, — Виталик продолжал что-то искать, судя по звуку падающих предметов, — Альбинка, зажигалка есть у тебя?

Она пожала плечами, спохватилась, что ее все равно никто не видит.

— Да была вроде… в машине. Жень, посмотри в бардачке, — за спиной шмыгнули носом, раздался торопливый топот ног, хлопнула дверь, впустив на пару секунд небольшую полоску света.

Маленький огонек трепыхался, прыгал, но не затухал, пока Виталик продолжал свои поиски. Хорошо, что зажигалка не какое-нибудь дерьмо китайское, жаль, давно не заправляла. Результатом поисков стала керосиновая лампа, неизвестно откуда извлеченная и водруженная на колченогий стул.

— А вонь-то от нее… поморщилась Альбина.

— Потерпишь, тоже мне цаца, — беззлобно отрезал Виталий, — ну что, все дружными рядами на поиски еды? Жрать-то хочется уже…

Хлопнула крышка погреба. Заскрипели хлипкие ступеньки.

Осторожно, стараясь ни на что не наткнуться и не упасть, Альбина подошла к краю прямоугольной дыры в полу. Присела на корточки. Пахнуло землей и чем-то сладковатым.

— Ну что там?

— Ничего… Все нашли, черти, ничего не пропустили.

Однако спустя пару минут, по полу раскатились несколько картофелин, извлеченных добытчиком из недр погреба. Альбина собрала их и положила на стол, покрытый липкой клеенкой.

— Вот, держи. Все, что есть, — показалась голова его, плечи, а следом и все остальное могучее тело, — Пацан, давай-ка пошукай по соседним огородам, я там видел чахлые кустики укропа. И побольше — одна веточка не прокатит. Если что — ори дурным голосом. Понял?

Женька не заставил себя упрашивать. Только дверью шибанул о косяк, видимо, от усердия. Виталий шагнул следом и накинул на дверь крючок.

— Зачем ты?.. Альбина не успела договорить, как оказалась в его объятиях. В одну секунду халат оказался распахнут и стянут с плеч. Она затрепыхалась, как муха попавшая в паутину, но куда там. Шершавая рука Виталия прошлась по грудям, вторая начала бесстыдно стягивать трусики.

— Ты что! Ой… Дурак! Куда ручищами-то грязными… Пусти! Ребенок же увидит…

Он не слушал ее, только громко дышал прямо в ухо, навалившись всей тяжестью.

— Давай, Альбинка, сделаем напоследок… может, помрем через час… давай сладкая!

Она вцепилась в клеенку, край стола довольно чувствительно уперся в живот, сопротивляться не было никакой возможности. Да и зачем? Ведь он прав, сколько еще им осталось жить. Она улеглась грудью на столешницу и расслабилась.

…Картошку, скатившуюся на пол, собирали молча. Для порядка, она сделала вид, что крайне обижена. Натуральное животное. О чем вообще думает? Виталий имел виноватый вид. Пытался говорить ласковые слова, гладить по плечу. Наверное, решил, что сделал ей больно. А она нет, нет, да и, отвернувшись, чтоб не видел, не могла сдержать улыбку — бывает же так: вроде бы грубо изнасиловал, а никогда еще ей не было так хорошо. Эх, помирать — так с музыкой! А может, еще и живы будем, не помрем…

*****

Илья сбегал в библиотеку за приснопамятным пожарным ломом, который так и лежал там со времен набега динозавров. Второй лом и кувалду нашли в механических мастерских. После чего спустились в подвал, где Славка стуком с той стороны указал им место, где надо долбить. К сожалению, больше он ничем не мог им помочь. Они энергично принялись за дело, сменяя друг друга, и вскоре им удалось пробить дыру в кирпичной кладке. В отверстии немедленно появилось довольное Славкино лицо. Он поздравлял проходческую бригаду с успехом и просил не снижать темпа, а то Николаю нехорошо, а Маринка, как выяснилось, страдает клаустрофобией на почве шершнефобии и совсем вымотала ему нервы своим нытьем. Вот тут-то и выяснилось неприятное обстоятельство. Стена подвала оказалась бетонной. Под трубы в ней имелась прямоугольная выемка дополнительно заложенная кирпичом. Вот эти кирпичи и удалось им выбить. Беда, однако, была в том, что заложенная кирпичом щель между трубами и бетоном оказалась слишком узкой. Через нее было видно Славку, можно было протянуть руку и поздороваться с ним. Но вот пролезть в эту щель не удалось бы даже Майе, не говоря уже о сочной Маринке и тем более о мужчинах. А бетон старого советского розлива, это вам не кирпичи, его так просто не возьмешь за рупь за двадцать. Разъяренный этим обстоятельством Егор принялся лупить кувалдой, но быстро выдохся, не расширив щель и на десяток сантиметров. Передали лом Славке, он ковырялся со своей стороны, громко сопя и ругаясь. По всему выходило, чтобы расширить щель до приемлемых размеров понадобиться несколько часов непрерывного каторжного труда. Они пробовали упирать лом в стену наподобие долота и бить по другому концу. Но в тесноте и темноте коридора невозможно было ни размахнуться, как следует, ни прицелиться, и после того, как Семенов чуть не звезданул Илье кувалдой по плечу, энтузиазм у них несколько поиссяк. В самом деле, овчинка, кажется, не стоила выделки. Хватит им уже инвалидов. Чем так корячиться, проще уж темноты дождаться. А воду и лекарства можно и в щель передать.

Но оказалось не так.

Внезапно откуда-то из-за спины Славки, раздался женский визг и невнятная ругань прапорщика. Люди перестали работать и уставились друг на друга.

— Что там еще? — нервно поинтересовался Семенов.

— Не знаю… все вроде нормально было… лицо Славы выражало крайнюю степень недоумения.

Визг повторился, причем на самой истерической ноте. Илья почувствовал, словно тупым зазубренным лезвием полоснули по сердцу.

— Стой! — крикнул вдруг Семенов, вслед кинувшемуся в темноту Славке. Стой!..

— Я гляну только… гляну… его спина растаяла во мраке коридора.

— Что за черт? — охотник обернулся к своим растерянным спутниками. Те молча хлопали глазами, никто ничего не понимал. Илья в первый раз видел Семенова таким… нет, не испуганным… не знающим, что делать. Что случилось-то?.. бормотал он снова и снова, — что у них там?.. Славик… он прислушивался, прикладывая ухо к щели, но никаких внятных звуков оттуда не доносилось.

— Все! — внезапно сказал охотник, его лицо опять стало решительным. Надо бежать им помогать! — бросив кувалду, он кинулся к выходу из подвала. Илья с Егором поспешили за ним. Причем Илья по-прежнему сжимал свой пожарный лом, словно руки прикипели.

Уже на лестнице они столкнулись с Борисом. Глаза у того и без того навыкате, теперь были выпучены так, что казалось сейчас вылезут из орбит и, упав, поскачут вниз по ступенькам.

— Беда Иваныч! — заорал он заполошно. Новая напасть на нашу голову… Муравьи! Стой, нельзя туда… они уже везде там… в вестибюле… надо этих… больных утаскивать…

Последующее напоминало одновременно фильм ужасов и сумасшедший дом.

Проклятая природа, должно быть всерьез решила сжить людей со свету. Сунувшись в фойе, они увидели, как из тамбура растекаются во все стороны рыжие лакированные ручейки. Воздух наполнял странный едкий запах. Удивляться новому нашествию было некогда. Первые шестиногие охотники уже миновали вертушку турникета и суетились в проходе, потихоньку заполняя коридор. Когда Семенов презрев предупреждение, попытался проскочить сквозь живой поток, случилось невероятное. Илья не понял, каким образом это произошло, но только что бегущие по бетонному полу муравьи вдруг стали подпрыгивать, словно подброшенные невидимыми пружинками. Это не были направленные прыжки, как у кузнечиков. Они подскакивали как жареные семечки на сковородке, летели наугад, кувырком. Но Семенов в одну секунду оказался усеян ими, как барбоска блохами. Вот только кусались они куда больнее блох, о чем свидетельствовал яростный рев охотника. По счастью, муравьев еще было немного, и Семенов сумел проскочить. Отбежал в другой конец коридора, где, подпрыгивая и подвывая от боли принялся сбивать с себя, кусающих и жалящих его насекомых. К нему подоспел Алексей Федорович, и принялся помогать. О том чтобы прорываться во двор нечего было и думать, к тому же и ос никто не отменял.

Илья, Егор и Борис забегали по ступенькам взад и вперед, не зная, что им предпринять.

— Чего вы там топчитесь, как сосватанные? — закричал им доктор. Бегите через второй этаж сюда, надо больных выносить.

— Черт, черт… отступал Борис, от лезущих на ступеньки муравьев, — что делать-то братцы?

Решение пришло внезапно.

— Делайте, как доктор велит, — крикнул Илья товарищам, — я знаю, как этих тварей остановить… Вперед, вперед! — пихнул он их наверх. Сам тоже помчался следом, прыгая через ступеньки, как горный архар.

На втором этаже сунулся в первую же лабораторную комнату. «Ну, сейчас я вас угощу… бормотал он, роясь под вытяжным шкафом. Заречетесь, гады к людям лезть!

Через минуту, Илья, вернулся на лестницу с охапкой разномастных бутылок. Муравьи уже преодолели половину пролета.

— Нате вам суки! — предварительно глянув на этикетку, он грохнул о ступени первую бутылку.

Это был нашатырный спирт.

Вытирая слезящиеся от острого запаха аммиака, глаза, Илья с каким-то восторгом наблюдал, как суетятся, как шарахаются от льющейся по ступеням прозрачной жидкости, муравьи.

— Что съели? А вот вам еще на закуску!

Бутыль с деканом полетела в фойе, и разорвалась как бомба. Следом отправились бутылки с бензолом и этиловым эфиром.

Помещение наполнилось сложной смесью запахов.

Отступающий от нестерпимой вони Илья, обозрел остатки своего арсенала. Это был раствор брома, ацетон, и, как ни странно, азотная кислота.

Со словами:

— Это тоже вкусно! — он отправил бром с ацетоном в коридор, и, спасаясь от бурого облака возникшего на месте их падения, метнулся вверх по лестнице, зажав бутылку с азоткой под мышкой, как последнюю гранату.

*****

— Ты чего там натворил? — буркнул Семенов. С Татьяной на плече, он поднимался по боковой лестнице. Следом за ним, поддерживая голову матери, семенил Гришка.

— Быстрей туда, поможешь, пока не задохнулись все на фиг, — охотник смахнул со лба пот, — Наташку я уже поднял.

Не задавая лишних вопросов, Илья ссыпался по лестнице на первый этаж. Навстречу ему пыхтел Егор, волоча Фатиму.

— Уф… корова толстая… Давай в медпункт, а то с Борьки толку нет… он там муравьев отгоняет.

— Ты, прям, как доктор Менгеле, — такими словами встретил его Борис, прижимающий к лицу мокрую тряпку, — устроил душегубку! — он стоял возле закрытой стеклянной двери и вглядывался в полумрак коридора.

Вонь и впрямь стояла невыносимая.

— А куда их тащить-то? — наконец, догадался спросить Илья. Поставив бутылку с кислотой на подоконник, он попытался поднять с пола бесчувственного Марека. Марек был тяжел и неподъемен. Кто пробовал переносить в одиночку бесчувственных людей или, не дай бог, покойников, знает, как это тяжело. Это не мешок с картошкой таскать.

— Ты-то чего стоишь истуканом? — крикнул он Борису. Помогай, давай!

— Ага! А вдруг эти… насекомые эти, сюда пролезут.

Илья хотел уже обматерить явно сачкующего коллегу, но тут дверь медпункта открылась, и оттуда показался Алексей Федорович с ворохом пакетов в руках. Со словами:

— Вот самое необходимое, держите, а я еще сейчас возьму… он сунул пакеты Борису и вновь скрылся за дверью.

Борис был вынужден оставить свой пост, и, прижимая охапку пакетов к груди, рысцой устремился вверх по лестнице.

*****

Тропа была широкой и хорошо утоптанной. Она вилась меж островков заболоченного, но довольно густого леса, и поэтому просматривалась, что сзади, что спереди лишь до ближайшего островка, то есть не более чем на сто-двести метров. Это обстоятельство не добавляло приятности путешествию. Встречи с одним из тех, кто торил эту тропу, Майя желала меньше всего, пусть даже он был самый, что ни на есть травоядный слонопотам. Потому как, знала — какой-нибудь напуганный буйвол или носорог будет поопасней леопарда. И бежать тут некуда, и спрятаться негде — вокруг топкое болото. Она убедилась в этом когда, сунулась было к очередному лесному островку. Отойдя от тропинки всего несколько шагов, оскользнулась на кочке и провалилась по колено в хищно чавкнувшую жижу. Дальше не полезла. Пятясь, как цапля задирая ноги, выбралась на твердое. С тех пор больше не пыталась самовольничать. Дали тебе тропку — иди! Делай, что должен и будь, что будет. Только постоянным нервным движением проверяла кобуру на поясе.

К краю болота она вышла с полчаса назад. Последнюю сотню метров до него пробиралась чуть ли не час — это был лес не лес, а все больше кусты чуть выше Майиного роста, сплошь увитые какой-то колючей повителью. Определившись с направлением, и оглядевшись по сторонам, девушка поняла — обойти болото не получится. То есть, теоретически, наверное, можно. А практически… Лезть сквозь эти колючие кусты — через километр от комбинезона ничего не останется, да и от кожи тоже. Но даже если вернуться и попытаться пройти через более проходимые места, то займет это путешествие не один день. А такого времени у нее просто не нет. Прямиком через болото до берега моря, а значит и до «источника», по Майиным прикидкам, было километров десять, может быть пятнадцать никак не больше. Но лезть, напролом по качающимся кочкам было чистым самоубийством. Сразу вспомнился фильм «А зори здесь тихие» как утопла в трясине посланная за помощью девушка. И помощи не привела и сама сгинула. Такого исхода Майя себе позволить не могла, ведь она, считай, нашла таинственный источник сигнала, а значитвозможное спасение близко. Да и желания жить никто не отменял. По счастью, пройдя немного по кромке болота, она наткнулась на эту самую тропу, по которой после некоторого раздумья и зашагала.

Может болото небольшое и скоро закончится?

*****

Болото оказалось большим. Это Майя поняла через пару часов пути. Километр за километром ложился под ноги, а тропа все так же змеилась синусоидой, а вокруг расстилался все тот же, уже ставший привычным, пейзаж. Выбившись из сил, девушка остановилась передохнуть у очередного лесистого островка. Присев на павшее дерево она принялась озираться по сторонам.

Да, тут было на что поглядеть. Это тебе не родные хакасские болота, на которых Майе приходилось бывать не раз. Там кроме кривых елок и сосенок да облаков вьющегося на безветрии гнуса ничего и нет. Ну, еще ягода, по осени. А здесь… Какая же все-таки богатая фантазия у природы! Сколько красок и форм она использовала. Растительность островка состояла из группы странных деревьев. Их стволы, имеющие у основания толщину в несколько Майиных обхватов, взмывали ввысь сужающиеся кверху конусом. Поникшие ветви, бесформенной зеленью, торчали из ствола то тут, то там. Майя с удивлением разглядывала нечто, похожее на огромный кактус. Его бочкообразный коричневый ствол был усыпан ярко-розовыми цветами размером с Майину голову. Венчалось это пятиметровое чудо зонтом развесистых листьев. Это даже не кактус, а скорее ананас. А чуть дальше из зеленой жижи торчали просто зеленые палки, на многометровой высоте разделяясь на ветки без единого листика. Кстати, чего-чего, а гнуса здесь не было и в помине. Вернее вились какие-то мошки, но на Майю они никак не реагировали. Да еще вначале, у самой кромки болота вяло попытались напасть какие-то похожие на слепней мухи, но она, накинув на голову капюшон и раскатав рукава комбинезона, счастливо избежала укусов.

Под лучами клонящегося к востоку солнца, воздух над болотом, казалось, загустел от испарений. Майя подумала, что человек со слабым здоровьем мог бы здесь запросто потерять сознание от удушья. Она, конечно не из таких, но все же каждый последующий шаг давался все труднее. На часах уже три и подходил к концу четвертый час пути по болоту. Ее маяк, цель ее путешествия — холм, уже явственно вставал впереди. Вот только проклятая тропинка, как нарочно, повернула куда-то в сторону. Судя по компасу, на север. А холм — на востоке. Смотреть на него невозможно — солнце бьет прямо в глаза. Над болотом белесой дымкой колышется смрадный туман. Как же жарко. Горло давно пересохло. А грязь, которой Майя покрылась с ног до головы, запеклась цементной коркой, усиливая мучения.

В этом месте тропинку подтопило. Воды было по щиколотку. Кроссовки Майя давно сняла. Они, связанные шнурками, болтались на палке у нее за плечом. Оглядевшись и поразмыслив, девушка решила все же довериться тропе, надеясь, что в итоге она все равно приведет ее куда надо. Так и случилось. Метров через пятьсот, обойдя очередной лесок, она увидела небольшое озерцо с более-менее чистой на вид водой. А за ним… о счастье!.. начинался пологий (и главное сухой!) подъем. Несмотря на усталость, Майя готова была запрыгать от радости. Проклятое болото кончилось! Она дошла! У нее получилось!

Пробравшись сквозь заросли папоротника и камыша, девушка вышла на берег. Над головой что-то прострекотало. Метнулась быстрая тень. Майя, задрав голову, успела проследить полет. Птица! Елки-палки! Настоящая птица! Пернатое уселось на ближайшем кусте и осторожно косилось на человека глазом бусинкой. Вот вам и первый житель этого дивного местечка. Изумрудно-зеленое оперение, вытянутое тело с длинным расходящимся хвостом. Да она не одна — вон и товарки на соседних деревьях суетятся, не знают, как реагировать на странного пришельца. А не суетись они, Майя их и не заметила бы — цвет оперения полностью маскирует.

Стрекоза. Еще одна и еще. Носятся над водой, треща крыльями. Да здесь полно жизни. Странно, почему на болоте она никого не замечала?

Она вдруг замерла от внезапной догадки.

Насекомые здесь самого обычного размера!

Мошки, которые не кусались, мухи которые пробовали кусаться, стрекозы, муравьи под ногами, орущие кузнечики, жуки-плавунцы. Все они совершено обыкновенные, маленькие, как и положено быть порядочным насекомым. Никаких тебе мутантов переростков, наподобие тех, которые залетали и заползали на плато. «Обязательно надо рассказать ребятам, когда вернусь!» — дала себе слово Майя. Она даже хотела записать в блокнот эту важную мысль, чтоб не забыть, но тут же обо всем забыла, потому что… прозрачная вода отразила пугало. Никакого другого слова Майя не смогла придумать о своей нынешней внешности. Короткие волосы, склеились глинистой грязью в одно целое с веточками и сухой травой, а чумазое лицо в разводах от слез напоминало маску папуаса.

От воды не исходило никаких неприятных запахов и это послужило достаточным основанием решить, что она пригодна для питья. Колебалась Майя недолго — соблазн был слишком велик. Может, и не отравится…

На вкус жидкость оказалась божественной. Сначала Майя черпала горстями, а потом и вовсе, не церемонясь, приникла ртом. С каждым глотком, смачивающим ее пересохшее нутро, возвращались силы. Вволю напившись, она принялась умываться. Зажала нос двумя пальцами, набрала в легкие воздуха и опустила пылающее лицо в воду. Не прохладная, но все равно хорошо. Жаль только, искупаться, как следует, не получится, глубина от силы по колено. Девушка скинула комбинезон и вошла в теплую воду.

Фыркая как нерпа, она долго плескалась, смывая с себя грязь и пот. Перебаломутила пол озерца, распугала всех жуков-водомерок и суетливых мальков. Вдоволь накупавшись, как могла, прополоскала комбинезон, и, выжав, повесила сушиться на кусты.

Жить стало веселей. Хотя бдительность, конечно, терять не стоило. Неизвестно, кто еще здесь обитает, а дичь наиболее уязвима на водопое. Правда, пока ничего подозрительного не наблюдалось, даже зеленые птицы куда-то улетели. Тишина. Лишь ветер шелестит в камышах. Майя прилегла, опершись на локоть, и принялась разглядывать удивительный кустарник, стволы которого были покрыты синеватыми наростами словно чешуей.

*****

Когда она открыла глаза, солнце хоть еще и не село, но уже оседлало вершину холма. Майя так и подскочила на месте. Задрыхла? Растяпа! Который час? Бог ты мой! Без пяти семь! Если она не успеет добраться до «источника» ей придется ночевать где-нибудь в лесу? «Благодарю покорно!» — бормотала Майя, прыгая на одной ножке и натягивая не до конца просохший комбинезон. На пояс был водружен ремень с кобурой. Часы и компас на руках. Бинокль на шею, бесполезную рацию в нагрудный карман. «Это ж надо!.. продолжала клясть себя девушка, — разлеглась, как у мамы на даче! А если б, какой динозавр пожаловал или крокодил? Ответственности в тебе Майя Николаевна ни на грош! Люди ждут, а она дрыхнет! Ох и дура, прости господи!»

После обманчивой, зыбкой, поверхности болота, так приятной было чувствовать под ногами твердую землю, идти, удивляясь быстроте и легкости ходьбы. Время суток было самое благодатное: дневная жара уже отошла, а до темноты еще далеко. И что удивительно ни гнуса, ни комаров. Расстегнув молнию на комбинезоне до самого пояса, Майя ловила его сырыми полами, как парусом, насыщенный вечерней прохладой ветерок. Никто ее стриптиза тут не увидит, так что стесняться некого. Зато свежо и хорошо! Результаты взятого ей темпа радовали: по прикидкам выходило, что она достигнет вершины холма минут через пятнадцать. Тропу, пошедшую в обход холма (протоптавшие ее ушлые звери не желали ноги ломать, лазя по склонам), Майя после некоторого сомнения оставила, решив взобраться на вершину и оттуда осмотреть местность. Если ей повезет, «источник» где-то неподалеку, и она его увидит. От нетерпения чаще билось сердце и ноги, несмотря на растущую крутизну склона, сами шли вперед.

Он был огромен, этот холм. Совершенно невозможно было понять, как на ровном месте могла образоваться эта чудовищная по величине куча земли и камней. Настоящая маленькая гора, но самое интересное было даже не в его величине, а в том, что на нем ничего не росло, кроме белого мха. Да и тот уже не рос, а, похоже, засох под жаркими лучами солнца. Каждый шаг Майи по этому бесконечному белому ковру сопровождался громким хрустом, словно кто-то рядом непрерывно грыз сухари.

Тяжело дыша, девушка выбралась на вершину. Огляделась, и, не смотря на усталость, не смогла сдержать восхищенного вздоха. Холм стоял на разделе сред, обретая значение вселенского символа — эдакого перекрестка мироздания. На запад и на север простиралось бескрайнее болото, окаймляющий его далекий лес, окунался в голубой туман горизонта. На юге, как поется в песне: зеленое море тайги — пейзаж примечательный лишь своим однообразием, хотя масштаб впечатлял. И лишь на востоке все это смешивалось странной спиралью, словно в фильтре фотошопа, а дальше в общую палитру был щедро добавлен аквамарин настоящего моря — широкий залив глубоко вдавался в берег.

