КРЫЛЬЯ ЧЁРНЫЕ [Николай Юрьевич Андреев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Николай Юрьевич Андреев
КРЫЛЬЯ ЧЁРНЫЕ (СИ)

(Рыцари Белой мечты - 3)


"Мы должны признать, что нравственная

ответственность за совершившееся

лежит на нас, т.е. на блоке Государственной Думы.

Вы знаете, что твёрдое решение

воспользоваться войной для производства

переворота было принято нами после начала войны.

Вы знаете также, что наша Армия должна была

перейти в наступление, результаты коего сразу в

корне прекратили бы всякие намёки на

неудовольствие и вызвали бы в стране взрыв

патриотизма и ликования. Вы понимаете теперь,

почему в последнюю минуту я колебался дать своё

согласие на производство переворота, понимаете

также, каково должно быть моё внутреннее

состояние в настоящее время. История проклянёт

вождей так называемых пролетариев, но проклянёт

и нас, вызвавших бурю. "Что же теперь делать?" -

спросите Вы. Не знаю, т.е. внутри мы оба знаем, что

спасение России в возвращении к Монархии…

Всё это ясно, но признать этого мы не можем.

Признание есть крах всего дела, всей нашей жизни,

крах всего мировоззрения, которого мы являемся

представителями"…

Из письма П.Милюкова П. Долгорукому

Пролог

Свет тёплого мартовского солнца проникал сюда, в залу Таврического дворца, преломляясь в пылинках. Какое это было чудесное зрелище! Словно бы покрывало из лучей далёкого светила лежали на этом прежде кипевшем страстями сотен людей месте. А сейчас здесь было пусто. Только…Нет, постойте! Один человек здесь всё же был.

Он раскрыл двери зала заседаний, на мгновение замерев: оглядывал места былых словесных битв. Что это был за человек? С виду (если верить одежде - мундиру Гвардейского флотского экипажа) - морской офицер, причём боевой. Ни медалей, ни орденов не носил. Шевелюра его, короткая, была умело уложена, щёточка усов топорщилась из-под носа. Плечи налились неведомо откуда взявшейся силой, едва офицер взглянул на кресло председателя Дум. Нечто загадочное мелькнуло в глазах его, ввалившихся от усталости и недосыпа. Всем телом подался он было к этому креслу, чуть позади кафедры, устроенному на "капитанском мостике" - полукруглом возвышении, огороженном деревянной стеночкой. Однако же одинокий посетитель замер, так и не решившись занять пустующее место. Вместо этого усатый офицер занял место прямо напротив. Он уютно устроился в кресле первого ряда. О чём он думал? Кого вспоминал? Чему улыбался, многозначительно, с затаённой горечью?

Может быть, он вспоминал заседание Государственной Думы, состоявшееся здесь почти год назад? То самое, знаменитейшее, заседание, на котором было избрано новое правительство и объявлено "думское доверие" регенту, Великому князю Кириллу Владимировичу?

Постойте…Кто-то же ведь сидел на том же месте, где сейчас расположился морской офицер? То ли Некрасов, то ли Мануйлов…А может, сам регент. Да, сколько воды утекло с того дня! Сколько всего случилось! Будто и не история была, а картина модного синематографа: мелькали люди, события, рождались и погибали (к сожалению, в этой войну больше - погибали) люди, рушились союзы, плелись кружева интриг. Целая эпоха спешила кануть в лету, но для этого ей надо было утянуть с собою в реку забвения Великую войну. Но до этого, право, оставались считанные недели-месяцы: вот-вот должна была начаться мирная конференция. И не поверите - договор, последний договор последней войны (на что повали все народы Земли), подпишут в этом самом зале.

Когда-то, наверное, в прошлой жизни, с этой кафедры-трибуны люди едва ли не кричали о своей готовности умереть в этой войне - вскоре отсюда же произнесут столь нужные сейчас слова мира. И, если честно, это были самые сладкие для ушей миллионов людей слова. Все устали от почти четырёх лет войны…Слишком устали…

Устал и этот странный молчаливый офицер, ещё глубже погрузившийся в тяжкие думы. Он всматривался в недоступную другим даль времён, взвешивая все "за" и "против", но итог всё никак не хотел складываться. Тогда офицер, приложив титаническое усилие, смог оторвать свой взгляд от кафедры - и вгляделся в далёкое-далёкое солнце.

Он часто заморгал: вспоминал.

Вспоминал выстрелы, раздававшиеся у самых стен Таврического дворца, вспоминал обагрённый кровью снег Петроградских улиц, разгромленную Выборгскую сторону, занятую пулемётчиками Водокачку, изломанный взрывами лёд Невы, напалм, горевший в окопах, эскадрильи самолётов, бесконечную канонаду, сводившую с ума. Он вспоминал Львов и Ригу, Луцкую крепость и шапки Карпат, окраины Будапешта и неприступные форты на том берегу Немана…

Сколько же всего было проделано, чтоб это стало реальностью? Сколько стоило исполнение грёз? Сколько сотен тысяч, миллионов погибло, прежде чем люди наконец-то вспомнили, что есть нечто кроме смерти и канонады? А сколько ещё погибнет, прежде чем кончится последняя, самая что ни на есть распоследняя война на Земле?

Офицер не знал этого. Он не знал даже, чем может обернуться эта победа. Он не знал точно, что ещё предстоит сделать. Он не знал, зря старался или не зря. Лишь одно он мог сказать наверняка: мир должен быть подписан. Великой войне пора закончиться.

Только одно смущает: никто на этих переговорах не захочет поступиться своими интересами ради общего блага. Антанта распадётся, едва только запахнет контрибуцией и усилением недавнего союзника. Центральные державы, ещё способные устроить вторые Фермопилы, не отдадутся на милость победителям. Разве только революция…Да-с…Революция, великая и ужасная, с плавным перетеканием войны империалистической в войну гражданскую…Это Четверному союзу могут устроить…А ещё будет, обязательно будет война с гордой и непокорённой армией Кемаля. Будет подковёрная игра за Багдадскую дорогу и нефть Месопотамии, плацдармы Ирана и пороховые бочки Балкан. Да-с. Это будет грандиозная война ради завершения Великой войны. Замечательный каламбур, сойдёт в качестве заголовка для передовицы суворинской газеты.

Офицер оглянулся по сторонам, окинув взглядом ряды пустующих кресел. Глаза его потемнели, губы сжались, а вены на лбу вздулись от напряжения мысли.

Но ведь борьба будет идти не только с "зарубежьем". И внутри России есть те, кто всё ещё жаждет добиться власти. Есть изменники и предатели, решившие воспользоваться Второй Отечественной войной для исполнения собственных планов и потакания слабостям. А есть просто авантюристы, набившие карманы и собирающиеся сделать это ещё раз, и ещё, пока эти самые карманы не порвутся.

Кому же эта ноша окажется по плечу? Кто сможет выдержать борьбу на два фронта? Кого обязательно будут ненавидеть одни и, возможно, уважать другие? А может, всем этот "герой" окажется ненавистен?

Этот офицер мечтал, чтобы кто-нибудь нашёлся, кто-нибудь, готовый всё это взвалить на свои плечи, но…

Мёртвую тишину зала нарушил возглас офицера лейб-гвардии Кирилловского полка: молчаливый "сиделец" не заметил, как тот вошёл в зал.

- Ваше Высокопревосходительство! - ещё громче повторил гвардеец, обращаясь к сидевшему напротив трибуны офицеру.

- Ваше…- голос кирилловца задребезжал, надрываясь.

- Сергей, надеюсь, ты пришёл сказать, что все и всевозможные Высокие стороны, дипломаты, царедворцы, просители и прочие лихоимцы решили оставить в покое наш многострадальный город, всё быстро решили без нас и подарили миру мир?

Офицер с усами щёточкой натянуто улыбнулся, но гвардеец уже привык к подобного рода шуточкам и в высшей степени образному языку "Его Высокопревосходительства".

- К сожалению, подобных заявлений передано не было. Просят Вас, просят…Министры уже собрались на заседание Совета, Вас дожидаются.

- Что ж…

Флотский офицер поднялся, на прощание вновь окинув зал заседаний Государственной Думы.

- Пойдём навстречу будущему…Авось не ударим в лицом в грязь её обочины…- пробубнил себе под нос Великий князь Кирилл Владимирович, регент при императоре Российской империи Алексее Николаевиче.

Он вышел из зала, провожаемый покрывалами преломляющего в тысячах пылинок света и выжидающей тишиной пустых кресел…

Глава 1

Стоимость мировой войны превышает

более чем в 11 раз общую стоимость всех

войн за 120 предшествовавших лет

(1793-1913 гг.)

Проф. А.А. Мануйлов

Коридоры, прежде полнившиеся народом, были ныне пустынны. Но, в общем-то, так было только лучше: никто не отвлекал Кирилла от размышлений. А подумать ему было над чем, ой, было! Предстояло разрешить две насущных проблемы: финансовую и демобилизационную - и ещё вопрос, какая из них труднее. Десятимиллионная армия, которая вот-вот окажется ненужной, должна быть сокращена и распущена по домам. Огромный долг России в пятьдесят миллиардов золотых рублей - тоже, в своём роде, должен рассосаться. Только вот как? Где изыскать средства? Ежегодно по займу набегают огромные проценты, кои надо выплачивать, а казна и без того в долгах как в шелках, свободных средств очень и очень мало. Радует только то, что бюрократия в России не так расторопна: займы полностью потратить не успевают, кое-какие средства всё-таки остаются. Но столько планов на них, столько планов! Железные дороги, восстановление хозяйства, грандиозная программа…О последнем Кирилл не решил ещё, когда следует обмолвиться. План должен был быть взвешен, рассмотрен со всех сторон, до дыр затёрт, прежде его следовало озвучить.

- Ваше Высокопревосходительство! - вновь кирилловец нарушил размышления регента. - Вы мимо нужного кабинета прошли!

Адъютант давным-давно приноровился к тому, что Великого князя следует отвлекать от раздумий только в самый последний момент, чтобы ни одной драгоценной мысли не потерялось. Правда, постоянно выходили казусы: Кириллу то слишком поздно напомнят о важной встрече, то попридержат доклад на потом. К сожалению, регенту оказалось проще победить германца, чем излишнюю исполнительность адъютанта. Но и заменить его Кирилл не хотел: сколько раз адъютант, стоя с вошедшим в сотню анекдотов пулемётом, выручал регента. За это можно простить многое, очень многое. Даже постоянные опоздания на заседания Совета министров.

Нынешнее решено было провести в кабинете Родзянко, тем самым создавая символический мостик между прошлым и настоящим. Именно здесь появился нынешний Совет министров - и ему же здесь суждено изменить.

Великий князь коснулся рукой дверной ручки, ненадолго замерев. Когда же в последний раз он был здесь? В день отречения Николая? Да-да, точно…Стрельба на улицах, взволнованные и напуганные стремительно разворачивающимся маховиком событий думцы-заговорщики, несколько верных частей, зачитывание манифеста об образовании нового правительства…

- Ну же, - прошептал Кирилл, подталкивая себе. - Ну же…

Дверь отворилась. Участники совещания оказались в сборе. Только вот ни одного министра здесь не было - только их товарищи. Членов Совета под предлогом необходимости организации переезда оставили в Ставке по указанию Кирилла, но в этом был свой смысл.

Кто же дожидался регента в прежнем сердце заговора против Николая? Серьёзный и несколько занудный Шуваев, любивший раскладывать всё по полочкам, что помогало в организации снабжения армии. Именно он в шестнадцатом году пришёл на смену ставленнику Гучкова Поливанову, сумел наладить поставки оружия и продовольствия - и был сменён, вновь под давлением "прогрессивной части общества". Для самого Шуваева назначение товарищем военного министра оказалось большим сюрпризом, но приятным или нет - он так и не подал виду. Хотя, если честно, "правая рука" Гучкова был прям, редко скрывал свои мысли, из-за чего не раз и не два подвергался насмешкам депутатов Государственной Думы.

Тут же был и адмирал Григорович. Популярный в среде флотских офицеров, он был старожилом Совета министров: он, да министр финансов Барк - вот и все, кто не был смен со своих постов от начала войны и до отречения Николая. Кирилл прочил талантливому организатору место в морском министерстве, которое планировали восстановить в самом скором времени. По правую руку от Григоровича сидел и другой долгожитель - Барк, успевший отрастить бородку и соскучиться по работе в родном министерстве. Он вовсю болтал с товарищем министра путей сообщения- многострадальным Треповым, блестяще справившимся в своё время с налаживанием железнодорожных перевозок орудия и довольствия для фронта. Его тоже сместили под давлением Государственной Думы, затравили, смешали с грязью. Он и вовсе решил отойти от всяких дел, но…

Разговор состоялся в совершенно неожиданном для бывшего министра месте - кабинете министра путей сообщения. Его, Трепова, кабинете.

- Здесь мало что изменилось, - сказал он с тихой грустью и безысходностью.

Он больше не смотрел в глаза собеседнику, а при любом резком звуке дёргался: травля серьёзно сказалась на его психике.

Повисло гнетущее молчание. Трепов водил рукой по краешку столешницы, оглядывал корешки книг на полках, изредка поправлял едва ли не до хруста накрахмаленный воротничок. Наверное, ждал, что ему уготовила "новая власть".

Сам Кирилл несколько растерялся. Он не думал, что на собеседника так повлияли гонения, даже засомневался, а стоит ли вернуть того на работу.

Но Трепов сам подсказал правильный путь.

Его взгляд остановился на висевшей по левую сторону от министерского рабочего стола карте железных дорог империи.

- А эту карту, оказывается, так и не сняли, - нарушил он молчание. - Забавно…Не ожидал…Забавно…Вы позволите?

Он впервые за весь разговор посмотрел Кириллу в глаза.

- Да, конечно! - регента снедало любопытство: что же будет делать Трепов?

- Благодарю, - улыбнулся бывший министр и в один шаг оказался у заветной карты.

Через несколько секунд он уверенным тоном затянул:

- Так…а ведь Мурманскую ветку так и не обозначили…Олонецкую не продолжили…Маньчжурские дороги вообще позабыли, я смотрю…Похоже, она здесь никому не была нужна, - укоризненно произнёс Трепов. - Жаль…Очень жаль…

- А Вы не хотели нова взяться за работу? Скажем, на первое время- товарищем министра путей сообщения? - внезапно (даже для самого Кирилла) вырвалось из уст регента. - Что скажете?

Трепов замер - и снов посмотрел прямо в глаза Великому князю.

- Берусь с честью выполнить возложенный на меня Вашим Высокопревосходительством долг.

- Вот и славно! Завтра же приступаете к работе, если Вы не против!

- Признаться, мне бы хотелось уже сейчас войти в курс дела…- наконец-то улыбнулся новоиспечённый товарищ министра путей сообщения…

Барк и Трепов принялись отчаянно жестикулировать, что-то пытаясь доказать друг другу. Хоть они и старались говорить шёпотом, но до Кирилла долетали обрывки фраз: кажется, речь шла о реформировании железнодорожного сообщения.

И, конечно же, регент не смог не пригласить на заседание Кривошеина, единственного из присутствующих, и ныне исполняющего функции министра. Самодовольный, уверенный в себе, застёгнутый на все пуговицы, он ощущал себя на самой вершине. Министр земледелия упорно вбивал себе в голову, что именно он может стать председателем Совета, когда Родзянко уйдёт с поста. Но Кривошеин никак не мог объяснить (даже самому себе), что же заставит бывшего председателя Думы совершить столь опрометчивый шаг. Кирилл пока ещё не думал о подобных перестановках, но не упускал возможности польстить Александру Васильевичу исполнением его мечты. Тем более Великий князь понимал, что же толкает прожженного интригана к заветному креслу: лавры Столыпина. Кривошеин был одним из вернейших помощников реформатора, а в глубине души страстно желал обрести ту же славу, что и Пётр Аркадьевич. Это желание толкнуло его в своё время в лагерь оппозиции, в начале семнадцатого года - в число сподвижников Кирилла, откуда, как надеялся регент, министр земледелия никуда не денется.

К сожалению, никого другого собрать пока ещё не удалось: Великий князь только два дня назад вернулся в Петроград. Не хватало людей, пригодных занять места министра промышленности, министра труда, министра по делам печати…Но начало оказалось положено. Что-то ждёт впереди?

"Ещё бы как-то смягчить эффект от возвращения "слуг реакции" к работе! Хотя все сейчас заняты обсуждением грядущей конференцией и перемалыванием костей её участников" - поспешил успокоить себя Кирилл.

Ни единого секретаря не присутствовало на импровизированном заседании: для всех вне этой комнаты собрание нескольких работников различных министерств было всего лишь "разрешением организационных вопросов". На самом деле, это не так уж далеко отстояло от истины.

- Кирилл Владимирович! - первым поприветствовать регента поспешил Кривошеин. Даже тут нарабатывал привычки Председателя…

- Господа, я собрал вас здесь, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, - улыбнулся одними уголками губ Кирилл. - К нам едет мирная конференция…А на повестке дня, меж тем, остаётся уйма дел.

- Остро, остро, - закивал Барк.

С некоторых пор (а если точнее, со дня неудавшейся революции) он принялся отращивать бороду, в чём, признаться, весьма преуспел.

- Главное - подобрать кадры для проведения этой конференции, - то ли шутя, то ли всерьёз произнёс Кривошеин.

- Что я и делаю в меру сил, - пожал плечами Кирилл. - Господа, прошу садиться. Нам предстоит многое обсудить.

- Я хотел бы уточнить, Ваше Высокопревосходительство, - Шуваев расправил плечи и сделал грудь колесом. - Насколько действенным окажется наше обсуждение. Мы сейчас всего лишь товарищи министров, не более.

Бывший военный министр едва заметно нахмурился: одно воспоминание о Гучкове выводил из себя. В своё время Александр Иванович попортил много крови военному министерству, в том числе и приписав своему детищу, военно-промышленным комитетам, всю славу за милитаризацию промышленности.

- Все хорошие решения будут воплощены в жизнь, все плохие - останутся только словами, - коротко ответил Кирилл, настраивая собравшихся на деловое общение.

- Что ж, это замечательно, - подытожил Григорович. В подтверждение своих слов он кивнул.

Тихонько звякнули медали и ордена, которыми был увешан мундир бывшего морского министра.

- Итак. На повестку дня я предлагаю выдвинуть следующие проблемы.

Кирилл помахал разжатой ладонью правой руки.

- Первая проблема. Демобилизация армии. Её необходимо довести до численности мирного времени, не считая Босфорского корпуса. Последнюю часть, наоборот, необходимо пополнить ввиду особой роли Проливов и предстоящего укрепления империи на этих рубежах.

"Загнул как настоящий бюрократ, ни добавить, ни убрать"- промыслено прокомментировал свои же слова Кирилл.

- Проблема вторая. Наделение землёю демобилизованных солдат. После этого необходимо будет заняться расширением земельных владений и лиц крестьянского сословия, не участвовавших в Великой войне. Проблема третья: внешний долг империи. По моим сведениям, он составляет более пятидесяти миллиардов золотых рублей…

- Сорока пяти, если быть точным, из коих пять нами получено, но ещё не истрачено, - заметил Барк, не задумываясь ни на секунду.

- Я хотел сперва обозначить ещё и проблему переустройства нашего хозяйства на мирный лад, но придётся отложить это до следующего заседания в расширенном составе. Итак…Господа, Ваши предложения.

Кирилл стал яркой иллюстрацией к выражению "я весь внимание": ладони сложены шатром, глаза внимательно смотрят то на одного министра, то на другого, и даже дыхание едва-едва вырывается из груди, чтобы не отвлекать.

- Я считаю, что вопросы о демобилизации и наделении землёю взаимосвязаны и должны лечь на плечи работников министерства путей сообщения, земледелия и военного министерства.

Первым начал Трепов, бросив многозначительный взгляд на Кривошеина. Тот кивнул: мол, продолжай, продолжай, согласен, лишь бы кадры подобрать…

- Инженерный корпус подготовит план демобилизации. Предварительно должно быть проведено распределение офицеров и нижних чинов: кто из какой губернии родом. Тогда будут сформированы составы, идущие в губернские города и важнейшие уезды, а земства примут на себя бремя дальнейшего препровождения демобилизованных.

- При этом в каждом составе должен быть вагон с кухней, которая будет кормить только "своих" солдат и офицеров: тогда вряд ли кто-то пожелает отстать от поезда, - добавил Кирилл.

- Тогда все другие составы должны буду прекратить своё следование, чтобы дать дорогу возвращающимся домой людям. Но я сомневаюсь, что хватит вагонов. Придётся Военному министерству и Ставке составить подробный пан мобилизации для каждого фронта. Десять миллионов человек перевезти - это не шутки, - развёл руками Шуваев.

- И перед отъездом в каждом полку будет озвучен манифест о наделении землёй всех солдат. Александр Васильевич, как Вы считаете, - Кирилл не отрывал взгляда от Кривошеина, - в какие сроки возможно организовать земельные комитеты в Сибири и на других пустующих территориях? Сколько у нас вообще свободной земли? В первую очередь, в собственности государственной, кабинетской, удельной?

- Вы предлагаете всю её распределить? - переспросил, на всякий случай, министр земледелия. - Относительно подробные сметы, цифры известны в нашем переселенческом отделе. Мы уже год ведём работу по ускоренному переселению крестьян на пустующие территории, но средств не хватает, катастрофически не хватает. Необходимо будет выделение сверхсметного кредита, использование всего свободного подвижного состава, напряжение земств и городов. Без этого мы не справимся.

Кривошеин многозначительно посмотрел на Барка.

- Вот здесь, - сохраняя полнейшее, прямо-таки чугунное спокойствие, последний вытащил из саквояжа кипу бумаг. - Предварительные итоги подсчётов свободных наличных средств, средств, выделенных на уже ещё не выполненные, но уже не нужные военные заказы, невозвращённые суммы. Скажем, англичане уже несколько раз откладывали выплаты процентов по нашему "золотому займу", накопилась значительная, весьма значительная сумма. Внутренний долг на начало нынешнего финансового года составляет двадцать шесть миллиардов рублей. Внешний долг - семь с половиной миллиардов, причём около семидесяти процентов долговых обязательств у нас перед Англией. Ежегодно нам требуется выплачивать не менее полутора миллиардов рублей одних процентов. Примерно той же сумме равняется дефицит государственного бюджета, и только к двадцать второму году он понизится соответственно до семисот миллионов…Кроме того, рубль на данный момент равняется по покупательной способности двадцати довоенным копейкам, индекс цен поднялся в семь. Следовательно…

- Прошу Вас, без лишних цифр, - Кирилл намеревался в дальнейшем, в спокойной обстановке, ознакомиться с этими бумагами. - Сколько займёт подсчёт размера сумм, необходимых для осуществления уже оговоренных мероприятий?

- На это потребуется от двух до двух с половиной недель, - отчеканил Барк. - Однако я настаиваю на необходимости увеличения штата министерства финансов, в первую очередь - на создание комиссии по обеспечению долга империи и совета по финансовому обеспечению демобилизации и новой земельной реформы, как того потребует необходимость реализации высказанных сейчас предложений.

"А ведь и не скажешь, что импровизирует прямо на ходу! Хотя…Может, давным-давно всё предвидел и рассчитал?" - подумал Кирилл.

- А что вы скажете о полноценном восстановлении винной монополии?

Кирилл решил проследить за реакцией Барка: тот был одним из самых последовательных противников "спаивания народа", предлагая заменить его подоходным налогом.

- Населению необходимо сохранять трезвость в нынешних нелёгких условиях. Сто сорок миллионов подоходного налога должно…- уже не так уверенно продолжил бывший министр финансов.

- Однако винная монополия давала до семисот миллионов чистого дохода в казну, - заметил Кривошеин. - У нас сейчас скопились огромные запасы, чуть ли не на два года вперёд, спирта, и переработать его в водку будет делом времени. Мы дадим работу, деньги государству, возможность людям отпраздновать победу в Великой войне. Если я правильно понимаю…

- Общественность пойдёт против этого, - парировал Барк.

В умных глазах его мелькнула та самая искорка, которая появляется при возвращении человека на твёрдую почву.

Александр Васильевич замолчал, ища ответ.

А ведь именно Кривошеин в своё время настаивал на введение в правительство популярных "у общественности" министров. Правда, не всё так было просто. Перед министром встала дилемма: или диктатура, или "ответственное министерство". Под последним думцы видели такое министерство, которое будет подчиняться Думе и только Думе. А затем планировалось и затирание роли царя, и, возможно, полное устранение его от политики. На роль диктатора прочили Николая Николаевича, внешне уверенного и популярного в определённых кругах, но непоследовательного в решениях, зависящего от чужого мнения (в первую очередь - "либеральной общественности"). А уж если вспомнить о его странной переписке с Гучковым…

Но о нынешнем военном и морском министре Кирилл планировал сегодня поговорить отдельно.

Кривошеин, в конце концов, решил пойти вместе с оппозиционными министрами, желавшими государственного переворота - и был отправлен Николаем в отставку. Ныне Александр Васильевич, как минимум внешне, поддерживал жёсткий курс регента. Но он был хитёр, умел выжидать, не желая выдавать своих дум до самого последнего момента.

Может, министр земледелия посчитал, что Барка прочат в премьеры, и решил очернить? Или просто захотелось показать, насколько он компетентен в вопросах, касающихся других ведомств? Этим лишним раз Кривошеин доказал бы, что вполне годится на роль председателя Совета министров.

- Комиссия Рябушинского протестует всё громче и громче. Многие промышленники и купцы присылают нам возмущённые телеграммы. Налоговые декларации заполняются из рук вон плохо. Доходы скрывают. Подходящий для столь масштабной работы аппарат ещё не создан и, боюсь, создан так и не будет, - развёл руками Кривошеин.

В глазах его заплескалось торжество.

- Не считаете ли Вы, что лишить казну семисот миллионов, получив пустое место, выглядит очень и очень экстравагантно? Промышленники уже и так в тисках закона об ограничении прибыли, и воют, воют от негодования. Недолго осталось ждать их более явного негодования…

"А по-Вашему неудавшаяся революция - скрытое проявление?" - подумал Кирилл, но решил пока что держать эти мысли при себе. Вместо этого регент спросил:

- Александр Васильевич, может быть, Вы предложите нечто иное, нечто лучше, чем совмещение винной монополии и подоходного налога?

И Барк, и Кривошеин обратили свои взоры на Великого князя. Повисло напряжённое молчание. Оба ждали, что Кирилл скажет дальше, кому выкажет свою "преференцию".

- Александр Васильевич, Вы ведь работали рука об руку с великим Столыпиным, Вы помните его идею прогрессивного подоходного налога? Между тем, Вы помните и его идею сохранения винной монополии при повышении акцизов на алкоголь? Многие, многие другие его идеи ещё только ждут своего воплощения…Я считаю, что только общими усилиями мы сможем воплотить их в жизнь. Усилиями - и огромными денежными средствами. В ближайшие дни, милостивый государь, - Кирилл обращался к Барку, - Вы должны будете принять участие в заседании финансовой комиссии из ведущих специалистов финансового права империи. Её состав мы оговорим отдельно. Одновременно в других министерствах будут созданы подобные советы. Мы должны призвать наши великие умы к совместной с правительством работе. А то им только остаётся, что критиковать и критиковать. Может быть, они для себя решат теперь, что легче - критиковать или созидать…

- Однако, Кирилл Владимирович, такой совет уже был создан при министерстве финансов. Двадцать девятого декабря пятнадцатого года на Совете министров было оговорено создание Совещания по финансово-экономическим вопросам. Оно, к сожалению, перестало действовать незадолго до известных событий прошлого года…Ваш покорный слуга, - Барк заметил это не без самодовольства, - уже тогда докладывал о том, что не надо бояться такого огромного дефицита. Следует вкладывать средства в народное благосостояние. Однако без монополизации некоторых операций нам не обойтись. Кроме того, следует передать в руки государству некоторые области промышленности, но не производство, а торговлю его результатами. В настоящее время эти отрасли и так монополизированы, так что государственное ограждение интересов самых широких слоёв населения будет только на пользу.

- К сожалению, забыл об этом, - улыбнулся Кирилл. - Что ж. Тогда самое время восстановить это Совещание.

В глубине души, однако, регент ругал себя на чём свет стоит: он на самом деле "был ни сном, ни духом" об этом. Какие возможности! Какой шанс поставить на службу возрождению русского хозяйства лучшие умы страны! А он зря терял время! Надо было с самого начала, ещё до отъезда в Ставку, переговорить с тайным советником Барком.

- Боюсь, что у Вас, дорогой мой, останется очень мало времени для восстановления деятельности сего органа. Прошу, принимайтесь тотчас за сбор всех необходимых сведений и лиц. К началу мирной конференции у меня в руках должен быть доклад о нуждах отечественного хозяйства и набор мер для восстановления международной торговли. И, кстати, не забудьте определить смету расходов на восстановление имперских портов и дорог и реформирование тарифной политики. Нам многое предстоит сделать…

Барк не скрывал своего торжества: за последние полчаса он успел сделаться едва ли не ключевой фигурой в "частном совещании". Кривошеин пытался оставаться невозмутимым, хотя и удалось это ему с громаднейшим трудом: зато же время Александр Васильевич упустил шанс зарекомендовать себя кандидатом в премьеры.

Частное заседание продолжалось ещё около часа. Регент мысленно ругал себя за то, что не собрал представителей от каждого министерства: в столь узком кругу выработать какую-либо программу на будущее было очень и очень сложно. Сам Кирилл прекрасно отдавал себе отчёт в том, что уже неспособен в одиночку и баранку крутить, и заправлять бензобак, и толкать сзади огромную государственную машину. Чем больше времени проходило с последнего сражения, чем быстрее страна переходила на мирные рельсы, тем больше усилий приходилось прикладывать для управления. Тем более и сами министры "правительства доверия" едва справлялись с обязанностями. Гучков постоянно болел, а вызывал его болезнь вирус "ответственностикус-и-сложностикус-постус" вида "работикус-в-огромникус-державикус". С каждым днём этот вирус всё больше и больше завладевал организмом лидера октябристов, поедая все силы. Многие офицеры настороженно относились к Гучкову, от него отвернулись даже многие его сторонники из Генерального штаба, "младотурки", как их в своё время прозвали. А вскоре должен был настать и тот день, когда здоровье не позволит Александру Ивановичу занимать столь ответственный пост. Тогда-то Шуваев и вернётся…А может, сам Сухомлинов…Кирилл только сейчас подумал об этом. С другой стороны, бывший военный министр, связанный с делом Мясоедова, окажется на этом посту затравлен. Но если реабилитировать казнённого: ведь ни единого прямого доказательства против него не было…

- Кирилл Владимирович! - Кривошеин догнал регента, когда тот уже вышел в коридор: частное заседание закончилось. - Кирилл Владимирович!

- Да, Александр Васильевич? - регент устало потёр виски.

- Я бы хотел с Вами поговорить тет-а-тет, конфиденциально, - Кривошеин явно намекнул, что адъютант может идти на все четыре стороны, только подальше отсюда. - Это важно.

- Что ж…Я к Вашим услугам.

Адъютант всё понял правильно, и через краткое мгновение в коридоре остались только регент и министр земледелия.

- Когда Вы думаете возобновить заседания Думы? Перерыв вышел уж очень долгим, Кирилл Владимирович. Или, быть может, пора объявить новые выборы…Просто…Ходят слухи о желании определённых лиц вновь заявить о своём существовании.

Зачем он так темнил? Старался напустить побольше тумана и таинственности, чтобы придать особое значение своим словам? Не боялся, что его перестанут воспринимать так же, как в своё время Родзянко? Бывший председатель Думы когда-то очень много говорил глупостей, и потому едва сообщил о волнениях в Петрограде - его слова восприняли как очередную глупость.

А может, Кривошеин сам толком не знал того, о чём говорил? Силы…Силы…Либеральная оппозиция, как обычно! Прогрессисты, урвавшие лишь малую толику власти, и решившие взять реванш? Не слишком они храбры в таком случае? Победоносное завершение войны подняло авторитет власти до небывалых высот. Как бы оппозицию простой народ бить не начал: не защитит же себя "просвещённая общественность" от народа, который они считают быдлом и чаяния которого понимают не лучше языка нагуатль.

- Вы можете назвать конкретных людей, планирующих это выступление? - прищурился.

- Это известное Вам лицо, Ваш предшественник на посту главковерха, - прошептал Кривошеин.

"Ага, Николай Александрович - тот ещё заговорщик, ну конечно…Что за…А может, другой Николай? Ник Ник? Великий князь? Неужели решился взять реванш за февраль?" - прошибло холодным потом Кирилла. Ведь на этот раз он точно не мог сказать, кто именно входит в круг заговорщиков. Если, впрочем, заговор и в самом деле существует за пределами воображения Кривошеина.

- Вы говорите о Великом князе? - Кирилл потёр подбородок.

- Вы угадали, Кирилл Владимирович, - кивнул Кривошеин.

- Если не секрет, откуда Вам стало известно о существовании заговора?

Министр земледелия замялся. На мгновение он перевёл взгляд куда-то в сторону, а рука его машинально поправила воротничок министерского мундира. Александр Васильевич явно колебался, этот интриган и хитрый плут, не любивший выдавать всё, что знает. Но сейчас шла игра за лидерство сперва в "частном совещании", а после - в Совете министров. Как-никак, однажды подобный шанс маячил перед Кривошеиным. С другой стороны, великий предшественник Барка - Сергей Витте - на самом деле получил премьерский портфель…Здесь уже шла игра в большую политику, и министр земледелия готов был рискнуть.

- Перед Вами - один из возможных участников этого заговора, - Кривошеин ухмыльнулся.

- Граф Пален, я полагаю? Рад познакомиться! - Кирилл сделал шутливый поклон.

Сделал он это за тем, чтоб Кривошеин не заметил удивления (это мягко говоря) на лице регента.

"Чего же ты, чёрт побери, добиваешься? Можно было не говорить лишних слов и устроить на меня, скажем, покушение. Получил бы бразды правления в свои руки…Вон как Гучков…Только военный и морской министр в моей истории изволили разочароваться в успехе своего заговора, добровольно покинуть Временное правительство и стать практически никем. Вот до чего господина довело желание власти: едва добился её - потерял всякий интерес…А страна…Кто-нибудь помнил тогда, на верхах, о бедной России? Экспериментаторы…".

- Нет, Вы ошиблись, Ваша милость: всего лишь Сперанский…- решил отшутиться Кривошеин.

- Вы можете назвать участников заговора?

Кирилл выпрямился. Он наконец-то справился с собой.

- К сожалению, мне известно только об участи Николая Николаевича. Это предложение мне было сделано только вчера…

- Но Великий князь сейчас на Кавказе. Он как-то передал весточку?

- Он сделал предложение письменно, передав через доверенное лицо, кавказского деятеля Хатисова.

"Ага…Хатисов…Точнее, Хатисян, связанный с дашнаками, вовлечённый в гучковский заговор…Гучковский…А что, если это очередная приманка? Николай Николаевич мог, как и в шестнадцатом году, не сказать ни "да", ни нет" на предложение об участии в заговоре, а его имя просто используют в качестве знамени? Снова использует один очень и очень желающий проникнуть "наверх" господин. И ведь ты же, Александр Васильевич, сам договаривался в пятнадцатом с Николашей. Что, решил перебежать? Не сработала былая комбинация, нынче другу раскручиваешь? Неужели так хочется плести интриги вместо того, чтоб сесть за работу?" - подумал Кирилл, а вслух сказал:

- Александр Васильевич, я могу полагаться на Вас и на Вашу преданность России? - Кирилл снова решил надеть "рожу простака".

Правда, в свете былых событий она уже не должна была сработать…За дурака регента теперь не держали даже сами дураки.

- Более чем, Кирилл Владимирович, более чем, - кивнул Кривошеин. - Я к Вашим услугам.

- Я в ближайшие дни приму необходимые меры…Надеюсь, Вы не откажете в сотрудничестве в деле их проведения.

Кирилл закинул крючок: обещание карьерного роста министра - и тот заглотнул его, ибо хотел заглотнуть.

- Отдам все свои силы для этого.

- Благодарю Вас, Александр Васильевич, премного благодарю! - Кирилл старался пожимать руку Кривошеина как можно "благодарней" и теплей. Это было сделано не только для того, чтоб уверить министра в прямо-таки страстном желании Великого князя продвинуть Александра Васильевича наверх, но и для проверки намерений последнего. Ладони человека лгущего отличаются по температуре от ладоней человека, говорящего правду, и Кирилл захотел проверить теплоту рук Кривошеина. Так, мелкий штрих к общей картине, не более…

- В самом скором времени я приму все необходимые меры, - добавил, улыбнувшись, Кирилл…

Кабинет Родзянко во второй раз за день оказался центром очередной комбинации - а заодно превратился во "временную резиденцию" регента. Напротив Кирилла, удобно расположившегося в глубоком красного дерева кресле (Родзянко, надо отдать ему должное, имел хороший вкус), замер молодой, тридцати лет, Службы имперской безопасности капитан (да, высоко поднялся в сущности молодой ещё человек!) Дмитрий Петрович Бобрев. Рыжеволосый офицер блистал горделивой осанкой (не хуже гвардейской!), тонким аристократическим (Бобрев происходил из обедневшей дворянской семьи) лицом - и лежащей на перевязи левой рукой.

- Присаживайтесь, Дмитрий Петрович! - Кирилл указал на такое же удобное кресло. - Где и как получили ранение?

Нос Бобрева, с горбинкой в форме стрелки, вздёрнулся: капитан явно гордился обстоятельствами получения этой "отметины".

- Благодарю. Дело было в Гельсингфорсе за полтора месяца до перемирия. По агентурным сведениям, в город должен был прибыть многоуважаемый агент шведской торговой фирмы "Гнейст и Ко" Альберт Ронге, он же - агент германской разведки Альфред Шнитке. Говорят, ученик и помощник самого Николаи!

Глаза Бобрева, пытавшегося до того казаться серьёзным, загорелись, лицо украсила торжествующая улыбка, а в голосе отчётливо проступила мечтательность, прямо-таки юношеская, задорная мечтательность. Но капитан быстро переборол чувства и перешёл к форменному докладу.

- Информацию о его прибытии мы получили от группы Лаврова. Целью Шнитке была организация саботажа на наших коммуникациях и, по возможности, военных заводах. К сожалению, в Финляндии было очень сложно работать, и мы едва его не потеряли. Дело осложнялось и тем, что мы не могли запрашивать помощь со стороны финнов. Вы сами знаете, как неохотно они идут на контакт. Тем более финляндским Сеймом ещё не одобрен закон о распространении компетенции имперских жандармов и контрразведки на их территорию. Пришлось полагаться на собственные силы. На счастье, наша агентура засекла его при появлении возле одной из гельсингфорских гостиниц. Следующие дни Шнитке целиком и полностью занимался законной торговой деятельностью. Не имей мы достоверных сведений о его настоящей цели, давно забросили внешнее негласное наблюдение. На шестой день Шнитке вышел на связь с несколькими местными агентами Германии.

"Не всех вывели…Надо будет вплотную заняться реформированием Службы имперской безопасности…Сколько всего предстоит сделать! И только не в одиночку, не справлюсь! Слишком мало толковых людей. Слишком мало. Я прекрасно понимаю Ленина, кричавшего о нехватке кадров…" - невесело подумал Кирилл.

- На протяжении недели мы смогли вычислить всех агентов, связанных со Шнитке. Пришла команда прервать деятельность всей цепочки. Всех агентов требовалось взять одновременно. Мне было поручено участвовать в ликвидациисамого Шнитке. Все выходы из гостиничного номера были перекрыты. Я и ещё пятеро сотрудников вошли в номер и предложили Шнитке сдаться. Практически немедленно начался личный обыск шпиона. Немец выхватил карманный револьвер системы "Бульдог" и выстрелил в меня, после чего попытался прыгнуть в окно. Выстрелы задели руку, - Бобрев скосил взгляд на раненую руку. - Самого Шнитке схватили буквально за одно интересное место.

Капитан ухмыльнулся.

- Надо отдать должное вражескому агенту: он никого не выдал. Зато вот его помощники…Мы смогли раскрыть целую организацию.

Кирилл и без доклада Бобрева знал подробности захвата Шнитке, и даже лучше, чем сам капитан (правда, на момент операции он был ещё поручиком, после чего произведён вне очереди сразу в капитаны, минуя штабс-капитана). Однако регенту очень интересно было послушать версию самого Дмитрия Петровича. Надо отдать ему должное: говорил без излишних подробностей, не выдавая больше секретов, чем нужно, особо не выпячивая свою роль. Капитан так не сказал, что выследил добрую треть агентов Шнитке и дал ценные указания по поимке большинства из них. Сам Батюшин отрекомендовал Бобрева как способного человека, но падкого на авантюры. Последняя операция показала все эти качества Дмитрия Петровича во всей красе.

Что ж, именно такой человек прекрасно подойдёт для задуманной Кириллом грандиозной операции…

- Скажите, Дмитрий Петрович, а что Вы скажете о работе…скажем так…в качестве следователя…по одному в высшей степени важному делу? От исхода расследования зависит само существование России и воззрения огромного числа людей.

Что интересно, регент ничуть не покривил душой, говоря об этом. А пафоса добавил, так как знал по себе: молодые люди, особенно разведчики, очень любят возвышенные слова о Родине и её интересах, и о шансе эти интересы защитить. К сожалению или к счастью, начальники их, опытные и уже отнюдь немолодые, любят этим воспользоваться.

- Ваше Высокопревосходительство! - Бобрев не поднялся даже - прыгнул, вытянувшись в струнку. - Буду рад стараться! Благодарю за доверие!

- Сядьте, Дмитрий Петрович, - широко улыбнулся Кирилл. -Вот здесь все сведения, которые на данный момент нам известны.

На столе оказался увесистый, туго набитый портфель.

- Ознакомьтесь сегодня же с его содержимым. Наиболее важные сведения напечатаны на красных листах, спорные и неподтверждённые - на жёлтых. Спешу предупредить: красный цвет теряется в этом "Жёлтом море". Вам в помощь будут придана особая группа, собранная из лучших специалистов своего дела. Средства на расходы Вы получите завтра же утром, тогда же произойдёт знакомство с Вашими товарищами по делу. Раз в неделю Вы обязаны будете лично докладывать мне обо всём, что сможете узнать. В случае, если Вы посчитаете, что узнали нечто исключительное, докладывайте немедленно, препон Вам чинить не будут. И запомните: кроме меня и Ваших помощников никто, повторяю - НИКТО! - Кирилл повысил голос. - Не должен знать о том, что стало Вам известно. В случае же, если Вы не сможете сделать доклад мне…Ну, скажем, произойдёт такая неприятность, как моя смерть.

Регент позволил себе рассмеяться. Чуточку, для придания шутливого ореола последним своим слова. Бобрев улыбнулся, подыгрывая Кириллу.

- Или какие-то схожие события, Вы должны будете все результаты Вашего расследования распространить во всех возможных газетах, журналах и так далее. Надеюсь, Вы придадите моим словам значение. Нет, не спешите подпрыгивать на месте и кричать "Будет исполнено!". Успеете ещё. Сейчас же Вы должны увидеть человека, чьи дела, связи и поступки должны быть Вами выявлены, исследованы со всех возможных сторон и доложены мне. Вот его фотокарточка.

Кирилл положил на стол фотографию и придвинул к Бобреву. Тот взял её…Бросил один-единственный взгляд…Глаза его расширились до предела (а может, и вышли за них). Капитан смог быстро справиться с собою.

- Я сделаю всё возможное и даже невозможное, Ваше Высокопревосходительство, - кивнул Бобрев.

Похоже, только сейчас он осознал всю важность своего задания.

- Я полностью уверен в этом, иначе не поручил бы Вам это расследование. Удачи Вам, Дмитрия Петрович.

Кирилл поднялся, давая понять, что аудиенция закончена. Бобрев взял под козырёк и вместе с регентом вышел из кабинета, сжимая под мышкой портфель. Великий князь ещё долго смотрел вслед идущему навстречу своему будущему контрразведчику.

А фотокарточка осталась лежать на столике. На ней был запечатлён серьёзный, даже хмурый, человек, склонившийся над какими-то бумагами. Шевелюра его была зачёсана назад, мощный лоб избороздили морщины раздумий. Нос его острым мечом смотрел на бумаги. Уже седеющая бородка и подёрнувшиеся серебром густые усы были очень и очень аккуратно ухожены. В стёклышках пенсне его отражались солнечные "зайчики". Лидер октябристов, когда-то бывший председателем Государственной Думы, Александр Иванович Гучков работал…

Глава 2

"Не раз вспоминали мы, как говорил

когда-то знаменитый Зубатов, что

революцию у нас сделают не

революционеры, а общественность"

Из мемуаров А.И.Спиридовича
"На началах непрекращающегося

митинга управлять гос-вом нельзя, а

ещё менее можно командовать армией

на началах митингов и коллегиальных

совещаний. А мы ведь не только

свергли носителей власти, мы свергли

и упразднили самую идею власти,

разрушили те необходимые устои, на

к-рых строится всякая власть"

Из речи А.И. Гучкова

Губернский Могилёв, разросшийся за последние два года, провожал министров по-будничному деловито и тихо. Не играл полковой оркестр, дамы не бросали в воздух чепчики, не гремел пушечный салют. На перроне собралось от силы сорок, ну, пятьдесят человек публики. Чёрные и белые френчи и пиджаки терялись среди защитного цвета мундиров и золота погон. Ставка провожала "тыловых крыс-бюрократов" в добрый путь, а может, проверяла, в самом ли деле те поскорее уедут в Петроград. Никто не говорил громко. Наоборот, все перебрасывались лишь дежурными фразами, тихо, вполголоса, мыслями витая далеко-далеко от Могилёва: кто-то - на линии фронта и в Берлине, кто-то - в столице.

Стайка репортёров из губернской газеты, в которую затесалось двое-трое журналистов из "Слова" и "Новой жизни", облепила сиявшего довольством Родзянко. Вот уже год как премьер, тот ещё больше располнел, подобрел и повеселел. Михаил Владимирович теперь с полным правом мог звать себя "самым большим и толстым человеком в России", став при этом ещё и одним из самых влиятельных.

Премьер вещал нечто благообразное о скором преображении России, о её роли в Великой войне, о замечательных достижениях правительства общественного доверия, о собственной роли в нём, о единении в сей знаменательный час общественности и власти. Порой его тучное тело сотрясалось взрывами хохота: один из газетчиков хотел разузнать о мнении Родзянко касательно слишком долгого присутствия Совета министров в Ставке.

- Думаете, мы опогонились? - Михаил Владимирович засмеялся ещё сильнее, будучи доволен собственным остроумием. - Или обюрократились? Уверяю Вас и Ваших читателей: ничуть. Мы всё так же чутко прислушиваемся к словам народа и следим за всеми его пожеланиями. А на протяжении целого года нам удалось напрямую работать для блага русского народа. Я думаю, ради этого стоило перебраться из комфортного Петрограда в Ставку. Результаты Вы можете с лёгкостью заметить через считанные дни, когда начнётся мирная конференция. Не секрет, что мы приложили огромный труд для того, чтобы именно в нашей столице был подписан вечный мир. Мы кровью заплатили за это, вполне заслужив это право.

- Михаил Владимирович, а что Вы скажете о неопределённости судьбы Государственной Думы? - к Родзянко, всех расталкивая, прорвался щеголеватого вида журналист. - Правительство намерено исполнять Основные законы империи, в которых указано о необходимости указать день созыва новой Думы после роспуска старой? Или грядёт нечто вроде законов третьего июня?

Очки в дорогой серебряной оправе, английский пиджак, лайковые перчатки, химический карандаш и увесистый блокнот в руках. А из глаз так и сыпались искры: пахло сенсацией. Рот расплылся в самодовольной улыбке.

Родзянко, на счастье, был слишком уж доволен перспективой возвращения в Петроград, в самый центр политической жизни, чтобы обижаться на подобные провокационные вопросы.

- Она будет созвана в ближайшее время, после мирной конференции. Уверяю, что закон будет соблюдён как по форме, так и по смыслу. Я даю Вам слово Председателя Четвёртой Государственной Думы.

- Благодарю Вас, Михаил Владимирович, - щёголь отвесил поклон. - Благодарю. Вся Россия ждёт знаменательного дня открытия новой Думы.

Через считанные секунды ушлый газетчик оказался оттеснён своими менее церемонными коллегами по цеху. Родзянко вновь оказался погребён под целым валом вопросов. Доставалось и его товарищам по Совету министров. Например, от Гучкова требовали сведений то о скорой демобилизации, то о судьбе Проливов, то о возможных приращениях территории империи. Какой-то провинциал, говоривший с сильным польским акцентом, интересовался возможность дарования Польше самостоятельности, как то пообещали ещё в самом начале войны.

Ещё не полностью оправившийся от очередной болезни, Гучков неимоверно устал. Он даже пошатнулся, слушая вопрос поляка. Тут-то ему пришёл на выручку Милюков. Радовавшийся не меньше Родзянко тому, что оказался в центре внимания, привыкший в политике скорее к говорению, чем к деланию, министр иностранных дел взял слово.

- Думаю, что я лучше сумею ответить Вам. Как уже было мною не раз сказано…

Гучков благодарно кивнул Милюкову и направился прочь, в своё купе. Там он с удовольствием буквально свалился на диванчик, растянувшись на нём. Даже пиджак он не снял: был настолько утомлён. До марта прошлого года он никогда не думал, что простое говорение может быть весьма изматывающим. Однако же - ошибся: не просто изматывающей, прямо-таки потихоньку убивающей. Большинство дел он свалил на плечи давнего своего друга, генерала Поливанова, но и оставшиеся требовали чрезвычайного напряжения сил. Ему нелегко было в этом признаться (пусть даже самому себе), но порой Гучков думал: а не слишком ли много критики доставалось от него николаевскому правительству? Этакую-то махину поднять, заставить крутиться чёртовы шестерёнки!

Кашель сотряс всё тело Гучкова, заставив скорчиться.

- Проклятье…Проклятье…Как мне надоела эта проклятая служба…Как мне она надоела…

- Ваше Сиятельство, не изволите чего-нибудь?

Из приоткрытой дверцы купе на Гучкова уставился проводник вагона, в сверкавшей начищенной ливрее и со сверкавшей ещё более физиономией: тоже, видать, старался, чистил, драил с утра, чтоб "Их Сиятельства" довольны были.

"До чего же противно".

- Ступай, голубчик, ступай, ничего не требуется, - отмахнулся Гучков. принимая сидячее положение.

Он всмотрелся в своё отражение в зеркале, висевшем напротив. В бороде стало ещё больше седины, на лице - морщин, а в глазах почти не осталось былого огня.

- Эх ты, а ещё банковский делец называется, - обратился к своему отражению Гучков. - Великий политический деятель…Сподвижник и всё такое прочее…Ну, неужели не ты остался вместе с ранеными госпитале, когда наша армия отступала на Дальнем Востоке? Разве не ты поддерживал Столыпина, когда на него со всех сторон кричали и вопили? Разве не ты сверг Николая? Зря сверг…Прежде было хоть кого винить в неудачах и нарушении законности, теперь же ты сам за всё в ответе…Да уж…Горе-министр…А может, не побояться- и уйти? А? На пике славы? Сразу после окончания мирной конференции? Гучков сделал своё дело - Гучков может уходить. Фанфары, участие в новой Думе, снова на пике популярности. А? Ещё не всё так плохо?

"А как регент-то нас вокруг пальца обвёл, смотри-ка! Не зря я выступал против участия Великих князей в армии и политике, не зря! Это ж надо, использовал нас как револьверы. Нет, как ружьё, которое у Чехова всегда выстрелит в нужный момент. Пытается контролировать всё и всех. Это ему удавалось во время войны, но сейчас? Общественность потребует созыва Государственной Думы, Совет возьмёт своё, тогда-то и посмотрим, что да как. Тем более была хорошая идея о создании новой партии с Родзянко…Да, что он там говорил о Демократическо-парламентской партии или как-то так? В преддверии выборов это будет очень полезно. И надо будет восстановить связь с друзьями. Досмотр и перлюстрация, двойные-тройные кордоны вокруг Ставки - здесь не поработаешь. Согласительная камера, не иначе. С ударением на камеру и с периодическим забвением "согласительной".

- Но сейчас - отдых, только отдых…Так ведь? - отражение подмигнуло. - Отдых…

К сожалению для военного и морского министра, тому поспать совершенно не дали.

- Александр Иванович, милейший, я Вас не разбудил?

В купе горели электрические лампы: снаружи уже давным-давно наступила ночь. Милюков устроился на диванчике напротив. Неизменное пенсне Павел Николаевич протирал кусочком замшевой тряпочки, которую всегда и везде носил в кармашке пиджака - это была привычка, выработанная долгими лекциями перед студентами и товарищами по партии. Лицо его источало уверенность и бодрость. В глазах полыхали бесенята радости.

- Разбудили, - без обиняков ответил Гучков. - Павел Николаевич, я бы на Вашем месте выспался как следует.

- Вот и Николай так думал, пока мы работали, - тонко улыбнулся Милюков. - Однако же видите, как всё вышло? Старому деспоту устроили заграничное турне, а мы правим балом.

- Мне, кажется, послышалось, - тихо и мягко произнёс Гучков, - Вы сказали "Мы"? Однако же следует говорить "Он". Регент то бишь.

- Пусть думает так, если пожелает. Но при необходимости мы покажем ему, кто является рупором общественности и русского народа. Вы знаете, эта ситуация живо напомнила мне дела молодости моей. О чём я только не думал сперва в ссылке в Рязань, потом - при отъезде в Софию, а позже - при поездке по Европе. Со сколькими людьми довелось мне переговорить…И пусть большую часть времени я был стеснён стенами купе, намного менее импозантного и уютного, чем это, всё же мысль моя летала свободно! Многое из задуманного мною позже воплотилось в жизнь. А тогда я был начинающим политиком, повидавшим демократические государства. Вы же знаете, даже радикалы из левых, те же Ульянов-Бланк, Брешко-Брешковская, Чайковский, князь Кропоткин. Да, интереснейшие были люди! Жаль, то смотрели достаточно узко на будущее России! У них не хватило желания - или воли - подняться над классовыми интересами. Это их, без сомнения, и погубило как политиков.

- Павел Николаевич, Вы довольно-таки оптимистично смотрите на вещи, - подавив зевок, произнёс Гучков.

- Я имею полное на это право. Величайший приз войны - Проливы - вскоре будут в наших руках, Галиция, кое-какие земли в Германии, контрибуция, репарации. Новые выборы в Думу принесут нам ещё большую поддержку.

- Но они же дадут и реакционерам, правым, черносотенцам, кары в руки. Монархия победила в Великой войне, народ рукоплещет Алексею и регенту, не связанных никакими интригами с Распутиным, немцами или кем-либо ещё. Да и, не забывай, Павел.

Гучков обращался к Милюкова по имени только в самых редких случаях: когда произносил тосты в узком кругу и когда дела обстояли уж очень нерадостно.

- Не забывай, что если такая критика и начнётся - мы станем её объектом, мы, а не император или регент. Вот уже год мы - правительство Российской империи, и ответственность за всё, в ней происходящее, лежит на нас. Ты знаешь, я уже и не рад, что мы устроили ту кампанию…К чему всё было? Совсем, совсем не то, что я ожидал - быстрого и простого возрождения, по-настоящему лёгкой победы в войне мы не добились…

Гучкова сотряс новый приступ кашля.

Милюков, как ни в чём не бывало, продолжал протирать пенсне.

- Как ты можешь заметить, это назначение только подкосило мои силы. Проще, намного проще было критиковать со стороны, но когда решили возложить все эти обязательства на себя…Проклятье…

Александр Иванович напрягся, ожидая очередной приступ, однако же на этот раз тот миновал.

- Да…Вот так и живём…Военно-промышленные комитеты оказались не у дел. Что-то вокруг них собирается. Я чувствую: Кирилл намеревается выкинуть нечто этакое.

- Зачем они тебе сейчас, эти комитеты?

- На всякий случай. После мирной конференции вновь начнётся борьба за мандаты в Думе. Такие средства нам пригодятся.

- Ты знаешь, Саш…- вот уже и Милюков обратился к Гучкову запанибрата. - Я улучил вчера момент и сел за чтение "Истории Византийской империи" Успенского. Он подарил когда-то все тома, "Брокгауз и Ефрон", к сожалению, заставил подсократить кое-какие главы, поэтому некоторые важные моменты освещены не так подробно, как хотелось бы…

Милюков словил взгляд Гучкова и подсократил "рецензию":

- Так вот. Я перечитал главы о Кантакузинской революции…Той, что поставила остатки империи на колени. Магнаты, динаты и прочие состоятельные господа, по большей части, принялись гоняться за собственными интересами в пику интересам государственным. Византии больше нет на карте. Только-только над Софией вновь водрузят православные кресты. И мне показалось, что очень уж те события похожи на нынешние. А потом я задал себе вопрос: "Готов ли я взять на себя ответственность за гибель империи"? Не дай Бог, конечно, Россия, конечно же, выстоит, ей никакие катаклизмы не страшны…Однако же…

Милюков замялся: было видно, что обычная выдержка подвела лидера партии народной свободы.

- Однако же…Готов ли ты взять на себя ответственность за несчастия России, которые могут быть вызваны твоими поступками? Готов ли я взять такое же бремя на свои плечи?

Гучков ничего не ответил: он повернулся к окну, вглядываясь в ночь.

Так и просидели двое влиятельнейших людей России, боясь проронить хотя бы слово, и молчание пролегло меж ними.

Уже днём "Литеру Б" встречал Петроград. Первое, что бросилось в глаза давно не бывшим здесь министрам - дым бесчисленных заводов и фабрик. Сизые и чёрные клубы рвались вверх, дырявя небосвод, словно бы пытаясь заполнить собою весь мир. Потянулись дома, лавки и лабазы. Люди останавливались и глядели вслед "Высочайшему" поезду. Кто-то сплёвывал, кто-то крестился, но все не могли оторвать взора от "Литеры Б": уже почитай неделю назад по столице распространился слух о возвращении правительства. Петроград оправдывал прозвание Города Слухов, которое позже перешло к Москве двадцатых-тридцатых.

Гучков вобрал побольше воздуха в грудь:

- Признаться, отвык от здешнего воздуха, опровинциалился, что ли, - улыбался военный и морской министр, поправляя пиджак и галстук. - Как думаете, какой приём нам предстоит?

Милюков, лишь под утро ушедший в своё купе, вновь сидел напротив Гучкова.

- Я предполагаю, что нас ждёт невероятно горячий приём журналистов. Что касается народа - сказать не возьмусь. Возможно, нас захотят понести на руках, возможно, спросят, что же предстоит России дальше.

- Особенно репортёры "Речи" будут любопытны, - усмехнулся Александр Иванович.

Газета "Речь" был рупором кадетской партии, практически бессменным редактором и автором большинства передовиц которой являлся Милюков. Не раз и не два он поднимал бурю какой-либо заметкой, особенно удавалось это ему в дни первой Государственной Думы. Любое более или менее эффектное, пафосное слово депутата от кадетов на её заседаниях раздувалось до едва ли не грандиозной победы партии. Что уж там говорить о какой-нибудь придирке к правительству! Сколько раз кадеты, к услугам которых были лучшие умы русской юриспруденции, пытались разозлить Совет министров и царя, уязвить их, то делая грубые по форме и дерзкие по содержанию запросы или принимаясь за эффектные, но юридически неграмотные законодательные инициативы. На следующий день после очередной выходки "Речь" пестрела едва ли не одами великим борцам с загнивающим режимом.

- Вне всяких сомнений, вне всяких сомнений. Триумфальное возвращение лидера партии народной свободы в Петроград, возможность принять участие в заседаниях Центрального комитета - это ли не повод для любопытства?

- Вы же сами знаете, что сейчас у вас в комитете отнюдь не единство мнений…Кто знает, как Вас примут?

- Я, как и всегда, постараюсь играть умеряющую роль. Партия не развалится на фракции, как бы того ни хотели Долгоруков, Маклаков или Набоков. Только в единстве наша сила. Прогрессивный блок должен был научить Вас этому, Александр Иванович, - Милюков подмигнул. - Ваши октябристы смогли сохранить хотя бы видимость единства только благодаря участию в блоке. Земцы, левые октябристы…Все они собрались под знамёна борьбы за свободу и победу. И сейчас они сделают то же самое.

- Вы не преувеличиваете желание наших с Вами коллег собраться под знаменем борьбы с императором и регентом? Тем более…У нас больше нет этого знамени, мы добились, чего хотели. Зачем продолжать борьбу?

- Пока мы не сможем назвать Россию державой, стоящей наравне с просвещёнными государствами Европы, борьба не будет окончена, - коротко ответил Милюков.

- Как знать, Павел Николаевич, как знать…- пробубнил Гучков, выглянул в окно и тут же добавил: - Пора, Павел Николаевич, пора! Приехали!

И точно: "Литера Б" вот-вот должна была сравняться с перроном. А народу-то на нём было! Народу! Толпа пестрела дамскими шляпками и фуражками служащих, рабочими кепками и студенческими тужурками. Волна прошла по людскому морю, поднятая паровозным гудком: поезд наконец-то остановился! Вот-вот откроются двери, и министры явятся народу, министры правительства-победителя, народные избранники!

Последнее убеждение было, конечно же, шатким: народ не участвовал в создании правительства. Но "Речь", флагман либеральной печати, убедила в этом многих и многих. Газетам в ту пору удавалось убедить людей во многом: и в шпионаже человека, который никогда не был никак связан с вражеской разведкой, и в спасительности победы в борьбе за власть той или иной группировки, и в том, что чёрное может побелеть, а белое - уже давным-давно стало чёрным.

Не успели министры появиться на публике, как понеслось:

- Ура правительству! Ура Родзянко! Ура Милюкову! Ура Гучкову! Уррра!!!

Милюков чувствовал себя в родной стихии: вокруг было полным-полно людей, желавших верить в то, что он говорит. В общем-то, собравшиеся готовы были слушать что угодно, многие всё равно не услышали бы или точно не поняли, что же такое им говорят. Но едва из передних рядов донеслось бы "Ура!", как даже тугие на ухо и, наверное, глухие подхватили бы одобрительный клич. Но почему? Почему они готовы были кричать "Ура" или "Долой!"? Просто потому, что так кричат другие. Здесь и сейчас не надо было думать, не надо было напрягать извилины, не надо было отстаивать своё мнение и вслушиваться в слова ораторов. Просто кричи то же, что кричат другие, - и всё: ты - сила, ты - Толпа, а Толпа - это ты. Это же так просто, заманчиво и доступно! Просто подчинись, и получишь силу. Но кто-то ведь использует эту силу и заставит кричать Толпу на нужный лад?

Об этом и не только думал Гучков, выходя на крохотный, оцепленный жандармами пятачок перрона. Он скорее из привычки, чем от чистого сердца, махал встречающим рукой, порой даже находил в себе силы натянуто улыбнуться и посмотреть в сторону очередного фотоаппарата или кинематографической камеры. Лидер октябристов смотрел на толпу, вспоминая далёкие февральские дни. Может быть, там, на площадях, толпились те же люди, что и сейчас? Вдруг кто-то участвовал в манифестациях и погромах? Кто из стоявших здесь людей оказался связан с военно-промышленными комитетами, с рабочей группой? О своём детище Гучков вспоминать не очень любил: тогда он чуть не выпустил безумие на улицы Петрограда. Но порой, долгими ночами или на заседаниях Совета министров, он думал: а что было бы, не останови Кирилл сползание к хаосу? Смогли бы они насадить порядок? Смогли бы они довести войну до победного конца? Не нанесли бы удар по государству? Ведь Михаил отказался брать на себя власть, и если бы Николай не отрёкся в пользу Кирилла, то правительство само стало бы многоголовым властителем, точно как Директория во Франции…Что было бы? Что?

- Александр Иванович, - Милюков этак легонько потряс Гучкова за рукав. - И ещё журналисты не верят, что министры работают на благо народа! Даже в поезде Александр Иванович не имел ни секунды свободного времени: всё трудился, трудился, трудился над планом демобилизации. И он столь грандиозен, что надо собраться с мыслями, дабы о нём рассказать!

По толпе прошла новая, грандиозная волна: Милюков улыбался, довольный воздействием своих речей. На лицах людей с лёгкостью можно было прочесть восторг. Сам военный и морской министр не ожидал, что слова коллеги окажут такое воздействие на публику.

И, вполголоса, обращаясь к Гучкову, лидер кадетов добавил:

- Вам бы выспаться не мешало, Александр Иванович. Журналисты хотят знать, что там у нас с планами демобилизации…

- В самом скором времени мы…- к счастью или к несчастью, Гучкову договорить не дали.

- Мы вернём людей домой и, главное, дадим им работу, землю! Девять десятин земли, замечательной плодородной земли, в просторной, вольной Сибири! Для тех же, кто захочет получить профессию, которая сможет прокормить не хуже, чем земельный надел - откроются двери новых университетов, школ и училищ! Мы дадим бесплатное начальное образование каждому! Мы возвеличим Россию, сделав её богатейшей и величайшей державой!

- УРРРА!!! - Гучкову показалось, что сам небосвод задрожал от мощи этого крика.

"Господи, спасибо, что эти люди незнакомы с либерал-демократической и коммунистической партиями! Они ещё верят обещаниям власть имущих! Аминь!" - Кириллу приходилось очень громко думать: даже мыслей своих он не слышал средь криков "Ура!".

Жандармы, нёсшие канаты в руках в качестве ограждения, кое-как смогли проторить дорогу Великому князю. Тот, улыбчивый, радостный - и с потемневшими глазами - пожимал руки господам министрам.

- Замечательные слова, Кирилл Владимирович, замечательные слова! - орал даже громче толпы Родзянко. - Замечательные! Рад снова встретиться после короткого перерыва! Рад! А как доволен возвращением в Петроград!

- А я-то как, дорогой мой Михаил Владимирович! Безумно! - кивал регент, переходя к Гучкову и Милюкову.

Рядышком очутился и Шульгин, обращавший на себе внимание ещё более лихо закрученными усами. Министр юстиции ловил взгляды многих дам: на всю столицу он славился деликатным обхождением с прекрасным полом и неизменной тактичностью. Другие министры пока только спешить засвидетельствовать своё почтение Кириллу.

- А отчего же император не смог встретить нас? - Шульгин не выпускал руку Кирилла. - Что-то случилось? Болен? До меня доходили слухи…

- Всё хорошо, Его Императорское Величество чувствует себя отлично и шлёт приветствие Совету, верным своим слугам! - Великий князь произнёс это достаточно громко, чтобы публика услышала и разразилась очередным "Ура!".

"А всего год назад они же готовы были меня растерзать! Прав был Макиавелли: преходяща благодарность народа. Вот страх! Страх всегда держит крепче! Сколько ещё можно будет лавировать, вызывая любовь? На сколько нас хватит, когда наступит долгожданный кризис? Выдержим ли? Выдержит ли Россия? Мы должны суметь, должны!" - невесело думал регент.

- Господа, господа! Будьте любезны! - взмолился какой-то фотограф. - Господа! Прошу! Улыбайтесь, улыбочку, господа!

Смешной красный берет, точь-в-точь как у вольного, но бедного живописца, нос крючком, под правым глазом родимое пятно в форме щита…Да это же господин Гаврилов, тот самый фотограф! Ведь это он делал фотографию Кирилла вместе с заговорщиками в таком далёком феврале!

- Господин Гаврилов, надеюсь, в этот раз нам не придётся долго стоять на холоде, дабы Вы смогли настроить фокус? - рассмеялся Сизов-Романов.

- Вы меня узнали! Ваше Высокопревосходительство, польщён, признаться. Польщён! - сделал поклон Гаврилов. - Будьте покойны, всё будет в лучшем виде! И фокус я уже настроил! Улыбочку! Сейчас вылетит птичка!

Раскрасневшийся от гордости фотограф не соврал: мгновением позже блеснула вспышка.

- А фотокарточку я, если Вы не будете против, хотел бы оставить себе. На память, - смешно всплеснул руками этот художник чёрно-белого мира. - Однако Вы всегда можете увидеть её у меня дома! Вот моя визитная карточка!

Один из жандармов принял протянутую Гавриловым бумажку и передал Кириллу. Через мгновение толпа оттеснила фотографа, поглотив, вобрав в себя.

- Это дежа-вю, не правда ли, милостивые государи? - расхохотался Родзянко. - Натуральное дежа-вю! Без всяких сомнений!

- Не хватает только…- и вновь Гучкову не дали договорить…

"Бух-бух!" - раздался выстрел, за ним, практически без промедленья - второй. Человеческое море словно бы наткнулось на волнорез, распавшись не бесчисленные капли: люди хлынули в разные стороны, спасая жизнь и мешая жандармам восстановить порядок.

Первым среагировал Кирилл: он упал на землю, перекатился поближе к вагону, у самых путей остановился и выхватил револьвер, силясь найти стрелка. Родзянко рванул обратно в поезд: сработали полковая выучка. Гучков, чертыхнувшись, упал наземь, памятуя о снайперах англо-бурской войны. Милюков замер на месте, пытаясь сообразить, что происходит: подвели его инертность и основательность характера…

Надо отдать должное охране: быстро среагировали, встали между толпой и "объектами". Трое или четверо жандармов принялись ловить стрелка. Особого труда найти его им не составило.

- Вон он, вон! - крикнул Милюков, заметивший сжимавшего тяжёлый "Смитвессон" паренька.

Тужурка, поношенная студенческая форма, замершее, непроницаемое лицо, дрожавшая рука - этот облик был знаком каждому, кто сумел пережить покушения времён эсеровского террора. Неудавшийся убийца не пытался убежать: так и стоял, пока его не скрутили жандармы, едва не сломав ему руки.

- Есть кто ещё с тобой? Есть? - орал ротмистр прямо в ухо террористу, потерявшему всякую связь с реальностью. - Кто тут ещё из твоих?

- Успокойте людей! Успокойте людей! - воскликнул Родзянко, стоя в дверях вагона.

Гучков озирался по сторонам. Кровь стучала в висках, сердце прыгало, а ноги отказывались слушаться. Отвык он, видать, от опасности, отвык!

"Пора на отдых, пора, - думал Александр Иванович, не в силах оторвать взгляда от ещё дула "Смитвессона". - Нервишки-то уже не те…Не те…На думской трибуне оно спокойнее будет…Ха, и когда же я научился бояться всякого шороха и жалеть себя? Когда же я успел постареть?"

- В вагон, прошу Вас! - жандармский офицер, с непроницаемым лицом, подошёл к замершему Милюкову. - Сейчас мы наведём порядок, но опасность ещё не миновала! Прошу Вас! Вернитесь в поезд!

- Да, Павел Николаевич, Вам лучше вернуться в поезд, - Кирилл подошёл сзади, незаметно и бесшумно. - Благодарю за службу, молодцы!

Последние слова предназначались жандармам, и непонятно было: регент корит их за то, что не смогли выявить убийцу в толпе, или благодарит за быструю реакцию, а может, и то, и другое.

- Рады стараться! - дружно, но тихо и неуверенно ответила охрана.

- Надо будет принять кое-какие меры, - пробубнил себе под нос Кирилл. - Господа, нас ждёт много работы. Кто-то очень сильно не желает нашего возвращения в Петроград. Очень и очень сильно…

- Мы это уже заметили, - озвучил общую мысль Гучков, отряхивая брюки. - Зато был повод лишний раз заняться гимнастикой, не правда ли?

Военный и морской министр пытался держаться так, будто ничего и не произошло: Кирилл одобрительно кивнул.

Между тем жандармы смогли восстановить спокойствие на перроне, оттеснили толпу подальше и полукольцом встали перед "Высочайшим" вагоном. Ротмистр, погрозив кулаком террористу, скрученному по рукам и ногам, пошёл рапортовать Кириллу.

- Ваше Высокопревосходительство, сейчас подойдут автомобильные экипажи с защитными кожухами, соблаговолите подождать немного. Запросили подкрепление, так что безопасность Вашу и правительства мы обеспечим. Виновные в инциденте будут наказаны, я обещаю.

По лбу усатого ротмистра потекла струйка пота: жандарм предчувствовал немилость начальства.

- Ничего, люди старались как могли,- поспешил успокоить служаку Кирилл. - Вы сделали всё от вас зависящее, молодцы! Не раздевать же и обыскивать всех желающих посмотреть на правительство! А с этим…

Регент прищурил глаза, бросив короткий, испепеляющий взгляд на террориста.

- С этим мы ещё разберёмся. В сводках он не проходит, примет его не узнаёте?

- Никак нет, Ваше Высокопревосходительство, - мигом ответил ротмистр. - Не могу припомнить ни одного боевика из социал-революционеров или эсдеков, подходящего по приметам. В отделении всё узнаем. Разрешите выполнять?

- Выполняйте, - Кирилл кивнул. - Только…Дайте-ка взгляну в глаза этому герою.

- Извольте заметить…- начал было жандарм, но тут же замолчал, поймав на себя взгляд регента. - Есть. Ребята, а ну-ка подведите этого…

Террориста, окружённого едва ли не десятком человек, подвели к Великому князю. Студент (или раздобывший их форму) всё так же отстранённо взирал на происходящее. В глазах его застыла холодная уверенность. Поразительная выдержка, поразительная! Однако парень всё же поднял взгляд, посмотрев прямо в глаза Кириллу. Так продолжалось несколько мгновений, после чего студентик отвернулся, продолжая хранить гробовое молчание.

- Уведите. Пусть господин Зубатов лично с ним пообщается.

- Так точно! - откозырял ротмистр. - Ох и не сладко тебе придётся, парень…

Отец первых в России профсоюзов, искавших поддержки государства и боровшихся только за экономические и социальные преобразования жизни рабочих, он лично общался и с создателем Боевой организации эсеров Гершуни, и с Азефом (последний и был завербован лично Зубатовым). Вне всяких сомнений, террористу предстояло попасть в нужные и очень умелые руки.

К этому моменту все министры уже нашли в себе смелость выйти из поезд. Они столпились вокруг Кирилла, не в силах произнести ни слова: провожали взглядами несостоявшегося убийцу, уводимого прочь. Все думали: "Кому же был предназначен тот выстрел? Кому?". Люди обменивались многозначительными взглядами и ещё более выразительными жестами. На некоторое время воцарилось молчание, нарушить которое нашёл в себе смелость Кирилл.

- Что ж, господа! - повернулся он к членам Совета министров. - Добро пожаловать в Петроград!


Передовица "Нового времени"

УДАР НЕ В ЛИЦО, А В СПИНУ
Сегодня днём, когда столица встречала вернувшееся правительство во главе с председателем Думы Родзянко, на министров было совершено покушением неизвестным студентом. Он произвёл в густой толпе несколько выстрелов, так и не достигнувших цели, после чего обезоружен силами жандармской охраны. Событие это всколыхнуло Петроград.

Наша газета также не может пройти мимо столь вопиющего акта: едва не погибли лучшие люди России. Министры правительства общественного доверия подверглись величайшей опасности. Сам Великий князь Кирилл Владимирович, регент при Его Императорском Величестве Алексее Николаевиче, оказался в опасности. Те люди, благодаря которым достигнута победа в Великой победе, едва не стали жертвой подлейшего по своей сути покушения. Что побудило этого студента поднять руку на избранников народа? Является ли он членом эсеровской партии или одиночкой? А может быть, и это намного более вероятно, он - вражеский шпион? Германия, поставленная на колени, побеждённая нашей великой победоносной армией, решила таким образом сохранить хорошую мину при плохой игре?

Но кто бы ни был организатором убийства, до какой же низости он дошёл! Сегодня, когда миновала война, а её итоги вот-вот будут подведены на мирной конференции, сегодня, когда миллионы людей возвращаются домой - да-да, именно сегодня едва не совершилось непоправимое.

Может быть, это знак того, что правительство идёт верным путём, если враги снова готовят удар?

Одно можно сказать точно: вновь настало время сплотиться вокруг престола на пути к возрождению России. Великий князь Кирилл дал интервью нашей газете, которое вы можете прочесть ниже. На следующих страницах наши авторы дали краткий очерк нынешнему положению дел в России и обозначили перспективы мирной конференции…

Редакция от своего имени желает господам министрам, регента и Его Императорскому Величеству здравия и твёрдости в деле возрождения России…


Передовица "Утра России"

НАПЕРЕКОР ПОБЕДЕ
Сегодня на правительство и регента было совершено покушение неким студентом. Как сообщают наши источники, его имя Гавриил Алексеев, что навевает определённые ассоциации с событиями четырёхлетней давности в Сараево. Тогдашний выстрел - и тоже Гаврилы - стал поводом к началу Великой войны. Чего же добивался наш доморощённый Принцип? Какая организация направила его руку?

Интересы народа едва не были задеты двумя выстрелами. Все надежды на восстановление России под благотворным влиянием таких известных и уважаемых в обществе людей, как наши министры Гучков и Коновалов, оказались поставлены на карту.

Приняты все меры к скорейшему расследованию подробностей покушения. Представители Службы имперской безопасности заявляют, что уже в течение недели смогут рассказать нам, что двигало и, главное, кто двигал Алексеевым.

