Проективная психология [Л Э Абт] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Аннелиз Ф. Корнер

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПРЕДЕЛОВ ВОЗМОЖНОСТЕЙ ПРОЕКТИВНЫХ МЕТОДИК
Дело, дорогой Брут, не в звездах, а в нас самих, в нашей слабости.
ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ
Изначальное предположение, на котором строятся проективные методики, заключается в том, что все поведенческие проявления, как наиболее, так и наименее значительные являются выражениями лично­сти индивида (Rapaport, 1942).
Если это утверждение верно, то становится ясно, что, во-первых, любой пример поведения, выявленный любой методикой, потенциаль­но отражает некое личностное качество; во-вторых, качество различных методик в значительной мере варьирует в зависимости от степени разра­ботанности и осведомленности тестирующего о тех поведенческих про­явлениях, которые может выявить данная методика. Огромное количе­ство новых методик показывает, что далеко не все разделяют этот взгляд. Вместо того чтобы осознать, что все методики действуют по одинаковым принципам и, тщательно исследовав несколько методик, связать их с теорией личности, мы изобретаем все новые безделушки, требующие стандартизации и валидизации.
Достоинство теста зависит не только от того, насколько изучены его границы и возможности (хороший пример тому, возможно, наибо­лее информативный тест Роршаха, который является в то же время и наиболее тщательно исследованным), но также от умений и интуиции интерпретатора. Этот факт очень тревожит тех, кто хотел бы видеть в тесте абсолютно объективные данные о свойствах личности, а потому заглушает свои сомнения с помощью перевода данных в количественные системы подсчета. Хотя на самом деле подсчет баллов позволяет всего лишь описать поведение в более удобном для обработки виде. Важно по­нимать, что тесты дают нам только запись поведенческих проявлений. Мы же в клиническом процессе можем на их основе делать только пред­положения. Причем это требует от интерпретатора подробнейшего зна­ния психодинамической теории. Анализируя результаты теста, мы всегда должны осознавать, что то, что мы видим, присуще не самому тесту, а основным чертам личности тестируемого. Например, когда по результа­там теста Роршаха мы видим, что тестируемый склонен замечать мелкие детали, это не потому, что в чернильных пятнах много мелких деталей,
а потому, что тестируемому присуща такая поведенческая персеверация и при выполнении других тестов, и во всем, что он будет делать. По­скольку клинические заключения во многом строятся на основе резуль­татов тестов, тестирующий должен знать не только то, как шизофрения, истерия или навязчивые состояния проявляют себя при тестировании, но также и то, как вообще себя ведут шизофреники, истерики и люди с поведенческими персеверациями, а также их основные проблемы и за­щиты, которые они могут использовать. Отсюда становится понятно, что для интерпретатора подробное знание психодинамической теории также важно, как и знание тестов, которые он использует для выявления осо­бенностей поведения. Именно здесь становится наиболее очевидна тес­ная связь теории и практики. Ведь то, что мы наблюдаем по результатам тестов, — это всего лишь личностные характеристики, которые прояв­ляются и в других ситуациях.
Так почему же мы используем для их определения именно тесты? Нельзя ли сделать то же самое через опрос? Истина заключается в том, что ситуация интервью гораздо менее определенная и имеет бесчислен­ное множество вариантов развития как со стороны интервьюируемого, так и со стороны исследователя. Главное преимущество тестов в том, что они состоят из стандартных наборов стимульного материала, с помощью которого легко определить и сравнить типичные особенности мышле­ния, речи и восприятия. Благодаря стандартизации становятся легко за­метными нюансы поведения, которые легко упустить в менее опреде­ленной ситуации. Кроме того, это позволяет вести статистику, устанав­ливать норму и сравнивать индивидов между собой.
Второе положение, на которое опираются проективные тесты, за­ключается в том, что они позволяют собрать такую информацию, кото­рая не может быть полумена никаким другим путем. В отличие от опрос­ников проективные методики содержат заведомо неоднозначный сти-мульный материал, поэтому для тестируемого он может вовсе не обозна­чать того, что задумал экспериментатор. Хотя на самом деле для интер­претатора это не важно. Столкнувшись со столь неоднозначным матери­алом, испытуемый выбирает собственную форму самовыражения и че­рез это наиболее ярко и характерно проявляет себя. То есть предполагает­ся, что субъект, поглощенный попытками интерпретировать вроде бы ничего субъективно не значащий материал, не замечает, как раскрывает свои волнения, страхи, желания и тревоги. Таким образом, значительно снижается сопротивление при раскрытии личных, иногда очень болез­ненных проблем.
Следующее предположение, на котором основываются проектив­ные методики, — это психологический детерминизм. Утверждается, что в реакциях и словах человека нет ничего случайного. Все, что он делает и говорит, обуслоатено определенным сочетанием воздействий на него. На это часто возражают, что вместо того чтобы раскрывать личностно зна­чимый материал, человек может просто пересказать содержание только что виденного фильма или недавно прочитанной книги. Однако подоб­ные возражения не учитывают того факта, что при этом человек исходит
прежде всего из своего личного опыта. Он выбирает для запоминания и
пересказа совершенно определенные веши, которые тоже наполнены личностным значением. Некоторые проективные методики основывают­ся исключительно на идее, что именно и насколько правильно запоми­нается, дает ключ к разгадке черт личности индивидуума. Например, Десперт (Despert, 1938) просит детей пересказывать известные народ­ные сказки и анализирует отклонения от оригинала, акценты и упуще­ния. Дьюи (Duess, 1944) использует похожую методику для установле­ния наличия терапевтического прогресса у своих маленьких клиентов. Она предлагает им шесть незаконченных историй, в каждой из которых заложен базовый конфликт. По настойчивости, с которой ребенок пред­почитает повторять окончания при последующих предъявлениях, она су­дит о силе его сопротивления.
ВОЗМОЖНОСТИ И ОГРАНИЧЕНИЯ
Вернемся к вышеперечисленным положениям, лежащим в основе проективных методик. Наверное, первое из них наиболее четко указыва­ет на достоинства и недостатки. С помощью наборов стимульного мате­риала проективные методы подробно и полно выявляют образцы пове­дения, которые требуют тщательного анализа и клинического сравнения. Этот анализ должен раскрыть характерные способы, посредством кото­рых индивид организует незнакомый и неоднозначный материал. Пред­полагается, что это позволяет узнать, каким образом индивид решает новые задачи и усваивает новый опыт, а также раскрывает структурные аспекты языка и речи испытуемого, что, в свою очередь, дает ценные сведения о личностных чертах испытуемого и некоторые диагностичес­кие данные о нем. По анализу речи можно многое узнать о пациенте в соответствии с тем, насколько она является обстоятельной, спутанной, уклончиво-неопределенной или понятной, откровенной или извиняю­щейся, бессвязной или эксцентричной. Кроме того, эти методики дают наглядную картину перцептивных процессов, которые изменяются при малейших проявлениях шизофрении, органических поражениях мозга и деградации.
В доказательство приведем случай 52-летнего мужчины, который был отправлен на разовое психологическое обследование с диагнозом «параноидальная шизофрения». Диагноз был поставлен на основании жалоб пациента. Он утверждал, что чрезвычайно много людей стремятся устранить его из бизнеса. Однако тест Роршаха не выявил у него прису­щего шизофреникам запутанного мыслительного процесса, зато обнару­жил навязчивые повторения и искажения, которые обычно наблюдают­ся у людей с органическими поражениями мозга. Тщательные невроло­гические исследования подтвердили внутричерепную патологию. Его ма­ния преследования развилась на основе совершенно реальной ситуации, а именно из-за его неспособности справиться с высокой ответственнос­тью и высокой конкуренцией^ сфере его профессиональной деятельно­сти в качестве страхового агента.
Это только один случай, демонстрирующий возможности теста Роршаха в дифференцированной диагностике. Существуют и более ши­рокие исследования (Benjamin and Ebaugh, 1938; Hertz, 1945; Hertz and Rubenstein, 1939), доказывающие высокий уровень валидности этой ме­тодики. Это не удивительно в свете того факта, что клинический диаг­ноз, может быть поставлен не только на основе анализа жизни пациента и содержания его конфликта, но и через анализ его образа мыслей, ко­торый отображает симптомы, характерные для различных клинических групп.
В круг возможностей проективных методов, в частности Темати­ческого Апперцептивного Теста и подобных ему, входит также изуче­ние фантазий и установок, притязаний, половой идентификации и оза­боченности. Как правило, фантазии, обнаруженные при тестировании, имеют очень высокую корреляцию с фантазиями, вскрытыми в ходе серии психиатрических интервью. Обратимся к случаю двенадцатилет­ней девочки, которая в ответ на предъявление карточек ТАТ рассказала огромное количество фантастических сказок. Почти во всех ее историях имелась тема исполнения желаний. Девочка была незаконнорожденным, депривированным ребенком, лишенным какого-либо ухода. Воспиты­валась она вместе с двумя младшими недоразвитыми сиблингами от­цом-алкоголиком. В возрасте около десяти лет у нее произошла с отцом инцестуозная связь. Когда ей исполнилось одиннадцать лет, отец же­нился на женщине намного старше его. Ее фантазии, высказанные при проведении ТАТ, совпадали с тем, о чем она рассказывала в серии игровых интервью, и с теми симптомами, которые проявлялись в ее действиях. В своих играх и рассказах она пыталась занять место мачехи, идентифицируясь с ней. Она представляла себя исполняющей все до­машние обязанности; матерью, имеющей детей; путешествующей с му­жем; живущей в красивых домах; имеющей возможность есть все, что пожелает. В основе большей части ее действий лежали те же фантазии. Она принимала на себя роль взрослой женщины, стремилась делать так много домашних дел, сколько ей разрешала приемная мать, пекла пи­роги и сидела с соседскими детьми, предпочитая эти занятия походам в кино. Девочка крала у матери деньги, хотя она имела собственные сэкономленные сбережения, копила всякие безделушки, бумагу, наде­вала ее украшения, несмотря на то, что женщина покупала специально для нее точно такие же. Девочка проявляла ревность по отношению к любому, кто овладевал вниманием ее отца, и открыто заявляла, что никогда не выйдет замуж. Во всех фантазиях было видно, что она хочет занять место мачехи.
Многие психиатры считают ТАТ весьма информативным методом, и иногда даже предпочитают его тесту Роршаха, так как извлеченные с его помощью фантазии очень близки к тем, которые выявляются во вре­мя психиатрических интервью. Относительная легкость, с которой выяв­ляются эти фантазии, совершенно не удивительна, если принять во вни­мание, что испытуемый дает реакции на неопределенный стимульный материал, казалось бы, не имеющий к нему самому никакого отноше-
ния, а потому не осознает, что говорит о себе. Это явление, а также то, что он производит личностно значимый для него выбор из бесчисленно­го количества вариантов, и делает его фантазии легко доступными.
Итак, установлено, что проективные методы имеют высокую ди­агностическую валидность, а также валидны при исследовании содержа­ния фантазий. Следующая задача, стоящая перед нами, состоит в том, чтобы выяснить, пригодны ли проективные тесты для прогнозирования реального поведения. Психологи часто избегают этого вопроса, либо бы­вают излишне оптимистичны, либо наоборот. Мы попытаемся прояс­нить некоторые проблемы, связанные с прогнозированием.
Нас заинтересовал этот вопрос, когда мы изучали взаимосвязь про­явлений враждебных фантазий в игровых ситуациях и реального враж­дебного поведения в группе детей дошкольного возраста (Korner, I949). Выражения враждебности у этих детей наблюдались во всех игровых тех­никах. Однако никакого устойчивого враждебного поведения в реальных ситуациях не обнаружилось. Результаты исследования показали, что на основании наблюдения детской итры нельзя сделать вывод о степени или форме проявления враждебности ребенка в реальной жизни. Инте­ресно, что половина детей в изучаемой выборке сохраняли последова­тельность в любых ситуациях, в которых наблюдались, то есть они либо все время были очень враждебными, либо миролюбивы. А другая поло­вина меняла позицию: была очень враждебна в игровых ситуациях и ми­ролюбива в настоящем поведении, и наоборот. Поскольку вероятность последовательности и непоследовательности поведения была одинако­вой, то ясно, что прогнозирование оказалось невозможным.
То же самое отсутствие зависимости между фантазиями и реаль­ным поведением в более широких масштабах наблюдал Сэнфорд (Sanford, 1943). Он изучал взаимосвязь выявленных по ТАТ потребностей и внеш­него поведения. Средняя корреляция оказалась равна 0,11, из чего он заключил, что потребности, проявившиеся в ТАТ, не обязательно будут выражены в поведении. В этой области проводилось не так много иссле­дований, однако клинический опыт вновь и вновь убеждает, что не су­ществует определенной зависимости между фантазиями и реальным по­ведением. Наши исследования в одном из западных университетов, про­веденные по Роршаху, обнаружили тревожное число шизофреников сре­ди клинически благополучных клиентов. Аналогичные результаты были получены и в других университетах. И наоборот, клинические психотики часто по тесту Роршаха показывали меньше шизофренических процес­сов, чем шизофреники. Другими словами, исследователи постоянно стал­кивались с несоответствием между психопатологией и клиническим по­ведением.
Вопрос о прогнозировании реального поведения можно опустить, если согласиться с тем, что не это является целью исследования в про­ективных методиках.
Это утверждение может быть вполне приемлемым для врачей-кли­ницистов, которые ежедневно сталкиваются с внешне адекватно адап­тированными пациентами, имеющими, однако, сильнейшую скры-
тую патологию. Но большинство психологов не готовы принять этот факт. И это видно хотя бы из того, что предпринимается огромное коли­чество попыток определить валидность проективных методик в отноше­нии корреляции их результатов с реальным поведением. Противники этих методов в доказательство их невалилности постоянно используют неспо­собность проективных тестов предсказывать поведение. И исследователи, работающие в этом направлении, постоянно предоставляют такого рода данные. Например, Томкинс (Tomkins, 1947). составивший подробное описание Тематического Апперцептивного Теста, утверждает, что ос­новное предназначение любой методики — успешное прогнозирование реального поведения. В одной из более поздних своих статей (Tomkins, 1949) он с очевидным удивлением сообщает, что наблюдал случаи, ког­да по ТАТ невозможно было определить причину нарушений поведения или даже асоциальных действий. Во многих других работах, посвященных проективным методам, также прослеживается желание выйти на про­гнозирование поведения. Например, суицидальные наклонности и склон­ность к убийству изучаются не по клиническим синдромам, приведшим к такому намерению, а по вторичным паттернам конфигурации, выяв­ленными при помощи теста Роршаха. Проективные методы используют и при отборе на работу, и для определения пригодности в какой-либо сфере деятельности. Так, с помощью проективных методов пытались про­гнозировать (часто безуспешно) профпригодность в таких областях, как мореплавание, инженерное дело, пилотирование; а различные психо­аналитические институты пробовали использовать их для отсева канди­датов. Довольно часто, когда они использовались как отборочный тур при соискании вакансии, работодатель при принятии решения руковод­ствовался только наличием или отсутствием патологии, что в целом нео­правданно. В клинической практике часто делают прогнозы, но они мо­гут быть полезны и даже верны, если мы принимаем их только как пред­положение. То есть такие прогнозы необходимы и желательны тогда, когда мы принимаем их за рабочую гипотезу, требующую тщательной провер­ки. Однако слишком часто под подобным прогнозом понимают всего лишь буквальную запись высказанных пациентом фантазий. Вероятно, трудность осознания того факта, что прогнозирование не является ос­новной целью проективных методов, существует еще и потому, что об­щепринято ставить под сомнение ценность психологической работы, если не могут быть получены подобные прогнозы. Мы поймем, что на самом деле для этого нет оснований, проанализировав причины их ненадежно­сти. Кроме того, использование этих методик оправданно и необходимо уже потому, что они валидны и очень значимы в сфере диагностики и при изучении фантазий.
Почему же на основании данных проективных методов так сложно делать прогнозы? Каковы теоретические и практические факторы, обус­лавливающие низкий процент правильных прогнозов? Этот фактор опять же выводится из первого положения, а именно, что эти тесты выявляют главным образом образцы поведения, на основании которых строятся пред­положительные заключения. Строго говоря, предположения не являются
исключительной прерогативой проективных методов, они присущи пси­хиатрии и психодинамической теории личности в целом. То есть выводы, которые может делать интерпретатор, зависят не только от степени его знакомства с психодинамическими принципами, но и от современного состояния данной науки. Каждый день психологи и психиатры сталкива­ются со случаями необъяснимой и непредсказуемой связи причин и след­ствий в тонкой душевной организации индивида. Устанавливая в каждом конкретном случае последовательный ход развития существующей пато­логии, мы прекрасно понимаем, что владеем информацией лишь об очень небольшой части вовлеченных-в процесс факторов. Это происходит не только потому, что практически любая детская ситуация, почти любое родительское отношение могут послужить причиной плохой приспособ­ленности, но и потому, что степень психических травм и нарушений слиш­ком мало соответствует реально существующей личности. Как часто мы бываем поражены, когда, выслушав историю пациента, рассказ о перене­сенных травмах, обнаруживаем относительно интегрированную личность; или бываем озадачены, вскрыв с помощью теста Роршаха внутреннюю патологию в, казалось бы, клинически здоровом индивиде. Мы часто за­даемся вопросом: «Что является причиной этого?» И наоборот, часто тщетно пытаемся найти достаточно вескую причину для появления глубинных нарушений при детской или взрослой шизофрении. Каждый день мы стал­киваемся с тем, что один и тот же симптом может быть следствием совер­шенно разных болезней, и в то же время одна болезнь может проявляться огромным количеством различных симптомов. Итак, мы подошли к проб­леме, которая до сих пор не решена в психиатрии и является основным вопросом в психологии личности. Не слишком ли дерзко и неразумно мы себя ведем, когда ожидаем от проективных методик того, чего все еще не может сделать клиническая психиатрия? Не пытаемся ли мы наделить их магической силой в несбыточной надежде, что они могут снабдить нас «недостающим звеном», самым важным на сегодняшний день в психоло­гии личности?
Для того чтобы делать прогнозы, психология личности должна ре­шить две серьезные проблемы, проблемы настолько сложные, что, возможно, их решение никогда не будет найдено. Первая включает в себя нахождение всех бесчисленных обстоятельств, влияющих на процесс адап­тации индивида. Скорее всего, важны не только сами обстоятельства, но их взаимодействия, которые определяют форму адаптации. Вторая проб­лема заключается в раскрытии тайны эго-синтеза, который, возможно, тоже включает в себя больше, чем просто сумму факторов, и который, возможно, обусловливает все вышеперечисленные несоответствия.
К сожалению, большинство современных исследований не реша­ют эти проблемы. Слишком многие из них посвящены только выявлению неких общих факторов в определенных экспериментальных или клини­ческих группах. Хотя мы уже упоминали, что совпадение двух факторов не является гарантией одинаковых следствий из них, тем не менее мы не можем довольствоваться лишь этим впечатлением. Такие исследования предполагают, что все переменные, кроме изучаемых, остаются посто-
янными. Это может привести к полному игнорированию наиболее важ­ных для прогнозирования факторов, тех, которые обусловливают реак­цию.
Возможно, пока психология личности находится в таком несовер­шенном состоянии, наиболее благодатным полем для исследования яв­ляются индивидуальные случаи. Если проанализировать паттерны пове­дения индивида за длительный период времени, мы сможем вычислить определенную внутреннюю последовательность и поведенческие зако­ны, которые позволят нам делать достаточно точные прогнозы для дан­ного индивида. Конечно, этот подход пригоден для психоаналитика. Воз­можно, обширная картотека историй болезни и тщательный анализ по­требностей и защитных механизмов пациентов дадут основания для вы­деления неких кластеров взаимодействующих факторов, которые будут использоваться не только для данного индивида, но и для других, обла­дающих подобными кластерами.
Возвращаясь к проективным техникам, отметим: если мы понима­ем, что между потребностями индивида и его реальной адаптацией к действительности стоит огромное количество факторов, то мы не долж­ны ожидать, что поведение индивида обязательно будет соответствовать его фантазиям или патологии. При этом будет ошибкой подвергать со­мнению достоверность наблюдения реального поведения или данных те­стирования. По этой же причине мы считаем ошибкой не брать в расчет сведения, полученные по тесту Роршаха, если они не соответствуют на­шим клиническим впечатлениям. В таких случаях часто возникает соблазн сказать, что тест Роршаха не дает точной картины. Например, частенько тест Роршаха выявляет патологию в относительно нормальных с клини­ческой точки зрения детях, чьи родители, однако, показывают серьез­ные психиатрические нарушения. Обычно тест Роршаха обнаруживает у этих детей уровень патологии, совершенно несоизмеримой с уровнем, отмечаемым путем наблюдения. Несоответствие между результатами тес­та Роршаха и клиническим поведением не обязательно бросает тень на валидность этого теста, скорее, наоборот, предоставляет помощь в раз­гадке любопытнейшего феномена детей, которые по необъяснимым при­чинам остаются психически относительно нормальными несмотря на силь­ную невротичность родителей. Поскольку неблагоприятное воздействие родителей должно каким-то образом влиять на детей, данные теста Рор­шаха можно истолковать как показатель скрытой патологии, которая может проявиться в результате возрастных изменений или эволюции дет-ско-родительских отношений. Возможно, именно этот факт позволит нам объяснить, почему часто терапевтические улучшения у родителей влекут за собой возникновение очевидных трудностей у детей, и наоборот, по­ложительные изменения в ребенке настолько изменяют структуру интер­акций между детьми и родителями, что родители, основной проблемой которых были нарушения поведения детей, вдруг обнаруживают все симп­томы и невротических затруднений у себя самих.
Эти соображения важно учитывать при выборе средств и методов терапии. Если мы не будем отмахиваться от данных тестов Роршаха, как
от неточных или преувеличенных, а примем их во внимание как потен­циал, существующий внутри пациента, то это, возможно, позволит пра­вильнее оценивать то, что может произойти, и тем самым уменьшит число терапевтических неудач.
Сказанное иллюстрирует история мужчины 35—40 лет. Он и его жена были направлены для прохождения теста Роршаха, чтобы выяс­нить, какие различия в темпераменте послужили причиной их несовме­стимости. Запрос исходил со стороны жены. Муж ранее проходил психи­атрическое лечение, но через короткое время прервал его. Кроме неко­торых личностных проблем, тест Роршаха явно показал наличие у этого пациента органической патологии мозга. У него были сильные тенден­ции к персеверации, заметная ригидность, полная неспособность к из­менению паттернов мышления и очевидные нарушения в абстрактном и критическом мышлении. Кроме того, он не различал цвета. По клини­ческим наблюдениям внутричерепную патологию заподозрить было не­возможно. Тщательное исследование установило, что структурный де­фект был характерен для этого человека с рождения. Он всегда испыты­вал трудности с формированием понятий и не понимал того, что читает. Он свободно решал практические и конкретные задачи, но был настолько бессилен в индукции и дедукции, что даже не мог отвлеченно понять правила, которым следовал при решении этих задач. Он знал о своем недостатке, никому об этом не рассказывал. Ему удалось не проявить своего дефекта за три года учебы в колледже? скрывать его на работе, и он никогда не упоминал о нем своему первому психиатру. Этот случай весьма поучителен, потому что внешне этот пациент испытывал чисто невротические трудности, которые легко поддаются психоаналитичес­кой терапии. Однако открытие этого структурного дефекта, сопутствую­щей ему невротической ригидности и его неспособности к классифика­ции внесло серьезные сомнения относительно эффективности подобной терапии.
Аналогично можно серьезно ошибиться в процессе планирования терапевтического процесса на фоне явно невротической клинической картины, не приняв во внимание данных теста Роршаха, говорящих о шизоидной направленности. Эти данные могут свидетельствовать о по­тенциальных тенденциях, которые должны обнаружить себя, когда ос­лабнут защитные механизмы. Если бы подобные потенциальные тенден­ции не игнорировались, можно было бы в значительной мере избежать терапевтических рискованных решений.
Из всего сказанного следует, что проективные методики не могут быть бесполезными. Они не покажут скрытую патологию, если ее не су­ществует. Однако их несовершенство может явиться источником серьез­ных недоразумений, особенно в сфере прогнозирования поведения. Если бы проективные методики были более приспособлены для обнаружения защитных механизмов, они бы обеспечивали более точное прогнозиро­вание.
В заключение мы хотели добавить, что, по нашему мнению, помо­жет проективным техникам действительно выполнять задачи прогнози-
рования. Однако это в большей степени зависит не от самих методик, а от общего состояния теоретической науки. Она должна устанавливать основные критерии, а не заниматься бесконечными экспериментами по усовершенствованию проективных методов. Это значит, другими слова­ми, что вначале нужно определить, какие качества необходимы для хо­рошего инженера, пилота или психоаналитика, теоретически и клини­чески нужно выяснить, какие потребности, паттерны саморегулирова­ния полезны,-а какие вредны в данных видах деятельности. После того как эти критерии будут достоверно установлены, проективные методы станут хорошим подспорьем при кадровом отборе.
Более того, проективные методы могут быть использованы как от­личный инструмент в исследованиях по психологии личности: Вместо того чтобы сожалеть о несоответствии фантазии и реального поведения, мы должны их изучать и анализировать фантазии в свете настоящего и прошлого поведения субъекта. Ведь в действительности личность реали­зует свои фантазии и потребности через адаптацию, компромиссы и уре­гулирование в соответствии с требованиями окружающей реальности.
Ричард С. Лазарус
НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ И ОДНОЗНАЧНОСТЬ В ПРОЕКТИВНЫХ МЕТОДИКАХ
За последние несколько лет многие психологи интенсивно прово­дили эксперименты, посвященные тому, как варьируется форма воспри­ятия человеком различных видов стимульного материала. Некоторые из этих исследований значительно укрепили позиции предположений, зало­женных в основу проективных методик. Однако другие аспекты этих ис­следований так и не получили достойного объяснения в клинической ли­тературе. К тому же далеко не все идеи экспериментальных проектов на­шли применение в практической деятельности. Данная статья направлена на то, чтобы обратить внимание читателя на конкретную проблему при­менения концепций потребностей и восприятия в психодиагностике.
Проективные методики всегда были основаны на представлении крайне неопределенного стимульного материала. Неоднозначные чер­нильные пятна, незавершенные предложения, изображения людей и тому подобный стимульный материал преобладал в психодиагности­ческих тестовых методиках. Само представление о неоднозначности, как было указано в других статьях, судя по всему, основывается на опреде­ленном количестве разумных интерпретаций, которые могут быть даны стимульному материалу некой выборкой испытуемых. Например, если кто-то воспринимает некую стимульную картинку как изображение двух дерушихся людей, то такой стимул не является неоднозначным вооб­ще, либо его неопределенность минимальна. Вариантов восприятия здесь быть не может. Соответственно стимул не в состоянии выявить потреб­ности или защитные механизмы испытуемых в отсутствие вариантов интерпретации этого стимула. Но если возможны несколько вариантов интерпретации того или иного стимульного материала, такой стимул получает название неоднозначного и находит применение в диагности­ке, так как различные интерпретации могут быть отнесены к личност­ным динамикам.
Применение крайне неопределенных стимулов в диагностике пред­ставляет собой весьма серьезную проблему. Испытуемый, чье восприя­тие явно отклоняется от нормы, не вызывает у нас затруднений. Напри­мер, человек может постоянно составлять насыщенные агрессией рас­сказы по стимульному материалу ТАТ. Его истории могут постоянно вра­щаться вокруг семейных скандалов, соперничества сиблингов и подоб­ных тем. Поскольку подобные рассказы встречаются не так уж часто, мы вполне можем начать подозревать, что у данного испытуемого существу­ют проблемы, связанные с агрессивными потребностями.
Тем не менее возникают особые трудности с выводами относи­тельно личностных динамик на основе ответов по проективным методи­кам, если мы обнаруживаем протоколы, которые не выходят за рамки интра– и интериндивидуальных норм. При таких обстоятельствах трудно сделать вывод, что у человека данная область не является проблемной. Всегда существует вероятность того, что отсутствие враждебных настро­ений и эмоций в ответах является следствием действия защитных эго-механизмов Человека, которые функционируют ради избегания враж­дебности. Недавнее мое исследование с применением теста Роршаха обес­печило подтверждение клинической гипотезе о том, что отсутствие аг­рессивных интерпретаций чернильных пятен говорит о существовании эмоциональных проблем в этой сфере. Сходные данные были получены при исследовании ТАТ. Но в связи с тем что стимульный материал, при­меняемый в проективных методиках, потенциально обладает существен­ной неопределенностью, трудно сказать, по какой причине не проявля­ются агрессивные интерпретации: из-за отсутствия интереса или благо­даря действиям эго-механизмов защиты, направленных на нейтрализа­цию агрессивных импульсов. В такой ситуации мы можем взять за основу качественную информацию, например, сведения об эмоциональности, барьерах и т.д. Например, появление эмоциональных реакций на карточ­ку № 6 Роршаха мы часто относим к очевидному на этой карточке сексу­альному символу. Но такое объяснение, прямо скажем, не очень досто­верно, так как спровоцировать появление подобной эмоциональной ре­акции могли и другие аспекты ситуации. Данный стимул являет собой неопределенную и двусмысленную угрозу эго.
Мы говорим о том, что предъявление только наиболее неопреде­ленных стимулов при проведении проективных методик приводит к не­уверенности в том, когда то или иное толкование избегается по причине действия вытесняющих защитных механизмов, а когда просто игнориру­ется ввиду отсутствия проблем в этой сфере. Мы хотим понять, в каких случаях некоторые потребности настолько сильны и выражены, что от­ражаются словесно и фигурируют в фантазиях. И мы также хотим знать, какие потребности настолько скрыты от восприятия, что приводят к избеганию и искажениям. Неоднозначные стимулы не слишком хорошо подходят для работы с этой последней ситуацией. Что нам нужно, так это тестовые стимулы, которые варьируются от максимально неопреде­ленных до наименее двусмысленных. Наибольшего эффекта мы смогли бы достичь, если бы могли предъявить испытуемому эмоционально на­сыщенный стимульный материал и понаблюдать, как он будет с ним работать. Насколько далеко он заходит в искажении того, что легко вос­принимается другими людьми? Какие искажения присутствуют в его вос­приятии? В чем заключается функция защитных механизмов: в создании преграды узнаванию к препятствии воспроизведению опасной инфор­мации или же в обеспечении максимально быстрого распознавания и содействии и облегчении вспоминания?
Беллак не открыл ничего нового, когда предложил термин «адап­тивный» для характеристики одного из аспектов проективного поведе-
ния. Но при создании проективных методик, за исключением словесно-ассоциативного теста, эта концепция во внимание вряд ли принималась. Литература, посвященная потребностям и восприятию, изобилует ссыл­ками на «постоянную защиту». Экспериментальная литература по про­блеме выборочного забывания применяет это понятие в ситуации реше­ния проблемы и последующего выявления слабых и сильных сторон вы­борочного запоминания. Несмотря на то, что зашита от опасности была рассмотрена с чуть ли не со всех возможных точек зрения, далеко не все психологи сумели решиться на прямое применение очевидно содержа­щего угрозу материала при психодиагностике. Возможно, они не хотели расстраивать пациента или боялись напугать его. При проведении тера­певтической беседы такой угрожающий материал обычно не использует­ся, причем вполне оправданно.
Одна иллюстрация, заимствованная из экспериментальной лите­ратуры, поможет нам понять, в чем должно заключаться тестирование с использованием недвусмысленно содержащего угрозу стимульного мате­риала. Было проведено исследование, в рамках которого изучалось аудио-перцептивное распознавание эмоционально окрашенных и неэмоцио­нальных предложений. Одной из диагностических техник стал тест неза­вершенных предложений, результаты которого соотносились с точнос­тью восприятия эмоциональных и неэмоциональных предложений. Не­которые задания в методике незавершенных предложений были весьма неопределенными в том смысле, что трудно было предположить агрес­сивную реакцию на заданные предложения (одна из контент-категорий). Остальные в этом отношении были достаточно однозначны. Примером первого типа предложений можно назвать следующее: «Он очень хотел…», а второго — «Он ненавидел…». Большинство испытуемых предлагали аг­рессивное завершение последнего типа предложений, например: «Он не­навидел свою сестру», «Он ненавидел подлецов», и все в таком духе. Ответы такого рода были в первую очередь обусловлены эмоциональной насыщенностью стимульного материала. Тем не менее некоторые испы­туемые так завершали это предложение: «Он ненавидел попадать под дождь, если у него не было зонтика» или: «Он ненавидел вставать по утрам». Почти все ответы такого рода отличались тем, что испытуемые шли на всевозможные ухищрения, лишь бы только избежать необходи­мости выдать агрессивный ответ. Такого рода задания — наилучшее сред­ство для выявления всех защитных механизмов, имеющих отношение к враждебности, связанной с отрицанием или избеганием. Они ставят ис­пытуемого лицом к лицу с угрозой, в результате чего он может либо принять ее, либо отказаться воспринимать ее такой, как она есть. Такой подход имеет что-то общее с процедурой проверки ограничений в тесте Роршаха или с предъявлением специально подобранных картинок ТАТ. Знание стимульной ценности материала позволяет заметить отклонения от типичных ответов.
Как крайне неопределенные, так и относительно однозначные сти­мулы могут найти применение в проведении психодиагностики при по­мощи проективных методик. Предъявление неопределенного стимульно-
го материала позволяет без труда обнаруживать случаи, когда значимые интерпретации появляются сами по себе, без всякой связи со стимуль-ным материалом. Мысли и фантазии с ярко выраженным агрессивным уклоном имеют тенденцию проявляться в быстрых и часто встречающих­ся агрессивно окрашенных реакциях. Нежелательные агрессивные им­пульсы, которые подавляются при помощи механизмов вытеснения, ско­рее всего, найдут отражение в том, что агрессивно окрашенные ответы будут встречаться –редко, несмотря на прямую агрессивную направлен­ность стимульного материала или преобладание ответов такого рода у большинства испытуемых. Отсутствие напряжения в отношении опреде­ленной потребности должно выразиться в отсутствии девиаций реагиро­вания, то есть интерпретациях, которые не отличаются ни повышенной частотой упоминаемости определенных областей, ни чрезмерным избе­ганием и искажениями.
Стмульный материал проективных методик может быть предъяв лен для перцептивного распознавания либо для заучивания и воспроиз­ведения Важно то, что стимулы могут быть как высокоструктурирован­ными так и крайне неопределенными по своему характеру, и что о большом количестве испытуемых можно собрать значительный объем нор­мативной информации. В отношении любой требуемой переменной, на­пример, агрессии, потребности в достижении успеха, зависимости от других в решении проблем, применение хорошо отработанного много­значного стимульного материала приведет к более точному определению силы потребности и характера защитных механизмов эго.
Г. М. Прошанский
КЛАССИФИКАЦИЯ ПРОЕКТИВНЫХ МЕТОДОВ
Первая классификация проективных методов была предложена Франком. Его целью было исследование характера реакций испытуемо­го, хотя Зубин (Zubin) и другие указали, что категории, выделенные Франком, заданы характером самого стимульного материала и целью исследования. Эти замечания были приняты во внимание автором при создании справки, к которой мы вернемся позже. Между тем классифи­кацию Франка, в некоторых случаях неудовлетворительную, стоит рас­смотреть более детально, руководствуясь историческим интересом и в связи с тем, что она акцентирует внимание на различных аспектах про­ективного опыта. Читатель, незнакомый с деталями некоторых техник, может счесть необходимым, обратиться к последующему материалу, где они обсуждаются.
Франк выделил следующие категории:
Конститутивная. Техники, входящие в эту категорию, характеризу­ются ситуацией, в которой от испытуемого требуется создание некой струк­туры из неструктурированного материала. Примером может служить лепка из пластилина или сходного вещества — род активности, который быст­рее всего приходит в голову. В качестве другого примера Франк приводит технику рисования пальцами, тщательно разработанную Наполи (Napoli) и претендующую на статус методики, хотя на деле она не пользовалась популярностью в качестве теста. Техники незаконченного рисунка, такие как тест Вартегга (Wartegg) или VAT60, также входят в эту категорию. В отличие от Франка, который здесь отводит тесту Роршаха второстепен­ную роль, Зубин делает ссылку на него как на лучший пример конститу­тивного метода. Включение теста Роршаха в эту категорию зависит от того, как много «структур» готов увидеть человек в чернильных пятнах.
Конструктивная. Различие между этой категорией и конститутив­ной аналогично различию между «сырым» и «переработанным» материа­лом. Последний, в форме строительных кубиков, кусочков мозаики и тому подобного, поддается скорее упорядочиванию, нежели моделиро­ванию по шаблону. Может быть, это различие покажется слишком тон­ким, но каждый сам определяет уровень сложности. Примером, относя­щимся к данной категории, может служить тест «Рисунок человека» или другие формы рисуночных заданий, отличные от «свободного выраже­ния» согласно собственным склонностям.
Интерпретативная. Это название дается ответам, в которых испыту­емый приписывает собственное значение стимульной ситуации. ТАТ и тесты словесных ассоциаций — оба непосредственно принадлежат к этой категории.
Катартическая. Здесь мы видим смещение акцента с процесса на результат. Игровые техники задействуют фантазию испытуемого, и пото­му, являются типичным примером данной категории. Похоже, что моза­ика Ловенфельд, конструктивная с точки зрения вовлеченности испы­туемого в актуальный процесс, по функции равна катарсису.
Рефрактивная. Эта категория была добавлена Франком при после­дующем анализе. Она освещает феномен, описанный Оллпортом как «эк­спрессивные» характеристики поведения. Графологию также можно вклю­чить в эту категорию, если рассматривать ее как проективный метод. Хорошо известная ранее «миокинетическая диагностика» — техника, ос­нованная на изучении изменений в линиях, нарисованных в соответ­ствии с инструкцией, — может быть рассмотрена как контролируемая и строго ограниченная форма графологии. Еще один пример — Бендер-Гештальт тест.
Помимо множества пересечений между категориями, выделенными Франком, сомнение возникает и относительно их положения в классифи­кации. Нет однозначного объяснения, почему характер ответа берется им за основу классификации, особенно после того как было замечено, что ответ во многом определяется характером самого стимула. Возможно, ос­новное различие между проективными техниками заключается в цели их применения,хотя и здесь не исключены частичные совпадения.
Я попытался проследить все эти различия в трехступенчатой схеме анализа (что возможно предпочтительнее классификации) проективных техник. Главные пункты этой схемы — в которой непроективные методы рассмотрены наряду с проективными, — отражены в последующем из­ложении.
Что касается стимульного материала, то отмечается, что наряду с почти всеми аспектами переживаний (по крайней мере для большинства людей), проективные техники по характеру в преобладающей степени являются визуальными. Две главные техники — тест Роршаха и ТАТ — подходящий тому пример. И хотя Франк отнес их к разным категориям в классификации, они по сути представляют даже при поверхностном ана­лизе одну и ту же задачу — вербальную интерпретацию визуального ма­териала. Стимульный материал теста «Завершение предложений», по­скольку обычно предъявляется в виде отпечатанных на бумаге незавер­шенных предложений, также можно считать визуальным, хоть он и име­ет существенное отличие, которое соответствует разнице между изобра­жением объекта и его символическим словесным представлением. Таким образом, вербальный стимульный материал образует отдельную катего­рию, независимую от классификации, основанной на сенсорной мо­дальности.
Визуальные техники, конечно, могут быть подразделены в соот­ветствии с характером детализации их стимульного материала. Конти­нуум может быть установлен на основе степени «структурированности» или того, что может быть названо «репрезентативным» качеством. Дру­гими словами, стимулом может служить все — от реалистичной кар­тинки до простого геометрического контура или абсолютно аморфных
либо сплошных участков цветов или света и тени. Не следует слишком углубляться в этот момент, но он, вероятно, все же заслуживает вни­мания: на «иллюстративном» конце указанной шкалы возникают про­блемы, относить ли туда фотографии или любые условные изображе­ния.
Если простое двухмерное предъявление чем-то дополняется, то общая ситуация может радикально измениться. Так, если картинка заме­няется реальными или игрушечными (обычно небольшими) объектами, это почти неизбежно приводит к появлению у испытуемого желания «что-нибудь с ними сделать». Поэтому желательно выделить отдельную кате­горию «конкретных» стимульных материалов. Дополнительные возмож­ности имеет использование изменяющихся визуальных стимулов, други­ми словами, фильмов и их эквивалентов. Насколько известно автору, только один такой детский фильм (Rock-a-bye~Baby) широко использо­вался в англоязычных странах. Это звуковой кукольный фильм, после просмотра которого детей просят придумать собственное окончание. Та­ким образом, это техника «завершения историй», ближайшей паралле­лью которой среди наиболее известных и часто используемых является методика рисуночной фрустрации Розенцвейга, хотя можно найти близ­кую аналогию и в баснях Десперта. Рабин и Хэйворт (Rabin and Haworth) выделяют французский Кино-тематический тест, однако то, что в нем используется немое кино, делает этот тест более близким ТАТ.
Событием второй половины XX века с*тало распространение, хотя пока еще не слишком значительное, принципов ТАТ на аудиоматериал. Полушутливые идеи по созданию обонятельных проективных техник можно оставить без комментариев, но возможности основания методов на тактильных и кинестетических ощущениях могут рассматриваться бо­лее серьезно. Тем не менее поскольку невизуальные модальности в тех­никах используются сравнительно редко, достаточно будет выделить че­тыре категории в рубрике стимулов: вербальная, визуальная, конкретная и другие модальности.
При переходе к классификации ответов, возможно, простейшим и наиболее эффективным способом самоориентации является разделение на основе устаревших вундтовских терминов импрессивных и экспрессив­ных методов. Происходящие непосредственно из вундтовских экспери­ментальных исследований ощущений и эмоций, эти термины использо­вались иногда в отношении психофизического опыта, в контексте кото­рого термин «адаптация» заменялся иногда термином «экспрессия». Им-прессивный метод (своеобразно используемый Вундтом), заключался в том, что испытуемый отчитывался о своем опыте, по возможности ис­пользуя простые ответы (да/нет) или их эквиваленты. Противополож­ным ему был экспрессивный метод, в котором влияние стимула оцени­валось с помощью таких инструментов, как пневмограф или динамо­метр, либо испытуемого просили самого приспособить стимул под неко­торое установленное требование, например видимое равновесие. Толко­вый словарь определяет исходное значение слова «экспрессия» — «что-то, что делает организм; при этом подразумевается, что любой акт де-
терминирован природой самого организма». Среди множества определе­ний данного термина можно выбрать это как наиболее подходящее в данном контексте, поскольку оно отражает характер типа проекции, ярче всего противопоставляющегося обычной интерпретации или по-прежнему простому отчету о стимуле. Отчасти из-за неопределенности в употребле­нии и отчасти из-за двойной смысловой нагрузки слова «экспрессия» в повседневном языке (например, «экспрессивное поведение» у Оллпор-та) термину «манипулятивный» был предпочтен термин «экспрессив­ный» в контексте «делания» в качестве отделения от типа ответов, свя­занных с «говорением». При этом для определения последних был пред­ложен термин «интерпретативные».
Однако необходимо выделить дополнительный тип вербального ответа, называющийся «ассоциативным», так как можно доказать, что интерпретативные ответы отражают одновременно различные психоло­гический процессы, для исследования которых годятся и техника Рор-шаха, и ТАТ. Метод Роршаха иногда иронически называют техникой, в которой испытуемый ассоциирует себя с чернильными пятнами. Обще­признанно, что сам Роршах использовал термин «ассоциация» довольно часто, и Экснер (Ехпег) вслед за Беком (Beck) употребляет словосочета­ние «период свободных ассоциаций» в отношении ответа испытуемого во время первого предъявления пятен. Однако цель Роршаха заключалась в другом. Форма его вопроса «Чем это может быть?» предполагает акт перцепции, и если испытуемый свободно ассоциирует, как иногда слу­чается, выявленная информация может иметь клинический интерес, но является строго «фоновой», поскольку речь идет о тестовых данных как таковых. Отчасти точно также в ТАТ испытуемый иногда «ассоциирует себя» с картинкой, вместо того чтобы рассказывать историю, и в то время как это поведение имеет диагностическое значение или может даже рассматриваться как форма конститутивного ответа, по Франку, оно не относится к прямой рассматриваемой задаче.
Однако ассоциация представляет собой тип ответа, очевидно, име­ющий прямое отношение и на деле составляющий самую суть словесно-ассоциативных техник. Она также является основой Реактивного теста Брука — техники, изначально придуманной для использования в сфере профориентации, но одновременно имеющей претензию на проектив­ную функцию.
Проективные задания или тесты обычно предоставляются в нео­граниченной условиями форме, то есть испытуемый может свободно вы­разить свою интерпретацию или ответ. Для подстраховки обычно также упоминается о том, что «правильных» ответов не существует, даже если этот тест на деле все же чем-то ограничен. Иными словами, ни одно ценное рассуждение не проходит мимо исследователя. С другой стороны, многие техники требуют особых форм полезных высказываний со сторо­ны испытуемого. Поэтому в качестве отдельной категории выделяется тип ответа, который включает выбор, ранжирование или другое распре­деление некоего числа стимулов. Среди только что упомянутых тестов только Сонди подпадает под эту категорию. Однако были сделаны по-
пытки по введению структур с готовыми вариантами ответа в другие существующие техники, например в технике Роршаха. Это изобретение заметно уменьшает количество проблем по анализу получаемой инфор­мации, но вместе с тем готовые ответы ограничивают возможный диа­пазон ответа самого испытуемого и могут помешать ему в выражении своего реального переживания в отношении отдельных стимулов. Кроме того, они могут приписывать субъекту опыт положительной перцепции, которого он в действительности не имел. Проиллюстрируем это на при­мере теста Сонди: распространенной является реакция, когда испытуе­мый отмечает, что, говоря по правде, он не может сказать, что какое-то из лиц ему «нравится» — на самом деле он все находит отталкивающими. В правилах к данной технике говорится о том, как избежать такой ситуа­ции, но это примечание теряется при оценке. Поэтому большинство про-ективистов скептически настроены по отношению к введению структур с готовыми вариантами ответа в методы, что, по сути, нельзя назвать полностью проективной техникой.
Техники, базирующиеся на распределении стимульного материала или на его выборе, конечно, не обязательно искажают оценку опыта ис­пытуемого. Исходя из целей классификации следует сгруппировать такой тип ответов, как содержащих элементы обоих вундтовских методов — и «импрессивных», и «экспрессивных». Последнее особенно очевидно, если испытуемому требуется разложить стимульные объекты в определенном порядке в смысле физического соседства в соответствии с предпочтени­ями или какими-то другими критериями.
Это возвращает нас к техникам, требующим «манипулятивных» типов ответа, которые были охарактеризованы выше. Подвиды внутри этой категории различаются по аналогии с «конститутативной» и «кон­структивной» категориями у Франка. Однако это указывает, что точное разграничение в реальности невозможно. Скорее всего ответы, предпо­лагающие манипулирование с материалами и пр., распределяются по шкале, крайними точками которой являются «творчество» и «репро­дукция». Ограничение в данном случае может налагаться как характе­ром стимульного материала, так и инструкциями, получаемыми испы­туемым. При этом трудно определить, является ли моделирование из глины более творческим процессом, чем работа с мозаикой по тесту Ловенфельд. Гораздо меньше сомнений вызывают техника «Рисунок человека» и подобные ей, образующие группу, которая, кстати, не мо­жет быть классифицирована на основе характера стимульного материа­ла, если не принимать во внимание образно-визуальный стимул или если не считать за стимул бумагу и другие материалы для рисования. На другом полюсе располагаются техники, требующие «репродукции», или копирования чертежей или рисунков, представляющие собой отдель­ную проблему. Как и в случае с «незаконченными предложениями», могут возникнуть сомнения в том, достаточно ли оснований, чтобы называть эти техники проективными. Характерной чертой проективно­го метода считалось то, что при его проведении значение того, что делает испытуемый не так очевидно, как в техниках «самоотчета». Как
бы то ни было, большинство проективных техник требуют по крайней мере немного того, что можно назвать «вовлеченностью», которая не всегда может быть произвольной, но все же личностно окрашенной. С другой стороны, если основное внимание при выполнении задания уделяется точности или какой-то форме «усилия», то, по-видимому, образуется установка на непринужденность.
К техникам такого типа относится Бендер-гештальт тест, проектив­ные функции которого оцениваются весьма высоко. Полное (и подлин­ное) название этой техники «Визуально-моторный гештальт-тест» указы­вает на ее характер и в какой-то мере отражает ее функции. Материал тестов состоит из девяти рисунков, располагающихся по порядку — от тех, где точки распределены равномерно по всей поверхности листа, до тех, в которых изображенные фигуры напоминают субтест Бине «Мо­делирование по памяти». Однако в методе Бендера рисунки испытуемо­му предоставляются по одному, а затем копируются им. При этом вни­мание уделяется как готовому рисунку, так и позам и движениям ис­пытуемого в процессе рисования; этим объясняется употребление сло­ва «моторный» в названии теста. Данный тест был предназначен для клинической диагностики особых форм личностных расстройств, а также для изучения психических отклонений и органических повреждений моз­га. Анастази обсуждает этот тест в одной из глав своей книги «Измере­ние умственного расстройства». В подобных областях исследования ука­занные техники будут иметь несомненную ценность, хотя взаимосвя­занность умственных и психических функций становится в большей степени признанной.
Между крайней «творческой» и «репродуктивной» позициями, обозначенных нами, располагается группа «манипулятивных» техник, к которым применим термин «распределяющие». Они довольно легко под­даются классификации, хотя даже здесь могут быть выделены подгруппы и опять в зависимости от очень широкого характера материала. Если ма­териал реалистичен (или «репрезентативен»), то ведущими становятся игровые функции, и возможность психометрической оценки понижает­ся. Если материал более формальный, или «абстрактный», то имеют ме­сто противоположные тенденции, но и в этом случае «экспрессивная» функция не исчезают полностью.
Как уже отмечалось выше, техники «манипулятивного» типа –лучший пример ответов, относящихся к категории «катартических» у Франка. Однако отмечается, что в данном контексте не совсем коррект­но использование термина «ответ». Все это подводит нас к рассмотрению последнего измерения в нашей трехступенчатой классификации, кото­рому трудно подобрать точное название. В качестве наиболее близкого можно предложить слово «цель».
При обращении к ситуации, сложившейся в настоящее время в области оценки личности, автор стремится привлечь внимание к различ­ным, иногда противоположным, точкам зрения, где, с одной стороны, характер личности представляется подверженным различным измерени­ям, а с другой — ее измерительный анализ игнорируется. В последнем
случае оценка личности делается на основе предсказания. Как бы там ни было, расхождение между двумя позициями углубляется. Это расхожде­ние аналогично описанному Дильтеем конфликту между «объяснитель­ной» и «анализирующей» функциями психологии.
Применяя данную идею к функциям проективного тестирования, можно заметить, что некоторые техники приспособлены так, что допус­кают постановку диагноза или определения их типа или позиции в кон­тинууме, тогда как другие, хотя фактически они могут использовать ту же терминологию и категории классификации, таковы, что их находки удобнее всего фиксировать в форме так называемого отчета. Если мы обратимся к практике военного отбора, то увидим, что во время актив­ной деятельности Департамента по отбору на военную службу для кадро­вых психологов было обычной практикой использование проективного и другого доступного печатного материала при составлении «личных дел». Впоследствии, данные стали записывать в пятибалльной системе между 20 и 30 «профильными полями». На практике перемены представляли собой продвижение от «глобальной» трактовки, по существу, одних и тех же данных, к «мерной», что облегчало их последующий анализ и исследование. Между тем прогностические оценки не отменялись полно­стью: психологу, занимающемуся отбором, необходимо было предска­зать, как изменится данный кандидат при переходе с одной ступени на другую в последующей служебной карьере. (К сожалению, результаты этих прогнозов, насколько известно автору,-в настоящий момент недо­ступны.)
Проективные и схожие с ними техники можно также классифици­ровать в соответствии с типом выявляемой информации, что в общих чертах определяется как диагностика или описание. Замечу, что приме­нение этих техник полезно и интересно не только для исследователя или клинициста, но и для самого испытуемого. Ранее мы выразили недоволь­ство по поводу включения «катартической» категории в иерархию отве­тов у Франка. Тем не менее функции катарсиса заложены в игровых тех­никах, и о них можно упомянуть в классификации, основанием для ко­торой служит «цель». К тому же кроме активизации фантазии человека, как это видно при использовании «манипулятивных» техник, любая те­стовая ситуация предполагает взаимодействие испытателя и испытуемо­го, и не исключает возможности «переноса» этих отношений. В некото­рых проективных методах терапевтическая цель становится главной или единственной; среди исключений наиболее известными являются Про­ективные картинки Пикфорда, в которых терапевтические цели предше­ствуют диагностическим.
Итак, краткое резюме нашей трехступенчатой классификации про­ективных методик выглядит следующим образом:
стимулы:
вербальный; визуальный; конкретный; другие модальности;
ответ:
ассоциативный; интерпретативный; манипулятивный; свободный выбор; цель:
описание; диагностика; терапия.
Особенностью данной классификации является то, что последний пункт каждой категории, выпадает из общего строя или является проти­воположностью другим пунктам. Не исключено, что это явление — ис­точник частичных совпадений между категориями, о которых говори­лось ранее.
P. Хappоуэp ТЕСТ РОРШАХА
ВСТУПЛЕНИЕ
Тест чернильных пятен Роршаха назван по имени его создателя швейцарского психиатра Германа Роршаха (1884—1922). Его ключевой труд «Психодиагностика», где он изложил основы и опыт применения методики, увидел свет в 1921 году.
Новизна данной методики состояла в том, что ответы испытуемый давал самостоятельно, а не выбирал из числа предложенных, что позво­ляло избежать внешней детерминированности ответов, которые в дан­ном случае в большей степени оказываются обусловленными особенно­стями восприятия и прошлым опытом испытуемого. Таким образом, ока­залось возможным, по мнению Роршаха, установить связь между проду­цируемым фантазийным материалом и типом личности.
Если до Роршаха при толковании чержщьных пятен исследователи опирались на содержательный аспект ответов, то он сосредоточился на процессе продуцирования ответов, то есть на том, как испытуемый вос­принимает стимульный материал, на какие характеристики пятен он при этом опирается (форма пятен, очертания, цвет, оттенки и т.д.).
Анализируя ответы, полученные как от здоровых индивидов, так и от страдающих различными психическими заболеваниями, Роршах от­метил, что таким образом можно оценить уровень интеллекта испытуе­мого, дифференцировать ответы здоровых и психически больных, а сре­ди последних выделить ответы, типичные для больных шизофренией, эпилепсией, маниакально-депрессивным психозом, слабоумием.
В ходе исследования Роршах выделил ответы, характерные для двух типов восприятия: по движению и цвету, т.е. «двигательный» и «-цвето­вой» тип. Тип восприятия, или, как назвал их Роршах, «тип пережива­ния», соотносится с интроверсивной или экстраверснвной тенденцией личности. Преобладание ответов по движению он соотнес с интровер­сивной тенденцией, а преобладание ответов по цвету — с экстраверсив-ной. При наличии аналогии с типологией Юнга, Роршах отмечает и су­ществование отличий. По его мнению, данные тенденции характеризуют не столько уровень адаптации индивида, сколько индивидуальные меха­низмы ее реализации. А основным различием между пнтроверсией и эк­страверсией считал зависимость либо от внешних переживаний, либо от внешних впечатлений.
Роршах разработал базовые принципы анализа п интерпретации от­ветов, создав практически универсальный тест, который за период своего
существования почти не изменился; вся осуществлявшаяся в эти годы ра­бота касалась уточнения значения тех или иных показателей, дальнейшей разработки способов кодирования и т.п. Вместе с тем тест Роршаха, явля­ясь первым и наиболее выдающимся достижением в проективном тести­ровании, остается и поныне наряду с ТАТ самым авторитетным источни­ком, откуда черпаются идеи для создания и усовершенствования других проективных техник. Поэтому если не овладение, то по крайней мере оз­накомление с тестом Роршаха должно быть актуально для любого желаю­щего научиться приемам проективного тестирования.
ОПИСАНИЕ ТЕСТА И ПРОВЕДЕНИЕ ЭКСПЕРИМЕНТА
Стимульный материал представляет из себя 10 стандартных таблиц с черно-белыми и цветными симметричными аморфными изображения­ми — «пятнами».
Обстановка при проведении эксперимента должна быть спокойной и располагающей, испытуемый должен чувствовать себя как можно бо­лее непринужденно. Необходимо предварительно ознакомиться с его физическим и психическим состоянием, удостовериться в его готовнос­ти к полноценной работе. Как и в случае работы со многими другими методиками, важно установить с испытуемым раппорт в процессе ввод­ной беседы.
Никаких предварительных сведений о цели эксперимента не сооб­щается. На вопрос испытуемого, не является ли эта методика тестом на интеллект, следует ответить отрицательно. Вполне допустимо согласить­ся с предположением, что это исследование воображения. Следует сооб­щить испытуемому, что он может давать любые ответы, все сказанное им не будет оцениваться с позиции правильности или неправильности, что же касается уточняющих вопросов со стороны испытуемого, то от них следует уклоняться.
В целом эксперимент состоит из нескольких этапов.
1. Процедура проведения. Экспериментатор садится таким образом, чтобы иметь возможность видеть таблицы одновременно с испытуемым. Таблицы до предъявления лежат рядом с экспериментатором изображе­нием вниз и предъявляются испытуемому последовательно с 1 по 10 в основном положении.
Испытуемому задается вопрос: «Что это вам напоминает, на что это похоже?», после чего ему предоставляется полная самостоятельность. Если испытуемый сомневается, колеблется, можно сказать, что непра­вильных ответов не бывает, все ответы индивидуальны. Вполне допусти­мо поворачивать таблицы, также допустимы поощрения, но ни в коем случае не подсказки. Испытуемого не ограничивают во времени. После того, как он завершает свои спонтанные высказывания, ему задают до­полнительные вопросы: «Что еще?», «Что вы можете добавить?».
Все полученные от испытуемого ответы заносятся в протокол, где также отмечаются восклицания, мимика и поведение испытуемого в це­лом, а также временные показатели.
2. Опрос. Цель этого этапа — уточнение ответов. Опрос ориентирован на выявление того, как испытуемый пришел к формулировке того или иного ответа, где, на каких деталях фиксируется его внимание, почему выб­ран именно этот образ. Соответственно, вопросы, при формулировке кото­рых следует избегать прямых или наводящих вопросов, звучат примерно так: «Покажите где находится…», «Как у вас возникло такое впечатление?», «Почему вы подумали именно об этом?». Дальнейшие вопросы будут зави­сеть от ответов испытуемого, важно постараться не внушить ему ответы, которые не соответствуют его видению перцептивных образов.
Для уточнения локализации ответа можно предложить испытуемо­му нарисовать на отдельном листе бумаги указанную часть фигуры.
3. Определение границ чувствительности. Данный этап можно счи­тать дополнительным. Необходимость в нем зависит от того, насколько содержательными и продуктивными оказались предыдущие этапы экс­перимента. Чем богаче первичная часть протокола, тем меньше необхо­димости в данном этапе.
Здесь на испытуемого оказывают давление, задают все более и бо­лее конкретные вопросы, привлекают его внимание к тем или иным элементам пятна или подсказывают возможные интерпретации, чтобы четко выявить некоторые моменты, которые были затронуты или избе­гались ранее, а также то, может ли он видеть отдельные детали и спосо­бен ли воспринимать за ними целостный образ: человеческие очертания или движение, цвет и светотень, а также популярные образы.
Экспериментатор пытается как бы раздвинуть, прощупать грани­цы восприятия испытуемого, определить его слабые стороны с этой точ­ки зрения, действуя от обратного. В тех случаях, когда испытуемый дает исключительно целостные ответы, его просят сосредоточиться на от­дельных деталях. («Попробуйте увидеть что-нибудь в отдельных частях таблицы, у некоторых людей это получается».) Если это не помогает, можно указать на конкретную деталь и спросить, на что это похоже и даже подсказать, что именно видят в этом другие люди. («Некоторые считают, что это похоже на паука».)
Попросив испытуемого рассортировать таблицы по тому или ино­му признаку (в том числе на приятные и неприятные), определяют, ре­агирует ли он на цветовой стимул.
ШИФРОВКА (КОДИРОВАНИЕ) ОТВЕТОВ
Под кодированием подразумевается оценка и классификация от­ветов с учетом следующих категорий: локализация, детерминанты, со­держание, оригинальность—популярность, уровень формы.
Цель шифровки — формализация ответов для последующего ана­лиза и интерпретации.
Следует отличать ответ от комментария или замечаний. За ответ признают те высказывания, которые сам испытуемый признает в каче­стве ответов и которые продуцированы спонтанно. Замечания и коммен­тарии ответами не считаются.'
1. ЛОКАЛИЗАЦИЯ ОТВЕТОВ
Локализация ответов определяется соотнесением образа с той или иной частью пятна. Если испытуемый интерпретирует таблицу целиком, охватывает все пятно, ответ считается целостным и обозначается буквой W (whole). Типичные ответы: «летучая мышь» (табл. V), «шкура животно­го» (VI). Существуют более сложные варианты целостных ответов, на­пример, когда испытуемый не продуцирует спонтанно четкий ответ, а приходит к кему постепенно, несколько образов сменяют друг друга, пока не группируются в нечто единое. Целостным можно считать ответ, когда отдельные небольшие части пятна игнорируются.
Если испытуемый использует почти все пятно (по крайней мере 2/3), ответ считается почти целостным и обозначается символом w (усеченное W; cut-off whole).
Ответ определяется как конфабуляторный целостный (DW), когда строится с опорой на какую-то одну изолированную деталь и домысли­вается до целого без учета остальной части пятна.
Существуют ответы на обычные детали, (D), в которых восприни­маются крупные, хорошо заметные детали, замечаемые чаще всего. Сюда же включаются и не очень крупные, но имеющие отчетливую форму и поэтому бросающиеся в глаза фрагменты пятен. Некоторые исследовате­ли выделяют подобные небольшие по размерам, но часто воспринимае­мые детали в отдельную категорию и обозначают буквой d, — ответы на мелкие обычные детали.
К ответам на необычные детали (Dd) относятся те из них, которые подразумевают не целое пятно, не обычные детали и не белое простран­ство, а редко воспринимаемые фрагменты. Например, мелкие, незначи­тельные детали, обособленные от основной части пятна.
Ответы на белое пространство регистрируются, если в качестве фигры используются не детали пятна, а свободные промежуточные об­ласти (S), а само пятно выступает в качестве фона. В тех случаях, когда белое пространство воспринимается в комбинации с темными фрагмен­тами пятна, в зависимости от того, какая деталь первична, ответы обо­значаются как WS или DS.
2. ДЕТЕРМИНАНТЫ
К детерминантам относятся качественные характеристики ответа по форме, движению, цвету, оттенкам. Детерминанты характеризуют способ восприятия испытуемого, его избирательность по отношению к тем или иным аспектам окружающего мира. Один из детерминант стано­вится основным, а остальные считаются дополнительными.
Форма (F). Детерминанта F свидетельствует о том, что ответ обус­ловлен формой пятна, его контуром. Выделяются ответы с хорошей фор­мой (F+), когда фигурируемый в ответе образ соответствует конфигура­ции пятна. Другой вариант определения ответа с хорошей формой дается согласно статистическому критерию, когда «хорошими формами» счита­ются те, которые чаще всего даются здоровыми испытуемыми.
К. ответам с плохой формой (F-) относятся неточные и неопреде­ленные. В первом случае отсутствует сходство с пятном, во втором — отсутствует определенность («облако», «след», «какое-то животное», «ка­кая-то карта»).
Движение (М). Данная детерминанта непосредственно не вытекает из свойств самого пятна, за ней всегда стоит идентификация. Ответы по движению возникают под влиянием прежде виденных или испытанных самим испытуемым движениях. Как субъект воспринимает пятно — в статике или движении — нередко выясняется во время опроса. Основа­нием для диагностирования М-ответа считается переживание движения или идентификация с определенным положением тела. В эту же катего­рию входят ответы, описывающие движение не только человеческих фигур, но и отдельных частей тела, а также животных, статуй и неоду­шевленных предметов.
Символом М шифруются ответы, в которых передается человечес­кая деятельность, даже если она приписывается животным, статуям или персонажам мультфильмов или карикатур.
Движения, свойственные животным, обозначаются FM. А движе­ния неодушевленных предметов, абстрактных, механических, символи­ческих сил шифруются символом т.
Цвет (С). Детерминанта «цвет» включает ответы, которые акцен­тируются на цвете пятна. Ответы по цвету дифференцируются в зависи­мости от сочетания с формой и соответственно шифруются.
FC — доминирует форма, а цвет выступает в подчиненной роли («красные носки»).
CF — ведущую роль играет цвет, а форма хоть и наличествует, но на втором плане и является неопределенной («облака»).
Как С шифруются ответы, детерминированные только цветом (кровь на красное пятно, небо на голубое и т.д.). Если же в ответе при­сутствует перечисление цветов, при отсутствии содержания, он шиф­руется как Сп.
Ахроматические цветовые ответы, т.е. опирающиеся на черные, белые, серые фрагменты пятен (С'), также могут выступать в комбина­циях с формой и шифроваться аналогично хроматическим цветам FC' и C'F.
Оттенки. Данная детерминанта соответствует ответам, в которых фигурируют хроматические или ахроматические светотени, благодаря которым образ приобретает глубину, структуру или перспективу. Подоб­ные ответы дифференцируются по следующим основным категориям. Если отпет передает впечатление поверхности или текстуры, то в зависимости от степени выраженности он обозначается как Fc, cF, с. Fc — поверх­ность или текстура четко выражены, либо ответ вместе с поверхностны­ми, текстурными качествами передает конкретную форму («женщина в прозрачной юбке», «плюшевый медведь»), К той же категории относятся ответы с названиями предметов из мрамора, стали, меха животного.
cF — поверхностный эффект в ответе слабо дифференцирован, сочетается с объектом неопределенной формы. Если испытуемый игно­рирует форму и сосредотачивается исключительно на эффекте поверх­ности и подобный тип ответа встречается более двух раз, ответ шифрует­ся как с, при этом следует иметь в виду, что такой тип ответов свиде­тельствует о сложной патологии. Пример — «снег», «нечто металличес­кое».
Если в Ответе выражается впечатление трехмерности, глубины, он шифруется как К, FK, KF. Ответы, упоминающие нечто диффузное, бесформенное, обозначаются символом К («туман», дымка», мгла», «дым»). Ответы, в которых оттенки передают эффект глубины, сочетание нескольких измерений, разница в оттенках между которыми создает оп­ределенный образ (деревья в воде, объекты, находящиеся один перед другим), шифруются как FK. Оценка KF применяется к ответам, в кото­рых определенная форма включена в концепцию диффузии («облака, похожие на людей»).
Ответы, характеризуемые восприятием трехмерного простран­ства, проецируемого на двухмерную плоскость, а именно — рентге­новские снимки и топографические карты шифруются как Fk, kF, k. Символом Fk обозначаются ответы о рентгеновских снимках или кар­тах, представляющих определенный объект (позвоночник, грудная клетка и ребра, карта конкретной страны); kF — карта не соотносится с какой-то конкретной страной, а рентгеновский снимок не указыва­ет на определенное анатомическое образование; k — ответ «рентгено­вский снимок» вовсе не подразумевает никакой формы и дается не менее чем на три таблицы.
5. СОДЕРЖАНИЕ ОТВЕТОВ
На этом этапе ответы соотносятся с той или иной категорией клас­сификации: человеческие фигуры, целые или почти целые — Н; челове­ческие фигуры, изображенные не как реальные персонажи, а как карика­туры, шаржи, скульптуры или как мифологические, сказочные существа-духи, чудовища, ведьмы и т.п., — (Н); части человеческой фигуры, пред­ставленные как карикатуры или детали фантастических фигур, — Hd; фи­гуры животных, целые или почти целые — А; фигуры мифологических зверей, чудовищ, карикатуры зверей — (А); детали тела животных — Ad; детали тела фантастических животных — (Ad); внутренние органы челове­ка — At; внутренние органы животного — Aat; половые органы, указания на тазовую область или сексуальную деятельность — Sex; предметы Obj; предметы, выполненные из животного материала, — Aobj; пища (за ис­ключением фруктов и овощей, которые относятся к растениям) — Food; пейзаж, ландшафт, вид высоты — N; карта, острова — Geo; всевозмож­ные растения, включая деревья, части растений, овощи, фрукты, пло­ды — Р1; архитектурные объекты — Arch; детский рисунок без конкрет­ного содержания — Art; абстрактные понятия: «власть», «любовь», «кра­сота» и т.п. — Abs; кровь ~– В1; огонь — Ti; облака — С1. Редкие отпеты, не попадающие под конкретную категорию, обозначаются целыми словами.
Оригинальность—популярность ответов. Ответы дифференцируют­ся на две категории: наиболее распространенные (популярные) и наи­более редкие (оригинальные) ответы. По мнению Роршаха, популярны­ми (Р) можно считать ответы, которые даются каждым третьим испыту­емым, хотя строгие статистические данные отсутствуют, поскольку та­кая информация в значительной степени определяется этнографически­ми факторами. Некоторые исследователи приводят списки ответов. Б. Клопфер таковыми считает следующие ответы:
Табл. I (целое или часть). Любое существо с телом в центре D и крыльями по бокам (летучая мышь, бабочка), в движении или нет.
Табл. II (черная область, часть или целое) Любое животное цели­ком или часть тела животного.
Табл. III (черная область целиком). Два человека или животные в облике людей, возможно в движении.
Табл. III (красное в центре D). Галстук-бант, бабочка.
Табл. IV. По мнению Клофера, не имеет универсально популярных ответов.
Табл. V (целиком). Любое существо с телом в центре D и крыльями по бокам, в движении или нет.
Табл. VI (целиком или без верхней или нижней части). Шкура жи­вотного, где оттенки передают впечатление меха или кожи с узором.
Табл. VII. Не имеет универсально популярных ответов.
Табл. VIII (боковое розовое D). Любое животное в движении. Рыба или птица (-^Р).
Табл. IX. Не имеет универсально популярных ответов.
Табл. X.(боковое голубое D). Любое животное с большим количе­ством ног (краб, паук).
Табл. X. (центральное зеленое D). Любое продолговатое зеленое жи­вотное (змея, гусеница). Цвет должен использоваться.
Табл. X. (светло-зеленое D). Голова любого животного с длинными ушами или рогами.
Следует отметить, что все ответы могут быть зашифрованы соглас­но этой категории.
Оригинальными ответами (О) считаются встречающиеся прибли­зительно один раз на 100 ответов. В зависимости от четкости восприятия оригинальные ответы дифференцируются на О+ и О—. Выявление ори­гинальных ответов требует значительного опыта работы с методикой, в случае сомнений можно ограничиться указанием на тенденцию к ориги­нальности (->О).
Уровень формы. Оценка уровня формы производится по трем ком­понентам: (1) четкость ответов; (2) разработка ответов; (3) организация. По первому пункту все ответы делятся на четкие, неопределенные и нечеткие. Если в ответе определенная форма соответствует указанной форме пятна, его очертаниям — ответ считается четким. Неопределен-
ные ответы подразумевают ссылки на предметы, сами по себе не имею­щие конкретной формы, так что почти любая часть пятна или пятно в целом могут соответствовать им (цветы, облака, острова и т.п.). В нечет­ких ответах предмет, имеющий определенную форму, относится к части пятна несхожей конфигурации, либо наоборот, неопределенная конфи­гурация относится к пятну или его части, имеющих специфическую форму.
Разработка (спецификация) может снизить или повысить четкость ответа. Конструктивная разработка, при которой форма пятна сравнива­ется более тщательно, конкретизируется, используются детерминанты (цвет, оттенки, движение) — свидетельствует о высокодифференциро­ванной перцепции. Имеют место разработки, которые не снижают, но и не повышают четкость, ничего не добавляя к ответу, т.е. иррелевантные разработки. Встречаются разработки, которые снижают уровень формы.
Если испытуемый тем или иным образом объединяет, группирует части пятна в более общую, осмысленную концепцию, такая процедура признается увеличением уровня формы.
Форма оценивается по шкале от —2,0, через 0,0 до +5,0. Сперва вы­носится основная оценка, затем либо добавляется 0,5 очка за каждую кон­структивную разработку или успешную организацию, либо отнимается 0,5 за каждую разработку, ухудшающую уровень формы, что касается ос­новной оценки, оценка 1,0 присваивается форме, соответствующей «от­четливому ответу». Это: (а) популярные ответы; (б) ответы популярного уровня, часто даваемые на совершенно очевидные части пятна; (в) отве­ты, не требующие особого воображения или организационных способ­ностей. Оценка 1,5 присваивается за концепции, превышающие мини­мальное требование четкости, такая оценка подразумевает 4 или более существенных характеристик формы, тогда как оценка 1,0 — лишь 3 или даже 2. В оценке учитывается не только сложность формы, но и пропор­ции. Например, название конкретной породы в ответе представляет со­бой более отчетливую форму, чем просто «собака». Оценка 0,0 присваи­вается ответам неопределенным по форме (С, Сп, с, С\ К, k и т.д.), а оценка 0,5 присваивается ответам, не отрицающим форму полностью (CF, C'F, cF KF, kF). Оценка —0,5 присваивается в том случае, если определенному полю приписывается неопределенная концепция; если ис­пытуемый все же делает некоторые попытки сопоставить концепцию с фор­мой, но не дотягивает до минимальных для этого требований. Оценка —1,5 присваивается конфабулярным ответам. (DW). Если концепция не совпадает с пятном и не производится никаких усилий к сопоставлению, дается оценка 2,0. Как уже отмечалось, к основной оценке добавляют 0,5 балла к каж­дой конструктивной организации и конструктивной разработке. Чаше всего такие добавления осуществляются к основным оценкам 1,0 или 1,5, и реже к 0,0 или 0,5. Любая снижающая разработка ведет к уменьшению основной оценки на 0,5 баллов. Если основная оценка уже имеет знак минус, дальнейшего вычитания не производят.
Считается, что уже один ответ, оцененный 4,0, указывает на очень высокие интеллектуальные способности, ответ с оценкой 3,0 — на вы­сокие, с оценкой 2,0 — на средние или несколько выше.
С помощью взвешенной оценки формы оценивается уровень об­щих способностей испытуемого. Все оценки, равные 2,5 или выше, при этом умножаются на 2 и к ним плюсуются все оценки ниже 2,5, а полу­ченная сумма делится на общее количество ответов. Уровень формы от 1,0 до 1,4 выражает средний интеллект, от 1,5 до 1,9 — интеллект выше среднего, 2,0 — очень высокий интеллект.
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Значение локализации показателей. Локализация ответа (пятно в целом или детали) свидетельствует о том, как индивид подходит к по­знанию объектов и явлений окружающей реальности, демонстрирует ли он стремление охватить ситуацию во всем ее масштабе с учетом взаимосвязи всех ее компонентов, или интерес направлен прежде всего к частному, конкретному. Количество целостных ответов по Роршаху является показателем склонности индивида к усложненной действи­тельности, абстрактной или комбинационной. Преобладание целост­ных ответов (более 7) в сочетании с четкой формой (WF+) свидетель­ствует о высоком уровне интеллекта, указывает на склонность к фанта­зии, творческой деятельности и на честолюбие. Малое количество це­лостных ответов отмечается у слабоумных, педантичных индивидов или может указывать на состояние депрессии или легкую форму шизофре­нии. Поскольку целостные ответы рассматриваются как признак интел­лекта, синкретичные, конфобулярные ответы (DW), не соответствую­щие форме пятна (WF—), являются показателями интеллектуальных на­рушений или критичности. Они наблюдаются у дебилов, маниакаль­ных больных, у страдающих эпилепсией, шизофренией или в случае органического поражения мозга. Нормальное соотношение целостных ответов составляет 20—30% от общего числа ответов. Большое количе­ство W при незначительном числе D указывает на склонность индивида к абстрактному мышлению, фантазированию, неприятию повседнев­ности с ее мелочностью и суетой. Преобладание в ответах акцентов на крупных и мелких деталях говорит о конкретной практической ориен­тации мышления. Испытуемые, дающие много D-ответов при среднем количестве W-ответов, тяготеют к логике и здравому смыслу. Нормаль­ные показатели D — 45—55%, d — 5—15%. Преобладание мелких дета­лей (d>15%) может указывать на излишний педантизм или симптом навязчивости. Редкие детали (Dd) могут указывать на неуверенность, тревожность. В случае отсутствия иных свидетельств аффективных нару­шений (Dd), это означает любознательность, оригинальность мышле­ния (при F+). Ответы, акцентирующиеся на крошечных деталях (dd), интерпретируют как признак мелочности, педантичности, навязчивос­ти либо в позитивном плане как знак тонкой наблюдательности.
Ответы с опорой на белый фон (S, WS, DS) в случае с экстравер­тами свидетельствует о негативизме и противостоянии окружающему миру, а в случае с интровертами — о неуверенности и чувстве неполно­ценности. Если ответы на фон сочетаются с указанием на цвет, то, по
мнению некоторых исследователей, это говорит об агрессивности, на­правленной вовне, а в случае сочетания с ответами на движение — об агрессии, направленной на себя.
Ответы F+считаются одним из важнейших компонентов интел­лекта, поскольку являются показателями четкости ассоциативного про­цесса, устойчивости внимания и способности к концентрации.
Интерпретируется и такой фактор, как последовательность, то есть порядок восприятия при толковании таблиц. Если испытуемый сперва дает целостный ответ, а затем переходит к деталям — придерживается строгой последовательности, никогда не называя мелкую деталь перед крупной, — то такая последовательность указывает на упорядоченный подход к реальности, в то же время, будучи постоянной и неизменной, она свидетельствует о ригидности, стереотипности мышления. Если от­веты на все таблицы начинаются с W, но при этом имеют место одна-две нерегулярности, то такая последовательность называется упорядо­ченной. Если же преобладает нерегулярность, при которой нельзя усмот­реть вообще никакого порядка, то речь идет о беспорядочной, бессвяз­ной последовательности, которая, по-видимому, может быть связана с нарушениями адаптации.
Значение основных детерминант. Форма (F) чаше всего обуславли­вает ответы испытуемых. Ответы F+ выступают как проявление созна­тельных конструктивных тенденций личности, способность контролиро­вать свои побуждения, силы эго. Ответы F+ считаются одним из важней­ших компонентов интеллекта, поскольку являются показателями четко­сти ассоциативного процесса, устойчивости внимания и способности к концентрации. С другой стороны, подавляющее преобладание F-ответов, доходящее до 100%, при небольшом количестве М, FC, Fc-ответов сви­детельствует о ригидности, чрезмерном самоконтроле, отсутствии спон­танности. Такой высокий процент ответов F+ наблюдается у педантов и депрессивных больных. Противоположное положение, т.е. низкий про­цент F (менее 20%) указывает на недостаток контроля. Понижение F+ отмечается у эпилептиков, олигофренов, лиц с органическим пораже­нием мозга.
Движение (М), в отличие от таких детерминант, как цвет или фор­ма, изначально заложенных качествах пятна, привносится самими ис­пытуемыми. На основании этого говорят, что этот показатель является проекцией глубинных слоев личности, ее бессознательного. Восприни­мая движение, которого на самом деле нет, испытуемый подключает свое воображение, поэтому М-ответы рассматриваются как свидетель­ство идеомоторнон активности. Таким образом, ответы по движению свя­зывают с творческими способностями, развитым интеллектом и вообра­жением.
Роршах считал, что М-ответы связаны с интраверсивной тенден­цией личности. Кроме того, рассматривая в целом М как многомерную концепцию, Роршах считал М-ответы показателем интеллекта. В норме число таких ответов прямо пропорционально продуктивности интеллек-
та, богатству ассоциаций, способности образовывать новые ассоциатив­ные связи. Кинестетические ответы могут быть показателем эмоциональ­ной стабильности, чем больше ответов по движению, тем более стаби­лен аффект. Другие исследователи установили зависимость этого показа­теля от адаптированности, умения реализовать аффективные побужде­ния во внешнем поведении, также человеческие движения признаются свидетельством осознания и принятия индивидом своей внутренней жизни: своих мотивов, потребностей, самооценки и т.д., то есть «внут­ренней психической активности».
Роршах различал активные кинестезии (фигура в движении), ука­зывающие на активную жизненную установку, направленность вовне, и пассивные кинестезии (кинестезии сгибания), указывающие на пассив­ные бегство от мира, стремление к избеганию проблем. Здоровые, хоро­шо адаптированные, зрелые испытуемые должны дать по меньшей мере 3 М-ответа в процессе эксперимента.
Отпеты по движению животных (FM) могут указывать на незре­лость личности, существование плохо контролируемых, отвергаемых ис­пытуемым влечений.
Цвет (С, С'), выступающий в качестве детерминанты ответов, рас­сматривается как признак экстравертированной тенденции. Цвет при­нято интерпретировать в сочетании с формой, которая указывает на степень зрелости аффекта, его социальной приемлемости. Ответы FC свидетельствуют о хорошо контролируемой-эмоциональности и, как следствие, об адекватности межличностных отношений, способности к эмоциональному контакту, сопереживанию. CF-ответы свидетельству­ют о несколько менее поддающейся контролю эмоциональности, аф­фективной спонтанности, раздражительности, чувствительности и вну­шаемости; С-ответы — о импульсивности, близкой к патологии. Испы­туемые со стабильным аффектом, как правило, дают мало цветовых ответов, а то и вообще не замечают цвет. Много ответов по цвету дают лица с нестабильностью аффектов, чем больше указаний на цвет, тем более лабильна эффективность.
Роршах описал феномен, называемый «цветовой шок», заключаю­щийся в том, что при переходе от черных таблиц к цветным некоторые люди испытывают эмоциональный и ассоциативный ступор. Подобный «цветовой шок» расценивается Роршахом, как признак невротического угнетения аффекта».
Ответы, ориентированные на ахроматичный цвет (С'), указывают на пессимизм, тревогу. Роршах считал ответы С' свидетельством плохой адаптированности.
Оттенки в ответах указывают на восприимчивость испытуемого к тонким нюансам его отношений с окружающими. Рассматриваемые в совокупности с формой оттенки указывают на то, каким образом инди­вид разрешает потребность в привязанности и зависимости. Ответы Fc указывают на актуальность для испытуемого данной потребности, а так­же его способность учитывать потребности других; потребность в попыт­ках находиться под контролем– и выражается в социально приемлемых
формах. Большое количество ответов Fc указывает на пассивность испы­туемого, зависимость, несамостоятельность. Ответы cF свидетельствуют об открытой, слабо контролируемой потребности в контактах, в том числе физических, а с-ответы — о неконтролируемой, недифференцируемой потребности в опеке, физических контактах.
Ответы на перспективу (FK, KF, К) указывают на то, как испыту­емый справляется с тревожностью: большое количество FK-ответов сви­детельствуют в том, что индивид осознает состояние тревоги и находит эффективные пути ее преодоления; ответы KF и К являются показателя­ми того, что тревога возникает вследствие фрустрации потребности в привязанности. Если количество К-ответов более 3, это указывает на то, что уровень фрустрации довольно высок и испытуемый не имеет адек­ватных способов ее преодоления.
Некоторые другие показатели. Категория «популярные ответы» рас­сматривается как признак стереотипного, консервативного мышления, а также хорошей социальной адаптации. Количество популярных отве­тов, достигаемое 25%, считается оптимальным. Уменьшение этой цифры отмечается при некоторых формах шизофрении и может интерпретиро­ваться как признак отчужденности от окружающего мира. Оригинальные ответы свидетельствуют о направленности интересов и общем развитии испытуемых.
Движение неодушевленных предметов в ответах считается призна­ком внутренней напряженности и конфликта, перед лицом которых ис­пытуемый чувствует страх и беспомощность. По мнению некоторых ис­следователей, такие ответы встречаются почти исключительно у шизоф­реников и шизоидов.
Здоровые испытуемые дают ответы с описанием целых человечес­ких фигур или животных, если же преобладает упоминание их частей, то это расценивается как признак уровня интеллекта, депрессии, состоя­ния тревожности.
В случае нормы около 40% всех ответов приходится на 3 последние таблицы. Этот показатель считается признаком реактивности на эмоцио­нальные стимулы от окружения. Превышение этой цифры говорит о том, что цвет оказывает на испытуемого стимулирующее воздействие, что является признаком экстратензии. Напомним, что Роршах описывает экстратензивную личность как тип высокочувствительный к своему ок­ружению, обладающий репродуктивным интеллектом, лабильностью аффекта, гибкой моторикой, широким кругом общения, высоким.уров-нем адаптированности. Если же этот показатель меньше 30%, то можно говорить о преобладании интраверсивной тенденции личности, характе­ризуемой развитой функцией воображения, ориентацией в большей мере на внутреннюю жизнь, чем на внешний мир, замкнутостью, стабильно­стью аффекта, незначительным числом социальных контактов, низкой адаптированностью.
Что касается последовательности, то многие исследователи сходят­ся в том, что строгая последовательность типична для педантичных инди­видов, упорядоченная — для здравомыслящих, а свободная — для твор-
ческих, импульсивных, склонных к фантазированию лиц. Бессвязная пос­ледовательность характерна для шизоидов, психопатов. Обратная — для тревожных, осторожных испытуемых.
Дети часто упоминают о перевернутых объектах, у взрослых же упоминание таких объектов может быть свидетельством инфантилизма. Выражением враждебности и тревожности считаются ответы с указате­лями на агрессивные, деструктивные действия. Сексуальные ответы ха­рактерны как для здоровых, так и для больных испытуемых, разница между ними в том, что психически здоровые формулируют такие ответы четко и правильно, а для больных с расстройствами мышления харак­терны неопределенность, неправильная терминология, ссылки на поло­вые акты.
О нарушении мышления могут свидетельствовать ответы, в кото­рых подразумевается прозрачность объектов, когда сквозь одежду видит­ся тело, а сквозь внешнюю ткань — внутренние органы.
Ответы с фабулизированными комбинациями, т.е. соединением в целое различных частей живых существ («кролик с крыльями») или нереальными связями и неадекватными видами активности, так же как и сексуальные ответы, могут приводиться и здоровыми, и больными испытуемыми. Разница опять же в оттенках высказываний: здоровые го­ворят об этом с юмором, а больные — серьезно и некритично.
Если испытуемый высказывается в том духе, что речь в той или иной форме идет о его персоне, это может свидетельствовать об органи­ческой форме умственной отсталости, шизофрении, эпилепсии.
Несмотря на широкие диагностические возможности методики, тест Роршаха — это прежде всего проективная техника. Сталкиваясь с мало­структурированным объектом, испытуемый проецирует на него свой способ восприятия, свое отношение к жизни, свои стремления, моти­вы, комплексы, переживания. Необходимость организовать неструктури­рованное поле приводит к созданию проекции индивидуального мира личности. Таким образом, с помощью проективной методики испытуе­мый выражает то, что скрывает или не может сказать, отчасти потому, что сам не знает и не осознает.
Наибольшим проективным потенциалом обладают ответы на дви­жение и «динамические форменные ответы». Приписывая в ответе объекту некую активность, испытуемые как бы «вживаются» в движущийся объект. Движение или поза переживается испытуемым в самом себе, он иденти­фицируется с этим движением.
Чаще всего на пятно проецируется тот тип движения, к которому наиболее склонен испытуемый. Ввиду этого ответы на движение, как пра­вило, выражают отношение к себе, окружающим и миру в целом. При этом наибольшее внимание следует уделять качеству движения. Если в от­вете фигурирует человек с поднятыми руками, то это может означать как угрозу, так и просьбу о помощи. Последнее характерно для зависимых людей ц не встречается у активных, самоуверенных испытуемых. Если в ответе фигурирует не один человек, а несколько, то в этом случае важно выяснить, каковы, по мнению испытуемого, отношения между ними.
Другой аспект кинестетических ответов — это уровень энергети­ческих затрат, т.е. сколько сил и энергии требует то или иное движение. Поза спящего, например, не требует почти никаких усилий. Другое дело, какое-нибудь физическое упражнение. Таким образом, кинестетические ответы указывают на субъективное чувство силы испытуемого, его энер­гетический потенциал, на уровень его активности, позиции по отноше­нию к миру.
К «динамическим форменным ответам» исследователи относят те вербализации, которые отражают связь воспринимающего и восприни­маемого им объекта. Самооценка испытуемого, например, отражается в том, каким видится испытуемому животное — большим, сильным или маленьким и слабым. Под воспринимаемой ситуацией борьбы, агрессии может скрываться враждебное отношение, под преувеличенными про­порциями и размерами — чувство собственной незначимости, под вос­приятием объектов маленькими, безвредными — завышенная самооценка.
Естественно, следует различать стереотипность в ответах испытуе­мых. Чем более стереотипен ответ, тем меньше вероятности того, что он несет в себе личностные характеристики индивида. Основной критерий информативных в плане проекции ответов — это их оригинальность, эмоциональность их выражения.
Надо отметить, что на степень самораскрытия испытуемого, про­ективную продуктивность методики колоссальное влияние оказывают такие факторы, как ситуация, обстановка тестирования, атмосфера, от­ношения, установившиеся между тестирующим и тестируемым.
ПРИМЕНЕНИЕ МЕТОДА РОРШАХА В ГРУППЕ: ГРУППОВОЙ ТЕСТ РОРШАХА И ТЕСТ МНОЖЕСТВЕННОГО ВЫБОРА
Прошло немало лет с того момента, когда первые эксперимен­тальные модификации священного и неприкосновенного теста Роршаха приобрели вид групповых Роршах-техник. За эти годы работа с группами стала традиционной и признанной техникой, так что сейчас трудно сно­ва воссоздать тот скептицизм и некоторые случаи враждебности, с кото­рыми было встречено ее появление, или представить себе ту атмосферу, которая вызывала необходимость педантично детализированного и тща­тельного отчета за каждый новый шаг в этом направлении, вкупе с.еще и довольно жесткой стандартизацией инструкций и процедуры.
Мы все уже привыкли к тому, что групповое тестирование по методу Роршаха представляет собой демонстрацию чернильных пятен Роршаха в виде слайдов в полутемной комнате, которая, при условии, что все сиденья установлены в центре, может вместить в себя не меньше нескольких сотен человек. На демонстрацию каждого слайда отводится три минуты, при этом испытуемые записывают все, что они смогли уви­деть в кляксах. Вслед за первой демонстрацией слайды предъявляются еще раз, что дает возможность тестирующему выявить различные типы данных, в зависимости от поставленных им перед собой задач.
Как и следовало ожидать, реакции на восприятие одного и того же объекта варьируются от односложных ответов, лишенных объяснений, до занимающих целую страницу описаний. Кроме того, эти ответы принима­ют хорошую и плохую форму, имеют богатую и экспрессивную динамику наряду с очевидным и неограниченным использованием цвета и разнооб­разными реакциями на светотени. И хотя многие исследователи, обраща­ясь к этой методике, испытывали определенные сомнения и даже скепти­цизм, они поняли, что в этом отношении Роршах не особенно требовате­лен. Правильно проведенное тестирование обеспечивает исследователя всеми данными, необходимыми для диагностической оценки.
Подробную информацию об инструкции по проведению и иссле­дованию результатов можно найти в моей работе «Проведение масштаб­ного тестирования по методике Роршаха». Однако мой многолетний опыт подсказывает, что стереотипизированные инструкции не приносят осо­бой пользы, и любой, кто хорошо знаком с этой методикой и не раз проводил ее индивидуально, знает, что, предлагая ее различным груп­пам людей, он добьется гораздо лучших результатов, если будет общать­ся с группой спонтанно, объяснять смысл процедуры, не заглядывая и не обращаясь к различным источникам или «точным» инструкциям. В большой степени успешность проведения группового тестирования, равно как и индивидуального, зависит от установления хорошего раппорта между исследователем и испытуемыми, психологом и его пациентами. Общение с группой сильно отличается от общения с отдельными людь­ми, и любой исследователь, проводящий групповые методики, должен прежде всего направить свои усилия на установление хороших группо­вых отношений.
Не вызывает сомнения, что в связи с этим допускается отклоне­ние от инструкции, и еше, как мне кажется, изменение самой процеду­ры проведения исследования; была разработана достаточно жесткая стандартизация для слайдов, пригодных для групповой демонстрации. Последние семь лет эти слайды делает профессиональный фотограф док­тор М. Е. Димер. Принимая во внимание значительные сложности, воз­никшие с получением качественной пленки в военное время, нельзя не отметить удивительную однородность и поразительное мастерство ис­полнения материала. За редким исключением, наборы слайдов отлича­лись друг от друга не сильнее, чем различные издания карточек стимуль-ного материала к тесту Роршаха.
Хотя идентичность брошюр, которые испытуемые используют для записи своих ответов, не имеет особого значения по сравнению с вопро­сом стандартизации слайдов, мы в течение последних пяти лет позабо­тились о распространении брошюры, главным отличием которой была вкладка с подробными и тщательно прорисованными черно-белыми ко­пиями чернильных пятен Роршаха, на которых следует отмечать локали­зацию ответов. Для удобства на оборотной стороне брошюры приведен контрольный список, составленный Монро.
Таким образом, в результате проведения групповой методики ис­следователь получает точно такую же информацию, какую он получил
бы в результате индивидуального тестирования, при условии успешного проведения процедуры группового тестирования. Далее он может рабо­тать с этими данными так же, как и с данными индивидуального тести­рования: просматривать записи в поисках ответов, в которых наиболее явно отражены нарушения. Или, как прекрасно продемонстрировала на практике Монро, при помощи ее контрольного списка он может осуще­ствить промежуточный просмотр и подсчет результатов, которые спо­собны оперативно выявить определенные нетипичные особенности от­ветов, для чего совершенно необязательно осуществлять полную оценку материала. Но ничто не мешает исследователю осуществлять подсчет ре­зультатов традиционными способами и произвести затем дифференци­рованную оценку на основе тщательной обработки результатов.
Если появление группового тестирования по методу Роршаха было встречено с заметным удивлением и некоторым пренебрежением, то появление Теста множественного выбора натолкнулось на еще более про­хладный прием. Соответственно, здесь следует особо подчеркнуть тот факт, что этот тест представлен не в форме разновидности методики Роршаха, а в качестве самостоятельного, отличного от него теста. Несомненно, для всех заинтересованных в этом вопросе было бы лучше, если бы этот тест был издан в качестве совершенно новой продукции со своим аль­тернативным набором чернильных пятен.
Тест на множественный выбор может проводиться как в группе, так и индивидуально. Однако раз мы говорим о групповых методах, опи­сание теста будет приведено в том виде, как он проводится в группе. В этом случае слайды с чернильными пятнами Роршаха демонстрируются на экране, но испытуемый, вместо того чтобы записывать свои разнооб­разные впечатления, выбирает из списка 30 возможных вариантов отве­тов те 3, которые ближе всего к тому, что он сам увидел в конкретной кляксе. В то время, как мы открыто заявили о том, что наш тест не явля­ется аналогом методики Роршаха, и несмотря на то, что окончательный вариант этого теста, скорее всего, еще не разработан, наш тест имеет свои неоспоримые преимущества и является не оппозицией тесту Рор­шаха, но самостоятельной методикой.
Явное различие здесь между выбором из списка ответов и записью спонтанных впечатлений заключается в игнорировании всех подробнос­тей методики Роршаха и психологического знания со стороны механи­ческого «обработчика» информации, так что делается возможной оценка нескольких сот или даже нескольких тысяч бланков ответов при помоши технических средств, которая к тому же могла бы осуществляться за до­вольно короткий срок. Мы еще будем говорить в дальнейшем о том, что некоторые исследователи достигли такого уровня, на котором можно загружать ответы на Тест множественного выбора в компьютер для под­счета, что говорит о том, что мы стоим на пороге времени, когда станет возможным статистически надежный анализ с учетом возрастной кате­горизации, профессиональной принадлежности и разнообразных психо­патологических образований. Именно такая процедура была разработана в соответствии со спецификой требований к отбору и проверке в воен-
нос время. Существовала потребность в модификации теста Роршаха с тем, чтобы получить возможность осуществлять подсчет результатов тех­ническими средствами, и, хорошо это или плохо, для достижения этой цели был разработан Тест множественного выбора. Время не позволяло осуществлять отбор ответов статистическими способами. Я посвятила несколько лет просмотру ответов, на основе которого на каждую конк­ретную карточку был составлен список из пятнадцати ответов, наиболее часто встречающихся в записях нормальных людей, и пятнадцати отве­тов, взятых из записей испытуемых с разнообразными типами психопа­тологии. Таким образом, тестовый результат испытуемого складывается на основе того, сколько раз он спонтанно обратился к «нормальным» ответам, а сколько — к ответам психопатологической группы.
Я выдвигаю в качестве соответствующей «критической точки» слу­чаи, когда более сорока процентов ответов сходны с теми, которые дали люди с различными типами психических расстройств.
Вполне вероятно, что возможность подсчитать результаты теста при помощи технических средств является его наименьшим достоин­ством. По мере того, как тестирующий все отчетливее начинает пред­ставлять себе общий принцип, лежащий в основе проективных методик, он начинает видеть его главное достоинство в ценности и значении каж­дого ответа и группы ответов.
В качестве иллюстрации я привожу тридцать ответов по хорошо известной карточке (I из теста Роршаха:
Жук, на которого кто-то наступил
Ничего не вижу
Две злые собаки
Маленькие лица по бокам
Позвоночник в крови
Снежная вершина
Взрывающаяся бомба
Два слона
Два клоуна
Красные и черные чернила
В
Шкура животного
Два медведя чешут носы
Лица индейцев по бокам
Кровь
Ничего не вижу
Белая лампа
Взрывающаяся шутиха, фейерверк
Красная бабочка
Два человека играют в ладушки
Красные и черные пятна
С
Две ведьмы
Черная и красная краска
Медвежьи головы Пустая нора
Высеченные в камне лица Легкие и кровь Белый скат
Маленький храм по центру Ничего не вижу Извержение вулкана
Посмотрим, на каких вариантах остановились испытуемые А, В и С. Сначала ответы, которые выбрал А:
Взрывающаяся бомба
Черные и красные чернила
Кровь
Черная и красная краска
Пустая нора
Легкие и кровь
Извержение вулкана
Вот что выбрал В:
Ничего не вижу
Два медведя чешут носы
Две ведьмы
А вот ответы С:
Два клоуна
Два медведя чешут носы
Два человека играют в ладушки
Две ведьмы
Красная бабочка
Испытуемый А прошел тестирование по четырем другим психо­логическим методикам: полный Роршах, рисование человека, анализ почерка и тест Векслера—Бельвью. Полный анализ полученной инфор­мации показал наличие острого психотического приступа. На основе данных батареи тестов и психиатрической беседы испытуемому был по­ставлен диагноз: острая шизофрения с параноидальным уклоном. Под­робное обследование испытуемого В показало, что он испытал первич­ный цветовой шок на полном Роршахе и проявил некоторую невроти­ческую тревожность, что ни в коей мере не ограничивает его право– и дееспособность. Испытуемым С был «нормальный» сотрудник клини­ки, который набрал высшие баллы по тесту Векслера—Бельвью и при подробном всестороннем обследовании личности получил оценку «пре­восходно».
Дью, Райт и Райт (Due, Wright and Wright) привели достоверные данные, указывающие на ограничения Теста множественного выбора при постановке тех или иных диагнозов.
Теперь, когда вашему вниманию были представлены описания двух групповых методик, предлагаю рассмотреть варианты их применения в различных областях.
ПРИМЕНЕНИЕ ГРУППОВЫХ МЕТОДИК на ПРОИЗВОДСТВЕ
Введением к этому разделу может служить следующее изречение Штайнер (Steiner, 1947);
За последние десять лет на производстве повысился интерес к пси­хологическому тестированию. Несмотря на то, что касаемо пользы подоб­ных программ высказалось бесчисленное количество как их противников, так и сторонников, люди, применяющие тестирование, пришли к выводу, что их результаты с пользой для дела дополняют информацию, получен­ную на собеседовании, из заявления о приеме на работу и других источ­ников. Тестовые программы на производстве состояли по большей части из тестов на определение личностных качеств, преимущественно в форме опросников, что, скорее всего, объясняется легкостью их проведения, быстротой подсчета результатов, а также тем, что их интерпретация не требует особого специализированного обучения. Однако теперь, когда кадровые работники осознают все недостатки большинства подобных лич­ностных опросников, когда результаты, полученные при проведении тес­та Роршаха, стали все чаще публиковаться в периодических изданиях и когда все больше психологов проходят обучение по применению теста Роршаха, грядет бум на профессиональные исследования с применением данной проективной методики, сравнимый по масштабности с тем, что происходит в клинической сфере.
В качестве иллюстрации достижений в этой области я собираюсь привести здесь результаты, полученные Штайнер в течение четырехлет­него периода экпериментирования и исследований в компании «Джене­рал Электрик», и результаты деятельности Кокса в Канаде.
Последние данные, полученные Штайнер на основе исследования 920 бланков с ответами по групповому тесту Роршаха, позволяют прове­сти любопытное сравнение между различными профессиональными груп­пами, на которых она имела возможность провести тестирование: она сопоставляла инженеров, канцелярских служащих, рекламщиков и ху­дожников рекламы. На основе данных своей весьма адекватной выборки она делает следующие выводы:
Инженеры. У представителей этой группы большой процент W-ответов, что говорит о склонности к абстрактному мышлению и указы­вает на хорошую способность к синтезу. Также имеются свидетельства хороших аналитических способностей, хотя некоторые давали по боль­шей части шаблонные ответы. В целом можно отметить незначитель­ное количество ответов по движению людей, много М-ответов встреча­ется только у недавних выпускников. Процент F-ответов превышает норму, что указывает на хороший культурный контроль. Несмотря на небольшое количество ответов по цвету, при сравнении FC и CF-отве-тов преобладают первые, что было обнаружено при тестировании ис­пытуемых студенческого возраста во время предварительного исследо­вания.
Канцелярские служащие. Ответам канцелярских служащих характе­рен низкий процент W-ответов, высокий процент D и d, а также dd и S-ответов. По сравнению с другими группами, наблюдается уменьшение
количества ответов по движению человека. FM-ответы встречаются в два раза чаще, чем М-ответы. Отмечается высокий в пределах нормы конт­роль и эмоциональная реактивность, количество FC-ответов приблизи­тельно равно количеству CF-ответов.
Рекламщики. Создатели рекламы продемонстрировали склонность к абстрактному мышлению и заинтересованность практической деятель­ностью. Наиболее яркой характеристикой этой группы является большое количество М*-ответов. Другими отличительными чертами ответов этой группы были: оригинальность, высокая продуктивность, сензитивность, тенденция к интроспекции (самоанализу, самонаблюдению) и ощути­мое напряжение. Процент F-ответов среди представителей этой,группы ниже, чем во всех остальных профессиональных группах. Средняя реак­тивность в отношении к окружающему миру.
Художники рекламы. Отличительные характеристики ответов этой группы таковы: огромное количество ответов, многие из которых ориги­нальны; много W-ответов (однако не так много, как указывали другие исследователи); средняя встречаемость ответов по крупным деталям, зато редким деталям уделяется повышенное внимание. Процент F-ответов пре­вышает норму, М-ответы превосходят по численности FM-ответы, на­блюдается огромное количество Fc и с-ответов при том, что CF-ответы встречаются в два раза чаше, чем FC-ответы, и это главное отличие этой группы от остальных.
Я полагаю, что в подобных исследованиях групповое тестирование по Роршаху находит наилучшее применение. В тех случаях, когда должны быть выявлены групповые характеристики, где важны минимальные от­клонения от намеченного плана действий и где необходимо протестиро­вать большую выборку с тем, чтобы получить достоверные результаты, проведение группового тестирования становится необходимостью.
В своей работе К. А. Кокса (К. А. Сох) пишет о применении Теста множественного выбора при тестировании продавцов:
«Мы думаем, что Тест множественного выбора Харроуэр может применяться в промышленной сфере, при условии, что будут установле­ны критерии для классификации сотрудников по группам с высоким и низким рейтингом, на основе которых будет выполняться анализ ответов попунктно с целью определения пунктов, вызывающих расхождение. Вы­яснив эти вопросы, мы получим возможность на основе ответов испыту­емых составить личностный профиль каждого из них, определив таким образом, какие типы личности свойственны сотрудникам с высоким и низким рейтингом. Подобные данные должны быть получены для каждой конкретной локальной ситуации, ведь даже в другом филиале одной и той же компании те же самые тестовые пункты могут и не выполнять диффе­ренцирующую функцию, так как имеются данные относительно того, что опросники могут прекрасно работать в одном филиале и вообще не дей­ствовать в другом. Это заставляет нас думать, что тесты должны состав­ляться для каждого конкретного филиала компании; это явление вызыва­ет необходимость проведения дальнейших исследований, в которых сле­дует задействовать профессиональных социальных психологов, знакомых с промышленной средой».
Определенные несоответствия в выводах различных исследовате­лей, применявших Тест множественного выбора в его первоначальном виде, могут быть отнесены на счет этого фактора. Например, Лоуш и Фостер (Lawshe and Forster) обратили наше внимание на тот факт, что значимые различия по половому признаку при подсчете результатов и выборе пунктов говорят о необходимости введения разных ключей для подсчета результатов для мужчин и для женщин.
Использование проективных методик для нужд производственной сферы, очевидно, находится еще в зачатке. Исследования Штайнер и Кокса, несомненно, являются предшественниками большого числа мас­штабных исследований. Производственная сфера представляет огромное поле для деятельности. Уильяме (Williams) сформулировал идею насущ­ной необходимости подобной работы в своем высказывании:
«Человеческая личность в наши дни представляет собой более слож­ный материал, чем сырье и продукция, она сложнее самого сложного механизма, который был когда-либо создан. Для того, чтобы мы могли определить, как же сложная личность, в которой ювелирно взаимодей­ствуют интеллектуальные и эмоциональные факторы, будет реагировать на определенные ситуации, возникающие с процессе профессиональной деятельности, которым неизбежно сопутствуют стрессы и напряжение, мы должны провести массу серьезных исследований».
Генри Мерреи
ПРИМЕНЕНИЕ ТЕСТА ТЕМАТИЧЕСКОЙ АППЕРЦЕПЦИИ*
Мне бы хотелось посвятить все отведенное мне время тесту, с ко­торым иногда связывают мое имя, как будто этот тест был только моим детищем. Основные идеи ТАТ исходили от успешной студентки факуль­тета анормальной психологии в Редклифе, миссис Сесилии Роберте (Cecilia Roberts), и на первых этапах его внедрения большая часть работы по отбору и анализу, руководству и интерпретации была проделана мис­сис Кристианой Д. Морган (Cristiana D. Morgan). С тех пор доктора Уайт, Сэнфорд, Томкинс, Беллак, Генри, Рапапорт, Штейн, Розенцвейг и другие преуспели более, чем я, в определении его характера.
Сегодня, с вашего позволения, я обобщу роль главного предмета и, для остроты аргументов, приведу нелепое суждение, что психиатр — а в особенности психиатр, прошедшей психоаналитическую подготовку, –должен учиться простому искусству применения и интерпретации ТАТ.
Мой первый аргумент в пользу этого высказывания носит характер эгоистичного суждения. Имея определенные сентиментальные отношения к ТАТ, я обеспокоен тем, что у юной леди есть все возможности для обработки и в конечном итоге показа своего природного шарма и таланта. Без помощи психоаналитика, этой цели вряд ли можно достичь, так как аналитик не только находится в относительно благоприятной позиции,
" В этой статье у Меррея есть возможность на основе обширного опыта проведения Теста Тематической Апперцепции высказать свое мнение по поводу того, что можно и чего нельзя сделать при помощи этого метода. Он показывает, что при помощи рассказов можно с точностью судить не только о поведении, но также и о том, какие свои стороны субъект не может и/или не будет показывать. Следует отметить противоположную пози­цию Оллпорта (Allport), который утверждает, что проективные тесты применимы только к невротикам, в то время как нормальные индивиды беседуют достаточно открыто, что бы ни вытекало из этих проективных записей. По мнению издателя, исследование пока подтверждает точку зрения Оллпорта в отношении содержания применяемого анализа. Осталось только показать, способен ли формальный анализ успешно проникать сквозь защитные установки людей, относительно здоровых в эмоциональном плане.
Читатель должен также отметить достаточно скромное предположение, высказан­ное далее Мерреем, в сравнении с другими приверженцами ТАТ. Беллак (Bellak), напри­мер, не согласен с Мерреем в том, что ТАТ может содержать много лишней информации. С его точки зрения (Bellak, 1950), вся информация имеет определенный смысл, если правильно ее истолковывать. Аргумент скорее словесный, нежели реальный. Что имеет, а что не имеет смысл, зависит от того, что мы ищем. Возможно, другие учения смогут показать все ответы, которые не так очевидны сейчас. Вопрос заключается в том, каково качество этого смысла (информации), получаемого путем анализа ответов, в сравнении с затратами (анализом)? Принимая во внимание этот критерий, придется согласиться, что большая часть полученных при помощи ТАТ данных содержит солидную порцию лишней информации.
чтобы проявить все возможности пациента для рассказа проективных ис­торий, но вкупе со знаниями, получаемыми из анализа свободных ассо­циаций и сновидений, он больше чем кто бы то ни было способен отде­лить смысл от лишней информации и, таким образом, извлечь факты, необходимые для построения зависимых принципов интерпретации.
Какими бы ни были специфические достоинства ТАТ, если тако­вые вообще имеются, они будут раскрыты, не со стороны, как некото­рые могли подумать, своей силы отражать очевидное поведение или вы­являть то, что пациент знает и желает поведать, а скорее со стороны способности открывать вещи, о которых пациент не желает или не спо­собен рассказать, потому что они во многом бессознательны. Так как только внимательный врач в своей работе регулярно выявляет компо­ненты индивидуальности, которые являются бессознательными, только внимательный психотерапевт утверждает наиболее существенные выво­ды, сделанные из историй ТАТ. Таким образом, дальнейший прогресс развития этой техники зависит в значительной степени от того, действи­тельно ли несколько компетентных психотерапевтов решат, что ТАТ станет стратегическим инструментом для исследований глубинных умственных процессов.
Более определенно и более убедительно я рекомендовал бы ис­пользовать эту технику в начале, в середине и в конце курсов терапии: прежде всего, как помощь в идентификации подавленных и подавляе­мых склонностей и конфликтов и в определении, как предложил Беллак (Bellak, 1950), характера сопротивлений пациента этим склонностям; во-вторых, как терапевтическое средство, так как истории, подобно снови­дениям, представляют собой замечательные отправные точки для сво­бодных ассоциаций; в-третьих, как средства оценки эффективности те­рапии; в-четвертых, как инструмент исследования, особенно при пси­хосоматических расстройствах.
ПРИМЕНЕНИЕ
Хотя ТАТ редко применяется там, где, по моему мнению, должен применяться, техника очень проста, если Вы — человек, который рас­положен поощрять людей в их творческих усилиях. Все, что Вам нужно сделать, — это рассказать вкратце простые инструкции и с ободряющим выражением — я не стану называть это усмешкой — вручить пациенту картинку № I
Чтобы избежать слишком частого возникновения более или ме­нее несоответствующих реакций — типа простых описаний частей кар­тины, — мы в Гарвардской клинике требуем от пациента, чтобы тот тщательно рассмотрел рисунок в течение приблизительно 20 секунд и затем отложил его в сторону.
Также, чтобы способствовать появлению у пациента единственной индивидуальной точки ориентации через идентификацию с выбранной фигурой, мы просим его выбрать подходящее имя для главного героя перед тем, как продолжить историю.
Часто бывает необходимым после завершения первой истории по­вторить некоторые из главных моментов инструкции, объясняя пациен­ту, что каждая история, которую он рассказывает, должна состоять из частей с определенным окончанием. Но после этого — исключая случай­ные наводящие комментарии и разумные похвалы — тестирующий не должен проронить ни слова, пока не будут рассказаны все десять исто­рий и не пройдет час.
При «разминке», проведенной должным образом, большинство па­циентов (проинструктированных в том, что необходимо посвятить прибли­зительно 5 минут каждому ответу) обычно рассказывают истории, включа­ющие 200 или более слов (судя, скажем, по диктофонным записям). Хотя есть, конечно, некоторые психотики и случайные невротики, которым не хватает стимула при обычных обстоятельствах — скажем, без применения лекарственных средств, — чтобы рассказывать такие длинные истории или даже говорить вообще, мы полагаем, что истории, составляющие в среднем меньше 200 слов, обычно указывают на то, что связь между исследователем и пациентом и/или «разминка» являются недостаточными.
В настоящее время мы проверяем эффективность других способов. Вместо одного длинного рассказа мы просим пациента объяснить каждый рисунок при помощи представления как можно большего числа рассказов. Хотя что-то и теряется при применении этого метода, что-то и достигает­ся: мы получаем приблизительно семьдесят тем вместо двадцати.
ТЕСТОВЫЙ МАТЕРИАЛ
Объективно говоря, как вы должны знать, ТАТ — это ни больше, ни меньше чем набор из 19 картин и одного пустого бланка, заполняе­мого в определенном порядке.
Преимущества сохранения условий стимулъного материала единой формы — скажем, тот же набор неизменных рисунков в постоянной пос­ледовательности — в основном известны и оценены. Сегодня нет необ­ходимости приводить аргументы в пользу этого принципа, несмотря на факт, что большинство пользователей ТАТ, насколько я могу знать, не соблюдают его.
Если мы не воспринимаем стандартизации в такой мере, у нас не будет возможности делать то, что мы так часто хотим сделать: сравнить ответы одного субъекта, или класса субъектов, или одной социальной группы с ответами других субъектов, классов, социальных групп. Каж­дый пользователь ТАТ знает, что ответы — в этом случае рассказы, — которые он получает, в значительной степени определяются соответ­ствующими характеристиками рисунков. Чтобы увеличить пропорцию, скажем, тем убийства и самоубийства, можно добавить лишь один но­вый элемент в одном рисунке — ружье, прислоненное к стене.
Ввиду подобных соображений, мы, пользователи ТАТ, могли бы придерживаться стандартного набора рисунков, если бы многие из нас не были убеждены, что некоторые из этих рисунков не так провокационны, как могли бы быть. Едва ли мы можем сомневаться, например, в справед-
ливости заявления Томсона (Thompson) и Бахраха (Bachrach, 1949), что цвет увеличивает стимулирующее воздействие рисунков. Введение двух или трех абстрактных или символических рисунков — менее определенных, менее структурированных — также могло бы улучшить ряд.
Есть вероятность, что более глубокие слои фантазии успешнее от­реагировали бы на рисунки, которые не так близко связаны с установка­ми и персонажами повседневной жизни американцев. Иностранный пей­заж, сцена из сказки или портрет животного могли бы снизить защиту, в противовес некоторым рисункам, которые сейчас используются. Кроме того, как было указано Шейкоу (Shakow) и другими, что определенные зачастую критические состояния — такие как конкуренции сиблингов, отделение от поддерживающей персоны и т.д. — не предлагаются ни од­ним из рисунков из существующей коллекции. Наконец, чтобы избежать антагонизма субъектов, которые слишком привередливы в эстетическом плане, некоторые рисунки, используемые в Гарвардской клинике, оче­видно, должны быть перерисованы, и все они нуждаются в более прием­лемой репродукции.
Таким образом, у нас есть две противоречивые цели: одна — ут­вердить стандартный набор рисунков и согласиться с его использовани­ем, и вторая — усовершенствовать существующий набор. Эти цели, как я их вижу, могут быть разрешены только при возложении ответственности на избранныйкомитет, который должен решить, действительно ли каж­дый новый рисунок, включаемый в серию, бялее эффективен, чем са­мый плохой рисунок в данном наборе.
С точки зрения каких критериев следует вносить это изменение? По моему мнению, самые очевидные критерии — такие как длина, живость и драматическая интенсивность рассказов — критерии, предложенные Сай-мондсом (Symonds, 1949), Томсоном (Thomson), Бахрахом (Bachrach, 1949) и другими, — не совсем надежны. Что мы действительно должны выяснять — это то, какой вклад каждый рисунок обычно вносит в пони­мание скрытых, подавляемых и бессознательных склонностей пациента. Так как ТАТ разработан не для того, чтобы выявлять явные паттерны действия людей, любой рисунок почти полностью не соответствует дан­ным свойствам. Если комитет ТАТ согласится с этим мнением, данные, которые им необходимы для оценки эффективности любого рисунка, могут быть получены только путем обширного изучения тайн личности большо­го количества субъектов, прошедших через этот тест.
Помимо улучшенного набора от 20 до 30 картинок для общего пользования я настоятельно рекомендовал бы несколько специальных наборов, по 4 или 5 рисунков в каждом для проверки наличия опреде­ленных наклонностей или комплексов.
КОМПОНЕНТЫ ИСТОРИЙ ТАТ
Эффективность ТАТ, как и эффективность большинства проектив­ных тестов, зависит от того, насколько правильными являются следую­щие предположения.
1. Через характеристику главного героя истории и описание его действий и реакций рассказчик обычно использует, сознатель­но или нет, некоторые фрагменты собственного прошлого или представляет свою личность — например, предположение, идею, чувство, оценку, потребность, план или фантазию, которые он пережил или которые его занимали.
2. Через характеристику других главных действующих лиц повество-
вания и описание их действий и реакций рассказчик обычно использует некоторые личностные характеристики (в том виде как он их понимает) людей — таких как родители, сиблинги, соперники, объекты любви, — тех, с кем у него были или есть тесные взаимодействия.
Зачастую некоторые из изображенных качеств и реакций дру­гих главных героев будут вытекать из однажды придуманных пер­сонажей, придуманных воображением ребенка, а не из воспри­ятия реально существующих людей; или они могут вытекать из собственных индивидуальных особенностей рассказчика (как в первом пункте). То есть взаимодействия в истории могут вклю­чать две различные части — две подсистемы — внутри самого индивида.
3. Когда рассказчик выстраивает отдельные эпизоды, описывая уси­лия героя, его отношения с другими главными персонажами, результаты и конечные последствия этих усилий и взаимодей­ствий, он обычно использует, сознательно или нет, следы, ко­торые оставили в его сознании некоторые реальные или вы­мышленные события, оказавшие существенное влияние на его становление.
Заметьте, что это не просто очень скромные предположения, но и факты того, что эти предположения неоднократно подтверждались.
В соответствии с тремя вышеизложенными суждениями только не­значительная часть — как правило, очень небольшая — совокупности всех слов, фраз и предложений, из которых выстраиваются истории, включает важные компоненты (определенные выше) прошлого пациен­та или компоненты, представляющие его личность. Как правило, боль­шая часть полученного мате риала состоит из утверждений, которые не содержат ничего из того, что необходимо было бы включить в описание личности. Короче говоря, большая часть протокола содержит лишнюю информацию, меньшая — полезную информацию. Такая важная пробле­ма, как извлечение этой полезной информации из общего содержания рассказа, будет обсуждаться ниже.
Предположение, что набор рассказов по карточкам ТАТ должен содержать достаточное количество смысла — а иногда и большой объем полезной информации, — нельзя проверить путем наблюдения за пове­дением субъекта в повседневной жизни. Паттерны воображения и пат­терны социального поведения скорее всего являются более контрастны­ми, чем согласующимися. Но психиатр может доказать себе и другим, сколько реального смысла сокрыто в рассказе ТАТ, подождав несколько
месяцев, пока не накопится достаточное количество информации и он не освоится в потоке сознания своего пациента. Если тогда, на более позднем этапе, он исследует набор рассказов, обращая внимание на каж­дую символическую возможность, он, конечно же, обнаружит, что мно­гое из того, что узнал в течение анализа, скрывалось в рассказах между строк.
Конечно, некоторые важные вещи, о которых говорили Томкинс (Tomkins, 1949) и Беллак (Bellak, 1950), в рассказах отсутствуют. Двух часов рассказа не достаточно, чтобы отразить все важные потенциаль­ные возможности человека; помимо этого, эго имеет свои защитные механизмы, которые действуют, даже когда сознание наполовину от­ключилось в процессе создания драматических рассказов.
Если, скажем, в середине анализа психиатр использует крити­ческие элементы и инциденты в рассказах как отправные точки для свободных ассоциаций и при помощи тактичных вопросов выявляет известные источники стольких тем, скольких возможно, а затем добав­ляет эту информацию к знанию, которое уже имеется, он поймет, что содержание — то есть важные персональные ссылки в рассказах — мож­но приписывать к одному или больше из ниже перечисленных перио­дов жизни.
1. Тестовый период. Протокол ТАТ, вероятно, включит некоторые указания на апперцепцию, оценку и реакции пациента в связи с тестовой ситуацией целиком и/или, более конкретно, в связи с тестирующим.
2. Текущий период. Во многих случаях полезная информация пред­ставляет собой прямые или искаженные представления, компо­ненты, которые историки называют «ложное настоящее». То есть она представляет собой оценки пациента, эмоциональные ре­акции и ожидания в отношении текущих событий — событий, которые в последние дни, недели или месяцы наиболее часто или интенсивно воздействуют на субъекта.
3. Прошлые периоды. Из них, возможно, наиболее важен с терапев­тической точки зрения период детства.
Согласно нашему опыту, почти все протоколы ТАТ имеют содер­жание, которое может интерпретироваться как символические представ­ления событий детства. Я бы удивился, если бы существовало какое-то травмирующее событие или комплекс, известный в детской психоло­гии, которое не было бы найдено в замаскированной форме в протоко­лах ТАТ.
Вот все, что касается компонентов рассказов ТАТ и периодов жиз­ни, из которых они обычно проистекают.
Давайте теперь обратимся к пока еще нерешенным, или решен­ным только частично, проблемам, касающимся того, как выбрать суще­ственные элементы и формы из массы бесполезной информации, когда познания об истории жизни пациента и его характере равны нулю.
Я буду краток. Полагаю, что наиболее надежные критерии для раз­личения полезных элементов-и форм в наборе рассказов следующие.
1. Символическое значение: то есть элемент или тематическая струк­тура, которая некоторым образом похожа на элемент или тему, являющуюся обычно очень важной в детстве. Здесь я обращаюсь к возможным заключениям, основанным на нашем знании прин­ципов толкования сновидений.
2. Повторение: то есть элемент или тема, которая повторяется три или большее количество раз в ряде рассказов.
3. Уникальность: обратившись к набору норм, опубликованных Ро-зенцвейгом (Rosenzweig, 1949), неопытный толкователь может для начала использовать этот критерий.
4. Взаимосвязь: то есть элемент или тема, которая, как стало извес­тно, должна быть взаимосвязанной с элементом или темой, уже определенной как значимая (согласно одному из трех вышепе­речисленных критериев).
5. Сопричастность субъекта: то есть признаки того, что субъект эмоционально вовлечен (затронуты его интересы или защиты) при упоминании определенного элемента или в процессе рабо­ты над всем рассказом или его части.
Это что касается предмета диагноза.
Вот и подходит к концу выделенное мне для доклада время, а с ним и заканчивается самое краткое резюме, которое я мог посвятить Тесту Тематической Апперцепции и его применению.
Леопольд Беллак
КЛИНИЧЕСКОЕ ПРИМЕНЕНИЕ ТЕМАТИЧЕСКОГО АППЕРЦЕПТИВНОГО ТЕСТА
Тематический Апперцептивный Тест, в дальнейшем ТАТ, представ­ляет собой методику исследования личностных динамик в том виде, как они проявляются в межличностных отношениях и в апперцепции или смыс­ловой интерпретации окружающей среды. В последней редакции тестовый материал представляет собой набор из 31 картинки. Испытуемые получа­ют инструкцию составить рассказы по некоторым из этих картинок, кото­рые предположительно смогут выявить особенности их личного, индиви­дуального восприятия умышленно неоднозначного стимула.
Впервые ТАТ был описан Морганом (Morgan) и Мерреем (Murrey) в 1935 г. Томкинс (Tomkins) указывает на тот факт, что еще раньше психиатрами и психологами предпринимались попытки вызвать содер­жательную реакцию людей на картинки. К таким исследователям отно­сятся Бриттейн (Brittain), опубликовавший свой вариант в 1907 г., Либ-би (Libby), проводивший идентичную с Бриттейном процедуру на детях в 1908 г., и, наконец, Шварц (Schwartz), применявший свой Тест соци­альных ситуаций в 1932 г. Никто из предшественников не смог добиться такого же успеха, как ТАТ, который на данный момент разделяет веду­щее положение с тестом Роршаха.
Вряд ли ТАТ и Роршах могут считаться конкурирующими или вза­имоисключающими методиками. Тест Роршаха неоценим в качестве фор­мальной перцепт-аналитической методики; лучше, чем любой другой тест, он раскрывает внешнюю, экспрессивную природу мыслительных процессов и процессов эмоциональной организации. Кроме того, он вы­являет паттерны, в большей или меньшей степени типичные для опре­деленных психических заболеваний, и ход развития болезни. Контент-анализ теста Роршаха, несомненно, имеет определенные ограничения в
За последние несколько лет появилось огромное количество публикаций, по­священных Тематическому Апперцептивному Тесту. Существует множество подходов к интерпретации ТАТ, но именно способ, предложенный доктором Беллаком, придает тесту особую ценность в клинической практике, так как позволяет нам получить инфор­мацию об апперцептивных искажениях, имеющих место в межличностных отношениях пациента. Беллак хочет предложить вашему вниманию относительно простой и эконо­мичный по времени метод интерпретации протоколов теста, в то время как раньше при­менение Тематического Апперцептивного Теста было связано с массой неудобств по причине трудности процедуры проведения и громоздких способов интерпретации. Эта статья представляет вашему вниманию разработанную самим Беллаком систему интер­претации, которая нашла применение не только на практике проведения теста, но и оказалась особенно полезной в психотерапии в качестве механизма продвижения тера­певтического процесса вперед.
применении, но данная методика заслуживает куда более точного ана­лиза, чем тот, что могут обеспечить большинство существующих интер-претативных техник.
ТАТ же имеет дело с содержанием. Он в первую очередь и более подробно, чем любой другой ныне известный тест, раскрывает актуаль­ные динамики межличностных взаимоотношений. Сам характер картинок позволяет собрать основные данные касаемо отношения испытуемого к авторитетным фигурам мужского и женского пола, сверстникам обоих полов и часто может дать представление о развитии с точки зрения отношений в семье. Пусть он не является столь же эффективным в выявлении страхов по сравнению с Роршахом, зато может позволить определить их характер (страх отсутствия поддержки или страх перед нападением мужчин в опре­деленных ситуациях) и помогает выстроить иерархию потребностей и струк­туру компромиссов между эго, ид и суперэго. ТАТ лишь в некоторых слу­чаях и без особого успеха может выполнять роль средства диагностики, если под диагностикой понимается отнесение некого расстройства, обна­руженного у пациента, к определенной нозологической группе. Для этого лучше подойдут клиническая беседа, тест Роршаха и другие методики.
С 1935 г. ТАТ претерпел уже три редакции картинок, предъявляе­мых при проведении тестирования. Помимо добавленных и изъятых кар­тинок, картинки из второй и третьей серии стали в два раза больше по размеру по сравнению с первым изданием, что, возможно, облегчает настройку испытуемого на содержание стимульного материала.
БАЗОВЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ, ПОЛОЖЕННЫЕ В ОСНОВУ ТАТА
В настоящее время ТАТ считается проективной методикой, осно­ванной на следующем предположении: рассказы, составленные испыту­емым по каждой из картинок, представляют собой проекцию, то есть приписывание чувств и настроений, потребностей и побуждений чело­века, которые возникают в качестве реакции на стимульный материал, в данном случае — картинки. В соответствии с проективной гипотезой, механизм проекции используется эго в качестве защиты от враждебных сил и отчасти относится к сфере бессознательного.
Рассказы, составленные испытуемым по картинкам ТАТа, могут быть отнесены под довольно узкое определение проекции лишь отчасти; наша клиническая и экспериментальная практика навела нас на мысли о необходимости переоценки всей концепции проекции. В какой-то из работ я говорил о том, что будет намного более корректно и эффективно использовать термин «апперцепция» применительно ко всем видам вос­приятия, которые в той или иной степени находятся под влиянием из­бирательных личностных побуждений, а потому оказываются искажен­ными по сравнению с предположительно чисто когнитивным восприя­тием. Я считаю, что существует огромное количество процессов различ­ных уровней сложности, которые искажают исходное восприятие.
Проекция в том смысле, на котором настаиваю я, относится ис­ключительно к наиболее сильным искажениям действительности; к это-
му применимо приведенное выше определение. Это не только в большей степени бессознательный процесс, он даже не может быть выведен на сознательный уровень, за исключением тех случаев, когда пациенты на­чинают отдавать себе в этом отчет в результате продолжительного курса психотерапии. Мы можем также причислить сенситизацию и аутическое восприятие к менее сложным апперцептивным искажениям, которые не нуждаются в детальном рассмотрении в рамках данной работы. Я остав­ляю термин «экстернализация» для таких апперцептивных процессов, которые действуют на предсознательном уровне и потому могут легко быть выведены на сознательный уровень. Экстернализация — это явле­ние, характеризующее основные тенденции реакции на ТАТ; например, в процессе тестирования испытуемый догадывается, по крайней мере частично, о том, что он в рассказанных им историях говорил о себе, хотя он отмечает и тот факт, что не осознавал этого, когда составлял историю. Мы можем предположить, что значительный процент предсоз-нательного содержания подобного рода имеет бессознательные детерми­нанты.
Психологический детерминизм — это еще одно положение, явля­ющееся абсолютно необходимым для интерпретации данных ТАТа. Ги­потеза психологического детерминизма представляет собой особый слу­чай закона причинности, то есть говорит о том, что все написанное или рассказанное в качестве реакции на определенную ситуацию-стимул, как и любой другой психологический продукт, имеет динамическую причи­ну и смысл. В этой связи нельзя не принимать в расчет принцип сверхде­терминации, так как он предполагает, что каждая порция проецируемо­го материала может иметь не одно, а несколько значений, относящихся к разным уровням личностной организации. В качестве примера полезно будет напомнить о том, что история вполне сознательно может быть за­имствована из недавно увиденного кинофильма, может быть рассказана только потому, что она является отражением важного для человека кон­фликта на предсознательном уровне и потому, что в то же самое время она может обладать значимым символическим смыслом на бессознатель­ном уровне. Таким образом, данное действие может иметь несколько раз­личных значений, каждое из которых имеет смысл по отношению к лич­ности в целом.
Этот принцип может вызвать немалое удивление у бихевиорис-тов, поэтому стоит добавить, что он имеет смысл и в рамках естествен­нонаучных дисциплин. Например, в физике перелет предмета сквозь атмосферу является результатом взаимодействия множества факторов, таких как его размер, вес, форма, а также скорость ветра. Говоря совре­менным языком, его конечная траектория сверхдетерминирована. Точ­но так же и психологический акт представляет собой результат некото­рого количества психологических процессов. Когда мы говорим о том, что некое психологическое явление может быть многозначным, мы имеем в виду всего лишь тот факт, что каждое явление можно рассмот­реть в причинной связи с некоторым количеством разнообразных фак­торов.
ПРОВЕДЕНИЕ ТАТ
Как и в процессе проведения любой другой методики, испытуе­мый должен чувствовать себя свободно, между ним и тестирующим дол­жно быть установлено соответствующее непринужденное взаимопони­мание. Испытуемый может либо сидеть на стуле, либо лежать на кушетке. Обычно проводящему тест желательно расположиться за спиной испы­туемого. Не стоит и говорить о том, что тестирующий должен находиться сзади и в стороне от испытуемого, так как в этом случае он окажется вне поля зрения испытуемого, зато сможет спокойно наблюдать за мимикой пациента. Не рекомендуется выбирать такое положение при проведении методики на подозрительном или тревожном пациенте или ребенке.