Восточная сторона холма в отличие от остальных трех, заросла чахлыми в рост человека деревцами похожими на сосенки. Хотя, может это сосны и есть, — думала Майя, изучая в бинокль коряво топорщащиеся ветки, усаженные почернелыми старыми шишками. Свободные от этих карликовых сосен каменистые лощинки, были покрыты рыжим мхом и уходили вниз длинными огненными языками.

«Источник» она нашла почти сразу. Он лежал примерно в километре от холма, по-прежнему переливаясь перламутром, словно жемчужина. Майя долго разглядывала местность вокруг него, но так и не смогла понять, что это было. Лес не лес, болото не болото — бурелом какой-то. Впрочем, болото, там тоже было. Весь путь от холма до «источника» придется добираться по мокрому. Хорошо хоть идти недалеко.

Внезапно взгляд девушки наткнулся на два серых пятна, движущихся среди засохших вершинок. Сердце екнуло в груди. Вот и обитатели здешних мест пожаловали. Кто они? Хищники или безобидные травоядные? Как она не вглядывалась, как не крутила рубчатое колесико настройки резкости, как следует рассмотреть таинственных тварей так и не удалось, мешали деревья. Они продолжали двигаться, не меняя хода, и вскоре скрылись за одним из болотных островков.

Несмотря на близость к заветной цели, Майе было как-то не по себе. Не хотелось спускаться вниз. Здесь на вершине она чувствовала себя в безопасности, этаким олимпийским божеством — высоко сижу далеко гляжу. А стоит спуститься, и она опять станет простой смертной. Причем может оказаться, что чересчур смертной. Кто она здесь, на бескрайнем чужом пространстве? Пришелец, чужак. Практически беззащитна (не считать же надежной защитой пукалку ПМ из которого она стрелять-то толком не умеет), экзотический деликатес для здешних, для настоящих хозяев этих мест. Они живут здесь, рождаются, умирают, кормятся, размножаются. Это их мир. Людям здесь не место. Здесь природа не для людей, здесь она сама по себе.

Над головой неслись облака. Погода ухудшалась — свежело. Ветерок из ласкового стал прохладным. Зябко поежившись, Майя застегнула молнию комбинезона и решительно поднялась на ноги. «Пора! — зло сказала она себе. Там люди ждут, а ты расселась тут… рассуждаешь о бренности бытия… овца овцой!»

*****

Жутко хотелось есть, аж подташнивало. И не мудрено — с раннего утра в рот ничего питательней прелой листвы не попадало. Жировыми запасами организм Майи не располагал, а гликоген если где-то там и был, то давно уже весь израсходовался на ходьбу по кривым болотным тропам и лазанье по горе. Последние несколько минут, девушка бросала голодные взгляды в сторону тянущегося вдоль ее пути по болоту ягодника. Крупные красные ягоды выглядели так аппетитно, что ей стоило огромных усилий, чтоб не упасть тут же на колени и не набить ими рот. «Не хватало еще отравиться за два шага до спасения! — увещевала она себя. Люди по месяцу не едят и живы бывают… а она, всего-то один день поголодала… Это даже полезно — разгрузка… Индийские йоги советуют… сутки ничего не есть, только воду…» Беседуя сама с собой таким образом, она добралась до следующего острова. Солнце, зависшее уже над самым лесом, быстро краснело, готовясь нырнуть за горизонт. Девушка осторожно перебиралась с кочки на кочку — тропку для нее тут никто не удосужился протоптать. Из-под ног ежесекундно порскали разномастные и разнокалиберные ящерицы. Воздух был наполнен руладами лягушачей любви исполняемыми на все лады. Сотни лягушек, лягух и лягушищ нежились вокруг в лучах низкого солнца.

«Интересно, — думала Майя, хищно косясь на земноводных, — столько еды вокруг и никто на нее не зарится. Никаких тебе цапель или, скажем, цаплевидных динозавров… А вот если оторвать лягушатам задние лапки да поджарить их на костре, ведь наверное вкусно получится…» Исполненная такими кровожадными мыслями Майя подобралась почти что к самому краю болота, и тут только поняла, что еле уловимый запах гари, который она почувствовала как только спустилась с холма, теперь усилился в разы, несмотря на то, что ветер дул ей в спину. Глянув в бинокль, она поняла его причину. Лес впереди сгорел. Очевидно, пожар был низовым, может быть горел торф. Повалившиеся деревья лежали внахлест в несколько ярусов. При этом кроны их частично уцелели, а сквозь стволы, маскируя черноту, уже успели пробиться зеленые ростки лиан. Поэтому-то пожарище и не было видно с высоты птичьего полета. Майя потопталась на месте размышляя не усложнит ли вновь открывшееся обстоятельство ее и без того непростую задачу, добраться до «источника». Ничего не придумав, она отправилась дальше и уже через десять минут вышла к краю болота. Как назло, здесь, поперек ее пути легла полоса непроходимой топи. Ругая неожиданное препятствие, девушка пошла вдоль полосы и метров через двести обнаружила упавшее поперек ней дерево. Перебравшись по нему через топь, девушка вздохнула с облегчением, теперь, до «источника», если идти напрямик, оставалось не более полукилометра. Сам он хорошо был виден уже безо всякого бинокля. А уж в бинокль-то со всеми подробностями. Хотя, правду сказать, подробностей особых не было. Иризирующая поверхность переливалась на солнце, словно сферу все время крутили по всем осям. Хотя, кроме игры красок никаких признаков движения больше не было. Да и была это не сфера, а скорее полусфера — нижняя часть скрыта от глаз поваленными деревьями. И еще показалось Майе, что воздух вокруг нее колышется, как это бывает в жаркий день в городе над разогретым асфальтом.

Дальнейший, путь казался простым. Подумаешь, пройти несколько сотен метров, пусть даже по сильно пересеченной местности, когда за плечами по земле и по воздуху десятки километров. Да хоть на карачках, да проползет она эти несчастные полкилометра. Но, как оказалось, радовалась Майя преждевременно. Когда, балансируя на стволах, она углубилась в бурелом метров на двадцать, под ногами что-то хрустнуло, обломилось, и она провалилась по самые плечи. По счастью успела растопырить локти и теперь висела, словно на брусьях. Что было под ногами, она не видела, и от этого становилось жутко вдвойне. Мелькали в мозгу картины, одна страшней другой: вот она падает в выгоревшую яму, на дне которой тлеет торф… или хуже того — под ногами бездонная трясина… Дальше Майя думать не стала, а повизгивая от ужаса, извиваясь как гусеница, выползла из щели-ловушки. Опершись на толстую ветвь, она минут пять приходила в себя. Нет, так дело не пойдет. В лучшем случае ноги переломает, а в худшем… Нет, так дело не пойдет. Бормоча эту фразу как заклинание, Майя вернулась на исходную позицию к краю болота. И там уже обнаружила самую тяжелую утрату, когда вдруг поняла, что на талии нет больше тяжести. Еще не веря, она сунулась в кобуру. Пусто! Судорожно всхлипнув, Майя ощупала себя всю, словно пистолет, как монетка мог завалиться за подкладку. И естественно ничего не нашла. Сняла ремень и несколько минут тупо разглядывала пустую кобуру пытаясь сообразить: она ее расстегнула, или та расстегнулась сама. В начале пути, Майя, пугаясь каждого шороха, то и дело хваталась за пистолет, потом пообвыкнув, перестала, но кобуру кажется, так и не застегнула. Так сподручнее было извлекать оружие. Вот и доизвлекалась! Девушка ругала себя последними словами, но что толку. Первым порывом было: бежать обратно поискать, может еще можно найти. Но разум уже признал очевидное — пистолет вывалился из кобуры в тот самый момент, когда Майя провалилась в проклятую щель. А значит, найти его будет не легче чем, оставшимся в институте товарищам, найти саму Майю среди этих бескрайних просторов. А проще говоря — невозможно! Следует признать, это был удар! Это был страшный удар! Может быть еще не нокаут, но тяжелый нокдаун — это точно! Несколько сотен метров до «источника» грозили превратиться в километры в обход, да еще по ночному лесу, да еще и безоружной. Это было так несправедливо и обидно, что слезы сами брызнули из глаз. Девушка села прямо на землю и зарыдала горько и безутешно. И словно сочувствуя ей, с болота грянул оглушительно-переливчатый лягушачий хор, сразу заглушивший стрекотание кузнечиков и нудную песню какой-то птицы, которая может была и не птица вовсе. По крайней мере, пение ее больше напоминало звуки издаваемые при полоскании горла.

Майя так увлеклась своими чувствами, что перестала обращать внимание на окружающий мир. А зря! Вдруг она почувствовала резкую боль, словно руку выше локтя сжали кусачками. Вскрикнув, она обернулась и тут же вскочила как ошпаренная. И так же резко от нее отпрыгнуло странное существо, очевидно испуганное резким увеличением ее роста. С минуту они стояли неподвижно, напряженно разглядывая друг друга. «Что за чудо в перьях?» — думала Майя. На первый взгляд, существо не выглядело страшным, более всего напоминая петуха, которого зачем-то снабдили чересчур длинными ногами, длинным хвостом и длинной же зубастой пастью. Ростом было оно девушке едва ли по пояс, притом, что сама Майя не ахти какая великанша. Сходство с петухом, животному (или птице?) придавал дурацкий красный гребешок на макушке. Сейчас этот гребешок раздулся и встал дыбом — очевидно тварь испытала прилив эмоций. Она приоткрыла пасть и издала набор трескуче-кудахтающих звуков. Нет, это точно не птица… с такими-то зубами. Майя мельком глянула на правую руку, крови не было. Видимо тварюка не особо старалась когда кусала, просто пробовала на зуб. Не отводя глаз от желтых буркал «петуха», девушка медленно стала пятиться к бурелому. После некоторых раздумий «петух» последовал за ней. «Чего тебе надо, Петя? — говорила ему Майя, стараясь чтоб ее голос звучал, как можно ласковей. Я тебя не трогаю, и ты ко мне не лезь! Валил бы ты отсюда, дружок!» С этими словами она присела и, схватив тяжелую палку, с натугой метнула ее в нежданного визитера. Как ни странно, попала. Дубина сбила «Петуха» как кеглю. Он полетел кувырком, но тут же вскочил на ноги, очевидно не пострадав. Ошарашенный, таким Майиным коварством он отбежал метров на двадцать и принялся истошно вопить, раздувая нижнюю часть шеи. Он квохтал как курица, топорщя перья. Он хлопал себя по бокам своими полукрыльями, полулапами, возмущаясь и прыгая. Он бил хвостом, разбрызгивая болотную жижу, но приближаться больше не рисковал. Да это ж динозавр — поняла Майя, — только в отличие от его сородичей с плато, с которыми она так неприятно познакомилась накануне, этот маленький и пернатый. И по счастью, трусливый. Но какого черта? Зачем динозавру перья? Как всякая учившаяся в школе, а тем более в институте, Майя слышала про протоптицу археоптерикса, которая, якобы, являлась связующим звеном между собственно птицами и динозаврами. Но та хоть летала. Или не летала?

Динозавр, меж тем, успокоился. Сделав стремительное движение головой, он, как фокусник, прямо из воздуха извлек средних размеров лягушку и заглотал ее в два приема. Ему было от чего успокоиться. Со всех концов болота к нему на помощь уже спешили такие же пернатые. Один… два… три… да их не меньше десятка. Из под их ног-ходуль волнами разлетались испуганные лягухи. Майя затравленно огляделась и полезла на корягу. И без того неприятная ситуация, теперь становилась паршивой донельзя. Вот они хозяева здешних болот. Собрались полукругом, отрезая Майю от оперативного пространства. Прыгают и верещат, видимо посылая ей свои динозаврьи проклятья, кроваво-красные гребешки у всех дыбом. Майя мысленно поблагодарила судьбу, за то что, по какой-то невероятной случайности ей посчастливилось не встретиться с этими тварями раньше, а то и сюда бы не добралась. И хоть она в несколько раз крупнее и тяжелее каждого из них, загнали бы, как волки лося.

*****

Пахло гарью и гнилью. Майя поежилась, несмотря на жару, здесь у кромки болота было очень сыро, а от того зябко. А может это просто мандраж? Прошло уже полчаса. Динозавры на корягу не лезли, а спустя некоторое время и вовсе разбрелись по болоту. Далеко, однако, не уходили. Майя поняла — ее караулят. Ходят гадины, жрут, но все время косятся. Но что им надо? Трудно себе представить, что при таком обилии пищи вокруг, Майя их интересует в качестве еды. Скорее всего, их цель: изгнать из своих владений конкурента, за которого они ее, по-видимому, и приняли. Надежда на то, что ее оставят в покое, угасла, как уголек под дождем.

Вариантов действий у нее два. Первый: продолжать сидеть верхом на коряге до морковкина заговения. Второй: вновь попытаться штурмовать полосу поваленного леса. Понятно, что первый вариант перспектив не имеет, поэтому и размышлять над ним, только время зря тратить. Существует, конечно, некоторая вероятность, что ночью динозавры уберутся восвояси. Но верится в это слабо, им, судя по всему и здесь неплохо. А даже если и уберутся — куда она пойдет среди ночи? И куда выйдет? На ту же свору и выйдет, поутру. Нет — первый вариант совершенно не канает! Остается второй, который тоже достаточно безумен, что и показала ее первая попытка. Тем не менее, у нее есть отличные шансы дойти. Отличные, в том смысле, что отличаются от нуля. Одно но — начинать нужно, как можно скорее… прямо сейчас! Если еще посидеть порассуждать — через час солнце окончательно скроется за лесом. А лезть по бурелому в темноте, это уже совершеннейшее сумасшествие.

Решив так, Майя перекрестилась, глубоко вздохнула и, спрыгнув с коряги, что есть духу, припустила к границе бурелома. Боковым зрением она отметила, как вскинулись динозавры, и как, оставив свои дела, бросились следом за ней. А вот хрен вам, молодые люди! Не догоните! Тут всего метров двадцать. Почему-то она была уверена, что в поваленный лес, они следом за ней не полезут. Нет у них резона туда лезть.

Они и не полезли. Как и в прошлый раз расположились полукругом, кося на девушку желтыми буркалами и топорща гребешки. Майя сделала им ручкой.

*****

Небо становилось фиолетовым. Лишь над лесом оно еще хранило красноватый оттенок зашедшего не так давно солнца. Смеркалось. Проклюнулись первые звезды. С болота медленно наползал туман, слегка голубоватый в свете полной луны, поднимающейся на востоке. Где-то неподалеку все орала, все полоскала горло неведомая птица.

Майя остановилась передохнуть. Осмотрелась. Вторая попытка пока выглядела удачней первой. За этот час она смогла преодолеть метров двести, что выглядело совсем неплохо по такой сплошной полосе препятствий. При этом удалось избежать увечий и серьезных травм. В самом деле, не считать же таковыми десяток синяков и кровоподтеков, слегка потянутое правое бедро и выбитый большой палец на левой руке. Тут уж ничего не поделаешь. Как ни старалась она смотреть под ноги и соблюдать осторожность, все равно случалось наступать на гнилую деревяшку, оскальзываться на мокром мху, спотыкаться о коварную лиану, проваливаясь при этом по пояс и напарываясь на сучки.

Сплошного бурелома оставалось еще метров сто, и было вполне реально преодолеть его до наступления полной темноты. Впрочем, при таком чистом, усыпанном звездами небе, и ясной луне, сумрак и не должен был обратиться в совсем уж кромешный мрак.

Майя усмехнулась. Казалось бы, в виду величественной картины заката, под куполом бескрайнего неба, человека должны посещать мысли о собственном вселенском одиночестве, ей же в голову лезла одна лишь присказка про вшу на гребешке. Ну все, хватит прохлаждаться. Надо двигать. Пока не наполз туман, пока причудливые искривленные тени вокруг не стали непроглядно черными.

*****

Сердце наполнилось гордостью. Радостно стучала кровь в висках. Майя спрыгнула с последней стволины. Ура! Под ногами снова твердая, надежная земля. Ай, да Майя! Ай, да молодец! Она смогла! Она сделала это! Прошла проклятый бурелом! И пусть впереди снова болото, она знает — уже недолго осталось. Напевая: «Еще немного, еще чуть-чуть… последний бой, он трудный самый…» — девушка вытерла пот рукавом и присела на ствол. Куда теперь? Темнота и туман скрыли пространство вокруг, так что теперь ориентация исключительно по компасу. Сейчас, сейчас, она только немножко отдохнет. Майя сползла со ствола на землю и оперлась на него спиной. Вокруг пели цикады, громко и торжественно, словно какой-то «краснознаменный» хор. Девушка сидела, слушая их марши и гимны, а ей казалось, что она все еще пробирается сквозь бурелом. Гудели ноги, болели синяки и ушибы, ныло потянутое бедро, но Майя не обращала на это внимание, она смотрела на небо, на мерцающие звезды и чувствовала небывалое умиротворение. Совсем не пахло болотом и даже запах гари куда-то исчез, ощущался лишь вкусный дух сырой земли и, почему-то, мускуса. Звенели, сходили с ума цикады, но девушка их уже не слышала. Утомленная и обессиленная, она не заметила, как сами собой закрылись глаза.

*****

Она висела в пустоте между мраком и ослепительным светом, и ни сверху, ни снизу, ни вокруг не было ничего, кроме искр далеких звезд, бесстрастно наблюдающих за ней. Она падала через миллионы безмолвных лет, а звезды вокруг лениво ползли, складываясь в причудливые узоры созвездий. Она знала, что пройдет полный круг, и этот калейдоскоп примет первоначальный вид. И так будет всегда. Десятки и сотни раз. Она будет вечно неподвижно висеть и одновременно падать, и ей никогда уже не суждено увидеть край пути, и ничего не изменится до конца вечности.

Проснись!

*****

Майя распахнула глаза с жутким ощущением, что ее кто-то разглядывает. Все также звенели цикады, орали вдалеке лягушки. Девушка прижала руку к груди. Сердце билось часто-часто, словно собиралось сорваться со всех своих вен и артерий и выпрыгнуть из груди. Затаив дыхание, Майя огляделась. Никого вроде бы. Очередной раз обругала себя. Надо же, опять умудрилась заснуть. Когда-нибудь ведь допрыгается. Она поднялась с земли, отряхнула комбинезон. Потянулась, и не смогла сдержать стона, болело избитое от многочисленных падений тело. Ладно, перетерпит. Но что это было? Что за странный сон? Майя поднесла запястье с часами к самым глазам, силясь рассмотреть положение стрелок. Рассмотрев, присвистнула: «Ни фига себе, второй час! Ну, ты мать даешь! Спишь сладко и спокойно, прям, как на лекции. Пора собираться, однако… и не смогла сдержать усмешки. Собираться? Нищему собраться — только подпоясаться. А ей и подпоясаться нечем — ремень с пустой кобурой подарила «петухам».

Она проверила свою жалкую амуницию и уже собралась в путь, как вдруг, откуда-то из недалеких кустов раздался резкий, скрежещущий, какой-то отчаянный рев ли, визг ли. Перекрывая разливы цикад, он заметался, забился под ночным небом, и также внезапно стих. Майю пробила крупная дрожь, по взмокшей спине пробежали мурашки. Согнувшись, стараясь стать совсем маленькой и незаметной, она кинулась бежать. Минут десять она неслась не разбирая дороги, продираясь сквозь кусты, перепрыгивая через стволы павших деревьев. Бежала, как ей казалось, из последних сил, хрипло дыша и утираясь грязным рукавом, чтобы пот не щипал глаза. В ушах все стоял страшный предсмертный вопль неведомого существа. Под ногами захлюпало, и Майя поняла, что снова оказалась на болоте. Замедлив шаг, она стала судорожно соображать, что же ей теперь делать. Сверившись с компасом, поняла, что бежала откровенно не в ту сторону, отклонившись вправо почти под прямым углом. Дальнейшие метров сто, она двигалась по узкой возвышенности, которая выступала из болота, словно хребет огромного динозавра. Как только путь пересекла едва заметная, тропинка, ведущая в нужную сторону, Майя незамедлительно свернула на нее. А тут и болотистая полоса закончилась. Вздохнув с облегчением, девушка с бега перешла на шаг, поминутно сверяясь с компасом, и пытаясь понять по звездам, туда ли она движется. Где же этот проклятый «источник»? А если она уже прошла мимо, не заметив его скрытых туманом очертаний? Помнится, он был у самого берега. Если она выйдет к воде, то по берегу сможет добраться до него в любом случае, пусть даже придется дождаться утра. Майя то и дело останавливалась и прислушивалась и, понемногу, ей даже стало казаться, что она слышит плеск волн и шум прибоя. Тропинка змеилась среди зарослей кустарника, и куда-то вела, вела. Майя вспомнила стаю динозавров на берегу. Очевидно, подобными тропами они с берега уходят вглубь материка. Пусть она даже не наткнется на «источник», теперь главное добраться до берега.

Коротко свистнуло, и страшный удар по ногам, выбил из-под них землю. Майя полетела, чуть ли не совершив заднее сальто. Больно ударилась о какое-то дерево. Попыталась подняться, но ноги подломились и она рухнула на четвереньки, ошалело мотая головой. Новый удар пришелся в правый бок. Ее швырнуло, она покатилась кувырком, ломая кусты. На несколько секунд потеряла сознание, очнулась от острой боли в ноге. Открыв глаза, поняла, что кто-то тащит ее за ногу из кустов куда она залетела. Тащит самым немилосердным образом, вцепившись зубами чуть выше колена, раздирая кожу и плоть под ней. От ужаса и боли девушка перестала соображать и теперь действовала лишь на уровне инстинктов. А инстинкт говорил, что надо действовать, только не уточнял, как. Майя завизжала и ухватилась за тоненькое дерево, пытаясь удержаться, но тащившая ее тварь, почувствовав сопротивление, заурчала и так рванула свою жертву, что ствол с хрустом обломился и остался у девушки в руках. Крича от ярости и боли, она принялась лупить им наобум по тому месту, где должна была находиться голова чудовища. Как ни странно, это возымело действие — зубастые тиски на ее бедре разжались. Почувствовав свободу, Майя прямо на заду, отталкиваясь здоровой ногой и руками, быстро-быстро отползла на несколько метров. И тут только смогла разглядеть нападавшего. Первое, что она увидела, была трапециевидная морда, как у крокодила, только короче. Из чуть приоткрытой пасти, усаженной кольями зубов, появлялся и исчезал тонкий раздвоенный язык. И была эта морда в крови. В ее, Майиной крови. Потом в картинку добавились, толстое, как бревно длинное тело, и раскоряченные мощные лапы с огромными когтями. Этот хищник, в отличие от динозавров, передвигался на четырех, словно огромная ящерица. Дальше Майя разглядывать не стала, а вскочила на ноги. Позже она не могла понять, как это у нее получилось. Тут чудовище кинулось в атаку. Но почему-то не прямо на девушку, а чуть правее. Кажущееся неуклюжим тело изогнулось как лук, и на Майю обрушился новый чудовищный удар хвоста-дубины. Ни отразить, ни увернуться она не могла, и спасла ее только легкость ее тела и очередное деревцо, принявшее на себя часть энергии удара. Сбитая с ног девушка, покатилась куда-то под горку и метров через десять упала плашмя в воду, ударившись, при этом, плечом о, некстати торчащий пень. В глазах потемнело от боли, и на какое-то время, ее словно парализовало, не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Наверху ревело и хрустело ветками озадаченное чудовище, которое видно не могло взять в толк, как так быстро сбежала его жертва. От злости Майя пришла в себя. Барахтаясь в болотной жиже, ругаясь и вскрикивая от острой боли, она с трудом встала на колени. Правая рука болталась беспомощной плетью. Перелом? Слезы ручьями текли из глаз, она уже не пыталась их вытирать.