Александр Иванович Гучков сообщил нашей газете, что готов простить террориста: тот явно не понимал до конца, что же собирается сделать. Кроме того, вся его вина заключается в том, что он является всего лишь исполнителем чьей-то злой воли.

Наш корреспондент смог взять интервью у Великого князя Кирилла. Несмотря на едва не случившуюся трагедию, он спокоен, бодр и готов продолжать работу. Исключительно для нашей газеты регент поделился планами правительства касательно восстановления экономики. Несколько сот миллионов рублей будет вложено в обустройство портов и железных дорог. Руссо-Балтийский вагоноремонтный завод, как надеется Кирилл, в самое скорое время вернётся к производству подвижного состава. Планируется наращивать производство рефрижераторов. В самом скором времени будет объявлено о создании нового акционерного общества. Целями его, как планируется, будет восстановление хлебной торговли через порты юга России, а председателем правления предложено стать всеми уважаемому П.П. Рябушинскому. Ввиду открытия морского пути через Проливы эта деятельность должна будет принести крупные дивиденды. Кирилл призывает всех желающих вложить средства в это предприятие. Также Государственный банк в ближайшее время выпустит патриотический пятипроцентный займ на восстановление экономики. Средства…


- Красиво, очень красиво, - подытожил Гучков, откладывая в сторону вечерние номера газет.

"Новое время" ему принесли ещё вчера, через считанные часы после покушения, а вот "Утро России" - только ближе к полудню следующего дня.

Хмурый Коновалов ходил из угла в угол, заложив руки за спину.

- И всё же я не понимаю, кто это устроил. Не мог, просто не мог какой-то выскочка пробраться через жандармов. Может быть, его пропустили специально? Кто-то из прихвостней Николая решил подстроить нам ловушку?

- А левые? Что от них слышно? А что, если это твои работяги из…

- Ты что? - Коновалов даже замер на месте от неожиданности. - Ведь мы вместе создавали "рабочую группу", сами всех подбирали. Да и зачем мне это? О подобных идеях среди работяг я не слышал, вряд ли они решились бы на такое по собственному почину. Левые пока молчат, им смерть кого-нибудь из правительства или уход в мир иной регента пока что не очень и выгодна. Сейчас Кирилл на коне, его убийство руками террориста из Боевой организации только подорвёт популярность партии в глазах народных масс. Победитель немцев - убит? Нет, иначе эсеры повторят судьбу своих "отцов"-народовольцев. Спроси у Тихомирова, что им тогда устроили. Тем более во время войны кто только не кричал, что левые пляшут под германскую дудку, а тут бы им лучшее тому доказательство предоставили. Нате, берите.

Коновалов с каждым мгновением нервничал всё больше и больше.

- А может, это сам Кирилл и устроил? Ты вспомни-ка. На Львова ведь тоже год назад кто-то напал, стрелял, тогда никого не нашли. Сейчас тоже…Тот выстрел князя-то выручил, хорошо так выручил, высоко поднялся!

- Очень может быть, - наконец произнёс Гучков.

Военного и морского министра сотряс приступ кашля…

Глава 3

"Если русские войска одержат

победу над японцами, что, в конце

концов, не так уж невозможно, как

кажется на первый взгляд, то

свобода будет преспокойно

задушена под крики ура и колокольный

звон торжествующей Империи"

Из статьи в либеральном журнале

"Освобождение".
"Вы радовались нашим поражениям,

рассчитывая, что они ведут вас к

освободительным реформам. Вы

систематически развращали

прокламациями наших солдат,

подрывая в них дисциплину и

уважение к офицерам…"

Из статьи в журнале "Русский инвалид"

Для Бобрева было честью оказаться в святая святых жандармского корпуса - просторном четёрыхэтажном здании на Фурштадской, сорок. Выкрашенный в белый цвет, настоящий дом для сотен людей, штаб великой организации, Отдельного корпуса жандармов. В связи с реформами и объединением контрразведки, охранных отделений и жандармерии в одну структуру, особняк был преобразован в "мозг" Службы имперской безопасности.

Как ни странно, снаружи охранялся штаб слабо. Бобрев быстренько вычислил в трёх разносчиках сигарет агентов наружного наблюдения. Не менее выделялся - для знающего человека - дремавший на козлах извозчик. Под его кафтаном, должно быть, скрывалась кобура с револьвером, а в пустотах под седлом - винтовка или автомат Фёдорова.

Бобрев, ради шутки, помахал рукой разносчикам. Те с удвоенной энергией принялись делать вид, что занимаются бойкой торговлей на практически безлюдной улице.

- Зря Вы так, Дмитрий Петрович. Придётся теперь менять агентов. Ох и задали Вы задачку, - прогнусавил "дремавший" извозчик, когда Бобрев прошёл мимо.

- Прошу прощения, уж слишком они выделяются, нельзя так, - шёпотом ответил контрразведчик.

- Разберёмся, - донеслось вслед. - Разберёмся.

Бобрев положил руку на дверной звонок, но использовать его не торопился. Он решил запомнить это мгновение перед скорым боем. Это был своеобразный обычай Дмитрия: насладиться спокойствием, пережить несколько мгновений тишины перед серьёзным делом. Так, наверное, выглядит полководец в минуту перед решающей битвой.

Но Бобрев всё-таки нажал на кнопку звонка: из утробы здания донёсся приглушённый звук, чем-то похожий на плеск водопада. Секундой позже дверь открыл почтенного вида старик в поношенной ливрее.

"Порядочки" - про себя подумал Бобрев.

- Добро пожаловать, сударь, заждались, - степенно приветствовал "дорогого гостя" дворецкий. - Прошу.

Он дал дорогу Дмитрию в сумрачную парадную, быстренько закрыв за ним дверь. Тут же зажёгся резавший глаза свет, заставивший Бобрева зажмуриться. Рука сама собою легла на кобуру.

- Добро пожаловать, Дмитрий Петрович. Кстати, при желании, мы бы уже набили Вас свинцом, что гуся - яблоками, - вслед за высоким басом пришёл и нормальный свет.

Бобрев наконец-то смог разглядеть обстановку внутри Штаба. Напротив двери было оборудовано пулемётное гнездо. Металлические, кажется, свинцовые балки, поверх них - стальные щиты с бойницами для винтовок и револьверов. В узком проёме меж броневыми листами - дуло "Максима" на станке Соколова. Мощный цилиндрический ствол, исторгавший в минуту пятьсот выстрелов: при стрельбе в упор он бы превратил человека в жуткое подобие дуршлага. Но самая знаменитая часть этого "Максима" - конечно же, щит. Сверху полукруглый, с прямоугольным отверстием повыше ствола - для многих солдат Великой войны и Гражданской это было последним, что они видели в жизни. Стрелков же, особенно первому номеру, щит хранил от смерти: он мог принять на себя несколько выстрелов даже с близкого расстояния, навсегда задержав в себе пулю. К сожалению, очень часто пулемётчики снимали перед боем щит, так как без него легче оказывалось перетаскивать "Максим". Это желание упростить себе жизнь не одну сотню человек свело в могилу.

Пулемётное гнездо перекрывало парадную от стены до стены, служапрактически непреодолимой преградой для любого вторжения. Присмотревшись получше, Бобрев сумел таки разглядеть очертания дверцы, проделанной в баррикаде.

- Вот-с, после февраля минувшего года сделали перепланировочку, Вам нравится? - донеслось сзади довольное урчание "дворецкого".

Щелчок "Кольта", переводимого на предохранитель, донёсся мгновением позже. Встречавший дорого гостя офицер жандармерии вложил пистолет в кобуру, припрятанную под ливреей.

- Извольте документики предъявить, на всякий случай.

От этого предложения, донёсшегося из-за пулемётного щита, Бобрев не смог отказаться. Паспорт довольно-таки долго разглядывал "дворецкий", после чего, довольно хмыкнув, вернул его Дмитрию.

- Мало чем отличается от представленной Самим, - жандарм произнёс последнее слово с особым чувством, растянув его, будто бы говоря нечто священное. - Можете пройти, Дмитрий Петрович, просим прощения за столь своеобразные меры предосторожности. Вы просто не отбивали это здание год назад…Да-с…

"Дворецкий" вздохнул, дав возможность Дмитрию разглядеть шрам, шедший от правой скулы и скрывавшийся под воротником. Это была метка, оставленная несостоявшейся революцией.

Дверца в баррикаде открылась, и Бобрев мигом юркнул в неё. Пришлось идти боком, настолько узким был проход в этой металлической стене. За нею тянулась настоящая линия укреплений. Рельсовая дорожка, по которой из недр штаба можно было подтягивать пулемёты и вагонетки с патронами, ещё несколько щитов, за которыми самый раз укрыться ещё одному пулемётному расчёту, и мешки, мешки, мешки…

Стрелки кивнули дорогому гостю и тут же вернулись на позицию, к бойницам. Вдалеке, у второй баррикады, зашевелились тени - там тоже было звено бойцов.

Только вот было одно "но" в этом петроградском Вердене.

- А если гранатами закидают? Или динамитную шашку кинут? Это же всё к чертям отправится! - недоверчиво спросил Дмитрий.

- Видно, что морской офицер, не окопный, - ухмыльнулся "дворецкий". - Им сперва нужно будет подобраться для удобного броска. А это будет не так уж и легко.

Провожатый контрразведчика многозначительно потёр руки.

- Угадаете, что именно их ожидает, или подсказать? - подмигнул лукавый любитель маскарада.

- Попробую, - Бобрев решил принять участие в этой угадайке. - Опускающиеся с потолка металлические шторы? Или какая-нибудь яма? Может быть, магниты, отталкивающие гранаты? Ещё, я слышал, немцы хотели создать специальную бочку, в которой энергия взрыва обращалась бы в тихий пшик…

- Нет, не утруждайте свою жюль-верновскую фантазию, - рассмеялся "дворецкий". - В домах напротив на верхних этажах оборудованы такие же огневые точки. Половина пулемётов направлена ровнёхонько на нашу дверь. В крайнем случае штурмующим устроят настоящий ад: они попадут под перекрёстный огонь.

Видно было, что собеседнику Бобрева доставляет удовольствие рассказывать о всех этих военных хитростях. Может, он сам занимался проектированием системы обороны?

- А если начнут и те дома штурмовать?

- Толпа не полезет, а если и полезет - зубы обломает. Только хорошо обученным солдатам с гранатами, пулемётами, при большом запасе огнеприпасов, под силу будет взять штурмом наши "форты". Тут же и запас продовольствия есть. Кстати, - не делая никаких пауз, заметил "дворецкий". - Если Вы кому-то расскажете то, что рассказал Вам я - расстрел покажется милостью.

- Вряд ли. Не хочу портить сюрприз тем, кто сюда сунется, - отшутился Бобрев.

- А у Вас есть чувство юмора, - довольно заметил провожатый. - Открывайте, свои!

Они как раз подошли ко второй баррикаде, закрывавшей поворот перед витой лестницей на второй этаж.

- Ох и любишь же ты, Сергей, языком трепать! Ох и любишь! - донеслось в ответ.

Заскрипела калитка, ещё уже, чем в первой баррикаде.

- Что есть, то есть. Должны же гости оценить те удобства, которые им будут предоставлены в случае осады. Знаете, мне даже обидно, что наши укрепления вряд ли понадобятся. Теперь-то уж господа либералы заткнут рты и не будут лезть на рожон…Я надеюсь, во всяком случае.

- Всё зависит от нас, всё зависит от нас, - вздохнул Бобрев, вспоминая убийства балтийских офицеров от рук своих же матросов.

Правда, руки те были направлены немцами. Дмитрий сам участвовал в аресте такой вот расстрельной группы. Под личинами инженеров с Путиловской верфи, он как-то сговорились с несколькими матросами с "Авроры". Сотня рублей, морфий в качестве презента, и балтийцы готовы были на что угодно. Конечно, командование виновато в том, что команды кораблей дурели от безделья: крупные корабли раз или два в год выходили в море - но…Но…За деньги и наркотики убить человека? Своего же командира? Во время войны с немцами? Ударить в спину армии и флоту? Подленько так, будто это и не измена, а революционная необходимость. Видите ли, мировая война должна обязательно перетечь в войну гражданскую, а сколько при этом погибнет - плевать? Нет, Бобрев таки ошибся: не плевать было всяким революционерам, сколько людей уйдёт на тот свет. Им бы чем больше трупов, тем лучше. Пламя революции требует жертв.

- Задумались, как выбираться будете? - усмехнулся "дворецкий".

По лестнице, обложенной мешками с песком так, что только один человек в ряд мог здесь пройти, они поднялись на второй этаж и, минуя ещё несколько баррикад, подошли к внешне неприметной двери. Потёртые доски, успевшие подрастерять былой лоск, истёртый паркет, шедший с той стороны ни с чем не сравнимый запах старых, потерявших значение и надобность бумаг.

- Не иначе как с боем вернусь, - пошутил Бобрев.

Он волновался, но старался не подать виду. Там, за этой дверью, его ждало важнейшее за всю его службу задание! А ещё - неизвестные, а потому загадочные коллеги и товарищи по делу. Кто же они? Может быть, сам Батюшин? Или, зная шутки регента, журналист, "дознаватель правды" и патриот Бурцев?

- Что ж. С превеликим удовольствием посмотрел бы на это! - рассмеялся "дворецкий" и хлопнул Бобрева по спине. - Вас ждут. Я буду ждать Вас здесь, а затем провожу на свободу. Но позвольте дать совет: запомните расположение комнат, повороты, коридоры. Вам здесь ещё работать! И тогда уж водить Вас я не буду! Удачи!

Бобрев вдохнул поглубже - скрывать волнения от провожатого уже не было смысла - и повернул ручку двери. Та без малейшего усилия отворилась. Дмитрий сделал шаг навстречу судьбе и оказался в довольно-таки уютном помещении, большую часть которого занимал массивный стол из морёного дуба.

Три человека сейчас сидели за этим столом и ждали Бобрева. Контрразведчик сглотнул. Их-то он никак не ожидал здесь увидеть. Хоть самого Евну Фишлевича Азефа, но не их…

- Таки добро пожаловать, дорогой мой человек!

Первым вскочил франтоватого вида человек, изысканно одетый, гладко выбритый, с напомаженными волосами, зачёсанными назад. Чёрная бабочка, оттенявшая изысканный английский сиреневый смокинг, была кривовато завязана: она сползала к правому плечу. На тёмных пальцах сверкали золотом и серебром перстни. Глаза навыкате выдавали в нём еврея, чего, впрочем, сам франт ничуть не стыдился. В пепельнице догорала кубинская сигара. Бобрев так хорошо разглядел именно этого "коллегу" потому, что тот сидел напротив двери, лицом к ней.

- Здравствуйте, господин Манасевич-Мануйлов! - коротко кивнул Дмитрий. - Приятно познакомиться с Вами.

Ещё бы он не узнал одного из лучших агентов внешней разведки Российской империи, работавшего чиновником для особых поручений при Витте, а позже угодившего в тюрьму по делу о вымогательстве, позже, в неспокойные февральские дни, отпущенного Кириллом. Признаться, эти перипетии были самыми что ни на есть "прямыми" в жизни Ивана Манасевича-Мануйлова: авантюрист, объединивший в своём характере черты Свидригайлова, Видока и Лоуренса Аравийского, он немало повидал на своём веку! Семья оказалась выслана вместе с отцом Ивана в Сибирь, где он был усыновлён тамошним купцом Мануйловым. Если, конечно, Фёдор Манасевич приходился отцом одному из величайших авантюристов России. Ходили слухи, что папой "Ивушки Манасевича" был князь Мещерский, один из идеологов охранительства, близкий друг Александра III Миротворца. С тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года Манасевич-Мануйлов служил в качестве агента охранного отделения, некоторое время пребывал в должности агента по римско-католическим делам в Ватикане (Иван принял лютеранство). С девятьсот второго года он подвизался в Париже - и именно здесь добился огромных успехов. Ему было поручено создать особую службу, в функции которой входила борьба с японской разведкой. Манасевич развернул кипучую деятельность. Если в начале у него в штате было едва ли трое человек, таких же авантюристов. Как и он сам, то к моменту сворачивания деятельности Отделения по розыску о международном шпионстве - до трёх десятков различных агентов едва ли не во всех столицах Европы. Попутно Мануйлову удалось подкупить французских газетчиков, и замечательная "рекламная кампания России" позволила империи произвести огромный займ, спасший финансы державы.

Отделение разоблачило множество иностранных агентов, действовавших в России - и обнаружило связи либеральных кругов с японцами. Именно Манасевич-Мануйлов рассказал в сборнике различных документов, изданном несколько позже Русско-японской войны, о конференции левых и либеральных партий. Руководили ею такие люди, как Азеф, Струве и - Милюков. Именно они подписали резолюцию конференции, в которой клятвенно обещались начать борьбу с правительством всеми доступными силами. Националистические партии окраин и эсеры обещались поддержать оружием, финны - обильно снабжаемые деньгами и оружием на японские деньги - рублём, а либералы - словом. Вместе они добились сползания к революции и поражения в Русско-японской войне. Либералы овациями встречали поезда с японскими военнопленными, одаривали их конфетами, цветами, деньгами, покупали билеты на места второго класса, а то и первого - а эшелоны с нашими ранеными солдатами освистывали и забрасывали руганью.

Сборник материалов постигла интересная судьба - его попросту замолчали. Никому из "фигурантов" той конференции не было выгодно, чтобы книжечка разошлась хорошим тиражом или стала известна. Лучшим оружием стало молчание.

А после работу Манасевича свернули. Полностью. Безо всяких объяснений: кто-то надавил. Точнее, не кто-то. Кое-кто. Имена их Ивушка знал прекрасно. С тех пор у него зуб на тех, кто сломал его блестящую карьеру, а после подставил.

- Оставьте эти свои хохмачества, уж будьте добры, - одёрнул Манасевича-Мануйлова второй "коллега".

Он поднялся, прямой как тополь, сохранив до самых преклонных лет блестящую выправку. Да-с, служба в лейб-гвардии Конно-гвардейском полку оставляла след на всю жизнь, и Павел Григорьевич Курлов был тому ярчайшим примером. В свои пятьдесят восемь лет бывший прокурор, бывший губернатор, бывший исполняющий обязанности директора Департамента полиции бывший товарищ министра внутренних дел, бывший командир корпуса жандармов, бывший губернатор Восточной Пруссии, бывший помощник Протопопова. Последнюю, с позволения сказать, должность Курлов занимал считанные дни.

Павел Григорьевич по личной просьбе Столыпина разрабатывал "масонскую тему" - подрывную деятельность вольных каменщиков в России. Он сделал доклад самому царю, и Николай попросил заниматься и дальше этим делом, заинтересовался…А потом Богров убил Столыпина, Курлов оказался под подозрением в причастности к этому убийству, на долгое время отошёл от дел…

Сейчас генерал-лейтенант никак не хотел оставаться "бывшим" во всём, искал возможность послужить престолу, желал принести благо России. Озлобленный на либералов за невероятную травлю, имеющий зуб на кое-кого за столыпинское дело, он мог стать прекрасным помощником в расследовании.

- Павел Григорьевич, что же Вы? Пусть Манасевич развлекается, как может, только бы Штаб не спалил, - третий и последний "коллега" призывал к миру.

Бобрев машинально взял под козырёк, даже фуражку для этого быстро надел на голову. Всё-таки встретиться лицом к лицу с Александром Ивановичем Спиридовичем, полулегендарным в среде контрразведчиков, жандармов, провокаторов и террористов человеке.

Первое, что бросалось в глаза - это знаменитые усы Спиридовича, издалека похожие на двуглавого орла. Разлапистые, формой напоминавшие широкий треугольник, закрывавшие верхнюю челюсть от губы до переносицы. Вечно прищуренные глаза - всех он "брал на карандаш", всех оценивал и запоминал, проча персонажами своей следующей книги. Дело в том, что с самой молодости в нём боролись историк и жандарм. Ещё не получи звание поручика, Александр Иванович становится историком полка. В третьем году он задержал Гершуни, и это дело наделало огромного шума как в России, так и за рубежом, где находилось всё руководство эсеровской партии. За это не раз ему мстили социалисты-революционеры: он пережил три нападения, заработал несколько ранений и в конце концов был переведён на новую службу - в охрану Николая II. В Царском Селе Спиридович создал целую библиотеку Охранного отделения, потрясающую по своей ценности и значимости, обеспечивает охрану императорских поездов, читает лекции по истории революционного движения жандармам, и тут - убийство Столыпина. Он обвиняется в бездействии, забрасывается оскорблениями со стороны Гучкова - и даже вызывает того на дуэль. Но её, к счастью или к несчастью, запрещает начальство.

Перед началом войны он пишет книгу по истории социал-демократической партии, в шестнадцатом году выходит уже вторая - о "жизни" эсеровской партии и е предшественников.

Его постоянно хотят убрать подальше от царя, выдавливая куда-нибудь в провинцию губернаторствовать. В шестнадцатом году его таки переводят на должность ялтинского губернатора, а двадцатого февраля Протопопов срочно вызывает в Петроград. Но было уже поздно…

Что помогало так быстро продвигаться Спиридовичу по служебной лестнице? Способности? Без сомнения. Но был ещё один фактор - личная жизнь. Спиридович оказался несчастен. Его сын Александр умер вскоре после рождения, жена сошла с ума в десятом году и помещена в психиатрическую клинику в Риге. Через пять лет Синод признает брак расторгнутым. Вскоре последовала вторая свадьба, на Маргарите Макаровой.

- Вольно! - тонко улыбнулся Спиридович. - Прошу Вас, Дмитрий Петрович, присаживайтесь. Нас ждёт очень долгий и очень серьёзный разговор.

- Благодарю, - Бобрев не преминул воспользоваться приглашением и занял место напротив Манасевича. Душа его пела. Какие люди! С кем ему предстоит работать! Величайший авантюрист и разведчик, борец с масонством (и с собственной агентурой, Курлов развалил систему провокаторства) и терроризмом. Все они были "себе на уме", все хранили свои секреты, все "имели зуб" на либеральную оппозицию и Гучкова сотоварищи. Да, эти будут работать не за страх, а за совесть! Только останавливай!

- Ну-с, господа-с, может, за встречу?

В руках Мануйлова нежданно-негаданно, незаметно для Бобрева, оказалась бутылку хорошего французского вина. Тут же зазвенели и бокалы, объявлявшиеся на столе.

- Мануйлов! - окликнул Курлов. - Вы забываетесь! Мы на службе.

- А, ну таки после - можно, значит? - хитровато осклабился Манасевич.

Бутылка исчезла до поры до времени. Бокалы, меж тем, остались на алой скатерти.

- Господа, думаю, всем известно, зачем регент собрал нас вместе? Общая задача ясна? - начал Спиридович "летучку". - Или мне предстоит это уточнить?

Курлов скривился: видимо, ему не понравилось, что именно Спиридович взял бразды правления совещанием в свои руки - но лишь кивнул.

- А чего ж тут непонятного? Предстоит замечательнейшее дельце. Не хуже, чем при добывании японских шифров. А может, тут и газетную операцию предстоит провернуть. Да-с, скорее всего, газетки надо будет поднять…Деньги, надеюсь, на это благое дело имеются?

Так и казалось, что Манасевич-Мануйлов вот-вот потрёт свои руки в предвкушении денежного дождя. Кредитные билеты, золотые и серебряные монеты, камни, ассигнации, на худой конец ракушки каури, - всё это Ивушка очень и очень любил. Может быт, даже больше, чем успешную карьеру и похвальбу начальства. Впрочем, последнюю он предпочитал в виде всё тех же денежек, денег и деньжищ.

- Великий князь обещал сделать всё от него зависящее, - отрезал Спиридович. - Предлагаю озвучить - по возможности кратко - имеющуюся у нас информацию.

- Вскроем карты, да, да, - хохотнул Манасевич.

На столе перед ним оказалась довольно-таки увесистая папка. Он любовно провёл ладонью по ней, указательным пальцем потеребил корешок и, подмигнув Курлову, раскрыл.

Спиридович деловито положил на стол компактный саквояж закрытый на замочек. Александр Иванович, оказывается, на шее носил цепочку с ключом - только сейчас Бобрев заметил это. Через мгновение саквояж раскрылся, выдав на гора несколько разноцветных пакетов из плотной бумаги. На каждом из них можно было прочесть фамилию, а то и две-три. Например, "Коновалов, Некрасов", "Керенский, Чхеидзе, Церетели". Господам Милюкову и Гучкову предназначались отдельные пакеты.

Курлов, пожав плечами, выудил откуда-то из-под стола старомодные папки, точь-в-точь как использовавшиеся прокурорами в первое десятилетие после Великих реформ. Бывший директор Департамента полиции аккуратно разложил их в несколько стопок.

Все смотрели на Бобрева: тот ещё не успел "вскрыть карты".

- Ну-с, молодой человек, чем богаты? - подмигнул Манасевич.

Дмитрий наконец-то достал тот портфель, с которым он после встречи с Кириллом не расставался ни на секунду. Не без волнения Бобрев выложил на стол заветное содержимое, бережно и тщательно собранное когда-то регентом и его помощниками.

- Неплохо, неплохо, - оценил документы Спиридович, сидевший по правую руку от контрразведчика. Он успел бегло просмотреть заголовки бесчисленных документов, выкладываемых Дмитрием на стол.

- Ну что ж, рыцари Круглого стола, начнём! - улыбнулся Манасевич. - Ваше слово, рыцарь Ланселот.

Мануйлов смотрел глаза-в-глаза Бобреву.

- Надеюсь, ни Гавэйн, - Ивушка повернулся к Спиридовичу. - Ни Мэрлин

Курлов оказался удостоен многозначительного кивка.

Манасевич выдержал истинно театральную паузу.

- Против не будут?

Молчание было ответом.

- Дмитрий Петрович, таки Вам слово, - ободряюще подмигнул Ивушка.

- Что ж…

Дмитрий положил на "Круглый стол" фотокарточку Гучкова. Через считанные секунды в руках Бобрева оказался целый ворох фотопортретов других депутатов, общественных и государственных деятелей.

- Что нам известно об Александре Ивановиче Гучкове? Выходец из московской купеческой семьи, старообрядческой. Окончил историко-филологический факультет Московского университета, слушал лекции по истории и философии в Берлине и Гейдельберге.. Служил в охране КВЖД, откуда был уволен за дуэль. Сражался на стороне буров в их войне против англичан. Отложил свадьбу ради поездки в восставшую против турок Македонию в третьем году. Являлся главноуполномоченным Красного Креста в русской армии. Весной пятого года, когда наши войска отступали, остался вместе с ранеными в госпитале. Оказался в японском плену. Шесть лет пребывал в должности директором Московского учётного банка. Благодаря этому имеет капитал в семьсот тысяч. Служил в московской городской управе, затем являлся гласным городской думы В июне пятого года приезжает в Петроград, встречается с ц…

Бобрев осёкся, но быстро взял себя в руки:

- Николаем Александровичем. Идёт обсуждение созыва Земского собора. Гучков предлагает скомбинировать представителей от сословий, продолжать войну дальше. Потом - Булыгинская конституция, обруганная слева либералами. Его прочили на должность в министерстве промышленности, как и Евгения Трубецкого, и некоторых иных лиц. Всё спутал вопрос о кандидате в министры внутренних дел. Гучков и его друзья выступили против Дурново, который позже будет бороться с революцией в Петрограде. Витте, меж тем, настоял именно на Дурново. Александр Иванович вернулся в Москву, уже волновавшуюся. Проходили выборы в первую Думу, но перед этим возникла идея создать кадетское министерство, сторонниками которого были Витте и генерал Трепов. Николай Александрович выступил против этого. Деятельность и первой, и второй Дум провалилась: сперва кадеты, а затем левые получили значительную долю голосов. Их лозунги манили. Крестьяне хотели расширения земельных наделов, а вот интеллигенция и городские жители желали борьбы против строя.

- Только чем обернулся бы успех этой борьбы, они думали? - вырвалось у Курлова, вспомнившего "тот самый" февраль.

- Они вообще не думали, наверное. - Отшутился Манасевич. - Продолжайте, продолжайте!

- Подвергся травле либеральной прессы, когда высказался в пользу военно-полевых судов. Многие соратники Гучкова тогда едва не покинули его: из-за того, что поддержал меру, способную успокоить страну. После этого разуверился в общественности, считая её дряблой и ни к чему не способной. Однако эта критика объясняется проще: травля помешала Александру Ивановичу войти в первую Думу депутатом. Любимица его - политика - оказалась неверна. Естественно, Гучкову это не понравилось, что дало большой заряд отрицания либералов - тех, кто его критиковал.

- Однако потом этот заряд кончится, в пятнадцатом-шестнадцатом году, - заметил Спиридович, потирая подбородок. - И он уже считал общественность вполне способной к проявлению силы.

- Таки пора заканчивать шутить, - улыбнулся Манасевич, но почти сразу же стал серьёзным.

Он подбоченился, отставил в сторону пепельницу, задев пустой бокал. Раздался тихий звон.

- Гучков почувствовал, что сможет добиться большего, если пойдёт на договор с общественностью, то есть её "представителями": Милюковым, Львовым, Мануйловым. С Некрасовым и Коноваловым он был знаком, очень хорошо знаком. Ну да простите, это я забегаю вперёд.

Ивушка преобразился: исчезли одесские приговорки, и он говорил теперь на чистейшем русском языке. В глазах его замелькали искорки, но лицо было необычайно серьёзно и задумчиво. Манасевич почувствовал, что настало время настоящей работы, и он был к ней готов. Тем более хитрец увидел в Гучкове "родственную" - такую же авантюристичную - натуру.

- Гучков знакомится с Петром Столыпином через его брата, одного из основателей октябристской партии, и получает предложение занять пост министра промышленности. Перед его носом снова машут билетом наверх, во власть. Между тем Гучков требует ввода в правительство большего числа людей со стороны- то есть из общественности. Той самой общественности, о слабости которой он постоянно говорил. И при этом он просит объявить программу правительства, обозначить курс, по которому оно должно идти. Даже было достигнуто соглашение о вхождении Кони в качестве министра юстиции. И снова она встречается с Николаем Александровичем. Между тем Гучков всё-таки отказался идти в министры, ссылаясь на то, что у Николая нет понимания ситуации.

- То есть он, на основе субъективной оценки, расхотел принимать участие в правительственной работе, которую порой называл неудовлетворительной. Запомните это. Это хорошо характеризует "наш объект", - подал голос Спиридович. - Черта эта ему свойственна, очень и очень свойственна: лишь только возникает ощущение "непонимания ситуации" у кого-то из окружения - он рвёт с ним, устраивает скандалы, отказывается от дальнейших шагов.

- Возможно. Его избирают членом Государственного совета, но вскоре он отказывается от этого поста. Ему хочется большего, ему некуда деть свою энергию. В третьей Думе Гучков оказывается на высоте: у октябристов сто семьдесят мест, немногим больше трети. Они блокируются с правыми, с группой Балашова, самой верной опорой Столыпина. Это и будет тот "премьерский блок", о котором будут кричать кадеты. Здесь он выступил против участия великих князей в деле управления военным и морским ведомством, что, естественно, настроило против него определённые круги. При этом Гучков предложил всем великим князьям уйти добровольно, чтобы "пожертвовать маленькими своими интересами, самолюбованием, самолюбием и славолюбием" ради военной мощи.

- При этом ни Гучков, ни кто-либо ещё из его сторонников и соратников во время войны такого шага не сделал, не захотел делом поддержать страну вместо того, чтобы словесный поток ругани выливать на правительство…

Это был "больной" вопрос для Спиридовича: лидер октбристов очень много и охотно выливал грязь на него.

- При этом Николай Александрович негодовал: Гучков мог лично высказать ему всё "наболевшее" по этому вопросу, а не подрывать основы власти речами. Сам царь хотел устранить великих князей из военного ведомства, но теперь сделать этого не мог: вышло бы впечатление, что власть с лёгкостью идёт на уступки любому шантажу и боится всяких угроз.

- При этом Гучков в думской комиссии государственной обороны провернул очень интересную комбинацию, - а вот это уже сказал Курлов. - Смотрите. Он частным характером общается с военным министром, генералитетом, офицерством. Затем выходит с законодательной инициативой по этим вопросам. Военный министр этого не мог: мешало министерство финансов. Коковцов на каждом заседании Совета министров, где поднимался вопрос о новых ассигнованиях на армию и флот, становился сам не свой. Он любил говорить, что "по одёжке протягивай ножки" - экономь на всём, на чём можно. Я не раз был свидетелем тому, когда был товарищем Петра Аркадьевича Столыпина. Получалось, что Дума заботится об офицерстве, а правительство - нет.

- А отсюда такая популярность октябристов и лично Гучкова в военных кругах, - кивнул Манасевич.

- Однако это была лишь видимость. На самом деле приемлемого финансирования военной программы добиться так и не удалось. Сухомлинов пытался выбить у Коковцова около семисот миллионов на них, но получал лишь ежегодные ассигнования, выделявшиеся ближе к окончанию финансового года. Естественно, значительную часть кредитов использовать не удавалось, наставало первое число нового года, средства на счетах замораживались, остатки переходили в закрома казначейства. Затем приходилось вновь выслушивать крики нашего дорого министра финансов, а затем - председателя Совета, о том, как военные объедают империю. Однажды он вообще выдал следующую сентенцию: кредиты будут выделены только во время войны. На это ему было замечено, что золотые рубли в таком случае придётся тратить на контрибуцию немцам. К счастью, это закончилось вместе с приходом Барка…К сожалению, уже было поздно. Однако вернёмся к нашему дорогому Александру Ивановичу. Он пробивает через Думу бюджет, при котором две трети средств на закупку вооружения и переоснащение военной промышленности будет выделено частным предприятиям, и только треть - казённым. Из-за этого, уже в начале войны, придётся огромные средства тратить на заказы частникам, с их наценками в двадцать процентов, срывали поставки, а иногда попросту не выполняли обязательства, постоянно требуя аванс и отсрочку исполнения договора. Гучков как будто бы сделал всё, от него зависящее, чтобы во время войны обвинить правительство в неспособности обеспечить армию необходимым обмундированием и вооружением. Примерно тогда же, в девятом-десятом годах, было положено начало более тесному сотрудничеству Гучкова с генералитетом. В Генеральном штабе образовали комиссию по изучению опыта русско-японской войны под началом Василия Иосифовича Гурко. Между октябристами и офицерами комиссии достигнуто было соглашение о "беседах" по тем или иным вопросам. Пять-шесть человек от думцев и столько же - от офицеров - принимало участие на таких заседаниях.

Спиридович, порывшись в бумагах, достал несколько десятков листов, испещрённых убористым почерком.

- Это донесения агентуры о тех самых собраниях.

- И получалось, что на обсуждении законопроектов октябристы были прекрасно осведомлены о всех тонкостях этих вопросов. Снова - рост популярности…- сказал Манасевич.

- Именно, - Бобрев сам только что об этом догадался.

Вот, оказывается, насколько полезным было обсуждение…

- И при этом Гучков стал виновником ухода Редигера с поста военного министра, - внезапно заметил Курлов. - Помните его речь о том, что командующие округами ни к чёрту не годились? Он только Иванова особо выделил…Остальных освистал. Я был на том заседании: на Редигера было тогда больно смотреть.

Павел Григорьевич сложил руки лодочкой, углубившись в воспоминания. Не меньше минуты царило молчание. Затем Курлов откинул голову, будто бы вглядываясь в прошлое, и продолжил:

- Он тогда вскочил с места, подтвердив слова Гучкова о плохой подготовке к войне, о том, что приходилось выбирать из того, что было. Я сам служил, знаю, что в офицеры мало кто шёл: дворяне обеднели, еле сводили концы с концами, интеллигенция не хотела воевать.

- А Сухомлинов, пришедший позже, не захотел иметь дел с этой комиссией: видел, что она подрывает авторитет власти, и что не совсем там всё чисто. Правда, в то же время боялся потерять фавор у царя. Тогда при дворе очень и очень громким шёпотом, - Спиридович усмехнулся, - делились самыми разными слухами о происходящем. Но Гучков снова проявил отмеченное уже нами качество. Посчитав, что Сухомлинов не справится с реформами - то есть не захочет плясать под дудку октябристской комиссии - начал травлю министра где и как только может. Замечал все недочёты, малейшие ошибки раздувал, а положительные дела замалчивал. А потом пошёл на прямой шантаж. Затем Гучков получил несколько преувеличенную информацию о мерах, которые принимала Германия - та Германия, которая не пережила революцию пятого года, которой не надо было расселять крестьян, в которой власти не надо было лавировать между интеллигентскими кружками, кадетами и левыми, в которой промышленность была в три раза мощнее, чем наша. Он сравнил эти данные с нашими без всякой поправки на русские условия, и решил, что правительство бессильно. Тогда он захотел объявить, что все члены комиссии уходят с постов, так как власть не хочет идти на реформы. Гучков хотел шока, хотел скандала, думая, что это поможет лучше, чем работа. Он видел главным своим противником Сухомлинова.

- И не зря видел, - вполголоса добавил Спиридович.

- И примерно тогда же он сошёлся с генералом Поливановым, ставшим другом Гучкову. Именно его Александр Иванович прочил в военные министры.

- И осуществил это желание, - усмехнулся Курлов. - Помните травлю Сухомлинова и обвинение его в измене, в мошенничестве и поддержке Мясоедова?

- Да, это было громкое дело, мощный удар по авторитету власти. Нашли какого-то человека с не самой хорошей репутацией, подозревавшегося в шпионаже. Не нашли ни единого доказательства его измены или хоть каких-нибудь действий против армии и государства. Сами судьи признали, что он невиновен. Но - общественность потребовала казни. И Мясоедова казнили…

Спиридович вспоминал те дни, когда шпиономания только-только начала завоёвывать умы населения.

- Но это будет после. Сейчас же он постоянно конфликтует с депутатами. Он вызывает Милюкова на дуэль! - Александр Иванович насупился. - Дерётся с Уваровым…Жалко, что и мне запретили получить сатисфакцию у Гучкова.

- Александр Иванович, не стоит так нервничать. Мы ещё возьмём своё, - поспешил успокоить Спиридовича Курлов. - Мы ещё многое припомним ему.

- Он являлся инициатором кампании против Распутина, который тогда не обладал таким влиянием, какое обрёл после гучковских выпадов. Только к концу шестнадцатого года Старец и вправду мог бы зваться "серым кардиналом". Но - лишь в определённом смысле. Я расскажу об это подробнее, если Вы так настаиваете. Однако не забудьте: Распутиным тогда играли Белецкий, Андроников и Беляев. Именно они настроили старца на более активное участие в политической жизни…На его беду.

Спиридович взял себя в руки: он спокойно говорил о роли "Друга", как называла Распутина Александра Фёдоровна. Будучи начальником охраны царя, Александр Иванович был в курсе большинства "течений" в придворной жизни, знал о многих интригах и о роли тех или иных придворных.

- Это очень интересно. Запомним и этот шаг Гучкова. Вернёмся в одиннадцатый год. Гучков в зените славы - он председатель Думы. Столыпин, кого октябристы вроде бы поддерживают, желает провести реформу: ввести земства в западных губерниях. То есть распространить систему местного самоуправления на довольно-таки обширную часть империи. Что же октябристы? Они выступили против этой реформы. Столыпин убеждает царя в необходимости распустить Думу, чтобы ввести земства. Гучков покидает пост председателя, заявив, что это оскорбительно для достоинства народного представительства. Перед этим он долгое время добивался увеличения полномочий Думы, усиления её роли, таким образом он сам бы обрёл больший вес в стране. А тут ему не хотят идти на уступки - и он прибегает к новому шантажу, подрывающему авторитет власти. Той самой власти, силу которой он якобы хотел сохранить. Он понимает что делает?

- Не совсем. Нередко он чрезвычайно увлекался, и тогда слова его расходились с делами. Кровь бурлила, звала на дуэли…Звала на "решительные" шаги - то есть поливание грязью в громких речах в Думе.

- Однако что же заставило Гучкова помириться с Милюковым, что помогло им спеться? - задумчиво произнёс Манасевич.

- Неудовлетворённость властью? Амбиции?

- Мысль о том, что при поддержке Милюкова он сможет осуществить "оздоровление" России? - предположил Бобрев. - Нам придётся исследовать и роль Милюкова в эту войну…

- И не только в войну. Однако мы несколько забегаем вперёд. Дмитрий Петрович, будьте так добры, продолжайте свой рассказ.

И вновь Манасевич оказался самым спокойным и желающим продолжить работу среди всех четверых, увлекавшихся частностями и уходами в сторону.

- Хорошо. Итак, он не проходит в четвёртую Думу. Тогда его избирают от промышленных кругов в Государственный Совет. Вроде бы неплохое место, но ведь настоящая власть - она в Таврическом дворце, в зале заседаний Думы. Что же делать? Что-то ведь надо делать? Надо ведь как-то реализовать собственные замыслы? Тем более, в четвёртой Думе октябристы вновь занимают неплохое положение. Правда, это уже не те октябристы. В их рядах раскол на несколько течений. Октябрист-земец Родзянко становится председателем Государственной Думы. Он тоже хочет играть роль, тем более Гучков расчистил ему дорогу наверх, поднял авторитет Думы в глазах общественности. После этого у них сохраняются натянутые отношения.

- И убийство Столыпина…Да…Оно происходит именно в одиннадцатом году…- тяжело вздыхает Спиридович.

- И тогда же Его Императорское Величество собирается начать борьбу с масонами, - вклинивается в разговор Курлов. - Незадолго до убийства Пётр Аркадьевич и я работали над планом по борьбе с вольными каменщиками. Они усилии свои позиции после революции, многие из них поднялись на самый верх. В Думе действовала своя ложа, в которую вошли многие влиятельные кадеты, октябристы, прогрессисты…Да кто только не вошёл. Керенский именно тогда набирает вес в их рядах. Чуть позже он займёт место секретаря объединения лож. Мы хотели начать борьбу с этой крамолой, с угрозой режиму…

- Но не успели. Столыпина убили. Вас, Александр Иванович, и Вас, Павел Григореьвич, - Бобрев переводит взгляд со Спиридовича на Курлова, - как и некоторых других лиц убирают со своих постов, оттесняют от царя. Борьба с масонами, так и не начавшись, прекращается. Н первые позиции…

- Выходят сами масоны или лица, к ним приближённые. Я всё никак не мог затронуть эту тему, - Манасевич откашлялся.

И кашель этот был столь "ненавязчив", что трое других "сыщиков" тут же замолчали и обратили всё своё внимание на Ивушку.

- Как думаете, зачем Гучков помчался сломя голову в охваченную восстанием Македонию? Это ведь не англо-бурская война, тут тебе не цивилизованные британцы и бедняжки фермеры из немцев и голландцев, устроившие ад туземцам. Зачем это? Что так манило Гучкова в Македонии, как думаете?

- Возможность пощекотать себе нервы вновь? Тряхнуть стариной…Воплотить в жизнь свои мечты о славе?

- Именно - мечты, но не о славе. Итак, жили-были…

Манасевич с плутоватой улыбкой достал лист, замызганный, истёртый. Бобрев разглядел, что текст на этом листе - на французском языке. Пробежав глазами содержимое документа, он взял другую бумагу, уже писанную на русском языке.

- Жили-были добрые-предобрые вольные каменщики. Не знали они, как ещё можно облагодетельствовать мир, но тут им подвернулась замечательная возможность. Османская империя, этот оплот абсолютизма - который масоны нарекли врагом человечества и противником всякого прогресса - рассыпалась на глазах. Надо было её только подтолкнуть, а там уж она покатилась бы! И таки толкнули, господа читатели…Ой, извините, это я по старой журналистской привычке. Начало века. Французская разведка передаёт нашему дорогому Ратаеву, начальнику заграничной агентуры Департамента полиции, интересные сведения. В Салониках действует пять лож, в том числе "Возрождённая Македония", пользовавшаяся особым влиянием. Начинается восстание. Нужно пустить все силы, наличные и заёмные, на дело победы "прогресса во всём мире". Под эгидой масонства, конечно же. Сюда пробираются наиболее отчаянные члены масонских лож…

- В том числе Гучков, - подхватил Курлов.

- В том числе Гучков. Он должен был наладить связь и передать кое-какие важные сведения братьям из "Возрождённой Македонии". К сожалению, мне неизвестно, когда Александр Иванович вошёл в братство вольных каменщиков. Зато понятно его желание сделать это: ведь политика вершилась в этих ложах! Какие вязи! Какие знакомства! Для амбициозного человека, ещё не убелённого сединами опыта - это лучшее, что только можно придумать. Тем более здесь, в Турции, масоны обкатывали средства борьбы за "прогресс". Под их руководством была создана пария "Единение и прогресс" - гнездо младотурок, которые, как Вы знаете, все в основном из офицеров среднего звена или повыше, но не у кормила власти. Позже Гучков, поднабравшись опыта, создаст такое же негласное объединение. Нужды армии? Пожалуйста! Всё для славных офицеров, молодых служак из Академии Генерального Штаба. Они так же амбициозны, как и Гучков. Они находят общий язык. Тем более яркий пример успеха подобной организации - под рукой. В Турции подобные красы молодцы уже победили, взяли власть в империи. А чем же Россия отличается? И никто ведь не вспоминает, что сербская армия, ударившая по османам, вооружается на французские деньги, предоставленные под давлением на парламент всё тех же масонских лож.

- И тогда начинается борьба за влияние в империи, - теперь уже Курлов взял слово. - Наверх поднимаются амбициозные люди из масонов. Джунковский становится у руля полиции. Во время войны он не доносит Государю о заговорах, плетущихся вокруг трона, хотя это его прямая обязанность. Он потворствует немецким погромам в Москве, а может быт, сам их провоцирует. Дубровин из Союза русского народа отказывается ещё в десятом году сообщать нам какие-либо сведения о масонах: кто-то переправляет их вольным каменщикам буквально на следующий день. Я тогда имел очень долгий и нервный разговор с Дубровиным. К сожалению, он больше не захотел сотрудничать с нами…Зато нам удалось внедрить своего агента в одну французскую ложу. Его раскрыл Бурцев, этот воитель с провокаторами. Пусть вред, принесённый последовавшим скандалом, останется на совести "патриота".

- Вы бы рассказала о деятельности самого Джунковского на обретённом после убийства Столыпина посту. Он разрушил систему жандармских управлений, отгородил офицеров корпуса от армейских, окончательно посеял между ними. Хуже всего - при нём уничтожили последние следы агентуры в армии, поэтому о настроении офицеров и нижних чинов мы больше не могли получать достоверных сведений, - печально заметил Спиридович. - Это отозвалось потом, в войну…

- В войну…Гучков таааакое наделал в войну…- не удержался Бобрев от комментария.

- И Вы даже не знаете, насколько Вы правы, - улыбнулся во всю ширь Манасевич.

У него в руках оказалась целая стопка листов…

- Хотите узнать, как это так получилось, что Гучков оказался под подозрением в сотрудничестве с немцами, а попутно едва не угробил снабжение армии, революционизировал рабочих, создал оплот меньшевиков, и при этом обвинил во всём, мною упомянутом, власти?..


"Новое время"

СТОЛЫПИН ВЕРНУЛСЯ?
Буквально час назад нам стали известны планы регента относительно реформирования Совета министров. О преобразованиях официально будет объявлено только на следующей неделе, но мы уже можем сообщить нашим читателям потрясающие новости.

Великим князем подписан указ о создании Министерства труда и социального обеспечения. Пост министра займёт Сергей Васильевич Зубатов, бывший начальник Московского охранного отделения и Особого отдела Департамента полиции. Пятнадцать лет назад он совместно с Д.Ф. Треповым организовал несколько профессиональных союзов, участники которых боролись за экономические изменения для рабочего класса.

Что именно подвигло Великого князя именно Зубатова назначить министром? Возможно, репутация человека, свободного от казённого и давным-давно устаревшего взгляда на рабочее движение.

Нам удалось связаться с новоиспечённым министром. Господин Зубатов в общении был серьёзен и настроен на рабочий лад. Он поделился своими идеями добиться официального признания профсоюзного движения и направить его в созидательное русло. Сергей Васильевич начал работу над рядом законопроектов, призванных облегчить положение рабочего класса в империи. В частности, планируется ввести пенсионное обеспечение для рабочих и служащих, создать систему медицинского страхования. Господин Зубатов готов работать денно и нощно, чтобы воплотить в жизнь цель своей жизни: укрепить Россию и обеспечить достойную жизнь каждому трудящемуся.

Кроме того, нам удалось связаться с господином Кривошеиным. Министр земледелия, известный своей великолепной работой над переселением в Сибирь и азиатские окраины, рассказал о своих новых замыслах. По его словам, министерство финансов выделило значительный кредит на проведение первоочередных мероприятий по расселению крестьян в нечернозёмных губерниях. Выкупленные Земельным банком ещё до войны угодья будут распределены между наиболее нуждающимися в земле домохояйствами. Министерство транспорта работает над обеспечением перевозки желающих в сибирские губернии. Идёт работа надреформой народного просвещения: планируется создать предлагавшуюся ещё Столыпиным систему бесплатных начальных школ для крестьянства и мещанства. Вот-вот будут выделены деньги на создание высших учебных заведений для агрономов, врачей и инженеров.

Неужели эпоха столыпинских реформ возвращается? Что-то ждёт нас впереди?


"Утро России"
Вчера в петроградских газетах появились сообщения о реформе Совета министров. В первую голову, образовано новое министерство - труда и социального обеспечения. Во главе его поставлен такой одиозный представитель охранки, как Сергей Зубатов. Разве может создатель "зубатовщины", почти двадцать лет не принимавший никакого участия в работе, ретроград и, в молодости, народоволец, наладить нормальную деятельность вновь созданного министерства? Однако удручает другое - программа его работы. Правительство собирается узаконить профессиональные союзы рабочих, "облегчить" жизнь рабочего класса и дать ему новые преференции. В частности, планируется ввести обязательное пенсионное обеспечении. Кто будет вкладывать деньги в это? Представляется, что на плечи и без того чрезмерно нагруженного промышленного и банковского сообщества, купечества лягут выплаты на пенсии.

Великая война нанесла удар по народному хозяйству. Неужели так необходимо вколачивать последний гвоздь в гроб основы его - промышленников? Почему об этих реформах общественность не была предупреждена? Мы несём непомерное налоговое бремя. Мы понимаем, что это необходимо для возрождения России, но сколько же можно тянуть всё новые и новые соки из нас?

Почему всё ещё не объявлены выборы в Государственную Думу? Может быть, власть намерена вовсе упразднить столь много принёсшее России народное представительство? Неужели, возгордившись победой в Великой войне, потерявший голову регент желает задушить общественность?


Глава 4

"Лондонская конференция

постановила разделить монархию,

и в этом постановлении

заключённый нами сепаратный мир,

конечно же, ничего не изменит.

Румыны, сербы, итальянцы должны

получить громадные части нашей

территории, у нас отнимают

Триест, а остаток делится на ряд

государств: на Чешское, Польское,

Венгерское и Немецкое. Связь этих

новых государств будет чрезвычайно

слаба, и, другими словами, сепаратный

мир приведёт к тому, что

Австро-Венгрию раньше изуродуют,

а потом раздробят"

Оттокар Чернин, министр иностранных дел Австро-Венгрии

Сны мучили Кирилла. В них он видел то огненное зарево над Петроградом, то хохочущего Ленина. Причём Ильич был не Ильичом, а актёром, игравшим его в старом фильме "Ленин в октябре". Председатель Совнаркома, хохоча и пересыпая речь "батеньками", "архиважно и архинужно", бегал вокруг да около плиты, на которой закипало молоко. А средь молока…плавал сам Кирилл. Правда, Ильич как-то всё так неумело делал. Даже в ссылке пользуясь услугами кухарки, он так и не смог нормально выключить плиту и снять миску, чтобы молоко не убежало. А вместе с ним на волю выбрался и Кирилл, ошпаренный, красный…

- Приснится же всякая муть, - выдохнул регент, вставая с дивана.

Солнце только-только начало вставать над Петроградом. Его лучи пробивались сквозь "газовые" занавески кабинета в Адмиралтействе. Да, старый -добрый кабинет. В нём Кирилл Сизов впервые "осознал" себя в прошлом, в теле Великого князя Кирилла. Как давно это было! А здесь, кажется, ничего не изменилось - только холоднее чуть стало. В Адмиралтействе долгое время были проблемы с отоплением: регент приказал большую часть дров, полагающихся для обогрева здания, распределить между столичными госпиталями. Адмиралтейские, как ни странно, приняли это даже с некоторой радостью: таким образом они хоть как-то могли помочь раненым и нуждающимся. На небольшое жалованье офицеры даже семьи свои обеспечить не могли, не то что пожертвовать ранеными, а тут такая возможность!

Кирилл глянул на большие напольные часы. Позолоченный циферблат, малахитовые цифры - и простые медные стрелки, покрытые патиной. Вот-вот должно было пробить восемь часов. Значит, оставался ещё час до того, как начнут сбегаться докладчики, просители и худшая категория людей: воры времени. Они вроде как ничего не просили, не требовали, не кричали даже о гибели страны или отдельно взятого квартала. На худой конец, могли угрожать - так ведь и этого не делали! Они просто любили лишний раз попасться на глаза, запомниться примелькаться. Думали, что это поможет им подняться наверх. А зря. К сожалению, Илья Ильф и Евгений Петров ещё не написали "Двенадцати стульев", и поэтому никто не знал: едва золотистые кудри такого авантюриста примелькаются - его просто начнут бить.

"Самому, что ли, взяться за написание этого гениального романа? Или табличку повесить с парочкой афоризмов? А можно вообще чего-нибудь позаимствовать из лексикона Ильича, пусть радуется. Будет ему лишний повод раскритиковать проклятый царизм и капитализм, на этот раз - за нарушение авторского права" - усмехнулся Кирилл.

Проклятый сон никак не шёл из головы. Вдруг вещий? Мысли, на которых не хватало времени днём, приходят ночью - в сновидениях. Уж это Кирилл усвоил, прочтя парочку томов старика Зиги. Сны иногда очень сильно могут помочь. Эти говорили, наверное, об опасности? О том, что Кирилл вот-вот может "спечься", провалиться? Без сомнения, игру регент затеял опасную. Если хотя бы один винтик даст сбой…

- Примем меры, - вслух подытожил Кирилл.

Он заправил постель и надел мундир Гвардейского флотского экипажа. Честно говоря, регент успел привыкнуть к этой одежде. Она, в общем-то, была даже по-своему удобной. Если бы не столько аксельбантов, завязочек, пуговок и прочих радостей придворных кутюрье, мундир вполне можно было бы назвать практичным. На столике дожидался "лёгкий завтрак". Зная привычку Великого князя, гофмаршальская часть всегда загодя готовила что-нибудь перекусить, и это ещё до пробуждения Кирилла вносилось в кабинет. Регент с удовольствием отметил, что на этот раз подали хорошую порцию пельменей и квас. Повар, ничуть не лукавя, был настоящим мастером! Году этак в четырнадцатом-пятнадцатом он приготовил пельмени для Николая, и тот трижды просил добавки. Естественно, его пригласили в придворную кухню. И, надо признать, не зря! Всё было так вкусно и сытно! Не то что на успевших Кириллу надоесть приёмах, фуршетах и прочих ударах по желудку. Там всегда подавали нечто очень уж гурманское, да такими порциями, что приходилось приложить немало сил, чтоб наесться.

Великий князь с ужасом ждал начала мирной конференции: там же ведь тоже будут приёмы, обеды, застолья…Лучше бы эту еду отдали нуждающимся! Кстати, неплохая мысль! Объявить господам союзникам, что регент не желает пировать, когда в стране сохраняется трудная продовольственная ситуация. Можно будет показать, что России нуждается, особенно - в кредитах, в значительной доли германской контрибуции. Тем более, нелегко прокормить и расселить целую тысячу человек - а ведь именно столько будет делегатов на мирной конференции, не считая представителей Центральных держав. Правда, по достигнутой договорённости последние явятся только тогда, когда их позовут, и дано им будет на размышление ровно пятнадцать дней, ни минутой больше. Антанта отыгрывалась на проигравших так, как могла, даже в таких мелочах желая отомстить за разорённый север Франции, сожжённые германскими карателями бельгийские деревни. Чего греха таить, Россия тоже мстила. Мстила за миллионы убитых и раненых, оставшихся без крова, за переворот и за огромное напряжение. Николай Второй постоянно говорил, что не проявит милости к немцам, когда будет достигнута победа. "Никакой пощады" - от обычно сдержанного человека слышать это было как минимум удивительно. Кирилл, однако же, слышал ту фразу собственными ушами. Царь и вправду решил не церемониться с Германией и "предъявить кругленький счёт" западной соседке.

Правда, на конференции и без того будут стремиться отрезать себе кусок побольше от пирога Четверного союза. И, естественно, труднее всего придётся Германии.

Разве что…

Кирилл пробежал глазами текст донесения Зарубежного отдела Департамента полиции. В нём говорилось, что в Вене и Будапеште серьёзные волнения, во главе которых стоят социал-демократы.

"…По имеющейся у нас информации и слуха, распространяющимся с невероятной скоростью по городу, император Карл вот-вот подпишет манифест о создании федеративного государства на месте Австро-Венгерской империи.

После этого, по нашему мнению, в стране вспыхнет социалистическая революция, которая может нанести смертельный удар монархии. В этих условиях особое влияние оказывают итальянцы и французы. Они требуют от Карла подчиниться левым, как можно скорее подписать указ о реформе государственного устройства и сделать "решительный шаг". Скорее всего, от императора потребуют отречения.

В случае появления новой информации или изменения обстановки мы информируем Вас наискорейшим образом…"

Кирилл отложил в сторону тарелку с едой, к которой так и не успел даже притронуться. Всякий аппетит тотчас отбило. Он помнил, что в его истории, истории Кирилла Сизова конца двадцатого века, дунайская империя распалась. Через четыре месяца после убийства Романовых император Карл подписал документ, который и отречением-то назвать нельзя: просто "отказ от государственных дел". Тогда ещё надеялись, что династия останется в стране, которой правила столько веков. Однако же Антанта надавила, и последним Габсбургам пришлось уехать за пределы своей Родины на императорском поезде. Единственный, кто предлагал сражаться до конца, кто хранил верность императору, был фельдмаршал - Светозар Бороевич фон Бойна, православный серб. Он обещал использовать ещё верные престолу войска для подавления революции. Но не сложилось. Вот так вот. Потомок немцев Келлер одним из немногих сохранил верность Романовым, а потомок сербов фон Бойна - немцам Габсбургам. Было в этом нечто…фаталистическое. В такие моменты Кирилл любил поминать "Шутника космического"…

Однако как же реагировать на известия из Вены? Там вот-вот разгорится социалистическая революция, куда непременно сбегутся все социал-демократы Европы. Вслед за Австрией полыхнёт Германия, поглощённое спартаковским огнём. Революция может перекинуться в Россию, если только не удастся остановить её невероятными усилиями правительства, жандармов и правых партий. Нужно как можно скорее объявить о демобилизации старших возрастов, раздаче земли крестьянам и, в удвоенном размере, георгиевским кавалерам и особо отличившимся… Народ, вынесший на плечах Великую войну, заслужил это. Да, надо с удвоенной энергией "накинуться" на реформы! И помочь Австро-Венгрии…

Но как? Пробиться в Вену, дивизию-другую выделить для поддержания порядка в городе? Это даст эффект только в первый месяц. А потом голодающая столица просто-напросто перебьёт наши части, возьмёт штурмом Шёнбрун и растерзает Карла. Потом, естественно, кто-нибудь возьмётся и за сам народ. Скажем, то же левое правительство, избавляясь от буржуев, кулаков и прочих социально чуждых элементов. Затем придут либералы, затем - Германия объявит аншлюс, австрийский премьер или президент, трясясь от страха, санкционирует его…Если только не помочь чем-либо, кроме штыков и сабель. Скажем, через Адриатику доставить некоторое количество продовольствия. Но, естественно, в обмен на золото или станки с австрийских заводов: Россия не так богата, чтобы делать широкие жесты благотворительности. Надо и о её народе думать…А станки помогут поднять промышленность…Золото поможет расплатиться с долгами, опять же, чего-нибудь этакое прикупить за границей…

Но если Габсбурги не удержатся? Или если Антанта попытается остановить части, идущие на помощь Австро-Венгрии? Что, если железную дорогу просто-напросто разберут, и вагоны с войсками остановятся у самой Вены?

Кирилл поднялся, играя желваками. Он прильнул к окну. Петроград уже проснулся от ночного сна. По чистым улицам засновала публика: студенты да служащие. Они с интересом поглядывали на бригады рабочих, развешивавшие на Невском бесчисленные флаги стран-участниц Антанты, ленточки и прочие мелочи, приятные глазу. Петроград уже почти готов стать городом, в котором подпишут исторический документ, в котором будет решена судьба послевоенной Европы…Честно говоря, её судьба в общих чертах уже оговорена на Совете Антанты, но ведь это юридические нюансы? Такие ненужные большинству подданных империи мелочи, на которые можно закрыть глаза.

"С другой стороны, Карл быстро согласился на подписание сепаратного мира, что заставило Германию быстренько прекратить войну. Хотя…Ха…Как бы австрийцы продолжали воевать, если две их дивизии, отправленные на Западный фронт, шлёпали без сапог и в жалком подобии мундиров?".

Какой-то особо степенного вида мужичок, кажется, из купцов, аж перекрестился, когда водрузили наше трёхцветное знамя выше антантовских флагов. Регент покачала головой.

"Да уж, то хотят вовсе втоптать власть в грязь, то молятся на его победы…И какого же тебя умом не понять, Россия"

Кирилл явно был не в духе, о чём говорил его усилившийся сарказм. В моменты особого напряжения, в минуты тягостных решений Великий князь мысленно (а изредка - и вслух) выдавал такие комментарии, что хоть сейчас продавай сатирикам. Можно было бы заработать побольше, чем за всю жизнь на посту командира Гвардейского флотского экипажа.

"И всё же…Надо спасти Карла. Он помог России. Тем более, он один из последних монархов Европы. Падут Габсбурги, и в Европе больше не останется державных властителей. Немцам тоже не устоять. Надо будет принять какие-нибудь меры и в отношении Германии…Но в первую очередь надо вытащить из передряги Карла. Это дело чести!"

В дверь раздался ненавязчивый, но уверенный стук. Похоже, пришли докладчики.

- Да-да, пожалуйста, проходите!

"Чёрт, а ведь еду даже не убрали! Надо же было распоряжение отдать! Вечно забываю!"

Кирилл Сизов за прошедший год так и не смог привыкнуть к порядкам придворной жизни. Наверное, целую жизнь надо на это потратить.

- Прошу прощения, Ваше Высокопревосходительство!

Кирилл едва не выдохнул: всё-таки это был не проситель, а человек из прислуги.

- Да, голубчик, пожалуйста, заберите. Передайте мою благодарность повару…

- Но Вы ведь даже не притронулись, Ваше Высокопревосходительство!

Кирилл скосил взгляд на тарелку. И вправду, все пельмешки были на месте.

- Отдайте кому-нибудь из караула, им это будет полезнее, чем мне. Дела…Дела заставили желудок замолкнуть…

- Выше Высокопревосходительство, - даже с некоторой грустью произнёс "голубчик" в гофмаршальской ливрее и удалился.

Не успела дверь закрыться, как влетел некий усатый субъект. Лицо его раскраснелось, пенсне, слетевшее с переносицы, раскачивалось на верёвочке чуть пониже правого уха. В руках уместилась кипа бумаг. Да-с. Георгий Константинович Гинс собственной персоной, начальник канцелярии Его Императорского Величества. Пришёл груза на плечи взвалить, не иначе. В такие моменты Кирилл понимал Александра Третьего, которого захотели отвлечь известием из Европы от рыбалки. В ответ на это Миротворец ответил, что "Европа может подождать, пока русский царь удит рыбу". Собственно, дела так не делаются…Но как же они надоедают, эти дела!

Отчаянно хотелось уйти на отдых. Чтобы сон неделю кряду, чтобы никаких дел и никаких просителей, и чтобы мир во всём мире и, особенно, в отдельно взятой стране.

- Кирилл Владимирович, вот те бумаги, которые Вы просили подготовить.

Десяток листов был испещрён графиками, формулами и всевозможными чертежами.

- А это - тот самый…кхе-м…договор о сотрудничестве. Может быть, это и не моё дело, но условия достаточно тёмные. Я, как юрист, нахожу их довольно-таки расплывчатыми и…будь моя воля, такое я бы не подписал.

Гинс мялся. Пенсне смешно так раскачивалось в такт его кивкам…

- Не бойтесь, Георгий Константинович. Всё пройдёт гладко. Вы, кстати, уже подготовили текст указа о введении в действие Гражданского уложения и нового акционерного законодательства? Всё-таки уж очень долго до них руки Думы не доходили, четыре года всё никак не подошли к их обсуждению, были заняты обсуждением слухов о сепаратном мире, - теперь же медлить нельзя.

Кирилл товарищески похлопал Гинса по плечу, а потом водрузил пенсне начальника канцелярии на законное место.

- Благодарю, - Гинс выудил из своего портфеля объёмистый конверт. - Здесь и указ, и тексты самих законов. Когда мне приказать начать печать и рассылку в губернии текста?

- Вечером, пожалуйста, вечером начинайте! - улыбнулся регент. - Текст мне сегодня понадобится, оставьте у меня. Или у Вас есть копии?

- Конечно же, есть, - с довольным видом кивнул Георгий Константинович. - Только…вот…Кирилл Владимирович…

- Спрашивайте, спрашивайте! У меня сегодня хорошее настроение!

И вправду, дела шли лучше, чем ожидал Великий князь. Полученные только что документы в ближайший же час ой как пригодятся! Даже извечная нерешительность Гинса при общении с "начальством" не раздражала. Честно говоря, Георгий Константинович представлялся ему боле решительным. Может быть, всё дело в том, что вопрос касался его излюблённой темы? В истории Кирилла Сизова он, ученик великого Петражицкого, автор диссертации о водном праве в Средней Азии, напишет и издаст несколько интересных работ о предпринимательстве и юридических лицах, затронет тему солидаризма и синдикализма. А здесь ему удалось прикоснуться, что ли, к созданию той юридической материи, которую до этого Гинс только изучал и применял.

- Не кажется ли Вам, что такие преобразования сложно будет дать помимо народного представительства? Тем более такой массив правовых актов, который может с лёгкостью перевернуть весь гражданский оборот с ног на голову…Хотя…

Гинс задумался, поймав на себе выжидающий взгляд Кирилла.

- Хотя Столыпину, наоборот, это представительство только мешало. Кто знает, что было бы, имей возможность Пётр Аркадьевич преобразования свои проводить беспрепятственно?

"Завкацелярщиной" смотрел в сторону, когда произносил эти слова. Недоговаривает. Но почему? Боится реакции Кирилла? Но ведь всегда выслушает, примет меры. Правда, какие именно, это уже другой вопрос. Сизов начинал потихоньку понимать всех правителей России от предшественников Рюрика включительно до последнего генсека исключительно. Дело в том, что создавалось стойкое впечатление: ты стараешься, но всякий твой приказ коверкают, извращают на местах. И ладно бы назло, ладно бы какие-нибудь враги гадили. Враги на то и есть, чтобы гадить, от них и ждут этого. Но когда мешают друзья - становится не по себе. Вот так и Гучков, "прихлебатель буржуазии и самодержавия", как его любили величать, сделал немалое для победы пролетариата. Он просто считал, что делает России добро. Правда, был нюанс: октябрист думал, что только он один знает, как надо то самое добро даровать стране. Остальные, особенно власть имущие, по его мнению таким качеством не обладали. Они якобы мешали. Ну вот их…и того…революционизировать захотели. Это навроде венерической болезни, только порошками не вылечишься. По-дружески революционизировал…А потом…

- Ладно, Георгий Константинович, не важно. Благодарю Вас за помощь, документы пришлись как нельзя кстати! - Великий князь пожал руку Гинсу. - И, пожалуйста, больше не бойтесь выражать собственное мнение. Оно важно для меня.

Юрист замялся. Надо было срочно разрядить обстановку. Каким образом?

"Думай, думай! Нельзя допустить, чтобы ближайшие сподвижники утаивали от тебя что-то. Иначе не за горами переворот. Так…Кажется, придумал.

- Только не думайте, что я не буду его критиковать, - подмигнул Кирилл. - И подготовьте, пожалуйста, список лиц, которые могли бы войти в предусмотренное новым законом учреждение по борьбе с недобросовестными монополистами. Я знаю Ваши великолепные познания в этом деле. И я очень хотел бы, чтобы в группу непременно вошёл господин Петражицкий. Передайте ему, что одна только монография о правах добросовестного владельца обеспечила бы ему место в антимонопольном комитете.

Глаза Гинса сверкнули не хуже, чем его пенсне от солнечного блика.

- Благодарю! - заведующий канцелярией поклонился и вышел.

Но не успела за ним закрыться дверь, как постучался адъютант. Ставшего привычным бряцанья "Льюисом" не было - ручной пулемёт оказался оставлен на сохраненье караулу.

- Господин Волков от господина Рябушинского.

Кирилл спрятал руки за спину, чтобы скрыть дрожащие от волнения пальцы. У него было одно мгновение, чтобы побороть себя и сказать ничуть не дрожавшим голосом:

- Проси.

- Есть! - щёлкнув каблуками, развернулся адъютант.

Прежде его можно было назвать чутким только в шутку, очень "тонкую" шутку. Теперь же и он потихоньку впитал в себя азы поведения при дворе. Как меняет людей власть. Интересно, сам офицер понимает, что сильно изменился? Как он к этому относится? Чего ждёт от службы?

Так. Нужно было быстро занять место за рабочим столом. Сделано. Положить бумаги под руку. А сюда - текст договора. Так. Вот эти таблицы и вычисления доходности от проекта - под руку, чтобы не мешкать и не совершать лишних движений. Пусть Волков думает, что у регента под контролем абсолютно всё, а в особенности - собственная нервная система. Ага. И фотокарточку Столыпина развернуть так, чтобы представитель Рябушинского видел, кто именно занимает самое почётное место на рабочем месте и в мыслях Великого князя. Да, да, именно так. Реформы и сильная власть, готовность идти на компромиссы, если дело не касается блага России. Твёрдость при реализации замыслов. Пусть у гостя создастся нужное впечатление, пусть он будет ассоциировать, пусть даже и подсознательно, регента и великого премьера. В таком случае будет положено прекрасное начало.

Вновь раздался стук.

- Прошу! - спокойно сказал Кирилл.

Ему показалось, что дверь открывается целую вечность, массивная дверь, вот уже сколько десятилетий висящая здесь, изукрашенная затейливой резьбой. Каждый узор, каждая деталь, каждый бугорок отпечатался в памяти регента в эти секунды.

"Вон щербинка, надо бы зашпаклевать. А как похож на комара завиток! А тут бы…" - проносились мысли, сменяя одна другую, а время меж тем не желало идти быстрее.

Наконец-то дверь распахнулась. Порог коротким, но уверенными, выверенным до миллиметра шагом переступил столь ожидаемый посетитель. Присяжный поверенный, выполнявший роль представителя главы одного из богатейших семейств Росси, надел для визита свой лучший фрак. Лишь дважды до того Сергей Волков выходил в нём в свет. В первый раз - на своё самое сложное и самое успешное дело. Подробности Кирилл узнать не захотел, но главное уловил. Присяжный поверенный выиграл для своего доверителя полтора миллиона рублей благодаря не ораторскому таланту (по этой части Сергей заметно отставал от своих более знаменитых коллег), а умению собрать доказательственную базу. Все "дыры" в защитном валу противной стороны были в буквальном смысле завалены фактами, и по этому броду Волков подобрался к победе. Второй раз фраку суждено было послужить на пользу хозяину несколько недель позже, когда Михаил Павлович Рябушинский, один из знаменитых братьев-банкиров и промышленников пригласил его на работу. С тех пор заветный костюм дожидался случая, и оно того стоило. Таки да, как сказал бы Манасевич-Мануйлов.

- Кирилл Владимирович, - Волков кивнул в знак приветствия. - Благодарю за приглашение обсудить интересы промышленников именно с Михаилом Павловичем Рябушинским. Мой доверитель шлёт Вам горячее приветствие и поздравления в связи со скорым открытием мирной конференции.

Но ни необходимого по этикету заверения в верноподанничестве и так далее. Хотя, с другой стороны, Кирилл и не император, всего лишь регент. Но Рябушинский даёт понять, что занимает достаточно прочное положение, чтобы говорить об известной доли независимости. Тем более он ведь из старообрядцев, императорскую власть они не очень чтобы очень любят. Ну хотя бы не как его милейший брат требует немедленного захвата исполнительной и законодательной власти. Интересно, пойдёт ли дражайший Михаил Павлович на условия Великого князя? Только бы пошёл! Ведь награда за это весьма и весьма велика, на кону исполнение мечты промышленника. А ради мечты человек на многое готов пойти, Кирилл знал это по себе.

А мечта Михаила Павловича была по-своему замечательной и светлой. Один из знаменитых братьев-банкиров, он желал устранить иностранных торговцев из русской промышленности, особенно из леноводства и торговли лесом. Замысел потихоньку начал реализовываться. Рябушинские, опираясь на значительные собственные капиталы, сперва создали широкую сеть филиалов их "семейного" Московского банка в регионах, где выращивали основную долю льна. Затем они пошли на сотрудничество с Третьяковым, одним из ведущих льнопромышленников. Началась работа по расширению производства, скупке зарубежных фирм (в основном английских), налаживанию контактов с комиссионерами и основными покупателями за границей.

В шестнадцатом году Рябушинские приобрели общество лесопильных заводов "Н.Русанов и сын", одно из крупнейших в России. Братья договорились создать на Севере отлаженную систему переработки древесины, чтобы не гнать за рубеж лес-кругляк. Было даже приобретено лесоторговое британское агентство. Лишь одно сдерживало воплощение мечты Михаила Павловича: отсутствие всемерной поддержки государства. А будь иначе, как знать, авось и смогли бы отечественные компании полностью выдавить иностранцев из важнейших сфер русской промышленности.

Кирилл хотел предложить Рябушинскому помощь казны, да ещё участие в многочисленных (и весьма прибыльных, даже по самым скромным расчётам) проектах. Однако взамен регенту нужна была услуга братьев-банкиров. Маленькая такая услуга…

- Очень и очень рад. Присаживайтесь, Сергей Андреевич, чувствуйте себя как дома, - Кирилл улыбнулся.

- Благодарю, - коротко кивнул Волков и занял предложенное место.

- Сергей Андреевич, я бы хотел начать с близкой лично Вам проблемы - проблемы законодательной. Вы же знаете, что в Думе много лет лежали проекты нового акционерного законодательства и Гражданского Уложения, которые, к сожалению, так и не были даже рассмотрены.

- Да, это печальный момент. Война отнимала слишком сил у народных представителей, чтобы взяться за подобные глыбы, - кивнул Волков.

"Ну-ну, война…Например, господа народные избранники в финансовой комиссии, вместо того чтобы работать над проектом бюджетной росписи, чтобы быстро реализовывать проекты по улучшению денежной системы, несколько недель обсуждали слухи о сепаратном мире. Заняты они были спасением Отечества!" - Кирилл надеялся, что даже тень тени этих мыслей не отразится на его лице. Физиономия Сизова-Романова должна была являть сейчас собою идеал благообразия, радушия и приветливости.

В глазах Волкова, между тем, блеснул огонёк внимания. Заходил он сюда полностью отрешённым, точь-в-точь как на "рублёвый" процесс, где ему предстояло слушать выученные наизусть речи обвинителей. Но теперь-то крючок заброшен, пора подсекать!

Этак ненавязчиво Кирилл пододвинул к поверенному Рябушинского первый лист Акционерного уложения и улыбнулся что твой кот на открытую банку сметаны.

Карие глаза Волкова, близорукие, с прищуром зануды, скосились на эту бумаги. Вскоре кустистые седые брови поползли вверх. Регенту показалось: ещё миг - и они примутся блуждать по сверкавшей от пота лысине юриста. Но нет, брови замерли, казалось, у самой верхней точки лба, словно бы боясь продолжать движение. Отчего же закалённый в десятках процессов адвокат так резко отреагировал на страницу убористого текста? А всё дело в том, Сергею Андреевичу довелось прочесть оглавление, по разделам, Акционерного уложения. Особо красноречиво смотрелась "Уголовная ответственность за противоправную деятельность коммерческих предприятий и общественных объединений в условиях войны и чрезвычайного положения". Сам по себе небольшой, всего лишь в десять-пятнадцать статей, он мог перевернуть с ног на голову существование частного предпринимательства. Волков быстро догадался, что все эти нормы будут направлены против военно-промышленных комитетов. А брат Михаила Павловича, Павел Павлович, как раз таки был руководителем московского военно-промышленного комитета. При его попустительстве бесчисленные дельцы сказочно обогатились на заказах правительства, а целая орава "чиновников от общественности" получила путёвку в лёгкую и беззаботную жизнь.

- А Вы, как я вижу, уже заинтересовались уложением. Пожалуйста, можете ознакомиться с ним. Особенно с девятым разделом, - это был тот самый, "уголовный", раздел. - И настоятельно советую сделать это именно сейчас.

- Благодарю. Было бы любопытно пробежаться глазами.