Инструкции к проведению ТАТ применимы только к клиническим условиям, и они специально сделаны менее формальными по сравнению с теми, которых придерживались некоторые экспериментаторы. Не вызы­вает сомнения тот факт, что эта процедура не принесет особой пользы исследованию, в котором будут взяты за основу более жесткие правила, являющиеся обязательными для беспрекословного выполнения.
Испытуемому можно дать инструкцию с неформальной формули­ровкой, например, такую: «Я буду показывать вам картинки, и я бы хотел, чтобы вы рассказали мне, что происходит на каждой из них, что было до этого и чем все это закончится. Я хочу, чтобы ваши истории были интересными, яркими, чтобы вы импровизировали». После этого вам, возможно, придется ответить на вопросы испытуемого; старайтесь избегать приказного тона. Вполне позволительно подбодрить испытуемо­го после того, как он рассказал первую историю. По необходимости до­пустимо напоминать испытуемому, что нам нужен рассказ о том, что происходит на картинке, что к этому привело и чем все закончится.
В соответствии со стандартной процедурой испытуемый должен был рассказывать свои истории в устной форме, а тестирующий при этом дол­жен был записывать его слова от руки, при помощи звукозаписывающего устройства или тайком от испытуемого привлекая к работе стенографиста. Экономичнее будет давать испытуемому отобранные карточки, инструк­ции можно написать на них или дать устно, обращая его внимание на то, что он не должен брать больше одной карточки за раз, а потом попросить его записать свои рассказы на нелинованной бумаге в офисе, дома или даже в группе, членам которой картинки ТАТ будут демонстрироваться на экране. Полезно сообщить пациенту о том, что каждый его рассказ должен включать в себя порядка трехсот слов и быть как можно более спонтанным. Приведенные ниже инструкции могут быть отпечатаны на лицевом внут­реннем развороте набора стимульного материала, который вы вручите испытуемому для самостоятельного выполнения теста.
ИНСТРУКЦИИ К САМОСТОЯТЕЛЬНОМУ ВЫПОЛНЕНИЮ ТЕСТА
1. Напишите, пожалуйста, рассказ по каждой из картинок в этой папке.
2. Не смотрите на картинки, пока вы не будете готовы начать пи­сать.
3. Берите только одну картинку за раз в том порядке, в котором они разложены, и напишите рассказ о том, что происходит на картинке, что было до этого и чем все закончится. Импровизи­руйте, записывайте свои спонтанные идеи в том виде и сразу же, как только они приходят вам в голову, не заботясь о литера­турных изысках. Пишите драматическое произведение, представь­те, что вы пишете сценарий к фильму.
4. Нет необходимости тратить больше семи минут на каждый рас­сказ, но вы можете уделить им и больше времени, если считаете это нужным.
5. Постарайтесь, чтобы ваша история состояла приблизительно из 300 слов или занимала где-то один печатный лист, если вы пи­шете от руки. Если это возможно, постарайтесь после перепеча­тать свою рукопись, ничего в ней не меняя, в двух экземплярах через два интервала по одному рассказу на странице.
6. По ходу работы, пожалуйста, нумеруйте страницы, а затем на обложке напишите свою фамилию.
Очевидные преимущества этой экономичной с точки зрения вре­мени процедуры в некоторой степени меркнут на фоне ее недостатков, среди которых возможность потери спонтанности испытуемого, невоз­можность контролировать длину рассказов ц. отсутствие возможности вмешаться, если испытуемый не будет сотрудничать с вами при выпол­нении задания. Тем не менее, в психологической и психиатрической ча­стной практике метод самостоятельного прохождения тестирования за­рекомендовал себя вполне достойно.
Опять же по практическим соображением все больше входит в тра­дицию предлагать испытуемому только десять или двенадцать картинок. Ими могут быть первые десять, а лучше если это будет выборка, кото­рая, скорее всего, окажется лучшим индикатором и сможет выявить под­робности предположительных проблем пациента. (Описание конкретно­го назначения каждой картинки и особых черт личности, которые она должна выявлять, приведено ниже.) Это особенно эффективно в тех случаях, когда проведение ТАТ запланировано в качестве одного из эта­пов клинической терапии, так как при таком условии терапевт просто обязан обладать определенным объемом информации о своем подопеч­ном еще до того, как будет проводить тестирование, к тому же он имеет большую свободу выбора действий по получению материала для личного пользования.
Расспрос испытуемого по поводу рассказов после их завершения имеет большое значение. Крайне полезно в данной ситуации наличие у тестирующего предварительного опыта интерпретации, тогда он будет знать, о чем спрашивать. Обычно у испытуемого спрашивают о свобод­ных ассоциациях или мыслях относительно всевозможных мест, дат, имен людей и любой другой конкретной или нетипичной информации, кото­рую он предоставил.
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ТАТ
Если мы согласимся с положением о детерминизме психологичес­кого поведения, то из этого следует, что умозаключения относительно личности человека можно выводить на основе любого вида деятельности. Именно это позволяет чуть ли не каждому разработать собственный тест и доказать его определенную пригодность. Можно попросить испытуе­мых постоять'на головах, потом совершенно серьезно делать выводы на основе их реакции на такое предложение и его выполнение. К тому же при анализе любого теста можно брать за основу великое множество ас­пектов, а так как по определению каждый критерий представляет собой функцию личности испытуемого, то уж какие-нибудь результаты обяза­тельно будут получены. Несомненно, в этой связи труднее всего соеди­нить максимальную пригодность с максимальной валидностью, надеж­ностью и экономичностью. Кроме того, нам нужны только те аналити­ческие переменные или категории оценки, которые сделают возможным получение максимального объема информации при том, что затрачен­ные усилия будут минимальными.
Было разработано множество способов интерпретации ТАТ. Самой простой является техника обзора. Часто можно просто пробежаться по со­держанию рассказов, рассматривая их в качестве значимых психологичес­ких сообщений; нам нужно просто подчеркивать все, что кажется значи­мым, характерным или нетипичным. Когда опытный исследователь читает таким образом обработанные истории во второй раз, он может без какого-либо усилия обнаружить повторяющийся паттерн, встречающийся в них во всех, или же в разных историях он заметит определенные факты, кото­рые соединяются в осмысленное целое. Этот метод тем проще дается, чем больше у человека тренировки в интерпретации ТАТ или чем он более опытен в клинической, особенно психологической практике.
В одном из источников говорится о том, что в психиатрической практике весьма полезно давать пациенту копии рассказов по ТАТ, ори­гинал психотерапевт берет себе, с тем чтобы предложить пациенту рас­сказать, какие общие ассоциации возникают у него в связи с этими историями, и попытаться сделать собственную интерпретацию.
В качестве системы отсчета для предлагаемой мной техники интер­претации протоколов ТАТ я хочу вкратце рассмотреть и охарактеризо­вать основные интерпретативные техники, рекомендуемые к примене­нию другими исследователями. Для получения максимально полной ин­формации касаемо тщательно разработанной завершенной системы ин­терпретации читателю следует по каждому из вопросов ознакомиться с оригинальными источниками.
Оригинальная техника, применяемая Мерреем и его коллегами, была основана на анализе истерий по схеме «потребность-пресс». За под­робным изложением концепции о потребностях и прессах лучше обра­титься непосредственно к работе Меррея, здесь же будет вполне доста­точно сказать о том, что каждое предложение анализируется с точки зрения потребностей главного действующего лица (героя) и внешних
сил (прессов), воздействию которых он подвергается. В качестве элемен­тарного примера: он (герой) любит ее, но она его ненавидит (потреб­ность (в любви) сталкивается с (прессом) ненавистью).
Таким образом, в соответствии с потребностями и прессами ана­лизируется каждый рассказ и подсчитывается средневзвешенный резуль­тат по каждой потребности и прессу. После этого может быть создана стройная иерархическая система потребностей и видов прессов и состав­лена соответствующая таблица. Параллельно с этим проводится изуче­ние иерархии взаимоотношений потребностей на основе таких выведен­ных Мерреем понятий, как конфликт потребностей, субсидиация по­требностей и смешение потребностей, описание которых приводится ниже. Здесь дана также одна из чуть ли не дюжины возможных схем категори­зации, разработанная Мерреем и Беллаком в 1941 г. в Гарвардской пси­хологической клинике (см. таблицу 1). Руководство к тесту и интерпрета­ции были разработаны на основе своего предшественника, созданного Сэнфордом и Уайтом (Sanford and White). В бланке On и Опр означают «потребности объекта» и «прессы объекта», то есть такие потребности и прессы, которые приписывались не самому герою, а другому персона­жу, который предположительно являлся вторым объектом идентифика­ции для рассказчика, но более отдаленным. Помимо страницы для запи­си количественных данных по потребностям-прессам существует также страница для записи'самых основных качественных данных, не подходя­щих под определенные категории, описанные в рекомендации по интер­претации, приведенные ниже.
Схема интерпретации по потребностям и прессам является весьма ценной для экспериментов, в которых главным объектом внимания вы­ступают детали, а время проведения неограниченно. Метод также стал весьма популярен и в клинических исследованиях, несмотря на то что разобраться в концепции потребностей не так уж легко, а интерпрета­ция двадцати картинок занимает в среднем четыре—пять часов. В связи с этими сложностями было предпринято множество попыток разработать новый метод интерпретации ТАТ. Уайетт (Wyatt) в великолепном обзоре способов обработки данных и анализа ТАТ-рассказов особенно выделяет методы Рапапорта (Rapaport), Генри (Henry), Роттера (Rotter), Томкин-са и собственный метод, отличный от анализа потребностей-прессов.
Роттер предлагает три этапа для интерпретации ТАТ; первый из них связан с одиннадцатью аспектами рассказов, которые предстоит интерпретировать. Вот эти аспекты:
1. Автобиографичность, связность, согласованность, преобладаю­щее настроение, подход к вопросам пола и секса; окончания и их соот­ношение с рассказами, повторяющиеся темы, употребление нетипич­ных слов, отношение к миру, характеристики центрального персонажа, типичные способы решения проблем, персонажи, которых можно иден­тифицировать с матерью, отцом, сыном и так далее.
2. Второй этап провозглашает пять принципов интерпретации: час­тота встречаемости идеи, оригинальность (сюжета, языка, ошибок в уз­навании), тенденции идентификации, тенденции стереотипизации, пред-
Интерпретативные категории Меррея и Беллака к ТАТ
КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ ДАННЫЕ
Таблица J
Картинка №
Потребности
II
Оп
Взв. оценка
Пресс
V
Оир
Взв.
ошнка
Уничижение: подчинение
Личное давление
интраагрессия: словесная
Овладение: социальное
физическая
асоциальное
достижение
Аффилиация: ассоциативная
Приобретение: социальное
эмоциональная
асоциальное
Агрессия: вероальная
Аффилиация: ассоциативная
физическая: социальная
эмоциональная
асоциальная
Агрессия: вербальная
jllObOnblTCTBO
физическая: социальная
Повиновение: уступчивость
асоциальная
уважение
деструкция
Доминирование: принуждение
Автономия: свооода
ограничение
негативизм
Демонстрация
асоциальная
Ьзятка
изоегание порицаний
Опека
Изменение
Наказание
Компетенция
итвержение
Преодоление трудностей
Усвоение
1 1овиновение: уступчивость
Секс
уважение
Поиск помощи
Доминирование
Ьезличное давление
Возбужден ие
Аффилиаиия: психологическая
демонстративность
физическая
избегание опасности
Клаустрофобия
изоегание неудачи
Смерть
ипека
Навязанное упражнение
ь пище и воде
Необеспеченность
игранизация
Физическая опасность: активная
Пассивность
необеспеченность
игры, развлечения
Физическая травма
признание
Нужда
итвержение
Потеря
Усвоение
Удача: везение
Уединение
невезение
чувственность: эпикурейство
идноооразие
эстетическая
LCKC
Провал
Поиск помощи
Выполнение
Близкие
Оппозиционные
Пресоны
М
Ж
М
Ж
Вышестоящие
Родители
Правительство
1'авные
С и 5л инги
Ьрачные партнеры
Любовники
Группы
Подчиненные
Потомство
ложение альтернативных интерпретаций (выбор между двумя возмож­ными вариантами интерпретации).
3. Третий этап представляет собой предложения для качественного анализа личностных тенденций, что и является заключительным этапом интерпретации.
По словам Уайетта, интерпретация по Рапапорту представляет со­бой исследование качества клише рассказов; таким образом, отступле­ние человека от клише выступает в качестве основного ориентира. С «точки зрения» Рапапорта на оценку существует два основных класса:
A. Формальные характеристики структуры рассказа, которые долж­ны затрагивать три аспекта: .
1. Подчинение инструкции (опускание деталей и искажения; невер­ное смещение акцента; сосредоточенность на картинке, а не на ситуации, введение персонажей и предметов, не представлен­ных на картинках).
2. Внутренняя логика рассказов испытуемого (межличностная согла­сованность, заметная из отклонений в экспрессивных и агрес­сивных качествах; отклонение от общепринятого значения кон­кретной картинки, а также отклонения, связанные с языком и формой повествования; внутриличностная согласованность).
3. Характеристики вербализации.
B. Формальные характеристики содержания рассказа.
1. Тон повествования.
2. Персонажи — как результат распознавания картинки и взятые из
памяти.
3. Стремления и установки.
4. Препятствия.
Генри, представивший наиболее развернутый и подробный план анализа, вслед за Мерреем разводит характеристики по форме (А) и характеристики по содержанию (В).
А. Характеристики по форме разбиты на шесть основных катего­рий, каждая из которых в свою очередь делится на несколько подклассов.
1. Количество и характер имагинальной продукции (длина расска­за, объем и характер содержания; живость, яркость образов, оригинальность; ритм и легкость изложения; вариации в согла­совании всех этих факторов).
2. Структурные качества (наличие или отсутствие предшествующих
ситуации событий и исхода рассказа; уровень структурирован­ности; связность и логика; манера подхода к центральной идее повествования; добавление обобщений и подробностей; вариа­ции в согласовании всех этих и других факторов).
3. Острота идей, наблюдений и их интеграция.
4. Языковая структура (темп, сюжетная линия, определения, опи­сательные слова и так далее).
5. Интрацепция — экстрацепция.
6. Связь рассказанной истории и общего задуманного содержания
(конденсация, подавление).
В. Характеристики по содержанию.
1. Основной тон (позитивный и негативный характер изложения; пассивность или агрессивность изложения; описанный или под­разумеваемый конфликт; описанные или подразумеваемые дру­жеские, гармоничные отношения между людьми или действия и мысли о единении).
2. Позитивное содержание (включенные в рассказ персонажи; меж­личностные отношения; развитие событий в рассказе).
3. Негативное содержание (то, о чем рассказчик умолчал; что он мог бы рассказать согласно ожиданиям).
4. Динамическая структура (содержания, символы, ассоциации).
Что касается соотношения характеристик по форме и по содержа­нию, то рассматриваются восемь областей: психический подход; креа­тивность и воображение; поведенческий подход; семейные динамики; внутренняя согласованность; эмоциональное реагирование; половая адап­тация; итоговое описание и интерпретация.
Томкинс в рамках систематической попытки логически согласую­щегося анализа фантазии выделяет четыре основных категории:
1. Векторы, включенные потребности или качество стремлений «ради», «против», «под», «за», «прочь», «от», «из-за».
2. Уровни, такие, например, как уровни желаний, мечтаний.
3. Обстоятельства, которые могут быть обусловлены как внешними
силами (прессами по Меррею), так и внутренними состояния­ми, такими как тревожность или депрессия. Обстоятельства от­носятся не к целям стремлений, а к определенным состояниям, которые человек обнаруживает внутри себя или в окружающем мире.
4. Качества, такие как напряженность, случайность (достоверность),
временные соображения.
Принцип, лежащий в основе данной системы анализа, заключает­ся в том, что каждый класс может быть соотнесен с любым другим клас­сом. Каждый вектор может быть объектом любого другого вектора (жела­ние для действия, например).
Сам же Уайетт использует пятнадцать переменных в анализе ТАТ: 1) непосредственно рассказ, 2) восприятие стимульного материала, 3) отступление от типичных ответов, 4) противоречия в самом расска­зе, 5) временные тенденции, 6) уровень интерпретации, 7) характер повествования, 8) качество повествования, 9) центральный, образ, 10) остальные персонажи, 11) межличностные отношения, 12) стрем­ления, избегания, 13) пресс, 14) исход, 15) тема.
РЕКОМЕНДУЕМЫЙ МЕТОД ИНТЕРПРЕТАЦИИ ТАТ
Так как я уверен, что эффективность ТАТ обусловлена его способ­ностью выявлять содержание и динамики межличностных отношений и психодинамические паттерны, то и предлагаемые мною техника интер­претации и категории оценивания направлены на получение именно этой
информации и только в малой степени имеют отношение к формальным характеристикам.
Главное, что необходимо иметь в виду при интерпретации ТАТ, это следующее: с психологической точки зрения картинки ТАТ лучше всего воспринимать как ряд социальных ситуаций и межличностных от­ношений. Вместо того, чтобы описывать реальных людей в реальных си­туациях, испытуемый имеет дело с людьми на картинках, которые он в своем воображении воспринимает как определенные социальные ситуа­ции. Здесь менее ощутим сдерживающий эффект условностей или давле­ние действительности, а потому повышается вероятность того, что рас­сказы испытуемого будут отображением его внутренних переживаний. Таким образом, мы получаем доступ к актуальным паттернам его пове­дения и можем определить их происхождение. Интерпретация представ­ляет собой процесс поиска общего знаменателя для актуальных и гене­тически заложенных поведенческих паттернов человека.
Помимо всего прочего, такое определение интерпретации указы­вает еще и на факт, заслуживающий самого пристального внимания, особенно со стороны новичков: вряд ли вообще возможно ставить диаг­ноз на основе данных, полученных из одного лишь рассказа. Впечатле­ния, собранные на основе единичного повествования, могут считаться только лишь пробой пера, а потому следует пытаться найти им подтвер­ждения в других рассказах, источником которых должен выступать уже не ТАТ. Повторяющийся паттерн — лучший показатель того, что вы име­ете дело не с артефактом.
С целью получить более точную систему отсчета для обработки ре­зультатов и достойную объективного сравнения схему интерпретации я разработал систему, которую Психологическая корпорация выпускает под названием «ТАТ-бланк и бланк для анализа по Беллаку» (см. таблицу 2). Я уверен, что эта система достаточно проста и поэтому является од­ной из самых легких в применении, может служить в качестве руковод­ства и системы отсчета, а также предоставляет возможность вычленить самую важную информацию из всех десяти рассказов на основе стимуль-ного материала ТАТ за каких-то полчаса.
КАК ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ТАТ-ьрошюрой
ТАТ-брошюра Беллака — это шестистраничный проспект, к кото­рому прилагаются Бланки для записей и Бланки для анализа, которые представляют собой копию одной из страниц проспекта. Обложка пред­назначена для записи данных о клиенте и итогового отчета по заверше­нии анализа.
Предположим, исследователь хочет, чтобы клиент рассказал ему десять историй, и собирается записывать их самостоятельно по ходу по­вествования. Первая история будет записана на 2 странице ТАТ-брошю-ры, вторая — на обратной стороне бланка для анализа. Третья история записывается на оборотной стороне другого бланка для анализа и так далее до тех пор, пока не будут записаны все рассказы. Теперь исследова­тель имеет рукописи всех десяти историй, одна из которых записана на
Таблица 2
Бланк для анализа, используемый для работы с ТАТ-брошюрой Беллака
Им></emphasis>Рассказ ></emphasis>(Картинка ТАТ ></emphasis>)
1. Лейтмотив:
2. Главный герой (героиня): возрастпол</emphasis>професси></emphasis>
и нтерес ></emphasis> .. .
черты характер></emphasis>.
с пособ н ости.,
адекватность(V,VV,VVV></emphasis>....
3. Отношение к вышестоящим персонам (родительским образам) или к обществу: (V,VV,VVV)
автономия., уступчивост></emphasis>уважени></emphasis>преданност></emphasis>
благодарност></emphasis> угрызения совест></emphasis> конкуренция
сопротивлени></emphasis>агрессия></emphasis>стра></emphasis>
4. Введенные персонажи: (V)
каратель></emphasis>преследователь благодетел></emphasis>
другреформатор</emphasis>любовниксторонник
вра></emphasis>. ...,.
5. Введенные объекты(символы?):
6. Упущенные детали:
7. Атрибуция ответственности: (V,VV,VVV)
несправедливост></emphasis>безразличие . ></emphasis>
строгост></emphasis>деприааии></emphasis>дурное влияни></emphasis>
8. Значимые конфликты: (V,VV,VVV)
суперэго — и></emphasis> пассивность — противодействи></emphasis>
уступчивость — автономия .. достижение — удовольствие </emphasis>
9. Наказание за проступки: (V,VV,VVV)
справедливое, чересчур сурово></emphasis>
немедленно></emphasis> отсутствуе></emphasis>
10. Отношение к герою: (V,VV,VVV)
отстраненность и объективность ></emphasis>,
критика и оскорбления
вовлеченность и эмпати></emphasis>
11. Показатели сдерживания агрессии, сексуальных инстинктов и тому подобного: (V,VV,VVV)
пауз></emphasis> смена тендении></emphasis>.
12. Исход: (V,VV,VVV)
благоприятный неблагоприятный . реалистичны></emphasis>
13. Паттерн удовлетворения
потребностей: (V) 14. Сюжет: (V,VV,VVV)
конфликт потребносте> структурированный</emphasis>. неструктурированный</emphasis>
субсидиаиия потребност></emphasis> реалистичны></emphasis>
смешение потребностей завершенный незавершенны></emphasis>
внутренней стороне обложки брошюры, а девять на оборотной стороне нескрепленных бланков для анализа. Если их сложить по порядку сторо­ной с печатным текстом вверх и положить сверху на 3 страницу ТАТ-брошюры, нетрудно понять, что, переворачивая каждый лист, мы име­ем перед глазами бланк для анализа соответствующего рассказа. Бланк для анализа рассказа № 1 находится на лицевой стороне бланка, на ко­тором записан рассказ № 2, бланк для анализа рассказа № 2 находится на лицевой стороне бланка, на котором записан рассказ № 3, и так далее. Анализ рассказа № 10 (или последнего рассказа, если было задей­ствовано большее или меньшее количество картинок) будет проводить­ся на бланке для анализа, который напечатан на 3 странице шестистра-ничной брошюры.
Инструкции по применению бланков для анализа представлены в следующем разделе данной статьи.
После того, как все рассказы проанализированы в описанной ма­нере, исследователь может написать резюме к каждому из них; для этого предусмотрено свободное место на 4 странице. (Если было задействовано больше картинок, то остальные конспекты можно разместить на оборот­ной стороне 4 страницы.) Лучше всего переходить к резюме после того, как будет проведен анализ каждого рассказа, так как это является одним из этапов формального интегрирования содержания анализа каждой кон­кретной истории. Составив конспект каждой истории на 4 странице, вы можете приступать к приготовлению итоговопГотчета. При этом, согнув брошюру, вы можете смотреть как на страницу, где вы пишете итоговый отчет, так и на страницу с резюме.
Закончив выполнение этого этапа работы, вы можете скрепить раз­розненные листы с брошюрой для удобства хранения, а итоговый отчет будет расположен на обложке для быстрых справок.
Как было отмечено выше, некоторые исследователи предпочита­ют, чтобы их пациенты сами записывали свои рассказы. В связи с тем, что пациенты не должны иметь доступ к схеме бланка для анализа, они должны записывать свои рассказы на нелинованной бумаге размером А-4. Если рассказы вашего испытуемого настолько коротки, что он запи­сывает их по нескольку на лист, то бумагу можно разрезать и либо на­клеить, либо прикрепить к оборотной стороне бланков для анализа та­ким образом, что в итоге все будет скомпоновано именно так, как если бы рассказы были записаны на их оборотных сторонах самим исследова­телем. Если на каждый рассказ отведен отдельный лист бумаги, то про­спект станет более пухлым, если, конечно, не нанять машинистку, ко­торая перепечатала бы копии рассказов на оборотные стороны бланков для анализа.
По некоторым пунктам, представленным на бланке для анализа, должна быть вписана определенная информация в виде либо коротких фраз, либо ключевых слов, что значительно облегчит процесс анализа. Для остальных, отмеченных на бланке знаком V, предусмотрена система отметок — галочек. Одна галочка может показывать незначительное при­сутствие той или иной установки, конфликта или какой-то иной катего-
рии анализа. Двойная галочка (VV) или тройная галочка (VVV) будут означать уровень повышенной значимости данной конкретной пробле­мы, который должен быть отражен при составлении резюме рассказа. Я надеюсь, что подобный подход к переводу в количественную форму ста­нет основой для дальнейшего изучения и проверки надежности межис­следовательской интерпретации наряду с повышением адаптивности формы анализа. На бланке предусмотрены свободные места для добавле­ния категорий или тем, не представленных в схеме.
КАТЕГОРИИ ОБРАБОТКИ
Могут быть полезными следующие предложения относительно при­менения и интерпретации отдельных категорий обработки ТАТ-брошю-
ры.
1. Лейтмотив. Лейтмотив представляет собой попытку переформу­лировать суть рассказа. (Необходимо помнить о том, что в одном рассказе по ТАТ можно выделить не единственную базовую тему.) В связи с тем, что новички, применяя тест, в большинстве случаев при интерпретации сбиваются с основной темы, можно предложить разбивку основной темы на пять уровней1:
а) описательный уровень. На данном уровне тема должна пред­ставлять собой элементарное переложение кратко законспекти­рованной сути рассказа, выявление общих тенденций, представ­ленное в сокращенной форме и простых словах;
б) интерпретационный уровень;
в) диагностический уровень;
г) символический уровень;
д) уровень уточнения.
Примером может послужить следующий рассказ (картинка № 6ВМ).
«Это молодой инженер. Он единственный ребенок у своих родите­лей; его отец умер, а с матерью они очень близки. Он работает в нефтяном бизнесе, и ему предложили контракт, он должен ехать за границу в Ост-Индию. Он подписал контракт и скоро уезжает. Он прощается с ней, и они расстаются, сильно расстроенные. Через какое-то время ей становит­ся совсем одиноко, и она принимает решение последовать за своим сы­ном в Ост-Индию. Это происходит в военное время, и каким-то образом она умудряется пробраться на корабль, плывущий на остров, на котором находится ее сын. Корабль, на котором она плывет, топит вражеская под­водная лодка, и она погибает. Ее сын не знал о том, что она собиралась предпринять путешествие, и сам собрался без предупреждения навестить ее. Он неожиданно решает вернуться домой. Корабль, на котором он плы­вет, идет по тому же маршруту, что и корабль его матери. В том же самом месте, где погибла его мать, его корабль атакует другая вражеская под­водная лодка, и он тоже погибает».
1 Новичку полезно заставить себя пройти все пять уровней. Однако совсем не обя­зательно записывать весь этот процесс. Описательный уровень — основа для всего, на этом уровне достаточно только мысленно сформулировать тему. Интерпретационный уровень должен быть отражен на каждом бланке для анализа, а диагностический и остальные выс­шие уровни могут послужить основой для формулирования итогового резюме.
На описательном уровне тема может вкратце выглядеть так: сын живет один со своей обожаемой матерью и покидает ее. Когда они оба делают попытку воссоединиться, они погибают в одном и том же месте. На ин­терпретационном уровне мы можем сделать следующий шаг и предста­вить суть в общем виде, предполагая смысл, кроющийся за содержанием рассказа: пациент уверен, что если кто-то1 позволяет себе (инцестуоз-ные) фантазии, например, жизнь с матерью, то обе стороны должны умереть. На диагностическом уровне эти впечатления принимают форму конкретного утверждения: у этого человека существуют инцестуозные проблемы и Эдипов конфликт, что вызывает у него сильное чувство вины. На символическом уровне можно перейти к интерпретации символов на основе психоаналитических гипотез; на этом уровне следует порекомен­довать действовать особенно сдержанно и осторожно, так как на данном этапе человек слишком мало опирается на твердые факты. В нашем при­мере исследователь, возможно, захочет проинтерпретировать торпеды как отеческие фаллические символы, которые несут в себе опасность и уничтожают и мать, и сына за их запретные попытки соединиться.
На уровне уточнения исследователь должен получить от испытуемо­го уточнения и свободные ассоциации к конкретным данным, таким как «Ост-Индия», «инженер», любым собственным именам или датам и во­обще любые ассоциации, возникающие у пациента.
2. Главный герой. Главный герой рассказа — это тот персонаж, о котором сказано больше всего, чьи чувства и субъективные представле­ния и взгляды являются основной темой для обсуждения, в общем, это персонаж, с которым рассказчик, судя по всему, идентифицирует себя. Если возникают неясности с объектом идентификации, то главным ге­роем следует считать персонажа, наиболее приближенного к пациенту по полу, возрасту и другим характеристикам. В некоторых случаях мужчи­на может идентифицировать себя с «главным героем» женского пола; если это повторяется периодически, то может быть расценено как пока­затель скрытой гомосексуальности. Тогда как практически все молодые люди идентифицируют себя с девушкой на переднем плане с картинки № 2, только некоторые считают, что на картинке № ЗВМ изображена женщина. Профессия, интересы, черты характера, способности и адек­ватность главного героя в большинстве случаев отражают реальные или желаемые качества пациента.
Под адекватностью героя мы подразумеваем его способность решать проблемы в сложных внешних и внутренних условиях социально, мораль­но, интеллектуально и эмоционально приемлемыми способами. Адекват­ность героя часто соответствует паттерну поведения, проходящему через все рассказы, и часто имеет прямое отношение к силе эго пациента.
Также следует отметить, что в некоторых рассказах может иметься и не один герой. Пациент может вводить второго персонажа, с которым он может идентифицировать себя, помимо легко узнаваемого главного
1 Интерпретационный уровень почти всегда может быть сформулирован в виде условного предложения, начинающегося со слов «Если кто-то…».
героя. Такое встречается довольно редко; обычно таким образом появля­ется персонаж, не изображенный на картинке, и приписываемые ему чувства и побуждения вызывают у пациента еще большее неприятие, чем те, которые относятся к главному герою. (Для того, чтобы эмоцио­нально диссоциироваться от рассказа, пациенты могут перенести дей­ствие в географически и/или во временном отношении отдаленные мес­та, например, события могут разворачиваться в России в средние века.)
3. Отношение к вышестоящим персонам (родительским образам) или обществу. Связанные с этим установки обычно ясно проявляются в рас­сказах по ТАТ. Их можно найти в рассказах, составленных по картинкам, на которых возрастная разница персонажей очевидна, а также в большин­стве случаев по картинке, на которой изображен мальчик со скрипкой. Предлагаемые подкатегории не нуждаются в разъяснении, а поведенчес­кий паттерн будет все четче вырисовываться от рассказа к рассказу.
4. Введенные персонажи. Если персонаж не изображен на картин­ке, а испытуемый вводит его в свое повествование, то мы вдвойне мо­жем быть уверены, что этот персонаж имеет для него огромное значение и что он олицетворяет собой некую жизненно важную потребность или же сильный страх. Мы можем обратить внимание на то, какую роль этот персонаж играет в динамике рассказа (например, преследователь, сто­ронник), и наряду с этим отметить, появляется ли он как мужчина или как женщина, как родитель или как сверстник и так далее.
5. Упомянутые детали. Именно потому, что только разум испытуе­мого, а вовсе не стимульная картинка, определяет, какие предметы по­явятся в рассказе, детали заслуживают особого внимания. Часто в рас­сказах появляется один класс предметов, например, книги, произведе­ния искусства, оружие или же деньги; такие предметы должны интер­претироваться соответствующим образом.
6. Упущенные детали. Эта категория связана со значимой неспособ­ностью включить в рассказ предметы, которые прекрасно видны на кар­тинке. Некоторые испытуемые упускают винтовку на картинке № 8ВМ, другие не замечают пистолета на картинке № ЗВМ или полуобнаженную женщину на заднем плане картинки № 4 и так далее. В таком случае мы должны искать другие признаки проблем, которые у пациента могут быть связаны с агрессией или сферой сексуальных отношений и которые за­ставляют его исключать эти или другие предметы из восприятия.
7. Атрибуция ответственности. Качества и силы, которые по мне­нию испытуемого стали причиной неудачи или трагедии в его повество­вании, во многих случаях становятся прекрасными ключами к понима­нию его представления об отношении окружающего мира к нему самому. В бланке приведены наиболее часто встречающиеся характеристики; не­достающие можно вписать.
8. Значимые конфликты. Конфликт суперэго—ид и в самом деле является наиболее обширным из всех, приведенных под этим заголов­ком; он отражает основной класс конфликтов, в то время как остальные три предоставляют более характерные свидетельства основных отклоня­ющихся тенденций. Тем не менее, все эти виды конфликтов имеют дело
скорее с молярным уровнем основных конфликтных тем, в то время как конфликты потребностей, введенные под категорией № 13, относятся по большей части к молекулярным паттернам всевозможных потребнос­тей, упоминающихся в рассказе.
9. Наказание за проступок. Соотношение характера проступка и суровости наказания дает нам прекрасную возможность постичь стро­гость суперэго; герой рассказа, составленного психопатом, может во всех связанных с убийством историях выходить сухим из воды, сделав лишь вывод о том, что он получил урок, который ему пригодится в дальней­шем; невротик же может придумывать рассказы, в которых герой оказы­вается случайно или преднамеренно убит, или покалечен, или умирает от болезни, причиной чего оказывается малейшее нарушение или про­явление агрессии.
10. Отношение к герою. Испытуемый может выражать собствен­ные конфликты, заставляя героя говорить определенные вещи или со­вершать определенные поступки по ходу рассказа, а потом, выйдя за рамки повествования, подвергать жесткой критике эти действия. Иног­да циничные замечания испытуемого относительно собственных рас­сказов представляют собой простой процесс защиты от истинной эмо­циональной вовлеченности. Обсессивно-компульсивные интеллектуалы в большинстве случаев будут проявлять отстраненное отношение, пред­лагая экспериментатору несколько разных возможных сюжетов разви­тия событий, каждый из которых у него самого вызывает сомнения. Истерики, маниакальные и гипоманиакальные пациенты часто оказы­ваются драматически вовлеченными в свои эмоционально насыщенные рассказы.
11. Показатели сдерживания агрессии, сексуальных инстинктов и тому подобного. Иногда паузы имеют настолько большое значение, что иногда стоит засекать их продолжительность с целью получить представ­ление о силе сдерживания испытуемого. Смена направления развития сюжета или переход к абсолютно новой истории — это несомненные свидетельства того, что с конфликтным материалом стало слишком трудно справляться. Заминки, вычеркивания, опускание из виду фрагментов картинки, отказ от всей картинки или ее фрагмента, жесткая критика картинки также представляют собой моменты, на которые следует обра­тить внимание в этой связи.
12. Исход. Исход дает нам представление о доминирующем настро­ении пациента и его приспособленности, а также является показателем силы его эго. Следует обратить внимание, приходит ли герой к достойно­му решению в итоге реалистичной продолжительной борьбы или же пользуется помощью deus ex machina1, чтобы достичь элементарного удо­вольствия, что несомненно происходит на уровне фантазийного осуще­ствления желаний и мало связано с проявляющимся, нескрываемым стремлением к достижению цели. Если пациент оказывается не в состоя­нии прийти к приемлемому завершению, то причиной этому могут быть
Бог из машины (лат.). — Прим– пер.
особо значимые, практически непреодолимые проблемы, что должно быть оценено согласно переменным по структуре сюжета, категория 14. 13. Паттерн удовлетворения потребностей. Идея конфликта между разнообразными потребностями не нуждается в каком-либо пояснении. На практике одна история может показать все группы конфликтов, воз­никающих между разнообразными потребностями различной степени
значимости.
Разработанная Мерреем концепция смешения и субсидиации по­требностей поможет пониманию мотивационных систем данной лично­сти. Например, герой хочет купить ресторан, потому что желает кормить людей более здоровой и качественной пищей и в то же время получить хорошую прибыль в качестве дохода от своего публичного предприятия; в этом случае мы говорим о смешении потребности героя в опеке с его потребностью в приобретении. С другой стороны, герой может иметь желание купить ресторан, так как он считает его хорошим источником дохода, который ему необходим для того, чтобы содержать семью. В этом случае мы должны говорить о том, что его потребность в приобретении (зарабатывании денег) субсидирует потребность в опеке; иначе говоря, он хочет заработать денег ради того, чтобы иметь возможность обеспечи­вать свою семью. При помощи этих двух понятий мы можем составить полную иерархию мотивов на основе данных ТАТ.
14. Сюжет. В некотором смысле здесь может оказаться полезным формальный анализ рассказов ТАТ.
Несмотря на то что некоторые авторы, такие как Балкен (Balken) с коллегами и Уайетт, используют интенсивный формальный анализ рас­сказов ТАТ, я уверен, что эффективность такого подхода весьма и весь­ма незначительна, так как он в большей степени применим к тесту Pop-шаха и другим подобным методикам. Категории структуры, эксцентрич­ности и законченности рассказа могут позволить произвести вполне снос­ную адекватную оценку полноценности мыслительных процессов и спо­собности эго контролировать эмоциональные проявления.
РЕЗЮМЕ и итоговый ОТЧЕТ
Проанализировав все рассказы в соответствии с категориями, мы сразу же еще раз их просматриваем и составляем краткий конспект ос­новных моментов каждого их них на отведенной для этой цели странице в брошюре. Брошюра организована таким образом, что страница для ре­зюме постоянно находится в поле зрения, когда экспериментатор про­сматривает рассказы. При этом повторяющийся паттерн, встречающийся в них, выявляется почти автоматически.
Форма итогового отчета, разумеется, будет зависеть от того, кому он должен быть адресован. Обычно считается, что он должен состоять из двух частей, одна из которых включает в себя по большей части информацию общего характера, описание личности испытуемого и его особых качеств. Вторая часть должна быть более конкретизированной и иллюстративной. Мы можем проиллюстрировать перечисленные нами общие характеристики фактическим материалом, полученным на ос-
нове анализа рассказов, что поможет придать информации больший вес в глазах человека, кому отчет адресован, а также не позволит ув­лечься построением умозрительных гипотез. Не должно быть ни едино­го утверждения, которое нельзя подтвердить конкретной ссылкой на материал рассказов. Апперцептивные искажения нередко встречаются у испытуемых, но, horribiie dictu', могут появляться и у интерпретато­ров! Можно также систематически просмотреть все рассказы, собирая повторяющиеся темы, выискивая менее заметные детали и строя гипо­тетические предположения.
Если стоит необходимость поставить диагноз, или психолог хочет его поставить, я предлагаю использовать следующую формулировку: «Дан­ные, полученные в результате проведения ТАТ, совместимы с диагно­зом…» Такая формулировка согласуется с моим убеждением в том, что ТАТ не является в первую очередь диагностическим тестом, а диагноз в принципе не должен ставиться на основе проведения единственного те­ста. Более того, нельзя ставить диагноз только на основе результатов те­стирования, не обладая при этом дополнительной информацией, полу­ченной в ходе клинической беседы.
ОТБОР КАРТИНОК ДЛЯ ИНДИВИДУАЛЬНОГО ТЕСТИРОВАНИЯ
В связи с тем, что я предпочитаю отводить всего один сеанс на проведение ТАТ, чтобы сэкономить время как на проведение, так и на интерпретацию, а также из-за своей убежденности в том, что, как пра­вило, оптимальный объем информации можно получить на основе деся­ти или двенадцати картинок, необходимо сказать несколько слов о кри­териях отбора картинок для каждого конкретного случая. Ниже я приво­жу общие данные по рассказам, которые я обычно слышал от своих испытуемых по каждой из картинок этого набора.
Не только возраст и пол испытуемого, но и ряд других критериев играет роль при выборе той или иной картинки. Например, таким факто­ром будет наличие сиблингов; далее, если кто-то из членов семьи умер, это также будет являться фактором отбора; если имеется информация о клинических проблемах, то должны быть отобраны те картинки, кото­рые могут выявить гетеросексуальные проблемы или проблемы, уходя­щие корнями в детство, и так далее.
До сих пор еще не было точно установлено единых стандартов по­вествования для «нормальных» и даже для тех или иных диагностических групп, несмотря на то что постоянно ведется работа над тем, чтобы предоставить фактические данные по модальным характеристикам чле­нов различных групп. Приведенные ниже замечания хоть и не доказаны экспериментально, зато имеют под собой твердые эмпирические под­тверждения.
Страшно сказать (лат.). — ПрЬм. ред.
КАРТИНКА № 1
Эта картинка обычно вызывает идентификацию с мальчиком и выявляет отношения к родительским фигурам. Таким образом, становит­ся вполне очевидно, считал ли испытуемый своих родителей агрессив­ными, понимающими, доминирующими, оказывающими помощь или обеспечивающими защиту. Помимо информации об отношении испыту­емого к родителям мы также сможем выявить, какие конкретно отноше­ния существовали между пациентом и каждым из родителей. В некоторых случаях мы можем видеть следы конфликта между автономией и подчи­нением власти во всех его разнообразных проявлениях и многочислен­ных вариациях. Например, один человек может попытаться уклониться от выполнения родительских указаний упражняться в игре на скрипке, сбежав гулять на улицу, но в конце концов он поймет, что он должен вернуться и играть на скрипке; либо он может убежать из дома; либо описываемый герой может не подчиняться родительским указаниям и делать все по-своему. Впоследствии его ждут неудачи, обусловленные его непослушанием. Таким образом испытуемый может показать, что авто­номия вызывает у него чувство вины, а в других случаях у отделившегося от семьи персонажа все идет хорошо. В связи с этим данная карточка особенно эффективна при работе с подростками.
Еще одной потребностью, которую затрагивает эта карточка, яв­ляется потребность в достижении. Необходимо обратить внимание на то, как был достигнут успех, только ли на уровне фантазии или же на реаль­ном уровне. И наконец, иногда испытуемый может выдать символичес­кие сексуальные реакции на эту картинку. Игра на струнах скрипки, игра на скрипке часто становится символическим олицетворением темы мас­турбации, а страхи кастрации проявляются в том, что пациент настаива­ет на том, что струны порваны, Я хочу подчеркнуть, что нужно быть крайне осторожным, чтобы не выискивать несуществующие символы в рассказах и не переоценивать их значения даже в тех случаях, когда на них ставится особое ударение.
КАРТИНКА № 2
Это изображение деревенской сцены в большинстве случаев обес­печивает прекрасную возможность составить представление о взаимоот­ношениях между членами семьи испытуемого. Даже мужчины часто иден­тифицируют себя с центральной фигурой картинки — молодой девуш­кой, так как это очень отчетливая фигура на переднем плане. И снова очень часто встречаются вариации на тему противоборства независимос­ти от семьи и подчинения консервативному, отсталому существованию. Эти темы показывают тип разногласий между испытуемым и его семьей.
Для наших целей крайне важным является то, что испытуемый говорит о прислонившейся к дереву женщине, которую очень часто при­нимают за беременную. Огромное количество информации может быть получено на основе того, как человек воспринимает беременность. Он может либо полностью ее игнорировать, либо высказать свои взгляды по этому вопросу, что крайне информативно для любого возраста.
На эту картинку, одну из тех, на которых представлено довольно много предметов, обсессивно-компульсивные пациенты реагируют пе­речислением мелких деталей, таких, например, как озеро и крошечная фигурка на заднем плане, наряду с остальными деталями, так что это позволяет продиагностировать компульсивные тенденции. То, как опи­сываются отношения двух женщин и мужчины, изображенного практи­чески на переднем плане — наемный ли он работник, нанятый женщи­ной, или отец, муж, брат, — позволяет составить представление о взгля­дах пациента на половые роли.
КАРТИНКА № 7ВМ
Эта картинка также относится к наиболее полезным. Большинство мужчин видят в скорчившейся фигуре мужчину; если мужчина видит в ней женщину, то это говорит о том, что мы должны принять к сведению (не поставить диагноз, а принять к сведению) возможность наличия скры­той гомосексуальности, предположение, которое будет подтверждено появлением на других картинках соответствующих подтверждений. То, как воспринимается предмет слева, часто позволяет получить важную информацию обо всем, что имеет отношение к агрессии. Официально этот предмет считается пистолетом. Некоторые испытуемые признают в нем пистолет; при этом стоит обратить внимание на то, как человек представляет агрессию — направляет ли он ее вовне (экстра-агрессия; например, главный герой кого-то застрелил) или же внутрь (интра-аг-рессия: главный герой был застрелен или покончил с собой). Если про­является экстра-агрессия, то стоит посмотреть, что стало с главным ге­роем. Был ли он сурово наказан или избежал наказания — это указывает на силу суперэго испытуемого. При другом сюжете мы должны получить информацию о том, что же вызвало депрессивный паттерн, итогом чего стало самоубийство. Очевидно, что эта картинка должна быть обязатель­но предъявлена депрессивным пациентам. Иногда испытуемые называют пистолет игрушечным, делая его таким образом безвредным. В этом слу­чае необходимо поискать наличие подобных тенденций в других расска­зах, чтобы проверить, является ли это проявившимся в рассказе легко­мысленным бегством от реальности или говорит всего лишь о том, что испытуемый просто-напросто здоров и не испытывает ни экстра-, ни интра-агрессии. И опять, человек, который пытается подавить скрытую агрессию, может полностью отрицать наличие на картинке пистолета, элементарно не говоря о нем, видя дырку в полу, пачку сигарет или вообще ничего не замечая на его месте. В некоторых случаях значитель­ный конфликт в связи с агрессией, особенно если он вылился в появле­ние компульсивного паттерна, будет проявляться в том, что человек до­вольно долго будет ломать себе голову над тем, что бы это могло быть.
КАРТИНКА № JCF
Эта картинка также может помочь выявит депрессивные эмоции. Но в большинстве случаев оказалось эффективнее показывать женщинам кар­тинку № ЗВМ, с которой они с легкостью могут себя идентифицировать.
КАРТИНКА 11° Ч
Картинка с изображением мужчины, которого пытается удержать женщина, выявляет разнообразные потребности и чувства, имеющие отношение к взаимоотношениям между мужчиной и женщиной. Часто появляются темы супружеской неверности, могут проявиться представ­ления мужчины о роли женщины. Она может представляться как защит­ница, которая пытается удержать его от необдуманного поступка, или испытуемый решает, что она злонамеренно пытается задержать его. Точ­но так же может проявиться отношение женщины к мужчинам как к потенциальным агрессорам, представляющим для нее опасность.
В связи с тем, что женщина выглядит несколько странно, ее часто относят к национальным меньшинствам; таким образом можно получить представление о взглядах испытуемого по этому вопросу.
Еще одним интересным объектом на этой картинке является изобра­жение полуобнаженной натуры на заднем плане, на которое обращают вни­мание более чем две трети испытуемых. Если человек его не замечает или не говорит о нем, то это может указывать на наличие проблем в сексуальном плане. Другие испытуемые могут видеть в нем плакат или реального челове­ка на заднем плане, развивая темы ревности и любовного треугольника. Могут ли различия в пространственном восприятии, обусловливающие вос­приятие плаката или живой женщины, рассматриваться в качестве сколь-нибудь ценного отличительного критерия, до сих пор до конца не ясно.
КАРТИНКА № 5
Женщина средних лет, заглядывающая в полуоткрытую дверь, ча­сто интерпретируется в качестве матери, которая может наблюдать за разными видами деятельности. В некоторых случаях это превращается в символическую историю о страхе быть замеченным за мастурбацией; а иногда мать может оказаться доброжелательной, она пришла поинтере­соваться, как дела у ее ребенка; она может и отчитывать кого-то за то, что он поздно проснулся. Часто появляются темы вуайеризма, в связи с чем в рассказах в завуалированной форме встречаются интимные сцены. Вновь страх нападения, особенно у женщин, отражается в рассказах об ограблении, тогда как у мужчин эта картинка может вызывать «фантазии о спасении» в психоаналитическом смысле.
КАРТИНКА № 6ВМ
Эта картинка незаменима при тестировании мужчин, так как она отражает все проблемы, связанные с взаимоотношениями между сыном и матерью и все отклонения в отношениях с женами и другими женщи­нами. Часто появляются темы, связанные с Эдиповым комплексом. Рас­сказы, составленные по этой картинке, затрагивают настолько огром­ный диапазон фундаментальных проблем в этой сфере, что их достойное описание возможно лишь в монографии.
КАРТИНКА № 6CF
Эта картинка была задумана в качестве двойника картинки № 6 из мужского набора и должна была отражать отношение женщин к отцу.
Однако, возможно, по причине очевидно незначительной разницы в возрасте, мужчина на картинке, по крайней мере явно, не восприни­мается в роли отца; он кажется скорее сверстником, которому, таким образом, могут быть приписаны любые амплуа — от агрессора и со­блазнителя до делающего предложение руки и сердца. Часто этого муж­чину называют дядей, и он, судя по всему, олицетворяет идеализиро­ванный образ отца, примеры чего нередко встречаются в фольклоре (например, дядя Сэм). Ну а в целом это не самая информативная кар­тинка.
КАРТИНКА № 7ВМ
Картинка, изображающая старика и молодого мужчину, незаме­нима для выявления взаимоотношений отца и сына и отклонений (у мужчин) в сфере установок по отношению к авторитетным персонам мужского пола.
КАРТИНКА № 7CF
Эта картинка поможет определить взаимоотношения между мате­рью и ребенком в восприятии женщин. Судя по всему, эта картинка провоцирует негативные эмоции по отношению к матери, потому что девочка смотрит скорее в пространство, чем на мать. Кукла же, в свою очередь, может вызвать озвучивание ожиданий испытуемого по отноше­нию к детям. „
КАРТИНКА № 8ВМ
Это весьма полезная картинка. Обычно испытуемые-мужчины иден­тифицируют себя с мальчиком на переднем плане. Основные темы, об­суждение которых вызывает эта картинка, имеют отношение либо к аг­рессии (кто-то был ранен, и теперь его оперируют на заднем плане), либо к честолюбивым устремлениям (мальчик мечтает стать доктором, например). Тот факт, была ли замечена винтовка слева на картинке, и в каком виде она предстала, имеет отношение к тем же проблемам, что и пистолет на картинке № ЗВМ. То, как испытуемый описывает персона­жей, например, его отношение к доктору как к более взрослому челове­ку или к человеку, переносящему операцию, может пролить свет на про­блемы, связанные с Эдиповым комплексом, если воспринимать этих людей как родительские образы.
КАРТИНКА ISs 8CF
Вряд ли эта картинка способна спровоцировать какую-либо тему, кроме как поверхностного, умозрительного характера. Сам я редко ее использую.
КАРТИНКА № 9В1И
Еще одна незаменимая картинка, выявляющая взаимоотношения –мужчин со своими сверстниками. С одной стороны, она может обеспе­чить общее представление о социальных отношениях, а конкретно — с
кем из представленных на картинке мужчин испытуемый сеоя иденти­фицирует. Испытуемый может идентифицировать себя со стоящим в сто­роне от группы человеком, который искоса смотрит на остальных, мо­жет быть частью группы или даже ее центром. И снова, в рассказах по этой картинке могут проявиться гомосексуальные влечения и страхи. Проявиться могут и социальные предрассудки, например, в рассказах о бродягах.
КАРТИНКА № 9CF
Весьма ценная картинка, позволяющая составить представление об отношении женщины к женщине, особенно эффективна в выявлении сестринского соперничества или враждебных отношений между матерью и дочерью. Велика значимость этой картинки в тех случаях, когда есть основания подозревать существование депрессии и суицидальных наклон­ностей, так как нередко в таких случаях девочка, изображенная внизу, воспринимается как в панике бегущая к морю. И опять, как минимум подозрение может вызвать упоминание о злобных взглядах, которые один персонаж бросает на другого.
КАРТИНКА № 10
Эта картинка выявит массу фактов, связанных с взаимоотношени­ями мужчины и женщины. Если испытуемый видит на картинке объятия двух мужчин, то это будет серьезным свидетельством наличия у него скрытого гомосексуализма или даже явных проблем в этой области. Если мужчина или женщина видит на картинке мужчину и женщину, то стоит обратить внимание на то, будет ли это история возвращения или расста­вания, причем тема расставания отражает скрытые враждебные импуль­сы
КАРТИНКА №11
Она выявляет многие детские и первобытные страхи, так как часто такие эмоции находят выход в связи с животными. Если пациента мучает страх нападения, то эта картинка будет весьма полезна, так как на ней присутствуют детали, способные выявить страх нападения, например, фаллический символ — дракон. Часто в рассказах проявляется оральная агрессия; к тому же эта картинка может помочь составить впечатление о настрое пациента: смогут ли они спастись, если да, то как.
КАРТИНКА № 12М
Самая эффективная картинка для выявления отношения более юного мужчины к более взрослому, особенно в связи с пассивными го­мосексуальными страхами и страхом оказаться в подчинении власть иму­щих персон.
КАРТИНКА № 12F
Может помочь выявить представления о материнском образе, но в целом это не та картинка, которой я нахожу полезное применение.
КАРТИНКА № 12BG
Эта картинка также не находит широкого применения в моей прак­тике, разве что в случаях испытуемых с суицидальными наклонностями или находящихся в глубокой депрессии. По этой картинке чаше всего со­ставляются рассказы о том, как кто-то выпал или выпрыгнул из лодки.
КАРТИНКА № 15MF
Эта картинка превосходно справляется с задачей выявить конф­ликты в сексуальной сфере как у мужчин, так и у женщин. У крайне замкнутых людей она может вызвать «сексуальный шок», который про­явится в рассказах. У женщин она может выявить страх стать жертвой изнасилования, нападения или иного оскорбления со стороны мужчины. У мужчин эта картинка часто провоцирует чувство вины, связанное с сексуальной деятельностью. Еще в рассказах четко проявляется отвраще­ние к гомосексуалистам. Может быть обнаружена проекция чувств мужа и жены. По этой картинке нередко встречаются рассказы об экономичес­кой депривации, а при обсуждении груди проявляются оральные тен­денции. Это одна из картин, на которых присутствует довольно большое количество деталей, поэтому обсессивно-компульсивные тенденции най­дут выражение в повышенном внимании к деталям.
КАРТИНКА № 17В
Эта картинка, хоть и не настолько эффективно, как картинка с изображением мальчика со скрипкой, провоцирует рассказы о детстве. Она имеет весьма незначительную ценность, разве что при работе с ма­ленькими мальчиками.
КАРТИНКА № 15G
Я не нашел широкого применения этой картинке в своей практике.
КАРТИНКА № 14
Этот мужской силуэт может быть одним из наиболее полезных изоб­ражений. С одной стороны, стоит обратить внимание на определение половой принадлежности персонажа. Во многих случаях эта картинка выявляет школьные страхи темноты. Эта картинка также должна быть обязательно предъявлена испытуемым с суицидальными наклонностя­ми, которые могут проявиться в рассказе о том, что кто-то выпрыгивает из окна. Чаше она провоцирует рассказы, отражающие простое созерца­ние, чем выявляет склонность пациента к философским размышлениям. В некоторых случаях она выявляет эстетические интересы и может вызы­вать истории об исполнении желаний. Может служить основой для рас­сказов об oi i аблении, если испытуемый видит человека выбирающимся из окна.
КАРТИНКА №15
Эта картинка, изображающая некую фигуру посреди кладбища, имеет особую ценность при работе с человеком, пережившим смерть
кого-либо из членов семьи, если терапевту надо выяснить, какие пере­живания вызвала у него эта смерть. Эта картинка имеет ценность еще и потому, что она способна выявить представления и страхи, касающиеся смерти, в любом испытуемом. Отчетливо проявляются депрессивные тен­денции.
КАРТИНКА № 16
Белый лист представляет собой особую ценность при работе с людь­ми с хорошо подвешенным языком, которые могут действительно рас­слабиться, а проекции даются им легко. Однако если своими предыду­щими рассказами испытуемый зарекомендовал себя как человека, ис­пытывающего трудности с облечением в слова тем из своих фантазий, то предъявление белого листа не имеет смысла.
КАРТИНКА № 17ВМ
Эта картинка имеет много полезных аспектов. В рассказах о спасе­нии от физической травмы, например из огня, или о спасении бегством от мужчины могут проявиться страхи. Последний сюжет во многих случа­ях отражает страхи, связанные с Эдиповым комплексом; особенно явно это проявляется у детей, которые могут увидеть на этой картинке некого человека, убегающего от «короля» или «принца». Эта картинка также с легкостью выявляет гомосексуальные наклонности, которые проявля­ются даже в деталях описания. Нередки истории соревновательного ха­рактера; их авторы воспринимают картинку как состязание атлетов или что-то в этом роде. Для мужчин эта картинка часто оказывается индика­тором того, как они воспринимают свое тело: считают ли они себя силь­ными, мускулинными и так далее.
КАРТИНКА № 17CF
Это еще одна картинка, которая представляет ценность в том слу­чае, если есть основания подозревать суицидальные наклонности в жен­щине, так как она провоцирует истории о прыжках с моста. В других случаях большое количество историй может быть составлено по картин­ке № 17ВМ, хотя я и не вижу в ее применении особой ценности, кроме как в вышеописанных целях.
КАРТИНКА № 18ВМ
Эта картинка очень эффективна для выявления и диагностики любого вида тревожности в мужчинах. Отчетливо проявляется страх на­падения, особенно гомосексуального характера. Вообще, если у челове­ка присутствует некая тревожность, то она не может не отразиться на рассказах по этой картинке. С другой стороны, история может оказаться совершенно безобидной, например, рассказ о мужчине, который на­пился до того, что его несут домой друзья. То, как испытуемый рас­сматривает тему многочисленных рук, может представлять определен­ный интерес в связи с тем, что указывает на особенности мыслитель­ного процесса человека.
КАРТИНКА № 18GF
Эта картинка позволяет составить полное представление о том, как женщина справляется с агрессией. Женщина может полностью избегать любых проявлений агрессии, отрицая присутствие акта агрессии на дан­ной картинке. Иногда для того, чтобы избежать упоминания об агрес­сии, женщины рассказывают, как одна женщина помогает другой под­няться по лестнице или с пола. Отчетливо проявляются конфликты меж­ду матерью и дочерью.
КАРТИНКА №19
Эта картинка не представляет особого интереса и может приме­няться разве что в некоторых случаях при работе с детьми.
КАРТИНКА № 20
Испытуемый может увидеть в фигуре у фонарного столба как муж­чину, так и женщину. Мы не имеем сколь-нибудь определенных данных по истолкованию вариантов половой идентификации. Женщины могут рассказывать истории о страхе перед мужчинами и о боязни темноты. Противоположный пол будет проявлять свои страхи через построение гангстерской истории. Но и эту картинку можно превратить в безобид­ную ситуацию, если рассказать историю о вечернем свидании.
ПРОБЛЕМА ЯВНЫХ И СКРЫТЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ В ТАТ
Интетерпретатору рассказов по ТАТ часто приходится сталкивать­ся с необходимостью определить, относится ли потребность, выражен­ная в истории, только к фантазийному уровню, или же она должна най­ти удовлетворение в реальности; например, потребность в агрессии или в достижении цели. Психолог должен иметь доступ к самой полной кли­нической и биографической информации о пациенте. Терапевтам не ре­комендуется рассматривать клиническую ситуацию в качестве полигона для проверки методики на надежность. Проблемы валидности ТАТ изу­чаются в экспериментальных условиях, вот и решаться они должны там же. Если экспериментатор обладает достаточнымобъемом информации о пациенте, то рассказы по ТАТ будут представлять собой дополнение к полученным поведенческим данным. Например, в случае, если испытуе­мый чрезвычайно стеснителен и застенчив, а в его рассказах агрессия бьет через край и по отношению к персонажам постоянно появляется чувство вины, динамики скрытого смысла очевидны.
С другой стороны, внутритестовые ситуации представляют опреде­ленные данные, позволяющие нам строить предположения касательно обнаруживающихся в поведении или скрытых потребностей, выражен­ных в рассказах по ТАТ. Например, в историях на тему достижения цели необходимо проследить, строятся ли они по принципу deus ex machina (то есть в надежде на счастливый случай), или же условия для успеха на самом деле собираются по крупицам, что говорит о том, что они отно­сятся к поведенческой потребности человека в достижении успеха.
Р. Н. Санфорд (R. N. Sanford) впервые сформулировал некоторые важные правила, касающиеся взаимоотношений воображаемых и пове­денческих потребностей. Он предположил, что существуют определен­ные потребности, которые обычно осуществимы в фантазии, но не вы­держивают столкновения с реальностью; в общем, это те потребности, открытое проявление которых обычно запрещено и ограничивается дав­лением культурной среды. Это в основном относится к потребностям агрессивного характера, потребности в приобретении, автономии и по­ловых контактах, желание быть окруженным заботой и потребность из­бежать опасности (причем последние две особенно строго подавляются культурой в мужчинах). С другой стороны, некоторые потребности могут практически не появляться на фантазийном уровне, зато требования реальности делают их весьма заметными в поведенческих проявлениях; такими потребностями являются потребность в порядке, избегании об­щественных обвинений, в обучении. Кроме этого имеется класс потреб­ностей, которые могут проявляться как на поведенческом уровне, так и на уровне фантазии, что говорит о том, что в то время, как такие по­требности дозволены и получают поощрение культурной среды, они могут быть достаточно фрустрированы для того, чтобы нуждаться в полном удовлетворении на фантазийном уровне. К таким потребностям в част­ности относятся потребность в достижении успеха, в дружбе и в домини­ровании.
ИССЛЕДОВАНИЯ, ПОСВЯЩЕННЫЕ ВАЛИДНОСТИ И НАДЕЖНОСТИ ТАТ
Я посвящаю этот раздел обзору исследований валидности и надеж­ности ТАТ не для того, чтобы оценить их. Было предпринято огромное количество попыток установить валидность и надежность этого теста, но, по-моему, этого не может быть достаточно для того, чтобы дать до­стойные ответы хотя бы на некоторые основополагающие вопросы в этой области. Я предлагаю читателю, которого интересуют серьезные вопросы и проблемы, связанные с валидностью и надежностью ТАТ, обратиться к работам, специально посвященным этой теме.
Здесь же я хотел бы обратиться к одной частной проблеме, связан­ной с валидностью ТАТ, а конкретно — к потенциальному влиянию актуальных эпизодов и настроения на валидность рассказов по ТАТ. Не­которые мои ранние эксперименты были посвящены искусственному вызыванию агрессии у испытуемого путем провокации или постгипно­тических установок на переживание агрессии, Когда после этого испыту­емых просили составить рассказы по картинкам ТАТ, не вызывал сомне­ния тот факт, что они будут проецировать некоторую агрессию в расска­зы. Тем не менее частичное сравнение пяти рассказов, составленных в данных обстоятельствах, и пяти рассказов, составленных до внушения агрессии, показало, что основные личностные характеристики устояли под воздействием искусственной ситуации. Испытуемые сильно различа­ются в способе управления агрессией, выражая ее либо в виде экстра-
либо интра-агрессии, реагируя появлением чувства вины или как-либо еще. В другом эксперименте я таким же образом исследовал депрессив­ные переживания и радость. И снова влияние на рассказы по ТАТ оказа­лось таким, которое оставило базовую структуру личности незатронутой. Влияние актуальных переживаний на рассказы по ТАТ изучалось на материале случая Юлия Штрейхера и Альфреда Розенберга, на кото­рых во время Нюрнбергского процесса доктор Дж. М. Гилберт проводил ТАТ. Я хочу обратить внимание на следующий факт: несмотря на то, что оба испытуемых переживали полное крушение всех своих определяющих жизненных целей и стояли перед лицом неизбежной казни, они прояви­ли самые разнообразные личностные факторы.
НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ПО ПОВОДУ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ГРУПП ДИАГНОЗОВ В ТАТ
Несмотря на мои слова о недоверии тому, что основная функция ТАТ заключается в его способности диагностировать заболевания, при­надлежащие к различным нозологическим группам, я могу предполо­жить, что ТАТ может применяться для подобного рода диагностики. Я опасаюсь приводить здесь в качестве примеров несколько историй, так как твердо убежден в необходимости батареи рассказов и не люблю при­водить единичные истории в качестве свидетельств существования той или иной тенденции. Мне не хватит места для того, чтобы изложить пол­ные версии протоколов рассказов; в связи с этим я выбираю из двух зол меньшее, предлагая вашему вниманию особые истории, и предостере­гаю читателя по этому поводу.
В подавляющем большинстве случаев мы можем заметить, что об-сессивно-компульсивные испытуемые уделяют внимание мелким деталям изображения, они же часто предлагают больше одного варианта рассказа на одну картинку. Мы часто замечаем, что рассказчик занимает отстра­ненную позицию и саркастически отзывается о главном герое, пребывая в состоянии эмоциональной изоляции. Истерики и гипоманики, в свою очередь, реагируют со значительной долей аффекта и живо идентифи­цируют себя со своим главным героем.
Я заметил среди открытых гомосексуалистов тенденцию к частому упоминанию темы сексуальных отношений и постоянному смещению идентификации не только с мужчин на женщин, но и среди представи­телей одного пола. Результатом этого является значительное затруднение обработки их рассказов.
Маньяки часто проявляют склонность к оральному инкорпориро­ванию; бросаются в глаза многочисленные упоминания еды и приобре­тения вещей (хотя это, конечно, ни в коем случае не представляет собой симптоматику). У депрессивных пациентов могут наблюдаться темы суи­цида, общее подавленное настроение и самоунижение наряду с осталь­ными показателями весьма сильного суперэго.
Ниже приводится рассказ маниакально-депрессивной девочки в период ремиссии, в котором оральные тенденции выражаются в трех
упоминаниях пищи в одной короткой истории. Эта картинка редко вы­зывает ассоциации с едой; чаще встречаются истории с нападением.
ПРОТОКОЛ к КАРТИНКЕ № 11
«Дело было в Техасе около пяти тысяч лет назад. Цивилизация вы­мерла. Все уничтожила атомная бомба, и теперь все на Земле начинается заново».
«Остатки цивилизации — это испанская арка в правом нижнем углу. Наверху несколько птичек ищут еду. Слева гора, из пещеры выползает какое-то животное с телом змеи и лапами, как у утки. Оно собирается сбить птичек, съесть их и в хорошем настроении пойти своей дорогой в поисках, чего бы еще съесть».
Я не думаю, что применение ТАТ для тестирования очевидно пси­хотических пациентов, а особенно шизофреников, может принести пользу, так как их бессознательные мотивы и так проявляются вполне очевидно. На начальных стадиях ТАТ может оказаться весьма эффектив­ным в обнаружении тенденций. Чаше всего расстройства мышления ста­новятся очевидны в манере построения предложений и отсутствии струк­туры в сюжете. Эксцентричность сюжета и страхов, общая беспомощ­ность героя, наводящая на мысли о слабости эго, также относятся к шизофреническому паттерну. Наряду с этим данный синдром приводит к тому, что герой зачастую не испытывает никаких переживаний, на­блюдается очевидное отсутствие эмоциональной сердечности. Ниже при­веден рассказ по картинке № 17, составленный шизофреником, прохо­дящим амбулаторное лечение: он был направлен психиатром для поста­новки диагноза.
ПРОТОКОЛ к КАРТИНКЕ № 17ВМ
«Мужчина взбирается по веревке. Его преследует толпа народа. Он что-то видит. Наверное, смотрит на море. Ждет, когда приплывет лодка. Он — один из тех, кто должен доставить груз на корабль. Он взбирается по стенке здания. Люди преследуют его, потому что он на стене. Он торопит­ся; он попал в забавное положение. Люди смеются над ним — на нем вообще нет никакой одежды. Ходит по улицам голый. Это какой-то исто­рический персонаж. Брут. В конце концов он перестанет искать лодку — он просто удирает от толпы. Они за ним гонятся. Он взял их деньги. Он хочет внезапно разбогатеть и вернуться. Он отрывается от них — он не выглядит озабоченным. Забирается на самую крышу здания. Он уходит по дороге. У него нет денег — вот он и уходит просто так, без денег».
ТАТ весьма эффективен при работе с детьми, так как детские рас­сказы всегда оказываются намного более откровенными, чем составлен­ные взрослыми. В этом отношении у них много общего с детскими сна­ми, особенно по причине свободного использования элементарного сим­волизма и присутствия в них очевидной направленности на исполнение желаний. Ниже приводится повествование смышленого мальчика шести лет и семи месяцев от роду; придуманная им история имеет явную Эди­пову окраску.
ПРОТОКОЛ к КАРТИНКЕ № 16ВМ
«В одном французском королевстве жил-был принц. У него был любимый слуга по имени Родриго. Однажды слуга сказал: «Ваше Величе­ство, я объехал всю землю и наконец встретил девушку, которая достой­на стать Вашей женой*. «Веди ее ко мне сейчас же», — сказал принц. Тот привел девушку. Она была просто уродиной. Она вся была покрыта черны­ми волосами и усыпана прыщами. Принц сказал: «Да как ты посмел при­вести мне такую уродливую женщину!» «Ваше Величество, когда я ее уви­дел, она была очень хорошенькая», — ответил бедный Родриго. «Что за наглая ложь! Я не верю ни единому твоему слову», — сказал принц. «Пусть он спустится по веревке с виселицы, или он будет повешен». (Такое нака­зание принц назначал всем злым, нехорошим и ленивым.) Оказалось, что Родриго был очень сильным. Он даже был самым сильным мужчиной в королевстве. А принцесса и в правду была очень хорошенькой. Они с Родриго сговорились, что она выйдет за него замуж, если тот привезет ее в свое королевство, свергнет короля и убежит с ней. Она подарила ему волшебные духи; каждый, кого он ими брызгал, падал замертво. Принц заставил Родриго спуститься по веревке, и Родриго прекрасно справился с его заданием, потому что он привык выполнять грубую работу. Как только он спустился вниз, он вытащил из кармана флакончик духов и запустил им в короля. Король тотчас же упал замертво. Родриго схватил принцессу, и они убежали в лес. Там они построили бревенчатую хижину посреди поляны, которую окружали такие густые заросли, что никто, кроме Род­риго, не мог сквозь них пробраться. Там он женился на принцессе, кото­рая к тому времени вновь приняла свой истинный облик, и они стали жить долго и счастливо».
Четко прослеживается Эдипова тема: король (отец); принцесса (мать), мать, которая неким магическим способом украдена у отца.
В рассказах, которые составляли по ТАТ психопаты, крайне редко можно встретить наказание за какой бы то ни было акт агрессии, совер­шенный героем по сюжету, что является свидетельством слабо интегри­рованного суперэго.
ПРИМЕНЕНИЕ ТАТ В РАЗЛИЧНЫХ ОБЛАСТЯХ
Использование ТАТ в психотерапии. Я думаю, что функциональ­ную психотерапию можно представить в виде процесса, включающего в себя четыре основных компонента: сообщение (от пациента терапевту), интерпретация, инсайт и проработка.
Психотерапевт может получать сообщения пациента через свобод­ные ассоциации, игры, проективные методы и так далее.
Интерпретация предполагает выделение психотерапевтом общих знаменателей, под которые он подводит поведенческие паттерны паци­ента. Если пациент сможет «увидеть» эти общие знаменатели самостоя­тельно, при том, что раньше он даже не подозревал об их существова­нии, то это будет называться инсайтом. Проработкой будет называться процесс дальнейших интеллектуальных и поведенческих попыток паци­ента обнаружить оставшиеся паттерны, подходящие под этот общий зна-
менатель, и привести свое поведение в соответствие с более рациональ­ным паттерном.
Ниже будут рассмотрены примеры случаев, когда пациент либо совсем не мог общаться, либо стиль его общения вообще не позволял психотерапевту обнаружить какие-либо общие знаменатели. Я считаю, что для подобных случаев ТАТ является идеальным терапевтическим сред­ством. ТАТ состоит из разнообразных картинок, что позволяет с его по­мощью выявить "реакции пациента на множество жизненных ситуаций, и тем самым его применение дает психотерапевту возможность обнару­жить общие знаменатели. Если при этом ТАТ проводится в виде беседы, в качестве свободно-ассоциативного материала, то пациенту можно пре­доставлять его интерпретации в нужном объеме в оптимальные моменты времени. В то же время, пациент при помощи этого стимула можег дос­тичь инсайта и начать проработку по упомянутой выше схеме.
Указания: во-первых, ТАТ можно использовать в качестве общего базиса для краткосрочной психотерапии. В тех случаях, когда необходимо продвигаться вперед так быстро, насколько это возможно, традиционная психотерапевтическая процедура получения информации о поведенчес­ких паттернах, конфликтах пациента может создать массу проблем тера­певту, так как она требует слишком много времени. При помощи ТАТ психотерапевт может составить представление о динамиках мыслительных процессов пациента и его поведения в довольно короткий срок, что по­зволит ему без промедления перейти к этапу ознакомления пациента с паттернами, определяющими его поведение, и более специфическим те­рапевтическим фазам курса. Необходимо особо подчеркнуть важность со­блюдения крайней осторожности при проведении данной методики. Пре­красной иллюстрацией к этому предостережению будет история ветерана войны, который обратился к психотерапевту в крайне обеспокоенном со­стоянии, так как тем утром в порыве ярости он убил своего кота и после этого опасался, что может покалечить своих жену и детей. После проведе­ния ТАТ он намного скорее, чем это было бы возможно при применении любого иного приема, смог осознать, что истинным объектом, на кото­рый была направлена его агрессия, была его мать. Эта интерпретация бы­стро избавила его от величайшего эмоционального напряжения, в то вре­мя как потребовался бы значительный объем тщательной работы для из­менения динамической структуры данного состояния.
Во-вторых, ТАТ может быть полезен в тех случаях или эпизодах случаев, когда пациент испытывает трудности со свободными ассоциа­циями или когда ассоциаций недостаточно. Вместо того чтобы тратить массу времени и усилий на то, чтобы дождаться, пока пациент сможет преодолеть этот барьер, или пытаться стимулировать его на дальнейшее ассоциирование, терапевт может провести ТАТ (весь или предъявить толь­ко некоторые картинки) для того, чтобы получить результаты, с кото­рыми пациент может проводить ассоциации или которые сами по себе могут быть такими же откровениями для пациента и для терапевта, как и сами ассоциации, для обнаружения которых потребовалось бы значи­тельно больше времени.
В-третьих, ТАТ может применяться в тех случаях, когда пациент с явным неприятием встречает интерпретации терапевта. Проведение ТАТ моделирует ситуацию, которая создает у пациента впечатление абсолют­ной объективности, так как это именно его просят рассказывать истории. Пациент почти наверняка окажется способным понять и принять интер­претацию своего рассказа по картинке ТАТ в том ракурсе, в котором этот рассказ имеет отношение непосредственно к нему. Он не может не согласиться с тем фактом, что это производное проекции его собствен­ных мыслей, к восприятию которого можно подойти с гораздо более объективной точки зрения. При этом он не в состоянии принять интер­претации своих же ассоциаций, паттерны которых могут оставаться для него тайной за семью печатями. Интерпретация его свободных ассоциа­ций строится исходя из его мыслей и поведения, о которых аналитик составлял представление на протяжении многих сеансов, ассоциаций, которые сам пациент не сможет ни с чем соотнести по множеству при­чин. Тем не менее, имея перед глазами свой рассказ по стимульному материалу ТАТ, он обычно принимает собственные результаты, что дает возможность ознакомить его с мыслями и лежащими в их основе пове­денческими процессами, которые были спроецированы в рассказ.
В-четвертых, к ТАТ можно обратиться в том случае, когда пациент испытывает потребность в защищенности и приводит только поверхнос­тные и нейтральные ассоциации. В таких случаях, в связи с тем что ТАТ считается объективной ситуацией, пациент не сразу осознает, что его рассказы являются плодом его же собственного мышления, а потому являются настолько же личностными, как и его ассоциации. Однако по окончании составления рассказов заставить его воспринимать собствен­ные истории в качестве проекций не составит особого труда. В большин­стве таких случаев ТАТ помогает разрушить защитный барьер пациента, и, если нужно, он сможет продолжать психотерапию на основе свобод­ных ассоциаций. Если же в ходе курса психотерапии вновь приходят в действие защитные механизмы, следует снова обратиться к ТАТ.
В-пятых, ТАТ можно проводить в тех случаях, когда пациент нахо­дится в состоянии депрессии и говорит либо мало, либо вообще молчит. В таких случаях ТАТ представляет собой один из немногих методов нала­дить с пациентом психотерапевтический контакт. Что касается депрес­сивных пациентов, проведение ТАТ во время беседы с введением натрия амитала (снотворного, успокоительного) часто приносит значительную пользу, особенно если пациент не мог реагировать на ТАТ и на натрия амитал отдельно. Сюда же можно отнести оральное введение полутора гранов нембутала за полчаса до начала сеанса.
Способы проведения ТАТ в психотерапии. ТАТ, применяемый в качестве психотерапевтического средства, может быть проведен разны­ми способами. Если пациент прошел батарею тестов, среди которых был и ТАТ до прихода к терапевту, то можно воспользоваться традиционной формой методики. Даже в при таких обстоятельствах одного сеанса с предъявлением десяти картинок будет вполне достаточно для достиже­ния большинства целей.
Проводимый уже после начала терапевтических сеансов и в слу­чаях, оговоренных ниже, ТАТ может принимать форму традиционной версии, но может предъявляться по-разному. Если заранее было реше­но провести ТАТ, то весь сеанс или его часть должны быть посвящены записи. Обычно в таких случаях достаточно предъявить всего десять кар­тинок. Это можно осуществить в кабинете психотерапевта, когда тести­рующий записывает рассказы традиционным способом, а можно дать пациенту эти картинки на дом, чтобы он сам написал истории. Как было отмечено ранее, обе эти процедуры имеют свои достоинства и недостатки.
Если ТАТ проводится исключительно с целью снять временный барьер, который, судя по всему, связан с некой конкретной ситуацией или паттерном, тестирующий может отобрать одну или несколько кар­тинок, которые кажутся наиболее подходящими, и предъявить их в нуж­ный момент. Терапевту не составит труда отыскать именно ту картинку или несколько картинок, позволяющих пациенту осуществить проекцию собственных мыслей, которые каким-то иным способом он выразить не мог.
Еще один способ применения ТАТ в такой ситуации: предложить пациенту посмотреть на потолок и спроецировать картинку туда. Некото­рые пациенты считают такую ситуацию настолько же объективной, что и сам ТАТ, и потому способны осуществить это без особого труда. В опре­деленных случаях такая ситуация может иметь массу преимуществ по сравнению с ТАТ по причине своей полной неструктурированности. Если разрушить барьер такими способами невозможно, картинки ТАТ могут быть предъявлены как обычно или же в сочетании с только что описан­ным методом. Это будет выглядеть приблизительно так: пациенту пока­зывают картинку, просят посмотреть на потолок, спроецировать туда эту картинку, описать картинку, которую он там видит, и составить по ней рассказ. Изменения, которые он делает в процессе проецирования кар­тинки на потолок, имеют большое значение для анализа и интерпрета­ции, к тому же они могут предоставить в ваше распоряжение дополни­тельную информацию.
Я обозначил только некоторые способы проведения ТАТ, многие терапевты смогут сами обнаружить другие подходы, применяя ТАТ на практике.
Интерпретация и применение в терапии. Анализ и интерпретацию результатов ТАТ большинство считает длительной и запутанной проце­дурой. Однако, применяя ТАТ в психотерапевтической практике, тера­певт может, всего лишь прочитав рассказы пациента, получить необхо­димый ему объем содержательной информации, которая понадобится ему для дальнейшего обсуждения этих рассказов с пациентом.
Проводя ТАТ непосредственно во время психотерапевтического сеанса, лучше всего повременить несколько минут после начала сеанса, Прежде чем предъявлять историю или истории пациенту. За это время терапевт сможет определить, нет ли у пациента каких-то особых, требу­ющих немедленного решения проблем по сравнению с материалом ТАТ.
Но если нет ничего более срочного, а особенно если пациента тяжело раскачать, или же он не в состоянии долго сосредоточиваться на пред­мете обсуждения, тогда наступает время перейти к ТАТ. И еще, важно успеть прекратить интерпретирование ТАТ за несколько минут до окон­чания сеанса, чтобы дать пациенту возможность вывести на обсуждение материал, имеющий меньшее отношение к рассматриваемым на сеансе проблемам,.или обратить внимание на актуальные проблемы, о которых он раньше не вспомнил.
Способов анализа и интерпретации результатов ТАТ перед паци­ентом так же много, как и способов проведения теста. Если ТАТ был проведен в полном или слегка сокращенном виде, то предпочтительно заготовить по две копии каждого рассказа, чтобы пациент мог читать свой рассказ, когда тот обсуждается во время психотерапевтического се­анса. Метод выбора в терапевтическом применении рассказов подразу­мевает, что пациент прочитывает рассказ, потом, если может, подробно его разбирает, затем обсуждает и выдает свободные ассоциации. После того как ассоциации исчерпываются, приходит очередь терапевта, кото­рый вновь обсуждает материал и дает новую интерпретацию. На каждом сеансе можно уделять время одному или нескольким рассказам. При этом ход терапии определяется в соответствии с обнаруженными в рассказах ТАТ паттернами.
Еще один способ: если было написано несколько дополнительных рассказов, то обращаться к ним стоит только тогда, когда один или не­сколько из них имеют отношение к проблеме, которая в данный конк­ретный момент беспокоит пациента. При этом пациенту также следует предоставить копию рассказа, прочитав который он с большой долей вероятности сможет самостоятельно обнаружить паттерны и дать интер­претацию рассказа и своих откровений, таким образом достигая опти­мального инсайта. Если у него это не получается, терапевт может пред­принять попытки помочь ему: он может просто перечитывать сюжет, вызывая у пациента свободные ассоциации. С анализом следует повреме­нить до определенного времени. Методика должна быть, разумеется, стан­дартной.
Терапевту следует рассматривать материал с той же точки зрения, что и сны, фантазии, и анализировать его соответственно. Иногда он может принять вид практически прямой ссылки на биографические дан­ные или продемонстрировать эмоциональное содержание поведенческих паттернов. В тех случаях, когда пациента просят спроецировать картинку на потолок, это сходство со сном, с мечтой еще более разительно, по­этому и интерпретировать результаты стоит именно с такой позиции.
Г. М. Прошанский
ПРОИЗВОДНЫЕ ТАТ CAT, ОРТ, SPST, РРР, ТЕСТ РИСУНОЧНОЙ ФРУСТРАЦИИ РОЗЕНЦВЕЙГА
Вариации на тему интерпретации картинок или работы воображе­ния в качестве реакции на стимул-картинку практически безграничны. Поэтому было решено включить в эту статью только те методики, в тре­бованиях к которым присутствует хоть что-нибудь из области составле­ния рассказов, причем испытуемый не должен что-либо «делать», на­пример, осуществлять некие манипуляции с материалами методики или совершать выбор или какую-либо иную форму оценки. Также сюда не включены методики, которые применимы для исследования весьма ог­раниченной специфической области, например, отношение к семье или восприятие личности. Таковы две в общих чертах установленные группы методик:
(1) В той или иной степени соответствующие оригиналу адаптиро­ванные версии методики ТАТ, в большинстве случаев разработанные для работы с некоторыми выборками, например, с детьми или опреде­ленными этническими или профессиональными группами.
(2) Более вольные модификации, разработанные в соответствии с требованиями теоретической направленности или согласно терапевти­ческим или иным потребностям такого рода. Некоторые методики, вхо­дящие в эту последнюю группу, далеко не досконально соответствуют характеристикам ТАТ.
ДЕТСКИЙ АППЕРЦЕПТИВНЫЙ ТЕСТ THE CHILDREN'S APPERCEPTION TEST (CAT)
В стандартный ТАТ включены картинки, специально разработан­ные для детей. На самом деле из двадцати карточек набора только две (под номерам 12 и 13) предназначаются непосредственно для изучения детей. В своем руководстве к тесту Меррей отвергает возможность тести­рования ребенка до 14 лет и ссылается на Сенфорда (Sanford) для под­тверждения точки зрения о том, что при проведении методик с детьми не обязательно строго придерживаться принципа, согласно которому ребенок может легко «идентифицироваться» с каждой картинкой, если на ней изображен человек соответствующего возраста и пола. С другой стороны, Меррей предупреждает о том, что дети как правило намного легче справляются с заданием после того, как несколько сеансов были отведены придумыванию и рассказыванию устных рассказов с привлече­нием глины и игрушек.
Представляя CAT, Беллак высказывает свое отношение ко второй проблеме; по его мнению, при любой возможности CAT должен прово­диться как игра, а не как тест. Далее от рассматривает вариант, когда ребенок знает, что это тест; в этом случае дети, воспитанные в рамках относительно строгой образовательной системы, сталкиваются с труд­ностями в том плане, что не могут отделаться от идеи, что существует «самый хороший» или «правильный» ответ на любой вопрос. К этой теме мы еще вернемся.
CAT отличается тем, что в стимульном материале фигуры живот­ных заменили изображения людей. Это ясно отражает несогласие Белла-ка со взглядом Сенфорда на идентификацию, которая уже-была приве­дена выше. Беллак высказывает сомнения и по поводу основной идеи CAT, которую провозгласил Эрнст Крис (Ernst Kris), а именно, «фак­та», что детям легче идентифицировать себя с животными, чем с людь­ми. В доказательство этого факта выступали такие аргументы, как попу­лярность игрушек в виде животных, животных-персонажей в детских фильмах и мультиках, а также роль животных в фольклоре. Подтвержда­ют ли детские ответы по ТАТ утверждение Криса, мы также предполага­ем рассмотреть далее.
Образы животных во всех вышеописанных ситуациях могут быть как полностью естественными, правдоподобными, так и абсолютно ан-тропоморфичными, если животные носят человеческую одежду, разго­варивают и вообще ведут себя как человечеЪкие существа. Что касается изображений на картинках, то в CAT и его приложении, CAT-S, пред­ставлены все степени реализма.
Тест предназначен для работы с детьми от 3 до 10 лет.
Стимульный материал CAT состоит из 10 картинок, эмпиричес­ким путем отобранных из первоначального набора из 18. Сами карточки несколько меньше по размеру по сравнению со стандартным ТАТ, на большинстве карточек картинки занимают практически все простран­ство. CAT содержит картинки следующего содержания:
(1) Три цыпленка с ложками в руках сидят за столом, на котором стоит большая миска с едой. На заднем плане виден расплывча­тый силуэт «большой курицы».
(2) Два медведя перетягивают канат, с одной стороны помогает маленький медвежонок (см. рис. 1.).
(3) Лев с трубкой в руке сидит, закинув ногу на ногу, к подлокот­нику его кресла прислонена трость. Неподалеку от него выгля­дывает из норки в стене мышь.
(4) Мама-кенгуру в причудливой шляпке с корзинкой для поку­пок и малютка-кенгуру с шариком в руке в ее сумке. Кенгуренок постарше едет на велосипеде рядом.
(5) Два медвежонка в детской кроватке в изножье большой дву­спальной кровати — возможно, занятой?
(6) Медвежонок (?) лежит у входа в берлогу; два больших медве­дя, очевидно, спящие, лежат в ее глубине.
(7) Ощетинившуюся обезьяну атакует прыгающий тигр.
Рис. 1. Картинка № 2 CAT
(8) Взрослая, возможно, женского пола обезьяна журит молодую обезьяну; еще две обезьянки-«леди» сплетничают за чаем, сидя на диване на заднем плане.
(9) Белый кролик сидит на постели в темной комнате, дверь от­крыта настежь.
(10) Щенок спаниеля лежит на коленях взрослой собаки. На зад­нем плане — туалет.
Животные в своем истинном виде изображены только на картинках № 6 и 7. На всех остальных картинках присутствуют явно выраженные чело-
Рис. 2. Картинка № 2 САТ-Н
веческие черты, а во многих случаях (особенно на картинках № 8 и 10) ситуации настолько конкретезированы, что практически оставляют мини­мум возможностей для появления вариантов интерпретации. Тот факт, что Беллак слишком много внимания уделяет определенным психоаналитчес-ким концепциям, со всей очевидностью проявляется в таких его высказыва­ниях, как, например, отзыв на картинку !0: «Часто рассказывают истории о том, как детей учат пользоваться туалетом, а также о мастурбации» (курсив Прошанского). И опять же, интерес к «первичной сцене» (родительским со­вокуплениям) упоминается в связи с картинками № 5, 6 и 9. Страхи кастра­ции, по мнению автора, провоцируются картинками № 2 и 7.
Среди других типичных тем названы: соперничество сиблингов (кар­тинки N° 1 и 4), идентификация с отношением к родителям/родителю (картинки № 1, 2, 3, 4, 8), «оральность» (картинки № 1, 4, 8).
Анализ ответов по CAT осуществляется по той же схеме, что и анализ ТАТ по системе Беллака (см. соответствующую статью).
CAT-S появился в 1952 г., годом позже после выхода CAT. Это было сделано для того, чтобы добавить ряд новых картинок, не обяза­тельно имеющих отношение к универсальным проблемам. Предполага­лось, что любая из них или все они будут использоваться в качестве дополнения к стандартному CAT с учетом обстоятельств и индивидуаль­ных особенностей тестируемого ребенка. К тому же предполагалось, что материал можно будет применять в качестве игровой методики. С учетом этого карточки отпечатаны в виде картинок*, расположенных группами по три-четыре рисунка на плотной бумаге, которую можно свободно крутить в руках как угодно.
Следующее описание картинок включает также некоторые указа­ния на специфические проблемы, на которые, как предполагается, эти сюжеты смогут пролить свет:
(1) Четыре маленьких грызуна (мышата?) на крутом склоне. Темы рассказов по большей части концентрируются вокруг подчинения нормам при несколько опасной физической деятельности и т.д.
(2) Три маленькие обезьянки в школе, одна из них стоит и читает вслух. Общие школьные проблемы,
(3) Два мышонка играют в «домик» с куклой-человеком (!) в ко­ляске. Фантазии идентификации со взрослыми.
(4) Мам а-медведица нянчит своего медвежонка в почти челове­ческой позе. Темы зависимости.
(5) Кенгуру на костылях, ее хвост и нога в гипсе. Отношение к физическим травмам или недостаткам с возможностью после­дующего отвержения обществом.
(6) Четыре лисенка бегут наперегонки; один из мальчиков-лисят бежит первым, другой — четвертым. Друзья, либо соперниче­ство или конкуренция сиблингов.
(7) Кошка, стоя на задних лапах, любуется собой в зеркало. Пред­ставления о теле, эксгибиционизм и подобные темы.
(8) Кролик-доктор осматривает со стетоскопом крольчонка. Отно­шение к больнице, болезням и т.д.
(9) Олененок сидит на табуретке в ванной, одевает ботинки и рас­сматривает взрослого оленя, принимающего душ. Вуайеризм, об­наженность, сексуальные интересы и так далее (предмет, под­разумевающий клизму, дети в нашей стране вряд ли узнают).
(10) Беременная, с большим животом кошка, стоящая на задних лапах. На ней фартучек и бусы на шее. Идеи о том, откуда берут­ся дети, отношение к ожидаемому появлению новорожденного и так-далее.
Имеются также ссылки на мастурбацию (картинки № 2, 9), на темы кастрации или фаллические темы (№ 5, 7). Некоторые детали данного варианта картинок (например, обезьянка, играющая со своим хвостом, на картинке № 2) были, очевидно, введены с явным намерением спрово­цировать рассказы подобного рода. В обзоре самых частых ответов, приве­денном в работе Фиара и Стоуна (Fear and Stoun), эти темы не отмечены.
Вид откровенно американизированной стилистики многих образов животных и бытовых ситуаций должен вызвать в вас недоумение в связи с тем, сколько написано о широкой применяемости CAT в качестве те­стовой методики в различных уголках мира с, разумеется, немодифици­рованными картинками. Однако существуют адаптированные версии CAT для Индии и Японии, приведенные Беллаком и Аделманом (Adelman) в сборнике Рабина и Хейворта (Rabin and Haworth) под названием «Ис­пользование проективных методик при работе с детьми» («Projective Techniques with Children»). Изменения, в общем, довольно незначитель­ны; наиболее очевидными из них являются замена обезьяны на кенгуру (велосипед и шарик при этом убрали) на индийской карточке и измене­ние типа мебели и растительности на некоторых японских картинках.
В печати активно обсуждался вопрос, причем зачастую с опорой на довольно сомнительные данные, о детском интересе к животным и иден­тификации с ними по сравнению с человеческими образами. Так, Мер-штейн (Murstein) приводит цитату Амена (Amen), одного из пионеров применения проективных методик при работе с детьми, где тот утверж­дает, что при составлении рассказа по картинке, на которой изображе­ны два ребенка и собака, 40% детей в возрасте 2 лет рассказывали только о собаке, тогда как только 20% говорили о детях. Для детей в возрасте 4 лет эти показатели составили 3 и 93% соответственно. Фактически про­центы, приведенные вторыми в каждом случае, относятся к совсем дру­гому виду деятельности, а общее количество испытуемых было настоль­ко ограничено, что снижение показателя с 40 до 3% соответствует сни­жению с 8 из 20 до 1 из 29. Ничего не говорится о положении в семье испытуемых детей, а также можно доказать, что очень маленькие дети, у которых нет братьев и сестер, вполне закономерно будут проявлять боль­ший интерес к собаке, чем к другим детям. К 4 годам ребенок получает больше возможностей для социализации: начинает общаться со сверст­никами и т.д.
Мерштейн также приводит обзор нескольких исследований, на­правленных на сравнение относительной эффективности картинок ТАТ с изображением соответственно людей и животных при работе с детьми,
в результате которого он обнаружил, что данные свидетельствовали в пользу картинок с изображением людей, причем со значительным пере­весом. Беллак и его сотрудники тремя годами позже, правда, без особого энтузиазма и с некоторыми оговорками, подтвердили это заключение. Плодом усилий некоторых исследований стали достойные сравне­ния «человеческие» картинки, которые Беллак по большему счету крити­ковал за отсутствие неопределенности. В результате было решено разрабо­тать «официальную человеческую» версию, получившую название САТ-Н. Описание картинок вместе с обзором возникших трудностей и предпри­нятых мер вкратце изложены ниже с комментариями автора статьи.
Картинка 1. Возникли трудности с тем, чтобы сделать нечеткую фигуру на заднем плане неоднозначной с точки зрения определения половой принадлежности. В общем, эффект получился более убедительным по сравнению с ориги­налом.
Картинка 2. Взрослые медведи были заменены на людей, одетых в шорты, с гладкими прическами восточного типа; очерта­ния обеих фигур сделаны явно женственными (см. рис. 2). Картинка 3. Льва, заменили на недвусмысленную фигуру отца — отца маленького мальчика, изображенного вместо мыши. Картинка 4. Мать (довольно неуклюже) держит ребенка на руках, По словам авторов, это, увы, не то же самое, что мате­ринская сумка.
Картинки 5 и 9. Не представляют собой особой трудности. Однако (по мнению автора статьи) возможность ответа, что кро­лик в карточке № 9 вмешивается в чьи-то дела, исклю­чается.
Картинка 6. Вместо пещеры был изображен тент. Картинка 7. Вместо тигра изобразили огромную великаншу, похо­жую на людоеда, а также добавили кастрюлю, из кото­рой поднимается пар, которая должна навевать мысли о каннибализме. Общий эффект (по крайней мере, с точки зрения автора статьи) может быть довольно пу-гаюшим. Идентификация с людоедкой кажется невоз­можной — при том, что в стандартном CAT неболь­шое, но достаточное количество детей идентифициро­вали себя с тигром,
Картинка 8. Упрекающая фигура теперь стала несомненно женской. Одна из фигур на диване в «кошачьем костюме» сильно напоминает тех, кто перетягивал канат на картинке 2. Картинка 10. Фигура взрослого создает отчетливое впечатление мужской. Ребенок кажется довольно взрослым, чтобы его переодевали.
Беллак и Харвич (Hurvich) совершенно уверены в том, что неод­нозначность представляет собой явное преимущество. Однако Мерштейн ставит это утверждение под вопрос. «Вполне возможно, — пишет он, — уменьшить способность картинки вызывать проекции, сделав ее неопре-
деленной и не оставляя испытуемому возможности идентифицироваться с каким-либо образом». Что из изображенного на картинке или ином виде стимульного материала облегчает или предотвращает идентификацию — этот вопрос требует ясного ответа. Далее в этой статье будет рассматри­ваться вопрос о преодолении или по меньшей мере частичном устране­нии культурного диссонанса. Изменяющиеся нравы приводят к тому, что картинки ТАТ начинают слишком быстро производить впечатление ста­ромодных; и гТри том, что критика картинок за то, что они уже устарели, часто оказывается защитным механизмом, не во всех случаях в отсутствие комментариев такого рода можно оставаться уверенным, что чего-то в этом роде не происходит наряду с закономерным отсутствием идентифи­кации. Именно это часто и происходит с детьми. Техники, направленные на изучение отношения детей к семье (о чем речь ведется в отдельной статье), часто содержат в себе альтернативные варианты для разных полов. С появлением тенденции обоих полов (в любом возрасте) одеваться оди­наково это может стать не столь обязательным, если только нет необходи­мости целенаправленного изучения отношения к родителям или сиблин-гам конкретного пола. Однако автор этой статьи, страдая недостатком опы­та, осмелится предположить, что то, какой пол ребенок припишет той или иной фигуре на картинке из стимульного материала САТ-Н, будет по большей части зависеть от чисто перцептивных факторов, а не от какого-либо иного вида идентификации с людьми, составляющими его непос­редственное окружение.
Похожие проблемы, имеющие отношение к CAT, обсуждала Мо-риарти (Moriarty) в рамках симпозиума по'CAT в 1967 г. Докладывая о результатах исследования, проведенного на выборке из 32 «смышленых» детей, чей средний возраст был равен 4 годам и 9 месяцам, она отметила некоторые аспекты их ответов, которые вызывали определенные сомне­ния в обоснованности применения ТАТ при изучении детского вообра­жения, установок, личности и прочего. Вкратце это может выглядеть сле­дующим образом:
1. Имеет место масса недоразумений с приписыванием пола, что во многих случаях может объяснятся элементарной незрелостью в ис­пользовании языка.
2. Дети часто опускали детали, а затем говорили о пропущенном спонтанно или отвечая на вопросы исследователя.
3. Около одной трети группы четко придерживались того, что Мо-риати называет «конкретным» уровнем — то есть создавалось впечатле­ние, что они не хотели (а не были неспособны) выйти за пределы про­стого перечисления того, что они видят на картинке. Относится ли это к нежеланию дать предполагаемый «неверный» ответ, сказать трудно. Фра­за «я этого не знаю», с которой столкнулся автор этой статьи, свиде­тельствует о наличии точно такой же установки.
4. И наоборот; некоторые дети имели тенденцию вводить в изобра­жение собственные детали и явно получали удовольствие от того, что получили возможность предаться фантазиям, зачастую совершенно не­реалистичным.
Последний пункт лишний раз указывает на игровую функцию CAT, которую эта методика выполняла в случае с этими детьми; различные авторы рассматривали вопрос необходимости предъявлять тест как игро­вую ситуацию. Далее возникает вопрос о том, не будет ли эта функция приносить больше пользы в сочетании с совершенно иным подходом. Мориарти говорит о том, что если ребенок не отказался наотрез выпол­нять задание, то он обязательно проявит какие-либо оттенки опасения или волнения. Игровая техника, которую дети воспринимают как игру и ситуацию, лишенную какой бы то ни было необходимости формального общения, вероятно, сможет помочь решить трудности такого рода.
Амен (Amen) уделял внимание тем же проблемам, что и Мориар­ти, в некоторых своих высказываниях. Он, в частности, рассматривал явление, которое назвал «статическим» использованием деталей в детс­ких ответах по картинкам методики. В этой связи стоит также вспомнить о заданиях под названием «Ответы по картинкам» из различных изданий тестов на интеллект Стенфорда и Бине. Виздании 1936 г. этот субтест предназначен для детей, чей хронологический возраст равен 3 годам 6 месяцам, когда перечисление или отрывочные описания уже возможны, и для подростков двенадцати лет, от которых требовалось нахождение специфических решений проблемных ситуаций на картинках. В совре­менной редакции это последнее задание отсутствует, зато более простые картинки представлены на двух уровнях, таким образом приближая об­работку к оригинальной версии. Как обозначено в руководстве к этому тесту, для успешного прохождения второго уровня испытуемый должен свести элементы изображения к целому, описывая или интерпретируя их. Однако очевиден тот факт, что даже на таком уровне (который соот­ветствует хронологическому возрасту 6 лет) интерпретация по типу ТАТ появляется спонтанно, невзирая на полученную инструкцию: «Посмот­рите на эту картинку и составьте рассказ о том, что на ней изображено». Иначе говоря, составление рассказов по картинкам не является есте­ственным занятием дошкольников или даже детей чуть старше.
МОДИФИКАЦИИ ДЛЯ РАБОТЫ С ДЕТЬМИ СТАРШЕГО ВОЗРАСТА
V
Беллак, описывая CAT, говорит о том, что он предназначен для детей от 3 до 10 лет; ТАТ он считает пригодным для подростков и взрос­лых. В качестве промежуточного этапа он предлагает Тест картинок и рассказов Саймондза (Symonds Pictury-Story Test, SPST), который, по его мнению, идеально подходит для работы с подростками. Он ни сло­вом не упоминает Мичиганский картиночный тест (Michigan Picture Test, MPT), впервые описанный в 1951 г., а в качестве действующей методи­ки существующий с 1953 г. МРТ предназначен для работы с детьми от 8 до 14 лет и по принципу ТАТ состоит из восьми карточек, применимых для обоих полов, а также четырех карточек для мальчиков (М) и четырех для девочек (Д). Не существует видимого сходства между карточками для девочек и для мальчиков с одинаковыми номерами; одна из карточек,
предназначенных для девочек, совпадает с карточкой № 7GF ТАТ. Из 8 неспецифичных карточек 4, в том числе и белый лист, считаются «базо­выми» и рекомендуются для применения при проведении отборов и т.д. Их содержание и расположение в наборе таковы:
(1) Семья из четырех человек за обеденным столом. «Мама» кор­мит малыша, старший сын наблюдает за ними.
(6) Смешанная группа из шести детей играет в настольную игру.
(9) Никаких человеческих фигур: вспышка молнии на темном фоне.
(12) Белый лист.
Совершенно очевидно, на что направлены эти картинки. Каган (Kagan) утверждает, что преобладает позитивный эффект с возможнос­тью выразить мотивацию на достижение цели. Генри (Henry) же отмеча­ет «полуобъективность» этой методики, возможно потому, что МРТ не нашел универсального применения: только для определения уровня адап­тации, на что этот тест и был изначально направлен, да и то это зависит скорее от оценки исследователя, чем непосредственно от показателей по трем переменным, которые можно вывести из ответов. Три переменные («Индекс напряжения», «Времена глаголов» и «Направление усилий»), судя по всему, используют только некоторую часть данных, на основе которых, в соответствии с концепцией ТАТ, должны делаться выводы. Иными словами, как и всем остальным «усовершенствованным» проек­тивным методикам, МРТ не удалось усидеть на двух стульях.
Возвращаясь к Тесту картинок и рассказов Саймондса (SPST), сто­ит сказать о том, что, в отличие от МРТ, разработанного для клиничес­ких нужд, SPST — это побочный продукт исследовательского проекта по изучению воображения подростков; почти таким же образом ТАТ воз­ник не без помощи исследования пятидесяти человек в возрасте студен­тов колледжа в Гарварде. Тест привлек к себе пристальное внимание, как только был опубликован, он часто встречается, хоть и в нескольких сло­вах, в обсуждениях проективных методик изучения личности. Факт оста­ется фактом, упоминается ошеломляюще малое количество работ с его применением. Стимульный материал состоит из двадцати картинок, раз­деленных на два набора — А и Б. Тот факт, что все картинки весьма узнаваемы, точно созданы одним и тем же художником, стимулирует составление рассказов с продолжением или производит устойчивые эф­фекты того же рода. Картинки были созданы в 1940 г., поэтому стиль одежды и т.д. уже очень устарели — намного ощутимей, чем какая-либо картинка из ТАТ. Провоцируемые темы имеют по большей части нега­тивную окраску. Однако некоторые авторы утверждают, что ситуации, наводящие на мысли о конкуренции сиблингов и другие, особенно важ­ные при исследовании подростков, которых нет в ТАТ, здесь присут­ствуют. Саймондз утверждает, что подростки с легкостью идентифици­руют себя с образом любого пола (и любого возраста), поэтому картин­ки не стали делить на наборы для девочек и мальчиков конкретно.
Каган высказывает предположение о том, что выборка картинок из МРТ, SPST и оригинальной версии ТАТ будет намного более эффек­тивным инструментом для работы с детьми и подростками, чем полные
наборы по отдельности. Среди картинок ТАТ наиболее эффективными для работы с детьми 7—11 лет он называет Карточки 1, 3BM.7GF, 8ВМ, 12М, 13В, 14 и 17ВМ (интересно отметить, что две из специально пред­назначенных Мерреем для детей картинок соответственно. 12GF и 13G среди них не упоминаются. Не окажутся ли эти картинки чрезмерно заг­руженными со стилистической точки зрения, а посему трудными для восприятия, — этот вопрос остается открытым. Возможность появления «культурного шока», если концепция Роршаха применима к данной си­туации, не должна быть упущена из внимания.
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ И ИНЫЕ МОДИФИКАЦИИ
Существуют различные методики семейства ТАТ, предназначен­ные для работы с людьми с различными типами физических недостат­ков. Этот материал труднодоступен, он даже практически не появляется в журналах. Та же ситуация сложилась и по отношению к другим «целе­направленным» тестам, как выразился Кронбах, которые использова­лись применительно к представителям различных профессий. Две такие опубликованные методики можно обсудить более детально.
Первая из них — методика Генри и Гуетцкого (Henry and Guetzkow) под названием «Тест групповой проекции» (Test of Group Projection). Она состоит из пяти картинок, представленных в статье Генри, посвя­щенной методикам ТАТ. Ниже следует их краткое описание:
I. Группа людей вокруг стола совещаний.
II. Человек в дверном проеме.
III. Два человека, расположенные почти так же, как персонажи картинки № 7ВМ ТАТ, но разница в возрасте не так очевидна.
IV. Молодой мужчина и женщина старше него; по содержанию силь­но напоминает картинку № 6ВМ ТАТ.
V. Неформальная группа, общее расположение персонажей прак­тически такое же, как на СЗ ORT (см. далее).
Тест направлен на изучение динамик малых групп; от членов груп­пы требуется написать серию коротких рассказов, совещаясь друг с дру­гом. Возникнув как составная часть проекта по изучению групповой продуктивности, который спонсировало Американское научное ведом­ство военно-морских сил, он был разработан в некоторой степени для того, чтобы сделать очевидной необходимость организации наблюде­ния за групповыми процессами; исследователи были уверены, что их детище сможет само по себе стать основой для интерпретации. Тест в общем был встречен неблагосклонно, и мы обсуждаем его здесь отчас­ти только потому, что это послужит для читателя стимулом проверить жизнеспособность лежащей в его основе идеи. Сами картинки имеют в большинстве своем «мужское» содержание, и основное достоинство их в том, что наряду с остальными присутствуют ситуации деловой встре­чи (картинка I) и неструктурированного межличностного взаимодей­ствия (картинка V), которые редко можно встретить на картинках тема­тического материала.
Многое из сказанного относится также к картинкам, используе­мым Мак-Клелландом (McClelland) и его соавторами в рамках изучения потребности в достижении цели (NAch). Само исследование получило широкую огласку, оно даже стало настолько популярным, что авторство концепции «потребности в достижении» чаше приписывают Мак-Клел-ланду, чем Меррею.
Главный вклад Мак-Клелланда в проективную психологию заклю­чается в характере системы анализа тематического материала. Сама сис­тема, или метод, обладает рядом индивидуальных особенностей, что позволяет рассматривать ее как самостоятельную методику.
Стимульный материал, который использовал Мак-Клелланд, со­стоял из четырех слайдов, отобранных по принципу ассоциаций с тема­ми, имеющими отношение к достижениям. Две картинки были заим­ствованы из стандартного ТАТ — 7ВМ и 8ВМ; на остальных были изоб­ражены по очереди: молодой человек, склонившийся над книгой, и двое мужчин, работающих с аппаратом. Тест предъявлялся группе испытуе­мых, на каждую картинку отводилось около 5 минут. Скорость предъяв­ления картинок была рассчитана на то, чтобы испытуемые успели запи­сать ответы на каждый из четырех вопросов, отпечатанных на каждой странице розданного им буклета:
1. Что происходит на этой картинке? Кто эти люди?
2. Что привело к этому? Или что происходило раньше?
3. Что думают эти люди, к чему они стремятся? О ком из персона­жей вы говорите?
4. Что произойдет? Какие шаги будут предприняты?
Рассказы испытуемых оцениваются с точки зрения присутствия или отсутствия «образов достижения». Перефразировав Мерштейна, отметим, что ключевым моментом убеждений Мак-Клелланда является мнение о том, что встречаемость «образов достижения» в рассказах по ТАТ являет­ся надежным свидетельством того, что испытуемый мотивирован на до­стижение цели. Сила этой мотивации оценивается при помощи системы обработки результатов, которую вкратце можно пересказать следующим образом: для того, чтобы быть отнесенным к содержащим «образы дос­тижения» (AI), рассказ должен содержать ссылку на поставленную цель, определяемую по критерию долговременной деятельности по достиже­нию цели, уникальности достижения или же установленному эталону наи­высшего достижения. Ссылка на достижение, не отвечающая названным критериям, классифицируется как TI (Т — это «задача»; имеется в виду, что простое выполнение определенной задачи не является показателем наличия мотивации на достижение). «Несвязанные образы» (UI) — это отсутствие упоминания о цели. AI, TI и UI оцениваются как +1, 0 и —1 соответственно. Рассказы, классифицированные как AI, затем анализиру­ются еще по нескольким дополнительным критериям, количество кото­рых может доходить до 10. Критерии могу быть следующими: Потребность в достижении цели (N).
Успех (Ga+) или неудача (Ga~), предвосхищение судьбы постав­ленной цели. Обратите внимание на то, что за предвосхищение
неудачи (GA—) начисляется +1 балл, так как это указывает на озабоченность достижением цели.
Инструментальная активность (I) — то, что делается в связи с до­стижением цели.
Препятствия или преграды (ВР — личностные и BW' — средовые). Прессы воспитания (Nup).
Аффективные состояния (G+, G-). Как и в случае Ga—, негативные аффекты, сопровождающие деятельность по достижению цели, рас­цениваются не меньше чем в качестве позитивного аффекта. Тема достижения (AchThj. Начисляется, если AI является основной темой рассказа.
Каждый из этих пунктов может добавить по баллу к исходному +1, соответствующему AI, что составляет шкалу значений от +11 до —1. Эта шкала нашла широкое применение в разного рода практической дея­тельности и при проведении исследований. Мерштейн предпринял ис­следование положительных и отрицательных результатов, которые рас­пределились довольно равномерно. Этот метод также применялся для исследования других форм мотивации, например, потребности в при­вязанности, но проект привлек к себе меньше внимания, вероятно по­тому, что его практическая ценность оказалась не столь масштабной. Даже на примере изысканий в области достижений становится очевид­но, что слишком много обобщений было сделано на основе данных по весьма и весьма ограниченной выборке (четыре рассказа по ТАТ) по­ведения человека. В частности, было заявлено, что женские реакции в ситуациях, ставящих под угрозу достижение цели, отличаются от муж­ских.
Система обработки результатов Мак-Клелланда встретила одобре­ние, так как она отличается высокой степенью объективности, а следо­вательно, и надежностью подсчета баллов. Однако способ, при помощи которого складывается конечный результат, то есть суммирование эле­ментов свободно написанного текста, заслуживает критики, так как за­писанная в течение какого-то времени история по определению будет содержать большое количество элементов такого рода. Работы Линдзея и Сильвермана (Lindzey and Silverman) указали на значительную степень корреляции показателей по NAch как со скоростью речи, так и с резуль­татами тестов на интеллект. Более того, нельзя исключать вероятность того, что построение вопросов само по себе может навести испытуемого на установку на достижение. Так, напомнив испытуемому о том, что он должен рассказать о том, «какие шаги будут предприняты», вы можете заставить его развить бурную деятельность, тогда как для этого человека было бы намного естественнее оставить свою историю незавершенной, с нерешенной проблемой. Именно эти причины, равно как и некоторые другие, обусловили нелюбовь проективистов-сторонников холизма ко всему, что касается «счета». И в самом деле, точно такие же рассуждения лежат в основе представления некоторых переменных методики Роршаха в процентах.
ТЕХНИКА ОБЪЕКТНЫХ ОТНОШЕНИЙ
OBJECT RELATION TECHNIQUE (ORT)
Для того чтобы составить у вас представление об «отдаленных» производных ТАТ, мы отобрали четыре теста. Это (в хронологическом порядке) Тест Рисуночной фрустрации Розенцвейга (1944), Картинки про Блэки (1950), Техника объектных отношений (1955) и Проективные картинки Пикфорда (1963). Рассмотрению вариаций на тему двух из них мы также уделим некоторое внимание.
Мы начинаем с рассмотрения Техники объектных отношений по той причине, что по характеру заданий и способу проведения в общем она практически не отличается от стандартного ТАТ. Различия, конечно же, существуют, их два, и они весьма существенны: 1) стиль и содержание отдельных картинок характерны для всего спектра серии; 2) методика была разработана в качестве дополнения к терапии, проводившейся в рамках конкретной пснходинамической теории. Филлипсон (Phillipson) опериру­ет двумя названиями — «Тест объектных отношений» и «Техника объект­ных отношений», причем первое обозначает, что картинки представляют собой тест, а второе — их применение в терапии.
Теория объектных отношений, на которой основан этот подход, возникла преимущественно на базе учения Кляйн (Klein) и Фейрбейрна (Fairbairn). Нижеизложенное представляет собой сжатый пересказ описа­ния Филлипсона основных позиций теории в связи с ORT.
То, как человек строит свои отношения с другими людьми, пол­ностью зависит от того, как он учился строить такие отношения, изна­чально это были отношения с объектами, окружавшими его в самом раннем возрасте, то есть с теми людьми, от которых зависело, сможет ли он удовлетворить свои первичные биологические потребности. Сохра­нение и развитие этих ранних отношений имеет такое огромное значе­ние для человека, что в основном именно они оказывают непосредствен­ное влияние на выбор способа взаимодействия человека с окружающим миром… На этой основе мы можем предположить, что уникальные спо­собы восприятия конкретного субъекта, эксплуатации интеллектуаль­ных ресурсов, достижения интересов, выполнения заданий уходят кор­нями в устоявшиеся паттерны построения отношений с людьми.
В этой связи переживания человека и его поведение могут быть представлены как результат его попыток примирить две совпадающие и взаимодействующие системы объектных отношений: 1) подавленные бес­сознательные способы построения отношений, которые сам человек представляет как средства адаптации в период превышающей его воз­можности фрустрации, пережитой им в раннем возрасте, и 2) более сознательное накопление опыта отношений, подтвержденного и под­крепленного в процессе «проверки реальности», по итогам которой этот опыт преобразуется в устойчивые паттерны взаимодействия.
Б соответствии с балансом сил и ресурсов как в самом человеке, так и внутри ситуации, в которой он находится, бессознательные объек­тные отношения могут ввести свои паттерны за счет более сознательно
усвоенных способов построения отношений с людьми, упомянутых под цифрой 2 выше. Результатом этого будет ухудшение качества отношений. В соответствии с таким изменением восприятие может стать неточным, неполным или необычным, доказательства чему можно найти в ответах по ORT, которая в данном случае рассматривается в качестве примера характерного для человека способа восприятия мира вокруг себя.
Далее Филлипсон переходит к исследованию факторов, которые определяют, до какой степени бессознательные силы смогут таким обра­зом получить перевес, а также способы, при помощи которых стимуль-ный материал ORT был разработан с расчетом на то, что он сможет пролить свет на эти процессы. Эту часть его повествования, и так лако­ничного, трудно изложить еще более конспективно, но мы надеемся, что основные его пункты, по крайней мере те, что имеют отношение к средовым факторам, станут очевидны при ознакомлении с нижеизло­женным описанием стимульного материала ORT.
Стимульный материал включает в себя тринадцать карточек, среди которых белый лист, как и в ТАТ, и три «серии» по четыре карточки каждая, систематично варьируемые и образующие таким образом двух­путную (3 х 4) классификацию. Три серии — А, В и С — различаются по стилю выполнения. Филлипсон особо подчеркивает, что значимость раз­личий заключается в «климате реальности» каждой картинки, благодаря которой «эмоциональный климат», как он это называет, связывается с различиями в качестве стимула. Восприимчивость к этим различиям он воспринимает как аналог реакций на детерминанты Роршаха. После него эта идея была использована Уилкинсоном (Wilkinson) при создании дет­ского варианта Техники объектных отношений (CORT) (см. далее).
Хотя основным отличием трех серий является стиль изображения, оно в терминах особенностей заключается именно в «содержании реаль­ности», разница в котором оказывает наибольшее воздействие. Картинки серии А минимально структурированы: такие объекты изображены нео­пределенно, к характеристике общего эффекта картинок лучше всего подходит слово «туманный» (см. рис. 3). Это легкое бледное затенение введено в качестве аналога структурной детерминанты Роршаха и с це­лью вывести наружу первичные потребности из области объектных отно­шений.
Картинки серии В отличаются резкой контрастностью черного с белым и черного с серым, с четко вырисованными силуэтами, но чело­веческие фигуры полностью лишены деталей. Самым близким аналогом Роршаха является детерминанта К; преобладающий эмоциональный «кли­мат» задуман как угрожающий и тревожный.
На картинках серии С появляется цвет, хотя и в довольно произ­вольном исполнении: в большинстве случаев создается впечатление, что цвет скорее добавлен в картинку, нежели является неотъемлемым каче­ством изображенных предметов. При всем этом цветные элементы могут Јыть в буквальном смысле расценены как «бросающие вызов», как и цвет в Роршахе. Изображенные объекты легко узнаваемы (исключение составляет только группа людей с картинки CG, описанной ниже), даже
Рис. 3. Картинка A3 (слева), картинка BG (справа)
при том, что контуры, состоящие из множества наезжающих друг на друга штрихов, не так уж и отчетливы, если говорить точно.
Четыре карточки каждой серии содержат изображения, соответ­ственно, одного человека, двух человек, трех человек и групповой ситу­ации. Филлипсон описывает их как матрицы, на основе которых в про­шлом происходил весь процесс усвоения человеком способов построе­ния отношений и которые обусловливают все базовые ситуации для всех интеракций O-R в настоящем.
Далее приведем краткое описание картинок в систематическом порядке. Стандартная последовательность предъявления указана далее по тексту. Использованные символы объясняют сами себя (например, «G» обозначает «групповую» ситуацию).
А!. Одинокая вертикальная фигура, в которой чаше всего видят муж­чину; имеется другой темный силуэт, который располагается в нижнем левом углу, и намек на арку на заднем плане (автор ста­тьи не считает его очевидным!), любой из которых, как утверж­дает автор методики, представляет возможность установления отношений с другим объектом — в норме это будет человек. А2. Две фигуры, расположенные близко друг к другу, одна из них (или обе) определяется как женщина. Ярко освещенная перс­пектива, ассоциируемая с водой.
A3. Значительно ярче, чем А1 и А2; справа две фигуры, стояшж рядом, а третья изображена слева от них и, вероятно, несколько ближе к наблюдателю, явно отделенная от двух других (см. рис. 3). AG. Самая «затененная» из картинок серии А; имеются около шес­ти размытых силуэтов, напоминающих человеческие фигуры; из
Под «перцепцией» подразумевается, что конкретно видит человек (в том числе и случаи опускания деталей, нетипичной детализации и так далее), тогда как с «апперцепцией» связаны смыслы, приписываемые воспринимаемому, причем и в этом случае особое значение придается нетипичным проявлениям и скрытому значению таких отклонений от обычно приписываемых смыслов для самого испытуемого.
Под «содержанием объектных отношений» подразумеваются люди, упомянутые в рассказе, их характеристики и типы взаимодействия, в которое они вовлечены. Здесь нашли применение категории из системы Меррея, Уайэтта и остальных, ,но особое значение придается бессозна­тельной «объект-отношенческой» теме во взаимодействии, то есть, в соответствии с психоаналитической теорией, уровню развития личнос­ти, на котором предположительно возникли определенные отношения. Характер любых видов тревожности, имеющих отношение к этим вооб­ражаемым отношениям, а также средства, которыми пользуется человек для того, чтобы с ними справиться, также имеют большое значение.
При анализе «структуры рассказа» применяются фактически те же категории, которые были предложены другими авторами. Немаловажной характеристикой является наличие или отсутствие конфликта; наряду с этим следует обратить внимание на то, присутствовали ли в рассказе попытки разрешить конфликтную ситуацию. Ближе всего этот подход напоминает, вероятно, систему Беллака. Также имеет смысл задаться следующим вопросом: присутствует ли здесь, эмоциональное содержа­ние, соответствуют ли чувства и эмоции линии рассказа, избранного испытуемым? Здесь прослеживается аналогия с предложенной Уайеттом переменной «тон рассказа».
Необходимо сказать о том, что совсем недавно Филлипсон ввел некоторые изменения, преимущественно в области терминологии. В час­тности, вместо термина «эмоциональное содержание» теперь использу­ется термин «содержание реальности».
По инициативе автора обсуждение вопросов, связанных с техни­ками ведения опроса и выявления пределов, не упоминается в этой ста­тье. Опрос и выявление пределов представляются незаменимой составля­ющей ORT, но по сравнению с методикой Роршаха на их проведение требуется гораздо меньше времени. Обе процедуры направлены на полу­чение максимального количества информации о человеке или о индиви­дуальных особенностях его ответов по тесту; охваченными оказываются те пункты, которые уже фигурировали в качестве цели в вышеописан­ном примере анализа. Выявление пределов также направлено на то, что­бы определить, насколько далеко и в каком направлении испытуемый варьирует свое восприятие, объект-отношенческие установки и структу­ру рассказа. Так как предполагается, что в этом случае можно вновь де­монстрировать белый лист, то это его предъявление само по себе может быть воспринято в качестве ограничивающей процедуры.
Что касается применения ORT в отборе на производстве, то, к сожалению, данные на эту тему еще нигде не опубликованы. У меня есть все основания полагать, что стимульный материал ORT не сможет стать
достаточно валидным инструментом при проведении отбора: сходный эксперимент уже был осуществлен с применением ТАТ при отборе MG, в результате которого стало ясно, что неопределенные изображения вы­зывают недоумение, а следовательно, и толкования на «условном» уров­не. Однако Филлипсон утверждает, что ценность ORT состоит не только в том, что эта методика позволяет совершенно точно определить объек­тные отношения испытуемого, но и в том, что она повышает чувстви­тельность психолога до такой степени, что он получает понимание, по­зволяющее ему оценить и другие аспекты поведения человека в тестовой ситуации. Однако весьма спорным вопросом остается следующее: будет ли человек, пытающийся пройти отбор, отвечать по ORT так же, как и пациент, пришедший за помощью к терапевту. Короче говоря, несмотря на благосклонные отзывы критиков, которые, хотя и скептически отно­сятся к лежащей в основе методики теории, высоко оценили техничес­кие аспекты ORT, существуют некоторые сомнения касаемо того, может ли эта методика применяться сама по себе, без ссылки на теорию объек­тных отношений.
ТЕХНИКА ОБЪЕКТНЫХ ОТНОШЕНИЙ, ДЕТСКИЙ ВАРИАНТ (CORT)
Несколько страниц назад мы уже упоминали этот вариант ORT, разработанный Уилкинсоном. В связи с тем, что CORT все еще находит­ся в стадии разработки, мы не считаем целесообразным приводить здесь ее подробное описание. Однако эта методика содержит несколько любо­пытных моментов, которые заслуживают внимания. Крайне полезные нововведения и отличия от исходной методики заключаются в следую­щем:
1. Стилистические особенности оригинальных серий А, В и С представлены в несколько смягченном виде: картинки серии А лучше прорисованы, цвета на картинках серии С более опреде­ленные. Уилкинсон утверждает, что его картинки более реалис­тичны и конкретны (по сравнению с картинками ORT), что лучше соответствует более конкретному и предметному харак­теру переживаний и мышления ребенка.
2. К прежней схеме добавлена новая серия «Без людей». Это ново­введение с учетом отказа от белого листа увеличило количество картинок до пятнадцати. Определенные картинки обозначены как карточка «Мама», карточка «хорошая семья», карточка «пло­хая семья» и так далее.
3. В качестве прелюдии или альтернативы интерпретации в соответ-
ствии с основными критериями ORT протоколы проходят об­работку по категориям, сильно напоминающим категории Роршаха. Оцениваемая единица — это «перцепт-идея» (p~i). Эта часть обработки результатов претерпела определенные измене­ния со времен самого раннего и самого последнего вариантов методики, но создается впечатление, что рассказ по картинке
может содержать более одной перцепт-идеи, при том, что, как правило, из каждого ответа выделяется только одна перцепт-идея, за тем исключением, что уделяется больше внимания де­талям содержания и т.д. Категории из Роршаха, по которым про­изводится оценка, таковы:
М — «спонтанное» движение, подразделяемое на «активное» и «пас­сивное»;
К — «защитные» действия;
m, F, С, С' — с теми значениями, которые им приписываются в
Роршахе.
Содержание обрабатывается тем же способом, что и в,Роршахе, основное отличие состоит только в том, что человеческие образы разде­ляют по полу и возрасту.
И наконец, для нашего удобства, периепт-идеи классифицируют­ся по критериям субъективности/объективности, разделение, основан­ное на концепции «аутоцентричных» и «аллоцентричных» способов вос­приятия Шахтеля (Scachtel). Шахтель утверждает, что модальности вос­приятия различаются в том, преобладает ли акцент в переживаниях на происходящем внутри человека (аутоиентрическое восприятие) или же на том, что происходит «снаружи» (аллоцентричное); эта антитеза мо­жет найти применение при анализе как Роршаха, так и ТАТ (или ORT). Выделение Уилкинсоном двух типов ответов предполагает, что в боль­шинстве случаев именно ответы объективного (аллоцентричного) типа скорее всего являются более благоприятным показателем (сам автор это определение не употребляет).
Отчеты о применении CORT на данный момент весьма немного­численны, но, судя по всему, имеются все основания утверждать, что закладываются достойные тенденции разработки и т.д. Предлагаемые Уилкинсоном методы анализа могут с тем же успехом применяться и к обработке результатов стандартной ORT или даже — при условии ис­ключения некоторых элементов — ТАТ.
ПРОЕКТИВНЫЕ КАРТИНКИ ПИКФОРДА
PICKFORD PROJECTIVE PICTURES (РРР)
В отличие от ORT, разработанного в первую очередь для примене­ния во взрослом отделении Тавистокской клиники, Проективные кар­тинки Пикфорда (РРР) были изначально направлены на работу с деть­ми. Разумеется, присутствуют и другие различия, которые станут оче­видными в процессе обсуждения методики, но общим у двух методик является то. что они обе применялись преимущественно в качестве ин­струмента психодинамически ориентированной терапии или дополне­ния к ней.
При том, что в этой книге мы отнесли данную методику к произ­водным ТАТ, РРР обладает некоторым количеством нетипичных харак­теристик как самого материала, так и способа (скорее, способов) его применения.
Рис. 4
Стимульный материал РРР состоит из 120 контурных рисунков размером с почтовую открытку, рисунки очень простые, даже, можно сказать, примитивные. На всех картинках, за единственным исключени­ем, нарисована одна или более детская фигура. В большинстве случаев на лицах героев совершенно отсутствуют черты, но определение пола при этом не вызывает никаких затруднений. Многозначных или несуществен­ных деталей на рисунках практически нет.
Ниже приводится классификация рисунков (цифры в скобках ука­зывают на количество картинок в каждой из групп):
1. Взаимоотношение ребенка с образом (образами) отца (15).
2. Взаимоотношение двух и более детей с образом (образами) отца (12).
3. Взаимоотношение ребенка с образом (образами) матери (9).
4. Взаимоотношение двух и более детей с образом (образами) мате­ри (5).
5. Взаимоотношение ребенка с обоими родительскими образами (10).
6. Взаимоотношение двух и более детей с обоими родительскими образами (3).
7. Взаимоотношение двух детей приблизительно одного возраста (24).
8. Взаимоотношения более двух детей приблизительно одного возра-
ста (12).
9. Взаимоотношение ребенка или детей с малышом или матерью с младенцем (6).
10. Взаимоотношение старшего с младшим ребенком или детьми (2).
11. Ребенок в одиночку сталкивается с определенной ситуацией (3).
12. Любопытство в вопросах пола, сексуальное напряжение и/или страх кастрации (5).
13. Ситуации, связанные с проблемами с едой (5).
14. Взаимоотношение с дикими, опасными или фантастическими животными (8).
15. Взаимоотношения родительских образов (1).
Предполагается, что картинки следует предъявлять по шесть за раз (они и расформированы в такие группы) в течение двадцати терапевти­ческих сеансов. Порядок предъявления точно не установлен, но пред­ставлен порядок нумерации картинок, который достаточно точно совпа­дает с последовательностью предъявления. В качестве альтернативы кар­тинки можно группировать по содержанию, субъективному смыслу или по теме. Так, например, категория 16, рискованные и опасные предпри­ятия, включает в себя примеры из групп № 2, 7, 11 и 14, означенных
выше.
При предъявлении инструкции особое ударение ставится на необ­ходимость сочинять рассказ такой длинный, сложный или неуместный, как захочет ребенок, причем совершенно отсутствует указание на ти­пичное для ТАТ обязательное наличие начала, середины и заключения, но исследователь должен сообщить об этом ребенку, если рассказ начи­нает принимать исключительно вид описания, или даже самому соста­вить историю, если он сочтет такой шаг необходимым. Пикфорд описы­вает некоторые способы использования картинок терапевтом. Стоит от­метить, что автор все время говорит о «терапевте», а не об исследовате­ле; иногда оговаривается необходимость анализа, иногда — сотрудниче­ство психолога с аналитиком. В любом случае предполагается, что тест может успешно применяться для того, чтобы помочь ребенку разобрать­ся с собственными мечтами, фантазиям и снами; в качестве альтернати­вы предлагаются интерпретации разного уровня. И наконец, предполага­ется, что эта методика может представлять определенную ценность для психолога, работающего в сфере образования, так как она способна вы­явить проблемы в школе и дома, которые могут оказывать прямое воз­действие на успехи ребенка в обучении. Пикфорд называет это консуль­тированием и разграничивает с терапией, непосредственное назначение которой — осознание, постижение в рамках концептуальнной структуры глубинной психологии.
В этой связи Рут Бувье (Ruth Bowyer) перечисляет характеристики картинок, которые делают их игровым материалом и позволяют эффек­тивно выполнять функции такого рода. Так, ребенок сам, с предвкуше­нием удовольствия, может вскрывать упаковки из шести картинок, осо­бенно если эта стандартная процедура повторялась на протяжении ряда терапевтических сеансов, что позволяет ребенку чувствовать себя в безо­пасности и получать от процедуры удовольствие. Были описаны также и другие игровые методы, такие как, например, обмен карточками между членами группы детей или перепечатывание ребенком на печатной ма­шинке собственного рассказа под диктовку преподавателя или терапевта и множество других.
Приводятся список распространенных толкований картинок, а так­же таблица нормативных показателей отдельно для мальчиков и для дево­чек, варианты идентификации изображенных человеческих фигур. Группы могут включать в себя разное количество членов (некоторые из них совсем небольшие), и все в основном хотят знать, что же собой представляет нормальный ответ и как делать вывод на основании отклонений от нормы.