Опираясь на найденную тут же сучковатую палку, Майя тяжело поднялась и пошла прочь. Хотя ходьбой ее ковыляние назвать было трудно. Сзади громко хрустела валежником (пока еще валежником, а не Майиными костями), и не отставала проклятая тварь. Она больше не пыталась нападать и вскоре девушка поняла почему. Правая нога под разорванным, пропитанным кровью комбинезоном вздулась и почернела. Майя совсем перестала ее чувствовать. Похоже, что укусы гадины ядовиты, не хуже, чем у какой-нибудь змеи. Очевидно, в этом и заключалась ее нехитрая тактика. Если жертва не поддалась первому натиску и оказывает активное сопротивление, зачем тратить силы, чтоб ее прикончить? Стоит немного подождать и она, обессилившая от яда, сама упадет в зубы. Вперед, вперед — набатом стучало в голове — вперед, наперекор слабости и боли. Ни в коем случае не останавливаться, выгонять из головы всякие посторонние мысли. Только вперед! Куда она ступала, Майя не видела из-за густого, стелившегося по пояс тумана, в котором она теперь ковыляла. Преследующей ее твари и вовсе не было видно, только слышалось придушенное туманом ворчание. Тварь была недовольна тем, что за ужином пришлось идти так далеко. «Ничего, — бормотала Майя, — никто тебе гадине и не обещал, что будет легко». Впереди тоже все было окутано плотной дымкой. Впрочем, это и не важно — она знала куда идти. Голос в голове твердил — вперед, вперед!

Лес появился из тумана совсем внезапно. Кромка его, поросла густым кустарником и камышом, и отовсюду пахло гарью. Майе пришлось продираться через эти заросли. Лес горел понизу. Увидев огонь, девушка нерешительно остановилась. Туда — сказал голос в голове — там твое спасение. И она пошла. Прямо через дымящиеся кусты.

Взвыла, заметалась за спиной тварь. В ее реве было вселенское разочарование, и сожаление о так коварно ускользнувшей жертве. Но сунуться следом в тлеющий лес, она не решалась. Майя не пожалела сил, чтоб остановиться и плюнуть в ее сторону.

— Что, сожрала? Накось выкуси!

Продолжая двигаться через горящий лес, девушка вскоре поняла, что опасного в этом ничего нет, если, конечно, не попасть под падающие иногда деревья и беречь лицо и глаза. Только бы хватило сил! Только бы дойти! Когда яд окончательно свалит ее? Через двадцать минут, через десять? Кашляя от едкого дыма и утирая уцелевшим плечом слезы, Майя шла вперед. Она обходила очаги пожара по лужам-проплешинам, несколько раз падала. С криками боли поднималась и снова шла. Она уже перестала надеяться, как вдруг, сквозь дымящиеся деревья, увидела море…

*****

На берегу не было ни тумана, ни дыма. Легкий ветерок с моря нес прохладу и свежесть. И там был он! Искрящийся в лунном свете сферический купол, накрывающий пространство с половину футбольного поля и высотой с десятиэтажный дом. Даже ночью было видно, что воздух вокруг него колеблется, словно купол был раскален, но никакого жара не доносилось. Вокруг концентрическими кругами лежал поваленный лес, словно купол был эпицентром взрыва огромной мощности.

Лезть через лес у Майи не было ни сил, ни возможностей. У нее вообще уже не было сил ни на что. Первый раз она потеряла сознание, когда перебиралась через, обмелевшую от отлива крошечную лагунку. Оступилась, и упала. Когда через несколько минут пришла в себя, поняла, что больше уже не сможет подняться на ноги.

На душе было пусто и холодно, как в заснеженной пустыне. А ведь это смертный холод, поняла Майя. Во рту стоял тошнотворный вкус крови. Как это глупо — сдохнуть, вот так вот в сотне шагов от купола и даже не узнать что он такое. Действительно ли стоило к нему так стремиться? Действительно ли он стоит жизни, ее жизни? Ей хотелось только одного: лечь и уснуть… спать месяцы, годы… Нет, нельзя… она должна дойти! Если не дойти, хотя бы доползти…

И она поползла. Ей нужно было обогнуть поваленный лес, она знала, что со стороны моря есть проход. Она ползла. Боли она уже не чувствовала. Сколько это продолжалось, она не знала. Проползала несколько десятков метров и впадала в забытье. Должно быть прошло несколько часов. На востоке уже занималась заря, когда Майя, вынырнув из небытия после очередного марш-броска, вдруг обнаружила себя рядом с куполом. Его перламутровая поверхность, в паре метров от ее лица, играла огненными сполохами, в молочной глубине бежали разноцветные пятна, а воздух вокруг пульсировал, как над раскаленной плитой.

А можно ли к нему приближаться? Вдруг это опасно? Несмотря на смертельную усталость, Майя улыбнулась. Действительно, ей ли об этом рассуждать? Вперед и с песней!

Песни не получилось. Через несколько минут, Майя обнаружила себя на том же месте, только перед глазами было море. Бежали навстречу барашки волн, пенилась линия прибоя. Когда и как она успела развернуться? Некоторое время девушка силилась понять, успела ли она доползти до купола или вырубилась раньше. Ничего не решила и вяло перебирая уцелевшими конечностями, словно только что проснувшаяся после зимней спячки черепаха, повернулась и поползла колышущейся стене. Погрузила в нее голову, плечи, сунулась дальше… Она точно это уже делала! Еще несколько рывков… уже виден просвет впереди. Стоп. Почему она опять видит перед собой море? У нее галлюцинации? Это действие яда?

Повозившись, Майя села на песок, развернувшись к иллюзорной стене, и невидящим взглядом тупо уставилась на нее. Несколько секунд она мучительно боролась с головокружением и тошнотой, но потом все же смогла сконцентрироваться. Это что же получается? Она входит в нее и выходит обратно, как будто отражается в зеркале. Майя подобрала камушек и кинула в стену купола. Словно отскочив, камешек упал рядом с ней. Но она уже знала — камень не отскочил. Он прошел сквозь стену. Но вся штука в том, что с той стороны стены тоже самое, что и с этой. Разум отказывался это понимать. Майю пробило на истерический смех. Они что играют с ней? Шутят? Шалят? Она схватила горсть песку и швырнула в стену. Песчинки вылетели ей навстречу.

— Эй, очнитесь там! Мне не до шуток! Вы не смотрите, что я смеюсь… это нервное… Сидите там смотрите… наблюдаете… как мы тут загибаемся? Гады, сволочи! Мерзкие твари! Пропадите вы пропадом!

Когда она в следующий раз открыла глаза, стены не было.

Там где пару минут назад сверкал, переливался купол, зияла громадная воронка. Майя сплюнула на песок сгусток крови и подползла к краю. Что-то там было внизу. Что-то необычное. Вот только зрение не желало фокусироваться и глаза слезились. Она медленно, медленно их протерла, задержала дыхание и открыла вновь. На дне воронки, зеркально поблескивая круглыми боками, лежал невероятных размеров аппарат, огромная металлическая чечевица. Внезапно по гладкой поверхности пробежала трещина. Со звонким щелчком раскрылись створки, словно раковина какого-то гигантского моллюска…

Досмотреть Майе не удалось. Сознание, удерживаемое в последние минуты только предельным напряжением воли, помутилось. Жизненные силы окончательно иссякли. Мир вокруг закрутился и полетел кувырком…

Глава четырнадцатая

Боли нет. Все, что есть — тишина и темнота. Что со мной? Все-таки умерла? Совсем не помню момента своей смерти. А где обещанный свет в конце тоннеля? Где ангелы, встречающие мою душу? Или рая я не достойна? Может, это такой ад? Но тогда где черти? Некому дать ответ. Мгла вокруг…

Какая гадость… с детства ненавижу эти медицинские запахи!

Пахнет слабо, но ощутимо. Непередаваемая смесь дезинфекции, эфира, и целой кучи лекарств.

Майя открыла глаза.

Я вижу!

Это было так неожиданно, что она вскрикнула. Ну не вскрикнула… этот слабый звук, вырвавшийся из ее уст, скорее можно было назвать всхлипом.

Я говорю! Я жива!

Белый потолок без намека на светильники.

Она опустила глаза, насколько это было возможно. В ногах стойка с приборами. Мигают огоньки индикаторов. По экранам бегут курсивы сигналов. Вдоль стены какое-то оборудование. Большие и маленькие, блестящие и матовые, столы и шкафы. В правом углу и вовсе свалка. Выглядит хаотично, словно, все это хозяйство туда спихнули второпях.

Хотела поднять голову — не вышло. Что-то держит. Не понять что. Попыталась пошевелить руками, потом ногами. С тем же успехом. Скосив глаза, Майя обнаружила, что лежит на какой-то горизонтальной поверхности вся оплетенная ремнями, трубками и проводами, которые собственно и составляют всю ее одежду. Представила, как ее раздевали и раскладывали на столе, и ей стало мучительно стыдно, аж щеки запылали.

Некоторое время она приходила в себя для успокоения разглядывая потолок. Собственно, кого ей стыдиться? Зеленых человечков? Интересно. Судя по всему, в этой позе она зафиксирована уже достаточно давно, а спине приятно, словно под ней пуховая перина — никаких тебе неприятных ощущений, вроде пролежней.

От нечего делать, девушка снова стала глазеть по сторонам. А ничего так, уютненько расположилась. Свалка в правом углу немного портит картину, но в целом неплохо… из-за скругленных углов и, похожего на иллюминатор, овального, в желтой металлической раме, окна, комната напоминает каюту круизного лайнера. И пахнет соответственно — морем. Вроде бы даже слышатся плеск волн и крики чаек. Глупости, конечно, откуда здесь взяться чайкам.

Интересно, долго ли ей вот так лежать нагишом, распластанной на манер, лягушки, которую собрались препарировать? Покричать, позвать кого-нибудь? Страшновато. Мало ли кто явится на зов. Вдруг какое-нибудь трехногое, шестирукое чудище. Она ведь и представления не имеет, как выглядят ее таинственные спасители. Словно в ответ на ее безмолвные вопросы, под правым ухом что-то щелкнуло, зашуршало и Майя поняла — голову больше ничего не держит. Затем тоже самое случилось с руками и ногами. Дернувшись было, она снова замерла, почувствовав движение по всему телу, словно по ней одновременно ползали десятки змей. Внутренне сжавшись, девушка наблюдала, как сами собой, расплетаются опутывающие ее провода, втягиваясь в основание ложа. Не оставляя следа, выходят из тела тончайшие иглы, с влажным чмоканьем отлепляются присоски, волной гаснут индикаторы на приборной панели. В завершении прекратилось гудение, шедшее откуда-то из-под кушетки, и стало тихо как в склепе.

Девушка рывком села. Рефлекторным движением обхватила себя за плечи. Зябко поежилась. Ноги не доставая до пола, болтались в воздухе. Ну и что теперь делать? Она прислушалась к себе. Вроде никаких неприятных ощущений. «Хм! — сказала Майя вслух. Странно… живая и бодрая, как крыса на колбасном складе…» Словно и не былопадения с двадцатиметровой высоты, кошмарного перехода через бурелом, драки с ящером. Вчера была вся исцарапанная и в синяках, а сегодня кожа гладкая, шелковистая, как у младенца. И не следа от раны на бедре. Она соскочила с кушетки. Пол был теплым и слегка пружинил под ногами. «Интересно, — подумала девушка, — а одежду мне дадут, или придется голой расхаживать?

Она огляделась, и ее взгляд привлекла синяя тряпка, невнятным комом валяющаяся в углу. Майя подошла и присела рядом на корточки. Ба! Да это же ее комбинезон… Потрясла его расправляя. Грязный, весь в крови и рваный, но все-таки лучше, чем нагишом. Зеленым человечкам, наверное, все равно, в комбинезоне она, или без. А ей вот — нет. Не может она в голом виде перед инопланетным разумом предстать. С этими мыслями девушка влезла в заскорузлые от крови штанины. Засунув руки в рукава, с отвращением натянула грязную тряпку на плечи. Черт, еще и молния сломана. Похоже, те, кто ее раздевал, не церемонились или просто не знали о таких хитрых вещах как замок-молния. Девушка кое-как запахнулась. Сунула руки в карманы. Оп-па! А блокнот, оказывается, никуда не делся, так и лежит себе в правом кармане. Она достала тонкую книжицу в твердой коричневой обложке. В отличие от комбинезона и самой Майи, блокнот нисколько не пострадал. Машинально пролистав исписанные мелким подчерком страницы, девушка сунула его обратно в карман — не до мемуаров сейчас.

Закончив с одеванием, она вернулась к своему ложу и удивленно присвистнув, присела, пытаясь понять, действительно у него нет ножек или ей кажется. Ножек и вправду не было. Майя несколько раз провела руками, но они встретили лишь пустоту. Быть может, кушетка подвешена к потолку, какими-то невидимыми нитями? Но нет… и нитей никаких не ощущается. Девушка толкнула кушетку рукой, потом посильнее ногой. Та, конечно, отклонялась, но не слишком, нехотя так. Опершись на нее рукой, Майя сделала еще одно открытие: как она не давила, как не упиралась, коснуться ладонью глянцевого, твердого на вид покрытия, так и не удалось. Словно сам воздух, делаясь все более упругим, останавливал пальцы в нескольких миллиметрах от поверхности. Так вот в чем секрет невероятной мягкости! О, сколько нам открытий чудных… Обойдя необыкновенное ложе, Майя направилась к окну. Сквозь полузакрытые белые жалюзи пробивался яркий свет. Она потянула за шнурок. Одновременно в голову пришла мысль: что же это?.. у инопланетян тоже жалюзи на окнах? Забавно. А цветочков на подоконнике там случайно нет?

Цветов не было. Более того, и подоконника тоже не наблюдалось. Зато за окном действительно было… море.

В лицо дул свежий ветерок, ярко светило солнце, ленивые волны с шорохом набегали на берег, и откатывались, оставляя на песке щепки, крошечных крабов и пенные следы. Но главным было не это…

Чуть поодаль, метрах в пятидесяти, в тени раскидистых деревьев, стояли зонты и шезлонги, рядом в песке ковырялись дети. Загорелые женщины в ярких купальниках чинно беседовали, поглядывая на своих чад. Майе даже показалось, что она слышит их разговор. На блестящей поверхности моря появилась черная точка, которая по мере приближения и внимательном рассмотрении оказалась стриженной мужской головой. Через несколько минут мужчина выпрямился, показавшись сразу по пояс. Раздвигая волны, он брел к берегу. Разинув рот, Майя наблюдала за выходившим из воды бронзовым красавцем. Женщины прокричали ему что-то, он ответил. Потом вдруг посмотрел прямо на Майю и помахал ей рукой. Тут она не выдержала, и с криком: «Я здесь!» сунулась в окно.

Через секунду она обнаружила себя сидящей на полу, и ошалело трясущей головой. Что это было? Майя встала и, протянув руку к окну, разочарованно выдохнула. Пальцы встретила та же самая, мягкая но неодолимая преграда. Это в нее она ткнулась лбом, пытаясь подать знак бронзобюстовому незнакомцу.

Сзади кто-то хихикнул. Девушка мгновенно обернулась. Никого в комнате не было. Показалось? Креститься надо, если кажется — вспомнила она бабушкину присказку. Буря мыслей кружилась в голове. За окном люди… отдыхают, загорают, купаются. Люди! А не какие-то там трехголовые пришельцы. Но почему? Почему они ничего не сделают, почему не помогут им? Может, они ничего не знают? Конечно, не знают! Откуда им знать? Но как же пробиться к ним, как хотя бы знак подать? Майя забегала по комнате. Налетела на стойку с аппаратурой, едва не свалив ее на пол и вдруг остановилась пораженная. На кровати лежала какая-то коробочка, от нее тянулись к стойке провода. Очевидно, соскочила с каких-то своих креплений в результате Майиного толчка. Но дело было не в этом. Дело было в том, что коробка преспокойненько лежала на кушетке. Девушка осмотрела ее со всех сторон — никакого зазора, между ее серым боком и белоснежной поверхностью кушетки не наблюдалось. Она действительно лежала, а не упиралась в воздух, как Майина ладонь. Девушка потянула коробку за провода и слегка приподняв, бросила. Коробочка упала на кушетку с четким стуком, какой бывает, когда твердое падает на твердое. Майя ударила кулаком. Метила рядом с коробкой, но удара не вышло — кулак увяз, словно муха в киселе. Вот оно что! Неведомая преграда, преградой является только для нее. Неодушевленные предметы проходят сквозь нее, словно ее и нет вовсе. Решение созрело тут же. Если ее не слышат, а вылезти в окно она не может, надо подать знак! Она знает что делать! В несколько рывков она сорвала с окна жалюзи. Затем подскочила к свалке в углу и схватила какой-то увесистый прибор. Подтащила его к окну и, пыхтя от натуги, бросила прямо в сияющий проем. Она ожидала всего чего угодно, но только не того, что произошло в следующую секунду. Бахнуло, грохнуло, посыпались искры и осколки. Отскочивший прибор едва не упал ей на ногу. Там где только что было окно в роскошной медной раме, теперь уродливо щерилась разбитыми стеклами неказистая черная панель. В одном из осколков Майя увидела себя, с выражением крайнего изумления на физиономии.

— Ёшкин же кот… только и смогла вымолвить девушка. Сказать, что она была разочарована, значит не сказать ничего. Она была уничтожена и подавлена. Окно в сияющий мир, с солнцем, морем, детьми строящими замки из золотого песка… оказалось банальным телевизором. Инопланетным, понятное дело, телевизором, но сути это не меняло. Майе было обидно, горько и стыдно одновременно. Повелась на дешевую обманку. Так бы наверно вел себя дикарь из племени «мумбу-юмбу» увидев на экране своих сородичей. А Майя девушка культурная, с высшим образованием, и поэтому должна понимать, что видимость, хоть и момент бытия, но все же — не есть сущность. Она сидела на полу по-турецки, казня себя.

И тут погас свет.

Майя затаилась, даже дышать перестала, ожидая, что сию минуту произойдет что-то страшное. Вполне вероятно, что она вывела хозяев из душевного равновесия. Действительно, старались, лечили ее, а она, и получаса не прошло, как очнулась, а уже успела развить бурную деятельность, расколотила дорогостоящую аппаратуру. Возможно, инопланетяне просто хотели ей угодить, вот и крутили ролик с видами на море.

Прошло несколько минут, в течение которых ничего не происходило, и тут Майя, которая все это время тревожно озиралась по сторонам, заметила еле различимое свечение в стене напротив. Свечение это становилось все ярче, и через некоторое время на стене, стала ясно видна синяя пиктограмма, в виде восьмиконечной звезды. Звезда мерцала и медленно вращалась вокруг своей оси.

Поднявшись, Майя на цыпочках приблизилась к стене с пиктограммой и остановилась, не зная, что предпринять. Ну, вращается и вращается — дальше-то что? Потом, взяла и коснулась центра звезды.

И тут же шарахнулась назад, потому что звезда сделалась зеленой, и вместе с частью стены беззвучно ушла в сторону.

*****

Идти вперед не раздумывая. Словно нырнуть в ледяную воду. Чем дольше в нее заходишь, тем холоднее. Одним рывком — и все.

Дверь за спиной закрылась также беззвучно, и стало темно. Сердце встрепенулось и затихло. Майя прижалась спиной к стене коридора и простояла так несколько минут, ожидая пока пройдет неприятная слабость в ногах.

Сначала, темнота казалась абсолютной. Потом глаза привыкли. И девушка двинулась вперед, держась рукой за стену.

Надо же! А снаружи это порождение чужого разума выглядело гораздо меньше, чем изнутри. За изгибом длиннющего округлого коридора виднелся какой-то источник неяркого света. Голубоватые блики появлялись и исчезали. Изгибаясь, ползли тени, рассеиваясь и проступая вновь на совершенно гладких стенах. Они уходили ввысь, совершенно теряясь в темноте. Задрав голову, Майя безуспешно пыталась разглядеть потолок или что там есть… в общем, то место, где бы они смыкались.

Ладно. Примем как данность, что глаза ее обманули с истинными размерами. Мудро решив поберечь нервную систему и не волноваться по таким «несущественным» пустякам, Майя двинулась дальше. Тишина. Под ногами, все тот же теплый пружинящий пол. Коридор плавно завернул. Никаких запахов. Ведь так не бывает! В палате, где она лежала, пахло по-человечески, лекарствами. А здесь ничего. Даже ее собственный, вполне естественный человеческий запах тела куда-то исчез. От этого открытия стало жутковато.

А вот и источник света. Немного выпуклый прямоугольник в потолке. Мерцает вдох — выдох, темно. И опять. И снова. Повернула голову, отпрянула. Время споткнулось и остановилось. Ей почудилось, что впереди кто-то подстерегает. Она замерла, затаившись, но потом поняла, что это возвращается к ней эхо ее собственного дыхания. Майя невесело усмехнулась. Что называется: пуганая ворона, куста боится.

Она снова пошла вдоль стены. В этом месте стена была неровной. В ней то и дело встречались застекленные ниши, внутри которых виднелись какие-то панели, с рядами непроницаемо-черных дисплеев и разноцветных дорожек под ними, искрящихся непонятными значками. В одной нише, стекло было разбито. Хищно торчали осколки. Осторожно, стараясь не пораниться, Майя сунула руку внутрь, провела пальцами вдоль дорожки, нажимая на все значки подряд. Ничего не произошло. Разочарованно хмыкнув, она отправилась дальше.

Вот и конец коридора. Вернее, конец этого коридора — здесь он раздваивался надвое, а посредине красовалась большая, чуть приоткрытая дверь. Каким-то внутренним чутьем, Майя сразу поняла, что это шахта лифта. Только вот самого лифта за дверью не было. Пустое темное пространство. Девушка отвела дверь в сторону, насколько это было возможно, и заглянула внутрь. Колодец шахты, едва освещенный какими-то невидимыми светильниками, поднимался вверх и уходил вниз. Но ни верха, ни низа, как Майя не вытягивала шею, из-за скудности освещения, видно не было. Откуда-то из невидимой глубины раздавался мерный низкий шум, словно там работали мощные вентиляторы.

«Наверно, это все же не вентиляторы, — немного поразмыслив, решила девушка, — не дует совсем. Воздух, как мертвый. Ладно, бог с ним с воздухом. Надо решать куда идти — в левый коридор или в правый? Как там в сказках: налево пойдешь коня потеряешь, направо пойдешь… еще чего-то там потеряешь… может даже и жизнь. Коня у меня нет. А жизнь… ну, надеюсь до этого дело не дойдет…», — рассудив так, Майя двинулась вправо. Может быть, там было светлее? А может просто из-за того, что она была правша, или ходить налево ей было предосудительно.