Волков сохранял внешнее спокойствие, надо отдать ему должное. Участие в судебных процессах только закалило его природную невозмутимость. И только глаза, сиявшие глаза выдавали поверенного.

- Через неделю его опубликуют в печати, не волнуйтесь. Мне удалось дать обоим уложениям путёвку в жизнь. Можете забрать эти проекты с собой, уверяю, Вы - единственный представитель негосударственных кругов, получивший такую возможность. Правда, тут мало что изменилось по сравнению с думским проектом, только добавлены статьи, регулирующие наиболее проблемные моменты. К сожалению, государственный контроль выявил огромный, просто таки уму непостижимый объём нарушений. Казённые деньги прямо-таки расхищались. Те деньги, что платили в качестве налогов представители уважаемые частной инициативы, тратились на дела, никоим образом не связанные с делом победы над Четверным союзом. Многим придётся ответить за то, что не хватало патронов, винтовок, снарядов, и гибли люди из-за этого. Не находите, что это справедливо?

Волков уже успел пробежать глазами раздел. Самообладание на короткую секунду изменило ему: по лбу юриста потекла капелька пота, воротничок внезапно стал мал, и воздуху мигом стало не хватать.

Умён, очень умён был Сергей Андреевич: он уже успел понять, чем грозило претворение в жизнь норм уложения как для очень большого числа дельцов, так и для клана Рябушинских. Брат его доверителя, Павел Павлович, много, ох как много натворил на посту председателя московского военно-промышленного комитета.

- Однако отставим в сторону юридические изыски. Я хотел поговорить о восстановлении нашей страны. Мне прекрасно известно, что Михаил Павлович мечтал вытеснить иностранцев из нашей промышленности. Не скрою, подобные перспективы не могут не радовать. Однако без всемерной поддержки казны успех будет маловероятен, а вот если государство будет на стороне, - Кирилл покатал на языке так и просившиеся на свободу слова, - народного производителя…Да Вы сами прекрасно понимаете, какие перспективы откроются перед промышленниками. Кроме того, вот-вот будет подписан указ об изменении тарифа на сахар и чай, чего Михаил Павлович давно и страстно добивался. Путь на внутренний рынок ему будет открыт. Мурманский порт наконец-то окажется доступен для частной инициативы. Грандиозная судьба ждёт наших купцов и фабрикантов!

Кирилл улыбнулся, но через миг посерьёзнел. Взгляд его прямо-таки впился в Волкова.

- Однако торговые сословия должны протянуть руку помощи стране. России нужно единение всех сил…Но кое-что мешает этому.

Листок "договора" перекочевал в руки адвоката.

- Господин Рябушинский, надеюсь, ознакомится с моей не просьбой даже, - просьбочкой об ответной услуге, ведь исполнение его заветной мечты так близко. А…

Разразившийся жутким громоподобным звоном телефонный аппарат не дал регенту договорить. Все лица, знавшие номер кабинета Кирилла, были предупреждены о том, что звонить в это время следует лишь по величайшей необходимости. Что бы это могло быть?

- Прошу прощения, - Великий князь пожал плечами и поднял трубку. - У аппарата.

- Ваше Высокопревосходительство! - сквозь шипение слышались тихие, но чёткие слова…знакомый голос…

Ах да! Это же сам Боткин, личный врач Алексея! Что-то случилось с императором? Только не сейчас! Как всё некстати!

- Здравствуйте, господин Боткин.

- Здравствуйте! Кирилл Владимирович, случилось несчастье! Его Императорское Величество подхватил где-то инфлюэнцу, она дала осложнение: началось кровоизлияние из носа, мы не в силах его остановить. Алексей Николаевич с каждым часом всё слабее и слабее…

Голос Боткина звучал так же, как у банкира, пережившего первый день Великой депрессии: гром уже гремит, но настоящая буря только-только ожидается.

- Я всё понял, - Кирилл прикрыл трубку ладонью. - Сергей Андреевич, прошу меня простить, дела государственной важности. Передайте мой поклон Михаилу Павловичу, и скажите, что жду его ответ в кратчайшие сроки.

Волков едва нашёл в себе силы оторваться от "договора"- настолько ошеломлён он был его содержанием - скованно попрощался и поспешил покинуть кабинет.

"Да уж, ситуёвина-с…Может, всё-таки поспешил с Михайло Рябушинским? Хотя…Ту не до сомнений, тут стратегия на стратегия попёрла!"

- Я немедленно выезжаю в Царское. Постарайтесь не афишировать проблему до моего приезда, прошу Вас!

- Это будет очень сложно, Кирилл Владимирович, но я постараюсь!

Связь оборвалась. Да уж, и когда же будет третья казнь египетская? Почему Алексей заболел именно сейчас, когда так много дел требует внимания Кирилла?! Любое кровотечение могло убить бойного гемофилией императора, и кто бы тогда занял престол? Первым на очереди был Михаил. Хоть он и отказался занимать место регента, когда Петроград стоял на грани революции, теперь-то ничто не помешало бы младшему брату Николая взойти на трон предков. Когда не требовалось прикладывать огромных усилий для выведения России из кризиса, наверное, Михаил бы сам рвался бы воссесть на престол. Правда, его дети не могли наследовать царство Российское: всё из-за неравного брака, заключённого Романовым. Следующим на очереди оказывался Кирилл. Его дети также не имели права на трон России, если, конечно, не поменять законов. Сейчас, в дни победы над внешним врагом, закрыли бы глаза и не на такое. Только одна беда: сын Владимир ещё младенец, и если с Великим князем что-либо случится…А ведь может такое произойти: уж очень опасную игру затеял Кирилл. Он, буквально, пошёл ва-банк. В него и так уже стреляли…

Регент навестил несостоявшегося убийцу в тюрьме. Никаким студентом он не был. Имя, указанное в газетах, также оказалось вымышленным - самим Кириллом. Тогда на вокзале в него стрелял Алексеевский, поручик Русской Императорской армии. Именно он участвовал в убийстве болгарского царя Фердинанда, которое способствовало заключению сепаратного мира его наследником Борисом. Сизов-Романов узнал только сейчас: несколько месяцев спустя друга и соучастника Алексеевского нашли мёртвым с простреленной головой. Револьвер, зажатый в его руке, ещё хранил тепло ладони. Застрелился? Если так, то почему? Не выдержал груза ответственности? Решил унести тайну гибели Фердинанда в могилу? А может, убили, инсценировав самоубийство? Но кто? Разведка отомстила? Или эта смерть никак не связана с событиями полугодичной давности в Болгарии? Ведь может быть всё, что угодно!

- Зачем ты это сделал? - спросил Кирилл безмолвного сидельца.

Тот лишь поднял глаза на регента. Больше ничем он не подал вида, что услышал Великого князя. Простояв в камере минут десять, Сизов-Романов удалился, так и не узнав, что же заставило Алексеевского пойти на преступление.

Горечь до сих пор сжимала сердце регента, но он старался гнать её как можно дальше: момент для волнений самый что ни на есть неподходящий! Предстояло так много сделать.

В первую очередь - обеспечить надёжную охрану Алексея. Надо было оградить императора от любой опасности, от любого волнения.

Во вторую очередь - узнать, что творится у Великих князей. Едва они узнают о недуге монарха, как тотчас начнут плестись интриги. Николай Николаевич, науськиваемый окружением, вновь захочет принять участие в игре, выигрыш в которой подарит ему престол, а "друзьям" - власть в стране. Следует принять все меры для того, чтоб Романовы не смогли договориться и вместе выступить против Кирилла, если с Алексеем что-либо случится.

В третью очередь…

Кирилл снял трубку телефонного аппарата. Пара мгновений - и вот уже бодрый голос вещает "Слушаюсь!".

- Подготовить радио для связи с Царьградом. Попросите Колчака и ждите моего прихода. Всё поняли? Замечательно!

Сизов-Романов поднялся с кресла и подошёл к окну. Петроград давным-давно проснулся. На улицах гулял народ, наслаждаясь вступающей в свои права весной: зиму, холодную как никогда, спешили забыть поскорей. Эти люди готовились праздновать начало мирной конференции, которая, как надеялись, пройдёт очень быстро.

"Знали бы вы, ребята, как долго она длилась в реальности. Каждый помнил только о своих интересах, но все дружно решили забыть Россию, отдавшую миллионы жизней для того, чтобы мир был подписан в Париже, а не в Берлине. Мы слишком много потеряли, слишком многое…Теперь же всё будет иначе…"


"Новое время"

НАМ НУЖНА ВЕЛИКАЯ РОССИЯ!
Сегодня Великий князь Кирилл Владимирович, регент при императоре Алексее Николаевиче, выступил в печати с официальной программой правительства на ближайшие годы.

"Нам нужны великие реформы, которые может обеспечить только сильная власть" - таков девиз министерства. Кирилл Владимирович, вспоминая Петра Аркадьевича Столыпина и Бориса Николаевича Чичерина, рассказал нашему репортёру, что Россия наконец-то дождалась великих изменений.

"Вдохните - это воздух мира. Впервые за четыре года мы можем не думать о войне. Она закончилась. Через неделю начнётся демобилизация. Но солдаты и офицеры, отстоявшие свободу России, подарившие ей победу, должны вернуться в лучшую страну мира. Наш народ достоин жизни в такой стране. Именно поэтому я призываю всех и каждого, вас, народы России, к единству. Только вместе мы сможем восстановить нашу страну, только вместе император и его подданные, вне зависимости от национальности, вероисповедания, профессии, политических воззрений, смогут построить светлое будущее для России.

Что предпримет правительство? Во-первых, министерство земледелия подготовило новый этап столыпинской земельной реформы. Земельный банк скупил значительное число наделов в Европейской России. В Сибири и на Дальнем Востоке идёт нарезка на десятины обширных, пустующих земель. Мы должны расселить там земледельцев, пока не началась посевная. Завтра будет зачитан манифест о даровании земли крестьянам и всем, кто трудится в сельском хозяйстве. Все государственные и удельные пашенные и луговые земли будут предоставляться бесплатно, в первую очередь жителям соответствующей губернии, у которых надел не позволяет прокормить семью. Землевладельцев император призывает продавать необрабатываемую землю Крестьянскому банку: мы также распределим эти десятины. Может показаться, что это популистский, можно даже сказать, революционный шаг. Но это не так. За последние тридцать лет население страны практически удвоилось, большую часть прироста дали крестьянские хозяйства. Они больше не могут прокормить себя, не говоря уже о рабочих, интеллигенции, промышленниках. Если мы не дадим земледельцам землю сейчас, то через считанные годы мы просто можем забыть, что такое сытость, мы окажемся под угрозой голода. Кроме того, не секрет, что большую часть товаров, вывозимых из страны. Составляет зерно. Нехватка зерна нанесёт смертельный удар по торговым фирмам и банкам, играющим значительную роль в хлеботорговле. Господин Родзянко уже отписал в пользу крестьян половину своих земель. Но вы можете это предотвратить: продавайте необрабатываемую землю Крестьянскому банку. Это принесёт вам не только моральное удовлетворение - чувство того, что вы помогли спасти страну от голода - но и деньги. Вот-вот начнут реализовываться грандиозные проекты, сулящие значительные прибыли. Вы сможете вложить в них полученные от продажи земли деньги. Но об этом несколько позже…

Только что мною подписан указ о проведении в жизнь проекта реформы просвещения господина Игнатьева. К сожалению, он был уволен с поста министра народного просвещения, теперь же ему предоставляется пост товарища министра. Уверен, что это даст ему возможность зорко следить за реализацией своего проекта, не отвлекаясь на политику или что-либо иное. А следить есть за чем!

(Великий князь изволили довольно рассмеяться)

Сам проект включает в себя более семисот страниц текста, где редко встречается "вода", словам узко, а вот мыслям - широко. Будет серьёзно реформировано среднее образование, введены новые программы, облегчен доступ выпускникам реальных училищ в высшие учебные заведения. В ближайшие пять лет университеты, коммерческие училища и институты появятся не только во всех крупнейших городах Европейской России, но и Сибири. При каждом учебном заведении будут возводиться общежития, в которых смогут найти приют студенты. Теперь им больше не придётся мучиться, подыскивая крохотный уголок за огромную плату. При всех старых учебных заведениях также будут построены общежития. Зачем, спросите вы, так много жилья? Как будто у нас так много студентов? Образование в России уже с начала следующего учебного года должно стать бесплатным. В университетах, в школах - везде. В бюджете уже подыскиваются средства на это. Но высшее образование станет не только бесплатным - оно станет доступным. Любой желающий, сдав экзамены, сможет пойти учиться в государственное высшее учебное заведение. Что касается частных, то вопрос о платности обучения оставлен на их усмотрение. Мы рекомендуем им принять те же меры, что будут проводиться в отношении государственных учреждений. Иначе, боюсь, они лишатся многих студентов. Далее…

Итак, вы смогли ознакомиться с программой правительства на ближайшие годы. Я верю: для её реализации нам нужно только одно. Что именно? Единство, единство, которое сделает нашу страну, наш народ непобедимым. Помогите мне, русские люди - помогите мне изменить Россию лучшему!"

Наша газета присоединяется к этому великому призыву. С этого дня на страницах нашей газеты мы будем освещать каждый шаг,который приблизит Россию к великому, светлому будущему. Вставай, народ, вставай! Возродим державу! Построим светлое будущее для всех нас и для каждого!


"Утро России"

(специальный выпуск)
Дорогие читатели, в нарушение заведённого порядка, мы выпустили этот номер газеты из печати раньше положенного. Как вы могли заметить, объёму у выпуска меньше, чем обычно - но каждое слово посвящено программе правительства, напечатанной сегодня во всех столичных газетах.

Итак, что нас ждёт? Во-первых, регент заявил о возвращении к столыпинской аграрной реформе. Господин Кривошеин, занимающий сейчас одновременно посты министра земледелия и вновь образованного министра переселения, ручается за её выполнение. Правительство призывает землевладельцев продавать необрабатываемую землю Крестьянскому банку, чтобы тот мог распределить её между пахарями. Это сделано якобы для того, чтобы обеспечить растущее население России хлебом. Однако может ли вырастить слабое крестьянское хозяйство на восьми-десяти десятинах земли хлеба столько, чтобы прокормить страну? Весьма сомнительно. Только крупное хозяйство способно выращивать столько хлеба, чтобы его хватило для продажи. Регент обещает изменить это: вскоре будут заложены заводы по производству удобрений, ведутся переговоры о создании совместного с американцами акционерного общества, выпускающее сельскохозяйственную технику. Её будут продавать в кредит общинам, где они ещё существуют, или единоличникам. Два таких предприятия будет построено на Юге, два - в Центральной России, ещё по одному - в Сибири и на Дальнем Востоке.

Заметные изменения коснутся образования. Со следующего года оно станет бесплатным, кроме всего прочего. Товарищем министра просвещения назначается Павел Николаевич Игнатьев, известный своими либеральными взглядами. Будет основано значительное число новых высших образовательных учреждений. На земства и города ляжет бремя создания бесплатного начального и среднего образования, на дело которого будут сделаны значительные ассигнования.

Кроме того, планируется создание целой сети заводов и фабрик, в частности, химических, нефтеперерабатывающих и машиностроительных. Руссо-Балтийский завод, только-только восстановленный после эвакуации, планируется расшить. Ему отведена роль локомотива по возрождению железнодорожного состава империи. Правительство призывает частный капитал присоединиться к делу возрождения экономики. Регент, к сожалению, не сказал ничего конкретного, однако намекнул на скорое реформирование акционерного устава, которое облегчит административное бремя промышленников и облегчит создание новых акционерных обществ. Реформируется система тарифов.

В связи с этим будет преобразован государственный контроль. Его аппарат расширится, как и полномочия. На его плечи ляжет пересмотр договоров, заключённых во время войны и нарушенных или невыполненных.

Однако откуда правительство возьмёт деньги на это? Казна обременена огромным долгом. Регент обещает, что все внешние займы будут погашены не за счёт народа. Каким образом? Возможно, за счёт контрибуции.

Между тем, регент делает шаги, которые явно помешают выполнению задуманного. Работа правительства дезорганизована, никаких решительных шагов не делается. Может быть, Великий князь, до мозга костей военный человек, плохо разбирается в экономике? Достаточно вспомнить его слова о том, что следует мобилизовать в армию рабочих на золотых приисках, и станет понятно его "экономическое" кредо…


Глава 5

"Розыски морского министра.

Я лично остановился бы на Колчаке.

Я Колчака высоко ценил как моряка, как

администратора. С самого начала я

подумал, что без гражданской войны и

контрреволюции мы не обойдемся, и в

числе лиц, которые могли бы возглавить

движение, мог быть Колчак.

Я думал и о Гурко, об Алексееве,

но меньше, а Колчак представился мне

подходящей фигурой, но я боялся его

взять с Черного моря потому,

что в первые дни он там овладел

положением. Поэтому если вызвать его

в Петербург, то мы потеряли бы

достигнутое там"

А.И. Гучков

Исполнять обязанности губернатора пороховой бочки - то ещё удовольствие. Колчак же прямо-таки мечтал об этом, ибо ему досталась должность ещё хуже - стамбульского градоначальника. Правда, скоро это бремя должно было свалиться с его плеч, регент обещал назначить достойного человека на этот пост. Но обещания обещаниями, а служба - службой. Вот и теперь, едва брезжит рассвет, но адмирал уже застёгнут на все пуговицы в прямом и переносном смыслах. Здесь, в паре кварталов от Святой Софии, греки устроили потасовку с турками. На счастье, серьёзного оружия под рукой у них не было, только ножи да всякое дубьё, и кровавых жертв удалось избежать.

С чего же всё началось? Торговцы ещё засветло готовились к базарному дню. Один ряд лавок издревле занимали эллины, другую - османы. Прежде здесь было тихо-мирно, разве что в годы войны с греками или восстаний христианского населения лавки громили. Надо отдать должное погромщикам: нередко доставалось и лавочникам-туркам, чтобы, значится, неповадно было. Что именно неповадно, это уже другой вопрос (ответ на который, само собой, товарищи-громилы всех времён и народов не знали).

Всё изменилось после высадки русского десанта. В первые дни город дал бы фору разворошенному муравейнику. Поминутно вспыхивали пожары, драки и потасовки между мусульманами и христианами, которые порой, объединившись или порознь, громили евреев. Оставшиеся в городе, желающие продолжить борьбу солдаты и офицеры турецкой армии устраивали налёты на русские патрули, попутно грабя склады и магазины. С такими расправлялись нещадно. Колчак лично присутствовал на казни пятнадцать турок, ночью атаковавших болгарский квартал и убивших множество мирных жителей. Остановить их удалось только подоспевшему патрулю из крымских десантников и вооружённых дружинников-христиан. Подобные отряды пришлось спешно сколачивать буквально на ходу. Раздавать таким оружие, однако, не спешили, справедливо считая, что христиане пустят его против мусульман или своих же соотечественников. И всё же порою приходилось вооружать дружинников. Русских войск не хватало. Большая их часть оставалась на Чаталджинских позициях или даже на австро-венгерской территории. Одной роте даже угораздило попасть в составе греческого корпуса на северную границу Сербии, где та встретила заключение перемирия. Ещё полторы дивизии окопалось на восточном берегу Босфора. Между тем у этих подразделений только имя от дивизий осталось: изнурённые в боях против частей под началом генерала Кемаля, они потеряли больше половины состава. В них должно было быть вместе сорок две тысячи, осталось же пятнадцать, не говоря уже о вышедших из строя пулемётах, пушках и миномётах. Зато в поддержку дивизиям придали значительное число самолётов, около сорока, в основном "Ильи Муромцы" и трофейные "Таубе" ("Голуби"). Кроме их бомб, в случае чего хорошо сработали бы орудия Балтийского флота. На счастье, после занятия Босфора практически все боевые корабли перевели в Мраморное море, в это горлышко черноморской бутылки. Плюс ещё пять тысяч солдат заняли Зонгулак, чьи угольные копи прежде снабжали углём всю Турцию. Без этих запасов османам, возжелай они продолжить войну, пришлось бы очень туго.

В общем-то, и нашим частям пришлось бы не легче…Здесь же от любой искры могло так рвануть!

Вот и утренняя потасовка случилась из-за того, что турецких лавочников вчера оскорбили несколько греческих солдат, из частей, приданных союзниками царьградскому гарнизону. Сперва казалось, что торговцы если не спокойно, то хотя бы относительно тихо восприняли насмешки. На утро же они решили припомнить все обиды "гяурам", выбрав в качестве жертв торговцев-христиан из лавок напротив, и понеслось!

- Александр Васильевич, ругается гад!

Переводчик, офицер с флагмана, побоялся точнее рассказать, что же там орёт на мусульманских торговцев староста греческого квартала.

- Пожалуйста, объясните ему, чтобы он приструнил своих, пусть не мстят. Нельзя. Иначе резня начнётся. Туркам же скажите, что мы взыщем со всей строгостью с тех греков. Он запомнил, как они выглядели?

Представитель турок замахал руками, затараторил. Переводчик даже фуражку снял - голова вспотела. Он не успевал понимать, что же говорит осман. Когда тот успокоился, офицер переспросил. Торговец, уже спокойней и обстоятельней, повторил.

Переводчик поник головой…

- Да. Приметы запомнили. Грязные мундиры у них были…Придётся обратиться с господам греческим союзникам, пусть разыщут нарушителей. Тут же чёрт знает что!

- Не стоит волноваться, Павел Сергеевич, не стоит, иначе заработаете здесь что-нибудь психическое. Каждый день ведь предстоит нечто подобное, - попытался успокоить переводчика Колчак, садясь в адмиральский автомобиль. Рядом сидел, не сводя глаз с окон домов, кирилловец: сам регент настоял на том, чтобы у адмирала был телохранитель из гвардии. Подпоручик отличался молчаливостью и внимательностью. Дважды он смог предотвратить покушение на Колчака. В первый раз это случилось у самого флагманского трапа: из толпы открыли пальбу по спускавшемуся Александру Васильевичу. Вовремя среагировав, кирилловец оттолкнул Колчака, и только спасло ему жизнь.

Во второй раз нападение произошло при посещении здания русского посольства. На обочине дороге взорвался снаряд, закопанный ночью в груду мусора. Подпоручик увидел, что турки толпятся вокруг, запрудили улицу, но держатся вдалеке от кучи. Мичман Андреев вызвался проверить, что такое, и погиб при взрыве…

Справа от водителя сидел неизменный Михаил Иванович Смирнов, начальник штаба Черноморского флота, единственный, с кем сейчас Колчак мог бы говорить откровенно, не боясь вселить в подчинённых неуверенность или тревогу. Накануне они обсуждали судьбу Стамбула.

- Миша, честно говоря, не думаю, что мы сможем с лёгкостью поглотить Стамбул. Уже сейчас приходится прикладывать огромные усилия для поддержания хрупкого равновесия в этом городе. А ещё Острова… Ещё Дарданеллы, ещё…Много чего ещё. Предстоит тяжёлая, рутинная работа. Радует только, что впредь нам больше не надо будет бояться, что нам задушат и запрут в Чёрном. Теперь-то нам больше не надо воевать с Турцией!

Глаза Колчака прямо-таки сверкали огнём, лицо наполнилось живостью и внутренним светом. Даже морщины, уже избороздившие его лицо, разгладились.

- Она попробует вернуть свою столицу, Александр.

Всегда серьёзный, порой даже меланхоличный, сегодня Смирнов был ещё и грустным.

- Сколько раз турки попробуют тебя убить? Десять? Двадцать? Когда они обретут такой же опыт, что и эсеры, и смогут тебя настичь? Через неделю? Месяц? Год? Тебе здесь угрожает огромная опасность, Россия может потерять в твоём лице великого флотоводца. Кто удержал в дни волнения Черноморский флот? Ты. Кто смог провести Босфорскую операцию? Ты.Что будет, когда тебя не станет? Кто сможет занять твоё место? В конце концов, вспомни о сыне! Вспомни, что тебя ждёт Софья! И Анна…Ты живёшь для всех!

Колчак нахмурился. Волна шла от сердца к горлу, хотелось устроить очередной шторм, хотелось расколоть вазу, хотелось бежать без оглядки, хотелось…

Но он совладал с собою. В глазах его застыла тень, а на виски будто бы упало серебро. В свете электрической лампы Смирнов увидел, что Колчак седеет…

- Тогда я умру за всех. Главного - победы в этой войне - мы достигли. А больше…

Взгляд Колчака, до того блуждавший по рабочему столу, наткнулся на фотографию Анны Васильевны Тимирёвой в русском народном костюме. Её взгляд, сохранённый фотографическим аппаратом, будто бы поймал взгляд Александра Васильевича. Тут же вспомнился последний бал в здании офицерского собрания, аромат цветов, туман Той Самой встречи с Анной…Да…Надо жить…Надо…Она ждёт…Очень очень и очень ждёт.

- Да, ты прав. Но что же делать, в таком случае? Как нам сладить с Царьградом?

- Как и с каждым городом, в котором предстоит закрепиться надолго. Запроси у регента право создания военно-полевых судов. Объяви, в условиях чрезвычайного положения, о повешении любого мародёра, грабителя и любого другого, совершившего преступление против местных жителей. Наладь снабжение углём и продовольствием, дай людям право свободно выехать в турецкие пределы, в Грецию или Болгарию. Пусть думают, что ничего не изменилось, разве что в лучшую сторону. Думаю, Кирилл Владимирович не будет против.

- Да, надо связаться с Великим князем, моряк должен понять моряка…

Все карты спутала эта потасовка, пришлось все остальные дела отложить.

- Спросите, большой ли ущерб нанесли турки грекам? А греки - туркам? И кто особо усердствовал в его причинении?

- Так всё равно своих не выдадут! - пожал плечами переводчик.

- Скажи, что самые буйные должны возместить пострадавшим ущерб. Если забияка не выдадут - придётся раскошелиться всем, - парировал Колчак.

- Так точно! - офицер и сам рад был, что "наш адмирал" нашёл выход.

- Ну вот и славно, - сказал Александр Васильевич, садясь в автомобиль. - Знаете, а я понемногу вхожу во вкус. Может быть, здесь не так уж и плохо?

"Но Софочке нельзя сюда. Нельзя! Захотела приехать…Никак нельзя! Здесь для неё и Ростислава слишком опасно. Сегодня же напишу, чтобы ни в коем случае не приезжали!"

- А Вы, Александр Васильевич, переживали! - подмигнул повернувшийся к адмиралу Смирнов.

Автомобиль подпрыгнул на кочке, выезжая на улицу, ведущую к пристани. Там на приколе стояли корабли. Колчак решил, что не стоит переносить на землю штаб Босфорского корпуса. Ему настойчиво предлагали выбрать в качестве резиденции пустующий султанский дворец или, на худой конец, русское посольство, но адмирал был непреклонен.

"Я морской офицер, а не градоначальник, и только здесь чувствую себя как дома" - таким был ответ на всё более настойчивые просьбы.

Но здесь Александр Васильевич кривил душой, а может, самому себе не хотел признаваться. В сердце его жила надежда на то, что регент отдаст приказ выдвигаться, идти хоть в Севастополь, хоть в Лондон - только подальше отсюда! На самом деле, флотоводца совершенно не привлекала административная работа. Бесспорно, он довольно-таки неплохо справлялся с организацией флота, но не более того. Давала знать о себе и служба в Морском Генеральном штабе, многому научившая Колчака. И всё-таки здесь сердце адмирала будто на мель село: ветер крепчает, волны бьют о борт, раскачивая корабль, двинуться невозможно, и с каждой минутой судно просто может расколоться на части.

Вот и сейчас, когда над крышами домов замаячили корабельные трубы, сердце разбередило. Может быть, от усталости? От слишком долгого и тяжёлого расставания с любимой? С каждым письмом Анна становилась всё более взволнованной: ждала возвращения своей "милой химеры в адмиральской форме". А кое-где чернила оказались размыты, и явно не морской водой или дождём…

Но каким же будет возвращение? Разве он сможет любить Анну и быть вместе с Софьей? И что же подумает Ростислав, когда повзрослеет и будет уже кое-что понимать в жизни.

- А, гари оно! - в сердцах бросил Колчак.

И оно таки загорелось.

Но сперва…

Машина подпрыгнула, кажется, до самых небес - на ровной дороге. Секунду спустя пришёл звук взрыва. На адмирала пахнуло жаром. Автомобиль упал вниз, то ли боком, то ли вообще - крышей. В глазах потемнело, в нос ударило запахом гари. Звуки умерли, только в голове звенело.

Тело работало само, машинально: сказался опыт морских баталий. Юркнув в щель между землёй и корпусом машины, Колчак выполз наружу. Привалился к стене: каждый шаг давался с огромным трудом, даже вздохи отзывались невероятной болью в груди. Неужели сломаны рёбра?

Что-то липкое и тёплое залило левый глаз. Александр попробовал смахнуть жидкость пальцами, но это не помогло. Приглядевшись, адмирал понял - это кровь. Когда машина упала, он, видимо, повредил голову. А что же с другими? Там ведь…

Флотоводец, собрав последние силы, поднялся на шатающиеся ноги и сделал шаг. Другой…Упал…Снова поднялся и снова упал на вытянутые руки. Дрожащие как каменный дом при землетрясении, они не выдержали тяжести, и Колчак повалился наземь. Кровь залила оба глаза, не давая ничего разглядеть, - зато вернулся слух. Словно бомбу взорвали: весь мир наполнился криками, причитаниями, молитвами и стонами. Последние раздавались близко, буквально на расстоянии вытянутой руки. Так…Если стонут - значит, живы…Живы, франт-собаки! Господи, живы!

- Врёшь, не возьмёшь, - ни к кому не обращаясь, выдохнул адмирал.

Он подполз к машине, из которой несколько секунд (а может, и минут…) назад так спешил выбраться. Стоны стали громче.

- Сейчас, ребята…Сейчас…

- Уходи! Уходи…Вдруг…снова…взрыв…- донёсся до Колчака такой знакомый, но такой измученный голос…

Смирнов! Живой! Живой!

- Я…тебя…вытащу…

Адмирал вдохнул - лёгкие ожгло, было похоже на то, что в кожу впиваются тысячи игл размером с дом. Казалось, ещё одно, самое что ни на есть малейшее движение - и можно прощаться с миром.

Но там был Смирнов, с которым они прошли огонь и воду, чёртову уйму воды. Будто толкнуло что-то Колчака в спину, и он сумел подобраться к автомобилю, прополз под развороченной дверцей ("И как я только выбрался..?"), надышался едкого дыма и крикнул.

Точнее, это ему показалось, что тот жалкий всхлип был криком.

- Смирнов!

Вокруг засуетились люди, забегали, кто-то задел ногу Колчака, но он это прикосновение едва почувствовал. Ему не было никакого дела до того, что происходит вокруг: Александр только хотел найти своего друга, во что бы то ни стало. Однажды ему уже довелось потерять товарищей, навсегда оставшихся там, во льдах далёкой Арктики. Теперь адмирал поклялся, что спасёт, вытащит Смирнова! Вытащит!

- Смирнов!

Ничего, кроме очертаний машины, не было видно сквозь завесу чёрного дыма, перемешавшегося с пылью.

- Смирнов!

Кто-то принялся оттаскивать Колчака за ноги из-под машины.

- Уйдите! - выдавил из себя флотоводец, но сопротивляться он не мог.

Его потащило прочь. И когда он уже увидел дневной свет и лица перепуганных моряков-черноморцев, до него донеслось не слово даже - до него донёсся вздох: "Саша". Живой…

Хотелось воскликнуть "Жив!", но сил хватило лишь на надсадный кашель, лишь издалека похожий на нечто вроде "…в…". Небо упало вместе с солнцем, и на мир обрушился мрак…

Мачта упала, треснув у самого основания. Борт дал крен вправо, становившийся всё больше с каждым часом. День-другой, и корабль начнёт черпать воду, а после затонет. Пустые башни орудий жалостливо смотрят пустыми глазами на город, изъязвлённый воронками и сгоревшими домами. На пирсе столпились люди. Кричат что-то? Да нет, вроде: ни единого звука не слышно. Кто-то снял шапку. Через минуту уже все стоят с непокрытыми головами. Расстрелянную японскими пушками "Победу" провожают. Салют…Какой салют?! Жёлтые опять стреляют! На позиции! На бой! Они снова стреляют! Набережная опустела в мгновение ока. У левого борта броненосца хлюпнула вода: упал неразорвавшийся снаряд.

"Победа" осталась в одиночестве. Гордая, она уходила молча и медленно, погружаясь в морскую пучину. Рядом ложились вражьи снаряды, но ни один из них не разорвался. Это был прощальный салют…

- Александр Васильевич! Александр Васильевич!

Голова нещадно болела. Мир вокруг плясал то ли джигу, то ли тарантеллу, не желая успокоиться и встать по стойке "смирно". Даже слух подвёл: из невероятно далёких далей приходили звуки взрывавшихся на порт-артурских позициях снарядов, свист пуль и крики умирающих. Прошлое держало Колчака, держало крепко и надёжно, не желая отпускать.

- Александр Васильевич! Вы меня слышите?!

Перед глазами прошли ряды офицеров и солдат, уходивших из сданного врагу Порт-Артура. Безмолвно смотрели на них японцы, отдавая дань уважения храбрым защитникам города, такого прежде маленького города с таким гордым именем…

- Очнулся! Очнулся! Ну слава Богу!

Это что, тот врач японский застыл? Похож…Да…Чёрные усики короткие… Он навис над адмиралом…Адмиралом? Он ведь лейтенант флота…

Лицо японца поблёкло, и на месте его возникла физиономия судового врача Владимирова. Горбоносый весельчак улыбался. По его лицу градом струился пот. В руке зажат флакон нюхательной соли. Он только что вытащил Колчака из забытья…

- Александр Васильевич, Вы помните, что случилось? - донёсся из-за спины Владимирова чей-то голос. Кажется, это Слащов, назначенный помощником Колчака по сухопутной обороне Царьграда.

- Я…

Адмирал приподнялся на койке. Помнит ли, что случилось? А что…

Утром они поехали разбирать случай потасовки между греками и турками. Возвращались…Автомобиль подпрыгнул на кочке. Шум…

- Смирнов, что с ним?

Александр Васильевич всё вспомнил.

- Живой, не волнуйтесь, живой, - протёр лоб алым платком Владимиров. - Контузило сильно, полежит недельку-другую лазарете, а там даже здоровее, чем был, станет.

- Станешь тут здоровее, - проворчал Слащов. - Живым бы уйти - и то хорошо, считай, везунчик.

Судовой врач обернулся к Якову Александровичу.

- Ваше Высокоблагородие, зря Вы так отзываетесь о нашей медицине. Мы спасли сотни тысяч жизней в эту войну. Вы сами, насколько знаю, были не однажды спасены от смерти.

Павел Петрович Владимиров очень ревностно относился к чести медицинского "мундира", многажды отстаивая её в словесных перепалках со Слащовым. По правде говоря, последний со многими в корпусе успел переругаться, вёл себя вызывающе, и Колчак поначалу не понимал, почему Кирилл назначил полковника командующим сухопутной обороной Царьграда. Но все сомнения развеяла бои за берега Босфора. Мастерски перебрасывая части с одного участка на другой, ловко управляясь с артиллерий, Слащов сумел отразить превосходящие турецкие силы, подкреплённые немецкими и австро-венгерскими частями. А как он дрался за Чаталджинские позиции! По сведениям разведки, там полёг целый вражеский корпус, последние резервы австрийцев на том участке. Греки тогда вклинились во вражескую оборону, немцам пришлось перебрасывать силы с Юзфронта, а туда - с Западного. Целых пять дивизий - тот самый резерв, потеря врагом которого позволила нашим войскам продолжить Новый Луцкий прорыв, решивший исход Великой войны…

Целую неделю Слащов отражал все атаки противника на Чаталджин, а после подошли силы, высвободившиеся с ликвидированного Румынского фронта, и немцы отступили. С тех пор Яков с непомерной гордыней вспоминал те дни, и при любой возможности заводил разговор о достигнутых им успехах. Из-за этого практически все офицеры охладели к нему, пошли слухи о кутежах полковника, даже о чрезмерном пристрастии к вину…

- Да, пять ранений и две контузии преподали мне замечательный урок общения с врачами, - парировал Слащов. - Извините, но ещё раз мне совершенно не хочется оказаться в лапах хирургов. Нет уж, ни за какие звания!

Его широкое округлое лицо, увенчанное смешным хохолком чёрных коротких волос, раскраснелось. Нос, и без того чересчур задранный кверху, поднялся на небывалую высоту.

- Господа, господа, прошу вас, не надо устраивать баталию в моей каюте, - слабым голосом попросил Колчак.

- Какая баталия? Мы просто…

- Срочно! Из Царского села телеграфируют! Регент на проводе! - в каюту вбежал вестовой. - Срочно! Александра Васильевича просят!

- Это никак не возможно, - холодно отрезал врач. - Никак.

Он замотал головой, смешно потрясая руками, будто бы отгоняя вестового.

- Александру Васильевичу нужен покой! Никаких телеграмм!

Слащов прыснул в кулак. Никто не обращал внимания на Колчака.

А лицо того исказилось от напряжения. Александр взял с намертво привинченной к полу тумбы фуражку, снял пиджак и, глубоко вдохнув, поднялся с койки. Слегка пошатываясь, он смог встать во весь рост, нависая громовым облаком над спорщиками. Первым опомнился вестовой, замерев и вытянув руки по швам. Затем Слащов принял серьёзный вид. Наконец и Владимиров прекратил размахивать руками, даже выдохнуть боялся, наверное, чтобы не сдуть шатавшегося от слабости Колчака.

- Если Верховный Главнокомандующий требует выйти на связь, адмирал должен подчиниться. Пойдёмте, - кивнул упрямец.

И они пошли. Встречавшиеся на пути офицеры и матросы замирали, вытягиваясь во фронт, прикладывая руки к околышам фуражек, улыбками и радостными возгласами: "их адмиралу" не страшны даже турецкие бомбы.

- Я совсем забыл спросить…Кто выжил кроме меня и Смирнова в том взрыве? - Колчак, не оглядываясь, обратился к шедшему позади Слащову. - Кто пострадал?

- Ваш телохранитель, к сожалению, погиб: он сидел слишком близко к разорвавшейся бомбе. Та, в свою очередь, была закопана под дорогой. Как только Ваш автомобиль проехал бы над "кочкой" - выпиравшим краем снаряда - раздался бы взрыв. Во всяком случае, мне так разъяснили сапёры. Однако что-то пошло не так, и адская машинка сработала с опозданием. Слава Богу, турки не имеют опыта эсеров-метальщиков…

- Да, ни Азеф, ни Савинков у них пока не родились, - кивнул головой Колчак.

В глазах снова потемнело. Адмирал опёрся о переборку, переводя дух.

- Александр Васильевич, может быть, Вам следует изменить своё решение? - Владимиров оказался тут как тут.

Врач подставил плечо, но Колчак лишь отмахнулся рукой.

- Нет. Мы уже почти пришли. А что с Петром, водителем?

- Сильно ударился головой, да ещё его лицо порезало расколовшимся стеклом. А так - жить будет, это я Вам как человек, прошедший Галицийскую битву, говорю, - одобрительно сказал Владимиров.

- Что ж…Вот мы и пришли…

Каюта связистов была заставлена всевозможными приборами, схемами, инструментом для ремонта. Аппарат "Бодо", размашистая машина для связи с "большой землёй", шелестел, выплёвывая бумажную ленту. Телеграфисты вскочили с мест, едва увидев адмирала.

- Вольно. Передайте, что я пришёл. Что пишет регент?

Владимиров подал стул ("Так, почему не привинчен?!" - подумал Колчак), на который опустился адмирал

- Благодарю, - тихо сказал Александр, радуясь тому, что не надо тратить последние силы на хождение на показавшиеся бесконечными переходы между рубками и каютами.

Связистов было двое: оператор "Бодо" и его помощник. Рапортовать взялся последний, рыжеволосый, молодой, с блеском в глазах. Было видно, что он упивается шансом приобщиться к великим событиям, которые, несомненно, вот-вот должны произойти. Уж если сам регент срочно вызвал раненого адмирала - быть Делу!

- Докладываю. Его Высокопревосходительство передали информацию о скором начале мирной конференции, о духовном подъёме в столице, о новой программе правительства.

На последних словах адмирал подобрался, обратившись во внимание.

- Программе правительства? Какие-то серьёзные изменения? Реформы?

- Александр Васильевич, так Вы ещё не знаете?

Глаза докладчика расширились. После секундного замешательства он суну руку в одну из бесчисленных тумб и выудил из неё зачитанную буквально до дыр газету.

- Утром в город самолётами доставили севастопольские газеты. Я приберёг экземплярчик, а то его даже кое-кто принялся перепродавать за невозможные деньги! - связист был горд своей сообразительностью и информированностью. - Вот, в ней всё написано. Великий князь говорит о Великих при сильной власти, Столыпина вспоминает…Тут и о флоте есть! И о Морском Генеральном штабе!

- Позвольте-ка, - адмирал, в своё время принявший самое деятельное участие в создании этого штаба, набросился на газету будто голодный тигр.

Круги, расплывавшиеся перед глазами, мешали чтению, но интерес Колчак оказался сильнее последствий ранения.

- Интересно…Очень интересно…Что-то будет? - озадаченно сказал адмирал, ни к кому, собственно, не обращаясь.

- Да, совсем забыл сказать Вам об этом, - пожал плечами Владимиров. - Нечто, без всяких сомнений, эпохальное нас ожидает. Только бы не взяли свои слова обратно…Только бы не взяли…Только б не было войны…А сколько всего о медицине!

- Кто вас, врачей, будет защищать? Ваша воля, так вы бы с койки больничной никого не выпускали, - беззлобно, голосом, полным смеха, сказал Слащов.

- Бросьте, Яков Александрович! - отмахнулся, как от назойливой мухи, Владимиров. - Сейчас нужно думать о мире, кончилась война!

Только сейчас адмирал понял, что эти двое совсем не из-за неприязни постоянно спорили друг с другом. Скорее, это было нечто вроде дружеского подначивания. Обмениваясь колкостями, они поднимали себе настроение в битве, понятной лишь им двоим. Интересно, кто же, Слащов или Владимиров, одержат победу? А может, заключат сепаратный мир и набросятся на кого-нибудь третьего?

Александр оторвался от газеты и вгляделся в лица "бойцов". Врач хранил внешнее спокойствие, вот полковник нет-нет, да улыбался, показывая свои острые, пожелтевшие от постоянного курения зубы. А вот если они…

Колчак закончить свою мысль не успел: "Бодо" принялся плеваться телеграфной лентой.

- Так! Есть приём! - скомандовал оператор, нежно, будто ребёнка или любимую женину, касавшийся бесценной бумаги. - Сейчас начну читать…Ага…Здравствуйте, Александр Васильевич. Мне сообщили, что Вы…Что Вы ранены. Надеюсь, здоровью ничто не угрожает. Обозначьте ситуацию в городе и во флоте. Что с гарнизоном…Что отвечать?

- Всё хорошо, опасность позади.

Оператор принялся отстукивать послание.

- Необходимо разрешение на принятие особых мер для наведения порядка в городе. Требуется пополнение, корпус укомплектован людьми наполовину, с артиллерией и снарядами лучше, пользуемся трофеями и турецкими складами. Работа контрразведки и жандармерии поставлена из рук вон плохо: специалистов не хватает. Нужны переводчики. Вскоре начнутся проблемы с продовольствием, необходим усиленный подвоз. Когда на городских складах закончатся продукты, турки поднимут восстание, и удержаться мы сможем с громадным трудом. Всё. Передавайте.

- Начинаю передачу, - оператор застучал, отбивая послание на "большую землю".

- Всё действительно так сложно? - внезапно спросил словоохотливый связист.

- Да. Но мы выдержим, - ободряюще улыбнулся Колчак.

Улыбка, правда, вышла кислая: в боку закололо, приступ боли заставил тело содрогнуться. Владимиров заметил это и кинулся было к адмиралу, но тот жестом приказал остановиться.

- Не утруждайтесь. Всё прошло.

- Александр Васильевич, и всё же я считаю, что…

- Карфаген давным-давно разрушен, а остальное не требует Вашего волнения, - отшутился флотоводец. - Продолжу-ка я чтение газеты. Вы, Яков Александрович, уже ознакомились?

- Да, успел пробежать глазами. Что можно сказать? Интересно. Посмотрим, как оно всё будет воплощено в жизнь. Боюсь, как бы кадеты или левые не вставили палки в колёса…Будь моя воля, давно бы висели особо говорливые господа на фонарях. И спокойно было бы, и работать удобнее.

Владимиров, известный на корабле своими либеральными взглядами, промолчал. С чего бы? Неужели был согласен с полковником? Или они уже имели словесную дуэль по этому поводу? И если да, то кто же выиграл?

Но да ладно. Колчак вновь ушёл с головой в чтение. Что же будет? Обещают расширение полномочий Морского Генерального штаба, техническое усиление армии и флота, улучшение снабжения и комплектования, большие земельные наделы отличившимся солдатам и матросам, поступление в учебные заведения со сдачей лишь части экзаменов, а то и без них, пособия и пенсии…Да, грандиозные перспективы, но откуда же возьмут средства? И что будет реализовано? И, в конце концов, какова судьба Проливов и Царьграда? Не поднимутся ли союзники против того, чтобы Россия обладала ими? Что ждёт флот? Изменят ли Большую программу? Что будет с организацией и командованием? Эта война вскрыла такие недостатки, что одно изучение их займёт не один год…

- Есть передача! - оператор аж подпрыгнул. - Итак…Все Ваши замечания учту. Вам больше не требуется волноваться. Внимание. Далее - информация персонально для Колчака. Посторонних просьба удалиться.

- Что бы это значило…- нахмурился Слащов, но через мгновение его словно ветром сдуло.

- Я буду ждать снаружи, - кивнул Владимиров.

Связист также удалился, хотя и видно было, что этот приказ его расстроил.

- Завтра Вы должны отбыть в Триест с числом кораблей, достаточным для безопасного плавания. В порту Вы примете на борт груз, о котором будет сообщено позднее. Официальная цель визита - надзор за передачей военных кораблей Австро-Венгрии союзникам. На борт взять батальон солдат десанта, усилить флот тремя "Фарманами" и двумя "Муромцами". Довести боекомплект до предельного. Идти со всей возможной скоростью. Лично Колчаку, - оператор осёкся, но быстро справился с удивлением. - Желаете ли, чтобы Ваша семья или госпожа Тимирёва ждали Вашего возвращения в Царьграде или Севастополе? Обеспечу их всем необходимым.

Адмирал оказался в растерянности. Откуда такая забота о его близких? Может, этакая награда за исполнение задания? Что ж, приятно, конечно, но Колчаки всегда служили "не корысти ради, но государства для". Что же это за цель плавания такая? Что предстоит взять на борт в Триесте? Если уж ради этого самого главнокомандующего флотом отправляют с немалыми силами - должно быть нечто по-настоящему важное. Может, дипломатические архивы? Или австрийское золото? А вдруг какие-то секретные чертежи?

- Передайте, что задание будет исполнено. Благодарю за участие, но ни семья, ни…Тимирёва не требуются в Стамбуле или Севастополе. За любую помощь в их материальном обустройстве буду благодарен без меры. Всё.

- Сообщение пошло, - выдохнул оператор. - Да-с…

- Помните: ни слова о том, что здесь стало известно, не должно миновать стен этой каюты. Вам всё ясно?

Колчак прямо-таки сверлил взглядом связиста.

- Так точно! - подпрыгнул покрасневший оператор.

- Вольно. Благодарю. Господа! Можете вернуться!

- А мы даже не успели загореться любопытством, - рассмеялся Слащов.

- Это замечательно. Яков Александрович, поручаю Вам продолжить руководство обороной города и Проливов, - словив непонимающий взгляд полконика, Колчак добавил. - Самостоятельно. Завтра часть эскадры уйдёт. Берётесь выполнить?

- Можете на меня положиться, - клацнул каблуками Слащов. - Сделаю всё возможное и невозможное, чтобы навести в городе порядок и обеспечить его безопасность с суши. Я…

- Ещё сообщение! - воскликнул оператор. - Генерал-майору Слащову-Царьградскому…

- Тут, видимо, какая-то ошибка, - глаза Якова Александровича стали похожи на два огромных блюдца, из которых купцы любили пить чай. - Я ведь…

- Сообщение продолжается. Сказано, - оператор сглотнул. - Указанное выше - верно. Поздравляю, Яков Александрович, генерал-майором и Царьградским. Благодарю за прекрасную службу. Не утопите погоны в вине. Конец связи.

Повисло такое молчание, будто бы даже кладбище приказало долго жить. А потом - случилось невероятное…

Слащов заплакал. Скупые слёзы проделали сверкающие дорожки на его щеках, глаза заблестели, а кадык задёргался.

- Ваше…Ваше Высокопревосходительство! Благодарю! Благодарю!

Яков не знал, что сеанс связи уже закончился.

- Это моя мечта, но как Вы узнали? Это моя самая светлая, самая дорогая сердцу моему мечта…Благодарю…Ваше Высокопревосходительство!

Голос безжалостного к дезертирам и врагам, хладнокровного в бою Слащова срывался. Он захлёбывался эмоциями, голос его прерывался каждое мгновение слезами. Колчак даже словил себя на мысли, что на полковника - то есть уже генерал-майора - не может смотреть без жалости. Он даже отвернулся, сделав вид, что перечитывает телеграфную ленту.

А Слащов …Ему не было никакого дела до того, что происходит вокруг. Его заветная мечта сравняться с великими полководцами России наконец-то сбылась. Регент признал его заслуги, а это было лучшей похвалой всему тому, что сделал Яков для обороны Царьграда. В ту минуту он готов был броситься в самую гущу боя, кулаками пробиться в дзот - всё, что угодно, лишь бы отблагодарить Кирилла за воплотившиеся грёзы. Он размахивал руками, куражился. Он смеялся и плакал одновременно, словно клоун, угодивший в драматическую пьесу. Возможно, Слащов и был таким: актёром, для которого была предназначена комедия, но которому осталась только трагедия. И вот Яков пытается вырваться из этих рамок, пытается бороться, внося хаос в свою жизнь, тем самым даря себе хотя бы слабое ощущение свободы. Нелепое поведение - вот что было тем щитом для Слащова. Георгиевский кавалер, в молодости он, говорят, был тихоней, не притрагивался к алкоголю (нередко отказывался даже от исконно гвардейского напитка - шампанского), но потом? Что его изменило? Колчак хотел бы найти ответ на этот вопрос, но, к сожалению, у него абсолютно не было времени копаться в чужих душах…

Утром адмирал пришёл проститься с новоиспечённым генерал-майором. Тот занимал несколько комнат в портовой гостинице. Колчак впервые оказался здесь, и потому впечатление, произведённое этим обиталищем, было невероятно сильным. Каждый посетитель, ещё не оказавшись в "резиденции" Слащова, уже отчётливо слышал птичьи крики. Яков, оказывается, был любителем птиц. Они прыгали по комнате, взбирались на руки и плечи георгиевского кавалера, порой даже лезли в рот: командующий сухопутной обороной Стамбула постоянно кормил их зёрнами изо рта. Если бы кто-то другой, скажем, птичник, так поступал, то это выглядело бы премило и в высшей степени забавно, - но ведь это был генерал-майор русской службы! В подобном роде толковали многие офицеры корпуса, за глаза называя Якова Александровича "Слащовым-Курицыным". Тот, скорее всего, знал об этом, но не делал ничего для прекращения подобных толков. Что ж, это было его право: Колчак не обращал внимания на подобные маленькие слабости, лишь бы человек верно служил делу победы.

Хозяин открыл двери. Тут же бросилось в глаза его экстравагантное одеяние: нечто вроде множества халатов, надетых друг на друга в жутком беспорядке, куски ткани, свисавшие с плеч и с пояса, феска жуткого лилового цвета. Вот таким он был в быту, герой обороны Царьграда…

- Александр Васильевич, рад, что пришли меня навестить! Располагайтесь! - широко улыбаясь, произнёс Слащов. - А я тут готовлюсь к чествованию, кое-что собираю…

И вправду: по стене выстроилась целая батарея всевозможных и разновеликих бутылок. Жидкость в них обещала любому испившему наслаждение вечером и невероятную головную боль с утра.

- Меня, помнится, однажды взяли врасплох с чествованием. Ночью перешил погоны, а утром ждали, когда же я увижу обновку.

Улыбка вспыхнула, преобразив до неузнаваемости лицо адмирала, наполнив его тёплым внутренним светом, - и через секундочку исчезла. Лицо Колчака вновь приобрело стальное, непробиваемое и непроницаемое выражение. Сейчас не время для радости: долг зовёт, Россия ждёт. Интересно, когда он сможет вернуться домой? Когда для него закончится эта война?

- Я пришёл проститься, Яков Александрович, к сожалению, не смогу принять участие в уничтожении сей батареи, - адмирал вздохнул.

Он выглядел старше, намного старше, чем вчера. Может быть, виной тому было пережитое ранение. К счастью, рёбра не были сломаны, контузии как таковой не было, только лёгкое сотрясение да царапина на лбу. Но морально взрыв очень и очень сильно ударил по Александру Васильевичу. Флотоводец поминутно вспоминал картину: мрак, дым, голос раненого Смирнова, беготня вокруг - и полнейшая беспомощность. Может быть, хорошо, что он уезжает из этого города, покидает заветный для многих русских поколений Стамбул?

- А может, всё-таки…на прощание?

Трудно было поверить, но - Слащов выглядел так, будто постеснялся своей просьбы

- Можно. Но одну рюмку, - кивнул Колчак.

- Сей момент! - радостно воскликнул Яков Александрович.

Пили молча, храня в себе так и просившиеся наружу вопросы и просьбы. Первым, наконец, не выдержал Колчак.

- Яков Александрович, прошу Вас, если что…Удерживайте город…Во что бы то ни стало. Мне сообщили, что генерал Кемаль хочет возобновить войну, отобрать у нас Царьград. Турки пойдут за ним, это для них дело чести. Отобьётесь? Этот город - то, за что мы сражались всю войну, то горло, за которое нас легко схватить. Сохраните Царьград.

На мгновение повисло молчание.

Наконец, Яков встал, совершенно серьёзный. В глазах его мелькнуло что-то такое…Пламя былых сражений? Воспоминания о боях Великой войны? Всполохи разрывавшихся над Босфором снарядов?

Лицо генерал-майора преобразилось. Абсолютно спокойное, сосредоточенное: никто бы не поверил, что этот человек может плакать или смеяться. С таким лицом идут в последний бой.

- Клянусь, Александр Васильевич.

- Благодарю.

Флотоводец простился с полководцем. Не было произнесено ни слова: взгляды были красноречивей любой речи.

А на столе, с той стороны, где до того сидел Колчак, высыхало влажное солёное пятнышко…


"Новое время"

НАМ НУЖНА ВЕЛИКАЯ РОССИЯ!

(продолжение)
…Кроме того, ввиду предстоящих серьёзных затрат казны, планируется монополизировать некоторые виды деятельности. Вот-вот будет издан закон о передачи в ведение государства таких страховых операций, как страхование жизни, здоровья, недвижимого имущества. Кроме того, появится возможность застраховать риск гражданской ответственности и гибели урожая. Последняя операция направлена на улучшение положения земледельцев и хлеботорговцев. Вкупе со строительством элеваторов на Юге и на Балтике, в Нечернозёмной России, это позволит значительно облегчить жизнь людей, связавших жизнь свою с земледелием.

Также будет решена проблема перевозки зерна. Не секрет, что во многих хлебных районах значительная доля перевозок осуществляется по дорогам. К сожалению, большинство из них грунтовые, размываемые осенью и весной, а летом превращающиеся в сплошные кочки. Уже разработан план строительства шоссейных дорог магистрального типа, которые свяжут, в первое время, наиболее важные в стратегическом и хозяйственном плане районы. Для осуществления этого мероприятия потребуется участие частной инициативы. Без сомнения, предприниматели внесут свою долю в излечение давнишней болезни России - бездорожья. Это даст возможность со всей возможной скоростью подвозить грузы и пассажиров к железнодорожным станциям и портам.

Не могу не затронуть и весьма важного для любителей отдыха и нуждающихся в лечении на курортах людей. Не секрет, что прежде популярные в страненемецкие и австрийские воды в ближайшие годы потеряют свой былой блеск. В этих государствах будет не до организации и поддержания порядка в лечебницах, огромная инфляция сделает непривлекательными эти места. Однако уже сейчас мы можем похвастаться более дешёвым и благополучным местом отдыха - побережьем Чёрного моря. Грязевые и минеральные источники Кавказа имеют удивительные лечебные свойства, ни чуть не уступающие немецким.

Эти места уже обеспечены современными водопроводами, осталось только возвести санатории и лечебницы. Казна планирует создать целую сеть домов отдыха, которые будут по карманы даже среднему по достатку человеку. Правительство работает над тем, чтобы система социального обеспечения позволила даже беднякам получить возможность побывать в этих благословенных местах. Героям войны и особо отличившимся "бойцам" тыла, трудившимся ради приближения победы, будет за счёт казны оплачен отдых в санаториях Крыма и Кавказа. Они заслужили своими ежедневными трудами на благо Родины того, чтобы государство в меру своих возможностей, значительно подорванных Великой войной, сделало это.

Что ещё можно сделать для облегчения и без того нелёгкой доли огромного числа подданных России? Мною представлен проект налоговых реформ. В основном изменения коснутся недавно введённого подоходного налога. Вот-вот будут готовы списки льгот для участвовавших в войне, трудившихся на заводах людей: они будут или освобождены вовсе от уплаты подоходных налогов, или им предоставят серьёзные послабления. Кроме того, налог этот будет взиматься не как прежде: с тех, кто имеет годовой доход не менее восьмисот пятидесяти рублей - а с тех, у кого он превышает полторы тысячи. Это сделано для того, чтобы облегчить бремя, лёгшее во время войны на плечи многих подданных империи.

В дополнение к этому будут предусмотрены налоговые послабления для тех, кто примет участие в финансировании государственных проектов. Вложившие силы и средства в восстановление России должны быть вознаграждены, в этом не может быть никакого сомнения. Планируется, что промышленники и купцы будут освобождены от налогов на сумму, равную их вложениям в особо важные проекты, а также создание таких предприятий, как химические заводы, нефтеперерабатывающие, станкостроительные и вагоностроительные. Полный список льгот будет подготовлен в ближайшее время…


"Утро России"

(специальный выпуск)

(продолжение)
…Далее. Регент выступил с заявлением о том, что казной будут монополизированы некоторые операции и коммерческие предприятия. На каком основании? Какие? Что ждёт прежних хозяев их? Неужели отберут, как того предлагают левые? А может, просто выкинут на улицу? Как это понимать? Неужели коммерсанты России, так много сделавшие для победы, поднявшие военную промышленность, окажутся забыты?

Почему ничего не сказано о мнении самих министров? Господа Коновалов, Гучков, Терещенко сами - выходцы из нашего круга, друзья и соратники - согласны с реформами? Отчего они не отстаивают наши интересы.

Затем. Регент затронул вопрос ослабления налогового бремени. Это интересная идея, которая, судя по его же словам, не будет реализована должным образом. Что это за послабление для людей, имеющих доход свыше полутора тысяч рублей? Разве они вынесли бремя войны? Сотни предприятий пострадали от немецкого нашествия, им требуется восстановление, им требуется помощь. Но нет - их хозяевам ничего такого не предоставляется. Выходит, что тяжесть возрождения экономики придётся вынести на наших плечах, господа. Однако если так, то наши громадные усилия должны быть вознаграждены: мы должны взять исполнительную и законодательную власть в свои руки. Так и только так мы сможем обеспечить России поступательное движение к возрождению и к всемерному усилению. Только мы, промышленники, купцы, предприниматели, способны подарить державе то светлое будущее, которого она достойна.

Взывайте к созыву Государственной Думы! Отстаивайте свои интересы! Объединимся в борьбе за свои права!..


Глава 6

"Причина бедствия кроется в

захвате безответственными

партийными организациями прав

государственной власти и в создании

ими двоевластия в центре и

безвластия на местах"

Из резолюции Исполнительного комитета Государственной Думы

Заседание "детективного кружка" продолжалось.

- Дмитрий Петрович, Вы уже застали, насколько знаю, многие деяния Гучкова в дни войны. Нам же сейчас предстоит выяснить, как он был связан с другими лидерами оппозиции, каким образом они добились отречения Николая? - тихо сказал Спиридович. - Итак, в общих чертах, господа. пожалуйста, в общих чертах. День подходит к концу, а меж тем работы нам всё прибавляется…

- В общих чертах так в общих чертах, - пожал плечами Манасевич. - Итак.

Ивушка передразнил Спиридовича, однако тот сделал вид, что не замечает "шалости" бывшего разведчика.

- Сперва был, естественно, общий порыв взрыв патриотизма! В Думе, помню, выступали депутации от различных народов России, вплоть до немцев, обещавших драться до победного конца. Ведь тогда думали, что этот конец наступит самое большее - месяца через четыре. Да-с. Плоховато было с математикой. Однако были и те, кто выступил против этой войны. Например, Витте везде и всюду говорил, что конфликт с Германией обернётся для нас трагедией. Кое-кто из монархистов сошёлся с ним в этом мнении. Гучков меж тем занимается излюбленным делом - работает в качестве представителя Красного креста, организует санитарные поезда. В этом он един с земствами и городами. Те, соединившись в Земгор, желают помочь царю и правительству в санитарном деле. Однако с самого начала деятельности у них происходит заминочка.

- Во время выборов председателя Земского союза второй кандидат, граф Уваров, ушёл на фронт. Князя Львова выбрали на безальтернативной основе. Число союзов выросло полтора года в четыре раза. Уже через несколько дней после своего избрания Георгий Евгеньевич попросил вспомоществования в размере не менее десяти миллионов рублей. Деньги были выделены сразу же: государь надеялся, что средства помогут обеспечить надлежащую медицинскую помощь раненым и больным. Министр внутренних дел настаивал только на государственном контроле за расходованием средства, но Львов категорически отказался, подняв шумиху: права земств умаляют, народных представителей оскорбляют! К ноябрю четырнадцатого земцы получили сорок миллионов, столько же, сколько за семь предыдущих лет. При этом Львов убеждал всех и каждого, что это даже хорошо, что столь много средств выделяется земцам: бюрократы-де не могут рационально расходовать средства. Однако…

Манасевич достал свёрнутый вдвое листок, кажется, вырванный из тетради.

- Вот слова одного служащего Земгора. Он говорит, что в первую очередь на казённые рубли раздули без меры штаты служащих, снизили цены, едва ли не сделав вовсе даровыми, на обеды в земгоровских столовых. Естественно, туда допускались в основном только сами земгоровцы. На казённые деньги они кушали и критиковали власть, сами будучи такими же косными чиновниками…Но это полбеды: в процентном соотношении на военные нужды средства так и не были увеличены, то есть деньги попусту тратились на обычные вопросы, не на то, на что их выделяла казна. Николай Николаевич заодно испросил у государя неограниченный кредит для Земгора: с той поры он практически полностью субсидировался государством. Тем государством, которое деятели земств и городов критиковали нещадно. Царь кое-как мирился с этим, лишь бы только не довести до смуты в государстве. К сожалению, получилось не так…А вот слова Владимира Гурко, их мне передали хорошие знакомые.

Ивушка достал ещё один листок.

- "Не было в российской истории института, тратившего средства таким диким образом, как это было в Земгоре. Им грозит каторга, если они не воплотят в жизнь своего намерения провести переворот"…Вот так-то вот.

Манасевич на мгновение замолчал, но потом, вскинув голову, сделав деланно серьёзный вид, воскликнул:

- Что это - глупость или измена?

Даже интонации очень и очень походили на возгласы Милюкова, уж это все сидевшие в кабинете смогли оценить.

- Маклаков выступил против засилья земгоровцев - и на него напала либеральная печать, обвиняя во всём, кроме, кажется, тайного исповедания иудаизма. Хотя были и так намёки…При этом заказы срывались. Всего заказов было выполнено процентов на сорок от общего числа. Остальное - до сих пор не выполнили. Всё сорвали, даже поставки портянок. Но об этом старались помалкивать. Ни одна газета не пустила в печать данные Совета министров об этих вопиющих фактах. Львов мог торжествовать…

Манасевич посмотрел на Спиридовича: мол, Ваш черёд, господин хороший.

- Одновременно создаётся другое учреждение - военно-промышленные комитеты. Идея об их создании была озвучена Рябушинским в мае пятнадцатого года. В августе появляется и Центральный военно-промышленный комитет.

- Это событие совершенно случайно, - наверное, больше сарказма в эти слова не смог бы вложить никто больше, - собирается съезд оппозиционных партий.

Манасевич из закромов вытащил целую папку разномастных документов. Любовно поглаживая каждый листок, он выкладывал их один за другим.

- Опять же, господин Рябушинский призвал к захвату власти промышленниками. Исполнительной и законодательной власти, прошу Вас заметить.

- Да, эту информацию так и не сообщили те, кто должен был это сделать, - печально прокомментировал высказывание Манасевича Спиридович. - Итак. Создаётся Центральный военно-промышленный комитет. Во главе его встаёт Гучков. В Ставке, под нажимом Николая Николаевича, проходит регистрация Устава организации, правда, в несколько урезанной редакции. Но факт остаётся фактом: главное право- один процент суммы каждого заказа, сделанного с помощью комитетов - за детищем московских дельцов остаётся. Тут же по стране распространяется целая сеть военно-промышленных комитетов. Даже в Дагестане, где никакой военной промышленности не было, - и там возникает! В Кургане Тобольской губернии возникает! Цель их, как теперь понятно, - объединение оппозиционеров. С этой целью комитеты справились блестяще - большего они не потянули.

- И это доказывается цифрами, которые, понятно, либеральные газеты печатать оказались. Итак…Производству шрапнели участия частников не требовалось, ещё Сухомлинов его сумел наладить. Снаряды, кроме как для тяжёлых орудий, в принципе, тоже производились в необходимом количестве. Правда, наращивание производства всё-таки требовалось. Обратились к комитетам. Те взяли огромные авансы…И выполнили заказы с опозданием на шесть-восемь месяцев, и то - в неполном объёме. При этом на двадцать процентов дороже брали, чем за казённые. Ещё хуже - с винтовками. Частная инициатива не справлялась не то что с их производством - даже детали делать не могла. Тяжёлые снаряды, опять же, отказывались частники делать, а комитеты - заказывать. Тогдашний министр Поливанов, друг Гучкова, ничего не изменил. Он же медлил с созданием заводов по производству тяжёлых снарядов. Винтовки…При нём в спешном порядке - хватился наконец-то! - заказали за границей у нечестных на руку дельцов, за золото. Пушки…Из заказа на трёхдюймовые пушки в количестве восьми тысяч орудия за полгода было сдано только восемьдесят восемь штук, то есть всего один процентов. А цены были подняты по сравнению с казёнными вдвое…Тогда же началось Нарочское наступление, которое он не смог в должной мере снабдить - и его сместили с поста. При этом либералы провожали его овациями, комплиментами его якобы "великолепной деятельности на посту военного министра". Ещё бы, друг Гучкова - как его не поддержать? Создание государственных предприятий ругалось и критиковалось. Его кликали промышленники "неэффективным", в печати раздувая надуманную неспособность государства справиться с военным производством. Меж тем частники срывали поставки, из-за чего гибли тысячи, сотни тысяч людей. Между тем даже Путиловский завод, самый мощный из частных, не работал в полную мощь - начал это только при назначении в руководство именно государственных представителей. Справились комитеты только с одним делом: ящичным. И то, лишь на восемьдесят процентов…В Сибири создали заводик по производству патронных и снарядных ящиков, на которых ставили клейма "Патронов не жалеть! Военно-промышленный комитет". И на фронте, разгружая эти ящики, думали, что и все снаряды сделаны комитетчиками, хотя это была ложь. Зато деньги гребли! На первое ноября на балансе Гучковского детища было тринадцать миллионов рублей. Эти средства распределялись только самим комитетом. К сожалению, в наших руках нету точных цифр, что куда пошло из выделенных казною денег: ведь и сюда государственных контролёров не пускали…Министр Шаховский тогда же сказал, что деятельность всех этих частных заводов неудовлетворительна, что они не смогут наладить производство. Однако мер не было принято, или, может, они готовились? Неизвестно…

- Наконец, при Шуваеве появились положительные подвижки, - вступил в разговор Курлов. - Удалось построить заводы для производства пироксилина и других химических веществ, нужных для изготовления взрывчатки. Ипатьев, назначенный главой комиссии по заготовке взрывчатых веществ, создал на Юге целую сеть коксобензольных заводов. Отечественные промышленники не пожелали оказать помощь, пришлось прибегнуть к сотрудничеству с бельгийцами. И за считанные месяцы в Каменноугольном бассейне появились замечательные заводы. Маниковский предложил Штюрмеру программу по созданию тридцати заводов, введение в строй которых решило бы все проблемы со снабжением армии. Программа была утверждена, несмотря на критику со стороны либералов. К сожалению, его идея по созданию завода ручных пулемётов была раскритикована Гучковым, и нам пришлось закупать их за границей втридорога…

- При Шуваеве даже взятка практически исчезла, - с оттенками меланхолии в голосе сказал Манасевич.

Если честно, сам Ивушка хотел нажиться на военных заказах, но ничего поделать не удалось…Взятка не помогла…

- А потом Милюков сделал так, чтобы Шуваева, прежде ругаемого либералами, называемого ими не иначе как дураком, глупцом и так далее, сняли с поста военного министра, - сказал Спиридович. - Помните ту критику, который Милюков обрушил на его ведомство?

- Да, даже у нас об этом говорили, - задумчиво произнёс Бобрев. - С трибуны Думы сыпались обвинения и критика, критика, критика, критика…

- А Шуваев согласился, что не всё идёт гладко, как хотелось бы. Случилось так, что Милюков пожал руку военному министру, это раздули, и Николая убедили снять Шуваева с поста. Тем более Беляеву, его преемнику, симпатизировала Александра Фёдоровна, считая его надёжной опорой монархии. Не лучшая опора, прямо скажем, - развёл руками Спиридович.

- И всё-таки военно-промышленные комитеты начали терять заказы: военное министерство теперь в основном делала заказы напрямую. Вот-вот должна была начаться ревизия этого монстра, созданного оппозицией. На первое декабря шестнадцатого года комитеты раздали заказов на производство пятидесяти тысяч деревянных ящиков - и на …ровно ноль снарядов. До первого июня того же года сделали заказ на семьсот сорок тысяч пудов сортового железа, сдали только один процент от этого, семь тысяч пудов. Сделали заказ на двадцать тысяч фугасов, первые должны были быть сданы в марте. На первое апреля не сдано ни одного. Только в октябре шестнадцатого поставки, с нарушением всех технических норм, кое-как наладились. Всего заказов раздали на четыреста миллионов рублей, выполнено было менее половины. Шанс взять власть становился всё более призрачным. На весну планировалось общее наступление, в самом деле подарившее нам победу, - хитро улыбнулся Манасевич-Мануйлов. - Между тем Гучков кричал о том, что государство неспособно справиться с бременем, на него возложенным, что требуется "ответственное министерство", что только промышленники, только общественность способны привести страну к победе. Это были те промышленники, которые за полгода не поставили ни одного заказа, зато успели растратить авансы…

Воцарилась короткая пауза.

- А Милюков произносит свою речь о том, что правительство виновно в измене, не приведя ни единого доказательства тому. Даже нет, не так: он опирался на информацию в иностранных газетах. А информацию эту закачивали туда сами кадеты, в том числе и господин Милюков, - продолжил Манасевич. - Вот здесь отрывки бесед Павла Николаевича с иностранными представителями. Он твердит о том, что власть не знает, куда идёт…

- И то же самое говорит Львов, - Бобрев протянул листок, текст на котором был напечатан на английском. - Он встретился с представителями англичан, и начал ругать министра внутренних дел в неспособности управлять страной, в некомпетентности. А когда англичанин предложил походатайствовать, чтобы сам Львов занял пост министра. Ведь, по идее, если критикует, знает, может сделать лучше…Во всяком случае, думает так. Но случилось неожиданное: Георгий Евгеньевич буквально отступил назад. Он отказался от этого, но критиковать продолжил. И обозвал правительство безумным шофёром, которое едет неизвестно куда…

- Между тем именно оппозиция была таким водителем, - встрял Курлов. - При военно-промышленном комитете каждого уровня создавалась группа из десяти рабочих. Сперва трудовые коллективы представляли выборщиков, а те уже избирали членов в эти "группы". На первых выборах петроградские выборщики высказались против какого-либо участия их избирателей в военно-промышленных комитетах и за продолжение нормальной работы. Тогда призвали на помощь большевиков, и в рабочие группы вошли они и лица, близкие к ним по убеждениям и желаниям обратить штыки армии против своего же народа, закончив капиталистическую войну войной гражданской.

- И сам Ульянов-Бланк, он же Владимир Ленин, высказался примерно в то время, что он не русский, а большевик, и что ему всё равно: умрёт ли девять десятых русских людей - лишь бы десятая часть вошла в общество мировой победившей революции. Да-с. У меня тут есть очень и очень интересные материалы по этой группе, но отложку-ка их на потом.

Манасевич-Мануйлов упивался своей осведомлённостью.

- Да. Именно так: в организацию, призванную способствовать победе России в войне, вошли сторонники её поражения. Тогда же началась агитация среди рабочих всех военных заводов: нужно кончать с правительством. Министров-капиталистов в расход, а во главе страны поставить Советы…На счастье, в рабочей группе Центрального комитета был агент охранного отделения.

Спиридович достал фотокарточку ничем не примечательного человека.

- Он сообщал о решениях, принимаемых в рабочей группе. Целью официальной было примирение рабочих с предпринимателями, но лишь десятую или восьмую часть споров, в которых принимали участие наши "товарищи", удалось разрешить. С этой задачей рабочие группы не справились. Тогда решили всё внимание обратить на агитацию против правительства. Коновалов и Рябушинский постоянно говорили о единстве предпринимателей и рабочих, овациями встречали любое хулительное слово в адрес власти, и при малейшей попытке прекратить это грозили "общественным недовольством". Наконец, полиция взялась за это дело.

- Примерно тогда же, когда Путилова уличили в мошенничестве и устроили надзор полиции за ним, - подхватил Бобрев. - Общество путиловских заводов взяло у казны и Государственного банка авансом пятьдесят один миллион рублей, при этом задолжав Русско-Азиатскому банку, членом правления которого был всё тот же Путилов, кругленькую сумму. Да ещё грабительские проценты, целых шестнадцать, взимались по кредиту…При этом невыполненных заказов было на сто восемьдесят миллионов рублей. Ввели военную администрацию, но офицерам пришлось заниматься не только организацией производства - деньгами тоже. В кассе правления был один рубль пятнадцать копеек, а на счету - сто тридцать пять рублей, Пришлось брать у казны кредит на десять миллионов рублей…Путилову грозил арест. Примерно в то же время открылся Съезд металлообрабатывающей промышленности, председателем которого единогласно избрали Протопопова. Сами знаете, как потом его травили, когда он оказался на посту министра внутренних дел. Съезд выступил против огосударствления путиловского завода. А там уже шла забастовка, которую затеяла рабочая группа.

- И тут снова выступает на сцене театра политики господин Гучков, - едко заметил Спиридович. - "Видя бессилие власти", он предлагает освободить от работы три крупнейших завода по производству снарядов и наладить там производство пушек. Естественно, чем же будет стрелять русская артиллерия, Гучков и не задумывался: ему главное было раскритиковать правительство. Естественно, бредовую идею отклонили. И тогда Александр Иванович решил броситься в бой.

- И третьего января прошлого года в ответ на требования прекратить заседания рабочей группы, которые идут в нарушение закона о контроле за деятельностью общественных организаций, хамски ответил, что никогда не любил этот закон и, соответственно, следовать ему не будет.

Бобрев читал это дословно с листка. Под рукописным текстом была видна подпись Хабалова, тогда командовавшего войсками Петроградского гарнизона.

- Э….Таки нет…

Манасевич "таки" не удержался.

- Сперва был ноябрь шестнадцатого. Несколько октябристов. В их числе Гучков, собрались на совещание: они решили совершить переворот. Господин Манасевич был прав, встряв в Ваш рассказ, - холодно заметил Спиридович. - Вот теперь продолжайте, прошу Вас.

- Да, конечно, - контрразведчик оторвался от листка. - Агентура сообщала, что рабочая группа призвала к забастовке в день открытия Думы, четырнадцатого февраля. Планировалось пойти к Таврическому и потребовать создания "министерства общественного доверия".

- Но демонстрацию предотвратили. Не получилось у них…

Курлов, бывший тогда в Петрограде, довольно улыбнулся.

- Именно. Тогда решили: больше ждать нельзя. Рычаги давления на власть у них отнимали один за другим, вот-вот многие участники заговора могли оказаться за решёткой. Керенский был под надзором полиции, Гучков оказался замешан в дело о шпионаже в пользу Германии, Львова вовсе могли посадить за растрату казённых средств, не говоря уже о прямых призывах Рябушинского и Коновалова к свержению императора. Им оставался только вооружённый переворот, иначе больше не представится шанса взять бразды правления в свои руки. Саботировали поставки муки в пекарни и, соответственно, далее - хлеба в магазины. К сожалению, полиция не смогла поймать всех членов рабочей группы и агитаторов. Они подняли новую забастовку. Под девизом "всеобщего женского дня", никогда ранее у нас не праздновавшегося, они вывели женщин-рабочих на улицы…

- И понеслось…- развёл руками Манасевич.

