Посох для чародея [Сергей Джевага] (fb2) читать онлайн

Сергей Джевага Посох для чародея

ПРОЛОГ

Солнце садится медленно, не спеша. Багровый диск завис над самым горизонтом и потихоньку оседает за край земли, словно тонущий корабль в морские пучины. Последние красноватые лучи озаряют мир, делают все немного волшебным и таинственным. Колышется высокая трава под дуновением легкого ветерка, едва-едва шевелятся листья на деревьях. Облака забрались повыше в небо, уже дышащее звездной прохладой. Медленно плывут, словно стадо кучерявых барашков, расцвеченные всеми оттенками багрового, желтого и синего. Тени постепенно густеют, вытягиваются, поначалу робко, а потом все смелей выползают из-под деревьев. Заливисто поют соловьи, стрекочут сверчки. Из деревни слышится ленивая перебранка дворовых псов. Спокойствие летней ночи уже вступило в силу, разлилось озером парного молока.

Из лесу вышли четверо детей, двое постарше и двое помладше. В руках — корзины, полные грибов и диких лесных груш. Тропинка, что начиналась где-то в лесу, лентой разворачивается перед ребятами и ведет к вечернему гаму родной деревни.

Позади детей медленно бредет полная старуха с кривоватой клюкой в руках. Выцветшие глаза внимательно следят за детьми. Она то и дело покрикивает на них, пресекая баловство. Но это не мешает им веселиться от всей души.

— Аш, а смотри, какой я гриб нашел большой! — похвастался Витар, младший из братьев, худенький и порывисто-быстрый мальчик лет пяти.

Аш, самый старший из четверых, внимательно посмотрел на гриб и презрительно сощурился.

— Так это мухомор, Вит! — расхохотался он. — Такие только орочьи шаманы едят, когда духов вызывают и виденья всякие. А для остальных гриб ядовитый.

— Вот еще! — обиделся Витар, — Врешь ты все, Аш, завидуешь просто. Вот у бабушки спросим, она знает. Ба, а ба, правда, это не мухомор, правда ведь?!

Малыш подбежал к бабушке и протянул ей гриб. Она внимательно осмотрела, пожевала губами. На морщинистом лице появилась улыбка.

— Мухомор, Вит, но ты не огорчайся… еще моя мама, деревенская ведунья, говорила, что все грибы можно есть. Главное — знать, как приготовить.

— Вот видишь! — просиял Витар и показал Ашу язык.

— И все равно — мухомор, — заупрямился тот.

— Ба, а ты приготовишь мне мухомор, так чтоб отравиться нельзя! — пристал к бабушке Витар.

— Конечно! — улыбнулась та, но, когда внук отвернулся, чтобы еще раз торжествующе показать Ашу язык, украдкой отбросила гриб в сторону.

— Да чего вы спорите?! — засмеялся Тох, третий из братьев, полный и величественно спокойный. — Все равно вам не сравниться со мной. У меня вон сколько грибов, больше, чем у вас всех!

— Ну и что! — тут же переключился Аш. — Мелкие все, маслята.

— Зато много, — возразил Тох немного неуверенно.

— Зато мелкие, — злорадно поддразнил Витар.

— Зато вкусные, — не сдавался Тох.

— Белые и лисички вкуснее, — фыркнул Аш.

— Ну и что?! — обиделся Тох.

— Ну и то! — издевательски захохотал Аш.

— Тьфу на вас! — Тох топнул ногой и огорченно скривился.

Он отвернулся, задрал нос кверху и постарался не замечать насмешки братьев.

— Да хватит вам уже, — встрял Эскер, — что он вам сделал плохого?

— Ой-ой, защитник нашелся, — засмеялся Аш. — Лучше покажи, что ты там насобирал.

Эскер равнодушно сунул ему под нос свою корзину. Аш заглянул и невольно вздохнул от зависти. Все грибы крупные, красивые, а самое главное — их много. Но врожденная вредность не позволила Ашу выказать восхищение.

— Ну как? — улыбнулся Эскер.

— Так себе, — пожал плечами старший, — у меня и лучше, и больше.

— Ну и что? — нахмурился Эскер. — Что ни есть, все наше.

И отвернулся, переключив внимание на деревню.

Стемнело еще больше, на небе теперь отчетливо блестели звезды. От дневной жары не осталось и следа. Эскер с удовольствием вдохнул воздух, напоенный ароматами трав, улыбнулся сам себе. В голове промелькнули картины истории, которую он только что выдумал. Он любил фантазировать, полностью погружаться в свой собственный удивительный и неповторимый мир. В ярком воображении волшебное причудливо смешивалось с реальным, орки становились добрыми и смешными, а эльфы — прекрасными и загадочными… Рядом идут братья и болтают. Эскеру хорошо и спокойно. Что еще нужно маленькому мальчику? Прекрасный мир, полный неведомого, веселые братья рядом. Все это есть.

Они вошли в деревню, когда окончательно стемнело. Старая Ваха, бабушка малышей, сдала их своей дочери Мааре, матери Эскера и Витара. А сама втихую собрала небольшой узелок со съестным и пошла на другой край деревни. Здесь, в старой ветхой избушке, жила ведунья.

— Ваха? — скрипнул голос ведьмы из пыльной тьмы единственной комнатушки.

— Да, — коротко ответила старуха, с трудом пробираясь сквозь завалы мусора, которым оказалось забито жилище деревенской ведуньи.

— Что тебе надо? — спросила ведьма.

— Хочу, чтобы ты разузнала о судьбе внуков.

— Беспокоишься? — хрипло захохотала ведунья. — Видать, есть о чем.

Чиркнул кремень, брызнули яркие искры. Лучина вспыхнула почти сразу, осветила сморщенное лицо деревенской ведьмы, крючковатый нос и жесткую паклю грязных неопределенного цвета волос.

— Есть, — пробормотала Ваха. — Ты же знаешь, я дочь Домны. И хотя ее Дар мне не передался, кое-что я все же чувствую… Так вот, чудится мне в судьбе внуков что-то нехорошее.

— Так и быть, — кивнула ведунья и криво ухмыльнулась беззубым ртом. — Погадаем.

Ваха нахмурилась. Эта затея теперь показалась ей несусветной глупостью. Идти к выжившей из ума ведьме, старше ее самой раза в два… Не дурость ли? Но беспокойство затмило страх, и она упрямо качнула головой.

— Гадай, ведунья! — решительно сказала она.

— Дары принесла? — хмыкнула ведьма. Ваха молча положила на стол узелок.

— Прекрасно! — скривилась старая карга. — Что ж, начнем.

Ведунья достала откуда-то из-за пазухи мешочек с птичьими костями, долго шептала непонятные заклинания, потом высыпала кости на грязный стол.

— Знаешь, — задумчиво сказала ведьма, — а ведь ты права. У них будет трудная жизнь. Я вижу их горе и радости, вижу силу и гордость. И смерть вижу.

— Когда?! — жадно спросила Ваха.

— В молодости, — проронила ведьма, а затем неожиданно спросила: — Ты знаешь, что все твои внуки владеют Даром?

— Да, — кивнула Ваха, — я чувствую.

— Дар погубит их, — проскрипела ведунья. — Он довлеет над их судьбой.

— Можно что-то изменить? — взмолилась Ваха.

— Не знаю, — покачала головой ведьма, — они уже слишком взрослые. Но можно попробовать.

— Пробуй! — без колебаний сказала Ваха.

— Но Дар… — запротестовала ведунья.

— Пусть лучше они будут пахарями и живут долго, чем волшебниками и умрут молодыми! — решительно произнесла Ваха.

— Судьба не любит уговоров, — предупредила ведьма.

— Но ты можешь попробовать.

— Могу, — хмыкнула ведьма — Я владею древним ведовством, а не той молодой и глупой магией, которой кичится молодежь. Ведовство, может, и медленнее, но иногда гораздо… гм… гораздо…

— Ну так сделай это! — твердо сказала Ваха.

— Это стоит денег, — ведьма алчно облизнулась. Ваха без колебаний достала из-за пазухи серебряную монету и положила на стол. Ведунья моментально сгребла ее и спрятала в складках лохмотьев, которые когда-то, лет сто назад, были нарядным платьем.

— Начнем, — деловито сказала она, — но предупреждаю сразу — меня хватит только на двоих. Кого выбираешь?

— Эскер и Витар. Дети дочери мне ближе. За Тоха и Аша пусть беспокоится их отец, маг.

Через час Ваха вышла из избушки ведьмы и неспешно побрела домой. На душе стало гораздо спокойней.

А старая ведунья долго еще смотрела в Зеркало Судеб и лучилась довольством. Работенка вышла на славу. Линии судеб детей искривились, послушные ее воле, воле Ар-Грани, последней служительницы мертвой богини судьбы Дарт. И плевать, что еще полста лет назад она побрезговала бы таким делом. Сейчас ей хочется просто прожить как можно дольше и не умереть от голода. Тем более что время беспощадно даже к ней — силы уже не те, да и память все чаще подводит.

Она еще раз глянула в зеркало, потом достала монету, что получила от Вахи, полюбовалась и, бормоча под нос, захромала в дальний угол избушки. Там, за полусгнившей дощечкой в полу, был тайник. Занятая своим богатством, она так и не заметила, как одна из голубых светящихся нитей, что означали судьбы внуков Вахи, искривилась совершенно по-другому и стала гораздо темнее. А потом вспыхнула и погасла…

— Что ты от меня хочешь, принц?

— Мне нужна помощь, служитель Алара.

— Бог света помогает всем страждущим.

— Не дури мне голову своими проповедями, служитель, ты знаешь, о чем я.

На старом худощавом лице магистра Ордена Правды не отразилось ни тени эмоций. Холодные голубые глаза человека в белом балахоне светились холодным равнодушием змеи.

— Ваше высочество, я должен быть осторожным. И поэтому предпочту переспросить…

— Мронов прохвост! — рявкнул принц Александр, молодой, невысокий, но крепкий мужчина с горящими неистовством глазами. — Прекрати паясничать!

— Я не знаю, чем тебе помочь, принц, — упрямо поджал тонкие губы старик, — и я не паясничаю. Просто пытаюсь узнать, что нужно тебе, будущему правителю нашей великой империи.

Глаза Александра налились кровью, а сам он покраснел от бешенства. Мало кто говорил с ним столь дерзко. Будь его воля, он давно бы казнил за такое обращение. Но, во-первых, служитель был нужен ему, а во-вторых, он один из самых сильных магов в Скифрской империи, и ссора с ним чревата неприятностями. Даже для принца этой самой империи. И потому Александр постарался смирить свой гнев.

Принц поднялся из кресла, медленно прошелся по роскошному кабинету. Магистр остался сидеть, что, в общем, тоже дерзость и пренебрежение к правящему дому, но Александр решил на этот раз не обращать внимания.

— Вот именно что будущему, служитель, — хмуро произнес Александр, разглядывая карту империи на стене. — А я хочу это будущее как-то приблизить.

— И поэтому ты позвал меня, принц? — усмехнулся магистр.

— Да, тебя, служитель Алара! — фыркнул Александр. — Мой отец уже стар, но в могилу не собирается. И, похоже, совсем лишился ума, перестал завоевывать новые земли. Бормочет что-то про наведение порядка в уже завоеванных. Говорит, что худой мир лучше доброй войны.

— А ты не согласен? — уточнил маг.

— Не согласен, — кивнул принц. — Империя жива, лишь пока она расширяется. Так что все это бред старого маразматика! Он сам не воюет и мне не дает.

— Есть много способов убедить императора в обратном, — осторожно произнес магистр.

— Ты думаешь, я не пробовал?! — закричал в ярости Александр. — Он не слушает меня.

Принц заметался по комнате, словно тигр в клетке, до хруста сжал кулаки, зарычал в гневе. Потом все-таки успокоился, устало опустился в кресло.

— Мне нужна твоя помощь, служитель Алара, — повторил принц. — Я хочу ПРАВИТЬ!

— Бог света помогает всем страждущим, — с намеком повторил магистр и хищно улыбнулся. — Но…

— Что? — быстро спросил Александр.

— Орден подвергнется определенному риску и опасности. Ведь остальные Ордена поддерживают императора.

Александр подался вперед, черные глаза вспыхнули.

— Что ты хочешь, служитель? — осторожно поинтересовался принц.

— Власти, — коротко ответил магистр, но потом поспешно добавил, увидев, что глаза Александра удивленно расширились. — Мне не нужна власть светская. Я хочу главенства своему Ордену. Только и всего. Ну-у… и еще кое-какие определенные свободы, о которых можно поговорить потом.

Александр на мгновение задумался, а потом расслабленно откинулся в кресле.

— Ты получишь все, что просишь, служитель.

— Прекрасно! — хмыкнул тот.

— А когда я получу требуемую помощь? — напирал принц.

Магистр смерил презрительным взглядом принца — горячий мальчишка, драки на уме — и скривил в усмешке тонкие бледные губы.

— Ты ее уже получил, принц.

— Но-о-о… когда же вы начнете действовать?

— Нескоро, — отрезал магистр.

— Что?! — взорвался Александр. Кресло отлетело в угол кабинета. Принц вспыхнул от гнева, молодое лицо пошло красными пятнами. Он яростно стиснул рукоять короткого меча, зарычал, брызгая слюной. — Как это нескоро?

«Драчливый петух», — насмешливо хмыкнул про себя маг.

Старик встал с кресла и успокаивающе развел руками.

— Ваше высочество, принц… — начал он. Сейчас можно и на «вы», чтоб не распалять еще больше. — Вы должны понять… Мы не в рыцарей играем, а составляем заговор против императора. Вы даже себе представить не можете, сколько переворотов провалено по глупости заговорщиков или от недостаточной подготовки. Поэтому наше оружие сейчас — время и терпение. Лучше немного подождать и все хорошо организовать, чем потом позорно болтаться на виселице.

Александр убрал руку с рукояти меча, но глянул еще злобно, оскалился в хищной гримасе.

— Продолжай! — рыкнул он. — Сколько времени займет подготовка?

Маг задумался на несколько долгих минут.

— Лет двадцать, — осторожно сказал он наконец.

— Ты издеваешься? — неожиданно расхохотался Александр. — Отец за это время сам умрет. От старости.

— Не умрет, — хмуро ответил магистр, меряя шагами кабинет принца — Он пользуется поддержкой Ордена Жизни, а эти миролюбивые прихвостни продляют ему года своей магией: верят, что император установит мир во всем мире, прекратит страдание безвинных… ну и прочую ахинею несут. Дураки, но очень сильные дураки. Орден Правды не может с ними тягаться. Пока. Вот поэтому нам и нужно столько времени, чтобы собрать необходимые артефакты, запастись Силой, заручиться поддержкой нашего всемилостивейшего бога Алара… К тому же вам, ваше высочество, тоже нужно подготовиться. Переманить на свою сторону армию, создать верные вам команды убийц. Начать подрыв экономики империи, не очень серьезно, но так, чтобы все увидели, что это вы потом восстановили богатство и гордость нашей державы и что будете гораздо лучшим правителем, чем ваш отец-самодур… Трон нужно не только захватить, но и удержать. А это труднее всего. Так что поверьте, ваше высочество, времени нужно ровно столько и никак не меньше.

— Возможно, ты прав, — задумчиво произнес принц. — Но войны все равно надо вести. Причем победоносные. Чтобы грабить поверженные страны. Это принесет деньги, на которые я создам новую, непобедимую армию…

— И завоюете весь мир? — ехидно поинтересовался магистр.

— Я что, так похож на идиота? — хмыкнул принц. «Еще как похож!» — подумал маг, но виду, конечно, не подал. — Нет, просто расширю империю, сделаю власть жесткой и крепкой.

— И какой стране выпадет честь быть первой завоеванной вами? — вежливо поинтересовался магистр Ордена Правды.

— К югу от империи есть богатая область, так называемые Свободные Земли. Ее жители кичатся своей независимостью от империи и соседнего королевства Окран. С этой страны я и начну свои завоевания.

— Хороший выбор, — кивнул маг, — но я слышал, они дружат с гномами Седых Гор.

— Будет трудно, но там я смогу добыть нужные средства, — сказал принц. — На переворот и дальнейшие кампании… Ладно, думаю, мы поняли друг друга?

— Конечно, ваше высочество! — воскликнул маг. — Более обстоятельно можно поговорить потом.

— Тогда ты свободен, служитель Алара, — милостиво махнул рукой Александр и отвернулся к карте, давая понять, что аудиенция окончена.

Маг поклонился и пошел к выходу.

— Да, и еще… — догнал его в коридоре голос принца. — Не смей мне дерзить!

Магистр шел по императорскому дворцу с совершенно непроницаемым лицом. Но в душе клокотала злость. «Мы еще посмотрим, что из всего этого выйдет, заносчивый щенок! — думал маг — Ты глуп и кровожаден! И ты станешь моим орудием, моей лесенкой к власти в Скифрской империи. Именно я, магистр Ордена, маг Эр-Денир, добьюсь своего, я возвеличу свой Орден… Сам Алар, светлый бог, дал знамение и благословение! Грядет война! Но не та, что мечтаешь развязать ты, глупый сынишка императора, а другая… война за Веру! Так повелел Алар! И мощь империи Скифр очень пригодится в этой войне…»

ГЛАВА 1

Гент прекрасен в вечернее время. Лучи заходящего солнца скользят по стенам и крышам домов, сверкают огненными бликами в стеклянных окнах, заставляют жмуриться многочисленных прохожих. Легкий, дышащий долгожданной прохладой ветерок приятно освежает кожу. Вяло колышутся верхушки деревьев, что растут вдоль широких и прямых улиц. Дома убегают вдаль, все высокие, двух- и трехэтажные, украшенные затейливой лепниной. По ровной брусчатке мостовой бегают псы, бродят толстые и важные голуби. В темно-синем вечернем небе медленно и величаво плывут пышные, напоминающие диковинных птиц и зверей облака, стремительно носятся ласточки. Воздух все еще горячий, густой, как кисель. Камни охотно отдают накопленное за день тепло… Но ночью все изменится, народу на улицах станет намного больше. Выползут на прогулку те, кто весь день прятался от зноя в прохладных жилищах, зажгутся масляные и магические фонари. И тогда город будет напоминать сияющую собственным светом детскую погремушку.

Люблю Гент. Я родился в маленькой деревушке на юге Свободных Земель, вырос среди бескрайних полей и густых дремучих лесов. До семнадцати лет не видел настоящего большого города. Когда, несмотря на запреты матери, поехал учиться в университет, увидел это удивительное место. И сразу же понял, что я не сельский житель. Мне претит сытая и размеренная жизнь, когда дни тянутся один за другим, одинаковые, похожие друг на друга как две капли воды, заполненные работой в поле и уходом за живностью. В городе же все по-другому. Жизнь кипит, бьет ключом. Много забот, много дел, но здесь чувствуешь себя по-настоящему живым.

Я шел легко и быстро, слегка пританцовывая. На душе было весело, и я мурлыкал случайно подслушанную у бродячего барда песенку. С наслаждением подставляя лицо ветерку, улыбался домам и деревьям, заходящему солнцу, встречным девушкам. На лицах прекрасных дам проступало удивление, но они невольно улыбались в ответ, видя, как веселый, недурной собой темноволосый и сероглазый парень машет им ручкой, подмигивает и корчит забавные рожицы.

В голове роились тысячи мыслей, возникали сотни образов. Но все было мимолетное, легкое и свободное. Человеку на самом деле очень мало нужно для хорошего настроения. Для грусти и уныния бывает тысяча причин. А для счастья достаточно какой-нибудь мелочи. Но жизнь как раз и состоит из сплошных неприятных моментов. Главное — не зацикливаться, искать прекрасное в окружающем.

Дома постепенно становились все ниже, все больше одноэтажных. И если на центральных улицах они блистают чистотой и даже роскошью, то тут много просто сереньких, с облупившейся краской на фасадах, с мутными окнами и темными от непогоды ставнями. Старый район Гента. Когда город рос, здесь жили первые поселенцы, строители и рудокопы. Улочки тут узкие, много темных мест, закоулков, кое-где валяются огромные кучи мусора. Сейчас здесь живут те работяги, что не могут позволить себе жилье получше. За старым районом идет ремесленный — мир кузниц и механических цехов, складов и плавильных печей. Эдакий маленький пятачок грязи и неухоженности в чистом и красивом Гейте.

Не люблю старый район, тут можно нарваться на подвыпивших рабочих, что бродят в поисках приключений. Или же на банду воров. Но мне не нужно было далеко заходить в опасные места. Я несколько раз свернул, петляя по узким загаженным улочкам, и наконец оказался у длинного приземистого здания. Трактир «Сивый гном». А я уж боялся, что заблудился.

У крыльца стоял большой и плотный, даже толстый мужик. Высокий, широкоплечий, руки как бревна. Толстые щеки заросли жесткой щетиной, из-под расстегнутой рубашки проглядывала мощная волосатая грудь. Карие, неожиданно умные глаза сверкали весельем и задором! Одет он был просто, как и я, на груди болтался бронзовый медальон с изображением оскаленной волчьей морды, знак профессии.

— Эскер, собака ты такая, сколько тебя можно ждать?! — громыхнул мой двоюродный брат.

Он пыхнул трубкой, оскалился в белозубой улыбке. Клыки длинные и острые, такие больше бы подошли какому-нибудь хищнику, например волку или медведю.

— Извини, Тох, работа, — попытался оправдаться я и развел руками.

Он ухмыльнулся еще шире и двинулся в мою сторону. В ноздри ударил запах большого хищного зверя. Он обнял меня так, что все мои косточки натужно затрещали, потрепал по голове…

— Работа не волк, в лес не убежит, — изрек он мудрость глубоким, хорошо поставленным голосом и гулко захохотал — Делу, как говорится, время, а пьянству времени еще больше!

Я невольно поморщился. Хорошее настроение стало потихоньку покидать меня. Возникло неприятное ощущение, даже предчувствие. Ну дернули же меня демоны устроить эту пьянку! Хотя и увильнуть я не мог. Еще бы — защитил диплом в нашем университете, стал настоящим специалистом-магом, нашел приличную работу… В общем, хочешь не хочешь, а выпивку ставить надо. Но, зная двоюродных братиков, я был почти на сто процентов уверен, что тихо и мирно все не закончится. Вот помню, когда был на первом курсе, нас понесло в университетское общежитие. Друзей навестить, какой-то праздник отметить. Отпраздновали так, что студенты, ребята, в общем-то, не робкого десятка, на следующий день разбегались от нас в диком ужасе.

— Заведение приличней не нашли? — невинно поинтересовался я, разглядывая обшарпанную вывеску трактира с изображением характерной бородатой и красноносой личности.

Стены питейного заведения были заляпаны чем-то омерзительным на вид, даже думать не хотелось, чем именно, — тошно. Дверь и ставни, потемневшие от непогоды и старости, пугали своей хрупкостью. Рядом с крыльцом сладко посапывал мужичок, как две капли воды похожий на рожу с вывески. Я принюхался, но тут же отшатнулся в ужасе. Над этим типом, по-моему, даже мухи не летали, боялись очуметь от перегара.

— А что? — пожал плечами Тох. — Дешево и сердито. Как раз по нам. Или ты хотел повести нас в «Золотую шпору»?

Он ехидно ухмыльнулся, подмигнул. Я нащупал в кармане пять жалких серебряных монет, позвенел ими и тяжело вздохнул. В «Золотой шпоре», лучшем трактире Гейта, на это даже чаю не попьешь. Осмотрел свой наряд: простая рубаха, черные брюки и старые стоптанные башмаки… Какой там чай, даже на порог не пустят голь перекатную.

— Нет-нет, Тох, все хорошо. Этот дворец нам в самый раз, как короли будем, — съязвил я.

— Зря кривляешься, — фыркнул он. — На весь Гент не найти другого такого заведения, как «Сивый гном». И цены умеренные, и пойло приличное.

— И публика соответствующая, — поддакнул я.

— Фу-ты ну-ты! — фыркнул братец. — Какие мы нежные и ранимые! Прям белая кость. Что, чародеем себя почувствовал, Эскер? Избранным?

— Ну что ты несешь?! — возмутился я. — Ты же знаешь, я никогда не задирал нос из-за таких глупостей.

Возмутиться я возмутился, но все равно в трактир заходить не хотелось. Слишком репутация… ммм… чудесная. Лучше уж в студенческий «Веселый маг» пойти. Там хоть и цены чуть выше, но все же почище, да и студенты народ в основном незлобивый. А «Сивый гном» находится на окраине Гента, аккурат рядом с рабочими кварталами. Вот и контингент тут… соответствующий. Шахтеры, кузнецы, механики. Народ простой, даже простецкий, так что тут просто за лицо, слегка обезображенное интеллектом, можно… гм… схлопотать. И никакая магия не поможет. Тем более с моей-то специализацией…

Специализация — мое больное место. Всегда мечтал быть боевым магом. Ведь это приключения, это возможность быть кем-то в нашем скучном и размеренном мире. Но в гентском университете нет кафедры боевой магии. Нет, и все. Нас, конечно, учат самообороне, да и кое-какие плетения могут сойти за боевые. Но специфика края накладывает некоторые ограничения. Свободные Земли — мир шахтеров и ремесленников, мастеров-механиков, ювелиров, литейщиков… Да и войн у нас давно уже нет. Формально мы относимся к Окрану, королевству на западе, но налоги не платим, управляем сами собой. Такая вот демократия.

Завоевать нас, конечно, пытались. Лет сто назад. Империя Скифр и Окран тогда соперничали за наши земли. Ну и передрались меж собой. От окранских городов тогда одни головешки остались, а изрядно потрепанная имперская армия столкнулась с нашим техническим превосходством, когда подступилась к границам Свободных Земель. Да и гномы Седых Гор помогли изрядно. В общем, не стало имперской армии. Ее тогда сам император Марк вел, отец нынешнего императора Антония. Марк чудом сбежал с поля боя, с трудом вернулся в столицу своей империи. Но выводы сделал правильные, Свободные Земли оставил в покое, тем более что против него кто-то там заговор плел, скинуть хотели с престола, вот и не до завоеваний ему стало. А Антоний, нынешний император, и вовсе не воюет, а пытается привести в порядок владения. На мой взгляд, очень умно. А то жадные предки понахапали всякого, а разбираться — не наше императорское дело…

А раз войн давно не было, то боевая магия стала и вовсе не нужной. Вот ее и упразднили в большинстве университетов. Нет, в нескольких, конечно, еще учат, например в лугарском, но в большинстве уже ни-ни… Вот и я вроде как маг, а с другой стороны, специализация не драчливая. Все знают об этом свойстве наших чародеев и не испытывают священного трепета перед великими и ужасными «Повелителями стихий». Уважают, конечно, но не очень-то боятся. Так что по маковке от пьяного шахтера схлопотать можно запросто. Да и «Повелитель стихий» из меня еще тот. Вот лугарские боевые маги, те как раз со стихиями работают. Вся боевая магия — непременно стихийная. А я все больше с тонкими энергиями, элементалями и загадочными сущностями астрального мира общаюсь. Могу какому-нибудь предмету определенные свойства придать, могу голема создать или сложный механизм заставить работать. Но боевая магия мне по большей части недоступна.

Тох посмотрел на мою задумчивую физиономию и громко захохотал. Хлопнул по плечу своей лапищей, вроде бы легонько, но я, хоть парень и не хрупкий, чуть не хлопнулся оземь. Тяжелая рука у моего двоюродного братца. Он, кстати, тоже маг. Только специальность несколько иная. Он ликантроп, то есть перевертыш или оборотень. С животными дружит, понимает их, может лечить, а может и сам обернуться зверем. Тело для него — воск, из которого лепит все, что вздумается. Может когти по полметра отрастить, может такой панцирь себе сделать, что и арбалетной стрелой не прошибешь. Из-за этого я ему отчаянно завидую. Сам бы пошел на эту специальность, но способностей к ликантропии у меня нет в принципе.

— Ну чего встал? — гаркнул он. — Пошли, что ли, маг недоделанный, твой диплом отмечать.

— Пошли, — уныло кивнул я — Только давай без приключений.

— А это уж как получится, — весело ответил он. Изнутри трактир оказался еще хуже, чем снаружи.

Темное, провонявшее спиртным помещение. Грубые столы, скрипучий дощатый пол. По стенам хозяин-шутник в качестве украшений развешал разный металлолом, начиная с поломанных подков, что вроде бы должны удачу приносить, и кончая ржавыми побитыми щитами да щербатыми боевыми топорами. Причем приколотил все это хозяйство большущими гвоздями. Видать, любители горячительного часто в подпитии хватаются за разное колюще-режущее.

Посетителей почти не было. За столом, что у самого выхода, сидела компания каких-то угрюмых трудяг и планомерно накачивалась пивом.

Из-за дальнего стола встал Аш и помахал нам рукой.

— Ну сколько вас можно ждать? — возмущенно воскликнул он. — Пить хочется, горло пересохло, девки гулящие заждались, а вас, блин, носит Мрон знает где.

— Где ж ты девок успел подцепить? — подозрительно сощурился я и поглядел вокруг.

— Да это я так, для красоты ляпнул… — признался он.

— Еще не вечер, — хохотнул рядом Тох — Девки найдутся.

— Это уж без меня, — пробормотал я.

— Какой целомудренный, — фыркнул Аш. — Ну это мы быстро исправим.

Аш — родной брат Тоха, то есть мне он тоже двоюродный. Он самый старший из нас, но выглядит почему-то младше всех. Стройный, гибкий, с выразительным тонким лицом, прямая противоположность грубо слепленного, мощного Тоха… И если Тох чем-то напоминает горного огра, то Аш больше смахивает на эльфа. Хотя могу и ошибаться, эльфы — народ загадочный и таинственный, замкнутый. У нас, в Свободных Землях, не появляются. А народная молва нередко все приукрашивает.

Они очень разные, мои двоюродные братья. Тох вальяжный, флегматичный. В нем есть обстоятельность и спокойствие, присущие простым, но по-житейски мудрым людям. Таких любят и уважают. Аш — энергичный, раздражительный, ветреный. Думает быстро, действует еще быстрее, что нередко приводит к смешным казусам и нелепостям. Двадцатисемилетний Аш выглядит подростком, а Тох, который на три года младше, смотрится умудренным и важным господином. Они разные во всем, даже в самых мельчайших привычках.

— Как защита? — спросил Аш, когда мы сели за стол.

— Нормально, — отмахнулся я. — Полчаса позора, и маг готов. Сам ведь знаешь.

— Знаю, — радостно сказал старший братец. Аш тоже маг, только специалист по строительству. Причем довольно известный в Генте. Как лучшего выпускника его взяли в команду чародеев, что упрочняла заклинаниями защитные укрепления города. Там он неплохо показал себя, и в результате на него обрушилось целое море заказов от городских богатеев. В общем, тех проблем с деньгами, что мучают меня, он не испытывает. Оно и видно по довольному, сытому лицу, хорошей одежде из дорогой ткани…

Подошел хозяин трактира, классический представитель своей профессии — толстый, в засаленном фартуке, морда шире дверей. В маленьких, заплывших жиром глазках лень и скука.

— Что заказывать будем? — поинтересовался он, уперев волосатые руки в бока.

Мы переглянулись. Аш хмыкнул и пожал плечами, Тох кивнул мне: мол, ты хозяин вечера, ты и выбирай.

— Пива бочонок, — ответил я за всех, — и чего-нибудь съестного.

— Четыре серебряшки, — сообщил мне трактирщик. — Деньгу беру вперед, а то развелось тут охотников бесплатно выпить…

Я поморщился так, словно зуб разболелся. Почти весь капитал придется отдать. Но ритуал есть ритуал. И демон с ним, что братья зарабатывают намного больше. Первый в любом случае угощаю я. А потом уже и они руку приложат. Но все равно обидно вот так впустую выкидывать последние деньги. Я не жадный, но бедность заставляет относиться к деньгам бережливее.

Я отсчитал положенную сумму и положил на стол. Трактирщик неуловимым движением лопатообразной ладони сгреб монеты и величественно удалился.

— Профессионал, — уважительно хмыкнул Тох, глядя ему вслед. — Вон как управляется…

— Было бы пиво нормальное, — заметил Аш.

Трактирщик справился на удивление быстро. Бочонок и кружки притащил собственноручно, а чуть позже худая изможденная женщина с темными кругами под глазами — видимо, его жена — поставила перед нами тарелки с холодной телятиной. Тох ловко выдавил донышко у бочонка, разлил пиво по кружкам. Оно оказалось неплохое. Темное, густое и холодное. Не так чтоб очень хорошее, но и не самая бурда.

— Ну за еще одного волшебничка в нашем роду! — провозгласил Аш.

Мы со стуком сдвинули кружки, опрокинули в себя пиво.

— Боюсь, что Эскер последний в нашем поколении, — проворчал Тох. — Витар учиться-то не захотел. Как там, кстати, этот лентяй поживает?

— Нормально, — отмахнулся я — Мать писала, он в поле работает, сивуху жрет и в ус не дует. Умения только и хватает на свое поле дождику нагнать.

— А что, хорошо живет, — хмыкнул Аш. — Ни о чем не думает, урожаи худо-бедно поднимает, девок деревенских тискает… Не жизнь — мечта.

— Ну да, — фыркнул я, внезапно разозлившись. — Не думает… Но ведь Дар все-таки обязывает! Он должен был учиться!

Тох разлил по кружкам пиво, лукаво подмигнул мне.

— Остынь, Эскер, — ухмыльнулся он — Я понимаю, что твой младший брат — бестолочь. И понимаю твое возмущение. Но это его выбор. Ты всеми правдами и неправдами добивался своего. Из дому сбежал, чтобы учиться. А ему это просто не нужно.

Я раздраженно отмахнулся, отпил из кружки. Мой младший брат всегда выводил меня из себя. Самый высокий из нас, большой и сильный, детинушка — кровь с молоком. И Даром владеет. Но в то время, когда я читал умные книги и пытался понять суть своей силы, он использовал порывы ветра, чтобы задирать юбки деревенским девкам. Вот так и вышло, что я уехал в Гент, учиться дальше. А он наловчился двигать тучки по небу, чтобы дождик нагонять, и успокоился. А ведь мог бы получиться очень хороший боевой маг, благо предрасположенность к стихии Воздуха есть.

— Ты работу нашел, чародей? — поинтересовался Аш.

— Нашел, — кивнул я. — В мастерской Логана.

— Големов лепишь, — понял Аш.

— Ну да, — кивнул я, — их, родимых.

— Ну и как тебе работенка? — встрял Тох.

— Работа как работа, — фыркнул я. — Не лучше и не хуже других. Делаем в основном буровых големов для шахт. Иногда приходится, правда, с дуростями клиентов разбираться. Одному приспичило повозку самодвижущуюся, другому домашнего любимца подавай, и чтоб в виде собачки…

— Ничего себе! — присвистнул Тох. — А обычного пса завести слабо?

— Я тоже задавался таким вопросом, — пожал я плечами. — Сейчас в моде разные прибамбасы. Но за чудачества платят неплохие деньги, так что пусть их.

— Платят-то мастеру Логану, — поддел Аш. — А тебе хоть что-то перепадает?

— Перепадает, — нахмурился я. — Мало, конечно, но на жизнь хватает. Выбирать пока не приходится. Вот наберусь опыта, тогда и придумаю что-нибудь.

— Добро! — кивнул Тох. — Выпьем за это.

Мы выпили. Пиво приятным холодным ручейком полилось по пищеводу, булькнуло в животе. Не могу похвастаться устойчивостью к алкоголю, пьянею быстро, но зато в состоянии легкой эйфории могу продержаться очень долго. Пьянея, становлюсь ужасно дружелюбным, веселым, прямо душа компании, меня тянет на подвиги. Это уже плохая черта, но излишней драчливостью, впрочем, никогда не отличался.

Пиво почти мгновенно испарилось из кружек. Разлили еще. Бочонок как-то подозрительно быстро закончился. Тох заказал еще один. Этот пошел уже не так быстро. Мы смаковали пиво, болтали о всяких пустяках, о моем дипломе уже все и позабыли. Как говорится, лишь бы повод был для пьянки.

С братьями мы собираемся довольно редко. У каждого своя жизнь. Тох женат, кормит супругу, сына и свору жениных родственников. Работает за городом, держит крупную ферму. Аш у нас холост, но тоже человек деловой. У него много заказов — строит и укрепляет дома местных богатеев, мастерит ловушки против ворья. Я вот тоже вроде себе занятие нашел. В общем, свободного времени у всех немного. Так что мы наверстывали упущенное, вливали в себя пиво лошадиными дозами. Когда пиво уже перестало лезть в глотку, Тох удалился к стойке и вернулся с тремя кружками чего-то покрепче.

— Что это? — удивился я.

— Это ерш, братишка, — загадочно ухмыльнулся Тох и опрокинул в себя полкружки.

Я отпил немного. На вкус как обычное пиво, только немного резче и неприятно попахивает спиртом.

— Ну как? — поинтересовался Аш.

— Нормально, — кивнул я. — Пить можно.

— Молодец! — одобрил Тох — Сразу видно — настоящий мужчина. А настоящие мужчины пьют ерш. Если понравилось, то еще по кружечке бахнем.

Повело меня уже на второй кружке этого интересного напитка. Сначала я почувствовал неладное. Приятная легкость в теле сменилась легкостью еще большей. А потом комната начала вращаться вокруг меня, вещи стали ускользать из-под пальцев, неожиданно захотелось петь и плясать. Я подавил в себе глупое желание — не люблю искать сомнительные приключения. На время выпал из общего разговора. В голове бродили какие-то странные мысли, мелькали яркие и сочные образы. Поймал себя на мысли, что с недавних пор разлюбил эти братские посиделки. Аш и Тох болтают о работе, жалуются друг другу, что-то обсуждают или же вспоминают общих знакомых. А мне неинтересно. У нас троих постепенно становится все меньше общего, мы отдаляемся друг от друга. И хотя пытаемся не подавать виду, хлещем пиво, как всегда, ржем над чем-то, но получается слегка наигранно, топорно. Мы взрослеем, у каждого свои проблемы, своя жизнь. И точек соприкосновения все меньше.

Трактир постепенно наполнился людьми. Наступил вечер, и работяги из ближайших кварталов потянулись сюда — расслабиться после трудового дня. Стало весело. Под шумок проскользнули и личности явно криминальной наружности. Завсегдатаи трактира привыкли к ним, а нам было уже наплевать. Пришел какой-то бард, достал старую побитую гитару, стал наигрывать незамысловатую мелодию. Обычный голос уличного музыканта, хриплый и простуженный. Видать, ночует где-то на улице, денег на приличное жилье не может заработать. Вместе с бардом в трактире появились и вожделенные Ашем гулящие девки. Они подсаживались к мужикам на колени, что-то щебетали, пили за их счет, иногда уводили своих клиентов куда-то в глубь трактира. Понятно для чего. Видимо, трактирщик держал специально для этого пару комнат, а с девиц легкого поведения брал приличную мзду.

Аш сразу же навострил уши, и не успел я его одернуть, как он привел откуда-то двух дам неопределенного возраста и весьма потрепанного вида. Одна устроилась у него на коленях, вторая сунулась к Тоху, но тот довольно грубо шуганул ее, и она скромненько присела рядом со мной. Хотя скромненько — это я загнул. Она вцепилась в меня как клещ. Стала шептать на ухо, жарко дышать, прижалась ко мне выпирающей из лифа мощной грудью. Я отбивался как мог, но деваха попалась упорная и никак не хотела отлипнуть. Тох, видя мои мучения, заржал как ненормальный. Я зыркнул исподлобья, скрипнул зубами. Вот гад, что тут смешного-то?

— Юноша, вы будите во мне материнские чувства, — заявила дама. — Так и хочется обнять вас, приласкать, накормить…

Я выразительно посмотрел на пышный бюст.

— Молоком?

— А почему бы и нет?! — жарко шепнула она, облизнув кончиком языка полные яркие губы.

— А я молоко не люблю, — брякнул я.

Она так удивилась, что мне наконец удалось отодрать от себя маленькие, но цепкие ручонки. Под громогласный хохот Тоха я позорно сбежал.

Снаружи уже стемнело, небо покрылось россыпью звезд, воздух стал прохладный и чистый. После душной жары трактира это показалось невыразимым блаженством. Я аж застонал от наслаждения и прислонился к стене. Меня уже ощутимо пошатывало, но свежий воздух сделал свое дело, и я немного пришел в себя.

Горизонт был багровый, со стороны ремесленного района слышались глухие удары, грозный гул. Ветерок дул в сторону, так что привычного запаха серы и сажи я не чувствовал. Работа не прекращается ни на минуту. Плавильные печи проще держать горячими, чем каждый раз разжигать заново. Потребность Свободных Земель в металлах с каждым годом растет, а значит, будет больше работы для жителей Гента.

Ко мне подошел тот самый мужичонка, что днем спал у крыльца трактира. Он долго кряхтел, постанывал, страдальчески хватался за голову, яростно чесал бороду. Потом посмотрел на меня мутными покрасневшими глазами.

— Молодой человек, — сказал он мне сиплым голосом, — никогда, повторяю, никогда не пейте ерш! Демоническое пойло.

— Поздно, — сказал я обреченно, чувствуя, как все холодеет внутри, и глубокомысленно добавил: — Уже.

Мужичок долго смотрел на меня, силясь схватить за хвост свои юркие мысли, что явно никак ему не давались.

— Ну тогда вы обречены, молодой человек, — сказал он с печальным вздохом.

— Что же делать? — тупо спросил я.

— А уже ничего, — вздохнул он еще раз — Пейте дальше, все равно хуже не будет. А я пошел…

На этой философской ноте наш разговор закончился, и мужичок виляющей походкой ушел в темноту летней ночи. Я пожал плечами — с какими только чудаками не приходится сталкиваться.

Хмель бродил в крови, кружил голову. Уже давно ушел тот момент, когда можно было остановиться и отделаться легкой головной болью.

Я вернулся в трактир и обнаружил, что Аш куда-то подевался. Девиц, которых он подцепил, тоже не было видно. Тох сидел с задумчивым видом и потихоньку цедил пиво. Я постарался как можно аккуратней пробраться к нему, но на полдороге наткнулся на какого-то мелкого, но широкоплечего парня с окладистой бородой. Он как раз отходил от стойки с полной кружкой чего-то вонючего. Парень пошатнулся, и пойло пролилось ему на бороду.

— Смотри, куда прешь, земляной червяк! — заорал он и добавил еще несколько слов, кои приводить в точности я не берусь.

— Побрейся, мелкий! — небрежно огрызнулся я и двинулся дальше.

Но не сделал я и шагу, как чья-то крепкая рука схватила меня за плечо.

— Извинись, червяк! — рявкнул коротышка. Маленькие злобные глазки яростно сверкнули.

«Мать твою, гном! — дошло до меня. Я икнул с перепугу и живо протрезвел. — И как я сразу не понял, что это пещерное отродье…»

Гномы — частые гости Гента. У нас с ними вроде бы дружественные отношения. Живем ведь рядом. Их город находится в пещерах Седых Гор. Но жрать под землей, понятно, нечего… Вот голод и выгоняет подгорных коротышек из шахт на поверхность.

Дружба между людьми Свободных Земель и гномами Седых Гор завязалась давно. Взаимовыгодная, нужно признать, дружба. Они нам сплавляют добытую руду и металлы, а мы поставляем им провиант и кое-какие поделки. Кроме того, вместе обороняемся от всяческих врагов. Хотя гномам в принципе это и не нужно. Им то что — закроются в своих горах, и все. Выкурить оттуда невозможно. Но нам все-таки помогают. Понимают: если нас завоюют, есть им станет нечего. Почему? — спросит человек нездешний — ведь они с тем же успехом могут торговать и с другими людьми. Но тут есть один интересный момент. Гномы — очень негибкий и консервативный народ. Они с трудом идут на контакт, мало с кем заключают союзы. И если уж заключили, то следуют договору до конца. Они лучше все передохнут, чем будут разговаривать с нашими врагами. Гордость и честь возведены у них в идеал. Чего нельзя сказать о людях, к сожалению.

Дружба — это, конечно, хорошо. Но гномы очень задиристый и вспыльчивый народец. И подраться любят. А в бою они страшные противники. Мелкие, низкорослые, но очень быстрые и ловкие, невероятно сильные. Не зря подгорную гвардию боятся все военачальники мира. Там, где появляются их фаланги, исход боя понятен изначально. Закованные с головы до пят в легкие, но очень прочные доспехи, вооруженные секирами, короткими мечами и длинными копьями, низкорослые гномы-воины наводят ужас на всех. Враги могут победить, только если на их стороне много боевых магов. Дело в том, что гномы не владеют активной магией. Все их волшебство пассивно. Они могут накладывать чары, но на это уходит много времени, сил и энергии. То, что я могу сделать за минуту, гном-маг растянет на пару часов.

И вот теперь представительпещерного народа хмуро смотрел на меня из-под кустистых бровей и цедил сквозь зубы замысловатые ругательства. «Вот влип!» — подумал я беспомощно. В груди зашевелился противный холодный червячок страха, а ноги стали подгибаться. Я понял, что сейчас меня будут бить. Причем сильно.

— Какие-то проблемы, уважаемый? — громыхнул позади меня Тох.

Он неспешно подошел, встал рядом, с ленивой грацией большого хищного зверя потянулся так, что захрустели кости, зевнул с подвыванием, показал длинные острые клыки. Гном смерил его злобным взглядом и буркнул в бороду что-то нелицеприятное.

— Не расслышал, — хмыкнул Тох. — Вы что-то сказали?

Рядом с гномом, словно из-под земли, выросли два товарища, похожие как две капли воды. Такие же низенькие, широкоплечие и бородатые. У поясов этих позвякивают небольшие боевые секиры и короткие мечи. Смотрят с надеждой: мол, когда же наконец драться-то будем?

— Этот заносчивый ублюдок задел мою честь! — рявкнул первый гном. — Он неуважительно отозвался о моей бороде. Значит, я вправе научить его вежливости.

Это я-то ублюдок? Вот ведь мелкая подземная свинья! Знает же ведь, что сильнее, и пользуется этим. Я постарался собраться. Ой, что сейчас будет! Я и Тох против этих троих. Аша нигде не видать, с девицами развлекается. Так что придется вдвоем разбираться. Ну не люблю я драться! Может, трусоват. А может, просто не понимаю, в чем смысл. Ведь можно же просто поговорить, объясниться! Но мою точку зрения эти трое, похоже, не разделяли.

— Мне кажется, ты ошибся, уважаемый гном, — нехорошо улыбнулся Тох. Огромное тело стало потихоньку «плыть», ногти на руках превратились в длинные острые когти, рубаха затрещала по швам под вздувшимися буграми мышц, он стал обрастать грубой шерстью. — Мой двоюродный брат и мухи не обидит.

В глазах двоих подоспевших гномов появилось сомнение. «Перевертыш!» — прочел я по губам одного. Они занервничали, положили ладони на рукояти мечей. «Ну почему я не маг-ликантроп?» — завистливо подумал я.

Но первый гном был то ли отчаянный храбрец, то ли полный дурак.

— Задета моя честь! — упрямо твердил он, злобно вперившись в меня взглядом.

Тох внезапно захохотал и вернул себе прежний вид. Гномы напряглись еще больше, удивленно переглянулись между собой.

— Предлагаю сесть за стол переговоров и все уладить за кружечкой… мда… за кружечкой, — сказал брат. — Трактирщик, за мой счет!

Долгую, почти бесконечную минуту гномы настороженно смотрели на нас, а потом вдруг заулыбались.

— Идея хороша, — кивнул первый гном. — Что ж, выпьем! Хозяин, «Гномьего жара» нам! На всех!

Трактирщик большой резвой мышью выскочил из-за стойки с полными кружками в руках, поставил их на наш стол. И только тогда я понял, как тихо было в трактире все это время. Работяги все расползлись по углам, личности криминального вида застыли в напряжении, кое-кто выскочил за дверь от греха подальше. А как только мы вместе с гномами направились к столу, раздался дружный вздох облегчения. Все зашевелились, вновь начались прерванные разговоры, веселье продолжилось.

Мы уселись, сдвинули кружки.

— Пьем мировую! — предложил Тох.

— Мировая! — поддержали гномы. — Пьем до дна!

Я хлебнул из кружки, но тут же захрипел, закашлялся, из глаз брызнули слезы. По пищеводу как будто побежал раскаленный поток и взорвался в желудке огненным шаром.

— Слабак! — осклабились гномы.

— Пей до дна, — процедил сквозь зубы Тох. — Иначе уважать не станут.

Я собрался с силами, шумно выдохнул и влил-таки в себя эту дрянь. Горло горело так, словно я хлебнул жидкого пламени, желудок бунтовал и пытался вернуть все, что получил раньше.

— Что за пойло? — прохрипел я задыхаясь.

— Почти чистый спирт с разными интересными добавками, — усмехнулся Тох. — Валит с ног всех. Кроме гномов, конечно.

— А их что же? — спросил я, хватая ртом воздух.

— Они закаленные, — подмигнул брат. — Меня тоже не берет, метаболизм ускоренный.

— Мета… метаболисьм… — пробормотал я незнакомое слово. — А я что?

— А ты от такой дозы скоро под стол свалишься, — радостно сообщил мне Тох. — Но не беспокойся, я о тебе позабочусь.

— Ма-ать вашу! — протянул я смачно — Ну что за гадство…

В голове сплошной туман. Предметы начали менять свои очертания, двоиться и троиться. Руки и ноги отнялись. Комната кружилась вокруг меня как бешеная. Я вцепился руками в стол, чтобы этим верчением ненароком не сбросило на пол. Похоже, Тох не соврал насчет дозы.

— Трактирщик, еще по кружечке «Гномьего жара»! — рявкнул брат, потом кивнул на меня: — А ему пива.

— Не-е-е… — пробормотал я. Язык стал удивительно непослушным — Я хочу ерш!

— Ладно, — кивнул Тох — Хозяин, ерш моему брату! Мы выпили еще, и мне стало совсем хорошо. Песня, что горланил народ под треньканье барда, вдруг показалась очень мелодичной и веселой. Я начал тихонько подпевать, притопывая в такт, рот расплылся в глупой улыбке. Потом на меня вдруг накатила нежность и любовь к моему могучему брату, что спас меня от злобных гномов. Я пустил скупую мужскую слезу и попытался обнять Тоха.

— Брат… брат, я так тебя уважаю… — бормотал я. — Ты лучший брат на свете…

Тох заржал и отпихнул меня от себя.

— Эскер, зараза, веди себя прилично! — хохотнул он. Я кивнул, отлип и постарался сфокусировать взгляд на наших новоявленных друзьях. Но получилось плохо.

К нам подошел Аш, довольный и раскрасневшийся. На плече повисла девица и что-то мурлыкала ему на ухо. Я тупо глянул на нее и почему-то очень развеселился. Я чихнул, икнул, захлебнулся пойлом и стал булькать, едва сдерживая смех.

— О-о-о! — завопил Аш — Когда вы успели так нарезаться?! На минуту оставить нельзя!

— Меньше шляйся по бабам, и у нас проблем не будет, — буркнул сердито Тох.

— А что, есть проблемы? — заинтересовался Аш, рассматривая гномов.

— Уже нет, — отрезал Тох. — Садись!

— За это нужно выпить! — воскликнул Аш.

И мы выпили. Гномы хоть и закаленные, по словам Тоха, но хлебать свою бурду в таких дозах тоже, как выяснилось, не могут. Их развезло кружке на третьей. Они полезли обниматься с Тохом и понесли околесицу про единое братство людей и гномов Свободных Земель. Хохотали, хлопали друг друга по плечам, орали во всю глотку. Аш хлестал вино и обнимался уже с тремя девицами. Или это у меня уже в глазах стало троиться?

Я начал периодически отключаться. Реальность стала напоминать картинки из книг. Темнота. Потом картинка — я за столом. Мы пьем… Темнота. Опять картинка — мы возле трактира, вышли освежиться, стоим и над чем-то гогочем. Темнота… Вспышка просветления — снова пьем за столом…

Веселье постепенно оставило меня, жутко захотелось спать. Я сидел и отчаянно зевал. Веки потяжелели и все норовили со стуком захлопнуться, как крышка сундука. Но я держался. Из последних сил, но держался.

Я поднял взгляд от пустой миски, в которую таращился уже минут десять, и увидел напротив гнома. Того самого, что хотел меня поколотить. Он зыркнул на меня и оскалил желтые зубы.

— И все равно ты слабак! — осклабился он пьяно. Лишь спустя минуту до моего бедного, отравленного гномьим самогоном мозга дошли его слова. Не знаю, что на меня накатило…

Я человек в принципе миролюбивый, на конфликты никогда не нарываюсь, драки и все с ними связанное не люблю. Гуманист — как говаривал один из профессоров на нашей кафедре. А тут меня обуяла веселая злость. Потом, через несколько дней, я буду мучительно думать, что же меня все-таки сподвигло на такой отчаянный шаг. Ссориться с гномами — себе дороже, нормальные люди стараются решить все мирно, даже подлизываются к ним. Да и я, откровенно говоря, не храбрец. Но в тот момент в моей голове что-то щелкнуло, тормоза отказали, и меня понесло.

Я вскочил и бухнул кулаком по столу. Покачнулся, но все же устоял. И, уставясь в глаза бородатого коротышки, зарычал:

— Ах ты грязный недомерок! Я тебя… ик… я тебе покажу, как обзывать мага!

С этими словами я подхватил подвернувшуюся сковороду с жареными свиными колбасками и изо всех сил приложил гнома в лоб. Колбаски красиво разлетелись по всему залу трактира. А гном укатился куда-то в угол, завывая от боли. Секунду длилась полная, как ее зловеще называют, «гробовая» тишина, а потом все потонуло в воплях и грохоте.

Остальные гномы выхватили оружие с явным намерением продырявить нас и бросились вперед. Тох мигом перевернул стол: загородил им дорогу. Потом вошел в боевую форму и взревел как лев. Новая рубаха в клочья расползлась под напором тугих мускулов. Когти со свистом рассекли воздух, а глаза вспыхнули зловещим демоническим огнем. Аш тоже не остался в стороне. Он пинками разогнал шлюшек и вооружился тяжелой колченогой табуреткой.

— Повеселимся! — заорал Аш.

Крик стал командой к всеобщей драке. Изрядно подпившие работяги повскакали со своих мест и с энтузиазмом принялись мутузить друг друга. Воры присоединились к ним, не из бредового желания показать удаль, а просто чтобы не затоптали в пылу драки. В ход пошло все — от глиняных кружек до кинжалов и боевых топоров. Зал трактира наполнился грохотом, азартными криками и стонами пострадавших.

Гномы, не сумев добраться до нас, стали рубить стол. Не знаю, почему они не решились обойти. Гномы вообще-то сообразительный народ. Может, так опьянели, что мозг отказал? Аш с дикими воплями начал расшвыривать мебель и посуду. Тох зарычал и пошел вперед. Стол разлетелся в щепки под ударами могучих медвежьих лапищ. Гномы заорали и бросились на него.

— Ах вы гады! — пробормотал я. Кричать просто не оставалось сил, — Брата моего бить… Да я вас…

На подкашивающихся ногах я бросился в самую гущу драки. Все смешалось вокруг, крики превратились в ровный, постепенно нарастающий вой. Перед глазами замельтешили перекошенные от злости лица, чьи-то кулаки, кухонная утварь… Я отмахнулся сковородой, которую так и не выпустил из рук, и издал злобный боевой клич. Пару раз меня сильно задели чем-то по голове. Боли я не чувствовал, но из глаз сыпались искры, а сознание затухало. Но я каждый раз вскакивал на ноги и снова шел в драку. Перед глазами стоял туман, зал трактира кружился вокруг меня, пол все норовил кинуться на меня и сбить с ног. Летели щепки, брызги пива и чего-то алого, наверное крови…

А потом меня настиг мощный удар в затылок. Все вокруг потонуло в яркой болезненной вспышке, грязный пол рванулся мне навстречу. Откуда-то издалека донесся чудовищный грохот. И мир наконец-то померк.

Просыпаться не хотелось. Даже сквозь сон я чувствовал боль от ушибов, ссадин и синяков. Голова вообще напоминала гудящий колокол. «Если проснусь, станет совсем плохо», — понял я и решил спать дальше. Тьма зашевелилась, вновь стала окутывать меня мягким покрывалом забытья.

— А ну вставай, пьяница! — услышал я голос Тоха. Боль вернулась и стальными молотками ударила в виски. Я замычал и попробовал отмахнуться.

— Давай-давай! — не отставал брат. — Ишь, разлегся! Делать мне больше нечего — нянчиться тут с тобой.

На меня дохнуло запахом крупного хищника, и в тот же миг сильная рука ухватила за плечо, придала моему многострадальному телу сидячее положение. Боль огненной волной прокатилась от пяток до макушки. Я почувствовал каждый синяк и каждую шишку, что украшали меня. Тупо ныли виски, тошнота мягким комком подкатывала к горлу.

— Тох, отстань, а! — простонал я.

— Обойдешься! — хмыкнул двоюродный брат. — Отрывай задницу от перины, день на дворе. Да и женушка моя обед приготовила. Потом ничего разогревать не будет.

— Я лучше без обеда, — заныл я, хотя уже понял, что отвертеться не выйдет. — Дайте поспать.

— Еще чего! Вставай! Или водой окачу…

Угроза подействовала. Я продрал глаза и огляделся.

— Хороший мальчик, — оскалился в улыбке Тох.

Я огляделся: сижу на мягкой кровати, укрытый чистыми, пахнущими травами простынями. Комната большая и светлая. Золотистые пылинки пляшут в ярких лучах солнца, льющихся из огромного окна с прозрачным стеклом. По углам стоят грубо выструганные комоды и тумбочки, на столе у стены — ваза с яркими полевыми цветами. Очень чисто и уютно — чувствуется женская рука.

— Где я?

— Очень умный вопрос, — съязвил Тох. — Дома у меня, где ж еще…

Он возвышался надо мной, словно гора. Одет в простую льняную рубашку и широкие кожаные штаны, щеки отливают синевой — побрился недавно. Весь свежий и живой, карие глаза светятся сытостью и довольством. Еще и улыбается, зараза.

Я застонал. Как же все-таки больно! Тошнит. Еще и во рту будто стая кошек в туалет сходила. Ненавижу похмелье!

— На, выпей! — Тох сунул мне в руки большую кружку с каким-то вонючим отваром.

Я тупо посмотрел в нее. Отхлебнул с опаской, закашлялся.

— Что за гадость! — скривился я, — Отравить меня решил?!

— Пей! — рявкнул брат. — Это лечебный чай. Рецепт из умных друидских книжек. Полегчает, обещаю.

— А на себе испытывал? — поинтересовался я, но все же послушался и стал потихоньку прихлебывать горячее варево.

— А мне это ни к чему, — хохотнул Тох. — У меня похмелья не бывает и раны как на собаке заживают. Сам знаешь.

— Моя смерть будет на твоей совести! — пригрозил я.

— Похороним с почестями, — фыркнул Тох.

— Утешил… — буркнул я, давясь и обжигаясь чаем.

Хотя ворчал зря. Отвар и в самом деле помог. Я чувствовал: с каждым глотком в голове становится все чище, боль и тошнота отступают, в тело вливаются свежесть и бодрость. Допив, я недоверчиво улыбнулся и поставил кружку на тумбочку.

— Ну как?

— Рецептик дашь? — с надеждой спросил я.

— О чем разговор, — хохотнул брат — Только он тебе вряд ли поможет. Тут столько всяких редких травок намешано, тебе за два года не собрать.

— Жалко, — вздохнул я. — Полезная вещь — твой чаек.

— Я же говорил. Если полегчало, вылезай из постели. Дара уже есть приготовила.

В желудке что-то болезненно квакнуло и громко забурчало. Рот наполнился слюной, а челюсти сделали хватательное движение, словно уже вцепились в сочный кусок мяса. Я завозился, откинул простыню и тут заметил, что совершенно голый.

— Одежда на тумбочке, — подсказал Тох и вышел из комнаты.

Я встал, оделся: рубашка и штаны выстираны, аккуратно зашиты, приятно пахнут травами и свежестью. Поискал взглядом башмаки, нашел под кроватью.

Двор встретил меня ярким солнечным светом, зеленью травы, кудахтаньем кур и чириканьем воробьев. Я потянулся — аж кости хрустнули, сладко зевнул и пошел к стоящему неподалеку корыту. Вода оказалась теплая, чуть зеленоватая, с запахом тины. Я поплескал на лицо, смочил волосы и встряхнулся, как пес.

Никогда раньше не был у Тоха дома. Знал, что его ферма неподалеку от Гента, в паре часов ходу, но зайти не довелось. Времени не было. Я с интересом осмотрелся.

Дом старенький, со следами недавней починки, но большой и просторный, очень светлый. За домом зеленеет ухоженный фруктовый сад, вдалеке видны пшеничные поля. Рядом конюшня, амбар, маленькая кузница. Чуть дальше — длинное строение, видимо свинарник. Все аккуратное, чистое. Я присвистнул — и как брат справляется со всем этим? Слуг и работников вроде не видно, значит, сам батрачит. Но как у него получается? Ведь если в одиночку, то тут круглые сутки надо пахать.

Из-за дома появился Тох и помахал мне рукой.

— Пошли в сад! — позвал он. — Дара там стол накрыла.

Мы обогнули дом и вошли под сень яблонь и груш. Над небольшим колченогим столом хлопотала пухленькая светловолосая женщина. Дара, жена брата.

— Хорошо спишь, Эскер! — приветливо сказала она и махнула рукой. — Так все на свете можно пропустить.

— Ага! — согласился я, сглотнув слюну. — Ты права. Ведь мог такое чудо проспать.

Стол заставлен тарелками, мисками и мисочками, на которых исходят паром кушанья. Аромат гречневой каши с мясом щекочет ноздри, сводит с ума. Посреди стола громоздится огромный каравай. Утки и гуси, запеченные целиком, соблазняют золотистой корочкой.

Капельки жира сверкают в солнечных лучах, словно янтарные слезы, сочатся сквозь кожицу. На длинных блюдах лежат присыпанные зеленью ломти вареной свинины и говядины. А еще — грибочки, сметанка, свежий сыр… Мням-м-м…

— Ты преувеличиваешь, — усмехнулась Дара. — Все скромненько.

— Я тоже хочу так скромненько! — заявил я, поедая взглядом гуся. — И чтоб каждый день!

— Тогда женись! — захохотал Тох. — Хорошая жена — залог хорошего обеда! Ты же вроде собирался… Как там твою пассию звали? Флори, если мне не изменяет память…

— Ага, Флори… — сразу поскучнел я.

В груди заныло. В памяти возник яркий образ — длинные рыжие волосы, светло-зеленые кошачьи глаза с желтыми искрами, нежный голос… Я усилием воли отогнал его, тяжело вздохнул.

Тох остро взглянул на меня, покачал головой.

— Что, другого нашла?

— Угу, — пробормотал я. — Боевой маг из Л угара.

— Тогда понятно, — хмыкнул братец. — А я ведь говорил, бросит она тебя… Такие девицы ищут только выгоду. Но ты же и слушать не хотел.

— Ну да, — вздохнул я. — Кто я? Маг-механик, ремесленник… И что меня ждет? Максимум — своя мастерская и стабильный, но скромный доход. А боевые маги — это элита. Деньги, власть, уважение — все для них.

— Глупец, — пожал плечами Тох — Во всяком деле можно быть лучшим. И получить все, о чем мечтаешь. И деньги, и власть, и почет…

— Да, наверное, — уныло согласился я.

— Мальчишки, вы есть будете? — угрожающе спросила Дара, уперев руки в боки. — Стынет все.

Мы опомнились, уселись на табуреты и живо заработали ложками. Нежнейшее мясо таяло во рту, растворялось, еще не дойдя до желудка. Скользкие соленые грибочки летели в пасть горстями и заедались сыром и горячим сдобным хлебом с хрустящей корочкой. За ними шла нежная гречневая каша с маслом. Потом дело дошло до уток и гусей. Не церемонясь, мы рвали их на части, горячий сок стекал по рукам, капал с пальцев и даже локтей. Мы рыча вгрызались в мякоть. Все мужчины хищники, а если не хищники, что ж это за мужчины? Когда утолили первый голод, стали есть медленнее, но все равно жадничали. Желудки набили, но еще ели впрок, про запас.

Дара ушла и вернулась через минуту с подносом, а на нем — чашки с черным горячим напитком. Вот это да! Меня решили побаловать кофе. Дорогое удовольствие. Кофе в Свободные Земли привозят с юга торговцы-тарки, темные от загара, со странным выговором. Говорят, в далеких заморских странах кофе растет на деревьях или даже на кустах, наподобие наших яблок… А вот у нас продается почти на вес серебра.

Мы наелись, откинулись на табуретах: жаль не стулья — спинок нет. Я прихлебнул густого черного варева. Горькое, но и Мрон с ним, я сладкое не люблю. Зато вкус необычный и мозги хорошо прочищает. Тох достал трубку, набил табаком. Я создал маленькое плетение, толкнул в его сторону. Табак ярко вспыхнул, но лишь на секунду, потом стал тлеть. Брат глубоко затянулся, выдохнул белый пахучий дым через ноздри.

— Благодарю, — степенно кивнул он. — А я уж хотел за угольком бежать.

— Плетение простое, — хмыкнул я. — Хочешь схему потоков?

— Не получится, — отмахнулся Тох, — перевертыши чистой энергией пользоваться не могут.

— А… ну тогда ладно, — пожал я плечами.

Мы помолчали, наслаждаясь напитком. Хорошо: легкий ветерок приятно холодит кожу. Шелестят листья, поют птицы. Тишина и покой. Не то что в грязи и шуме большого города.

— Еще не бросил свою мазню? — спросил Тох.

— Пока рисую, — поморщился я. Брат никогда не выбирал выражения.

— И зачем тебе это? — хмыкнул он. — Занялся бы нормальным делом. А то распыляешь силы.

— Решил поучить меня жизни? — я изобразил невинное удивление.

— Просто считаю, что это все глупости, — фыркнул он. — Но если добрый совет не нужен, не буду надоедать.

— Да уж, держи свое мнение при себе, — попросил я.

Тох нахмурился, выбил потухшую трубку о шершавый ствол яблони.

— Ну чего окрысился? — буркнул он. — Вроде тихий и смирный парень, но иногда на тебя такое находит… Может, пивка?

Я вспомнил вчерашний вечер, и меня едва не стошнило. Увидев мою позеленевшую физиономию, Тох расхохотался.

— Да я пошутил! — воскликнул он смеясь. — Тебе я больше в жизни не налью. Ты буйный.

— Врешь! Причем нагло, — возмутился я. — По пьяни я смирный и тихий.

— Ага, смирный… тихий… — захлебнулся хохотом Тох. — Вчера с пеной у рта на добропорядочных шахтеров кидался, берсеркер хренов. А сегодня уже смирный.

— Да не было такого! — изумился я.

Тох внезапно перестал смеяться, глаза у него вылезли на лоб.

— Ты что, вообще ничего не помнишь? — восхитился он, аж привстав с табурета.

— А я что-то должен помнить? — замялся я. В мозгу забрезжила страшная догадка.

— Дык мы вроде нормально отдыхали, с гномами подружились… — стал рассказывать Тох. — Правда, ты к тому времени уже готовый был. Не вынесла душа поэта забористого гномьего самогона! Я думал, ты под стол свалишься и поспишь, а как уходить будем — я тебя заберу. Не тут-то было… Ты вдруг вскакиваешь, орешь и лупишь сковородой гнома по морде. Ну и понеслось… Я сразу обратился. Думал — утихомирю гномов, вас заберу и домой, пока стража не набежала. Но к гномам и не подойти было. Смотрю: ты лезешь в самую гущу драки. Со сковородкой наперевес, кстати… И начинаешь этим самым инструментом для приготовления пищи лупить кого ни попади. Я думал, тебя на куски разорвут. Ан нет. Смотрю — разлетаются мужики от нашего Эске-ра, как сухие листья на ветру. Гномам тоже досталось. Они кинулись на тебя, но странное дело — топорики и ножички в труху рассыпались. Не успели опомниться — а ты им уже по мордасам сковородой раздал и дальше буянить пошел. Ну и картина как на полотнах известных мастеров, из тех, что про битвы великие… Вокруг стонут окровавленные враги, а посередине — Эскер, герой трактирных драк, с оскаленной мордой, глаза бешеные! И сковорода в руках светится зловещим багровым огнем. Как тебе, а? Ну я втихую к тебе и подкрался, по затылку слегка приложил, пока ты всех в кашу кровавую не раскатал своей боевой посудой… Ну а сковорода у тебя из рук вырвалась и в стену трактира ударилась… Знаешь, что с нею стало?

— Со сковородой? — обалдело прошептал я.

— И с нею тоже… — подмигнул Тох. — Твое орудие разнесло стену на куски. Хорошо хоть взрывная волна пошла только в одну сторону. А то бы нас всех щепками посекло. А так только отряд стражников разметало: они как раз порядок и законность пришли устанавливать. Ну это нам на руку было. Я тебя подхватил и бежать. Аш за нами. Потом мы, правда, разделились. Он по своим делам пошлепал, а я тебя к себе потащил. Вот такая история… А ты ныл, что боевой магией не владеешь.

Брат лукаво ухмыльнулся и похлопал меня по плечу. Я только промычал в растерянности. В голове все перемешалось, мысли скакали, словно испуганные лошади.

— Я никого… э-э-э… никого?… — проблеял я.

— Да живы все! — успокоил Тох. — Помяты изрядно, но до смертоубийства не дошло.

— Ну и слава богам! — облегченно выдохнул я, и тут у меня закралось подозрение. — А ты не врешь?

— Не-а, не вру, — ответил Тох. — Может, приукрасил немного, но в целом все так и было. Пошли, я тебе свое хозяйство покажу! Надо ж брату похвастаться. Даруш-ка, приберешься тут пока?

— Да идите-идите, — отмахнулась жена Тоха. — А то начнете помогать, перебьете посуду…

Мы встали из-за стола и пошли к свинарнику. Я попытался привести мысли в порядок. Но получалось плоховато. Как же так?! Неужели рассказ Тоха — правда? Ведь я никогда не рвался в битвы. Да, умею мечом махать, приходилось учиться. Но чтобы вот так — специально броситься в драку… Никогда бы не подумал. Наверное, правда, упился до полусмерти. И ведь не помню почти ничего!

— Вот что мне скажи, — проворчал Тох. — Что ты с этой демонической сковородой сделал? Я ощутил всплеск Силы, увидел какие-то непонятные плетения…

— Думаешь, помню? Я же пьяный был. Тох поскреб в затылке.

— Ты меня удивляешь, Эскер. Раз в жизни у тебя что-то путное получилось, и то память отшибло.

— Ты постарался, — ехидно заметил я.

— Ну кто ж знал, что ты такой дохлый, — развел руками Тох.

— Ты рисунок плетения запомнил? — спросил я после некоторого раздумья.

— В общем и целом.

— Можешь начертить?

— Попробую, — кивнул Тох.

Мы нагнулись к земле, и брат быстрыми росчерками толстого пальца нарисовал в пыли несколько дуг, перекрестил тремя прямыми. Подумал и добавил еще несколько поперечных линий.

— Кажется так, — неуверенно сказал он. — Узнаешь?

— Ага, — кивнул я, — узнаю. Классическое заклятие трансформации материи и энергии. Скрещивающиеся дуги — замкнутый энергетический контур, в который я перелил часть своей внутренней силы. Радиальные прямые — упрочнение металла и увеличение силы носителя оружия. Хорошо хоть огонь или астральных пожирателей не привязал…

— А поперечины? — изогнул бровь Тох.

— Ну ты же, когда забор делаешь, доски к чему-то прибиваешь.

— Для стабильности контура? — понял братец.

— Ага.

Мы оторвались от рисунка, пошли дальше. Обогнули амбар и оказались у хлева.

— Заклинание в принципе простое, — пожал плечами Тох, — но как ты умудрился его сотворить в таком состоянии? Ведь обычно нужно сосредоточиться. Тем более для таких неопытных магов, как ты.

— А Мрон его знает, — буркнул я. — Не помню ничего. Кстати, в боевой магии плетения еще проще и чаще всего представляют собой один или несколько замкнутых контуров. Без всяких поперечин и радиальных прямых.

— Ломать не строить, — философски заметил Тох.

— Ну да, — согласился я — Ого! А почему тут не пахнет ничем?

Тох довольно улыбнулся и гордо приосанился.

— Это мои придумки, — с удовольствием сказал он.

Глаза загорелись. Как же — о любимом деле мы все поговорить любим.

Он завел меня в свинарник, с гордостью показывал, рассказывал… Я осматривался, удивлялся, охал и ахал. Везде чистота и порядок. Ни грязи, ни вони. Полная тишина, только свинки сыто похрюкивают за перегородками.

— Ну и как ты этого добился? — спросил я, чтобы сделать ему приятное. — Какие-то заклинания?

— Все гораздо проще, — расцвел Тох, — я сюда со всей округи духов-помощников согнал. За кабанчиками домовые присматривают. Уборкой они же занимаются вместе с кикиморами. В пруд водяного поселил…

— Ничего себе! — изумился я. — А они не бунтуют?

— Не-а, — небрежно отмахнулся братец. — Я ж их кормлю и берегу. Так что довольны все. И мне прибыток, и им дом хороший.

— Что-то никого тут не вижу, — недоверчиво прищурился я, огляделся по сторонам.

— И не увидишь, пока сами показаться не захотят, — похвастался Тох. — Но я с ними накоротке общаюсь. Я же оборотень.

— Мужик! — восхищенно воскликнул я.

— Могу! — расправил широченные плечи брат. — Ты еще не видел, каких кабанчиков я выращиваю. Приходи в гости через пару месяцев. Мои питомцы подрастут, тогда и увидишь, на что я способен.

— Непременно, — пообещал я.

Мы вышли из свинарника, уселись на травку в тени молодой березы. Тох вновь набил трубку, посмотрел на меня выжидающе. Я кивнул, сплел заклинание огня. Брат глубоко и с удовольствием затянулся, задумчиво посмотрел на бегущие по небу белые барашки облаков.

— Будь осторожен, Эскер, — неожиданно серьезно сказал он.

Я дернулся, посмотрел недоуменно. Брат нахмурился, в карих глазах появилась тревога.

— С чего вдруг? — насторожился я.

Тох скривился, будто съел какую-то дрянь, повертел толстым пальцем у виска.

— Поражаюсь твоей беспечности, Эскер, — проворчал он. — Такое в Гейте устроил и думаешь, что все сойдет с рук? Гномы — народ мстительный.

В груди шевельнулось недоброе предчувствие, неприятный холодок зародился где-то в районе солнечного сплетения, разлился по телу. Я отогнал его, потом опять посмотрел на серьезного брата, и страх вернулся.

— Разберусь! — с показной небрежностью отмахнулся я.

— Думаешь?

— Я же маг все-таки!

Тох посмотрел на меня, печально покачал головой.

— Гномам плевать, кто ты, — сказал братец. — Ты дорогое оружие в пыль превратил. Их самих вздул хорошенечко. Этого достаточно. Остальные обиды они уже додумают. А ты сам знаешь, как гномы мстят своим обидчикам…

Я знаю. Лет пять назад один из предприимчивых торговцев вздумал надуть гномий клан. Где-то на севере купил по дешевке порченого зерна. А потом каким-то фантастическим образом умудрился обменять у гномов зерно на сотню брусков знаменитой небесной стали. Кто не знает, скажу — небесная сталь ценится дороже золота. Примерно два к одному. Из нее куют самые крепкие доспехи и лучшее оружие в нашей части мира. За перочинный ножик из этого материала богатеи выкладывают целые состояния. В общем, подробностей не помню, суть в другом… Гномы вскоре обнаружили, что зерно гнилое. А торговец задумал продать сталь южанам. Собрал вещички, нанял охрану из бывалых вояк и сбежал. Но недалеко. Дня через два караван обнаружили в лесу, рядом с южным трактом. Охрана была буквально порублена в капусту. А торговец погиб еще страшнее. Ему влили в рот расплавленную небесную сталь! Доказать причастность гномов никто не смог. Да и ссориться не хотели, просто замяли дело.

Гномы — злые и мстительные существа. Если обидел одного, значит, обидел весь клан. Если обидел клан, то тебе и целого мира не хватит, чтобы спрятаться.

Холодок страха перерос в панику. Я глубоко вздохнул и попытался унять дрожь.

— Думаешь, придут? — небрежно спросил я.

— Не хочу тебя пугать, — Тох повертел в огромных ладонях потухшую трубку, — но это весьма вероятно. Может, поживешь пока у меня? Ко мне наведаться они не рискнут. А если и осмелятся, то здесь их будет ждать теплый прием.

Мелкий человечек внутри меня затрясся от щенячьей радости, завопил — да, конечно же да! Я согласен! Не люблю подвергать свою персону опасности. Не люблю неприятности. И как хорошо спрятаться за широкой спиной грозного брата, который в случае чего порвет всех недругов острыми клыками и когтями.

— Нет, Тох, — покачал головой я, — не буду же я вечно у тебя прятаться. Да и поработать завтра хотел.

— Слова настоящего мужчины! — одобрил брат. — Но, Эскер…

— Что?

— Береги себя!

Я посмотрел в его серьезное лицо, на душе потеплело, и страх отступил. Замечательно, когда у тебя есть такой брат. Замечательно, когда у тебя вообще есть родные люди.

— Буду беречься, Тох, — медленно кивнул я.

— Если что-то случится, иди к Ашу. Он поможет. Хоть и любит попусту языком молоть, но все-таки умеет многое.

— Все будет хорошо, Тох, — заверил я, — не беспокойся.

— Надеюсь, — проворчал он. — Может, гномы упились так, что им тоже память отшибло… Останешься на ночь?

— Не хочу тебя стеснять, — помотал я головой. — До Гента рукой подать. Пройдусь, воздухом подышу.

— Ну смотри сам…

ГЛАВА 2

Солнце уже клонилось к закату, когда я ушел с фермы брата. Мы поговорили еще о каких-то мелочах, вспомнили детство, родственников и друзей. Помянули работу, пофилософствовали о мироздании, магии, политике… Дара накормила нас ужином, который, на мой взгляд, получился даже лучше обеда. Тох еще раз провел меня по ферме, поделился планами и мечтами. А потом я попрощался с Дарой, обнял брата и вышел на дорогу к Генту.

Настроение улучшилось. Ну еще бы! Птицы поют, мошки летают, солнышко светит, свежий ветерок холодит спину, в желудке приятная тяжесть… Под впечатлением от всего этого любая опасность покажется никчемной. Ну гномы. А что гномы? Маг я или не маг? Да, не боевой. Но даже я кое на что способен. А драка в трактире это прекрасно доказала. Кстати…

Я остановился посреди дороги, пораженный возникшей мыслью. А что, если?.. Я не могу вкладывать Силу в энергетические контуры боевых заклинаний. Для этого нужно не столько мастерство, сколько соответствующий Дар, родство со стихией. Но мне это и не надо! Я могу придать любой вещи те свойства, какие мне нужны. Могу использовать любой предмет как зеркало, что будет отражать на меня мою же Силу, но только прошедшую трансформацию. А посредством соответствующих заклинаний можно сделать все что угодно. Это боевые маги знают три-четыре основных плетения. И, комбинируя, добиваются разнообразия в своем арсенале. Но я же не тупой боевик, меня учили разбираться в самой сути построения заклятий. Так что все те плетения, которыми так гордятся боевые маги, — мне просто тьфу! Только силой стихий не могу их наполнить, потому и не работают у меня. Ну а если пойти другим путем? В обход принятых норм и правил. Если просто изменить свойства материала так, как нужно мне. Ведь я это очень хорошо умею делать!

Был у нас в университете такой предмет — история магии. Я, оболтус, не придал тогда ему значения. Зря, конечно. Интересные вещи рассказывали. Смутно помню… Но лет эдак триста назад, если мне не изменяет память, боевой магии не было и в помине. И современных плетений тоже не было. А были звуковые формы-заклинания, чересчур неудобные и громоздкие. И времени на их создание уходило куда больше. Понятно, что в бою, когда от твоей скорости зависит все, они мало применимы. Не будешь же просто стоять и читать заклятия, пока вокруг стрелы свистят и кровь льется. Вот маги древности и нашли довольно элегантный выход. Свои заклинания они закрепляли на материальном носителе, посохе или жезле, в «замороженном» состоянии. А потом, в случае необходимости, активировали плетения кодовым словом или мыслью. Выигрыш в скорости очевидный. К тому же ошибок меньше.

А еще позже обнаружили, что маги сами по себе имеют предрасположенность к определенной стороне Искусства. И если развить определенный Дар, то отпадает необходимость в чтении заклинаний: такой чародей сам на уровне рефлексов сплетает энергию в нужные контуры. Так и появились боевые маги. Быстрые и опасные в бою, готовые мгновенно, со скоростью мысли ответить врагу всепожирающим огнем, молниями или тончайшими струйками воды, способными резать даже металл. В университетах магов разделили по специализациям и стали учить лишь той стороне Искусства, к которой они имели талант. Вот так и исчезли маги-универсалы, а появились маги-спецы.

И какой из всего этого напрашивается вывод? Да очень простой и понятный. Я маг-спец и с древними заклинаниями работать не могу. Да и книги с такими заклятиями мне никто почитать не даст. Все они лежат в хранилищах университетов и выдаются верховным магистрам, что составляют элиту магических школ. И даже если бы я смог хоть в чем-то разобраться — где гарантия, что я, произнеся заклятие, не ошибусь хотя бы на один звук и не сожгу сам себя? Но! Я маг-механик, специалист по тонким воздействиям. И умею менять свойства материалов, могу управлять астральными сущностями. А среди них далеко не все безобидные. Что еще? Ах да! Посох!

Я без раздумий свернул в ближайшую рощицу. Осмотрелся, порыскал: на земле лишь валежник и сухие листья. Ветки, до которых можно дотянуться, либо слишком толстые — не сломать, — либо кривые и сучковатые. Но в конце концов удача улыбнулась мне, и я увидел то, что искал. Сухая, расколотая молнией береза. Даже коры нет, только серая, отполированная дождями и ветром древесина. А сбоку обгоревшего ствола пристроился гладкий, прямой сук.

С полчаса повозился, пытаясь выломать. Но, несмотря на кажущуюся ветхость, дерево не спешило расставаться с частью себя. Я взмок, перебрал все запасы ругани, расцарапал руки, но сук так и не одолел. Потом плюнул на гордость и одним простеньким плетением разрушил структуру древесины в нужном месте. Проклятая палка легко, словно срезанная, отделилась от ствола. Бормоча ругательства, еще двумя-тремя заклятиями срезал все сучки, подровнял по росту. Осмотрел результаты своих трудов. Кривоватый посох вышел. Но крепкий. Это плюс. И не слишком тяжелый. Тоже хорошо. Что теперь, Эскер? Ах да, зачаровать осталось. Ну это мы легко, это мы мигом…

Я сел на корточки и тупо уставился на посох. И как из деревяшки сделать мощное и даже могучее оружие? В голову не лезло ни одной мысли. Н-да, заклятия, плетения… Но какие? И тут я вспомнил вчерашнюю драку и свою боевую сковороду. Весело, конечно, вышло. Друзьям рассказывать нельзя, а то заплачут от смеха, и прозвище чего доброго прилипнет. Например, «Эскер, великий маг-сковородочник»… Но в каждой шутке, как говорится, есть своя доля шутки. Может, с того плетения, что вчера сварганил, и начать? Так-с-с… Укрепить древесину, повысить силу носителя, то есть меня любимого… Что еще? Лед или огонь посох метать не сможет, потому что я сам этого не умею. Но я могу сделать дерево очень холодным или горячим. Нужно еще сделать и так, чтобы структура материала не страдала в результате трансформаций. Добавим вот это плетение… и это, и пару вот таких, хотя это уже на пределе моих возможностей…

Спустя два часа я стал грязный, как последний бродяга, — по земле ползал, вырисовывая пробный узор плетения. Но расчеты вроде бы все выполнил правильно. Посох воткнул в землю. Перед ним начертил в воздухе свою энергетическую схему, напитал силой, в последний момент подправил, добавил три уравновешивающих узла. Потом свернул плетение в цилиндр и заставил слиться с посохом. Получилось! На мгновение деревяшка вспыхнула так, что я испугался — а не рассыплется ли в пепел, но обошлось. Плетение вошло в дерево, как горячий нож в масло. Энергии я влил слишком много, на дереве даже узоры плетений появились — словно жуки-древоточцы поработали. Но это даже лучше, лишнее овеществление не помешает — энергия будет проходить гладко, без препятствий.

