Кроваво-красная дорога [Мойра Янг] (fb2) читать онлайн

Мойра Янг Кроваво-красная дорога

Оригинальное название: Moira Young «Blood Red Road» 2011

Мойра Янг «Кроваво-красная дорога» 2011

Кроваво-красная дорога

ЛЬЮ РОДИЛСЯ ПЕРВЫМ. В ДЕНЬ ЗИМНЕГО СОЛНЦЕСТОЯНИЯ, КОГДА СОЛНЦЕ висит низко в небе. А потом уж я. Двумя часами позже. А это о многом говорит.

Лью идет первым, всегда первым, я следую за ним. И это нормально. Это правильно. Так и должно быть. Потому что все закономерно. Все улажено.

Жизни всех, кто когда- либо был рожден. Жизни всех, кому предстоит родиться.

Все это было задано по звездам с сотворения мира. Время твоего рождения, время твоей смерти. Даже, то, каким вырастет человек, каким станет — плохим или хорошим.

Если ты умеешь читать по звездам, ты можешь читать повести людских жизней. Повесть своей собвственной жизни. Что было, что есть и что грядет.

Давно, когда Па был еще мальчишкой, он встретил странника, который научил его многим вещам. Он научил Па читать по звездам. Папа никогда не говорит, что он видит в ночном небе, но ты-то видишь, как это ложится на него тяжким грузом.

Потому что ты не можешь изменить то, что предначертано.

Даже, если бы Па сказал, что он узнал, даже, если бы предупредил тебя, это все равно произойдет.

Я вижу, как он смотрит иногда на Лью. Как он смотрит на меня. Мне хотелось бы, чтобы он рассказал нам то, что знает.

Полагаю Па хотел бы, чтобы он никогда не встречал того странника.

Если вы увидите нас с Лью вместе, никогда не подумаете, что мы одной крови. Никогда не подумаете, что мы выросли в одной утробе.

У него волосы как золото. Мои как смоль.

Голубые глаза. Карие глаза.

Крепкий. Сухопарая.

Красивый. Неприглядная.

Он — мой свет.

Я — его тень.

Лью сверкает словно солнце.

Это позволяет остальным легко его находить.

Все, что им нужно делать, следовать за его светом.

СЕРЕБРЯНОЕ ОЗЕРО

ЖАРКИЙ ДЕНЬ. ТАКОЙ ЖАРКИЙ И СУХОЙ, ЧТО ВСЕ, ЧТО Я ОЩУЩАЮ во рту, это пыль. Один из таких жарких дней, когда ты можешь услышать, как трескаетца земля.

Около шести месяцев уже прошло, как ни одна капля дождя не пролилась. Даже весна, которая напитывает озеро, вышла засушливой. Чтобы наполнить ведро, сейчас придетца прогулятца. Очень скоро в названии озера не будет никакого смысла.

Серебряное озеро.

Каждый день Па испытывал один из своих амулетов или заклинаний. И каждый день большие толстые дождевые тучи собирались на горизонте. Наши сердца начинают биться быстрее, когда они направляются в нашу сторону. Но прежде, чем дойти до нас, они распадаются, истончаются и исчезают. Всякий раз.

Па никогда ничего не говорит. Он насмешливо смотрит в небо, чистое безоблачное небо. Потом он собирает камни, хворост или что он там обычно кладет на землю, и убирает все это до завтра.

Сегодня он запихавает обратно свою шляпу. Задирает голову вверх и некоторое время изучает небо.

— Попробую-ка я круг, — говорит он. — Да, я думаю, круг будет отличной штукой.

Лью говорил тоже самое спустя некоторое время. Па становиться хуже. С каждым засушливым днем, Па становится всё хуже, он кажется... думаю, исчезает, подходит лучше всего для описания этого.

Когда-то мы могли ловить рыбу из озера, или добывать зверьё, расставляя ловушки. Что до остального, мы что-то сажали, чем-то промышляли, так или эдак, но у нас всё было нормально. Но за последний год, всё что мы ни делали, как бы сильно мы не старались, этого было недостаточно. Без дожя. Мы наблюдали за тем, как земля помирала, день ото дня.

И тоже творилось с Па. День за днем, всё что в нем было самое лучшее - отмирало. Имейте в виду, он не был в порядке в течение долгова времени. С тех пор, как Ма померла. Но Лью сказал правду. С ним происходила та же ерунда, что с землей. Па становилось всё хуже и его глаза всё чаще глядели в небо, а не на то, что происходило перед ним.

Не думаю, что он даже замечал нас. Ну, на самом деле.

Эмми одичала за эти дни, волосы грязные и насморк. Если бы не Лью, не думаю, что она бы ваще мылась.

Еще до рождения Эмми, когда Ма была всё еще жива и все были счасливы, Па был другим. Ма всегда могла его расмешить. Он гонялся за мной и Лью или перекидывал нас над своей головой, пока мы не верещали, требуя от него, прекратить. И он предупреждал нас о греховности мира за Серебряным озером. Тогда, я не думала, что там могбы кто-нибудь жить, кто был выше или сильнее, или умнее, чем наш Па.

Я искоса посматриваю на него, пока мы с Лью ремонтируем крышу нашей лачуги. Стены достаточно прочны, будучи сделаными из шин, нагромажденых друг на друга. Но они не защищали от суховеев, которые дули с озера, проникая во все щели, и сдернули целый кусок кровли с крыши одним махом. Нам всегда приходица чинить эту чертову штуку.

Так что после прошлой ночи и очередного сухавея, мы с Лью поплелись к свалке, как только забрезжил рассвет. Мы стали рытьца в той части, где никогда не копались прежде и будь мы прокляты, если нам не удалось разжиться барахлишком Мородера. Отличным листом метала, не слишком ржавым, и горшком для готовки, у которого даже были ручки.

Лью работает на крыше, пока я делаю, то что обычно делаю, взбираюсь на стремянку и подаю то, что ему понадобитца.

Неро делает, что обычно, сидит на моем плече и каркает очень громко, прямо мне в ухо, высказывая всё, чё он думает. У Неро всегда есть своё мнение. Да, он у нас такой. Он очень умный. Не сомневаюсь, что, если бы мы понимали его карканье, то узнали бы, что он расказывает один или два способа, как лучше всего починить крышу.

Могу спорить на что угодно, что он думал бы об этом. Он наблюдал за нами уже пять лет. С тех самых пор, когда я нашла его выпавшим из гнезда, а его мамы нигде не было видно поблизости. Па не очень-то обрадовался тому, что я принесла вороненка домой. Он рассказал мне, что в некоторых народах считаетца, что вороны несут смерть, но я отмахнулась от него, и сама выкормила птенца, уж, если я на что-то решаюсь, то иду до конца.

А затем появилась Эмми. Она делала то, что обычно - докучала нам с Лью. Она следовала за мной по пятам, пока я ходила от стремянки, к груде хлама и обратно.

— Я хочу помочь, — говорит она.

— Тогда держи стремянку, — говорю я.

— Нет! Я имею в виду настоящую помощь! Все, что ты мне позволяешь, это держать стремянку!

— Хорошо, — говорю я, — может, это все, для чего ты годишься. Когда-нибудь задумывалась над этим?

Она складывает руки на своей тощей маленькой груди и сердито смотрит на меня.

— Ага, задумывалась, — говорит она.

— Тогда расказывай, — говорю я.

Я начала подниматься по лестнице, с листом ржавого металла в руке, но не успела подняца выше, чем на три ступеньки, как лесница подо мной стала ходить ходуном. Я еле удержалась, чтобы на свалица. Неро вопит, и во все стороны летят перья. Я свирепо смотрю вниз на Эм.

— Хорош! — говорю я. — Ты хочешь, чтоб я сломала себе шею?

Со стороны крыши высовывается голова Лью.

— Так, Эм, — говорит он, — довольно. Иди, помоги Па.

Она тут же уходит. Эмми всегда делает то, что ей говорит Лью.

— Но я хочу помочь вам, — говорит она с недовольной мордашкой.

— Нам не нужна твоя помощ, — говорю я. — Мы отлично справимся бес тебя.

— Ты самая подлая из систер! Я ненавижу тебя, Саба!

— Славно! Патому что я тоже тебя ненавижу!

— Успокоились! — говорит Лью. — Вы - обе!

Эмми показывает мне язык и топает проч. Я поднимаюсь верх по стремянке на крышу и протянула ему металический лист.

— Клянусь, я прикончу её в один из ближайших дней, — говорю я.

— Ей всего девять, Саба, — говорит Лью. — Тебе надо попробовать побыть с ней милой, для разнообразия.

Я согласно киваю, сидя на корточках неподалеку. Здесь наверху, на крыше, мне отлично всё видно. Эмми, нарезающая круги на своем двухкалесном велике, который Лью нашел на свалке. Па, шаманещего у своего круга заклинаний.

И больше нет ничего, кроме кусочка сухой земли, который он вытоптал своими сапогами. Нам не разрешается ошиваться рябом без него, так сказать. Он всегда суетитца поблизости, подметает землю, очищая её от сучков или от песка, сдувая его. Он пока не положил не одной палочки в свой круг для вызова дождя. Я наблюдаю за тем, как он откладывает метлу. Затем он делает три шага вправо и три шага влево. А потом всё занова. И снова.

— Ты видел чё там Па делает? — спрашиваю я у Лью.

Он не поднимает головы. Просто начинает постукивать по листу, чтобы выпрямить его.

— Видел, — говорит он. — То же, что и вчера. И позавчера.

— И чё всё это значит? — спрашиваю я.

Вправа, влево, снова и снова.

— Откуда мне знать? — говорит он.

Его губы соединяются в одну прямую жесткую линию. Снова он нацепил это выражение лица. Он всегда смотрит пустым взглядом, когда Па говорит ему чё-то или просит сделать чё-нибудь. В последние дни я вижу его таким всё чаще.

— Лью! — Па задрал голову, заслоняя ладонью глаза. — Я мог бы тебе помочь с этим, сынок!

— Старый глупец, — бормочет себе под нос Лью.

Он что есть силы колотит молотком по жестяному листу.

— Не говори так, — говорю я. — Па знает, что делает. Он читает по звездам.

Лью смотрит на меня. Качает галовой, будто не может поверить в то, что я только что сказала.

— Разве ты еще ни чё не поняла? Это всё из его головы. Ачнись. Он ни чё не читает в звездах. Там нет никакого великова замысла. Мир живет сам по себе. Наши жизни просто проходят в этом отстойном месте. На этом всё. Так до самой нашей смерти. Вот, что я тебе скажу Саба, я возьму от жизни всё, чё смогу.

Я уставилась на него.

— Лью! — кричит Па.

— Я занят! — кричит в ответ Лью.

— Сию минуту, сын!

Лью проклинает всё и вся себе под нос. Он бросает молоток, отталкивает меня и практически бегом бежит вниз по леснице. Он мчица к Па. Он выхватывает палочки из его рук и бросает их на землю. Те разлетаюца по земле.

— Вот! — кричит Лью. — Вот тебе! Это должно помоч! Это должно вызвать долбаный дождь! — Он распинывает круг заклинаний Па, пока пыль не встает сталбом. Он тычет пальцем Па в грудь. — Очнись уже, старик! Ты живешь будто во сне! Дождя не будет! Никогда! Эта чертова дыра умирает, и мы умрем, если останемся здесь. И знаешь что? Я так больше не могу! Я сваливаю отсюда!

— Я знаю он прольеца! — говорит Па. — Звезды говорили мне, что ты несчастен, сынок.

Он тянется и кладет свою руку на руку Лью. Лью свирепо отбрасывает его руку, да так, что Па отшатнулся назад.

— Ты совсем выжил из ума, тебе это известно? — Кричит Лью прямо ему в лицо. — Звезды ему сказали! Почему бы тебе не послушать хоть раз, что я тебе говарю?

Он бежит проч. Я быстро спускаюсь со стремянки. Па стоит, уставившись в землю, плечи его поникли.

— Я не понимаю, — говорит он. — Я видел, что дождь вот-вот прольетца... Я прочел это по звездам... но дождя нет. Почему он не приходит?

— Па, всё хорошо, — успокаивает его Эмми. — Я помогу тебе. Я положу их туда, куда ты захочешь.

Она копошитца, стоя на коленях, собирая прутики и веточки. Она смотрит на него с заискивающей улыбкой.

— Лью не это хотел сказать, Па, — говорит она. — Я знаю, он не хотел.

Я прохожу мимо них.

Я знаю, куда направляеца Лью.

* * *

Я нахожу его в каменном саду Ма.

Он сидит на земле, посреди закрученных узоров, квадратов и кругов и маленьких тропок, сделаных из разных камней, у каждого своя форма, тень и размер. Каждый последний крошечный камешек, установленный Ма, ее собственными руками. Она не позволяла, чтобы кто-то ей помогал.

Она осторожно положила последний камень на место. Присела на корточки и улыбнулась мне, выставляя вперед беременый живот. Её длинные золотистые волосы были заплетены в косу, которая была переброшена через плечо.

— Вот! Ты видиш, Саба? Красота может быть где угодно. Даже здесь. А если её здесь нет, то её можно сотворить своими руками.

На следующий день, она родила Эмми. На месяц раньше срока. Ма истекла кровью за два дня, а после умерла. Мы построили ей погребальный костер, который отослал её дух обратно к звездам. Когда мы развеяли её пепел по ветру, мы остались один на один с Эм.

Уродливый маленький красный комок с бьющимся сердечком, больше напоминающим шепот ветра, чем удары. Скорее похожую на новорожденного мышонка, чем на человека. Надо сказать, что она не должна была протянуть больше одного-двух дней, но по какой-то причине она всё еще топчет землю. Хотя выглядит маленькой для своего возраста и тощая как палка.

Долгое время я даже смотреть на неё не могла. Когда Лью говорит, что я не должна быть с ней такой суровой, я отвечаю, что если бы не Эмми, то Ма была всё еще жива. Он ничего на это не возражает, потому как знает, что это правда, но он всегда качает головой и говорит, что-то типа: Пора уже заканчивать с этим, Саба, и такую же фигню.

Я смирилась с Эмми, но держалась от неё подальше.

Вот я уселась на утоптанную землю, облакотившись спиной на Лью. Мне нравиться, когда мы вот так сидим. Я чувствую, как его голос вибрирует сквозь мое тело, когда он говорит. Должно быть также было, когда мы были в животе у Ма. За исключением, конечно, что никто из нас тогда не мог говорить.

Мы сидим какое-то время молча. А затем,

— Мы должны были уйти отсюда, много лет назад, — говорит он. — Должно было найтись место получше этого. Па должен был увезти нас.

— Ты ведь в действительности никуда не уезжаеш, — говорю я.

— Разве? Нет ни единой причины, чтобы остатца. Я не могу просто сидеть и ждать смерти.

— Куда ты пойдешь?

— А это не важно. Куда угодно, лиш бы подальше от Серебряного озера.

— Но ты не можеш. Это слишком опасно.

— Нам известно это, только со слов Па. Ты сама знаеш, что за всю нашу жизнь мы ни разу не уходили от дома ни в одном направлении больше, чем на день пути. Мы никово кроме нас не видели.

— Это не правда, — говорю я. — Что по поводу той полоумной тётки, которая пришла на верблюде в прошлом году? И мы видим... Кубышку Пита. У него всегда есть история другая, где он был и ково видел.

— Я не имею в виду какова-то подонка, который останавливаетца здесь каждые пару месяцев, — говорит он. — Кстати, я еще вне себя иза тех штанов, которые он мне пытался впарить в прошлый раз.

— Он все уши прожжужал, что они в порядке, — сказала я. — Будто до тебя их носил только скунс. Эй, постой, ты забыл про Поверенного.

Наш единственный сосед в четырех милях к северу отсюда. Одинокий мужчина по имени Поверенный Джон. Он построил свою усадьбу, в аккурат, когда мы с Лью родились. Он всё бросил месяц назад или около таво. Не то чтобы он никогда не оставлял свою собственность.Он никогда не слезал со своей клячи, Хоба, просто подъезжал на ней к хибаре. И всегда говорил одно и тоже.

— Доброго дня, Уиллем. Как молодеж? Все хорошо?

— В порядке, Поверенный, — говорит Па. — Сам как?

— Довольно неплохо, думаю, протяну еще немного.

Затем он приподнимает шляпу и мы не видим его еще месяц. Па недолюбливает его. Он никогда этого не говорил, но я точно знаю, что это так. Можно было предположить, что он был бы рад поболтать с кем нибудь кроме нас, но он никогда не приглашает Поверенного* зайти и выпить с ним.

Лью говорит, что это, наверное из-за жвачки. Мы только можем догадываца как это называеца, потому что, каждый раз, когда я спрашивала Па, что жует Поверенный, его лицо сразу же становилось непроницаемых, и было понятно, что он не хочет нам говорить. Но потом, он нам как-то сказал, что это называется чаал и она отравляет разум и душу, и если нам кто-нибудь её предложит, мы должны отказатца. Но поскольку мы никогда никого не видим, не похоже, что поступит подобное предложение.

Теперь Лью качает головой.

— Поверенный Джон не в счет, — говорит он. — С Неро беседа выйдет содержательнее, чем с ним. Клянусь, Саба, если я здесь останусь, то скоро свихнусь или в конце концов прикончу Па. Я должен уйти.

Я уселась на колени перед ним.

— Я пойду с тобой, — говорю я.

— Конешно, — говорит он. — Мы и Эмми прихватим с нами.

— Не думаю, что Па нас отпустит, — говорю я. — И она не захочет никуда идти. Она предпочтет остаться с ним.

— Ты имеешь в виду, ты предпочтеш, чтобы она осталась, — говорит он. — Мы заберем её с собой, Саба. Мы неможем её здесь оставить.

— А может... может, если бы ты поговорил с Па, может он бы всё понял, — говорю я. — Тогда бы мы могли все вместе найти новое место.

— Он не пойдет, — говорит Лью. — Он не может оставить Ма.

— В смысле? — не понимаю я. — Ма ведь мертва.

Лью говорит,

— Я имел в виду... что он с Ма создали это место вместе, и для него, она всё еще здесь. Он не может предать память о ней, вот что я пытаюсь сказать.

— Но мы то всё еще живы, — говорю я. — Ты и я.

— А что до Эмми, — говорит он. — Я знаю о том, про чё ты говориш. Но ты сама видиш какой он. Нас как будто не существует. Ему глубоко начхать на нас. — Лью задумывается на мгновение. — Любовь, — говорит он, — может сделать тебя слабой. Сильно заботясь о ком нибудь, означает, что ты не можеш мыслить трезво. Погляди на Па. Кто захочет окончить свои дни так же как он? Я никогда никаво не полюблю. Так будет лучше всего.

Я ничего не возразила ему в ответ. Просто сидела и чертила пальцами круги на песке.

Крутит живот, вроде как какая-та рука прямо внури меня схватила его и не отпускает.

А потом я спросила:

— Я как же я?

— Ты моя сестра, — говорит он. — А это не то же самое.

— Но, если я умру? Ты же будеш по мне скучать, да?

— Ага, — говорит он. — Отличный шанс для тебя, умереть и оставить меня в покое. Ходиш везде за мной по пятам, сводя с ума. С самого дня нашева рождения.

— Не моя вина, что ты самый высокий из таво, что есть вокруг. Ты - отличное укрытие от солнца.

— Эй! — он оттолкнул меня.

Я пихнула его ногой.

— Сам эй! — Я облакатилась на локти. — Ну, — говорю, — будеш или нет?

— Чего?

— Скучать по мне?

— Не идиотничай, — говорит он.

Я сажусь на колени перед ним. Он смотрит на меня. У Лью глаза голубые, как летние небо. Голубые, как чистейший родник. Ма всегда говаривала, что у него глаза такие голубые, что ей хотелось окунутца в них.

— Я бы скучала по тебе, — говорю я. — Если бы ты умер, мне бы тебя не хватало так сильно, что захотелось бы убить себя.

— Не говори ерунду, Саба.

— Обещай, что не будеш, — говорю я.

— Не буду что?

— Умирать.

— Все когда-то умрут, — говорит он.

Я протягиваю руку и касаюсь его татуировки - луны новорожденных. Она находитца на его правой скуле, прямо как у меня, она выглядет как луна, выглядела в небесах как раз в ночь, когда мы родились. Это была полная луна, в середине зимы. Это редкость. Но близнецы, рождающиеся под полной луной на исходе года, еще большая редкость. Па сделал и себе татуировку, чтобы отметить этот особый случай.

Нам исполнилось по восемнадцать в наш последний день рождения. Должно быть прошло месяца четыре, совсем недавно.

— Когда мы умрем, — говорю я, — ты не думаеш, что мы станем звездами и окажемся на небе, вместе, друг с другом?

— Ты должна перестать так думать, — сказал он. — Я же сказал тебе, что это всё чепуха Па.

— А ну давай, просвети меня, раз ты такой умный, расскажи мне, что будет когда ты умреш.

— Не знаю. — Он вздохнул и плюхнулся обратно на землю, скосив глаза на небо. — Ты просто... прекращаеш быть. Твое сердце больше не бьетца, ты больше не дышыш и ты просто... ну тебя просто больше нет.

— И это всё, — говорю я.

— Ага.

— Ну, тогда это глупо, - говорю я. - Я хочу сказать, что мы проживаем наши жизни делая всё это...ну там спим и едим, чиним крыши, а потом это всё пшик...и кончилось. Вряд ли оно того стоит.

— Ну, вот так оно всё и есть, — говорит он.

— Слушай... Лью, ведь ты бы никогда не ушел без меня, правда?

— Конешно нет, — говорит он. — Но даже, если бы я попытался, ты ведь обязательно пошла за мной.

— Я бы пошла за тобой... куда бы ты ни направился! — Когда я говорила это, то сделала безумные глаза на перекошеном лице, потому что его бесит, когда я так делаю. — На дно озеро, — говорю я, — ...на край земли... на луну... к звездам...!

— Заткнись! — Он вскакивает на ноги. — Спорим, ты не пойдешь за мной прыгать со скалы, — говорит он, убегая.

— Эй! — кричу я. — Подожди меня!

* * *

Мы бежим по пересохшему лону озера, прежде чем не находим достаточно воды, чтобы попускать камушки. Мы пробегаем мимо ялика, который Па помогал строить мне с Лью, когда мы были еще несмышлеными детьми. Теперь он лежал на отмели, где, раньше был пляж.

Мы идем, пока наша лачуга не пропадет из виду, да и Па с Эмми не видать. Полуденное солце нещадно печот и я обернула свою чалму поплотнее, чтобы слишком сильно не обгореть. Как бы мне хотелось быть похожей на Ма, как и Лью, но я похожа на Па. Странно, но даже с темными волосами, ваша кожа обгарает, если вы её не прикрываете.

Лью никогда не покрывал себе голову. Он говорит, что она заставляет чувствовать себя будто ловушке, всё равно солнце его не беспокоит. Не то что меня. Когда я говорю, что он как-нибудь достукаетца и рухнет замертво от солнечнова удара. На что он отвечает, мол, если это случица, ты сможеш сказать, я же тебе говорила. Уж я то скажу, непременно.

Я сразу же нахожу отличный камень. И провожу пальцами по его поверхности, проверяя на гладкость. Чувствую его вес.

— Мне уже повезло, найти один, — говорю я.

Лью стал рыскать вокруг, чтобы найти один себе. Пока он искал, я осмотрела свои руки. Смогу ли я сделать то, что не выйдет у него. Но делает вид, что ему всё равно, но я-то знаю, что это не так.

— А ты прикольно выглядеш вверх тормашками, — говорю я.

Золотые волосы Лью блестят на солце. Он заплетает их в косу, которая достает ему почти до пояса. У меня точно такая же коса, только моя черная, как оперение Неро.

Его ожерелье улавливает свет. Я нашла колечко из сияющего зеленого стекла с резьбой, висевшем на ленточке кожи. Я подарила его ему на наш восемнадцатый день рождения и с тех пор он его не снимает.

— Чё он дал мне? Ничего. Как всегда.

— Лады, и я нашел хороший камень, — кричит он.

Я подбегаю, чтобы взглянуть.

— Не такой хороший, как мой, — говорю я.

— Нутром чую, — говорит он. — Сегодня у меня получица выбить все восемь.

— Ага, как же, мечтать не вредно, — говорю я. — У меня камень подпрыгнет семь раз.

Я отвела руку назад и запустила камень прыгать по воде. Один шлепок, второй, третий. Четыре, пять, шесть...

— Семь! — говорю я. — Семь! Ты это видел?

Я едва могла в это поверить. У меня никогда раньше не получалось больше пяти.

— Извини, — говорит Лью. — Я не смотрел. Думаю, тебе придёца снова повторить.

— Что! Да это ж, моя лучшая попытка, а ты не видел… ну ты гад! Всё ты видел! Тебе просто завидно! — Я сложила руки у себя на груди. — Давай. Поглядим как у тебя получитца восемь раз. Ни черта ты у тебя не выйдет.

У него камушек отскочил семь раз. А у меня, как обычно, пять. Он просто отвел руку еще раз назад и повторил попытку, когда словно из ниоткуда появился Неро и, спикировав к нам, начал каркать задрав голову.

— Чертова птица, — говорит Лью.

Он заставляет кинуть меня мой камень. А сам плюхается на колени, чтобы посмотреть, как у меня получилось.

— Проваливай! — говорю я, отбиваясь рукой от Неро. — Кыш, ты плохой мальчик! Давай, поищи кого-нибудь другого...

На горизонте появилась облако пыли. Просто лавина оранжевый пыли. Она была высотой наверное с гору, так что доставала солце. И двигалась она быстро. Прямиком к нам.

— Эээ... Лью, — говорю я.

Должно быть что-то промелькнуло в моем голосе. Он тут же поднял глаза. Выбросил камень. Медленно поднялся на ноги.

— Вот дерьмо, — говорит он.

Мы просто стояли. Стояли и смотрели. Мы всякой погоды повидали здесь. Суховеи, ураганы, торнадо, мы даже видели один или два раза снег по среди жаркова лета. Так вот, я повидала песчанных бурь. Но такой никогда.

— Да это всего лишь одно чертово облако, — говорю я.

— Нам лучше убратца отсюда, — говорит Лью.

Мы начали медленно пятица назад, всё еще таращась на облако.

— А ну бежим Саба! — кричит Лью.

Он хватает меня за руку и тянет до тех пор, пока мои ноги не начинают двигатца, и мы бежим. Бежим к дому, бежим так быстро, словно гончии на охоте.

Я оглядываюсь через плечо и испытываю настоящий шок. Туча пыли уже наполовину пересекла озеро. Я никогда не видела, чтобы пыль двигалась с такой скоростью. У нас была всего минута, может две, прежде чем она накроет нас.

— Мы не сможем убежать! — кричу я Лью. — Она двигаетца слишком быстро!

Лачуга уже появляется в поле нашего зрения и мы начинаем кричать и размахивать руками.

Эмми все еще катаетца на своей двухколеске.

— Па! — кричим мы. — Па! Эмми! Песчаная буря!

В дверном проеме появляется Па. Прикрывая глаза ладонью. Затем он срывается с места и бежит к Эмми, хватает её и несется к погребу, предназначенова для укрытия от ураганов.

Погреб находился не более чем в пятидесяти шагах от лачуги. Он поднимает, открывая досчатые двери и запихивает Эмми внутрь. Он машет нам руками, словно обезумевший.

Я оглядываюсь. Вздох. Огромная гора оранжевой пыли с ревом несетца прямо на нас. Как хищный зверь, который пожирает землю, во время бега.

— Саба, быстрее! — кричит Лью.

Он срывает с себя рубашку и начинает обматывать ею лицо.

— Неро! — говорю я. Я остановилась и огляделась по сторонам. — Где Неро?

— Нет времени! — Лью хватает меня за запястье и тащит за собой.

Па что-то кричит, но я не могу расслышать. Он забирается в подвал и тянет двери.

— Я не могу его здесь бросить! — Я высвобождаюсь. — Неро! — кричу я. — Неро!

— Слишком поздно! — говорит Лью. — Он сам о себе позаботитца! Давай же!

Молния ударила рогатиной в землю и та с шипением растрескалась.

Миссисипи раз, миссисипи два, миссисипи три...

Раздался рокот грома.

— Меньше чем лье от нас! — говорит Лью.

Всё чернело прямо на глазах. Нас окутывало облако. Я не могла ничего разглядеть.

— Лью! — кричу я.

— Держись! — кричит он. — Стой, где стоиш!

Следующее, что я понимаю, как по моей коже пробегает холодок. Я задыхаюсь. Лью должно быть ощущает тоже самое, потому что он отпускает мою руку, как будто его ошпарило.

— Молния приближается! — кричит он. — Пригнись!

Мы пригибаемся на некотором расстоянии друг от друга. Мы пригнулись так низко к земле, насколько это возможно. Моё сердце застряло у меня в горле.

— Еще раз, Саба. Если молния застала тебя на открытом пространстве, что ты будеш делать?

— Присесть, голову, ноги вместе, руки на коленях. Не допускать, чтобы мои руки и колени касались земли. Верно, да, Па?

— И никогда не ложись. Не забуть, Саба, никогда не ложись.

Я слышу у себя в голове голос Па громко и чётко. Его еще будучи мальчиком поразила молния. Она его чуть не убила, потому что он не знал как себя вести, так что теперь-то он знал что делать...

Удар! И темноту озаряет вспышка света, а потом раздается грохот. Меня отбрасывает в сторону. Я ударяюсь головой о землю... сильно. Пытаюсь встать и снова падаю. Голова кружитца. Я застонала.

— Саба! — орет Лью. — Ты в порядке?

Еще одна вспышка и гром в темноте. Кажется они удаляютца от нас, но не могу сказать наверняка, в голове сумбур. В ушах звенит.

— Саба! — что есть мочи орёт Лью. - Где ты!

— Сюда! — кричу я, голос тонок и дрожит. — Я здесь!

А затем Лью плюхается со мной рядом и усаживает меня.

— Ушиблась? Тебе больно? — спрашивает он. — Как ты?

Он просовывает свои руки под мои и помогает мне подняться. Мои ноги трясутца.

— Я... эээ... гром сбил меня с ног, вот и всё, — говорю я.

— Тогда мы просто постоим здесь, пока тьма не уйдет.

— А мир вновь не станет красным.

Ярко-красным, как сердце пожара. Все. Земля, небо, лачуга, я, Лью - всё красным-красно. Красная пыль висит в воздухе, соприкасается с каждой вещью. Красный красный мир. Я не видела никогда ничего подобного.

Мы с Лью стояли уставившись друг на друга.

— Похоже на конец света, — говорю я.

Мой волос звучит глухо, будто раздаетца из-под одеяла.

И вот тогда, из дымки красной пыли появляютца всадники на лошадях.

* * *

Их пятеро. Скачущих на крепких, лохматых мустангах.

Даже в обычное время мы не видели, чтобы народ пересекал Серебряное озеро, так что мы испытали настоящий шок, увидев, как хвостом за ужаснейшей песчаной бурей, подобной которой не было уже много лет, скачут незнакомцы. Всадники остановились возле сарая. Они не спешились. Мы стоим и смотрим.

— Давай, говорить буду я, — говорит Лью.

Четверо всадников, одетых в длинные черные балахоны, поверх которых тяжелые кожаные жилеты, а головы обмотаны чалмами. Они были в пыли с головы до ног. Все испачканы красной землей. Когда мы подошли ближе, я смогла узнать в пятом, нашего соседа, Поверенного Джона. Он сидел верхом на своей кляче, Хобе.

Как только мы достигли пределов слышимости, Лью крикнул,

— Страноватый денек для поездки на лошадях, не так ли Поверенный Джон?

Никто ничего не сказал. Чалмы закрывали лица наездников, так что мы не видели выражение их лиц.

Теперь мы прямо возле них.

— Поверенный, — Лью кивает. — Кто твои друзья?

Поверенный всё так же молчит. Просто пялитца на свои руки, держащие поводья.

— Гляди, — шепчу я Лью.

Изпод шляпы Поверенного Джона на его лицо тонкой струйкой змеитца крови.

— Чё происходит? — спрашивает Лью. — Поверенный?

И по его голосу, я слышу, что Лью подозревает, что здесь творитца что-то неладное. И я тоже. Моё серцебиение учащаетца.

— Это он? — спрашивает один из них, обращаясь к Проверенному. — Золотой мальчик? Тот самый, рожденный средь зимы?

Поверенный Джон не поднимает глаз. Он кивает.

— Он это, — говорит Поверенный, понизив голос.

— Сколько тебе лет, парень? — спрашивает мужчина Лью.

— Восемнадцать, — говорит Лью. — Тебе-то что?

— И ты родился среди зимы?

— Да. Слушай, а в чем дело?

— Да говорю же вам, он тот самый, — говорит Поверенный Джон. — Мне то не знать. Я не спускал с него глаз все время, как вы мне сказали об этом. Теперь я могу идти?

Мужчина кивает.

— Прости, Лью, — говорит Поверенный Джон, всё еще не глядя на нас. — Они не оставили мне выбора.

Он пришпоривает Хоба, чтобы ускакать проч. Мужчина вынимает пушку из своего балахона. Я знаю, что все должно быть очень быстро, но кажетца будто все движения очень медлены. Он нажимает на спусковой крючок и выстреливает в Поверенного. Хоб встает на дыбы от испуга. Поверенный вываливается из седла и падает на землю. Он не двигаетца.

Меня прошиб холодный пот. Мы в беде. Я схватила Лью за руку. Четверо всадников начали двигатца в нашу сторону.

— А ну живо к Па, — говорит Лью. — Немедля. Я уведу их проч от дома.

— Нет, — говорю я. — Это слишком опасно.

— Двигайся, чёрт тебя дери!

Он поворачивается и бежит обратно к озеру. Мужчины пустили своих лошадей вслед за ним, только копыта сверкали. Я бросилась к убежищу, так быстро насколько только могла.

— Па! — кричу я, что есть мочи. — Па! Быстрее!

Я глянула через плечо. Лью был на полдороге к озеру. Четыре всадника объезжали, чтобы сделать большой круг. Лью продолжал бежать, но его перехватывают на середине. Они начинают сближатца. Они поймали его в ловушку. Один из них начинает отцеплять веревку от седла.

Я наношу тяжелый удар ногой двери в убежище.

— Па! — кричу я. — Па! Открывай!

Дверь открываясь скрипнула и появляетца Па.

— Они здесь? — спрашивает он. — Они пришли?

— Ты знал, что это время настанет. Ты прочел по звездам.

— Четверо мужчин! — говорю я. — Скорее! Мы должны остановить их!

— Эмми, оставайся здесь! — Па поднимаетца из подвала. — Их не остановить, Саба. Это уже началось.

Его глаза выглядели потухшими. Мертвыми.

— Нет, — говорю я. — Не говори так.

Теперь Лью оказался в ловушке всадников. Он пытается прорватца. Они не дают. Он спотыкается, падает, снова поднимаетца. Иза красной почвы в воздухе, не очень хорошо видно.

— Да не стой же ты столбом! — кричу я на Па. — Помоги мне!

Я ныряю в хижину. Беру свой самодельный арбалет, на спину перекидываю колчан со стрелами. Хватаю пушку Па. Пустая. Я бросаю её, чертыхаясь. Беру его колчан и арбалет.

Я выбегаю.

— Па! — ору я. — Они схватили Лью! — я хватаю его за руку, и сильно встряхиваю. — Это по-настоящему! Ты должен сражаца!

А потом он будто к жизни возращаетца. Он выпрамляетца во весь рост и глаза его блестят, как глаза у того Па, которого я помню. Он тащит меня к себе, и так крепко прижимает, что я едва могу вздохнуть.

— Моё время почти истекло, — быстро говорит он.

— Нет, Па!

— Слушай. Я не знаю, что будет после. Я видел только мельком. Но Ты им будеш нужна, Саба. Лью и Эмми. И появятца и другие. Их будет много. Не поддавайся страху. Будь сильной, я знаю ты имено такая. И никогда не сдавайся, поняла меня, никогда. Что бы ни случилось.

Я вытаращилась на него.

— Не буду, — говорю я. — Я не привыкла отступать, Па.

— Узнаю свою девочку.

Он берет арбалет, перекидывает колчан на спину.

— Готова? — спрашивает он.

— Готова, — отвечаю я.

Мы побежали. Побежали к Лью и людям на лошадях.

Один из всадников завязывает из веревки лассо.

— Стрела! — кричит Па.

Мы оба достаем стрелы и ставим их в арбалет.

Ковбой раскручивает своё лассо. Один оборот, второй. Бросает.

— Цельсь! — кричит Па.

Лассо хватает Лью за ногу. Ковбой дергает лассо, и тащит Лью по земле.

— Стреляй! — кричит Па.

Мы выстрелили. Стрелы не долетели.

— Стрела! — вновь кричит Па.

Ковбой и еще один всадник спешились со своих лошадей. Они перевернули Лью на спину. Один садится на него. Другой рывком выдергивает убирает ему руки за голову и связывает их, затем лодыжки.

— Остановись! — говорит Па. — Отпусти его!

Мы все еще бежим. Мы прицеливаемся. Один из всадников, которые все еще в седле, оборачивается. Он поднимает свой арбалет. Он стреляет.

Па издает крик. Его руки взметнулись в воздух.

— Па! — кричу я.

Он идет шатаясь. Он падает.

— Па! — бросаюсь к нему и падаю рядом.

Арбалетная стрела пробила прямо его серце. Я хватаю его за плечи, поднимаю его. Его голова наклоняетца вперед.

— Нет! — Я трасу его. — Нет нет нет нет нет нет нет! Не надо Па, не делай этова! Ты не можеш умереть! Прошу тебя не умирай!

Я еще раз его встряхиваю. Его голова запракидываетца назад.

— Па, — шепчу я.

Я застыла, не могу пошевельнутца. Он мертв. Они убили моего Па.

Во мне закипает такая злость, просто дикая ярость. Глаза застилает красным маревом. Кровь бурлит. Встряхивает меня. Я хватаю свой арбалет. Подскакиваю на ноги и начинаю бежать в сторону мужчин. Пока бегу, я заряжаю свой лук.

— Ааааа! — кричу я. — Аааааа!

Я прицеливаюсь. Я стреляю. Но руки иза гнева так трясутца, что я сильно промахиваюсь.

В мою сторону раздаетца свист выстрела. Острая боль. правая рука. Я вскрикиваю. Мой лук вылетает у меня из рук.

Я продолжаю бежать.

Я прорываюсь сквозь заслон из лошадей и бросаюсь на человека, связвающего Лью. Мы катимся по земле. Я бью его, колочу, кричу. Он отталкивает меня. Он встает на ноги. Хватает меня за руку, он тащит меня, и бросает о землю. Я падаю на спину.Я задыхаюсь. Не хватает воздуха. Не могу дышать. Не могу сделать и глотка воздуха.

А потом. Потом.

Я заставила поднятца себя на ноги и покачивась встала лицом к ним.

Все всадники сейчас стоят на земле. На ногах. Они окружили Лью. В мою сторону даже не глядят. Как будто меня здесь нет. Как будто меня не существует.

Я прижала кровоточащую руку к груди.

— Отпустите его, — говорю я.

Они не обращают на меня никакого внимания.

Лью поднимает голову. Глаза широко распахнуты. Лицо белое. Он до ужаса испуган. Я прежде его никогда таким не видела.

Я подошла ближе.

— Возьмите меня с собой, — говорю я.

Один кивает и по его сигналу они рывком поднимают Лью и перекидывают его через одну из лошадей.