Воцарилось молчание.

- Господа, стоит ли нам продолжать нашу работу? Не проще ли завтра, а может, нынче же вечером - направиться к регенту? Мы доложим ему, он примет меры…

- Нам нужно ещё кое-что, молодой человек, - Курлов уставился на свои пальцы, сложенные лодочкой. - Вы знаете, когда-то я служил прокурором…Так вот. Нужны доказательства. Нужны цифры. Нужна бухгалтерия Центрального военно-промышленного комитета, Киевского и Московского. Причём, по большому счёту, она должна быть у нас на руках в тот момент, когда мы начнём облаву…

- Облаву? - переспросил, напрягшись, Манасевич.

- Облаву, - ответил за Курлова Спиридович. - Вы узнаете об этом позже. И забудьте об этом до того, как мы попросим Вас вспомнить об этом слове…

Александр Иванович выразился как-то путано, нагнал тумана только…Боялся, что проговорится? Этот струнно-исполнительный человек - и проговорится? Что же тут?

"Они хотят арестовать кого-то? Членов комитетов? Да, сложенные вместе, наши факты…Нет! Неужели! Хотят арестовать самих!"

- Судя по лицу господину Бобрева, он уже обо всём догадался. Замечательно. Итак. Нам нужна бухгалтерия. Просто так явиться и конфисковать её мы не можем, иначе потеряем столь необходимую сейчас внезапность. Надо как-то раздобыть её… - Курлов ушёл в раздумья.

- И так можно. Вот список всех лиц, так или иначе связанных с нужной нам документацией, - Спиридович выудил маленький, с ладонь шириной, лист бумаги. - Вот здесь все они. Дмитрий Петрович, боюсь, это дело предстоит сделать Вам. У Вас есть необходимый опыт…Берётесь?

- Берусь! Жизнь положу!

Контрразведчик вскочил, каблуки его клацнули так, что, кажется, стёкла вот-вот должны были вылететь. Взор был направлен в заоблачную даль…Бобрев готовился.

- Не спешите, Дмитрий Петрович. Вам предстоит ещё одно преприятнейшее дельце, - Манасевич выудил на свет Божий бутыль. - Ну а сейчас-то хоть…А?

- Можно, - Спиридович довольно погладил усы. - Можно…

Бобрев вышел из бывшего штаба жандармов, а ныне Петроградского отдела службы имперской безопасности, под утро. Голова его, несмотря на обильно влитое в неё вино, была ясна как никогда. Всё сложилось в цельную картинку. Несколько людей, желавших добиться власти - каждый по своим мотивам - оказались объединены судьбой. Вместе они создали несколько организаций, пропагандировавших идею о слабом, отвратительном. Не способном ни на что правительстве, а себя выказывали спасителями России. Затем они расставили нужных людей на ключевых местах, выдавили деятельных своих противников, облив грязью, сдавили горло императору, лишили его поддержки…А потом- бац - и переворот! Хорошо ещё, что он не помешал победе в войне. Бобрев, конечно, не был компетентен в административных вопросах, но знал: большинство начинаний "министров общественного доверия" либо отменялось, либо оттягивалось, либо саботировалось Великим князем. Может, поэтому любители критики, неспособные - как это показала работа военно-промышленных комитетов - к созидательной работе, не развалили окончательно Россию. Теперь же предстояла борьба против них, против самих министров! Вот чего хотел Кирилл - сбора достаточного числа доказательств для того, чтоб получить возможность устранить всех враждебных строю людей. Он собрал их под своим надзором, отстранил от работы в общественных организациях, лишил свободного времени. Партия кадетов из-за постоянного отсутствия Милюкова уже начинала потихоньку распадаться, её рвали извечные противоречия на части. Только Павел Николаевич кое-как мог их разрешать, но без него…Да…Без него кадеты были слишком уж различны в своих взглядах. Учёные, составившие костяк этой партии, вообще не были склонны к тому, чтобы принимать чужое мнение без того, чтобы раскритиковать его всласть.

Но да ладно. У Бобрева и без того дел хватало. Итак, что ему предстояло? Необходимо добыть документы. Но как? Использовать кого-либо из указанных в списке лиц. А может, привлечь на сторону "незаметных людей" - уборщиков, секретарей, курьеров. Обычная практика в разведывательной деятельности. Можно перетянуть на свою сторону…Кого?

Бобрев прокрутил в памяти список ещё раз. Секретарь Гучкова, назначенный на эту должность неделю назад, Требовльский Яков Александрович. Либерал. Характер спокойный, нетребовательный. Очень работоспособен. Исполнителен. Нет, такого придётся обрабатывать целую вечность, а времени ни на что не хватает.

Дальше…Кто там у нас? Заместитель Гучкова, также назначенный совсем недавно, Винавер. Он из кадетов, введён на пост исполняющего обязанности председателя Центрального военно-промышленного комитета по просьбе Милюкова. Характер склочный. Депутат первой Государственной Думы. Нещадно критиковавший правительство. Автор очень острых, односторонних мемуаров о деятельности разогнанной Думы. Склонен прислушиваться в политике только к радикальным либералам. Юрист. Нет, этот идейный

Кто ещё? Кого-нибудь надо…податливого, что ли? Чтобы не из октябристов и не из промышленников…Но там таких…Есть такая! Секретарь Винавера, Канторович Анна Павловна. Натура романтичная, трудолюбивая, исполнительная. Знает французский, немецкий, английский. Любит синематограф и театр. Зачитывается философскими работами навроде тех, что напечатаны в сборнике "Вехи". Увлекается немецким романтизмом. Любимое заведение, как ни странно, довольно-таки "плебейское" - "Привал комедиантов". Что такого нашла такая возвышенная натура там? Вспомнить, вспомнить…Там о ней что-то ещё написано…Точно! Несчастна в любви. Постоянно заводит романы, короткие. Ни один кавалер не остаётся подле неё дольше чем на три с половиной месяца. Интересно, откуда такая информация? Агенты, что ли, сами пробовали ухаживать за нею? Или кто-то набрал целую корзин сплетен?

Такой человек обязательно ищет нечто романтичное, мечтает о красивой любви, о чём-то вроде чистого и светлого чувства, как у Джульетты, но при этом в выборе Ромео неразборчива. Возможно, падкая на мужское внимание, плохо разбирается в людях, и отсюда такие короткие по времени отношения с кавалерами. Заинтересовать такую, при желании, будет не так сложно. Тем более долг велит сделать это.

- Ну что ж, Бобрев, надеюсь, ты ещё не забыл, какие комплименты предпочитают прекрасные дамы, - пробубнил себе под нос контрразведчик.- Эх, всё-таки, тяжела и неказиста жизнь российского службиста…Ухаживаешь за нелюбимыми дамами, пьёшь вино, а на утро идёшь арестовывать министров и миллионеров…Мемуары, что ли, взяться писать? А то ведь не доживу с этаким ритмом жизни…

Наверное, Бобрев всё-таки захмелел. Ну самую малость!

Дмитрий кое-как добрался по вечернему Петрограду до своей маленькой, уютной квартиры и плюхнулся, не раздеваясь, на диван. Он проспит шесть часов, а потом проснётся, чтобы начать бой за секреты военно-промышленного комитета и лично Гучкова…

"Привал комедиантов" располагался в довольно-таки приятном районе с довольно-таки неприятной репутацией. Говаривали, что именно здесь перед революцией пятого года собирались всяческие и всевозможные "тёмные люди" вроде Троцкого, Ленина и Гельфанда. Правда, никто из распространителей подобных слухов не задавался вопросом: а как же те могли собраться, если были вдали от столицы, а Ленин - так и от России? Однако логика никогда не могла бороться с россказнями, а потому миф о том, что в заведении за одним столиком сидели Колчак (тоже навещавший "Привал"), Ленин и Керенский (он-то как здесь оказался, было совершенно непонятно), жил и другим того же желал.

На сцене романсы пела какая-то местная (то есть в масштабе кафешантана) знаменитость. Облачённая в наряд, средний между цыганскими юбками и французскими платьями, она заунывно тянула под аккомпанемент гитариста. Тот, конечно же, был одет соответствующе. В общем, идиллия для любителя приобщиться к "енеральской да купчинской жизни", как её представляли невзыскательные люди.

За столиком, стоявшим подальше от сцены, грустила весьма привлекательная особа. Несмотря на то, что платье было у неё недорогим и неброским, что-то заставляло мужчин останавливать на ней свой взгляд. Может, всё дело в открытом лице, в широких как озёра глазах? Или в ауре надежды и ожидания, прямо-таки заполнивших всё вокруг этой девушки? Целый водопад тёмно-русых волос опускался на её миниатюрные плечи, наполовину скрывая её по-девичьи округлое лицо.

- Мадмуазель, это Вам, - словно из-под земли появился официант, держа в руках необъятный букет подснежников. - Просили передать, что эти цветы не могут сравниться по нежности и очарованию с Вами.

- Как мило, - улыбнулась дама.

Лицо её преображалось, когда она улыбалась: становились заметны веснушки, которыми были прямо-таки усеяны её щёки и нос, в глазах плясали огненные бесенята, а счастьем наполнялось всё вокруг. Даже официант, который, казалось, видывал самых прекрасных девушек Петрограда, зарделся и улыбнулся в ответ. Но не по-дежурному, а от всего сердца.

Красавица носиком зарылась в пахнущие весной, ярким солнцем и беззаботными ручьями цветы, и так, не отнимая букет, спросила официанта.

- А кто Вам просил передать это счастье? - вокруг глаз залегли морщинки радости.

- Вон тот господин, - радостно ответил "человек".

Невдалеке, смотря во все глаза на очаровательную любительницу цветов, сидел гвардейский офицер (кажется, поручик). Поза его говорила о величайшем интересе к даме и, одновременно, о чувстве собственного достоинства. Его рыжие волосы сверкали огнём в неверном свете электрических светильников. А перевязанная левая рука! Даме сразу же захотелось позаботиться об этом гордом бедняге, наверняка получившем ранение в дни последних - и самых страшных - боёв на Западном фронте или в Карпатах. Да ведь и всё дело, которому она отдавала всю себя - работа в военно-промышленном комитете - было направлено на помощь армии и сохранение жизни таким вот молодцам. Этот человек, тем более, угадал, какие цветы она предпочитает, и хотя бы из-за этого он достоин улыбки. А может, и благосклонности. Очень милый офицер, наверняка романтичный, повидавший виды на войне, привыкающий к мирной жизни. Должно быть, он невероятно интересен!

- Передайте господину мою признательность, - дама скрыла свою улыбку за букетом. - Он не представился?

- Просил передать, что его зовут Дмитрий, - официант не удержался и подмигнул.

Девушка, однако, простила - или попросту не обратила внимания - на эту фамильярность.

- Имя настоящего победителя, - довольно прошептала она. - Ну что же Вы! Идите! Идите! Передайте…ещё вот это…

Батистовый платочек, миниатюрный, надушенный, оказался в руках официанта.

- О, всенепременно, - "человек" поклонился и направился к столику гвардейца.

Красавица сделала вид, что наслаждается букетом, а меж тем следила за реакцией раненого офицера. Улыбка расцвела на его лице, когда он получил знак признательности. Раненый герой (только сейчас она сумела разглядеть Георгия на его мундире) втянул аромат духов и кивнул в знак благодарности прекрасной незнакомке.

Та, в свою очередь, не спускала глаз с молодого человека, изучая его. Мужественные скулы, доброе лицо, смешной нос, жесты уверенного в себе человека. Гвардеец. Герой войны. Романтичный. Таким должен быть настоящий мужчина! Да, надо бы к нему присмотреться внимательней.

"Но сперва пусть справиться с испытанием" - довольная своей идеей, Анна Канторович поднялась из-за столика и направилась к выходу.

Офицер, однако, не последовал за нею. Девушка даже оказалась раздосадована. Разве так осаждают крепости? Может, гвардеец просто не ожидал, что она уйдёт из "Привала"? Что ж, если он несообразителен и глуп - то и не стоит её внимания. Надо было возвращаться с перерыва на службу, как раз привезли новые бумаги, требовалось их просмотреть и набросать доклад господину Винаверу.

- Извозчик! - Анна взмахнула левой рукой (в правой был зажат букет). - Извозчик!

Напротив как раз похрапывал свободный лихач. Он проснулся, послышав заветный возглас, замахал головой и, наконец, завидев Канторович, ответил.

- Чего изволите, барышня?

- На Литейный, к зданию Центрального военно-промышленного комитета!

- Доскачем, цоканья коня не услышите! - извозчик помог Анне забраться в коляску.

А там…

Там тоже был букет - но уже роз. Кто-то, наверное, забыл.

- Забыли тут у Вас, цветы, милейший.

Канторович снова вдохнула аромат подснежников. Нет, она совершенно не понимала, как можно оставить цветы…Это сущее варварство!

- Не забыли, барышня! - рассмеялся извозчик. - Меня Их Благородье просили передать Вам…Ну то есть я только счас понял, что эт Вы. Даме он просил передать, которая тоже с цветками выйдет. Ну вот это Вы…

- Офицер? Гвардии? Георгиевский кавалер? И рука левая на перевязи?

Всё это казалось сказкой. Тот рыжий молодец, оказывается, умнее, чем она подумала. Что за встреча! Но неужели он увидел её раньше, чем она зашла в этот раз в "Привал"? Может, он уже видел её здесь: Анна ведь частая посетительница кафешантана. Значит, у неё появился новый поклонник! Да, таких у неё прежде не было…

- Надеюсь, я сумел Вам угодить, - внезапно раздавшийся голос, приятный, твёрдый, полный уверенности в себе, раздался совсем близко.

Канторович, ушедшая было в размышления, взмахнула головой, стряхивая тягостные думы - и увидела рядом с коляской того самого офицера.

Он улыбался, открыто, но нешироко. Так, будто справился с порученным командованием заданием, и ждал похвалы (а может, и повышения в звании).

- Да, признаться, эти цветы оказались полной для меня неожиданностью, - наконец нашлась, что ответить, Анна.

- Ваше благородье! Передал в лучшем виде! - довольно воскликнул лихач. - Барышня, прикажете ехать на Литейный? Или куда ещё…

Канторович не видела глаз извозчика, иначе бы заподозрила неладное.

- Вы не против, если я составлю Вам компанию? Мне как раз хочется посмотреть на город. Я так давно в нём не был…Война…Всё война…

- Что ж, не откажусь от Вашей компании. Хотя бы из-за роз, - рассмеялась Анна. - Но как Вас зовут?

- Дмитрий Бобрев, лейб-гвардии Финляндского полка поручик, к Вашим услугам!

Офицер цокнул каблуками, взял под козырёк - а через мгновение уже оказался в коляске рядом с Канторович.

- Лихач, трогай! Двугривенник сверху за бережную езду! - лихо скомандовал гвардеец.

Анна так улыбалась…

"Она прекрасна, - словил себя на мысли расточитель. - Она прекрасна"

Он смотрел, как она вдыхает аромат цветов. Краешек её губ играл натянутой струной, широко раскрытые глаза любовались то розами, то подснежниками. А рука…Её тонкая лева рука постоянно теребила волосы: сперва пальцы касались краешка бровей, затем ноготки танцевали на локонах, останавливались у виска - и всё начиналось снова.

- Благодарю Вас за столь прекрасные цветы, - наконец Канторович повернула голову.

Прядка упала на её глаза. Девушка, смеясь, поправила непослушные волосы.

- Пустое. Они вряд ли сравнятся с их хозяйкой.

Офицер ничуть не кривил душой: с каждым мгновением он всё лучше понимал, что желал бы осыпать комплиментами Канторович. Самые прекрасные слова в мире - и те должны были поблекнуть по сравнению с тенью этой девушки. Неужели он влюбился, как шестнадцатилетний юнкер? А что, почему бы и нет? Только…это помешает службе…Очень сильно помешает…

- Я, признаться, обратил на Вас внимание ещё несколько дней назад. Вы тогда беседовали…на повышенных тонах с неким господином в мундире министерства внутренних дел. И мне подумалось, что Вам требуется хоть какое-то отдохновение…Я, наверное, говорю несколько путано?

Он, контрразведчик со стажем, не боявшийся лично участвовать в арестах вражеских шпионов, стушевался. Что творит красота! Даже выученная загодя речь показалась ему теперь жалким монологом и третьесортной пьески.

Анна закрыла глаза и улыбнулась.

- Нисколько, - она открыла свои глаза-озёра, и взгляды двух людей соединились. - Вы говорите от чистого сердца, мне это нравится. А тот человек…Да…Его надо забыть…

- Какие же у Вас прекрасные глаза…- вырвалось у Бобрева.

И - удивительное дело - Канторович зарделась.

- Благодарю Вас…- она опустила очи долу.

Рука её теребила волосы: Анна нервничала, заметно нервничала.

- Н-н-ноо! Приехали! - наконец воскликнул лихач. - Пожалте, господа хорошие, довезли в лучшем виде!

- Вы были правы, милейший: я не заметила стука копыт, - не поднимая взгляда, сказала Канторович. - Вы…

Она не находила слов: так не хотелось расставаться с этим офицером, таким милым и славным, таким добрым и честным…

- Мы ещё встретимся? - сама того не желая, спросила Канторович, зарывшись в цветы.

- Я Вас буду ждать здесь…Вы ведь, должно быть, где-то здесь служите или живёте?

- Служу…В Центральном военно-промышленном, - легонько кивнула девушка.

Наконец, она подняла взгляд.

- Только…не надо цветов, - она улыбнулась.

В уголке левого глаза показалась слезинка.

- Ещё один букет я унести не смогу.

- Я помогу Вам, - офицер быстро нашёлся и подхватил здоровой рукой букеты. - Я помогу. И донесу их, куда пожелаете. Хоть до германской границы!

- До парадной, если Вы так горите желанием, - Канторович повернулась к нему спиной. - Благодарю ещё раз…

Бобреву показалось, что десяток шагов они проделали в одно мгновение, а контрразведчик хотел, чтобы они растянулись на часы, века, лишь бы только не расставаться с прекрасной Анной.

- Я буду ждать Вас здесь, когда Вы освободитесь? - контрразведчик словил себя на мысли, что переступает грань приличия. - Простите мне мою назойливость…

Дмитрий надеялся, что сейчас не покраснел как помидор. Хотя…Лицо такое тепло…Наверное, всё-таки зарделся. Контрразведчик, тоже мне! Задание, видите ли! Как какой-нибудь студентик влюбился!

Но - странное дело - не видел Бобрев в этом ничего плохого.

Канторович бережно приняла букеты цветов и повернулась спиной к Дмитрию.

- К шести часам вечера, - и скороговоркой, стараясь не оборачивать, добавила: - Я буду рада увидеть Вас снова, Дмитрий

- Я буду самым счастливым человеком на свете. Как Ваше имя?

По "легенде"-то он не узнал ещё имени "прекрасной незнакомки".

- Анна!- донеслось из-за уже захлопнувшейся двери.

- Анна…

Мелодия этого имени эхом отозвалась в сердце Дмитрия.

Бобрев молча вернулся в коляску лихача.

- Должен признать, Дмитрий Петрович, я сам уже давно поверил, что Вы влюблены в эту даму. Замечательно работаете, побольше бы нам таких людей.

Эти слова принадлежали извозчику. Не коверкая слов, другим голосом - более серьёзным и высоким - говорил "лихач".

"Надо срочно что-то ответить, срочно!"

- Благодарю. Надеюсь, скоро в нашей службе вовсе перестанет нуждаться Россия, - по-деловому ответил Бобрев.

- К сожалению, враги России никогда не переведутся, так что и нашей службе, разве только под другим названием, вечно работать на благо державы. Работки на наш век хватит! - невесело усмехнулся "извозчик".

- Вы правы, - задумчиво произнёс Бобрев. - Пожалуйста, в штаб. Мне надо подумать. И захватить необходимые средства.

- Эх, прокачу! - воскликнул агент, снова вошедший в роль извозчика. - Ваш Благородь, держи фуражку, сдует! И накинь-ка двугривенник сверху!

- Накину! - расхохотался Дмитрий.

Он хотел казаться со стороны счастливым человеком, нашедшим свою любовь, но на душе его скребли кошки и ухали совы. Какое веселье сейчас? Ведь он влюбился в девушку, которую ему предстоит использовать…

Через час Бобрев уже снова сидел в том самом кабинете, где состоялось совещание четырёх"агентов". На этот раз помещение преобразилось.

Тяжёлые бордовые занавески были задёрнуты, и в комнату без труда проникал солнечный свет. Он отражался на портретах всех шефов Отдельного корпуса жандармов от самого его основания. Люди, запечатленные на холсте, были такими разными, но всё-таки одна деталь объединяла их и делала похожими: служение. Все они служили не за страх, а за совесть России. Какие испытания им пришлось преодолеть? Чем пришлось пожертвовать?

- Размышляете? Это хорошо.

Спиридович вошёл в кабинет незаметно, дверь даже не скрипнула.

- Сегодня мне удалось наладить контакт с одним человеком из списка, - рапортовал Бобрев.

- Это хорошо, очень хорошо. С кем именно? - Александр Иванович занял место подле контрразведчика, принявшись рассматривать портреты.

- С Анной, - голос на долю секунды задрожал, но Бобрев справился с собой. - Канторович, секретарём Винавера,

- Это замечательно.

Спиридович повернул голову и заглянул в глаза Дмитрию.

- Дмитрий Петрович, помните: не стоит чрезмерно близко сходиться с агентами. Это чревато трудностями. Доверять им тоже не следует. К сожалению, я ожёгся на этом, и не однажды, - вздохнул Александр. - Но, признаться…Если у Вас нечто серьёзное в сердце - то Бог Вам в помощь. Я буду рад, если кто-то из нас всё-таки сможет обрести семейное счастье.

Спиридович был несчастен в браке…

Дыхание Бобрева сдавило.

- Вы…

- У Вас всё на лице написано. Я видел фотокарточку Канторович. Признаться, будь лет на двадцать моложе, я бы…Ну да ладно. Предупреждаю Вас: это слишком опасно. Она вряд ли поймёт то, что…

- Я её использую? Возможно. Но я надеюсь, что мне не придётся ей об этом говорить.

- Придётся. Вы же, наверное, назвались лейб-гвардии офицеров? Не так ли? - Спиридович понимающе улыбнулся, оглядывая "маскировочный" наряд Бобрева. - Да и не могли Вы сказать, что служите в контрразведке. Тогда всё дело могло пойти насмарку. Как Вы с нею объяснитесь? Если Вы не просто влюбитесь в неё, а полюбите - Вы же ведь захотите раскрыть себя, рано или поздно. К чему это приведёт? Она подумает, что Вы обманывали её всё это время, причём врали не только об имени и службе, но и о многом другом. Она подумает не Бог весть что.

Александр Иванович подыскивал нужные слова.

- И будет права, во всём права. Служба - дело одинокое. Мы не можем найти понимания даже в самых близких нам людях. Вы даже не знаете, как первая моя жена воспринимала то, что я делаю…

Тень упала на лицо Спиридовича.

- Мой Вам совет. Если сможете - забудьте её, как только дело будет сделано.

- А если не смогу? - Бобрев всем телом подался вперёд.

Собеседник невесело усмехнулся.

- Тогда желаю Вам терпения, счастья и удачи, последнего - в особенности. Вы ещё очень молоды, чтобы разобраться во всём без участия фортуны.

Спиридович повернулся и хотел было уйти, но Бобрев его остановил.

- Александр Иванович, можно спросить Вашего совета? Не в службу, а в дружбу, - контрразведчик замялся.

Бывший начальник личной охраны царя повернулся. На лице его играла шальная улыбка.

- Вы хотите узнать, как расположить её к себе? Как добиться её благосклонности, - и, прочтя по лицу Бобрева утвердительный ответ, продолжил. - Нет ничего проще! Первый совет: никого не слушайте и полагайтесь только на своё сердце. Оно подскажет Вам верную дорогу. Что, хотите ещё советов?

Дмитрий кивнул.

Спиридович - впервые за долгие годы - улыбался от чистого сердца. Наверное, он был счастлив помочь хоть кому-то из числа "бойцов невидимого фронта" обрести личное счастье. Ведь это самое ценное - наравне со служением Родине - что есть у человека…

Едва Анна Канторович вышла из здания комитета, как принялась оглядываться по сторонам, ища глазами того офицера, Александра. Она постоянно думала о нём в тот день, даже Винавер заметил, что с секретаршей что-то не так.

- Милочка, уж не заболели ли Вы?

Он просто ещё не видел букеты.

- Нет, Максим Моисеевич, всё в порядке, просто…

Нос наконец-то принюхался. Умные глаза Винавера пронзили Канторович.

- Анна Павловна, комната прямо-таки благоухает цветами. Духи? Нет…Вам случайно не подарили цветы?

Юрист-цивилист, недавно отпраздновавший свой пятьдесят четвёртый день рождения, поднялся из-за стола и подошёл к окну. Он отдёрнул занавеску - и прямо перед его взором оказались букеты, стоявшие в вазах.

- О, милочка, у Вас новый поклонник. Вот отчего Вы так взволнованы. Ну что ж, очень хорошо, очень! Авось найдетё наконец себе пару. Пора, пора, столь прекрасная девушка просто не имеет права оставаться в одиночестве. Ну же, расскажите мне о нём, мне интересно!

Старый еврей и один из старейших кадетов, великолепный специалист по гражданскому праву, он опустился на стул напротив Анны Павловны. Он ждал любопытнейшего рассказа. И дождался.

- Мы встретились с ним в "Привале комедиантов"…

- Анна, простите, что заставил Вас ждать, - раздался долгожданный голос откуда-то справа.

Канторович развернулась. Голова её сделала немыслимый пируэт, а лицо…Лицо преобразилось. Задумчивость мигом слетела с него, глаза засияли, а улыбка озарила всё вокруг. Бобрев не удержался от того, чтобы не улыбнуться в ответ.

- Позвольте принять у Вас букеты? Клянусь, я не дам их в обиду, - рассмеялся Бобрев.

- Да, пожалуйста, - букеты перекочевали в здоровую руку Дмитрия Петровича.

При этом Анна коснулась ладошкой кожи Бобрева, и его будто молния ударила: прикосновение было таким тёплым, таким нежным!

- Анна, скажите…А Вы любите прогулки по набережной, улицам Петрограда?

Канторович подняла премилый носик кверху, приложила пальчик к губам, сделала серьёзное выражение лица - а через считанные секунды, радостно улыбнувшись, ответила:

- Особенно в хорошей компании. Надеюсь, я попала именно в такую? - девушка ждала реакции Бобрева.

- Уверен, что да. Быть может, даже в лучшую из возможных, - поддержал шутку Бобрев, и они оба весело и по-доброму рассмеялись. - Прошу Вас.

Дмитрий кое-как извернулся, чтобы цветы не мешали, и Канторович взяла его под локоток. Если честно, секретарша Винавера позволяла себе такое своим прошлым ухажёрам хорошо, если на вторую-третью встречу, но этот офицер…Было в нём нечто, располагавшее к этому рыжеволосому кавалеру, что-то, заставлявшее довериться ему. Анна всё больше и больше отдавалась чувствам, не желая противиться любви с первого взгляда (или, скорее, букета).

- Ваши цветы, признаться, обратили на себя внимание всего женского и большей части мужского персонала нашего комитета, - Канторович первой завела разговор. - Вы, наверное, волшебник: раздобыть в такое время в Петрограде столь прекрасные букеты! Поделитесь секретом, будьте любезны!

Анна желала напустить в свой голос побольше серьёзных ноток, но получались только мажорные ноты, ноты счастья и удовольствия.

- О, если я раскрою Вам секреты своего волшебства, оно потеряет всякое очарование. Согласитесь, магия хорошо ровно столько, сколько она сохраняет тайну, пока вокруг неё расстилается туман, пока кто-то желает проникнуть в её суть, - Бобреву казалось, причём чем дальше, тем больше, что он городит чушь.

- Вы точно волшебник: сказали то, о чём я только что подумала, - голос её был полон улыбок.

"А я становлюсь поэтом. Надо же" - невпопад подумал Дмитрий.

- Я буду стараться и создавать одну волшбу за другой, чтобы только очаровать Вас, Анна.

Она шутливо погрозила пальцем контрразведчику.

- Меня не так уж и легко околдовать, смею Вас уверить! Хотя…

Анна многозначительно посмотрела на Бобрева.

- Хотя…Всё зависит от силы этой магии. Кто знает, может быть, какое-то заклинание и сможет меня победить. Но чтоб подобрать его, потребуется много труда.

- Меня не пугают подобные трудности, Анна, - совершенно серьёзно, от чистого сердца, ответил Бобрев. - Я буду колдовать изо дня в день, двадцать часа в сутки, лишь бы найти то единственное заклинание.

- Я Вам верю, Дмитрий, - Канторович опустила взгляд.

"И надеюсь, что Вам не потребуется много времени для своих поисков" - добавила она мысленно.

Двое, чьи пути сошлись лишь благодаря изворотливой фортуне, шли, не замечая ничего вокруг. Они шутили и смеялись, рассуждали о философии и истории, о завтрашнем открытии мирной конференции, о розах и фиалках, о дамских шляпках и парадных мундирах. И казалось им, что знакомы они всю жизнь, а может, даже больше, и не хотелось им расставаться.

Они дошли до парадной дома, в котором жила Канторович. На минуту воцарилось молчание. Никто из них не мог найти подходящих слов для прощания.

"Скажи, ну скажи! Пусть сердце скажет, а не разум!" - убеждал себя Бобрев.

"Пусть он скажет хоть что-нибудь! Хоть что-то! Лишь бы услышать его голос!" - молила Канторович.

- Анна, - наконец нашёлся Дмитрий. - Вы…

- Я жду Вас завтра! Утром, в девять, я поеду на службу. Вы дождётесь меня?

Она закусила губу от волнения. Он изо всех сил сжал кулак, так, что костяшки захрустели, а кожа перчатки, похоже, треснула. Их взгляды наконец-то встретились.

"Эти глаза…Какие глаза! Боже, как она красива!" - подумал он.

"Я бы хотела смотреть только в них!" - подумала она.

- Я дождусь Вас, чего бы мне это ни стоило! - Бобрев взял под козырёк, и оба, не сговариваясь, рассмеялись.

Смех их выгнал прочь все страхи и сомнения, и, как надеялись двое влюблённых, навсегда.

"Если бы ты никогда больше не покидал меня!" - подумала она.

"Я буду ждать тебя, Анна…" - подумал он.

Ещё несколько минут они молчали, и молчанием этим сказали больше, чем за всё время их встречи.

В каком-то порыве Анна подалась к Дмитрию, их губы встретились на короткое, как вечность, мгновение - и тут же Канторович, испугавшись собственных чувств, юркнула в парадную.

Бобрев долго ещё смотрел вслед девушке, похитившей его сердце.

"Господи, только бы нам никогда не расставаться…"


"Новое время"

ТРУБЫ МИРА
Завтра открывается мирная конференция, на которой будет решена судьба послевоенной Европы, а может, и целого мира. Целая тысяча делегатов приедет в Петроград, чтобы принять участие в создании мирной декларации. Союзные державы: Россия, Англия, Франция, Италия, САСШ Япония - образовали совет, в который входят по одному представителю дипломатического корпуса и по одному представителю правительства. Остальные державы разделены на три категории, чтобы облегчить обсуждение тех или иных вопросов на конференции: по чисто техническим соображениям невозможно собрать для столь трудоёмкого дела тысячу человек в одном месте. Кроме того, представители Четверного союза вот-вот должны прибыть в Петроград. Их участие в конференции ограничено. В течение пятнадцати дней после составления союзниками пунктов мирной декларации делегаты побеждённых держав должны согласиться на условия мира или отказаться от них. Думается, что последнее вряд ли возможно.

В Германии начинается революционное брожение. До нас дошли известия о волнениях в германском флоте. В Австро-Венгрии социал-демократы намерены созвать Национальное собрание для решения судьбы практически развалившейся империи, недавно объявленной федерацией. Император Карл, как сообщают австрийские газеты, находится в затруднительном положении и думает об отречении. В столице осталось слишком мало верных престолу сил. В Болгарии реформируются правительство и армия. Те элементы, что ратовали за войну с братской Россией, за гибель сотен тысяч болгар, теперь должны покинуть занимаемые посты. Предрекают скорую смену правительства.

Регент, к сожалению, не смог лично ответить на вопросы журналистов нашей газеты, вместо него пояснения касательно позиции России на делегации изложил Павел Николаевич Милюков, министр иностранных дел. Он заявил, что мы будем добиваться окончательного присоединения к империи столь важных для нас во всех отношениях Проливов, Константинополя, Галиции и некоторых восточных территорий Германии. Пройдёт ещё несколько недель, и Царьград вновь, теперь на веки вечные, станет православным городом. Наши солдаты бились ради этого четыре года, и теперь цель их близка как никогда. Кроме того, мы будем ратовать за создание независимых государств наших братьев-славян, чехов, словаков, словенцев и за уплату Германией контрибуции, которая компенсирует наши затраты в войне. Кроме того, мы потребуем передачи в наши руки оборудования и продукции некоторых немецких заводов и право пользования всеми германскими патентами в течение пяти лет. Это позволит нашей промышленности если не сделать резкий рывок вперёд, то хотя бы быстро восстановиться.

Господа - это тот час, которого мы ждали долгие годы войны! Благодаря Великому князю Кириллу Владимировичу и нашей доблестной армии - мы победили…


"Утро России"

СЛОЁНЫЙ ПИРОГ
Послезавтра открывается мирная конференция, на которой будут участвовать только представители Антанты. Делегатов от Четверного союза позовут, когда те потребуются для подписи всех документов. Итак, господа, не пора ли подвести итоги войны? Точнее, вклад некоторых людей в её достойное окончание?

Все эти тяжёлые годы такие замечательные представители общественности, как Александр Иванович Гучков, Александр Иванович Коновалов, Михаил Иванович Терщенко, Георгий Евгеньевич Львов, Павел Николаевич Милюков, Михаил Владимирович Родзянко, внесли неоценимый вклад в общее дело борьбы с германцами.

Однако что же предпринимают власти для того, чтобы вознаградить их? Нашей газете стало известно, что все замечательные начинания этих людей блокируются регентом. Власть мешает им работать. Неужели возвращается николаевский гнёт? Сколько можно? Отчего стране нельзя вздохнуть свободно? Разве не заслужили мы долгожданной свободы?

Великий князь хочет затопить Россию тёмным простонародьем, дав волю необразованной массе и задавить едва-едва народившуюся в стране прослойку думающих, знающих, образованных людей. Можно ли это позволить? Может быть, стоит задуматься, а тот ли человек стоит на вершине власти? Кто поставил его туда? Неужели он забыл, что только благодаря борьбе с тёмными силами, с силами реакции и косности, которые вели нашу страну к гибели, только благодаря просвещённой общественности Великий князь оказался столь близок к престолу. Как знать, может быть, стоит задуматься: не настал ли час для новой битвы за свободу?..


Глава 7

… Я буду говорить для сильных и твёрдых

людей, способных хладнокровно и

спокойно смотреть в глаза

надвигающейся катастрофе,

обдумать и взвесить её значение,

а затем делом и поступками её

предотвратить…

А.В. Колчак
Что ответим?- Что можем ответить?

Только молча мы ниц упадём

Под ударом карающей плети,

Под свинцовым смертельным дождём.

Елизавета Кузьмина-Караваева

Иоган Карлович Фредерикс, остзеец, барон в двенадцатом поколении, доблестно сражавшийся при штурме Босфора и Стамбула, теперь будто вернулся в прошлое, на пару месяцев назад. То же приподнятое настроение, то же щекочущее ощущение близкой смерти, то же сладкое замирание сердца…Иоган широко улыбнулся и ещё раз окинул взглядом вверенную ему роту кирилловцев. Многих он видел в первый раз, но чьи-то лица запомнились. При одном взгляде на них он снова вдыхал пороховой дым, слышал залпы "Гебена" и турецкую брань, а с языка готовы были сорваться победные возгласы: "Взяли, взяли Стамбул! Наш! Наш Царьград!". Его предки не поняли бы внешне уверенного, раньше времени постаревшего Иогана, узнай, что в его груди стучит пылкое сердце гегельянца, а значит - идеалиста до мозга костей. Ну ладно, пусть ему, пусть тешится внучек-правнучек взбалмошными идеями великого Георга Вильгельма Фридриха, но чтоб он ещё и горел желанием погибнуть за Россию? Нет, душа рыцарей Ливонского ордена отказалась бы принять это! Как ни странно, Фредериксу в тот момент чихать хотелось на мнение предков-рыцарей: впереди ждал поход, да ещё какой поход!

Полковник Хворостовский, с чёрной повязкой на левом глазу, изредка крививший жуткие рожи (последствие контузии), спешил оповестить солдат и офицеров о скором отбытии. По праву руку от него шёл офицер из Чехословацкой дивизии, на всякий случай переводя команды Хворостовского на чешский. Конечно, солдаты дивизии и без того могли понять Хворостовского (а вот русский вряд ли бы понял без особой сноровки чешский), но так было надёжней.

Вообще, собранный сейчас на пограничной с Австрией станции, Вальтице, представлял отряд то ещё. Солдаты и офицеры, все сплошь добровольцы из русских, чехословацких и польских частей, щеголяли в чёрном. На кокардах, погонах, шевронах - металлические изображения "адамовой головы", то есть черепа и скрещенных костей под ним. Офицерам присвоили знаки золочёные, а солдатам - белые. До поры до времени, в глубине поезда, скрывалось и знамя Первого ударного полка: серебряный череп, пронзённый мечом, на чёрном фоне и надпись "Россия или смерть!". Уже никто не помнил, кому первому в голову пришла мысль выбрать именно такой символ, но зато каждый из "ударников" понимал его значение. Шедшие в бой под таким знаменем солдаты побеждали смерть, атаковали врага, доказывая, что нет ничего на свете ценнее Бога и России. Как ни странно, это сформулировал сам Фредерикс, оказавшийся русофилом даже большим, чем Марков или какой-нибудь черносотенец Иванов. "Ударники" идею Иогана Карловича поддержали, при встрече величая его не иначе как "философ" (с ударением на последнем слоге). Иогану Карловичу льстило такое внимание: остзеец никогда не был лишён честолюбия и желания прославиться. Как знать, авось останется имя его в летописи полка?

"Ударники" заполнили всю платформу небольшого вокзала. Некоторые курили, иные вышли надышаться вечерним воздухом. Здесь, не то что в России, весна пришла много раньше, и была она впятеро теплее. Чем-то погода напоминала Фредериксу его родную Эстляндию, с той лишь разницей, что за отсутствием моря здесь не дул ни вечерний, ни утренний бриз. Иогану взгрустнулось, едва мысли перенеслись на тысячи вёрст, к прибалтийскому взморью. Эх, до чего же там красиво! Помнят ли его ещё там, ведь сколько лет прошло с той поры, как он простился с родными краями. Как там родители? Что та соседка-хохотушка, Марта Ринова, не увёл её какой-нибудь отставной поручик?

Фредерикс посмотрел влево: приближался полковник Хворостовский, а это значит, что пора занимать места в вагоне.

- По вагонам! По вагонам! Братцы чехи, по вагонам! - командир состроил (то ли нечаянно, то ли намеренно) остзейцу в высшей степени выразительную рожицу.

Иоган Карлович затушил сигарету и, подобравшись, вошёл в пулмановский вагон, уже забитый кирилловцами. Целый батальон их на время придали Первому ударному, чтобы усилить пока ещё слабую часть. Так, во всяком случае, говорили официально. Слухи же упорно твердили, что Верховный Главнокомандующий желал использовать в Вене самых надёжных бойцов.

Вообще, для всего мира Первый удар сейчас находился где-то под на севере Богемии, у самой германской границы. Здесь же якобы квартировал Пятый гусарский полк. Ещё со времён Заграничного похода эта часть носила форму с изображениями черепов и костей, и только Николай Второй официально утвердил "адамову голову". Со стороны "ударников" и "гусаров бессмертия", как их прозвали, легко можно было спутать: что у тех череп и кости, что у этих. Тем более в последнее время Пятый полк использовали в основном как пехотную часть, так что отсутствие коней никого не должно было смутить. Целью поездки "гусар" Австрию Кирилл назвал "вспомошествование делу обмена пленными". На самом же деле ударников ждала другая, намного более сложная и важная миссия.

Гвардейцы шутили, обменивались мнением о достопримечательностях Праги (в основном о знаменитых пивных), скручивали папиросы из утренних газет - словом, делали вид, будто им предстоит увеселительная прогулка, а не подавление беспорядков в австрийской столице. Голодный бунт, поддержанный большинством гарнизона, вот-вот должен был превратиться в настоящую революцию.

- Ну-с, Иоган Карлович, - к Фредериксу присоединился Хворостовский и, бедняга, "состроил" ещё одну уродливую рожу. - О чём думаете? О венских закусочных? Говорят, штрудель там просто божественный, а уж шницель, шницель! Ещё бы туда баварских сосисок завезли…Если уж нам в вотчину Людвига Безумного не попасть, так хоть в Вене бы затерялся уголок скалистой Баварии!

Фредерикс и не предполагал, что составивший ему компанию Иван Антонович был преизрядным гурманом! В этом худом, тоньше жерди, полковнике, да ещё не оправившемся от контузии, горело пламя волчьего аппетита!

- Полно Вам, Иван Антонович! Голод ведь! В Вене, говорят, маиса нет, не то что уж штруделей и шницелей…- у Фредерикса от этого разговора уже начал предательски урчать живот. - Люди гибнут от голода. Да что голод? Последние две австрийские дивизии, отправленные до перемирия на Западный фронт, и вовсе босиком воевали. И с одной винтовкой на троих.

- Это для простонародья - голод, а в "известных", - Хворостовский подмигнул, - местах царский обед подадут. Были бы деньги и связи…Всё найдётся…Да-с…Или Вы не знаете, что в Петрограде было в феврале? С хлебом в пекарнях полнейший разгром, зато в кафешантанах - виктория, настоящая виктория!

В образности, правда, специфичной, весьма специфичной, Хворостовскому нельзя было отказать. Иоган Карлович был уже близок к "полнейшему разгрому": голодный желудок алкал еды после считанных минут разговора с полковником-гурманом. Живот уже вот-вот должен был поднять голодный бунт, как - на счастье Фредериксу и закусочным Вены, которые он готов был разгромить в пух и прах - поезд тронулся. Раздался стук колёс о рельсы, сперва неуверенный, тихий, но с каждым мгновением всё более уверенный, а вскоре и наглый. Наконец поезд набрал должную скорость, и колёса размеренно застучали.

- Ну вот, мы уже на пути в Вену, а вместе с нею - и к миру! Страшно подумать: почти четыре года войны, четыре года…Сотни тысяч погибших, раненых, разгромленные, разорённые области, беженцы, перекройка мировой карты…А бочку-то подорвал один-единственный выстрел самоуверенного юнца! - Хворостовский славился на весь Кирилловский полк своим умением в мгновение ока менять тему разговора.

Ещё бы! Иван Антонович до войны работал приват-доцентом в Петербургском политехническом, преподавал мировую историю, имел громкий успех среди слушателей, открывались блестящие перспективы карьерного роста…Но, словно желая удивить "всенаперёдзнаек", как любил говаривать сам приват-доцент, на следующий день после объявления Манифеста о начале войны записался вольноопределяющимся в действующую армию. Потом были Танненберг, где он потерял глаз, чудом избежал плена и получил унтер-офицерский чин, Нарочь, после которой Хворостовский приобрёл ненависть к болотам, слякоти, канонаде и любовь к немецким глубоким сухим окопам, Новый Луцкий прорыв, окончившийся для историка званием подполковника (замечательная карьера!) и контузией. Но Иван Антонович не желал отсиживаться по госпиталям и убедил врачей отпустить его в родную часть, рвавшуюся к Венгерской равнине…Перемирие Хворостовский встретил уже в чине полковника в предместьях Будапешта, командуя Словацким полком Чехословацкой дивизии. Судьба вновь решила сыграть с Иваном Антоновичем: война, несмотря на заключённое перемирие, для него продолжилась. Долг службы позвал его во главе полка на север, в Прагу, где его назначили командиром Первого ударного. Мотала же его служба по Европе!

- И всё же…Иоган Карлович, послушайте! Поют! Что за чудесная песня…- Хворостовский, ко всему прочему, был и ценителем песенного жанра!

Солдаты запели незнакомую Фредериксу песню, протяжную, заунывную, но обладавшую внутренней силой.

- Чудесная…Чудесная песня! - Хворостовский повторил за кирилловцами: - Дать России мир…Пойду-ка попрошу слова переписать! Всенепременно! Надо! Надо!

Иван Антонович даже прекратил корчить рожи, столь благотворно на него повлияла эта простенькая песня. Иоган Карлович решил не дожидаться собеседника и прилёг вздремнуть…

Безразмерные - неведомое откуда взявшиеся - баулы, кули, сумки полетели на Фредерикса, больно стукнувшегося о стенку вагона. Кирилловец ничегошеньки не соображал в происходящем. Он осоловело смотрел на такого же сонного Хворостовского, силясь понять, что же происходит.

- Что? - Иоган Карлович из-за грома (какая, к чертям, гроза в это время года?) не мог разобрать, что же ему пытается сказать Хворостовский.

А тот не говорил даже - кричал - но проклятый гром…Гром? Да это же разрывы снарядов или бомб! Война! Война! Австрийцы нарушили перемирие! Немцы напали! Турки решили отомстить за взятие Стамбула! Шальные мысли скорым поездом пробегали через разум ФредериксаЈ не желая делать совершать хотя бы минутную остановку.

- Иоган Карлович! Командуйте своим "в ружьё"! Скорее! Скорее! Надо занять оборону у вагона! - Хворостовский, выхватив (не из-за пазухи ли?) "Наган", уже мчался на выход. Контуженный - а соображал быстрее Иогана Карловича.

- К оружию! Занять оборону вокруг вагона! Быстрее! Быстрее! Быстрее! - наконец скомандовал Фредерикс и помчался вслед за Хворостовским, желая узнать, что же, чёрт побери, творится!

Поезд остановился на подъезде к какому-то чешскому (или австрийскому, или немецкому, в потёмках понять было невозможно) городишку, в поле. Из вагонов уже успели высыпать солдаты и офицеры, готовые к бою - только знать бы, бою с кем…Поблизости продолжали рваться снаряды, принося эхо Великой войны в мирный до сего дня городок. Зарево, освещавшее, округу, горевших домов беззвёздной ночью было видно издалека. Даже поезд с Чехословацкой дивизией был озарён этим инфернальным светом войны.

"Бой, похоже, идёт в городишке…Там же у нас паровоз! Только бы не подорвали! Только бы снаряд не угодил, иначе застрянем здесь как пятом году!".

- Слушай мою команду! Цепями по десять по обе стороны состава вперёд, к городской черте! При появлении любых подозрительных лиц - открывать огонь! - разнеслась команда Хворостовского.

- Какой у вас план? - Фредерикс наконец отыскал сновавшего туда-сюда Ивана Антоновича.

- Ввяжемся в бой - а там посмотрим! - процитировал "маленького капрала" Хворостовский. - Ведите своих кирилловцев! Давайте! Я поведу братьев-славян! С Богом!

Полковник оказался в стихии, ставшей ему за годы войны родной: исчезла нервная, излишняя жестикуляция, лицо заострилось, выражение лица застыло. Из фраз исчез пафос, свойственный лекторам…Фредерикс, идя впереди роты кирилловцев, увидел, как Хворостовский, рванув вперёд, пошёл впереди чехословацких цепей. Едва невдалеке разорвался снаряд, как полковник приказал цепям лечь, а сам остался стоять, высматривая, можно ли идти вперёд и не ждут ли солдат "горячие объятия" противника.

Иоган Карлович, наблюдая за полковником, понял, как приват-доцент смог столь быстро подняться до своего звания и заработать столько ранений: Хворостовский всегда был впереди своих солдат, "кладя" цепи, сам продолжал стоять, наплевав на опасность, не кланяясь пулям…

- Ребята, за мной! - с особой, только полководцам понятной радостью, с пылом сердечным Иван Антонович вёл солдат на бой. С кем бой, какой бой, где бой - это ему не было важно, главное - бой. Битва. Сражение. Передряга. Перестрелка - историк лез в самый глаз урагана, на пули, в огонь. Что его бросало вперёд? Ведь так бодро идут на смерть лишь сумасшедшие или решившие покончить с собой люди. Приват-доцент не был сумасшедшим, значит…

Первые цепи уже вошли в городок, готовясь дать бой. Снаряды рвались, огненные всполохи были повсюду, вдалеке метались тени…Фредерикс готовился уже скомандовать "Огонь!", как….Как прошла секунда, затем - минута, кирилловцы топотали по улице превратившегося в огненный ад города, но бой не начинался. Да, снаряды продолжали взрываться, но не прозвучало ни единого выстрела. А это, собственно говоря, были не окопы Великой войны, чтобы начинать сражение с многочасовой артподготовки - должен же был хоть кто-то из солдат противника встретить их винтовочным залпом! Да и вообще, что это за пушки были, которые стреляли ровнёхонько по противоположной окраине городка? Ни единый снаряд не упал на наших солдат!

- Не нравится мне всё это, - пробубнил Фредерикс, как по цепям пронеслась команда Хворостовского:

- "Отставить!"…

Солдаты вступали в наполовину разрушенный чешский городок, разрушенный не солдатами, не пушками, - складами! Армейские склады, на которых хранились артиллерийские снаряды, под вечер загорелись и, естественно, началась "канонада". Насмерть перепуганные жители попрятались по подвалам, многие додумались сбежать куда глаза глядя, чтобы переждать "пекло" - и потому чехословацкий батальон встречали только всполохи пламени да рвущиеся снаряды…Великая война достала и этот городок в глубоком тылу австро-венгерской армии…

- Да-с. Австрия теперь полыхает. Не загорелась бы Германия, а вслед за ней Россия, - мрачно заметил Хворостовский. - Ладно. По вагонам! Шибче! Шибче! По вагонам! Кто замешкается - может от поезда отстать.

Паровоз загудел. Спешат, очень спешат. Интересно, успеют ли?

Через несколько минут Иоган Карлович довольно посапывал. Хворостовский до самого утра смотрел на убегавшие вдаль станции, деревушки и города, прижавшиеся к железной дороге. Он думал: как же их встретит Вена? Не остановят ли революционеры поезд, не придётся ли штыками пробивать дорогу к Шёнбрунну?..

К вечеру следующего дня ("Не русские это просторы - подумал Фредерикс") поезд подъезжал к окраинам Вены. Цель их - императорская резиденция Шёнбрунн - располагалась на юго-западной окраине столицы. Поезд на пути к ближайшему к району Хитцинг (в нём располагался дворец) вокзалу проехал по столичной окраине. Да, ну и зрелище!

Повсюду сновали люди, размахивавшие красными флагами. Толпы народа, бросившие работу, сновали вокруг самых железнодорожных путей. Однажды митингующие даже преградили составу путь дальше, но несколько людей императора Карла, сопровождавшие ударников, сумели убедить "левых" пропустить поезд.

Особо ретивые хотели было забраться внутрь, проверить, нету ли там "контрреволюционеров" (даже не зная немецкого, по крикам "товарищей" можно было понять их намерения), но их уразумели.

Дорогу преграждало целое море наглого вида людей в поношенной одежде, исхудавших донельзя, многие принесли с собой винтовки и револьверы. В толпе то тут, то там виднелись солдаты и даже офицеры. Все они постоянно кричали нечто вроде "А вдруг там монархисты? Вдруг нас пришли разгонять? Не дадим!". Кто-то даже подался вперёд, намереваясь увлечь народ за собой и ворваться в вагоны. На счастье, в составе в основном были товарники да один вагон-загон для скота (там же располагалась единственная на весь полк пушка), так что разглядеть, что там внутри, представлялось делом нелёгким.

Ударников ещё на подъезде к городу предупредили, что следует подготовиться к бою. Пулемёты расставили у дверей, чтобы дать очередь в случае чего. Винтовки и автоматы Фёдорова, попавшие в полк вместе с кирилловцами, зарядили. Даже молебен отслужили (стук колёс, на счастье, не давал звукам молитвы выходить за пределы вагонов). Даже пушку, "окопную", подготовили к бою. Надо будет только выгнать из вагона-загона коней, быстренько вытащить орудие наружу, зарядить - и можно стрелять. Жаль только, снарядов выделили мало, всего лишь сто штук. В случае долгого боя весь боезапас могли расстрелять. Но, к сожалению, в вагон больше не влезло: его и так набили доверху зарядными ящиками, кормом для лошадей и комплектами тёплой одежды.

Толпа начала наседать. Карлисты потянулись к револьверам. Вот-вот могло начаться кровопролитие. Командир проводников шепнул Иогану, что ещё немного, и нужно будет давать сигнал к бою. Соседние постройки, то ли цеха, тои ли склады, тоже не внушали доверия: в любой момент оттуда могли дать залп "леваки". Почувствовавшее вседозволенность (скажем спасибо Антанте) Национальное собрание дало санкцию на борьбу с контрреволюцией. Так что в любой момент любого человека, вздумавшего даже заговорить о симпатиях к императору и династии, могли пустить в расход. Целых три батальона, правда, вряд ли так легко возьмут. Здесь, в Вене, им угрожали только вооружённые рабочие, запасники и дезертиры. Организованному отпору такие противостоять долго не смогут, бои за Петроград это доказали прекрасно.

Но прогреми здесь хотя бы один выстрел - и вся Вена узнает, что в городе русские войска. Императора Карла точно не выпустят в этом случае из Вены, возьмут штурмом Шёнбрунн и к стенке поставят. Правда, и без вмешательства со стороны с Габсбургом могут проделать то же самое. Вот она, дилемма.

- Только бы пронесло, Господи, пронеси, а? - шептал Хворостовский.

Австрийцы шумели, размахивали руками, что-то такое неприятное показывали поезду и парламентёрам. Но - не трогались с места. Стояли. И то хорошо. Значит, не собираются штурмовать состав. Наконец, какой-то особо лихого вида "левак" махнул рукой, и митингующие подались назад. Один из карлистов повернулся к паровозу и подал знак машинисту: всё хорошо, разводи пары.

- Слава Богу, - выдохнул Хворостовский, но руки от кобуры не оторвал.

Мало ли?

- Ну-с, милейший Иоган Карлович, ужинать нам в Шёнбрунне, - облёгчённо пошутил гурман. - Надеюсь, повара ещё оттуда не сбежали…

- Мне не хотелось бы задержаться здесь даже для ужина…- хмуро ответил Фредерикс.

Он прильнул к окну вагона. Напротив, шагах в пяти, собралась кучка "леваков" в шинелях. Наверняка дезертиры или запасники…В прошлом году Петроград кишел их двойниками, но тогда всё обошлось…

Один из дезертиров показал рукой прямо на Дитерихса. Остальные замерли на мгновение…Вскинули винтовки…

- Иоган, ложись! - Хворостовский оттолкнул товарища в сторону, не медля ни секунды.

Раздался выстрел, за ним - треск стекла. Обломки посыпались на офицеров, так и норовя порезать, ранить, разорвать мундиры. Даром что австрийское стекло!!!

Воздух наполнился треском выстрелов. Австрийцы устроили беспорядочную пальбу по вагонам…

Дитерихс не видел, но в первые же секунды боя карлистов-парламентёров расстреляли "леваки". Верные императору офицеры упали наземь, не успев понять, что происходит…

В ответ, прямо через деревянные стены и закрытые двери теплушек ответили наши пулемёты. Ударники, до того взвинченные до предела, наконец-то оказались в привычной стихии боя.

Одна за другой очереди, пробивая дерево вагонов, падали промеж австрийцев. Те, раненые или убитые, снопами валились на промёрзлую землю, на полотно дороги, на рельсы…Они всё падали и падали, расплачиваясь за любопытство Дитерихса и нетерпение того стрелка.

Это была какая-то тысячекратно усиленная глупость и анархия. Не было слышно ничего, кроме выстрелов. Никто не чувствовал ничего, кроме ярости и гнева. Никто не хотел ничего, кроме как убивать. И они гневались, и они убивали, и они гибли…

Двери теплушек, державшиеся на честном слове, раскрывались, и наши солдаты прыгали, прикрываемые пулемётами, прыгали на железнодорожное полотно. Секунда. Патрон в патроннике. Ровная - какова цена этого порядка? - цепочка залегла. Ещё секунда. Винтовочный залп, эхом подхвативший треск "Максимов". Какой-то унтер - в этом хаосе не до разглядывания погон - дал очередь из ручного "Льюиса". Оттуда, как из жерла, вырвалась гибель пяти…нет…шести…Нет - семи! - человек. Рабочие, которые больше не в силах были смотреть на голодающих вот уже какую неделю детей и жён - они вышли на митинг, такой, кажется, безопасный митинг…Они искали хоть какой-то способ изменить свою чёрную голодом жизнь…Они нашли этот способ. А, нет, не только трудяги упали, скошенные "Льюисом" - туда затесался студентик. Мундир Венского университета, худшего из лучших университетов Европы. Теперь мундир весь увешан, словно медалями, кровавыми ранами.

Кровавый хаос закончился так же внезапно, как и начался. Ударники ещё стреляли, но в воздух, по домам, не по людям - не в кого было…Когда смолкли выстрелы, воцарилась тишина. Знаете, та самая: человек смотрит на дело рук своих, и думает, к худу или к добру получилось у него? Вот так же было и в те минуты. Наши не хотели даже понимать, что же сделали. Но глаза - глаза-то не обманешь! Всё вокруг было устлано телами австрийцев. Кого-то смерть настигла за два - нет, за шаг! - до спасения: десятки валялись у самого забора, низенького каменного забора, отделявшего железную дорогу от складов и хибар. Двоих пули настигли уже на самом этом заборчике: они скрючились в невероятных позах, растянулись на ограде, так и не перемахнув через неё.

Тот самый унтер с "Льюисом" сглотнул. Он повидал многое в эту войну, пережил сотню обстрелов немецкой артиллерии, ходил в тысячи атак…Но такого…Такого…Да ещё собственными руками…

Но прозрение, появившееся на мгновение, тут же пропало, сменившись рутиной войны, маленькой войны в дни всеобщего перемирия.

Хворостовский, стряхнув осколки стекла, вышел "на волю". Он затоптался на месте, у подножки вагона, то ли не желая приближаться к "братской могиле", то ли не в силах сделать этого.

- Ехать дальше на поезде или прорываться своим ходом? - бубнил он себе под нос.

- А что мешает? - удивлённо спросил Дитерихс, только что спрыгнувший на землю. - Тем более нам будет сложно идти дальше. Кто-нибудь из офицеров Карла остался в живых?

- Да уж…- буркнул Хворостовский. - Посмотри-ка, Иоган, в паровозе. Там был один из офицеров. Кажется, все остальные погибли ещё в первую минуту перестрелки.

Командир ударного полка всё же пошёл меж трупами. Раненые были, не были? Хоть кто-нибудь из них выжил? Раздался стон позади Хворостовского. Он мигом бросился на звук. Паренёк, из рабочих, не старше двадцати: он умирал, хватая ртом воздух, но тот выходил вместе с кровью из раненых лёгких. Губы покрылись алой пеной. Глаза, сверкнув от холодных лучей весеннего солнца, остекленели. Иван Антонович снял фуражку и перекрестился.

- Упокой душу твою, - сказал он едва слышно.

Немая сцена. Выживший солдат-австриец, с заряженной винтовкой, метил в Хворостовского. Он успел обернуться. Молчание. Они смотрели друг другу в глаза. Австриец не в силах был выстрелить, Иван Антонович - сделать хоть шаг.

Громыхнул выстрел. Всё внутри командира ударников похолодело.

Солдат уткнулся лицом в промёрзлую землю - его настиг выстрел стрелка-чеха. Именно его винтовка разродилась выстрелом, опередив австрийскую. Выстрел словно разбудил ударников: они заволновались, забегали взад-вперёд, принялись выкатывать пулемёты на позиции. Бывалый лейтенант Кудасов даже пушку предложил к бою подготовить. Мало ли? Вдруг сунутся революционеры, а мы их ка-а-ак встретим!

Беда пришла, откуда не ждали, ворвавшись вместе с Дитерихсом в ряды ударников.

- Иван Антонович! - на Иогане лица не было.

Хотя…Было оно, лицо. Иссечённое морщинами усталости и волнений. Из бледного, как у покойника, оно становилось серым как у висельника, взобравшегося на последнюю ступень эшафота.

Дитерихс в несколько шагов преодолел добрых пять саженей и несколько рядов солдат. Последние с любопытством, а кто-то даже с тревогой следили за "траекторией движения" офицера.

- Иван Антонович, - обычно невозмутимого остзейского немца пронял холодный пот. - Какая-то сволочь кинула ручную бомбу в паровоз…

Дальше можно было не продолжать. Всё и так ясно.

- Угу, - только и ответил Хворостовский.

Удивительная вещь: словно бы это известие придало сил и уверенности Ивану Антоновичу. Но, как ни странно, это была самой что ни на есть правдивой правдой. Командир ударников всегда успокаивался в гуще битвы, в аду сражения. Здесь всё было ясно: кто за кого и кто против кого. Надо было только воевать. Что ж, случай ему представился! Отряд Русской Императорской армии прямо в самом сердце рушащейся прямо на глазах Австро-Венгрии. В нескольких часах хода - последний Габсбург. Вокруг - враги. Цель - доставить Габсбурга целым и невредимым в Триест. Подумаешь! Они до вечера успеют ещё до русской границы и обратно! Кто-то даже до неба, но только вот с билетом в один конец без права обмена…

- Есть машинисты из второго состава, мы можем посадить их на паровоз, - нашёлся Дитерихс. - Вряд ли бомба уничтожила машину полностью…Можем завести её…Только ремонт нужен…Дотянуть-то совсем немного осталось…

- Всё равно, всем не поместиться. Двойную нагрузку наш поезд не выдержит. - Хворостовский, невозмутимый, как статуя бескрылой Ники Самофракийской, обращался к солдатам дивизии. - Слушай мою команду! Вместе с батальонами из второго состава…

Иван Антонович кивнул в сторону тормозившего поезда. Некоторые из ударников успели спрыгнуть на полотно, желая выяснить у начальствующего, что происходит. В общем-то, картина побоища была более чем красноречива и "словоохотлива", но приказы-то у трупов не узнаешь…

Хворостовский раздумывал некоторое время над заключительной частью приказа. Что будет, пойди они в боевом построении к Шёнбрунну? Будет кровь…Вся Вена ополчится против них. Как им уходить? Как им прорываться к Триесту? Может, проще закрепиться где-то здесь? Занять оборону? Окопаться…А в Шёнбрунн отправить "летучий отряд". Известить Карла, затем по железнодорожному полотну дойти до какой-нибудь узловой станции, с боем взять поезда и направиться в Триест?

С другой стороны."Летучий отряд" могут окружить и перебить. Национальная гвардия, конечно, не бог весть какая сила, но числом может задавить. А вместо этого можно прорваться, всем вместе, к габсбургскому дворцу, и уже оттуда уходить на Триест. Целый полк здесь некому остановить…Разве что гарнизон поднимется…А даже если не поднимется, сколько здесь останется лежать человек? Десять? Сто? Тысяча?

Нет, решено!

- И окопаться вокруг состава! Приготовить орудия к бою! Пулемётным расчётам - занять позиции! Стрелять по врагу после предупреждения! Сорок добровольцев - ко мне! Пойдём в Шёнбрунн, а вернёмся уже с Габсбургом. После - сразу же уходим отсюда. Выполнять!

Хворостовский выдохнул. Старые раны заныли пуще прежнего. Капля пота упала на нос.

Добровольцев оказалось больше половины полка. Пришлось тратить время на то, чтобы выбрать нужное количество и успокоить "оставшихся за бортом".

- Я мигом, Иван Антонович, - Дитерихс хотел взять из вагона хранимую "на самый торжественный случай" автоматическую винтовку Фёдорова.

Патронов к ней у Иогана было мало, на долгий бой не хватит, но для такогослучая…

- Вы остаётесь здесь, Иоган Карлович, - отрезал Хворостовский. - Если что, выведете полк отсюда.

- Но…Иван Антонович! - Дитерихс остолбенел. - Здесь…

- Здесь у Вас меньше шансов погибнуть, чем со мною. Вам уже сказали, что пуля меня остерегается? Так вот, тех, кто рядом, она бьёт с удвоенной силой и смелостью, - Иван Антонович покачал головой. - У меня погибло слишком много товарищей, чтоб я отправил на смерть ещё одного. Вы останетесь здесь и замените меня, Иоган Карлович. Это приказ. Возражения, сами понимаете, я пропущу мимо ушей.

Дитерихсу показалось - или в самом деле Хворостовский состарился в эту минуту? Морщина задумчивости пролегла по его лбу, а вокруг…

Иоган не верил в мистику, но в тот момент почудилась ему тень, опустившаяся на Ивана Антоновича, та тень, которая сопровождает гроб, спускаемый в могилу. Остзеец встряхнул головой, и наваждение пропало, словно и не было ничего.

- Есть! - козырнул Дитерихс.

Хворостовский кивнул и взялся за устроение "летучего отряда". В нём оказалось много чехов, сносно говоривших по-немецки, а кое-кто мог и по-венгерски что-нибудь сказануть. Оставалось только надеяться, что сами мадьяры поймут, что же там презираемые ими славяне говорят.

Несколько минут - и отряд ушёл, исчез в городском нутре.

Пошёл дождь, мелкий и оттого ещё более противный.

Ударники оттащили от железнодорожного полотна. В окнах окружающих домов то и дело мелькали силуэты. Жители? Национальная гвардия? Интересно, сообщили венскому Совету о бое?

Целую роту отправили "прошерстить" склады (или что это были за серые громадины) в поисках чего-нибудь пригодного для обороны.

В это время стрелки занимали позиции у кромки каменной ограды. Дыры в ней закрыли всяким хламом. Расставили пулемёты. Жалко, мало патронов, чертовски мало! Для настоящего боя не хватит! Остаётся надеяться, что местный гарнизон так и будет бездействовать. Но если всё-таки сюда двинут…Ух…

Дитерихс наблюдал за тем, как разворачивают орудие. "Окопную" пушку десяток солдат дотащили до холмика. Нет, даже не холмика - большой кочки. Её кое-как обложили мешками (артиллеристы, небось, прятали для "лучших времён", как в воду глядели!), даже выкопали яму для зарядного ящика. Бойцы действовали деловито и слаженно. Не скажешь даже, что в самом сердце вражеской страны, в окружении врагов. Может, храбрятся? Ищут отдохновения в подготовке? Кто знает.

Дитерихс, конечно, старался не показываться собственного волнения. Подумаешь, они один на один с Веной. Бывало и похуже. Тем более австрийская столица сейчас хуже разворошенного осиного гнезда, вот-вот все против всех начнут драться, как "первые люди" в гоббсовских трактатах.

Иоган решил занять позицию рядом со своими солдатами, напротив переулка, в котором скрылись "разведчики". Здесь уже вовсю командовал прапорщик Анищенко, Алексей Михайлович. С первого взгляда он мог показаться худым - но только с первого. Если кто присмотрится, то поймёт: это поджарость, никак не худоба. Прапорщик был скуп на слова и движения, но нижние чины ловили каждый его приказ.

- Винтовки проверить, - бросает он, и тут же начинается возня, перезарядка и прочее, прочее, прочее.

- Подобраться, - и вот уже цепочка стрелков залегает на позиции змейкой.

- Ваше Благородие, к бою готовы, - Анищенко козыряет.

Седые, короткие волосы его обрамляют загорелое, обветренное пороховыми тучами и бурями артобстрелов лицо. Глаза, умные, с хитрецой, знамениты во всём Ударном полку прищуром, особым таким, со смыслом. Да, с такими прапорщиками не грех и на Берлин идти! Анищенко из "старых": он начинал Великую войну ефрейтором, но так и не поднялся до офицерского звания. Дело в том, что не мыслил себя Михалыч (как его звали уважительно не то что офицеры - едва знакомые чехи) никем, кроме солдата. Прапорщик - вот тот максимум, на который он хотел подняться. Его мечта исполнилась, да и как иначе? Кто из офицеров такого помощника захочет потерять?

- Спасибо, - кивнул Дитерихс. - Как думаешь, выдержим, если что?

Иоган спросил вполголоса, чтобы солдаты не слышали. Не надо им волноваться почём зря.

- Выдержим. И не такое бывало. Отступать некуда. До конца стоять будем. Да и…У меня дед при Николае Первом мадьяровских бил. Меня австрийцы били. Есть нам о чём потолковать с тутошними, - хитро улыбнулся Анищенко, редко позволявший себе какое-либо проявление эмоций.

- Спасибо, - облегчённо выдохнул Дитерихс.

На душе стало спокойнее. И в самом деле, что им терять? Нечего терять, они сражаются за то, чтобы больше не было войн, а это дорогого стоит! Жизни не жалко будет.

- Эй! Эй! - раздался окрик со стороны складов.

Можно было увидеть, как бойцы отряда, посланного обследовать соседние постройки, бежали сломя голову.

- Идут! Немцы! Немцы идут!

- Товсь!!! - Дитерихс вскочил на кочку. - Товсь!!!

Люди были готовы, только винтовки покрепче сжали да плечи расправили. Бой - так бой. Не впервой. На бой, последний бой.

Все ждали, когда же подойдут австрияки.

Дитерихс раздавал приказы - даже старшие по званию, зная, что Хворостовский назначил его своим заместителем, послушно их выполняли (редкость!) - когда из переулка показались парламентёры.

Они до боли напоминали русских, тех, что шли на баррикады Петрограда. Рабочие тужурки, студенческая форма, латанные-перелатанные шинели запасных батальонов. Всё повторялось. Все революции были похожи одна на другую: несколько кукольников - и тысячи людей, невидимыми нитями-цепями прикованные к этим немногим.

Подошли на десяток шагов. Трое. Держатся уверенно. Лица непроницаемые. Они знают, что за их спиной - товарищи, они помогут, они выручат. А если что - отомстят. Тот из парламентёров, что в одежде поприличней (наверное, инженер какой-нибудь) выходит вперёд. Во весь голос сообщает требования "Народного правительство Австрии".

Ага. Предлагают сдаться. Гарантируют жизнь и безопасность. И то хорошо.

- Ну-ну, - комментирует Анищенко, и безо всякого перевода знающий, что от них требуют. - Пусть сперва зубы покажут. А там поглядим, что да как. Забыли, что такое русские солдаты.

- И чешские, браче, - залёгший в цепи чех не может удержаться.

- И чешские, - вторит Анищенко. - И чешские…

Дитерихс передаёт отказ. Тогда "представители народного правительства Австрии" удаляются, дав двадцать минут на размышления. После они открывают огонь.

Солдаты, видя, что парламентёры удаляются не солоно хлебавши, заняты последними приготовлениями к бою.

Дитерихс чувствует, что надо что-то сказать, подбодрить отряд. Многих из тех, кто сейчас смотрит на командира, не станет спустя двадцать минут. Они должны знать, за что погибают. Они должны знать, что погибают не зря. Должны знать, что никогда не погибнут они, последние герои Великой войны.

И тогда Иоган, ведомый душевным порывом, который невозможно описать словами - только чувствами - каким-то чудом, лихо взбирается на вагон неподвижного поезда. Он не думает, что его может убить снайпер, спрятавшийся в одном из окрестных домов.

- Офицеры! Солдаты! Товарищи!

И пусть его, Дитерихса. Могут потом заклевать за "левацкое" обращение, но за годы эсеровского террора забыли, что можно быть товарищами не только по партии, но и по оружия. И сейчас Иоган обращался к ударникам именно как к "братьям по винтовке".

- Через двадцать минут начнётся бой. Мы должны выстоять. Почему? Потому что наша задача - спасти человека, Карла Габсбурга, благодаря которому закончилась Великая война. Наша победа - на пятую часть заслуга этого человека. И сейчас мы должны спасти его, помочь. Как нас вспомнят потомки, если мы не сделаем этого? Как предателей? Как последнюю сволочь, знаменитую чёрной неблагодарностью? Или как людей, помнящих, что такое долг и честь? Знающих, какова была цена этой победы и какова должна быть награда за неё? Да и вообще!

Дитерихс лихо сорвал фуражку с головы и поднял её высоко-высоко.

- И вообще! Кто из нас не мечтал пройтись парадом по Вене? Четыре года назад началась Великая война - и здесь она заканчивается. Мы закончим её. Мы выдержим. Мы отомстим за наших погибших друзей и родных. Мы вспомним Галицию, Сандомир, Стоход, Луцк! Мы вспомним окопы и обстрелы! Мы вспомним бои за Россию! И мы покажем все миру, на что мы способны! Ради того, чтоб больше не было войн - мы дадим свой последний бой. На нас смотрит Россия. На нас смотрит мир. Покажем им всем!!!

Громкое "ура!". Такое странное "ура", нёсшееся со всех сторон. Люди, лежавшие в стрелковых цепях, одним глазом косившиеся на мушки винтовок, а другим - на остзейского немца-патриота России, не были полны угара боя. Они своими возгласами отвечали: "Умрём. За мир. За Россию". Они знали, на что идут и за что будут драться.

И скажите на милость: разве можно победить таких людей?..

Бой начался внезапно, можно сказать, буднично: враг просто пошёл в атаку…

Проснулись пулемёты, им вторили винтовки. Австрийцы залегали в укрытиях, прятались за каждым углом, но всё надвигались и надвигались на наши позиции. Они сражались за свой город, за свою правду, и одно это придавало им невероятные силы.

А нашим просто некуда было отступать…

"Максимы" дали беглую очередь по залёгшим австрийцам. Зачиркали, загудели, засвистели пули, выискивая жертвы. Отбивая каменную и кирпичную крошку, ударяясь о землю, разбивая стёкла - пули, не все, настигали-таки людей. И люди гибли, или оказывались ранены, или просто задеты. Но остановить их пулемёты оказались не в силах.

Тогда в дело вступили винтовки. Дружный залп трёхлинеек - и повалились, попадали на землю снопами "народные гвардейцы". Обагрились кровь плохонькие шинельки и пиджачки. В глазах застыла боль, перемолотая ненавистью. А они шли. И шли, и шли…

Пулемётчики начали беречь патроны: лент было слишком мало, чтобы истратить их в эти минуты.

Дитерихс не в силах был смотреть на это. Ещё несколько секунд - и австрийцы перейдут в рукопашную, и придётся работать штыками. Надо ударить первыми, перехватить инициативу! Да, в атаку!

Анищенко обогнал командира.

Михалыч поднялся во весь рост. Он, казалось, совершенно не беспокоится за свою жизнь. А пуля уже проделала дыру его фуражке, и вот вот-вот подружка её могла сделать то же самое с сердцем вечного прапорщика. Но Анищенко было всё равно.

- Ребята! В штыки! - и, для острастки, с чувством, добавил, грозя кулаком-молотом наступавшему врагу: - Сарынь на кичку, сволочи!

Этого момента все ждали с нетерпением: ударники (многие даже не примкнув штыки) - все, разом, от Дитерихса до рядового, кинулись в бой. Пулемётчики - и тех хотели было присоединиться, но вовремя опомнились.

Ударники не врубились даже - просто смешались с австрийцами, и бой обернулся побоищем. Кулаки, ножи, кастеты, штыки, приклады, зубы - всё шло в дело, всё кидалось в бездонную глотку кровавой рукопашной. Дитерихс застрелил в упор какого-то австрийского солдата, а через миг уже повалился на землю, сбитый ударом рабочего. Тот навис над Иоганом с зажатым в руке ножом. Остзеец, не в силах шевельнуться, смотрел на клинок, как кролик смотрит на удава.

"Ну что ж, пора прощаться…" - без тени грусти, буднично, скучно подумал Дитерихс.

А рабочий меж тем навалился на несостоявшуюся жертву: в его боку набухала кровью рана. Солдатский штык поработал на славу…

В какой-то момент стало понятно, что ударники побеждают: австрийцы отступали, пятились, не в силах справиться с закалёнными Великой войной солдатами.

Да и - доннерветтер! - эти проклятые русские ударили с тыла!

Несколько десятков человек с невозмутимым Хворостовским решили исход боя. Дитерихс, не веря глазам своим, смотрел на то, как жалкая кучка солдат ударила в самый центр отряда "национальной гвардии". Впереди, флегматичный, деловитый, шествовал Иван Антонович. Что-то бормоча под нос, он шёл в полный рост. Он не дрался даже - хватало одного вида револьвера (совсем не того, с которым командир ушёл в разведку) и солдатских штыков, чтоб проложить ему дорогу.

Австрийские цепи рассыпались окончательно, смешались - и бежали, бежали, бежали, скрываясь в окрестных домах.

Иоган радостно обнял Хворостовского, когда они встретились ровно посередине поля боя.

Иван Антонович, всё такой же серьёзный, отстранил остзейца.