Я с гордостью осмотрел плод своих трудов, повертел в руках. Надо на чем-то испробовать! На глаза попалась все та же сухая береза. Подходит! Я приставил конец посоха к стволу, активировал один из потоков. И тут же выронил посох и взвыл от боли. Ну не лопух ли! Забыл поставить блок на себя. А посоху ведь все равно, кого морозить и жечь.

Руку я обморозил прилично. Пальцы несколько минут не гнулись, хоть я их растирал и грел дыханием. Но постепенно кровь опять побежала по жилам, кожа сменила цвет с синюшно-фиолетового на розовый. А что стало бы, не вырони я посох? Кисть точно рассыпалась бы. А деревяшка, зараза, лежит себе на земле. И листики рядом изморозью покрылись.

Ругаясь, как пьяный грузчик, я шаг за шагом проверил плетение и добавил еще пару узлов, чтоб защитили меня от моего же оружия. Уже с опаской испытал повторно. Сработало! Ствол березы покрылся ледяной корочкой, а я не пострадал. Попробовал другой поток, посох тут же превратился в раскаленный прут и прожег в стволе изрядную дырку. И снова никаких побочных эффектов. Замечательно!

Тут я заметил, что уже темнеет. Вовсю заливались сверчки, тени под деревьями сгустились и уплотнились, где-то заухал рано проснувшийся филин. Да и прохладней стало. А ведь до Гента еще топать и топать. Ворота на ночь у нас не закрывают, не от кого, но стража будет придираться. Кто таков и куда идешь? А вдруг ты вор и разбойник? Нет? Да что ты говоришь, парень? Не верю я тебе. Вот серебряшку на пропой дашь, и я во все поверю!

Я выскочил из рощицы как ошпаренный. Брести в темноте по малознакомой дороге не улыбалось. Но что поделать, сам виноват. Засиделся в роще, исследователь Мронов. Одно утешало — теперь я с оружием. Не ахти каким, но все не так страшно будет.

Сначала я пытался бежать, но потом понял, что переломаю ноги, и перешел на быстрый шаг. Дорога была плохая, с кочками и выбоинами. Не дорога, так — тропа. Только и годится, чтобы направление держать. Здесь даже уважающие себя разбойники в засаду не сядут. Грабить некого.

Через несколько минут стало совсем темно. На черном небе выступила россыпь звезд. Красиво. Но мне было не до красоты. Не люблю темноту. А ну как выскочит на меня что-то злобное, да как рявкнет! И съест без соли и перца! Хотя места здесь вроде спокойные. Нет ни троллей, ни зверья опасного. Тролли выше в Седых Горах водятся, зверье егеря уничтожили. Разбойники пошаливают, как без этого, но в такой глуши их нет, стараются на более оживленных трактах работать. Там и торговцы проезжают, и путники побогаче. Так что бояться, в общем-то, нечего. Теоретически.

Ночь постепенно вступала в свои права. Тишина. Даже сверчки петь перестали. Ветер стих, но становилось все холоднее. Из низин ползла липкая сырость. К утру будет густой, как кисель, туман. Едва слышно скрипели ветви деревьев, где-то вдалеке выводил рулады припозднившийся соловей.

По сторонам были рощицы, куда я старался не смотреть. Там шуршание, топот мягких лап, какой-то шорох и писк. Может, мыши? Большие такие, зубастые… Но скорее всего лиса охотится. А если даже и волк, не беда. Волки в одиночку ходят. И на людей, как правило, не нападают. Это зимой они с голодухи сбиваются в стаи, режут скотину у местных крестьян, одиноких путников тоже съесть могут. Но сейчас лето, и добычи у серых навалом. Правда, слышал, что иногда оборотни встречаются. Но сейчас вроде не полнолуние, да и Тох мне как-то говорил, что его диких собратьев становится все меньше.

В конце концов я понял, что начинаю запугивать сам себя: дергаюсь при каждом мало-мальски подозрительном звуке, посох сжимаю с силой, готовлюсь отбивать нападение несуществующих чудищ. Ладони вспотели, руки трясутся, как у припадочного. Если и выскочит кто-то на меня, умру от разрыва сердца, а уж никак не от острых зубов и когтей. Был бы боевым магом, то уже бы фигачил по ближайшим кустам огненными шарами. Ну что за трус? Почему все люди как люди, а я родился с заячьим сердцем?

Я разозлился на себя, усилием воли заставил тело расслабиться, встряхнулся. Дальше пошел уже свободнее. Чтобы отвлечься, стал напевать под нос веселую песенку, потом читал стихи, вспоминал узоры плетений…

Еще раз проверил посох. По моему велению он послушно то раскалялся добела, то покрывался изморозью. Попробовал увеличить силу, но разницы особой не заметил. Может, так и надо? Ощущения могут врать. Еще оставался Астральный Охотник, жуткая безмозглая тварь незримого мира. Пока я сумел привязать его к куску дерева. Но плетение одноразовое, и выпускать в пустоту духа не хочется. Потом опять придется лезть в Астрал и вылавливать нового. А это может быть опасно. Охотники — не самые опасные твари незримого мира, плавают лишь в верхних слоях. Я не единожды имел с ними дело. Но связываться лишний раз неохота. Охотнику все равно, что поглощать в материальном мире, душу или плоть. Зазеваешься — сожрет и тебя, ту неуловимую составляющую, что служители богов называют душой.

Дорога стала петлять среди холмов. Приходилось то карабкаться в гору, помогая себе посохом, то сбегать с крутых склонов, рискуя споткнуться и упасть носом в пыль. По моим подсчетам, прошло уже почти полтора часа, а значит, до Гента рукой подать. Успокоенный этой мыслью, я зашагал легко, почти весело. Думал: вот преодолею стражу на входе и махну домой спать. Завтра день рабочий, тяжелый. А мастер Логан не любит, когда работники клюют носом. Мало ли, а вдруг в плетении ошибешься. Заказы ведь серьезные, дорогие, напортачить нельзя.

Работа в мастерской Логана мне досталась случайно. Вообще спрос на магов-механиков в Генте небольшой.

Местный университетвыпускает их каждый год в больших количествах. Поэтому работу найти трудно. Я обегал почти полгорода, но везде получил отказ. А потом случайно встретил на улице сокурсницу. Мы разговорились, и она, посочувствовав, подсказала обратиться к магу Логану, хозяину большой мастерской в южной части города. Недолго думая, я отправился туда и, к своему удивлению, получил работу. Логан, сухонький старик, полностью седой, долго смотрел на меня сонными голубыми глазами, задал несколько вопросов и, получив не очень внятные ответы, махнул рукой и сказал, чтобы я приступал к работе на следующий день.

Работа мне не очень понравилась. Много рутины, много расчетов и очень мало простора для фантазии. Построив схемы плетений по готовым шаблонам, зачаровываешь вещи, создаешь големов или заставляешь работать какой-то механизм, который до того работать отказывался. И так изо дня в день. Сплошное ремесло. Волшебство как искусство погибло в тот день, когда совет магов Свободных Земель вынес решение учить молодых адептов по новой системе: каждый получает лишь те знания, что требует его Дар. Да, стало безопаснее заниматься магией, но жесткая структура убила всю прелесть и романтику Искусства. Впрочем, работа приносит небольшие, но верные деньги. Это позволяет сносно существовать. Мне не грозит голодная смерть, хватает на приличную одежду. Но не более. Существовать — не жить. Надеюсь, разница понятна. А хочется именно жить, дышать полной грудью…

Кто-то скажет, что я дурак. Что тихо и мирно жить лучше, чем метаться, выискивая свое место в мире. И я полностью соглашусь. Сам так думаю. Хорошо ведь жить, ни о чем не думая, получать свою маленькую зарплату, вкусно жрать и сладко спать, тискать грудастых девочек по вечерам. Повторюсь — я согласен. Но… Что-то во мне протестует против такой жизни, заставляет дергаться, карабкаться куда-то, обламывать зубы и когти, стирать в кровь пальцы в попытке дотянуться до чего-то незримого, но такого прекрасного и желанного. Шепчет внутри, в душе: борись, иди, сражайся! И я сражаюсь. С серостью жизни, с самим собой… Со своей трусостью, глупостью, ленью.

Но иногда накатывает такая тоска, что хоть вой. И тогда я замыкаюсь в себе, ограничиваю круг общения, прячусь в своей маленькой раковине… Ведь я еще та улитка. Меня спасают лишь кисть, краски и холст. Я рисую. По вечерам, когда находит ощущение безысходности. Вся съемная комната на чердаке двухэтажного дома и центре Гента завалена картинами. Не знаю, насколько они хороши. Я их никому не показываю. Эти картины — проекция меня, моих мыслей и чувств. Так зачем людям знать, каков я, зачем думать? Ведь им и так хорошо в своих собственных крошечных мирках. Правда, братья в курсе, посмеиваются, но списывают все на мои чудачества. Эскер с жиру бесится, жениться ему надо. Аш постоянно подсовывает мне своих подружек и знакомых, пытается сводничать. Но пока без толку.

Года два назад я влюбился. По-настоящему, без памяти. А полгода назад Флори меня бросила. Нашла себе в Лугаре симпатичного молодого боевого мага, сказала: мол, извини, Эскер, но ты не понимаешь мою тонкую ранимую душу, нам лучше будет порознь. Несколько месяцев я метался в бешенстве, сходил с ума, чуть в петлю не полез. А потом успокоился. Душа зачерствела, и я стал немного взрослее. А о женитьбе после этого и не помышлял. Зачем? Большинству женщин нужен не ты, а твои деньги, твое имущество, положение в обществе. Они якобы любят за то, что ты — это ты, такой неповторимый и единственный. Наглая ложь! Женщины вообще живут инстинктами. И если инстинкт говорит, что этот самец лучше того, что он даст более здоровое потомство, лучше защитит и накормит, сбегут без колебания. Правда, наговорят перед этим много чуши про веление души, Судьбу и еще что-то возвышенное, чтоб оправдаться. Проститутки в борделе и то честнее. Они по крайней мере сразу говорят цену.

Погруженный в мысли, я и не заметил, как прошел еще час. В груди шевельнулся робкий червячок беспокойства. По моим расчетам, город должен был показаться уже давно. Но картина не менялась: вокруг все холмы, поросшие кустарником и редким лесом. Дорога петляет между ними, как змея, убегает во тьму. Неужто заблудился? Быть того не может.

Я остановился, задумчиво потоптался на месте. Ответвлений вроде не было, дорога тут одна. Так в чем же дело? Может, как раз за тем холмом и прячется Гент, а я просто так задумался, что потерял ощущение времени? Не удержавшись, я перешел на бег. Но за следующим холмом стен города конечно же не обнаружил. Не сбавляя хода, помчался дальше. Та же картина. Холмы, низины и кустарник. Уже понимая — что-то не так, побежал изо всех сил. Но только сбил дыхание и в конце концов остановился.

Горячий пот стекает по лбу, заливает глаза, щиплет, в груди сипит, противно булькает. Ноги и руки тяжелые, словно свинцовые. Перед глазами красные круги. Правильно тот гном говорил — слабак я. Надо больше двигаться, да и с мечом давно не упражнялся.

Но что же делать?

Кляня себя на чем свет стоит — дурак, умудрился в знакомых местах заблудиться, — я решил забраться на ближайший холм с лысой верхушкой и разведать обстановку. Пока лез, пару раз упал, извозился в грязи, как свинья, и в кровь ободрал лицо о колючие ветки. Проклятый посох оттягивал руки, норовил вырваться и затеряться во тьме. Попробовал им опираться, но он скользил по траве и предательски уезжал в сторону.

Наконец я забрался на вершину и тут совсем пал духом: вокруг ничего, темно, как в чулане, лишь проступают силуэты ближайших холмов. Небо затянуло облаками, даже свет звезд мне не помощник. Я выругался и начал искать огни города во тьме. Хоть какой-нибудь ориентир! Повертелся на месте, но тьма стояла — хоть глаз выколи.

— Мронова тьма! — пробормотал я. — Где Гент?

Пришлось признать, что все-таки заблудился. Я выругался еще раз, используя все известные мне крепкие выражения, и стал думать, что делать дальше. Можно продолжать идти по дороге. Но кто знает — а вдруг действительно пропустил развилку и теперь ухожу от города все дальше? Лучше переночевать где-то здесь. Жаль, плаща нет, к утру станет совсем холодно. Но костер разложу, как-нибудь перетерплю. Вот смеху-то будет, если город в десятке шагов, а я просто не вижу… Тогда я у себя на лбу большими красными буквами выведу слово — лопух! Пусть все видят, кто я.

Приняв решение, начал спускаться с холма и тут заметил немного в стороне маленький и тусклый желтый огонек. Гент! Не помня себя от радости, я ломанулся через кустарник, словно лось, завидевший самку в разгар брачного периода. Но тут же поскользнулся на мокрой от росы траве и кубарем покатился вниз. Вскочил на ноги уже у самого подножья холма, подобрал посох и побежал в ту сторону, где увидел свет далекого факела. Даже боль от ушибов меня не взволновала. Лишь бы добраться до ворот такого родного теперь города.

Направление, как мне показалось, выбрал верно. Бежал быстро, продираясь сквозь острые ветки и не отвлекаясь на кровоточащие царапины. Но то ли чувство направления все-таки подвело, то ли город оказался дальше, чем я предполагал. В конце концов я скатился в какой-то овраг и завяз в болотистом дне. Выбирался, бормоча ругательства, потом сбивал с себя комья грязи. Но чище, понятно, не стал. Плюнул на все и пошел дальше.

Наконец отчаяние полностью овладело мной. Я остановился и плюхнулся на землю. Хорош маг! Грязный, мокрый, окровавленный и уставший. Надо собирать ветки, разжигать костер. Но сил и на это не было.

И тут мне почудились голоса. Я вскочил на ноги, прислушался. Точно! Кто-то разговаривает. Причем рядом. Я побрел на шум, через каждый шаг останавливаясь, чтобы не потерять направление. Ощущениям уже не доверял. Через десяток шагов заметил желтые проблески огня. Ускорил шаги. В груди птицей забилась надежда. Уже все равно, пусть даже разбойничий лагерь, лишь бы люди!

Я выбрался из-за деревьев и очутился на окраине маленькой лесной деревушки. Несколько укрытых гнилой соломой дряхлых домишек, конюшня, явно заброшенная кузница… Вот и все. Не густо. Но самое главное — тут есть люди. Значит, можно попроситься на ночлег, а завтра выспросить дорогу до Гента.

Деревенька небольшая, всего в три-четыре дома. Но по периметру на высоких шестах стоят факелы, наверное, чтобы светом отпугивать зверье. Окошки темные, спят все. Но ведь я слышал голоса, значит, кто-то еще бодрствует! И точно, едва я поравнялся с первым домиком, меня окликнули. Я повернулся на голос и увидел древнего худого старика, одетого в какое-то рванье. Он заковылял ко мне, опираясь на клюку и подслеповато щурясь.

— Ты кто такой, мил человек? — не слишком дружелюбно спросил он.

— Путник, — прохрипел я, понимая, что вид у меня паршивый и говорить надо вежливо, если хочу остаться. — Иду в Гент. Но заблудился по дороге, а потом увидел вашу деревушку…

Старик окинул меня внимательным взглядом выцветших глаз. Поцокал языком, нахмурился.

— Нескладно врешь, — перебил он меня враждебно. — Нет тут никакого Гента!

Я почувствовал, как отвисла челюсть от такой новости. Как нет?! Можно, конечно, предположить, что деревенька дремучая, оторванная от мира. Но… нет, не может этого быть. Гент — слишком большой город, чтобы не знать о нем. Скорее уж у старика ум от старости помутился.

— Дедушка, а есть тут еще кто-то кроме тебя? — ласково спросил я.

— Ну есть, — сказал старик еще враждебнее. — А тебе кто нужен, проходимец? Или просто так выведываешь, разбойник проклятый?

«Что-то разговор не задался», — с тоской подумал я. Улыбнулся, постарался выглядеть как можно дружелюбнее. Старика лучше не злить. А то натравит на меня всю деревню. И плутай потом снова впотьмах.

— Не разбойник я, дедушка. Всего лишь путник.

— Врешь, поганец, и не краснеешь! — сорвался дед на визг и потряс клюкой у меня перед носом. — Я вас, мронье племя, за версту чую.

Я не стал спрашивать, каким образом он чует разбойников. По запаху, наверное. Хотя от меня воняло, и еще как… Надо ж так в болоте извозиться! Свиньи у Тоха и то, поди, чище. Но старик был явно не в себе: верещит, палкой машет. Лучше отойти подальше, а то еще слюнями забрызгает.

— Дедуль, успокойся, — я начал потихоньку злиться. — Да не разбойник я, не разбойник…

— Меня не обманешь! — прошипел дед. — Вот сейчас кликну селян, будешь знать, как бедных людей грабить!

Я невольно отшатнулся. Бежать? Нет, не хочется. Да и что я, дряхлого старика испугаюсь? Пусть зовет кого хочет. Уж лучше с кем-то другим поговорить, чем полоумному деду доказывать свое не бандитское происхождение.

— У-у-у… испужался, злыдень! — возликовал старик. — Вот я тебе! Михай! Андей! Тит! Просыпайтесь, сучьи дети!.. Разбойники напали!..

Словно по команде, из нескольких домов вывалились здоровенные бородатые мужики. Стоят, сонно моргают, позевывают, на меня смотрят угрюмо и недоброжелательно.

— Ты чего разорался, староста? — спросил один из них, почесывая клочковатую русую бороду. — Спать не даешь…

Старик сразу же выпятил тощую грудь, указал на меня клюкой.

— Да вот разбойничек пожаловал, — заверещал он. — Ворюга, видать. Бродит тут, выведывает.

Мужик глянул на меня исподлобья, сощурился — свет факелов явно был тускловат, пожевал губами задумчиво.

— Энтот, что ли? — хмыкнул он. — Да на него дунешь — улетит. Зачем всех будил-то? Тут и один справится.

Мужик развернулся ко мне, стал закатывать рукава рубахи. Остальные смотрели еще сонно, пока не понимали, что происходит.

— Ребят, ошибся ваш дед, — проблеял я жалко, глядя на огромные, заросшие черной шерстью кулаки. Таким громилам лучше под руку не попадаться. Один другого больше, звериная сила играет в мускулах, требует выхода. — Не разбойник я…

— Это мы сейчас проверим, — небрежно пообещал мне другой селянин. — Мы тебя на кол посадим. Если выживешь, то добрый человек. Если нет, то вор и злодей.

Внутри у меня все похолодело. Вот так зашел на огонек! И что теперь делать-то? Бежать поздно — окружили со всех сторон, драться бесполезно — затопчут меня эти буйволы. Но и умирать как-то не хочется…

— Ты дрын свой брось, — посоветовал старик. — Не поможет он тебе.

— Это не дрын, дедуля, это посох… — прошептал я. И активировал один из потоков плетения.

Энергии не пожалел, уж очень испугался расправы. Посох вспыхнул как маленькое солнце. В последний момент я все же успел закрыть глаза, но почти не помогло. На какое-то мгновение я просто ослеп. Мужики отшатнулись в ужасе — от меня шел такой жар, что одежда жгла, да и бороды вспыхнуть могли. Я зарычал от избытка чувств, махнул раскаленным прутом над головой. Желтый, пылающий стержень смазался в дугу, трава вокруг меня мгновенно высохла и полыхнула.

— Ну кто первый? — рявкнул я страшным голосом. Помню, морду постарался сделать злую: щерю зубы, плююсь и ругаюсь. А у самого ноги подкашиваются от страха. Главное — это не показывать. А то закидают камнями, и никакая магия не поможет. Такие люди… А люди ли они? Такие люди только язык силы и понимают. Если ты слабее, то с удовольствием сгноят или в дерьме утопят, если же сильнее, то в ножки будут кланяться, и пыль с твоих сапог слизывать, да еще причмокивать и приговаривать, как же им это нравится, какая пыль вкусная и питательная…

— Батюшки-светы, чародеюшко! — воскликнул старик. Он рухнул на колени и посмотрел на меня со странной надеждой. — Дождались…

Мужики теперь таращились со страхом и непонятным восторгом. Вслед за старостой опустились на колени, смиренно склонили головы. От былой злобы и агрессии не осталось и следа. Только что это была стая полков, готовая разорвать меня на части. Теперь же, как дворняги, ластятся, заглядывают в глаза.

На вспышку света и крики из домов высыпали женщины, дети, старики. Обступили меня, стали кланяться, принесли еще факелов, стало светло, как днем. На меня показывали пальцами, перешептывались между собой, пугливо ежились.

— Чародей! Чаровник! — шептались в толпе. — Наконец-то!

— А он настоящий?

— Дурень, посох видишь?!

— И правда, чародей!

— Значит, теперь все закончится?..

— Тс-с-с… он еще не согласился. А ну как уйдет?

— Типун тебе на язык! Я больше не могу ждать… Так жить…

Вперед выступил староста. Откашлялся, махнул рукой селянам, те сразу же притихли. Посмотрел на меня умоляюще, но вид принял гордый и важный — не хочется в глазах односельчан падать, поклонился до земли.

— Прости нас, чародей! — сказал он. — Не признали мы тебя. Виноваты. Так долго ждали тебя, что проворонили… Не держи зла на нас. Не хотели мы тебя обидеть.

Я растерялся. Только что хотели на кол посадить… ведь хотели же, гады… и вдруг кланяются, извиняются. Непонятно. Неужели я способен внушить такой страх? Ведь не боевой маг. Но, с другой стороны, откуда им это знать? Посох в моих руках полыхает жарким огнем. Этого достаточно для неграмотных крестьян.

Кстати о птичках… Не слишком ли много Силы трачу? Я перекрыл поток, и посох опять стал простой палкой.

— Вы ждали именно меня? — засомневался я.

— Мы ждали чародея, — ответил старик. — Любого, который смог бы помочь нам.

— Что же у вас случилось такого? — спросил я, решив сменить гнев на милость.

Старик вздрогнул от моего вопроса, в бледных старческих глазах — страх и тоска. Поклонился еще раз, кряхтя разогнулся — кости уже старые, хрустят, а дряхлые мышцы не могут таскать тщедушное тело.

— Проклятие… — зашуршали в толпе, — мы прокляты… Помоги, чаровник!..

— Что? — изумился я.

О проклятиях слышал лишь краем уха и то в детстве. Моя бабушка уверяла, что проклиная — убиваешь или заражаешь болезнью душу человека. А душа неразрывно связана с телом. У проклятого человека портится характер, потом начинает гнить кожа, отказывают органы, и в конце концов он умирает в мучениях. Процесс долгий, но практически необратимый. В университете же преподаватели откровенно смеялись над студентами, которые решались спросить: можно ли кого-то проклясть? А потом долго разъясняли, даже разжевывали, что такая магия — вымысел и детские сказки, классическая теория тонких энергий отрицает возможность подобных воздействий. Так что теперь и не знаю что делать — то ли рассмеяться, то ли принять всерьез. Лесовики могли что-то напутать, ведь известно же — у страха глаза велики.

— Тише вы, Мроновы дети! — рявкнул на поселян староста, потом обернулся ко мне. — Это долгая история, чародей…

— Хотя бы в двух словах, — попросил я.

— Хорошо, — устало вздохнул дед. — Когда-то давно в нашу деревню пришел чародей-изгнанник. Настоящий, сильный. С посохом. Мы приняли его очень хорошо, кормили и поили. А он нас берег, помогал своим волшебством… И полюбил чародей одну девушку из нашей деревни, сироту пришлую, что по доброте душевной мы приняли к себе, захотел жениться на ней. Она ответила ему взаимностью. Но эта девушка предназначалась моему сыну. Он обезумел от ревности и отчаяния. И замыслил недоброе. В день свадьбы чародея и девушки он сумел заманить их в старую мельницу, что на холме, и коварно убил обоих. Трупы сжег там же, прах развеял по ветру. А на следующий день ветер заговорил с нами голосом чародея. Обещал неизъяснимые муки, сводил с ума. Проклятие пало на нас. Лишь спустя годы мы поняли всю тяжесть несчастья, постигшего нас…

— Красивая история, — хмыкнул я. И добавил про себя: «Уж слишком на сказку похожа. Впрочем, почему похожа? Сказка и есть. Дремучие необразованные крестьяне стращают сами себя, побоявшись гнева чародея». — А почему проклятие пало на всех? Ведь преступление совершил твой сын.

— Мы помогали ему, — виновато сказал староста. Хлюпнул носом, вытер выступившие на глазах слезы раскаяния. — Мы убивали чародея и его возлюбленную все вместе. Ведь это мой сын, а то человек пришлый, чужой, чернокнижник к тому же. Да и невеста его не нашего роду-племени.

В груди стала разгораться тяжелая черная злость. Я глубоко вздохнул, передернул плечами. Еще в детстве от стариков в своей деревне слышал, что раньше были более жестокие обычаи. В те времена по Свободным Землям рука об руку гуляли повальный голод и эпидемии. И люди, чтобы хоть как-то задобрить богов, приносили в жертву односельчан. И ладно бы стариков, не способных помочь по хозяйству, калек или убогих каких-то… Так нет же. Детей! Мать могла бросить в костер собственную дочь или сына, ибо верила и надеялась, что остальные дети выживут благодаря жертве. Оправданная жестокость. Чтобы кто-то жил — кто-то должен умереть. Но со временем обычай исчез, маги справились с голодом и болезнями, а жизнь стала проще и лучше. Однако натуру людей не изменить, по крайней мере не так быстро. Так звериное нутро и осталось. И если стоит выбор — чужой или свой, выберут своего, даже если он не прав. Род и племя — главное.

— Скоты, — медленно произнес я. — Ну какие же скоты! С чего мне вам помогать? Вы вполне заслужили наказание.

Староста отшатнулся от меня, тихо всхлипнул. По толпе пробежал глухой стон затаенной боли и страдания. Женщины рыдали, мужчины угрюмо сжимали кулаки, хмурились, но молча.

— Мы поняли, чародей, — глухо сказал старик. — Мы поняли свою вину. И приняли наказание. Уж поверь. Избавь нас.

«Что им от меня надо? — подумал я устало. — Дикари. Балаган развели с проклятиями, убийствами и прочей дурью. Чародей какой-то непонятный, посох почему-то упомянули. Маги уже лет триста с посохами не ходят, это я такой дурак, смастерил себе. Эх, в Гент бы сейчас! Упасть на кровать и поспать. А завтра на работу, големов оживлять…»

— Помоги, чаровник! — зашумела толпа. — Помоги, ради богов…

Люди замолчали, не дышали даже, по-моему. На лицах — надежда и страх. Страх, что могучий «чаровник» передумает. Я поколебался: не люблю, когда смотрят гак, будто от меня зависит судьба всего мира.

— Что нужно делать? — сдался я.

— Снять проклятие! — просипел староста, затрясшись от счастья.

— Э-э-э… Как?

— Тебе лучше знать. Ты же чародей!

Хм… И не поспоришь. Не скажешь же, что тебя в университете проклятия снимать не учили. Несолидно как-то. А марку надо держать. Хотя она и так уже ниже плинтуса. В Генте волшебников ни во что не ставят. Да и какие мы маги? Маг — это нечто великое, мудрое и сильное. А мы так, колдунишки… Каждый знает и умеет что-то одно, какие-то крохи. Специализация, мать ее! Разделение труда!

Так, попробуем зайти с другой стороны.

— Куда нужно идти? — спросил я.

— Дух того чародея до сих пор живет на старой мельнице, — сообщил мне старик и указал куда-то в темноту.

«Ну-ну, — подумал я. — Как же, дух…»

— Ведите, — я тихо клял себя за сговорчивость и глупость.

Толпа заволновалась. Меня осторожно подхватили под руки, повели куда-то за деревню. Тропинка привела на вершину невысокого холма.

— Вот это место, чародей! — сказали мне. «Что-то здесь не так!» — подумал я с тревогой.

В небе красным глазом висит огромная луна. Полная! Но я ведь помню, что сейчас новолуние. Сердце тяжело стукнуло, разгоняя кровь по жилам, а потом трусливо забилось в пятки. По спине побежали мурашки. Большие, размером со слона.

Предо мной ветряная мельница. В свете факелов, что притащили с собой деревенские, видно, что очень старая. Бревна сруба гнилые, замшелые. Лопасти громадные, сколочены криво и косо. Ветра вроде нет, даже травинка не шелохнется, а они вертятся. Медленно, с натугой и скрипом. Словно кто-то внутри специально крутит жернова. От мельницы ощутимо веет холодом и сыростью. Маленькие окошки — словно глазницы черепа, смотрят на меня насмешливо и злобно. Тьма клубится в них, плотная, зловещая.

Откуда-то из низин стал наползать белесый туман, неуверенно протянул маленькие противные щупальца. Но потом осмелел, затянул все вокруг непроглядной мглой, спрятал звезды. Его холодная лапка попыталась забраться мне за шиворот. Высохшая рубашка снова стала мокрой.

Где-то тоскливо заголосили псы, закричала на лету сова. Я вздрогнул, зябко повел плечами. Надо что-то делать! Примерился. Пустил вперед заклятие-щуп. Такие используют, как правило, для исследования механизмов. Но и тут пригодится. Тонкая энергетическая нить подобралась к двери, коснулась и тут же рассыпалась в прах.

В мозгу пронесся мутный поток чудовищно гротескных образов, словно я заглянул в мысли сумасшедшего. Желудок сжался в комок, к горлу подкатила противная тошнота. Да что же такое? Что за место такое жуткое?

И тут до меня дошло. Мельница и не думает скрываться. Она прощупывает меня! Это живое и злобное существо. Голодное и — вот жуть-то — разумное. Оно ждет меня, хочет поглотить и переварить. От нее буквально смердит колдовством. Ужасным, злым и убийственным. Куда уж нашим боевым магам до такого — тут огромные шары не помогут. Здесь нечто очень древнее, запредельное.

Ледяной страх заполз в душу, заморозил кровь. У меня перехватило дыхание. Я закашлялся, захрипел и в ужасе отшатнулся. Мне никогда не победить подобное. В мельнице живет страх и боль. В ней поселилась Тьма. И хотя я не верю в абсолютное Добро и Зло — эти понятия для простаков и глупцов, но все же… Страх заполнил меня, заставил дрожать. Ноги подогнулись, и, если бы не посох, я рухнул бы на землю, а потом полз на брюхе прочь, завывая, размазывая слезы по траве.

— Ребята, — прошептал я. Голос постыдно задрожал. — Я переоценил свои возможности. Мне с ЭТИМ не справиться.

Я чувствовал: тьма из глубины окошек с интересом наблюдает за мной. Чужой злобный разум смотрит, словно на букашку, которую раздавить — раз плюнуть. Я сделал маленький шаг назад, еще один. Вот сейчас развернусь и побегу. И Мрон с ним, лучше переночую в лесу, но тут не останусь! Десятки сильных рук внезапно ухватили меня за плечи. Посох вырвали из пальцев. Я дернулся, рванулся изо всех сил и взревел как раненый буйвол. Но держали крепко.

— Куда собрался, чаровник? — раздался у меня над ухом глумливый голос старосты. — Взялся за работу, аначит, выполняй. Отлынивать нельзя. Так, робяты?

— Верно, староста! — раздался дружный рев.

— А сделаешь, о чем договорено, снимешь прокля-тие — мы тебя отблагодарим, — захихикал старик. — У нас до сих пор остался посох того мага. И книжка чародейская. Мы тебе их отдадим. Знаю, ваша братия падка на такое добро. Так что оплата будет знатная. Не пожалеешь, чародей!

— Пошел ты! — Я чуть не плакал от обиды и злости. — Сам туда лезь!

— Мне туда нельзя, — ласково сказал дед. — А вот тебя уже заждались, соколик.

Меня подняли, потащили к двери мельницы. Я отчаянно извивался, словно червяк на крючке, попробовал кого-то укусить. Но что мои потуги против силы нескольких мощных звероватых мужиков? Под всеобщий безумный хохот меня зашвырнули внутрь мельницы.

Я упал, больно ударился коленями. Тут же вскочил и, не помня себя от страха, прыгнул к выходу. Двери захлопнули перед носом, задвинули засов. По-моему, даже подперли чем-то. Я двинул плечом, но ветхая на вид дверь и не подумала мне подчиниться. Заорал, стал бестолково биться в рассохшиеся доски.

Шум снаружи затих. Жители деревни ушли.

— Твари! — взвыл я бешено.

Страшная невозможная тишина была мне ответом. Она ударила по нервам огненным кнутом, заставила меня вжаться в дверь, затаить дыхание. Я бросил плетение, разрушающее структуру материи, надеясь таким образом прорваться. Но заклинание рассыпалось, не долетев. Просто расползлось на части, словно гнилая ткань. Попробовал еще раз и еще. Результат тот же. Стало ясно: мельница не собирается отпускать меня.

Я постарался успокоиться. Стал дышать глубоко и ровно. Но мысли в голове метались как перепуганные воробьи, дикий ужас сжимал сердце холодными когтями. Вот-вот, сейчас, совсем скоро на меня бросится кто-то из темноты, разорвет и будет жрать, повизгивая и похрюкивая от удовольствия. «Эскер! — одернул я себя. — Соберись! А то издохнешь от страха, а не от колдовства, что тут живет!»

Долгих две минуты я напряженно прислушивался. Но ничего не произошло. Если злобный дух мертвого мага и думал на меня напасть, то решил отложить это на потом. Я немного расслабился, выругался нарочито громко и заковыристо: храбрился. Но сердце молотом стучало в ребра. Кровь гулко била чугунными колоколами в ушах. Тут даже если и захочешь, ничегошеньки не услышишь.

Я отвернулся от двери, огляделся. Темно хоть глаз выколи. Пахнет пылью, сыростью и соломой. И тихо, очень тихо. Не скребутся мыши, не стрекочут сверчки. Но нет и зловещей ауры боли и страданий, нет ожившей Тьмы и ощущения злого колдовства. Словно я попал в самую обычную, пусть и заброшенную, мельницу.

«Посох!» — мелькнула в голове паническая мысль. Я упал на пол, стал шарить вокруг. Слава богам — нашелся почти сразу! Не исчез, не закатился никуда. Единственное мое оружие в целости и сохранности.

Я активировал один из потоков. Посох тут же засветился ровным, чуть зеленоватым светом, темнота отступила, спряталась в дальних углах и щелях. Я осмотрелся: помещение небольшое, везде висит пыльная паутина, на полу — подгнившая солома и всякий сор. Около дальней стены стоят жернова и ящики для муки. Заглянул, но там было пусто, лишь целые сугробы пыли. Я неосторожно зацепил один из ящиков ногой, и вся пыль мелкой взвесью застыла в воздухе. В носу отчаянно зачесалось. Я громко чихнул, пыли поднялось больше. Чихнул еще раза три, зажал нос пальцами. Но пыль все равно лезла в него, набивалась в рот, оседала грязью на языке.

— Ну что ты будешь делать! — фыркнул я, прочихавшись. — Угораздило же меня в сарай забраться!

Страх немного отступил. Он не ушел совсем, спрятался в груди тонкой холодной иголкой, но и не заставлял верещать от ужаса. Я уже понял, что есть меня пока никто не будет. У духов то ли выходной, то ли не голодные пока. Или же просто наблюдают сейчас за мной, присматриваются и примериваются, думают, как лучше — то ли с чесночным соусом, то ли с паприкой, а на гарнирчик можно посохом волшебным закусить… Как бы то ни было, у меня есть время осмотреться, подготовиться. В лучшем случае ничего не произойдет, просто отосплюсь на гнилой соломке. В худшем — продам свою жизнь подороже, поборюсь. Хотя очень не хочется. В смысле продавать не хочется, а не бороться. Я свою жизнь люблю и просто так разбрасываться ею не собираюсь.

В углу на полке нашел десяток старых свечей, пару факелов. Хорошо. Энергия мне еще понадобится, тратить на освещение просто расточительно. Магия вроде работает, хотя стены мне выломать никто не даст. Мельница решила поиграть со мной, как кошка с пойманной мышкой. Что ж, поиграем. Свечи расставил по всему помещению, одну зажег заклинанием, перенес огонь на остальные. С привычным светом, что дает живое пламя, стало немного уютнее.

Прошелся из угла в угол, осмотрел каждую щель, каждый угол. Но ничего подозрительного не нашел. Уселся на охапку старой гнилой соломы и задумался.

Угораздило же меня попасть в такую историю! Повезло как утопленнику, которому на шею камень привязали! Сначала пьяная драка в гентском трактире, теперь проклятая деревня, которую я должен каким-то образом расколдовать. Мрон меня раздери! Не слишком ли много приключений для пары дней?! А ведь жил же тихо и мирно. Да еще и недоволен был, что жизнь скучная. Вот и наслаждайся теперь, Эскер!

Ну а если по существу… то что делать? Пока меня никто не трогает. Но ночь длинная. А мельница и в самом деле — нехорошее место, черное и злое. Не зря же выпускать меня не хочет. Да и ощущениям я своим доверяю. Зло затаилось, притихло, но скоро покажет себя… И я должен быть готов.

Общим приемам защиты нас учили. Теперь проверим, насколько хорошо. К тому же пригодятся навыки общения с Астралом. Это, конечно, всего лишь первый слой Мира Теней. Не Ментал и не Казуал, в которых живет такая жуть, что любого мага схарчит и не подавится. Но все же… Из него я обычно беру существ для оживления големов. Если хочешь захватить такую вот тонкую сущность и переселить в материальное тело, нужно знать кое-какие специфические плетения. Как атакующие, так и защитные. А я их знаю. Они сгодятся и здесь, надо лишь сделать поправку на материальный мир. К тому же можно как-то схитрить. Если Зло… Буду называть Злом, все равно на ум ничего более оригинального не приходит. Если Зло, заключенное в мельнице, реагирует на мою астральную составляющую, то можно попробовать обмануть его… И еще остается посох. Навряд ли он поможет, но чем Мрон не шутит.

Через несколько часов упорного труда я поместил посреди помещения свою астральную проекцию — серый призрак, что есть тот же я вплоть до мыслей и чувств. Разве что тела нет. Но для духов материальное гело — нечто само по себе неощутимое. Они могут видеть лишь душу человека. Окружил двойника несколькими слоями силовой защиты, добавил мощный Круг Теней, который призван сдерживать духов. В общем, обставил все так, будто это я сижу на полу посреди мельницы. Обманка готова. А я забрался в дальний темный угол, прислонил посох к стене, чтоб был под рукой, и занялся собой любимым. Перво-наперво стер себя в Астрале, закрыл мысли и чувства глухим щитом, чтобы тот, кто вздумает напасть, не заметил ловушки. Потом очертил вокруг себя несколько слабеньких, едва тлеющих Кругов Теней, их можно мгновенно усилить в случае опасности, поставил один круг Астральной Защиты. Все. На большее у меня просто не хватит Силы. Остается надеяться, что все это сможет меня защитить, или по крайней мере поможет дотянуть до рассвета. Возможно, с восходом солнца колдовство мельницы ослабеет, и я смогу выбить дверь.

Я сел на охапку прелой соломы, что предусмотрительно стащил в свой угол, оперся и привалился к стене. Мой двойник посреди комнаты точно так же сидел и таращился в пустоту в окружении свечей и защитных заклятий. Тихо. Может, до утра так ничего и не произойдет? Да уж, хотелось верить в то, что я просто пугаю сам себя.

Страх давил и душил, по спине ручьями бежал холодный пот. Пока работал, он не так остро ощущался. Но сейчас навалился с новой силой, забрался на плечи, противной мохнатой лапкой шарил в груди. Хотелось орать и биться в истерике. Но это вроде как стыдно и недостойно мужчины. Казалось бы, раз никто не видит, можно позволить себе слабость. Но ведь главный судья — я сам. Буду потом казнить себя и есть поедом. Если выживу. Но все же лучше сдержусь. Да и ясность мысли надо сохранить в любом случае. От этого многое зависит.

В голове билась паническая, но донельзя банальная мысль — я слишком молод, чтобы умирать! И хотя бывали моменты, когда я ныл и плакался сам себе, мечтал о красивой героической смерти… и чтоб народу побольше рядом, чтоб все сказали: «Какой парень хороший был, жаль, что потеряли такого замечательного…» Но эти мысли достойны разве что прыщавого юнца, который убивается, если девочка пошла на сеновал не с ним, а с его другом. А когда даже не начинал выполнять мужскую программу минимум — дерево не посажено, дом не построен… да что там говорить, даже собачьей конуры своими руками не смастерил… О самом легком вообще молчу, детей мы все строгать умеем, но почему-то оттягиваем этот момент. Ответственности боимся. Потому что в душе сами еще те дети. Любим, когда нам слюнки вытирают, пятки чешут и кормят с ложечки… А вот когда нависает над тобой угроза смерти, сразу вспоминаешь все, что не успел. И уже все равно, каких богов молить о спасении.

Хотя кого молить? Свободные Земли — край безбожников. Нет, люди поклоняются богам, конечно. Но без фанатизма. Предпочитаем уповать не на чью-то милость, а на свои крепкие руки и острый ум. А вот, допустим, в Скифрской империи, там да… Храм на храме стоит. В каждом городе обязательно есть молельни, посвященные всем одиннадцати богам нашего мира. Должна быть и двенадцатая, посвященная Мрону — богу-отступнику и Властелину Тьмы. Но ему не молятся, сами понимаете почему.

Мысли стали путаться. То ли от страха, то ли от усталости. Все-таки побегал я много. Должен бы уже лежать на своей постельке и третий сон видеть. А вместо этого трясусь от страха на проклятой мельнице, куда меня завела собственная глупость.

Я еще раз осмотрелся. Вроде бы все тихо. Астральный двойник сидит посреди помещения. Вокруг слабо мерцают щиты, коптят свечи. Может, обойдется?

С этой мыслью я неожиданно задремал. Веки потяжелели, захлопнулись как ставни. Я не стал сопротивляться. Уж лучше спать, чем бояться.

Снилась какая-то чушь. Вроде не совсем и кошмары, по и детскими цветными снами не назовешь. Так, муть какая-то.

Разбудил меня жуткий холод. Я дернулся, распахнул глаза, едва не заорав с перепугу. Пол и стены мельницы покрылись инеем. Холод пробирал до костей. Захотелось вскочить и попрыгать, чтобы хоть немного согреться, но я подавил в себе это желание. Началось! То, чего я боялся, случилось. Мельница все-таки решила перейти и наступление.

Тьма в противоположном углу сгустилась, зашевелилась, словно клубок змей. Откуда-то подул ветер. Слабый, но очень холодный. Свечи, уже наполовину сгоревшие, замерцали и стали тухнуть одна за другой. Вскоре я остался в полной темноте. Завертел головой, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но тщетно. Даже в норах кобольдов, наверное, светлей.

Страх с новой силой ударил по нервам, заполз в душу, выморозил все на своем пути. Захотелось вскочить и биться в стены, пока не пробью, орать, рыдать и молиться богам. Хотя богам, наверное, плевать на такого горе-мага. Легче Мрона просить о снисхождении. Дыхание перехватило. Поэтому я и не закричал от ужаса, тело перестало мне подчиняться. Я лишь сидел и бешено вращал глазами, стараясь понять, откуда придет смерть.

Очень тихо. Ни скрипа, не шороха. Слабо светятся щиты на моем двойнике.

И тут я почувствовал чье-то присутствие. Не знаю как, но понял, что рядом кто-то есть. Тут, в этом помещении. Со мной! Я напряг слух, но ничего не услышал. Ощущение не пропадало. Ужас ударил в голову, и захотелось потерять сознание. Жрите меня! Но чтобы я не чувствовал.

Несколько минут ничего не происходило. Я был наедине со своим страхом. А потом услышал чье-то дыхание. Или даже не дыхание, а тихое сопение. Словно кто-то больной насморком пытался дышать через нос.

Хррр-тсс… Хррр-тсс…

Я сжался в комок, ухватил посох и прижал к себе. Захотелось стать мышкой, маленькой такой, серенькой. Хррр-тсс… Хррр-тсс…

Сопун не двигался. Сидел в своем углу и тихо пыхтел. А потом вдруг раздался звонкий переливчатый смех. Так могут смеяться лишь маленькие девочки, красивые, в голубых платьицах, с бантиками и косичками…

Хррр-тсс… Хррр-тсс…

И опять звонкий, веселый смех… просто невозможный здесь и сейчас.

Я вжался в стенку, по-моему, даже не дышал. От этого девичьего смеха по коже пошли такие мурашки, что уже и не со слонов размером, а с драконов. Ей-богу, если бы сейчас кто-то зарычал или завыл, я бы, наверное, меньше испугался. А этот смех, такой легкий и веселый, заставил меня оцепенеть от ужаса.

Хррр-тсс… Хррр-тсс…

Легкий шелест босых ног. Кто-то или даже что-то ходило вокруг моего астрального двойника. Но в круг дневного света, что излучали щиты, не заходило, опасалось.

И опять изматывающий душу смех. Снова легкие шаги, сопение и хихиканье.

— Миленький мой, ты пришел? — голосок тоненький, почти детский, но вместе с тем зловещий.

Я судорожно зажал рот руками, чувствуя, что вот-вот завою. Разум словно разделился на две половинки: одна бьется в истерике от страха, а вторая холодно и отстраненно наблюдает за происходящим, принимает решения, управляет телом. Если бы не это, я наверняка уже превратился бы в дикое, нерассуждающее животное.

— Миленький мой, почему ты прячешься? Не хочешь в объятия твоей девочки?

Существо нарезало круги вокруг астрального двойника. Значит, мой расчет оказался правильным. Обманка удалась. Эта «девочка» ориентируется на астральный след. А не на запах, зрение или слух. Остается надеяться, что щиты окажутся ей не по зубам. Сюда бы нашего магистра — заклинателя духов из университета. Посмотрел бы я, как он справится с этой жутью.

— Миленький, я так хочу тебя обнять!

На границе круга света появилась маленькая тень. И правда, девочка. Или почти девушка. Лет пятнадцать на вид. Платьице не голубенькое, как я думал, а белое. Существо поколебалось — вроде бы задумалось, — а потом все-таки шагнуло вперед. Круги силовой защиты ярко вспыхнули и тут же потухли, исчерпав себя.

Вспышка длилась всего несколько мгновений. Но мне хватило, чтобы рассмотреть ЭТО. Девочкой назвать не могу — язык не поворачивается. Хотя на первый взгляд похожа. Тело девчачье, маленькое и хрупкое, талия тоненькая, едва очерчена только начавшая расти грудь. Кожа бледная, почти прозрачная. На голове у существа — свадебный веночек. Из-под него выбиваются золотистые локоны. Таким любая принцесса позавидует. А вот личико… Черты правильные, даже красивые. Но вместо глаз — черные выгоревшие глазницы, в их глубине клубится мерзкая тьма. Рот кривится в жуткой усмешке, из-под пухлых розовых губ выглядывают острые желтоватые клыки, черная слизь капает на пол.

Я икнул от ужаса и помянул Мронову мать. С таким даже наши магистры навряд ли сталкивались. А если бы и столкнулись, да еще и выжили, то потом бы пару лет под себя ходили. А вот труды насмарку! Силовую защиту существо словно и не заметило, хотя щиты по идее должны буйвола на бегу останавливать.

Потусторонняя тварь протянула маленькую нежную ручку и коснулась Круга Теней. Раздался звон, плетение разгорелось, яркие искры брызнули во все стороны. Что-то зашипело, повалил едкий удушливый дым. Кожа на руке существа почернела, обуглилась, показались желтоватые кости. Ротик твари жалобно искривился.

— Милый, ты делаешь мне больно! — всхлипнула она.

А потом неожиданно хихикнула и сделала вдавливающее движение. Круг Теней зашипел и потух. Плетение разлезлось на части, словно состояло из одних лишь гнилых ниток. Мой астральный двойник тут же замерцал и испарился. Опять стало темно.

Хррр-тсс… Хррр-тсс…

Моя уловка не удалась. Отсидеться не получится. А с той скоростью, с какой эта тварь давит щиты, я долго не продержусь. В ушах гулко застучала кровь. Похоже, смерть пришла, Эскер!

Я встал на ноги, судорожно сжал пальцами посох. Погибнуть красиво не получится. Да и как это — красиво? Когда вокруг стонут люди, льется кровь, из животов вываливаются сизые, исходящие паром кишки?.. Бред. Но все равно лучше, чем от страшного непонятного колдовства. Страх во мне начал медленно превращаться в злость.

Хррр-тсс… Хррр-тсс…

— Миленький, где же ты? — стало канючить существо, сообразив, что его надули.

Я застыл. Может, не заметит?

— Ааа… вот ты где! — радостно заверещала тварь. — нашла! Нашла! Не спрячешься от меня, мой суженый!

Легкие шаги в мою сторону. Сопение и легкий девичий смех.

А пропадай оно все пропадом!!!

Нервы не выдержали. Дикий вопль ужаса, что я сдерживал все это время, наконец вырвался из моей глотки. Я влил всю Силу, что еще оставалась, в Круги Теней и активировал один из потоков посоха. Полыхнул зеленоватый свет. Я ойкнул, бешено заругался и вжался в стену. Тварь, словно почувствовав неладное, хрипло зарычала и прыгнула. Два защитных плетения сразу лопнули, но свое дело сделали. Существо с опаленной мордой отлетело назад, дико заверещало, но тут же неуловимым текучим движением вновь оказалось на ногах.

— Миленький, ты меня обижаешь! — сообщила мне тварь и мерзко захихикала.

— А пошла ты! — взвизгнул я.

Холодный пот заливал глаза, тонким ручейком стекал по спине.

Существо вновь прыгнуло. Последний Круг Теней просто-напросто растворился, а Круг Астральной Защиты — самое мощное заклятие в моем арсенале — побледнел и исказился, но задачу свою выполнил. Тварь снова отбросило прочь. Еще одна атака, и мне конец — понял я.

— Миленький, мы будем вместе! — тоненько пропищала тварь. — Ты будешь мой!

Существо жутко обгорело. Кожа обуглилась, на лице жуткие язвы, кусок кожи со щеки оторвался и болтается черным слизистым лоскутом. Белое платье порвалось, все в пятнах гари и вонючей крови. Голова и руки твари дымились, в воздухе стоял тошнотворный запах горелого мяса и гнили.

— Вот тебе! — прохрипел я, — Получай!

И активировал заклятие Астрального Охотника. Посох дрогнул в руке, узоры на нем мягко засветились. Мутная бледная тень впилась в грудь твари, когда та уже взвилась в прыжке, вгрызлась в плоть «девочки» и отбросила к противоположной стене. Раздался приглушенный хлопок, грохот и придушенный визг твари. Дым повалил теперь совершенно черный, едкий.

Я согнулся пополам, закашлялся. Меня тут же вырвало. В голове шумело, плавали красные круги перед глазами. То ли от магического истощения, то ли от перенесенного страха. Я откатился в сторону, беспомощный, слабый и готовый к смерти. Но убивать меня никто не спешил.

Я пригляделся: тварь вяло шевелится у стены, пытается подняться, но не может. Перед тем как вернуться в свой родной мир, Астральный Охотник разворотил ей полгруди, раскрошил ребра… Существо скребется о пол, тихо завывает. Одна рука оторвана, валяется у жерновов. Черные дымящиеся внутренности разбрызганы по всей комнате.

Я с трудом поднялся на ноги, оперся о посох. Голова кружилась и болела. Ноги были как ватные.Из глаз рекой текли слезы. Легкие сводило судорогой, я весь сотрясался от кашля.

— Миленький, ну почему ты меня обижаешь? — жалобно захныкало существо.

Оно каким-то образом приподнялось и насмешливо уставилось на меня пустыми глазницами. Обгоревший рот полон острых зубов. И как уцелели после удара Астрального Охотника? Еще бы чуть-чуть, и эти зубы вонзились бы мне в горло. Брр… Грудь твари страшно разворочена, внутри что-то шевелится, из раны льется черная вонючая жижа. Меня передернуло от омерзения.

— Миленький, я тебе отомщу… — захихикала тварь-Я тебе отомщу-у… я тебя съем… Да-да, буду грызть твои сладкие косточки и пить твою душу, такую свежую, такую пылкую…

Существо сильно ослабело. Но видно было, как чудовищные раны начинают потихоньку затягиваться, кровь, или что там в ее жилах, густеет, уже не так льет из рай. Если сейчас не добить, оживет и точно схарчит.

— Подавишься! — устало ответил я. — Умри! Подошел ближе и занес посох. Дерево удивительно легко пронзило тщедушное тельце, на меня брызнуло отвратительной жижей. Я брезгливо поморщился, еще пару раз вытянул посох и воткнул снова. Наконец сумел попасть в сердце, пронзил насквозь. Тварь выгнулась дугой, страшно захрипела, острые когти единственной целой руки процарапали глубокие борозды в полу.

— Ты… ты… — просипела она.

— Ага… я…

Уже из последних сил активировал поток. Посох превратился в раскаленный прут, потом и вовсе полыхнул, словно маленькое солнце. Я отшатнулся. Хоть и понимал, что моя же магия не причинит мне вреда, даже пальчика не обожгу, но рефлексы, рефлексы… Жуткий предсмертный вой оглушил меня, заставил упасть на колени, зажать уши. Но все равно в глазах двоилось, а сердце не знало, что безопасней — то ли в пятках отсидеться, то ли вовсе сбежать от этого полоумного…

Вспышка на мгновение ослепила меня. А когда зрение вернулось, я увидел: все кончено. На полу кучка черного пепла, в середине стоит обугленный, истлевший посох. Вот и пришел конец моему оружию.

Я постарался встать, но ноги не держали. Завалился набок, кое-как отполз в сторону. Навалилась слабость, похоже, я действительно себя истощил. Ни магии, ни сил не осталось. В голове пусто, словно в бочке из-под квашеной капусты. Даже страх куда-то подевался. Усталость притупила все ощущения.

— А вот сейчас должен явиться настоящий злодей, — проворчал я, — и прикончить ослабевшего героя. Это называется драма. Хотя какой из меня герой?

— А если злодей не будет добивать героя? — прошелестел надо мной тихий голос.

— Тогда вообще Мрон знает что получается, — скривился я.

Он материализовался рядом со мной. Высокий, сухощавый, черноглазый и черноволосый, нос с горбинкой, взгляд усталый, грустный. Присел, задумчиво посмотрел на меня.

Я отодвинулся, опасливо глянул: а вдруг кусаться начнет, как та тварь. Хотя, если и начнет, я все равно сделать ничего не смогу, меня сейчас и котенок на обе лопатки положит.

— Действительно, Мрон знает что… — он смущенно улыбнулся, — но нам выбирать не приходится. Это ведь не книга и не пьеса… тут все через… гм… ну ты понял.

— Ну да, — согласился я. — Но мы все стараемся жить по-книжному, ведь только в книгах есть герои без страха и упрека, только там есть абсолютное зло и вселенское добро…

— Но жизнь все равно не книга, — он одобрительно хмыкнул. — А ты понял мою мысль.

— На поверхности болталась, осталось ухватить, — я пожал плечами, поморщился: острая боль пронзила позвоночник. — Так что, есть не будешь?

— Ты невкусный, — уже открыто ухмыльнулся он.

— Твоя подружка так не думала, — я поежился, оглянулся на кучку золы у стены.

Он помрачнел, судорожно сжал кулаки, черты правильного лица заострились.

— Я любил, — тихо произнес он. — Но в тот день все пошло наперекосяк… Сыночек старосты воткнул мне нож в спину, а ее изнасиловали всей деревней, потом выжгли глаза… Я должен был отомстить! И отомстил.

— А сейчас что-то изменилось? — спросил я. Мертвый маг пожал плечами, устало вздохнул.

— Все изменилось. Изменился я, изменился и мир, в котором мне уже не место, но почему-то все торчу тут… первое время мучил этих деревенских бедолаг, а потом надоело. Надоело быть не живым и не мертвым. Поэтому стал ждать мага, что сможет…

— А сам ни-ни? — поинтересовался я.

Он развел руками, скривился — никто не любит признавать свою слабость и ошибки.

— Она меня не отпускала. Я ведь ученицей ее хотел сделать, талантливая девочка была. Но когда все произошло, моя Сила сделала из нее чудовище.

— А сейчас?

— А сейчас я свободен, — он печально улыбнулся.

Я с кряхтением поднялся, охая, ахая и ругаясь. Все тело в ссадинах, синяках, в груди печет — то ли от дыма, то ли от перенапряжения. Глаза режет, кровоточат искусанные от страха губы.

Мертвый маг подошел к остаткам моего посоха, долго ходил вокруг, цокал языком, хмыкал, кривился. Наконец странно посмотрел на меня — то ли с жалостью, то ли с презрением в черных глазах.

— Я так понимаю, чародеи вырождаются?

— Специализация, — буркнул я угрюмо.

Он кивнул, еще раз осмотрел обгоревший посох.

— Помню-помню… — задумчиво произнес он — Из-за этого я и появился здесь. Совет принял решение преобразовать Орден в Школу Магии. Я не стал спорить. С фанатиками вообще бесполезно говорить. Ушел к надежде создать новый Орден. Но глупо погиб. А теперь Искусству конец.

— В смысле? — Моя челюсть отвисла, глаза полезли на лоб. — Ты хочешь сказать, что…

— Ну да, — отмахнулся он — Ты правильно понял, вообще все на лету хватаешь… Стал бы хорошим учеником.

— А что с Искусством?

— Да ничего, — он остановился, хлопнул в ладоши. — Лет через сто половина из вас станет базарными фокусниками, вторая половина — обычными ремесленниками. Я предвидел это. Хотя…

Он задумчиво посмотрел на меня, потом на останки посоха. Я ощутил смутное беспокойство — Что?

— Все можно еще изменить, — он хохотнул, самодовольно щелкнул пальцами.

— Каким образом? — изумился я.

— Очень просто. Вернуть старые знания, слить с новыми, заново создать Искусство.

— И как ты собираешься?..

Мертвый маг подошел, пристально посмотрел мне в глаза.

— Тебе ведь крестьяне обещали мой посох и книгу?

— Ну да, было такое… — кивнул я недоуменно, — но я не понимаю…

Он исчез, а когда материализовался вновь, то держал в руке старый, почерневший от времени посох и внушительных размеров книгу.

— Держи! — решительно сказал маг. — Это твое по праву.

Я моргнул, промычал что-то нечленораздельное, слишком изумленный, чтобы сопротивляться. Но посох и книгу взял, успел удивиться их тяжести…

— А теперь уходи! — Маг сделал движение пальцем, и дверь с треском разлетелась в щепки.

— Но… — запротестовал я.

— Скорей беги отсюда! — сказал мертвый чародей. Его тело стало истончаться, сделалось прозрачным, невесомым. — Светает. Если не успеешь уйти до восхода солнца, в мире живых тебя больше не увидят.

— Твою ж ты мать! — я смачно выругался, когда до меня дошел смысл сказанного, и стрелой метнулся к выходу.

Снаружи прохладно, холодный утренний туман стелется по ногам. Все еще темно. Но на востоке зарево, вот-вот выступит солнечный диск, теплые лучи согреют землю. Я побежал, поскальзываясь и ругаясь, ноги промочил — вся трава в росе. Споткнулся о какую-то кочку, кубарем полетел с холма. У подножия вскочил, затравленно огляделся, и застыл в немом изумлении.

От вчерашней деревни — одни развалины. Валяются старые гнилые доски, кое-где остовы стен… на земле белеют кости, черепа. Мужские, женские, детские. По развалинам бродят тающие тени — бледные полотнища, лишь смутно похожие на людей, с которыми я разговаривал еще вчера вечером. Где-то сонно каркает ворон.

— Твою мать, твою мать, твою мать!!! — заругался я отчаянно. Страх сжал сердце, колени задрожали и подогнулись.

Я рванул из проклятого места что было мочи. Бежал по лесу, подвывая от ужаса, поскальзывался, падал, тут же вскакивал и мчался дальше.

Очнулся, когда силы окончательно оставили мое бедное исстрадавшееся тело. Рухнул на траву, подставил живот ласковым солнечным лучам. Сам слышал: дышу, как загнанный зверь, в груди хрипит и булькает, кровь молотом стучит в ушах. Немного отдохнул, осмотрел себя — ничего серьезного, синяки да шишки, грязный очень, одежда превратилась в лохмотья. А так жив и здоров.

Рядом в траве лежал посох мертвого чародея и книга — единственное напоминание о том, что все это произошло наяву. Посох был простой, без всяких украшений, резьбы и прочих финтифлюшек. В навершии — небольшой, но тяжелый камень синего цвета. Так что можно использовать как ручное оружие — проламывать головы врагам. Книга большая, оправлена в черный кожаный переплет, но тоже без всяких украшательств: походный справочник практикующего чародея.

Эх, закопать бы это сокровище от греха подальше! Или сжечь. Мало ли какие сюрпризы принесут мне эти вещи.

Я даже начал рыть ямку. Но потом одумался, помотал головой. Не для того я столько вынес, чтобы теперь избавиться от трофеев. Эх! Один раз живем. Хотя… и умираем один раз… Ну да ладно. Лучше не думать о той призрачной угрозе, что несут в себе вещи мертвого мага. А то застращаю сам себя.

Решительно встал, поднял книгу и посох. Пора искать путь домой.

Сделал едва ли два десятка шагов, преодолел небольшую рощицу и застыл в немом изумлении. Напротив белели высокие стены Гента.

— Твою мать! — ругнулся я и злобно сплюнул. Я тут блуждаю, ужасов натерпелся, а город рядом, рукой подать.

Стража на воротах долго не хотела меня пропускать. Выгляжу — не приведи господь, грязный, исцарапанный. Бродяга бродягой. А вдруг вор? Да и нищие в Генте не нужны, своих хватает. Я переругался со всем нарядом, чуть не получил по лицу рукоятью меча. Наконец из караулки вышел толстый усатый десятник, долго сверлил меня заплывшими жиром глазками, потом все-таки махнул рукой и велел пропустить.

ГЛАВА 3

Улицы были пусты и безжизненны. Гент обычно просыпается поздно. Мне встретились лишь несколько ремесленников и торговцев, что решили поработать спозаранку, да еще пара расфуфыренных пижонов. Эти расползались по домам после любовных подвигов. Вон какие рожи бледные, со следами вчерашнего разврата…

И спины небось расцарапанные. Эй, я что — завидую? Ну конечно да! Гады развлекались всю ночь, пили вино и девок тискали, а я по лесам мотался, с нечистью воевал.

Быстро добежал до дома, тихо поднялся по лестнице на чердак. Упаси боги, хозяйка услышит — будет визжать на весь район. Женщина вроде не злая, просто покричать любит. По поводу и без оного. Ключ там же, где я и оставлял, — под цветочным горшком около двери. Замок заскрежетал, но хозяина признал, впустил.

В комнате темно, пахнет пылью, масляными красками. Я раздвинул шторы, распахнул окно. Сразу же ворвался свежий воздух, по стене забегали солнечные зайчики.

Ну и берлога у меня! Все захламлено книгами, холстами, деревянными рамами для картин. Одежда в живописном беспорядке раскидана по постели, хотя вроде бы есть платяной шкаф. Тусклые желтоватые обои вымазаны краской, это я кисти новые пробовал. На столе вообще кошмар — крошки и объедки вперемешку с книгами, какими-то бумажками, гусиными перьями, кисточками. У стены стоит старая рассохшаяся гитара. Когда-то хотел научиться играть, но обнаружил, что слух у меня отсутствует совершенно. Так и валяется. Иногда приходят друзья, тренькают на ней.

Посох я прислонил к стене в углу, книгу положил тут же. Сел на табурет, тупо уставился в окно. В голове пусто — ни мыслишки. Слишком устал и натерпелся ужасов за ночь. Поспать бы, но боязно — а вдруг приснится вся эта жуть?

Послышался колокольный звон. Часы на мэрии пробили семь.

Что же я расселся! Мне на работе надо быть через час, а я сижу, думы думаю. Мастер Логан за опоздание или прогул по головке не погладит. Вскочил, сбегал на первый этаж — там водопровод, вернулся с бадьей. Воду вылил в медный таз, разделся и стал ожесточенно смывать с себя грязь. Когда с этим было покончено, отыскал относительно чистую рубаху, штаны. Оделся и поглядел на себя в маленькое зеркальце на стене. Нормально вроде. Рожа расцарапана, на скуле небольшой синяк, но кто приглядываться станет? Шрамы, синяки и раны вроде бы украшают мужчин, делают мужественнее. Будем считать, что все к лучшему. А так парень вроде ничего. Черты правильные, нос с горбинкой, губы тонкие, упрямый подбородок… Темные волосы растрепаны, надо пригладить, чтоб вихров не было. В серо-стальных глазах море усталости и следы былого страха. Но это нормально. Люди редко смотрят в глаза друг другу, что в общем-то странно. Боятся того, что могут там увидеть? А так — чем не покоритель женских сердец? Это я не серьезно, просто посмеиваюсь над собой.

Грязные башмаки зашвырнул в угол — до лучших времен. Отыскал в шкафу новые, что берег для больших праздников, обулся. Вроде бы все, можно идти. Вот только есть хочется. Я с тоской посмотрел на стол — сюда бы то великолепие, что вчера у Тоха лопал. Сглотнул слюну. Но дома рыскать бесполезно, разве что трехнедельной давности сухарик погрызть. Зелененький такой, весь в плесени…

Захлопнул дверь, ключ сунул опять-таки под горшок — самое надежное место, сбежал по лестнице. Внизу натолкнулся на хозяйку, молодящуюся женщину лет пятидесяти. Стоит, уперев руки в боки, разглядывает какое-то пятно на стене. Она хмуро глянула на меня, недовольно пожевала губами.

— Опять всю ночь где-то шатался, бездельник?

Я просочился мимо: останавливаться нельзя, а то найдет повод раскричаться.

— И вам здрасте, госпожа Свара!

— Подлизываешься, гаденыш… В комнате приберись, а то все завалено мусором!

— Обязательно, госпожа Свара!

Все маги — бездельники! — проворчала она со злостью.

Я выскочил на улицу, быстро пошел в сторону ремесленного района.

Гент потихоньку оживал. Спешили на работу мастеровые, рабочие, грузчики, маги… Слышались крики все еще сонных торговцев.

Город сам по себе небольшой, но компактный. Строили недавно, всего лет двести назад. Около Лугара мало залежей руд. А возить… зачем, если можно плавить и копать на месте, в столицу отправлять готовенькое? Здесь рядом Седые Горы, в округе много залежей угля, железа, прочих руд. Опять же гномьи поселения близко. И общем, сам боги велели строить город. Его и построили. Так родился Гент.

Строили сразу, по четким планам, сделанным лучшими архитекторами. Так что Гент не знает той живописной кривизны улиц и путаницы, что присуща древним городам. Дороги прямые, районы поделены на четкие квадратики. Заблудиться тут — верх глупости. Улицы вымощены гладким серым гранитом, везде масляные фонари. Почти все здания выполнены в едином стиле, нет броской пестроты и многообразия. Все функционально и прямолинейно.

По пути заскочил на базар, на последнюю мелочь купил у разносчиков пирожков с капустой. Хотелось уже не есть, а жрать. Пирожки оказались маленькие, а капуста кислая. Нет в жизни справедливости! Четыре пережаренных кусочка теста растворились еще в пищеводе. Желудок возмущенно булькнул, заворчал, что обманули. Вкусное показали, а накормить — не накормили. Я погладил живот, ласково сказал, что вечером обязательно покушаем. Кажется, поверил.

Спать тоже хотелось жутко. Я клевал носом на ходу и зевал с подвыванием. Веки тяжелые, в голове полный бардак: сказывается тяжелая ночка. Вот сейчас бы улечься на обочине и подремать. На твердом прохладном граните мостовой. Эх…

В ремесленном районе пахнет серой и дымом, отовсюду раздается грохот, удары чего-то тяжелого по еще более тяжелому, скрип механизмов. Из недр кузниц и цехов периодически выныривают рабочие. Все как один — красные, распаренные, в кожаных дымящихся фартуках. Но улыбаются, перекликаются между собой, сочно и со вкусом матерятся — от восторга, — потом вновь ныряют в свои преисподние.

Иногда навстречу попадаются коллеги-маги. Одеты в зависимости от рода работы — или защитные балахоны, или свободные халаты. Никогда не понимал сей моды. В рукавах путаешься, полы норовят зацепиться за каждый мало-мальски острый угол. Жутко непрактично. Обычная рубашка и штаны гораздо лучше. У магов морды кирпичом, вид важный, интеллигентный, а глаза сонные-сонные, глупые-глупые… Ну понятно. Кому ж охота работать в такую рань. Как я их понимаю.

Я завернул за угол и оказался перед массивным одноэтажным зданием. Мне сюда. Над входом широкая вывеска из мореного дуба. На ней нарисованы какие-то шестеренки, молотки, языки пламени. Внизу броская надпись: «Логан и сыновья — мастерская». Причем тут сыновья, не знаю. Насколько мне известно, у мастера-мага только дочери. Может, в молодости мечтал, даже вывеску сделал. А когда родились дочери, решил не отступаться от мечты. Хотя бы в этой мелочи.

Внутри полутьма и прохлада. Окон мало, все маленькие, солнцу просто не пробиться сквозь эти бойницы. Для чего так сделано, не знаю. Говорят, ради безопасности. Мол, если какой-нибудь маг ошибется с плетением, то хоть прохожих не покалечит. Но это очередная глупость. Стены и окна здания магически экранированы, ни одно плетение не вырвется наружу. А вот лично мне гораздо веселей работается, когда светло, ласковые солнечные лучи греют макушку, за окном зелень, облачка в небе плывут…

Половину дома занимают мастерские и склады, другую — заклинательные покои и лаборатории.

Мастер Логан встретил меня ворчанием. Работники и бездельники опаздывают все время, деньги не отрабатывают. Дармоеды! Я пожал плечами, тихонько икнул. По самым скромным прикидкам, у меня оставалось в запасе еще минут десять. Но мастер-маг любит, когда подчиненные проявляют рвение, стараются. Обычно прихожу на полчаса раньше, чтобы не злить старика. Но сегодня у меня достаточно уважительные причины для небольшого опоздания. Впрочем, мне хватило ума не пререкаться с Логаном. Я покорно выслушал брюзжание, покивал в нужных местах и пошел в заклинательный зал.

Вошел и увидел: все маги уже на своих рабочих местах. Сидят за столами, думу думают. Кто-то чертит схемы потоков для сложного заклинания, кто-то ковыряется в странных механизмах, иные просто мечтают, глядя в потолок. Но независимо от рода занятий вид делают мудрый, вдумчивый — привычка, выработанная годами. А ну как начальство зайдет, а у тебя рожа глупая, слюни капают, или ржешь как ненормальный… Не-э, так низзя! Марку надо держать.

— Эскер! Привет! — замахал мне рукой Лек, мой друг и коллега.

— Привет, Лек! — буркнул я, усаживаясь за свой рабочий стол.

— Почему смурной такой?

Он подошел, бесцеремонно уселся на краешек стола. Низенький, но плотный парень, руки мускулистые, кисти широкие, как лопаты. Лицо грубоватое, по-деревенски конопатое. Небесно-голубые глаза светятся веселой хитростью и задором, на губах улыбка.

— Так просто! — фыркнул я. — Не выспался.

— Опять по бабам ходил? — подмигнул он.

Я вспомнил давешнюю «девочку» и вздрогнул.

— Можно и так сказать.

— То-то я вижу, у тебя вся рожа расцарапана! — Лек захохотал, хлопнул ладонью по столу. — Что, не повезло? Или она тебя так разукрасила в порыве страсти?

— Вроде того. Но мог бы и не заметить, — я скривился. — Ты бы еще громче заорал! А то не все слышали…

— Да ладно, Эск, — хмыкнул Лек. — Все же хорошо.

— Да, — проворчал я. — Ты сейчас распинаешься, шутишь, а эти мыши сидят, слушают и на ус мотают. Завтра обо мне такие слухи пойдут, что лучше уж сразу утопиться.

«Мыши», то бишь маги постарше, сидели с каменными лицами: мол, они не прислушиваются, им и не интересно вовсе. Но я-то знал: ловят каждое слово, жест, интонацию, даже уши шевелятся от усердия. А вечером за чашкой чая будут рассказывать женушкам, ругать молодежь. Те в свою очередь потреплются с подружками и соседками, передадут дальше, и вскоре весь не такой уж и маленький Гент будет знать, что маг Эскер — бездельник и пройдоха, пьет, ходит по бабам, и вообще он тайный шпион Скифра…

— Жизнь у людей скучная, заняться нечем. Доставим им хоть такое удовольствие, — беззаботно отмахнулся Лек.

— Тебе легко говорить, — проворчал я.

— Будь проще, Эск, — хохотнул Лек. — Воспринимай жизнь со всеми горестями и радостями.

— Куда уж проще, — я улыбнулся, развел руками. — Денег нет, есть нечего, но, как видишь, не бьюсь головой об стенку и не ору о вселенской несправедливости, судьбе и прочей дури.

— Молодец! — одобрил Лек — Так и надо. Хвост трубой! А ужином я тебя накормлю, так уж и быть, не дам другу погибнуть от голода.

— Это… гм… было бы кстати, — пробормотал я. Желудок услышал о еде и снова забурчал, будто скребся о стенки живота.

Ладно, я пошел, а то сейчас Логан придет, будет брюзжать насчет «недопустимости личных разговоров в рабочее время». — Лек спрыгнул со стола, с хрустом потянулся, зевнул — Ты, Эск, не унывай. Все будет хорошо.

Он ушел в глубь заклинательного зала. Оттуда сразу же раздались вопли одного из старших магов и крик Лека, что «старые замшелые пни не понимают новых веяний, которые приносит молодежь». Я ухмыльнулся и покачал головой. Вот у кого язык без костей.

Работы накопилось много. Я с головой окунулся в нее, отключился от окружающего. Сделал несколько пробных плетений для упрочнения шахтного бура, рассчитал потоки, затраты энергии. Вроде получается…

— Ошибки здесь и здесь, — раздался скрипучий старческий голос у меня за спиной. Я вздрогнул: даже и не заметил, как Логан подкрался. Вот почему так тихо — все имитируют бурную деятельность.

Мастер-маг ткнул пальцем в чертеж. Я задумался. Действительно ошибки. В этих местах течение энергии будет слишком нестабильным, что угрожает разрушить материал бура.

— А если так? — Я взялся за карандаш и несколькими быстрыми линиями связал эти потоки, добавил третий, написал несколько символов, обозначающих состояние и структуру энергии.

Логан по-птичьи наклонил голову, задумался.

— Оригинально, — признал он. — Ты искусственно создал флуктуацию энергии в отдельном потоке, а потом связал все три в единый узел. Перепады силы компенсируются, а прочность металла не меняется. Немного усложнил, но в целом даже лучше, чем могло бы быть.

Я склонил голову, принимая похвалу.

— Молодец, Эскер, — мастер-маг задумчиво посмотрел на меня, потом на мой чертеж. — Я думаю, что это для тебя уже слишком просто. Я дам тебе другое задание.

— Какое? — не удержался я.

— Сложное, — усмехнулся старик. — Какой-то чудак заказал нам боевого голема. Не знаю, для чего он ему, но деньги заплатил хорошие, причем вперед. А так как ты у нас интересуешься всем военным, то задание как раз для тебя.

— Подробности? Требования к изделию? — коротко спросил я.

— В этом-то и вся загвоздка, — нахмурился Логан. — Требование одно — создать как можно более мощного голема. Все остальное на твое усмотрение. Насколько хватит фантазии, умения и упорства.

— Но как же так? — приуныл я. — А если заказчику не понравится?

— Значит, вылетишь с работы, — жестко сказал мастер-маг. — Оплата внесена, забирать назад никто не будет. Но может пострадать репутация мастерской. Так что все в твоих руках, Эскер.

— У-у-у… — промычал я. — Весело.

— Да уж, — согласился Логан. — На все про все — три месяца. Гномы сделают все нужные механизмы. По твоим чертежам, конечно. Не справишься — уволю, сделаешь и заказчику понравится — повышу зарплату.

— Какие крайности… — фыркнул я. А про себя добавил: «Что-то я частенько в них впадаю».

— Ничего не поделаешь, Эскер, — мастер-маг похлопал меня по плечу. — Но я в тебя верю.

— А я в себя не очень…

— Недостойно чародея так унывать. Ты же маг! — возмутился старик. — Вот и соответствуй. Кстати… тебе деньги нужны? Могу выплатить аванс.

— Нужны, — вздохнул я.

— Тогда держи. А завтра приступай к работе.

Он ушел. Я уставился на кошелек, что оставил Логан на моем столе. Деньги — это хорошо. Значит, не придется занимать, ходить в гости к друзьям, надеясь, что покормят. А вот работу придется искать новую. Чем бы ни руководствовался мастер-маг, но он явно переоценил мои силы. Создать боевого голема практически с нуля? В такой малый срок? Невозможно. Обычно к нам приходят уже готовые изделия, которые нужно просто зачаровать. И то возимся… А тут такое.

Подбежал Лек. На лице написаны жалость и сочувствие. Снова уселся на стол, поболтал ногами.

— Попал ты, дружище.

— Ничего, прорвемся, — проворчал я и столкнул начала со своего рабочего места — все чертежи помял, гад.

— Но как? — всплеснул руками Лек — Такую работу и за полгода не осилишь.

— Ты же сам говорил, что к жизни надо относиться проще! — огрызнулся я.

— Но не настолько же!

— Именно настолько. Попробую сделать Мронова Голема, а там как получится. Или буду подыскивать новую работенку.

— Если что, обращайся, — робко улыбнулся Лек — я помогу.

— Спасибо, дружище, — кивнул я — Ценю твое участие.

Он понял, ободряюще улыбнулся и пошел заниматься своими делами.

Да что ж творится-то? Все беды начались с той проклятущей пьянки в трактире. И валятся на мою многострадальную голову одна за другой. Может, черная полоса в жизни? И куда обращаться по этому поводу? Сходить в храм Алара, помолиться? Может, бог смилостивится и пошлет мне мешок золотых монет. Чтобы можно было положить на все и зажить в роскоши. Есть все самое лучшее, пить дорогое вино и плевать в потолок от безделья. Ага, и чтобы бабы в очередь выстраивались за право побыть со мной — красивейшим, богатейшим и вообще самым-самым…

Я обхватил голову руками, уставился в одну точку. Мысли мечутся как испуганные лошади, изнутри молотятся о черепушку. Работать не хочется. Шахтный бур зачаровывать? Да пошел он! Потом доделаю. Спать уж очень хочется. Глаза слипаются, даже овечек считать не надо. Все тело ломит, все-таки синяков и ссадин я получил изрядно. Вспомнился вчерашний ужас. По спине сразу же побежали мурашки, на лбу выступил холодный пот. Забыть бы. Да разве такое забудется? Сниться будет еще не раз. К тому же дома лежит посох и книга мага, умершего триста лет назад. И что с ними делать? Ума не приложу. Может, сдать магистрам в университет? Жалко. Захапают добро и спасибо не скажут. Тем более что я давно хотел разобраться в древней магии. С другой стороны, страшновато оставлять у себя такие артефакты. Мало ли что.

Сослуживцы косятся. На лицах жалость, но и злорадство тоже. А как же! Ведь не их так подставили, а этого молодого выскочку. Пусть побарахтается. Зато все эти молодые да зеленые будут знать свое место.

Я тоскливо вздохнул. Сейчас бы на улицу, под солнышком постоять, погреться. А еще лучше домой, в мягкую постельку. Нет-нет… перед сном еще и поесть не мешало бы. Именно в такой последовательности — есть, спать, а потом еще раз повторить.

— Эскер, что грустишь?

Я оторвал взгляд от чертежей: передо мной стоит Мия, младшая дочь Логана, и застенчиво улыбается. Совсем старый стал, даже не услышал звонкого цокота каблучков. А ведь обычно издалека слышу, радуюсь, как дурак, что она идет.

Красивая девушка. Маленькая, даже миниатюрная, тоненькая как тростинка. В движениях порывиста, свежая и чистая, словно ключевая вода. От нее вкусно пахнет сиренью и фиалками. Большие зеленые глаза лучатся теплым внутренним светом, тонкие брови выгнуты дугами. Черты лица утонченные, аристократические, полным губкам идеальной формы может позавидовать любая девушка. Выглядит очень хрупкой и женственной, что в общем-то огромный плюс. Мужчины любят защищать, ведь так приятно почувствовать себя большим и могучим. А Мия как раз из тех девушек, которых хочется закрыть от жизненных невзгод и опасностей моей широкой грудью, принимать удары судьбы, стрелы и клинки врагов, а потом умереть со счастливой улыбкой на лице и чувством выполненного долга. Она одета просто и со вкусом, в скромное зеленое платье, что свободно висит на худеньких плечиках. Тоже не приемлет этих дурацких балахонов. Из украшений — тоненький серебряный браслет и несколько колец на пальчиках.

Мия пошла по стопам отца, выучилась в университете работает здесь же, но только в лаборатории. И если Логана боятся, то Мию любят. За ум, красоту и веселый доброжелательный характер. С отцом она на ножах, слишком своевольная, не признает авторитета, да и подшучивает частенько.

Но боги, какая же красивая улыбка!

На душе потеплело. Я спохватился, встал из-за стола. Нельзя сидеть, когда такая красивая женщина стоит.

— Сегодня день мировой скорби домовых, — брякнул я. — Вот я и поддерживаю.

Она рассмеялась, чисто и звонко. Зубки белые, ровные.

— Ну а если серьезно? Отец обидел?

Я пожал плечами, хмыкнул что-то неопределенное. Не люблю жаловаться.

— Да как-то все вместе навалилось.

— Что он начудил? — Мию не так-то легко обмануть. Я вздохнул, понял уже, что отпираться бесполезно.

— Вот папа, злодей! — возмутилась она, выслушав мой рассказ. Мия состроила кровожадную рожицу, притворно зарычала. Я рассмеялся. Тоска отступила, даже дышать легче стало. Все-таки она умеет поднимать настроение, — я с ним поговорю!

— Тогда у него нет никаких шансов.

— Ты мне льстишь, — она покраснела, непритворно застеснялась.

Мимо прошагал старый бородатый маг в алой мантии. Весь седой, на макушке блестит маленькая круглая лысина, жиденькая длинная борода заправлена за пояс, чтобы не мешала. Маг такой же старый и пыльный, как стены этого здания, такой же темный изнутри и чистенький снаружи. В руках здоровенный фолиант по прикладной магии, губы шевелятся: на ходу читает, старательно проговаривая слова шепотом, даже пальцем водит по строчкам. На лице огромная работа мысли, наверное, весь мир хочет спасти одним удачно подобранным плетением. Бледные выцветшие глаза оторвались от книги, на нас с Мией посмотрел неодобрительно, что-то проворчал под нос, пошел дальше. Я затаил дыхание. Уг — помощник и заместитель Логана, чрезвычайно вредный и мнительный старикан. Любит покричать, повоспитывать молодежь. Но с Мией, видимо, решил не связываться. Пока.

— Не надо ничего мастеру Логану говорить, — попросил я серьезно. — У меня получится.

— Точно? — засомневалась она.

— Я в себе уверен! — соврал я и даже не покраснел. Она посмотрела с подозрением, даже бровь выгнула дугой.