— Пожалуста, — говорю я. — Прошу вас. Я не причиню вам неудобств. Просто не оставляйте меня без него.

Они привязывают его к лошади. Всадник держит лошадь за поводья и запрыгивает позади другова. Они начинают двигаться в облаке красной пыли.

— Лью! — кричу я.

Я бегу вслед за ним. Я задыхаюсь. Не могу вздохнуть.

Лью поднимает голову. Наши глаза встречаются. Глаза Лью. Голубые, как летние небеса. Я хватаю его за руки.

— Я найду тебя, — говорю я. — Куда бы они тебя не забрали, клянусь, я найду тебя.

— Нет, — говорит он. — Это слишком опасно. Береги себя. Себя и Эмми. Обещай мне, что так и сделаеш.

Они хватаю Хоба за поводья, когда ровняютца с ним. Его они тоже уводят с собой.

Они переходят на галоп.

Я отстаю. Моя рука соскальзывает с руки Лью.

— Обещай мне, Саба, — просит Лью.

Я продолжала бежать за ними.

— Я найду тебя! — кричу я.

Они растворились в красной дымке.

— Лью! — кричу я. — Лью! Вернись!

Мои ноги подогнулись подо мной. Я упала на калени.

Эмми выбегает из убежища. Она останавливаетца. Смотрит на мир погруженый в красный туман. На Поверенного Джона, на его шляпу, лежащую рядом. Потом он видит Па.

— Па! — кричит она и бежит к нему.

Я не магла говорить. Не магла дышать.

Лью пропал.

Исчез.

Мое золотое серце исчезло.

Я упала на колени в пыль.

Слезы катились по моим щекам.

И сильный красный дождь обрушился на землю.

* * *

Мне словно нож всадили в живот.

Он петляет во мне, вспарывает моё нутро. С каждым ударом сердца, он скользит немного дальше. Я никогда не чувствовала такой боли в своей жизни. Я обняла себя. Мой рот открылся в безвучном крике.

Я долго так сижу.

Дождь всё не унимаетца. Вокруг меня, он превращает растрескивавшуюся землю в море чавкающей грязи.

— Смотри, Па, это дождь. Слишком поздно.

Неро хлопает крыльями и усаживаетца мне на плечо. Дергает меня за волосы.

Я выпрямляюсь. Двигаюсь медлено. Я как будто онемела. Я ничего не чувствую.

Вставай. Тебе надо подумать, что делать.

Моя рука. Я смотрю на неё. Как будто она и не моя вовсе. Принадлежит кому-то другому. Выстрел оцарапал кожу, порез длиный. Должно быть болезненый.

Я стою. Заставляю свои ноги двигатца. Левой. Правой. Как тяжело. Я бреду, передвигая ноги по грязи к убежищу. Неро отлетает, чтобы спрятатца под навесом.

Рука. Сначала надо разобратца с рукой. Промыть.

Я промываю рану водой. Прикладываю к ране иван-чай и заматываю тряпицей.

Па мертв. Ты должна сжечь его. Освободить его дух, чтобы он мог вернутца к звездам, откуда прибыл.

Я смотрю в дровяной склад. Не хватит, чтобы построить правильный костер. Но я должна сжечь его.

Думай. Думай.

Я нахожу нашу маленькую тележку и качу её к озеру. Проталкиваюсь через грязь, пока наконец не добираюсь до Эмми, стоящей рядом с Па.

У неё босые ноги. Она вымокла до нитки. Её собранные волосы напоминают мокрый крысиный хвостик. Они разметались по ее лицу и шее.

Она не пошевелилась. Не взглянула на меня. Она уставилась в никуда.

Я сгребла её в обе руки и как следует встряхнула.

— Па мертв, — говорю я. — Мы должны его перенести.

Она наклоняется и её рвет в грязь. Я жду, пока она не закончит. Она смотрит на меня искоса, вытирая дрожащей рукой рот. Она плачет.

— Все нормально? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Бери его за ноги, — говорю я.

Я беру его за подмышки и тяну. Эмми берет его за ноги. Па сильно похудел за последние полгода. Дождя не было, а значит и пищу было сложнее найти и практически невозможно вырастить.

— Па, ты еще не закончил со своим ужином. Или ты не голоден?

— О, да я уже сыт, дитя. Вот. Разделите оставшиеся между собой.

Он не знал, что не сможет одурачить нас, но мы всё равно подыгрывали ему.

Па тощий, но он всё таки взрослый мужщина. Слишком тяжелый для тощей маленькой девочки и меня. Мы полу несли, полутащили его. Эм подскальзовалась. Она не переставая плакала. Довольно скоро она вся с ног до головы покрылась красной глиной.

Нам наконец удалось дотащить его до тачки. Па высокий, уместилась только верхняя часть туловища, ноги волочились по земле.

— Где Лью? — всхлипнула Эмми. — Я хочу Лю.

— Его здесь нет, — говорю я.

— Г-где он?

— Его нет, — говорю я. — Какие-то люди забрали его.

— Он мертв, — говорит она. — Ты просто не хочешь говорить мне. Он мертв! Лью мертв! Он мертв-он-мертв-он-мертв-он-мертв...

— Заткнись! — говорю я.

Она начала кричать. Она задыхалась и рыдала и кричала, кричала, кричала.

— Эмми! — завопила я. — Прекрати!

Но она не могла. У неё началась истерика.

Поэтому я влепила ей пощечину.

И она перестала истерить.

Она в шоке начала хватать ртом воздух. Затем стала делать глубокие вдохи и выдохи, пока не успокоилась. Она вытирает свой сопливый нос о рукав и смотрит на меня. На щеке красный след от пощечины. Мне не следовало делать этого. Знаю, зря я так. Лью бы так никогда не поступил. Она слишком маленькая, чтобы выдержать удар.

— Прости, — говорю я. — Но тебе не нужно было говорить этого. Лью не мертв. И даже не смей такое произносить вслух. Теперь держи Па за ноги, чтобы они не бороздили грязь. Держи их за шнурки ботинок. Так будет проще.

Она так и делает.

Я повернулась и начала тащить тачку позади себя. Катить тачку сквозь дождь да еще по грязи удавалось с трудом. Вода бежала ручьем по моим глазам, рту и ушам. Грязь прилипала к моей обуви и я подскальзывалась.

Из Эм вышла бесполезная помощница, как всегда. Она падала снова и снова, но каждый раз, когда это случалась, я останавливалась, подходила и помагала ей поднятца, и мы шли дальше. По крайней мере, она больше не плакала. Мы дотащили телегу с Па до лачуги и затащили её внутрь.

Стены лачуги сделаны из шин.

Дом, построеный Па своими руками, и станет его погребальным костром. Уверена, ему бы никогда такое и в голову не пришло.

Эмми помогла мне перевернуть наш здоровеный деревяный стол верх дном и перетащить Па на телеге, а потом положить его на стол.

Я иду к сундуку, где хранилась наша одежда, то немногое чё у нас было. Когда я открыла крышку, в нос ударил запах сушеного шалфея. Я вынимаю папину зимнюю тунику и бросаю её Эмми.

— Рви её на полосы, — говорю я.

Я вынимаю из сундука зимнюю тунику Лью и зарываюсь в неё лицом, глубоко вдыхая аромат ткани. Но мы их выстирали. Это запах чистоты и шалфея. Она не пахнет им.

Я рву её на полосы.

Когда всё было сделано, получилась приличного размера куча полосок. Я откапала бутыль с виски. Па сварил его, когда времена были получше. Мы намочили виски все полоски. Затем я разбрызгала жидкость на стены из шин, каждую щель между ними. Остатки разбрызгала вокруг тела Па.

Я начала собирать мешок с необходимым. Красный перочинный нож, кремень, лечебные травки, запасная рубаха.

— Я иду за уродами, что убили Па и забрали Лью, — говорю я. — Я не знаю, куда они его забрали. Может бытьочень далеко отсюда. Может потребуетца время, чтобы найти его. Но я найду. Я верну его.

Я положила в мешок бурдюк, веревку из крапивы, и сушеных ягод с вяленым мясом, червствых лепешек, этого нам должно хватить на несколько дней. Если мы будем идти достаточно быстро и я смогу поохтитца.

— У них фора, да ко всему прочему они на четырех ногах, не на двух, — говорю я. — Я должна передвигатца быстро.

Я собираю в дорогу флягу Эмми, её тунику и её кожаный плащ. Я не смотрю на неё, когда говорю,

— Я оставлю тебя с Мерси у Кросскрика.

— Нет, — говорит Эмми.

Я кладу её вещи в другой дорожный мешок.

— Па с Лью сказали мне, чтобы я берегла тебя, — говорю я, — а там ты будеш в безопасности. Мерси с Ма были подругами. Она помогала, когда мы с Лью родились. Она приходила и когда ты родилась.

— Я знаю, — говорит Эм.

Мы обе знаем, но никогда об этом не говорим, что Мерси пришла слишком поздно. Эмми родилась до срока, Ма умерла и возможно Мерси тем самым избавила себя от трудных трех дней пути.

— Мерси добрая женщина, — говорю я. — Па всегда говорил, что если чё-нить случитца с ним, мы должны будем идти к ней. Он расказал мне и Лью, как добратца до Кроммкрика. Возможно у неё даже есть дети с которыми ты сможеш играть.

— Мне плевать, — говорит Эмми. — Я иду с тобой.

— Ты не можеш, — говорю я. — Я не знаю, куда собираюсь идти и сколько времени это у меня займет. Кроме того, ты слишком маленькая. Ты будеш только задерживать меня.

Эмми перекрещивает на груди руки и упрямо вздергивает свой подбородок. Она упрямая.

— Лью и мой брат! Я имею точно такое же право разыскивать его, как и ты!

— Эмми, не создавай мне лишних хлопот. — Я подбираю маленькую куколку, которую смастерил для неё Па из подручных средств, и бросаю её в мешок. — Так будет лучше. Как только я найду Лью, обещаю, что вернусь за тобой.

— Неа, не вернешся, — говорит она. — Лью ты любиш, а меня ненавидеш. Как я хочу, чтобы они забрали тебя, вместо него!

— Ну, они не забрали, — говорю я. — Па и Лью оставили меня за главную и я говорю тебе, что ты пойдеш к Мерси. И покончим с этим.

Я запихиваю рогатину Лью себе за пояс. Заправляю нож Па себе в ботинок. Вешаю колчан и арбалет себе за спину.

Туманным красный свет проникает сквозь маленькое окошко. Он останавливаетца на лице Па.

Я встаю рядом с ним на колени и беру его руку в свои. Эмми встает на колени напротив меня, и берет его за другую руку.

— Он все еще теплый, — шепчет она. Спустя какое-то время, она говорит. — Ты должна что-нить сказать.

Она права. Всегда полагаетца говорить какие-то особые слова, чтобы помоч умершему отправитца в путь.

Па сказал много лет назад какие-то слова Ма, прежде чем разжег погребальный костер, но я не могу вспомнить чё это были за слова. Наверное, я была еще мала, чтобы запомнить их. Теперь его очередь получить эти слова, но я ничего не могу придумать.

— Давай, — говорит Эмми.

— Что ж, мне жаль, Па, — говорю я. Я не собиралась говорить этого, но мой рот сам начал двигатца и слова слетели с губ. Но, я осознала, что мне жаль. Правда. — Я сожалею, что ты мертв, — говорю я. — Я сожалею, что тебе пришлось так тяжело здесь, особенно в последнее время. В основном, я сожалею, что ты потерял Ма, когда ты её так любил. Я знаю, что у тебя не было ни одной радостной минуты с тех пор, как её не стало. Чтож... теперь будь счастлив. Вы снова будете вместе. Две звезды, рука об руку.

— Я собираюсь пойти за Лью, — говорю я. — Я верну его, Па. Я не сдамся, пока не найду его. Обещаю.

Я поглядела на Эм.

— Хочеш... поцеловать его на прощанье? — спрашиваю я.

Она поцеловала его в щеку, затем я запалила огонь вокруг его тела.

— Волею Серебряного озера, — говорю я, — я отпускаю твой дух, пусть он вернеца в свой дом среди звезд.

Пламя начинает лизать стол.

— Пока, Па, — шепчет Эмми. — Я буду скучать по тебе.

Мы стоим. Я протягиваю ей кожаные мешки.

— Иди наружу, — говорю я.

Я разливаю горючее по стенам. Жду, когда огнем охватывает шины, а тот потом переходит на стены.

— Пока, Па, — говорю я.

Я закрываю за собой дверь, когда выхожу.

* * *

Дождь прекращается. Начинает дуть горячий южный ветер. Полуденое солнце так и полыхает.

Неро висит над нами в воздухе, закручиваясь в воздухе в ленивые спирали. Как и сказал Лью, он сам себя спасет, когда начнется буря. Если бы мы могли сделать тоже самое.

Этот день похож на любой другой. На вчерашний, или на день на прошлой неделе, или даже на день месячной давности. Но это не так. Этот день не похож на другие.

Никогда не думала. Не могла предположить, что вот только што было всё хорошо, а в следующую секунду всё плохо, а то што было прежде казалось сном.

А может быть это всё сон. Затянувшийся ужасный сон о буре и каких-то непонятных мужчинах в черном, которые убили Па и забрали с собой Лью. Может быть я скоро проснусь. Я всем расскажу о своем сне, а они в ответ покачают головами, на то, какими странными могут быть сны.

Я чувствую тупую боль в правой руке. Я взглянула на неё. Рукав разодран и весь грязный. Я ткнула себя в то место. Рука отозвалось резкой болью. Очень ощутимо.

Кто-то что-то говорит.

— Саба? — Это голос Эмми. — Саба?

— А?

— А что будем делать с Поверенным Джоном?

Я смотрю на него. Его тело лежит, вытянувшись на земле, а лицо перекосилось от боли. Похоже он умер не сразу.

«Я же говорил, что он тот, кто нужно. Мне ли не знать. Я не спускал с него глаз, с тех самых пор, как вы мне сказали».

— Оставим его на растерзание стервятникам, — говорю я.

Запах горящей резины разносица по ветру. У меня покалывает кожу. Запах очень ощутимый.

Я перекидываю свой мешок через плечо. И пускаюсь в путь. Я не оглядываюсь. Я больше никогда сюда не вернусь.

Мертвое озеро. Мертвая земля. Мертвая жизнь.

Прим. переводчика:

*Procter John - Поверенный (поверенный, адвокат; проктор) Джон

ТРОПИНКА

Здесь только одна узкая тропинка, которая в и из Серебряного озера. В остальном, это просто открытая местность, куда ни глянь. Низкие кустарники, валуны да руины одного или вдух зданий Мародера.

Тропинка убегает на северо-восток. Она так же пересекает Кроммкрикк, где я собираюсь оставить Эмми с Мерси, который простираетца в трех днях пути отсюда. Заметьте, три дня пути для Па. Но с такими коротенькими ножками как у Эмми, мы не уложимся в три дня. Она страшно медлительный ходок.

— Ну, же, Эмми, — говорю я. — Шагай поживей.

Я шагаю прямо. После десяти шагов, или около того, я смотрю себе через плечо, чтобы убедитца, что она идет за мной. Но она стоит. Она стоит посреди тропинки. Её руки скрещены на её цыплячей тощей груди. Её мешок валяется в грязи рядом с ней.

— Идём! — кричу я. Она трясет головой. Я возвращаюсь обратно, подхожу к ней и спрашиваю, — В чем дело?

— Мы не можем уйти, — говорит она.

Она задирает вверх свой упрямый подбородок. Я знаю этот взгляд. Она собираетца спровоцировать меня на скандал.

— Почему это? — спрашиваю я.

— Мы должны остатца здесь, — говорит она. — Если Лью вертнетца, а нас здесь не будет, он будет беспокоитца.

— Он не вернетца, — говорю я.

— Он удерет от тех людей, — говорит она. — Я знаю, у него получитца. И, когда он сюда вернетца, а нас здесь не будет, то он не будет знать с чего начать нас искать или типа того.

— Послушай, — говорю я, — ты их не видела, а я видела. Его забрали четверо мужиков, они схватили его, связали по рукам и ногам и перекинули лошади через спину. Самому ему никак не убежать. Вот почему я собираюсь идти за ним. Сама. Я обещала ему, что найду его, что я и собираюсь сделать.

— А после таво, как ты его найдешь, вы ведь вернетесь. Да?

Я вижу по ее лицу, что она знает, что мы никогда, никогда не вернемся назад, но она собирается заставить меня сказать это.

— Это место больше не пригодно для жизни, — говорю я. — И ты это знаеш. Мы найдем нам новое место. Лучше прежнева. Я и Лью и... ты.

Её глаза наполняютца слезами.

— Но мы же здесь жили. Это наш дом.

Я качаю головой.

— Нет, больше нет. Это место больше не может быть нашим домом.

Спустя мгновение, он говорит:

— Саба?

— Что? — огрызаюсь я.

— У меня плохое чувство. Мне кажетца нам не следует уходить. Я... Мне страшно.

Я открываю рот, чтобы сказать ей, чтобы она не вела себя так по-идиотски, но сама себя одергиваю, прежде чем слова слетают с губ. Я теперь в ответе за неё и не хочу бегать за ней каждый раз, когда я прошу, чтобы она че-нить сделала. Я стараюсь думать, чтобы сказал Лью, если бы был здесь. Он б наверна упрашивал её, уговаривал.

— Чё это значит, страшно? — Я посмотрела на неё, вроде как удивлено. — Как тебе может быть страшно, когда я с тобой?

Она мне слегка улыбаетца.

— А тебе разве не страшно?

Она спрашивает это так, будто стесняетца меня.

— Мне-то? — говорю я. — Неа. Еще чего. Я ничево не боюсь. Я никово не боюсь.

— Серьезно? — спрашивает она.

— Вполне, — говорю я. Я помедлила, а потом протянула свою руку, она вложила в неё свою ладошку. — Ну же, — говорю я. — Пошли.

Мы не прошли поллиги, как уже увидели отпечатки копыт в высохшей грязи. Пять лошадей. Всадники поскакали с Лью этой дорогой.

Я опускаюсь на колени, рядом с отпечатавшимися следами. У меня кружитца голова от чувства облегчения. Я боялась, что они могли направитца из Серебряного озера прямиком через открытую местность

Если бы они так и сделали, я потеряла бы много времени, провожая Эмми в Кросскрик, а потом возращаясь в Серебряное озеро, чтобы попытатца найти их след.

Отпечатки копыт указывали направление. Северо-Восток. Мы движемся в том же направлении. Нам впервые повезло.

— Пошли, — говорю я Эм. — Мы должны поторавливатца.

Я не даю ей передохнуть. Я иду быстро, двигаюсь резкими толчками. Нельзя терять времени.

Она скачет за мной, чтобы не отстать, её мешок так и подпрыгивает у неё за спиной. Неро летит впереди.

Лью был здесь. Его повезли этой дорогой.

Лью прошел первым, он всегда первый, а я следую за ним. Я догоню его. Я всегда его догоняю. Всегда.

Я найду тебя. Куда бы они тебя не отвезли, клянусь, я найду тебя.

Я иду быстрее.

Середина дня. Второй день в пути.

Я заставляю себя сдерживатца и не кричать. Иза быстрой хотьбы. Бегу дальше.

Эмми.

Мы не могли ползти еще медленнее, и это всё её вина.

Я хочу брость её где-нить на обочине и забыть, что она когда-то появилась на свет. Я хочу, чтоб она исчезла с лица земли. На я не могу этого желать. Я не должна этого желать. Это слишком жестоко. Она моя плоть и кровь, так же как и Лью.

Нет, не так, как Лью.

Никто не сравнитца с Лью.

Никогда.

Мы покидаем малюсенькое пристанище мертвых сосен.

И здесь остались отпечатки следов от копыт. Они следуют на север.

— Жди здесь, — говорю я Эмми.

Я иду по отпечаткам копыт, пока обоженая земля не сменяетца колючей травой. Отпечатки пропадают. Я прикладываю ладонь ко лбу, штобы создать глазам тень. Всматриваюсь. Вижу узкую полоску колючей травы, но кроме этого я не вижу ничего, кроме простора. Равнина. Пустыня. Я никогда здесь прежде не была, но знаю што это.

Сандси - море песка, песчаное море.

Это значит, высушенная ветрами мертвая земля и покрытая песчаными дюнами. Жестокое место. Земля полная тайн и загадок.

Еще до Эмми, когда Ма была всё еще жива и все были счасливы, Па рассказывал мне и Лью истории о временах Мародеров. Некоторые из них были о Сандси. Он рассказывал нам о целых людских поселениях, погребенных под вечно движущимися дюнами. Однажды ветра начинают дуть и дюны движутца, пожирая всё на своем пути. Затем они отступают, оставляя лачуги со всем их скарбом. Людей нет. Они исчезли. От них не осталось и следа, нет даже костей. Только их мертвые души, обратившиеся в духи песка, которые стонут и плачут каждую ночь, по своим потеряным жизням. Па говорил нам, что они заберут нас, если мы себя будем плохо вести.

Я собираю вместе несколько камушков. Делаю пирамидку, отмечаю место, штобы я смогла снова его найти.

Я иду обратно к тропинке.

Эм сидит в пыли, голова её опущена. Она снимает свои сапоги.

— Мы должны идти дальше, — говорю я.

Я смотрю вниз. У нее короткие, прекрасные, коричневые волосы, которые собраны в пучок. С её тонкой, маленькой шеей, как прядь волос, Эмми больше похожа на маленькую птичку, чем на девочку.

Просто чудо, что я не сломала её шею, когда ударила её. Просто сама мысль об этом заставляла меня чувствовать тошноту, поэтому я старалась поменьше думать об этом. Я знала, что прежде Эм еще никогда в её жизни никто не бил, я первая подняла на неё руку. Лью бы так никогда не сделал, и не важно, што послужило тому причиной. Никогда. Он бы рехнулся, узнав, што я сделала.

Я присаживаюсь на корточки рядом с ней.

— В чем дело? — спрашиваю я. Затем я вижу её пятки. Они истерты до крови. Вот почему она не могла идти быстро. Наверное это было ужасно больно, но она не издала ни писка. — Почему ты мне ничево не сказала? — спрашиваю я.

— Я не хотела, чтобы ты на меня орала, — отвечает она.

Я смотрю на неё, её личико такое маленькое и худенькое. Я слышу голос Лью у себя в голове.

«Ей всего девять, Саба. Тебе надо попробовать побыть с ней милой, для разнообразия».

— Ты должна была мне сказать, — говорю я. Я промываю ее раны и перебинтовываю ее ноги чистыми полосками ткани. — Ладно, — говорю я, — обними меня руками за шею.

Я поднимаю её. Я несу её столько сколько могу, весь оставшийся день, но даже тощая девятилетка во время пути становитца тяжелее с каждым шагом. Я также тащу и наши вещьмешки, так што мне приходитца останавливатца и спускать её время от времени. И она ковыляет немного сама.

Она тихо плачет в ночи.

Её плач отдаетца в моем серце. Я тяну руку и прикосаюсь к её руке, но она сбрасывает её и отворачиваетца.

— Я ненавижу тебя! — всхлипывает она. — Как бы я хотела, чтобы они пристрелили тебя вместо Па!

После, я натягиваю свой плащ себе на голову, чтобы не слышать её плач.

Мы должны продолжать двигатца.

Я должна найти Лью.

Третий день. Рассвет.

Я вновь промываю пятки Эмми и мы встаем. Она делает два крошечных шага и падает на землю. Мда, сегодня она не сможет сделать ни шагу. Чтож, полагаю, я не удивлена. Я поднимаю её и опускаю на траву где есть небольшой тенек.

Я провожу рукой по моим волосам. Смотрю в небо. Я хочу закричать или побегать... короче сделать хоть че-нибуть, штобы избавить себя от внутреней напряжености. Я пинаю землю так сильно, што в ответ сильно ударяю ногу. Я чертыхаюсь и сыплю проклятиями.

— Мне жаль, Саба, — шепчет Эмми.

Я пытаюсь выдавить из себя улыбку, показать, што мне не всё равно, но не у меня ничего не выходит. Я отворачиваюсь от неё.

— Это не твоя вина, — говорю я. — Я разберусь с этим.

Я провожу остаток утра, сооружая настил. Я срезала две из самых эластичных, самых сильных веток дерева, которые смогла найти. Я выкладываю их крестообразно на земле, чтобы сделать их как можно прочнее и удобнее для Эм, чтобы она могла лечь на них. Я связываю все это вместе веревкой из крапивы. Затем я делаю хомут и перекидываю его себе на плечи, подложив по него наши запасные рубахи.

Он готов к середине дня. Я водружаю Эм с нашими вещами на настил. Я перетягиваю руки тканью. Правая все еще болела, так што сначала я делаю чистую повязку. Не хочу, штобы она разболелась и стало еще хуже.

Затем я начинаю тащить. Настил подпрыгивает и ударяетца о землю, но Эмми не жалуетца, не хныкает и не плачет. Она не издает ни звука.

Солнце палит. Оно беспощадно. Жестоко. Што заставляет меня задуматься о жестоких вещах. Вроде:

Почему они не застрелили Эмми, вместо Па?

Почему они на забрали Эмми, вместо Лью?

От Эмми никому нет никакой пользы. Никогда не было. И никогда не будет.

Она задерживает меня. Заставляя терять время.

Мой разум так и шепчет, об этом же шепчет сердце и кости.

Оставь её... оставь её... уйди и оставь её. Што... умирать? Даже не думай об этом... она не имеет значения... значение имеет только Лью... вернутца к пирамиде... дойти до Сандси - моря песка... они бы пошли той дорогой... ты могла бы быть там всего через несколько часов, если бы шла быстро...

Я встряхиваюсь. Закрываю свои уши от нашептываний. Я не могу оставить Эмми. Я должна отвести её в Кросскрик и оставить с Мерси.

Лью сказал, что я должна беречь её. Когда я найду его, я должна буду в состоянии сказать ему, что она в порядке. То, что я ухаживала за ней так же хорошо, как он.

Как только опускаюсь на настил, я гадаю, где он сейчас. Не страшно ли ему. Скучает ли он по мне, как как я тоскую по нему.

У меня аж все тело отзывалось болью, так я тосковала по нему. Это как...пустота. Пустота рядом со мной, внутри меня и вокруг меня, везде, где Лью раньше бывал. Я никогда не была отдельно от него. Ни одной минуты без него со дня нашего рождения. До нашева рождения.

Если они хоть пальцем его тронули, если они причинили ему вред, я убью их. Но даже, если нет, я все равно должна их прикончить, в наказание за то, что увезли его.

Мои плечи ноют. Больная рука пульсирует. Солнце палит нещадно. Я стискиваю зубы и заставляю себя идти быстрее.

Почему Эмми не плачет? Почему она не ноет?

Хотелось бы мне, чтобы она именно это и делал. Тогда бы я могла наорать на неё.

Тогда я смогла ненавидеть её, сколько мне влезет.

Я задвинула эти мысли подальше, в самые глубокие и темные уголки своево сознания, чтобы их никто не смог прочесть.

А Эмми не заплакала. Ни разу.

Пятый день. Полночь.

Мы лежим в низине, рядом с тропинкой. Мы завернулись в наши кожаные плащи. Эмми пристроилась рядом со мной, притиснувшись как можно плотнее. Неро примостился с другой стороны и тут же заснул, его голова была спрятана под крыло.

Стоит теплая весенняя ночь. Легкий ветерок колышыт волосы на лбу. В отдалении воет волкодав, а другой ему подвывает. Они довольно далеко от нас. Так что переживать не о чем.

Я уставилась вверх на небо. На тысячи и миллионы звезд, которые толпились в ночи. Я смотрю на Большую Медведицу. Маленькую Медведицу. На Дракона. Северную звезду.

Я думаю о Па. О том, что он нам говорил. О нашей судьбе, историях наших жизней, начертаных в звездах. И, что он знал, как читать их.

А потом я думаю о том, што сказал Лью.

«Разве ты еще ни чё не поняла? Это всё из его головы. Ачнись. Он ни чё не читает в звездах. Там нет никакого великова замысла. Мир живет сам по себе. Наши жизни просто проходят в этом отстойном месте. На этом всё. Так до самой нашей смерти».

Я думаю о Па, как он раскладывает свои палочки по кругу и шаманит свои заклинания, пытаясь вызвать дождь. Как он утверждал, што прочел о нем в звездах, што звезды сказали ему, што дождь прольетца, а его все не было.

Чтож, пока Па не умер. Пока не стало слишком поздно. Это означает, что либо Па прочел по звездам неправильно, либо звезды солгали ему.

А может вот в чем истина. Па не мог читать по звездам, потому што там нечево было читать. И все его заклинания и песнопения были только от того, что он так отчаяно жаждал дождя, что он старался испробовать всё што только можно, неважно каким бы это сумасшествием могло показатца.

Прежде мне нравилось смотреть на звезды. Нравилось думать, што однажды Па научит меня читать, что же звезды говорят. Сейчас они выглядят холодными и далекими отсюда.

Я вздрагиваю.

Я думаю Лью прав. Он всегда прав.

Звезды ничего не говорят нам.

Они просто светят с небес на землю. Чтобы указать нам дорогу в темноте.

Но.… Но. Па знал о всадниках. Знал, что они придут за Лью. Прежде, чем я сказала ему.

«Они здесь? Они уже пришли?»

«Их не остановить, Саба. Это уже началось».

И он знал, что погибнет. Знал, что история его жизни подходит к концу.

«Моё время почти истекло. Я не знаю, что будет после».

Если Па не мог читать по звездам, если звезды ничего нам не говорят, то откуда он узнал всё это?

Откуда он знал?

КРОССКРИК

Шестой день. Поздний вечер.

Ветер шепчет что-то у меня под ухом, я улавливаю сухие щелчки. Останавливаюсь. Оглядываюсь. Три оленьи кости, связанные вместе, висят высоко на дереве

Я слышу голос Па в своей голове.

После трех дней пути тропка уводит нас в глубину сосновова леса.

— Будь внимательной. Когда увидиш воздушные колокольчики на дереве, знай, что мы добрались до Кросскрика.

Без ветра я бы пропустила их. Я облизнула пересохшие губы.

— Эмми, — говорю я. — Воздушные колокольчики. Вот они.

Я никогда в своей жизни не была рада оказатца где-либо, как сейчас здесь. Начиная со вчерашнего полудня, каждый ручеек, встречавшийся у нас на пути, был либо пересохший, либо вода в нем была покрыта слизистым желтым налетом. Последние запасы еды мы истратили вчера утром. Мы бы не ушли далеко.

— Это и есть Кросскрик? — спрашивает Эмми.

Я в последний раз присаживаюсь на настил.

Я закрываю глаза, и сижу так мгновение. Мое тело так болит, а кости так ломит, что желаю больше никогда не двигатца.

Я пытаюсь разогнуть свои пальцы, но они остаются в согнутом состоянии. Они так долго держали эти чертовы ручки настила, что думаю, они не разогнутца вплоть до моей смерти. Я не предполагала, что буду тянуть Эмми на настиле целых три дня. Эм вся была покрыта синяками с головы до пят, так что нельзя сказать, что ей пришлось легче, чем мне.

Я отстегиваю ее от настила, помогаю встать. Я хочу подсадить ее на спину, но она говорит

— Нет. Я могу идти.

— Ты уверена? — спрашиваю я.

Она кивает. Я повесила наши сумки на плечи. Пихнула настил далеко в кусты, где его никто не увидит.

Сходим с тропинки. Следуем по дорожке вниз с холма к лесистой лощине.

Это трудно назвать дорожкой. Если ты не знаеш, что она ведет свой путь именно здесь, ты никогда ее не найдеш. Сосновые иглы смягчали нам путь, выделяя теплый аромат, когда мы давили их своими ботинками.Неро порхает с ветки на ветку. Он возбужденно каркает, прося нас поторопитца.

Тропа постепенно идет на спуск. Становится круче. Идти все сложнее, сосновые иглы делают путь скользким. Я взяла Эмми за руку, чтобы она не упала. Мы пару раз падали на задницы, пока спускались.

Потом. Запахи готовой еды щекочут мне нос. Мясо. Мой рот наполнился слюнями.

— Это рагу? — спрашивает Эмми.

— Я очень надеюсь на это, — говорю я.

Наконец мы вышли в нижнюю часть холма. Мы вышли из леса и перед нами открылся совсем иной мир.

Неподалеку на клочке сочной зеленой травы пасетца косматый пони. Он поднимает голову, и какое-то мгновение смотрит на нас, а затем возвращаетца вновь к своей трапезе.

Мы в лощине, о которой рассказывал Па, на дне небольшой речной долины. Прямо перед нами, земля поднимаетца в пологий склон. Сверху стекают два потока. Внизу они объединяютца, чтобы слитца в один узенький небольшой ручеек. Кросскрик - пересечение в устье реки. Он извиваетца и искритца прокладывая себе дорогу по дну долины.

Там, на другой стороне ручейка, пересекаемого тонким мостом, в тени сосен, стоит небольшая деревянная лачуга. Домик Мерси. Красные скамейки у самого входа. Кухонный горшок висит над огнем.

Ни каких звуков, только тихое журчание мелководной воды о камни. Такое ощущение, што всё кругом спит, словно кошка, дремлющая под полуденым солнцем.

Я никогда не видела подобнова места. Даже вообразить не могла, что где-то на земле могло существовать место, подобное этому. Из моих глаз потекли слезы. Па никогда не говорил, что Кросскрик вот такой. Он никогда нам об этом не рассказывал.

Но он знал, што это место было здесь. Он знал и продолжал нас держать на Озере все эти годы, где мы умирали, где едва хватало еды, а жить становилось всё тяжелее. А здесь всё это, всего в нескольких днях пути. Я не понимаю. Почему он не привел нас сюда? Полагаю Лью всё таки был прав. Па было плевать на нас, ему было начхать, что с нами станетца.

Я двигаюсь как во сне, медленно передвигая ноги.

Если Мерси нет дома, подожди ее, сядь на красную скамью у входа и слушай, как журчит ручей. Она долго не задержитца. Она никогда не уходит далеко.

Я пересекаю мост, бросаю в сторону рюкзаки. Расшнуровываю ботинки и кидаю их. Захожу в ручей. По щиколотку. Становлюсь на колени, чтобы зачерпнуть воды. Чистая. Холодная. Прекрасная. Я пью. Я опрыскиваю свое лицо, шею, голову.

Потом я ложусь. Я лежу на спине и позволяю воде окутовать меня.

Я закрываю глаза.

— Не каждый день я нахожу кого-то, спящим в моем заливе, — говорит голос.

Я открываю глаза. Надо мной нависает лицо. Оно перевернуто. Я моргаю. Я соображаю медлено. Чувствуя себя тугодумом. Должно быть я провалилась в сон на секунду-другую.

— Это Вы вверх ногами, — говорю я, — или я?

— Предположу, што это зависит от тебя.

На меня набрасываетца косматая пёсья морда. Длиный розовый язык лижет мне лицо.

— Эй! — говорю я.

— Траккер! Брось, мальчик!

Откуда ни возьмись появляется чья-то сильная рука. Я хватаюсь за нее и она ставит меня на ноги. Я стою и вода стекает по моим волосам и одежде.

Это женщина. Стоит рядом со мной. Высокая. Тощая. Загорелая. Белые, коротко обрезанные волосы плотно прилегают к голове. Девять лет назад они были орехового цвета и ниспадали до самых колен. Голубоглазый волк с опущенным ухом прислоняется к своей хозяйке.

— Я едва не прошла мимо колокольчиков — говорю я. — Можете быть уверенной, вас найти трудно.

— Люблю держатца подальше от всякова сброда, — говорит она.

Она прикосаетца пальцами к моей родовой тату.

— Саба из Серебряного озера. — Один уголок её рта поднимаетца вверх. — Ты выросла с тех пор, как я видела тебя последний раз. Я Мерси.

* * *

— Тебе еще положить, Эмми? — спрашивает Мерси

— Гмм, а то!

Эмми сунула последнюю ложку в рот, который был и без таво полон. Она протягивает Мерси свою пустую миску.

— Разве отец не учил тебя правильным манерам? — спрашивает Мерси.

— Эмми, — строжусь я на неё. — Ты должна сказать пожалуйста.

Эмми жует, глотает, снова жует.

— О, — бормочет она, чавкая. — Ага, пожалуста. Еще пожалуста.

— Она ест, как шакаленок, — говорю я. — Па позволял ей дичать.

— Ребенок совсем тоща, кожа да кости, — говорит Мерси. — И если ты не против, замечу, што и тебе не мешало бы нарастить мясца. В Серебряном озере настали тяжелые времена?

Я хмурюсь.

— Нет, — говорю я.

— Тебе-то самой подложить еще?

Я протягиваю ей свою пустую миску. Она смотрит на меня, приподняв одну бровь.

— А...да, пожалуста, — говорю я.

Мы едим, сидя снаружи. Я и Мерси, на красной лавочке, Эмми на крыльце. Неро склевал свою порцию внизу, а теперь взгромоздился на крышу хибары и чистил своё оперенье.

— Несите свои миски, — говорит Мерси. — Я вам не служанка.

Хромая, она подходит к костру, а мы с Эм следуем за ней и становимся рядом, держа в руках миски. Мерси размешивает содержимое казана, и мы видим, что внутри тушеное кроличье мясо. Я возвращаюсь на скамью. Мы сидим и я киваю на ее ногу.

— Чего с ней случилось? — спрашиваю я с набитым ртом.

— Лодыжку сломала, ээ... уже больше года как. Пришлось конечно самой вправлять кости и как-то справлятца, как видиш... ну так себе справилась.

— А как самой-то можно справитца?

Она пожимает плечами.

— Да как, просто делаеш, што нужно, выбора-то нет.

— Должно быть тяжко, — говорю я. — Вы довольно старая.

Она бросает на меня суровый взгляд.

— А ты довольно груба. Тебе кто-нибудь говорил об этом?

Я чувствуя, как вся заливаюсь пунцовой краской. По коже бегут мурашки.

— Да я всё время её талдычу, — говорит Эмми. — Но без толку. Вот Лью у нас приятный. Он бы Вам понравился.

— Закрой хлебальник, Эм, — говорю я. — Слушай. Мы приперлись сюда...мы пришли сюда не для таво, штобы говорить о Па с Лью.

— Я и не думала, что ты пришла сюда для этова, — говорит Мерси.

Между нами - чистейшая вода. Мерси достает настойку в маленькой коричневой стеклянной бутылке, смачивает кусок ткани и начинает обрабатывать мою все еще саднившую рану на руке.

— Я отправляюсь за Лью, — говорю я. — Я собираюсь вернуть его. Намериваюсь отправитца утром же. Я хочу оставить Эмми с Вами.

— Понятно, — говорит она.

Она смотрит на меня. Как будто она ждала большева.

— Па всегда говорил, што если чё с ним случитца, мы должны прийти к Вам, — говорю я.

— О, он так говорил, правда? — Мерси покачала головой. — Ничево про это не знаю... Мы с Траккером сами по себе. Мы не привыкли к компании.

— Но Вы же были подругой Ма, — говорю я. — Прошу, Мерси. Вы единственная, кто может нам помоч.

Она довольно долго молчит. Затем вздыхает.

— Если я оставлю её здесь, то девочке придетца работать, — говорит она.

— Она будет работать, — говорю я.

— А она-то што скажет по сему поводу? — спрашивает Мерси. — Эмми?