- Ушёл Габсбург…Шёнбрунн пуст…Зря только отбивали грузовики…Зря силы тратили…Он уехал в Триест сам…Зря это всё…

И такая безнадёжность слышалась в этом голосе, что Дитерихса морозом пробрало.

В ушах зашумело. Звук выстрела застыл…Звук…Выстрела? Что?!!

- Выводить надо ребят, выводить, - устало выдохнул Хворостовский. - Ну вот и кончилась война…

Хворостовский, живший только войной, ушёл вместе с нею. Последний выстрел боя достался Ивану Антоновичу…

Ударники смогли отбить паровоз, прицепить с другой стороны к составу и покинуть город. Они уходили налегке, ведь нельзя же излишним грузом назвать тела погибших товарищей и любимого командира…

Многие годы спустя Хворостовский ударный полк будет славен на весь мир своими героями, презиравшими опасность и шедшими в бой в полный рост, медленно, как сам Иван Антонович…

Глава 8

"…у нас должна быть одна и главная

цель - это завоевание Константинополя,

чтобы раз навсегда утвердиться на

проливах и знать, что они будут

постоянно в наших руках…"

Из письма Александра III ген. Обручеву

Эта ночь выдалась бессонной. Едва прервался телефонный разговор с Боткиным, как регент приказал приготовить "Литеру А" к поездке в Царское село. Срочной поездке. Причём Кирилл вёл себя очень нервно, говорил невпопад, и окружающие поняли: медлить нельзя. Через полтора часа поезд уже покидал Петроград, на всех парах несясь в Царское.

Прямо там, в вагоне, Сизов-Романов готовил кое-какие документы. Вот-вот в его руки должны были попасть (как он надеялся) документы, подтверждающие противоправительственную, даже изменническую деятельность членов военно-промышленных комитетов и некоторых деятелей Земгора. Надо было нанести удар, который был бы одновременно и неожиданным, и по-настоящему всеохватывающим. Причём подготовить атаку требовалось помимо Совета министров, так, чтобы никто из них не узнал о готовящейся атаке. Также предстояло каким-то образом, под благовидным предлогом, загодя отстранить от деятельности Гучкова и компанию. Едва ли не половину правительства, таким образом, предстояло быстро заменить. Кирилл надеялся, что сейчас, в дни его триумфа, эффект от этого будет не таким катастрофическим, каким мог быть ещё год назад. Предстояло усыпить "общественное мнение". Но, впрочем, на его сторону должны перейти многие россияне. Кто раньше объявлял о столь масштабных реформах из государственных деятелей? Кто может гарантировать их исполнение? У кого ещё хватит выдержки и твёрдости воплотить в жизнь задуманное? Ведь Кирилл, по сути, пообещал исполнение мечты многих людей. Чего желали правые кадеты? Преобразований в сфере образования и экономике. Парламент как таковой им не был нужен, им требовалось только орудие нажима на власть. В известной Сизову истории многие из тех, кто вопил о правах Думы в дни февральского переворота, отвернулись от неё, едва получив власть. Даже Милюков - и тот высказался против восстановления работы этого законодательного органа. Только Гучков и Керенский, какая ирония, из министров возлагали надежды на Думу или хотя бы не отказались от того, что прежде были депутатами. Чего хотели монархисты и многие правые? Церковной реформы, победы в войне, стабильности. Это им будет дарована. Чего хотели рабочие? Достойной жизни. Чего хотели крестьяне? Земли. С последними двумя требованиями будет, конечно, посложнее: нельзя сразу создать идеальную жизнь для миллионов людей. Однако регент надеялся на это. Он хотел, он правда хотел, он страстно желал, чтобы русский народ не жил в бедности, не голодал, чтобы он получил возможность спокойно работать. Он даст всё это людям. А взамен Кирилл надеялся на поддержку. Ведь ещё Ленин говорил, что подари крестьянам землю временщики - и не было бы Октябрьской революции. Правда, нельзя было у всех десятины отобрать и поделить, нужно было несколько лет, а то и десятилетий, чтобы наделить крестьян. За двадцать лет население практически удвоилось, естественно, земли не хватает, а вместе с нею и продовольствия. Но Кирилл попробует изменить это. Он сделал главное: дал полную свободу действий и гарантию исполнения всех задумок дельным людям. Кривошеин, всецело поддержанный регентом, способен добиться многого. Сизов-Романов прочил сподвижника Столыпина в премьеры, на место не слишком способного, но зато очень болтливого Родзянко. Только найти бы предлог…Пора дать по-настоящему трудолюбивым, способным людям занять свои места. К сожалению, Гучков и компания не совсем те, кто надо. Они больше любили шантажировать власть, чем помогать ей и созидать. Только народ понял это слишком поздно, когда и царя свергли, и временщиков арестовали…

Наконец, Кирилл приехал в Царское. Там было пасмурно и скучно: ранняя весна превращал это село дворцов в нечто вроде заброшенного поместья. Грязь, с которой ничего нельзя поделать, опустевшие хоромы, редко встречавшиеся на пути люди. С того дня, как Петроград принялись "освобождать" от излишних учреждений, а Великих князей и вообще всех тех, кто принести беспокойство, под благовидными предлогам удалять от столицы, Царское потеряло былой блеск. Здесь остался единственный центр жизни: резиденция Алексея. По правде сказать, и этого места коснулись значительные изменения. Подъезды к дворцу были перегорожены, охрана силена впятеро, то тут, то там попадались пулемётные гнёзда и доты. У посетителей и даже тех, кто просто проходил мимо, тщательнейшим образом проверялись документы. У ворот, на всякий случай, всегда дежурило два броневика, экипажи которых доказали свою верность престолу. Кириллу совершенно не хотелось, чтобы в случае чего дворец оказалось легко взять. Тут был и запас продовольствия, и спешно оборудованная электростанция, располагавшаяся под защитой пулемётов ещё одного бронеавтомобиля. Во дворце и флигелях устроили казармы для батальона лейб-гвардии Кирилловского полка, самой верной правительству части. Сизов-Романов намеревался подтянуть сюда же и в Петроград другие надёжные части. Замысел этот уже начал реализовываться: послезавтра ожидалось прибытие Дикой дивизии, недавно влитый в третий конный корпус. Последний был расквартирован в Царском селе и окрестностях. В общем, были приняты все меры для того, чтобы защитить императора, его мать и дочерей.

Но Кирилл серьёзно ограничил круг общения августейшей семьи, и без того не то чтобы широкий. Всё это было сделано для того, чтобы Александра Фёдоровна не подверглась влиянию каких-нибудь авантюристов, как это было во времена распутинщины.

Регент с довольной улыбкой осматривал укрепления и охрану, салютовавшую приехавшему Верховному Главнокомандующему. Между Однако на лицах солдат и офицеров нельзя было не заметить тени волнения. Похоже, слух о недуге императора всё-таки пошёл гулять. Значит, ещё день-другой, и об этом станет известно в столице. А ещё в течение недели - во всех губернских городах Европейской России. Надо было срочно действовать. Может быть, следует использовать такую волнительную новость для удара по оппозиции? Тогда следует на каждом углу кричать о том, что Алексей на краю смерти, что император серьёзно болен, и эта новость затмит другие, возможно, ещё более важные? А пока суд да дело…

Да, так и следует поступить.

- Ваше Высокопревосходительство! - Боткин находился в отвратительном расположении духа.

Он до белых костяшек сжимал кулаки, ходил из угла в угол, не обращая внимания на мятый пиджак и всклокоченную бородку. В глазах его застыла тревога, так сказать, высшей пробы.

- Скажите, как он?

Кирилл кивнул на двери покоев императора. Оттуда раздавались девичьи всхлипы. Кажется, Анастасия плачет…А может, Мария…Молодые княжны боятся, что потеряют брата.

- Мы не можем остановить кровь, идущую из носа, поминутно меняем ватные тампоны: они насквозь пропитываются. Ещё день, а может, два, и…И, боюсь, наступит непоправимое.

Боткин, не выдержав волнения, ударил кулаком по столу. И Кирилл, и охрана, и придворные с медиками сделали вид, что ничего не заметили.

- Может быть, требуются какие-то лекарства? Только скажите, и я всё привезу, - регент заложил руки за спину и тоже принялся ходить по приёмным покоям.

Раз в минуту-другую они встречались посередине, бросали друг на друга многозначительные взгляды и расходились. Так продолжалось долго, очень долго. Наконец Боткин произнёс:

- В общем-то, пора издавать бюллетени о состоянии здоровья Его Императорского Величества…Однако мы будем бороться за его жизнь. Попробуем кое-какие лекарства. Будем молиться, чтобы кровь перестала идти. Уже не раз и не два Господь проносил, и здоровье Алексея Николаевича оказывалось вне опасности.

- Хорошо. Я не буду беспокоить императора, скажите, если случай представится, сообщите о моём визите. И, прошу Вас, сделайте всё возможное, чтобы спасти императора!

Кирилл с надеждой посмотрел на Боткина. Тот остановился, не успев занести ногу для очередного шага, и совершенно спокойно ответил:

- Можете быть уверены: я сделаю всё, от меня зависящее, чтобы сохранить Его Императорское Величество для России!

В Боткине говорила гордость придворного врача и уверенность в собственных силах. Да пусть хоть петухом кричит, только бы спас Алексея! Только бы всё обошлось и на этот раз!

- Всецело полагаюсь на Вас, - кинул регент и направился к начальнику отделения Службы имперской безопасности в Царском селе.

Пробыв там около получаса и отдав приказания, касающиеся обеспечения охраны императора, Кирилл отбыл в Петроград. Он прибыл как раз вовремя: ровно через день должна была открыться мирная конференция…

Уже на вокзале, едва ступив на перрон, Великий князь оказался в гуще событий. Вокруг мельтешили люди, спешившие побыстрее покинуть поезд и оказаться на Невском проспекте, где назначен был парад моряков и солдат особо отличившихся в ходе войны частей. Сюда брали "с бору по сосенке": проспект должен был окраситься в червонно-чёрные цвета георгиевских ленточек и зазвенеть от бесчисленных медалей и орденов. Батальон лейб-гвардии Кирилловского полка должен был возглавить шествие, тут же должны были оказаться и бронеавтомобили.

Кирилл, ни на что не отвлекаясь, устремился в Штаб отдельного корпуса жандармов: здесь должно было собраться совещание, на котором решится исход предстоящих событий…

Как ни странно, в то же время, буквально в ту же минуту, в одном из залов Таврического дворца собрались "либеральные" министры. Здесь были Милюков, Гучков, Коновалов, Терещенко, Львов и, конечно же, Родзянко. Звали и Мануйлова, но тот был всецело поглощён работой над готовившейся реформой образования. Во всяком случае, именно под таким предлогом министр народного просвещения отказался придти на "частный и конфиденциальный разговор". Господа совещавшиеся оказались взвинчены до предела. Даже обычно спокойный, даже меланхоличный, Гучков кусал губы от волнения, ходил из угла в угол, заложив руки за спину, и бубнил себе что-то под нос. Терещенко, в невероятно дорогом фраке, выписанном прямо из Лондона, смежил веки и делал вид, что ушёл в глубокие раздумья. На самом деле он просто ждал, чтобы кто-нибудь всё-таки начала разговор. Милюков, единственный, кто хранил спокойствие из собравшихся, протирал пенсне, изредка бросая вопросительные взгляды на игравшего желваками Родзянко и устремившего в пустоту взгляд Львова.

- Господа, может быть, мы всё-таки начнём наше импровизированные заседание Совета министров? - первым таки не выдержал Коновалов.

Постоянная работа плохо сказалась на его нервах. Прежде спокойный, флегматичный, он стал дёрганым, огрызающимся на любые упрёки и даже намёк на критику. Ещё чуть-чуть, и его вполне можно назвать вторым Протопоповым - то есть, попросту говоря, свихнувшимся от напряжения.

- Отчего бы и не начать? - подхватил Гучков, наконец-то прекративший нервировавшие министров хождения из угла в угол. - Кирилл что-то затевает. Неделю назад его план реформ, даже не оговорённый с нами, опубликовали во всех газетах. И что же? Народ, похоже, радостно воспринял все те фантазии, о которых говорил регент.

- А не кажется ли Вам, Александр Иванович, что эта программа - как раз то самое, чего Вы просили от Николая в пятом году? - спросил Милюков, водрузив пенсне на законное место. - Лично меня, конечно же, насторожили все эти словеса про земельную реформу. Это не похоже на шаг к окончательному решению аграрного вопроса, верно. Но что касается образования - то здесь учтены все наши пожелания. Рабочий вопрос также начнёт решаться потихоньку.

- Нет, нас ждёт рабочая революция, как только всё это начнут воплощать в жизнь, - встрял Коновалов.

Будучи создателем и вдохновителем рабочей группы при военно-промышленных комитетах, он мнил себя величайшим специалистом по рабочему вопросу и представителем интересов всякого трудящегося. В общем, Владимир Ильич от деловых кругов, никак не меньше.

- Власть сейчас крепка, как никогда. Чего стоит проведение мирной конференции не в Париже или Лондоне, а в Петрограде? Здесь, в столице России, утрут нос немцам, огласят какой-нибудь документ о присоединении Царьграда - и толпы взвоют от счастья, примутся качать на руках регента. Во всяком случае, я рад, что мы наконец-то обрели вожделенные проливы, - парировал Милюков.

- Павел Николаевич, когда это Вы стали черносотенцем? - не выдержал Львов. - Неужели Вы с распростёртыми объятиями встретите любое предложение регента? Но ведь его политика заведёт нас…

- Она привела нас к победе, господа, надо смотреть фактам в лицо. Четыре года мы говорили о сильной власти - и вот она, у нас под носом, в лице Великого князя воплотилась. Он созывает Думу, и хочет изменить закон от третьего июня. Такого даже Вы, Александр Иванович, не требовали.

- Я требовал другое, более полезное для дела государственного, - огрызнулся Гучков.

Да, сильно же его вывело из себя то, что регент не захотел оговорить программу реформы с ним, выразителем интересов общественности! Великий князь даже товарищей министра - Шуваева и Маниковского - назначил без того, чтоб поставить Александра Ивановича в известность. Да, Гучков не спорил, что как минимум Маниковский - блестящий специалист, талант, но здесь дело касалось принципа! Кроме того, большинство идей министра оказалось регентом загублено ещё, буквально, во младенчестве. Что Кирилл себе позволяет? Сколько это может продолжаться? Надо к чёрту убрать его подальше от престола, иначе он наворотит дел! Он погубит Россию, Львов здесь прав, как он прав!

- Тем более…Мы теряем контроль над ситуацией, - озвучил общую идею Коновалов. - Настроить общественность против Великого князя будет очень трудно. Победителей, как говорится, не судят. Но…Если так будет продолжаться и дальше…Кто знает - может, он исполнит желание Николая вернуться к самодержавию и задавить всех инакомыслящих?

- До меня дошли слухи и о том, что вот-вот начнут ревизию военно-промышленных комитетов и Земгора, - произнёс голосом, полным смятения, Львов. - Если это так, то…

- То нам грозят неприятности, - продолжил Гучков. - Большие неприятности. Господа, не пора ли нам отнять руль у безумного шофёра и передать его в надёжные руки? Иначе нам грозит…

- Гибель грозит, Александр Иванович, - Родзянко "изобрёл велосипед. - Но как? Сейчас не февраль семнадцатого, Петроград не подымется на войну с протопоповской полицией, не бросится на штурм "тёмных сил". Или вы сами, господа, забыли, чем обернулись те выступления? Не забыли, что сами мы оказались под угрозой гибели? Помните ли Вы крики опьянённой "волей" толпы? Помните выстрелы у самого Таврического дворца? Помните погибших на площадях и проспектах?

- Всякая политическая борьба сейчас исключена, - подытожил Львов. - Нам нужно бороться с регентом другими методами.

- Какими? - прищурил глаза Гучков.

Он ждал, что его идею "устранения" озвучить кто-либо другой.

- Другими, Александр Иванович, - с нажимом повторил нынешний министр по делам местного самоуправления. - Вспомните Вашу идею физического устранения тирана.

- Вы сами об этом вспомнили, Георгий Евгеньевич…

- Господа, боюсь, сейчас не тот момент. Народ не поймёт подобного шага…Если нам кто-то и захочет помочь, кто-то из окружения Кирилла, то что будет, если раскроется наш замысел? Каракозовцев и народовольцев - и тех будут теплее вспоминать. И тем более - уподобиться эсерам? Марать руки в крови? Сейчас, когда мы победили германцев? Зачем? Вот-вот объявят точный день выборов в Думу. Подождём. Мы, министры, при которых была достигнута победа, соберём немало голосов!

- Павел Николаевич, я Вас, признаться, не узнаю, - вдруг сказал Терещенко. - Где Ваша храбрость, где боевой задор? Уж не Вы ли сказали речь о глупости или измене?

И правда, что же случилось с Милюковым? Прежде готовый объединиться с эсерами и польскими националистами, лишь бы пробиться на политический Олимп, критиковавший власть всегда и везде, в кого он превратился? А вс ё дело было в том, что Кирилл смог исполнить заветную мечту лидера кадетов: покорить Царьград и Проливы для России. Тем более, ещё в конце шестнадцатого года Павел Николаевич колебался, решая, принять ли участие в заговоре или нет. В нём проснулась та струнка души, которая редко, чрезвычайно редко играла: струнка эта была монархической. Он мечтал о конституционной - но всё же монархии. А сейчас, при малолетнем императоре, регентом при котором никто бы из по-настоящему деятельных людей стать бы не смог - маячила опасность крушения той идеи, которая скрепляла Россию. Разум историка, поддержанный душою патриота, заговорил с сердцем политика, И, похоже, последнее проиграло.

"Как странно…Неужели я настолько изменился? Мы с Александром Ивановичем поменялись местами, какая прелесть…Интересно, что скажут об этом историки? О чём умолчат? А может, самому написать книгу об этих днях…"

- Нет, господа, я против физического устранения регента. Как хотите, но я остаюсь лидером кадетов, и если на моей репутации окажется ТАКОЕ, - всплеснул руками Милюков, - пятно, то как же будут относиться к партии народной свободы? Нас поставят в один ряд с социал-демократами, а мне этого не нужно. Увольте.

- Что ж, мы справимся сами, Павел Николаевич. Можем ли мы надеяться, что ни слова о том, что Вы сегодня услышали, не окажется известно Кириллу?

- Я даю слово, - кивнул Милюков. - Прощайте. Меня ждут дела. Конференция…Проливы…

Едва за министром иностранных дел закрылись двери, как Гучков поднялся с места.

- Итак. Решено. Мы должны устранить Кирилла, пока он не изничтожил нас и не превратил русский народ в "чёрную сотню".

Александр Иванович говорил спокойно и уверенно. Сказался опыт: не впервой ему было выступать организатором переворота. В тот раз всё, правда, вышло не так гладко, как хотелось, но в этот! Уж сейчас-то всё пройдёт как по маслу. Благо, у них есть кое-какое влияние на правительство и бюрократию, на армию. Он лично знаком с офицерами некоторых полков, которые пройдут парадом по Невскому. Надо будет ещё договориться с дражайшим господином…

Гучков оборвал себя буквально на середине мысли. Имя, так им и не названное даже "про себя", коробило, действовало на нервы военному и морскому министру. Но что делать? Если этот человек мог помочь - то необходимо его использовать. Ради великой цели, ради устранения диктатора и установления нормального правления, оздоровления строя.

- Мы избавим Россию от тирана. Вот как следует действовать… - и Гучков начал излагать план, лишь в деталях отличавшийся от одной из заготовок заговора против Николая Второго…

Наконец, когда совещание уже подходило к концу, Львов вдруг предложил запасной вариант.

- Господа, быть может, ещё не всё потеряно. Можно решить это мирным путём. Предъявим ультиматум: или Кирилл меняет программу реформ и выполняет другие наши требования, или мы подаём в отставку.

Повисло гнетущее молчание.

- Вы предлагает идти ва-банк? - сощурил глаза Гучков.

Да, это было ему по душе! Кровь быстрее текла по жилам, сердце рвалось из груди, - жизнь больше не казалась пресной! Он снова оказался в родной стихии авантюр и приключений.

- Именно, - утвердительно кивнул Львов. - На завтрашнем заседании Совета министров предъявим ультиматум. И дело с концом. Разве пойдёт он против общественности?

"Пойдёт, этот не струсит" - невесело подумал Родзянко. Он решил, что в случае чего не присоединится к мятежным министрам. Всё-таки, теперь сбылось его желание: он стал премьером. Должность министра внутренних дел, правда, тяготила его, но регент вроде как хотел подобрать человека для решения этой проблемы. А он, как того когда-то хотел Столыпин, оставит за собой только премьерский пост. Если, конечно, Великого князя в этом убедить. А может, и вовсе…Предупредить его? Пусть знает, что Родзянко на стороне монархии и престола, что он не станет бунтовщиком! Тем более сейчас не семнадцатый год, сейчас подобного выступления никто не поймёт. Вся эта выходка - мятеж обречённых…Да, надо немедленно рассказать обо всём Кириллу!..Но…о готовящемся покушении- ни слова…Всё-таки…Надо только намекнуть…Иначе меня посчитают замешанным в этом…Надо только намекнуть…


Сизов-Романов принимал доклад Спиридовича. Тот был взволнован как никогда, рассказывая о ходе расследования, что поминутно дёргал себя за усы.

- Жаль, что Бобрев лично не смог прибыть с докладом, - вздохнул Кирилл. - Как его успехи?

- Он вплотную работает с одним из работников военно-промышленного комитета, точнее, работницей, - как бы между делом сказал Александр Иванович.

- Да? - бровь Кирилла поползла вверх.

"Шустёр!" - подумал регент.

- Да. Возможно, в ближайшие дни он сумеет подобраться к документации комитетчиков, и тогда…

- Надо, чтобы уличающие Гучкова и компанию документы были на этом столе уже завтра, Александр Иванович, Вы меня понимаете?

Сизов-Романов требовал невозможного, но иного выхода у него не было. Толстяк Родзянко всё рассказа о готовящемся демарше министров.

- Гучков и некоторые другие члены Совета вот-вот предъявят мне ультиматум, естественно, начнётся кампания в прессе и на общественных собраниях. Нам нужен упреждающий удар.

- Кирилл Владимирович, признаться честно: я давно ждал подобных слов от Вас, - улыбнулся Спиридович.

Да, многие годы он ненавидел Гучкова, даже на дуэль вызывал, но та сорвалась. Теперь же…А что, если снова попробовать бросить ему вызов? Известнейший бретер, лидер октябристов не откажется. Особенно если его снимут с поста министра. Правда, шум поднимется! Но величайший заговорщик России будет, наконец-то, настигнут возмездием!

- Вы что-то замышляете, судя по блеску Ваших глаз, Александр Иванович, - Кирилл приблизился к Спиридовичу. - Что именно?

- Ваше Высокопревосходительство, я прошу Вашего разрешения на дуэль с Александром Ивановичем Гучковым! Я собираюсь стреляться с ним!

Сказать, что Кирилл был ошеломлён - ничего не сказать. Он принялся ходить по комнате от волнения, что бывало с ним редко. На людях он вообще не любил показывать свои чувства, свои сомнения, он хотел создать образ сильного правителя, всегда уверенного в себе. Наверное, Николай Второй хотел того же самого, но не получилось, не получилось. Не вышла из сына Александра Третьего копия последнего. Не вышел характером, к сожалению.

"Что же мне ответить? Дать ли согласие? Какой фурор поднимется! Какой крик! Крик…Он заглушит многое…И если Спиридович убьёт или тяжело ранит Гучкова, то это будет словно гром среди ясного неба. Этакое возмездие за всё то, что совершил октябрист в пору своего политического взлёта. Месть за распускаемые слухи о царской семье, месть за ту ложь, которую распространял Александр Иванович о власти, и которая сильно ударила по её авторитету в труднейшую для России годину. Месть за измену, на которую он пошёл, прикрываясь громкими словами о патриотизме, но на самом деле лишь желая потешить свои политические амбиции. Да, это будет нечто…"

Кирилл замер, не в силах ни шагу сделать.

"Но что, если Гучков убьёт Спиридовича? Будет потерян ценнейший работник, патриот. Мало на кого сейчас я могу всецело положиться, и если погибнет…Да…Что же делать?"

Наконец, Сизов-Романов решился.

- Я даю Вам своё согласие. Пусть Бог рассудит Ваш давний спор, - Кирилл тяжело опустился на кресло.

В висках стучало от напряжения, перед глазами то возникали, то исчезали разноцветные круги.

- Благодарю, - поклонился Спиридович. - Но, если меня постигнет неудача, и я погибну на дули…Могли бы Вы исполнить моё предсмертное желание?

"Интересно, чего он захочет?" - напрягся Кирилл.

- Да, всё, что в моих силах, - из уст регента при императоре Всероссийском это звучало весьма и весьма многозначительно. - Чего Вы желаете?

- Я бы хотел, чтобы моя жена была обеспечена до самой смерти. И…- Сприидович с трудом подбирал слова. Видно было, что волновался без меры. - Я хочу, чтобы Дмитрий Петрович Бобрев, если всё-таки пожелает сыграть свадьбу, был бы всемерно поддержан Вашим Высокопревосходительством.

- Объяснитесь…

Так. Бобрев "разрабатывает" девушку из комитета…Неужели он влюбился? Господи, он же казался профессионалом! Неужели поступит как мальчишка? Он же…Хотя…С комитетами скоро будет покончено…А Бобрева надо вознаградить за его труды…Только исполнение желания о счастливой любви - настоящая награда, всё остальное - подачки.

- Хотя…Я, кажется, знаю, о чём Вы говорите.

Великий князь и Спиридович обменялись понимающими и очень красноречивыми взглядами.

- Она, надеюсь, самая красивая девушка на свете? Иначе мальчишество я отказываюсь понимать, - улыбнулся Сизов.

Он тоже был одинок всю жизнь, и где-то в глубине его души ему захотелось подарить счастье хоть кому-то из своих коллег.

- Я бы сам был бы рад соединить с Анной Канторович свою жизнь, - совершенно серьёзно ответил Спиридович.

- Тогда я прикажу, чтобы её не трогали. И отдам необходимые распоряжения касательно обустройства их будущего гнёздышка. Надеюсь, у них всё получится. Александр Иванович, - Кирилл был настроен на романтику сегодня. - А у Вас нет ощущения, что мы исполняем роль свах? Или родителей молодых?

- С первой минуты, как я узнал о чувствах Бобрева к этой девушке, меня это ощущение не покидает, - улыбнулся Спиридович.

- Надо же…

Кирилл задумался.

- Что ж, совет им и любовь. Вы свободны, Александр Иванович. Передайте Дмитрию Петровичу мои пожелания любви и счастья, и всего остального, что сочтёте нужным.

- Всенепременно. Благодарю Вас, - цокнул каблуками сапог Спиридович и вышел из кабинета.

Через мгновение к регенту влетел барон фот Коттен, начальник Службы имперской безопасности. Кирилл вызвал его ещё утром, но только сейчас тот сумел оставить на минуточку дела.

- Ваше Высокопревосходительство!

Фон Коттен раскраснелся. Он весь был погружён в работу. Ещё бы! Столько всего нужно было сделать! Манифест распечатать, и наладить его распространение по губерниям.

Что за манифест? О, это была страшная тайна, которая вот-вот раскроется, в ту же минуту, как начнутся аресты членов военно-промышленных комитетов и Земгора, замешанных в растрате, государственной измене, антиправительственной агитации и многих других преступлениях.

- Барон, здравствуйте, - Кирилл жестом предложил верному служаке присесть. - Как продвигается подготовка к операции?

- Идёт полным ходом. Возникли, правда, некоторые трудности: не хватает людей. Киевское и Московское отделения могут не справиться с делом одновременного ареста всех преступников. Прошу у Вас санкции на привлечение к операции всех сил полиции и армии.

- Вы могли бы и не спрашивать этого, делайте всё, что сочтёте нужным, - довольно ответил Кирилл.

Дело всей его жизни вот-вот должны было завершиться.

- Что там с обеспечением охраны конференции? Что с парадом?

- Войска пройдут по Невскому. Вы выступите с речью. Желательно, чтобы рядом был император…

- К сожалению, он болен, - как бы между делом сказал регент.

Фон Коттен на мгновение замер.

- Всё так серьёзно?

- Более чем. Впрочем, как обычно, - вздохнул Кирилл. - Как там начальник войсковой охраны города Занкевич? Что Кутепов?

- Докладывают, что всё спокойно и готов к предстоящему торжеству. Правда, агентов охраны меньше, чем нам того хотелось бы. Не все участки, скажем так, можно обезопасить.

- Тогда сосредоточьте силы на главных участках. Пусть меньше агентов оберегает мою персону, а сосредоточится на других целях.

- Ваше Высокопревосходительство! - фон Коттен буквально подпрыгнул. - Этого ни в коем случае нельзя допускать! Ваша персона…

- Мне ничего не грозит. Все, кто мог бы нанести мне вред, будут к тому времени задержаны. На параде меня тоже вряд ли тронут: на виду-то у всего мира…

Сомнение кольнуло регента, но он отбросил его прочь.

- Пусть больше агентов будет направлено на устранение военно-промышленных комитетов. Все их члены, замешанные в преступлениях, должны быть арестованы одновременно, так, чтобы никто не мог скрыться. Списки у Вас уже есть?

- Так точно, - кивнул фон Коттен. - Нам даже не нужны новые доказательства, документов и так хватает, чтобы…

- Завтра мы добудем последнюю часть мозаики доказательств. Завтра. Там наиболее важные материалы - бухгалтерия Центрального Военно-промышленного комитета. Причём ни Гучков, ни кто-либо ещё не будет знать о том, что эти бумаги уже у нас на руках.

- Ваше Высокопревосходительство, по-моему, Вы излишне перестраховываетесь. Арестуем комитетчиков. Возьмём бумаги. Что ещё нужно?

- У нас на руках уже должны быть доказательства. Я хотел бы, чтобы мы действовали в рамках закона, а для того нужны неопровержимые, чугунные факты.

Кирилл просто не хотел, чтобы кто-либо из заговорщиков избежал наказания: он намеревался судить их всех открытым судом. И чем больше доказательств к тому моменту будет собрано, тем лучше.

- На всякий случай, я подготовил указ о наделении Вас чрезвычайными полномочиями, - Кирилл вручил лист гербовой бумаги барону. - Вы вольны будете действовать так, как сочтёте нужным, если…со мной что-то всё же случится.

- Мы примем все меры, чтобы ни единого волоса не упало с Вашей головы! Жизнью отвечаю за Вашу безопасность!

Если бы они только знали, что ещё с февраля семнадцатого года господин Занкевич вошёл в число заговорщиков. Именно был тем "жандармом", который посетил кружок Керенского, именно он заявилХабалову, что войск для обороны Петрограда нет, и что вооружённая борьба бессмысленна. Кирилла его так и не сумел раскрыть…


***

Но великие дела тем утром делали не только во дворцах. Двое влюблённых снова встретились. Зима сказала жителям столицы последнее "прости": выпал снег, правда, мокрый. Улицы побелели, а дворники потемнели от предвкушения работы. Ещё бы, снег-то им расчищать! Да в придачу похолодало!

Однако Бобрев не обращал совершенно никакого внимания на окружавшую его действительность. Он снова и снова прокручивал в памяти вчерашнюю прогулку с Анной. Боже, как она прекрасна! Сердце замирало, когда она с невыразимым изяществом, так мило запускала ладошку в свои очаровательные волосы. А улыбка, её улыбка! Она - Дмитрий готов был поклясться - могла растопить даже льды Арктики. Но великолепней всего был её смех, не громкий и не тихий, ничуть не раздражавший, но даривший радость и ощущение теплоты.

"Нет, всё же, лучше всего у неё выходят поцелуи" - не без удовольствия подумал контрразведчик.

Канторович всю ночь - она сомкнула глаза лишь незадолго перед рассветом - думала о прошедшем, поистине фантастическом дне. Он всё никак не могла понять, отчего ей так легко и свободно дышится рядом с этим человеком? Да и, вообще, как она, взрослый уже человек, могла по уши, словно курсистка, влюбиться в совершенно незнакомого человека? Конечно, Дмитрий рассказал ей во время прогулки практически всё. И о рано умерших родителях, и об учёбе в кадетском корпусе, и в юнкерском училище, и о службе в Западном Крае, и об участии в войне. Только о ранении не любил он говорить: видно было, что Саше больно об этом вспоминать.

"Саше…Вот я его и назвала ласково, будто бы знакома с ним давным-давно" - с улыбкой подумала Анна. Через секунду она уже спала, тихо и мирно, и снились ей такие нежные розы и замечательный человек, их подаривший.

Проснулась она, уже глубоко убеждённая в том, что любит Дмитрия, и хочет провести с ним всю оставшуюся жизнь. И всё же Анна боялась - Боже, как она боялась! - вновь обжечься. Вдруг этот человек не такой, каким кажется? Вдруг он обманывает её, вдруг это не любовь, а флирт, роман, затеянный с одной, прекрасно известной Канторович целью? Надо обо всём подумать. Может быть, стоит познакомить его с Винавером? Максим Моисеевич самый умный из известных ей людей, он уж точно сможет сказать: любит Дмитрий её или заигрывает? Да, обязательно надо их познакомить! Прямо сегодня! Не к чему медлить!

Честно говоря, Канторович была не из тех девушек, которые готовы тратить недели, а то и месяцы, ожидая решительных действий от молодых людей. Она совершенно не хотела, чтобы хоть самая короткая секундочка оказалась потеряна. Ведь если всё сложится хорошо - её ждёт счастье, то самое счастье, которое она искала все эти годы!

Анна очень рано потеряла отца: когда ей было пять, он ушёл из семьи, бросил жену с ребёнком на руках. Будучи не последним человеком в обществе, Павел Канторович смог легко и быстро устроить развод. Но никакие связи не могли бы подарить дочери процветающего адвоката счастье. Ещё тогда в сердце Анны зародилась пока ещё смутная, робкая даже, мечта о новом папе. Годы шли, и образ этот преобразился: теперь мадмуазель Канторович виделся муж-рыцарь, без страха и упрёка, верный, сильный, мужественный, заботливый и романтичный. Ещё в юности девушка славилась красотой, и у неё не было недостатка в поклонниках, а то и в женихах. Но годы шли - а образ так и не обрёл воплощения. У подруг Анны мечты потихоньку потускнели, и они вышли замуж отнюдь не за тех мужчин, которые соответствовали бы девичьим идеалам. Но не такова была Анна: она ждала исполнения заветной мечты. И вот, похоже, дождалась! Она наконец-то нашла родственную душу и не собиралась её потерять!

- Надо бы показать его Винаверу, - дошло наконец-то до мадмуазель Канторович.

Старый еврей-юрист заменил Анне родителей, помог получить образование, работу. Она, ничуть не боясь, делилась с Максимом Моисеевичем всеми секретами (ну, почти всеми). Винавер, мудрый Винавер не раз и не два помог ей советом и средствами. И вот теперь настал решающий час: вот-вот судьба Анны изменится, и только её друг может помочь ей.

- Да, их обязательно следует познакомить друг с другом! - воскликнула Канторович, и побежала на службу.

Дмитрий ждал её у парадной, с букетом цветов, на этот раз жёлтых тюльпанов. Едва завидев Анну, Бобрев расцвёл, не хуже, чем подсолнух, подаваясь навстречу рассветному солнцу. Он в несколько шагов преодолел путь от коляски извозчика до дверей, из которых показалась любимая.

- Здравствуй, Анна, - незаметно перешёл он на "ты", а Канторович была, конечно же, только рада этому.

- Здравствуй, Дмитрий.

Она, глядя прямо в глаза Бобреву, взяла его за руку, согрев теплом ладоней. Ветер зашелестел в лепестках цветов, наполнив всё вокруг ароматом весны и радости. Так они стояли долго, не в силах сказать друг другу ни слова. Да и к чему нужны были слова? Наконец, Анна нарушила молчание:

- Я хотела бы, чтобы ты поехал со мной и познакомился с Максимом Моисеевичем Винавером, моим начальником и, - Канторович замялась, - лучшим другом. Я хочу, чтобы вы просто поговорили…

Дмитрий замешкался на секунду. Зачем Анне это? Да, ему известно, как много Винавер значит для этой девушки, но…

"Но это же шанс! Ты получишь доступ к его кабинету, в этом не может быть никаких сомнений! Только что ты будешь там делать? Воровать папки? В кабинете, скорее всего, есть несгораемый шкаф, и именно там должны храниться все необходимые регенту бумаги. Шкаф, без сомнения, заперт. Даже если нет, то бухгалтерию просто так не вынести. Если его застанут за таким занятием - Анна навсегда будет для него потеряна. Нет. Должен быть другой выход. И всё же…Зачем она хочет меня с ним, практически отцом ей, познакомить…Отцом…Неужели…Да! Да! Да!"

- Конечно, я согласен! Хоть на край света, - выдохнул Дмитрий.

Всё шло даже быстрее, чем он надеялся, в сотни раз быстрее. И он был этому несказанно рад.

- Какой ты у меня храбрый, - улыбнулась Анна. - Поехали!

Они сели в коляску, держась за руки.

- На Литейный, к военно-промышленному комитету! Гони! - радостно воскликнул Бобрев.

- Будь сделано, Ваше Благородье! - отозвался ямщик, и они помчались навстречу судьбе.

"Кучер" всю дорогу удивлялся, почему Анна и Дмитрий замолкли. Что это с ними? Но едва он обернулся, как сразу всё понял: влюблённым было не до слов, они общались поцелуями.

"А он всё-таки не играет влюблённого, он на самом деле любит…Эх, дело молодое! Совет им да любовь!"

- Приезжай-ка сегодня в шесть часов сюда, забери нас обратно. Сколько возьмёшь за это, а?

Бобрев протянул несколько мятых купюр "ямщику".

- Так эт, Ваш Благородь, тут два двугривенника, никак не меньше, - лихач отстранил руку Дмитрия.

Контрразведчик почувствовал, что коллега вложил ему что-то в ладонь.

- Но ради тебя, можно и за бесплатно, мил человек! - расхохотался ямщик.

Но его умные глаза, глаза еврея, сражавшегося против иностранных разведок, когда Бобрев ещё только начинал карьеру, оставались серьёзны.

- На секунду вставь это в замочную щель, - шёпотом сказал Ивушка Манасевич, всё это время блестяще игравший лихача. - Потом отдай мне. Спиридович просил передать, что брак Ваш благословил Сам. Понятно?

Сам регент позволил ему действовать! Дмитрий улыбался во все тридцать два зуба.

- Ай, спасибо! - хлопнул он по плечу "лихача", да так, что тот едва не свалился с козел. - Жду!

- Эх, прокачу! - на прощание воскликнул Манасевич и укатил, наверное, в Штаб.

- Пойдём, - Анна потянула его за руку, ничуть не обращая внимания на многозначительные взгляды прохожих, многие из которых были её сослуживцами.

Швейцар поклонился гостям и широко распахнул перед ними двери военно-промышленного комитета. Дмитрий оказался, можно сказать, в самом сердце врага. К счастью, ни Анна, ни Винавер, лишь недавно ставшие здесь работать, не были причастны к тёмным делишкам пятнадцатого и шестнадцатого годов. Иначе бы ему не так легко дался путь до кабинета Максима Моисеевича.

Хозяин встретил их с распростёртыми объятиями. Прямо из воздуха взялась бутылка французского коньяка.

"Может, они родственники? - подумал Бобрев, наблюдая за манипуляциями Винавера. - Так ловко управляются со спиртным!"

- Будьте как дома Дмитрий Петрович, располагайтесь! Милая Анна Павловна столько рассказала о Вас, что, право, даже из половины сказанного можно понять, что Вы - лучший человек в мире.

Бобрев хотел было возразить, но Винавер замахал руками.

- Нет-нет, не смейте спорить! Вы лучше пейте, пейте сию животворную влагу! - Максим Моисеевич протянул бокал контрразведчику, а потом повернулся к сиявшей Анне. - Голубушка, принесите-ка, пожалуйста, мне отчёт за последнюю неделю. А я пока поболтаю о всяких глупостях с Вашим другом. Вы не будете против?

Старый, умный еврей многозначительно улыбнулся.

- Да, конечно же, - Канторович всё поняла и быстро удалилась, шепнув на ухо Бобреву: - Не волнуйся, он хочет нам только добра.

- Благодарю, - кивнул Винавер, и продолжил, едва закрылась дверь за Анной. - Итак, молодой человек. В сущности, мне не так важно, кем Вы были до сего момента, героем ли, или ещё кем. Если Вы что-то…не совсем правдиво рассказали дорогой Анне Павловне, то вряд ли что-то изменится в Вашем рассказе для меня.

Дмитрий хотел было возразить, но Винавер замахал руками.

- Не принимайте близко к сердцу! Я просто слишком долго жил на этом свете, чтобы верить даже самым честным людям. Меня волнует другое. Каковы Ваши намерения относительно Анны Павловны? Любите ли Вы её? Готовы ли оберегать её? Признаться, прежде она никогда так не влюблялась в практически незнакомого человека. Но, может, оно и к лучшему. Не на этой земле заключаются браки между любящими людьми, - Винавер смахнул слезу. Старик расчувствовался. - Итак, Ваше слово?

Бобрев поднялся, вытянувшись как на параде. Нет, даже лучше, чем на параде.

- Я хочу соединить мою жизнь с жизнью Анны. Вот моё единственное желание, - просто и коротко ответил Дмитрий.

Винавер молчал. А потом…Потом взялся на сердце, растрогался, расплакался как ребёнок, обнял Бобрева.

- Простите мне мои чувства, я просто очень стар, никаких приличий уже не соблюдаю, - трогательно заговорил Максим Моисеевич. - Простите…Я покину Вас на мгновение, надо кое-что сказать помощнику: надо ведь отпраздновать этот знаменательный день не жалкой бутылкой коньяка, а чем-то более серьёзным! Не скучайте! Я скоро!

Всё внимание Дмитрия сфокусировалось на массивном несгораемом шкафе, стоявшем по правую руку от занавешенного окна, в углу. Словно яркий ореол, нимб даже, возник вокруг замочной скважины. Надо было срочно, немедленно использовать ту штуку, которую Бобрев спрятал под бинтами. Как она работает, интересно?

Мгновение. Он достаёт нечто вязкое, похожее на глину. Следующее мгновение. Он утапливает "блинчик" в скважину. Сзади раздаётся стук шагов. Хозяин возвращается.

Дверь скрипит. Она откроется вот-вот!

Что делать?

Пальцы от волнения перестают слушаться. Он дёргает "блинчик", не в силах его вытянуть. Ещё раз. Ещё. Тщетно! Ну же!

Дверь вот-вот откроется. Винавер уже что-то говорит…

Белая глина наконец-то выходит из замочной скважины и оказывается в руке у Бобрева. Что делать! Дверь уже открыта!

И тут пальцы сами собой ложатся на занавеси, отдёргивая их.

- Максим Моисеевич, прошу прощения, что хозяйничаю у Вас, но мне просто стало душно, захотелось открыть окно, - сглотнул Бобрев.

- О, я Вас понимаю!

Хорошо, что Винавер всегда до мозга костей был адвокатом, а не следователем: он инее подумал ничего "такого", когда увидел едва знакомого гостя, стоявшего спиной к нему, рядом с несгораемым шкафом, и что там трогавшим.

- Я сам с трудом здесь дышу. А тем более такое дело! Да! Такое дело! - за спиной улыбавшегося, красного как рак Максима Моисеевича показалась Анна. - Я сейчас открою…

Винавер подошёл к окну и, делая вид, что помогает открыть форточку, шепнул Бобреву:

- Молодой человек, сейчас самое что ни на есть правильное время для того, чтоб сделать предложение. Поверьте старому еврею.

- Да…Да…- воротник кителя стал невероятно узким, дышать было практически невозможно. И всё же.

Бобрев повернулся к Анне. По её взгляду, по её подавшемуся вперёд телу, по её сиявшей улыбке было видно, что она ждёт чего-то от Дмитрия. Она хотела услышать Те Самые Слова. И она их услышала.

- Анна…Я люблю тебя…Согласна ли ты стать моей женой?

В висках стучало. Слова эти будто сами себя произнесли.

Винавер положил руку на плечо Бобрева. Дмитрий не видел лица временно исполняющего обязанности начальника Центрального военно-промышленного комитета, иначе бы навсегда запомнил, как старики умеют озорно подмигивать.

Анна ничего не ответила. То есть…она ничего не сказала. Она просто подошла и поцеловала Дмитрия в губы. Здоровой рукой Бобрев обнял любимую за талию, желая, чтобы никогда больше не пришлось им расставаться.

- Это самый счастливый момент в моей жизни, - сказал Винавер…

Все, кто был в те часы в здании комитета, отложили все дела. Максим Моисеевич ("Раз пошло такое дело, то таки надо праздновать!") закатил пиршество. Тосты и здравицы молодым сыпались не реже, чем вопросы: "А кто этот офицер? А почему мы раньше о нём не знали?". Тогда же возникла легенда, что это её давнишний знакомый, ещё с младых лет, что их судьба разлучила, и что теперь они снова вместе. Но правда, как всегда, оказалась фантастичней вымысла.

Когда Дмитрий и Анна вышли рука об руку из здания, их встречал всё тот же лихач. Он улыбался во всю бороду, задорно приветствуя их.

- Хорошо время провели, да-с! Уважаю, Ваше Благородье, уважаю! Куда?

- Ко мне домой! - скомандовал нетвёрдым голосом Бобрев. - Вези так, чтоб не ехали, а летели! Давай! Последнее отдам!

- Полетели! - рассмеялась Анна, ещё крепче прижавшись к Дмитрию.

И вновь Ивушка не слышал не единого звука от голубков, но на этот раз оборачиваться не стал. Зачем? Пусть радуются!

- Прилетели! - расхохотался "лихач". - Выходи. Ваше Благородье! Платить даже не надо, любые вы мне, ай, любые! Свадьбу, наверное, сыграете! Подарком свадебным считайте!

- А это так заметно? - заулыбалась ещё сильнее Анна. - Спасибо!

- Да, спасибо! - вторил любимой Дмитрий, тряся за руку Ивушку. - Спасибо!

"Блинчик" перекочевал из рук в руки. Манасевич довольно подмигнул Дмитрию.

- И ещё…Скажи, что я ухожу со службы…- шёпотом сказал Бобрев. - Не хочу врать о том, кто я…Поэтому стану отставным офицером…Да и не хочу опасности подвергать её…

- Совет вам да любовь! - от чистого сердца сказал Манасевич, и его обычный тон едва не пробился сквозь завесу "простонародного говорка". - Совет да любовь! Бывай, Ваш Благородь, авось, встретимся ещё!

- И ты бывай! - помахал вслед Дмитрий.

- Ну что, показывай свои казармы, - смеясь и грозя пальчиком, сказала Анна. - Там, наверное, хуже, чем после бомбёжки!

- Нисколечко! Ты всё сама увидишь! - с наигранной укоризной сказал Бобрев.

Они шли вместе, рука об руку, провожаемые закатным солнцем…


Русские корабли вот уже два дня стояли на рейде Триеста. Адриатика встретила гостей приветливо: только однажды попали в лёгкий шторм, но вышли из него быстро, без потерь и повреждений. От этого становилось только скучнее. На Колчака напала жуткая тоска, которую делали ещё хуже непростые размышления.

Что делать после подписания мира? В профессиональном плане, конечно, всё было понятно: потребуется долгая и упорная работа. Будут обустраиваться гавани и порты Стамбула, строиться базы на Островах и в Проливах, создадут наконец-то Северный флот, первым кораблём которого стал поднятый со дна морского японцами и выкупленный у них два года назад "Варяг". На флоте нужно будет сделать несколько перестановок, поднять боевой дух, оживить работу.

Но как же быть в личной жизни? Сердце адмирала разрывалось между семьей и любимой, незабвенной Анной Васильевной. Разве может дальше продолжаться это? Люди косо смотрят на близких ему людей. В обществе ходят самые разнообразные толки и пересуды. В конце концов, недавно Анна захотела приехать к нему. Софья - тоже. А что же Ростислав? Ростислав уже задаёт вопросы, а подрастёт - начнёт понимать, что отец его любит отнюдь не его мать…

Как же быть?

Кулак Александра Васильевича обрушился на поручень. Зазвенел металл. Рука отозвалась тяжёлой, нудной болью. Надо что-то решать! С кем ему быть? Как ему быть? Расторгнуть брак? Великий князь пойдёт ему навстречу. Да чего уж говорить: герою войны многие двери открыты. Его, должно быть, даже смогут понять. Но поймёт ли Ростислав? Как будет жить дальше Софья?

Анна…Её тоже нелегко: у неё муж, сын, скоро он станет совсем взрослым. Что же за жизнь такая, почему двое влюблённых не могут быть вместе? Проклятье!

Ещё один удар. Колчак вышел из себя, начинался столь известный на флоте "шторм" адмирала.

Как же поступить? Какую дорогу избрать?

Или, может, всё к чертям бросить - и жить дальше так, как жилось, а судьба рассудит? Нет, это выбор труса. Хотя, конечно, это самый простой способ решения проблемы…Но что дальше будет? Тучи начнут сгущаться, и Софью, и Анну начнут презирать, Ростислава - тоже могут. Как будут относиться к нему, Колчаку, Александру было плевать. Но близкие…

Итак, какое решение принять?

Адмирал замер на мгновение. Глаза его сузились. Решение было принято.

Он поговорит с Софьей, честно скажет ей то, что чувствует к Анне, и они вместе решат, как быть дальше. Его жена, конечно же, знает, что объединяет Колчака и Тимирёву, но по душам об этом они никогда не говорили. Значит, время пришло.

Поднялся ветер, прохладный, прогнавший все тяжкие думы Колчака. Адмирал не заметил даже, как на железной дороге, проложенной прямо к пирсу, показался поезд. О, это был не товарняк, исхлёстанный дождями, изъеденный ржавчиной, позабывший, что такое краска. И не обычный пассажирский, в эти дни заполненный доверху народом. Это был чёрный, чернее ночи, состав из трёх вагонов. Что-то знакомое, кто-то говорил об этом…

Колчак напрягся. На счастье, бинокль висел на шее: адмирал воспользовался им, чтобы разглядеть получше странный поезд. Тот как раз остановился у самой пристани.

Так…Габсбургские короны и орлы на стенках. Целая толпа собралась у дверей вагонов. Нет, расступилась! Шныряют туда-сюда солдаты в чёрных мундирах, это, кажется, австрийская гвардия или что-то вроде. На их знамёнах можно разглядеть "адамову голову" - череп. Да, точно! Он слышал об этом соединении. Такого эскорта удостаивается только монарх или кронпринц!

Смотри-ка! Кто-то выходит из головного вагона.

Адмирал пригляделся. Мгновение - он отложил в сторону бинокль. Всё было ясно.

- Подготовиться к встрече императора Австро-Венгрии Карла Габсбурга! Оркестр, играйте гимн! Гимн!

Отрёкшийся император Карл вместе с женой Цитой и горсткой верных придворных покидал родную державу навсегда. Вот, значит, кого Кирилл просил встретить в Триесте. Да…

Адмирал мысленно пожал руку Великому князю…


"Новое время"

МИР! МИР! МИР!
В Петрограде открывается мирная конференция, которая положит конец Великой войне. Четыре года испытаний и тягот - и вот Россия наконец-то может вздохнуть спокойно.

Открыться конференция должна парадом, который, против обыкновения, пройдёт не на Марсовом поле, а на Невском проспекте. Особо отличившиеся в дни Великой войны солдаты и офицеры пройдут строем по улицам Петрограда. Это будет символом того, что армия, сыны Отечества, наконец-то возвращаются домой, неся победу на своих штыках. Кроме того, планируется…


"Утро России"

Крайний выпуск
К сожалению, спешим вам сообщить, что наша газета прекращает на неопределённое время свой выход. Причина - организационные проблемы. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Наш верный друг, великий деятель русской промышленности, Павел Павлович Рябушинский уехал в Америку для руководства отделением отечественной фирмы по производству сельскохозяйственных машин.

К другим новостям…


Глава 9

Наступает минута прощания,

Ты глядишь мне тревожно в глаза,

И ловлю я родное дыхание,

А вдали уже дышит гроза.

Дрогнул воздух туманный и синий,

И тревога коснулась висков,

И зовёт нас на подвиг Россия,

Веет ветром от шага полков…

"Прощание славянки"

Александр Иванович Спиридович дожидался окончания заседания Совета министров. О чём он только не думали в тот час! Чего только не вспоминал! Кажется, вся жизнь прошла перед глазами. Теперь же наступала минута, которая станет венцом борьбы за безопасность России. Он мысленно репетировал сцену вызова Гучкова на дуэль, но, как всегда, план сорвался, едва дошло до настоящего дела.

Последние двадцать минут из-за двери доносился разговор министров и регента на повышенных тонах. До Спиридовича долетали обрывки фраз, вроде "Не посмеете!", "Произвол!", "Глупость!", "У вас этого никогда не получится!". В конце концов, дверь кабинета хлопнула, и министры, раскрасневшиеся, взволнованные, начали покидать заседание.

Гучков казался чернее тучи. Он играл желваками, бил рукой по воздуху, не обращая внимания на происходящее вокруг. Октябрист взял себя в руки только когда кто-то преградил ему путь.

- Здравствуйте, Александр Иванович, давно не виделись, - посередине коридора возвышался Спиридович.

- Здравствуйте, здравствуйте, Александр Иванович, - небрежно ответил Гучков. - Собственно, и не хотелось с Вами видеться. Извините, но мне пора идти. Моё почтение.

Из-за скандала обычное самообладание оставило лидера военного и морского министра (точнее, уже бывшего министра), и он говорил, не скрывая своих чувств.

- Если уж Вы честны со мною, то и я буду честен с Вами. У Вас нет никакого почтения ни ко мне, ни к кому-либо в мире, - Спиридович вызывал бурю.

И она грянула.

- Да как Вы смеете оскорблять меня? Вы?! Вы, не сумевший обеспечить охрану Столыпина, проглядевший десятки террористических актов, смотрите за собой.

Былая вражда проснулась. Мир принялся вертеться вокруг их двоих.

Бывший начальник личной охраны Николая знал, как можно так уязвить Гучкова, что тот вовсе выйдет из себя и не сможет не принять вызов.

- Вы сами - негодяй и подлец, Александр Иванович. Так считает Николай Александрович, так считаю и я, - гордо и спокойно парировал Спиридович.

- Это оскорбление! Я вызвал бы за такое на дуэль, но в прошлый раз Вы не дали мне сатисфакции! - глаза Гучкова сыпали молниями.

- В этот раз я - свободный человек, не состоящий на службе, начальство мне помешать не сможет. Я вызываю Вас, Александр Иванович.

Спиридович снял с правой руки перчатку и бросил под ноги Гучкова.

Тот, вскинув голову, надменно ответил:

- Принимаю Ваш вызов. Будьте уверены, Вы ответите за свою спесь!

- Тогда - через час. В саду Таврического дворца. На пистолетах. С пятидесяти шагов, - холодно предложил Спиридович.

- Да хоть через платок! - махнул рукой Гучков. - Я немедленно начну готовиться. Пора покончить с этим!

- Александр, уймись! - окликнул его Коновалов. - Сейчас не время…

- Сейчас самое время! - отрезал Гучков. - Я сделал все дела. Если умру, ничто не изменится.

Это был знак того, что покушение уже готово, фигуры расставлены, и труба заиграла "Подъём".

Гучков был взбешён: его посмел оскорбить чёртов агентик охранки! За это он ответит!

- Замечательно, - удовлетворительно кивнул Спиридович. - И да рассудит нас Бог.

- Посмотрим! Посмотрим! - уже бывший военный и морской министр поспешил удалиться, по дороге плюясь и сквернословя. В таком диком гневе его ещё никто не видел.

- Александр Иванович, удачи Вам, - шепнул проходящий мимо регент. - Если что, мы отомстим за Вас…

- Не придётся, - сказал то ли Кириллу, то ли самому себе Спиридович.

Он шёл по коридорам Таврического дворца, переполненным народом: все спешили покончить с делами и поскорее уйти на парад. Всего час оставался до начала зрелища, каких-то жалких шестьдесят минут!

"Увижу ли наших героев? Останусь ли жив?" - как бы между прочим подумал Спиридович. Он вышел прочь из здания и сел на скамейку в саду. Ещё пятьдесят минут. Каких-то пятьдесят минут, и кому-то из двух Александров покинуть миру, а кому-то - остаться в живых. Интересно только, кому?..


***

Кирилл закончил последние приготовления. Фон Коттен, с которым они утром созванивались, доложил: манифест будет зачитан завтра. В каждой церкви, на каждой площади по всей стране народ оповестят о преступлениях военно-промышленных комитетов и Земгора. Одновременно пройдут аресты тех изменников, которые ещё даже не подозревают о предстоящих событиях. Но доказательства уже собраны и растиражированы! Ещё ночью люди фон Коттена незаметно проникли в здание Центрального военно-промышленного комитета, вскрыли несгораемый шкаф Винавера и раздобыли все необходимые бумаги. Бобрев, без которого операция не прошла бы столь гладко, награждён: его и вправду произвели в офицеры (а точнее, в штабс-капитаны, минуя сразу несколько званий) лейб-гвардии Финляндского полка. Что ж, теперь Дмитрию предстоит не так уж и много лгать своей будущей жене. Кирилл уже распорядился выделить средства двум влюблённым, какая-никакая, но дачка в окрестностях Петрограда им обеспечена.

Следующий час пролетел незаметно. Он, кажется, пожал руку тысячам людей. Представители Антанты и общественности, члены Государственного Совета и распущенной Думы, консерваторы и либералы - все спешили поздравить регента с успехом и пожелать удачи и многих лет. Кирилл задумчиво и немногословно благодарил. Всего помыслы были связаны сейчас с операцией "Комитет", которая вот-вот начнётся…

Наконец, время настало…


***

Спиридович дождался этого момента. Наконец-то! Сколько лет? Пять? Или шесть? Сколько прошло с первого вызова Гучкова на дуэль? Ах, неважно! Неважно!

Решено было стреляться без секундантов: благо, сад был просто-напросто переполнен народом. Каким-то чудом весть о том, кто будет стреляться, облетела Петроград, и люди пришли поглазеть на историческое зрелище. Тем более, они ещё успели бы к началу парада, когда исход поединка уже решился бы.

Гучков выглядел уверенным в себе и спокойным: он всё-таки взял себя в руки, справился с гневом. Замечательно. Шансы на победный выстрел уравниваются.

- Александр Иванович, готовы? - окликнул бывшего министра Спиридович.

- Готов, - коротко ответил октябрист. - Начинаем расходиться…

- Раз…- выдохнула толпа…


***

Кирилл занял место на трибуне. Именно отсюда, с Адмиралтейской набережной, должны были двинуться к Невскому полки.

Какое чудесное это было зрелище! Ровные квадраты войск застыли напротив, готовясь сделать первый шаг. Вот-вот они примутся чеканить, топтать мостовые, одним видом своим срывая аплодисменты и чепчики с не в меру чувствительных дам. Вот застыл напротив Кавалергардский полк, красавцы! Некогда - краса и гордость всей гвардии, ныне они подрастеряли прежний задор в бесконечных боях Великой войны. Многие из старых служак погибли, нынешние пока не поднабрались опыта. И всё же - ему было поручено наравне с лейб-гвардии Кирилловским полком возглавить парад. Да, чудесное зрелище!

Ближе всех к трибуне находился князь Вяземский, ныне получивший командование над Кавалергардским полком. Боже, как он волновался! Регент заметил это по искривлённой физиономии. Князь кусал губы. Ещё бы! На него будет равняться целый полк, а на последний, в свою очередь - все остальные войска, участвующие в параде. Ответственность велика как никогда.

Вяземский поймал на себе взгляд Кирилла - и отвёл глаза в сторону. До чего же волнуется…Да…Может, отпуск ему дать после? Да, непременно!

"И самому бы не мешало!" - подумал регент. Он устал, слишком устал…


***

- Всё! - выдохнула толпа, напрягшись.

Противники заняли позиции. Кто-то из офицеров вызвался бросить платок - сигнал к началу дуэли.

- Господин Спиридович, стреляйте первым! - воскликнул Гучков.

- Нет, Александр Иванович, благодарю! Первый выстрел - за Вами!

- Что ж, благодарю!

- Всегда рад!

Господа противники решили напоследок обменяться любезностями.


***

Вяземский ждал удобного момента исполнить замысел Гучкова. Выстрел должен был раздаться и убить проклятого тирана. Но князь медлил, идея этого убийства в сознании его становилась всё менее и менее привлекательной. Да и не так уж был плох тиран, который привёл Россию к победе…

Кирилл начал речь, давным-давно им заготовленную. Собственно говоря, из-за неё одной и затевался весь этот парад. Что ж, пора. Побольше воздуха в грудь…Только бы успеть…Только бы в назначенное время звонари выполнили его просьбу…

- Ну вот и кончилась Великая война. Что ждёт нас дальше? Будущее туманно и непонятно. В Европе бушуют революции и восстания, идёт перекройка мировой карты. Целые народы подхвачены этой бурей. Но Россия должна выстоять. Монархист или социалист, консерватор или либерал - не важно, кто. России нужны не сотни группок и партий - России нужен единый народ. Мы призываем вас к единству, единству, которое сделает наш народ непобедимым. Дружно встанем, чтобы сделать нашу страну лучше в мире, сильнейшей в мире, богатейшей дарованиями и талантами. Мы должны дать каждому работу и достойную жизнь. Но это будет нелегко. Пройдут годы великих трудов, может, целые века. Сейчас мы должны сделать первый шаг навстречу будущему, будущему, в котором наш народ будет един и непобедим. Император Алексей надеется на вас, русские люди. Вы готовы идти под русским знаменем навстречу опасностям и трудностям, ради России, ради того, чтоб больше не было войн и голода? Будем драться за Великую, Единую и Неделимую Россию! Встанем вместе - станем непобедимы!

И тут раздался колокольный звон, чуть раньше, чем планировалось, но…

Все колокола Петрограда зазвонили разом, и воздух наполнился малиновым перезвоном. Он звал людей вперёд, на великие свершения - и никто не мог противиться этому зову…

Голос Кирилла дрогнул…Вяземский просто не смог выстрелить, иначе бы почувствовал себя последней подколодной змеёй. Князь тоже не смог не прислушаться к словам регента, не замечтаться о грядущей России…


***

Люди выдохнули все. Разом, не сговариваясь, когда Гучков, цепляясь уже немеющими руками за окровавленное горло, повалился наземь…

Спиридович, довольно хмыкнув, наконец почувствовал, что ранен, а может, уже и умирает, и закрыл глаза. Он привалился к пеньку. Больше в этой жизни его ничто не волновало…


***

Звонили колокола, зовя на новую, невиданную доселе войну за Россию. Все чувствовал: начиналась новая эпоха - и никто не знал, что она принесёт…

ЭПИЛОГ, ИЛИ Я -СЛУЖУ!

Первый роман цикла начинался историей о Колчаке - значит, последнему роману суждено завершиться тем же…

…Догоняют, настигают, наседают,

Не дают нам отдыхать враги,

И метель серебряно-седая

Засыпает нас среди тайги…

Брали станции набегом:

Час в тепле, а через час - поход.

Жгучий спирт мы разводили снегом,

Чтобы чокнуться на Новый год…

Арсений Несмелов

Молча склоняю голову и перед его могилою.

Настанет день, когда дети наши, мысленно созерцая позор и ужас наших дней, многое простят России за то, что всё же не один Каин владычествовал во мраке этих дней, что и Авель был среди сынов её.

Настанет день, когда золотыми письменами на вечную славу и память будет начертано Его имя в летописи Русской земли.

Иван Бунин

Вчера умер Каппель. Мог ли я ещё неделю назад поверить, скажи кто нечто подобное?

Вчера умер Каппель. Даже в предсмертном бреду - он оставался истинным командиром: "Фланги…Фланги закруглите…Не растягивайте фронт…На соединение с армией Войцеховского…На соединение" - шептал Владимир Оскарович, не давая Смерти забрать его.

Вчера умер Каппель. Вы думаете - это конец? Вы скажете: "Оглянись назад, посмотри, здесь же на одного здорового бойца - трое, четверо обмороженных или больных тифом! Проиграли! Всё потеряно!". Вы ошибаетесь: мы дойдём до Иркутска, мы сможем, несмотря ни на что, назло врагам и "друзьям"-злопыхателям, мы сунем кукиш под нос союзничкам-чехам. Мы сможем! Мы всё сможем! Которую неделю мы идём по старому Сибирскому тракту, на восток, к солнцу - и Адмиралу. Быть может, когда-нибудь поэты, а вслед за ними и историки воспоют наш поход. Да, должно быть, получится красиво, нечто вроде: "Снег громко хрустел под ногами. Он протестовал против того, что какой-то человек топтал его безупречные кристаллики. Хруст был воем снега, плачем по уничтоженному великолепию". Да, поэтам легко рассуждать о красоте сибирских просторов, сидя в тёплом уютном кресле и марая бумагу. Никто ведь и "певца истории" не осудит, что наполнил страницы магистерской диссертации пафосом и дифирамбами выдержке каппелевцев. Но - пусть сперва они, поэты и летописцы пройдут через тайгу нашим путём. Пусть они выдержат метели и морозы, пусть за шанс часок побыть в тепле, у огня, выдержат очередной (какой уже - десятый?сотый?тысячный?) бой с партизанами. Пусть сперва эти краснобаи хлебнут спирта, разведённого таёжным снегом, пусть полежат в телеге рядом с умирающим тифозным больным. Вы думаете - откажутся? О, нет, согласятся, но сошлются на дела, на иную историческую ситуацию, на то, что "прежде и люди крепче были, и морозы слабей". Вздор: люди всё те же…И трусы есть, и храбрецы. А есть - рыцари…

Вчера умер Каппель. Ради чего он отдал свою жизнь, спрашиваете? Ради чего…Глупые, не ради чего, а ради - кого. Наш Адмирал - эти два слова придавали нам сил, двигали вперёд. Когда начинало казаться: "Всё, отвоевался" - воспоминание о нашей цели помогало мне собраться с духом, и словно крылья вырастали на моей спине. То-то, наверное, на спине шинель у меня вся в дырах: крылья проделали.

Вчера умер Каппель - но Адмирал был всё ещё жив. Ради него все мы шли вперёд, на бой. Пускай мы проиграли войну, пускай Самара, Казань и Омск потеряны для нас - но Адмирал должен жить. Если оставим его - я не смогу в глаза смотреть близким, друзьям и потомкам. "Как посмели бросить Адмирала?" - этого вопроса мне не вынести. Нет, лучше остаться в этих снегах подыхать, к партизанам угодить, нежели отдать себя на растерзание совести.

Вчера умер Каппель - он умер ради Адмирала. Мы запомним этот завет. Мы дойдём до Иркутстка, чего бы нам это ни стоило. Многие уже оплатили полной мерой за спасение Адмирала. Мой, друзья-однополчане Казимир Сташевский Мишин Гриша, Задувалов Олежек, Александровский Михаил, Лабунцов Сашка, Бутенко Харитон и многие, многие другие, сложившие головы свои в этом походе. Их лица встают в моей памяти: серьёзные и шкодливые, молодые и старые, грустные и радостные. В голове не укладывается, что их уже нет среди живых, что тайга и партизаны отняли их…

Но вот - снова бой. Где-то там, впереди, у деревни окопались красные, крови никак не избежать. Уж нету сил обходить посёлок, предстоит атаковать в лоб. Осталось только подсчитать патроны, хватит…На сколько же хватит? На бой? Два? Три? Четыре, и то - край. Главное, чтоб штык не подвёл. Молодец был Суворов, знал, чем и как нужно воевать. Пуля - дура, да и маловато дур этих в запасе-то.

В атаку шли молча, словно поминая погибших. Нас встретили хлипким винтовочным залпом да пулемётной трелью, задевших одного-двух воткинцев да кого-то из сибирской дивизии. Я прошёл возле их трупов, даже не остановившись, не бросив прощальный взгляд: за годы войны нагляделся, очерствел, попривык. Увидел мелькнувшего среди домов партизана - выстрелил. Ухмыльнулся: попал, кажется. Надо же, начал радоваться чужим смертям. Сперва - врагов, а вскоре буду рукоплескать гибели своих. Скоро, очень скоро. Проклятый поход, выпивший душу из всех нас. Но да ничего, вон там, за косогорами - Адмирал. Дойдём! Обязательно - дойдём! Во что бы то ни стало!

Ну вот, всё как обычно: несколько выстрелов, разбежавшийся "гарнизон" - и несколько часов спокойствия и тепла. А после - всё сызнова…


***

Сколько же дней назад ушёл в лучший мир Каппель? Я, кажется, сбился со счёта. Да и мысли мои были заняты другим. Мы продолжаем наш поход, ставший крестным путём. Я оглядываюсь по сторонам - и вижу новые, незнакомые лица: мы наконец-то объединились с шедшими иной дорогой сахаровцами. Вовремя: мы вот-вот подойдём к станции Зима. Какое весёлое название…Какое многообещающее, какое холодное и вьюжное…

Ха! Вот наконец-то увидел эшелоны! Ба! Чехословаки! Сколько же их здесь? Видны и польские, и румынские вагоны, но воздух пестрит развевающимися чехословацкими знамёнами. А ещё какие-то красные полотнища…Красные! Снова! К бою! К бою, друзья!

Вновь - уже ставшие привычными действия: пересчитать патроны, перекреститься и дождаться сигнала к атаке. Где-то там, у вокзала, уже идёт перестрелка. Пулемёты соловьями заливаются, расстреливая…Кого? Красных? Наших? Чехов? Проклятье, ничего не разобрать, кто с кем сражается…Сейчас бы в атаку - и забыться, забыться…

Есть сигнал! Уррра! Обмороженные, уставшие, мы встаём в атаку, в полный рост, как на параде, только вместо музыки - стрельба, а вместо мундиров - лохмотья. Хороший парад! Уррра!

Господи, что же творится на Земле? Да это же чехи, чехи с нами! Тоже с красными воюют, чудны дела твои, Господи! Покажем мы красным, кто есть кто, чья это земля…

Мы взяли вокзал, бросившись в безумную атаку на "льюисы". И смогли, смогли пройти! А вот чехи…Те отступили обратно к своим поездам, подчиняясь неожиданно пришедшему приказу командования. Эх, чехи, чехи…Ну да ладно, мы здесь хотя бы отогреться можем…Сейчас бы поспать часок-другой…


***

Двенадцать дней назад умер Каппель - и вот-вот может погибнуть Адмирал. Мы всё-таки пробились к Иркутску: я до самого последнего момента не верил, что всё будет настолько легко. Атака, снова атака, ещё раз атака, и опять…А потом - тихо. Очень и очень тихо: красные отходили к окраине Иркутска, устанавливали пулемётные гнёзда, сколачивали "дружины". Я сам видел, как человек десять-двенадцать парней, не старше лет двадцати, в тужурках и плохоньких шинелях суетятся вокруг "виккерс-максима". Смешно, право: одной гранаты хватит, чтобы превратить в ошмётки и саму дружину, и пулемёт. Да вот только - нельзя. Адмирала могут убить: городские власти пригрозили смертью бывшему Верховному правителю России. И ведь не дрогнет рука, не допустят они ошибок прошлого правительства. Это Адмирал мог отпустить на все четыре стороны Авксентьева с Зензиновым, отдав сто тысяч рублей каждому "на жизнь". Нынешние "правители" России разве что на тот свет отпустят с радостью, пустив пулю в лоб.

Вечером, как сказал нам майор Колотозов, состоялось совещание штаба Каппелевской армии. Как звучит-то! Три тысячи усталых солдат и ещё тысяч двадцать больных, раненых и умирающих. Армия…Вот она, наша Россия, съежившаяся до размеров вокзала и пары вёрст железнодорожного полотна. Погибла Россия…Нет, ещё не погибла! Отставить грусть и трусость! Адмирал! Пока жив Адмирал - жива и прежняя Россия. Только бы спасти его…

Колотозов принёс ещё какое-то известие, только вот я совершенно не расслышал его слов. Что-то там про обходной манёвр, об ударе с тыла…Ага, в атаку на Иркутск идём! Отобьём Адмирала! Наконец-то - в бой, чтобы не бояться, чтобы не мёрзнуть. И - чтобы не думать…

Ставшие давным-давно привычными сугробы и трескучий мороз. В новинку разве что полная луна, освещающая наш путь. Лучше б и не было её: иркутским легко заметить вооружённый отряд, идущий возле самого пригорода. Проклятье! Заметили! А. нет…Не успели знак подать: снег принял троих красных дружинников в свои морозные объятия. Я всё-таки посмотрел на них: простые люди, рабочие, не будь этой проклятой Смуты…Эх, да что уж там! Ещё битвы, ещё! Чтоб не думать, чтоб тупо выполнять команды, чтоб сражаться за Адмирала!

Блестит Ангара - или не Ангара? Вроде она здесь протекает, ныне закованная в ледяную броню. Эх, смотри-ка, поэтому становлюсь, романтиком…Давно ли копал в промёрзшей земле могилы для умерших от гангрены однополчан? Воспоминание отбило всякий поэтический настрой.

Внезапно скомандовали залечь. Поднявшееся было волнение унял, умыв лицо снегом. Хорошо стало! Да, хорошо! Мысли сразу в порядок пришли, да и внимание переключилось на…

Кто же это там? Кого…

Я подполз поближе, чтобы увидеть холм, ребёнком выглядящий на фоне крутой горы. А там, на холме, высокий человек в серой папахе возвышался перед расстрельной командой. Ещё ближе, ближе, ближе…Подползти, надо подползти поближе…Этот человек показался мне до боли знакомым. Да он там не один, ещё кого-то вот-вот расстреляют…

Где-то вдалеке раздался пушечный выстрел - и словно этот громовый отзвук придал ясности моим мыслям: там, на холме, был…Адмирал! Да, это он! Адмирал!

Я едва удержался, чтобы не подняться во весь рост и не побежать к нему, чтоб закрыть телом…

- Кто Вы по званию? - слышу я уверенный, спокойный, ледяной голос Адмирала, обращенный к начальнику расстрельной команды.

- Комиссар!

- Нет такого звания. Боюсь, что по уставу Вы не можете командовать моим расстрелом, здесь нужен старший либо равный по званию, - всё так же заметил на возглас красного комиссара Адмирал.

- Так что же тогда прикажете делать? - издевательским тоном произнёс командир палачей.

- Командовать своим расстрелом буду я, - отчеканил Адмирал. - Готовсь!

Майор Колотозов поднял руку - знак изготовиться к бою. Ага, ну сейчас мы…Приклад послушно прижался к плечу. Мушка глядела прямо на одного из палачей, вон того, в тужурке с красным околышем.

- Цельсь! - возвысил голос Адмирал, готовясь произнести последнее в своей жизни слово.

- Пли!

Адмирал застыл…Он стоял секунду, две, три…Он, наверное, не понимал, почему же не он упал в снег - а красные…

Колотозов обогнал Адмирала - и вся расстрельная команда отправилась на тот свет…

- Александр Васильевич! Александр Васильевич! - майор первым поднялся из сугроба и побежал к Адмиралу. - Александр Васильевич!

Адмирал, не в силах побороть охватившее его волнение, покачнулся и едва не упал в снег.

- Александр Васильевич! Уходим! В часе отсюда - Войцеховский! Уходим, Александр Васильевич! Нам больше нечего здесь делать! - Колотозов, обыкновенно спокойный и обстоятельный, теперь более походилна юнкера, прошедшего через первый в своей жизни бой. - Александр Васильевич!

Но, признаться, мне самому хотелось пожать руку Адмиралу, посмотреть в эти глаза - и…

- Я не считаю возможным покинуть Иркутск, - взяв себя в руки, отрезал Адмирал. Он вглядывался…куда?

Я проследил его взгляд - он падал на какой-то из городских кварталов, там же и темнела громада…тюрьмы? Неужто и вправду тюрьма?

- Я понимаю, что Вам сейчас нелегко, мы только что избежали смерти, но…помилуйте! Надо уходить! - дородный Пепеляев надеялся образумить бывшего Верховного Правителя России. Шальной взгляд премьера метался: Пепеляев, видимо, не желал возвращаться, не желал вновь увидеть застенки. - Опомнитесь! Там же красные!

- Там - Анна Васильевна. Пока она находится в Иркутске - я не в силах покинуть город, - лицо Адмирала напряглось, посерело…

Я наконец заметил, что он поседел, и теперь более походил на старого орла. Не только мы прошли крестный путь, но и Адмиралу досталась своя дорога на Голгофу.

- Проклятье! Ваше Высокопревосходительство, разрешите выполнять! - взял под козырёк майор. - Я берусь спасти заключённых. Клянусь Вам: Анна Васильевна…

- Верю, охотно верю - я пойду с Вами, майор. Дайте мне оружие, - именно в тот момент я готов был охотно поверить, что Адмирал когда-то смог успокоить митинг революционных матросов. Этот взгляд…Этот голос…Металл был мягче.