— Смотри, Эскер, только попробуй не справиться — я тебя съем! — засмеялась Мия.

Я вытянулся, щелкнул каблуками.

— Для меня честь быть съеденным вами, госпожа Мия!

— Глупый! — рассмеялась она. Зеленые глаза сверкают весельем, лучатся дивным светом. — Разве хорошо, когда тебя едят?

Она ушла по делам, а я вновь сел за стол, уставился в чертежи. В груди плескалась светлая тоска, но на губах почему-то была улыбка. Помимо воли вспоминались удивительные зеленые глаза, мягкие каштановые волосы, запах, голос. Я мотнул головой — Эскер, не раскисай! Не видать тебе этой девушки как своих ушей. Ты ей не ровня. Так что не раскатывай губу и думай о работе.

О работе думать не получалось. Оставшиеся часы боролся с усталостью и сном. Если задремлю на работе и, не дай боги, Логан увидит, то смело можно лезть в петлю. Чтоб не мучиться. А то старик замордует до смерти нотациями и поучениями. Время, как обычно бывает в такие моменты, тянулось долго, ползло раненой черепахой, мучило ожиданием свободы и избавления из темницы заклинательного зала. Вот уж точно, темница. Очень похоже. Везде полутьма, пыль, книги, бледные замордованные маги творят непонятные простому смертному дела. Кто сказал, что ученье — свет, а неученье — тьма? Все с точностью наоборот. Ученье — это расшатанные нервы, недосыпание, мешки под глазами, больная голова и злая неудовлетворенная жена, а неученье — бутылка самогона, хорошая компания собратьев-грузчиков, разгул и веселье… Но подозреваю, что знания — такой же наркотик, как табак. Раз попробовал — ничего хорошего, второй-третий — и ты уже не можешь отвыкнуть, тело требует, мозг плавится, у тебя ломка, аж трясешься — только бы добраться до вожделенной книги, впиться глазами в строчки, а потом долго переваривать, думать и рассуждать о прочитанном.

Наконец пробило шесть. В это время маги вздыхают, откладывают инструменты, недоумевающее вертят головой — как, уже все? Мы же хотели еще поработать, столько всего недоделано. На лицах крупными красными буквами написано недовольство, раздражение — домой идти, что ли? А потом долго-долго ждать, мучиться, даже — о боги, какое святотатство — спать! Но я же вижу, как радуются, просто за годы работы привыкли к такому спектаклю, прогнулись под начальство и саму жизнь, привыкли играть свои роли. Уже и само собой получается, даже усилий никаких прикладывать не надо.

Я встал из-за стола, потянулся. В спине что-то хрустнуло, как сухой сучок. Состояние у меня, конечно, было паршивое. Тело как через камнедробилку пропустили, мышцы ныли — сказывалась ночная беготня. Но спать уже не хотелось, есть, в общем, тоже. Ощущения притупились, мозг перестал обращать внимание на раздражители. Двигался я замедленно, говорил невпопад.

Подбежал Лек: веснушчатая деревенская физиономия лучится счастьем — как же, с работы уходим! Бодр и свеж, как будто и не корпел весь день над заклятиями.

— Ну что, пошли? — спросил он. — Буду кормить тебя с ложечки, младенчик ты наш.

— С ложечки не надо! — ужаснулся я. — Большой мальчик, слюнки сам себе вытру. К тому же я и без тебя теперь прокормлюсь. Но за готовность помочь — спасибо.

Я потряс перед ним мешочком с деньгами. Лек завороженно послушал звон монет, завистливо цокнул языком.

— Везучий ты, Эскер, — хмыкнул он. — Логан на аванс расщедрился?

— Нет, Алар смилостивился, послал в подарок! — съязвил я.

— Злюка! — сделал обиженное лицо Лек. — Ты посмотри, что там внутри. Вдруг медь? С Логана станется.

Я послушался, развязал шнурки. И снова разинул рот от изумления. Лек заглянул через плечо, присвистнул.

— Золото… — растерянно пробормотал я.

— И много, — добавил Лек. — Я ж говорю, ты везучий! За раз получить столько, что и за год не заработать. Надо же!

— Ага, — тупо пробормотал я. — А за какие такие заслуги?

Мастер Логан — человек неприятный, но справедливый… Кнутом пригрозил, но и пряник дал понюхать.

— Что ж за пряник такой? — задумчиво пробормотал я.

— Большой, рассыпчатый, медком сверху полит, — серьезно заметил Лек. — Что гадать — пошли-ка лучше деньги твои пропивать! Ты богат — ты и угощаешь.

— Насчет пропивать ты погорячился. Но ужин с меня.

— И то дело, — обрадовался Лек, потер руки в предвкушении.

Мы вышли из мастерской, сотрудники проводили пас злобными взглядами — как же, белые вороны, не желают играть по нашим правилам. А вот мы молодцы, остаемся после работы, батрачим и даже ишачим. Уходим всего на полчаса позже, но все-таки…

Снаружи нас встретило ласковое вечернее солнце, зелень листвы, в уши ударил шум и гам ремесленного района. Мастеровые и рабочие расходились по домам, усталые, но довольные, кое-кто уже навеселе.

— Ну что, в «Золотую шпору»? — подмигнул Лек.

— Скромный ты наш, — усмехнулся я. — Давай попроще.

— Ммм… как насчет «Гордого кузнеца»?

— Пойдет, — согласился я. «Гордый кузнец» — хороший трактир, приличный. И главное, недорогой.

Мы вышли из ремесленного района, направились в сторону центра. Огляделись: на улицах оживление, молодежь гуляет, торговцы кричат, нахваливают товар, через весь город идет караван — видимо, торговая палата продала Лугару очередную партию металла и всяких поделок.

В зале трактира царила приятная полутьма и прохлада. Подскочила девушка-официантка, быстрая и юркая, как мышка. Лек нашептал ей на ухо заказ, она кивнула, убежала, словно за ней демоны гонятся. Мой друг проводил ее долгим взглядом, облизнулся.

— Слюни подбери! — поморщился я.

— Много ты понимаешь! — возмутился Лек. — Тут жизнь проходит, а постоянства все нет и нет. Хочется завести жену, детишек, чтоб тебя любили, встречали после работы, мыли, спинку чесали…

— Заводят собак, — съязвил я. — Кошек еще, может быть. Если будешь так говорить и думать, то еще долго желанного постоянства не добьешься.

— Ну вот… — расстроился Лек. — Я к тебе со всей душой, а ты, как всегда, все обга… облагородишь.

— Уж прости, что ранил твою трепетную детскую душу, — я поморщился: усталость дает о себе знать, становлюсь раздражительным. — Но по мне, так лучше самому себе спинку потереть. Женщины имеют обыкновение дурить голову мужчинам, трепать нервы, устраивать сцены ревности, а также транжирить твои деньги, изменять и обманывать. Сомнительные плюсы женитьбы не перевешивают несомненных минусов.

— Думаешь? — удивился Лек.

— Знаю, — фыркнул я.

— Откуда же? — поддел он меня. Улыбнулся, задорно сверкнул глазами. — Женат вроде не был. Или ты от меня что-то скрываешь?

— Умный черпает знания отовсюду, — изрек я. — Надо учиться на чужих ошибках, чтобы не делать своих. Хотя не всегда получается.

Лек хотел возразить, но тут разносчица принесла заказ, и друг сразу потерял интерес к разговору. Девушка поставила огромный поднос на стол, устало вздохнула, вся красная, распаренная. Неудивительно — таскать такое должны только грузчики. Посреди подноса исходил ароматным паром гусь, запеченный с яблоками, весь золотистый, распертый изнутри парной гречневой кашей. Вокруг были тарелки с холодным мясом и копчеными колбасками, нарезанным тонкими ломтиками сыром, свежими овощами. В глубоких мисках среди океана подливки плавали сочные мягкие котлеты. Сбоку фыркал и пускал пар кофейник, распространяя бодрящий аромат заморского напитка.

— Ты же сказал, что пьянствовать не хочешь, — виновато развел руками Лек. — Так я пиво не заказывал. А эту гадость вроде любишь, вот я и решил…

— Ладно, — отмахнулся я и отдал девушке золотой, все равно мелочи не было. — Но как мы все это съедим?

— Ты же голодный! — хмыкнул друг.

Я еще раз обвел все это богатство взглядом, втянул ноздрями одуряющий запах, рот мгновенно наполнился слюной. Желудок громко заурчал, заругался: мол, обещал накормить, так давай же, поглощай скорей, а я переварю.

— Голодный, — признал я. — Но боюсь лопнуть.

— Не лопнешь, — хохотнул Лек. — Ты закаленный. Девушка замешкалась со сдачей, уж слишком много я ей заплатил: на золотую монету можно банкет устроить для пятнадцати персон. Высыпала на стол серебро из маленькой сумочки, двигая монетки пальчиками, шевеля губами от усердия. Низко наклонилась, из глубокого выреза рвется нечто молочно-белое, мягкое, форма идеальная. Лек прикипел взглядом, раздевает глазами. Я покачал головой — моего друга не изменить. Даже посреди самой жаркой битвы будет искать сочную амазонку, чтобы соблазнить и затащить в ближайшие кусты.

Я потихоньку придвинул к себе поднос, стянул пару ломтей сыра и мяса. Попробовал выловить котлету, но обжег пальцы. Гуся побоялся трогать — вдруг лопнет и соком забрызгает.

— Девушка, вы так стараетесь! — сделал комплимент Лек.

Она удивленно дернулась, подняла на него взгляд большущих голубых глаз, поняла и покраснела от удовольствия, ослепительно улыбнулась. Промолчала, но наклонилась еще милее: смотри, если нравится, мне есть чем гордиться.

— Благодарю, господин маг, — ответила она. Голос приятный, грудной. — Я всегда стараюсь все делать хорошо.

— Вижу, — кивнул Лек, еще раз окинул ее оценивающим взглядом. — Но проверить бы не мешало…

Она покраснела еще больше, но видно было, что старается понравиться, выставляет напоказ все выпуклости и впадинки — и тут я хороша, и тут, а здесь так вообще. Наконец досчитала сдачу и убежала, бросив Леку на прощанье жаркий многообещающий взгляд. Я присвистнул — серебро и медь едва в карманы влезет. А еще с утра от голода загибался, мелочь на пирожки искал.

Мы разобрали тарелки с подноса, разорвали гуся напополам, облизнулись: мясо сочное, хорошо тут готовят. Черпали ложками ароматную кашу, заедали ее овощами. Подливку подобрали хлебом, выловили котлеты. Наконец насытились, дальше ели лишь по инерции: нельзя же оставлять такую вкуснотищу. Я налил себе кофе, вдохнул бодрящий аромат, стал прихлебывать маленькими глоточками. В голове сразу же прояснилось, мысли помчались быстрее. Сонливость немного отступила.

— Ну что, а теперь будем развлекаться? — спросил Лек и лукаво мне подмигнул.

— Без меня, — я поставил чашку, опять потянулся за кофейником. — У меня сегодня сон и отдых по программе.

— Фу, как скучно! — поморщился Лек. — А как же по бабам?

— Никуда твои бабы не денутся, — отмахнулся я. — До завтра не вымрут.

— Никогда не оставляй на завтра ту девушку, что согласилась уже сегодня! — менторским тоном изрек Лек. — Всех баб в постель мы затащить не можем, но стремиться надо.

— А как насчет постоянства, размеренной жизни и прочего? — напомнил я.

— Вот зануда! — возмутился друг. — Тебе надо преподавать, это твое. Чтоб студентов морочил своими поучениями.

— Вот еще! — обиделся я, замахнулся обглоданной гусиной ножкой. — За кого ты меня принимаешь?

— Ладно-ладно, пошутил… — пошел на попятную Лек. — По бабам я сам. А ты отдыхай, набирайся сил. Тем более что они тебе понадобятся. С тем заданием, что дал Логан…

Я расстроенно скривился, хорошее настроение, навеянное вкусным ужином, испарилось. А ведь действительно, придется работать на пределе сил, чтобы выполнить задание мастера-мага. Правда, Логан чуть подбодрил и с оплатой не обидел. Я таких денег за всю жизнь в руках не держал. Но это будет слабым утешением, если не справлюсь и потеряю работу.

— Напомнил… — грустно сказал я.

— Прости, — испугался Лек. — Не хотел. А все-таки, как ты собираешься все сделать?

— А Мрон его знает! — нахмурился я и пожал плечами, — Пороюсь в книгах, может, что-то найду. Попробую пофантазировать. Другого ничего не остается.

— Да уж, — посочувствовал Лек. — Но ты работой себя не убивай. Нужно иногда отдыхать, чтоб лучше думалось. Вот завтра в Гент цирк приезжает, предлагаю сходить вечерком, на клоунов и акробатов поглазеть.

— Посмотрим, — вздохнул я и поднялся из-за стола, — утро вечера мудренее. Я домой. Ты как, со мной или тут еще посидишь?

Лек задумался, потом бросил взгляд в сторону официантки, та с готовностью улыбнулась, стрельнула глазками. На веснушчатой физиономии моего друга появилось ужасно хитрое выражение.

— Посижу, — улыбнулся он.

— Кто бы сомневался. Ладно, до завтра.

Я махнул ему рукой и вышел из трактира. Краем глаза успел увидеть: девушка подсела к Леку. Тот ей что-то увлеченно рассказывает, вешает лапшу на уши, она удивленно смотрит, по-детски ойкает, щебечет в ответ. Хоть у кого-то все хорошо.

«Гордый кузнец» всего в двух кварталах от моего дома, так что идти недалеко. Но утешение слабое. Ужин был очень плотный, и теперь с новой силой захотелось спать. Ноги заплетались, я качался, словно пьяный. Лишь бы благополучно доползти до кровати и не упасть где-нибудь по дороге, не попасть в очередную историю!

Но все обошлось. Даже на тетушку Свару не нарвался. Обычно она сидит внизу, в холле, подкарауливает жильцов, чтобы выдатьим по первое число. Но на этот раз ее почему-то не было. Я поднялся по лестнице, долго шарил под цветочным горшком, глаза уже закрылись, и чувствовалось: если не найду ключ, засну тут же, на коврике перед дверью. Пальцы коснулись холодного металла, я извлек ключ, долго ковырялся в замке, тот сопротивлялся изо всех сил, но наконец сдался.

Дверь закрыл на засов и, не раздеваясь, рухнул на кровать. В голове какие-то голоса, шум, то ли кровь стучит, то ли демоны визжат, мысли ползут полудохлыми улитками. Из последних сил спрятал мешочек с золотом под подушку — самое надежное место, — зевнул во всю пасть, аж челюсть хрустнула. На веки словно свинцовые гири повесили, захочешь глаза открыть — хоть лебедками поддевай и тяни. Обычно засыпаю тяжело тяну до последнего, жду неизвестно чего. Хотя на самом деле просто боюсь. Сон — вторая смерть, вдруг засну и не проснусь больше. Но сейчас сон — не каторга, а избавление, приятное забвение, отдых. Тьма наползла медленно, мягко обняла, укутала собой, расслабила мышцы, заползла в голову. Я глубоко вздохнул и с наслаждением окунулся в эту блаженную тьму.

— Мгир, сзади!

Вовремя предупредили. Я оборачиваюсь, ставлю щит Темного Охотника. Эльфийские стрелы благополучно сгорают. Отвечаю россыпью мелких, но смертельно опасных искр. Бью не прицельно, остроухие засели где-то в кустах, слились с зеленью, заметить их практически невозможно. Кое-кто из них, наверное, и на деревьях сидит, высматривает одиноких вояк. Твари! Искры вспыхивают где-то в лесу, но я со злобным удовлетворением отмечаю, что нескольких все же задело.

Отовсюду доносится звон железа, крики раненых; остро и неприятно пахнет кровью. Надо же так глупо попасться! Ведь шли достаточно хорошо, ходко. До Лу-гара осталось совсем немного, с полдня ходу. Но эльфы не простили кражи Сферы Огня, гнали долго, отстреливали поодиночке, и вот, когда все уже почувствовали себя в безопасности — напали.

И, как назло, я почти пуст. Силы хватит на пару серьезных заклятий и на десяток попроще. Взывать к Духам Стихий нельзя, мой центр истощен, да и не будешь же посреди битвы чертить пентаграммы, читать заклинания. Зарежут. Все-таки прав в чем-то Леонид, его излюбленные плетения попроще и почти не требуют затрат энергии. Пропускаешь через себя Силу, мгновенно формируешь узоры заклятий. Намного быстрее. Но… это смерть для Искусства. Только простейшие заклинания можно сформировать таким образом. Кретин помешан на скорости. Если добьется своего и уговорит Совет, уйду и создам новый Орден. Искусство не должно выродиться из-за бредней прекраснодушных реформаторов, что свято веруют — все новое лучше старого. Я не противник инноваций, не занудный консерватор, верю, что Искусство должно развиваться. Но не тем путем, что предложил властолюбивый Леонид.

Проще — не значит лучше. Маг должен учиться всю жизнь, а не пару-тройку лет. В нашем мире много опасностей, много страхов, еще больше существ, что жаждут пожрать людей, их души и тела. А чародеи — это стражи! Наше призвание — защищать людей от Зла. Но какой страж из юнца, который способен лишь проводить сквозь себя энергию, не чувствуя и не сознавая, что делает. Мне четыреста лет, может, проживу еще лет триста. И все время учусь, познаю, становлюсь Магом! А сколько еще неизведанного, сколько неизученного?

Наши предки ушли из Скифра, что тогда только-только начинал расширяться, завоевывать соседние страны. Это сейчас Скифр — империя, великая и непобедимая. Но если бы не древний король Дмитрий, который огнем и мечом, ядом и магией подчинил себе всех мелких окрестных царьков, сумел сплотить, вдолбить в дурные головы великие идеи, Скифр так бы и остался мелким диким королевством. Наши предки ушли, чтобы сохранить чистоту магии, идеи Стражей, идеи Серого Ордена. Остальным же магам стало проще выпрашивать и вымаливать Силу у богов. Зачем учиться, зачем работать над собой, развивать свои энергетические центры, когда можно получить Силу готовенькой, на блюдечке с голубой каемочкой? Да, они стали сильнее. Но остались ли свободными? Они стали Служителями, которые смахивают крошки со столов хозяев. Мы остались гордыми бродягами. Мы свободны. Наша сила не зависит ни от чьей милости. И теперь какой-то молодцеватый придурок, что не прожил и двух сотен лет, плюет на великие вещи, на сам смысл нашей жизни, на нашу гордость. Он хочет сделать все ПРОЩЕ!!!

Леонид — глупец. Но его поддерживает почти вся молодежь, этим только бунтовать по любому поводу, и, самое страшное — кое-кто из стариков. Весь Серый Орден на грани гибели, а они не видят угрозы. Верховный магистр пока сдерживает новаторов, но если на ближайшем Совете все проголосуют за реформу, он покорится.

Именно из-за всего этого пришлось идти в Эльнор — древний город эльфов и красть Сферу Огня. Артефакт даст Верховному магистру ту Силу, что позволит держать в узде прекраснодушных идиотов и их соратников. Это поможет продержаться сотню-другую лет. Молодежь повзрослеет, поймет что к чему, растеряет фанатизм, а идеалисты вымрут по своей же дурости. Красть, конечно, нехорошо, но от этого зависит слишком многое.

Захватить Сферу удалось. Отряд потерял почти всех магов, из трех сотен воинов осталось едва ли пятьдесят, но мы все же вырвались из Эльнора. Осталось отвезти артефакт в Лугар. Но сейчас вся наша миссия под угрозой. Мстительные Светлорожденные решили поставить точку в игре, что длится уже не один месяц.

Дела наши плохи. Впереди напирают эльфийские мечники, оружие наших воинов скользит по зачарованным доспехам остроухих, ратники стоят плотным строем щит к щиту, лишь это и спасает. Но со всех сторон свистят стрелы, собирают кровавую жатву. Долго нам не продержаться. Неужто все впустую? Неужели мои друзья и лугарские воины гибнут зря? Ну уж нет! Я еще кое на что способен.

Посох мягко пульсирует в руке: пошли меня в бой! Используй меня! Я помогу тебе! И я улыбаюсь. Да, мой друг, мой помощник, спасибо тебе… сейчас станет жарко этим гордецам-эльфам.

Я взываю к Предку Защитника. И тот откликается — «я помню нашу дружбу, маг, я помогу…». Серая тень древнего воина появляется в трех шагах от меня. Трава вокруг сразу же покрывается инеем, хрустит, ломается. Тень секунду осматривается, а потом бежит к лесу, скрывается под зелеными сводами. И оттуда сразу же раздаются жуткие крики умирающих эльфов. Стрелы летят все реже. Но тут мечники Светлорожденных прорывают строй наших солдат, безумно хохочут, рубят людей, в священной ярости не замечают собственных ран, орут что-то на эльфийском языке. Его вроде бы считают мелодичным, по мне, он ничем не лучше других. Красивые лица отвратительно перекошены, на губах кровавая пена: опять нажрались какой-то друидской гадости, глаза безумные. Сейчас вырежут нас, как кроликов, понял я. Таких нельзя просто напугать. Видно же, что ничего не соображают, лезут на клинки с хохотом. Их нужно убить, причем желательно всех.

— Мгир, сделай что-нибудь! — кричит мой друг Алан.

Он лежит на земле, в груди стрела, харкает кровью. Одной рукой придерживает сверток со Сферой Огня, второй крестит и полосует воздух перед собой — все еще пытается творить заклинания. Я знаю, он смертельно ранен, и спасти не удастся, эльфийские стрелы отравлены, а противоядия нет. И мне страшно от мысли, что дорогие люди уходят один за другим.

— Сейчас, Алан! — кричу я.

Рисую в воздухе Знак Огня, напитываю силой и толкаю в сторону эльфийских воинов. Там еще и наши, но уже не до игр в благородство. Это война. Раздается страшный грохот, во все стороны рвется пламя, летят комья земли, кровь, чьи-то внутренности. Оглушенные эльфы падают на землю, у многих из ушей течет кровь, они кричат, заясимают руками раны, вываливающиеся кишки. Кто-то полыхает факелом, распространяя вокруг себя вонь паленой плоти, страшно ревет. Но крик обрывается, и остроухий воин падает пылающим поленом на землю — соотечественники в лесу расщедрились на стрелу милосердия.

Эльфы оглушены, ползают по земле сонными мухами. И я без жалости добиваю готовыми заклятиями, что отдает посох. Светлорожденных морозит, сжигает, разрывает на части струями воды и воздуха. Из теней под деревьями вырастают огромные черные пауки, рвут мохнатыми лапами ослабевших… Ну и тварь же я! Ненавижу себя в такие моменты. Но цель иногда оправдывает средства. Серый Орден должен жить.

Предок Защитника справился не со всеми эльфами-лучниками. Его силы быстро иссякли, и он ушел.

Оставшиеся остроухие переключили свое внимание на меня, поливают стрелами. Щит Темного Охотника долго не продержится. Каждое попадание отдается вязкой тупой болью в солнечном сплетении.

Я оглядываюсь по сторонам. Наших воинов осталось всего четверо, все израненные, еле передвигают ногами.

— Ну же! — ору я им, — Берите Алана, уходим! Они на удивление быстро сообразили, подхватили моего друга-чародея на руки и потащили дальше по дороге. Я бегу сзади, прикрываю их от стрел Светлорожденных, что густо падают с неба. Наконец выходим из опасного места, страшная рощица позади, над головой благословенное небо, бледно-голубое, по нему, как по полю, ползут барашки-облачка. Ярко светит полуденное июльское солнце, припекает макушку.

— Вырвались, Мгир! — хрипит Алан. — На открытом месте они не рискнут нас преследовать.

Кровь течет у него изо рта сплошным потоком, капает на траву. Глаза уже невидящие, дыхание становится все реже и реже. Но руки крепко прижали к груди сверток с артефактом.

— Не надо, Мгир! — шепчет он. — Ведь это мы воры! Мы виноваты…

Но я уже отпустил поводья. Заклятие не остановить. Оно далось мне с большим трудом, теперь пару дней не смогу использовать волшебство. Глупо поступил, но… так надо.

Небо над рощей искажается, наливается алым цветом, волнуется. Смутный, далекий, но тем не менее грозный гул долетает до ушей. Так вам, остроухие отродья! С неба падает сплошной столб пламени, касается рощицы, сжигает, сминает в пыль, а пыль разносит ветром… На меня дышит демоническим жаром, волосы на голове тлеют, рядом падают обожженные комья земли, обугленные ветки. Рядом словно метеорит просвистел раскаленный эльфийский шлем, упал где-то за нашими спинами. Лугарские солдаты смотрят с ужасом и восторгом, чуть ли не на колени падают. А мне по-детски хочется плакать…

Поворачиваюсь к Алану. Он уже мертв. Карие глаза невидяще смотрят в небо, кровь тонкой струйкой сочится из уголка рта…

— Эскер, открывай! Мрон тебя задери! Я знаю, ты тут, поганец!

Дверь дрожит под мощными ударами, еще чуть-чуть, и развалится, распадется на щепки. С потолка сыплется пыль, штукатурка.

— Эскер, негодник, открывай!!!

Я вскочил с постели, не успев проснуться, зацепился ногой за табурет и рухнул на пол. Больно ударился головой об угол кровати, громко взвыл. В груди комок страха, по спине льет холодный пот. Дышу, словно загнанный конь, хриплю, всхлипываю. По щекам текут слезы. Сон был необычно яркий, реалистичный. Сон ли?.. Словно сам был чародеем Мгиром, жил триста лет назад, сражался с эльфами, чувствовал вкус и запах крови, жар смертоносных заклинаний, слышал крики умирающих…

Надо вставать, а то тетушка Свара выбьет мне дверь. На вид довольно хрупкая женщина, и откуда в ней столько силы? Небось зелья всякие пьет или же Мрону душу продала, ведьма…

Я застонал, поднялся с пола. В голове шумит, в висках пульсирует нестерпимая боль. Точно шишка будет! Еще одна. Эх, не дадут поспать, сволочи! Хотя с такими снами… гм… уж лучше и вовсе глаза не закрывать. Посмотрел за окно — еще светло, значит, проспал не больше двух часов. Неужто ей так неймется? Нельзя завтра зайти, потрепать мне нервы, почему обязательно тогда, когда позарез нужен отдых?

— Эскер, если не откроешь — позову стражу!.. Тетушка Свара любит стражей пугать. Но на деле не очень-то и спешит вызвать. Стражники сразу же потребуют взятку, а тетушка Свара — жадная и прижимистая женщина. Зимой снега не выпросишь, как говорится.

Я мельком глянул на себя в зеркало. Рожа распухшая, под глазами темные круги, волосы растрепаны. Заспанный, уставший. Мрачное зрелище.

Дверь дрогнула под особенно сильным ударом, жалобно заскрипела. Надо будет зачаровать, чтоб ни одна тварь выбить не могла. И чтоб шум не пропускала.

Что ж она так беснуется? Что я успел натворить? Тетушка Свара испытывает ко мне редкую антипатию, впрочем, это взаимно. Если что-то случается с ее любимым доходным домом: окно ребятня разобьет, или воры к кому-то из жильцов влезут, она валит все на меня. Причем доводы придумывает настолько смешные, что просто диву даешься. Ей, в общем-то, никто не верит, но и защищать меня не спешат. Кому охота связываться со склочной бабой?

Ладно-ладно, открою я тебе. Что там случилось?

Я отодвинул засов и отскочил прочь, меня чуть не зашибло дверью. Картина была зловещая: тетушка Свара, одетая в ночную рубашку и колпак, стоит с занесенной для удара ногой, лицо красное от гнева, косметика потекла, глаза сверкают.

— Эскер! Ты мне за это ответишь! — угрожающе прошипела она.

— За что именно, госпожа Свара? — учтиво поинтересовался я.

— Не строй из себя оскорбленную невинность! — рявкнула она. — Ты знаешь, о чем я говорю!

Тетушка Свара погрозила мне пальцем, попыталась пронзить злобным взглядом, проникнуть в мысли. Фиг тебе, я чист как слеза!

— Что уже случилось, госпожа Свара? — устало спросил я. Трудно соображать, когда голова трещит и кружится и хочется доползти до постели и нормально поспать. Без всяких дурацких снов.

— Не коси под дурачка, Эскер! — взвизгнула женщина. — Ты разрисовал дверь и стены моего дома всякими магическими значками!

— Что-о-о? — изумился я. — Какими еще значками?

— Вот какими! — рявкнула она и бросила мне кусок тонкой дощечки, какими обычно обшивают фасады домов.

Я подхватил — в лицо целилась, зараза — и повертел в руках. Обычный кусок доски, окрашен белой краской, ничего особенного. Постойте! На лицевой стороне то ли выжжены, то ли выцарапаны странные символы. Язык не знаю, какая-то белиберда. Но от буковок тянет магией. Слабенько, конечно, но есть. И разобрать не могу, что за чародейство. На обычные узоры плетений не похоже. Странно.

— В первый раз вижу, госпожа Свара, — вполне искренне пробормотал я.

— Врешь! — зарычала она: того и гляди лопнет от злости, забрызгает вонючими внутренностями. — Не отвертишься! Проклясть меня хотел, злодей?!

Похоже, маразм тетки Свары достиг своего пика. Совсем рехнулась, бедняжка. Оно и неудивительно. Женщина одинокая, вдова, делами сама заправляет. Нет у нее крепкого мужского плеча, о которое можно опереться в трудную минуту. Хотя… Взглянешь на это перекошенное бешенством лицо и думаешь: уж не сама ли муженька до могилы довела? Такая может. Запилит до смерти, сам в могилку попросишься.

— Госпожа Свара, я не имею к этому никакого отношения, — твердо сказал я. — Проклинать мне вас ни к чему. Да я и не умею. А последние пару дней меня вообще дома не было.

Ее лицо, и без того багровое, покраснело еще больше. Сейчас удар хватит, подумал я с тоской, а смерть невинной бедной женщины повесят на меня. — Эскер, ты не отпирайся, — сказала она. Ласково так, но глазки злющие-презлющие. — Хотел на меня порчу навести — так и скажи, тебе в суде срок скинут. За чистосердечное признание.

Я мысленно присвистнул — вот куда клонит, зараза. Мол, признавайся, а я тебя сдам властям как чернокнижника. Во мне начала подниматься волна глухой злости и раздражения. Я человек воспитанный, неконфликтный. Но достать можно и меня.

— Госпожа Свара, вы бы мужика себе нашли, — брякнул я. — Полегчает, вот увидите!

Хозяйка побледнела, лицо стало синюшным. Стоит, хватает ртом воздух, как рыба. Отшатнулась от меня, словно от зачумленного. В глазах уже не злость, а чистая и незамутненная ненависть. Все, теперь точно удар хватит. А если и нет, то в течение месяца найдет повод выгнать с квартиры.

— Ты!.. ты… — взревела она, задыхаясь от злости. — Хам! Да я тебя…

— Всегда к вашим услугам, госпожа Свара! — любезно согласился я. — Но не сейчас. Я очень устал и хочу спать! Зайдите в любое другое время. Я вас выслушаю, и мы обсудим проблему.

— Эскер! — взвизгнула хозяйка. — Я тебя засужу! За чернокнижие!

Я повертел в руках дощечку, а потом небрежно швырнул в глубь комнаты. Если будет время, разберусь с этими символами и заключенной в них магией.

— Во-первых, это сделал не я. Во-вторых, в этих буковках темной магией даже и не пахнет, я-то знаю, уж поверьте. А в-третьих, я хочу спать!

Прежде чем она успела что-то сообразить, я захлопнул дверь перед ее носом и задвинул засов. А чтобы, не дай боги, не выбила хлипкую дверь — с нее станется, — повесил упрочняющее плетение. Теперь пускай скребется, сколько душе угодно.

— Эскер, поганец, ты еще пожалеешь! — завизжала тетушка Свара с той стороны. — Я тебя упеку в тюрьму, уж поверь!

— А может, я вас упеку в сумасшедший дом? — негромко, но так, чтобы она услышала, сказал я.

В ответ на меня вылился такой поток отборнейшей ругани, что мне, признаться, стало нехорошо. Я ожидал, что она начнет биться в двери, но не угадал. Она верещала несколько минут, потом выдохлась и ушла. Ну и хорошо, теперь мне никто не будет мешать.

Я сел на постель, обхватил голову руками. Ну что за жизнь? Теперь даже поспать спокойно не дают. Хотя сон… гм. Слишком реалистичный, слишком яркий. Или это вовсе не сон? Я подозрительно посмотрел на посох, что мирно стоял в углу. Может, это ты виноват, деревяшка? Показываешь мне фрагменты жизни твоего бывшего хозяина? Только вот зачем? Теперь знаю — ты не простой кусок дерева, за какими древние маги якобы закрепляли заклятия-заготовки. Ты живой. Ты не можешь мыслить, как человек, у тебя нет своей воли, или почти нет, но ты живой. И у тебя есть свои желания… Или же… желания твоего бывшего хозяина. Что говорил мне дух Мгира на старой мельнице? Что хочет возродить старую школу магии. И теперь ты, посох, пытаешься заинтересовать меня. Ну конечно! Я ведь бросил тебя и книгу в угол, оставил пылиться до лучших времен. Но тебе это не нравится. Ты слишком долго ждал, ты хочешь работать, ты жаждешь действия, в этом твоя суть и предназначение… И для этого тебе нужен хозяин.

Я вспомнил сон, прокрутил его в голове. Такое не забудешь. Никогда. Но если все, что я видел, правда, а не простой — пусть и яркий — сон, возникает множество вопросов. Нам в университете преподавали историю магии Свободных Земель. И не было ни одного упоминания о Сером Ордене, древних магов описывали, словно… допотопных животных. Мол, неумехи полные, чуть ли не орочьи шаманы. Но я видел, на что был способен Мгир. Такое ни одному боевому магу нашего времени даже не снилось. Мгир мог обращаться ко ВСЕМ стихиям, владел черной магией, мог заклинать духов. То есть умел и мог все то, что сейчас неподвластно даже десятку чародеев-спецов вместе взятых. А что стоит упоминание о длительности жизни? Семьсот лет! Не знаю, как они продлевали свою жизнь, но за такое время действительно можно стать НАСТОЯЩИМ магом. Так что же произошло тогда на самом деле?

Нам рассказывали, что триста лет назад Великий маг Леонид предложил реформу в обучении и использовании магии. И все чародеи, согласно хроникам, с воодушевлением приняли идею, кинулись воплощать… Все прошло без кровопролития, тихо и мирно. А сам Леонид, Великий маг и реформатор, глава Лугарского университета, скончался спустя тридцать лет от старости. Вранье? Все может быть, историю пишут победители. Тогда что же произошло на самом деле? Ведь Мгир надеялся на тот эльфийский артефакт — Сферу Огня и даже отбил его у Светлорожденных. Что произошло дальше с Мгиром? Как все обернулось? На мельнице он обмолвился, что ничего не получилось и ему пришлось уйти. Но что стало с остальными магами, которое остались верны Ордену?

Я потряс головой. Эх, запутался. Много сомнений, много предположений. Так нельзя, нужен научный подход, голые факты. Покопаться бы в секретной библиотеке Гентского университета! Думаю, можно нарыть нечто интересное. Мрон меня раздери! Теперь точно не отступлюсь. Любопытство кошку сгубило, а меня сгубит и подавно. Сны, что навевает мне посох, — это одно, но нужно проверить. Нужно!

А что если все — правда? Тогда как? Не знаю. Не будешь же бегать по улицам и трубить всем и каждому, что мы все время жили по уши во лжи. Запрут в сумасшедший дом. Но я ведь могу никому и не говорить. Зачем? Действовать надо тоньше. У меня есть посох древнего мага, есть книга. Нужно почитать, разобраться в старом волшебстве. Бррр… опять меня заносит. Нет, для начала надо добраться до летописей тех времен. Посмотреть самые старые, не испорченные переписчиками, правдивые. А потом уже и решать, что делать.

Но научиться старому волшебству хочется, ой как хочется. Аж руки чешутся. Сколько возможностей, сколько всего нового и интересного! Да и… может сбыться моя давняя мечта. Боевым магом мне не стать, в том понимании, что бытует сейчас. Но научиться сражаться я могу. Вот ведь книга, лежит на полке — бери и читай, разгадывай тайны, учись! Я сжал кулаки, огромным усилием воли заставил себя сидеть на кровати, на книгу не смотреть. Рано! Нужно узнать что к чему, а потом уже выбирать свой путь. Спешка еще никогда и никого до добра не доводила. Но соблазн! Какой соблазн! Как будто отец на ярмарке купил тебе деревянный меч, и ты спешишь похвастаться деревенской ребятне, а заодно и соседу-обидчику задницу надрать за то, что тебя дураком обзывал.

А насчет летописей… фиг меня пустят в тайный зал университетской библиотеки. Туда не каждый преподаватель, не каждый магистр вхож. Лишь избранные, величайшие, умнейшие и сильнейшие. Но способ должен быть. Мне все равно надо сходить в библиотеку, про боевых големов почитать. На месте и разберусь, что да как.

А сейчас спать! Утро вечера мудренее.

Я все же не удержался, взял посох в руки. Подержал, погладил. Ничего. Просто холодное гладкое дерево. Никакой магии, ничего похожего на следы привычных мне плетений. Зря надеялся. Хотя попробовать стоило. Поставил посох на место, зевнул. Выспаться-то мне так и не дали.

Улегся на кровать, положил руки под голову. Мысли скачут, бегут одна быстрее другой. Но все медленней, путаются, уходят куда-то в пустоту. Постепенно наползает мягкая пелена сна.

Вдруг кто-то громко и требовательно постучал в дверь. Снова полетела пыль и штукатурка с потолка. Я свалился с постели, ошалело завертел головой. Ведь почти заснул! Если снова Свара приперлась, точно нагрублю.

Я зло выругался, быстро прошел к двери, откинул засов, резко распахнул.

— Да идите вы…

На меня уставились три пары злых гномьих глаз. Гости, как и положено, низкорослые, поперек себя шире, но мускулистые и крепкие. Морды злобные, длинные окладистые бороды заправлены за пояса, чтобы не мешали, в руках боевые топоры, короткие мечи.

— Мы пойдем, человек, — сообщил мне тот, что стоял впереди. — Но чуть попозже.

Я ахнул, отшатнулся в испуге. В груди похолодело, сердце трусливо забилось в пятки. Предупреждал ведь Тох, что придут по мою душеньку те, кого я так удачно побил в трактире. А я, дурак, не поверил, храбрился. Маг я или не маг, справлюсь. И что теперь делать? Не убежишь, а драться… я что, самоубийца? Гномы трезвые, злые и готовы к бою. Порубят в капусту и пойдут пиво пить.

Гномы вошли в комнату, закрыли за собой дверь. Сразу стало ужасно тесно и неуютно. Они по-хозяйски осмотрелись, уселись кто куда, один вовсе обнаглел — стал ковырять грубым пальцем одну из картин, хмыкал, цокал языком, даже похрюкивал от удовольствия. Ценитель прекрасного, блин.

— Э-э-э… — промычал я, пытаясь справится со страхом. — Чем, собственно, могу помочь?

Один из гномов — главарь, наверное, — с интересом посмотрел на меня. Глазки маленькие, бледные, светятся пещерными гнилушками из-под мощных надбровий. Седая борода длиннее, чем у других, вокруг пояса обмотать можно, морда словно из камня высечена, эдак грубовато, небрежно, будто скульптор двумя-тремя ударами молотка наметил черты лица, а доводить не стал.

Щерит крупные, как булыжники, желтые зубы в злобной ухмылке.

— Помочь-то ты можешь, — хрипло захохотал он. — А хочешь или нет, дело десятое.

ГЛАВА 4

— Чем могу быть полезен уважаемым гномам? — промямлил я уныло.

Они смотрели на меня внимательно, недобро, ловили каждое мое движение. Чувствовалось: если дернусь, тут же проткнут своими железяками. Главный, тот, что с седой бородой, задумчиво водил грязным толстым пальцем по лезвию топора, хмуря косматые брови.

— Ты нам должен, человек, — сказал он. Голос тяжелый, хриплый, словно отзвуки далекого горного обвала.

Я нервно облизнул губы. Руки позорно тряслись, если бы не контролировал себя, то уже б упал на колени и молил, молил… Мелкое и трусливое существо во мне вопило, нет, даже верещало от страха, захлебывалось слезами от жалости к себе.

— Что же я вам должен? — заикаясь, спросил я.

— Ргар, дай я его отделаю! — вылез один из гномов помоложе.

Вскочил, замахнулся на меня кулаком. Видно, что почти подросток: весь дерганый, молодое сильное тело требует немедленного действия, кого-то бить, что-то ломать и крушить. Если бы не старший товарищ, умудренный сединами и опытом, уже б давно дал по шее хлипкому чародею.

— Сядь на место, Бран! — резко сказал главарь. — Пасть свою будешь разевать у зубодера и когда я скажу.

Молодой скривился, но послушался, сел. Лапищи судорожно сжимают рукоять короткого меча, маленькие глазки злобно сверлят меня.

Я присмотрелся к Брану, кивнул сам себе. Точно, тот самый, что ко мне в трактире цеплялся, а потом сковородой по голове получил. Все-таки не успокоился, решил отомстить. А вон и его товарищ сидит, пока молчит, уважает старшего. Но если б не это, точно уже бы молотил бы пудовыми кулаками или наматывал мои кишки на свой топорик. Третьего любителя трактирных драк нет, то ли лечится после моих ударов, то ли не счел нужным марать руки. Вместо него вот этот, седой. Самый сдержанный, но и самый опасный.

— Ты, наверное, догадываешься, по какому поводу мы к тебе пожаловали, — ухмыльнулся главный.

— В общих чертах да, — я не счел нужным отпираться.

Если уж сразу не стали меня убивать, а решили поговорить, значит, что-то от меня нужно. Проводить разъяснительную беседу перед казнью как-то глупо.

Старший пожевал губами, хмыкнул каким-то своим мыслям.

— Ты обидел моих сыновей, человек, — произнес он хмуро, — Но не в этом дело…

— Не в этом? — удивился я.

— Добрая трактирная драка лишь на пользу, — хохотнул он. — Себя показать, на других посмотреть, людишек опять же поколотить.

— А… гм… ну да, людишек… — пробормотал я. — Понятно…

— Но не в этом дело, повторюсь. Ты победил, это главное. Честь тебе и хвала, человек.

— А в чем дело? — поинтересовался я.

Меня била крупная дрожь, ладони вспотели. Ну не герой я, не герой! Те даже когда боятся, делают равнодушные морды: мол, нам все пофиг, прорвемся. А мне смелости хватает только на то, чтобы внятно говорить, а не визжать от страха. Гномы — существа странные, брякнешь что-то не то, и они тебя в расход пустят, не задумываясь.

— Ты испортил оружие моих сынов, — веско сказал Ргар.

— И что? — спросил я.

— Нет, Ргар, ну можно я поколочу его?! — вскричал Бран. — Он напрашивается!

Молодой гном с хрустом сжал кулаки, злобно скривился.

— Сиди, боец! — рявкнул Ргар. — Забыл, как этот человек тебя отделал?

— Но Ргар! — возмущенно визгнул Бран.

— Сядь и не мешай мне разговаривать с уважаемым магом!

Седобородый подмигнул мне: мол, не дрейфь, паря, все под контролем, никто тебя бить не станет. Пока.

Бран нахмурился, пробурчал себе под нос что-то ругательное, но притих.

— Итак… — Ргар лениво потянулся, почесал бороду, — все, в общем-то, довольно просто. Ты уничтожил их оружие своим заклинанием. Нам нетрудно сделать себе новое, еще лучше, но…

— Но? — спросил я, все еще не понимая, чего они от меня хотят. — Вам денег дать? Могу заплатить.

— Ты предлагаешь гному золото?! — захохотал Ргар. — Да у нас этого добра как грязи на ваших дорогах.

— Тогда что?

— Мы хотим, чтобы ты, маг, зачаровал нам оружие, — веско произнес седобородый. — Чтобы оно могло сделать сильнее своего хозяина, ну и прочее…

Он покрутил пальцем в воздухе, неопределенно хмыкнул.

Лишь мгновение я тупо смотрел на них, а потом меня разобрал смех.

— А почему вы думаете, что я могу это сделать? — спросил я, нервно хихикая.

— А как насчет драки в трактире? — набычился Ргар. — Ты же зачаровал тот предмет… гм… кухонной утвари.

— Уважаемые гномы не понимают некоторых тонкостей современной магии, — сказал я поучительно, — Я могу повесить плетение на предмет, но оно будет работать лишь в том случае, если ты владеешь Силой. Лучше давайте я сделаю так, чтобы ваши топорики не тупились или стали крепче. Это я могу.

Ргар скривился, посмотрел на меня с великим презрением, понял, что не вру.

— Да что ж вы за маги такие, если делать ничего толком не умеете? — с отвращением произнес он. — Мельчаете.

— В этом ты прав, уважаемый гном, — грустно ответил я. — Мельчаем. Еще триста лет назад умели такое, что сейчас кажется чудом. А что будет еще лет через сто?

Ргар помолчал, задумчиво теребил бороду. Седые брови сошлись на переносице, на лбу образовались даже не морщины, а целые ущелья. Молодые гномы не рискнули тревожить мыслительный процесс своего предводителя. Поэтому Бран прожигал меня взглядом, а второй, имя которого я так и не выяснил, отвернулся к стене, рассматривал картины, любовался, цокая языком и причмокивая.

— Вот что я тебе скажу, маг, — громыхнул Ргар, решив что-то для себя. — Мне все равно, как и что ты будешь делать, но наше оружие должно стать волшебным. Мы придем через неделю. И если не будем довольны результатом, то ты пожалеешь, что вообще родился на свет.

— Но-но! — возмутился я. — Как я это сделаю?

— А это уже твои проблемы, маг, — хмыкнул гном. — Меня детали не волнуют, главное результат. Ребята, давайте ваши железяки. Господин маг согласен помочь.

Гномы весело заржали, еще бы, Ргар такую шутку отмочил. Сложили в угол рядом с посохом свои топоры и мечи, двинулись к выходу. Я растерянно посмотрел на все это добро, беспомощно развел руками.

— И еще… — Ргар пропустил молодых вперед, а сам задержался в дверях — Не пытайся сбежать из города, маг. Мы найдем тебя, где бы ты ни спрятался. И даже брат-оборотень тебя не спасет.

Глаза гнома угрожающе блеснули, он ухмыльнулся. Показал, гад, что знает, где меня искать в случае чего.

— Да понял я, понял все! — буркнул я. — Не сбегу.

— Надеюсь, — веско произнес Ргар. — Иначе дам разрешение Брану тебя немножечко поколотить. А он страсть как это дело любит.

Гномы ушли. Я услышал тяжелый топот, веселый гомон грубых голосов. Как же, мага застращали, развлеклись как следует.

Я сел на постель, тупо посмотрел на груду блестящего смертоносного металла. Вот так влип! В голове пусто и гулко, страх прошел, осталась лишь усталость и равнодушие. Бежать из города бесполезно, гномы достанут везде. Да и не хочется мне это делать. Тут работа, друзья, родственники. Надо придумать, как сделать то, что хотят эти бородатые коротышки. Но в голову ничего не лезет, с теми знаниями и силами, какие есть сейчас, мне это не осилить. Хоть в петлю лезь.

Дверь прикрыл, задвинул засов. Надо бы спать, да сон как рукой сняло, В голове тучей мошкары роились мысли, тело тряслось, словно от холода. Полез под подушку, достал мешочек с золотом. Пару монет бросил в карман, остальные после долгих раздумий засунул в дырку, что расковырял в матраце. Тайник аховый, но пока сойдет.

Сходил на первый этаж: там кухня. Вернулся с кружкой кипятка. Заварил травяной чай, стал давиться горячим напитком. Надо хоть как-то успокоиться. За окном уже совсем темно, в комнате так вообще ничего не видно. Достал с полки несколько свечей, зажег плетением. Золотистый свет разогнал мрак, стало гораздо уютнее.

В дверь постучались. Негромко, но твердо. Я почему-то совсем не удивился.

— Да-да, войдите, — буркнул я. Потом вспомнил, что запер дверь, ругнулся и пошел открывать.

На пороге маячил городской стражник. Высокий плотный мужик, глаза красные, уставшие, то ли бессонница замучила, то ли со спиртным перебрал. Кольчуга старая, рваная, кое-как заштопана, панцирь весь в царапинах и вмятинах. Ладонь на рукояти меча. Меня не опасается, просто профессиональная привычка, что проела в подсознание с годами службы.

— Чем могу быть полезен? — произнес я успевшую надоесть фразу.

Стражник расслабился, посмотрел на меня уже не настороженно, а с интересом.

— На тебя жалоба, парень, — сказал он. Голос хриплый, пропитой.

— Госпожа Свара? — понял я.

Вот злобная… женщина. Все-таки не поленилась сбегать в магистрат и наябедничать. Видать, так достала всех, что решили послать одного служивого, чтоб только отвязалась.

Он кивнул, в глазах жалость пополам со смешинкой.

— Говорит, ты ей дом всякими каракулями исписал.

— Угу, — фыркнул я. — Хорошо хоть в чернокнижии не обвинила.

— А могла? — стражник усмехнулся в усы.

— А то!

— Идеальная теща, — хохотнул он. — Ну да ладно, собирайся парень, пойдем в казарму.

— Может, не надо? — спросил я жалостно.

Уж очень не хочется переться куда-то на ночь глядя.

— Надо, парень, надо, — вздохнул он. — Жалоба есть, значит, ты должен объясниться перед начальником стражи.

— Великолепно! — воскликнул я. — Просто чудесно! Здорово-то как!

То гномы-вымогатели приходят, то тетка Свара со своими бреднями, теперь стража пожаловала. Ну что за вечер такой!

— Что с тобой, парень? — изумился блюститель закона, даже отодвинулся чуть: а ну как я бешеный, еще слюнями забрызгаю.

— Да так, — вздохнул я. — Просто достало все…

— Понимаю, — сочувственно пропыхтел стражник. «Ничего ты не понимаешь! — подумал я зло. — Не тебя занесло ночью на проклятую мельницу, не тебя хотела сожрать потусторонняя тварь, не тебе угрожают расправой гномы, и даже не тебя достает баба, страдающая маразмом!»

— Может, как-то иначе попробуем все решить? — спросил я и позвенел монетами в кармане.

Глаза стражника алчно блеснули, он даже ладонь протянул, но опомнился, отдернул руку. Опоздал, понял я, тетка Свара уже успела заплатить ему. А служака даже остатки совести имеет. Мог бы и с меня содрать, а потом виновато развести руками: мол, извини, паря, не получилось.

— Не-а, — стражник прокашлялся, устало моргнул покрасневшими глазами. — Собирайся, пойдем.

Я плюнул в сердцах: не драться же с этим мужиком в железе! Делать нечего, надо идти. Загасил свечи, запер комнату. Все это время страж порядка сопел за спиной, бдел, чтоб я не сбежал.

Тетки Свары ни на лестнице, ни в холле не оказалось. Заперлась, наверное, в своей каморке, смотрит в замочную скважину и злорадствует.

Как шли по ночному городу, помню смутно. Я думал о своем, а стражник делал вид, что конвоирует меня. Хорошо хоть знакомых не встретил, а то завтра по городу пронесся бы слух — Эскера повязали, допрыгался маг недоделанный!

— Доставил, ваше благородие! — отрапортовал служака, когда вошли в казарму.

Начальник стражи сидел за тяжелым дубовым столом, корябая перышком по листу бумаги: лицо возвышенное, в глазах свет музы. Стихи, что ли, пишет? Я глянул — нет, рапорт сочиняет.

Офицер очнулся, принял вид деловой и строгий. Молодой еще, и сорока нет, весь щеголеватый, напомаженный. Видать, рвется вверх по служебной лестнице, своим задором и энергией зарабатывает очередные звания.

— Тээк-с, — пробормотал начальник стражи, пригладил пальцем аккуратные усики. На меня глянул строго, испытующе.

Жестом отпустил подчиненного. Тот облегченно вздохнул, щелкнул каблуками и поспешил удалиться.

— Итак, заключенный, признавайся! — строго сказал он.

— В чем?

Офицер удивленно моргнул, явно сбитый с толку вопросом.

— Ну как же, — начальник стражи попробовал вернуть разговор в нужное ему русло. — Что убил купца Трита и присвоил деньги.

— Не убивал я никого, — изумился я, — вы путаете, капитан.

— Отпираешься! — прошипел офицер. — Зря. Признавайся, наказание меньше будет. За чистосердечное, так сказать…

— Да не в чем мне признаваться, — засмеялся я нервно. — Лишь в том, что моя персона не нравится хозяйке доходного дома, в котором живу.

— Не понял, — офицер сделал большие глаза. — Тебя что, не Васком Чернявым зовут?

— Вообще-то меня зовут Эскер Гар, — хмыкнул я, устав настолько, что бояться еще и начальника стражи просто не было сил. — Я маг-механик, работаю в мастерской Логана, живу на Тополиной улице. Что еще рассказать?

— Так ты купца не убивал? — тупо спросил офицер.

— Ну я же не Васк Чернявый! — злорадно ответил я.

Офицер нахмурился, поскреб макушку. На лице искреннее недоумение, даже растерянность.

— Опять схалтурили! — зло рявкнул он. — Бестолочи! И как можно работать с такими людьми?

— Но ведь как-то работаете, — заметил я.

— Не работа, а балаган какой-то, — офицер устало махнул рукой. — Ладно, давай смотреть, что с тобой. В чем провинность и какое наказание должен понести.

Разобравшись что к чему, офицер долго смеялся, а потом посоветовал перебраться на другую квартиру или же купить себе дом. Я честно и от всей души заверил, что так и поступлю. Начальник стражи помучил меня вопросами — ему-то в любом случае отчет составлять — и отпустил на все четыре стороны. Спустя полчаса после ареста я вышел из казарм.

На улице похолодало: время уже не детское, за полночь. Я немного постоял, подышал воздухом. Надо идти домой. Спать уже и не хочется, с такими-то приключениями, но отдохнуть надо, завтра тяжелый день. Нужно придумать что-то насчет голема, наметить план работ, измыслить, как отвязаться от гномов. Это первым делом. А потом уже решать с посохом и книгой. Уж очень хочется узнать что-нибудь насчет Серого Ордена. Тут кроется какая-то тайна. И если уж коснулась меня, то надо разобраться.

От казарм до моего дома недалеко, минут двадцать ходу. В такой поздний час масляные фонари давно уже потухли, так что шел я практически в полной темноте. Но город знаю хорошо и ямы с лужами обычно обхожу загодя. Людей почти не было, последние гуляки, что еще могли передвигаться на своих двоих, расползались из трактиров. Иногда звенели доспехами наряды стражников, но эти мне были не страшны. Во-первых, я трезвый, во-вторых, тихий и неподозрительный, а в-третьих, в кармане пропуск, выписанный начальником стражи.

Я залюбовался: небо безоблачное, черное поле светится яркими цветками звезд. Вот ведь странно, подумалось мне, мы так много знаем о себе, об окружающем мире, но до сих пор никто не сказал, что же такое звезды. Большинство верит, что это глаза богов или духов смотрят на нас из черной мглы безвременья. Маги откровенно плюют на этот вопрос, им и на земле проблем хватает. В небо смотреть некогда. И только один знакомый астроном уверял меня, что звезды — другие миры, возможно обитаемые. Я склонен верить в это. Не знаю почему, но мне нравится думать, что где-то далеко, в ином мире и в ином времени, живет такой же парень, как я. Точно так же работает, любит, ненавидит. И тоже хочет вырваться из оков серой повседневности, жить, дышать полной грудью.

Хотя я-то сейчас дышу, и еще как, только бы не передышаться. Приключение на приключении. Может, сходить в храм, богам жертвы принести? И шепнуть, что желания так буквально понимать нельзя. Эх, было б все так просто.

Центральные улицы остались позади. Я свернул в переулок: через десяток шагов мой дом. Заберусь в постель, забаррикадирую дверь, чтоб никакая тварь не потревожила, допью холодный чай и постараюсь уснуть.

Мечты имеют обыкновение сбываться. Но не всегда. Чьи-то крепкие руки схватили меня за шиворот, и в тот же миг я почувствовал у горла холодный металл.

— Не дергайся! — прошипели мне на ухо. — А то порежу.

И почему я не удивился? Закон подлости какой-то.

Я послушно застыл, даже дышать перестал. Геройствовать глупо, перережут горло, и делу конец. Страшно? Еще бы. Умирать не хочется. Но я так привык бояться, что уже и не замечаю этого чувства.

В голове промелькнули варианты действия. Так, бьем по ноге шипуна, красиво выворачиваемся и бежим прочь… Или нет, бросаю плетение, разрушающее металл, опять-таки бью по ноге, или даже в пах, там больнее, все мужчины знают, и бегу, бегу-у-у… Опять глупости, заклятию нужно время, чтобы разрушить металл, а ночной гуляка успеет почуять неладное, воткнет уже наполовину рассыпавшийся нож в яремную вену. Да и кто может поручиться, что эта железка у него единственная? Даже если удастся вырваться, не получу ли я метательный нож в спину? Звать на помощь тоже глупо, геройствовать никто ради меня не будет. Что же делать? А ничего. Узнаю, что хочет этот… нехороший человек, а дальше как получится.

— Что… что нужно? — прохрипел я полузадушенно.

— Заткнись! — попросил меня все тот же человек. Голос холодный, угрожающий. — Цыпа, хватит ворон ловить, иди сюда!

Рядом завозились, послышался шум шагов. В тусклом свете звезд увидел темный силуэт. На меня пахнуло мощной смесью ароматов: перегар, чеснок и гнилые зубы.

— Що такэ, Ледыжко?

— Цыплак, не тупи! — зарычал тот, что меня держал. — Мы работаем или дурку валяем?

— Працюемо, Ледыжко, звистно працюемо…

— Ну так хорош сопли жевать! — разъярился Ледышка. — Гляди, тот или не тот?..

Я мысленно присвистнул. Надо ж так попасть! Цыплак и Ледышка — довольно известные в Генте наемные убийцы. Профессионалы. Я их никогда не видел, но слава, как говорится, летит впереди. Ледышка — в прошлом простой разбойник, но со временем ушел с большой дороги и стал зарабатывать на жизнь, выполняя деликатные поручения сильных мира сего. Благодаря своей жестокости и цепкому уму смог выбиться на вершину душегубской лестницы. Цыплак — окранский иммигрант, приехал в Гент в поисках легкого заработка лет пять назад. Но батрачить в шахтах или быть литейщиком не захотел, стал потихоньку приворовывать, а потом и убивать. Убежать от таких у меня не получится.

Зарежут в любом случае. Но что за разговоры — тот, не тот? Ищут, что ли, кого?

Цыплак завозился, тихо заматерился на жутком для слуха окранском диалекте, но наконец что-то щелкнуло, и мне в лицо ударил узкий сноп неяркого красноватого света. Потайной фонарь! Такие в основном воры используют. Маленький, и света со стороны почти не видно.

Я заморгал, ослепленный, и в который раз пожалел, что не ликантроп: у тех глаза мгновенно приспосабливаются к любому освещению.

— Ну что, Цыпа? — занервничал Ледышка. Рука чуть дрогнула. У меня внутри все похолодело: одно неверное движение убийцы — и завтра меня будут оплакивать. Или ие будут. Но мне, в общем-то, будет уже все равно.

Фонарь дернулся из стороны в сторону, осветил мне грудь и руки.

— Нэ знаю, Ледыжко, — задумчиво сказал второй злодей. — Вроде бы тот, но не зовсим…

— Вот придурок! — разозлился Ледышка. — Тебе ж описание давали. Ты что, запомнить не мог?

— Нам на мага заказ давалы, — плаксиво сообщил Цыплак, — а цэй якысь… нэпохож на мага. Мантии нэ-мае, ты же знаешь, що маги уси в мантиях та балахонах ходють. А цэй не маг, видразу видно.

— Ну хоть морда похожа? — зарычал Ледышка.

Его напарник долго светил мне в лицо, цокал языком, что-то бормотал себе под нос. А я в который раз возблагодарил свою привычку не носить дурацкие балахоны. Эти ребята ищут какого-то чародея, насолившего их заказчику. А я не очень-то и похож на мага. В душе шевельнулась робкая надежда — вдруг отпустят? Может, обойдется все?

— Нууу… у прынципи похож, — задумчиво пробормотал Цыплак. Нож у моего горла опасно натянул кожу. — А з иншого боку и не похож…

Нож немного отодвинулся, но все еще неприятно давил.

— Цыплак, ты определись, — ласково попросил Ледышка. — Я в первый раз доверил тебе такое, а ты тупишь!

— Я нэ туплю, Ледыжко, — заныл горе-убийца. — Но мантии ж нэмае, значить, не маг цэ… Да и по описанию у того мага должен посох быть…

Посох? Вот это уже интересно! Кому мой посох уже приглянулся? А ведь и дня не прошло, как он у меня.

— Тьфу, придурок! — сплюнул Ледышка. — Попомни мои слова, сменю напарника, будешь знать. А сам на первом же деле проколешься. Мозгов совсем нет.

— Ну Ледыжечко! — обиженно заголосил картавый. — Я знаю, ты умный! Мэни до тэбэ ого-го, як…

— Ладно, заткнись! — резко оборвал напарника убийца. — Потом разберемся. Сейчас надо решить, что делать с этим.

— А що… — глупо хихикнул Цыплак. — Чик по горлянци, и в канаву!

— Тебе бы все по «горлянци», — передразнил Ледышка. — И так за нами след тянется. Помнишь, что мастер в гильдии говорил? Без нужды не убивать!

— А щэ вин казал, що свидкив оставляты нэ мож-на! — возразил Цыплак. — Так що чик по горлянци…

— Ты когда-нибудь заткнешься? — устало пробурчал Ледышка. — Я думаю.

— Усэ-усэ, молчу-молчу.

Нож немного отодвинулся от моего горла. Лишь тогда я понял, что все это время не дышал. Я захрипел, протолкнул в легкие неожиданно твердый, как камень, воздух, закашлялся.

— Отвечай честно, парень, — прошептал мне на ухо Ледышка. — Тогда, может, мы тебя отпустим. Понимаешь, что я говорю?

Я попытался кивнуть, но вспомнил про нож. Не хватало еще по собственной глупости зарезаться. Голос куда-то пропал, получалось только пищать. Тоненько так, по-мышиному. Я прокашлялся, кое-как угукнул. Ледышка правильно понял, немного расслабился.

— Молодец, парень, — одобрительно прошептал убийца. — Быстро соображаешь. А сообразительные живут немного дольше тупых. Теперь отвечай. Знаешь, кто такой Эскер Гар?

Я чуть не брякнул, что да, знаю, это ж я. Но вовремя спохватился. Мне стало страшно уже всерьез. Эти ребята ищут не какого-то там неизвестного мне мага, а именно меня. Незнакомых чародеев пусть режут хоть пачками, мне не жалко, но они твердо вознамерились найти меня. Правда, еще не знают, что Эскер Гар уже в их руках, но я не собираюсь им это сообщать. Навряд ли они искали меня, чтобы пивом угостить или анекдот рассказать. Но все отрицать тоже нельзя, а то Цыпа решит, что от бесполезного свидетеля надо все-таки избавиться.

— Я не знаком с ним, — прохрипел я.

— Плохо, — ласково прошептал Ледышка и надавил ножом. Лезвие чуть рассекло кожу, я почувствовал, как по шее побежала тоненькая струйка крови.

— Стой! — взвыл я, — Я хотел сказать, что близко его не знаю. Зато знаю, где он живет, где работает, как отдыхает.

— Умница! — одобрительно хмыкнул убийца. — Говори!

У меня в голове пронеслась тысяча мыслей, ведь от следующих слов зависела моя жизнь.

— Если уважаемые уби… уважаемые господа позволят, я вас приведу к Эскеру, — прошептал я.

— Каким образом? — фыркнул Ледышка. — А может, ты обманываешь меня, чтобы спасти свою жалкую жизнь?

— Мне нет нужды обманывать вас, — заверил я. — Ведь вы всегда можете снова найти меня и отомстить. Вы же профессионалы.

— Ну да, мы такие… — задумчиво произнес Ледышка. — Все верно. Говори дальше.

Я вздохнул с облегчением: если слушают, значит, пока убивать не станут.

— Дело в том, что я работаю вместе с этим Эскером, — вдохновенно врал я. — Достал он меня, мочи нет. Все пряники от начальства ему, задницу лижет, всех подставляет. В общем, тварь поганая… И если вы его того, то я ничуть не огорчусь. И даже помогу. Выведу к вам, сделаю все в лучшем виде.

— Соблазнительно, — прошептал Ледышка после некоторого раздумья. — Почти работать не надо. Лишь самое основное сделать, и все. А если ты говоришь, что хочешь наказать гада…

— Да-да, Эскер Гар — тварь еще та! — поспешно вставил я. Нехорошо, конечно, себя так ругать, но уж лучше сам, чем другие.

— Заткнись! — рявкнул убийца. — Похоже, ты не врешь… Но когда ты сможешь привести его к нам?

Я на мгновение задумался, в голове полный бардак. Не скажешь же, что через полчасика выведу на веревочке как козу, нужно потянуть время. Но и длительные сроки нельзя ставить, а то решат, что издеваюсь.

— Через неделю, — пискнул я, — через неделю буду пить с ним в трактире пиво. Тогда и подам вам знак.

— Щось дюже довго, — подал голос Цыплак.

— Надо время, чтоб в доверие втереться. Эскер — тварь недоверчивая, да и вас загодя предупредить…

— Ладно, — заколебался Ледышка. — Цыпа, что там со сроками?

— Два тыждни, так що часу выстачает. Захват ослаб, нож убрался от моего горла.

— Тебе повезло, парень, — хмыкнул Ледышка. — Работай. Мы найдем тебя через пять дней, отчитаешься. И не вздумай нас надуть, убьем!

— Нет-нет, я и не думал… — пробормотал я.

— То-то! — хихикнул Цыплак. — А то чикнем по горлянци и в канаву… Ледыжко, ходимо пыво пыть! А то щось запрацювалысь…

Меня отпустили. Я обернулся, но смутные тени убийц уже слились с тьмой. Надо же, даже шагов не слышно, наверное, сапоги носят на мягкой подошве. Ноги подогнулись, я осел на землю, где стоял. Слышно было: сердце стучит, стучит… Хорошо, что стучит, а ведь могло остановиться. С аргументом в виде длинного ножа спорить трудно.

Я всхлипнул, нервно захихикал. Все-таки перепугался очень сильно.

Что-то я очень популярный стал, подумалось мне, впору загордиться. Скоро убийцы за мной табунами будут ходить. А все-таки? Кому я мог так насолить? Да и упоминание о посохе… Странно, очень странно. Мой посох никто не видел, я о нем никому не говорил, хотя… может, заметили в то утро, когда шел по городу после ночных приключений на мельнице? Но что толку гадать? Все равно так и не узнаю. Разве что у этих Цыплака и Ледышки спросить. Но это чревато, да-да, чревато. Правда, еще не знаю, как отвязаться от убийц, сумел лишь отдалить момент истины. Но перед смертью, как говорится, не надышишься. Разве что как-то обмануть. Но как?

С трудом поднялся. Да, крепко меня прихватило: шатает, трясет, везде чудятся бандиты, убийцы, потусторонние твари с длинными зубами и черными провалами вместо глаз. Кое-как добежал до двери дома, взлетел по лестнице на родной чердак, долго не мог открыть дверь трясущимися руками. Наконец справился, ввалился в комнату и прижался к стене. Немного отдышался, подхватил кружку с остывшим чаем, осушил залпом. Громко и грязно выругался. Полегчало.

Дверь запер на ключ и засов, потом долго остервенело накладывал плетение за плетением. А когда успокоился, дверь в магическом диапазоне стала похожа на стальную плиту. Без боевой магии фиг откроешь. Проделал то же самое с окном: мало ли что! На душе полегчало. Разделся и залез под одеяло. Думал, не смогу заснуть, но почти сразу же провалился в благословенную тьму.

Мне опять снился Мгир. Но этот сон не был таким четким и ясным, как в прошлый раз. Так, обрывки того, обрывки сего. Сцены каких-то битв, части разговоров, кровь, убийства, опять битвы…

Проснулся усталый и разбитый, словно не спал, а всю ночь бегал, прыгал, с кем-то сражался. Хотя отчасти так и было. Вчерашний вечер был насыщен неожиданностями и неприятными сюрпризами.

Умылся, заварил чай, сел на кровать и стал думать.

В общем, так. Разложим все по полочкам. Во-первых. Кто-то хочет меня убить. А зачем? Убийцы обмолвились, что ищут мага Эскера, у которого якобы есть посох. Ключевое слово — посох. Значит, история с наследием мертвого мага гораздо серьезней, чем я думал. Кто-то боится то ли самого посоха, то ли человека, что может его носить. А кто может носить? Либо маг, умеющий пользоваться, либо необученный новичок, которому он случайно достался. Логично? Логично. И этот человек… либо не человек боится появления чародея, владеющего древней магией. Видимо, он может чем-то помешать. И этот некто нанимает убийц для подстраховки, чтобы устранили пусть призрачную, но угрозу. Кроме того, нанимателю каким-то образом удалось узнать мое имя, где живу, описание внешности. А вот с одеждой прокололся, Цыплака и Ледышку смутило, что я не в мантии. Ну да, как еще мага отличишь — рога не растут, хвоста нет, из ноздрей дым не валит. Лишь по мантии.

А во-вторых, у меня остается еще две проблемы. Как сделать в одиночку дурацкого боевого голема и как зачаровать гномам оружие. Ну с первым более-менее понятно: схожу в библиотеку, почитаю, придумаю что-нибудь. А вот со вторым… Я могу менять свойства материала, но придать предмету ярко выраженные магические свойства не в силах: ведь для этого нужно привязать к нему источник энергии. Подходящих артефактов под рукой нет, а напитывать Силой стихии я не могу, ибо не владею… Замкнутый круг.

И что со всем этим делать? А Мрон его знает! Пока удалось лишь оттянуть неизбежное. А что делать с гномами, а с убийцами? Времени у меня — чуть меньше недели. Выкручивайся как хочешь.

Я вздохнул, выпил чай и стал собираться на работу. Может, со временем осенит, а пока буду заниматься текущими делами.

Тетки Свары в холле не оказалось. Наверное, правда испугалась, что прокляну. Ну и ладно, мне же лучше, хотя язык чешется высказать ей все, что думаю, а потом еще и добавить пару крепких словечек. Начальник стражи правильно сказал — квартиру надо менять. Или же купить где-то в предместьях хороший недорогой домик. Деньги-то теперь есть. Так и поступлю — если, конечно, выживу.

Утро выдалось знойное: солнце висит в небе, словно раскаленный круглый щит, палит немилосердно, хотя только семь часов. Прохожие почти все в шляпах, стараются скрыться от лучей светила. Почуяли заработок водовозы, ездят по городу на своих повозках, предлагают свежую родниковую воду. Больше чем уверен, что набрали бочки в ближайшем к городу озерце или речке. А потом просто пропустили через фильтр. Но люди не протестуют, охотно покупают воду, им на такие тонкости плевать. Сказали — родниковая, значит родниковая.

— Эскер! Эскер, Мрон тебя задери!

Я вздрогнул, но потом узнал голос Аша. Обернулся. Братец догнал меня, дыша как загнанная лошадь. Вид у него был еще тот: глаза безумные, по лицу стекает мутный пот. От него несет жаром, словно от печи. На выразительном лице досада, даже злость, еще бы — бежать пришлось. Да и за кем? За младшим братом, что — бестолочь несусветная — не умеет устроиться в этом мире.

Аш, как всегда, разоделся броско, со вкусом. Но почему-то в шелковую рубаху и шикарные брюки. Обычно носит красную шитую золотом мантию, модник мронов. Видимо, даже его жара проняла.

— Что такое, Аш? — поинтересовался я осторожно. Чем Мрон не шутит, вдруг у него тоже проблемы.

— Эскер! — он глубоко вздохнул, пытаясь успокоить дыхание. — Ты что сегодня вечером делаешь?

Я призадумался. Действительно — что? Наверное, забаррикадируюсь дома и буду бояться темноты, а также крадущихся убийц.

— До вечера дожить надо, — осторожно сказал я.

— Гар, не тупи! — рявкнул Аш раздраженно. — Ты думаешь, у меня есть время стоять тут и расшаркиваться с тобой? У меня сегодня три заказа.

Я поморщился, даже скривился. Ну что ему сказать? До вечера действительно надо дожить. Но Аш фиг поймет, он вообще слишком быстрый и порывистый, сначала делает, потом думает. Всегда был бесцеремонным, далее нагловатым, а сейчас, когда немного выбился в люди, вообще стал невыносим. Ему нравится командовать, даже повелевать. Обычно Тох осаживает старшего, но брата-ликантропа с нами нет, а меня Аш всерьез не воспринимает.

— Говори, что надо? — рявкнул я. Не люблю грубить родным, но с Ашем именно так и нужно, а то на шею сядет и ножки свесит.

— Так ты свободен или нет? — спросил он, пропустив мой вопрос мимо ушей.

— Да свободен я, свободен, — с ним легче согласиться, а то замучит насмерть.

Аш хитро ухмыльнулся, потом принял вид гордый и значительный, как же — преуспевающий маг. А вот тебе, подумал я мстительно, буду зарабатывать не хуже тебя.

— Сегодня бал в доме мэра, — сказал он и подмигнул мне. — Сечешь?

— Не секу, — фыркнул я. — Объясни по-человечески.

— Ну и тупица ты, Эскер! — всплеснул Аш руками.

— Извини, мысли читать не умею! — отрезал я. Разговор начал меня порядком раздражать, как, впрочем, и любой разговор с Ашем. Старший брат никогда не упустит возможности подчеркнуть, какой он умный, замечательный и вообще самый-самый, а я так — брызги от пива.

Аш воздел глаза к небесам: мол, с кем мне такому великому и далее великолепному приходится общаться. Но все-таки снизошел до объяснений.

— В общем, так, Эскер, мне нужно, чтобы ты появился со мной на балу, — сказал он.

— В качестве пажа? — спросил я с подозрением. С него станется и такое учудить.

— Действительно тупица, — презрительно сказал Аш. — Думаешь, у меня денег не хватит слуг нанять?

— Ну так объясни нормально, Мрон тебя задери! — разозлился я. — А то только и можешь себя нахваливать, да меня ругать.

Аш скривился: ну вот, приходится снисходить до объяснений простому смертному. Наорать-то легче. Но тут он сдержался: знал, что я могу развернуться и пойти по своим делам.

— Понимаешь, Эскер… — сказал он несколько смущенно. — Ну это… в общем, влюбился я. А она хочет познакомиться с моими родственниками. Но Тоха не вытянешь с фермы, сам знаешь, а отец уехал в Лугар. Остаешься ты.

Я так удивился, что потерял дар речи. Мир катится в пропасть, если наш великий ловелас и любитель трактирных шлюшек попался на крючок. Я подозрительно посмотрел на Аша. И правда, похож на влюбленного — глаза горят безумным огнем, лицо кривится то ли от боли, то ли от счастья, весь дерганый, возбужденный.

— А нормально объяснить не мог? — возмутился я. — И кто ж твоя избранница?

— Дочь скифрского дворянина, — выпалил он. — Катрин… здесь по делам.

— Высоко хватил, — хмыкнул я. Аша всегда тянуло к дворянам. Как же — балы, охоты, свора слуг, рыцарские турниры. Романтика, блин. — Смотри, чем выше забираешься, тем больнее падать!

— Да знаю я, — отмахнулся Аш. — Но она такая… такая…

— Ладно, не объясняй, — фыркнул я. — Я все понял. Она самая красивая, самая умная, обаятельная, чудесная…

— Соображаешь, Гар, — вздохнул Аш. — Так ты пойдешь на бал?

— А что там надо делать? — сдался я.

— Познакомиться, немного поболтать. А потом можешь пить, танцевать и веселиться, — быстро сказал Аш. — Эскер, очень надо…

— Ладно, — махнул я рукой. — Уговорил.

Мрон с ним, с этим Ашем. Отказаться, конечно, можно, но потом обид будет лет на сто. Да и не такое уж великое дело — сходить на бал. Хоть немного отвлекусь от дел насущных.

Аш просиял, хлопнул меня по плечу.

— Я пришлю тебе одежду поприличней, — воскликнул он. — А то знаю тебя — припрешься в рванье. Запомни, в восемь у ворот мэрии. Я встречу.

Он махнул мне рукой и затерялся среди прохожих.

— Бабник, — проворчал я под нос. — То шлюхи трактирные, то дворянки. Скоро до принцесс дойдешь. Когда уже остепенишься?..

«А сам-то? — подумал я с горечью. — Сверстники уже по трое-четверо детей настрогали, живут себе потихоньку. А я все никак. Мог бы, конечно, даже собирался. Но Флори предпочла другого. После нее знакомился, встречался. Но надолго меня не хватает. Душа зачерствела, выгорела. А те искры, что еще тлеют, быстро тухнут. Так и останусь холостяком, наверное».

По дороге на работу забежал в трактир, на скорую руку перекусил яичницей с колбасой, запил кофе. Дорого, но надо взбодриться. Когда выходил из трактира, наткнулся на Лека.

— О, кого я вижу! — радостно закричал друг. — Эскер, создатель железных чудовищ! А почему рожа такая кислая и на шее царапина? С мечом целовался?

Лек пышет здоровьем, энергией. Голубые глаза, словно маленькие осколки неба, задорно светятся, даже сверкают. Нос пестреет яркими веснушками. И откуда только повылазили, вчера вроде меньше было.

Я скривился, провел рукой по шее. Царапина, что оставил нож Ледышки, неглубока. Но до сих пор помню мерзкий холодок смертоносной стали, и вообще, как вспомню вчерашний вечер — по спине мурашки. Я был па волосок от смерти. Опасность и сейчас есть, но не такая явная.

— Голову в бочонок с солеными огурцами сунул, и шея застряла, — буркнул я. — А ты чего такой веселый, как обожравшийся кот? Хорошо ночь провел?

— О-о-о… — Лек закатил глаза. — Ммм…

— Все, можешь не продолжать, — отмахнулся я. — И так все ясно.

— Почему? — возмутился Лек. — Я хотел радостью поделиться, а ты, гад, не ценишь!

— Что, и ты влюбился? — буркнул я.

— Мрон с тобой! — перепугался Лек. — Я под каблук не спешу…

— Кто-то вчера сокрушался, что жизнь идет, а постоянства все нет и нет, — поддел я.

— Злой ты, Эскер! — возмутился Лек, — И уши у тебя холодные.

— Когда ты успел потрогать мои уши? — ухмыльнулся я.

Мы шли на работу, Лек что-то весело рассказывал.

Хорошо ему — можно быть беззаботным. А я поддакивал, что-то ляпал невпопад, пытаясь отогнать мрачные мысли.

Логан встретил нас у дверей мастерской, окинул грозным взглядом горящих глаз. Лек как-то сразу сник, бочком протиснулся в дверной проем и поспешил испариться. Я остановился — сейчас будет чистка мозгов, надо выдержать первую волну, потом станет легче.

— Пойдем! — приказал мастер-маг. — Нужно поговорить.

Что-то новенькое, подумал я удивленно. Раньше кроме ругани от Логана ничего не слышал. Но такое внимание тоже не к добру.

Мастер-маг провел меня в святая святых — свой кабинет, усадил в кресло, уселся сам. Долго смотрел в окно, задумчиво жевал губами, что-то бормотал под нос. Потом очнулся, обратил внимание на меня.

— Эскер, что ты думаешь по поводу задания? — напрямик спросил он.

Я чуть не поперхнулся. Как это что я думаю?! Полный идиотизм, а не задание! Он еще спрашивает.

— Ну-у… — протянул я. — Первым делом я хотел бы отпроситься у вас сегодня на полдня. Хочу сходить в университетскую библиотеку, поднять литературу по боевым големам. Эскизы конструкции начну делать сегодня же, через пару дней надо сделать заказ гномам, разработку плетений начну через пару недель…

— Я вообще-то не это имел в виду, — хмыкнул Логан, побарабанил пальцами но столу. — Но мне нравится, как ты себя ведешь. Не начал ныть, что невозможно, а по-деловому строишь планы, ищешь пути. Молодец, не унываешь. Именно поэтому я выбрал тебя. Другой бы на твоем месте уже б паковал вещички, а ты борешься…

— Мне от этого не легче, мастер, — угрюмо пробормотал я. — Но я не могу сдаться без драки.

Логан глянул внимательно, словно мысли хотел прочитать, нахмурил седые кустистые брови, потер подбородок.

— Добро, — кивнул он. — Занимайся. Если возникнут вопросы или понадобится помощь — обращайся, не откажу.

Я встал с кресла, отвесил легкий поклон.

— Спасибо, мастер, — сказал я серьезно. — Так и поступлю. А сейчас с вашего позволения пойду…

— Работай, — кивнул Логан.

Я зашел в заклинательный зал: обычный полумрак, воздух затхлый, тяжелый. Но прохладно, толстые стены не пропускают жару. Полно народа, все смотрят на меня, шушукаются, обсуждают. Все-таки мерзопакостные люди — мои коллеги, им бы лишь сплетничать за спиной да мелкие интриги разводить.

Подбежал Лек, посмотрел выжидающе.

— Ну? — спросил он.

— Ничего особенного, — отмахнулся я, — удачи пожелал и помочь обещал.

— Только и всего? — разочарованно хмыкнул Лек.

— Да, только это, — подтвердил я.

— А-а-а… — протянул друг. — Будешь работать?

— Нет, в библиотеку сейчас пойду.

Я взял со стола несколько листов бумаги, перья, чернильницу с крышкой. Вроде все. Больше ничего не понадобится. Лишь бы найти нужные книги.

Послышался звонкий цокот каблучков, в воздухе расплылся аромат фиалок и сирени. Боги, как я люблю этот запах! Я поднял голову и утонул взглядом в теплых зеленых глазах Мии.

— Убегаешь с работы, Эскер? — спросила она и улыбнулась.

Я полюбовался тоненькой гибкой фигуркой. Как всегда, идеально выглядит. Скромное, но красивое платье, простая прическа, минимум косметики.

— Да, госпожа Мия, — я развел руками, вздохнул. — Меня ждут пыльные книги, запах старины и голодные мыши.

Она удивилась, глаза вспыхнули яркими изумрудами, пухлые губки приоткрылись, обнажили мелкие белые зубки — идеально ровные, красивые. Я вздохнул. В душе, как всегда при виде Мии, поднялось нечто невообразимое, целая буря, чувств, страстей, сомнений… Я встряхнулся: нельзя позволять себе такие слабости.

— А при чем тут голодные мыши? — спросила она.

— Так в библиотеке лопать больше нечего! — заржал Лек. — А книги — пища духовная, жирок не нагуляешь.

Я глянул на него — чего вклиниваешься? Он улыбнулся, замахал руками: дескать, я что, я ничего, и вообще тут стою тихонько, никому не мешаю.

Мия засмеялась, красиво вскинув головку. Кожа на шее гладкая, нежная, создана для поцелуев.

— Про мышей я пошутил, — проворчал я.

— Я поняла, — сказала Мия, все еще смеясь. — Ладно, я пошла, мальчики, работы очень много. Не балуйтесь.

— Не будем, — ответили мы хором. Посмотрели друг на друга: ну прям два болванчика игрушечных, засмеялись уже от души.

Мия ушла в дальний конец заклинательного зала. Вся чистая, свежая, от нее словно исходит какое-то чудесное сияние. Маги на ее фоне смотрятся бледными потусторонними существами, мерзкими пауками: чувствуют свет и забираются поглубже в тень, провожая Мию неприязненными взглядами.

— Эскер, не пялься так, — тихо хихикнул Лек и толкнул меня локтем в бок.

Я очнулся, даже помотал головой.