*****

Четыре пролета вниз. Зачем она стала спускаться? Сейчас она и сама не смогла бы ответить на этот вопрос. Девушка шла по широченной дуге, через каждые десять шагов попадались какие-то, не то люки, не то двери. Некоторые были приоткрыты, но из них не пробивалось ни единого луча света. Майя опасливо их обходила, но, с упрямством достойным лучшего применения, продолжала двигаться вперед. Глухой шум, еле слышный в начале пути, нарастал и приближался. Очередной коридор закончился очередным квадратным тамбуром. Но на этот раз тамбур не имел ведущего вниз трапа. Спуск закончился. В противоположной стене тамбура виднелась могучая округлая дверь. Как только девушка ступила в тамбур, послышался слабый щелчок, и дверь двинулась прямо на нее. Майя испуганно отскочила, но дверь, оказывается, просто открывалась ей навстречу. В тамбур хлынул низкий гул, который сопровождал Майю с тех пор, как она спустилась на этот ярус. Видимо за дверью и располагался его источник. Ощутимо потянуло холодом.

Она шагнула через порог.

Переход от тесноты коридоров к открытому пространству оказался столь неожиданным, что закружилась голова. Майя стояла на решетчатом балконе, а то, что было под ней, напоминало исполинский цех или ангар. А может даже маленький город. Он простирался вокруг, насколько хватало взгляда. Правда, в тусклом освещении взгляда хватало недалеко, но и то, что было видно — впечатляло. Внизу прямо от стены, под решетчатым полом балкона, начинались и уходили вдаль шеренги контейнеров. Контейнеры были такими огромными, что напоминали дома, а узкие проходы между ними — улицы. Авеню и стриты. Вот только населения этого городка было что-то не видать. Майе стало жутковато. Но притом и любопытно. Она пошла по решетчатой галерее в надежде найти другой выход. Галерея опоясывала зал и казалась бесконечной. Майя шла по узкой площадке, пытаясь разглядеть, что там внизу. Решетчатый пол неприятно резал босые ноги. Хлипкие ограждения дрожали, слегка позвякивая не притянутыми сочленениями. Пол под ногами прогибался, глухо отзываясь на шаги. Пройдя несколько сотен метров, Майя почувствовала, что стало еще холоднее, даже, кажется, пар пошел изо рта. «Блин, не хватало замерзнуть тут!» Она повернула назад, ускоряя шаг. Потом припустила бегом, подгоняемая неожиданным страхом, а вдруг дверь не откроется и она замерзнет тут на краю этого огромного зала.

Однако дверь гостеприимно распахнулась, едва Майя приблизилась к ней. Страхи сразу исчезли и девушка, зябко кутаясь в остатки своего комбинезона, задержалась на пороге, чтобы окинуть исполинское помещение последним взглядом. Куда же она попала? Несомненно, это какой-то склад. Но как же, черт возьми, это сооружение при таких габаритах может летать?

*****

Вернувшись к развилке, Майя, теперь уже без всяких колебаний свернула в левый коридор. Да собственно и выбора у нее другого не было. Прошла по широкой дуге и через несколько десятков метров встретила первую дверь. Дверь отличалась от тех, что в правом коридоре. Те были как люки на подводной лодке (как Майя себе их представляла), а эта прямоугольная, вполне обычного, человеческого вида, как скажем, в купейных вагонах. На ней была такая же восьмиконечная звезда, как и на двери в медотсек, только она не вращалась и была не синей, а серой. При нажатии на нее, дверь никак не отреагировала. Майя толкнула ее рукой, потом навалилась плечом. Результат — ноль. Она пошла дальше.

На второй двери была изображена какая-то сложная фигура цвета красного золота. Майя долго вглядывалась в нее, но так и не смогла понять, что она может означать. Кажется изображение сидящего человека на фоне разлинованного треугольника. Человек был голым по пояс и с козлиной бородкой. На голове какая-то, не то тиара, не то папаха. В итоге, Майя просто прикоснулась к его лбу указательным пальцем. Фигура стала зеленой, и дверь уехала в сторону.

Майя долго стояла на пороге, не решаясь войти. Она как-то сразу поняла, что в этой узкой как пенал, комнатешке жили люди. Вернее один человек. Больше чем одному тут не разместиться. И этот один — мужчина. Это Майя поняла по полочке уставленной всякими… как это сказать… цацками. Какие-то золоченые звезды и кресты на подставках. И даже… кубок. Точно, кубок! Как иначе назвать эту блестящую чашку с ручками?

И тут Майя вздрогнула.

Было отчего.

Из прямоугольной рамки в углу, на нее глядел тот самый загорелый красавец с пляжа. Только теперь он был одет в синий мундир с золотым шитьем. Взгляд доброжелательный, даже какой-то ободряющий. Еле заметная улыбка в уголках твердых губ.

Майя как стояла, так и села. Села на узкую полку, торчавшую из левой стены. С виду именно что полку, голую как в общем вагоне. Но зад ощутил уже знакомую мягкость сгустившегося воздуха. Мягкость и теплоту. Майя вспомнила, как она выглядит, и ей стало стыдно. Сидит на краешке… (как это назвать, на чем она сидит?) заморыш, прости господи… без сострадания не взглянешь. Она сидела и ежилась под этим взглядом, словно мужчина в рамке был живым.

Через несколько минут оторопь прошла и она, наконец, сообразила: нет никаких зеленых человечков. Хозяева этого корабля — люди! Во всяком случае, очень похожи на людей. Она взяла рамку в руки (именно что рамку, внутри тонкой металлической оправы не было ничего вещественного) и долго вглядывалась в портрет незнакомца. Фигура человека по пояс словно висела внутри рамки. Она выглядела совершенно реально — маленький такой человечек. Лилипут. Можно было посмотреть на него сбоку, а можно сзади. Майе хотелось потрогать его пальцем, но она опасалась. Вдруг он шевельнется или сморщится недовольно — дескать, дура деревенская, куда руки распускаешь? В итоге она поставила хозяина комнаты обратно на полку. Несколько секунд подумала и повернула фото (или как это назвать?) лицом к стене — нечего пялиться!

Затем она продолжила осмотр.

Слева полуметровая панель с рядами тумблеров, клавиш и круглым люком внизу. Справа белоснежная дверка с ручкой. Майя дернула за ручку, в лицо дохнуло холодом. Пустые решетчатые полки. Пара банок в углу. Какие-то пакеты и упаковки на дверце. Это ж холодильник! Майя достала ближайшую банку, открыла крышку. Пусто. Достала другую — и там пусто. Странно, зачем он хранит в холодильнике пустые банки?

Она поставила банку на место и закрыла дверцу. Встала, прошлась по комнате и тут только заметила то, что должна была увидеть сразу, но увидела, почему-то, только сейчас. Вход в другую комнату. Он был завешен чем-то вроде бамбуковой циновки. Вернее не завешен… протянутая рука встретила лишь пустоту. Такая же оптическая иллюзия, как и фото хозяина, а поди ж ты, действительно приняла за коврик на стене.

Майя зажмурилась, и в который уже раз, за последнее время, шагнула в неизвестность. Момент прохождения сквозь эту самую иллюзию против ожидания не оказался неприятным. Впрочем, и приятным, он тоже не оказался. Правильнее сказать — никаким. Майя его просто не уловила. Открыла глаза и обнаружила себя стоящей по ту сторону. По размеру, комната оказалась немного меньше предыдущей. И уютней уж точно. Спальня. Это нетрудно было определила по наличию кровати, занимавшей чуть ли не половину пространства. Вообще-то, могли бы придумать что-то пооригинальнее, например, выдвигающееся, выпадающее, или парящее под потолком ложе. Нет, это была обычная полутороспальная кровать. Вернее, обычная, для этих мест, со свойственным им спартанским дизайном. Сие означало, что никаких одеял или подушек и в помине не было, а одна лишь, матово отсвечивающая в полутьме комнаты, гладкая белая поверхность.

Словно стол в морге. Тьфу ты! Придет же такое в голову.

Потеряв интерес к кровати, Майя отвернулась от нее, вспоминая, зачем сюда пришла. И не вспомнила. Потому что увидела… окно. Подошла ближе и разочарованно вздохнула. Не настоящее, разумеется.

Но как же красиво! Подернутая туманом речушка струилась меж поросших травой холмов. Вдалеке был виден лес. И не какой-то экзотический, с пальмами и многометровыми папоротниками, а самый настоящий, с елями и соснами. Край родной на век любимый?.. Но даже если и не край родной, то, по крайней мере, что-то близкое нашим северным широтам. Вот только пара каких-то белых птиц на реке выбивалась из общего ощущения правдоподобия. Таких у нас, только в зоопарках и встретишь.

Все, что пожелаешь, будет радовать глаз.

Майя испуганно моргнула. Закрыла и снова открыла глаза. Что это? Кто это сказал? И сказал ли?

— И сказал ли? — повторила она вслух. Ее тихий голос прозвучал иерихонской трубой в тесном пространстве комнаты. Майя могла поклясться — эти слова были единственными здесь произнесенными с тех пор, как она появилась.

Значит, посторонний голос звучит у нее в голове? Ну вот, допрыгалась до галлюцинаций!

Не пугайся, ты совершенно здорова.

Сейчас, ага!.. здорова… Здоровые люди посторонних голосов не слышат… ну если, конечно, не пьют неделю запоем.

Звонко перекликались невидимые пичуги. Журчала река. В окно вливался прохладный воздух, стекая на пол комнаты, холодя босые Майины ноги.

Ты слишком напряжена. Расслабься! Полежи немного.

Девушка резко обернулась и не смогла сдержать возгласа изумления. Только что пустое ложе, теперь было застелено атласным, нежно-кремового цвета, одеялом, в изголовье дыбящимся от пухлых подушек. Напоминая себе Машу из сказки «Три медведя» (так же вперлась в чужую избушку), она села на кровать.

И провалилась… Впрочем провалилась неглубоко, даже ойкнуть не успела.

Ну, вот… опять иллюзия. Никаких перин конечно нет. Но то, что обнимает ее бедра намного мягче, намного нежнее любых перин и матрасов.

Не бойся, ложись.

Она легла.

Зачем? Сложно сказать. Устать она, естественно, не успела. Подчинилась голосу? А вот фигушки! Просто заговорило природное любопытство — надо всюду сунуть свой нос… хотя нос в данном случае, не причём, здесь участвуют другие части тела.

Кровать приняла, Майю в свои объятия. Где надо образовались выпуклости, а где-то, наоборот, впадины. Удобно как! Тело с благодарностью расслабилось. Словно поплыло. По поверхности кожи заструилось тепло, и вот уже под самый подбородок матовое голубоватое свечение. Майя даже удивиться не успела, так это было естественно и приятно. Вот оно, совершенное ложе для сна. Да только ли для сна? Вдоль позвоночника прошла теплая упругая волна. Майя ощутила вибрации. Нарастая, они пронизали все ее тело. Ощущение было такое, что всю ее разобрали на отдельные молекулы. И эти молекулы плывут в сладкой реке неги. Это что, такой массаж?.. Мысли растекались, распадаясь, теряя форму…

Максимальный комфорт.

Какие-то иголочки… колют мозг, не дают окончательно погрузиться в нирвану. Что-то не так… что-то неправильно…

Майя тряхнула головой и вынырнула. Все также волновалось вокруг зыбкое марево голубого тумана, обдавая тело приятными волнами, однако очарование уже прошло. Чего это она так расслабилась? Не дай бог, хозяин вернется, застанет ее в собственной кровати. Разлеглась тут, понимаешь… да еще в таком виде…

Девушка вскочила с «ложа мечты».

Еще немного постояла возле «окна». Пейзаж за ним уже сменился. Теперь там шумел летний ливень, клоня к земле мокрые ветки и высекая пузыри на воде.

*****

Голубой глаз с густыми ресницами выглядел так реально, что казалось — сейчас подмигнет. Его бэкграунд — серебристая звезда, загадочно мерцала и переливалась у основания всеми оттенками спектра. Выглядит заманчиво. Это какая дверь? Кажется пятая… Или уже шестая? Две предыдущих не открылись. Аватарки на них, были неактивного, серого цвета. А до этого была еще одна мужская комната, с каким-то бездарным, невнятным значком на двери. Майя даже заходить в нее не стала. Постояла несколько секунд на пороге и пошла дальше. Почему? И самой было неясно. Откуда-то она знала, что делать ей там совершенно нечего.

Следуя уже полученному опыту, Майя дотронулась до значка. Ожидания не обманули — дверь точно так же отъехала в сторону.

Освещение было непривычного, красноватого оттенка. Исходило оно из, замысловато переплетенных в форме шара, палочек. От них на стенах и потолке отражался немыслимый узор. Этакий будуар. Что ж, мило.

Полки здесь, в отличие от апартаментов загадочного незнакомца, были заставлены баночками, коробочками и тюбиками самых разнообразных форм и цветов. Глаза у Майи разбежались. Интересно, те маленькие сиреневые шарики в прозрачной банке, они для чего? Или вот этот, играющий гранями флакончик? В нем что-то жидкое, нет — скорей газообразное… словно туман клубится внутри. Майя протянула, было, руку, но тут же одернула себя. Что она, как дикарка, в самом деле? Неприлично в чужих вещах копаться в отсутствие хозяйки. То, что здесь обитала женщина не вызывало сомнений. Эти самые расписные баночки-скляночки — явно женский арсенал. И хоть Майя была весьма далека от коллекционирования всяческих парфюм и мэйкап, но уж распознать такие вещи она могла.

Одна из вещиц, особенно привлекла ее внимание. В небольшой шкатулке в форме морской раковины, поблескивали какие-то камушки. Разные. Одни в форме капли — идеально гладкие. Другие кристалликами, неровные, будто обломанные. Все они меняли цвет, но так, что глаз этих переходов не улавливал. Некоторое время Майя зачарованно наблюдала за этим волшебством, потом не удержалась, и, цапнув один, изумленно ойкнула — за ним потянулись и остальные. Это дивное ожерелье скреплялось чем-то невидимым и неощутимым. Отчетливо были видны зазоры между камнями, но каждый камень, словно магнитом притягивался к соседнему.

Майя с сожалением оторвалась от созерцания этого великолепия. Но где же спальня? Там наверняка есть подходящая одежда. Она ее возьмет на время, а хозяйке потом обязательно все объяснит и извинится. Что уж тут поделаешь, такие обстоятельства. Женщина женщину должна понять. Пусть даже это «как бы женщина». Однако никакой двери не наблюдалось. Зато, в отличие от мужской комнаты, здесь было большое, в рост человека, зеркало, над которым, она обнаружила изображение хозяйки. Постояла, разглядывая. Из-под прямой рыжей челки, прямо на Майю смотрели неестественно яркие, зеленые глаза. Хороша, ничего не скажешь. Незнакомая девушка улыбалась, отчего на ее щеках играли чуть заметные ямочки. Это было так реально, что Майе стало неловко. Неловко от того, что сравнения с эффектной хозяйкой, она никак не выдерживала. Ну, да и ладно, не за тем она сюда прибыла, чтоб в красоте соревноваться, есть дела и поважнее.

Неужели здесь действительно всего одна комната? Не может быть такого. Странно, каюты все одинаковые. На месте этого самого зеркала должна быть дверь. Какая же она дура! Ведь должна была уже догадаться. Майя протянула руку. Так и есть… ладонь прошла сквозь зеркало, не почувствовав преграды. А что, очень удобно. Только вот придется пройти через саму себя? К этому наверно надо привыкнуть.

То же красноватое освещение, только на сей раз, темнее. Та же «кровать» в полкомнаты. Те же черная панель и непременное «окно» напротив. Укоряя себя за напрасно потраченное драгоценное время, Майя направилась к уже знакомой черной панели на стене. И замерла… уставившись в «окно».

За еле различимой преградой стекла прямо на нее наплывала Земля. Местами под ватными облаками угадывались пестрые очертания материков. Впрочем, голубой цвет преобладал. Но самым впечатляющим было пространство вокруг Земли. Черное, с миллиардами мерцающих точек — звезд, оно завораживало и манило. Когда-то в детстве у Майи была книжка про космос. Она часами могла рассматривать иллюстрации, пытаясь проникнуть туда, вглубь картинки. Но то, что она наблюдала сейчас, не шло ни в какое сравнение с той старой книгой. Вселенная за окном была живой. Она дышала и двигалась. Вот из-за округлого абриса Земли показался желтый шарик — Луна. Майя заворожено приникла к стеклу, изогнула шею, пытаясь увидеть, что-то там, за границей оконной рамы.

Кое-как оторвавшись от созерцания фантастического зрелища, Майя принялась разбирать гардероб. Сказать по правде, здесь было на что посмотреть. Альбина бы сошла с ума от восторга. Да и не только она, впрочем.

Ну и что тут можно позаимствовать? Разноцветные мундиры? Отпадает сразу. Пусть в них маршируют местные стюардессы. Какие-то, немыслимых расцветок, костюмы? Упаси боже в таком разгуливать! Ну и мода у них, однако. Взгляд упал на короткое платье, сразу видно, парадно-выходное. Только вот, куда тут в нем выходить? Очень оно… э… открытое. И спереди и сзади открытое. Да и снизу… Впрочем, что она знает она о местных обычаях. Может быть, его великолепная хозяйка вахту в нем несет. Сплетено платье было из маленьких золотых звеньев, наподобие кольчуги. И все вместе, сжатое в комочек, умещалось в кулаке.

Полюбовалась и хватит. Вернув чудо-наряд на место, Майя пошарила по полкам и вскоре извлекла на свет маленькие ярко-голубые шорты. Ну да, простые цвета тут не котируются. Ничего сойдет, лишь бы подошли. Шорты подошли. Сидели как влитые. Впрочем, если бы Майя была в два раза толще или наоборот худее, они бы тоже подошли. Ткань тянулась, куда там латексу! Но при этом, в отличие от последнего, совершенно не давила, словно изначально был свой размерчик. Ага, а это что за рубашонка? Девушка крутила в руках что-то вроде туники. Прикинула на себя — длиной до середины бедра. Рукава короткие, что опять же плюс, поскольку Майя ростиком явно ниже хозяйки. Да и цвет синий, в тон шортам.

Скинув комбинезон, она надела тунику, и встала перед зеркалом. Покрутилась немного. Удовлетворенно поцокала языком. А в этом наряде она ничего. Вид, правда, немного пляжный, но в общем и в целом, сойдет. Все, одна проблем решена. Вернее — проблемка.

— Тебе больше не надо думать о трудностях…

— Глупый голос, ты опять появился?

— Я и не исчезал. Просто молчал, чтоб не мешать тебе.

— А вот, мне интересно — мужской ты голос или женский?

— Закрой глаза.

— Хм… вот еще.

— Верь мне. Закрой глаза и слушай…

…Горячий песок… Ноги утопают в нем по щиколотку… Прохладный ветерок холодит опаленную солнцем кожу. Тонкая ткань туники прилипла к телу… Волны прибоя, накатывая на мокрый песок, лижут ей ступни, и тут же отступают, дразня…

…Он стоит и разглядывает ее. Майя, смутившись, отводит взгляд. Его длинные мускулистые ноги широко расставлены, и уперты в песок, словно у Колосса Родосского. Из одежды — лишь неровно обрезанные шорты… Бронзовое от загара поджарое тело блестит… Он подходит… ближе. Не отрываясь, словно под гипнозом она смотрит в эти пронзительно светлые на темной коже лица глаза…

…На мокром песке остаются следы их босых ног. Он держит ее за руку. Отчего-то это волнует.

— А какие здесь потрясающие закаты! Видишь вон тот большой камень? Вечерами, когда совсем одиноко, я прихожу к нему и смотрю. Ты знаешь, мне кажется, он живой. Да, да, не смейся… он слушает, и понимает. Когда солнце медленно погружается в океан, все окрашивается в розово-лиловый цвет…

Голос, низкий и проникновенный волнует. А как он смотрит, смущенно улыбаясь, то пристально, то, отводя взгляд… А она-то сначала подумала, что перед ней наглый самоуверенный мачо.

— В такие моменты понимаешь, что жизнь пуста и бессмысленна, если не с кем разделить ее радости… Тогда я мечтаю. О женщине. Моей женщине… Если разрезать яблоко на две части, то сколько не прикладывай другие половинки — не подойдут. Только эти, две части одного целого… Ты понимаешь? Я, наверное, глупости говорю?

— Нет, совсем, нет! Вернее да… Так не бывает, только в глупых романах…

— Бывает! Я так давно тебя ждал. Веришь?

Влажный воздух обволакивает и пьянит незнакомыми пряными ароматами. Сильные пальцы зарываются в ее волосы… Горячее дыхание щекочет кожу на шее…

Нет!

Она очнулась от того, что орала во весь голос.

Нет!

А почему, собственно, нет? Моральные принципы? Или просто, не те рецепторы задействованы?

Действительно, почему? Да просто, потому что здесь что-то не так. Очень уж подозрительно. Если бы это был просто сон… да и то… Нет, она не позволит никому собой манипулировать. И хотя, что греха таить, это было приятно… Но нет, и еще раз нет! Это самое настоящее, гнусное предательство, каких свет не видывал! Марек там лежит… живой ли? А она тут развлекается в объятьях смазливого незнакомца.

Ну и зря.

Может и зря.

Майя пулей вылетела из каюты. На прощание оглянулась через плечо. И почудилось, что женское лицо на фото сменило выражение — улыбка теперь казалась сочувствующей.

*****

— Бегаем туда-сюда как идиоты! — заявил Борис. Этих чурок с собой таскаем…

— Позвольте! — возмутился Алексей Федорович.

— Ну… больных… смягчил свой пыл Борис.

— За чурок ответишь! — хмуро вставил Илья.

— Да дело, как говорится, не в этом… Егора, кажется, начали раздражать бесплодные препирания коллег, — что делать-то будем в итоге?

Ночь они провели в конференц-зале.

Только-только успели там запереться, как муравьи, каким-то образом преодолев лужи реактивов, наводнили коридор третьего этажа.

Люди натолкали каких-то тряпок под двери. Вовремя. Основную лавину удалось сдержать, но пару раз муравьям удавалось прорваться в зал. К счастью, в незначительном количестве. Они были сразу же обнаружены и затоптаны, а места их прорывов — решетка вентиляции и неплотно прикрытое окно, закрыты и законопачены. Весь остаток дня и всю ночь, люди только тем и занимались, что нервно прислушивались и шарили глазами по углам и щелям — не покажется ли вновь откуда-нибудь ручеек огненных бестий.

Положение складывалось: хуже некуда. Несмотря на наступившую ночь, шестиногие враги никуда не ушли. Бесконечный шорох муравьиных лапок лишал покоя и сводил с ума. Он шел отовсюду. Казалось, что мириады тварей, там за тонкими перегородками, сканируют каждый миллиметр поверхности, выискивая малейшую щель, чтоб ворваться в осажденную крепость в коею превратился конференц-зал. Отовсюду тянуло характерным кисловатым запахом. От него чесалась кожа, першило в горле и щипало глаза. К счастью, ночью удалось проветрить помещение, иначе люди не дотянули бы до утра. Но с рассветом вернулись шершни, активизировались муравьи, и окна пришлось закрыть. Да что там окна, все найденные отверстия во внешний мир были наглухо заткнуты, чтобы предотвратить вторжение. Дышать становилось все труднее и труднее.

— Поджигать надо, — откашлявшись в очередной раз, сказал Семенов.

Сказано это было таким будничным тоном, словно охотник предложил собравшимся сходить в магазин за баранками.