- Но, Ваше Высокопревосходительство…Александр Васильевич…

Вы когда-либо видели, чтобы мужчину, спешащего к любимой, кто-то мог остановить? А уж особенно бывшего Верховного Правителя России…

Зато я могу поклясться: вам никогда не доводилось видеть отряд человек из сорока, решивший взять штурмом самое охраняемое здание Иркутска. Наверное, в иное время впору было бы снимать картину-синема о наших похождениях…

По дороге встретился патруль красных…Наконец-то - бой! Не думать! Не думать о том, что вот-вот нас могут окружить "дружинники", что мы в самом центре вражьего гнезда…

А ведь какие юнцы были среди "дружинников"…Точно такие же парни воевали у Тобола и под Самарой…Эх, Самара-городок, сколько же ребят там полегло…Почудилось, что среди красных был и Пашка Милорадовский, лихой поручик, нашедший последний приют в братской могиле Челябинска…Вылитый Пашка! Такой же молодой - и такой же горячий. И погиб первым…

И снова - бег по улицам просыпающегося Иркутска, снова стрельба…И оборачиваться- нельзя: там, позади, пятеро наших осталось. И, знаете, я был даже рад за них: наконец-то отдохнут…

Но вот и настал конец нашей беготне: впереди громоздилась тюрьма, оцепленная дружинниками, улыбающаяся пулемётными дулами.

- Надо всё сделать быстро, иначе…- Адмирал не закончил фразу, но нам и без того было понятно: перестреляют заключённых, опоздай мы хоть на минуту.

- С Богом! - Колотозов дал сигнал к атаке. - За Россию! За Адмирала!

Он сделал несколько шагов - и, смешно всплеснув руками, повалился на снег. Вот и он наконец-то сможет отдохнуть…

То, что было после, и боем назвать-то трудно: кранные просто разбежались, дав дорогу обезумевшим от ярости "белякам". Нам, то бишь…И всё-таки - ещё семеро из нас остались лежать, окрашивая снег в багрянец. Отвоевались…Не думать…Не думать…Не бояться…В атаку! В бой! На смерть!

Я видел, как Адмирал, со смесью радости, ярости и волнения на лице, отпер дверь одной из камер - и заключил уже в свою темницу, темницу любви, даму…Да, это была Анна Васильевна, жутко худая, испуганная, - но счастливая. Слышно было, как она плачет, но лица её не было видно: Адмирал прижал к себе возлюбленную и что-то шептал ей.

Сзади послышались торопливые шаги и короткие команды, выкрикиваемые гнусавым голосом. Ага, ещё солдаты революции подоспели…

Я развернулся - и увидел дуло трёхлинейки, направленное прямо на Адмирала. Время…Время…Его никогда мне не хватало…

Надо успеть…

Не думать…

Выстрел…

Наверное, я улыбался, падая в небытие: я всё же успел. Несмотря ни на что…Мы всё же…устроили красным настоящий реванш за крестный путь…И теперь - можно отдохнуть…Наконец-то отдохнуть…Как хорошо и тепло…

Послесловие

Вот и дописана последняя страница цикла "Рыцари Белой мечты". Начатый романами "За Русь святую!" и "Гром победы, раздавайся!", он завершился этой книгой. Работа над заключительной частью проходила в напряжении и трудных условиях, особенно в моральном плане.

Скоро вот уже сто лет, как началась Первая мировая. Через семь лет мы отпразднуем вековые юбилеи Февраля и Октября. Многое ли мы узнали, что мы поняли за целое столетие? Я могу говорить только за себя. Прошло пять лет работы над циклом, поиск информации, размышления - но для меня постижение тех событий только-только начинается.

Один из способов понять те времена - предположить, что было бы, пойди история по другому пути. Что мы потеряли бы? Что обрели бы? В книге я попытался вместе с читателями найти ответы на эти вопросы.

Кто знает, вдруг мы сможем, всматриваясь в прошлое, сделать настоящее хоть чуточку лучше?

И не могу не сказать пару слов о Приложениях к роману. Во-первых, вас ждёт биографическая справка об основных -исторических, а не порождённых фантазией автора - персонажах книги. Материалы мною брались, если это не оговорено сносками или какими-либо другими примечаниями, с сайте "Библиотека Хроноса" (www.hrono.ru), но в большинстве случаев мне приходилось вносить некоторые корректировки в использованные статьи. Кроме того, вниманию читателя представлен ряд очерков по вопросам, затронутым в романах цикла, но так и не "раскрытым" по причине того, что это всё-таки художественные романы, а не исторические исследования. И, наконец, размещены краткая информация об авторе и отрывок из следующего произведения, чистой альтернативной истории Гражданской войны.

ПЕРСОНАЛИИ

Российская империя

Офицерство

Алексеев Михаил Васильевич (3 ноября 1857 года, Тверская губерния, -29 сентября 1918 года, Екатеринодар) Генерал-майор (с 28 мая 1904 года). Генерал-лейтенант (с 7 октября 1908 года). Генерал от инфантерии (с 24 сентября 1914 года). Окончил гимназию в Твери, Московское пехотное юнкерское училище (1876) и Николаевскую академию Генерального штаба (1890). Участник русско-японской войны 1904--1905: генерал-квартирмейстер 3-й Маньчжурской армии. В период Первой Мировой войны: начальник штаба Юго-Западного фронта, с августа 1914 года по март 1915. Командующий Северо-Западным фронтом с 22 марта 1915 по 18 августа 1915. По сведениям А.И. Спиридовича, Алексеев проявил нерешительность и, без преувеличения, панику во время "Великого отступления". Его подчинённые, офицеры штаба, даже подумывали над убийством струсившего командующего. Приказы Алексеева вносили панику и неразбериху в войска. Вмешательство Великого князя Андрея Владимировича сняло напряжение, но ненадолго. После того, как Николай II принимает пост Верховного Главнокомандующего, Алексеев назначается начальником Штаба Ставки.

Заговорщики посвящают Алексеева в свои планы, но тот не докладывает о происходящем царю. В февральские дни настоял на отречении Николая. Существует легенда о том, что при отъезде отрёкшегося императора он взял под козырёк, когда напротив проезжал царский вагон - и поклонился в пояс вагону, в котором ехали представители Временного правительства.

После отречения Николая II назначен Временным правительством Верховным Главнокомандующим, с марта по август 1917 года (позже будет сменён Корниловым). За критику политики Временного правительства (которому, фактически, помог добиться власти) переведен вновь на пост начальника штаба Верховного Главнокомандующего; сделал все, чтобы спасти генерала Корнилова от расправы, отправив его в тюрьму Быхова; после чего подал в отставку; сдал должность генералу Духонину. Многажды критиковал офицерский состав армии, говоря о нерешительности и неисполнительности. Между тем сам участвовал в назначении тех же самых офицеров, которых критиковал. Гучков вспоминает, что Алексеев выступил против назначения Корнилова на высшие посты, так как тот был слишком молодым и не занимал постов. Которые открыли бы ему путь "наверх". Основными достоинствами при назначении, более того, считал наличие необходимого стажа и "старшинство". Мягко говоря, это не соотносится с его критикой офицерства: в указанные выше достоинства сам Алексеев талант и не включал.

В Белом движении: создал "Алексеевскую организацию" (20 октября 1917 года) в Петрограде -- будущую основу Белой армии; 2 декабря 1917 создал и возглавил Добровольческую армию в Новочеркасске -- Верховный руководитель (при главкомах Корнилове и Деникине), с 27 декабря 1917 по 25сентября 1918 года. Умер в Екатеринодаре. Похоронен в Белграде. Пользовался авторитетом среди большинства деятелей Белого движения.

Использованы материалы кн.: Валерий Клавинг, Гражданская война в России: Белые армии. Военно-историческая библиотека. М., 2003.


Брусилов Алексей Алксеевич (19 августа 1853, Тифлис,- 17 марта 1926, Москва). Из дворян. В 1872 окончил младший спец, класс Пажеского корпуса: к переводу в старший, спец. класс по результатам учёбы не допущен. Участник Русской-турецкой войны 1877-78. Окончив Офицерскую кав. школу (1883), преподавал там же (в 1902-06 нач. школы). В 1881 г. Алексей Алексеевич покинул Тверской драгунский полк и поступил на учебу в Петербургскую кавалерийскую школу. С увлечением штудировал кавалерийскую науку, особенно любил практические занятия, побывал в лучших кавалерийских частях русской армии. Курс наук он закончил с отличием и получил назначение адъютантом школы. В 1884 г. Брусилов женился на дальней родственнице, через три года у него родился сын.

Проявляя неутомимую энергию в улучшении организации обучения кавалерийских офицеров, Брусилов после службы адъютантом последовательно занимал должности старшего учителя верховой езды и выездки лошадей, начальника отдела эскадронных и сотенных командиров, помощника начальника школы, вырос в чинах до генерал-майора (1900 г.), был причислен к штату лейб-гвардии. Его знали и ценили руководители Военного министерства, главный инспектор кавалерии великий князь Николай Николаевич. Брусилов пишет статьи о кавалерийской науке, посещает Францию, Австро-Венгрию и Германию, где изучает опыт верховой езды и работы конных заводов. В 1902 г. Алексей Алексеевич по праву был выдвинут на должность начальника Петербургской кавалерийской школы. "Лошадиная академия", как ее шутливо называли в армии, под его руководством сделалась признанным центром подготовки командного состава русской кавалерии.

В 1906 г. Брусилов был назначен начальником 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, где заслужил большое уважение подчиненных своим командирским искусством и уважительным отношением к офицерам и солдатам. Но личная драма - смерть жены, а также гнетущая обстановка петербургской жизни после революции 1905 - 1906 гг. подтолкнули его к решению уйти из рядов столичной гвардии в армию: в 1908 г. Брусилов получил назначение в Варшавский военный округ командиром 14-го армейского корпуса с производством в генерал-лейтенанты. Три года он начальствовал над корпусом и за это время заметно подтянул его боевую подготовку. В 1912 г. Алексей Алексеевич принял предложение занять пост помощника командующего Варшавским военным округом. Вскоре стал полным генералом - получил чин генерала от кавалерии. Трения с генерал-губернатором Скалоном и другими "русскими немцами" в штабе округа вынудили его покинуть Варшаву и занять должность командира 12-го армейского корпуса в соседнем Киевском военном округе. Брусилов писал жене (в 1909 г. он вторично женился): "Не сомневаюсь, что в войсках Варшавского округа мой уход произведет сенсацию… Ну! Что сделано, то сделано, и я рад, что вырвался из этой клоаки скалоновской придворной атмосферы".

В 1906-1912 командир 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, командир 14-го армейского корпуса; ген. от кавалерии (1912). Во время 1-й мир. войны в 1914-1916 команд, 8-й армией; ген-адьютант (1915). С 17 марта 1916 главнокоманд. армиями Юго-Зап, фронта; в мае - авг. руководил наступлением, получившим позднее название Брусиловского прорыва - одной из крупнейших операций на рус.-герм. фронте. Верил в неотвратимую предопределённость событий, (увлекался оккультизмом и мистикой; испытывал сильное влияние идей основательницы Теософич. об-ва Е.Л. Блавацкой).

Именем Брусилова названа (в советское время, до революции её именовали Луцким прорывом) одна из разработанных им военных операций в ходе Первой мировой войны, - Брусиловский прорыв: 22 мая 1916 г. после массированного артиллерийского удара русские войска двинулись в наступление и в ряде мест сразу прорвали австрийские позиции. 25 мая русские войска заняли Луцк, 5 июня овладели Черновцами. Фронт был прорван на протяжении 340 км, глубина прорыва доходила до 120 км. В этих боях австрийцы понесли тяжелые потери - около 1,5 млн. убитыми, ранеными и пленными.

Брусиловский прорыв поставил Австро-Венгрию на грань военной и политической катастрофы. Чтобы спасти австрийский фронт от полного развала, Германия перебросила с запада большие силы, остановив наступление у Вердена.

Однако успех Юго-Западного фронта не дал решающих стратегических результатов, так как не был поддержан наступательными операциями других фронтов. И после подхода крупных резервов противника война здесь вновь приобрела позиционный характер. Кроме того, определённую роль сыграла непоследовательность Брусилова в отдаче приказаний: несколько раз он командовал остановить наступление, боясь, что противник перейдёт в контратаку (не имея на то каких-либо сил и времени).

Был одним из трёх представителей высшего офицерства, безоговорочно поддержавших отречение Николая II (два других - Алексеев и Рузский). Остальные главнокомандующие перед дачей своего согласия на отречение ожидали решения Ставки (т.е. Алексеева).

После Февральской революции Брусилов как сторонник продолжения войны до победного конца был назначен Верховным главнокомандующим, но из-за несвоевременности его требования введения смертной казни на фронте и провала июньского наступления был заменен Корниловым. В первые годы гражданской войны находился не у дел. Во время боев в Москве Брусилов был ранен в ногу осколком снаряда, попавшим в его моек. квартиру. Брусилов отказался поехать на Дон и примкнуть к М.В. Алексееву, А.И. Дутову, А.М. Каледину. Краткий арест ВЧК в 1918 не отвратил Брусилова от большевиков. Ему, монархисту и верующему, было нелегко принять новую власть, но он был убежден в необходимости всего происшедшего. Единственный сын Брусилова Алексей, служивший в Красной кавалерии, был взят в плен белыми и расстрелян. В 1920 Брусилов стал служить в Красной Армии: руководил кавалерийской допризывной подготовкой, был инспектором кавалерии; с 1924 выполнял особо важные поручения при РВС СССР. Умер от воспаления легких. Автор мемуаров из двух частей: "официальной" и "неофициальной", в последней критиковал советскую власть.

Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997 г.; И.В. Объедкова в кн.: Политические деятели России 1917. биографический словарь. Москва, 1993; Ковалевский Н.Ф. История государства Российского. Жизнеописания знаменитых военных деятелей XVIII - начала XX века. М. 1997 г.


Деникин Антон Иванович (4 декабря 1872, Лович, близ Варшавы, - 7 августа 1947. Анн-Арбор, шт. Мичиган, США). генерал лейтенант Генштаба. Сын офицера пограничной стражи, выслужившегося из солдат. Окончил Ловичское реальное училище, военно-училищные курсы при Киевском пехотном юнкерском училище и Николаевскую академию Генерального штаба (1899). Из училища вышел во 2-ю артиллерийскую бригаду. В 1902 г. был переведен в Генеральный штаб и назначен на должность старшего адъютанта 2-й пехотной дивизии. С 1903 по март 1904 г. -- старший адъютант штаба 2-го кавалерийского корпуса. Во время русско-японской войны в марте 1904 г. подал рапорт о переводе в действующую армию и был назначен штаб-офицером для особых поручений при штабе 8-го армейского корпуса, где исполнял обязанности начальника штаба 3-й Заамурской бригады пограничной стражи. Подполковник. С сентября 1904 г. -- штаб-офицер для особых поручений при штабе 8-го армейского корпуса, где 28 октября того же года получил назначение на должность начальника штаба Забайкальской казачьей дивизии генерала Ренненкампфа. В феврале 1905 г. вступил в должность начальника штаба Урало-Забайкальской дивизии в составе конного отряда генерала Мищенко. В августе 1905 г. назначен начальником штаба Сводного кавалерийского корпуса генерала Мищенко. Награжден орденами Св. Станислава и Св. Анны 3-й степени с мечами и бантами и 2-й степени с мечами. Произведен в чин полковника -- "за боевые отличия".

После окончания русско-японской войны с января по декабрь 1906 г. занимал должность штаб-офицера для особых поручений при штабе 2-го кавалерийского корпуса, с декабря 1906 г. по январь 1910 г.-- штаб-офицер при управлении (начальник штаба) 57-й пехотной резервной бригады. 29 июня 1910 г. назначен командиром 17-го пехотного Архангелогородского полка. В марте 1914 г. назначен и. д. генерала для поручений Киевского военного округа и в июне того же года произведен в генерал-майоры.

В начале Великой войны назначен на должность генерал-квартирмейстера 8-й армии генерала Брусилова. По собственному желанию перешел в строй и был назначен 6 сентября 1914 г. командующим 4-й стрелковой ("Железной") бригады, развернутой в 1915 г. в дивизию. "Железная" дивизия генерала Деникина прославилась во многих сражениях во время Галицийской битвы и на Карпатах. Во время отступления в сентябре 1915 г. дивизия контратакой взяла Луцк, за что генерал Деникин был произведен в генерал-лейтенанты. Вторично генерал Деникин взял Луцк во время Брусиловского наступления в июне 1916 г. Осенью 1914 г. за бои у Гродека генерал Деникин был награжден Георгиевским оружием, а затем за смелый маневр у Горного Лужка -- орденом Св. Георгия 4-й степени. В 1915 г. за бои у Лутовиско -- орденом Св. Георгия 3-й степени. За прорыв неприятельских позиций во время Брусиловского наступления в 1916 г. и за вторичное взятие Луцка -- снова награжден Георгиевским оружием, осыпанным бриллиантами с надписью "За двукратное освобождение Луцка". 9 сентября 1916 г. назначен командиром 8-го армейского корпуса. В марте 1917 г. при Временном правительстве назначен помощником начальника штаба Верховного Главнокомандующего, а в мае того же года -- Главнокомандующим армиями Западного фронта. В июле 1917 г., после назначения генерала Корнилова Верховным Главнокомандующим, назначен на его место Главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта. За активную поддержку генерала Корнилова в августе 1917 г. отрешен от должности Временным правительством и заключен в Быховскую тюрьму.

19 ноября 1917 г. бежал из Быхова с бумагами (кроме бумаг и старого пиджака, кальсон и т.д. не имел никакого имущества) на имя польского помещика и прибыл в Новочеркасск, где принял участие в организации и формировании Добровольческой армии. 30 января 1918 г. назначен начальником 1-й Добровольческой дивизии. В 1-й Кубанский поход выступил на должности заместителя Командующего Добровольческой армией генерала Корнилова. 31 марта 1918 г., когда во время штурма Екатеринодара был убит генерал Корнилов, вступил в командование Добровольческой армией. В июне 1918 г. повел Добровольческую армию во 2-й Кубанский поход. 3 июля 1918 г. взял Екатеринодар. 25 сентября (8 октября) 1918 г. после смерти генерала Алексеева стал Главнокомандующим Добровольческой армией. 26 декабря 1918 г. после встречи на станции Торговой с Донским атаманом генералом Красновым, признавшим необходимость единого командования и согласившегося подчинить Донскую армию генералу Деникину, -- стал Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России (ВСЮР). В 1919 г. из штаба ВСЮР в Таганроге генерал Деникин осуществлял главное командование Кавказской Добровольческой армией генерала Врангеля, Донской армией генерала Сидорина, Добровольческой армией генерала Май-Маевского, а также руководил действиями главноначальствующего на Северном Кавказе генерала Эрдели, главноначальствующего в Новороссии генерала Шиллинга, главноначальствующего в Киевской области генерала Драгомирова и командующего Черноморским флотом адмирала Герасимова. Управление занятыми областями, кроме казачьих, осуществлялось при участии Особого совещания, созданного еще генералом Алексеевым. После отступления войск ВСЮР осенью 1919 р.-- зимой 1920 г. генерал Деникин, потрясенный катастрофой во время эвакуации Новороссийска, принял решение созвать Военный совет для того, чтобы он избрал нового Главнокомандующего. 22 марта 1920 г. после избрания на Военном совете генерала Врангеля, генерал Деникин отдал последний приказ по ВСЮР и назначил генерала Врангеля Главнокомандующим.

Получил прозвище "царя Антона", позже критиковался за "либеральничество" и "слабохарактерность" на посту Главкома.

23 марта (5 апреля) 1920 г. генерал Деникин выехал с семьей в Англию, где оставался недолго. В августе 1920 г. -- переехал в Бельгию, не желая оставаться в Англии во время переговоров с Советской Россией. В Брюсселе он приступил к работе над своим фундаментальным пятитомным трудом "Очерки Русской Смуты". Эту работу он продолжал в трудных условиях жизни на озере Балатон, в Венгрии. 5-й том был закончен им в 1926 г. в Брюсселе. В 1926 г. генерал Деникин переехал во Францию и занялся литературным трудом. В это время вышли его книги "Старая армия" и "Офицеры", написанные главным образом в Капбретоне, где генерал часто общался с писателем И. О. Шмелевым. В парижский период своей жизни генерал Деникин часто выступал с докладами на политические темы, и с 1936 г. начал издавать газету "Доброволец". Объявление войны 1 сентября 1939 застало генерала Деникина на юге Франции в деревне Монтэй-о-Виконт, куда он уехал из Парижа, чтобы приступить к работе над своим последним трудом "Путь русского офицера". Автобиографическая по своему жанру, новая книга должна была, по замыслу генерала, служить введением и дополнением к его пятитомным "Очеркам Русской Смуты". Германское вторжение во Францию в мае-июне 1940 г. вынудило генерала Деникина, не желавшего оказаться под немецкой оккупацией, срочно покинуть Бург-ла-Рэн (под Парижем) и выехать в направлении испанской границы на машине одного из своих соратников -- полковника Глотова. Беглецы успели доехать только до виллы друзей в Мимизане к северу от Биарица, так как здесь их перегнали германские моторизованные части. Генералу Деникину пришлось покинуть виллу друзей на пляже и провести несколько лет, до освобождения Франции от немецкой оккупации, в холодном бараке, где он, нуждаясь во всем и часто голодая, продолжал работать над своим трудом "Путь русского офицера". Генерал Деникин осуждал политику Гитлера и называл его "злейшим врагом России". В то же время он надеялся, что после разгрома Германии армия свергнет коммунистическую власть. В мае 1946 г. водном из своих писем полковнику Колтышеву он писал: "После блестящих побед Красной армии у многих людей появилась аберрация… как-то поблекла, отошла на задний план та сторона большевицкого нашествия и оккупации соседних государств, которая принесла им разорение, террор, большевизацию и порабощение… -- Далее он продолжал: -- Вы знаете мою точку зрения. Советы несут страшное бедствие народам, стремясь к мировому господству. Наглая, провокационная, угрожающая бывшим союзникам, поднимающая волну ненависти политика их грозит обратить в прах все, что достигнуто патриотическим подъемом и кровью русского народа… и поэтому, верные нашему лозунгу -- "Защита России", отстаивая неприкосновенность российской территории и жизненные интересы страны, мы не смеем в какой бы то ни было форме солидаризироваться с советской политикой -- политикой коммунистического империализма" 1).

В мае 1945 г. он вернулся в Париж и вскоре, в конце ноября того же года, воспользовавшись приглашением одного из своих соратников, отправился в США. Его обширное интервью опубликовано в "Новом русском слове" от 9 декабря 1945 г. В Америке генерал Деникин выступал на многочисленных собраниях и обратился с письмом к генералу Эйзенхауэру с призывом остановить насильственную выдачу русских военнопленных. Скончался от сердечного приступа 7 августа 1947 г. в больнице Мичиганского университета и был похоронен на кладбище в Детройте. 15 декабря 1952 г. состоялось перенесение останков генерала Деникина на Св. Владимирское православное кладбище в Касвилле, Нью-Джерси. Ему принадлежат:

Очерки Русской Смуты: В 5 т. Париж: Изд. Поволоцкого, 1921-1926. Т. 1. 1921; Т. II. 1922; Берлин: Слово, 1924. Т. III; Берлин: Слово, 1925. Т. IV; Берлин: Медный Всадник, 1926. Т. V.

Книги: "Офицеры" (Париж, 1928); "Старая армия" (Париж, 1929. Т. 1; Париж, 1931. Т. II); "Русский вопрос на Дальнем Востоке" (Париж, 1932); "Брест-Литовск" (Париж, 1933); "Кто спас Советскую власть от гибели?" (Париж, 1937); "Мировые события и русский вопрос" (Париж, 1939).

Воспоминания: "Путь русского офицера" (Нью-Йорк: Изд. имени Чехова, 1953).

Многочисленные статьи в журнале С. П. Мельгунова "Борьба за Россию", в "Иллюстрированной России", в "Добровольце" (1936--1938) и др. Последняя статья генерала Деникина -- "В советском раю" -- была опубликована посмертно в N 8 парижского журнала "Возрождение" за март-апрель 1950 г. И т.д.

Использованы материалы кн.: Николай Рутыч Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России. Материалы к истории Белого движения М., 2002


Каледин Алексей Михайлович (12 октября 1861, хутор Каледина станицы Усть-Хопёрской области Войска Донского - 29 января 1919 года, Новочеркасск). Сын полковника. Закончил в 1879 году Воронежский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище в 1882 году, академию Генштаба в 1889 году. Генерал от кавалерии, начальник 12-й кавалерийской дивизии, командир 12-го армейского корпуса,. После боёв подо Львовом 26-30 августа 1914 года награждён Георгиевским оружием. В октябре 1914 года получил Орден Святого Георгия 4-й степени, за прорыв вражеской линии под Бендерами в середине февраля 1915 года - Орден Святого Георгия 3-й степени. Восьмая армия, которой командовал Каледин, сыграла главную роль в Луцком (Брусиловском) прорыве. Войска наступали активно и успешно, однако наступление приказали остановить. Брусилов 26 мая издал приказ "подровнять армию" - то есть закрепиться на позициях. Шанс окончательно разбить отступавшего противника был упущен. Снят с поста и назначен членом Военного совета 29 апреля 1917 года за сопротивление "демократизации" армии. 19 июня 1917 года избран Донским атаманом

Подозревался в участии в "мятеже" Л.Г. Корнилова, однако единственным доказательством этого были слухи, распространявшиеся Советами рабочих и солдатских депутатов в августовские дни 1917 года. Было принято решение о предании его суду, но Донское правительство и Донской круг решения Временного правительства не признали, указ был отменён:"С Дону выдачи нет".

После Октябрьской революции объявил военное положение в углепромышленном районе и пытался поднять казачество на борьбу с большевиками. Каледину этого не удалось, и тогда он совершил самоубийство: застрелился. Однако некоторые исследователи придерживаются мнения о насильственном характере смерти Донского атамана. Поводом к этому служит, кроме всего прочего, могила Каледина: он захоронен у церкви, справа от входа в неё. Православие выступает против захоронения самоубийц рядом с церковью, в пределах кладбищенской ограды. Для казаков такое нарушение канона нехарактерно. Сам настоятель Гермоген не верил в самоубийство Каледина, и атамана отпевали в Войсковом Вознесенском Храме.

Как бы то ни было, после смерти Каледина многие казаки приняли участие в борьбе с большевиками.


Келлер Фёдор Артурович (12 октября 1857 - 21 декабря 1918, Киев), граф, генерал от кавалерии (15.1.1917). Племянник героя русско-японской войны графа Ф.Э. Келлера. Образование получил в приготовительном пансионе Николаевского кавалерийского училища, выдержал офицерский экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище (1878). С началом русско-турецкой войны 1877-1878 годов ушел добровольцем на фронт, за выдающуюся храбрость был награжден солдатскими Знаками отличия ордена Св. Георгия 3-й и 4-й степени. Выпущен в 1-й лейб-драгунский Московский Его Величества полк. Командовал эскадроном, Крымским дивизионом. С 16.2.1904 командир 15-го драгунского Александрийского полка (Киев). Во время волнений в 1905-07 исполнял обязанности временного Калишского генерал-губернатора, был ранен и контужен взрывом брошенной в него террористами бомбы. С 6.11.1906 командир лейб-гвардии Драгунского полка, с 14.6.1910 командир 1-й бригады Кавказской кавалерийской дивизии, с 25.2.1912 - 10-й кав. дивизии, с которой вступил в мировую войну. Келлер выделялся среди других кавалерийских начальников своей личной храбростью и пользовался большой популярностью в войсках. В начале войны дивизия К. вошла в состав 3-й армии ген. Н.В. Рузского. 8 авг. в бою у Ярославице разбил 4-ю австро-венгерскую кавалерийскую дивизию. В ходе Галицийской битвы организовал преследование неприятеля и 31 авг. (13 сент.) взял у Яворова 500 пленных и 6 орудий. За боевые отличия награжден орденами Св. Георгия 4-й (сентябрь 1914 года) и 3-й (мая 1915) степени. С 3.4.1915 командир 111 конного корпуса (10-я кавалерийская, 1-я Донская и 1-я Терская каз. дивизии). В ночь на 17(30) марта атаковал неприятельскую группу, осуществлявшую обход левого фланга 9-й армии Юго-Западного фронта, и нанес ей поражение под Хотинам. Во время проведенного в конце апреля 1915 года армией наступления сыграл выдающуюся роль в Заднестровском сражении 26-28 апреля (9-11 мая). 27 апреля (10 мая) провел знаменитую конную атаку у Баламутовки и Ржавенцев силой 90 сотен и эскадронов в конном строю, взяв ок. 4 тыс. пленных. Во время общего наступления Юго-Западного фронта в 1916 корпус Келлера входил в состав 9-й армии ген. П.А. Лечицкого. В начале июня на корпус Келлера вместе с корпусом ген. М.Н. Промтова возложено преследование отходившей южной группы 7-й австро-венгерской армии. 10(23) июня занял Кымполунг, взяв 60 офицеров, 3,5 тыс. нижних чинов и 11 пулеметов. По убеждениям монархист. Узнав об отречении Николая II, Келлер направил ему телеграмму, предлагая свои услуги и свои войска для подавления мятежа. Когда был получен текст присяги Временному правительству, Келлер отказался приводить к присяге корпус. 5 апреля был уволен "за монархизм" и, оставив службу, уехал в Харьков. Здесь летом 1918 года ген. Б.И. Казанович тщетно убеждал уехать на Дон в Добровольческую армию. Вскоре Келлер переехал в Киев. 5.11.1918 назначен гетманом П.П. Скоропадским главнокомандующим войсками на территории Украины с подчинением ему также и гражданских властей, однако уже13 ноября перемещен на пост помощника ген. князя А.Н. Долгорукова. Видел будущее России в восстановлении монархии и возрождении "великой и неделимой" империи. В конце ноября принял предложение возглавить формирующуюся в Витебской и Полтавской губерниях белую Северную армию, но не успел отбыть к месту ее развертывания. Накануне занятия Киева войсками С. Петлюры взял на себя руководство обороной, ввиду невозможности сопротивления распустил вооруженные отряды. После занятия города петлюровцами расстрелян на Софийской площади у памятника Богдану Хмельницкому (подробнее- см. "За Русь святую").

Использованы материалы кн.: Залесский К.А. Кто был кто во второй мировой войне. Союзники Германии. Москва, 2003.


Колчак Александр Васильевич (4 ноября 1874, село Александровское Санкт-Петербургского уезда, - ночь с 6 на 7 февраля 1920 г., г.Иркутск).

Фамилия Колчак турецкого происхождения, в переводе означает "боевая рукавица". Основатель рода Колчак, серб, принявший ислам, воевавший против наших войск в 1711г., Илиас-паша Колчак стал известен как комендант крепости Хотин, сдавший её русским войскам под командованием графа Миниха 20 августа 1739 года. Основатель рода (история любит повторяться и не любит изобретать что-то новое) был упомянут М.В. Ломоносовым в оде, посвящённой Анне Иоанновне:

…Кто скоро толь тебя, Калчак,

Учит Российской вдаться власти,

Ключи вручить в подданства знак

И большей избежать напасти?..


Позже Илиас-Паша уехал в Правобережную Украина к своему знакомому магнату, графу Потоцкому. Однако вопрос о родстве бывшего коменданта Хотина и предками Александра Васильевича Колчака остаётся спорным. Во-первых, Ростислав Александрович Колчак, сын белого адмирала, сомневается в этом. Во-вторых, фамилия Колчак (в форме "Кольчак") была довольно-таки распространена в казачьей среде.

Упоминания о Колчаках вновь появляются в источниках: только в 1803 году: в образованном Бугском казачестве служил Лукьян Колчак, получивший за боевые заслуги надел в Херсонской губернии в Ананьевском уезде. У сотника было двое сыновей, Лукьян, служивший "по гражданской части", и Фёдор, ставший военным, дослуживший до подполковника.

У Лукьяна Ивановича было три сына: Василий, Александр и Пётр, ставшие флотскими офицерами. Пётр умер в 1903г., дослужившись до капитана 1-го ранга. Александр в Крымскую войну служил на Балтике, затем плавал по Амуру, позже - у берегов Америки. Его сын сражался в Порт-Артуре, за что получил орден Святой Анны 4-й степени. 24 мая 1915 г. он погибнет на минном заградителе "Енисей". Дядя Александра Александровича, жандармский офицер, будет убит террористом в 1907 г., двоюродный брат Пётр Аркадьевич, белый офицер, погибнет в Киеве в 1918г.

Василий Александрович участвовал в Крымской войне, оборонял Севастополь, сражаясь на Малаховом кургане, был награждён солдатским "Георгием" лично князем Васильчиковым. 27 августа, раненный, он оказался в плену. Содержался на Принцевых островах в Мраморном море. Пребывая в плену, был произведён в прапорщики. В 1904г. вышла его книга, посвящённая Крымской войне и, в частности, боям за Малахов курган, "Война и плен 1853-1855гг. Из воспоминаний о давно пережитом".

Два года учился Институте корпуса горных инженеров, командирован на Златоустовский завод. После работал на Обуховском заводе, об истории которого позже им была написана книга.

В начале 70-х женился на Ольге Ивановне Посоховой. Она была в родстве с морскими офицерами. Контр-адмирал Сергей Андреевич и генерал-майор Андрей Андреевич Посоховы позже, в годы Гражданской войны, эмигрируют во Францию, и семья Александра Васильевича найдёт у них своё пристанище. В 1874 году у них родился сын Александр, в следующем - дочь Екатерина. Другая дочь, Любовь, умерла во младенчестве.

В 1885г. отец отдал Александра в Шестую классическую гимназию, где одноклассником будущего адмирала стал сын статского советника, Вячеслав Рудольфович Менжинский, будущий сотрудник ВЧК и участник операций по поимке Б.Савинкова и С.Рейли. Оба не достигли успехов в экзаменах, Менжинский был оставлен на второй год, Колчак же, проучившись в следующем классе, поступил в 1888г. поступил в Морское училище. Здесь Колчак проявил лучшие стороны своей натуры и показал замечательные успех, став одним из первых в выпуске. Только по минному делу оценка была "четыре", а не "пять". В перерывах между учёбой работал на Обуховском заводе. "Пушечный" король У.Д.Армстронг предложил ему перебраться в Англию и начать работу на его заводе, однако Колчак отказался. На допросе, рассказывая историю своей жизни, Александр Васильевич, начал со слов "Я родился на Обуховском заводе…". Заинтересовался на некоторое время "рабочим вопросом", но позже позабыл о своём "увлечении".

15 сентября 1894г. Колчак был произведён в мичманы: закончилось его обучение морскому искусству. Звание первого на курсе должно было достаться именно Александру Васильевичу, но он отказался, указав на Д.Филиппова как на более знающего. Комиссия удовлетворила "просьбу" Колчака, и, тем самым, будущий адмирал оказался вторым на курсе.

В 1897г. Александр Васильевич направил рапорт начальству о переводе его на канонёрскую лодку "Кореец", однако получил назначение на другой корабль, клипер "Крейсер", где занимался обучением боцманов и унтер-офицеров. Затем последовали назначений на другие корабли, в том числе "Петропавловск", ныне печально известный. В начале англо-бурской войны решил принять в ней участие на стороне буров, уже отправился в Африку, доплыл до греческого Пирея - но повернул обратно, получив известие о приглашении его в экспедицию Толля. В ходе неё занимался гидрологическими исследованиями, итогом которых стал выход таких работ, как "Краткий обзор исследования морского пути вдоль северных берегов России", "О производстве гидрографического исследования Северного Ледовитого океана от Берингова пролива до устья реки Лены",

Целью экспедиции был поиск знаменитой Земли Санникова, найти которую так и не удалось. Из-за плохих погодных условий экспедиции пришлось разделиться на две части: Толль и ещё несколько человек остались на застрявшей во льдах "Заре", другая часть пошла за подмогой. С того дня Толля в живых никто не видел. Колчак организовал спасательную экспедицию (9 янв.1903-26февр. 1904г., пытался найти несчастного Толля, но усилия оказались тщетны. В ходе спасательной экспедиции занимался научными исследованиями, дал многим географическим объектам имена участников экспедиции Толля. Позже остров в Таймырском заливе назовут в честь Колчака. Вернувшись в Петербург и узнав о начинавшейся Русско-японской войне, подал рапорт Великому князю Константину Константиновичу, руководившему Академий наук, об "отчислении" от Академии и передаче в военно-морское ведомство. Великий князь удовлетворил просьбу Колчака, перед этим попросив выступить с отчётом о проделанной работе, проведённых исследованиях и т.д. В 1906г. за участие в экспедиции и проведённые изыскательские работы Колчак был награждён Константиновской медалью, высшей наградой Академии наук, и, кроме того, сам П.П.Семёнов-Тян-Шанский оценил экспедицию как важный географический подвиг.

5 марта 1904 г. произошло ещё одно радостное событие - свадьба Александра Васильевича и Софьи Фёдоровны Омировой. Они договорились пожениться, когда Колчак вернётся из полярной экспедиции, но Софья, сгорая от нетерпения, отправилась навстречу мужу, в Устьянск на берегу Ледовитого океана. Свадьбу сыграли в Иркутске.

И снова судьба решила посмеяться: среди предков Софьи Омировой был обер-гофмейстер барон К.В. Миних, брат того самого Миниха, которому паша Колчак сдал Очаков.

С 18 марта по 20 декабря 1904г. Колчак воевал в Порт-Артуре.С 20 марта по 17 апреля на крейсере "Аскольд". В ночь на 30-е марта Колчак оказался свидетелем гибели "Петропавловска" вместе с адмиралом Макаровым на борту. Неизвестно, о чём Колчак думал в те минуты: может быть, о том, что и сам мог быть на борту гибнущего флагмана?

с 17 по 21 апреля Александр Васильевич - на минном транспорте "Амур", с 21 апреля по 2 ноября командовал миноносцем "Сердитый", со 2 ноября по 20 декабря - артиллерийской батареей в Скалистых горах. К счастью для потомков, сохранился дневник Александра Васильевича, повествующий о событиях тех дней. С 21 декабря 1904 по конец апреля 1905 раненый Колчак пребывал в плену у японцев, а 4 июня 1905г. вернулся на Родину. Позже, 12 декабря 1905г., за доблесть в боях за Порт-Артур Александр Васильевич будет награждён золотой саблей с надписью "За храбрость" (с 1913г. будет приравнена к Ордену Святого Георгия). С 27 июня по 28 декабря 1905г. - отпуск для лечения. С 29 декабря 1905г. по апрель 1906г. Колчак будет прикомандирован к Академии наук для обработки материалов Русской полярной экспедиции. С 1 мая 1906г. - служба в Морском генеральном штабе (с 26 мая - завотделением русской статистики Моргенштаба). Колчак стоял у истоков создания этого учреждения, которое сыграет значительную роль в возрождении русского флота. Позже, в 1912г., напишет интересную во всех отношениях работы "Служба Генерального штаба" И "Какой России нужен флот", основанные на материалах, собранных в период работы в Моргенштабе.

С 29 мая 1908г. назначен командиром строящегося ледокола "Вайгач": идёт подготовка к новой полярной экспедиции. С 28 октября 1909г. по 20 октября 1910г. - принимает участие в экспедиции, из Петербурга через южные моря доходит до Арктики, но возвращается во Владивосток: его вновь зовут в Моргенштаб в ожидании предстоящей "большой программы" по возрождению флота и морской обороны Балтики. В том же1909г. выходит его книга "Лёд Карского и Сибирского морей".

(Дальнейшие события относительно подробно показаны как в данном цикле, так и в художественных фильмах, поэтому подробно описаны будут только наиболее важные даты)

24 февраля 1910 года - рождение сына Ростислава.

15 апреля 1912 года - вступает в должность командира эскадренного миноносца "Уссуриец". Через год, в апреле 1913 года, умирает отец, Василий Колчак. С 17 мая 1913 по 3 марта 1914 - командование эскадренным миноносцем "Пограничник". С 14 июля 1914г. - флаг-капитан по оперативной части Штаба командующего Морскими силами Балтийского моря. В начале 1915 года знакомится с Анной Васильевной Тимирёвой. С 19 декабря - командующий минной дивизией Балтфлота. Награждён Орденом Святого Георгия IV-й степени. 10 апреля 1916 года - произведён в контр-адмиралы. 28 июня 1916 - производство в вице-адмиралы и назначение командующим Черноморским флотом. Вместе с Колчаком на Черноморский флот был переведён его друг М.И. Смирнов, участвовавший в неудачной для союзников Дарданелльской операции. Втроём с А.Д. Бубновым они придали окончательную форму плану Босфорской операции. 4 июля был принят Николаем II, после чего направился в Севастополь.

Узнав о Февральской рев., расценил ее как возможность довести войну до победного конца, считая это "самым главным и самым важным делом, стоящим выше всего, - и образа правления, и политических соображений".

"Моя точка зрения была просто точкой зрения служащего офицера, который этими вопросами не занимался. Я считаю, что при нашей присяге моя обязанность заключается в несении службы так, как эта присяга того требовала. Я относился к монархии как к существующему факту, не критикуя и не вдаваясь в вопросы по существу об изменениях строя. Я был занят тем, чем занимался. Как военный, я считал обязанностью выполнять только присягу, которую я принял, и этим исчерпывалось все мое отношение. И, сколько я припоминаю, в той среде офицеров, где я работал, никогда не возникали и не затрагивались эти вопросы".

А.В. Колчак.

Столкнувшись с "новой дисциплиной", основанной на классовом сознании, Колчак определил ее как "распад и уничтожение русской вооруженной силы". В июле 1917,передав свои полномочия контр-адмиралу В.К. Лукину, Колчак приехал в Петроград к А. Ф. Керенскому и был командирован в качестве начальника морской военноймиссии в США. Узнав в Сан-Франциско об Октябрьском перевороте, не счел его заслуживающим внимания. В ноябре 1917в Японии Колчак узнал о намерении Сов. правительства подписать с Германией мир и решил не возвращаться на родину: "Как адмирал русского флота я считал для себя сохраняющими всю силу наши союзные обязательства в отношении Германии". Колчак был принят на британскую службу и в 1918 приступил к формированию вооруженных сил для борьбы с "германо-большевиками". В ноябре 1918 приехал в Омск, где был назначен военным и морским министром правительства эсеровской Директории. В дек. 1918 Колчак совершил переворот, объявив себя "Верховным правителем России", и поставил себе цель "победу над большевизмом и установление законности и правопорядка". Обладая половиной золотого запаса России, получив военную поддержку Англии, Франции, Японии, США, повел успешную борьбу в Сибири, на Урале и Дальнем Востоке. К весне 1919 в армии Колчак находилось до 400 тыс. человек (на фронте, однако, фактически воевало не более ста пятидесяти тысяч человек, в том числе рабочие отряды ижевцев и воткинцев, воевавших под красными знамёнами). Его власть признали А. И. Деникин, Н. Н. Юденич, Е. К. Миллер. Восстанавливая частную собственность на предприятия и землю, Колчак предоставил право командующим военными округами закрывать органы печати, выносить смертные приговоры, что вызвало сопротивление в тылу Колчака. Финский генерал К. Маннергейм предложил Колчаку двинуть на Петроград 100-тыс. армию в обмен на независимость Финляндии, но Колчак, выступавший за "единую и неделимую" Россию, отказался. К лету 1919 главная группировка войск Колчака была разбита. Курс Колчака на реставрацию дореволюционных порядков привел к массовому партизанскому движению. Потерпев поражение, Колчак передал власть А.И.Деникину и атаману Г.М. Семенову, 15янв. 1920 Колчак был арестован чехословаками, которые передали его эсеро-меньшевистскому "Политическому центру". После перехода власти к большевистскому ВРК по тайному предложению В.И. Ленина иркутский ревком постановил расстрелять Колчака. Тело Колчака было спущено в прорубь.

Практически все партизанские командиры, принявшие участие в борьбе с Колчаком, позднее будут уничтожены советской властью. Подробно о последних годах жизни А.В. Колчака можно прочесть, в частности, в двухтомнике С.П. Мельгунова "Трагедия адмирала Колчака", в книге Г.К. Гинса "Сибирь, союзники и Колчак" (см. ниже точные библиографические данные) в протоколе допроса А.В. Колчака, доступном в Интернете и в книге А.В. Квакина "Окрест Колчака. Документы и материалы", М.2007. 512с.

Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997 г.


Курлов Павел Григорьевич (5января 1860 года, Новгородская губерния, -7 июня 1923года, Берлин), шталмейстер Высочайшего Двора, генерал-лейтенант, правый государственный деятель, тов. министра внутренних дел, один из руководителей российских спецслужб, организатор политического сыска.

Из дворян, родился в Новгородской губ. Дед выслужился из солдат до звания генерал-майора, отец -- генерал от инфантерии. Как вспоминал позже сам Курлов, "духовным основанием нашей семьи всегда была вера в Бога, любовь и бесконечная преданность Государю". Окончил по первому разряду Николаевское кавалерийское училище (1880) откуда был выпущен прапорщиком в л.-гв. Конно-гренадерский полк (сослуживец А. Д. Протопопова). В 1883 был переведен в Корпус пограничной стражи, а с 1884 служил в С.-Петербурге. Окончив Военно-юридическую академию (1888), продолжал службу в военно-судебном ведомстве в Москве, Костроме, Твери, Одессе, Владимире, Вологде. В мае 1892 вышел в отставку в звании подполковника и поступил на службу в Министерство юстиции. Служил прокурором Вологодского окружного суда, и тов. прокурора Московской судебной палаты (1900-1903).

В 1903 по предложению В. К. Плеве перешел на службу в МВД с последующим назначением курским вице-губернатором. В Курске решительно пресек крестьянские погромы, применяя телесные наказания, за что подвергся травле со страниц революционной и либеральной прессы. С мая 1905 -- Минский губернатор. В этой должности также проявил себя как решительный борец с революцией, в результате чего, стал жертвой двух покушений. Первый раз в его дом была брошена бомба, которая тяжело ранила чиновников и охрану из драгун (сам Курлов находился на втором этаже и не пострадал). А 14 янв. 1906 эсерами на него было совершено второе покушение, однако брошенная прямо в Курлова бомба, не взорвавшись, лишь оцарапала ему голову и, не причинив вреда, скатилась по рукаву мундира к ногам губернатора. Как стало известно позже, о готовящемся теракте знали в охранке и доставленную при помощи своего агента бомбу заранее обезвредили, но чтобы не раскрывать своего человека в боевой организации эсеров, дали покушению состояться, не поставив Курлова о нем в известность. Несмотря на свои правые взгляды, Курлов являлся сторонником введения равноправия для евреев, считая, что проводимая правительством политика ограничений нецелесообразна, т. к. лишь озлобляет евреев и революционизирует их. Такая позиция Курлова не встречала поддержки у большинства правых. Выступал против "центральной агентуры" - вербовки агентов среди высших эшелонов левых партий, не раз и не два ссылаясь на печальный опыт работы с Е.Ф. Азефом.

В 1906 был назначен членом Совета министра внутренних дел и управляющим Киевской губ. В 1907 пожалован шталмейстером Высочайшего Двора и назначен (14 апр.) и. о. директора департамента полиции, а также начальником Главного тюремного управления (с 26 окт.). В этих должностях выдвинулся как один из наиболее усердных деятелей контрреволюции. 1 янв. 1909 был назначен тов. министра внутренних дел у П. А. Столыпина и командиром Отдельного корпуса жандармов (с 26 марта) с производством в генерал-майоры. В этой должности много сделал для организации работы секретных спецслужб и охраны Императорской Семьи, неоднократно сопровождал Императора Николая II Александровича в поездках по стране и за рубежом. В 1910 был произведен в генерал-лейтенанты.

По поручению Столыпина курировал вопросы, связанные с негласным следствием подрывной деятельности масонских лож в России. Под руководством Курлова готовился специальный доклад о деятельности масонства, который Столыпин собирался представить Царю. Однако после убийства Столыпина в сентябре 1911 Курлов был отставлен с поста тов. министра, а материалы к докладу сданы в архив. Сам же Курлов после убийства Столыпина был обвинен в бездействии и ряде нарушений при принятии мер охраны, однако Государь велел дело прекратить, без всяких для него последствий, собственноручно написав на обратной стороне телеграммы, посланной Курловым в которой последний благодарил за милость и клялся в преданности: "Благодарю. В верности генерала Курлова никогда не сомневался". Однако против Курлова была развернута травля в прессе и Гос. Думе со стороны либерального лагеря и он был вынужден оставить гос. службу.

С началом Первой мировой войны вновь, после личной просьбы к Государю, был возвращен на службу и назначен генерал-губернатором Восточной Пруссии, однако из-за скорого ее оставления русскими войсками Курлов даже не успел прибыть к месту назначения. В к. 1914 был назначен помощником главного начальника Двинского военного округа (ведал контрразведкой и военной цензурой). Занимался в Риге делами по гражданскому управлению Прибалтийского края на правах генерал-губернатора. В 1915 был отчислен в резерв Петроградского военного округа. С осени 1916 -- тов. министра внутренних дел Протопопова (без официального назначения) и заведующий делами департамента полиции. 3 дек. 1916 вышел в отставку.

В первые дни Февральской революции был арестован и заключен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, затем в Выборгскую одиночную тюрьму, откуда в авг. 1917 по болезни сердца был переведен под домашний арест. В своих мемуарах описывает звонок одного из членов ещё царского правительства, в завуалированной форме предлагавшего Курлову занять пост министра внутренних дел. Возможность, однако, так и не была использована.

В авг. 1918, после убийства Володарского, опасаясь репрессий, бежал за границу. В Берлине участвовал в деятельности различных монархических организаций."Я был и остался до сего дня убежденным монархистом ‹…› единственною, соответствующую характеру русского народа, формою правления может быть только абсолютная монархия", -- отмечал Курлов в эмиграции. В мемуарах остался верен этой формуле, практически во всём защищая Николая II. Указывал на преувеличенную в либеральных кругах роль Распутина при дворе. Вспоминал о финансовых махинациях в земствах, которые те пытались скрыть от правительства. Похоронен в Берлине на кладбище Тегель.

Использованы материалы кн.: Черная сотня. Историческая энциклопедия 1900-1917. Отв. редактор О.А. Платонов. М., Крафт+, Институт русской цивилизации, 2008; Курлов П.Г. Гибель императорской России. М., 2002.


Куропаткин Алексей Николаевич (17 марта 1848 - 16 января 1925, село Шешурино). Получил военное образование в Первом Павловском училище (1866 год) и Николаевской академии Генштаба (закончил в 1874 году). Участвовал в Туркестанских походах 1867-1868 и 1875-1876 годов, в Алжирской кампании в 1874 году. С 1877 года прикомандирован к Генеральному штабу. За участие в Русско-турецкой войне 1877-1878 годов награждён Орденом Святого Георгия 4-й степени и Георгиевским оружием. В 1878-1879 годах заведовал Азиатской частью Генерального штаба. С первого января 1898 года - управляющий Военным министерством, с первого июля 1898 года по седьмое февраля 1904 года - военный министр. Назначен командующим Маньчжурской армией. Предпочитал оборонительные бои и выжидание, что несколько раз сыграло отрицательную роль в войне с японцами. Позиция Куропаткина привела к поражению в Мукденском сражении, в связи с чем он был отозван в Петербург. Обратился к императору с просьбой вернуть его на фронт, и 8 мая 1905 назначен командующим Первой Маньчжурской армией.

После окончания войны оставлен в Свите Его Императорского Величества. В 1914 году долгое время просил назначить его в действующую армию, что встречало отпор со стороны Николая Николаевича. 12 сентября 1915 назначен командиром гренадёрского корпуса.

С 6 февраля 1916 года заменял заболевшего Рузского на посту главнокомандующего армиями Северного фронта. Во время Луцкого прорыва проявил нерешительность, отвёл для защиты от предполагаемого немецкого десанта значительную часть резервов, так и не начав наступления в указанные сроки. Между тем немцы отвели большую часть сил на юг, для поддержки австро-венгерских войн, всего лишь одна линия-заслон - могла быть сломлена ударом Северного фронта.

Назначен 22 июля 1916 года туркестанским генерал-губернатором 30 февраля 1917 года отстранён от занимаемого поста. С мая 1917 года живёт в своём имении Шешурино в Псковской губернии. Создаёт сельскую школу, где работает простым учителем. В 1964 году на его могиле установлен памятника: "Основателю сельскохозяйственной Наговской школы".

Использовались материалы из книги: Залесский К.А. Кто был кто в Первой мировой войне. М., 2003. С.337-340.


Кутепов Александр Павлович (16 сентября 1882-06 мая 1930?) Полковник (09.1916). Генерал-майор (11.1918). Генерал-лейтенант (06.1919). Генерал от инфантерии (12.1920; произведен генералом Врангелем после эвакуации из Крыма в Галлиполи, Турция). Один из самых заслуженных генералов Белой Гвардии. Окончил Архангельскую классическую гимназию и Петербургское пехотное юнкерское училище (1904). Участник русско-японской войны 1904 -- 1905: офицер в рядах 85-го Выборгского пехотного полка. С 1907 -- офицер лейб-гвардии Преображенского полка. Участник Первой Мировой войны: капитан, командир роты и батальона лейб-гвардии Преображенского полка, 08.1914--1917; командир лейб-гвардии Преображенского полка (1917). В конце 1917 пытался разоружить солдат Лейб-гвардии Волынского и Литовского полков, перешедших на сторону большевиков. За время войны, 1914--1917, трижды ранен. В Белом движении: командир роты и батальона Корниловского полка; Начальник гарнизона Таганрога. Участник 1-го Кубанского Ледяного поход; 12.1917 -- 03.1918. Помощник командира 1-го Офицерского полка, 15.03 -- 30.03.1918. Командир 1-го генерала Корнилова полка; 30.03--12.06.1918. Командир 1-й бригады в 1-й пехотной дивизии, 02.07--13.08.1918. Черноморский генерал-губернатор после захвата 13.08.1918 Новороссийска, 13.08--24.12.1918. Командир 1-го армейского корпуса, 26.01.1919 -- 04.1920. Командир 1-го армейского корпуса в Русской армии генерала Врангеля, 04 -- 09.1920. Командующий 1-й армией; 04.09-16.11.1920. Эвакуирован из Крыма (11.1920) в Галлиполи (Турция). В эмиграции с 11.1920: Турция, Болгария (с 1921 г.), Сербия (с 1923 г.), Франция (с 1924 г.).

Руководитель Русского Обще-Воинского Союза (РОВСа) после смерти генерала Врангеля; 1928-1930. Исчез 26.04.1930 в Париже. (Выкраден агентами НКВД совместно с французскими резидентами (включая агентов бывшего царского, а позже советского военного атташе в Париже генерала графа А.А. Игантьева, за что Игнатьев по возвращении в СССР в 1937 г. получил награды от Сталина и позже произведен в генерал-лейтенанты Красной армии). По одной из версий, на стоявшем в Гавре в тот момент пароходе "Нефтесиндикат" привезен в Ленинград 03.05.1930 в бессознательном состоянии после чрезмерных доз уколов для парализации возможного сопротивления. Доставлен 05 мая 1930 в Москву; умер, не приходя в сознание.

Использованы материалы кн.: Валерий Клавинг, Гражданская война в России: Белые армии. Военно-историческая библиотека. М., 2003.


Маннергейм Карл Густав Эмиль (4 июня 1867 года, поместье Лоухисаари, в сорока пяти километрах от Турку - 28 января 1951 года, Лозанна, Швейцария). Родители Густава имели шведско-финсские корни, но сам род происходил из Голландии: предки перебрались в середине XVII века в Швецию. В 1880 году отец Густава разорился, бросил семью и уехал в Париж. В явнваре 1881 года умерла мать Густава, графиня Хедвиг Шарлотта Хелена Маннергейм. В 1887 - 1889 годах на учёбе в Николаевском кавалерийском училище в Петербурге. С сентября 1889 по октябрь 1890 на службе в пятнадцатом драгунском Александрийском полку. В январе 1891 года переведён в Кавалергардский полк. 2 мая 1892 года женился на Анастасии Николаевне Араповой. 23 апреля 1893 года родилась дочь Анастасия. 7 июля 1895 года - дочь София. В мае 1896 года участвует в коронации императора Николая II. В сентябре 1897 года переведён в Придворную конюшенную часть. В 1903 года разрывает отношения с Араповой. В 1904-1905 годах сражается добровольцем в Маньчжурии. В 1906 - 1908 годах возглавляет военно-научную экспедицию в Китай. В ходе подготовки к экспедиции знакомится с секретными отчётами Н.М. Пржевальского и М.В. Певцова, проходит подготовку у своего двоюродного брата Эрланда Норденшльда, исследователя Южной Америки, П. К. Козлова, изучавшего Центральную Азию и так далее . За заслуги назначен приказом от 5 января 1909 года командиром тринадцатого уланского полка. В 1910 года присутствует на свадьбе генерала Брусилова, своего друга. С февраля 1911 года по декабрь 1913 года - командир лейб-гвардии уланского полка, генерал-майор свиты Его Величества. В августе 1914 года награждён золотым Георгиевским оружием за бой с австрийцами. 18 декабря награждён орденом Святого Георгия 4-й степени. С марта 1915 по март 1917 года - командир двенадцатой кавалерийской дивизии. 25 апреля 1917 года произведён в звание генерал-лейтенанта. С мая по сентябрь командир шестого кавалерийского корпуса. Освобождён от командования и зачислен в резерв. 30 декабря 1917 года уезжает в Финляндию (за двадцать четыре дня до того Финляндия объявила о своей независимости). В ночь на 28 января 1918 года проведена операция по разоружения последних отряд бывшей царской армии в Финляндии. Данная операция стала прообразом эпизода в "За Русь святую!". 16 мая 1918 года Маннергейм командует парадом в Гельсингфорсе. С 12 декабря 1918 года по июль 1919 года - регент Финляндии. В 1933 году - фельдмаршал Финляндии. С 30 ноября 1939 по 13 марта 1940 года Верховный Главнокомандующий финской армии. В ноябре 1941 года Финляндия - член Антикоминтерновского пакта.

2 августа 1941 года отказывается наступать дальше Ханко несмотря на угрозы генерал-фельдмаршала Кейтеля, объявляет об остановке продвижения финских войск далее старой государственной границы. Категорически против окружения Ленинграда. 7 сентября 1941 года - приказ о переходе к обороне Карельского перешейка. В дальнейшем на этом направлении только двадцать третья советская дивизия оставлена в качестве заслона. Боевые действия практически прекращены. С 4 августа 1944 года по 11 марта 1946 - президент Финляндии. 5 октября 1944 года начинаются официальные переговоры между СССР и Финляндией, во главе советской делегации - А.А. Жданов. Последний служил в Первую мировую войну в дивизии, входившей в корпус генерала Маннергейма. Официальная встреча плавно перетекает во встречу двух фронтовых "друзей". Происходит обычная в таких случаях дегустация алкоголя (в данном случае - грузинского вина).

Готовит проект Договора о взаимопомощи между СССР и Финляндией.

Союзная контрольная комиссия не вынесла в отношении Маннергейма обвинения, в отличие от подавляющего большинства лидеров стран Оси. В 1948 - 1951 годах - пишет мемуары. 28 января 1951 года умирает в госпитале Лозанны. До самой смерти в кабинете на письменном столе хранил фотографию царской семьи.


Радко-Дмитриев (Радко Русков Дмитриев, 25 сентября 1859 года, село Гадец Сливенской округи, Болгария - 18 октября 1918 года, Пятигорск). В 1876 году участвовал в борьбе за независимость Болгарии. В 1877 году зачислен в лейб-гвардии Уланский полк. Помощник начальника штаба Западного корпуса во время сербско-болгарской войны 1885 года. Один из организаторов заговора против Александра Баттенберга, до того правившего Болгарией. В августе 1886 года уезжает в Румынию, участвовал в восстании в Силистрии прорусской части офицерства, закончившемся неудачно. После этого переходит на русскую службу. В 1898 году возвращается в Болгарию. В 1900-1904 годах - начальник оперативного отделения Генштаба. В 1904-1907 годах - начальник Генштаба. Во время болгаро-турецкой войны 1912 года разбил турецкие части, командовал атакой на Чаталджинские позиции. В 1913 году - помощник главнокомандующего болгарской армией. После - постоянный посланник в Петербурге. В ответ на присоединение Болгарии к Германии во время войны принимает русское подданство. Принимает участие в Галицийской битве. За бои 28-29 августа 1914 года награждён ордено Святого Георгия 3-й степени. Заменил Н.В. Рузского на посту командующего третьей армией. Участвует в Перемышльской операции. Его части ведут бои на реке Сан, отбивают наступление австро-венгерских армий, переходят Карпаты. Под ударами врага, не получив от Генштаба подкреплений, армия в полном порядке уходит из Карпат. Во время одного из боёв в плен попадает генерал Л.Г. Корнилов.

С двадцатого марта 1916 года командует двенадцатой армией в районе Риги. Предлагает план совместного удара пехотных частей и десанта в тыл германских войск. Идея поддержана ген. А.Н. Куропаткиным (всегда осторожный Куропаткин прекрасно понимает, что немецкий флот, не восстановившийся после Ютландского боя, не сможет помешать высадке десанта), но Н.В. Рузский, назначенный главнокомандующим Северным фронтом, отменяет подготовку к десанту. Рузский вместо этого предпринимает чисто сухопутную операцию, и при трёхкратном перевесе над вражескими частями в численности отвоёвывает лишь небольшой плацдарм.

Двадцатого июля 1917 года Радко-Дмитриев снят с должности и переведён в резерв. Уезжает на Кавказ, в Пятигорск, на лечение. В сентября 1918 года взят в заложники большевиками и расстрелян вместе с Н.В. Рузским после мятежа И.Л.Сорокина.

В его честь названо село в Болгарии.

Использовались материалы из книги Залесского К.А. "Кто есть кто в Первой мировой войне", М., 2003.С. 509-513.


Рузский Николай Владимирович (6 марта 1854 -18 октября 1918), генерал от инфантерии (29.3.1909), генерал-адъютант (22.9.1914). Образование получил во 2-м Константиновском училище (1870) и Николаевской академии Генштаба (1881). Будучи командиром роты (июль-окт. 1877 и март-июль 1878), участвовал в рус.-турецкой войне 1877-78, был ранен. С 5.12.1881 помощник старшего адъютанта штаба Казанского ВО. С 11.3.1882 по 26.11.1887 старший адъютант штаба Киевского ВО. В мае-окт. 1881 командовал батальоном 131-го пех. Тираспольского полка. С 26. II. 1887 начальник штаба 11-йкав..ас 19.3.1891 -32-й пех. дивизии, С 23.7.1896 командир 151-го пех. Пятигорского полка, с 13.12.1896 окружной генерал-квартирмейстер штаба Киевского ВО, с 10.4.1904 начальник штаба Виленского ВО. Во время рус.-японской войны 1904-05, при образовании нескольких армий после Шахейского сражения, Р. 28.9.1904 назначен начальником полевого штаба 2-й Маньчжурской армии. По возвращении в Россию, Р. с 6.10.1909 командовал XXI АК. 31.1.1909 по слабости здоровья снят с корпуса и назначен членом Военного совета. Принимал участие в разработке уставов и наставлений, автор Полевого устава 1912. 7.2.1912 его вновь призвали к активной деятельности и назначили (с оставлением членом Военного совета) помощником командующего войсками Киевского ВО. С началом мировой войны Р. 19.7.1914 назначен командующим 3-й армией Юго-Западного фронта. В состав армии (при начальнике штаба ген. В.М. Драгомирове) вошли XXI АК (ген. Я.Ф. Шкинский), XI АК (ген. В.В. Сахаров), IX АК (ген. Д.Г. Щербачев), Х АК (ген. Ф.В. Сивере), а также 9-я, 10-я, 11-я кав., 3-я Кавказская казачья дивизии. В армии имелось 685 орудий. Кроме того, подвозился III Кавказский АК (генерал-лейтенант В.А. Ирман) и 8-я кав. дивизия. В Галицийской битве армия Р. наступала на Львов по фронту Куликов-Миколаев. 6 авг. перешел границу и, сократив фронт с 120 до 75 км, предпринял лобовой удар по австро-венгерским войскам. Несмотря на поступавшие ему сообщения о неудачных действиях рус. армий на Томашевскоми Люблинском направлениях, Р. продолжал упорное движение на Львов, который считал важнейшей целью своего наступления.

13(26) авг. на р. Золотая Липа у Золочева вступил в бой с частями 3-й австро-венгерской армии ген. Р. Брудермана, 14(27) авг. нанес ей решительное поражение и отбросил по всему фронту. 16(29) авг. в ходе сражения под Перемышлянами-отбил атаки 3-й армии, а 17(30) авг. Х АК прорвал австро-венгерский фронт. Однако, Р. не выделил сил для преследования отступающей 3-й армии. 19 авг. (1 сент.) XXI АК разгромил у Куликова австро-венгерскую группу, предназначенную для обороны Львова, и 20 авг. (2 сент.) подошел вплотную к Львову. 21 авг. (3 сент.) части армии взяли Львов. После занятия города двинулся главными силами в район Равы-Русской, где 24 авг. (6 сент.) XI и IX АК столкнулись с VI, IX и XVII корпусами 4-й австро-венгерской армии. 26 авг. (8 сент.) армия Р. попала в тяжелое положение из-за оторвавшегося XXI АК., кроме того, на левом фланге был отброшен Х АК и у Вальдорфа был прорван фронт армии. 29 авг. (II сент.) австро-венгерские войска прервали сражение. Занятие Львова создало Р. популярность в общественных кругах. 23 авг. за успешные действия награжден сразу орденом Св. Георгия 4-й и 3-й степени; был первым кавалером ордена Св. Георгия в мировую войну. 3.9.1914 назначен главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. Считал, что действия рус. войск в Галиции должны носить оборонительный характер, а все усилия необходимо направить против Германии. Вступив в должность, отвел 1-ю армию за Неман, 10-ю - за Бобр, 2-ю - за Нарев. После совещания в Холме передал 2-ю армию для проведения Иван-городской операции. 30 сент. (13 окт.) под командование? переданы 2-я (ген. С.М. Шейдеман) и 5-я (ген. П.А. Плеве) армии, действовавшие на Варшавском направлении. Предоставив командующим армиями "действовать по своему усмотрению", Р. сосредоточил основные усилия на формировании Принаревской группы для защиты Варшавы со стороны Восточной Пруссии, сосредоточив здесь XXVII, VI и 1 Туркестанский АК. В середине окт. перевел на Млавское направление 1-ю армию. За Галицийскую битву 25.10.1914 награжден орденом Св. Георгия 2-й степени. 15 (28) сент. начал силами 1-й и 10-й армий проведение Августовской операции. 16(29) сент. предписал армиям фронта выйти к 22 сент.(5 окт.) на линию Сталлупенен-Сувалки-Граево. В ходе Лодзинской операции 9(22) нояб. отдал приказ об отступлении, несмотря на успешное развитие событий и резкие протесты ген. Плеве и П.К. Ренненкампфа. Результатом действия Р. стал выход из окружения группировки ген. Р. Шеффер-Бояделя. Всего в Лодзинской операции наши войска потеряли ок. 110 тыс. чел. и 120 орудий, противник -ок. 50 тыс. чел. и 23 орудия. На Седлецком совещании 15(28) нояб. настоял на приостановке успешного наступления Юго-Западного фронта и на подтверждении своего решения об отводе войск. Обвинив в своих неудачах подчиненных, добился отстранения от командования ген. Шейдемана и ген. Ренненкампфа. Добивался от Ставки разрешения отойти на Варшавские крепостные позиции, но потерпел неудачу. В янв. 1915 P., поддавшись на проведенные герм. командованием демонстрации сил у Воли-Шидловской и Ломжи, бросил на второстепенные направления все резервы (гвардейский, II, XXVII корпуса). Также по настоянию Р. 10-я армия провела Ласдененскую операцию, не давшую результатов, но поглотившую остававшиеся резервы. В февр.-марте армии фронта вели тяжелые бои у Гродно и Прасныша. При этом действия Р. во многом стали причиной катастрофы, постигшей 10-ю армию Ф.В. Сиверса в Августовских лесах. Затем, благодаря успешным действиям 12-й армии ген. Плеве, поддержанной частями 1-й и 10-й армий, герм. армиям был нанесено поражение во 2-м Праснышском сражении. Однако несмотря на достигнутый тактический успех, армии фронта понесли тяжелые потери более чем в 3 раза превышавшие потери герм. войск. 13.3.1915 Р. заболел и покинул ТВД, сдав командование ген. М.В. Алексееву. 17.3.1915 назначен членом Государственного, а 20 мая также Военного советов. По выздоровлении 30.6.1915 получил 6-ю отдельную армию, а 18.8.1915, когда Северо-Западный фронт был разделен на два, назначен главнокомандующим армиями Северного фронта, прикрывавшего пути на Петроград. В состав фронта вошли 5-я, 10-я и 12-я армии, Р. отличался большой осторожностью; он старался притягивать к себе возможно большее число войск, но избегал решительных действий. В дек. 1915 Р. заболел и 6 дек. сдал фронт, с 16.5.1916 также был председателем Всероссийского общества памяти воинов рус. армии, но 1.8.1916 опять вернулся на должность главнокомандующего армиями Северного фронта. Получив назначение, сразу же отменил проведение 12-й армией Р.Д. Радко-Дмитриева операции и высадки десанта в тыл герм. армии. В течение 1916 армии фронта занимали пассивную позицию. При планировании кампании 1917 P. предложил нанести удар на стыке Северного и Западного фронтов в районе Вильно-Сморгонь. Решительно выступил против плана, разработанного ген. В.И. Гурко и А. С. Лукомским. По новому плану ген. Алексеева фронту отводилась вспомогательная роль, а главный удар наносила 5-я армия ген. АМ.Драгомирова на Свенцяны. Принял выдающееся участие том давлении, которое оказали высшие командиры на Николая II, чтобы побудить его отречься от престола (подробнее см. соответствующую главу в "За Русь святую"). В марте провел перегруппировку фронта. 25.4.1917, когда началось "распадение" армии, Р. покинул пост и уехал лечиться в Кисловодск. В сент. 1918 взят Кавказской Красной армией в число заложником и после мятежа И.Л. Сорокина вместе с ген. Радко-Дмитриевым и др. расстрелян в Пятигорске, перед расстрелом сам рыл себе могилу.

Использован материал из кн.: Залесский К.А. Кто был кто в первой мировой войне. Биографический энциклопедический словарь. М., 2003


Спиридович Александр Иванович (5 августа 1873, Кемь Арханглеьской губернии -- 30 июня 1952, Нью-Йорк) -- русский офицер корпуса жандармов, сотрудник охранного отделения, начальник императорской дворцовой охраны, генерал-майор корпуса жандармов) В 1884--1891 учился в Аракчеевском кадетском корпусе в Нижнем Новгороде. Избрав военную карьеру, поступил в Павловское пехотное училище в Петербурге, учился там в 1891--1893. Окончив училище и получив офицерский чин, служил в 105-м Оренбургском пехотном полку в Вильно.

В Отдельном корпусе жандармов с 1899 года, прикомандирован к Московскому (работал под началом знаменитого Зубатова), а с 1902 -- к Киевскому губернскому жандармскому управлению. В 1903--1905 начальник Киевского охранного отделения. 28 мая 1905 г. был ранен, после чего 26 июня прикомандирован к штату отдельного корпуса жандармов. В начале 1906 г. откомандирован в распоряжение дворцового коменданта и назначен начальником дворцовой охранной агентуры; полковник. После убийства П. А. Столыпина привлечен к расследованию по обвинению в непринятии мер охраны премьер-министра, и, хотя его карьера считалась уже законченной, не потерял в итоге доверие Николая II и не был отставлен от должности. Вызывался на дуэль А.И. Гучковым. Во время Первой мировой войны сопровождал Николая II во всех поездках. Оставил описание восторженного приёма всеми слоями населения (в том числе рабочими) императора. 15 августа 1916 г. назначен ялтинским градоначальником. В февральские дни вызван в Петроград по поручению Протопопова.

Во время Февральской революции был арестован, допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией.

Жил в Толстовском доме в 333 квартире. Впоследствии в эмиграции, жил сначала во Франции, а затем в США. Занимался литературной деятельностью. Несчастен в браке (подробнее - в тексте романа). Несколько раз был ранен агентами, лично им завербованными. Упоминал о том, что царская власть спонсировала российскую социал-демократическую, надеясь использовать её в противовес эсерам.

Умер в Нью-Йорке 30 июня 1952 года.

Использованы материалы книги Колоколов Б.Г. Жандарм с царём в голове. М., 2009.


Слащов Яков Александрович (Слащов-Крымский, 29 декабря 1885 года, Санк-Петербург - 11 января 1929 года, Москва). Из семьи отставного подполковника. В 1903 окончил реальное училище Гуревича, в 1905 - Павловское военное училище.

В.А. Оболенский, знавший Слащова по Крыму, сообщил с чужих слов о тех годах Якова Александровича. Он редко участвовал в кутежах, водки не пил, а любил сладкое, принося с собою в офицерское собрание плитки шоколада. За это товарищи добродушно над ним посмеиваясь, называя красной девицей.. Тогда же зачислен поручиком в лейб-гвардии Финляндский полк. В 1911 году окончил Николаевскую военную академию. С 1912 года преподаёт тактику в Пажеском корпусе. В Первую мировую ранен пять раз, награждён Орденом Святого Георгия 4-й степени и Георгиевским оружием, в ноябре 1916 года произведён в подполковники, в июле 1917 года назначен временно командующим гвардии Московским полком. В декабре 1917 года оставляет службу и уезжают на Юг, в Новочеркасск. В январе 1918 года вступает в Добровольческую армию. С июня 1918 года - начальник штаба Первой Кубанской пластунской бригады, с августа - начальник штаба Второй Кубанской казачьей дивизии. С марта 1919 года - командир бригады пятой пехотной дивизии. В апреле произведён в генерал-майоры. С августа - начальник четвёртой пехотной дивизии. В ноябре 1919 года назначен командиром третьего армейского (с января 1920 года - Крымского) корпуса. В апреле 1920 года произведён в генерал-лейтенанты.

Обороняет Крым от красных атак практически без поддержки, причём успешно. Слащов применяет следующий приём. В холода отводит войска на отдых, в тёплые квартиры. В это время красные войска ещё только наступают и стремятся выйти в Крым. На подступах к Сивашу вражеских сил Слащов возвращает войска на позиции. Естественно, те отражают атаки уставших красноармейцев. Благодаря храбрости и таланту Слащева Крым остаётся в руках белых.

В августе 1920 года - поражение под Каховкой. Обостряются отношения с генералом П.Н. Врангелем. Красноречиво об их взаимоотношениях говорят рапорты Слащова главнокомандующему.

Рапорт получен 4 августа 1920 года.

"Срочно. Вне очереди. Главкому.

Ходатайствую об отчислении меня от должности и увольнении в отставку. Основание: 1) удручающая обстановка, о которой неоднократно просил разрешения доложить Вам лично, но получил отказ; 2) безвыходно тяжёлые условия для ведения операций, в которые меня ставили (особенно отказом в технических средствах); 3) обидная телеграмма N 008070 за последнюю операцию, в которой я применил все свои свои силы согласно директиве и обстановке. Всё это вместе взятое привело меня к заключению, что я уже своё дело сделал, а теперь являюсь лишним.

N519, х. Александровский, 23 часа 2 августа 1920 года. Слащев"

Ситуация повторялась: в подобном роде высказывался сам П.Н. Врангель в последние дни командования А.И. Деникина. Теперь Слащев критиковал главкома за неумелые действия, считая, что оказался бы более удачливым во время боёв с красными.

В Крыму Яков Александрович предстал уже совершенно другим человеком. Славился своими кутежами, употреблял кокаин. Высокий молодой человек, с бритым болезненным лицом, редеющими белобрысыми волосами и нервной улыбкой, открывавшей ряд не совсем чистых зубов. Он поддерживал отношения с "рядовым Варенькой" - Нечволодовой Ниной Николаевной, зачисленной ординарцем. В июле 1920 года они обвенчались.

После эвакуации из Крыма осел в Константинополе, пытался зарабатывать на жизнь разведением куропаток. Сохранилась фотография, на которой запечатлён Слащов в их "окружении". Здесь он открыто критиковал П.Н. Врангеля, за что был судим так называемым судом чести и лишён права носить мундир. В ноябре 1921 года Слащов возвращается в Россию, в июне следующего года зачислен в состав РККА, преподаёт тактику (как добрый десяток лет назад) в школе "Выстрел".

Сохранилась легенда о том, как Слащов относился и к РККА, и к своим коллегам-офицерам. Во время одной из лекций, на которой присутствовали герои Гражданской войны, Яков Александрович жёстко раскритиковал действия красных войск, в особенности их командования. Будённый не выдержал и открыл стрельбу из нагана, но промахнулся. Слащов хладнокровно, с издёвкой, заметил: "Вот как Вы стреляли - так Вы и воевали".

11 января 1929 года застрелен у себя на квартире Коленбергом, якобы мстившим за гибель расстрелянного по приказу Слащова брата. Однако представляется маловероятным, чтобы рядовой "мститель" проник через охрану на квартиру Слащова. Всей подоплёки гибели "спасителя Крыма" мы пока ещё не знаем.