Эмми, как воды в рот набрала. Молчит, ничево не говорит. Она прячет лицо в своей миске, медленно жует рагу, опустив голову. Я знаю, што она слушает.

— Эмми, прекрати прикидыватца глухонемой, — говорю я. — Мерси спрашивает рада ли ты остатца здесь и помогать ей, пока я пойду искать Лью?

Эмми поднимает, не выражающее никаких эмоций, лицо. Пожимает плечами. И вновь углубляетца в свою миску.

Я качаю головой.

— Она освоитца, — говорю я.

— Надеюсь, — говорит Мерси.

— Она не доставит Вам хлопот, — говорю я. — Обещаю.

— А какой была наша Ма? — вдруг спрашивает Эмми.

Траккер укладывает свою голову Мерси на колени. Она чешет ему за ушами, и тот зажмуривает глаза от удовольствия. Неро дремлет, сидя на моем плече.

— Ну, конечно же, — говорит Мерси, — ты-то её не знала. Но Саба должна помнить мать.

— Не особо, — говорю я. — Воспоминаний не так уж и много. Как будто... она растворяетца.

— Она смеялась больше, чем все каво я когда либо встречала, — говорит Мерси. — В этой жизни не так уж много вещей, над которыми можно посмеятца, но Эллис всегда находила что-нибудь веселое. Думаю, вот почему Вилльям, вот почему ваш па, так любил её.

— Лью вроде как такой же. Он унаследовал это у Ма. Па больше никогда не смеялся после её смерти. Так или иначе, я этово не помню.

— Нет, — говорит Мерси. — Не думаю, што он смеялся, после её смерти.

— Мы чутка молчаливы. И потом, это моя вина, што она мертва, — говорит Эмми.

Она водила какое-то время палочкой по грязи, а теперь сильно давит на неё и та ломаетца пополам.

Мерси смотрит на меня своими проницательными глазами. Я отвожу взгляд.

— Ну, рождение детей опасная вещь, — говорит Мерси. — Да к тому же ты появилась на месяц раньше. Вот, што я тебе скажу, я считаю, што это моя вина.

— Ваша вина? — переспросила Эмми, выглядела она удивленной.

— Имено, — говорит Мерси. — Я должна была всё бросить и прийти на помощь. Так было задумано. Я собиралась там появитца за две недели твоево рождения и помоч при родах, точно также, как это было с Сабой и Лью. Порой, мне кажется прейди я раньше, если бы я только оказалась рядом, может быть Эллис была бы всё еще жива. Но ты не можешь думать подобным образом. Если ты начнешь так думать, то спятиш, доведеш себя до безумства. Я прибыла вовремя, штобы сохранить тебе жизнь, красному маленьком тельцу, чем ты тогда была и я утешаю себя этим. Мыслью, что Эллис возможно больше с нами нет, но дочь её живет. Я вижу её в тебе.

— Правда? Видите? — спрашивает она, глаза её широко распахнуты.

— Безусловно. За исключением глаз, которые явно достались тебе в наследство от отца, но в остальном ты копия твоя мать. Как и здесь.

Мерси прикасаетца к её сердцу, а затем к голове. Не могу на это смотреть.

— Хочеш узнать кое-что еще?

— Да, — говорит Эмми.

— Твоя мама очень хотела твоего появления, — говорит Мерси. — Она никогда не была счастливее, когда узнала о твоем скором появлении... она и твой папа.

— Я этова не знала, — шепчет Эм.

— Что ж, — говорит Мерси. — Теперь ты знаеш. И я знаю, што она гордилась бы тобой, узнав какой ты стала.

Эмми смотрит на меня и быстро переводит взгляд обратно на землю.

Я всегда обвиняла Эмми в смерти Ма. Я никогда не делала из этова никакой тайны. Теперь, слушая, что говорит Мерси, я стала думать, што никто не проситца на этот свет. И никто не может остановить свое рождение. Даже Эмми.

— Малыши живут своей жизнью, — говорит Мерси. Она берет Эмми за руку. — Никто не виноват в том, што твоя мама умерла. Некого обвинять.

— Па сказал, што это было предначертано звездами, — говорит Эмми.

— О, дитя, — говорит Мерси, — на небесах ничево такова не может быть написано. Просто некоторые люди умирают слишком рано.

— Па был чтецом по звездам, — упрямо говорю я. — Он всегда говорил нам, што в них записано всё от начала сотворения мира. Там записана жизненая история каждова.

— Это Виллям и мне втирал, — говорит она. — Вот почему мы никогда не держались друг друга, когда покинули Хоуптаун. Он искал ответы на свои вопросы в небе. Я искала в том, што было прямо перед моими глазами, окружало меня, было внутри меня.

— Лью считает, что Па просто повредился головой, — говорю я.

— А ты чего думаеш? — спрашивет она.

— Саба всегда думает то, што ей говорит Лью, — отвечает вместо меня Эмми.

— А вот и нет! — говорю я.

— А вот и да, — говорит она.

— Ну, — говорит Мерси, — может пришло время, когда надо уже иметь собственное мнение о тех или иных вещах. Насколько я могу судить, по мне, так звезды это просто... звезды.

Она чутка запрокидывает голову и очень долго смотрит в небо, как будто ей дано разглядеть там звезды, луну и планеты, словно она забыла, што мы здесь сидим, рядом с ней. Я откашлялась. Она вздрагивает. Улыбаетца нам.

— Конечно, — говорит она, — всегда есть шанс, што я могла ошибатца.

Мерси позволила Эмми улечься в ее кровати, хотя по правде говоря, девочка могла спать и на полу. Мерси легла на красную скамью, заложив руки за головой. Траккер растянулся рядом.

Я сижу у огня. Тычу в угли носком ботинка.

— Почему Па не привел нас сюда? — спрашиваю я. Я стараюсь говорить полушепотом, штобы не разбудить Эмми.

Мерси спрашивает:

— Что, в Серебряном озере было так паршиво.

— Ага, — отвечаю я. — И становилось всё хуже.

— Я предлагала ему прийти сюда, — говорит она. — После смерти Эллис. Возможно я не самый общительный человек, но никогда не бросаю друга в беде. Здесь нашлось бы место для всех вас. Мы смогли бы неплохо поладить. Но он и слышать не хотел. Всё талдычил мне, што ему не нужна моя помощь.

Я говорю.

— Лью считает, что он не хотел покидать Озеро из-за Ма.

Мерси вздыхает.

— Отчасти это верно, — говорит она. — Но есть и другая причина. Он думал, што вы будете там в безопасности. Вы оба.

— В безопасности? — говорю я. — В безопасности от чего?

Мерси молчит мгновение, обдумывая.

— Ты ведь ничево не знаешь о мире, — наконец произносит она. — Он жесток. И опасен. Твои мама с папой кое-что об этом знали. Достаточно, штобы забратца так далеко от дороги, в забытом всеми Серебряном озере. Редкий путник заглядывает туда. Поблизости нет ни души, нет соседей. Как здесь в Кросскрике.

Я думаю о том как спряталась здесь Мерси. От тропинки нет никакой дорожки, нет никакова способа узнать, где её жилище, если бы я не знала про воздушный колокольчик, подвешаного высоко на дереве, то и сама бы прошла мимо.

— Вы… от кавота прячетесь, Мерси? — спрашиваю я.

— Я бы не сказала, што прячусь, — говорит она. — Скорее держусь подальше ото всех.

Я хмурюсь.

— Подальше от чево? И почему Па держал нас в Озере? От чево он прятал нас?

— Он думал, што прячет, — говорит Мерси. — Так однако, казалось, не так ли?

Нечто в её голосе заставило меня встать и сжать кулаки, всё у меня внутри клокотало.

— Вы чё-то знаете? — напираю я. — О тех, кто забрал Лью?

— Я не знаю, — лепечет она. — Я...

— А ну рассказывайте!

Она глянула на лачугу, в которой спала Эмми.

— Давай-ка, прогуляемся, — говорит она.

Траккер начал подниматца за хозяйкой, но Мерси подняла руку.

— Оставайся здесь мальчик, — говорит она и пёс со вздохом укладываетца обратно.

* * *

Я плетусь за ней через мост на луг. Мы держимся берега ручья и идем вверх в маленькую долину. Свет от луны серебрит перед нами дорожку. Ручеек искритца и журчит по камням. Я делаю резкий вдох ночнова сладкова воздуха.

— Расскажи мне, што произошло в тот день, — просит Мерси. — Всё, без утайки. Не упускай ничево и не имеет значения, если тебе покажетца што-то мало значащим.

Ну, што ж, я сделала, как она просила. Я поведала ей всё, што случилось в тот день. От нашева похода с Лью на полигон отходов на рассвете, не упуская даже таво, што Лью наорал на Па, а затем рассказала про песчаную бурю и наконец дошла до четырех всадников, показавшихся у нашей лачуги вместе с Поверенным Джоном.

— Значит, говориш их было четверо, — говорит она. — А как были одеты?

— В черные длинные балахоны, — говорю я, — а поверх... вроде как тяжелые кожаные жилеты, а от запястья до локтей руки обмотаны кожаными лентами.

— Защитный костюм, бронежилеты, — говорит она. — Похоже на Тонтонов.

— На каво..? — спрашиваю я.

— Тонтон, — повторяет она. — Они... ну... они всякими вещами занимаютца… курьерском, шпионажем, доносительством, телохранительством. Порой они даже выступают палачами.

— Чево? — говорю я, не зная, што еще сказать по поводу только што услышанного. — Откуда Вы знаете про этих... как их там... Тонтонов?

— Саба, твои папа с мамой не всегда жили в Серебряном озере. А я не всегда жила в Кросскрике. Мы познакомились друг с другом в местечке, под названием Хоуптаун.

— Никогда о таком не слыхала, — говорю я.

— Это город, — говорит она. — Если тебе повезет, то через неделю труднова пути, ты окажешься в нем. Это, если тебе повезет. Тебе придется пересеч Сандси, а там никому не рады.

— Сандси, — говорю я. — Па рассказывал нам истории о нем. Люди... эти Тонтон... поскакали через нево с Лью. Отпечатки лошадиных копыт свернули на север от тропинки. Как думаете, они забрали его в Хоуптаун?

— Они могли, — отвечает она. — Хоуптаун - город отбросов. Каждый вор, обманщик, каждый изгой общества, способный ударить вас ножом в спину, стоит вам лишь на минуту отвлечься... все они рано или поздно оказываютца в Хоуптауне. Город управляетца людьми, которые пойдут на што угодно для достижения своих целей. И они нанимают Тонтонов, штобы сохранить свою власть. Они управляют этим местом с помощью насилия и нечто, што называют чаалом.

— Это эти листья жевал Поверенный Джон, — говорю я. — Па говорил нам, штобы мы никогда к ним не прикасались.

— Он был прав, — говорит она. — Чаал медленно тянет на дно. Заставляет думать, што ты умный, когда это не так. Слишком большое его употребление и всё, ты слетаеш с катушек. Я с Виллямом и Эллис пробыли там не долго. Мы во всей красе увидели, што это за место, и убрались от туда пока оно не засосало нас. Мы забрались как можно дальше, насколько смогли. Мы не хотели больше никогда больше слышать ни о чаал, ни о Хоуптаун.

— Но для чево... Тонтон забирать Лью? — спрашиваю я.

— Расскажи мне больше о том дне, — просит она.

— Они пришли именно за ним, — говорю я. — Один из них спросил Поверенного: «Это он? Он тот, кто родился по среди зимы?» Затем они спросили Лью и убедились, што тому восемнадцать. Поверенный Джон сказал им, «Говорю вам, он тот, кто вам нужен». Так што... они знали о Лью. Они пришли разыскать его. — Мерси ничего не говорит. Она просто уставилась на ночное небо. — Но как они могли знать о нем? — говорю я. — И што такого важно в том, што он родился в день зимнего солнцестояния? Мы близнецы. Почему они тогда и меня не забрали?

— Я не знаю, — говорит она. — Но давай все хорошенько обдумаем.

Мы обе немного молчим. А затем она говорит.

— Возможно они не хотели девочку. Может они хотели мальчика. Мальчика родившегося в день зимнего солнцестояния восемнадцать лет назад.

— Но для чево? — все еще ничево не понимая, спрашиваю я. — И откуда они узнали, где его искать. Как Вы сами сказали Серебряное озеро, забытое всеми место. Кроме таво, только Вы да мы, и никаво больше, за исключением старьёвщика да Поверенного Джона. Па сам нам говорил.

— Твой отец лгал, — говорит Мерси.

— Па лгал? — переспрашиваю я.

— Может это не совсем так, — говорит она. — Может лгал не очень подходящие слово. Может он просто... не помнил.

— Ладно, — говорю я. — Ну так што?

— Знаеш, я была там, когда твоя ма родила вас с Лью.

— Ага, — говорю я.

— Ну... я была там не одна.

— Кто-то еще был там? Кто?

— Мужчина, — отвечает она. — Чужак. Он остановился в Серебряном озере, за два дня до твоево рождения. Мне особо нечево про нево сказать. Не могу сказать откуда он пришел или куда направлялся. И уж точно, у нево за душой ничево не было. Он был полуголодный, рубашка едва держалась на его истощенном теле. Сказал, што его зовут Траск, но кто знает, правда ли это? Виллям не доверял ему, держал с ним ухо востро, но незнакомец казался довольно безобидным, поэтому они накормили его и твой отец дал ему даже какую-то свою одежду.

— И он был там, когда мы родились, — говорю я.

— Нет, когда родилась ты, его не было, — говорит она. — К тому времени он уже ушел. Ты родилась двумя часами позже после Лью, ты же знаеш. Когда Лью появился на свет, он кричал и дергал ножками, как бы заявлял о своем появлении, и право же Траск пришел в восторг от этова. Он все твердил, что мальчик, рожденный по среди зимы, это такая редкость, такое удивительное явление. Он всё твердил и твердил одно и то же. Как будто это было очень важно. Затем, когда я чуть погодя поискала его, таво и след простыл. Ушел, даже не попрощавшись. Забавно, но я совсем забыла про нево до нынешнева момента.

— Почему же Па нам этова не сказал? — спрашиваю я.

— Возможно он забыл, — говорит она, как и я. Мне не казалось это очень важным. Мы думали, что он просто сумасшедший путешественник.

— Так ты думаешь, што Траск один из тех мужчин, которые забрали Лью? — говорю я. — Один их Тонтонов.

— Нет, ну што ты, он был бы слишком стар. Тортон - это мужчины в рассвете сил и лет. Восемнадцать лет назад, Траску должно было бы быть лет сорок.

— Он должно быть рассказал кому-нибудь про Лью, — предполагаю я.

— Похоже на то, — говорит она. — Кто был вашим соседом? Поверенный Джон?

Я нахмурилась. Нечто стало вырисовыватца на краю моево сознания, нечто, што я не могла всё никак ухватить.

— Вот, теперь я вспомнила! — говорю я. — Он сказал нечто странное... он сказал тем всадникам, «Мне ли не знать сколько ему лет, я же глаз с нево не спускал, как только вы мне сказали».

Мерси глубого вздохнула.

— Шпион, — говорит она. — Тонтон отправили его следить за Лью. Возможно они удерживали его чаалом и угрозами.

— Итак, Траск должно быть рассказал Торнтону, — говорю я. — Но я не понимаю, зачем им понадобился Лью. И почему они ждали, пока ему не исполнитца восемнадцать.

— Я и сама в толк не возьму, — говорит она. — Но, если ты сможеш это выяснить, ты возможно сможешь разыскать своево брата.

Когда я вышла из лачуги, занимался рассвет.

— Я надеюсь, ты позволиш мне хоть как-то тебе помоч, — говорит Мерси. — Немного вяленого мяса или сушеного батата, что поможет протянуть тебе на несколько дней дольше.

— Ваши запасы и так невелики, — говорю я. — И теперь, благодаря нам, у вас на два голодных рта больше.

— Я хорошо позабочусь о девочке, - говорит она.

— А я сама о себе позабочусь, — говорю я. — У меня предостаточно воды. А что до остальнва, — я хлопаю по своему луку, — разобуду с помощью нево.

— Ну, если ты так считаеш, — говорит она.

— Не беспокойтесь.

Мерси приобнимает Эмми рукой.

— Што скажешь о том, штобы проводить Сабу через луговину?

Эмми пожимает плечами. Дергает себя за кукольное платье.

— Как хотите, — говорит она.

Я знаю, что для Эмми я сейчас не самый любимый человек, оттого, что оставляю ее с Мерси, но по крайней мере, сегодня она настроена не так враждебно. В любом случае, Эмми скоро привыкнет к новому месту. И она будет в безопасности с Мерси и Траккером. У нее даже будут определенные развлечения: езда на пони, плескание в ручье. Ребенок должен развлекатца.

Мы пересекли мост. Неро парил над головами, наблюдая за Траккером. Длинная луговая трава шелестит под нашими ногами.

Я останавливаюсь. Оборачиваюсь. Бросаю последний взгляд на это чарующую, мирную, зеленую долину с ее чистейшей водой и нежным воздухом. Слезы выступают у меня на глазах. У меня ничево не выйдет. Я не смогу его найти. Не смогу разыскать его в одиночестве.

— Саба? — Мерси акуратно прикосаетца к моей руке.

Я делаю пару глубоких вздохов. Я проклинаю себя за слабость. Провожу пальцем по глазам. Лью рассчитывает на меня. Только на меня.

«Ты понадобишься им, Саба. Также как и Лу, и Эмми. И придут другие. Много других. Не позволяй страху взять вверх. Будь сильной, какой я тебя знаю».

«Я не привыкла отступать, Па».

— Чё такое, Саба? — спрашивает Эмми.

Я отворачиваюсь.

— Ничё, — говорю я.

— У меня кое-что для тебя есть, — говорит Мерси. — Протяни руку.

Я протягиваю. Она кладет что-то в мою ладонь, и закрывает моими пальцами.

— Чево это? — интересуетца Эмми.

Я раскрываю ладонь. Розовый камень. Гладкий, напоминающий птичье яйцо, длиной с мой палец. Прохладный. Даже холодный. Нанизан на кожаный ремешок, чтобы можно было носить его на шее. Я направила его к источнику света и блики заиграли на нем, окрашивая его в молочный цвет.

— Он миленький, — говорит Эмми.

— Это Камень Сердца - Сердечный камень, — поясняет Мерси. Она вешает его мне на шею. — Твоя мама дала мне его когда-то, теперь я возвращаю его тебе.

Я прикоснулась к нему. Подарок от моей матери. До этого дня у меня не было ничего, принадлежащее ей.

— Че эт' за Сердечный камень? — спрашивает Эмми.

— Он даст тебе знать, когда ты найдеш то, что возжелает твое сердце, — отвечает Мерси.

— Как это? — хмуритца Эмми.

— Чувствуешь, какой он холодный? Даже несмотря на то, что прикасается к теплой коже Сабы?

— Эээ, ага, — кивает Эм, прикасаясь к нему.

— Обычно камни забирают себе тепло человеческого тела. Но только не этот. Он останется холодным до тех пор, пока ты далеко от своего сердечного желания. Только оказавшись рядом с тем, што больше всего хочет твоя душа и сердце, камень становитца теплым. Чем ближе ты подходишь к предмету желания, тем больше нагревается камень. Так ты поймеш, что близка к своей мечте.

Я хмурюсь.

— Не думала, что вы верите в подобные вещи, — недоумеваю я.

— Я и не верила — отвечает Мерси, — правда, не верила, в отличие от вашей матери. Она говорила, что Камень Сердца указал ей путь к Вилльему, вашему отцу. Так что она отдала Камень мне. Сказала, што надеется, што он поможет мне найти свой путь также, как и ей.

— И он помог? — спрашиваю я.

— Ну, — говорит Мерси. — Я нашла эту долину. Думаю, можно сказать, что это и была моя мечта.

— Но стал ли Сердечный камень теплым? — вновь задаю я вопрос.

Мерси несколько секунд молчит. Затем отвечает:

— Много времени с тех пор прошло. Мне уже и не вспомнить.

Я смотрю на нее. Не могу сказать, врет ли она или говорит правду.

— Почему ты мне даешь его Сабе? — спрашивает Эмми.

— Эллис всегда говорила, что у Камня не должно быть вечнова хозяина, — говорит Мерси, — он лишь выбирает себе временного хранителя. Когда ты находишь свой путь, ты должен отдать Камень другому, тому, кто в нем нуждается.

— Мне не нужна помощь, — говорю я. — Я и так знаю, чего хочу. Я хочу найти Лью и вернуть его домой.

— Уверена, что это так, — сказала Мерси. — В любом случае, вериш ты в его силу, или нет, мне кажется, тебе будет приятно иметь что-то, принадлежавшее твоем матери. Ведь для нее это многое значило.

— Спасибо, — благодарю я. — Я имею в виду, за все... что вы сделали. Мне лучше уже трогатца в путь.

— Когда доберешься до Хоуптауна, ни в коем случае не задавай вопросы, — посоветовала Мерси. — Ты лишь привлечеш ненужное внимание к себе, а это непременно приведет к беде. Будь настороже. Не доверяй никому.

— Я смогу сама о себе позаботитца, — говорю я.

— И Саба... береги себя, пересекая Песчаное Море. Это одно из самых диких мест. Слушай ветра.

Она обняла меня.

— Послушайся моего совета, путешествуй ночью.

Я смотрю на Эм, та уставилась в землю.

— Мы вернемся раньше, чем тебе кажется, — говорю я. — Я и Лью.

Я протягиваю руку, чтобы потрепать её по волосам, но она уворачиваетца.

— Что же, — говорю я. — Возможно, так даже лучше.

Я забросила сумку за спину и пошла. Не успела я пройти и десяти шагов, как услышала

— Саба!

Эмми рывками подбегает ко мне и приобнимает меня, крепко-крепко.

— Возвращайся скорее! — шепчет она.

— Будь послушной девочкой с Мерси, — говорю я. — Я полагаюсь на тебя.

Я отступаю.

— Пока, Эм, — говорю я.

— Пока, Саба, — отвечает она.

При входе в лес, как только я пропала с поля зрения провожающих меня Мерси и Эмми, я сняла с шеи Камень Сердца и сунула его в карман.

Я знаю, что желает мое сердце.

Мне не нужен никакой камень, чтобы понять это.

ПЕСЧАНОЕ МОРЕ

ОЧЕРЕДНОЙ РАССВЕТ.

Я иду очень быстро. Иногда даже срываюсь на бег. С тех пор, как я покинула Междуречье вчера утром, мне так хотелось наверстать упущенное время, что я шла без остановки весь день и всю ночь, останавливаясь лишь для того, чтобы поспать пару часов. Я не чувствую усталость. Вовсе нет. Я бы хотела вообще не засыпать. По крайней мере, до тех пор, пока не найду Лью.

Вот и моя пирамидка. Отметка, которую я оставила здесь, чтобы не забыть, где заканчиваютца следы. Мое сердце учащенно забилось. Глубоко внутри, я боялась, что вернувшись к пирамидке, не увижу ее здесь. Потому что она - единственное, што указывает мне путь.

Следы копыт все еще были здесь. Последний путь Лью. Если не пойдет дождь, следы останутся еще надолго, пока ветер не сотрет их навсегда. Может, они будут здесь, когда я вернусь домой с Лью.

Я сбрасываю свои вещи на землю - рюкзак, арбалет, колчан. Неро летает в последнее время редко, лишь парит надо мной и иногда пикирует вниз, развлекая меня. Сейчас он опустился на ветку дерева, чтобы отдохнуть.

Облегчив плечи, я достаю свою флягу и делаю большой глоток. Споласкиваю свои руки и смываю пыль с моего разгоряченного лица. Протираю насухо чалмой. Наливаю немного воды в свою миску и опускаю на землю для Неро.

Я огляделась. Впереди - широкая открытая пустыня. Песчаное море. Она тянется так далеко, насколько хватает глаз. Ни деревца, ни холмика, ничего, кроме однообразной сухой земли. В тот момент, когда я отошла от своей пирамидки, я вступила в иной, неизвестный мне мир. Хоуптаун лежит на севере, у подножия Черных Гор - так говорила Мерси. Если мне повезет, я буду там через неделю. Неделя, по словам Мерси. Если повезет.

До того, как я поняла, што делаю, мои пальцы опустились в карман и нащупали Камень Сердца. Я ощутила его прохладу и гладкую, ровную поверхность.

Мое сердечное желание. Как какой-то камень может сказать, што это. Я покачала головой. Если бы Лью был здесь, мы бы оба посмеялись над этой ерундой. Я вновь спрятала камень в глубину кармана и закинула сумку на спину.

— Двинули, — говорю я Неро.

Я делаю шаг в сторону от пирамидки.

Еще на один шаг ближе к Лью.

Я не оглядываюсь.

Строение Мародеров. Подобные места часто присутствовали в страшилках Па.

Строения были погребены блуждающими песчаными дюнами, огромными волнами песка, способными покрыть любую местность за минуту. Затем, спустя несколько месяцев, а иногда и лет, пески вновь перемещаютца, а место остаетца.

Двенадцать металических хибарок всё еще стоят, где их когда-то поставили. В добавок к ним парочка ржавых колымаг и какая-то паршивая на вид рухлядь сваленная Мародерами. Иссушенное, убогое, гнилое местечко. Нет ни одново падальщика. Оно вроде как похоже на заброшеную свалку, если бы это было не так, то здесь не было ни дверей, ни стен, да ничево не осталось бы от этих жалких лачуг, а они всё еще здесь, скрученные, как стволы деревьев на сильном ветру, пригнувшиеся к земле, наверное под тяжестью песка.

То, што здесь нет падальщиков означает, что это место было погребено под песками довольно долго. Страновато думать, што, если бы я прошла здесь неделю назад или вчера, а может всево пару часов назад, не исключено, што лачуги так и были бы под песком, скрыто ото всех глаз. Я могла бы пройти мимо и никогда бы не узнать, што прячет песок.

Я прохожу мимо очень медленно, Неро путешествует, сидя на моем плече. Я держу глаз востро. Всегда нужно держатца настороже. Никогда не знаеш, когда попадетца то, што может потом пригодитца. Но я не склона подбирать ничево, што может предложить это место. Оно меня пугает.

Здесь имеетца колодец. Вода на вкус скорее всево паршивая. Есть и скважины, в основном старые оставшиеся от Мародеров, но в пустыне нельзя позволить себе пройти мимо, не проверив, чего да как с колодцем. Я начинаю поднимать ржавую крышку, когда вижу почти истертую маркировку. Череп с перекрещеными костями. Мертвая вода. Я отпускаю крышку, и та с грохотом падает. Этот звук раздаетца так громко в оглушительной тишине, что я аж вздрагиваю от неожиданности. Неро в паники хлопает крыльями.

Затем я вижу их. Три ряда крестов, застрявших в земле. Деревяшки отблескивают на солнце серебром, совсем истерты, от некоторых остались маленькие остовы. Одна из крестовин свесилась вниз, готовая вот-вот упасть.

Вокруг носится коварный ветер, решительно настроенный на злобные шалости. Он закручивает песчаные вихри вокруг моих ног, сыплет песком мне в глаза, отчево появляется резь. Из колодца доноситца его стон, как только тот туда залетает. Гремит дверьми хижин. Вроде как кто-то открывает их и приглашает войти.

Остовы крестовин свободно болтаютца на ветру. Бесшумно падают на дюны. Сдуваютца ветром.

Мертвая вода. Зыбучие пески.

Бедолаги.

Што жили здесь.

И умерли.

Пока я плетусь через мертвый поселок, Неро пикирует вниз и ковырятеца в земле, что-то обнаружив. Он начинает возбуждено клекотать, суетитца и хлопать крыльями не сходя с места. Я пробираюсь скорее в нему, штобы поглядеть, что же стало причиной такова беспокойства.

— Што теперь, безумная птичка? — говорю я.

Он держит в своем клюве небольшой кружок гладкого зеленого стекла. Мое сердце останавливаетца.

— Божежь мой, — говорю я.

Я падаю на колени перед ним. Протягиваю руку. Он кладет на нее кружок. Осторожно.

Это же принадлежало Лью. Это частичка его ожерелья, которое я сделала ему на день рождения. Колечко всё еще нанизано на кусочек кожанова шнурка. Лью должно быть, сорвал его со своей шеи, когда всадники отвернулись.

Неро каркает.

— Знаю, — говорю я. — Он оставляет следы для нас, чтобы мы могли следовать за ним.

Я найду тебя. Куда бы они тебя не забрали. Клянусь, я найду тебя.

Ты не можеш, слишком опасно. Ты должна оставаться в безопасности. Вместе с Эмми. Обещай мне, што будешь.

Он знает меня. Он знал, что я пойду за ним.

— Мы на правильном пути, — говорю я. Я беру Неро в свои руки и целую его в голову. Он пахнет пыльными теплыми перьями. — Ты самая умная птица. Ты ведь знаеш это, да?

Он тихонько каркает, что означает, что он доволен собой. Затем он извиваетца, давая тем самым мне понять, чтобы я отпустила его. Неро не из тех, кто любит долго обниматца.

Ветер начинают подвывать, подгоняя меня вперед, штобы я двигалась дальше, поднимая песочные пригоршни и борсая мне их в лицо.

— Пора двигатца, — говорю я.

Когда я прошагала уже пол лиги или около таво, я оборачиваюсь и смотрю назад.

Поселок пропал. Исчез.

Снова поглотился песками.

Я вижу гладкое как столешница плато, далеко-далеко впереди себя, в середине утра. Запыленая красная скала, высокая и голая. На ней нет никакой растительности, наверное с её верхушки можно отлично рассмотреть даль во всех направлениях. Может я даже смогу увидеть Хоуптаун и Черные Горы.

Неро парит над плато и спускаетца вниз, стараясь подгонять меня. Он просто не может поверить, што я такая капуша, мол сколько можно ковылять по этому месту. Мне кажется он испытывает ко мне жалость, и моим нижним конечностям.

Я добираюсь до плато, когда день уже на исходе. Я шагаю к её вершине, обходя камни и насыпи. Неро летит впереди, легко и непринужденно перепрыгивая с камня на камень, а затем возвращаетца обратно, штобы покаркать, поторапливая меня.

— Выпендриваешься, — говорю я ему.

Я подтягиваюсь, делаю последний шаг и шлепаюсь на своё брюхо на вершине плато. Перевожу дыхание и поднимаюсь. Он уже, чем мне показалось сначала, не более пятидесяти шагов в ширину в самом широком месте.

И вот я уже на другой стороне. Делаю вдох.

Насколько хватает глаз, до горизонта и за его пределами один сплошной песок. Огромные гребни, огромная пустыня золотова песка, окутывающий землю волнами, холмами, пиками и долинами. Там гладкая долина, здесь песчаная рябь. Огромная, бескрайняя пустыня.

Никаких признаков города. Никаких признаков гор.

Не могу поверить. Я думала, што пересеку Песчаное море дня за два. Но выходит, што продвинулась я чуть. Што это только начало моих мытарств. Здесь и сейчас. Вот, откуда начнетца мой поход.

Сердце уходит в пятки, под ложечкой неприятно сосет. Я облизываю пересохшие губы.

Неро подлетает и садитца мне на плечо.

— А она большая, эта пустыня, — говорю я. — А ты чё думаеш?

Он каркает и подпрыгивает.

— Не проблема, да? Легко тебе говорить. Ведя я тут буду рыскать по всему Песчаному морю. Оно слишком большое, — говорю я. — Чертовски большое.

«Не поддавайся страху, Саба. Будь сильной, какой я тебя знаю».

Я не трусиха, Па.

Если я буду бережливой, то воды с едой хватит еще дня на три. После этова, придетца мне подключить свой лук и мозги.

Неро поднимаетца в воздух с края плато и парит над пустыней, нетерпеливо каркая, штобы я уже начала двигатца.

— Ладно-ладно, — говорю я. — Иду я уже. И лучше бы, штобы ты оказался прав.

И я начала спускатца.

Сумерки.

Мне скоро уже нужно будет остановитца, штобы разбить лагерь на ночь.

Вдруг поднимаетца ветер. Он появляетца словно из ниоткуда, завывая и постанывая. Он сметает песчаную верхушку ближайшей дюны и отшвыривает песок проч. Чево там Мерси говорила-то?

«Будь осторожна, пересекая Песчаное море. Это дикое место. Слушай ветра».

Я делаю еще один шаг и карабкаюсь на дюну. Я останавливаюсь. Оглядываюсь. Все дюны вокруг меня переместились, изменили форму.

— Вот же чёрт, — ругаюсь я и поплотнее закутываю свои нос со ртом в чалму.

Ветер набирает силу, становясь всё напористее. Пытаетца утащить меня за собой. Он хочет заполучить меня. Колючий песок застилает мне глаза. Мой плащ закручиваетца вокруг моих ног и хлопает на ветру.

— Неро! — кричу я. — Неро! Где ты?

Слова срываютца с моих губ.

Неро отчаяно каркает пикирует и неистово хлопает крыльями. Я перекрикиваю рев ветра.

— Улетай, улетай! — я машу на нево руками. — Проч! Со мной всё будет в порядке!

Он исчезает.

Мир вокруг меня яростно стонет. Он слишком большой, а я слишком мала. Песок под моими ногами начинает скользить, начинает ползти и сдвигатца - словно он не хочет больше, штобы я существовала.

Паника вцепилась своей когтистой ручищей мне в горло. В моих глазах резь. Я могу и ослепнуть.

«Сделай же што-нибудь. Скорее».

Я надвигаю свою чалму на глаза. Вот. Теперь я могу видеть.

Што я должна делать? Што мне делать?

Почувствовать путь. Спустится вниз. И быть похороненной заживо? Тогда продолжай идти, продолжай идти! И быть стертой с лица земли?

Што я должна делать? Што мне делать?

Песчаная дюна подо мной рухнула. Вот и все. Выбора нет.

Я выкарабкиваюсь.

Темнота.

Жара.

Не могу дышать. О Боже, я не могу дышать.

Што-то сдавливает мне грудь.

Я двигаюсь. Скольжу. Не могу остановитца. Не могу остановитца.

Не могу дышать - должна дышать - должна дышать - не могу дышать - не могу...

Я выбралась. Меня выбросило из песка.

Я пролетаю по воздуху лицом вперед и падаю вниз, больно ударяюсь о землю. Я задыхаюсь. Дышу. Кашляю. Перекатываюсь на бок и сдергиваю свою чалму. Я все кашляю и кашляю, хватаю большими глотками воздух. Я вдыхаю его, упиваюсь им, а мне всё мало.

Затем я хватаю свой бурдюк с водой, полощу рот и выплевываю песок.

Немного погодя, я начинаю приходить в себя и успокаиватца. Я лежу и смотрю вверх на розовое сумеречное небо. Все еще не могу поверить, што я жива.

Затем до меня доходит. Я смотрю на небо. Я могу видеть небо. Первый слабый огонек звезды. Я больше не вдыхаю песок. Ветер исчез. Он прекратился так же быстро и неожидано, как начался.

Я медленно поднимаюсь, встаю на ноги. Отряхиваюсь, и убеждаюсь, все ли мое снаряжение еще при мне. Затем осматриваюсь.

Я на широкой плоской равнине. Песчаных дюн больше нет. От них не осталось и следа. Как будто их и вовсе никогда не было. Будто мне все привиделось.

И я стою окруженная летающими машинами.

* * *

Летающие машины. Флаеры.

Затерянные, спящие под блуждающими дюнами Песчаного моря, кто знает как долго. Неизвестно сколько прошло времени - день, неделя, а может год. А может вся сотня лет. Может с тех самых пор, как их оставили здесь Мародеры.

Все они стоят на песке ровными рядами. Как будто кто-то нарошно их так поставил, думая, што те прорастут.

Их ряды тянутца и на другом краю равнины. Сколь же их, этих летающих машин, я даже не могу сосчитать.

Я иду между ними.

Они всевозможной величины. Большие, маленькие и всякие средние. Они стоят спокойно, тихо, словно ждут чево-то.

Все они проржавели, стекла побиты, а шины изрезаны, да и корпуса их разломаны, чтобы спасающимся было проще выбратца. Отверстия по бокам зияют дырами на подобие ран.

Кладбище летающих машин.

Я слыхала о флаерах. Я даже видела какие-то их части.

Па однажды припер домой изогнутый металлический лист, который он раздобыл на свалке, сказал, што он сильно напоминает часть флаера. Он использовал ту железяку для таво, штобы исправить нам крышу. Но самое забавное было то, што через два дня поднявшийся мощный суховей, пролетевший через все Серебряное озеро, сорвал его с нашей крыши и уволок с собой. Как будто он больше не мог остватца там. Остальная же часть крыши осталась не тронутой, не уцелел только вот этот один-единственный лист железа. Па сказал, вот мол и доказательство таво, что эта штука часть флаера.

Я стою перед одним из самых здоровых. Я вытянулась в полный рост, встала на цыпочки, но все еще не могла дотянутца до него пальцами.

Неро появляетца из темнеющева неба у меня над головой. Он приземляется мне на голову, размахивая крыльями.

— Эй, Неро.

Я переместила его со своей макушки себе на руку. Я потирала себе голову, пока ходила среди спящих металических гигантов.

— Как думаешь, Лью прошел этим путем? Как тебе кажетца он это видел? Уверена, ему бы хотелось рассмотреть это вблизи.

Я подхожу к маленькому флаеру, размером с человеческий рост. Я касаюсь пальцами поблекшей краски на его корпусе. Флаер прохладный на ощупь. Похороненный в песках, он не смог прогреть свой корпус.

Я кладу руку на дверь. Если я буду аккуратной, то вреда-то никакого не будет. Ведь так?

— Веди себя хорошо, — наставляю я Неро. — Ничево здесь не клюй.

Дверь скрипит. Наружу высыпаетца песок, когда я пытаюсь залезть внутрь. Я сметаю с кресла всю пыль, сажусь в нево и смотрю туда, где раньше было окно. Я гадаю, каким был мир, когда флаеры были только изготовлены, давным-давно. Каково это - летать на такой штуке.

Когда мы с Лью были еще клопышней, Па рассказывал нам о том, как Мародеры с помощью своих флаеров поднимались в небо. Они парят и устремляютца в даль, подражая птицам. Иногда, говорил он, во флаере помещались несколько сот Мародеров и они летели все вместе.

Мы с Лью считали, что это самая бредовая вещь, о которой мы когда-либо слышали. Мы ему не поверили. А когда мы спрашивали у Па, откуда он всё это взял, он отвечал, што точно и не скажет, просто они летали и всё. Мы решили, што он нам ездит по ушам, рассказывая эти сказочки. Но теперь, когда я вижу эти флаеры собственными глазами...ну, не знаю. Может и впрямь в одну из таких штуковин могла влезть целая сотня и вся эта орава могла куда-нибудь лететь.

Вот уже и ночь подкрадываетца. Сейчас никакова ветра нет и в помине. Даже шелеста. Я ощущаю себя такой уставшей. Веки мои наливаютца свинцом, я не могу их больше держать открытыми. Я сползаю вниз на сидение. Неро пристраиваетца на моей груди, уютно примостившись у меня под подбородком. Может мне просто на ненадолго закрыть глаза, прежде чем двинутца дальше. Не надолго.

Всего на несколько минуточек.

Только...

Звук.

Я резко вскидываюсь. Мышцы напряжены, готовые действовать.

Неро открывает один глаз. Я подношу палец к губам. Он знает, што это значит.

Ну вот опять. Што-то движетца. Снаружи. Затем раздаетца фырканье. Лошадь. Она наверное не уверена в себе и чувствует нервозность.