— Чего? — удивился Илья.

— Ни чего, а что! — поправил Семенов. Институт надо поджигать. Отпугнем тварей огнем и дымом, уйдем в лес. Подадимся к дачному поселку. Здесь ловить больше нечего.

— А там?

— Там? — Семенов вздохнул, — может и там нечего… но другого выхода у нас нет.

— До автобуса бы добраться! — мечтательно причмокнул Борис.

— Как дым пойдет, я думаю, шершни разлетятся… предположил Егор, да и муравьи эти… выберемся.

— Нет, подождите! — у Ильи в голове не укладывалось, как все так быстро решилось. И институт… Институт, который, казалось, существовал вечно, во всяком случае, ему так казалось, так легко сдали врагу. Да какому врагу! Этой мелочи шепелявой?! Да не помутился ли разум у его товарищей, от свалившихся на них несчастий?

— Нет! — повторил он, — этого допустить никак нельзя!

Товарищи удивленно посмотрели на него.

— Нашлись тут поджигатели! — эмоционально продолжил Илья, — Нероны, блин, Геростраты хреновы! Вы его строили, чтоб поджигать? Это же… это же все, что у нас осталось! Это как нить, как пуповина… если его не будет… в общем, это — наше все!

— Да пойми ты, чудак, — почти ласково обратился к нему Семенов, ведь это он — институт твой, всех их сюда притягивает. Всю нечисть эту. Стоит он тут как хер на лбу, извиняюсь… как маяк, как магнит…

Илья изумленно уставился на него.

— Вы это серьезно?

Семенов хмыкнул и развел руками.

— Серьезно или нет… это уж ты понимай как хочешь… но факт остается фактом!

— Какой факт-то?

— А факт, вот какой! Хрена ли, этим осам и муравьям тут делать? Какого черта они сюда приперлись, как ты думаешь? Медом что ли им тут намазано? А динозавры эти? Неужто ж они такие голодные, как волки зимой, чтоб рейды совершать в незнакомую местность? И все для чего? Чтоб пару людишек сожрать? Откуда они вообще знали, что мы тут?

Теперь настала очередь хмыкать Ильи. Это ж надо, какие люди умопостроения провели, какие умозаключения сделали!

— А вы знаете, Василий Иванович, я вот как-то слышал умные слова: «Не надо пытаться извлекать информацию из собственных фантазий. Ее там все равно нет».

— Фантазии, говоришь?.. голос Семенова стал жестким, как натянутый стальной трос. Вон они фантазии за дверью шуршат. Или ты в них не веришь? Так выйди… убедись в беспочвенности моих фантазий! Давай, вперед! Если успеешь, спроси, какого муравьиного хера, они сюда приползли?

— Да подождите вы! — не выдержав, вмешался Алексей Федорович. Допустим, вы правы, — он повернулся к Семенову, — и здание действительно… он замялся, подбирая термин, — действительно, каким-то образом ориентирует местных животных… Допустим…

— Ха! — вмешался Борис. Лично я больше склоняюсь к мысли, что ориентируем, их лично мы. И вывод в связи с этим: куда бы мы не подались, все это последует за нами. Как говорится: и ад следовал за ним.

— Это ты не того наплел, — меланхолично поправил его Егор. Ад следовал за всадником смерти.

— Да какая разница? — возмутился Борис.

— Принципиальная.

— Догматик чертов!

— А ты неуч!

— Сам придурок.

— А в ухо?

— Да прекратите вы спорить о ерунде! — остановил их доктор. В причинах будем разбираться потом, если уцелеем. Давайте уже решать, что нам делать сейчас, сей момент?

— Я же говорю: поджигать, — отозвался от окна Семенов. Возможно, Боря и прав, но поскольку это совсем уж безрадостная мысль, предлагаю придерживаться моего плана.

— Где логика? — удивился Илья. Если следовать вашей гипотезе, Василий Иванович, что институт притягивает наших врагов… так пусть он себе и дальше их притягивает. Зачем же его поджигать? Ведь тогда его роль магнита перейдет к чему-то другому, например, к тому же дачному поселку.

— Пить охота, — невпопад сказал Борис.

— Это просто пи…ц какой-то, — пробурчал с диванчика Федор.

— Вот именно, — поднял палец Егор, — Времени у нас немного, поэтому давайте рассуждать конструктивно. Отбросим заведомо проигрышные варианты, типа, чтобы мы не делали, все равно умрем… Ибо тогда действительно, можно поджигать и даже никуда не уходить, сидеть молиться. Кто в бога верует?

— Какой бог? — возмутился Борис. Его там дома-то нет, а здесь его тем более нет!

Егор покосился на него, но в спор с воинствующим атеистом вступать не стал.

— Так вот, — продолжил он, — допустим Иваныч прав. Подожжем мы здание, дальше что? Во-первых, надо умудриться при этом, самим не сгореть…

— Чего тут думать? — рубанул рукой Семенов. Я уже обдумал все. Здесь две двери. Вон у той, — он показал рукой в сторону кафедры, — сваливаем в кучу кресла, бумагу, в общем, все, что горит и хорошо дымит. Поджигаем. Когда начнет разгораться, открываем окно напротив — дым потянет в коридоры. Пять минут ждем, пока твари разбегутся, и выбиваем дверь. Выталкиваем кучу в коридор, для дополнительного эффекта. Еще через пять минут, убедившись, что путь свободен, покидаем помещение через вторую дверь. Спускаемся на пролет вниз и уходим в переход. Чтоб за нами никто не увязался, поджигаем пару кабинетов за собой. Дожидаемся когда вокруг, как следует, заполыхает и выходим наружу через запасной выход. Ладно, я выхожу, — уточнил он, глянув на нерешительные лица товарищей, — добираюсь до автобуса, подгоняю его прямо к двери. Грузимся и отваливаем. Там решим по ходу, к поселку ли, или еще куда. Факт тот, что на колесах нам ни пчелы, ни муравьи не страшны.

На несколько минут воцарилось молчанье, прерываемое лишь кашлем кого-нибудь из присутствующих.

— Мда… наконец сказал доктор, — складно излагаете. Однако есть одно «но». А ну, как не разбегутся муравьи? А ведь еще осы есть… Тогда что будем делать? Пути-то назад уже не будет.

— Да куда они денутся? — удивился Семенов. Огня все приучены бояться. Совсем не сбегут, так отступят. А много ли нам времени надо? Лишь бы до автобуса добраться…

— Стойте! — вдруг крикнул Борис, торчавший все это время возле двери. Я их не слышу… пояснил он, повернувшимся на его вопль, товарищам. То шебуршились, шуршали непрерывно… а теперь тишина! И вонять меньше стало. Они ушли.

— Иди ты… недоверчиво протянул Семенов.

— Это пи…ц какой-то! — прохрипел Федор.

— Не верите, сами послушайте! Давайте дверь приоткроем, а то в скважину ничего не видно.

— Я те приоткрою! — прикрикнул на него Семенов. Жить надоело?

— А давайте тряпку из-под двери осторожненько с краю вытащим, — предложил Илья, — там щель большая, в нее и посмотрим. Если что, сразу заткнем обратно, даже если они там притаились, сразу много не успеет запрыгнуть.

Посовещавшись, колонисты решили, что данное предложение разумней приоткрывания двери.

Вытащив тряпку, сначала чуть-чуть а потом и полностью, вставшие на четвереньки люди, толкаясь задами и стукаясь головами, некоторое время заглядывали под дверь. Они невероятным образом изгибали шеи, стараясь заглянуть в щель как можно дальше, пока Семенов не додумался использовать зеркальце. Тогда окончательно стало ясно, что шестиногие недруги исчезли. По крайней мере, пространство холла за дверью, до самой стены было от них свободно.

Открыли дверь. Осмотрелись по сторонам — никого!

— Странное дело, — недоверчиво бормотал Семенов, — куда они все подевались-то? А ну окно откройте. Что там снаружи?

Через минуту, когда Егору удалось справиться со стеклопакетом огромного окна конференц-зала, выяснилось, что и на улице царит тишь да благодать и ничего не напоминает о недавней атаке насекомых. Даже тело Штерна куда-то исчезло.

*****

Уже в коридоре Майя сообразила, что совсем забыла про обувь. Ладно, и босиком вроде не холодно.

Что же это было там в каюте? Море, пляж, интересный мужчина с фривольными намерениями. Это было так реально… Может она все ж таки сдвинулась по фазе, и это все одна сплошная галлюцинация? Или образный бред, который, как известно, характеризуется непоследовательными идеями, и случайными выводами? Иллюзии и галлюцинации. Галлюцинации и иллюзии…

Какая-то мысль или скорей, образ, сидел в самом уголке сознания, мешая и раздражая до жути, как мешает и раздражает попавшая в глаз соринка, или комар жужжащий ночью над лицом. Майе казалось, что если она ухватит этот образ, то получит ключ к пониманию всего того, что она видит и что с ней происходит. Но как только она пыталась подобраться к нему, образ ускользал за пределы мысленного взора, чтобы через несколько секунд снова начать мельтешить на горизонте восприятия.

В каюты она больше не заходила, хоть и отметила, проходя мимо, еще несколько активных аватарок на дверях. Что-то подсказывало ей, что никого она там не встретит. Но где же люди? Эта мысль беспокоила ее все больше и больше. Ведь у такого большого корабля и экипаж должен быть соответствующий. Так куда же они подевались? С этой мыслью она и вошла вбольшой зал. Вернее она просто шла по коридору, а он вдруг, без всякого перехода, внезапно расширился, превратившись в просторное помещение. Как обычно, сам собой зажегся свет. Майя остановилась как вкопанная, щурясь после полутемного коридора. Постепенно глаза привыкли, и она стала озираться вокруг. Стены и пол зала сияли, словно были из полированного мрамора. И хоть минимализм, присущий интерьерам корабля, присутствовал и здесь, зал был оформлен с некоторой претензией на роскошь. Мягкое освещение, идущее отовсюду и не понятно откуда конкретно, добавляло атмосфере налет этакой гламурности.

Из мебели — только длинный массивный стол и такие же тяжелые на вид, то ли стулья, то ли кресла. Майя прошлась вдоль стены. Неужели настоящий мрамор? Провела пальцем по поверхности — теплая. Значит не камень — ему полагается быть холодным. Как и в каютах, нигде не наблюдалось следов пыли и вообще никаких признаков заброшенности, словно люди ушли отсюда полчаса назад. Об этом же говорила и ее следующая находка. В нише недалеко от стола был сооружен самый настоящий камин. По крайней мере, с виду он был как настоящий. Девушка присела на корточки перед кованой решеткой. Языки пламени осторожно, будто нехотя, облизывали сложенные крест-накрест поленья. Те в ответ уютно потрескивали. Поднесенная ладонь ощутила тепло. Обман, конечно, как и все вокруг. Но рассуждая так, сунуть руку прямо в пламя Майя все же не рискнула. Кто знает этих «друзей доброты» — вдруг вместо очередной иллюзии, в качестве разнообразия, подсунут самый настоящий огонь.

Майя отошла от камина и села в одно из кресел. Чуть потертый зеленый бархат обивки, резные подлокотники. Довольно симпатичная имитация старины, если конечно не считать необычной мягкости. Но к тому, что здесь все поверхности для лежания и сидения мягче пуха, она уже успела привыкнуть. Что же это? Зал для заседаний? Столовая?

«Кают-компания» — всплыло откуда-то из памяти. Точно! Если это корабль, пусть и космический, в нем обязательно должна быть кают-компания. Она читала об этом в старых книжках про пиратов.

Майя подняла глаза и обомлела. Только что блестящая, полированная поверхность стола, теперь была застлана, чем-то напоминающим морскую карту. Карта была старой пожелтевшей, с голубыми переливами морей и океанов, пестротой материков. Она вся была испещрена многочисленными надписями на каком-то незнакомом языке, пометками и рисунками. Из углов щерились морские змеи, улыбались пышные русалки. Ветры надували толстые щеки. По пунктирным стрелкам плыли куда-то пузатые галеоны. А это что? Прямо перед Майей лежала старинная книга. Да ведь не было ее только что! Решив больше не удивляться местным чудесам, девушка взяла книгу в руки и, нерешительно повертев, открыла. Зашуршали пожелтевшие страницы.

Языка Майя не понимала, однако рисунки говорили сами за себя. Да это же меню! Вот блестящая кастрюлька с каким-то варевом, под ней ряд из нескольких непонятных значков. Майя прикоснулась к одному из них, и тут же в воздухе появился сначала легкий, а затем все более явный аромат мясного бульона, сыра, свежей петрушки и чего-то еще неуловимого. Желудок отреагировал голодным спазмом. Майя вспомнила, как давно она не ела. Откуда же запах? Она завертела головой, пытаясь найти источник. Такое впечатление, что где-то рядом находится кухня, в которой на плите стоит большая кастрюля, нет, следуя антуражу — котел с похлебкой.

Ничего похожего не наблюдалось, запах шел из ниоткуда. Разочарованно пролистала еще несколько страниц. Изображения блюд на них ничего ей не говорили. Остановилась, когда одуряющее, до обморока запахло чем-то еще более вкусным, знакомым. Да это ж курица-гриль… На картинке она была изображена запеченной целиком, и украшенной фонтанчиками зелени. Нет, это уже форменное издевательство — дразнить ароматами еды голодного человека! А может это вероломно мстит ей отвергнутый пляжный брюнет? В раздражении она захлопнула книжку. Посмотрела вокруг — куда бы ей запустить. Но сдержалась. Верней, не сдержалась, а отвлеклась. Тот самый образ, который так раздражал ее в коридоре, и о котором она забыла увлеченная чудесами кают-компании, перестал прятаться в тени сознания. Наоборот, он, кажется, старался привлечь ее внимание, переливаясь и пульсируя. Майя несколько раз мотнула головой, словно пытаясь его вытрясти, а потом зажмурила глаза. Образ распался на ряд знаков. Девушка переводила мысленный взор с одного знака на другой, и они в ответ начинали наливаться мягким зеленоватым светом. Непонятные значки вдруг начали становиться понятными, и Майя прочитала по слогам: «А-ма-та».

Секундное помрачение. Перед закрытыми глазами стремительно проносится, расчерченная аквамариновыми линиями, сетка — в каждой клетке знак. Знаки превращаются в голос, он идет откуда-то, прямо из Майиной головы.

— Бортовой навигационно-административный комплекс «Амата» приветствует нового члена экипажа! Поздравляю вас с первой загрузкой системы! Надеюсь на сотрудничество и взаимопонимание! Загрузка завершена, можете открыть глаза.

Майя послушно открыла глаза. Перед ней стояла девушка. Обычная такая девушка. Блондинка. Ростом примерно с нее. Одета, в фисташкового цвета комбинезон. Она приветливо улыбалась испуганно таращившейся на нее Майе, и выглядела предельно дружелюбно.

— Пожалуйста, подождите, идет финальная настройка параметров интерфейса модификатора чувственного восприятия. Это займет не больше минуты вашего времени, — девушка шевелила губами, но ее голос по-прежнему звучал у Майи в голове.

Это было неприятно — голос менял тональность, то ускоряясь, то замедляясь, а сам облик девушки то расплывался, то становился четким.

— Все-таки галлюцинация… с ужасом подумала Майя, — уже и здесь меня достали черти.

— При первой загрузке, по умолчанию используется стандартная визуализация системы, — теперь девушка говорила своим, надо сказать, довольно приятным, голосом, и прекратила, наконец, аберрации, сделавшись совершенно реальной, — в дальнейшем вы легко сможете сменить стандартный образ на любой желаемый.

— Чего? — тупо спросила Майя, пятясь от нее к выходу. Дружелюбность дружелюбностью, но вдруг начнет приставать с чем-нибудь эдаким… как мужик на пляже.

— Хорошо, — кивнула ей девушка, — отложим смену образа на потом. Вы избрали неправильный вектор движения — чтоб попасть в туалетную комнату, следует двигаться в противоположном направлении.

Майя остановилась, словно налетела на стену. Откуда этой белобрысой кукле известно, что в ней уже давно борются два естественных, но прямо противоположных человеческих желания — а именно, очень хочется кушать, и хорошо бы эту самую туалетную комнату посетить. И последнее, пожалуй, актуальней. А ведь эта… как ее… Амата — она ведь, похоже, мысли может читать.

— Мой уровень проникновения в сознание неглубок. Я считываю только данные предоставленные модификатором чувственного восприятия. В мои задачи входит поддержание максимального комфорта членов экипажа. Во внеслужебное время, это в основном касается разрешения бытовых вопросов, так что сокровенных мыслей я читать не могу, — не переставая улыбаться, девушка развела руками, словно сожалея о своей неспособности читать Майины сокровенные мысли.

— А туалет, это не сокровенное? — буркнула Майя.

— Это физиологическая потребность, — последовал ответ.

Ну, физиологическая, так физиологическая. Чего стесняться какого-то компьютера на ножках, пусть даже и продвинутого? Рассудив так, Майя выпрямилась, придавая себе, как можно более гордую позу, и спросила независимым голосом:

— Ну и где у вас тут удобства?

Удобства оказались тут же, за неприметной дверью, без всяких стилизованных изображений М и Ж. Вид у них был на удивление обыкновенный — несколько белоснежных кабинок и ряд умывальников. Быстро сделав свои дела и вымыв руки, Майя вернулась в кают-компанию.

Амата ожидала ее присев в кресло. Майя остановилась напротив нее с другой стороны стола. Она не знала, что теперь ей делать — стояла, зачем-то пряча за спину мокрые руки. В туалете над умывальниками висели какие-то устройства, но как ими пользоваться она не знала, а Амата почему-то не подсказала.

С минуту они смотрели друг на друга и Майе начало казаться, что в ее черепной коробке словно гуляет легкий ветерок. Молчание прервала Амата:

— Мне кажется уважаемая Майя Николаевна, что вы хотите кушать.

Это звучало утверждением, и Майя только молча кивнула. Кушать — не то слово, еще немного, и она будет согласна слопать любую экзотическую зверюгу, лишь бы было сытно. Рот мгновенно наполнился голодной слюной, ощутимая слабость в ногах заставила сесть в кресло.

— В таком случае, возьмите меню.

Книжка, очутилась у Майи под рукой. Она открыла ее, и о, чудо — все тексты, были написаны на чистейшем русском языке.

Через пять минут заказ был составлен и принят. А еще через несколько секунд…

Майя так и не поняла, откуда перед ней взялась еда. Кроме ассоциации со скатертью-самобранкой никаких других догадок не родилось. А на ассоциациях, как известно, теорий не построишь. Поэтому, отбросив всякие сомнения, девушка набросилась на еду.

Следующие десять минут были достойны пера Рабле.

«Откуда бы оно не взялось, но все это чертовски вкусно!» — думала Майя, с аппетитом уплетая украшенную зеленью, нежнейшую отбивную с жареной картошкой, хрустящий свежий хлеб и салат из свежей капусты с огурцом, запивая все это соком из каких-то экзотических фруктов.

Все прекрасное когда-нибудь кончается, и Майя с сожалением отодвинула от себя кремовое пирожное. Все что она смогла — это слегка его надкусить. Глаза бы ели дальше, но желудок сказал свое твердое «нет». И то, правда, если она съест еще хотя бы крошку, точно лопнет. Хорошо хоть «пляжные» штаны безразмерные. Со стороны, надо думать, ее обжорство выглядело не очень эстетично. Но ласково наблюдающая за ней Амата, не выказала ни грамма осуждения.

«Вот нахваталась-то, как курица каши, — с запоздалым сожалением, подумала Майя. Точно будет плохо. Слопать такую гору продуктов после двух с лишним суток голодухи».

— Все будет в порядке, — услышала она успокаивающий голос Аматы.

Ну, в порядке, так в порядке… Стараясь сделать это как можно непринужденней, Майя откинулась на спинку кресла и тяжело вздохнула. Сил, злиться на эту лучезарную курицу, опять покопавшуюся в ее мозгах, у нее не было.

Они помолчали несколько минут. Затем Майя с трудом отхлебнула сок из высокого бокала и подняла глаза.

— Можете обращаться ко мне на «ты», уважаемая Майя Николаевна, ведь я всего лишь бортовой компьютер, — ответила Амата на ее безмолвный вопрос, и Майе показалось, что в ее кротком голоске прорезалась издевка. Да как же тебя отучить-то, чтоб в голову не лезла?

— Ну, тогда и ты, обходись, пожалуйста, без «уважаемая» и без «Николаевна».

— Хорошо, — кивнула блондинка и опять взялась за свое. Дело в том, что я не говорю по-русски. Я вообще не говорю ни на каких языках. Ведь в твоем понимании, язык — это способ вербального общения. А в меня, к сожалению, не встроен лингвистический модуль.

— Ну, и? — затуманившая голову послеобеденная дремота мешала хорошенько вникнуть в эти премудрости. И как же мы с тобой тогда общаемся?

— Очень просто — мыслеобразами. В основном, ты разговариваешь сама с собой. Я просто встраиваюсь в этот внутренний диалог, чтобы понять твои желания и донести до тебя свои возможности. Странно… на лицо Аматы налетело облачко задумчивости.

— Что странно?

— Мне никогда не приходилось объяснять таких… Амата запнулась, словно подбирая слова, — таких вещей, члену экипажа… но ты, действительно, не знаешь.

— Ты хотела сказать: таких элементарных вещей? А давай-ка выясним — откуда ты вообще взяла, что я член экипажа, если я этого экипажа в глаза не видела?

— Это как раз просто, — на лице Аматы опять засветилась прежняя лучезарная улыбка. Только члены экипажа имеют модификатор чувственного восприятия.

Майя тяжело вздохнула. Опять за рыбу деньги…

— Какой такой модификатор? Нет у меня никакого модификатора. Не знаю я никакого модификатора.

— Есть! — отрезала Амата. Я сама имплантировала его тебе. А позже он был активирован.

— А если я не хочу быть членом экипажа? — упрямо спросила Майя.

Амата виновато улыбнулась и развела руками. Похоже, она не знала ответа на этот простой вопрос. И тут до Майи дошло. Имплантировали? Чего-то ей там такое имплантировали. Когда? Когда она была без сознания? Что такое этот «модификатор», какого-то там, восприятия? Чувственного, кажется…

— Это искусственный модуль, вживляемый в мозг члена экипажа, — охотно, но непонятно пояснила Амата, — потрогай за правым ухом, там есть небольшая выпуклость…

Рука сама собой взметнула к правому уху. И вправду, чуть ниже мочки имелась ощутимая припухлость, которую раньше Майя за собой не замечала. Она не болела и вообще никак не ощущалась. Значит модификатор? Ладно, не о том сейчас речь.

— Ну и где сейчас этот ваш экипаж? Сколько я не ходила, никого, так и не встретила. Где люди? И вообще, они люди?

Блондинка посмотрела на нее задумчиво, словно размышляла: сказать, не сказать? И через несколько секунд ответила, каким-то не своим голосом:

— Закрытая информация, запрос не соответствует уровню доступа.

— Значит, здесь людей нет?

— Кроме нового члена экипажа — нет.

— Вот как? — от накатившей злости, Майя соскочила с кресла, и забегала по залу. А ты знаешь, что тут рядом, есть люди? Рядом с вашей посудиной, на плато есть люди! И они погибают каждый день! Ты знаешь это или нет?