— Ничего подобного, — смущенно пробормотал я.

— Ага, как же, — друг растянул рот до ушей. — Если ты не пялишься, то я мэр города. Кстати, по мне так она слишком худенькая, да и грудь…

— Лек, заткнись, — рыкнул я. — Что ты любишь баб с выменем до пояса, я знаю, но… э-э-э… Просто заткнись, ладно?!

— Все, молчу-молчу, — хохотнул Лек. — Кстати, помнишь, о чем я тебе вчера говорил? Циркачи приезжают, пойдем смотреть вечером?

— Не могу, — вздохнул я. — Меня брат на бал к мэру тянет, хочет познакомить со своей суженой.

— Понятно, — разочарованно вздохнул Лек. — Придется идти одному. Но ты вроде бы не очень любишь брата, может, откажешься?

Я подумал, потом мотнул головой.

— Аш, конечно, редкая сволочь, — вздохнул я. — Но ты не прав. Я люблю его. Мы выросли вместе, ели из одной миски, защищали друг друга. И отказать ему не могу.

— Люди растут, взрослеют, — неожиданно серьезно сказал Лек. Я удивленно глянул на обычно беззаботного друга. Он развел руками: мол, не хотел я вот так, не хотел, само получилось, извини. — Взрослеют… и меняются.

— Все может быть… — растерянно пробормотал я. — Ладно, Лек, мне пора, заболтался с вами, а время летит.

— Иди, книжный червь, глотай пыль веков! — Лек встал в позу мессии. — Да смилостивятся над тобой боги!

— Иди к Мрону, шутник! — засмеялся я. — Все, ждите меня после полудня.

А в заклинательном зале мастерской не так уж и плохо. Темно, но зато прохладно. Пока шел через ремесленный район, рубашка промокла от пота, прилипла к спине. Солнце словно взбесилось: лупит жаркими лучами-копьями. Город точно большая духовка — медленно спекает людей. Навстречу попадаются распаренные красные рабочие, по мускулистым телам стекает пот, пьют воду ведрами, кое-кто даже обливается. Но это не помогает, от жары не спастись даже в тени.

Я прошел через полгорода, потом не выдержал, забежал в первый попавшийся трактир и выпил холодного, разведенного водой вина. Легче, конечно, не стало, но хоть язык перестал липнуть к небу.

Дорога до боли знакомая, пять лет ходил этими улицами. Сам университет находится в центре, недалеко от мэрии. Вокруг чудесный парк, почти лес, многочисленные фонтаны делают воздух свежим и прохладным. В студенчестве мы с сокурсниками любили отдыхать здесь, прятаться от солнца и лекций, дуть пиво, веселиться. Сейчас тут безлюдно: у студентов каникулы, все разъехались кто куда.

Я прошел через парк, остановился у фонтанов. Возникла мысль — а не искупаться ли? Бассейны в фонтанах глубокие, до пояса, да и людей вокруг нет, никто не будет кривиться и бурчать, что молодежь совсем распоясалась. Соблазнительно. Но нельзя, времени в обрез.

Вскоре показались корпуса университета. Всего пять. Главный — тут располагается администрация, деканаты и Кафедры основных дисциплин, корпус механиков и строителей, мой родной, чуть дальше корпус лекарей и ликантропов. В стороне затерялось здание главной лаборатории, а еще дальше библиотека. Наш университет маленький, учит всего четырем специальностям, что востребованы в городе. Механики, строители, лекари… ликантропы уже постольку поскольку, больше в довесок. Года три назад поднимался вопрос о том, чтобы создать факультет боевой магии, но мэр воспротивился. Оно и понятно, денег уйдет немало, а боевики в нашем мирном краю не нужны. Так все и заглохло.

Я прошел перед главным корпусом. Тихо, лишь шум ветра и чириканье воробьев, где-то под крышей здания воркуют голуби. Бродячий пес, что устроился на лужайке в тени корпуса, сонно глянул на меня, убедился, что внимания не достоин, особой опасности тоже не представляю, и отвернулся. Тяжелые двери наглухо заперты, преподаватели в отпусках, отдыхают от студентов перед началом нового учебного года, темные окна подслеповато щурятся, смотрят на меня лениво и равнодушно. Рядом со зданием статуя: человек с большущей книгой в руках. По легенде — один из основателей университета, но теперь даже преподаватели не помнят имени. Каменный человек смотрит хмуро, предостерегающе, раскрытая книга в руках так, для порядка. Не ученый, а боец, которому зачем-то всучили непонятный предмет: мол, подержи, друг, сделай умный вид.

Иду по аллейке. Высокие тополя почти не дают тени, воздух плавится от жары, дрожит. Пот стекает по лбу, щиплет глаза. Вытираю тыльной стороной ладони, но без толку, из пор тут же вновь проступает испарина. Теперь уже немного осталось, за поворотом будет библиотека.

Я повернул, остановился в нерешительности. Мрачное серое здание казалось пустым, заброшенным. Тут же возникла мысль — а не зря ли я шел сюда через весь Гент? Может быть, библиотека тоже закрыта на лето. Студентов на каникулах сюда не затянешь: дураков нет учиться, когда можно отдыхать, пить пиво, развлекаться с девочками, купаться в речках и озерах возле города. Хотя нет, кто-то же должен быть тут, хотя бы сторож или смотритель.

Я подошел к толстой дубовой двери, дернул за ручку: закрыто. Я постучал. Тишина. Окна темные, ни проблеска света, ни смутного движения. Зря надеялся, что ли? Разозлился и стал лупить по двери кулаком. Не дозовусь никого, так хоть раздражение сорву.

— По голове себе бей, идиот! — раздался за спиной скрипучий голос.

Я вздрогнул, резко обернулся. Старик, просто старик. Не гном, не убийца. Обычный дед, высохший, седой. Стоит, опираясь на трость, теребит куцую козлиную бороденку, на меня смотрит с недовольством и злостью.

— Вы кто? — спросил я испуганно.

— Я смотритель библиотеки, — проворчал старик. — А вот ты кто, молодой человек? И зачем ломишься сюда, как конь в стойло?

— Понимаете… э-э-э… — смутился я — Я выпускник университета, недавно защитил диплом… э-э-э… работаю в мастерской Логана…

— Короче! — приказал старик. — Не жуй сопли, молодой человек, они невкусные. Говори по существу.

А дед-то с характером! Интересно, так уверенно про сопли говорит, сам, что ли, пробовал… Но лучше не спрашивать, обидится и точно в библиотеку не пустит.

— В общем, мне нужно посмотреть книги, где упоминаются боевые големы, — вовсе смешался я. — Это очень важно. Меня могут выгнать с работы…

— Ты думаешь, меня волнуют твои проблемы? — сварливо спросил дед. — По мне, пусть тебя хоть умертвия сожрут, не жалко.

Я совсем расстроился. Не хотелось возвращаться в мастерскую ни с чем. Наверное, мое огорчение как-то отразилось на лице, потому что старик немного смягчился.

— Если ты только защитил диплом, то формально являешься студентом университета еще целых две недели, — сообщил он мне с недовольством. — И я не имею права запретить тебе войти.

— Это значит…

— Значит, пойдем, — фыркнул старик. — Ну что за молодежь пошла тупая! В мои годы все было другое, и женщины скромнее, и парни умнее… Ходят тут всякие. Отошел позавтракать, оставил библиотеку без присмотра, а ищущие знаний норовят дверь выбить…

Дедок оттеснил меня, стал отпирать дверь большим ключом. Я глянул заинтересованно — гномья работа: форма ключа довольно хитрая, простой ремесленник такую не сделает, да и секреты, наверное, есть. Старик ругался, бурчал под нос, кряхтел и сопел. Видно было, что я ему не нравлюсь, но раз уж согласился, отступаться от своих слов как-то стыдно.

Старик открыл дверь, пропустил меня внутрь, зашел следом. Я оказался в знакомом холле: бывал здесь много раз, когда еще студентом прибегал за книгами. Но сейчас тут темно, окна зашторены, светильники не горят. Смотритель повозился в углу, зажег маленькую масляную лампу.

— Пошли, что ли, — проворчал он. — Будем искать тебе литературу.

Он провел меня в дальний зал, совсем темный — окон нет, пахнет пылью, бумагой, плесенью. Повсюду стройными рядами стоят шкафы, забитые книгами, книлсками и даже книлсонками, у дальней стены стеллажи со свитками. Очень тихо. Воздух затхлый, сквозняков нет, а вентиляционные отверстия давным-давно засорились. Лампа в руках старика едва-едва отгоняет тьму, по стенам бегают жуткие тени.

Смотритель поставил лампу на ближайший стол, куда-то исчез, но тут же вернулся с тремя толстыми и длинными сальными свечами.

— Траться тут на вас, — проворчал он.

Вставил свечи в большой бронзовый подсвечник, стал шарить по карманам. Я решил помочь, бросил плетение огня. Фитили на свечах тут же зашипели, вспыхнули ярким желтым пламенем. Тьма отодвинулась еще дальше, спряталась среди шкафов, под столами.

— Дурак! — старик не удивился моей выходке, лишь разозлился еще сильнее. — А если бы промазал? Знаешь, сколько здесь бесценных трудов?

— Простите, — шепнул я.

Темнота давила. В таких местах чувствуешь себя неуютно, скованно. Вокруг так тихо, что говорить громко кажется кощунством. Но старик, наверное, привык, па него это не действует. Ведет себя свободно, может, даже песни горланит, когда остается один.

— Перед магистрами извинишься, когда за порчу бесценных книг пятки поджаривать будут, — проворчал смотритель. — Что тебе конкретно надо?

— Что-нибудь по боевым големам, — попросил я, — Конструкции, модели плетений, виды астральных сущностей, что применяются для оживления…

— Так-так… — дед пожевал губами, наморщил лоб. — Есть одна хорошая книжка. Ты посиди тут пока, а я схожу, поищу. И ничего не трогай, руки поотрываю!

— Хорошо-хорошо, — закивал я. — Буду тише воды…

Старик прихватил свою лампу и, покряхтывая, вышел из зала. Наверное, искомая книга хранилась в другом отделе библиотеки.

Я поежился: жутковато тут как-то одному. Тишина давит почти физически. Даже мыши не шуршат. А есть ли они тут? Будь я мышкой, ни за какие коврижки не жил бы в таком мрачном месте. Свечи освещают небольшой участок зала, за кругом света — кромешная тьма, плотная, густая как кисель, но самая обычная, неживая. Хотя после той ночи на проклятой мельнице страшна даже эта темнота. Кажется, вот-вот кто-то выпрыгнет, зубастый и клыкастый, вопьется в шею, заурчит от наслаждения…

Я помотал головой — хватит трусить! Если от каждой тени шарахаться, скоро заикой стану. Сел на первый попавшийся стул, свои письменные принадлежности сложил на стол рядом с подсвечником. Стал ждать смотрителя.

Интересный все-таки старичок. Мелкий и сухой, но спина прямая. Годы словно и не давят. Глаза умные, колючие. Такие подошли бы не обычному смотрителю библиотеки, а воину или даже жестокому правителю. Да и лицо неуловимо знакомое. Хотя, скорее всего, видел в годы студенчества, когда посещал библиотеку, просто не обращал внимания.

Я поднялся: сидеть глупо, да и страшно. Уж лучше побродить вокруг, книги полистать. Остановился ни границе тьмы и света, обернулся: стол со стулом кажутся такими родными, близкими, а впереди темнота и неизвестность. Можно и наткнуться на что-то, лоб разбить. Но справился с собой, сделал шаг вперед. Темно. Вытянул перед собой руки, сделал еще пару шагов. Глаза постепенно привыкли к темноте, стали различать силуэты стеллажей, шкафов. Я подошел к ближайшему, провел пальцами по корешкам книг. Все разные. Одни шершавые и потрепанные на ощупь, другие гладкие, новенькие. Эх, не вижу в темноте названий. Можно выбрать себе парочку, полистать, пока смотритель не вернется.

Хлопнул себя по лбу — то ли тупею, то ли усталость и напряжение последних дней сказываются. Вернулся к столу и прихватил подсвечник. Теперь круг света двигался вместе со мной, и было не так страшно. Подошел к ближайшей полке. Названия книг все сплошь незнакомые, некоторые вообще на других языках. Странно. Хотя что удивляться, в этом зале я не бывал. Нас обычно на второй этаж отправляли, там читальные залы факультета механики, а сюда просто-напросто не было надобности заходить. Да и не похоже, что тут занимаются студенты. Столов всего парочка, везде беспорядок, сор, пыль. Возможно, здесь занимаются преподаватели или даже магистры.

Прошелся вдоль одной полки, потом решил не перебирать, все равно только полистать беру, чтоб скуку скрасить и страха перед темнотой не чувствовать. Взял две книги наобум, вернулся к столу. Обе старые, даже старинные, оправлены в черную кожу с медными заклепками. Открыл одну, на первой странице красивым почерком выведено — «Эльфийские сказания в переводе и оригинале». Ну надо же, не думал, что книга настолько древняя. А ведь печатный станок изобрели больше двухсот лет назад.

Книга разделена на две части. В первой все страницы исписаны какими-то завитушками и закорючками. Так вот она какова, эльфийская письменность! Вторая половина пестреет привычными буковками.

Я открыл первую попавшуюся страницу, прочел: «…в третий год эпохи Стрельца Элл Смарагд, величайший и мудрейший, вечный правитель Эльнора Златокаменного, сказал своим подданным: „Идите, и принесите мне величайшее сокровище всей земли!“ Приуныли подданные, ибо под сокровищем можно понимать все что угодно. Но разослали повсюду гонцов и героев… Много даров принесли Эллу Смарагду. Камни драгоценные величиной с голову ребенка, горы злата, дорогое оружие… Но остался недоволен правитель и сказал: „Все это — пыль у моих ног, ибо я вечен, а металл и камень нет, красота злата не дышит и не живет…“ Совсем огорчились подданные. Но тогда вышел из их рядов герой Эльдар Стрелок и сказал: „Я принесу тебе сокровище, достойное тебя, о великий Элл!“ И ушел в странствие. Триста лет его не было, все и думать о нем забыли. Но однажды он вернулся. Вслед за ним шла женщина неописуемой красоты, дочь правителя темных эльфов, а в руках герой держал дар богов — Око Алара, шар, в котором играло и плескалось живое пламя. И встал тогда с трона Элл Смарагд, обнял героя и сказал: „Я просил принести одно сокровище, но ты принес два. Пусть твое имя не потухнет в веках, величайший из героев!“ В тог же день правитель Эльнора Златокаменного женился на прекрасной Эннар Полярной Звезде, а Око Алара украсило изголовье трона и стало символом власти, благословением богов. Спустя тысячу лет сей артефакт стали называть Сферой Огня…»

Мрон меня задери! Вот это действительно интересно!

Я перевернул страницу, но дальше шло какое-то эльфийское бытописание, полистал еще. Ага, вот оно, почти в конце книги… «Похищение Ока Алара прислужниками Тьмы»! Затаил дыхание и начал читать.

«…В год пятисотый благословенной эпохи Льва случилось великое несчастье. Под покровом ночи в Эльтар Златокаменный прокрались мерзкие колдуны Серого Ордена. Была битва, в которой погиб великий герой Эльдар Стрелок от рук Мгира Огненного Смерча. Обманом, предательством и страшным колдовством врагам удалось забраться в тронный зал и украсть Сферу Огня. Почти все они погибли от рук разъяренных эльфов, но Око Алара было украдено. Правитель Элл Смарагд был в то время в Сигмаре, городе темных эльфов. Вернувшись и узнав о произошедшем, опечалился он, но виду не показал. Сказал мудрый правитель своим подданным: „Колдуны искали Силу, но нашли лишь Красоту. Мы вернем Око, ибо с нами Алар!“ Сфера Огня сгинула в человеческих землях. Но эльфы помнят и надеются…»

Я пробежал взглядом по строчкам, но дальше шли пространные рассуждения автора о природе Добра и Зла, Света и Тьмы, ну и прочая философская ахинея. Неинтересно.

«Колдуны искали Силу, но нашли лишь Красоту»… Что бы это могло значить? То ли Сфера Огня бесполезна в руках людей, то ли вообще просто бесполезна… Хм. В любом случае многое прояснилось. Значит, поход Мгира был бесполезен, и спасти Серый Орден мнимой силой артефакта не удалось. Но это лишь догадки. Чтобы разобраться, нужно бы почитать хроники Серого Ордена. Если они еще существуют.

Захлопнул книгу, отложил в сторону. Раскрыл вторую. Эта вообще была древняя, страницы желтые, ветхие. «Знаки и их сила» — прочел я оглавление. Просмотрел несколько страниц, прочитал пару абзацев и присвистнул от удивления. Да это же учебник! И судя по дате, проставленной на заглавной странице, еще времен Серого Ордена.

«…Знаки устанавливает связь между Первоосновой И магом. Маг лишь направляет силу Стихии. Как вы уже знаете, все знаки универсальны, это лишь первая ступень Знания. Все знаки можно комбинировать, достигая этим различие в Воздействии. Так, если наложить Знак Огня на Знак Воды — можно получить кипяток, которым маг просто-напросто заварит себе чай, а усилив воздействие за счет внутренней силы, получаешь пар. Запомните, мощь мага в знаниях, а не в силе, хотя энергетический центр должен быть достаточно развит. Маг должен повелевать силами, а не подчиняться им!»

Я перевернул страницу. На следующей красовалась странная загогулина, а внизу подробные пояснения. Знак Огня, вспомнил я. В моем сне Мгир использовал подобный, а последствия от него были самые разрушительные. Я вспомнил ощущения, что испытывал древний чародей, попытался воссоздать их в себе. Тремя пальцами, сложенными щепотью, нарисовал в воздухе Знак. Ничего такого не произошло, лишь где-то в районе солнечного сплетения появилась слабая ноющая боль. Я пожал плечами. Не получилось, ну и ладно. Не очень-то и огорчился.

Я полистал учебник, прочитал по диагонали несколько страниц. Очень интересная книжка. Опровергаем все, чему меня учили пять лет в университете. Поддавшись какому-то наитию, распаковал письменные принадлежности и зарисовал четыре основных знака стихий. Разберусь потом, на досуге.

— Чем ты тут занимаешься?

Я обернулся. Опять не заметил, как подошел смотритель. Что за привычка — подкрадываться! Стоит в дверном проеме, лицо злое, в одной руке небольшая книга, в другой лампа.

— Что ты читаешь? — рявкнул он.

Я встал, испуганно отступил от стола.

— Да ничего особенного, — пробормотал я, напустив на себя невинный вид. — Так, развлекаюсь, книжки листаю. Вас долго не было, вот и решил…

Старик на миг прикрыл глаза. Лицо у него стало страшное: ноздри раздуваются, на скулах играют желваки, а когда открыл глаза, меня обожгло плещущейся в них яростью.

— Глупец! — прошипел он. — Какой все-таки молодой глупец! Неужто ты думаешь, у тебя получится управлять Знаками без посоха?

Смотритель подбежал к столу, глянул на книги. Лицо сделалось еще злей, глаза превратились в щелочки.

— Я тебе говорил ничего не трогать! — закричал он. — Ты чем слушал, кретин?!

— Посох? — удивился я. — При чем тут посох?

— Убирайся! — зарычал старик.

Он словно бы стал выше, шире в плечах, надвинулся на меня, сжимая кулаки.

— Скажите, при чем здесь посох! — испуганно писнул я.

— Посох развивает энергетические центры молодых магов, — глаза старика пылали бешенством, он даже не говорил, а хрипел от злости. — Помогают на первых порах управлять силой. Но тебе это не грозит, ты не Чародей! И стать им тебе не грозит, все посохи сожжены.

В моей голове словно кто-то зажег свет. Догадка пришла неожиданно, ослепила своей невероятностью.

— Кто вы? — ахнул я.

Старик остановился, посмотрел на меня изумленным взглядом.

— Ты к чему клонишь, парень? — сказал он медленно и осторожно.

— Маги Серого Ордена могли жить по семь сотен лет! — сказал я. — Кто вы?

— Откуда ты знаешь про Орден?! — вскричал смотритель.

— Расскажите мне, что произошло тогда! Что стало со Сферой Огня?! Я хочу знать!

Старик взревел, подскочил ко мне и схватил за шиворот. Его руки оказались неожиданно сильными. Подтащил меня к столу, толкнул.

— Собирай свои манатки и убирайся! — рявкнул он.

— Я не уйду, пока вы мне не расскажете! — уперся я.

— Уйдешь! — прошипел старик. — И больше не вернешься!

— Нет!

Смотритель кинул мне книгу, что принес, скрестил руки на груди.

— Это то, что ты искал, — процедил он сквозь зубы. — Я отдаю тебе эту книгу. Пользуйся. Но уходи сейчас же и больше не возвращайся! Если надумаешь сюда заглянуть еще — тебе станет плохо. Очень плохо…

— Хорошо, — сдался я. — Уйду.

Но вернусь, обязательно вернусь, подумал я уверенно.

Собрал со стола свои письменные принадлежности и направился к выходу. Слышно было: смотритель идет следом, следит, чтобы я не натворил чего-нибудь, злобно сопит за спиной. Он распахнул дверь библиотеки, выпустил меня наружу.

— Запомни мои слова, молодой человек, — прошипел он напоследок. — Не вороши прошлое, живи своей простой жизнью, радуйся… И забудь о Сером Ордене!

Я замер на пороге библиотеки: после темноты читальных залов меня ослепил яростный свет солнца. По щекам потекли слезы, я потер глаза, проморгался. Зрение постепенно восстановилось. Обернулся: старик выглядывал из-за полуоткрытой двери, посмотрел на меня зло и ненавидяще.

— Не все посохи сожжены, — буркнул я и пошел прочь.

Он ничего не ответил, хотя я ждал, что окликнет, позовет, а то и догонит. Хлопнула дверь, щелкнул запираемый замок.

— Ну и ладно, — проворчал я сам себе. — Разберусь без тебя.

ГЛАВА 5

Солнце застыло в зените. Чудовищно жарко и душно. Воздух раскаленный, обжигает легкие. Я не удержался, бросил книгу, бумажки и перья с чернильницей на землю, а сам разделся и полез в бассейн. Вода оказалась теплая, почти горячая. Окунулся пару раз, понежился в струях фонтана, смыл пот и пыль. Хотелось поплескаться подольше, но я сделал усилие над собой и выбрался.

По дороге к мастерской завернул в«Гордого кузнеца». Готовят тут прекрасно, замечательное место для чревоугодия. Ко мне подбежала официантка, с которой вчера любезничал Лек, поклонилась, глянула уважительно. Надо же, один раз золотом расплатился — и ты уже особо важный клиент.

— Что желаете, молодой господин? — прощебетала она.

Красуется предо мной, выпячивает грудь, надувает губки, чтоб выглядели пухленькими. Я посмотрел на нее равнодушно — а вот фиг тебе, ты мне не нравишься. Заказал легкий обед, немного холодного вина. Девушка справилась быстро, поставила поднос на стол, застыла в ожидании.

— Желаете еще что-нибудь? — спросила она томно.

— Одиночества, — ответил я с каменным лицом.

Она фыркнула, обиженно вздернула носик и удалилась, покачивая бедрами. Я пожал плечами, обратил внимание на поднос. Что тут у нас? Печеные овощи, грибочки в сметанке, нанизанные на шпажки кусочки мяса вперемешку с колечками жареного лука, маленькие пирожки с печенкой… а еще несколько разных соусов, салат из свежей капусты, приправленный уксусом. Мир прекрасен, в нем столько вкусного!

— Хорошая женщина не заменит хорошего обеда. Не так ли? — раздался за спиной знакомый голос.

Я поперхнулся, закашлялся. Да что ж такое! Все так и норовят подкрасться. Неужели я такой лопух, что не замечаю? Или они профессионалы?

— Хорошая не заменит, — ответил я, стараясь не допустить дрожи в голосе. Страх шевелился в груди мерзким мохнатым существом, скулил, скребся. — Плохая — вполне.

— Шутник. Что ж ты вчера не шутил?

— С ножом у горла?

— Резонно.

Ледышка обошел меня, присел рядом. Я с интересом и страхом уставился на него: накануне рассмотреть не мог, темно было. Крупный мужик, мясистый, но невысокий. Морда широкая, изъедена оспой, у виска тоненькая ниточка шрама, нос свернут набок: перебили когда-то. Тонкие губы кривятся в омерзительной усмешке. В принципе ничего особенного, если б не глаза. Бледно-голубые, холодные, рыбьи. Глаза убийцы.

Одет в темную куртку, кожаные штаны. На поясе короткий меч и несколько ножей. Интересно, какой из них приставлял к моему горлу.

— Что тебе надо? — спросил я настороженно.

— Проведать хотел, — хмыкнул Ледышка. — И убедиться, что ты осознал всю серьезность своего положения. Знаешь же, как бывает: люди забывают свои обещания, расслабляются.

— Убедился? — каркнул я. Голос охрип. Я порадовался, что хоть не пищу, как мышь.

— Вполне, — хохотнул он, потом напустил на себя деловой вид. — Как продвигаются дела с Эскером?

— Продвигаются, — коротко ответил я. — Я же обещал привести его к вам. Так и сделаю.

— Молодец! — похвалил Ледышка. — Но хотелось бы, чтоб ты поторопился.

— Как? — охнул я. — Вы же дали мне неделю!

— Ну как дали, так и забрали, — скривился он. — Я человек необязательный, нервный… работа у меня такая. Так что через четыре дня ты приведешь Эскера в этот самый трактир, скажем… э-э-э… в семь вечера. Или я позволю Цыплаку сделать то, что он так хотел.

— Хорошо, — ответил я мрачно, — Ты не оставляешь мне выбора. Но он может что-то заподозрить.

— Ничего, — отмахнулся убийца. — Я в тебя верю. Ты хороший парень, исполнительный, умный, даже книжки читаешь…

Он кивнул в сторону книги, что лежала на столе, растянул губы в усмешке. Зубы желтые, кривые, парочка даже сколота. Наверное, не всегда попадал на таких мягкотелых, как я. Видно, что в морду получал не раз.

Ледышка поднялся, отечески похлопал меня по плечу.

— Работай, парень. И еще раз повторяю — не пытайся сбежать.

Он вышел из трактира, затерялся среди прохожих. Я посмотрел на почти не тронутый обед, зло выругался. Вот… нехороший человек, весь аппетит испортил!

Подозвал официантку, расплатился. Все, пора в мастерскую. Пока не нарвался на еще кого-нибудь.

Мастера Логана на месте не оказалось. Меня встретил Уг, что-то проворчал насчет того, что молодые маги совсем распоясались, самовольничают. Я отмахнулся: имею право, важное задание выполняю. Прошел на свое рабочее место. Сотрудники проводили меня сонными равнодушными взглядами, вновь уткнулись в свою работу. Ни Мии, ни даже Лека не видать. Наверное, заняты в другой части мастерской.

Я сел за стол, стал читать книгу, которую взял в библиотеке. Смотритель не обманул, подобрал то, что нужно. Я увлекся, погрузился в хитросплетения и тонкости изготовления боевых големов. Пару раз отвлекался. Полутьму заклинательного зала прорезали яркие вспышки, раздавались хлопки, шел дым. Кто-то из магов экспериментировал с плетениями. Но получалось откровенно плохо, до меня долетали обрывки гневных разговоров, ругань. Кого-то, кажется, даже зацепило осколком металла, кто-то кинулся в драку, доказывая свою правоту. Чародеи могут быть очень эмоциональными. Одна часть моего сознания впитывала знания, училась, разбиралась в конструкции, ритуалах, плетениях. Вторая абстрагировалась. Помимо воли мысли вернулись к происшествию в библиотеке.

Мне посчастливилось распутать еще одну часть головоломки. Я узнал, почему же все-таки Мгиру и его сторонникам не удалось сдержать переворот Леонида. По каким-то причинам Сфера Огня оказалась бесполезной. И поэтому чародеи-реформаторы победили. По всему видно, что разочарованный и уставший от борьбы Мгир ушел в надежде посеять ростки истинных знаний, взрастить новое поколение магов, верное идеям Серого Ордена. Но глупо погиб от рук сына деревенского старосты.

Но кто же такой смотритель библиотеки? Может, просто начитанный сторож. А может, и один из оставшихся в живых магов Серого Ордена. Зря я тогда брякнул ему такое. Нужно было просто промолчать. Остался бы шанс зайти еще разок, когда старик остынет, и выспросить про хроники Серого Ордена. Оказывается, библиотека нашего университета хранит очень интересные книги. Мне бы окопаться в том зале на месячишко-другой, а то и на годик. Книги по старой магии там есть, так что можно поучиться, освоить волшебство Серого Ордена. Эх, все мы задним умом крепки.

Хотя одна магическая книга у меня все же есть. И самое важное — есть посох. Смотритель обмолвился, что на первых порах без посоха никак. Может, поэтому старые книги и не уничтожили. Потому что бесполезны. Посох — не только инструмент, это катализатор силы Чародея. Но у меня-то посох есть, значит, могу не просто читать и предаваться грусти о безвозвратно минувших временах, когда маги Свободных Земель были Повелителями стихий. Могу научиться. А если найти записи о том, как создавать такие посохи, то…

Мрон меня раздери! А не потому ли на меня натравили убийц?! Мой гипотетический враг знает, что существует посох, возможно, один из последних… Но если я мыслю в правильном направлении, то эта деревяшка представляет реальную опасность для него. Этот кто-то очень не хочет воссоздания Серого Ордена.

Я поймал себя на мысли, что начинаю обдумывать путь воссоздания древнего чародейского Ордена. Спохватился. А оно мне надо? Я что, самый рыжий? Отдам посох кому-то другому, и пусть возится. Хотя кому? Кто захочет взять на себя такой груз? И где гарантия, что от меня сразу же отстанут, даже если посоха у меня уже не будет? Я слишком много знаю. Убьют, лишь бы перестраховаться. Замкнутый круг какой-то…

— Как дела, Эскер?

— Хреново, — брякнул я.

Мрон! Так задумался, что не заметил Логана. А он старикан обидчивый, любит, когда к нему обращаются вежливо.

— Простите! — спохватился я. — Я не о том… Старик внимательно посмотрел на меня, улыбнулся краешками губ. Уфф! Кажется, повезло, у мастера сегодня хорошее настроение. Значит, ругать не будет.

— Перефразирую, — хмыкнул он. — Как продвигаются дела с работой?

Я вскочил со стула, согнулся в легком поклоне. Спина не переломится, а мастеру приятно.

— Дело движется, — кивнул я. — Сходил в библиотеку, взял книгу. Вот изучаю. Кое-какие наметки уже есть.

— Ну-ка, ну-ка… — заинтересовался Логан. — Рассказывай.

Я пару раз глубоко вздохнул, постарался очистить мозг от посторонних мыслей. Нужно работать.

— Все довольно просто, — сказал я. — Моделей боевых големов великое множество. Все зависит от конкретного назначения и фантазии конструктора. Но условно можно разделить их на три группы. Первая — големы-анималы, то есть все, что похожи на животных, птиц, насекомых и так далее. Обладают повышенными боевыми качествами из-за множества дополнительных колюще-режуще-стреляющих конечностей и механизмов. Но сложны в изготовлении. Вторая группа — ударные големы, применяются для прорыва вражеского строя в бою. Внешняя форма может быть самой разной. Их трудно разрушить, но есть один недостаток — слишком неповоротливы…

— Я так понимаю, ты склоняешься к третьей группе, — проницательно улыбнулся Логан.

— Угадали, мастер, — кивнул я. — Третья группа — гуманоидные, или человекоподобные, големы. Боевые качества несколько ниже, чем у анималов, но не намного, зато они гораздо более гибкие, чем ударные големы, их проще изготовить. К тому же человекоподобных можно вооружить чем угодно — от простого ножа до тяжелого огнеметателя. В общем и целом эти големы гораздо универсальнее остальных. Можно использовать в сражениях как простых солдат. А можно и в качестве телохранителей.

— Занятно. — Логан почесал затылок. — А в чем простота изготовления? Ты только что сказал…

— Все элементарно, — ответил я. — Можно купить у гномов уже готовый полный рыцарский доспех, главное, чтоб поменьше отверстий и открытых мест. Закрыть оставшиеся дырки, внутрь доспеха влить безопасную ртуть. С помощью плетений создаются каналы, по которым она будет двигаться внутри доспеха. Таким образом достигается необходимая сила искусственного существа. Если хорошо поработать над плетениями, то голем будет двигаться очень естественно, его сила и ловкость будут превосходить человеческие в несколько раз…

— А если еще поработать над защитой от боевой магии и вселить в эту конструкцию астральную сущность, обладающую разумом, то мы получим идеального воина, — подхватил Логан. — Молодец, Эскер, интересно придумал. И работу себе очень сильно сократил. Теперь не надо ломать голову над отвлеченным, можешь сразу заниматься разработкой плетений.

Я пожал плечами. Было б что придумывать. Просто вычитал в книжке то, что нужно. Но протестовать не стал. Лучше слыть хорошим работником, чем плохим. Мнение о себе нужно поддерживать.

— Основные схемы заклятий в книге есть, — сообщил я. — Нужно просто дополнить и довести.

— Да-да, — задумчиво сказал Логан, нахмурил седые брови, — Я вот что думаю… Зайдешь ко мне в конце рабочего дня, дам тебе записку. С ней сходишь в гномью лавку и выберешь нужный доспех. В средствах тебя не ограничиваю, можешь броню хоть из небесной стали покупать.

— Но… — запротестовал я.

— Никаких но! — отрезал мастер-маг. — Ты занимаешься этим. Тебе лучше знать, что и как. Поэтому берешь записку и после работы дуешь в гномью лавку, адрес я нa бумажке укажу. Чтоб завтра доспех стоял в лаборатории! Я выделю тебе отдельное помещение, работай сколько влезет, отвлекать тебя никто не будет.

Логан с неудовольствием покосился на горе-магов. Те ругались, размахивали руками. У них что-то не получалось, механизм странной конструкции, который они зачаровывали, дымился, разбрасывая во все стороны искры, кое-где уже начал плавиться. От него шел сухой жар, мантии магов тлели, но они не замечали, орали друг на друга, пытались стабилизировать плетение. Поздно — вся работа пошла коту под хвост.

— В этом нет необходимости, — начал отнекиваться я. Выделяться нельзя, а то заклюют свои же сотрудники. — И так справлюсь.

— Боишься, что брюзжать начнут, — догадался Ло-ган. — Не обращай внимания. Они только и могут, что молодость ругать. Все ж умные, даже умудренные.

Плюнь! Если справишься — эти старые козлы будут тебе пятки лизать и в глаза заглядывать, если нет, то тебе будет уже все равно.

Я удивленно посмотрел на него. Не замечал раньше за мастером такого презрения к коллегам, что по годам ненамного младше. Интересно, а сам он себя в категорию «старых козлов» не вносит?

— Что глаза-то вытаращил? — проворчал Логан. — И пасть закрой, муха залетит. Кстати, вместе с запиской возьмешь ключи от мастерской. Если возникнет необходимость, работай ночью. Это твой экзамен, парень. Причем самый важный. Сдашь — получишь горы пряников и уважение начальства, то есть мое. Не сдашь — будешь в своем родном селе плуги и лопаты зачаровывать. Уяснил?

— Да, мастер Логан, — кивнул я, — все понял.

— Вот и чудненько, — сказал Логан, отвернулся и пошел давать нагоняй чародеям.

Остаток рабочего дня я провел за книгой. Разрабатывать плетения было рано, надобность в чертежах отпала, так что я просто занимался самообразованием.

Когда пробило шесть, я быстро собрался, сунул в карман листы бумаги со знаками, что срисовал в библиотеке, — дома разберусь, — и пошел в кабинет Логана. С другой стороны заклинательного зала мне отчаянно махал рукой Лек, что-то кричал, просил подождать. Но я отмахнулся: надо спешить. В восемь я должен стоять у ворот мэрии, чистый, накрахмаленный и благоухающий. А мне еще в какую-то гномью лавку бежать, доспехи выбирать и заказывать.

Логан о чем-то увлеченно спорил с Угом. На меня глянул мельком, протянул ключи и свернутую трубочкой записку.

— Потеряешь ключи — голову оторву! — пригрозил он.

Я поспешно вышел: если задержусь, прицепится к чему-нибудь. Настроение Логана, как всегда, непредсказуемо. Он может улыбнуться, пошутить, но уже через мгновение будет орать, брызгать слюной и топать ногами.

Ключи я спрятал в карман, никуда оттуда не денутся. Развернул записку, глянул адрес. Кажется, мне повезло — лавка гномов недалеко и почти по пути. На пороге мастерской меня догнал Лек, лицо обиженное, тут же возмущенно закричал:

— А друзей ждать не обязательно?

Я развел руками, виновато скривился.

— Извини, Лек, очень спешу. Дел много, еще и Логан задание дал. Все с этим проклятым големом…

— Ладно, — смилостивился друг. — Ты хоть… на балу будешь, и если подцепишь какую-нибудь красотку, то замолви за меня словечко. Мол, друг у тебя есть красоты неописуемой, умный, обаятельный…

— Какое у нас самомнение! — не удержавшись, засмеялся я. — Хорошо, если тебя привлекают «какие-нибудь» красотки, обязательно шепну.

— Ты настоящий друг! — просиял Лек.

К вечеру жара немного спала, но стало очень душно. Воздух влажный, видно, к дождю. Дышать тяжело. Сейчас бы валяться в постели, заниматься ничегонеделаньем и лакать холодную воду из кувшина. Но такое времяпрепровождение из раздела мечтаний.

Солнце садится медленно, словно нехотя. Красноватые лучи резко оттеняют зелень деревьев, силуэты домов, людей. Тени удлинились, стали резче, четче. Все вокруг сказочное, ненастоящее. Словно весь наш мир какой-то двухмерный, рисованный. Странное ощущение.

Я преодолел несколько улиц, свернул в переулок и увидел приземистый одноэтажный дом из красного кирпича. Красивая ограда из кованых железных прутьев в виде побегов плюща, крепкая дубовая дверь обита стальными полосками. Окошки маленькие, полукруглые. Закрыты массивными ставнями, такие легко выдержат удары топоров, арбалетные стрелы. Говорят, дома похожи на своих хозяев. Так вот, это правда. Здесь все дышало гномьей основательностью, добротностью. Не дом, а крепость, или даже горный утес.

Над крыльцом вывеска. Простенькая, по выполнена хорошо, со вкусом. На ней изображены молот с наковальней, три священных горы гномов, а внизу надпись — «Оружейник». Все понятно — мне сюда.

Я подошел к двери, потянул ручку на себя. Закрыто. Слишком поздно пришел? Мрон! Тогда Логан с меня завтра шкуру спустит. А потом наденет обратно и снова спустит. Он может. Или же просто душу вынет своими причитаниями. Уж не знаю, что хуже. Я поколебался: уходить ни с чем не хотелось. Осторожно постучался.

Замок тут же щелкнул, словно меня ждали, дверь приоткрылась. В образовавшейся щели показалась сонная, жутко бородатая физиономия.

— Че надо? — рыкнули на меня.

— Мастер Логан попросил зайти к вам, — смущенно ответил я. — За покупками.

Дверь захлопнулась перед моим носом, с той стороны что-то долго бубнили, обсуждали, потом пришли к какому-то решению. Дверь открылась снова, на этот раз настежь. На пороге застыл тот самый седой гном, что заходил вчера ко мне в гости. Ргар. Стоит, поигрывает небольшим топориком. Подкидывает, тут же ловит, снова кидает. Рот растянут в недоброй усмешке, маленькие глазки холодные, настороженные.

Я отшатнулся. Мрон меня раздери! Сплошная черная полоса в жизни. То Ледышка подкрадывается, то на гномов повторно нарываюсь. Что ж делать-то? Убежать? Глупо. Да и адресом не ошибся, значит, нужно сделать все необходимые дела, а потом рвать когти. Но с гномами даже говорить не хочется. Эти уроды снова будут запугивать, угрожать, издеваться.

— Ну что, родное сердце, — гулко захохотал Ргар. — Что стоишь и мнешься, как девица на выданье? Али пришел сказать, что сделал то, о чем мы тебя попросили?

Гном хитро сощурился. У него за спиной захохотали, раздались громкие шлепки. В ладоши хлопают, гады! Я сжал зубы, напустил на себя отстраненный невозмутимый вид. Держаться, держаться и еще раз держаться! А бояться буду, когда броню куплю и уйду.

— Я, собственно, по другому делу.

Мрон! Все равно голос предательски дрожит.

— По какому же? — гном демонстративно сплюнул. — Слышите, ребята? Он по другому делу пришел!

Там снова дикий ржач: как же, вожак изволил пошутить. Я унял дрожь, постарался собрать волю в кулак.

— Прочитайте! — сказал я и протянул гному записку Логана.

Ргар недоверчиво покачал головой, но бумажку взял. Быстро пробежал взглядом по строчкам, кивнул каким-то своим мыслям.

— И правда по делу, — хмыкнул он. — Ну что, родное сердце, проходи. Выбирай, что нужно.

Ргар сделал шажок в сторону, услужливо поклонился. Но на роже застыло глумливое выражение, зубы щерились в издевательской усмешке. Я униженно согнулся, проскочил мимо него в лавку.

Внутри было просторно, множество шаровидных светильников под потолком давали ровный мягкий свет, пахло металлом, кожей, деревом. Блики играли на грудах оружия и доспехов. Столько военных причиндалов я в жизни не видел.

У стен охапками свалено колюще-режущее оружие: копья, топоры, мечи и прочие сабли. Я хоть и занимался с мечом, но разбираюсь в этих железяках плохо. Даже не знаю, чем отличается хорошо сбалансированный меч от несбалансированного. Да и зачем этот хороший баланс нужен? В руках профессионала даже кухонный нож — страшное оружие, а дилетанту хоть ультрасовременный семизарядный арбалет дай — умудрится себе ногу прострелить. А потом скажет, что баланс плохой или тетива тугая.

В дальнем углу лавки груда щитов самых разных форм и размеров. От квадратных ростовых, что больше на корыта смахивают, до маленьких и круглых, похожих на тарелки. Материал тоже самый разный — дерево, кожа, металл. По стенам развешаны кольчуги всех размеров, кожаные куртки с нашитыми на них металлическими пластинками, кирасы. Для наглядности и украшения стоят несколько манекенов в полных рыцарских доспехах. Вот они-то мне и нужны.

В оружейной ошивалась тройка знакомых мне по трактирной драке молодых гномов. Все свежие, румяные, бороды вычесаны, каждый волосок блестит. На меня смотрели с насмешкой, хихикали, перемигивались.

— Ну че, чародейчик, решил вооружиться? — нагло спросил у меня Бран. — Магия не защитит?

Я промолчал, проглотил оскорбление. Если начну отвечать, то прицепятся к словам, выставят полным идиотом. Хотя и так уже… Мрон, ну почему я не боевой маг?! Ох, щас бы спалил им бороды. А потом гонял бы по оружейной огненными шариками.

— Заткнитесь, остолопы! — рявкнул Ргар. — Господин маг пришел по поручению уважаемого мастера Логана. А значит, мы хорошо сегодня заработаем.

— Ну батя! — обиженно загнусавил Бран. — Весело же…

— Я те дам весело!

Ргар разогнал сыновей подзатыльниками, отправил выполнять какую-то работу. Потом выжидающе уставился на меня, алчно потер руки.

— Начнем-с! Что желает господин маг?

Морда услужливая, весь светится почтением к покупателю. Но вижу, что глумится, ржет про себя. Прям ножками дрыгает и за животик держится. Но для гнома — прежде всего нажива! Поэтому играет роль радушного хозяина, весь рассыпается в комплиментах и любезностях.

— Мне нужны полные рыцарские доспехи, — жалко проблеял я, — желательно как можно более защищенные.

Ргар задумчиво почесал бороду, развел руками.

— Таких у меня очень мало, да и то лишь для показухи. Войн в Свободных Землях нет, рыцарских орденов тоже. Так что смотри сам, выбор небольшой и весь перед тобой… чародейчик.

Все-таки издевается! Я сжал кулаки, пару раз глубоко вздохнул. Сам себя убеждал — думай о деле, не отвлекайся, пусть коротышка говорит что хочет. Эскер, будь выше. Мрон, ну почему надо унижаться, когда этого не хочешь? Разве так правильно? Дать бы ему по морде прямо сейчас. Эх, ну почему я такой трус?!

Если гном не врал, выбор был действительно невелик. Доспехов всего три. Один сразу же отпал — неполный. Сплошной металл только впереди, а сзади все затянуто кольчужной сеткой. Такой безопасной ртутью не наполнишь. Второй вроде бы неплох, но какой-то несуразный. По-шутовски разноцветный, разрисованный драконами, львами и прочими зубастыми животными, шлем так вообще дырявое ведро. Несерьезно как-то. Голем должен устрашать одним своим видом. А этот может вызвать лишь смех. Неужели рыцари разряжаются, словно петухи?

Ргар заметил, как я кривлюсь. Подбежал, любовно погладил доспех.

— Турнирная модель, — сообщил он. — У рыцарей есть странный обычай — колоть друг друга копьями на потеху публики и прекрасных дам. Но доспех хороший — усилена верхняя часть, чтоб копьем голову не сшибли, вот здесь воротник, кираса толще, чем в обычных боевых броньках… Если будешь брать, скидку сделаю.

— Не интересует, — буркнул я, повернулся к последнему доспеху.

Неплох, очень неплох. Полный, как я и хотел, сочленения подогнаны плотно, почти без зазоров. Но видно, что все гибкое, голем будет свободно двигаться, бегать, прыгать, почти как человек. И металл вроде бы неплохой. Сталь вороненая, кое-где поцарапана, немного погнута. Доспех не новый, побывал в боях, но это лишь подтверждает качество. Форма очень странная, изгибы хищные. И без всяких дурацких украшений. Забрало рогатого шлема щерится демоническими клыками, или даже не забрало, а личина для устрашения врагов. Наплечники и наручи в длинных острых шипах, такими можно колоть и терзать врагов в ближнем бою.

— Жемчужина моей коллекции! — гордо приосанился гном. — Доспех игледского рыцаря-демона.

— Какого же роста тот мужик, что таскал на себе такую груду железа? — воскликнул я пораженно.

Доспех был сделан не просто на крупного человека, а на целого великана. Рост под потолок, в латную перчатку влезут две мои руки, и еще место останется.

— Говорят, игледы ведут свой род от снежных великанов, — сказал гном, задумчиво поглаживая бороду. — Странный народ. Малочисленный, но в бою им нет равных. Один игледский воин стоит нескольких скифрских рыцарей. Лет четыреста назад имперцы попытались завоевать Иглед, привели в Оловянные Горы пять легионов. Варваров было чуть меньше тысячи, все вооружены длинными мечами в рост человека. Никаких щитов, никаких луков или арбалетов. Для них это позорное оружие. Лишь эти доспехи и мечи. Так вот, та жалкая горстка людей, что осталась от пяти легионов, бежала без оглядки до самых границ империи.

— И что, больше не пробовали? — поинтересовался я, завороженно поглаживая ладонью холодный металл.

— Пробовали, — хихикнул гном, — с тем же успехом. Но на этот раз семь легионов против все той же тысячи.

Не знаю, из какого металла сделаны эти доспехи, но, по слухам, их не пробивают даже арбалетные стрелы. В упор.

Я изумленно посмотрел на Ргара. Первый раз вижу гнома, который признался, что чего-то не знает о металле. Он понял, сокрушенно развел руками.

— Мы уж бились-бились над секретом сплава, но так и не смогли разгадать. Одно могу сказать — металл этих доспехов ни в чем не уступает нашей небесной стали, а кое в чем даже превосходит.

Мимо прошел один из сыновей Ргара, самый мелкий, в руках целая вязанка мечей, сабель, топоров. Гном натужно пыхтел, по лбу катились крупные капли пота, из-под острого железа только глаза поблескивали. Опасливо глянул на отца: видать, побаивается. Как бы не порезался, сердешный. Свалил вязанку под стену, снова убежал в подсобку.

— Я беру эти доспехи, — кивнул я Ргару, — сколько они стоят?

Гном пожевал губами, что-то прикинул в уме.

— Недешево. Но цену тебе знать не обязательно. Я с уважаемым мастером договорюсь сам. Кстати, к доспеху полагается и двуручный меч.

Гном небрежно махнул рукой. Я глянул и ужаснулся. Не меч, а целое чудовище. Громадный, выше моего роста, толстый. Оглобля, а не меч. Но удивительно острый, далее с моего места видно, волосок точно разрежет. Вороненый, как и сам доспех, матовая поверхность не блестит. Сгусток мрака, а не меч. Обычный человек такое оружие не поднимет, а если и поднимет, то махнуть не сможет.

Я подошел, долго примеривался, потом наложил на меч уже привычное плетение. Схватился за рукоять, потянул. Меч взлетел как пушинка, удобно лег в руку. Махать им я не рискнул: еще разобью что-нибудь. Повертел, осмотрел со всех сторон, потом поставил обратно.

— Хорошее оружие, — сказал я. — Наверное, стоит целое состояние.

— Так и есть, — хмыкнул Ргар, — Мастеру Логану придется потратиться.

Гном скрестил руки на груди, пытаясь вести себя как раньше, нагловато, по-хозяйски, но во взгляде появилось некоторое уважение. Видел, с какой легкостью я поднял тяжеленный меч.

— Доставьте, пожалуйста, доспехи в мастерскую. Завтра с утра, — попросил я.

— О чем разговор, родное сердце, — развеселился гном. — Доставим все в лучшем виде. Не желаешь ли для себя прикупить какое-нибудь оружие? Так сказать, для защиты жизни и чести…

— Не желаю, — пробормотал я и сделал шажочек к двери. Дело сделано, пора уматывать отсюда.

Гном подбежал ко мне, схватил за руку. Махнул в сторону железяк.

— Постой, родной, — затараторил он. — Ты посмотри, какой у меня выбор! Все самое качественное, самое чудесное, самое замечательное. Если не умеешь пользоваться, самое время научиться.

Ргар подмигнул мне, издевательски захохотал.

— Я умею драться на мечах, — процедил я сквозь зубы.

Вырвал руку из цепких гномьих пальцев, потер запястье. Силен коротышка! Надо уходить, пока не втюхал мне что-то из своих железок.

— Да что ты, родное сердце! — хихикнул гном. — Хотел бы я на это посмотреть.

Фиг тебе! — подумал я зло. Меня не спровоцируешь!

— Ладно, я куплю меч, — неожиданно для самого себя сказал я. Плевать, лишь бы отвязался от меня. Ткнул пальцем в первый попавшийся клинок, — Вот этот.

— О, неплохой выбор! — одобрил Ргар. — Длина как раз тебе по руке, неплохая сталь, хорошие деревянные ножны, обтянуты лучшей кожей…

— Ага, небось еще и хорошо сбалансирован, — буркнул я.

— А то как же! — с улыбкой воскликнул гном. В бледных глазах появилось откровенное презрение. — Я всегда продаю только хорошо сбалансированные мечи!

Он поднял клинок, протянул мне.

— Попробуй, чародейчик, как из ножен выходит! Не меч, а песня.

— Сколько? — спросил я.

— Один золотой, — не моргнув глазом ответил гном. Я молча вытащил из кармана монету, бросил в лицо опешившему гному. Не ожидал, урод, что у меня есть чем расплатиться. Да и цену явно завысил. Но монету поймал на лету, отточенным движением сунул в рот, попробовал на зуб.

— Будь здоров! — проворчал я и направился к выходу.

— Эй, чародейчик! — крикнул мне вслед Ргар. — Ты же помнишь наш уговор?

Я остановился на пороге, оглянулся. Увидел: гном хитро улыбается, почесывает бороду, но глаза серьезные, холодные.

— На память никогда не жаловался, — процедил я. Из глубин души стала подниматься черная едкая злость. Меня трясло уже не от страха, а от ярости. Поймал себя на том, что сжимаю кулаки, скриплю зубами, кровь в жилах начинает закипать. Если сейчас отвесит шуточку, подумал я, не выдержу, кинусь с тем самым свежекупленным мечом. Но гном сдержался.

— Хорошо, это очень хорошо… — ухмыльнулся он. По городу я летел как на крыльях. Время поджимало, и я знал: если опоздаю на бал, Аш меня точно прибьет. Еще нужно помыться, щетину с лица сбрить. А то уже зарос, аж кожа чешется. Я ж не гном, чтоб бородищу отпускать. Аш обещал подходящую одежду. Интересно, на что расщедрился старший брат. Небось какие-то свои обноски прислал. Это было бы в его стиле.

Я стрелой взлетел на чердак, вихрем ворвался в комнату. Все было по-прежнему: пыльно, грязно, пахнет масляными красками. С холстов на меня смотрят люди, печальные, веселые, равнодушные, убегают вдаль ленты дорог, плывущие по голубым небесам облака похожи на странных зверей. Посох с немым укором наблюдает за мной из своего угла.

— Отвали! — обессиленно прошептал я ему. — Отстань! Займусь я тобой, займусь! Но позже, сейчас других дел навалом.

Меч положил на стол, бухнулся на кровать и попытался отдышаться. Аш не обманул, одежда уже висела на спинке стула. Новый камзол, бриджи, рубашка. Под столом блестели модные лакированные туфли. Времени в обрез, пора собираться. И зачем я согласился идти на этот дурацкий бал? Свои проблемы решать надо, а я в развлечения ударился.

Сбегал на первый этаж, притащил воды. Потом долго ожесточенно смывал с себя грязь, скреб тупой бритвой непослушную щетину. Порезался пару раз, кровь лила, как из поросенка, сворачивалась плохо. Отыскал более-менее чистую тряпицу, приложил к царапинам.

Камзол оказался узок в плечах, сразу же затрещал по швам. Я выругался, повесил обратно. Бриджи тоже шились на какого-то дохляка. Лишь рубашка и туфли пришлись впору. В конце концов удалось отыскать в шкафу более-менее приличные брюки. Я оделся, глянул па себя в зеркало. Вроде бы неплохо. Подумал и прицепил к поясу меч. Не зря ж покупал, да и солидней как-то. Аристократичней.

Дверь содрогнулась от мощного удара, распахнулась настежь. На пороге возникла тетка Свара. Лицо перекошено злобой, волосы всклокочены, а глаза сверкают праведным гневом.

— Эскер Гар! — рявкнула она. — Ты мне ответишь за все! Сколько это может продолжаться?

Я глянул искоса. Черная злоба, что ела душу, еще больше разрослась, заполонила разум. Я медленно встал, судорожно сжал рукоять меча.

— Пошла вон! — процедил я.

— Что? — опешила она.

— Я сказал — пошла вон! — раздельно и четко произнес я — Еще раз придешь — превращу в жабу!

Тетка Свара отшатнулась, даже закрылась рукой, словно я нанес удар. На лице испуг, растерянность. Она бледнеет, краснеет, потом чуть ли не зеленеет. Густо накрашенные помадой морщинистые губы жалобно кривятся, дрожат.

— Эскер Гар… — воскликнула она. Голос срывается на писк, в глазах стоят слезы.

— Это мое имя, — хмуро подтверждаю я. — Кыш отсюда, пока не разозлился!

Делаю шаг вперед, скалю зубы в злобной усмешке. Тетку Свару как ветром сдувает. Слышу торопливый стук каблуков, скрип ступенек. Ушла. Нет, даже убежала.

Нехорошо говорить таким тоном с пожилой женщиной. Кощунственно. Мне с детства вдалбливали, что старших надо уважать, слушать, заглядывать им в рот, внимать мудрости. Вот и сейчас чувствую себя полным дерьмом. Хотя знаю, что поступил правильно — сколько можно позволять ездить на себе? Но все равно в душе неприятный осадок, как будто плюнул на городской герб или отобрал у ребенка конфету. С другой стороны, какого Мрона! Я что, должен терпеть маразм старой дуры? Выслушивать ругательства с милой улыбкой? Кушать всю ту гадость, которой она меня поливает? Ну уж нет, я поступил правильно! Мрон с ним, лучше перееду на другую квартиру, но такого больше не допущу.

Ярость не отпускала, лишь утихла немного, осела огненным шаром где-то в районе солнечного сплетения. Но все равно жгла.

Последний раз глянул в зеркало, пятерней пригладил волосы. Все, пора бежать. Выскочил на улицу, направился в сторону мэрии.

Каждый город Свободных Земель управляет сам собой. На ежегодном собрании избирается мэр, заместители, главный воевода, старшина ремесленного цеха. Откуда пошел такой обычай, уже никто и не помнит. Но знати у нас никогда не было. Не было ни королей, ни князей, ни всяких там лордов. Не знаю, к худу это или к добру, но живем в демократии. Не раз нас пытались завоевать, мы ж как бельмо на глазу у всех феодалов. Но каждый раз удавалось отбиться.

Пока наша система власти еще держится, традиции не дают ей разложиться. Но, по мне, монархия лучше, жестче, целесообразней. По крайней мере в наше неспокойное время. Аристократы всю жизнь учатся править, с молоком матери впитывают необходимые знания. Понятия благородства и чести для них не пустой звук. Наши же чиновники за сочный кусок пирожка мать родную удавят. А потом еще и на могилке спляшут, если доплатить. Торговля, нажива, деньги — вот все, что владеет умами людей в Свободных Землях. Зачем воевать, как это делают благородные? Война так расточительна. Зачем хранить честь и достоинство? Ведь это не принесет дохода.

Вот такой подход наверняка и развалил Серый Орден. Ведь целесообразней сделать из гордых и непримиримых магов обычных ремесленников, приравнять к мастеровому люду, сделать винтиком в механизме обогащения. Зачем Свободным Землям чародеи? Зачем тем, кто умеет думать, рассуждать, а самое главное — кто имеет власть все изменить?

Я подошел к воротам мэрии, остановился в растерянности. Было оживленно. Въезжали и выезжали различные повозки, бродили разряженные люди. И где искать Аша?

— Эскер!

Я огляделся, нашел взглядом брата. Тот стоял у самых ворот в компании каких-то богатеев и махал мне рукой. Я взглянул: Аш разодет в пух и прах, камзол вышит золотом, весь надушенный и напомаженный, на знакомой мне с детства физиономии выражение самодовольства и тщеславия. Я подошел, остановился в трех шагах. На меня тут же обратились презрительные взгляды богатых снобов, ощупали с головы до ног, словно мерзкие, паучьи лапки и, потеряв интерес, отпустили.

— Ты опоздал, — нахмурился Аш. — Где твоя хваленая пунктуальность?

— Там же, где моя несуществующая смелость, — попытался пошутить я.

Аш осмотрел меня, хмыкнул.

— Я же прислал одежду, — с укором сказал он. — Почему приперся в рубище?

Брат ткнул холеным пальчиком в сторону моих штанов. Подражая богачам, с которыми только что общался, скривил лицо в презрительной гримасе.

— Пусть твою одежду карлики носят! — огрызнулся и, — Поменьше размерчика найти не мог?

— Мог, — фыркнул Аш. Маска высокомерия тут же слетела с лица. — Но кто бы мог подумать, что ты так разжиреешь. Жрать надо меньше!

— А тебе общаться со всякими придурками, — поддел я.

— Что ты понимаешь? — надулся братец. — Это же высшее общество Гента!

Я огляделся. У богачей скучные лица. Пустые глаза без единой мысли напоминают рыбьи. Щеки свисают, у каждого по два, а то и по три подбородка, на толстые животы можно ставить кружки с пивом — ничего не прольется, поверхность-то почти горизонтальная. Несут какую-то светскую чушь, но видно же — сейчас животы оттянут кожу вниз и веки захлопнутся. Будут стоя похрапывать, повизгивать и даже похрюкивать. Свиньи. Толстые, жирные, важные свиньи. На кабанов не тянут.

Кабан — гордое животное, хищное и злое. Этих же только на убой, а потом шкварки делать.

— Ага, высшее… — поддакнул я. — Выше не бывает…

— Что с тобой такое, Эск? — спросил Аш.

На гибком подвижном лице удивление мешалось с раздражением. Хмурит светлые брови, кривит губы в недовольной гримасе.

— Жизнь прекрасна, Аш, — буркнул я. — Во всех проявлениях. Но лишь извращенцы могут получать удовольствие от всего без разбору.

— Ты что? — изумился брат. — Перепил вчера или белены объелся? Что за чушь городишь?

Я отмахнулся, огляделся по сторонам: люди вокруг нарядные, веселые. Слышится звонкий женский смех, доносится музыка, пение. В ворота мэрии едут возы с провиантом, бочками вина, на телегах горы птицы, целые туши оленей, быков, овец. Неужто все это думают сожрать? Аш перехватил мой взгляд, пожал плечами.

— Вообще-то бал лишь сегодня, а пир продлится три дня. Если хочешь, можешь остаться.

— Не могу, — покачал я головой, — нужно работать.

— Понимаю. Но работа не волк, в лес не убежит.

— Это как раз тот случай, что убежит и даже улетит, — тяжело вздохнул я. — Ладно. Где там твоя любовь новоявленная? Будешь знакомить или нет?

По лицу Аша разлился румянец, он замялся, но тут же напустил равнодушный вид: как же, нельзя показывать слабость перед младшим братом. А то уважать перестанет. Я улыбнулся: никогда не видел, чтобы Аш так краснел. Он вообще старался быть всегда самым-самым, подавать пример братьям. И очень болезненно реагировал, когда над ним шутили. Мы повзрослели, а он не изменился.

— Ну-у-у… это… Скоро познакомлю. На самом балу.

— Надеюсь, мне не придется танцевать, — забеспокоился я.

Аш заразительно захохотал, хлопнул меня по плечу.

— Не придется, если сам не захочешь. Несколько лет назад нас пригласили на званый ужин. Сначала все было чинно и благородно. Но потом мы напились, а хозяйка вечера вздумала устроить танцы. Я к тому времени был в таком состоянии, что едва ходил. И одна девица потащила меня в круг. Я ж смелый, когда пьяный, вот и начал выдавать такие чудеса, что все покатились со смеху. При этом отоптал ноги всем танцующим, перевернул стол и умудрился окунуть девицу в блюдо с соусом. Да так окунул, что едва не захлебнулась, бедная. С тех пор и не танцую. К нам подбежал слуга, поклонился.

— Господа, прошу пройти за мной. Бал начинается.

— Пошли, — важно кивнул Аш, произнес с наигранной бодростью. — А то есть охота, и бабы уже заждались.

— Про баб забудь, — погрозил я ему пальцем. — Ты ж вроде влюблен. Должен пылать чувством, петь сонеты пли даже серенады, точно не помню, томиться под окном у красавицы и побеждать врагов во имя своей королевы.

— Она графиня, — отмахнулся Аш. — Да и шучу я, шучу…

Мы прошли за ворота. Во дворе мэрии толпы важных гостей, все богачи Гента, идут к входу, переговариваются меж собой, отпускают плоские шуточки. Из-за массивных дверей доносится музыка, голоса, в больших окнах свет, какое-то мельтешение.

Здание мэрии новое. Строили совсем недавно, после того как старое совсем пришло в негодность. Архитекторы постарались придать ему величие, но чего-то не учли, и вместо сказочного дворца получился массивный и немного мрачный замок. Камень сероватый: пожалели денег на розовый мрамор, а краска, которой покрыли фасад, после первой же зимы потрескалась и облупилась. Крыльцо широкое, по бокам стоят каменные горгульи, пронзают людей взглядами слепых глаз. Жуть. Аж мороз по коже. Вот только сад хорош. Саженцы многих деревьев привозили издалека, некоторые даже из-за моря. Кустарник аккуратно подстрижен, травка ровненькая, сочная — видать, поливают каждый день. Из-за деревьев выглядывают белые крыши беседок, павильонов. Слышится журчание воды, фонтаны делают воздух прохладным и свежим.

Слуга провел нас по крыльцу, распахнул дверь.

— Великий маг Аш Альен с братом! — объявил он.

Вот, значит, как! Аш теперь уже великий маг. А я так, брат безымянный. В душе вспыхнуло раздражение, но я усилием воли подавил его. И правда, кто я такой? Никому не известный нищий маг-механик. Да и нужна ли мне эта известность? Это Аш у нас парень светский, популярный. Пусть стяжает лавры. А я скромненько в сторонке постою.

Меня ослепило ярким светом множества свечей (зачем зажгли, не знаю, солнце-то еще не село), оглушило музыкой, шумом людских голосов. Главный зал мэрии сиял показной роскошью. Везде позолота, дорогие сорта дерева, лучшие ткани. Под потолком черно-красные стяги Свободных Земель, черно-желтые — самого Тента. Помещение не просто большое, а огромное, как пшеничное поле.

Воздух спертый, наполнен тяжелыми запахами еды, резких духов, крепкого мужского пота. Народа очень, много. Зал забит. Люди прогуливаются поодиночке, иногда парами, разговаривают, хвастаются друг перед другом нарядами, украшениями. Многие едят, пьют. Столы с легкими закусками и винами хаотично разбросаны по всему залу. Возле них приличные очереди. Гости планомерно накачиваются спиртным, другие поглощают мясо и сыр, всякие заморские лакомства. Стопы быстро пустеют, но усердные слуги тут же бегут с подносами, убирают грязные блюда, надрываясь, тащат полные. В углу на постаменте расположился оркестр. Скрипки, флейты и арфы. Любимых мною гитар и барабанов, к сожалению, нет. Еще бы, плебейская музыка. Хотя руку даю на отсечение, этим сгусткам жира и гонора плевать, что слушать. Музыканты наигрывают какую-то медленную вычурную мелодию, кажется «Утро в лесу», стараются, выводят. Но на них никто не обращает внимания: время танцев еще не пришло.

В зале жарко, разодетые в шелка дамы активно машут веерами, пьют охлажденное вино. Мужчины о чем-то болтают, по обрывкам разговоров понятно — речь в основном о торговле, добыче руд, прибыли.

Аш затащил меня в толпу, остановился у столика с закусками и вином. Лицо довольное, высокомерное, как же — здесь он чувствует себя как рыба в воде. Ведь он почти один из этих напыщенных и расфуфыренных, богатых, популярных, светских… Я с тоской огляделся. Ни одного знакомого лица. Никого, с кем бы я мог перекинуться словом. Лишь чужие люди, равнодушные ко всему кроме самих себя.

— Ну как тебе? — Аш покрутился на месте, повел раскрытой ладонью. — Какая роскошь! Какие люди! Не те оборванцы, с которыми ты привык общаться.

— Вообще-то я сам из тех оборванцев, — хмуро ответил я. — Да и не понимаю я твоего восторга. Эти люди… бррр…

Аш нахмурился. На его гибком подвижном лице отражаются все оттенки чувств: досада, раздражение, гордость, самодовольство. Ох, и трудно ему будет в кругу этих ядовитых насекомых. Чувства надо скрывать. Тем более от таких. А то появится соблазн управлять тобой.

— Ты не понимаешь, Эскер, — принялся он поучать. — Именно эти люди заправляют всем. От того, насколько ты им понравишься, зависит, будет у тебя приличная работа или нет, будешь ли ты чего-то стоить, или твое место — на базаре в качестве грузчика. У этих людей деньги. А деньги, как ты, наверное, догадываешься, — это власть.

— Не спорю, — попробовал я оправдаться. — Но это же противно — перед кем-то лебезить, кому-то кланяться, лизать пятки. Ты же не пес, чтоб выпрашивать у хозяина обглоданные кости. Не лучше ли всего добиться самому, своими силами и умом?

Аш посмотрел как на придурка, оглянулся по сторонам — не видит ли кто, покрутил у виска пальцем.

— Ты глупец, Эскер! — рявкнул он. — Своими силами всю жизнь будешь биться в закрытую дверь. Зачем? Ведь рядом есть открытое окно. Самому, может, и лучше пробиваться, но вот так — легче. А это главное.

— Легче не значит лучше, — покачал я головой.

— Победителей не судят, — отпарировал Аш.

— И поэтому ты «влюбился» вграфиню? — хмыкнул я.

Аш побледнел, упрямо сжал губы. На скулах заиграли твердые желваки. Он спрятал взгляд, а когда вновь посмотрел на меня, я увидел, что его глаза горят ярким безумным пламенем.

— Я ее люблю! — рявкнул он. — Но не тебе судить, нищ…

— Договаривай, — хмуро сказал я. — Ты хотел сказать — нищий придурок или, например, — несчастный дурак… Спасибо, братец. Я тебя тоже очень уважаю. По не ты ли еще лет пять назад был таким же?

Аш помотал головой — видно, понял свою неправоту, но ведь не признает. Никогда. В этом весь он. Спорит, далее если не прав. Упрямство присуще каждому в нашей семье в большей или меньшей степени. А что любит свою графинюшку — вижу, тут не надо быть даже магом.

— Ладно, прости! — сдался я. — Погорячился.

— Замяли, — быстро согласился Аш.

Вот так-то. Если сам не сделаешь первый шаг к примирению, то будет дуться до скончания веков.

Мимо прошла семейная чета. Муж — шарик на тоненьких ножках, щеки шире плеч, роскошный камзол не сходится на пузе. Заплывшие жиром глазки обозревают мир с сытой ленцой и брезгливостью: как это — мне, такому великому, приходится унижаться здесь, снисходить до этих… мда, этих… Жена — молодая красивая девушка. В дочери годится этому борову. Смотрит на мир удивленными глазами ребенка, что-то рассказывает мужу, он важно кивает, поддакивает, но видно, что не слушает. Женщина для него — погремушка, украшение. Или даже — здоровая породистая лошадка, которой можно похвастаться перед друзьями и просто знакомыми. А потом, когда надоест, завести другую. Еще породистее и красивее.

Я проводил их долгим взглядом, покачал головой. Может, в чем-то Аш и прав. Деньги правят миром. Если ты богат, то будешь вкусно есть, сладко спать, рядом с тобой всегда будут крутиться красивые женщины. Но будешь ли ты счастлив, еще неизвестно. Есть вещи сильнее денег. Точнее… я надеюсь, что есть. Хочу верить. Иначе зачем жить?

Что за бал такой странный? На балах вроде бы должны танцевать. А тут просто ходят по залу, болтают меж собой, едят и пьют. Или я все-таки чего-то не понимаю? Хотя одна подруга, с которой я когда-то прогуливался, сказала, что я пережиток. С моими взглядами и понятиями о жизни надо было жить лет четыреста назад. Или же уехать в империю, там, по слухам, все иначе.

Аш завертел головой: взгляд прицельный, ищущий. Наконец увидел кого-то, помахал рукой.

— Эскер, ты постой пока, — сказал он, — попей вина, развлекись, пообщайся. Я тебя найду. Если сможешь, подцепи девушку посмазливее.

— Я недостаточно богат для этого. И вообще пусть их собаки дикие цепляют!

— Какой гордый, — хмыкнул брат. — Ладно, я побежал.

— Давай, — кивнул я. — Развлекайся, но обо мне не забудь.

Последних слов он не услышал, затерялся среди толпы.

Я растерянно огляделся. Одному как-то неуютно. Вокруг холеные равнодушные лица, разноцветье нарядов, роскошь и богатство. Я тут как белая ворона в своей простой одежде. Да еще меч на поясе. Во-первых, мешает. Ножны бьют по ноге, скоро синяк будет. Не привык я к оружию. Во-вторых, почти ни у кого из присутствующих нет мечей. В лучшем случае кинжалы. Да и то так густо усыпаны драгоценными каменьями и залеплены золотом, что это уже и не оружие вовсе, а предмет украшения. Я со своим простым клинком больше похож на телохранителя или слугу.

Может, и правда вина выпить, как Аш советовал? Хоть какое-то занятие.

Подошел к ближайшему столику: тут столпились гурманы, пробовали вино, делали многозначительные мины, закатывали глаза, говорили о букете, урожае, способах изготовления. Кое-как протолкался, плеснул из первого попавшегося кувшина в чистый кубок. Попробовал. Вино оказалось красное, сухое, чуть с кислинкой, но вкус неплохой.

— Разве слугам позволяется пить вино господ? — скривила носик какая-то дама.

Личико бледное. То ли от обилия косметики, то ли сама по себе такая. Одета в пышное голубое платье, прическа — нечто невообразимое, запредельное.

— У нас демократия, если вы не знали, — проворчал тихо. — Так что слугой своего конюха обзывайте.

Дама возмущенно взвизгнула, сделала вид, что падает в обморок. Ближайший гурман тут же среагировал, подхватил и забормотал комплименты. Дама улыбнулась, что-то прошептала в ответ. Я отошел от греха подальше: нарываться незачем. А то еще выгонят с позором. Ашу вряд ли понравится.

Я маялся: вот не знаю, что делать, и все. Хоть волком вой. Чувствую себя не в своей тарелке. Вино пью маленькими глоточками. Не то чтобы пьянеть не хочу, просто к столикам меня теперь и пряником не приманишь.

Стал возле стеночки, где мягкие пуфы, но садиться не хочу, еще сгонят.

— Что делает столь наивный молодой человек в таком обществе?

Я обернулся. На пуфе сидела женщина лет тридцати пяти. Одета со вкусом, по последней моде. Все, что можно оголить, оголено. Из низкого выреза вызывающе выглядывают молочно-белые полушария. Грудь упругая, молодая, такой любая восемнадцатилетняя девушка позавидует. Дама глянула на меня с интересом, растянула густо накрашенные губы в игривой улыбке. Поигрывает кубком в руках, цедит вино по глоточку.

Я развел руками, вздохнул.

— Так уж сложились обстоятельства. Брат притащил.

— И кто же ваш брат, юноша?

— Аш Альен.

Она выгнула тонкую бровь дугой, стрельнула глазками.

— Так вы брат знаменитости, юноша. Как интересно. Голос приятный, грудной. На меня смотрит снизу вверх, хлопает длинными ресницами. Рот немного приоткрыла, быстро провела острым язычком по полным влажным губам. Словно бы невзначай, но видно: жест привычный, отработан до совершенства долгими тренировками у зеркала, а потом отточен на таких вот лопухах, как я. Сам того не замечая, я сделал шаг вперед, пальцы судорожно сжались, в голове со скоростью молит промчались сцены… гм… сцены. Иногда хорошее воображение играет злые шутки. Она заметила, с удововольствием улыбнулась, стала кокетливо поправлять прическу.

— Чем же знаменит мой брат? — спросил я.

Голос внезапно охрип. Я прокашлялся, смущенно отступил.

— Вы просто прелесть, юноша, — тонко улыбнулась она. — Аш Альен — наша знаменитость. Молодой, но очень перспективный маг, красив, остроумен, уже богат. Его давно желают связать узами брака. Многие девушки и даже женщины сгорают от страсти. Но он безумно влюблен в графиню Катрин, гостью мэра…

— Гм… интересно-то как, — пробормотал я, все больше смущаясь.

От дамы шел такой мощный зов, что голова закружилась, а внизу живота разгорелось пламя. Я нервно сглотнул, сделал еще шаг назад. Но она поймала мою руку, сжала в своей ладони. У меня в голове раздался мощный взрыв, вспышка, ошметки мыслей разлетелись по закоулкам.

— Молодой человек, вам плохо? — участливо спросила она, заглянула мне в глаза. — Вы так побледнели.

— Все хорошо, — пробормотал я. Постарался освободиться из плена цепких горячих пальчиков. Безуспешно, — просто жарко тут.

— О-о-о… вы правы, — воскликнула она, — многие даже падают в обморок. Если хотите, можно пройти в соседнюю комнату, там открыто окно и гораздо прохладней. Как вас зовут?

На меня посмотрела гипнотически, как кобра на крысу, закусила губку. В глазах ожидание, вопрос, предложение… мол, давай же, дурачок, соглашайся, будет хорошо!

— Эскер… — пробормотал я. Губы непослушные, язык вовсе еле ворочался, — Эскер Гар. Но я не думаю, что там будет прохладней.

— Может, стоит проверить, — обольстительно улыбнулась она.

— Э-э-э…

Кто-то взял меня за плечо. Я оглянулся, столкнулся взглядом со своим старым знакомым, начальником стражи Гента. Он весело подмигнул мне, потом повернулся к даме:

— Извини, Кларисса, но молодой человек нужен мне для очень серьезного разговора.

— Патрик, только не говори, что сей юноша обвиняется в преступлении или является важным свидетелем, — недовольно надула губки дама.

Глаза стали злые-презлые, она бросила уничтожающий взгляд на начальника стражи, сжала мою руку.

— Именно так, Кларисса, — твердо заявил офицер. — Извини, потом поболтаешь.

— Злодей Патрик, — погрозила пальчиком дама, с сожалением отпустив мою руку. — Ты мне ответишь за это.

— Всегда к твоим услугам, Кларисса, — галантно поклонился он и потянул меня в толпу. — Вина хочешь? — шепнул он мне.

Я глянул в свой кубок. Пустой. И когда успел вылакать? Или само испарилось?

— Не откажусь, — прохрипел я.

— Тогда пошли, — Патрик махнул рукой в сторону ближайшего стола. — Тебе нужно подкрепиться после такого.

Мы подошли, офицер бесцеремонно растолкал толпу, налил вина в мой кубок, себе взял чистый. Я сделал большой глоток: вино холодное, течет по пищеводу животворящей струйкой, но в желудке превращается в тепло. Патрик все такой же молодцеватый, подтянутый. Волосы напомажены, весь чистенький, строгий. Одет в простой мундир, у пояса короткий меч. Лишь перевязь парадная, отделана серебром. На груди орден, за что, не знаю, не разбираюсь в таком. На меня смотрит с насмешкой, но просто, без нахальства и пренебрежения.

— Спасибо, что спас меня, — серьезно сказал я.

Он отмахнулся, весело хохотнул. Пригладил усики. Мы как-то сразу перешли на ты. Это получилось так естественно, что я сам не заметил: вот он уже и не начальник стражи, а просто хороший мужик. С таким можно выпить, поговорить о бабах, сражениях, методе ковки мечей. Да о чем угодно. В общем — свой в доску.

— Не смог удержаться, чтобы не насолить Клариссе, — улыбнулся он. — Уж слишком любит молоденьких мальчиков. Прогуливаюсь по залу, смотрю, а эта красотка моего недавнего арестанта клеит. Если б опоздал, она уже утянула бы тебя в свое паучье логово.

— Вдовушка, — понимающе кивнул я.

— Если бы, — вздохнул офицер. — Замужняя. Просто выскочила по малолетству за богатенького, лет на тридцать старше ее самой. Муженек — владелец нескольких десятков рудников. В молодости вкалывал как проклятый. Ну и допрыгался. Сейчас ходит с трудом, о выполнении супружеского долга вообще молчу. Вот женушка и бесится. Она ж бабенка в самом соку, вот и повадилась на сторону. Остальные светские львицы ей бы уже давно глаза выцарапали, но у нее много связей, да и авторитет мужа…

— Тогда я действительно спасен, — улыбнулся я.

— Это уж точно, — хмыкнул Патрик. — Выпьем за чудесное спасение!

Мы сдвинули кубки, сделали по большому глотку.

Я глянул в окно. Ого, уже стемнело. Даже не заметил. Как летит время. Ведь только-только светло было. В зале еще прибавилось людей. Голоса слились в густой монотонный гул, мэрия — словно растревоженный улей. Музыки почти не слышно, а ведь акустика вроде бы неплохая. Слуги уже сбиваются с ног, пытаясь удовлетворить все прихоти гостей, носятся среди толпы юркими рыбками.

— А ты что здесь делаешь? — поинтересовался начальник стражи.

— Да я как бы в довесок… — замялся я, рассказал просьбе Аша.

— Так ты двоюродный брат этого мага-фортификатора, — протянул Патрик.

— Кого? — не понял я.

— Мы так чародеев-строителей называем, — объяснил офицер. — А у вас что, вся семья в магах ходит?

Я пожал плечами. Ну как объяснишь человеку такое. В обществе почему-то бытует мнение, что магический дар очень редкий и достается случайным людям то ли по воле всемогущей Судьбы, то ли по прихоти богов. Не знаю, кто брякнул такую очевидную глупость, скорее всего, люди сами придумали. На самом деле среди магов очень много семейных кланов. Способность к чародейству передается от родителей к детям, как цвет глаз или волос. Или как талант. Ведь если отец умеет писать картины, то сын тоже может научиться. По крайней мере ему будет легче. Тох когда-то объяснял, но говорил непонятно и довольно путано. Про какие-то клетки, гены и прочую дурь. Но смысл я все-таки понял. Бывают, конечно, и исключения из правила. Но самое главное — развивать способности, а то так и останутся в зачаточной форме. Вот хотя бы моего родного брата Витара взять… Способности ого-го, а магом не стал. Потому что лентяй и бестолочь. Алмаз надо долго и упорно шлифовать, чтобы получился бриллиант.

— В общем-то, да, — кивнул я.

— Хм… — Патрик задумчиво пригладил усики. — Интересно. Наверное, хорошо, когда есть братья, что могут помочь в трудную минуту. Я вот сирота. Есть дальние родственники, но никогда их не видел.

— Хорошо, — согласился я. — Но у моих братьев своя жизнь, свои проблемы. Мы все больше отдаляемся друг от друга.

— Плохо, когда так происходит, — сказал Патрик. В голосе прозвучала тихая печаль. — Мы живем, живем… Одни люди приходят в нашу жизнь, другие уходят. Ско-лько было друзей, а сколько еще будет. Лица смазываются в памяти, стираются, исчезают. И мы остаемся в вечном одиночестве. Лишь те, кто близок к нам по крови, может помочь загасить тоску, лишь они всегда с нами. Но когда уходят и они, жизнь превращается в существование.

Начальник стражи смотрел в пустоту неподвижным взглядом, на губах стыла холодная улыбка живого мертвеца. Словно ледяная молния поразила меня в самое сердце, прошла от макушки до пяток. Я пошатнулся, но тут же очнулся, сделал большой глоток. Вино согрело, растопило лед в груди. Я судорожно вздохнул, выпил еще.

— Жизнь — сложная штука, — натужно улыбнулся я. — Все время подсовывает сюрпризы. Но не всегда хорошие.

— Но мы ведь люди, — пробормотал офицер. — Значит, должны бороться, идти выше, дальше.

— Люди, — подтвердил я. — В основном. Патрик очнулся, взгляд прояснился. Он выпил вина, невесело засмеялся.

— Не обращай внимания, Эскер. На меня иногда находит. Старею, наверное.

— Вместе со старостью рука об руку идет мудрость, — ответил я вычитанной в какой-то книге фразой.

— А зачем мне мудрость? — хохотнул начальник стражи. В глазах затаенная боль, невыразимая мука. — Мне бы вторую молодость и ту восхитительную глупость. Наивным быть легче. Жизнь кажется простой, солнце светит ярче, цветы растут только для тебя, а каждая женщина — оплот чистоты и целомудрия.

— Но ведь легче не означает лучше! — повторил я довод, что использовал в споре с Ашем.

— Ты прав, — кивнул Патрик. Пригладил усики, придал лицу равнодушно-скучающее выражение. — Но не каждый выдержит эту ношу. И иногда… приходится прогибаться. Давай лучше выпьем. Вино помогает забыться, пусть на чуть-чуть, но становится легче жить.

— Выпьем, — согласился я. — А что еще остается?

— Соображаешь, — одобрительно хмыкнул офицер. Мы налили себе еще. Пили понемногу, прохаживались по залу. Говорили в основном о каких-то пустяках.

Взгляд зацепился за нечто странное. В углу стоял худой темноглазый и темноволосый парень едва ли старше меня самого. Лицо правильное, немного жесткое, на левой щеке длинный кривой шрам. Красив той мужественной холодной красотой, какой бывают красивы только прирожденные воины. Взгляд спокойный, но сильный. Вроде бы ничего особенного, если бы не одежда. И присмотрелся, ахнул: на парне кольчуга тонкого плетения, стальные щитки закрывают ноги, плечи и руки. Поверх кольчуги темная накидка с гербом — три белых Звезды и сова. Никогда такого не видел. Из-за спины выглядывает крестовина длинного меча.