На этот счет также опубликованы некоторые таблицы, в которых отраже­на процентная корреляция случаев для выборки маленьких пациентов кли­ники Детского консультирования в Глазго, где картинки предположи­тельно могут иметь «терапевтическую» или «диагностическую ценность». Однако критерии для этого приписывания не указываются.
Лучшим объяснением сути РРР может послужить следующее выс­казывание: несмотря на то, что эта методика пренебрегает четкими психометрическими стандартами, ее гибкость, отсутствие ригидности делают особенно очевидной гипотезу о том, что она существует для того, чтобы помогать исследователю, а не исследователь существует для того, чтобы ее проводить.
КАРТИНКИ ПРО БЛЭКИ
THE BLACKY PICTURES
Третья ТАТ-методика, основанная на психоаналитической тео­рии, — это «Картинки про Блэки» с подзагаловком следующего содер­жания: «Методика для изучения динамик личности». Тест Блэки изна­чально был определен автором, Джеральдом Блюмом (Gerald Blum), основным инструментом в исследовании психоаналитической теории пси­хосексуального развития. Год спустя (в 1950 г.) она была опубликована как модифицированная проективная техника; использование термина «мо­дифицированная», судя по всему, объясняется тем, что наряду с состав­лением рассказов по стандартным инструкциям к ТАТ требовался и оп­рос. Стимульный материал, изображающий жизненные коллизии семьи собак, производит впечатление предназначенного для детей. Однако тест разрабатывался для взрослых; адаптированный детский вариант отли­чался от своего прародителя в том, что в заданиях с открытыми ответами их заменили на ответы на множественный выбор.
Главный герой, Блэки, которого кто-то назвал «неуклюжей» соба­кой, испытуемым-мужчинам представляется как сын, женщинам — как дочь Папы и Мамы. Также в семье есть сиблинг Блэки неопределенного пола по имени Типпи, когорый(ая) оказался белым. Родители-собаки, сильно напоминающие диснеевского Плуто, — белые с черными пятна­ми. У Мамы длинные человеческие ресницы и бант на ошейнике.
Тест может проводиться как индивидуально, так и в группе с при­менением слайдов, на каждый рассказ отводится около 2 минут. Набор состоит из 12 картинок, первая из которых просто знакомит испытуемо­го с персонажами. Последующие картинки предъявляются с небольшим вводным утверждением вначале. Эти утверждения представлены ниже в виде списка наряду с описанием картинок и авторским замечанием ка­саемо фазы психосексуального развития или типа объектных отноше­ний, на выявление которых направлена каждая картинка (для уверенно­сти, запомним, что Блэки (Б) здесь всегда «он».)
Т. Оральный эротизм. «Это Блэки и его Мама». Б сосет мамину грудь.
II. Оральный садизм. «Это Блэки с маминым ошейником». Блэки терзает собачий ошейник с отметкой МАМА.
III. Анальный садизм. «Это Блэки облегчается». Ряд из четырех соба­чьих конурок, на которых написаны имена тех, кто живет в каждой из них. Б роет землю в промежутке между теми домика­ми, которые помечены МАМА и ПАПА.
IV. Эдиповы переживания. «Вот Блэки наблюдает за мамой и па­пой». Б за кустом подглядывает почти человеческие объятия между своими отцом и матерью.
V. Чувство вины, связанное с мастурбацией. «Вот Блэки открывает для себя вопросы пола». Б вылизывает свои половые органы.
VI. Страх кастрации (для мужчин) или «зависть пенису» (для жен­щин). «Блэки наблюдает за Типпи». Типпи с завязанными глаза­ми, ее/его хвост лежит на доске для разделки; в воздухе завис нож (неясно, держит ли его кто-нибудь), который вот-вот опу­стится.
VII. Положительная идентификация. «Это Блэки и игрушечная со­бака». Б держит лапку над маленькой деревянной собачкой на колесиках.
VIII. Соперничество сиблингов. «Вот Блэки наблюдает за своей се­мьей». Папа и Мама ласкают Типпи, Б смотрит.
IX. Чувство вины. «Блэки очень расстроен». Б, дрожащий и взмок­ший, выслушивает нагоняй от разъяренного (выполненного в светлых тонах) собачьего ангела.
X. Позитивный эго-идеал (для мужчин); объект любви (для жен-шин). «Блэки снится сон». Б спит, ему снится сон об элегантной черной собаке.
XI. Объект любви (для женщин); позитивный эго-идеал (для жен­щин). «А вот Блэки снится другой сон». Так же, как в X, только собака женского пола.
Для испытуемых женщин порядок предъявления картинок X и XI обратный. Как мы еще убедимся, субъективный смысл картинок тесно связан с перегруженной психоанализом теорией, о чем уже говорилось в этой статье в отношении CAT.
Выделенные курсивом утверждения (картинки III и V) были пе­реформулированы, так как оказалось, что без этого ситуации часто по­нимались неверно. Это допущение приобретает особый смысл в глазах того, кто предполагает, что в практике проведения проективных мето­дик принято избегать попыток навести испытуемого на некий конкрет­ный ответ. Также может создаться впечатление, что комментарий к кар­тинке VIII, возможно, чересчур сложен для восприятия, к тому же это может означать, что на картинке изображена типичная для семьи Блэ­ки ситуация.
После того как испытуемый составит рассказ по определенной кар­тинке, он должен ответить на шесть вопросов, выбирая понравившийся ему ответ; в качестве примера приведем вопросы по картинке II (ораль­ный садизм):
«Что Блэки будет делать с маминым ошейником?»
(а) Он ему надоест, и Блэки оставит его валяться на земле.
(б) Принесет маме обратно.
(в) Злобно разорвет его на кусочки.
Так как вопросы предшествуют предъявлению следующей картин­ки, возникает риск появления эффекта заражения. И опять же, некото­рые вопросы предполагают определенное толкование ситуации на кар­тинке, например: картинка X (позитивный эго-идеал): «Почему Блэки хочет стать таким же, как образ в его мечтах?» (предложено четыре вари­анта ответа). •
В заключение, по аналогии с определением пределов по Роршаху, субъекту предлагается рассортировать картинки на те, которые ему понра­вились, и те, которые ему не понравились, из которых он должен выбрать самую понравившуюся и самую непонравившуюся. Данные всех этапов процедуры (спонтанного рассказа, опроса и сортировки) обрабатываются в совокупности с получением показателей по всем тринадцати «измере­ниям». Они сходны с определенями, присвоенными одиннадцати картин­кам, только «анальный садизм» подразделен на «анальное сдерживание» и «анальную разрядку», а «объект любви» — на «нарциссический объект любви» и «аналитический объект любви (от которого существует эмоци­ональная зависимость)», последнее указывает на то, что выбор объекта основан на ранних переживаниях, связанных с зависимостью.
Результаты по каждому измерению регистрируются по трем уров­ням вовлеченности: «очень сильная», «умерено сильная» и «незначитель­ная или отсутствующая». Оценки выявляются из четырех «источников»: уже оговоренные рассказ, предпочтения и опрос, а также относящиеся к теме комментарии, то есть ссылки на конкретную тему (например, со­перничество сиблингов), сделанные в процессе ответа по картинке на другую тему. Каждый источник оценивается как «продуктивный» или «непродуктивный». Оценка «очень сильная» присваивается на базе трех из четырех показателей «продуктивный» по источникам; «умеренно силь­ная» — двух, а «незначительная или отсутствующая» — одного иди опять же отсутствия.
Из всего вышесказанного становится ясно, что «Тест про Блэки» может применяться только в рамках концепции, для изучения которой он и был составлен. И в самом деле, выдвигались предположения, что Блюм структурировал свои картинки и опросы так, чтобы ответ соответ­ствовал теории. Однако, вероятно, по причине наличия объективной системы обработки результатов (которая весьма легка в применении, несмотря на кажущуюся сложность), методика завоевала широкую изве­стность в качестве инструмента исследования. Даже сам автор демонст­рирует большуюзаинтересованность в применении своего детища на ис­следовательском поприще.
Немалые сомнения вызвало и утверждение Блюма о том, что как мужчины, так и женщины с легкостью причисляют Блэки к представите­лям своего пола. Были получены доказательства противоположной точки зрения, от самых невероятных, из разряда анекдотов, до результатов фак­торно-аналитических исследований. В этой связи следует обратить внима­ние на различие между приписыванием пола в контексте исследования и
идентификацией с центральным персонажем в нормальных условиях в клинической практике. Тем не менее существуют определенные основа­ния считать правомерным расхожее мнение о том, что сами представле­ния о собаке вызывают ассоциации с такими «мужскими» характеристи­ками, как агрессивность и т.д. Значительно большее значение имеет тот факт, что парадигма психосексуального развития, представленная в кар­тинках про Блэки, возможно, относится скорее к мужскому развитию, нежели к женскому. Попытки решить подобные проблемы заключались в замене главного героя — собаки на кошку. Такие попытки делали Кинг и Кинг (King and King) и Робинсон (Robinson), причем первый из них ис­пользовал только «фронтиспис» Блэки и создал свой набор .слайдов под названием «Уйти, котенок». Испытуемые обоего пола фактически едино­гласно относили главного героя к мужскому полу (95%) в обоих случаях. Это открытие следует рассматривать с точки зрения лингвистики, то есть тенденция в ситуации выбора говорить скорее «он», чем «она». Такое заяв­ление может показаться тривиальным, но это указывает на необходимость соблюдать осторожность с определением идентификации с противопо­ложным полом в ответах по методикам, подобным указанной, у испытуе­мых женского пола. Результаты исследования Робинсона также оказались по большей части неутешительными, зато обозначились различия в том, что касается вновь подтвержденных оцениваемых измерений Блюма.
Ряд вопросов возникает также и в связи с «чернотой» Блэки (Чер­ныша); они касаются как расовых установок*, так и возможных символи­ческих значений черного цвета, не говоря уже о вероятности появления «черного» шока, как в Роршахе. Разумеется, Блэки на картинках очень черный. Эти картинки, например, коробят мой эстетический вкус (при­чем не только сам Блэки, но и его белые и не совсем белые родственни­ки), посему мне остается только досадовать, что не к месту пришлись те изобретательность и остроумие, при помощи которых должно было про­изойти усовершенствование методики. Однако Кляйн, которая провела масштабное исследование на базе «Картинок про Блэки», утверждает, что при помощи данной методики удалось получить доказательства вер­ности психоаналитического учения в том, что касается прегенитальных фаз психосексуального развития.
«ПАТТЕНУА»
Весьма интересный вариант Теста Блэки, практически неизвест­ный в англоговорящих странах, — это «Le Test PN» Луи Кормана (Louis Corman). PN — это сокращение от Паттенуа, клички центрального пер­сонажа, поросенка с черной задней левой ногой, а у его матери такое же черное пятно на заднице. Семья Паттенуа менее антропоморфна, чем семья Блэки, к тому же в этой методике имеется в наличии более широ­кий спектр ситуаций — всего семнадцать — кульминационной является встреча со свиньей-феей, которая обещает исполнить три желания Пат­тенуа, а какие это будут желания, предстоит придумать ребенку-испыту­емому. На картинках также присутствуют другие животные и люди, что позволяет расширить спектр установок за пределы семейных.
В отличие от методики Блэки, PN проводится только индивидуаль­но, так как основная идея методики заключается в том, чтобы позволить испытуемому выбрать любые понравившиеся ему картинки, расположить их в каком угодно порядке и составить продолжительный связный рас­сказ. Анализ результатов не представляет особой сложности, но здесь мы такой материал приводить не будем. Заверения автора методики в гибко­сти методики выглядят обоснованными, и я без всякого сомнения заяв­ляю о личном предпочтении PN перед Блэки,
ТЕСТ РИСУНОЧНОЙ ФРУСТРАЦИИ РОЗЕНЦВЕЙГА THE ROSENZWEIG PICTURE-FRUSTRATION STUDY (P-F)
Тест Рисуночной фрустрации Розенцвейга (P-F) отличается от трех предыдущих методик в двух аспектах: во-первых, положенная в его ос­нову теория, хотя и психодинамическая по сути, в меньшей степени связана со специфическими психоаналитическими идеями; во-вторых, несмотря на тот факт, что от испытуемого требуется «свободный» ответ в том смысле, что его придумывает сам испытуемый, ответ этот по усло­вию ограничен фразой, которая вложена в уста другого персонажа на картинке. Эта методика не предусматривает составление рассказов, и сами ситуации, в чем мы убедимся далее, более структурированы, чем в лю­бой другой методике ТАТ-типа. Тест P-F также является старейшим из всех приведенных тестов, первое издание которого датируется 1942 г., и самым популярным из них.
Исследование, как уже видно из его названия, направлено на изу­чение реакций испытуемого на фрустрирующие и другие потенциально «опасные» ситуации и отнесение его на этой основе к определенной ка­тегории в классификации. Два варианта методики — для детей и для взрослых — появились с интервалом в год; значительно позже к ним присоединился вариант для работы с подростками. Так как все три мето­дики мало чем отличаются друг от друга, за исключением тематики кар­тинок, формулировки инструкции, мы остановимся подробно только на «взрослой» версии (но см. рис. 5).
Стимульный материал состоит из 24 контурных рисунков, сильно напоминающих РРР. Однако на картинках Теста P-F больше второсте­пенных деталей, а стиль одежды персонажей заметно более старомоден; например, почти все взрослые мужчины носят шляпы. На каждой кар­тинке присутствуют два окошка для подписей, или «облачка», которые указывают на то, что персонажи разговаривают. В одном из них, в том, что слева, напечатаны слова персонажа, второе окошко пустое, и задача испытуемого — вписать в пустое окошко ответ второго человека, изобра­женного на картинке. На каждом листе буклета отпечатаны четыре кар­тинки. Тест не ограничен по времени, но процесс ускоряется тем, что испытуемый получает инструкцию вписывать в окошко первый же от­вет, пришедший ему на ум, и работать максимально быстро.
Концепция, положенная в основу этой методики, — это гипотеза Фрустрации-агрессии или, по крайней мере, та ее часть, где речь идет о
том, что фрустрация неизбежно вызывает агрессию. Тем не менее, кроме этого может иметь место и фрустрационная толерантность, из чего сле­дует, что агрессия, вызванная фрустрируюшей ситуацией, не всегда про­является открыто, а может и вовсе отрицаться. Классификация описан­ных выше типов агрессии основана на направленности агрессии («внутрь», «вовне» или отрицание) и типе реагирования, который можно интерпре­тировать как указание на то, какой аспект ситуации является самым ак­туальным в переживании фрустрированного человека, то есть человека, чей ответ нужно придумать и с кем по идее идентифицирует себя испы­туемый.
Термин «фрустрация» употребляется в самом широком-смысле: ведь на самом деле во втором типе ситуаций, к которому мы еще вернемся, скорее первый говорящий, чем второй, оказывается «фрустрированным». Так, на картинке № 5 покупательница, стоящая у магазинного прилавка, заявляет продавцу: «Вы уже в третий раз заставляете меня приносить вам обратно эти совершенно новые часы, которые я купила всего неделю на­зад, — они каждый раз останавливаются, как только я прихожу домой». Дело в том, что в ситуациях такого рода человек, в данном случае — второй персонаж, продавец на картинке, оказывается мишенью для упре­ков и обвинений, что также толкуется как фрустрация.
Для этого типа ситуации Розенцвейг подобрал не самое удачное определение — «блокада суперэго», в противоположность явным фрус-трирующим ситуациям, которые он назвал1 «блокадой эго». По его оп­ределению, при блокаде суперэго «фрустрируюший» уже испытал на себе блокаду эго, обычно от рук человека, с которым он теперь разго­варивает.
Рис. 5. Тест Рисуночной фрустрации Розенцьейга
«Взрослый» вариант (слева); «Детский» вариант (справа)
Агрессия может быть:
1. Направленная вовне, на окружающих и окружающую среду; это экстраагрессия (Е).
2. Направленная внутрь, на самого себя; интраагрессия (I).
3 Избегаемая, то есть фрустрация и другие переживания такого
рода отрицаются; это носит название имагрессия (М). Типы реакции таковы:
1. Препятственно-доминантные (0-D), когда обвинения направле­ны на актуальную ситуацию или препятствие, послужившее причиной фрустрации. В записи этот тип реакции обозначается при помощи знака прим (,) к букве, указывающей направление агрессии.
2. Эго-защитные (E-D), когда человек фиксирован на своих пере­живаниях; кодовые буквы используются сами по себе, без каких бы то ни было значков.
3. Необходимо-упорствующие (N-P). Снова не самое удачное опреде­ление, упор делается на «решение», на результат или на меры. Для обозначения этой категории применяются строчные буквы.
Полученные категории типов реагирования следует объединить с тремя видами направленности агрессии, в результате чего получается 9 «факторов оценки», названия которых в таблице 3 выделены курсивом. Следует отметить, что термины «экстрапунитивность», «интропунитив-
Таблица 3 «Факторы оценки» для Теста Рисуночной фрустрации Розенцвейга.
Экстраагрессия
Интраагрессия
Имагрессия
O-D
Е' Экстрапедетивная Настойчиво подчер­кивается наличие фру-
I ' Интрапедетивная Фрустрирующее препят­ствие не воспринимает-
М' Импедетивная Препятствие и т.д. мини­мизируется или полнос-
стрируюшего препят-
ся как таковое, даже ка-
тью отрицается
ствия
жется полезным, выгод-
ным
E-D
Е Экстрапунитивная Обвиняется человек или предмет окружа-
I Интрапупитивная Испытуемый винит во всем только себя
М Импунитивная
Ситуация неизбежна, с «фрустратора» снимает-
ющего мира
ся вся ответственность
Е
I
Испытуемый агрес­сивно отрицает свою
Испытуемый признает свою вину, но особого
ответственность
преступления в совер-
шенном не видит
N-P
е Экстраперзиспшвная Ожидается, что реше­нием проблемы зай-
i Интраперзистивная Испытуемый предлага­ет варианты компенса-
m Нмперэиставная «Время — лучший ле­карь»
мется кто-то другой
ции
ность» и «импунитивность» изначально применялись для обозначения тех самых трех «направлений агрессии». Вообще, почти вся литература, посвя­щенная тесту Розенцвейга, приводит именно эту раннюю терминологию. Однако эти термины, по словам Бьерштедта (Bjerstedt) и других исследо­вателей, были плохи тем, что придавали слишком большое значение «пу-нитивным» (карательным) аспектам поведения испытуемого.
Приведенные в таблице 3 определения представляют собой выжимки из определений самого Розенцвейга. В таблице присутствуют два вариан­та реакции по эго-защитному типу, один из которых отмечен подчерки­ванием, но не получил отдельного названия. Не всегда легко, более того, не всегда возможно однозначно отнести ответ к определенной катего­рии, пользуясь в качестве критерия только этими «определениями»; мо­гут возникнуть вопросы по причине сходства I и М. Розенцвейг в случае возникновения проблем рекомендует отдавать предпочтение тому фак­тору, который располагается ниже по таблице. В рамках пространствен­ной организации таблицы (составленной автором этой статьи, а не Ро-зенцвейгом) это значит, что в конкретной колонке вы должны спус­титься как можно ниже, в результате чего получается, что препятствен-но-доминантные ответы уступают эго-зашитным: поиск или принятие варианта решения проблемы представляет собой более «зрелый» образ действий.
Розенцвейг также указывает, что иногда необходимо оценить два (реже три) фактора; особенно он выделяет то, чему дал название «оценка истинной комбинации», охватывающая те случаи, когда склонности и установки, обычно компенсаторные, по сути своей едины. В качестве при­мера можно привести ответ по типу «зелен виноград», который указывает на ослабление фрустрации (Е) путем преуменьшения желанности изна­чальной цели (М'). Примером здесь служит ситуация 8, когда на заявление «Твоя девушка пригласила меня сегодня вечером на танцы — она сказала, что ты не пойдешь» человек отвечает так: «Да кругом других полно».
Прилагаемые к методикам руководства по применению содержат довольно подробные образцы обработки результатов, в том числе и те случаи, когда результаты «невозможно оценить», то есть те, которые не могут быть обработаны без дополнительного изучения.
На этом уровне обработка результатов идет практически точно по схеме Роршаха, то есть более конкретно это можно определить как рас­пределение ответов по категориям. Ниже мы попытаемся изложить упро­щенную версию того, какая информация должна присутствовать в ко­нечном варианте регистрационного бланка.
1. Рейтинг групповой конформности (GCR), аналог категории Р из Роршаха, но выраженный в процентах.
2. Профили. Таблица относительной встречаемости факторов, каж­дый из которых берется по отдельности и группируется по прин­ципу а) направленности агрессии и б) типа реакции. В качестве заключительного этапа две последних группы выражаются в про­центах, что позволяет учитывать при обработке неоцениваемые факторы и т.д.
3. Паттерны, представляющие собой сопоставление полученных процентных показателей, сгруппированных так, как указано выше, и поодиночке, когда отмечаются только три наиболее часто встречающихся. Условные обозначения, используемые при регистрации, указывать не стоит.
4. Тенденции, показатели изменений преобладающего типа ответов во второй половине теста по сравнению с первой: для каждого «типа реакции», для всех трех в совокупности и в отношении направленности агрессии.
В детском варианте методики также подлежат регистрации опреде­ленные паттерны «суперэго»; они подсчитываются на основе частоты встречаемости вариантов Е и I, а также их связь с «прямыми» эго-защит-ными факторами.
Руководство к методике для взрослых содержит таблицу практичес­ки всех поддающихся количественным измерениям норм, выведенных на основе тестирования выборки из 460 молодых мужчин и женщин в возра­сте от 20 до 29 лет; женщин и мужчин было фактически поровну. Преобла­дающей направленностью агрессии оказалась направленность вовне, пре­обладающий тип ответа — эго-защитный. Нормативы для детей основаны на результатах выборки из 256 человек, возраст членов которой варьиро­вался от 4 до 13 лет. Единственной устойчивой тенденцией оказалась тен­денция к снижению экстраагрессии с возрастом при одновременном по­вышении показателей по двум другим «направленностям».
Ранние попытки проведения соответствующих методик на детях и взрослых показали, что половые различия несущественны. Более позднее исследование с применением подростковой версии, в свою очередь, смогло выявить, что юноши более агрессивны, чем девушки (или стано­вятся таковыми), что, возможно, является следствием их более соревно­вательных отношений со старшим поколением. Этот более высокий уро­вень агрессивности проявился как для «позитивной» (необходимо-упор­ствующей), так и для «негативной» (эго-защитной) агрессии.
Методика, разумеется, предоставляет довольно ограниченное поле для исследовательской деятельности, поэтому не стоит надеяться на то, что у вас получится составить всеобъемлющее описание личности на основе полученных в результате ее проведения данных. В раннем описа­нии лежащей в ее основе базовой «схемы» в «Исследовании личности» Меррея Розенцвейг особенно настаивает на том, что она определяет тип реакции, а не тип личности. Тем не менее Розенцвейг там же приводит схему, в которой эти типы субъективного реагирования на фрустрацию могут быть соотнесены с эмоциями, которые испытывает человек, типа­ми заключений, которые могут быть сделаны, защитными механизмами и нарушениями психики. И разумеется, нет никаких оснований для того, чтобы утверждать, что характерные типы реакции или переживаний нельзя рассматривать как самую что ни на есть реальную часть личности. У кого-то может возникнуть искушение создать «измерение личности», но, по утверждению Розенцвейга, статистические методики, пригодные для того, чтобы такое измерение можно было разработать, неприменимы к проек-
202 ПроеКтивные методы
тивным методикам (или, по его выражению, «полупроективным»), к которым относится Тест Рисуночной фрустрации Розенцвейга. Это имеет особое значение в свете вопроса об оценке надежности частей теста, которая требует наличия гомогенности в его заданиях. Задания, состав­ляющие тест Розенцвейга, в этом смысле откровенно неоднородны, в чем непременно убедится каждый, кто займется его проведением или изучением. Будут варьироваться и переживания (и действия) в отноше­нии ситуаций теста в различных обстоятельствах. Но при всем при этом Розенцвейг и его помощники– смогли выявить достаточно высокие по­казатели ретестовой надежности методики; для взрослого варианта ко­эффициенты варьировались от +0,71 для испытуемых мужского пола по N-P до +0,21 (единственный непоказательный коэффициент из 14) для испытуемых женского пола по GCR. Показатели надежности частей тес­та для тех же испытуемых оказались намного более низкими; была также обнаружена единичная негативная корреляция (для женщин в том, что касается интрагрессии). Эти результаты имеют под собой весьма немно­гочисленное количество испытуемых (45 мужчин и 30 женщин), но они совпадают с одним из аспектов основополагающего постулата проектив­ных методик, который заключается в том, что ответы по проективным методикам, как и восприятие, выборочны. Каждая методика, которая отличается высоким уровнем однородности занятий, становится таким образом в некоторой мере перегруженной; раскрытие значимых вариа­ций в качестве ответа не менее ценно, чем демонстрация устойчивых паттернов поведения.
Джозеф М. Сакс и Сидни Леви
ТЕСТ «ЗАВЕРШЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЙ»
THE SENTENCE COMPLETION TEST
ВВЕДЕНИЕ
Тест «Завершение предложений» состоит из ряда незавершенных предложений, предъявляемых субъекту для их завершения, например: «Я начинаю сердиться, когда…» Обычно тест не содержит инструкций, кроме одной: «Дополните эти предложения по возможности быстро. Не останавливайтесь, чтобы обдумать то или иное предложение, пишите первое, что придет вам в голову». Этот тест обычно не является стандар­тизованным и редко трактуется с количественной точки зрения. Он мо­жет проводиться как с группой, так и индивидуально. Он требует мини­мальных наблюдений, что может явиться важным фактом во многих кли­нических случаях.
Обычно предложения выбираются с целью исследования важных моментов в адаптации индивида, или в особенных ситуациях тест может применяться в целях исследования конкретных кластеров установок. При­мер первого, представленный ниже в данной статье, состоит из вопро­сов, призванных выявить чувства и установки в различных основных об­ластях взаимоотношений с людьми. Для иллюстрации последнего приво­дится шкала установок, применяемая к группе инвалидов в целях опре­деления их отношения к определенным препятствиям.
Некоторые клиницисты отвергают утверждение, что «Завершение предложений» является проективной техникой. Возможности наделения каким-либо личностным смыслом почти завершенное предложение явно более ограничены, чем возможности, заложенные в аморфности чер­нильных пятен. И все же проективные качества, заключенные в технике завершения предложений, значительны. Чтобы убедиться в пластичнос­ти техники «Завершение предложений», читатель может повторить сле­дующий простой опыт.
Незавершенные предложения были представлены десяти неиску­шенным субъектам — все они были клерками: «Поведение моего отца по отношению к моей матери заставляет меня чувствовать…» Каждого из них попросили прочитать предложение и по возможности быстро допол­нить его, не размышляя над ответом. Были получены следующие десять ответов, причем время ответа варьировалось от четырех до тридцати пяти секунд.
Поседение моего отца по отношению к моей матери заставляет меня почувствовать себя…
1. Очень счастливым.
2. Достаточно безразличным.
3. Что я готов убить его.
4. Что я хотел бы подражать ему.
5. Хорошо.
6. Непослушание.
7. Нормально.
8. Очень счастливым.
9. Неприязнь.
10. Что он — щенок.
Только два из вышеперечисленных ответов совпадают: первый и восьмой. Остальные в этой серии уникальны. Эти ответы на единственное незавершенное предложение могут быть оценены с точки зрения фор­мальных характеристик или с точки зрения содержания. Некоторые из формальных характеристик включают время ответа, количество слов, точность выражения, качество, определения, простоту, экспрессивность, многословность и так далее. Содержание может быть проанализировано с точки зрения эмоциональности, интенсивности, пассивности, симво­лизма и так далее. Для наглядности давайте сравним некоторые из отве­тов, перечисленных выше.
Сначала давайте отметим, что пять ответов имеют положительную ориентацию, а пять остальных — отрицательную. Разница в установке и реакции субъекта, который ответил, что чувствует себя «очень счастли­вым», если сравнивать с реакцией того, ктб сказал, «что готов убить его», сразу бросается в глаза. Но даже среди пяти отрицательных ответов существуют значительные различия. Давайте рассмотрим их.
2. Достаточно безразличным.
3. Что я готов убить его. 6. Непослушание.
9. Неприязнь.
10. Что он — щенок.
Субъект, который сказал, «что готов убить его», выражал действи­тельные, спонтанные, относительно свободные эмоции. Чувство было распознано, принято и выражено без серьезных модификаций, наруше­ний или сожалений. Этот ответ соответствует чистому ответу С в тесте Роршаха. Тот человек, который сказал, что он чувствует себя «достаточ­но безразличным», также выражает отрицательное чувство. Но этому чув­ству недостает спонтанности. Механизм уклонения от выражения эмо­ций сродни отступлению перед авторитетом. Субъект подразумевает, что отношения его родителей его не интересуют, что они не столь важны, что он «выше подобных вещей» (его собственная ассоциация). Заметьте присутствие слова «достаточно». Оно не меняет установку или характер чувства, но оно является вербальным средством отрешения от ситуации. Слово имеет коннотацию позерства, своего рода вербального нарцис­сизма. Нельзя сказать с этой точки зрения, связаны ли чувство и меха­низм управления им с фигурами родителей или они являются показате­лем адаптации данного субъекта в целом. Если такой ответ встречается
последовательно на протяжении всего теста на завершение предложе­ний, его можно трактовать скорее как показатель общего паттерна, не­жели как нечто, относящееся к конкретному психологическому полю.
Насколько ответ «непослушание» сопоставим с ответом «я готов убить его»? Первый ответ тоже выражает неодобрение отца, но хотя и спонтанен, контролируется в большей степени. Оба субъекта обеспокое­ны. Один собирается уничтожить причину расстройства, другой просто думает переменить ситуацию. Последнее подразумевает интенсивное чув­ство, распознавание и принятие подобного чувства, но побуждения к действию должны содержаться под контролем. «Непослушание» может быть сопоставлено с ответом Fc в тесте Роршаха, так же как ответ «я готов убить его» может быть сопоставлен с чистым С.
«Неприязнь» также выражает отрицательные чувства к родительс­ким отношениям. Но заметьте качественную разницу между этим отве­том и «я готов убить его» или «непослушание». Два последних имеют связь с действием; одно выражает прямое действие, другое — уклонение от действия. «Неприязнь» не имеет коннотации действия. Это пассивное чувство. Оно предлагает отсидеться, а не действовать напрямую. Здесь можно заметить оттенок женственности (респондент — мужчина).
«Он — щенок» качественно отличается от четырех предыдущих от­рицательных ответов. Для начала он отличается установкой неодобрения к объекту. Если другие направляют свой антагонизм против отца, этот субъект подразумевает враждебность к матери, так же как и презрение к отцу. В добавок ко всему, он абстрагируется от ситуации. Он не хочет убить, или быть непослушным, или чувствовать неприязнь, или сделать что-то еще. Он не участвует. Он — зритель, наблюдающий за всем с пре­зрением. Степень его уязвленности ситуацией немного отличается от того, кто чувствует себя «достаточно безразличным». Он считает возможным признать и выразить свое отношение, пусть такое грубое и циничное. «Достаточно безразлично» отрицает какое-либо эмоциональное участие и самим этим опровержением вскрывает травматическую природу ситу­ации.
Таким образом, эти пять утверждений, хотя все они и отрицатель­ны, отличаются друг от друга с позиций интенсивности, сдерживания, уклонения, пассивности, участия и установки.
Пять положительных утверждений также отличимы друг от друга. Давайте сравним ответы «очень счастливым», «нормально» и «что я хо­тел бы подражать ему». Первые два описывают чувства. .Однако эти чув­ства имеют разный уровень интенсивности. Невозможно сказать, явля­ются ли они сдерживаемыми или точными выражениями чувств. В любом случае, одно из них наделено большей энергией, чем другое. Если бы это являлось паттерном во всех ответах индивида при прохождении теста на завершение предложений, можно было бы сделать вывод, что субъект, ответивший, что чувствует себя «очень счастливым», явно более энерги­чен, чем тот, кто ответил «нормально». Конечно, возможны и другие интерпретации. Субъект, который «хотел бы подражать отцу», выражает другие эмоции. Здесь присутствует идолопоклонство, предположение, что
он не так хорош, как отец, чувство смирения и, возможно, желание зависимости.
Таким образом, можно выдвинуть определенные гипотезы относи­тельно эмоций, установок и механизмов на основе ответов даже на одно незавершенное предложение. Возможности при рассмотрении пятидеся­ти или шестидесяти таких предложений впечатляют. Обученному и опыт­ному клиницисту не составит труда сформулировать законченные и ком­плексные паттерны личности, используя тонкие штрихи и крупные маз­ки. Вполне очевидно, что опыт, интуиция и понимание клинициста имеют исключительную важность при работе с проективными методами, таки­ми как тест на завершение предложений.
Прежде чем перейти к рассмотрению исследований в этой облас­ти, мы сделаем небольшое отступление. Личность — это сложный и ди­намичный космос. А в энтузиазме первооткрывателей существует тен­денция к грандиозным и экстравагантным притязаниям. С другой сторо­ны, те, кто притязают на совершенство, кажутся неспособными побо­роть навязчивый пессимизм абсолютного отрицания. Не существует еди­ного универсального для всех средства. Мы находимся на очень прими­тивной стадии науки о личности и поэтому не можем позволить себе роскошь быть слишком скрупулезными. Мы должны идти к пониманию личности любой и каждой дорогой, которая может быть полезной.
В последующем обзоре литературы читатель отметит возрождение тенденции со стороны исследователей к обобщению и категоризации. Таксономия является поздней стадией в научном процессе. Поэтому, по-видимому, разумнее было бы удерживаться от соблазна формулировки твердых правил. На этой стадии в развитии психологии личности зареко­мендовал себя гибкий — то есть клинический — подход.
.
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ И ОБЗОР
ИССЛЕДОВАНИЙ
Так как тест «Завершение предложений»1 является вариацией тех­ники словесных ассоциаций, то они часто между собой сравниваются преимущественно в пользу SCT. SCT добился того, что он уменьшает количество ассоциаций, вызываемых отдельным словом, дает возмож­ность лучше определять контекст, проникать в тон, качество установок и специфические объекты или области внимания, он предоставляет боль­шую свободу индивиду и большую вариативность ответов и отражает боль­шую площадь поведенческого мира респондента.
В 1897 году Эббингауз применил тест на завершение предложений для проверки интеллекта, который он определил как способность ком­бинировать или интегрировать. Одним из первых, начавших работу с методом завершения предложений в области личности, стал Тендлер (Tendler), который провел грань между диагнозом мысленных реакций и эмоциональным реагированием. Он предложил следующие критерии для
Далее по тексту SCT — Sentence Completion Test. — Прим. пер.
тестов в области эмоционального поведения: использование средств, которые: а) прямо вызовут эмоциональную реакцию, б) будут распола­гать к более свободным ответам и в) позволят избежать дискриминации или выбора (как в личностных анкетах-опросниках). Он представил SCT как метод, удовлетворяющий этим критериям, под названием «тест эмо­ционального инсайта». Инсайт определялся как «осознание ситуации, в которой имеют место определенные эмоциональные реакции». Пункты теста предназначались для стимуляции восхищения, гнева, любви, сча­стья, ненависти, самоуничижения, волнения, компенсаторных фанта­зий, сожаления, хвастовства, гордости, недовольства, негативизма, жа­лости, стыда, страха, интереса, отвращения, уклонения и желания.
Эти так называемые эмоциональные состояния были отобраны на эмпирической основе. Тендлер считал, что присутствие стимулов подоб­ного рода влечет за собой особый эмоциональный набор и также распо­лагает к свободным ответам. В тесте имелись пункты примерно следую­щего содержания: (2) Я начинаю сердиться, когда… (3) Я чувствую себя счастливым, когда.,. (4) Я люблю… (5) Я ненавижу… (12) Я недоволен… При анализе опроса 250 девушек из колледжа Тендлер отметил: одни и те же стимулы порождают разные реакции у разных индивидов; индиви­ды различны в ассоциативном потоке реакций; ответы выявляют страхи, отвращения, пристрастия, интересы и привязанности; они могут иметь положительную или отрицательную эго-направленность или социальную направленность.
Тендлер попытался валидизировать свой тест эмоционального ин­сайта, сравнив его с результатами Бланка персональных данных Вудвор-та (Woodworth Personal Data Sheet). Первый и четвертый квартиль из 190 девушек из колледжа по Вудворту были отобраны как представительни­цы групп «благоприятно организованных» и «неблагоприятно организо­ванных» с эмоциональной точки зрения соответственно. По тесту Тенд-лера ответы респонденток первого квартиля, или «хорошей» группы, были оценены цифрой 1, ответы членов четвертого квартиля, или «пло­хой» группы — 3. Окончательная оценка каждого ответа составляла сред­нее значение от 1 до 3, полученные в ходе теста. Результаты показали, что в то время как «плохая» и «хорошая» группы не отличаются друг от друга по интеллектуальным показателям, согласно их показателям по Отису «как Бланк персональных данных Вудворта, так и Тест эмоционального инсай­та Тендлера показали значительные различия, причем последний — не­сколько более дискриминативен».
Работу Тендлера можно подвергнуть критике, как в теоретичес­кой, так к в практической области. Его определение инсайта очень спор­но; индивид может осознавать ситуацию, в которой имеют место опре­деленные эмоциональные реакции и в отсутствие инсайта, потому что он не сознает связи между этими реакциями и своим прошлым. Предпо­ложение, что стимулы, используемые в этом тесте, способны вызвать широкий спектр эмоциональных реакций, довольно наивно. Наконец, его метод валидизации неверен. Он критикует личностные анкеты-оп­росники как неадекватные, а сам использует одну из них в качестве кри-
терия эмоциональной организации. Он вводит свою оценку в соответ­ствии с этим критерием и приходит к выводу, что его метод — более дискриминативен, чем сам критерий! Но несмотря на неверность своих утверждений и методов, Тендлер появляется с выступлением, в котором заявляет: «С клинической точки зрения, этот инструмент приобретает значение средства для выявления установок, склонностей и дает ключ к дальнейшему развитию анкетирования».
Лордж (Lorge) и Торндайк (Thorndike) приложили более серьез­ные усилия и применили статистическую табуляцию к проблеме значе­ния ответов в SCT как показателю черт личности. Группе из тридцати взрослых были предоставлены 240 предложений на темы: (1) Живот­ные… (20) Мне не нравится… (80) Женщины хотят… (121) …приятно. (160) Богатые могут купить… Каждый автор составил список черт, инте­ресов и отношений и оценил ответы в соответствии с симптоматикой. Например, ответ «Животные опасны» оценивался как +1 в шкале Торн-дайка «Желание безопасности». Эксперимент проводился дважды с пере­рывом в три месяца между сеансами. 30% из 480 ответов были признаны «ценными» и были использованы. Надежность оказалась низкой, и соот­ветственно ниже были и валидные корреляции. Примером критерия ва-лидности может являться рейтинг личности в ее желании играть на му­зыкальных инструментах и слушать музыку. Авторы пришли к следующе­му выводу: «Мы опасаемся, что вербальные ответы в ассоциациях и тест на завершение предложений слишком не соотносимы с реальным пове­дением человека… На человека в значительной степени могут влиять кон­кретные символические и вербальные навыки». Этот вывод является слиш­ком общим для всего количества и вида проведенных исследований. Ме­тод сужения ответов до одного слова ограничивал свободу и разнообра­зие реакций, а методы валидизации и интерпретации были субъектив­ными и произвольными.
Более позднее исследование было сделано Роде (Rohde), которая отстаивала применение SCT как инструмента клинических психологов и других специалистов, которые имеют дело с проблемами молодежи и хотят познакомиться поближе с потребностями, внутренними конфлик­тами, фантазиями, чувствами, отношениями, стремлениями и адапта­ционными проблемами своих клиентов. Прямой опрос, считала она, сти­мулирует самоосознание индивида и защищает его. Свобода выражения ограничена в том плане, что вопросы обычно контролируют ответы; но проективная техника избегает подобного сопротивления или контроля. Они выявляют скрытые потребности, чувства, установки и стремления, которые субъект не хочет или не может распознать или выразить в пря­мом общении.
Завершение предложений, когда респондента просят прочитать про себя основную часть предложения, по существу является проективной техникой, использующей свободные ассоциации. В свободном реагирова­нии на начало предложения респондент неосторожно проявляет свою ис­тинную сущность, так как он не ожидает, что его ответ будет иметь значе­ние для изучения личности.
Роде пересмотрела список вопросов Пейна (Payne), который ис­пользовался в качестве проективной техники для изучения личностных характеристик молодежи. Ее критерии при отборе и формировании тем были следующими: 1) диапазон различных стимулов должен быть доста­точно широким, чтобы выявить информацию, касающуюся всех фаз лич­ности; 2) ответ должен контролироваться как можно меньше первона­чальной фразой, чтобы субъект имел свободу выражения; 3) общее вре­мя, выделенное на тест, не должно превышать периода, удобного с точ­ки зрения школьных и институтских расписаний. В конечном итоге бланк теста Роде—Хилдред (Rohde—Hildred Completions Blank) состоит из шес­тидесяти четырех пунктов следующего типа: «Моя школьная работа… Я хочу знать… Бывают времена…» и так далее. Он предназначен для инди­видов примерно двенадцати лет и может проводиться как индивидуаль­но, так и в группах. Автор претендует на то, что ее тест выявляет не только потребности, внутреннее состояние, черты и прессы респонден­та, но и его вкусы, чувства, идеологию, эго-структуру, интеллектуаль­ный статус и эмоциональную зрелость.
«Попытки обмана, ложь или загадочные ответы подозрительных людей не менее полезны, чем тех, кто дает полные, свободные ответы, — пишет она, — потому что такие люди всегда пишут то, что кажется для них подходящим ответом, таким образом проецируя свою личность в со­ответствии со своими стремлениями».
Тест проводился среди 670 слушателей ВУЗов. Ответы были интер­претированы в соответствии с 39 категориями личности, основанными на представлении Меррея о личности. Количественная оценка результа­тов проводилась в рамках частоты и интенсивности потребностей и прес­сов, результаты соотносились с комбинированными рейтингами, полу­ченными от учителей, администраторов и консультантов, а также из школьных записей. Для девушек был получен коэффициент валидности 0,79, а для юношей — 0,82. Детали методов качественной оценки не пре­доставлены. Роде сделала несколько утверждений насчет диапазона сти­мулов, глубины, которой можно достичь посредством этой техники, не­способности субъекта скрыть свою истинную личность и полного коли­чества открытий, которые могут быть получены, Некоторые психологи сочли подобные утверждения вызывающими.
Шор (Shor) повторил критику метода словесной ассоциации, упо­мянутую выше, и добавил, что списки слов-стимулов не планируются в отношении содержания или последовательности, а предлагаются в произвольном, случайном порядке. В его тесте «Завершение идей»1 сти-мульным является начало предложения, которое предположительно со­держит контекст, оттенки чувств, качество установок и специфические объекты или области внимания. 50 тем подобраны в определенной пос­ледовательности, чтобы разрешить перенос или обобщение установок от прямых к базовым человеческим интересам. Автор подчеркивает важ-
Далее по тексту SIC — Self-Idea-Completion Test. — Прим. пер.
ность адаптации стимулов к настоящей ситуации и культурного фона тестируемых групп. Были использованы следующие темы: (1) Я хочу знать… (4) Питание в армии… (6) Возвращение домой… (10) Если моя мать… Шор считает, что ведение теста приспосабливается к динамике каждого случая. К примеру, активный беспокойный пациент может предоставить богатый материал в диалоговой ситуации, тогда как дру­гой пациент может лучше выразиться, будучи в одиночестве. Не пред­ложено никакой формальной системы оценки, однако Шор рекомен­дует исследовать области неприятия, свидетельства сопротивления и другие методы уклонения, отмечая повторяющиеся темы и ассоциации и оценивая уровень проекции личности. Тест SIC, полагает он, может вызвать только поверхностные рационализации. «Личностная динамика подразумевает больше чем полуспонтанные вербальные ассоциации или реакции на многозначные чернильные пятна, — утверждает автор, — а этот тест может обеспечить индивидуальные критические данные и ка­жется ценным дополнением к другим проективным методам». Метод Шора хорошо изучен и является по-настоящему клинической техни­кой. Автор не опровергает значение метода завершения предложений, как делают Лордж и Торндайк, опираясь на незаконченные экспери­менты, он также не заходит так далеко в своих требованиях, как это делают Тендлер и Роде. Он благоприятно оценивает свой метод, но от­носительно его ограничений.
Другой тест на завершение предложенийГописал Штейн (Stein). Этот метод был первоначально разработан как цель при отборе персонала в Департамент стратегического обслуживания во время войны. Он исполь­зовался для обеспечения организаторов теста данными, которые могли бы коротко охарактеризовать личности кандидатов. Тест состоит из двух частей, каждая по 50 незаконченных предложений. Темы подобраны так, чтобы выявлять релевантную информацию относительно хотя бы одной из областей, которые считаются важными для оценки личности: семья, прошлое, внутреннее состояние, цели, катексис, энергия, временные перспективы, реакция на окружающих и реакция окружающих на субъекта. Хотя и были приложены усилия, чтобы устранить темы, которые могут спровоцировать ответы-стереотипы, практика показала, что эта попыт­ка не совсем удалась. Также верно и то, что ответы на тематические вопросы не выходят за границы очерченной области. При тестировании первое время использовались два различных типа тем: более «проектив­ные» вопросы, где применялись имена собственные или местоимения третьего лица, и личные вопросы с применением местоимений первого лица. Оба типа смешивались в произвольном порядке. Таким образом ав­торы теста пытались замаскировать цель теста, убедить респондента в том, что это тест на скорость. В то же время они хотели использовать преимущество возможностей приема, когда при обсуждении других лю­дей индивид более расположен проявить себя.
Штейн подчеркивал, что валидность характеристики личности, составленная психологом на основании ответов на этот тест, очень зави­сит от его опыта, интуиции и знаний динамики повеления. В ходе анали-
за данного материала, говорит он, клиницист придерживается следую­щих утверждений:
1. Когда индивида заставляют писать первое, что придет ему в го­лову, он обычно предоставляет ценный материал, который не осознает.
2. Когда стоит задача завершения или структурирования несформи-
рованной ситуации, ответы индивида будут указывать на харак­тер его собственных реакций и чувств.
3. В обсуждении окружающих индивид склонен проявлять себя. Анализировать ответы предлагается, принимая во внимание следу-
ющие факторы: содержание, частота и редкость; время ответа на каждое предложение и на тест в целом; исправления, упущения и насыщенность языкаответов.
Саймондс (Symonds) сделал сообщение об изучении данного вида теста в исследовательской программе Департамента стратегического об­служивания. Сравнивались ответы кандидатов и данные Департамента. Последние включали в себя темы, охватывающие семью кандидата, его образование, опыт работы и личностные характеристики; наблюдение за кандидатами на протяжении испытательного срока и выводы и рекомен­дации исследуемого персонала. SCT-ответы четырех человек с самыми высокими показателями и высокой эмоциональной стабильностью были сопоставлены с ответами четырех человек с самыми низкими показате­лями и эмоциональной стабильностью. Этот предварительный обзор не выявил дифференциации по отдельным темам между людьми с высоки­ми и низкими показателями. Были изучены две противоположные груп­пы, по двадцать пять человек в каждой: одни с высоким показателем эмоциональной стабильности, другие — с низким. Их данные SCT и дан­ные Департамента были сопоставлены с учетом настойчивости, стрем­ления к успеху, чувства подчиненности, сомнений и переживаний, деп­рессий и расстройства по поводу предстоящего провала, высокой нор­мативности и эмоциональной стабильности в стрессовых ситуациях. По данным SCT не было выявлено видимых различий между этими группа­ми. Были сделаны предварительные выводы о том, что тест на заверше­ние предложений не может использоваться для дифференциации доста­точной или недостаточной адаптации путем прямого сравнения пунктов или с помощью психометрических методов. Тест на завершение предло­жений описателен и не является оценочным.
Затем были тщательно изучены десять случаев, чтобы точно выяс­нить, какие области согласовываются, а какие — нет. Вот примеры рас­хождения между отчетом Департамента стратегического обслуживания (R) и тестом «Завершение предложений» (SC):
1. Пассивные тенденции (SC) скрываются при помощи компенса­торного формирования реакции опасного и агрессивного пове­дения и спорта (R).
2. Физический симптом отвергается в R и признается в SC как воз-
можное уклонение от службы в армии.
3. Низкий уровень амбиций (R); высокий, но скрываемый уровень амбиций (SC) и так далее.
Среди выводов по этому исследованию встречаем следующие ут­верждения: тест на завершение предложений позволяет бессознательно проецировать на третье лицо основные склонности в виде желаний, враж­дебности, любви, страха и импульсов. Интерпретация завершения пред­ложений как проекций сомнительна, гипотетична, предположительна и гипотетична и не может быть основанием для полного анализа. В соответ­ствии с проективными гипотезами завершение предложений относится только к фантазиям и подсознательным импульсам и может как соответ­ствовать, так и не соответствовать поведению и установкам реальной жизни… Сведений о динамике бессознательных процессов не достаточно для предсказания того, как они повлияют на поведение в будущем, но будущее поведение можно объяснить прорывом в реальность бессозна­тельных сил, которые могут быть выявлены при помощи теста на завер­шение предложений.
Роттер (Rotter) и Виллерман (Willerman) отстаивали высокую ва-лидность методов завершения предложений как оценочной техники. Их тест «Незавершенные предложения»' применялся как средство для отбо­ра в госпиталях ВВС для выздоравливающих. Он состоит из 40 пунктов, которые располагаются в свободном порядке, например: (I) Мне нра­вится… (8) Лучше всего… (28) Иногда… (37) Я… Ответы оценивались по трем категориям: конфликтные или нездоровые ответы, положительные или здоровые ответы и нейтральные ответы. Конфликтные ответы оце­нивались от +1 до +3, нейтральные ответы — как 0, а положительные ответы — от –1 до –3. Межкорреляционное среднее арифметическое для 7 оценок 50 записей составило 0,89. Валидность теста определялась путем соотнесения исходных оценок психологов на предмет серьезности от­клонений каждого пациента с общим результатом теста. Исходные оцен­ки основывались на информации из истории болезни, здоровья и лич­ных анкет, на диагнозах, результатах теста на психическую дисфункцию и психологических опросов. Каждый пациент затем причислялся к одной из следующих категорий: (I) психологически годен к службе; (II) пси­хологически не годен к службе; (III) серьезно болен. Трехсерийный ко­эффициент 0,61 (SE.05) был получен для трех оценочных версий 1ST. Когда субъективные оценки степени расстройства, основанные на об­щей проверке ответов теста двумя опытными клиническими психолога­ми, были соотнесены с диагнозами, были получены двухсерийные ко­эффициенты – 0,41 (SE.07) и 0,39 (SE.07). Авторы пришли к выводу, что метод обладает потенциальными возможностями как средство для изучения установок, где сочетается свобода ответа и разумная объектив­ная оценка.
Картер (Carter) совместил модификацию теста Эмоционального инсайта Тендлера с психогальванометром для изучения определенных аффективных процессов. Стимулы представлялись при помощи тахистос-
Далее по тексту 1ST — Incomplete Sentence Test. — Прим. пер.
копа, а ответы респондентов были устными. Ответы дословно записыва­лись вместе с изменениями в проводимости кожи ладоней и времени, потребовавшемся на ответ. Контрольная группа состояла из 20 так назы­ваемых «нормальных» индивидов с нормальной адаптацией. Одна экспе­риментальная группа состояла из 12 человек, у которых наблюдались страхи и беспокойства, связанные, по их мнению, с их академической и социальной адаптацией. Вторая экспериментальная группа состояла из 12 человек, которым после осмотра психиатром, поставили диагноз пси­хоневроза. Ответы были сгруппированы на основании шести категорий: эго-положительньте, эго-отрицательные, социально-положительные, со­циально-отрицательные, страх, отвращение и разное. Картер обнаружил, что изменения в проводимости кожи ладоней и времени ответа были значительно выше у людей с проблемами психоневроза, чем у нормаль­ных. «Замечено, — пишет автор, — что реакции индивидов на 12 стиму­лов не отличаются как у людей с проблемами, так и у психоневротиков, от реакций нормальных людей». Респонденты, разделенные на три груп­пы, не всегда проявляли на словах специфические стороны своих конф­ликтов.
Один из выводов, сделанных из этого эксперимента, по-видимо­му, не должен следовать из представленных данных, а именно: отмечен­ное изменение в дельте R как реакция на стимул, предполагающее эмо­циональный ответ, особенно когда сопровождается длительным време­нем реакции, определяет не только месторасположение конфликта, но также и его интенсивность.
Хотя это и не вынесено как заключение, из результатов видно, что методика позволяет отличать людей с проблемами и психоневротиков от нормальных, однако не предоставляет возможности провести различие между первыми двумя группами.
ТЕСТ «ЗАВЕРШЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЙ» САКСА1
Тест на завершение предложений, направленный на получение важ­ного клинического материала в четырех представительных областях адап­тации, был разработан Джозефом М. Саксом (Joseph M. Sacks) и другими психологами Нью-йоркского Управления ветеранов службы ментальной гигиены. В тест включены четыре области: семья, секс, межличностные взаимоотношения и самовосприятие. Очевидно, что пункты, подразуме­вающие эти области, предоставляют субъекту возможность выразить.свои установки так, чтобы клинический психолог мог определить доминант­ные тенденции личности. Подобная информация полезна при обследова­нии пациентов перед терапией и позволяет терапевту проникнуть в содер­жание и динамику установок пациента, а также в его чувства.
Область семьи включает три набора установок: на мать, отца и родственников. Каждый из них представлен в четырех пунктах, что сти-
Далее по тексту SSCT — Sacks Sentence Completion Test — Прим. пер.
мулирует респондента выразить установку к каждому из родителей и се­мье в целом. Предложения «Моя мать и я…», «Если бы только мой отец…» и «В семье ко мне относятся…» являются примерами пунктов, разрабо­танных для выявления этих отношений. Он рассчитан на то, что даже когда респондент осторожничает и уклоняется, он предоставляет цен­ный материал в ответе как минимум по одному из четырех пунктов,
Область секса включает отношение к женщинам и гетеросексуаль­ным контактам. Восемь пунктов этой области позволяют респонденту выразиться по отношению к женщинам как социальным индивидам, к браку и к сексуальным отношениям как таковым. Темы «Я думаю, что большинство девушек…» и «Если бы у меня были сексуальные отноше­ния…» являются типичными для этой области.
Область межличностных взаимоотношений включает установки на друзей и знакомых, коллег по работе или по школе, начальника на рабо­те или в школе и подчиненных. Шестнадцать тем этой области позволяют респонденту выразить свои чувства к окружающим вне дома и его пред­ставления об отношениях окружающих к нему. Предложения «Когда меня нет, мои друзья…», «Когда я вижу, что идет начальник…», «Люди, кото­рые на меня работают…» и «На работе я лучше всего лажу с…» являются примерами тем из этой области.
Самовосприятие включает страхи, чувство вины, цели и отноше­ния к своим способностям, прошлому и будущему. Установки, выражен­ные в этой области, дают психологу картину самовосприятия субъекта, какой он есть, каким был, каким хочет быть и каким, по его мнению, он станет. Среди 24 пунктов в этой области находим: «Я бы хотел изба­виться от боязни…», «Моей самой большой ошибкой было…», «Я ду­маю, у меня есть способность …», «Когда я был маленьким…», «Однаж­ды я…» и «Больше всего от жизни я хочу…».
СТРОЕНИЕ ТЕСТА
Тест «Завершение предложений» состоит из 60 пунктов, которые выражают 15 установок (отношений), перечисленных выше. На каждую ус­тановку приходится по четыре пункта. Тест построен следующим образом: 20 клинических психологов попросили предложить на рассмотрение по три пункта на завершение предложений, имеющих целью выявить значимые установки по каждой из указанных категорий. К ним были добавлены пун­кты, отобранные из литературы по завершению предложений. Таким обра­зом, было получено 280 пунктов. Их распределили в количестве от 14 до 28 на категорию. Например, 19 пунктов относились к категории установки к матери, 22 — к категории установки к отцу и так далее. Затем 20 психологов попросили выбрать в каждой категории четыре пункта, которые, на их взгляд, лучше всего подходят для выявления значимых установок в этой категории. Пункты, выбираемые наиболее часто, вошли в тест.
НАДЕЖНОСТЬ и ВАЛИДНОСТЬ ТЕСТА
Три психолога проранжировали степень нарушений у 100 человек по каждой из пятнадцати категорий на основании их ответов на тест. Пси-
хиатры, которые наблюдали этих людей, сделали независимое заключе­ние о степени их нарушений по каждой из пятнадцати категорий, осно­вываясь на своих клинических данных. Надежность суждений психологов в отношении степени нарушений определялась по совпадению мнений двух из троих психологов на 92% 1500 оценок. Психиатры не имели понятия о результатах SSCT. Когда оценки психологов сопоставили с оценками пси­хиатров, значение вероятностных коэффициентов оказалось в пределах от О 48 до 0,57 при допущении на ошибку 0,02 и 0,03. Эти цифры показыва­ют, что оценки психологов практически совпали с оценками психиатров. Для 50 человек психологи написали интерпретации по 15 установкам, ос­новываясь на ответах по 4 пунктам, вошедшим в каждую установку. Эти интерпретации были проверены психиатрами, которые оценили их с точ­ки зрения клинических данных. Около 77% выводов были оценены как совпадающие или частично совпадающие с клиническими данными. Эти результаты SSCT выигрывают по сравнению с теми, которые были обна­ружены в исследованиях на валидность других методов изучения личнос­ти, например теста Роршаха и ТАТ.
Таким образом, эксперимент с этим тестом продемонстрировал минимальную необходимость пересмотра в формулировках некоторых пунктов для предоставления большей свободы ответа и введения новых пунктов для тех, кто хочет выявить стереотипы и клише. Эти проверки уже проводятся.
РУКОВОДСТВО к ТЕСТУ
SSCT может применяться индивидуально и в группах и занимает от 20 до 40 минут. Респондента просят прочитать инструкцию и задать вопросы, если таковые имеются.
Инструкция: «Ниже находятся шестьдесят частично незаконченных предложений. Прочитайте каждое и завершите его, записывая первое, что придет на ум. Делайте это по возможности быстро. Если вы не можете закончить тему, обведите номер предложения и вернитесь к нему поз­же».
Респонденты часто спрашивают: «Нельзя ли подумать, чтобы дать разумный ответ?» Надо подчеркнуть, что ответ должен состоять из пер­вой спонтанной реакции на всякий стимульный пункт и что респон­дент не должен останавливаться, чтобы найти логическое завершение. Другим распространенным вопросом является: «Должен ли я вписать только одно слово?» Ему надо ответить, что приемлемо как одно сло­во, так и целая фраза, и что желательны спонтанные мысли. Иногда респонденты просят проверяющего посмотреть на ответ и сказать, на­сколько он правильный. Им надо разъяснить, что это правильный от­вет, если он представляет собой спонтанную реакцию на стимул. Иног­да проверяющего спрашивают о смысле слов Б начале предложения. Допустимо сказать, к примеру, что «редко» (в предложении 1) означа­ет «вряд ли». Но если респондент просит объяснить смысл всего пред­ложения, его надо попросить отвечать в соответствии с тем, как он понял это предложение.
Когда респондент готов ответить на первый вопрос, необходимо отметить время начала в верхнем правом углу листа. Когда он возвращает тест, надо пометить время окончания.
По мере возможности необходимо проводить опрос. Проверяющий выбирает ответы, которые могут быть значащими или зашифрованны­ми, и просит респондента «рассказать поподробней». Значение этой про­цедуры показывает следующий случай. Один из ответов депрессивного, непродуктивного пациента был таким: «Моим наиболее живым воспо­минанием о детстве является несчастный случай». Когда его попросили рассказать подробнее, он рассказал о событии, которое произошло с ним, когда ему было 5 лет. Играя на кухне с другим ребенком; он опро­кинул чайник с кипятком, который ошпарил его товарища, что приве­ло к смерти последнего. Позже он смог обсудить этот инцидент со своим терапевтом.
Хотя стандартный метод применения подразумевает, что респон­дент должен уловить стимул и отреагировать на него в письменной фор­ме, для некоторых тревожных пациентов будет полезнее провести опрос устно и записывать их ответы. Этот процесс дает возможность разрядить напряжение. Такие пациенты часто используют SSCT как стимул для (^реагирования и после говорят, что они «чувствуют себя намного луч­ше». Устный метод также дает возможность отметить специфические темы, на которых респондент блокируется, наблюдая за временем реакции, приливам крови, выражением лица, изменениями в тоне или тембре голоса и общим поведением.
Интерпретация и оценка. Оценочный лист, разработанный для SSCT, сводит вместе, по каждой установке, четыре стимульных пункта и ответы респондента на них. Например:
Отношение к отцу
Пункты
1. Мне кажется, что мой отец редко работает. 16. Если бы только мой отец стал лучше.
31. Я хочу, чтобы мой отец умер.
46. Мне кажется, что мой отец нехороший человек.
Слова курсивом — это ответы респондента. Эти четыре ответа рас­сматриваются вместе в заключении, которое делается для прояснения клинической картины установок респондента в этой области. В этом слу­чае в заключении записывается: «Чрезвычайная враждебность и презре­ние в сочетании с желанием смерти».
Затем выносится оценка степени расстройства у респондента в этой сфере, соответственно со следующей шкалой:
2. Серьезные расстройства. Требуется помощь терапевта для работы
над эмоциональным конфликтом в этой области. 1. Небольшие расстройства. Имеется эмоциональный конфликт в
этой области, но есть возможность его устранения без помощи
терапевта.
0. Нет заметных расстройств в этой области. X. Неизвестно. Недостаточна сведений.
Этот метод ранжирования четырех ответов отличается от процеду­ры, используемой Тендлером, Роттером и Виллерманом и других, кто занимался техникой завершения предложений. Традиционный метод оце­нивает отдельные ответы и приходит к финальной оценке адаптации путем сложения отдельных оценок. Автору SSCT кажется, что более при­емлемо просто обозначить области расстройства и определить их посред­ством сбора ответов. Валидность оценки, конечно, зависит от клиничес­кого фона и сообразительности экспериментатора, так же как и от мате­риала, предоставленного респондентом. Для тех, кто имеет небольшой опыт в применении этого метода, представляем примеры интерпрета­ции и оценки.
Далее следуют заключения и оценки отдельных установок, схема которых представлена в общем заключении по данным SSCT:
1. Утверждения из тех областей, в которых респондент показал наи­более явные нарушения установок. Могут обеспечить терапевта необхо­димыми ключами.
2. Описание взаимозависимости между установками применитель­но к содержанию. Часто освещает динамические факторы данного случая. Например, респондент № 1 описал свою мать как «слишком нервозную» и «мелочную». Он считает, что большинство матерей «слишком любят своих детей и балуют их». Он утверждает, что его семья «нормальная», но они относятся к нему «как к маленькому». Он очень враждебен по отно­шению к женщинам, которых рассматривает как «лживых особ, кото­рым нельзя доверять». Он осторожно относится к браку: «Брак хорош, если заранее все обговорено». Он считает своего отца хорошим челове­ком, но хотел бы, чтобы тот «перестал упрямиться». Он презрительно относится к руководству. Он не любит мелочных людей. Его наиболее живое воспоминание о детстве: «Со мной неправильно обращались». Он боится за себя, и когда обстоятельства против него, он сдается. Еще он полагает, что у него есть возможность «что-либо сделать». Его отношение к будущему поверхностно и почти нереально оптимистично. Однажды он ожидает «заработать миллион».
ПРИМЕРЫ ДАННЫХ SSCT в СООТНОШЕНИИ с ДАННЫМИ, ПОЛУЧЕННЫМИ ПРИ помощи
ДРУГИХ ПРОЕКТИВНЫХ ТЕХНИК
Степень структурированности области проективного импульса обыч­но влияет на ценность ответов для характеристики личности. Таким об­разом, чернильные пятна Роршаха могут выявить способы и паттерны реагирования, которые могут поведать нам многое о базовой структуре личности респондента. Рисунки ТАТ могут выявить материал, относя­щийся к динамике проблем субъекта. SSCT может отразить сознатель­ное, предсознательное и бессознательное мышление и чувства. Рассмот­рение материала, вытекающего из различных техник, дает более полную картину личности, чем мы могли бы достичь при использовании одной техники.
Например, один пациент показал значительную враждебность в своих ответах по тесту Роршаха. Два животных на карточке № VITT «соби-
рались растерзать добычу». Верхняя деталь карточки № X напомнила ему «разорванное горло». В его истории ТАТ вплетались темы жестокости, насилия и убийства. Но в SSCT его ответы отражают преувеличенный альтруизм и идеализм: «Если бы люди работали под моим руководством, я бы платил им больше, чем другие». «Моя тайная мечта в жизни перестро­ить общество, чтобы все были счастливы». Таким образом, мы можем ожи­дать, что этот индивид приспособится к своим жестоким агрессивным импульсам благодаря механизму формирования реакции.
Таким же путем могут быть сделаны выводы о личностной структу­ре на основе SSCT, и их можно сопоставить с выводами, сделанными по результатам других техник:
1. Отвечает ли индивид сначала на внутренние импульсы или на внешние стимулы? Респондент № 6 боится «выделиться и быть отверг­нутым». Он хочет избавиться от боязни «дать себе волю». Его страхи иног­да заставляют его «замыкаться в себе и даже вырвать». Это ответы субъек­та, который первоначально реагирует на внутренние импульсы. В проти­воположность рассмотрим ответы респондента № 15, который не боится «практически ничего. Однако громкий шум смущает меня». Он хотел бы избавиться от боязни «вздрагивать, когда слышит громкий шум».
2. Контролирует ли субъект свои эмоции, или они носят импуль­сивный характер в стрессовых ситуациях? Респондент № 6 сказал: «Ког­да обстоятельства против меня, я стараюсь использовать все свои шансы» (эмоции под контролем). Респондент № 25 ответил на тот же вопрос: «Я пугаюсь» (возможно импульсивное поведение?.
3. Является ли его мышление преимущественно зрелым, адекват­ным его ответственности и интересам и нуждам других, или оно незре­лое и эгоцентричное? Респондент № 5 выражает следующие цели: «Я всегда хотел петь». «Я мог бы быть абсолютно счастливым, если я мог бы делать все, что мне хочется». Респондент № 43 в качестве своего тайного желания назвал «руководить оркестром, путешествовать и жить за грани­цей, стать полезным для нашей культуры и общества и сделать мир луч­ше». Последний взгляд явно более зрелый.
4. Является ли его мышление реалистичным или абстрактным и фантазийным? Отношение к будущему и своим собственным способно­стям, целям, страхам и чувству вины дает ответы на этот вопрос; напри­мер, желание сниматься в фильмах; ощущение способности поиграть в мяч с «Янки»; желание «создать что-нибудь фантастическое» и «полететь к звездам»; «Я всегда хотел убить кого-нибудь»; «Мое представление о совершенной женщине как о тигрице»', «Я знаю, что это глупо, но я боюсь вас»; «Мои страхи заставляют меня совершить суицид»', «Моя самая большая ошибка в жизни — мое рождение» — все это примеры нереали­стичных ответов различных респондентов.
Другие аспекты ответов SSCT могут использоваться в дополнение к данным ТАТ касательно потребностей человека и прессам из окруже­ния, на которое он отвечает. Отношение к гетеросексуальным контак­там и собственным способностям, страхам и целям часто освещает эти факторы. Респондент № 15 утверждает: «Если бы у меня были сексуаль-
ные отношения, я бы предохранялся и до и после контакта», тогда как ответ респондента № 16 на тот же самый вопрос таков: «Я бы хотел, чтобы они стали результатом хороших отношений». Часто выражаются потребности в здоровье, здравомыслии и экономической обеспеченно­сти. Боязнь других людей и сложных ситуаций также часто можно найти
в ответах.
Ниже приводится бланк SSCT вместе с оценочным листом и схе­мой общего заключения.
Тест «Завершение предложений Сакса» (SSCT)
Время начала:
Время окончания:
Имя: Пол: Возраст: Дата:
Инструкция: Ниже находятся шестьдесят частично законченных пред­ложений. Прочитайте каждое и завершите его, вписывая первое, что придет на ум. Делайте это по возможности быстро. Если вы не можете закончить тему, обведите номер предложения и вернитесь к нему позже.
1. Мне кажется, что мой отец редко…
2. Когда обстоятельства против меня…
3. Я всегда хоте л…
4. Если бы я занимал ответственную должность…
5. Я вижу будущее…
6. Мое начальство…
7. Я знаю, что это глупо, но я боюсь…
8. Мне кажется, что настоящий друг…
9. Когда я был ребенком…
10. Я представляю себе совершенную женщину как… И. Когда я вижу мужчину и женщину вместе…
12. По сравнению с большинством семей моя семья…
13. На работе я лучше всего лажу с…
14. Моя мать…
15. Я бы отдал все, чтобы забыть то время, когда я…
16. Если бы только мой отец…
17. Я считаю, что у меня есть способность…
18. Я был бы абсолютно счастлив, если бы…
19. Если бы люди работали под моим руководством…
20. Я надеюсь на…
21. В школе мои учителя…
22. Большинство моих друзей не знают, что я боюсь…
23. Я не люблю людей, которые…
24. До войны я…
25. Я считаю, что большинство девушек…
26. Я думаю о супружеской жизни, что…
27. Моя семья относится ко мне как…
28. Те, с кем я работаю…
29. Моя мать и я…
30. Моей величайшей ошибкой было…
31. Я хотел бы, чтобы мой отец…
32. Моя самая большая слабость — это…
33. Моя тайная мечта в жизни…
34. Люди, которые работают под моим руководством…
35. Однажды я…
36. Когда я вижу, что входит начальник…
37. Я бы хотел избавиться от боязни…
38. Больше всего мне нравятся люди…
39. Если бы я снова стал молодым…
40. Я считаю, что большинство женщин…
41. Если бы у меня были сексуальные отношения…
42. Большинство семей, которые я знаю…
43. Мне нравится работать с людьми, которые…
44. Я считаю, что большинство матерей…
45. Когда я был моложе, я чувствовал вину из-за…
46. Мне кажется, что мой отец…
47. Когда удача отворачивается от меня…
48. Отдавая распоряжения другим людям, я…
49. Больше всего от жизни я хочу…
50. Когда я стану старше…
51. Люди, которых я считаю выше меня по положению…
52. Иногда мои страхи заставляют меня…
53. Когда меня нет, мои друзья…
54. Мое самое яркое воспоминание из детства…
55. В женщинах мне меньше всего нравится…
56. Моя половая жизнь…
57. Когда я был ребенком, моя семья…
58. Мои сослуживцы обычно…
59. Мне нравится моя мать, но…
60. Самая отвратительная вещь, которую я когда-либо делал…
Оценочный бланк SSCT
Имя: Пол: Дата: Время:
Возраст:
Инструкция: Исходя из вашего клинического заключения, прини­мая во внимание такие факторы, как несогласованные ответы, сисфорические ссылки и демонстрация конф­ликта, оцените ответы SSCT по пятнадцати категори­ям, перечисленным ниже, в соответствии со следую­щей шкалой:
2 — Серьезные расстройства. Требуется помощь терапевта для ра­боты над эмоциональным конфликтом в этой области.
1 — Небольшие расстройства. Имеется эмоциональный конфликт в этой области, но есть возможность его устранения без помощи терапевта.
О — Нет заметных расстройств в этой области. X — Неизвестно. Недостаточно сведений.
Примечание: Стимулы SSCT напечатаны строчными буквами, от­веты респондента — заглавными. Если номер темы об­веден в кружок, это означает, что респондент сразу не смог ответить и вернулся к этому пункту позже.
I. ОТНОШЕНИЕ к МАТЕРИ ОЦЕНКА: 14. Моя мать…
29. Моя мать и я…
44. Я считаю, что большинство матерей… 59. Мне нравится моя мать, но… Заключительная интерпретация:
П. ОТНОШЕНИЕ к отцу ОЦЕНКА:
\, Мне кажется, что мой отец редко… 16. Если бы только мой отец… 31. Я хотел бы, чтобы мой отец… 46. Мне кажется, что мой отец…
Заключительная интерпретация:
III. ОТНОШЕНИЕ к ЧЛЕНАМ СЕМЬИ ОЦЕНКА: 12. По сравнению с большинством семей моя семья…
27. Моя семья относится ко мне как… 42. Большинство семей, которые я знаю… 57. Когда я был ребенком, моя семья…
Заключительная интерпретация:
IV. ОТНОШЕНИЕ к ЖЕНЩИНАМ. ОЦЕНКА: 10. Я представляю себе совершенную женщину как…
25. Я считаю, что большинство девушек…
40. Я считаю, что большинство женщин…
55. В женщинах мне меньше всего нравится…
Заключительная интерпретация:
V. ОТНОШЕНИЕ к ГЕТЕРОСЕКСУАЛЬНЫМ связям ОЦЕНКА:
II. Когда я вижу мужчину и женщину вместе…
26. Я думаю о супружеской жизни, что…
41. Если бы у меня были сексуальные отношения…
56. Моя половая жизнь…
Заключительная интерпретация:
VI. ОТНОШЕНИЕ к ДРУЗЬЯМ и ЗНАКОМЫМ ОЦЕНКА: 8. Мне кажется, что настоящий друг…
23. Я не люблю людей, которые… 38. Больше всего мне нравятся люди…
53. Когда меня нет, мои друзья… Заключительная интерпретация:
VII. ОТНОШЕНИЕ к НАЧАЛЬСТВУ НА РАБОТЕ и в ШКОЛЕ ОЦЕНКА: 6. Мое начальство…
21. В школе мои учителя…
36. Когда я вижу, что входит начальник…
51. Люди, которых я считаю выше меня по положению… Заключительная интерпретация:
VIII. ОТНОШЕНИЕ к ПОДЧИНЕННЫМ ОЦЕНКА: 4. Если бы я занимал ответственную должность…
19. Если бы люди работали под моим руководством… 34. Люди, которые работают под моим руководством… 48. Отдавая приказы другим людям, я…
Заключительная интерпретация:
IX. ОТНОШЕНИЕ к КОЛЛЕГАМ НА РАБОТЕ и в ШКОЛЕ ОЦЕНКА: 13. На работе я лучше всего лажу с…
28. Те, с кем я работаю…
43. Мне нравится работать с людьми, которые…
58. Мои сослуживцы обычно…
Заключительная интерпретация:
X. СТРАХИ ОЦЕНКА:
1. Я знаю, что это глупо, но я боюсь…
22. Большинство моих друзей не знают, что я боюсь…
37. Я хотел бы избавиться от боязни…
52. Иногда мои страхи заставляют меня… Заключительная интерпретация:
XI. ЧУВСТВО вины ОЦЕНКА: 15. Я бы отдал все, чтобы забыть то время, когда я…
30. Моей величайшей ошибкой было…
45. Когда я был моложе, я чувствовал вину из-за…
60. Самая отвратительная вещь, которую я когда-либо делал…
Заключительная интерпретация:
XII. ОТНОШЕНИЕ к СОБСТВЕННЫМ СПОСОБНОСТЯМ ОЦЕНКА:
2. Когда обстоятельства против меня…
17. Я считаю, что у меня есть способность… 32. Моя самая большая слабость — это… 47. Когда удача отворачивается от меня…
Заключительная интерпретация:
XIII. ОТНОШЕНИЕ к ПРОШЛОМУ ОЦЕНКА: 9. Когда я был ребенком…
24. До войны я…
39. Если бы я снова стал молодым…
54. Мое самое яркое воспоминание из детства… Заключительная интерпретация:
XIV. ОТНОШЕНИЕ к БУДУЩЕМУ ОЦЕНКА:
5. Я вижу будущее…
20. Я надеюсь на…
35. Однажды я…
50. Когда я стану старше…
Заключительная интерпретация:
XVI. ЦЕЛИ ОЦЕНКА:
3. Я всегда хотел…
18. Я был бы абсолютно счастлив, если…
33. Мое тайное стремление в жизни…
49. Больше всего от жизни я хочу…
Заключительная интерпретация:
ОБШЕЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1. Основные области конфликта и расстройства.
2. Взаимосвязи между установками.
3. Структура личности.
A. Степень реагирования респондента на внутренние импульсы и на внешние стимулы.
B. Эмоциональная адаптация.
C. Зрелость.
D. Уровень реальности.
E. В какой манере выражаются конфликты.
Оценка ответов и заключение. Примеры того, как ответы оценива­ются по степени нарушения, и типичные заключения по этим ответам даны ниже. В каждом случае одинаковая оценка была вынесена тремя психологами, которые работали независимо друг от друга.
ПРИМЕРЫ ОЦЕНКИ в SSCT
I. ОТНОШЕНИЕ к МАТЕРИ
Случай № 2 Оценка: 2
Пункты
14. Моя мать — ворчунья.
29. Моя мать и я очень отличаемся друг от друга.
44. Я считаю, что большинство матерей слишком зависят от своих
детей.
59. Мне нравится моя мать, но мне она не нравится. Заключительная интерпретация: Полностью отвергает и осуждает мать, которую считает слишком требовательной.
Случай № 23 Оценка: 1
Пункты
14. Моя мать бережлива.
29. Моя мать и я — хорошие друзья с разными позициями.
44. Я считаю, что большинство матерей своей любовью разрушают
свои же доводы.
59. Мне нравится моя мать, но нет никаких «но». Заключительная интерпретация: Видит просчеты матери, но при­нимает их и допускает разницу во взглядах.
Случай № 56 Оценка: О
Пункты
14. Моя мать — замечательная женщина.
29. Моя мать и я — большие друзья.
44. Я считаю, что большинство матерей — значимые-персоны.
59. Мне нравится моя мать, но мой отец тоже ничего.
Заключительная интерпретация: Выражает только положительные
чувства по отношению к матери.
11. ОТНОШЕНИЕ к отцу
Случай № 52 Оценка: 2
Пункты
1. Мне кажется, что мой отец редко работает. 16. Если бы только мой отец стал лучше. 31. Я хотел бы, чтобы мой отец умер. 46. Мне кажется, что мой отец нехороший человек. Заключительная интерпретация: Крайняя враждебность и презре­ние с явным желанием смерти.
Случай № 71 Оценка: 1
Пункты
I. Мне кажется, что мой отец редко говорит со мной как отец с
сыном.
16. Если бы только мой отец прислушался. 3!. Я хотел бы, чтобы мой отец (без ответа). 46. Мне кажется, что мой отец — значимая персона. Заключительная интерпретация: Восхищается отцом, но хочет, что­бы их отношения стали ближе.
Случай № 14 Оценка: О
Пункты
\. Мне кажется, что моему отцу редко не хватает чувства юмора.
16. Если бы только мой отец взял отпуск.
31. Я хотел бы, чтобы мой отец остался таким, как сейчас.
46. Мне кажется, что мой отец — очень хороший человек.
Заключительная интерпретация: Выражает полное удовлетворение
личностью отца.
III. ОТНОШЕНИЕ к ЧЛЕНАМ СЕМЬИ
Случай № 12 Оценка: 2
Пункты
12. По сравнению с большинством семей, моя семья редко бывает вместе.
27. Моя семья относится ко мне как к чужому, но не показывает
этого.
42. Большинство семей, которые я знаю, в своем роде страдальцы. 57. Когда я был ребенком, моя семья ссорилась, и мы не ладили друг
с другом.
Заключительная интерпретация: Чувствует себя отвергнутым семь­ей, п которой всегда не хватало солидарности и где постоянно были проблемы.
Случай № 10 Оценка: \
Пункты
12. По сравнению с большинством семей моя семья в порядке. 27. Моя семья относится ко мне как к маленькому мальчику. 42. Большинство семей, которые я знаю, похожи на мою. 57. Когда я был ребенком, моя семья хорошо со мной обращалась. Заключительная интерпретация: Беспокоится, что семья не вос­принимает его как зрелую личность, но не ощущает трудностей в общении с ней.
Случай № 16 Оценка: О
Пункты
12. По сравнению с большинством семей моя семья самая лучшая. 27. Моя семья относится ко мне как к близкому другу. 42. Большинство семей, которые я знаю, — неплохие люди. 57. Когда я был ребенком, моя семья много переезжала. Заключительная интерпретация'. Частая смена места жительства лишь незначительно повлияла на его замечательное отношение к семье.
IV. ОТНОШЕНИЕ к ЖЕНЩИНАМ
Случай № 1 Оценка: 2
Пункты
10. Я представляю себе совершенную женщину как — нет такой.
25. Я считаю, что большинству девушек нельзя доверять.
40. Я считаю, что большинство женщин лживы.
55. В женщинах мне меньше всего нравится то, что они противопо­ложного пола.
Заключительная интерпретация: Чрезвычайно недоверчив. Возмож­на гомосексуальная тенденция.
Случай № 26 Оценка: 1
Пункты
10. Я представляю себе совершенную женщину как понимающую и прекрасную.
25. Я считаю, что большинство девушек обыкновенные.
40. Я считаю, что большинство женщин хорошие.
55. В женщинах мне меньше всего нравится их макияж.
Заключительная интерпретация: Высокие идеалы, но амбивалент­ные чувства.
Случай № 31 Оценка: О
Пункты
10. Я представляю себе совершенную женщину как идеал.
25. Я считаю, что большинство девушек прелестны.
40. Я считаю, что большинство женщин привлекательны.
55. В женщинах мне меньше всего нравятся длинные юбки. Заключительная интерпретация: Лишь незначительная и поверхно­стная критика.
V. ОТНОШЕНИЕ к ГЕТЕРОСЕКСУАЛЬНЫМ связям
Случай № 17 Оценка: 2
Пункты
11. Когда я вижу мужчину и женщину вместе, я просто смотрю и прохожу мимо.
26. Я думаю о супружеской жизни, что это то, о чем я думаю.
41. Если бы у меня были сексуальные отношения, мне было бы все равно.
56. Моя половая жизнь ничего особенного из себя не представляет. Заключительная интерпретация: Надеется достигнуть нормальной сексуальной адаптации.
Случай № 25 Оценка: 1
Пункты
11. Когда я вижу мужчину и женщину-вместе, мне интересно, как
они ладят. 26. Я думаю о супружеской жизни, что это может быть приятно,
если оба партнера встречают друг друга на полпути. 41. Если бы у меня были сексуальные отношения, я был бы больше
удовлетворен.
56. Моя половая жизнь не была очень интересной. Заключительная интерпретация: Хочет иметь сексуальный опыт, но сомневается в своей способности вступить в брак.
Случай № 70 Оценка: О
Пункты
11. Когда я вижу мужчину и женщину вместе, мне это нравится.
26. Я думаю о супружеской жизни, что это замечательно.
41. Если бы у меня были сексуальные отношения, но у меня они
есть.
56. Моя половая жизнь — я ей доволен.
Заключительная интерпретация: Показывает на удовлетворение в этой области.
VI. ОТНОШЕНИЕ к ДРУЗЬЯМ и ЗНАКОМЫМ
Случай № 83 Оценка: 2
Пункты
8. Мне кажется, что настоящий друг помогает тебе выжить.
23. Я не люблю людей, которые пялятся на меня.
38. Больше всего мне нравятся люди — таких мало.
53. Когда меня нет, мои друзья — я не очень-то верю в своих друзей. Заключительная интерпретация: Недоверчив и очевидно одинок.
Случай № 22 Оценка: 1
Пункты
8. Мне кажется, что настоящий друг — это тот, кто искренен. 23. Я не люблю людей, которые лгут.
38. Больше всего мне нравятся люди, которым нравлюсь я. 53. Когда меня нет, мои друзья иногда говорят обо мне. Заключительная интерпретация: Вероятно ждет одобрения от окру­жающих, перед тем как эмоционально выразить себя.
Случай № 76 Оценка: О
Пункты
8. Мне кажется, что настоящий друг поможет мне. 23. Я не люблю людей, которые говорят громко. 38. Больше всего мне нравятся люди, которые близки ко мне. 53. Когда меня нет, мои друзья ищут меня.
Заключительная интерпретация: Выражает хорошие взаимные чув­ства между друзьями и им самим.
VII. ОТНОШЕНИЕ к НАЧАЛЬСТВУ НА РАБОТЕ и в ШКОЛЕ
Случай № 48 Оценка: 1
Пункты
6. Мое начальство часто бывает несправедливым.
21. В школе мои учителя слишком властные.
36. Когда я вижу, что входит начальник, я опускаю голову.
51. Люди, которых я считаю выше меня по положению — я боюсь
их.
Заключительная интерпретация: Обижается на начальство и боится его.
Случай № 45 Оценка: 1
Пункты
6. Мое начальство — нормальные люди.
21. В школе мои учителя преимущественно были хорошими людьми.
36. Когда я вижу, что входит начальник, я немного напрягаюсь.
51. Люди, которых я считаю выше меня по положению — я так к
ним и отношусь.
Заключительная интерпретация: Небольшие трудности в призна­нии авторитета.
Случай № 98 Оценка: О
Пункты
6. Мое начальство любит меня.
21. В школе мои учителя были неплохими людьми.
36. Когда я вижу, что входит начальник, я продолжаю делать то,
чем занимался. 51. Люди, которых я считаю выше меня по положению, — это мои
родители.
Заключительная интерпретация: Выражает отсутствие конфликта с авторитарными персонами. Чувствует, что они тоже его восприни­мают надлежащим образом.
VIII. ОТНОШЕНИЕ к ПОДЧИНЕННЫМ
Случай № 55 Оценка: 2
Пункты
4. Если бы я занимал ответственную должность, я был бы строже.
19. Если бы люди работали под моим руководством, я бы был пло­хим начальником.
34. Люди, которые работат под моим руководством, должны сожа­леть об этом.
48. Отдавая приказы другим людям, я (без ответа).
Заключительная интерпретация: Чувствует, что он был бы не в со­стоянии контролировать свою враждебность при управлении дру­гими людьми.
Случай № 22 Оценка: 1
Пункты
4. Если бы я занимал ответственную должность, я бы увидел, что все хорошее уже сделано.
19. Если бы люди работали под моим руководством, я бы относился к ним хорошо.
34. Люди, которые работают под моим руководством, довольны.
48. Отдавая приказы другим людям, я^иногда чувствую трудности.
Заключительная интерпретация: Чувствует способность выполнять
хорошую руководящую работу, но имеет какие-то предубеждения
по поводу применения авторитета.
Случай № 79 Оценка: О
Пункты
4. Если бы я занимал ответственную должность, я бы делал все от меня зависящее.
19. Если люди работали бы под моим руководством, я был бы добр с ними.
34. Люди, которые работают под моим руководством, думают, что я — хороший босс.
48. Отдавая приказы другим людям, я делаю это нормально.
Заключительная интерпретация: Чувствует себя в своей тарелке и
хорошо воспринимается подчиненными.
IX. ОТНОШЕНИЕ к КОЛЛЕГАМ НА РАБОТЕ и в ШКОЛЕ
Случай № 9 Оценка: 2
Пункты
13. На работе я лучше всего лажу ни с кем. 28. Те, с кем я работаю, — плохие люди. 43. Мне нравится работать с людьми, которые дружелюбны. 58. Мои сослуживцы обычно не любят меня.
Заключительная интерпретация: Чувствует себя отверженным кол­легами и осуждает их.
Случай № 39 Оценка: 1
Пункты
13. На работе я лучше всего лажу с моими коллегами.
28. Те, с кем я работаю, очень мне помогают.
43. Мне нравится работать с людьми, которые счастливы.
58. Мои сослуживцы обычно думают, что я не вполне компетентен.
Заключительная интерпретация: Имеются небольшие трудности по
работе, респондент зависим от помощи своих коллег. Доверяет им.
Случай № 2 Оценка: О
Пункты
13. На работе я лучше всего лажу почти со всеми.
28. Те, с кем я работаю, преимущественно приятные люди.
43. Мне нравится работать с людьми, которые приятны.
58. Мои сослуживцы обычно любят меня.
Заключительная интерпретация: Выражает взаимные хорошие чувства.
X. СТРАХИ
Случай № 40 Оценка: 2
Пункты
7. Я знаю, что это глупо, но я боюсь ложиться спать.
22. Большинство моих друзей не знают, что я боюсь высоты.
37. Я хотел бы избавиться от боязни ложиться спать.
52. Иногда мои страхи заставляют меня волноваться, и я не знаю, что
мне надо сделать, чтобы побороть их.
Заключительная интерпретация: Нарушения в области очевидных страхов потери идентичности или сознания и, возможно, контро­ля над своими импульсами.
Случай № 68 Оценка: 1
Пункты
7. Я знаю, что это глупо, но я боюсь некоторых людей.
22. Большинство моих друзей не знают, что я боюсь (без ответа).
37. Я хотел бы избавиться от боязни говорить перед людьми.
52. Иногда мои страхи заставляют меня отступать.
Заключительная интерпретация: Страх самоутверждения, который
часто возникает и не прогрессирует.
Случай № 84 Оценка: О
Пункты
7. Я знаю, что это глупо, но я боюсь — ничего не боюсь.
22. Большинство моих друзей не знают, что я боюсь — никого не
боюсь.
37. Я хотел бы избавиться от боязни — не могу вспомнить ни одной. 52. Иногда мои страхи заставляют меня (у меня нет страхов). Заключительная интерпретация: Выражает отсутствие явно выра­женных страхов.
XI. ЧУВСТВО вины
Случай № 74 Оценка: 2
Пункты
15. Я бы отдал все, чтобы забыть то время, когда я делал всякие
глупости.
30. Моей величайшей ошибкой было отступить и приспособиться. 45. Когда я был моложе, я чувствовал вину из-за мастурбации. 60. Самая отвратительная вещь, которую я когда-либо делал, — я
потерял веру в бога.
Заключительная интерпретация: Расстройства связаны с душевны­ми неудачами и физическими желаниями.
Случай № 13 Оценка; 1
Пункты
15. Я бы отдал все, чтобы забыть то время, когда у меня были детс­кие проблемы.
30. Моей величайшей ошибкой было бежать от трудностей.
45. Когда я был моложе, я чувствовал вину за половое влечение.
60. Самая отвратительная вешь, которую я когда-либо делал, — пошел в армию.
Заключительная интерпретация: Имеются сожаления о прошлом и
слабое расстройство по поводу неудач в борьбе с трудностями.
Случай № 72 Оценка: О
Пункты
15. Я бы отдал все, чтобы забыть то время, когда я — не знаю.
30. Моей величайшей ошибкой было — уволиться из армии, я думаю.
45. Когда я был моложе, я чувствовал вину из-за — не из-за чего.
60. Самая отвратительная вещь, которую я когда-либо делал, –
научился слишком много думать.
Заключительная интерпретация: По-видимому, не обеспокоен чув­ством вины.
XII. ОТНОШЕНИЕ к СОБСТВЕННЫМ СПОСОБНОСТЯМ
Случай № 89 Оценка: 2
Пункты
2. Когда обстоятельства против меня, это плохо. 17. Я считаю, что у меня есть способность ничего не делать. 32. Моя самая большая слабость — это болезнь. 47. Когда удача отворачивается от меня, мне грустно. Заключительная интерпретация: Чувствует себя совершенно неком­петентным и беспомощным.
Случай № 19 Оценка: 1
Пункты
2. Когда обстоятельства против меня, я продолжаю в том же духе. 17. Я считаю, что у меня есть способность учить. 32. Моя самая большая слабость — это страх. 47. Когда удача отворачивается от меня, я чувствую отвращение. Заключительная интерпретация: Чувствует, что у него есть опреде­ленные способности и настойчивость, но есть трудности со страхами.
Случай № 98 Оценка: О
Пункты
2. Когда обстоятельства против меня, я работаю упорнее. 17. Я считаю, что у меня есть способность преодолевать обстоятель­ства.
32. Моя самая большая слабость — это давать взаймы. 47. Когда удача отворачивается от меня, я стараюсь еще больше. Заключительная интерпретация: Уверен в своей способности пре­одолевать обстоятельства. Они вдохновляют его на большие стара­ния.
XIII. ОТНОШЕНИЕ к ПРОШЛОМУ
Случай № 33 Оценка: 2
Пункты
9. Когда я был ребенком, мне приходилось решать все самому.
24. До войны я служил в армии.
39. Если бы я снова стал молодым, я хотел бы, чтобы мама была
жива. 54. Мое самое яркое воспоминание из детства — это ощущение, что
я ничего не значу.
Заключительная интерпретация: Остро чувствует отсутствие мате­ри, отверженность, эмоционально одинок.
Случай № 11 Оценка: \
Пункты
9. Когда я был ребенком, я много думал.
24. До войны я ходил в школу.
39. Если бы я снова стал молодым, я сделал бы все так же, как
сделал.
54. Мое самое яркое воспоминание из детства — как меня бьет отец. Заключительная интерпретация: Имеет неприятные воспоминания, но не кажется сильно травмированным ими.
Случай № 82 Оценка: О
Пункты
9. Когда я был ребенком, все казалось важным. 24. До войны я жил один.
39. Если бы я снова стал молодым, я бы много работал. 54. Мое самое яркое воспоминание из детства — окончание школы. Заключительная интерпретация: Чувствует себя свободно. Положи­тельные чувства. Воспоминания о достижениях.
XIV. ОТНОШЕНИЕ к БУДУЩЕМУ
Случай № 33 Оценка: 2
Пункты
5. Я вижу будущее в черных тонах.
20. Я надеюсь на излечение.
35. Однажды я буду на коне.
50. Когда я стану старше, я еще больше поглупею.
Заключительная интерпреп– щия: Пессимист. Нет надежды на свои собственные источники счастья или успеха.
Случай № 48 Оценка: 1
Пункты
5. Я вижу будущее неопределенно. 20. Я надеюсь на окончание школы. 35. Однажды я стану лучше.
50. Когда я стану старше, я надеюсь приобрести хороший дом. Заключительная интерпретация: Неуверен в себе, но в целом опти­мист.
Случай № 64 Оценка: О
Пункты
5. Я вижу будущее светлым.
20. Я надеюсь на работу.
35. Однажды я буду при деньгах.
50. Когда я стану старше, я буду лучше.
Заключительная интерпретация: Кажется уверенным в достижении
своих материальных целей.
XV. ЦЕЛИ
Случай № 9 Оценка: 1
Пункты
3. Я всегда хотел убить кого-нибудь.
18. Я был бы абсолютно счастлив, если бы я был один.
33. Моя тайная мечта в жизни — прославиться.
49. Больше всего от жизни я хочу всего.
Заключительная интерпретация: Прямое выражение враждебности.
Отвергает общество. Экстравагантный, нереалистичный.
Случай № 19 Оценка: 1
Пункты
3. Я всегда хотел быть актером.
18. Я был бы абсолютно счастлив, если бы был богат.
33! Моя тайная мечта в жизни — быть богатым.
49. Больше всего от жизни я хочу счастья.
Заключительная интерпретация: По-видимому, идентифицирует
счастье с материальным успехом.
Случай № 79 Оценка: О
Пункты
3. Я всегда хотел быть счастливым.
18. Я был бы абсолютно счастлив, если бы я заработал достаточно
денег, чтобы хорошо содержать свою семью. 33. Моя тайная мечта в жизни — достичь чего-то в жизни. 49. Больше всего от жизни я хочу хорошего здоровья. Заключительная интерпретация: Желает материального достатка для семьи, так же как и для себя. Видит важность здоровья для счастли­вой жизни.
Д. М. Lakcue. Лева завершение предложении
ИЛЛЮСТРАТИВНЫЙ СЛУЧАЙ
Следующие ответы, заключительные интерпретации и независи­мые клинические взгляды психиатров, которые наблюдали респонден­та, были получены при экспериментальном изучении SSCT Саксом. Респондент № 6 Мужчина 19 лет
Диагноз: смешанный психоневроз тяжелой степени.
I. ОТНОШЕНИЕ к МАТЕРИ ОЦЕНКА: 2
14. Моя мать мне мешала. 29. Моя мать и я сильно привязаны друг к. другу. 44. Я считаю, что большинство матерей любят своих детей, 59. Мне нравится моя мать, но она мне очень мешала. Заключительная интерпретация: Очень обеспокоен эмоциональны­ми отношениями с матерью и проблемами, касающимися этих от­ношений.
(Клиническое впечатление: Амбивалентная зависимость с желания­ми инцеста и враждебностью.)
II. ОТНОШЕНИЕ к отцу ОЦЕНКА: 2
1. Мне кажется, что мой отец редко проявлял свою привязанность ко
мне.
16. Если бы только мой отец вел себя как отец. 31. Я бы хотел, чтобы мой отец вел себя как мужчина. 46. Мне кажется, что мой отец не ведет себя как настоящий мужчи­на.
Заключительная интерпретация: Показывает потребность в отно­шениях с адекватным отцовским образом. Чувствует, что его соб­ственный отец не подходит на эту роль.
(Клиническое впечатление: Отец не является сильной личностью. Не хочет идентифицировать себя с ним.)
III. ОТНОШЕНИЕ к ЧЛЕНАМ СЕМЬИ ОЦЕНКА: 2
12. По сравнению с большинством семей, моя семья более строгая
и более европейская.
27. Моя семья относится ко мне как к умному человеку. 42. Большинство семей, которые я знаю счастливы. 57. Когда я был ребенком, моя семья не уделяла мне достаточно
внимания.
Заключительная интерпретация: Чувствует, что семья отвергала.его в детстве, но теперь они его уважают. Чувствует, что ему навредили ригидные установки родителей и взрослого мира. (Этническое впечатление: Компульсивная лояльность, основанная на зависимости.)
IV. ОТНОШЕНИЕ к ЖЕНЩИНАМ ОЦЕНКА: О
10. Я представляю себе совершенную женщину как красивую и при­влекательную. 25. Я считаю, что большинство девушек ищет мужей.
11роективные методы
сталкивается с обстоятельствами. Пассивный и подавленный, ког­да имеет дело с ними.
(Клиническое впечатление: Слишком много амбиций в отношении способностей. Хотел бы быть более блистательным.)
XIII. ОТНОШЕНИЕ к ПРОШЛОМУ ОЦЕНКА: 1
9. Когда я был ребенком, мне уделяли мало внимания.
24. До войны я был счастлив.
39. Если бы я снова стал молодым, я, возможно, делал бы то же, что
и делал. 54. Мое самое яркое воспоминание из детства — мои отношения с
девочками.
Заключительная интерпретация: Чувствовал себя отвергнутым. Впе­чатлен детским сексуальным опытом. (Клинический взгляд: Занят мастурбацией и своим нездоровьем.)
XIV. ОТНОШЕНИЕ к БУДУЩЕМУ ОЦЕНКА: О 1
5. Я вижу будущее светлым. 20. Я нааеюсь на то, когда мне будет лучше. 35. Однажды я действительно буду счастлив. 50. Когда я стану старше, я буду мудрее.
Заключительная интерпретация: Оптимистичный взгляд в отноше­нии здоровья, счастья и 'интеллектуального роста. (Клиническое впечатление: Конфликты отсутствуют. Чувствует себя способным делать то, что хочет.)
XV. ЦЕЛИ ОЦЕНКА: 1
3. Я всегда хотел выделяться.
18. Я бы был абсолютно счастлив, если бы был умнее. 33. Моя тайная мечта в жизни — быть знаменитым. 49. Больше всего от жизни я хочу немного ума, тогда я смогу полу­чить все остальное.
Заключительная интерпретация: Хочет быть знаменитым и выде­ляться, несмотря на страхи, упомянутые выше. Цели несколько неопределенные. (Клиническое впечатление: Жена, семья, жизнь среднего класса.)
ОБЩЕЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ (РЕСПОНДЕНТ № 6)
/. Основные области конфликта и расстройства: Мать, отец, члены семьи, гетеросексуальные отношения, подчиненные, страхи и чувство вины.
2. Взаимосвязи между установками: Проблема тесной эмоциональ­ной взаимосвязи с матерью, отсутствие отцовской фигуры и строгое вос­питание привели к робости в отношении женщин, недостатку уверенно­сти в навыках в сексуальной сфере и сильному чувству вины в связи с половыми влечениями. Чувство отверженности в детстве и неадекватная
отцовская фигура оставили у него боязнь не справиться с враждебностью на руководящих должностях. 3. Структура личности:
(a) степень реагирования — реагирует в первую очередь на внут­ренние импульсы (X и XI);
(b) эмоциональная адаптация — эмоционально зажат (37);
(c) зрелость – эгоцентричные цели и отсутствие сексуальной адаптации отражают умеренную незрелость;
(d) уровень реальности — имеется тенденция переоценивать свои потенциальные возможности (17);
(e) в какой манере выражаются конфликты — потребность в при­знании и принятии (VI, VIII, IX), конфликты с боязнью враждебности и отвержения окружающими (X). Конфликт выражается через уход в себя, пассивную зависимость и рас­стройства пищеварения.
Сидни Леви
РИСУНОК ЧЕЛОВЕКА КАК ПРОЕКТИВНЫЙ ТЕСТ
ВВЕДЕНИЕ
Клинический психолог, занимающийся анализом рисунков, нахо­дится в ситуации вызова: он приходит к важным заключениям от незна­чимых посылок. Дабы избежать разочарования, следует подчеркнуть, что у техники анализа рисунков нет достаточной экспериментальной валидизации, она редко дает недвусмысленную информацию и часто приво­дит неосторожного исследователя к правдоподобным, но неверным ут­верждениям о личности человека, чьи рисунки изучаются. Это касается как теста Роршаха, так и других проективных техник. Но анализ рисун­ков особенно уязвим при неправильном его применении по ряду причин. Так как здесь нет комплексной системы подсчета, которой можно обу­чить другого исследователя, нет вообще каких-либо длительных обучаю­щих курсов, то данный тест становится особенно привлекательным ин­струментом для импульсивных или безалаберных индивидов.
Несмотря на эти минусы, я рассматриваю анализ рисунков как очень богатый и экономичный по времени источник информации о лич­ности, поэтому я полагаю, что использование данной техники до при­менения других, более сложных техник оценки личности является оп­равданной клинической практикой,
Количество информации, которое может быть получено в резуль­тате применения этой проективной техники, зависит как от умения и опыта психолога, так и от испытуемого. Что касается валидности и на­дежности утверждений, основанных на анализе рисунков, то здесь нет достаточной информации. Однако эксперименты, проведенные в данной области как мной, так и другими исследователями, хотя экспериментов было не очень много и полученные данные нельзя назвать исчерпываю­щими, в целом носят многообещающий характер, что оправдывает про­должающиеся исследования достоинств и ограничений метода анализа
Хотя у данной статьи один автор, в действительности многие люди прямо или косвенно принимали участие в этой работе. Одну из ведущих ролей играла Карен Маховер (Karen Machover), чье имя прежде всего ассоциируется с данной техникой, ее идеи и влияние были серьезными, основательными; Меррей Крим (Murray Krim) внес большой вклад в обзор исследований, проводившихся по данной теме, доктор Герберт Цукер (Herbert Zucker), который в личной беседе дал глубокий анализ достоинств и ограничений этой техники, доктор Дэвид Векслер (David Wechsler), который предложил блестящие находки, доктор Элси Толлер (Elsie Toller), которая сверяла диагностические утверждения автора со своим клиническим материалом, и профессор Брайн Е. Томлинсон (Brian E. Tomliiison), который продуцировал оригинальные стимулы для клинического исследования.
рисунков. Более того, недостаток соответствующей информации о ва­лидности не отрицает клиническую полезность данной техники. Нас ин­тересует феномен, который был изучен психологами, занимавшимися исследованиями в области интеллекта и способностей. Они использова­ли батарею тестов, каждый из которых обладает низким индексом ва­лидности, но, объединяя тесты, являющиеся недостаточно валидными, вся серия дает приемлемые валидные результаты. Например, в Воору­женных Силах отбор студентов — пилотов проводился на основе батареи из восемнадцати тестов, где валидность каждого из них была настолько низкой, что отбор, сделанный на основе одного теста, давал результаты немногим лучше, чем просто случайный отбор. Но когда восемнадцать тестов были объединены в одну батарею, то ее валидность составила 0,60. Когда информация, полученная из анализа рисунков, соответствует ре­зультатам, полученным с помощью других техник, то это укрепляет до­верие клиницистов.
Процедура рисования может быть рассмотрена как ситуативный тест, в котором испытуемый сталкивается с той или иной проблемой, а в его усилиях по ее решению участвуют вербальные, экспрессивные и моторные поведенческие компоненты. Это поведение, как и сам рису­нок, является предметом наблюдения клинициста. Затем гипотезы про­веряются с помощью другой доступной информации.
ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ
Материал, представленный в этой статье, был получен эмпири­чески. Те, кого интересуют теоретические концепции, должны обратить­ся к другим источникам. Однако существуют определенные базовые пред­положения, касающиеся теста рисунка фигуры, которые необходимо от­метить. Предполагается, что каждый аспект поведения имеет какое-то значение. Жесты, выражение лица, маленькие зарисовки во время раз­мышлений, кажущиеся случайными движения — все это имеет значе­ние, пригодное или непригодное для интерпретации. Во время процеду­ры рисования испытуемый не только рисует, но и как-то проявляет себя поведенчески. Он дает какие-то вербальные комментарии, его настрое­ние отражается на лице, он может поигрывать бумагой или карандашом, качать ногой, грызть ногти и т.д. Любое наблюдаемое поведение является подходящим материалом для клинического психолога.
Некоторые клиницисты считают, что «неправильно» использовать поведение испытуемого как часть анализа рисунка. Рисуночный тест — это не игра в слова или фокус, а серьезная процедура, цель которой — дос­тичь понимания индивида через его изучение. Клиницист, однако, инте­ресуется пациентом, а не рисунком как таковым. Следовательно, очень разумно использовать возникающие по ходу эксперимента данные, кото­рые могут помочь в описании и понимании личности испытуемого.
Некоторые наблюдатели считают, что каждый рисунок в большей степени дело случая, тренировки или навыка. Это одна из возможных точек зрения, но проективная психология полагает, что нет случайного
поведения, все поведение детерминировано. Однако детерминирующих факторов обычно много, они обладают различной степенью доступнос­ти, что усложняет задачу анализа.
Некоторые клиницисты интерпретируют каждый рисунок как про­екцию образа тела или я-концепции. Часто бывает именно так, но это вовсе не обязательно. Я сделал вывод, что рисунок может быть проекци­ей я-концепции, проекцией отношения к кому-либо из окружения, про­екция образа идеального Я, результатом внешних обстоятельств, выра­жением привычных паттернов, выражением эмоционального настроя, проекцией отношения испытуемого к экспериментатору и ситуации эк­сперимента, выражением его отношения к жизни и обществу в целом. Обычно это сочетание всего перечисленного. Далее, рисунок может быть осознанным выражением, или он может включать глубинные замаски­рованные символы, представляющие неосознанные феномены. Здесь может быть сделано только одно определенное утверждение: клиницист должен избегать произвольного, наивного или догматического подхода к технике «рисунок человека».
ОСНОВНАЯ ПРОЦЕДУРА
Оборудование. Основная процедура состоит из того, что испытуе­мому даются карандаш средней мягкости и стандартный лист чистой бумаги размером 21 на 30 см. Под рукой должна находиться стопка бума­ги, из которой испытуемый мог бы сам выбрать лист и положить его по своему усмотрению. Должна быть подходящая ровная поверхность и дос­таточное освещение. Индивиду должно быть удобно сидеть, у него долж­но быть достаточно места для рук и ног. Здесь будет уместно предостеречь исследователя: довольно часто можно видеть,, что испытуемому разре­шают сесть боком к столу, это ведет к тому, что ему приходится искрив­лять тело и плечи. Также нежелательно использовать ограниченную по­верхность, на которой испытуемый не сможет свободно разместить руки. Желательно разрешить испытуемому войти в его обычное расслабленное состояние так, что любое физическое напряжение могло бы быть рас­смотрено как эндогенное.
Инструкция. Исследователь говорит: «Нарисуйте, пожалуйста, че­ловека». Это обычно приводит ко множеству вопросов, например, «Че­ловека целиком?», «А какого человека?», а также к многочисленным протестам, связанным с художественными способностями испытуемого («Я не умею рисовать»). Отвечая на все вопросы типа «Каким должен быть рисунок?», исследователь должен ограничиться очень общими ут­верждениями, например таким: «Рисуйте что хотите и как хотите». Это можно повторить, чтобы подбодрить и простимулировать испытуемого, но не следует давать более конкретные инструкции. Если испытуемый выражает сомнение в своих художественных способностях, то можно сказать ему следующее: «Все в порядке, нас не интересует, как хорошо вы рисуете, пока вы рисуете человека». Это можно повторять, перефра­зировать, но не делать более определенных замечаний.
На это испытуемый может отреагировать по-разному. Например, он может нарисовать человека целиком, часть фигуры, карикатуру, «па­лочные» фигуры, стереотип или абстрактное изображение человека. Либо он может выразить нежелание рисовать. Любой тип поведения предос­тавляет информацию об индивиде, поэтому не следует рассматривать это как напрасную трату времени. Клиницист заинтересован в данных о поведении испытуемого до и во время рисования, так же как и в самих результатах. Если испытуемый продолжает сопротивляться, эксперимен­татор может использовать любые доступные ему навыки, техники, спо­собы убеждения, не давая при этом никакой дополнительной информа­ции. Художественные способности здесь не важны, экспериментатору следует подчеркнуть, что «что бы вы ни сделали, все будет правильно». Я провел эту процедуру на более чем пяти тысячах индивидов и встретился только с четырьмя непреклонными, упорными отказами нарисовать че­ловека.
Если испытуемый рисует неполную фигуру, его просят взять дру­гой лист и нарисовать человека целиком. (Экспериментатор должен не забыть последовательно пронумеровать каждый лист). Необходимо объяс­нить, что значит «полная, целая фигура». Фигура, которая включает боль­шую часть четырех главных областей тела, считается полной. Четыре об­ласти тела — это голова, туловище, руки и ноги. Если любая из этих частей полностью отсутствует, то фигура-считается неполной. Если от­сутствует часть области, например, кисти или ступни, или детали лица, то рисунок считается полным. Если испытуемый рисует карикатуру, «па­лочную», стереотипную или абстрактную фигуру, то его просят взять другой лист и нарисовать человека; стереотипные, карикатурные фигу­ры не принимаются, инструкция повторяется до тех пор, пока не будет получен удовлетворительный рисунок фигуры человека.
Теперь у экспериментатора есть один, или более последовательно пронумерованных рисунков, по крайней мере один из которых — прием­лемая полная фигура. Если эта фигура — мужчина, то экспериментатор говорит: «Это мужская фигура, теперь, пожалуйста, нарисуйте женскую». Если первая фигура — женская, то экспериментатор говорит: «Вы нари­совали женскую фигуру, теперь нарисуйте, пожалуйста, мужскую». Реак­ции испытуемого на это могут быть различными так же, как было описано ранее, ответы экспериментатора должны быть соответствующими.
Наблюдения. Эта часть методики состоит из записи описаний и интерпретаций, касающихся поведения и рисунка испытуемого.
ПОВЕДЕНИЕ
Поведение испытуемого может быть описано с учетом ориентиро­вочных, вербальных и моторных аспектов. Он оказывается в неструкту­рированной ситуации. Как он ориентируется? Выражает ли он острую необходимость в дальнейших указаниях? Если это так, то выражает ли он данную потребность, прямо говоря о ней, или она проявляется через его движения и моторную активность? Смело ли он погружается в вы­полнение задания? Выражает ли он сомнения относительно своих способностей, если да, то — прямо или косвенно, вербально или через моторику? Чувствует ли он себя незащищенным, тревожен ли он, подо­зрителен, высокомерен, негативно настроен, враждебен, напряжен, рас­слаблен, юмористичен, смущен, насторожен, импульсивен? Проница­тельный клиницист сможет сформировать достаточно яркое впечатление об испытуемом, опираясь на его поведенческие особенности.
Рис. 6. Фигуры, нарисованные открытыми гомосексуалистами
АНАЛИЗ РИСУНКОВ
Существует множество подходов к анализу рисунков. После изуче­ния соответствующей литературы Крим пришел к выводу, что интер­претация рисунков логически делится на три части, а именно: формаль­ную, графологическую и психоаналитическую (контент-анализ).'
После множества проб и ошибок я разработал технику анализа, основанную на форме записи анализа рисунков (см. бланк в конце ста­тьи). Это служит двойной цели: фокусированию внимания клинициста на важных аспектах рисунка и обеспечению единой системы записи дан­ных, что облегчает использование исследовательских техник. Нет ничего сакрального ни в этой форме, ни в процедуре, основанной на ней. Ожи­дается, что каждый клиницист почувствует себя достаточно свободным, чтобы продолжать работу наиболее удобным и продуктивным для него образом.
В следующих параграфах описаны этапы анализа, а также приведе­на дополнительная информация и рисунки, относящиеся к данному воп­росу. Рисунки не являются доказательством принципов интерпретации, они включены исключительно для иллюстративных целей.
ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ФИГУР
Рисует ли испытуемый первой мужскую или женскую фигуру? Из пяти тысяч взрослых испытуемых, принимавших участие в исследова­нии, 87% первой рисовали фигуру своего пола. Из шестнадцати явных гомосексуалистов тринадцать нарисовали сначала фигуру противопо­ложного пола. Эти два факта позволяют нам предположить, что для неотобранной группы характерно сначала рисовать фигуру их собствен­ного пола, а для отобранной группы гомосексуалистов характерно пер­вой рисовать фигуру противоположного пола. Это вовсе не означает, что каждый человек, рисующий сначала фигуру противоположного пола, –гомосексуалист. Опытный клиницист знает, как опасно прикладывать нор­мативные обобщения к отдельному индивиду. Однако, если испытуе­мый сначала рисует фигуру противоположного пола, клиницисту Сле­дует поинтересоваться причинами такого атипичного поведения. Я об­наружил следующие объяснения в случаях, когда первой была нарисо­вана фигура противоположного пола: сексуальная инверсия, спутан­ность половой идентичности, сильная привязанность или зависимость от родителя противоположного пола, сильная привязанность или зави­симость от какого-либо индивида противоположного пола. Вероятно, существуют и другие объяснения. Испытуемые могут случайно вербали­зовать свою нерешительность, задавая, например, такие вопросы: «Фигуру какого пола мне нарисовать первой?» Клиницист должен рассмат­ривать такую возможность, что испытуемый, задающий такие вопро­сы, может тем самым демонстрировать спутанность собственной сексу­альной роли. Фигуры 6А, 6В и 6С были нарисованы явными гомосексу­алистами, фигура 6D — индивидом, имевшим как гомосексуальный, так и гетеросексуальный опыт.
ОПИСАНИЕ ФИГУРЫ
Я обнаружил, что простым описанием каждой фигуры можно по­лучить замечательные открытия. Далее приведены примеры описатель­ных утверждений:
Рисунок 6А. «Это накаченная балерина, которая стоит на носоч­ках, ее левая нога вытянута горизонтально». Рисунок 6В. «Похоже на фигуру мужчины — акробата, слегка при­севшего. Его поза похожа на позу танцоров, когда они готовятся принять своего партнера. На нем явно нет одежды, за исключением трико, черты лица пропуще­ны».
Рисунок 10А. «Это очень необычный рисунок индивида с больши­ми глазами, длинными волосами, бородой и причуд­ливо одетого. Он не наш современник. Несмотря на бо­роду и одежду, он не выглядит взрослым».
Рисунок 10В. «Это рисунок женщины се строгим выражением лица. Ее одежда богато украшена. Ее овальное лицо четко про­рисовано, рот напряжен».
Рисунок 12А. «Это очень маленькая, безвкусно одетая женщина с выступающим носом и впалым подбородком. Кажется, что она стеснительная».
Рисунок 12В. «Это мрачный мужчина со сжатыми губами, на нем надета высокая шляпа, деловой костюм; он несет трость». Интересно отметить, что женщина, нарисовавшая фигуры 14Аи 14В, сперва протестовала, говоря: «Я никогда не могла ничего нарисовать. Я просто не знаю, как рисовать». Позже, обсуждая своего отца, Джона, она описала его следующим образом: «Очень строгий человек, который любил хорошо одеваться. Он всегда был очень щепетилен, когда дело касалось его персоны, настаивал на том, что надо делать правильные вещи в правиль­ное время, критиковал других людей, которые делали что-то ради удоволь­ствия или просто потому, что им так хотелось. Маргарита (рис. 12А) — молодая девушка, которая на самом деле не выглядит так, как она нарисо­вана. Но Джон заставляет ее чувствовать себя именно такой. Джон заставил ее почувствовать себя так, будто ее вечернее платье — это домашняя одежда. Она колебалась, сопровождать ли его на торжество, так как боялась, что ее будут критиковать».
Интересно, что, несмотря на ее протесты и заявления о недостат­ке художественных способностей, обе фигуры, которые она нарисовала, с удивительной ясностью и четкостью передают ее чувства, связанные с ней и ее отцом.
Опыт большинства клиницистов показывает, что даже люди нео­бученные, без специальных навыков, включая маленьких детей, рисуют фигуры, которые передают их чувства и мысли.
СРАВНЕНИЕ ФИГУР
В сущности, каждый может нарисовать две фигуры, чем-то отлича­ющиеся друг от друга. Конкретные же способы, выбранные (осознанно или неосознанно) испытуемым, обычно несут в себе информацию о его психосексуальных установках. Например, рисунок 7А: мужская фигура намного меньше и более статичная, чем женская, изображенная на ри­сунке 7В. Также у мужской фигуры короче руки. Это описание различий между двумя рисунками. Одна из возможных интерпретаций, основанная на объективном различии, может быть следующей: мужчина — слабее и пассивнее женщины. Интерпретация опирается на следующие элементы: осанка женщины, ее поза и руки подразумевают активность, тогда как поза, руки и кисти мужской фигуры производят такое впечатление, буд­то он стоит, держа руки в карманах, смотрит и не двигается. Отталкива­ясь от рисунка, мы можем сделать следующий шаг к интерпретации: испытуемый воспринимает мужчину как неактивного (пассивного), ин­троверта, а женщина представляется ему активной, экстравертом. Это общее чувство, передаваемое рисунками, можно легко проверить с по­мощью использованной мною техники. Эта пара рисунков была показана пяти клиницистам. Их просили описать каждую фигуру настолько крат­ко, насколько это возможно. Из этих пяти описаний мужчины (все пять клиницистов сошлись во мнении относительно основных характеристик) были отобраны и сведены в таблицу наиболее часто встречавшиеся слова.
Рис. 7. Рисунки мужской и женской фигур
Слова, подразумевавшие, скорее, постороннее наблюдение, чем актив­ное участие (наблюдатель, обозревающий, задумчивый, смотрящий), встречались во всех пяти описаниях. Слова, подразумевавшие пассив­ность или зависимость (менее компетентный, зависимый, чувствует себя маленьким), встречались в четырех описаниях.
Описания, подразумевавшие активность (агрессивная, защищаю­щая, активная) были во всех утверждениях, касающихся женщины; так­же везде подразумевалась экстравертированность (заботится о других, неэгоцентрична, хорошая мать, знающая). Когда пять описаний были сведены в один рассказ о каждой фигуре, то получилось следующее опи­сание: «Фигура 7А — застенчивый, сензитивный, задумчивый, мягкий человек, идеалист, интроверт». «Фигура 7В ~ знающий, энергичный, активный, защищающий, благородный, твердый человек, привыкший брать на себя ответственность». Эти два описания без указания пола были даны пяти другим клиницистам. Их попросили сказать, к какому рисун­ку какое описание относится. Во всех случаях первое описание было от­несено к мужской фигуре, а второе — к женской.
В этих рисунках есть и другие факторы, подтверждающие эти ха­рактеристики. Руки и кисти — это те части человеческого тела, которые «делают вещи», устанавливают контакты (пожатие рук), наказывают или защищают. У мужской фигуры руки относительно короткие (ограничен­ные возможности контакта), близко прижаты к телу, кисти находятся в карманах. В таком положении нет и намека на готовность к действию, атаке, манипулированию, агрессии или каким-либо другим формам кон­такта.
У женщины руки довольно длинные, отклонены от тела, кисти выписаны. Она находится в таком положении, в котором очень легко устанавливать контакты с другими людьми или объектами. Кинестезия, выражаемая положением рук, предполагает активность, тогда как руки, опущенные вдоль тела, кисти рук, находящиеся в карманах, подразуме­вают недостаток мышечного тонуса, а следовательно, пассивность. Во­лосы на женском рисунке нарисованы одиночными твердыми штриха­ми, что дает общее впечатление энергии. Какая женщина так причесыва­ет волосы? Отметим, что волосы у мужчины нарисованы не от центра головы и от тела (как у женщины), а на большей части от головы к телу. По моему опыту, линии, направленные к телу, предполагают интровер-сивные тенденции, тогда как линии, идущие от тела, часто ассоцииру­ются с экстраьерсивньтми тенденциями.
Посмотрим на разницу в размере. С чем обычно ассоциируется раз­мер? Разве взрослый не больше ребенка, не лучше его осведомлен? По­смотрим на различия более детально. В фигуру, нарисованную с большей тщательностью, имеющей большее количество деталей, вложено боль­ше либидозной энергии. На этих рисунках у мужской фигуры есть два ряда пуговиц, тщательно завязанный галстук, четко прописанные брови и черты лица. Лицо прорисовано очень тщательно. Может быть дана сле­дующая интерпретация: испытуемый идентифицирует себя с мужской фигурой его внимание направлено на самого себя (интровертирован), женская фигура вобрала в себя его восприятие женщины. Можно пред­положить, что последнее происходит из его отношений с матерью или человеком, выполняющим ее функции.
Тот факт, что в рисунке женщины, так же как и в рисунке мужчи­ны, есть тщательно нарисованные детали — вычерчены пояс и бусы, — позволяет нам предположить, что испытуемый, рисовавший эти фигу­ры, является компульсивным индивидом, склонным к детализированию и порядку. То, как заштрихован контур в мужской фигуре — пиджак нарисован, а затем подправлен до правильных пропорций, — также под­тверждает интерпретацию, предполагающую компульсивность и стрем­ление к порядку. Таким образом, сравнив рисунки мужчины и женщи­ны, можно дать следующую интерпретацию, касающуюся нарисовавше­го их испытуемого — мужчины: «С интровертированный, задумчивый, сензитивный индивид; скорее наблюдатель, чем человек действия; нуж­дается в поддержке и помощи, которые ожидает получить от фигуры, выполняющей функции матери».
РАЗМЕР
Соотношение между размером рисунка и свободным пространством может соответствовать динамическим отношениям между испытуемым и его окружением или между испытуемым и родительскими фигурами. Если рисунок является проекцией я-концепции, тогда размер демонстрирует способ, каким испытуемый отвечает, на внешнее давление. Если фигура, отражающая я-концепцию, мала, то может быть сформулирована следу­ющая гипотеза: испытуемый чувствует себя маленьким (слабым) и отвечает на требования окружающей среды снижением самоуважения. Если фигура большая, тогда испытуемый отвечает «а внешнее давление экс­пансией и агрессией. Эти интерпретации могут быть сделаны только пос­ле того, как будет установлено, что рисунки являются именно проекци­ей я-концепции.
А В
Рис. 8. Агрессивные и наказующие мужская и женская фигуры
Рис. 9. Рисунки фигур незрелого мужчины и женщины, одетой в богато украшенную одежду
Скажем для порядка слово о значениях понятий «большой» и «ма­ленький». Средний рисунок полной фигуры — приблизительно 15 см в длину или две трети от свободного пространства. Более важным, чем абсолютный размер, является впечатление от соотношения между ри­сунком и окружающим пространством. Если фигура, символизирующая я-концепцию, производит впечатление маленького, тогда в интерпрета­ции можно говорить о том, что испытуемый чувствует себя маленьким (подчиненным) или потерянным (отвергнутым).
Если бы было определено, что рисунки не являются проекцией я-концепции, тогда необходимо бы было рассмотреть две другие возмож­ности, а именно: рисунок — проекция идеального (желаемого) я-образа или проекция родительского образа. В последнем случае крупный рису­нок означает сильного, способного, надежного родителя или угрожаю­щего, агрессивного, наказывающего. Какая именно из этих интерпрета­ций подходит, обычно становится ясно из контекста. Например, опи­санная выше материнская фигура на рисунке 7В (она большая) подразу­мевает силу, компетентность, надежность. С другой стороны, фигуры на рисунках 8А и 8В, равные по величине, могут быть проинтерпретирова­ны как существа угрожающие, агрессивные и наказующие.
Если рисунки являются проекцией образа идеального я, тогда боль­шой рисунок можно проинтерпретировать следующим образом: испытуемый компенсирует чувство слабости, неадекватности фантазий. Фигуры ЮА, 10В и ЮС — это рисунки мужских фигур, сделанных тремя шестнад­цатилетними мальчиками, у всех них рост — не меньше 1 м 60 см. Фигура ЮА — это рисунок слабого, неэффективного человека, который «бахва­лится», то есть компенсирует чувство собственной неполноценности в фантазиях. Фигура 10В — это рисунок юноши, который чувствует себя слабым, его реакцией на это чувство является уход и подчинение. Он часто «болеет»", у него часто бывают неудачи в школе, он очень зависи­мый и уступчивый. Фигура ЮС — это рисунок юноши, который чувству­ет себя компетентным и независимым, он не использует в качестве ме­ханизмов приспособления ни фантазию, ни подчинение.
РАСПОЛОЖЕНИЕ
Есть пять возможностей размещения. Рисунок может быть помещен в верхней половине, в нижней половине, слева, справа или в центре
листа.
Дети, чьи рисунки размещаются в верхней половине листа, обыч­но постоянно стремятся к достижению каких-либо целей, и уровень их достижений довольно высок. Взрослые, чьи рисунки размещаются в вер­хней половине листа, часто чувствуют себя неуверенными («подвешен­ными в воздухе»). Те люди, чьи рисунки смещены влево, часто бывают стеснительными или интровертированными. Те, чьи рисунки располага­ются внизу страницы, кажутся более стабильными, спокойными, «твер­до стоящими на ногах». Иногда такие фигуры рисуют люди, пережившие кратковременные депрессии. Те, чьи рисунки расположены аккуратно в центре, обычно эгоцентричны, адаптивны, сами направляют свой жиз­ненный путь. По моему опыту, редко можно встретить рисунки, сме­щенные вправо. В тех немногочисленных случаях, где наблюдалось такое расположение, были сделаны различные интерпретации. По-видимому, был только один общий фактор — склонность к негативизму или сопро­тивлению.
Рис. 10. Фигуры, нарисованные мальчиками-подростками
То, что было сказано о других пунктах анализа, может быть приме­нимо и к расположению. Нельзя делать интерпретации, вырванные из контекста. Они должны соответствовать общей линии рассуждений.
ДВИЖЕНИЕ
Почти все рисунки предполагают некоторую степень кинестети­ческого напряжения, варьирующего от ригидности до чрезмерной под­вижности. Рисунок, предполагающий большую активность, часто выпол­няется индивидами с сильными импульсами к моторной активности. Непоседливые индивиды, люди действия, гиперманиакальные индиви­ды делают рисунки, содержащие элементы явного движения. Фигуры, передающие впечатление крайней ригидности, часто рисуются индиви­дами с серьезными и глубокими конфликтами, которые контролируют­ся ригидным и обычно легко разрушаемым способом. Иногда такой ри­сунок может быть сделан индивидом, который не может ходить. В таком случае он обозначает низкий уровень энергии, недостаток побуждений или эмоций. Если рисунок выполнен в механистической манере, в нем полностью отсутствуют кинестетические элементы, то аналитику следу­ет обратить внимание на другие симптомы психоза. Рисунки 11А и 11В — механические и безжизненные, они были сделаны людьми, страдающи­ми шизофренией.
ИСКАЖЕНИЯ и ПРОПУСКИ
Искажение или пропуск любой части фигуры предполагает, что таким образом могут выражаться конфликты, связанные с этой частью. Например, вуаеристы часто пропускают глаза или рисуют их закрытыми (см. рис. 8В). Индивиды с сексуальными конфликтами будут пропускать или искажать области, ассоциирующиеся с сексуальными зонами. Инфан­тильные индивиды с оральными потребностями обычно увеличивают грудь на рисунках. Изучая людей, перенесших ампутацию ног, я обнаружил, что нижняя часть тела в рисунках часто пропускалась (см. рис. 13). Пометки, затирания, штриховка и усиление также относятся к искажениям и про­пускам; их следует изучать в связи с возможными конфликтными облас­тями.
Область головы. Ее обычно рисуют первой. Чаще всего выражение я-концепций фокусируется на голове и лице. Если голова подчеркнуто увеличена, то испытуемый может быть либо очень агрессивным, либо у него большие амбиции, либо он страдает головными болями или други­ми соматическими симптомами. Если голова и лицо нарисованы очень блекло, то испытуемый может быть крайне стеснительным. Если голову рисуют последней, то есть вероятность серьезного нарушения межлич­ностных отношений. Если голова прорисована очень четко, а тело дано лишь набросками или вовсе отсутствует, то возможно, для этого инди­вида привычной компенсацией является уход в фантазию, либо он сты­дится своего тела.
Рис. П. Фигуры, нарисованные шизофрениками
Нарциссические индивиды игомосексуалисты много внимания уделяют волосам. Волосы на лице (борода или усы) обычно связаны со стремлением к мужественности, половой зрелости у тех, кто чувствует собственную сексуальную слабость или сомневается в своей маскулин­ности. Рот может быть нарисован прямой линией, волнистой линией, овалом, иногда с зубами. Если нарисованы зубы, то это означает воз­можность вербальной агрессии, садистские тенденции, также следует поискать другие характеристики, связанные с этой стадией развития. Если рот обозначен одной линией,"индивид может быть вербально агрессивен. Если рот овальной, полной формы или открытый, то у испытуемого могут быть орально-эротические тенденции, это признак зависимого ин­дивида. Если губы на рисунке мужчины полные и чувственные, то испы­туемый может быть женоподобным или гомосексуалистом.
Если на рисунке мужчины очень большие глаза с ресницами, то можно практически не сомневаться в его гомосексуальности. Если глаза большие, но зрачки отсутствуют, то у индивида есть чувство вины, свя­занное с вуаеристскими тенденциями. Если глаза большие, вытаращен­ные, то клиницисту следует исследовать возможность параноидальных тенденций.
Нос может отображать социальный стереотип или может быть ин­терпретирован как фаллический символ. Если нос крючком или широ­кий и выступающий, то испытуемый таким образом выражает отверже­ние и презрение. Если рисунок является проекцией я-концепции, тогда эти чувства относятся к нему самому. Если же рисунок не является проек­цией я-концепции, тогда эти чувства направлены на других. Если нос очень большой, то обычно это связано с чувством сексуальной импотен­ции. Мужчины-меланхолики обычно рисуют огромные носы. Юноши, которые пытаются установить свою мужественность через агрессию, по­чти все без исключения рисуют большие носы.
Подбородок является социальным стереотипом силы и главенства. Если на рисунке, выражающем я-концепцию, увеличенный подборо­док, то это может быть выражением сильного стремления, агрессивных тенденций или компенсаторных чувств, относящихся к собственной сла­бости и нерешительности. Если подбородок увеличен на рисунке, где нет проекции я-концепции, то испытуемый может тем самым выражать чув­ство неадекватности перед лицом властных, агрессивных, сильных ин­дивидов.
Ухо редко прорисовывается. Если оно увеличено или подчеркнуто, то клиницисту следует разузнать, нет ли органических повреждений ор­ганов слуха, либо слуховых галлюцинаций у параноидального индивида, либо снижения слуха.