Я спускаю Неро на пол. Затем я откатываю свою сидушку и отпалзаю в хвостовую часть флаера, части которой не достовало. Я вылезаю наружу. Спрыгиваю вниз и присаживаюсь на корточки, пытаются спрятатца за шины.

Ночь светла и ясна. Лошадь где-то рядом. Её копыта попадают в поле моево зрения. Со своево места, мне не виден наездник. Лошадь останавливаетца как раз перед флаером. Я затаиваю дыхание. Она вновь фыркает, немного бьет копытами о землю. Затем всадник цокает своей кобыле и та двигаетца дальше.

Лошадь. У этой животины четыре ноги, а у меня всево лишь две. Учитывая, где сейчас Лью, куда его отвезли, я могла бы нагнать их за несколько дней, а не недель, если буду нагонять их на лошади, а не на своих двоих. Похоже у меня выдалась сегодня счастливая ночка. Я вынимаю иза пояса рогатку Лью. Вынимаю приличных размеров камень из своево кармана.

Я двигаюсь бесшумно, словно кошка, проскальзываю между двумя флаерами. Мои ноги подгибаютца, колени трясутца. Руки тоже бьют дрожь. Я говорю себе, я с Лью, ловлю луговых тетерев.

Я замечаю только одну лошадь и её седока, они скачут от меня проч. Тогда я выхожу на открытое пространство, поднимаю рогатку и прицеливаюсь.

Я хочу скинуть его с лошади, не убивать. Я отпускаю резинку рогатки и камень летит. Но руки мои слишком сильно дрожат. И я промахиваюсь, попадая всаднику в руку. Тот истошно вопит.

У меня должна быть эта лошадь.

Я подбегаю к нему. Подпрыгиваю и стягиваю его с лошади. Он даже не сопротивляетца. Мне удаетца зажать седока в захвате, а тот начинает верещать тоненьким голоском и что есть силы лупить меня по лодыжкам.

Пока я держу его, в голове проскакивают мысли, вроде...как такой мелкий заморыш мог оказатца здесь, один, сам по себе... и голосок у него такой тоненький, больше смахивает на девчачий... а ну погодите-ка секунду, каво этот голос мне напоминает? И тогда с головы всадника спадает капюшон...

— Уйди! Отцепись! — верещит она. — Отстань, ты сволочь!

— Эмми? — произношу я.

Глазам своим не верю. Мое сердце замирает от испытываемова шока.

— Эмми! — говорю я. — Какова...?

Я приподнимаю её одной рукой и хватаю за подбородок, штобы лучше рассмотреть. Это Эмми, какие могут быть сомнения. Моя кровь кипит, мне кажется што у меня голова вот-вот взорветца.

— Што ты делаешь здесь? — кричу я.

— Саба? — говорит она.

— Кто, черт тебя дери, еще это может быть?

— Я думала, што ты это песчаный дух, из историй Па! — Она тычет мне в лицо. — Вон, какое у тебя лицо всё белое!

Я отряхиваю свои щеки. Песок. Я должно быть вся покрыта песком.

— Чё ты пыталась сделать со мной? Убить, што ли! Мне ж больно, — говорит она, потирая свою руку, в том месте за которое я её схватила.

— Когда я разберусь с тобой, — обещаю я, — ты будеш жалеть, што не умерла. Какова черта ты здесь забыла?

— Я собиралась помоч тебе в поисках Лью! — она смотрит на меня, упрямо вздернув подбородок. — Он ведь и мой брат.

— Гадство, Эмми, я же тебе уже говорила... ррр! — я хватаюсь за волосы. — Што ты наделала? У тебя представление-то вобще есть об этом?

— А у тебя?!

— Похами мне еще! — Я хватаю поводья лошади. Я уже знаю ответ на свой вопрос, но тем не менее задаю его. — Это лошадь Мерси?

Эмми складывает руки на своей груди и крепко сжимает губы.

Я стискиваю зубы.

— Ты. Украла. Лошадь. Мерси. Отвечай сию секунду.

— Нет! — восклицает она. — Нет, я бы ни за что! Красть плохо, я знаю это! Я... просто позаимствовала её.

— Ты чего? Позаимствовала её?! — говорю я. — Дай-ка угадаю, это было так, Мерси я тут собираюсь рвануть за Сабой, ты не возражаеш, если я позаимствую твою кабылу? А она тебе в ответ, да о чем речь, конечно, бери, скачи куда нужно! И не переживай иза моей старой искалеченной лодыжки, вобще об этом не задумывайся, как мне передвигатся без моей чертовой клячи. Так, Эмми? Так всё было? Так ты одолжила у Мерси её чертову лошадь?

— Нет, я... о, ну почему тебе просто не отправитца прямиком в ад! — Она хлопает себя ладонью по рту. Слишком поздно.

— Черт возьми, Эмми, заканчивай уже ругатца, не хочу этова слышать!

— Ты же сама постоянно четрыхаешься!

— Это не так.

— Нет, так! Короче, я буду рагатца, когда захочу!

— О, нет, не будеш! И знаеш што? Если Мерси отдаст концы, это будет на твоей совести.

— Не говори так, — возмущаетца она.

— Почему нет? Это правда.

— Ты самый подлый человек, которого я когда-либо встречала! Я ненавижу тебя!

— Ты и в половину ненавидишь меня как я тебя прямо сейчас.

Она начинает плакать. Я наблюдаю за ней, чувствуя как всё внутри холодеет. Я так чертовски зла на неё, она может рыдать, хоть до самой своей смерти, мне всё равно плевать. Затем она начинает задыхатца и я уже струхнула, што она задержит здесь меня на вечность. Как и все остальные. Ма, Па и Лью.

— Я знаю, што ты не любиш меня так как Лью, но... пожалуйста, Саба, не бросай меня здесь. Пожалуйста. Ты все што у меня есть.

Сердце моё сжимаетца.

«Саба, они будут нуждатца в тебе. Лью и Эмми».

Я чувствую, как мне начинает сдавливать грудь. Я пытаюсь сбросить этот груз.

— Ты не можеш пойти со ной, — говорю я. — Это слишком опасно. Ты вернешься в Кросскрик. Но у меня нет времени вести тебя обратно. Тебе придется добиратца самой. Ты ведь помниш дорогу, не так ли?

— Нет, — говорит она, складывая руки на груди.

— У тебя достатошно воды? — спрашиваю я.

Она переворачивает свой бурдюк. Пусто.

— Еда? — спрашиваю я.

— Я всё съела, — отвечает она.

— Умоляю тебя, Эм... што ты принесла?

Она достает из кармана свою Ферн. Маленькая куколка, которую смастерил для нее Па.

Я смотрю на нее.

— Кукла, — говорю я. — Ты принесла куклу.

— Я собиралась в спешке, — говорит она.

Я закрываю глаза. Бремя ответственности давит на меня.

— Ты, — говорю я, — совершенно бесполезна.

— Нет! Я ведь нашла тебя, разве не так?

— Оставайся здесь, — говорю я. — Если пошевелишь хоть пальцем, я прибью тебя. И вытри свой чертов нос.

Она вытирает нос рукавом.

— Ты возьмешь меня с собой? — говорит она. — Штобы найти Лью?

— Што бы я хотела сделать, — говорю я, — так это оставить тебя здесь на растерзание стервятникам.

Я сгребаю все, што оставила внутри флаера - Неро, свою дорожную сумку и оружие. Я водружаю это всё на лошадь, а затем сама лезу на неё.

— Будь ты проклята, Эмми, — говорю я. — Ты всегда все портиш.

Я не разговаривала с Эмми в течение двух дней. Мне нечего было ей сказать. Я все еще злилась.

По-началу она пыталась заговорить со мной первой, но потом быстро сдалась, потому как кроме невразумительнова ворчания ничево от меня не слышала. Но похоже её это как-то особо не беспокоило. Она болтала с Неро и пела себе под нос какие-то песенки. Не знаю, с чево это она прибывала в таком чертовске радужном настроении.

Мы раздобыли немного жратвы. Я подстрелили из рогатки пару дней назад зайца. На вкус он оказался не так уж плох, когда мы его прожарили, особенно увидев, какой он жилистый. Такая удача с нами приключилась прошлой ночи, но теперь наши животы крутит от голода.

Я всегда припасала немного таво, што нам удавалось раздобыть для Неро, но в основном ему приходилось себе добывать еду самому. Он, Неро, никогда не поднимает шум, он просто сам добывает себе пропитание. И упрямый маленький конь Мерси, по имени Нудд, когда мы прошли песчаные дюны и вышли на к траве и сухим кустарникам, похоже тоже знает чево ему искать, штобы подкрепитца и двигатца дальше. Мне следовало бы догадатца, что питомцы Мерси, знают как позаботитца о себе.

Еды может и мало, но не это меня беспокоит больше всево. Вода. Наши запасы на исходе. Похоже, что мы не сможем нигде отыскать источник на этой убогой твердой равнине. Даже Нудд не сможет обходитца без воды.

Я держу нас на строгом пайке, собирая росу, но нас двое, да еще и Неро с Нуддом, и воды для нас всех явно мало.

Вдалеке я вижу горы. Похоже, што до них всего день или два пути, может чуток больше. Но трудно сказать наверняка, как далеко они, потому как всё што находится в пустыне мерцает от жары. Я надеюсь, што мы сможем добратца до них. Мы обязаны добратца. В горах должна быть вода.

Между тем, солнце палит. Ветер постоянно дует. Это забирает мои силы. Мои мысли.

Я знаю, што мы должны делать, как сказала Мерси и путешествовать по ночам, но я не могу остановиться.

Я не могу отдыхать. До тех пор, пока не разыщу Лью.

Мы продолжаем идти.

День.

Только я подумала, што надо бы сделать привал, как позади раздаетца глухой удар. Эмми лежит на земле. Нудд обнюхивает её и тихо ржет.

Я тащусь обратно. Смотрю на неё. Моя голова едва ли соображает. Спустя довольно долгова количества времени, до меня всё не доходит, што нужно делать. А затем... ну, да вода. Эмми нужна вода.

Я опускаюсь на колени, подтаскиваю её в свои объятья и открываю свой бурдюк. Небольшая струйка попадает ей в рот. Она стонет и отворачивает голову.

— Эмми, — хриплю я. — Ты должна попить. — Я хлопаю её по щеке. — Эмми! Давай же!

Я вновь прижимаю горлышко бурдюка к её губам. Вода стекает по её подбородку. А затем, внезапно, она словно возвращаетца к жизни. Она хватает бурдюк и пытаетца сделать большой глоток, но я отбираю у неё наш запас воды. Вода попадает на землю, и грунт, алчущий влаги, немедленно её впитывает.

— Чёрт, Эм! — говорю я. — Вот теперь погляди, чё ты наделала! — Она просто таращитца на меня, ошалело. — Я же тебе сказала, маленькими глотками, — продолжаю возмущатца я. — Или ты хочеш, штоб у тебя живот свело.

Когда я нахожу, што ей уже достаточно, когда она уже начинает выглядеть гораздо лучше, я даю попить Неро, а после уж доходит очередь и до Нудда, для которова я наполняю жестянку и он слизывает всё содержимое всево в два приема своим розовым языком.

Я сжимаю бурдюк, штобы понять сколько же воды там осталось. Мда, поводов для радости нет. Всево половина. И всё. Я сама делаю крошечный глоток, а потом закидываю его себе обратно за плечо.

Эмми усаживаетца верхом. Она глядит на меня, её голубые глаза ярко сияют на перепачканом песком землей. А я гадаю и почему я не замечала этова прежде. У неё точно такие же глаза как у Лью.

— Прости, Саба, — говорит она.

— Забудь, — говорю я. — Все равно настало время для привала.

Я просто усаживаю Эмми позади себя на Нудде так, штобы мы могли двигатца дальше.

Ветер швыряет песок мне в глаза. Я надвигаю свою чалму вниз, штобы защитить лицо.

— Ветер вновь поднимаетца, — говорю я. — Нам надо быть настороже.

Я собираюсь натянуть ниже чалму и Эм, но она останавливает меня.

— Што это? — говорит она.

— Што? — говорю я.

— Вон. — Она указывает прямо. — Вон там.

Я смотрю туда, куда она показывает. На расстоянии от нас примерно с лигу, поднимается столп пыли и он приближаетца к нам.

— Што это? — спрашивает Эмми. — Еще одна песчаная буря?

Я прикладываю ко лбу ладонь, штобы затенить глаза и прищуриваясь, вглядываюсь.

— Без понятия, — говорю я. — Оно слишком далеко, штобы можно было разглядеть да и пыли столько, што... постой-ка...

— Што? — говорит Эмми.

— Похоже на парус, — говорю я, хмурясь.

— Ты имеешь в виду парус на лодке? Как тот, што сделал Лью.

— Ну да, — отвечаю. — Вроде как парусник.

— Но лодка плывет по воде, — возражает она. — А никак не по земле.

На какое-то мгновение пыль оседает, и я могу видеть что же к нам приближаетца

— А эта идет по песку, — говорю я.

Так ладно, это лодка. Она скорее смахивает на плот. Плоскую деревянную платформу, которая катитца по земле на больших колесах. В центре, рядом с мачтой, надстроенно нечто вроде хибары. Над плотом разваиваетца, наполненный ветром лоскутный парус. И эта штуковина направляетца к нам.

Должно быть они заметили нас. Я оглядываюсь. Спрятатца негде. Ни кочки, ни приличной каменюки. Гуда не глянь гладкая равнина.

Я снимаю арбалет со спины. Передаю бурдюк Эмми.

— Так, Эм, — говорю я. — Слушай меня внимательно. Если я говорю тебе «идти», ты идеш. Никаких вопросов, не надо переспрашивать, никаких уловок. Ты разворачивеш Нудда и скачеш отсюда. Позволь ему вести тебя и он приведет к Мерси в Междуручье. Он знает дорогу домой. И он знает, где найти воду. Если Нудд што-то пьет, это означает, што вода пригодна и безопасна. Поняла?

— Да, — говорит она.

— Вот и славно. Теперь пообещай мне, што сделаешь то, што я говорю.

Она колеблется. Я хватаю ее за руку, штобы посмотреть ей прямо в глаза.

— Поклянись мне жизнями Ма с Па. Когда я скомандую тебе вперед, ты сделаешь так, как я сказала.

— Клянусь, — говорит она.

Я вставляю стрелу в арбалет. Сердце колотитца, колени дрожат, дыхание становитца неглубоким и частым.

Сухопутная лодка несетца по равнине прямиком к нам. Она движетца очень быстро. Спереди видно какова-то человека. Он отклонился назад, и крепко сжимает што-то похожее на большую деревяную балку.

Я прицеливаюсь.

Я слышу какие-то крики. А когда лодка оказываетца ближе, я могу разобрать слова.

— Паруса долой! Спустить парус!

Вдруг, верхушка лоскутнова паруса обрываетца и трепещет на ветру. Остальная часть рушитца на палубу бесформеной кучей.

Лодка теряет управление.

— Якорь! — орет голос. — Бросай якорь!

С лодки што-то вылетает назад, привязанное к ней длинной веревкой. Большой кусок метала, напоминающий огромный рыболовецкий крючок. Он падает на землю и тащится вслед за лодкой, поднимая клубы пыли.

Но лодка продолжает движение.

— Берегись! — раздаетца крик. — Прячься!

Раздался жуткий скрежет. Одно из задних колес отскакивает, подпрыгивает высоко вверх и катитца по равнине. Лодка накреняется назад и падает на землю с ужасным треском. Словно перочинный ножик, складываетца пополам. Её бросает то в одну, то в другую сторону. Она пронзительно визжит и поднимает вокруг себя пыль.

Я все еще стояла на месте, застыла как вкопанная, с натянутым луком.

— Саба! — вопит Эмми. — Што ты делаеш?

Я хватаю Нудда за поводья и мы убираемся с дороги. Неро в панике взмахивает крыльями и улетает.

Лодка со скрежетом останавливаетца именно на том месте, где еще недавно стояли мы.

На какое-то мгновение воцаряетца тишина. А затем лодка со стоном накреняетца вперед. И вновь тишина. А затем я слышу как раздаетца голос,

— Мне и вправду надо отработать аварийные остановки.

А затем мы видим маленькова старичка, цепляющевося за мачту, как ящерка за пенек.

— Молчи, ни слова, — шепчу я Эм. — Я сама разберусь.

— День добрый вам! — выкрикивает он. — Я... эээ... позвольте-ка мне взять мое...

Он тянется к своему пальто.

— Не двигатца! — кричу я. Я подбегаю к лодке. Целясь прямо ему между глаз. - Руки вверх! — говорю я.

— Постой! — говорит он. — Мы пришли с миром! Мы не причиним тебе вреда!

— Спускайся с мачты. — Я подхожу ближе на два шага. — Держи свои руки вверху.

— Я уверяю тебя, у нас нет ничево ценнова, мой грозный друг!

— У нас? — спрашиваю я. — Кто это еще там с тобой? Скажи, штоб выходил.

— А разве я сказал «нас»? Я имел в виду только себя. У меня, нет ничево ценнова. Нет никаво, только я. Так, слетело с языка, ошибся я от волнения!

Я выпускаю стрелу и та пролетает прямо у нево над головой, вонзаясь в мачту. Старичок испуганно вскрикивает. А затем он кричит,

— Мис Пинч! Мис Пинч!

Из-под груды тряпья появляетца голова. Это женщина.

— Выбирайся-ка из своево гнездышка, голубка моя, — говорит он. — Здесь... эээ... эта восхитительная юная барышня хочет познакомитца с тобой.

Женщина оказывается тощей великаншей с седыми волосами, которая отбрасывает парус в сторону и встает в полный рост. У неё вытянутое лицо, как у лошади и изрытая оспинами кожа, и налитые кровью глаза. Она бросает взгляд на мужичонка и говорит ему.

— Рустер, ты кретин.

— Я сказала, руки вверх! — говорю я.

Они поднимают свои руки над их головами. Должно быть эта самая странная пара из тех, што мне доведетца когда-нибудь увидеть. Он едва доходит этой бабище до талии. У него толстый округлый живот, который таскают тонкие птичьи ножки, а вместо шлема на башке он напялил котелок. Рубаха у него сшита из всевозможных лоскутов ткани, видимо в дело шло всё тряпье, што попалось под руку - спальные мешки, блестящие диски и прочая дрянь. Вокруг колен обмотаны куски резиновых шин.

— Это всё? — спрашиваю я. — Вас только двое?

— Да! — он качаетца вверх вниз, напоминая глупова перепела. — Да, больше никаво нет! Прошу, умоляю тебя, хорошая моя, пожалуйста, не трогай нас. Видиш ли, я слаб сердцем и малейшие...

— Это всево лишь девчонка, ты старый дуралей!

Мис Пинч сильно пинает его в лодыжку. Тот от боли аж падает.

— Да, отрада сердца моево! — корчась от боли говорит он. — Но, ты же сама видиш, она настоящий воин, вооружена и...

— Держите свои руки на виду, а то я опять выстрелю! — кричу я.

Они поднимают свои руки.

— Если вы решили гробануть нас, — говорит тетка, — то у нас нечем поживитца.

— Я не воровка, — говорю я. — А вы кто такие? И што делаете здесь?

— Рустер Пинч, к вашим услугам, — говорит он. — Деловой человек и капитан славнова корабля «Пустынный Лебедь». И могу я представить свою прелестную женушку Мис Пинч, которую ты уже...

— Заткнитесь, — говорю я. Я киваю женщине. — Говори ты.

— Торговцы мы,- говорит она.- Мы движемся в город Надежды. Мы сбились с курса.

— Покажите-ка мне, чем это вы там торгуете, — говорю я.

— Ну, и чё ты ждеш? — спрашивает она своево мужа. — Покажи ей сундук.

— Но... мне же придетца тогда опустить руки, — лепечет он.

— Валяйте, — говорю я. — Только без этих ваших шуточек.

Он исчезает внутри хибары и выходит где-то в хвосте лодки, таща за собой потрепанный металический сундук. Он откидывает крышку и начинает доставать из него всякое барахло, штобы показать мне - пара грязных стекляных бутылок, обломки техники Мародеров, лопата, потрепанный сапог.

— Понятно, — говорю я. — Давай-ка вставай к своей жене. Эмми, иди сюда! — кричу я.

Она подъезжает на Нудде.

— Заберись и загляни внутрь, той лачуги, — говорю я. — Проверь их есть ли у них оружие.

Она слазит с Нудда и вскарабкиваетца на борт, пробегает мимо них и ныряет внутрь мерзкой убогой хижины. Я продолжаю целитца в пару.

Он откашливаетца.

— Чудный денек, — говорит он.

Его жена тянет несчастного за ухо.

Эмми вновь выходит.

— Всё в порядке? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Все чисто, — говорит она и спрыгивает вниз, чтобы встать рядом со мной.

— В ваших бурдюках есть вода? — спрашиваю я.

Мис Пинч дергает головой, а он вновь снует в хижину. И появляетца оттуда с большой пластиковой бутылью.

— Возьми её, Эм, — говорю я. — Наполни наши бурдюки.

Он протягивает ей воду и Эмми спешит сделать то, што я сказала.

Вот, теперь, когда я знаю, што у них нет никакова оружия, и они просто-напросто парочка старых никчемных торговцев, я не знаю как быть дальше. Я не видела особова смысла подстреливать их. Они стоят с поднятыми руками и пялятца на меня.

Только сейчас Неро решает посмотреть, што за суета творитца. Он пикирует вниз и усаживаетца на котелок Пинча. Наклоняетца и клюет мужика в нос.

— Ай! — вскрикивает он, сгоняя птица. — Ворон! Пшел проч!

Я опускаю свой лук.

— Ладно, полагаю вы не опасны. Можете опустить свои руки.

— Видиш, моё сокровище! — говорит Пинч своей жене. — Я знал, што она хорошая девочка!

Мис Пинч фыркает и уходит внутрь лачуги.

— Вот, што я называю великодушием! — кричит радостно Пинч. — Вот, што я называю благородство! — Он съехал вниз со своево Лебедя и схватив меня за руку, начал её трясти. — Рад знакомству, мой гладиатороподобный друг! Какая же у тебя сердобольная душа! Уверяю тебя, в наши мрачные дни, это такая редкость. Теперь… Я знаю, что такой вид правосудия не будет препятствовать попыткам человека в установлении причины его несчастливых... Боже, кажется я потерял свою мысль.

— Вам бы лучше починить колесо, — говорю я.

— Ах, ну да! — спохватыветца он. — Именно!

— Ну, так разберись уже с этим.

Пинч несетца проч, штобы закрепить отлетевшие колесо. Я иду к Эмми, штобы помоч ей закончить наполнять наши бурдюки. Потом мы пьем, утоляя нашу жажду, и убеждаемся, што Нидд и Неро так же напились вдоволь. Со стороны хибары «Пустынного Лебедя» доносятца звуки и запахи, готовящейся еды.

Эмми нюхает воздух.

— Вкусно пахнет, — шепчет она.

Мой живот сильно скрутило. Во рту появилась слюна. Многовато прошло времени, когда мы ели последний раз зайчатину.

Появляетца Пинч, толкая перед собой колесо. Он запыхался и обливаетца потом.

— Тебе помоч с этим?

Я помогаю ему приподнять лодку. Затем он достает свой ящик с инструментами и мы устанавливаем колесо на прежнее место. Немного вдалеке от нас сидит Эмми скрестив ноги и ковырятцы палочной в грязи.

— Тебе надо бы покрепче закрепить его, — говорю я. — Дай-ка взглянуть, што у тебя втвоем ящике.

Он воздает свои руки к небесам.

— Она не только само милосердие, да еще и механик, — говорит он.

Пока я выбираю металические штуковины из стекляной банки, он говорит,

— Боюсь, мы интеллектуалы, не слишком практичны, моя дорогая. Я постоянно испытываю терпение мис Пинч, я её крест, но эта святая женщина, никогда не упрекает меня за мои неудачи, по крайней мере, не в той мере, в которой я заслуживаю.

— Ты очень необычно разговариваеш, — говорю я.

— Ах! Я так и знал, што ты обратиш внимание! — говорит он.

Он вытирает руки о платок, а затем лезет в карман своево пальто и што-то вынимает. Он держит это нечто как перышко или птенчика, словом как самую дорогую вещь в мире, которая у нево есть. Хотя на вид так и не скажеш, што это какое-то сокровище. Два кусочка коричневой кожи обернутых вокруг пачки высушеных листьев или чего-то типа этаво.

— Это книга, — говорит он.

Он дает мне её с таким видом, типа, как я должна быть под большим впечатлением.

— Да неужели, — говорю я.

Он переворачивает верхний кусочек кожи. Затем первый лист. За ним второй. Все они сплош покрыты какими-то черными каракулями.

— Забавные листочки, — говорю я.

Я протянула руку и дотронулась до них.

— Осторожней! — Пинч отбрасывает мою руку проч. — Это ж бумага. Страницы делаютца из бумаги. Книга очень древняя. Хрупкая и редкая. Я нашел её запертой в металическом ящике.

— Да, я и раньше видала закарючки, — говорю я ему. — На мусорной свалке. — Я сплюнула на землю. — Ниче особенова. Изобретение проклятых Мародеров.

— О, нет-нет, это замечательное изобретение Мародеров. Даже выдающееся! Оно существует с начала времен. Эти закорючки, как ты их называеш, - это буквы. Буквы соединяютца вместе и получаютца слова. А слова в предложения, а те складываютца в истории. Как эта.

Он переворачивает страницы, как будто не хочет повредить их.

— Эта история о великом короле, — говорит он. — Его звали Луи Экс Ай Ви (XIV). Король Франции - Король Солнца.

— Франции? — переспрашиваю я. — Это где-то неподалеку?

— Нет, моя дорогая. Она была в далеких землях, давным давно. Еще во времена Мародеров. Король Солнца почил много сотен лет назад. Вот, здесь есть, как он выглядел.

Он протягивает ко мне книгу. Линии и закорючки на странице вырисовывают мужчину.

У него густые вьющиеся волосы ниспадающие до плеч и высоко взбитые на макушке. На одно плечо наброшена шкура какого-то зверя, которая шлейфом волочитца по полу. Причудливая рубаха с оборками на воротнике и манжетах. Короткие пухлые штанишки, открывающие его ноги. Тыфли на каблуке. Сбоку меч. Сам опираетца на трость.

— Его народ поклонялся ему, — говорит он. — Они считали его богом.

— Чтож, чё-то я о нем никогда не слышала, — говорю я. — Да и туфли у него те еще, вряд ли в них было удобно ходить. Ты-то откуда всё это знаеш?

— Существуют люди, заметь, их очень немного, у которых все еще есть понимание значения слов и книг. Когда я был мальчиком, — говорит он, — мне посчастливилось встретить такую женщину и она обучила мне чтению.

— Значит вот почему, вы говорите так забавно, — догадываюсь я. — Все эти ваши необычные слова. Это все иза... чтения?

— Да, — говорит он. — Наверное, иза чтения.

— Ну, тогда я пожалуй не буду обращать на это внимание, — говорю я.

— Рустер! Рустер Пинч! Где тебя носит? — Это мис Пинч заходится визгливым криком.

— Я здесь, ангелочек мой! — кричит Пинч.

— Лучше бы тебе работать, а не трепатца!

— Я и работаю, мой ангелочек! Мы не трепимся! Што ты!

Он забирает книгу и пихает её обратно в карман.

Мы начинаем ремонт. Но, похоже, што у старика просто словесный понос, он всё никак не может заткнутца.

— А твоя сестренка выглядит умненькой девчушкой, — говорит он. — Красивая, как нераспустившийся бутон. Уж я-то понимаю о чем говорю.

— Да она балласт на моей шее, — говорю я. — У тебя-то дети есть?

— Сын, — говорит он. А затем тут же переводит разговор на другую тему. — Не находишь, солнце сегодня особо зверствует? — Он потирает голову и смотрит в небеса. — Не могу подобрать другого слова, кроме как лютует. Очень неуютно. Нам бы конешно подошла погода по прохладнее, ах о чем это я... прости, дорогая... ах да, о детях. Печально, но Бог нам не дал с женой детей.

Он быстро наклоняет голову. Как будто не хочет встречатца со мной взглядами.

«Ты лгун, Рустер Пинч. Почему ты лжеш о том, што у тебя есть ребенок?»

Некоторое время мы работаем в тишине. Потом, как будто мне на всё плевать, я говорю,

— Куда, ты говорил, направлялся?

— В город Надежды, — говорит он. Мое сердце подскакивает к горлу. — Но, — говорит он, — как моя добропорядочная любимая женушка уже упоминала, ветер переменился и Лебедь сбился с курса. Нам нужно было следовать на север.

— Город надежды находитца к северу отсюда? — говорю я.

— Именно так, — говорит он.

— Значит, если бы не сбились с курса, — говорю я. — Мы тоже направлялись в Хоуптаун. Мы как раз на пути туда.

Он бросает на меня быстрый взгляд.

— Так, так, — говорит он. — Какое необычное совпадение. И на самом деле какая неожиданная встреча. И я даже могу предположить, што вы хотели бы... поднятца на борт и поплыть с нами?

— Думаю, нам бы это очень подошло, — говорю я.

— Значит договорились! — Он протягивает свою жирную лапу и мы пожимаем друг другу руки. — Вы обеспечили себе поездку, юная леди.

— Зачем ты сказала ему об этом? — шипит Эмми.

Я хватаю ее за руку и оттягиваю в сторону, где никто не сможет услышать нас.

— Ты, што ничего не слышала? — говорю я. — Они направляютца в Хоуптаун. Это то место, о котором нам рассказывала Мерси, куда возможно забрали Лью. Он может быть там. И даже если это не так, это хорошее место для начала поисков. Мы можем поспрашивать, кое-што выяснить.

— Так што, мы собираемся ехать с ними? — спрашивает она.

— Да, — говорю я.

Она складывает руки на тощей груди, качая головой.

— Мне ненравитца это, — говорит она. — Они мне тоже не нравятца. Ни чуточку.

— Не важно, што тебе нравитца, — говорю я. — Я должна найти Лью. Я собираюсь использовать любой способ, который поможет мне найти его быстрее.

— Ты никогда не слушаеш меня, — говорит она, нахмурившись. — А што на счет Нудда? Мы не можем просто оставить его здесь.

Он, кажется, понимает о чем мы говорим. Он наклоняет голову и мягко толкает ее.

— Мы отправим его прямо домой, — говорю я, — Мерси будет рада увидеть его.

— Мы обязаны это сделать непременно сейчас? — спрашивает она.

Я киваю.

— Пока, Нудд. — Она гладит его по мягкому носу и целует. — Держись подальше от неприятностей.

Она отворачиваетца.

— Скачи домой, Нудд, — говорю я. — Отправляйся домой к Мерси.

Я шлепаю его по крупу и он несетца по равнине, скачет в направлении дома.

— Это кажется смешным, просто взять и отпустить его, — говорит Эмми.

До нас доноситца голос мис Пинч.

— Меня просто пробирает дрожь, не ужели у такого пони есть надежда избежать нападения стаи волкодавов, — говорит она.

— Саба! — кричит Эмми. — Позови его обратно!

— Всё хорошо, Эм, — говорю я. — С ним всё будет нормально.

Неожиданно, оказавшись вот так близко впервые с мис Пинч, я осознала какая же она огромная бабища. Больше шести футов роста, с широченными плечами, грубыми мужскими на вид сильными ручищами, покрытые темными волосками.

— Забирайтесь на борт, — говорит она.

Мы сидим на палубе, собираемся поесть. Я на перевернутом ведре, Эмми на полу, а семейство Пинчей на шатких деревяных стульях, которые они притащили из своей лачуги.

Мис Пинч сует в кастрюлю длиную деревяную ложку и накладывает приличную порцию в видавшую виды жестяную миску.

— Вяленое мясо кабана с клюквой, — объявляет она. Она протягивает мне миску. — Это заполнит твой пустой живот.

Пинч поднимаетца, штобы схватить миску. Она отводит миску и бьёт его по рукам ложкой. Она бьет его так сильно, што тот взвывает. Она выразительно смотрит на него.

— Это не тебе, — говорит она.

— А это для тебя, деточка.

Она наполняет еще одну жестянку и протягивает её Эмми, которая тут же углубляется в еду.

Мой изголодавшийся сжавшийся желудок так обрадовался, што его наконец-то принялись кормить, што я начала работать ложкой в ускоренном темпе. Когда я расправляюсь с едой, мис Пинч протягивает мне лепешку. Она и Эм протягивает кусочек лепешки.

— Теперь давайте, — говорит она, — хорошенько почистите свои миски. Не дело переводить попусту хорошую еду. Как приятно смотреть на молодеж, у которой такой чудесный аппетит, не правда ли Рустер?

— Штобы разделить с нами нашу скромную трапезу с такими милыми попутчицами на этой пыльной дороге жизни, — говорит он. — Это просто чудесно, моя дорогая! Вот я о чем!

— Доедайте все, всё до последней капли, — говорит она, — вот так. Ну, как, управились?

— Спасибо, — говорю я.

Я отдаю наши миски. Я зеваю. Эмми потирает глаза.

— Что девчушки хочетца баиньки? — спрашивает мис Пинч.

Я чувствую, как мои веки начинают тяжелеть. Я зеваю еще раз.

— Наверное я... мы столько времени... в пути... — еле ворочаю я языком.

— Саба, — зевает Эмми. — Почему я чувствую себя... такой... уставшей...?

Она устраиваетца прямо на палубе, сворачиваетца клубком и тут же засыпает. Што-то здесь не так. Я поднимаюсь на ноги. Меня слегка качает.

— Ого...

Я трясу головой, пытаясь проснутца. Моя голова будто налилась свинцом, я даже не могу держать её прямо.

Пинчи наблюдают за мной, их глаза хитро блестят.

А затем до меня доходит.

— Я поняла. Еда... — бормочу я. — Вы туда што-то подсыпали... в еду.

Мои пальцы тянутца за спину, к луку. Но руки меня не слушуютца и повисают как плети. Ноги подкашиваютца, колени подгибаютца. Я падаю на палубу.

— Зачем вам это... понадобилось? — спрашиваю я.

Мои веки закрываютца.

Раз.

Дв..

* * *

Я лежу на чем-то твердом. Деревянном. Шея затекла, голова гудит. Што-то колит так, аж больно. Я облизываю пересохшие губы. Плечи ноют. Как и запястья. Я начинают стонать.

Я поднимаю голову, заставляю себя открыть тяжелые веки. Грубые деревяные нары, горшки с котелками, развешанные на шатких стенах. Где это я...чё-то не могу припомнить... подождите-ка... сухопутный парусник... Пустынный Лебедь... Рустер Пинч... его жена. Я должно быть нахожусь внутри лачуги Пустынного Лебедя.

Я собираюсь подвигать руками, но... не выходит. Я не могу ими даже пошевелить. В мои запястья впиваетца метал.

Моё сердце ёкает и начинает учащенно битца. Всё, я окончательно проснулась.

Я лежу на скамье, прикованная за запястья и лодыжки, какими-то металическими штуковинами в виде колец к деревянным балкам. Эмми на соседней лавке, всего в нескольких шагах от меня. Она тоже скована по рукам и ногам. Эта хибара не такая уж и хлипкая, какой казалась на вид. Деревянные панели прикреплены к железному каркасу.

Мы пленницы. Меня захлестнула красная горячая волна ярости. Ярости и страха.

— Пинч! — заорала я во всю глотку, дергая свои оковы. — Пинч! Эмми! — говорю я. — Эмми! Очнись!

Она очень медленно поднимает свою голову, взгляд тяжелый и бессмысленный.

— Эмми, проснись! Ну же! Эмми!

Её глаза распахиваютца шире, когда она видит меня. Она осматриваетца и видит, што её собственные запястья, как и лодыжки тоже привязаны. Её лицо искажаетца от страха и она начинает учащенно дышать.

— Саба! Што происходит? Што они с нами собираютца сделать?

Затем я замечаю, што пол под нами грохочет. Горшки на стенах звякают и дребезжат. Лебедь движетца.

— Пинч! — ору я.

Дверь в лачугу отваряетца и на пороги появляетца мис Пинч. Она подходит ближе.

— Так-так-так, — говорит она. — Проснулись наконец-то. Надеюсь, сны были приятными.

— Отпустите нас! — воплю я. — У тебя нет никаких прав связывать и удерживать нас здесь!

— А причем здесь права? Тут с ними нет ничево общева, — говорит она. — В этом мире, берешь всё, што хочеш. — Она пожимает плечами. — Мы хотим тебя.

— Што это значит, хотите меня?

Она снимает крышку с ведра с водой и опускает в него помятую жестяную кружку.

— Ты молодая, — говорит она, — и сильная. Сразу видно прирожденный боец. Я сразу же это поняла, как только тебя увидела. Ты будеш идеальной.

— Идеальная для чево? — спрашиваю я.

Она выпрямляется. Смотрит на меня своими маленькими черными глазками, холодными как камень.

— Идеальной, — говорит она, — для боев в клетке.

У меня волоски на руках встали дыбом. Я вздрагиваю.

— Именно так, девочка, — говорит она. — Тебе следует боятца. Боев к клетке. Они опасны и отвратительны. И это очень прибыльный бизнес в Хоуптауне. Тебе придетца хорошенечко потрудитца на нас.

— Я ничево не собираюсь делать для тебя, — говорю я.

— У тебя нет выбора, — говорит она.

— Ты не можешь меня заставить што-нибудь делать, — говорю я.

— О, ты будеш делать имено то, што я тебе скажу, — говорит она.

— Сначала я увижу, как ты попадеш в ад, — говорю я. — Отпусти нас. Пинч! Помоги! Пинч!

— Побереги свой голосок, — говорит она. — Он делает только то, што я ему велю.

Она подходит ко мне с чашкой воды. Наклоняетца и приподнимает мою голову.

— Давай, пей, — командует она. — Тебе нельзя испытывать жажду. Клеточные бойцы должны быть в отличном состоянии.

Я пялюсь на неё, пока пью. Я набираю в рот воды, а за тем плюю ею в её лицо. Она не произносит ни слова. Просто стоит и смотрит на меня какое-то мгновение, а вода стекает по её лицу.

— Не надо было бы тебе так со мной, — говорит она.

Она идет к Эмми.

— Нет! — ору я. — Не прикасайтесь к ней!

Она влипляет Эмми пощечину. Бьет наотмаш, сильно. Эмми кричит. Пинч поднимает голову Эмми и я вижу, што губа у той лопнула. Рот наполняетца кровью, которая струитца по подбородку. Эмми начинает плакать.

— Оставь её в покое! — ору я што есть мочи. — Она же ребенок! Она ничево тебе не сделала!

Мис Пинч подходит и становитца на колени возле моей койки. Она так близко склоняетца своим лицом к моему, што я могу разглядеть каждую оспину на её коже. Так близко, што я давлюсь от её зловонного дыхания. У неё иза рта запах такой, как от мяса несколько дней пролежавшево под солнцепеком. Она лыбитца.

— Всякий раз, когда ты решиш не подчинитца мне, — говорит она, — каждый раз, когда ты попытаешься каким-нибудь образом устроить саботаж, я буду бить твою сестренку. Бить её или... поджаривать. А то, вдруг мне может взбрести в голову сломать ей руку. Тебя я и пальцем не трону. Даже не помыслю ударить тебя, моя красавица.

Она проводит пальцами по моей щеке. Ее грязные ногти царапают мне кожу.