Парень стоял в окружении молоденьких девушек. Они что-то выспрашивали, щебетали, хихикали и кокетничали, строили глазки. Он отвечал спокойно, медленно. Видно было, что обдумывает каждое слово, говорит веско, спокойно. На заигрывания не реагирует, хотя его буквально прижали к стене.

Патрик перехватил мой взгляд, ухмыльнулся.

— Каков молодец, а! — подмигнул начальник стражи. — Нгарский рыцарь Шед. Прибыл вчера с дипломатической миссией от своего рыцарского Ордена.

Я с новым интересом посмотрел на парня. Надо же, настоящий рыцарь. Про королевство Нгар не знаю почти ничего, только то, что оно далеко на западе за Окраном. Но если у них все воины такие, то понятно, что это суровый край.

— Да, молодец — это точно, — согласился я. — Хищный, как волк.

— Волк в свинарнике, — хмыкнул Патрик. — Лишь бы не испортили парня. Жалко, если пропадет такой воин. Я посмотрел вопросительно.

— Там другой мир, — стал объяснять Патрик. — Более жесткий и даже жестокий, но одновременно с этим более чистый и светлый. Мы в своих Свободных Земля уже зажрались. Люди ради наживы способны на многое, предают всех и вся, покупают и продают себя и себе подобных. Все обусловлено целесообразностью, выгодой, полезностью. А они живут по рыцарскому кодексу. К врагам лучше относятся, чем у нас к друзьям.

— Благословенная земля, — прошептал я, пораженный.

Офицер внимательно посмотрел на меня, покачал головой.

— А ты не безнадежен, Эскер. Большинство гентцев пришли бы в ужас при описании тех земель.

— Но почему? — не понял я. — Разве плохо жить но законам чести, благородства?

— Кому-то плохо, — медленно ответил Патрик. — Понимаешь… большинству жителей Свободных Земель плевать на все. Ведь им живется хорошо и сытно, им тепло, пиво дешевое, женщины доступные, королей, которые что-то заставляют делать и тянут в светлое будущее, — нет. Что еще нужно для счастья?

— Но ведь так живут лишь животные! — возразил я.

— А мы и есть животные, — мрачно ответил офицер. — Вот Шед — человек. Потому что стремится им быть, по тому что для него холодное пиво, мягкая постель и грудастая девица — не цель жизни. Он служит Идее. А все мы животные. Ну или полуживотные… Свобода — возможность делать выбор. А какой выбор могут сделать, убогие умом и духом люди? Поэтому Свободные Земли для Шеда — Земли Зла!

Он прав, подумал я с грустью, абсолютно прав. Демократия — власть быдла! А что для быдла важно? Хлеб да зрелища. Точнее, много вкусного и море развлечений. Остальное вторично. У нас даже религии как таковой нет, потому что религия, какая бы она плохонькая ни была, все-таки тяготеет к духовному, накладывает ограничения. Несколько обветшалых храмов Алара не в счет. Единственную верховную власть, Серый Орден подавили триста лет назад. И с тех пор чародеи стали слугами, а не повелителями. И я тоже слуга, в школе и университете вдалбливали — маг служит остальным, делает жизнь более комфортной и спокойной, защищает, лечит. Но не повелевает. Ибо личиком не вышел. Идеи Ордена извратили, уничтожили. Ведь чародеи тех времен мечтали создать государство, свободное от власти сеньоров, священнослужителей и даже богов, государство гордых и сильных людей. А в итоге сами стали лакеями.

— Ты прав, Патрик, — тихо сказал я, — ты прав… Но если попробовать все изменить…

— Не дадут, — грустно сказал офицер. — По доброй воле на это не пойдут. Только прекраснодушные идиотики ринутся строить светлое будущее, но сам понимаешь, какой с них спрос. А если силой, то зальем кровью все Свободные Земли.

— Так ты предлагаешь оставить все как есть?

— Не знаю, — с мукой в голосе сказал Патрик. — Просто не знаю. Да и не в наших это силах. А Шеду я завидую. Черной завистью…

Бал все-таки начался. В середине зала освободили место, музыканты поднатужились, стали играть громче, веселее. Но танцевали мало, в основном молодые девушки и юноши. Богатеи столпились рядом, морды скучные. Смотрят на кружащихся в танце со снисхождением, кривят толстые губы в вялых улыбках. Я присмотрелся к толпе разряженных болванов и передернулся от омерзения. Нет, это не люди. Куклы. Равнодушные, злые, испорченные. Ходят, говорят, даже едят и пьют, но на лицах не отражается чувств. Лишь слабые отблески нормальных людских эмоций.

— Ты танцуешь? — спросил Патрик.

— Не умею, — признался я.

— Правильно, настоящие мужчины не танцуют.

— А что они делают? — заинтересовался я.- Fly эти, настоящие…

— Воюют, — твердо сказал начальник стражи. — А еще рушат, строят. Занимаются любым мужским делом. Танцуют лишь бездельники, придурки и неумехи.

— Тогда этих тоже можно причислить к настоящим? — кивнул я на толпу позолоченных толстяков.

Патрик проследил за моим взглядом, скривился, словно съел что-то горькое.

— Эти были настоящими, — тихо сказал он. — Если бы не были, не достигли бы того, что имеют сейчас. Многие, конечно, получили богатство по наследству, но большая часть добилась всего сама.

— Но что тогда случилось с ними? — спросил я.

— А ничего, — Патрик пожал плечами, посмотрел на богачей с презрением. — Пресытились, решили, что всего достигли. И остановились. А остановившись, утратили все то, что делало их людьми и мужчинами. Настоящий мужчина должен иметь цель в жизни. Маленькую, большую — неважно. Но цель должна быть. Ты продираешься вперед, на своем пути чему-то учишься, что-то приобретаешь. Но если, упаси боги, останавливаешься хоть на миг, теряешь все.

— Они богаты, — пробормотал я.

Патрик остро глянул на меня, цокнул языком.

— Богаты, — согласился он. — Но им это уже не нужно. Чахнут над своим золотом, по привычке гребут еще больше, но деньги не дают им счастья.

— По-твоему, лучше быть бедным, но счастливым? — удивился я.

— Не знаю, — отмахнулся офицер. — Мне кажется, лучше всего искать золотую середину. Деньги — не цель жизни, а всего лишь средство сделать ее комфортней.

— Странные мысли для жителя Свободных Земель, — удивился я.

— Мой отец был скифрским рыцарем, — сказал Патрик, помрачнев. — Безземельным. Тут надеялся найти себе дело, заработать на жизнь.

— И? — поинтересовался я.

— Умер в нищете, — сдавленно произнес офицер. Лицо равнодушное, но видно было, что воспоминание причиняет ему боль. — Был слишком гордым. В торговле нужно обманывать, а он так и не смог научиться. Заниматься земледелием было бы позором. Наемником бытьь не хотел. Мне исполнилось семь, когда он умер от какой-то болезни. Излечимой. Но денег не было даже на еду, не то что на лекарства.

— Прости, — тихо сказал я. — Не хотел бередить душу.

— Ничего, — махнул рукой Патрик. — Ты неплохой парень, Эскер. Но не прогибайся, как я. А если прогнешься, то постарайся… несильно. Если видишь цель, иди к ней, несмотря ни на что.

Я хотел спросить, в чем же он все-таки прогнулся, но сдержался, промолчал. Зачем доставлять хорошему, в сущности, человеку лишнюю боль?

Мы побродили еще, смотрели на женщин, пили вино. Бал был в разгаре, музыканты вспотели, но старались, играли изо всех сил. Пару раз на глаза попадался мэр Гейта — низенький плотный человек с красным пропитым лицом. Вокруг крутились самые богатые и маститые, заглядывали в рот, что-то выпрашивали, словно шакалы у льва. Мэр не слушал, масляно смотрел на проходящих мимо женщин, пил вино из большого кубка, закусывал копченой гусиной ножкой. Я поймал себя на мысли, что даже имени его не знаю. Да и какая разница, в общем-то. Через полгода выберут другого. Но рожа будет такая же красная, а рот такой же слюнявый. И новый мэр точно так же будет говорить на городских собраниях о великом и прекрасном, о благе для жителей Гента, о деньгах и прибыли… А на таких вот вечерах будут точно так же с похотью поглядывать на филейные части пробегающих девушек и лопать мясо.

— Патрик, негодник, куда ты запропастился?

К нам подошла худенькая миловидная женщина. Лицо нежное, детское. Серые глаза сияют теплым внутренним светом. Платье строгое, закрытое, но так очерчивает прекрасную фигуру, что я затаил дыхание. На меня посмотрела с мимолетным интересом, погрозила офицеру пальчиком.

— Я его ищу по всему залу, а он тут напивается, — надула она губки. — Смотри, а то сбегу к этому молодому человеку. Будешь знать.

— Прости, милая, — развел руками Патрик — Но я просто вынужден был вытянуть юношу из лап Клариссы.

Она нахмурилась, потом решила не обижаться, лучезарно улыбнулась и обняла офицера.

— Мой Патрик, — проворковала она. — Рыцарство из тебя и палкой не выбить.

— Это плохо? — приподнял бровь начальник стражи, улыбнулся.

— Это чудесно! — жарко сказала она. — Ты же знаешь, что за это я тебя и люблю.

— Лишь за это? — поинтересовался он, но тут же засмеялся. — Да шучу я, шучу… Не обижайся, Лора!

— Злодей! — обвинила она, легко ущипнула Патрика за руку. — Завязывай со своими казарменными шуточками.

— Хорошо-хорошо, — сдался он — Позволь представить — Эскер Гар, маг-механик, брат Аша Альена. А эта моя жена, Лора.

— Очень приятно! — пробормотал я и поклонился. Лора окинула меня внимательным взглядом, улыбнулась чему-то своему.

— Он хороший, — сказала она, кивнув на меня. — Помогай ему.

— Вот так всегда, — засмеялся Патрик — Не обращай внимания, Эскер. У Лоры еще детский максимализм. Все обзывает либо хорошим, либо плохим.

— Я когда-то ошибалась? — обиделась она, отстранилась от мужа — Вот уж точно, злодей!

— Ну конечно нет, милая, — улыбнулся Патрик, привлек ее к себе. — Я доверяю твоему чутью.

— У меня сейчас чутье на парк, прохладный воздух и нет звезд, — нахмурилась она.

— Все-все, — замахал руками офицер. — Понял. Извини, Эскер, мы прогуляемся.

— Конечно, — кивнул я. — Спасибо за хорошую компанию.

— Не за что, — улыбнулся офицер, с любовью посмотрел на маленькую жену. — Ты заходи ко мне, если будут проблемы. Помогу. Или… просто заходи. Поболтаем, вина выпьем.

Я посмотрел вслед уходящим Патрику и Лоре. Он высокий, могучий и мужественный. Она маленькая, очень женственная. Держит мужа за руку, заглядывает ему в глаза. Ловит каждое слово, тихо рассказывает что-то сама, смеется весело и звонко. Хорошая пара, подумал я, и люди хорошие. Даже в этом отстойнике есть такие.

Стройный молодой слуга протащил мимо меня большой поднос с закусками. В ноздри ударил запах еды. Желудок заворчал, завозился в животе, возмущенно булькнул. Мол, совсем обо мне забыл. Пришел в место, где много вкусного, так не щелкай хлебалом, когда еще бесплатно наедимся. Я подошел к ближайшему столику, налил себе еще вина — слабое, в голову совсем не бьет, можно пить хоть ведрами. Подцепил пальцем пару толстых ломтей жаренного со специями мяса, начал усиленно работать челюстями. Все свежее, горячее, приготовлено прекрасно, прямо тает во рту. На широких блюдах красовались тушки поросят, запеченные целиком, утки и гуси, всяческие соленья и копченья. С ними по соседству пестрели какие-то экзотические закуски, миски с красной и черной икрой, вареными рачками, больше похожими на крупных тараканов. Этой гадостью пусть всякие гурманы давятся, для мужчины ничего нет лучше, чем хорошо прожаренный кусок мяса. А тут еще и хлеб с маслицем есть, сварганю себе бутерброд.

— Эскер!

Мрон! Ну не дадут мне поесть! Я торопливо прожевал последний кусок, запил глотком вина, с сожалением посмотрел на оставшееся великолепие. Народа рядом со столами поубавилось: то ли уже насытились, то ли танцы переманили. Засесть бы и наесться впрок, но опять отвлекают.

— Эскер!

Я обернулся и увидел: ко мне сквозь толпу пробирается Аш. Рядом с ним идет… нет, даже шествует молодая высокая женщина. Брат подвел ко мне, взял ее за руку и проникновенно сказал:

— Эскер, я хочу представить тебе графиню Катрин де Арно, мою возлюбленную.

ГЛАВА 6

— Гм… — пробормотал я. — Для меня честь познакомится с вами, леди.

Я с интересом посмотрел на нее. Высокая блондинка, лицо надменное, даже холодное, но не лишено привлекательности. Маленький аккуратный нос, пухлые губы, как у пятнадцатилетней девушки. Взгляд холодный, оценивающий, зеленые с золотистыми крапинками глаза ловят каждое мое движение. Заметно: она сразу же все расшифровывает, пытается сделать выводы. Сколько ей лет, по виду и не скажешь. Можно дать восемнадцать, а можно и тридцать. Скорее всего, гораздо старше, чем выглядит. Одета в длинное аккуратное платье, шитое золотом и серебром, волосы изящно уложены, и не падают на худенькие плечи золотистым водопадом. На шее сверкает ожерелье, бриллианты крупные, горят как звезды. Чтобы купить один такой, мне надо две жизни работать без еды и питья.

Я неуклюже поклонился, тут же развел руками, мол, простите — человек простой, тонкостям этикета не обучен. Краем глаза подметил: Аш нервничает, весь издергался, сердечный. Волнуется, чтобы меня, как представителя его родственников, не забраковали.

— А он милый, — обратилась Катрин к моему брату.

Лицо бесстрастное, смотрит на меня с холодным любопытством змеи, ни один мускул не дрогнет. Лишь краешки губ чуть разошлись. Аш вздохнул с облегчением, немного расслабился: экзамен почти пройден.

— Гар такой, — хмыкнул он с показной небрежностью. — Скудоумие обаянием возмещает.

Я дернулся, словно мне влепили пощечину, отшатнулся от брата. В груди полыхнула приутихшая злость. Вот сукин сын! То ли от волнения чушь порет, то ли специально позвал, чтобы в грязь втоптать. Ведь так удобно — подчеркивать свои достоинства, унижая кого-то. А ведь брат! Хотя он и в детстве таким не брезговал, младших легче обидеть. Но сейчас-то зачем…

— У кого-то даже с обаянием проблемы, — процедил я сквозь зубы.

Сдерживаясь изо всех сил, попытался унять раздражение. Не тот случай, когда можно просто развернуться и уйти.

Братец небрежно отмахнулся, ясно было: меня вообще не слушает, смотрит на Катрин, как влюбленный в хозяйку щенок. Был бы хвост — уже б себе все бока отбил.

— Что, забыл, как тогда с курсовиком лажанулся? — хмыкнул он небрежно.

Я нахмурился. Оторвать бы уши самодовольному придурку. На третьем курсе я и правда чуть не вылетел из университета. Тогда был пик моего увлечения боевой магией. Я пытался применить, теорию огненных заклятий для использования в движителях. Но что-то изначально пошло не так, а точнее, у меня просто не хватило сил реализовать идею. Ну не боевой я маг, не боевой! Есть способности к Огненной стихии, но слабенькие. Пришлось неделю не спать, чтобы сделать другой курсовой проект на тему обычного упрочнения металла, так как сроки аттестации уже поджимали. Но слепил так себе, и преподаватели со скрипом поставили мне «удовлетворительно».

Но все равно — это еще не повод поливать меня грязью. И трубить налево и направо, что твой двоюродный брат — бестолочь, в университете плохую оценку получил, тоже не стоит. Ну не получилось, и что теперь? Да, попытался прыгнуть выше облаков. Но биться головой об стену и плакать не собираюсь.

— Не все такие знатоки, как ты, — отпарировал я. — Есть разница между умным и разумным человеком.

— Да ладно, Эскер, — отмахнулся Аш. — В нашем мире всем место есть.

Ага, продолжил я за него мысленно, даже убогим вроде меня. Ну Аш, ну гад!

— Милый Аш, ты обещал угостить меня каким-то особенным вином, — встряла Катрин в нашу перепалку, взяла моего брата за руку, ласково посмотрела в глаза.

— О да, моя жизнь! — воскликнул Аш с жаром. — Окранское красное пятидесятилетней выдержки — чудесное вино. Принести?

— Если не трудно, — слабо улыбнулась графиня.

У нее что — зубы кривые или изо рта пахнет, почему нормально не засмеется? Я, не таясь, скривился. Аш так и стелился перед Катрин. Вот сейчас упадет на спинку и будет колотить лапками по воздуху, повизгивать и поскуливать от счастья. А если она ему животик почешет, то он на радостях полижет ей пятки. Видеть обычно гордого и самодовольного брата таким… противно.

Аш бросил на меня настороженный взгляд: как бы придурок Эскер не наболтал лишнего. Умчался, словно на крыльях. Перед ним расступались, провожали взгля дами — мужчины завистливыми, женщины влюбленными, похотливыми… Любимчик публики.

Я хмыкнул, отхлебнул из кубка. А Катрин молодец очень ловко спровадила моего брата, тот даже не понял. Мозги совсем набекрень. Хотя какого Мрона, подумал я с внезапно нахлынувшей тоской, не таким ли был ты сам, Эскер, когда влюбился во Флори? Тоже был окрыленный, в глазах плескался розовый туман, сердце сладко щемило. А сейчас в груди один пепел, серый и мертвый… И ведь Аш влюбился явно не в ту девушку, Катрин уже вертит им как хочет. Что же будет потом?

— Любите вино? — спросила она невинно.

— Люблю, когда его много, — буркнул я. — Вино помогает забыться. Выпьешь — и даже самые, извините, страшные женщины становятся красавицами, а проблемы кажутся несущественными.

Она посмотрела с живейшим интересом, даже ротик приоткрыла, но под глупышку косила плохо, я ее уже раскусил. Мои слова насчет женщин пропустила мимо ушей, спросила:

— У вас так много проблем, что нужно заливать горе вином?

— Проблем нет лишь у мертвецов и детей. До первых мне еще далеко, до вторых… гм… уже далеко.

— Настоящие мужчины не заливают проблемы вином, а решают их, — возразила она.

— Настоящие мужчины пьют в двух случаях — когда есть повод, и просто так, — в тон ей сказал я. — Но если говорить серьезно, то на халяву и уксус сладкий.

Я смачно приложился к кубку, аж по подбородку потекло. Вытер капли кулаком, громко и сыто рыгнул, воспитанно прикрывая рот ладошкой. Она поморщилась: такое демонстративное хамство пробивает даже ледяную броню невозмутимости.

— Аш говорил, вы тоже маг, — сказала она.

— Да, маг, — кивнул я. — Маг-механик. Если нужно сделать голема, зачаровать метлу или меч — обращайтесь.

— А зачем метлу? — удивилась она.

— Ну как же, — масленым голосом сказал я. — Ведьмы только на метлах и летают.

Она едва заметно вздрогнула, но красивое лицо осталось совершенно неподвижным. Лишь взгляд стал еще более холодным и презрительным.

— А почему вы предлагаете мне такое? — поинтересовалась Катрин.

— Женщины все ведьмы, — твердо сказал я. — Даже самая добрая фея, если разозлить, становится ведьмой.

Она расслабилась, позволила себе легкую ироническую улыбку.

— У вас странное чувство юмора, Эскер, — укорила она.

— Я вообще странный, — развел я руками. — Но надеюсь, вы меня простите. Вам со мной не жить. А Аш… думаю, вы хорошая пара.

— Да, ваш брат — чудесный человек, — сказала она спокойно.

— Почему-то когда так говорят, сразу ждешь продолжения, — хмыкнул я.

— Какого?

— Сколько раз мне говорили — ты чудесный человек, Эскер, но… нам не по пути. Живи счастливо, но… с кем-нибудь еще. А я выйду замуж вот за этого, богатенького, успешного, пробивного.

— Это не тот случай, — ответила она холодно.

— Надеюсь, — сказал я с нажимом. — Я желаю брату счастья.

С тобой или без тебя, подумал я хмуро. Лучше, конечно, без тебя. Аш хоть и корчит из себя очень взрослого, умудренного жизнью и опытом, но в душе остался пятнадцатилетним пареньком. Он и выглядит пятнадцатилетним, хоть скоро тридцатник стукнет. Ему не по пути с такой расчетливой стервой, как ты. А что стерва, да еще и расчетливая — видно сразу. Такие, как ты, не умеют любить. Любой твой шаг, слово, жест — ради достижения собственных целей. Интересно, зачем тебе понадобился мой брат?

— Не сомневаюсь, — она приподняла тонкую бровь, придала лицу заинтересованное выражение. — Это в вас братская любовь говорит?

У нее и улыбка такая же деревянная, заученная, подумал я обозленно. Или аристократизм так выпирает? Люблю, когда люди искренни во всем. В улыбке, в движениях, словах. А эта даже наедине с собой останется холодной сукой.

— Ага, именно братская… — согласился я. — Понимаю, это порок и слабость — испытывать родственные чувства, но ничего с собой поделать не могу.

Катрин вытащила из-за пояса веер, стала грациозно махать им. А ведь не вспотела ничуточки. В зале жарко, с меня пот течет, как со свиньи, рубашка прилипла к спине, а она свежая и чистенькая, будто ее прохладным ветерком овевает.

— Для вас это не порок и не слабость, — сказала она. — Вы простой человек.

— А вы, значит, не простая? — восхитился я.

— Я графиня, — сказала она без гордости, просто констатируя факт. — А это кое к чему обязывает.

— Несомненно, — согласился я, — но не стоит жертвовать чувствами ради обязательств. Чувства — вещь хлипкая, расклеятся.

Она промолчала, окинула равнодушным взглядом зал. Ни фига она не умеет чувствовать, подумал я. Ей мои слова как богачу медяк.

— Как вам наша жизнь, графиня, наши люди? — по-интересовался я.

— Занятно, — пожала плечами она. — Здесь совсем другие нравы, более…

Она помахала ручкой в воздухе, не в силах найти нужное слово. Пальчики тонкие, аккуратные, ноготки покрашены зеленоватым лаком.

— Свободные, — подсказал я.

— Да, свободные, — согласилась она. — Но это не совсем хорошо. Вам не хватает жесткой власти, твердой руки.

Она брезгливо указала пальчиком, я пригляделся — среди толпы мелькает красная рожа мэра. Уже наклюкался, бродит в компании двух девиц, щиплет их за задницы, они вскрикивают, заливисто хохочут. Мэр выкрикивает что-то похабное пьяным голосом, по-дурацки гогочет, хлещет вино из кубка, алые капли летят во все стороны.

— Империя Скифр с удовольствием предоставила бы эту твердую руку, — кивнул я.

— Вы имеете что-то против? — поинтересовалась Катрин.

— Конечно, — заявил я. — Не хочу видеть свою родину порабощенной.

— Ну зачем так говорить? — поморщилась Катрин. — Не порабощенной. Просто под твердой властью императора. Разве хорошо, когда вот так…

Она вновь указала на мэра: тот уже у одного из столов, жрет черную икру большими ложками, сыто рыгает, отпускает сальные шуточки. Вокруг угодливо хихикают, девицы что-то выпрашивают, канючат.

— Аргумент неоспоримый, — произнес я медленно. Катрин тут же победно улыбнулась. — Мог бы быть… По насколько я знаю из истории, в Свободных Землях уже была жесткая власть. И моя б воля, то я вернул бы ее, а не придумывал бы себе новых покровителей.

— Новая метла по-новому метет, — кивнула она. — Но это меньшее из зол. А о какой власти вы говорите, о знаток истории?

Я ругнулся про себя: умник, чуть не проболтался. Ну кто меня за язык тянул? Не хватало еще этой стерве про Серый Орден рассказывать. Вон как ушки навострила. А вот фиг тебе, буду нем как могила!

— Ну-у-у… была такая, — неопределенно промычал я. — Была, да сплыла…

— Ах, сплыла… — хмыкнула Катрин. — Значит, была слабой.

Специально меня раззадоривает, понял я. Как это называется — слово за слово, так ежик и получил по морде. Не на того напала, милочка. Я, конечно, дурак, причем дурак неосторожный, что гораздо хуже, но вижу больше, чем тебе кажется.

— Может быть, — я пожал плечами, стал пялиться на проходящих женщин. — Как вам вот эта? Ничего, правда? Только грудь маловата. Нам, мужчинам, надо, чтоб грудь во, а задница во! Или даже во!

Я показал руками, в дурацком воображении художника сразу возникла яркая и сочная картинка, обрела объем и краски. Пальцы на миг ощутили тепло и мягкость тела, шершавую ткань платья…

— Ничего хорошего, — поморщилась Катрин. — Обязательно обсуждать со мной такое?

— Ну как же! — воскликнул я. — Вы же возлюбленная моего брата, а значит, почти член семьи. Так что высказывайте свое мнение, не стесняйтесь. Я тоже стесняться не буду.

— Какие простые у вас нравы, — она покачала головой, посмотрела на меня уже с нескрываемым презрением. — У меня слуги галантней и обходительней.

— Простите, графиня, — я виновато развел руками. — С волками жить — по-волчьи выть. Со своим уставом в чужой монастырь не лезут. Вы же в стране простолюдинов. Готовьтесь к тому, что с вами будут говорить как с ровней.

Она побледнела и скривилась так, будто съела целый тазик незрелых лимонов. Набрала в грудь воздуха: явно хотела высказать все, что думает, но увидела мою хитрую рожу и осеклась.

— Эскер, вы специально меня задеваете? — спросила она, покраснев от гнева.

— Что вы, графиня? — вскричал я. — Да как вы могли подумать такое? Мы люди простые, даже простецкие, никого обижать специально не умеем.

Я поклонился, лицо постарался сделать как можно проще, бесхитростней. Но она уже поняла, что я издеваюсь, зло сощурилась, красивые глаза метнули молнии. На бледных щечках проступил прелестный румянец.

— Эскер, прекратите паясничать! — попросила она. Слова цедит сквозь зубы, в голосе нескрываемая угроза.

— Вы так прекрасны в гневе! — я еще раз поклонился: спина не переломится, а ей приятно. — Теперь я понимаю, почему Аш влюбился именно в вас.

— Почему же? — она мгновенно остыла, во взгляде появилось любопытство.

— Его привлекла интрига, — задумчиво произнес я. — Женщина должна щекотать нервы мужчине, чтобы сохранить свежесть восприятия, чтобы держать в постоянном напряжении. Так вот, вы, графиня, не щекочете, вы скребете кончиком острого меча.

Она не поняла подтекста (и слава богам), милостиво улыбнулась, принимая похвалу.

— Эскер, вы как грубый кусок скалы, — сказала она. Вам нужен скульптор, который сделает из вас прекрасную статую.

— Или скульпторша, — хохотнул я, — Но типун вам на язык, графиня! Уж лучше в омут головой!

— Почему так категорично? — удивилась она.

— Женщина — это кандалы, — заявил я — А на кой фиг мне цепи? Я человек свободный.

— Свобода — значит, одиночество, — отпарировала она.

— Не скажите, — я погрозил ей пальчиком, лукаво ухмыльнулся. — Больше чем уверен, это высказывание придумала женщина. Свобода — возможность делать выбор. Не больше и не меньше.

— Иногда лучше, когда выбор делают за нас.

— Не лучше, а легче, — уточнил я. — Но что хорошо для слабого человека, то оскорбление для сильного духом.

— Вы считаете себя сильным? — она изогнула бровку — опять отрепетированное перед зеркалом движение, — недоверчиво хмыкнула.

— Не считаю, — я тяжело вздохнул. — Но стремлюсь быть таким, а это уже кое-что, согласитесь.

— Соглашусь, — кивнула она. — Вы поражаете меня, Эскер. Ведете себя как ребенок, маленький и избалованный, через мгновение высказываетесь, словно убеленный сединами старец, еще через секунду вы неотесанный простолюдин, рыцарь, галантный вельможа… Вы весьма противоречивы.

— Лишь в споре рождается истина, — хмыкнул я. — А уж я с собой спорю, еще как спорю…

— Это вообще-то душевная болезнь, — поддела Катрин.

— Я предпочитаю другое определение — творческий человек.

Я сделал грудь колесом: вот я какой — красивый, умный и, главное, скромный. Графиня посмотрела в сторону, лучезарно улыбнулась. Я обернулся: к нам сквозь толпу пробирался Аш. Даже не бежал, а скакал галопом, весь в мыле, глаза выпученные, безумные. В руках небольшой кувшин с узким горлышком.

— А вот и я, — прохрипел он полузадушено. — Так спешил, так спешил…

— Успел, — кивнул я. — Молодец! За скорость хвалю.

Брат не понял, на меня посмотрел с подозрением: дескать, что мелешь, вымученно улыбнулся Катрин. Графиня бросила ему жаркий взгляд, отчего Аш сразу же взбодрился, и мило улыбнулась.

— Вино очень редкое, — сказал брат, вытирая со лба нот. — Но говорят — стоит тех денег, которые за него отдал.

Он сковырнул сургуч, ловко вытащил пробку. Я потянул носом: аромат божественный. Пахнуло жарким летом, виноградной лозой, немного сладкой малиной и восточными пряностями. Аш бережно разлил по кубкам, аккуратно поставил полупустой кувшин на стол.

— Я хочу выпить за вас, прекрасная Катрин! — с воодушевлением сказал он. — За вашу неземную красоту и обаяние, за ваши алые коралловые губки, за тонкие брови…

— Короче! — грубо оборвал я. — Вздрогнули! Опрокинул залпом, как простую сивуху, крякнул, хрюкнул, вытер губы рукавом рубахи, довольно причмокнул. Вино было прекрасное, мягкое и ароматное. Такое надо пить маленькими глоточками, долго смакуя, катая во рту ивообще наслаждаясь. Но меня уже понесло: надо было выдержать образ придурковатого брата.

Аш бросил на меня недовольный взгляд, скривился, отпил из кубка совсем чуть-чуть — на такое святотатство, как я, не решился.

— Хорошее вино как женщина, — сказал он льстиво. — С годами становится все лучше и лучше.

— Но рано или поздно любое вино превращается в уксус, — подхватил я. — А вообще каждая женщина должна сделать в жизни три вещи — разрушить дом, срубить дерево и вырастить дочь. За настоящих женщин!

Они посмотрели на меня с удивлением, но выпили. Я мотнул головой, пытаясь разогнать пьяную одурь. Это был уже не давешний компот: в голову сразу же ударило с силой кулака трактирного вышибалы. Все вокруг приобрело удивительно яркие краски, язык размяк, приготовился ляпнуть что-то похабное, но я все-таки сдержался. На балу ведь, не в трактире. Это нашему мэру можно и даже нужно по статусу. Подданные должны видеть, что правитель — свой человек, как и все, любит иногда расслабиться.

— У вас такие тонкие пальцы, Эскер, — сказала Катрин. — Пишете картины или музицируете?

Я пьяно улыбнулся, посмотрел на свою кисть с удивлением.

— Пальцы как пальцы, — хмыкнул я. — Но вы правы, графиня, я рисую.

— Эскер с детства любит краску переводить, — хихикнул Аш. — Называет это искусством.

Катрин не обратила на реплику внимания, посмотрела на меня с нескрываемым интересом, даже веером перестала махать. Аш подмигнул мне едва заметно, слегка мотнул головой.

— Мне бы хотелось увидеть ваши картины, Эскер, — прощебетала графиня. — Я сама увлекаюсь живописью и поэтому… ну вы понимаете.

— Понимаю, — кивнул я. — Возможно, как-нибудь устроим показ. А сейчас извините, вынужден откланяться. Спешу по своим холопским делам.

Я поклонился, сделал шаг назад. Аш кивнул мне с удовольствием: мол, молодец, правильно понял. Катрин склонила голову, подарила мне одну из своих деревянных улыбок.

— Надеюсь еще раз увидеть вас, Эскер, — сказала она.

— Всенепременно, графиня, — пообещал я. И тут же, поддавшись какому-то странному наитию, сказал: — Ли-мнэ ар мираар…

Катрин изумленно приоткрыла ротик, на меня посмотрела как на привидение. В зеленых глазах мелькнуло недоверие, даже страх. Аш удивленно глянул сначала на меня, потом на нее, на выразительном молодом лице застыли недоумение и растерянность.

— Что ты там бормочешь, Эскер? — угрожающе спросил он.

— Да так… — отмахнулся я. — Начало одного стихотворения. Пытаюсь быть галантным и все такое… Прощайте.

Я развернулся, поспешно пошел к выходу, пока не догнали и не остановили. Быстро сбежал по ступенькам, поежился под слепым взглядом каменных горгулий. Снаружи было свежо, в темном небе застыла россыпь равнодушных звезд. Во дворе мэрии толпились гости: вышли подышать свежим воздухом; отовсюду доносился смех, разговоры. Фонтаны красиво подсветили фонарями, струи воды сверкали и искрились.

Немного постоял у крыльца, вдохнул полной грудью. Пьяная муть постепенно выветрилась из головы. Сейчас бы умыться, а лучше б окунуться в фонтан, но такие мальчишеские выходки тут недопустимы. И так дров наломал в разговоре с Катрин.

В голове промелькнула ленивая мысль, что пора бы и домой. Обязанности представителя семьи выполнил, вина выпил, угощение попробовал, богачей лицезрел. Что еще остается? Но возвращаться почему-то не тянуло. Я представил свою каморку, пыльные картины, мусор и крошки на столе, тяжело вздохнул.

Ноги сами вынесли меня в сад. Там перемигивались огоньки маленьких фонариков, журчала вода, веселые тени метались от куста к кусту. Люди прогуливались парами и даже компаниями. Прошел по темной аллейке, поглазел по сторонам: в хрупких на вид ажурных беседках светло как днем, молодежь пьет вино и веселится, в одной даже сидит бард, наигрывает что-то слезливое на лютне. Но его не слушают, кувшины с вином опустошаются один за другим.

Остановился в темном закоулке, поднял голову вверх: сквозь листву проглядывали звезды, весело подмигивая мне. Легкий ветерок приятно холодил кожу, ерошил волосы. Пахло травой, ночной влагой, в воздухе витали ароматы цветов. В душу вошла какая-то сладкая тоска и невыносимая светлая печаль.

— Ах, вот вы куда подевались, негодник!

Мне на плечо мягко легла маленькая горячая рука, потянула к себе. Я резко развернулся и тут же попал в чьи-то объятия. Теплые мягкие губы с силой вжались в мои. Скользкий игривый язычок проник в рот, пощекотал, прошелся по шее, лизнул мочку уха.

— Злодей Патрик украл вас у меня, но я так просто не отступлюсь, — жарко зашептала Кларисса мне на ухо.

Я ошеломленно ахнул, но губы истомившейся по мужскому вниманию красавицы тут же закрыли мне рот, заглушили возмущенный возглас. Она целовала страстно, хищно, словно голодная львица, вцепилась в меня, как колючка в хвост дворняги, маленькие шаловливые ручки погладили мне грудь, но тут же скользнули ниже, еще ниже…

— Ах вы шалун! — прошептала она игриво. — Прятали от меня такое сокровище.

Я застонал, горячая кровь ударила в виски с силой кузнечного молота, мысли спутались, сладкая истома прооснулась внизу живота, кошкой вскарабкалась вверх. Кларисса, не ослабляя напора, распаляла меня, брала нахрапом, уповая на то, что мужское начало возьмет верх.

А какого Мрона! — возникла ленивая мысль в мозгу. — Поваляю эту дикую штучку на травке в кустиках, потешу плоть. Свобода у нас или нет? И что я так сопротивляюсь, даже странно. Расслабься, Эскер, получай удовольствие. Никаких обязательств, никаких тревог.

Затуманенный мозг отмечал: вот она стонет от наслаждения, кусает мои губы, прижимается своей горячей грудью к моей, сквозь тонкую ткань я чувствую горячую и мягкую грудь.

— Извините, леди Кларисса, — прохрипел я, отстранившись. — Но я не хочу вас.

Она замерла, как громом пораженная, я увидел, как поблескивают ее глаза в темноте. Кларисса отшатнулась от меня, глянула с недоумением, даже изумлением. Никто никогда не сопротивлялся, мужчины сами всегда охотно прыгали к ней в постель. А тут какой-то мальчишка, что должен плакать от благодарности и страсти, вдруг вздумал ломаться. Мы немного постояли молча. Я перевел дух: сердце бешено колотилось, кровь бухала в ушах. Хотелось завалить ее на траву и мять, мять, рыча от удовольствия. Я стиснул зубы, заскрежетал ими, постарался успокоиться. Но в голове уже замелькали красочные картины, а кожа все еще помнила прикосновение острого влажного язычка.

— Нет-нет-нет, мой мальчик, ты не знаешь, о чем говоришь… — зашептала она торопливо. — Ты не в себе. Давай я покажу тебе, что ты не прав, ты поймешь…

Кларисса вновь потянулась ко мне, попыталась обнять, но я отступил на шаг, выставил перед собой руки.

— Леди Кларисса, — пробормотал я смущенно, — вы ошиблись. Мне этого не нужно.

Она вздрогнула, хрипло, тяжело дыша. Даже в темноте видно было, как вздымается тяжелая грудь, как отблески света играют на безупречно белой и гладкой коже. Прическа растрепалась, но она почему-то только похорошела. Непреодолимый и очень древний зов толкал меня к ней, но я упирался, бешено ругаясь про себя. Я не животное, я не животное, не животное… — стучало в голове. Устою, удержусь. Я не собака, чтобы бросаться на кость, что сотни раз обгладывали до меня.

Кларисса замерла, посмотрела на меня уже со злобой и обидой.

— Я хочу тебя, мальчик, — резко сказала она. — Я заплачу…

Она вновь двинулась ко мне, но я отшатнулся. Что за глупости, от женщины бегаю.

— Оставьте ваши деньги при себе, — прорычал я, оскорбленный. — Я не хочу вас!

— У тебя есть девушка, которой ты хранишь верность? — быстро спросила она.

— Нет.

— Тогда почему?

— Я не дикий зверь, чтобы бросаться на женщину которую едва знаю, — прохрипел я.

— Ну так узнай меня получше, — голос низкий, грудной.

Она соблазнительно вильнула бедрами, быстро провела руками по талии, сжала пальцами свою пышную грудь.

Сердце застучало сильнее, погнало кровь из мозга вниз, но не к ногам, а немного выше. Я едва не застонал от отчаяния, но неимоверным усилием воли сдержался.

— Нет, — твердо сказал я.

Звонкая пощечина ожгла мне щеку, мир на миг вспыхнул болью. Я молча сделал шаг назад, повернулся и пошел дальше по аллейке. Да, веселый вечерок получился, но пора и честь знать. Меня ждет старая скрипучая кровать и пыльные простыни. Ноги не гнулись, низменное существо во мне вопило и ругалось. Хотело повернуть назад, схватить эту женщину, впиться в нее губами и даже зубами. Но я сдержался, и чем дальше отходил, тем больше крепла моя воля. Мозг очистился, в нем вновь появились светлые мысли.

— Дурак! — послышался ее крик. В голосе чувствуются слезы: сейчас зарыдает. — Ты не мужчина!

Эта быстро найдет утешителя, успокоил я себя. Слишком самоуверенная, не привыкла получать отказы. Мне вслед полился поток отборнейшей брани. Так даже грузчики и тем более сапожники не умеют. Я скривился: и это — женщина, тонкая и слабая, муза и все прочее… Все-таки Патрик кое в чем прав, Свободные Земли — страна зла. Мы совсем обалдели со своими свободами.

А что ты хотел? — подумал я. Демократия. Нравы, как и люди, простые. Скоро объявят муже- и скотоложество модным, все будут кичиться и хвастаться, какие же они свободные, раскрепощенные — с овечками и собачками спят. А что совесть? Совесть оставим закомплексованным и рабам. Хотя… мы сами рабы своей мнимой свободы.

По сторонам я не смотрел: хватит, нагулялся. Быстро прошагал к воротам, обходя стороной пьяные компании: не дай боги, зацепят и предложат выпить с ними. Придется оправдываться, отмазываться, кланяться, что-то объяснять, а то и смеяться вместе со всеми. У меня этот бал уже в печенках сидел. Уж больно все ненастоящее, бутафорское. Люди и не люди совсем, а плоские карандашные рисунки: злые, похотливые, трусливые. Я и сам такой… Но ведь ухожу отсюда, значит, не все еще потеряно.

Завтра гномы привезут доспехи, нужно будет осмотреть, сделать заказ нашим ремесленникам, чтобы подогнали, запаяли щели. Буду разрабатывать основные схемы плетений, чтобы потом постепенно доводить, дорабатывать. Вот только завершу ли работу, неизвестно. За мной охотятся неизвестно кем посланные убийцы, злобные мстительные гномы… Скоро недруги табунами ходить будут. А что делать со всем этим, пока не знаю. Страшно? Еще как! Но выкручусь… наверное. По крайней мере, постараюсь. Выбора нет. К братикам обращаться не хочу. Тем более что с Ашем сейчас говорить бесполезно. А Тоха просто не хочется подставлять. Он силен, мой брат-ликантроп, но свои проблемы на него вешать не буду. С посохом тоже нужно что-то решить…

У фонтанов не удержался, остановился полюбоваться разноцветными струями воды, блеском капель. Мелкая водяная пыль приятно холодила кожу: невыразимое удовольствие! Я перегнулся через бортик бассейна, провел рукой по водной глади. Оттуда на меня посмотрело искаженное и изломанное отражение молодого парня с печальными глазами. Вода холодила, но убирать руку не хотелось.

— Сэр маг изволит мыть ручки? А это еще кто?

— Сэр маг изволит побыть в одиночестве, — грубо ответил я. — Убирайтесь!

— Вы меня оскорбляете, сэр! — Голос спокойный, ровный, но от него ощутимо повеяло холодком опасности.

— Вот именно, оскорбляю, — прорычал я.

Страхи и волнения последних дней вылились в злость и раздражение. Я уже не владел собой, хотелось лишь, чтобы меня оставили в покое.

— В таком случае я требую поединка. Мрон! Ну что за напасть?!

Я обернулся и остолбенел. Напротив стоял игарский рыцарь Шед, которого я видел в зале. Невысокий, худощавый, совсем не гигант. Я крупнее и выше, но он умудрялся каким-то образом смотреть на меня сверху вниз. Вид у него был грозный: взгляд темных глаз холоден как кусок льда, в глубине зрачков пляшут все демоны преисподней. Руки в латных перчатках сжал в кулаки, из-за плеча угрожающе выглядывает рукоять длинного меча. Блики и отблески фонарей играют на блестящих металлических пластинах доспеха.

В груди разлился мерзкий предостерегающий холодок, но я уже слишком разозлился, чтобы сдержаться.

— Парень, отстань от меня, — устало вздохнул я. — Иди, выпей вина, повеселись, пообщайся с девушками…

Но тут же понял, что выбрал неправильный тон. Лицо рыцаря стало жестче, злее, он упрямо вскинул голову, пытаясь просверлить меня взглядом. Руки скрестил на груди: говорят, это жест отрицания и нежелания слушать оппонента.

— Сэр отказывается от поединка? — его голос скрипнул, как железо по железу.

— Отказывается, — кивнул я. — Делать мне больше нечего, как смывать кровью мнимую обиду какого-то…

Он меня не дослушал. Ухватился за рукоять меча и потянул вверх. Я завороженно смотрел, как медленно пыходит из ножен узкая полоска блестящего металла, сердце бешено застучало в груди, испуганно ударилось о ребра. Жутковатая картина: меч невероятно длинный и острый, по всей длине клинка пляшут красноватые блики. Таким легко перерубать толстые железные пруты, резать тончайшие волоски на лету, а также отсекать чьи-то дурные головы. Шед держал его легко, словно перышко, но я-то знаю, сколько может весить такая игрушка. Необученный человек и минуты не продержит на весу, мышцы не выдержат.

— В таком случае… — с легкой усмешкой сказал он. — Я вынужден буду зарубить вас, как свинью или преступника, сэр.

— Что за дикость, — скривился я. Говорить старался спокойно, ровно, но по спине потек холодный пот, страх выморозил внутренности. С этого парня станется зару бить меня при всех. — Мы ведь цивилизованные люди. Лучше выпьем, поговорим про оружие, женщин, вообще за жизнь и забудем обо всем.

— Честь рыцаря можно восстановить лишь в бою, ответил он.

Меч он держал на вытянутой руке, острый наконечник почти упирался мне в грудь. Я отчетливо ощутил мертвенный холод металла, тут же представил, как эта железяка легко пробивает мою кожу, с хрустом кромсает ребра, впивается в такое горячее и пока еще бьющееся сердце. Меня передернуло, я отшатнулся от рыцаря выставил руки перед собой.

— Чем я тебе не угодил, парень? — спросил я со страхом.

— Вы попрали честь дамы, сэр, — ответил Шед. Глаза холодные: уже высматривает, куда бы всадить клинок, и шею или в живот. — Рыцарь обязан защищать женщин, а также слабых и беззащитных.

— Кого же я успел так обидеть? — удивился я. Маска беспристрастности спала с рыцаря. Красивое лицо Шеда исказила гримаса ярости, он зло сплюнул на меня посмотрел как на мелкую противную тварь, паука или змею.

— Леди Кларисса сказала мне, что вы гнусно овладели ею, сэр, — рыкнул он, меч угрожающе качнулся в мою сторону.

Я едва не вскрикнул — острый металл прошелестел волоске от моей щеки, — отпрыгнул назад, спиной уперся в бортик бассейна. Холодные брызги попали за… ворот, побежали быстрыми жучками по спине.

Вот так и отказывай женщинам! Сначала обзовут дураком, а потом, чтобы отомстить за унижение, натравят на тебя какого-нибудь идиота или фанатика, ревнителя чистоты и целомудрия.

— Ложь! — воскликнул я. — Она солгала.

Драться не хотелось: какие у меня шансы в бою с профессиональным рубакой! А Шед — профессионал, это видно по четкости движений, по легкости, с какой он орудует длинным как шест мечом. Можно, конечно, бросить плетение, чтоб разрушить клинок, но это лишь отсрочит бой и еще больше обозлит игарского рыцаря.

— Нет, не ложь!

Из-за спины Шеда выскочила Кларисса. Я чуть не присвистнул. Вот это да: лицо красавицы в красных пятнах, царапинах, глаза заплаканные, растрепанные полосы торчат во все стороны длинными космами, платье грязное, изорванное. Она что, сама себя так? Для правдоподобия, что ли? Вот… нехорошая женщина.

Она указала на меня дрожащим пальцем, всхлипнула, по щекам ручьями потекли слезы.

— Этот человек обесчестил меня! — заверещала она. — Он заманил меня в темное место в саду и там домогался. А когда я отказала, то грубо изнасиловал!

Интересно, подумал я отстраненно, а что, можно изнасиловать нежно? Мрон! Никогда не женюсь. Женщины — мерзкие, мстительные твари! Пока ты им нужен, они ластятся и прикидываются милыми, нежными, слабыми… но как только что-то идет вразрез с их планами, превращаются в ядовитых змей и свирепых тигриц.

Заинтересованные криками, со всех концов сада стали собираться люди. Мгновенно образовалась толпа. На нас смотрели с ленивым любопытством, на Шеда со страхом и восхищением. Толпа гудела, со всех сторон доносились шепотки, смешки. Я передернулся: на меня указывают пальцами, посмеиваются. Твари!

Шед быстро глянул по сторонам, снова вперил взор в меня.

— Я требую поединка, — твердо сказал он. — И если вы, сэр, откажетесь драться, я убью вас на месте. Решайте.

Хороший выбор. Между смертью и смертью. Я вжался в бортик бассейна, затравленно огляделся. Похоже, у меня прорезался талант попадать в разные неприятные истории. Толпа заволновалась, раздвинулась. Вперед выскочил Патрик, глаза офицера пылали гневом, усики встали дыбом, словно шерсть у обозленного кота.

— Что тут происходит?

— А кто спрашивает? — прошипел Шед.

— Я начальник стражи Гента! — рявкнул Патрик. — И не позволю убить ни в чем не повинного человека!

Он громко свистнул, и за его спиной тут же выросли четверо молодцов, закованных в железо: наконечники копий грозно сверкают, руки лежат на рукоятях коротких мечей, смотрят сквозь прорези шлемов настороженно и угрюмо.

— Этот человек обесчестил леди Клариссу! — хмуро сказал рыцарь.

Темные глаза Шеда горели яростным огнем, лицо исказилось от гнева. Он встал в стойку: меч в оборонительной позиции, из которой можно легко взорваться вихрем ударов в контратаке. Похоже, готов был драться даже против стражи.

В толпе раздались смешки, по рядам пробежался шепоток, похабные шуточки. На Клариссу показывали пальцами, смеялись в открытую. Все знали о ее нраве и привычках, многие мужчины уже побывали в ее постели, другие просто слышали. Теперь веселью не было границ.

— Сэр Шед, — устало сказал Патрик, — не смешите ни меня, ни остальных. Честь леди Клариссы давно и безвозвратно канула в Лету. Вы под стол пешком ходили и деревянным мечом играли, мечтая стать рыцарем, когда это произошло.

— Ложь! — заверещала Кларисса, стала рвать волосы на голове. — Все наглая ложь!

Она упала прямо на мостовую и, рыдая, забилась в истерике. Потом вдруг замерла, словно потеряла сознание.

— Во дает! Ну актриса! — услышал я чей-то смешок из толпы.

— А она всегда дает! — хихикнул кто-то другой. В толпе заржали, захлопали в ладоши.

Рыцарь набычился, на Патрика глянул зло, оценивающе. Окинул взглядом могучую фигуру, отметил бугры мускулов, что выпирали из-под формы офицера. Начальник стражи был выше и больше Шеда, но от него не исходило такой угрозы. Он напоминал могучего, но спокойного буйвола. Рыцарь же больше смахивал на рассерженную рысь, гибкую и злую.

— В любом случае маг оскорбил и меня, — упрямо фыркнул Шед, — задета и моя честь. Поэтому я требую поединка. Если вы попробуете помешать, буду драться со всеми вами.

— Законы нашей страны запрещают это, — мотнул головой офицер.

— Законы чести превыше всего, — отпарировал рыцарь.

— Этот человек недостаточно знатен, чтобы драться с вами, сэр Шэд, — возразил Патрик. — По вашим меркам он простолюдин.

— Не верю, — упрямо рыкнул рыцарь. — Он маг, это раз. У него меч — а меч дозволено носить лишь благородным. Это два.

— В вашей стране, — нахмурился Патрик. — Но в Свободных Землях меч имеет право носить любой, кто может позволить себе его купить.

— Ничего не знаю, — рыцарь оскалился, в глазах появился кровожадный огонек. — Попранная честь должна быть восстановлена.

Он остановил свой горящий взгляд на мне. Я съежился, сглотнул твердый как камень комок. Меч на поясе внезапно стал очень тяжелым и неудобным. Брал для красоты и престижа, а он так подвел меня.

— Стража, взять его! — рявкнул Патрик и указал рукой на Шеда. — В темницу!

Стражники взяли копья на изготовку, рассыпались вокруг рыцаря, окружили. Тот довольно зарычал, крутанул меч над головой. Тонкий клинок со страшным свистом рассек воздух, устремился в лицо ближайшем у солдату.

— Стойте! — крикнул я, решившись. — Я буду драться!

Наступила полная тишина. В толпе даже дыхание затаили, на меня смотрят изумленно, глаза выпучили. Я с отвращением глянул на все эти холеные румяные лица потом повернулся к рыцарю.

— Я буду драться, сэр Шед, — твердо сказал я.

— Я был уверен, что в вас есть зачатки благородства, сэр маг, — кивнул он и опустил меч.

— Эскер, — прохрипел я. — Мое имя — Эскер Гар. Рыцарь кивнул, воткнул меч в щель между камнями мостовой и скрестил руки на груди. Стражники немного расслабились, двое подхватили под руки Клариссу, потащили прочь, остальные потеснили толпу в сторону. Ко мне подошел Патрик: глаза изумленные, лицо мрачное, злое. Он склонился к моему уху.

— Эскер, какая муха тебя укусила? — быстро зашептал он. — Шед порубит тебя на куски в мгновение ока. Зачем?

Я резко повернулся к нему и с отчаянием пояснил:

— Патрик, вы правы, Шед с той же легкостью убил бы ваших людей и вас заодно. Я не могу допустить побоища. Лучше умру я один.

— Эскер! — воскликнул он.

— Замолчите, Патрик! — оборвал я его, — Мне много лет твердили, что я идиот. Так вот — это правда. И сейчас лучше глупо умру, чем позволю погибнуть другим. За свои слова и действия нужно расплачиваться. Рыцарь прав.

На лице у офицера отразилась буря эмоций, он посмотрел мне в глаза, прошептал:

— Эскер, вашего жеста не поймут, не надейтесь, — офицер ткнул пальцем в толпу гостей. — Им все равно. Им нужно зрелище, развлечение…

— А вы думаете, я делаю это ради них? — хмыкнул я.

— Тогда ради чего? — изумился офицер.

— Ради себя, — прошептал я. — Вот такой я эгоист. Надоело бояться всего и всех.

Патрик лишь мгновение смотрел мне в глаза, потом задумчиво кивнул и отвернулся.

— Расчистить место! — приказал он. — Создать оцепление!

Солдаты засуетились, отодвинули толпу дальше. Откуда-то прибежали на помощь еще стражники, стали теснить людей прочь. Раздались возмущенные крики, вопли, кому-то отоптали ногу, кому-то дали локтем под дых.

А ведь и правда глупец! — подумал я отчаянно. Мог бы постоять, понаблюдать драку рыцаря и стражи со стороны. Солдат много, рано или поздно задавили бы Шеда числом. Так нет же, понесло меня в герои. Самое печальное — посмертно. Ведь ясно же: у меня нет ни единого шанса. Рыцарь дрался на мечах с самого сопливого детства, без перерывов и отдыха, знает кучу приемов. Потом оттачивал мастерство в многочисленных битвах и поединках. Он сух и жилист, звериная сила играет в теле. А я занимался всего лет пять и то забросил потом: мешали девушки, занятие живописью и музыкой, учеба в университете. Так почему же я не могу быть просто зрителем? Кому я хочу что-то доказать? Себе?

Дык для себя я и так самый-самый, выше только боги. Но все равно что-то не дает остаться в стороне.

Я вытащил меч из ножен, взвесил в руке. Тяжелый.

За годы безделья мускулы ослабели, пропали былая сила и гибкость. Постарался вспомнить уроки боя, пару раз махнул в воздухе. Кое-что всплыло, но уверенности не прибавилось. Словно не клинок в руках, а длинная тяжелая дубина.

Может, магию применить? Я же все-таки чародей. Пусть и маг-механик, но тоже кое на что гожусь, стоит вспомнить о проклятой мельнице. Только противно как-то… Будто собираюсь жульничать в карты. «Глупец! — прорычал сам себе мысленно, — иначе умрешь. Хоть то плетение, что силу повышает. Наложу на меч, тогда шансы сравняются».

— Сэр Эскер, — подал голос Шед, — можете колдовать. Я не против.

Я обвел его взглядом: на худом лице блуждает снисходительная улыбка, он спокоен и сосредоточен. Видно, что не раз проходил через подобное. Знает, гад, что я ему не чета, зло подумал я. Одолжение делает.

— Не дождетесь, сэр Шэд, — фыркнул я. — Все будет честно.

— Ценю ваше благородство, сэр, — он поклонился, взялся за рукоять меча, — Но вам лучше послушаться моего совета, ведь я в доспехах…

— Чушь! — рявкнул я. — К бою!

Я шагнул и замер в атакующей стойке: боком к противнику, вес на левой ноге — она чуть впереди, — носок, правой упирается в мостовую. Так удобней начинать движение вперед. Меч взял обеими руками: ни щита, ни брони у меня нет, так что левая свободна, а парировать удары клинком будет трудно. Тем более что меч рыцаря гораздо длиннее и тяжелее моего, будет лупить по мне, как великан по мухе.

Шед стал грудью, меч поднял над головой — классическая стойка с таким длинным оружием. На лице недоумение: все еще не понимает, как я решился на поединок.

Время замедлилось на один краткий миг. Я ясно увидел лица всех людей в толпе: удивленные, радостные, испуганные. Да, для них это просто зрелище. Какой-то дурак решил зарубить другого дурака. А тот — дважды, трижды идиот! — мог бы отсидеться за спинами стражей закона, но в голову ударила блажь, решил показать доблесть. Я видел: неподалеку стоит мрачный Патрик, в глазах жалость и скорбь, он яростно теребит тонкие щегольские усики, рука то и дело сжимает рукоять меча. Оно и понятно: долг вроде бы требует защищать меня, а благоразумие призывает сохранить жизни своих подчиненных. Вот в толпе мелькнуло испуганное лицо его жены — похоже, она что-то кричит, вроде бы умоляет. Потом звуки отдалились от меня и слились в неясный гул. В целом мире остались лишь я, Шед и бликующие в свете фонарей клинки.

Темно. Драться будет трудно. Тени и свет сливаются в неразличимую круговерть, в глазах рябит. Шеда это наверняка не смущает, он-то привык биться в разных условиях: в свете пожарищ, на узких мостках, в воде… А мне страшно. Руки трясутся, ноги подгибаются, в горле пересохло. В нашем уютном благоустроенном мире не бывает опасностей, люди не дерутся меж собой, дабы очистить запятнанную честь, максимум — за деньги, ради наживы. Но это происходит так тихо, что обыватели даже не замечают ничего в своей ленивой полудреме. Ведь легче нанять убийц, пусть они делают грязные дела. А чтобы самому взяться за меч — ни-ни: меч — украшение, мода, символ мужественности. Но уж никак не оружие. Обидел сосед? Нет, я не пойду и в морду ему не дам, лучше обращусь с иском в магистрат, дам взятку. И отсужу дом, деньги, красавицу жену… А если хочешь потешиться, показать силушку и удаль, то иди в трактир, нажрись до зеленых белочек и дай в глаз другу-собутыльнику. Сразу полегчает, а наутро в кругу знакомыхх можно хвастаться синяками и сочно, во всей красе, живописать великую битву. Вот за это нас и презирают гордые гномы: за то, что вырождаемся, становимся мягкотелыми, ленивыми, теряем честь и совесть. Сами-то мы, конечно, бросаемся совсем другими словами — «цивилизация», «культура», «гуманизм». Еще несколько десятилетий, и Свободные Земли легко будет завоевать. Да, у нас есть техника, есть диковинное для жителей остальных стран оружие, очень мощное. Только нет сильных духом людей. А это главное.

Я глубоко вздохнул несколько раз: воздух свежий, холодный, обжигает легкие. В голове немного прояснилось. Вот обломаются господа гномы и Ледышка с Цыплаком, подумал я с нервным весельем, когда узнают, что меня уже убили без них. Да и Логану придется самому с големом разбираться, назначать кого-то другого.

— Начали! — решительно выдохнул я и рванулся на встречу рыцарю.

Резкое движение отозвалось тянущей болью в нетренированных мышцах, оглушительно хрустнули суставы. Я нанес косой удар сверху вниз и постарался уйти и сторону, с линии атаки рыцаря. Но меч ушел в пустоту рассек воздух. Шед просто сделал шаг в сторону и неуловимым движением клинка отбил мой меч. Я по инерции пролетел вперед, споткнулся и едва не рухнул на мостовую. Уже и сам понял, что двигаюсь слишком медленно, неуклюже и тяжеловесно. Каждую секунду я ждал, что обжигающе холодное лезвие войдет мне в спину. Быстро развернувшись, я поднял меч в оборонительную позицию. Но рыцарь и не думал нападать, он с улыбкой ждал, пока я приду в себя.

Я нахмурился: гад делает поблажки, издевается. Он стал медленными шагами приближаться на расстояние удара. Холодная молния сверкнула в темноте, я отшатнулся, но каким-то чудом успел выставить перед собой меч. Громкий звон оглушил меня, пальцы тут же онемели, начали разжиматься. Я отскочил назад, опять увидел блеск клинка, вновь подставил меч. Суставы и спязки заныли, даже захрустели. Рыцарь лупил мечом, как кузнец по наковальне. Я отмахнулся, попробовал контратаковать, но опять разрубил лишь воздух.

Сквозь туман в голове я отмечал: меч Шеда длиннее, он пользуется этим, не подпускает меня на короткую дистанцию, где неудобно ворочать такой оглоблей. Бьет издалека, клинок порхает, словно бабочка, легко отражает мои неуклюжие удары, отвечает жестко и сильно. Приходится каждый раз подставлять свой меч, принимать удары. Но они настолько мощные, что меня каждый раз отбрасывает в сторону, я с трудом держусь на ногах. В темноте не видно молниеносных ударов, только смазанные блики. Пока меня спасает лишь чудо.

Прошло не больше минуты боя, а я уже выдохся. Дышал с хрипами, кашлял, плевался. Пот тек по лбу, заливал глаза, капал с кончика носа. Рубашка прилипла к спине, противно елозила по коже. Рук и ног я уже не чувствовал, тело ломило, хотелось опуститься на прохладные камни и умереть. Боль от удара меча будет недолгой.

Я упрямо стиснул зубы, почувствовал, как под кожей ходят желваки. А вот фиг тебе! Не упаду, не опущу руки! Вялая злость вползла в душу: на ярость просто не осталось сил. Пальцы крепче сжались на рукояти меча. Я мотнул головой, прогоняя усталую одурь, стряхнул капли пота и словно откуда-то издалека услышал собственное рычание.

Метнулся вперед из последних сил, взревел, словно раненый бык, стал отчаянно наносить удары. Разум отключился, тело двигалось за счет злости и полузабытых навыков, но пока не подводило. Четко, как на занятиях, сделал обманный выпад в ноги противника. Шед не купился, но шаг в сторону сделал. Я провел быструю серию — сверху вниз, потом сбоку, обманный финт, опять сбоку, коварный удар снизу вверх. Рыцарь двигался мягко: где увернется, где отобьет, стараясь пустить мой меч вскользь, чтобы я повалился вперед, подставил незащищенную грудь. Я заорал, крутанул меч над головой, пошел на него, уже не заботясь о защите. Обрушил град ударов, стараясь подойти ближе, на длину своего клинка, по рыцарь грамотно уходил в стороны, неожиданно контратаковал, опять защищался.

Иногда я мельком замечал, как беснуется толпа, как из мэрии бегут обеспокоенные гости, вливаясь в общую массу. Стражники едва сдерживали напор тел, кряхтели, щитами и копьями теснили зевак прочь. Краем глаза увидел Патрика, но в темноте его лицо было не рассмотреть. Он стоял, сжав кулаки и дрожа как на лютом морозе. Из толпы вырвалась Лора, бросилась к нему. Патрик обнял жену, прижал к себе, а она что-то выкрикивала, колотила маленькими кулачками в его широкую грудь, плакала.

Глаза Шеда поблескивали во тьме. Видно было: он удивительно спокоен, лицо отрешенное, ни один мускул не дергается. Движения все такие же легкие, хищные. По сравнению с ним я сам себе казался неповоротливым и медлительным троллем, который мечом орудует, как простым бревном. Он же угадывал каждое мое движение, каждый выпад по тому, как сокращались у меня мышцы, и всякий раз уходил от удара. Уже давно мог бы разрубить надвое, с таким мечом это просто, но почему-то тянул, выжидал.

Перед глазами у меня сверкнуло, в последний момент я все же успел пригнуться, прыгнул на рыцаря с занесенным над головой мечом. Его тяжелый клинок ушел далеко в сторону, он не успевал закрыться. Я победно закричал, подумал: сейчас проткну воина и дело с концом. Hо Шед отступил, мой меч скользнул по его наплечнику, и выбросил левую руку вперед. Яркая вспышка разорвала мир напополам, дикая боль ожгла мне лицо. Закованный в железо кулак врезался в мою челюсть с силой стенобитного тарана, едва не выбив зубы. Меня приподняло над землей и отбросило прочь. В спину ударили острые камни мостовой, дыхание со всхлипом и каким-то противным подвыванием вылетело из груди. Еще один удар, острая боль в затылке, и мир померк.

Говорят, в такие моменты на героев снисходит просветление. Перед глазами видения: любимой девушки, которую обидел злодей; отца или наставника — он дает советы и подбадривает, говорит нужные и верные слова, герой мгновенно понимает свои ошибки, преисполняется праведного гнева. Вскакивает на ноги, побитый, но неожиданно посвежевший, и, грозно рыча, рубит врагов в мелкий фарш. Но я не герой и даже не героишко. Простой, далее простецкий маг, сдуру взявшийся за чуждый для меня меч. И вот в ушах у меня шумит, вокруг кромешная тьма. Нет, это не в ушах, это гул толпы. Я открыл глаза, застонал от вспыхнувшей в голове боли. Проморгался: надо мной кусочек темного неба, равнодушные звезды, мир качается из стороны в сторону, перед глазами плавают яркие красные круги. Интересно, сколько я был без сознания? Скорее всего, немного. Ведь еще жив, Шед не добил пока. Я опять застонал, титаническим усилием воли придал себе сидячее положение. По лицу потекло что-то горячее, во рту стало солоно, замутило от гадкого металлического привкуса. Потрогал лицо: мокрое. С удивлением обнаружил на пальцах почти черную густую жидкость. Кровь. Губы и нос разбиты, саднят, по подбородку стекает тонкая струйка. Надо бы вытереть, но нет ни сил, ни желания. Все равно тут же хлынет опять.

Я ощупал землю рядом с собой, потом увидел, что меч валяется далеко в стороне. То ли рыцарь отбросил ногой, толи сам выпал из разжавшихся пальцев. Я огляделся по сторонам. В глазах поплыло. Толпа ярилась неподалеку, люди орали, визжали, махали руками, стражники едва их сдерживали, упираясь ногами в землю, гнулись, как при ураганном ветре. Я напряг все силы, дополз до меча, схватился за рукоятку. Приподнялся на руках потом упер меч в землю, подтянулся. Ноги были ватные, тело словно чужое. Ну и вид же у меня, наверное, вяло подумал я. Весь в грязи и крови. Герой! Огляделся по сторонам, нашел взглядом Шеда. Он стоял неподвижно, меч опустил, на меня смотрел спокойно и серьезно.

— К бою! — прохрипел я.

Сплюнул кровь, шагнул вперед, но тут же покачнулся, едва не упал. Ко мне подбежал Патрик, поддержал, не дал позорно рухнуть наземь.

— Бой закончен, — сказал рыцарь.

— С чего бы? — вяло удивился я.

— Нет чести в избиении слабого, — ответил рыцарь и стал медленно засовывать меч в ножны. — Вы доказали свое благородство, сэр Эскер, у меня нет претензии к вам.

В мозгу у меня что-то вспыхнуло, но уже не от боли, а от ярости.

— А пошел ты со своей честью, Мронов выкормыш! — рявкнул я. Отбросил с плеча руки Патрика, шагнул вперед и поднял тяжелый, как глыба, меч. — К бою!

Шед окаменел, его клинок застыл, до половины задвинутый в ножны. Рыцарь изумленно посмотрел на меня: видимо, решил, что ослышался.

— Сэр Эскер, — воскликнул он пораженно, — я не буду драться с вами. Вы доказали вашу доблесть, я защитил свою честь. Зачем…

— А затем, придурок, что я хочу драться! — прорыча я, — Ты, ублюдок, думаешь лишь о своей чести. Повалял меня в грязи, поиздевался, и хватит? Доказал, что ты непревзойденный воин, покрасовался перед бабами и этими жирными свиньями… Честь есть и у меня. И она требует, чтобы я проткнул тебя насквозь.

…Или сдох на этих камнях, — пронеслась в голове усталая мысль. — Четырежды глупец! — пискнуло во мне мелкое противное существо. — Жизнь важнее! Тем более твоя!

— А пошли вы все, — выплюнул я через разбитые губы. — ЧЕСТЬ превыше всего, как говорит этот напыщенный рыцарь! Пусть будет так…

Я встал в атакующую стойку, занес меч над головой.

Руки тряслись, едва удерживали рукоять. Меня шатало, как тополь на ветру. Лишь бы не упасть.

— Эскер, прекрати! — раздался за спиной взволнованный голос Патрика. — Не дури! Он убьет тебя.

— Лучше жить долго, но тлея, как гнилушка, чем Ярко и страшно пылать? — процедил я. — Так, что ли? Нет уж! Надоело все!

— Эскер!..

— Отойдите, Патрик, я не хочу, чтобы вас зацепило. За спиной шумный вздох, кряхтение, сопение, потом тяжелые шаркающие шаги. Ушел. Ну и хорошо.

— Сэр Эскер, я не буду драться с вами! — Шед упрямо задрал подбородок, на меня посмотрел холодно и гордо. — Это противоречит рыцарскому кодексу.

— Будешь!

Я сделал два шага вперед и смачно плюнул ему в лицо.

— Теперь твой рыцарский кодекс позволит поднять меч?

Шед выпучил глаза, медленно стер с лица комок моей крови, смешанной со слюной, изумленно посмот-рел на ладонь. Даже в темноте видно было, как рыцарь сначала смертельно побледнел, потом резко побагровел, бросил на меня ненавидящий взгляд.

— К бою! — выдохнул он и потянул меч из ножен.

— Наконец-то! — выдохнул я облегченно. — Давай же…

Я все-таки опустил меч: он тяжелый, как лом, дергать на весу трудно, перехватился поудобнее. Еще б минутку продержаться, подумал я измученно, чтоб не так позорно подохнуть. Глянул в сторону толпы, люди притихли, изумленно вытаращились, кто-то покрутил пальцем у виска: мол, совсем свихнулся молодой чародейчик. Мелькнуло лицо Аша. Он постоял, разинув рот и вытаращив глаза, потом рванулся вперед, ко мне, но стражники перехватили, пинками загнали обратно. Брат взвизгнул, закричал, опять бросился на копья и щиты. Ему дали под дых, отбросили назад, в толпу. Аша взяла под руку Катрин, что-то быстро проговорила, потом глянула в мою сторону. Я вздрогнул, увидев: глаза графини горят безумным зеленым светом, пальцы вяжут в воздухе паутину, губы что-то шепчут. Я хотел за кричать, предупредить, даже сделал шаг к ней, на ходу вспоминая узоры защитных плетений… Но тут меня скрутило волной дикой непередаваемой боли. Я застыл на месте, не в силах шевельнуться, внутренности обожгло пламенем, где-то в районе солнечного сплетения появилась тупая изматывающая боль, прокатилась волной по телу, перекрывая боль простую, телесную.

В голове помутилось, я застонал, отшатнулся. Магия захлестнула меня. Мощная, запредельная, чуждая человеку. Подавила все мысли, волю, чувства. Словно издалека до меня долетел изумленный вопль рыцаря. Я почувствовал, как нечто острое распороло рубаху, чиркнуло по ребрам. Клинок Шеда был словно раскаленный. Я замычал сквозь плотно сжатые губы, но даже эта боль, от которой еще пять минут назад я с воем покатился бы по земле, показалась теперь незначительной, глухой и далекой.

Откуда-то наплыла волна плотного молочно-белого тумана, набросилась на меня, словно живое существо окутала, постаралась проникнуть в тело сквозь мельчайшие поры на колее. Я собрал последние остатки воли и злости, постарался побороть ее, но тщетно: липкие щупальца тумана впились в меня, стали проникать внутрь. Тело сковал смертельный холод, тьма медленно поглотила мир вокруг.

ГЛАВА 7

Один знакомый говорил, что чувствует себя человеком, только когда страдает телесно и духовно. Мол, все чувства обостряются, воспринимаешь мир полнее, во всех проявлениях и красках. Обыденность убивает в нас человека, делает простым срущим и пьющим животным, мелкие заботы не дают думать о великом. Страдая, ты чему-то учишься, постигаешь житейскую мудрость, становишься взрослее и умнее. Не знаю, насколько он прав — таких доморощенных философов в каждом трактире по стайке. За кружку пива расскажут тебе о смысле бытия, наставят на путь истинный, тут же в перерывах между глотками выдумают новое духовное учение. А мне страдать почему-то не в радость, я и так мудрый, как змий, а мир для меня цветной и радостный. Но почему-то приходится.

Я повис в темноте, среди пустоты и забвения, равнодушный и спокойный. Откуда-то издалека пришел яркий обжигающий свет, ударил в меня, завертел и закружил в огненном вихре. Я вскрикнул: боль наполнила меня, каждую мою клеточку, каждый клочок кожи, пронзила насквозь, ударила по нервам колючим кнутом. Свет стал ярче, почти растворил меня в себе. Я очнулся.

Прислушался к себе: лежу неудобно, странно подогнув ноги. В спину впились мелкие камешки, какие-то колючки расцарапали кожу. Все тело горит, словно меня окунули в кислоту, а потом пропустили через мясоорубку. Тошнота подкатывает к горлу тугим мерзким комком. Боль мечется в голове, словно перепуганный ляп, бьется то в виски, то в затылок. Челюсть онемела, губ и носа не чувствую совсем.

Я сосредоточился, перекатился на живот, приподнялся на руках. Желудок не выдержал таких акробатических трюков и вывернулся наизнанку. Я захрипел, закашлялся, меня тут же вырвало. Стало немного легче. Открыл глаза, слепо замигал. По щекам покатились слезы, мокрыми горячими дорожками поделили лицо на части. Болела каждая мышца в теле, и двигался я как-то деревянно, рывками, словно плохо сделанный голем.

Жив? — пронеслась ликующая мысль. Неужели жив?

Я вспомнил все, что произошло, ругнулся про себя. Угораздило ж меня ввязаться в такое. На ноги поднимался долго, прикладывал титанические усилия, кряхтел, сопел, размазывал по лицу слезы, сочащуюся из царапин кровь. Наконец удалось, и я, похвалив себя, медленно огляделся.

Изумленный вопль застрял в горле, я захрипел, смачно выругался и рухнул обратно на землю. Вокруг ни сада с фонтанами, ни мэрии, ни собственно Гейта. Лишь серая безжизненная равнина, покрытая рыхлым пеплом и мелкими оплавленными камешками. Вдали виднеется череда невысоких холмов, некоторые странно изуродованы, словно их протыкали раскаленными прутами. Небо темное, мятущееся, нависло надо мной, давя свинцовой тяжестью. По равнине гуляет горячий ветер, носит пыль и пепел, вихрится небольшими смерчами.

Я сгреб горсть земли. Сквозь пальцы посыпался мертвый песок, а в воздух поднялось серое облачко, прах тут же забился в нос, защекотал ноздри. Я чихнул. И мрачной тишине этого места звук показался просто оглушительным. Копнул глубже, и пальцы уперлись в твердый слой спекшейся почвы. Мертвое. Все здесь мертвое: и земля, и небо… Даже воздух какой-то безвкусный, сухой, дышится с трудом. Я ошалело ударил себя по щеке, может, проснусь. Сухая корочка запекшейся крови тут же лопнула, с губ скатилась одинокая красная капелька, упала в пепел и медленно растворилась в нем.

В двух шагах поблескивал металл. Я потянулся, нащупал рукоять меча, подтянул к себе. Положил припорошенный пылью клинок на колени, стал счищать грязь. В полированном металле отразилась грязная физиономия. Весь в царапинах, нос синий, распух, верхняя губа рассечена. Глаза испуганные, затравленные. Дикарь, а не человек.

Откуда-то сбоку раздался слабый стон. Я встрепенулся, пополз на звук. Идти не было сил. В горле першило. Сейчас водички бы. Свежей, родниковой. Но об этом приходилось только мечтать. Среди черных расстрескавшихся камней блеснула броня. Я подполз, стал разгребать пыль и сор, увидел: рыцарь лежит спиной вверх в позе звезды. Я перевернул его, всмотрелся в грязное лицо. Дышит. Я похлопал его по щекам, тряхнул за плечо. Шед резко открыл глаза, кинул на меня дикий взгляд. Потом закашлялся, харкнул черной слюной — то ли от крови, то ли от сажи. Застонал, потом вдругвстрепенулся, оттолкнул меня и вскочил на ноги. Завертелся на месте, словно пес, гоняющийся за хвостом: челюсть отвисла, глаза выпучены.

Углядел нечто среди камней, метнулся туда. Назад вернулся со своим мечом, любовно поглаживая клинок и что-то шепча. Посмотрел на меня, во взгляде промелькнула ярость.

— Колдун, что ты наделал? — прохрипел он. — Куда ты забросил нас?

Я с трудом встал на ноги, отряхнулся. До чего же паршиво: голова кружится, раскалывается от боли, каждый мускул тела ноет и болит. Хочется упасть на землю, зарыться в эту пыль и просто поспать, отдохнуть.

— Ничего я не делал, — каркнул я.

Голос сорвался, шершавый распухший язык скребанул по небу.

— Врешь!

Шед шагнул ко мне, угрожающе замахнулся. Лицо у него стало бешеное, он явно готовился прыгнуть и снести мне голову.

— Отвали, придурок! — просипел я. — Не применял я магию, не применял.

— Мерзкий колдун! — зашипел рыцарь. — Возвращай меня обратно!

На его красивом, мужественном лице горели темные глаза, на щеках вспухли твердые желваки, тонкая ниточка шрама побелела. Он весь превратился в олицетворение возмущения и гнева. Ясно было: уже представляет, как снесет мне голову одним великолепным ударом или даже разрубит от плеча до паха, покарает чернокнижника. И тут же все вокруг развеется аки дым, он вернется в Гент и будет пировать, пировать…

— Отстань! Я сам не знаю, как мы здесь оказались! — рявкнул я.

Лицо рыцаря исказила злобная гримаса, он зарычали прыгнул на меня с занесенным для удара мечом. В последний момент я успел отскочить, поставил блок своим клинком. Удар отдался в руках, я не устоял полетел кувырком в пыль. Шед взревел и кинулся следом. Я вскочил, на негнущихся ногах отбежал в сторону. Меч весил, как мешок с мукой, я ворочал им с трудом напрягая все мышцы. Рыцарь догнал меня, замахнулся еще раз, бешено заработал мечом. Некоторое время я неловко отбивался, но в конце концов рукоять выскользнула из ослабевших рук, меч отлетел прочь блестящей рыбкой. Шед пнул меня в грудь, повалил на землю и приставил острие к шее.

— Возвращай меня домой, колдун, — рыкнул он.

— Я… тебе уже… сказал, — простонал я. Мечемахание отняло последние силы, теперь я и пальцем не мог шевельнуть, не то что оттолкнуть его прочь и драться дальше, — я тут ни при чем.

— Тогда умри! — громыхнул он.

Поднял меч над головой, скривился в злобной гримасе. В холодных глазах убийцы лишь бешенство. Я похолодел: похоже, настал мой черед умирать. Глупо-то как! Хотя в смерти нет ничего умного или красивого. Это жизнь прекрасна, хоть и трудна, а смерть — штука мерзкая и грязная. Сердце сжалось, на миг остановилось. Вот сейчас клинок войдет мне в шею или грудь, проткнет насквозь, и жизнь выльется из меня вместе с кровью.

Над головой что-то заревело, резкий порыв ветра отбросил Шеда прочь. Он упал, покатился по камням, завывая и ругаясь. Надо мной промелькнуло какое-то черное полотнище, в ноздри ударила страшная вонь, словно я попал на поле боя, где тела павших солдат уже начали разлагаться. Страшный, леденящий душу и тело вой пронесся над мертвой равниной.

Сердце на миг перестало стучать, кровь застыла в жилах. Я увидел: в темном, мерцающем бледными огнями небе летит страшное чудовище. Несуразный костлявый дракон. Или не дракон. Крылья как у летучей мыши, длинные и кожистые, несколько десятков шагов в размахе. Тело змеи, рогатая лягушачья голова свисает вниз, темные провалы глаз высматривают что-то на земле, длинные и острые черные зубы угрожающе щелкают. Слышно было, как тварь завывает, тоскливо и страшно, как вой переходит в странный клекот, отдаленно напоминающий смех. От этого потустороннего звука в душе пропали все чувства и желания. Захотелось умереть — быстро и без мучений.

Я прижался к земле, вдавился, постарался стать как можно мельче и незаметней. Я маленький муравей, незаметная букашка, твердил я. И невкусный, просто отвратительный, даже ядовитый, тебе не нужен я, лучше схарчи вон того, в железе. Панцирь хоть и твердый, но внутри нелепое и вкусное мясо…

Тварь сделала несколько кругов над нами. За это время я успел хорошо ее рассмотреть. Да, мало похоже на то, как рисуют драконов в книгах. Скорее какой-то потусторонний демон. Летит тяжело, натужно машет рыльями. Вот из пасти вывалился черный мохнатый язык, быстро пробежался по иглам зубов, вновь втянулся внутрь. Длинный игольчатый хвост вяло свисает вниз. Черная кожа покрыта какой-то мерзкой слизью, липкой на вид, над тушей курится вонючий дымок. Чудовище взвыло напоследок, резко набрало высоту и скрылось где-то в серой мгле неба.

Я со страхом посмотрел вверх — а ну как вернется. Но нет, вновь воцарилась полная тишина, прерываемая лишь свистом и шелестом сухого горячего ветра. Невдалеке зашевелился Шед. Видно, все это время тоже прижимался к земле, прятался. Но теперь, преодолевая страх, поднялся на ноги, погрозил низкому небу мечом На лице выражение растерянности и ужаса, ни следа былой ярости и злобы. Он подошел, споткнулся о спрятавшийся в пепле камень, рухнул рядом.

— Что это было? — спросил он тихо. Молодец: голос ровный, не дрожит, лицо невозмутимое. И все-таки понятно было, что рыцарь испуган, очень испуган.

— А я почем знаю, — пожал я плечами. Приподнялся на локте, отряхнул пыль и пепел с одежды. Без толку они тут же налипли снова. — Я же говорю: не знаю, где мы и почему здесь оказались.

— Не врешь? — с сомнением на лице спросил Шед.

— А зачем мне врать? — хмыкнул я. — Если бы этояI устроил, то уж точно тут с тобой не оказался бы. Сидел бы где-нибудь в трактире, винцо попивал. В чистоте, прохладе и уюте.

Я встал на ноги, задрал уже порядком изорванную рубаху. Рана на боку, оставленная мечом рыцаря, была неглубока. Я потрогал пальцем: кровь сочится медленно, нехотя. Клинок лишь рассек кожу и оцарапал ребро. Это хорошо. Но в рану уже забилась грязь, а воды и чистых бинтов нет. Может начаться заражение. На мелкие царапины, синяки и разбитую морду внимания обращать не стоит, само заживет как-нибудь. А вот рана — это серьезно. Если начнет гнить, я долго не проживу. Хотя… я окинул взглядом просторы вокруг… здесь вообще не выжить. Разве что где-то есть более-менее пригодное место для существования.

— Может, напутал что-то с заклятием, — неуверенно пробормотал Шед. — Маги часто ошибаются…

— Шед! — воскликнул я.

— Что? — встрепенулся он.

— Иди к Мрону!

Я отвернулся, стал копаться в пепле. Клинок опять куда-то закатился. Рыцарь угрюмо сопел за спиной. Я представил, как он сжимает кулаки, борется со своей гордостью: вроде бы надо покарать наглеца, но что-то не дает. Наконец я нашел меч — он застрял между двумя оплавленными камнями. Убрал его в ножны и сел на землю. Ребра болели. Хорошо, если не сломаны, рыцарь-то бил от души. Я растянулся в пепле, угрюмо посмотрел в изменчивое мрачное небо чужого мира.

Шед подошел, опустился на корточки. Долго глядел в пустоту, потом резко обернулся ко мне.

— Что будем делать, маг?

— Умирать, — коротко ответил я.