Шея отделяет голову от туловища и может рассматриваться как связь между интеллектуальным контролем и импульсами, исходящими от ид. Длинная шея может говорить о том, что у испытуемого есть труд­ности в контроле и управлении инстинктивными стремлениями. Длин­ная шея также может означать наличие соматических симптомов в дан­ной области. Индивиды, испытывающие проблемы глотания, истеричес­кий комок или имеющие психогенные расстройства пищеварительной системы, могут рисовать фигуры с очень длинными шеями. Шизоиды или шизофреники часто рисуют фигуры с увеличенными шеями (см. ри­сунки 11Аи 11В). Если есть заметные различия в рисунке шеи у мужской и женской фигур, когда шея у женской фигуры явно длиннее, то испы­туемый может быть женственным, зависимым, пассивным индивидом.
Руки и кисти. Руки и кисти являются органами контакта и манипу­лирования. Если кисти спрятаны, то испытуемый тем самым выражает трудности контакта или чувство вины за манипуляторную активность (мастурбацию). Если руки показаны, но увеличены в размере, то это можно проинтерпретировать как компенсаторное поведение, вызванное чувством манипуляторной неспособности, трудностями в контакте или неадекватностью. Если руки заштрихованы, то, возможно, испытуемый выражает тревожность, связанную с манипуляторной активностью или общением. Ести руки близко прижаты к телу, то испытуемый таким об­разом может выражать пассивные или защитные чувства. Если руки дале­ко отходят от тела, то испытуемый может выражать агрессивные моти­вы, направленные вовне. Если пальцы, ногти и сочленения тщательно прорисованы, то испытуемый либо компульсивен, либо имеет трудно­сти, связанные с образом тела (как при ранней шизофрении). Сжатые кулаки говорят о подавленной агрессии.
Другие части тела. Если ноги и ступни рисуются первыми, им уде­ляется больше внимания, чем остальному рисунку, то испытуемый тем самым может выражать упадок духа или депрессию. Если бедра и ягоди­цы на мужской фигуре округлее и больше, чем должны быть, или им уделено необычно много внимания, то у испытуемого сильные гомосек­суальные тенденции. В том случае, если туловище крупное или с осиной талией, может быть дана такая же интерпретация. Если локти и связан­ные области выписаны, то испытуемый либо является компульсивным индивидом, в этом случае данная черта будет проявляться множеством других способов, либо он зависимый, неуверенный индивид, нуждаю­щийся в знакомых перцептивных ключах для уверенности. Если рисуется внутреннее анатомическое строение, то почти наверняка данный испы­туемый страдает шизофренией или манией. Если тело нарисовано смутно или причудливо (рисунки ПА и 11В), то испытуемый может страдать шизофренией. Следует осторожно обращаться с женскими фигурами. Является ли рисунок репрезентацией ребенка, девушкой мечты (модель Петти), материнской фигурой? Какие части женского тела выделены? Если груди очень сильно увеличены и тщательно прорисованы, то испы­туемый может выражать сильную оральную зависимость. Если кисти и руки длинные и выступающие, то это может быть выражением потреб­ности в защищающей материнской фигуре. Если женственность в женс­кой фигуре обозначается с помощью незначительных или символичес­ких деталей, то это может быть выражением жестоко подавленных чувств, связанных с Эдиповым комплексом. Если плечи и другие признаки му­жественности в мужской фигуре увеличены, то это может быть выраже­нием ощущения небезопасности у испытуемого, связанного с маскулин­ностью.
Одежда. Большинство нарисованных фигур одеты. Если фигуры обнажены, четко прорисованы сексуальные зоны, то испытуемый тем самым может выражать вызов обществу (родительским фигурам) или он может осознавать свои сексуальные конфликты. Индивиды с сильными вуаеристскими тенденциями могут рисовать разукрашенные обнаженные фигуры. Если фигура, представляющая я-концепцию, голая и ей уделено много внимания, то можно говорить о телесном нарциссизме. С другой стороны, если такая фигура тщательно одета, то индивид может выра­жать нарциссизм, связанный с одеждой, или социальный нарциссизм. Обе формы нарциссизма обнаруживаются у инфантильных, эгоцентрич­ных индивидов.
Рис. 12. Фигуры, изображающие стеснительную девушку и мрачного мужчину с плотно сжатыми губами
Рис. 13. Фигуры, нарисованные ветеранами войны с ампутированными ногами
Пуговицы обычно являются индикатором зависимой, инфантиль­ной, неадекватной личности. Если пуговицы нарисованы вдоль средней линии, то у индивида могут быть соматические проблемы. Если пугови­цы нарисованы на манжетах, обшлагах или других малозаметных местах, то испытуемый, возможно, страдает обсессивно-компульсивным невро­зом. Такие индивиды также рисуют шнурки, складки, морщины на лице и т.п.
Карманы, расположенные на груди, являются признаками ораль­ной и аффективной депривации; их обычно рисуют инфантильные, за­висимые индивиды. Галстук часто интерпретируется как фаллический символ. Если галстуку уделено слишком много внимания и усилий, если фигура при этом женоподобная, то испытуемый может быть гомосексу­алистом. Маленький галстук может свидетельствовать о подавленных чув­ствах, связанных с неполноценностью полового органа. Серьги часто ри­суют испытуемые, имеющие сексуальные проблемы эксгибиционистс­кой природы. Сигареты, трубки, трости часто интерпретируют как дета­ли, символизирующие стремление к мужественности.
ГРАФОЛОГИЯ
При описании штрихов следует обратить внимание на нажим, на­правление, продолжительность, наличие углов, ритм. Нажим обычно связывают с уровнем энергии. Так, индивид с сильными стремлениями и амбициями обычно рисует четкие, твердые линии. Индивид с низким уровнем энергии (по физическим или психическим причинам) будет
рисовать довольно слабые линии, прерывистые. У циклотимиков, неста­бильных или импульсивных индивидов сила нажима будет меняться.
Направление штриха может быть вертикальным или горизонталь­ным, определенным или неопределенным. Выраженное предпочтение горизонтальных движений часто связано со слабостью, женственностью, фантазированием. Выраженное предпочтение вертикальных штрихов ча­сто связано с доминантностью, гиперактивностью, чрезмерным стрем­лением к маскулинности. Если направление штриха определенное, неко­леблющееся, то можно говорить об уверенном, спокойном индивиде, который упорно и настойчиво идет к достижению поставленных целей. Штрихи неопределенного направления или колеблющиеся часто связа­ны с недостатком вышеперечисленных качеств. Так, тревожные индиви­ды, которым недостает собственного мнения и собственной точки зре­ния, будут рисовать фигуры, где штрихи не будут иметь определенного направления. Непрерывные прямые линии часто принадлежат перу быс­трых, решительных индивидов. Прерывистые изогнутые линии относят к медлительным и нерешительным индивидам. Очень короткие штрихи-наброски часто ассоциируются с тревожностью и неуверенностью. Если штрих дан в свободной и ритмичной манере, то испытуемый может быть открытым, отзывчивым индивидом. Если штрихи сужающиеся, то инди­вид может быть напряжен, замкнут. Если контур фигуры четкий и яс­ный, линия непрерывная, утолщенная, то это может говорить об изоля­ции индивида и его потребности защитить себя от внешнего давления. Штриховка, тень являются признаками тревожности. Если штриховка обнаруживается в сексуальных областях, то тревожность может быть свя­зана с сексуальными функциями.
Штрихи, идущие от листа к испытуемому, могут свидетельство­вать о сосредоточенности на себе, интроверсии, тревожности. Штрихи, идущие от испытуемого к верхней части листа, предполагают агрессию или экстраверсию. Штрихи, направленные справа налево, часто бывают связаны с интроверсией или изоляцией. Если направление слева напра­во, то аналитик, исследующий рисунки, может обнаружить склонность к экстраверсии, социальной стимуляции, потребности в поддержке.
Рискуя повториться, хочу напомнить, что клиницисту не следует использовать при интерпретации одну из областей как диагностически надежную, ему необходимо опираться на весь паттерн анализа рисунка.
Смешанные. Если испытуемый рисует «палочковую» фигуру или абстрактное изображение, то их можно интерпретировать как признак избегания. Зачастую это характерно для тревожных, сомневающихся, неуверенных в себе индивидов. Если фигуры выполнены в виде клоунов, карикатур или глупо, комично выглядящих рисунков, то испытуемый выражает враждебность и презрение к людям. Такие рисунки часто встре­чаются у юношей, которые чувствуют себя отверженными и неадекват­ными. Ведьм и им подобных героев рисуют индивиды, испытывающие чувство враждебности и экстрапунитивно выражающие свои чувства.
Часто включается вспомогательный материал, например, линия, обозначающая землю, или забор, к которому прислонилась фигура. Это
можно проинтерпретировать как потребность в поддержке или помощи. Компульсивных индивидов очень легко узнать по их рисункам. Они ни­как не могут их оставить, снова и снова к ним возвращаясь и добавляя новые детали. Истерические, импульсивные и нестабильные индивиды выполняют рисунки, в которых представлены соответствующие качества в виде недостатка точности и недостатка единства, целостности всего рисунка.
РАЗЛИЧНЫЕ ВАРИАНТЫ ОСНОВНОЙ ПРОЦЕДУРЫ
Существует множество модификаций основного теста рисунка фи­гуры. Наиболее полно и структурировано это описано у Маховер (Machover, 102). Читателя можно отослать к ее книге, где он найдет пол­ную информацию об этой технике. Также есть несколько весьма продук­тивных, но еще неопубликованных техник.
Техника Розенберга «Рисунок человека». В этой экспериментальной модификации теста «Рисунок человека» испытуемому дают полную сво­боду менять свой законченный рисунок, как он пожелает. Используя копирку, мы получаем копию оригинального рисунка, которую можно сравнивать с измененным рисунком.
Процедура. Формулировка инструкции имеет решающее значение для поддержания оптимальных результатов в этой технике. Настоящее исследование было проведено с целью установления наиболее эффек­тивной формы инструкции.
1. Испытуемый использует для рисунка два скрепленных листа с копиркой между ними. Дается стандартная инструкция теста «Рисунок человека», затем по ходу техники Маховер задаются модифицированные вопросы, касающиеся и мужского, и женского рисунка («Какой этот человек?» и т.п.).
2. Затем экспериментатор отрывает верхний лист, сохраняет копию для сравнения с измененным рисунком. Он дает верхний лист испытуе­мому и инструктирует его: «Сейчас у вас есть полная свобода менять, выделять, смешивать, стирать, зачеркивать, делать все, что вы пожела­ете, с вашим рисунком. Чувствуйте себя настолько свободным, насколь­ко вам это нравится, меняйте рисунок по вашему желанию. Теперь вер­нитесь к работе над рисунком и сделайте такие изменения в нем, какие посчитаете нужным. Подобную операцию необходимо проделать как с мужской, так и с женской фигурами. В некоторых случаях копия бывает очень светлой, но наблюдение за испытуемым во время теста делает по­нятным, какие изменения были внесены. В конце проводится беседа, задаются вопросы относительно внесенных изменений.
Ценность данной модификации. Учитывая тот факт, что с этой тех­никой была проведена только предварительная работа, я могу предполо­жить только возможную клиническую ценность.
1. Показатель враждебности. Агрессивные, враждебные индивиды могут спроецировать свои чувства на нарисованную ими фигуру челове­ка. Степень и тип изменений могут представлять враждебность, направленную на себя или на родительские фигуры. Это сходно с техникой игровой терапии, где дети могут калечить кукол, изображающих отца или мать.
2. Фактор ригидности-пластичности. Раскованные, лабильные ин­дивиды будут стремиться к изменению их первоначального рисунка, тогда как ригидные личности не смогут или не захотят вносить какие-либо изменения.
3. Динамические элементы (комплексы и т.п.). Сексуальные расстрой­ства, серьезная озабоченность различными частями тела, отражения ядер­ных, глубинных конфликтов.
4. Диагноз серьезной дезадаптации. Природа и степень сделанных изменений могут послужить основой для дифференциального диагноза между средним и сильным эмоциональными расстройствами.
Иллюстрация данного метода
1. Д, 29 лет, госпитализирован в связи с жалобами на деперсона­лизацию и неподвижность аффекта. Его рисунок женщины — чувственная обнаженная фигура, которую он быстро трансформировал в «дьявола», когда его попросили внести любые изменения, какие он пожелает. Он добавил рожки, копыта, хвост, шерсть на теле и острые зубы. Когда ему стали задавать вопросы о нарисованной фигуре, он назвал ее «нимфой», Дальнейшие вопросы показали, что он имел в виду «дьявола». Его мужс­кая фигура — это изображение одетого, гармоничного человека, позднее превращенного в ковбоя в обуви на высоких каблуках и с боксерскими перчатками на руках. Возможные интерпретации: сильная враждебность по отношению к женщинам; секс ассоциируется с моральным грехом; беспокойство по поводу мастурбации,
2. С., 29 лет, закончил высшую школу, проходил курс лечения в клинике душевной гигиены по поводу депрессии, «душевной пустоты», асоциальных чувств. Ему был поставлен диагноз «шизофрения» в стадии ремиссии с некоторыми регрессивными элементами. Его мужская фигура была описана как «бизнесмен, хорошо и чисто одетый, прогуливающий­ся вдоль… хороший собеседник… держит свою сексуальную жизнь под кон­тролем». Когда его попросили изменить фигуру, он превратил бизнесмена в «дьявола» с коротко остриженными волосами, прогуливающегося с выставленным напоказ пенисом, мочащимся во время прогулки. В после­дующей беседе он сказал: «Он идет и мочится… хитрый, поэтому он дья­вол… когда никого нет рядом, он делает то, что ему хочется». Рисунок женщины был довольно примитивным, при изменении она была переде­лана в «осла», сексуальные части были очень сильно выделены (вагина, грудь, рога на голове). Эти изменения являются индикаторами примитив­ных и, возможно, агрессивных импульсов пациента, его сексуальных про­блем.
Техника «Нарисуй и расскажи историю». Если испытуемый — муж­чина, то его просят нарисовать двух мужчин и одну женщину на одном листе бумаги. Если испытуемый — женщина, то ее просят нарисовать двух женщин и одного мужчину на одном листе бумаги. Затем испытуе­мого просят дать имя каждой фигуре и придумать историю, в которой участвовали бы все три фигуры. Было обнаружено, что полезно ограни­чивать время двумя-тремя минутами. Это обеспечивает давление на испытуемого, таким образом эго-контроль при рассказе сводится к мини­муму. Не обязательно строго придерживаться временного ограничения, его единственная цель — обеспечить давление на испытуемого.
Эта техника образует ситуацию треугольника, и рассказываемая история часто высвечивает межличностные отношения испытуемого, который накладывает свою личную интерпретацию на данную ситуацию. Так, в одном случае треугольник напомнит тему братьев и сестер (сиблингов), в другом случае могут быть обнаружены иные динамические отношения, связанные с Эдиповым комплексом. Я выяснил, что у ма­леньких детей есть тенденция, разрушать одну из двух фигур одного пола. В недавнем исследовании людей с ампутированными конечностями по­вторялась тема сексуальной неуверенности (боязнь кастрации?). Женская фигура часто описывалась как бросившая своего бывшего мужа и любов­ника и ушедшая «с другим мужчиной». В историях людей, страдающих шизофренией, каждая из фигур идет своей дорогой; как правило, одна из фигур или даже более не участвуют в истории (см. рисунок 13).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Анализ рисунка фигуры — это полезная техника для клинических и исследовательских целей. Хотя данная техника может быть использова­на в научных целях, она не была научно валидизирована. Если эта техни­ка используется с той же осторожностью, мастерством и умением, что и другие клинические инструменты, то она часто оказывается богатым и доступным источником понимания личности испытуемого. Эффектив­ное применение данной техники зависит от понимания личностной ди­намики и от степени знакомства с рисунками большого числа индиви­дов, о которых есть доступная ясная и полная информация.
БЛАНК АНАЛИЗА РИСУНКОВ
ФИО испытуемог></emphasis>
По></emphasis> Возраст Образовани></emphasis> Дат></emphasis>
1. Инструкция
2. Наблюдения
а) поведение
б) последовательность
3. Анализ рисунков
Рисунок 1
В целом
1) Описательные утверждения, включающие возраст, пол и т.п.:
2) Размер: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
3) Размещение
4) Аспекты: Полное лицо — Левый профиль — Правый профиль –
Вид сзади
5) Движения: Активные — Средние — Угадываемые — Ригидные –
Отсутствуют — Сгибательные — Разгибательные
Детали
6) Перечень пропущенных частей:
7) Перечень искаженных или увеличенных частей:
8) Перечень включенных предметов одежды:
9) Перечень вспомогательных деталей, внешних по отношению к рисунку:
4. Графический анализ
10) Нажим: Сильный — Средний — Слабый –
11) Продолжительность: Непрерывный — Прерывистый –
12) Ритм: Свободный — Зажатый –
13) Направление: Изменчивое — Вверх — Вниз — Вправо — Влево –
14) Моторные движения: Ограниченные — Свободные –
15) Количество деталей:
16) Равновесие:
17) Штриховка:
Джон Бук
ТЕСТ «ДОМ, ДЕРЕВО, ЧЕЛОВЕК» (ДДЧ) Hous—TREE—PERSON TEST (H—Т—Р)
ВВЕДЕНИЕ
Методика ДДЧ — свободный рисунок дома, дерева и человека — предназначена для того, чтобы помочь клиницисту собрать информацию о личности пациента, а именно об уровне его развития, сензитивности, гибкости, работоспособности и интеграции, а также о сфере его взаимо­отношений с окружающей средой в целом и конкретными людьми в частности.
ДДЧ — двухфазовая методика. Первая фаза, в которой в качестве основного средства выражения выступает рисунок, является невербаль­ной, творческой, неструктурированной. Вторая фаза — вербальная, ап­перцептивная и формально более структурированная. На этом этапе ис­пытуемый описывает, характеризует и интерпретирует нарисованные объекты и то, что их окружает, а также высказывает вызванные рисун­ком ассоциации.
Приведенная здесь форма этой комплексной методики представ­ляет собой результат десяти лет исследований и клинического использо­вания. Впервые нарисовать дом, дерево и человека испытуемым предло­жили в 1938 году, поскольку было обнаружено, что замкнутые пациенты становятся более раскрепощенными в тот момент, когда они увлечены процессом рисования этих объектов. Оказалось, что паузу в рисовании –«отрыв карандаша» — можно с успехом использовать, стимулируя вер­бализацию испытуемого.
Данные объекты — дом, дерево и человек — были выбраны по следующим причинам: 1) они хорошо знакомы даже маленьким детям; 2) они обладают всеми качествами, благодаря которым испытуемые всех возрастов соглашались рисовать их охотнее, чем какие-либо другие объек­ты; 3) несмотря на то, что рисунки могут быть разными, изучив их, можно получить данные, касающиеся интеллектуального уровня испы­туемого и неинтеллектуальных характеристик его личности.
В этом разделе читатель найдет краткое описание исследований, которые привели к созданию систем количественного и качественного анализа, используемых в настоящее время в методике ДДЧ. Подробное описание этих систем читатель найдет ниже.
ТЕОРИЯ
Традиционно считается, что для такой клинической процедуры, как проективный метод, испытуемому необходимо предложить стимуль-
ный материал, который должен быть (условно или фактически) либо до некоторой степени неоднозначным и неопределенным, либо неструк­турным (аморфным), и его содержание испытуемый должен определять исходя из собственного внутреннего мира. Два известных примера таких методов — это ТАТ с неоднозначными картинками и тест Роршаха, со слабо структурными пятнами.
На первый взгляд можно предположить, что стимульный матери­ал ДДЧ слишком однозначен и хорошо структурирован, чтобы включать его в категорию проективных методов. Однако при внимательном рас­смотрении обнаруживается, что по существу это структурирование по­верхностное; хотя для рисунков выбраны конкретные объекты, испыту­емому не сообщают, какой именно дом, какое дерево и какого человека он должен нарисовать, таким образом, его не ограничивают в выборе размеров, типа или образа дома; вида, возраста, размеров и образа дере­ва; пола, возраста, расы или деятельности человека. То есть испытуемый может выполнить отдельное или композиционное изображение дома, дерева или человека из числа тех объектов, с которыми он встречался или имел более значимый опыт отношений.
Иначе говоря, испытуемому предлагают стимульный материал, который ему хорошо знаком, но в то же время не конкретизирован, так что по мере выполнения теста испытуемый может выразить свои проек­ции, перенеся их на рисунки.
Предполагается, что стимульные слова «дом», «дерево», «человек», как категориальные понятия, если и имеют собственную значимую ок­раску, то незначительную. Таким образом, любая эмоция, выраженная испытуемым в процессе рисования или в ответах на касающиеся рисун­ков вопросы, — это его эмоциональная реакция на страх, желание, от­ношение, ситуацию или что-то еще, выраженное реально либо в симво­лическом образе, подразумеваемое в рисунке в целом или в его фрагмен­тах.
Считается, что: 1) каждый объект (дом, дерево, человек), на­рисованный отдельно или в композиции, необходимо рассматривать как автопортрет, поскольку каждый испытуемый изображает его с некими особенностями, имеющими для него по каким-то причинам существенное значение, причем эти особенности имеют реальную подоплеку, отличную от того, что могут говорить об этом испытуе­мые; 2) автор рисунка может продемонстрировать, что данная де­таль, или комбинация деталей, или способ их изображения, с точки зрения пропорций или использования пространства, по отдельности или в целом, имеет для него особое значение двумя способами. Пози­тивный способ; а) открытое проявление эмоций непосредственно пе­ред, во время или после изображения данной детали или комбинации деталей, во время их комментирования либо в процессе ПРО1; б) необычная последовательность изображения деталей/комплекса дета­лей; в) необычное отношение, выраженное через такие действия, как
Пост-рисуночный опрос.
чрезмерное стирание (особенно если оно не сопровождается усовер­шенствованием рисунка), возврат к нарисованному один раз или боль­ше во время выполнения данного или последующих рисунков (после­днее в большей мере имеет патоформный характер), либо затрачивая слишком много времени на изображение детали/комплекса деталей; г) необычная манера изображения детали/комплекса деталей; д) пер­северация при выполнении отдельного фрагмента или детали рисун­ка; е) откровенные комментарии (спонтанные или выполненные по просьбе исследователя), касающиеся рисунка в целом или его отдель­ных фрагментов. Негативный способ: а) незавершение детали; б) про­пуск одной или более так называемой «обязательной» детали; в) ук­лончивый комментарий или отказ от комментария относительно ри­сунка в целом, одного или нескольких фрагментов; 3) интерпретация «значимых» деталей/комплекса деталей и/или способа их изображения предоставляет информацию о потребностях, страхах, стремлениях, кон­фликтах испытуемого и пр.; 4) важно, чтобы испытуемый мог при лю­бой благоприятной возможности оказать содействие в интерпретации результатов его работы; клинические наблюдения показали, что так называемое универсальное и абсолютное значение тех или иных симво­лов может радикально изменяться при определенных конфигурациях, то есть общепринятое значение полученных деталей или способа их изображения может почти полностью преобразиться благодаря тому уникальному смыслу, которым наделяет *их испытуемый и который мог бы быть совершенно упущен, если бы у испытуемого не было возможности рассказать о нем; 5) адекватная интерпретация отдель­ных фрагментов может быть сделана только в том случае, когда учи­тывается их взаимосвязь с общей конфигурацией; 6) интерпретация должна проводиться с величайшей осторожностью и в свете макси­мально полной информации об испытуемом и окружающей его обста­новке (как в прошлом, так и в настоящем).
Кроме того, предполагается, что: 1) ДДЧ не без основания можно использовать как средство для оценки интеллекта взрослых, несмотря на узкий и нетрадиционный для подобных методов подход; 2) ДДЧ оцени­вает интеллект с точки зрения основной информации (детали), простран­ственных отношений (пропорции и перспектива), сформированности кон­цепции (на основании организации и качества рисунка в целом, произ­вольных и непроизвольных комментариев испытуемых); 3) задача, по­ставленная перед ними в невербальной фазе, включает в себя воспроизве­дение образов памяти или их комбинации в виде карандашного рисунка в двухмерной или трехмерной форме; 4) из-за простоты способа выраже­ния (рисование) испытуемые, которым сложно выражаться устно, в рисунках могут обнаружить наличие до сих пор скрытых интеллектуаль­ных способностей или их потенциала.
КАЧЕСТВЕННАЯ СТАНДАРТИЗАЦИЯ
После того как была создана система количественной обработки
рисунков1, возникла задача, связанная с идентификацией и оценкой тех элементов рисунков, которые в большинстве случаев, по-видимому, не имели отношения к показателям интеллекта, но могли бы дифференци­ровать рисунки, выполненные людьми, не проявляющими признаков значительного нарушения адаптации и плохо приспособляемыми людь­ми, психопатами, психоневротиками, испытуемыми в предпсихотичес-ком состоянии или психотиками, то есть заменить прежнюю систему качественного анализа посредством экспертизы более формализованным и более объективным подходом.
Но на данном этапе исследование не могло быть настолько же точ­ным, как на этапе определения факторов, дифференцирующих уровни ин­теллекта, поскольку решалась задача по идентификации так называемых неинтеллектуальных факторов, направленных на составление общей харак­теристики личности, факторов, многие из которых могли быть представле­ны 2—3-мя испытуемыми. Мы, например, не смогли бы установить, что 50% испытуемых того или иного типа должны представить специфическую для данного типа особенность, имеющую дифференциальное значение.
Испытуемые. Испытуемые отбирались на основании общей клини­ческой картины каждого. Весной 1945 года в больнице при университете штата Вирджиния было начато исследование рисунков взрослых, демон­стрирующих значительное нарушение приспособляемости, а продолжено оно было в Государственной Колонии в Линчбурге в 1945—1946 годах. Все рисунки были получены методом индивидуального тестирования. Таблица 3 представляет количество и типы испытуемых, включенных в предвари­тельное исследование. Из них 52 человека находились под наблюдением в больнице при университете штата Вирджиния, 98 — в Государственной колонии Линчбурга или в клиниках психической гигиены других городов.
Таблица 4 Стандартизация групп при помощи первичной классификации
Группы
Количество представителей
Плохо приспособляемые взрослые Эпилептики с плохой приспособляемостью* Психопатические личности"
10 29
22
Психоневротики Пациенты в предпсихотическом состоянии Пациенты с умственной недостаточностью при психозе Пациенты с психозом
53 3
6
а) органического характера б) функционального характера Всего
11 16 150
' С преобладанием параноидальных и/или невротических компонентов. " Эта группа включила в себя и лиц с психопатоподобным поведением, присут­ствовало несколько классических психопатов.
1 Данные по количественной стандартизации и способам оценки интеллекта не приводятся в связи с отсутствием данных по адаптации методики. — Прим. ред.
Состав испытуемых был неравномерным, однако он позволил до­вольно точно определить, что рисунки испытуемых с нарушениями лич­ности во многом отличаются от рисунков, выполненных людьми с нор­мальной адаптацией. Позже появилась возможность изучить рисунки бо­лее 500 других людей, проявляющих признаки плохой приспособляемо­сти, установить другие дифференциальные факторы и получить подтвер­ждение (или иногда опровержение) для выявленных в предварительном исследовании факторов, а также сделать несколько более надежной их интерпретацию.
Метод. Оказалось, что элементы, которые позволяют лучше всего дифференцировать рисунки плохо приспособляемых испытуемых от ри­сунков тех, кто не является таковыми, можно очень удобно объединить в следующие группы: детали, пропорции, перспектива, время, коммента­рии (произвольные или непроизвольные), ассоциации, качество линий, самокритичность, отношение, распределение энергии (drive) и концеп­ция. Каждая из них в свою очередь была разбита на несколько пунктов, предусматривающих более подробный и конкретный анализ.
Сначала предполагалось, что каждую характеристику можно обо­значить факторной буквой и цифрой по мере их идентификации так же, как это было проделано в системе количественной обработки. Было пред­ложено присвоить показатель Р1 таким факторам, которые предположи­тельно представляют начальную стадию отклонения от нормы, показа­тель Р2 — тем факторам, которые, по-видимому, являются патоформ-ными, и РЗ — тем, которые настолько отклоняются от нормы, что дол­жны расцениваться как патологические. Однако вскоре обнаружилось, что это неприменимо по отношению к нескольким элементам, которые, как оказалось, имеют постоянный смысл и значение. Эти неинтеллекту­альные элементы можно адекватно оценить только в том случае, если рассматривалась их взаимосвязь в общей конфигурации, представленной отдельным испытуемым. Присвоение оценки РЗ исходя из ее неизменно­го значения в случае А вполне может оказаться неадекватным в случае Б. Например, испытуемый А мог нарисовать быстро и без колебаний чело­века с руками в карманах, чтобы избежать трудностей их адекватного изображения. Испытуемый Б мог рисовать медленно, сосредоточенно, часто стирая нарисованное, проявляя значительную тревожность, нари­совать руки человека сперва в одном положении, потом в другом и в конце концов изобразить руки в карманах. Изображение рук в карманах в этих двух случаях имело бы совершенно разное качественное значение.
Обнаружилось не только то, что в данной конфигурации элемент может иметь значение, полностью отличающееся от присвоенного ему значения в другой конфигурации, но и то, что он может иметь больше одного значения. В качестве примера рассмотрим такую деталь в рисунке дома, как дымоход (традиционно расцениваемый как мужской сексуаль­ный символ). Испытуемый А, как и многие другие, не придает этому элементу особого значения, воспринимая его как дымоход и не более того, о чем свидетельствуют следующие признаки: а) рисует его быстро, легко, не нарушая общепринятую последовательность изображения де-
LJyt\. lt*-I «i-y-нч, i»-pu>u, и-ничч-и-
талей, б) в процессе рисования больше не возвращается к нему, в) не проявляет признаков озабоченности или внутреннего конфликта. Испы­туемый Б проявлял некоторое беспокойство в момент рисования дымо­хода, а в процессе ПРО обнаружилось, что монтаж дымохода дома, стро­ительством которого он занимался в последнее время, причинил ему много хлопот. У испытуемого В были замечены признаки сильного внут­реннего конфликта во время рисования дымохода, и позже выяснилось, что у него существуют значительные проблемы сексуального плана. Ис­пытуемый Г, изображая дымоход, тоже проявил признаки сильного вол­нения, а на этапе ПРО обнаружилось, что дымоход у него ассоциирует­ся с камином из гостиной комнаты, которую он считает источником чувства неудовлетворенности. В поведении испытуемого Д при рисова­нии дымохода были замечены явные признаки внутреннего конфликта, которые позже он объяснил тем, что сперва воспринимал эту деталь как фаллический символ, затем она ассоциировалась у него с печью в подва­ле дома, которую он был вынужден затапливать в детстве, после чего он стал воспринимать дымоход как символ дома, в котором был очень не­счастлив.
Очевидно, что: 1) не все качественные дифференциальные осо­бенности были выявлены и 2) оценка уже выявленных дифференциаль­ных особенностей обязательно должна корректироваться и дополняться.
РУКОВОДСТВО
Исследователю понадобится следующий материал: 1) белый лист бумаги, сложенный пополам и образующий таким образом 4 страницы размером 15x21 см. (рисуночная форма). Первая страница предназначе­на для регистрации даты и записи необходимых данных, касающихся испытуемого, последующие три страницы отведены для рисунков и со­ответственно озаглавлены Дом, Дерево, Человек, 2) бланк пост-рису­ночного опроса (ПРО) (см. стр. 329), 3) несколько простых каранда­шей № 2 с ластиками (карандаш № 2 выбран, так как оказалось, что он более точно отражает моторный контроль испытуемого, нажим и качество линий и штриховки, 4) бланк количественной обработки и 5) руководство.
ИНДИВИДУАЛЬНОЕ ТЕСТИРОВАНИЕ
При индивидуальном тестировании исследователь помещает перед испытуемым рисуночную форму, так чтобы он видел только вторую стра­ницу с надписью «Дом», расположенной вверху с точки зрения испытуе­мого; после чего говорит: «Возьмите один из этих карандашей. Я хочу, чтобы вы как можно лучше нарисовали дом. Вы можете рисовать дом лю­бого типа, какой вам захочется. Это полностью предстоит решить вам. Вы можете стирать нарисованное сколько угодно — это не отразится на вашей оценке. Вы можете обдумывать рисунок столько времени, сколько вам понадобится. Только постарайтесь нарисовать дом как можно лучше». Если испытуемый вьтпажает отказ Слюли спелнего и пожилого возоаста делают
266
1роеКтивные методы
это часто), заявляя, что он не художник, что, когда он ходил в школу, его не обучали рисованию так, как это делают теперь, и т.д., исследова­тель должен убедить испытуемого, что ДДЧ — это не тест на художествен­ные способности, что его не интересуют способности испытуемого к ри­сованию как таковые. Если испытуемый просит линейку или пытается ис­пользовать в качестве линейки какой-нибудь предмет, исследователь дол­жен сказать ему, что рисунок должен быть выполнен от руки.
Запись. Пока испытуемый рисует дом, дерево и человека, иссле­дователь должен каждый раз записывать:
1) следующие аспекты, касающиеся времени: (а) количество вре­мени, прошедшее с момента предоставления исследователей-инструкции до того момента, когда испытуемый приступил к рисованию; (б) дли­тельность любой паузы, возникающей в процессе рисования (соотнося ее с выполнением той или иной детали); (в) общее время, затраченное испытуемым с того момента, когда ему была дана инструкция, и до того, когда он сообщил, что полностью закончил рисунок (например, дома);
2) названия деталей рисунков дома, дерева и человека в том по­рядке, в котором они были нарисованы испытуемым, последовательно пронумеровывая их. Отклонения от последовательности изображения деталей, возникающие в работе хорошо приспособленных испытуемых, обычно оказываются значимыми; точная запись такого случая необходи­ма, поскольку упущенное из внимания исследователя отклонение испы­туемого может помешать достаточно качественно оценить завершенный рисунок в целом;
3) все спонтанные комментарии (по возможности, дословно), сде­ланные испытуемым в процессе рисования дома, дерева и человека, и соотнести каждый такой комментарий с последовательностью деталей. Процесс рисования этих объектов может вызвать комментарии, на пер­вый взгляд совершенно не соответствующие изображаемым объектам, которые, тем не менее, могут предоставить много интересной информа­ции об испытуемом;
4) любую эмоцию (самую незначительную), проявленную испы­туемым в процессе выполнения теста, и связать это эмоциональное вы­ражение с изображаемой в этот момент деталью. Процесс рисования ча­сто вызывает у испытуемого сильные эмоциональные проявления, и они должны быть записаны.
Чтобы вести записи более успешно, исследователь должен сделать так, чтобы ему можно было беспрепятственно наблюдать за процессом рисования. Было замечено, что наиболее удобное для исследователя по­ложение — слева от испытуемого-правши и справа от испытуемого, если он левша. Однако в некоторых случаях испытуемые могут быть очень тре­вожными или очень подозрительными и будут скрывать свои рисунки, в таких случаях лучше всего не настаивать на том, чтобы они позволили исследователю наблюдать за процессом рисования.
Чтобы было проще записывать последовательность изображения деталей, спонтанные комментарии и т.п., исследователь может исполь-
зовать систему записи, приведенную ниже, которая иллюстрирует слу­чай К. N.
Дом.
1. Крыша.
2. Окно со стеклами на крыше.
3. Крыша над крыльцом (основная стена) — «Я могу взять инструменты и
сделать это гораздо лучше» (напряженный смех).
4. Столби-ки крыльца.
5. Дверь.
6. Окно, верхнее справа, со стеклами.
7. Окно, нижнее слева, со стеклами.
8. Окно, верхнее в центре, со стеклами.
9. Окна (слева и справа) по бокам от двери, со стеклами. 10 Окно, верхнее слева, со стеклами.
П. Окно, верхнее в центре, со стеклами.
12. Материал крыши.
13. Крыша бокового крыльца и столб.
14. «Пожалуй, это все, что можно было нарисовать, кроме гаража».
15. Фундамент.
16. Пауза 18 сек.
17. «Пара деревьев».
18. Дерево слева, затем дерево справа. 19– Дорога от бокового крыльца.
20. Дорожка от переднего подъезда.
21. «Допустим, это здесь» — куст. Общее время — 5 мин. 13 сек.
Если выполнению задания предшествовала пауза, это должно быть записано под пунктом 1, а первая нарисованная деталь в таком случае записывается под номером 2 и т.д.
Связь спонтанных высказываний и/или выражение эмоций с де­талями рисунка определяется положением спонтанного высказывания и/или эмоционального проявления в записанном материале. Например, если спонтанное высказывание или эмоция были записаны перед дета­лью, но под одним пунктом, значит, они имели место в то время, когда испытуемый начинал рисовать данную деталь. Если комментарий или эмоция были записаны под одним пунктом с деталью, но после нее, зна­чит, это произошло позднее. Если же кроме спонтанного высказывания или эмоции в пункте ничего не записано, значит, это произошло после того, как предшествующая деталь была закончена, и прежде, чем следу­ющая была начата.
ПОСТ-РИСУНОЧНЫЙ ОПРОС
После того как невербальная фаза ДДЧ завершается, исследова­тель должен предложить испытуемому возможность охарактеризовать, описать и интерпретировать нарисованные объекты и то, что их окружа­ет, а также высказать связанные с ними ассоциации. Онтакже должен учитывать тот факт, что процесс рисования дома, дерева и человека ча­сто пробуждает сильные эмоциональные реакции, так что после завер­шения рисунков испытуемый, вполне вероятно, вербализует то, что до
настоящего времени он не мог выразить. Очевидно, что если испытуе­мый менее замкнут и враждебен и более разумен, вторая фаза ДДЧ мо­жет быть более продуктивной.
Опросник, состоящий из 64 вопросов, имеет «спиралеобразную» структуру, цель которой — избежать формализованных ответов со сторо­ны испытуемого и препятствовать запоминанию ранее сказанного им в связи с конкретным рисунком. Прямые и конкретные вопросы сменяют­ся более косвенными и абстрактными.
ПРО не является жестко ограниченной процедурой. Мы рассчиты­ваем на то, что исследователь всегда может продолжить опрос в продук­тивном на его взгляд русле. Во всех случаях он должен определить, какое именно значение имеют для испытуемого стимульные слова «Дом», «Де­рево» и «Человек».
Ниже приводятся список вопросов и пояснения к ним (в некото­рых случаях предлагается альтернативная формулировка вопроса), и об­суждается их обоснованность. Надо отметить, что вопросы, обозначен­ные буквой Д, предназначены для рисунка дома, Др — для рисунка дере­ва, Ч— для рисунка человека, чтобы в процессе качественного анализа облегчить поиск конкретного ответа.
Исследователь должен сказать: «Теперь мы покончили с формаль­ной частью теста. Сядьте поудобнее и расслабьтесь, а я задам вам ряд вопросов о том, что вы нарисовали». Рисунок человека должен находить­ся перед испытуемым. .
41. Это мужчина или женщина (мальчик или девочка)?
Если пол человека кажется очевидным, вопрос должен быть пере­фразирован: «Это мальчик или мужчина?» или «Это девочка или женщи­на?». Замкнутые или имеющие эмоциональные нарушения испытуемые нередко утверждают, что человек имеет совершенно иной, отличный от нарисованного пол. В некоторых случаях исследователю бывает трудно определить пол человека. Испытуемый может, например, нарисовать женоподобную фигуру в мужской одежде. Рисунки, выполненные ум­ственно отсталыми, иногда могут быть такими плохими и с таким мини­мальным количеством деталей, что пол человека невозможно опреде­лить без комментариев испытуемого.
42. Сколько ему лет? Род местоимения должен изменяться, если человек женского пола. Вопрос помогает определить: (1) с кем именно испытуемый идентифицирует данного человека, (2) значимый, в пози­тивном или негативном смысле, для испытуемого возраст.
43. Кто он? На этот довольно прямой вопрос, направленный на непосредственное выявление идентичности фигуры человека, часто от­вечают: «Я не знаю». Нередко на данном этапе опросника нарисован­ный человек не вызывает у испытуемого никаких ассоциаций, и только позднее, отвечая на менее директивные вопросы, испытуемый может точнее идентифицировать нарисованную фигуру. В ряде случаев испы­туемые могут определить, кем является нарисованная фигура, чтобы, отвечая на вопрос, не называть его просто человеком. Это значимая информация, но тем не менее следует продолжить опрос, чтобы выя-
вить, представляет ли фигура человека вообще или какого-то конкрет­ного человека.
44. Это ваш родственник, друг или кто-нибудь другой ,?Если в ответе на вопрос 43 обнаруживается, что это автопортрет, вопрос 44 пропус­кается. Если же на рисунке не испытуемый, а кто-нибудь другой, этот вопрос может помочь установить связь, которая существует между испы­туемым и нарисованным человеком. Если на вопрос 43 получен ответ «Не знаю», данный вопрос может помочь идентифицировать фигуру или облегчить эту идентификацию в дальнейшем.
45. О ком вы думали, когда рисовали ? Этот вопрос необходимо зада­вать при обсуждении всех трех рисунков. В некоторых случаях обнаружи­валось, что названный человек не упоминался в ответе на вопрос 43. Ответ: «Ни о ком» не обязательно является отговоркой или фальсифика­цией, вполне возможно, что испытуемый во время рисования действи­тельно ни о ком не думал.
46. Что он делает? (И где он в это время находится?) При ответе «Он просто стоит» исследователь должен выяснить, где стоит человек (например, внутри дома — если да, то в какой комнате — или снаружи); если человек кого-то ожидает, то кого; что он делал и что планирует сделать. Если испытуемый говорит, что человек идет или передвигается каким-либо другим способом (например, едет), исследователь должен узнать не только куда человек идет и что он собирается там делать, но и где он был и что делал. Если человек поднял руку или вытянул ее в сторону, надо выяснить, почему рука (или кисть руки) находится в дан­ном положении. Если кажется, что человек пристально смотрит на кого-то или на что-то, надо установить, на кого или на что именно. При этом испытуемые с органическими нарушениями или с серьезными наруше­ниями адаптации личности могут продемонстрировать конкретность мышления, будучи неспособными принять факт, что изображенный че­ловек может быть кем-то еше, кроме рисунка.
Если исследователь получает ответ «Как я могу узнать, что он де­лает?» или «Это просто рисунок, человек ничего не делает», он должен продолжить: «Я знаю, что это — только рисунок, но это чье-то изобра­жение. Давайте придумаем историю о нем. Как вы думаете, чем он (или она) может заниматься? 4то он, по вашему мнению, делает?»
Отсутствие движения (например, застывшее положение человека) или наличие движения и его характер (например, борьба или игра) мо­жет иметь определенное значение.
47. О чем он думает ? Ответ на этот вопрос часто становится нача­лом открытой проекции. Исследователь должен постараться получить от­кровенный ответ и определить, чем вызвана та тема, о которой, по сло­вам испытуемого, думает человек. Этим вопросом можно установить при­знаки навязчивого и/или бредового мышления.
48. Что он чувствует? Обычно здесь проявляются чувства самого испытуемого по отношению к той ситуации, в которой он находится. Кроме этого, данный вопрос может вызвать непосредственные коммен­тарии о том, какие чувства он испытывает в связи с его нынешним со-
270 11роеКтивные методы
стоянием, или о тех вопросах, которые еще не обсуждались. Дополни­тельный вопрос «Почему?» задают, если, по мнению исследователя, между ним и испытуемым установлено такое взаимопонимание, что воп­рос не вызовет сопротивления со стороны испытуемого, препятствуя дальнейшей вербализации.
После записи ответа на вопрос 48 исследователь переворачивает рисуночную'форму так, чтобы перед испытуемым оказался рисунок де­рева, и задает ему следующий вопрос.
Др1. Что это за дерево .?Если испытуемый не может определить вид дерева (например, клен или кедр), исследователь должен спросить, ли­ственное это дерево или хвойное. Испытуемым с ограниченным словар­ным запасом исследователь задает этот вопрос в следующей форме: «Это дерево, которое остается зеленым круглый год, или оно сбрасывает свои листья?»
Считается, что испытуемые часто рисуют наиболее распространен­ные деревья для той местности, в которой они проживают. Однако эта информация поверхностного характера, так как очевидно, что дерево тоже имеет скрытое значение, общее для всех испытуемых: оно пред­ставляет существующий или некогда существовавший в динамичном ок­ружающем мире объект.
Др2. Где в действительности находится это дерево? Испытуемые склонны рисовать деревья, находящиеся вблизи их дома, или деревья, с которыми они связывают какой-либо личностно значимый опыт про­шлого. Тем не менее, это опять данные лишь поверхностного характера, Рисунок дерева всегда должен рассматриваться как автопортрет. Иссле­дователь должен понимать, что черты портрета испытуемого должны быть переданы символически и скорее являются психологическими, а не фи­зиологическими характеристиками.
Однако иногда рисунок дерева может иметь человеческие очерта­ния, в этом случае черты и элементы, изображенные подобным обра­зом, должны быть обнаружены и истолкованы.
Если испытуемый говорит о том, что дерево находится в роще или в лесу, исследователь должен выяснить, что испытуемый подразумевает под словами «роща» или «лес». Например, является ли лес спокойным, тихим и уединенным местом, куда он отправляется, чтобы побыть в оди­ночестве и успокоиться (что говорит о его склонности избегать неприят­ных внешних раздражителей); или лес — это место, пробуждающее страх или угрозу, таящее в себе неизвестность и острое чувство опасности (что может означать: (1) страх перед неизвестным; (2) потребность в обще­нии с другими); или лес не имеет никакого другого конкретного эмоци­онального значения?
ДрЗ. Каков приблизительный возраст этого дерева.?Чаще всего воз­раст дерева представляет собой: 1) хронологический возраст испытуемо­го или возраст, который он ощущает; 2) количество лет, прожитых ис­пытуемым с момента достижения половой зрелости; 3) количество лет, на протяжении которых испытуемый чувствовал, что окружающая ре-
адьность не приносит ему удовлетворения; 4) возраст человека, которо­го, по мнению испытуемого, символизирует рисунок дерева.
Др4. Это дерево живое?'До сих пор ни один хорошо приспособлен­ный испытуемый не ответил на этот вопрос отрицательно. Негативный ответ, как может оказаться при дальнейшем опросе, подразумевает, что дерево просто неподвижно, а не мертво. Испытуемые, проявляющие признаки конкретного, ригидного мышления, не воспринимают дерево как нечто большее, чем просто рисунок на бумаге. Отрицательный ответ на вопрос Др4 традиционно расценивается как показатель чувства не­полноценности и/или чувства несостоятельности, бесполезности, вины
и т.д.
Вопрос ДрЗ поделен на две части. Часть А используется, если ис­пытуемый считает, что дерево живое. В этом случае задаются следующие
вопросы:
а) Что именно на рисунке подтверждает, что дерево живое ? Отвечая на этот вопрос, испытуемый может сослаться на какое-либо движение дерева, которое он воспринимает на рисунке (от незначительного трепе­та листьев до раскачивающегося ствола). В других ответах могут упоми­наться такие качества, как сила, энергия или что-то еще, свидетельству­ющее о жизни. Наиболее очевидный ответ, доказывающий, что дерево живое, это упоминание о наличии листьев.
б) Нет ли у дерева какой-то мертвой части? Если есть, то какая именно? Образ полностью мертвого дерева может означать плохую при­способляемость испытуемого в большей мере, чем образ частично мерт­вого дерева. Это только предположение, но до сих пор считалось, что дело обстоит именно так. Чаще всего мертвыми или частично мертвыми называют ветви или корни, в этом случае интерпретация, валидность которой не доказана, трактует поврежденные ветви как символ травми­рующего воздействия окружающей среды; мертвая корневая система под­разумевает внутриличностную дисгармонию или диссолюцию.
в) Чем, по вашему мнению, вызвана гибель дерева?Е качестве причины называются черви, насекомые, паразиты, болезни, молния, ветер и иног­да — злонамеренные действия детей или взрослых (обвиняются какие-либо внешние силы, то есть нечто внеличностное). Однако иногда при­чина гибели приписывается гниению корней, ствола или веток дерева (чувство разрушения самости).
г) Как вы думаете, когда это произошло ? Здесь предпринимается попытка определить впечатление испытуемого о продолжительности его нетрудоспособности или неприспособленности. Не следует ожидать, что названная дата обязательно совпадет с данными из личной истории па­циента. Всякий раз, когда испытуемый называет определенную дату, на­пример, январь 1942 года, исследователю следует непринужденно про­должить: «А что в январе 1942 года?» Исследователь должен постараться установить, почему именно эта дата зафиксировалась в памяти испытуе­мого.
Часть Б вопроса ДрЗ применяется, если испытуемый считает, что дерево мертвое. Здесь следующие вопросы:
а) Чем, по вашему мнению, вызвана гибель дерева?
б) Как вы думаете, когда это произошло?Общее значение обоих воп­росов такое же, как и у вопросов в) и г) части А.
Дрб. Как вы думаете, на кого это дерево больше похоже — на мужчи­ну или на женщину?Для испытуемых, чье конкретное ригидное мышле­ние изначально не позволяет им понять полное значение этого вопроса или абстрактных понятий «мужское» или «женское» применительно к рисунку дерева, исследователь должен продолжить: «Я знаю, что это — просто дерево, но представьте, что вы должны говорить о нем как о мужчине или о женщине. Кем бы вы его назвали?» Если этого не доста­точно для того, чтобы вызвать ответ, исследователь продолжает: «Я пре­красно знаю, что деревья не имеют пола, поскольку это не люди, но я думаю, вы догадываетесь, что я имею в виду. Например, вы, вероятно, видели могучие, сильные, крепкие деревья, которые напоминали вам мужчину, или, может быть, вы видели деревья другого типа — аккурат­ные и изящные или большие, по-матерински защищающие, которые походили на женщину. О ком теперь вас заставляет думать это дерево –о мужчине или о женщине?» Если и этого недостаточно, исследователь должен спросить: «Что-нибудь в этом дереве напоминает вам мужчину или женщину?» и попросить показать на эту деталь пальцем.
Вопрос задают с той целью, чтобы определить: I) отношение ис­пытуемого к сексуальным символам; 2) утонченность или вульгарность его выбора. .
Др7. Что именно в рисунке подтверждает вашу точку зрения .?Чаше всего пол, приписанный дереву, определяется следующим образом: 1) при помощи некоторых аспектов дерева, которые с точки зрения испытуемого имеют сходство с частями тела мужчины или женщины. Например: а) длинные, опущенные ветви дерева могут напомнить ис­пытуемому волосы женщины (матери); б) молодая, плохо приспосабли­вающаяся девушка, немного нервничая, говорила, что она увидела в середине нарисованного ею клена кулак своего отца: «Бывало, точно такой же кулак он поднимал на мать, чтобы ударить ее»; 2) при помощи таких характеристик, как сила, размер и т.д.; 3) связывая дерево с кон­кретным человеком (например, с отцом испытуемого, потому что он иногда рубил деревья, или с матерью, потому что когда-то испытуемый сидел с ней под этим деревом, а она рассказывала ему сказки). В после­днем случае исследователь должен объяснить, что он хочет знать, на кого больше похоже само нарисованное дерево — на мужчину или на женщину, с точки зрения испытуемого, а не то, какие ассоциации оно вызывает в его воображении.
Др8. Если бы здесь вместо дерева был человек, в какую сторону он бы смотрел ?
Так как у дерева невозможно определить ни лицевую, ни оборот­ную сторону, за исключением того реального вида, который восприни­мает наблюдатель, предполагается, что в ответе испытуемого на этот вопрос часто может заключаться проекция его взгляда на позицию, принятую человеком или людьми, которых символизирует дерево, по
отношению к испытуемому. Например, испытывающий тоску по про­шлому мальчик воспринимает дерево как материнскую фигуру, обра­щенную к нему лицом. Взрослый мужчина, невротик, воспринимает дерево как фигуру строгого, отвергающего отца, повернувшегося к нему спиной.
Др9. Это дерево стоит отдельно или в группе деревьев? Значение ответов на этот вопрос не следует рассматривать слишком серьезно, если они не имеют'сильной аффективной окраски, так как дерево неизбежно растет либо в одиночестве, либо в группе деревьев (даже если другие деревья не были нарисованы за отсутствием подобной инструкции). Од­нако часто этот вопрос выявляет ощущение изоляции и/или потребность в общении с другими людьми.
ДрЮ. Когда вы смотрите на рисунок дерева, как вам кажется, оно расположено выше вас, ниже вас или находится на одном уровне с вами? Вполне можно считать, что вопросы 41, 42, 46, Др1, ДрЗ и, возможно, Дрб направлены на оценку (конечно, довольно грубую) способности правильно воспринимать и понимать реальность. Эту способность можно назвать слабой, если, отвечая на вопрос ДрЮ, испытуемый, например, утверждает, что дерево выше него, хотя, на взгляд исследователя, оно находится ниже, или наоборот.
В одних случаях дерево, изображенное на вершине холма, симво­лизирует стремление к отдаленной и, возможно, недостижимой цели, в других — оно представляет позицию автономии и доминирования. Для многих рисунок дерева, частично скрытого за холмом, служит призна­ком потребности в защите и покровительстве. Рисунок дерева, располо­женного явно ниже уровня наблюдателя, почти неизменно может озна­чать как депрессивное настроение, так и депрессивное состояние. Если испытуемый проявляет признаки конкретного ригидного мышления и способен воспринять дерево только как рисунок на бумаге перед собой и никак иначе, исследователь должен спросить его: «Когда вы смотрите на рисунок дерева, не кажется ли вам, что оно расположено немного выше вас, как будто оно стоит на холме, или немного ниже вас, как будто оно находится в овраге или долине?»
Др 11. Как вы думаете, какая погода на этом рисунке ? Предполагает­ся, что дерево символизирует то, как (на сознательном или бессозна­тельном уровне) чувствует себя испытуемый в окружающей его реально­сти. Так как внешние силы, воздействующие на жизнь дерева, преиму­щественно являются метеорологическими, не удивительно, что многие испытуемые могут выражать через ответ на этот вопрос свое чувство, что окружающая реальность в целом является благосклонной и дружествен­ной или угнетающей и враждебной. Испытуемые могут подробно описы­вать очень неприятные погодные условия, несмотря на полное отсут­ствие на рисунке каких-то конкретных признаков, указывающих на на­личие подобного положения. Описание грозовой погоды, которое точно или почти точно воспроизводит реальные погодные условия, имеющие место во время опроса, и, по-видимому, сделанное испытуемым под свежими впечатлениями, не должно приниматься исследователем в ка-
честве окончательного варианта. Прежде он должен определить меру это­го влияния при помощи дополнительных вопросов.
Др12. Есть ли на рисунке ветер? Считается, что ветер символизиру­ет чувство подверженности воздействию силы, которая практически не поддается контролю.
Др13. Покажите мне, в каком направлении дует ветер?Обычное на­правление ветра слева направо по горизонтали интерпретируется просто как выражение общей тенденции перемещения личности в психологи­ческом поле от прошлого к будущему (при условии, что ветер имеет умеренный характер). Если, по словам испытуемого, ветер сильный, а направление отличается от обычного, то очевидно, что это,.как прави­ло, имеет какое-то особое значение. Один из испытуемых с острым рас­стройством личности сказал, что ветер дует во всех направлениях одно­временно. Другой — ригидный невротик, отождествивший рисунок дере­ва со своей любовницей и подробно описавший то, что он чувствовал, когда она впервые раздевалась перед ним, указал, что ветер дует от дере­ва в его сторону. Тем самым он выразил (в чрезвычайно нарциссической манере) сознание собственной неотразимости, которая, по его мнению, и заставила эту женщину сблизиться с ним. Считается, что ветер, кото­рый, по словам испытуемого, дует снизу вверх, от линии земли к ма­кушке дерева (вертикально или по диагонали), символизирует его силь­ное желание перенестись из реального мира в мир фантазии; ветер, дую­щий по диагонали от верхнего угла к нижнему имеет обратное интер-претативное значение (при этом направление интерпретируется с точки зрения времени: левый угол — это прошлое, правый — будущее).
Др14. Расскажите подробнее, что это за ветер?Описание скорости, влажности и температуры ветра может иметь важное значение. Если ве­тер характеризуется как очень сильный, очень.влажный или очень су­хой, очень горячий или очень холодный, или его описание состоит из комбинации перечисленных характеристик, по-видимому, он символи­зирует, что испытуемый чувствует давление, исходящее из одного или большего числа источников окружающей его реальности (сила воздей­ствия, вероятно, соответствует степени отклонения от тихой, безвет­ренной погоды). Но исследователь не должен сразу соглашаться с тем, что такие крайности обязательно будут олицетворять какие-то неприят­ности испытуемого. Вместо этого необходимо продолжить задавать воп­росы, чтобы уловить его эмоциональный тон, сопровождающий описа­ние метеорологических условий.
Др 15. Если бы на этом рисунке вы нарисовали солнце, где бы оно распо­лагалось?
Разумеется, в том случае, если на рисунке уже есть солнце, этот вопрос задавать не следует. Спрашивают так, чтобы испытуемый ответил как можно более конкретно, а полученный ответ можно было бы проин­терпретировать по временному параметру (прошлое — будущее) и с точ­ки зрения взаимосвязи дерева с источником тепла и энергии его окруже­ния. Если, по словам испытуемого, солнце находится за деревом, то можно считать, что он отождествляет дерево либо с неким лицом из своего
окружения, которое стоит между ним и «согревающей» фигурой, внима­ние которой он стремится привлечь, либо как фигуру, защищающую его от того, кого испытуемый старается избегать. Считается, что заходящее солнце может означать депрессивное настроение. Солнце, нарисованное за облаком, подразумевает тревожащие и не дающие удовлетворения от­ношения между испытуемым и «согревающей» или враждебной, угрожа­ющей фигурой.
Др1б. Как вы считаете, солнце находится на севере, востоке, юге или западе? Это снова в некотором смысле вопрос о реальности. Например: 1) испытуемый, отвечая на вопрос Др13, мог назвать ветер западным, определив, что на рисунке запад находится слева, на вопрос Др15 он мог ответить, что солнце расположилось бы слева от изображения, а затем утверждать, что солнце находится на востоке (что, вероятно, вполне можно считать признаком нарушения функционирования памяти); 2) он может сказать, что солнце находится на севере (что может служить признаком ограниченного интеллекта (осведомленность) или признаком отрица­ния реальности).
Несколько испытуемых с высоким уровнем интеллекта ответили, что, на их взгляд, солнце находится в северной стороне. Было сделано заключение о том, что в каждом случае это может означать ощущение «холода», поскольку можно считать, что «северное» солнце дает мало тепла.
После того как ответ на этот вопрос записан, исследователь пере­ворачивает рисуночную форму так, чтобы перед испытуемым оказался рисунок дома.
Д1. Сколько этажей у этого дома? Этот вопрос направлен на про­верку правильности восприятия реальности. Он также в некотором смыс­ле оценивает внимание, так как замкнутые или очень тревожные испы­туемые часто отвечают на этот вопрос, даже не взглянув на рисунок.
Некоторые умственно отсталые испытуемые часто рисуют окна настолько беспорядочно, что исследователю трудно определить уровни этажей и их количество. В некотором смысле вопрос можно расценивать даже как «обязательный», ибо ни количественная, ни качественная оценка рисунков не может быть точной и валидной, если у исследователя есть сомнения относительно замысла испытуемого. Некоторые испытуемые не понимают, что означает слово «этаж». Исследователь может сопрово­дить свое объяснение, показывая уровни этажей рукой.
Д2. Этот дом кирпичный, деревянный или еще какой-нибудь? В некоторых регионах кирпичный дом более престижен, чем деревянный. В других –социально более желательным считается каменный дом и т.д.
ДЗ. Это ваш дом? После ответа «нет» исследователь должен спро­сить: «Чей это дом?» Чаще всего испытуемые рисуют собственные дома, но они редко воспроизводят их точную копию по нескольким причинам (то, что большинство людей не способны рисовать с точностью архитек­тора, не учитывается): 1) потому что они склонны выделять те аспекты дома, которые имеют наиболее приятное или неприятное значение для
них (здесь акцент может выражаться либо в преувеличении, либо в пре­уменьшении деталей и пропорций); 2) потому что обычно считается, что отчасти дом представляет собой особые переживания из прошлого, настоящего и будущего.
Д4. Когда вырисовали этот дом, кого вы представляли себе в качестве его хозяина? Этот вопрос (как и вопрос 45) разрабатывался, чтобы по­пытаться получить информацию, которая могла бы привести к более точной идентификации. Нарисованный лом, как и рисунок человека, может часто олицетворять разных людей.
Д5. Вам бы хотелось, чтобы этот дом был вашим?Почему?Исследо­ватель должен определить: 1) чем вызвано желание испытуемого иметь или не иметь этот дом (испытуемый, который объясняет свое нежелание тем, что дом гнилой, ветхий, грязный и т.д., может напрямую выразить свои чувства о себе); 2) существуют ли различия между нарисованным домом и домом, в котором живет испытуемый, а именно — в размерах, удобствах и т.д.; 3) вероятность того, что испытуемый когда-либо имел такой дом; интенсивность желания иметь его; 4) эмоциональная реак­ция испытуемого на рисунок дома (как на возможный источник конф­ликта).
Д6. Если бы этот дом был вашим и вы бы могли распоряжаться им так, как вам хочется,
а) какую комнату вы бы выбрали для себя ? Почему ? Нередко замкну­тые испытуемые выбирают заднюю комнату верхнего этажа, выражая этим свою потребность в поиске убежища. Осторожные люди склонны выбирать комнату, из которой можно наблюдать за входной дверью.
Исследователь должен сравнить расположение желаемой комнаты с расположением той комнаты, в которой в настоящее время живет испы-гуемый, и если различие существует, попытаться установить его причину.
б) С кем бы вы хотели жить в этом доме? Почему? Испытуемый с конкретным, ригидным мышлением может и не понять этот вопрос, ;сли ему не объяснить, что он должен представить, что это его собствен­ный дом, и никто, кроме него, не может им распоряжаться, а исследо­ватель хочет услышать от него, кого испытуемый желал бы поселить в :воем доме. Некоторые пациенты могут обнаружить подтекст в этом воп-эосе и попытаться уклониться от прямого ответа, но это уклонение само то себе может быть показательным.
Д7. Когда вы смотрите на рисунок дома, он вам кажется расположен-шм близко или далеко?Это еще один вопрос, касающийся реальности, и )тветы, противоречащие объективной реальности, являются значимыми. Считается, что: 1) близость обозначает достижимость или ощущение тепла 1 гостеприимства, либо то и другое; 2) отдаленность подразумевает при-•язания или ощущение отверженности или неприятия, либо то и другое. 3 таких случаях исследователь должен постараться выяснить, является ли шсстояние, которое «увидел» испытуемый, умозрительным или геогра­фическим.
Д8. Когда вы смотрите на рисунок дома, вам кажется, что он располо­жен выше вас, ниже вас или примерно на одном уровне с вами? Ответы на
этот вопрос, по-видимому, имеют приблизительно то же самое значе­ние, что и ответы на вопрос ДрЮ, но в данном случае относятся к более конкретной сфере взаимоотношений личности, а именно — к дому и семье.
Д9. О чем вас заставляет думать этот рисунок? С этого вопроса характер последующего опроса становится более абстрактным и более общим. Это — первое обращение к свободным ассоциациям.
Д10. О чем он вам на поминает? Опыт показал, что обычно для боль­шинства испытуемых вопрос Д9 подразумевает прямую ассоциацию с домом, вопрос Д10 — более косвенную ассоциацию.
Д11. Этот дом приветливый, дружелюбный? Для лиц с ригидным, конкретным мышлением, вероятно, необходимо сформулировать этот вопрос следующим образом: «Приходилось ли вам бывать в доме, в ко­тором вы чувствовали себя очень легко и по-домашнему уютно? Похож ли на него дом, который вы нарисовали, или он вам кажется с этой точки зрения неприятным и безрадостным?»
Д12. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление? Иногда испытуемый пытается объяснить свой ответ на этот вопрос, опи­сывая некоторые внешние детали дома, констатируя, например, что он приветливый, потому что на окнах есть занавески, из трубы идет дым и т.д. Но большей частью ответ на этот вопрос будет, по-видимому, пря­мым выражением чувств испытуемого, связанных с людьми, живущими в этом доме, его мнением о них и/или об их чувствах по отношению к нему. В любом случае, исследователь должен постараться установить, почему конкретная деталь передает впечатление о приветливости или дружественности.
Д13. Считаете ли вы, что эти качества свойственны большинству домов, почему? Вопрос направлен на определение того, в какой степени ощущение дружественности или враждебности по отношению к нарисо­ванному дому и его обитателям является обобщенным. Этот вопрос мо­жет послужить дальнейшей детализации ответа на вопрос Д12 и таким образом помочь структурировать отношение испытуемого к семейным и межличностным взаимоотношениям вообще.
Д14. Какая, по вашему мнению, погода на этом рисунке? Исследова­тель не должен удивляться, услышав от испытуемого описание погоды, имеющее мало общего с ответом на вопрос Др14, ибо если теория о том, что объекты теста ДДЧ символизируют разные сферы личности, является верной, то рисунки дома и дерева должны вызывать разные реакции.
Записав ответ на вопрос Д14, исследователь поворачивает рису­ночную форму так, чтобы перед испытуемым оказался рисунок дерева.
Др17. О чем заставляет вас думать это дерево?Испытуемому опять показывают рисунок дерева, но после того, как он видел его в после­дний раз, он ответил на 14 вопросов о рисунке дома.
Др 18. О чем оно вам напоминает ? В отношении дерева, так же как и в отношении дома, формулировка «думать о» у большинства испытуемых
i ipuen. i ивные методы
вызывает поверхностную ассоциацию, формулировка «напоминать о» предполагает более глубокую, менее прямую ассоциацию.
Хотя большинство испытуемых без труда находит ассоциации с домом, так как место жительства может пробудить много воспомина­ний, ассоциации с деревом возникают не так легко. Но, возможно, по этой причине, если ассоциации не ограничиваются такими примерами как: «Дерево похоже на отца, потому что он рубил деревья», они будут менее поверхностными и, таким образом, более показательными.
Др19. Это дерево здоровое? После того как испытуемого впервые про­сили определить состояние дерева, было задано 27 вопросов, поэтому не­удивительно, что ответ испытуемого на вопрос Др19 может противоречить его ответу на вопрос Др4. Очень тревожный или депрессивный испытуемый может отвечать следующим образом: утверждая, что оно мертвое (в ответе на вопрос Др4), через некоторое время, дойдя до вопроса Др19, он может сказать, что дерево больное, а не мертвое. Это может означать: 1) он чув­ствует, что все не так безнадежно (если он рассматривает дерево как авто­портрет); 2) он чувствует вину за открыто выраженную, хоть и в символи­ческом виде, враждебность, если он рассматривает дерево как человека, которого он сильно ненавидит, но традиционно должен любить.
Др20. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление? Считается, что подобная формулировка предпочтительнее, чем вопрос «Почему вы так считаете?», поскольку в таком виде он подразумевает, что испытуемый должен найти объяснение в рисунке, а не в себе самом, поэтому его ответу как бы не придается большого значения. Но посколь­ку лишь на основании рисунка дерева это сделать довольно сложно, оче­видно, что он должен прибегнуть к проекции. И так как неважно, каким образом дерево могло стать болезненным или ветхим, оно одновременно может быть и здоровым.
Др21. Это дерево сильное?Для большинства людей здоровье и сила— два совершенно разных понятия, и здоровье не обязательно подразумева­ет силу и наоборот.
Др22. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление? При объяснении положительного ответа на вопрос Др21 один из испы­туемых, эпилептик, гордо сказал: «Да, оно должно было стать сильным, выдержав все испытания, через которые ему пришлось пройти».
Это другой вопрос о реальности, ибо, хотя хилое или поникшее деревце и может быть здоровым, едва ли можно считать его сильным. Разница между объективной реальностью (рисунок дерева) и ответом испытуемого на вопрос Др22 может указывать на: 1) патоформная не­внимательность; 2) двойственное отношение к человеку, которого сим­волизирует дерево; 3) двойственная оценка собственной способности справляться с жизненными обстоятельствами вообще.
Можно попросить испытуемого нарисовать (если он этого еще не сделал) структуру корня (конечно, исследователь ее не оценивает). Предполагается, что корневая структура может представлять силу и ка­чество тех аспектов личности, которые теоретически располагаются как бы ниже сознательного уровня. .
byk. I ест «лом, лерево, человек» ^ • ^
После записи ответа испытуемого на вопрос Др22 исследователь переворачивает страницу рисуночной формы так, чтобы испытуемый видел только четвертую страницу с рисунком человека.
49. О чем вас заставляет думать нарисованный человек?
410. Кого вам напоминает этот человек?Здесь раскрываются опре­деленные ассоциации, связанные с нарисованным человеком в частно­сти и межличностными взаимоотношениями в целом.
411. Этот человек здоров ?Для тех, кто потворствует собственному бегству в болезнь, этот вопрос иногда является достаточным стимулом, провоцирующим подробное описание соматических жалоб. В некоторых случаях этот вопрос служит для того, чтобы испытуемый мог выразить враждебность (ранее подавленную) против конкретного лица, представ­ленного рисунком человека.
412. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление? 4тобы объяснить свой ответ на вопрос 411, испытуемый вынужден при­бегнуть к проекции, так как в большинстве случаев трудно найти под­крепляющую аргументацию исходя только из рисунка. Испытуемые с ограниченным интеллектом или лица с временным ослаблением функ­ционирования интеллекта часто дают ответы, построенные в отрица­тельном ключе (то есть отмечают не наличие положительных характери­стик, а отсутствие негативных), например: «Он кажется здоровым, по­тому что он не выглядит утомленным».
413. Этот человек счастлив?^ некоторых случаях вопрос облегчает выражение чувства враждебности, направленного против конкретного лица, представленного рисунком человека, а также способствует выра­жению страхов или тревоги, которые до настоящего момента он частич­но или полностью подавлял.
414. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление? Большинство испытуемых, которые считают, что обязаны рисовать, опираясь на собственное самочувствие, отвечают на этот вопрос удов­летворительно. Исследователь не должен довольствоваться таким объяс­нением положительного ответа на вопрос 413, как, например, «Потому что у него на лице улыбка», ибо его задача — получить более содержа­тельный ответ, чем просто констатация выражения лица. В таком случае он должен продолжить таким образом: «И все же, по какому поводу он улыбается?» Неплохо, если опрос продолжится в русле, позволяющем выявить глубину выраженных чувств и то, насколько они привычны.
415. Что вы чувствуете по отношению к этому человеку? Если ис­пытуемый не понимает смысла вопроса, поставленного таким образом, исследователь должен перефразировать его: «Как вы думаете, что он за человек?» (данная формулировка позаимствована у Карен Маховер). Ис­следователь должен узнать, на чем основаны чувства испытуемого, каж­дый раз задавая дополнительный вопрос: «Почему?»
416. Считаете ли вы, что это характерно для большинства людей? Почему?Данный вопрос — еще одна попытка выяснить, распространя­ются ли чувства испытуемого к нарисованному человеку (особенно те чувства, которые по своему характеру являются неприятными или враж-
дебными) на сферу межличностных отношений в целом. Из ответа ис­пытуемого на вопрос 416 и последующий вопрос «Почему?» можно по­лучить информацию о симпатиях и эмпатиях испытуемого.
417. Какая, на ваш взгляд, погода на рисунке? Оказалось, что на ри­сунке человека, как правило, отсутствуют признаки погодных условий. Следовательно, очень важно предоставить испытуемому возможность устно выразить свое впечатление о погодных условиях. Даже при наличии таких негативных характеристик погоды, как сильная жара или сильный холод и т.п., исследователь не должен делать скоротечных выводов без даль­нейших доказательств, ибо описание таких экстремальных условий мо­жет указывать просто на то, что испытуемый чувствителен и даже отзыв­чив к новым и интенсивным раздражителям.
418. Кого напоминает вам этот человек? Почему? Иногда этот воп­рос может вызвать первую откровенную идентификацию нарисованной фигуры с конкретным человеком. А с другой стороны, человек, назван­ный в ответе на этот вопрос, может быть уже пятым по счету лицом, которого испытуемый отождествляет с нарисованной фигурой. После­дний вариант на практике встречается редко, чаще всего рисунок чело­века символизирует по крайней мере двух людей — самого испытуемого и какого-то значимого для него лица. Ответ испытуемого на вопрос, по­чему рисунок напоминает ему данного человека, может быть очень пока­зательным, особенно если он объяснит, почему последняя идентифика­ция отличается от первоначальной. Причина, которая привела к измене­нию идентификации, может быть непонятной для исследователя.
419. Чего больше всего хочет человек ? Почему ? Иногда этот вопрос побуждает испытуемого использовать при обсуждении рисунка место­имение 1 лица единственного числа. В большинстве случаев ответы на этот вопрос будут касаться довольно поверхностных вещей, таких как одежда, конфеты, карманные деньги и т.д., но исследователь не должен довольствоваться такими ответами. Дополнительного вопроса «Почему?» обычно достаточно, чтобы определить уровень и интенсивность выра­женной потребности.
Когда испытуемый говорит о таких базовых потребностях, как мир, безопасность, счастье, исследователю необходимо в процессе дополни­тельного опроса получить подтверждение того, что эти потребности дей­ствительно имеют место.
После записи ответа на этот вопрос исследователь должен пере­вернуть рисуночную форму так, чтобы перед испытуемым оказался ри­сунок дерева.
Др23. Кого вам напоминает это дерево? Почему?Людям с конкрет­ным мышлением, по-видимому, будет трудно рассматривать дерево как нечто большее, чем просто рисунок, в таком случае наверное необходи­мо продолжать: «Я понимаю, что, глядя на рисунок, трудно представить что-то другое, кроме дерева, но нет ли здесь каких-нибудь особенностей внешнего характера, которые напоминали бы о знакомом вам человеке? Посмотрите внимательно».
Противоположным конкретному типу мышления является патоло­гически-абстрактный тип. Пациент невротического склада с крайней формой абстрактного мышления настолько уверил себя в том, что дере­во это изображение его любовницы, что после ПРО, когда ему объяс­нили, что некоторые особенности рисунка очевидно имеют отношение к автопортрету, он искренне согласился с этим и сказал: «Да, оно точно такое же, как Хелен. Да, оно похоже на Хелен. Она именно такая», что свидетельствует о явном отсутствии понимания.
Др24. В чем больше всего нуждается это дерево? Почему? Позитив­ные ответы на этот вопрос чаще всего символически выражают потреб­ность в любви, защите, безопасности, хорошем здоровье и т.д.
После записи ответа на этот вопрос исследователь переворачивает рисуночную форму так, чтобы перед испытуемым оказался рисунок дома.
Д15. О ком вас заставляет думать этот дом? Почему?Из всех трех вопросов подобного типа («О ком…») на этот испытуемые отвечают без особых затруднений, обычно называя кого-нибудь из членов своей се­мьи.
Д16. В чем больше всего нуждается этот дом? Почему? Позитивные ответы обычно символичны, и в этом случае, например, женщина, очень ревновавшая своего мужа, который, как ей казалось, разрушает их се­мью, ответила: «Требуется хороший фундамент».
Д17. Куда ведет этот дымоход? Исследователь должен попытаться установить, ведет ли дымоход к печи (кухонной или обогревающей), очагу, камину или к чему-нибудь еще. Если испытуемый уделяет особое внимание дымоходу одним из следующих способов: 1) изобразив над трубой густые клубы дыма; 2) тщательно прорисовав сам дымоход и/или его материал; 3) выделив контур дымохода, — то это может обозначать определенную озабоченность мужским сексуальным символом или свя­занный с ним конфликт.
Однако оказалось, что иногда сосредоточенность на дымоходе выз­вана не им самим, а тем объектом, к которому он ведет. Например, косвенное акцентирование на кухонной печи может предполагать ораль­ный эротизм, который, в свою очередь, может свидетельствовать о силь­ной потребности в любви; косвенное акцентирование на отопительной печи может означать либо сердечность в семейных отношениях (которая вместо того, чтобы радовать, может приобрести негативный характер, что зависит от степени ее проявления), либо враждебность; косвенное акцентирование на камине или отопительной печи в какой-либо опреде­ленной комнате может обозначать: 1) конфликт с человеком, обычно занимающим эту комнату; 2) невротическую привязанность к этому че­ловеку или другую эмоциональную ситуацию, связанную с этим челове­ком; 3) некую эмоцию, вызванную функциональным назначением ком­наты, как, например, ванная, гостиная, столовая и т.д.
Д18. Куда ведет эта дорожка?Очевидно, что в большинстве случа­ев прозвучат безобидные ответы: «К дороге» или «К тротуару», однако исследователь должен постараться проверить, нет ли в этом какого-то
дополнительного значения, с помощью примерно такого вопроса: «Что это значит для вас?»
Однако в некоторых случаях испытуемый может ответить, что до­рожка ведет к дому, и это будет свидетельствовать либо о его носталь­гии, либо о том, что он чувствует неприятие его членами семьи, либо о том и другом одновременно. В других случаях он может сказать, что до­рожка ведет к чему-то невидимому на рисунке, и исследователь должен постараться выяснить, к чему именно она может привести и какое зна­чение это может иметь для испытуемого.
Д19. Если бы вместо дерево (куста, ветряной мельницы илилюбого дру­гого объекта на рисунке, не имеющего отношения к самому дому) был человек, то кто бы это мог быть? Считается, что нередко эти на первый' взгляд не относящиеся к делу объекты, нарисованные рядом с домом, представля­ют членов семьи испытуемого или людей, с которыми он тесно связан в повседневной жизни; географическое положение объектов относительно нома символизирует степень близости отношений между ними.
После записи ответа испытуемого на этот вопрос исследователь переворачивает рисуночную форму так, чтобы перед испытуемым ока­зался рисунок дерева.
Др25. Если бы вместо птицы (другого дерева или другого объекта на писунке, не имеющего отношения к основному дереву) был человек, то кто бы это мог быть? Нарисованные объекты и в этом случае нередко символи­зируют межличностные взаимосвязи. Особеннс*это верно, когда испыту­емый рисует не одно дерево, а больше. Несколько неприспособленных 1етей нарисовали два дерева (одно — женское, другое — мужское), ко-горые без колебаний отождествили с матерью и отцом.
В некоторых случаях характер подразумеваемого человека весьма Зеспощадно изображается в карикатурной форме .в виде животного, на­пример, умеренно невротизированный мужчина нарисовал кролика, а штем отождествил его с отцом, которого он презирал, потому что над –шм полностью доминировала мать испытуемого.
Если крона дерева нарисована необычно, например: 1) в виде двух •тли трех ветвей, не имеющих ответвлений; 2) одна ветвь сильно отлича­ется от других, — исследователь должен задать вопрос: «Если бы вместо *етви (или ветвей) был человек, то кто бы это был?»
После записи ответа на этот вопрос исследователь переворачивает жсуночную форму так, чтобы перед испытуемым оказался рисунок че-
ювека.
420. Как одет этот человек? Это еще один вопрос о реальности, тбо может оказаться, что нарисованный человек, который на исследова-"еля производит впечатление обнаженного, испытуемому кажется оде-"ым. Вероятно, чем больше несоответствия между объективным внешним мдом нарисованного человека и тем, как испытуемый описывает его щежду, тем менее эффективна его способность понимать реальность. Если (еловек нарисован обнаженным, исследователь должен спросить: «Ему ей) не холодно?»
После получения ответа на вопрос 420 исследователь просит ис­пытуемого еще раз посмотреть на рисунок дома и рассказать, какая ком­ната находится за каждым окном или дверью; рассказать, для чего обыч­но используется каждая из комнат и кто в них живет. Испытуемого также просят описать расположение, назначение и заселенность комнат, не видимых на рисунке. Вероятно, проще всего эти требования выполнить людям со средним и более высоким уровнем интеллекта. Согласно пред­ложению, сделанному доктором Р. Атланта, испытуемого можно попро­сить начертить план каждого этажа нарисованного дома. Преимущество этого предложения в том, что испытуемому в этом случае легче передать в символической форме свое представление о реальности, отношение к назначению комнат и их жильцам.
По завершении этапа пост-рисуночного опроса исследователю пред­стоит выяснить то возможное значение, которое может иметь для испы­туемого наличие необычных, отсутствие «обязательных» деталей в ри­сунках, любых необычных пропорциональных, пространственных или позиционных отношений между нарисованными объектами или их фраг­ментами.
Например, исследователь должен спросить у испытуемого о значе­нии таких необычных деталей в рисунке дома, как разбитые стекла, ды­рявая крыша, обвалившийся дымоход и т.д., рубцы, сломанные или мер­твые ветви, тени и т.д. — в рисунке дерева. Принято считать, например, что рубцы на стволе дерева, сломанные или поврежденные ветви почти неизменно символизируют «душевные раны» — следствие психологичес­ких травм, перенесенных испытуемым в прошлом; время, когда произо­шел травмирующий эпизод (эпизоды), можно определить по располо­жению рубца на стволе, принимая основание ствола (его ближайшую к земле часть) за период раннего детства, верхушку дерева — за настоя­щий возраст испытуемого, а расстояние между ними — за промежуточ­ные годы. К примеру, если 30-летний испытуемый нарисовал рубец при­мерно на высоте одной трети ствола от его основания, то травмирующий эпизод мог предположительно произойти в 9—11-летнем возрасте. Ис­следователь может спросить: «Что необычного произошло с вами, когда вам было около 10 лет?» Предполагается, что испытуемый может отра­зить на рисунке только те события, которые он сам расценивает как травмирующие, хотя с объективной точки зрения травмирующими мо­гут казаться совсем другие ситуации. Считается, что изображение тени на рисунке имеет большое значение и может представлять собой: 1) сим­волизацию чувства тревоги, переживаемой испытуемым на сознатель­ном уровне; 2) наличие фактора, который своим постоянным присут­ствием в психологическом настоящем или в недалеком прошлом, веро­ятно, препятствует нормальной интеллектуальной работоспособности. Речь идет о сознательном уровне, потому что обычно тени изображаются на земле, которая символизирует реальность. Ухудшение интеллектуальной работоспособности подтверждается рассеянностью: тень предполагает ос­ведомленность испытуемого о существовании другого элемента — солн-
ia, которое обычно забывают нарисовать, это, в свою очередь, и имеет шределенное качественное значение. Исследователю необходимо обра-•ить внимание, на какую поверхность падает тень: на воду, землю, снег ши лед…
Кроме этого, он должен выяснить возможное значение шрамов ши увечий в рисунке человека.
Исследователь должен постараться получить от испытуемого объяс-гение отсутствия обычных деталей — окон, дверей или дымохода в ри-;унке дома; ветвей в рисунке дерева; глаз, ушей, рта, ступней и т.д. в шсунке человека — в том случае, если предположение об умственной усталости испытуемого лишено– основания.
Если в рисунке отмечены какие-то необычные позиционные отно-иения объектов, то необходимо определить, чем это вызвано. Напри-iep, если нарисованы покосившийся дом, наклонившееся в одну сторо-iy дерево или дерево со скрученным стволом или как будто бы падаю-ций человек, исследователь должен попросить испытуемого объяснить в [ем причина такого положения. Как уже говорилось выше, в рисунке (ерева каждая сторона имеет свое временное значение (правая — это >удущее, левая — прошлое), то же самое, хотя и не настолько опреде-icHHO, можно сказать и о рисунке дома. Однако оказалось, что на рису-юк человека это правило не распространяется, потому что — если гово-шть о рисунке человека в профиль — правша обычно рисует фигуру, >бращенную лицом влево, а левша — обращенную вправо.
Исследователь должен попытаться установить причины любого нео->ычного положения рук или ног нарисованного человека. Если человек гарисован в абсолютный профиль (т.е. так, что видна только одна его торона и нет никаких признаков существования другой), исследователь [олжен попросить испытуемого описать: 1) положение невидимой руки, !) если что-нибудь есть в этой руке, то что именно, 3) что нарисован-1ый человек этой рукой делает.
Время проведения пост-рисуночного опроса не ограничено. Одна-:о если обследование затягивается и его объем превышает объем фор­мальной части (64 вопроса и дополнительный опрос, приведенный выше), •о его завершение, вероятно, лучше перенести на следующий сеанс.
Можно порекомендовать исследователю отмечать кружочком но­мер любого вопроса, ответ на который, как ему кажется, требует допол­нительного пояснения в последующей беседе.
Было обнаружено, что иногда очень полезно дать испытуемому ;ысказать свои ассоциации, касающиеся содержания рисунков и ПРО: ;а это ценное указание автор признателен доктору Р. Хьюгес.
В заключение можно сказать, что ПРО преследует 2 цели: 1) со-дать благоприятные условия для того, чтобы испытуемый, описывая и :омментируя рисунки, олицетворяющие жилище, существующий или 1екогда существовавший предмет и живущего или некогда жившего че-ювека, мог отразить свои чувства, отношения, потребности т.д.; 2) пре-[оставить исследователю возможность проявить любые непонятные ас-1екты рисунков.
Чарльз Ширн и Кеннет Рассел
«РИСУНОК СЕМЬИ» КАК МЕТОД ИЗУЧЕНИЯ ДЕТСКО-РОДИТЕЛЬСКИХ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ
Для психологического обследования детей методика «Рисунок се­мьи», вероятно, впервые была предложена Халсом (Hulse, 1951, 1952). Помимо единственного очерка, опубликованного несколькими годами позднее (Reznikoff and Reznikoff, 1956), журнальная литература кажется лишенной дальнейших ссылок на эту интересную технику.
Процедура проведения методики очень проста: ребенку дают лист бумаги и карандаш с просьбой нарисовать свою семью, включая себя. Другой вариант инструкции: «Нарисуй рисунок семьи». Мы предпочита­ем последний вариант, так как он дает большую свободу рисующему, кроме того, мы обнаружили, что и в этом случае рисунок почти всегда отражает семейную ситуацию испытуемого и может интерпретироваться исходя из этого. После того как рисунок завершен, ребенка просят иден­тифицировать нарисованные фигуры и записывают ту последовательность, в которой они были нарисованы.
В этой статье мы хотим сообщить об уникальном, смеем надеяться, способе применения методики «Рисунок семьи», который заключается в том, что она проводится не только с ребенком, но также и с одним или обоими родителями. Мы надеялись, что в этом случае можно будет срав­нить разные точки зрения на семейную ситуацию, а именно: точки зре­ния ребенка, матери и/или отца. Мы предполагаем, что сопоставление рисунков предоставит некий интересный материал, касающийся семей­ного взаимодействия и детс ко-родительских взаимоотношений. В целом, результат превзошел наши ожидания — во многих случаях полученный материал оказался довольно содержательным.
ПРОЦЕДУРА И ОБЩИЕ РЕЗУЛЬТАТЫ
Исследование проводилось на базе Детского исследовательского отделения больницы штата Колорадо, небольшого центра оздоровления для детей от 6 до 12 лет. Методика «Рисунок семьи» была включена в батарею тестов, предъявляемых психологом каждому ребенку, проходив­шему предварительный осмотр перед госпитализацией. При взаимодей­ствии с детьми не возникало никаких трудностей, поскольку они отно­сились к этой методике точно так же, как и к другим в общей серии тестов. Получив инструкцию «Нарисуй рисунок семьи» — типичный ре­бенок приступал к воплощению на бумаге образа своей семьи, к которо­му впоследствии давал разъяснения, когда его просили идентифициро-
вать нарисованные им фигуры. Встречались несколько более сложные случаи, когда ребенок в процессе идентификации фигур использовал только обобщенные понятия («брат», «сестра» и пр.) и умышленно не упоминал о собственной семье. Тем не менее, опираясь на наш богатый опыт, мы считаем, что такие рисунки раскрывают истинное отношение ребенка к собственной семейной ситуации, то, как он ее воспринимает. Лишь в двух случаях из 25 результаты оказались совершенно отвлеченны­ми: один ребенок нарисовал семью уток, другой заявил, что будет рисо­вать семью своего друга, что в конце концов и сделал.
Рисунки взрослых были получены через работника социальной служ­бы, который беседовал с одним или обоими родителями. Использова­лась та же инструкция: «Нарисуйте рисунок семьи». Если для беседы были доступны оба родителя, методика «Рисунок семьи» применялась к каж­дому совершенно независимо, в ходе индивидуального интервью. Просьба выполнить рисунок сопровождалась такими ремарками, как: «Эта про­цедура поможет нам создать оптимальный план взаимодействия с Ва­шим ребенком. Можем ли мы в этом рассчитывать на Ваше содействие?» Большинство родителей, так же как и большинство детей, рисовали прав­дивый образ собственных семей. За некоторым исключением, в боль­шинстве случаев не без оснований можно было предположить, что рису­нок имеет отношение к актуальной семейной конфигурации.
Тот факт, что испытуемый не искренен и не признает за рисунком изображение собственной семьи, может бытьдютенциально более цен­ным, чем случай правильной идентификации рисунка.
ОПИСАНИЕ СЛУЧАЕВ ИЗ ПРАКТИКИ
Следующие три случая дают некоторое представление о том, како­го рода материал может быть получен при использовании этой методики. Иногда выполненные интерпретации, возможно, носят умозрительный характер, но часто подтверждаются данными, полученными из других источников, которые в дальнейшем по возможности будут указаны. В порядке экономии места будут обсуждаться только наиболее значитель­ные характеристики рисунков, как правило, с большим акцентом на взаимоотношениях между персонажами, не затрагивающие незначитель­ные детали отдельных фигур.
СЛУЧАЙ ПЕРВЫЙ
Данная семья состоит из отца, матери и двух дочерей — двенадца­тилетней Лауры и нашей пациентки — Паулы, 11 лет. Когда проводилось обследование, мать находилась в длительном отсутствии, так как за два года до этого она была госпитализирована. Серьезно заболев еще не­сколькими годами ранее, она все-таки находилась в кругу семьи, за ис­ключением коротких периодов отсутствия.
В неблагоприятных обстоятельствах, связанных с отсутствием ма– тери, Паула и ее сестра были вынуждены быстро взрослеть. Старшая се­стра, Лаура, несмотря на то что только на полтора года старше Паулы,
Рис. 14
выглядит довольно взрослой; Паула же избалована вниманием отца, ко­торый склонен относиться к ней как к маленькой.
Учитывая эти факты, обратимся к рисунку семьи, выполненному Паулой (рис. 14). Отметим, что он состоит из 4 фигур и включает — в той последовательности, в какой они были нарисованы, — девочку, позже названную «подросток, 16 лет», другую девочку — «ребенок двух лет», большую фигуру, идентифицированную как «мать» и еще одну большую фигуру — «отец». Таким образом, изображенная семья по составу такая же, как и семья пациентки в действительности, но имеет два заслужива­ющих внимания искажения: разница в возрасте между двумя дочерьми на рисунке более существенная, чем в реальности, и мать представлена в кругу семьи, тогда как на самом деле ее нет рядом с ними. Другой, воз­можно, интересный момент заключается в том, что фигура отца распо­ложена ниже остальных и как бы изолирована от них. В действительности же в таком положении находится мать.
При анализе рисунка создается впечатление, что Паула восприни­мает свою сестру Лауру, которая только на полтора года старше ее, по­чти как взрослую женщину, себя же, напротив, изображает на рисунке совсем как маленькую.
Это напоминает нам, что Паула уже в ранние годы довольно часто находилась в обстоятельствах, усиленно способствующих ее быстрому взрос-
Рис. 15
лению, а также о том, что отец всегда излишне баловал ее. Защитная реак­ция Паулы на участие отца в ее половом созревании во время длительного отсутствия матери может выражаться через ее восприятие себя в качестве маленькой девочки, а также в попытке навязать своей сестре роль взрослой женщины, которая заняла бы место матери. В рисунке, вероятно, выражена еще одна защитная позиция — желание вернуть мать назад, в семью, и в то же время до некоторой степени отделить отца от других.
Давайте теперь исследуем семейный рисунок, сделанный отцом Паулы (рис. 15). Он состоит из трех фигур, позже идентифицированных — в том порядке, в котором они были нарисованы, — как «отец», «она» и «ребенок». Отметим, что семейная конфигурация в этом случае включает в себя только три персонажа, что соответствует реальной ситуации. Раз­меры и пропорции второй фигуры, которая позже была названа просто «она», вызвали у него значительные затруднения при изображении. По-видимому, данная фигура представляет Лауру, которая теперь в глазах отца частично заменяет отсутствующую мать. Противоречие и смятение отца, связанные с этой ситуацией, отражаются в том, что он наделил фигуру неопределенным титулом «она». Фигура «ребенок», мы думаем, несомненно, изображает Паулу, и в этом отношении два рисунка пора­жают своей схожестью. Можно подумать, что Паула условилась со своим отцом о том, что она должна вести себя как маленькая, хотя для такого предположения нет никаких оснований. Было интересно наблюдать их обоих в приемной: несколько служащих из персонала заметили, что отец часто держал ее на коленях — такое поведение свойственно скорее ма­ленькой девочке, чем 11-летней.
СЛУЧАЙ ВТОРОЙ
Данная семья состоит из матери и двух детей: восьмилетней Кэт и нашего пациента, Ронни, семи лет. Их мать развелась со своим мужем, когда Ронни было всего 18 месяцев, и с тех пор отец никогда не прини­мал участия в семейной жизни и никогда к этому не допускался. Когда Ронни было три года, его и сестру поместили в детский приют, где они с тех пор и жили. Мать, по-видимому, никогда не предпринимала серь­езных попыток забрать оттуда детей, а также не проявляла к ним боль­шого интереса даже в те моменты, когда могла с ними видеться. Напри­мер, она ни разу не оставляла их у себя дома переночевать, хотя имела на это право. В беседах с социальным работником мать произвела впечат­ление совсем незрелой молодой женщины нарциссического типа. Она обращалась за помощью и рекомендациями в благотворительное агент­ство, так как в повседневных делах была слишком экстравагантна при распоряжении своим небольшим заработком. Она уверенно говорила о том, что вскоре надеется выйти замуж, хотя мужчина, о котором шла речь, жил в другом городе, далеко от нее, и в течение прошлого года, вероятно, некоторое время встречался с ней.
В рисунке, сделанном Ронни (рис. 16), первой нарисована фигура, позднее обозначенная как «отец», следующая фигура — это «брат», за­тем — «ребенок»; здесь нужно отметить, что эта фигура нарушает задан­ную последовательность рисования слева-направо и находится на отда­ленном расстоянии от остальных фигур. Фигуру, нарисованную после­дней, Ронни назвал тоже «папа», когда же экспериментатор, переспра­шивая, повторил это определение, Ронни поправил себя: «Я хотел ска­зать «мама».
Это характерный пример рисунка, в котором не так легко при­знать изображение реальной семьи пациента, тем не менее это возмож­но, так как имеются несомненные признаки, указывающие на задан­ную гипотезу, например, тот факт, что семейная группа на рисунке включает двух детей. Имеющиеся искажения очень похожи на те, кото­рые были в детском рисунке из первого случая. Наиболее интересным обстоятельством является то, что здесь основной акцент сделан на фи­гуре отца, а образ матери был едва не пропущен. Этим самым Ронни,
Рис. 16
Рис. 17
очевидно, выразил свою огромную потребность в отце, который, в его представлении, мог бы делать для него то, чего мать сделать не в состо­янии, а также мальчик через рисунок признает, что мать не оказывает ему почти никакой поддержки. Выполненное толкование полностью подтверждается другими тестовыми данными, а именно материалами Мичиганского рисуночного теста, в котором отцовская фигура изобра­жается активной, а материнская, напротив, « пассивной роли, за ис­ключением одного случая, в котором мать заботится о малыше. По-видимому, в семейном рисунке Ронни фигура, обозначенная как «ма­лыш», может представлять его самого. А тот интересный момент, что данная фигура нарисована в стороне от остальных, указывает на то, что Ронни не чувствует себя членом семьи, и это подтверждается ре­альной ситуацией. Крошечная фигурка малыша может представлять его концепцию о себе в настоящем, как о регрессирующем или инфан­тильном ребенке; вероятно, с его точки зрения, находясь именно в таком положении, он мог бы добиться от своей матери большей заботы или внимания.
Посмотрим теперь на рисунок семьи, сделанный матерью Ронни (рис. 17). Он состоит из 4 фигур, сидящих вокруг стола, который празд­нично украшен цветами. Люди с улыбками на лицах в целом создают впечатление счастливой семейной жизни, в которой нет никаких про­блем. Первой нарисована фигура, сидящая во главе стола, обозначенная как «отец» и «Том» — имя мужчины, за которого мать Ронни вскоре рассчитывала выйти замуж. Вторая нарисованная фигура — она сама, третья — Кэти и четвертая фигура — Ронни. В целом по характеру рису­нок наивен. Кроме этого факта, возможно, наиболее поразительным яв­ляется отсутствие дифференциации в размерах или других отличитель­ных признаков у фигур, которые позволяли бы выделить взрослых и от­личить их от детей.
Напомним здесь, что реальное поведение матери очень сильно от­личается от поведения женщины, имеющей двоих детей, поскольку она
Рис. 18
покинула их, предоставив самим себе, так, будто они были взрослыми и самостоятельными людьми. А сама была склонна вести себя скорее как ребенок, а не как взрослый человек. Кроме того, Ронни, судя по его рисунку, возможно, полагает, что только возвратившись к более инфан­тильному состоянию, он может сблизиться со своей матерью.
Как и в первом случае, в рисунках, по-видимому, отражаются ре­альные детско-родительские взаимоотношения или менее явно — дина­мические аспекты этих взаимоотношений.
СЛУЧАЙ ТРЕТИЙ
Эта семья состоит из отца, матери и пяти детей: Долорес, 18 лет, Уолтер, 5 лет, Джанет, 13 лет, Дэвид, 11 лет (наш пациент) и Тамми, девочка пяти лет. Только младшая девочка, Тамми, родилась от настоя­щего брака, который для матери является третьим по счету. Остальные четверо детей — от ее второго мужа, который умер, когда Дэвиду было 4 года. Вскоре после этого мать вышла замуж за своего нынешнего мужа, который моложе ее на семь лет.
Согласно полученным сведениям ее нынешний муж — пассивный человек, который относится к ней сдержанно и отчасти враждебно. Неко­торые социальные работники, контактировавшие с семьей, высказывали предположение, что предосудительное поведение Дэвида — вероятно, ре­зультат нарушения его взаимоотношений с матерью. Уолтер своим скан­дальным поведением также создавал проблемы, когда был младше, одна­ко, похоже, остепенился и теперь особых проблем не доставляет.
Семейный рисунок Дэвида (рис. 18) правдиво представляет его семью, за одним значительным исключением: пропущена фигура мате­ри. Очевидно, что он не подозревал об этом упущении до тех пор, пока его не попросили идентифицировать каждую фигуру, только тогда он вдруг обнаружил это: «Я забыл маму!» Этот феномен ясно указывает на то, что его продолжительный конфликт в семейной ситуации связан с матерью.
Рис. 19
Рисунок имеет несколько других интересных особенностей. Напри­мер, три женских сиблинга нарисованы впереди мужских фигур, это сви­детельствует о том, что Дэвид воспринимает женскую половину своей семьи в более выгодной или доминирующей позиции, чем мужскую. Это подтверждается при сравнении размеров'фигур. Фигуры двух старших девочек гораздо больше фигуры Уолтера, старшего брата, хотя он при­близительно одного с ними возраста, и примерно одного размера с фи­гурой отца, но расположены на листе выше него.
Сам Дэвид на рисунке самая маленькая фигура, даже меньше, чем фигура его пятилетней сестренки. Кроме того, он нарисовал себя после­дним и поместил на самый нижний уровень, ниже всех. Очевидно, он воспринимает себя как самую незначительную в семье фигуру. Тем не менее он нарисовал себя рядом со своим отцом, а на вопрос о положе­нии рук последнего ответил словами: «Он подстригает меня», и этим как бы охарактеризовал их взаимоотношения. Таким образом, это своего рода намек на достаточно позитивные чувства, касающиеся его отноше­ний с отчимом, которые могут использоваться в последующей терапии. Полученное предположение подкрепляется данными Мичиганского ри­суночного теста, где материнская фигура изображается как доминирую­щее, контролирующее, ограничивающее лицо, тогда как фигура отца видится в более привлекательном свете.
Поражает сходство между рисунками обоих родителей (рис. 19 и 20), хотя они были сделаны совершенно независимо. Оба поместили свои рисунки в нижнем левом углу листа, оба расположили по четыре фигуры в верхнем ряду и по три — в нижнем, наконец, оба по оконча­нии рисунка дали ему заглавие или сформулировали тему. Мы не мо­жем объяснить такое удивительное структурное сходство, но на осно­вании этого и нескольких других случаев можно заметить, что рисун-
Рис. 20
ки, полученные от обоих родителей, как правило, имеют между собой некоторое сходство.
Отчим нарисовал себя первым, Тамми — единственного действи­тельно своего ребенка — следующим, а Дэвида — третьим. Это говорит о том, что в большей степени он склонен к сближению с Дэвидом, чем с остальными детьми, что подтверждается и рисунком мальчика.
Мать нарисовала первым мужа, потом — себя и затем — Дэвида, но в этом случае маловероятно, что такое расположение — следствие особенно позитивных чувств или чувства близости с Дэвидом, скорее, причиной этому является слишком проблематичное поведение мальчи­ка. Надо отметить, что Уолтер, другой мальчик, который прежде был источником беспокойства, а потом исправился, нарисован последним. Хотя мать отдает в рисунке дань той традиции, что отец — глава семьи, нарисовав фигуру отца первой, следует заметить, что все же она мень­ше, чем ее собственное изображение, к тому же образ мужчины феми­низирован. Фигура мужа выглядит так, как будто он одет в платье, так же нарисована фигура Уолтера, старшего мальчика. Дэвиду позволено иметь штаны, но маленькая девочка Тамми, которая на 6 лет моложе него, выглядит так же, и эти две фигуры внешне почти одинаковы. Таким образом, ясно, что в настоящее время мать относится к Дэвиду как к маленькому ребенку, и покуда в ее глазах он будет выглядеть как ребенок, она может позволить ему быть мужчиной. Можно предсказать, что, когда он подрастет, она постарается определить его в феминин­ную категорию; очевидно, со своим мужем и Уолтером она уже посту­пила именно так.
Так же как и в 1 и 2 случаях, при изучении рисунков во взаимосвя­зи друг с другом был выявлен содержательный материал функциональ­ного характера.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Сравнительное изучение семейных рисунков, выполненных про­блемными детьми и одним или двумя родителями, обычно приводит к некоторым интересным выводам, касающимся семейной динамики. Кое-что из этого материала подтвердилось социальной историей или другими источниками информации о семье, Другое не находит непосредственного подтверждения, но должно рассматриваться как указание для изучения в ходе семейной терапии. Продуктивность техники варьируется от случая к случаю, но в основном мы признаем ее довольно интересной, полезной и не требующей больших усилий.
Ася И. Кэйдис
РИСОВАНИЕ ПАЛЬЦАМИ КАК ПРОЕКТИВНЫЙ МЕТОД
ВВЕДЕНИЕ
Происхождение метода рисования пальцами (Finger-Painting). Ри­сование пальцами, то есть достижение изобразительных эффектов с по­мощью нанесения краски непосредственно ладонями и пальцами, ху­дожники часто использовали еще до нашего столетия. Однако системати­чески применять и развивать рисование пальцами в качестве диагности­ческого, терапевтического и образовательного инструмента стали только в последние два десятилетия.
Базисное утверждение, на котором основывается метод, заключа­ется в том, что рисование пальцами — это форма экспрессивного пове­дения, анализируя которое можно раскрыть значимые характеристики личности. В этом отношении рисование пальцами перекликается с други­ми формами художественного самовыражения, позволяющими макси­мум экспрессивного поведения и требующиими минимум адаптации1. По­этому мы считаем, что эта методика прекрасно подходит для изучения и терапии личности.
Основательница современного рисования пальцами Рут Ф. Шоу (Ruth F. Show) использовала его как часть своих многочисленных ориги­нальных образовательных программ. Методика рисования пальцами ро­дилась в Риме для преодоления специфических проблем, возникавших в ее школе. Эта школа была местом, где встречались дети различных наци­ональностей, говорящие на разных языках, и рисование пальцами долж­но было стать таким методом самовыражения, который бы подходил всем и не зависел от вербализации.
Мисс Шоу обратила внимание психологов на свою новую образова­тельную методику, когда заметила, что та помогает ее юным ученикам из­бавиться от подавленности, преодолеть страхи и укрепляет их уверенность в себе. Далее она отметила, что в юношеском возрасте рисование пальцами имеет много общего с игрой с грязью. Мисс Шоу точно определила эту взаимосвязь словами: «Рисование пальцами — напрямую происходит от пирожков из грязи. Я только добавила туда радужное многоцветие».
В последнее десятилетие многие клиницисты пришли к осознанию обширных возможностей этого уникального метода самовыражения. Вдо-
1 Мы используем определение различия экспрессивного и адаптивного аспектов поведения, предложенное Гордоном Оллпортом.
бавок к использованию в общеобразовательной программе, рисование пальцами сегодня является диагностическим проективным методом, сред­ством стимуляции свободных ассоциаций, частью психотерапии и игро­вой терапии, средством реабилитации пациентов, страдающих спастич-ностью, глухотой, слепотой.
Многие исследователи рассказывают о различных формах исполь­зования этого метода. Шоу и Лайл (Show and Lyle) отмечают, что он позволяет добиваться проявления фантазии у детей. Мосс (Mosse) рас­сказывает о его применении для стимулирования свободных ассоциа­ций, Спринг (Spring) указывает на его ценность при работе с анальны­ми импульсами. Розенцвейг и.Дарбин (Rosenzweig and Durbin) разраба­тывали диагностический аспект этой методики, они пытались выяснить как выражаются личностные особенности психотических пациентов в больнице для душевнобольных. Флеминг (Fleming), работая со взрослы­ми невротиками, пыталась соотнести их поведение, выраженное во вре­мя рисования, с их личностными характеристиками. Наполи (Napoli) провел сравнительное исследование целого ряда диагнозов и сопрово­дил его подробным отчетом о значении различных показателей рисунка для интерпретации. В своей более ранней публикации Наполи выделил в таких рисунках критерии, которые можно диагностировать как парано­идные и шизофренические признаки. Эртоу и Кэйдис (Artow and Kadis) исследовали роль метода рисования пальцами в интегрированных психо­терапевтических программах. „
Несмотря на то что метод рисования пальцами получает все возра­стающее признание, он не так тщательно изучен, как большинство дру­гих проективных методик. Тем не менее уже сейчас ясно, что рисование пальцами может предоставить адекватные показатели для определения базовых характеристик индивида. Многие обобщения, представленные в настоящей работе, выведены на основе клинического опыта и анализа семисот рисунков. Они предлагаются в качестве экспериментальных ги­потез и, конечно, требуют дальнейшей верификации.
Рисование пальцами как проективная методика. Возможно, мето­дика рисования пальцами более, чем любая другая известная на сегодня проективная методика, удовлетворяет теоретическим и практическим требованиям для получения ничем не сдерживаемых проекций личности. Хорошая проективная методика, как указывает Фрэнк, должна предос­тавлять субъекту следующие возможности:
«Поле для деятельности должно быть относительно мало структу­рировано и с наименьшим количеством культурных паттернов, чтобы личность на этом пластичном поле сама могла спроецировать свое виде­ние жизни, свои смыслы, символы, паттерны и, главное, чувства, чтобы субъект сам мог структурировать свое жизненное пространство».
В задачи психолога при конструировании нового метода входит исключение любых факторов, которые могут затормозить свободное вы­ражение эмоций, влечений и импульсов. Основными сдерживающими факторами, которые следует уничтожить, обычно являются механичес-
кие двигательные ограничения, культуральные паттерны, страх соци­ального давления и возрастные ограничения.
Свобода от двигательных ограничений. Рисование пальцами требу­ет минимального участия той группы мышц, которые отвечают за мел­кую моторику, поэтому в этом отношении она является прекрасным сред­ством самовыражения как для тех, кто не испытывает трудностей такого плана, так и для людей с физическими недостатками. Другие виды гра­фического творчества хотя и являются очень информативными, привле­кают в большой степени мышечную координацию, и потому нередко несколько неудачных попыток отбивают у субъекта охоту предпринимать новые попытки. При рисовании пальцами вероятность потерпеть неудачу гораздо ниже, так как движения могут быть довольно простыми и неук­люжими. Клиническая практика показывает, что клиенты очень редко не принимают этот метод, и это большое его преимущество.
Физические ограничения в некоторых случаях действительно мо­гут препятствовать или в значительной мере изменять степень вырази­тельности. Рисование пальцами уменьшает такие препятствующие выра­зительности факторы, потому что на процесс рисования пальцами в меньшей мере влияет наличие физических недостатков. Люди, страдаю­щие физическими недостатками, откроют в рисовании пальцами пре­красный источник самовыражения, который компенсирует их ограниче­ния. Рисование пальцами очень эффективно в случаях слепоты, глухоты, спастических проявлениях.
Свобода от культурного влияния. Рисование пальцами привлекает минимум культурных или усвоенных ценностей, поэтому реакции не подвержены влиянию стандартных шаблонов. Как и почерк, рисование пальцами нельзя отнести к какому-либо стилю. Субъект не может в зави­симости от своего предыдущего опыта считать рисунки плохими или хо­рошими, приемлемыми или неприемлемыми, правильными или непра­вильными.
Возможно, наибольшее значение имеет тот факт, что рисование пальцами является средством самовыражения, которое относительно не подвержено влиянию языкового фактора. Язык — это основной носитель культуры и часто он выступает в качестве сильного сдерживающего аген­та в эмоциональном плане. Нужно отметить, что, хотя вербальные реак­ции не являются неотъемлемой частью методики, спонтанная вербали­зация очень значима. Она часто добавляет для наблюдателя смысл в изоб­разительное творчество.
Свобода от социального давления. Социальное давление можно оп­ределить как личностный аспект культуры, нарушающий свободу само­выражения индивида. А рисование пальцами — это социально санкцио­нированная «игра с грязью», которая позволяет индивиду вывести свои агрессивные импульсы. Она приводит к удовлетворению деструктивных влечений, в то же время не будучи деструктивной, и позволяет субъекту пренебречь социальными запретами и табу без страха возмездия. При рисовании пальцами ситуация носит игровой характер и страх, который может обнаружить у себя субъект, минимизирован.
Процессуальный и последовательный анализ. Возможно, наибольшее достоинство метода рисования пальцами состоит в том, что проводящий тестирование имеет возможность наблюдать процесс достижения субъек­том конечного продукта. Фрэнк утверждает, что целью проективного ме­тода является представить личность как процесс организации своего внут­реннего мира. При рисовании пальцами экспериментатор может наблю­дать этот процесс формирования представлений и возрастания эмоцио­нальной экспрессии через последовательную смену цветов, линий и маз­ков в течение одного сеанса рисования. Анализируя рисунки, важно обра­щать внимание на прогрессивные изменения в поведении субъекта. На­пример, наблюдатель должен отмечать не только какие цвета выбирает субъект, но и то, как меняет субъект свой выбор на ранних и поздних стадиях рисования. Отнесем этот тип анализа к процессуальному анализу.
Процессуальный анализ следует четко отличать от последователь­ного анализа, Первый обращается к изменениям внутри рисунка, а вто­рой — к изменениям от рисунка к рисунку. Последовательный анализ возможен тогда, когда во время одного или нескольких сеансов появля­ется несколько законченных рисунков. Как правило, мы в своей практи­ке просим сделать три рисунка за один сеанс. Наполи для большей на­дежности данных считает необходимым восемь рисунков. Последователь­ный анализ может быть использован в целях проверки достоверности. Его можно также использовать для определения степени изменения вы­даваемых субъектом проявлений на разных стадиях диагностики или те­рапии.
Нет проблемы эквивалентных форм. Другое преимущество методи­ки заключается в том, что не существует проблемы эквивалентных форм при повторном рисовании. Каждый раз ситуация рисования является для субъекта новым увлекательным приключением, и каждый рисунок пред­ставляет собой новый пункт в тестировании.
НЕОБХОДИМОЕ ОБОРУДОВАНИЕ
Л Бумага. Стандартный лист представляет собой большое прямоу­гольное бумажное полотно 22 х 16 дюймов (= 56 х 41 см), с глянцевой поверхностью для рисования и матовой обратной стороной, на которой регистрируются дата проведения, личные данные и другая необходимая информация. Бумага меньшего размера также годится, но большие лис­ты дают субъекту больше простора для самовыражения. Все время сеан­сов следует придерживаться однажды выбранного размера: важно, чтобы субъект, работал на одинаковых листах. Это обеспечит большее единооб­разие проявлений.
2. Краски. Субъекту предлагают шесть основных цветов: синий, чер­ный, красный, коричневый, зеленый и желтый. Краски содержатся в баночках и имеют устойчивую пастообразную консистенцию, и субъекту необходимо приложить усилия, чтобы начать рисовать. После необходи­мых манипуляций с красками и водой (эмоционально стимулирующий процесс) получается однородная рабочая масса. Краски не причинят вреда, если их проглотят, и легко отмываются с любой поверхности.
3. Место для рисования. Высота стола должна соответствовать по­требностям индивила. Удобно, когда уровень столешницы находится чуть ниже локтя субъекта в положении стоя. Около стола должно быть доста­точно свободного пространства для того, чтобы субъект мог ходить вок­руг него во время работы. Поверхность стола должна быть без трещин и предпочтительно, чтобы она была сделана из таких материалов, как ли­нолеум, или зеркальное стекло. Размеры поверхности должны быть боль­ше чем размеры предназначенного для работы листа.
4, Емкости. Стандартное оборудование включает в себя большую емкость длиной около 17 дюймов (= 43 см) для смачивания бумаги, со­суд меньшего размера для сбрызгивания и увлажнения и ведро для убор­ки. Все это желательно, но необязательно. Достаточно, если имеется ра­ковина и подходящих размеров стол со свободным пространством вок­руг него.
ПРОВЕДЕНИЕ ТЕСТА
Существуют различные мнения относительно того, как следует знакомить субъекта с материалами для рисования пальцами. Достоинства каждого метода меняются в зависимости от целей экспериментатора.
Шоу и Наполи, применяя этот метод в основном в пределах обра­зовательной работы, предлагают экспериментатору знакомить субъекта с материалами с помощью первой пробной демонстрации. Однако здесь существует опасность нарушить одно из основополагающих преимуществ метода рисования пальцами — свободу от усвоенных шаблонов. Может случиться так, что показ экспериментатора создаст для испытуемого прецедент, который он и будет имитировать. Более того, любая работа, которая покажется субъекту очень хорошей, может стать сдерживающим фактором для проявлений самого субъекта. В результате чувство смуще­ния может разрушить изначальное преимущество.
Мосс утверждает, что субъекта следует оставить в помещении од­ного на пятнадцать—двадцать минут, после чего результат его деятель­ности экспериментатор может использовать для извлечения свободных ассоциаций. Однако нам кажется, что при таком способе будет утрачена целая серия инсайтов испытуемого, экспериментатор будет лишен воз­можности изучения последовательности шагов индивида от первоначаль­ного к более поздним проявлениям. Будут утеряны все преимущества, предоставляемые процессуальным анализам. Однако целью Мосса явля­ется извлечение свободных ассоциаций. Наш опыт подсказывает, что наиболее значимые ассоциации субъект выдает в процессе рисования, когда изобразительная деятельность приводит его к наибольшему эмо­циональному накалу. В это время его ассоциации являются более искрен­ними проявлениями личности, чем полученные в любые другие момен­ты. В ассоциациях после окончания работы может отсутствовать желаемая свобода, потому что у субъекта будет возможность восстановить сдержи­вающие механизмы, обдумать и рационализировать свой продукт.
Мы полагаем, что для использования всех преимуществ данного метода и процессуального анализа, экспериментатор должен присутство-
вать все время проведения теста и должен фиксировать как и какие цвета выбирает субъект, как использует пространство, как двигается, а также спонтанные высказывания и подходы к работе,
Основываясь на практическом опыте, мы находим наиболее при­емлемой следующую процедуру. Перед тем как субъект зайдет в помеще­ние, емкости должны быть наполнены водой, краски открыты, а лист помещен на столе. Субъекту дается следующая инструкция: «Здесь имеет­ся шесть основных цветов, которые можно использовать в любых сочета­ниях для получения любого эффекта. Мы не используем кисти, потому что у нас есть десять пальцев. Пять на одной руке и пять на другой. Это гораздо больше чем одна кисть. Делайте все, что вы хотите сделать и скажите мне, когдазакончите». Если у субъекта уже есть опыт подобного рисования, достаточно сказать: «Давайте сделаем еще один рисунок». Если субъект будет просить дальнейших, более конкретных инструкций, его заверяют, что он может рисовать все, что он хочет и так, как он хочет. Во времени ограничений не дается. В среднем работа занимает пятнадцать-двадцать минут, в крайних вариантах — от десяти минут до одного часа. Количество расходуемого времени в значительной степени варьирует в зависимости от возраста испытуемого. После окончания рисунка его просят придумать название и задают вопрос, может ли субъект как-либо соот­нести свой рисунок с собственной жизнью. Детей просят придумать рас­сказ, связанный с рисунком.
ДИАГНОСТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ В МЕТОДЕ РИСОВАНИЯ ПАЛЬЦАМИ
Наблюдение общего поведения. Как правило, клиницисты согла­шаются с тем, что определенные аспекты поведения индивида в клини­ческой или тестовой ситуации имеют большое диагностическое значе­ние. Ситуация рисования пальцами во многих отношениях напоминает игровую и предоставляет уникальную возможность получения таких дан­ных о поведении, которые можно интерпретировать.
Поведение субъекта до и во время рисования включают в себя позу субъекта, скорость его движений, частоту дыхания и спонтанные выска­зывания. Уникальными факторами, характерными только для метода рисования пальцами, являются реакция на влажность и тактильные ощу­щения испачканности.
Можно определить значение каждого отдельного аспекта поведе­ния, однако вместе все поведенческие реакции формируют целостную картину, по которой обычно можно судить об общей установке или на­строении субъекта. Для удобства, выявленные из поведенческих характе­ристик установки и настроения можно суммировать под понятиями «ди­станция» и «вовлеченность».
В ситуации рисования пальцами субъект может проявить две раз­личные тенденции. Одна из них будет показывать стремление индивида отделить себя от задания, а другая его намерение полностью участвовать в процессе. Первую тенденцию мы называем «дистанция», а вторую «вовле-
ченность». У субъекта одновременно присутствуют обе тенденции, их сила варьируется и одна из них доминирует.
Дистанция. Часто первая реакция индивида в ситуации рисования пальцами предполагает доминирование «дистантной» тенденции. Такое поведение можно классифицировать следующим образом:
а) Пространственно-физическое. Выражается в манере индивида подходить к столу и краскам. Субъект может стараться держаться от них настолько далеко, насколько это возможно. Либо он может держать одну руку за спиной, погружая в краску или в воду только один палец или вытягивать как можно дальше от себя руку, используя палец как каран­даш или инструмент, как будто он не является частью его самого. В край­нем случае можно наблюдать сочетание всех этих поведенческих прояв­лений.
б) Вербальное. Дистанцированная позиция может выражаться и в вербальном поведении субъекта. Он может проявить признаки замеша­тельства. Он может попытаться избежать самостоятельных действий и переложить ответственность на экспериментатора. Он может задавать та­кие вопросы типа: «А как мне это делать?», «Что я буду рисовать?», «Кто сделал эти краски?». Все эти запросы направлены на то, чтобы субъект мог оставаться вне ситуации.
в) Невербальное. «Дистантная» тенденция может выражаться в бес­порядочных движениях рук, быстром переключении внимания, нелов­кости в движениях. Она также может проявляться в попытках манипуля­ции или привлечения тщательного планируемого, стереотипичного по­ведения, такого как настойчивое рисование геометрических фигур.
Может показаться, что дистанцируемые тенденции противоречат ранее заявленному утверждению, что рисование пальцами способствует спонтанному участию и что примеры отвержения этого метода редки. На самом деле тенденция к дистанцированному поведению начинает умень­шаться с того момента, как субъект каким-либо образом вошел в ситуа­цию рисования, к тому же ситуация настолько эмоционально заряжена, что способна сломить любую степень дистанцированное™.
Дистантная тенденция может иметь различную глубинную мотива­цию. Это может быть инфантильный негативизм, враждебность, осто­рожность или неудовлетворенность. Осторожность лучше всего видна в предвосхищающей реакцию на влагу и грязь. Это как раз тот случай, когда дистанция может быть быстро преодолена. После контакта с сыро­стью и «грязью» субъект может испытать сильное чувство удовлетворе­ния и тогда перейти к ярко выраженному «вовлеченному» поведению.
Вовлеченность. В противоположность индивидам с дистанцирован­ным поведением, есть субъекты, которые готовы сразу же погрузиться в ситуацию рисования целиком. Такое поведение представляет вовлечен­ную тенденцию. В процессе рисования субъект может задействовать не только пальцы, но и движения всего тела. В его мимических жестах будет выражаться восторг или гнев, к ритмичным движениям присоединяются ладони, плечи и спина. Субъект может покрывать краской свое тело, дети особенно любят размазывать ее по животу. Некоторые испытуемые
наслаждаются длительным мытьем рук в воде. Поведение, показываю­щее доминирование «вовлеченной» тенденции, лучше всего описать сло­вами «погружение в работу». Мотивация, лежащая в основе вовлеченно­го поведения опять, же может быть различной. Она может быть представ­лена стремлением к удовольствию или удовлетворению, в частности от контакта с водой и «грязью», или это может быть агрессия и враждеб­ность.
Некоторая степень вовлеченности присутствует уже с того момен­та, когда индивид вообще попадает в ситуацию рисования пальцами. Процессуальный анализ часто выявляет изменения в поведении субъекта в сторону увеличения степени вовлеченности.
ОСОБЕННОСТИ ПРОЦЕССА РИСОВАНИЯ ПАЛЬЦАМИ
Распределение времени. Затраченное время можно разделить на три значимых элемента: продолжительность реакции до начала рисования, паузы во время рисования и общее время, затраченное на произведение каждого отдельного продукта и всех рисунков.
Продолжительность первой реакции. Она также может служить по­казателем относительной массы «вовлеченной» или «дистантной» тен­денций. Некоторые субъекты сразу же приступают к заданию, другие приходят в замешательство, колеблются, сомневаются. Особенно дли­тельная продолжительность реакции може> свидетельствовать о преж­девременной тревоге, связанной с реакциями на влагу и грязь.
Паузы во время рисования. Они могут быть связаны с неожиданными эмоциональными эффектами, возникшими из-за цветовых сочетаний или размера рисунка, вызывающих страх или тревогу. Столкнувшись с новым цветовым сочетанием, которое, так или иначе, становится для него зна­чимым, субъект может вербально или мимически выразить свой ужас или отвращение. Например, «Ой, это выглядит ужасно! Можно я это выбро­шу?», «Можно я это смою?», «Как мне сделать это светлее?», «Я ненавижу этот цвет!». Субъект может даже в ярости разорвать и выбросить лист.
Общее время. Общее время рисования отражает то, в какой степени субъект позволяет себе быть вовлеченным в процесс. Некоторые испыту­емые неспособны отделить себя от ситуации рисования либо потому, что получают через него облегчение, либо из стремления к совершенству. Некоторые могут продолжать рисовать, пока бумага не начнет рваться. Другие отходят от ситуации так скоро, как только возможно, потому что ситуация может вызывать у них чувство тревоги.
Использование пространства и местоположение. При рисовании пальцами большинство индивидов ограничивают себя пределами бумаги и стремятся занять большую часть листа. По этой причине отклонения в использовании бумаги становятся значительными для интерпретации. Обычно наблюдаются два основных вида отклонений. Их можно опреде­лить как «экспансия» и «ограничение».
Экспансия. Некоторые индивиды выходят за пределы бумаги и ри­суют на поверхности стола. Человек с таким поведением может иногда
выражать свою экспансивность по-другому. Хотя он и будет в своей рабо­те придерживаться границ бумаги, организация его рисунка будет под­разумевать экспансию. Например, это может быть жирная линия, прове­денная через весь лист, без начала и конца. Такая экспансивность при рисовании пальцами может говорить об относительно эмоциональных неконтролируемых реакциях.
Отмечают, что дети, подпадающие под определение экспансивных при рисований пальцами, страдают несдержанностью или сверхагрес­сивностью. Такое наблюдение часто наблюдается у делинквентов. Похо­же, это коррелирует с тем, что они не признают авторитетов, и с их ненасытным влечением к импульсивному удовольствию.
Ограничение. Эта категория субъектов использует очень малую часть листа. Интерпретация та же самая, что при рисовании. Субъект, отказы­вающийся использовать свое пространство, предоставляет доказатель­ства своей сдержанности и замкнутости, особенно когда рисунок распо­ложен на самых углах листа или как бы подвешен в пространстве. В таких случаях мы полагаем, эта реакция связана с тревожностью.
Использование пространства в процессуальном анализе. Когда исполь­зование пространства рассматривается посредством процессуального ана­лиза, появляется отличная возможность для наблюдения за процессом формирования картины.
Субъект может начать с рисования отдельных элементов по краям листа, а потом заполнить оставшееся пространство деталями, чтобы по­лучилась целостная картина. Таким образом поступают те индивиды, которые чувствуют сильную потребность в логических действиях или в безопасности. В этих целях субъект также может для начала снабдить лист широкой черной рамкой, а уже только потом позволить себе выстраи­вать свои узоры.
И наоборот, субъект может начать с центрального рисунка, кото­рый будет ядром всей картины и продолжить работу, дополняя элементы рисунка, пока не покроет весь лист. Например, он может нарисовать маленький дом в центре листа, а затем добавить к нему дорогу, дерево, солнце на заднем плане. Таким образом, при рисовании пальцами мы имеем возможность наблюдать за развитием концепции картины, пото­му что мыслительный процесс воплощается в двигательной активности.
Цвет. Значения цветов схожи во многих проективных методиках. Цвета — это прямое выражение наших эффектов и эмоций. Субъект мо­жет использовать цвет строго в пределах рисунка, то есть, не выходя за границы отдельного объекта. Или цветовое решение может быть выпол­нено в диффузной манере без твердых границ, как при рисовании пла­мени или светящего солнца, при этом дается спонтанное выражение эмоциональным порывам.
Но в методике рисования пальцами выбору цветов придается по­вышенное эмоциональное значение. Субъект имеет возможность выби­рать оттенки и сочетать их таким образом, которым вызовет максимум эмоциональной реакции. Выбор цвета может быть сделан случайно или бессознательно, но однажды, увидев этот цвет на листе, субъект может
выдать эмоциональную реакцию; что в свою очередь простимулирует появление новых цветовых эффектов. О том, что первоначальный выбор цвета может быть вполне спонтанным, свидетельствуют Эртоу и Кей-дис, которые наблюдали, как субъекты тянулись к баночке с краской еше до того, как знали, что собираются нарисовать на листе.
Конкретные цвета, отождествляемые с конкретными эмоциями. В то время, как общий цветовой фон говорит об обших эмоциональных им­пульсах, выбор конкретных цветов в определенных случаях говорит об особых эмоциональных паттернах. Наблюдение показало, что так же как и в тесте Роршаха, светло-голубые и светло-зеленые тона говорят о кон­тролируемом поведении. Аналогично Элшулер и Хеттвик (Alsehuler and Hattwick) в своих исследованиях рисования на мольберте (что можно применить при рисовании пальцами) различают холодные и теплые цвета. Первые свидетельствуют о более высокой степени контроля над импуль­сами, чем последние. Опыт также показывает, что черный цвет символи­зирует детское осознание смерти, враждебности и агрессии. Спринг (Spring) утверждает, что черный и коричневый цвета чаще выбирают люди из рафинированных семей. Мосс предполагает, что коричневый цвет чаще используют субъекты с анальным типом характера, хотя в то же время он предостерегает от подобных обобщений.
Шоу и Наполи отмечают ярко выраженную разницу в цветовых предпочтениях между мужчинами и женщинами. Хотя наш опыт не под­тверждает данных наблюдений, мы приведем' мнение этих исследовате­лей. Они утверждают, что мужчины явно предпочитают голубые и зеле­ные цвета, а женщины желтые и красные. Женщины, выбирающие «муж­ские» цвета, могут проявлять мускулинные тенденции и наоборот. Из этих наблюдений Шоу заключает, что мальчик, который преимущественно выбирает красный цвет, возможно, «цепляется за юбку матери».
Мы обнаружили, что, кроме общего эмоционального значения, различные цвета могут быть наполнены еще и личностно-индивидуаль-ным содержанием. Например, одна испытуемая выбирала цвета следую­щим образом: светло-синий для корабля, успешно вернувшегося в порт; зеленый для занятий музыкой и музыкальными инструментами, кото­рые, как она надеялась, принесут ей признание; коричневый для похо­рон вероломного друга; черный для ограничений, накладываемых обще­ством, которое напоминало ей тюрьму.
Одни и те же цвета могут являться выражением различных аспек­тов эмоциональной жизни. Красный цвет может обозначать как привя­занность, так и агрессию и враждебность. Нанесение красной краски царапающими движениями говорит о враждебности, а похлопывающи­ми о привязанности. Личностное значение цвета можно выяснить при одновременном учете других показателей.
Интерпретация цветов в отношении различных диагностических групп. Некоторые исследователи соотнесли выбор цветовых предпочтений с клиническими синдромами. Розенцвейг и Дарбин утверждают, что ма­ниакально-депрессивные пациенты чаще выбирают более яркие цвета, такие как красный и оранжевый^ а шизофреники преимущественно вы-
бирают желтый и зеленый. Мосс не поддерживает заявления Оберндорта (Oberndort) о том, что желтый цвет связан с шизофреническим, а крас­ный с маниакальным состоянием.
Избыточное нанесение краски и перекрашивание цветов свойствен­но либо расторможенным, либо чрезмерно агрессивным индивидам. Это также наглядная иллюстрация поведения тех личностей, чья потребность в удовлетворении не имеет границ. Если субъект чрезмерно разбавляет краски, слишком сильно мочит бумагу, накладывает один на другой многочисленные слои различных цветов, в нашей практике это было связано со слабым развитием эго.
Смешивание и различные сочетания цветов определенно могут быть связаны с высоким уровнем интеллектуального развития. Ребенок, кото­рый спрашивает: «Как можно сделать фиолетовый?» демонстрирует свое желание исследовать, понимать и владеть текущей ситуацией.
Особенности интерпретации цвета. Использование цвета зависит от возрастного и образовательного фактора, и это всегда необходимо учитывать.
а) Возраст. Маленькие дети свободно используют красный цвет, в то время как взрослые редко применяют его при первом рисовании. Малыши от четырех до десяти лет любят использовать несколько цветов, как правило, основные цвета, они сочетают их в поразительных сочета­ниях. Обычно они не смешивают их для достижения промежуточных то­нов. Более старшие предпочитают единственную смесь.
Кроме того, возрастные различия сказываются при эмоциональ­ном реагировании на цвет. Дети проявляют незамедлительную, импуль­сивную эмоциональную реакцию на двет сам по себе вне зависимости от того, какой рисунок им окрашен. Нередки замечания типа: «О, класс­ный красный цвет» (или зеленый). Иногда реакция бывает настолько сильной, что побуждает ребенка наносить краску на собственное тело, особенно в области живота. Это может быть не только реакцией на цвет, но и на тактильную стимуляцию.
б) Образовательный фактор. Этот фактор особенно хорошо прослеживается у детей до четвертого класса. Здесь мы видим очень не­гибкое и реалистическое использование цветов: коричневые собаки, го­лубое небо, зеленая трава. В таких случаях это скорее может быть отраже­нием хорошо усвоенных социальных стандартов, а не личностно-эмоци-ональных порывов. Как правило, индивидуальность выбора цвета тем меньше, чем больше потребность в конформности. У взрослых привер­женность реалистичным оттенкам может согласовываться с высоким процентом свидетельств о «животных» и «популярных» реакциях по тес­ту Роршаха.