— А знаеш почему? — спрашивает она. — Ты слишком ценна. А твоя сестра... она и гроша ломанного не стоит. Во всяком случае для меня. Думаю, мы скоро узнаем, насколько она ценна для тебя.

* * *

Я чувствую как паруса опускаютца. Лебедь замедляетца и, конце концов, вздрагивает и останавливаетца. Еще один рывок, когда якорб касаетца земли. Должно быть мы останавливаемся на ночь.

Мы с Эмми дружно наблюдаем, пока мис Пинч потрошила и освежевала скальную ящерицу и подкладывает её мясо к рагу, которое она варит в ведре на плите внутри хибары, все время что-то мурлыча себе под нос. как будто нас здесь и вовсе нет.

Я и рта не раскрыла с тех пор, как только она пригрозила мне, что будет бить Эмми. Я пыталась разработать план. Старалась думать, а што бы Лью предпринял на моем месте. Если бы он был мной и был здесь. И как бы мне хотелось, штобы вместе со мной был именно он, а не Эм. Тогда сейчас не было бы так паршиво. Тогда у нас возможно было бы больше шансов.

— Ты как Эмми? Ничево? — шепчу я.

Она кивает, глаза у неё на таком крошечном личике смотрятца большими. От удара мис Пинч губа у неё распухла, кровь подсохла и образовала темную корочку. Я не могла не вспомнить, как я тоже её ударила, еще там на озере, её, свою плоть и кровь. Она поплакала какое-то время, после того, как мис Пинч ей врезала, но не пустилась в рёв.

— Ты была права на счет них, — говорю я. — Мне жаль. Я должна была послушать тебя.

— Да чево уж там, всё нормально, — говорит она.

— Нет, не нормально, — говорю я. — Это по моей вине, она ударила тебя. Я не должна была плевать в неё.

— А я рада, што ты плюнула в неё, — говорит Эмма.

— Такая уж я, — говорю я. — Я вытащу нас отсюда, Эм. Обещаю.

— А ну, хорош трепатца! — кричит нам мис Пинч. Потом она рывком открывает дверь и кричит. — Жрать пора!

Рустер Пинч проскальзывает в лачугу.

— Ты лживый ублюдок! — срываюсь я.

Глазки у него виновато бегают и он стараетца не встречатца своим взглядом с моим. Притворяетца, што не слышит меня.

— Запах превосходный, моя дорогая! — Он потирает руки, с поддельным весельем, нюхает воздух. — Чистейшая амброзия!

— Заткнись и садись, — говорит она.

Они стали уплетать рагу. Когда он закончил, то запустил палец в свою миску и начал слизывать соус. Она кивнула в нашу сторону.

— Тебе придетца покормить их, — говорит она.

— Мне, моя дорогая? Ох! Ты считаеш, што это будет разумно? Ты бы справилась гораздо лучше...

Она замахиваетца своей огромной пятерней и ударяет его по уху. Он вскакивает, хватает пару жестяных мисок и наполняет их рагу. Он подходик к Эмми первой. Помогает ей сесть, наполняет ложку едой и подносит к ней. Эмми смотрит на меня.

— Всё нормально, — говорю я.

Я улыбаюсь ей и она в ответ слегка улыбаетца мне.

Она ест жадно, второпях, с трудом останавливаясь, штобы прожевать мясо.

— Вот и умница, — говорит Пинч. — Вот так.

Он смотрит себе через плечо. Мис Пинч занята мойкой посуды, вновь што-то напевая себе под нос, не особо обращая на нас внимания. Он кидает взгляд на меня, и шепчет нам обеим.

— Будет лучше всево, если вы просто станете делать то, што она говорит, хорошие мои. Если же запротивитесь, то поверьте мне, жизнь для вас станет невыносимой.

— Ты должен помоч нам сбежать, — шепчу я в ответ. — Пожалуйста.

— Не могу. Не смею. Если вы попытаетесь сбежать, она прикончит вас. С последним она так и поступила. Она видит всё и вся. Она...

Мис Пинч замечает, што што-то происходит.

— Чё это вы там делаете? Рустер, я надеюсь ты там не разговариваеш с девчонками.

— Нет! Конечно же нет! И в мыслях не было!

— Лучше бы тебе не молоть с ними попусту языком. И если я узнаю, што ты мне вреш, ты ведь знаеш, што тебя тогда ждет, не так ли? Я поджарю тебя заживо. Как тебе это понравитца?

— Совсем не понравитца, золотце моё, — лебезит он.

— Тогда заканчивая с кормежкой и побыстрее.

Он спешит закончить с Эмми, затем переходит ко мне.

— Што ты имееш в виду, говоря, што она убила последнего, — шепчу я. — Што за последний?

Он не отвечает. Я пытаюсь заставить его взглянуть мне в глаза, но он все время отводит взгляд, он просто пялитца в миску. Его лицо блестит и лоснитца от пота, а ложка дрожит в руке. Впервые я замечаю, что его руки и запястья покрыты уродливыми фиолетовыми шрамами от ожогов. Как будто кто-то прикладывал к его коже раскаленную кочергу.

Так вот, што она имела в виду, когда говорила, што поджарит его. Вот, што она делает, когда ему вздумаетца перечить ей. Мда, он не поможет нам. Он слишком напуган.

Мы сами по себе.

Я чувствую спокойствие.

Похоже, это безумие, что мы обе скованы по рукам и ногам, и нет ни единой души, способной нам помоч, а я при этом так спокойна. Потому, што теперь я ясно понимаю, што должна делать. А чево не должна, так это впустую тратить время на размышления, што нам кто-нибудь придет да поможет. Я не могу ни наково рассчитывать кроме себя.

Итак, всё, што я должна сейчас делать, так это наблюдать и следить. Учитца. И думать. И вынашивать план. Я должна убедитца, што мы выживем, я и Эмми. Я сделаю все, што потребуетца. Я сделаю всё, штобы мне не приказала эта чертава карга.

Я буду наблюдать и выжидать. И когда настанет время, наступит правильный момент, сделать ход, я буду готова. Я буду знать, што мне делать и я вытащу нас отсюда.

А потом мы отыщем Лью. Я обещала ему, што отыщу его. А я не привыкла отступать. Не важно перед чем.

Мис Пинч направляетца ко мне. У неё в руке нож. Она тянетца ко мне и впечатывает меня спиною в стену. Она хватает меня за загривок и приставляет к моему горлу нож.

— Я кормлю тебя, пою, а вот теперь перережу тебе глотку, — говорит она. — Я знаю о чем ты думаешь. Ха. Как бы не так. Не тут-то было.

Она хватает меня за мой длиную косу и резко дергает за неё, притягивая мою голову вниз. Я морщусь от боли. Она пилит ножом мою косу и довольно скоро её отрезает. А потом поднимает её вверх.

— Какая прекрасная хворостина, — говорит она. — Должно быть я получу за неё хорошую цену.

Она несет тазик с теплой водой, кусок мыла и опасную бритву. Ни говоря ни слова, она льет воду мне на голову, и мылит мне голову. Вода бежит мне по лицу, мыло щиплет глаза. Но я не издаю ни звука. Я смотрю на Эмми, и ободряюще ей улыбаюсь, как бы говоря ей, што не о чем переживать.

Потом я смотрю прямо перед собой. Как только она решает, што достаточно уже намылила мою голову, то дерет бритву и начинает брить мне голову. Волосы с мокрым шлепком падают на пол.

— Тебе не понадобятца волосы в клетке, — говорит она. — Умный боец бреет наголо свою голову. Тебе же не нужно, што бы твоему сопернику было за што ухватитца. Што бы ты не делала не позволяй хватать тебя за уши. Ты и оглянутца не успееш, как тебе оторвут ухо. Бои в клетке нельзя назвать честными.

И только потом я замечаю, што у неё што-то болтаетца на шее. Мой сердечный камень. Розовый камень сердца, который моя мама дала Мерси. А Мерси отдала его мне. Она должно быть рылась в моих вещах и за брала все, што захотелось.

Я стискиваю зубы. Сердце подскакивает в груди. Я хочу немедленно сорвать его с её шее. Разорвать её лицо в клочья, только за то, что она прикоснулась к нему. Я выкручиваюсь из её цепких лап.

— Верни мне его! — зло говорю я.

Она от неожиданности отпрыгивает назад. Она смотрит туда же куда и я. Её рот растягиваетца в противной улыбочке.

— О, — говорит она, — вижу ты оценила мой новое ожерелье. Я нашла его. Просто удивительно, как люди беспечно относятца к своим ценностям.

Я с ненавистью смотрю на неё. Я сжимаю кулаки, цепи натягиваютца.

— Поосторожнее, красавица, — говорит она.

Она поднимает бритву и поглядывает в сторону Эмми.

Я откидываюсь назад.

Она протягивает руку. Хватает меня за волосы. Проходитца лезвием по моей голове. Пока я не становлюсь совсем лысой.

Они освободили Эмми, штобы та работала, скребла полы, носила воду и мыла тарелки с горшками. Короче, всю грязную работу, которую они сами не хотели делать.

И для таво, штобы удоставеритца, што я все правильно уяснила, мис Пинч ударяет Эмми каждый раз, когда та пыталась заговорить со мной или двигалась не достаточно проворно. Она лупила её по голове или шипала за руку. Однажды она выставила подножку, пока Эмми таскала воду в ведре и огреблась за то, што вода расплескалась, когда она споткнулась.

Но Эм сдерживаетца, не произносит ни звука, и продолжает работать.

Как и я. Но мои руки сжимаются в кулаки, а ногти впиваютца в ладони так сильно, што они кровоточат.

* * *

Мы путешествуем с ветром. Останавливаемся, когда он перестает дуть, движемся вновь, когда он надувает парус. Но он по большей части отсутствует. Я лишь мельком замечаю дневной или лунный свет, когда Пинчи входят в лачугу или выходят из неё. Я не имею ни малейшего понятия, как много дней прошло, так же как и Эм. Такое чувство, што мы здесь уже вечность.

Лицо Эмми стало еще бледнее и уже. И она тихо плачет каждую ночь.

Они отдают мне самую лакомую еду. Хотят, штобы я была сильной.

Я провожу все свое время, сидя на койке. Для надежности, я прикована рукой и ногой к стене. Мис Пинс освобождает меня три раза на дню, штобы я могла размять руки и ноги, но не выходя из хибары. Пока я разминаюсь, она держит нож, приставленный к горлу Эмми.

Но не просто какой-то нож. А мой нож. Тот самый, который я держала у себя в ботинке. Она и его у меня стащила. Мис Пинч улыбаетца мне, она дразнит и провоцирует меня. Мол давай, говорит её оскал, только попробуй. Только попробуй и увидиш, што будет. Ей это нравитца. Причинять страдания Эмми моим ножом.

Итак я свободна, но не могу ничево сделать.

Я не позволяю мыслям отразитца на лице. Не позволяю ей увидеть ту ненависть, што горит в моем сердце. Ярость, которая разъедает меня изнутри. Я сохраняю мое лицо непроницаемым.

Я наблюдаю за ней, слежу за ним.

Я выжидаю подходящева момента.

Если ветра будут к нам благосклоны, то завтра мы окажемся в Хоуптауне - в городе Надежды.

ХОУПТАУН — ГОРОД НАДЕЖДЫ

Рустер Пинч бросает якорь Песчаного Лебедя за пределами Хоуптауна.

Мис Пинч развязывает меня и дергает головой.

Я иду за ней, шаркая по палубе ногами, сцепленными на лодыжках кандалами. Я стою, щурясь от яркого солнечного света. Я ошеломлена. Я не выходила на поверхность из темницы с тех пор, как меня заточили туда. Может пять, шесть дней. Я скосила глаза на солнце. Полдень.

Город простирается впереди нас, примерно в полмили отсюда. Он лежит у подножия холма, среди пыльных склонов, окружающих его. Я никогда не видела больше, чем одну хижину до сегодняшнего дня. Мне приходилось слышать рассказы о жизни Мародеров, сбивавшиеся в кучу в городах, но не думала, что когда-нибудь увижу это место своими глазами.

Мне никогда не приходило в голову, што если я окажусь в таком месте, но не увижу здесь ничево кроме множества ветхих хибарок, склонившихся к друг другу. Они все выглядят так будто по одной хорошенько стукнули, и ударная волна распространилась и на остальные.

— Какой замечательный вид! — говорит Пинч. — Нет ничего лучше для отрады сердца, как плотно забитый город.

Вокруг нас стоит суета и суматоха. Люди проезжают мимо Лебедя, поднимая столпы пыли, на своих грохочущих телегах, запряженных сверепова вида волкодавами. Кто едет на лошадях, мулах или верблюдах. А кто и идет на своих двоих. Все они стекаютца к одним большим воротам старова частокола, который окружает город. Прежде в своей жизни, мне никогда не доводилось видеть такую кучу народа. Я верчу головой по сторонам, пытаясь во всем разобратца.

Эмми стоит рядом со мной. Пинчи на нас не смотрят. Я поднимаю к верху свои скованный руки и она проскальзывает под ними. Она обнимает меня за талию и очень крепко прижимаетца ко мне. Пинчи заставили её так тяжело работать, что она совсем отощала и стала костлявее обычнова.

— Вот и он, — говорю я. — Хоуптаун.

— Што происходит? — шепчет она.

— Без понятия, — говорю я. — Думаю, скоро узнаем. Што бы не случилось держи ухо востро и выискивай Лью.

Затем мы слышим знакомое карр карр карр. Я поднимаю взгляд к небу. В вышине, над нами, летает кругами большая черная птица. Я узнаю этот размах крыльев где бы то ни было.

— Неро! — восклицаю я.

Он пикирует вниз, пролетая в аккурат у нас над головами и вновь устремляетца вверх. Мое сердце взлетает с ним. Из моих глаз по щекам бегут слезы.

— Он должно быть всё это время следовал за нами, — говорю я.

— Я знала, он бы нас не бросил! — восклицает Эм. — Я знала!

— Тебе лучше пошивеливатца, — говорю я. — Быстрее, пока она нас не заметила.

Я поднимаю руки и только она успевает выскользнуть из-под них, как поворачиваетца мис Пинч. Она сердито таращитца.

— Чё за дела? Вы же знаете правила!

Она сгребает Эмми. Поднимает руку, штобы ударить её наотмаш. И как раз в это время её окликает Пинч.

— Мис Пинч! Здесь колесница, любовь моя!

Она остановилась и переглянулась через плечо.

Рядом с Лебедем вышагивает, покрытый струпьями верблюд. Он тащит позади себя, прицепленную к своей сбруе, проржавевшую машину. Но судя по его замызганной морде, он не слишком доволен, выпавшей ему чести. Он закатывает глаза и щелкает своими длинными желтыми зубами у ног мальчишки, взгромоздившевося на нево.

К нам вновь поворачиваетца мис Пинч.

— Тобой я займусь позже, — шипит она на Эм. — Прямо сейчас у меня есть дела поважней.

— Ну же, Мэм, я весь день верхом да и дела у меня, — говорит мальчик на верблюде. — Куда надо-то?

Мис Пинч дергает за мои цепи. Я спотыкаюсь, делая шаг вперед.

— Веди нас к Владельцу Клетки, — говорит она.

Я смотрю из окон, пока мы еле тащимся через весь город на спущенных шинах. Здесь так людно, што мы едва можем проталкнутца. Они толкают колесницу обратно, и пялятца на нас. Мальчик на верблюде наклоняетца вниз и стегает толпу кнутом, штобы та раступилась.

Я таращусь в поисках золотых волос, сплетенных в косу. Ищу в толпе голубые глаза, как летние небеса.

Здесь ли ты Лью?

Мужская спина. Широкие плечи, золотые волосы - короткие, но они могли ему уже и обстричь косу - тот самый рост. Моё сердце учащенно бьетца. Напрягаетца каждый мускул в теле.

Обернись, обернись, о пожалуйста обернись и дай мне на тебя взглянуть.

Он оглядывается. Но это не Лью.

В этот момент, через окно просовываетца мужчина. Он хватает меня за руку и начинает вытаскивать меня, вместе с цепями.

Я не перестаю размышлять. Я изворачиваюсь, царапаюсь, цепляюсь за колесницу, ищу точку опоры.

— А ну прекрати! — Рустер Пинч бьет дранным зонтиком мужика по голове. — Руки проч от неё!

— Саба! — кричит Эмми.

Меня охватывает ярость. Я кусаю его грязную руку. Он вскрикивает, но руку не убирает. Тогда я вгрызаюсь еще сильнее в его плоть. Я не сжимаю челюсть до тех пор, пока не начинаю чувствовать привкус крови. Он кричит от боли и выпускает меня. Он выпадает из окна. Толпа проглатывает его и увлекает за собой.

— Вот так-то! — орёт Пинч. — Беги, ты негодяй! Трус! Никто не смеет вставать на пути у Рустера Пинча!

— Саба, — окликает меня Эмми. — Ты как?

Я плюю в окно. Сплёвываю его кровь, его запах, ощущения, оставшиеся от нево. Я сажусь обратно на своё сидение и вытираю рот скованными руками.

— В порядке, — отвечаю я.

Я гляжу на мис Пинч. Она за все это время даже не шелохнулась. Просто сидит и таращитца на меня.

И на её лошадином лице играет улыбочка.

Мальчик тормозит своево верблюда перед длинным низким каменным зданием на краю города Надежды. Это добротное здание, не то што Мародерские поганые лачуги.

— Ты веди девчонку и помалкивай. Даже не вздумай открыть пасть, — говорит мис Пинч Рустеру, когда мы выбираемся из колесницы. — Я сама поговорю с Распорядителем.

Он хватает меня за цепи, те, што свисают с моих рук и тащит позади неё. Пинч берет Эмми за руку. Два на вид мерзких здоровяка делают шаг вперед, как только наша процессия подходит к двери. Мой пульс ускоряетца. Они одеты в длинные черный рубашки с кожаными доспехвами поверх. Точно так же как те четверо, што забрали Лью. Должно быть это Торнтоны, о которых мне рассказывала Мерси.

— Распорядитель Боев никого не пускает, — сказал один из них.

— Меня он впустит, — говорит мисис Пинч. — Скажи ему, что пришла мисис Пинч. У меня есть кое-што особенное для него.

Они смотрят на нас тяжелым взглядом. Лица их непроницаемы.

— Вы меня не слышите? — спрашивает Торнтон. — Я же сказал, он не принимает.

— А ты передай ему, что у меня есть кое-что для вас, — говорит мис Пинч.

Один из них мотнул головой, а другой открыл дверь и исчез внутри. Но скоро вернулся.

— Можешь войти, — говорит он. — Но тебе лучше поторопитца.

Мы все входим.

Распорядитель Боев сидит за большим каменным столом в белоснежной комнате. В стене за столом большая деревянная дверь. Из-за нее доносится приглушенный рев голосов.

Первой, што бросаетца в глаза, это стол заваленый разной едой - лепешки и блюда с жареным мясом и вареные голубиные яйца и кувшины с грогом. Хозяин Клетки едва ли взглянул на нас, когда мы вошли, он был очень занят запихиванием всей этой жратвы себе в рот. Он был жирным, круглым как шар, с розовым лицом с тремя подбородками и длинными ошметками волос, прилипших к черепу. На шее была повязана красная салфетка.

Надутая, прожорливая жаба. Я не боюсь тебя.

Он берет жареного воробья в запихивает его целиком в рот.

— Ну што там у вас? — спрашивает он. — Я деловой человек, мис Пинч. И у меня нет настроения попусту тратить своё время.

Мис Пинч продолжает безмолвствовать. Стоит неподвижно, как гремучая змея перед нападением.

— Смотрю ваша-то гвардия Тонтонов вся под дурью, Распорядитель Боев, — говорит она. — Вы бы надеялись, што я... што определенные люди не прознали о том, што вы тут позволяете вольности.

Его лицо бледнеет. Он срывает со своей шеи салфетку и вытирает свой жирный рот, а потом и жирные пальцы.

— Но... мои охранники чисты, как слеза младенца, — говорит он. — Могу поклястца!

— Меня это не касаетца, — говорит Мис Пинч. — Разве я не права, Рустер?

— Да, моя дорогая, — говорит он. — Как скажеш, моя голубка.

Я смотрю на мис Пинч, потом на Хозяина Клетки. Они таращатца друг на друга. Тонтоны не жуют листьев чаал. Ей не понравилось, как он разговаривал с ней и она постаратца свести с ним счеты.

— Ну, и чево ждем? — спрашивает мис Пинч. — Вам лучше сходить и самим поглядеть што к чему.

— Да, — говорит он. — Да-да.

Он колеблетца какое-то время, при этом он все еще жует. Затем вскакивает и в развалку обходит стол.

— ДеМало! — взревел он. — ДеМало!

Дверь со свистом открываетца. Шум доночившийся снаружи проникает внутрь комнаты, перерастая в оглушительный рёв, когда внутрь проскальзывает человек. Как только дверь позади нево закрываетца, звук исчезает.

Он Торнтон. Высокий, как, по-видимому, и все они, с головы до пят одет во всё черное. Но на этом еще и металические доспехи поверх балахона, остальная одежда кожаная. Блестящий нагрудник и металические нарукавники на руках и локтях. Длинные темные волосы откинуты назад. Настороженное лицо. Волевое лицо, широкие скулы. Я точно знаю, што такова вы бы не назвали красавцем. Но в то же самое время, он был прекрасен.

Он ничево не говорит. Просто ждет.

Хозяин клетки, который вел себя нахально еще минуту назад, весь сжимаетца. Он не смотрит в сторону ДеМало, когда говорит,

— Гмм... это... мис Пинч счиатает, что есть проблемы с охраной у двери. Разумеетца, я заверил её, што на нашем корабле единая сплоченная команда, но эээ... я бы... а... это...

ДеМало даже ухом не ведет, будто и не слушает болтовню Распорядителя. Он двигаетца к главной двери, бесшумно, словно кошка. Когда он проходит мимо нас, он останавливаетца. Прямо передо мной.

Он поднимает голову. Его взгляд встречаетца с моим. Глаза у нево глубоко посаженные. Темные, почти черные. Полные теней.

Время замирает. Я не могу шевелитца. Не могу дышать. Я не могу отвести своих глаз от нево. И не хочу отводить.

Он смотрит вглубь меня.

Находит мои самые потаеные мысли, мои худшие страхи.

Я знаю тебя, шепчет голос. Я знаю тебя.

У меня начинает стынуть в жилах кровь. Меня бьет дрожь. Она проходит по всему моему телу, с кончиков пальцев на ногах до самой макушки. Он это чувствует. Видит это. В глазах што-то едва уловимо мелькает. Затем он двигаетца, выходит из двери и исчезает.

Это продолжалось всего мгновение, один удар сердца. Он и я, запертые внутри мгновения однаво удара сердца.

Довольно долго никто ничево не говорит. Никто не двигаетца. Как будто все почувствовали одно и то же. Как будто мы все перестали дышать.

Да чё здесь произошло-то? Кто это вообще? Они все его боятца.

Затем Распорядитель бросаетца к столу и наливает себе кружку грога и осушает её. Он плюхаетца в кресло и промакивает свой лоб салфеткой.

— Итак, — говорит мис Пинч, — полагаю, мы поняли друг друга.

— Да, — говорит он. — Несомненно. Итак вы пришли, кое-што показать мне. Я так понимаю, ваше последнее приобретение. — Он смотрит на меня своими жадными маленькими поросячими глазками. — Так, вы полагаете, она подойдет для Клетки.

— Я не полагаю, — говорит мис Пинч. — Я в этом уверена. Она находка. Большая редкость.

— Не такая как последняя, што вы привели ко мне, — говорит он. — Та была сплошным разочарованием. Совсем не шла на сотрудничество. Я уже было начал думать, что твоя хватка уже стала не той што прежде, ха ха!

Шея мис Пинч окрасилась в пунцовый цвет, руки сжались в кулаки.

— Думай што болтаеш, Распорядитель, — говорит она.

— Я не хотел показатца... не хотел проявить неуважение, мис Пинч. Ты ж меня знаеш, я ничево такова не имел в виду...

— Просто заруби себе на носу, раз и навсегда с кем ты говориш, — предостерегает она. — Кто я есть. У меня есть влияние! В любом случае я имела опыт общения с той девчонкой. Она получила то, што заслужила.

— Именно! Так и надо! Ты одна на миллион! Что ж, продолжим, — говорит он, — давай-ка поглядим на твой подарочек.

— Выйди вперед, — говорит она мне.

Она подходит, штобы толкнуть меня, ударив мне между лопаток, но я не обращаю на это внимания.

«Не позволяй страху завладеть тобой, Саба. Будь сильной, такой, какой я тебя знаю».

Я тяну время, медленно плетусь к столу. Цепи, свисающие с моих лодыжек, клацают о пол. Я подцепляю ногой стул и тяну его к себе, штобы сесть.

Я поднимаю свои скованые руки, помогаю себе и беру одново из жирных зажаренных воробьев и откусываю тому башку. Затем я выливаю в стакан грог и осушаю его до дна. Всё это время я уставившись смотрю на нево. Я ставлю пустой стакан на стол вверх дном.

Он прищуриваетца.

— Так-так, — говорит он, — а ты довольно дерзкая, я буду этому потакать. А теперь, встань-ка девочка, дай-ка тебя хорошенько рассмотреть.

Я осматриваю его сверху до низу. И мои губы кривятца в улыбке.

Он оказываетца за столом в мгновения ока. Хватает меня за руку и заставляет поднятца на ноги. Кто бы мог подумать, што жирдяй способен так прытко двигатца? И окажетца сильнее, чем я могла предположить. Он крепко удерживает меня напротив себя.

— Будь очень осторожна, — шепчет он мне на ухо. — Я здесь заправляю. Мне плевать кто ты и откуда. В этом городе моё слово - закон. Пока я не скажу... ты ништо. Маньше, чем нешто. Грязь под моими ногтями и то более значима, чем ты. Усекла?

Я киваю.

— Вот и славно, — говорит он.

Он медленно облизывает мне ухо. Мой желудок скручивает. Я чувствую как кровь прилила к моему лицу. Я хочу немедленно отмыть своё ухо, подскочить, выбежать опрометью из комнаты, но не могу. Я не делаю этова. Я просто смотрю прямо.

— Она сильная, — говорит мис Пинч. — Да и умная.

— Сильная, умная и дерзкая. — Распорядитель прохаживаетца вокруг меня, оглядывая с ног до головы. — Что ж, выглядет она впечатляюще. Может из неё што-то толковое и выйдет.

— Я же сказала уже, — говорит она.

Распорядитель боев пристально смотрит на меня. А затем произносит.

— Вот в чём вопрос, может ли она дратца?

— Есть только один способ, это выяснить, — говорит мис Пинч.

— Совершенно верно, — говорит он. — Не найти более подходяшева времени. Пошли.

Распорядитель идет к двери, к той, через которую вышел ДеМало и широко распахивает её. Шум, который мы уже слышали разливаетца по комнате и весит в воздухе. Он выходит наружу. Мы следуем за ним.

Мы стоим на платформе, глядя на огромную толпу людей.

— Добро пожаловать в Колизей, — говорит он.

Я пытаюсь разобратца во всем. Дом Хозяина Клетки стоит на вершине холма. Он простираетца вниз, далеко от дома. Внизу под нами, вырубленный косогор, и ряды, ряды скамеек с тремя четкими дорожками между ними, которые тянутца сверху до низу.

Лавки забиты людьми. Все кричат, а кто-то за них подпрыгивает и размахивает кулаками. И все смотрят куда-то в одно место.

В клетку. Внизу холма на открытом пространстве стоит большая металическая клетка.

Внутри дерутца двое мужчин. Толпа ревёт, в воздухе Колизея висит запах возбуждения. Зрители беснуются, похоже всё движетца к развязке.

Бойцы были босыми, никакой защиты ни на руках, ни на ногах. На них одеты короткие туники. Никакова оружия. Они наносили друг другу удары, боролись, пинались, вскарабкивались по стенам клетки и бросались вниз, штобы приземлитца на своево противника.

Один из них очень вымотался. Кровь сочилась у нево из носа и он начинает шататца, от ожесточеных ударов своево соперника.

— Похоже, это конец для Арташира, — говорит Хозяин Колизея.

Соперник Арташира загоняет его в угол, хватает его за горло обеими руками и сжимает их, сильно ударяя несчастнова о прутья клетки. Арташир обмяк. Тот другой парень его отпускает и Арташир соскальзывает спиной по решетке на пол.

Победитель держит свои руки над головой, размахивая кулаками в воздухе, а толпа слетает с катушек. Все как взбесились, набрасываютца на клетку, кричат и прыгают. Некоторые даже принимаютца дратца друг с другом и охранники бросаютца разнимать их. Глаза у всех как диких животных.

Арташир заставляет себя медленно поднятца на ноги. Вот он уже стоит и слегка покачиваетца. Толпа орёт, выражая свое недовольство. Затем все поворачиваютца лицами к нашей платформе и кричат.

— Прогнать его через толпу! В толпу его! К нам давай!

А потом начинают скандировать,

— В толпу! В толпу! В толпу!

Арташир смотрит на Распорядителя, тот сверху смотрит не нево.

— Обычно я могу предугадать исход, — говорит он. — Но вот с этим... че-то вышла промашка... Его воля к жизни кажется сильнее, чем у большинства. Полагаю, именно поэтому он продержался так долго. Он определенно принес пользу бизнесу. Ладно уж, какой смысл впадать в сентиментальность. Он проиграл два свои последних боя, а с этим уже и третий. Правила есть правила.

Он сдергивает красную салфетку со своей шеи, и поднимает её в правой руке, прямо над головой. Толпа теперь орет еще неистовее и громче, чем прежде.

Распорядитель вздыхает.

— О, давайте уже покончим с этим.

Затем он опускает руку.

Два здоровенных смотрителя клетки открывают в неё дверь и вытаскиваю Арташира наружу. Толпа тут же, словно срываясь с цепи, устремляетца к дорожке, идущей пролегающей посередине Колизея, толкаясь, ударяя и пиная друг друга, таво кто оказываетца рядом.

Вооруженные охранники расталкивают людей так, штобы расчистить проход.

— Они живут ради этова, — говорит Распорядитель. — Они хуже зверья. Вот, што делает с людьми слишком большое употребелние чаала. Дурачьё.

Потом все начинают топать ногами по земле. Всё вокруг трясетца, даже платформа, на которой мы стоим. Топот становитца всё быстрее и быстрее.

Смотрители толкают Арташира вперед. Он оглядывает Колизей. Он делает глубокий вдох через нос, голова его высоко поднята. А затем он меняетца в лице. Оно напрягаетца. Как будто он принял решение. Он смотрит вверх на Распорядителя и сплёвывает на землю.

Распорядитель издает смешок.

Затем Арташир запракидывает голову и орёт, словно дикий зверь, которова затравили на охоте и загнали в угол, но тот всё еще продолжает боротца за жизнь.

Он пускаетца бежать. Он рванул по центральной дорожке. Отовсюду к нему тянутца руки, бьют его, хватают за тунику, стараютца сбить с ног.Он наносит удар и высвобождаетца. Ему удаетца продвинутца еще на несколько шагов. Но толпа преграждает ему путь, завывая как свора волков готовая разорвать свою жертву. Тела всё сильнее сжимают его в кольцо. Словно волной накатывают на тонущего человека. Арташир исчезвет в море неиствующей толпы.

Мой живот так и крутит.

— Обидно, когда хороший боец отправляетца на растерзание толпы, — говорит Распорядитель.

Он смотрит на меня. Он протягивает ко мне свою липкую пятерню и гладит меня по щеке.

— А теперь твоя очередь, — говорит он.

* * *

Девушка меньше меня.

Она начинает сразу же действовать против меня жестко. Она движетца так быстро, што я едва успеваю видеть её кулаки. Первый удар мне в лицо, потом под ребра. А я просто стою. Словно сплю.

Но, когда меня, наконец, ударяет словно обухом по голове, и охватывает приступ неистовства и гнева, я понимаю, што это такое. Животные сделают всё, што угодно, лишь бы выжить. Даже отгрызут собственную конечность, штобы сбежать из капкана. Вот, што такое неиставство. И я собираюсь научитца этим пользоватца, если хочу выжить в клетке.

Меня научит эта девочка. А она деретца жестко, грязно. Она проиграла два своих последних боя. Это её последний шанс. Так што её мотивация сильна как никогда, неистовство зашкаливает.

Но моя ярость сильнее её.

Я наблюдаю за её действиями.

Я быстро учусь.

Она чертовски мне наподдавала, прежде чем я достаточно поднаторела. А затем и мне везет. Я наступаю на неё и с размаху бью её в живот, да так, што она отлетает и ударяетца о решетку. Она не поднимаетца до тех пор, пока смотритель не ставит её на ноги.

Всё кончено. Конец.

Конец для неё. Начало для меня.

Они не называют мне её имени. У неё есть маленькая родинка на лице. Родинка похожа на бабочку.

Как и сказал Распорядитель, обидно, когда хорошие бойцы отдаютца на растерзание толпе.

Но одну из нас непременно ждала бы эта участь.

И я чертовски уверена, што, если бы это была ни она, то я.

* * *

Пинчи сидят снаружи, на палубе. Они празднуют свою удачу с кувшином браги, заедая её жареным голубем. Сегодня наша последняя ночь на Пустынном Лебеде. Завтра они переедут в город. Пинчи и Эм, разумеетца. Я же перееду в туда, где они содержат все колизейных бойцов.

Я лежу на своей койке. Как обычно прикованная по рукам и ногам. Эм сидит подле меня. У неё в руках тряпка смоченная в соке герани и она легкими прикосновениями, правда, очень аккуратно, прикасаетца к моему порезу под глазом.

— Я тебе не слишком больно делаю? — спрашивает она.

Я понимаю, што всё мое тело болит. Должно болеть. Но у меня такое ощущение, што вся эта боль где-то далеко-далеко, вроде как во сне, што ли. Как будто я больше на нахожусь в своем теле. Типа я парю где-то снаружи своей телесной оболочки.

— Прости, — шепчу я Эм.

— За што простить? — спрашивает Эмми.

— Ты не должна была этова видеть, — говорю я.

Она и Пинчи стояли вместе с Распорядителем боев на болконе и видели всё от начала до конца.

— Мне было так страшно, — говорит она. — Она бы убила тебя, если бы смогла.

— Я не собираюсь никого убивать, — говорю я. — Я буду жить. Я собираюсь жить, и вытащить нас отсюда и мы разыщем Лью. Я обещала ему, што я найду его и я... ох Эмми... Эмми, што же мы будем делать? Што же мне делать?

Вот оно. Я расклеилась. Потекли слезы. Она стараетца вытереть их, стереть мои слезы, но они немедленно появляютца вновь.

— Шшш... — Она гладит мое лицо. — Шшш… не позволяй им услышать тебя, — говорит она. — Никогда не позволяй им слышать, как ты плачеш.

Она дает мне какую-то тряпицу, штобы я закрыла ею рот.

Она ложитца рядом со мной на лавку. Она обнимает меня своими худенькими детскими ручонками и крепко прижимаетца ко мне.

— Все хорошо, Саба, — говорит она. — Всё будет хорошо.

Меня корчит от боли. Я вою в ткань, всё мое тело тресетца от рыданий.

Я рыдаю из-за девушки с бабочкой на щеке.

Я рыдаю иза Эмми. Па. Лью. Иза самой себя.

Иза таво, кем мы были.

Иза таво, што у нас отобрали.

Иза таво, што было утеряно для нас всегда.

ГОРОД НАДЕЖДЫ МЕСЯЦ СПУСТЯ

Они называют меня Ангелом Смерти.

Просто потому што, я еще не проиграла ни одной схватки. Каждый раз, когда они запирают меня в клетке, я позволяю ярости охватить меня, и она деретца, пока не побеждает.

Если для девушки, с которой я дерусь это третий неудачный бой, то я просто поворачиваюсь спиной, так мне не приходитца смотреть, как она бежит через толпу. Правда, я всё слышу. Сумасшедший вой толпы под кайфом, словна свора, готовая к убийству.

Я отключаю сознание. Я не позволяю себе думать об этом. Я должна оставатца в живых. Я должна выбратца отсюда и разыскать Лью. Он где-то там, ждет меня, когда я приду за ним. Я это точно знаю. Они могут его держать его прямо здесь, в городе Надежды.

Город Надежды. Это выгребная яма, как и говорила Мерси. Каждый покрытый перхотью злодей, который казалось только што вылез из навозной кучи, казалось таки или иначе находил сюда дорогу.

И Торнтон. Они повсюду, как и предупреждала меня Мерси.

Они личные телохранители Распорядителя в Клетке, которые наблюдают за боями, с комфортом, с балкона. Они контролируют Врата, проверяя всех, кто приходит в город Надежды. Они стоят на вышках, по одному в каждом углу частокола, окружающего город. Они в рядах вооруженной охраны, которая контролирует толпу в Колизее и патрулирует город. Они и среди тех подонков, что сторожат нас здесь в жилых клетках - один жилой блок для мужчин бойцов и другой для женщин - они же надзирают за нами на тренировочных аренах.

И Торнтон подчиняетца, да и все они, ДеМало. Он у них главный. Они передают его вопросы Распорядителю, но из таво, што я поняла в первый же день, мне стало ясно, што сам он ни перед кем не отчитываетца. Время от времени, он стоит на балконе вместе с Распорядителем пока идет битва. Я никогда вновь не видела его вблизи, как тогда. А очень надеюсь, што никогда не увижу.

Но все охранники и сторожевые на вышках и запертые клетки и цепи связывающие меня... всё, штобы остановить меня от попыток сбежать.

В первый раз, я подождала наступления ночи, потом вскрыла замок моей клетки ржавым гвоздем, который нашла в углу тренировочной арены. Меня поймали, когда я попыталась спереть ключ с пояса охранника, пока он считал ворон.

Второй раз, я предприняла попытку, на обратном пути по дороге из Колизея. Я ударила охранника в лицо и дала деру.

Оба раза они заталкивали меня в морозильник, штобы попытатца сломать мой дух. Они всегда так поступают со смутьянами. Но несколько часов взаперти в металическом ящике под землей, не охладили мой пыл и не остановит моих попыток сбежать из этова треклятова места и им это известно.

Вот почему каждый раз, как только я оказывалась в своей клетке, они приковывали меня к койке. Вот почему они перевозили меня в запертой транспортной клетке в Колизей на бой и обратно. И вот почему они обыскивали меня, каждый раз, прежде чем запереть меня в мою клетку.

Но они никогда не причиняли мне боль или увечья. Они даже пальцем меня никогда не трогали. Я не дралась больше, чем два раза в неделю. Ангел смерти к большому ликованию толпы. Я лучшее, што появилось в этом городе за много-много лет. Они хотят убедитца, што их любимица сдюжит еще один бой.

Не знаю, какую там сделку заключили Пинчи с Распорядителем, но што бы это ни было, это всех устраивало. Иногда я вижу её, мис Пинч, на балконе Хозяина Клетки, наблюдающую за моим боем, но там есть и другие, с которыми меня ничево не связывает.

Также я вижу порой и Эмми. Ненавижу состояние незнания, как там она, но у меня нет никакой возможности передать ей весточку. Всё, што я могу, это надеятца, што она найдет способ отправить весточку мне. И, што она при этом не заработает очередной оплеухи от мис Пинч.

Меня хорошо кормят. У меня своя отдельная клетка, а на койке есть одеяло. Другие девушки-бойцы содержатца все в одной большой клетке и спят ночью все вместе на холодном полу. К ним нет никакова особова отношения.