Я чувствовал, как во мне плещется отчаяние: мир вокруг совсем чужой, совершенно не приспособлен для жизни людей. Все мертвое, выжженное, из всей живности — лишь монстры, больше похожие на демонов. Если не сожрут, так просто погибнем от голода и жажды. Не сегодня-завтра, если в этом месте вообще сменяются дни. В душе черным ядом разлилось равнодушие, медленно потекло по венам, разъедая все изнутри. Я закрыл глааза, постарался представить цветущую солнечную полянку. Рядом журчит веселый ручеек, свежие струи сверкают и переливаются. Надо мной порхают бабочки, где-то в сочной зеленой листве поют птицы…

— Эй, чародей!

Я замычал, отмахнулся. Птички и ручеек исчезли, я почувствовал скрип песка на зубах, опухший язык, боль во всем теле. Горячий пресный воздух без запаха и вкуса ободрал кожу, как терка. Рыцарь не унимался, все тряс меня за плечо, потом дал пощечину. Из губы закапала кровь, затекла в рот. Я почувствовал тошноту, закашлялся и открыл глаза. Шед сидел рядом, тормоша меня изо всех сил. В темных кофейных глазах плескались страх и отчаяние.

— Отвали! — просипел я слабо.

— Ты что удумал? — взвыл рыцарь.

— Ты мне дашь спокойно сдохнуть или нет? — простонал я.

Действительность нагоняла тоску и отчаяние, в голове у меня снова промелькнул образ зеленой полянки. Так хотелось забыться, погрузится в грезы, заснуть. Глаза сами собой начали закрываться, благословенная тьма окутала прохладным мягким покрывалом, вымывая из тела боль и усталость. Сквозь дрему я почувствовал, как твердые пальцы рыцаря разжали мне челюсти, в пересохшую глотку хлынула свежая и одуряюще вкусная вода. Я закашлялся, забулькал, поперхнулся, но тут же приник к этому потоку, жадно глотая. Вместе с влагой в мое тело влилась и жажда жизни.

Благословенный поток иссяк, я распахнул глаза, тупо посмотрел на рыцаря. На грязном лице Шеда была печальная улыбка, но смотрел он вроде бы с надеждой и облегчением. Он закрыл небольшую флягу, закрепил ее на поясе.

— За жизнь надо бороться до конца! — твердо сказал рыцарь. — Даже когда кажется, что шансов нет.

— Шед, у нас действительно нет шансов, — заметил я.

— Сэр Шед! — неожиданно зло рявкнул он.

— Да мне все равно, хоть высокопреосвященством назовись, — огрызнулся я. — Здесь и сейчас мы равны.

Шед окинул меня долгим взглядом, упрямо сжал губы.

— Рыцарь — не звание и не чин, — сказал он медленно, — Рыцарством живут, в него верят. Но ты прав, мне сейчас не до этикета.

Он протянул мне руку, закованную в латную перчатку. Я секунду помедлил, потом схватился за прохладный металл. Рыцарь рывком поставил меня на ноги.

— Сначала бьет в морду, потом нахваливает жизнь, — проворчал я. — Хороши у тебя методы.

— Добро должно быть с кулаками, — вымученно улыбнулся рыцарь. — Что будем делать, чародей?

Надо же, изумился я, это он себя добром называет. Или даже Добром. Мания величия какая-то. Выходит, я Зло? Как интересно. Надо пообщаться с ним на эту тему как-нибудь. Если выживем, конечно.

Я огляделся по сторонам. Пейзаж удручающий: все та же серая, укрытая пеплом равнина, кое-где выглядывают черные горбы острых камней. Небо странное, похоже на озеро гадкой слизи. Сверху постоянно что-то шевелится, мутная мгла выпускает зеленоватые светящиеся щупальца. Цвета постоянно меняются, но преобладают багрово-желтые оттенки. Иногда в небе мелькают темные точки, слышатся приглушенные вопли.

— Пойдем туда! — я кивнул в сторону изуродованных холмов.

— Почему? — удивился Шед.

— У тебя есть другие предложения?

Рыцарь беспомощно развел руками, пожал плечами.

— Ну я думал, что ты поворожишь, призовешь на помощь каких-то духов… — смущенно сказал Шед, но тут же запнулся, увидев мою кислую физиономию. — Ты же маг!

— Э-э-э… понимаешь Шед, — я поскреб затылок, вздохнул, — тут такое дело…

В двух словах объяснил ему про свою специальность. Рыцарь выслушал, помрачнел, глянул на меня с нескрываемым презрением.

— Какой же ты маг, если ничего не умеешь? Даже жизнь свою защитить…

— Сам себя все время спрашиваю, — вздохнул я. — Пойдем, что ли?

Шед хмыкнул, поправил перевязь с мечом и уверенно зашагал в направлении холмов. Я поплелся вслед за ним. В боку кололо, ноги заплетались. Я то и дело спотыкался о камни и ругался вполголоса. С завистью подмечал: рыцарь идет бодро, словно и не дрался. Не вспотел ни капельки. Это с меня льется, словно из бани выполз.

— Шед, может, отдохнем? — заныл я.

— В Преисподней отдохнешь, маг, — фыркнул он, не оборачиваясь. — Шевели копытцами, или что там у тебя вместо ног. Пока двигаешься — живешь.

— Да мы и так в Преисподней, по-моему… — пробормотал я.

Шед пропустил мои слова мимо ушей. Бравый парень: идет быстро, ловко избегает щелей и провалов в земле, прыгает по камням. Спина прямая, голова гордо вскинута. Я вздохнул, постарался догнать, но ноги заплетались, а в груди хлюпало и клокотало. Меня бросало из стороны в сторону. В конце концов не удержался, шлепнулся наземь, в рыхлый пепел. Рыцарь обернулся, скривился, словно съел что-то горькое, но все-таки вернулся, стал поднимать меня.

— Что ж ты слабый такой, маг? — воскликнул он презрительно.

— Извини, это ты меня бил, а не я тебя, — громко фыркнул я.

С земли тут же поднялось облачко пыли, стало забиваться в нос, выедать глаза. Я закашлялся, размазал по лицу выступившие слезы.

— Ты хоть смутно представляешь, где мы находимся? — поинтересовался Шед.

Он присел рядом со мной, откупорил флягу, глотнул сам и предложил мне. Я благодарно кивнул, сделал маленький глоток, вернул обратно. Пить хотелось неимоверно, сухой горячий ветер выдувал любую влагу, горло мгновенно пересыхало, но я понимал — воду надо экономить.

— Мрон его знает, — пожал я плечами. — Про такое слыхали разве что магистры. Я маг-механик, мне такого знать не положено. Максимум — имею дело с Астралом и Менталом, но это миры духов. Даже не миры, а слои бытия, а это место осязаемо. Может, и правда Преисподняя…

— Но как мы здесь оказались? — угрюмо спросил рыцарь.

Я задумался, покачал головой.

— У меня есть в принципе одна мысль…

— Так выкладывай! — возмутился Шед.

Я глянул в изменчивое небо. Жуткая картина: темные точки мелькают в вышине, иногда увеличиваются, тогда становятся видны рваные крылья, потом вновь исчезают среди безумного многоцветья. Вдалеке, у горизонта, плывут странные черные облака, там грозно гремит, словно каменные великаны хлопают в ладоши, яркие вспышки делят небо напополам, бьют в неживую землю. Может, дождь? Хотелось бы. Без воды мы тут долго не протянем, а фляга Шеда не бездонная.

— Когда мы дрались, я почувствовал эльфийскую магию, — признался я. — Очень мощную. И даже знаю, кто ее применил.

— Кто? — Шед распахнул рот в удивлении, подался вперед. Глаза загорелись, рука сразу же сжала рукоять меча.

— Некая графиня Катрин де Арно.

Рыцарь отшатнулся от меня в улсасе, выпучил глаза.

— Ты что, маг, совсем умом двинулся? — вскричал он. — Леди Катрин… она же леди…

Я посмотрел на него, покачал головой. Глаза рыцаря горели праведным гневом. Странно, мелькнуло у меня в голове, ведь он намного сильнее меня. И телом и духом. Но вот таких простых вещей — почему люди предают друг друга, почему желают зла другому — явно не понимает. Для него женщина — нечто чистое и прекрасное, даже не человек, а образ, которому можно и нужно поклоняться, восхвалять, свершать подвиги во имя… да, во имя… Может, у них женщины такие и есть, но в Свободных Землях и тем более в Скифре все по-другому.

— Шед, — сказал я медленно, стараясь подобрать слова, — э-э-э… Женщины не все целомудренные и светлые. Ты должен понимать.

— Но она графиня! — возмутился он.

— Вот именно, — согласился я. — А власть портит людей, даже женщин портит…

Рыцарь отвернулся, уставился на свои сапоги.

— Не верю, — твердо сказал он.

Кто я такой, чтобы переубеждать? — подумалось мне. Учить жизни и ломать человеку идеалы — все-таки свинство. Я слишком хорошо знаю, каково это — когда мир, такой прекрасный и чистый, рушится на глазах. Когда белое становится черным, а черное… еще чернее. Все смешивается, становится таким сереньким, скучным. Я слишком быстро повзрослел, слишком быстро понял правду жизни. Хотя… какова она, эта правда? У каждого своя. Я искренне завидую молодому рыцарю. Он чист душой, его мир — простой и понятный, он живет по кодексу, думает по кодексу. Кто я такой, чтобы отравлять ему душу? Пусть живет как жил. Рано или поздно повзрослеет, но я в этом помогать не стану.

— Можешь мне не верить, — медленно сказал я, — но это так. Я сам видел, как она плела заклятие.

— Допустим, — внезапно согласился рыцарь. — Но откуда ты узнал, что заклятие эльфийское?

— Ну-у-у… э-э-э… — замялся я. — Просто почувствовал.

— Ты же никогда не видел эльфов, — хмыкнул Шед. Я натолкнулся на его серьезный взгляд, вздрогнул. — Сам же говорил, что никогда не бывал за пределами Свободных Земель. А эльфы живут в Засечном Лесу па территории Скифрской империи.

— Я ж и говорю — ощущение, — запинаясь, ответил я, — просто ощущение…

— По-моему, ты чего-то не договариваешь, — сказал Шед, пристально глядя мне в глаза. — Не хочешь просветить?

— Долгая история, — проворчал я, сдаваясь.

— А у нас есть время, — возразил рыцарь. — Тем более что неизвестно, выживем мы или нет.

Я вздохнул и стал рассказывать, начав с той злополучной пьянки в трактире «Сивый гном». Не утаил ничего. Шед был прав — какой смысл хранить тайну? Рыцарю эти знания никак не помогут, а мне держать все в себе уже надоело. Рассказ занял добрых полчаса, я постарался передать саму суть истории. Шед оказался хорошим слушателем: не перебивал, сидел, следил за движущимися в небе силуэтами чудовищ. Но я видел, как он ловит каждое мое слово. На лбу у него собрались морщины. Он явно силился не просто понять, но и запомнить, чтобы потом на досуге еще раз поразмыслить.

— Это самая удивительная история, которую я когда-либо слышал, — признался рыцарь. — Отдохнул? Пойдем дальше.

Он поднялся, поправил меч за спиной: лицо упрямое, злое, губы сжались в тонкую бледную линию. Темные глаза вперились в горизонт, в них пляшут демонические искорки, светится решимость. Я изумленно открыл рот, кое-как поднял себя на ноги.

— И ты ничего не спросишь? — воскликнул я. Рыцарь обернулся, пожал плечами. Я натолкнулся на затуманенный взгляд, осекся.

— А зачем? — равнодушно сказал он. — Ты все хорошо рассказал. Я тебе верю. Многое стало понятно. Но об этом будем думать, когда выберемся отсюда.

— «Когда»? — еще больше удивился я. — Может, «если»?

— Когда! — твердо сказал Шед. — Не знаю, как ты, но я намерен выбраться отсюда. Если есть вход, значит, где-то должен быть и выход.

— Поражаюсь твоему оптимизму, — хмыкнул я.

— Это не оптимизм, это уверенность, — отрезал рыцарь. — Хватит ныть, маг, пойдем посмотрим, что там впереди!

Он решительно зашагал дальше.

— Герой, — пробормотал я себе под нос. — А я так, балласт. Дожились…

До холмов добрались довольно быстро. Там оказалось чудовищно жарко, из расщелин летели искры, дыры в скалах светились красным, словно поддувала в горне. Земля подрагивала, снизу доносился грозный гул. Рыцарь поколебался, потом все-таки полез на черный оплавленный валун.

— Давай руку, маг, — крикнул он, обернувшись. Пальцы рыцаря словно железные тиски сомкнулись у меня на запястье. Шед сделал рывок. Я вскрикнул, птицей взлетел вверх. Ну и силища! Парень я не маленький, вешу довольно много. Рыцарь чуть ли не вдвое меньше, выглядит щуплым, но в руках чудовищная сила, подковы может гнуть при желании. А что ты хотел? — подумал я уныло. Ты кисточкой по холсту водил, песенки пел, книжки читал. А он тренировался, защищал свою жизнь и честь, наращивал мускулы, оттачивал рефлексы.

Мы поползли вверх. Путь был чудовищный: камни острые, горячие, впиваются в тело, словно копья, рвут кожу. Я посмотрел вниз, удивленно присвистнул. Штаны уже изорваны в клочья, ноги в кровавых царапинах, ожогах. Если дело пойдет с тем же успехом, далеко мы не уйдем. Рыцарь тащил меня, вел самым удобным и безопасным путем. А я лишь ругался и постанывал oт боли. Тело словно отбивная, вместо костей жидкий кисель.

На середине подъема попробовали отдохнуть, присели. Но камни, будто только что из печи, жгли даже сквозь одежду. Долго не высидишь. Ограничились тем что допили остатки воды, уже горячей и невкусной, полезли дальше. До вершины холма осталось совсем немного, когда я сдался. Ноги и руки отказали совсем, я рухнул на камень. Сознание стало потихоньку меркнуть.

— Не мог найти место красивее, чтобы сдохнуть, — проворчал Шед. — Вставай, маг, нас ждут великие дела.

— Оставь меня, — слабо ответил я. Из горла рвались хрипы, в голове мутилось.

— Еще чего, — возмутился рыцарь. — Вставай.

Он легонько пнул меня в ребра, потом похлопал по щекам. Но я все-таки потерял сознание. Очнулся почти сразу от ощущения, что меня несут. Дернулся, постарался вырваться.

— Заткнись и успокойся! — приказал Шед. — Уже добрались до вершины.

— Брось меня! — прошептал я.

— Щас точно брошу, — пригрозил рыцарь. — Вниз с холма. Если не заткнешься.

Он сделал еще несколько шагов, остановился. Я почувствовал его хриплое дыхание, бешеный стук сердца. Все-таки наш герой тоже не железный, устал. Да и не мудрено — тащить мою тушу на крутой подъем, где на каждом шагу трещины и выбоины.

— Отпусти, — попросил я, — сам пойду.

Рыцарь вздохнул, осторожно опустил меня на землю, поддержал за плечо. Я тряхнул головой, отгоняя усталость, огляделся. Мы все-таки добрались до вершины холма. Справа и слева масляно блестели черные горбы таких же нагромождений камня. Кое-где горело, к небу поднимались черные столбы дыма, сверкало нечто раскаленное. А вот впереди…

— Ты был прав, чародей, — прохрипел Шед, — нам туда.

Я вгляделся, отшатнулся в страхе. Этот склон холма был пологий, почти сразу переходил в ровную и твердую землю, укрытую покрывалом серого пепла. Впере-ди низина, такая же черная и выгоревшая, как и все в этом чудовищном мире. Но в отличие от ранее виденных нами пейзажей здесь была кое-какая жизнь. То там, то сям к небу тянулись сухие черные ветви мертвых деревьев: стволы искорежены, изломаны, ветки похожи на пальцы скелетов. Меж остовов деревьев бесцельно бродили какие-то существа. Внешне очень похожи из людей, но что-то меня насторожило. Сердце застучало сильнее, я напряг глаза, стараясь рассмотреть ближайшую тварь.

— Шед, я не пойду! — взвыл я.

Сделал шаг назад, приготовился бежать. Кровь молотом застучала в висках, ужас укрыл ледяным покрывалом, стал пробираться внутрь. Рыцарь схватил меня за шиворот, словно щенка, швырнул вперед. Я закричал, пробежал по инерции десяток шагов, остановился и затравленно огляделся. Шед подошел, схватил меня за загривок своей железной рукой, зашипел на ухо:

— Маг, у нас нет другого пути. Мы все равно погибнем, но лучше уж попробуем разобраться, что здесь творится. Пусть будет просто попытка, но на том свете нас нe упрекнут боги в том, что мы даже не пытались сражаться.

Голос ровный, успокаивающий, но со стальными нотками. Я глянул вперед. Сердце сжалось от страха. Среди черных обгоревших стволов бродили человекоподобные существа, одетые в рванье. Лица серые, грязные. Рты разинуты в немых криках, щерятся желтыми пеньками сгнивших зубов. У существ не было глаз, лишь черные провалы глазниц. Внутри тьма, сонная, равнодушная. Не люди, а чудовища, как та девочка, с которой я боролся на проклятой мельнице.

— Шед, но это же… — голос мой сорвался до позорного визга.

— Я помню твой рассказ, маг, — рыкнул рыцарь. — Но и ты должен помнить: у нас нет выбора. Чтобы выжить надо идти вперед и только вперед. Сидя на месте, ничего не добьешься. Небеса не разверзнутся, и не снизойдет бог, который выведет нас отсюда.

Я вздохнул, постарался унять сотрясавшую тело дрожь. Ведь победил же я тогда. Смог убить страшное чудовище в облике невесты древнего мага. И пусть здесь их много больше, но ведь я уже знаю, как бороться. И пусть меня хватит ненадолго, но отпор дать смогу.

— Да, ты прав, рыцарь, — сказал я хмуро. — Отпусти меня.

Шед разжал стальные тиски. Такие и пальцами-то назвать язык не повернется! Он потянул меч из ножен.

— Мы пройдем низину, маг, — громыхнул он. — Так или иначе.

— Не сомневаюсь, — пробормотал я. — А сейчас можешь заткнуться, мне надо подготовиться.

Рыцарь дернулся от оскорбления, но все же догадался не показывать свою гордость, застыл рядом соляным столбом. Я опустился на колени, положил на землю меч. Сосредоточился, постарался воспроизвести в памяти узор плетения, которое накладывал когда-то на корявый посох. Меня мутило, голова раскалывалась. Но память, слава богам, еще не отказала, в воображении сразу же появилась знакомая сетка. Я спроецировал ее на меч, напитал силой. Заклятие получилось неожиданно легко, я открыл глаза, удивленно мигнул. Готово. То, над чем тогда корячился без малого три часа, теперь получилось меньше чем за минуту.

— Что ты там возишься, маг? — с недовольством поинтересовался Шед.

— Колдую, — отмахнулся я. — Отстань, дай еще пару минут.

Рыцарь хмыкнул, пробормотал себе под нос что-то ругательное, но я пропустил все мимо ушей и принялся создавать Круги Теней. Плетения простые, но мощные. От таких тварей защищают плохо, но мой боевой арсенал очень мал. Как говорится, чем богаты, тем и рады. Заклятия оставил тлеющими едва-едва. В случае чего можно мгновенно усилить. Создал три круга астральной защиты. Похоже, мои силы возросли: раньше-то мог лишь один, да и то плохонький.

— В случае опасности держись ко мне поближе, — сказал я рыцарю и поднялся на ноги.

Меч вроде бы стал тяжелее, но ощущения обманчивы — это я дохляк, не могу удержать в руках кусок металла. Если вернусь домой, обязательно возобновлю тренировки, пообещал я себе.

— Это ты держись ко мне поближе, маг, — процедил сквозь зубы Шед. — Пошли.

Я чуть не хлопнул себя по лбу. Это же вызов нашему герою. Своей фразой я заявил, что сильнее рыцаря и как бы оберегаю его. Он и отреагировал так, словно я нанес урон его чести, усомнился в смелости. А какого Мрона я должен слова выбирать, подумал я уже со злостью. Как будто со светской дамой разговариваю, а не с воином.

Шед решительно пошел вперед, держа меч наготове и опасливо поглядывая в сторону фигур в рубище. Я догнал его, пошел рядом. Закрыл ему обзор с правой стороны, но Мрон с ним. Сзади, словно красна девица, идти не буду. Меч перехватил обеими руками: железяка чудовищно тяжелая, тянет к земле. Но я боролся с усталостью, старательно передвигал ноги. Мы вошли под сень мертвых деревьев.

Жутко, словно по кладбищу идешь. Тихо. Пахнет пеплом и едва заметно — гнилью. Только каркающих ворон не хватает для достоверности ощущения. Первое существо далеко слева: бродит меж черными стволами слепо тыкается в обгоревшую древесину. На нас не обращает никакого внимания. Я облегченно вздохнул, вы тер со лба пот, смешанный с грязью. Хоть бы все так и было. Знаю, как проворны могут быть эти твари. Если накинутся всем скопом, нас не спасет уже ничто. Разорвут на части в мгновение ока.

Мы прошли почти до середины, впереди уже виднелся небольшой взгорок, какие-то скалы, остатки каменных фундаментов. Человекоподобные чудища ошивалиь лишь в низине, впереди их не было. Ну хоть какой-то шанс. Нужно пересечь пространство, добраться до каменных остовов.

Существа не обращали на нас никакого внимания. Бесцельно бродили, натыкаясь на деревья и друг на друга. Руки безвольно висели вдоль туловищ, в черных глазницах пусто. Просто живущие своей жизнью оболочки. Искореженные, разбитые. Гротескные куклы, которых кто-то дергает за невидимые ниточки.

Одно из существ прошло совсем близко от нас. Я невольно задержал воздух в груди: один из Кругов Теней стал разгораться, набирать силу. Рыцарь обернулся, шикнул на меня — мол, прекрати. Я очнулся, заставил заклятие угаснуть. Существо посмотрело почти в упор, рот изогнулся в плаксивой гримасе. Я дернулся в страхе — зубы острые и черные. На изуродованном теле останки одежды, ткань обгоревшая, изорванная. От него несет горелой плотью, чудовищно смердит гнилью.

Рыцарь остановился, замер, жестом заставил меня сделать то же самое.

— Пусть пройдет, — шепнул он, — не будем испытывать судьбу.

Но тварь не прошла. Остановилась напротив, словно в нерешительности: шишковатая, бугристая голова свисает на грудь, из пасти стекает блестящая ниточка черной как смола слюны. Я прислушался. Нет, дыхания не слышно, значит, тварь мертва. Но каким образом ходит, непонятно. Одним словом — нежить. Грудная клетка существа жутко искорежена, в центре мешанина из осколков ребер, гнилой плоти, обугленных остатков кожи. Одна рука короче другой, безвольно висит на тонких нитях сухожилий.

Существо замерло напротив, покачиваясь на тонких кривых ножках.

— Обойдем, — решил рыцарь. — Только осторожно. Бочком-бочком мы стали огибать тварь. Я вздрогнул: черные провалы глазниц совсем близко. Жуткий смрад ударил в ноздри, голова закружилась еще больше. По сероватой харе ползла капелька бурой слизи, стекала по подбородку. Тварь резко дернула головой, вонючая жижа полетела во все стороны. Я отшатнулся в омерзении, рефлекторно усилил один из Кругов Теней. Вокруг меня и Шеда замерцала молочно-белая стена, отгородила от окружающего мира мутной мглой.

— Ты что творишь! — зашипел рыцарь и вцепился своей железной дланью в мое плечо.

Я взвыл от боли, оттолкнул его от себя. Существо шагнуло вперед, серая склизкая кожа вспыхнула от соприкосновения с Кругом Теней, как бумага. Я тут же погасил заклятие: глупо тратиться на кукол. Резко обогнул пылающую, словно костер, тварь и отбежал прочь. Рыцарь догнал меня: лицо злое, глаза горят бешенством.

— Ты совсем рехнулся, маг? — рявкнул он. — Что за шуточки?

— Отвали! — устало буркнул я.

Рыцарь набрал в грудь воздуха, ругнулся было, но неожиданно осекся и резко обернулся. Я посмотрел на зад, и руки сами собой стиснули рукоять меча. Тварь погасла, но все еще исходила черным смрадным дымом. И брела за нами. Неуверенные, ломаные движения с каждым шагом становились плавней и четче.

Хррр-тсс… Хррр-тсс…

Я дрогнул, отшатнулся. В голове вспыхнула ужасная догадка, я затрясся всем телом, подался назад, к спасительным каменным завалам.

Хррр-тсс… Хррр-тсс…

Существо нюхало воздух, словно пес, напавший на след лисицы. Рваные ноздри дергались, из них сочилась слизь, булькала, пузырилась. Рот распахнулся, обнажились черные острые зубы, похожие на толстые иглы. В глубине глазниц стал разгораться зловещий багровый огонь.

— Миленький?!

Я подпрыгнул, словно ужаленный. Сердце заколотилось в ребра, словно пыталось разбить их в мелкую крошку. Меня затрясло, по лбу потек мерзкий холодный пот. Существо замерло на миг, словно в недоумении, потом алое пламя в глазницах разгорелось ярче. Тварь плаксиво скривила рожицу, что-то заныла, забормотала. Голос хриплый, нечто среднее между шипением и тихим рычанием.

— Миленький мой… это ты? Ты пришел за мной? Я знала! Да, я это знала… Уж теперь я смогу обглодать твои сладкие косточки…

Последняя фраза мне совсем не понравилась. Я схватил Шеда за плечо, притянул к себе.

— Бежим! — заорал я ему в лицо.

— Рыцари не бегут, — заворчал он, постарался сбить мою руку.

— Идиот! — взвыл я. — Тогда отступаем! А то сожрут! Я развернулся, побежал что было мочи. Ноги не гнулись, утомленные мышцы ныли, суставы хрустели при каждом движении. Боль волнами прокатывалась по телу. Но я уже ни на что не обращал внимания и мчался без оглядки. Ноги скользили в пепле, одежду рвали острые ветки мертвых деревьев, я спотыкался о камни, чуть не падал, но выравнивался и летел дальше. Меня гнал дикий слепой ужас. Позади слышался топот рыцаря: он бежал за мной, пыхтя, как подкованный носорог.

Над низиной разнесся дикий нечеловеческий вопль боли, запредельной злобы и ненависти. Глаза встречных тварей стали разгораться демоническим пламенем.

Их движения приобрели осмысленность, четкость. Они перестали тыкаться друг в друга, словно слепые котята, замерли, напряглись, как стая хищников. Вопль подхватили с другого конца низины, потом где-то еще, совсем рядом. Голоса тварей слились в один многоголосый гул. Уши мне заложило, и все мысли пропали. Остался ужас, слепой, древний, непередаваемый.

— Что ты натворил, маг? — задыхаясь, охнул Шед.

Я повернул голову и увидел: он бежит уже рядом со мной, меч держит в боевой позиции, острие нацелено на тварей. Лицо рыцаря в мелких бисеринках пота, бледное, под глазами круги.

— Это та самая тварь! — прохрипел я. — Бежим скорее.

Рыцарь кивнул, обогнал меня. Бежал ровно, быстро и легко, словно и нет на нем тяжеленных доспехов. Я постарался не отставать, напрягая мышцы, отплевываясь от пыли. Огляделся и застонал от ужаса. Твари приближались со всех сторон. Они перестали быть куклами. Глазницы налились багровым, пасти ощерились острыми зубами. У многих отросли длинные когти. Нас постепенно окружали и гнали, как кабана на охоте. Надо успеть, надо бежать быстрей! Спасительные развалины уже рядом, там узкий проход. Даже если осмелятся следовать за нами, можно укрыться в узком месте и обороняться до последнего.

Мы все-таки не успели. Твари нагнали нас уже у самых развалин, перекрыли дорогу, окружили. Я уткнулся в спину рыцаря. Ноги подкосились, я стал оседать па землю. Шед схватил под руку, помог подняться. Твари сжимали кольцо вокруг нас, шли медленно. Понимали: теперь мы никуда не денемся. Со всех сторон неслось рычание, визг, неразборчивое бормотание, крики.

Рыцарь сделал шаг вперед, разрубил надвое неосторожно высунувшуюся из рядов тварь. Брызнула отвратительная едкая жижа, существо хрюкнуло, осело бесформенной кучей на выжженную землю. Шед зарычал, крутанул над головой меч.

— Подходите, исчадья! — крикнул он. — У меня для всех есть гостинец.

Я невольно залюбовался им. Лицо рыцаря окаменело, глаза сверкали отвагой и жаждой крови. Один против полчищ чудовищ. Под темным небом чужого мира среди пепла и оплавленных камней. Сцена, достойная кисти великого художника. Шед сплюнул, перехватил клинок поудобнее, стал в оборонительную стойку.

Одна из тварей решилась атаковать, взвилась в длинном прыжке. Рыцарь сделал шаг в сторону, срубил чудовищу голову, тут же присел, уклоняясь от удара когтистой лапы, рубанул в ответ. Существа завыли, двинулись сплошной массой. Шед стиснул зубы, стал рубить направо и налево. Лезвие клинка смазалось, движений воина было уже не различить. Во все стороны брызгала мерзкая черная кровь, летели отрубленные головы и конечности. Я завороженно смотрел, но тут над ухом раздалось мерзкое хихиканье. Испуганно взвизгнув, я вслепую отмахнулся мечом. Хихиканье сменилось воплем боли и обиды.

Я огляделся в бессильном страхе. Их слишком много. Куда ни глянь — везде оскаленные хари, пустые глазницы с тлеющими во тьме огоньками. На меня кинулась то ли самая смелая, то ли самая глупая тварь. Я неловко махнул мечом, клинок застрял у нее в грудине, зацепился за ребра. Чудовище зарычало, рванулось ко мне. Я взвизгнул — острые когтистые лапы мелькают у самого носа, тут не до шуток — и активировал плетения. Меч мгновенно превратился в раскаленную яркую полосу, по венам прокатилась волна свежести. Ощущение силы опьянило меня, смыло боль и усталость. Я рыкнул от переизбытка чувств, легким движением кисти разрубил тварь надвое.

— Так можно воевать! — прохрипел я.

На меня кинулись со всех сторон. Я стал рубить так быстро, как только мог. Пылающий клинок с легкостью резал склизкую плоть. Ребра и кости перешибал, словно тонкие прутики. Твари вспыхивали, как факелы, разлетаясь во все стороны. Но их было чересчур много, я не успевал отбиться от всех. Спину вдруг пронзило болью, я вскрикнул, развернулся, превратил обнаглевшее чудовище в фарш, одновременно отмахнулся, выскользнул из смертельных объятий. От куда-то сверху навалилась смердящая туша, я двинул кулаком в оскаленную рожу, добавил вслед мечом.

Ясно было: так дело не пойдет. Нас схарчат, несмотря на доблесть рыцаря и мою магию. Надо что-то делать. Я оглянулся. Проход в камнях был рядом, рукой подать. Твари старались держаться от этого места подальше, на остатках фундаментов горели странные значки, ощутимо тянуло непонятным колдовством. Да, это шанс.

Где-то неподалеку бился Шед. Я слышал молодецкое уханье, ругань, свист клинка и визг тварей. Значит, держится пока. Точно герой. Я уже сталкивался с подобным ужасом, но сейчас чуть в штаны не наложил. А он даже не дрогнул, сражался, словно на тренировочном поединке.

— Шед! — заорал я, отмахиваясь от чудовищ. — Давай ко мне.

Удивительно, но он послушался. Спустя секунду я почувствовал его за спиной.

— Что? — гаркнул он.

— Прорываемся к тем камням! Там нас оставят в покое.

— Как? — В голосе рыцаря проскользнуло отчаяние. — Их слишком много, затопчут.

— Давай! — крикнул я. — Держись ближе.

И активировал все защитные заклятия. Круги Теней тут же затянули все вокруг непроглядным туманным пологом, радужно замерцали круги Астральной Защиты.

— Вперед! — заорал я.

И побежал вперед. Вокруг ревело и гудело, будто мы попали в эпицентр лесного пожарища или в жерло вулкана. Из тумана на меня посыпался сор, пылающие ошметки. Сотни глоток взвыли так, что заложило уши. Откуда-то сбоку выскочила обугленная тварь: из дыр в теле вырываются язычки пламени, она дымится и верещит. Шед походя махнул мечом, подрубил ей ноги, тварь рухнула на землю обугленным поленом и затихла.

Защитные заклятия трещали по швам, лопались одно за другим. Я полузадушенно захрипел, согнулся пополам от нестерпимой боли в солнечном сплетении. Там словно взорвался огненный шар, выжигая меня изнутри. Каждое разрушенное плетение отдавалось мукой во всем теле. В голове помутилось, ноги отказали.

Я стал проваливаться в пустоту, медленно, как сквозь воду приближалась укрытая пеплом земля. Из ниоткуда возникли руки, закованные в сталь, подхватили меня в падении. Шед потащил меня дальше. Я поднатужился, постарался напитать энергией оставшиеся щиты. Но они лопались, как мыльные пузыри. Не успеваем, подумал я обреченно. Пальцы нащупали рукоять меча: надо же, не выпустил, не уронил. Я вырвался из рук рыцаря, обернулся и приготовился продать свою жизнь подороже.

— Все, маг, — сипло сказал Шед. — Прорвались, успокойся.

Я мотнул головой, взгляд прояснился. Покрутил головой: мы стоим среди каменных руин, окровавленные, грязные и измученные, заляпанные черной слизью. Низина осталась позади. Наш путь отмечен пылающими останками тварей. Оставшиеся в живых ярятся, рычат, но к нагромождению камней не спешат. Багровый огонь в глазах постепенно тухнет, некоторые из них разбредаются кто куда, движения опять ломаные, неуверенные.

— Неужели получилось… — пробормотал я.

Меня скрутила внезапная судорога. Я согнулся пополам, боль в солнечном сплетении стала тянущей, липкой. Изо рта потекла кислая слюна, желудок был пуст, но старался выпрыгнуть наружу. Я рухнул на спину, взвыл. Надо мной нависло темное небо чужого мира. Из безумного многоцветья вырвалась точка, постепенно увеличилась. Вот уже видны огромные крылья, рогатая голова. Уж этот точно сожрет, подумал я и канул во тьму.

Очнулся от того, что кто-то шлепал меня по щекам. Почему-то показалось, что это какая-то нежить, мерзкая и страшная. Я взвизгнул, рванулся прочь, но меня схватили за ноги, на спину уселось что-то тяжелое, придавило к земле.

— Маг, ты чего? — раздался надо мной голос рыцаря. — Совсем умом тронулся?

— Шед?

— Ну а кто ж еще?

Рыцарь слез с моей спины, отошел в сторону. Я перевернулся, с трудом сел, огляделся. Вокруг какие-то каменные обломки, остатки зданий, невдалеке чернеют обгорелые деревья. Пустынно, ничего живого или даже неживого. Лишь горячий ветер свистит в острых зубцах камней. Рыцарь стоит рядом, оперся о крестовину меча который воткнул в землю. Весь грязный, исцарапанный. Лицо изможденное и усталое. Накидка с изображением совы и звезд изорвана в клочья, стальные щитки на руках и ногах погнуты, на блестящем металле глубокие царапины. Весь измазан подсыхающей гряз….

Хотя нет, не грязью, а кровью нежити.

— А где этот, с крыльями? — испуганно воскликнул я, взглядом поискал свой меч.

Шед понял, поднял с камней мой клинок, подал рукоятью вперед. Я ухватил, прижал к себе железку, что спасала мою жизнь. Быстро осмотрел — клинок весь в зазубринах, темных пятнах, кое-где даже окалина, словно его опускали в кислоту или даже пытались расплавить в горне.

— Остался жрать тех тварей, что мы покрошили, он слабо улыбнулся, но тут же скривился. Я моргнул, тупо уставился на его руку. Увидел: оттуда медленно сочится кровь, тяжелые капли падают на землю. Чьи-то зубы прокусили даже металл. — А я оттащил тебя подальше чтобы, не дай боги, крылан не позарился.

— Ты ранен?! — воскликнул я.

— Мы оба ранены, маг, — он хмуро указал пальцем на мою ногу.

Лишь сейчас я заметил, что бедро перемотано тряпкой. На ткани проступило красное пятно. Я пошевелился, поморщился. Прислушался к себе: все болит. На спине чувствуются глубокие царапины, но они уже подсохли. Твердая корочка то и дело лопается, чувствую как по коже медленно бегут горячие капли. Что ж, одной раной больше, одной меньше. Похоже, нам все-таки придется тут сдохнуть.

Рыцарь был бледен как мел, губа закушена, левая рука бессильно повисла. Но он все же вымученно улыбнулся.

— А ты молодец, маг, — похвалил он. — Все-таки на кое-что способен.

— Это крохи, сэр Шед, — ответил я горько. — Если бы я владел хоть частью тех знаний и силы, которой обладали чародеи Серого Ордена, нам не пришлось бы истекать кровью.

Рыцарь медленно опустился рядом со мной: взгляд усталый, серьезный. Свой меч положил рядом. Я глянул — клинок воина тоже в глубоких зазубринах, весь темный от крови тварей.

— Вот смотрю я на тебя и удивляюсь, маг, — хмыкнул Шед. — Сам ведь говорил, что у тебя есть и посох и книга. Так какого же демона не учишься?!

— Ты не понимаешь, — возразил я горячо. — Это может быть очень опасно. Для меня и окружающих.

— Не оправдывайся, — проворчал рыцарь, — Так бы и сказал, что трусишь.

Я открыл рот, чтобы привести очередной аргумент в свою пользу, даже воздуха в грудь набрал побольше, но вдруг осекся, задумался. А может, игарский рыцарь прав? Я трушу? Прислушался к себе и понял — да, боюсь. Я не понимаю древнюю магию. Мне страшно сознавать, что, напутав в чем-то, можно загубить себя, свое тело и душу. Я самый обычный человек, и жизнь у меня обыкновенная. В ней присутствуют опасности, но они простые и понятные. А взявшись за посох Мгира, я ступлю на шаткую почву неизведанного. И это страшило больше всяких демонов, больше убийц и мести гномов. Вот поэтому я и закинул деревяшку с книгой в угол комнаты, а потом все откладывал и откладывал более близкое знакомство.

— Думаешь, надо было сразу разбираться с посохом? — спросил я угрюмо.

— Конечно, — он закусил губу, медленно кивнул. — Знаешь, маг, страх — мерзкое чувство. Но его нужна преодолевать. Я тоже многого боюсь, но каждый раз убеждаю себя, что большинство опасностей — мнимые.

— Ты боишься? — изумился я.

— Конечно. Это вообще очень естественно — бояться за свою шкуру, бояться перемен, темноты и пауков. Это все инстинктивное — от животных. А мы люди. Значит должны бороться с этим.

— Но ведь можно и умереть! — возразил я.

— Можно, — согласился Шед. — Но не ты ли сказал, когда бросался на меня в последнюю безнадежную атаку, что лучше гореть, пылать, пусть недолго, зато ярко. И что тебе надоело тлеть.

— Временное помешательство, — слабо улыбнулся я, пытаясь перевести все в шутку. Разговор начал nугать меня.

— А по-моему, просветление! — горячо сказал рыцарь.

Я глянул на него и тут же отвернулся. Глаза рыцаря сверкали яростным огнем. Да, такой пойдет до конца во всем.Отдаст жизнь за свои убеждения. Он лучше меня чище и выше. Я тварь, а он Человек.

— Наш край отличается от всего остального мира, неуверенно сказал я. — Мы дальше пошли по пути цивилизации.

— Ну-ну, — усмехнулся Шед. — Какие же блага дает нам ваша цивилизация?

— Свободные Земли богаче остальных королевств, у нас мет голода и войн, мы развиваем науку, торговлю, каждый человек умеет читать и писать… — я не удержался, в голосе все же прорвалось тщеславие и гордость. Губы сами собой растянулись в улыбке: хоть в чем-то рыцаря уем. Я умолк, а Шед тут же подхватил:

— …Ваши женщины настолько распутны, что похожи на шлюх. Хотя вру, в Нгаре даже проститутки целомудренней, чем ваши девушки. Ваши мужчины — жирные свиньи, не могут защитить ни себя, ни свою честь, ни честь женщины. Вам не знакомы понятия благородства. И верности слову. Вы мните себя венцом творения, но опустились к уровню животных. А может, и гораздо ниже.

Я поморщился. Рыцарь явно преувеличивает. Но в чем-то и прав. Мы совсем зажрались со своими свободами, равноправием полов и прочим. Все покупается и продается, люди скоро души Мрону станут напрокат давать. Раньше, судя по хроникам, разногласия решали маги, как самые честные и правдивые судьи. Сейчас в Генте есть целая палата продажных до мозга костей юристов. А остальное… Модники хвастаются своими экстравагантными любовными победами — один с мальчиком переспал, другой старушку соблазнил. Знакомая рассказывала, какие замечательные отношения у нее с мужем. Свободные. Спят с кем хотят, а вечером на семейном ложе рассказывают друг другу, скольких затянули в постель, кто кого соблазнил, в какой позе и сколько раз. Так что рыцарь прав, еще как прав…

— Что поник? — усмехнулся Шед.

— Ты выиграл, — признал я. — Но что же делать?

— А я почем знаю? — рыцарь пожал плечами. — Ваша воля, вам и решать. Тебе могу дать лишь один совет.

Будь мужчиной! Будь человеком! У тебя ведь получается. Иди дальше, не оглядывайся на утонувших в дерьме. Учись древней магии, стань сильным. И тогда любая тварь пожалеет о том, что посмела на тебя вякнуть.

— Ты прям как духовник, — я скривил губы в улыбке и засмеялся, но как-то ненатурально, слишком уж наигранно.

— Я рыцарь, — твердо сказал Шед. — А это обязывает.

— Ну а как же гуманизм? — сделал я последнюю попытку защититься.

— Гуманизм… гм… а что это такое? — Шед развел руками, — Я человек дикий, читать-писать не умею. И таких мудреных слов не знаю. Моя правда — честь, мои аргумент — меч в руке. Кто против, тот получит по наглой рыжей морде. Или не рыжей, неважно.

— Хм, интересный подход, — признал я.

— Самый правильный! — убежденно сказал рыцарь. — Только так и нужно.

Я встал с камня, оперся о меч. Сразу же заныли многочисленные раны, накатила чудовищная слабость. Во мне не осталось ни страха, ни отчаяния. Слишком устал для этого. Глянул вверх. Небо постоянно притягивает взгляд, вселяет в душу тоску. Эх, сейчас бы оказаться в лесу, на берегу озера, окунуться в чистые прохладные воды и лежать, отмокать постепенно. Очень хотелось пить, распухший язык едва ворочался во рту. Я облизнул шершавые губы, сглотнул густую, как грязь, слюну.

— Воды не осталось? — спросил я у рыцаря. Он покачал головой, встряхнул пустую флягу.

— Тогда пойдем, — предложил я.

— Пойдем, — согласился он.

Шед с трудом поднялся, его качнуло. Я поддержал, усмехнулся про себя. Скис наш железный парень. Стержень в нем стальной, но шкурка мягкая, куснешь — сразу дырка.

Направления особо не выбирали, побрели куда глаза глядят. В этом мире все чужое, незнакомое. Привычных ориентиров нет. Так не все ли равно, куда идти. Рыцарь был бледен, едва заметно морщился, хватаясь за левую руку. Я глянул и ужаснулся — металл доспеха сильно искорежен, кое-где даже разорван, как бумага. Кровь сочится из-под повязки медленно, неумолимо. Если так пойдет и дальше, рыцарь упадет в обморок. Я и сам ослаб. Но мне помогал меч, плетение все еще работало, наполняло меня силой. Если бы не это, я и пальцем не смог бы пошевелить. А так шел, придерживая рыцаря за плечо, чтобы не упал.

Переползая с камня на камень, мы кое-как прошли руины. Дальше местность была холмистая, пустынная. Повсюду оплавленные камни, части каких-то непонятных металлических конструкций, кучи мусора. Мы побрели по едва виднеющейся среди этого бедлама тропке. Опасно, конечно, тут могли ходить местные хищники или нежить, но нам выбирать не приходилось. Я хотел вновь сплести защитные заклинания, но потом прислушался к себе и отбросил эту мысль. Слишком уж истощен был, плетения могли убить меня. А если набредем на нежить, то даже магия больше не поможет.

Мы обогнули очередную кучу мусора, остановились, одинаково изумленные. Впереди, на небольшом пустыре, стояла обычная базарная лавка. Деревянный прилавок, легкий тканевый навес. Все яркое, пестрое, на прилавке в ряд кувшины, бочонки, какие-то скляницы. На вывеске выведено корявым почерком — «Лучшие вина со всех концов мира». Надпись на нескольких языках, сделана яркой красной краской.

Мы переглянулись, одновременно пожали плечами. В выжженном мире павильончик смотрелся довольно нелепо. Рыцарь поднял меч, осторожно двинулся вперед, я — за ним по пятам. Так и ждал, что сейчас кто-то взвизгнет, рявкнет и выпрыгнет откуда-то с вилкой, ножом и солонкой. А потом будет есть нас, чавкая и цокая языком от удовольствия. Шед приблизился к палатке, изумленно осмотрел ее. Потянулся к ближайшей склянице, щелкнул железным пальцем. Раздался звон стекла.

Я с надеждой глянул на кувшины. Может, в них вода? Прохладная, чистая… Мрон, о чем я думаю! Пусть хоть грязная, теплая и вонючая. Лишь бы напиться. Жара изматывает. Говорят, человек может прожить без воды пару дней, но этот мир высасывал из нас все соки. Еще несколько часов — и, попадаем в обморок от обезвоживания и усталости. Нужно срочно попить и промыть раны, иначе загнемся.

— Не мираж, — пробормотал он и потянулся к ближайшему кувшину.

— А ну не тронь, нежить проклятая! Ща как дам по горбу!

Из-за прилавка выскочил маленький худой человечек, погрозил кривоватой палкой. Рыцарь отскочил, выставил перед собой клинок и застыл в защитной стойке.

— Убирайтесь-убирайтесь! — закричал человечек. — Нежить не обслуживаю.

Я удивленно моргнул, далее глаза потер, ущипнул себя за руку. А это что за чудо на нашу голову? На тварей не похож, слишком уж… живой. Но личность колоритная. Маленький, мне до груди, и худой как прутик Кожа бурого цвета, сухая, морщинистая. Желтые глаза-плошки занимают половину лица, зрачки вертикальные, как у кошки. Носик вздернутый, похож на свиной пятачок. Тонкие губы злобно кривятся, зубки мелкие, но очень острые. Макушка абсолютно лысая, редкие черные волосы растут лишь на затылке и возле острых звериных ушей. Одет в какой-то странный балахон грязный и порядком изорванный. Длинные полы путаются в ногах, карлик то и дело спотыкается, раздражен но одергивает ткань, ругается под нос.

Он подскочил к Шеду, замахнулся палкой, явно намереваясь надавать тому тумаков. Рыцарь не стал испытывать судьбу, а просто сделал шаг в сторону и одним движением разрубил оружие карлика пополам. Схватил его за шиворот и гаркнул в зеленоватую рожу:

— Ты кто такой, недомерок?

Человечек испуганно взвизгнул, попытался удрать, но Шед приподнял его над землей. Кривые ножки замолотили по воздуху. Личико карлика сморщилось в жалобной гримасе, он захныкал, из глаз потекли слезы.

— Не бейте меня, упыряки! Я все сделаю, что хотите.

— Еще раз спрашиваю, кто ты такой? — злобно рявкнул рыцарь.

Я подошел, положил руку ему на плечо.

— Сэр Шед, ты б полегче, — попросил я. — Встретили говорящее и даже наверняка мыслящее существо, а ты норовишь вытрясти из него душу.

— Да я ж легонько, — смутился рыцарь. — Для острастки.

— Знаю я твое легонько, — поморщился я. — Испытал на собственной шкуре.

— Ну ты не сравнивай, — хмыкнул воин.

— Это существо может знать, как нам выбраться отсюда, а ты его сейчас задушишь. Потом с нежитью говорить будешь?

— Ты прав, — медленно кивнул рыцарь, — извини, маг, погорячился.

Шед поставил карлика на ноги, но хватку не ослабил. Человечек со все возрастающим изумлением наблюдал за нашей перепалкой. Круглые глаза выпучились, брови поползли вверх. Он ткнул в нас дрожащим пальцем, спросил заикаясь:

— Вы что, не нежить?

Мы переглянулись. Да, на нормальных людей мало похожи. Грязные, исцарапанные до неузнаваемости, откровавленные. Одежда превратилась в жалкие лохмотья. На черных от крови и грязи лицах белеют безумные глаза. Для достоверности клыков не хватает. Будь мы в Генте, обыватели разбегались бы с криками ужаса.

— Здесь я задаю вопросы! — рыкнул Шед.

Но карлик пропустил это мимо ушей. Зыркал то на меня, то на Шеда, рот распахнул в немом удивлении.

— Вы живые? — тихо спросил он.

— Нет, Мрон тебя побери, совсем мертвые, — съязвил я. — Ты будешь нам отвечать или нет?

— Живые! — радостно взвизгнул человечек. — Живые! Живые!..

Он извернулся, вырвался из хватки Шеда, оставив в кулаке рыцаря кусок своего балахона, и стал бегать вокруг нас. Даже приплясывал от избытка чувств. На бурой мордочке выражение запредельного счастья. Я слышал, как он кричит что-то на незнакомом языке в мятущееся небо. Потом бухнулся на колени, поцеловал землю, тут же вскочил, кинулся за прилавок. Занял своя место, стал перебирать скляницы и кувшины, что-то бормоча под нос.

Рыцарь посмотрел круглыми глазами на него, потом на кусок ткани в руке, в сердцах плюнул, обернулся ко мне. На лице досада и растерянность. Он развел руками, беспомощно улыбнулся.

— Слышишь, маг, если мы не выберемся отсюда в ближайшее время, я с ума сойду. Мистика сплошная! Сначала с нежитью деремся, теперь маленькие зеленые человечки мерещатся.

Я устало вздохнул, с тоской посмотрел в небо. Даже оно тут мертвое. Жизнь — это глубокая лазурь, белые барашки облаков, стремительный полет птиц в вышние. А это небо шевелится, словно подгнивший вурдалак. Или как озеро тухлой слизи. Но это не жизнь, а агония. Горячий сухой ветер доносит запахи гари, тлена и разложения.

— Сэр Шед, держите себя в руках, — успокаивающе пробормотал я. — Этот гоблиноподобный индивидуум не является плодом нашего больного воображения, ибо материален.

— О! — воскликнул рыцарь. — И ты тронулся. Уже говоришь на непонятном языке.

Я отмахнулся, обратил взгляд на карлика. Ясно было: Шед на пределе, кровь так и не остановилась, он слабеет с каждой минутой, подбадривает себя остротами и глупыми шутками. Если не будет так делать, упадет в обморок. А я ничем помочь не могу, врачеванию меня не учили. Да что там говорить — меня вообще многому не учили. Рыцарь прав, зря я не начал изучать магию Серого Ордена. Может, сейчас не чувствовал бы себя таким беспомощным. Или даже смог бы пресечь заклинание Катрин.

О произошедшем думать не хотелось, я упрямо гнал от себя эти мысли. Главное — выжить. Но они снова и снова стучались в измученный мозг. Кто такая Катрин де Арно на самом деле? Какие цели преследовала своим заклятием? Где научилась эльфийской магии? Ответов нет. Понятно одно — что-то здесь не чисто. Столько странных совпадений одновременно. Убийцы, гномы, чуждое волшебство в крае, где эльфов не видели уже несколько столетий. Кое-что я смекнул, только доказать не мог. Нужны факты. Если вернусь в Гент, прижму графиню к стенке и задам несколько волнующих меня вопросов.

Карлик копался в своей посуде, перебирал кувшины, бутылки, двигал бочонки. Впалая грудь ходила ходуном, сквозь ветхую ткань балахона просматривались гонкие ребра. Его словно морили голодом долгое время. Он отдаленно напоминал гоблина. Но те помельче, кожа ядовито-зеленая, да и живут в болотах. Они двоякодышащие, дальние родственники жаб и лягушек, без влаги не могут, а этот как-то выдерживал жару и чувствовал себя неплохо. Карикатурная рожица морщилась в смешных ужимках, человечек о чем-то сосредоточенно думал.

— Это не то… может, этот? Нет, всего слишком много… О Создатель, что же делать? — запричитал карлик, потом вдруг отвлекся от своего дела, внимательно посмотрел на нас. — А вы точно живые?

Рыцарь поморщился: ведь достоинство теряет, разговаривая с таким существом. Ему бы дракона в собеседники или даже бога. Он все-таки усмирил гордыню, процедил сквозь зубы:

— Живые мы, живые…

— Как здорово! — восхитился карлик, обнажил в счастливой улыбке мелкие острые зубы.

Такими кости хорошо перегрызать, подумал я, завороженно глядя в рот человечку. Меня передернуло, усилием воли я заставил себя смотреть в глаза-плошки.

Я хлопнул рыцаря по плечу, привлекая внимание, одними губами сказал:

— Шед, вежливей! Воин скривился, словно съел муху, погрозил мне кулаком, но все же последовал совету.

— Э-э-э… уважаемый… А не подскажете ли вы измученным путникам, где они находятся?

— Как это где? — изумился человечек. — В Преисподней, конечно.

Рыцарь выпучил глаза, посмотрел на меня с открытым ртом.

— Приплыли! — выдохнул он.

— Угу, — подтвердил я. — Веселого мало.

— Маг, ты даже не удивился, — настороженно сказал Шед.

На меня посмотрел внимательно, глаза стали холодными, взгляд пронзительным. Он схватился за рукоять меча.

— Устал удивляться, — фыркнул я. — К тому же сам подозревал с недавнего времени. Просто озвучить боялся.

— Та тварь? — спросил рыцарь.

— Угу, — подтвердил я. — Я ж ее вроде убил на мельнице, а она растаяла как дым и сюда перенеслась.

— Простите, уважаемые, — подал голос карлик. Мы обернулись к нему, а он уставился на нас, нервно заломив ручки. — А вы по какому поводу здесь? Меня в наказание оставили, условие освобождения дали. Вот и коротаю срок, искупаю вину. А вы?

— А мы тут случайно, — ответил я и добавил многозначительно: — Магия.

— А-а-а… — покивал головой карлик, — А я вас за демонов сначала принял, похожи очень. А потом смотрю — а на вас пут нет, значит, не наказаны.

— Каких пут? — удивился я.

Карлик поднял руки вверх, поболтал в воздухе. На миг показались толстые стальные цепи, приклепанные к браслетам на запястьях, тут же исчезли, растворились в ввоздухе. Человечек сделал загадочное лицо, даже указательный палец поднял вверх.

— Магия, — многозначительно сказал он, копируя меня.

Я не удержался, хихикнул. А карлик с чувством юмора. Ему бы шутом пойти работать, при дворе любого короля прижился бы.

— Так, а что за наказание? — поинтересовался я. Человечек замялся. На сморщенном личике мелькали то страх, то надежда, то смертная тоска. Он развел ручками, указал на свое богатство.

— Вина продаю, — уныло сказал он. — Как видите.

— Здесь? — удивился Шед.

— Вот и я о том же, — хмыкнул карлик. — Кому нужны вина в Преисподней? Низшие демоны грязью и дерьмом всяким питаются, высшие — эманациями боли и страданий заключенных. За тысячу лет ни одного кувшинчика не продал. А вина прекрасные. Вот фландское особое. Вот мирратское мускатное, шенданское игристое…

Человечек тыкал пальцем в кувшины, перечислял, жалобно глядя на нас. В огромных круглых глазах стояли слезы, губы подрагивали.

— Тысячу лет?! — вскричал Шед.

— Или около того, — уныло подтвердил карлик. — Время здесь считать трудно.

— Ну так сам бы и пил эти вина, — сказал рыцарь.

— Не могу, — вздохнул карлик. — Запрещено.

Я по-новому посмотрел на кувшинчики и бочонки. Жажда замучила. Сейчас бы и из лужи лакал, но в Преисподней сухо и жарко. Как же, наверное, мучался карлик! Многие годы стоять у прилавка, заставленного кувшинами с прекраснейшим вином, и не в силах даже прикоснуться к ним, не то что отведать крови лозы.

— Мы можем купить у тебя вина, — прохрипел я.

— Правда? — с надеждой воскликнул карлик.

— Правда, — подтвердил я. — Сколько просишь за все?

— За все? — открыл рот человечек, но тут же спохватился, принял деловой вид. — Один золотой.

— Дороговато, — проворчал Шед.

— Все рыцари такие прижимистые? — фыркнул я. — Или только ты?

Пошарил в кармане: вроде бы что-то должно остаться, когда шел на бал, взял несколько монет. Но они mогли вывалиться, или карман мог порваться. Но нет, пальцы нащупали несколько кругляшей. Я извлек на свет божий монету и небрежно кинул карлику.

— Сдачи не надо, — буркнул я.

Человечек поймал, заверещал от радости, выскочил из-за прилавка, бухнулся на колени предо мной. Стал отбивать поклоны, тычась лбом в рыхлый пепел.

— Спасибо, человек, спасибо тебе! До конца дней буду тебе благодарен!

— Да встань ты, — поморщился я. — Эка невидаль, вина купил…

Карлик вскочил на ноги, счастливо улыбнулся, стал пританцовывать вокруг меня. Крепко сжимая в грязных пальцах монету, он смотрел на меня, словно верущий на явившегося ему бога.

— Ты не понимаешь, человек, — сказал он тихо. — Проклятие снято.

Он поднял руки вверх, потряс ими. Вновь показались цепи из серого металла, но они истончались прямо на глазах, истлевали, осыпались на землю тонкой пылью.

— И что это значит? — удивился я.

— Я свободен! — закричал карлик. — Свободен!

Он тыкнул острым коготком в монету. Пошел дым, в середине сразу же появилась дыра. Карлик достал откуда-то обрывок бечевки, продел в отверстие и повесил монету себе на шею.

Рыцарь толкнул меня локтем в бок.

— А может, мы это зря?

— Поздно, — пробормотал я.

Карлик повернулся к нам. Кошачьи глаза закатились, на морщинистом личике застыла гримаса боли. По человечку прошла мутная пелена, смыла серый балахон, худобу, бурую кожу. Я отшатнулся: на меня дохнуло мощнейшей магией. Оттащил прочь рыцаря. Через мгновение перед нами оказался зеленокожий рослый мужик. Широкая грудь бугрилась пластами мускулов, все тело оплетали сухие канаты мышц. От него несло звериной мощью и яростью. Он стоял почти голый, лишь в набедренной повязке. На шее болтались связки амулетов, какие-то веревочки, бусы… и моя монета. Лицо разительно переменилось, стало квадратным, мощным. Из-под нижней губы высунулись длинные клыки. Нос приплюснутый, ноздри дергаются, ловят запахи. Надбровья тяжелые, надежно защищают тлеющие красными угольками глаза. Черные лоснящиеся волосы собраны на затылке в тугой хвост, переплетены разноцветными нитками.

Рыцарь ахнул, выдернул меч из ножен и приготовился к драке.

— Это же орк! — воскликнул он.

— Ага, точно орк, — согласился я и медленно поднял меч. Если сейчас нападем с двух сторон, может, и победим. Мы израненные, слабые, истекаем кровью, но у нас есть оружие. А это веский аргумент.

Орк сладко потянулся, кости в могучем теле сухо затрещали. Зевнул во всю пасть, потом глянул на нас. Красные глаза вспыхнули как фонари. Он шагнул к нам, протянул вперед раскрытую ладонь.

— Спасибо вам, — пророкотал орк. Голос, низкий, словно грохот скал, рождался где-то у него в груди, а изо рта вырывался уже грозным рыком. — Я в долгу перед вами.

Он склонил голову, ударил кулаком в грудь. Я ждал, что звук будет как у барабана, но получился звонкий шлепок, словно вмазали мокрой тряпкой по гладкому дереву. Шед отстранил меня, вышел вперед и смело посмотрел в глаза гиганту.

— Если в долгу, то отрабатывай! — дерзко сказал рыцарь. — Скажи, как выбраться из Преисподней.

— Вы не узники, — задумчиво рыкнул орк. — И не демоны. У вас дорога одна — к дому Ключника.

— Значит, способ вернуться все же есть, — с великим облегчением сказал Шед. — Где место, о котором ты говоришь?

— Недалеко, — прогрохотал орк и махнул рукой в сторону виднеющихся на горизонте зарослей черных деревьев. — К счастью для вас. В лесу будет то, что вы ищете. Но будьте осторожны, Ключник очень опасен.

Шед хотел спросить еще что-то, но орк оборвал его повелительным жестом и подошел ко мне. Я натолкнулся на взгляд яростных глаз, отшатнулся в страхе.

— Как твое имя, избавитель?

Я закашлялся — голос не повиновался, но все же как-то совладал с собой.

— Эскер Гар, — пролепетал я.

— Я в вечном долгу перед тобой, Эскер Гар. Грох Топор явится на твой призыв, молодой маг. А сейчас прощайте, мое время в Преисподней закончилось.

Орк торжествующе захохотал, глаза ярко полыхнули, зеленое тело превратилось в черный дым, что тут же растаял в воздухе. Наступила тишина, прерываемая лишь пыхтением Шеда и шелестом ветра в каменных осыпях.

— Знаешь, маг, а ведь одного из орочьих богов так и зовут — Грох.

— На что ты намекаешь? — проворчал я не оборачиваясь. — Что мы выпустили в мир Зло?

— Не думаю, что этот бог злой, — медленно ответил Шед. — Ему ведомы понятия чести.

— По себе всех меришь?

— Конечно, — в голосе рыцаря послышалась усмешка.

Я повернулся, пошел к палатке.

— Эй, ты куда? — удивился Шед.

— А ты пить не хочешь? — ответил я вопросом на вопрос.

— Хочу! — вскричал рыцарь.

ГЛАВА 8

Мы накинулись на кувшины, открыли сразу несколько. В воздухе разлился чудесный аромат. Я потянул носом: во рту пустыня, надо срочно смочить глотку, а то умру. Поднес горлышко ко рту, жадно приник к кувшину. Вино оказалось холодное, ароматное и мягкое. Никогда такого не пил раньше. Его бы медленно смаковать, сидя на крылечке какого-нибудь особняка в компании красивой женщины, любоваться звездами и ощущать на теле свежий ночной ветерок, слушать стрекотание сверчков, трели соловья. А мы глушили его, словно простую трактирную дрянь. Вино прекрасно утоляло жажду, в голове сразу прояснилось, усталость отступила. Но я все пил и пил — тело требовало восполнить запасы влаги, жадно впитывало в себя жидкость. Рядом булькал рыцарь, красная душистая жидкость текла у него по подбородку, заливала изорванную накидку.

Выпили по кувшину, немного отдышались. Шед покопался среди скляниц, нашел бутылку с прозрачной как слеза жидкостью. Откупорил, поднес к носу и фыркнул, словно кот. Размотал тряпку, и кровь хлынула из глубокой раны неудержимым потоком. Я глянул, но тут же отвернулся. Терпеть не могу вида ран. Воин затаил дыхание и плеснул на рану нз бутылки. И без того бледное лицо стало белее мела, он зашипел, как кофейник, закусил губу.

— Советую тебе сделать то же самое, — прохрипел он, вновь заматывая тряпкой руку, — раны не должны загноиться.

— Что это? — спросил я с опаской.

— Чистый спирт. Лучшее средство в таких случаях, — пояснил Шед.

— Может, не надо? — скривился я. — Боли боюсь.

— Надо, маг, надо! — зловеще ухмыльнулся рыцарь. — А ну подставляй спину!

Я обреченно вздохнул, но снял рубаху. Шед щедро полил мои царапины. Спину обожгло жидким пламенем, я взвыл, дернулся, но рыцарь схватил меня за плечо и удержал на месте. Придирчиво осмотрел все мои раны, еще побрызгал спиртом. Я заорал, уже не стесняясь: меня словно окунули в кипяток.

— Верещишь, словно девица при виде мыши, — неодобрительно проворчал воин. — Заткнись и терпи. Ты же мужчина!

— Тебя бы так, — буркнул я.

Но умолк, сцепил зубы. Рыцарь и так меня презирал. Не хотелось давать ему повод окончательно утвердиться в своем мнении.

— Нормально, — вынес вердикт он. — Много царапин, но серьезных ран нет. Вот только нога… Но ты почему-то даже не хромаешь.

— Меч дает мне Силу, — объяснил я. Шед понял по-своему, тускло улыбнулся.

— Слова настоящего воина, — одобрил он.

Я не стал переубеждать его — слишком много пришлось бы объяснять. А я не преподаватель университета, чтобы рассказывать о теории плетений человеку, лишь смутно представляющему, что это такое.

Шед закончил обрабатывать мои раны, отыскал за прилавком пару деревянных ящиков. На один уселся сам, второй подтолкнул ко мне. Мы взяли по кувшину, с ковырнули пробки.

— Ну! — зычно сказал я. — За рыцарей!

Шед хмыкнул, но тост поддержал. Мы сдвинули кувшины, сделали по хорошему глотку. Вино немного отличалось от предыдущего, было слаще и крепче, но такое же ароматное, с изысканным вкусом. Рыцарь крякнул, вытер губы тыльной стороной ладони, выпил еще.

— Напиток богов! — не удержался он. — Такое и короли не пьют.

— Не-а, — мотнул головой я. — Богам и то запрещено. Хорошая картина бы получилась, промелькнула ироническая мысль, краски мрачные, гротескные. Но кто сказал, что надо всегда цветочки и портретики рисовать? А это сильный сюжет. Маг и рыцарь пьянствуют в преисподней. Над ними темные грозные небеса, вокруг прах, пепел, разруха, бродят голодные демоны. Герои изранены, истекают кровью, но лица суровы и спокойны, глаза сверкают. Лежащие рядом мечи готовы кромсать нежить целыми сотнями. Но магу и рыцарю нет дела до творящегося вокруг. Их не волнует даже то, что они в стране мертвых. Они просто пьют и радуются жизни.

Вино было чудесное, но коварное. Мы вылакали по кувшину, а голова оставалось чистой и светлой, хоть сейчас решай сложные уравнения, составляй плетения. Но когда потянулся за добавкой, ноги подогнулись. Я упал на карачки и глупо захихикал. Кое-как встал, взял с прилавка бутылку из цветного стекла, отхлебнул. Этот напиток и на вино не походил. Что-то совершенно прекрасное, с привкусом полевых трав и фруктов. Тона менялись, я узнавал то одни ягоды, то другие, все сливалось в замечательный пряный букет.

Рыцарь остался вереи красному полусладкому, кувшин осушил в три глотка, икнул, скосил глаза. Он пьяно засмеялся, помотал головой, пустой кувшин швырнул на ближайшую оплавленную глыбу. Сухо щелкнуло, черепки полетели во все стороны.

— Маг, а не пора ли нам… э-э-э… идти к дому Ключника? — пробормотал Шед.

— Пора! — согласился я. — Только еще чуть посидим, отдохнем…

Рыцарь покачнулся, посмотрел на меня мутным взглядом.

— Я уже наотдыхался.

— Нет-нет, — горячо возразил я. — Надо отдохнуть с запасом!

— Рыцарям по кодексу запрещено отдыхать, — возразил он.

— А ну его, твой кодекс! — фыркнул я.

— Ну ладно, — махнул рукой Шед. — Тогда подай мне еще кувшинчик. Вон тот, с серебряной печатью.

Рыцарь долго трудился над пробкой, но та почему-то не хотела открываться, и пальцы у него соскальзывали Воин плюнул от досады, просто отбил горлышко, запрокинул кувшин. Красный поток хлынул ему в рот. Шел закашлялся, булькнул, вытер лицо, причмокнул с удовольствием.

— Слушай, Шед, — сказал я и хлопнул рыцаря но плечу. — Хотел у тебя спросить…

— Ну? — кивнул рыцарь, зевнул, так что челюсти хрустнули.

— Ты говорил, тебе иногда бывает страшно…

Он изумленно икнул, посмотрел на меня блуждающим взглядом. Задумался, даже почесал затылок.

— Конечно! — сказал рыцарь серьезно. — Всем бывает. И я не исключение.

— Тогда почему ты такой… — я покрутил пальцем в воздухе, не в силах выразить свою мысль, — э-э-э… смелый? Как ты преодолеваешь страх?

Шед задумался еще сильнее, залпом осушил кувшин.

— Понимаешь, маг… — рыцарь пьяно икнул, засмеялся, потряс головой, стараясь прогнать блуждающую в ней муть, смешно вытянул губы. — Вот видишь ты в бою противника — он выше, шире в плечах, морда злая, доспех круче, и меч длиннее. Страшно… Но отступать некуда. Или он тебя, или ты его. А жить хочется.

— Но ведь бывают ситуации, когда есть куда отступать, — возразил я.

— Есть, — мотнул головой Шед. — Но если убежишь — это урон чести. Лучше сдохнуть, чем жить в позоре. И поэтому выхода нет в любом случае.

— Поня-атно, — протянул я. — Знаешь, сэр Шед, а ты нормальный мужик!

Рыцарь поперхнулся, на меня посмотрел дико, но тут же расслабился, захохотал весело. От души хлопнул меня по плечу.

— Ты тоже неплохой парень, маг! — засмеялся воин. — Тебя б в оруженосцы взять, вымуштровать.

— Ну уж нет! — замахал я руками в ужасе. — Храни меня боги! Лучше магию буду изучать, с посохом позанимаюсь.

— Ты правильно решил, — согласился рыцарь. — Но быть моим оруженосцем зря отказался. Я б тебя научил…

— Спасибо, я польщен, конечно, — сказал я. — Но уж лучше как-нибудь в другой раз.

— Смотри, маг, мое предложение остается в силе, — ухмыльнулся рыцарь.

— Хорошо-хорошо, — закивал я. — Подумаю как-нибудь на досуге. Если выживу.

Мы распили еще по кувшину. Какие-то они были несерьезные. Только начинаешь пить, а вино заканчивается. Я оценивающе глянул на пузатый бочонок, прикинул в уме. Нет, не осилю. Придется кувшины давить дальше. Мир покачивался, вращался вокруг меня. Я выставил вперед руки, попытался ухватить реальность и поставить ее с головы на ноги. Но в итоге упал с ящика и набил шишку об неудачно попавшийся камень. Я обиженно ругнулся, пнул обидчика, но камню было все равно, а я еще и ногу отбил. Рыцарь посмотрел на меня, расхохотался.

— Знаешь, сэр Шед, — плаксиво сказал я, — Ты, наверное, прав, нам пора к Ключнику. Засиделись что-то.

— А как же отдых? — возмутился рыцарь.

— В дороге отдохнем, — отмахнулся я. — Бери пару кувшинов, и пойдем.

— А это мысль, — согласился воин.

Он начал подниматься, но ноги подкосились, и он неловко упал рядом со мной.

— Так отдохнул, что ноги отнялись, — пожаловался рыцарь.

— Бывает, — согласился я. — Затекли, наверное. Надо размять. Тогда все будет в порядке.

Мы завозились, кое-как помогая друг другу, сопя и хрюкая, встали на ноги. Покачались, как на ураганном ветру, бормоча что-то несуразное и по-дурацки хихикая. Рыцарь потянулся к прилавку, взял в руки по объемистому кувшину и виляющей походкой решительно направился прочь.

— Сэр Шед, нам не в ту сторону! — хохотнул я. Рыцарь обернулся, поразмыслил немного, кивнул и молча пошел за мной. Мы обогнули несколько мусорных гор. Впереди опять показалась выжженая равнина, но, слава богам, безжизненная. Ни демонов, ни прочих упырей. Ровная, как стол. Спекшаяся земля блестела, как стекло. Мертвая рощица, на которую указал Грох, оказалась куда ближе, чем на первый взгляд. Пройти оставалось всего ничего.

Я указал на заросли, Шед икнул, облизнул губы, посмотрел на меня замутненными глазами. Я был в том еще состоянии. Голова гудела, ноги подгибались. Пьяницы, а не герои. Мы обнялись и побрели по равнине. Хорошо хоть трещин в земле не было, а то уже десять раз упали бы. И так спотыкались на ровном месте.

Шед откупорил кувшин, хлебнул, отдышался и вдруг запел. Я удивленно прислушался, но песня оказалась не из тех, что горланят в кабаке. Рыцарь пел о войне, мужской дружбе, суровых и жестоких буднях, о красавицах, что сводят с ума одним взглядом прекрасных черных глаз, о гордости и смелости… Старался, выводил мотив. Голос глубокий и хриплый, но красивый. Я послушал, потом неожиданно для себя стал подпевать. В груди странно защемило, накатила светлая грусть. Слова песни проникали в саму душу, затрагивали в ней те струны, что, казалось, давно замолкли. А может, никогда и не звенели.

Да, подумал я тоскливо, мы из разных миров. Он и я. Рыцарь чист душой. А я успел замараться, еще как успел. Брезгливо морщусь, зажимаю носик, ручки вытираю чистой тряпицей, но вонючее дерьмо уже накрыло с головой. В нем тепло и уютно, но подсознательно я знаю, что все-таки в дерьме. И от этого гадко. Хочется чего-то высшего. Душа томится, изнывает в плену. Может, правда в Нгар отправиться? Стать оруженосцем рыцаря?

Мы пересекли равнину, по пути допили остатки вина. Ногами перебирали с трудом, пару раз упали, но каждый раз каким-то чудом поднимались, шли дальше. У меня в глазах двоилось, предметы теряли четкость, со всех сторон мерещились жуткие хари. Я вздрагивал, хватаясь за рукоять меча, но рожи исчезали, появлялись другие. Рыцарь пер напролом, как баран, уже ничего не соображая. Наклонился вперед и быстро-быстро перебирал ногами. Если остановится, пропашет носом в стеклянной земле длинную борозду. Я и сам был хорош: равнина накатывала на меня волнами, бросалась, как дикий зверь. Я отпихивал ее ногами и ругался вполголоса.

Остановились у края рощицы, перевели дух. Впереди непролазная чаща, острые ветки переплелись, образовали сплошную стену. В такую полезешь — и завязнешь, исцарапаешься в кровь.

— У-у-у… — протянул Шед. — Что ж это такое! Маг, ты можешь что-нибудь с этим сделать? Ты маг или не маг?

Рыцарь махнул рукой в сторону рощицы, чуть не упал. Я его поддержал. Внимательно осмотрел преграду, прищурился.

— Сейчас все сделаю, сэр Шед, — заверил я рыцаря, — в лучшем виде. Не сомневайся.

Я отпустил воина, тот покачнулся, но все же удержался на ногах, посмотрел с ехидцей: мол, щас глянем на что ты способен. Недолго думая я нарисовал в возду-хе Знак Огня, подсмотренный во сне, а потом и в библиотеке. Ничего не произошло. Рыцарь издевательски расхохотался, потащил меч из ножен, намереваясь превратиться в дровосека. Но я махнул рукой: погоди, сейчас разберемся. Сосредоточиться не получалось, все-таки я был мертвецки пьян. Но я собрался и, подчиняясь какому-то наитию, еще раз начертал Знак. На секунду появилось знакомое ощущение, что испытывал в моем сне Мгир, в районе солнечного сплетения остро кольнуло. А в следующее мгновение Знак ярко полыхнул. Раздался громкий хлопок, меня отбросило назад волной сжатого раскаленного воздуха, по телу ударили мелкие камешки, обломки веточек, сыпануло горячим пеплом. Что-то грозно проревело, волосы у меня на голове начали скручиваться и тлеть. Я закричал, хмель мгновенно выветрился из головы. Я вскочил на ноги и отбежал подальше. В глазах мельтешили яркие пятна, в голове шумело. Я проморгался, вытер слезы. Поднял взгляд и чуть не уронил челюсть от изумления.

Впереди дымилась огромная воронка с оплавленными, все расширяющимися краями. В глубине плескалась лава, яркие искры взлетали к темному небу, гасли где-то в невообразимой вышине. Деревья по обе стороны весело трещали, полыхали, как бумажные, вверх поднимался широкий столб черного дыма.

— Мрон тебя задери, маг! — пораженно выругался Шед, подошел ко мне и положил руку на плечо. Доспехи у него нагрелись, накидка тлела. Он тоже протрезвел, стал еще бледнее. Глаза совершенно безумные, на лице глупая улыбка. — Учи древнюю магию, чародей! Учи! Мрон с ней, с опасностью, зато в случае успеха будешь чего-то стоить!

— Угу, — пробормотал я. — Так и сделаю.

А ведь и правда начну учиться, подумалось мне. Мечты нужно осуществлять. А я всегда мечтал быть боевым магом. Но сродство к Стихиям слабое, водяным или огневиком стать не судьба. А старая магия не требует пресловутого сродства, чародеи Серого Ордена обращались к Стихиям с помощью языка знаков, заклятий, формул управления. Им по фигу эти дурацкие медитации, энергетические плетения. Почувствуй себя огнем, ощути себя водой… Бред. Они оставались людьми и просто повелевали.

— Пошли! — решительно сказал Шед. — Пора отправляться домой.

Воронку обежали краем, прикрывая лица от жуткого жара и вскрикивая, когда искры падали на голую кожу. Горящие деревья остались за спиной. Заросли впереди оказались не такие густые, пробраться можно. Пошли медленней. Я присмотрелся к деревьям. Стволы голые, матово блестят. Кора давно осыпалась на землю, потрескивает под ногами сухой шелухой. Я прикоснулся к одному дереву, тут же отдернул руку. Мерзкое ощущение. Как будто труп потрогал. Древесина холодная, мертвая, не чувствуется движения соков.

Кое-как продрались, оставили на острых колючих ветках куски кожи и одежды. Впереди просвет, можно посидеть, отдохнуть. Преодолели последние деревья и оказались на краю небольшой полянки. Когда-то тут, наверное, росли цветы, зеленела сочная трава, прыгали кузнечики, весело чирикали воробьи. Сейчас не осталось ничего. Лишь голая рыхлая почва.

Посередине поляны стояла старая покосившаяся избушка. Темные бревна искрошились, повсюду кучки трухи. Солома на крыше давно слежалась, сгнила. Темнели узкие кривые окошки, повсюду виднелись дыры, широкие щели. Мы увидели: на маленьком крылечке сидит согбенный старик, почесывает длинную седую бороду, смотрит на нас весело и лукаво. Рядом с ним свернулся калачиком серо-полосатый худой кот. При виде нас вскочил, злобно зашипел, сверкнул огромными желтыми глазищами.

— Приветствую вас, путники! — приветливо сказал старик.

Опираясь на сучковатый посох, встал с крыльца, пошел навстречу. На морщинистом лице добродушная улыбка, взгляд синих глаз чист и светел. Рыцарь ухватился за рукоять меча, посмотрел настороженно, исподлобья.

— Ты кто такой, старик? — угрожающе спросил Шед.

Я взглянул на товарища. Он напряжен, на лице вздулись желваки. Темные глаза поблескивают из-под насупленных бровей. На всякий случай тоже взялся за клинок, приготовился активировать все плетения. Рыцарь не стал бы так себя вести, если бы не было угрозы.

— Я лесник, — с улыбкой ответил дед.

— Твой лес давно погиб, — сказал Шед. — Что ты здесь делаешь?

Дед развел руками в недоумении, пожал плечами. На лице лишь выражение дружелюбия и участия. Я при смотрелся к нему — есть такой тип стариков, что не ругают молодежь, политиков, богов, не брюзжат по любому поводу, а просто доживают свой век, радуются каждому деньку, каждой минутке жизни. Лесник был из этих самых, этакий старичок — божий одуванчик. Лицо похоже на печеную картошку, морщинистое, темное, но открытое и доброе. Светлые молодые глаза сияют, словно голубые звезды. Одет просто, но опрятно и чисто. Длинная седая борода уложена волосок к волоску, тщательно вычесана. Если бы встретил такого деда в лесу под Гентом, не обратил бы никакого внимания. Но в Преисподней, средь пепла и разрухи, под этими страшными небесами он выглядел очень странно.

— Все леса погибли, милок, — печально улыбнулся дед. — А этот я любил. Не хочу его бросать.

Он показал на заросли мертвых деревьев, глубоко вздохнул. На лице отразилась грусть и застарелая боль. Рыцарь убрал ладонь с рукояти меча, но взгляд темных глаз не отпускал старика, ловил каждое движение. Руки подрагивали, чувствовалось: Шед готов при первом же признаке опасности выхватить клинок и взорваться вихрем разящих ударов.

— Ты нас ждал, — сказал воин, скорее утверждая, чем спрашивая.

— Дык вы столько шума наделали, — ответил старик. — Вспышки, дым до небес. Вот я и понял, что ко мне гости идут. Вышел встречать вместе с Мурлыкой. Мурлыка, ты рад гостям?

Кот сладко потянулся, на нас посмотрел сонно и равнодушно. Потом неспешно встал, важно задрав хвост, подошел к рыцарю. Потерся о ногу, приветственно мяукнул.

— Вот-вот, — радостно затараторил старик. — И Мурлыка рад. У нас давно гостей не было, совсем истосковались по общению.

Рыцарь брезгливо оттолкнул кота ногой, полосатый обиженно мяукнул, но отбежал. Сверкнул желтыми глазищами и принялся точить когти о бревна избушки. Воин даже не глянул на кота. Лицо превратилось в холодную непроницаемую маску. Глаза — две колючие ледышки. Крылья носа подрагивали, ловя запахи, рот превратился в тонкую бледную линию. Больше чем когда-либо он походил на волка, хищного и опасного.

— Мы ищем Ключника, — медленно произнес Шед, сверля взглядом старика.

Дед едва заметно вздрогнул, улыбка медленно потухла на лице. Он испуганно съежился, огляделся по сторонам, потом карикатурно вытянул губы трубочкой и приложил к ним указательный палец.

— Тс-с-с… тихо, — громким шепотом сказал лесник, — Он многое слышит. Вы почти добрались.

— Значит, ты знаешь, где его дом? — спросил Шед.

— Недалеко, — кивнул дед. — Но зачем он вам нужен, путники?

— Есть серьезный разговор, — неопределенно пожал плечами рыцарь.

Старик на секунду замер, потом засопел, потянул носом воздух. На сморщенном лице отразилось великое удивление.

— Батюшки! — всплеснул руками лесник. — Вы что, живые?!

— И этот туда же, — проворчал я.

— Тише, маг, — прошипел рыцарь, — Я говорю.

Я пожал плечами. А я что, я ничего! Тихий как мышка.

— Как вы здесь оказались? — воскликнул старик.

— Долгая история, — увильнул Шед. — Если знаешь где дом Ключника, скажи нам.

— Хорошо, — кивнул лесник. — Я все расскажу. Заходите в избу, располагайтесь. Будьте как дома, путники. Я вам ни в чем не откажу. У меня где-то еще осталась пища живых, угощу, так уж и быть.

Старик дружелюбно улыбнулся, поманил за собой. Весь из себя добродушный, милый. Рыцарь нахмурился, поколебался. Везде и во всем ему виделись подвохи заговоры, злобные монстры. Вытащил меч из ножен взглянул на старика предостерегающе, медленно шагпул к входу в избу. Лесник не обратил внимания на жест Шеда, закряхтел, мелко засеменил вперед.

— Сейчас чайку заварю, гости дорогие, — зачастил дед, — посидим, погутарим. А вы согреетесь, отдохнете…

Он распахнул дверь избушки, вбежал внутрь. Рыцарь на миг задержался. Обернулся ко мне, подмигнул и улыбнулся краешками губ: мол, живем, Эскер. Скоро дома будем, чуть-чуть осталось. Воин шагнул внутрь, исчез в полумраке помещения. Я взглянул в темное мятущееся небо, погрозил ему кулаком. Вот тебе, уродина! Не сожрешь нас, не выпьешь! Мы сделаны не из мягкой глины, мы крепче. Где-то здесь, среди пустошей Преисподней, сидит на черном троне Мрон — властелин тьмы и, распахнув клыкастую пасть, жрет души умерших людей. Но мы ему не достанемся, ни сейчас, ни после. Рыцарь уйдет в Поднебесный замок Алара, я как безбожник после смерти просто исчезну, растворюсь. Но ноги моей здесь больше не будет.