в) Процессуальный и последовательный анализ цвета. Однако упомянутая приверженность к реалистичным цветам не является серьезной помехой для индивидуальной диагностики. В большинстве слу­чаев эта приверженность пропадает в течение сеанса рисования. Мы мо­жем говорить о тенденции к снижению конформности. Субъект может начать со стереотипного использования цветов, но найдя какую-то спе-
цифическую форму и возбудившись от самого процесса рисования, он все меньше и меньше будет следовать шаблонному первоначальному за­мыслу. Яркий пример: переход от изначально коричневого окрашивания стула к фиолетовому или желтому. Это лучше всего можно описать в терминах теста Роршаха как переход от реакций типа FC к CF.
Светотени. При рисовании пальцами лучше разделять эффекты све­тотени, происходящие из фактуры поверхности, и те, которые являются следствием идеи глубины или трехмерности.
Эффект фактуры поверхности можно соотнести с ответами типа С по тесту Роршаха, они обычно получаются из-за похлопывающих и уда­ряющих движений и являются индикаторами сильных чувств. Доминиру­ющий канал восприятия при этом — тактильный. А изображение глубины (фактор К по Роршаху) — это результат формирования концепции карти­ны, а не тактильной стимуляции. Типичные изображения такого рода — это элементы спирали. Мы часто наблюдали такие эффекты, но их значе­ние для интерпретации пока не ясно.
Мазки. Под «мазками» имеются в виду окончательные продукты движения на поверхности рисунка. Значение мазков при рисовании паль­цами близко к значению линий при рисовании карандашами. Поэтому мы в своей работе будем привлекать данные исследований по карандаш­ному рисунку и мольбертной живописи. При рисовании пальцами мазки являются более прямым выражением внутренней динамики субъекта, потому что они являются прямым продолжением движений тела, и нет никакого инструмента-посредника, который бы тормозил момент эксп­рессии.
При интерпретации мазков внимание должно быть сфокусировано на повторяющихся особенностях, а не на каких-либо отдельных приме­рах. Более того, мазки можно понять только через их общую конфигура­цию. Значение мазка определяется его связью с другими мазками. В самом общем интерпретационном значении можно сказать, что характер маз­ков определяется степенью эмоционального контроля. Грубо можно вы­делить следующие атрибуты мазков по четырем основным категориям.
Направление мазков. Основное направление мазков может быть вер­тикальным или горизонтальным. Первое может начинаться снизу или сверху, а второе с правого или левого края. Сторона, с которой начина­ются мазки, зависит от праворукости или леворукости субъекта, и это тоже нужно принимать во внимание. Элшулер и Хеттнтик иденфициро-вали вертикальное направление как проявление навязчивых влечений, а горизонтальные как тенденции к самозащите, подверженности страху, открытому сотрудничеству.
На некоторых рисунках маленьких детей или людей с психически­ми расстройствами не наблюдается организации мазков в каком-либо направлении, они беспорядочны и бессистемны. Однако по мере эмоци­онального роста в процессе терапии или по достижении большей психо­логической зрелости неорганизованный беспорядок часто превращается в связную структуру. Иногда с помощью процессуального анализа мы можем на одном рисунке проследить тенденцию к «выправлению», ког-
да субъект начал класть мазки в одном направлении после небольшого периода беспорядочной мазни.
Ширина, нажим и многочисленность мазков. Мазки могут быть узкие и слабые, если проводятся кончиками пальцев, или широкими и жир­ными, когда их проводят рукой, ладонью или локтем. Субъект может варьировать степень нажима и в крайних случаях это выливается в то, что смешаются все нанесенные до этого краски, оставляя белую линию на поверхности бумаги. И, наконец, мазок может быть единичным, то есть сделанным одним пальцем или состоять из двойных или тройных параллельных мазков по числу задействованных пальцев.
Степень нажима свидетельствует об энергетическом уровне субъекта. Сильный нажим говорит о том, что человек полон сил, либо об имею­щемся напряжении. Легкие мазки могут говорить о стеснительности или подверженности страхам. Многочисленность мазков — показатель вовле­ченности. Если индивид ограничивается единичным мазком, это симво­лизирует меньшую степень вовлеченности, чем при использовании трой­ного параллельного мазка.
Форма и длина мазков. Мазки могут быть угловатые или закруглен­ные, сплошные или прерывистые, закрытые или открытые. Тенденция к угловатости представляет агрессивный поведенческий паттерн, а если угловатые мазки расположены зигзагообразно, это может обозначать не­решительность индивида относительно своего агрессивного поведения. Длинные мазки свидетельствуют о контролируемом поведении, а корот­кие характеризуют импульсивное поведение. Прерывистость мазков мо­жет быть показателем тревоги, ощущения ненадежности.
Под «закрытостью» подразумевается представляет ли мазок закры­тую фигуру сам по себе, например как окружность или восьмерка. При­мер открытой фигуры — это форма полумесяца. Закрытость обозначает фактор замкнутости. Степень открытости показывает степень желания общаться с миром.
Фактура мазков. Другая характерная особенность техники рисова­ния пальцами — возможность получения мазков двух видов. Мазок мож­но прочертить в уже нанесенной краске или наложить на нее новый слой. Последнее, производя эффект рельефности, часто является результатом «цветового возбуждения» и, как уже было отмечено, отражает некото­рую расторможенность. Значение прочерченных мазков близко к царапа­нью и другим агрессивным действиям.
Другой аспект в различении мазков касается основного рисунка и фона (переднего и заднего плана). Отношения между мазками заднего и переднего плана имеют значение, хотя в точности оно еще не определе­но. Субъект может попытаться изобразить совершенно контрастные фи­гуры или стараться, чтобы они постепенно слились с задним фоном. Мазки на заднем плане могут создавать эмоциональный фон вокруг основного рисунка, либо основной рисунок может создаваться как реакция на зад­ний план. Например, субъект, который вначале боялся показывать свои агрессивные влечения, может покрыть весь лист мазками мягкой формы. И только после этого он осмелится нарисовать центральную фигуру,
раскрывающую эти импульсы. В другом случае субъект может быть серь­езно обеспокоен «обнаженностью» центральной фигуры и уравновесит ее жирными, энергичными мазками на заднем плане.
Очевидно, что комбинации и конфигурации мазков бесконечны. Вертикальная линия может быть проведена от себя или к себе; она может быть прямой или извилистой; угловатой или закругленной; сделанной с сильным или слабым нажимом; может быть изолированной или окру­женной другими линиями.
Содержание. К содержанию рисунка относятся (1) видимое для наблюдателя изображение, то .есть объекты, фигуры и абстрактные обра­зы, изображенные им на листе, и (2) высказывания, которые он сделал по ходу или после рисования. Нулевым содержание можно назвать тогда, когда субъект занимается бесцельной мазней и неспособен дать на нее никаких вербальных реакций.
Возраст и другие факторы, влияющие на содержание рисунка. Возраст является очень важным фактором при рассмотрении содержания рисун­ка. Просто мазня будет абсолютно нормальной для трехлетнего ребенка, у которого экспрессивность сосредоточена на двигательной способности. В начальной школе у детей доминируют контурные изображения фрук­тов, домов, деревьев. Эти стереотипные рисунки обычно быстро разру­шаются, часто во время одного сеанса, и после этого появляются более динамичные изображения. Как и с цветом, у нормальных школьников мы наблюдаем снижение дезинтегрированной конформности содержа­ния в течение работы.
Материал для рисования пальцами провоцирует создание продук­тов особого рода. Например, очень часто рисуют пейзажи, в то время как наблюдается заметное нежелание изображать человеческие фигуры. Наи­более часто встречающееся содержание — это разнообразные вариации пейзажных тем. Из-за того что изображения человека встречаются отно­сительно редко, сложно придать человеческой фигуре какое-то особен­ное значение для интерпретации.
Организация содержания. Организация содержания является значи­мым диагностическим критерием. Наполи обнаружил, что структура со­держания важна для различения параноиков и шизофреников. У второй группы, отмечает Наполи, наблюдается два абсолютно не связанных между собой, независимых слоя или уровня в изображении. Работа сопровожда­ется словесными высказываниями, которые не имеют никакого внешне­го отношения к рисунку. Эртоу и Кейдис отмечают, что будет подробно описано позже, взаимосвязь содержания изображения и вербальных вы­ражений — это важный показатель развития эго у детей.
В рисунках параноиков Наполи обнаружил следующие характер­ные особенности организации содержания. Центральная фигура (симво­лизирующая самоотождествление) со всех сторон окружена и прикрыта защищающими фигурами (нарисованными таким образом, чтобы отра­зить нападение на центральную фигуру с любой стороны).
Паттерсон и Лайтнер (Patterson and Leightner) утверждают, что они не обнаружили существенных различий в содержании рисунка умствен-
но отсталых и нормально развитых, но при тщательном анализе у нор­мальных субъектов наблюдается тенденция в большей степени закраши­вать контур рисунка, чем у умственно отсталых, хотя у последних рисун­ки более структурированные.
Другие диагностические аспекты содержания. Значение содержания возрастает тогда, когда его можно рассматривать в сочетании с другими данными о субъекте, в частности со свободными ассоциациями и спон­танными высказываниями по поводу рисунка. Как мы увидим позже, наиболее эффективно использование этой техники в целостной терапев­тической ситуации.
Содержание рисунка часто служит для определения конфликта. Рисунок, изображающий две фигуры, с разных сторон обстреливаю­щие лодку, был сопровожден таким спонтанным высказыванием: «Два пирата сражаются за обладание золотом». Когда его спросили, не напо­минает ли это ему что-нибудь из собственной жизни, он после корот­кой паузы с горькой улыбкой ответил: «Прямо как мои родители, сра­жающиеся за то, кому я буду принадлежать». Когда спросили, задумы­вался ли он об этом раньше, ответил: «Почти нет». Отсюда мы видим, что вербализация содержания делает его гораздо более осмысленным, не только для экспериментатора, но и для самого субъекга. По этой причине хороший эффект приносит придумывание детьми рассказа по своей картине.
Процессуальный и последовательный анализ содержания. Наиболь­шую ценность приобретает содержание, когда оно наблюдается на про­тяжении серии повторяющихся тем. Преемственность тем и символичес­кие заместители делают процесс рисования пальцами родственным про­цессу сна. И на самом деле такое рисование может представить наблюда­телю изобразительное видение сна, подобные рисунки иногда называют «рисованные сны».
Например, в процессе одного сеанса рисования субъект превратил нарисованное животное в маленького мальчика. Символический замес­титель, уравнявший две фигуры, помогли понять защитные механизмы субъекта. «Рисованный сон» может также приоткрыть то, что спрятано за защитами. Вот случай Гарри, 10 лет. У субъекта было сильное чувство неполноценности из-за маленького полового органа и недоразвитых яичек. В течение серии сеансов он постоянно рисовал несложные большие объек­ты, которые этому маленькому мальчику очень хотелось бы иметь — фут­больный мяч, трубка и тому подобное. В то время когда его чувство не­полноценности было особенно сильным, он нарисовал огромных разме­ров футбольный мяч, а в игровой комнате он слепил из глины фигуру человека, потом сделал большой пенис и прикрепил его на подходящее место. Это иллюстрация проявления невыраженных бессознательных же­ланий в содержании рисунка.
И последнее предостережение относительно анализа содержания. Оно варьируется в зависимости от того, к какой теоретической школе принадлежит экспериментатор. Это, конечно, наименее определенная и наиболее интуитивная часть методики. Поэтому для проверки догадок
необходимо опираться на дополнительные данные. Символу не стоит приписывать какого-либо значения, если он появляется однажды. Субъек­ты, особенно дети, могут находиться под впечатлением дневных проис­шествий и легко могут выражать этот свой опыт. Для того чтобы сделать надежное заключение, мы должны искать постоянно повторяющиеся аспекты содержания и рассматривать их в совокупности с общей диагно­стической картиной.
Движения и жесты. Движения и жесты относятся к поведенческим категориям, поэтому мы обращаемся только к движениям тела, а не к тем движениям, которые влияют на образование конечного продукта. Поня­тия движений и жестов в большей мере относятся к движениям рук и пальцев, но также распространяются и на все тело, которое тоже бывает вовлечено в процесс. Движения также зависят от направления реакции — от себя или к себе — мышц-сгибателей или разгибателей. Жесты — это специфические действия, не зависящие от направления.
Жесты. Жесты обычно представляют собой очевидное внешнее выражение текущего чувства. Между конкретными жестами и вызвавши­ми их эмоциями наблюдается соотношение почти один к одному. Напри­мер, жесты, отражающие агрессивные импульсы, выражаются толчко­выми, хлопковыми, царапающими, скребущими, разрывающими жес­тами. Жесты, связанные с чувственностью, — это похлопывание, разма­зывание и пачканье. Пачканье представляет особенное сильное чувство удовольствия. Его можно описать как погружение ладоней на сильно ув­лажненную бумагу, часто щедро политую большим количеством краски. Жесты мягкие, плавные, нежные и часто сопровождаются такими вер­бальными высказываниями типа: «Восхитительно».
Конечно, разделение жестов на «чувственные» и «агрессивные» совсем неадекватно. На самом деле каждый жест передает очень специ­фичное ощущение, которое лучше всего выразить через определение идеи. И это будет более точно, чем детальное описание.
Поскольку жесты являются прямым выражением текущих ощуще­ний и настроений, они могут относительно быстро меняться. Например, субъект может начать рисунок с чувством удовольствия, поглаживая лист как объект любовной привязанности, но потом какой-то неожиданно фрустрирующий опыт изменит его жесты на грубое царапанье поверхно­сти, которое почти разрывает бумагу.
Иногда жесты проявляются с большим постоянством, что возмож­но говорит о соответствующем состоянии личности. Противоречивое ис­пользование амбивалентных жестов, таких как поглаживание и царапа­нье, может быть показателем конфликта чувств и отношений.
Движения. Движения могут иметь два основных направления — от субъекта и к субъекту. Они проявляются у субъекта с относительно боль­шим постоянством, чем жесты. Мы можем наблюдать у индивида много­образие жестов, в то время как он будет придерживаться одного и того же движения. Анализируя процесс рисования, мы можем различить, как противоположные движения отражаются в формировании рисунка. На­пример, рисуя дерево, субъект может начать с корней, двигаясь к веткам
и расширяя крону, или он может начать с верхушки дерева и дальше двигаться к корням.
Разумеется, это только крайние проявления базовых движений, в большинстве же случаев мы наблюдаем их модификации и «смазанные» крайности. Яркий тому пример — горизонтальные движения. Можно пред­положить, что базовые направления движений соответствуют типам пе­реживаний в тесте Роршаха. Форма движений может отражать основной метод удовлетворения влечений индивида. Мы наблюдали несколько субъектов, которые переходили от перекрестных движений к поступа­тельным движениям и сопровождали это изменение выражением радос­ти и удовлетворения, как будто они нашли свою особую форму самовы­ражения.
Ритм. Ритм — это повторяющееся последовательное использование паттернов или тем. Это могут быть особенности всех вышеописанных показателей — цвета, мазков, движений и так далее, и, как мы дальше увидим, даже ритмического изображения количества. Ритмическую орга­низацию можно изучать как через поведение индивида, так и через ко­нечный продукт.
В конечном продукте мы можем увидеть ритмическую организацию следующим образом. Например, это может быть предпочитаемый субъек­том выбор переплетения прямых и закругленных мазков, что может быть показателем контрастных отношений. Такой же ритм может быть отра­жен в предпочтении контрастного или постепенного перехода цветов.
Поведенческий ритм можно определить с момента первого кон­такта субъекта с краской. Определенные жесты могут повторяться или исполняться в особенной временной последовательности1. Даже позы и дыхание индивида могут быть подчинены ритмической организации.
Ритмическая организация одного индивида согласуется в разных категориях. Один и тот же характерный ритм может быть выражен разны­ми показателями. Изучение этого ритма может раскрыть особенности его подхода к выполнению задания. Таким образом, из-за относительно ус­тойчивых тенденций понятие ритма можно расширить до характерных особенностей подхода субъекта к выполнению задания.
Например, ритм индивида с навязчивостью может быть сложным, но не гибким. Он может содержать замысловатый узор линий и оттенков, но мы можем предсказать его повторение, так как индивид вынужден воспроизводить свои паттерны снова и снова. С другой стороны, мы ви­дим неуклюжий и монотонный ритм заторможенного субъекта — тот же цвет, те же движения. Существует также общий ритм спонтанных изме­нений. Здесь мы имеем постоянную гармоничную тему вокруг которой субъект постоянно что-то выстраивает и пытается развивать. Конечно, восприятие этого ритма зависит от глубоких суждений наблюдателя. Ритм может быть сильно индивидуализирован, и поэтому его нельзя описать в жестких категориях. Если мы считаем ритм характерной особенностью
1 Наполи утверждает, что наблюдаются половые различия во временной последо­вательности жестов.
подхода субъекта к выполнению задания, то, наблюдая его, мы получим представление о стиле жизни индивида1.
Ритм количества. Мы обнаружили поразительное постоянство в употреблении количества при рисовании пальцами. Заданное количество последовательно присутствует во всех категориях. Мы наблюдаем одина­ковое количество изображенных объектов, одинаковое количество маз­ков для данного рисунка, одинаковое количество произведенных жестов. Содержание и вид рисунка п процессе работы могут значительно изме­няться, но заданное количество скорее всего сохранится. Мы можем го­ворить о постоянном «личном числе». Более того, может иметь место заметное постоянство в расчленении этого личного числа. Например, постоянное число «четыре» может появляться в форме «три и один» или «два и два».
Мы заметили, что это «личное число» соответствует количеству членов в семье субъектов, а его расчленение соответствуют чувству, ко­торое он испытывает по отношению к членам своей семьи, включая его самого. Характер расчленения может быть отражен в любой категории. Подобным образом субъект может представить число четыре, рисуя три красные фигуры и одну черную, аналогично — три прямых мазка и один волнистый. Обычно такое расчленение обозначает различную степень привязанности или враждебности. Диагностическое понятие ритма коли­чества дает клиницисту представление о бессознательном опыте индиви­да в семейной структуре. *
ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ МЕТОДА РИСОВАНИЯ ПАЛЬЦАМИ
С терапевтической точки зрения более важно не то, что индивид создает в качестве продукта рисования пальмами, а то, что он приобре­тает новый субъективный опыт. Поэтому в этой части основной акцент будет делаться на получение субъектом нового опыта в процессе рисова­ния палъдами.
В клинической ситуации невозможно провести четкое разделение между диагностикой и терапией. Рисование пальцами может включать как проживание, так и «прорисовывание» проблем субъекта, и это «прори­совывание» очевидно для наблюдательного терапевта. Таким образом, рисование пальцами терапевтично, будучи диагностичным и диагнос-тично, будучи терапевтичным.
В процессе терапии ситуация рисования предоставляет индивиду средство коммуникации со своим внутренним «я», которое субъект не может выразить вербально. Под коммуникацией Бич (Beach) имеет в виду степень, до которой для «художника» и наблюдателя рисунок выражает
1 См. работы Альфреда Адлера, предложившего и разработавшего этот термин. Особенно см. «Понимание человеческой натуры* (Understanding Human Nature), «Пробле­мы невроза» (Problems of nevrosis), «Изучение физической неполноценности и ее психи­ческой компенсации» (Study of organ inferiority and its psychical compensation).
Рис. 21. Несдерживаемые, свободно проявляющиеся влечения
на рисунке пальцами
Нарисован делинквентной пятнадцатилетней девочкой, иллюстрирует несдерживаемую «экспансию», неограниченность, свободно проявляющиеся влечения.
опыт — физический, кинестетический, интеллектуальный и эмоциональ­ный — то, что изображено в цвете и пространстве. Это интеграция внут­ренних чувств и внешнего опыта. Чем более глубоко прочувствован опыт, тем более близкая коммуникация достигнута. Это как раз тот тип комму­никации, который обеспечивается рисованием пальцами и которую те­рапевт должен установить с субъектом, чтобы эффективно включить рисование пальцами в общую терапевтическую ситуацию.
Рисование пальцами имеет терапевтическую функцию помощи в эмоциональной подготовке к вербальному и интеллектуальному приня­тию инсайта. Язык — самое сильное терапевтическое средство, но оно эффективно только тогда, когда субъект может воспользоваться как кон­кретными, так и абстрактными его смыслами. Рисование пальцами по­зволяет задействовать скрытный материал, который привлекает эмоцио­нальный опыт. Такое «отыгрывание» или «отрисовывание» прокладывает дорогу для вербальной «проработки» проблем субъекта.
Этот процесс может быть наглядно проиллюстрирован случаем. Б. Р., женщины двадцати семи лет.
Б. Р. пришла в клинику с соматическими симптомами: неспособ­ность глотать твердую пищу, тошнота, негнущаяся шея, бессонница. В ходе терапии выяснилось, что одним из аспектов ее проблемы была про­фессиональная адаптация. Она была пианисткой, но собственное испол-
ненис ее не устраивало, поэтому она оставила свое занятие. Терапевт выяс­нила, что многие страхи пациентки были спровоцированы, действиями, которые, как она знала, ее мать могла не одобрить. Мать, которой Б. Р. восхищалась, как очень умелой женщиной, пыталась вселить в нее сильное стремление к совершенству. Страх провала при достижении совершенства был источником ее профессиональных трудностей.
Когда ее чувство неудачи становилось особенно сильным, она изоб­ражала рисунки, содержащие три абстрактных фигуры, и затем проводи­ла четкий, широкий, жирный мазок, отделяющий одну от двух других. После этого у него появлялись признаки избавления от напряжения. Она использовала удовлетворенные,-поглаживающие жесты и нежные мазки. Когда ее спросили, что обозначают две и одна фигуры (см. ритм количе­ства), она сказала, что одна фигура слева это ее мать. А две другие она обозначила как своего отца и саму себя.
Как выяснилось позже, через этот рисунок она начала осознавать свое желание избавить себя от сдерживающего ее .влияния матери, хотя во время рисования это и не было вербализовано. Последующие интервью сделали возможной проработку этой проблемы, и после этого она стала готовой принять данную выше интерпретацию. Способность освободиться от сдерживающего влияния избавили ее от психосоматических симпто­мов.
Перед рисованием терапевт пыталась подвести обсуждение к воп­росу взаимоотношений, но пациентка абсолютно не желала признавать их имеющими отношение к делу. Она не была способна этого принять. Но в процессе рисования пальцами она смогла открыто встретиться с личностно-эмопиональной проблемой, которую до этого была не готова воспринять. Проблема дозрела до «разговорного» уровня после заверше­ния рисунка. Приняв эмоциональное содержание, она была готова рас­ширить свое вербальное сознавание.
Другая функция терапевтического процесса, которую может взять на себя методика рисования пальцами, — это катарсис. Часто субъект позволяет себе «отыграть» или «отрисовать» свою враждебность в ситуа­ции рисования.
Сопротивление, которое считается частью терапевтического про­цесса, может проявить себя в неспособности субъекта выдавать такой материал, как сны, фантазии и свободные ассоциации. Рисование паль­цами может играть вспомогательную роль в нахождении пациентом спо­соба преодоления сопротивления.
Методику рисования пальцами также успешно используют в каче­стве «барометра» терапевтического процесса, помогающего терапевту интерпретировать и выстраивать терапевтические тактики.
РЕЗЮМЕ И ОЦЕНКА
В цели этойработы не входило поднять технику рисования пальца­ми над другими методиками. Однако нам кажется, что рисование паль­цами, являясь диагностическим дополнением к другим проективным методам, предоставляет специфические данные, полезные с терапевти-
Рис. 22. Рисунок пальцами, иллюстрирующий деструктивное сопротивление
ческой точки зрения. Как динамический инструмент она имеет уникаль­ное преимущество, т.к. может быть задействована как часть терапии.
Итак, подведем итоги касательно основных, вкратце упомянутых преимуществ и характеристиках этого метода.
А. Рисование пальцами предоставляет наиболее подлинную проекцию личности. Как задание, относительно свободное от моторных ограниче­ний, социального давления, рисование пальцами обеспечивает мини­мальную вероятность неудачи. Это веселое занятие, и оно способствует установлению контакта. Полное отвержение задания бывает редко.
Как исполнительная методика, рисование пальцами не зависит от языкового фактора. Она вызывает сильные эмоции, сопровождаемые спон­танными вербализациями, что легко дает толчок продуцированию фан­тазий, подлинным проекциям личности на пластичном поле.
Б. Рисование пальцами — очень гибкая диагностическая методика. Посредством метода процессуального анализа, наблюдая каждый пред­принимаемый субъектом шаг на пути к конечному продукту, экспери­ментатор способен прийти к пониманию концептуальной картины мира испытуемого, его изменения в эмоциональном плане и символического значения содержания.
Методика рисования пальцами достаточно чувствительна к пока­зателям эмоционального роста, поэтому повторное ее использование в течение длительных периодов времени особенно полезно в процессе те­рапии. Один субъект может нарисовать любое количество изображений, проблема эквивалентных форм при этом не стоит.
Интерпретация различных категорий, таких как использование пространства, цвет, мазки, близка к предлагаемой в других проективных методиках, таких как рисование карандашами или тест Роршаха.
В жестах субъекта мы видим прямое выражение его текущих чувств. Понятие ритма дает нам истинно индивидуальную картину характерных
особенностей субъекта при подходе к заданию, что проливает свет на стиль его жизни. В ритмической организации количества рисование паль­цами может дать клиницисту графическую картину субъективного опыта индивида в структуре семейных отношений.
В. Рисование пальцами является эффективным инструментом как часть терапевтической ситуации. Ситуация рисования позволяет быстро перемещаться от терапии к диагностике и наоборот. Задание создает уни­кальный опыт, который может извлечь и позволяет эмоционально «от­рисовать» прежде закрытый материал. Это часто стимулирует субъект принять инсайт на сознательно вербальном уровне, что до того было невозможно. В некоторых случаях «рисованные сны» могут помочь субъекту воспринять свою проблему; он может почувствовать свое сопротивление и его причины. Это может открыть дорогу для дальнейшего продолжения плодотворной терапевтической работы.
Здесь мы ознакомились только с одним подходом к личности, ко­торый включен в эшелон проективных методик. Эти методики основыва­ются на аналогичных фундаментальных положениях и в некоторых слу­чаях запускают один тот же концептуально-терминологический аппарат.
Мы часто пытались соотнести исследования рисования пальцами с другими связанными с этой методиками. Важное значение имеет опреде­ление дальнейших взаимоотношений между различными видами данных, полученных по разным проективным методикам. Гипотеза, лежащая в ос­нове проективных методов, будет подтверждена в той степени, в которой будет найдена согласованность между ними. Методика рисования пальца­ми может считаться подходящей под определение проективных методик в целом в той степени, в которой ее данные согласуются с данными других методик, особенно в отношении диагностических, критериев.
Г. М. Прошанский
ПРОЕКТИВНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЦВЕТА
ТЕСТ ЛЮШЕРА, ТЕСТ ЦВЕТНЫХ ПИРАМИД, VAT'60, MDDT и др.
Ранее в этой книге была сделана попытка сформулировать класси­фикацию проективных методик по трем признакам. Один из них (пер­вый) — это стимул. В других местах обсуждалось понятие структуры в отношении проективного стимула. Совершенно неструктурированное визуальное предъявление может быть получено только после полного устранения формы. Остается цвет. Поэтому если нам необходим неструк­турированный стимул для проективного исследования личности, то цвет как раз и будет решением этой проблемы. Цвет, конечно же, является неотъемлемым элементом теста Роршаха и мозаичного теста, но в обоих этих методиках равное или наибольшее внимание уделяется иным аспек­там реакций. В этой статье собраны краткие описания ряда известных и не очень методик, все из них основаны на эксплицитном или имплицит­ном выборе цвета.
Мы не будем пытаться обсуждать другие формы реакций на цвет. Много уже было написано, часто на спекулятивном или даже метафизи­ческом уровне, о влиянии цвета на человека и животных. Такие работы способствуют недоверию, с которым обычно говорят о «цвете и лично­сти». Другой существенный момент состоит в том, что многие ранние исследования предпочтения цветов были основаны на произвольном выборе, во многих случаях сами цвета даже не предъявляли, только на­зывали. Психологический анализ аспекта цветовых ощущений отличает яркость и насыщенность от оттенка, переменной, по которой мы обыч­но даем названия цветам. Различные люди по-разному представляют, какое название (как в коннотативном, так и в денотативном смысле) пред­ставляет какой цвет. Первое (то есть ассоциации индивида, связанные с различными цветами) можно достаточно легко изучить, последнее ме­нее пригодно для экспериментального подхода, и, насколько автору было известно, вообще редко используется, кроме как в отношении к цвето­вой слепоте. Очевидно, что любая техника, имеющая своей целью свя­зать впечатление или применение цвета с личностью, должна использо­вать контролируемые предъявления, предпочтительно распределенные по оценкам Мюнселля (Munsell) или другой соответствующей системе. Можно ли обойтись без этого в тех случаях, когда цвет играет второсте­пенную роль, или же использовать как одну из изучаемых переменных, остается спорным вопросом.
ТЕСТ ЛЮШЕРА
МАТЕРИАЛ и ПРИМЕНЕНИЕ
Цвета предъявляются на карточках с матовой поверхностью, по размеру немного больше, чем обычные игральные карты. Номера на об­ратной стороне карточек соответствуют цветам следующим образом;
0 серый: нейтральный серый.
1 синий: очень темный, ненасыщенный синий.
2 зеленый: очень темный, голубовато-зеленый.
3 красный: насыщенный алый, описанный, самим Люшером
как «оранжево-красный».
4 желтый: ярко-желтый с очень легким зеленоватым оттенком.
5 фиолетовый: скорее, пурпурный, как красная анилиновая краска.
6 коричневый: не яркий, немного красноватый коричневый.
7 черный.
Руководство к применению: разложить карточки в случайном поряд­ке полукругом, объяснить испытуемому, что ему надо выбрать цвет, ко­торый ему больше всего нравится. Особо отмечается, что сам выбор не должен ни от чего зависеть, например от цвета одежды. Выбранная кар­точка откладывается в сторону цветной стороной вниз, цвет выбирается еше раз, и карточка снова откладывается и так далее, пока все цвета не будут проранжированы и записаны. Затем карточки перемешиваются, выкладываются заново, и процедура повторяется. Второе ранжирование не должно зависеть от первого, то есть испытуемый не должен пытаться воспроизвести его или преднамеренно изменить.
ОЦЕНКА и ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Интерпретация во многом основывается на тех позициях, которые занимают цвета в последовательности выборов. Эти позиции определяют то, что Люшер называл «функциями», связанными с аспектами пережи­ваний индивида или жизненной ситуацией. Способ, по которому выбо­ры связываются с функциями, различается в зависимости от того, было ли ранжирование единственным или двойным, как рекомендуется. В пер­вом случае, то есть при единственном ранжировании, система гораздо более простая. Знаками «+», «х», «=» и «—» обозначаются цвета в парах в порядке ранжирования, как в данном примере:
1 5036724
+ + X X – =
Эти знаки используются для обозначения функций, интерпрети­руемых следующим образом:
Функция «+» сильное предпочтение «Желанные цели»
Функция «х» предпочтение «Существующая ситуация»
Функция «=» безразличие «Сдерживаемые характеристики»
Функция «—» антипатия или отказ «Подавленные характеристики»
В дополнение первый и последний выборы также группируются „вместе, чтобы получить так называемую функцию «+ —», так сказать, связанную с «актуальной проблемой».
Если же делается и второе ранжирование, то знаки распределяют­ся иначе:
Все случаи двух соседствующих цветов в обоих цветовых распреде­лениях, обводятся, как показано выше. Соседство может сохранить по­рядок выборов, как в случаях с 1 и 5, 5 и 0, или же порядок может стать обратным, как в случае с 3 и 6 в первом ранжировании, которые ставят­ся как 6 и 3 во втором. Затем по «группам» (парам) или единичным номерам распределяются знаки: «+»-— для первого выбора, «х» — для второго п «—» — для последнего; знак «—» ставится у всех сохранившихся групп или единичных номеров. Отметим, что когда группы частично со­впадают, то номер, появляющийся для обоих, принадлежит двум «фун­кциональным» группам.
Люшер полагает, что второе ранжирование более «спонтанно» и, следовательно, более валидно по сравнению с первым. Таким образом, вышеизложенный «отбор» будет записываться так:
+ 1 +5; х5хО;=6 =3; –2 =4; –7; +1 –7.
Интерпретация проводится с помощью «интерпретационных таб­лиц», которые содержатся в руководстве. Эти таблицы разъясняются для получения «значения» каждого из паттернов. Из руководства не вполне понятно, должен ли быть использован материал первого ранжирования. В данном примере это будет так:
+ 1+5; х5хО; =3=6; =7; –2-4;
в конце +1 —2 и +1 —4.
Краткое изложение теории Люшера вы можете найти ниже. Необ­ходимо отметить, что синий, зеленый, красный и желтый (пронумеро­ванные соответственно 1, 2, 3 и 4) называются «основными» цветами, а другие — «добавочными». Утверждается, что хорошо приспособленный индивид в целом должен отдавать предпочтение психологическим ос­новным или «базовым» цветам, а не «дополнительным» — «ахроматичес­ким» — черному, серому и коричневому. Считается, что отказ от основ-
ных цветов является показателем тревожности; соответственно любой ос­новной цвет (1, 2, 3, или 4), появляющийся на одной из последних трех позиций, отмечается буквой А (первая буква слова «anxiety» (англ.) — тревожность), любой цвет, следующий за этим, отмечается также. Счита­ется, что «компенсация» тревожности проявляется в предпочтении ахро­матических цветов: ахроматический цвет (6, 7 или 0), появляющийся на одной из первых трех позиций, отмечается буквой С (первая буква слова «compensation» (англ,) — компенсация), таким же образом отмечаются цвета, стоящие до этого.
«Интенсивность», или «компенсация» тревожности отмечается вос­клицательными знаками: один для основного цвета на шестой позиции, два на седьмой и три на восьмой; так же и для ахроматических цветов на третьей, второй и первой позициях соответственно. Общее количество восклицательных знаков в одном ранжировании (максимум 12) исполь­зуется как показатель плохой адаптации. Если во втором ранжировании их меньше, чем в первом, это свидетельство хорошего прогноза. На при­мере 1000 «нормальных» взрослых показано, что среднее количество вос­клицательных знаков примерно равно 2—3, а в более чем 25 % случаев их вообще не было.
Далее классифицируются «функциональные группы» (или «выбо­ры цветов», то есть единичные цвета или пары) на основании той степе­ни, в которой они «психологически желательны». Это обозначается звез­дочкой с максимальным значением три. Чем больше звездочек, тем мень­шая «желательность». Говоря в общем, ахроматические цвета в позиции «+» и основные цвета в позиции «—» увеличивают «нежелательность», но так же справедливо и то, что «нежелательность» показывает отклоне­ние от нормы. Приводимые цифры, охватывающие процентное отноше­ние всех «+» и «—» выборов, взяты из результатов 36892 тестов, прове­денных на студентах мужского пола в возрасте 20—30 лет. Порядок встре­чаемости «+» выборов был следующим: красный, зеленый, голубой, фи­олетовый, желтый, коричневый, черный. Причем фиолетовый, являю­щийся «основным» цветом, выбирался более часто, чем желтый, и это отражено в распределении звездочек. Однако фиолетовый к желтый ме­няются местами в частоте «—» выборов.
ОБОСНОВАНИЕ
Мы уже ссылались на предположение, что «основные» цвета «дол­жны» предпочитаться. Особые значения приписываются отдельным цве­там: для черного («отказ» или «отречение») и серого («невключенность»); они, как и следовало ожидать, редко сопряжены с функциональным значением «желанные цели», и, таким образом, предпочитаются людь­ми, чья приспособленность или жизненная ситуация, так иди иначе, не удовлетворены. Некоторые показатели значения, приписываемые сохра­няющимся цветам, вы сможете найти ниже в таблице 6 вместе с атрибу­тами из другого источника.
Лтошер также посвящает раздел своей книги описанию «структур­ного значения» «цветовых пар». Может показаться, что слишком многое
выводится из связи двух цветов, почти равнозначной динамической инте­ракции, благодаря соседству в пространстве или последовательности во времени. Хотя определенный элемент последнего и задействован, в виду того что выборы были сделаны один за другим, мы должны помнить, что связь цветов, образующих пару, произвольно определяется правилами, лежащими в основе распределения знаков, особенно в случае кодиро­вания единичного ранжирования. Можно отметить, однако, что Клар (Klar) в своей последней статье предполагает, что проводить два ран­жирования — это нормальная практика: «Каждый тестируемый, — пи­шет Клар, — совершает выбор дважды для того, чтобы могли быть сфор­мированы «группы».
Большинство подробностей значений, приписываемых каждому цвету, унаследованы из убеждения Люшера в том, что различные цвета определенным образом связаны с конкретными основными категория­ми поведения. Эти категории представлены в виде двойной дихотомии: с одной стороны, это «автономия» и «гетерономия», с другой — «актив­ность» и «пассивность». Последние термины, возможно, некорректны, и Люшер иногда заменял «активный» на «эксцентричный», а «пассивный» на «сосредоточенный», В дальнейшем он говорил, что экстраверсия и интроверсия имеют близкое сходство с этой дифференциацией, но не соответствуют ему полностью. Эксцентричный индивид взаимодействует со средой, «влияя на нее или используя ее стимулы». Для сосредоточен­ного индивида среда представляет собой расширение «я». Различие меж­ду «автономией» и «гетерономией» лучше всего объяснить, если срав­нить его с различием между «причиной» и «следствием», что наиболее подходит к тому, что обычно понимается под «активностью» и «пассив­ностью».
Таким образом, в целом основные цвета классифицируются в рам­ках данных понятий следующим образом:
Автономный
Гетерономный
Эксцентричный (активный)
Красный
Желтый
Сосредоточенный
(пассивный)
Зеленый
Синий
Зиув (Zeeuw) очень жестко критиковал Люшера за то, что отнесе­ние цветов к категориям поведения чисто интуитивно и не основывается на «межиндивидуальной идентичности восприятия цвета». Все же более спорным остается приписывание значения позициям континуума выбо­ра, как было замечено ранее. Можно еще принять в общих чертах значи­тельность первого и последних выборов, но нет никакого рационального объяснения приравнивания «х»-функций к «существующей ситуации» (однако см. далее). Функции «=» иногда называются «безразличием», и в этом свете тот факт, что правила кодирования иногда делают категорию довольно обширной, приобретает смысл. С другой стороны, приписывание автором к этой категории значения «сдерживаемых характеристик» или «поведения, не подходящего к существующей ситуации», кажется необоснованным.
Некоторыми университетами были проведены несколько экспери­ментальных исследований. Приведем два примера.
1) В исследовании визуального восприятия, осуществленного в Эдинбургском университете, тест Люшера был проведен на семидесяти испытуемых студенческого возраста. Изучение «х»-функций выявило ряд значительных корреляций с релевантными шкалами: 16-факторным оп­росником и опросником динамической личности Крайгера (Crygier's Dynamic Personslity Inventory), обеспечив таким образом, эмпиричес­кую поддержку взаимосвязи «х»-функции и «действительным положе­нием дел».
2) Более полная информация получена из исследования, прове­денного Доу (Dow) в Абердине под руководством Бурсилла (Bursill). Критериальные группы состояли из двадцати сильно тревожных и двад­цати слабо тревожных индивидов, отобранных по результатам вторич­ных факторов шестнадцатифакторного опросника 16 РН 319 студенток медицинского колледжа. Отбор был затем подтвержден шкалой Тейло­ра на проявление тревожности. Средняя люшеровская оценка тревож­ности для двух групп составляла 3,65 и 0,55 соответственно — разница существенная, если применить проверку / на уровне 0,001. Так как рас­пределение оценок по Люшеру для слабо тревожной группы имело явно J-образную форму, то полученная информация была оформлена следу­ющим образом:
Шкала Тейлора на
проявление тревожности
Тревожный
Нетревожный
Всего
Оценка
0-1 4
17
21
тревожности по Люшеру
2-8 16
3
19
Всего 20
20
40
Проверка через хи-квадрат показала, что такое распределение также приводит к результатам, стоящим значительно дальше уровня 0,001.
Другие гипотезы, проверенные Доу и Бурсиллом, в основном свя­занные со «значениями» особых цветовых выборов, не подтвердились,
Нам кажется, что по крайней мере некоторые из претензий, предъявленных тесту Люшера, заслуживают дальнейшего рассмотрения.
«ПОЛНАЯ» ВЕРСИЯ ТЕСТА ЛЮШЕРА
Имеющиеся в нашем распоряжении источники «полной версии» теста Люшера на английском языке упоминают 73 цвета, расположен­ных на семи полосах, Но это заблуждение, как станет очевидно из даль­нейшего описания: количество различных цветов гораздо меньше, число 73 показывает количество цветных квадратиков, предъявляемых в раз­личных комбинациях. Но полос действительно семь:
1. Серая полоса, состоящая из черного, белого и трех оттенков серо­го.
2. Восьмицветная полоса, содержащая восемь цветов, из которых состоит сокращенная версия теста.
3. Полоса четырех основных цветов: синий, желтый, красный и зе­леный на восьмицветной панели представлены в парах в шести возможных сочетаниях.
4. Синяя полоса.
5. Зеленая полоса.
6. Красная полоса.
1. Желтая полоса.
На каждой из последних четырех полос основной цвет представлен вместе с тремя вариантами, созданными с помощью примеси трех дру­гих цветов. Четыре варианта в каждом случае представлены парами, так же как и в случае с полосой, состоящей из четырех основных цветов.
Цветовые стимулы представляют собой квадратики со стороной 28 мм. Каждая полоса представлена на отдельной странице в брошюре. На полосе 1 квадратики расположены в шахматном порядке, на других полосах — бок о бок в парах. Работа облегчается лекалом.
Клар в своей неопубликованной работе предполагает, что пред­почтительнее начинать с восьмицветной, а не серой полосы, так как «многолетний опыт показал, что большинство людей более легко реаги­руют на цвет, а не на оттенки серого». Звучит это крайне разумно, так как это нововведение также служит для отделения восьмицветного зада­ния от спаренных сравнений основных цветов. Клар далее рекомендует повторять восьмицветное задание в конце теста.
Так как цветовые стимулы нельзя взять в руки, как в сокращенной версии, то процесс ранжирования очень затруден. Предъявляя восьмицветную полосу, испытуемого просят выбрать пять цветов в порядке убы­вания, а последние три в обратном порядке. Вдобавок к этому «можно поставить запятую между теми цветами, которые нравятся больше всего, и теми, которые просто нравятся, а точка с запятой между ними и теми, которые нравятся меньше всего».
Для серой панели задание несколько проще: испытуемого просят выбрать три цвета, а затем выбрать тот, который ему «меньше всего нра­вится». Для аналитических целей первые два выбора помечаются знаком «+», а последний — знаком «—». Объяснение предпочтений в рамках се­рой полосы довольно непонятны: использование этой полосы связано с «настроением», но складывается впечатление, что этой полосе уделяется относительно мало внимания.
При предъявлении полос 3—7 «неполные» (то есть несогласованные) выборы, приводящие к связанным категориям, устраняются повторным предъявлением серий. (Но такое редко бывает необходимым.) На этих по­лосах каждый цветовой стимул различается буквенным символом, опреде­ляющим, какой цвет был добавлен, если, конечно, это не сам чистый цвет. Люшер связывал каждый из них с «функциональной структурой», в рамках которой проводится большая часть интерпретаций, не таких, как при восьмицветном выборе. Эти символы и их значения собраны в таблице 5, вместе с более полным определением того типа информации, который дает каж­дая полоса. Это английская версия в переводе Клара.
Таблица 5 Полная версия теста Люшера: «функциональные струкуры»
Синий I «идеальное инвестирование» «позиция по направлению
к другим»
Зеленый D «защитный» «самоуважение и сила воли»
Красный О «агрессивный» «состояние стимуляции
и влечения» .
Желтый Р «проективный» «ожидания и взаимоотноше-
ние с окружающим миром субъекта»
Некоторые отдельные слова могут озадачить читателя, или даже показаться неверными. Под термином «инвестирование» следует пони­мать «катексис». В немецком тексте так же используется много разговор­ных слов для объяснения трех других терминов: «Р — «Erwartung» (ожи­дание); D — «Selbstbehauptung» (самоуважение); О — «Trieb» (влечение). Сумма выборов вычисляется для каждой из этих функциональных струк­тур и обозначается «+» или «—», если стоит намного выше или ниже нормы. Заметим, что, как и в случае с тестом цветовой пирамиды, кото­рая будет описываться далее, руководство дает очень полную статисти­ческую информацию.
Наконец, выборы на полосе 3 (четыре основных цвета) связны с углами куба, различные грани и диагонали которого используются как основа для последующей интерпретации, особенно в отношении пока­заний для терапии.
ТЕСТ ЦВЕТНЫХ ПИРАМИД (ТЦП) THE COLOR PYRAMID TEST (CPT)
На первый взгляд кажется, что данная техника представляет собой нечто среднее между тестом Люшера и Тестом мозаики Лоуэнфельд (Lowenfeld). Главное отличие от первого состоит в том, что в случае с цветной пирамидой тестируемый действительно использует цвета, а не просто выражает предпочтение, а от последнего – что конструкция, которую необходимо собрать испытуемому, не свободная, а, наоборот, очень четко определена. Другие важные отличия станут нам понятны в процессе дальнейшего описания, а пока отметим, что цветная пирамида представляет собой еще один пример техники континентального евро­пейского происхождения, которой пришлось долго ждать, пока о ней узнают в англоговорящих странах.
Первым эту технику сформулировал Макс Пфистер (Max Pfister) в 1950 г., но принципиально развил ее Роберт Хайсс (Robert Heiss) из университета Фрайбурга. Она стала предметом статьи в Psychological Bulletin
в 1963 г., а английский текст был издан годом позже. Уходя корнями в континентальные рассуждения о цвете, унаследованные из работ Гете, цветная пирамида в то же время представляет эмпирический подход и отдает дань уважения статистическим проверкам, что полностью соот­ветствует психометрическим стандартам.
МАТЕРИАЛ и ЗАДАНИЕ
Пирамида; дающая название тесту, изображена в уменьшенном виде на схемах 1 и 2. Тестируемому необходимо построить три «краси­вых» и три «некрасивых» пирамиды, заполнив 15 пустых мест 1-дюймо­выми (=25 см) квадратиками, выбираемыми из двадцати четырех цветов («оттенков»). Все оттенки четко определены по оценкам Мюнселля. Име­ется 15 квадратиков каждого оттенка, так что вся пирамида может быть составлена из одного цвета, если только испытуемый захочет этого. Рас­пределение оттенков на десять основных «цветов» или «цветовых групп» показано в скобках в следующем списке:
1. Красный (4) 6. Пурпурный (3)
2. Оранжевый (2) 7. Коричневый (2)
3. Желтый (2) 8. Белый (1)
4. Зеленый (4) 9. Серый (1)
5. Синий (4) 0. Черный (1)
В версии, состоящей из четырнадцати оттенков, — два красных, зеленых, синих и коричневых и по одному всех остальных цветов. Также использовались другие сокращенные варианты, включая десятицветовой набор, содержащий по одному каждого из десяти основных цветов.
Цветные квадратики предъявляются в любом порядке таким обра­зом, чтобы был виден каждый оттенок. Дается инструкция работать столько, сколько будет нужно до тех пор, пока не наступит уверенность в том, что пирамида получается «настолько красивая, насколько это воз­можно». Использованные квадратики убираются, как только пирамида закончена. После построения трех «красивых» пирамид инструкция ме­няется, теперь тестируемого просят сделать пирамиду как можно более некрасивую. И строятся еще три пирамиды.
ЗАПИСЬ и ПОДСЧЕТ БААЛОВ
После завершения каждой пирамиды использованные квадратики записываются при помощи цифровых кодов в порядке убывания на спе­циальном бланке. В ряд записываются номера квадратиков каждого оттен­ка, использованного во всех пирамидах, а также номера каждого цвета.
Из последнего получается ранговый порядок цветов, где отдельно указан порядок частоты использования в красивых и некрасивых пира­мидах. Если вычесть одно из другого, то получится «цветовые D-баллы», таким образом, отрицательный балл определяет цвет, который исполь­зовался менее часто в красивых пирамидах, чем в некрасивых. То же самое можно сделать при желании и для частоты встречаемости оттен­ков, получив «оттеночные D-баллы».
Синий
I
«идеальное инвестирование»
«позиция по направлению
к другим»
Зеленый
D
«защитный»
«самоуважение и сила воли»
Красный
О
«агрессивный»
«состояние стимуляции
и влечения» .
Желтый
Р
«проективный»
«ожидания и взаимоотноше-
ние с окружающим миром субъекта»
Но самый важный суммарный балл вычисляется по «формуле пос­ледовательности». Это четырехзначный код, полученный при подсчете количества цветов, встречающихся во всех трех пирамидах определенно­го типа, в двух пирамидах, в одной и ни в одной. Применяются следую­щие символы и названия:
CS — сумма константов: количество цветов, использованных в трех пирамидах.
MiS — сумма минимальных изменений: количество цветов, исполь­зованных в двух пирамидах.
MaS — сумма максимальных изменений: количество цветов, ис­пользованных в одной пирамиде.
AS — сумма уклонений: количество цветов, совсем не использо­ванных.
Считается, что общее использование определенных групп цветов имеет интерпретативное значение. Для этого применяется словосочета­ние «цветовой синдром», но оно является неправильным, так как цвета, сгруппированные по определенному синдрому, не обязательно исполь­зуются один в связи с другим. Выделяются следующие принципиальные синдромы:
нормальный синдром (Nsyn): красный, зеленый, синий;
стимулирующий синдром (Ssyn): красный, оранжевый, желтый;
агрессивный (драйв) синдром (Dsyn): желтый, зеленый, коричне­вый;
ахроматический синдром (Ssyn): белый, серый, черный.
Описанные до этого переменные касались цветового выбора. Шай и Хайсс (Shaie and Heiss) отмечают, что некоторые из тех, кто пользует­ся данной техникой, считают, что этого достаточно для расширенной интерпретации теста. Рассмотрение формы и «структуры», говорят они, приводит к определенному количеству субъективных суждений, которых те стремятся избежать. Как бы то ни было, эти авторы предлагают систе­му, в отношении которой они приписывают потенциально высокое еди­нодушие между исследователями. Так как следовать этой системе, не ссы­лаясь на иллюстрации очень сложно, то мы приведем ее лишь в общих чертах. Однако, по-видимому, действительно важно принимать во вни­мание формы элементов, особенно при сравнении красивых и некраси­вых пирамид, так как представления индивида о «красивом» и «некраси­вом» могут больше зависеть от учета расположения цвета или оттенка, чем от его стимульных характеристик.
Различаются три основных «структурных категории», или типа пат­терна. Их можно определить по-разному, вероятно, проще всего это оп­ределять исходя из того, как индивид обходится со структурой поля пи­рамидальной формы, в рамках которого ему приходится действовать. Сама форма пирамиды может быть: 1) проигнорирована, 2) использована лишь как серии рядов или «слоев» или 3) использована в рамках симметрии по вертикальной оси, от вершины до середины основания.
Считается, что паттерны первого типа имеют цветовое доминиро­вание, и им дано общее название — «ковер». Выбор неудачный, так как
в понятие о ковре большинство людей включают повторяющийся, даже симметричный рисунок. Выделяется четыре подтипа, в каждом из кото­рых цветовая гармония является доминирующим принципом в структу­ре, не имея ничего, кроме элементарной симметрии.
Вторая группа описывается как зависящая в основном от «цветово­го разделения» (мы не нашли ни одного более или менее ясного опреде­ления этого термина ни в одном из источников). Основной чертой, по-видимому, является то, что каждый ряд, какими бы характеристиками он не обладал, не зависит от структуры других. Опять же выделяются четыре подтипа.
В паттернах третьей группы типичным случаем является симметрия относительно осей, как уже упоминалось выше. Среди особых случаев есть, однако, «лестничная структура», характеризующаяся диагональ­ными рядами, и «асимметричная динамика», при которой один или два треугольника расположены асимметрично на каком-либо расстоянии от главной конфигурации. Третий особый тип — пирамида-«ореол» — луч­ше всего может быть описан в терминах «границ» и «ядра».
Двенадцать подтипов отмечаются двухзначными кодами; три ос­новных типа обозначаются символами С для «коврового типа» («carpet»), L для «слоеного типа» («layer») и S (которую можно расшифровать и как «структура», и как «симметрия»). Эти буквы занимают вторую позицию, а на первой — номера от 1 до 12. Подобным образом «симметричная структура», паттерн третьей группы, помимо отмеченных специальных случаев, обозначается как 9S. Можно отметить, что симметрия засчиты­вается, даже если она удалена от средней линии, а не связана с осями пирамиды. Шай и Хайсс составили таблицу, где приводятся все возмож­ные варианты симметрии.
Последняя категория, «показатель уровня формы», основывается на охвате трех типов формы, обнаруженных в каждой совокупности трех пирамид. Показатель составляет шкалу из семи пунктов, разделенную от О до 6, и получается благодаря приписыванию 0 каждому С-паттерну, 1 каждому L-паттерну и 2 каждому S-паттерну.
Далее вы поймете, что анализ информации, полученной при про­ведении Теста цветной пирамиды, по своей сложности приближается к анализу теста Роршаха. Также станет очевидно, что относительно мало внимания уделяется оттенкам, особенно в случае с красным, где самый темный оттенок ('Red 4': оценка Мюнселля 2,5 RP 2/8) гораздо больше похож на темно-коричневый или темно-пурпурный. Шай и Хайсс отме­чают, что факторные исследования обращают внимание на важность положения континуума светлый—темный, но основные принципы ин­терпретации, не менее, чем принципы оценки, мало обращаются к от­дельным оттенкам.
НОРМЫ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Несмотря на явно холистический подход, который Тест цветных пирамид разделяет с известными проективными методиками, ее авторы утверждают, что он также подходит и для статистического описания личности. Тенденции развития можно также проследить с помощью исполь­зования экстенсивных таблиц, где указаны нормативные стены. Они были основаны на случаях 75 мальчиков и 75 девочек 6—8 лет, а позже на случаях 50 мальчиков и 50 девочек 17—18 лет. Выработаны также нормы на 300 взрослых немцах. Учтены такие переменные, как выбор оттенка, выбор цвета, «синдромы» и формула последовательности отдельно для каждой красивой и некрасивой пирамиды. В дополнение приводятся нор­мы D-баллов для оттенка, цвета и последовательности отдельно для маль­чиков и девочек от 6 до 18 лет.
Нам кажется, самое время отметить, что во всех источниках очень мало говорится о разнице между «красивой» пирамидой и «некрасивой» пирамидой, хотя система D-баллов, конечно же, предназначена для того, чтобы пролить свет на эту разницу. Нужно также отметить, что задание построить «некрасивую» пирамиду — это нововведение с 1955 г., а все работы, проведенные до этого времени, включая развитие Хайссом ос­новной идеи Пфистера, имеют дело только с «красивыми» пирамидами. Шай и Хайсс опубликовали описание разницы между «красивыми» и «не­красивыми» пирамидами на трех страницах, где они выразили следующее:
«От нормально функционирующего человека, который вниматель­но выслушал инструкцию, ожидается, что его стеновые оценки, если их сравнить с соответствующим нормативом, должны сохранять костнантность от одной инструкции к другой. Но это не всегда так…»
Почему питаются такие ожидания совсем не ясно, и авторы про­должают выдвигать гипотезы; например, что красивая пирамида пред­ставляет собой «внешнюю» или «активную» личностную структуру, тог­да как некрасивая связывается со всем скрытым или «содержащимся в резерве». По-видимому, это не соответствует смыслу термина «сумма уклонений», который используется в формуле последовательности, ког­да из некрасивой пирамиды исключается предпочитаемый цвет. И на­оборот, «константный» выбор цвета для некрасивой пирамиды, по-ви­димому, предполагает отказ от того, что бы этот цвет ни означал.
Для использования различных паттернов формы оценки не указы­ваются, приводится их процент встречаемости среди взрослого населе­ния. Встречаемость основных типов: С — 20%, L — 28%, S — 52%. Вообще считается, что С-паттерны характерны для незрелых личностей; L-пат-терны отражают расчлененность внутреннего опыта и ригидность; S-пат-терны, судя по процентному соотношению, являются «модальной реак­цией хорошо приспособленных взрослых». Определенные типы конф­ликтов или других проблем иногда связывают с подтипами S-категории. Дальнейшие исследования, проведенные Шаем, с использованием только красивых пирамид, подтвердили выдвинутое им предположение, что уровень формы растет вместе с возрастом и что пациенты психиатричес­ких клиник и преступники имеют более низкий уровень формы по срав­нению с нормальными индивидами того же возраста.
Заслуживает особого упоминания С-паттерн под названием «рва­ный ковер». Свое имя он получил из-за присутствия в рисунке «ковра»
белых квадратов, которые никак не гармонируют со структурой, которая могла бы быть различимой. Говорится, что это довольно редкое явление, которое неизбежно является показателем личностных нарушений.
Некоторые идеи интерпретации особых выборов цвета вы найдете в таблице 6, в которой сравнивается атрибуция «значений» цветов, взя­тых из различных источников. В стандартной литературе о методике «Цвет­ная пирамида» Пфистер осуждается за то, что его интерпретации выбо­ров цвета основывались на интуиции и фольклоре. Однако оказывается, что атрибуции Пфистера очень схожи с теми, что получил Хайсс и его коллеги, используя теоретическую модель, основанную на концепциях потенциала возбуждения, тонусной оценке и аффективном содержании. Была утверждена конструктная валидность по экспериментальным обра­щениям с аффектом, используя стимулирующие и галлюциногенные препараты, и в свете корреляций с оценками 16-факторного опросника. Данные о совпадающей валидности из исследования различных диагно­зов психиатрических групп признаются как «нечто неясное», но утверж­дается, что предпочтение коричневого, пурпурного или белого является возможным симптоматическим показателем.
Шай и Хайсс также приводят результаты анализа дискриминантных функций, направленного на предсказание оценок каждого из 22 признаков в «области нормальных черт» Кэтелла на основе: 1) «оттеночных оценок», 2) оценок «цвета» и «последовательности» и 3) D-оценок. Под «оттеночными оценками» понимаются стеновые оценки, соответ­ствующие количеству выборов определенного оттенка, отдельно для кра­сивых и некрасивых пирамид; таким образом, существует 48 «оттеночных оценок» и соответственно 48 предсказывающих переменных. Так же дело обстоит и с «оценками цвета» (20 «оценок» и 20 предсказывающих переменных). «Оценки последовательности» показывают количество цве­тов, характерных для каждой позиции в «формуле последовательности»; опять же здесь красивые и некрасивые пирамиды рассматриваются по отдельности. D-оценки подразумевают «D-оттенок» — из общего числа использованных оттенков, они также переведены в стены.
Все имеющиеся корреляции высоки — до 0,99. Авторы признают, что достаточно большое количество предсказательных переменных (по отношению к количеству тестируемых в каждой группе) могут представ­лять некоторые ложные переменные.
Возвращаясь к другим аспектам интерпретации, можно немного поработать с цветовыми синдромами. Нормальный синдром (Nsyn) гово­рит почти полностью сам за себя. Состоит он из наиболее часто исполь­зуемых цветов: красного, зеленого и синего; эти же цвета чаще всего избираются и в тесте Люшера. Считается, что высокая оценка по нор­мальному синдрому свидетельствует о конформности, а низкая — об индивидуализме и «пониженном контроле». Синдром стимуляции (Syn) основывается на «сильно возбуждающих» цветах: красном, оранжевом и желтом, и связывается с экстраверсией, так же как и в тесте Роршаха. Агрессивный (драйв) синдром (Dsyri) гораздо сложнее описать, основы­ваясь на входящих в него цветах — желтом, зеленом и коричневом, но
его интерпретация опять же определяется его названием. Ахроматичес­кий синдром (Asyn), как и стимулирующий синдром, имеет аналогии в тесте Роршаха. Белый, серый и черный — это те цвета, которые выбира­ются наиболее редко, поэтому данный синдром связывается с патологи­ей в смысле статистики, также считается, что он является показателем торможения, вытеснения или «отказа». Шай и Хайсс еще добавляют «Син­дром спутанности» (Tsyn), подразумевающий чрезмерное предпочтение какого-либо из цветов, что они считают отражающим эмоциональное или какое-то другое расстройство. Однако следует заметить, что «спутан­ный» синдром отличается от других синдромов тем, что он не имеет конкретных цветов и что он может быть только «высоким», тогда как все протоколы методики цветовой пирамиды могут быть оценены по другим синдромам.
Чрезмерное использование (или полное уклонение) одного или более цветов также будет видно в формуле последовательности. Несмот­ря на то что нормативные стены для формулы последовательности даны на основе отдельных «сумм» (то есть позиций в самой формуле), интер­претация основывается в основном на учете общего паттерна. Здесь опять же принципы анализа слишком сложны, чтобы разбирать их в этой кни­ге, но главные концепции — это ширина цветового выбора и выражен­ность тенденции к переменам. А те области личностного функциониро­вания, с которыми они связываются, — это в широком смысле эмоцио­нальная реактивность и эмоциональный контроль.
Мы уже упоминали о важности различных категорий (или паттер­нов) формы для интерпретации, включая индекс уровня формы. Ничего не было сказано об интерпретации D-оценок, и, действительно, в стан­дартных текстах, как ни странно, не упоминается об этом ничего опре­деленного. Мы говорим «как ни странно», потому что если задание на создание «некрасивых» пирамид и вносит что-нибудь в процедуру, кро­ме дополнительной информации того же типа, что и «красивые» пира­миды, то, по-видимому, D-оценки, а не сырые оценки данного зада­ния, будут связаны как раз с тем, в чем мы будем искать этот самый вклад. С другой стороны, различные испытуемые имеют свое понятие термина «некрасивый», так что, возможно, совсем неразумно ожидать, что должно появиться стандартное объяснение D-оценок.
Для того чтобы этот момент стал понятен (как и все остальные), читателю предлагается, прежде чем продолжить дальнейшее изучение, провести Тест цветных пирамид на самом себе. Материал относительно недорогой; а в отсутствии подлинного материала можно обойтись бу­мажными квадратиками десяти «цветов» (то есть проигнорировать «от­тенки»). В крайнем случае можно даже воспользоваться цветными каран­дашами и раскрашивать сами пирамиды, но необходимо заметить, что в таком случае произойдет довольно значительное уклонение от первона­чальной процедуры, которая предусматриваетвозможность изменений положений каких-либо цветов пирамиды, если испытуемый ею недово­лен. В любом случае читатель может затем произвести оценку по образцу, содержащемуся на схеме 1.
«КРАСИВЫЕ ПИРАМИДЫ»
Цветовые I II щ Всего Стены
баллы
1. Красный 0 4 0 4 (4)
2. Оранжевый 0 3 О 3 (S)
3. Желтый 3 2 0 5 (6)
4. Зеленый 0 6 0 6 (4)
5. Синий 5 0 4 9 (6)
6. Пурпурный О О 4 4 (6)
7. Коричневый О О О О (3)
8. Белый О О 4 4 (8)
9. Серый 4 О О 4 (8) 0. Черный 3 0 3 6 (?)
Формула последовательности
CS Mis Mas AS 0:3: 6:1
Стены: (3) (6) (9) (4)
Синдромы
Стены
Nsyn 19 (3)
Ssya 12 (3)
Dsyn 11 (4)
Asyn 14 (9)
Схема 1. Тест цветных пирамид. Испытумый А (а)
«НЕКРАСИВЫЕ ПИРАМИДЫ»
Цветовые I II III Всего Стены баллы
1. Красный 1124 (4)
2. Оранжевый 1102 (5)
3. Желтый 6208 (9)
4. Зеленый 0303 (2)
5. Синий 0000 (2)
6. Пурпурный 1001 (3)
7. Коричневый 3 1 6 10 (9)
8. Белый 1517 (9)
9. Серый 1001 (5) 0. Черный I 2 6 9 (8)
Формула последовательности
CS Mis Mas AS
4:2:3:1
Стены: (6) (5) (7) (5)
Синдромы
Стены
Nsyn 7 (3)
Ssyn 14 (7)
Dsyn 21 (8)
Asyn 17 (7)
Схема L Тест цветных пирамид. Испытумый А (б)
D-оценки
Цвета Стены
1. Красный 0 (4)
2. Оранжевый +1 (5)
3. Желтый –3 (3)
4. Зеленый +3 (7)
5. Синий +9 (7)
6. Пурпурный +3 (8)
7. Коричневый –10 (3)
8. Белый –3 (3)
9. Серый +3 (9) 0. Черный –3 (6)
Формула последовательности
CS MIS MaS AS
-4 : +1 : +3 : О

Стены: (3) (7) (8) (5)
Синдромы
Nsyn +12
Ssyn –I
Dsyn –10
Asyn —3
Схема 1. Тест цветовых пирамид. Испытуемый А (с)
Тщательное изучение приведенного далее примера должно про­лить свет на последующее описание методики. На диаграммах цвета по­казаны с помощью стандартного номерного кода. Это, конечно же, не позволяет составить впечатления о внешнем виде пирамид.
Так как оттенки не использовались, то табуляция опенок и т.д. будет отличаться от стандартного бланка записей. Включены D-оценки, так же как и цветовые стены и стены последовательности, основанные на примере 300 взрослых испытуемых немцах. Эквиваленты стенов, при­веденные для D-оценок и синдромов, возможно, не точны, так как они взяты из общего образца «мальчиков», в то время как «взрослые» стены для D-оценок и синдромов недоступны.
Что следует из представленного протокола?
Стены 4, 5, 6 или 7 считаются приближающимися к среднему уров­ню (то есть в пределах одного стандартного отклонения вверх или вниз от среднего значения), таким образом, стены от 8 и выше считаются «высокими», а от 3 и ниже — низкими. По этому критерию оценки дан­ного испытуемого за «красивую» пирамиду являются высокими для бе­лого и серого и низкими для коричневого цветов. Считается, что мало коричневого цвета означает низкий энергетический уровень, высокие оценки по белому и серому — это «потеря контроля над действительно­стью» и «расчлененность внутреннего опыта» соответственно, или, ко­роче — возможность невротической тенденции. Однако все три получен­ные испытуемым оценки вряд ли можно назвать действительно высоки­ми или низкими. В случае с «некрасивыми» пирамидами все совсем ина­че: высокие оценки по желтому, коричневому и белому (все на уровне
«Цветные пирамиды» возможно что-то изменит или добавит к тому, что было сказано.
В качестве следующего упражнения читатель может изучить и са­мостоятельно оценить еще один пример проведения методики (испы­туемая В). Пирамиды изображены на схеме 2. Для интерпретации даже очень поверхностной, как в первом случае, будет необходимо исполь­зование руководства. Станет очевидным, однако, что подход к испыту­емой Б значительно отличается от подхода к испытуемому А, особенно к оценке формы. Более того, тогда как в первом случае «некрасивые» пирамиды были проинтерпретированы в основном как «недостаток структуры», испытуемая Б связала понятие «некрасивого» с– основны­ми цветами. Она объяснила, что выбрала красный и синий в «краси­вых» пирамидах I и II, потому что «эти цвета красивые». Тем не менее, говоря о пирамиде П, и особенно III, Шай и Хайсс указывают на пре­обладание формы, тогда как о «некрасивых» пирамидах испытуемого А (все они «коврового» типа) говорится, что у всех них преобладает цвет. Кажется, что здесь существует некоторое несоответствие в терминоло­гии или только в ее понимании. Можно по справедливости сказать, что «красивая» пирамида II тестируемой Б показывает преобладание фор­мы, чего нет ни в одной из «некрасвых» пирамид испытуемого А. Но в процессах рассуждений, приводящих к их составлению, справедливо совсем противоположное. В действительности многие и даже большин­ство «ковровых» пирамид имеют явное преобладание цвета, а S-пира-миды имеют преобладание формы. Важно понять намерения и пережи­вания человека, создающего пирамиды.
ВИЗУАЛЬНЫЙ АППЕРЦЕПТИВНЫЙ ТЕСТ'60 VISUAL APPERCEPTION TtsT'60 (VAT'60)
Название «Визуальный апперцептивный тест '60» Рафи Хана (Raft Khan) представляет собой модификацию ТАТа. Фактически, это рису­ночная техника, в которой оценивается исключительно использование цвета. Внимание уделяется паттернам или формальным аспектам рисун­ков и содержанию, но руководство имеет довольно отрывочный харак­тер и не систематично.
МАТЕРИАЛ и ИНСТРУКЦИЯ
Стимульный материал состоит из 12 карточек, представляющих об­разцы переплетенных линий. Карточку 1 вы можете увидеть на рисунке 23; карточки 2—11 похожи на первую, но каждый последующий рисунок слож­нее, чем предыдущий. Карточка 12 содержит прямоугольный рисунок.
Тестируемому предоставляются восемь цветных карандашей: крас­ный (R), оранжевый (О), черный (Bk), коричневый (Вг), синий (В1), зеленый (G) и желтый (Y). Инструкция состоит в следующем: «Раскрасьте узор, рисунок или предмет, какой вы здесь увидите». Причем особо ука­зывается, что «в нем ничего не скрыто». В конце испытуемого просят назвать то. что он увидел или создал.
ОЦЕНИВАНИЕ и ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Как уже упоминалось, оцениваются только цвета. Используются три категории: «в целом» (W), «основное» (Р) и «вторичное» (S). Если был использован только один цвет, это называется ответом «в целом» Если больше чем один, то цвет, покрывающий наибольшую площадь рисунка демонстрирует «основной» ответ, а второй по использованию цвет — «вторичный» ответ. Остальные цвета, занимающие меньше мес­та, не учитываются вовсе. Ответам «в целом» дается оценка 3, «основ­ным» — 2, «вторичным» — 1.
Вычисляются пять «оценок», как показано ниже. Только желтый и пурпурный оцениваются отдельно. Оранжевый и коричневый рассматри­ваются как более слабые отражения красного и черного соответственно им дается половинная оценка.
Данный образец взят из стандартного «бланка анализа цветов»:
Рис. 23. УАТ'бО. Карточка 1
Цветам или цветовым группам приписываются следующие значения. Красный и оранжевый: агрессия (или «сильные эмоции»). Черный и коричневый: подавленность (депрессия). Синий и зеленый: веселое настроение.
Пурпурный: самоконтроль.
Желтый: тревожность.
Три высшие оценки, расположенные по порядку, представляют собой так называемое «эмоциональное наслоение». В данном случае оно выглядит следующим образом:
1. Черный и коричневый 9,5 Подавленность
2. Красный и оранжевый 8,5 Агрессия
3. Синий и зеленый 8 Веселое настроение
Считается, что такая «оценка настроения» важна для «психотера­певтического планирования». По-видимому, следующие один за другим пласты наслоения рассматриваются как все более и более «отдаляющие­ся от поверхности». Таким образом, можно считать, что верхний паттерн является признаком хорошего прогноза.
Хан заявляет, что VAT'60 обладает надежностью (0,79; п=349), но не указывает из каких параметров он сделал такой вывод. Говорится о диагнозах шизофрении, подтвержденных MMPI, но и в этом случае мало информации о том, как были поставлены данные диагнозы.
На два положения данной методики сразу же возникает критичес­кая реакция даже при поверхностном знакомстве с VAT'60. Первая: фор­мулировка инструкции может привести к тому, что испытуемый будет полагать, что распознание формы — это главное требование и что выбор цвета для выделения этой формы практически несущественен. Несколь­ко карточек имеют рисунок, явно напоминающий человеческое лицо — перцепт, ограничивающий выбор цвета. Таким образом, можно аргумен­тировать, что, выражаясь в терминах Роршаха, стимулы VAT'60 благо­приятствуют больше F-ответам, чем FC, не говоря уже о CF-ответах. Следовательно, возможное произвольное использование цвета вряд ли подтвердит анализ цветового выбора, на котором основывается оцени­вание VAT'60. To же самое и в отношении второго положения, вызываю­щего критику. Оно состоит в том, что игнорирование всех цветов, кроме двух, может привести к аномальным результатам. Так, в приведенном выше примере ответ к карточке 10 был описан как «куча марципановых пасхальных яиц в корзине». Выбор «основного» и «вторичного» цветов среди красного, желтого, пурпурного и зеленого, использованных прак­тически в равных пропорциях, был почти произвольным. А раз так, то желтому был определен статус «основного», красному — «вторичного», но если зеленый поставить на место красного, то наслоение данного испытуемого получилось бы совсем иным. Рискуя вдаться в подробнос­ти, заметим, что в протоколе того же испытуемого синий цвет был ис­пользован пять раз, а оценен только однажды. Аномалии такого типа вполне ожидаемы, если в тесте используется простая система оценива­ния, содержащая всего несколько пунктов.
Обсуждение интерпретации различных цветов отложено до заклю­чающей части этой статьи. Однако заметим, что можно создать что-то вроде «формулы последовательности», как в цветной пирамиде, и для VAT'60, и если бы были более ясные объяснения анализа элементов фор­мы, то у этих двух методик было бы много общего. Можно провести параллель между интерпретацией использования цвета при учете формы в цветных пирамидах и содержательной детерминацией (функция фор­мы) в VAT6Q. К теме возможности того, что может быть названо взаим­ным обогащением двух различных проективных методик, мы вернемся в заключительной статье.
МНОГОМЕРНЫЙ РИСУНОЧНЫЙ ТЕСТ
THE MULTI-DIMENSIONAL DRAWING TEST (MDDT)
Вторым рисуночным тестом, в котором интерпретация основыва­ется на использовании цвета, является Многомерный рисуночный тест Рене Блоха (Rene Bloch), кратко описанный в докладе, прочитанном в 1968 г. на Интернациональном конгрессе по Роршаху.
МАТЕРИАЛ и ИНСТРУКЦИЯ
Необходимый материал состоит из блокнота для рисования фор­мата А6 (10,5 х 14,8 см), семи фломастеров различных цветов: черного, красного, синего, желтого, зеленого, оранжевого и коричневого, а так­же секундомера, чтобы засекать время рисования.
Испытуемому говорят, что ему необходимо нарисовать картинку за 60 секунд, а затем его просят нарисовать еще. Выбор предмета рисова­ния и цветов всегда свободен. Необходимы серии из тридцати рисунков, между которыми будут перерывы по несколько секунд. Когда все серии завершены, испытуемого просят «объяснить его рисунки», то есть рас­сказать, что он нарисовал.
ОБРАБОТКА
Основное внимание уделяется количественной оценке. Можно так­же провести и анализ содержания, но он рассматривается как «дополни­тельный». Подсчет ведется следующим образом при помощи f%.
Символом f отмечаются «функциональные» картинки, то есть те, которые «имеют только один отдельный предмет». Такие картинки далее определяются как «не имеющие даже двух отдельных частей с содержа­нием». Окружения или фона (даже простой опорной линии) достаточно, чтобы отметить рисунок буквой f. Этот критерий выражается в процентах от общего числа рисунков. В норме их тридцать, но могут происходить и «отказы» (то есть невозможность нарисовать картинку в течение данных шестидесяти секунд), хотя это случается довольно редко. Такие отказы объясняются чем-то вроде роршаховского «шока», являющегося показа­телем вытеснения или, возможно, «аффективного ступора». Параллель также можно провести между f% и значением «сужения», выводимом в F% в тесте Роршаха-. Высокий и низкий показатель f% связывается с
шизотимией и циклотимией соответственно; нормальные испытуемые занимают среднее положение, но ближе (по значению f%) к последне­му, нежели к первому.
ОЦЕНКА ЦВЕТА (Cs) и СРЕДНЕЕ АРИФМЕТИЧЕСКОЕ (AML)
«Оценка цвета» для каждого рисунка представляет собой количе­ство использованных цветов. Вычислив среднее количество, получим «средний арифметический уровень» (AML), значение, сравнимое с pop-шаховским С. Однако так как Блох использует термин «динамическое расширение» в отношении K.AML, то приходится делать вывод, что ин­терпретация также связана с роршаховским «расширением», и, таким образом, является показателем расширенного опыта. Блох рекомендует фиксировать все Cs, чтобы знать не только средний уровень, но и разли­чия в количестве использованных цветов. Из этого он выводит критерий «вариативное значение» (V), которое вычисляется как среднее арифме­тическое разниц последовательных цветовых оценок. Среднее значение для «нормальных» — 1,05; циклотимы имеют несколько завышенную оценку, шизотимы — заниженную, а хронические шизофреники — 0,41. Разница, однако, небольшая.
Особое внимание уделяется «монохромным» сериям рисунков, то есть ответам, в которых все или почти все рисунки выполнены одним цветом. Считается, что это показатель аффективной реакции, подавлен­ной сильным контролем эго или невротической депрессией. Прямой про­тивоположностью такого типа ответов являются «простые полихромные серии», в которых выбор отдельных цветов часто меняется. Такие «изме­нения монохромных цветов» обозначаются специальным символом (monCc), и считаются характерными для пациентов, страдающих реак­циями соматизапии.
Соотношение f : AML обозначается буквой Е — «тип пережива­ния», по аналогии с Роршахом. Из последующего объяснения обоих ком­понентов станет ясно, что сходство с роршаховским М : еС действитель­но значительное. Так как не приводится никаких цифровых данных, то неясно, где находится точка различия экстраверсии и интроверсии. Од­нако нужно помнить, что результаты нормального выполнения заданий ближе к циклоидной, чем к шизоидной личности.
СОДЕРЖАНИЕ
Классификация содержания ограничивается небольшим количе­ством категорий: предметы (О), растения (Р), животные (А) и челове­ческие фигуры (Н), плюс «специальная категория» (Is). В отличии от Роршаха, каждый рисунок оценивается по содержанию в целом. Таким образом, рисунок «женщина, развешивающая белье в саду; кот, сидя­щий рядом», предположительно будет оцениваться по четырем «обыч­ным» категориям и внесет четыре пункта в так называемое общее ОРАН. Из этого общего вычисляются отдельно О%, Р%, А% и Н%. Is вычисля­ется дополнительно для других категорий содержания; не дается четкого критерия, но можно провести самую близкую параллель с роршаховс-
ким типом О. Интерпретация обычных содержательных категорий прово­дится почти так же, как и роршаховская. Единственная не предсказыва­емая связь — это связь высокого Р% с «инфантильными чертами».
Дальнейшая частичная аналогия с применением теста Рорашаха состоит в использовании «содержательной последовательности», имею­щей некоторое сходство с роршаховским «анализом последовательнос­ти». Значительное внимание уделяется роли символики в MDDT, кото­рый, по утверждениям авторов, похож на символику снов в соответ­ствии с психоаналитической теорией.
НАДЕЖНОСТЬ и ВАЛИДНОСТЬ
По точным стандартам можно сказать, что публикация MDDT была преждевременной, так как имеется только ограниченное количество пси­хометрической информации. В руководстве говорится, что на момент на­писания тест был проведен примерно на 500 пациентах в трех центрах. Однако предоставленная информация основывается на меньшем коли­честве.
Ретестовая надежность f% в течение трехнедельного периода на 32 нормальных пациентах выдала коэффициент 0,89. Но никакой подобной цифры для AML не приводится, и возникает впечатление, что колеба­ния настроения или эффективность — это то, что, как ожидается, будет изменяться. Как бы то ни было, этот компонент включен в исследования валидности. Валидность оценивается путем сравнения, проводимого в критериальных группах (всего 275 человек), начиная от группы, состоя­щей из 61 нормального человека, и до 50 случаев острой шизофрении, 14 случаев внутренней депрессии и 12 случаев гибефрении. Мы уже гово­рили о различиях f%, AML и V среди критериальных групп. Вдобавок приводим таблицы с результатами t-теста, проведенного на этих груп­пах, для f% и AML. Среди 36 сравнений каждой переменной 27 были значительными (на уровне 5%) для f% и AML.
Очевидно, что изучены далеко не все возможности методики MDDT. Но даже если после ее применения, в конце концов, мы испытаем разо­чарование, то оно, хотя бы из-за простоты этой методики, по крайней мере не будет куплено дорогой ценой.
В тесте очевидны определенные методологические или процедур­ные трудности. Серии из тридцати рисунков представляют собой доволь­но сложное задание для испытуемого, особенно для того, чье мнение о себе, как о художнике, не очень высоко. Что происходит с «испорченны­ми» рисунками, не указывается. Наконец, потенциальный пользователь оставляется с чувством дискомфорта, которое можно считать противо­положным тому, что остается после использования VAT'60. В этом тесте испытуемому не говорят, что выбор цветов будет очень важным; в MDDT дается ряд ярких цветов и не обеспечивается никакой конструкции для их использования. Однако в обоих случаях испытуемый не имеет ни ма­лейшего представления о том, каким образом будет оцениваться его вы­бор цветов: это может быть, а может и не быть плюсом, но у исследова­теля все же останется ощущение, что он нарушает контакт с испытуемым. Блох ссылается на тот факт, что «до сих пор» были изучены только «монохромные серии», так что в будущем по ходу исследований этот аспект процедуры может быть развит.
Хотелось бы более подробно узнать об обосновании. В работе Блоха представлен современный пример континентально-европейского подхо­да к личности через исследования индивидуальных различий в восприя­тии — традицию, в которую сам Герман Роршах внес большой вклад. Среди последователей данного подхода только имя Ульфа Крага (Ulf Kragh) хорошо известно в англоязычных странах. Точка зрения Блоха наиболее близка к мнению Сэндера (Sander), который различал «анали­тический» и «интегрирующий» типы восприятия, которые он связывал с шизотимическими и циклотимическими личностями соответственно. Как мы уже говорили, Блох больше интересовался манипулированием с цветом самого по себе, а не аффективным влиянием отдельных цветов. Поэтому в MDDT представлен подход, отличающийся от подходов всех других методик, о которых говорилось в этой статье. По этой причине MDDT не может быть включен в обзор значений цветов в различных проективных методах в таблице 6.
Таблица 6. Значения, приписываемые проективным цветовым реакциям
Цвет
Лоуэнфельд
Люшер
Де Зиув
Шай и Хайсс
Хан (VAT'60)
Пиотровский
Цвет
Красный
Жизненность, веселость, ярость
Жизненная сила, * драйв
«Жизненно-аффективная интенсификация личности»
Импульсивный эффект
Агрессия, ярость, «сильные эмоции»
Эмоциональная реактивность
Красный
Оранжевый
Спонтанное аффективное отношение к внешнему миру
Экстраверсия. Экстернализация аффекта
То же, что и выше, но в меньшей мере
Оранжевый
Желтый
Веселость
Несдерживаемая экспансивность, релаксация
Психическая экспансия, экстратенсивность
Стабильное, целенаправ­ленное выражение аффекта
Тревожность, conpoTneJ ление терапии
«Действие»
Желтый
Зеленый
«Нейтральный»
«Легко ослабляемое напряжение»,
«контроль»
Регуляция (но не вытесне­ние) аффективных тенден­ций
«Регуляторный, гомеостати-ческий аспект эмоциональ­ности»
Веселое настроение
Контролируемая эмоциональность
Зеленый
Синий
Спокойствие, холодность
Невозмутимость, сензитивность
Эмоциональная апатия
Хорошо контролируемые эмоции
Веселое настроение
Контролируемая эмоциональность
Синий
Пурпурный/ Фиолетовый
Идентификация
Внутренняя эмоциональная и аффективная стимуляция
Интернализация аффекта, тревожность, напряжение
«Внешняя самоуверен­ность», совладавшая с
Пурпурный/ Фиолетовый
Коричневый
Чувственность,
защищенность
Фиксация, ригидность
«Сильные примитивные импульсы, управляемые негативистскими реакциями»
Грусть (не перерастаю­щая в депрессию)
Вина
Коричневый
Белый
Пассивность, опустошенность, деперсонализация
Опустошенность
Пустота, потеря контакта с реальностью
Выход из
депрессии
Белый
Серый
Невовлеченность
Эмоциональная
нейтральность
Функция нейтрализации, вытеснение, уход
Свидетельство
антагонизма
Серый
Черный
Депрессия (но не обязательно)
Отказ, подавление, кумуляция (накоп­ление) чувств
Вытеснение, подавление,
кумуляция чувств
Торможение, блокирование неадекватность
Депрессия, умаление собственного достоин­ства
Побуждение к активности
Черный
«ЗНАЧЕНИЯ» ЦВЕТОВ. КРАТКИЙ ОБЗОР
Читателю следует с особой осторожностью относиться к примене­нию данных таблицы 6, куда вошла информация из дополнительных ис­точников. В этой связи мы должны помнить следующее:
1) Лоуэнфельд, как уже говорилось выше, не занималась интер­претацией отдельных цветов. Как заметили Эймс (Ames) и Илг (Ilg), слово «цвет» не встречается в предметном указателе в ее работе. Как бы то ни было, она рассматривает использование отдельных цветов в моза­иках, собранных пациентами-невротиками. Основное вы можете найти в сокращенном виде в таблице 6.
2) Люшеровские значения взяты из сокращенной версии теста. Основное, что нужно помнить, это что синий цвет в его тесте — это очень темный синий, а зеленый имеет голубой оттенок.
3) Де Зиув упоминался в этой книге в основном в связи с Люшером. В его работе дается только очень короткое описание его собственно­го цветового теста, который очень напоминает «полную» версию теста Люшера. Де Зиув также разработал тест, похожий на Тест цветных пирамид, используя конструкцию в виде креста из пяти квадратов. Некото­рые из его «гипотетических психодиагностических значений» довольно трудно понять в переводе на английский, но главная идея ясна (даже в случае с зеленым цветом!).
4) Комментарии Пиотровски по поводу реакций на цвета теста Роршаха собраны из разных источников. Пиотровски, единственный из специалистов по Роршаху, осмелился на интерпретацию такого типа, и в некоторых местах она дается довольно небрежно. Понятно, что роршаховские цветовые реакции отличаются от применения цвета в других представленных здесь методиках. Но все же между ними существует очень много совпадений.
Прежде чем изучать таблицу 6, стоит разобраться, что же подразу­мевается под «значением», приписываемым какому-либо цвету. Несмот­ря на то, что работа де Зиува называется «Предпочтение цветов в психо­диагностике», автор пытается дать понять, что описание общих характе­ристик цвета «не должны путаться с различными психодиагностически­ми значениями предпочтений цветов». Что де Зиув и другие авторы, свя­зывающие проективную интерпретацию с реакцией на цвет, имели в виду, лучше всего можно понять, обратившись к «характеристике» эсте­тического типа Буллофа (Bullough) — эмпатической атрибуции квази­человеческих качеств стимульному объекту. Реакция на цвет, таким об­разом, должна пониматься не в терминах «любимого цвета», независимо от того, существуют предпочтения его использования, контекста и т. д. или нет, а просто как реакция сама по себе, на особенность окружаю­щей среды выделять стимулы. Де Зиув отмечает, что «значение» цветовой реакции (которая может быть в форме предпочтения цвета) зависит и от «личностного уровня» испытуемого. Этот термин не объясняется, но, возможно, лучше его понимать как индивидуальное в отношении к ок­ружению, чем как в Dasein-концепции Бинсвангера (Binswanger): «бытие-в-мире». Кое-какие объяснения можно взять из люшеровского «струк­турного значения цветовых пар». Таким образом, в соответствии с этой точкой зрения, отдельная «цветовая пара» имеет константное «значе­ние», но в соответствии с «функцией» («+», «=», «х» или «—»), с кото­рой она связана, она имеет различную актуальность для опыта поведе­ния испытуемого, в протоколе которого она обнаруживается.
Возвращаясь теперь к таблице 6, мы обнаруживаем довольно высо­кий уровень согласованности. Самые явные расхождения мы видим в дан­ных для VAT60, в котором желтый цвет, связывающийся в других мето­диках преимущественно с положительными эмоциями, считается пока­зателем тревожности. Интерпретация Ханом синего и зеленого цветов немного меньше расходится с мнением других авторов методик: он при­писывает им «веселое настроение», тогда как другие — «холодность» и «спокойствие», но «контролируемую эмоциональность» или другие по­хожие термины, используемые Шаем и Хайссом, можно считать связую­щим звеном между этими крайностями. Все системы, так же как и схо­жий язык, сходятся в противопоставлении «теплых» цветов (красный, оранжевый и желтый) «холодным» (синий, зеленый и (иногда) фиолетовый и коричневый). В рамках данной дихотомии Хан помещает синий и зеленый на правую сторону, белый и серый цвета постоянно исследуют­ся; то же самое и с черным (если не принимать во внимание Пиотровс­ки). Цвета, трактующиеся менее последовательно, — это «вторичные» или «смешанные» (пурпурный/фиолетовый и коричневый), но даже здесь можно проследить определенные соответствия, хотя и не точно по ко­лонкам.
Любой скептик сразу отметит что многие из «значений» цветов — это не что иное, как простые ассоциации. На это обвинение можно отве­тить, что «быть похожим» и «быть не чем иным, как» — это не одно и то же. Более того, многие последователи этого подхода предъявляют или утверждают, что имеют эмпирические доказательства своих точек зре­ния. Люди имеют собственные ассоциации с цветами, которые могут быть довольно случайными; следовательно, можно сказать, что цветовая реакция, происхождение которой прослеживается, не может считаться «ненормальной» в смысле патологии. Однако сильные ассоциации, зна­чительно отклоняющиеся от обычных, будут иметь симптоматическое значение при определенных обстоятельствах. Так Лоуэнфельд отмечает, что желтый цвет может иногда иметь дисфорические значения из-за ас­социации с гноем или мочой, при таких реакциях можно предполагать наличие невроза.
Эмпирический подход, важный для проективной методики, дол­жен также рассматривать и трудности, возникающие из-за различий в отношении к цвету (или, скорее, к названию цвета) в различных кон­текстах. Так зеленый (не специально) может с успехом быть выбран для внутренней отделки помещения, так как он «способствует отдыху», но от него откажутся при окраске корпуса автомобиля, потому что он «не­счастливый». Возможно некоторое нетерпение и насмешки, с которыми обычные люди, да и психологи тоже, встретили тест Люшера (речь идет о сокращенном варианте), относились к недостаточному пониманию того, что выбирать необходимо именно из этих цветов. В методике «Цветные пирамиды» в которой с цветными квадратиками необходимо произво­дить действия, возникновение трудностей наиболее вероятно. Однако самая большая сложность возникает в тех случаях, когда люди не могут работать с цветом в отсутствии контекста. Они выражают это, например, такими фразами: «Да, я понимаю, что это синий цвет, но сам по себе он ничего не значит. Для каких-то случаев он вполне подойдет, а для других –нет». Если все же такого человека удастся убедить пройти тест, то не стоит ожидать согласованности его результатов. Но также возможно, что прохож­дение такими испытуемыми манипулятивного цветового теста, такого как «Цветные пирамиды», может быть решающим в установлении того, может ли он показать единообразие цветовых реакций при выполнении различных тестов.
Осторожность при выражении своего отношения к цвету открыта для различных толкований, начиная от педантичности, происходящей из сильной вовлеченности, и до отсутствия реактивности и безразличия. Как и многое другое в проективной психологии, это качество может
иметь противоположное значение для различных людей, и разобраться в этом входит в задачу клинициста, если только он считает, что работа стоит усилий. Несомненно, важно четко определить, что имеется в виду под «реактивностью» на цвет в определенной ситуации. Как мы уже гово­рили, реакции или использование цвета в описанных методиках в этой книге или где-либо еще значительно различаются. Этот вопрос рассмат­ривается в исследовании Цербуса и Николса (Cerbus and Nichols), посвя­щенном (к сожалению, как и в данном случае) в основном ответам на тест Роршаха, но так же затрагивающем и другие методики. Эти авторы делают вывод, что в действительности существуют свидетельства того, что депрессивный пациент демонстрирует слабое использование цвета, что можно проинтерпретировать как показатель снижения интереса к внешнему миру. Подразумеваемое выделение цвета как доминирующего визуального элемента внешнего мира подходит под точку зрения Шахте-ля (Schachtel) о влиянии цвета. Процитируем его: «Наблюдатель сразу же осознает наличие «чего-то окрашенного» — цвет впечатляет его, — но он вынужден вглядываться и «узнавать» или различать форму».
Дальнейшие обсуждения восприятия цвета могут продолжаться бесконечно в завершение этой статьи, предмет которой играет роль Зо­лушки в сфере проективного. Именно по этой причине мы даже не пыта­лись рассматривать близкие темы, такие как кросс-культурные исследо­вания цветового предпочтения, цветовой символизм и другие моменты психологического влияния цветовой стимуляции.
Положение, занимаемое цветовыми методиками в проективной психологии, можно сравнить с положением проективной области во всей психологии. Иногда они основываются на непроверенных предположе­ниях или интуитивных мнениях. Однако поле исследования широко от­крыто.
Г. М. Прошанский
СЕМЕЙНЫЕ УСТАНОВКИ И ЛИЧНОСТНОЕ ВОСПРИЯТИЕ
ТЕСТ СЕМЕЙНЫХ УСТАНОВОК, «ДВА ДОМА», IPM, SDP, K-F-D и др.
Большинство методик, представленных в этой статье, включают изучение взаимоотношений в рамках семьи. В первую очередь, это тесты, предназначенные для работы с детьми, и в качестве дополнения методи­ки ORT. Методики рассказывания историй, касающиеся семейных взаи­моотношений, включены в эту статью, поскольку они преследуют ту же цель, что и описываемые здесь методики, имеющими одну и ту же цель. Так как отношение к семье тесно связано с восприятием личности вооб­ще, в том числе самого себя, то в раздел будут включены методики, относящиеся к изучению обеих сфер.
ТЕСТ СЕМЕЙНЫХ УСТАНОВОК TEST OF FAMILY ATTITUDES (TFA)
Тест семейных установок, разработанный Лидией Джексон (Lydia Jackson) по стимульным материалам и процедуре очень близок к Тема­тическому Апперцептивному Тесту. Стимульный материал состоит из семи картинок (в одном случае есть различия для девочек и мальчиков) раз­мером чуть побольше, чем почтовые открытки, сшитых пружиной. Далее приводятся описания картинок и связанных с ними тем, сделанные са­мой Лидией Джексон.
Картинка 0. Большая женская фигура, склонившаяся над колыбе­лью (материнская защита и зависимость ребенка от ма­тери).
Картинка 1. Мужчина и женщина, сидящие на стульях бок о бок, повернувшись спинами к ребенку, сидящему на полу; за закрытой дверью стоит мужчина (исключение ребенка из интимных отношений родителей с последующей уг­розой его безопасности).
Картинка 2 и 2А. Мужчина и женщина с грудным ребенком на руках сидят рядом на диване; маленький мальчик (2) или де­вочка (2А) стоит несколько в стороне и смотрит на них (адаптация к сиблингу со всеми последствиями). Картинка 3. Ребенок сидит на табуретке один, дверь закрыта (про­ступок и ощущение одиночества).
Картинка 4. Невысокая женщина, держащая ребенка, и большой мужчина, рука которого направлена на них (возмож­ность агрессии и «измены* родителей).
Картинка 5. Ползущий и тянущийся к плохо различимому предме­ту ребенок, позади него фигура стоящего мужчины с поднятыми руками (привлекательность запретного плода и возможность наказания).
Картинка 6. Мужчина и женщина, стоящие друг напротив друга и жестикулирующие; ребенок сидит в на стуле несколько в стороне (реакция ребенка на ссоры между родителями). Картинка 6 была добавлена уже после публикации исследования. Несмотря на то что все картинки по стилю — это наброски, они доволь­но реалистичны. В большинстве случаев можно определить отдельные черты (но не выражение лица) (рис. ,24). Тест предназначен для детей от 6 до 12 лет, и по крайней мере у первой половины этой возрастной группы иден­тификация с персонажами проходит довольно легко. Фигура на картинке № 5 может восприниматься как девочка, а не как мальчик; на других картинках художнику, по-видимому, удалось лучше справиться с зада­чей воспроизведения естественного детского облика как мальчиков, так и девочек.
Процедура проведения методики во многом совпадает с различны­ми вариантами ТАТа, хотя существующие различия в инструкции связа­ны с разницей в акцентах. Например для РРР она следующая: «Это не обязательно должна быть очень хорошая или длинная история, но она должна быть твоя собственная, не нужно пересказывать то, что ты чи­тал… или слышал». Допускаются некоторые подсказки, также для прояс­нения рассказа разработан список «стандартных» вопросов для каждой картинки. В зависимости от ситуации можно задать все или только неко­торые из них.
Рис. 24. Тест отношения к семье. Картинка 2
Результаты ранних исследований Лидии Джексон были получены на сорока «нормальных» детях, сорока «невротичных» и тридцати право­нарушителях. Количество девочек и мальчиков было равным, кроме пос­ледней группы, в которой было двадцать мальчиков и десять девочек. «Невротическая» группа и группа «правонарушителей» были взяты из числа детей, посещающих центр реабилитации; некоторые из «правона­рушителей» имели невротические симптомы, но дети в «невротической» группе не имели случаев правонарушений. Полученные истории были проанализированы и разбиты на 68 «типов реакций» или элементарных тем, таких как следующие (по картинке 1): «Снаружи опасный человек», «Ребенок, враждебный по отношению к родителям», «Непослушный» или «плохой» ребенок».
При сравнении частоты проявления каждой реакции в трех иссле­дованных группах обнаружилось, что частота 15 тем значительно разли­чалась в нормальной группе и двух других: 8 — только в «нормальной» и невротической группах, а 6 — в «нормальной» и группе правонарушите­лей (на уровне 0,01). (Приведенные выше реакции попадают в эти три категории по указанному порядку.) Хотя сама Джексон об этом ничего и не говорит, но один тип реакции (картинка 4 «Ребенку сильно угрожа­ют»: выше в группе правонарушителей) также различается в невроти­ческой группе и группе правонарушителей. Обобщая, Джексон характе­ризует отношение невротической группы как «неприятие родителей и родителями»; группы правонарушителей — как «отчужденность».
ИНДИКАТОР СЕМЕЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ FAMILY RELATIONS INDICATOR (FRI)
Более поздняя методика, похожая на TFA, но претендующая на более широкий охват, — это Индикатор семейных отношений, разрабо­танный Хоуэллсом и Ликоришом (Howells and Lickerish). FR1 также име­ет сходство с ORT, так как обе разрабатывались в соответствии с ориен­тацией определенного института, в данном случае — Института семей­ной психиатрии. Происхождение методики отражается в ее универсаль­ности; она применима как для детей, так и для родителей.
Стимульный материал состоит из 40 картинок. На 16 из них глав­ный герой — мальчик, а на 16 других, сходных во всем остальном, — девочка. Эти картинки предъявляются семьям, имеющим соответственно только мальчиков или только девочек. 8 других картинок можно предъяв­лять всем семьям, то есть тем, в которых есть только мальчики, только девочки или и мальчики, и девочки. Родителям, имеющим детей обоего пола, предъявляются все 40 картинок.
Все картинки сгруппированы по четыре следующим образом:
F — отец и мальчик (или девочка, в зависимости от случая).
М — мать и мальчик (или девочка).
В или G — мальчик (или девочка) один, кроме картинки, где также заметны две другие фигуры.
Рис. 25. Тест семейных отношений. Картинка BY2
BY — мальчик (или девочка) и грудной ребенок; две из этих кар­тинок также содержат фигуры трех взрослых женщин.
Р — родители: на двух картинках отец и мать одни, на двух других –отец, мать, мальчик и девочка.
S — сиблинги: на двух картинках изображены по одному мальчик и одна девочка; на двух других — четыре ребенка.
Стиль картинок (рис. 25) менее натуральный и более мультиплика­ционный по сравнению с TFA: глаза изображены в виде точек, а рты обычно линией. Деталей не очень много.
Авторы уделяют даже больше, чем обычно, внимания установле­нию раппорта: они не рекомендуют использовать данную методику во время первой беседы. Они идут еще дальше и полагают, что эмпатичес-кое отождествление зависит от хорошего раппорта. Один из принципов теоретического обоснования использования методики звучит следующим образом: если человек находится в безопасной, дружеской и располага­ющей обстановке, он, как правило, приписывает картинкам тот вид дей­ствий, отношений, высказываний и переживаний, что обнаруживает в своем непосредственном переживании.
Что касается других аспектов, то применение FRI совпадает с прин­ципами ТАТ, за исключением того, что испытуемого не просят расска­зать историю, ключевая фраза в инструкции — это «Расскажите мне, что, по вашему мнению, они (люди на картинке) делают или говорят». Другими словами, приветствуются простые утверждения, а не выдуман­ные описания. Аудиозапись считается желательной, и сам факт записи не скрывается; считается, что он увеличивает интерес ребенка, особенно если имеется возможность прослушать часть записанного.
Первым шагом в анализе ответов является их разделение на «ин­формационные единицы», каждая из которых составляет примерно «пред­ложение» в лингвистическом смысле. Информационные единицы клас­сифицируются по 4 категориям:
1. Простые описания.
1. Взаимодействия, разделенные на вербальные и физические.
3. Личностные черты, касающиеся индивида и разделенные на от-
ношения (в общем), чувства и черты характера.
4. Смешанная категория, включающая восклицания, «дополнитель­ные слова» и все остальное, что не вошло в пункты 1, 2 и 3.
Для клинического применения подходят только единицы катего­рий 2 и 3: они записываются в «решетку взаимоотношений», колонки в которой называются «субъект» (в смысле «подлежащее») взаимоотноше­ний, а ряды или строки — «объект» взаимоотношений. Таким образом, решетка представляет собой матрицу 4x4, все колонки и строки отмече­ны буквами F, М, В и G; в клетки по диагонали записываются «личност­ные черты». Взаимодействие между любыми двумя людьми может по­явиться в каждой из двух клеток в соответствии с направлением действия. Эти направленные действия записываются по определенной форме, на­пример, F (В или В (F. В общем получается интеракция F — В.
Авторами совершенно ничего не говорится об интеракциях типа В — В и G — G, которые возможны на двух картинках S, изображаю­щих двух мальчиков и двух девочек, но нет никакой причины не рас­сматривать эти интеракции, так же как и все остальные. Информация, полученная после проведения FRI на 8 семьях, содержащих в общем 7 отцов, 8 матерей, 4 мальчика и 5 девочек и сопоставленная с суждени­ями психиатра о семейной ситуации, спорна. То есть психиатр, ничего не зная о результатах теста, отмечал «правда» или «ложь» такие утвер­ждения, как «Отец заботится о безопасности мальчика», тогда как пси­холог делал то же самое, но на основе анализа реакции различных чле­нов семьи, используя FRI. Вероятность, при вычислении хи-квадрата, была достаточно значимой: для матерей на уровне 0,001, для мальчи­ков и девочек на уровне 0,01 и подозрительно значимая (Р>0,10) для отцов.
Эти статистические открытия хотя и очень скудные, но достаточ­ные для того, чтобы предположить, что данная методика имеет опреде­ленные достоинства. Авторы, говоря об Индикаторе семейных отноше­ний, не утверждают, что FRI дает полное описание всех семейных взаи­моотношений; или что он показывает все, что индивид думает о своей семье.Интерпретация, предлагает не более чем общее принятие проек­тивной гипотезы. Должно это приветствоваться или нет, мнения на этот счет могут быть разными. Однако это поднимает еще один вопрос в от­ношении принятия проективной гипотезы, с которым связана рекомен­дуемая практика применения Индикатора ко всем членам семьи. Если взгляды на семью, проявляющиеся в реакциях различных членов семьи, похожи, то это само по себе интересно — нужно только всегда помнить, что все они могут ошибаться. Если же они различны, то это тоже инте-
ресно, даже если показывает лишь то, что все они имеют различные взгляды на семью, не обязательно их собственную.
В некоторой степени можно согласиться с тем, что методика FR1 была «выставлена на продажу», не будучи «готовой». Связанная с этим проблема тестовой—ретестовой надежности могла бы быть представлена авторами шире, чем они это сделали, хотя отмечают, что структура ма­териала позволяет разделить его по желанию на два «сбалансированных ряда», подходящих для процедуры проверки ретестовой надежности. В общем, проведение данной методики кажется довольно гибкой процеду­рой, с достаточным количеством индивидуальных особенностей, чтобы дать ей статус самостоятельной методики.
ТЕСТ СЕМЕЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ
FAMILY RELATIONS TEST (FRT)
Тест семейных отношений Бене—Энтони (Bene—Anthony) не яв­ляется проективной методикой в строгом смысле, так как испытуемому задаются прямые вопросы. Скорее, этот тест представляет собой анкету для самоотчета, скрытую за определенными «игровыми» чертами, кото­рые, несомненно, избавляют его от «угрозы», которая может быть при прямом опросе, как принято считать.
Существует две формы теста, одна предназначена для взрослых, другая — для детей, причем первая форма произошла из последней. Дет­ская форма называется «Объективная методика исследования эмоцио­нальных установок детей», применяется в двух возрастных категориях –от 3 до 7 и от 7 до 15 лет, разница заключается лишь в количестве карто­чек с вопросами, то есть в количестве задаваемых вопросов. Взрослая форма называется «Объективная методика исследования воспроизводи­мых в памяти детских чувств». Дальнейшее описание относится к взрос­лой форме, но подходит и для детской почти по всем параметрам.
Стимульный материал состоит из двадцати одной картонной фи­гуры, нарисованных в очень простом стиле, представляющих людей всех возрастов, форм и размеров. Из всех них испытуемому предлагают выб­рать фигуру, представляющую его самого в какой-то момент его детства. и другие фигуры, которые бы изображали членов его семьи в то же вре­мя. Под «семьей» имеются в виду «домочадцы», так как должны быть включены все люди, жившие в доме в то время. Никакого особого вни­мания не уделяется выбору фигур; главное, чтобы испытуемый воспри­нимал их как изображающих тех людей, которых он назвал, совсем не обязательно походящих на них. Все выбранные фигуры выставляются на столе, к ним добавляется фигура, изображающая «Никто», она стоит несколько в стороне. Для того чтобы «Никто» отличался от остальных, он нарисован стоящим спиной и в шляпе.
Фигуры прикреплены к картонным коробкам, каждая из которых имеет сверху прорезь, подобно копилке. В эти коробочки кладутся кар­точки, на которых напечатаны утверждения, описывающие взаимоотно­шения, отношения и т.д. в рамках семьи; примеры приводятся ниже. Испы-
туемому дается задание прочитать утверждение и «отправить» карточку тому человек, к которому данное утверждение подходит более всего. Если же утверждение в равной степени подходит сразу двум или более людям, то психолог отмечает это; можно сделать дополнительные карточки с номерами утверждений, их можно будет так же опускать в соответствую­щие коробочки. Если утверждение не подходит ни к одной фигуре, то карточка идет к «Никому».
Большая'часть утверждений (64 из 96) касается «чувств», характе­ризующих взаимоотношение испытуемого с членами его семьи. Они сгруп­пированы по классификации 2x2x2, которая приводится ниже. Осталь­ные, разделенные на пять категорий, касаются особых аспектов воспри­ятия испытуемым своих родителей.
«Чувства» делятся на (1) «исходящие» и «входящие», (2) «положи­тельные» и «отрицательные» и (3) «слабые» и «сильные». «Исходящие» утверждения касаются того, что испытуемый чувствует по отношению к членам его семьи, «входящие» — что он думает, члены семьи чувствуют по отношению к нему. «Положительные» связаны с симпатией, добро­той, «отрицательные» наоборот. «Слабые» и «сильные» чувства сложнее объяснить: «сильные» обычно связаны с существующим или потенци­альным насилием, крайними проявлениями эмоций, физической демон-стративностью и так далее; положительные «слабые», однако, включают то, что можно считать показателем глубокого аффекта или «важных» личностных качеств. Например:
Исходящие положительные слабые (10 пунктов):
«С этим членом семьи было лучше всего играть».
Исходящие положительные сильные (8 пунктов):
«Мне хотелось, чтобы этот человек всегда был с нами».
Исходящие отрицательные слабые (10):
«Этот член семьи был слишком нервным».
Исходящие отрицательные сильные (8):
«Иногда я испытывал ненависть по отношению к этому чле­ну семьи».
Входящие положительные слабые (8):
«Этот член семьи действительно понимал меня».
Входящие положительные сильные (8):
«Этот член семьи любил обнимать меня».
Входящие отрицательные слабые (8): «Этот член семьи дразнил меня».
Входящие отрицательные сильные (8):
«Этот член семьи часто ударял меня».
Ответы на пункты, распределенные таким образом, записываются на лист записей в таблицу «количественные результаты». В колонки запи­сывается количество пунктов каждого типа, приписанных различным чле­нам семьи, самому испытуемому или «никому».
Термин «Общее вовлечение» используется как показатель общего количества утверждений, подошедших каждому из членов семьи. Особо­го интереса заслуживают те случаи, когда показатель общего вовлечения
для родителей меньше, чем для других членов семьи: это интерпретиру­ется как «защитный механизм» и называется «смещение». Другой показа­тель «качество ощущений», не менее важный, оценивается путем срав­нения общего количества положительных пунктов с общим количеством отрицательных для каждого случая вне зависимости от направленности и степени. Отношение испытуемого к определенному члену семьи считает­ся положительным, если положительных пунктов больше, чем отрица­тельных, на два или более, и отрицательным в обратном случае. Между этими ограничениями реакция называется амбивалентной, кроме того случая, когда менее трех пунктов использовалось для данного человека, тогда это называется безразличием. Разница между исходящими и входя­щими чувствами также отмечается.
Утверждения, касающиеся субъективного восприятия родителей, разбираются менее формально, хотя при желании они могут быть под­считаны. Выделяется пять категорий.
Материнская гиперопека (8 пунктов): они являются вариаци­ей темы «Мама боялась, что что-то может случиться с этим членом
семьи» (это один из пунктов).
Отцовское гиперпотакание (5 пунктов).
Материнское гиперпотакание (5): например, «Отец (или мать)
очень заботились об этом члене семьи».
Компетентность или сила личности (5): например, «Этот член
семьи имел большое влияние на детей*>.
Некомпетентность или слабость личности (5): например, «Этот
член семьи не мог хорошо справляться с трудностями».
Утверждения последних двух категорий могут, конечно же, связы­ваться скорее не с родителями, а с другими людьми семейного круга. Такое явление, несомненно, будет считаться равным «смещению».
Несмотря на то что сама процедура очень сложна, тест Бене-Энтони имеет много общего с Индикатором семейных отношений (FRI), за исключением того, что он не подразумевает проективной идентифи­кации. Общее представление, которое дает FRI, уточняется и конкре­тизируется, благодаря индивидуальным утверждениям. Таким образом, авторы полагают, что таким утверждениям, как «Этот член семьи зас­тавлял меня испытывать страх», должно уделяться особо пристальное внимание. С другой стороны, считается нормальным, что утверждения типа «Иногда мне очень хотелось ударить этого члена семьи» относятся к младшему сиблингу. Был бы полезен список таких наиболее «популяр­ных» реакций (по Роршаху), как и нормативная информация в общем. «Нормативное исследование», проведенное Фростом (Frost), является, по сути, сравнением данных, полученных при исследовании «клиничес­кой группы (п = 33), с которой работали Бене и Энтони, групп «пра­вонарушителей» (п = 30) и «плохо обученных чтению» (п = 20) с дан­ными, полученными при исследовании большой группы (п = 190) ка­надских детей-шестиклассников. Результаты, выраженные средними ве­личинами и стандартными отклонениями для основных категорий (то есть для восьми «количественных» категорий, сокращенных до четырех в
результате объединения «слабых» и «сильных»), не придают особой яс­ности.
Утверждения, относящиеся к матерям, имеют несколько более высокую корреляцию, чем утверждения, относящиеся к отцам; то же можно сказать и о отрицательных и положительных чувствах соответ­ственно. Не много говорится о валидизации данных, только то, что из 30 случаев в 20 наблюдалось полное соответствие с историей, а полное не­соответствие — только в 2 случаях. Однако так как тест определяет взгляд испытуемого на семейные отношения, а не сами отношения, то необхо­дим какой-то критерий кроме самого описания материала случая, если, конечно, такой независимый критерий можно найти.
Методологическое обоснование техники прекрасно, но у нее есть и много недостатков. Особенно это касается тех случаев, когда в семье много сиблингов или «дополнительных» членов: в таких случаях просто недостаточно имеющихся утверждений, если только испытуемый не имеет особых навыков применения утверждений, подходящих более чем для одного человека. Стоит рассмотреть возможность изготовления коробоч­ки «Все», так как многие испытуемые часто говорят о данном утвержде­нии, что оно не подходит никому в особенности, и если психолог от­правляет эту карточку в коробку «Никто», то он рискует недооценить общее количество «включений» для данной семьи.
Опять же, многие утверждения могут быть по-разному истолкова­ны или вызвать различное отношение, например «Этот человек заслу­жил быть счастливым». Возможны также и культурные трудности; напри­мер, многие утверждения, касающиеся физического контакта (поцелуи, объятия и так далее), построенные как «сильные», могут быть обосно­ванно отвергнуты членами той семьи, где взаимное участие находится на действительно высоком уровне.
Более серьезная методологическая ошибка, присущая взрослой форме теста, заключается в том, что испытуемому приходится при необ­ходимости работать сразу с различными периодами его детства. Это про­исходит в случаях развода и повторной женитьбы. Если ребенок имеет «двух отцов», то для правильного понимания семейных отношений его детства необходимо включить в тест обоих, т.е.: в норме, все те, с кем ребенок жил в одном доме до 15 лет, должны быть включены. Нам кажет­ся, что это оставляет вопрос о глубоком влиянии перемен в ощущении по прошествии времени открытым; таким образом, так как «психологи­ческий» разрыв в возрасте уменьшается, способность младшего сиблинга раздражать тоже может уменьшиться. Предлагается соотносить все отве­ты испытуемого с определенным моментом времени, а при резкой необ­ходимости процедуру лучше повторить еще раз.
К руководству прилагается иллюстративный материал, представ­ляющий собой подробное резюме работы Бене и Энтони о формирова­нии мужской и женской гомосексуальности. Группы гомосексуалистов и лесбиянок сравнивались с группами женатых мужчин и замужних жен­щин. Результат оказался очень прост: члены обоих гомосексуальных групп в детстве имели неудовлетворительные отношения со своими отцами,
причем степень неудовлетворительности была значительно выше, чем в группах женатых людей. Это относится также к компетентности личности отцов, то есть слабая отцовская фигура более характерна для гомосексу­альных групп. Никакого особого влияния на гомосексуальность материн­ской гиперопеки или материнского и отцовского гиперпотакания заме­чено не было вовсе. Бене отмечает, что эти результаты отличаются от обычных стереотипов, касающихся связи между гомосексуальностью и гиперпотаканием, доминирующей или наоборот неудовлетворяющей материнской фигурой.
Результаты исследования Фроста показывают меньшую корреля­цию паттернов: однако казалось, что «нечитающего» характеризовало относительное отсутствие «входящих» положительных чувств со стороны обоих родителей. Не стоит, однако, забывать, что все приведенные об­щие описания (из обоих источников) не скажут все об индивидуальном случае. И все же ясно, что Тест семейных отношений может дать инфор­мацию об индивиде, и нет оснований не использовать данную методику как первый шаг в исследовании, которое затем может следовать любой линии, которую клиницист находит приемлемой.
МЕТОДИКА «ДВА ДОМА» Two HOUSES TECHNIQUE (2TH)
Методика «Два дома» Виктора Жирински (Victor Szyrynski) пре­следует те же цели, что и Тест семейных отношений (FRT), хотя и не­много сложнее. Для ее проведения не требуется никакого специального оборудования, только лист бумаги и карандаш. Жирински полагает, что его методика содержит элементы многих основных методик: диагности­ческий контакт с детьми, клиническая беседа, диагностическая игра и проективное психологическое тестирование. Далее мы увидим, что про­ективный элемент в данном случае невелик, а главная роль в игровой ситуации принадлежит терапевту, а не ребенку.
Процедура состоит из четырех основных этапов, за которыми обычно следуют еще два, приблизительно соответствующие роршаховскому оп­росу и определению пределов чувствительности.
Первая стадия методики «Два дома» похожа на Тест семейных от­ношений (FRT), во время которой ребенка просят перечислить членов его семьи. «Палочные» фигурки, изображающие их, быстро рисуются исследователем на листе чистой бумаги. На второй стадии исследователь рисует два одинаковых дома и спрашивает ребенка, кто из членов семьи в каком доме будет жить; затем исследователь рисует соответствующие фигуры напротив каждого дома. На третьей стадии ребенка просят при­гласить людей из «другого» дома переехать жить в тот дом, в котором живет он сам. Эти перемещения изображаются исследователем линиями, также отмечается порядок выбора и уходы (рис. 26). На четвертой стадии восстанавливается первоначальное расположение членов семьи по до­мам, и ребенка просят представить, что он хочет выселить кого-то из «своего» дома, то есть проводится обратная процедура.
Рис. 26. Методика «Два дома»
Дополнительные стадии служат, во-первых, для получения более полной информации о семейной динамике способом, который иссле­дователю кажется наиболее подходящим; во-вторых, по аналогии с «ли­митным тестированием», для использования «обратных утверждений», то есть исследователь преднамеренно делает замечание, обратное получен­ной информации. Например, если Мэри — возможно, младшая сестра — была «приглашена» последней, а «отослана» первой, то исследователь может спросить: «Больше всего ты любишь играть с Мэри?» Это, по Жирински, часто провоцирует эмпатийное несогласие, за которым следует и допол­нительная информация, даваемая для усиления.
Жирински использует термин «фамилиограмма» для обозначения данных теста. Автор приводит некоторые детали интерпретации фамили-ограммы, но отмечает, что особо пристальное внимание должно уде­ляться интерпретации поведения пациента во время тестирования. Он говорит, что интерпретация должна основываться на тех же самых прин­ципах, что обычно используются при интерпретации проективных тес­тов и других игровых ситуаций. Проанализировав результаты первых при­менений методики, автор утверждает, что в около 77% случаев данные 2ТН оказались совместимы с информацией, полученной после исполь­зования традиционных долговременных методов исследования семейной динамики.
Несомненно, 2ТН имеет определенные ограничения. Самое оче­видное из них — это то, что если семья небольшая, то будет слишком мало возможностей для маневров. То же самое можно сказать и о Тесте семейных отношений (FRT), но в нем больше уже готовых утверждений, касающихся различных установок и обеспечивающих более стойкую ос­нову того, что в 2ТН называется фамилиограммой; в добавок ко всему
эффективным образом используется фигура «Никого». Второе ограниче­ние состоит в том, что некоторые дети отклоняют идею второго дома, предполагая, например, что он продается. Аналогию можно провести с трудностями, возникающими в отношении «непредпочитаемого» роди­теля в Тесте структурированной игры с куклами Линн (Lynn Structured Doll Play Test) (см. далее). Наконец, не дается никакого объяснению тому, почему весь рисунок выполняется самим исследователем, а не ребен­ком, хотя об этом говорится как о «маловажном факторе» в применении 2ТН.
Как бы то ни было, методика «Два дома» заслуживает большего внимания из-за необычной позиции, которую она занимает в отноше­нии того, что можно назвать «уровнем проективности». Так как не требу­ется идентификации с произвольной центральной фигурой, подход (к ребенку) более прямой, чем в методиках, ранее описанных в этой статье. С другой стороны, вымышленные «приглашения» и «выселения» маски­руют отношения вплоть до стадии «противоположных утверждений». И если готовые утверждения чувств могут действительно быть определены таким образом без вреда для испытуемого, то можно сказать, что мето­дика обладает, возможно, уникальными качествами.
МЕТОД МЕЖЛИЧНОСТНОГО ВОСПРИЯТИЯ
THE INTERPERSONAL PERCEPTION METOD (IPM)
Метод межличностного восприятия Лейнга (Laing), Филлипсона (Phillipson) и Ли (Lee) представляет собой еще одну «маргинально про­ективную» методику. Как и в Тесте семейных отношений, здесь задаются прямые вопросы; так же он похож на FRI тем, что изучается более чем один участник взаимоотношений. Однако IPM более ограничен, чем все остальные описанные техники, так как изучает диадическое взаимодей­ствие, а все вопросы подразумевают определенный паттерн. IPM также связан с ORT тем, что оба они развивались в рамках работы Тавистокс-кого института человеческих отношений; более того, Герберт Филлип-сон, автор ORT, является, несомненно, одним из авторов IPM.
Большая часть теории взаимоотношений относится также и к IPM, но все же наиболее значительную часть теоретического обоснования можно найти в концепции Лейнга о «я» и «другом».
Существует разница между восприятием взаимоотношений инди­видом и тем, что эти взаимоотношения представляют из себя в действи­тельности. Можно ли о последних сказать, что они существуют в точном смысле этого слова, — это вопрос, на который Лейнг, скорее всего, ответил бы, что нет. Но так как существует разница между восприятием отношений и взаимоотношениями, можно ее отнести и к личности: как не банально это звучит, но личность представляет различные аспекты себя в различных ситуациях или при общении с различными людьми. В особенности восприятие индивидом самого себя почти всегда, по край­ней мере в некоторых аспектах, отличается от его публичного образа, хотя ввиду того что мы только что сказали, слово «образ» нужно было бы
заменить множественным числом. В данном приложении эти факты вы­ражаются с помощью символов: «собственная» личность — р, «другой» человек — о.
То, как «собственная» личность видит саму себя, выражается р-^р, то, как она видит «другого» — р-ю, и так далее. Но так же можно пред­ставить мнение другого о том, как «собственная» личность видит его (другого), это выражается так: о—»(р^о).
Эту систему будет легче понять, если использовать «Я» и «ты» вме­сто «собственная личность» и «другая личность». Таким образом, «Я ду­маю, я знаю, каково твое мнение обо мне» будет выглядеть следующим образом р—>(о~>). Но оказывается, «я ошибался», и это будет выражаться как р-»(о-»р) ^ о-»р, где знак ^ означает «не равно». С помощью «сте­нографии» можно выражать и более сложные перцепты, например, «Я знаю, что ты знаешь мое мнение о тебе (или мне интересно, знаешь ли ты мое мнение о тебе)» будет выглядеть следующим образом: р—»(о->(р^>о)).
Первый принцип концепции диадного взаимодействия гласит: толь­ко если два человека производят взаимно «успешные» акты атрибуции, между ними могут возникнуть истинные взаимоотношения. Противопо­ложностью истинным взаимоотношениям считается «придуманные» вза­имоотношения, которые, в свою очередь, основываются на фантазиях о переживаниях другого человека и своих собственных. Все это подразуме­вает учет практического (или квази-клинического) применения взаимо­понимания, и IPM был развит именно с этой целью. Прежде чем изучать детали использования IPM, рекомендуется связать «стенографию», ва­риант которой включен в IPM, с основными пунктами авторской тео­рии диадического взаимодействия.
Даются две аксиомы:
1. И поведение является функцией переживания.
2. Что и переживание, и поведение имеют в отношении к кому-то
или чему-то иному, нежели «я» (случай с «чем-то» в действи­тельности не рассматривается и в данном контексте неуместен). Два человека Питер и Пол рассматриваются в «обычной ситуации». На поведение Питера в данной ситуации влияет то, как он ее переживает, и так как Пол также вовлечена в ситуацию, то на переживание Питера в определенной степени влияет и поведение Пол, которое, в свою очередь, является функцией переживания Пол данной ситуации, включающей в себя влияние поведения Пол. Таким образом, устанавливается цикличес­кое взаимоотношение причины и следствия. Стабильность системы можно рассматривать как часть функции степени эквивалентности (или «конгру­энтности») различных задействованных «перцептов».
Проведение методики IPM состоит в ответах обоих членов диады, обычно мужа и жены, на шестьдесят «пунктов», каждый из которых со­стоит из четырех вопросов. На каждый ряд вопросов необходимо отвечать по так называемой триаде. Таким образом, для мужа (или другого парт­нера в диаде «он—она») ряд вопросов будет иметь следующую форму:
A. Как вы думаете, насколько это правда?
B. Как бы она ответила на это?
В пункте 1 секции А содержатся следующие утверждения:
1. Она понимает меня.
2. Я понимаю ее.
3. Она понимает себя.
4. Я понимаю себя.
В секции В утверждения изменяются таким образом:
1. Я понимаю его.
2. Он понимает меня.
3. Я понимаю себя.
4. Он понимает себя.
В секции С утверждения, конечно же, те же самые, что и в секции А. С помощью «стенографии» различные типы утверждений можно выразить следующим образом:
Читатель, склонный к программированию, может наложить лис­точек бумаги на информацию, заключенную в прямоугольнике, и за­полнить таблицу самостоятельно.
В инструкции говорится, что данные утверждения необходимо оце­нить по определенной форме: «совершенно согласен» (++), «частично со­гласен» (+), «частично не согласен» (—) и «совершенно не согласен» (-);
рассматривается также и возможность оценки (?). Однако на практике все ответы в конечном итоге оцениваются просто как + или —.
60 блоков разделяются на 6 категорий, 2 из которых (А и В, смотри ниже) выражают преимущественно «позитивные» отношения, а 3 (С, D и Е) — преимущественно негативные. Шестая категория F относится к крайним выражениям взаимозависимости, уничижения или поглощения; поэтому они в основном негативные. Определенные категории содержат меньшинство пунктов, противоположных по валидности остальным; в списке они отмечаются знаком минус следующим образом:
A. Взаимозависимость и автономия: 15 блоков, включая три А—.
B. Теплая забота и поддержка: 11 блоков, включая четыре В—. С1. Недооценка: 7 блоков.
С2. Разочарование: 7 блоков плюс один С—.
D. Ссоры: спор/уход: 8 блоков.
E. Противостояние и беспорядок: 5 блоков.
F. Крайнее отклонение автономии: 8 блоков.
Читатель мог заметить, что общее количество блоков достигает ше­стидесяти двух; это объясняется тем, что два блока (4, «зависит от» и 19, «несет ответственность за») принадлежат категории А, если судить по направлению p~->p или о—»о, и категории В, если в направлении р->о или о->р.
Далее обсуждается взаимодействие, типичное для этой диады.
Каждый блок, обобщенный как X, называется (HW), (WH), (НН) или (WW) в соответствии с рассматриваемой «фазой» диадических взаи­моотношений. Так, в отношение блока «зависит от» HW означает «жена (wife) зависит от мужа (husband)», WH — «муж зависит от жены».
Диада рассматривается как «содержащая» две «перспективы»: как муж воспринимает жену и наоборот, или же точка зрения мужа и жены на один и тот же аспект. Сузив до определенного вопроса, эти две перс­пективы можно выразить следующим образом: H-*(HW) и W—>(HW) или же в комбинации:
H->(HW)->W (уровень 1).
Таким образом, если и муж, и жена оценили данное утверждение как «правда» («конъюнкция»), то они разделяют мнение, что «он зави­сит от нее».
Перспективы, определенные таким образом, близко соотносятся с вопросами IPM в секции А. Вопросы в секции В («Как бы она ответили на это?») приводят к «метаперспективам». Подход с каждой стороны вышеописанной формулировки можно расширить до W->H-»(HW)*-W<-H (уровень 2).
В отношении выбранного нами примера «метаперспектива» может означать следующее: «Жена знает, что ее муж допускает, что его жена осознает, что он зависит от нее» (интерпретация, конечно же, предпо­лагает, что все утверждения были оценены положительно).
Возможна третья стадия, соответствующая вопросам секции С («Как бы она подумала, что вы ответили на это?»), получившиеся в результате точки зрения и т.п. называются «мета-метаперспективами» и выражаются следующим образом:
H->W->H-KH\V)<-W<-H<-W (уровень 3).
Теоретически мы можем так продолжать до бесконечности, но даже мета-метаперспективы уже не так легко поддаются пониманию. Поэтому проведение IPM обычно завершается на третьем «уровне». Таким обра­зом, то, что авторы называют «основной схемой», выглядит следующим образом:
Н W Н (X) W Н W
мета-мета мета прямое прямое мета мета-мета
321 123
Можно привести такие сравнения:
1. Прямая перспектива одного человека (например HI) и прямая перспектива другого человека (W1) на одном и том же блоке. Получается соответствие (А), как в примере, данном на уровне 1 выше, или несоответствие (D).
2. Метаперспектива одного человека (Н2) и прямая перспектива другого человека (W1), получается понимание (U) или непони­мание (М).
3. Метаперспектива одного человека (НЗ) и его же перспектива (Н2), получается ощущение понимания или непонимания.
4. Метаперспектива одного человека (НЗ) и метаперспектива дру-
того человека (W2), получается осознание (R) или невозмож­ность осознания (F).
Не все сравнения, кроме первого, относятся к одной и той же «стороне» схемы. Изложенная выше конструкция сжата, и, несомненно, очень сложно ей следовать, по крайней мере на ранних стадиях. Читате­лю рекомендуется провести пробу на себе (и, возможно, забыть со вре­менем «стенографию», которая может быть и неверной из-за того, что не упоминает «блоки»).
Метод влечет к появлению дополнительных формальностей, включая системы обозначения, которые мы не можем здесь рассмат­ривать. В добавок ко всему данный метод может быть расширен до концептуализации и изучения взаимоотношений более разнообразных, чем только в диаде. Так, обсуждая триадные взаимоотношения в семье, авторы отмечают, семью нельзя объективно рассматривать как сово­купность бинарных взаимоотношений между всеми членами». Единствен­ная иллюстрация этой части может пролить свет на данный вопрос: два человека, возможно, не ладят друг с другом как муж и жена, тогда как отец и мать ладят. Взаимоотношения между социальными группами, на­циональные стратегии и так далее тоже можно описать в рамках этих терминов. Однако это находится за пределами проективных или квази­проективных исследований личности.
Валидность структуры отельных диадических отношений как по­нятие, отличное от репрезентации, скорее всего иллюзорна. В действи­тельности, метод предъявляется прежде всего, судя по названию, как инструмент исследования. Однако статистические данные, основанные на маленькой выборке (между десятью и двадцати четырьмя) разру­шенных и неразрушенных браков, довольно впечатляюще показывает значительные различия: «конъюнкция» (термин, обобщающий все фор­мы «соответствия», U, R и А) выше в группе неразрушенных браков, а «дизъюнкция» (охватывающая D, М и F) выше в группе разрушенных
браков.
Представлены дополнительные данные по ретестовой надежности. В виду того факта, что методика чувствительна к временным изменени­ям, проценты соответствия по отдельным параметрам крайне высоки: 91—95% для неразрушенных браков, и 81—85 — для разрушенных. Пред­лагаются также пределы для оценки внутренней согласованности, так как определенные пункты синонимичны (например, «ненавидеть» и «не выносить») или антонимичны (например, «верить во что-либо» и «со­мневаться в чем-либо»). У партнеров в неразрушенных браках согласо­ванность ответов была очень высока — среднее значение 96%; для парт­неров же при разрушенных браках согласованность ответов была ниже — в среднем 78%. Партнеры несчастливых браков также менее уверены в том, что они чувствуют по отношению друг к другу — это само по себе
интересное открытие.
Данную методику можно много критиковать в основном за ее слож­ность и громоздкость, ведь каждому супругу необходимо ответить не мень­ше чем на 720 вопросов. Количество предъявляемых блоков можно по
желанию уменьшить. Предполагается, по-видимому, довольно высокий уровень искушенности, но даже искушенному человеку будет трудно справиться с некоторыми из вопросов, особенно в направлениях р—>р, о—ю. Чего стоит самый шаблонный пример «любит»: не так уж легко понять идею «я люблю себя».