Смирнов Михаил Иванович (18 июня 1880 - ?, Лондон) - морской офицер. В 1899 г. закончил Морской кадетский корпус. В 1900 г. - младший флаг-офицер Штаба начальника Эскадры Тихого океана. В 1906 - 09 гг. - обер-офицер Морского Генштаба (МГШ). В 1909 - 1910 гг. - исполнял должность штаб-офицера высшего оклада МГШ. В 1910 г. - помощник старшего офицера линкора "Слава"; в 1910 - 1911 гг. - исполнял должность старшего офицера на линкоре "Слава". В 1911 - 1912 гг. - исполнял должность старшего офицера на линкоре "Пантелеймон". В 1914 г. окончил курс Николаевской Морской академии и вступил в командование эсминцем "Выносливый". В 1915 - 1916 гг. - командовал эсминцем "Казанец". В 1916 г. произведен в капитаны 1-го ранга и назначен начальником штаба командующего Черноморским флотом. Награжден Георгиевским оружием в 1916 г., семью русским и иностранными орденами, тремя медалями. В 1917 - 1918 гг. - начальник морского отдела Русского заготовительного комитета в США, с прикомандированием к русскому посольству в Вашингтоне. С 20 ноября 1918 г. - контр-адмирал и управляющий морским министерством в правительстве Колчака. Подготовил к боевым действиям Речную Боевую флотилию (РБФ) из захваченных в Перми грузовых, пассажирских пароходов и барж: в составе ее были 3 дивизиона речных боевых кораблей, дивизион тральщиков, гидроавиабаза и служба связи с более чем 40 кораблями и 12 несамоходными плавсредствами. Снаряжение для РБФ ему пришлось разыскивать по всему востоку России, включая Владивосток, а также заграницу. Принял меры к подготовке в машинно-моторной школе Томска личного состава РБФ. Провел другие мероприятия по работе министерства (ноябрь 1918 - март 1919 гг.), в том числе - по созданию бригады Морских стрелков (12 декабря 1918 г., лично ввел для нее форму - смесь сухопутной и морской), ряда учебных заведений для флота, повышению боеспособности Сибирской флотилии на Тихом океане. Несмотря на то, что многие его мероприятия носили положительный характер, он настоял на выделении Морского министерства из Военного министерства, хотя в распоряжении Смирнова было лишь несколько боевых морских кораблей, и чтобы Морское министерство было укомплектовано по штату царской России, что вело к большому перерасходу средств правительства. Один из членов группы Михайлова, имевшей особое влияние на выработку того или иного решения правительственных вопросов. С весны 1919 г. - начальник Камской белогвардейской флотилии (РБФ). С апреля по июнь 1919 г., возглавляя РБФ, вел активные боевые действия, помогая сначала наступлению Колчака, затем прикрывая отступающие войска. В это время Смирнов силами РБФ поддерживал артогнем сухопутные белые части в основном против 2-й Красной Армии, обеспечивал переправу через Каму и прохождение транспортных судов, перевозил военные грузы. По общим отзывам, с этими задачами он справлялся успешно. Силы Смирнова 24 мая 1919 г. потопили красные канонерские лодки "Терек" и "Рошаль", пытавшиеся обеспечить переправу красных войск и тралить минные заграждения белых. По приказу Гайды 27 мая 1919 г., РБФ должна была содействовать войскам южной группы Сибирской армии генерала Вержбицкого, действуя на Каме между деревней Тихие Горы и устьем реки Белая. Смирнову пришлось выделить часть сил РБФ для предотвращения переправы красных на Белой. Для выполнения этой задачи, Смирнов 28 мая 1919 г. сосредоточил основные силы РБФ у устья реки Ик, в тоже время, отправив часть сил на Белую и Каму. Находясь на пароходе "Волга", в этот день руководил артиллерийским поединком между РБФ и Волжско-камской красной флотилией, завершившимся отходом красной флотилии. Смирнов 29 мая 1919 г. прикрывал отход левофланговых частей 4-го корпуса. В этот день красным удалось перерезать связь между РБФ и 4-м корпусом и пересечь Белую, создав, т. о., опасность захвата белой флотилии, но попытка переправы большевиков через Каму была отбита. В этот же день Богословский просил телеграммой Смирнова обеспечить отход частей левого фланга Южной группы Сибирской армии у Пьяного Бора и оказать им огневую поддержку в районе Чеганда-Пьяный Бор до устья реки Иж. Для этого РБФ обеспечила успешную минную постановку у Пьяного Бора и переправу через Белую ударного корпуса. Прорыв по участку реки в Чеганду, простреливавшемуся красными, был осуществлен ночью 30 мая 1919 г. Корабли Смирнова, прикрывая тихоходные баржи, переоборудованные в плавбатареи и плавбазы, подавили красную пехоту, пулеметчиков и артиллерию, пытавшихся не допустить прорыва белых. С отходом Сибирской армии, Смирнов решил уходить к Сарапулу. Утром 31 мая 1919 г. РБФ обеспечивал эвакуацию вспомогательных судов и плавсредств из Каракулино в Сарапул, в то же время, прикрывая фланг отхода 15-й дивизии и переправу на левый берег Камы 4-го корпуса у Николо-Березовки, для чего с двух сторон приказал выставить минное заграждение. На судах Смирнов эвакуировал остатки 58-го Акмолинского Сибирского стрелкового полка - 340 штыков и 2 орудия. В это время Смирнов потерял связь с Вержбицким и для ее установления, отошел на пароходе службы связи "Соликамск" 1 июня 1919 г. в Сарапул, где застал картину спешной эвакуации города. В это время создалась новая угроза захвата РБФ красными, так как возникла опасность взрыва ими моста в Сарапуле, в результате которого русло реки было бы перегорожено упавшими конструкциями и стало бы непригодным для прохода судов от Николо-Березовки. Под гаубичным огнем Смирнов прорывается в Николо-Березовку для эвакуации флотилии и обеспечивает охрану от взрыва сарапульский мост, выслав для этого флагман 3-го дивизиона РБФ - корабль "Грозный" и пароход "Кент". В ночь с 1 на 2 июня 1919 г. РБФ под руководством Смирнова прорвалась к Сарапулу. Корабли, по его приказу, шли двумя кильватерными колоннами - вооруженные суда прикрывали невооруженные. Во время прорыва РБФ 3 раза обстреливалась красными батареями. Одна из них, на холме у села Мазунино, была подавлена ответным огнем РБФ. С другой батареей, находившейся выше Мазунино, флотилия Смирнова выдержала 4-х часовой бой. У Сарапула РБФ сражалась сразу против 3 батарей красных гаубиц и трехдюймовок и пехоты, которые частично были подавлены. Так как скорость судов Смирнова была едва больше 8 километров в час, то в корабли было много попаданий, результатом чего стало потопление 2 июня 1919 г. парохода РБФ "Статный", но основные ее силы прорвались невредимыми. Смирнов сравнивал прорыв РБФ из Сарапула со знаменитым прорывом эскадры адмирала Фаррагута в бухту Мобиль в 1864 г. во время Гражданской войны в США: "этот не бывавший в истории речной войны со времен Мобиля прорыв слабо защищенных судов мимо целого ряда батарей кончился для нас крайне удачно". До начала июля 1919 г. Смирнов во главе РБФ прикрывал сухопутные белые войска, осуществлял для них огневую поддержку. С падением Перми, Смирнов отвел РБФ в устье реки Чусовой, где она была разоружена из-за невозможности действовать на мелководье и вскоре сгорела. Красные обвиняли Смирнова "в уничтожении народной собственности", но по его версии, корабли сгорели из-за разлива нефти. Член Особого Совещания в Сибири. Выступал противником сдачи Омска без боя, считая, что в случае его потери престиж белых в Сибири резко пошатнется. Просил лично Колчака не отправлять его в эвакуацию в Иркутск, а оставить при себе, но тот отклонил эту просьбу, сказав, что присутствие Смирнова в Иркутске необходимо для контроля над деятельностью правительства и подготовки речных сил для весенней кампании на Енисее. Видя неспособность чиновников Министерства Путей Сообщения, взял на себя задачу составления эшелона для эвакуации Совета Министров в Иркутск, что успешно выполнил. 18 ноября 1919 г. прибыл с Советом Министров в Иркутск. 24 ноября 1919 г. задержан восставшими эсерами в пригороде Иркутска Глазкове, но вскоре отпущен. Эмигрировал в феврале 1920 г. в Харбин. Переехал в США, жил во Франции, Великобритании. Скончался в годы Второй мировой войны. Автор ряда статей и воспоминаний о Колчаке.

Использовались материалы сайта А.В. Квакина http://akvakin.narod.ru/


Щастный Алексей Михайлович (4 октября 1881 года, Житомир, Волынская область - 22 июня 1918 года, Москва). В 1892 -1896 годах учился во Владимирском Киевском кадетском корпусе. Окончил Морской корпус, по успеваемости - второй. С 1901 года - мичман. Воевал в Русско-японскую. Награждён Орденом Святой Анны 3-й степени с мечом и бантами. В 1905-1906 году - служит в Кронштадской крепости, в морском отделе штаба. В 1905 году окончил Минный офицерский класс. В 1906-1909 читает курс лекций по радиотелеграфному делу. В 1908 году участвует в Электротехническом съезде в Москве. В 1912 -1914 года - постоянный член межведомственного радиотелеграфного комитета. В феврале-мае - штаб-офицердля поручений при штабе командующего Балтфлотом.С июля 1917 года - капитан 1-го ранга. С января 1918 года фактически руководит Балтийским флотом. Немцы наступают на Ревель и вот-вот возьмут базу флота: Щастный в подобных условиях приказывает начать перебазирование в Гельсингфорс, что спасает корабли от уничтожения. Затем - Ледовый поход через замёрзшее море в Кронштадт. Практически все корабли удалось спасти от передачи в руки немцев. 5 апреля назначается начальником морских сил Балтийского моря. Готовит к выходу третий отряд из кораблей, которые необходимо перевезти в Кронштадт. Ни одного корабля не потеряно. 27 мая арестован по приказанию Троцкого. Суть обвинения: "Щастный, совершая геройский подвиг, тем самым создавал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать ее против советской власти". Против расстрела яростно выступают Мартов и Дыбенко. Коллонтай требует исключить её и "мужа" (то есть того же Дыбенко) из коммунистической партии. Дело в том, что партия большевиков выдвигала в качестве одного из требований отмену смертной казни. Однако в июне она была восстановлена, и первой жертвой стал именно Щастный.

Главным и единственным свидетелем против Щастного выступил Троцкий. Щастный был расстрелян "за спасение Балтийского флота". 21 июня 1918 года приговорён к расстрелу. В 4 часа 40 минут утра 22 июня приговор приведён в исполнение.

30 июля Дыбенко по этому поводу заявил: "Неужели нет ни одного честного большевика, который публично заявил протест против восстановления смертной казни? Жалкие трусы!". Вышло, что честных большевиков не нашлось: сам Дыбенко в 1921 году будет участвовать в расстрелах кронштадских моряков.

Использовались материалы Дмитрия Митюрина: Обыкновенное чудо Ледового похода. // Невское Время, 24 апреля 2003; Вадим Вадима Кулинченко: Спаситель Балтийского флота. // Российский кто есть кто: Журнал биографий Рус. биогр. ин-т, N 2 2006

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДЕЯТЕЛИ

Гучков Александр Иванович (14 октября 1862, Москва - 14 февраля 1936, Париж) - из московской купеческой семьи. Прадед за верность старообрядчеству выслан в Петрозаводск. Дед избирался московским городским головой. В 1853 году перешёл в единоверие - течение в православие, сторонники которого придерживались старых обрядов, но признавали Русскую Православную Церковь. Отец - почётный мировой судья и совладелец торгового дома "Гучкова Ефима сыновья". Мать из французских евреев. Один из братьев, Фёдор Иванович, будет затем одним из создателей партии октябристов и руководителем газеты "Голос Москвы".

Окончил историко-филологический факультет Московского университета (1886), слушал лекции по истории и философии в Берлинском и Гейдельбергском университетах. Член Московской городской управы, затем гласный городской думы. Служил младшим офицером в казачьей сотне в охране КВЖД (1897-1899), уволен за дуэль. Вступил добровольцем в вооруженные силы буров, в 1900 году попал в плен к англичанам, в 1903 году был в Македонии во время восстания против турок. Во время Русско-японской войны - главноуполномоченный Красного Креста в действующей армии, весной 1905 оказался в плену у японцев, так как не счел возможным уйти вместе с отступающими от Мукдена русскими войсками и оставить находящихся в госпитале раненых. В 1902-1908 годах директор Московского учетного банка, предприниматель (к 1917 г. имел состояние порядка 600-700 тыс. руб., за что получил прозвище "неторгующего купца"). Действительный статский советник.

Был представлен Николаю II в качестве "консультанта" от промышленников во время Первой русской революции. П.А. Столыпин предложил Гучкову портфель министра промышленности. Выдвинув довольно-таки серьёзные требования, при исполнении которых он согласился бы принять назначение, Гучков отказался работать вместе с

Один из создателей партии "Союза 17 октября", с 1906 г. председатель ее ЦК. Сторонник "единой и неделимой империи", Гучков признавал некоторые элементы автономии только за Финляндией и считал допустимым лишь для отдельных народов право на культурную автономию. В 1907 г. избран в Госсовет, затем - в III Думу. Возглавлял думскую фракцию октябристов - парламентскую опору кабинета П.А. Столыпина. В 1908 г. произнес речь против вмешательства великих князей в государственное управление, потребовав от них "отказа от некоторых земных благ и некоторых радостей тщеславия", вызвавшую гнев Николая II. Стремился к расширению компетенции Думы "явочным порядком". С 08.03.1910 г. по 14.03.1911 г. председатель Думы. Инициатор думской кампании против Г.Е. Распутина. Произнёс речь против военного министра Редигера, после которой тому пришлось покинуть свой пост. В ответ на несогласие военного министра Сухомлинова согласовывать политику министерства с октябристами обрушил волну критики.

Более того, Гучков целенаправленно искал доказательства "измены" Сухомлинова ещё в 1912 году.

В своём письме А.И. Савенко Гучков пишет следующее:

"Дальнейшее пребывание Сухомлинова у власти представляет прямую опасность для армии и для России. Нужно употребить все усилия, чтобы доказать это тем, от кого зависит. Не пришлёте ли Вы мне Ваше показание? Может быть найдёте ещё что-нибудь?"

Одновременно, поддержанный Милюковым и Шингарёвым, выступал против "милитаризма" в стране. В 1912 году проводит "операцию" по назначению Поливанова военным министром. Суть её сводится к следующему: от имени полковника Мясоедова, служившего тогда в корпусе жандармов, издаётся памфлет. Дума давит на императора и вынуждает его отстранить от должности Сухомлинова. На его место становится Поливанов. Однако схема не сработала. Позже А.И. Гучков вызовет на дуэль Мясоедова, а ещё позже - устроит показательную казнь последнего: суд, на который оказывалось давление, не найдя достаточных доказательств вины Мясоедова, всё-таки вынесет смертный приговор по обвинению в шпионаже. При этом Гучков, якобы имевший веские доказательства вины Мясоедова, отказался огласить их все и указать на источники информации. Позже он провернёт ту же схему во время кампании по дискредитации Николая в конце 1916 года.

Пиком их противостояния можно считать разговор, произошедший между Сухомлиновым и Гучковым. При дворе, по имевшейся информации, считали лидера октябристов распространителем писем Александры Фёдоровны и Великих княжон к Распутину. Текст копировали и использовали в качестве пропаганды против царя. Сухомлинов передал Гучкову слова Николая о том, что Александр Иванович - подлец.

Оставил председательское кресло в знак протеста против оскорбительного для достоинства народного представительства перерыва в заседаниях Думы, осуществленного Николаем II под нажимом П. А. Столыпина для проведения в чрезвычайном порядке Закона о земстве в западных губерниях. Выборы в IV Думу по Москве проиграл. После начала мировой войны работал в учреждениях Красного Креста. Организатор военно-промышленных комитетов, с июля 1915 года председатель Центрального военно-промышленного комитета. Рассматривался, наряду с М.В. Родзянко и кн. Г. Е. Львовым в качестве возможного кандидата на пост премьера правительства, пользующегося доверием оппозиционного большинства Думы. 16 сентября 1915 г. избран по торгово-промышленной курии в Госсовет, вошел в состав Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства, где возглавил Комиссию по пересмотру норм санитарного и медицинского снабжения армии. В 1916 - начале 1917 года один из организаторов заговора, имеющего целью совершение дворцового переворота. 28 февраля 1917 г. избран членом (позднее председателем) Военной комиссии Временного комитета Государственной думы. В дни революции - комиссар ВКГД по Военному министерству. 2 марта 1917 года вместе с В. В. Шульгиным принял в Пскове отречение Николая II от престола. Однако, узнав об отречении Михаила, отказался продолжать работу и занять пост военного министра. Став, фактически, инициатором отречения Николая, добившись желаемого, он, едва его планам что-то начало мешать, проявил несдержанность и неумение работать. Он понял, куда зашёл, но было уже поздно: вместо правительства доверия при императоре осталось просто правительство, против коего ополчился и Совет, и значительная часть населения, и сами министры, не справлявшиеся со своими обязанностями.

Со 2 марта по 2 мая 1917 военный и морской министр Временного правительства. После Октябрьской революции участник Белого движения. С 1919 г. в эмиграции. Его дочь позже станет агентом Советского Союза. Известие об этом подкосит здоровье Александра Ивановича Гучкова. Он умрёт в Париже в 1936 году, пожиная плоды своих авантюр.

Использованы материалы книги: Дневник Распутина. М., ЗАО "Олма Медиа Групп". 2008. (Этот текст принадлежит составителям книги - канд. ист. н. Д.А.Коцюбинскому и канд. ист. н. И.В.Лукоянову).


Керенский Александр Фёдорович (22.4 (4.5).1881, Симбирск,-11.6.1970, Нью-Йорк). Родился в семье директора гимназии. В 1889 семья переехала в Ташкент. В 1899 Керенский окончил Ташкентскую гимназию и поступил на историко-филологический ф-т Петербург, ун-та, спустя год перешел на юридический ф-т, более всего увлекаясь театром. В 1902 Керенский во время студенческой сходки произнес речь ("До сих пор не могу понять, что толкнуло меня к этому выступлению") с призывом помочь народу в его борьбе, за что был ненадолго отправлен к родителям ("Мне льстило, что отныне я стал ссыльным студентом"). По окончании ун-та в 1904 Керенский стал помощником присяжного поверенного; сблизился с членами "Союза освобождения", объединявшего либеральных земцев и интеллигенцию. Манифест 17 октября 1905 Керенский воспринял как начало конституционной монархии в России. Во время рев. 1905 - 1907 давал юридические консультации рабочим, печатался в проэсеровском бюллетене "Буревестник".

В дек. 1905 Керенский был арестован за хранение эсеровских листовок и находился в тюрьме до весны 1906. Вскоре после освобождения он стал популярным адвокатом, выступавшим на полит, процессах. В 1912 был избран депутатом IV Гос. думы от "Трудовой группы" (трудовиков) и, став лидером фракции, вошел в масонскую организацию, объединившую различные антисамодержавные силы, стремившиеся к демократическому обновлению России. Был инициатором резолюции протеста коллегии адвокатов Петербурга против сфабрикованного дела Бейлиса, за что был приговорен к 8 мес. тюрьмы. Один из активных деятелей Февральской рев. 1917, Керенский выдвинулся в один ряд с полит, лидерами П. Н. Милюковым и А.И. Гучковым, участвовал в создании и работе Временного комитета Гос. думы, заявив о себе как о стороннике демократического республиканского строя ("Я испытывал чувство пьянящего восторга").

Керенский был заместителем председателя Петроградского Совета рабочих депутатов, вошел во Временное правительство и стал членом партии эсеров. Керенский - единственный из состава Временного правительства находился у власти от февр. до окт. 1917, последовательно занимая посты: министра юстиции, министра-председателя и военного и морского министра.

Ораторский талант Керенского покорял аудиторию, не способную анализировать его пылкие речи. Он предлагал осуществлять рев. преобразования "согласно закону"; обещал, что "землю' народ должен получить в полном объеме", но решение этого вопроса сможет принять Учредительное собрание; провозглашал, что "8-часовой рабочий день должен быть нормои работы для всех трудящихся", но при этом недопустимо падение объема производства; утверждал, что "мир должен быть заключен всеми народами на равных условиях и на равных положениях", но прийти к нему надо постепенно. Керенский сделал необычайно много для организации Июньского наступления на фронте, а после его провала объявил виновниками большевиков. Керенский ввел на фронте смертную казнь и учредил военно-рев. суды. В авг. Керенский и министр внутренних дел Н.Д. Авксентьев получили полномочия на аресты и высылку из страны полит, противников режима Временного правительства. Попытка Л. Г. Корнилова установить военную диктатуру свидетельствовала о слабости власти Керенский. Неспособность Керенского стабилизировать положение в стране, его отказ поддержать Корнилова вызвали ненависть правых. Борьба с большевиками - противодействие левых сил.

Режим Керенского, рассчитанный на несостоявшуюся коалицию демократов от кадетов до эсеров, не получил поддержки. Имя Керенского в общественном сознании осенью 1917 ассоциировалось с суррогатом денег - "керенками", не имевшими номера, серии, года выпуска и стремительно обесценивавшимися. После Октябрьского переворота Керенский выехал на фронт встречать вызванные им, но не появившиеся войска. В Гатчинском дворце, переодевшись в матросскую форму, бежал от матросов Дыбенко.

В Пскове Керенский встретился с П.Н. Красновым, двинувшим свои силы на Петроград. Этот поход оказался безуспешным, и Керенский до лета 1918 находился в подполье в Петрограде, Финляндии, Москве. В июне 1918 выехал за рубеж для организации интервенции против большевиков. До 1940 Керенский жил во Франции, активно сотрудничая в эмигрантских организациях. Издавал газ. "Дни" и "Новая Россия", Постоянно выступал против сталинской диктатуры, но в первые же дни Великой Отечественной войны заявил о поддержке СССР. С 1940 жил в США. С 1956 Керенский сотрудничал с Гувёровским ин-том войны, революции и мира при Стэнфордском ун-те. Керенский был профессором, совместно с Р. Браудером в 1961 опубликовал три тома документов "Российское Временное правительство"; он автор кн. "Россия на историческом повороте. Мемуары" (М., 1993). До конца жизни Керенский верил в "возрождение свободы" на родине. Его попытка в 1968 получить разрешение на приезд в СССР не увенчалась успехом. Зарабатывал на жизнь гонорарами за свои произведения и случайными заработками. Умер, уморив себя голодом в больнице Керенский был похоронен в Англии, где жили его сыновья.

Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997 г.


Коновалов Александр Иванович (17 сентября 1875 -- 28 января 1949). Из семьи крупных фабрикантов Костромской губ. В 1894--1895 учился на физико-математическом факультете Московского университета, потом в профессионально-технической школе прядения и ткачества в Мюльгаузене (Германия). С 1897 председатель правления товарищества "Иван Коновалов с сыном*. Принадлежал к числу богатейших людей России: владел фабрикой стоимостью ок. 1 400 000 руб., домами, а также 6830 дес. земли. Один из создателей торгово-промышленной партии (1905). С 1908 товарищ председателя Московского биржевого комитета. Член ЦК партии прогрессистов (1912). Избран в IV Думу от Костромской губернии. Масон, входил в так называемую думскую ложу, член Верховного совета "Великого Востока народов России". В октябре 1913 -- мае 1914 товарищ председателя Думы. С июля 1915 товарищ председателя Центрального военно-промышленного комитета. В Прогрессивном блоке принадлежал к левому крылу, пытался обеспечить поддержку блоку со стороны рабочего движения в форме "рабочих групп" при военно-промышленных комитетах. 27 февраля 1917 избран членом Временного комитета Государственной думы. Со 2 марта по 18 мая 1917 министр торговли и промышленности в первом составе Временного правительства. 25 сентября 1917 назначен заместителем министра-председателя и министром торговли и промышленности Временного правительства. Арестован при взятии Зимнего дворца и заключен в Петропавловскую крепость; освобожден в январе 1918. Затем -- в эмиграции во Франции, руководил Русским коммерческим институтом. После оккупации Парижа фашистами бежал в Португалию. С июня 1941 жил в Нью-Йорке; скончался в Париже.

Использованы материалы библиографического словаря в кн.: Я.В.Глинка, Одиннадцать лет в Государственной Думе. 1906-1917. Дневник и воспоминания. М., 2001.


Кривошеин Михаил Иванович (19 июля 1857 -- 28 октября 1921). Сын подполковника, выслужившегося из рядовых. Окончил С.-Петербургский университет со степенью кандидата прав. Службу начал по Министерству юстиции, с 1887 -- в Земском отделе Министерства внутренних дел. С 23 декабря 1904 -- начальник Переселенческого управления. 8 июня 1905 назначен товарищем главноуправляющего землеустройством и земледелием; с 8 июня 1906 по 27 июля 1907 и.д. главноуправляющего этим ведомством. 6 мая 1906 назначен членом Государственного совета. С 6 октября 1906 товарищ министра финансов, управляющий Дворянским и Крестьянским поземельным банками. С 21 мая 1908 главноуправляющий землеустройством и земледелием; в этой должности играл ведущую роль в проведении в жизнь столыпинской крестьянской реформы. Гофмейстер Двора (1909). Статс-секретарь (1910). В годы мировой войны возглавлял группу либеральных министров, считавших необходимым опираться на поддержку либеральной общественности и учитывать в правительственной политике требования Прогрессивного блока. С 17 августа 1915 как главноуправляющий возглавлял Особое совещание для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу. 26 октября 1915 уволен от должности главноуправляющего. Как отмечает С.П. Мельгунов (см. "На путях к дворцовому перевороту" и "Легенда о сепаратном мире), главной причиной отставки послужила поддержка Кривошеиным оппозиции. После отставки с этого поста -- главноуполномоченный Российского общества Красного Креста. После Октябрьской революции видный деятель антибольшевистского движения. В 1920 возглавлял правительство Юга России при П.Н. Врангеле в Крыму, которое попыталось провести аграрную и земскую реформы. Однако свидетели тех реформ отмечали, что проект земской реформы был одобрен Кривошеиным уже "пост-фактум". Пытался установить привычные порядки: успел создать только штат, соотносимый по числу служащих с министерством времён Николая II. После разгрома Врангеля -- в эмиграции. Скончался в Берлине.

Использованы материалы библиографического словаря в кн.: Я.В.Глинка, Одиннадцать лет в Государственной Думе. 1906-1917. Дневник и воспоминания. М., 2001.


Львов Владимир Николаевич (2 апр. 1872-1934). Из дворян. Крупный землевладелец Бугурусланского у. Самарской губ. Окончил юридический и историко-филологические факультеты Московского университета (после университета готовил себя к поступлению в монастырь), вольнослушатель Московской духовной академии. В 1905 участвовал в организации в Самаре и Самарской губ. отделений "Союза 17 октября", сотрудник газеты "Голос Самары". Гласный Бугурусланской уездной и Самарарской губ. земских управ с 1907. Чл. партии "октябристов". Делегат 3-й Государственной Думы (во фракции "Союза 17 октября", затем - независимых националистов) и 4-й (пред. фракции центра) Государственной Думы от Самарской губ. (в Думе числился под фам. Львов 2-й). В обеих Думах пред. комиссии по делам Рус. правосл. церкви. В авг. 1915 вошёл в Прогрессивный блок. Из шести списков будущего пр-ва, составленных и опубликованных в 1915, фигурировал в четырёх в качестве обер-прокурора Св. Синода.

Во время Февр. рев-ции 1917 избран 27 февр. членом Врем. К-та Гос. Думы. 2 марта вошёл во Врем. пр-во как обер-прокурор Св. Синода. 3 марта участвовал в переговорах с вел. кн. Михаилом Александровичем о его отречении от престола. 14 апр. реорганизовал состав Синода. Выступал за созыв Св. Собора Правосл. Рос. Церкви и восстановление патриаршества. 21 июля вслед за А.Ф. Керенским подал в отставку и на заседании Врем. пр-ва вместе с представителями ЦК партий меньшевиков, эсеров и кадетов заявил, что "видит спасение в сильной власти с Керенским во главе, с условием, что он привлечёт в правительство лиц по своему выбору, хотя бы вопреки желанию партий и организаций." Проходил главным свидетелем по "Делу Корнилова". Четырежды менял показания, ссылаясь на то, что ранние показания были даны под нажимом А.Ф. Керенского (см. "Дело генерала Корнилова" в 2ТТ.). Медицинская экспертиза вынесла заключение о развитии душевной болезни. В ноябре 1921 примкнул к "сменовеховству", выступил в Париже с докладом на тему "Советская власть в борьбе за русскую государственность", изданным в 1922 отдельной брошюрой в Берлине; признал Советскую власть и в 1922 вернулся на Родину, до 1927 работал в Высшем церковном управлении. Принимал активное участие в движении "Живая церковь". 2 февраля 1927 арестован по уголовному делу и по постановлению Коллегии ОГПУ от 29 апреля выслан в Томск на 3 года. В сентябре 1929 из ссылки освобожден и остался на жительство в Томске.

Использованы материалы статьи М.Е.Глостенова и В.Н.Сачкова в кн.: Политические деятели России 1917. биографический словарь. Москва, 1993.


Львов Георгий Евгеньевич (21 окт. 1861, Дрезден- 7 марта 1925, Париж). Происходил из древнего княжеского рода. Окончил Поливановскую гимназию в Москве и юридический ф-т Моск. ун-та. Успешно сочетал хозяйственную деятельность в своем имении с судебной в Тульском окружном суде. Относившийся с восторгом к Александру II, Львов не принял реакционной политики Александра III. Находясь с 1891 в должности непременного члена губернского присутствия в Туле, Львов вступился за жестоко наказанных начальником крестьян, что привело его к разрыву с местными административными властями и выходу в отставку. Принял активное участие в земском движении и в 1900 был избран председателем Тульской земской управы. Львов стал широко известен во время русско-японской войны 1904 - 1905, когда он возглавил уполномоченных земских организаций по оказанию помощи раненым на полях сражений. В 1905 Львов был избран в 1 Гос. думу. Убежденный толстовец, Львов полагал, что главная человеческая задача - содействовать "постепенному обновлению общественного строя в целях устранения из него господства насилия и установления условий, благоприятных доброжелательному единству людей". Львов участвовал в борьбе с голодом, пытался оказать помощь переселенцам во время аграрной реформы П.А. Столыпина, ездил изучать переселенческое дело в Канаду и США. В 1913 Львов был избран городским головой Москвы, но его кандидатура была отклонена правительством. С началом первой мировой войны Львов, проявив себя как человек недюжинных организаторских способностей, возглавил Земский и Городской союзы, к-рые занимались оборудованием госпиталей и санитарных поездов, поставляли одежду и обувь для армии. После Февральской рев. 1917 Львов стал главой Временного правительства и министром внутренних дел. В условиях двоевластия, в распадающемся гос-ве попытка Львова реорганизовать органы местного самоуправления привела к ослаблению правительственного аппарата, не могла помешать аграрным беспорядкам, классовой розни, посягательствам против личности и делала самого Львов лишь символом "зачатой, но нерожденной власти". Когда в июле 1917 министры-социалисты опубликовали правительственную декларацию с обещанием объявить Россию республикой, созвать Учредительное собрание, приступить к разработке законов о земле и др., Львов заявил о своей отставке, полагая, что министры узурпировали права Учредительного собрания, а их выступление носит демагогический характер. Секретарь Львова записал его слова: "Я ушел потому, что мне ничего не оставалось делать. Для того чтобы спасти положение, надо было разогнать Советы и стрелять в народ. Я не мог этого сделать. А Керенский может". Львов удалился в Оптину пустынь. Узнав об Октябрьском перевороте, изменил фамилию и бежал в Тюмень, где в февр. 1918 был арестован ЧК,но сумел бежать в Омск, а оттуда уехал в США, где безуспешно пытался получить оружие и деньги для белой армии. Львов переехал в Париж, где им было создано "Русское политическое совещание", пытавшееся стать центром "белого дела". Львов страдал от ностальгии, надеялся на скорое падение большевиков и оказывал помощь беженцам из России. Нерешителен, склонен к критике вкупе с нежеланием содействовать преодолению недостатков критикуемого им режима или человека. В.Д. Набоков вспоминал о Г.Е. Львове следующее: "Он не только не делал, но и не пытался сделать что-нибудь для противодействия всё растущему разложению. Он сидел на козлах, но даже не пробовал собрать вожжи. Он чужд был честолюбия и никогда не цеплялся за власть". Толстовец и пацифист, что сыграло отрицательную роль в судье России.

Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997 г.


Манасевич-Мануйлов Иван Фёдорович (1869-1918), надворный советник, "выкрест", стал видным чиновником Департамента полиции. Его имя известно широкой публике в связи с Распутиным, к которому он был близок. Историкам спецслужб он известен как сотрудник русской контрразведки.

Манасевич происходил из бедной еврейской семьи. Отец его был по приговору суда за подделку акцизных бандеролей сослан в Сибирь на поселение. Иван в 7 лет был усыновлен богатым сибирским купцом Мануйловым (существует также версия, предполагающая, что настоящими родителями Манасевича были князь П. А. Мещерский и еврейка X. Мовшон). Затем он принял лютеранство, окончил реальное училище в Петербурге, поступил на службу в департамент духовных дел. Надо отметить, что своей карьерой он был обязан покровительству известного издателя газеты "Гражданин" князя В.П. Мещерского, друга юности императора Александра ill, близкого ко двору и при Николае II. С 1890 г. сотрудничал в газетах "Новое Время" и "Новости" и одновременно в Санкт-Петербургском охранном отделении. В качестве секретаря редакции газеты "Новости" в 1894 г. ездил в Париж для сбора по поручению Санкт-Петербургского охранного отделения сведений о положении заграничной агентуры. В 1899 г. был назначен агентом департамента духовных дел в Риме. Одновременно по поручению Департамента полиции вел с 1901 г. наблюдение за русскими революционными группами. В 1902-1903 гг. временно командирован, по приказанию министра внутренних дел В.К. Плеве, в Париж для информации и подкупа французской печати ("Echo de Paris", "Gaulois", "Figaro"), причем финансирование шло из сумм, отпущенных лично Николаем II. В итоге влиятельные парижские газеты печатали заказные статьи против русских эмигрантов. Манасевич также в течение нескольких месяцев издавал в Париже газету "La revue russe" ("Русское обозрение").

И хотя Иван Федорович не сработался с заведующим Заграничной агентурой Леонидом Ратаевым и, игнорируя его, вел все сношения непосредственно с министром Плеве, удачно выполненное задание стало ступенью его дальнейшей карьеры. Немного забегая вперед, отметим, что в 1906 году, в разгар революции, русское правительство осуществило во Франции крупный денежный заем - несмотря на агитацию либеральной французской печати и при содействии газет, ранее "прикормленных" Манасевичем-Мануйловым.

В июле 1904 г. по приказу директора Департамента полиции А. А. Лопухина Манасевич-Мануйлов организовал и возглавил Отделение по розыску о международном шпионстве (в составе Особого отдела Департамента полиции), в задачи которого входило, кроме наблюдения за иностранными шпионами, добыча шифров иностранных государств.

"Это отделение, не имевшее определенного штатного расписания и каких-либо письменных инструкций, было временным образованием, в которое кроме самого Мануйлова был включен жандармский ротмистр М. С. Комиссаров, дешифровщик В. И. Кривош, отряд филеров, а также навербованная Мануйловым "внутренняя агентура", в основном из обслуживающего персонала зарубежных посольств в Петербурге. В соответствии с его названием мануйловское отделение интересовали не только и не столько японцы, сколько вообще все иностранцы, чье поведение и связи вызывали подозрения. В июле-августе 1904 г. отделение установило наблюдение и контроль за перепиской шведско-норвежского морского атташе Г. Ф. Краака, итальянского военного агента графа Л. Руджери, ряда американцев и англичан… Результаты не заставили себя ждать. Наблюдение за Крааком, например, обнаружило его частые встречи с американцем X. Бергом, который по заданию Морского министерства России заведовал постройкой подводной лодки на Балтийском судостроительном заводе. Перлюстрация же донесений шведского морского агента показала, что ему известны некоторые секретные сведения, источником которых является Берг. В результате правительство отказалось от услуг американца, которому не помогли и его особо доверительные отношения с великим князем Александром Михайловичем, ведавшим вооружением вспомогательных судов флота…

Отделение быстро развернуло свою работу, и уже во второй половине августа Мануйлов представил в Департамент добытый "агентурным путем" шифр американского посольства, а в начале сентября - китайский".

Позднее были добыты шведский, болгарский, румынский шифры и часть японского дипломатического шифра.

В октябре 1904 г. "было получено еще 4 китайских шифра, а также фотокопия книги посольских донесений. В результате появилась возможность контролировать всю переписку китайской миссии. Если же учесть, что через Петербург шли депеши МИД Китая к его представителям в странах Западной Европы, можно утверждать, что перехватывалась и большая часть корреспонденции китайского внешнеполитического ведомства".

Во время русско-японской войны Манасевич-Мануйлов занимался за границей разведкой и внешней контрразведкой, устроив внутреннюю агентуру при японских миссиях в Гааге, Лондоне и Париже, в американскую миссию в Брюсселе и в итальянскую в Париже, получив часть японского дипломатического шифра, благодаря чему "были получены указания на замысел Японии причинить повреждения судам Второй эскадры на пути следования на Восток".

Его заслуги были оценены в Петербурге, в доме 16 по набережной Фонтанки. Директор Департамента полиции А.А. Лопухин докладывал 3 августа 1904 г..

"При открытии военных действий на Дальнем Востоке Департамент полиции при посредстве чиновника особых поручений при министре внутренних дел Мануйлова стал пытаться организовать правильное наблюдение за представителями японского правительства в западноевропейских государствах, и уже в феврале месяце благодаря полному содействию начальника французской секретной полиции Кавара и начальника Разведочного бюро при Министерстве внутренних дел Моро удалось получить копии всех телеграмм японской миссии в Париже, а также, ввиду существующей во французском Бюро секретной агентуры в японской миссии, г-н Мануйлов регулярно стал получать значительное количество документов из парижской миссии. Затем, по предположению французской полиции, г-н Мануйлов расширил свою деятельность и установил правильное наблюдение при посредстве домашней прислуги в японских миссиях в Лондоне и Гааге". В итоге только до конца июля было добыто более 200 японских документов.

В октябре 1904 г Манасевич-Мануйлов был вновь командирован в Париж с заданием "организовать разведочное бюро в Вене и Париже по наблюдению за действиями японцев" и по разработке грузинского революционера-эмигранта Г. Г. Деканози, подозреваемого в шпионаже в пользу Японии. Русским военным атташе во Франции, Италии и Австрии предписывалось оказывать ему "возможное содействие и помощь". По мнению современного исследователя, "речь, таким образом, шла о развертывании самостоятельного агентурного наблюдения за японскими дипломатами в Западной Европе, что, однако, не означало прекращения сотрудничества Департамента полиции с французскими специальными службами. Необходимость учреждения новой агентуры была вызвана еще и тем обстоятельством, что действовавшая в Западной Европе заграничная агентура Департамента полиции многие годы наблюдала за русской революционной эмиграцией, и осуществление "военных разведок", по признанию ее заведующего, было для него делом совершенно "необычным"… Выбор Мануйлова для этой цели объяснялся его опытом работы во Франции, а главное - успехами возглавлявшегося им Отделения по розыску о международном шпионстве. Уже в сентябре 1904 г. он… был неофициально признан "заведующим японскими делами" департамента".

В Париже Манасевич-Мануйлов (при содействии дружественных француских спецслужб, предоставивших ему возможность использовать своих агентов, ранее завербованных в японских миссиях, а также с помощью привлеченных им самим к сотрудничеству новых источников информации) смог получить доступ к переписке послов Японии во Франции, Англии и Голландии с министром иностранных дел, донесениям в Токио военных и морских атташе из Парижа и Берлина, документам японских консульств в Амстердаме и Марселе. К лету 1905 г. "агентура" Мануйлова, состоявшая из 10 французов, давала информацию о шведской, сербской, китайской и английской миссиях в Париже, румынском и китайском посольствах в Лондоне, японской и английской миссиях в Брюсселе, германской - в Мадриде и японской в Гааге. "Кроме того, выполнялись разовые поручения департамента и продолжались тесные контакты с французской секретной полицией, по-прежнему снабжавшей Мануйлова копиями телеграмм японских дипломатов".

Наблюдая за грузинским эмигрантом Деканози, Манасевич-Мануйлов "вышел" на японского разведчика, бывшего военного атташе в Петербурге М. Акаси и установил его связи с русскими либералами (в частности, кадетами; восклицания членов "Союза меча и орала" из "12 стульев": "Кадеты Финляндию продали, у японцев деньги брали…" ближе к действительности, чем кажется читателям) и эсерами.

Служебные успехи Манасевича-Мануйлова были вознаграждены орденом Св. Владимира IV степени. В то же время новое руководство Департамента полиции не согласилось с его предложениями об учреждении "наблюдения" в важнейших западноевропейских портовых городах, (поддержанными послом в Париже А. И. Нелидовым. 28 июля 1905 г. Ивану Федоровичу было приказано вообще "ликвидировать дела по возложенным на него поручениям" и вернуться в Россию. В итоге после назначения генерала Д.Ф. Трепова товарищем министра внутренних дел и П.И. Рачковского - заведующим политической частью Департамента полиции Манасевич-Мануйлов был освобожден от своих обязанностей и откомандирован в распоряжение председателя Совета министров графа С.Ю. Витте. 1 сентября 1906 г. он был уволен в отставку, после чего занимался журналистикой в "Новом времени" и "Вечернем времени".

Затем карьера пошла на спад и даже 21 января 1910 г. по распоряжению товарища министра внутренних дел и командира Отдельного корпуса жандармов генерала П.Г. Курлова у Манасевича-Мануйлова был произведен обыск в виду поступивших сведений о его контактах с В.Л. Бурцевым и продаже ему секретных документов Департамента полиции, но обыск оказался безрезультатным и дальнейших последствий не имел.

В 1915 г. Манасевич-Мануйлов был личным информатором товарища министра внутренних дел С.П.Белецкого, осведомителем следственной комиссии генерала Н.С. Батюшина и одним из близких к Распутину людей. В конце того же года был причислен к Министерству внутренних дел, а после назначения в январе 1916 г. Б.В. Штюрмера Председателем Совета министров откомандирован в его распоряжение. Карьера его дала трещину после отставки Штюрмера (который планировал назначить Манасевича-Мануйлова заведующим Заграничной агентурой Департамента полиции). Но вместо Парижа осенью 1916 года Иван Федорович попал в тюрьму. Петроградским окружным судом 13-18 февраля 1917 г. по обвинению в шантаже товарища директора Московского соединенного банка И. Хвостова Манасевич был признан виновным в мошенничестве и приговорен к лишению всех особых прав и преимуществ и к заключению на 1,5 года, но уже 27 февраля 1917 г. был в числе прочих заключенных освобожден "революционерами Февраля" из Литовского замка (в котором уже начался пожар).

Не приняв Октябрьскую революцию, Иван Федорович в 1918 году пытался бежать с документами на имя иностранного гражданина за границу, но на финляндской границе был опознан одним из членов пограничной комиссии и арестован. Точку в биографии журналиста, религиоведа, контрразведчика и авантюриста поставила ВЧК, вынесшая ему расстрельный приговор в том же 1918-м. 7)

Использованы материалы кн.: В.Абрамов. Евреи в КГБ. Палачи и жертвы. М., Яуза - Эксмо, 2005.


Мануйлов Александр Апполонович (22 марта 1861, Одесса- 20 июля 1929, Москва). Из дворян. Окончил в 1883 юрид. ф-т Новороссийского ун-та (Одесса). В 1885 уехал в Германию и 2 года слушал лекции в Берлине и Гейдельберге. В кон. 90-х гг. ездил в Англию и Ирландию для изучения агр. отношений. С этого же времени примыкал к либеральному народничеству. С 1885 преподавал полит, экономию в Моск. ун-те: ректора, в 1905-08 проректор, с 1908 ректор. Чп. Гос. совета от АН и ун-тов (1906-11). Чл. партии кадетов и её ЦК с 1905. Проект агр. реформы Мануйлов лег в основу агр. программы кадетов. Был ред. "Рус. Ведомостей". В 1911 подал в отставку с поста ректора. В своём заявлении об отставке писал, что поскольку полицейская власть распоряжается в ун-те самостоятельно, ректор в таких условиях является бесполезным: получил широкую известность в связи с этим. Вместе с Мануйловым в отставку ушли св. 30 ведущих профессоров, в т.ч. П.Н. Лебедев, В.П. Сербский. В.И. Вернадский, М.М. Хвостов, СА Чаплыгин, К.А. Тимирязев. С 1914 пред. Экон. совета Всерос. союза городов. Во время подготовки Прогрессивным блоком в 1915-16 "пр-ва обществ, доверия" взамен царского пр-ва в одном из вариантов предполагался министром нар. просвещения.

После Февр. рев-ции 1917 Мануйлов вошёл в первый состав Врем. пр-ва в качестве мин. нар. просвещения (ушёл в отставку в июле). Забота о скорейшем возобновлении занятий проявилась в его первом циркуляре, адресованном попечителям учебных округов. 11 апр. поддержал проект гос. страхования уч-ся вузов (не был доведён до конца). Циркуляром от 15 апр. предоставил ф-там вузов право самостоятельно устанавливать способы замещения вакансий. В мае ректорам вузов предложено уволить с проф. должностей всех лиц, назначенных после 27 авг. 1905 без представления ф-тов и советов: отменено исключение из гимназий и реальных уч-щ без права поступления в др. учебные заведения (все ранее исключенные могли поступать на общих основаниях): попечители учебных округов должны были начать (в соответствии с циркуляром, содержавшим осн. правила упрощения) реформу рус. правописания. Считал невозможной и бесперспективной деятельность пр-ва в условиях пост. конфронтации с Советами РСДполагал, что Врем. пр-во в такой ситуации должно уйти, объяснив стране, почему оно считает свою деятельность бесплодной. До того как он пришёл к такому выводу, Мануйлов в апр. настаивал . на принятии декларации-воззвания, где социалистам предлагалось принять участие в пр-ве, в результате чего в состав пр-ва вошли И.П. Церетели и М.И. Скобелев.

В.Д. Набоков в воспоминаниях "Врем. пр-во" писал: "Мануйлов как-то скорее других проникся безнадёжностью в отношении деятельности Врем. пр-ва вообще и чаще других говорил о необходимости ухода Врем. пр-ва ввиду невозможных условий работы, создаваемых контролем и пост. помехой со стороны Совета РД.-По существу, он не был боевой натурой, борцом. Он и раньше гл. методом борьбы избирал отставку.- Среди др. министров Мануйлов имел исключительно "дурную прессу". На него нападали и справа и слева: справа - за бездеятельность и апатию перед растущей рев. волной… Слева его обвиняли в бюрократизме, в сохранении канцелярской рутины, в призыве деятелей старого режима… Мануйлов не умел отбиваться и огрызаться. Он приходил в уныние и отчаяние. В сущности говоря, он, может быть, был вполне прав. признавая положение безнадёжным. Но и в этом случае ему следовало действовать иначе: решительнее- я бы сказал -демонстративнее" ("Наше наследие". 1990, N6, с. 69-70).

В июле на 9-м съезде партии кадетов сделал доклад, в к-ром перед партией ставилась задача сформулировать "экон. программу чисто практического характера": "Мы должны открыто и громко сказать, что развитие нар. х-ва базируется на свободе личного почина. Мы должны сказать, что в области пром-сти, так же как и в агр. программе, не отрицаем личную собственность" ("Речь", 1917, 27 июля). После ухода из пр-ва вернулся в "Рус. Ведомости" на должность гл. редактора (газета после Октября не раз меняла своё название). На расширенном заседании ЦК кадетов 11-12 авг., большинство к-рого склонялось к установлению воен. диктатуры для "спасения страны от анархии", Мануйлов заявил: "Уговорами управлять нельзя… Остаётся утвердить власть на физич. силе" (Думова Н.Г. Кадетская партия в период Первой мировой войны и Февральской революции, М., 1988, с. 195).

После Окт, рев-ции Мануйлов выехал (без семьи) в Тифлис, откуда направил письмо В.И. Ленину о своём желании сотрудничать с Сов. властью. По возвращении в Москву в янв. 1918 преподавал в Моск. ун-те, в 1919-20 консультант наркома финансов, активно участвовал в проведении ден. реформы 1922. С 1924 член правления Госбанка.

Использованы материалы статьи Н.Л.Тумановой в кн.: Политические деятели России 1917. биографический словарь. Москва, 1993.


Милюков Павел Николаевич (15 января 1859, Москва --31 марта 1943, Франция). Лидер кадетской партии, историк. Род. в семье архитектора и преподавателя. Обучаясь в 1-й московской гимназии, проявил незаурядные лингвистические способности и свободно овладел пятью языками. В 1877 поступил на историко-филологический факультет Московского университета. В 1881 был арестован за участие в студенческом движении и исключен, но на следующий год завершил обучение и был оставлен в ун-те на кафедре рус. истории под руководством В.О. Ключевского, одновременно преподавая в гимназии и на Высших женских курсах. В 1892 получил степень магистра за диссертацию "Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого", удостоенную премии С.М. Соловьева. В последующие годы вышли в свет его "Очерки по истории русской культуры", "Главные течения русской исторической мысли", "Разложение славянофильства" и др. Полагая, что "существует ряд основных закономерных эволюций разных сторон социальной жизни", Милюков не считал возможным объяснять исторический процесс развитием производства или "духовным началом". Он стремился рассматривать единую историю как ряд взаимосвязанных, но разных историй: политической, военной, культурной и т.д., внеся свой вклад в рус. историографию. В 1895 Милюков был уволен из университета за "дурное влияние на молодежь" и административно выслан в Рязань, а через два года - в Болгарию, где ему была предоставлена кафедра истории Софийского ун-та. В 1898 обвиненный по ничтожному поводу в недостаточной почтительности к Николаю II, по требованию рус. правительства, был отстранен от преподавания; принял участие в работе археологической экспедиции. В 1899 Милюков смог вернуться в Петербург. За участие в собрании, посвященном памяти П.Л. Лаврова, Милюков был осужден на 6 мес. тюрьмы без права жизни в столице. В 1903 - 1905 путешествовал в Англии, на Балканах, в США, читал лекции, встречался с рус. эмигрантами П.А. Кропоткиным, Е.К. Брешко-Брешковской, В. И. Лениным и др. В 1905, узнав о рев., приехал в Россию ("я возвращался"домой" с репутацией начинающего политического деятеля"). Вскоре Милюков стал широко известен как председатель объединенных профессиональных организаций - Союз союзов. Он был одним из организаторов и лидеров конституционно-демократической (кадетской) партии, председателем ее ЦК, редактором газ. "Речь". Милюков полагал, что "единая и неделимая Россия", получив после созыва Учредительного, собрания конституцию, сможет обеспечить гражданам политические права и реформистский, либеральный путь развития, 8-часовой рабочий день, свободу профсоюзов, решение аграрного вопроса путем распределения среди крестьян монастырской, государственной земли и выкупа части помещичьих владений. Могущественное, правовое государство с парламентской монархией - вот что намечалось партией в случае ее выхода на широкую политическую арену. После роспуска I Государственной думы Милюков был среди подписавших Выборгское воззвание, призывавшее население к гражданскому неповиновению. Будучи избран в III и IV Государственную думу, Милюков стал официальным лидером партии. В 1915 Милюков, видя неспособность правительства успешно вести военные действия, стал инициатором создания "Прогрессивного блока", требовавшего включения своих представителей в правительство для обеспечения победы и проведения либеральных реформ. В 1916 выступил в Думе со знаменитой речью "Глупость или измена?", направленной против окружения монарха и вызвавшей ярость черносотенцев. В феврале 1917, обладавший огромной работоспособностью и политической гибкостью, Милюков вошел во Временное правительство в качестве министра иностранных дел; был сторонником сохранения монархии после отречения Николая II. Милюков выступал за продолжение войны "до победного конца". За требование территориальных захватов получил кличку Милюков-Дарданелльский, в апреле 1917, после правительственного кризиса, был вынужден уйти в отставку. Активно выступал против большевиков, поддержал мятеж Л.Г. Корнилова и оказался одинаково ненавистен правым и левым. После Октябрьского переворота выехал на Дон, где вошел в состав "Донского гражданского совета", став автором декларации Добровольческой армии, сформулировав ее цели и принципы. Неудачные действия против Сов. правительства заставили Милюкова в 1918 искать содействия в Киеве у германской армии. Несогласие кадетского ЦК с позицией Милюкова привело последнего к сложению с себя обязанностей председателя. Милюков осенью 1918 признал ошибочной свою пронемецкую позицию и приветствовал интервенцию государств. Антанты. С конца 1918 находился в Румынии, Франции, Англии. В 1920 поселился во Франции. С 1921 стал редактором газ. "Последние новости", ставшей наиболее читаемым органом росс. эмиграции. Понимая необратимость происшедших событий в России, Милюков считал, что крестьянство станет той силой, которая взорвет большевистский режим изнутри. Эмиграция должна способствовать "эволюции советской системы". В 1922 на Милюкова было совершено неудавшееся покушение. В 1929 в Париже было устроено грандиозное празднование 70-летия Милюкова. Отстаивая идею державности, Милюков был готов поддержать любой режим, способствующий воплощению этой идеи в жизнь. Во время советско-финляндской войны он занял сторону СССР, заявив: "Мне жаль финнов, но я за Выборгскую губернию". В канун второй мировой войны Милюков утверждал, что "в случае войны эмиграция должна быть безоговорочно на стороне своей родины". Ненавидя фашизм, Милюков мучился судьбой Франции и переживал за Россию. В 1943 писал, что за разрушительной стороной рус. рев. нельзя не видеть ее творческих достижений в укреплении государственности, экономики, армии, управления, и даже находил, что в народе пробудилось чувство независимости и достоинства. Милюков - автор "Воспоминаний", работ по истории рев. В.Д. Набоков, отец известного писателя, погиб, закрыв собой Милюкова от выстрела монархиста-эмигранта.

Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997 г.


Родзянко Михаил Владимирович (19 марта 1859, Екатеринославская губ., - 24 января 1924, Югославия). Из потомственных дворян Екатеринославской губ., сын полковника гвардии (вышедшего в запас в чине генерал-лейтенанта) Владимира Михайловича Родзянко (1828--1893); впоследствии в анкетах в графе "народность (по родному языку)" писал "малоросс". Крупный землевладелец: в 1910 за ним и его женой значилось в общей сложности 2653 дес; "однако указываемые в формулярах данные были сильно занижены, т.к. по др. данным на начало 1916 только в Боровичском уезде Новгородской губ. он владел 4822 дес. Окончил Пажеский корпус, после чего в 1877 вступил корнетом в л.-гв. Кавалергардский е.в. полк. В 1882 вышел в запас в чине поручика. Жил в Екатеринославской губ., где в 1883 был избран почетным мировым судьей, в 1886--1891 был предводителем дворянства Новомосковского уезда. В 1884 женился на кн. Анне Николаевне Голицыной, дочери сенатора и обер-гофмейстера Двора. У них было трое сыновей -- Михаил (1884-1956), Николай (1887- ?) и Георгий (1890-1918). В 1891 М.В. Родзянко вышел в отставку "по домашним обстоятельствам" и несколько лет провел в имении в Новоторжковском уезде Новгородской губ., где был избран земским гласным. В 1892 пожалован в звание камер-юнкера, в 1899 -- в звание камергера. С 1901 председатель Екатеринославской губернской земской управы. Действительный статский советник (1906). Являлся одним из организаторов "Союза 17 октября" и членом его ЦК. В 1906--1907 член Государственного совета по выборам от екатеринославского земства. В связи с избранием от Екатеринославской губ. в III Думу 31 ноября 1907 сложил звание члена верхней палаты. В Думе с 1910 возглавил фракцию октябристов, а 22 марта 1911 сменил А.И. Гучкова на посту председателя Думы. После раскола партии октябристов на рубеже 1913--1914 входил во фракцию земцев-октябристов. Переизбранный в IV Думу, Родзянко, умело лавируя между фракциями и группировками палаты, стал ее председателем и в дальнейшем ежегодно переизбирался на эту должность. Значительную роль сыграл в годы мировой войны. Начав с почти безоговорочной поддержки власти в первые месяцы военных действий, под влиянием поражений на фронте перешел в оппозицию. С июля 1915 один из лидеров Прогрессивного блока; принадлежал, наряду с А.И. Гучковым и Г.Е. Львовым, к числу наиболее вероятных кандидатов блока на пост премьер-министра. Был одним из инициаторов учреждения 17 августа 1915 Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства; с 26 августа 1915 возглавлял образованную Особым совещанием Эвакуационную комиссию. 27 февраля 1917 избран председателем Временного комитета Государственной думы. От имени комитета вел по телеграфу переговоры со Ставкой, завершившиеся отречением Николая II и созданием Временного правительства, в которое, однако, Родзянко не вошел. Затем оставался во главе быстро утрачивавшего влияние Временного комитета; под руководством Родзянко в апреле--августе 1917 проходили так называемые частные совещания членов Думы, обсуждавшие политическую и экономическую ситуацию в стране. Находился на посту председателя Думы вплоть до ее роспуска 6 октября 1917. После Октябрьской революции уехал на Дон, участвовал в создании белого движения. Скончался в эмиграции в Югославии. Автор воспоминаний: Государственная Дума и февральская 1917 года революция // Архив русской революции. М., 1991. Т. 6. С. 5--80; Крушение империи: (Записки председателя Русской Государственной Думы) // Архив русской революции. М., 1993. Т. 17. С. 5-169.

Использованы материалы библиографического словаря в кн.: Я.В.Глинка, Одиннадцать лет в Государственной Думе. 1906-1917. Дневник и воспоминания. М., 2001.


Терещенко Михаил Иванович (18 марта 1886, Киев, - 1 апр. 1956, Монако). Отец из казаков-торговцев, владелец сахарорафинадных з-дов. Терещенко окончил Киевский и Лейпцигский (Германия) ун-ты. Крупный землевладелец, владелец сахарных з-дов, финансист. После 1910 масон; входил в известную "масонскую пятёрку" (А.И. Коновалов, А.Ф. Керенский, Н.В. Некрасов, И.Н. Ефремов). Чл. 4-й Гос. Думы; беспартийный, примыкал к прогрессистам. В 1912-14 владелец частного изд-ва "Сирин" в Петербурге. Во время 1-й мир. войны участвовал в создании госпиталей Кр. Креста, в 1915-17 пред. киевского обл. Воен.-Пром. к-та и тов. пред. Всерос. Воен.-Пром. к-та. Участвовал в подготовке заговора с целью смещения Николая II. Друг ген. А.М. Крымова.

После Февр. рев-ции 1917 со 2 марта мин. финансов Врем. пр-ва. В апр. вместе с Керенским и Некрасовым активно боролся за создание межпарт, правительств. коалиции с социалистами. С 5 мая мин. иностр, дел после ухода П.Н. Милюкова и продолжатель его курса во внеш. политике: отказывался опубликовать секретные договоры из-за боязни разрыва с союзниками, не раз подтверждал обязательства России перед ними, формально выступал за заключение мира без аннексий и контрибуций в единении с союзниками, за усиление боевой мощи России. 25 мая в телеграмме рус. послам предлагал "всячески подчёркивать твёрдую решимость пр-ва… всеми средствами организовать оборону и продолжать войну, дли чего будут принесены все нужные средства" ("Рев-ция 1917", т. 6, с. 154). Участник 1-го Всерос. съезда Советов РСД (июнь). В кон. июня в составе делегации пр-ва (Керенский, Некрасов, И.Г. Церетели) участвовал в переговорах с укр. Центр. Радой и подготовке проекта декларации, послужившего одной из причин правительств, кризиса. 7 июля заявил (вместе с Некрасовым) представителям печати, что Врем. пр-во чрезвычайно недовольно публикацией материалов по обвинению В.И. Ленина в гос. измене. По его предложению пр-во приняло обращение к союзным державам, в к-ром говорилось: Мятеж подавлен и виновники его привлечены к ответственности. На фронте приняты все меры для восстановления армии- Страна будет делать все нужные приготовления для дальнейшей кампании" (там же, т. 3, с. 193). 16 июля вместе с Керенским участвовал в совещании в Ставке по определению дальнейшей воен. политики. 21 июля на заседании пр-ва заявил, что "Приказ N 1 (Петрогр. Совета РСД - Автор) есть величайшее преступление и что "честь и достоинство России были восстановлены наступлением" (там же, с. 204). 1 сент. в связи с чрезв. обстоятельствами и до окончат, формирования пр-ва назначен чл. Директории, с 5 сент. зам. мин.-председателя. 12 сент. подал заявление об отставке (в письме Керенскому говорилось: "Контрреволюция, хотя и не непременно монархическая, представляет единств, надежду спасти гос-во от развала" - Думова-2, с. 208) и 20 сент. выехал в Москву для личных переговоров с моек. группой промышленников о составе пр-ва. 22 сент. на совм. заседании Врем. пр-ва, моек. группы промышленников, представителей Демокр. совещания и членов ЦК партии кадетов резко протестовал против предполагаемого обращения Демокр. совещания к демократии всего мира как "обидного для нац. самолюбия", констатировал перелом в настроении страны в сторону нац. самосознания и высказался против Предпарламента, к-рыи "кроме слов, ничего не даст" ("Рев-ция 1917", т. 4, С. 258). 25 сент. назначен мин. иностр. дел. 11 окт. на заседании пр-ва вместо формулы "война до победного конца" выдвинул другую - "война до боеспособности армии" (там же, т. 5, с. 68). Врем. пр-во поручило ему выступить в Предпарламенте с заявлением, что оно действует в полном согласии с союзными державами. Доклад Терещенко о внеш. политике 16 окт. не встретит одобрения ни в одной из полит, группировок Предпарламента, а все газеты, в т.ч. и правые, подвергли его выступление критике как совершенно неопределённое и неудовлетворительное. Тогда же Терещенко вступил в конфликт с воен. мин. Д.И. Верховским. заявившим о невозможности для России продолжать войну.

25 окт. арестован в Зимнем дворце и направлен в Петропавл. крепость. 26 нояб. вместе с др. членами Врем. пр-ва обратился с письмом на имя 'пред. Учред. Собр., в к-ром они просили предоставить им возможность явиться в Учред. Собр. для дачи полного отчёта о своих действиях как членов пр-ва. В письме подчёркивалось, что они вошли в пр-во "по соглашению с представителями правомочных органов рев. демократии и наравне с нашими товарищами-социалистами свято исполняли провительств. программу" ("Рев-ция 1917", т. 6, с. 217). Выпущен из крепости весной 1918; бежал в Зап. Европу (Норвегия, Франция). Поддерживал "белое движение". Один из организаторов иностр. воен. интервенции против Сов. России. В 20-30-е гг. крупный финансист во Франции и на Мадагаскаре.

Использованы материалы статьи В.Е.Голостенова в кн.: Политические деятели России 1917. биографический словарь. Москва, 1993.


Шульгин Василий Витальевич (1 января 1878 , Киев -- 13 февраля 1976, Владимир). Полит, деятель, публицист. Род. в семье профессора истории Киевского ун-та, основателя правой газ. "Киевлянин", умершего в год рождения Шульгин. Мальчика воспитал отчим Д.И. Пихно в патриотическом и монархическом духе. Окончил гимназию и юридический ф-т Киевского ун-та. В 1900 был избран земским гласным, почетным мировым судьей, начал журналистскую деятельность. В 1907 был избран от Волынской губ. депутатом II Гос. думы. Последовательно выступал от фракции правых националистов, поддерживая правительство П.А. Столыпина, Депутатскую деятельность в Гос. думе совмещал с работой в газ. "Киевлянин", к-рую возглавил в 1913. Шульгин выступал против еврейских погромов, печатно выразил протест в связи с фальсифицированным делом М. Бейлиса - еврея, обвиненного в ритуальном убийстве рус. мальчика, за что был приговорен к тюремному трехмес. заключению. В 1914, отправившись добровольцем на фронт, был ранен. Стал одним из руководителей "Прогрессивного блока", требуя создания "правительства доверия". После Февральской рев. 1917 Шульгин был избран членом Временного комитета Думы и принимал участие в формировании Временного правительства. 2 марта 1917 Шульгин вместе с А.И. Гучковым принял отречение Николая II в пользу вел. князя Михаила Александровича, а затем присутствовал при отказе последнего от престола. После Октябрьской рев. Шульгин стал одним из организаторов и идеологов Добровольческой армии ("Добровольческая армия должна покончить со всякими колебаниями, оставить мысль об Учредительном собрании и народоправстве…"), представляя монархизм высшей идеей России. Активный соратник А. И. Деникина и П.Н. Врангеля, Шульгин пропагандировал "белую идею" спасения Родины и монархии в основанной им газ. "Великая Россия". Во время гражданской войны Шульгин потерял своих братьев и сыновей. В 1920 бежал из Крыма в Югославию. Талантливый публицист, Шульгин написал кн. "Дни", "1920". В 1925 - 1926 тайно побывал в Сов. России, увидел нэповскую страну и описал увиденное в кн. "Три столицы", отдав должное успехам новой власти. Вскоре выяснилось, что ОГПУ наблюдало за ним во время его поездки, что подорвало доверие к Шульгину в эмиграции. С 1931 жил в Югославии, отойдя от политики. В окт. 1944 г. Сремски Карловцы был освобожден Сов. Армией, в 1945 Шульгин был арестован и за антисов. деятельность приговорен к 25-летнему заключению. В 1956 Шульгин не только освободили, но и позволили заниматься лит. работой. Живя в г. Владимире, в 1961 в кн. "Письма русским эмигрантам" Шульгин написал: "То, что делают коммунисты в настоящее время, то есть во второй половине XX века, не только полезно, но и совершенно необходимо для 220-миллионного народа, который они за собой ведут. Мало того, оно спасительно для всего человечества, они отстаивают мир во всем мире". Принял участие в фильме "Перед судом истории" и был гостем XXII съезда КПСС.

Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997 г.

ДОМ РОМАНОВЫХ

Николай II (19 мая 1868 года - 17 июля 1918 года, ), русский царь, российский император, мученик, сын царя Александра III. Воспитание и образование Николай II получил под личным руководством своего отца, на традиционной религиозной основе, в спартанских условиях. Преподавание предметов велось выдающимися русскими учеными К.П. Победоносцевым, Н. Н. Бекетовым, Н. Н. Обручевым, М. И. Драгомировым и др. Большое внимание было уделено военной подготовке будущего царя.

На престол Николай II взошел в 26 лет, раньше чем ожидалось, в результате преждевременной смерти отца. Николай II сумел достаточно быстро оправиться от первоначальной растерянности и стал проводить самостоятельную политику, чем вызвал недовольство части своего окружения, рассчитывавшей влиять на молодого царя. Основой государственной политики Николая II стало продолжение стремления его отца "придать России больше внутреннего единства путем утверждения русских элементов страны".

В своем первом обращении к народу Николай Александрович возвестил, что "отныне Он, проникшись заветами усопшего родителя своего, приемлет священный обет пред лицом Всевышнего всегда иметь единой целью мирное преуспеяние, могущество и славу дорогой России и устроение счастья всех Его верноподданных". В обращении к иностранным государствам Николай II заявлял, что "посвятит все свои заботы развитию внутреннего благосостояния России и ни в чем не уклонится от вполне миролюбивой, твердой и прямодушной политики, столь мощно содействовавшей всеобщему успокоению, причем Россия будет по-прежнему усматривать в уважении права и законного порядка наилучший залог безопасности государства".

Образцом правителя для Николая II был царь Алексей Михайлович, бережно хранивший традиции старины.

Однако время, в которое выпало царствовать Николаю II, сильно отличалось от эпохи первых Романовых. Если тогда народные основы и традиции служили объединяющим знаменем общества, которое почитали и простой народ, и правящий слой, то к н. XX в. российские основы и традиции становятся объектом отрицания со стороны образованного общества. Значительная часть правящего слоя и интеллигенции отвергает путь следования российским основам, традициям и идеалам, многие из которых они считают отжившими и невежественными. Не признается право России на собственный путь. Делаются попытки навязать ей чужую модель развития -- либо западноевропейского либерализма, либо западноевропейского марксизма.

Трагедия жизни Николая II состояла в неразрешимом противоречии между его глубочайшим убеждением хранить основы и традиции России и нигилистическими попытками значительной части образованных слоев страны разрушить их. И речь шла не только о сохранении традиционных форм управления страной, а о спасении русской национальной культуры, которая, как он чувствовал, была в смертельной опасности. События последних восьмидесяти лет показали, насколько был прав российский император. Всю свою жизнь Николай II чувствовал на себе психологическое давление этих объединившихся враждебных российской культуре сил. Как видно из его дневников и переписки, все это причиняло ему страшные моральные страдания. Твердая убежденность хранить основы и традиции России в сочетании с чувством глубокой ответственности за ее судьбу делала имп. Николая II подвижником идеи, за которую он отдал свою жизнь.

"Вера в Бога и в свой долг Царского служения, -- пишет историк С. С. Ольденбург, -- были основой всех взглядов императора Николая II. Он считал, что ответственность за судьбы России лежит на нем, что он отвечает за них перед Престолом Всевышнего. Другие могут советовать, другие могут Ему мешать, но ответ за Россию перед Богом лежит на нем. Из этого вытекало и отношение к ограничению власти -- которое Он считал переложением ответственности на других, не призванных, и к отдельным министрам, претендовавших, по Его мнению, на слишком большое влияние в государстве. "Они напортят -- а отвечать мне".

Воспитатель наследника Престола Жильяр отмечал сдержанность и самообладание Николая Александровича, его умение управлять своими чувствами. Даже по отношению к неприятным для него людям император старался держать себя как можно корректней. Однажды министр иностранных дел С. Д. Сазонов высказал свое удивление по поводу спокойной реакции императора в отношении малопривлекательного в нравственном отношении человека, отсутствия всякого личного раздражения к нему. И вот что сказал ему император: "Эту струну личного раздражения мне удалось уже давно заставить в себе совершенно замолкнуть. Раздражительностью ничему не поможешь, да к тому же от меня резкое слово звучало бы обиднее, чем от кого-нибудь другого".

"Что бы ни происходило в душе Государя, -- вспоминает С. Д. Сазонов, -- он никогда не менялся в своих отношениях к окружающим его лицам. Мне пришлось видеть его близко в минуту страшной тревоги за жизнь единственного сына, на котором сосредоточивалась вся его нежность, и, кроме некоторой молчаливости и еще большей сдержанности, в нем ничем не сказывались пережитые им страдания".

"Во внешности Николая II, -- писала жена английского посла Бьюкенена, -- было истинное благородство и обаяние, которое, по всей вероятности, скорей таилось в его серьезных, голубых глазах, чем в живости и веселости характера".

Характеризуя личность Николая II, немецкий дипломат граф Рекс считал царя человеком духовно одаренным, благородного образа мыслей, осмотрительным и тактичным. "Его манеры, -- писал дипломат, -- настолько скромны и он так мало проявляет внешней решимости, что легко прийти к выводу об отсутствии у него сильной воли; но люди, его окружающие, заверяют, что у него весьма определенная воля, которую он умеет проводить в жизнь самым спокойным образом". Упорную и неутомимую волю в осуществлении своих планов отмечает большинство знавших царя людей. До тех пор, пока план не был осуществлен, царь постоянно возвращался к нему, добиваясь своего. Уже упомянутый историк Ольденбург замечает, что у "государя, поверх железной руки, была бархатная перчатка. Воля его была подобна не громовому удару. Она проявлялась не взрывами и не бурными столкновениями; она скорее напоминала неуклонный бег ручья с горной высоты к равнине океана. Он огибает препятствия, отклоняется в сторону, но в конце концов с неизменным постоянством близится к своей цели".

Долгое время было принято считать, что царь подчинял свою волю царице, поскольку она обладала более твердым характером, духовно руководила им. Это неправильный и очень поверхностный взгляд на их взаимоотношения. Можно привести множество примеров, в их письмах они встречаются часто, как государь неуклонно проводил свою волю, если чувствовал правильность своего решения. Но его можно было убедить отменить свое решение, если он обнаруживал свою ошибку и справедливость утверждений царицы. Государыня не давила на супруга, а действовала убеждением. И если она чем-то и влияла на него, то добротой и любовью. Царь был очень отзывчив на эти чувства, так как среди многих родственников и придворных он чаще всего ощущал фальшь и обман. Читая царские письма, убеждаемся, с какой настойчивостью Николай II проводил свои планы и отвергал предложения любимой им жены, если считал их ошибочными.


Кроме твердой воли и блестящего образования Николай обладал всеми природными качествами, необходимыми для государственной деятельности, прежде всего, огромной трудоспособностью. В случае необходимости он мог работать с утра до поздней ночи, изучая многочисленные документы и материалы, поступавшие на его имя. (Кстати говоря, он охотно занимался и физическим трудом -- пилил дрова, убирал снег и т. п.) Обладая живым умом и широким кругозором, царь быстро схватывал существо рассматриваемых вопросов. Царь имел исключительную память на лица и события. Он помнил в лицо большую часть людей, с которыми ему приходилось сталкиваться, а таких людей были тысячи.

Имп. Николай II, отмечал Ольденбург, да и многие другие историки и государственные деятели России, обладал совершенно исключительным личным обаянием. Он не любил торжеств, громких речей, этикет ему был в тягость. Ему было не по душе все показное, искусственное, всякая широковещательная реклама. В тесном кругу, в разговоре с глазу на глаз, он умел обворожить собеседников, будь то высшие сановники или рабочие посещаемой им мастерской. Его большие серые лучистые глаза дополняли речь, глядели прямо в душу. Эти природные данные еще более подчеркивались тщательным воспитанием. "Я в своей жизни не встречал человека более воспитанного, нежели ныне царствующий император Николай II", -- писал граф Витте уже в ту пору, когда он, по существу, являлся личным врагом императора.

Царствование Николая II -- самый динамичный период в росте численности русского народа за всю его историю. Менее чем за четверть века население России увеличилось на 62 млн. человек. Быстрыми темпами росла экономика. За 1885-1913 промышленная продукция выросла в пять раз, превысив темпы промышленного роста наиболее развитых стран мира. Была построена Великая Сибирская магистраль, кроме того, ежегодно строилось 2 тыс. км железных дорог. Народный доход России, по самым преуменьшенным расчетам, вырос с 8 млрд. руб. в 1894 до 22-24 млрд. в 1914, т. е. почти в три раза. Среднедушевой доход русских людей удвоился. Особенно высокими темпами росли доходы рабочих в промышленности. За четверть века они выросли не менее чем в три раза. Общие расходы на долю народного образования и культуры выросли в 8 раз, более чем в два раза опережая затраты на образование во Франции и в полтора раза -- в Англии.

Личность Николая II играла огромную роль в церковной жизни России, гораздо большую, чем роль его царственных предшественников. Глубокая вера царя, его постоянные паломничества к православным святыням сближали его с коренным русским народом. В царствование Николая II было прославлено больше святых, чем за весь XIX в. И, прежде всего, канонизирован св. Серафим Саровский. Были построены тысячи новых церквей. Число монастырей увеличилось с 774 в начале царствования до 1005 в 1912.

Время Николая II -- это не только период национального подъема, но и время энергичной организации антирусских сил, проникновения их во многие жизненно важные центры России. Воспользовавшись навязанной России войной и трудностями, связанными с нею, внутренние враги России совершили государственный переворот. Царь был принужден отречься от престола и попал в заточение. Содержался сначала в Царском Селе, затем в Тобольске и Екатеринбурге, где был вместе с семьей злодейски убит еврейскими большевиками. Как видно из материалов следствия, проведенного по указанию А. В. Колчака следователем Н. А. Соколовым, убийство последнего русского царя носило ритуальный характер и имело для его организаторов мистический смысл как особое действие в акте разрушения Русского Православного государства.

О. Платонов

Александра Фёдоровна (25 мая 1872 -- 16 июля 1918). Урожденная Алиса-Виктория-Елена-Луиза-Беатриса Гессен-Дармштадтская. Дочь вел. герцога Гессенского, по материнской линии внучка английской королевы Виктории. 14 ноября 1894 вступила в брак с российским императором Николаем II. После начала Первой мировой войны встала во главе Верховного совета по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов; с мая 1915 стояла во главе Особого комитета по оказанию помощи русским военнопленным. После Февральской революции содержалась под стражей в Царском Селе. Расстреляна в Екатеринбурге вместе со своей семьей.

Александра Федоровна.1872-1918. Императрица Всероссийская (1894-1917), урожденная принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская, супруга Императора Николая II. Во время Мировой войны работала вместе с дочерьми сестрой милосердия в Царскосельском госпитале, где участвовала в самых тяжелых операциях; занималась сбором средств для раненых и увечных воинов; в периоды отъезда Царя в Ставку принимала доклады министров; была избрана заговорщиками объектом постоянной травли (обвинения в "измене", "связях с Распутиным" и так далее); после отречения Николая II была арестована генералом Корниловым; оставшись один на один с заговорщиками, проявила удивительное мужество; вместе с мужем и детьми сослана Временным правительством в Тобольск, а затем большевиками в Екатеринбург, где была расстреляна со всей семьей 17 июля 1918 г.; причислена Русской Православной церковью к лику святых (2000).