В душе теплым молоком заплескалась надежда. Мы не сдохли тут, нас не сожрали демоны. Осталось немного — найти Ключника и каким-то образом заставить его отправить нас назад. Орк предупреждал, что этот человек или существо очень опасно, но мы с Шедом справимся.

Странно как-то… Рыцарь, конечно, гад, но я почти не злюсь на него за то, что чуть не убил меня в поединке. Хотя еще какое-то время назад готов был задушить за то, что наставил мне синяков, унизил при всех. Шед — неплохой парень, честный, гордый и сильный. Мы дрались спина к спине, отбивались от полчищ нежити. Он вытащил меня, обессиленного, в обморочном состоянии, хотя мог бы оставить подыхать. Причем руководствовался не выгодой, а чем-то другим… чего я еще не понимаю. Но пойму, обязательно пойму! Мы вернемся в наш мир, а там… может, останемся друзьями… Хочется надеяться на это.

Я улыбнулся сам себе, шагнул в избушку. Страшный зубодробительный удар сотряс меня. Что-то тяжелое врезалось в затылок, едва не пробило череп. Я жалобно охнул и полетел в пустоту. Мир расцвел разноцветными искрами, а потом погрузился в кромешную тьму.

Очнулся от прикосновения к лицу чего-то пушистого: словно большим махровым полотенцем тыкали и нос. Я застонал, попытался отпихнуть головой полотенце, но оно упрямо тыкалось в лицо, мурлыкало, терлось. Движение отдалось жуткой головной болью. В затылке кольнуло огненной иглой, позвоночник жалобно заскрипел. Я замычал. Веки были тяжелые, свинцовые, но каким-то образом я все же открыл глаза и испуганно вскрикнул. Предо мной маячила усатая кошачья морда, желтые насмешливые глаза. Мурлыка — вспомнил я. В голове пронеслись сцены, предшествующие удару. Шед, промелькнуло в голове, надо найти рыцаря. Попытался вскочить, но не смог. Запястья и голени рвануло крепкой веревкой, содрало кожу. Я глянул — так и есть, связан.

Кот мурлыкнул, потерся о мое лицо. Я шикнул на него, скорчил злобную рожу. Вообще-то люблю кошек, мне нравится их чистоплотность, гордость и независимость. Но этот зверек был какой-то мерзкий. То ли воняло от него, не знаю. А может,ситуация не та, чтобы с кисками целоваться. Полосатый обиделся, развернулся и, напоследок мазнув мне по лицу хвостом, гордо удалился.

Голова гудела, словно чугунный котел. Слишком уж часто по ней били. Огляделся. Лежу в углу, на пыльном и грязном дощатом полу. Руки и ноги связаны, узлы завязаны умело, не слишком крепко, чтобы не остановить ток крови, но и не слабо, освободиться не смогу. Комнатка маленькая, тесная, потолок низкий, с деревянных балок свисают целые покрывала паутины. Мебели мало — большой грубый стол, табурет, полка на стене со стоящими на ней банками и склянками. В очаге посреди комнаты весело потрескивают поленья, желтые язычки пламени лижут сухую древесину, к отверстию в потолке взлетают яркие искры. В комнате полутьма, кроме очага источников света нет. По стенам мечутся веселые тени. Пахнет пылью и дымом.

Что же произошло? Я ошалело повертел головой. Каждое движение вызывало боль. В теле была такая слабость, что можно и не связывать. Слабый, как птенец, даже младенец прибьет как муху. Попытался освободиться, напряг руки, веревка затрещала. Подгнившая, наверное, но держит крепко.

Кот улегся у очага, на меня посмотрел с ленивым презрением и насмешкой. Мол, давай же, дергайся, все равно ничего не получится. Я оскалился, рыкнул на него. Но усатый и хвостом не дернул: знал, что в безопасности.

Я расслабился, постарался привести мысли в порядок. Так, что же получается… Лесник заманил нас в свою хижину. Хитростью, обманом. А я еще замечтался у крыльца, если бы вошел одновременно с рыцарем, нас бы не скрутили. А так отключили поодиночке. Что же дальше?

Словно в ответ на мои мысли, послышались легкие шаркающие шаги, кряхтение. Старик вошел в хижину, прислонил посох к стенке. Я слышал, как он мурлычет под нос какую-то песенку и хихикает. Весь свежий и чистый, что в мире гари и пепла смотрелось довольно дико.

— А-а-а… очнулся, милок, — расцвел он, посмотрев на меня.

Я ответил ему злым взглядом, опять завозился.

— Не старайся, соколик, — хмыкнул дед, — веревки крепкие. Сам вязал.

Лесник хохотнул, почесал бороду и уселся на табурет. В тусклом свете очага лицо выглядело зловеще, тени странно исказили доброе лицо, вместо глаз — провалы в ночь. Он вновь загнусавил песенку. Достал из-за пояса длинный охотничий нож, посмотрел лезвие на свет, поцокал языком укоризненно.

— Эх, затупился…

Достал с полки шлифовочный камень, стал водить по нему ножом. Я поморщился: звук противный, отдается болью в затылке.

— Зачем ты это сделал, старик? — прохрипел я. Дед на миг остановился, посмотрел на меня с добродушным любопытством, улыбнулся в бороду.

— Не каждый день ко мне живые захаживают, — добродушно улыбнулся он, — нельзя упускать такой шанс…

— Ты обещал нам рассказать о Ключнике, — сказал я, — пригласил в свой дом как гостей. И обманул.

Лесник пожал плечами, на меня посмотрел с жалостью, словно на пришибленного, которого природа умом обделила. Ласково погладил рукоятку ножа, мягко провел по лезвию камнем.

Вжик-хх… Вжик-хх…

— Понимаешь, парень, — сказал старик, — жизнь — сложная штука. И жестокая. Или ты сожрешь, или тебя. Вот и приходится…

Дед сокрушенно развел руками, вздохнул печально. Нож точил старательно, то и дело смотрел на свет, чтобы ни заусенца, ни царапинки, подслеповато щурился. Пальцы большие, грубые, ладони в ороговевших мозолях, можно при желании угольки из костра таскать и не обжечься.

Я разозлился. Надо же так глупо попасться! Ведь не в парк на прогулку вышли, в преисподней застряли А эта мразь еще и издевается над нами, лопухами. Я сцепил зубы и изо всех сил рванулся. Но ничего не получилось. Веревки впились в запястья, кожа порвалась, закапала кровь.

Лесник глянул на меня исподлобья, хмыкнул. Ноздри затрепетали, глаза вдруг сверкнули зеленым демоническим светом. Я замер устрашенный — что еще за чудеса?! Старик подошел ко мне, наклонился и обмакнул палец в сочащуюся из-под веревок кровь. Посмотрел на свет, полюбовался, а потом слизнул с пальца капельку. Зажмурился, удовлетворенно крякнул.

— Давно свежатины не ел, — пожаловался мне дед с кривой ухмылкой.

Я вздрогнул, страх начал наползать холодным туманом. Лесник подмигнул мне лукаво. Я вжался в стену, закусил губу. То ли показалось, то ли в самом деле… У стариков зубы, как правило, сточены, одни пеньки, а не зубы, если вообще есть. А у этого острые волчьи клыки.

Дед вернулся на место, вновь взялся за точило и нож.

Вжик-хх… Вжик-хх…

Лишь сейчас до меня дошел ужасный смысл его действий. Я съежился: был бы мышкой, убежал бы через дыры и щели в полу. Меня затрясло от страха. В голове заметались мысли, причем каждая орала благим матом — бежать! Бежать без оглядки! Пока не съели. Но как? Связан. Сейчас разделают, как барашка, повесят на вертел…

Я постарался успокоиться, глубоко вздохнул пару раз. Надо говорить, упрашивать, молить. Дипломатия — лучшее оружие.

Вжик-хх… Вжик-хх…

Звук страшный, противный. От него кровь стыла в жилах. Жить хотелось, как никогда раньше. Подумалось: стану на колени, буду ползать, лизать сапоги, пресмыкаться и завывать — только бы не убили. Жизнь — высшая ценность, а моя так вообще… Но наряду со страхом в душе вспыхнула странная жгучая злость, ударила раскаленным потоком в мозг, заставила расправить плечи, расслабиться.

— Отпусти, — тихо сказал я, сверля старика ненавидящим взглядом. — Отпусти, иначе хуже будет.

Дед округлил глаза, на меня посмотрел так изумленно, словно увидел говорящую козу. А потом расхохотался от души, захлопал в ладоши. Вытер выступившие слезы, напустил на себя важный вид.

— Шутник, ты милок, — укоризненно сказал лесник. — Ну ты сам посуди… Ты бы отказался от сочного горячего куска мяса, когда не ел очень долго? А я голоден, ох как голоден.

— Я убью тебя! — прошипел я. Про себя удивился — неужели могу так? Я же трус. Да-да, трус, что уж душой кривить. До мозга костей. Но в груди пылал пожар, меня всего корежило от ненависти. — Убью, понял!

— Я и так мертв, — хмыкнул старик. — Уже целую вечность мертв. Ты горяч, человек, в тебе кипят страсти. Это хорошо. Я выпью твою силу, это будет приятно. Вы искали Ключника? Вынужден тебя огорчить — я и есть.

Старик встал с табурета, внимательно осмотрел лезвие ножа.

— Добро заточил, — улыбнулся он. В красноватом полумраке блеснули белые острые зубы. — Ну что, Мурлыка, готов к приему пищи?

Кот вскочил со своего места, замяукал возбужденно и требовательно, завертелся на месте. Мурлыча, потерся о ноги хозяина. Из красной пасти выскочил маленький язычок, быстро облизал усы, с клыков закапала слюна.

— Тварь! — взвыл я и забился в путах.

Дед подошел ко мне, ласково погладил по голове, приговаривая:

— Давай, милок, борись… мясцо будет мягше, пустит сок.

Я взбрыкнул, попытался вцепиться зубами в руку.

— Но-но, — пожурил старик. — Еще меня обед не кусал. Ну ничего, потомись пока. А я пока твоего друга попробую.

Ключник хихикнул, подошел к столу. И лишь тогда я заметил, что с края столешницы свисает безвольная рука Шеда. Я повертел головой, в дальнем углу заметил блеск металла. Там было все: кольчуга, наручи, наплечники, меч… Значит…

— Шед! — заорал я что было мочи. — Шед, очнись! Пальцы рыцаря дрогнули, вяло шевельнулись. Я не видел его, он был слишком высоко. Но воображение нарисовало яркую картинку — голый до пояса воин лежит на столе, никак не может прийти в себя.

— Да тише ты, окаянный, — шикнул на меня дед. — И до тебя дело дойдет, не боись.

Он еще раз проверил остроту ножа, удовлетворенно цокнул языком. Сон! — мелькнула мысль. Просто сон! Кошмарный, чудовищный. Этого не может быть. На самом деле я лежу где-то на холодных камнях мостовой во дворе гентской мэрии без сознания. А невредимый рыцарь стоит над моим телом и хмуро улыбается. Меня отнесут домой, напоят лечебными настоями, дадут проспаться. Я проснусь утром как ни в чем не бывало и пойду на работу, буду делать боевого голема, увижу Лека, Мию, буду смеяться, болтать, пить пиво в ближайшем трактире. И все будет хорошо.

Старик не стал картинно заносить нож, выспренно говорить о своих злодейских планах, долго и сочно расписывать, что сделает с нами. Он примерился, отточенным плавным движением опытного лекаря-хирурга намахнул ножом. Раздался противный звук, словно режут плотную ткань, мокро хлюпнуло, на лице лесника появились маленькие, почти черные точки, размазались в кровавые дорожки.

— Ше-е-едд!!! — взвыл я.

Время загустело, остановилось. Все реально — с ужасом понял я. Можно до бесконечности обманывать себя, убеждать, что это сон, но, когда льется кровь человека, что дрался рядом с тобой, защищал тебя, тащил на себе, все становится на свои места. Я лежу, связанный, в избушке Ключника, а это самое существо, язык не поворачивается назвать человеком, разделывает на столе моего товарища. Как барашка или козу.

Кровь застучала в висках, как молот. В глазах поплыло, комната завертелась вокруг меня. Дрожа, я озверело рванулся из пут, уже не обращая внимания на то, что веревка ранит меня. Рыцарь опять слабо застонал, пальцы шевельнулись. Но в себя он так и не пришел.

— Шед! Очнись! — отчаянно крикнул я.

Без толку. Рыцарь без сознания. То ли по голове крепко ударили, то ли злое волшебство не давало от-крыть глаза. Я не видел, что делает старик, но движения были плавные, четкие. Вот он водит ножом, где-то нажимает, левой рукой поправляет, поддерживает. Звуки противные, мокрые, хлюпающие. Что-то хрустит, влажно лопается, рвется. Дед гундосит песенку, в такт притоптывает ногой, на лице хищная улыбка, в свете очага блестят острые белые зубы. На него брызгает красным, уже вся одежда и борода в крапинках.

— Хороша человечина, — бормочет он. — Жестковата, правда, но ничего, на безрыбье… Правда, Мурлыка?

Кот заходится истошным мявом, нарезает вокруг хозяина круги. Желтые глаза жадно горят, в них страшный непредставимый голод. Полосатый встает на задние лапы, подпрыгивает, маленький язычок яростно облизывает усы и пушистую морду, ноздри раздуваются, ловят вкусные запахи.

Дед отложил нож в сторону, руки по локоть в крови, с пальцев капает. Он тряхнул ими, потом стал жадно слизывать. Белоснежная борода и усы тут же стали красными, на чистенькой одежде расплылись багровые пятна. Кот взвизгнул, вцепился когтями в штанину старика.

— Кушать хочешь, сердешный? — затарахтел дед. — Сейчас-сейчас тебя покормлю. Чем бы тебя угостить? Ммм… Мышцы жестковаты, не угрызешь. Что за дурак, изматывал себя тренировками, надо кушать больше, чтоб быть жирным и сочным. Ага, вот-вот, вижу…

Лесник подхватил нож, нагнулся над столом, повозился немного. А когда поднялся, в ладонях оказалось нечто темно-багровое, почти черное, вяло подрагивающее, блестящее.

— Кушай, Мурлыка, печеночку, кушай, котик. Печень хорошая, нежная. Мм… объеденье!

Дед рубанул ножом, отсек добрую половину, остальное запихал себе в рот, стал жевать. На пол мокро шлепнулся кусок плоти. Кот с мяуканьем кинулся, жадно вцепился в печень, заурчал, стал рвать клыками и когтями.

Я застыл. Тело одеревенело. Завороженно смотрю на кровь. Горло свело от ужаса, даже кричать не могу. По щекам бегут огненные дорожки. Слезы. Не верю, не верю, не верю… В голове творится нечто невообразимое, сплошная круговерть мыслей, чувств. Хочется проснуться, но я не сплю. Это реальность. Смотрю на безвольную руку рыцаря, свисающую с края стола. По грубым мозолистым пальцам, привыкшим к рукояти меча, стекает тонкая кровавая дорожка, тяжелые капли редко стучат по грязным доскам пола.

— Хорошее мясцо, — облизнулся старик. — Сколько в нем силы, сколько ярости… Вкусно. Вот сейчас еще сердце попробую. Сердце должно быть еще лучше.

Старик подхватил нож со стола, замахнулся.

— Не делай этого, Ключник, — сказал я.

Голос словно чужой. Хриплый, холодный. Голос вурдалака, а не живого человека. Дед замер, осклабился.

— Что ты мне сделаешь, человечишка? — хохотнул он. — Я съем твоего товарища, а потом и тебя. Вы в моей власти.

— Я маг, — ровно произнес я. — Я уничтожу тебя.

— Ты не маг, человек, — хмыкнул старик. — Ты мой ужин. Будь ты чародеем, не попался бы так глупо.

Он зачерпнул полную ладонь крови, влил себе в рот, удовлетворенно крякнул. По бороде побежали темные капли, Я видел: от внешности добродушного старичка не осталось ничего. Морщинистое лицо жутко искажено, глаза полыхают потусторонним зеленым светом.

Весь в крови рыцаря, словно мясник. Не человек, демон Преисподней.

Я словно разделился на две части. Одна половина разума отошла в сторону, с ужасом глядя на происходящее и стеная. Зато вторая завладела телом, прочно вселилась в мозг, заставила сердце стучать ровно. Страх отступил, ужас, сковавший тело, ушел. По жилам потекло нечто огненное, жаркое.

Веревка сухо хрястнула, лопнула в нескольких местах. Я откатился в угол, подхватил меч рыцаря и вскочил на ноги. В теле заиграла злая сила, глаза застлала красная пелена. Меня распирало от мощи и яростного безумия. Мир воспринимался яркими кусками, словно кто-то быстро менял предо мной цветные картинки. Мысли в голове бродили чужие, даже чуждые. Я услышал чей-то быстрый шепот. Перед глазами замелькали странные закорючки, какие-то знаки, обрывки фраз, пылающие огнем. Мгир? — догадалась та часть меня, что отстраненно наблюдала за всем. Да, пришел ответ, тихий шелестящий шепот. Ты освободил меня. Я помогу. Не мешай.

Старик удивленно выпучил глаза, потом мерзко захихикал.

— Остынь, милок, — ласково сказал он. — Все равно ничего не получится. Лучше ложись рядом со своим другом, расслабься и получай удовольствие…

Он не успел договорить. Я подскочил к нему и взмахнул мечом. Хряснуло, на меня плеснуло черной вонючей жижей. Все-таки не человек, нежить. Только внешность людская. Огромная рана на груди старика тут же срослась, белые обломки ребер притянулись друг к другу, соединились, кожа сразу разгладилась.

— Это ты зря, — ухмыльнулся дед, показывая длинные клыки. Выставил нож и пошел на меня. — Иди ко мне, милок, будь хорошим мальчиком.

Я отшвырнул меч: все равно бесполезен. Начертил в воздухе Знак Огня. Полыхнуло, грохнуло. Бревна избушки жалобно заскрипели. Завоняло паленым. Когда дым немного развеялся, я увидел, что Ключник идет на меня все с той же кривой деревянной улыбкой. Одежда тлеет, дымится. Борода обгорела, торчит черными спекшимися сосульками. Красноватые отблески очага освещают морщинистое лицо, яркие блики играют на бледной коже. Ему осталось сделать всего пару шагов.

В голове помутилось, я качнулся. Мир сделал оборот вокруг меня. Я почувствовал в ладони гладкую и теплую древесину посоха. Он звенел от переполнявшей его мощи. Губы стали шептать какую-то абракадабру, пальцы левой руки что-то вязали в воздухе. Тело было как чужое. Кот злобно зашипел из-под стола, сверкнул глазищами.

В горящих зеленым светом глазах Ключника мелькнул страх. Он закрылся рукой, отшатнулся прочь.

— Ты кто такой? — взвизгнул он.

— Мы уже встречались, — прошептал я. — И ты проиграл тогда. Не сможешь победить и сейчас.

— Мгир! — ощерился старик. — Быть этого не может.

— Может, — со злобной радостью сказал я, — Получай!

Призрак посоха налился белым светом, я, как копьем, ударил им в грудь Ключника. Грохнуло. Я упал на пол, ослепленный и оглушенный. Дышал с трудом, хрипел, царапал ногтями деревянный пол. Странное раздвоение исчезло. Я вновь стал самим собой.

Учись, чародей! — прошелестело в мозгу напоследок. Учись. Знания — сила!

Очнулся: комната наполнена густым вонючим дымом. Глаза слезятся. Я плачу, скрючившись на полу, меня трясет от пережитого ужаса и слабости. Зубы стучат, я чувствую себя жалким и беззащитным. Все тело болит, в раны словно насыпали соли. Собравшись с силами, я кое-как встал на четвереньки, тряхнул головой, пытаясь прогнать головокружение. Разум меркнет: вот-вот потеряю сознание. Нельзя! — запретил я себе, поднимайся, Эскер! Но руки ослабели, я вновь рухнул на пол, на мгновение даже упал в обморок. Кап, кап, кап…

Звук вернул меня к действительности. Я очнулся, жалобно застонал. Тело словно перемололи на фарш, а потом по какой-то прихоти из мелких кусочков вновь собрали воедино.

Кап, кап…

Дышать трудно, от жуткой вони тошнит, болит голова. Я не удержался, меня вырвало кислой едкой слизью. Все внутренности горели огнем. Я заплакал, не сдерживаясь. Кое-как собравшись, сел на полу, стал размазывать по лицу слезы. Очаг почти потух, поленья перегорели, осыпались красной трухой, багровеющими углями. В избушке потемнело, видно было лишь на ближайшие пару шагов. Воняло паленой плотью и кровью.

Кап…

— Шед! — внезапно вспомнил я.

В голове взорвался огненный шар, меня затрясло. Превозмогая боль, встал на ноги, побрел к столу. По дороге споткнулся о что-то маленькое и мягкое. Глянул вниз — обугленный трупик кота. Глаза выгорели, пасть распахнута в последнем немом крике. Тускло поблескивают тонкие зубы-иглы.

— Тварь! — выругался я, наступил на обгоревшую голову.

Брезгливо поморщился: под ногами омерзительно хрустнули тонкие кости, мокро чавкнуло. Не глядя, отшвырнул ногой дохлого кота к стене.

Было слишком темно. Рядом с очагом я нашел поленья, кинул в груду углей. Языки пламени тут же принялись обгладывать сухое дерево. Стало гораздо светлее. Я огляделся. Ключник лежал у выхода бесформенной грудой тряпья и жутко изломанных обугленных костей, кучей золы.

— Я же обещал, что убью тебя! — зло сказал я. Голос хриплый, похож на карканье ворона.

Я бросился к столу. Одного взгляда хватило, чтобы меня вновь скрутило. Желудок сжался, меня вырвало кровью и желчью. Рыцарь лежал на спине, запрокинув голову и распахнув рот. Сухое жилистое тело все в синяках — драка с демонами далась тяжело, — вместо живота сплошное кровавое месиво. Куски кожи и мышц аккуратно срезаны, в глубине влажно блестят сизые змеи кишок, какие-то органы. Кровь льется непрерывным потоком, бьет черным фонтанчиком, но уже слабо, едва заметно. Стол и пол вокруг залило. Я с трудом сглотнул, стараясь не смотреть на этот ужас, подошел к воину. Под ногами хлюпнуло, одуряюще пахнуло чем-то вязким и противным.

— Шед, — тихо позвал я. — Сэр Шед…

Веки рыцаря дрогнули. Я схватил его за руку, нащупал пульс. Слабый, уже почти не чувствуется. Воин едва слышно вздохнул и распахнул глаза. Зрачки черные, большие. Слепо посмотрел на меня мутным взглядом, бледные губы шевельнулись. Я приблизил ухо, надеясь что-то уловить.

— Глупо, — прошептал Шед. — Хотел в бою… красиво.

— Не умирай, — попросил я.

Я чувствовал: в глазах мокро, слезы капают на лицо рыцаря, стекают по впалым щекам в уголки рта. Дыхание воина слабое, почти не ощущается. Я отчаянно зарыдал от бессилия. Как хотелось чуда! Вот бы произнести какое-нибудь древнее заклятие. Воин встанет со стола живой и здоровый, весело засмеется. Но я не знаю никаких древних заклинаний. Я глупый и слабый чародей, не умеющий даже защитить самого себя. А рыцарь сейчас умрет, такие раны не вылечит никто. Разве что разверзнется потолок избушки и сюда снизойдет один из богов, мановением руки залатает моего товарища…

— Эскер, — едва слышно вымолвил рыцарь. — Ты?

— Я, сэр Шед. — Голос ломается, срывается на рыдания.

Лицо воина исказила судорога боли. Он поморщился, тихо застонал. Глаза закатились. Но справился, вновь пришел в себя, взгляд немного прояснился.

— Где лесник? — спросил он.

— Мертв, — ответил я. — Окончательно.

— Хорошо, — вздохнул рыцарь. — Значит, я отмщен.

Кровь из страшной раны на животе побежала быстрее. Я старался туда не смотреть, меня мутило. Лицо у Шеда было бледное как мел, губы синюшные. Мой товарищ истекал кровью. Боли уже, наверное, не чувствовал, это хорошо. Хоть не мучается.

— Чем я могу помочь? — тихо спросил я.

— Ничем, — прохрипел он. — Все кончено. Если тебе повезет выбраться, то…

Он не договорил. Взгляд карих глаз вдруг стал стеклянным, из уголка рта побежала тонкая струйка крови Рыцарь обмяк в моих руках, голова безвольно упала на столешницу. Я постоял несколько минут рядом с ним. Чуда хотелось, но я знал, что его не будет.

— Сэр Шед, — прошептал я.

Тишина. Трещат сгорающие в очаге поленья. Красноватые отблески играют на бледном умиротворенном лице рыцаря, смутные тени пляшут на стенах избушки. Я медленно закрыл ладонью веки рыцаря, отвернулся и побрел в дальний угол. Под ногами плещется кровь: как же много натекло! Черное озеро блестит в свете очага, каждый шаг сопровождается влажным чмокающим звуком. Я уселся рядом с доспехами рыцаря, взял в руки искореженный поруч.

Как же пусто в душе. Еще несколько минут назад я исходил жаркой яростью. Еще раньше трясся от страха. А сейчас не испытываю ничего, кроме усталости и боли в ранах. Хочется взвыть, но не могу. Хочется рвать на голове волосы, биться в истерике. Но не могу. Из глаз текут слезы, капают на измазанный кровью рыцаря поруч. Тупо смотрю на тусклый металл, в голове ни мыслишки. Хочется лечь на грязный пол и умереть. Но что-то не позволяет. Шед, наверное, не одобрил бы.

Мертв, подумал я, рыцарь мертв. И его не вернуть. Некоторое время назад сам бы удушил. А сейчас горюю. Шед ушел в Поднебесный Дворец. Будь он грешником, то ожил бы здесь, испытывал муки, нес бы наказание. Но воин свят, его не в чем упрекнуть. Так что радует одно — его мучения закончились, будет теперь сидеть в компании таких же рыцарей за длинным столом, пить вино и тискать грудастых валькирий или даже гурий…

А что я? Не знаю. Остался в одиночестве. Ключника убил при помощи призрака Мгира. Теперь путь в мой мир закрыт. Подохну среди выжженных равнин и оплавленных скал. А тело мое пожрут низшие демоны-падальщики. Мрачная перспектива. Но вполне реальная. Оставаться в этом месте страшно и неприятно. Но идти никуда не хочется. Да и куда я пойду? Мрон, как же все паршиво!

В голове вертелся какой-то мотивчик, и я стал напевать одними губами. Потом громче и громче. Та песня, что выли пьяными голосами, шагая через выжженную равнину к дому Ключника. История рыцаря, что жил и любил, дрался, отстаивал свою честь, защищал родных и друзей. А потом рыцарь ушел на войну и не вернулся. Его любимая, сидя у окна, ждала со слезами на глазах, когда же явится в мутной пелене дождя знакомый силуэт. Но так и не дождалась…

Я улегся на пол, закинул руки за голову. Надо мной был пыльный потолок, сквозь широкие дыры в крыше виднелось вечно мятущееся небо Преисподней. Вокруг избушки слышался шорох, вздохи, писк. Откуда-то издалека донесся жалобный рев какого-то чудовища. Я закрыл глаза, постарался представить, что лежу на своей койке дома. Вокруг пыльные картины, у стены старая рассохшаяся гитара, груды книг. Завтра на работу… Я тихонько напевал себе под нос. И от звуков собственного голоса, от слов песни душа потихоньку оживала, сочилась кровавыми слезами, горела огнем. Я захрипел, впился зубами в запястье, зарыдал. В груди жгло, казалось, боль убивает меня. Уже не телесная, боль от paн можно терпеть, а душевная, что совершенно непереносима. Что-то оборвалось во мне, перевернулось. Почти физически я ощутил, как тугие волокна со звоном лопаются в душе, некоторые тут же сгорают, другие срастаются совершенно по-иному, вкривь и вкось, но так прочно, что не разрубить мечом, не пережечь огнем.

Странное ледяное оцепенение постепенно завладело мною, проникло в душу и тело, выморозило внутренности. Нечто темное и холодное бросилось со всех сторон, окутало плотным одеялом, стало растворять в себе. Я открыл глаза: вокруг мутная серая мгла, сырой туман — живой, мыслящий. Стены избушки исчезли, пропало тело рыцаря, все стало каким-то призрачным, далеким. Последним потух огонь в очаге. Я висел в пустоте, чувствуя на себе чужие недобрые взгляды. Сотни голосов шептали и бормотали, взывали ко мне, что-то выпрашивали, о чем-то молили. А потом чудовищный по силе удар сотряс мое тело, вышиб воздух из легких, все кости захрустели, затрещали.

Как же я устал! — мелькнула последняя мысль в измученном мозгу и потухла, словно припорошенная золой искра.

ГЛАВА 9

Где-то рядом весело и звонко чирикают воробьи. Наверное, скачут по веткам дерева, растущего за окном. По лицу скользит теплый и ласковый луч солнца, заглядывает поочередно то в один глаз, то в другой, подмигивает мне. Сквозь веки вижу лишь ярко-красные мельтешащие пятна. Лежу на чем-то безумно мягком, обволакивающем. Под головой подушка, теплая и ласковая. Пахнет утренней свежестью, травой и едва заметно сиренью и фиалками. Запах странно знакомый, но очень приятный. Легкий прохладный ветерок ерошит волосы, ласковой женской рукой гладит по щекам.

Я вишу на тонкой ниточке между сном и явью, купаясь в блаженной полудреме. Испытываю наслаждение от каждого мгновения этого состояния. Не хочу просыпаться. Чувствую, как мягко и спокойно стучит мое сердце, кровь легкими толчками струится по жилам. Дыхание ровное и спокойное, умиротворенное. Я словно парю в воздухе. Мое тело рядом, но я не часть его. Сейчас я никто и ничто, воплощенное спокойствие и радость. Я нечто более легкое и волшебное. Свежий ветер, жаркий огонь, прохладная вода…

Над головой кто-то звонко и возмущенно чирикнул. Хлопки маленьких крыльев, скрип коготков по дереву и опять щебетание. Я открыл глаза. Лежу на большой кровати в просторной и светлой комнате. Буквально утопаю в мягкой перине. Из открытого окна льются золотистые лучи утреннего солнца, мелкие пылинки сверкают в радостном свете, гоняются друг за дружкой, водят хороводы. На раме открытого окна сидит синица. Черные глазки весело поблескивают, на меня смотрит с любопытством и удивлением: такой большой зверь, даже титан, а дрыхнет так долго. Синица старательно чистит перышки на желтой грудке, осторожно и воровато осматривается исподтишка — может, есть что-то вкусное, что можно без проблем стащить. Но лакомств не нашлось, и синица, разочарованно пискнув, упорхнула наружу.

Дверь мягко открылась, вошла Мия с подносом в руках. В ноздри ударил запах крепкого кофе, ароматного свежего хлеба, яичницы, мяса. Я моргнул, потер глаза. Может, это мне снится? Но нет, все вполне реально. Мия поставила поднос на маленький столик у кровати, присела на изящный резной стул. Нагнулась над кроватью, заглянула мне в лицо. На мгновение прекрасные зеленые глаза оказались рядом, я утонул в их свете, почувствовал запах кожи и волос, свежий и терпкий. Мягкие пухлые губы влажно блестели в опасной близости…

— Я умер и оказался в чертогах Алара, — прошептал я.

Мия тепло улыбнулась, в лучащихся глазах беспокойство тут же сменилось облегчением. Она на один краткий, почти микроскопический миг задержалась, потом откинулась на спинку стула, напоследок мазнув шелковыми волосами по моей щеке. Я едва не замурлыкал от удовольствия, губы сами собой вытянулись в улыбку.

— Нет, Эск, ты жив, — сказала она. — Как ты себя чувствуешь?

Я залюбовался: она одета в простое белое платье, воздушное и легкое. Ткань чистенькая, аж хрустит при движении. От одежды вкусно пахнет травами и чистой родниковой водой. Короткие, по плечо, волосы уложены в простую, но красивую прическу. Солнечные зайчики скользят по нежной коже, придают ей золотистый оттенок. Вокруг Мии волшебный ореол чистоты и целомудрия.

— Как будто заново родился, — улыбнулся я. И понял, что ничуть не покривил душой. Тело было свежее и сильное, энергия бурлила в нем. Хоть сейчас за работу. В душе спокойствие и тихая радость, что всегда в сотни раз возрастает при виде Мии. — А как я сюда попал? Где я?

На прекрасное лицо легла тень. Дочь Логана нахмурилась, на меня посмотрела с удивлением. Я не обратил на это внимания. При виде нее я не могу думать нормально, обрывки мыслей мечутся в голове, в груди разливается счастливое тепло, легко щекочет. Хочется засмеяться, обнять.

— Ты что, ничего не помнишь? — воскликнула она.

— А что я должен помнить? — удивился я.

И тут же вспомнил. Бал и все связанные с ним неприятности, бой с Шедом, преисподнюю, демонов, орка, Ключника и смерть рыцаря… Воспоминания хлынули в мозг безудержным потоком, разнесли вдребезги мое блаженное состояние, яркие картинки замельтешили в памяти. Я закрыл глаза, постарался выровнять дыхание. Но успокоиться не получалось, меня трясло и бросало то в жар, то в холод. Пот бежал по лбу и спине. Мир рушился вокруг меня, яркие краски выцветали и выгорали. Это был не сон, понял я с содроганием. Воспоминания четкие и яркие, я помню запахи, вкусы, помню горячий сухой ветер, темное мертвое небо, помню каждое слово из разговоров, помню боль… Тело тут же заныло, но как только я шевельнулся, стало ясно, что ран нет. Странным образом затянулись.

В душу вползло нечто чудовищное, непредставимое. Я сопротивлялся, но это было все равно что бороться с дождем или лесным пожаром. Боль вспыхнула в груди, я застонал, усилием воли попытался унять жжение.

— Что с тобой, Эскер? — забеспокоилась Мия.

Я открыл глаза, смахнул тыльной стороной ладони слезу с щеки.

— Все хорошо, — пробормотал я. — Все нормально… Нельзя, чтобы кто-то знал об этом. Тем более Мия.

Это лишь мой кошмар и мои воспоминания. Я взглянул на дочь Логана, улыбнулся через силу. Губы не слушались, и улыбка вышла какая-то кривая, вымученная.

— Сколько я был без сознания? — спросил я глухо. — И как оказался здесь?

— Мы с папой были на балу, — печально вздохнула Мия. — Во дворе раздался шум. Подошли посмотреть, а ты дерешься с тем нгарским рыцарем, не помню имени…

— Шед, — сказал я тихо. — Сэр Шед.

Мия сделала большие глаза, глянула на меня с возрастающим удивлением, но продолжила говорить:

— Да-да, сэр Шед. Так вот, мы попали к самому концу драки. Увидели, как он тебя ударил и ты упал. А потом произошло странное…

Она запнулась, словно колеблясь. Взгляд стал за думчивым, туманным.

— Что случилось? — не выдержал я.

Мия дернула плечиком, словно отгоняя муху или неприятное воспоминание, сдвинула тонкие брови на переносице.

— Понимаешь, Эскер… произошло что-то совершенно непонятное. На миг подул ледяной ветер, все скрыла какая-та мгла. Я почувствовала магию, но не знаю… может, я ошиблась. А когда все прояснилось, вы оба лежали бездыханные на земле. Мы с отцом подняли тебя, положили в карету и отвезли к нам домой… Ты был в жутких ранах, истекал кровью. Но они затянулись у меня на глазах. Только шрамы остались. Я думала, будешь спать очень долго, но ты оказался здоров… Все очень странно.

— А Шед? — спросил я жадно. По лицу девушки пробежала тень.

— Мертв, — тихо сказала она.

Я откинулся на подушке, посмотрел на белый потолок. В груди горело, душа истекала кровавыми слезами. Но я не мог даже скривиться, лицо было как железная маска, мышцы одеревенели. Опять нахлынули воспоминания. Темная избушка лесника, кровь рыцаря, залившая пол, хищная зубастая ухмылка Ключника… Хотелось плакать, но слез не было. Накатила глухая боль, но я не мог ее выплеснуть. И знал: она будет жить во мне всегда.

— Что с телом? — спросил я хрипло.

— Его забрали. Похоронят завтра на городском кладбище.

— Хорошо, — кивнул я. — Пусть сэр Шед покоится с миром.

— Тебя не будут трогать власти, — добавила девушка. — На твою защиту выступил начальник стражи, Патрик. Хотя мэр и хотел тебя засудить за смерть посла.

Я замолчал. Как же пусто внутри. Я успел привыкнуть к рыцарю, проникся к нему уважением. Он был хорошим человеком. Жаль, что все так получилось. Если по справедливости, на его месте должен был быть я.

— Эскер, — позвала меня Мия.

— Да? — откликнулся я.

— Ты мне расскажешь, что произошло?

Я посмотрел на нее. Она не отшатнулась, не закрылась рукой, хотя взгляд у меня, наверное, был не самый приятный. В зеленых глазах я увидел печаль, сочувствие, беспокойство. Свет, исходящий из их глубин, проник в меня, смягчил и притупил боль.

— Как-нибудь в другой раз, — вздохнул я.

— Обещаешь?

— Обещаю, — сдался я.

Мия улыбнулась, принимая сказанное мной, потянулась к подносу. Стала расставлять на столике тарелки, налила в чашку черный и ароматный кофе. Я принюхался, рот сразу же наполнился слюной. Есть хотелось очень сильно.

— Я думаю, легкий завтрак, не помешает, — сказала девушка.

— Еще бы, — с воодушевлением воскликнул я.

Боль не покинула меня. Да и покинет ли когда-нибудь? Но я крепился, напустил на себя веселый вид, улыбался, пытался вспомнить шутки. Получалось, конечно, немного неестественно, даже как-то деревянно, но с каждой секундой становилось легче, кусок льда в груди таял, таял. Я постарался отвлечься, растормошить себя.

Хотел вскочить с постели, но лишь сейчас заметил, что лежу под простыней абсолютно голый. Я поискал взглядом одежду, но не нашел, беспомощно посмотрел на Мию и покраснел. Она поняла, улыбнулась краешком губ.

— Ты ешь, а я пока принесу тебе что-нибудь из одежды. Твоя превратилась в тряпки.

Она быстро вышла из комнаты, оставив после себя ощущение свежести и легкости. Я проводил ее долгим взглядом, вздохнул. Тут же одернул себя — Эскер, тут столько вкусного, а ты на девушек заглядываешься! Я завернулся в простыню на манер тоги, сел у столика. Что тут у нас? Холодные ломтики нежнейшего мяса, горячая яичница-глазунья, свежее масло, сыр и душистый хлеб с ломкой хрустящей корочкой, еще теплый. Явно пекли сегодня утром. Я набросился на это богатство, как волк на барашка, ел быстро, не жуя, глотал огромные куски, запивал горячим горьковатым кофе. Желудок уже наполнился, а глаза все еще с жадностью пожирали остатки.

Мия тихонько зашла в комнату — в руках новые брюки, свежая рубашка. Смущенно улыбнулась и протянула мне.

— Не знаю, подойдет ли тебе, отец помельче, но вроде бы…

Я с благодарностью кивнул, порывисто встал и скинул покрывало. Мия отвернулась, но видно было, что даже кончики ушей у нее покраснели. Я хлопнул себя по лбу, мысленно выругался. Вот дитя природы, блин! Скромней надо, Эскер! Я быстро впрыгнул в штаны, накинул рубаху. Тесновато в плечах и талии, но сойдет.

— Спасибо большое, — сказал я.

Девушка повернулась. Лицо у нее и правда было пунцовое. Она спрятала взгляд, покраснела еще больше. Я виновато развел руками, но сказать ничего не мог, дар речи некстати оставил меня. Я лишь хлопал глазами и смущенно улыбался.

— Не за что, — сказала она. — Может, отдохнешь у нас еще?

Мне показалось, или в ее голосе действительно проскользнула надежда?

— А который сейчас час? — поинтересовался я.

— Начало восьмого, — ответила она. Я подумал, потом мотнул головой.

— Нет, леди Мия, — медленно сказал я. — Мастерская открывается в восемь. Нужно работать.

— Я попрошу отца, чтобы дал тебе отпуск, — сказала она застеснявшись.

— Нет-нет, — возразил я, замахал руками. — Не надо. Я прекрасно себя чувствую. А сегодня привезут доспехи, надо начинать работу над големом…

— Хорошо, — кивнула она, — береги себя.

Я порыскал взглядом, обнаружил свои башмаки возле кровати. Подивился: чистые, блестят новеньким лаком. Быстро обулся, одернул рубашку и оглядел себя. Вроде бы готов.

— Постой! — воскликнула вдруг девушка и порывисто шагнула ко мне. — Воротник поправлю. Помялся…

Она оказалась совсем близко. Голова закружилась от взгляда волшебных зеленых глаз, запаха фиалок и сирени. Тонкие пальчики пробежались по воротнику, поправляя, зацепили шею. Теплое дыхание обласкало щеку. Меня ожгло огнем, я задрожал, но все же удержался. Безумно хотелось обнять, прижать хрупкое маленькое тело к себе, ощутить нежность кожи и обволакивающую мягкость губ. Я тихо застонал, усилием воли заставил себя сделать маленький шаг назад.

— Мия, — хрипло сказал я, — я хотел сказать…

— Что? — спросила она. Лучистый взгляд проник в мою душу, что-то задел там.

— Ты чудесная, — выдохнул я.

— Ох, Эскер… — смущенно пробормотала она. — Ты тоже!

Мгновение превратилось в вечность. Мы просто стояли в лучах солнца, льющихся из окна, и смотрели друг на друга, словно в первый раз встретились. Я жадно вглядывался в черты милого лица, в ее глаза, надеясь найти в них нечто прекрасное. И нашел. С ног до головы меня пронзила теплая молния, встряхнула, сдула пыль с той части сердца, что… Я мотнул головой. И услышал, как на улице поют птицы, где-то далеко лает мелкая собачонка, играют и кричат дети.

— Мне нужно идти, — сказал я срывающимся голосом и только сейчас понял, что руки Мии так и лежат у меня на плечах. Маленькие, легкие как перышки. Их тепло жгло меня даже сквозь одежду.

— Да, — она медленно склонила голову и печально улыбнулась. — Иди. Тебя у входа друг дожидается.

— Лек? — удивился я.

— Да, — подтвердила девушка, — уже два часа дежурит.

Она медленно убрала руки и отстранилась.

— Проводишь? — спросил я растерянно.

Я старался сделать непроницаемое лицо и не подать виду, что волнуюсь, хотя сердце почти выпрыгивало из груди. Она тоже сдерживалась, но глаза выдавали — горели дерзким лихорадочным огнем.

— Конечно, — кивнула она. — Пойдем.

Мы вышли из комнаты. Я удивленно огляделся. Дом небольшой, скромный, но просторный и светлый. Логан со своими доходами мог бы и дворец отгрохать, но то ли решил не выделяться, то ли пожадничал. Минимум мебели, правда, из дорогих сортов дерева, но все-таки без излишеств в виде резьбы и позолоты. Стены обшиты тонкими полированными дощечками, кое-где висят картины. Люстры против ожидания не с магическими светильниками, а обычные, свечные. Мия перехватила взгляд, улыбнулась.

— Папа любит живой свет, — пояснила она. — И вообще любит все настоящее. Говорит, что магия убивает очарование природной красоты. Даже дом не стал окружать магической защитой.

Я кивнул, сказал многозначительное «а-а-а», но про себя подумал, что не понимаю этой глупости. Магия удобней. А если дело касается безопасности, то вообще незаменима.

У выхода на стуле сидел Лек, сосредоточенно рассматривал ногти, зевал, глаза были сонные-сонные. Опять, наверное, всю ночь по подружкам ходил. Услышав наши шаги, сразу же вскочил, просиял.

— Жив, курилка! — завопил он, хлопнул меня по плечу и полез обниматься. — Ну и здоров же ты спать, Эскер! Я тут жду, а он в постельке развалился, отдыхает…

— И ты здравствуй, Лек, — сдержанно сказал я.

— А что вы такие красные? — хитро прищурился бесцеремонный друг. — Целовались украдкой?

Я взял его за шиворот и, распахнув дверь, вытолкнул на улицу.

— А ну топай, — рыкнул я, обернувшись к девушке, беспомощно развел руками. — Извините, леди Мия, он нахал, но перевоспитается, обещаю.

Она улыбнулась смущенно, зарделась, но сохранила самообладание.

— Ничего, Эскер, — пробормотала она. — Я знаю Лека и не обижаюсь. До встречи в мастерской.

Она помахала мне и закрыла дверь. Я окунулся в уличный гам, слепо заморгал от яркого света. Вокруг было шумно, люди сновали туда-сюда, играла ребятня. Невдалеке целая стайка воробьев купалась в уличной пыли. Они что-то откапывали, клевали, иногда дрались меж собой и галдели.

— Ты чего? — напал на меня Лек. — Я ж пошутил!

— Шутки у тебя, — покачал я головой. — Сдерживать себя надо.

— Ты какой-то не такой, — проворчал друг, глянул на меня исподлобья. — Ты что, втюрился?

Я хотел дать ему подзатыльник, даже замахнулся, но потом передумал. Пусть думает что хочет, его проблемы. Все равно не перевоспитаешь.

— А-а-а… — вскричал Лек торжествующе. — Точно втюрился! Ну у тебя губа не дура, Эскер. Если драться, так насмерть, если влюбляться, то в красавицу. Уважаю!

— Лек, заткнись, пожалуйста, — попросил я. — Знаешь такое слово — нельзя?

— Если очень хочется, то можно, — хохотнул друг. — Женщины бывают разные, но что-то их все-таки роднит…

Мы шли вдоль улицы, увиливая от лоточников и зазывал, что старательно втюхивали прохожим разные мелочи. Гент проснулся, жизнь бурлила и клокотала.

— Знаешь, меня с детства учили одному важному правилу — поступай с людьми так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой, — задумчиво сказал я. — Все сотворенное тобой возвращается к тебе же. Ты женишься, заведешь детей, а какой-то слюнявый хмырь будет лазить в окно к твоей дочери. Тебе бы это понравилось? Все должно быть иначе. К тому же есть одно «но» — я им не ровня. И этим все сказано.

Лек задумался, посерьезнел, но потом на веснушчатую физиономию вновь вернулось беззаботное выражение. Он махнул рукой, весело засмеялся.

— Я так и поступаю, — сказал он. — Так, как хочу, что бы девушки поступали со мной. А потом отдыхаю и снова по кругу. И так всю ночь.

— Ты неисправим, — хмыкнул я.

— А ты какой-то скучный, — отпарировал друг.- Bеселись, пока молодой, Эскер! Когда станешь старым и мудрым, тогда и будешь ворчать. Что, в голове что-то сдвинулось после ударов рыцаря? Так мы быстро все исправим, говорят — клин клином вышибать надо.

Лек кровожадно потер руки, картинно хрустнул пальцами.

— Ты-то откуда знаешь? — удивился я.

— Дык весь город только об этом и говорит, — воскликнул он. — Я как узнал, так сразу помчался к тебе, думал лекарей нанимать. А ты, оказывается, живехонек, сияешь как новая монетка. Молодец, урыл иноземною рыцаря, вбил в землю по волосатые ноздри.

— Дурак ты, Лек, — поморщился я.

— Ага, — согласился он с удовольствием. — Еще какой.

Хорошо ему, промелькнула мысль, он может позволить себе быть беззаботным. У него мир простой и понятный. Это меня затягивает в какую-то трясину, бросает из стороны в сторону, лупит по голове то одним, то другим. Уже и не знаю во что верить, как жить. Плохо, когда приходится становиться взрослым, еще хуже, когда это происходит быстро. Хотя… видывал я парняг, которые в сорок ведут себя словно пятилетние дети. Вообще-то страшно, когда в теле мужчины живет подросток, обладающий целым букетом малоприятных черт типа максимализма, жестокости, непримиримости, эгоизма. Отдельные экземпляры умудряются и в старости оставаться такими, боятся ответственности, как огня. Но это уже, как говорит Тох, патология.

Краем сознания я отмечал: Лек идет рядом, о чем-то болтает, шутит. Энергия не умещается в нем, переливается через край. Он аж подпрыгивает, жизнерадостно напевает что-то под нос. Идущие навстречу девушки машут ему ручками, шепчутся, хохочут. Мой друг приветливо кивает им, мне вполголоса «по секрету» рассказывает, что вон та черноволосая — горячая штучка, рыженькая так себе, а златовласка, даром что хорошо выглядит, в постели бревно бревном. Тут же начинает рассуждать о влиянии цвета волос на интеллект девушек, но отвлекается, глазеет на других представительниц противоположного пола, тычет локтем в мой бок, заговорщически подмигивает.

Воспоминания о Преисподней постоянно вертелись в голове. Меня то знобило, то опаляло огнем. Перед глазами стояло лицо Шеда, серое, измученное. Я тряс головой, отгоняя эти образы, но они возвращались. Умом я понимал, что нужно забыть и жить дальше, люди умирали всегда. Но в душе засела острая игла. При воспоминании про распотрошенного рыцаря меня мутило и мучила совесть. Ведь мог бы спасти Шеда, мог, если бы вспылил чуть раньше.

Я умудрился выжить в мире мертвых. А теперьвернулся в Гент, к своим проблемам, которые хочешь не хочешь, а решать надо. Хотя после пережитого они казались какими-то блеклыми, совершенно не важными. Тем не менее делать что-то было надо. И я даже знал что…

— Лек, — воскликнул я и резко остановился посреди улицы.

— Что? — тут же насторожился он.

— Нужна помощь.

— Всегда к твоим услугам, Эскер, — друг шутливо поклонился, уставился вопрошающе.

— Дуй в ближайший трактир и купи всякой снеди из расчета на три дня. Притащишь в мастерскую, положи на мой стол.

Я нащупал в кармане монеты — Мия переложила их из старых штанов, кинул Леку последний золотой. Друг недоверчиво посмотрел на желтый кругляш, изумленно поднял брови.

— Ты что, пир хочешь затеять? Логан не одобрит.

— Нет, — поморщился я и стал терпеливо объяснять: — Мне придется ночевать в мастерской несколько раз. Работы невпроворот. Сделаю хороший рывок, зато потом будет легче.

— Трудоголик, — с презрением процедил Лек. Скривился, словно съел таракана. — Губишь свою жизнь работой.

— Лек, очень надо, — тихо сказал я.

— Ну ладно, — он вздохнул, по-барски махнул ручкой, — помогу тебе в этом недостойном деле.

— Хорошо, — обрадовался я. — Беги пока в трактир, а я домой смотаюсь, надо кое-что захватить для работы.

— Небось книжки какие-то, — фыркнул Лек. — Вот зубрила…

Он говорил что-то еще, распекал меня на все лады, но я не стал слушать и быстрым шагом направился к дому. Уже без двадцати восемь, к началу рабочего дня все равно не успеть, но мастер Логан ругать не станет. Сам же дал мне свободу действий. Хотя старик порой забывается, отрицает то, что говорил буквально полчаса назад.

Город наполнился людьми. Они шли на работу, с работы, что-то делали, кричали, смеялись, шумели. Большой муравейник, наполненный бестолковым движением. Но мне не было дела до всего этого. В голове начал вырисовываться план, каким образом уладить все дела. Я напряженно обдумывал проблему, рассматривал ее со всех сторон. Ничего не видел вокруг, пару раз даже натыкался на прохожих, бормотал извинения. Вслед мне неслись ругательства. Какой-то детина поперек себя шире даже бросился догонять, чтобы научить уму-разуму, но дорогу ему перегородила телега, он завяз в толпе и, махнув рукой, отправился по своим делам.

Подходя, я увидел, что мне не повезло: у двери дома стоит тетушка Свара, смотрит хмуро, настороженно. Я напрягся, ожидая, что на меня вот-вот выльется поток отборнейшей брани, приготовился к обороне.

— Эскер, я хочу, чтобы ты выехал, — она сразу взяла быка за рога.

— Хорошо, — легко согласился я.

Хозяйка изумленно округлила глаза, челюсть отвисла чуть не до колен. Видать, ждала, что буду упрашивать. Ползать на коленках и слезливо умолять дать пожить еще чуточку.

— Ты что же, не против? — ахнула она.

— А зачем мне ваш крысятник? — пожал я плечами. — Деньги есть — куплю себе нормальный дом где-то на окраине. Через две недели уберусь отсюда, не беспокойтесь.

Она опешила, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Глаза у нее тоже рыбьи — круглые, водянистые и глупые. Тут уже никакая косметика не поможет.

Я не стал дожидаться, пока она обретет дар речи, обогнул ее по широкой дуге и поднялся по лестнице. Моя комнатушка была все такая же пыльная и темная. Привычно пахло масляными красками и бедностью. Я чуть-чуть постоял на пороге, привыкая к полутьме. С одной стороны, жалко съезжать — привык уже и своей берлоге, сроднился. Но с другой — все перемены к лучшему. Даже если случается что-то плохое, это вес равно к лучшему. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Возникло странное ощущение. Я прислушался к своим чувствам, даже принюхался, словно пес. Ага, вот оно что. В углу лежит дощечка со странными надписями, которую притащила хозяйка в доказательство моих мнимых бесчинств. Я осторожно взял, потрогал длинную вязь странных букв. Теперь знаю, что это эльфийский, спасибо библиотеке. От надписей ощутимо тянет магией Светлорожденных. Правда, пока не знаю, что за заклятие, но вряд ли что-то опасное, иначе последствия почувствовал бы сразу. Скорее всего, нечто шпионское. Я подумал немного, потом открыл окно и вышвырнул дощечку. Вслед бросил плетение. Дерево рассыпалось трухой, не успев долететь до земли, эльфийские буквы ярко полыхнули, какое-то время отчаянно цеплялись за воздух, но потом постепенно растаяли. Я постоял немного у окна, подумал, что список вопросов к Катрин де Арно значительно увеличился. Аш вряд ли замешан, этот олух, скорее всего, просто влюблен без памяти, а она использует его в своих целях.

Я вытащил из матраца мешочек с деньгами, привязал к поясу. Опасно, могут воришки срезать, но делать нечего — не знаю, когда в следующий раз появлюсь тут. Расстелил на полу простыню, бросил на нее охапку гномьих железяк, которые мне притащили зачаровывать, стянул края и завязал узлом. Глянул в угол: посох стоит одинокий, уже успел запылиться. Я осторожно взял, подивился, как приятно гладкая темная древесина холодит руки. Тяжелый, зараза, но ничего, пора привыкать. Магическую книгу кинул в маленький заплечный мешок. Так, вроде бы ничего не забыл. Бросил последний взгляд на свое жилище и прикрыл дверь. Книга со мной, мешок с оружием оттягивает плечо, посох в руках..

Тяжело спустился по ступенькам. Железяки больно тыкались острыми углами в спину, кололи даже сквозь ткань. Сверток с оружием задевает то стены, то перила. Тетка Свара проводила меня испуганным взглядом, но приставать не стала, за что я остался ей безумно благодарен.

Через город я шел не спеша, тюк с оружием был неудобный, приходилось постоянно его поправлять. Я понимал, что смотрюсь несколько нелепо. В руках старинный посох, за плечами свернутая простыня, из которой выглядывают рукояти топоров и мечей. Но обыватели Гента не обращали внимания, привыкли и не к такому. Вокруг много гораздо более удивительного.

Навстречу попался большой буровой голем: тяжело бухает металлическими ногами по мостовой, рук целых шесть, каждая заканчивается то алмазным буром, то киркой или лопатой. Рядом с големом гордо шествовал маг в желтой мантии, надменно глядя на всех. С пальцев тянулись тонкие энергетические нити, что управляли големом. Я пригляделся с профессиональным интересом, фыркнул презрительно. Голема делали в мастерской конкурентов, слепили так себе. Слышны были щелчки и скрип в суставах, даже духа вселили слабенького. Но людям все равно, они в этом не разбираются. На стального гиганта смотрели с благоговением и страхом, только ребятишки бросали комьями земли и палками, весело вереща, когда кому-то удавалось попасть. Маг раздувал щеки, пыжился, старался показать свою важность и значимость.

На углу выступали циркачи. Несмотря на ранний час, толпа собралась изрядная. Кривлялись клоуны, кувыркались акробаты. До меня долетали крики, веселое гиканье. Люди охотно бросали мелочь, гоготали — в общем, смотрели с интересом. Я с трудом протолкался, пошел дальше. На противоположной стороне улицы стоял одинокий музыкант. Водил смычком по струнам скрипки, тихо пел какую-то медленную балладу. Я прислушался — что-то знакомое. Тут же кольнуло — да это же та самая песня, что пел Шед. Я остановился, стал слушать. Музыкант пел хорошо, голос звонкий, красивый. Вокруг ни души, все ломанулись смотреть на ужимки клоунов. Но парню было все равно: глаза закрыты, сам витает где-то в заоблачных высях, где лишь боги и такие, как он, чудаки. У ног шляпа, я заглянул — на дне блестит всего пара медяков. Поддавшись какому-то душевному порыву, достал из кармана золотой и кинул в шляпу. Музыкант даже не заметил, все так же вытягивал песню, водил смычком.

Вот и ремесленный район. Тут всегда гул и грохот. Кузнецы бьют по наковальням молотами, летят оранжевые искры. Пахнет дымом, металлом и кожами. Распаренные рабочие таскают носилки с рудой и брусками железа, ругаются меж собой, с обнаженных по пояс мускулистых тел мутным потоком льется пот. Из цехов доносится визг металла, мерный рокот.

Я углядел среди людей знакомую бородатую физиономию. Молодой гном работал в открытой кузнице. Калил брус железа в горне, мощно бил тяжеленным молотом по красному, как ломоть арбуза, металлу. Уже начинало что-то вырисовываться, но пока не понять было, что именно. Я тронул его за плечо, негромко окликнул. Бран резко развернулся, угрожающе замахнулся молотом, но, заметив меня, кивнул, отошел в сторонку. Тут вроде было потише, можно разговаривать.

— Что тебе надо, чародейчик? — ухмыльнулся он.

Я пропустил мимо ушей обращение: не до этого. Гном выглядел, как никогда, широким, мускулистые руки бугрились твердыми валунами мышц. С бороды капал пот, бледные капельки блестели в лучах солнца. Из расстегнутой безрукавки выглядывала поросшая курчавой шерстью грудь и бочкообразный живот. От гнома несло силой гор, он был как поросший мхом камень, неприступная скала.

— Я насчет того дела, что вы мне поручили. Маленькие глазки злобно блеснули. Гном широко улыбнулся, показывая желтые крупные зубы, пригладил русую бороду.

— Не справился? — почти радостно завопил он и стал растирать огромные кулаки.

— Ты меня слушаешь или нет? — холодно сказал я. Бран разочарованно вздохнул, со скрипом почесал грудь. Ногти толстые, с ободками грязи и зазубринами.

— Ладно, чародейчик, говори быстрей, что надо! У меня металл стынет, — раздраженно фыркнул гном.

— Передай Ргару, что он может забрать свои железки через три дня. Я буду в трактире «Гордый кузнец». Пусть подходит в половине седьмого вечера.

— Так быстро? — вскинул кустистые брови Бран. — Мы же дали тебе неделю.

— Справлюсь быстрее, — небрежно отмахнулся я. — Маг я или не маг?

Гном окинул меня скептическим взглядом, презрительно сплюнул под ноги.

— Ладно, передам, — пробурчал он. — Но смотри, если не справишься или напортачишь, познакомишься с моими кулаками. Чуешь, чем пахнет, чародейчик?

Гном с хрустом сжал заросшие черными волосами кулаки-кувалды, сунул мне под нос, полюбоваться. Я едва сдержался, чтобы не дать ему промеж рогов посохом, но кое-как смирил гнев, обернулся и зашагал в направлении мастерской.

— Руки мой с мылом, — брякнул я напоследок, — после того как в нужник зайдешь.

Гном побагровел, бросился за мной. Но вспомнил, что металл стынет, а работа стоит. Он махнул рукой, проворчал под нос заковыристые ругательства и вернулся в кузницу.

Солнце уже припекало вовсю, хотя даже девяти не пробило. Лето выдалось на удивление жаркое, засушливое. В такой зной люди ползают как сонные мухи, воду пьют ведрами, но это мало помогает. Тяжелый тюк с оружием уже успел натереть мне плечо. Я шел, обливаясь потом, глаза заливало соленым, щипало. Но даже стереть пот было нельзя, руки заняты.

Вскоре показалось мрачное здание мастерской. На пороге стоял Логан, на меня смотрел с раздражением. Не в духе старик, сразу видно. Я собрался — назревала чистка мозгов.

— Опаздываешь, — хмуро пробормотал мастер.

— Пришлось захватить кое-что для работы, — ответил я. — Останусь в мастерской на несколько дней.

Старик смерил меня внимательным взглядом, пожевал губами, потом тускло улыбнулся. Видно было: тоже страдает от жары. По морщинистому темному лицу стекали капли пота, пряди седых волос вымокли, прилипли к высокому лбу.

— Одобряю, — кивнул он. — Помещение тебе выделили, сейчас пойдем, покажу. Гномы уже доставили доспехи. Твой выбор неплох, я бы даже сказал, что тебе сказочно повезло найти полный игледский доспех. Но содрали за него приличную сумму…

Я развел руками, мол, знать ничего не знаю, оно само получилось. С Логаном легче по принципу — ты начальник, я дурак.

— Но ведь окупится, — попытался оправдаться я.

— Несомненно, — согласился Логан. — Если справишься. Ладно, пошли, покажу твои апартаменты.

Он махнул рукой, скрылся в полумраке мастерской. Я двинулся за ним, кое-как протиснулся в дверь, Стараясь ничего не зацепить тюком. Я вздохнул с облегчением — в здании прохладно, толстые стены надежно защищают от того пекла, что творится снаружи. Воздух влажный, как в погребе, приятно холодит кожу. В общем, жить можно.

Логан шел впереди, вел меня через заклинательный зал. На работников смотрел строго. Маги сразу же старались стать как можно незаметнее. Опускали взгляды, имитируя бурную деятельность. Если попадались на пути, то старались прошмыгнуть мимо, словно мыши. В глазах страх, паника. Еще бы — всесильный и всемогущий начальник может пристать, заставить что-то делать.

Где-то уже с утра начали готовить плетения. Над странными металлическими штуковинами клубился белесый туман, вспыхивали голубые искры. Маги ругались, водили руками, пальцы плели невидимые обычному взгляду сети.

Краем взгляда я увидел Лека, он помахал мне рукой, указал на стол. Я глянул: на столешнице пара больших корзин, из них выглядывает румяный каравай, какие-то бутылки темного стекла. Я благодарно кивнул другу, пошел дальше за Логаном.

Мастер привел меня в маленькую комнатушку в торце здания. Тут было очень пыльно, полы серые от сора. Наверное, долго никто не пользовался этим помещением. Но зато неожиданно светло. В потолке большие окна, сквозь толстое мутное стекло ничего не видно. Но этого достаточно, чтобы проходил свет. Серебряный, мерцающий, приятный для глаз. Из мебели всего пара столов, несколько стульев.

На манекене посреди комнаты был установлен доспех. Свет падал с потолка широким столбом, красиво обтекал хищные изгибы лат, длинные шипы на наплечниках и поручах опасно блестели. Шлем устрашающий, в прорезях для глаз густая холодная тьма, длинные изогнутые рога словно облиты кровью. То ли краска такая, то ли свойство металла. От доспехов тянуло холодком угрозы. Огромный меч стоял у стены, очень длинный и острый. Спорю на десять золотых — таким можно резать толстые стальные плиты, словно теплое масло ножом.

Логан придирчиво осмотрел доспех. Поковырял пальцем металл, одобрительно цокнул языком.

— С чего начнешь, Эскер?

Я прислонил посох к стене, с облегчением бросил тюк в угол. Там звякнуло, мастер с удивлением покосился, но спрашивать ничего не стал. Я растер плечо, поморщился.

— Начну с упрочняющих заклятий и прочего… Дыры в сочленениях можно заделать в любой момент. Это не к спеху. Потом займусь расчетом управляющих плетений и захватом астральных сущностей.

— Наметки есть? — поинтересовался старик.

— Есть, — кивнул я.

— Посвятишь?

— Как-нибудь в другой раз, — увильнул я. — Хочу пойти нетрадиционным путем. Если не получится, попрошу совета.

Логан нахмурился, потер чисто выбритый подбородок. Чародеи его возраста обычно отпускают длиннющие бороды, для престижу, а он бреется, как бы подчеркивая, что он не столько маг, сколько удачливый делец. Мастеру не понравилось, что я начал темнить, но придраться не удалось, к моим доводам не подкопаешься. Человек он въедливый, мог бы и надавить на меня, но тут в комнату влетел один из подмастерьев. Глаза выпучены, взгляд дикий, волосы взъерошены. Он зацепил плечом дверной косяк, пискнул от боли, чуть не упал, но все-таки удержался.

— Мастер Логан, там тако-о-ое!!! — воскликнул он задыхаясь. — Михай и Джером не справились с плетением… Трехмесячная работа летит… Просят помощи.

Старик прищурился, посмотрел на подмастерье так что тот икнул от страха и стал бочком пробираться к выходу.

— Ладно, Эскер, — вздохнул мастер, — пойду разбираться. Ты работай. Что-то нужно?

— Да, — кивнул я, — чтобы никто не заходил сюда и не тревожил.

— Я распоряжусь, — склонил голову Логан, бросил на меня оценивающий взгляд и вышел из комнаты.

Я остался один на один с доспехом. Прошелся по комнате, осмотрелся. Меня почему-то все время заносит в пыльные местечки, нет бы в чистое и уютное помещение. Здесь хотя бы тихо, лишь откуда-то из заклинательных залов доносится приглушенная брань, треск разрядов. Потянуло дымком. Действительно напортачили. Логан не будет разбираться, кто прав, кто виноват. Достанется всем.

Что ж, пора было начинать работу. Я вышел из комнаты, прошел в заклинательный зал. Мое рабочее место выглядело довольно одиноко: на столе груды бумаги, недоделанные чертежи плетений, какие-то наброски, длиннющие корявые формулы. Сотрудники косились испуганно, шушукались за спиной. Я не обратил внимания, пусть себе. У них спокойная сытая жизнь, риск пугает до зеленых белок. Меня, честно говоря, тоже. Но у меня уже нет выбора. Раз ввязался в такое, то надо идти до конца.

Подошел Лек, как всегда, уселся на краешек стола. По веснушчатой мордахе я видел — у него игривое настроение, хочет как следует почесать языком. Я подхватил корзинки со снедью, сказал быстро, пока не он перебил и не стал травить анекдоты:

— Потом, Лек, дел выше крыши.

Он скривился, в голубых глазах презрение смешалось с жалостью.

— А я хотел предложить выпить пивка вечерком.

— Извини, — пробормотал я. — Не до пива мне сейчас…

Отвернулся и быстрым шагом направился обратно в каморку. Лек даже не нашелся, что сказать на такое хамство. Я на ходу повернулся, виновато развел руками. Друг наградил меня изумленным взглядом, потом пожал плечами, покрутил у виска пальцем: мол, совсем съехал Эскер. Лек спрыгнул со стола, его тут же окликнули с другого конца зала, и он поспешил на зов.

Я вернулся в комнату, поставил корзинки с едой на второй стол. Ноздри щекотал аромат пищи, но я пока не проголодался, Мия хорошо накормила. Так, с чего бы начать? Я огляделся, задумался. Потом подставил стул к столу, который определил как рабочий, положил на пыльную столешницу книгу Мгира. Открыл на середине. Взгляд заскользил по непонятным закорючкам, рисункам, схемам. Мрон! Да так я буду вечность разбираться. Мне явно не хватает базы. А в походной книге древнего чародея, скорее всего, собраны все самые нужные и мощные заклятия, очень сложные.

Нет, так дело не пойдет. Я потер виски, взгляд натолкнулся на посох у стены. Может, получится? Я взял его в руки, уселся на стул. Прохладное гладкое дерево приятно ласкало кожу. Я закрыл глаза, сосредоточился.

«Помоги!» — воззвал мысленно, даже не надеясь на результат. Но ответ пришел тут же, возник в моей голове тихим шелестящим голосом.

«Наконец-то додумался!» — Мне показалось или посох действительно ехидничает?

Я изумленно ахнул, широко распахнул глаза. Чуть не уронил посох от неожиданности.

«Да не говорящий я, не говорящий, — хмыкнул голос — Я просто проекция этого артефакта в твоем мозгу. Разумом своим не обладаю. Фактически ты разговариваешь сам с собой. А если еще проще, то это временное помешательство, раздвоение личности».

«Точно временное?» — засомневался я.

«Точно-точно, — хихикнул голос. — Это как запасной механизм обучения, если посох попадает к новичку, а наставника рядом нет. Так что ты сейчас разговариваешь сам с собой, посох лишь настроился на тебя, немного вклинился в твой разум».

«Великолепно!» — проворчал я мысленно.

«Чем ты недоволен? — изумился голос. — Ты ведь хотел научиться магии. А это единственно возможный способ в таких паршивых условиях».

«А он безопасный?» — осторожно поинтересовался я.

«Ну как тебе сказать… — запнулся голос. — В случае успеха поймешь основные принципы настоящей магии, научишься пользоваться посохом… в общем, получишь хорошие базовые знания».

«А в случае неудачи?»

«В случае неудачи будешь пускать слюни всю оставшуюся жизнь, — объяснил голос со злорадством. — И гадить под себя. Ну как, решился?»

Хороша перспектива, подумал я с испугом. Или пан, или пропал. А с другой стороны, в последнее время предо мной постоянно встает такой выбор. Пора бы уже и привыкнуть, Эскер. Страшно? Нет, ничуточки. Просто волнуюсь.

Я глубоко вздохнул, унял внезапную дрожь. «Я готов, — решительно подумал я. — Была, не была». «Верное решение, — одобрил голос. — Тогда нач-немс-с…»

На меня накатила волна страшной слабости, в глазах возникла мутная пелена. Тело перестал чувствовать сразу же. Мой разум маленькой яркой искрой повис в бесконечности и безвременье. Вокруг заклубился серый туман, из него били молнии. Каждый удар сопровождался вспышкой боли. Я закричал. И не услышал своего крика. Я заплакал. Но не почувствовал слез. Меня словно окунули в кипящую смолу. Яркое живое пламя сжигало что-то во мне, стараясь пожрать и саму мою суть. Куски обгоревшей плоти отваливались медленно, словно нехотя. Вот уже нет кожи, пламя сжигает мышцы, бьет в оголившиеся кости. Но я борюсь, борюсь… Мысленно сжал кулаки, сцепил зубы. Еще чуточку, еще капельку! — подбадривал я себя. Боль стегала огненным кнутом, разум потихоньку меркнул. Но каким-то запредельным усилием воли я все еще держался.

Все неожиданно закончилось. Я обнаружил, лежу па полу, щеки мокрые от слез. Пощупал штаны — сухие. Ну и слава богам, не хватало еще и так опозориться. Зрение восстанавливалось медленно. Сначала увидел яркие цветные пятна, потом мутные очертания предметов. Из окон в потолке лился тусклый красноватый свет. Надо же, уже наступил вечер. Рядом лежал опрокинутый стул. Я ощупал голову: шишек вроде нет, значит, упал удачно.

Тихо. Уже поздно, все разошлись по домам. Никто даже не заходил. Логан сдержал свое обещание, иначе тут была бы суета и вопли. Интересно, я кричал? Наверное, нет, а то б прибежали спасать.

Я с трудом сел, тело не слушалось. Мышцы словно одеревенели, затекли от долгого бездействия. Я поморщился, стал трясти и разминать руки, ноги, гонять кровь по жилам. Больно, но ничего, потерплю. Кое-как встал, добрел до корзинок со снедью. Есть не хотелось, а вот пить да, сухой язык так и скреб по небу. Я схватил первую попавшуюся бутылку. Пробка была пригнана неплотно, зацепил зубами, вытащил. Хлебнул. Вода. Теплая, противная. Но хорошо хоть не вино, Лек мог бы учудить и такое.

В голове звенела пустота, меня немного подташнивало, но ничего, терпеть можно. Я огляделся: посох лежит на полу, навершие едва заметно светится. Я моргнул, мотнул головой. Свечение пропало. Посмотрел внимательнее — появилось опять.

«Ты начинаешь видеть всю магию, — с удовольствием пояснил голос. — Истинное Зрение прорезается. Так что урок не пропал даром. А ты молодец, выдержал».

— Чудненько, — пробормотал я. Голос хриплый, какой-то потусторонний. — Надеюсь, и последний.

«Размечтался, — хохотнул голос. — Первый из многих».

— О боги! — закашлялся я — Можно отдохнуть перед следующим?

«Нельзя! — строго прошелестел голос. — Нужно закрепить и развить результат».

Я застонал, но покорно уселся на пол рядом с посохом, заставил себя положить на него ладонь. Острая вспышка боли тут же погасила сознание, я вновь оказался в пустоте среди пламени и молний. Время потеряло значение, ушли тревоги и мысли. Осталась лишь моя искра и бушующая вокруг стихия. Боль накатывала волнами, выжигала что-то во мне, что-то оставляла после себя. Я понял: меня переплавляют, словно металл в горне, придают форму, стучат по мне тяжелым молотом. Я кричал, не слыша своего крика, сопротивлялся изо всех сил.

Сколько это продолжалось, не помню. Очнулся в полной темноте: лежу, скребу ногтями по полу, слабо постанываю. Тело сотрясают жуткие судороги, внутренности завязываются узлами. В районе солнечного сплетения пылает живое солнце. Я схватился за живот, скрутился, как ребенок в утробе матери. За стенами мастерской была уже глубокая ночь. Я попытался встать на ноги, но не сумел, ослаб, как новорожденный котенок.

Я отдышался, потом схватился за посох и мысленно произнес: «Дальше!»

«Мне нравится твое упорство, — раздался смех в моей голове. — Ну что ж, продолжим».

Если говорю сам с собой, то какой же я, оказывается, гад и изверг, подумал я отстраненно. Все мы добрые, любящие, дружелюбные, жалостливые. Особенно на людях. Но если копнуть поглубже, выползает такая мерзость, что страшно становится. Подсознание — сторона страстей и темных инстинктов. Нельзя позволять им выползать наружу, иначе станешь зверем, диким и кровожадным.

Реальность смазалась. Я уже не чувствовал, где явь, где грезы. Завис в пустоте, пожираемый болью. В следующий момент вновь лежал на полу в мастерской, беспомощный, задыхающийся. Потом опять уходил в транс. Меня сжигали, топили, душили. Но каждый раз я выкарабкивался на пределе сил и воли. Уже ничего не видел, не чувствовал тела. Только легкие толчки на краю сознания, означающие переходы. Боль, небольшой перерыв, опять боль. Что-то постепенно менялось во мне разгоралось, крепло. Я еще не понимал, что именно, но оно было. С болью я постепенно свыкся, перестал замечать.

Не знаю, сколько так продолжалось. Для меня — целую вечность. Но постепенно перерывы между трансами стали короче и чаще. Такое ощущение, словно кузнец, бивший по мне чудовищным молотом, устал и делал последние легкие удары, подправлял то там, то тут, удалял последние неровности.

Наконец пришло долгожданное спокойствие. Переходы прекратились. Я вновь ощутил себя лежащим на полу. Тело занемело, каждое движение давалось с огромным трудом. Я застонал, попытался открыть глаза, но веки были тяжелые, хоть лебедкой поднимай.

«Все, — прошелестел в голове голос. — На ноги поставили, а ходить сам учись. Прощай».

Я не ответил, в мозгу зияла пустота, ни единой мысли. Кое-как открыл глаза. С потолка струился яркий солнечный свет. Утро или уже день? Где-то раздавался гул голосов, шум шагов, какие-то стуки. Чародеи пришли на работу. Пора бы и мне… работать.

Поднялся рывками, заставил шевелиться руки, ноги. Кровь потекла быстрее, во всем теле возникла щекочущая неприятная боль. Ныла отлежанная спина. Я покряхтывал, сопел, стонал, словно столетний старик, но двигался, двигался… Сначала сел, потом с трудом поднялся на ноги. Меня тут же повело, я едва успел схватиться за стену. Постоял, закусив губу и тихо подвывая, перетерпел боль в теле. Сейчас пройдет. Просто нужно время, чтобы восстановилось нормальное кровообращение. В голове стало удивительно чисто, мысли светлые, хрустящие, морозно свежие.

Очень хотелось есть. Я сел за второй стол, порыскал в корзинке и обнаружил целую печеную курицу, сыр, овощи, бутылку вина. Лек все-таки не удержался, взял всего понемногу. Но жаловаться грех. Вкусные запахи защекотали ноздри, сразу же потекли слюнки. Я отхлебнул прямо из горлышка, накинулся на пищу с жадностью голодного волка. Мясо, даром что холодное, было сочное, с какими-то специями и пряностями. Прямо таяло во рту. Я не успокоился, пока не слопал почти половину курицы, потом запил несколькими глотками вина. Отвалился от стола, вытер жир с губ. В желудке воцарилась приятная тяжесть. Все, полный порядок.

Я встал из-за стола, зевнул во всю пасть, с хрустом потянулся. Ощутил, как в теле играет сила и бодрость, несмотря на те ужасы, что пришлось вытерпеть. С удивлением прислушался к себе. Что-то было не так, как всегда. Память о ночи смазалась, видения испарились. Но что-то осталось. В солнечном сплетении ощущалось тепло, там щекотало, зудело.

Я огляделся. Мир тоже изменился. Теперь я видел каждую трещинку на двери, каждую соринку. При этом чувствовал, что творится за спиной. Запахи стали намного ярче. Я взглянул на посох. Вроде бы ничего не изменилось, но стоило немного сконцентрироваться, как он замерцал всеми цветами радуги. По дереву забегали яркие искры, из круглого навершия выглянули какие-то нити, по блестящей каменной поверхности поползли различные символы, исчезли, появились другие. Истинное Зрение? Ну-ну…

Я подобрал посох, удивленно охнул. Дерево стало теплое, мягкое, даже живое. Почувствовал, как артефакт потянулся ко мне, замурлыкал, словно кот при виде хозяина. Те же ощущения, что испытывал Мгир в моем сне. А ведь раньше посох был холодным и безучастным. Признал, что ли? Я сел за стол, полистал магическую книгу и изумился еще больше. Непонятные ранее символы и схемы стали смутно знакомыми, их смысл прояснился. Прочитал несколько страниц, восхищенно присвистнул. Мрон, почему же я сразу не додумался так поступить?! Эти знания не должны быть забыты. Это сила. Настоящая. А не те крохи, которыми обладаем мы. Многое оставалось непонятным, но общий смысл улавливался. А это уже немало. Значит, можно разобраться, если приложить немного воли и усилий.

Книга Мгира делилась на несколько разделов. Общая магия, стихийная, лекарская, даже демонология и некромантия. Я пролистал ее вдоль и поперек, выхватывал из текста целые абзацы, но тут же перелистывал, впивался глазами в другое. Интересно же! Хотел сразу же попробовать одно заковыристое заклинание, но усилием воли заставил себя остановиться, глубоко вздохнул. Так, Эскер! Всему свое время. Нe спеши, а то успеешь. Может, начать с чего-нибудь простенького?

На глаза попался старый бронзовый подсвечник, висевший в петле на стене. В маленьком гнездышке виднелся желтоватый оплывший огарок, чернел обугленный фитиль. В голове тут же появился четкий образ Знака Огня. Не колеблясь, я начертил его в воздухе. И тут же почувствовал, как из солнечного сплетения полился тоненький ручеек тепла, напитал знак, заставил вспыхнуть. Я почувствовал неладное, в последний момент едва успел оборвать поток. Полыхнуло так, будто взорвалась средних размеров масляная бомба. Меня обожгло, засыпало тлеющими щепками, мелкими раскаленными камешками. Но, ведомый каким-то наитием, я даже не стал прятаться, а торопливо вычертил другой знак. Меня окутало серебряным коконом из сгустившегося воздуха и водяной пыли. Пламя лизнуло щит, но тут же стыдливо опало, исчезло.

Я закашлялся, в комнате стоял густой дым и гарь.

Тут же стал заклятиями проветривать комнату, погасил горящий стол и превратившуюся в угольки корзину. Теперь силу строго дозировал, отпускал по капельке, словно прижимистый купец монеты. Знания появлялись неожиданно, словно из ниоткуда, в голове возникали схемы, порядок действий, слова. Я просто знал, что нужно сделать, чтобы добиться того или иного результата.

Дверь приоткрылась. В комнату заглянул кто-то из подмастерьев. Глаза испуганные, дикие. Он увидел пятно гари на стене, обугленные столы. Челюсть тут же отвисла, он хватанул ртом воздух, закашлялся.

— Ы-ы-ы… — только и смог выдавить из себя парень.

— А ну брысь отсюда! — страшным голосом рявкнул я. — Мастер Логан что сказал? Не мешать мне. А то сожру!

Я затопал ногами, скорчил зверскую рожу, даже рыкнул для острастки. Парня как ветром сдуло. Хлопнула дверь, я услышал торопливый топот. Замечательно, теперь можно продолжить эксперименты.

В груди разливалось приятное тепло, я ликовал. Мог бы и в пляс пуститься, но я ж теперь не бог весть что, я маг. Настоящий. Так что надо быть солидным и важным. Толстым стану потом, когда разбогатею, разленюсь. Руки чесались опробовать новые возможности на чем-нибудь еще. Я не отказал себе в удовольствии, следующие полчаса играл со Знаками, комбинировал, перестраивал. Теперь знал не жалкие четыре, а все сорок. Удивительное многообразие. Силы вливал мало, чтобы не разнести мастерскую на куски. В комнате возникали шары пламени, миниатюрные фонтаны, торнадо, сверкали синие молнии. Я экспериментировал с различными предметами, каждый раз радуясь, как ребенок.

«Вот это сила! Вот это мощь! — бились в голове ликующие мысли. — Теперь я не тот жалкий маг-механик. Могу защитить себя». Сразу же возникли соблазнительные картины светлого будущего, я начал мечтать, как стану великим, даже величайшим… «Стоп, — оборвал Я себя. — Прекращай. В ловушку ложной силы и вседозволенности попадали и до меня. Так зачем повторять ошибки других? Тот же Мгир умел неизмеримо больше, чем я сейчас. Я видел во сне, видел. Но даже он глупо погиб от ножей и дубин обычных деревенских увальней». Я встряхнулся, постарался мыслить трезво, без всех этих щенячьих восторгов. «Мне ведь еще учиться и учиться. Постигать трудную науку чародейства, набивать шишки. Так зачем набивать лишние?»

Я успокоился, сел за стол. Книга манила. Хотелось схватить, скорей погрузиться в хитросплетения древней магии. Я открыл на первой странице, стал читать с самого начала, вникать. И буквально через полчаса сообразил, что мне не хватает базовых знаний. Понимаю написанное с пятое на десятое. Некоторые сложные заклятия могу воспроизвести, но к чему это приведет, не догоняю. Я одернул себя. Нет, так дело не пойдет, Эскер. Нужно и о деле думать. Я нашел раздел о предметных заклятиях и погрузился в чтение.

Когда оторвал взгляд от книги, то увидел, что свет, падающий из окон в потолке, стал красноватым. В комнате сгустились тени, постепенно стали наливаться чернотой. Я создал маленький светильник-шарик, повесил в воздухе под потолком. Немного поел и опять засел за книгу. С предметных заклятий перешел на атакующие и защитные. Эти были еще интересней, ведь всю жизнь мечтал научиться.

Очнулся уже глубокой ночью, со скрипом и хрустом потянулся, встал со стула. Взгляд упал на игледские доспехи. Я ухмыльнулся, потер руки.

— Ну что ж, приступим! — сказал я сам себе с энтузиазмом и взялся за посох.