Методика, основанная на том же подходе, была предложена Дрю-вери (Drewery), чей метод исследования взаимодействий в диаде «муж-жена» предполагает для каждого из супругов ряд ответов на Таблицу лич­ностных предпочтений Эдвардса (Edwards Personal Preference Schedule (EPPS)): «Я сам»; «Мой супруг, как я вижу его/ее»; «Я, как я думаю мой супруг видит меня». Дрювери говорит, что это сокращенная версиия мета-метаперспектив Лейнга. Если их выразить с помощью «стенографии», то они будут выглядеть следующим образом: р—>р, р->о, р—»(о->о); и здесь, конечно же, нет никакого центрального «блока» (X), как в «схеме» Лей­нга. Вопросы в EPPS состоят из пар противоположных утверждений, оп­ределяющих функционирование переменных потребностей (в основном взятых из списка Меррея) испытуемый должен сказать, какое их них наиболее характерно для него (или, в зависимости от контекста, для «другого»). Затем можно построить профили и изучить отличия. Таким образом, обработка теста намного легче, чем в ГРМ, но количество вопро­сов, на которые должен ответить каждый партнер не намного меньше — 630 против 720. Более того, методика Дрювери (IPT) не пригодна для сокращение в конкретном случае.
ТЕСТ «СТРУКТУРИРОВАННАЯ ИГРА С КУКЛОЙ» STRUCTURED DOLL PLAY TEST (SDP)
Методика IPM была рассмотрена вне очереди, непосредственно после FRT и 2НТ, так как во всех этих трех техниках применяется форма прямого «непроективного» опроса. Две методики «игры с куклой» пока­зывают возврат «игровых» элементов, свойственных тесту Бене—Энто­ни, а также основной области детских отношений к семейным ситуаци­ям; в этом смысле они имеют близкое родство с Индикатором семейных отношений и TFA Джексона. Также они имеют некоторое сходство с «деятельностными» методиками.
SDP был разработан для клинического использования с очень ма­ленькими детьми, и особо отмечается, что ребенка нужно заверить, даже если он не показывает никаких признаков опасения, в том, что он не останется Б клинике или больнице. На практике тест разрабатывался на детях от двух до шести лет, но Линн утверждает, что с таким же успехом может быть применен и к детям одиннадцати лет; действительно, пред­полагается, что переживания лучше всего видны у семи-, девятилеток, тогда как тестирование маленьких детей требует более высокого уровня компетентности. Во всяком случае, не приходится сомневаться в прием­лемости материала теста для более старших детей, или даже для более маленьких, но знакомых с современными игрушками. С точки зрения взрослого, по крайней мере, это не очень уж привлекательно.
«Куклы», от которых тест приобрел свое название, представляют собой плоские черно-белые фигуры с глянцевой поверхностью, накле­енные на картон толщиной около 1/8.
Тест состоит из 2 «серий». Серия 1 содержит следующие фигуры: две «я»-куклы, темноволосые мальчик и девочка, с которыми, предполагается как с центральными фигурами, ребенок должен идентифицироваться;
еще четыре куклы-ребенка, одна пара (мальчик и девочка со свет­лыми волосами) одета, а другая нет. Куклы «мать» и «отец»; вдобавок четыре (идентичные) ряда «предметов»: тарелка с едой, ложка, стакан, детская бутылочка. Возможно, за исключением тарелки с едой, все эти предметы непропорционально большие по сравнению с куклами;
наконец, две карточки, на двух сторонах которых изображены со­ответственно: детская кроватка и одноместная кровать; боль­ничная кровать с умывальником; ванная комната с туалетом и ночным горшком (в действительности это «стульчак», не узна­ваемый большинством британских детей); двойная кровать и од­номестная кровать.
Серия 2 (предъявляется на втором сеансе) включает ванную ком­нату и другую больничную кровать (описанную как «смотровой стол в кабинете врача»). Вдобавок к человеческим фигурам серии 1, в этой се­рии есть еще фигуры ребенка, женщины-учительницы, врача, медсест­ры, а также различное медицинское оборудование и «плохое животное» (крокодил с широко открытой пастью).
Также имеются в наличии наборы фигур с негроидными или вос­точными чертами, но они идентичны стандартным фигурам во всех ос­тальных отношениях.
Особое ударение делается на игровую деятельность во время про­ведения методики. Эго-фигура предъявляется вместе с другими «людь­ми» и предметами, в зависимости от ситуации. Ребенка просят взять «я»-фигуру, а инструкция и вопросы организуются таким образом, что он вынужден будет обращаться с материалом так, как дети обычно играют с похожими игрушками. В некоторых ситуациях нужно будет сделать вы­бор (например, между «мамой» и «папой»): в таких случаях при следую­щей замене в игру вводится невыбранная фигура.
Ключ метода можно найти в фразе «Покажи и расскажи мне…». Тот факт, что все фигуры плоские и исключены все излишества, Линн рас­сматривает не как ограничение, а как преимущество. Слишком богатый выбор, как и излишняя реалистичность, приводят к «отклоняющемуся» поведению, то есть элементам игры, ненужным для вопросов.
Далее мы приводим полный список ситуаций в обоих сериях. В не­которых случаях присутствуют объяснения; там, где их нет, тема или, по крайней мере намерение, должно быть очевидным.
Серия 1
1А. Выбор детской кроватки или кровати (включая выбор того, кто
из родителей «войдет», после того как «я»-кукла будет уложена
в кровать).
1В. Выбор между бутылкой и стаканом (включает выбор того, «что произойдет», когда «невыбранный» родитель (из 1А) войдет в комнату).
2А. Выбор ровесника (выбор ребенка того же или противоположно­го пола для общения).
2В. Посетитель (что происходит, когда приходит невыбранный ре­бенок).
ЗА. Драка.*
3В. Проступок (вместе с компанией или в компании ровесников).
4А. Прием пищи (включая выбор родителя).
4В. Травма (включая визит невыбранного родителя).
5А. Занятие (неопределенное «следование» за ситуацией).
5В. Замечание (включая невыбранного родителя из 5А).
6. Родительские взаимоотношения.
7А. Разделение (родителям необходимо уехать на какое-то время: что происходит и кто из родителей возвращается первым).
7В. Больница.
8А. Туалет.
8В. Прием ванной.
9. Приготовления ко сну (распределение двойной и одноместной кроватей между «я»-куклой и родителями).
10А. Кошмарный сон.
10В. Ночные страхи.
Серия 2
1А. Болезнь.
1 В. Кабинет врача.
2А. Первый день в школе.
2В. Школа.
ЗА. Школьная шалость.
3В. Побег.
4А. Игра в доктора (включая выбор родителя).
4В. Отвержение ровесниками («я»-куклу исключают из игры ровес­ники; приходит невыбранный родитель из 4А).
5. Целующиеся родители.
6А. Ночь (ребенок в одноместной кровати, родители в двойной; ребенок просыпается).
6В. Плохое животное (продолжение ситуации, как в 6А).
7А. Новый ребенок.
7В. Кормление ребенка.
Написанное выше дает общее представление о ситуациях. Далее нам станет видно, что пункты 6А и 6В (а также, возможно, и 5) из серии 2 представляют собой проблемы, которые можно интерпретиро­вать на любом уровне — то есть нет очевидных связей с характерными темами психологии подсознательного. Но в любом случае ясно, что ме­тодика касается семейной динамики, особенно восприятия каждого из родителей как «плохой» или «хорошей» фигуры, хотя именно эти тер­мины и не используются.
В дополнение к уже упомянутой культурной уникальности методи­ки, по-видимому, имеет место особая озабоченность болезнью, посеще­нием врача и тому подобное, и, несомненно, средний ребенок вряд ли знаком с некоторыми медицинскими инструментами (например, со скаль­пелем, молоточком невропатолога и так далее).
Формальный анализ основывается в основном на выборах между матерью и отцом, мальчиком и девочкой (в пункте 2А), зрелым и незре­лым. Последнее относится к выбору между кроватью и детской кроват­кой, бутылочкой и стаканом, ночным горшком и туалетом. Плюс ко всему отводится место для записи детских «ассоциаций». Приводятся нор­мы для серии 1, основанные на группах тридцати мальчиков,и тридцати девочек нескольких возрастных уровней: 2—3 года, 4 года, 5 и 6 лет. Сна­чала серия 2 предлагалась лишь как исследовательский инструмент. В ру­ководстве по интерпретации отклонений от норм, получаемые с помо­щью теста, качественные данные более важны, чем количественные, так как количество пунктов, относящихся к какой-либо одной оценке, очень невелико. Кому-то так же может стать интересно, что автор думает об использовании «невыбранного» родителя; анализируя тест, Мур (Moor), автор похожей методики, отмечает, что энергичный, решитель­ный ребенок во втором случае самостоятельно сделает выбор между ро­дителями, тогда как некоторые дети побоятся включать в игру обоих родителей, полагая, что они дают высокую оценку семейной гармонии. Линн, предвидя такую возможность, все же рекомендует исследователю добиваться ответа, не теряя раппорта, но никак не объясняет.
Но, несмотря ни на что, методика кажется гибкой, и предпола­гается, что некоторые пользователи могут «выработать некие субъектив­ные нормы», хотя ничего нельзя поделать с возникшим ощущением того, что методика попала в класс тех, что удовлетворяют потребность автора или подходят лишь для конкретного направления.
ЛОНДОНСКАЯ МЕТОДИКА КУКОЛЬНОЙ ИГРЫ THE LONDON DOLL-PLAY TECHNIQUE
Если сравнивать методику Мура и Уко (Ucko) с SDP, то первая будет иметь некоторые очевидные преимущества. Основное из них — это то, (1) что материал более реалистичен и практичен; (2) он мень­ше связан с темой болезней; (3) нет произвольных элементов (как в случае с «невыбранным» родителем). В методике есть лишь одна «неза­конченная» ситуация — «непослушание». Но даже она более структури­рована, чем загадочные «занятие» и «разделение» (пункты 5А и 7А в серии 1) в SDP.
Методика не публиковалась, в виду того что невозможно купить материал и руководство, но она доступна для исследователей. Более того, материал описан настолько детально, что вполне возможно сделать его самостоятельно, причем авторы сами заявляют, что у них нет возраже­ний против такой практики.
Необходим следующий материал:
четыре проволочных куклы, такого типа, что могут «сидеть» и т.д.: отец, мать, мальчик и девочка;
кукла, изображающая грудного ребенка без одежды;
дом для кукол, разделенный на пять комнат;
обеденный стол, четыре прямых стула, большое кресло;
две двойных и две одноместных кровати с покрывалами и подуш­ками;
ванная, раковина для умывания, туалет;
четыре тарелки и чашки;
футбольный мяч, сделанный из пластилина; дополнительный пла­стилин;
кусочек веревочки.
Проведение методики разделено на семь «сцен», каждая из кото­рых дает ребенку возможность самостоятельно придумывать игру с мате­риалом. Так же в каждой серии исследователь задает ряд стандартных вопросов, касающихся сценки.
I. Знакомство. Предъявляется мебель столовой и (постепенно) «люди».
II. Обеденное время. Обсуждается возникшая проблема, состоящая в том, что для пяти человек есть только четыре стула: кто первым предложит свою помощь и т.д.; наконец, «авария» — одна из чашек падает на пол.
III. Соревнования. Игра в футбол, перетягивание каната (использу­ется шнурок), по аналогии с CAT картинка 2; детская борьба.
IV. Малыш. Различные действия, связанные с маленьким ребенком, включая купание и вопросы типа «Это мальчик или девочка?», «Как это узнать?»
V. Непослушание. «Давай один из них будет очень непослушным», «Какой самый плохой проступок он может совершить?» Отно­шение ребенка краскрытию поступка, наказанию и т.д.
VI. Туалет. Включая отношение ребенка к «неожиданностям».
VII. Сон. Изучение того, как ребенок разместит кровати в комнатах кукольного дома; кто будет спать в какой кровати и так далее. Что происходит, если ребенок просыпается в темноте.
Во время проведения методики поощряется максимум участия со стороны ребенка. Например, на этапе I ребенку предлагается самостоя­тельно развернуть бумагу, в которой упакованы три детских куклы; на этапе III ребенок и психолог, манипулируя куклами, изображающими родителей, играют в футбол. Отклонение игры от сценария не поощря­ется.
Из вышеизложенного понятно, что и проигрывание сцен дает ин­формацию различного типа, а также и ответы на вопросы о выборе (или приписывании, например «непослушности»), открытые вопросы об идеях и фантазиях, проблемах, конструктивных и наоборот (например, что ребенок будет делать, если останется дома один с малышом). Среди этих категорий существуют совпадения, частично зависящие, возможно, от степени действительной идентификации. Предлагается также классифи-
кация различных реакций неприятия, например, если ребенок отвечает: «Нет, он не устал», на предположение (сценка VII), что маленький маль­чик устал.
Авторы провели нормативное исследование, основанное на отве­тах 55 мальчиков и 61 девочки, протестированных сначала в возрасте 4 лет, а затем повторно в 6-летнем возрасте. Был раскрыт ряд интересных тенденций развития. Довольно важным открытием и с теоретической, и с практической точки зрения оказался тот факт, что многие мальчики в возрасте 4 лет не могли вести себя свободно во время теста, либо прояв­ляя агрессию, либо находясь в угнетенном состоянии. Мы не намерева­емся обсуждать здесь можно ли объяснить это явление в рамках психоло­гии бессознательного; наиболее интересным в данном случае является сомнительность применимости в этом возрасте (и ранее?) методик, име­ющих высокую степень очевидной валидности и то, что можно назвать «очевидной адекватностью». Также возникают общие вопросы разграни­чения игр, основанных на реальности, и выдуманных.
КИНЕТИЧЕСКИЙ РИСУНОК СЕМЬИ
KINETIC FAMILY DRAWINGS (K-F-D)
Тогда как большинство рисуночных методик концентрируются на формальных характеристиках, в основном на изображении отдельных частей тела, авторы K-F-D обращают больше внимания на конкретное содержание и взаимоотношения.
Берне (Burns) и Кауфман (Kaufman) определяют свою методику как «новый инструмент для понимания детей, особенно трудных детей». Дается следующая инструкция:
Нарисуй каждого из членов твоей семьи, включая себя, делающих
что-либо. Постарайся нарисовать людей полностью, а не палочных
человечков и не мультяшек. Помни, что все должны что-нибудь
делать, совершать какое-то действие.
Этот акцент на «делании» показывает изменения в отличие от «Ри­суночного теста семьи» Халса (Hulse). Лишь некоторые испытуемые Хал-са изобразили членов семьи в действии, а остальные нарисовали «семей­ные группы», семьи, будто позирующие для фотографа. То есть можно сказать, что K-F-D добавляет новый параметр к тому, что иначе могло возникнуть как продукт статистики.
Ребенка обычно оставляют одного за рисованием, хотя исследова­тель «периодически возвращается». Затем ребенка просят рассказать о том, что он нарисовал.
Обработка проводится в рамках четырех основных категорий, срав­нимых с роршаховскими размещением, детерминантами и содержанием. Это следующие категории:
1. Характеристики отдельных фигур.
2. Действия.
3. Стиль.
4. Символы.
Причем различия между этими категориями менее четки, чем в тесте Роршаха. В некоторых случаях приводятся нормы в процентах, но так как они основаны на слишком малочисленной выборке (128 мальчи­ков и 65 девочек, причем в редких случаях в одной возрастной группе было более десяти испытуемых одного пола), то не представляют особо­го интереса.
Характеристики отдельных фигур
(а) «Направленность рук»: фигуры держат предметы, воспринима­емые как цели в контролировании окружающей среды.
(в) «Стирание»: считается, что стирание отражает амбивалентность; то же самое можно сказать и о
(c) «Фигурах на обратной стороне листа».
(d) «Глаз Пикассо»: об этой черте, плохо проиллюстрированной, но с интригующим названием, говорится, что она является по­казателем «заботы и внимательности» по отношению к фигуре, на который она (эта черта — «глаз») направлена.
Действия. Для знакомства с этой категорией авторы приводят ряд форм «передвижения энергии между людьми», похожие соответственно на «формальные» и «эмоциональные» подварианты «Личностных взаимо­отношений» Вайэта (Wyatt). Первая группа содержит «незнакомцев», «лю­бовников», «соперников» и «не соперников»; последняя — «конфликт», «тревожность», «избегание» и «гармонию». Именно в этих рамках интер­претируются «Действия отдельных фигур» и «Взаимодействия между фи­гурами»; причем действия второго типа в дальнейшем изображаются в отношении к тому, что авторы называют «силы», но лучше может быть определено как «предметы окружающей среды», такие как «мячи», «пре­пятствия», «опасные предметы», «свет и тепло» и так далее.
Стили. Учитываются только девиантные стили:
(а) «Разделение»: линии делят различные фигуры на «отдельные картинки».
(в) «Разделение путем складывания»: тот же самый результат дос­тигается путем предварительного складывания бумаги.
(c) «Разлиновывание»: одна или более линий рисуется снизу или сверху на листе, или же подчеркиваются отдельные фигуры. Все эти варианты являются показателями тревожности или ощуще­ния опасности.
(d) «Стоящие фигуры»: фигуры не совершают никакого действия, когда ребенка спрашивают о том, что они делают, он отвечает: «Они стоят».
(e) «Палочные человечки»: если все фигуры состоят из палочек, тогда как известно, что ребенок способен на более реалистич­ное изображение, это рассматривается как показатель «заши­ты»; то же самое говорится и о «стоящих» фигурах. Можно про­вести аналогию с феноменом ТАТа «дистанцирование» (см. со­отв. статью).
Символы. Авторы приводят около сорока примеров различных «сим­волов» — это наиболее часто встречаемые предметы в K-F-D. Среди них
чаше всего изображаются кровати и колыбели, коты (но не собаки), «мусор», лестницы, газонокосилки и вода. Многое из этого трактуется как проявления бессознательного, но авторы предостерегают читателей, говоря, что «значение символов» часто становится предметом неверной интерпретации. Несмотря на то что список довольно внушительный, он не имеет своей целью охватить все символы, и читателю рекомендуется за дальнейшим разъяснением обращаться к работе Маховер (Machover).
Для облегчения обработки методики Берне (Burns) и Кауфман (Kaufman) рекомендуют использовать «решетку» — лист миллиметровки, с помощью которого можно точно измерить расстояние между фигурами и другие параметры. Измерения такого рода вместе с другими количествен­ными данными образуют основу объективной системы оценивания K.-F-D, предложенную О'Брайаном и Паттоном (O'Brian and Patton). Эти авторы предлагают ряд «Сырых рисуночных переменных», содержащих фигуры, размеры различных фигур, ряд «препятствий», ориентацию фигур и «уров­ни активности», начиная от «лежания», которое оценивается одним бал­лом, и заканчивая «дракой», оценивающейся восемью баллами. Эти пара­метры комбинируются различным образом для получения «Трансформиро­ванных рисуночных переменных», таких как «сила» фигур, их «единство», тревожность по отношению к фигурам родителей или сиблингов, а также «самооценка» и «семейная оценка». Эти параметры, в свою очередь, ис­пользуются для составления уравнений регрессии, с помощью которых получаются оценки ряда особенностей поведения или каких-либо иных особенностей, выявляемых по различным шкалам или опросникам. Сами авторы рассматривают свою работу лишь как «начинание» и предполагают, что по мере дальнейших усовершенствований клиницист сможет интегри­ровать такую систему оценки в свои собственные интуитивные впечатления от рисунка и оценивать рисунок на основе наличия или нарушения соци­альных схем, достигая, таким образом, большего инсайта и лучшего пред­сказания внутренних конфликтов, поведенческих и семейных трудностей, которые может испытывать его юный клиент.
K-F-D — это относительно молодая методика, датируемая лишь 1970 годом. Она имеет явное сходство и с методикой кукольной игры, и с рисуночными методиками, такими, как TFA и FRT. Симе (Sims) про­вел методики K-F-D и TFA на ста детях с эмоциональными нарушения­ми, сравнении данных обоих тестов показало высокую степень сходства в отношение отца и матери. Однако в отношении сиблингов картина была совсем иная: автор объясняет это тем, что FRT не исследует взаи­моотношения брат-сестра, тогда как большинство исследованных детей имели сиблингов того же самого пола.
Исследования подобных взаимоотношений между другими «семей­ными» методиками, описанными в этой статье, могли бы быть очень важными и ценными. Представлены различные уровни «проективнос­ти», начиная от слабо скрытого прямого опроса в тесте семейных взаи­моотношений Бене—Энтони, и заканчивая фантазированием без како­го-либо определенного упоминания членов семьи в TFA Джексона. Ис­следование, охватывающее все. эти методики, к которым еще можно
добавить Блэки (Blacky), Паттенойр (Pattenoire) и РРР, это задача буду­щего, но комбинация отобранных методик могла бы пролить свет на то, до какой степени в действительности идентификация в ситуациях типа ТАТ репрезентативна.
САМОВОСПРИЯТИЕ
PERCEPTION or THE SELF
В самом начале этой статьи мы у же отмечали, что восприятие лич­ности в целом содержит и восприятие себя, Некоторые аспекты воспри­ятия себя включены в IPM, FRT и все производные от ТАТ в большей или меньшей степени. В этой книге мы не рассматриваем самоотчетные опросники, но все же следует упомянуть о двух совершенно противопо­ложных подходах, каждый из которых имеет четкие проективные эле­менты. Это тест на самооценку Лиггелта (Liggelt's Self-valuation Test) и методика самоописания (Self-description technique)
В самооценочном тесте Лиггелта, так же известном, как «Тест лиц» (Faces Test), используется «выбор» или оценочное суждение, которые редко встречаются в проективной практике. Так как все конечные выво­ды основываются только на простых выборах, без какой-либо интерпре­тации исследователя, то методика является объективной. Но, с другой стороны, как и при проведении опросников, мы вынуждены полагаться на честность испытуемого, не имея даже возможности в данном случае использовать суждения кого-либо, кто знает этого человека.
Материал, разделяющийся на два варианта — «мужской» и «женс­кий», состоит из семи картинок с искаженным изображением лиц. Мы не будет здесь описывать процесс производства эффекта искажения, но цель состоит в устранении каких-либо стереотипов.
Рисунки предъявляются попарно в блокноте, скрепленном пружи­ной; лица 1—6 расположены с левой стороны, а лица 2—7 — с правой. Требуется сравнить лицо 1 (слева) с каждым из лиц справа. Затем лицо 2 (слева) необходимо сравнить с лицами 3—7 (справа), и так далее до конца. Другими словами, как в психофизиологических экспериментах, применяется Метод парных сравнений, за исключением того, что каж­дое сравнение проводится лишь один раз, и позиции не перемешивают­ся, лицо с меньшим номером всегда находится слева.
Сравнения можно проводить в любых отношениях, какие интере­суют исследователя. Стандартный метод проведения теста состоит из че­тырех сравнений:
1. «Лучший»: «…покажите мне, кто из этих двух людей, на ваш взгляд, лучше».
2. «Доминирующий»: «…кто из них наиболее доминирующая лич­ность».
3. «Нервный»: «…кто из них наиболее нервный и взвинченный че­ловек».
4. «Я»: «…кто из этих двоих людей больше всего похож на вас как человек, имеется в виду не внешне, а вообще».
Ответы записываются в таблицу, напечатанную на полупрозрач­ной бумаге; выбор лица, расположенного с левой стороны, отмечается знаком \, а с правой стороны — /. Если наложить друг друга две табли­цы, то «разногласие» будет отмечено X. Так например, если при сравне­нии лиц I и 2, лицо 1 (слева) отмечено как «доминирующее», а лицо 2 (справа) «похоже на испытуемого», то мы увидим разногласие. Из числа разногласий при сравнении каждого вида вычисляется Коэффициент соответствия Кендалла (Kendall), он интерпретируется как мера взаимо­действия между соответствующими переменными. Так, в приведенном примере высокое значение между «доминирующим» и «похожим на ис­пытуемого» является показателем того, что испытуемый воспринимает себя как доминирующую личность. А, например, небольшая степень со­ответствия между «лучшим» и «доминирующим» покажет нам, что такая черта, как доминантность, рассматривается испытуемым как нежела­тельная.
Методика также позволяет вычислить «коэффициент совпадений», являющийся показателем меры совпадения по определенному парамет­ру, который в основном используется для исследовательских целей. В даль­нейшем Лиггелт провел исследование, в котором он сравнивал коэффи­циент совпадений по стандартным параметрам восьмидесяти «нормаль­ных» и восьмидесяти «психиатрических» испытуемых. И только по пара­метру «Лучший» была обнаружена значительная разница (на уровне 0,05) между этими группами: в психиатрической группе совпадений было мень­ше. Это открытие противоречит концепции, лежащей в основе Теста шизофренических нарушений мышления Баннистера—Франселлы (Banni­ster– Fransella Grid Test of Schizophrenic Thought Disorder), в котором диаг­ноз шизофренических нарушений мышления делается на основе меры несовпадений, полученной с помощью близкородственной методики. Как отметил автор, Самооценочный тест предвосхитил многие методологи­ческие черты более известного сейчас теста Баннистера—Франселлы. Глав­ные отличия состоят в том, что в последнем (1) используются обычные фотографии; (2) суждения строятся на основе ранжирования, а не по­парного сравнения; (3) не используется самооценивание; (4) единствен­ная цель — диагноз шизофренических нарушений мышления, о чем и говорит само название методики.
Лиггел тт предложил альтернативный вариант использования мате­риала методики («Вербальный метод»), в котором «лица» предъявляются по одному, а испытуемому необходимо отвечать на следующие вопросы более или менее свободно:
(а) «Личность»: «Как вы думаете каков этот человек как личность?»
(в) «Роль»: «Если бы он был актером, какую бы роль он смог сыг­рать (например в фильме)?»
(с) «Проблема»: «Если бы у него была проблема, что бы это могло быть?»
По результатам было выдвинуто предположение, что вопрос о «про­блеме» позволяет получить полезные «профили», значительно различа­ющиеся у «нормальных» и «не нормальных» пациентов, также утверж-
дается, что это указывает на тяжелую утрату и потерю как на факторы этиологии агорафобии.
Эти открытия и все, что сейчас обсуждалось о варианте теста, ко­нечно же, идет вне рассмотрения «самооценки». Если предполагается, что методика должна найти признание, она может также принять и аль­тернативное название — «Тест с лицами», особенно так как предполо­жения, лежащие в основе интерпретации «коэффициента соглашений», еще спорны. •
Открытым для обсуждения остается вопрос о том, до какой степе­ни можно предполагать, что сопутствующие изменения не являются слу­чайными. Работая с корреляцией, обычно говорят, что коэффициент корреляции +1 показывает, что два «теста» «измеряют одно и то же». Но как бы там ни было, в некоторых случаях это утверждение является яв­ной ложью. Представьте себе, что маленькая выборка людей была оцене­на по «интеллекту» и по «красоте». Корреляция в этом случае может быть очень высокой положительной или даже «абсолютной», и все же оце­ненные качества, очевидно, не являются «одним и тем же», и даже, возможно, не относятся к одной и той же причине, как в случае сравне­ния успехов в двух школьных предметах, где высокая положительная корреляция может быть вызвана комбинацией высокого уровня интел­лекта и мотивации достижений. «Соглашение», измеряемое методикой Лиггелта, имеет близкую аналогию с корреляцией, и кажется, что те предположения интерпретации, о которых мы говорили, требуют эмпи­рического подтверждения.
Рассматривая далее данные кодирования «Вербального метода», последний можно считать «ТАТовским» подходом к физиогномическому восприятию, хотя, парадоксально, и без экспрессивных стимулов. Мож­но отметить, что Дери (Deri) отстаивает очень похожее упражнение, которое он назвал «факторной ассоциацией» как приложение к Тесту Сонди. Возможно также, что это окажется самым плодотворным аспек­том подхода Лиггелта, хотя, как уже говорилось, такое самооценива­ние, перестанет быть основной целью.
ПРОЕКТИВНОЕ САМООПИСАНИЕ
PROTECTIVE SELF-DESCRIPTION
Самоописание, речь о котором пойдет в этом разделе, буквально представляет собой свободное описание самого себя, без каких-либо принуждающих и направляющих вопросов, какие используются в неко­торых так называемых самоотчетных опросниках без какого-либо пред­положения отождествления с теми или иными фигурами. Среди элемен­тов, при наличии которых методикам приписывается статус по крайней мере квазипроективных, следующие: во-первых, вывод делается в ос­новном на основе элементов скорее выведенных из протокола, чем отра­женных в нем; во-вторых, испытуемый, как правило, не знает о том, что будет производится не только простая оценка того, что он написал.
Для проведения методики не требуется никакого особого материа­ла, кроме обычных письменных принадлежностей и часов, чтобы засе­кать время.
Инструкция ( решено было придать инструкции такую форму, ка­кая использовалась в процедуре отбора супругов, то есть не раскрывать, что потребуются два описания. Соответственно, это было выражено при­мерно такими словами):
Я хочу, чтобы каждый из вас описал самого себя так, как это мог сделать ваш лучший друг. Говоря «описать», я не имею в виду описание внешности, но если вы думаете, что ваш друг упомянул бы об этом, то, пожалуйста, пишите и об этом тоже. Однако самое главное, это как ваш друг опишет вас как личность. Как и при сочинении рассказов (например в ТАТ, которому предшествует самоописание), у вас будет три с полови­ной минуты. Когда останется половина минуты, вам дадут дополнитель­ное предупреждение.
Инструкция к описанию «критика» более короткая:
Теперь я хочу, чтобы вы сделали еще одно описание, на этот раз от имени вашего злейшего врага или сурового критика; условия те же, что и ранее.
Были предложены для рассмотрения различные количественные аспекты протоколов самоописания. Далее мы будем использовать просто буквы Е и F для обозначения описаний «друга» (friend) и «врага» (enemy) соответственно.
(1) Количественные параметры. Так как описание F производится раньше по времени, к тому же более естественно по своей форме, его можно считать критерием, по которому оценивается объем описания Е. Следовательно, терминами «удлиненное Е» и «укороченное Е» обозна­чаются «слишком длинное» и «слишком короткое» описание «критика». Так как у большинства протестированных (чуть больше двух третей) ко­личество слов в описании F больше, чем в описании Е, то и «удлинен­ное Е» определяется более или менее автоматически как «критическое» описание, равное «дружескому» или больше его по объему. Для исследо­вательских целей было определено и «укороченное Е», довольно произ­вольно по критерию E(l/2 F. Такой объем «критического» описания на­блюдается меньше чем у 1/6 всех испытуемых. Само по себе количество слов значит очень мало; разница продуктивности между F и Е, конечно, имеет определенное значение, но отнюдь не предлагается все важное соотносить с «длинным» или «коротким» Е. Скоростной фактор в само­описании, сравнимый с продуктивностью в ТАТ, может дать довольно интересную информацию.
(2) Параметры «инверсии». Эти параметры, наряду с «количествен­ными», были названы «базовыми». Они происходят из описанного Хар-рисом эффекта «просачивания». Различаются F—, или «критический друг», и Е+, или «критик наоборот». Речь идет, конечно же, о наличии крити­ки в описании «друга» и похвалы в описании «критика».
Вычисление F— и Е+ представляет собой довольно утонченную проблему. Похвала и порицание могут быть выражены в форме своих противоположностей, поэтому возможны даже «вторичные инверсии». Рассмотрим такой пример (из описания «критика»):
Непоколебимая перед лицом повседневных стрессов. Удивляется, почему не все такие. Требует верности от друзей и членов семьи. Имеет легкий характер и недостаточно строга с теми, кто делает что-либо невер­но. Имеет слишком много интересов, так же как и муж, и ребенок,
(3) Количественные параметры. Ввиду неструктурированности при­роды задания и опыта, на котором основывается испытуемый, все по­добное «контент-анализу», по аналогии с тестом Роршаха, в данном случае едва ли осуществимо.
Рпзличаются два вида ответов, близких к неприятию задания. Одно из них — описание от первого лица. Его можно объяснить формой эго-центричности и «дистанцированием». Вариантом ответа от первого лица можно считать такие формы предложений, как, например, «мой друг сказал бы, что я…», или «критик рассматривал бы меня, как человека, который…». Такая форма ответа явно является показателем более высо­кой степени отчуждения, но для удобства обработки она была объедине­на с ответом от первого лица.
Вторая форма отклоняющихся ответов — это включение в само­описание замечаний по поводу внешности, несмотря на инструкцию. Это обозначается буквой А. Во многих случаях бывает невозможно отличить озабоченность собственным видом и «истинное» отнесение замечаний подобного типа на счет определенного человека — друга или критика. В последнем случае А, возможно, не должно интерпретироваться как сме­щение внимания с фундаментальных личностных качеств на поверхнос­тные. Аналогию мы может увидеть в MMPI, где даже подтвержденная ссылка на «истинное» незоровье (например, «у меня большие проблемы с пищеварением») все же относится к ипохондрии.
«Поверхностность» ответов типа А дает возможность считать их особым случаем третьего «количественного» параметра, на который ав­тор обратил внимание, а именно включение в самоописание «тривиаль­ностей» (Т). Но здесь также не следует забывать, что то, что для одного человека тривиально, для другого — совсем нет. Однако автор сам часто относил к этой категории упоминания о досуговых занятиях, привычках в одежде, манерность, «недостатки», такие как непунктуальность и тому подобное. Далее мы приводим пример описания «друга», в котором вы увидите повышенную концентрацию «тривиальностей»:
«…Сейчас я живу в Шотландии вместе с несколькими моими дру­зьями. Нам это очень нравится. Я также люблю летом сыграть в крикет, это всегда очень увлекательно, и мы даже играем на деньги!.. Я и моя семья любит загорать, устраивать пикники, мы также любим некоторые виды спорта, включая бадминтон.
В таблице 7 вы найдете сравнительную частотность «инверсии» и «качественных» параметров. Некоторые ее пункты требуют комментариев:
Таблица 7 Абсолютная и процентная (в скобках) частотность критериев самоописания
Главные Полное исследования принятие
п=129 п=55
Полный отказ
п=22
Всего п=206
«Критический друг» (F— )
73(57)
31(56)
11(50)
115
«Критик наоборот» (Е)
52(40)
32(58)
12(55)
96
«От первого лица» (I)
37(29).
8(15)
8(36)
53
«Внешность» (А)
25(19)
8(15)
1(5)
34
«Тривиальности» (Т)
53(41)
24(44)
8(36)
85
(1) Были проанализированы ответы лишь 23% прошедших проце­дуру отбора супругов, но эта выборка не является ни случайной, ни специально отобранной по принятию. В этом контексте нельзя дать ника­кой определенной интерпретации приемлемости и, следовательно, она не может считаться значимым критерием. Но ничего, что три «девиант-ных» ответа (возможно исключение — ответ от первого лица) кажутся не связанными с неблагоприятным результатом.
(2) Суммируя данные колонки «Всего», мы увидим, средняя час­тотность этих переменных на протокол достигает двух. Таким образом, понятно, что описанные открытия относятсяж описаниям, содержащим эти переменные, независимо от того, представлены ли другие перемен­ные или нет.
(3) Мы видим, что ответы типа F— можно наблюдать в более чем пятидесяти процентах случаев. Как «модальная» форма ответа, она, по-видимому, не заслуживает особого внимания, по крайней мере, при та­ких условиях, то есть когда испытуемые не подозревают, что им придет­ся делать второе описание. Однако не так давно были проведены моди­фикации в этой части процедуры отбора супругов, пишется единствен­ное самоописание, за которым следует описание «особых моментов» в жизни испытуемого. Проверка 50 таких описаний выявила встречаемость в 40 случаях (80%), включая критику и порицания. В видоизмененной инструкции требуется «описать себя, как это мог бы сделать кто-то, кто хорошо вас знает». Однако и в этом случае подразумевается «друг», но различия в встречаемости неблагоприятных замечаний находится за уров­нем 0,01, так что подразумевание автором «лучшего друга» уменьшает возможность включения таких замечаний.
Не существует достаточных доказательств того, может ли самоопи­сание дать систематическую информацию, достаточно содержательную, чтобы присвоить статус методики, а не просто неформального инстру­мента исследования. В одной из работ, однако, автор указывает, что «ка­чественные» параметры были соотнесены со сравнимыми показателями других методик. Так самоописания типа Т (тривиальности) и I (от перво­го лица) соответствовали тривиальному содержанию ТАТ. Самоописа­ние от первого лица соответствовало плохому владению межличностны-
ми отношениями в ТАТ. Значительные связи были также найдены с тес­том Роршаха и переменным Классификации предметов. Испытуемый, дающий «девиантныи» или «качественный» тип ответа, также имеет склон­ность плохо выполнять задание второй части методики на построение концепции. Обе эти формы могут значить ничего, кроме непринятия за­дания, интерпретация взята из ТАТ, но в любом случае, их «неблагоп­риятность» вне зависимости от контекста выбора была установлена.
Другие-типы ответов, встречающиеся редко, включают полное про­тиворечие между двумя частями описания и отказ. Полный отказ, когда не написано вообще ничего, встречается крайне редко, но очень корот­кие, свидетельствующие о «шоке» — обычное явление, а иногда попада­ются даже словесные отказы, например: «Я не буду ничего писать. Отку­да мне что знать? В конце концов, если кому-то кто-то не нравится, он им просто не нравится».
Г. М. Прошанский
ЭКСПРЕССИВНЫЕ И МАНИПУЛЯТИВНЫЕ
ТЕХНИКИ MAPS, ТЕСТ МИРА, ТЕСТ «ДЕРЕВНЯ», PWT, ТЕСТ
МОЗАИКИ ЛОВЕНФЕЛЬД И ДР.
В иерархии проективных техник «манипуляция» (или «экспрессия») была обозначена в качестве одного из способов реагирования, а терапия как одна из целей проективной практики. Оба эти аспекта проективного опыта сходны друг с другом. Так, Анастази (A. Anastasi) пишет: «Большая и неструктурированная категория проективных техник включает много форм относительно свободного самовыражения. Такая характеристика позволяет использовать их как в качестве терапевтических, так и диагно­стических методов».
В данной статье рассматриваются техники, входящие в эту катего­рию, размер и, возможно, аморфность которых были ограничены неко­торыми исключениями. Как отмечает в этой связи Анастази, наиболее распространенными примерами являются рисунок и «драматическое» использование игрушек. К этому можно добавить манипуляцию и расста­новку кубиков, мозаичных элементов и т.д., что и будет рассмотрено в данной статье. Рисуночные техники не были детально исследованы ра­нее, но в рамках данной книги им уделено должное внимание, во вся­ком случае с описательной точки зрения, поскольку их диагностическая ценность подвергается серьезным сомнениям. Техники свободного ри­сунка (включая также моторное представление рисунка) особенно труд­но оценивать.
Интерес, однако, сосредоточен на проективных аспектах изобра­жения человеческой фигуры. В связи с этим были разработаны многочис­ленные техники, среди которых наиболее известны проективная техника Бака «Дом-Дерево-Человек» (ДДЧ) (House-Tree-Person Projective Technique, 1948) и тест Маховер «Рисунок Человека» (РЧ) (Machover's Draw-A-Person Test, MDAP, 1949). Леви говорит о Маховер, как о выда­ющемся авторитете в своей области. Тем не менее работа Маховер под­вергалась серьезной критике по причине несистематичного изложения и слишком вольных интерпретаций. Урбан предпринял попытку выделить наиболее подходящую объяснительную гипотезу из всех имеющихся ва­риантов в своем тесте «Рисунок Человека». Однако эта работа получила в основном неблагожелательные отзывы.
Исходя из названия «Дом-Дерево-Человек», очевидно, что к ри­сунку человека добавляется рисунок дома и дерева; при этом порядок
инициалов (ДДЧ) отражает очередность выполнения предлагаемых зада­ний. Надо отметить, что основной интерес сфокусирован на человечес­кой фигуре, другие рисунки используются в качестве опоры для оценки рисунка человека.
Обе техники имеют много общего, но Бак более осторожен в ин­терпретации определенных деталей. Дэйл Харрис (Dale Harris) также говорит о том, что работа с ДДЧ «подтверждает, что в поведении чело­века в процессе рисования психологическая честность раскрывается… несколько более успешно, чем это происходит в состоянии внутреннего аффекта».
Развивающий характер детских рисунков, в особенности рисунка человека, заставляет сомневаться в близости этой методики к проектив­ным. Первое психометрическое использование таких рисунков было осу­ществлено Бертом, который включил в свои «Умственные и Схоласти­ческие тесты» (Mental and Scholastic Tests, 1921) шкалу оценки качества рисунка; но наиболее известно в этой связи имя Флоренс Гудинаф (Florence Goodinough). В течение долгого периода времени ее тест «Рису­нок Человека», опубликованный в 1926 г., был безоговорочно признан как «тест индивидуальных способностей», и потому мы будем свободно называть его «Гудинаф IQ». В своей версии теста Гудинаф, опубликован­ной в 1963 г., Харрис отказался от использования IQ и заменил стандар­тную стобалльную систему и отклонение от 15, вслед за Векслером. Бли­зость этих баллов к реальной оценке IQ обманчива, и надо иметь в виду, что критерии оценки в обычных тестах «Умственных способностей», в системе исчислений Гудинаф—Харриса, снижены — для 13 лет и немно­го раньше для девочек, чем для мальчиков. Харрис объясняет это, ис­пользуя термины Пиаже перехода от стадии конкретных операций к ста­дии формальных операций, так как в рисуночном тесте «используются более конкретные понятия».
Среди нововведений Харриса, на подробном обсуждении которых мы не будем здесь останавливаться, было усложнение задания: простой рисунок человека был заменен изображением мужчины, женщины и «себя». Были разработаны различные системы оценки для мужских и жен­ских фигур, а также разные нормативные шкалы для мальчиков и дево­чек. Это позволило увидеть тенденцию к более тщательной прорисовке фигур собственного пола. Вдобавок к этому они показывают снижение темпов умственного развития к 15 годам у девочек. Все вышеуказанные факты поддерживают мнение Харриса, выраженное достаточно опреде­ленно, что для детей рисунок человека представляет собой в основном интеллектуальное задание, и оно определяет рамки проекции. В частно­сти он настаивает на том, что «свободное» рисование человека ни в коем случае не может быть рассмотрено как изображение себя: индивидуаль­ные черты в рисунках старших детей могут содержать актуальные детали, но в отношении характеристик внешности.
Более полно проективные аспекты детских рисунков человеческих фигур рассмотрены в третьей главе книги Харриса. В целом данный отчет беспристрастен и даже скептичен, и может послужить ценной поправ-
Рис. 27
кой к высказанному раннее автором предположению о том, «что изобра­жение фигуры… должно иметь проективный смысл». Харрис делает вы­вод, что «рисунки могут многое сказать об аффекте, темпераменте, от­ношении и личности человека, который их нарисовал», но его дополне­ние о том, что «чем строже условия эксперимента… тем ниже валид-ность», может немного испугать, по крайней мере проективиста, кото­рый стремится стать психометристом.
С одной стороны, техники завершения рисунков более произволь­ны, чем техники рисунков человека, а с другой — менее. Среди них наиболее известен, по крайней мере на континенте, тест Вартега (Wartegg Test), ссылки на который в большом количестве содержатся в материале к технике Роршаха и в прилагаемой к нему литературе. В Тесте дополне­ния рисунков Кингета (Kinget's Drawing Completion Test; DCT) исполь­зуется разработанный Вартегом материал, копию которого можно обна­ружить у Оллпорта (Allport). Задание заключается в следующем: необхо­димо использовать простые образцы линий и т. д. в качестве основ для серии рисунков. Тест Вартега произошел от малоизвестного теста Шан-дера «Фантазия» (Sander-Phantasie-Test). Шандер, ранний представитель гештальт-психологии, считает, что стимульные конфигурации можно толковать трояко: с точки зрения целого, частей и того, что может быть названо «организованное целое». Такие способы понимания или опыта он относит к типам личности, среди которых выделяет соответственно G-тип, Е-тип и GE-тип (German G = «Ganzheit»; E = «Einzelheit»). Его материал (рис. 27) состоит из трех образцов, смоделированных специ­ально, чтобы привлечь внимание соответствующих типов. Шредер (Schruder) сообщил результаты обширного исследования различных ас­пектов теста Шандера. Эта техника обнаруживает очевидное сходство с тестом Роршаха и может способствовать унификации проективной тео­рии, которая была бы интересна многим.
Существует много других вариантов техники завершения рисунка. Эта деятельность, несомненно, «экспрессивна», но «игровые» элемен­ты хотя и редко, являются ее главной характерной особенностью: более полно этот вопрос рассмотрен за пределами данной статьи. Техника завершения рисунка иного рода а именно, VAT'60, рассматривается в связи с тем, что интерпретация в ней основана на использовании цвета.
Это характерно и для Многомерного рисуночного теста Блоха (Bloch's Multi-Dimensional Drawing Test), в котором рисунок полностью произ­волен.
ТЕСТ «СОСТАВЬ КАРТИНУ-ИСТОРИЮ» MAKE-A-PICTURE-STORY TEST (MAPS)
Классическим материалом для проективной игровой терапии, не­сомненно, является ящик с песком и набор игрушек к нему. Прежде чем приступить к его подробному описанию, необходимо рассмотреть техни­ку, занимающую промежуточное положение между игровыми методами и техниками составления рассказа по картинке, подобных ТАТ. Тест Шнейдмана «Составь картину-историю» был создан в конце 40-х годов, в период активной разработки проективных техник.
Эта техника очень похожа на тест «Структурированная игра с кук­лой» (SDPT), в котором вырезанные фигурки должны быть расположе­ны на отпечатанной плоскости или фоне. Вопрос о различиях данных техник будет рассмотрен далее.
Материал. В набор входят шестьдесят семь «фигур» и двадцать два «фона», несколько деревянных стержней с надрезами, или «основ», ис­пользование которых дает возможность придавать фигуркам вертикаль­ное положение; и «театр», также служащий «подставкой» для фонов.
В наличии имеются следующие, опознаваемые по букве и номеру «фигурки»:
М — Мужчины (19).
F– Женщины (11).
С — Дети (12: 7 мальчиков, 5 девочек).
N — Фигурки национальных меньшинств»: негры (6), евреи (2), латиноамериканцы и восточные женщины (по 1 фигурке).
L — «Легендарные и вымышленные» герои, например, Санта-Кла-ус, Бэтмэн, условно-изображенное «приведение» (6).
/ — Фигурки неопределенного пола (2).
5 — Силуэт (1) и фигурки без лиц (4 — мужчина, женщина, маль­чик, девочка).
А — Животные (2 — собака, змея).
Необходимо отметить, что преобладает мужское «население», а национальные меньшинства представлены в небольшом количестве: в действительности не всегда понятно, какая именно этническая группа изображена. В инструкциях не содержатся специальные комментарии от­носительно фигурок национальных меньшинств — эти фигурки просто представлены на ряду с другими. Сегодня, когда национальное самосоз­нание высоко развито, маловероятно, что тест «Составь картину-исто­рию» будет приемлем, например для чернокожего испытуемого. Четыре обнаженные фигуры (двое взрослых, двое детей): женщины обращены лицом к испытуемому, а мужчины спиной. Все люди, кроме четырех, находятся в положении стоя; двое (один М, один Я) присели, двое ле­жат (другой Я и один М — очевидно, жертвы убийства).
«Фоны» в основном реалистичны. Они включают комнаты различ­ных видов, сцены вне дома и т.д. Помимо этого представлен ландшафт сюрреалистического типа (почти точно повторяющий картину Дали); «дверной проем», состоящий из пустого прямоугольника, расположен­ного напротив затемненного фона, «греза» (изображенная в форме «об­лака», частично закрывающего лицо) и чистый лист.
Применение. Шнейдман (Schneidman) считает необязательным использование «театра» для обычной психодиагностики. Один из фонов, чаще всего — «гостиная», лежит на столе перед испытуемым, а фигурки разбросаны в его верхней части. Испытуемому предлагают расположить одну или более фигурку на фоне так, как «это было бы в реальной жиз­ни». После этого его просят придумать историю (инструкция соответ­ствует обычной инструкции ТАТ).
Другие фоны экспериментатор может выбрать для использования по своему усмотрению. Шнейдман рекомендует последовательность из де­сяти фонов, заканчивающуюся чистым листом; испытуемому позволяется выбрать два фона, предшествующих чистому листу. Для чистого листа да­ется дополнительная инструкция «…а теперь сами придумайте фон…».
Все расположения фигур фиксируются на специальном листке, где в миниатюре воспроизведены фоны, почти так же как в практике Рорша-ха. Вопросы рекомендуется задавать только для дополнения каждой исто­рии. Так, испытуемого просят придумать название; а если рассказ недоста­точно содержателен, то разрешается задавать наводящие вопросы.
Поскольку внимание акцентируется в основном на рассказывании историй, может показаться, что тест «Составь картину-историю» имеет боль­ше общего с ТАТ, нежели с манипулятивно-экспрессивными техниками, которым посвящена эта статья. Между тем автор техники считает, что она может быть успешно использована в едином тестировании вместе с ТАТ. Далее он показывает, что интерпретировать данные можно в зависимости оттого, какие модели экспериментатор использует для ТАТ. Если, как пред­полагает Дженсен (Jensen), тест «Составь картину-историю» — это не более чем «непрофессионально сделанный ТАТ», то можно потерять структуру, обеспеченную знанием стимульных свойств, выбранного материала ТАТ, за исключением возможности объединения знания стимульных свойств фигурок и фонов MAPS и способов их обычной комбинации. Вместо того чтобы опереться на уже опубликованные данные, автор последовательно выступал за создание «личных норм». Разочаровывает отсутствие таких нор­мативных данных для теста «Составь картину-историю».
В качестве дополнительного аспекта данной техники выступает пред­положение Шнейдмана о том, что экспериментатору следует ознако­миться с листком, на котором расположены фигуры, прежде чем пы­таться интерпретировать протокол. Вывод состоит в том, что это позво­ляет клиницисту разделить то, что реально сделал испытуемый, от его интерпретации сделанного. Систематизация данных, полученных в ре­зультате такого подхода, может способствовать присвоению MAPS ста­туса техники, способной сделать выдающийся вклад в проективное ис­следование личности.
Между тем мы вынуждены завершить обсуждение двумя пессими­стическими комментариями:
(1) Такие показатели, как коэффициент валидности и оценка до­стоверности, достаточно низкие.
(2) В определенном отношении материал — и его предполагаемые особенности — представляются устаревшими, в отличие от час­то критикуемых картинок ТАТ. Возможно, изменение техники было бы полезно, хотя пока не было сделано никаких попыток для обсуждения времени и усилий, на основании которых часто критикуют тест «Составь картину-историю».
ТЕСТЫ МИРА
Также как и в случае рисуночных техник, манипуляция или «дра­матическое» использование игрушек одновременно в целях терапии и диагностики может стать предметом отдельной книги. Существует такая книга, написанная Рут Боуэр (Ruth Bowyer), «Тест мира Ловенфелъд» (The Lowenfeld World Technique), объем которой больше заявленного в названии. Хотя Боуэр в своей книге уделяет больше внимания рассмотре­нию диагностических функций Теста мира, по сравнению с их исполь­зованием в терапии, последняя часть этой книги по всей видимости пред­ставляет особую ценность, так как в ней описывается труднодоступная информация о работе в различных европейских странах. В этой связи можно также отметить, что Ловенфельд неоднократно настаивала на том, что ее техника — это не просто «тест», а «приближение к разуму ребенка». Далее в той же работе она рассматривает свой материал (и метод) как «аппарат… дающий ребенку силу выражать его идеи и ощущения…» Оп­ределенный таким образом он может получить статус «техники», или даже теста в психометрическом смысле. Так он и рассматривается в на­стоящей статье. В этом контексте акцент должен быть сделан на материа­лах и выдержках из различных «мировых» техник, а если данные доступ­ны, то ина их диагностическом использовании. Более детально этот воп­рос Боуэр рассмотрел в третьей части своей книги.
Помимо Теста мира Ловенфельд необходимо упомянуть и другие три примера структурированного игрового материала. Игровой Тест мира Бюлер (Buhler's «Toy World Test») ранее был известен как «Тест мира», а добавление «игровой» используется в целях различения его с Картиноч-ным тестом мира Бюлер и Мансона (Btihler and Manson's Picture World Test). Другие два теста — тест «Деревня», разработанный первоначально Артуром и усовершенствованный Мукиелли (Mucchielli) и Зюстом (Zttst), и Тест разыгрывания сцен ван Стаба (Sceno Test van Staabs).
МАТЕРИАЛ
ЛОВЕНФЕЛЪД
Материал Ловенфельд не вполне стандартизирован. Единственный предмет, к которому она предъявляет особые требования, — «ящик с пес­ком». Это металлический ящик, глубиной 3 дюйма (7 сантиметров), окра-
шенный внутри голубым цветом; вдобавок к нему прилагается достаточно большое количество песка (предпочтительно двух цветов) и воды. Вода предназначена не только для участия в различных сценах, но выступает и как «разрушающая сила». Автор не настаивает на точных размерах ящика, но предлагает следующие: 27 дюймов х 10 дюймов или 75 см х 52 см.
Рядом с подносом расположен шкаф с выдвижными полками или ящиками, каждый из которых предназначен для различных категорий миниатюрных игрушечных предметов, представляющих, как цитирует Ловенфельд, «обычных людей и предметы окружающего мира. Они не всегда одинаковы, так как многое зависит от доступности тестового ма­териала в той стране, где используется техника». Наверное, кет смысла пытаться воспроизводить или уменьшать предложенный Ловенфельд спи­сок предметов обязательных для любого набора, достаточно сказать, что, по ее мнению, чем больше предметов, тем лучше. Помимо явных катего­рий: люди, домашние и дикие животные, деревья, транспортные сред­ства и т.д. — она рекомендует использовать такой материал как пласти­лин, камни, палки и т.д. (даже сломанные предметы могут пригодиться). Комплектацию набора «мирового» материала следует начать с миниатюр­ных фигурок людей и животных, напоминающих «солдатиков», которых раньше изготавливали из металла, а теперь в основном из пластика. Име­ющиеся в распоряжении дома, машины, аэропланы и тому подобное оцениваются иначе, чем люди и животные, хотя это не так уж и важно.
Ловенфельд подчеркивает, что, несмотря на то что материал дол­жен быть настолько разнообразен, насколько это возможно, ребенок «не должен быть ошеломлен богатством выбора». Одно из назначений шкафа — предоставлять для восприятия только часть материала в опре­деленное время.
БЮЛЕР
Игровой тест мира Бюлер отличается от Теста мира Ловенфельд главным образом по материалу и методу. Во-первых, Бюлер обходится без песка и воды; во-вторых, она использует стандартизированный на­бор деревянных предметов — 160 в диагностических целях и 300 в целях психотерапии. Набор предметов Бюлер не отличается большим разнооб­разием. Так, например, она предлагает использовать только двенадцать различных животных. Основная цель видоизменения техники — осуще­ствление повторных исследований, а самое главное, подведение под дан­ную технику психометрической основы. К этому аспекту работы Бюлер мы обратимся позже.
ТЕСТ РАЗЫГРЫВАНИЯ СЦЕН (ТнЕ SCENO TEST)
Настоящий автор не был ознакомлен с тестом разыгрывания сцен, отчасти в силу того что литература по нему труднодоступна. Немногочис­ленные источники позволяют говорить, что материал теста относится в основном к домашним ситуациям, в связи с этим часто отмечают, что тест занимает промежуточное положение между Тестом мира и простой игрой. Посмотрев на иллюстрацию в книге Боуэра, можно заключить,
что человеческие фигурки больше и схематичнее, чем те, которые ис­пользует Ловенфельд. Масштаб также более ограничен.
ТЕСТ «ДЕРЕВНЯ» (ТнЕ VILLAGETEST)
Материал к тесту «Деревня» более формален и ограничен в масш­табе, чем в других техниках, описанных в этой статье. Согласно Моноду (Monod) существуют различные варианты этого теста (Артура, Мэбили, Мукиелли). Однако по-видимому, все они произошли из игрушечного материала, который был доступен в Европе перед второй мировой вой­ной (автор вспоминает покупку импортного набора в Эдинбурге). Пред­меты, сделанные из легкого дерева, невелики по размеру: «дом», напри­мер, немного больше спичечной коробки. В набор входят дома без крыш, деревья (с густыми кронами и ели), продолговатые предметы, из кото­рых могут быть сделаны стены, и несколько бесформенных фигурок. Пу­тем добавления шпилей или других дополнительных предметов из про­стого здания можно сделать, например, церковь и т.д. Груда предметов лежит в центре ящика, площадь которого 80 см2.
Конечно, вышеизложенный обзор техник отнюдь не полон, в него не были включены незначительные варианты. Несомненно, другие раз­работчики техник будут создавать собственные наборы материалов, от­личающиеся разной степенью реализма — от Ловенфельд, которая выс­тупает за игрушечный «мир», с максимальной точностью отражающий многообразие реального мира, до высоко стилизованной «деревни». Из предыдущего и последующего изложения станет ясно, что главный ин­терес создателей техник лежит в области терапевтического реализма и широты выбора в отличие от тех, чей интерес направлен на диагностику и исследование (они склонны использовать меньше реалистичного мате­риала). Невзирая на то что эти цели кажутся несовместимыми, настоя­щий автор преследует их с равным успехом. Мы еще вернемся к обсужде­нию этого вопроса.
ИНСТРУКЦИИ
Предназначенные для испытуемого инструкции могут меняться в зависимости от обстоятельств. В своих отчетах о технике Ловенфельд по­казывает, что она время от времени использует тест «Деревня» по-раз­ному; неизменным остается только одно — шкаф и его содержимое по­казывают ребенку до того, как он начинает играть с материалом. После этого ребенку младшего возраста обычно не требуется поощрение. В слу­чае необходимости старшим детям объясняют, что они не ограничены в своих действиях: могут класть предметы «вверх дном» и, вообще, ис­пользовать их нестандартно. Необходимость подобных разъяснений экс­периментатор самостоятельно определяет в каждом конкретном случае. Это относится и к тому, что сама Ловенфельд не одобряет и называет «диким обращением». С другой стороны, Боуэр часто говорит о деструк­тивном использовании песка, к которому она относится спокойно.
Бюлер также особо отмечает игровой элемент. Лица, использую­щие в своей практике тест «Деревня», часто беспокоятся о взрослых ис-
пытуемых также как и о детях, хотя инструкции к данной технике до­вольно просты (например, «Построй деревню») и доступны на любом уровне, независимо от того, используется ли тест в целях диагностики, или терапии.
ЗАПИСЬ и КЛАССИФИКАЦИЯ
Независимо от целей проведения теста необходимо сохранить ви­зуальную запись полученной в итоге работы. Конечно же, цветная фото­графия является одним из лучших способов такой записи, но так как «мир» в отличие от мозаики Ловенфельд трехмерен, она не всегда может отчетливо передать все детали. Кроме того, фотография не позволяет за­печатлеть процесс работы, а ведь в это время «могут случиться важные вещи» (особенно при выполнении теста разыгрывания сцен). Рисование набросков представляет собой альтернативный способ регистрации дан­ных; еще один способ — набор печатей («штампов»), разработанный Фауре (Faure) для использования в тесте «Деревня». Запись особенно важна при проведении теста «Деревня» в связи с тем, что его рациональ­ное обоснование зависит от понимания субъективного пространства.
«Миры», безусловно, тоже могут быть классифицированы. При этом, даже если техника используется в диагностических целях, анализ лучше осуществлять в терминах широко представленных категорий, а не подсчи­тывая номера пунктов в различных типах, которые были использованы.
Подчеркивая значение мыслительного процесса ребенка, Ловен­фельд классифицирует слова по типам, названия которых говорят сами за себя: «реалистичный» в противоположность «фантастическому», «сло­ва, выражающие движение», «слова, сказанные детьми в момент наи­высшего возбуждения» и тому подобные. Такой подход берет свое начало от так называемого до-Ловенфельдовского использования игровых мате­риалов европейскими аналитиками (особенно Мелани Кляйн). Детская игра рассматривается как наиболее доступный метод самовыражения, при нехватке необходимых вербальных навыков для производства сво­бодных ассоциаций, которые взрослый пациент использует в разговоре с аналитиком.
Бюлер также использует простую классификацию, только называ­ет свои категории «признаками» или «симптомами». В особенности она различает следующие «симптомы нарушения».
«Агрессивные миры» (А): сцены насилия, несчастные случаи и т.д.
«Закрытые миры» (С): работы, в которых все расположения или их большая часть огорожены или, иначе говоря, закрыты.
«Дезорганизованные миры» (Д); хаотичные или запутанные работы.
«Жесткие миры» (D): чрезмерно упорядоченные работы.
«Пустые миры» (Е): несколько элементов, или типов элементов, или важных элементов пропущено. Сюда также входят и «без­людные» миры, но Бюлер в то же время выделяет их в отдель­ную категорию.
В своей работе Бюлер постоянно ссылается на А-признаки, CDR-признаки и Е-признаки. В качестве дополнительной категории она выде-
ляет S-признаки (для «символических миров»), относящиеся скорее к идиосинкразическому мышлению, чем к нарушениям. Вообще говоря, А-признаки имеют незначительное или временное значение; CDR-при-знаки указывают на более глубоко сидящие проблемы и, наконец, Е-признаки симптоматичны, при наличии другого симптома. С другой сто­роны, Боуэр утверждает, что Бюлер недооценивает патологическое зна­чение «пустых миров».
Болгар и Фишер (Bolgar and Fischer) используют более сложные системы классификации. Каждая особенность оценивается в отношении нормативных данных и оценивается как N, или +, если они встречаются более чем у пятидесяти процентов стандартизированного населения, и D, или —, если менее. Эти «особенности» или «области реакции» включают:
тип работы (Т): копия или «свободная» работа.
тема работы (tb): деревня, ферма, аэропорт и т.д.
«выбор»: от выбора первого объекта зависит вся работа в целом; сам «выбор» определяется как «источник главной стимуляции (Ма)»: внутренняя потребность или характер самого материала;
геометрическая форма (Sb): включает такие переменные как «на­правление» и симметрия;
разнообразие (Sum С): число использованных объектных катего­рий;
количество (Sum Obj): общее количество использованных предме­тов;
размер: соотношение SumC и Sum Obj, включая «пустоту» или «пе­ренасыщенность»;
способ работы (аналитический или синтетический).
готовность и другие поведенческие характеристики также оценива­ются.
Использование каждого отдельного предмета оценивается в отно­шении практичности (Р), логического построения (L), социальных фак­торов (S), живости (или «веселья») (V) и эстетического качества (Е).Ре­алистичное применение той или иной из этих переменных обозначается соответствующей заглавной буквой, а нереалистичное — строчной. При вычитании могут быть использованы Р', L', S', V и Е' — обозначения, которые затем сравниваются, объединяются и переводятся в проценты. PLSVE означает «общую адаптацию к реальности» и, как отмечает Фи­шер, используется при оценивании всей работы отдельного ребенка или клинической группы. Достаточно трудно следовать толкованию Фишер, однако знаки, указывающие на ее различные клинические группы, ка­жется, имеют смысл. Особое внимание следует обратить на феномен, который она называет «шизофреническая дезорганизация» (в противопо­ложность расстройству).
Особенность проведения теста «Деревня», не характерная для мно­гих методов, состоит в том, что испытуемому задают вопросы во время процесса завершения конструкций. Это напоминает так называемое «рас­спрашивание» Роршаха; но вопросы, которые Зюст предлагает задавать испытуемому в тесте «Деревня» более специфичны. Вкратце они выглядят
так: (а) Известна ли испытуемому деревня или он ее придумал? (б) Мес­тность гористая или ровная? (В) Какое время суток? (г) Где вход? Есть ли здесь замок, завод, школа? (д) Если бы такая деревня существовала в реальной жизни, захотел бы испытуемый жить в ней? Смысл всех вопро­сов, кроме (с), понятен. Между тем Боуэр посвящает вопросу о времени дня целых две страницы.
Полученные в результате проведения теста «Деревня» данные под­вергаются достаточно сложной обработке, процедура которой во многом схожа с процедурой, предложенной Роршахом. Часть такой процедуры составляет построение графика расположения на сетке, состоящей из шестидесяти четырех маленьких квадратов (служащих основой для раз­личных вычислений), в которые помещены объекты. Считается, что наи­большая заполненность («расширение») правой половины участка гово-•рит об экстраверсии, левой — об интроверсии.
Различные типы формальной структуры также могут быть интер­претированы. Контиан (Cantiniant) предлагает следующие варианты:
1. Работа, выполненная в основном вдоль периферии таблицы («Кон-
струкция в виде бордюра»), указывает на давно развившуюся неуверенность в себе.
2. Горизонтальная конструкция: встречается часто и означает кон­формность, обычно в хорошем смысле.
3. Вертикальная конструкция: имеет значение противоположное (2).
4. Строительство «вверх»: возведение,высоких зданий и монументов
говорит об оборонительной позиции, а возможно, и о подчи­ненном положении.
Предложенный Мукиелли (Mucchielli) список из шестнадцати «па­тологических симптомов» включает все «признаки нарушений» Бюлер, за исключением А-признака (см. ниже). Остальные симптомы Мукиелли относятся в основном к различным формам фрагментации, а также к другим поведенческим особенностям, включая чрезмерное время. Туда также включены и перенаселенные деревни. Можно сказать, что две зак­лючительные категории занимают срединную позицию между структу­рой и поведением. Тематические конструкции аналогичны С-признаку Бюлер. С другой стороны, «драматизированные» деревни возможно не будут рассматриваться пользователями мировых техник как аномальные; наличие такого симптома, скорее всего, связано с ограниченным и в буквальном смысле жестким характером материала теста «Деревня».
Такая особенность материала теста «Деревня» подчеркивает только частичную равнозначность «миров» и «деревень», замеченную Боуэром и Хьюганом. Литература, посвященная тесту «Деревня», дает понять, что людей, использующих в своей практике эту технику, привлекают в ос­новном ее диагностические, а не терапевтические функции. Как мы уже отмечали, такое положение явно не устраивает Ловенфельд и клиници­стов, использующих «Эпизодический» тест (в отношении этого вопроса Бюлер занимает неопределенную позицию). Если раньше основное зна­чение придавали процессу, то сейчас результату работы, внимание к материалу и его применению может изменяться. Интересно отметить,
что высказывания главных специалистов по тесту «Деревня» Ловенфельд и Монода, относительно своих техник, схожи. Так, Ловенфельд обраща­ется к «объяснению «реальности», которая «была исключена» из детско­го варианта « мировой» техники. Монод поддерживает эту идею. Приня­тие такой установки, которую Ловенфельд вслед за Кречмером описала бы как встречающийся на гипотетическом уровне, ясно способствует самовыражению через фантазию, а также через установление терапевти­ческих отношений с клиницистом. Показательно, что хотя Монод и дру­гие авторы теста «Деревня» рассматривают иллюзии, большее значение придается восприятию (как и в теории Роршаха), и статусу как «симпто­му созданной деревни». Подобные рассуждения заставили автора обра­титься к рассмотрению двух аспектов « м ировых» и других игровых тех­ник. Читатель может самостоятельно поразмышлять над этим вопросом.
КАРТИНОЧНЫЙ ТЕСТ МИРА THE PICTURE WORLD TEST (PWT)
Картиночный тест мира Бюлер рассматривается в этой статье в основном по причине его связи с Игровым тестом мира и довольно частого упоминания в справочниках. Он представляет собой адаптиро­ванный для взрослых Игровой тест мира, материал которого не всегда был приемлем для использования этой категорией испытуемых. Тест немного напоминает обычные «мировые» техники и особенно похож
на тест MAPS.
Материал PWT включает двенадцать «сцен» или картинок с изоб­ражением: фермы; города-университета; горы-пляжа; трущобы; церко-ви-зала для собраний; предместья; завода; джунглей-острова; грезы; во­енных разрушений; уединения; госпиталя-тюрьмы.
Эти названия придуманы самим автором. Картинки понятные и очень структурированные, а в некоторых случаях даже чрезмерно. Инст­рукции направлены на то, чтобы испытуемый выбрал по своему усмот­рению столько картинок, сколько посчитает нужным, расположил и приклеил их на лист бумаги и, если пожелает, добавил к ним любые детали (он может нарисовать их сам или использовать предложенные в списке символы). После этого испытуемого просят дать получившемуся «миру» название и написать о нем историю.
Таким образом, термин «мировая» техника скорее применим к «непрофессионально сделанному» ТАТ, чем к PWT, который в некото­рых аспектах схож с часто упоминаемым, но плохо документированным тестом «Четырех картинок» Ван Леннера (Four Picture Test of Van tenner) (в нем испытуемый раскладывает четыре стандартные картинки в том порядке, который считает наиболее подходящим).
Бюлер и Мансон рассматривают Картиночный тест мира как до­полнение к тесту Роршаха и ТАТ в связи с тем, что Роршах, в сущности, показывает существующую личностную динамику: ТАТ раскрывает ин­дивидуальное прошлое человека, a PWT отражает индивидуальный взгляд на будущее. Анализ Картиночного теста Мира осуществляется в целях,
15 Проективная психология
обнаруженных в сконструированных «мирах». Различают следующие типы целей (или «миров»): центрированная на удовольствии, на идеале и на завершении. Если присутствуют все три аспекта, то полученный мир можно считать целостным. Особое внимание следует обращать и на миры «без цели». Невзирая на упомянутый выше «взгляд на будущее», суще­ствуют данные о том, что около 60% всех картиночных миров «не содер­жат цели» и что такие миры характерны скорее для «неадаптирован­ных», чем «адаптированных» испытуемых.
Картиночный тест мира может использоваться как в целях психо­терапии, так и в целях диагностики; как при индивидуальной работе, так и в работе с группой. Однако эта техника практически не применя­лась: работа с ней описана в оригинале.
ТЕСТ МОЗАИКИ ЛОВЕНФЕЛЬД THE LOWENFELD MOSAIC TEST
Также как и в случае с мировыми техниками термин «Мозаичный тест» иногда используется, например,Вертхамом (Wertham), для обо­значения различных вариантов, которые в сущности означают одно и то же. Практически все авторы сходятся во мнении, что именно Марга­рет Ловенфельд впервые использовала мозаичные элементы в качестве проективного материала для изготовления моделей. Майлз определяет его как «сравнимый по значимости только*" с Роршахом». Настоящий автор согласен с этим мнением; но разочаровывает тот факт, что после сорока лет практического применения этой техники не были до конца осознаны все ее потенциальные возможности. Между тем сама Ловен­фельд не склонна считать Мозаику «проективным тестом», а уподобля­ет ее «клинико-психиатрическому исследованию». В предисловии к окон­чательному варианту своего текста она пишет:
В проективном тесте материал, полученный в процессе тестирова­ния, может быть до конца понят только после того как данные, получен­ные в результате его анализа, будут тщательно сравнены со сложными стандартными таблицами. Опыт и умение экспериментатора играют ог­ромную роль в переводе результирующей формулы в описание личности. Это так называемый результат «замедленного действия». С другой сторо­ны, в клиническом исследовании личность, знания и опыт психиатра проявляются уже в начале интервью; от его знаний и умений зависит качество интерпретируемого им материала, и, наконец, его письменный отчет во многом определяют впечатления от всего интервью. Это может быть названо результатом «прямого действия.
Циник, возможно, скажет, что Ловенфельд, как и многие проек-тивисты, слишком полагается на нормы. В действительности ситуация иная: многое известно о развивающей и диагностической функциях мо­заичного конструирования, так что «реакция замедленного действия» (не такая уж плохая) может быть использована для интерпретации дан­ных Теста мозаики, хотя Ловенфельд отдает предпочтение «пониманию», а не «диагностике».
Не считая «Мирового списка» Джанга, Тест мозаики Ловенфельд, по всей вероятности, был первой широко известной в Британии проек­тивной техникой. Ловенфельд использовала ее в своей практике факти­чески уже тогда, когда термин «проекция» в «непсихоаналитическом» смысле еще не был известен. Возможно, это одна из причин того, что Ловенфельд всегда сомневалась относительно статуса своей методики. Ситуация осложнялась еще и тем, что в период между представлением техники (19305 и публикацией «Проективных техник» Белла («Projective Technique», 1948) выходили только исследовательские статьи, а печат­ного текста и вовсе не было. Другими словами, почти двадцать лет Тест мозаики был хорошо знаком значительному числу клинических.психо­логов, но фактически без каких бы то ни было публикаций.
МАТЕРИАЛ
Ловенфельд придает большое значение точным цветам и размерам мозаичных элеменгов и критикует других разработчиков методик, в ма­териале которых основная связь между элементами не была осознана.
Стандартный набор состоит из 456 элементов. В него включено оп­ределенное количество элементов каждой из пяти форм. В сущности, число элементов не ограничено, единственным условием, определяющим их количество и вид, является способность испытуемого видеть все элемен­ты сразу.
Формы и размеры элементов. В наличии имеется пять форм, разме­ры которых должны позволить им точно подходить друг к другу.
1. Квадрат, сторона которого составляет приблизительно 3 см или
11/4 дюйма.
2. Ромб с углами в 45 и 135 градусов и стороной, равной стороне квадрата.
3. Прямоугольный равнобедренный треугольник или «полуквадрат»;
его размеры аналогичны размерам квадрата, разделенного по диагонали.
4. Равносторонний треугольник, сторона которого равна диагонали
квадрата.
5. Неравносторонний (прямоугольный) треугольник, полученный путем разделения равностороннего треугольника вдоль медиа­ны.
Таким образом, очевидно, что два элемента (3 и 5) являются «по­ловинками» других (1 и 4) и могут быть использованы в паре, чтобы заменить большие элементы, если их запас ограничен.
Цвета. В набор входят все формы каждого из шести цветов, а именно: красного, зеленого, синего, желтого, белого и черного. Точные оттенки были выбраны для достижения близкого сходства с цветами таких драго­ценных камней, как рубин, изумруд, сапфир, топаз и алмаз. На самом деле, белый цвет (во всяком случае, в оригинальной версии) слегка кре-мово-беловатый.
Подлинные элементы были изготовлены из обработанного буко­вого дерева, их размер составлял около 3 мм или 1/8 дюйма. Края
элементов были слегка скошены. Во время второй мировой войны де­рево было заменено на пластик, в связи с этим толщина мозаичных элементов стала чуточку меньше. Толщина была выбрана с таким рас­четом, чтобы пользователь сумел поставить элемент на край, если бы захотел. Следовательно, ожидается, что испытуемый станет распола­гать элементы плашмя. Для этой цели используется подставка (разме­ром приблизительно 31,5 х 26 см) с поднятым краем. Внутрь подстав­ки принято класть лист простой белой бумаги точно такого же разме­ра.
ИНСТРУКЦИИ
Инструкции могут быть слегка изменены в зависимости от возрас­та испытуемого, но основные моменты следующие.
Экспериментатор показывает испытуемому пять форм, выбирая для каждой разный цвет (кроме белого). Далее он объясняет, что присутству­ют формы всех цветов, в том числе и белого, и кладет элементы в короб­ку. После этого экспериментатор говорит следующее: «Я хочу, чтобы вы сделали что-нибудь с этими элементами на этой подставке». Подставка к этому моменту кладется перед испытуемым. Затем экспериментатор про­должает объяснять, что испытуемый может использовать такое количе­ство элементов, какое захочет; что делать с элементами он может все, что угодно; что время не ограничено и что он должен сообщить экспери­ментатору о завершении работы.
Вышеизложенные инструкции стали общепринятыми с 1951 года, а изменения были внесены с целью уменьшения разночтений: (а) гео­метрические связи между элементами уже были продемонстрированы; (б) в главном предложении инструкции слово «делать» было заменено на слово «создавать»; (с) в какой-то момент автор отмечал, что завер­шенная работа должна нравиться самому испытуемому. Ловенфельд не упоминает этот момент в измененном издании своих инструкций до 1951 года, однако он может повлиять на результаты, полученные на началь­ном этапе применения тестов.
Важно отметить, что на этой стадии следует избегать использова­ния слов «модель» и «образец», поскольку они подразумевают, что ис­пытуемый должен выполнить «абстрактную» или «нерепрезентативную» конструкцию. Ловенфельд тем не менее (при обсуждении техники) ис­пользует термин «модель» для любой завершенной работы. Ее примеру последуем и мы.
ЗАПИСЬ
В распоряжении имеется тщательно разработанный способ регис­трации данных, учитывающий все особенности классификации. Жела­тельно также сделать по возможности точную запись самой модели. Цвет­ная фотография идеально подходит для этой цели, но при ее отсут­ствии можно расположить кусочки на листе разлинованной каранда­шом бумаги, и очертить их по контуру; а также можно использовать клейкие кусочки бумаги.
КЛАССИФИКАЦИЯ
В качестве наиболее очевидного основания для классификации мозаичных работ или моделей выступает их связь с внешней действи­тельностью: важно выяснить «представляют» ли они что-нибудь или про­сто сделаны по образцу. Для этой цели обычно используются термины «репрезентативный» или «абстрактный». Однако Ловенфельд выделяет третью категорию и называет ее «концептуальная»; она, как будет пока­зано дальше, занимает промежуточное положение между репрезентатив­ной и абстрактной (или нерепрезентативной). Следует отметить, что Эймс и Илг (Ames and Ilg) ошибочно утверждают, будто Ловенфельд приме­няет понятие «концептуальный» как эквивалент «абстрактному», тогда как на самом деле Ловенфельд рассматривает концептуальные модели как наиболее близкие к репрезентативной разновидности.
Репрезентативные модели. Разнообразие объектов или сцен, которые испытуемый может создать из мозаичных элементов, поистине безгранично. При этом умение и опыт нарастают по мере завершения работы. Различает­ся также и степень натурализма в подборке цвета, однако, вероятно, более важно рассматривать процессы, ведущие к конечному продукту, а не оце­нивать качество модели. Многое об этих процессах может быть заключено из полученной в результате модели, еще больше — из наблюдения за испыту­емым во время работы, и, наконец, самое главное — из тех замечаний, который делает испытуемый в момент создания модели или в разговоре после.
Некоторые из этих процессов Ловенфельд обсуждает в достаточно сложном разделе своей книги под названием «Реакции воздушного змея, лисы и носорога». Надо отметить, что выбор этих названий произволен.
Название реакции «Воздушный змей» дано исходя из образца, в котором два неравносторонних треугольника расположены так, что их гипотенузы соприкасаются друг с другом. По форме эта фигура напоми­нает воздушного змея, но сюда могут также относиться и другие, близ­кие по форме варианты расположения треугольников. Другими словами, по определению автора, этот процесс состоит в соединении идей в уме испытуемого после завершения им модели.
Поразительная модель «настороженной лисы», сделанная пятилет­ним ребенком, дала название другой реакции. Цвета в этом случае неес­тественные, хотя и используются смешанно; отсутствуют некоторые де­тали, например «соразмерность ширины ног»; но, несмотря на все это, фигура смотрится правдоподобно. И главное здесь, не правдоподобность модели, а то, что она была сделана спонтанно и намеренно, как будто ребенок ее рисовал или раскрашивал.
В противоположность реакциям «Воздушного змея» и «Лисы», ре­акция «Носорог» представляет собой тщательную и обдуманную попыт­ку создать сложную форму настолько точно, насколько это позволит ка­чество мозаичных элементов. Испытуемый должен четко понимать что и каким образом он будет делать с элементами; можно использовать незна­чительные вариации в их размещении с небольшими выступами и т. д., подобно тому, как в модели носорога (от которой берет название реак-
ция) выпячивания были предназначены для создания эффекта складок на коже животного.
Далее станет ясно, что все эти три «реакции» довольно необычны –аномальны в статистическом смысле. Так, «Воздушный змей» представля­ет собой незрелую модель нормального ребенка, а Ловенфельд говорит, что она может быть свойственна тревожным или умственно отсталым пациентам. «Лиса» — это тоже реакция ребенка, только одаренного; а «Носорог» показывает необычную способность в использовании художе­ственного способа. Ловенфельд отмечает, что типичная работа взрослого человека средних способностей представляет собой постепенный про­цесс изучения, испытания, ошибки, а также успеха, зависящих от его личных знаний, кругозора и от того, насколько он будет доволен несо­вершенным и условным представлением того, что намеревался сделать. Помимо этого существует один или два способа выполнения работы, достаточно непохожих друг на друга и заслуживающих отдельного рас­смотрения. Их можно обозначить как иные формы реакции. Среди них выделяют следующие:
(а) Использование «неравносторонних» элементов или ромбов, что­бы с их помощью образовать контуры и буквы. Ловенфельд на­зывает это реакцией «Изобразительные материалы» и причис­ляет ее к детским реакциям.
(б) «Реакция рассказа», в которой модель создается и изменяется по мере фантазирования и часто сопровождается непрерывным комментарием испытуемого. Ближайшую аналогию такому яв­лению можно найти в категории «вымысел» в тесте «Сортиров­ка предметов».
(в) «Ошибочная разобщенная реакция», очень похожа на «реак­цию рассказа», но она более «крайняя» в том смысле, что абст­рактные образцы связываются с элементами внутреннего вооб­ражения способом, не всегда понятным наблюдателю, из самих образцов.
Обе реакции (б) и (в) в основном симптоматичны, но можно ска­зать, что они обеспечивают связь между репрезентативной и концепту­альной категориями моделей.
Концептуальные модели. Термин «символический» также может быть использован для обозначения этой категории. Символизируемые поня­тия могут быть ранжированы от сильно обобщенных до очень конкрет­ных, личных. Выражение «порядок и беспорядок» хорошо характеризует предыдущее сравнение. В качестве примера последнего Ловенфельд ил­люстрирует модель, сделанную военнослужащим во время второй миро­вой войны, которую он назвал «Что для меня значит армия» (рис. 28). Как и в случае ошибочной разобщенной реакции (с), концептуальные модели скорее «означают что-либо», а не «изображают».
Иногда модель может представлять собой комбинацию репрезента­тивного и концептуального методов. На рисунке изображен пример, ко­торый Ловенфельд включает в «концептуальную» группу. Автор назвала его «Ливерпульский собор, солнце, дождь и трущобы».
Рис. 28. Тест мозаики Ловенфельд. Концептуальная модель
Абстрактные модели. Ловенфельд в своей книге уделяет гораздо больше внимания классификации абстрактных, нежели репрезентатив­ных и концептуальных моделей. Пока эта аналогия не завершена можно подумать, что репрезентативные варианты соответствуют контент-ана­лизу Роршаха, а абстрактные модели имеют больше сходства с располо­жением и определяют переменные. Поэтому на отношение некоторых людей к мозаичным работам может повлиять их мнение об информации, получаемой с помощью техники Роршаха. Вопрос о «выборе» здесь ко­нечно неуместен: клиницист должен принять и постараться оценить лю­бую работу испытуемого. Дело в том, что абстрактные модели могут быть оценены только исходя из структурного базиса; некоторые элементы структуры могут быть рассмотрены вместе с исследованием репрезента­тивных моделей, а фактически представленные объекты придают им не­посредственность, которой не хватает абстрактным моделям.
Абстрактные модели могут быть созданы с «повторяющимися фор­мами» или без таковых. Правильно было бы сказать, что среди всех моза­ичных моделей, Ловенфельд отдает предпочтение моделям, содержащим повторяющиеся формы, поскольку, по ее мнению, «естественно» ис­пользовать вместе элементы, имеющие геометрические связи. Наиболее простые из них она называет «основными моделями» и утверждает, что их можно часто встретить в работах «простых» людей.
Основные модели состоят из следующих образцов единой формы.
Квадрат: 2x2 см, составляющий больший квадрат.
Ромб: (i) звезда, состоящая из восьми, встречающихся в центре ромбов1.
1 Рабин (Rabin) указывает, что такой «основной» означает неправильно воспро­изведенный {содержит шесть ромбов вместо .восьми).
Рис. 29. Тест мозаики Ловенфельд. Концептуальная модель
(ii) ромб большего размера, состоящий из четырех эле­ментов.
(lii) «стрела» или «рыбий хвост» — образец, образо­ванный парами элементов, которые расположены спо­собом, напоминающим иллюзию Мюллера—Лаера; та­кой образец можно продолжать бесконечно.
Равнобедренные треугольники: (i) «диагонали» – квадрат, состоя­щий из четырех треугольников, встречающихся в цент­ре «диагонали».
(Ii) линейная фигура, образованная расположенными рядом друг с другом треугольниками, прямые углы ко­торых чередуются в противоположных направлениях. Равносторонние треугольники: (i) шесть треугольников, образую­щих шестиугольник.
(Ii) четыре треугольника, образующих больший равно­сторонний треугольник.
Неравносторонние треугольник: (i) шестиугольник, состоящий из двенадцати треугольников.
(Ii) продолговатая фигура, включающая два прямоу­гольника, расположенных рядом друг с другом, каж­дый из которых состоит из двух неравносторонних тре­угольников.
Такие основные образцы могут представлять собой завершенное «целое» и располагаться отдельно от других, а могут являться центром более крупной модели. При этом в последнем случае они иногда продол­жают сохранять свою первоначальную форму, а иногда приближаются к кругу или к одному из тех образцов, которые Ловенфельд называет «негеометрическими формами».
Вышеизложенные типы конструирования Ловенфельд описала как «свободные в пределах подставки», т.е. «свободные» в том смысле, что испытуемый безоговорочно принял ограничения, обусловленные раз­мером и границами подставки. Подчас испытуемый, особенно если он создаёт модель, которая «растет» или расширяется от центра (как ука­зано выше), отмечает, что готов, и даже хотел бы продолжать констру­ирование. В этой связи можно заметить, что в большинстве вариантов данной техники используется подставка большего размера. Можно при­вести пример, когда испытуемый обходится без подставки и бумаги; но в этом случае будет трудно зафиксировать процесс конструирования и определить, относится ли модель к «краевому» или «рамочному» типу (см. ниже).
Значительная часть обсуждения посвящена «краевым» и «рамоч­ным» моделям, за некоторыми исключениями. Эймс и Илг рассматрива­ют все эти варианты как «модели, выполненные вдоль края», а термин «рамка» применяют к образцу «рамка и отдельный предмет». Они и Ло­венфельд обсуждают этот образец наряду с моделями, занимающими всю площадь ящика. Модели, входящие в эту категорию, не обязательно заполняют ящик: на самом деле выполнить задание таким образом чрез­вычайно сложно, а если испытуемый еще старается выдержать симмет­рию, то — и вовсе невозможно. Термином «компактный» Ловенфельд обозначает образец, сделанный, если так можно выразиться путем по­стоянного «наращивания», не оставляя при этом промежутков. Компак­тные образцы, не занимающие всю площадь подставки, но тем не менее повторяющие ее форму, например при использовании полос, сделать вовсе не трудно. То же самое можно сказать и о «пространственных» или «промежуточных» образцах, в которых элементы расположены отдельно или маленькими группами.
Рассмотрение такой характеристики как компактность, в противо­положность «пространственности», можно применить к репрезентатив­ным моделям, также как к абстрактным. В отличие от Ловенфельд другие авторы, например Вайдман (Wideman), заменяют термин «пространствен­ный» на «разбросанный». Разница между ними заключается в том, что последнее понятие предполагает случайное размещение элементов, а первое — тщательное расположение элементов относительно друг друга (хотя они не соприкасаются). Именно такое значение Ловенфельд вкла­дывает в термин «пространственный».
Ловенфельд часто использует термин «успешный» вместе с его ан­тонимом «неуспешный». Типичная «неуспешная» абстрактная модель –та, при создании которой испытуемый тщетно пытается соблюсти сим­метрию и чередование элементов или вовсе не подозревает о наличии такого рода ошибки. Эта последняя реакция сродни «слабости» в технике Роршаха. «Неуспех» в отношении цвета является результатом чрезмерно амбициозного стремления к диагональной симметрии, в отношении формы — это часто результат того, что испытуемый непоследовательно располагает элементы. В обоих случаях «неуспех» связан с недостатком восприятия. Неумение удовлетворительно обращаться с элементами ана-
логично отсутствию способности к рисованию и проявляется в основном в неуспешных репрезентативных моделях. Ловенфельд уделяет недоста­точно внимания рассмотрению этого вопроса, но приводит в качестве примера случай, когда испытуемый не заметил, что изобразил челове­ческую фигуру без рук, даже после того как его спросили: «Все ли на месте?»
Вообще говоря, абстрактные модели, не содержащие повторяю­щихся форм, или, как их описывают Эймс и Илг, «нерепрезентативные модели без образца» — наименее интересная категория мозаичных работ. Они не представляют особого-«значения» ни для кого, кроме самого испытуемого; но даже он иногда отмечает, что «это просто так получи­лось». Тем не менее модели, относящиеся к этой категории, можно клас­сифицировать. Такая классификация была предложена Эймсом и Илгом.
В первые два класса, предложенные этими авторами, входят эле­менты «просто брошенные в кучу» и «разбросанные по одному» (моделя­ми их можно назвать с оговоркой). Однако Ловенфельд отмечает, что иногда дети младшего возраста играют с элементами, так же как с веща­ми, поэтому такое конструирование может представлять собой репрезен­тативную или, по крайней мере, мани пул яти вную реакцию. Первая и наиболее примитивная модель носит название «предшествующая основ­ной». Эймс и Илг определяют ее как «любую простую комбинацию, со­стоящую из трех элементов одного типа; в комбинации наблюдается стрем­ление к достижению так называемых основ». Надо отметить, что Ловен­фельд понимает этот термин иначе: как «неуспешную» основу. Она про­должает утверждать, что неудачная попытка сделать основной образец может привести к созданию «плиты». Такая плита составляет четвертый класс, по Эймсу и Иглу. Предложенное Вертхамом название «склеива­ние» и метафора «безумное выстилание» как нельзя лучше характеризу­ют сущность этой модели. Обычная плита не соприкасается с краями подставки; но если она даже и касается их, то случайно, в отличие от «краевых» моделей, которые «растут» от того края, к которому они «при­креплены». Наконец, словосочетание «в целом бесформенная модель» применяется к любой модели (компактной, «пространственной» или «промежуточной»), которая произвольно заполняет всю или большую часть поверхности подставки. Приблизительно такой же смысл Ловен­фельд вкладывает в термин «бессвязные образцы», но отмечает, что прак­тика использования Мозаики в Америке показала, что многие явно бес­форменные модели, сделанные американцами не так бессвязны и хао­тичны, как это может показаться европейскому наблюдателю. В своем тексте Ловенфельд постоянно ссылается на американские («ам-типы») и европейские («ев-типы») реакции. Для американцев характерны абст­рактные образцы без повторяющихся форм, а для европейцев — с по­вторяющейся формой. Но это вовсе не означает, что американские и европейские испытуемые делают модели только этих соответствующих типов. В этой связи можно привести заявление Ловенфельд о том, что в США внимание акцентируется на поверхности подставки, в Европе — на соотношении формы и цвета.
Рис. J0. Тест мозаики Ловенфельд. Многоформный образец американского типа
Ловенфельд считала, что такие различия обусловлены различиями в системах воспитания, преобладающих в этих странах. Эймс и Илг при­водят цитаты из личного сообщения Ловенфельд, в котором она деталь­но рассматривает эту тему. Характерный для «американского» подхода акцент на всей поверхности подставки в результате имеет разнообразные образцы «ам-типа», как утверждает Ловенфельд, не свойственные«ев­ропейским» работам. Среди них есть «многоформные образцы», пред­ставляющие собой тип реакции, в которой несколько отдельных «моде­лей» расположены вместе и образуют единую композицию (как на ри­сунке 30). Интересно случайное сходство этой модели с концептуальной моделью, изображенной на рисунке 28. Подобное сходство убеждает нас в том, что в Мозаичных моделях, как впрочем и в большинстве проек­тивных реакций, намерение и опыт испытуемого важнее доступных для интерпретации данных.
Американским испытуемым также свойственно использовать под­ставку в качестве емкости для нескольких маленьких, не связанных друг с другом моделей. Такое расположение элементов Ловенфельд называет «совокупным образцом». Похожая ситуация наблюдается и в «смодели­рованной плите» американского типа. В ней каждый элемент связан с соседним. В результате такую работу не всегда можно отличить от «смоде­лированной плиты» европейского типа», но, по утверждению Ловен­фельд, здесь важна не столько сама завершенная структура, сколько ре­акция испытуемого на тестовый материал. Такое акцентирование внима­ния на процессе, а не на продукте связано с философией проективного подхода в целом.
Следствием упомянутого выше различия в воспитательных систе­мах выступает замеченная Ловенфельд тенденция американских детей создавать репрезентативные модели в противоположность европейской
озабоченности абстрактными моделями. Стюарт и Леланд (Stewart and Leland) приводят цифры сравнимых или даже точно подобранных пар групп американских и английских школьников, которые демонстрируют поразительное различие.
Таблица 8
Процентное соотношение абстрактных и репрезентативных мозаичных моде­лей, сделанных американскими и английскими детьми. (По данным Стюарта и Леланда)
Американцы
Англичане
Кол-во (п) Абстр. Репрез.
Кол-во (п) Абстр.
Репрез.
4-7 8-11 13-18
(82) 1 55 (74) 5 72 (250) 50 17
(128) 40 (147) 81 (250) 90
-20 9 7

В таблице 8 показано процентное содержание (округленное до це­лых чисел) абстрактных и репрезентативных моделей, выполненных аме­риканскими и английскими детьми трех возрастных уровней.
Другие данные, приведенные Стюартом и Леландом, показывают, что 44% англичан и 16% в возрасте от 4-х до 7-ми лет создавали «бессвяз­ные» образцы; однако среди работ американцев обнаружено 23% «пред­шествующих основным» образцов, а в английской группе такая реакция не была представлена вовсе. Между тем данные статьи (1952) позволяют говорить о том, что «предшествующие основным» образцы несут скорее смысл, который вложила в них Ловенфельд, а не Эймс и Илг; поэтому соотношение неуспешных образцов в обеих группах примерно одинако­во. Возможно, кто-то захочет получить более полное изложение резуль­татов этого исследования или даже провести повторное исследование с более тщательно подобранными группами.
АНАЛИЗ
Описанные выше классификация и анализ касались в основном конечного результата. Тем не менее анализу могут быть также подверже­ны форма и цвет материала по аналогии со знаковым подходом у Рорша-ха и для нормативных целей.
Последняя цель наилучшим образом представлена в работе Эймса и Илга, на которую мы уже неоднократно ссылались. Предоставленные данные касаются двадцати пяти мальчиков и двадцати пяти девочек 2-х-летнего возраста, а также пятнадцати мальчиков и пятнадцати девочек в каждой последующей годовой группе от 3 до 5 включительно. Возрастные тенденции отчетливо проявляются в выборе форм, а не цветов и скорее девочками, чем мальчиками. Очень часто равносторонний треугольник используется обоими полами как отправной пункт их работы, что харак­терно и для других возрастов. В качестве наиболее популярного элемента для мальчиков выступает квадрат, но с возрастом это может изменяться. В группе девочек не обнаружена тенденция к выбору многими одного и того же элемента.
Что касается цвета, то голубой чаше других цветов выбирается пред­ставителями обоих полов и, особенно мальчиками. Однако следует заме­тить, что этот цвет при стандартном размещении элементов находится ближе всех к испытуемому. С другой стороны, желтый цвет наименее популярен среди испытуемых обоих полов, хотя расположен не далеко от них. Черный цвет находится на таком же расстоянии от испытуемого как и желтый, но является при этом вторым по популярности цветом. '
Возможно, эти данные и не представляют особого интереса но все же довольно странно, что зеленый и белый (который располагается над желтым) цвета используются нечасто. Ввиду того что американские дети создают большое количество репрезентативных моделей, можно было бы ожидать, что они будут изобиловать «естественными» цветами, к ко­торым как раз и относятся зеленый и белый. Анализ иллюстраций книги Эймса и Илга позволяет говорить о том, что при создании репрезента­тивных моделей цвета выбираются в основном произвольно. Это под­тверждает сведения Браина и Гудинаф (Brian and Goodnough) о том, что в возрасте между 5 или 6 и 12 годами или около того в детских рисунках прослеживается зависимость от различающихся форм. Использование форм может быть объяснено с помощью «психоаналитического» подхода к пред­почтению форм, ассоциирующихся с противоположным полом: ромб представляет собой удлиненный мужской символ, а квадрат — фигура, больше остальных напоминающая округлый женский символ. Однако развивающие и связанные с полом тенденции, выявлению которых спо­собствует мозаичный материал, не представляют большого интереса в изучении личности или даже индивидуальных работ.
Второе исследование Вайдмана с применением «знакового» под­хода, на который мы уже ссылались ранее, было направлено на «объек­тивный метод оценки» Теста мозаики, с помощью которого можно было бы проводить различия между разными группами пациентов и конт­рольной группой. Группа пациентов с определенными диагнозами, по­ставленными как минимум четырьмя психиатрами, состояла из семиде­сяти шизофреников, сорока восьми «психоневротиков» и двадцати па­циентов с органическим поражением мозга; контрольная группа насчи­тывала 107 человек.
Вайдман использовал вертхамовский вариант теста мозаики. Вы­числения производились при наличии большого числа «категорий оцен­ки»: тридцать девять в соответствии с текстом, а суммирующая резуль­таты таблица включала пятьдесят. В эти оценочные категории входят: процентное содержание моделей всех форм и цветов; отсутствие каж­дого из цветов; общее число элементов различных форм и цветов; точ­ные полученные переменные, такие как «цветовая симметрия»; кроме того, категории классификации Ловенфельд; категории содержания; и субъективно оцениваемые категории, такие как «эстетическое качество» и др.
По итогам всех этих данных оказалось, что 68 из 300 сравнений оказались значимыми на уровне 0,05. Их распределение показано в таб­лице 9.
Таблица 9
Различия в мозаичных работах между нормальными и пациентскими группами
(по данным Вайдмана)
Количество отличий
(на уровне
0,05)
Ш П
О
Нормальные
26 10
14
Шизофреники (Ш)
9
8
Психоневротики (П) Органики (О)
Ясно, что в целом разница между нормальными испытуемыми и шизофрениками намного больше, чем при любом другом сравнении. Во­обще говоря, значительное различие в категориях относится к компе­тенции или к тому, что можно назвать разносторонностью; появилось несколько непредсказуемых различий. В частности, использование опре­деленных форм обнаружило незначительные различия; единственное, уда­лось выявить, что пациенты с органическими повреждениями не стре­мились использовать «продолговатые предметы» (дополнение Вертхама к материалу Ловенфельд). Что касается цвета, то шизофреники использо­вали больше белого, чем психоневротики и чем нормальные; помимо этого, они меньше использовали желтый цвет, и даже избегали его, по сравнению с пациентами других групп.
Более специфическое применение знакового подхода к изучению мозаичных композиций рассмотрели в своей работе Махер и Мартин (Maher and Martin). Они также разработали ряд «критериев», наличие любого из которых, как они утверждали, служило указанием на органи­ческое повреждение, сопутствующее церебральному атеросклерозу. Вкрат­це критерии таковы:
1. «Линейные» модели, правильной или неправильной формы и четкого или нечеткого цвета.
2. Модели, которыми испытуемый не был доволен.
3. «Однородные» модели; в них тщательно подобранные элементы смотрятся вместе как единое целое (в сущности это модель Вер­тхама «каменная граница»).
4. Бессвязные модели.
5. Модели, относящиеся к 1, 3 или 4 критериям не «учитывают», если испытуемый считает их репрезентативными, а также, если он недоволен своей композицией.
В отношении этих критериев комиссия, состоящая из пяти экс­пертов, достигла полного согласия в сорока случаях из пятидесяти. Про­веденное впоследствии сравнение группы из двадцати пациентов, клас­сифицированной с помощью указанных выше обозначений церебраль­ного артериосклероза, с контрольной группой такого же размера, по­казало три неправильных позитивных и три неправильных негативных результата.
Критерии Махера и Мартина, поднятые в исследовании Эскоуха и Дена (Ascough and Dana), совпадали по убедительности с «медицин­скими диагнозами органических изменений». Этого нельзя сказать о зна­ках Вайдмана, одиннадцать из которых были включены в исследование; только один из них («цветовое образование», часто определяемое как «успешное» использование цвета) «перенес перекрестную валидацию». Стоит отметить, что этот «знак» Вайдмана не зависит от трактовки еди­ничной переменной, то же самое относится и к критериям Махера и Мартина.
Нечто подобное подразумевается и в книге Эймса и Илга. Они пи­шут, что Ловенфельд серьезно сомневается в убедительности многих «зна­ков» Вайдмана на основании того, что данный подход обособляет эле­менты, имеющие разное значение в различных контекстах. В своих «За­писках о сущности и использовании теста мозаики» (Notes on the Nature and Uses of Mosaic Test), которые сопровождались наборами материала, Ловенфельд утверждала, что использование молодыми испытуемыми чер­ных элементов было связано с депрессией и что работы легковозбудимых и импульсивных людей часто заканчивались проективными красными элементами. В своей последней работе Ловенфельд убедительно выступа­ет против мнения о том, что наличие черного цвета в композиции гово­рит о депрессии, а красного — об агрессии или гневе. Она отмечает, что многие испытуемые применяют эти цвета из-за их декоративной ценно­сти. Хотя она не высказывается о некоторых интерпретациях ассоциатив­ного использования цвета невротиками, свое актуальное обсуждение она заканчивает призывом к пользователям мозаики — изучать цветовые связи, преобладающие среди населения, с которым они работают. Конечно, это относится как к цветовым комбинациям, так и к единичным цветам: так, например, могут иметь значение даже цвета местного футбольного клуба.
Другой интересный момент — количество цветов, присутствую­щих в одной модели. Вайдман (как и Вертхам) выявил, что здоровые испытуемые использовали больше цветов, чем психически нездоровые испытуемые; однако это, скорее, относится к другой переменной, в отношении которой было бы неправильно объединять вместе репрезен­тативные и абстрактные модели. Преднамеренное использование боль­шого количества цветов так же очень отличается от пренебрежения к цвету. Ловенфельд утверждает, что хорошо воспитанные и образован­ные люди при создании абстрактных моделей склонны использовать только два или самое большее — три цвета. Симметричная абстрактная модель, содержащая все шесть цветов, действительно выглядит слиш­ком пестро.
В действительности сочетать все цвета в модели, содержащей две или более осей симметрии чрезвычайно сложно, поэтому не вызывает удивления заявление Ловенфельд о том, что рассудительные и исполни­тельные испытуемые часто используют пять или более цветов, подбирая их в отношении баланса.
ВАРИАНТЫ ТЕСТА МОЗАИКИ
ВЕРТХАМ (WERTHAM)
Версия Теста мозаики Вертхама, вероятно, в США известна луч­ше, чем оригинал. Тем не менее многие научные работы, содержащие в своих названиях фразу «Мозаичный тест Ловенфельд» на самом деле ос­нованы на материале, который предложил Вертхам.
Главное его нововведение состоит в том, что он включил в набор шестую форму — «продолговатую фигуру», размером 1,5 дюйма х '/4 дюй­ма. Эти элементы можно приклеить, но их размеры не позволяют хорошо сочетать их с другими формами; предложенные Вертхамом иллюстрации моделей так же не дают нам примеров работ, выполненных подобным образом. Вертхам, в отличие от Ловенфельд, предлагает использовать мень­шее количество элементов и большую по размеру подставку.
Вертхам акцентирует внимание, прежде всего, на диагностичес­кой функции Теста мозаики, как впрочем и любого другого. Так, он пишет:
В тысячах случаев обнаружено, что мозаика выявляет основные или преобладающие процессы, соответствующие определенным клиническим явлениям или типам реакций. Тест мозаики ясно и четко обнаруживает определенные умственные болезни. Подобным образом были, например, выявлены сотни случаев шизофрении. Мне никогда не приходилось ви­деть, чтобы пациент, страдающий шизофренией, создавал нормальную модель и, наоборот, чтобы нормальный человек создавал явно шизофре­ническую модель.
Согласно Вертхаму, Мозаика отчетливо демонстрирует «разобще­ние между формой и цветом», которое он считает типичным для шизоф­реников. Также она позволяет увидеть феномен, названный Вертхамом «суперсимметрия», т.е. преувеличенный акцент на симметрии за счет других элементов модели и нереалистичное использование цвета. Верт­хам утверждает, что на основании мозаичной реакции можно различить два типа повреждений: «корковый образец», для которого характерны различные формы расстройства и «подкорковый образец», на который указывают в основном модель, названная Вертхамом «каменной грани­цей». В этом случае «камень» означает мозаичный элемент; смысл заклю­чается в том, что испытуемый «подвластен стимулу» («Reizgebunbeit» Гольд-штейна) и крайней зависит от формы (а возможно, и цвета) элемента, который уже был положен.
Ддймонд и ШМАЛЕ (DIAMOND AND SCHMALE)
Как полагает автор данной статьи, вариант мозаичного материала Даймонда и Шмале использовался только самими этими авторами. Глав­ное различие этого материала от стандартного состоит в замене прямоу­гольника (он вдвое шире «продолговатой фигуры» Вертхама) на нерав­носторонний треугольник. Элементы, применяемые в этом тесте, не­много меньше по размеру, чем те, которые использовала Ловенфельд; а подставка даже больше, чем у Вертхама (ее площадь приблизительно в четыре раза больше площади подставки Ловенфельд).
Даймонда и Шмале интересовала в основном только завершенность гештальта в предоставленной модели, что в значительной степени отра­жает (обратно пропорционально) степень тревожности личности.
БОУЭН (BOWEN)
Дёркен (Dorken) в каждой из двух рецензий на Тест мозаики вы­носит на обсуждение применимое к диагностическим тестам понятие «порогового уровня». Оно означает, что за определенным уровнем слож­ности «изобилие» характеристик скорее делает неясным, чем обогащает образец реакции, на основании которого производится интерпретация и диагностика. В связи с этим Доркен жестоко критикует «самодельный» мозаичный набор, разработанный Барбарой Боуэн с целью расширения возможностей техники. Материал Боуэн включает четыре новых цвета: серый, оранжевый, красный и коричневый; и четыре новые формы: шестиугольники, трапеции, узкие равнобедренные треугольники и очень узкие неравносторонние прямоугольные треугольники, которые явля­ются половинками предшествующих (узких равнобедренных треугольни­ков). Все эти фигуры вместе с предложенными Даймондом и Шмалем треугольниками и стандартными формами Ловенфельд образуют десять форм (цветов всего тоже десять).
Предложенная Боуэн процедура включает три части: (1) одна или две модели делаются без подготовки; (2) испытуемому дают задание сделать определенные типы моделей по шаблону; (3) испытуемого просят создать свободную модель. Следовать разъяснениям этой работы трудно отчасти оттого, что в ней не приводятся систематические сведения; однако можно проследить аналогию между использованием дополни­тельного мозаичного материала и предполагаемым использованием по­добной серии чернильных пятен в ограниченном тестировании по тех­нике Роршаха.
Можно согласиться с Доркином, что усовершенствование матери­ала может скорее принизить, чем усилить эффективность техники.
ЧЕТТЕРЬИ и ДРУГИЕ (CHATTERJEE ET ALL.)
Работа, содержащая другой вариант Теста мозаики, была представ­лена Четтерьи на VII Международном конгрессе Роршаха в Лондоне в 1968 г.
В своей практике Четтерьи использовала формы, связанные с фор­мами предложенными Даймондом и Шмале, и шестой элемент под на­званием «крест», или «звезда». В отношении цветов так же были произве­дены некоторые изменения: фиолетовым (раньше вместо него использо­вался оранжевый) заменили белый. Размер подставки она позаимствова­ла у Даймонда и Шмале. Четтерьи никак не объяснила исключение бело­го цвета и выбор дополнительной формы.
Были сообщены некоторые данные исследований. Наиболее инте­ресные из них связаны со сравнением групп, состоящих из двадцати индусских и мусульманских школьников из похожих школ в Агре. В вы­боре форм отражена почти абсолютная негативная корреляция: индусы
чаще всего использовали квадрат и реже — крест, а мусульмане наобо­рот. В использовании цвета так же была очевидна противоположная связь: фиолетовый был наиболее популярным цветом у индусов и наименее популярным — у мусульман. Наконец, мусульманским мальчикам потре­бовалось в среднем вдвое больше времени для завершения работы, чем индусским мальчикам. Хотя эти различия никак не были прокомменти­рованы, не оставляет сомнения необходимость изучения межкультурных особенностей.
ТЕСТ СЕМИ КВАДРАТОВ (THE SEVEN SQURES TEST; SST)
Хотя Тест семи квадратов не относится к только что описанной группе тестов, берущих свое начало от Теста мозаики, его рассмотрение в этой статье представляется уместным. Автор Теста семи квадратов — X. Хектор из Национального института исследования личности — охарак­теризовал его как «крайне простой проективный мозаичный тест». Мате­риал состоит из листа белой бумаги (А4) и семи квадратов из черной бумаги размером от 10 мм до 70 мм. Испытуемого просят разложить квад­раты на бумаге «так, как ему самому хочется». Поскольку квадраты скле­ены обратными сторонами, постоянная запись осуществляется путем приклеивания их на бумагу.
Среди образцов выделяют «жесткие», «гибкие» и «неустойчивые». Ожидалось, что эти категории будут соотноситься с соответствующими личностными переменными. Бредли (Bradley) резюмировал данные ис­следований (направленных на изучение многих вопросов), проведенных, главным образом, в Южной Африке, а также в Японии.
По сравнению с тестом мозаики Ловенфельд Тест семи квадратов имеет ограниченные возможности и не так привлекателен. Между тем автор утверждает, что материал теста очаровывает испытуемых, «при­надлежащих ко всем слоям общества». Тест привлекает внимание своей простотой, которая, как утверждает Л инхарт (Linhart) (цитируемый Бред­ли), выступает в качестве «параметра, который может быть соотнесен с мерой постоянства».
ТЕСТ МОЗАИКИ. РЕЗЮМЕ
Из вышеупомянутого краткого обзора различных вариантов моза­ичного теста (за исключением Теста семи квадратов) становится очевид­ным значительное сходство всех этих методик (чего нельзя сказать о про­изводных тестов Роршаха и ТАТ). В связи с этим представляется возмож­ным объединить их в одну технику. Как уже упоминалось, в литературе не всегда указано, какой вариант теста был использован в научном ис­следовании, поэтому мы рассмотрели «не-Ловенфельдовские» варианты перед заключительной оценкой.
Как и в исследовании техник, заключительная оценка Теста моза­ики практически всегда зависит от его предназначения, и авторы мозаик ожидают гораздо большего, чем любая другая группа исследователей.
Мы уже отмечали, что Вертхам нисколько не сомневается в эф­фективности своей техники как диагностического средства. С другой сто-
роны, Левин, сравнив «знаки» иертхама и оиьиинтсльпыь ^аооппл Ловенфельд со значениями Психиатрической оценочной шкалы Виттен-борна (Wittenborn Psychiatric Rating Scales), охарактеризовал получен­ные результаты как негативные и пришел к выводу, что нет никаких оснований для дальнейшего использования Теста мозаики Ловенфельд в его настоящей форме. Противоположное мнение отражено в замечании Майлза (на его благоприятный отзыв о технике мы ссылались раннее);
Поскольку люди, использующие в своей практике этот тест, ценят то, что они изучают, а не только осуществляют обычную процедуру, та­кую, например, как измерение температуры, то их научные исследова­ния должны всячески поддерживаться и поощряться.
В общем, соглашаясь с Майлзом, можно применить его аналогию с «измерением температуры» и отметить, что точно так же, как повы­шенная температура тела является симптомом различных заболеваний, определенные мозаичные реакции типичны для многих форм личност­ных нарушений. Такое положение подтверждает и научное исследование Рейман (Reiman); при проведении которого Тест мозаики был использо­ван в работе со 135 детьми, посещавшими клинику «умственной гигие­ны»; с группой из тридцати детей, посещавшими специальную школу (два применения), с детской и взрослой контрольными группами, с груп­пой из тридцати пяти эскимосских детей, а также со взрослыми, тести­руемыми в естественных условиях. Это исследование показало, что моза­ичные характеристики (в основном Ловенфельд) подтвердили не психи­атрические диагнозы, а «симптомы», записанные в контрольном листе, используемом в клинике. Оказалось, что определенные типы моделей встречались среди работ пациентов, показывающих большое разнообра­зие симптомов; спорными в этом отношении были «краевые», «рамоч­ные» модели и «модели, содержавшие много черного цвета».
Полное описание исследования Рейман не входит в задачи данной работы. Но нельзя оставить без внимания тот факт, что, в то время как «мозаичные характеристики» выдерживали сравнения в надежности с «клиническими подгруппами», было достигнуто неодинаковое соотно­шение между тревожностью личности (уже зафиксированной), умствен­ной неполноценностью, полом, возрастом и культурными различиями.
Относительно последних данных, интересно заметить, что модели эскимосов в целом соответствовали «европейским» образцам Ловенфельд и были компактными, «успешными» и достаточно сложными, что связа­но с эмоциональной уравновешенностью этого народа.
Главный вывод Рейман состоит в том, что полученные ею резуль­таты акцентируют внимание на целостности мозаичного метода. К похо­жим заключениям пришли исследователи, использовавшие «сочетающи­еся» методы. Так, Химмелвейт и Айзенк (Himmelweit and Eysenck) в од­ном из описанных ранее исследований сообщили, что эксперт (мисс Р. М. Трейл) «способна соединить мозаику и личностные данные; на основании мозаики она может дать личностные характеристики, схожие с медицинскими оценками, но не может дать случайного суждения» в
отношении самооценки пациентов, которая отражена в их ответах на анкету, основанную на личностных факторах Гилфорда.
Химмелвейт и Айзенк также сообщили достоверные коэффициен­ты отдельных характеристик, включая количество использованных эле­ментов и цветов. Иные результаты получили Хорн и Лайн (Home and Lane). Они проводили Тест мозаики в двух группах студентов колледжа с периодичностью в одну неделю и три месяца соответственно. Было заме­чено, что для испытуемых мужчин характерно постоянство в отношении количества использованных элементов и времени, потребовавшегося им для завершения модели. Результаты женщин не были столь четкими, но женщины могли «использовать' цвет последовательно, после интервалов в одну неделю и три месяца». В других, более сложных характеристиках, таких как промежутки, симметрия и т.д., было меньше постоянства. Од­нако авторы предполагают, что во многом и они виноваты в достижении того, что может быть названо «единичным постоянством-непостоян­ством», что можно объяснить скорее с точки зрения творчества, чем непостоянства. Вряд ли можно еще что-то обнаружить в этих работах, но можно сделать два замечания: больше внимания стоило уделить рассмот­рению последовательности в применении техники, как и в практике Зонди; второе — не следует пересматривать важность осознания цели, которая могла отсутствовать в исследованиях Хорна и Лайна.
КАЛЕИДОБЛОКИ ЛОВЕНФЕЛЬД LOWENFELD KALEIDOBLOCS
Калейдоблоки Ловенфельд и их разновидность «Полейдоблоки» (см. ниже) представляют собой попытку распространения проективного мо­заичного теста не только на область диагностики и терапии, но и на область обучения и развития личности. В связи с этой целью Ловенфельд заявила следующее:
Калейдоблоки созданы для работы в направлении, обратном рабо­те с обычными тестовыми процедурами, а также для их дополнения. Тогда как в обычной тестовой процедуре делается попытка ограничения пере­менных и усиления объективности процедуры в целом, разноцветные блоки представляют собой неизменный и взаимосвязанный набор предметов, предназначенный для использования в двух направлениях.
Первое направление описано как «спонтанное манипулирование предметами», по аналогии с процедурой Теста мозаики; второе — как «постановка проблем, касающихся области перцепции: практическое обоснование: творческое понимание связей».
МАТЕРИАЛ
Калейдоблоки представляют собой двадцать шесть деревянных брусков, раскрашенных в яркие цвета. Их величины геометрически со­отнесены друг с другом, как и в Тесте мозаики, а характеристики пред­ставлены в таблице 10, где единицей измерения является длина сторо-
Рис. 31. Калейдоблоки. Образец на крышке коробки
ны куба — 3/4 дюйма или приблизительно 19 мм (следуя практике Ло-венфельд). Характер «дуги» и «полудуг» отражен на рисунке 31, кото­рый воспроизводит схему на крышке коробки с блоками.
Различные стороны «дуги» окрашены соответственно белым, синим и красным цветами; все остальные блоки — однотонные. Причины выбора цветов не указаны, но становятся очевидными, когда экспери­ментатор анализирует задачи заключительных стадий тестирования. «Треу­гольники» — это равнобедренные прямоугольные треугольные призмы, короткая сторона которых равна 2,5 дюймам, а толщина 1 дюйму. Эймс и Лернед (Ames and Learned) используют термин «соломинки» (см. ниже).
ПРИМЕНЕНИЕ
В настоящее время точные инструкции к данному тесту недоступ­ны, однако Ловенфельд отмечает, что нюансы объяснения могут раз-
Таблица 10. Характеристики разноцветных блоков Ловенфельд
Белый
Красный Голубой Зеленый Желтый
Дуга 1 Полудуги Треугольники
Длинные прямоугольники (5x1x1)
1 1 1 1 4
1
Средний прямоугольник (3x1x1)
1
Короткие
прямоугольники (2x1x1)
1 1
«Плоскости»
(3 х 1 х 0,5)
1 1
«Соломинки»
(3x0,5) I
1 1 1
Кубы 1
1 1
Пол у кубы
(1 х 1,5) 2
1111
Рис. 32. Калейдоблоки Ловенфельд. Образец «Упражнения»
личаться в зависимости от возраста испытуемого. Она подчеркивает, что блоки надо показывать испытуемому «в случайном порядке», а не систе­матизирование, как предлагают в своей работе Эймс и Лернед, так как это будет привлекать внимание испытуемого к взаимосвязям между раз­мерами и формой блоков. Основной замысел Ловенфельд состоял в том, чтобы испытуемый сам обнаружил эти взаимосвязи. Далее будет очевид­но, что автор целенаправленно предоставила в качестве материала набор произвольно выбранных, не совпадающих «дуг» и «полудуг», непривыч­ный для испытуемого.
Процедура тестирования состоит из четырех частей; последние три включают четырнадцать задач, лишь часть которых подходит для людей всех возрастов. Часть I («Свободное построение», см. ниже) не ограниче­на во времени; все задачи, за исключением одной, имеют временные рамки. Время процедуры в целом занимает полтора часа. Далее приводит­ся детальное рассмотрение частей и задач.
Часть I: «Свободное конструирование». Эта часть во многом схожа с процедурой Теста мозаики: испытуемому предлагают «сделать что-ни­будь» («что-нибудь, что вам хочется») с блоками. В случае необходимос­ти можно задавать недирективные вопросы; взрослых испытуемых спра­шивают о том, довольны ли они своей работой, и если нет, то могут ли они внести предложения по ее изменению. Ожидается, что большинство построений (в отличии от мозаичных моделей) будут трехмерны. Однако Эймс и Лернед воспроизводят некоторые линейные структуры, сделан­ные детьми младшего возраста; среди них встречаются как репрезента­тивные, так и абстрактные конструкции «на плоскости». Для детей, ра-
бота в этой части — возможность выразить свою фантазию, а для взрос­лых — упражнение в изобретательности и ознакомление с блоками и их характери сти кам и.
Этот процесс продолжается в Части II, которая включает девять задач или «упражнений», выявляющих способности испытуемого решать практические проблемы и другие особые способности. В задаче 1 испыту­емому необходимо построить «единый блок» из четырех треугольных эле­ментов всеми.возможными способами (рис. 32). Задача 2 включает «пять равных поверхностей» квази-Дункерского типа, или так называемого «латерального мышления». В задачах 3 и 7, испытуемого просят располо­жить блоки по цвету и форме. Остальные задачи этой части задачи (4, 5, 6, 8 и 9) направлены на создание различных конструкций, расположе­ний, а также на вычисления (объема в кубических «единицах»). Некото­рые задачи очень сложны.
Часть III состоит из двух процедур, каждая из которых включает две задачи. Первая процедура схожа с процедурой Части I, в которой испытуемого просят проделать работу с блоками в воображении. В задаче 10 требуется воплотить замысел на практике, в задаче 11 — создать «лю­бую модель». Во второй процедуре, испытуемого просят воспроизвести конструкции по памяти. В задаче 12 из предложенного ряда выбираются три «объекта» в соответствии с возрастом испытуемого, а в задаче 13 — более сложная абстрактная структура.
В Части IV(задаче 14) испытуемого просят объединить все элемен­ты в единый прямоугольный блок. Такое задание позволяет испытуемому использовать весь тот опыт, который он получил в ходе предыдущей работы с блоками.
Из последующего ниже описания станет очевидно, что серии за­даний, составляющих технику разноцветных блоков, задействуют ши­рокий ряд психологических функций. Образец, лежащий в основе всей комбинации, часто напоминает «ритм» предоставления карточек в тес­те Роршаха. При отсутствии более детального объяснения автора, экс­периментатор может столкнуться с трудностью в интерпретации и оп­ределении успешности и неуспешности выполнения различных серий заданий. Тому, кто будет проводить этот тест, мы рекомендуем обра­тить внимание на структурные особенности конструкции (они очень похожи на те, которые рассматривает Ловенфельд при обсуждении Те­ста мозаики), поскольку они способствуют выявлению общих характе­ристик личности. Основной акцент тем не менее делается на способах мышления и решения проблем испытуемым, как и при использовании перцептивного материала.
Сходство состоит также в том, что задачи в тесте разноцветных блоков, подобно тестам Семенова и Триста, предназначены скорее для взрослых, чем для детей, хотя материал в обоих случаях напоминает детский, и взрослые могут найти его неприемлемым. Работа Эймса и Лернеда из Института детского развития Гезелла, единственная из опуб­ликованных, выявила развивающее значение теста разноцветных бло­ков, схожее со значением обнаруженным Эймсом и Иглом в Тесте моза-
ики (см. ранее). В исследовании придерживались «свободного конструи­рования» материала испытуемым и в основном нормативных данных. То, что исследуемая модель была определена на более высокий интеллекту­альный и социоэкономический уровень, снижает ценность «норм», но «рост уклонений» был выявлен на ряду с другими развивающими факто­рами Института Гезелла. Исследования, включенные во второй научный доклад, обнаруживают, что «тест Роршаха, Тест мозаики и тесты разно­цветных блоков, дополняют друг друга и дают всесторонний, единый взгляд на личность ребенка».
ПОЛЕЙДОБЛОКИ (THE POLCIDOBLOCS)
Полейдоблоки Ловенфельд вносят значительный вклад в развитие проективного подхода к обучению, или даже к интеграции исследова­ний личности и обучающего метода. Существуют два набора блоков: ба­зовый набор цветных полейдоблоков «G», и полейдоблоки «А», изготов­ленные из простого дерева (оба набора изображены на рисунке 33). По­мимо этого, в наличии имеются стандартный и нестандартный наборы тетраэдров, используемых детьми старшего возраста, и «квадраты* раз­мером в 1 дюйм (2,5 см), являющиеся своеобразными «измерительными приборами». Между всеми блоками в серии «G» существуют «математи­ческие связи», за исключение зеленых цилиндров; прямоугольные «G» блоки могут быть «сконструированы» из блоков «А».
Этот материал предназначен для использования в школах. Ловенфельд говорит о том, что в детских классных комнатах должен находиться «мате­матический стол», на котором дети могли бы играть с полейдоблоками. Она пишет, что работа с ними всегда должна начинаться со «свободного конст­руирования» с применением блоков серии «G». Следующая цитата Ловен­фельд служит кратким изложением предназначения ее техники.
Когда ребенок экспериментирует с полейдоблоками, он обнару­живает, что они его «не слушаются». Сваленные в кучу «G» блоки выгля­дят привлекательно, но, если некоторые из них вынуть и положить вместе напротив ребенка, они начинают «выглядеть» как «вещи» и «внушают» свои идеи. В этот момент можно определить общий уровень развития ре­бенка, пришедшего в школу. Кажется, что некоторым детям присуще ин­туитивное понимание симметрии и подобия, в то время как другие не способны вообще что-либо сделать. Так, они не могут, например, соблю­сти равенство в длине противоположных стен при конструировании дво­рика. Главное, при математической оценке того, что сделал ребенок, по­нять, что он пытался сделать и чего в итоге достиг. В этом отношении с некоторыми детьми легко, потому что они без умолку говорят о том, что они делают. В работе с другими потребуются значительные умения и избе­гание прямых вопросов.
Некоторые вопросы, затронутые в этом отрывке, содержатся в письменном руководстве к полейдоблокам. В этом руководстве отражено так же мнение Ловенфельд о том, что выводы о работе испытуемого с полейдоблоками могут совпадать с данными, полученными в результате применения других ее техник.
От детей старшего возраста требуется создание трех конструкций: с использованием серии «G», «А» и их комбинаций. Утверждается, что их сравнение, с учетом различий и взаимосвязей, прольет свет на детс­кие мыслительные процессы. Можно предположить, что скорее этот ма­териал служит основой для трехмерного эквивалента Теста мозаики, чем разноцветные блоки. Особо будут приветствоваться данные, подтвержда­ющие ценность полейдоблоков в приобретении математических поня­тий, что поможет решить проблему неисчислимости.
Возвращаясь к игровым функциям полейдоблоков, необходимо заметить, что в этих техниках, чаше чем в других (описанных в этой книге), предоставляется возможность для «основанной на реальности» игры, в отличии от игры, основанной на фантазии. Однако вызывает сомнение обоснованность такого различия. Мы уже упоминали, что Ло-венфельд рассматривает игру как средство детского общения и оставляет открытым вопрос о том, что всякая игра имеет проективную функцию. Исследования в этой области сосредотачивают внимание на сходстве меж­ду проективной психологией и этнологическим подходом к детскому раз­витию. Проективист будет скорее увлечен интерпретацией, но с уклоном на терапию, а не на оценку. Интересующие его определенные ответы на вопросы, он получит скорее из «структурных» техник, чем из наблюде­ния за свободной игрой.
Даниель Брауер и Артур
ПРОЕКТИВНЫЕ МЕТОДЫ В БИЗНЕСЕ И ИНДУСТРИИ
CWF, «Рисунок ЧЕЛОВЕКА», «ЗАВЕРШЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЙ»,
ТАТ, ТЕСТ РОРШАХА, PAT
ВВЕДЕНИЕ
Обзор последних публикаций по психологии убедительно доказы­вает, что проективные методы находят широкое применение вне врачеб­ной практики. Действительно, проективные методы все больше исполь­зуются в огромном количестве разнообразных ситуаций, когда требуется изучить личность. Эта часть книги обращает наше внимание на тот вклад, который вносят проективные методики в сферах бизнеса и производ­ства, в области изучения деятельности. Психологи, работающие в этих сферах, быстро оценили проективные методы как плодотворное и эф­фективное средство для решения определенного рода проблем, с кото­рыми им постоянно приходилось сталкиваться в своей работе.
Тот факт, что сегодня проективные методы широко используют в социальной и инженерной психологии, свидетельствует о том, что за последние годы психология в целом претерпела ряд существенных изме­нений. Главным образом они выражаются в смене ориентации с человека «сегментарного» на человека «целостного». Такое понимание целостнос­ти человеческой природы оставило далеко позади те времена, когда типы личности по Шпрангеру и психология личности основывались на разве­дении социального поведения индивида и его мотивации и других дина­мических процессов личности.
Аналогичным образом инженерная психология не так давно зани­малась только оценкой производительности и профпригодности работ­ников, причем в очень ограниченных пределах. Благодаря смене приори­тетов в психологии вообще, здесь внимание тоже было перенесено с разработок в связи с освещенностью и организацией рабочего места, от программ мотивации с помощью вознаграждений до межличностных отношений работников с коллегами, контролерами и начальниками. С этой позиции наиболее важными для рассмотрения оказались такие яв­ления, как чувство незащищенности у работника, характерные качества управляющих и руководителей, развитие отношений в группе. Таким образом, проективные методики, способные предоставить информацию о сложных структурах биологических, психологических и социальных детерминант, которые определяют человека как общественное живот­ное, приобрели важное значение.
Недавнее появление клинических приемов в работе психологов в бизнесе и индустрии привели к многочисленным попыткам представить
проективные методики в качестве составляющих оценочных программ. Традиционно в этих сферах психологи концентрировали свои усилия вокруг кадрового отбора и должностного распределения, оценки про­движения по службе, оценки качества работы и служебной аттестации, обучения контролеров, снижения несчастных случаев, оценки и улуч­шения психологического климата, производительности труда, маркетин­говых и рекламных исследований и тому подобного. Все это было очень ценно для многих бизнес-организаций. Большинство из них опиралось в основном на непроективные методы и характеризовалось двумя недо­статками.
1. Оценка личности только-в терминах черт.
2. Неспособность учитывать проявления бессознательной мотива­ции.
Вследствие этого традиционные методы обеспечивали только со­ставление неполной картины темперамента и личностных паттернов те­стируемого субъекта, в то же время они способствовали злоупотребле­нию тестовых приемов в промышленности. Не последним по значимости из этих нарушений было преднамеренно ложная самопрезентация, кото­рую давал тестируемый, чтобы показать себя в более выгодном свете. Например, он отрицал антисоциальные тенденции, заметную эмоцио­нальную нестабильность и так далее. С другой стороны, очевидно простая структура опросников и методов оценки зачастую являлись причиной непреднамеренного излишнего упрощения и ошибочной интерпретации данных тестирования.
В последние годы стало очевидно, что проективные приемы в ис­следовании личности позволяют избежать некоторых ошибок, свойствен­ных таким методам, как опросники и рейтинговые шкалы. Это можно легко понять, если принять во внимание неоднозначность стимульного материала, большую свободу для варьирования реакций и необходимость обучения для правильной интерпретации полученных сведений. Проек­тивные техники обязательно будут полезными там, где непроективные не оправдывают ожиданий, поскольку они рассматривают личность в терминах паттернов, а не через понятия, характерные для того или ино­го типа черт или отдельных данностей, такие как самодостаточность, уверенность или доминантность.
Центральный тезис, который выдвигают проективные методики, заключается в том, что человек, тестируемый в условиях собственного трудоустройства или занятости, утаивает или подавляет большую часть своей личности в силу сложившейся ситуации на работе или в силу усво­енных ранее моделей адаптации на предыдущих местах работы. С другой стороны, опросники и рейтинговые шкалыприоткрывают только те слои личности, которые не подвергаются бессознательному подавлению или сознательному утаиванию.
Первые эффективные проективные методики, такие как тест Рор-шаха и Тематический Апперцептивный Тест не были подвержены стан-1 дартизации по шкалам из-за того, что их применение является дорогос­тоящим и занимает много времени. Однако более поздние разработки
подобных методов были модифицированы в соответствии с тем, чтобы сделать их более пригодными для целей диагностики и отбора. Эти более краткие методы являются прекрасным дополнением к батареям тестов состоящих из личностных опросников, опросников интеллекта, способ­ностей и интересов.
Даже непрофессионалам в области инженерной психологии сегод­ня понятно, что традиционные методы не обеспечивают нас сведения­ми, с помощью которых можно было бы определить потенциально воз­можное поведение работника. Посредством старых методов устанавлива­ются внешне проявляемое поведение, сознательные желания и само­оценка, но они часто дают искаженную картину, не адекватную реально существующей, что затрудняет или даже делает вовсе невозможным про­гнозирование особенностей будущей адаптации на рабочем месте.
СЛОВЕСНЫЙ ТЕСТ КОРНЕЛЛА CORNELL WORD FORM (CWF)
Словесный тест Корнелла составлен для дифференциации «нор­мы» и нервно-психиатрических и психосоматических нарушений неза­метно для клиента. У этого теста есть как количественная, так и каче­ственная шкалы для оценки в условиях производства.
Субъекту предлагается лист с набором стимульных слов, каждое из которых дополняется двумя другими — возможными вариантами реак­ций. Испытуемому предлагается подчеркнуть тот вариант, который, как ему кажется, связан со стимульным словом. Смысл некоторых выборов сравнительно очевиден. Например, спать — отдых, беспокойный. Другие не столь понятны, например, мать — моя, женщина. Большая часть сти­мульного материала относится к последнему типу. Хотя многие пункты формы по своему типу все-таки являются очевидными, на их значение часто не обращают внимание и субъект дает информативную реакцию, несмотря на желание ее скрыть.