Даже капитан дозорных, Бешеный Пёс, держитца от меня на расстоянии. Его прозвали Бешеным Псом еще в те времена, когда он подсаживал на чаал, не говоря к чему это может привести. Он много каво подсадил, охрану, других бойцов. Но не меня. Он не смел ко мне прикасаться.

Итак, я ем, когда мне дают, сражаюсь, когда вынуждена и ищу шанс смотатца отсюда. Так или иначе, я улучу возможность. Охранник ли отвернетца, дверь останетца открытой в нужное время. Што угодно. Они могут запирать меня в морозилке сколько угодно. Мне всево-та и нужно, штобы один раз повезло.

В темноте ночи, я сижу или мерю шагами свою клетку. Я не сплю больше, чем час или два за раз. Потому, как только я закрываю глаза, в этот момент меня окутывает тьма. Она приходит за мной. Она выходит из потаенных уголков, чтобы обернуть вокруг меня свои холодные-холодные руки. Она проникает в мою кровь, кости, душу. Она выжимает из меня всю надежду до капли.

Если я позволю ей завладеть собой, то никогда уже не выберусь отсюда. Я останусь в Клетке и буду дратца до тех пор, пока не начну проигрывать. Я отсанусь в живых, пока меня не растерзает толпа.

Я боюсь, што в конце концов тьма окажетца сильнее, чем моя ярость.

Вот я закрываю глаза, и она приходит.

Наступает тьма.

Тьма, а вместе с ней и сны.

* * *

Я в Колизее.

Здесь тихо. Пусто. Темно. Кромешная ночь.

Я в Клетке, мои ноги босые, а моя одежда вся в лохмотьях. Я што есть силы колочу в дверь, но та заперта. Я в ловушке.

Я чувствую легкое покалывание в затылке. Я медленно поворачиваюсь.

Они все стоят там. Все девушки, с которыми я когда-либо дралась. Каждая, которую я победила или отправила на расправу толпе. Они заперты в Клетке со мной. Они не больше, чем тени, их лица скрыты тьмой, но я знаю их. Каждую из них. Цвет их глаз, форму носа, запах кожи, от которой веяло страхом.

Они начинают двигатца, бесшумно подплывая ко мне.

— Простите меня, — шепчу я, говорю, кричу — простите меня, простите меня, простите меня, — но из горла вырывается лишь вырываетца беззвучный крик.

Они нависают надо мной. Они окружают меня. Толкают, тянут вниз.

* * *

Темнота сгущаетца и накрывает словно одеяло.

Голоса. Шепотки. Бормотание. Вздохи. Но все эти звуки раздаютца откуда-то издалека, так што я не могу разобрать слов. А потом слышу,

— Саба! Саба, помоги мне!

Это голос Лью. Но когда он был еще маленьким. Возраста Эмми.

— Лью! — кричу я. — Я здесь! Я постараюсь найти тебя! Где ты?

— Я не знаю! Поспеши! Здесь так темно. Я... мне страшно.

Он начинает плакать.

— Всё хорошо, Лью! — кричу я. — Я найду тебя! Продолжай говорить и по голосу я смогу найти тебя!

— Я не могу, не могу, Саба! Они идут!

Он кричит.

— Лью! — воплю я. — Лью!

Тишина.

Затем вновь слышитца голос. Теперь он раздаетца ближе, так што я могу разобрать слова.

Слишком поздно... слишком поздно... слишком поздно...

— Нет, — шепчу я. — Нет! Пожалуйста! Лью! Я здесь! Я иду!

Я вытаскиваю себя из сна. Я просыпаюсь вся в поту. Я сажусь, сердце моё колотитца.

Я жду. Это всегда занимает пару минут, штобы успокоитца, перевести дыхание. Мое одеяло все перекрутилось вокруг моих цепей на лодыжках.

Каждую ночь мне снитца Лью. Я никогда не вижу его, только слышу. Иногда он испытывает страх и зовет меня, как сегодня ночью. В другой раз он зол и кричит.

— Черт тебя дери, Саба, где тебя носит? Чем ты столько времени занимаешься?

Но самый страшный, худший из снов тот, где он повторяет мои же слова.

— Я найду тебя. Куда бы тебя не забрали, клянусь, найду.

Он повторяет эти слова снова и снова, и так до тех пор, пока я не просыпаюсь и всё прекращаетца.

В какие-то ночи я просто проваливаюсь в сон без сновидений, в другие разы я не сплю, а лежу и жду наступления рассвета, который просачитца в мою клетку. Я скручиваю одеяло, кладу его себе под голову, лежу на спине и жду, што же мне приподнесет вечер.

Уже время сна? Шепот из клетки рядом со мной. Из той, где держат всех остальных женщин бойцов запертых всех вместе.

Я ничево не говорю. Не люблю говорить с теми, с кем дралась или с теми, с кем мне еще предстоит дратца. Да и никто не заговаривает с Ангелом смерти. Они до чертиков боятца меня. Мне кажется, так, даже лучше всево. Я знаю большинство голосов, которые доносятца из той клетки, а этот я не узнаю, поэтому она должно быть новенькая. Низкий, мягкий голос. Приятный.

— Я слышала тебя прошлой ночью, — говорит она. — И ночь до неё. С тех самых пор, как появилась здесь.

Ну, вот, теперь я знаю. Они привели сюда эту девушку, три ночи назад. Высокую и тощую. Вид у неё болезненный. На пару лет старше меня, наверное, ей лет двадцать. Севодня она проиграла свой первый бой.

Если она слышит меня, то это означает, што и остальные могут меня слышать. Опасно демонстрировать врагам свою слабость. Слабость может прикончить тебя. Затем, она будто слышит о чём я думаю. И говорит.

— Всё нормально, — говорит она. — Никто больше не знает. Только я. Я мало сплю.

Я слышу, как она ёрзает, подтягиваясь ближе к решетке. Я не могу её видеть, даже её очертания в темноте. В жилых клетках нет окон. В течение дня они освещаютца факелами, а ночью здесь кромешная тьма.

— Ты проиграла севодня, — говорю я. — Слышала, как они болтали об этом. Они говорят, ты даже не пыталась сражатца.

— Я не боец, — говорит она, — не то, што ты. Скоро я окончательно проиграю, скоро всё закончитца.

— Ты хочеш умереть? — спрашиваю я.

— Я хочу быть свободной, — говорит она. — Я никогда не была свободной. За всю свою жизнь. — Она молчит секунду или две. А потом говорит. — Ты не против, што тебя зовут Ангелом смерти?

— Нет.

— Другие девушки боятца тебя. Они знают, што если им предстоит бой с тобой, то для них всё кончено.

Я ничево не говорю.

— Меня зовут Хелен, — говорит она.

— Я Саба, — отвечаю я.

— Саба. Приятное имя.

Я укутываюсь в своё одеяло и ложусь.

— Спокойной ночи, Саба, — говорит она. — Приятных снов.

— Спокойной ночи, Хелен, — говорю я.

И засыпаю.

* * *

Эмми разузнала, как проникнуть в жилой блок к борцам, штобы увидетца со мной. Она начала приходить с водоносами. Это были чумазые дети, который приходили первыми каждое утро, еще до рассвета. Они приносили ведра, наполненные чистой пресной водой и заливали её в лохани, которые стояли вдоль клеток. Эмми проскальзывала сюда утром вместе с ними, прежде чем Пинчи проснутца.

Именно Эмми нашептывала мне, што творитца в городке Надежды. Она та, кто рассказывает мне как всё устроено и где што.

Она стала жестче, это уж точно. Вы бы не узнали в ней ту девчушку, которая покинула Серебряное Озеро. Пару раз она пришла с разбитой губой и синяками на руках, при виде чево у меня сжались кулаки, но по большей части она умудряетца держатца подальше от мис Пинч.

Эмми. Сама по себе в этой дыре. Ей каким-то образом удаетца постоять за себя. Кто бы мог подумать?!

* * *

Прошло ночи четыре, и Хелен впервые заговорила со мной. Теперь мы разговаривали с ней по-чуть-чуть каждую ночь. Я никогда особо ни с кем не беседовала, кроме как с Лью. Из меня паршивый собеседник, а как только я оказалась в этом гнусном месте это вроде как уже вошло в привычку. Помалкивать.

Но мне нравитца Хелен. Она единственный человек из тех каво я встречала на протяжение долгова времени не производит впечатление чокнутой. И она не боитца меня. Она говорит, што не протянет достаточно долго, штобы встретитца со мной в бою на арене клетки, может поэтому мы так сдружились.

Мы всегда ждем, когда другие девушки заснут, а камерная охрана завершит свой последний обход. Они сидят снаружи, пока не наступает рассвет, так што мы остаемся в безопасности, когда слышим как захлопываетца дверь и только решетки делят пространство.

После я сползаю со своей койки. Мои цепи на ногах достаточно длинны, штобы я могла усестца на холодном полу рядом с ней. Нас разделяют только прутья решетки. Тепло, исходящее от её тела, напоминает мне, как мы любили сидеть с Лью, спина к спине, и как я ощущала его сердцебиение отдающиеся в моем теле, чувствовала его дыхание.

Хелен проиграла свой второй бой. Она не рассказывает мне про себя, но я слышала от других. Мы обе знаем, што у неё осталось не так уж много времени.

— А теперь, — говорит она мне, — расскажи, што случилось с твоим братом.

Что ж, я рассказала. Я рассказала ей, што случилось в тот день, когда явились Тонтон, убили Па и забрали Лью. Было таким облегчением, снять груз с души и поговорить с кем-то о нем. О нем, который не покидал моих мыслей столько времени. Когда я добралась до таво момента, где они спросили, был ли рожден Лью в середине зимы, я почувствовала, как она напряглась.

— Подожди, — говорит она. — Зимнее солнцестояние. Помнишь, што они говорили? То есть, их точные слова.

Мне даже не пришлось напрягатца вспоминать, прежде чем ответить ей. Эти слова жгли мне разум. Я отвечаю,

— Те парни спросили у Поверенного Джона, это он? Золотой мальчик? Это он рожден средь зимы? И Поверенный Джон отвечает, мол да, и тогда Тонтон, спросил у Лью сколько ему лет. Лью отвечает, што восемнадцать и затем они его переспрашивают, был ли он рожден посреди зимы. Лью говорит, да, и тогда они его забрали.

— Это было так, как будто они пришли искать его, — говорит Хелен. — Как будто знали, што найдут его в Серебряном озере.

Я была удивлена, што она сказала так.

— Именно, — говорю я. — Вот именно и я про то же.

— Было што-то еще? — говорит она.

— Нет, это все. Ох, конечно. Мерси говорит, што когда родился Лью там был чужак, мужчина.

— Мужчина. Кем он был? Ты знаешь его имя?

— Ага, Траск. Мерси сказала, што он назвался Траском. Сказала, што он был очень взволнован рождением Лью, и как только брат появился на свет, этот Траск только и делал, што твердил, мол мальчик рожденый посреди зимы - это чудо из чудес. Он снова и снова чему-то радовался, но никто не знал, с чево бы это он так разволновался, а потом он просто... исчез. И они его больше никогда не видели.

— Нет, — говорит Хелен. — Не думаю, што они это сделали.

Моё сердце так и колотитца в груди. Я хватаю её через решетку клетки. Нахожу её руку и крепко сжимаю её ладонь между своих рук.

— Хелен, што такое? Ты што-то знаеш. Скажи мне.

— Я не хочу, — говорит она.

— Просто скажи, — говорю я. — А ну живо говори.

— Хорошо, — говорит она. — Саба, Джон Траск был моим отцом.

* * *

Как бы мне хотелось увидеть её лицо, заглянуть ей в глаза и понять говорит ли она мне правду. Я сильно сжала её руку.

— Не лги мне, — говорю я.

— И не думала, — говорит она. — Клянусь, што это правда. Саба, твой брат в большой опасности. У Тонтонов на нево все права.

— Он здесь? В городе?

— Не думаю, — говорит она. — Нет, мне кажетца они забрали его в место под названием Поля Свободы.

— Где это? — говорю я.

— На север отсюда, — говорит она. — Глубоко в Черных горах. Туда трудно добратца. Они скрыты ото всех.

— Поля Свободы, — говорю я. — Лью в Полях Свободы. Што еще ты знаешь?

— Слушай, Саба, — говорит она, — если он находитца в Поля Свободы, это значит, што Король заполучил его.

— Король? — спрашиваю я. — Никогда о таком не слышала.

— Ему принадлежит Хоуптаун, — говорит она. — Город и близлежащие земли, куда ни глянь. ДеМало его человек. Он его правая рука.

— А што по-поводу Распорядителя боев?

— Он делает только то, што ему велят, — говорит она. — Будь то Король, ДеМало и Тонтоны, которые типа, как в его... личной армии. Вот тех ты должна боятца.

— Што еще? — говорю я. — Я должна знать все.

— У Короля невсё в порядке с головой. Да там на самом деле у всех што-то не то с башкой. Они верят в странные вещи. Сумасшедшие. Мой отец тоже в это верил.

— Твой отец, — говорю я. — Джон Траск.

— Да. Он был одним из них. Тонтоном, шпионил на короля. Теперь он мертв, но он определенно был в Серебреном озере тем днем. Я был еще малышкой, но я помню, как он вернулся на Поля Свободы и как он был взволнован, когда рассказывал, што нашел однаво, нашел мальчика.

— Нашел, какого мальчика? — говорю я.

Она молчит.

— Хелен! — говорю я.

— Я не хочу рассказывать тебе, — шепчет она.

— Ты должна, — говорю я. — Пожалуйста, Хелен. Продолжай.

— Он сказал, што нашел мальчика, — говорит она. — Мальчик рожден, штобы быть убитым в день летнего солнцестояния. Убит для того, штобы Король жил.

* * *

У меня засосало под ложечкой. Дыхание перехватило.

— Я... я не... понимаю, — говорю я. — Што он имел в виду... убить его, што бы жил Король? О чём ты болтаеш?

Она начинает говорить быстро. Понизив голос, штобы никаво не потревожить.

— Это всё иза чаал, Саба. Ты же видела это место. Все здесь жуют его или курят. Бешеный пёс, камерные охранники, все, кто приходит посмотреть бои. И только один человек контролирует чаал. Он его выращивает, собирает урожай и поставляет.

— Король, — говорю я.

— Потому што есть всего одно-единственное место с благоприятными условиями для его выращивания. Нужна плодородная почва, нужное количество света и дождя.

— Поля Свободы, — говорю я. — В Черных горах.

— Торнтоны рыщут в поисках людей, забирают их на Поля Свободы и держат их там в рабстве, заставляя на них работать на полях.

— И они контролируют их с помощью чаал, — говорю я.

— Теперь ты улавливаешь мысль, — говорит она.

— Тот, кто контролирует чаал, управляет всем и вся. В его руках всё могущество, — говорю я.

— Это Король, — говорит она.

— Но... я все еще не понимаю, — говорю я. — Как все это связанно с Лью?

— Каждые шесть лет, в канун летнева солнцестояния, они приносят в жертву мальчика. И мальчик не может быть абы каким. Ему должно быть восемнадцать лет и он должен быть рожден средь зимы в период зимнева солнцестояния.

У меня встали дыбом волосы.

— Лью, — говорю я.

— Король верит, што когда мальчик умирает, дух этова мальчика, его сила переходит ему, она переходит Королю. И его власть продлеваетца еще на шесть лет.

— Но это... безумие, — говорю я.

— Я же тебе сразу сказала, — говорит она. — Король болен на всю голову. Но он в это верит. А раз уж он в это верит, то верят и все остальные. Это всё чаал, Саба. Просто достаточное его количество и люди тупеют, становятца медлительными, настолько, што ими легко управлять. Слишком много этой дряни и люди становятца не управляемыми, как толпы в Колизее, когда боец бежит, загоняемый этой самый толпой, после проигранова третьева боя. Как Бешеный пёс. Один раз сорвался и уже не возможно остановитца. А они и не хотят останавливатца.

— Но приношение жертвы, — говорю я. — Поверить не могу.

— Знаю, как это звучит, но это правда. Я сама видела. Сейчас канун летнева солнцестояния, прошло уже шесть лет со времен приношения жертвы. Твоему брату восемнадцать. Он был рожден посреди зимы, в период зимнева солнцестояния. Теперь настала его очередь.

— И они узнали о Лью от твоего отца, — говорю я.

— Да. Как я уже и сказала, он рассказал им о Лью. Ко всему, они приглядывали за ним все эти годы, штобы убедитца, што ему не будет приченен никакой вред.

— Наш сосед, — говорю я. — Поверенный Джон. Вот, што значит он имел в виду, когда говорил, што присматривал за ним все эти годы.

— Не вини его, Саба, они бы заставили его это сделать.

— Но почему они не забрали Лью сразу же после рождения? — спрашиваю я. — Или потом? Зачем нужно было дожидатца нынешнева момента?

— Потому што им нужен был парень сильный духом. И они позволили ему жить вместе с его семьей, жить свободно, штобы его дух окреп и стал сильным.

— Лью был сильный, когда они явились за ним, — шепчу я.

— Чем сильнее он будет, кодга умрет, тем сильнее будет Король. Слушай, Саба, — говорит она, — осталось меньше месяца до летнева солнцестояния. Если ты хочеш спасти своево брата, ты должна найти способ выбратца отсюда. Ты должна...

Дверь в камеру распахиваетца и входит Бешеный Пёс, каритан дозорных. Он вертит в руках длинную тонкую палку. Он уже накурился чаал, глаза горят, чему-то то и дело смеетца про себя. Охранники освещает ему путь с факелами.

— Как поживают мои девочки сегодня вечером? — говорит Бешеный Пес.

Девушки борцы в общей камере тут же просыпаютца. Они вскакивают на ноги жмутца к стенам, прячась в тени, так, што он не может видеть их, штобы к чему-то да придратца. Я остаюсь лежать на своей койке до таво момента пока не распахиваетца дверь.

Он проводит своей палкой по прутьям решетки.

— Подъем, — говорит он. — Папочка хочет поигратца.

— Хелен, — говорю я. — Двигай!

Она застывает от ужаса, все еще сидит возле решетки камеры, на том же месте где сидела, когда мы разговаривали.

Бешеный Пес замечает ее.

— И чё эт' мы тут делаем? — Он просовывает свою палку между прутьев и тычет ею в Хелен. — А ну, крыса, выходи!

Она вся сжимаетца.

— Оставь ее в покое, — говорю я.

— У-у-у, — говорит он. Он движетца к моей камере и пялитца на меня. — Не сама ли это Ангел смерти.

Я смотрю на него. Позволяя ему увидеть, как сильно я ненавижу его.

— Думаеш, ты чево-то да значишь, верно? — говорит он. — Так вот я скажу тебе, или я не Бешеный Пёс, как-нибудь ты выйдешь отсюда и тебя изобьют так, што ты своих не узнаеш. Этот день настанет. И, когда он придет, ты будеш умолять меня о пощаде. Но не сейчас. Сейчас ты у нас гвоздь программы в городе Надежды, а Бешеный Пес не хочет проблем. Но мне скучно. Я хочу чуток развлечься.

Он кивает на Хелен.

— Выведи крысу, — говорит он.

Он резко дергает головой, и охрана отпирает главную камеру, проходя внутрь расталкивая девушек. Они скручивают и заламывают Хелен руки за спину и тащат её наружу.

— Хелен! — кричу я. — Подожди! Оставь ее в покое!

Бешеный Пес тащит один из стульев стражников в середину камерного блока и садится на него задам наперед. Его глаза так и искрят возбуждением и он начинает дергатца. Его пальцы, его плечи, его ноги. Так и ходит ходуном. А это не сулит ничево хорошева.

— Давайте-ка поглядим, — говорит он. — Как насчет таво, штобы спеть мне песенку?

— Я не знаю ни одной песни, — говорит Хелен, понизив голос.

— Она не знает ни одной песни. — Бешеный Пес оглядваетца по сторонам, типа как он очень удивлен. — Ладно, тогда можешь мне сплясать? Давай, исполни небольшой танец для меня... крыса. Ну же, чево ждешь-то? Танцуй.

Хелен не двигаетца.

— Я сказал, танцуй!

— Оставь ее в покое! — говорю я.

— Заткнись, просто заткнись! Черт возьми, — кричит он. — Я сам все делать должен?

Он отбрасывает к стене свой стул и тот разлитаетца на части. Затем Бешеный Пёс начинает пританцовывать. Он вертит свою палку, подбрасывает её в воздух, пляшет вокруг неё.

— Видите? — говорит он. — Посмотрите, как это просто! Я танцую! Давайте танцевать все! Давайте!

Хелен просто стоит, она прижимает руки к бокам, глядя на него.

Вдруг он останавливается.

— Что ты уставилась, крыса? Я сказал... что ты уставилась? — Он кричит во весь голос, вены на его шее вздулись. Он схватил ее за руку и потянул к двери. Она вскрикивает.

— Хелен! — кричу я. — Отпусти ее, ублюдок. — Я прыгаю на дверь камеры, забывая, что я прикована к койке, а кровать привинчена к полу. Я приземляюсь лицом вниз, но сразу карабкаюсь вверх.

Бешеный Пес тащит Хелен к двум стражникам камерного блок.

— Выведите-ка её наружу, — говорит он.

Они берут её за руки и толкают за дверь.

— Хелен! — кричу я. — Нет! Хелен!

Бешеный Пёс отпирает дверь в мою камеру. Я карабкаюсь обратно на койку в углу, и кидаюсь с неё на нево, пока он освобождает меня от цепей. Он хватает меня за руку, ставит рывком на ноги и тащит вон из камеры. Он подтаскивает меня к металической двери в полу камеры и пихает меня внутрь.

— Сладких слов, Ангелочек, — говорит он.

Затем он плюёт на меня. Дверь с лязгом захлопываетца и я оказываюсь в морозильнике. Где темнота чернее ночи.

Я знаю, што больше никогда не увижу Хелен снова.

* * *

Девушки в камерном блоке хранят молчание. Они и между собой не особо разговорчивы и даю руку на отсечение, чёртасдва, они бы говорили со мной. Они обвиняют меня в смерти Хелен.

И в этом они не ошибутца. Я сама себя виню. Если бы она не болтала со ной, если бы мне не понадобилось во што бы то ни стало разузнать о Лью, мы были бы осторожнее. Не говорили бы так долго. Мы бы услышали стражников и как идет Бешеный Пёс. Если бы... если бы, то Хелен была бы еще жива.

Но недолго. Што правда, то правда. Время Хелен было на исходе. Все это знали. Она сама это знала. Она просто ждала, когда проиграет свой третий бой. Она просто ждала своей смерти, когда её отдадут на растерзание толпе.

Я видела, што остаетца от человека, когда он бежит в последний раз по арене и его поглощает неистовствующий одурманеный люд. По крайней мере, она избежала этой участи.

Теперь она свободна. Как и хотела. Но её смерть лежит тяжелым грузом на моем сердце.

Когда я думаю о Хелен, я размышляю, как собираюсь найти способ сбежать отсюда. «Канун летнева солнцестояния», сказала она. Я должна добратца до места под названием Поля Свободы в Черных горах ко дню летнева солнцестояния. Который наступит ровно через три недели.

Так што я наблюдаю. И жду.

Мой шанс вскоре настанет. Я знаю это. Он должен настать.

Должен.

* * *

Я стою в центре арены в Клетке. Гляжу на толпу. Они подскакивают и орут мне. Я гвоздь программы, звезда города Надежды. Самая известная достопримечательность, которую когда-либо видывал этот город. Они стекаютца сюда в большом количестве, когда сражаюсь я. Я привлекаю их.

Я смотрю сквозь решетки, наверх. Неро здесь, он прилетел, как всегда. Расположился на вершине световой башни, которая выситца в аккурат около Клетки. Света здесь и в помине не видывали, со времен Мародеров разумеетца. Теперь на неё вскарабкиваютца и взбираютца те желающие, кто хотят поглядеть бои сверху. На световой башне самые дешевые места.

За исключением таво, што там никто не сидит, когда я дерусь. Никто не рискует сидеть рядом с Неро, когда тот усаживаетца на вершину башни. Все его боятца. Эти болваны все верят, што вороны приносят смерть. Поражение. Уничтожение. Они верят, што я черпаю свои силы от нево.

Я люблю смотреть наверх и видеть его там. Он всегда сидит там до тех пор, пока я не выигрываю, и только потом он улетает проч. Он начал так делать с моего же первова боя.

Но я черпаю свою силу не от Неро. А из той ярости и неистовства, которые бушуют во мне. Вот, што помогает мне побеждать.

Севодня в первом ряду сидит девушка. Высокая, с бронзовой кожей, и горделиво вздернутым носом.

Она не похожа на большинство тех, кто приходит в Колизей. Другие должно быть и не замечают, но в тот момент когда я её вижу, то сразу же понимаю, што она воин. Её выдает взгляд. У неё цепкий взгляд, который охватывает даже такие вещи на которые другие не обратили бы внимание, посчитав их мелочью.

И она не берет листок чаал, когда ей предлагает какой-то мужчина. Не то, што все остальные, кто приходит на бои. Как и три девушки, которые пришли вместе с ней.

На самом деле они отпихивают этова мужика, да так, што он опрокидывает корзину и чаал вываливаетца на землю, прямо им под ноги и они топчут его, да так, што от листьев остаетца только пыль. Когда к ним подходит охранник, што бы посмотреть в чем там дело, они делают вид, што и пальцем не трогали разносчика.

Она видит, што я смотрю на неё, наблюдая за её действиями. Приподнимает бровь, как бы говоря, тебя-то это каким боком касаетца?

Дверь на Арену открываетца и входит моя соперница, под улюлюканье и насмешки толпы. Это на вид крепкая, загорелая девушка, по имени Эпона. Она прибыла сюда всего пару дней назад. Прежде я с ней никогда не дралась, но до меня дошол слушок, што она грязно деретца. В Клетке позволяетца довольно многое - удары, пинки, удушение руками и ногами, чево нельзя так это кусатца и наносить порезы. Я слыхала, она делает и то и другое, если охранники Арены особо не следят или вовремя не увидят, то она тут же использует свой шанс. Я должна держатца с ней настороже.

Я запомнила девушку в первом ряду и оставила её на потом. Я ничево не пропускаю, и всё откладываю на потом. Мой разум должен быть чист, штобы ярость могла взять вверх. Именно так и ни как иначе, если я хочу выжить.

Смотрители ударили в гонг и мы сходимся.

* * *

Эпоне удалось меня взять в захват и придавить к земле. Пока я стараюсь высвободитца из хватки своей соперницы, я поднимаю глаза и вот она, девушка с первова ряда, смотрит прямо на меня. Наши глаза встречаются.

Она пытаетца мне что-то сказать. Но что? Что это?

Моя концентрация дает брешь. У Эпоны преимущество. Она водит нас по кругу, уводит, так, штобы не мог видеть охранник и кусает меня за руку.

Я реву от злости. Ярость подстегивает меня и я снова в бою, полная сил. Я перекидываю Эпону через себя. Я бросаю её на землю и скручиваю её по рукам и ногам. Она стонет. Я сжимаю крепче. Потом еще сильнее.

— Хватит! — кричит она во всю глотку. — Перестань!

Первый проигрыш Эпоны. Она с ненавистью смотрит на меня, когда они уводят её с Арены.

Я смотрю на первый ряд. Девушка и её подруги исчезли.

Черт бы ее побрал. Она чуть не заставила меня проиграть бой.

* * *

Я в своей клетке, в которой меня перевозят, сзади повозки, запряженой мулом, чтобы меня провезли через весь город Надежды в камерный жилой блок. Два вооруженных охранника сидят спереди, как и всегда, народ окружает повозку. Все хотят видеть, запертого Ангела Смерти. Бывает, находитца какой-нибудь смельчак, который прикосаетца ко мне просовывая руку сквозь решетку, штобы потом хвастатца перед своими дружбанами. Я клацаю зубами на них, и они отскакивают от решетки, как ужаленые.

Девушка-воин расталкивает толпу, пока не оказываетца рядом с клеткой. Она моево роста. У неё бронзовая кожа, покрытая крошечными веснушками. Она закутана в плащ, но я вижу, что у неё вьющиеся волосы цвета темной меди, глаза зеленые, как лесной мох. Она самая красивая девушка из тех, што мне доводилось видеть.

— Ты почти заставила меня проиграть бой, — говорю я.

— Мне жаль, што ты не проиграла. Ты побила мою девушку.

— Эпона? — спрашиваю я. — Что значит, твоя девушка? Кто вы?

— Я Маив, — говорит она, идя рядом с повозкой. — Мы «Вольные ястребы».

Я присматриваюсь к тем, кто идёт рядом с повозкой. Три крепкие на вид девицы, одна из которых сидела с этой Маив в Колизее.

— Посмотри вокруг, — говорит Маив.

Я вглядываюсь в толпу сквозь прутья моей клетки. Еще одна девушка в балахоне. Она слегка перемещаетца и я замечаю арбалет у неё сбоку. Итак они достаточно умны, штобы пронести оружие через охраняемые Врата Города Надежды. Когда я смотрю на толпу, еще одна девушка кивает мне.

— Так значит, Эпона тоже Ястреб, — говорю я.

— Да, — говорит Маив. — И мы собираемся вызволить её отсюда.

У меня ёкает сердце.

— Как? — спрашиваю я.

— Я этим как раз занимаюсь, — говорит она. — Здесь служба безопасности довольно крепка. Но в то же время, я была бы очень признательна, если бы ты не прикончила моего бойца.

— Вольные ястребы - бойцы, — говорю я.

— Воины, — поправляет она, — как ты. И время от времени, разбойники на дорогах.

— И ты не хочеш, штобы Эпона проигрывала, — уточняю я.

— Именно, — говорит она.

— Что ж и я не хочу проигрывать, — говорю я. — Побежденные отправляютца на растерзание толпы.

— Что верно, то верно, — говорит Маив.

— Может быть мы можем помочь друг другу, — говорю я.

— Ты прямо читаеш мои мысли, — говорит она.

Наши глаза встречаются.

— Откуда мне знать, что могу вам доверять? — спросила я.

Она дает добро и две девицы становятца рядом с вооруженным уличным дозорным. Они движутца к нему. Вдруг на его лице появляетца удивление. Он начинает падать на землю. Они хватают его и тащат в темный дверной проем. Они вновь выходят наружу и растворяютца в толпе.

— Вам бы лучше не часто проделывать такой трюк, — говорю я. — Где вы находитесь?

— Мы укрылись в северо-восточном секторе, — отвечает она. — Там, в месте под названием Испанский переулок, есть пустая заброшеная лачуга.

— Я дам вам своё слово, — говорю я. — Я пришлю свою сестру. Её зовут Эмми.

— Я буду ждать, — говорит она.

Потом она ушла.

* * *

Я не видела Эмми добрых два дня. С тех самых пор, как Хелен рассказала мне про Лью. С тех самых пор, как я разговаривала с Маив.

Каждое утро, когда перед самым рассветом показывались водоносы, я вглядывалась в темноту камерного блока, чтобы увидеть с ними ли она. Я начала было расспрашивать однаво из них, тощего маленького паренька с испуганными глазами, видел ли он её, но он рванул от меня так, што пятки сверкали, как только я открыла рот.

Я начала уже серьезно волноватца. Мне нужно было с ней увидетца. Убедитца, что с ней всё в порядке. И нужно рассказать ей про Лью. О Маив и Вольных Ястребах. О плане.

Дверь в наш блок открываетца. Сквозь проем струитца слабый свет зари. Стража зажигает факелы на стенах, пока водоносы таскают свои ведра, опорожняют их и составляют друг в друга.

На этот раз и Эмми среди них. Я с облегчением выдыхаю, когда она подходит к моей камере, осторожно неся своё тяжелое ведро, штобы много не расплескать.

В нашу сторону никто не смотрит. Я подхожу к решетке, встав на колени перед лоханью, начинаю зачерпывать воду, штобы ополоснуть лицо, шею и руки, пока она медленно переливает воду из ведра в лохань.

— Где ты пропадала всё это время? Я начала уже было беспокоитца? — спрашиваю я.

— Я не могла прийти, — говорит Эмми. — Мис Пинч мучалась зубной болью последние несколько дней. И не спала меньше обычнова. Но теперь все вернулось в норму.

— С тобой все хорошо?

— Я в порядке. Ты выглядишь ужасно.

— Я давно не спала, — говорю я. — Слушай, Эм, я выяснила куда они забрали Лью. Это место называетца Поля Свободы. И я встретила того, кто поможет нам выбратца отсюда.

Ее глаза расширяютца.

— Правда? Кто?

— Её зовут Маив, — говорю я. — Я собираюсь с тобой отправить ей весточку.

— Хорошо, — говорит она. — Где я могу найти ее?

— Она находитца в пустой хибаре в Испанском переулке, — говорю я. — Северо-восточный сектор. Знаеш, где это?

— Да, кажетца, — говорит она.

— Хорошо, — говорю я. — Ладно, вот што тебе нужно...

— Эй! Эй ты! Девчонка! — в нашу сторону зло глядит охранник.

— Я лучше пойду, — говорит Эмми.

— Приходи завтра за сообщением, — говорю я, — это важно.

— Я приду. Ох! — говорит она. — Чуть не забыла!

Она вытаскивает что-то из кармана и протягивает его мне. Гладкий розовый камень. Камень сердца, который мисс Пинч украла у меня.

Она одарила меня широкой улыбкой.

— Я взяла его, когда она не видела, — говорит она.

— Спасибо, Эм. — говорю я.

Я сую его за пазуху своего жилета рядом с моим сердцем.

— Девчонка! Чё ты там копаешься так долго?

Охранник идет в нашу сторону.

— Увидимся завтра, Саба.

Эмми подбирает своё ведро, опускает голову вниз и, прошмыгивая мимо охранника, выходит за дверь.

* * *

Камерные охранники ведут меня, скованную за запястья и лодыжки, на женскую тренировочную арену. Здесь все, они всегда готовятца к вечернему бою.

Мне нужно переговорить с Эпоной. Рассказать ей о плане. Я быстро осматриваюсь. А вот и она, стоит с группой девушек.

Ангел Смерти ни с кем не разговаривает. Вот так обстоят дела и мне это нравитца. Поэтому я не могу невзначай подойти к ней, если не хочу привлечь к себе ненужное внимание. Я должна быть осторожной, проделывая задуманное.

Она смотрит в мою сторону, и я перехватываю её взгляд. Моя голова слегка дергаетца, показывая ей куда нужно идти, мол, я хочу поговорить. Её глаза расширяютца, но она кивает мне. Она умна. Она подождет подходящего момента.

Я стою смирно, пока стражники снимают мои цепи, так што бы я могла двигадца. Мужчины бойцы на тренировочном дворе рядом с нашим. Вот они вскакивают, впрочем, как вседа они делают, когда появляюсь я. Они теснятца у проволочной ограды, кривляясь, изображая поцелуи и выкрикивают,

— Помогите! Да это ж сама Ангел Смерти! Спасите меня!

Прежде я только смотрела на этих придурков, но это раззадоривало их еще больше. Так што теперь я просто не замечаю их.

Но есть один, который не подходит к ограде. Он стоит прислонившись в углу их двора, одна нога перекрещивает другую, и чистит свои ногти обломком какой-то веточки, как будто ему плевать, што творитца вокруг.

Я его раньше не видела. У него нет синяков, как у других, так што он должно быть новенький. У него даже еще голова не побрита.

А затем, будто почувствовав, как я наблюдаю за ним, он прекращает своё такое увлекательное занятие. Он поднимает голову. Наши глаза встречаютца. Он отбрасывает веточку, неторопливо подходит к оградее и цепляетца руками за проволоку.

Он не произносит ни слова. Он только медленно скользит своими глазами по моему телу, сверху вниз и обратно. Остальные свестят и улюлюкают. Я чувствую, как меня окатывает волной жара. Я чувствую напряжение в груди, в шее. Ощущаю как мои щеки становятца пунцовыми. Я точно знаю, что они покраснели. А потом он улыбаетца. Одним уголком губ.

Мои кулаки сжимаютца. Высокомерный ублюдок. Кем он себя возомнил?

Поэтому я делаю в точности как он. Я скрещиваю руки у себя на груди и осматриваю его с ног до головы. Каштановые волосы до плеч. Серебристо серые глаза на загорелом лице. Высокие скулы, небольшая щетина. Кривой нос, как будто его когда-то уже ломали. Худой, но сильный на вид. Как будто он знает как позаботитца о себе.

Наша глаза снова встречаютца.

— Нравитца то, што видешь, Ангел? — говорит он.

Я делаю шаг в сторону ограды. Цепляясь за заборную сеть своими руками рядом с его. Я склоняюсь ближе. У него вокруг глаз мелкие морщинки, видимо от того, што ему приходитца постоянно щуритца. А может улыбатца. Он пахнет теплой пылью и шалфеем.

— Ты не в моем вкусе, — отвечаю я.

Когда я разворачиваюсь на пятках и иду прочь то слышу, как один из них кричит.

— Джек, это она наверняка к тебе обращалась!

Я слышу его смех.

Его зовут Джек.

Во мне так и полыхает пожар. Жар ползет по моей коже. Струйка пота стекает по моей груди. Я вынимаю Сердечный камень, надежно припрятанный внутри моей жилетки. Он теплый. Нет. ГОРЯЧИЙ!

Это странно. Я смотрю на небо. Солнце умирает на востоке. Конец дня должен бы принести прохладу.

Но такое чувство будто сейчас самый разгар дня. Раскаленный до предела полдень.

* * *

Эпона медленно пробирается в мою сторону. Она делает это так, штобы никто не заметил, если конечно вы не будете за ней пристально следить. Наконец, она останавливаетца на небольшом расстоянии от меня. Она садитца на корточки и начинает водить своим пальцем по песку.

Я начинаю с моих обычных упражнений. Сначала растяжки. Руки и ноги.

— Я разговаривала с Маив, — говорю я вполголоса, неглядя на неё.

— Я видела её сегодня на Арене, — говорит она.

— Похоже, нам придется работать вместе, чтобы выбраться отсюда, — говорю я.

— Меня устраивает, — говорит она. — Каков план?

— Сколько здесь Соколов? — спрашиваю я.

— Где-то чуть больше сорока, — говорит она.

— Маив сможет собрать их всех? — спрашиваю я.

— Не вопрос, — говорит она. — Но не все смогут пройти через Врата, мимо стражей. Большое количество девушек вызывает у Тонтонов подозрение, даже если они идут небольшими группками.

— Может быть они не вызовут подозрение, если вокруг будет толпа людей, пытающихся попасть в это же время в город, — говорю я.

— Продолжай, — говорит она.

— Я вновь окажусь на Арене, через два дня, — говорю я. — Я должна буду дратца с тобой. Я планирую проиграть тебе. Когда толпа услышит, што Ангел Смерти проиграла свою схватку, они заполонят это место. Тонтоны будут просто не в состоянии отслеживать кто пришел, а кто вышел. Они утянут большинство охранников проч от жилова блока, штобы удержать толпу под контролем.

Она улыбаетца. Мелькают белые зубы, ямочки на щеках. Передо мной предстает совершенно другая девушка.

— Мне нравитца ход твоих мыслей, — говорит она.

— Я собираюсь проиграть тебе три раза к ряду, — говорю я. — А потом я побегу в толпу.

Она издает низкий свист.