Утром проснулся от боя часов на главной башне Гента. Два часа пополудни. Я хрюкнул, зевнул с подвыванием и воздел себя на ноги. Заснул уже на рассвете, когда совсем не осталось сил. Но сейчас чувствовал себя живым и бодрым. В комнате было очень светло. Отчетливо виднелись следы моих вчерашних экспериментов. Обугленный стол, оплавленная стена и потолок, куда всаживал молнии. Надо бы прибраться, пока никто не вошел и не стал задавать вопросы.

Тихонько скрипнула дверь. Я обернулся, столкнулся взглядом с Логаном. Мастер был бледен, под глазами круги. Лицо уставшее, словно всю ночь просидел над формулами и чертежами. Он с интересом осмотрел комнату, поковырял пальцем в пятне гари на стене, хмыкнул. Обернулся ко мне, вскинул брови в немом вопросе.

— Тренировался, — объяснил я и пожал плечами.

— Угу, — буркнул старик. — Тоже тренировки?

Он ткнул пальцем в потолок. Я посмотрел, ругнулся. Забыл погасить свой шарик-светильник. Его почти не было видно в солнечном свете, но Логан каким-то образом заметил. А еще на зрение жалуется. Я поспешно погасил заклятие, виновато поскреб в затылке.

— Да-да, — торопливо ответил я. — Всего лишь тренировки.

— Демон с ним! — проворчал старик. — По мне так хоть на ушах стой. Результаты есть?

— Есть, — кивнул я, показал в сторону доспехов. — Все готово.

— Все? — прищурился мастер.

— Нуу, я хотел сказать, что с упрочнением и защитой закончил, — поправился я, — можно приступать к основным фазам.

Логан подошел к манекену, долго рассматривал доспехи, щупал, трогал, чуть ли на зуб не пробовал. А потом развернулся ко мне и пожал плечами. На испещренном старческими морщинами лице застыло недоумение, даже изумление.

— Ничего не понимаю, — признался он. — Ты что натворил, Эскер? Тут какие-то знаки на металле вытравлены. Я не понимаю их смысла.

— Вы владеете боевой магией хотя бы немного? — хитро улыбнулся я.

— Огонь, — пожал плечами мастер. — Совсем чуть-чуть.

— Попробуйте, — улыбнулся я.

Старик засопел, посмотрел на меня из-под кустистых бровей с подозрением. Но сплел маленький огненный шарик, бросил в наплечник доспеха. Пламя ударилось в металл, брызнули искры. Наплечник остался девственно чист. Логан пощупал, с изумлением посмотрел на меня.

— Даже не нагрелся, — вдохнул он.

— То же самое со всем остальным, — самодовольно сказал я. — Ни огонь, ни вода, ни прочее его повредить не могут.

— Как ты этого добился? — ахнул мастер. — Я не вижу узоров плетений.

— Да так, — я небрежно махнул ручкой, сделал скучное лицо, — в библиотеке раскопал кое-что из старых знаний, применил на практике. Как видите, получилось.

— Ты оправдал мои надежды, — очень серьезно сказал Логан. — Я надеялся на твой живой ум и смекалку…

Я раздулся от гордости, выпятил грудь, даже щеки надул. Перед начальником надо выглядеть орлом, особенно когда хвалит. А сам подумал, что фигня все это, уже сейчас наплевать. Как-то это неправильно, чувствую себя скованным. А хочется свободы, быть самим собой. И не играть чью-то роль, не лебезить, не угождать. Просто жить. Лишь сильный человек может позволить себе оставаться честным по отношению к остальным и прежде всего к себе. Взять того же Шеда. Ведь не прогибался же, шел своей дорогой… И я хочу быть сильным, очень хочу. И стану.

— Можешь отдохнуть сегодня, — сказал мастер, улыбнувшись. — Ты сделал работу, на которую обычно уходит несколько недель. Так что я даю тебе отпуск.

— А какой сегодня день? — поинтересовался я. Мастер удивленно вскинул седые брови, но, видимо, списал мои чудачества на напряженную работу.

— Пятница, — сказал он. — Так что у тебя есть несколько выходных. Отдыхай, Эскер.

— Спасибо, мастер Логан, — кивнул я, — постараюсь.

Старик ушел, а я остался наедине со своими мыслями. Так-так, что же получается? Значит, сегодня вечером будет встреча старых знакомых? Отлично. Посмотрим, что из этого выйдет.

Я сгреб железки гномов, опять завернул в простыню. Полночи занимался с будущим големом, а потом сидел с посохом над топорами и мечами, накладывал на них Знаки предметной магии, менял свойства металла, добавлял некоторые сюрпризы. Обнаружил, что теперь мне раз плюнуть сделать волшебный меч или топор. Заклятия питаются не от моего энергетического центра, а собирают Силу из окружающего пространства, из стихий, Астрала и Ментала.

Тюк закинул за спину. Книгу бережно завернул в чистую тряпицу, положил в сумку. Теперь это главное мое сокровище. Без посоха еще можно обойтись, а вот без новых знаний — нет. Я остановился на пороге: вроде бы ничего не забыл. Подхватил посох и, прикрыв дверь, пошел к выходу из мастерской.

— Эскер, подожди! — окрикнули меня уже на пороге мастерской.

Я обернулся. Ко мне подбежал Лек. На веснушчатой физиономии какое-то беспокойство, страх и непонимание. Я вздохнул, закусил губу. Ведь не хотел же ни с кем говорить. Хорошо хоть с Мией не столкнулся.

— Что такое, Лек? — спросил я спокойно.

— Ты какой-то не такой, Эскер, — пробормотал друг. — Что с тобой случилось?

Я нахмурился, хотел сослаться на занятость и усталость, но потом подумал — а какого Мрона? Почему я должен оправдываться перед кем-то, пусть это даже друг? Из глубин души поднялось раздражение, но я унял его, постарался говорить как можно мягче.

— Извини, Лек, но не всегда можно лишь отдыхать и развлекаться. Кроме вина и баб есть другая жизнь и другие заботы.

— О чем ты, Эскер? — удивленно распахнул рот друг. — Ты не заболел?

Я покачал головой. Ну как ему объяснить то, чего еще и сам не понимаю, а просто чувствую? Хороший ведь парень, добрый и веселый. Но если начну говорить, не поймет, назовет психом и придурком.

— Забудь, Лек, — вымученно улыбнулся я. — Все хорошо. Просто сейчас для меня наступил сложный период.

Он похлопал глазами, потом веснушчатое лицо озарила хитрая улыбка.

— Это из-за какой-то девушки? — радостно сказал он. — Влюбился?

— Нет, Лек, не из-за девушки, — буркнул я. — Ладно, прощай. Увидимся потом.

Он хотел сказать что-то еще, но я отвернулся и быстрым шагом направился в направлении центра города. В душе плескалось легкое раздражение, я ругал себя на все лады. Нельзя так поступать с другом, нельзя. Хотя если настоящий друг, то поймет, поддержит, простит.

Небо заволокло тяжелыми темными тучами. Откуда-то издалека доносились слабые раскаты грома. Сверкали молнии. Пока еще слабо, где-то далеко на западе, но скоро дойдут и сюда. Воздух неподвижный, вязкий и горячий, какой бывает только перед сильной грозой. Люди смотрели на небо одновременно с опаской и надеждой. Всех достала жара, хотелось прохлады и свежести, но гром и молнии всегда пугают.

Я глянул вверх: свинцовые тучи ползут медленно, тяжеловесно, словно серые валуны. Дождь будет лишь глубокой ночью. А до этого все успеют измучиться от духоты. Я и сам обливался потом, хватал влажный воздух плотными комьями.

На пути попалась мастерская портного. Недолго думая я завернул туда, вошел во влажную полутьму лавки. Подбежал продавец — худощавый невысокий мужчина лет сорока, через руку перекинуты ленты мерок, в руках несколько иголок, большие ножницы.

— Молодой господин желает сделать заказ? — спросил он и согнулся в глубоком поклоне.

— Нет времени, — отмахнулся я. — Готовая одежда есть?

— У нас большой выбор, — усмехнулся мужчина. — На любой вкус. Если средства позволяют…

— Деньги есть, — развеял я опасения портного.

— Тогда прошу вас, выбирайте, — кивнул он.

Спустя полчаса я вышел из лавки одетый по-походному. Штаны из мягкой черной кожи, добротные сапоги и куртка с капюшоном из непромокаемой ткани. Куртка особенно порадовала. Такие обычно носят воры и убийцы, иногда наемники. Ткань тонкая, но прочная, ветер не продувает, намокает очень медленно. Изнутри и снаружи много всяких карманов и карманчиков, всяческих ремешков и петелек. Можно сложить целую кучу полезных мелочей, обвешаться оружием, главное потом не спутать, где что.

В задумчивости остановился перед лавкой оружейника. Меч-то пропал, а замену я пока не отыскал. Но, хорошенько поразмыслив, отбросил эту мысль. Клинок приобрету позже, сейчас будет только мешать, путаться в ногах.

Я вышел из ремесленного района, остановился на маленькой площади у статуи какого-то древнего полководца. Выбор у меня был невелик. Едва пробило полчетвертого. До назначенного часа оставалась куча времени, которое нужно было как-то скоротать. Например, пойти домой и немного поваляться. Либо отправиться в «Гордого кузнеца» и дожидаться гостей там. После некоторых раздумий я решил все же пойти в трактир. Дома делать нечего, да и не хотелось в такой момент видеть свою конуру.

Трактир был всего через полквартала. Добрался без приключений, зашел и уселся за столик в углу, чтобы видеть все помещение. Да и стена позади давала уверенность, что никто не подкрадется и не приставит нож к горлу, как уже бывало. Тюк с железками гномов опустил на пол, посох поставил рядышком, чтобы можно было мгновенно дотянуться рукой.

В зале трактира стояла та же духота, что и на улице, с кухни доносились вкусные запахи.

— Что желает господин? — передо мной словно из ниоткуда возникла официантка, склонилась в легком поклоне.

На симпатичной мордашке застывшая услужливая улыбка. Я присмотрелся — нет, это другая, любимицы Лека сегодня нет. Эта худенькая и хрупкая, волосы черные, как вороново крыло. Личико смазливое. На меня смотрит с вялым интересом, но по давно выработавшейся привычке стреляет глазками, облизывает кончиком языка полные губы, чтобы блестели как можно соблазнительнее.

Моя голова как раз на уровне ее груди, тонкая ткань натянута, красиво очерчивает формы. Вырез платья очень глубокий. Я тупо уставился на это совершенство, мысленно попытался отодвинуть ткань. Во рту мгновенно пересохло, я постарался отвести взгляд, но меня тянуло словно магнитом.

— Э-э-э… мне бы холодного вина, — промычал я.

— Что-нибудь поесть?

Голос низкий, слегка хрипловатый. Грудь колыхнулась, попыталась вырваться из плена. Я помотал головой,запредельным усилием воли заставил себя смотреть ей в глаза. Девушка все поняла, легко улыбнулась, но осталась дружелюбно-услужливой, ведь это работа, а на работе нужно вести себя в определенных рамках. Но потом, в теплой мягкой постели, можно стать раскрепощенной, даже слегка развратной…

А какого демона! — устало подумал я. Так отгораживаюсь от всего этого. Пытаюсь быть правильным, человечным, борюсь с животным началом. Но ведь никто не видит. Всем наплевать. Для остальных я просто чудак: мол, не хочет наслаждаться свободой, ограничивает сам себя.

— Да-да, — пробормотал я, — что-нибудь из легких закусок. На ваш выбор.

Девушка кивнула, я не удержался, опять посмотрел ниже. Она стрельнула глазками напоследок и умчалась на кухню. Я проводил ее взглядом, в голове промелькнуло — а почему бы и нет? Попозже.

Я огляделся. Зал трактира почти пустой, только у дальней стены что-то празднует компания купчиков. Пьют дорогое вино, жрут, словно оголодавшие кабаны, орут, бахвалятся друг перед другом удачно провернутыми сделками. Я лишь мазнул по ним взглядом: неинтересно. Отыскал глазами официантку. Она уже спешила ко мне. На подносе несколько блюд с мелко нарезанным мясом, немного фруктов, хлеб, покрывшийся мелкими блестящими капельками кувшин. Наверное, только что из погреба. Старательная, не поленилась и не испугалась темноты, пауков и мышей.

Девушка расставила тарелки на столе, посмотрела вопросительно.

— Составишь мне компанию? — спросил я и неимоверным усилием заставил себя улыбнулся. В душе разгорелась злость на самого себя. Ведь могут же другие! Почему же мне так трудно?

Она смерила меня оценивающим взглядом, на секунду задумалась.

— Хорошо, — ответила серьезно. — Обслужу новых посетителей и вернусь. Меня зовут Тира.

— Вот и чудненько, — кивнул я и добавил: — Тира. А я Эскер.

Она не обманула. Быстренько принесла парочке вновь прибывших посетителей пива и вернулась ко мне. Присела на краешек стула напротив, я разлил вино по кружкам, поднял тост.

— За прекрасных дам! — воскликнул я с показной смелостью, словно бросаясь в омут головой.

Она зарделась, сделала маленький глоточек. На губах осталась маленькая капелька вина, она быстро слизнула ее кончиком острого язычка, улыбнулась мне.

— Расскажи о себе, Эскер, — попросила она.

— Я маг, Тира, — сказал я. — Боевой маг.

Она ахнула, широко распахнула красивые карие глаза.

— А где твой медальон и плащ? — изумилась она.

— Даже боевым магам иногда хочется побыть простыми людьми, — загадочно сказал я и скорчил рожицу.

Она весело засмеялась, тряхнула гривой угольно-черных волос. Белая нежная кожа шеи манила, требуя, чтобы ее целовали и покусывали.

— А ты шутник, Эскер.

— Я такой, — гордо выпятив грудь колесом, подтвердил я.

Мы проболтали несколько часов. Иногда Тира убегала обслуживать посетителей, но каждый раз возвращалась, слушала меня с открытым ртом, ахала, охала, заливисто хохотала. А я вдохновенно врал, сочинял байки, шутил… Девушка стала смотреть на меня блестящими глазами, жарко и томно задышала.

В центре города на ратуше часы пробили половину седьмого. Я вздрогнул, по спине пробежал целый отряд холодных как лед мурашек. Дверь трактира со скрипом распахнулась, на пороге возник низкий широкоплечий и жутко бородатый гном. Старый знакомый, Ргар. Он осмотрелся, заметил меня и широко улыбнулся. Вошел, за его спиной тут же возникли силуэты сыновей. Все, как один, при оружии, в недлинных кольчугах из толстых колец.

— Тира, дорогая моя, — сказал я тихо.

— Что, Эскер? — спросила она, обворожительно улыбнувшись.

— Ты жить хочешь?

Она изумленно захлопала глазами, посмотрела непонимающе.

— Что случилось? — выдавила она, огляделась по сторонам в поисках опасности.

— Спрячься где-нибудь! — сказал я жестко. — Быстрей, дурочка! Сейчас будет жарко!

Она на мгновение застыла, но быстро сообразила, что к чему, — молодец. Кивнула мне и убежала на кухню.

— Ну здравствуй, родное сердце, — пророкотал гном, остановившись напротив меня.

— Приветствую тебя, Ргар, — ответил я спокойно.

ГЛАВА 10

Гном окинул меня внимательным взглядом из-под кустистых бровей, задумчиво пригладил бороду. Я видел: он предельно собран, руку держит на рукояти топора. Толстые грубые пальцы едва заметно подрагивают. Все-таки нервничает. Бледные глаза тускло блестят из-под тяжелых надбровий, настороженно следят за каждым моим движением. Вот заинтересованно глянул на посох, нахмурился, словно силясь вспомнить нечто важное. Позади стоят сыновья, Бран и тот молчун, имени которого я так и не слышал. Бран нагловато скалится, подмигивает мне из-за спины папаши, делает непристойные жесты. Молчун же застыл соляной статуей, ласкает ладонью рукоять короткого меча.

Посетители трактира насторожились. Те, кто поумнее, оставили на столах монеты и прошмыгнули в дверь. В воздухе повисло страшное напряжение.

— Ну что, чародейчик, — спросил Ргар, — сделал, о чем тебя просили?

— Конечно, — я откинулся на стуле, ногой небрежно подвинул тюк с оружием — Забирайте и убирайтесь.

Седобородый гном дернулся, словно ему плюнули в лицо. В маленьких глазках заблистали молнии гнева.

— Ты ведь живешь в Свободных Землях, маг, — медленно, с угрозой сказал Ргар — Значит, должен знать, что с гномами Седых Гор так разговаривать нельзя.

Я лучезарно улыбнулся, отхлебнул из кружки.

— Да ну? — хмыкнул я.

Ргар побагровел от гнева, с хрустом сжал пудовые кулаки. Сыновья обнажили оружие, но пока стояли наготове, ждали команды отца. По трактиру словно пробежался ледяной ветер. Люди ежились, глядя на гномов со все возрастающим страхом, на меня — с изумлением и злостью. Что за глупец? Суровых гномов нельзя раздражать, им надо кланяться и улыбаться, благодарить за то, что снизошли… да-да, снизошли до разговора.

— Батя, можно я ему язык вырву? — взревел Бран и пошел на меня с занесенным топором.

— Назад! — рявкнул Ргар, отпихнул сына прочь-Сначала дело, забавы потом. Пусть вякает что хочет, недолго ему осталось…

Он нагнулся, подхватил тюк и вывалил оружие на стол. Стал перебирать, щупать, на грубом лице проступило недоверчивое выражение. На мечах и топорах были нанесены заковыристые буквицы, горели зловещим багровым пламенем. Клинки опасно поблескивали, по металлу бегали голубые искорки. Гном выбрал один из мечей, взвесил в руке, а потом, недолго думая, рубанул им по клинку сына-молчуна. На пол с грохотом упал кусок стали. В руке молчуна остался обрубок меча, срез — блестящий и гладкий, словно отшлифованный, — сверкнул в лучах масляных ламп.

Ргар ахнул, дернул себя за бороду. Ласково погладил рукоять меча. Сыновья отшатнулись в страхе, потом ринулись к груде оружия, стали лапать, перебирать.

— Ну что, довольны? — ухмыльнулся я.

Ргар вперил в меня взгляд, уважительно покачал головой.

— Удивил, маг, — проворчал он. — Не думал, что сможешь.

— Я еще и не такое умею, — хмыкнул я и встал из-за стола.

В груди похолодело. Боялся я отчаянно, но злость пересилила страх. Все застлал красноватый туман, горячая кровь гулко застучала в ушах. Я глянул на гномов, невольно скривился. Какие же они все-таки отвратительные. Наглые грязные свиньи, возомнили себя хозяевами города. Смотрят на людей, как на отребье, ведут себя вызывающе, словно они господа, а мы все — слуги, сброд, недостойный целовать их волосатые задницы. А ведь целуют же. Наши политики так и делают. Торговля с гномами приносит приличный барыш, а ради денег можно и унизиться, унизить свой народ, утопить в дерьме. Если раньше, во времена Серого Ордена, гномы уважали людей Свободных Земель, то теперь просто используют.

Я взял посох, оперся на него и посмотрел на гномов с тихой ненавистью.

— Условия выполнены? — спросил я. — Теперь оставьте меня в покое, я желаю поужинать.

Ргар глянул на меня исподлобья, глумливо ухмыльнулся и пригладил бороду. Поудобнее перехватил зачарованный меч и подмигнул сыновьям.

— Сынки, чародейчик думает, что мы его отпустим.

Гномы гулко расхохотались. В руках волшебное оружие, морды развеселые, но в глазах у каждого холодный блеск. Я с отвращением скривился — ведь так и думал.

— Теперь можно я потешусь, батя? — радостно вскричал Бран.

— Можно, сынок, можно, — с кровожадной улыбкой ответил Ргар — Хоть на ремни порежь магика, мне все равно.

Оставшиеся посетители трактира, даже самые глупые или, может быть, смелые, смекнули, что пахнет кровью. Их как ветром сдуло. Лишь в противоположном углу все сидели двое типов в надвинутых на самый нос капюшонах. О чем-то переговаривались, медленно цедили пиво из высоких кружек.

— Вам что, особое приглашение нужно? — рявкнул Ргар. — Убирайтесь и не забудьте штанишки поменять.

Один из типов поднял голову, в тени, отбрасываемой капюшоном, холодно сверкнули голубые глаза. Он медленно встал из-за стола, достал из кармана длинный кривоватый нож.

— Заткнись, недомерок, или тебя заткнет мой острый дружок, — спокойно сказал человек и попробовал лезвие ножа пальцем. Обернулся к своему спутнику, пожаловался: — Совсем распоясались эти кроты, надо обратно в норы загонять.

Я мысленно присвистнул, выругался. По телу прошла нервная дрожь. Ведь это же Ледышка с Цыплаком. Голос убийцы я не спутаю ни с чьим другим. Видать, решили не ждать назначенного времени, незаметно просочились в трактир. То ли делать нечего, то ли решили остеречься. Я рассчитывал разобраться с ними по отдельности, но все сложилось по-другому. Что ж, проще не получилось, но, может, это и к лучшему.

— Ты кого кротом назвал, ублюдок?! — вспыхнул Бран. — Да я тебя сейчас…

— Заткнись! — осадил сына Ргар — Я догадываюсь, кто эти люди.

Старший гном помрачнел. Вышел вперед, поигрывая мечом. Весь собранный, напряженный. Даже сквозь кольчугу и одежду видно было, что мускулы собрались в тугие комки, накапливая энергию, чтобы в определенный момент взорваться в яростной вспышке, которая сметет все на своем пути. Я мысленно возмутился — наглец, ко мне спиной повернулся. Но ведь правильно, кто такой маг? Так, мелочь, ни на что не способная. А убийцы — это уже серьезно. Ргар — тертый калач, сразу узнал знаменитых гентских душегубов.

Ледышка откинул капюшон, мерзко ухмыльнулся гномам. Бледно-голубые глаза сверкали, словно сосульки, в них стыли равнодушие и скука, лишь где-то в глубине кипят страсти. Но то были только остатки былого огня, что когда-то пожирал этого человека изнутри. Широкое лицо, изъеденное оспой, походило на страшную маску, тонкие губы кривились в отвратительной улыбке.

— Оружейник, Ргар, — хмыкнул Ледышка. — Ты тут по какому поводу?

— Это я хотел услышать и от тебя, убийца, — хмуро ответил гном. — Кажется, наши с тобой дела давно закончены.

Из-за стола поднялся Цыплак, тоже откинул капюшон и встал рядом со старшим товарищем. Я удивленно покачал головой. Его увидел впервые, в темноте было не рассмотреть. Да и свет потайного фонаря мешал. Если Ледышка был крепко сбитый, мощный, то напарник худой и мелкий, бледный, как смерть. Его словно целый год не кормили. Лицо сонное и совсем не злое. Он больше походил на неудачника-ученого. Лысеющий сорокалетний мужчина, с темными кругами под глазами и пухлыми губками, по-детски капризными. Нос картошкой, с длинными светлыми волосками на кончике и большой неопрятной бородавкой. Даже не верится, что такой человек может убивать.

Цыплак сонно и непонимающе посмотрел на гнома, потом перевел взгляд на товарища. Глаза красные, слезящиеся, до меня донесся запах крепкого мужского пота и мощного перегара.

— Ледыжко, спаты охота, давай замочимо тут усих и пойдем видпочиваты, — предложил Цыплак.

— Тебя кто пасть просил открывать? — прорычал Ледышка, не поворачивая головы. — Иди, пей свое пиво и не мешай мне.

Цыплак сокрушенно пожал плечами, плаксиво скривился и, пошатываясь, удалился на свое место.

— Кретин… — проворчал Ледышка, вновь обратил внимание на гномов, — Ну так как, Ргар, миром разойдемся или будем ссориться?

— Мне нечего с тобой делить, душегуб, — с недовольством сказал гном.

— А я так не думаю, — возразил Ледышка. — Вы с твоими сыновьями хотите зарезать человека, который должен мне кое-что.

Гном обернулся, изумленно глянул на меня.

— Ну ты даешь, чародейчик. У тебя прям талант — влазить во всякие неприятные истории, — хохотнул он.

Я улыбнулся, пожал плечами. Страх и злость во мне исчезли, осталась лишь пустота и равнодушие. Наблюдал за всем этим несколько отстраненно, хотелось лишь, чтобы все закончилось как можно быстрее. А ведь еще несколько дней назад не находил себе места от страха, даже ужаса перед всемогущими гномами и безжалостными убийцами. Но что-то надломилось во мне, что-то перегорело. Ощущение странное. Словно я все уже давно испытывал, возможно, даже в прошлой жизни. Знаю, что будет дальше, предугадываю каждое слово своих недругов, каждый жест.

— Как в воду смотришь, уважаемый Ргар, — хмыкнул я.

Гном нахмурился, пожевал губами. Не нравилось ему мое спокойствие, ох, не нравилось. Вселяло беспокойство. Ведь я бы должен ползать в луже своих слез и жидких экскрементов, биться головой о пол и молить, молить о пощаде. А я стоял с каменной мордой, посмеивался, еще и шуточки отпускал.

— Дела с этим… — гном небрежно кивнул в мою сторону, — закончены. Но мои сынки хотят поразвлечься. А это дорого стоит. Могу уступить тебе мага за пару золотых.

— Наглец, — восхищенно хмыкнул Ледышка. — У меня встречное предложение. Я узнаю то, что хочу, а потом тихо ухожу. И не трогаю ни его, ни тебя с твоими отпрысками.

Гном на миг задумался, потом развел руками.

— Твое предложение кажется мне справедливым, убийца.

Он шагнул в сторону, сделал приглашающий жест. Ледышка галантно поклонился: даже так умеет, мерзавец! — и вперил в меня свои глаза-сосульки.

— Итак, маг, — зловеще сказал он, — ты обещал привести мне Эскера. Но я его здесь не вижу. Мне кажется, что я могу потребовать объяснений.

Он подошел, красноречиво поиграл ножом перед моим лицом. Я даже и бровью не повел: трюк детский, слишком наигранный. Стоял и спокойно улыбался. Ледышка зло сощурился, но во взгляде промелькнуло недоумение.

— Потребовать можешь, — ответил я.

Он врубился сразу же, хищно оскалился.

— Ты не понимаешь, с кем играешь в кошки-мышки, парень, — угрожающе сказал он, — где Эскер Гар?

Я поморщился — какой же все-таки неприятный голос, резкий, скрежещущий. Словно по стеклу куском железа.

— Кгхм-мм… — осторожно кашлянул Ргар. — Извини, что отвлекаю…

— Что тебе, гном? — спросил Ледышка.

— Да так, ничего особенного, — фыркнул Ргар. — Просто хотел сказать, что ты глупец. Этот магик и есть тот самый Эскер, которого ты ищешь.

Убийца вскинул бровь, повернулся к седобородому гному.

— Не врешь, коротышка?

— Зуб даю, — хохотнул гном.

Его сыновья стояли у стены, непонимающе переглядывались. Бран все время порывался вставить что-то в общий разговор. Энергия и жажда битвы переполняли его. Толстые руки и ноги дергались, молодой гном хотел драки, жаждал показать свою удаль. Молчун просто ждал указаний родителя, вертел в руках зачарованный топор.

В трактире на миг наступила полная тишина. Посетители давно разбежались, хозяин показался из-за стойки, но все правильно оценил, толстой серой мышью проскочил к выходу. Из дальнего угла раздался мощный богатырский храп. Я глянул краем глаза, хихикнул, не удержавшись, — Цыплак откинулся на стуле, запрокинул голову и спит без задних ног. Умаялся, сердешный.

— Все-таки соврал, слизняк, — мерзко ухмыльнулся Ледышка, пристально глядя на меня. — Одного не пойму. Зачем сюда явился? Жить надоело? Ведь мог бы попытаться улизнуть. Обманул же меня, да еще и так ловко. Но ты пришел, как и обещал.

Я пожал плечами, скорчил невинную рожицу.

— А что такое жизнь? — улыбнулся я. — Пыль. Честь важнее, как говорил один мой знакомый. Да и надрать вам задницы охота. Аж руки чешутся.

Ледышка округлил глаза, расхохотался. Я поморщился — у него даже смех какой-то неестественный. Человека делает человеком именно умение смеяться. Над глупыми ситуациями, над людьми, над самим собой. Особенно ценю последнее, это еще и признак ума. Но убийца давно растерял свою человечность. Помнит, что в каких-то моментах надо открывать пасть и издавать звуки типа «Гы-гы-гы» или «Ха-ха», но это выглядит так, словно смеется голем, которого чудак-хозяин запрограммировал на легкую имитацию человечности. Но железный болван как был неживым, так и остался. Вот и Ледышка тоже неживой, хотя говорит, ходит, жрет и пьет, дышит…

— Жаль убивать такого шутника, — сказал убийца, отсмеявшись. — Но надо. Заказ принят, аванс уплачен, так что…

— Да-да, я знаю — это всего лишь твоя работа, ничего личного, — подхватил я.

— А ты еще и умный, — покачал головой Ледышка. — Что ж, умные долго не живут. Ты уж сделай одолжение, не дергайся. Все пройдет быстро и почти безболезненно, обещаю. А эту деревяшку отложи в сторонку, у меня насчет нее особые указания.

Убийца окинул меня прицельным взглядом: куда бы лучше ударить, в горло или сердце, достал из-за пояса второй нож. Я стиснул зубы, пальцы крепче сжали посох. Артефакт тут же откликнулся на немой зов, гладкое дерево потеплело, стало мягче на ощупь. По телу прошла бодрящая волна, мышцы, словно струны, неслышно зазвенели от силы, переполняющей их. В солнечном сплетении вспыхнуло пламя, яркое, обжигающее, но неожиданно приятное.

— Душегуб, мы тоже хотим позабавиться, — подал голос Ргар. — Чародей оскорбил нас, а это смывается лишь кровью.

Убийца скривился от досады, повернулся к гномам.

— Это не забава, оружейник, — фыркнул он. — Дай мне выполнить мою работу.

— Я настаиваю, — набычился гном. — Мы так не договаривались..

Ргар опустил голову, смотрит исподлобья, упрямо и злобно. Меч в руке сверкнул алым светом, острие смотрело в грудь Ледышке.

— Не глупи, гном, — холодно сказал убийца. — Хочешь проблем?

— А ты меня не запугивай, — буркнул Ргар. — Ты сейчас один, твой дружок спит. А нас трое, и у каждого зачарованное оружие. Расстановка сил не в твою пользу.

Ледышка заколебался. Наморщил лоб, пытаясь найти выход из ситуации. Действительно, гномы — хорошие бойцы, к тому же чудовищно сильны. И как ни ловок убийца, его просто задавят численным превосходством.

— Хорошо, — сдался он. — Мрон с вами, коротышки! Мне нужна только голова мага и посох.

— Ты заберешь их, — степенно кивнул седобородый гном.

Убийца присел на стул, ножи положил на стол, так, чтобы легко подхватить в случае чего. На неприятном лице появилось скучающее выражение. Гномы приготовили оружие, стали наступать на меня с трех сторон.

— Ирония, маг, — улыбнулся Ргар. — Ты погибнешь от того оружия, что сам зачаровал. Как тебе перспектива?

— Батя, я первый, — рыкнул Бран. — Хочу отомстить.

— Месть — дело благородное, — кивнул Ргар. — Давай.

Молодой гном счастливо засмеялся и без долгих колебаний кинулся на меня с топором в руке.

— Наконец-то! — взревел он.

— Как же вы мне все надоели, — пробормотал я и сделал рукой Знак Отрицания.

Бран на миг застыл в прыжке, я еще успел увидеть выпученные изумленные глаза, а потом его отшвырнуло прочь, со страшной силой впечатало в противоположную стену трактира. Раздался грохот, треск досок и злобный вой молодого гнома. Ударило не сильно, лишь оглушило. Я вливал немного силы, по капельке, потому что все еще боялся не рассчитать и повредить самому себе.

— Кончайте цирк! — рявкнул я зло. — Не на того напали, мерзавцы.

Круглый набалдашник посоха ослепительно вспыхнул, с моих пальцев сорвался сноп мелких синих искр, ударил в потолок. Во все стороны полетели обугленные щепки, куски штукатурки.

На миг все застыли, как громом пораженные, а потом на меня с оскаленной пастью кинулся второй сын Ргара. Подпрыгнул и, молодецки гикнув, ударил мечом сверху вниз. Я стремительно увернулся, нарисовал в воздухе Знак Огня. Клинок в его руке раскалился докрасна, разлился по полу лужицей расплавленного металла. Гном едва успел выпустить оружие, иначе лишился бы руки, и быстро перекатился в сторону. — Назад! — взвыл Ргар.

По круглым потрясенным глазам понял, что старый гном понял, кто я такой и что за посох в моей руке. Гномы — долгожители, для них и двести лет не возраст, а самый расцвет сил, они начинают седеть лишь к тремстам. Так что не удивлюсь, если Ргар помнит Серый Орден и знает, на что были способны древние чародеи. Седобородый гном схватил сына-молчуна за шиворот, тот ревел от боли: ладонь красная, огромные волдыри лопаются, течет белесая горячая жидкость и кровь. Ргар отшвырнул его прочь, подальше от меня. Сам перехватил меч поудобнее, пошел вокруг меня мягким стелющимся шагом, готовый ко всему, собранный и напряженный.

Ледышка исчез со стула, словно его ветром сдуло: стоит у стены в защитной стойке, в драку не лезет, присматривается. Здесь и сейчас Ргар был сильнее, ведь убийца — мастер подкрадываться, бить в спину, из-за угла. К открытым дракам он подготовлен плохо, тут надо более-менее честно, а к такому больше приучены воины, что могут долго сопеть, бодаться, молодецки махать мечами. И поэтому убийца осторожничал, ждал момента, когда можно будет подло зарезать меня. Цыплак проснулся, сонно и глупо заморгал, но тоже показал себя профессионалом — еще не понял, что случилось, а уже стоит возле напарника, прикрывает ему спину. Достал из-за пояса длинный прямой кинжал, держит трясущимися с перепоя руками, изумленно мычит и трясет головой.

Из груды обломков вылез Бран, подхватил свой топор и кинулся к отцу. Молчун тоже оклемался, отыскал другой меч. Все пятеро переглядывались — поняли, что птичка не совсем беспомощна, может и клюнуть. Но были ошеломлены, не знали, что делать дальше.

В трактире воняло гарью, большинство свечей потухло, но все равно было светло — горел пол в том месте, где упали капли от расплавившегося меча. Дышать становилось все труднее. Древесина вроде сухая, но почему-то сильно дымилась.

Я дал им немного прийти в себя, спросил недобро:

— Теперь оставите меня в покое?

— Ты! — прохрипел Ргар — Как ты смог? Кто ты такой?

— Ведь ты и сам знаешь ответ, — хмыкнул я. — Иногда прошлое возвращается.

Убийцы осторожно приблизились, остановились рядом с гномами. Я стоял в расслабленной позе, нагловато улыбаясь. Ледышка хмуро глянул на Ргара, спросил:

— О чем это он?

— Лучше тебе не знать, душегуб, — проворчал гном. — Но его надо непременно убить. Иначе…

— Инакше що? — встрял Цыплак.

— Иначе закончится наша вольница, — зло ответил старый гном. — И ваша, и наша. Мы долго готовили переворот, втемяшивали в дурные людские головы, что надо переходить на механику, на специализацию. Кое-кому платили, кое-кого запугивали. И получилось. Но вот на тебе! Один недобиток все же остался.

— Так это вы? — воскликнул я пораженно.

— А то кто же! — хмыкнул Ргар. — Клан Камня и Скифр.

— Сволочи! — сказал я с отвращением. — Предатели!

— Свободные Земли — это бельмо на глазу, — хмуро ответил гном. — А бельмо надо удалять.

— О чем вы говорите? — прошипел Ледышка.

— Не твоего ума дело, — фыркнул Ргар. — Тебе заказали мага. Так делай свою работу.

Ледышка хмуро глянул на седобородого гнома, но промолчал. На меня смотрел с опаской и сомнением, боялся новых сюрпризов. Я уже доказал, что клыки есть и у меня. Но убийца не отступался, холодные голубые глаза ощупывали меня. Чувствовалось: он ищет момент, когда я отвлекусь и можно будет ударить.

— Оставьте. Меня. В покое, — раздельно сказал я. — И я не стану вас убивать.

Я пробормотал заклинание. По пальцам левой руки потекли ручейки пламени, собрались на ладони в огненный шар размером с большое яблоко. Я поднял руку повыше, чтобы они полюбовались и сделали правильные выводы. От меня шел такой жар, что волосы в бородах гномов начали скручиваться, задымились. Убийцы отшатнулись, прикрылись руками. Сам-то я ничего не чувствовал, заклятие не трогает сотворившего его. Это еще одно преимущество перед плетениями, где нужно постоянно делать поправки, защитные узлы в схемах потоков. Теперь я стал Повелитель стихии, а не ее Проводник.

Меня трясло от злости, и я заскрежетал зубами. Из глубин души поднялась волна дикой, непередаваемой ярости. Твари! Как можно столько лет прикидываться друзьями, играть в благородство и честь? Оказывается — все очень просто. Гномам нужен сырьевой придаток, рабы, что будут обеспечивать кормежкой. И уж никак не гордые и свободолюбивые соседи. А за это можно и сочную косточку кинуть, пусть животные потешатся. Сколько разговоров о честности низкорослого народца! Мне с детства вдалбливали, что гномы никогда не обманывают, что они наши благодетели и защитники. А на деле…

Убийца почесал подбородок, с сомнением посмотрел на меня. А потом подмигнул Цыплаку и мотнул головой.

— Пойдем, — сказал он со слащавой улыбкой на лице. — Этот маг нам не по зубам.

— Ледыжко, ты впевнэный? — с недоумением пробормотал худощавый душегуб.

— Уверен-уверен, — кивнул тот. — Пусть гномы сами разбираются.

— А як же гроши? — заныл Цыплак.

— Аванс уплатили, нам хватит, — отмахнулся Ледышка. — Пойдем, нечего тут делать.

Он отвернулся и уверенно пошел к двери. За ним поплелся недоумевающий Цыплак. Гномы расступились, пропустили убийц. На бородатых мордах презрение и отвращение: трусливые уроды — эти люди, не могут абсолютно ничего. Я немного расслабился, притушил огненный шар. Но что-то заставило не гасить совсем.

Предчувствие не обмануло меня. У самой двери Ледышка внезапно запнулся, словно зацепился носком сапога за доску. Я увидел лишь смазанное резкое движение. Тело, напитанное магией, тут же среагировало, я рванулся в сторону. Но недостаточно быстро. Плечо обожгло резкой болью. Я взвыл, не глядя метнул огненный шар. Вспышка, грохот. Меня окатило горячей волной, засыпало пылающими щепками. Трактир мгновенно заполнился дымом сверху донизу.

Я перекатился через плечо, вскочил на ноги. По плечу стекала кровь, рукав тут же намок, стал липким и горячим. Слава богам, нож лишь зацепил, разорвал кожу, но до мышц не достал. Больно. Но терпимо.

Из облака дыма раздавались резкие гортанные крики гномов, топот тяжелых сапог. Краем глаза я уловил блеск металла, но успел разрушить привычным плетением. Мне в лицо сыпануло металлической пылью, острые крупинки впились в кожу. Ледышка швырял ножи вслепую, но довольно точно. Каким-то образом определял, где я нахожусь. Не мешкая, я произнес еще одно заклятие, меня тут же окутал бледный светящийся купол.

Свечи погасли все до одной, стало темно. Лишь кое-где виднелись маленькие язычки пламени. В дыму метались темные силуэты. Я быстро нарисовал Знак Воды, толкнул навстречу этим смутным фигурам. Но напутал, вместо тонких водяных бичей получился легкий дождик. В помещении! Дым тут же прибило к полу, меня заметили и радостно взревели.

Я отпрыгнул в угол, огляделся. Окна далеко, да и велик шанс на кого-то напороться. Но не стену же долбить! «А почему бы и нет? — промелькнула озорная мысль. — Гулять так гулять!» Но я не успел ничего сделать: у лица полыхнуло багровое пламя, щеку обожгло магией. Зачарованный топор застрял в моем энергетическом щите. Я пригнулся, столкнулся нос к носу с Браном. Сын Ргара замахнулся еще раз: морда злая, из оскаленной пасти рвется приглушенное рычание. Маленькие глазки горят бешенством. Я отшвырнул его тугой воздушной волной. Гном квакнул, выронил топор и замолотил короткими ногами в полете. Я заорал от избытка чувств, шмальнул вдогонку ветвистой голубой молнией. Удивительно, но попал. Грудь гнома взорвалась, из глаз, ноздрей и рта хлынула кипящая черная кровь, борода вспыхнула. На пол упал уже догорающий труп.

— Тварь! — вскричал старый гном откуда-то сбоку. — Сына убил!

С двух сторон напали Ргар и второй сын, взревели люто, стали отчаянно махать клинками. Магический щит затрещал по всем швам, побледнел. Я отшатнулся, устрашенный натиском. Уже ничего не видел, в ушах стоял грохот, какой-то вой. Стал вслепую бросать молнии и огненные шары, закричал от бессильной ярости. На меня брызгали щепки, каменная крошка, в глазах потемнело. Волнами накатывал то жар, то холод. Я кричал, продолжая лупить заклятиями куда попало.

Из темноты вновь прилетел нож, с глухим стуком застрял в стене буквально в волоске от моей головы. Я посмотрел в ту сторону, сосредоточился. Все тут же преобразилось, залило красным. Тьма отступила, и я увидел силуэт человека в нескольких шагах от себя. Нарисовал уже проверенный Знак Огня, бросил вперед. Человека смело, изорвало на куски. Убийца. Но который из двоих?

Напротив темнел четырехугольник двери. Недолго думая я бросил заклятием и тут же ринулся вперед. Меня окатило мелкими щепками, на миг стало очень горячо, но я прорвался сквозь стену огня и скатился по холодным каменным ступенькам на мостовую.

Встряхнулся: в голове шумит, по щекам текут слезы. Кашляю, плююсь. Болит спина и руки, ушибленные о камни. Кое-как отжался от земли, встал. Глаза долго привыкали ко тьме. Позади трещало пламя, в спину дул горячий ветер. Вокруг падали искры, пылающие головешки. Я обернулся: трактир уже горел весь, словно костер из сухого валежника. Языки пламени вырывались из окон, лизали каменную кладку, прорастали красными цветами на крыше. Тоненькие струйки белого дыма собирались в потоки, мощным столбом упирались в затянутое тучами небо. Зарево, наверное, видно было на весь город. Где-то невдалеке слышались людские голоса, чьи-то крики и вопли, за пару кварталов звенели колокола пожарных телег-водовозов. «Поздно, — подумал я отстраненно, — потушить уже не удастся. А перекинуться на другие дома не даст дождь». Молнии сверкали в темном небе совсем близко, гремел гром, влажный прохладный ветер нес с собой первые пока еще мелкие капли.

Из пылающего проема дверей выскочил человек в дымящейся одежде, рухнул у моих ног на колени. Лицо страшно обгорело, бровей и волос нет. Весь перепачканный сажей, кожа сапог вяло дымится, тлеет. Я присмотрелся — да, это Ледышка. Чудовищно обезображенный, израненный. По всему телу крупные волдыри, что тут же лопаются, брызгают во все стороны дурно пахнущей жидкостью. Крупное щекастое лицо — сплошная кровоточащая рана. Но все-таки выжил.

Он посмотрел на меня, в голубых, как лед замерзшей реки, глазах стоял сплошной туман, пелена адской боли. Но вот взгляд немного прояснился, в нем промелькнула ненависть. Впервые я увидел его искренние эмоции. Обожженные пальцы зашарили по земле в поисках оружия.

— Я тебя убью Эскер Гар! — прохрипел он, выплюнув изо рта комок спекшейся крови и обломки зубов. — Чего бы это мне не стоило.

— Возможно, — кивнул я ему. — Но не сегодня. Голову убийцы срезало твердой воздушной косой, подкинуло вверх и раздробило в мелкое кровавое месиво. Обезглавленное тело простояло еще несколько мгновений — из разорванной шеи брызгал алый фонтанчик, мокро блестели мышцы и обрывки сосудов, — потом рухнуло навзничь, дернулось пару раз в конвульсиях и затихло. «И кто придумал, что смерть — это красиво?» — подумал я с омерзением, отступил от лужи крови, что расплывалась по мостовой.

В солнечном сплетении появилась легкая тянущая боль: все-таки мое энергетическое ядро еще слабенькое, а я поистратился, поистратился… но в целом чувствовал я себя неплохо, даже предплечье не так болело и почти не кровоточило. Голоса людей звучали все громче, на ближайшем доме заплясали отблески факелов, магических фонарей. Из переулка выскочили самые быстрые, что-то закричали, замахали руками. Среди них я узнал силуэты Тиры и трактирщика, с облегчением вздохнул. Хорошо хоть эти выжили.

Я не стал испытывать судьбу. Еще не хватало объясняться с кем-то, могут и в тюрьму посадить, не разбираясь. А попадать туда нет никакого желания. Я подхватил с земли посох и побежал прочь, во тьму, подальше от света и людского гомона.

«Теперь ты убийца, Эскер! — думал я мрачно, бесцельно петляя меж домов. — Ты ничем не лучше тех, кого только что сжег. Хотя… Какого демона! Эти твари хотели убить тебя! Надо было мило улыбаться и позволить порезать себя на куски? Нет, Эскер. До равнодушного душегуба тебе еще далеко. И что бы ни говорили гуманисты о равноценности жизни вора и обычного булочника, младенца и убийцы, но… они просто глупцы. Убийца должен быть наказан. А обычный человек имеет право защищать свою жизнь! К Мрону гуманизм! Позиция лентяев и трусов, прикрывающих высокими идеалами неспособность поднять клинок, чтобы защитить себя и своих родных. Шед во многом прав, хоть и передергивал кое в чем. И эта позиция — „кто придет к нам с мечом, тому мы по рогам и настучим“ — мне очень нравится. Лучше уповать на самого себя, на крепость рук и знания, чем на милость закона, богов, Судьбы. Да, магия древних — это соблазн. Ведь так приятно почувствовать себя могучим и непобедимым, карать и миловать, распоряжаться судьбами народов. Уж очень хочется получить Власть, быть Повелителем. Но это и еще один повод для того, чтобы держать себя в узде. Ведь ты человек, Эскер, а это обязывает! А чтобы оставаться самим собой, а не тварью, опьяневшей от свободы и чужой крови, нужно учиться дальше. Как там говорил Мгир? А ведь он прав. И я буду учиться, буду. Но для этого нужны книги, ведь одних дорожных конспектов мага Серого Ордена явно маловато…»

Я застыл на месте, пораженный внезапно возникшей мыслью: «Книги. Библиотека! А почему бы и нет?» Огляделся: стою в узком переулке между двумя высокими домами. Темно и тихо. Шум толпы остался где-то далеко позади, зарева не видно. Значит, я пока в относительной безопасности. Улица знакомая, все это время бежал в сторону центра города. Я прикинул — до университета совсем близко. Через полквартала начинается городской парк, а уж там не заблужусь.

Рану на предплечье заживил одним заклятием. Кровь мгновенно засохла, осыпалась хрустящими бурыми хлопьями, края кожи сомкнулись. Через секунду исчез даже шрам. Хороша древняя магия! Современным целителям, чтобы проделать такое, надо полчаса пыхтеть, сшивать топкими энергетическими нитями, потом выжигать заразу, заливать рану разными настоями… А тут почесалось с полминуты, и все, Эскер как новенький.

Крадучись в тени домов, я то и дело замирал, пропускал редких прохожих. И так наделал шума, незачем привлекать еще внимание. Тем более что я собирался совершить что-то более страшное и непредставимое, нежели масштабная драка в трактире с уничтожением оного. Если узнают, что я собрался обокрасть библиотеку, на меня объявят травлю все маги Свободных Земель. И тут уже никакое древнее чародейство не поможет, начнут охотиться и магистры.

До парка я добрался без происшествий, а там пошел свободней. В такое время здесь почти нет прохожих. Боятся скрывающихся в темноте грабителей. Можно встретить лишь большие компании молодежи. Быть ночью в парке романтично и страшно, отдает таинственностью и терпким привкусом опасности. Но, слава богам, ни одного сорванца не встретил. Было темно, хоть глаз выколи, но мне это не мешало. Видел я немного странно, в фиолетово-красных цветах, но довольно четко. Вон, например, птица спит на ветке, среди деревьев бегает ежик в поисках пропитания, фыркает, сопит, мелькают яркие красные комочки — мыши.

Налетевший ветер колыхал деревья, отовсюду доносился скрип, шуршание веток. Стало намного прохладнее. Я с наслаждением распахнул куртку, подставил грудь свежим потокам. После долгой жары это было невыразимо приятно. На кожу падали первые, пока еще маленькие и робкие капельки, тут же высыхали, испарялись. Я разгорячился после недавней драки и еще не успел остыть. Но вот капли стали крупнее, начали бить сильнее. Пошел легкий моросящий дождик, предвестник ливня. В небесах засверкали ветвистые молнии, грозно загремело, словно каменные великаны хлопали в ладоши. На меня летела темная стена, шуршала мелкими камешками, каплями воды. Я едва успел надеть капюшон, когда меня накрыло холодным ливнем.

Все-таки непромокаемая ткань — это миф. Почти сразу почувствовал, как маленькие ледяные струйки просочились сквозь одежду, впились в тело. Я вздрогнул, выругался про себя. Может, непромокаемость действует лишь при легком дождике, а вот при такой буре — нет? Капюшон я натянул на самый нос и почти ничего не видел. Наверное, ночное зрение работает только в тепловом диапазоне. Вокруг меня была сплошная тьма, прорезаемая алыми вспышками молний. Пришлось вернуться к обычному зрению. Толку мало, все равно шел почти на ощупь.

Ударился во что-то твёрдое и холодное. Пощупал рукой — каменный бортик фонтана. Значит, до библиотеки осталось совсем немного, где-то рядом со мной главный корпус университета. Нужно лишь свернуть на аллейку и немного пройти по ней. Но это оказалось не так легко. Долго блуждал, разыскивая нужную дорожку, несколько раз утыкался в тяжелую дубовую дверь университета. Наконец получилось, я на радостях побежал по дорожке, поскальзываясь и хлюпая сапогами по лужам.

Впереди забрезжил тусклый желтоватый свет фонарей. Еще несколько десятков шагов и показалось крыльцо библиотеки. Я остановился, перевел дыхание. Так, я здесь, теперь осталось самое главное. Проникнуть в здание и тихонько спереть нужные книги. Со смотрителем договориться, скорее всего, не получится, он старик жесткий, пошлет меня куда подальше. А силой? Я ж не совсем дурак, чтобы сражаться с магом Серого Ордена, пусть и бывшим. Кто знает, что у него осталось из способностей. Превратит в жабу и дело с концом. Так что надо тихо, на цыпочках, прокрасться…

Дождь лил все сильнее, я уже вымок до нитки и стал холодный, как жаба. Тоненькие струйки воды стекали по спине, заставляли ежиться. Вокруг стоял сплошной шелест струй, скрип деревьев. Ветер усилился, превратился в ураганный. Вместе с телом остыла и душа. Боевая злость куда-то исчезла, я почувствовал себя мокрым, немного побитым и страшно уставшим человеком.

Глянул на освещенное одиноким масляным фонарем крыльцо. Во мне, как грибы, стали расти сомнения. «Ох, Эскер, слишком уж это все попахивает твоей глупостью. Книги нужны, но надо для начала разработать план, приготовиться. А ты с бухты-барахты… Кто знает, что тебя ждет там. Рано ты взялся за это. А ведь еще не разобрался со всеми проблемами. Гномы и убийцы — лишь верхушка дерева, корни надо искать в другом месте. Поговорить с Ашем, с графиней, разобраться в происходящем. А ты бросился во все тяжкие».

Я еще раз глянул на здание библиотеки: окна темные, слепые. Ни огонька, ни движения. Страшновато. Хотел уже махнуть рукой и отправиться домой сушиться и пить горячий чай, но вдруг заметил, что дверь немного приоткрыта. Нехорошее предчувствие возникло во мне. Я шагнул вперед, потянул на себя ручку. Дверь распахнулась без скрипа, бесшумно. Внутри было темно. Я заколебался, но тут немного поутихший дождь полил с новой силой. Я заскочил внутрь, задвинул за собой засов.

Тихо. Я затаился, прислушался. Нет ни скрипа, ни шаркающих стариковских шагов. Подождал немного. Собственное дыхание казалось страшно громким, сердце стучало просто оглушительно. Я откинул капюшон, стер с лица капли воды. Мокрые волосы противно липли ко лбу, тело сотрясала мелкая дрожь. На миг прислушался к себе — энергетическое ядро истощено, меня хватит лишь на несколько заклятий. Теперь понятно, почему маги Серого Ордена так легко перешли на плетения. Ведь, проводя через себя Силу, почти не расходуешь свои ресурсы. Плетения легче, а для лентяев и обделенных умом — это благодать. Зря я полез сюда, ведь не готов абсолютно. Но отступать поздно, надо идти до конца.

Я перешел на магическое зрение, удивленно присвистнул. Мир стал светло-серым, призрачным. Четко видно было холл библиотеки, чернели двери в читальные залы, лестница вдалеке. Но самое интересное — повсюду обрывки каких-то разноцветных светящихся нитей, радужные пятна, багровые потеки. Я присмотрелся — похоже на остатки магических ловушек. Каких именно, не понять, не хватает знаний. Но ясно одно: кто-то недавно прошел тут, разряжая их. Кое-где виднеются пятна копоти, пахнет дымом.

Червячок беспокойства во мне вырос, набрал силу. Что-то здесь не так. Кто-то опередил меня. Но кто? Я осторожно пошел вперед к той двери, через которую меня вел смотритель несколько дней назад. Под ногой хрустнуло. Я замер, опустил взгляд вниз. Короткие и очень тяжелые арбалетные стрелы. Значит, ловушки не все магические, кое-где доверились и механике. Стрелы погнуты, изломаны, испачканы в какой-то зеленой гадости. Я вздрогнул, зябко передернул плечами. Ведь это остатки эльфийской магии, ее я не спутаю ни с какой другой. Эльфийской! А значит…

Я застонал сквозь плотно стиснутые зубы. Становилось ясно, кто успел опередить меня. Но зачем ей нужна библиотека? Ради магических книг? Бред. Эльфам магия людей не подвластна, да и своя собственная ничуть не хуже.

Наткнулся еще на несколько разряженных ловушек, чужой магией пахло все явственнее. Я не удержался, сотворил вокруг себя защитный купол, сделал несколько атакующих заклятий, повесил на посох. Артефакт мягко пульсировал в руке, словно успокаивал: «Все нормально, я помогу!» Тепло, что распространялось от него, смягчало боль в солнечном сплетении, вдыхало в тело силу и свежесть. Но теперь я был пуст, как пивной бочонок после хорошей пьянки. В затяжные бои встревать не мог.

Мне стало страшно. Но теперь я привык к страху, ощущал его как легкую щекотку на краю сознания. Если раньше уже умер бы от ужаса, то теперь был просто собран и готов ко всему. Вспомнились рассуждения Шеда о страхе. Да, он дает силу.

Дальше пошел осторожней: могли остаться еще ловушки. Неприятно будет, если нарвусь на какой-нибудь магический сюрприз или на рой стальных болтов. Нашел нужную дверь, стал красться дальше. Чувства, повинуясь моей воле, обострились, я слышал даже, как шуршат мыши в подполе, видел каждую трещинку в стене. А вот запахи… Да, я не ошибся, это она. Но был и еще один запах, до боли знакомый. Я заскрежетал зубами, выругался вполголоса. Да как он мог?!

Зал сменялся залом, мелькали коридоры. Я шел все быстрее, уже не обращая внимания ни на что. Потом поймал себя на мысли, что почти бегу. Остановился, постарался успокоиться. Меня трясло от предчувствия страшной беды, сжигали страх и беспокойство. Лишь бы мои опасения не подтвердились, лишь бы я оказался не прав!

След из разрушенных ловушек был очень четкий. Тот, кто ломал, не стеснялся в выборе средств и не боялся нашуметь. Видимо, был уверен в своих силах. Все делал нарочито грубо, как попало. Если замечал самострелы, спрятанные в стены, то просто ломал кладку, если нечто магическое, то просто давил силой до тех пор, пока ловушка не сработает сама собой. След вел прямиком в тот зал, где я был в прошлый раз.

Я затаил дыхание, дальше пошел на цыпочках, чтобы не привлечь внимание того, кто тут нахозяйничал. Интересно, что же стало со смотрителем библиотеки. Если он маг Серого Ордена,то налетчикам будет несладко. А что маг, ясно было сразу — в остатках ловушек чудилось нечто знакомое, близкое.

Впереди мелькнули бесшумные вспышки. Я насторожился. До меня долетали отзвуки творимых заклятий, в солнечном сплетении возникла острая боль. Сражаются. Все-таки смотритель не лыком шит, чувствовалось, что он выдает заклинания на порядок или на два мощнее, чем те, которые мог воспроизвести я. Может, не лезть? Подождать, пока все закончится? Я мотнул головой — ну что за подлые мысли, Эскер?! Нужно остановить бой любой ценой!

Не удержавшись, побежал со всех ног. Увидел: дверь в читальный зал открыта настежь, оттуда валит дым, на полу мечутся отблески огня. Я пустил перед собой воздушную волну, чтобы прибить дым. Ворвался внутрь с пылающим в руке огненным шаром, гаркнул во всю мощь легких:

— Всем стоять! Испепелю!

Находящиеся в зале люди застыли в испуге, посмотрели на меня с изумлением.

Пред моим взором предстала сцена полнейшего разгрома. Перевернутые шкафы, опрокинутые стулья. Повсюду разбросаны книги, некоторые из них весело пылают. А у самого входа на полу лежит старик-смотритель, пронзенный клинком, что держит мой двоюродный брат Аш. Рядом с ним Катрин, одетая в серую одежду мужского покроя. Ее глаза светятся едким зеленым цветом, по длинным тонким пальцам проскальзывают маленькие изумрудные искорки.

Аш посмотрел на меня с испугом, распахнул рот в изумлении — узнал. Катрин злобно зашипела, вскинула руки. Меня тряхнуло, но щит выдержал, молния соскользнула и оплавила камни на потолке. Я ударил в ответ огненным шаром, тут же зажег еще один. Мое заклятие пропало впустую — Катрин изогнула пальцы странным образом, ядовитая зелень, словно побеги плюща, обвила сгусток пламени, потушила еще в полете. Воцарилась тишина. Я глянул на смотрителя: он еще дышал, но был без сознания. Рана серьезная, после таких не выживают.

Брат медленно вытащил меч из груди старика, отер о его же одежду. Сразу хлынула кровь, побежала по полу веселым ручейком. Аш спрятал клинок в ножны, глянул на меня со злостью и раздражением. Все такой же тонкий и гибкий, порывистый в движениях. Одет в кожаный костюм, очень удобный в путешествиях и таких вот бандитских делах, когда рискуешь зацепиться краем куртки или штанов за острый угол или торчащий гвоздь.

— Что ты здесь делаешь, Эскер?

— То же самое я хотел спросить у тебя, — отпарировал я.

— Ты не понимаешь, во что ввязываешься! — воскликнул Аш.

— А ты понимаешь? — фыркнул я, пристально следя за каждым движением графини.

Она тоже не сводила с меня глаз, а точнее, с моего посоха. На красивом холеном лице ничего не отражалось, но я чувствовал, как она злится.

— Более чем, — холодно ответил Аш. — Ты не ведаешь…

— Заткнись, Аш! — резко оборвал я его.

Он задохнулся от возмущения. В нем все еще жила старая детская привычка, что он старший, а значит, более сильный и мудрый, имеет право проучить несмышленую малышню. А когда младший обращался так с ним, это не укладывалось в мозгу, вводило в ступор.

— Покажешь острые ушки? — я издевательски ухмыльнулся, обращаясь к графине.

Катрин медленно подняла руку, откинула назад прядь волос. Она была невероятно красива, тонкая, как былинка, гибкая. Черты лица теперь не скрывала волшебная маскировка, как тогда на балу, и я видел ее во всей красе. Но красота эта была какая-то неестественная, сухая и холодная.

— Доволен, маг? — голос звучит мягко, слегка чарующе. Совсем не тот голос, что я слышал на балу. — Интересно, как ты понял?

— А я вообще понятливый.

— О чем же ты еще догадался? — промурлыкала она. Я виновато развел руками, страдальчески вздохнул.

— Да практически все понял. Зря ты посылала убийц, я бы тогда за посох и не взялся. Да и следящее заклятие на стенах дома… В Преисподней чуть не загнулся, но этим ты выдала себя, а я как ни удивительно, но смог выжить.

— Ты и в этом разобрался, — похвалила она. — Выжил в Нижнем мире. Молодец. А убийцы — прокол, признаю. Я недооценила тебя.

Я гордо выпятил грудь, посмотрел орлом. Всем нравится, когда хвалят, особенно если хвалят враги. Только забываться не стоит.

Аш растерянно посмотрел на нас, я видел, что он колеблется. Ведь с одной стороны любимая женщина, с другой — брат, пусть двоюродный, но ведь выросли вместе, ели из одной тарелки, дрались плечом к плечу с соседской ребятней.

— И что теперь? — спросил он потерянно, ни к кому конкретно не обращаясь.

— А ничего, — быстро ответил я. — Сейчас ты уйдешь со мной, а с этой девицей пусть разбирается стража и магистры.

Катрин засмеялась, запрокидывая голову. Зубки мелкие, белоснежные. Волосы красиво вьются, ниспадают водопадом на нежную кожу лица и шеи.

— Я люблю ее, — глухо сказал брат.

— И что теперь? — взорвался я. — Эта женщина — наш враг!

— Но я люблю ее, — прошептал Аш.

Взгляд прояснился, в глубине черных зрачков заплясали зеленые искорки. Аш криво ухмыльнулся и потащил меч из ножен.

— Ты ведь слышал, маг-недоучка, — торжествующе хохотнула Катрин. — Он любит меня!

— Заткнись, тварь! — рявкнул я, не отрывая взгляда от лица брата.

В голове был полный бедлам, мысли перемешались. Меня разрывали ярость и злость. Вот мой брат идет на меня с обнаженным мечом, в глазах бездонная пустота и невообразимый холод. Такого я и в самых страшных снах не видывал. Аш шагнул, взмахнул мечом. Я отпрыгнул, нарисовал Знак. Узкий клинок вырвало из рук брата, отшвырнуло в дальний конец комнаты и раздробило в пыль. Аш изумленно выпучил глаза, беспомощно оглянулся на Катрин.

— Неужели ты думаешь, что действительно можешь победить заклинательницу Клана Листа? — спросила графиня, мило улыбаясь. — Ты, маг, только что прошедшей инициацию посохом? Даже более опытный не смог…

Она кивнула на распростертого смотрителя, странно изогнула пальцы и зашептала заклинания. Я зябко передернул плечами, отступил на шаг. Действительно, надо быть полным идиотом, чтобы учудить такое.

— Мне не нужна победа, — рыкнул я, храбрясь. — Просто убью тебя, Светлорожденная.

— Это мы сейчас увидим, — пообещала она и нежно улыбнулась Ашу. — Милый, надеюсь, ты помнишь, зачем мы тут. Я пока разберусь с твоим неразумным братишкой, а ты сбегай, принеси мне Око Алара.

Я вздрогнул, отшатнулся назад в великом изумлении. Так вот зачем они явились сюда! Книги Серого Ордена им не нужны. Эльфы не оставили своей мечты вернуть древний артефакт. Оказывается, Сфера Огня все эти годы была здесь, в Генте. И маг, хранивший ее почти четыреста лет, умирает сейчас на грязном полу библиотеки!

— Аш, не делай этого! — взмолился я, — Ты заколдован! Проснись, пожалуйста!

Брат обернулся, худощавое лицо осветила слабая улыбка. В голубых глазах мука, растерянность.

— Эскер, ты не прав, — пробормотал он, печально качнув головой. — Точнее, прав, но не совсем… Я действительно зачарован, но это не та магия, которую можно уничтожить. Я влюблен. И я выбрал свою сторону. К тому же мне надоело жить, кланяясь кому-то. Я хочу сам быть господином, хочу повелевать. Катрин, милая, по возможности не убивай его, все-таки он мой брат.

— Я постараюсь, дорогой, — процедила сквозь зубы эльфийка. — Но ничего не обещаю.

Аш вздохнул, отвернулся и пошел в глубь читального зала. Плечи наклонил вперед, согнулся, словно под тяжким грузом.

— Предатель! — прошептал я.

Аш услышал, обернулся. На глазах слезы, рот кривится в жалкой гримасе. Он упрямо дернул плечом, лицо стало жестче, злее. Отвернулся и, медленно шагая, скрылся во тьме читального зала.

— Теперь мы можем разобраться с тобой, дорогой, — приторно улыбнулась Катрин.

— Да что тут разбираться, — зарычал я бешено. — Получай!

И швырнул огненным шаром. Катрин что-то шепнула, выбросила руку вперед. С ладони сорвались какие-то листики, лепестки, облепили огненный шар и потушили.

— Тварь! — взвыл я. — Держи еще!

Метнул молнию. Вслед за ней еще один огненный шар и огромную сосульку. Напоследок вырисовал Знак Воды. Все, теперь я окончательно и бесповоротно пуст. Энергетическое ядро истощено, а заклятий в запасе не осталось. Катрин выставила вперед руки. Молния отразилась от ладоней, пробила дыру в стене. Огненный шар разбился об изумрудный защитный купол, рассыпался множеством мелких искр. Сосулька просто растаяла, а потом испарилась. Лишь Знак подействовал, еще бы — магия простая, но очень древняя и мощная. Тончайшая плеть хлестнула по щиту, пробила и мазнула по щеке Катрин. Графиня зашипела как кошка, вытерла капельку крови, что проступила из длинного неглубокого пореза.

— Ты жалок, маг! — презрительно сказала она. — Не тянешь даже на ученика.

— Да ну, — вымученно улыбнулся я. — Может, покажешь, как нужно?

— С удовольствием! — хохотнула графиня.

Она зашептала заклинания, стала водить руками по воздуху. На указательном пальчике разгорелся маленький зеленый шарик, медленно полетел в меня. Я обреченно вздохнул: бежать-то некуда, остается надеяться на крепость щита. Шарик ударился в защитный купол. Раздалось приглушенное «умп-ф-ф», я почувствовал, что лечу. Каменная стена врезалась в спину, выбила дыхание. Из глаз брызнули искры. Я полузадушено квакнул, как лягушка, которую переехало колесо телеги, грохнулся вниз. Растянулся на полу, оглушенно затряс головой. Посох откатился в сторону, набалдашник мигнул и погас.

— Как тебе это? — ласково поинтересовалась Катрин.

— Чу… чудесно, — прохрипел я. — Но я думал, ты способна на большее.

— О-о-о! Ты даже представить не можешь, — воскликнула эльфийка.

Она шевельнула пальчиком. На меня упала невидимая многопудовая гиря. Я жалобно мяукнул, распластался на полу.

— Что бы с тобой такое сделать? — задумчиво пробормотала Катрин. — Может, распотрошить? Или подсадить в тебя растение-паразит? Пусть растет, ест тебя изнутри…

— Обломишься! — выдохнул я.

Напряг все мышцы, медленно поднялся на колени. Потом одним рывком встал на ноги и медленно шагнул навстречу эльфийке. Ее лицо исказила злобная гримаса. Катрин опять что-то зашептала. В меня били зеленые молнии, острые, как ножи, древесные листики, на каменном полу в мгновение ока выросла трава, стала хватать стеблями за ноги. Щит Темного Охотника пока держался, исправно защищая меня. Я содрогался от ударов, кожу то жгло, то морозило. Но я, стиснув зубы, упорно шел вперед.

— Признай свое поражение! — крикнула Катрин. — Сдайся и отдай посох! И я пощажу тебя.

— Ага, щас! — проворчал я.

Подошел почти вплотную к эльфийке, она не попятилась, уверенная в своих силах. Продолжала выпускать в меня заклятие за заклятием. Я выгадал момент между двумя атаками, снял свою защиту и ринулся вперед. Лицо Катрин исказилось в гримасе страха. Она вскрикнула, беспомощно вскинула руки в попытке оттолкнуть меня. Но поздно. Я подлетел и ударил кулаком по симпатичной мордашке. Эльфийка вскрикнула, отлетела в сторону, оглушенная. Я подскочил, не теряя времени, пнул ее по ребрам. Она со всхлипом перевернулась на спину, попыталась закрыть лицо руками. Но я был уже рядом, придавил ей коленом грудь и изо всех сил ударил кулаками по голове, словно в трактирной драке. Тонкий аристократический носик хрустнул, потекла кровь. Красивая головка моталась из стороны в сторону на тоненькой шейке, Катрин была уже без сознания, но я все еще бил, хакая и отфыркиваясь, словно дровосек, рычал от переполнявшей меня ненависти.

— Дура! — просипел я. — Неужели ты думаешь, что сражение — простой обмен заклятиями? Или я должен поддаться лишь потому, что ты женщина? Тут не может быть правил.

Я встал с эльфийки, отер пот со лба. Результаты: Катрин лежит в глубоком обмороке, лицо в синяках и крови, но вроде бы дышит. Хотелось бы убить тварь, но что-то не дало этого сделать. Может, остатки человечности? Я сел на корточки: посох должен был лежать где-то рядом, ведь по звуку слышал, что упал недалеко. Я шарил вслепую, ночное зрение уже не работало, я слишком устал, а в зале было темно, горящие книги давали больше дыма, чем света. Наконец нащупал холодный каменный набалдашник, с облегчением вздохнул. Сзади послышались легкие шаги, по стенам промелькнул багровый круг света. «Аш!» — вспомнил я. Оттолкнулся ногами от пола, хотел перейти в лихой кувырок, чтобы потом вскочить и задать трепку старшему брату. Но тут меня настиг мощный удар в основание черепа. Я вскрикнул, упал. Острый носок сапога врезался в висок. Мир вспыхнул на мгновение. А потом все поглотила тьма.

Очнулся от того, что кто-то потряс меня за плечо.

— Парень, ты жив? — голос тихий, хриплый. — Вставай.

Я распахнул глаза, тут же застонал от резкой боли. Пальцы левой руки нащупали посох, сжали гладкое теплое дерево. Подле меня сидел на коленях старик-смотритель, держась рукой за грудь. Лицо бледное, как у мертвеца, взгляд стеклянный. Вокруг пылали книги, шкафы, дым клубился под потолком тяжелыми серыми тучами. Я изумленно охнул, перекатился на спину.

— Все пропало… — прошептал старик.

— Что? — воскликнул я.

— Сферу украли, — сказал смотритель. — Теперь им ничто не помешает…

— Но ведь она бесполезна. Это Красота, а не Сила, — возразил я.

— У эльфов странные обычаи, — пожал плечами смотритель.

Он закашлялся, изо рта хлынула густая, почти черная кровь.

— Как ты смог выжить? — спросил я удивленно.

— А я и не живу, — сказал он ровно. — Тело мертво, но магия дает мне силы.

— Что мне делать? — спросил я.

— Не знаю, — прошептал одними губами старик. — Ты наша последняя надежда, у тебя есть посох.

— Но я еще так глуп, — с горечью сказал я. — Мне учиться и учиться.

— В сундуке у стены найдешь все, что нужно, — тихо сказал старик. Голос становился все тише и тише, кровь из раны на груди уже почти не бежала. — Поспеши, молодой маг. От тебя многое зависит.

— Кто ты? — спросил я.

Смотритель посмотрел на меня, тонкие губы едва-едва растянулись в улыбке. Стеклянные невидящие глаза на миг прояснились, в них промелькнула печаль.

— Я Лукар, последний Верховный магистр Серого Ордена.

Старик обмяк, мягко опустился на пол рядом со мной. И только сейчас я понял, что он все это время не дышал. Тело умерло уже давно, но каким-то образом двигалось, смотритель говорил, видел. А сейчас заклятие, удерживавшее на краю пропасти, исчерпало себя, и исчезло даже это бледное подобие жизни.

Я встал с пола, тяжело оперся на посох. Голова кружилась, в теле такая была слабость, что, казалось, упаду от любого ветерка. Постоял немного, пытаясь прийти в себя, глянул на мертвого магистра. Лицо у старика было спокойное, умиротворенное, на тонких бледных губах застыла улыбка. Он выполнил свою миссию. Уже тем, что жил все то время, когда дело всей жизни давно погибло. Тем, что хранил артефакт эльфов, берег в течение сотен лет. Надо бы похоронить его… Но у меня действительно не было времени, уши уловили шум множества голосов, крики, звон пожарных колоколов. Значит, народ стягивается и к библиотеке. Наверное, пожар гораздо больше, чем выглядит изнутри. Вот ведь веселье — два пожара в одну ночь, трактир и библиотека университета. Лишь бы никто не вспомнил, что видел меня, не связал все воедино. А то у меня будут большие проблемы.

Сундук отыскал довольно быстро. Большой, темный от времени, сделан из мореного дуба и окованный железом. Я откинул тяжелую крышку: внутри несколько книг, сверток какой-то одежды, связка побрякушек — то ли амулеты, то ли талисманы. Тут же лежал большой холщовый мешок. Не разбираясь, я сгреб все добро, мешок закинул за спину и пошел к выходу. На пороге обернулся. Полыхала уже добрая половина читального зала, языки пламени лизали потолок, но тут уцепиться не за что, сплошной камень. Пожар не перекинется на другие этажи, скорее всего, потушить успеют.

Коридоры и залы сменялись один за другим. Я бежал со всех ног, практически вслепую, то и дело натыкаясь на мебель и ругаясь. Тяжелый, неудобный мешок все время тянул то в одну сторону, то в другую. Я шатался, пытаясь удержать и посох и поклажу. Но вот наконец холл. Я толкнул плечом дверь, выскочил в мокрую ночную тьму.

Дождь закончился, воздух стал холодный и влажный. Вода капала с крыши, деревьев. Повсюду были глубокие лужи, текли бурные ручейки. Я рванул в ближайшие кусты, прыгнул рыбкой, перекатился через плечо и вжался в жидкую грязь. Вовремя. Из-за угла здания выбежали что-то орущие люди, бросились к крыльцу. У библиотеки началась суета, подъехали пожарные телеги. Люди раскатывали тканевые рукава, подсоединяли к пузатой бочке. Двое мускулистых парняг взялись за ручки насоса, рыча сквозь стиснутые зубы, стали качать. Принесли факелы, но и без них было светло. Из окон первого этажа рвались языки огня, там что-то страшно трещало, лопалось и взрывалось. Из пожарных рукавов полилась вода, ударила в стену огня.

Я полежал немного в кустах, стал потихоньку отползать назад. Выбрался на аллейку, там было темно и безлюдно. Легкий ветерок играл в кронах деревьев, на меня то и дело обрушивался водопад холодных капель. Я был мокрый до нитки, грязный, как свинья, измазан кровью. Крупная дрожь сотрясало тело, даже не знаю, от холода или от всего пережитого.

Домой пробирался долго, темными переулками и подворотнями, крался, стараясь никому не попадаться на глаза. Слава богам, все получилось. Отряды городской стражи проходят мимо, параллельными улицами, где светло и спокойно. Трусы — в темные места соваться не любят, знают, что могут получить нож под лопатку. Случайные прохожие отводят глаза от грязного жалкого бродяги, брезгливо кривятся. Меня и правда было не узнать — лицо измазано в грязи, в волосах сухие листики, веточки, глаза безумные. Я был как вурдалак, только что вылезший из могилы.

Я подошел к дому: окна темные, все уже давно спят. На цыпочках прокрался через холл, тихонько поднялся по лестнице. В комнате кромешная тьма, но я помнил, где и что стоит, на мебель не натыкался. Мешок бросил в угол, посох прислонил к стене. Бухнулся на кровать и обхватил голову руками.

Сердце стучало быстро, выпрыгивало из груди. Я немного отдышался, откинулся на постели. Вокруг все так привычно: запах пыли, силуэты картин, гитары…

Как-то все наперекосяк, подумал я с тоской. Все рушится, меняется. Теперь и брат уже не брат, а враг. Хотя… ведь он мог бы и убить меня, забрать посох. Я пытался помешать ему, чуть не убил любимую женщину. Но он просто оглушил меня и ушел вместе со своей эльфийкой. То ли спешил, то ли действительно взыграли родственные чувства.

В голове помимо воли вспыхивали яркие картинки из далекого детства. Вот я, Аш и Тох, ловим рыбу на берегу небольшого лесного озера, смеемся, кричим от восторга, Аш поймал щуку. Вот Витар отбивается от соседской ребятни, а мы бросаемся в драку все вместе, вереща от ярости — брата бьют! Вот идем с Ашем ночью по деревенской улице, меня распирает гордость и восторг, ведь впервые выбрались на гулянку, а там будет вино и девочки. Аш раздулся от важности, еще бы — показывает младшему взрослую жизнь. Мы гуляем, отрываемся по полной. Но в самый важный момент, когда до поцелуя с пухленькой Ланой остается совсем чуть-чуть, является наша бабушка, с позором гонит домой, а потом долго читает нотации, стыдит. Вот пьянствуем в студенческом общежитии, все такое привычное, но восхитительно веселое и бесшабашное…

Перед глазами появилось худое лицо Аша. Он улыбается, что-то беззвучно говорит… Я застонал от отчаяния, зарылся с головой в подушку. В глазах позорно защипало. Я люблю своего брата, люблю всех своих братьев. Несмотря ни на что. Но уже давно начал ощущать, что пропасть между нами ширится, растет. Я закрывал на это глаза, пытался не замечать. Но реальность ворвалась в мою жизнь, все исковеркала и изломала. Теперь Аш — враг. Не верю, не хочу верить…

В голове все перемешалось, в глазах мгла, а в теле усталость. Так и уснул, с горькими слезами на глазах.

ЭПИЛОГ

— …Вот так все и произошло, — произнес я.

Горло пересохло после долгого рассказа, язык распух, сухо скребет по небу. Я приник к кружке, сделал большой глоток. Фруктовое вино холодит зубы, разливается в желудке приятным теплом.

Тох покачал головой, тяжело вздохнул. Лицо опечаленное, губы горько кривятся. Слушал меня внимательно, не перебивая, по ходу рассказа все больше мрачнел. Под конец непроизвольно вошел в боевую форму, глухо зарычал. Острые когти процарапали глубокие борозды в столешнице.

Я проспал дома почти до обеда, измученный ночными приключениями. Во сне все время куда-то бежал, с кем-то сражался. Проснулся совершенно разбитый, усталый. На лице комья засохшей грязи, сухие травинки и листики. Кое-как помылся, переоделся и полез в мешок, что с вечера небрежно бросил на полу, стал раскладывать вещи. Пять книг, все невероятно толстые, в старинных переплетах. Несколько причудливых амулетов с едва теплящимися искорками магии. Самым большим сюрпризом оказалась одежда. Тяжелая черная куртка с капюшоном, вся в металлических накладках, с наплечниками и наручами. Издали можно даже за кольчугу принять. Я присмотрелся и восхищенно присвистнул — подкладка из маленьких металлических колечек, каждая ниточка зачарована… Тут же накинул на себя, завязал ремень. Как раз впору. Такие куртки носили маги Серого Ордена, помню из хроник и сна, где был Мгиром. Они защищают практически от всех магических воздействий, от арбалетных болтов и удара меча.

Книги и амулеты переложил в свою сумку, подхватил посох и помчался к Тоху. После всего произошедшего мне нужен был совет кого-то более умного и мудрого.

И вот я здесь. Сидим в саду его фермы на табуретах. Над головой шелестят листья яблонь, уже чуть желтоватые, ведь конец августа. Свет заходящего солнца красиво их оттеняет, делает краски сочными и яркими, чуть резковатыми. В прохладном воздухе витают те особенные запахи, что присущи лишь началу осени. Ветер носит первые сухие листья, тонкие прозрачные паутинки. Я и не заметил, как закончилось лето, впереди брезжит осенняя сырость и холодные затяжные дожди.

У дома маячит фигурка Дары. Жена Тоха чем-то занимается по хозяйству, но видно, что навострила ушки. Брат прогнал ее еще в начале разговора, нечего женщине встревать в мужские дела.

Тох кашлянул. Я очнулся, вопросительно посмотрел на него.

— Что скажешь? — спросил я.

Тох задумчиво почесал небритый подбородок, покачал головой. Он все такой же невероятно большой и мощный, звероватый. Похож на матерого медведя, даже пахнет как от косолапого. Но в карих глазах светится ясный и сильный ум. Тох достал из кармана трубку, забил ароматным табаком и красноречиво глянул на меня. Я шепнул заклинание, листики ярко вспыхнули, но сразу же погасли, стали тлеть. Тох глубоко затянулся, выпустил колечко душистого дымка.

— Хороша эта твоя древняя магия, — пророкотал он, — Наверное, замечательно быть Повелителем Сил, а не их прислужником. Твоя мечта сбылась, Эскер. И ты должен учиться дальше, это очень важно.

— Мне это вдалбливает чуть ли не каждый встречный, — грустно сказал я и ласково погладил посох. Артефакт прислонил к дереву, чтобы не мешал, но рука то и дело тянулась к нему, ласкала гладкую теплую древесину. — Но все совсем не так, как я представлял.

Тох пыхнул трубкой, пожал плечами.

— Знаешь, Эскер… все мечты сбываются совсем не так, как видим мы. Что-то приобретаешь, а что-то и теряешь.

— Не нужна мне эта треклятая магия, если цена — мой брат! — с мукой воскликнул я.

Тох надолго затих: глаза смотрят куда-то вдаль, в невообразимые глубины и пространства. Потом очнулся, выбил потухшую трубку. Толстые губы искривились в болезненной вымученной улыбке.

— Ты же знаешь, что это не так, — тихо сказал он. — Аш сам выбрал свой путь. И его дорога разошлась с нашей.

— Что же делать нам? — угрюмо спросил я.

Тох вздохнул, налил себе вина из кувшина. Мне страшно смотреть на него. После того как все рассказал… я почувствовал, что в Тохе что-то надломилось и умерло. Лицо напоминает восковую маску, но видно, что в душе бушует огненная вьюга.

— Вот что я тебе скажу, Эскер… — со вздохом пробормотал он. — Знаешь ли ты, что пять гномьих кланов из шести вчера в полном составе покинули Гент?

— Нет, — моя челюсть отвисла в изумлении. — Странно. Никогда такого не было. Что же это значит?

— Я вот подумал… — тихо сказал Тох. Глаза остановились, даже остекленели. — Все сходится.

— Что именно? — насторожился я.

— Готовься к войне, Эскер. Скоро она накроет нас с головой. Скифрская империя готовится к завоеванию Свободных Земель. И уже сделала первые шаги.

В груди огромный кусок льда, он разрастается, заполняет все собой. Я зябко передернул плечами, закусил губу. Война — это плохо. Смерть, разруха, голод и эпидемии…

— Ты можешь ошибаться, — возразил я осторожно. — Это лишь домыслы.

— Твои бы слова да богам в уши, — грустно ответил Тох. — Иначе мы все утонем в собственной крови…

Худой седовласый человек сидит на заросшем мхом камне и задумчиво смотрит в мутную лужицу. В серых глазах лишь спокойствие и сонное равнодушие. На иссеченном глубокими морщинами лице ничего не отражается. Рядом чернеет вход в небольшую пещеру. Вокруг скалы и древний лес, деревья-исполины подпирают кронами небо. Из зарослей слышатся крики каких-то птиц и животных, мягкий топот когтистых лап.

Подул легкий прохладный ветерок. По маслянистой поверхности лужи промчалась волна, ударилась о камень, отразилась и разбилась на десятки маленьких. Человек вздрогнул, поднял взгляд в небо. Тонкие бледные губы растянулись в слабую улыбку. Тьма в глубине антрацитовых зрачков пришла в движение, залила черным радужку и белки.

— Началось! — прошептал тот, кого в этом мире называют Мроном, богом Тьмы. — Мой Орден вернулся к жизни…

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ЭПИЛОГ