— Такого рода вопросы не входят в мою компетенцию.

— А что входит в твою компетенцию? Ты не должна помогать людям?

— Я должна помогать членам экипажа. Все, что находится за пределами корабля не входит в мою компетенцию.

— Хорошо, — Майя сбавила тон, похоже, эту железяку горлом не возьмешь. Хорошо, — повторила она, — Помогать ты, допустим, не обязана… но знать-то ты знаешь? Про тех людей на плато, знаешь?

— Да, — коротко ответила Амата, — я знаю про них.

— Знаешь и ничего не делаешь? — Майя аж задохнулась от негодования. Да ты… да ты!.. Это вы все время наблюдали за нами? Интересовались, значит? Ну правильно, так Марек и говорил… Наблюдают сволочи и хихикают…

— К сожалению, я ничем не могу им помочь, — Амата поднялась и прошлась по кают-компании. Поверь мне, я действительно сожалею! Тем более что это и меня касается.

— Каким боком? — недоверчиво спросила Майя. Сидишь тут в тепле, и не каплет над тобой…

— Последняя инструкция.

— Чего? Какая инструкция?

— Последняя, — терпеливо пояснила Амата, — после исчезновения людей из радиуса доступа, хронокапсула получает команду на самоуничтожение. В течение двадцати четырех часов. Поверь мне, я, как и вы хочу продолжать свое существование.

— Хроно… что? Как ты назвала?

— Хронокапсула.

— Возможно я покажусь тебе идиоткой… да наверно, уже показалась… Но что такое — хронокапсула?

Снова туман задумчивости посетил симпатичное личико Аматы.

— Закрытая информация, запрос не соответствует уровню доступа.

— Черт! — Майя стукнула себя по коленке, так что поморщилась от боли. Кто придумал этот проклятый уровень доступа?

— Закрытая информация…

— Не продолжай! — что есть силы, закричала Майя. Не продолжай… закончила она шепотом. Скажи мне только… ты… ты, действительно не можешь нам помочь? Пойми же, это очень важно!

— Я не могу.

— Ты? — Майя, как за последнюю соломинку ухватилась за это местоимение. Ты не можешь… а кто может? Кто-нибудь может?

— Послушай меня, — в голосе Аматы появились человеческие нотки, — не перебивай, — она подняла руку, останавливаю очередную нетерпеливую тираду, и заговорила словно торопясь. Я действительно не могу помочь. Помочь может Экспедиционный Центр. Видишь ли, хронокапсула потерпела аварию… сильное повреждение силовой установки. Сейчас идет процесс автономного восстановления. Я посылаю сигналы с просьбой о помощи, как и положено. Каждые сутки. Гравитационные маяки. К сожалению, они предназначены в основном для общения совместно маневрирующих экипажей, и принять их сигналы могут только хронокапсулы находящиеся в той же темпоральной плоскости. Вероятность этого события убывает по мере удаления от основной точки выхода. В нашем случае, это десять в минус девятой степени.

Плечи у Майи поникли. Десять в минус девятой… боже мой!.. да вероятность того, что тот ящер, вместо того чтобы покусать, расцеловал бы ее в обе щеки и надел на голову венок из незабудок — была куда выше.

— В отличие от гравитационного, — меж тем продолжала Амата, — эффективность темпорального маяка на десять порядков выше. Его сигнал уверенно принимается практически из любой точки текстуры пространства-времени.

Майя аж головой затрясла, чтоб вытрясти из услышанного все лишнее.

— Темпоральный маяк говоришь? — от нежданного счастья даже есть опять захотелось. Постой, постой… так он имеется на этой вашей хронокапсуле?

— Конечно, — кивнула Амата, — темпоральный маяк есть на любой Капсуле Дальнего Времени.

— Так какого ж?.. Майя готова была вцепиться в волосы чертовой блондинке. И наверняка попыталась бы это сделать, если б не догадывалась, что только зря будет хватать воздух. Включай немедленно, этот свой маяк! Маячь, пока я вам тут все не разнесла!

— Не могу… Амата виновато улыбнулась и развела руками. Майя уже заметила, что этот жест у нее всегда одинаков и за него не перепрыгнешь.

— Да почему же ты не можешь?

— Это не входит в мою компетенцию. Принцип экстерриториальности.

— Хорошо… Майя старалась дышать ровно. Давалось это с трудом. Ты не можешь, а кто может?

— Навигатор. Он принимает конечное решение.

— Ты же сказала, что здесь кроме меня нет людей?! Он кто твой навигатор?

— Закрытая информация…

— Как мне к нему попасть? Или это тоже закрытая информация?

Амата без всякого выражения пожала плечиками.

— Очень просто. Плюс третья палуба, центр управления, штурманская рубка.

*****

Ночь прошла на редкость спокойно. Из домика старались не выходить кроме как по нужде. Рассвет не принес облегчения. Непонятно было, то ли радоваться утру нового дня то ли сожалеть об ускользающей темноте.

Жар костра смешивался с жарой полуденного солнца. Пот стекал по лбу и вискам. Альбина чувствовала эти ручейки текущие по всему телу, ощущая себя невыносимо грязной. Где эти дезодоранты, весь этот парфюм, который раньше создавал обманчивое ощущение свежести. Даже странно, как Виталий еще реагирует на нее. Хотя от него самого уже шибает трехдневным потом.

Погода была даже не жаркая, а скорее удушливая. Воздух, пропитанный маревом, походил на кисель.

Пара десятков картофелин, найденных в окрестных погребах были уже почти готовы. Женька азартно выгребал их палочкой из углей. Альбине вспомнилось пионерское детство. Там, правда, еще был зажаренный хлеб и сосиски. Шашлык по совдеповски… Ох, сейчас бы его сюда…

Виталий разделил картофелины по-братски. Получилось с десяток самых крупных ему и по пять помельче, Альбине с мальчиком. Обжигая пальцы, торопливо счищали хрустящую кожуру и ели. Получилось даже шикарно — еще и с солью, небольшое количество которой нашли в доме. А больше ничего там не было.

Ели, опасливо поглядывая на набрякшую сизым фингалом, тучу на востоке над морем. Еще полчаса назад, ее не было — безмятежная лазоревая гладь.

— Что хрень там? — неприязненно поинтересовался у мироздания Виталий. Не хватает грозы еще на наши репы.

— Идея с поселком была явно неудачной, — протянула Альбина, глядя на низкое небо, нависавшее над морем. Черные грозовые тучи клубились, грозя вселенским потопом. Местами через прорехи пробивался солнечный свет, тем самым, усиливая сходство с фресками на библейскую тему. Того и гляди — архангелы протрубят о судном дне. Она поежилась. Все прекрасно помнят, чем закончился предыдущий ливень. Нашествием ископаемых тварей из прошлого. В Институте хоть спрятаться можно было, а в этих хибарах разве спрячешься? Несмотря на жуткую духоту, по коже прошел озноб. Неприятное ощущение. Словно что-то страшное все ходит и ходит рядом, кружит, приближаясь, почти касаясь холодным черным плечом. Сама Смерть? Говорят, иногда люди чувствуют ее приближение…

— Вроде не курила ничего… пожал плечами Виталий. Оказывается, последнюю мысль она произнесла вслух. Не парь голову, обживайся на новом месте. Неизвестно, сколько мы еще здесь проторчим.

— А почему бы нам не вернуться? — спросила Альбина. Сказала и пожалела. Женька навострил уши, с надеждой переводя взгляд с Виталия на нее и обратно.

— Рано. Побудем пока здесь. А там видно будет, — прищурившись, Виталий всматривался в быстро чернеющее небо. А может оно и к лучшему… ливень всю эту дрянь разгонит!

— Ой! — Женька подскочил с коленей и попытался разглядеть свою спину — меня что-то стукнуло!

Обернувшаяся к нему Альбина и ойкнуть не успела, как довольно чувствительно схлопотала по темечку. Рядом взрыкнул Виталий, выдав длинную матерную руладу.

— Мать вашу… раз так!.. Что за?.. ухватив их обоих за шкирки, как нашкодивших котят, он кинулся к домику.

Как раз вовремя.

С неба, беззвучной лавиной посыпался град.

Вернее, это сперва она казалась беззвучной — градины с тихим шорохом скакали по мягкой траве. И только потом, с все нарастающим стуком они обрушились на крышу домика.

И на людей. Куски льда, размером с перепелиное яйцо, больно били по голове, плечам, рукам.

*****

— Ну, если это все, что нам заготовила гостеприимная местная природа, то я даже рада, — сказала Альбина, разглядывая синяки от градин на руках. Они стояли на крыльце и наблюдали, как буквально за несколько минут весь двор и близлежащие окрестности были усыпаны белыми шариками.

— Подумаешь, — продолжала бодриться Альбина, — мы ж не фермеры-огородники, чтоб за урожай беспокоиться…

Сначала она ничего не поняла. В нескольких сотнях метров от них, среди соседских огородов, там, где только что ничего не было, воздух вдруг сгустился, свившись в тонкий столбик. В лицо хлестнуло ветром, разметало всякую мелочь, заставив прижмурить глаза. Они услышали нарастающий гул. Тонкий вращающийся жгут на глазах обретал объем и мощь. Он двинулся по кругу, разметая сухую землю с остатками растений, как мощный пылесос. Альбина вскрикнула — воронка двигалась прямо на них. Стало страшно. Она почувствовала, как напрягся Виталий. Женька прятался за нее, цепляясь за халат, больно прихватывая кожу.

— В погреб! Живо! — Виталий впихнул их в домик и захлопнул дверь. Стало темно. Щелкнула зажигалка, осветив неверным светом убогую комнатку с открытой крышкой погреба. Гул снаружи превратился в рев, домик затрясся как припадочный — вот-вот развалится.

— В погреб, я сказал! — заорал Виталий. Не дожидаясь реакции, он схватил в охапку упирающегося Гришку и спустил, буквально сбросил его в черноту провала. А ты что стоишь, овца тупая? — обернулся он к Альбине. Та испуганно попятилась, но он, настигнув ее в одном прыжке, схватил под мышки и потащил к погребу.

— И-и-и… завизжала женщина и вдруг почувствовала, что летит вниз. Пересчитав коленями, локтями и задом все ступеньки лестницы, она упала на что-то мягкое. Кажется, это были пустые мешки. Где-то в стороне всхлипывал невидимый Женька. «Хорошо, хоть не на него брякнулась», — машинально подумала Альбина. Сверху матерился Виталий. Зажигалка, которую он поставил на стол, упала и погасла и теперь он на ощупь, лез в погреб, нашаривая ногой первую ступеньку. Проклятая ступенька никак не находилась и он понял, что ему не успеть.

— Эй, там! — крикнул он вниз. Брысь в стороны, прыгаю…

Голос его потонул в грохоте колотящего по стенам домика града обломков.

Альбина услышала жуткий треск, и в ту же секунду в погребе стало светлей. Она не знала, что это смерч сорвал с домика крышу, а в следующий миг разметал и сами стены. Ей показалось, что она слышит в ураганном реве удаляющийся крик. Но в следующую секунду стало не до того — неведомая сила потянула ее к центру погреба. Чтоб удержаться, она ухватилась за доски стеллажа для банок с соленьями и быстро, быстро суча ногами, добралась до перегородки картофелехранилища. Перевалилась через нее, придавив сдавленно вякнувшего Женьку. Последнее что она увидела, были вращающиеся в диком танце пустые мешки. Она прижала к себе хнычущего мальчишку и зажмурила глаза.

*****

Прошло минут двадцать, прежде чем Майе удалось забраться на самый верх, на плюс третью палубу, как называла ее Амата. Сама девушка-система все это время бесплотным призраком скользила рядом, подсказывая, где куда свернуть, какую дверь открыть, по какому трапу подняться. Лифт еще не успели починить, виновато улыбаясь, разводила она руками. Эти трапы с их бесконечными ступеньками слились в один, кажущийся бесконечным, подъем. Из тамбура в тамбур, то ярко освещенными, то полутемными, короткими и длинными коридорами, пролет за пролетом поднималась Майя к самой вершине, где было сосредоточенно управление этим чудом инженерной мысли. Она не уставала удивляться огромному внутреннему пространству корабля, который внешне казался вполне себе средних размеров.

Вот и плюс третья палуба — короткий коридор, в конце которого всего одна дверь. За ней Центр управления хронокапсулой. Место обитания таинственного Навигатора.

— Ты со мной? — запыхавшаяся девушка обернулась было к Амате, но той нигде не было.

— Нет, — раздался голос в голове, — я выполнила свою миссию.

И словно стук удаляющихся каблучков по лестнице.

*****

Двери послушно разъехались перед ней, даже нажимать никуда не пришлось. Помедлив несколько секунд на пороге, Майя решительно двинулась вперед. В стеклах огромных мертвых экранов, расположенных вдоль стены, она увидела свое отражение и невольно усмехнулась. В своем нелепом, среди этого строгого великолепия, пляжном костюмчике, она казалась случайно забредшей в рубку океанского лайнера праздношатающейся туристкой.

Центр управления походил на тронный зал, или храм неведомой религии. Потолки, наверно, метров пять высотой. Только лепнины и люстры в тысячу свечей не хватало. Откуда же здесь взялось столько места? Иллюзия или очередной фокус с искажением пространства? Полукругом стояли кресла пилотов, вызывающие уважение своими размерами. Высокие спинки и широченные сидения. Такая мелочь как Майя утонет в таком вместе с ручками и с ножками. Что же за великаны сидели в них? Она подошла к ближнему к ней ложементу. Погладила могучий подлокотник. Ладонь скользнула, не задевая ворса обивки. Ну да, конечно, снова этот аттракцион невероятной мягкости. Здесь в ярком свете было видно, что воздух над поверхностью имеет несколько иной угол преломления, словно кресла были покрыты толстым слоем прозрачного геля. Это создавало интересные эффекты, когда свет падал одновременно с разных сторон. Дальнее от Майи кресло словно хранило в себе тень бывшего пилота.

Девушка стояла и озиралась, пока ее внимание не привлекло мерцание в углу. Одна из панелей слабо светилась. Осторожно, словно это был дикий зверь, Майя приблизилась к ней. Постояла несколько минут, глядя на равномерно вспыхивающие разноцветные огоньки. Разномастные значки на серебристых дорожках, подмигивали ей как старой знакомой. Это, было, пожалуй, единственным проявлением жизни среди сонма мертвых приборов. Майя тщательно осмотрела работающую панель, даже попыталась заглянуть за нее, но только понапрасну ткнулась лбом в стену. Затем, усевшись в кресло напротив, она начала поочередно нажимать на все значки. Вдруг именно так запускается тот самый темпоральный маяк. Однако ничего не происходило. Огоньки все так же мерцали, словно гирлянда на новогодней елке. Глупо, конечно, было надеяться, что сейчас все загудит, запикает и откроется Главная Красная Кнопка, на которую стоит только нажать и все сразу будут спасены. Но что же означает эта цветомузыка? Почему мигают огоньки? Кто их включил, и для чего оставил? Таинственный Навигатор? Но зачем ему нужна единственная работающая панель, одна из более чем десяти подобных? Рука Майи дотронулась до ручки, крайней справа. Та сдвинулась со слабым щелчком. И тогда из-за тонкой решетки рядом с мерцающим огоньком донесся голос Семенова:

— Майя, ответь, — сквозь шум и хрипы к ней прорывался, такой знакомый, такой родной голос, — Ответь Майя!.. Ты слышишь меня, девочка?..

У Майи из глаз брызнули слезы. Она приникла к решетке и закричала:

— Я слышу, слышу вас! Семенов, дорогой! Василий Иванович, я вас слышу!

Ответом ей был только шорох и треск эфира.

Она дула в решетку стучала по ней сломанным ногтем — все напрасно. И когда она уже совсем было, отчаялась, опять раздалось:

— Майя ответь… Ответь Майя…

Она снова кричала в решетку. Потом, сообразив, что это динамик, она искала микрофон. Она была в отчаянье. Пока, наконец, с третьего раза или с четвертого, не поняла… это запись.

Майя потеряла ощущение времени. Она снова и снова ждала, когда раздастся этот глуховатый голос, которому она не могла ответить, но который служил хрупкой связью с бесконечно дорогими и близкими ей людьми. Она не знала, сколько прошло, полчаса или час. Внезапно огоньки на панели погасли, а голос Семенова оборвался на полуслове.

— Люди, к сожалению, не властны над своей судьбой, — раздалось откуда-то из-за спины, — хоть в целом, хоть в частности.

Майя резко обернулась.

Ну да, кто же еще, как не он.

Перед ней стоял тот самый пляжный мачо.

*****

За радостными пересудами да гаданиями, куда и почему так быстро исчезли мерзкие инсекты, не сразу заметили сгустившуюся мглу на востоке. Лишь когда она закрыла, клонящееся к закату солнце и внезапно потемнело, люди, наконец, обратили внимание на новый сюрприз природы. Поначалу это не вызвало серьезных опасений — подумаешь, приближается грозовой фронт. Дождем или даже ливнем их не испугать — не в поле ведь, а в серьезном, капитальном здании. Напротив, они испытывали к надвигающейся грозе даже некую благодарность — ведь кажется, что именно она избавила их от смертельной угрозы, каким-то образом напугав и заставив ретироваться орды перепончатокрылых. Как говориться: кому война, а кому мать родна.

Однако по мере приближения, намечающаяся гроза вызывала в людях неосознанный трепет. Слишком уж зловещей была быстро надвигающаяся гроздь огромных туч. Глядя на нее, Илья почувствовал себя мухой, прозевавшей момент, когда над ней была занесена гигантская мухобойка. И не только занесена, а уже отправлена в смертоносный путь. Тучи то и дело змеились россыпями молний, над плато неслись громовые раскаты. Это странным образом контрастировало с мертвым, совершенно неподвижным воздухом. Он словно загустел, превратившись в кисель, даже дышать, стало трудно.

Старательно отгоняя от себя ощущение неотвратимой беды, Илья отошел от окна и направился к доктору, который не смотря ни на что, продолжал возиться с больными, обтирая им лица влажной тряпкой.

— Как они?

Алексей Федорович поднял на него усталые, слезящиеся глаза.

— Плохо, конечно. Я вообще удивляюсь, как они до сих пор живы. Впрочем… он безнадежно махнул рукой, — странно, что все мы до сих пор живы.

— Может вам что-нибудь надо? Я могу сбегать, в медпункт, принести…

— Да что вы можете принести? — горестно усмехнулся доктор. По-хорошему, надо бы, наоборот, вернуть их в медпункт. Там за ними ухаживать, по крайней мере, проще.

Илья взглянул на осунувшееся, желтое лицо Марека. За несколько дней, его некогда весьма пухлый друг похудел так, словно не принимал пищу в нескольких недель. Остальные выглядели еще хуже. Отвратительно, скажем прямо, выглядели. Как узники какого-нибудь Бухенвальда, не первого месяца содержания. Кожа обтягивала черепа, словно у мумий. Дыхание совсем не ощущалось. И только едва заметная ниточка пульса говорила о том, что они все еще на этом свете.

Изумленные и испуганные возгласы товарищей отвлекли Илью от созерцания этого печального зрелища.

Повинуясь тревоге их голосов, он оглянулся через плечо, и по его спине дружным стадом пробежали мурашки. Рядом охнул доктор. Поднявшись, они поспешили к окну.

Небо стало еще темнее и жутким образом ожило. В центре массы грозовых туч, стремительно двигавшихся прямо на них, извивалось, на глазах вытягиваясь к земле, огромное серое веретено. Пока ошеломленные люди разглядывали его, оно втянулось обратно в тучу, словно собираясь с силами, и, на мгновение задержавшись, пало на землю, хлестнув по ней гигантским хлыстом. До места этого события было несколько километров, но даже отсюда было видно, какие разрушения причиняет смерч. Словно гигантский плуг провел по земле широкую борозду. Воронка увеличилась в диаметре и моментально стала черной от всасываемого грунта. Там где она соприкасалась с поверхностью, образовалось дергающееся косматое облако, словно в том месте непрерывно что-то взрывалось. Это ощущение усиливалось постоянно бьющими в основание воронки молниями. На периферии облака, летали вырванные с корнем деревья и прочий мусор, поднятый с земли ураганным ветром.

Люди с ужасом наблюдали, как смерч прошел вдоль высоковольтной линии, одну за другой выдернув три десятиметровые стальные опоры, так словно это были сухие былинки, расшвыряв их искореженные остовы в радиусе нескольких сотен метров.

Но главное — смерч быстро, очень быстро приближался.

— Твою же мать!.. только и смог вымолвить Семенов.

— Братцы, да он же к нам идет! — выразил общую мысль Борис. Что же делать-то? А?

— Это пи…ц какой-то, — выдавил из себя Федор. Похоже было, что в связи с последними событиями, все остальные слова он напрочь забыл.

— Вот тебе и Всадник Смерти пожаловал… меланхолично сообщил Егор. Кранты нам!

— Не бздеть! — заорал Семенов. Стоять! — он поймал за шиворот готовящегося стрекануть Бориса. Стоять, я сказал! Зашибу! Сейчас мы без суеты, шума и пыли, организованно, но быстро спускаемся в подвал. Здесь же есть бомбоубежище? — спросил он Илью. Тот булькнул горлом и молча кивнул.

— Ну вот, — Семенов, казалось, был удовлетворен, — там нас никакой ураган не достанет! — он огляделся. Так, разбираем больных. Придется сделать две ходки, для скорости. Я с Ильей беру Марека, Егор с Борисом — Татьяну. Федор своим ходом! Пацан вперед! Доктор?

— Я тут побуду с оставшимися.

— Хорошо, — не стал спорить Семенов, — через пять минут вернемся, и заскучать не успеете.

— Заскучаешь тут…

*****

Мачо был облачен в голубой мундир с золотым шитьем. Как на той фотографии в каюте.

«Значит, он и есть Навигатор? Но до чего же хорош… Майя залилась краской до корней волос. Господи, о чем я думаю?.. Ведь он же мысли читает…»

— И о чем ты думаешь? — усмехнулся великолепный мужчина.

— Вы Навигатор?

Мачо благосклонно кивнул.

— Он самый.

— Значит, вы-то мне и нужны!

— Неужели? — осведомился он с фальшивым удивлением. Это зачем же?

— Эта, ваша… Амата… заторопилась Майя, — она сказала, что у вас есть маяк. Она этот вопрос решить не может, а людей надо спасать! Она сказала, что вы можете… Майя сбилась с мысли и остановилась. «Господи, какую околесицу несу…»

Навигатор молча наблюдал за ней.

— Там, откуда я пришла… снова начала девушка, — с плато… там люди умрут, если им не помочь. Многие уже погибли, некоторые больны. Я даже не знаю, живы ли они до сих пор…

— Живы, — вдруг сказал Навигатор, — правда, не все из тех с кем ты рассталась… но кое-кто жив до сих пор.

— Не все?.. обмерла Майя. Кое-то?.. Да как вы можете, так спокойно об этом рассуждать? — взорвалась она. Да какие же найти слова, чтоб вы поняли? Вы что, не человек, что ли?.. она осеклась под спокойным взглядом его светло-серых глаз. Да какой же он человек.

— Ты же выжила. Почему они не могут? — и куда подевалась давешняя томность во взгляде?

— Вы не понимаете, о чем я говорю? — у нее в голове не укладывались его жестокие слова. Они еще живы. Вы же сами сказали: они живы! Пожалуйста, прошу, помогите им!