— Э нет, у меня нет намерений умирать, — говорю я. — Вот, где понадобятца Ястребы. Когда я побегу через толпу, единственные люди, которые должны будут находитца по ту сторону - это Вольные Ястребы. Они собьют меня с ног, но только для таво, штобы помочь мне исчезнуть.

— Просекла, — говорит Эпона. — Пройдет какое-то время прежде чем все поймут, что ты смылась, но когда до них наконец дойдет... здесь начнетца кромешный ад. Людям не понравитца, что их провели со смертью Ангела.

— А пока здесь будет творитца неразбериха, — говорю я, — ты смоешься из Клетки и...

Она оглядывает двор, остальных бойцов.

—...Ястребы освободят всех их, — говорит она. — А затем мы сроняем с землей этот город, спалим город Надежды дотла. Ты ведь нам поможеш, не так ли? Ты знаеш это место и охрану как никто другой.

— О чём речь, помогу, конечно, — говорю я.

Когда я произношу эту фразу, то смотрю ей прямо в глаза.

Лью всегда говорил, что это самое лучшие, что ты можешь сделать, когда нагло врешь.

* * *

Эмми удаетца разыскать Маив в Испанском переулке и рассказать ей о моем плане.

Маив считает, што всё получитца в лучшем виде. Она уже послала за остальными Ястребами и в течение последующих нескольких дней, они все будут наготове.

Она отправила с Эмми ответ - после таво, как они протащат меня сквозь толпу, через ряды, мы сразу же направимся в жилой блок, где я помогу им освободить всех остальных бойцов. После чего мы подожжем весь город, и выберемся наружу на углу северо-восточной стены, подальше от Ворот. Все тут же кинутца проч из города этой дорогой. Но не мы. Ястребы проделали лаз в частоколе для нас, штобы мы смогли сбежать. Один из Ястребов приведет туда и Эмми.

На том и порешили.

Ну... не совсем. Я согласна со всеми пунктами вплоть до таво места, где Ястребы меня протащат сквозь толпу. А вот после, у меня для нас с Эм будут другие планы.

* * *

Я проиграла Эпоне.

Я превосходно справилась со своей ролью. Выше всяких похвал. Я позволила свой правой ноге подскользнутца и Эпона прыгнула не меня, как шакал, готовый растерзать падаль. Она взяла меня в жесткий захват. Я задвинула куда подальше свой инстинкт самосохранения, который твердил мне продолжать сражатца.

В синем небе над Колизеем мечитца Неро, каркает от ужаса и хлопает крыльями. Хотелось бы мне ему рассказать, зачем я делаю то, што делаю, но не могу.

По-началу, публика Колизея едва могла поверить в то, што произошло. Я видела это по их вытянутым физиономиям. Только не Ангел Смерти. Она непобедима. Она же кремень. Неудержима.

Но потом они почуяли запах крови, моей крови, и завопили еще больше. В конечном итоге им плевать чья проливаетца кровь.

Маив в первом ряду. Когда я оказываюсь на земле, наши глаза встречаютца. Она кивает. Бой проигран. Уже два.

* * *

Не проходит и нескольких минут, как меня привели в камеру, когда дверь с грохотом распахивается.

Раздаютца возгласы.

— Дорогу Королю! Освободите дорогу!

Мои внутренности все сжимаютца. Во рту пересыхает. Я подхожу к двери своей камеры. Прижимаюсь к решетке, штобы лучше можно было бы рассмотрать, што за чертовщина творитца.

Внутрь вбегают двенадцать Тонтонов, распихивая камерную охрану с дороги. Они рассредотачиваютца по всей длине жилова блока. Они поднимают свои факелы, штобы хорошо была видна дорожка.

Через проем проходит мужчина.

Я просто глазам своим поверить не могу. Это же мужик из книжонки Рустера Пинча. Вот он стоит в дверном проеме с тростью в руке. Прямо как на картинке. Густые черные кудри длиной до самых плеч и сбитые на макушке. Через одно плечо переброшена шкура какова-то зверя, которая волочитца за ним по полу. Рубашка вся такая в оборках на воротнике и манжетах. Короткие, пухлые штанишки, которые открывают его ноги. Туфли на высоком каблуке. Сбоку меч.

Лицо выбелено. Губы накрашены красным, как у одной из шлюх города Надежды.

Как там его называл Рустер? Луи Экс Ай Вии. Король Солнца. Король Франции. «Он умер сотню лет назад» - сказал Рустер. Так что это точно не может быть он. Это кто-то, кто очень на него похож».

Он стал прохаживатца вдоль камер с высоко задранной головой. Он идёт мелкими шажками, как будто его туфли велики ему. Нос он прикрывает белым кружевным платочком.

Бойцы в большой клетке, рядом со мной, все делают так же как я, прижимаютца к прутьям клетки, штобы получше разглядеть его.

Тонтоны склоняют свои головы.

— Ваше Величество, — бормочет каждый, когда тот проходит мимо.

Мужчина, который следует за ним на небольшом расстоянии, это ДеМило. Моё сердце сжимаетца. Нет. Пожалуйста. Только не он. Тот час же, мое тело уже всё в напряжении.

За ДеМало входит мис Пинч. Какова черта она-то здесь забыла?

Вдруг я понимаю. Они идут через весь камерный блок, прямо ко мне. Я забираюсь на свою койку. Запихиваю себя как можно дальше в угол. Чувствую холод каменной стены через свою тоненькую рубашку.

Король здесь. Тот, кто забрал Лью. Может быть, он здесь для таво, штобы и меня забрать. Может быть, они схватили Маив. Каким-то образом узнали про наш план.

Не говори ни слова. Ничем себя не выдавай. Не смотри на ДеМало.

Король останавливаетца прямо перед моей камерой. ДеМало стоит как раз позади него, в тени. Моё сердце начинает так сильно колотитца в груди, што они должно быть его слышат.

Мис Пинс проноситца мимо ДеМало. Она хватаетца за прутья решетки и трясет их. Знаю, она жаждала свернуть мне шею.

— Чё это было? — верещит она. — Как это называетца?

Я по-прежнему молчу. Голову не поднимаю, держу её опущенной.

— Ты слила этот бой! — сплевывает она. — Ты можешь обдурить этих умственно отсталых кретинов под чаалом, но тебе не удастца выставить меня дурой. Ты нарошно проиграла и я хочу знать почему.

— Женщина, не кипятись. Успокойся. — Голос Короля прозвучал так будто его рот был полон сырой земли.

У меня холодок пробежал по свине.

— Но я знаю её, сын, как никто другой, — говорит мис Пинч. — Викар, я её знаю! Она...

Его руки взлетают. Он бьет её по лицу своей тростью.

Она вскрикивает, и, спотыкаясь, хватаетца за решетку, чтобы удержатьца от падения. Она склоняетца к земле. Её губы разбиты. Она выглядит старухой. Испуганной старухой.

Я не могу в это поверить. Мис Пинч мать этого мужчины.

Мать Короля. Викар Пинч. Но это же всё объясняет. Так картинка в книге Рустера. То, как выглядит Викар Пинч. Почему Рустер Пинч солгал мне, когда я спросила его, есть ли у него дети.

— Как ты обращаешься к Королю? — спрашивает Викар Пинч.

Она не отвечает. Только вся съеживаетца.

Затем он кричит, а слюна так и брызжет из его рта.

— Как следует обращатца к Королю?

— Ваше... Ваше Величество, — мямлит она. — Я обращаюсь к своему Королю, Ваше Величество.

— Если ты снова забудешься, — говорит он, — ему придетца тебя убить. Поняла?

Она кивает, судорожно хватая уголок его мантии, и целует её.

— Да, — шепчет она. — Всё, што мне это служить... Вашему Величеству. Это всё, чего я хочу. Только угождать Вам.

Он отпихивает её руку.

— Не смей прикасатца к своему Королю! — негодует он. — А теперь. Чего ты там говорила об этой девчонке?

— Ваше Величество, я только сказала, што... што знаю её, Ваше Величество. Она не такая как остальные. Её дух очень селен, штобы он позволил ей проиграть. Она была побежденной, потому што захотела, штобы её победили. Она хитрая. Она што-то затевает.

Мис Пинч с ненавистью зыркает на меня.

— Довольно! — Он машет своим кружевным платочком и она забиваетца в темный угол камеры. — С ней будет говорить Король, — говорит Викар Пинч. — Это... Ангел Смерти.

ДеМало подходит к клетке.

— Иди сюда, девочка, — говорит он. — Его Величество желает говорить с тобой.

Это было в первый раз, когда я услышала его голос. Глубокий. Мрачный. Каким я его себе и представляла.

— Подойди, — говорит он.

Я подымаюсь, очень медленно. Я делаю несколько шагов. Останавливаюсь.

— Ближе, — велит он.

Я подхожу. Затем я стою прямо перед прутьями решетки. Прямо перед ним. Я не смотрю вверх. Но я чувствую его. Его тепло. Его холодность.

— Саба, — мне кажетца, што я слышу его шепот.

Странная слабость охватывает меня. Я склоняюсь к нему. Хватаясь за прутья, штобы остановить себя.

Потом он отворачиватца, поклоняетца Королю и возвращаетца обратно в тень. Он назвал мое имя? Нет... Должно быть мне показалось.

Теперь Пинч подходит к моей камере. Он резко выбрасывает руки вперед, которые хватают меня через решетку. Хватают за шею. У него сильные пальцы. Они сжимаютца на моем горле. Ровно настолько, штобы мне стало трудно дышать.

— Женщина права? — говорит он. — Ты сознательно проиграла этот бой?

— Нет! — говорю я. — Я не делала этого! Нет!

Его пальцы сжимаютца сильнее. Я хватаю его за запястье. Изо всех сил стараюсь высвободитца. Он слишком силен. Я отчаянно пытаюсь вдохнуть воздух через нос. От него несет такой вонью, которую чувствовать мне прежде никогда не доводилось. Кислый, сладкий, гнилой... и все эти запахи он источал одновременно.

— Твой Король совершил долгое и утомительное путешествие, штобы увидеть тебя в деле, — говорит он. — Все только и болтают об Ангеле смерти, как о поразительном воине. Он будет сильно недоволен, если обнаружитца, что его обманули и выставили в дураках.

— Я не обманываю!

— Последний шанс! Ты врешь?

— Нет! — задыхаюсь я. — Проигрыш - значит смерть. Это все знают!

— Именно, — говорит он. — Так с чего бы тебе рисковать? Зачем вообще кому-нибудь сливать бой? В этом же нет никава резона.

Он неожиданно меня отпускает. Я падаю на землю, задыхаясь, держась за своё горло, в том месте где были его пальцы.

— Ты вбила себе в голову, женщина, невесть што, — говорит он мис Пинч. — Тебе улыбнулась удача, она помогла сколотить тебе небольшое состояние. Тебе просто надо подыскать нового бойца, когда эта отправитца на растерзание толпе.

— Конечно же Вы правы, Ваше Величество, — раболебно говорит она. — Вы как всегда правы, Вы всегда сведущи лучше кого бы то ни было. Я так сожалею, што побеспокоила Вас из-за такова пустяка и Вы впустую потратили Ваше время, Ваше величество.

Мис Пинч напоминает запуганова пса, который лижет пятки своему хозяину.

Я очень медленно поднимаюсь на ноги.

— А ну постойте!

Пинч хватает меня за запястье. Притягивает меня к решетке. Он давит своими холодными пальцами мне на щеку. Прямо на мою тату в виде новорожденной луны. Он с шипением втягивает в себя воздух.

— Што это? — спрашивает он.

— Это... татуировка, — говорю я.

— Король и сам это видит. Откуда она взялась?

Я быстро соображаю.

— Там, откуда я, они есть у всех, — говорю я.

— И где же это? — интересуетца он.

— На востоке, — говорю я.

— Значит, говориш, на востоке, — говорит он. — Понятно.

Он долго смотрит на меня. Его маленькие мертвые глазки очень похожи на глаза его матери. Он отпускает меня. Он отступает на шаг назад и вновь подносит платок к носу.

— ДеМало, — говорит он. — Король желает удалитца из этой выгребной ямы.

— Ваше Величество, — говорит ДеМало и склоняет голову.

Но прежде, чем он успевает поклонитца, я вижу как его губы слегка кривятца, и нечто едва уловимое мелькает на его лице.

Он презирает Викара Пинча.

Тонтоны кланяютца Королю, когда он идет на выход, точно так же, как они кланялись ему, когда он входил. Когда они подходят к двери из жилова блока ДеМало пропускает Пинча и его мать вперед.

Затем он поворачиваетца назад, штобы посмотреть на меня.

В горле перехватывает дыхание. Я опускаю голову. Я не должна смотреть ему в глаза. Я не смею. Даже в полумраке тюремного корпуса.

Я чувствую это, когда он уходит.

Што-то... отпускает меня.

И я снова могу дышать.

* * *

Прошел слушок.

Ангел Смерти уже не та, она сдает позиции.

Город наводнился разным людом. Сброд повыползал из свои нор, штобы сделать ставку на следующие два боя. Распорядитель боев принимал рухлядь, оставшуюся от Мародеров, побрякушки только высшей пробы - монеты, стекляные бусы, золотые кольца, серебряные цепочки... они несут ему всё, што не раздобудут, а тот решает сколько стоит их хлам.

Похоже, што замаячившая перспектива увидеть мою смерть обойдетца не дешево. Для него. Мис Пинч. И никто в этом вшивом городишке не собирался пропустить это эпохальное событие. Эм говорит мне, што они сдают койки вновь прибывшим на час, а не на всю ночь.

В данный момент Распорядитель допускает равные шансы, кто из нас победит, я или Эпона.

Он не приходил посмотреть на меня, с таво самова первово дня. Когда сказал, што ему плевать буду я жить или подохну. Это правда. Все мы для нево на одно лицо. Мы ничем не отличаемся друг от друга и для тех, кто пришел поглядеть на наши бои.

Пока я жду своей очереди, когда меня отведут на Арену, в Клетку, я поднимаю взгляд на балкон Распорядителя. На балконе Хозяин Клетки собственной персоной, вместе с ДеМало и Королем.

Король опираетца на перила, уставившись прямо на меня. Севодня он одет во все красное.

Его наверняка беспокоит моя татуировка новорожденной луны. И это заставляет верить меня, што Хелен была права, и они держат Лью в плену на Полях Свободы. Он должно быть видел такую же тату и у Лью. Я могу только надеятца, что он купился на моё вранье о том, откуда я заимела свою.

Я, конечно, проигрываю свою схватку. Теперь я проиграла уже две. Остался последний бой.

Завтрашним днем.

***

Это он. Джек. Он стоит скрестив ноги в щиколотках, а руки на груди и прислонившись к стене в углу тренировочного двора для бойцов мужчин. Пялясь на меня.

Когда он замечает меня, он отталкиваеца от стены и подходит к забору. Без моего разрешения, мои ноги сами начинают двигатца, и через мгновение я уже стою перед ним. В этот раз его длинные волосы исчезли. Сбрил их, как и все мы.

— Ангел, ангел, — говорит он. Он улыбаетца и качает головой. — Что же ты твориш?

— Не знаю о чем ты болтаеш, — говорю я.

— Ты не проигрываешь бои, — говорит он. — До тех пор, пока не хочеш проиграть.

Его серебристые глаза посмотрели в сторону, где стоит Эпона, разговаривая с другими девчонками.

— Я видел, как ты болтала со своей подружкой на днях, — говорит он. — Похоже, у вас состоялся прелюбопытнейший разговор.

— Я не понимаю, што ты имеешь в виду, — говорю я.

Жар начинает распространять в моей груди. Сердечный камень кажется теплым на моей коже. То же самое случилось в прошлый раз, когда я разговаривала с ним. Я хмурюсь.

Он пожимает плечами.

— Ладно, — говорит он. — Можеш не рассказывать. Я всё равно выясню это, в конце концов.

— Ты нечего не выясниш, — говорю я. — Потому что тут нечего выяснять.

Вдруг он хватает меня за запястье. Я даже не видела его движения. Мурашки побежали вверх по моей руке. Как в тот день, когда нас с Лью чуть не ударила молния.

Его улыбка исчезла. Он смотрит на меня с очень серьезным лицом.

— Как по мне, так ты затеяла очень опасную игру, — говорит он.

— Тебе-то што за дело?

Мы довольно долго смотрим друг на друга. А потом он говорит,

— Да так. Просто... будь осторожна, Ангел. Вот и всё.

Он медленно отпускает моё запястье, как будто ему совсем не хочетца этова делать.

Когда я ухожу от него проч, сердечный камень начинает остывать.

***

Мрак. Трудно, што-либо рассмотреть. Дым заполняет воздух. Обжигает мое горло, мои ноздри, причиняет боль моим глазам.

— Где ты? — кричу я.

Нет ответа. Ненасытный огонь лижет древесину. Угли потрескивают и шипят.

Я должна найти его. Не могу оставить его здесь.

Звук бьющегося сердца. Моего сердца. Удар за ударом. Так громко. Этот звук заполняет мой разум, мою голову. Я закрываю уши руками. Паника охватывает меня. Я слепо вращаюсь по кругу.

— Где ты? — кричу я. — Где ты?

Другой голос. Шепчет. Голос Мерси.

«Сердечный камень даст тебе знать... сердечный камень... сердечный камень... поторопись, Саба...»

Яркое солнце. Тренировочный двор. Эпона улыбаетца.

— Мы собираемся сжечь Хоуптаун до тла, — говорит она.

Я должна найти его, прежде чем станет слишком поздно.

Слишком поздно... слишком поздно... слишком поздно...

* * *

Я просыпаюсь, што-то бормоча про себя. Я мокрая от пота, мое одеяло запуталось в ногах, сердце колотитца в груди.

Што-то новенькое. Раньше мне никогда не снился огонь. И это не Лью я так отчаянно звала. Я не знаю, кто это был.

Я делаю то, што всегда делаю, штобы отогнать кошмары. Я сижу на своей кровати, прижав колени к груди и закрыв глаза.

Я думаю о воде. Чистой, прозрачной воде. Об озере. Я ныряю в него. Вода омывает меня. Мое усталое тело, мою рваную душу, мое тяжелое сердце. Пока я плаваю, она меня очищает.

И так я продолжаю делать до самого рассвета.

***

Смотритель открывает дверь. Я захожу в Клетку в последний раз. Я не чувствую своих ног и рук, как будто они не принадлежат мне. Мой живот скрутился в узел. Во рту пересохло.

Я не слышу собственных мыслей, рёв толпы заглушает всё. Те, што не смогли протиснутца в Колизей, заполонили ближайшие улицы и крыши. Даже, если они не могли слышать, што происходит, то могли слышать выкрики и ор. Так или иначе они все хотели стать частью кончины Ангела. Моей кончины.

Продавцы чаал бойко вели торговлю, пробираясь сквозь толпу со своими большими корзинами, наполненных доверху темно-зелеными листьями, держа те на головах. Они хотели добраться до каждова, в надежде успеть до трагической развязки.

На балконе Распорядителя стояли люди разодетые в свои самые лучшие шмотки. Я увидела среди них и Пинчей - Рустер с мис Пинч забились в угол. Викар Пинч, Король в центре внимания. Он сидит в причудливом золотом кресле, и все вокруг нево приплясывают, предлагая чашки с блюдцами. Он отмахиваетца платком от назойливых лизоблюдов и смотрит на Колизей.

ДеМало стоит рядом.

Я надеюсь, што Эмми в безопасности. Вольные Ястребы сказали, што присмотрят за ней, но я не успокоюсь, пока не увижу ее своими глазами.

Я смотрю на середину прохода. Он поднимаетца от самова основания Колизей прямо к вершине попрямой.

Вот где мне предстоит бежать.

Маив в первом ряду по центру прохода. Рядом с дорожкой, которая уводит бойца в толпу. Она слегка мне кивает. Она смотрит позади себя, а потом вновь смотрит на меня.

Первые десять рядов или около таво, все заполнены суровыми на вид девушками и все они находятца у прохода, как раз рядом с дорожкой.

Я вижу, как одну из них какой-то мужик стараютца оттеснить. Пытаясь отобрать её место, штобы оказатца ближе к месту, где развернетца всё действо. Девушка даже не глядит на этова нахала, когда врубает локтем тому в горло.

Вольные Ястребы здесь. Как Маив и обещала.

Неро сидит на световой башне, которая выситца прямо рядом с Ареной. Он кричит, снова и снова. И я могу сказать наверняка, што птица вне себя от страха. Вдруг, он пикирует вниз, приземляетца на Клетку и проскальзывает сквозь решетку. Он никогда так не делал за все время, пока я была здесь и дралась.

Он машет крыльями, подлетает, што бы сесть на моё плечо. Все вокруг смолкают. Хотя у меня и настала полоса неудач, они попрежнему верят, што я черпаю свои силы от нево. Даже сегодня в мой последний бой они не смогли распродать те дешевые места на башни, потому как они и за даром никому не нужны, пока он сидит там.

Он перепрыгивает мне на руку. Я потираю его клюв, чешу ему голову. Он урчит, ну словно заправский кошак. Я и представить себе, не могла до сей минуты, как же я соскучилась по нему.

— Ладно, — прошептала я ему, — хороший мальчик Неро.

Он склоняет голову на одну сторону, глядя прямо на меня своими черными блестящими глазами-бусинами.

— Всё в порядке, — говорю я ему. — Со мной всё будет хорошо.

Он каркает. Он знает, что значит «хорошо». Он у меня понятливый.

Я поднимаю руку, и он взмывает вверх. А потом выбираетца из Клетки. Приземляетца на свое обычное место на световой башне. Толпа шепчитца, бормочет, егозит и ёрзает на своих сидениях.

Дверь Клетки вновь со скрипом открываетца и входит Эпона.

Сердце стучит у ребер. Кровь пульсирует в ушах.

Мы стоим лицом к лицу. Смотрим друг другу глаза в глаза. Стаж Арены ударяет в гонг.

Начинаетца мой последний бой.

Я позволяю Эпоне задать темп. Позволяю ей гонять меня по Арене, загонять меня в угол, бить меня.

Но затем меня подстегивает моя ярость. Я пытаюсь отстранитца от неё, отпихнуть куда подальше, но она продираетца сквозь меня. Берет надо мной вверх. Моё неистовство не знает Маив. Моя ярость не знает, што у Ястреба есть план. Моя злость ей не доверяет. Потому, что мой гнев не знает ни планов, ни людей, ни доверия. Он знает только одно. Надо выжить. Во што бы то ни стало.

И я не могу подчинить его себе. Он дикий и не обузданный. Моё желание выжить начинает драться с Эпоной. Он деретца за мою жизнь.

— Ты чё твориш? — говорит она мне, глаза у неё широко распахнуты.

Эпона сильна. Она умная. Она толкает меня к краю. Но я толкаю в ответ. Мне есть, что терять и много больше, особенно учитывая, что меня ждет толпа на растерзание.

Мы боремся до тех пор, пока мы обе не становимся окровавленными, израненными, изможденными.

Наконец, она делает ошибку. Я хватаю её за горло. Я придавливаю её к решетке. Толпа неистовствует. Они вскакивают на ноги. Уголком глаз я вижу Маив. По её лицу я понимаю, што она глазам не верит тому, што видит. Она машет на меня руками. Её губы шевелятца. Говорит што-то, но я не могу расслышать.

Но желание выжить теперь и притупляет мой слух. Он о только он подстегивает меня, штобы я сжимала Эпоне горло. Мои руки напрягаютца иза всех сил. Стой! Нет! Нет! Я скреплю зубами, мысль о чем-то красном и горячем и темноте, я погружаюсь в глубокую черную воду, пока, наконец не могу свободно вздохнуть. Есть што-то... я должна што-то сделать или... вспомнить, но я... но не могу вспомнить што именнно, не могу...

Лью. Лью. Я почти забыла о нем. Как я могла?

Я найду тебя. Куда бы они тебя не забрали. Найду. Клянусь.

Я поднимаю голову. Гнев начинает утихать. Затем он и вовсе исчезает и вот я снова прежняя.

Необходимость, глубоко внутри меня, моего сердца битца, мои легкие дышать, эта сильная потребность выжить, почти взяла надо мной вверх.

Лью ждёт меня. Рассчитывает на меня. Маив. План. Моя единственная надежда выбратца отсюда. О чем я думаю?

Я отступаю. Эпона падает мне на руки. Я подхватываю её, пока она задыхаясь, хватает ртом воздух.

— Прости, — говорю я. — Прости.

Потом я делаю шаг назад. Развожу руки в сторону.

Эпона поднимает голову, держась руками за горло. Она смотрит на меня, на лице замешательство.

Я киваю.

— Вперед, — говорю я. — Чего ждешь.

И вот она действует. Она кладет меня на лопатки.

Два тюремщика, стража Арены, поднимают меня на ноги и берут меня за ноги. Прежде чем я очухиваюсь и понимаю што происходит, меня выволакивают с Арены и я уже стою перед толпой.

Все поголовно в ярости. Им чертовски хорошо было видно, што я сама упала. Они ненавидят быть обманутыми. Они улюлюкают и освистывают меня, жаждут моей крови, словно свора волков. Затем они выстраиваются в смертельный ряд, вдоль дорожки по которой я побегу в толпу. Они толкаютца и пихаютца, стремясь занять место получше. Все они хотят урвать свой шанс быть причастным к убийству.

Моя ярость сошла на нет. Желудок завязываетца в узел. Ноги подкашиваютца. Я делаю глубокий вдох, штобы впустить в свои легкие как можно больше воздуха. Мне казалось, што я уже и прежде испытывала ужас, но ничего такого, што можно было бы сравнить с тем, што я чувствую сейчас. Такого я никогда не испытывала.

Я смотрю на Маив в первом ряду. Вольные Ястребы стоят в самом начале толпы. Они выглядят уверенными. Сильными. Непоколебимыми. Маив впивается в мои глаза своим взглядом.

Я отдаю свою жизнь в её руки. Жизнь Лью. Эмми. О чем я вообще думала, когда доверилась чужачке? Даже, если ей можно доверять, што, если она не сможет вытащить меня отсюда? Што если эти Вольные Ястребы не воины, как говорит она, а просто дерзкие девчонки, которые только хамят да имеют лихой и суровый вид?

Я смотрю на балкон Распорядителя боев. Все в Колизее поворачивают туда свои лица. Вся Арена, будто по взмаху чей-то невидимой руки, умолкает.

Викар Пинч стоит. Забирает красный платок у Распорядителя. Поднимает свою руку.

Я не смею даже дышать. Когда его рука опускаетца, я пускаюсь во весь опор. Мои ноги будто ватные. Слишком слабые, штобы двигатца.

В этот момент Пинч поворачиваетца к Хозяину Арены. Наклоняетца и што-то шепчет тому на ухо. Пока Распорядитель слушает на его жирном лице появляетца понимающая улыбочка. Он подходит к краю балкона. Поднимает вверх обе руки.

— Дамы и господа! — кричит он. — Это вам не обычный воин! Потому и смерть должна быть у неё не обычной! Ради такова историческова случая, Ваш Король требует, штобы процедура была четкой и ясной. Посему! Он постановляет, штобы её смертельный забег происходил... здесь!

И он как бы распахивает мне свои объятья. Распахивает их к проходу, который проходит от Клетки прямо под его балконом.

Пинч изменил последний смертельный забег. Он передвинул его.

Всё моё тело трясетца. Тошнота подступает к горлу.

Толпа внезапно начинает переговариватца, выкрикивать, протестовать. Бег в толпу всегда был в одном и том же месте, всегда в обязательном порядке. Люди платили большие деньги, чтобы стоять рядом с ним и участвовать в убийстве бойца. Начинаютца стычки с Тонтонами и стражей, люди пихают их и набрасываютца на них.

— Нет! — закричала Эпона из Клетки.

Она хватаетца за прутья решетки и кричит,

— Нет, нет, нет!

Викар Пинч улыбаетца.

Я смотрю на Маив. Она вертит головой туда-сюда - смотрит то на Вольных Ястребов, то на меня, то на новый путь, по которому мне предстоит смертельный забег, где уже собралась толпа. Я вижу по её лицу, што она просто рвет и мечет, пытаясь придумать что же делать. Но слишком поздно для новова плана, слишком поздно для таво, чтобы Ястребы перестроились и заняли новые позиции. В любом случае, стражи и Тонтоны уже приготовились, заняв свои места на вершине и в начале дороги смерти, штобы приструнить толкающихся людей.

Стражи Арены хватают меня за руки и тащат меня к новому месту, откуда начнется смертельный забег.

Итак.

После всево, через што я прошла, всё сводитца к одному.

Я. Одна. Без Маив. Без Ястребов. Без плана.

Если я сейчас не буду быстро соображать, но погибну в толпе.

Неро зовет. Снова и снова, настойчиво, словно я раньше его никогда не слышала.

Он уселся на верхушку Клетки. Как только он видит, что я смотрю вверх, он снова кричит, взлетает, хлопая крыльями, и усаживаетца на осветительную башню. Потом вновь на Клетку. И вновь на башню. Так и летает туда-сюда.

В конце концов, я хоть не одна.

Прыгать далековато. Около шести футов.

Но у меня нет выбора.

Пинч вновь поднимает свою руку. Красный платок падает.

Вдруг у меня подгибаютца ноги, што застает своих стражей врасплох. Я не ослабляют хватку, и я вырываюсь. Я бегу. Я бегу к Клетке и хватаюсь за прутья её решетки. Я быстро лезу по ней, стараюсь иза всех сил. Хорошо, што я босая.

Один из стражей успевает опомнитца, подпрыгивает и хватает меня за ногу. Тянет на себя. Я вишу только на одной руке. Я пинаюсь. Бью своей пяткой ему в лицо. Один мой ловкий удар ломает ему нос. Раздаетца хруст кости и из носа хлещет кровь. Он вопит от боли, отпускает меня и падает на землю. Я продолжаю двигатца. Я не оглядываюсь.

Я взбираюсь на крышу Клетки. Встаю и бегу по ней.

— Осторожно! Осторожно, не провались!

Подо мной, внутри Арены, принимаетца бежать Эпона и прыгает на стража, который находитца всё еще с ней. Уголком глаз я вижу, как он отлетает. Умница.

Я почти уже на краю, добежала до ближайшей башни. Я останавливаюсь, оглядываюсь. Тонтоны со стражами теперь тоже уже забираютца наверх, следуя моему примеру, следуя за мной. Один только что влез навверх.

Я поднимаю глаза, смотрю на зазор между башней и Клеткой. Я отступаю назад на два шага. Я разбегаюсь, соскакиваю с Клетки и оказываюсь в воздухе.

Широко разведя руками, пытаюсь ухватитца пальцами за поверхность. Получилось! Я сжимаю теплый метал. Мое тело впечатывается в башню. Боль пронзает руки, плечи. Подтягиваюсь и карабкаюсь вверх. Выше и выше. Перебираюсь на другую сторону башни, где открывается вид на город. Внизу подо мной ветхие крыши лачуг, тесно прижатые друг к другу. Народ, устроившиеся на коньках крыш, чтобы лучше слышать звуки боя, пялятся на меня, раскрыв рты.

Я спрыгиваю с башни. Люди бросаютца врассыпную, когда я приземляюсь на крышу ближайшей лачуги. Грубая, сделанная из тонкой древесины крыша ‒ я проламываюсь прямо через нее внутрь строения и приземляюсь на обеденный стол. Он раскалывается подо мной.

Секунду я ошеломленно смотрю наверх через дыру в крыше. А удивленные лица глядят на меня сверху. Я подскакиваю на ноги и мчусь к двери на выход. По пути я срываю с крючка чей-то плащ. Мне бы еще не помешала пара ботинок, но останавливатца и искать их времени нет.

Закутанная в плащ, я быстро смешиваюсь с толпой, заполонившей улицы. Я прижимаюсь к обочинам, прячась в дверных проемах.

Я слышу шум суматохи в Колизее. И она начинает расползатца по улицам.

Мое сердце колотится, как сумасшедшее. И я только что замечаю, что мои локти и ребра болят неизвестно от чего. Должно быть, я ударилась, когда приземлилась на тот стол. Уже не говоря о том, с какой силой меня колотила Эпона.

Ну, что ж, во всяком случае, я точно помогла Маив совершить саботаж, как она таво и хотела.

Теперь надо бы украсть пару лошадей и встретитца с Эмми.

Она знает план. Пока Ястребы освобождают бойцов и поджигают город, мы с ней должны встретиться в северо‒восточном углу города. Вполне возможно, что с Эм будет одна из Ястребов. Мне придется каким-то образом спровадить ее прочь. Но прежде чем сделать это, мы должны получить свободу и не вызывать подозрений. Мы пролезем через тот лаз, который Ястребы проделали в частоколе и устремимся прямиком на север, в Черные горы, где отыщем Поля Своюоды, как и говорила Хелен.

Где мы найдем Лью.

А потом, меня кто-то хватает.

Сильные руки затаскивают меня в вонючий переулок. Я бросаюсь на этова неизветнова с кулаками. Я изворачиваюсь, стараясь высвободитца.

— Стой! Прекрати, ты, идиотка! — вопит голос. — Я из Ястребов!

Я на секунду замираю, тяжело дыша. Человек сдвигает свой капюшон. Это девушка, которой я прежде не видела. Ростом где-то метр восемьдесят, светло-каштановые волосы, тяжелый взгляд. На вид сильная.

— Я Эш, — говорит она.

— А, — говорю я. — Хорошо.

— Я не предполагала, что ты такая нервная, — Она протягивает руку под плащ и бросает мне арбалет с колчаном. — Идем. Нам сюда.

Я сомневаюсь, застываю в не решительности

— Давай же, — говорит она.

Я утомилась. Я вся изранена. И у меня нет сил боротца с ней. Теперь я играю в одиночку. Нужно отвязатца от нее при первом же удобном случае.

Проулок оказывается коротким. Он заканчивается высоким металлическим заграждением, полуразрушенным и покореженным.

— Ты первая, — говорю я.

— Нет, — говорит она. — Ты.

Я перебрасываю арбалет и колчан за спину и карабкаюсь на стену. Уцепившись за верх, подтягиваюсь и оглядываюсь кругом. Никого в поле зрения. Спрыгиваю на землю по ту сторону, Эш не отстает.

Мы мчимся вдоль узкой улочки, усеянной жмущимися друг к друг лачугами, сворачиваем направо, налево, и снова направо. Яркие лучи света пронизывают темноту. Я даже представления не имею, где мы находимся.

Топот бегущих ног. Голоса. Выкрики. Слева.

— В рассыпную! — кричит кто-то. — Перекрыть все улицы!

— Сюда, — Эш ныряет вглубь ветхого каменного здания. Я следом. Она бежит к углу и поднимает деревянный люк в земляном полу.

— Следуй за мной, — говорит она. — Закрой люк позади себя.

Я жду секунду. Затем я разворачиваюсь, штобы убежать.

Она хватает меня за руку и заводит ее мне за спину. Она сильная. Реально сильная.

— Ох, нет, ты не сделаешь этава, — говорит она.

— Отпусти меня, — говорю я. — Я должна найти своего брата.

Я пытаюсь освободитца, но она только усиливает свой захват.

— Понимаю, — говорит она. — Ястребы помогают тебе, мы рискуем жизнями ради тебя с сестрой, а ты обманываеш нас.

— Вы бы не смогли ничего сделать без меня. — С ненавистью смотрю я на нее. — Знаешь, я ведь могла убить Эпону.

— Ястребы помогают тебе, — говорит она, — ты помогаешь Ястребам. А затем ты свободна, штобы найти своего брата. Такую сделку ты заключила с Маив.

Она сильнее дергает меня за руку. Я вскрикиваю.

— Я вам не нужна, — говорю я. — Вам и этова хватит.

— Значит, ты бросишь в беде остальных бойцов, — продолжает она. — Тех, кого украли работорговцы, как вас с сестрой, ты оставишь их в этом месте. Вот што ты за человек. Из тех, кто не держит своего слова, кто подводит других.

— Нет, — возражаю я. — Я не такая.

Она ждет.

— Ладно, — говорю я. — Хорошо, я сдержу свое слово. Обещаю, што сдержу.

Она отпускает меня. Я выпрямляюсь, облегчая боль в руке.

— Прости, — говорю я.

Мы с мгновение смотрим друг на друга. Затем она улыбаетца. После всего ее глаза не выглядят такими уж жестокими. Она поднимает деревянный затвор.

— После тебя, — говорит она.

Я свешиваюсь в проем, осторожно наступая на ступеньку лестницы, которую нащупала внизу, и начинаю спускатца. Эш следует за мной, закрывая за собой затвор.

Темно. Хоть глаз выколи. Ноздри наполняет запах холодного сырого подземелья. Через десять ступенек нащупываю дно.

— Куда мы идем? — спрашиваю я.

— Увидиш, — говорит она. — Сюда.

Мы пригибаемся и идем прямиком по низкому туннелю. Достаточно быстро достигаем его конца, упираясь в кирпичную стену. Вдоль нее сложено оружие, железный лом, какие-то бутылки, наполненные чем‒то, похожим на воду, и набитые лоскутами, выглядывающими из горлышек.

— Подержи, — просит Эш, передавая мне фонарь. — И не подноси его близко к бутылкам. — Она поднимает железный лом, втыкает его между кирпичей и начинает расшатывать один из них.

— Что это? — спрашиваю я. — Мы куда-то проломимся?

— Надеюсь на это. Иначе получится, что мы впустую расчищали этот туннель последние три дня, — мы переговариваемся шепотом. Первый кирпич вынут. — Подержи его, сможешь?

Пока я вытаскиваю кирпич и кладу его на землю, Эш принимаетца за следующий.

— Значит, стена уже была здесь, — уточняю я. — Как вы узнали о ней? И куда она ведет? — второй кирпич высвобожден. Я убираю его.

— Лет десять назад отсюда был совершен крупный побег, — рассказывает девушка. — Бойцы прорыли себе путь на волю. Один туннель вел из мужской тюрьмы, а другой ‒ из женской. Потом эти туннели замуровали. Если бы они были умнее, то разрушили бы их.

Третий кирпич готов.

— Значит, мы ломимся в тюремный блок? Мой блок?

— Да, именно этим мы сейчас и занимаемся, — говорит она.

— И ты хочешь сказать, что есть уважительная причина, по которой мы просто не вырубили охранников и не прорвались через ограждение, штобы освободить бойцов?

— В охране произошло полное перераспределение обязанностей. Должно быть, они нервничают, думая, что бойцы под прикрытием суматохи попытаются што-то предпринять. Всегда нужно иметь план Б.

— Я это запомню, — говорю я.

— Тсс, — говорит Эш, когда я убираю четвертый кирпич. Она задувает факел, кивает на дыру, и мы смотрим в нее.

Мы смотрим прямо на тюремный корпус для женщин бойцов. На самом деле, мы смотрим в мою камеру.

Внизу находится моя койка. Дверь, ведущая в мою камеру, распахнута настежь. Девушки в главной камере большей частью или сидят, или лежат на полу. У них нет ни коек, ни даже покрывал. В дальнем конце камеры, напротив двери, устроились в креслах пара охранников.

Последние несколько кирпичей мы вынимаем руками, работая быстро, сохраняя тишину. Когда отверстие получается достаточно большим, чтобы пролезть через нево, Эш вынимает из-за пояса трубку для метания и заправляет в нее дротик.

И тут нас замечает одна из девушек. Ее глаза расширяются. Я мотаю головой, и она коротко кивает в ответ.