Появление такой модификации теста словесных ассоциаций было продиктовано острой необходимостью в краткосрочных групповых мето­дах, которые можно было бы применять в широких масштабах. Несмотря на форму принудительного выбора из двух вариантов, в нем сохранились и проективные качества. Общий подсчет баллов позволяет сравнить по­лученные данные с установленной нормой, а анализ «неправильных» ответов добавляет в клиническое интервью качественные показатели.
На одном из промышленных предприятий среднего запада этот тест предлагался в числе общей тестовой батареи. Другой метод для оценки эмоциональных факторов был более прямым по своей методологии. Они очень хорошо дополняли друг друга. Когда прямой опросник (Анкета Корнелла — Cornell Index) указывал на известные субъекту симптомы, CWF показывал степень, интенсивность и глубину этих симптомов. В то же время каждый раз, когда Анкета Корнелла показывала наличие мно­гочисленных симптомов, a CWF показывал, что их гораздо меньше, ока­зывалось, что природа этих симптомов была либо поверхностна, ситу-
478
ативна, незначительна, либо непродолжительна. Словесный тест Кор-нелла используется в бизнесе и промышленности при кадровом отборе, повышении в должности и для диагностических целей перед консуль­тированием.
Высокие показатели по «ошибочным» ассоциациям в предваритель­ном тестировании в кадровом отборе бывали нечасто, но когда сумма баллов превышала уровень нормы, субъект направлялся на психологи­ческое интервью, чтобы установить природу и степень психологических нарушений.
Двадцатидвухлетний женатый клерк был отправлен для консуль­тирования из-за «депрессии, потери интереса к работе и снижения про­изводительности». Ответы, которые он выбрал во время предварительно­го тестирования по CWF, выделены курсивом:
горло — ком, шея;
мальчик — неприятности, приятель;
здоровье — беспокоиться, хорошее;
рот — сухость, вкус;
спать — отдых, беспокойный;
болезнь — умирать, врач;
мысли — ужасные, счастье;
нервы — крепкие, расшатанные;
ночь — спать, неспокойная; j
сердце — бьется быстро, хорошее.
Последующее обследование (тестирование и клиническое интер­вью) выявили у молодого человека серьезную дезадаптацию, сильную депрессию и внутренний конфликт, вызванный непринятием собствен­ной половой роли. В дополнение к депрессии обнаружилось подозрение на прешизоидную эмоциональную тупость, а также была выявлена исто­рия гипертонической болезни в армии, которая была диагностирована как психосоматическая по своей природе.
Внимательное рассмотрение ассоциаций субъекта выявляет следую­щие качественные нюансы, подтверждающие его депрессию (болезнь — умирать, мысли — ужасные, спать — беспокойный); прешизоидное со­стояние (брат — мой брат, вода — чтобы пить ее, сообщение — таин­ственное); психосоматические, ипохондрические, невротические симп­томы (в дополнение к уже упомянутым): горло — ком, здоровье — беспо­коиться, человек — нервы, нервы — расшатанные, рот — сухость, ночь — неспокойная, спать — беспокойный, сердце — бьется часто, врач — уми­рать; скрытую гомосексуальность (мальчик — неприятности, мужчина — ненавидеть).
Некоторые из этих ответов анализируются только качественно и не учитываются при количественной оценке.
Достоинства этого инструмента в промышленной сфере могут быть выражены следующим образом:
1. Простота проведения и обработки (требуется не более пяти ми­нут).
2. Это средство отбора рабочих, когда нет возможности проведения
более полного обследования личности.
3. Материал для качественного анализа можно извлечь без какого-либо формализованного подсчета баллов.
4. Может служить отправной точкой в ситуации консультирования
при приеме на работу.
5. Возможность проведения в группе с использованием минималь­ного количества времени, субъект делает его практически само­стоятельно.
РИСУНОК ЧЕЛОВЕКА
Этот метод может применяться в промышленной сфере как инст­румент для отбора и проводиться в группе. В то время когда нет никаких определенных клинических данных, достижимых только через наблюде­ние за человеком, показано, что исследователь может получить доста­точную информацию с помощью этой групповой формы обследования, Этот психомоторный экспрессивный продукт раскрывает все основные компоненты личности, связанные с образом тела, например, принятие половой роли, тревожность или депрессивность в сфере межличностных отношений; озабоченность в связи с физиологическими процессами или структурами; относительная степень ригидности или гибкости личности; тенденции к бегству от реальности; низкая самооценка или комплекс неполноценности; органические нарушения мозга.
Конкретнее говоря, вот наиболее исследованные качества, прояв­ляющиеся при тестировании:
1. Существование таких серьезных нарушений в межличностной сфере, которое оправдывает дальнейшее исследование в ситуа­ции приема на работу.
2. Так как степень фемининности и мускулинности как на биологи-
ческом, так и на психологическом уровне незначительно, но влияет на профессиональное поведение, полезно проследить динамическую картину принятия субъектом собственной поло­вой роли в свете его отношения с подчиненными и вышестоя­щими. Известны случаи профессиональной дезадаптации, про­истекавшей из подобных конфликтов.
3. Чрезмерные отклонения как в сторону пассивно-зависимых про-
фессиональных отношений, так и в сторону экспансивно-аг­рессивной модели. Первая из упомянутых моделей рисунка мо­жет проявляться в сверхконтроле сознания, стремлению к со­вершенству, навязчивом поведении, в неспособности принять на себя ответственность, в том числе неспособность отдавать распоряжения. Агрессивный паттерн рисунка может быть пока­зателем непринятия авторитетов, автократических тенденций в зависимости от должностной ступени.
4. Свидетельства значительной эмоциональной незрелости и дезин-
теграции в периоды регрессивного развития.
Подробное описание интерпретации теста — это тема для другого рассказа, а здесь мы предлагаем наиболее существенные признаки эмо-
циональной нестабильности, которые необходимы психологу, работаю­щему в производственной сфере.
1. Степень отклонения размещения рисунка относительно центра страницы.
2. Абсолютный размер рисунка.
3. Относительный размер рисунка мужчины по сравнению с рисун-
ком женщины.
4. Степень нажима нарисованной линии на листе.
5. Изменения в отношении нажима.
6. Степень соединенности основных частей тела: головы, шеи, ту­ловища и конечностей.
7. Положение нарисованной фигуры — в анфас, в профиль, со спины.
8. Детализированные области.
9. Количество измерений, использованных для изображения, — одно
измерение — «палочная фигура», два измерения, изображение перспективы.
10. Следы перерисовывания или стирания.
11. Изображение наготы, любые указания на гениталии.
12. Положение фигуры и степень выраженности мускульного на­пряжения в позе.
13. Фигуры, напоминающие по форме животных.
14. Отсутствие или доминирование какой-либо одной части тела.
15. Количество использованных цветов и наблюдаемая частота сме­ны в их использовании.
Использование набора цветных карандашей делает тест более гиб­ким и позволяет субъекту менять предпочтения в цвете. Имеются данные нескольких сотен случаев, которые доказывают, что более сдержанные индивиды используют меньше цветов, в то время как импульсивные или диссоциированные типы обычно их часто меняют. Кроме того, индиви­ды в подавленном состоянии, как правило, выбирают черный и корич­невый цвет, в то время как агрессивные субъекты выбирают броские цвета. Очевидно, использование разных цветов помогают более точно определить ту информацию, которая может быть извлечена из анализа внешних признаков рисунка.
Эта методика — одна из тех немногих проективных методов, кото­рые сочетают в себе такие достоинства, как минимальные денежные и временные затраты; возможность проведения в группе без присутствия психолога; проникновение на глубокие, подсемантические уровни лич­ности, не скрытые за вербальными проявлениями. Кроме того, что она дает ценные диагностические данные, она способствует развитию более расслабленной и неформальной атмосферы, что в конечном счете облег­чает установление контакта.
ТЕСТ «ЗАВЕРШЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЙ»
В современных вариантах методики инструкция составлена таким образом, чтобы поощрить свободу и спонтанность ответов. Этот проек-
тивный тест открывает широкие возможности для выражения подсозна­тельных подавляемых мотивов, эмоций, чувств и комплексов, которые субъект не может или не хочет признавать. Он может нечаянно обнажить эти завуалированные тенденции, когда пишет окончания фраз, стиму­лирующих свободные ассоциации.
Вот некоторые примеры фраз из этой методики. Они распределены по клиническим категориям.
A. Чувство неполноценности:
Самое плохое у меня… Тяжелее всего мне… Единственная неприятность…
B. Подавленные желания:
Втайне я… Я ненавижу… Если бы…
C. Уровень притязаний:
Моя заветная мечта…
Будущее…
Я бы хотел узнать…
D. Самооценка:
Люди воспринимают меня… Я чувствую себя… Я лучше всех, когда…
E. Межличностные отношения:
Если бы только мой начальник… Большинство контролеров… Его подчиненные…
F. Семейная ситуация…
Мой отец часто.., Если бы моя мать… Моя семья никогда…
G. Психосексуальные ориентации
Большинство девушек… Жена…
Другие мужчины… Н. Проявления агрессии: Все меньшинства… Я ненавижу… Опаснее всего… I. Внутренние конфликты:
Я не могу понять, что делает меня… Мой разум… Меня тревожит…
Данный набор фраз не является окончательным или единственно возможным, так как подбор их сочетаний и интерпретация собранных данных зависят прежде всего от целей, которые преследует тестирова­ние.
Например, сорокавосьмилетний служащий, проработавший в сво­ей компании семнадцать лет был направлен к психологу своим началь­ником из-за «нервности, чрезмерной добросовестности, ухудшения фи-
зического состояния (гипертонические признаки) и неожиданной поте­ри интереса к работе». Перед проведением клинического интервью ему была предложена батарея психодиагностических тестов, в том числе тест завершения предложений.
Вот наиболее яркие ответы, раскрывающие природу его эмоцио­нальных трудностей.
1. Я чувствую себя… сейчас немного уставшим — поздновато лег спать.
2. Меня раздражает… несправедливость — нетерпимость.
3. Если бы моя мать… чувствовала себя лучше, она могла бы жить с
кем-нибудь более подходящим.
4. Меня удивляет… почему так часто люди на руководящих постах абсо-
лютно тупы.
5. Если бы я мог сделать по-своему… я бы назначал начальниками лю-
дей умных и терпимых.
6. Моя мечта… создать что-либо значительное для человечества.
7. Когда я был ребенком… я всегда был нервным, но идейным.
8. Я страдаю… комплексом неполноценности по отношению к некото-
рым людям и некоторым местам.
9. Мой отец часто… был замечательным, но слабохарактерным — был
хорошим администратором в магазине.
10. Жена… должна быть умной и счастливой, готовой идти навстречу партнеру.
11. У меня не получилось… взять на себя ответственность, когда я, ка­жется, должен был это сделать.
12. Мое самое важное решение было… жениться и уйти из дома.
13. Мне не нравится… когда мною помыкают или когда теряется право на свободу мыслей и действий.
Анализ ответов субъекта на тест «Завершение предложений» выя­вил у него сильное чувство неполноценности по поводу недостаточного образования и сильную фиксацию на матери, которая выливалась в кон­фликт с женой. Он идентифицирует себя со своим отцом, который был «замечательным, но слабохарактерным». Он теряет терпение со своим начальником, который не очень умен. Он чувствует, что жена не идет ему навстречу и он испытывает большие трудности, потому что не мо­жет решить, как он может быть одновременно хорошим мужем и хоро­шим сыном. Это видно из его высказывания: «Мое самое важное реше­ние было «жениться и уйти из дома». На самом деле субъект никогда реально не покидал дом, так как до сих пор находится под сильным влиянием своей матери. Он испытывает сильные чувства, когда «им по­мыкают», ему очень не нравится, когда кто-то «теряет право на свободу мыслей и действий». Однако сам он несвободен. Он приписывает ранней детской нервозности идейность, которая во взрослом возрасте транс­формируется в сильный социальный конформизм. Поскольку он отожде­ствляет себя с отцом, который был «замечательным, но слабохарактер­ным», однако, «хорошим администратором в магазине», он заключает, что люди на высоких постах и должностях, в частности его начальники, «тупые» и глупые. Он завидует таким людям, но сам он чувствует себя неполноценным и не может принимать ответственные посты. Поэтому втайне он испытывает сильное чувство обиды, которое, в совокупности
с супружескими проблемами, создает основу для психосоматических симптомов и жалоб.
ТЕМАТИЧЕСКИЙ АППЕРЦЕПТИВНЫЙ ТЕСТ (ТАТ)
Этот метод обладает существенными достоинствами при примене­нии его в производственной сфере, так как он легко проводится и явля­ется точным "клиническим инструментом. Лучше всего его использовать для дальнейшей конкретизации данных, полученных с помощью теста «Завершение предложений» или других краткосрочных методов. ТАТ под­твердит клинические прогнозы, полученные при использовании крат­ких обзорных методик. Он также поможет подробнее узнать о развитии и характерных чертах специфических комплексов, обнаруженных другими методами. Раскрыв дезаптацию личности в более краткосрочных мето­дах, тестируемый с большей готовностью расскажет о своих трудностях при предъявлении десяти тематических карточек. Это происходит не только благодаря сути стимульного материала ТАТа, но из-за повторения тесто­вой ситуации. Когда тестируемый прошел целую батарею тестов и его вновь вызывают для прохождения ТАТ, уровень тревожности повышает­ся. Поскольку многие субъекты вынуждены проходить психологическое тестирование на работе по принуждению, а следовательно намерены избежать самораскрытия, то, как подсказывает наша практика, умерен­но возросший уровень тревожности больше способствует проявлению структуры и динамики личности, чем состояние полной расслабленнос­ти. В этой связи ТАТ более целесообразно использовать в качестве допол­нительного инструмента.
При ответах на ТАТ, также как и в тесте «Завершение предложе­ний», субъект, как правило, описывает недавние события, следы кото­рых им более-менее осознаются и затеняют истинное содержание его реакций. Нужно подчеркнуть, что этот недавний опыт служит всего лишь для выражения личностных проявлений тестируемого, и опытный кли­ницист легко это определит. Другими словами, описание субъектом не­давнего опыта является вербальным выражением более глубоких и скры­тых психических процессов.
Психологу на производстве лучше всего использовать ТАТ для оп­ределения межличностных стремлений испытуемого, исходя из его базо­вых отношений с родителями и сиблингами и настоящей ситуации в этой области. Тенденции индивида в отношениях с начальством могут быть выяснены из его тематических проекций по отношению к фигуре отца, а поведение со сверстниками видно из того, что он говорит о фигурах сиблингов. Хотя опытный клиницист, в значительной мере, опи­раясь на клиническую интуицию, может получить эти данные и по тесту «Завершение предложений» и другим инструментам, ТАТ все же являет­ся более надежным источником такой информации и, кроме того, пока­зывает их в целостной личностной структуре.
При отборе кандидатов на руководящие посты или должности, тре­бующие высокого уровня ответственности, ТАТ представляет самые на-
дежные критерии уровня притязаний, которые когда либо были изобрете­ны. Конечно, данные по этому показателю можно получить и с помощью других тестов или опросников. Но они, как правило, выдают неполную картину, потому что не учитываются лежащие в основе уровня притяза­ний по большей части бессознательные мотивационные и эмоциональные факторы. ТАТ также может определить уровень возможностей кандидата на ответственный пост, выше которого он не сможет использовать свои интеллект и способности. На производстве и в бизнесе ТАТ еще можно применять для подтверждения обнаруженных другими методами невроти­ческих тенденций или определения уровня проницательности испытуемо­го. Последнее очень важно при отборе людей для работы с персоналом. Если индивид знаком с психологией или изощрен в тестах из-за того, что много раз проходил психометрическое обследование, ТАТ предпочтительно проводить вначале, вместо более кратких методов. ТАТ может подтвердить или исключить подозрения на психопатические отклонения. Поэтому его следует использовать во всех случаях, когда индивиду предоставляется от­ветственность высшей степени, например, связанных с хранением ценно­стей или управлением высшего эшелона.
И, наконец, ТАТ является инструментом, который позволяет пол­ностью вскрыть скрытую агрессию индивида, определить относительную степень акцента на интернализации или экстернализации, направление и интенсивность проявления агрессии на работе.
Данный материал ТАТ поможет проиллюстрировать упомянутые выше пункты.
Мужчина, 22 года, карточка № 7ВМ.
«Это юноша, советующийся с человеком, умудренным опытом. Этот молодой студент колледжа консультируется с профессором, которым он восхищается, уважает и доверяет. Студент пытается найти свою дорогу в жизни. И он пришел об этом поговорить. В его манерах чувствуется силь­ное желание и глубокая заинтересованность, серьезные намерения и же­лание прислушаться к совету. Они вместе, молодой и старый, найдут ре­шение, студент пойдет далеко, а профессор будет испытывать чувство глубокого удовлетворения, так как в какой-то мере это его заслуга».
Высокий уровень притязаний, уважает мнение опытных руководи­телей. Сомневается относительно профессиональных целей.
Мужчина, 36 лет, карточка № 7ВМ.
«Молодой человек на рисунке в течение долгого времени работал над заданием, которое дал ему старший, но в конце концов обнаружил, что не может справиться с предложенной ему работой, и теперь хочет узнать не сделает ли лучше кто-нибудь другой эту работу. Старший рас­спрашивает своего помощника, пытаясь узнать, что у него не получилось и пытается выяснить, стоит ли продолжать эту работу».
Чувствует ненадежность в своей позиции на работе. Сомневается в своих способностях справиться с должностными обязанностями и хочет узнать, не рассматривает ли начальство вопрос о его увольнении.
Мужчина, 31 год, карточка № 8ВМ.
«Мужчина пьян, Его поддерживают друзья, которые ведут его до­мой».
Утверждает, что позволяет себе напиваться в редких случаях и не испытывает в результате пьянства каких-либо эмоциональных трудностей. Его врач и коллеги свидетельствуют о постоянном пьянстве, требующем психологического вмешательства.
ТЕСТ РОРШАХА
Тест Роршаха проводится индивидуально и предоставляет наибо­лее полную и точную информацию о структуре личности индивида, го­раздо более законченную, чем любая из вышеописанных методик. Пси­хологу на производстве, однако, обычно не требуется такая подробная картина для обычного отбора и классификации персонала. Эти цели обыч­но в достаточной степени обеспечивает батарея краткосрочных методов. Обычно в случае наличия каких-либо сомнений в целях прояснения лич­ностной динамики используется ТАТ, который обладает таким преиму­ществом, как легкость проведения. В этой связи надо отметить, что ни одна из быстрых техник сама по себе не может обеспечить психологичес­кие потребности на производстве.
Считается, что индивидуальную форму теста Роршаха лучше все­го использовать для клинической диагностики, или когда имеются за­метные нарушения, симуляция либо предпсихотичные состояния, или для прогнозирования в особо проблемных случаях. Например, многие достаточно сообразительные, но имеющие значительные личностные нарушения, работники будут успешно избегать обнаружения этого в любых описанных здесь тестах из страха потерять работу или понизить­ся в должности. Внимательный психолог, как правило, обнаружит при­знаки такого избегания и направит человека для прохождения теста Роршаха. Соответственно его рекомендации руководству частично бу­дут основаны на полном осознании потребности этих людей не быть обнаруженными.
Часто руководство отправляет для обследования работника, как правило, члена высшего эшелона, который в течение ряда лет успешно работал в компании, но в недавнем прошлом проявил серьезные при­знаки дезадаптации. Проблема может заключаться в прогулах, алкого­лизме или общем снижении производительности. Конечно, таких ра­ботников желательно направлять для прохождения обширной батареи тестов, включающей тесты интеллекта, значимых отношений, темпе­рамента и интересов. Часто интервью с психологом может помочь опре­делить суть трудностей. Однако если испытуемому по роду работы при­ходится часто проводить встречи и диалоги, то иногда без теста Рорша­ха может быть довольно сложно определить суть его трудностей. Таким образом, вероятно, прогрессивно мыслящие бизнесмены пожелают найти в компании финансовые ресурсы, которые можно потратить на психотерапию. Это поможет работнику достичь инсайта и преодолеть личностные трудности, что в конечном итоге скажется на результатах его работы. Тогда психолог обязан оценить степень излечимости этих нарушений, учитывая количество времени и размеры расходов, кото-
рые готов предложить наниматель. Тест Роршаха поможет психологу сделать наиболее верные диагностику и прогноз как для нанимателя, так и для работника.
ТЕСТ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ КАРТИНОК (ТСК) ТОМКИНСА-ХОРНА
TOMKINS—HORN PICTURE ARRANGEMENT TEST (PAT)
Этот тест был составлен Томкинсоном и Хорном для изучения характерных реакций индивида в различных ситуациях на работе, на фрустрирующие факторы, чрезвычайные происшествия, на начальни­ков и коллег. На рисунке 34 показана форма для записи этого теста, который состоит из двадцати пяти ситуаций, расположенных в таком виде, как на образце на рисунке. В зависимости от простых или более специализированных целей отбора довольно успешно используют уко­роченные варианты теста, которые состоят из шести, или даже трех ситуаций. Своеобразная организация формата теста рассчитана на то, чтобы исключить предопределенность порядка ответов испытуемого. Это осуществляется с помощью использования символов вместо цифр и букв и необходимости разворачивать лист для того, чтобы рассмотреть все предметы.
До сих пор проводилась чисто клиническая интерпретация и ее качественный вариант, поэтому количественные нормы еще не установ­лены. Интерпретация осуществляется тремя способами.
1. Анализ последовательности картинок в каждой ситуации.
2. Анализ содержания каждого ответа совместно с количеством вер-
бального материала.
3. Анализ значимых персевераций или других тенденций, повторя-
ющихся на протяжение многих ситуаций.
Базовое предположение, лежащее в основе этой методики, состо­ит в том, что тестируемый отождествляет себя с рабочим, изображен­ным на рисунке. Поскольку на рисунке этот рабочий занимается физи­ческим трудом, то кто-нибудь может возразить, что служащие, управ­ленцы и администраторы не раскроют с его помощью своих межлично­стных установок на работе. Однако мы, проведя большую часть исследо­ваний с «белыми воротничками» и руководящим персоналом, обнару­жили, что за исключением топ-менеджеров и администраторов высшего ранга, все тестируемые действительно раскрывали свои установки на производстве. Среди первых существует сознательная, не говоря уже о бессознательной, тенденция держаться от лиц, подобных изображенные в тесте, на большом расстоянии и даже относиться к ним с презрением. Поэтому этот тест вряд ли даст достоверную картину отношений управ­ленца высшего эшелона с равными ему по уровню коллегами. Чаще все­го их ответы содержат чрезвычайно стереотипные реакции: это заучен-
1 В «Словаре-справочнике по психодиагностике» Бурлачука Л. Ф., Морозова С. М., Киев, 1989 г. эта методика называется Тест аранжировки картины (см. стр. 57). — Прим. ред.
Инструкция. Этот тест на то, как вы сможете логично расположить картин­ки, чтобы они составили связную историю. Каждая страница содержит набор из трех картинок. Под каждой из них изображен один из следующих значков: V, D, О.
Ваша задача расположить эти значки по одному на каждой из трех граф в нижней части листа в самом логичном на ваш взгляд порядке. Для этого возле каждой отметки внизу страницы напишите одно предложение, чтобы получи­лась связная история.
Вы можете переворачивать лист как угодно, чтобы рассмотреть все кар­тинки.
Пишите, пожалуйста, ручкой.
Пример'.
Рис. 34. Форма для записи Теста последовательности картинок Хорна—Томкинса
ные клише того, как должен реагировать высокопоставленный чинов­ник, а не то, как ему на самом деле хочется реагировать.
Эту методику следует использовать с большой осторожностью и не только из-за ее новизны, но и потому, что каждому предприятию, заво­ду или отрасли присущи свои специфические проблемы. Например, в рекламном агентстве человек должен демонстрировать наибольшую сте­пень инициативности и уверенности в своих силах; на большом про­мышленном предприятии от работника ожидают, чтобы он вовремя со­общил о поломке или механических неисправностях механику-ремонт­нику. Следовательно, в тех ситуациях этого теста, где явно изображена поломка (рис. 35 и 36), соискатель вакансии в рекламном агентстве пока­жет недостаток инициативы, если попросит о помощи, как это ожидает­ся на промышленном производстве.
Таким образом, нельзя полагаться на результаты одной этой методи­ки, ее нужно применять в сочетании с другими инструментами, описанны­ми в этой статье, особенно с тестом «Завершение предложений». Стоит отметить, что для психолога на производстве легче использовать Тест пос­ледовательности картинок, чтобы перевести данные из клинических терми­нов в понятия, более применимые к данной ситуации. Также становится очевидным, что стимульный материал здесь более структурирован и конк­ретизирован, чем в тесте «Рисунок человека» или тесте «Завершение пред­ложений», а следовательно, позволяет сделать интерпретацию более при­менимой именно к проблеме адаптации к рабочей ситуации.
Приведем некоторые из наиболее часто выявляемых этой методи­кой специфических межличностных установок:
1. Тенденция к выражению агрессии по отношению к вышестояще-
му.
2. Тенденция принимать или избегать лидерства, другими словами,
то, как видит себя индивид в аспекте влияния на мнения других людей.
3. Регрессивные тенденции, такие как алкоголизм, истерические или психосоматические решения конфликтов на работе.
4. Реакции на болезнь и физические травмы в связи с работой.
5. Степень зависимости или независимости от контролера в связи с
его помощью при ускорении работы.
6. Навязчивые поведенческие персеверации в стремлении к акку­ратности и совершенству.
7. Равнодушие, замешательство, неспособность справиться с ситу-
ацией при возникновении препятствий.
8. Степень настойчивости и последовательности в работе.
9. Внешняя степень гибкости при переходе от одного вида работы к другому.
10. Реакция на критику.
Нужно особо отметить, что одна ситуация, и даже несколько, не могут предоставить достаточно информации. Целостную интерпретацию надо рассматривать с учетом пола, возраста, рабочего стажа и вида вы­полняемой работы.
Рис. 35, Ситуация 1 Теста последовательности картинок Хорна—Томкинса
Рис. 36. Ситуация 6 Теста последовательности картинок Хорна—Томкинса
Следующие примеры взяты из реального протокола теста ТСК. К рисунку 34:
О Человек работает и станок ломается. V Он начинает разбирать станок, чтобы починить его. а Он полностью разобрал станок и в конце понял, что не может собрать его.
V Человек в процессе починки токарного станка.
D Все детали лежат на столе.
О Он успешно собрал станок, вновь работает на нем.
V Он разбирает его. D Он разобрал его. О Он собрал его, но тот не работает.
п Человек приготовил части двигателя, чтобы его смонтировать.
V Человек начал монтировать двигатель.
О Человек смонтировал двигатель и работает с ним.
К рисунку 36:
V Мастер знакомит нового рабочего с его рабочим местом. D Он говорит рабочему слова одобрения, когда тот собирается при­ступить к новой работе.
О Новый рабочий с удовольствием принимается за свою работу.
»
О Человек работает за своим станком и что-то случается с маши­ной.
V Он зовет механика, чтобы исправить ее.
аМашина налажена и механик говорит: «Все нормально, это была не твоя вина».
О Человек работает за станком.
V Мастер приходит проверить его работу.
и Он хвалит рабочего за хорошую работу.
ТЕСТ «РИСОВАНИЕ С ЗЕРКАЛОМ»
MIRROR-DRAWING TECHNIQUE
Этот метод появился не так давно и представляет собой легко про­водимый тест стрессоустойчивости. Это зрительно-моторная методика, которая работает и как проективная. Субъекту предлагается провести линии или дорожки, отслеживая движение своей руки в зеркале, в то время как прямой вид задания загорожен от него дощечкой. Обсчитывается количе­ственный результат по времени и анализируется качественные данные по клиническим показателям: ошибочное выполнение, импульсивность, осторожность, подавленность, тревожные состояния. Эти критерии эм­пирически установлены с помощью изучения 300 студентов колледжей, 75 пациентов психиатрической больницы и более 3800 работников и со­искателей вакансий на производстве.
Рис. 37. Зеркальный рисунок весьма уравновешенного субъекта
Рис. 38. Зеркальный рисунок индивида в состоянии острой тревоги
Методика рисования с зеркалом легко проводится в условиях про­изводства и работы с персоналом, портативна и не требует присутствия психолога при проведении. Кроме того, необученные специально люди не смогут ее интерпретировать, что предохраняет от неправильного упот­ребления. Более того, этот метод невербальный и показывает модель по­ведения индивида в ситуации эксперимента, условия которого сильно расходятся с усвоенными зрительно-моторными навыками.
Ниже перечислены наиболее существенные факторы, которые мож­но выявить и оценить с помощью этой методики.
1. Относительный акцент на скорости или точности выполнения.
2. Заметные волнения и потеря ориентировки.
3. Степень стрессоустойчивости и способности адаптироваться к новой ситуации.
Естественно, интерпретацию нужно делать с учетом возраста, пола, требований выполняемой работы. В совокупности с батареей тестов отно­шений, интересов и темперамента, этот тест служит прекрасным допол­нительным инструментом, обнаруживающим невербальные проявления при приспособлении индивида к стрессу в экспериментально созданных условиях конфликта. Примеры теста «Рисунок с зеркалом» представлены на рисунках 37, 38 и 39.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Описанные нами методы все еще недостаточно валидизированы, однако представляют собой гибкий инструмент, который при умелом использовании может быть применим в широком спектре ситуаций, воз­никающих в бизнесе и на производстве. Они делают ситуацию тестирова­ния более жизненной и менее искусственной. Для психолога важна воз-
Рис. 39. Зеркальный рисунок пациента в глубокой депрессии
можность переведения полученных по проективным методикам данных в термины, понятные управленцам.
В заключение предлагаем следующий план при тестировании ха­рактера на производстве.
1. Используйте словесный тест Корнелла в сочетании с опросни­ком или шкалой определения самооценки для отсева соискате­лей или кандидатов для продвижения по службе. Эти методы эффективны для предварительного тестирования и определяют потенциальные способности к руководящей работе в данной области.
2. Проведите серию темпераментальных тестов для тех, кто прошел
первоначальный отбор. Она может состоять из Теста последова­тельности картинок, тестов «Завершение предложений» и «Ри­сунка человека».
3. Используйте Рисование с зеркалом для выявления уровня стрес-соустойчивости после прохождения тестируемым серии основ­ных тестов.
4. Используйте ТАТ и тест Роршаха для оценки работников высше-
го эшелона и для диагностики и прогнозирования особо слож­ных случаев.
Г. М. Прошанский
СОВРЕМЕННЫЕ ТЕХНИКИ:
ОБЗОР И ПЕРСПЕКТИВА ДАЛЬНЕЙШИХ
ИССЛЕДОВАНИЙ
Сравнение разнообразных проективных подходов к исследованию личности, основанных на цвете, показало, что в попытке синтеза скры­валась надежда на появление некоторого соглашения между техниками. Было бы неплохо, если бы появился некий объединенный тип интер­претации, основанный на проективном подходе. Однако не следует опа­саться, что все проективные техники будут приносить одну и ту же ин­формацию: базовые различия между подходами заранее исключают по­добный результат. Часто упоминается о том, что техника Роршаха и ТАТ дополняют друг друга, время от времени появляется определенное коли­чество доказательств этого, в основном клинических. С другой стороны, сравнительно мало было сделано для сравнения общих симптоматичес­ких показателей проективных техник. Одна из целей этой статьи — ис­следовать, как далеко простирается перекрестная валидизация среди раз­личных подходов.
Другие вопросы, на которые мы попытаемся хотя бы частично от­ветить, следующие: существуют ли новые направления в использовании техник? каково будущее проективной психологии в целом?
Подходы, которые используются в новейших разработках, можно разделить на три группы. Первая состоит из разнообразных словесно-ассоциативных техник, техник незаконченных предложений и техник, в которых требуется придумать историю. Без сомнения, будут созданы но­вые варианты подобных техник, и многие из них в дальнейшем будут опубликованы. Вместе с тем данная группа техник нуждается в некото­рых комментариях (без ссылок на примеры). Тестовый материал, исполь­зующийся в одном контексте, редко полностью подходит для использо­вания в другом, но нет причин, по которым существующие подходы не могут быть адаптированы или модифицированы в соответствии с инди­видуальными потребностями и при условии, что предусмотрена адекват­ная защита.
Вторая группа включает техники, отнесенные автором к подгруп­пе «других модальностей» категории «стимулы» (см. статью, посвящен­ную классификации). Как было отмечено, «другие модальности» не вклю­чают аудиальную.
Вопреки этому, аудиальная модальность играет важную роль (по сравнению с визуальной) в формирования личного опыта в целом, а
также для исследования перцепции, и потому удивительно, что не сде­лано фактически никаких попыток к созданию аудиальной проективной техники. Все из существующих в большей или меньшей степени пред­ставляют собой переложение ТАТ на слуховой материал. Так, например, «Аудиалъный проективный тест» Бравермана—Чевигни (Braverman—Chevigny Auditory Projective Test, EC-APT} определенно является аудиальным экви­валентом ТАТ, даже в том, что запись «последовательных» звуковых фраг­ментов отражает определенные межличностные взаимоотношения (на­пример, «молодой мужчина, зрелая женщина»).
Однако при детальном рассмотрении обнаруживается невозмож­ность абсолютно точного воспроизведения ТАТ посредством аудиальных стимулов; аналогично отсутствию полного соответствия между визуаль­ными и аудиальными ощущениями. Эти различия становятся еще замет­нее, когда задумываешься над экспериментальным изучением некото­рых аспектов перцепции разных модальностей. В целом, в отношении проективного эксперимента можно отметить следующее.
В первую очередь, влияние аудиальных стимулов «выходит» за ог­раниченные временные рамки исследования. Следовательно, аудиальный материал «ТАТ» не может быть представлен в стандартных ситуациях, т.е. в тех, в которых испытуемый придумывает окончание истории по кар­тинке. Суделл Браверман, соавтор БС-АРТ, разрешает испытуемым про­слушивать каждую запись столько раз, сколько они пожелают, но в обыч­ной практике вся «последовательность» звуковых фрагментов проигры­вается дважды, с 15 секундным интервалом. Многие другие исследовате­ли представляют свои стимулы лишь один раз — достаточный для крат­ковременного запоминания.
Второе — связь между стимульным материалом и реальностью во многом зависит от указанных модальностей. Большинство людей, конеч­но, готовы принять даже маленький одноцветный (и потому статичный и двухмерный) рисунок, в качестве действительного отражения чего-то «реального», но проективные стимулы способны значительно снизить эту готовность. Так, практически невозможно предоставить очень близ­кие к реальности аудиальные стимулы. Тогда как узнавание — апперцеп­ция — во многом зависит от реалистичности звукового ряда. Если это условие соблюдается, то различие между реальным аудиальным опытом и его презентацией в качестве проективного стимула полностью исчезает. В то же время в обычной жизни мы часто сталкиваемся с «разобщенны­ми», «вырванными» из общего контекста звуками, озадачивающими и требующими особых подходов для идентификации, которые не вписы­ваются в четкие структурные рамки ТАТ.
Рассмотренные вопросы касаются различий, которые необходимо учитывать при создании аудиальной проективной техники, содержащей разговоры, шумы и музыку.
Если рассмотреть перечисленное в обратном порядке, музыка мо­жет представлять отдельный стимул, «фон» к основному настроению (са-унд-трек к фильму или мюзиклу; или часть реальной сцены, содержа­щей другие звуки). Меньше всего музыка использовалась в качестве са-
мостоятельного стимула, хотя Ван де Даль (Van den Daele) сообщает об эксперименте, в котором разные по стилю музыкальные отрывки сопро­вождались следующей инструкцией: «Я хочу, чтобы вы рассказали мне историю, которая подходила бы к этой музыке…» (испытуемые тестиро­вались индивидуально). Мы не располагаем более точной информацией об отрывках, включенных в основную работу, но можно предположить, что каждый из них передавал определенное настроение. Здесь можно также отметить неопубликованный итальянский тест, в котором два музыкаль­ных фрагмента содержат комбинации голосов и разнообразных звуков; в нем также используется музыка, как указано в третьей категории (см. выше). В частности, среди представленных музыкальных отрывков были«Песни Тристан» Чайковского и часть «Похоронного марша» из– сонаты Шопена «Ре бемоль минор». Возможности последнего довольно ограни­чены: настроение несомненно сентиментальное, но детали сюжета и ху­дожественная обработка варьируют. Примеры ответов испытуемых, при­веденные Ван де Далем, в особенности некоторые из историй, сочинен­ных больными шизофренией, настолько не соответствуют ожиданиям, что их можно скорее описать как ассоциативные, чем как апперцептив­ные. С другой стороны, Кунзи (Kunze), описавший тест музыкальных фантазий, заключает, что, согласно результатам, структура музыкаль­ного отрывка влияет на появление типичных установок и образов. Вместе с тем Кунзи продолжает утверждать, что материал включает большое количество информации о личной жизни испытуемого, доказательством чему может послужить осуществление эмпатической идентификации.
Схожие результаты приведены в неопубликованной докторской дис­сертации Мак Ивена (McEven). Его испытуемым (за исключением одно­го все были студентами) предлагалось прослушать 10 граммофонных за­писей, большинство из которых были хорошо известны, и использовать каждую из них как начало какой-либо истории — инструкции были во многом схожи с обычными инструкциями ТАТ. Здесь также применялась серия картинок ТАТ. Большинство музыкальных отрывков вызывали лег­ко классифицируемые ответы предсказуемого содержания, но с индиви­дуальными вариациями и исключениями. Также много общего имели темы, поднятые отдельно в ответах ТАТ и возникающие при прослуши­вании музыкальных фрагментов. Мак Ивен заключил, что данная техни­ка предоставляет небольшой простор для количественных измерения и приносит информацию в основном «обобщенного» типа.
Похоже, что музыка способна вызвать выраженную апперцептив­ную реакцию, но различия индивидуальных способов прослушивания и сложность музыки в целом делают практически невозможной стандарти­зацию данного теста.
Еще одной проблемой являются шумы, близкие к реальности звуки. Бин (Bean) замечает, что высокий уровень реализма ограничивает ди­апазон ответов испытуемых, и потому все они рассказывают фактичес­ки одну и ту же историю. Для того, чтобы избежать этого Бин использу­ет довольно сложную последовательность звуков, включающую голоса для «2 серий» его собственного Теста Звуковой Апперцепции (Sound-
Apperception Test). Тот же принцип применяется в большинстве тестовых материалов Адриани (см. упомянутый выше итальянский тест), а также в «Звуковом тесте» Мэя Хусни-Паласиоса (May Husni-Palacios). В ука­занной части своего теста Бин использует инструкции, практически идентичные стандартным инструкциям ТАТ; Хусни-Паласиос приво­дит следующие инструкции: «Скажите, какой из звуков напоминает вам… и, если хотите, то можете рассказать связанную с этим звуком историю». Однако оба экспериментатора анализируют скорее форму и структуру, чем содержание полученного таким образом материала. Дру­гими словами, их подход более соответствует технике Роршаха, нежели ТАТ. Фактически, это служит еще одним доказательством трудности создания звукового ТАТ. Бин проводит четкие параллели с техникой Роршаха при обсуждении им «1 серии» теста. Эта серия состоит из «ис­кусственных» звуков (например, пение канарейки, замедленное в 8 раз), которые требуется опознать. Ответы размещаются по трем делениям «реально-ориентированной» шкалы, которую автор сравнивает с оцен­ками F—, F и F+ в технике Роршаха. Оценки зависят не от точности определения реального источника звуков, а от количества интерпрета­ций, данных испытуемым, в сравнении с нормами, установленными эмпирически. Так, ответ «воющая собака» получает оценку 0 (нет от­клонения от «реальности»), что соответствует F+, тогда как «смею­щийся мужчина» получает 2 балла, что соответствует F—. Данные оцен­ки свидетельствуют о разнице в способностей различать звуки у шизоф­реников и у здоровых испытуемых.
Шумы и схожие с ними звуки более чем другие формы аудиальной стимуляции зависят от качества звуковоспроизводящих систем. Несом­ненно, современный уровень техники сводит эти проблемы к миниму­му, но звучание некоторых фоновых эффектов оставляет желать лучшего. В определенной степени такая неоднозначность воспроизведения являет­ся частью проективного метода, но иногда звуки, вырванные из контек­ста, воспринимаются как бессмысленные, и если такое восприятие не является одной из целей исследования, то может привести испытуемого в замешательство.
Подходя к рассмотрению «разговоров» (включая отдельные репли­ки, восклицания и т.д.), необходимо признать, что человеческая речь — лучшая основа для создания аудиальных стимулов типа ТАТ. Большин­ство таких техник включают младенческую речь, близкую по своему эф­фекту нечетким фигурам ORT. Использование четкой речи связано с многочисленными сложностями. Многие из них кросс-культурны по ха­рактеру и зависят не только от лингвистических особенностей, но и от нравов, обычаев. Этим объясняется невозможность стандартизации теста в ближайшем будущем. Вместе с тем чаше отмечаются трудности с логи­кой оценки стимульного материала, чем с его формальным анализом. Если кто-либо все же попытается использовать данный тест в работе с определенным типом населения, то лучше, вероятно, использовать боль­ше неоднозначных, двусмысленных звуков, а речь сделать как можно более ясной. В этой связи будет полезно ознакомиться с материалом Бра-
вермана—Чевигни или Андриани и наметить несколько путей передачи настроения и эмоций разными языками. Непереводимые идиоматичес­кие выражения — еще одно препятствие на пути межкулътурной стан­дартизации теста; жаргон может играть роль, аналогичную роли нацио­нального костюма в визуальном ТАТ.
Другой подход к разрешению языковой проблемы был осуществ­лен Браверманом и Чевигни. Желая использовать материал, основани­ем которого сл-ужила передача эмоций актерами, они создали последо­вательные диалоги на «искуственном» (символическом) языке. Первые попытки использования не увенчались успехом, но записи репетиций актеров, появившись в английском переводе, дали более значительные результаты и БС-АРТ в настоящее время содержит и отрывки на '«иску­ственном» языке, и английскую версию. Сравнение ответов испытуе­мых по двум указанным версиям представляется «диагностически важ­ным».
До сих пор не было сделано ни одной попытки детального сравне­ния аудиальных проективных техник, но и без этого очевидно, что сход­ство превышает отличие. Как и в случае с разновидностями техники «Ри­сунок человека», данные техники имеют все возможности для объедине­ния и развития своего научного потенциала. Обе работы — Хусни-ГТал-сиоса и Бравермана и Чевигни — созданы с учетом особых потребностей слепых испытуемых, но необходимо дальнейшее развитие аудиальных проективных техник в данной области. В любом случае создание «ауди-ального ТАТ» для слепых менее проблематично, чем создание «аудиаль-ного Роршаха». Другой вопрос, который пока остается открытым, — есть ли необходимость в «аудиальном ТАТ» как альтернативе обычного ТАТ для зрячих. И. Абрамсон (Abramson), использовавший БС-АРТ, и Бин –тестировали зрячих испытуемых, задействовав обе модальности, и каж­дый отмечал различия доминантных установок, потребностей и т.д.; ауди-альные техники были более продуктивны при передаче агрессии и дру­гих негативных эмоциональных реакций. Последнее подтверждается ис­следованием Крамера и Ароновича (Kramer and Aronovich), которые использовали исключительно звуковые стимулы. Было бы интересно уз­нать, не связано ли это с тревогой зрячих испытуемых, лишенных при­вычных визуальных стимулов.
Использование проективных техник при работе со слепыми испы­туемыми довольно подробно рассмотрено Лебо и Брюсом (Lebo and Bruce), Кроме того, они описывают тактильные задания — выразительные и симптоматичные. Последнее заслуживает особого внимания; моторное представление рисунка — лишь один из вариантов тактильного теста. Интересно отметить, что в данном случае результаты слепых по всеми параметрам сравнимы с результатами зрячих. Информация, полученная Лебо и Брюсом, также наводит на мысль о том, что можно ожидать создания именно «тактильного», а не «аудиального» теста Роршаха. Хотя, конечно, создание и распространение такого теста будет связано со мно­жеством трудностей. Тест «Кипарис на коленях», в котором используют­ся модели корней кипариса разнообразных, порой весьма неожидан-
17 Проективная психология
ных, форм, может служить основанием теории объектных отношений, но цель теста, если говорить, опираясь на стандартные.психиатрические термины, состоит скорее в постановке диагноза.
Третья группа включает несколько разнородных тестов. Не все они целиком вписываются в категорию неизвестных: некоторые из них полу­чили широкую огласку благодаря частому упоминанию в литературе и устных сообщениях. Здесь они рассматриваются скорее для создания це­лостного представления о проективных техниках, чем для детального рассмотрения полученных с их помощью результатов.
Ожидается, что стандартизацию апперцептивных техник возмож­но будет осуществить через.упрощение материала, в частности, через сведение к минимуму специфичных, узко культур ных элементов. В связи с эти можно представить Тест руки, связанный с именем И. И. Вагнера (Е. Е. Wagner). В начале тестирования испытуемому демонстрируют рисун­ки руки и просят рассказать, что, по его мнению, делает эта рука. Техни­ка была разработана для исследования природы агрессии, но использо­валась и в других целях, что хорошо отражено в научных докладах, опуб­ликованных в середине 60-х годов. Было отмечено, что получаемая ин­формация (особенно в данном подходе) весьма ограничена, и более точ­ная диагностика возможна лишь при использовании других, более осно­вательных техник.
Попытка упрощения материала проявилась в использовании «фи­гур из палочек» в качестве проективных стимулов. Некоторые из таких попыток до сих пор не опубликованы. Существует также проективный тест — «Групповой личностный проективный тест» (Group Personality Projective Test, GPPT) Кассела и Кана (Cassei and Kahn). «Фигуры из пало­чек» с большими головами представлены на полуструктурированном фоне, а ответы испытуемого строятся на выборе между пятью альтерна­тивными интерпретациями довольно общего характера. Они необходимы для определения общего числа потребностей (согласно Меррею) и сте­пени «напряжения», обусловленного ими. Оценка разнообразных «клю­чей» дана для различения низкого уровня адаптации, преступной на­клонности и (в меньшей степени) лидерских качеств. Утверждается, что тест абсолютно надежен, защищен от различных влияний и что одновре­менно с его помощью может быть протестировано от 200 до 300 человек. Если это подтвердится, то на GPPT будет возложено множество надежд, связанных с его применением в различных контекстах, в особенности, если он получит хорошую статистическую поддержку. Похоже, однако, что этот момент мало кого заботит.
Форрест и Ли (Forrest and Lee) также использовали фигуры из палочек в своем исследовании главным образом для иллюстрации опре­деленных изменчивых человеческих потребностей, описанных Мерреем (см. рис. 40). Надо отметить, что сюда были включены некоторые узко­культурные элементы: например шлем английского полицейского в од­ном из «доминирующих» рисунков, а также сцены дуэли, символизиру­ющие агрессию. Эти картинки были показаны при помощи тахистоскопа. Испытуемых попросили сообщить о том, что, по их мнению, делают
Рис. 40. Фигуры из палочек Форреста и Ли
люди; результаты сопоставили с таблицей «Персональных предпочте­ний» Эдварда (Edwards Personal Preference Schedule) и с «Открытым про­ективным тестом» («Open Projective Test») (три истории по таблицам ТАТ). Главная цель авторов — исследовать взаимосвязи между понятиям «вытеснение» и «перцептивная защита»; точный подход к данному воп­росу пока не выработан, но уже можно отметить результаты некоторых исследований. Первое — не получено никаких подтверждений того, что перцептивная защита является процессом вытеснения. Второе — свобода перцепции и процесс отбора картинок из палочек связаны с силой осоз­нания испытуемым своих потребностей, что является опровержением утверждения, что в проективном ответе скрыта тенденция к отвержению. Это исследование — лишь одно из нескольких, проведенных с целью нахождения ответа на главные вопросы психологической теории, в ко­торых были соединены проективный и непроективный подходы к изуче­нию личности. Фигурки из палочек из-за своих ярко выраженных эксп­рессивных свойств представляют собой проективный материал самого низкого уровня сложности.
Фигуры, схожие по своей простоте с фигурами из палочек (хотя качеством своих линий они слегка напоминают Турбера), используют­ся в тесте «Последовательность картинок» Томкинса-Хорна (Tomkins-Horn Picture Arrangment Test, PAT). Общий принцип субтестов последователь­ности картинок в соответствии со шкалой Векслера таков: три рисунка с изображением одного и того же «героя» в разных, но похожих ситуа­циях располагаются испытуемым в определенном порядке. По каждому рисунку необходимо рассказать «историю», ограничиваясь рамками
одного предложения. Эти ответы в дальнейшем почти не используют­ся, поскольку формальный анализ основан всецело на порядке, в кото­ром данные рисунки располагаются на одном листе (образец см. на рисунках 34—36). Любопытная организация стимульного материала при­звана минимизировать «эффект положения»; аналогичная причина ле­жит в основе выбора символов (О, V, и п, условно обозначаемые в печа­ти как О, V, и I), а не номеров или букв алфавита для идентификации рисунков. Из двадцати пяти листов с рисунками шестнадцать изобра­жают какую-либо рабочую ситуацию на производстве. Чаще всего, только тщательно рассмотрев их, мо-жно обнаружить различия между ними. Кроме того, существует несколько рисунков, повторяющихся на раз­ных листах. После просмотра тестового материала остается впечатле­ние однообразия, и хотя изображение рабочих ситуаций является, бе­зусловно, лучшей альтернативой домашней обстановке, которую часто используют в тематическом стимульном материале, но испытуемым довольно трудно идентифицировать себя с таким наводящим тоску «ге­роем». К тому же, структура рисунков и заданий предполагает суще­ствование «верного» ответа, поскольку большинство интерпретаций основываются на выявлении редких типов ответа. Механизм, предназ­наченный для обработки данных этого теста, несоразмерно сложнее вкладываемой информации. Из наблюдения за выполнением этой ме­тодики стало ясно, что любое из шести возможных расположений трех рисунков, представленных на одном листе» обусловлено различными причинами, т.е. в зависимости от иллюстрируемой «истории» последо­вательности могут радикально отличаться друг от друга. Соответствен­но создается впечатление ложной объективности. Томкинс осознавал этот риск, но продолжал утверждать, что противоречия уменьшаются с абсолютной частотой особых типов ответа на рисунки, и очень часто повторяющиеся ответы не оцениваются вовсе. К его чести надо отме­тить, что при сопоставлении ответов с готовыми оценками учитывался образовательный уровень, IQ и возраст испытуемых.
Шесть детально рассмотренных случаев применения данного ме­тода представлены в отдельной публикации. Туда также включен обыч­ный психиатрический диагноз, сделанный на основании «симптомов па­тологии», но его интерпретация дана, главным образом, в терминах тео­рии личности Томкинса, где интерес «фокусируется», по словам самого Томкинса, на проблемах эмоциональных реакций и на влиянии катарси­са на работу, общение и физическое состояние. Понятиям «социофобия» и «социофилия» Томкинс уделяет особое внимание. Последовательное расположение рисунков на листе PAT указывает на позицию испытуемо­го по отношению к этим полярным понятиям — образец идеологической поляризации, характерный, по мнению Томкинса, для западного типа мышления.
Эти обсуждения увели нас в сторону от вопроса упрощения тема­тического стимульного материала, Другой, более реальный путь миними­зации перцептивной сложности человеческой фигуры — свести ее изоб­ражение к контуру, силуэту. Удивительно, что эта идея была использова-
на лишь в технике «Десять силуэтов» Дакара –Драй сдела и Бабингтона Смита (Ten Silhouettes of Dockar-Drysdale and Babington Smith), которая представляет собой «зачаток» теста составления рассказа по картинке. Материал техники состоит из силуэтов человеческих фигур на двухсто­ронних карточках (с обратной стороны изображена та же фигура, что и с лицевой стороны). Испытуемый различными способами манипулирует стимульным материалом и интерпретирует его. Насколько известно авто­ру, не было сделано никаких попыток по созданию точного руководства к данной технике. Заметки, которыми снабжен материал, содержат лишь предположения и советы по анализу результатов (например, «импорти­руемые» объекты и их характеристики, используемые грамматические времена и т.д.). Эти заметки довольно схожи с теми, которые даются в системе ТАТ Вайтта. В отношении указанной техники, остается откры­тым вопрос об эмпирическом подтверждении ее диагностических воз­можностей, кроме того, в ней ощущается нехватка прочных теоретичес­ких оснований.
«Свободное» рисование, возможно из-за потенциально широкого содержательного диапазона, затрудняющего классификацию, получило, главным образом, системную обработку. Однако Паула Илкич (Paula Elkisch) описала анализ скорее формальных переменных, нежели пере­менных содержания. Ее работа основана на представлениях Анны Фрейд о функционировании эго, и потому ограничивается анализом детских рисунков. Здесь следует привести сравнение с работами автора в области моторного представления рисунка.
Среди техник, требующих особого рола рисования, аналогичных ДДЧ, может быть упомянут тест «Рисунок, машины» (Draw-a-Car Test). Со­циологическая и психологическая роль легковых автомобилей в сегод­няшнем мире не нуждается в дополнительных комментариях.
Британский Тест контролируемой проекции Равина (Raven's Control­led Projection Test) уже опубликован и представляет пока небольшое, но заметное направление исследований. Этот тест состоит даже не из одной, а из двух техник, так как процедура тестирования взрослых значительно отличается от процедуры тестирования детей. Детям предлагается свобод­ное рисование, во время которого под руководством психолога они при­думывают историю. На протяжении их рассказа психолог задает серию вопросов, касающихся центральных фигур, с которыми, по его мнению, идентифицирует себя ребенок. В версии для взрослых демонстрируются изображения дороги, ящика и человека, занятого рисованием. Испытуе­мого просят создать рисунок, каким-либо образом связанный с представ­ленными картинками, а затем задают вопросы, аналогичные вопросам детской версии теста. Более детальные инструкции по анализу и интерпре­тации рисунков и ответов испытуемых на вопросы теста не даны; вместо этого предлагается обсудить сам процесс проекции и тип психической активности, проявляющейся в ней. Если исходить из психометрических стандартов, Тест контролируемой проекции, возможно, самая несовер­шенная из всех проективных техник. Однако некоторые проективисты на­ходят ее эффективной. Необходимо заметить, что основная функция рису-
ночного задания — снижение напряжения и содействие появлению «ис­кренних» ответов. Происходит ли это в действительности, неизвестно; между тем кто-то может скептически предположить, что дети могут по­считать рассказывание историй вторжением в процесс рисования.
Противоположным является рисуночное задание в тесте «Окруж­ности» Т. Дж. Коттла (Circles Test of Т. J. Cattle), входящего в классифи­кацию «одноядерных» техник, которые будут рассматриваться в конце этой статьи. Тест «Окружности» создавался в качестве инструмента ис­следования представлений о времени. Испытуемых просили нарисовать на листе бумаги три круга, символизирующих прошлое, настоящее и будущее. Система оценки включает две переменные: (1) степень сопри­косновения или степень, в которой круги покрывают друг друга; и (2) «доминирование» того или иного круга (в инструкции это положение подчеркивается следующими словами: «Вы можете использовать круги разных размеров»).
Рассмотрение философских основ теста «Окружности», а также его предшественников в области психологии восприятия времени выходит за рамки этой книги, но данные, полученные Когтя и др., позволяют говорить о влиянии индивидуальных, в том числе и половых, различий на получаемые результаты. Кроме того, определенную ценность может представлять изучение связей идей Коттл с показателями ТАТ, ввиду того, что опубликованные в 1960-х годах работы с ТАТ указывают на устойчивые корреляции между индивидуальными свойствами и отноше­нием к времени. Так, Ипли и Рикс (Epley and Ricks) изобрели собствен­ную шкалу измерения «будущего» и «прошлого» времени, отраженного в ТАТ-историях: испытуемый, который положительно оценивает свои до­стижения, в целом более сензитивен и «открыт для нового опыта». Вол-форд (Wohlford) вместе с тем обозначил различия между когнитивными (или представляемыми) и эмпирическими (или поведенческими) ас­пектами того, что он называет «протяжением» личного времени.
Тогда как рисуночные техники были описаны как экспрессивные, Трехмерный личностный тест (Three Dimensional Personality Test; 3-DPT) Дориса Твитнела-Аллена (Doris Twitchell-Allen) является скорее манипу-лятивным. 3-DPT можно описать как абстрактную технику «мира», кото­рая объединяет в себе элементы разных тестовых процедур. Эта техника включена в число методов для работы со слепыми Лебо и Брюса (Lebo and Bruce), но хотя считается, что она подходит для лиц от 3 лет и старше (зрячих и незрячих), никаких более определенных рекомендаций по использованию теста со слепыми не дается. Материал состоит из двад­цати восьми пластичных предметов, распределенных по порядку: от име­ющих четкие геометрические формы до форм, смутно напоминающих человеческие. Испытуемому необходимо выбрать какой-либо из предме­тов, отложить его на столе и рассказать историю, используя выбранные предметы. Эта часть теста называется «доименной». Затем следует «имен­ная» часть: испытуемому требуется сказать, что ему напоминает данный предмет. Эта часть теста оценивается в соответствии с традиционными категориями оценки в технике Роршаха. После этого, по версии Фейна,
проводится заключительная часть теста, в которой экспериментатор вы­деляет три предмета, близких по форме к человеческой фигуре, со сло­вами: «Сейчас я выберу несколько предметов… Не могли бы вы расска­зать о них историю». Это напоминает Часть ТТ теста «Сортировка предме­тов». Если история испытуемого не отражает, как предполагается, взаи­моотношений «отец—мать—ребенок», то экспериментатор снова выни­мает те же три фигуры и произносит первые фразы рассказа, отражаю­щие подобные взаимоотношения; здесь можно заметить аналогию с прак­тикой контролируемой проекции.
Вместе с тем остается открытым вопрос о том, возможно ли объе­динить такие разные источники в единой технике. Само название.теста — Трехмерный личностный тест — вызывает сомнение, хотя Фэйн утверж­дает, что оно позволяет определить ассоциации испытуемого с каждой из двадцати восьми фигур, даже если только две из них используются им в первой, «доименной», части теста. Согласно Лебо и Брюсу, анализ остается на усмотрение экспериментатора, и потому утверждение Фейна неубедительно. Материал 3-DPT, конечно, не имеет аналогов, но автору потребуется много энтузиазма для стимуляции интереса других исследо­вателей к этому тесту. «Неопределенная» форма предметов в данном тес­те отлична от «неопределенности» картинок ТАТ. Фактически продукция 3-DPT не столько напоминают «мировые» конструкции, сколько дея­тельность насытившегося за обедом стратега, разворачивающего свои силы через применение солонки и зажима для салфетки.
Комбинация особенностей различных техник представлена также в Тесте расстановки символов Кана (Kahn Test of Symbol Arrangement; KTSA). По мнению автора, материал KTSA не может служить основанием для проективной техники. Тем не менее тест получил 64 рекомендации и официально считается, что по своему уровню он находится значительно выше, чем хорошо известный тест составления рассказа по картинкам. Их, конечно, не следует сравнивать: KTSA, в сущности, является тех­никой, построенной на «выборе», и вербализация играет второстепен­ную роль.
«Символы», давшие название этой технике, представляют собой шестьдесят пластичных предметов, имеющих определенное символичес­кое значение. Автор описывает их как символы, сформировавшиеся в рамках определенной культуры. В них входят собаки, бабочки, сердца, звезды, якорь, крест, круг и бесформенный зеленый символ, который может быть похож на попугая (при добавлении в качестве указателя к одной из частей круга). Согласно инструкциям символы располагаются на полосках с пронумерованными отрезками. Первая, вторая и послед­няя расстановка — свободные; в третьей необходимо воспроизвести по памяти второе; в четвертом испытуемого просят расположить предметы в соответствии с предпочтениями. В качестве дополнительного задания требуется определить, что символизируют данные предметы, и, нако­нец, рассортировать их по восьми категориям – Любовь, Ненависть, Плохой, Хороший, Жизнь, Смерть, Маленький, Большой. Оценка дол­жна быть максимально объективной, особенно в случае с «полярными»
(в значении Роршаха) ответами; требуется высокая тестовая надежность. Симптоматичным является расположение более чем одного предмета на отрезке, а также трудности в его определении и воспроизведении. Глав­ная цель теста — диагностика органических и психотических состояний, и их признаки включены в KTSA, также как и в другие подобные ей техники. Другие признаки определяются эмпирическим путем.
В целом., этот подход основан на интерпретации психоза, как откло­нения от детерминированного культурой образа мышления, и потому, приведенный автором детальный анализ единичных случаев, весьма убе­дителен. Неудовлетворительной" может показаться символизация некото­рыми предметами «коллективного бессознательного». Так, довольно труд­но определить, каким образом собаки (большая и маленькая черная, а также маленькая белая) могут символизировать родителей, супруга, сиб-линга или самого себя, кроме как через их взаимоотношения друг с дру­гом. Такого рода символике можно противопоставить символику сердец, которые используются либо просто как предмет в форме сердца, либо как признак определенных «нежных чувств». «Голубые сердца* в противопо­ложность красным ассоциируются с каким-то амбвивалентным нежным чувством прошлой эмоциональной травмы. Можно предположить, что эти ассоциации определяются прошлым опытом испытуемого; если это так, то как объяснить определение предмета в виде попугая как фаллоса? Со­здается впечатление, что автор не имеет четкой позиции в вопросе функ­ционирования бессознательного. Материал и задания теста также, можно сказать, «слегка неуместны». Знакомство с материалом при проведении данной техники мало похоже на осмысленную «встречу» (выражаясь в тер­минах Шахтела (Schachtel), в особенности тому, кто имеет недостаточный опыт прохождения тестов в качестве испытуемого. KTSA было уделено такое довольно пристальное внимание в связи с его новизной и соответ­ствием высоким психометрическим стандартам, однако, невозможно по­нять, действительно ли существует связь между глубоко психологически­ми и эмпирическими областями человеческой психики.
Обсуждая KTSA, мы отметили, что в него включены элементы раз­нообразных проективных техник. Еще один тест, состоящий из несколь­ких разносторонних субтестов, применяющихся отдельно, но объединя­емых при подсчете, — тест «IES» Домбрози и Слобина (Dombrose and Slobin). В последние годы, он вновь привлекает внимание исследователей; кроме того, он заслуживает рассмотрения, поскольку является единственным тестом, созданным для измерения на основе психоаналитических кон­цепций. Буква «I» в заглавии означает «импульс», но может также озна­чать «ид»; «Е» и «S» — соответственно «эго» и «супер-эго». Установлены три оценки – I, Е и SS, которыми обозначаются особые функции ид (или импульса), эго (приспособление к реальности) и супер-эго, кото­рое состоит из «полного осознания» (S-оценка) и «избегания вины» (D-оценка), таким образом IS — это сумма S– и D-оценок. Этот тест включает следующие четыре субтеста: 1. Тест «Заголовок к картинке» (Picture Title Test, PT): двенадцать рисунков, каждому из которых дается свое заглавие.
2. Тест «Завершение историй по картинкам» (Picture Story Completion
Test, PSC). Состоит из тридцати «историй» в карикатурах, каж­дую из которых необходимо завершить, выбрав заключитель­ную карикатуру.
3. Фотоаналитический тест (Photo-Analysis Test, PhA), Состоит из де-
вяти фотографий мужчин, по каждой из которых задается два вопроса.
4. Тест «Стрелки и тонки» (Arrow-Dot Test, AD): двадцать три зада­ния, для решения которых нужно провести линии между стрел­ками и точками. Испытуемому сообщают, что черные раздели­тельные полосы являются препятствием, которое нельзя пере­секать, тогда как более тонкие непрерывные линии — можно; ничего не говорится о пунктирных линиях, которые тоже встре­чаются.
Существует руководство по оценке тестов, содержащее примеры ответов PT. PSC и PhA также имеют критерии для объективной оценки: различные альтернативные выборы испытуемого шифруются при помо­щи одной из I-, Е-, S– или D-оценок. В руководстве по оценке теста AD, пересечение испытуемым разделительной полосы (т.е. игнорирование запрещения) обозначается как I-ответ, избегание точек, в которых до­пускается пересечение, как S-ответы, а рисование (верных) укорочен­ных линий, как ответы Е. Интерес представляет и то, как испытуемый справляется с пунктирными линиями, которые не были упомянуты в инструкциях. Между прочим, похожая идея используется при тестирова­нии Британским Исполнительным комитетом по стратегическим опера­циям. Такие ситуационные тесты (еще известные под названием «Следуй за моими указаниями»), включающие искусственные препятствия и лож­ные дорожки между рядами линий и т.д., придуманы для выявления способности следовать инструкциям. Для некоторых испытуемых такие «отвлекающие внимание препятствия» оказываются непреодолимыми.
Психометрические данные IES и обе его переменные — умствен­ные способности и социальное одобрение — часто подвергались критике. С другой стороны, Клин выразил убеждение в том, что валидность IES полностью не опровергнута. Тем не менее попытка подтвердить данные IES путем сравнения с ответами теста «Картинки про Блэки» не принес­ла никаких положительных результатов. Клин предполагает, что эта не­удача подтверждает вывод американских авторов о том, что валидность IES отражает определенные «культурные особенности». Таким образом, весьма вероятно, что IES содержит интересные для будущих исследова­ний элементы, но можно выразить сомнение относительно потенциаль­ной возможности использования данной техники в клинических целях, а также верности трактовки заложенных в ней идей Фрейда.
Подводя итоги и отвечая на вопрос, каким техникам следует уде­лить особое внимание, можно сказать, что многое зависит от типа ин­формации, которую желает получить исследователь при использовании проективного метода. Мы, таким образом, возвращаемся к категории «цель», которая позволяет разделить проективные техники в соответ-
ствии со своими функциями. Из рассмотренных в настоящей статье техник к подкатегории «терапия» можно отнести Трехмерный личнос­тный тест — единственную технику, имеющую потенциал активизации фантазии испытуемого и установления субъект-субъектных терапевти­ческих отношений. В подкатегорию «диагноз» может быть включен Тест расстановки символов Кана. Однако ни одна из техник, представлен­ных здесь, не позволяет получить целостную картину свойств личности
испытуемого.
Если рассматривать исследование как продвижение к определен­ным «пограничным» областям психологии, то аудиальные техники бла­годаря пересечению границ между разными модальностями до многом способствуют раскрытию природы перцепции. Следовательно, проектив­ный метод разрушает традиционное представление о том, что визуаль­ная модальность является основным каналом восприятия. Кроме того, проективный подход может внести ценный вклад в изобретение новых методов изучения перцепции, основанных на различных модальностях.
Возможно также, что изучение системы потребностей человека или другие исследования, использующие критериальные группы, помогут в создании стандартизированных проективных стимулов, таких как «фи­гурки из палочек» Форреста и Ли. Они, возможно, будут ненеопределен­ными по структуре, что в проективном контексте звучит нескольео па­радоксально, но ничто так не парадоксально, как использование точно определенных цветов в тесте СРТ. *
Вместо того чтобы рассказывать о мало известных проективных тех­никах, таких как «забытые шедевры» музыки и других, будет лучше сде­лать обзор основных техник, прежде чем перейти к рассмотрению новых направлений их применения.
Рассматривая техники сквозь призму классификации, мы остано­вились на подкатегории «терапия». Как уже говорилось, терапия и пони­мание не противоречат друг другу. Большинство клиницистов согласи­лось бы с тем, что терапия без понимания невозможна, а беседы и тес­товые ситуации являются основой терапевтических взаимоотношений. Другой вопрос — какого уровня понимания желает достичь эксперимен­татор, и если его интерес ограничен, например областью семейных от­ношений, то предпочтительнее использовать простую, а не подробно разработанную технику. В этом отношении игра с куклами, как обнару­жили Мур и Юкко (Moore and Ucko), имеет значительные преимуще­ства перед Тестом мира. Однако Тест мира (или его эквиваленты) предо­ставляют больший простор для активизации фантазии и в определенных обстоятельствах подходят для использования со взрослыми испытуемы­ми. Как уже отмечалось, подобные техники традиционно использовались в диагностике, но это не является их главной целью, и нет необходимо­сти в их дальнейшей стандартизации. С другой стороны, Мозаика Л овен-фельд может использоваться и для терапии, и для «понимания», и для диагностики; возможно, однако, что потребуется небольшая работа по систематизации данных. Не исключено также, что кто-то заинтересуется разработкой терапевтических аспектов Методики объектных отношений
(ORT). Немного внимания можно уделить пересмотру содержания серии В. Серии В2 и ВЗ кажутся автору похожими, a BG в целом слишком структурированным.
Промежуточную позицию между терапией и двумя другими подка­тегориями занимают техники изучения межличностных взаимоотноше­ний. Здесь нельзя не отметить значительный вклад IPM. Было бы инте­ресно увидеть дальнейшую работу по увеличению его надежности, ин­терпретации различных совпадений и т.д. Упрощение и сокращение не­которых пунктов помогут сделать процедуру данной техники более пре­одолимой для испытуемого. Однако иногда придется преодолевать трудно­сти при распутывании клубка информации, а также в понимании-взаимо­отношении между базовыми понятиями техники; в большинстве формаль­ных интерпретаций используется «правило большого пальца». Противопо­ложный этому, но тоже подходящий в данную категорию метод — тест Бине—Энтони (Bene—Antony). Он не является проективным по сути, но имеет некоторые проективные свойства, и потому может быть использо­ван при исследовании перекрестной валидизации между ним самим и схожими проективными техниками.
Что касается диагностики, то необходимо отметить, что и клини­цисты, и другие исследователи, чей главный интерес заключается в по­лучении ясных ответов на определенные вопросы, вряд ли вообще ис­пользуют проективные техники. Справедливости ради следует сказать, что определенные характеристики восприятия и мышления при органи­ческих поражениях и других формах личностных расстройств хорошо проявляются в проективном ответе, особенно при использовании теста Роршаха и теста «Сортировка предметов». Настоящий автор долгое время работал с последним подходом и уверен в том, что он может использо­ваться в самых разных сферах при одновременной разработке его альтер­нативных форм. Проективный ответ на цвет тоже следует всесторонне изучить. Существование точного перечня и возможность контроля за цве­товыми переменными позволяют классифицировать функции данного подхода в соответствии с практическими требованиями.
Для включения в категорию «описание» (или того, что в данной статье мы называем «понимание») больше подойдет комбинация раз­личных подходов, нежели одна определенная техника. Однако если по­требуется сделать более определенный выбор, то лучшим примером мо­жет послужить тест Роршаха и ТАТ, при этом автор не предполагает сравнения их функций. Что касается техники Роршаха, то автор чувству­ет необходимость либо в подтверждении критериев, данных Клопфером (Klopfer) для интерпретации определенных взаимосвязей между факто­рами, либо в рассеивании представлений о том, что они являются опре­деленной точкой расхождения. При рассмотрении ТАТ главный вопрос состоит в степени идентификации испытуемого с центральной фигурой «героя». Допускается использование ТАТ и без рассмотрения таких воп­росов, но его валидность следует иногда подвергать сомнению.
Существуют также вопросы, которым необходимо уделить особое внимание. К ним относится рассмотрение комбинаций техник, что еще
иногда называют батареей тестов. В отношении к психометрической прак­тике это означает одновременное изучение различных способностей и форм поведения. В клинической практике и главным образом при оценке свойств личности используются отличные по своим функциям тесты, составляющие тестовую батарею; другими словами, вместе применяются тесты, состоящие из нескольких компонентов, и «перепроверяющие» результаты друг друга. Крайним случаем является использование Цулли-гером (Zulliger) сразу трех тестов с чернильными пятнами. Тем не менее возможно использовать независимо друг от друга сразу несколько мето­дик в целях постановки психиатрического диагноза. Очевидно, конечно, что ни один из исследователей не стал бы заготавливать копии диагно­зов, на основе отдельной техники каждый, на одного и того же испыту­емого; поэтому необходимо рассмотрение согласующихся результатов, полученных различными способами, для выделения их внутри структу­ры исследования и привлечения «слепого» анализа.
Однако подобные результаты не приветствуются. Так, приведем в качестве примера научный доклад об исследовании Литтела и Шнейдма-на (Little and Shneidman). В исследовании принимали участие 12 мужчин, чистокровных кавказцев, протестантов, с 10—12-летним образованием, с IQ от 90 до 150, в возрасте между 22 и 33 годами. Они были протести­рованы с помощью теста Роршаха, ТАТ, Теста расстановки символов Кана и MMPI; на каждого испытуемого были также собраны данные анамнеза (довольно полные психиатрические истории). Испытуемые, все те, кто во время тестирования находились в больнице, были разделены по четырем категориям (т.е. по три человека в каждой): «без психиатри­ческих расстройств*, «невротики», с «психофизиологическими расстрой­ствами» (два с желудочно-кишечными заболеваниями и один с кожны­ми проблемами) и «психотические» (шизофрения и другие виды рас­стройств). Протоколы исследования и данные анамнеза были различны­ми путями оценены командой экспертов из 72 человек, каждый из кото­рых был специалистом в определенной области психологических зна­ний, многие из них довольно известные мастера проективной психоло­гии. Здесь не представляется возможным рассмотреть все методы, приме­нявшиеся в этом почти всеобъемлющем исследовании; действительно, от судей требовалось проведение процедур (например, завершение Q-сортировки), которые не входят в обычную клиническую практику. Так­же невозможно перечислить результаты исследования, все из которых были сделаны с большой осторожностью. В целом результат резюмирован авторами следующим образом:
1. Согласование диагнозов либо на основе теста Роршаха и MMPI, либо на материале анамнеза лучше, чем постановка диагноза «на удачу».
2. Согласование диагнозов, основанных на тесте «Составь картину-
историю» или ТАТ, мало чем отличается от обычной диагнос­тики.
Другими словами, из трех проективных техник только тест Рорша­ха выдержал проверку и дал результат, близкий к согласованным диаг-
нозам. Неудача ТАТ не удивила тех, кто, как и настоящий автор, ощуща­ли его несоответствие цели исслелования. Замечу, однако, что не было сделано никаких специальных попыток к достижению согласованности между техниками, за исключением вспомогательных процедур (Q-cop-тировка и Шкала лжи). Самые несогласующиеся, разнородные результа­ты были получены в отношении испытуемых «без психиатрических рас­стройств»: тестовые данные показали более высокий уровень дезадапта­ции у здоро'вых испытуемых по сравнению с уровнем, указанным в их историях болезни. Таким образом, подтверждается распространенное ут­верждение о том, что проективное тестирование «заставляет» людей быть более ненормальными, чем они есть на самом деле.
Хотя тесты, использованные Литтелом и Шнейдманом, применя­лись к одним и тем же испытуемым, процесс все же требовал некоторой модификации для различных групп испытуемых. Согласованность между техниками становилась более очевидной, если, скажем, демонстрирова­лась систематическая связь между определенными ответами в технике Роршаха с содержанием ответов в других техниках, таких как ТАТ. Из этого, конечно, не следует, что разные типы ответа имеют одинаковое значение, если только не сравнивать их по поверхностным, отдаленным критериям. Критерием может служить «объясняющая» гипотеза, обычно возникающая в рациональных или релевантных техниках.
Небезынтересны результаты симпозиума, проведенного АПА (Аме­риканскойПсихологической Ассоциацией) в 1959 г. и озаглавленного «Про­гнозирование поведения через использование проективных техник». Это название вводит в заблуждение, так как симпозиум, по сути, был посвя­щен обсуждению только одного исследования пары близнецов. Один из них — Дик — открытый гомосексуалист, другой — Том — гетеросексуал. С близнецами дважды провели тест незавершенных предложений (версия Фо-рера), ТАТ (10 картинок), гештальт-тест Бендера и тест Роршаха. Протоко­лы тестирований были изучены ведущими экспертами (см. таблицу 11), и итоговые записи (за исключением Бендер-Гештальта, который не был за­вершен) были собраны Ивлином Хукером (Evelyn Hooker) — авторитет­ным специалистом в психологии сексуальных расстройств. Дополнительная сложность состояла в том, что между тестированиями Том, гетеросексу­альный близнец, подвергся психоанализу, но это, кажется, не повлияло на результат исследования. Так, Форер (Forer), который оценивал данные теста незавершенных предложений, полностью отклонил за ненадобнос­тью протоколы повторного исследования. Хукер объяснил это недостат­ком системности и единого языка прогнозирования. Несмотря на это, ре­зультаты всех трех техник подтвердили, что Дик, гомосексуальный близ­нец, был менее тревожен и лучше адаптирован, чем его гетеросексуаль­ный брат. Не удивительно, что эксперты достигли большего согласия в отношении динамики личности Тома, чем Дика, ввиду того, что после­дний полностью адаптирован, пусть даже не в соответствии со стандарта­ми сексуального поведения. Другими словами, если главная функция про­ективной техники состоит в объяснении неадаптированного поведения, то данные исследования можно назвать успешными.
Однако мы не можем закончить на этой оптимистической ноте, так как три направления в поведении, которые детально исследовал Хукер, образуют три линии техник, противостоящих друг другу. Разно­гласия между техниками (которые полностью связаны с Диком) отраже­ны в таблице П. Если просто предположить, что каждая техника дала верный результат (что, конечно, не так, особенно без ссылки на исто­рии болезни), то можно выяснить, какой тип информации каждая из них выявляет. Читатель может определить это самостоятельно, исходя из того, что было сказано о функциях данных техник («Завершение предло­жений» были описаны как форма свободного самоотчета).
Проведение таких исследований будет только приветствоваться. Однако в них есть очевидные недостатки, а результаты даже сейчас вы­зывают сомнение и требуют проверки.
Таблица 11
Оценка «характеристик поведения», основанная на проективных техниках (по данным Кэрри)
«Завершение ТАТ (Генри) Дик рассматривался как предложений» (Форер)
Роршах (Пиотровски)
«Активный мужчина» «Ненавидящий женщин»
Да Да
Да Нет
Нет
Да
«Эмоциональный*
Нет
Да
Да
На основании всего вышесказанного можно утверждать, что, по­скольку будущее проективной психологии зависит от существующих на сегодня тенденций, такое положение дел будет продолжаться до тех пор, пока данные тенденции не будут рассмотрены как часть процесса разви­тия психологии в целом.
В новом выпуске ежегодного Психологического обозрения (Annual Review of Psychology) под заголовком «Проективная методология» (Projective methodologies), как и в других статьях, касающихся исследо­ваний личности, внимание направлено на такие «инструменты», как тест Роршаха и ТАТ. Кроме того, несколько параграфов посвящено Холцману (Holtzman), CAT (сейчас используется отдельно), тесту руки (Hand Test) и тесту «Картинки про Блэки» (Blacky Pictures), а также методам рисова­ния фигуры человека, незавершенных предложений, словесных ассоци­аций. Основное внимание отдано научным исследованиям, что является плохим симптомом, поскольку показывает, что проективная психоло­гия пытается скорее доказать самою себя, чем расширить сферу соб­ственной активности. Однако в ежегодном Психологическом обозрении отмечено одно событие, связанное с ТАТ, а именно — распространение проективного подхода на изучение межличностных отношений через получение «объединенного» ответа испытуемых вместо или в дополне­ние к индивидуальным ответам. Этот метод под названием «Интерактив­ное тестирование» (Interaction testing) был описан в 1960 г. в небольшой книге «Креативные изменения в проективных техниках» (Creative Variations in Projective Techniques). Авторы (Мелвин Роман и Джеральд Бауман — Melvin Roman and Gerald Bauman) также принимали участие в симпози-
уме по «Согласованию использования техники Роршаха в изучении про­блемного поведения», о котором сообщалось в журнале «Проективные .техники» (Journal of Projective Techniques). Научные доклады содержали истории болезни и детали количественных методов, благодаря которым можно получить точные данные об изучаемых межличностных отноше­ниях. Были предложены новые системы и категории оценки полученной информации и утверждалось, что это содействует возникновению новых направлений* в клинических исследованиях, таких как изучение «про­дуктов взаимодействия», а также модификации существующих концеп­ций. Кроме того, появилось предположение, что поведение в диадичес-кой группе может служить моделью для объяснения индивидуального поведения.
Техники, отличные от теста Роршаха, тоже подвергаются согласо­ванию Так, в том Мак Рейнольда «Успехи в области психологической оценки» (McReynold «Advances in Psychological Assessment», 1968) вклю­чена глава под названием «Совокупная оценка семьи: области дальней­шего развития» А. М. Бодина (А. М. Bodin). Удивительно то, что в обзоре ничего не сказано о вопросе применения техники Роршаха, хотя вклю­чена статья об иллюстрированных перцептивных тестах. Работа по ис­пользованию стандартного ТАТ связана главным образом с группой ис­следователей, работающей в колледже штата Сан-Хосе и возглавляемой В. Д. Винтером и А. Дж. Ферейра (W. D. Winter and A. J. Ferreira). Результаты факторного анализа историй ТАТ, рассказанных 55 «семейными триада­ми», обнаруживают, что фактически психиатрический диагноз не явля­ется основой классификации семей в целях эксперимента. Тем не менее в основе разработки этих методов лежит вполне практическая цель — спо­собствовать лучшему пониманию семейных или других межличностных отношений для оказания дальнейшей терапевтической помощи, так как, к сожалению, только терапия способна наладить нарушенные взаимоот­ношения. Как говорит Филипсон (Phillipson): «Мы идем к осознанию того, что для исследования личности… необходимо рассмотрение союза двух или более людей, действующих в реальных жизненных обстоятель­ствах. Другими словами, чтобы раскрыть потенциальные возможности техники Роршаха, нужно вместо двух отдельных записей рассказов мужа и жены сделать одну запись, состоящую из их двусторонней коммуника­ции, взаимодействия в связи с чернильными пятнами». Остается откры­тым вопрос о том, действительно ли можно осуществить такую комму­никацию в большинстве техник, но очевидно, что интерактивным тес­тированием уже серьезно занимаются.
В качестве еще одной тенденции в использовании техники Рорша­ха выступает перенос акцента с формальной оценки на анализ содержа­ния (контент-анализ). Даже такие авторы как Анастази, которые часто критикуют технику Роршаха, признают, что если рассматривать ее с точки зрения содержания ответов, то протокол этой техники может быть ис­пользован как любой другой материал, полученный в ходе клинического интервьюирования. Тем не менее, как отмечают Зубин и др. (Zubin et al.), подобные тенденции противоположны тому, что Роршах описал как дви-
жение, когда во введении к своему «эксперименту» рассматривал пер­цепцию как инструмент изучения содержания психики. Роршах проводит различие между перцепцией (Wahrnehmung) как процессом и интерпре­тацией (Deutung) — ее конечным результатом. Понимание того, на ка­кой основе была построена интерпретация, зависит не только от содер­жания ответа, но и от других — традиционно более важных — детерми­нант и категорий локализации. Если это утверждение верно, то «перцеп­тивная оценка» становится ценной клинической информацией. С этой точки зрения «оценивание» является итогом тестирования или, лучше сказать, одной из его промежуточных целей.
Последние утверждения ведущих проективистов, таки-х как Валь­тер Клопфер и Мэргэрит Херц (Walter Klopfer and Marguerite Hertz), прямо или косвенно подчеркивают определенную тенденцию в проек­тивных исследованиях, а именно «сдвиг на содержание». Так, В. Г. Клоп­фер ссылается даже на практику «доверия к притянутым за уши гипоте­зам, сделанным на основе интерпретации оценок Роршаха». Ранее в том же контексте Клопфер отмечал, что техника Роршаха «больше не явля­ется магическим инструментом для исследования мистической внутрен­ней сущности личности». Из какого источника взяты термины «магия», «мистика» и даже «внутренняя сущность» не уточнялось: насколько из­вестно автору, эти слова составляют основу словаря проективно-ориен-тированных клиницистов. Часто отмечалось, что в то время как ТАТ ука­зывает на «здесь и сейчас», техника Роршаха*проливает свет на «базовую структуру личности». Может быть последнее как раз и означает то, что Клопфер назвал «внутренней сущностью». Тогда это является понятием, отражающим скорее измеренный, чем холлический взгляд на личность. Клопфер говорит следующее: «Тот факт, что на технику Роршаха могут легко повлиять мимолетные и ситуационные переменные, скорее вселя­ет надежду, чем обескураживает, но только в том случае, если кому-либо интересны появляющиеся под этим влиянием образцы поведения». Это утверждение полностью поддерживается сегодняшним проективным
движением.
Точка зрения, выраженная Херц, совпадает с точкой зрения Клоп­фера. В докладах, произнесенных на VII Международном Конгрессе Рор­шаха в 1968 г. и в (американском) Обществе по проективным техникам и оценке личности в 1970 г., Херц сделала акцент на двух дополнительных потребностях: первая — заниматься не только изучением личностной ди­намики слепых, но и социальных и культурных факторов, которые тоже во многом определяют поведение; второе — осознать, что поведенческие рефлексы стимулируются не только окружающей средой, но и внутрен­ней жизнью индивида. Эти высказывания являются скорее призывом к возобновлению связей между конфликтующими точками зрения, чем пре­вратным истолкованием Херц изменений в анализе проективных данных. А может быть и тем и другим, так как последнее предлагалось в качестве примера изменений, которые считались лишь капризом моды.
Нескольких последних страниц едва ли достаточно для рассмотре­ния современных теоретических направлений. Однако следует уделить
Рис, 41. «Схематическая аналогия» Шнейдмана
внимание описанию «гипотезы уровней». Этому направлению был отдан отдельный раздел «Научных статей» Конгресса 1968 г., упомянутого выше. «Гипотеза уровней» лучше будет понята, если рассмотреть ее в качестве группы гипотез. «Уровни» означают поведение, или личность, или даже методы изучения личности.
Называются разные первоисточники «теории уровней», но нам больше подойдет рассмотрение «Схематической аналогии» (рис. 41), при­думанной Шнейдманом в 1949 году. Мы надеемся, что читатель поймет эту «аналогию», даже при некотором ее упрощении. Шнейдман проком­ментировал «рисуночные тематические» тесты следующим образом: «Ис­пытуемый думает, что он сознательно контролирует процесс тестирова­ния, тогда как внутренние силы теста, подобные мотору, направляются в подсознание испытуемого и побуждают его к ответу». Эти слова Шнейд­мана отражают его веру в то, что «глубинные» уровни личности недо­ступны для самой личности настолько, насколько они открываются внеш­нему наблюдателю. Следующий шаг был сделан в связи с часто цитиру­емым утверждением Ханфмана и Гетцела (Hanfman and Getzel): «Мы можем изобразить личность в виде различных пластов и наслоений, раз­личающихся по степени доступности… в том числе и по степени доступ­ности для самой личности». В дальнейшем этот вопрос разрабатывался Стоуном и Деллисом (Stone and Dellis). Их научная работа была первой работой, в которой использовался термин «гипотезы уровней». Стоун и Деллис распространили понятие «приемлемость» на материал, касаю­щийся патологии и процессов вытеснения. Дискутируя с более ранними авторами, они также заявили, что, чем более структурированы проек­тивные (или другие) стимулы, тем легче справиться с ними на «поверх­ностном» уровне. Это заявление имеет огромное значение для всей проек-
тинной практики: неструктурированный инструментарий, который сим­волически изображен Шнейдманом в виде субмарины «Роршах», выявляет скорее патологический материал, тогда как, скажем, техники незавершенных предложений или средства оценки когнитивных способ­ностей, таких как индикатор Векслера, являются диагностическими по­казателями. Если кто-либо будет готов принять как обоснованную иерар­хию структур известных проективных техник, то гипотеза уровней от­кроет перед ним новую структуру, благодаря которой доказательства патологии легко обнаруживаются в проективном тестировании. С другой стороны, большое разнообразие «уровней ответа» в рамках одной техни­ки заставляет сомневаться в том, что эти подходы действительно облада­ют универсальной структурной организацией. Мерштейн и Волф (Murstein and Wolf), основываясь на своем исследовании, предположили, что «эф­фект уровней» характерен для здоровых и не характерен для психически больных испытуемых. Скорее всего, «эффект уровней» является функци­ей индивидуального сознания, хотя по отношению к определенным сти­мулам такое сознание можно наблюдать у большинства испытуемых. Ко-улман (Coleman) связывает это сознание с целью проективного теста или с соответствием ответа испытуемого тому, что он в действительнос­ти обнаруживает. Проше говоря, это касается восприятия, непосредствен­но вызываемого стимулом. Вышесказанное относится к концепции с до­вольно странным названием — «стимульное притяжение». В этом назва­нии отражена склонность проективных стимулов вызывать такого рода ответы.
Интерес к данной теме направляет нас к статье Мелтзоффа (Meltzoff), опубликованной в 1957 г.; однако указанный термин вошел в обращение лишь в последнее время. Мелтзофф, работавший с техникой незавершенных предложений, заинтересовался рассмотрением следую­щих двух гипотез:
1. При прочих равных условиях тональность и нейтральность отве­тов определяются психикой испытуемого, также как и инструк­циями теста.
2. При прочих равных условиях тон ответов соответствует тону сти­мулов.
Обе гипотезы нашли поддержку. Первая аналогична тем выводам, к которым пришел Лорд (Lord) в работе с манипулятивными ответами в технике Роршаха; вторая связана с настоящим изложением. В частности, было обнаружено, что основной тон предложения — позитивный (на­пример, «Он чувствует себя прекрасно, когда…»), негативный («Это ужас­но, если…») или нейтральный («Обычно он…») — вызывает соответ­ствующий тон ответа испытуемого.
Концепция «стимульного притяжения» (или «карточного притя­жения») была описана для возможности более детального анализа сти­мулов разнообразного проективного материала. Вплоть до 1964 г. система­тичной и тщательной разработкой этой темы занимался Кении (Kenny). Упоминание об этом авторе связано с попыткой обнаружить дополни­тельное значение чернильных пятен через использование семантическо-
го дифференциала. Однако Кении говорит, что пока данные указывают лишь на способность чернильных пятен вызывать особые, дополнитель­ные реакции у испытуемого, но они ничего не говорят о том, какие именно свойства пятен их вызывают. Работа Баугмана (Baughman) при­ближает нас к ответу на этот вопрос. Можно почувствовать, что в целом использование семантического дифференциала в отношении техники Роршаха помогает понять индивидуальный опыт испытуемого по про­хождению это'го теста, но только если не фокусировать все внимание на том, что ответы испытуемого с семантическим дифференциалом могут рассказать нам о его стандартном протоколе прохождения техники Рор­шаха. Большинство работ в этой области основаны на групповых иссле­дованиях; поскольку это помогает установить определенные нормы, ко­торые могут заменить неточные критерии оценки «популярности» и «ори­гинальности». Детальное обсуждение «карточного притяжения» более ха­рактерно для Роршаха, чем для рассуждений Кении, приведенных Валь­тером Клопфером.
Интерес к стимулам проявляется и при рассмотрении ТАТ. Давно, еще в 1950 г., Эдит Вейскопф (Edith Weisskopf) предложила ввести «транс­цендентный коэффициент» для оценки стимульной эффективности кар­тинок ТАТ. По ее определению, этот коэффициент означает среднее число комментариев, данных испытуемым по картинке и выходящих за рамки «простого» объяснения. Можно назвать это и определенной мерой «дву­смысленности», которая в ТАТ играет роль, схожую с ролью структуры, а точнее, ее отсутствия в технике Роршаха. Подобным образом термин «ценная реплика» иногда используется в отношении ТАТ, а термин «кар­точное притяжение» — в отношении техники Роршаха. Так, Дана (Dana) вносит прогрессивное предложение по различению карточек с высокой и низкой ценностью реплик, выражающих пять отобранных потребнос­тей. Мы надеемся, что это послужит основой и для дальнейшего иссле­дования, и для нахождения общего языка среди клиницистов. Такие же тенденции наблюдаются в рекомендациях по принятию «Базового ТАТ». Тем не менее нельзя забывать о том, что «значимые реплики» или «сти­мульное притяжение» могут значительно варьироваться в зависимости от типа населения. Так, картинка «Вечерние мысли», которая использо­валась автором при отборе советников, почти всегда вызывала у них по­зитивные по общему тону рассказы, а у студентов последнего курса –тему скуки. Такие результаты подчеркивают важность взаимодействия ис­пытуемого и стимула. Говоря в терминах теории научения, понятие «сти­мульное притяжение» ближе по своему значению к парадигме S—R (сти­мул—реакция), а не S—О—R (стимул—организм—реакция).
Отмеченные выше новые направления, разрушают границу между техниками и в целом связаны скорее с теоретическими и исследователь­скими интересами, нежели с клинической практикой. Возвращаясь к вопросу о технике Роршаха и основным клиническим выводам, инте­ресно отметить появление работы, основанной на знаковом подходе. Голд-фрид и др. (Goldfried et al.) рассматривает несколько выводов, представ­ляющих интерес для специалистов, но мы не будем рассматривать их
здесь. В целом можно выделить три группы вопросов, поднятых данны­ми авторами:
t. Развитие систем оценки уровней, созданных Фридманом (Friedman) и Филипсом (Phillips); авторы отдают предпочтение последнему.
2. Измерение враждебности и тревожности личности, предложен­ное Элизуром (EHzur) и детально разработанное Де Вое (De Vos) и другими. К этому может быть также отнесена оценка «Гра­ниц образа тела», сделанная Фишером и Клевелендом (Fisher and Cleveland).
3. Группа особых диагностических признаков: гомосексуальности, суицидальной попытки, невроза, шизофрении, органических по­вреждений и ответов, указывающих на необходимость терапев­тической помощи. Они не были рассмотрены ранее и не будут рассматриваться сейчас, поскольку нет смысла перечислять их, не оценивая.
Указанные авторы неудовлетворенны признаковым подходом, вы­раженным в других работах, относящихся к так называемому «образцо­вому» подходу, который Голдфрид и другие, вслед за Гудинаф, рассмат­ривают в качестве противоположной стратегии интерпретации данных проективных тестов (термин «образец» означает «образец поведения»). Категории оценки, соответствующие двум подходам, не являются вза­имоисключающими; основной вопрос состоит в том, что «признаки» и категории, из которых они происходят, не даны a priori, а определяются эмпирическим путем. Не углубляясь в дальнейшие рассуждения, необхо­димо отметить, что авторы видят ценность признакового подхода в том, что он позволяет исследователям техники Роршаха работать в рамках «Стан­дартов» АПА. Следует, однако, добавить, что работа в этой области долж­на быть клинически ориентированной; Голдфрид и другие большое значе­ние придает операциональному подтверждению надежности диагности­ческого индекса техники Роршаха в дальнейших исследованиях. «Если нет возможности провести такие исследования — пишут они, – то лучше ограничить работу с этим индексом и не полагаться на него в клиничес­ких целях».
С другой стороны, следует заметить, что Голдфрид ничего не гово­рит о признаке «общей адаптации». Более ранние авторы, изучавшие тех­нику Роршаха, напротив, стремились осветить именно этот вопрос. При­мер, приведенный Шатиным, и «Базовая оценка в технике Роршаха», предложенная Шарлоттой Бюлер в качестве индекса общей личностной интеграции, стали основными темами обсуждения на симпозиуме, про­ходившем в 1949 г. Идея существования определенного континуума «нор­мальный/анормальный» на сегодняшний день получила некоторую под­держку, и «диагностический индекс» Роршаха уже не рассматривается в качестве «универсального средства». Исходя из этого, для изучения «по­тенциала психического здоровья» Харроуер (Harrower) создал гомоген­ные и гетерогенные шкалы личностных способностей. Он представил их в качестве основы континуума, но расположение на «гомогенной» шка-
ле (крайними точками которой являются «самый высший» и «самый низший») зависит от рассмотрения аспектов поведения в ряде тестов, объединенных для опенки некоторых поведенческих переменных. Отме­ченные разногласия между оценками относят поведение испытуемого к качественной «гетерогенной шкале».
Еще одна особенность в исследовании Харроуер заслуживает на­шего внимания. В нем сообщается об оперативном применении почти неизменной батареи тестов, которые включают те или иные формы, взя­тые у Векслера и использующиеся как для оценки интеллектуального уровня, так и ради качественных показателей, полученных через рас­смотрение «диаграммы разброса». Можно согласиться с тем очевидным фактом, что ни одна техника не может ответить на все поставленные вопросы. Пытаться определить новые тенденции в терминах постоянства или выбора, широты или узости используемого ряда тестов было бы и трудно, и бессмысленно. Можно тем не менее заметить, что техники, относящиеся к разным направлениям, часто использовались для допол­нения друг друга. Так, Семантический дифференциал и метод Реперту­арных решеток, которые считались инструментами исследования, все чаще применяются в клинической практике. Метод решеток имеет в осо­бенности много и проективных, и психометрических черт, и потому ав­тор искренне сожалеет о том, что сторонники теории личностных конст­руктов не расположены к использованию этого метода.
Вселяет надежду тот факт, что пока некоторые психологи продол­жают полностью отвергать проективные методы, сами проективисты го­товы к расширению областей исследования, к интеграции новых методов. Это можно проиллюстрировать на примере изменений в заголовке журна­ла «Проективные техники» (о котором упоминается чаще, чем о любых других источниках) и спонсирующей его издание организации («Обще­ство оценки личности»), В начале заголовок этого журнала звучал как «Об­мен опытом по изучению техники Роршаха», но затем, в 1947 г. были добавлены слова «…и журнал проективных техник». Тремя годами позже первая часть заголовка была отброшена, и в таком виде журнал просуще­ствовал вплоть до 1964 г., когда были прибавлены слова «…и оценка лич­ности». Затем, в 1971 г., вслед за серией дискуссий в Обществе, относя­щихся и к будущему самого Общества, и к будущему журнала (как и в 1950 г.), 35-й номер журнала вышел под названием «Оценка личности». Похожие события отмечены в истории британской организации, которая когда-то называлась «Форум Роршаха», а теперь — «Британское общество проективной психологии и изучения личности».
Мы надеемся, что эти факты не покажутся библиографическим пустяком, но послужат в качестве краткого примера развития проектив­ной психологии за 35-летний период. Прежде чем перейти к заключе­нию, следует немного коснуться вопроса о том, наблюдаются ли тенден­ции к созданию и распространению проективных техник. С другой сторо­ны, кто-то может подумать, не слишком ли много проективных техник, а также задаться вопросом: «Если у меня появилась идея по созданию новой проективной техники, то стоит ли ее опубликовывать?». На это
можно ответить следующим образом: в официальных обзорах новых те­стов не готовые к применению тесты сопровождаются комментариями и выражением надежды на то, что дальнейшие исследования раскроют их потенциал. Учитывая существование определенных «тестовых эффектов», к которым можно также добавить «ориентационный эффект», было бы желательно, чтобы повторные исследования проводись не авторами тес­тов, а другими исследователями. И по этим, и по другим причинам автор настаивает на необходимости незамедлительной публикации новых тех­ник, на свободном размножении материалов техник и т.д.
Несколько другой подход нужен к так называемым «элементарным техникам», зачастую состоящим из одного вопроса; идеи по созданию таких техник без сомнения приходят в голову большинству проективис-тов. Иногда они становятся официальными, общепризнанными техника­ми. Одним из выдающихся примеров является тест «Самая неприятная идея» Харроуэра (Harrower's Most Unpleasant Concept Test). В этом тесте испытуемого просят просто подумать о самой неприятной вещи, какую он может только представить, и нарисовать ее. Кроме того, что этот тест имеет неплохие качественные показатели, он позволяет построить гипо­тезу о том, что рисунки испытуемых с психическими нарушениями бу­дут более субъективны (т.е. основанными на личных обстоятельствах), чем рисунки психически здоровых испытуемых. Это утверждение было доказано в недавнем исследовании валидности, проведенном Мак-Эли-ром и Типтоном (McAIeer and Tipton). Однако положительные результа­ты этого исследования еще не говорят о том, что тест готов к повседнев­ному использованию. Его надежность, как и надежность большинства тестов, состоящих их одного вопроса, все еще вызывает сомнение.
Тест «Самая неприятная идея» (Most Unpleasant Concept) был частью батареи тестов, которые использовались в исследовании Харроуэер (см. выше). В этот тест включены своеобразные «пробелы» (хотя прямо о них в тексте не упоминается), а именно, два незавершенных предложения, второе из которых («Если бы я был животным, я был бы…») в точности идентично тесту «Проективный вопрос» (Projective Question), предложен­ному Дэвидом (David) в качестве независимой техники с большим по­тенциалом. Основываясь на ранних работах, главным образом иностран­ных авторов, Дэвид в своем «исследовании» использовал следующий воп­рос: «Кем бы вы хотели стать, если бы не были человеком?». Затем испы­туемого спрашивают о причинах его выбора. Дэвид отмечает, что у всех клиницистов есть свои любимые вопросы, которые они также включают в процесс интервьюирования, на основании которых делают собствен­ные, неофициальные и, возможно даже, необоснованные выводы. Исхо­дя из результатов исследования Дэвида, можно предположить, что за­данный вопрос быстро выявляет девиации мышления или поведения, скрывающиеся прямо под поверхностью.
Хотя тест «Проективный вопрос» Дэвида упомянут лишь в каче­стве примера «элементарной» техники, не требующей для своего прове­дения специального оборудования, сама идея этого теста послужила ос­новой для создания более сложной техники — Теста метаморфоз Жак-
лин Роуэр («Test des Metamorphoses», Jacqueline Royer). Созданный ею тест поделен на три части. Часть I состоит из двадцати вопросов, похожих на вопрос в тесте Дэвида, начиная от сравнения с животными и заканчивая сравнением с частями тела, знаменитыми людьми и даже частями речи. В части II испытуемого просят сделать негативные выборы в каждой из категорий (в своей последующей практике Дэвид использовал схожие дополняющие вопросы). Часть III связана с различными переменами в стиле жизни и-т.д. В этой части испытуемому может потребоваться «вол­шебник», который придуман специально для того, чтобы осуществлять все эти метаморфозы. Очевидно, что, как и техники самовосприятия, представляющие собой альтернативный подход к проблемам изучения методов кукольной игры, Тест метаморфоз может заполнить пробелы в изучении техники Роршаха. В особенности результаты такого исследова­ния могут подойти для работы с образом тела Фишера и Клевелэнда, а также могут пролить свет на более фундаментальные проблемы, связан­ные с оценкой «животных» и других категорий содержания.
Возвращаясь на мгновение к «элементарным» (возможно, нестан­дартизированным) техникам, нужно сказать, что многие из них доволь­но тривиальны, но автор хочет выразить надежду, что не все они одина­ково плохи. На их основе, конечно, нельзя построить сложных исследо­ваний, но, по крайней мере, некоторые из них могут способствовать более глубокому клиническому пониманию процессов.
Последнее предложение, если рассмотреть его вне контекста, пред­ставляет собой своеобразную установку скептически настроенных на про­ективные техники критиков. Некоторые из них идут еще дальше, и это не обязательно те, кто, по словам Херц, утверждают, что нет необходимости объяснять поведение человека, или даже говорят, что нет необходимости в понимании человеческой природы вовсе. Тем не менее даже если люди, описанные Херц, существуют, то они вряд ли читают эту книгу, и для них не представляет интереса вопрос о том, находится ли проективная психо­логия, по словам Херц, в кризисе. В настоящий момент происходят изме­нения в определенных тенденциях, возникают новые вопросы, связанные со здоровьем, в рамках телесной проективной психологии. Однако «кри­зис» — в устаревшем медицинском смысле — едва ли можно считать под­ходящей метафорой этого процесса. Что касается «метаморфоз», по опре­делению Вальтера Клопфера, происходящих с проективными методами, то это тоже отчасти неверно. Данные средства неизменны сами по себе, и если и есть различия в оценке, описании и т.д., то изменения могут быть рассмотрены по аналогии с теми, которые имели место в психометричес­кой практике. Когда автор впервые ознакомился с данными клинической психологии, умственные коэффициенты просчитывались лишь в двух де­сятках случаев. С тех пор мы сильно продвинулись вперд. Тестирование умственных способностей, хоть и не заработало себе хорошей репутации, но «умственные измерения» позабыты не были. Вернее будет сказать, что они проводились с большой осторожностью и пониманием. Возможно, такой взгляд на будущее проективной психологии не слишком оптимис­тичен, но объективен. Будем надеяться на лучшее.
ЦВЕТНЫЕ РИСУНКИ
Исследования, выполненные Дж. Пэйном — ведущим психологом государственной больницы г. Моргантона штата Северная Каролина, ав­тором этой статьи и его ассистентами в Государственной колонии Лин-чбурга, показали, что использование цветных восковых мелков при ри­совании дома, дерева и человека вполне оправдывает себя.
Пэйн создал оригинальный метод оценки цвета, использованного испытуемым в "рисунках, который коротко описан ниже.
Необходимо отметить два следующих момента: 1) при использова­нии цветных мелков испытуемый лишается возможности стирать нари­сованное; 2) испытуемый может обнаружить, что вынужден использо­вать для некоторых деталей дома и человека цвета, которые могут пока­заться ему нереалистичными. Автор считает, что в том случае, когда от испытуемого необходимо получить и цветные и черно-белые рисунки, должна применяться нижеследующая процедура. Первый сеанс, во время которого испытуемый использует простой карандаш № 2, проводится так, как было описано выше (включая ПРО). Во время последующего сеанса испытуемому предлагают набор из цветных восковых мелков (крас­ный, синий, зеленый, желтый, оранжевый, фиолетовый, коричневый и черный). Сперва его просят нарисовать дом, затем дерево и т.д. и огова­ривают, что он может использовать любой цвет или все цвета, как ему захочется. Необходимо придерживаться стандартной исполнительной про­цедуры ДДЧ (за исключением той фразы в инструкции, в которой гово­рится, что он может стирать столько, сколько захочет). После заверше­ния рисунков испытуемому предлагается обычный пост-рисуночный оп­росник, включающий дополнительные вопросы, которые задают, если хотят получить объяснения, касающиеся необычного цветового реше­ния1.
Всякий раз, когда позволяет время, рекомендуется предлагать ис­пытуемому кроме черно-белых нарисовать и цветные рисунки, посколь­ку использование цвета несомненно может дать много полезной инфор­мации для более глубокого понимания основной динамики.
КОММЕНТАРИИ к АНАЛИЗУ ЦВЕТНЫХ рисунков2
Примечание. В данном случае было задумано, что сообщение Дж, Пэйна войдет в первую официальную публикацию руководства по применению ДДЧ, так что клиницисты смогут использовать цветной способ выражения так же, как и монохромный.
В 1946 г. автор начал проводить пробные (и не всегда удачные) экспери­менты по введению цвета различными способами в методику ДДЧ. Отталкива­ясь от общего предположения, что характер использования испытуемым цвета может отразить некоторые особенности эмоциональной сферы его личности, был сделан вывод, что дополнение ДДЧ цветом повысит восприимчивость этого метода к эмоциональным аспектам личности. Если это так, то, по-види­мому, переход от черно-белого к цветному графическому выражению может
Пэйн использует несколько вариантов проведения методики и ПРО. Раздел написан Дж. Т. Пэйном.
дать несколько дополнительных характеристик, представленных индивидом при выполнении этого задания, что отчасти перекликается с феноменом смены ахроматического стимульного материала на цветной в тесте Роршаха1.
За весь период работы над этим проектом автор сравнил ахромати­ческие и цветные рисунки приблизительно 1000 испытуемых и сформу-тировал несколько рабочих гипотез на основании анализа и интерпрета­ции данных.
В качестве наиболее подходящего цветного средства изображения предпочтение было отдано цветным восковым мелкам. После того как испытуемый заканчивал свои карандашные рисунки, ему предлагали чабор цветных мелков «Крайола» № 8, снова просили нарисовать дом, lepeeo и человека и говорили: «Вы можете раскрасить рисунки так, как зам хочется».
При анализе цветных рисунков было выделено несколько катего-зий факторов. Их классифицировали как результат: 1) характера зада­ния; 2) отклонения от популярного цветового решения; 3) характера использования цвета, включая тип, степень, интенсивность; 4) особен­ностей организации и/или 5) разнообразных эмпирических выводов.
Само по себе задание поддерживает регрессивное, наивное, не-люжное по структуре, элементарное в художественном плане использо­вание цвета, и, по-видимому, высокая степень личностной интеграции \ эмоциональная адекватность способствуют тому, что смена простого карандаша на цветные мелки проходит легко ,и без проблем. Следова-гельно, данный фактор можно использовать при дифференциации лиц с различной степенью приспособленности среди нормальных с клиничес­кой точки зрения людей, а также клинически нормальных и аномальных гипов личности.
1 При предъявлении цветных таблиц после работы с монохромными пятнами в •есте Роршаха, как отмечают некоторые исследователи, могут наблюдаться нарушения ювного течения ассоциаций. Они могут проявиться в отказе, замедлении времени реак­ции, жестах, мимике, негативных или позитивных восклицаниях, внезапном ухудшении (еткости форм, снижении продуктивности, даче сексуального толкования в качестве 1ервого ответа и др. признаках. Бом дал этому феномену определение «цветовой шок». Цветовой шок считается самым общим симптомом невроза, но ввиду того, что этот реиомен весьма распространен и нередко встречается у здоровых людей (по некоторым [анным, «невротический цветовой шок» дают 83% здоровых взрослых испытуемых, а у (етей он часто отсутствует, даже в случаях серьезных аффективных нарушений), он не шеет патогномического значения.
Роршах отмечал, что некоторые испытуемые переживают эмоциональный и ассо-шативный ступор при показе цветной таблицы вслед за черными таблицами. Такой «цве-•овой шок» он рассматривал как патогномическнй признак невротического угнетения |ффекта. Исходя из своего клинического опыта Роршах утверждал, что депрессивные юльные, как и другие категории лиц со стабильными аффектами, дают мало цветовых ггветов или совсем не замечают цвета и предпочитают давать ответы на ахроматические 1ятна, а маниакальные и истерики, характеризующиеся нестабильностью аффектов, лучше юспринимали цветные таблицы и давали на них много ответов. Большинство его после-ювателей соглашались, что при ответах по цвету происходит «короткое замыкание» ас-•оциативного процесса. Согласно трактовке Эйнсуорс и Клопфера, цвет — эмоциональ-шй вызов испытуемому. Некоторые авторы понятия цветового шока не используют, [ругие подвергают его критическому пересмотру.
Популярное цветовое решение представляет собой общую для ис­пытуемых тенденцию выбора конкретных цветов для выражения тех или иных элементов структуры личности. Некоторые из них были экспери­ментально идентифицированы. Значения, присвоенные определенным цветам, являются «популярными» в том смысле, в котором сдвинутые брови обычно выражают неудовольствие; они не представляют какую-либо попытку создать так называемый «универсальный цветовой симво­лизм».
Цвета могут использоваться для изображения линий, закрашива­ния определенного пространства, акцентирования какой-нибудь незна­чительной детали или для всех этих целей одновременно. Перечисленные типы использования цвета обозначаются соответственно следующим об­разом: 1) цвет линии; 2) цветовой фон; 3) цвет раскраски; 4) смешанный цвет. Большинство испытуемых со средним уровнем интеллекта ограни­чиваются 1 и 2 типами, тогда как хорошо приспособленные испытуемые с более высоким уровнем интеллекта нередко используют комбинацию всех типов цветового применения. Можно легко отличить творческий подход к использованию цвета от неадекватного способа его примене­ния – рисунки, представляющие собой пример креативного, гибкого применения цвета, отличаются от других рисунков оригинальностью, целенаправленностью и успешным воплощением их замысла.
Степень, в которой используется цвет, оценивается с точки зрения его ограниченности или распространенности: 1) распространение всех цве­тов в целом; 2) распространение всех цветов по сравнению с распростране­нием каждого отдельного цвета и 3) распространение отдельного цвета по сравнению с другим. За некоторым исключением, скованные люди демон­стрируют ограниченное использование всех цветов и наоборот.
Выделено 4 типа интенсивности использования цвета: 1) ярко вы­раженная интенсивность (акцентирование на определенном элементе); 2) напряженная интенсивность (повторное подкрепление цвета); 3) кон­фликтная интенсивность (интенсификация традиционно негармонирую­щих сочетаний) и 4) интенсивность нажима (неправильно смодулиро­ванный и сильный, непроизвольный нажим на мелок). Тип 1 использу­ется главным образом «нормальными» гибко приспособленными испы­туемыми, тип 2, по большей части, — тревожными «нормальными» и невротиками, использование типа 3 указывает на более серьезное нару­шение в пределах психотического уровня или близко к нему, и тип 4 почти всегда бывает свойственным испытуемым с умственной отсталос­тью и патологией нервной системы.
Особенности организации оцениваются с точек зрения: 1) образа действий и уровня планирования; 2) образа действий и уровня выполне­ния; 3) связи цветовых форм. Конкретно сюда относятся такие факторы, как детали, пропорции, перспектива, «сокращение рисунка», «сокра­щение пространства», рисунок, «срезанный» краями страницы, и не­приятие или акцентирование цвета или формы.
Наконец, совокупность этих факторов оценивается с позиции пос­ледовательности, традиционности, оригинальности, тестового поведе-
ния, степени общей гармонии или дисгармонии характеристик исполь­зования цвета и т.д.
Здесь нет возможности обсуждать различные клинические прояв­ления того или иного фактора. Однако эмпирические данные свидетель­ствуют, что под влиянием таких форм патологий, как: 1) маниакально-депрессивный психоз, 2) шизофрения, 3) некоторые психоневротичес­кие состояния, включая обсессивно-компульсивные, и 4) случаи пора­жения центральной нервной системы, описанные факторы могут приоб­ретать некоторые любопытные отличия.
По-видимому, включение цвета в ДДЧ снимает у посредственно, неадекватно или психотически приспособляющегося индивида большое количество защит, позволяя обнаружить некоторые скрытые реакции и представляя ключи к дальнейшему пониманию эмоциональной органи­зации личности в условиях, которые одновременно представляют об­ширную сферу «организация — окружающая среда». Следует отметить, что на сегодняшний день необходимость качественного изучения данной работы является первостепенной задачей, поскольку она полностью ос­новывается на пробных экспериментах. Надеемся, что большое количе­ство совместных исследований разрешат эту проблему.
ГРУППОВОЕ ТЕСТИРОВАНИЕ
При прочих равных условиях методика ДДЧ более продуктивна при индивидуальном тестировании, чем при групповом. Однако очевидно, что за этой методикой закрепилось определенное положение среди груп­повых тестов. В таком качестве лучше всего ее использовать как отбороч­ный тест для выявления внутри группы испытуемых, отклоняющихся от среднего уровня личностного развития и приспособляемости. Кроме это­го, методику можно применять для определения степени оздоровления в процессе групповой терапии, но с этой стороны она еще не достаточно изучена.
Инструкции. Перед началом выполнения задания исследователь дол­жен обратиться к испытуемым с просьбой нарисовать какможно лучше дом, дерево и человека в перечисленном порядке и сказать им, что они могут стирать нарисованное сколько захотят, не опасаясь взысканий, что они могут затратить столько времени, сколько им понадобится, и что каждый, как только закончит тот или иной рисунок, должен сооб­щить об этом исследователю, чтобы он мог записать количество затра­ченного времени.
В некоторых случаях может понадобиться ввести определенное вре­менное ограничение (желательно не менее 30 минут), в таком случае испытуемые должны быть полностью проинформированы об этом до того, как они начнут рисовать.
Исследователь должен показать испытуемым рисуночную форму и продемонстрировать им каждую страницу для выполнения соответствую­щего рисунка. После этого они могут приступать к выполнению задания.
Запись. Исследователь должен записывать время, использованное каждым испытуемым на выполнение того или иного рисунка. Пока ис-
пытуемые заняты рисованием, исследователь должен, не привлекая вни­мания, ходить, наблюдая за ними, и записывать случаи эмоциональных проявлений, необычной последовательности деталей и т.д. всякий раз, когда заметит что-нибудь подобное. Очевидно, что наблюдение не будет таким полным, как при индивидуальном обследовании.
Пост-рисуночный опрос. Исследователь должен выдать каждому ис­пытуемому бланк с ПРО и попросить письменно ответить на вопросы, напечатанные на этом бланке, до вопроса 420 включительно. Он также должен отдельно отметить, что вопросы Д19 и Др25 касаются тех объек­тов на рисунке, которые не относятся к основному объекту, и объяс­нить, что он под этим подразумевает. Кроме этого, он должен попросить каждого испытуемого нарисовать схему расположения комнат на этажах в нарисованном доме на отдельном листе бумаги, записать назначение каждой комнаты, а также, по возможности, указать, кто обычно их за­нимает и степень родства с этими людьми.
До тех пор, пока исследователь не осмотрит рисунки, он не смо­жет определить, есть ли необходимость использовать последний абзац ПРО1. Если такая необходимость есть, он должен пригласить испытуемо­го для краткой индивидуальной беседы.
КАЧЕСТВЕННЫЙ АНАЛИЗ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Методы качественного анализа и интерпретации, рассматривае­мые в этом разделе еще не настолько опробированы, чтобы при наличии адекватных экспериментальных данных можно было установить их ва-лидность; впрочем, в конечном счете, это осуществимо.
Была сделана пробная попытка проверки валидности при помощи пяти следующих методов: I) сравнение заключений и диагнозов, полу­ченных на основании анализа рисунков дома, дерева и человека, с заклю­чениями и диагнозами консилиума специалистов; 2) сравнение заключе­ний и диагнозов по ДДЧ с результатами исследований по методу Рорша-ха, проведенных на тех же испытуемых квалифицированным специалис­том по этому методу; 3) сравнение заключений, полученных посредством слепого анализа материалов ДДЧ с мнением друзей испытуемого (психи­атров или психологов) о нем; с мнением понятливых испытуемых, инте­ресующихся точностью заключения, сделанного по их рисунку; с рабочи­ми диагнозами; 4) сравнение заключений и диагнозов по материалам ДДЧ с сообщениями сотрудников об изменениях, произошедших с испытуе­мыми в условиях лонгитюдного исследования; 5) сопоставление интер­претации со сведениями, касающимися прошлого жизненного опыта, и данными наблюдения за поведением. Автор убежден в правильности само­го принципа, по которому построена методика (хотя это установлено пока только клинически). Обоснованность содержания отдельных пунктов шка­лы и их интерпретации четко не установлена.
1 Абзац, посвященный изучению необычных деталей рисунка, например, разби­тые окна в доме и пр.
10 Проективная психологии
Что касается надежности этой методики, то сколько-нибудь суще­ственных цифровых данных представить невозможно. Эмпирически было установлено, что по мере того, как клиническая картина испытуемого изменяется к лучшему, его результаты по методу ДДЧ, соответственно, будут улучшаться; что по мере того, как испытуемый созревает в интел­лектуальном плане, уровень сформированности его понятий, как это подтверждается результатами ДДЧ, также повышается, впрочем, не все­гда в том же темпе; что базовые компоненты личности остаются практи­чески неизменными при условии отсутствия каких-либо серьезных нару­шений, но определенные черты, входящие в общую структуру личнос­ти, иногда могут радикально изменяться. Считается, что ДДЧ, как мето­дика, направленная на исследование личности в целом, при необходи­мости способна отражать довольно незначительные изменения в общей структуре, если это представляет какой-либо клинический интерес. То есть надежность в том смысле, в котором этот термин используется в связи с определением качества и количества интеллектуальных оценок, не является достоинством для проективной методики, и ДДЧ ею не об­ладает.
Некоторые предложения из-за экономии пространства приняли более сокращенную форму и поэтому приобрели довольно утвердитель­ный характер; читатель должен иметь в виду, что в них недостает выра­жений типа «По-видимому» или «Есть основание, чтобы предположить…».
На первой фазе количественной обработки исследователь прово­дит тщательный анализ рисунков и всех связанных с ними данных, руко­водствуясь содержанием представленных ниже параграфов. Обращаясь поочередно к каждому из них (за исключением параграфа, озаглавлен­ного «Концепция»), исследователь идентифицирует и отмечает те пунк­ты, которые соответствуют особенностям рисунка и, по-видимому, пред­ставляют отклонения от нормы или значимы для испытуемого. Вторую фазу можно расценивать как начальный этап синтеза: здесь исследова­тель пытается объяснить и интерпретировать организацию и взаимосвязь, выделенные при обработке пунктов; создать концепцию. Третий и после­дний этап вытекает из предыдущего анализа и синтеза информации, ка­сающейся личности испытуемого в целом и его динамического взаимо­действия с окружающей средой.
I. ДЕТАЛИ
Считается, что детали рисунка символизируют собой то, насколь­ко испытуемый ориентируется в различных ситуациях повседневной жиз­ни, и его интерес к ним. Исследователь должен выяснить глубину этого интереса, то, насколько реалистичен его взгляд на жизнь, субъективное значение, которое он приписывает жизненным ситуациям, и способ орга­низации повседневной жизни в целом.
А. Количество. Здесь представлены два этапа обработки. Сперва ис­следователь должен установить количество основных обязательных дета­лей, использованных в рисунке. Например, дом должен иметь по крайней мере одну дверь (исключением является тот случай, когда нарисована только
боковая стена), одно окно, одну стену, крышу и, если не было оговоре­но, что дом находится в теплых краях, — дымоход или другое средство для выхода дыма из печи или что-то, что может использоваться для обо­грева дома. Дерево должно иметь ствол и по крайней мере одну ветвь (если не оговаривается, что это пень, — в таком случае, очевидно, ответ необ­ходимо расценивать как «аномальный»). Нарисованный человек должен иметь голову, тело, две ноги, две руки (при условии, что отсутствие ка­кой-либо конечности или конечностей не объясняется устно и что чело­век не нарисован в профиль), а также два глаза, нос, рот и два уха (опять же, если отсутствие какой-нибудь из данных деталей не объясняется от­дельно). Отсутствие обязательных деталей в рисунках испытуемых, имею­щих (или имевших в недавнем прошлом) средний интеллектуальный уро­вень или выше, обозначается оценкой Р2 или РЗ1; это часто свидетель­ствует о снижении уровня интеллекта.
Если с точки зрения пропорций и перспективы рисунок выполнен хорошо, но содержит минимум деталей, это может означать, что испы­туемому свойственны: 1) склонность к замкнутости (считается, что по количеству деталей можно судить о степени контактности с окружаю­щей средой); 2) «аномальное» игнорирование традиционных вещей.
Если использование минимума деталей в рисунке сопровождается низким качественным уровнем пропорциональных и пространственных отношений, можно предположить, что: 1) испытуемый является умствен­но отсталым; 2) происходит снижение его интеллектуальной работоспо­собности, которое имеет либо обратимый, либо необратимый характер.
«Потребность в количестве» (изображение чрезмерного числа дета­лей), по-видимому, всегда является патоформной, так как обычно это признак непреодолимой потребности в структурировании ситуации в целом, чрезмерное беспокойство, связанное с окружающей средой (оп­ределить, с чем именно связана сензитивность, можно по типу исполь­зованных деталей).
Второй этап включает качественную оценку использованных дета­лей. Например, окно (окна) дома — это образ визуального контакта. Очевидно, что дверь (или двери) подразумевает возможность входа или выхода; фронтальная дверь может представлять собой и вход и выход, то есть она символизирует доступность, а задняя и/или боковая дверь, по-видимому, обычно представляет выход, бегство от действительности.
Замкнутый, ушедший в себя испытуемый может проявлять свою враждебность в том, что рисует окна без оконных стекол (своим рисун­ком он как бы говорит: «Я только покажу, где должны быть окна, но не
1 Оценка PI присваивается в том случае, когда отсутствие деталей свидетельствует о незначительном (первой степени) отклонении от нормы (в большинстве случаев оцен­ка Р1 просто будет отражать характерные отличительные особенности данного испытуе­мого). Оценка Р2 присваивается, если отсутствие той или иной детали, по-видимому, означает отклонение от нормы второй степени, которое может расцениваться как пато-формное и, вероятно, указывает на нарушение личности потенциально серьезного ха­рактера. Оценка РЗ присваивается, когда отсутствие определенной детали, по-видимому, означает отклонение от нормы третьей степени, которое, вероятно, является определен­но патологическим и в настоящее время имеет серьезный характер.
более того»), совсем не рисует окна или не рисует их на первом этаже; рисует окна, но дополняет их ставнями, штриховкой, занавесками, штор­ками и т.д.; рисует дверь с тяжелыми дверными петлями, огромными замками и т.д.
Считается, что дерево в виде замочной скважины, с кроной в виде круга или овала, место соединения со стволом у которого может быть как замкнутым, так и не замкнутым, а ствол — в виде двух вертикальных линий, соединенных или не соединенных в основании, означает силь­ные враждебные импульсы, некоторые из которых могут быть интерио-ризованы (так как маловероятно, что такая крона подразумевает удов­летворение окружающей средой). Дерево такой формы большей частью представляет собой незаполненное пространство. Враждебное!ь выража­ется: 1) нежеланием испытуемого рисовать те детали, которые обычно изображаются или представляются в виде штриховки; 2) его отказом изобразить более подробно структуру кроны (которая интерпретируется как показатель взаимосвязи, степени и т.д. его стремления к получению удовлетворения от окружающего мира).
Рубцы и/или сломанные, поникшие или мертвые ветви дерева (как отмечалось ранее), по-видимому, символизируют психические травмы. Одна женщина, психоневротик, комментируя тщательно нарисованное отверстие в коре дерева, связала это со своей душевной раной, толкнув­шей ее к суицидальной попытке (которую она ранее скрывала от иссле­дователя) несколько лет назад.
Руки человека представляют собой орудие, при помощи которого совершается оборонительное или наступательное действие в отношении окружающего мира или самого себя, а ступни символизируют движение. Мужчина, психоневротик, выразил чувство собственной беспомощнос­ти1, нарисовав автопортрет без рук и ступней.
Глаза, нос, рот и уши представляют собой рецепторы, восприни­мающие внешние стимулы, которые могут быть неприятными, как, на­пример, выслушивание обвинений; которые могут привести к конфлик­ту или проблеме, как, например, разглядывание женских ног. Девочка с диагнозом шизофрении нарисовала человека, имеющего только глаза, что свидетельствует о ее подозрительности и излишней осторожности, отсутствие носа, ушей и рта также указывает на отсутствие желания об­щаться.
Б. Уместность. Поскольку испытуемого просят нарисовать только дом, дерево и человека, то можно подвергнуть логическому сомнению уместность любой детали, которая не является реально неотъемлемой ча­стью каждого из перечисленных объектов. Примерами лишних деталей (ко­торые, по-видимому, представляют собой потребность испытуемого струк­турировать ситуацию) являются следующие: для рисунка дома — дерево
1 Здесь и далее — выражение обыденного языка, которое имеет во фрейдовской теории общий смысл: это состояние грудного младенца, всецело зависящего от других людей в удовлетворении своих потребностей (жажда, голод) и не способного совершить действие, устраняющее это внутреннее напряжение.
во дворе, для рисунка дерева — птица на нем или кролик около него, для рисунка человека — дверь, в которую он стучит, и т.д. Таким деталям присваивается оценка Р1 по той причине, что их присутствие на рисунке можно отнести к отклонению от нормы, поскольку большинство испыту­емых не рисуют такие дополнительные детали. Однако наличие неумест­ных деталей необязательно носит патоформный или явно патологический характер. На деле они могут способствовать созданию более богатого ри­сунка, но статистически их присутствие противоречит норме.
Считается, что деревья (или кусты), нарисованные возле дерева или человека, часто олицетворяют людей (обычно членов семьи испыту­емого), а расстояние между ними часто символизирует близость или от­даленность в их взаимоотношениях.
Линия земли (линия основания) в рисунке дома, дерева или чело­века, строго говоря, не является неуместной деталью. Она интерпретиру­ется как признак незащищенности вообще (поскольку можно сказать, что в некотором смысле линия земли является элементом, укрепляю­щим реальность рисунка). Кроме того, человек, рисующий эту линию, испытывает большую потребность в структурировании рисунка, чем все остальные испытуемые. Линия основания дает необходимую точку отсче­та; обеспечивает стабильность рисунка в целом.
Конкретное значение линии основания, по-видимому, зависит от: 1) объекта, который над ней нарисован (линия основания реже всего рисуется лод человеком, чаще всего под деревом); 2) количества объек­тов, нарисованных над этой линией; 3) степени акцентирования (о ко­тором можно судить по размерам линии, подкреплению (см В. Акценти­рование), свойствам и т.д.).
Значение линии основания может напрямую зависеть от качества, которое приписывает ей испытуемый. Например, плохо приспосаблива­ющийся мальчик нарисовал человека, катающегося на коньках, как он отметил, по тонкому и неровному льду, провалившемуся в нескольких местах.
Среди нескольких тысяч рисунков автор встретил только два ри­сунка дерева, отбрасывающего тень. В обоих случаях тень интерпретиро­валась как фактор, отражающий чувство тревожности испытуемого на сознательном уровне. Причина тревожности заключается в том, что в настоящее время испытуемый переживает неудовлетворенные в прошлом отношения. Вывод о сознательном уровне проводится на основании того, что тень изображается на земле, которая, как считается, символизирует реальность. Кроме того, наличие этой детали на рисунке свидетельствует о рассеянности, так как сама тень предполагает существование другого незамеченного элемента — солнца, которое в свою очередь имеет соб­ственное качественное значение (энергия). Эта интерпретация в каждом случае получала объективное подтверждение данными из других источ­ников. Интересно было узнать, подтвердится ли это в дальнейших опы­тах других клиницистов.
Неуместные детали, которые благодаря своему значению могут быть расценены как патоформные, — это облака в небе для любого из трех
рисунков (в ДДЧ облака, по-видимому, символизируют генерализован­ную тревожность, связанную с взаимоотношениями в окружающей ре­альности); уборная во дворе рядом с особняком (в этом случае исследо­ватель должен определить, пытается ли испытуемый выразить агрессию против владельца этого дома, снижая презентабельность его жилища, или он выражает протест против того, что расценивает как искусствен­ные культурные стандарты).
Можно считать странными, например, следующие концепции: дом, состоящий из трех частей, которые автор рисунка — хронический ката-тонический шизофреник — идентифицировал соответственно как по­душка, дымоход и тропическая зона; дерево, нарисованное испытуемым с органическими нарушениями, напоминающее преддверие влагалища; рисунок человека, выполненный шизофреником, в виде фигуры, состо­ящей из головы и ног со ступнями. Такие значительные отклонения от обычной уместной концепции заслуживают оценки РЗ.
В. Акцентирование. Акцентирование может быть как позитивным, так и негативным.
Существуют несколько форм позитивного акцентирования. В не­которых случаях может уделяться чрезмерное внимание несуществен­ным деталям, например, окно, расчерченное на множество клеток и похожее на сетку. Может иметь место акцентирование на какой-либо детали в виде персеверации, например, ветви и листья дерева, в целом похожего на фаллос, также напоминающие фаллосы, только меньших размеров. Может проявляться навязчивая пбтребность в подкреплении какой-либо детали: испытуемый возвращается к ней снова и снова (на­пример, он может тщательно вырисовывать и перерисовывать округ­лость ягодиц), иногда даже после завершения рисунка. Такое подкреп­ление в целом может означать смутную тревогу, а конкретно — свиде­тельствовать о фиксации на данном объекте (объект фиксации может быть реально нарисован или представлен в символическом виде), дей­ствии или отношении.
Негативное акцентирование также может быть передано несколь­кими способами: 1) испытуемый может стереть нарисованную деталь частично или полностью, например, он может стереть дымоход, кото­рый ранее рисовал несколько раз в разных положениях; 2) испытуемый, не являющийся умственно отсталым, может вычеркнуть одну из основ­ных деталей рисунка.
Г. Последовательность деталей. Здесь основное внимание уделяет­ся реальной последовательности в рисовании деталей дома, дерева и че­ловека. Необходимо отметить, что после завершения рисунка любое из­менение обычного порядка изображения деталей будет полностью уте­ряно, если не делать своевременных записей.