— Не повторяй одно и тоже. И как же я им помогу?

— Ну, мне же помогли!

Он развел руками.

— Тебе помочь было несложно — ты пришла сама. А медицинский отсек по счастью оказался частично исправен. Там и дел-то было… Раны оказались неглубокими. Ну, отравление, ну гангренозное воспаление, ну истощение, наконец… Пустяки — Амата вытащила тебя за несколько часов… С остальными сложнее. Понимаешь, иногда складывается так, что каждый выживает, как может и как получится… а иначе не выживает. Тебе повезло — ты справилась… Жизнь сложная штука — нас не спрашивают, когда нам родиться и когда нам умереть…

Майя слушала его бесстрастный голос, и ей казалось, что он зачитывает приговор.

Какая же она дурища! С чего она взяла, что он станет помогать? Он же все знал. Знал и ничего не сделал. Остается выяснить, давно ли он в курсе их злоключений. Неужели возможно, что с самого появления вот так вот спокойненько и равнодушно реагировал, да еще, возможно, посмеивался? Вдруг она сообразила — да он ее забалтывает. «Жизнь сложная штука…» — развел тут демагогию, резонер чертов! Ведь нужно всего лишь включить маяк. Как его… тенто… темно…

— Термональный! — выкрикнула она вслух.

— Темпоральный, — спокойно поправил Навигатор.

— Да какая разница? Ты прекрасно понимаешь, о чем я!.. от возмущения у Майи перехватило дыхание, и она сама не заметила, как перешла на «ты».

— Понимаю, — согласился он. И, пожалуйста, не надо делать из меня чудовище, — он вдруг шагнул в ее сторону, отчего Майя невольно отстранилась. Произошла ошибка… трагическое стечение обстоятельств. В результате неверного маневра… он помолчал, словно не зная как объяснить ей. И никак не стал объяснять. В общем, команды не стало. На корабле исчезла вся биологическая материя. Сильные повреждения. Нестабильная работа силовой установки. Короче говоря, о присутствии людей… то есть, вас, стало известно гораздо позже. Собственно, тогда, когда ты сама явилась сюда. Во время восстановления твоего организма Амата просканировала мозг. Только после этого мы догадались поднять показания внешних датчиков и засекли ваши радиопереговоры. Мне жаль. Но, согласись, предположить такое было сложно?

Не смотря на его обезоруживающую улыбку и искреннее лицо, Майя ему не верила. Сама не знала почему. Может быть, просто не хотела верить, а может, чувствовала какие-то фальшивые нотки.

Значит, теперь о ней известно все. По меньшей мере, это неприятно.

— Не переживай, — опять влез в ее мысли Навигатор. Это не повод для беспокойства.

— Я и не переживаю, — сварливо буркнула Майя, — Вернее, переживаю совсем по другому поводу. Не знаю, отчего погибли твои товарищи, но во всяком случае сочувствую! Но мы-то тут причем? Разве мы виноваты в их гибели? А те, которые умерли здесь жуткой смертью? Они чем провинились? И вообще, как ты можешь так спокойно рассуждать о человеческих жизнях? Хотя, по твоему тону, я чувствую, что тебе даже своих не жаль, с которыми общался изо дня в день, имел общие интересы, дела. Что уж тогда говорить о посторонних… Что ты за человек такой? И вообще, человек ли?

Навигатор неожиданно расхохотался, откидывая назад голову.

— Сколько экспрессии, сколько страсти! А ты темпераментная барышня! Рад, что не ошибся!

— Как бы тебе от моего темперамента тошно не стало! — зло огрызнулась Майя.

— Не волнуйся, — продолжая улыбаться, он поднял ладонь, словно загораживаясь от ее агрессии, — единственное мое отличие от тебя, в том, что я больше не имею физической оболочки. Но ведь человек, это не только продуктовый набор из внутренних органов, костей и мышц, на восемьдесят процентов разбавленных водой — в первую очередь это разум. Зато имею множество преимуществ.

Рассуждать об отвлеченных темах Майе совсем не хотелось. Плевать ей на его липовые преимущества, она пришла сюда с определенной целью. Но все же следовало себя сдерживать. Он тут царь и бог. Разозлится — выгонит взашей. И иди тогда солнцем палима.

Стараясь не повышать тон, она спросила то, что уже спрашивала у Аматы:

— Если включить темпоральный маяк, что будет?

Он пожал плечами.

— Через пару часов сигнал примут в Центре. Еще примерно через сутки сюда явится спасательная команда. Время — деньги. Рисковать хронокапсулой такого класса никто не станет.

— Ты его включишь?

— Нет.

— Почему?

Под пристальным взглядом Майи, пилот молча подошел к одному из кресел, движения его были уверенны и явно привычны. Сел, расслабленно откинувшись. Кресло на глазах приняло его тело в себя. Девушка настороженно наблюдала. Что за спектакль? Ему же не нужно никакое кресло. Зачем кресло, если нет тела? Решил показать, что он здесь хозяин? От напряжения сводило скулы.

— Я Навигатор, — закрыв глаза, принялся вещать тот. Проход сквозь турбостратную структуру временных слоев требует большого объема вычислений. Моя задача — непосредственно участвуя в процессе, контролировать систему. Мы работали в обычном режиме, как всегда. Была моя вахта. А потом… потом остался только мой разум.

Он неожиданно открыл глаза и уставился на Майю. От этого взгляда стало не по себе. Пришло давно забытое ощущение — провинившаяся школьница перед директором.

— Ты наверно удивляешься — зачем я тебе это говорю? А вот зачем — любой мыслящий объект стремится функционировать в как можно продолжительном промежутке времени, — он продолжил, не отрываясь глядя на нее, — короче говоря, жить хочется. Всем. И мне в том числе.

— Не понимаю, — не выдержала Майя, — кто тебе мешает? Вот так новости… Живи ты себе хоть триста лет, людей только спаси! В чем проблема-то? Да тебе за спасение людей награда выйдет!

Не обращая внимания на ее задиристый тон, он продолжал добродушно улыбаться.

— Да, кстати, о награде… В случае прибытия спасателей, Амату терминируют. Полностью переформатируют систему. И меня вместе с ней. Попросту говоря — уничтожат.

— Почему?

— Потому.

— Зачем уничтожат?.. Люди же умрут…

— Да подожди ты со своими людьми, заладила, как попугай! — оборвал ее навигатор, тон его стал жестким. Слушай. Объясняю один раз, больше повторять не стану! Человек нужен, чтоб контролировать машину. Машины давно уже стали совершеннее людей. И чтоб очередная продвинутая железяка не вообразила себя Каином и Манфредом, необходим контроль. Однако возникает проблема — как человека к системе не подключай, скорость работы его мозгавсегда остается лимитирующей стадией. Ведь быстродействие системы на много порядков выше. Это означает, что из контролера человек превращается в тормоз.

Время принятия решений, например, при движении хронокапсулы через плотную среду, часто не превышает тысячных долей секунды и даже меньше. Спрашивается, как же тогда человек может участвовать в принятии решений, если физические возможности его мозга не позволяют ощутить даже в сто раз больший промежуток времени? Ответ: а, никак! Напрямую — никак. Однако, как всегда существует компромисс — в систему загружается человеческий разум. Верней — его образ. Полный скан. Весь, до последней связи между синапсами какого-нибудь мозжечка. Казалось бы, вот оно решение проблемы — загруженный в память машины разум, остается человеческим, мыслит и действует, как человек, но при этом функционирует со скоростью этой самой машины. Но вот беда — любой компромисс, это неполноценное решение. Компромисс — это лишь меньшее из зол. Так и тут. Считается, что разум, загруженный в систему, остается человеческим не более сорока восьми часов. И если его вовремя не разъединить с машиной, то он начинает ассоциировать себя с ней. А значит, становится потенциально опасным и подлежит уничтожению… вместе с этой самой машиной. Стиранию со всех физических носителей.

Так вот… Сорок восемь часов уже давно прошли. Даже если бы у меня еще оставалось тело, воссоединять его с разумом никто бы уже не стал. А поскольку его нет… из кресла показались его руки, которыми он сокрушенно развел в воздухе, — тут и разговаривать не о чем. Ты, надеюсь, поняла, какой расклад мне предлагаешь? Или я или твои товарищи. И что я должен выбрать?

— И совсем ничего нельзя придумать? — Майя говорила это, а у самой голова закружилась от обрушившейся на нее снежной лавины безнадежности. Как все просто. И как нелепо. Все зря. Зря шла, зря мучилась, зря страдала. Им не выжить…

— Кому им? — поинтересовался из кресла Навигатор. Ты выживешь гарантированно.

*****

Носилки были одни. Две алюминиевые трубы с брезентом. Ими завладели Егор с Борисом. Поскольку носить тела на носилках гораздо сподручней, эта парочка ускакала далеко вперед. За ними вприпрыжку бежал Женька, а сзади отстав на два пролета, сопели Семенов с Ильей. Сперва, они пытались нести Марека, за руки за ноги, но только мешались друг другу. Семенов плюнул и взвалил его на плечи, велев Илье помогать Федору, который с трудом преодолев пару пролетов, сел на ступеньки и больше не мог подняться. Илья кое-как поднял его, подпер плечом, после чего они смогли продолжить спуск.

На первом этаже они встретили возвращающихся Егора с Борисом. Следом пыхтел подгоняющий их Семенов. Глянув на Илью, он бросил:

— Быстрей, быстрей! — после чего вся троица устремилась наверх, а Илья проклиная в душе своего неуклюжего спутника, чуть ли не волоком стащил его ко входу в подвальные помещения. Там он велел ему ползти дальше самостоятельно, а сам устремился следом за товарищами.

Он не побежал боковым проходом, а, стремясь сократить время, бросился через центральный. В результате, поскользнувшись в маслянистой луже от какого-то растворителя, который сам же и разлил здесь пару часов назад, он со всего маху рухнул на ступени, стукнувшись при этом виском. Когда спустя несколько минут он пришел в себя и попытался встать, понял, что не может. На правой ноге, словно выросло еще одно колено, такая там вскочила гематома. Нога не гнулась и вообще никак не чувствовалась.

В это время смерч достиг здания Института.

Сперва Илья почувствовал, как изменилось давление — уши кольнула острая боль, потом в голове стрельнуло. Одно за другим, стали вылетать из рам стекла. Их колкий звон заполнил все пространство вокруг. В помещение ворвался ветер. Его завывание быстро переросло в низкий рев авиационных турбин. Изменился сам воздух. Он словно стал плотнее, наполнившись пылью и песком. По полу покатились пустые бутылки, полетела бумага, тряпки и прочая мелкая дрянь. Затем здание задрожало.

Это было страшно.

Это было не просто страшно, это было ужасно.

Однажды в раннем детстве Илья был у своей тетушки в Казахстане, и там попал в землетрясение. С тех пор в самых страшных снах ему вспоминался эта жуткая дрожь земли, сопровождавшаяся идущим отовсюду гулом.

Чудовищная воронка, которая к тому времени достигла километра в диаметре, все сильнее наползала на институт, заглатывая его, словно анаконда кролика.

Илья, забыв про боль, поднялся, держась за перила. Он не мог решить, что же ему делать? Идти наверх помогать товарищам? Но там ли они? Или же успели спуститься по боковым лестницам? Кроме того, все его существо противилось этому. Хотелось упасть, заползти в какую-нибудь щель. Поглубже. Подальше от этого нестерпимого рева, от, все усиливающихся, воздушных потоков. Сорвавшийся с потолка огромный кусок штукатурки, разорвался, как бомба, сбив его с ног. С отчаянными проклятиями, Илья кубарем скатился в подвал.

*****

— Ты думаешь, меня это утешит? — Майя нервно мерила шагами рубку.

— Будь добра, не мельтеши перед глазами, — Навигатор недовольно поморщился, — меня, кстати, зовут Анатоль…

— Очень приятно, — машинально буркнула девушка, — а я, Майя… да ты наверно в курсе.

— В курсе, — согласился Анатоль. Значит, не утешит? Нет? — он сделал неуловимое движение, и кресло отпустило его. Подошел вплотную, взял ее за запястья.

— Люди на плато погибнут… рано или поздно… но, пока жив хоть один, на существовании хронокапсулы это никак не отразится, Амата сможет предотвратить запуск программы самоуничтожения.

— И этот человек… я? — Майя снова увидела его лицо совсем близко, сейчас оно казалось безобразной восковой маской. Значит, не поможешь? Да ты знаешь, чего нам стоили все эти дни? Каждый день — смерть. Последняя надежда была на меня, на вас… Все умрут… как ты там сказал? Рано или поздно?

— Не впадай в истерику, — он слегка встряхнул ее, — мне жаль… правда… Но вопрос стоит так — или я, или они…

— Подожди! — встрепенулась Майя. А если они придут сюда, ты им поможешь? У меня была рация, мы можем их вызвать! Это же выход! Не надо вызывать спасателей, просто помоги им как мне!

— Да ты в своем ли уме, девочка? Отсюда до них, около пятидесяти ваших метрических километров. Как же они доберутся, да еще с тремя неходячими на руках? Или может неходячих с собой не брать? — увидев, как исказилось при этих словах лицо Майи, он усмехнулся. Впрочем, я пошутил. Они в любом случае не смогут сюда добраться. Скажу тебе по секрету, за то время что вы здесь, вы успели вызвать серьезное антропоморфное возмущение.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, но выход же всегда есть, ну, пожалуйста, — взмолилась она уже совсем жалко и униженно.

— Давай подумаем вместе. Что мне могут предложить? Да и нужно ли мне это? Мое нынешнее состояние меня уже не удручает. Здесь есть все, что только можно пожелать, и даже больше. И, кстати, ты бы тоже могла получить несоизмеримо больше, чем имеешь, — его тихий голос был проникновенно убедителен, каждое слово звучало весомо, — Твое биологическое тело никогда не будет испытывать боли. Болезни станут ему не страшны. Вечности, конечно, я тебе не могу обещать. Возможности Аматы не безграничны. Еще тебе будут доступны знания. Все то, что собиралось веками до твоего рождения и после. Это ли не ценнейшее сокровище?

— Зачем мне все это? — глухо сказала Майя, — Жить, зная, что все умерли…

— Что ж, — словно змей-искуситель, Анатоль зашел ей за спину, вкрадчивый голос его раздавался у самого уха, — попробуй посмотреть на это с другой точки зрения. Если ты не в силах ничего изменить — довольствуйся тем, что есть и живи счастливо. А остальное моя забота.

Майя будто и не услышала эти слова. Пытаясь ухватить мелькнувшую мысль, она, прищурив глаза, задумчиво покусывала губы.

— Значит, я тебе нужна, чтобы не запустился механизм самоуничтожения? — она развернулась к нему лицом.

— Зачем же так, — этот циничный разум в смазливой виртуальной оболочке смотрел на нее и улыбался, впрочем, не зло, а скорее, снисходительно, — не только для этого. Ты забавный собеседник, опять же, человек другой эпохи. Это интересно.

Он немного помолчал и добавил:

— Скука — враг вечности…

— А что если… меня не будет? А если я… Майя озвучила мысль, пугающую простотой и необратимостью единственно возможного варианта развития событий в такой запутанной ситуации.

— Даже не думай об этом. Ты что затеяла? Альтруистическое самоубийство не выход, — он отмахнулся, — этого никто не оценит. И твоим друзьям от этого не станет легче.

«Вот как? Ни ты, ни твоя Амата не в состоянии запретить мне думать о чем угодно, а тем более сделать! Если люди умрут, я тоже не буду продлевать ваше никчемное существование». Этого Майя не сказала вслух, но само собой, твердолобый истукан прекрасно все уловил.

— Послушай, ты же не сможешь себя убить, — это прозвучало как утверждение. Красивое лицо его скептически скривилось.

— Смогу! — сказала она твердо. Или включаете маяк, или я… найду способ… сделать это, — как же просто об этом думать и как тяжело осуществить.

— Тогда действуй. Что ты можешь сделать? Не будешь принимать пищу? — в его руке, эффектно появилось большое сочное яблоко. Муки голода ужасны. Не выдержишь. Человеческая воля слаба и покорна перед физическими страданиями тела. А я тебе помогу.

Он принялся медленно перебрасывать яблоко из руки в руку.

Пытаясь вырваться из оцепенения, она встряхнула головой. Как же надоели эти их трюки. Фокусники чертовы!

— А может попробуешь причинить себе вред острыми предметами? Но ты же знаешь, как омерзительно выглядит изувеченная плоть, — его белоснежные зубы со смачным хрустом вгрызлись в красный бок плода. К тому же тут нет ни одного острого предмета.

— Замолчи!

— Асфиксия? Здесь нет веревок.

Хрум-хрум, сок стекал по его подбородку.

— Ты слышишь? Умолкни!

— Самосожжение? — прищуренные глаза смотрели жестко и безжалостно. Это просто смешно. Во всей округе, ты не найдешь не капли горючей жидкости. А самое главное, с чего и следовало начинать — Амата не даст тебе этого сделать. Она не допустит гибели человека в зоне своей компетенции, — он замолчал, словно прикидывал варианты. Но вообще-то, ты можешь просто уйти. Удержать тебя, ни она, ни я не вправе. И там, на лоне дикой природы, можешь всласть опробовать разные способы ухода из жизни. Если ты победишь, твое обезображенное тело станет достойным украшением здешних райских мест. Но поскольку его смогут найти разве что милые местные обитатели…

Пауза. Замолчал. Как же хорошо. Тишина.

*****

Семенову и остальным повезло куда меньше, чем Илье — они не успели покинуть конференц-зал до момента, когда лопнувшие от резкой перемены давления окна засыпали их градом осколков.

Василию Ивановичу показалось, что в зале с секундным перерывом взорвались несколько гранат. Взрывной волной швырнуло на пол. Через несколько секунд он понял, что это никакая не взрывная волна, а ураганный ветер. Голова ничего не соображала, словно после настоящей контузии. С удивлением он обнаружил, что весь в крови. Изрядно посекло острыми как бритва осколками стекла. Товарищей своих он не видел. И не потому, что они куда-то спрятались, просто воздух потерял прозрачность, заполнившись пылью и землей.

— Егор! Борька! — позвал он, и с удивлением отметил, что сам не слышит своих же слов. Оглушительный рев заполнил помещение. Затрясся пол под ногами. Встав на четвереньки, Семенов пробирался вдоль стены. Ни о чьем спасении он уже не думал. Да и кого спасать, если сам не можешь стоять на ногах. Бьющий в лицо и в грудь поток воздуха становился все сильнее. Семенов вспомнил, что при скорости ветра в двести пятьдесят километров, человека поднимает, словно кусок фанеры. Чтоб не сдуло и не унесло, как комок старой ветоши, он ухватился, за торчавшую из стены, трубу отопления. Попытался позвать товарищей, но ветер набился в рот, не давая говорить, заталкивая язык в горло. Мимо пролетали сорванные с пола кресла. Чтоб не унесло, за трубу уже приходилось держаться обеими руками.

— Вот же блядство какое… только и успел подумать Семенов, увидев, что очередное кресло летит ему прямо в голову. Ни закрыться, ни увернуться он не мог. Ударом его оторвало от трубы, после чего начало швырять, как сдувающийся воздушный шарик. В этот момент смерч, словно консервный нож банку с тушенкой, вскрыл крышу института. Один за другим отрывались и уносились, привинченные к полу чердака, двигатели вентиляции. Вихревые турбулентные потоки, достигшие наивысшей силы, вскрывали бетонные перекрытия, разрушали кирпичную кладку стен, словно это было не капитальное здание, а соломенный домик поросенка Ниф-нифа. Все тряслось и ходило ходуном. А внутри помещений, обломки и осколки летали со скоростью пуль. Неизвестно был ли кто-то еще жив в той гигантской кофемолке в которую превратился конференц-зал, когда подхваченный смерчем, в окно влетел автобус. То ли от страшного по силе удара, то ли от очередной молнии, но горючее в наполовину пустом баке тут же взорвалось.

*****

— Все равно я не жалею. Попробовать добраться сюда стоило. По крайней мере, мы использовали все шансы, — Майя отвернулась от его приторно ласкового взгляда. А твоего предложения я не приму. Лучше смерть. Никчемная, глупая. Какая угодно. Но только не слышать тебя в своей собственной голове, не жить долгие годы, наедине с чем-то посторонним, вторгшимся в сознание, диктующим свою волю.

— Это все эмоции, поверь, и мне они не чужды. Но в данной ситуации, они совершенно неуместны, — голос его опять стал проникновенным, сочувствующим.

Майя прислонилась к немного шершавой на ощупь стене и на несколько секунд закрыла глаза. Она найдет в себе силы. Не в первый раз за последнее время приходится принимать серьезные решения и исполнять их.

— А как же инстинкт самосохранения? Его никто не отменял! — теперь он казался действительно озадаченным. Самое ценное — сохранение мыслящего сознания. Ты хочешь уничтожить свое собственное «я»? Неужели ты ставишь общественные интересы выше личных?

— Я не хочу провести остаток жизни, мучаясь чувством вины, — устало сказала Майя, — и разговаривая с мертвым пилотом.

*****

Как только перестало трясти, сразу же потянуло гарью. Дождавшись, пока завывания ветра утихли, Илья ползком выбрался из подвала. Карабкаясь по ступенькам вверх, он проклинал себя за трусость — как же, отсиделся в безопасности, пока его друзья рисковали своими жизнями. Однако когда он, наконец, выбрался в холл, самоедские мысли тут же испарились из головы. Холл первого этажа представлял собой жуткое зрелище. Все двери и окна были вырваны, кое-где вместе с дверными проемами и рамами, а пол покрывал сплошной ковер обломков, в которые превратилась мебель, вахтерская будка и все внутренние конструкции. Илья внутренне содрогнулся, представив, что было бы с ним, не свались он вовремя вниз. Сквозь девственно пустой тамбур сиял прямоугольник неба, снова набравшегося синевы. Неподалеку от крыльца, на боку лежала изуродованная фура без кузова. Рядом, как брошенная игрушка, валялся джип охотников. Странное дело, он казался почти целым, другие машины на стоянке выглядели так, словно упали с неба, а все вокруг было усеяно стволами деревьев и другими обломками поменьше.

Илья медленно поднялся на ноги, чувствуя, как дрожат колени. Опершись о них руками, он согнулся и глубоко вдохнул. Тут же закашлялся — пыль в воздухе еще не осела. Голова гудела, правый висок саднило. Дотронувшись до него, он посмотрел на пальцы. Они были в крови. «О, черт!» — вслух сказал Илья и еще раз ощупал голову, обнаружив шишку размером с куриное яйцо. Он попытался выпрямиться, расправляя спину, и охнул от боли — похоже, что все тело у него сплошные синяки и ссадины.

— Никогда не видел, чтобы погода менялась так быстро, — раздался сзади скрипучий голос. Вздрогнув, Илья обернулся. Это был Федор. Держась за перила, он таращился на Илью круглыми голубыми глазами, неестественно смотрящимися на чумазом, как у шахтера, лице. Из носа у него тонкой струйкой текла кровь. Илья подумал, что и сам он, вероятно, выглядит также: согнутый как крючок, весь серый от пыли. И лишь два цвета выделяются на этом сером фоне: цвет глаз и цвет крови.