Использован справочный аппарат кн.: Мультатули П.В. "Господь да благословит решение мое…" -- СПб.: Сатисъ, 2002.


Алексей Николаевич, (30 июля 1904, Петергоф - 17 июля 1918 года, Екатеринбург) наследник-цесаревич и великий князь, сын императора Николая II. Расстрелян большевиками. Канонизирован Русской православной церковью(2000). Николай Соколов, следователь по делу об убийстве царской семьи, упоминает о дневнике Алексея Николаевича. К сожалению, Н. Соколов погиб при загадочных обстоятельствах, а его архив оказался потерян. Возможно, он ещё не уничтожен, и нас ждёт возможность ознакомиться с бесценными материалами. Если же нет, то люди выкравшие архив, совершили преступление не меньшее, чем убийство ни в чём не повинных детей Николая II и царской четы безо всякого судебного разбирательства, неожиданное и подлое.


Михаил Александрович (22 ноября 1878 г., Санкт-Петербург - в ночь с 12 на 13 июля 1918 г., район Мотовилихинского завода г. Перми) - великий князь, 3-й сын Александра III, младший брат императора Николая II. До рождения в 1904 г. у Николая II сына являлся законным наследником российского престола. С Николаем II у него были натянутые отношения, которые обострились после морганатического брака Михаила с Натальей Вульферт, ради любви и счастья с которой он, фактически, отказывался от престола. Особенно отношения между братьями обострились после рождения у Вульферт сына Георгия в 1910 г. До этого они тайно обвенчались в маленькой церкви в Австрии. Николай II пытался воспрепятствовать их свадьбе, приведя для этого в действие механизм дипломатических и внутренних служб России. Во многом это было из-за воздействия на мужа императрицы Александры Федоровны, опасавшейся заговора со стороны Михаила и смещения им Николая II. Однако чтобы сгладить возникший конфликт в династии Романовых, Николай II пошел на примирение и даровал жене Михаила графский титул. С этого момента она именовалась "графиней Брасовой", такую же фамилию получил ее сын. Вырос в атмосфере роскошного императорского двора, но в строгой, почти спартанской обстановке. Воспитывался "без слабостей и сантиментов" со стороны родителей. Для него был установлен жесткий распорядок дня, с обязательными каждодневными уроками, посещением служб в церкви, визитами к родственникам, обязательным участием во многих официальных церемониях. Спал на простой солдатской койке с жесткими подушками. По утрам принимал холодные ванны, завтракал овсяной кашей, часто оставаясь голодным. В раннем детстве его воспитанием занимались няни и бонны, затем - учителя-наставники. С 1899 по 1904 гг. - наследник престола (до рождения цесаревича Алексея, сына Николая II). В 1898 - 1911 гг. служил в гвардии. Во время I-й мировой войны командовал Кавказской туземной ("Дикой") дивизией, во главе которой совершал лихие рейды и удары по врагу, храбро, с обнаженной шашкой несясь на противника впереди конной лавы, чем вызвал глубокое уважение со стороны горцев. Николай II просил его прекратить рисковать собой во время таких действий, поручив ему командование кавалерийским корпусом. В начале 1917 г. назначен генерал-инспектором кавалерии. 2 марта 1917 г. стал императором России после отречения Николая II. Михаил Романов 3 марта 1917 г. , также по манифесту, коротко говоря, отложил своё восшествие на престол до созыва Учредительного собрания. Юридически отречением сей акт назвать нельзя: был просто применён отлагательный срок. И здесь Михаил проявил нерешительность: полноценно он отречься не смог. Милюков П.Н. долго уговаривал Великого князя принять престол, но не сумел.

В феврале 1918 г. арестован большевиками в Гатчине, увезен ими в Пермь. Расстрелян вместе с немногочисленными верными ему людьми. Канонизирован Зарубежной Русской Православной Церковью как святой вместе со всеми представителями династии Романовых, павших от рук большевиков. Здание в Перми, где он содержался последние дни и откуда его везли на казнь, а также место его предполагаемой гибели обозначены памятной доской. Там православное духовенство часто совершает поминальные службы.

Использованы материалы сайта А.В. Квакина http://akvakin.narod.ru/


Кирилл Владимирович (30 сентября 1876, Царское Село - 13 октября 1938, Париж, Франция), великий князь, контр-адмирал Свиты (23.2.1915). Старший сын великого князя Владимира Александровича. Образование получил в Морском кадетском корпусе (1896) и Николаевской морской академии. Выпущен в гвардейский экипаж. Плавал на корветах "Россия" (1897-98), "Генерал-адмирал" (1899), "Ростислав" (1900), "Пересвет" (1901-1902). В 1902-1903 годы старший офицер крейсера "Адмирал Нахимов". С 9.3.1904 начальник военно-морского отдела штаба командующего флотом Тихого океана. Участник русско-японской войны 1904-1905 годов. Во время взрыва на броненосце "Петропавловск", где погибло большинство штаба, спасся. В 1905 году исключен со службы за вступление в недозволенный брак с двоюродной сестрой, разведенной женой брата императрицы Александры Федоровны - Викторией герцогиней Саксен-Кобург-Готской. В 1909-1910 годы старший офицер, 1.1-14.9.1912 командир крейсера "Олег". С 25.7.1914 штаб-офицер для делопроизводства и поручений военно-морского управления при Верховном главнокомандующем. С 16.3.1915 командир гвардейского экипажа, одновременно с 23.2.1915 начальник морских батарей в действующей армии. Во время февральских событий 1917 года в Петрограде во главе экипажа прибыл в здание Государственной думы и объявил о своей поддержке новой власти. В июне 1917 года уехал в Финляндию. Затем жил в Швейцарии, Германии и, наконец, во Франции. После смерти Николая II и великого князя Михаила Александровича остался прямым наследником императорского престола. 8.8.1922 провозгласил себя блюстителем престола, а 13.9.1924 - императором.

Использованы материалы кн.: Залесский К.А. Кто был кто во второй мировой войне. Союзники Германии. Москва, 2003

Мифология войны и революции

(Ссылки, в большинстве случаев, по причине значительного количества литературы, использованной при написании очерков, не даются - источники, которыми пользовался автор, смотри в разделе "Библиография").


Очерк первый: Февральскую революцию готовили много лет.

Многие до сих пор считают, что Февральская революция возникла как стихийный мятеж, вызванный недовольством петроградского населения плохой продовольственной обстановкой и просчётами правительства.

Однако это далеко не так.

На самом деле, можно сказать, что всё началось ещё с петровских времён, когда общество раскололось на две части: народ и прослойку европейски (запомните - именно европейски) образованных людей. Подробнее о этом можно прочесть в таких книгах, как "Народная монархия" И.Л.Солоневича и "Судьба России" Н.А.Бердяева, не говоря о трудах славянофилов и западников.

Кадетская и октябристская партия были созданы интеллигентами, ориентированными на западные "идеальные формы правления". Учитывая, что представление о зарубежье, особенно Франции и Англии, складывалось идеализированное (поездки за рубеж были недешёвыми и в ту далёкую пору), а о своей стране - очернённое (благодаря нашей же литературе, всегда любившей показывать не достоинства, а в основном только недостатки), то возникло стойкое убеждение: надо жить, как "Там" (не правда ли, знакомо?). А как жить? Естественно, стоит только создать такую же государственную систему, как во Франции (господа декабристы, например, добивались создания этакого аналога революционной Франции) - и вуаля, всё будет хорошо. Подобную ошибку совершил ещё Пётр I, уничтожив старую систему госорганов и не создав полноценной взамен (например, несколько лет "столица" была в Ставке Петра, любившего разъезжать по городам и весям России, что было чревато…). Но было ещё одно: боязнь русского населения, его непонимание. Сам П.Н. Милюков несколько раз признавался, что боится, как бы выборные от народа не заполонили представительные органы "попами да фельдшерами". Тот же Милюков, кричавший о Думе направо и налево, тут же забудет о ней, едва царское правительство будет свергнуто. Государственная Дума не будет собираться после Февраля, но не будет и распущена, до самой осени 1917 года.

Что мешало воплотить мечты определённой группы лиц в России? Как заметил Й.А.Шумпетер, мешала стабильность системы: человеку "революционного склада ума" (то есть любящему уничтожать, а не медленно отстраивать) делать в России было нечего. И потому систему решено было сломать.

Ломали её в несколько этапов. Наиболее яркий пример - Первая русская революция. Идёт русско-японская война. А пленных японцев встречают цветами, конфетами, барышни без ума от них. Русских солдат встречают настороженно, если не сказать - враждебно. Выше я уже привёл цитату из одного журнала тех времён: либеральные круги просто боялись, что Россия победит в войне, и тогда снова будет утерян шанс расшатать систему, чтобы затем построить "царство правды" в России.

Практически все оппозиционные партии (кроме большевиков) соберутся на конференции, устроенной на японские деньги, в 1904 году и примут решение добиваться революции всеми доступными им средствами. П.Н. Милюков и П.Б. Струве, видимо, радостно забудут вспомнить своё участие в создании тех самых Советов, что погубят "республику".

Но снова что-то шло не так. Россия ещё дралась, Россия не проиграла. Несмотря на череду поражений, мы собирали войска. Япония - и та почти зачахла. Редкий случай: японские призывники в последние месяцы войны (вроде бы победной для самих же японцев) поднимали бунты и не хотели ехать на войну. Думаю, это о многом говорит.

Под давлением либеральной общественности министром внутренних дел был назначен Святополк-Мирский. Он, в общем-то, со своими обязанностями не справился, и в последние месяцы своего пребывания на посту министра внутренних дел практически бездействовал. Но…

Но именно тогда случилось Кровавое воскресенье.

Гапон, зная о желании рабочих выступить с демонстрацией поддержки царю, предупреждал, просил принять министра меры - но его представителей даже не приняли. Царю же сказали, что возможны небольшие манифестации, но существует опасность покушения. Безопасность Николаю не гарантировали (ещё бы, среди демонстрантов могли быть японские шпионы, которые способны были на многое) - но и не упомянули о масштабе запланированной манифестации. Тогда же солдатам раздали (по приказу министра внутренних дел) боевые патроны и отдали приказ стрелять, когда манифестанты приблизятся на указанное в уставе как "опасное" расстояние. Приготовили конные отряды.

Рабочих также никто не уведомил, что царя в Зимнем нет. Царю никто не сказал (а царь, как и любой человек, не может знать о том, о чём у него нет информации, ни малейшей), что происходит, что отдан такой приказ. И - началось…Кровавое воскресенье…

Николай, обычно сдержанный, в своём дневнике пишет очень прочувственно о той боли, которую испытал при этом известии. Для сравнения можно привести одно высказывание В.И. Ленина, звучащее примерно так: "Пусть умрёт девяносто процентов населения России - лишь бы остальные десять дожили до мировой революции".

Начались волнения. Заинтересованные в обострении обстановки люди получили следующее: народ шарахнулся от царя. Царь начал терять контроль над ситуацией. Тыл был дезорганизован. Армия лишилась полноценного снабжения. Возвращаясь с фронта, боевые солдаты и офицеры ждали целыми днями, а то и неделями, лишь бы сесть на поезд, идущий домой…

Кадетам и октябристам предложили занять министерские посты. Последовал отказ - самих кадетов. Все требовали Думы, той трибуны, с которой они могли бы критиковать власть.

В.Маклаков написал две книги - "Первая Государственная Дума" и "Вторая Государственная Дума" - с подробным описанием того, как поливалась грязью власть, как ни один соответствующий Основным законам закон не был принят или даже написан, а большинство депутатов (от левых партий и кадетов) требовали эффектных, а не эффективных поступков. Что делать с законодательным органом, который не хочет заниматься своим основным делом - законодательством? Распустить и собрать новый. Получилось только на второй раз, и то благодаря долгой и кропотливой работе. Но ещё и благодаря тому, что даже либеральные круги увидели, до чего довели страну.

Когда пишут о массовых репрессиях со стороны власти - лгут.

"Красный архив", Т.8,1925, с. 242% в 1905 году убито 233 и ранено 358 представителей власти. В 1905-1907 годах суммарно убито 2223 "служивых людей" и ранено 2490. Приговоров было вынесено в отношении 2261 человека, приведено в исполнение - 1293 человека. То есть террористов пострадало вчетверо меньше, чем представителей государственной власти.

Кстати, после Февральской революции 1917 году из тюрем будет выпущено, а с каторги возвращено в общей сложности 88 тысяч "политзаключённых" (практически все "госпреступники", а также многие уголовники). Для сравнения. По данным академика РАН Ю.А. Полякова, выселено в СССР было в 1930-1931 годах 1 803 392 человека, с 1921 года по 1940 год за контрреволюционные и другие особо опасные государственные преступлении осуждено было 3 080 574 (три миллиона восемьдесят тысяч пятьсот семьдесят четыре человека), только в 1937 году было осуждено 790 665 (семьсот девяносто тысяч шестьсот шестьдесят пять) человек. Сравните, какой из режимов и какими методами боролся с "контрреволюцией" (учитывая, что пик "контры" пришёлся на период между 1917 и 1921 годами, точных данных о жертвах "борьбы с контрой" и "контры с властью" за который у нас нет).

Режим слишком мягко поступал с оппозицией. И оппозиция этим воспользовалась. Отплатила, так сказать.

Во время Первой мировой войны под эгидой Гучкова и Рябушинского создаются военно-промышленные комитеты (об этом см. в романе), под эгидой земств - Земгор. Там скапливаются оппозиционно настроенные элементы.

В 16-м году Гучков идёт на создание заговора против царя. За что?

За то, что мешает его амбициям воплотиться. Снова будет система стабильна: ведь в 1917 году. Весной, планируется наступление, которое не может не быть успешным, тогда же намечена Босфорская операция, которая поднимет престиж власти. Это была бы Курская дуга Первой мировой. Австрийцы уже говорят Людендорфу, что не в силах сражаться, и вот-вот выйдут из войны. Удар России они не выдержат. Драться будет только Германия, но она долго не устоит.

Алексеев постоянно выступает против Босфорской операции. Алексеев, по словам того же Гучкова, уже давно посвящён в заговор…

Милюков выступает с речью, в которой на основе заметок зарубежной (!!!) прессы обвиняет в "трусости или измене" правительство и самого царя. Ни единого доказательства, кроме слов, Милюков не представляет. Он играет впарламентаризм, тогда как в Англии, этом оплоте парламентаризма, объявлена цензура на любую заметку, могущую повредить авторитету британской короны или армии. Во Франции - то же самое. Милюков критикует, и критикует, и критикует. И знает, что ошибается. И готовит свой заговор вместе с Гучковым.

Рябушинский призывает ещё в 1915 году промышленников захватить власть и законодательную, и исполнительную. Его комитеты срывают поставки снарядов, патронов, даже патронных ящиков.

Гучков критикует военного министра за то, что он не сообщает о нехватке ружей и боеприпасов. Но его комитеты в ответе за это. Гучков это знает. Он поёт дифирамбы комитетам. То же самое делают "прогрессивные круги общественности". Газеты осыпают критикой правительство.

Опровержение Правительства, данные о том, что комитеты не справляются со своими заданиями, в печать отказываются принять.

При комитетах создаются "рабочие группы", основной состав которых - из большевиков. Готовится восстание. Оно назначено на 17-е февраля.

На складах Петрограда есть мука, но она не поставляется в магазины.

Готовится, впервые за многие годы, празднование Всемирного женского дня. Он никогда прежде не праздновался. Теперь его решено провести - "рабочая группа" решает это сделать.

Алексеев отказывается перевести верные престолу гвардейские полки поближе к Петрограду. То, что сейчас там стоит - это не войска. Это новобранцы, не желающие умирать, а, следовательно, не желающие и воевать. Кто скажет, что он не даст им воевать - тот станет их кумиром.

Прогрессивный блок требует министерства народного доверия, во что бы то ни стало, говоря, что Россия гибнет. Россия и вправду погибнет - потом, когда такое министерство будет создано.

Министр внутренних дел Протопопов, за несколько месяцев до того товарищ (заместитель) председателя Государственной Думы, представитель промышленников - не делает ничего, чтобы унять это.

Идёт война. И эти люди идут на измену. Идёт война, а они хотят гражданской войны, хотят переворота…Идёт война с внешним врагом - а они становятся врагами внутренними…

Что это всё, глупость или измена?

Неужели оно всё случайно сошлось именно в Феврале?

Принимая отречение, Николай запишет, что вокруг - измена…Это правда. Те люди, которые считали себя спасителями России (во всяком случае, называли себя так), изменили ей, России…

То, что провернули "думцы", потом сделают, но куда более быстро и эффективно большевики. Революция пожрёт своих детей. Но это будет совсем другая история…


Очерк второй: Когда и как началась Гражданская война?

Думают, что Гражданская началась в тот день, когда четыре тысячи добровольцев, почти без патронов, порой с винтовкой на двоих, без еды и тёплой одежды двинулись из Новочеркасска навстречу судьбе, в Ледяной поход.

Нет, на самом деле настоящая Гражданская вспыхнула вместе с мятежом сорока тысяч белочехов, отдохнувших, хорошо вооружённых, без труда освободивших половину России от большевиков за считанные дни.

Но что толкнуло белочехов на мятеж?

Между Совнаркомом и Антантой было заключено соглашение: белочехов пропускают во Владивосток, чтобы те смогли воевать на Западном фронте. Заодно англичанам дали санкцию на высадке десанта в Архангельске для охраны военных складов.

Зачем эта охрана?

Россия уже вышла из войны. Был март 1918 года, был Брест, по которому Россия потеряла территорию с десятой частью своего населения, третью промышленности и т.д., и т.п. Россия. Вынесшая на своих плечах тяжесть войны, как было это в Великую Отечественную, выходила из боя проигравшей.

Но. Совнарком ведёт переговоры с немцами. Это "Второй Брестский мир", о котором так много писал В.Г. Сироткин. Большевики отдают немцам товаров, золота и сырья на 6 (шесть) миллиардов золотых рублей. Это в шесть раз дороже золотого запаса империи.

За что это? Все знают, что немцы вот-вот выйдут из войны. США уже высаживают войска во Франции, а у немцев нет подкрепления, австрийские дивизии, лучшие, ходят по фронту без обуви, не то что уж там уж…

Шесть миллиардов…Ни за что…Или есть за что?

Возможно, за немецкие войска, которые можно бросить на подавление выступлений оппозиции. Красная гвардия, что бы о ней не говорили, не справилась даже с добровольцами: они побеждают при десятикратном превосходстве большевиков. Даже Екатеринодар почти берут, но мешают просчёты Корнилова и нехватка боеприпасов, да ещё несколько факторов.

Шесть миллиардов золотых рублей…за солдат - солдат, которые сражаться в Гражданской войне. Неплохо.

Почти тогда же проходят выборы в "Малый Совнарком". Ленин и Троцкий не получают портфели.

Эсеры, узнав о переговорах, решают их сорвать. Они устраивают покушение на немецкого посла и разыгрывают арест Дзержинского (вчитайтесь в материалы, повествующие о тех событиях, и вы узнаете много интересного о неприкосновенности Дзержинского, в одиночку (!) отправившего арестовывать восставших эсеров - что это, уверенность в силке своего авторитета или предварительная договорённость с эсерами).

Нужно что-то этакое. Что-то, что позволит создать ситуацию, при которой власть удержится в руках Ленина и Троцкого. И - решение находится. Издаётся приказ, который в принципе нельзя выполнить (некому выполнять и нечем гарантировать исполнение) - разоружить белочехов. Сорок тысяч солдат. Больше, чем корпус, пусть и растянутый на много сотен километров по железным дорогам. Представьте, что вы, скажем, получили приказ окружить и разоружить ослабшие в Сталинграде войска Паулюса, имея от силы дивизию-две. Представили? Вот можете представить себе лицо солдат, получивших приказ разоружить белочехов.

Но белочехи терпят. Искрой становится брошенный непонятно кем в голову одного из солдат корпуса камень. Начинается заварушка. Сорок тысяч белочехов ополчаются против советской власти. Опасность революции, контра идёт! - и Ленин с Троцким могут с лёгкой душой принять все необходимые для ликвидации оппозиции меры. Кто же знает, что Добровольческая армия окрепнёт и дойдёт до самого Орла? Кто же знает, что безлюдная Сибирь соберёт под бело-зелёный флаг стотысячную армию и бросит в Волге? Кто же знает, что жалкие тысячи солдат Юденича пойдут на Петроград?..Никто не знает. Но ветер уже посеяли…


Очерк третий: Колчак сохранил для России царское золото.

Золотой запас России перед Февральской революцией хранился в двух местах, одно из которых известно - это Казань. Потом это золото отвоюет Каппель, и оно в 1920 году попадёт в руки большевиков. Сам Колчак будет не против этого. На предложение Антанты отдать им золото на хранение, он ответит просто: "Пусть лучше оно достанется большевикам".

Но что же со второй его частью, как назвал её В.Г. Сироткин, карманом?

Оно уходит в Германию по "Второму Брестскому миру". Уходит так, что к составу приходится подсоединить два паровоза: один паровоз не может сдвинуть состав с места. Переливают на металл канделябры, монеты, серебряные вилки, даже пуговицы.

Попутно за рубеж уходит достояние России: драгоценные камни уходят за бесценок. А.М. Горький состоит во главе комиссии "по оценке" собранного. Это потом он будет говорить, что прожил в Советском Союзе (а до этого говорил, что большевики поступили преступно, расстреляв мирную рабоче-солдатскую демонстрацию в поддержку Учредительного собрания) - а сейчас он осматривает камни, украшения…

После это уйдёт за рубеж, при помощи Хаммера и его коллег. Уйдёт, по большей части, в зарубежным компартиям и т.д. Но многое осядет "на верхах". Например, такова "смета доходов" Якова Свердлова - опись содержимого личного сейфа второго человека в Советской Республике:

- - Золотых монет царской чеканки на сумму сто восемь тысяч пятьсот двадцать рублей.

- - Золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, - семьсот пять предметов.

- - Семь чистых бланков паспортов царского образца.

- - Семь паспортов, заполненных на различные имена.

- - Годичный паспорт на имя Горена Адама Антоновича.

- - Немецкий паспорт на имя Сталь Елены.

- - Кредитных царских билетов на семьсот пятьдесят тысяч рублей


Хороший запас на "чёрный день", или заначка, или карманные деньги - не находите ли? Люди умирали от голода. Перебивались случайными заработками, погибали за то, что хранили не сданное "органам" золото или деньги сверх установленного СНК минимума. А тут держал под рукой второй человек в стране, наверное, самое дорогое для сердца своего…Может быть, где-то что-то ещё держал, в т.ч. на счетах в заграничных банках (ведь все банки "здесь" были национализированы, а их ячейки более полугода вскрыть не могли, мастеров не было…)

Яков Свердлов, правда, в могилу это с собой так и не унёс. И

Что же взял в последний путь с собою (не считая золотого запаса царского правительства, затем Омского правительства, который не желал отдавать врагам) Колчак? Об этом красноречиво говорят данные описи изъятых из вагона Колчака вещей, произведённой 7 февраля 1920 года.

Шуба. Шапка. Подушечка, 2 носовых платка, 2 щётки, электрический фонарик 1 платок носовой, чемодан с мелкими вещами (… - идут всякие мелочи, составляющие скарб путешественника) 2 простыни, 2 рубахи, 3 носовых платка, Георгиевский крест, серебряный кинжал, 228 открыток, 27 серебряных монет (сравните с кол-вом монеток у Свердлова), 21 медная монета (товарищ Свердлов медью, видимо, гнушался), 29 икон, 1 лампада, 2 портрета, 8 картин (и так далее) - всё своё имущество возил с собой Колчак, вечный скиталец. Но немного у него этого имущества и было…

Страницы будущей книги

Данное произведение пока что не имеет названия. Но уже точно можно сказать, о чём оно будет.

Гражданская война от начали и до конца, пошедшая по иному пути, чем в истории…Никаких попаданцев и прочего сброда. Только реальные действующие лица. Только альтернативная история. Только борьба людей, у каждого из которых - своя правда…


Пролог_1

Белая гвардия, путь твой высок:

Чёрному дулу - грудь и висок.

Божье да белое твоё дело:

Белое тело твоё - в песок.

Не лебедей это в небе стая:

Белогвардейская рать святая

Белым видением тает, тает…

Старого мира - последний сон:

Молодость -Доблесть - Вандея -Дон

Марина Цветаева


Что может быть хуже "собачьей вахты"? Только - "собачья вахта", которую приходится нести с тяжёлым сердцем и предчувствием беды.

Сергей Фёдорович Иловайский поминутно поглядывал на кронштадский мол, осознавая, что на заградительный миноносец "Терек" неприятности могут придти только оттуда. "Собака" тянулось невероятно долго: казалось, что это не минуты проходят, а целые часы. Но, скорее всего, это было всего лишь одним из признаков тревоги, того особенного состояния души, когда ты ждёшь, ждёшь, ждёшь…А чего именно ждёшь - самому себе объяснить не можешь, и всё-таки - продолжаешь ждать. Сердце замедляет свою работу, надсадно постукивая в груди, предупреждая о приближающейся беде, ладони становятся влажными, а глаза - бегающими. И ведь главное: Иловайский даже в бою мало чего боялся, а здесь…Здесь было всё совсем по-другому.

- Так, Ваше благородие, чего спокойствия-то ждать? Государь-император отрёкся, в столице не приведи Господь, что творится, а здесь…Чуть чего - сразу за револьверы возьмутся, это ещё бабушка надвое сказала.

Вахтенный, Исаев Иван Лукич, рассуждал здраво, в этом ему мичман Иловайский отказать не мог. Сам Сергей Фёдорович прибыл сюда, в Кронштадт, совсем недавно, на Минные классы. Время для этого, правда, выдалось самое что ни на есть поганое. Крепость была приведена в повышенную готовность: Николай Второй отрёкся, слушателей классов расписали по кораблям, скованных льдом здесь, в гавани Кронштадта. Каких-то три часа назад Иловайский заступил на "собачью вахту", не расставаясь с револьвером. Но даже с оружием мичман не мог чувствовать себя спокойно. Вот-вот ожидались "события", все офицеры застыли в ожидании, став похожими на сомнабул. Витавшее в воздухе ожидание революции, предчувствие её - даже это не смогло подготовить умы морского офицерства к разворачивающимся прямо на их глазах событиях. Маслица в огонь подлили известия о волнениях в Петрограде, сменившихся восстанием гарнизона и переходом власти в руки непонятного Временного правительства. Хотя Иловайский склонялся к тому, что власть-то перешла в руки толпы: ему вспомнилась Великая Французская революция. Вот-вот народная толпа должна начать уничтожать ненавистных им дворян - тех из них, кто не успеет сбежать за границу или укрыться в безопасном месте. А вместе с дворянами могут начать и самих офицеров убивать. Погоны за последние годы стали фетишем бога ненависти…

- Слышите? - ход мыслей Сергея Фёдоровича оказался прерван взволнованным, напряжённым восклицанием вахтенного.

Прямо-таки гигантские, не меньше империала, глаза Исаева обрели непонятное выражение, в котором смешались и предчувствие неладного, и страх, и ожидание. Иван Лукич так напрягся, что даже его безразмерные, мохнатые ("Истинно моржовые" - подумал Иловайский) усы встали торчком.

- Слушайте. Стреляют…

Мичман, прежде служивший на "Императрице Марии", привычный видеть вражеские корабли, не дважды и не трижды попадавший под обстрел крупповских орудий - этот мичман в этот раз испугался. Иловайский ничего не мог с собою поделать: всё здесь было совсем не так, как там, на юге…Не было здесь немцев - лишь только свои, русские, жаждавшие крови таких же русских. И тёмные громады застывших кораблей, команды которых ждали начала драмы, - но люди ещё не знали, насколько ужасен будет её ход.

На берегу раздавались крики, редкие выстрелы - и пение. Какофония звуков революции приближалась. А вслед за звуком пришли и люди. Матросы-балтийцы, размахивая нелепыми красными флагами, показались на молу и начали обходить корабли. Они желали продолжить там начатую ещё на берегу резню. А офицеры и кондукторы оказались скованы оцепенением неожиданности и покорности судьбе. Вновь зазвучали крики и выстрелы. Иловайский вгляделся в соседний с "Тереком" корабль - и увидел, как с него на лёд упало двое человек, в офицерских мундирах. Тёмные лужи начали растекаться под ними…Тёмные…Лужи…Кровь!

Через несколько секунд - пришли и за матросами "Терека".

В каюту ворвался отряд из восьми или десяти матросов с ленточками "Полэукипажа" на фуражках. Каждый сжимал в руках винтовку или револьвер - и присовокуплял к "картине маслом" особо мерзкую ухмылку.

- Ну, что? И этого дракона кончим? - бросил балтиец, сжимавший в правой руке "кольт".

Оружие за миг до того отобрали у Иловайского, а потом приставили к его же лбу. Мичман на всю жизнь запомнил холодивший кожу металл "кольта".

- Братцы, с Черноморского флота он, на Минных классах учится. Не из балтийских драконов. Не из драконов парень! - неожиданно вовремя за Иловайского вступился Исаев, судя по всему, знакомый с "расстрельной командой". Балтицы были примерно того же возраста, что и сам вахтенный: бывалые, натерпевшиеся от "драконов" и "штабных"…

- Ну…Ладн. Поглядим, - дуло "кольта" пропало. Скрученного, Иловайского бросили через открытый световой люк в кают-компанию, на стол.

Мичман, ударившись так сильно, что в потемневших глазах заплясали огоньки, едва смог доковылять до своей каюты, принявшись рассовывать самые ценные вещи - последние деньги - по "тайникам"", в правый и левый ботинок.

- Ну, а ну-ка, оружие отдавай, - вскоре и здесь появились матросы. - Парни, обыщите-ка его.

- Ага…Те эт не пригодится, - щербато ухмыльнувшийся полуэкипажец сорвал часы с запястья Иловайского.

Мичману ещё повезло: с других срывали всё ценное. Вплоть до обручальных колец. А кое-кого и "в расход" пустили…

И так повторялось снова и снова, снова и снова - шесть раз. Припоздавшие с "обыском" матросы дико злились, норовя приставить ко лбу "обыскиваемых" пистолет, и удовлетворялись тем, что забирали из кают всё, что казалось балтийцам хоть сколько-нибудь ценным.

Так длилось до самого утра, часов до семи. В семь вестовые (будто ничего такого и не случилось!) принесли кое-что на завтрак для офицеров. Подняли флаг на "Тереке" - давным-давно привычное дело…А после - всех офицеров вывели на мол.

- Срывай, братва! - заправлял тот самый, что до того всё намеревался "пустить в расход" Иловайского. - Срывай!

На мичмана набросились, повалили на землю - да и остальные офицеры тоже спустя секунду-другую казались на камне мола. Иловайский сперва услышал, а потом уже и почувствовал, как с него срывают погоны и- вместе с куском рукава - кокарды. Сергей напрягся, стиснул зубы: даже немцы не позволяли себе такого глумления над пленными офицерами. А свои…Свои…

- Хе! Вот так-то лучше! Вставай, гады! Вставай - и пошли!

Иловайский поднялся, превозмогая боль - болел кобчик, ушибленный при падении на стол в кают-компании.

- Чего телепаешься, кровопиец? А ну! Пшёл! - Иловайского конвоир "подбадривал" ударами винтовочного приклада в спину.

Вытаптывая снег, колонна безоружных офицеров, окружённая толпою матросов. Двинулась к Якорной площади.

Иловайский взглянул на бронзового Макарова, опустил взгляд - и проклял себя за это. Во рву, вырытом вокруг памятника великому адмиралу, валялись…лежали…пали…Ров был заполнен скрюченными трупами перебитых кронштадских офицеров. Иловайский не мог оторвать взгляда от адмирал Вирена, нашедшего смерть вместе с десятками своих подчинённых. Грозный, он за считанные дни до того катался по скверу, обращённому в каток, на коньках. За этим катанием могли наблюдать слушатели Минных классов: окна выходили как раз на сквер.

А вот - и собор…Его купола тускло поблёскивали на солнце, а кресты безмолвно застыли. Иловайский, вздёрнув подбородок, вгляделся в небо, серое, серое, серое небо…

- Куда нас сведут? - мичман хотел знать, что же их ожидает. Если не расстреляли там же, у рва…

"Расстреляли…Свои же…Расстреляли…И Вирена…И нас скоро всех - тоже…"

- На лёд! Не будем святой кронштадской земли пачкать! - веско ответил матрос, не забывший в очередной раз "подбодрить" ударом приклада.

И точно - вот и море. Ледяная гладь, сковавшая Балтийский флот. Безмолвная белизна. Серое небо, нависшее над Кронштадтом - и шестьдесят офицеров, дожидающихся своей участи у кромки моря, их родной, любимой стихии.

Иловайский взглянул на своих соседей. Кто-то молился, двигая одними губами, кто-то, не шевелясь, вглядывался в далёкую даль. А кто-то обратил свой взор на небо…

- Ну, прощевайте, гады-драконы! - тот самый конвоир передёрнул затвор винтовки.

Иловайский не стал закрывать глаза.

- Прощайте, господа, - только и произнёс мичман.

Щёлкнули затворы…

Пролог_2

Никогда прежде в уютном кабинете главковерха Корнилова не раздавались подобные речи. Да и, чего греха таить, подобных гостей тоже не бывало. Каких-каких гостей, спрашиваете?

Сейчас в кресле, которое прежде облюбовал Николай Второй, будто на иголках сидел Владимир Львов, прежде обер-прокурор Святейшего Синода, а ныне - доверенное лицо, "эмиссар" министра-председателя. На его лысой макушке то и дело проступал обильный пот, который Львов уже даже перестал платком смахивать: не до того стало. О. сейчас он был весь - решительность, воплощённое спасение Родины, и никак иначе. Во всяком случае, именно так считал сам Владимир Николаевич. В глазах его сверкали огоньки торжества, и не думавшие тухнуть под корниловским обстрелом недоверия и сомнений. Пропасть между бывшим обер-прокурором и нынешним главковерхом и не думала сужаться: Корнилов сомневался, можно ли верить "эмиссару".

- А скажите, Владимир Николаевич, может быть, министр дал вам какой-нибудь документ, подтверждающий полномочия? Письмо? Расписку?

Низкорослый потомок казаков, выбившийся на самую верхнюю ступеньку армейской лестницы империи, не собирался верить на слово практически незнакомому человеку. Считанные недели назад холодно встреченный Керенским, даже оскорблённый им, а теперь - призываемый на помощь? Вообще, всё это напоминало Лавру Георгиевичу какой-то водевиль, закончиться которому предстояло трагикомически.

- Что Вы, как можно? Между мною и Александром Фёдоровичем сложились особо доверительные отношения, в основе которых некоторые уступки, определённые политические обязательства и услуги. Тем более, какая бумага при решение столь серьёзных вопросов? Нет, только изустно можно передать настолько важное послание. Лавр Георгиевич, поверьте, министр поистине гениальный человек, он понимает всю серьёзность ситуации. Выслушав моё видение происходящего, зная, какая пропасть теперь разверзлась перед ним, министр настроен решительно. Ему необходимо узнать, как Вы отнесётесь к его отставке? Нужна ли она? Он желает узнать Ваше мнение, прежде чем совершить столь важный поступок…И предлагает Вам три способа, скажем так, реконструкции. Вы образуете Совет министров без участия Александра Фёдоровича - тогда он возвращается к частной жизни. При втором варианте Вы образуете Совет министров с Керенским в качестве министра юстиции или на каком-либо ином посту. И, наконец, правительство назначает Вас единоличным диктатором.

- Я считаю, что только решительные шаги могут спасти страну. Нынешний состав правительства ни на что не способен, однако уход Керенского в отставку будет сейчас губителен. Я ни в коем случае не против его нахождения на посту министра-председателя, однако он должен сделать решительные шаги на пути к восстановлению порядка. Мне совершенно точно известно, что ему грозит опасность. Большевики с двадцать восьмого на первое готовят переворот. В Петрограде нет ни одной надёжной части. Власть легко перейдёт в руки этих немецких шпионов. Повторяю, нужны решительные шаги…

- При оставлении Керенского на посту министра-председателя? -переспросил Львов.

Он трясущейся рукой достал платок, отёр обильный пот со лба, отжал мокрую ткань…Похоже, эта процедура хоть как-то успокаивала не на шутку разволновавшегося "эмиссара".

Внезапно открылась боковая дверь, и в комнату развязной походкой ввалился - именно ввалился - какой-то молодой человек. Мундир Кабардинского полка на нём висел мешком, ремень болтался, а неверный свет в комнате не давал разглядеть погоны.

- Василий Степанович, вот, знакомьтесь, Владимир Николаевич Львов…- Корнилов кивнул на "эмиссара". - Владимир Николаевич, это Василий Степанович Завойко, мой ординарец и советник. Можете говорить при нём без стеснения и утайки.

- Говорите, Керенский предлагает реорганизовать правительство? Замечательно. Давно пора. Под ним уже земля горит. Надо бы набросать будущий состав. Так-с.

В руках у Завойко сами собой оказались измятый лист бумаги и химический карандаш.

- Что ж, тогда Вы за второй вариант…но стоит ли Александру Фёдоровичу остаться на посту министра юстиции? - Львов не сводил взгляда с вольготно расположившегося по левую руку от него Завойко, бойко что-то писавшего.

- Я не думаю, что это столь важная деталь. Её можно оговорить в любой момент, не это ведь главное. Сейчас важно навести порядок в тылу, в армии и в столице. Но… многое может помешать и после утверждения той схемы, которую предложил министр-председатель.

- Особенно его турне по фронтам, на которых он очень много говорит, при это очень мало что делая. Речи, речи, речи…Это развращает армию! Нет, ни в коем случае Керенского нельзя пускать на фронт! Ни в коем случае! - Завойко, в подтверждение своих слов, замахал карандашом.

Через мгновение он уже вновь корпел над…чем-то. Причём львов заметил, что ординарец Корнилова много и смачно черкает, вымарывает написанное, а порою призадумывается, грызёт кончик карандаша, будто бы в поисках вдохновения.

- В свою очередь, перед и одновременно с образованием нового кабинета необходимо созвать Государственную Думу. Её авторитет сможет поддержать будущий состав правительства, что сыграет на руку. А если в него войдут общественные деятели…

- Общественные деятели? - и вновь Завойко самым наглым образом перебил Львова.

Корнилов, между тем, молчал, наблюдая за словесным поединком "эмиссара" и ординарца. Хотя это больше походило на избиение бывшим банкиром бывшего обер-прокурора. Последний, судя по всему, предпочёл подставить другую щёку, вместо того чтобы ответить ударом.

- Те общественные деятели, которые очернили себя ничегонеделаньем и просиживанием штанов в Петрограде, когда рушился фронт, а большевики захватывали людские умы? Полно Вам! Нет! Сейчас нужные свежие, деловые люди, не запятнавшие себя интригами!

Оставалось только добавить "Вроде меня!". К счастью, Завойко последнюю мысль не озвучил, позволил слушателям додумать всё самостоятельно. Впрочем, недолго комнатой владела тишина. Отбросив в сторону карандаш, ординарец лихо подскочил со стула и сунул едва ли не в нос Львову исписанный десятками фамилий (треть из которых была вымарана) листок

- Что это? - посланец Керенского пробежал глазами список фамилий…и постов.

Да это же будущий состав правительства! Ба! Только…

- Кто это - те самые не запятнавшие себя ничем люди? Филоненко…Вы…Плеханов?! - Львов поднял очи горе. - Ланбсерг? Юрченко? Малянтович? Таганцев? Церетели? Аладьин?! Что это?

- Это, надеюсь, будущий состав правительства. Следует только оговорить окончательный его вариант, и всё! Вот она, настоящая политика! - горделиво произнёс Завойко.

Львов, в надежде на спасение, повернулся к Лавру Корнилову. Тот лишь пожал плечами:

- Мне нет дела до политики. Главное, чтобы война была доведена до победного конца, а такие детали мы потом обговорим…Прошу прощения, Владимир Николаевич, дела не ждут. Позвольте откланяться…

- Это Вы позвольте мне проститься с Вами, - "эмиссар" поднялся. - Рад, искренне рад, что сегодня совершён первый шаг к спасению России!..


Если бы только они знали, чем обернётся эта беседа - что бы сказали?

Что было бы, если хоть что-то пошло иначе? Кто знает…


Досье. Львов Владимир Николаевич (1872-1934). Октябрист, выдвинулся в 1905 году, после организации в Самарской губернии отделения партии октябристов. С 1907 года - губернский гласный Самарского земства. Депутат III, IV Дум (от октябристов, после - националистов). Как и большинство товарищей по партии, вошёл в Прогрессивный блок. В марте - июле 1917 года - член Временного правительства. Склонял Михаила Александровича к отречению от престола. Сторонник восстановления патриаршества. Посредник в переговорах между Корниловым и Керенским. Главный свидетель (сперва - обвинения, затем - защиты) по делу Л.Г.Корнилова. Четырежды менял показания(по его словам, первые показания были даны под давлением Керенского). Под впечатлением от случившегося получил нервное заболевание, 5 октября 1917 года, после почти двухмесячного ареста, освобождён. Гражданскую войну провёл в Сибири. В 1920 году - уехал в Японию. В 1922 году- возвращение в Россию. Работа в Высшем церковном управлении до 1927 года. 2 февраля 1927 года - арест. Трёхлетняя ссылка в Томск. Остался жить в Сибири. Умер в 1934 году в Томске. Порывист, идеалистичен, романтичен, доверчив, легко подпадает под влияние сильных личностей. Твёрдых политических убеждений не имеет. Энергичен в работе по обновлению Русской православной церкви.


Досье. Завойко Василий Степанович, год рождения 1875, год смерти точно не установлен. Помещик и предприниматель. В 1901-1907 уездный предводитель дворянства. Заместитель председателя Средне-Азиатского общества "Санто", нефтепромышленник, банковский делец. Организовал издание черносотенной "Русской воли". С апреля 1917 года "исправился" - наладил выпуск журнала "Свобода" республиканской направленности. В порыве (скорее всего, из авантюристических побуждений) попросил Л.Г. Корнилова взять его на службу ординарцем. Политический советник Корнилова. Автор ряда воззваний, подписанных Л.Г.Корниловым. После "Корниловского мятежа" - под арестом. 20 октября 1917 года уехал в Новочеркасск. Эмигрировал в Лондон, позже перебрался в США. Авантюрист. Позёр. Как говорят в народе, "высоко метит". Склонен к громким словам. Самоуверен. При желании легко может найти нужный подход к человеку.

Информация об авторе.

Андреев Николай Юрьевич. Родился 21 июля 1990 года в Воронеже, прожил двенадцать лет в Богучаре, самом прекрасном, уютном и спокойном городе из известных мне.

В данный момент - студент юридического факультета Воронежского государственного университета и, благодаря труду и участию профссора, доктора юридических наук Марины Валентиновны Сенцовой (Карасёвой), заведующей кафедрой финансового права, обучаюсь именно на данной кафедре.

Публиковаться начал с 2008 года: в изд-ве "Лениздат" вышел роман "И маги могут быть королями". В 2009 году в издательстве "Яуза" вышли два романа: "За Русь святую!" и "Гром победы, раздавайся" - соответственно первая и вторая части цикла "Рыцари Белой мечты". Настоящий роман является заключительной его частью.

Библиография

- - 1917. Разложение армии / Авт.-сост. В.Л. Гончаров. М., 2010.

- - 1918 год на Украине. Составление, научная редакция, предисловие и комментарии д.и.н. С.В. Волкова. М., 2001.

- - Адмирал Колчак и суд истории. По ред. В.А. Благово и С.А. Сапожникова. М., 2009.

- - Айрапетов О.Р. Генералы, либералы, предприниматели: работа на фронт и на революцию. [1907-1917]. М., 2003.

- - Акунов В.В. Белый бог войны. // Наследие предков N 1(17), 2003.

- - Акунов В.В. Белый бог войны. // Рейтар N 19 (7/2005).

- - Акунов В.В., Кузнецов Н.А. Белый бог войны: барон Р.Ф. фон Унгерн-Штернберг и Азиатская конная дивизия // Доброволецъ N 2, 2003.

- - Атаман Семенов. [Семенов Г.М.] О себе: Воспоминания, мысли, выводы. М., 1999.

- - Багдасаров Р.В. Мистика огненного креста. М., 2005.

- - Бадмаев П.А. За кулисами царизма. Минск, 2001.

- - Барон Унгерн в документах и мемуарах. / Составитель С.Л. Кузьмин. М., 2004

- - Бароны Врангели. Воспоминания. По ред. В.А. Благово и С.А. Сапожникова. М., 2006.

- - Басов А.В. Самурай. М., 2000.

- - Белов Е.А. Барон Унгерн фон Штернберг: Биография. Идеология. Военные походы. 1920-1921 гг. М., 2003.

- - Белая борьба на Северо-Западе России. Составление, научная редакция, предисловие и комментарии д.и.н. С.В. Волкова. М., 2003.

- - Белое дело: Избранные произведения в 16 книгах. Кн.11: Белый Крым. М., 2003.

- - Бенуа А. Мои воспоминания. Кн. I-III. М., 1993.

- - Бовыкин В.И. Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны. М., 2001.

- - Больных А.Г. Величайшее морское сражение Первой мировой. Ютландский бой. М., 2010.

- - Боханов А.Н. Романовы. М., 2004.

- - Брусилов А.А. Мои Воспоминания М., 2001.

- - Брюханов В.А. Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну. М., 2005.

- - Бубнов А.Д. В царской ставке. М., 2008.

- - Будберг А.П. Дневник. Часть первая. М., 2003.

- - Булгаков М.А. Белая Гвардия. М., 2010.

- - Бычков Р.В. Воля к Средневековью. М., 2005.

- - Бьюкенен Джордж. Моя миссия в России. М., 2006.

- - Бэттс Р., Марченко В. Духовник Царской Семьи: Святитель Феофан Полтавский, Новый Затворник. М., 1996.

- - Валентинов Н. (Н.Вольский). Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина: годы работы в ВСНХ во время НЭП. Воспоминания. М. 1991.

- - Великая забытая война. М., 2009.

- - Вениамин, митрополит (Федченков). Между двух эпох. / Комментарии С.В. Фомина. М., "Правило веры". 2004.

- - Винберг Ф. Крестный путь: Корни зла. Мюнхен, 1922.

- - Волков С.В. Под знаменем белого адмирала / Офицерский корпус вооруженных формирований А.В. Колчака в период Гражданской войны. Иркутск, "Сарма", 2005.

- - Вооружённые силы на Юге России. Составление, научная редакция, предисловие и комментарии д.и.н. С.В. Волкова. М., 2003.

- - Восточный фронт адмирала Колчака. Составление, научная редакция, предисловие и комментарии д.и.н. С.В. Волкова. М., 2004.

- - Волков С.В., Егоров Н.Д., Купцов И.В. Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны: Биографический справочник. М., 2003.

- - Волков С.В. Офицеры Российской Гвардии: Опыт мартиролога. М., 2002.

- - Волков С.В. Офицеры Российской кавалерии: Опыт мартиролога. М., 2004.

- - Волков Е.В., Егоров Н.Д., Купцов Н.В. Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны.

- - Волков С.В. Русский офицерский корпус. М., 1993

- - Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М., 2001

- - Всесоюзная перепись населения 1937 года: общие итоги. М., 2007.

- - Галковский Д.Е. Магнит. Псков, 2004.

- - Галили Зива. Лидеры меньшевиков в русской революции. Пер. с англ. М., 1993.

- - Ганин А. Генерал Бакич: серб на русской службе. М., 2005.

- - Генерал Дитерихс / Редактор и составитель: В.Ж. Цветков. М., 2004.

- - Гинс Г.К. Сибирь, союзники и Колчак. 1918-1920 гг.: Впечатления и мысли члена Омского правительства. М., 2007

- - Гончаренко О.Г. Последние битвы Императорского флота. М., 2008.

- - Граф Келлер. М., 2007.

- - Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX - начало XX века). Новые подсчёты и оценки. Пер. с англ. М., 2003.

- - Грицкевич А.П, Западный фронт РСФР 1918-1920.Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию./ Науч.ред. А.Е, Тарас. Мн., 2010.

- - Данилов Ю.Н. Великий князь Николай Николаевич. М., 2007.

- - Де Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002.

- - Деникин А.И. Очерки Русской смуты. Том 1. Минск, 2003.

- - Деникин А.И. Старая армия. Офицеры. М., 2006.

- - Деникин А.И. Путь русского офицера. Статьи и очерки на исторические и геополитические темы. М., 2006.

- - Деникин А.И. Очерки русской смуты. В 3Т. М., 2006.

- - Дело генерала Корнилова. Август 1917-июнь 1918. В 2ТТ. М., 2003.

- - Джанибекян В. Тайна гибели Столыпина. М., 2001.

- - Дитерихс М.К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. М., 2007.

- - Дмитриев И.С. Бензольное кольцо Российской империи. СПб., 2005.

- - Донская армия в борьбе с большевиками. Составление, научная редакция, предисловие и комментарии д.и.н. С.В. Волкова. М., 2004.

- - Дубаев М.Л. Харбинская тайна Рериха. М., 2001.

- - Дубельт Л.В. Заметки и дневники // Российский Архив. М., 1995.

- - Дуров В.А. Ордена России. М., 1993.

- - Елисеев Ф.И. Лабинцы. Побег из красной России. М., 2006.

- - Жуков А.В. Петербургская военная ложа // Европеецъ. 2004. N 2(5)

- - Жуков А.В. Эсхатологический монархизм // Социально-экономические и правовые основы российской государственности. М., 2004.

- - За Советы без коммунистов. Крестьянское восстание в Тюменской губернии.1921. Сборник документов. / Составитель В.И. Шишкин.

- - Залесский К.А. Кто был кто в Первой мировой войне. М., 2003

- - Захаров В.Н,, Петров Ю.А., Шацилло М.К. История налогов в России. IX - начало XXв. М., 2006.

- - Звягинцев В.Е. Трибунал для флагманов. М., 2007.

- - Илюшин С. Жизнь за Царя // Родина. 1996 N 6.

- - Император Николай П и революция. / Автор-составитель Сергей Фомин. М., 2004.

- - Исторические портреты. Белое движение. (Сост. А.В. Кручинин). М., 2004.

- - Капитонов К.А. Голгофа русской эскадры: последний поход барона Врангеля. М., 2009.

- - Каппель и каппелевцы. М., 2003.

- - Касвинов М.К.Двадцать три ступени вниз. М., 1978.

- - Какурин Н.Е. Как сражалась революция. В 2Т. М., 1990.

- - Катков Г.М. Февральская революция/ Пер.с англ. А.А. Игоревского. М., 2006.

- - Керенский А.Ф. Прелюдия к большевизму. М., 2006.

- - Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. М., 1991.

- - Киган Д. Первая мировая война. / Пер. с англ Т. Горошковой, А. Николаева. М., 2002.

- - Кин М. Рыцарство / Пер с англ. И.А. Тогоевой. М., 2000. 520 с.

- - Кобылин В.С. Император Николай II и заговор генералов. М.,2008.

- - Колчак В.И., Колчак В.А. Избранные труды. СПб., 2001.

- - Козырев Ф.Н. Распутин, которого мы потеряли. С.Пб, 2001.

- - Косинский А.М., Чишфиц, А.Г., фон. Моонзунд 1917. Последнее сражение русского флота. М., 2009.

- - Коломиец М.В. Броня русской армии. Бронеавтомобили и бронепоезда в Первой мировой войне. М., 2008.

- - Краснов П.Н. За чертополохом. М., 2002.

- - Краснов П.Н. Воспоминания о Русской Императорской армии. М., 2006.

- - Краснов П.Н. На внутреннем фронте. Всевеликое войско Донское. М., 2006.

- - Красный террор глазами очевидцев. Составл., предисл. д.и.н. С.В. Волкова. М., 2009.

- - Красный террор в годы Гражданской войны. Сборник документов. (под ред. Ю.Г. Фельштинского) М., 2004.

- - Кручинин А.С. Атаман Г.М. Семенов и "союзники". М., 2002.

- - Кручинин А.С. Генерал-лейтенант Р.Ф. Унгерн-Штернберг // Белое движение. Исторические портреты. М., 2004

- - Кручинин А.С. Адмирал Колчак: жизнь, подвиг, память.

- - Крым Врангель. 1920. (Сборник статей). М., 2006.

- - Кто развязал Первую мировую войну. Тайна сараевского убийства / Ред.-сост. В.Л. Гончаров. М., 2010.

- - Кузнецов Н.А. Русский флот на чужбине. М., 2009.

- - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны. / Составитель С.Л. Кузьмин. М., 2004.

- - Леонтьев К.Н. - Фуделю И.И. 6-23.07.1888 // Россия перед Вторым пришествием. Т. 2. М, 1998.

- - Ломакина И.И. Великий беглец. М., 2001.

- - Ломакина И.И. Грозные Махакалы Востока. М., 2003.

- - Любимов С.В. Титулованные роды Российской империи. М., 2004.

- - Маклаков В.А. Первая Государственная Дума. Воспоминания современника. 27 апреля - 8 июля 1906г. М., 2006.

- - Маклаков В.А. Вторая Государственная дума. Воспоминания современника. 20 февраля -2 июня 1907г. М., 2006.

- - Мельгунов С.П. Красный террор в России. М., 2006.

- - Мельгунов С.П. Легенда о сепаратном мире. М., 2006.

- - Мельгунов С.П. На путях к дворцовому перевороту. Заговоры перед революцией 1917 года. М., 2007.

- - Мельгунов С.П. Мартовские дни 1917 года. М., 2008.

- - Мельгунов С.П. Как большевики захватили власть. "Золотой немецкий ключ" к большевицкой революции. М., 2005.

- - Мельгунов С.П. Красный террор в России (1918-1923). Чекистский Олимп. М., 2008.

- - Мельгунов С.П. Трагедия адмирала Колчака. В 2Т. М., 2004, 2005.

- - Мельгунов С.П. Судьба Императора Николая после отречения. Историко-критические очерки / Составление, предисловие, приложение Дмитриев С.Н. М., 2005.

- - Молчанов Л.А. Собственными руками своими мы растерзали на клочки наше государство. М., 2007.

- - Мосолов А.А. При дворе последнего императора. М., 2006.

- - Ненахов Ю.Ю. Кавалерия на полях сражений ХХ века: 1900-1920 гг. Минск, 2004.

- - Никитин Б.В. Роковые годы. М., 2007.

- - Никольские С. и М. Бомбардировщики "Илья Муромец" в бою. М., 2008.

- - Новиков П.А. Гражданская война в Восточной Сибири. М., 2005.

- - Особые журналы Совета министров Российской империи. 1909-1917гг.

- - Оссендовский Ф. "И звери, и люди, и боги" / Пер. с английского В. Бернацкой. М., 1994.

- - Палеолог Морис. Дневник посла. М., 2003.

- - Пайпс Р. Россия при большевиках. М., 1997.

- - Пайпс Р. Россия при большевиках. М., 1997.

- - Петр Столыпин. Сборник / Сост-ль Лысцов Г.И. М., 1997.

- - Последние бои на Дальнем Востоке. Составление, научная редакция, предисловие и комментарии д.и.н. С.В. Волкова. М., 2005.

- - Поляков А.И. Донские казаки в борьбе с большевиками. 1917-1919. М., 2007.

- - Пресняков А.Е. Русские самодержцы. М., 1990. С. 265.

- - Пчелов Е.А. Романовы. История династии. М., 2004.

- - Россия перед вторым пришествием. Материалы к очерку Русской эсхатологии: В 2 тт. / Составители: Сергей и Тамара Фомины. М., 1998. Том 1. Том 2.

- - Рощин С.К. Маршал Монголии Х. Чойбалсан. М., ИВ РАН, 2005.

- - Рощин С.К. Политическая история Монголии (1921-1940 гг.). М., ИВ РАН, 1999.

- - Руденко-Миних. Дроздовский и дроздовцы: Крестоносцы распятой Родины. Белая Россия. Спб-М., 2002.

- - Русская эмиграция в борьбе с большевизмом. М., 2005.

- - Русская армия на чужбине. Составление, научная редакция, предисловие и комментарии д.и.н. С.В. Волкова. М., 2003.

- - Серебренников И.И. Гражданская война в России: Великий отход. М., 2003

- - Сибирская Вандея. Том 1.1919-1920. Том 2 1921-1922 / Составитель В.И. Шишкин. М., 2000.

- - Сибиряков Н.С. Конец Забайкальского казачьего войска // Минувшее N1. Париж, 1986.

- - Сикорский Е.А. Деньги на революцию: 1903-1920гг. Факты. Версии. Размышления. Смоленск, 2004.

- - Сироткин В.Г. Золото Колчака. М., 2010.

- - Сироткин В.Г. Почему слиняла Россия? М., 2004.

- - Сироткин В.Г. Золото и недвижимость России за рубежом. М., 2000.

- - Скорбный путь Михаила Романова: от престола до Голгофы: Документы, материалы следствия, дневники, воспоминания. / Составители: В.М. Хрусталев, Л.А. Лыкова. Пермь, 1996.

- - Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ. Том 1. 1918-1922. Документы и материалы. / Под редакцией А. Береловича, В. Данилова. М., 2000

- - Сопротивление большевизму 1917-1918гг. Составление, научная редакция, предисловие и комментарии д.и.н. С.В. Волкова. М., 2001.

- - Соловьев Ю. Могила Рюрика и возвращение Государя. Брянск, 2004.

- - Спиридович А.И. Великая война и февральская революция (1914-1917). Минск, 2004.

- - Сухомлинов В.А. Воспоминания. Мемуары. Мн., 2005.

- - Тепляков А.Г. "Непроницаемые недра": ВЧК-ОГПУ в Сибири 1918-1929. М., АИРО, 2007.

- - Тери Э. Экономическое преобразование России. Пер.с фр. А.А.Пешкова. М., 2008.

- - Т.Г. Масарик и "Русская акция" Чехословацкого правительства / Отв. ред. М.Г. Вандалковская. М., 2005.

- - Томпстон Стюарт Росс. Российская внешняя торговля XIX -начала XXв.: организация и финансирование. Пер.с англ. Ю.А.Петрова. М., 2008.

- - Уорт Роберт. Антанта и русская революция. 1917-1918. Пер. с англ. Л.А. Игоревского. М., 2006.

- - Уткин Антон. Не отрекаются любя: Николай П стремился сохранить монархию. // "Версия", N 11. 2003.

- - Федосеев С.Л. Танки Первой мировой. М., 2010.

- - Федосеев С.Л. "Пушечное мясо" Первой мировой. Пехота в бою. М., 2009.

- - Федосеев С.Л. Пулеметы Русской армии в бою. М., 2008.

- - Финне К.Н. Русские воздушные богатыри И.И. Сикорского. М.;Мн., 2005.

- - Хатунцев С. Унгерн фон Штернберг: буддист с мечом // Черный корпус. М., 2004.

- - Хайруллин М.А., Кондратьев В.И. Военлеты погибшей Империи. Авиация в Гражданской войне. М., 2009.

- - Хорошилова О. Войсковые партизаны Великой войны. С.-Пб, 2002. С. 96-104

- - Черкасов-Георгиевский В.Г. Генерал П.Н. Врангель. Последний рыцарь Российской Империи. М., 2004.

- - Черкашин Н.А. Последняя любовь Колчака. М., 2008.

- - Черкашин Н.А. Кровь офицеров. М., 2001.

- - Чувардин Г.С. Старая Гвардия. Орел, 2002.

- - Шамбаров В.Е. Белогвардейщина. М., 1999.

- - Шацилло В.К. Последняя война царской России. М., 2010.

- - Шенталинский В. Удел величия // Огонек. 1990. N 45

- - Шерстюк С.А. Украденная книга. М., 2002.

- - Ширендыб Б. История Монгольской народной революции 1921 года. М., 1971.

- - Ширендыб Б. Хатанбатор Максаржав. М.,1980.

- - Широпаев А.А. Я - барон Унгерн… // Черный корпус. М., 2004.

- - Шишкин О.А. Убить Распутина. М., 2000.

- - Шкуро А.Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана. М., 2004.

- - Шулдяков В.А. Гибель Сибирского казачьего войска. Т. 1 1917-1920. Т. 2 1920-1922. М., 2004.

- - Шульгин В.В. Дни. 1920. М., 1989.

- - Эвола Ю. Люди и руины / Пер. с итальянского В. Ванюшкиной. М., 2002.

- - Юзефович Л.А. Самодержец пустыни. Феномен судьбы барона Р.Ф. Унгерн-Штернберга. М., 1993.


Такое сравнение употребил И. А. Бунин в своей заметке "Памяти адмирала А.В. Колчака"в газете "Общее дело", от 7 февраля. 1921 г.

"Я служу" в переводе с немецкого.

"Милая химера в адмиральской форме" - одно из обращений Тимирёвой к Колчаку.

В.Н. Пепеляев - последний председатель правительства при Верховном правителе.

Зиновьев и Каменев

Шульгин Василий Витальевич - сын профессора истории Киевского университета, в 1900 году окончил юридический факультет, монархист, известен публикацией в газете "Киевлянин", статья первого номера которого заканчивалась словами: "Этот край русский, русский, русский!". Выступал против еврейских погромов, открыто заявляя об этом в печати (номер газеты был изъят, а сам Шульгин на некоторое время арестован). Депутат II-IV Госдумы от Волынской губернии, лидер фракции националистов, сторонник политики Столыпина и противник отмены смертной казни. В начале войны ушёл добровольцем на фронт, ранен во время одной из атак. Сторонник кандидатуры Родзянко на пост министра-председателя Временного правительства.

"…Что делает этот русский солдат?"

Добрый день, господин агент великой Германии.

Эти бешеные русские

Освальд Рейнер - участник покушения на Распутина, Сидней Рейли - один из известнейших агентов британской разведки того времени в России. Намёк на осведомлённость Кирилла в данном вопросе.

"Кот"- сутенёр в просторечии того времени.

"Нищие" - немецкий

Цит. по Ю. Победоносцев, Гибель империи. Тайные страницы большой геополитики (1830-1918).М., 2009. с.379.

Финансирование войны/ Великая забытая война, М., 2009, С.448.

В дореволюционной России слово "товарищ министра" означало "заместитель министра".

При Московской Бирже была создана особая комиссия под руководством Рябушинского: она должна была провести то, что мы сейчас называем "общественной и профессиональной экспертизой", в отношении законопроекта о введении подоходного налога.

Об этом деле будет подробно рассказано в дальнейшем повествовании.

На языке нагуатль говорили, в частности, ацтеки и тольтеки.

Пален, Пётр Алексеевич, граф, участник заговора против Павла I. Сообщил монарху о своём участии в заговоре, добившись реализации некоторых действий, облегчивших затем убийство Павла I.

Вальтер Николаи - один из лучших германских разведчиков за всю историю. Он реформировал немецкую разведку, провёл обширную работу по подготовке кадров перед Первой мировой, лично участвовал в планировании многочисленных операций. После войны оказался не у дел. Предлагал свои услуги нацистам, но те отказались (во всяком случае, так говорят официальные данные). Автор книги "Тайные силы". Некоторое время на Западе считался "агентом ГРУ Наркомата Обороны СССР" (см. Б.Старков, "Охотники на шпионов. Контрразведка Российской империи 1903-1914", СПб., 2006. С.299).

Или Агентурная организация N 30. Вела работу перед Первой мировой и во время неё во Франции. Возглавлялась с 1911 г. В.Н.Лавровым. Добыла большое количество весьма ценных сведений. После ноября 1917 года прекратила свою деятельность (во всяком случае, следы её деятельности не были найдены). (см. Там же. С. 150-151).

В то время "ликвидацией" называли арест.

Подробнее о нём - позже.

См. А.И. Спиридович, Великая война и февральская революция: Воспоминания. Мемуары. Мн., 2004. С. 152.

"Буржуазия и помещики в 1917 г. Стенограммы частных совещаний членов Гос. Думы", М-Л., 1932, с. 4,

Вскрытие и прочтение корреспонденции соответствующими органами.

В.И. Ленин, по воспоминаниям П.Н.Милюкова, организовал встречу двух "ссыльных политиков".

"Литера А" и "Литера Б" - названия поездов для Высочайших поездок: на них путешествовала императорская семья и их свита.

В РСДРП (б), так же как и в партии эсеров, существовала "организация" боевиков. Они в основном, в период 1900-1914-х, добывали деньги для деятельности партии путём нападений на банки, государственные учреждения. Например, Сталин был замешан в прогремевшем на всю Европу нападении на инкассаторов в Закавказье, в ходе которого, по разным данным, погибло от двадцати до тридцати человек мирных жителей. Большую часть награбленного составляли банкноты номиналом в 500 рублей, и, скажем, в магазине ими расплатиться без помех вряд ли можно было бы. Были приняты меры для размена, вплоть до подделки номеров, перекрашивании (закрасили второй ноль) и т.д. купюр. Однако и это не дало ожидаемых результатов. Тогда было принято оставшиеся купюры уничтожить, "спрятав концы в воду". О трупах из членов партии мало кто потом вспоминал… Подробнее об этом см. книгу Е.А. Сикорского "Деньги на революцию: 1903-1920 гг. Факты. Версии. Размышления", Смоленск. 2004. 624с.

В.А. Брюханов в своей работе "Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну", М., 2005. 653с. Выдвигает очень интересную, но подтверждаемую только авторскими умозаключениями версию о том, что Зубатов лично настроил Гершуни на участие в партии эсеров и на террор.

"Новое время" - газета, издававшаяся с 1868 по 1917 гг. В первые год существования её смело можно назвать органом либеральной печати. С 1876г. перешла в руки А.С. Суворина, после чего заняла проправительственную позицию. Между тем во время Первой мировой в газете выходили заметки, направленные на дискредитацию власти. М.А. Суворин, ставший редактором "Нового времени" с 1915-го года, получал от А.И. Гучкова информацию об "измене" тех или иных чиновников и государственных деятелей. Позже он несколько раз напечатал опровержения "обличающих" заметок: никаких доказательств измены Гучков так и не предоставил.

Краткое время выходившая в 1907 г., а затем в 1909-1918г. в Москве на средства промышленных кругов во главе с П.П. Рябушинским.

Л.А.Тихомиров - идеолог, член комитета "Земли и воли", один из организаторов убийства Александра II Освободителя. Осенью 1882 года покинул Россию, поселившись во Франции. Через некоторое время пересматривает свои взгляды, отбросив свои прежние социалистические убеждения и став монархистом. Написал брошюру "Почему я перестал быть революционером", осенью 1888 обратился к царю с прошением о помиловании, которое было удовлетворено. В следующем году возвращается в России, становится главным редактором "Московских ведомостей". Позже становится советником П.А.Столыпина и входит в совет по делам печати. Не раз предлагает прекратить "эксперимент" - создание Думы. Премьер на это постоянно замечает, что такой путь приведёт к революции. Его самая известная работа о монархии - "Монархическая государственность" - стоит наравне с "Властью Всероссийского императора" П.Е. Казанского, "Народной монархией" И.Л.Солоневича и "О монархии и республике" И.А. Ильина.

Цит. по Ю. Победоносцев, указ.соч., С.322.

См. там же. С. 325.

Именно он распространил весть о том, что Азеф является агентом охранки.

После революции, в эмиграции, Спиридович развёлся и со второй женой, а затем сочетался браком с дочерью генерала Гескета. В 1950г. помог Иссаку Дон Левину в поиске доказательств работы И.В. Сталина на царскую полицию. После смерти архив Спиридовича был продан Йельскому университету. Бесценные бумаги хранятся вдали от России…Похожая судьба постигла и "масонский" архив. Во время Второй мировой немцы захватили во Франции государственные архивы, касавшиеся деятельности масонских лож. После Великой победы документы оказались в Советском Союзе. В 90-е, не снимая режима секретности, бумаги были возвращены, несмотря на протесты историков, во Францию. Что именно они могли бы рассказать? Чего уже не расскажут?

Виктора Бурцева можно назвать первым журналистом-"разоблачителем": он "раскрывает страшные заговоры", нанося непоправимый ущерб расследованию. Бесценные агенты провалились по его вине. При этом он считал себя патриотом.

- Кирилл Владимирович, почему Вы запретили цензуре вырезать последнюю фразу?

- Всему своё врем. Вы это вскоре поймёте.

Архив русской революции. Т.2. С. 133.

А как именно Гучков проделал эту штуковину - см. в следующих главах.

"Буржуазия накануне Февр. рев-ции". Сб. док-тов, М-Л., 1927, с. 21. Заявление об этом Павел Павлович сделал на совещании лидеров оппозиционных партий, которое состоялось в июле-августе 1915г.

Вопросы истории, 1991, N10.

Юго-Западный фронт кратко называли Юзфронтом.

Нечто подобное произошло и в реальной истории. См. Врангель П.Н. Записки. Ноябрь 1916 г. - ноябрь 1920 г. Воспоминания. Мемуары. - Минск, 2003. В 2ТТ. Т. 2. с. 236-237.


Цит. по: Окунев Н.П. Дневник москвича, 1917-1924: В 2 Т.М., 1997. Т.1 С. 62

Подробнее о деятельности ВПК и Земгора можно узнать в книге О.А. Айрапетова "Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на революцию.1907-1917. М., 2003. 256с. В основном из указанного источника взят материал для данный главы. Кроме того, о деятельности Коновалова и рабочей группы при ЦВПК можно подробнее узнать в книге Зивы Галили "Лидеры меньшевиков в русской революции. Социальные реалии и политическая стратегия", М., 1993. 431с.

В дореволюционной России официантов (половых, как их тогда называли) подзывали не криками "Эй, ты!", "Эй" и так далее, а возгласом "Человек!".

Наверное, никогда он не смог обрести семейного счастья…

"Сообщение в Офицерском союзе Черноморского флота и собрании делегатов армии, флота и рабочих в Севастополе". Взято из: Колчак В.И., Колчак А.В. Избранные труды / под ред. В.В. Доценко. С. 377.

Взято из: Белая лира: Антология поэзии Белого движения. Сост-ль В.В.Кудрявцев. Смоленск, 2006. С.495

Условием создания этого соединения было предоставление командных постов русским офицерам при подчинении им офицеров чешских, словацких и словенских.

В первой русской революции офицеры, возвращавшиеся с дальневосточного фронта, угодили на фронт "паровозный": А.И. Деникин вспоминает, как им, группе офицеров, пришлось арестовать машинистов, утихомирить бастующих путейцев, и только тогда поезд вновь поехал. Всего же путь от Маньчжурии и до Москвы занял несколько месяцев. Это была своего рода репетиция перед анархией, воцарившейся в Гражданскую войну.

Цит. по Мельгунов С.П., Легенда о сепаратном мире. Канун революции.М., 2006. С.43.

Спиридович А.И. Великая война и февральская революция: Воспоминания. Мемуары. Мн., 2004. С. 139-140.

См. напр. Базили Н. А. Александр Иванович Гучков рассказывает… Беседы А. И. Гучкова с Н. А. Базили (история стенограмм)."Вопросы истории", 1991, N7.


Донская армия в борьбе с большевиками. Под ред. С.В. Волкова. М., 2004. С.586

Залесский К.А. Указ. соч. С. 268-269.

См. подробнее: Дело генерала Корнилова. Под ред. Г.Н. Севостьянова. М., 2003. С. 127-144.

Залесский К.А. Указ соч. С. 271.

См. напр.: Родионов В. Тихий Дон атамана Каледина. М., 2007. С. 8-9.

Ростислав Александрович Колчак предположил, что род их изначально принадлежал к половцам, переселившимся в Венгрию (См. Плотников И.Ф, Александр Васильевич Колчак: Жизнь и деятельность. РнД., 1998. С. 11).

Зырянов П.В. Адмирал Колчак: Верховный правитель России. М., 2006. С.7.

Ломоносов М.В, Избранные произведения.Т.2 М., 1986. С. 209-210

Черкашин Н.А. Последняя любовь Колчака. М., 2008. С.322

Военно-исторический вестник. 1959. N13. С.18.

Черкашин Н.А. Указ.соч. С.325.

В 1769г. турки собрали отряд из молдаван, волохов и беглых казаков, но те отказались сражаться с усскими и перешли на нашу сторону. В 1812г. из них украинцев Подолии и Киевщины было образовано четыре полка казаков, в 1816г. эти полки были собраны в Украинскую уланскую дивизию В 1817г. Бугское казачество было влито в эту дивизию и упразднено (см. Дроков С.В, Адмирал Колчак и суд истории. М., 2009. С.103).

"Шутка" истории: как и Александр Васильевич, он, можно сказать, погибнет на сибирской реке.

Черкашин Н.А. Указ. соч. С.323.

Много позже, в годы Гражданской войны, большевики предложат созвать на этих же островах мирную конференцию.

Черкашин Н.А. Указ соч. С.323

Зырянов П.В. Указ соч. С.9-11

См.: Зырянов П.В. Указ. соч. С.14-15; Гражданская война и военная интервенция в СССР. М., 1983. С.346-347.

Зырянов П.В. Указ соч. С.16.

Кто бы мог тогда подумать, что минные операции, проведённые Колчаком, станут изучаться многие годы спустя как за границей, так и в России.

Зырянов П.В. Указ. соч. С.23

Цит.по: Кручинин А.С. Адмирал Колчак: жизнь, подвиг, память. М., 2010. С.12

Плотников И.Ф. Указ соч. С.14

Много позже В.Обручев расскажет о тех событиях в книге "Земля Санникова", запечатлев образ Колчака на первой её странице.

См.: ПФАРАН.Ф.47. Оп.5. Д.1. Л.33-33об.; Зырянов П.В. Указ соч. С.97.

Плотников И.Ф. Указ. соч. С. 28

В 1906-1909 В.Семёновым опубликована его книга "Расплата": участник Русско-японской войны, в апреле 1910г. умерший из-за последствий полученных ранений, он доказывал, что "Петропавловск" подорвался на русской мине (См. Семёнов В.Трагедия Цусимы. М., 2008. 640с.).

См.РГА ВМФ. Ф.11. Оп.1 Д. N62; Колчак В.И., Колчак А.В. Избранные труды. СПб., 2001. С.246-255.

Кручинин А.С.Указ.соч. С.6

Колчак В.И., Колчак А.В. Указ.соч. С.264-374

Редко вспоминают об участии английских подлодок, прорвавшихся через Зунд в 1914г., в боях на Балтике: См. Бубнов А.Д. В царской ставке. М., 2008. С.150-151. Тот же Бубнов приводит сведения о том, что англичане продолжительное время скрывали точную информацию об итогах Ютландского сражения по следующим причинам. Несколько дней на биржах царил ажиотаж, акции английских компаний упали в цене, и англичане воспользовались этим для скупки ценных бумаг, находившихся в руках у иностранцев (См.там же. С.152)

Весьма подробно она описана в "Гром победы, раздавайся!" - не только "в теории", но и "на практике".

Дневник Николая II (1913-1918).М., 2007.С.337-338

Протокол заседания чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака. (Стенографический отчет). Заседание Чрезвычайной Следственной Комиссии 23 января 1920 г. Цит. по кн.: Окрест Колчака: документы и материалы. Составитель доктор исторических наук, профессор А.В. Квакин. М., 2007. Стр. 313.


Власов Л.В. Маннергейм, М., 2005. С. 9.

См. там же. С. 71

См. там же. С. 94-95.

См. там же. С. 263-264.

См. там же. С. 266.

См. там же. С. 285.

Залесский К. А. Кто был кто в Первой мировой войне. М., 2003. С. 392

Цит. по Белое дело: Избранные произведения в 16 книгах. Кн.11: Белый Крым. М., 2003. С.51

Цит. по Белое движение: мемуары А.И. Деникина, П.Н. Краснова, П.Н, Врангеля. Сост. В.Г. Черкасов-Георгиевский. М., 2006. С.913

Там же. С. 53-54.

См. там же. С. 434.

Цит. по Мельгунов С.П. Красный террор в России (1918-1923). Чекистский олимп. М., 2008. С. 75.

См. там же. С. 76, 79.

"Известия", 1918, N192.

Сухомлинов В.А. Воспоминания. Мемуары. Мн., 2005. С. 237

См. там же. С 239.

См. там же.

См. там же. С. 246 - 250.

Цит. по: "Временное правительство", "Архив русской революции, Берлин, 1991, т. 1, С. 40.

Соколов Н.А. Убийство царской семьи. М., 2007. 384с.

Что бы вы сказали о людях, устранивших правительство в 1943 году и устроившим переворот в Москве, который бы отразился полной дезорганизованностью на фронте и победой Гитлера в Великой Отечественной? Здесь было практически то же самое.

Есть ещё многое, многое другое, о чём не место здесь говорить, но о чём можно прочесть в книгах, которые указаны в разделе "Библиография".


Черкашин Н.А. Последняя любовь Колчака. М., 2008. С. 301


Оглавление

  • (Рыцари Белой мечты - 3)
  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • ЭПИЛОГ, ИЛИ Я -СЛУЖУ!
  • Послесловие
  • ПЕРСОНАЛИИ
  • ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДЕЯТЕЛИ
  • ДОМ РОМАНОВЫХ
  • Мифология войны и революции
  • Страницы будущей книги
  • Пролог_1
  • Пролог_2
  • Информация об авторе.
  • Библиография