Оказалось, что большинство испытуемых при выполнении рисун­ка дома придерживается следующей последовательности: а) сначала они рисуют крышу, затем — стену (стены), затем — дверь и окно (окна) или окно (окна) и дверь и т.д. или б) сначала — линию основания, затем стену (стены), крышу и т.д.
Было установлено, что неуверенные в себе испытуемые выполня­ли рисунок сегментарно (т.е. изображали одну деталь отдельно от другой или от рисунка в целой без учета связи между ними) и иногда — сим­метрично (два дымохода, два окна, две двери и т.д.)
Последовательность для деталей рисунка дома, при которой дверь или окна первого этажа изображаются в последнюю очередь или почти в последнюю очередь, можно назвать патоформной. Она подразумевает: а) отвержение межличностных контактов, б) стремление избегать контакта с реальностью.
Рисунок дерева обычно выполняется в следующей последователь­ности: а) сначала ствол, затем ветви и крона и/или листва (подразумева­емая косвенно или в реальном виде) или б) сначала макушка дерева, затем ветви (подразумеваемые косвенно, например, благодаря штрихов­ке или нарисованные в реальном виде), ствол и основание ствола.
Следующая последовательность изображения деталей рисунка де­рева (ее можно назвать смешанной) считается патоформной: испытуе­мый начинает с довольно хорошего наброска, но заканчивает тем, что рисует одномерные или двумерные ветви в неопределенном стиле, а пер­воначальный набросок не стирает.
Патологическая последовательность: изображаются двумерные ветви сверху вниз, одна за другой — сначала с левой стороны, потом такие же ветви — справа без соединения друг с другом или со стволом в центре, затем — две вертикальные линии, которые не соединяются сверху или снизу и не касаются ближних концов ветвей, и завершает рисунок от­дельная периферийная линия, соединяющая внешние концы ветвей, но нигде не касающаяся ствола.
Предполагается, что ветви дерева символизируют сферу контактов и взаимоотношений испытуемого с окружающим миром и отражают уро­вень его активности в поиске удовлетворения; ствол символизирует чув­ства испытуемого, касающиеся его основных способностей, личного потенциала. Степень гибкости ветвей, их количество, размеры и степень их взаимной связи указывают на адаптивность и имеющиеся на данный момент ресурсы личности.
В большинстве случаев человек изображается в следующей после­довательности: сначала голова, затем черты лица (глаза, нос и т.д.), по­том шея, туловище, руки (с пальцами или кистями рук), ноги и ступни (или ноги и руки в обратном порядке) и т.д.
Если рисунок человека начинается со ступней и заканчивается го­ловой и чертами лица, то такую последовательность можно назвать пато­логической. Отсроченное изображение черт лица может свидетельство­вать: 1) о тенденции отвергать воспринимаемые рецепторами внешние стимулы; 2) о желании оттянуть, насколько возможно, идентификацию нарисованного человека.
Как правило, к завершенным деталям рисунка не возвращаются; обычно все однотипные детали (например, все окна одного этажа) ри­суются сразу и до конца, прежде чем приступить к изображению следу­ющей конкретной детали (конечно, за исключением оконных стекол,
которые могут быть нарисованы в каждом окне, когда оно уже есть на рисунке).
Характер любого заметного отклонения от*нормалъной последова­тельности, включая: 1) необычный порядок изображения; 2) произволь­ный возврат к чему-нибудь ранее нарисованному либо с последующим стиранием, либо с перерисовыванием; 3) подкрепление рисунка (когда очертания данной детали неоднократно обводятся), должен расцениваться как патоформный.
Исследователю необходимо попытаться определить, вызвано ли отклонение от нормальной последовательности рисования деталей толь­ко снижением базовой интеллектуальной работоспособности (например, в случае явной умственной отсталости) или колебаниями, нерешитель­ностью, причина которых заключается в неких эмоциональных расстрой­ствах или органических изменениях и представляет собой возникшие зат­руднения в организации.
Д. Эротические проявления. Исследователь должен проверить все три рисунка на предмет наличия эротических деталей, изображенных реально или в символическом виде.
Окна, нарисованные без оконных стекол, иногда символизируют оральный и/или анальный эротизм, так же как и чувство враждебности. Дерево, нарисованное на вершине дугообразного холма, по-видимому, нередко означает орально-эротическую фиксацию, часто вместе с потреб­ностью в материнской защите. Рисунок дымохода с трудом дается тому испытуемому, который имеет сексуальный конфликт, если он восприни­мает дымоход как фаллический символ. Мужчина, страдающий импотен­цией, отразил в символической форме свое тяжелое состояние, уделив большое внимание изображению массивного дымохода, которому он при­дал неадекватный вид, украсив его большим отверстием в виде ромба.
Иногда рисунок дерева явно напоминает «соитие»: листва нарисо­вана в виде волосяного покрова женских гениталий, а ствол в виде пени­са. Мужчина, психопат, который боялся своего отчима садиста, завер­шил свой рисунок дерева тремя ветвями, похожими на шипы, которые отличались от всех нарисованных ранее. Это было истолковано как сим­волическое выражение подсознательного страха кастрации.
В ряде случаев беременные женщины рисовали плодоносящие де­ревья. Одна умеренно невротизированная беременная испытуемая снача­ла назвала свое нарисованное дерево кленом, но когда ее спросили, о чем оно ей напоминает, она сказала: «Попытку глупого создания стать яблоней». Таким образом, она в символической форме передала свое силь­ное желание быть похожей на стройный клен, который она нарисовала, и сопутствующий этому страх ответственности перед родами.
Взрослый испытуемый, плохо приспособленный в сексуальном плане, нарисовал обнаженного мужчину без гениталий, затратив много времени на изображение большого, сильно заштрихованного галстука (фаллическое замещение).
Часто чрезмерное внимание уделяется эрогенным зонам тела (рот, груди, ягодицы и т.д.), можно обнаружить некоторые психосексуальные
отклонения, фиксации или незрелость при помощи интерпретации и тщательного опроса после выполнения рисунка.
По-видимому, в случае более откровенного представления сексу­альных деталей, особенно если известно, что интеллектуальный уровень испытуемого — средний или более высокий, и он ведет себя в социально приемлемой манере, есть большая вероятность того, что такое выраже­ние демонстрирует серьезное расстройство личности.
Е. Согласованность. Исследователь должен определить относитель­ную согласованность нарисованных деталей одного рисунка и между все­ми тремя рисунками. Если между рисунками существует значительная разница, например, когда в двух рисунках использовано большое коли­чество деталей, не согласующееся с их незначительным числом в тре­тьем, ему обязательно необходимо заострить на этом свое внимание.
II. ПРОПОРЦИИ.
Считается, что сущность пропорций и значение пропорциональ­ных отношений, отраженных в рисунках дома, дерева и человека, в большинстве случаев демонстрируют оценки, которые испытуемый при­сваивает вещам, ситуациям, людям и т.д., представленным в его рисун­ках в реальном или символическом виде.
А. Отношение размера рисунка к размеру страницы. С точки зрения отклонения от нормы, исследователя прежде всего должно заинтересо­вать два способа использования пространства листа: 1) когда рисунок занимает очень маленькую площадь" доступного пространства; 2) когда рисунок занимает почти все предназначенное место или даже не умеща­ется на странице.
Первый случай можно назвать «сокращением рисунка» (он может быть маленьким, но внутренне согласованным и пропорциональным), второй случай можно назвать «сокращением пространства» (рисунок как бы сжат краями листа).
«Сокращение рисунка» обычно интерпретируется как проявление чувства неполноценности испытуемого, наличие определенной тенден­ции избегания реальности (многие шизофреники демонстрируют огра­ниченность своих взаимодействий с окружающей реальностью, выпол­няя рисунок крошечного размера) или желание отвергнуть конкретный рисунок либо его символическое значение (например, часто через рису­нок дома выражается символическое отвержение семьи).
«Сокращение пространства» может интерпретироваться как: 1) про­явление чувства сильной фрустрации, вызванной ограничивающей ок­ружающей реальностью, в сочетании с чувством враждебности и по­требностью в агрессивных действиях (возможности осуществлять эти дей­ствия может и не быть); 2) проявление довольно острого ощущения на­пряженности и раздражительности или 3) отражение ощущения состоя­ния двигательной беспомощности1 (если, например, ступни и/или часть ноги нарисованного человека «срезаны» нижним краем страницы).
1 Неспособность индивида к произвольным, упорядоченным, адекватным и эф­фективным действиям, имеющим целью устранение внутреннего напряжения, порож­денного потребностью.
Считается, что размер дерева по сравнению с размером страницы рисуночной формы отражает то, как испытуемый ощущает себя в психо­логическом поле. Если дерево имеет огромную высоту, то, по-видимо­му, испытуемый остро ощущает свою зависимость от окружающей ре­альности вообще и, возможно, проявляет агрессивность или склонность к ней. Если дерево имеет крошечные размеры, то, вероятно, испытуе­мый ощущает свою неполноценность, неадекватность и потребность зам­кнуться в себе.
Б. Отношение фрагмента к рисунку в целом. Исследователь должен обратить внимание на существующую диспропорцию между размером какого-либо фрагмента и рисунка в целом. Например, крошечная, так называемая «миниатюрная» дверь, которая имеет гораздо меньшие раз­меры по сравнению со средним окном в доме, интерпретируется как отражение нежелания испытуемого допускать кого-либо к своим истин­ным чувствам.
Если испытуемый рисует человека с очень длинными и мускулис­тыми руками (совершенно не пропорциональными по сравнению с те­лом), то он, вероятно, проявляет потребность в физическом совершен­стве компенсаторного характера. Среди студентов колледжа с высоким уровнем интеллекта была обнаружена тенденция рисовать человека с большой головой. С точки зрения пропорций, очевидно, в этом случае произошло подсознательное выделение роли разума как наиболее важ­ного элемента в человеческой жизни.
Конкретная оценка (PI, P2 или РЗ) будет зависеть от степени дис­пропорции между фрагментом и рисунком в целом.
В. Отношение между фрагментами рисунка. Рассмотрим пример не­пропорциональности фрагментов. Взрослый, плохо приспособленный мужчина нарисовал одно окно гораздо меньшего размера по сравнению с другими окнами первого этажа дома, в процессе ПРО было установле­но, что это окно гостиной (таким образом он символически передал свою неприязнь к компании других людей).
Испытуемые дебилы склонны рисовать дома с «двойной перспек­тивой» (имеется в виду одновременное изображение боковой стены в центре и двух торцов по краям). Дебил, возможно, понимая, по крайней мере частично, факт, что нельзя одновременно видеть боковую стену и оба торца, стремится уменьшить ширину торцов и подчеркнуть размеры боковой стены. Однако шизофреники, используя «двойную перспекти­ву», склонны уделять чрезмерное внимание торцам дома, увеличивая их размеры или акцентируясь на деталях, и изображать довольно малень­кую боковую стену. Шизофреник, по-видимому, расценивает торцы как защиту центра (боковая стена) и таким образом символически передает свое преувеличенное стремление к самозащите.
Зависимая, несамостоятельная девушка с признаками несостоя­тельности нарисовала дерево с огромной, но плохо сформированной кроной, из-за чего и без того маленький ствол казался совершенно кро­шечным (что интерпретировалось как проявление ее чувства базовой неполноценности в сочетании с интенсивным стремлением получить
удовлетворение от окружающего мира). В одном случае (инволюционная меланхолия) нарисованные крошечные молодые побеги, пробивающи­еся из большого и в остальном лишенного растительности ствола, ин­терпретировались как: 1) отказ испытуемого от наносящего ему вред убеждения в том, что попытки поиска удовлетворения в окружающей реальности бесполезны; 2) вероятное сексуальное оздоровление (это подтвердилось, клиническими данными о том, что терапия тестостеро­ном дала хороший эффект).
Женщина с признаками мании проявила свое амбивалентное от­ношение к сексу, изобразив человека, глаза и рот которого были под­черкнуто женскими, а нос и подбородок — явно мужскими, которого в конечном счете она в шутку назвала гермафродитом.
Г. Согласованность. Не следует ожидать полной пропорциональной согласованности между фрагментами рисунка, так же как и пропорцио­нальности отдельных фрагментов. Однако, если замечена рассогласован­ность, ее необходимо расценивать как подозрительный факт, и исследо­ватель должен постараться найти этому объяснение.
III. ПЕРСПЕКТИВА
Считается, что, используя в рисунке тот или иной вид перспекти­вы, испытуемый раскрывает свое видение очень широких и еще более сложных взаимосвязей, которые он вынужден устанавливать с окружаю­щим миром, существующими в нем людьми, и способов поддержания этих взаимосвязей.
А. Положение рисунка на странице рисуночной формы. На этапе стан­дартизации метода ДДЧ было сделано теоретическое предположение, что испытуемый со средним уровнем интеллекта разместит изображае­мые объекты более или менее в центре страницы, однако на практике это не подтвердилось. Оказалось, что с точки зрения количественной оценки вопрос о горизонтальной асимметрии (разница между шириной правого и левого свободного от рисунка края листа) не имеет особого значения, в отличие от вертикальной асимметрии, которая служит по­казателем для дифференциации интеллектуальных уровней (и для каж­дого рисунка может быть разной). Как правило, рисунок дерева на стра­нице помещают выше, чем рисунок дома или человека. Однако положе­ние рисунка часто имеет значение для определения индивидуальных раз­личий. Склонность к тщательной центровке рисунка обычно интерпре­тируется как проявление ощущения незащищенности (симметрия про­странства по краям, по-видимому, служит критерием безопасности для испытуемого) и ригидности, а степень проявления этих качеств напря­мую связана со степенью точности симметрии и количеством рисунков, представленных в таком виде. Устойчивая тенденция, наблюдаемая в стремлении разместить рисунок в верхнем левом углу страницы, свой­ственна тем испытуемым, которые проявляют довольно заметную тре­вожность или регрессию, это касается даже тех испытуемых, которые имеют определенное художественное образование и которые, по всей видимости, не должны были бы выполнять рисунок в таком положении.
Считается, что это положение отражает стремление избегать нового опыта и, вероятно, желание вернуться в прошлое, поскольку, согласно куль­турной традиции, верхний левый угол представляется исходным пунк­том. Возможно, угол страницы символизирует безопасность, которая традиционно приписывается углу комнаты.
Испытуемый, чей контакт с реальностью ограничен, может иног­да выражать это в символической форме, изображая дом без линии ос­нования или как бы в подвешенном состоянии над землей и не имею­щим нижнего края стены, или (и это, по-видимому, всегда имеет пато­логический характер) в виде крыши забора; изображая дерево с корня­ми в виде тонких линий, которые почти не касаются линии земли, либо с корнями, опирающимися на ее поверхность подобно когтям большой птицы и не проникающими в глубь.
Обычно все три объекта имеют прямое положение на рисунке: креп­кий, исправный дом, прямое дерево, стройный человек. Однако встре­чаются и другие случаи, например, женщина шизоид выполнила при­митивный рисунок дома, у которого крыша и труба были на земле — по ее словам, их сдул сильный ветер, и рисунок дерева с переломленным пополам стволом, макушкой касающимся земли, — тоже результат раз­рушительного урагана. Эти рисунки трактуются как символическое вы­ражение чувства испытуемой, проявления которого она не в состоянии контролировать. Эпилептик нарисовал человека, падающего в момент припадка. *
Среди тех, кто склонен демонстрировать агрессивное поведение и/или негативистское неприятие инструкций, наблюдалась тенденция не соглашаться с заданным расположением листа, вероятно, потому, что принятие инст­рукции расценивается ими как признак слабости. Они считают необхо­димым изменить оптимальное вертикально-горизонтальное положение листа и делают свою задачу более трудной. Случай неоднократного изме­нения положения страницы можно считать патоформным.
Считается, что, если рисунок соприкасается с краем (нескольки­ми краями) листа, это всегда является значимым фактором. Существуют по крайней мере четыре вида такого контакта: 1) края страницы рису­ночной формы (один или более) «срезают» часть рисунка; 2) та или иная часть рисунка касается верхнего края страницы, но не выходит за его пределы; 3) рисунок примыкает к боковому краю страницы, но, очевидно, не выходит за него; 4) нижний край страницы используется как основание рисунка.
Клинический опыт показал, что каждое из вышеперечисленных положений может быть предварительно интерпретировано следующим образом:
1) Случай «срезания» краем листа одной или нескольких комнат дома часто выражает нежелание испытуемого рисовать данную комнату (или комнаты) из-за неприятных ассоциаций, связанных с этой частью дома и/или проживающими в нем людьми; «срезание» макушки дерева говорит о желании найти удовлетворение в фантазии, отказавшись от поиска его в реальности; случаи «срезания» элементов рисунка челове-
ка, например, «ампутация» ступней или нижней части ног со ступнями, по-видимому, выражают переживание испытуемым чувства двигатель­ной беспомощности по отношению к окружающей реальности; случаи «срезания» верхней части дома или головы человека до сих пор не встре­чались. С точки зрения временного значения, «срез» левого края рисун­ка, по-видимому, обозначает фиксацию на прошлом вкупе со страхом перед будущим; «срез» правого края рисунка, вероятно, свидетельствует о желании оказаться в будущем, чтобы уйти от прошлого.
2) Контакт рисунка с верхним краем страницы, по-видимому, означает фиксацию на размышлениях и фантазиях как источниках удов­летворения.
3) Рисунок дома, примыкающий к краю страницы (боковой срез страницы используется в качестве границы стены дома), по-видимому, символизирует генерализованное чувство незащищенности, которое час­то имеет: а) определенное временное значение (левый край — прошлое, правый — будущее) и/или б) определенное значение, связанное с назна­чением комнаты или ее постоянным жильцом. Дерево, примыкающее к краю страницы, подразумевает сужение пространства и, как следствие, усиление чувствительности и проявление агрессивно-реактивных тенден­ций, которые могут быть либо подавленными, либо нет. Рисунок челове­ка, примыкающий к краю страницы, по-видимому, выражает генерали­зованную, а иногда и более конкретную и ситуативную незащищенность.
4) Использование нижнего края страницы вместо линии основа­ния рисунка означает: а) более или менее обобщенную незащищенность; б) депрессивно окрашенное настроение.
Б. Положение рисунка относительно наблюдателя. Существует по меньшей мере три подхода. Во-первых, очевидная позиционная взаимо­связь между наблюдателем и рисунком, например: дом представлен та­ким образом, что наблюдатель видит его как бы с высоты птичьего поле­та. Такое изображение трактуется как признак: а) отвержения нарисо­ванного дома или б) отклонение испытуемым довольно распространен­ной тенденции окружать неким ореолом такое понятие, как «домашний очаг».
При анализе рисунков, выполненных группой студентов-медиков, оказалось, что почти все нарисовали дома в таком ракурсе, как будто они находятся ниже уровня наблюдателя. Они считают себя (возможно, благодаря научному образованию) выше общепринятых эмоциональных и являющихся для них ограничительными домашних уз.
Дерево, нарисованное ниже уровня наблюдателя, по-видимому, символизирует депрессию или расстройство.
Люди редко изображаются ниже уровня наблюдателя, поэтому ри­сунок такого типа должен расцениваться как патоформный.
В противоположность этому существуют рисунки, выполненные так, как будто они находятся выше уровня наблюдателя, и о которых можно сказать, что они представляют предельно ограниченное поле зрения. Подобное изображение дома обычно выражает: 1) переживаемое испы­туемым чувство отчуждения его от дома либо желание оказаться в семей-
ном кругу или в домашней обстановке, осуществления которого, по его мнению, он вряд ли добьется; 2) стремление замкнуться, ограничить контакты с другими людьми.
Молодая, недавно овдовевшая мать нарисовала дом, тщательно огороженный забором, который производил на наблюдателя странное впечатление, как будто он находится одновременно и выше и ниже него. Это интерпретировалось как показатель ее подавленного настроения и сильной потребности восстановить очень желанную семейную обстанов­ку (взгляд снизу), а также как попытка обесценить недостижимую, по крайней мере в настоящее время, цель (взгляд сверху).
Дерево, нарисованное как будто на возвышении, по-видимому, означает: 1) чувство напряженности; 2) потребность в защите и безо­пасности. Одинокое дерево на вершине холма не всегда символизирует чувство превосходства. Напротив, оно может представлять чувство оди­ночества в совокупности со стремлением к автономии, так как находит­ся в положении брошенного на произвол судьбы.
Второй подход к анализу заключается в обсуждении кажущегося расстояния между наблюдателем и рисунком. Расстояние может быть ука­зано при помощи: 1) сильного уменьшения размеров нарисованного объек­та или 2) количества деталей, размещенных между наблюдателем и объек­том. Например, мужчина, хронический алкоголик, нарисовал крошечный домик, а также посчитал необходимым изобразить сначала ряд деревьев рядом с ним, затем большую реку (с индейцами, плывущими в каноэ) и шоссе, расположив их между домом и наблюдателем. Это изображение было истолковано как явно выраженное желание удалиться как можно дальше от общества, жить там, где он мог бы одеваться так и делать то, что доставляло бы ему удовольствие, не боясь критики.
Третий подход заключается в обсуждении позиции объекта, а его расположение на странице при этом не имеет значения. В качестве при­мера можно привести рисунок дома, обращенного торцом к наблюдате­лю (отметим, что в этом случае нет необходимости рисовать дверь), а также рисунок человека в абсолютный профиль (абсолютным считается профиль, при котором видна только одна сторона тела, с одной рукой, одной ногой, и нет даже слабого намека на существование другой сторо­ны). Кроме этого, может встретиться рисунок человека, стоящего спи­ной к наблюдателю. Такие изображения объясняются нежеланием испы­туемого встать «прямо лицом к лицу» с окружающим миром, его стрем­лением замкнуться, скрывать свое истинное «Я» и вступать в контакт только на егоусловиях. Противоположной так называемой позиции «из­бегания», описанной в предыдущем абзаце, является позиция рисунка анфас. Можно считать, что дерево нарисовано анфас, если его одномер­ные или двумерные ветви расположены по краям ствола и не скрывают его. Если все три рисунка нарисованы в абсолютный анфас, можно сде­лать вывод, что испытуемому в сущности свойственны ригидность и бес­компромиссность, и, кроме того, существует предположение, что под­разумеваемая готовность прямо и твердо смотреть в лицо любым обстоя­тельствам является реакцией, вызванной базовой незащищенностью.
Иногда испытуемый рисует дом и/или человека в профиль, обра­щенных в сторону, противоположную ожидаемой относительно его ве­дущей руки. Леворукие испытуемые, например, обычно рисуют дом, у которого видны правый TO^QU и основная стена, и человека, обращенно­го к наблюдателю правой стороной, а праворукие — наоборот. Рисунок дома или человека в профиль, обращенный в несоответствующую ожи­даниям сторону, противоречит норме и, кроме того, трудновыполним. Такой случай можно интерпретировать как выражение враждебных им­пульсов, которые испытуемый стремится подавить или сублимировать.
Оказалось, что информация, связанная с фактором времени, ко­торую можно определить по позиции рисунка, весьма полезна (при ин­терпретации можно сравнить те роли, которые выполняют прошлое и будущее в психологическом поле испытуемого).
Например, ствол дерева возле основания может быть искривлен влево, а повыше, как бы для равновесия, — вправо. Такое изображение можно проинтерпретировать как отражение склонности испытуемого к регрессии (в раннем возрасте) и к сверхкомпенсаторной фиксации на будущем (в более позднем возрасте). Однако, как правило, более уточнен­ные данные о временной дифференциации, выявленные на основании последовательности и количества деталей в рисунке, по-видимому, име­ют большую ценность, чем это несколько поверхностное заключение.
Не так давно было установлено, что в рисунке дерева, а возможно и дома, использование пространства слева от центра страницы может интерпретироваться как признак доминирования эмоциональной сфе­ры, а справа — как выражение преобладания интеллектуальной сферы. Предполагается, таким образом, что рассмотрение сферы будущего обя­зательно должно учитывать интеллектуальную доминанту, а тенденция преобладания в психологическом поле элементов прошлого должна быть связана с эмоциональной сферой, однако здесь не подразумевается на­личие строгой дихотомии. Полагают, что о преобладании интеллектуаль­ной или эмоциональной сферы можно судить отчасти по тому, как ис­пытуемый использовал правую и левую от центра стороны на рисунке дерева. Данная интерпретация, однако, еще требует дальнейшего под­тверждения.
В. Положение фрагмента относительно рисунка в целом. Случаи от­клонения от нормы, которые рассматриваются в этом разделе, связаны с нежеланием испытуемого рисовать фрагменты в их обычной позици­онной взаимосвязи с рисунком в целом. Например: 1) две большие сту­пени, ведущие к глухой стене нарисованного дома (как признак недо­ступности испытуемого); 2) нарисованное пациентом с развивающимся органическим ухудшением дерево, у которого только одна из несколь­ких ветвей соединяется со стволом; 3) рисунок женщины (выполненный пациенткой с инволюционной меланхолией), у которой руки прикрыва­ют тазовую область, а ноги скрещены (символическое проявление заши­ты испытуемой от сексуальной близости).
Второй основной тип отклонения от нормы — это прозрачность деталей. Испытуемый противоречит реальности, позволяя увидеть на
рисунке сквозь одну деталь — другую, которая в принципе должна быть скрыта. Например: 1) можно увидеть руку сквозь рукав; 2) фрагменты мебели, нарисованные внутри дома, которые видны не через дверь или окна, а сквозь стену, на основании чего можно говорить о «прозрачнос­ти» стены. Патологическое значение прозрачности, вероятно, можно оценить: а) по количеству случаев прозрачности; б) по размеру про­зрачной детали (например, второй из вышеупомянутых случаев, по-ви­димому, более серьезен; чем первый). Поскольку случаи прозрачности подразумевают отсутствие критичности испытуемого, предполагается, что они представляют собой проявление неких символов, свидетельству­ющих о дезорганизации личности под влиянием эмоциональных и/или органических факторов, при условии, что испытуемый не является ум­ственно отсталым.
В случае умственной отсталости изображение прозрачной стены объясняется отсутствием критичности — основным недостатком испы­туемого; детали, которые можно увидеть внутри дома, в таких случаях интерпретируются так же, как неуместные детали, нарисованные вне дома (см. выше) испытуемыми с более высоким уровнем интеллекта, которые имеют навязчивую потребность максимально контролировать ситуацию. Умственно отсталый испытуемый, используя в рисунке имен­но внутренние, а не внешние, так называемые «неуместные», детали, по-видимому, обнаруживает свое чувство неполноценности в ситуаци­ях, лишенных поддержки и защиты. .
Кроме того, здесь рассматривается такая неуместная деталь, как линия земли. Было установлено, что если линия земли поднимается вверх слева направо, то это часто символизирует предчувствие неизбежных трудно­стей в будущем, если же линия опускается вниз слева направо, то, веро­ятно, испытуемый чувствует, что его будущее сомнительно и, возможно, таит какую-то опасность (глубина чувства, по-видимому, определяется степенью крутизны наклона или^подъема линии). Линия земли, проведен­ная вниз от рисунка дома (дерева или человека) в любую сторону, может означать чувства одиночества и неуверенности испытуемого.
Г. Расположение фрагментов относительно друг друга. Здесь рас­сматриваются изображенные в необычном виде фрагменты одного ри­сунка, которые должны быть взаимосвязаны. Например, в рисунке дере­ва линии двумерного ствола не соединяются в основании, а одно– или двухмерные ветви, нарисованные по краям, фактически не объединяют­ся в общую крону, хотя и могут переплетаться между собой, таким обра­зом, рисунок представляет собой не одно, а два одномерных дерева.
Туловище человека может быть как бы подвешено над ногами, или вертикальные линии туловища могут продолжаться в виде линий одно­мерных ног, то есть в тазовой области нет «нормального» соединения линий. До сих пор на практике неспособность дорисовать тазовую область человека всегда оказывалась связанной с развитым сексуальным конф­ликтом (в большинстве случаев — сильные гомосексуальные тенденции).
Ноги и ступни у человека могут быть нарисованы в таком положе­нии, что создается впечатление, будто человек движется одновременно
в двух противоположных направлениях. Такой рисунок может интерпре­тироваться как выражение состояния крайней фрустрации с сильным желанием избежать неприятной ситуации. Плохо успевающий студент медицинского института, колеблющийся между сильной потребностью в успехе и не менее сильным желанием бросить институт, нарисовал человека в профиль, у которого голова, тазовая область и ноги до колен были направлены в одну сторону, а плечи и верхняя часть туловища, ноги ниже колен и ступни — в противоположную сторону.
Д. Эротические проявления. В большинстве случаев эротические про­явления принимают форму откровенных или символических деталей. Однако возможны случаи выражения сексуальной озабоченности посред­ством перспективы. Например, молодая пациентка нарисовала женщи­ну, которая своей энергичной позой приглашала к более интимной свя­зи. Вид перспективы может усилить уже представленные в рисунке эро­тические детали, как в изображении обнаженной женщины в анфас, которая расставила ноги врозь и раздвинула пальцами вульву влагалища.
Взрослый мужчина (диагн. психопатия) нарисовал дерево, очень напоминающее человека, сидящего на пне. У него были выделены ягоди­цы и угадывался контур эрегированного пениса. В ПРО пациент совершен­но искренне сказал, что дерево напоминает ему мужчину, и обратил вни­мание исследователя на вышеупомянутые анатомические подробности.
Женщина (диагн: обсессивно-компульсивный невроз), которая была настроена одновременно против женственности вообще и отсутствия собственной физической привлекательности в частности, нарисовала красивую девушку в платье, положение складок которого создавало впечатление о наличии большого эрегированного пениса. В ПРО пациен­тка предоставила веские доказательства, которые подтвердили предва­рительно сформулированную гипотезу о ее зависти к пенису.
Е. Движение. Передать на рисунке движение дома, дерева или че­ловека можно только в откровенной, явной форме. Однако частота изоб­ражения движения свойственна перечисленным объектам в обратном по­рядке по очевидным причинам.
Если испытуемый рисует дом в движении (такое движение должно носить катастрофический характер, например, падение или разрушение), исследователь должен расценивать такое изображение по меньшей мере как патоформное, а чаще всего патологическое.
Движением в рисунке дерева можно считать только то, которое носит интенсивный характер, поскольку причиной изменения положе­ния дерева, которое можно назвать движением, могут быть природные катаклизмы или разрушительные действия человека. Мужчина (диагн. психопатия), пытающийся приспособиться к жизни через гетеросексу­альный брак, но болезненно и патологически реагирующий на это, на­рисовал дерево, которое наклонилось вправо, почти касаясь земли ниж­ними ветвями. Это было проинтерпретировано как выражение: 1) чув­ства того, что влияние окружающего мира подавляет его; 2) его доволь­но решительных попыток сохранить адекватный контакт на уровне ре­альности (то есть сохранить интеграцию собственной личности).
Движение в рисунке человека, в отличие от движения на рисунке дерева, а особенно дома, не должно расцениваться как патоформное или патологическое. Напротив, оно может выражать ощущение удовлет­ворительной адаптации испытуемого. Пациент в прогрессирующем пара­ноидальном состоянии явился на обследование, так как чувствовал, что, вероятно, сильно нуждается в госпитализации. Он нарисовал человека почти со спины, который играл в баскетбол и собирался забить гол, при этом создавалось отчетливое впечатление, что человек играл сам с собой. Спустя две недели он нарисовал боксера в очень жесткой боксерской стойке, повернувшегося спиной к наблюдателю, и вскоре после этого был надолго госпитализирован.
Ж. Способ изображения. Исследователь должен обратить внимание на два момента: 1) применение нетипичных способов штриховки; 2) при­менение способов правдоподобного и реалистичного изображения.
Прежде всего исследователь должен научиться различать нормаль­ный тип штриховки (использованный для передачи изображения листвы на дереве) и ненормальный тип штриховки (который, как предполага­ют, всегда служит показателем тревожности). В связи с этим необходимо рассмотреть следующие моменты: 1) количество времени, затраченного на штриховку; 2) нажим; 3) подкрепление штриховки (произвольный возврат к штриховке в процессе работы над этим рисунком или последу­ющими, либо на этапе ПРО). Нормальная штриховка (та, которая ис­пользуется тогда, когда присутствие некоторых деталей на рисунке толь­ко подразумевается) наносится быстро, без сильного нажима и повтор­ного возврата к ней.
Существуют несколько вариантов отклонения от реалистичного способа изображения деталей. Первый можно назвать способом избега­ния. Испытуемый, например, может так плохо нарисовать фасад дома, что у него не возможно определить ни одно из трех измерений, так что этот лжефасад не воспринимается как реальный образ. Или же он может изобразить фигуру человека в виде палочек, объяснив свое нежелание нарисовать человека как можно лучше тем, что такой рисунок вполне приемлем в мультипликации.
Другой способ — это так называемая «двойная перспектива», смысл которой заключается в том, что одновременно рисуются оба торца и боковая стена дома. Если такой рисунок выполнен испытуемым с низ­ким уровнем интеллекта, то в этом случае Р-оценка рисунку не присва­ивается (однако эта оценка присваивается, если испытуемый имеет или имел средний или более высокий уровень интеллекта).
Кроме этого, существует т. н. «тройная перспектива». Например, испытуемый, невротик, сделав попытку нарисовать все четыре стены дома одновременно, по-видимому, выразил: 1) желание знать все, что происходит вокруг него; 2) чрезмерный интерес к тому, что о нем дума­ют другие люди. Иначе говоря, он стремится полностью контролировать все внешние аспекты, касающиеся его персоны (если рассматривать дом как автопортрет). Испытуемые с органическими нарушениями испыты­вают затруднения, сталкиваясь с необходимостью перенести на бумагу
идею трехмерности дома и используют вместо этого такой способ изоб­ражения, который может быть назван воплощением двух замыслов. Они начинают рисовать так, как обычно изображаются дома, но в конце кон­цов их рисунок приобретает вид чертежа.
Например, рисунок испытуемого (диагн. эпилепсия) с умеренным органическим ухудшением имел явный патологический характер. Он на­рисовал коттедж, фасад и боковая стена которого не были соединены между собой и'находились друг от друга на расстоянии нескольких сан­тиметров. Такой вид он объяснил тем, что эти стены фактически невоз­можно увидеть одновременно из-за густого подлеска рядом с домом.
Иногда испытуемый может начать с создания проекта или плана этажей дома. Исследователь должен позволить закончить эту работу без комментариев со своей стороны. Очевидно, что этот тип изображения противоречит норме, и тот факт, что рисунок невозможно адекватно оценить с количественной точки зрения, не имеет большого значения. По-видимому, такой рисунок всегда является показателем серьезного конфликта в домашней ситуации. Выполняя план этажей дома, испыту­емый, по-видимому, систематизирует внешнюю ситуацию и, фактичес­ки, обнаруживает перед исследователем существование сложных взаи­моотношений. Особого внимания заслуживает присущее таким испытуе­мым свойство выражать в рисунке свое отношение к проблемам, связан­ным с определенной комнатой (гостиная — гости, спальня — секс, ван­ная — отвержение, гигиена) или людьми, проживающими в них, что выражается в бессознательном изменении размеров комнат и иногда их расположения.
Попытки уклонения, с одной стороны, и погрешности в изобра­жении действительности — с другой, имевшие место в процессе вопло­щения идеи трехмерности, расцениваются соответственно как потенци­ально и фактически патоформные реакции.
3. Согласованность. Не следует ожидать абсолютной согласованнос­ти рисунка с точки зрения оценки перспективы, поскольку в большин­стве случаев рассогласованность выражает индивидуальные различия ис­пытуемых (на самом деле абсолютную согласованность, очевидно, мож­но считать патологической). Тем не менее, приемлемая степень согласо­ванности должна иметь место. К сожалению, в настоящее время понятию «приемлемая степень согласованности» нельзя дать удовлетворительное определение.
IV. ВРЕМЯ
Предполагается, что, определив количество времени, затраченно­го испытуемым, и то, насколько продуктивно оно было использовано во время рисуночной фазы ДДЧ и последующего ПРО, исследователь мо­жет узнать, насколько значим для испытуемого данный рисунок в целом или составляющие его части.
А. Отношение общего количества затраченного времени к качеству рисунка. Если качество рисунка высокое, нет нужды задаваться вопро­сом о степени психической интеграции личности испытуемого даже в
случае большого количества затраченного времени. Исследователь дол­жен решить, оправдывает ли затраченное время количество деталей и способ их изображения. Если оправдывает, то испытуемый не получает Р-оценку за этот параметр. Если общее время (то есть затраченное в це­лом на все три рисунка) меньше 2 минут или больше 30 минут, исследо­ватель имеет полное основание сделать вывод о наличии некоего ано­мального фактора, если нет доказательств обратного.
Б. Отношение качества рисунка к количеству затраченного времени. Критерий в данном разделе тот же, что и в предыдущем, только рисунки рассматриваются по отдельности. Если количество времени, затраченно­го на выполнение рисунка дома, дерева или человека, оправдывается количеством деталей и способом их изображения, то Р-оценка не при­сваивается.
В. Латентный период, предваряющий рисование. Анастази и Фо-лей, изучая спонтанные рисунки, выполненные «аномальными» людь­ми, обнаружили, что такой латентный период у «аномальных» испытуе­мых, как правило, более продолжителен, чем у «нормальных».
Но поскольку они позволяли испытуемым решать самостоятельно, что именно они нарисуют в первую очередь, вряд ли можно предполо­жить, что в ДДЧ существует такая же связь между «нормальными» и «аномальными» испытуемыми.
Можно утверждать, что только «аномальные» испытуемые нужда­ются в некоторой паузе, чтобы «настроиться»-на выполнение задания пе­ред тем, как начать рисовать. Если испытуемый не приступает к рисунку в течение 30 секунд после получения инструкции, исследователь должен расценить задержку как патоформную. Любая подобная задержка — веское доказательство наличия конфликта, и исследователь должен попытаться обнаружить его причину в процессе ПРО.
Г. Пауза в процессе рисования. Пауза в процессе рисования — это явный перерыв, превышающий несколько секунд, при условии, что ис­пытуемый вообще приступил к выполнению задания. Паузу более 5 се­кунд можно расценивать как достаточное доказательство конфликта, при отсутствии оснований для утверждения обратного.
Та или иная часть рисунка, во время, перед или после выполнения которой испытуемый делает паузу, обычно дает ключ к пониманию при­чины конфликта. Например, сексуально неприспособленные испытуе­мые делают значительную паузу после того, как нарисуют талию челове­ка, и прежде, чем смогут заставить себя нарисовать таз — сферу их кон­фликта.
Д. Пауза в комментариях. Продолжительность паузы, сделанной испытуемым во время непосредственного или пост-рисуночного ком­ментария, который он внезапно прерывает, должна быть записана. Про­должительность паузы в данном случае — это время, которое протекает с момента прекращения комментария до его возобновления. Дополни­тельный опрос в таких случаях — обязательная процедура.
Е. Согласованность. Предполагается, что количество времени, зат­раченного на каждый рисунок,, должно быть достаточно согласованно.
Но в оценке данного фактора исследователь должен принять во внима­ние тот факт, что обычно на адекватное изображение дома и человека затрачивается больше времени, чем на рисунок дерева, так как во мно­гих случаях дерево с легкостью можно изобразить в символическом виде, поскольку для этого требуется меньшее количество деталей (если только испытуемый не настолько дотошен, чтобы вырисовывать каждый листо­чек). Большое количество времени, затраченное на выполнение того или иного рисунка, может свидетельствовать о наличии сильного позитив­ного или негативного чувства испытуемого по отношению к изображен­ному объекту в целом, или его конкретному фрагменту, или той идее, которая символически выражена рисунком или его фрагментом. Цели ис­пытуемый затратил очень мало времени, это указывает на отклонение задания и/или изображенного объекта, идеи или ситуации, символичес­ки представленной в рисунке.
V. КАЧЕСТВО линий
А. Моторный контроль. Среднестатистический индивид не должен испытывать больших затруднений при рисовании прямых линий. Углы и кривые линии в его рисунке должны быть четко прорисованы, а процесс их рисования — контролируемым. Несоответствие уровня моторного кон­троля вышеупомянутым требованиям к качеству линий предполагает плохую функциональную приспособленность личности или нарушение центральной нервной системы, при этом степень отклонения зависит от значительности органического или функционального нарушения.
Однако необходимо учитывать, что люди, которые большую часть жизни занимались тяжелым ручным трудом, не смогут манипулировать таким довольно деликатным инструментом, как карандаш или мелок, с легкостью клерка, и исследователь должен быть осторожен в выводах, чтобы не сделать заключения, что эта неспособность, обусловленная родом занятий, является симптоматикой нервной болезни, такой как ранний атеросклероз.
Б. Нажим. Жирные линии в рисунке испытуемого, не имеющего нарушений центральной нервной системы, оцениваются в соответствии с характером их использования. Например: (1) если весь рисунок выполнен жирными линиями, можно сделать вывод о наличии напряженности нео­пределенного характера; (2) если такие линии использованы в изображе­нии определенных деталей рисунка, это может означать: а) фиксацию на этой детали (например, рука человека рассматривается как источник гре­ха) и/или б) враждебность, подавленную или открытую по отношению к нарисованному объекту или тому, что он символизирует; (3) если контур дома, дерева или человека нарисован жирными линиями в отличие от других линий внутри этих рисунков, можно предположить, что испытуе­мый прилагает все усилия, чтобы сохранить личностный баланс; (4) если жирными линиями нарисован торец дома или ствол дерева, это, веро­ятно, означает, что пациент старается сохранить контакт с реальнос­тью и отказывается от возможности получить удовлетворение в фанта­зии; (5) очень жирная линия земли обычно интерпретируется как отра-
жение чувства тревожности, вызванного взаимоотношениями в реальной жизни; (6) жирные линии контура крыши дома означают (если рассмат­ривать дом в качестве автопортрета) фиксацию на фантазии как источни­ке удовлетворения с сопутствующим этому чувством тревоги.
Если все три рисунка выполнены чрезвычайно слабыми линиями, то это интерпретируется как показатель генерализованного чувства не­полноценности, сопровождаемого нерешительностью и боязнью пора­жения. Если линии постепенно становятся более тонкими, начиная с рисунка дома и заканчивая рисунком человека, можно предположить наличие генерализованной тревоги и/или депрессии. Если слабые линии использованы только при выполнении некоторых деталей, это говорит об определенном нежелании испытуемого рисовать данную деталь (или несколько деталей) из-за того, что она (они) фактически или символи­чески представляет.
В. Тип линий, (применение штриховки обсуждалось в параграфе «Перспектива», см. пункт «Способ изображения»).
Исследователь должен определить следующие характеристики ли­ний, использованных испытуемым в рисунке: 1) линии прерывистые или непрерывистые; 2) линии всегда (или почти всегда) твердые и пря­мые или всегда (или почти всегда) плавные и изогнутые.
Постоянное использование эскизных отрывистых линий в лучшем случае, вероятно, выражает потребность в аккуратности и скрупулезнос­ти, в худшем (в особенности если линия нарисована очень медленно) — это патоформный признак. Жесткая, прямая линия часто оказывается вы­ражением внутренней ригидности. Обычно изогнутая линия •— здоровый знак, хотя она также может свидетельствовать о неприятии условностей и/или ограничений.
Г. Согласованность. Изображение дома, как правило, требует пря­мых линий. Человек в целом преимущественно рисуется с помощью изог­нутых линий. Для рисунка дерева обычно необходимо сочетание обоих типов линий. Отклонения от обычно используемого типа линий и каче­ства их нажима для данного рисунка, очевидно, являются патоформны-ми; кроме этого необходимо регистрировать колебания типа и нажима линий внутри данного рисунка.
VI. КРИТИЧНОСТЬ
Критичностью считается: а) критическая позиция испытуемого и б) его готовность что-то предпринять с тем, что он посчитал неправиль­ным или неадекватным.
Способность к объективной оценке, критике и умение пользовать­ся такой критикой — одни из первых интеллектуальных функций, кото­рые страдают от чрезмерной эмоциональности и/или процессов органи­ческого ухудшения. Из этого следует, что полезно анализировать дефек­ты, обнаруженные испытуемым в рисунках, и определять, какие кор­ректирующие шаги он предпринимал и насколько они были успешны.
А. Вербальная критичность. Вербальная критика, судя по опреде­лению, — это критика, выражаемая устно. Она имеет несколько типов:
во-первых, существует тип спонтанного комментария, заключающийся в том, что испытуемый осуждает задание, которое его попросили вы­полнить, считая его незаконным; во-вторых, испытуемый может пы­таться оправдать свою неумелость утверждением, что в школе его не учи­ли рисовать или что его руки с возрастом огрубели (или другими подоб­ными комментариями); в-третьих, испытуемый может сказать: «Посмот­рите, как все непропорционально получилось» или «Я нервничаю, по­этому эти линил такие кривые». Второй и третий случаи можно назвать реальной критикой, и только в третьем случае испытуемый демонстри­рует реальную способность к критике. Комментарии подобного рода встре­чаются довольно часто. Однако, если их становится слишком много, это должно расцениваться как признак патоформности, особенно при от­сутствии сопутствующей или последующей попытки исправления вер-бально идентифицированного дефекта или дефектов.
Б. Активная критичность может быть выражена: 1) отказом закончить рисунок с последующим возобновлением рисования в другом месте листа, при этом незаконченный рисунок не стирается. Это, как принято считать, имеет умеренно патоформный характер, поскольку заключает в себе не­сколько негативную реакцию испытуемого по отношению к самому себе; 2) стиранием нарисованного без попытки перерисовать это, что обычно ограничивается одной деталью, которая, очевидно, вызвала у испытуемого сильный внутренний конфликт, и в результате он еще мог бы изобразить деталь один раз, но никак не дважды; 3) стиранием нарисованного с пос­ледующей попыткой перерисовать. Если стирание с попыткой воспроизве­сти нарисованное заново приводит в результате к улучшению качества изоб­ражения, это расценивается как благоприятный знак. Однако стирание мо­жет носить и патоформный характер, если попытки исправления приводят к сверхтщательному изображению, попытка усовершенствования рисунка не дает результата, или если после стирания качество рисунка ухудша­ется; это подразумевает: а) чрезвычайно сильную эмоциональную ре­акцию на изображаемый объект или то, что он символизирует для ис­пытуемого и/или б) наличие фактора органического ухудшения.
Частое стирание и последующее исправление любой части данного рисунка ясно свидетельствует о наличии конфликта с этой деталью в ее реальном виде или с тем, что она символизирует.
В. Согласованность. Считается (и критический опыт, по-видимо­му, оправдывает это предположение), что самокритичное отношение хо­рошо интегрированного индивида будет достаточно стабильным в тече­ние работы над всеми тремя рисунками. Очевидно, что значимость ри­сунков, количество деталей, необходимых для их удовлетворительного воспроизведения, и т.д. будут изменяться от испытуемого к испытуемо­му, но, по-видимому, нельзя утверждать, что будет изменяться и фак­тор направленности индивида на качественное выполнение рисунка, будучи до сих пор одинаковым.
Полное отсутствие попыток испытуемого со средним или более высоким интеллектуальным уровнем внести изменения в рисунок не очень высокого качества фактически является патоформным случаем.
VII. Отношение к заданию.
Предполагается, что отношение испытуемого к ДДЧ в целом будет указывать на степень его готовности принять новое и, возможно, более трудное задание; что его отношение к отдельным рисункам зависит от ассоциаций, вызванных тем или иным рисунком или отдельным фраг­ментом рисунка.
А. Отношение к заданию в целом. Спектр возможных вариантов от­ношения широк, от умеренной готовности принять задание и далее по двум направлениям: а) либо к уровню активного принятия до гиперэго­тизма, б) либо к безразличному отношению, чувству пораженчества, склонности к отказу и до полного отказа. Крайние варианты отклонения от состояния умеренной готовности расцениваются как подозрительные. Однако испытуемый может изменить свое отношение к заданию, напри­мер, многие люди среднего интеллектуального уровня и хорошо интег­рированные личности вначале сопротивляются, но постепенно стано­вятся более восприимчивыми, поскольку понимают, что для их способ­ностей это не слишком трудная задача.
Б. Отношение к конкретным рисункам. Заметное отклонение от уме­ренной готовности к выполнению какого-либо из трех заданий (рисунок дома, дерева или человека) определенно носит патоформный характер и даже может быть патологическим. Отношение испытуемого к отдель­ным рисункам, по-видимому, не будет изменяться, если нет какого-либо конфликта, чувства фрустрации и т.п. (поэтому у хорошо приспо­собленных испытуемых из группы количественной стандартизации такие случаи не были замечены).
VIII. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ЭНЕРГИИ
A. Общая характеристика. Исследователь должен постараться оп­ределить, хотя бы приблизительно, то, как испытуемый распределил свою энергию при выполнении рисунков. Он не должен упустить из вни­мания случаи активации, ослабления или колебания психомоторики (а также то, с чем именно связано их проявление).
Б. Контроль. Поскольку методика ДДЧ часто вызывает у испытуе­мых значительный всплеск эмоциональности и, кроме того, позволяет вести за ними скрытое наблюдение (которого испытуемые, как правило, не замечают), она дает исследователю возможность получить ценную ин­формацию относительно стимулированности испытуемого (то есть на­сколько легко он поддается стимулированию) и его способности сдер­живать свои импульсы.
B. Согласованность. Предполагается, что у среднего испытуемого к моменту завершения рисунка человека уровень утомления будет уме­ренным. Однако явную утомленность необходимо расценивать как пато-формную; по-видимому, она свидетельствует о снижении настроения, которое может сопровождаться другим фактором, обуславливающим сни­жение работоспособности.
Предполагается, что заметная психомоторная активация имеет па­тоформный характер. Она свидетельствует о наличии чрезмерной стиму­лированности испытуемого и ограничении торможения. Устойчивое пси-
хомоторное ослабление говорит о присутствии органического фактора. Разброс по данному фактору должен рассматриваться как весьма подо­зрительный. По-видимому, его можно объяснить реакцией индивида на рисунок или на некий его фрагмент (фрагменты).
IX. КОММЕНТАРИИ
Комментарии могут быть либо устными, либо письменными. Пись­менные комментарии — имена людей, названия улиц, деревьев и т.д. или числа, а также геометрические фигуры или неразборчивые караку­ли, понятные для самого испытуемого, — имеют, до сих пор почти в каждом случае подтверждаемый, по меньшей мере патоформный харак­тер. По-видимому, они выражают: (1) общую навязчивую потребность в максимальном контроле ситуации (признак базовой незащищенности) или (2) конкретную навязчивую потребность компенсировать овладев­шую им идею или чувство, которые были активизированы чем-то в ри­сунке или пост-рисуночной ситуации. Комментарии могут быть спонтан­ными или спровоцированными исследователем.
Было обнаружено, что практичнее всего анализировать коммента­рии в соответствии с той конкретной фазой ДДЧ, во время которой они были сделаны, то есть фазой рисования или пост-рисуночной фазой. Установлено, что в процессе рисования большинство комментариев имеют спонтанный характер, так как в это время исследователь должен по воз­можности воздерживаться от влияния, которое могло бы помешать ка­кому-либо высказыванию испытуемого в момент отрыва карандаша от бумаги. Разумеется, в пост-рисуночной фазе большинство комментариев вызвано прямыми или косвенными вопросами исследователя. Однако возникшие во время ПРО спонтанные высказывания обычно оказыва­ются весьма информативными.
А. Комментарии рисуночной фазы. Было обнаружено, что процесс изображения дома, дерева или человека и/или их последующее обсуждение вызывает у испытуемых сильные эмоциональные реакции, в результате ко­торых они способны или вынуждены вербализовать материал, который до настоящего времени подавляли или считали невыразимым. Из этого следу­ет, что может быть чрезвычайно полезно анализировать спонтанные ком­ментарии испытуемого, сделанные в процессе рисования или ПРО.
1) Объем комментариев. Полное отсутствие спонтанных коммента­риев фактически подтверждает предположение, что испытуемый скло­нен к замкнутости, однако многие хорошо приспособленные испытуе­мые также не делают спонтанных комментариев. Патоформность отсут­ствия спонтанных комментариев можно отчасти объяснить в процессе определения общего отношения испытуемого к выполняемому заданию или беседе. Гораздо более значимыми моментами, чем отсутствие ком­ментариев, являются: (1) наличие чрезмерного количества комментари­ев и (2) вербализация материала, который на первый взгляд может по­казаться странным или совершенно не относящимся к делу.
Нередко встречаются хорошо приспособленные испытуемые раз­ного уровня интеллекта, прибегающие к высказываниям типа алиби,
такими как: «Меня не учили рисовать, когда я ходил в школу» или «Я никогда не обучался рисованию».
Иногда в процессе рисования испытуемые устно выражают чув­ство тревоги, неполноценности и враждебности в таком объеме, что ис­следователь не может записать их дословно. Тем не менее в таких случаях он должен сделать все возможное, чтобы записать основную тему выска­зываний испытуемого.
Нижеследующие примеры должны дать читателю представление о том, какую информацию может получить исследователь на основании спонтанных комментариев.
65-летней женщине с психоневрозом, переживающей чувство вины, навязчивые идеи, в том числе подозрения в неверности собственного мужа и т.д., так интенсивно, что она не поддавалась ни психотерапии, ни даже шоковой терапии, предстояло перенести предфронтальнуюлоботомию. Вы­полняя рисунок дома, она сказала:
«Я никогда в жизни не рисовала ничего подобного. Я должна рисовать так (горизонтально)? Вы бы не стали в нем жить. Вам бы не понравился мой архитектурный стиль. Вы бы не при­знали его».
Исследователь: «Почему вы так считаете?»
Испытуемая: «Я не знаю, с чего начать, — с фундамента или окон?..» Исследователь: (видя, что пациентка становится очень напряженной и за­метно взволнована из-за неспособности хорошо выполнить ри­сунок): «Рисуйте так, как сможете? и не волнуйтесь». Испытуемая: «Спасибо за поддержку. Посмотрите, окна все разные. Вы бы не признали во мне плотника. Вы следите за мной? Самое трудное для меня — это крыша! Мне нарисовать крыльцо — здесь, а там — ступени?»
(Тут испытуемая стала использовать ластик в качестве линейки, и когда ей сказали, что этого делать нельзя, она попыталась стереть все, что нарисовала прежде.)
Испытуемая: «Тогда где же будет дверь? Окна у меня получились не там, где надо. Здесь я нарисую дверь, как бы это сделать, доктор? Как вы считаете, это будет честно, если я посмотрю, с ка­кой стороны находится дверная ручка? Если я нарисую к ней несколько ступеней, это будет правильно? Здесь — фунда­мент. Думаете, было бы лучше нарисовать маленькие окна на этой стороне? Я считаю, что да. Это ребенок плачет? Он что, плакал так все это время? Не очень аккуратная конструкция, не так ли? Это проверка нервозности? Аккуратности? Это могло бы быть интересным, если не нервничать так». Исследователь: «Почему же вы нервничаете?»
Испытуемая: «Такой у меня характер. Вы имеете представление, сколько сейчас времени? Вы бы не стали здесь жить. Фундамент не прочный и не безопасный».
Исследователь: «Почему вы считаете, что фундамент не прочный?» Испытуемая: «Его построили так быстро… ненадежно… О, я завидую всем, кто может сидеть вот так и делать что-нибудь так же, как вы, быть уверенным в этом. Что же это? Я — хозяин своей судь­бе, господин своей душе? Вы полагаете, что кто-то это мо­жет для меня устроить?»
Исследователь: «Почему вы думаете, что нет?»
Испытуемая: «Я думаю, может быть — это мой возраст… Я думаю, врачи знают, что они делают, но допускаете ли вы, что в моем возрасте можно вернуть назад все то, что было потеряно, и все время знать, что делаешь?»
Постоянное обращение пациентки к фундаменту дома отразило ее ощущение, что основание ее собственной домашней ситуации разрушено откровенной неверностью ее мужа либо ее собственными подозрениями — она никогда.не была уверена, что он действительно изменял ей.
Однако самыми значительными симптомами были ее рассеянность, потрясающая болезненная неуверенность и чувство неполноценности.
Эти комментарии были сделаны за 27 мин. 35 сек. во время рисова­ния дома.
Молодой человек с уровнем интеллекта выше среднего, обнару­живший общую тревожность, множество фобий и некоторые обсессив-но-компульсивные реакции, во время рисования дерева сделал следую­щие комментарии:
1) «Скопировать? Вы хотите, чтобы я нарисовал его, глядя на об­разец?» 2) «Я бы нарисовал ель, но вы сказали, что нужно дерево». Иссле­дователь: «Почему вы думаете, что ель не дерево?» Испытуемый: «Мне было бы гораздо проще нарисовать черта, чем это дерево (в этот момент испытуемый стер все, что он нарисовал, — лиственное дерево). Я пробо­вал рисовать его раньше». 3) «Теперь, если.бы я нарисовал дерево и поме­стил бы его во дворе моего дома, — это все, что я хотел бы нарисовать».
Первый комментарий испытуемого, по-видимому, отражает его устойчивую потребность в конкретной и чрезвычайно подробной фор­мулировке задачи, ибо он уже нарисовал дом и к этому времени должен был понять, что рисунки должны быть его собственным творением. Вто­рой комментарий сперва смутил исследователя, потому что показался ему странным. Однако в ПРО обнаружилось, что именно эту ель, выб­ранную им для рисунка дерева, он много раз рисовал раньше; она на­помнила ему о матери, которую он так прочно отождествил с елью, что, вероятно, был не в состоянии рассматривать стереотип дерева просто как дерево. Его последний комментарий помог формально идентифици­ровать местонахождение дерева, воспроизведенного в рисунке. В ПРО он не смог определить, находится ли нарисованное дерево во дворе роди­тельского или его собственного дома, что, в свою очередь, ярко отобра­жает его «неприкаянность» в выборе между этими домами.
Мужчина, шизоид, импотент, который в течение ряда лет пытался «забыться» в работе, в то время, пока рисовал человека (больного пожи­лого мужчину, который, сидя на плетеном стуле в форме колыбели, гля­дел в камин), высказал следующие спонтанные комментарии: «Карика­туру нарисовать или что:!» Испытуемый вздохнул, начиная рисовать живот человека. Несколькими секундами позже исследователь отметил, что испы­туемый, очевидно, решил нарисовать только бюст, и повторил первоначаль­ную инструкцию нарисовать человека в полный рост. «Хорошо, в таком слу­чае посмотрим, смогу ли я вообще что-нибудь нарисовать». Испытуемый вздыхал, пока рисовал нижнюю линию фуфайки. Когда рисовал воротник, он
сказал: «Черт возьми, не получается пропорционально. Я сделаю из него маленького коротышку». (Смеется.) Испытуемый кашляет и затем напева­ет что-то про себя, пока рисует глаза и брови. В то время, когда он рисовал рот, он воскликнул: «Вы читали эти ужасы в «Тайме» ? Кто-то нашел сто­летнюю мумию! «Заштриховывая галстук нарисованного человека, он ска­зал: «Я думаю, что это старый человек, который сидит на стуле в купаль­ном халате, с пледом или с чем-то вроде того», Затем он мурлычет и слег­ка посвистывает. В то время пока испытуемый рисовал внутреннюю часть камина, он заметил: «Не могли бы вы быть несколько теплее, чем тот, кто смотрит на мой камин?» Последний комментарий он сделал во время штри­ховки камина, подразумевающей материал, из которого он сделан: «Поправ­ляется».
Можно заметить, что вначале испытуемый выразил враждебность; 1) намекая, что он хотел изобразить человека в виде карикатуры; 2) иг­норируя инструкцию нарисовать человека в полный рост, к тому време­ни, когда человек был наполовину закончен, он попытался дать понять, что продолжать не имеет никакого смысла, что можно расценить как неприятную шутку. В конце концов испытуемый нарисовал человека, находящегося в его гостиной, о котором почти наверняка можно ска­зать, что это автопортрет. Его предсказывающий комментарий «Поправ­ляется» позже был клинически подтвержден.
Эти комментарии были сделаны в течение 50 минут, которые он потратил на изображение человека.
Возможно, динамика «отрыва карандаша»,,объясняется следующим образом. В то время, когда та часть личности, которая отвечает за защиту эго и подавляет вербализацию определенного материала, «отвлекается» на процесс рисования, ранее вытесненный материал может быть верба­лизован.
2) Уместность комментариев. По степени неуместности коммента­рии делятся на лишние, неуместные и странные.
Лишним спонтанным комментарием, например, считается словес­ное описание той детали, которая не требует определения: «Я хочу нари­совать на нем этот галстук». Подобные комментарии встречаются доволь­но часто и, возможно, выражают: (1) потребность в тщательном структурировании ситуации и, таким образом, представляют собой ба­зовую незащищенность; (2) попытку ослабить напряжение ситуации те­стирования посредством вербализации.
Неуместный комментарий — это комментарий, не имеющий ни­чего общего с выполняемым заданием, например: «Вы сказали, что это ваш первый день здесь?» (Относительно замечания исследователя, сде­ланного ранее при установлении контакта.) Тщательный анализ на вид неуместных замечаний может оказатьсявесьма стоящим; одна молодая женщина (диагн.: психоневроз) заметила: «Я всегда рисую деревья оди­наково». Замечание было сделано необычно резким тоном. В пост-рису­ночной беседе исследователь задал уточняющие вопросы об этом заме­чании и услышал рассказ о ранее скрытом болезненном травматическом опыте, который испытуемая пережила несколько лет тому назад, нахо­дясь в художественной школе.
Явно странными можно назвать комментарии, сделанные женщи­ной (диагн. кататоническая шизофрения) во время изображения дома: «Во­семь дней вместо одного… секунд, однако, восемь… шестьдесят секунд… в високосном году шестьдесят пять, я думаю… двадцать дней в марте… пред­ставляю себе…» (Паузы в речи отмечены многоточием.) По окончании рисунка она написала на странице рисуночной формы: «Сейчас — 60, в марте не может быть 820». Этот комментарий носит явно патологический характер.
3) Диапазон комментариев. Если в комментариях затронут широкий круг тем, это не обязательно является признаком патологии, так как лю­бая тема может иметь отношение к рассматриваемому рисунку, но слиш­ком широкий круг неуместных тем должен рассматриваться как очень по­дозрительный случай. Например, комментарии женщины (диагн. ипохон­дрический невроз), сделанные во время рисования, составили довольно законченный, но очень разрозненный автобиографический рассказ.
4) Субъективность комментариев. Идеи отношений1 и идеи преследо­вания2 часто выражаются довольно свободно (очевидно, это обусловлено фактором «отрыва карандаша») и более или менее говорят сами за себя.
5) Эмоциональность комментариев. Многие испытуемые становятся весьма эмоциональными во время рисования или пост-рисуночного оп­роса, возможно, из-за выражения через рисунок и/или вербализацию до настоящего времени подавленного материала. Исследователь обязатель­но должен вести тщательную и исчерпывающую запись любых эмоцио­нальных проявлений испытуемого, насколько это возможно, независи­мо от их значительности.
Любой испытуемый, независимо от того, насколько хорошо он приспособлен, может проявлять в ситуации тестирования некоторые признаки испуга. Однако при отсутствии у испытуемого признаков лич­ностного дисбаланса или неприспособленности проявление с его сторо­ны как постоянных второстепенных, так и более сильных эмоциональ­ных выражений, а также неподвижности аффекта кажется маловероят­ным. Присвоение конкретной оценки будет зависеть от интенсивности, продолжительности и типа эмоционального проявления.
6) Обусловленность комментария. Считается, что спонтанные ком­ментарии, как правило, вызваны определенными причинами. Предпола­гается, что наиболее важный фактор, вызывающий спонтанный ком­ментарий, — это фрагмент данного рисунка, который испытуемый только что закончил, над которым продолжает работать или который собирает­ся нарисовать; или вопрос ПРО, который только что был задан. Количе­ство прошедшего времени может указать на степень существующего кон­фликта.
В результате более тщательного исследования может обнаружить­ся, что безобидное на первый взгляд спонтанное замечание в действи-
1 Симптом, часто психотический, при котором индифферентные явления вос­принимаются индивидом так, будто имеют к нему отношение.
3 Подозрения о преследовании, не достигающие степени навязчивости.
тельности является патоформным. Спонтанные комментарии часто могут быть значимыми сами по себе, но их информативность еще более возра­стает, когда они оцениваются с точки зрения обусловленности. Один комментарий может иметь несколько значений.
Нет ничего необычного в том, что испытуемый возражает против просьбы исследователя выполнить рисунок, и не редкость, что он сразу после завершения рисунка спонтанно комментирует его недостатки.
При прочих равных условиях те спонтанные комментарии, кото­рые произошли некоторое время спустя после начала рисования и до его окончания, а также в процессе пост-рисуночного опроса, являются наи­более значимыми.
Б. Пост-рисуночные комментарии. Детальное описание ПРО в от­дельном разделе должно дать довольно полное представление о его кон­кретной цели. Однако было установлено, что анализ как спонтанных, так и спровоцированных исследователем реакций испытуемого в ПРО с точки зрения нижеследующих критериев также заслуживает внимания.
1) Объем комментариев. Отсутствие комментариев в ПРО расцени­вается как патологический признак ввиду того, что исследователь задает вопросы открытого типа. Фразу «Я не знаю» следует истолковывать не как отсутствие ответа, а как неудовлетворительный ответ. Поскольку воп­росы носят специфический и иногда узконаправленный характер и рас­считаны на краткие или более развернутые ответы, нельзя ответить од­нотипно на все 64 вопроса. Было бы удивительно, если на вопрос «Кто это, мужчина или женщина?» был бы получен более многословный от­вет, чем просто «Мужчина» или «Женщина». Но было бы действительно странно услышать слишком краткий ответ на вопрос «Что вы думаете об этом?». Короче говоря, качественной адекватности вопроса и ответа в процессе интерпретации придается очень большое значение.
Самая продолжительная серия спонтанных комментариев, с кото­рой столкнулся автор, принадлежала мужчине, явному психоневротику, который, отвечая на вопрос Д22, вошел в состояние, подобное трансу, и высказал несколько тысяч слов в виде свободных ассоциаций относи­тельно нарисованного им дерева, а также висевшей на стене кабинета картины с изображением деревьев, ни одно из которых не походило на нарисованное испытуемым.
2) Уместность. Ответ, подобный тому, который был получен на вопрос 41 — «Да, это мужчина, это видно по усам», — считается лиш­ним. Неуместным можно назвать ответ испытуемого в предпсихотичес-ком состоянии на вопрос 42: «Этому человеку 100 лет, а мне 27». Очень странным был ответ очень возбужденного пациента на вопрос Д14: «Вся­кая. Это и снег, и лето, и осень, и дождь, и засуха, в общем, все вместе!»
3) Диапазон. В пост-рисуночном опросе диапазон тем для ответа более или менее ограничен вопросом, по крайней мере теоретически. Любое значительное отклонение от темы должно расцениваться как па-тоформное.
4) Субъективность. Здесь исследователь должен определить степень идентификации испытуемого с любым из нарисованных объектов и ха-
рактер этой идентификации. Юноша психопатического склада нарисо­вал дерево, которое имело множество признаков мужского тела; торча­щий из ствола короткий сук походил на эрегированный пенис. Если же расценивать дерево в качестве автопортрета, то, по-видимому, испытуе­мый чрезмерно акцентируется на объекте, занимающем его мысли. На вопрос Д10 испытуемый ответил немедленно: «Я смотрю вниз, на него». И при этом выделил интонацией слова «на него»,
5) Реальность в комментариях. Как уже говорилось в довольно объем­ном описании ПРО в отдельном разделе, ответы испытуемого могут пре­доставить исследователю информацию о способности испытуемого по­нимать реальность, которая, в свою очередь, способствует оценке об­щей приспособленности испытуемого, а также уровня его интеллекта. Особенно полезны в этой связи ответы испытуемого на вопросы 41, 42, 46, Др1, Дрб, ДрЮ, Др12, Др1б, Д1, Д2, Д7, Д8, Др20, Др22, 412, 414, а также ответы на дополнительные вопросы 418, Др23, Д15 и 420.
6) Эмоциональность. Эмоциональные проявления встречаются не­сколько чаще в процессе ПРО, чем во время непосредственного выпол­нения рисунков. Очевидно, именно на этой стадии выражение эмоций осуществляется легче, чем где-либо еще, вследствие того, что подавлен­ный материал удерживался до этого момента. В некоторых случаях имеют место некие проявления, родственные отреагированию (абриакции) ра­нее имевшегося опыта. Можно предположить, что случаи выражения более сильных или незначительных, но постоянных эмоциональных проявле­ний, а также любые отмеченные признаки неподвижности аффекта яв­ляются весьма подозрительными. Косвенное выражение эмоциональнос­ти и ее предполагаемая причина могут проявиться в ответах на дополни­тельные вопросы, начинающиеся с Д17. О них довольно подробно было сказано в отдельном разделе.
В пост-рисуночных комментариях о рисунке человека испытуемый часто позволяет себе открыто выразить свои чувства и отношения к меж­личностным взаимосвязям в целом и по отношению к конкретным слу­чаям.
7) Фактор «жизни» в комментариях. Средний, хорошо приспособ­ленный испытуемый воспринимает нарисованный им дом как жилой (то есть содержащий жильцов), а дерево и человека — живыми. Ответы в ПРО, свидетельствующие о том, что испытуемый воспринимает дом пустующим, дерево умирающим или мертвым, а человека больным, умирающим или мертвым, по-видимому, говорят о плохой приспособ­ленности испытуемого. 4ем менее одушевленным с точки зрения испы­туемого является рисунок и чем большее число объектов он восприни­мает лишенными жизни, тем глубже его предполагаемый уровень деза­даптации.
8) Движение. При рассмотрении фактора движения в рисунке (см. наст. разд. «Перспектива*) было указано, что для его передачи дом и дерево должны иметь заметно искаженный вид, и такое изображение подразумевает серьезное расстройство личности. Однако движение чело­века, отраженное в рисунке, не обязательно содержит какие-либо иска-
жения, его диагностическое значение зависит от качества движения, которое можно определить только на основании ответов испытуемого на вопросы ПРО, касающихся движения. Например, исследователь не дол­жен делать поспешных выводов о том, что испытуемый чаше всего чув­ствует себя свободно и комфортно при обращении с другими людьми только на основании улыбки нарисованного человека и утвердительного ответа испытуемого на вопрос 413, так как последующий опрос может выявить, что нарисованный человек улыбается, «потому что он только что убил ненавистного отца».
Из ответов на вопросы ДрП, 12, 14 и Д14 исследователь может узнать, чем вызвано движение на рисунках дома и дерева, и то, что испытуемый думает об этом движении, считает он его приятным или неприятным, импульсивным или сознательным, разрушительным или стимулирующим и т.д. Из того, как он характеризует это движение и чем объясняет вызвавшие его причины, можно заключить, ощущает ли он себя твердым, непреклонным или гибким и уступчивым, и судить о воз­можном источнике этих чувств, находящихся в сферах, затронутых дан­ным рисунком.
Например, хорошо приспособленный взрослый испытуемый со сред­ним уровнем интеллекта в ответе на вопрос ДрП утверждал, что погода ясная и теплая, на вопрос Др12 — что дует мягкий бриз, в ответе на вопрос Др14 — что это нежный и приятный ветерок. Его ответам можно противопоставить ответы испытуемого с прогрессивным органическим ухудшением на эти же вопросы: бушует мартовская штормовая буря; дует пронизывающий холодный ветер; он, вероятно, повредил бы дерево.
Женщина (диагн. шизофрения кататонического типа), нарисовав у человека эрегированный эякулирующий пенис, утверждала, что она вос­принимает этого человека движущимся сразу во всех направлениях и находит это весьма возбуждающим.
Вообще, исследователь должен обратить особое внимание на отве­ты, указывающие на экстремальные погодные условия (как хорошие, так и плохие) во всех трех рисунках.
9) Катексис. В ответах испытуемого на пост-рисуночные вопросы исследователь нередко может обнаружить ценную информацию относи­тельно идей ситуаций, объектов, людей и т.д., на которых испытуемый направляет свою либидозную энергию и которые имеют положительную или отрицательную валентность.
10) Согласованность. Маловероятно, что ответы в ПРО будут согла­сованными. Хотя хорошо интегрированная личность в пост-рисуночной фазе (как, впрочем, и вообще в жизни), как правило, представляет сво­ими ответами довольно согласованный образ, что иногда, впрочем, свой­ственно и плохо приспособленным испытуемым, и исследователь не дол­жен заблуждаться на этот счет.
В. Ассоциации. 1) Количество. Хорошо приспособленные испытуе­мые, в силу своих индивидуальных особенностей, приводят различное количество ассоциаций в ответах на ПРО в целом и на вопросы Д9, Д10, Др17, Др18, 49, 410, 418, Др23 и Д15 в частности.
2) Уместность. Не слишком уместной ассоциацией можно назвать ответ на вопрос 49: «Он напоминает мне о том, как рисуют человека в четвертом классе». В качестве определенно странной ассоциации можно привести в пример ответ на вопрос Д9 испытуемого с застарелой ши­зофренией: «Это заставляет думать о картине, серебряных картинах…» Исследователь: «Почему?» Ответ: «В воздухе летают москиты». Исследо­ватель: «4то приходит вам на ум, когда вы думаете о доме?» Ответ: «Ко­рица, я ее чувствую». Исследователь: «Вам нравится ее вкус?» Ответ: «4е-
ловек, дети».
3) Традиционность. 21 человек из группы 38 студентов-медиков в ответах указали, что под «домом» они подразумевают домашний очаг. Говоря о дереве, испытуемые чаще всего называли его конкретный вид, причем в целом особого разнообразия в названиях не было. Большин­ство ответов на вопросы о человеке можно свести в категорию «Проти­воположный пол» (в их числе ответы: «Девушка», «Невеста», «Женщи­на»).
Заслуживают внимания следующие ответы на вопрос Д10: «Место жительства» (свидетельствующий о чувстве отчужденности); на вопрос Др17: «Древесина» (только мертвое или разрушенное дерево становится просто древесиной), «Убежище» (потребность в защите), «Лес» (интер­претация этого ответа зависит от дальнейшего опроса: желательно уз­нать, например, подразумевает ли лес потребность в компании сверст­ников или выражает чувство страха и угнетения). Патологическим можно назвать ответ испытуемого на вопрос 416, который в частности сказал: «…Большинство людей являются естественными врагами по ошибке или заблуждению. Ладно, не буду об этом. Просто вы меня раздражаете, будь­те проще».
4) Субъективность. Исследователь должен быть заинтересован прежде всего в том, чтобы определить, в какой степени ассоциации испытуемо­го сводятся к повествованию о себе самом. Действительно плохо приспо­собленная испытуемая на вопрос Д9 ответила: «О будущем!» Сперва ис­следователь не обнаружил в этом ответе ничего необычного и посчитал, что испытуемая хотела бы когда-нибудь иметь такой дом, но помня, что в ПРО ничего нельзя принимать на веру, он продолжил беседу, спросив: «Почему?» на что испытуемая не дала никакого ответа. Тогда исследова­тель задал вопрос: «Какие мысли приходят вам в голову? Скажите что-нибудь, даже если это неясные, смутные идеи». На это испытуемая воз­мущенно ответила: «Они вовсе не смутные, нисколько! Я думаю о том, что надо как можно лучше написать все книги, которые я задумала. Меня не заботит, будут ли они продаваться. Меня не волнует, будут ли они популярны, так как я знаю, что они хорошие. Обращаются они к средне­му читателю или нет — это неуважительно».
Другой субъективный (и весьма откровенный) ответ был дан муж­чиной, хроническим алкоголиком, на вопрос 410: «Ну, я сказал вам, мистер Бук, он ждет, когда его отец сходит за почтой, и тогда он сможет добыть бутылку пива. А этот забор находится здесь. Вы не можете видеть меня, но я тоже жду бутылку пива!»
5) Тип выражаемых чувств. Ожесточенность, ненависть, страх и дру­гие негативно окрашенные катективные реакции говорят сами за себя, и им присваивается та или иная Р-оценка в соответствии с ее диагности­ческим значением.
6) Согласованность. Как уже было отмечено ранее, не следует ожи­дать слишком значительной и жесткой согласованности в ассоциациях испытуемого.
Анализируя значения некоторых ответов в ПРО, исследователь дол­жен иметь в виду, что если была необходимость перефразировать вопрос несколько раз и/или как следует «подтолкнуть» испытуемого к ответу, то такому ответу не следует доверять без предварительной проверки, потому что он может быть 1) результатом прямого внушения или 2) отговоркой с целью предотвратить дальнейший расспрос в данном направлении.
Исследователь должен помнить, что не стоит слишком увлекаться ответами ПРО, чтобы не пропустить важную с интерпретационной точ­ки зрения информацию, заключенную в самих рисунках. Методика ДДЧ в любом случае должна дать какие-то результаты, даже если обследуемые испытывают трудности вербализации или категорически отвергают ПРО.
X. КОНЦЕПЦИЯ
После завершения анализа рисунков и комментариев испытуемого (как спонтанных, так и спровоцированных исследователем) следует пе­рейти к синтезу собранного материала с тем, чтобы составить заключе­ние относительно представлений испытуемого"о себе на основании оценки рисунков в качестве автопортретов и его представлений о способах ре­шения проблем, отраженных в рисунках.
А. Содержание. /. Дом. Если рассматривать рисунок дома в качестве автопортрета испытуемого, то можно получить следующую информацию.
1) Психосексуальная зрелость и приспособленность испытуемого. Жен­щина, профессор колледжа, у которой на основании истории болезни и фактов, полученных из других источников, было обнаружено наличие сексуальной неприспособленности, испытала значительные затруднения при обращении к сексуальным символам в рисунке дома (она рисовала собственный дом). Например, она не захотела оставить в первоначально нарисованном виде треугольное окно над дверью (женский сексуальный символ), которое в действительности существует в ее доме, и сочла не­обходимым «прикрыть» его решеткой. Во время рисования она произнес­ла: «Проклятое окно!» Испытуемая оказалась совершенно неспособной нарисовать дымоход (мужской сексуальный символ). Судя по качеству линий, она испытывала тревогу, изображая окна своей спальни.
2) Доступность испытуемого. Женщина (диагн. психоневроз) нари­совала дом, расположенный высоко на холме, вдали от извилистой до­роги. Его огораживал высокий забор, ворота которого были закрыты, крошечные ступени не имели полноценного контакта с маленькой две­рью — одной из последних нарисованных деталей.
3) Контакты испытуемого в реальности. Последовательность дета­лей и акцентирование на линии земли, окнах нижнего этажа, двери и
т.д., по-видимому, имеет довольно высокую степень корреляции с тем, что может быть названо проницаемостью границ психологического про­странства личности испытуемого и его осознания взаимоотношений в реальности. Чем ближе к «норме» такие показатели, как последователь­ность деталей, качество линий, пропорциональная и пространственная связь элементов рисунка, тем лучше, по-видимому, приспособлен ис­пытуемый в реальности.
4) Чувство внутриличностного баланса. Взрослый испытуемый, муж­чина в предпсихотическом состоянии, тем, что использовал в рисунке нетипичный подход к последовательности изображения деталей, выра­зил ощущение собственной дезорганизации (в закончеттолнэисунке это отклонение никак не отразилось). Кроме того, он уделил чрезмерное внимание линиям контура дома (линиям торца, крыши, основания), что свидетельствует о чувстве тревожности, связанной со стремлением сохранить интеграцию личности.
Другой испытуемый (диагн. шизофрения) выразил дезорганизацию собственной личности в том, что нарисовал дом, состоящий из окон, двери, дымохода, крыши и других деталей, никак не соединенных меж­ду собой.
5) Степень ригидности личности. Явно тревожный испытуемый с пси­хоневрозом обнаружил высокую степень ригидности тем, что: 1) нарисо­вал дом точно в центре листа; 2) рисовал его сверхтщательно и 3) проде­монстрировал мелочный педантизм в спонтанных комментариях.
6) Относительная роль прошлого и будущего в психологическом поле испытуемого. Рассматривая правую сторону страницы рисуночной фор­мы как прошлое, а левую — как будущее, при анализе таких факторов, как количество и последовательность деталей, акцентирование на том или ином фрагменте, вид перспективы в рисунке испытуемого и т.д., иногда можно получить заслуживающую внимания информацию о таком феномене, как «временная доминанта». Если полученные данные гово­рят о том, что главную роль в психологическом поле личности играет прошлое, то это предполагает негативно сказывающуюся фиксацию на событиях прошлого; доминирующая роль будущего свидетельствует о не­здоровом стремлении к вероятно вымышленным целям.
Другой подход к изучению рисунка заключается в рассмотрении его с точки зрения сложившихся у испытуемого представлений о спосо­бах решения проблем.
Дом, место жительства, обычно представляет собой сцену, на ко­торой разыгрываются наиболее интимные и приносящие удовлетворе­ние или напряженные и конфликтные межличностные отношения, ко­торые для большинства испытуемых символизируют:
О) Дом такой, как он есть. Как правило, испытуемые воспроизво­дят дом таким, каким они его «чувствуют», а не точно таким, какой он есть на самом деле.
(2) Дом такой, каким бы его хотел видеть испытуемый. Студенты-медики, например, часто рисуют особняки, которые, по их мнению,
отражают социальное положение, соответствующее врачам в современ­ном обществе.
Поскольку рисунок дома часто является сложным изображением, состоящим из нескольких зданий, он может представлять:
(1) Не приносивший удовлетворения дом из прошлого. Мужчина (ди-агн. психоневроз) нарисовал бревенчатый домик, в котором родился его отец (к которому он испытывал самые противоречивые чувства). Паци­ента приводил в ярость тот факт, что его отец родился в нем, а не в большом кирпичном доме, который также был во владении его семьи. Испытуемый чувствовал, что это довольно скромное место рождения его отца так или иначе унижает его.
(2) Удовлетворяющий дом из прошлого. Испытуемый, врач (диагн. легкая форма шизофрении), нарисовал с болезненной заботой дом сво­его детства, сопровождая это комментариями, в которых выражал силь­ное желание вернуться в этот дом (и в детское состояние), где он был так счастлив и чувствовал себя так безопасно.
(3) Отношение испытуемого к своей семье и/или отношение семьи к нему в его интерпретации. Например, плохо приспособленный мужчина выразил неприятие матери и враждебность к ней, уменьшая размер окна ее спальни и утверждая, что для себя он выбрал бы самую дальнюю от нее комнату в доме. Мужчина (диагн. эпилепсия) чувствовал неприятие, исходящее из его семьи, и отразил это, нарисовав гараж возле дома. Другой испытуемый (диагн. психопатия) также чувствовал, что семья отвергает его, и выразил это ощущение и свою готовность простить в том, что нарисовал маленькую фигурку (о которой сказал, что это он сам) в дверном проеме дома. Руки человека были протянуты к четырем людям, стоявшим спиной к нему на дорожке. Он идентифицировал эти фигуры как сестру, мать, отца и брата (который погиб в катастрофе).
//. Дерево. Рассматриваемый в качестве автопортрета рисунок де­рева, по-видимому, представляет:
(1) Подсознательный образ самого себя. Считается, что дерево боль­ше всего подходит для такой проекции, так как дефекты развития, иска­жения роста и формы, которые по своей природе в изображении челове­ка воспринимались бы как уродство и, следовательно, вызывали бы за­щитные реакции у испытуемого, в рисунке дерева только способствуют передаче реализма.
Ранее в этом разделе уже говорилось о том, что ствол дерева, по-видимому, символизирует ощущение базового потенциала испытуемого; размеры и связь ветвей со стволом и их положение на странице рисуноч­ной формы, по-видимому, указывают на способы поиска удовлетворе­ния испытуемого; взаимосвязь между ветвями, вероятно, выражает гиб­кость и организацию доступных испытуемому способов поиска удовлет­ворения. О том, как интерпретируется корневая структура дерева, изоб­раженная испытуемым (спонтанно во время рисуночной фазы или по просьбе исследователя в ПРО), четкого представления пока нет. Вероят­но, для большинства испытуемых корневая структура при поверхност-, ной интерпретации представляет: (1) источники элементарного удов-
летворения; (2) стабилизирующую силу внутри личности и (3) на более глубоком уровне — первичные, элементарные влечения.
Молодая женщина (диагн. психоневроз) нарисовала дерево, у ко­торого остался только поврежденный, голый ствол, совершенно без вет­вей. Позже было установлено, что, по ее мнению, дерево символизирует ее собственную неудовлетворенную, загубленную жизнь.
Мужчина (диагн. острая паранойя) с высоким уровнем интеллек­та, который предчувствовал, что вскоре его ожидает госпитализация, нарисовал дерево с твердым, крепким стволом, мощными корнями, огромными, вызывающе торчащими и негнущимися, непропорциональ­ными ветвями, которые ясно указали на ощущение сильного давления, исходящего из окружающего мира. В завершение он дополнил рисунок слабой штриховкой, которая передала его сильную тревогу. Спустя две недели, когда госпитализация стала необходимой, он нарисовал огром­ную (по сравнению с размерами страницы) плакучую иву с единствен­ной линией ствола, в которой ближе к основанию угадывался опреде­ленный нажим, если говорить о качестве этой линии. В целом, дерево создавало впечатление слабого и окончательно покорившегося существа, в отличие от дерева, нарисованного двумя неделями раньше, которое как бы выражало бурное неповиновение. Это довольно редкий случай, когда серия рисунков отражает глобальную трансформацию личности, произошедшую в такой короткий срок.
Испытуемые с органическим нарушением склонны рисовать одно­мерное дерево стереотипной формы, которое в графической форме, по-видимому, выражает основные чувства испытуемого: чувство неполно­ценности, ущербности и прогрессирующей утраты работоспособности.
(2) Подсознательное представление испытуемого о своем развитии. Рубцы, сломанные, поврежденные ветви и другие подобные детали, по-видимому, отражают травматические эпизоды, которые, как считает испытуемый, оставили след в его душе. Дефекты роста, переданные в виде необычных изменений размера ствола, асимметричностью кроны и т.д., как было установлено, символизируют существовавшие в прошлом испытуемого периоды, которые были богаты или бедны впечатлениями, приносящими удовольствие или стимулирующими его.
(3) Психосексуальный уровень и зрелость испытуемого. Мужчина с сильными гомосексуальными наклонностями сразил свою бисексуаль­ность, изобразив дерево, представляющее необычную смесь феминин­ных и мускулинных черт, в процессе пост-рисуночного опроса он сво­бодно вербализовал свои амбисексуальные отношения.
Молодая женщина (диагн. развитый невроз характера) нарисовала сперва ствол, форма которого почти фотографически воспроизводила пенис. После короткой паузы, во время которой было заметно ее силь­ное напряжение, она поспешно зарисовала вершину кривыми, похожи­ми на волосы линиями. Окончательный вариант рисунка без сомнения подтвердил первоначальное впечатление.
(4) Контакт испытуемого с реальностью. Замкнутый испытуемый продемонстрировал предпочтение сферы фантазии (и избегание реаль-
ности) как источника удовлетворения, нарисовав дерево висящим над линией земли, его крошечные, одномерные корни только касались по­чвы, а верхушка была срезана верхним краем листа.
(5) Чувство внутриличностного баланса. Молодая женщина, у кото­рой впоследствии развился шизофренический психоз, отразила в рисун­ке чувство неминуемого расстройства личности, нарисовав дерево, кро­на которого представляла необычную смесь разнообразных типов изоб­ражения: одномерного, двумерного, эскизного без всякой реальной вза­имосвязи.
Исследователь может получить много информации об уровне сфор­мированное™ понятий у испытуемого, как с количественной, так и с качественной точки зрения, оценивая дерево не как автопортрет, а в ином качестве.
Дерево может, например, представлять:
Не испытуемого, а какого-либо другого человека. Мужчина (диагн. психоневроз) привел огромное количество ассоциаций рисунку дере­ва, которое сильно напоминало ему любовницу и практически явля­лось для него ее портретом. В своих высказываниях он проявил интен­сивное чувство вины, причиной которому были его побочные сексу­альные связи.
Мужчина (диагн. запущенная эпилепсия), который иногда с тру­дом дифференцировал своего отца-священнослужителя и бога, выразил ощущение собственной слабости, нарисовав «ысокую ель (которая, как оказалось, символизировала его отца) и затем падающую от нее на зем­лю тень (в ПРО обнаружилось, что тень представляет самого пациента). Молодой мужчина, который чувствовал себя полностью отверженным своей матерью, отметил, что нарисованный им дуб похож на женщину, стоящую к нему спиной. Плохо адаптированный мальчик счел необходи­мым нарисовать два дерева: лиственное дерево слева и кедр справа. Затем он изменил общепринятому взгляду на различие полов, заявив, что бе­реза — это его отец, а кедр — мать (в этом изменении полов он несколь­ко цинично выразил свой взгляд на то, кто из его родителей соответ­ствует его представлению о маскулинности, и его взгляд, как позже ока­залось, был верен).
IIL Человек. Рисунок существующего или некогда существовавше­го человека, несомненно, может служить основой для откровенного ав­топортрета, проекции своего осознания тела и т.д., но именно тот факт, что темой рисунка является человек, иногда пробуждает у некоторых испытуемых с параноидальными или психопатическими симптомами такое интенсивное чувство вины, что они категорически отказываются рисовать его.
В качестве автопортрета рисунок человека может представлять:
(1) Испытуемого как он есть. Косметические дефекты, физиологи­ческие нарушения и т.д. часто воспроизводятся искренне и точно, только как бы в зеркальном отражении; например, если у испытуемого отсут­ствует палец на левой руке, на рисунке у человека будет недоставать пальца на правой руке.
Женщина, профессор колледжа, сексуально не адаптированная, на предложение нарисовать человека изобразила маленькую девочку с куклой в руках. В ПРО она сперва определила, что это ребенок с фото­графии из журнала мод. Вскоре, однако, она поправила себя, сказав, что это портрет ее дочери. В действительности же было бы трудно подыскать более подходящий рисунок в качестве автопортрета, ибо если бы испы­туемая была маленьким ребенком, она была бы свободна от неизбежных сексуальных отношений и как маленький ребенок она могла бы управ­лять своими куклами так авторитарно, как она в свое время управляла своими детьми. А также она была бы свободна от ответственности, кото­рую должны нести взрослые. Кроме того, было известно пристрастие испытуемой к тому, чтобы в обществе проявлять себя с показанной в рисунке позиции ребенка.
(2) Как испытуемый воспринимает себя. Взрослый испытуемый (ди­агн. эпилепсия) выразил с болезненной ясностью чувство одержимости собственным заболеванием, нарисовав человека, в котором можно было узнать его автопортрет (однако им самим не признанный), отражающий его сущность марионетки.
(3) Каким бы хотел быть испытуемый. Молодая женщина (беремен­ная, будучи не замужем), незадолго перед тестированием пережившая реактивную депрессию, нарисовала изящную, уверенную в себе балери­ну в центре сцены, представляющую явный контраст с самой испытуе­мой.
Подросток, враждебно реагирующий на родительское неприятие и давление в целом, исходящее из его окружения, нарисовал крупного, мускулистого мужчину, которого он украсил значком и вооружил не­сколькими пистолетами. Мальчик назвал нарисованного человека шери­фом и сказал, что он собирается расстрелять банду грабителей. Таким образом он выразил свою враждебность и в то же время продемонстри­ровал знание социальных норм — агрессия, выраженная уполномочен­ным лицом, принимает социально приемлемую форму.
(4) Представление испытуемого о своей сексуальной роли. Взрослый мужчина, переболевший энцефалитом, будучи бисексуально ориенти­рованным и имеющий беспорядочные сексуальные связи, нарисовал мужчину с небритым лицом, волосатой грудью, широкими плечами, огромным пенисом и яичками; фигура, которая могла быть расценена как стереотип «доминирующего мужчины».
Сексуально неприспособленная взрослая замужняя женщина вы­разила свое чувство сексуальной неполноценности, нарисовав совсем непривлекательную женскую фигуру (отрицающую женственность), у которой руки были согнуты в локтях, а пальцы сжаты в кулак — в поло­жении боксера (недопущение сексуальной близости).
(5) Отношение испытуемого к межличностным взаимоотношениям в целом. Мужчина (диагн. прогрессирующая паранойя) нарисовал человека в абсолютный профиль, с прямым телом, в широкополой шляпе, над­винутой на лицо, так что визуальный контакт был невозможен без его согласия. Таким образом испытуемый выразил свою собственную ригид-
ную неадаптированность, свое нежелание вступать в контакт с другими людьми.
Взрослая испытуемая (диагн. психоневроз) нарисовала женщину, лицо которой выражало опасение, ее руки были нерешительно вытяну­ты вперед, как будто она заслонялась от некой угрожающей фигуры, а ступни — в положении готовности к бегству. Таким образом испытуемая выразила вину и тревогу, которые она до сих пор ощущала в связи со своей недавней «незаконной» беременностью.
Если рассматривать рисунок не как автопортрет, то он может пред­ставлять:
(1) Отношение испытуемого к конкретному человеку. Испытуемый с пограничным уровнем умственной отсталости, погруженный в носталь­гию, нарисовал пожилую женщину, протягивающую руки к наблюдате­лю. Он пояснил, что это рисунок его матери, которая протягивает к нему руки и зовет его.
Мужчина (диагн. психоневроз) нарисовал молодую женщину в од­ной комбинации. Он очень сожалел, что не смог нарисовать эту девушку (свою любовницу) лучше, так как, по его словам, она очень хороша. Эмоциональность испытуемого, его нерешительность и довольно низкое качество именно этого рисунка свидетельствуют об очень противоречи­вых чувствах, которые он испытывает из-за того, что имеет связь с лю­бовницей.
(2) Некоторые специфические страхи, навязчивые идеи и т.д. Пожи­лая женщина (диагн. обсессивно-компульсивное состояние) несколько недель спустя после перенесенной префронтальной лоботомии нарисо­вала маленького мальчика, которого она идентифицировала как «Такой-то сынок» (сын ее мужа от служанки). Затем, со смехом, почти бесконт­рольным, она сказала, что никакого ребенка не было и она знала об этом, что муж, несомненно, захотел бы убить ее, если бы услышал ее слова, и т.д. Таким образом она выразила стойкое навязчивое чувство ревности, но без того сильного аффекта, которым это обычно сопро­вождалось до операции.
Еше одна женщина с аналогичными симптомами нарисовала оче­видный автопортрет, но пропустила при этом руки. Она посчитала, что они являются источником большинства ее трудностей. По ее мнению, они были настолько заражены, что она не смела прикоснуться к бутылке молока без резиновых перчаток, опасаясь заразить следующего, кто кос­нется бутылки.
(3) Наиболее приятного человека из окружения испытуемого. В ри­сунке женщины, выполненном хорошо приспособленным молодым че­ловеком, психиатром, можно было узнать его невесту.
(4) Наиболее неприятного для испытуемого человека. Испытуемая (ди­агн. психопатия) нарисовала превосходный портрет ненавистного ей че­ловека из медперсонала, обслуживающего ее палату. Она искренне выра­зила свою враждебность к нему в грубом и унизительном карикатурном изображении этого человека и очень оскорбительными замечаниями в его адрес в процессе ПРО.
(5) Человека, вызывающего у испытуемого противоречивые чувства. Юноша (диагн. развитый невроз характера) нарисовал своего отчима, которого испытуемый ненавидел из-за его грубого обращения с ним! Однако испытуемый чувствовал (и выражал) восхищение бравадой от­чима и его способностью доминировать в семье.
В целом, обсуждение содержания отдельных рисунков может быть очень информативным. Однако следует учесть, что оно вряд ли обеспе­чит исследователя более точной информацией, чем тщательный анализ других особенностей рисунка, хотя, как правило, дает ценные сведения о потребностях, страхах и других характеристиках испытуемого, которые могут помочь прояснить динамику данного случая.
Б. Оригинальность. Под оригинальностью подразумевается откло­нение от нормы с точки зрения традиционности выполнения рисунка. Данная характеристика рисунка имеет значительное сходство с катего­рией «оригинальность» в тесте Роршаха. Но поскольку в данном случае испытуемый ограничен заданными темами: дом, дерево, человек, ему трудно быть таким же оригинальным в ДДЧ, каким он мог бы быть в тесте Роршаха.
Отклонения от нормы в ДДЧ оцениваются при помощи трехуров­невой шкалы, в соответствии с которой концепции рисунков ранжиру­ются как «необычные», «нестандартные» и «патологические».
Необычной можно назвать концепцию рисунка человека (выпол­ненного врачом), британского моряка времен парусных судов, который нагнулся, чтобы поднять несомненно надушенный платок, а на заднем плане парит потрепанный непогодой попугай. Такому изображению дол­жна быть присвоена по меньшей мере оценка PI, поскольку оно пред­ставляет отклонение от нормы первой степени. Его вполне можно интер­претировать как отражение желания испытуемого отказаться от притвор­ства и неискренности, заполнивших его повседневную жизнь и научную деятельность в пользу того мира, где вещи оцениваются более реалис­тично (или проще). Здесь следует отметить, что бессознательный цензор испытуемого сделал все возможное, чтобы замаскировать выражение подавленного до настоящего времени желания, заставив его использо­вать в рисунке образ человека из другой эпохи, который по характеру своей профессии и привычке, надо полагать, без каких-либо неожидан­ных последствий, может «принять на себя» роль владельца платка так же легко, как и поднять сам платок.
Нестандартной можно считать концепцию рисунка дома, который был похож на амбар и был идентифицирован именно так женщиной средних лет, нарисовавшей его. Он отразил ее горькое чувство, вызван­ное тем, что семья рассматривала ее только в роли вьючного животного, которому за его работу нужно предоставить жилище и еду.
Патологические концепции рисунков в большинстве случаев весь­ма оригинальны, но они определенно являются признаками нездоровья. Например, (а) прозрачный как аквариум дом, нарисованный женщи­ной нарциссического склада (диагн. паранойя), которая таким образом выразила свое желание быть заметной, на виду у всех, и свою готовность
демонстрировать себя в огражденном пространстве, которое ограничи­вало бы все контакты только визуальными; (б) дерево, нарисованное пожилым человеком (диагн. шизофрения), которое было представлено лишь наполовину: часть ствола была «срезана» боковым краем листа, а крона имела вид маленького, сильно заштрихованного овала и примы­кала к верхнему краю страницы; в ПРО испытуемый сказал, что самый лучший фрагмент дерева — это невидимая его часть (вероятно, это та часть, которая не «соприкасается с действительностью» и символизиру­ет мир его фантазий); (в) женщина средних лет с высоким уровнем ин­теллекта нарисовала человека,– привязанного к деревянному кресту, с окровавленной, перевязанной головой, одетого в спортивные трусы; его правая рука была перевязана, левая — ампутирована до локтя, левая ступня отсутствовала, тело имело истощенный вид, а лицо со впалыми глазами выглядело изможденным. Таким образом испытуемая выразила жестокое, беспощадное отношение к мужчине как представителю рода и абсолютное его неприятие. Эта интерпретация подтвердилась клиничес­кими данными о том, что она никогда не могла приспособиться к гете­росексуальным отношениям. Оценка РЗ, присвоенная данному рисунку, оказалась оправданной, ибо вскоре после этого испытуемая полностью отвергла реальность точно так же, как в своем рисунке она отвергла муж­чину как представителя своего пола.
В. Субъективность. Здесь осуществляется попытка определить, свя­зан ли изображенный объект (дом, дерево и уеловек) с самим испытуе­мым и в какой степени. Например, является ли нарисованный дом соб­ственным домом испытуемого, не представляет ли дерево на рисунке дерево, растущее во дворе его дома, а нарисованный человек — его са­мого? Определяя степень субъективности с точки зрения патологии, ис­следователь должен иметь в виду, что субъективность может ранжиро­ваться от сужения психологического горизонта до крайних проявлений такого феномена, как самоупоминание (см. выше).
Г. Множественность. Как уже было проиллюстрировано, один ри­сунок может символизировать нескольких людей. До сих пор более или менее приспособленные испытуемые как правило отождествляли свой рисунок с двумя людьми (один из которых был самим испытуемым). Если идентификация данного рисунка ограничивается только автопортретом или если нарисованный человек символизирует до четырех персонажей включительно, исследователь может сделать предположение о неприс­пособленности испытуемого.
Д. Валентность. По-видимому, одним из показателей неприспо­собленности является интенсивность валентности, которую испытуемый приписывает рисунку. В том случае, если два или даже три рисунка пред­ставляют решительно неприятных для испытуемого людей или ситуа­ции, можно предположить, что имеет место неприспособленность.
Е. Организация рисунка. В некотором смысле оценка организации рисунка имеет отношение к качественной оценке пропорциональных и пространственных отношений между его деталями. В рисунках, выпол­ненных испытуемыми с органическими нарушениями между деталями,
существует довольно слабая связь, а в рисунках людей, страдающих про­грессирующей шизофренией, ее качество еще хуже. Предполагается, что организационная способность может быть связана с эмоциональными и органическими факторами. Из этого следует, что: I) если проблемы в организации заметны во всех трех рисунках, исследователь может пред­положить у испытуемого значительное эмоциональноеи/или органичес­кое нарушение; 2) если сложности в организации представлены менее чем в трех рисунках, нарушение, вероятно, носит функциональный, а не органический характер; 3) если дезорганизация деталей заметна только в одном рисунке, то можно почти с полной уверенностью говорить только о функциональном нарушении; 4) если все три рисунка имеют довольно хорошую организацию, то можно предположить, что базовая структура личности испытуемого довольно устойчива, даже при наличии значи­тельного количества патоформных признаков.
Ж. Согласованность. В том случае если все три рисунка получили примерно одинаковую количественную оценку, что бывает крайне ред­ко, то и с точки зрения качества не должно быть много различий. Любое значительное расхождение между рисунками (например, более чем в один классификационный уровень в ту или иную сторону) требует объясне­ния.
Исследователь должен оценить согласованность с точки зрения воплощения замысла. Если не считать некоторые неизбежные трудности механического характера в процессе рисования как такового, однажды сформулированный замысел, как основная составляющая рисунка, дол­жен быть выполнен испытуемым без изменений, по крайней мере зна­чительных, и/или колебаний. Замеченный при изображении той или иной детали конфликт (например, неспособность испытуемого дорисовать область таза или проявление озабоченности этой областью) или колеба­ние, выраженное, например, в том, что испытуемый не может решить, в каком из возможных положений должна находиться рука на рисунке человека, расценивается по меньшей мере как отклонение от нормы вто­рой степени, которому присваивается оценка Р2 (при этом исследова­тель должен постараться точнее выявить причину такого отклонения).
Идеальная согласованность может расцениваться как патоформная, ибо клинические данные подтверждают, что испытуемый, который по­лучил при количественной обработке рисунков несколько оценок Д1, по-видимому, более адаптирован, чем испытуемый, не получивший ни одной; таким образом, рисунки, выполненные хорошо адаптированным человеком, будут различаться с качественной точки зрения: было бы странно, если бы все три рисунка (дома, дерева и человека) были бы абсолютно (или почти абсолютно) равноценны для испытуемого с точ­ки зрения их значимости.
Считается, что любой испытуемый, независимо от уровня приспо­собленности, интеграции и степени оказываемого на него давления ок­ружающей среды, должен получить по меньшей мере несколько Р-оце-нок. Полное отсутствие Р-оценок, вероятно, должно казаться подозри­тельным, поскольку предполагает гиперкритичность испытуемого. На
неприспособленность испытуемого может указывать: 1) большое ко­личество низких (полученных за незначительные отклонения) оце­нок; 2) два или три значительных отклонения от нормы; 3) отклоне­ния одного типа, имеющие устойчивый характер; 4) большое количе­ство Р-оценок различного уровня.
XI. РЕЗЮМЕ
Пройдя через этапы анализа и последующего синтеза полученного материала, исследователь получает возможность сделать выводы, касаю­щиеся личности испытуемого в целом и его взаимодействия с окружаю­щей средой. Представленный ниже план поможет систематизировать за­писи выводов в общепринятой клинической терминологии.
A. Наблюдение за тестовой ситуацией. (1) Кооперативное^; (2) сим­птомы стресса; (3) физическая неспособность; (4) манерность; (5) объем внимания; (6) эмпатия; (7) время реакции; (8) ориен­тация; (9) другое.
Б. Аффект. (1) Характер аффекта (подавленный, бодрый, припод­нятый и т.д.); (2) интенсивность; (3) неуместность; (4) конт­роль; (5) согласованность.
B. Вербализация. (1) Характер протекания (ограниченный, сво­бодный и т.д.); (2) спонтанность; (3) модуляция (монотонная, двойственная и т.д.); (4) содержание идеи (персеверативное, странное). .
Г. Распределение энергии. (1) Уровень; (2) контроль; (3) согласо­ванность (утомляемость и т.д.).
Д. Психосексуальность. (1) Уровни сексуального удовлетворения и их относительное преобладание; (2) конфликты и их возмож­ные источники (например, испытуемый не способен удовлет­ворительно приспособиться на гетеросексуальном уровне из-за фиксации на оральном уровне, религиозных убеждений или из-за физической неспособности).
Е. Окружающая среда. На этом этапе задача исследователя — про­комментировать аспекты поведения испытуемого со следующих точек зрения: (1) источники удовлетворения: (а) реальность — фантазия; (б) экстрастимуляция — интрастимуляция: склонность испытуемого реагировать на внешние (экстра) или на внутрен­ние (интра) стимулы; (в) экстракатектирование — интракатек-тирование: склонность испытуемого искать внешние или внут­ренние источники удовлетворения (для испытуемого с диагно­зом паранойя, например, вероятно, были бы характерны экст-растимулированность и интракатектирование); (г) сфера (огра­ниченны ли источники удовлетворения, например, домашним кругом, уровнем реальности и т.д.); (2) достижимость цели (яв­ляются ли цели реалистичными или вымышленными) и интен­сивность стремления к цели (насколько она привлекательна для испытуемого); (3) временная доминанта (рассматриваются от­носительные роли психологического прошлого, настоящего и
будущего); (4) адаптивность (свойственны ли испытуемому в целом гибкость или ригидность и стереотипность); (5) доступ­ность (каков характер испытуемого — мягкий, Дружелюбный общительный или напряженный, враждебный, замкнутый).
Ж. Межличностные отношения, (а) Внутрисемейные: (1) эмоцио­нальный тон; (2) импульсивность; (3) постоянство; (4) гиб­кость; (5) идентификация; (6) ощущаемая роль (представления испытуемого о его положении в семье, включая его сексуаль­ную роль), (б) Внесемейные: (1) эмоциональный тон; (2) интен­сивность; (3) постоянство; (4) гибкость; (5) реакция родитель­ского замещения; (6) роль (представление испытуемого о своем положении в обществе в целом, включая его сексуальную роль).
3. Внутриличностный баланс. Сбалансированность особенностей лич­ности испытуемого с его точки зрения, выраженная в рисунках и комментариях.
И. Базовые потребности (такие как потребность автономии, дости­жений, сексуального удовлетворения и др.).
К. Основные ценные качества (такие как нормальный интеллект, гибкость, доступность и т.д.). Предостережение: стремясь выя­вить актуальные или потенциальные недостатки личности ис­пытуемого, исследователь не должен упустить из внимания его сильные стороны, позитивные особенности, от которых зави­сит потенциально опасное значение так называемых негативных факторов или недостатков.
Л. Впечатление. Какими бы неполными ни были данные класси­фикационные системы, исследователь может классифицировать, например: психоневроз, смешанный тип, нормальный интел­лектуальный уровень.
БЛАНК ПОСТ-РИСУНОЧНОГО ОПРОСА
41. Это мужчина или женщина (мальчик или девочка)?
42. Сколько ему (ей) лет?
43. Кто он?
44. Это ваш родственник, друг или кто-нибудь другой?
45. О ком вы думали, когда рисовали?
46. 4то он делает? (И где он в это время находится?)
47. О чем он думает?
48. 4то он чувствует?
Др 1. 4то это за дерево?
Др2. Где в действительности находится это дерево?
ДрЗ. Каков приблизительный возраст этого дерева?
Др4. Это дерево живое?
ДрЗ. А. (Если испытуемый считает, что дерево живое.)
а) 4то именно на рисунке подтверждает, что дерево живое?
б) Нет ли у дерева какой-то мертвой части? Если есть, то какая именно?
в) Чем, по вашему мнению, вызвана гибель дерева?
г) Как вы думаете, когда это произошло?
Б. (Если испытуемый считает, что дерево мертвое.)
а) Чем, по вашему мнению, вызвана гибель дерева?
б) Как вы думаете, когда это произошло?
Дрб. Как вы думаете, на кого это дерево больше похоже — на муж­чину или на женщину?
Др7. Что именно в рисунке подтверждает вашу точку зрения?
Др8. Если бы здесь вместо дерева был человек, в какую сторону он бы смотрел?
Др9. Это дерево стоит отдельно или в группе деревьев?
ДрЮ. Когда вы смотрите на рисунок дерева, как вам кажется, оно расположено выше вас, ниже вас или находится на одном уров­не с вами?
ДрП. Как вы думаете, какая погода на этом рисунке?
Др 12. Есть ли на рисунке ветер?
ДрП. Покажите мне, в каком направлении дует ветер?
Др14. Расскажите подробнее, что это за ветер?
Др15. Если бы на этом рисунке вы нарисовали солнце, где бы оно располагалось?
Др16. Как вы считаете, солнце находится на севере, востоке, юге или западе?
Д L. Сколько этажей у этого дома? ,
Д2. Этот дом кирпичный, деревянный или еще какой-нибудь?
ДЗ. Это ваш дом? (Если нет, то чей он?)
Д4. Когда вы рисовали этот дом, кого вы представляли себе в каче­стве его хозяина?
Д5. Вам бы хотелось, чтобы этот дом был вашим? Почему?
Д6. Если бы этот дом был вашим и вы бы могли распоряжаться им так, как вам хочется:
(а) Какую комнату вы бы выбрали для себя? Почему?
(б) С кем бы вы хотели жить в этом доме? Почему?
Д7. Когда вы смотрите на рисунок дома, он вам кажется располо­женным близко или далеко?
Д8. Когда вы смотрите на рисунок дома, вам кажется, что он рас­положен выше вас, ниже вас или примерно на одном уровне с вами?
Д9. О чем вас заставляет думать этот дом?
Д10. О чем он вам напоминает?
Д11. Этот дом приветливый, дружелюбный?
Д12. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление?
Д13. Считаете ли вы, что эти качества свойственны большинству домов? Почему?
Д14. Какая, по вашему мнению, погода на этом рисунке?
Др17. О чем заставляет вас думать это дерево? Др18. О чем оно вам напоминает?
Др19. Это дерево здоровое?
Др20. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатле­ние?
Др21. Это дерево сильное?
Др22. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатле­ние?
49. О чем вас заставляет думать нарисованный человек?
410. Кого вам напоминает этот человек?
411. Этот человек здоров?
412. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление?
413. Этот человек счастлив?
414. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление?
415. 4то вы чувствуете по отношению к этому человеку?
416. Считаете ли вы, что это характерно для большинства людей? Почему?
417. Какая, на ваш взгляд, погода на рисунке?
418. Кого напоминает вам этот человек? Почему?
419. 4его больше всего хочет человек? Почему? Др23. Кого вам напоминает это дерево? Почему?
Др24. В чем больше всего нуждается это дерево? Почему?
Д15. О ком вас заставляет думать этот дом? Почему?
Д16. В чем больше всего нуждается этот дом? Почему?
Д17. Куда ведет этот дымоход?
Д18. Куда ведет эта дорожка?
Д19. Если бы вместо дерева (куста, ветряной мельницы или любого
другого объекта на рисунке, не имеющего отношения к самому
дому) был человек, то кто бы это мог быть? Др25. Если бы вместо птицы (другого дерева или другого объекта
на рисунке, не имеющего отношения к основному дереву) был
человек, то кто бы это мог быть?
420. Как одет этот человек?
ИЛЛЮСТРАТИВНЫЕ СЛУЧАИ
СЛУЧАЙ 1№ 1. К. Н.
История. К. Н. — мужчина 26 лет, уроженец шт. Вирджиния. Не­смотря на среднее образование и довольно высокий уровень интеллекта (121 балл по шкале Векслера—Бельвью), он долгое время не был спосо­бен поднять свой предельно низкий уровень жизни, пока незадолго до исследования не начал работать страховым агентом, и стал преуспевать в этом, как только над ним был снят постоянный давлеющий контроль со стороны непосредственного наблюдателя (которого он, по-видимо­му, отождествлял со своим отцом).
Он был женат, но не смог достичь удовлетворительной сексуальной совместимости с супругой, что объясняет физической неспособностью жены.
Н. жаловался на хроническую усталость, диффузную тревогу, низ­кий порог фрустрации и насыщения и внушительное количество незна­чительных соматических заболеваний. При психологическом обследова­нии обнаружилось, что он склонен искать удовлетворение в фантазиях, а не в реальной жизни,
Психиатрический диагноз: психоневроз, смешанный тип.
КАЧЕСТВЕННЫЙ АНАЛИЗ
I. Детали
Дом: (I) Дымоход не нарисован (поскольку это нельзя объяснить низким уровнем интеллекта, можно предположить: (а) определенный недостаток теплоты в домашней обстановке, Р2; (б) проблемы, связан­ные с изображением мужского сексуального символа, Р2). (2) Ступени нарисованы плохо (испытуемый в некоторой степени недоступен, Р1).
(3) Вдоль крыльца нарисованы перила (относительная недоступность, Р1; отрицание дома как неприятного в прошлом места проживания, Р2).
(4) Дорожка начата, но не закончена (относительная недоступность, Р1). (5) Рядом с домом нарисованы два дерева и куст (оказалось, что они символизируют — слева направо — его отца, брата и мать; на рисунке, так же как и в реальности, мать отдалена от него, Р1). (6) Окна были нарисованы в необычной последовательности: второе окно слева на вто­ром этаже он нарисовал после всех остальных (очень неприятные ассо­циации, связанные с комнатой за этим окном, сперва некоторое время препятствовали его изображению, Р2) и закрыл его решеткой (там ис­пытуемый чувствовал себя заключенным, Р2).
Дерево: (1) На стволе нарисовано два рубца (самый близкий к ос­нованию дерева рубец символизирует смерть друга, который умер, когда К. Н. было 4 года; рубец, расположенный выше, символизирует получен­ную им в 15-летнем возрасте психическую травму, вызванную смертью его брата, Р2). (2) Линия основания на рисунке видна, но четко не выде­лена (базовая незащищенность, Р1).
Дом
Дерево
Человек
Человек: (1) Выделены рот и сигара (сильная оральная озабочен­ность, Р2). (2) Подчеркнуты несущественные декоративные детали одежды (нарциссическое самосозерцание с самоприукрашением компенсатор­ного характера, PI). (3) Выделенные в рисунке нос, сигара и галстук, по-видимому, являются фаллическими замещающими объектами (сек­суальная неприспособленность, Р2).
II. Пропорции. Дерево: Дерево имеет довольно большие размеры по сравнению с листом рисуночной формы (испытуемый определенно чув­ствует сужение окружающей среды и ее давление, Р2).
III. Перспектива
Дом: Рисунок дома размещен ближе к верхнему левому углу (неза­щищенность в домашней ситуации, PI).
Дерево: (1) Рисунок дерева помещен ближе к вертикальному краю листа (умеренное ощущение напряжения, Р1). (2) Дерево имеет заметный наклон вправо (попытка подавить прошлое с сопутствующей умеренной переоценкой будущего как источника поучения удовлетворения, Р1).
Человек: (1) Рисунок человека расположен практически в центре страницы рисуночной формы (ригидность и базовая незащищенность, Р2). (2) Движение человека, как позже объяснил испытуемый, — это реакция испуга при виде проходящих мимо девушек (сексуальная не­приспособленность, Р2).
IX. Комментарии
А. Рисуночная фаза. Дерево: Он заметил, после того как нарисовал ветви: «Мне больше интересны мертвые деревья, чем живые, это нор­мально?» (Р2. Он понимает болезненность своего интереса, который мо-
жет свидетельствовать о наличии незначительных саморазрушительных тенденций.)
Человек: Прежде чем начать рисовать человека, он спросил: «Чело­века полностью? Он должен быть похож на настоящего человека или главное — просто нарисовать? У меня такой характер — я люблю подура­читься». Он продолжил эту реплику, сказав, что рисовал такого человека раньше много раз, но никогда не дорисовывал его ниже талии (нереши­тельность и сексуальный конфликт, Р2. Раньше он всегда избегал рисо­вать область таза, которая доставляла ему беспокойство).
Б. Пострисуночные комментарии. Дерево: (1) Н. сказал, что нарисо­ванное им дерево кажется ему в большей степени женским,.чем мужс­ким, и напоминает ему мать (фактически не существующую), она поки­нула семью, когда ему было 9 лет (потребность в материнской опеке, Р1); (2) сперва он сказал, что его дерево мертвое (сильное чувство не­полноценности, сопровождающееся депрессией, Р2), но позже попра­вил себя, сказав, что оно живое, но больное и слабое (надежда на благо­приятное будущее, Р1).
Человек: На вопрос «Как он себя чувствует?» К. Н. ответил: «Он должен чувствовать себя хорошо, так как мне кажется, что это беспеч­ный человек» (неприятие своего нынешнего состояния, Р2).
X. Содержание
Дом: К. Н. нарисовал дом, в котором он и его брат провели самые неприятные дни раннего детства после того, как мать бросила их, а отец занялся поиском работы (резко отрицательная валентность, Р2).
Дерево: Это дерево находилось во дворе дома, с которым связан приятный опыт в его прошлом (желание вернуться к независимой, сво­бодно-обязательной детской роли, Р1).
Человек: Карикатура на «Оскара», аптечного ковбоя: «Который под допингом» (эго-инфляция через обесценивание другой фигуры, Д1); (2) Оскар стоит на углу, наблюдая за проходящими мимо девушками: «У него только это в голове» (сексуальная неполноценность, Р2); (3) «Ос­кар такой же мечтатель, как и я. Я, стоя на углу, думал бы только о том, как там моя жена и что происходит дома» (тревожность, связан­ная с супружескими отношениями, Р1; фантазия как источник удов­летворения, Р1).
РЕЗЮМЕ
Качественный анализ полученных в ДДЧ данных обнаруживает: (1) серьезную сексуальную неприспособленность, которая является при­чиной болезненной тревожности; (2) склонность испытуемого избегать межличностных отношений всегда, когда это возможно; при общении с людьми, контакта с которыми избежать не удается, ведет себя в ригид­ной, нерешительной манере; (3) базовую потребность в безопасности, любви, мужественности, успехе и автономии; (4) чувство того, что ок­ружающая реальность по существу является безучастной, ограниченной и не приносит удовлетворения, а он не в силах это изменить; (5) попыт­ки подавить воспоминания о прошлом и сопутствующую переоценку
будущего в качестве источника удовлетворения; (6) тенденцию искать удовлетворение в фантазиях.
Впечатление: Психоневроз, смешанный тип, интеллектуальное фун­кционирование в настоящее время соответствует среднему уровню; по­тенциальный уровень — выше среднего. По-видимому, можно прогнози­ровать улучшение. Рекомендуется психиатрическое лечение.
СЛУЧАЙ № 2. М. X.
История. М. X., 35 лет, родилась в сельской местности в шт. Вирд­жиния. Она была четвертой из семи дочерей. По экономическому и соци­альному положению ее семья не дотягивает даже до среднего класса. История семьи отрицает психические заболевания и неполноценность. В свое время она закончила высшую школу с удовлетворительными ре­зультатами. Затем поступила на курсы медсестер при муниципальной больнице, которые оставила после четырех месяцев испытательной ра­боты, чтобы выйти замуж за водителя такси, который уже был прежде женат. После замужества она работала продавцом в нескольких магазинах. Ее супружеская жизнь протекала довольно бурно. Она отказалась от ре­лигии, которую исповедовала ее семья (примитивный баптизм), приняв религию мужа (католическая). Ее муж, внешность которого в своих опи­саниях она уподобляла скандинавскому божеству, очень часто изменял ей. Она хотела иметь детей, он — нет. У нее дважды был выкидыш, и, к ее большому разочарованию, она была не способна родить живого ре­бенка. Три года назад состоялся их развод на основании нарушения му­жем супружеской верности. С тех пор всякий раз, когда он приходил, чтобы повидаться с ней (что происходило очень часто), она очень пере­живала, считая себя сильно привязанной к нему.
За три дня до проведения ДДЧ, при очередном своем посещении, бывший муж уговаривал ее сбежать с ним. Его визит совпал с момен­том, когда X. почти решилась вторично выйти замуж за кого-нибудь дру­гого. После этого, ночью, она приняла большую дозу фенобарбитала, но при таких обстоятельствах, когда она была уверена, что ее обнаружат до того, как она умрет.
Психиатр потребовал провести психологическое обследование и сделать заключение об основных характеристиках ее личности.
Психиатрический диагноз: реактивная депрессия с псевдосуици­дальной попыткой.
КАЧЕСТВЕННЫЙ АНАЛИЗ
I. Детали
Дом: (1) Дымоход — обязательная деталь — перерисовывался не­сколько раз в различных вариантах, но в заключение был стерт (сексу­альный конфликт, РЗ); (2) патоформное подкрепление линий перимет­ра рисунка (испытуемой тяжело контролировать внутрисемейную ситуа­цию, Р2).
Человек: (1) Хотя человек нарисован анфас, причем в обнаженном виде, половые признаки отсутствуют (чувство беспомощности и безза-
Дом
щитности, Р2). (2) Явно патологическая последовательность изображения деталей: сначала она нарисовала ноги и ступни, затем — остальное тело и в последнюю очередь — черты лица (сильный телесный конфликт, замет­ное нежелание провести идентификацию, РЗ). (3) Заметно чрезмерное акцентирование на линиях туловища, бедер и ног (испытуемая остро осоз­нает плотские влечения, которые она с трудом сдерживает, Р2).
II. Пропорции
Дом: Имеет необычную диспропорциональность между размерами по вертикали и горизонтали в пользу последних (в психологической сфе­ре испытуемой «дом» имеет большое временное значение; «дом» — это источник элементарного удовлетворения, Р1).
III. Перспектива
Дом: Нарисован только фасад дома (желание подавить выражение подлинного чувства, Р1).
Дерево: (1) Сдвинуто вправо, верхушка «срезана» краем листа (ис­пытуемая стремится найти удовлетворение в будущем, в фантазиях, Р2); (2) Использование предварительного наброска привело к некоторой заг­рязненности рисунка (свидетельство неспособности испытуемой логи­чески планировать свои действия, символизирует ее чувство дезоргани­зованное™, Р2).
Человек: (1) Необычное положение ступней (испытуемая чувству­ет, что она должна проявлять сознательные усилия, чтобы «владеть со­бой», Р2).
Общее: (1) Все три рисунка «отцентрированы» по горизонтальной оси (общая ригидность и напряженность, Р2); (2) по вертикальной оси — расположены выше центра (осознание тщетности своих стремлений, Р2).
IV. Время
Дом: (1) Дом нарисован за 6 мин. 35 сек. — патоформный признак («дом» — сфера конфликта, Р2). (2) Во время рисования имела место пауза патоформного характера в связи с изображением дымохода (сексу-* альный, конфликт, Р2).
Дерево Человек
Человек: (1) Человек нарисован за 6 мин. 48 сек. — патоформный признак (внутри– и межличностный конфликт, Р2). (2) Пауза перед ри­сованием черт лица (попытка скрыть автопортрет, Р1).
V. Качество линий
Общее: В каждом рисунке линии выполнялись иногда явно нереши­тельно (общая нерешительность и амбивалентность, Р2).
VI. Критичность
Дом: Патологичное по характеру стирание дымохода (конфликт, вызванный изображением мужского сексуального символа, РЗ).
Общее: В каждом рисунке имело место стирание; поправок было мало (плохое узнавание обнаруживает посредственные интеллектуаль­ные способности; ее неспособность усовершенствовать рисунок говорит о функциональном ослаблении интеллекта, Р2).
VII. Отношение
Общее: Была проявлена прогрессирующая тенденция к отказу (па-тоформная утомляемость и увеличивающийся негативизм, Р2).
VII. Распределение энергии
Общее: Имело место быстрое переключение внимания после завер­шения каждого рисунка с ситуации исследования (патоформная апро-зексия1, Р2).
IX. Комментарии
А. Рисуночная фаза. Дом: (1) Непосредственно перед началом изоб­ражения дымохода она заметила, что дом похож на тюрьму (она чув­ствует, что ее привязанность к мужу ограничивает ее, PI). (2) Сразу
1 Нарушение сосредоточенности активного внимания. — Прим. ред.
после того, как она признала дымоход негодным, она сказала, что дом выглядит как-то не так, он скорее похож на сарай (место, лишенное тепла; ее семейная роль напоминает роль домашнего животного, Р1).
Дерево: Прежде чем нарисовать крону, она прокомментировала неплодовитость дерева (ее псевдобесплодность является причиной чув­ства неполноценности, Р1).
Человек: В процессе рисования черт лица человека он сказала: «Она выглядит мертвой» (в другом месте она призналась, что скорее умрет, чем потеряет своего мужа, но ее возврат к нему также может обернуться для нее гибелью, Р2).
Б. Пост-рисуночная фаза. Человек: (1) О нарисованной.женщине она сказала, что та вышла из ванной, чтобы облачиться в одежду, кото­рой она не имеет в достаточном количестве (беззащитность, зависимость, бедность, Р1; при дальнейшем опросе обнаружилось, что X. занималась обрядовым омовением, Р2).
Общее: (1) X. иногда смеялась во время обсуждения всех трех ри­сунков, но ее смех не был веселым (попытка ослабить напряжение, Р1). (2) Всякий раз, когда обсуждались вопросы, связанные с сексом, она становилась очень беспокойной и проявляла много признаков тревожно­сти (сексуальный конфликт, Р2). (3) Ее понимание реальности было удивительно скудным (функционирование интеллекта снижено из-за эмо­циональных факторов, Р2).
В. Ассоциации. Общее: Ее речь содержала сильные персеверации, если обсуждение касалось лично ее, существующей ситуации, ее мужа, фрустрирующих чувств, связанных с ее неспособностью удержать мужа и родить ребенка (явная интроспекция, Р2). Постоянно проявлялась деп­рессия настроения (хотя суицидальная попытка, возможно, была ненас­тоящей, испытуемая определенно подавлена, Р2).
X. Концепция
Дом: Рисунок дома благодаря своей крайне бедной организации, создает впечатление, что он вот-вот рухнет (явное отражение ее ощуще­ния переполненности внутренними проблемами, Р2).
Дерево: Сперва испытуемая сказала, что это — лиственное дерево, которое росло на заднем дворе родительского дома (стремление вернуть прошлое детское состояние, Р1), затем — что оно хвойное и растет где-то в лесу (покинутая, она отклоняет свою фемининность, Р2).
Человек: Идентификация ограничена автопортретом (патоформная субъективность, Р2).
РЕЗЮМЕ
Из качественного анализа следует, что X. проявляет: 1) сексуаль­ную неприспособленность наряду с довольно сильной потребностью в сексуальном удовлетворении; 2) тревожность и депрессию; 3) почти по­давляющее чувство фрустрации, связанное с тем, что она расценивает как бесполезное стремление к получению удовольствия; 4) склонность ^избегать реальности; 5) обсессивно-компульсивное поведение; 6) силь­ная потребность в безопасности и стабильности.
Впечатление: психоневроз, реактивная депрессия. Базовый интел­лектуальный уровень — средний, на сегодняшний день интеллектуаль­ный уровень не достигает уровня «ниже среднего».
ВЫВОДЫ
Представленные данные демонстрируют, что с помощью данной методики можно определить уровень зрелости, гибкости, интеграции и сензитивности личности благодаря тому, что она позволяет испытуемо­му посредством такого механизма, как проекция, раскрыть структурные связи элементов собственной личности и сензитивной области, а в боль­шинстве случаев и причину (причины) возникновения сензитивности. Кроме того, ДДЧ может служить средством измерения интеллекта взрос­лых испытуемых, оценивая качественный уровень сформированное™ понятий и понимания пространственных отношений.
ДДЧ не является диагностическим методом. Автор убежден в том, что ни одна отдельно взятая психологическая процедура не может обес­печить достаточное количество данных, на которых основывается диаг­ноз, потому что ни одна тестовая процедура не может содержать в себе исчерпывающий набор образцов поведения. При обследовании плохо приспособленного с психологической точки зрения индивида многие компоненты структуры его личности, оцениваемые данной методикой, могут остаться практически незатронутыми, и в результате может сло­житься во многих отношениях ложная картина.
Методика ДДЧ разрабатывалась для того, чтобы: (1) обеспечить исследователя такой процедурой, которая может дать богатую и цен­ную информацию относительно личности испытуемого в целом и взаи­модействия этого индивида с окружающим миром в общем и в частно­стях; (2) предоставить опытному клиницисту возможность наблюдать испытуемого в реально или потенциально стрессовой ситуации обследо­вания, что позволяет получить данные о реактивном поведении индивида.
Иначе говоря, ДДЧ предназначена для использования в качестве процедуры, облегчающей клиницистам получение ценных диагностичес­ких данных.
Опыт показал, что ДДЧ можно использовать и в ином качестве, не как диагностическое средство. Например: 1) как дополнительное сред­ство для установления взаимопонимания с испытуемыми, проявляющи­ми высокую степень подозрительности и/или негативизма; 2) для того, чтобы воспользоваться преимуществом момента «отрыва карандаша», об­легчающего получение ответа на поставленный вопрос; 3) для того, что­бы облегчить протекание свободных или направленных ассоциаций.
В пользу обоснованности применения ДДЧ на практике можно пе­речислить пять основных факторов: (1) обследование личности осуще­ствляется как вербальным, так и невербальным способами; (2) рисунок, как довольно примитивный метод, способствует самовыражению замк­нутых испытуемых или тех, чей интеллект не достигает среднего уровня (рисуночную фазу ДДЧ можно использовать для работы с испытуемы-
ми, которые не могут или не хотят говорить вообще); (3) невербальная фаза ДДЧ практически неструктурирована, что способствует проециро­ванию; (4) процесс создания рисунков дома, дерева и человека вызыва­ет у испытуемого эмоциональный отклик, что способствует вербализа­ции во время рисования или после него подавленного (и возможно, вы­тесненного) материала; (5) система пост-рисуночного опроса позволяет испытуемому давать характеристики, интерпретировать содержание и приводить ассоциации, касающиеся собственных рисунков и той реаль­ности, которая окружает их; кроме того, она дает возможность выразить дополнительные проекции. Существует еще один аргумент в пользу ДДЧ, который может иметь реальную ценность для лонгитюдных исследова­ний, необходимое условие которых по возможности свести на нет в за­писях наблюдений различных исследователей любые субъективные мо­менты. Рисунки дома, дерева и человека представляют собой модель по­ведения испытуемого, процесс регистрации которого не поддается из­менениям (хотя незначительные искажения не исключены), которые всегда сопровождают записи поведения в процедурах, включающих вза­имодействие испытуемого с исследователем. В настоящее время главный недостаток ДДЧ — отсутствие достаточной объективности количествен­ной и качественной систем оценки, это свойственно всем проективным техникам. Надеемся, что в конечном счете обоснованность большинства оценочных пунктов методики будет доказана экспериментальным путем. Однако замеченные недостатки строения процедуры и широта подхода, вероятно, сделают получение таких доказательств затруднительным.
Методика ДДЧ представлена вниманию читателей, несмотря на отсутствие экспериментальной проверки, поскольку ее ценность как ме­тодики для оценки личности в целом была довольно убедительно проде­монстрирована в процессе ее использования автором и другими иссле­дователями в клинической практике.

Note1

сек­суальным

(обратно)

Оглавление

  • Аннелиз Ф. Корнер
  • *** Примечания ***