Мотивы русской драмы [Дмитрий Иванович Писарев] (fb2) читать постранично, страница - 18

людей, не способных его понимать, до тех пор Базарову следует сидеть за

микроскопом и резать лягушек и печатать книги и статьи с анатомическими

рисунками. Микроскоп и лягушка - вещи невинные и занимательные, а молодежь -

народ любопытный; уж если Павел Петрович Кирсанов не утерпел, чтобы не

взглянуть на инфузорию, глотавшую зеленую пылинку {20}, то молодежь, и

подавно не утерпит и не только взглянет, а постарается завести себе свой

микроскоп и, незаметно для самой себя, проникнется глубочайшим уважением и

пламенною любовью к распластанной лягушке. А только это и нужно. Тут-то

именно, в самой лягушке-то, и заключаются спасение и обновление русского

народа. Ей-богу, читатель, я не шучу и не потешаю вас парадоксами. Я

выражаю, только без торжественности, такую истину, в которой я глубоко

убежден и в которой гораздо раньше меня убедились самые светлые головы в

Европе и, следовательно, во всем подлунном мире. Вся сила здесь в том, что

по поводу разрезанной лягушки чрезвычайно мудрено приходить в восторг и

говорить такие фразы, в которых сам понимаешь одну десятую часть, а иногда и

еще того меньше. Пока мы, вследствие исторических обстоятельств, спали

невинным сном грудного ребенка, до тех пор фразерство не было для нас

опасно; теперь, когда наша слабая мысль начинает понемногу шевелиться, фразы

могут надолго задержать и изуродовать наше развитие. Стало быть, если наша

молодежь сумеет вооружиться непримиримою ненавистью против всякой фразы, кем

бы она ни была произнесена, Шатобрианом или Прудоном, если она выучится

отыскивать везде живое явление, а не ложное отражение этого явления в чужом

сознании, то мы будем иметь полное основание рассчитывать на довольно

нормальное и быстрое улучшение наших мозгов. Конечно, эти расчеты могут быть

совершенно перепутаны историческими обстоятельствами, но об этом я не

говорю, потому что тут голос критики совершенно бессилен. Но придет время, -

и оно уже вовсе не далеко, - когда вся умная часть молодежи, без различия

сословия и состояния, будет жить полною умственною жизнью и смотреть на вещи

рассудительно и серьезно. Тогда молодой землевладелец поставит свое

хозяйство на европейскую ногу; тогда молодой капиталист заведет те фабрики, которые нам необходимы, и устроит их так, как того требуют общие интересы

хозяина и работников; и этого довольно; хорошая ферма и хорошая фабрика, при

рациональной организации труда, составляют лучшую и единственную возможную

школу для народа, во-первых, потому, что эта школа кормит своих учеников и

учителей, а во-вторых, потому, что она сообщает знание не по книге, а по

явлениям живой действительности. Книга придет в свое время, устроить школы

при фабриках и при фермах будет так легко, что это уже сделается само собою.

Вопрос о народном труде заключает в себе все остальные вопросы и сам не

заключается ни в одном из них; поэтому надо постоянно иметь в виду именно

этот вопрос и не развлекаться теми второстепенными подробностями, которые

все будут устроены, как только подвинется вперед главное дело. Недаром Вера

Павловна заводит мастерскую, а не школу, и недаром тот роман, в котором

описывается это событие, носит заглавие: "Что делать?". Тут действительно

дается нашим прогрессистам самая верная и вполне осуществимая программа

деятельности. Много ли, мало ли времени придется нам идти к нашей цели, заключающейся в том, чтобы обогатить и просветить наш народ, - об этом

бесполезно спрашивать. Это - верная дорога, и другой верной дороги нет.

Русская жизнь, в самых глубоких своих недрах, не заключает решительно

никаких задатков самостоятельного обновления; в ней лежат только сырые

материалы, которые должны быть оплодотворены и переработаны влиянием

общечеловеческих идей; русский человек принадлежит к высшей, кавказской

расе; стало быть, все миллионы русских детей, не искалеченных элементами

нашей народной жизни, могут сделаться и мыслящими людьми и здоровыми членами

цивилизованного общества. Разумеется, такой колоссальный умственный

переворот требует времени. Он начался в кругу самых дельных студентов и

самых просвещенных журналистов. Сначала были светлые личности, стоявшие

совершенно одиноко; было