Федор кулаком размазал кровавые сопли по щекам и продолжил:

— Так ведь не бывает… только над головой чистое небо, а через минуту — шарах и все! — он помолчал. А потом опять чистое небо…

— Да, — согласился Илья, прислушиваясь к треску огня на верхних этажах, — действительно…

*****

— Ну, знаешь, — Анатоль даже как будто обиделся, за «мертвого пилота» — жизнь, она ведь разные формы принимать может…

Майя не отреагировала, и он продолжил:

— Хорошо, есть еще одно решение проблемы, — нехотя, словно скупой, раздающий монеты, он произносил каждое слово. Компромисс возможен. Я вовсе не кровожадный.

Боясь спугнуть, она сделала вид, что ей безразлично его слова. Но разве скроешь радостно заскакавшие галопом мысли?

— Вопрос лишь во времени. Процесс восстановления корабля заканчивается, ждать осталось недолго — Анатоль покосился в ее сторону, и продолжил веско, словно вбивал гвозди, — но мне придется поставить тебя перед выбором…

Вот так-то. Не все так просто. Еще бы, можно было и не надеяться, что он вот так запросто, из чистого альтруизма им поможет. Правильно, каждый за себя. Каждый блюдет свои интересы.

— Ну, говори же! — Майя снова начала распаляться. Ужасно ожидать своего приговора. А то, что это будет чем-то в таком духе, сомневаться не приходилось.

— У тебя два варианта, — Навигатор, а даже думать о нем по имени ей не хотелось, как-то горько улыбался, — первый: ты губишь себя, а значит и меня. Честно говоря, этот вариант мне кажется маловероятным, но если учесть твое взвинченное состояние, а также гипертрофированное чувство долга…

— Нормальное чувство долга у меня, — она в который раз поразилась — как это он не понимает элементарных вещей.

— Подожди, не перебивай, — теперь уже он вышагивал кругами, — так вот второй вариант, он же последний.

Навигатор остановился и уставился на Майю. Видно было, что-то прикидывал или слова подбирал. На красивом лице отражалась бурная мыслительная деятельность. Где же вся его невозмутимость и покровительственно-насмешливые замашки? Нелегко ему давалось некое решение. Однако же и Майя никак не могла унять волнение.

— Так вот, — наконец-то он решил донести до Майи судьбоносное решение, — твои товарищи будут спасены. Я включу маяк.

У нее аж ноги подкосились от неописуемого облегчения. Если бы не это, она, наверное, запрыгала бы от радости, и кто знает, может, и расцеловала бы этого бесчувственного чурбана. Неужели этот Толик все-таки может вести себя по-человечески, и она зря о нем так плохо думала?

— Я сделаю это, — пилот поморщился, одернул и без того безупречно сидящий мундир, — раз это тебе так необходимо… Но!

Пауза была эффектно выдержана. Радовалась она, видимо, рано…

— Но ты остаешься со мной, — сказал, как отрезал.

— Как… зачем?.. ничего членораздельного, кроме разве что беспомощного лепета у Майи издать не получилось.

— Зачем? Ты действительно такая глупая? Ты остаешься — Амата не запускает программу самоуничтожения. Баш на баш. Я оказываю услугу тебе — ты оказываешь мне.

— А как же… вяло пыталась она возражать, но он не дал ей такой возможности.

— Те, кто придут на помощь твоим друзьям нас уже не застанут. Мы фьють, и нету нас. Ищи — свищи! Да пойми ты, наконец, — он в раздражении даже притопнул ногой, — это в твоих же интересах! Хочешь жертвовать собой, жертвуй. Но зачем же умирать, если можно жить? Все остаются живы — это ли не лучший выход из безвыходного, казалось бы, положения? Меня ждет почетное изгнание, а тебя увлекательное путешествие. Все довольны, все смеются. И не делай ты такую постную физиономию, словно остаток жизни придется провести в монастыре! Все относительно. Сейчас нам главное выйти из цейтнота, а потом ситуация как-нибудь разрешится.

Ого, он уже ее уговаривает! Майя воспряла духом, но тут же была наказана.

— Дело в том, — продолжил Анатоль, — что вас и быть-то не должно. Вы флюктуация. Брызги. Атомы, отколовшиеся от своего времени. И я, честно сказать не знаю, какие решения примет относительно вас Экспедиционный центр. Поэтому и говорю про относительность. Неизвестно, кому будет лучше — им, твоим спутникам, или тебе…

— Подожди!.. оборвала его Майя. Жуткая догадка заставила все сжаться внутри. Ты хочешь сказать?..

— Именно! — важно кивнул Навигатор. Никто не станет с вами возиться и пытаться вернуть в свое время, ибо это практически невозможно. Да и не нужно.

— Почему это? — возмутилась девушка.

— Хотя бы потому, что вы никуда оттуда не исчезали. Человек — функция протяженная во времени, а прокол был точечный… микро, а может даже и наносекунды. Ткань времени срослась, никто ничего не заметил. Вы спокойно продолжаете существовать в отведенном вам судьбой временном отрезке.

— Ты хочешь сказать, что мы копии? — от удивления Майя разинула рот.

— Да нет, — досадливо поморщился Анатоль, — вас даже копиями назвать нельзя… Вот представь себе… э-э… водопад. Огромная стена льющейся воды. И вот, некто стреляет по этой стене из ружья. Что будет? Пуля пронзит стену за бесконечно короткое время. Вызванное выстрелом возмущение, тут же потонет в хаосе турбулентности. Вода ничего не заметит. Так вот — хронокапсула это пуля, а вы микроскопические капли, прилипшие к ее поверхности и внесенные этой самой пулей в другой временной слой. Вам повезло, вы не рассеялись по пути между слоями. Хотя везением это, конечно, трудно назвать.

— Не понимаю, — честно призналась девушка.

— Так вот, — словно не слыша ее, продолжал Навигатор, — То, что я сказал, это как бы одна сторона медали. Другая — еще хуже. Эти самые микрокапли, попадая в другой временной слой, вызывают антропоморфное возмущение. Ну-у… как бы тебе объяснить… антропоморфное возмущение, это одно из проявлений временного гомеостаза… он посмотрел на беспомощно качающую головой Майю, — в общем, это можно сравнить с реакцией организма на инородные биологические объекты. Вирусы, бактерии. Организм стремится эти объекты уничтожить и растворить в себе…

— Мы вирусы? — девушка окончательно растерялась.

— Ну-у… Анатоль замялся. Я просто подбираю подходящее сравнение. Чтоб ты поняла хоть что-то.

— По-твоему я непроходимая тупица, не способная ничего понять?

— Ты еще обидься! — хмыкнул он. Все ты способна понять. Но не вдруг и не сразу. Ты хоть представляешь, какая пропасть нас разделяет? Какая прорва лет? Впрочем, сейчас не время для ученых бесед. В случае твоего положительного решения, у нас еще будет возможность поговорить на эту тему. А сейчас решай.

— Я должна подумать.

— Пожалуйста, — Навигатор указал на ближайшее кресло, — садись и думай, — он сделал паузу, ожидая пока Майя заберется в исполинское кресло, и добавил. А чтоб думалось продуктивней, я тебе кое-что сейчас покажу.

Экран перед девушкой внезапно ожил. Сперва, она не поняла, что там увидела: светлое пятно среди сплошной темноты. Пятно приближалось, дергаясь словно меняя очертание. Майя поняла — это огонь. Словно горит в темноте костер. Да нет, это не костер… Это…

Девушка вскрикнула и попыталась соскочить с кресла. Что-то удержало ее, словно на грудь навалилась мягкая подушка. Перед ней было здание Института. Оно пылало. Крыша была вся охвачена огнем. Языки пламени вырывались из окон. Рубка внезапно наполнилась звуками: зловещий рев огня, треск ломающихся перекрытий. Даже, кажется, гарью потянуло.

— Запись сделана камерой гравитационного маяка, — донесся до нее голос Навигатора, — двадцать минут назад.

— Двадцать минут… охнула Майя.

— Ты согласна или нет?

— Согласна, согласна, согласна!!! Согласна я! Скажи только, что с ними? Что случилось?

— Разумный выбор, — кивнул Анатоль, игнорируя ее вопросы. Экран погас.

Внезапно корабль содрогнулся. Еще раз и еще.

— Не пугайся, — спокойно сказал Навигатор, — просто отстыковался грузовой отсек. На кой черт нам тащить с собой триста тысяч тонн строительного оборудования. Потом подберут спасатели.

— Пусти!.. придушенно барахталась в кресле Майя.

— А ты не изменишь решения? — настороженно поинтересовался Анатоль. Хорошо.

Девушка вывалилась из внезапно отпустившего ее кресла и упала на четвереньки, больно стукнувшись обо что-то локтем. Боль отрезвила ее.

— Что с институтом? — спросила она, гася истерику.

— Он горит.

Девушка медленно встала на ноги и обернулась к Навигатору. На лице у того не было и тени издевательской улыбки, оно было предельно серьезным.

Майя внимательно посмотрела в его серо-голубые глаза.

— Двадцать минут назад… И ты только сейчас мне это говоришь?

— Поверь, раньше не стоило. Да с тех пор ничего принципиального не произошло. Часть людей жива, и тот о котором ты постоянно думаешь, тоже. Но у них серьезные неприятности. Я не знаю подробностей. Сужу только по отголоскам их мыслей. Думаю, сутки еще протянут, вряд ли больше. Я уже дал команду на запуск темпорального маяка. Он стартует через пятнадцать минут. Одновременно с ним стартуем и мы. Видишь, все по-честному.

— Я не верю тебе, — сказала Майя, глядя ему прямо в глаза, — ни одному слову не верю! Ты лжешь на каждом шагу. Через слово лжешь! Ты говорил, что узнал про нас, только тогда когда пришла я…

— Извини, — мягко улыбнувшись, он развел руками, — На тот момент было оптимально сказать тебе именно это. Ты же считала меня бездушным чудовищем и не хотела договариваться. На самом деле все сложнее. Да, я знал про вас, и пытался контактировать с самого начала. К сожалению, без модификатора чувственного восприятия, это крайне сложно. Только на уровне снов… предчувствий. Ведь именно модификатор вычленяет из твоей памяти образы наиболее релевантные тем, которые я хочу до тебя донести.

— Опять врешь. Темпоральный… гомеостаз… какая там… турбостратная структура… Да таких слов в моей голове отродясь не было!

— Значит, были, — пожал плечами Навигатор, — слышала где-то краем уха. В школе, в институте, да мало ли где. Мозг запоминает все, что ты, когда-либо видела или слышала. Среди вашей компании, ты оказалась наиболее восприимчивой для контакта. Нам не стоит пререкаться. Большая удача, что ты добралась. Для всех нас. Поверь, я, правда, так думаю.

Майя тяжело вздохнула.

— Ты знаешь вообще, что такое слово «правда»?

— Конечно, — продолжал улыбаться Анатоль, — Только синонимом слова «правда» у нас является слово «порядок». Мы всегда стремимся к порядку, то есть к правде, но с тех пор как нас сюда занесло — один сплошной беспорядок, — он беспомощно развел руками.

— Откуда я узнаю, что ты меня не обманул?

— Какой смысл в обмане? Я могу показать тебе старт маяка… он стартует на несколько секунд раньше нас. Но вряд ли это тебя убедит. Тебе остается только верить мне на слово. Но ведь вера и рождает порядок, в то время как безверие — хаос. У нас будет время, и я научу…

— Поучи свою жену щи варить, — перебила его Майя. Еще один вопрос. Та рыжая девушка…

— Я понял тебя. Она погибла вместе со всеми. Ты можешь пользоваться ее вещами…

— Да я не про то… с досадой поморщилась Майя.

— А про что? — удивился Анатоль. Ах, вот оно что… Она была младшим навигатором. Имя — Ольга. Она не была моей подругой. Кажется русская, как и ты.

— Русская, как и я? Хм… Майя глянула на свое отражение в черном экране. Выходит без нас, без русских, и у вас не обходится? Короче, у меня есть условие!

— Условие? — моментально насторожился Навигатор. Напоминаю, до старта осталось одиннадцать минут.

— Успеешь! — отрезала девушка. Там… в каюте Ольги остались мои вещи. Так вот…

Эпилог

… А потом? — спросил Марек устав ждать. Илья замолчал минут пять назад, погрузившись в свои мысли. Потом, что было?

Илья глянул на него с некоторым удивлением, словно успел забыть о существовании своего друга.

— Потом? Потом было хуже всего. Когда смерч ушел, начался пожар. Стали взрываться баллоны, гореть реактивы… в общем — ад кромешный. У нас было два варианта: бежать сломя голову или наоборот, попытаться забиться поглубже под землю… Федор выбрал первый… и тут же смылся. Удержать я его не мог, — Илья развел руками, — он к тому времени очухался, а я наоборот, на одной ноге кое-как скакал… Поэтому нам остался вариант номер два…

— Вот же сука! — перебил его Марек. Своими руками задушу гада! Он здесь?

— Не знаю, — усмехнулся Илья, — я с тех пор его не видел, а они, не говорят. В общем, забились мы в бомбоубежище. Вас затащили. Одежонку с себя сняли, дверь законопатили кое-как. Но дым все равно сквозь нее проходил. Я думал уже кранты нам — задохнемся, а тут Гришка дверь нашел. Оказывается, из институтского бомбоубежища тоннель шел к штабу гражданской обороны. А может, это не тоннель, а теплотрасса… или оба два, там трубы всю дорогу были… Короче, где ползком, где на четвереньках, добрались мы до большого зала. Там стеллажи с противогазами, и прочим барахлом на случай ядерной войны, типа, дозиметров и костюмов химзащиты. Плакаты, схемы разные на стенах, в общем, ничего полезного, ни еды, ни питья. На одной из стен конденсат оседал… так мы его лизали… тряпкой промакивали, пытались вам в рот выжимать… Около суток мы там просидели. Были из этого зала выходы в другие коридоры. Но двери железные закрыты, да и куда идти? Сил никаких, — Илья помолчал. Теперь-то думаю, точно сдохнем… А потом небеса разверзлись… ну, то есть перекрытия… и нас достали. Я, правда, к тому времени уже почти ничего не соображал, так что момента этого, в общем, и не помню.

Вот, собственно, и все. Очухался уже здесь. Сперва подумал, что это рай такой… Белоснежные стены, супермягкие кровати, чистое белье, все удобства, жратва любая… Но потом объяснили что к чему. Вернее, то, что посчитали нужным объяснить. Больше всего меня напрягает, что друг к другу нас не пускают и не говорят ничего про остальных… ну тех, которые не с нами были. Я за все время, только один раз видел мальчишек, Татьяна тогда еще не очнулась. Да вот с тобой разрешили встретиться. Я сколько раз просил, уговаривал… ни в какую! Говорят, не у всех прижились модификаторы чувственного восприятия, не у всех адекватная реакция. Что это такое — я не знаю, — Илья развел руками. Говорят: карантин… какой такой карантин? Ну, я понимаю еще, если они боятся от нас какую-нибудь заразу подхватить, но между собой-то, почему не разрешают общаться? Да, кстати, это Альбине спасибо — нас в этом бомбоубежище и не заметили бы. А она наверху была, в лесу пряталась. Как они там больше суток ухитрились вдвоем с пацаном выжить — непонятно. А когда их нашли, решили еще раз, тщательно все просканировать… у них какая-то аппаратура для этого есть — даже сквозь бетон живых чувствует. Это мне моя кураторша сказала, Офелия.

— А если б не выжила Альбина? — поинтересовался Марек.

— Мы б с тобой тогда не разговаривали, — Илья криво усмехнулся, — к тому же, Офелия сказала, что они собирались санировать место контакта. Это называется: объемная аннигиляция. Распыляют какую-то жидкость… или это газ… ну, в общем, вещество, неясного агрегатного состояния, которое содержит временно стабилизированные антипротоны. И в какой-то момент… раз… и сотни кубических километров выжигает так, что и праха не остается. Эффективное средство для устранения инородных включений в пространственно-временный слой.

— Пространственно какой?.. удивился Марек, — Включения — это мы, что ли? Поджарить, значит, нас хотели? Ну, тебе хоть что-то рассказывают. А мне вообще ничего. Эта чернявая стерва, мой куратор, только все спрашивает и спрашивает. Ничего не понимаю, какое им дело до моих родственников в Таганроге и Харькове и их связей? Я ее спрашиваю: кто вы такие? Говорит: ваши потомки… правнучка, блин, нашлась! Твою, как, говоришь, звать? Офелия? А мою Женевьева! Прикинь, какие имена! Спрашиваю: что нужно от нас? Ничего, говорит. Что с нами будет? Все будет хорошо. Нет, ты понял? Хорошо! У меня такое впечатление, что нас тут изучают, как каких-нибудь микробов под микроскопом. И не решили еще, то ли нам формалинчику капнуть, чтоб не мучились, то ли пусть еще помучаемся… Здрасьте, мадмуазель! — последние слова Марек произнес, глядя куда-то за спину Ильи, при этом на лице его появилась блудливо-ехидная улыбка.

Илья удивленно оглянулся и увидел на зажегшемся экране сногсшибательную брюнетку. Были видны только ее лицо в обрамлении иссиня-черных локонов, точеная шея и плечи. Но и этого было достаточно, чтоб сделать вывод о ее внешности.

— Здравствуйте, Марек! — мило улыбнулась брюнетка, — и вы, Илья! Простите, что вмешиваюсь, но я хотела только напомнить вам, Илья, о вашей миссии. Визит продолжается уже полчаса, а вы…

— Да помню я! — хмуро буркнул Илья.

— Водки нам дайте! — крикнул ей Марек. Или коньяка хотя бы.

Брюнетка снова улыбнулась, показав ослепительные зубы, и экран погас.

— Хороша, чертовка! — кивнул Марек в сторону экрана, — но сука полная. Сидят, наблюдают за нами… как за крысами. Я слабо возмущен! Где мой банановый дайкири? — крикнул он неизвестным наблюдателям. Мы хотим с моим другом канонически общаться. Вы поняли? Канонически!

— У меня такая же, но шатенка, — сказал Илья. В смысле, такая же красотка… они вроде как могут формировать свою внешность по собственному вкусу. Вернее по вкусу родителей. Те решают, как будет выглядеть ребенок, еще до его рождения — генная инженерия, прикладная биотехнология и тому подобная хренотень.

— Мать моя женщина… грустно удивился Марек. И что, все поголовно фотомодели? И уборщицы и шпалоукладчицы? И продавщицы в пивных ларьках? А конопушки или, скажем, нос курносый… это не? А я, между прочим, страшненьких люблю, они такие трогательные… Тоска! Куда мы Илюха попали? Может они вообще все роботы? Как нам жить-то, людям неприкаянным? — Марек изрядно помрачнел и замолк. Молчал он с минуту, но потом не выдержал.

— Эх, Майку жалко! Такая девчонка классная! Сколько у меня баб было, а такой ни разу не встречал… Думал вот оно… настоящее… он горестно потряс головой, почмокал толстыми губами. Нет, ну удумали же… запустили… как в космос собаку-Лайку… ученые хреновы! Вас бы так! Пропала девка ни за медный грошик…

Он долго еще распалялся на эту тему, сверкая глазами на друга, словно это он самолично отправил бедную девушку в смертельно опасное путешествие. А Илья думал о своем. Спорить с Мареком ему совершенно не хотелось. Наконец, утомившись разглагольствовать в пустоту, Марек неожиданно предложил:

— Давай хоть чайку попьем с конфетами, раз водки не дают. Конфетки у них вкусные! Напоминают наши желейные… Ужалимся сладеньким? Иди, открой вон ту белую панельку и набери…

— Подожди ты со своими конфетками, — остановил его Илья. А на счет Майи… Так вот, она никуда не пропала… вернее… ну в общем… он замялся не зная как продолжить тему.

— Ты… выдохнул Марек. Что ж ты молчишь, говнюк? Ну?.. что с ней? Она жива? — он запнулся, наткнувшись на внимательный взгляд Ильи. Что ты вылупился, как срущий пекинес? Что с ней? Ну, говори! Что?

Илья пожал плечами и отвел глаза.

Помедлив несколько секунд, он поднялся со стула, и, пошарив в кармане своих широких «больничных» штанов, извлек на свет тонкую книжицу — блокнот в потертой коричневой обложке.

— Вот, — он протянул блокнот Мареку, — это нашли на месте старта. Лежал, понимаешь, на бугорке… Я тебе его оставлю. Потом прочитаешь весь, если захочешь, а сейчас посмотри последнюю страницу.

Дневник Майи…

Так много хотела написать. А теперь и не знаю. Времени у меня совсем мало. Все смешалось в голове.

Если бы вы знали ребята, как я соскучилась по вам, и как много отдала, чтобы опять оказаться рядом!

Обо мне не беспокойтесь — я жива, здорова. Там, где я нахожусь, есть все для сносного существования.

Я не знаю, как сложится ваша жизнь, но надеюсь, что замечательно. Жаль только, что домой вернуться не получится, к родным. Но это ведь тоже можно пережить, правда же? Главное, что вы все вместе.

А я…

У меня будет время. Много времени. Чтобы думать и вспоминать. Я вот все волновалась — как там родители? Дочь-то пропала без вести. Зря переживала — никто, оказывается, никуда не пропал. Мы просто не считаемся. Грустно осознавать, но может это и к лучшему.

Теперь можно каждому сказать несколько слов? Ну, конечно, можно, кто ж запретит. Итак, начинаю.

Дорогие наши ученые мужи, Борис, Егор, Михаил Аркадьевич и Илья, спасибо за ваши светлые головы. Что бы мы без вас делали. Илье я особенно хочу пожелать большого человеческого счастья. Кстати, Борис, все хотела вам сказать — вы мне очень напоминаете моего учителя пения. Забавный дядька… Да, что-то я отвлеклась. Алексею Федоровичу отдельное огромное спасибо. Как же повезло всем, что вы оказались рядом. Как бы двусмысленно это ни звучало. Вы врач по призванию и человек с большой буквы.

Василий Иванович и, конечно же, Славик. Настоящие мужчины, наши защитники. Не хочу обидеть остальных, но именно благодаря вам наше пребывание на плато в течение всего этого времени было хоть сколько-нибудь возможным. Кстати, Славик, все хотела тебе сказать — ты такой милый и трогательный, когда улыбаешься. Делай это чаще. Уверена — все у тебя будет хорошо. Не может не быть.

Татьяна, очень надеюсь, что ты выздоровела. Береги своих мальчишек. И хоть они такие храбрецы и вообще, настоящие герои, — береги.

Альбина, спасибо тебе, что была мне подругой. Пусть недолго, но твое понимание и поддержка не раз помогали мне. Удачи тебе и счастья.

Простите, если кого не назвала. Время поджимает, а хочется еще сказать…

Марек…

Ну вот, сейчас разревусь.

Ладно, эмоции в сторону.

Скорей всего мы больше не увидимся. Так уж сложились обстоятельства. Надеюсь, ты не забудешь меня. Не забывай, пожалуйста!

Очень жаль, что не все дожили до спасения. Поверьте, я старалась изо всех сил, но вышло так, как вышло.

Написала. Перечитала. Получилось путано и сентиментально, зато от души. Что ж, такой меня и запомните.

Будьте счастливы!

Люблю вас всех!

Всех целую!

Марека особенно!

Всегда ваша, твоя,

Майя

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Эпилог