Эш подносит трубочку к губам. Глубоко вдыхает и дует

Удар. Охранник, сидящий слева от двери, вскрикивает. Хватается рукой за шею и заваливается на бок. Второй охранник вскакивает на ноги, но Эш посылает в полет следующий дротик. Мужчина не произносит ни звука, просто мешком падает на землю.

— Очень ловко, — говорю я.

— Пошли, — говорит она.

Она проскальзывает сквозь проем и спрыгивает вниз. Пока она снимает кольцо с ключами с ремня охранника и отпирает главную клетку, выпуская девушек, я скидываю на мою койку оружие. Луки, колчаны со стрелами, рогатки, самострелы.

— Девушки, выберите себе оружие! — выкрикивает Эш. — И ждите нас у двери. — Они бегом устремляютца в мою камеру, и через минуту‒другую разбирают все оружие.

— А теперь, — продолжает Эш. — Нам нужно будет взять четыре бутылки, оставив на месте все остальные. Будь осторожна.

Я передаю ей бутылки с лоскутами ткани, и она аккуратно раскладывает их на земле. Затем я выпрыгиваю из проема. Так странно возвращатца в свою камеру подобным образом.

Мы с Эш берем по две бутылки.

— Остальные нужно припасти для мужчин, — шепчет она. С трудом открывая главную дверь камеры, она с минуту выжидает, выскальзывает наружу и начинает подниматься вверх по ступенькам, очень медленно и осторожно.

Она сбегает обратно вниз, широко распахивая дверь, и кричит:

— Бежим отсюда!

Девушкам повторять дважды не пришлось. Они срываютца с места, даже не оглядываясь. Когда все исчезают и камера освобождается, Эш срывает с держателя на стене факел, приговаривая:

— А теперь повеселимся.

Следом за ней я выхожу из камеры и поднимаюсь по лестнице, ведущей на тренировочную площадку. Она поднимает одну из бутылок, зло усмехаясь при этом.

— Мародеры называли это зажигательной смесью, — говорит она. — Ну што зажжем, покажем фокус из двух бутылок. Бросай свою, а потом беги без оглядки.

Я протягиваю одну из своих бутылок.

— С удовольствием, — кивает она, приближая факел к лоскуту ткани, и тот немедленно загораетца. Она быстро зажигает свою бутылку. Мы бросаем их с лестницы вниз, сразу же убегая прочь. Две секунды спустя раздаетца оглушительный взрыв. Земля сотрясаетца под ногами.

Мы приостанавливаемся и оборачиваемся, штобы поглядеть назад. Из камеры вверх по лестнице вырываются языки пламени.

— Подожди, пока огонь не доберется до бутылок в туннеле, — выкрикивает Эш. — Вот тогда мы увидим настоящее представление.

Девушки-бойцы выпрыгивают со всех сторон, что-то выкрикивают, сжимают друг друга в объятиях и радостно восклицают. Они похлопывают Эш и меня по спине. Мы оглядываемся кругом: Вольные ястребы наводнили площадку, а на земле лежат мертвые охранники. А теперь и бойцы-мужчины стремительно выбегают из своих камер.

Около шести Ястребов перелезают через ограждение, окружающее постройки, кусачками разрезают сетку и выворачивают ее, чтобы все могли выбратца наружу. Другие Ястребы стоят возле груды оружия, перебрасывая арбалеты, копья, рогатки всем, кто пробегает мимо.

Город Надежды то и дело озаряется вспышками выстрелов. Маив не обманывала, когда сказала, что собирается стереть город с лица земли.

Я оглядываюсь в поисках одного человека и не нахожу его нигде. Серебристо‒серые глаза и хитрая улыбка.

Я хватаю пробегающего мимо парня.

— Где…? — но он отталкивает меня.

Останавливаю другого.

— Я ищу Джека, — говорю я. — Это новенький боец. Его привезли несколько дней назад. Сероглазый. С длинными, до плеч, волосами, бывшими у него поначалу.

— Знаю, — отвечает парень, кивая головой в сторону камер бойцов-мужчин. — Поищи в Морозильнике. Вчера его кинули туда.

Мое сердце уходит в пятки. Морозильник. Точно, как и в женской тюрьме, мужской блок снабжен металлической клеткой для наказаний, вделанной в полу. Я стискиваю плечи мужчины. — Его ведь там уже нет?

— Ну, я его не выпускал, — произносит он и убегает прочь.

— Эш! — кричу я, оглядываясь кругом и разыскивая ее. — Эш! Тут такое дело, кое-кого заперли…

Затем я вижу её.

Она поджигает еще одну бутылку со смесью.

И намеревается бросить ее за дверь тюремного блока мужчин.

— Эш! — кричу я. — Нет! Не надо!

Я бегу к ней. Но двигатца достаточно быстро не получается. Как будто весь мир замедляет свой бег и еле ползет.

Эш замахиваетца. Она бросает зажженную бутылку вниз по ступенькам, ведущим в мужской тюремный блок. Разворачиваетца и бежит ко мне, победно вскидывая руки, широко ухмыляясь.

— Эээш, — пронзительно кричу я. Землю встряхивает, языки пламени вздымаются вверх по лестнице. Я хватаю ее за руку. — Там еще кое-кто остался, — кричу я. — Он заперт в Морозильнике.

Ее глаза расширяются.

— Слишком поздно, — отвечает она.

— Нет, — говорю я. — Не может этова быть. — Оттолкнув ее, собираюсь бежать.

И тут раздаетца самый мощный взрыв. Нас отбрасывает в сторону. Я жестко приземляюсь на землю и поднимаю голову. В небо вздымаетца большой столп черного дыма. Эш вскакивает на ноги, подавая мне руку.

— Должно быть, это взорвались бутылки в туннеле! — предполагает она. — Весь город объят пламенем! Ты не можешь пойти туда, Саба! Это же самоубийство!

— Я не могу его здесь бросить, — говорю я. — Где ключи?

— За них Руби отвечает, — Эш оглядываетца. Она прикладывает пальцы к губам, издавая резкий свист. Невысокая девушка, стоящая у грудыоружия, поднимает голову.

— Руби, — кричит Эш. — Мне нужны ключи!

Руби срываетца с места и бросает их нам. Одной рукой я подхватываю связку и собираюсь уйти. Эш останавливает меня за руку.

— Это слишком опасно, ‒ предупреждает она.

— Вперед, — говорю я.

Она выругалась.

— Кто этот парень? Какое тебе до него дело?

— Джек, — говорю я. — Его зовут Джек.

Она отступает и я бегу к горящему тюремному корпусу.

— Саба! — кричит Эш. — Вернись! Ты же босая!

Я не останавливаюсь.

Из-под двери, ведущей в мужской тюремный блок, валит дым. Я оборачиваю свою накидку вокруг головы, закрывая нос и рот. А затем ныряю внутрь.

Мрак. Трудно, што-либо рассмотреть. Дым заполняет воздух. Обжигает мое горло, мои ноздри, причиняет боль моим глазам.

То же самое было у меня во сне. В огненном сне. Я здесь. Всё происходит наяву, взаправду.

— Джек! — ору я. — Джек! Где ты?

Нет ответа. Жадные языки пламени лижут балки стен и потолка. Угольки лопаются и шипят.

Он в Морозильнике. Так сказал тот парень. Но где эта чертова яма? Я знаю, что Морозильник утоплен в земле, но в каком месте блока? Посередине? В дальнем конце? Он может быть где угодно. Он зажарится заживо в этой металлической клетке, если я не вытащу его.

Очень осторожно я продвигаюсь вперед, нащупывая путь руками и обнаженными ступнями. Глаза я держу закрытыми, защищая их от дыма. Никогда раньше я не была здесь, но надеюсь, что планировка такая же, как и в нашем блоке. Угольки сыпятца на мою накидку, жадно шипят, прожигая дырки в ткани. Я стряхиваю их.

— Джек! — вновь ору я. — Джек! Где ты?

Нет ответа. Я иду вперед. Снова зову его. Делаю еще несколько шагов. Затем еще.

Звук сердцебиения. Моего сердцебиения. Снова и снова. Так громко. Оно заполняет мой разум, мою голову.

Он должен быть здесь. Но, што если это не так? Што если тот парень ошибся? Што если кто-то другой рассказал Ястребам, што он был в Морозильнике и они нашли его и отпустили? Если это так, он бы уже давно убежал. Я проклинаю себя за то, што не спросила об этом Руби.

Я кашляю. Дым обжигает мое горло. Становитца трудно дышать. Его здесь нет. Если бы он был здесь, он бы услышал мой крик. Мне нужно выбиратца отсюда. Я снова кашляю.Я начинаю задыхатца.

Паника охватывает меня. Я слепо вращаюсь по кругу.

Точно так же, как во сне.

Я вся в поту. Здесь так жарко. Я начинаю чувствовать себя странно, ошеломленной. Мне нужен воздух. Я должна убиратца отсюда и найти дверь. Я должна вернутца к двери.

Другой голос. Шепчет. Голос Мерси.

«Сердечный камень тебе подскажет... сердечный камень... сердечный камень... скорее, Саба…»

Сердечный камень. Моя рука проскальзывает под накидку. Вот оно. Теплое на ощупь. Как странно. Он же обычно прохладный. Даже в самый жаркий день, рядом с моей кожей, он остаетца холодным. Только дважды он было теплым. И оба раза я стояла рядом с Джеком. Теплый камень означает… што-то означает, Мерси говорила, но я… не могу вспомнить… не могу… думать…

Камень сердца... пусть он тебе подскажет...

Мои пальцы крепко сжимают его. В последний раз. Я позову его в... последний раз. Я делаю пару шагов вперед. Я чувствую, как сердечный камень становитца теплее.

— Джек! Джек! Где ты? — кричу я.

Я жду.

Нет ответа.

Я уже было начинаю разворачиватца, штобы идти дальше.

А затем.

Я слышу.

Глухой стук.

Слабый голос.

Он здесь.

Мои жилы наполняются силой. Спотыкаясь, иду вперед, жмурюсь от дыма, бегло оглядываясь по сторонам. Пальцы ног обо что-то ударяются. Люк, ведущий в Морозильник? Я падаю на колени. Ощупываю поверхность. Натыкаюсь на горячий метал. Да! Это дверь. Оборачиваю руку в накидку и стучу, давая ему знать, что я здесь. Он стучит в ответ.

— Джек! — кричу я. — Держись! Я собираюсь вытащите тебя оттуда!

Ключи. Быстро. Я чувствую, што ключи на кольце в моей руке. Мое сердце замирает. На кольце должно быть десять ключей. Все одного размера.

— Джек! — кричу я. — У меня есть ключи! Мне просто нужно найти верный!

Он стучит, давая мне знать, что понял. Я быстро ощупываю поверхность люка. Вот она, замочная скважина. Пробую первый ключ. Нужно действовать быстро. Еще быстрее. Очень быстро. Пальцы такие неуклюжие. Ключ выскальзывает и не попадает в скважину.

Каждый раз, пробуя следующий ключ, я держу пальцы другой руки на скважине, чтобы не промахиваться. А затем быстро отнимаю их, когда убеждаюсь, что ключ не подходит. Я стискиваю зубы.

Руки взмокли от пота. Он струится по лицу, затекает в глаза. Сердце гулко стучит. Время на исходе. Как только прогорит каркас крыши, потолок тут же обрушится вниз.

— Ну же, скорее, торопись, — бормочу я.

Секунда, и я вставляю последний ключ. Поворачиваю его. Вскакиваю на ноги. Еще секунда, и я берусь за ручку люка, чтобы приподнять его, и тут же с проклятием одергиваю руку. Раскаленный металл. Обернув накидку вокруг руки, снова хватаюсь за ручку и с трудом открываю люк.

Заглядываю в темноту. Он выбрасывает руку и с силой обхватывает мое запястье. Я отклоняюсь назад, помогая ему выкарабкатся. Он заходится в кашле. Я накрываю накидкой нас обоих.

— Сюда! — говорю я. Мы идем прямиком к двери тюремного блока. Наружу, на свежий воздух.

Кругом раздаются стоны лопающихся балок.

— Крыша! — вскрикиваю я. — Она сейчас рухнет! — Еще один стон, а затем, у самого выхода из блока, с ужасным грохотом обрушивается крыша. Зола и грязь смешиваютца с дымом, вздымаясь и доходя до нас.

— Мы в ловушке! — говорит он.

— Назад! — командую я.

Мы поворачиваем в том направлении, откуда только что пришли.

Думай, Саба, думай. Вы с Эш пришли сюда через туннель. Как сюда попала Руби? Таким же способом?

— Туннель! — кричу я. — Думаю там в конце стены есть туннель!

Мы нащупываем дорогу к задней стене тюремного блока. Водим руками вверх и вниз по кирпичной кладке, пытаясь отыскать проем.

— Здесь ничего нет! — говорит он.

— Там должен быть туннель! — Я падаю на колени, шаря пальцами, прощупывая всю нижнюю часть стены, ближе к земли, затем в углу и...

— Вот! — выкрикиваю. — Сюда! — Я ложусь на живот и начинаю заползать внутрь. Джек следует за мной. Туннель наполнен дымом. Я продвигаюсь так быстро, как только могу. Кроме нашего поверхностного дыхания и судорожных вздохов, не слышно никаких звуков. Туннель постепенно начинает расширяться, потолок становится выше, и мы уже можем бежать, пригнувшись. Дым рассеивается.

— Я вижу впереди свет! — говорю я.

И вот, наконец, мы в конце туннеля. Ржавая металлическая лестница. Бледно‒золотистый свет струитца сверху. Я взбираюсь вверх по лестнице. Джек не отстает.

Какая-то мешковина прикрывает выход наружу. Очень осторожно, я приподнимаю ее, ‒ и вниз сыпятся пучки соломы. Выглядываю. Кругом лежит солома. Я еще немного сдвигаю мешковину.

Туннель привел нас в огороженный забором двор между двумя лачугами. Солома на полу, три свиньи, хрюкающие в углу. И никого, кроме них, в поле зрения.

Где-то в отдалении до нас доносятца выкрики, вопли. Стоит сильный запах дыма.

— Все чисто, — произношу я. — Идем.

Мы выбираемся, перепрыгиваем через забор, мчимся по узкому проходу и выглядываем из-за угла.

Кажется, Маив и Ястребы могут собой гордиться. Высоко в небо вздымается густой дым. Порывы жаркого суховея помогают огню распространяться от тюремных блоков по всему городу. Ветер подхватывает искры и кусочки горящего дерева, переносит их на крыши и внутрь покосившихся лачуг.

Люди спешат по улицам, стекаясь к главным воротам, нагруженные разнообразным скарбом, который только могли унести. Тянут за собой раздутые чемоданы, прижимают к груди мешковатые свертки и толкают перед собой ручные тележки, настолько забитые доверху, что из-за них не видно владельцев груза.

— Давай за мной, — произносит Джек. Парень ныряет в толпу, и я следую за ним, виляющим между людьми. Маленький мальчик рыдает от ужаса, с покрасневшим от слез лицом, пока его тянут вперед за руку.

— Ангел смерти слишком известная личность здесь, — говорит Джек. Его рука резко вытягивается, и в следующий момент замечаю, как с головы одного мужчины срывается шляпа и затем водружается на мою голову. — Так-то лучше, — заключает он.

— Я должна найти Эш, — говорю я, оглядывая толпу. — И остальных Ястребов. У них моя сестра.

— Всегда хотел сестру, — говорит он. — Так это значит проделки Ястребов. Очень симпатично.

— Ты знаешь их? — говорю я, все еще высматривая кого-нибудь знакомого.

— Слыхал о них, — отвечает он. — Много случилось где побывать. А ну, сюда!

Он хватает меня за руку и тянет в переулок направо, в конце которова мы поворачиваем уже налево, а потом опять направо. В этой части города не видать ни души. Кругом тихо. Только отголосок криков, доносящихся откуда-то издали.

Он заглядывает в какую-то лачугу.

— Никого, — сообщает он и тащит меня за собой через проем.

Он вываливает на стол груду какой-то одежды.

— Откуда ты всё это достал? — спрашиваю я.

— Урок номер раз, — говорит он. — Лучшее место, што-нибудь стащить, это толпа. Особенно толпа, которая куда-то спешит.

Он снимает рубашку. Когда я вижу его обнаженную грудь, у меня начинает бешено колотитца сердце. Три длинных шрама - розовые, кривые, сморщенные - начинаютца у его правого плеча и, сбегая вниз, заканчиваютца у левого бедра. Следы когтей. Мне никогда в жизни не доводилось видеть такого зверя, кто мог бы оставить подобный след.

Он натягивает через голову свежую рубашку. Начинает расстегивать верхнюю пуговицу на своих штанах.

— Что это ты делаеш? — спрашиваю я.

— А на што это похоже? Если ты из застенчивых девиц, то я бы посоветовал тебе отвернутца.

— Ой! — я быстро отворачиваюсь.

— Урок номер два, — говорит он. — Даже, если ты спешишь, раздобудь самую лучшую обувь, которую только сумеешь найти. Не иди на компромисс с качеством. Вот, эти должны тебе подойти. — Он сует мне пару сапог. — Ну же, примерь-ка, они должны быть тебе впору.

Я сажусь на пол и натягиваю обувку. Я вскакиваю на ноги и притопываю ногами.

— Как раз по ноге, — говорю я. — Потрясающе.

— У меня наметаный глаз, — говорит он. — Так, с этим разобрались. Теперь можеш повернутца.

Я поворачиваюсь. И мы пристально смотрим друг на друга. Его лицо всё измазано сажей и золой. Его зубы мелькают в темноте белизной.

— Ты знаеш моё имя, — говорит он. — А твоего нет. Как тебя зовут, я имею в виду, твоё настоящее имя?

— Саба, — называюсь я.

— Саба, — повторяет он. — Мне нравитца.

— Мне нужно идти, — говорю я. — Моя сестра ждет меня у Ястребов и...

Прежде, чем я понимаю, што он задумал, он хватает меня за руку.

— Эй! — я пытаюсь вырвать руку, но он сжимает ее еще крепче.

— Саба, — говорит он, — я не знаю, какая счастливая звезда послала тебя искать меня, но я должен быть благодарным за это. Если бы ты не появилась, то я был бы уже мертв.

А затем он подносит мою руку к своим губам, штобы поцеловать тыльную сторону моей ладони. Пока он это делает, то не отрывает от меня своих глаз серебристого лунного цвета. Я чувствую запах дыма, исходящий от его кожи. Его и запах пота, слабый, словно шепоток, и шалфея.

— Спасибо тебе, — говорит он.

В моей груди разливаетца тепло, которое поднимаетца выше, к шее. Моё лицо заливает румянцем. Я отдергиваю свою руку, прячу руки подмыкшами и буравю его глазами.

— Чё это ты делал? — спрашиваю я.

— Я благодарил тебя, — говорит он. — Я был вежливым.

— Я никогда раньше не видела такой вежливости, — хмурюсь я.

— Ой, да это так, ничего не значит, — говорит он. — Я могу быть намного вежливее. Он усмехаетца. Дерзкой, чванливой улыбкой, как будто он король мира. Затем он наклоняетца, штобы подобрать арбалет и колчан, которые он, должно быть, раздобыл вместе с одеждой.

— Мне нужно найти свою сестру, — говорю я. — Она должна быть с Ястребами.

— Всегда хорошо иметь план, — говорит Джек. — Где ты встречаешься с ней?

— У ворот в северо-восточном углу, — говорю я.

— Там нет никаких ворот, — говорит он.

— Будут к тому времени, как я доберусь туда, — говорю я. — Приятно познакомитца с тобой, Джек.

Я разворачиваюсь, штобы уйти.

— Подожди! — он хватает меня за руку. — Я никуда не тороплюсь, — говорит он. — Я буду идти за тобой. Чтобы убедится, што ты нашла их.

Я ныряю наружу и, передвигаясь по боковым улочкам и переулкам, на всех парах спешу к северо-восточному углу города Надежды. Джек держитца рядом со мной.

Мы уворачиваемся и отскакиваем, когда куски горящих строение отламываютца и падают на землю. Всё летит под ноги, двери, стропила. Металлические лачуги корежит под напором жара огня и те стонут будто живые.

— Ты когда-нибудь слышала о правиле трех? — кричит он мне, пока мы бежим.

— Нет!

— Если ты спасешь чью-то жизнь три раза, то она будет принадлежит тебе. Ты спасла меня сегодня, это первый раз. Еще два раза и я буду весь твой.

— Я постараюсь проследить, штобы этова не случилось.

Мы вскакиваем на открытую площадку и вот видим их прямо перед нами. Эмми, Маив, Эш и еще до кучи Вольных Ястребов с лошадьми, которые ждут нас. Они расширили лаз в высоком частоколе, до довольно приличных размеров, штобы мы могли сквозь него пробратца. Задние ворота, как и сказала Маив.

Джек берет обе мои руки. Разворачивая меня к себе лицом.

— Это случитца, если это должно произойти, — говорит он. — Это все предсказано звездами. Это все судьба.

— Я не верю звездам, — говорю я. — Больше не верю.

— Это мы еще поглядим. Пока, Ангел.

Прежде чем я успеваю сообразить, што он задумал, он притягивает меня к себе, быстро и крепко целует, а затем отпускает и бежит обратно, тем же путем, каким мы с ним только што пришли.

Я прижимаю руку к своим губам, которые покалывает от его поцелуя, и смотрю ему в след.

— Саба! — Эмми бежит ко мне, и я подхватываю ее. Она обнимает меня за шею своими тощими ручонками.

— Ты в порядке? — спрашиваю я. Она кивает. Зарываетца лицом мне в шею и сжимает так крепко, как будто хочет задушить меня.

— Где Неро? — спрашиваю я.

— Не знаю, — говорит она. — Вечность его не видела.

— Саба! — кричит Эш. — Пошли Мы уходим отсюда!

Все взбираютца верхом на своих лошадей. Маив подводит за уздечку прекрасного гнедого жеребца с широкой грудью.

— Его зовут Гермес, — говорит она мне. — Он быстрый.

Я взбираюсь ему на спину. Затем я наклоняюсь вниз и подтягиваю Эмми, а потом усаживаю её перед собой.

— Вижу, што с твоим другом все в порядке, — говорит Маив. Она протягивает мне арбалет и колчан. Кожаные нарукавные повязки, хитро улыбаясь.

— Ага, — подтверждаю я.

Я чувствую как всё моё лицо заливает краска. Я делаю вид, што сильно занята завязыванием нарукавников и продевания лука через голову.

— Извини, — говорю я. — Не думала, што это займет столько времени. Слушай, Маив, спасибо за...

— Сможеш позже меня отблагодарить, — говорит она, прерывая меня. — Сначала, давай свалим из этой дыры. Эйяя! — пришпоривает она свою кобылу. — Эйяя!

— Держись крепче, Эм, — говорю я.

Мы просачиваемся сквозь пролом в стене и галопом мчимся на север. Маив скачет по правую сторону от меня. Кто-то подтягиваетца слева от меня. Эпона. Она одаривает меня улыбкой, глаза её сияют.

— Рада видеть, што у тебя всё получилось, — говорю я.

— Аналогично, — говорит она. — Это был довольно неприятный момент. Кто бы мог подумать, што они изменят маршрут забега через толпу?

* * *

Когда мы уже были далеко от города Надежды, то остановили лошадей и посмотрели назад. Потоки людей устремлялись через Врата города, стараясь как можно скорее покинуть горящий ад. Все они устремлялись на юг. Никто не двинулся в нашем направлении, никто нас не преследовал. Небо застилали огромные облака серого дыма.

Ястребы начали издавать возгласы радости и похлопывать друг друга по спине.

— Мы сдюжили, — говорю я. Я протягиваю руку Маив и пожимаю её. — Ты всё-таки вытащила нас из города. Должна признатца, што до последнева не верила, што у тебя получитца.

— Знаю, што ты не верила, — говорит она. — Но в итоге, ты бы не смогла смытца без моей помощи. — Она запрокидывает голову и смотрит вверх. — Тебе нужно сказать спасибо своему ворону, — говорит она.

Неро пикирует вниз, пролетая над нашими головами, каркая свои хриплым голосом.

— Обязательно скажу, — говорю я.

Я машу ему рукой.

Он еще раз пикирует над нашими головами, а затем устремляетца ввысь. Он любит хороший обзор.

— Никогда не видела создания, подобного этой птице, — говорит она. — Он такой умный, он...

— Скорее человек, а не птица? — спрашиваю я.

— Ага, — говорит она. — Именно.

— Чего б ты не делала, — говорю я, — только ему не проговорись, а то он еще возгордитца.

Мы направляемся на север, в сторону гор, которые разрезают собой равнину. Они лежат в добрых пять или шесть лье отсюда.

— Это Черные Горы? — спрашиваю я у Маив.

— Это только их начало, — говорит она. — Предгорья, думаю так правильнее сказать.

— Мой брат находитца в месте под названием Поля Свободы, — говорю я. — Глубоко в Черных Горах. Знаешь где это?

Она качает головой.

— Никогда не слышала об этом, — говорит она.

Мое сердце сжимаетца.

— Пошли с нами, — говорит она. — В наш летний лагерь в Мрачных деревьях. Он в полдня езды отсюда. Как только мы доберемся до него, ты сможеш там передохнуть. Мы выдадим тебе экипировку, поможем осуществить твой план по поиску брата.

— У меня нет времени на отдых, — говорю я. — Я должна добратцва до Полей до наступления дня летнего солнцестояния.

Она смотрит на меня.

— Осталось чуть меньше двух недель, — говорит она.

— Знаю, — говорю я. — Я рада буду, если вы поделитесь со мной какой-нибудь одеждой или едой. Если у вас чего припасено.

— Думаю, с этим мы поможем, — говорит Маив.

— И мне бы хотелось оставить с вами Эмми, — говорю я.

Эмми смотрит на меня. Она едет впереди меня все это время, ни говоря ни слова. Она быстро отворачиваетца.

— Только до тех пор, пока я не вернусь с Лью, — говорю я. — Я понятия не имею што же это за Поля Свободы или што я буду делать, когда доберусь до них. А мне необходимо, штобы Эмми оставалась в безопасности.

— Мы позаботимся о ней, — говорит Маив. — Што скажешь, Эмми?

— Я не против, — говорит она.

Эш проскакивает мимо.

— Эй, Маив! — кричит она, она кивком головы показывает в сторону города Надежды. — У нас по ходу компания!

Она скачет вперед, штобы догнать остальных Ястребов.

Мы с Маив смотрим через плечо, штобы поглядеть о ком это говорит Эш.

— Что это за чертовщина? — говорит Маив.

Со стороны города прямиком на нас движется облако пыли. Движетца оно очень быстро.

— Это не лошади, — говорит Маив. — Они не могут так быстро скакать. Давайте поскорее убиратца отсюда.

Откуда-то из глубин моего желудка, поднимаетца волна тошноты. Я знаю, што это за облако пыли. Дует ветер, как раз идеальный для сухопутной лодки.

— Держись, Эм! Эйяаа! — кричу я. Я пришпориваю своего Гермеса.

Коня охватывает дрожь возбуждения, как будто он только и ждал команды от меня. Он вытягивает шею. А затем он весь вытягиваетца в струнку, словно тетива в луке, его копыта стучат о иссушенную землю.

Я оглядываюсь. Облака пыли летит прямиком на нас.

— Што бы это ни было, оно прёт слишком быстро! — кричит Маив. — У нас нет никаких шансов убратца подальше!

Эш скачет впереди вместе с остальными Ястребами. Объясняя тем, што происходит. Все они разворачивают своих лошадей и скачут по широкой дуге, штобы присоединитца к нам.

Я снова оглядываюсь. Пыльное облако почти подобралось. Теперь я могу видеть, што его создает. Да, всё именно так, как я и думала. Это Пустынный лебедь. Это его паруса раздувает неистовый ветер.

Маив присвистнула.

— Твои друзья? — спрашивает она.

— Нет, — говорю я. Не друзья. Совсем.

Эмми поднимает на меня свои большие глаза.

— Это Пинчи, — говорит она.

— Они идут за мной, — говорю я Маив.

— Понятно, — говорит она.

Ястребы с грохотом приближаютца к нам.

— Держите Сабу с Эмми посередине! — кричит Маив.

Она перестраиваютца, штобы окружить нас, занимая свои места впереди нас, по бокам и сзади. Над головами летит Неро. Мы все еще во весь опор мчимся к горам. Эпона скачет рядом с нами.

— Не дрейфь, Эм, — говорю я. — Я не позволю им навредить тебе.

— Я их не боюсь! — говорит она.

Но потому как дрожит её тоненький голосок, я понимаю, как она на самом деле напугана. Я прижимаю её к себе.

— Сначала этим тварям придетца сразитца со мной, — кричит, улыбаясь, Эпона. — Я не очень обходительна с людьми, которые хотят нас убить.

А затем, Вольные Ястребы, те, што скачут позади, начинают кричать. Мы оглядываемся. Сухопутная лодка приближаетца к нам на полной скорости.

— Они хотят нас раскатать по земле! — кричу я.

— В рассыпную! — кричит Маив. — В рассыпную!

Табун со всадниками позади нас разбегаетца в разные направлениях.

— Эпона! — кричу я.

Я натягиваю поводья, штобы притормозить Гермеса.

— Забери Эмми!

Эпона тут же оказываетца рядом со мной и обхватывает Эмми за талию, а потом пересаживает её перед собой.

— Увези её в Мрачные деревья! — говорю я. — Встретимся там!

Эпона кивает и они вместе с несколькими Ястребами мчатца в направлении гор.

Я натягиваю поводья, Гермес поднимаетца на дыбы. Он ржет и гарцует. Маив тоже осаждает свою кобылу.

— Это моя битва, — говорю я ей. — Ты уже и так много сделала. Оставь это мне.

— Ни за что, — говорит она. А потом. — Эш! — вопит она. — Со мной! Остальные, уходите!

Мы втроем разворачиваем наших коней и, пришпорив их, во весь опор скачем прямиком на Пустынного лебедя.

— Держатца вместе! — кричит Маив.

Мы вместе мчимся на парусник, находясь так близко друг от друга, што наши колени почти соприкасаютца. Маив по правую руку от меня, Эш по левую.

— Луки наизготовку! — командует Маив.

Мы перекидываем иза спины наши арбалеты и заряжаем их.

Викар Пинч цепляетца за мачту. Его одежды развиваютца на ветру. Рустер управляет парусами. Распорядитель Арены рулит. Мис Пинч привязана на коррме, тут же рядом с Распорядителем. Она целитца на нас из лука. Она стреляет.

Стрела летит в Эш.

Та отворачиваетца, што-то кричит Маив. Я выкидываю свою руку, прикрывая Эш голову. Она поворачиваетца и вздрагивает. Стрела вонзаетца в мой нарукавник, застревая в его толстой коже. Я выдергиваю её.

— Стрела предназначалась мне! — кричит мне Эш. — Спасибо, я твоя должница.

— Товсь, цельсь, огонь! — кричит Маив.

Мы выпускаем стрелы.

Мис Пинч ныряет, уворачиваясь от стрел. Но Распорядитель не так ловок, он движетца слишком медленно. Две наши стрелы попадают ему прямо в грудь. Он захлебываетца криком, выпускает из рук штурвал и, переваливаясь через перила, падает за борт. Прямиком под колеса Лебедя. Когда колеса лодки подминают его тело, то сам корабль истошно скрипит. Правое заднее колесо отлетает. То самое, которое я помогала чинить Рустеру. Полагаю, мы не очень хорошо его закрепили. Оно подскакивает и укатываетца прочь.

Пустынный лебедь теряет управление. И разваливаетца на части.

— Берегись! — кричит Маив.

Она, я и Эш бросаемся в рассыпную.

Рустер иза всех сил пытаетца справитца с парусами, дергая, как безумный канаты. Лебедь уходит в крен. Лодка переворачиваетца. Один оборот, другой, третий, четвертый. Словно перекати поле. Мис Пинч выбрасывает за борт. Она пролетае по воздуху и ударяетца о землю. После она не двигаетца. Корабль скользит по земле, вверх тормашками, поднимая большие облака пыли. Наконец, он тормозит и всё стихает.

Я, Маив и Эш подъезжаем. Маив порываетца спешитца, но я упреждаю её порыв и говорю,

— Нет, позволь мне.

Я спешиваюсь и опускаюсь на корточки, штобы заглянуть под Лебедя.

Рустер болтаетца вниз головой, пойманный в ловушку стальных балок корабельной лачуги. Его глаза навыкате, а рот широко открыт. Он выглядит удивленным. Викар Пинч валяетца на земле, его кудрявая шевелюра бесформенной кучей валяетца рядом с ним. Он совершенно лысый, с уродливыми открытыми ранами по всей голове. Кровь залила всё его лицо. Его правая нога согнута под странным углом.

Я жду с мгновение, мое сердце стучит в груди. Тишина. Никто из них не двигаетца. Никто из них не дышит.

— Они мертвы, — говорю я. — Король мертв! Это значит, што Лью в безопасности. Теперь у них нет больше причин убивать его.

— Хорошо, — говорит Маив.

Потом я подъезжаю к мис Пинч. Похоже она сломала шею, когда упала на землю. Она лежит на спине. Ее открытые глаза смотрят в небо. Они полны ярости, даже после смерти.

Я спешиваюсь. Смотри вниз на нее. Я вставляю стрелу в свой лук. Прицеливаюсь.

— Это за Эмми, — говорю я. Затем я стреляю в ее сердце.

Неро слетает вниз и усаживаетца ей на грудь. Он расправляет крылья и каркает. Скребет клювом её рубаху и клюет в руку.

— Хорош, Неро, — говорю я.

— Пошли уже отсюда.

Он садитца мне на плечо. Я разворачиваю Гермеса и направляю его к горам.

К горам и Лью.

Мы еще не успели и на лигу продвинутца.

Мы как раз взобрались на большой скалистый выступ, когда Эш бросает взгляд через плечо.

— Нас догоняют, — говорит она.

Она разворачивает своего скакуна, и мы с Маив следуем за ней к краю выступа. Отсюда мы очень хорошо видим всю равнину, дым и полыхающий город.

Нам так же отлично виден пустынный Лебедь. И не большая группка скачущих Тонтонов. Тех может с десяток и они скачут прямиком к нам.

— Лучше не торчать здесь, — говорит Маив.

— И не показыватца им на глаза, когда собираешься разыскивать своего брата, — говорит мне Эш.

МРАЧНЫЕ ДЕРЕВЬЯ

Сразу после полуночи мы отправляемся в летний лагерь Вольных Ястребов в Мрачных деревьях.

Неро летит впереди, штобы указывать нам путь. Эмми бросаетца к нам со всех ног, как раз в тот момент, когда мы показываемся, и бежит и скачет рядом с нашими лошадьми.

— Саба! Ты здесь!

— Ты должна поспать — говорю я.

— Чего ты так долго?

— Мы добрались сюда так быстро, как могли, — говорю я.

Я спускаюсь со спины Гермеса. Эмми бросается ко мне, обхватывая руками мою талию, а потом шею.

— Они мертвы? — прошептала она. — Ты убила их?

— Тебе больше не надо о них беспокоитца, — говорю я. — Как я могу делать хоть что-нибудь, когда ты вцепилась в меня словно клещ?

Я перекидываю её себе за спину, и она соскальзывает вниз. Она следует за мной по пятам, пока я чищу Гермеса, пою его и отправляю его к деревьям, штобы конь попасся с другими лошадьми Ястребов и пожевал колючую траву на полянах среди деревьев.

Она безумолку болтает, об Эпоне и где мы будем спать, в одной ночлежке вместе с Маив, но в тоже время она держитца за краешек моей рубахи, словно приклеенная.

Я поворачиваюсь и натыкаюсь на неё. Я усаживаюсь на корточки и беру её руки в свои. Они у неё дрожат.

— Эй, эй, Эмми, — говорю я. — Все хорошо. Я рядом.

— Нет, это не так, — отвечает она. — Ты уходишь, чтобы найти Лью. А это может быть опасно. Ты сама так говорила.

— Со мной все будет в порядке, — отвечаю я. — Я вернусь раньше, чем ты успеешь заметить мое отсутствие. Я и приведу с собой Лью.

— Ты уверена, что мне нельзя с тобой?

— Уверена. Я обещала Па и Лью, что ты будешь в безопасности. И пока у меня плохо выходило держать свое слово.

— Ты его сдержала, — отвечает она.

— Что ж, — говорю я. — Я беспокоилась о тебе, а теперь начинаю чувствовать усталость. Не скажешь, где ночлежка, о которой ты говорила?

— Ладно. Эй... Саба?

— Мм?

— А ты... не могла бы отнести меня до ночлежки на загривке? — спросила она вроде как стеснительно, не глядя на меня, и водя ботинком по земле, чертя носком линию в грязи.

Эм ни разу в жизни не просила меня покатать её на загривке. Лью всегда её катал. Он хватал её за руки и кружил, пока у них у обоих не начинала кружитца голова и они падали на землю. Или она запрыгивала ему на спину и он бегал и скакал, как полоумный, а та визжала от восторга. Мне никогда особо не нравилось, когда он проводил с ней время, да ни с кем в обще-то. Я хотела, штобы он весь был только мой.

Я посмотрела сверху вниз на нее. На ее шею, тощую и грязную. Она всегда выглядела на несколько лет меньше своего возраста.

«Ей только девять, Саба. И ты могла бы быть с ней вежливой, для разнообразия».

— На загривке? — спрашиваю я. — Думала, ты меня никогда не попросишь.

* * *

— Человеческое жертвоприношение, — хмуритца Маив. — Сумасшествие какое-то...

Мы сидим с ней на бревне в тени прохладного утра на поляне, где развернут лагерь Ястребов. Я проверила, чтобы мы находились вне досягаемости слышимости Эмми. Ей ничего об этом неизвестно и я не хотела, штобы она подслушивала. Она сидит в ночлежке вместе с Неро. Она играют в счет с палочками, раскладвая те по земле. Неро любит считать.

— И не говори, — отвечаю я. — Но так сказала Хелен.

— И ты веришь ей, — спрашивает Маив.

— Верю, — отвечаю я.

— И она сказала, что Тонтоны отвезли Лью в это место... Поля Свободы.

— Глубоко в Черных Горах, — говорю я. — Так она сказала.

— Я беспокоюсь о том, что может поджидать тебя там, — произносит Маив.

— Хелен убили прежде, чем она успела мне всё рассказать. Но из таво, што она мне сказала, я поняла, што всё замешано на чаале.

— Всё иза чаал, — говорит она. — А Тонтоны как раз в центре всего этого.

Мы сидим с минуту молча, а потом я говорю,

— Знаешь, Маив, когда Викар Пинч увидел мою тату новолуния, он выглядел так будто перед ним явился сам призрак.

— Што ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, што не думаю, что он впервые видел подобную тату.

— В любом случае, откуда она у тебя взялась? — спрашивает Маив. — Я никогда раньше не видела ничего подобного.

— Это всё Па, — разъясняю я. — Он сделал татуировки мне и Лью. Близнецам, родившимся средь зимы.

— Думаеш, вот где он видел уже такую? Ну Лью?

— Уверена в этом. А где бы еще?

— Ну, Пинч уже на том свете, так што это уже не важно. Теперь-то они не будут торопитца, ну знаешь... с жертвоприношением.

— А вот я бы не была бы так уверена. Когда они выяснят, што сталось с их Королем, у них наверное крыша съедет и они постараютца непременно што-нибудь для него сделать. Он не будет в безопасности, пока будет находитца там. Я должна идти за ним.

Я встаю.

— Э, нет. — Она тоже встает и кладет мне руки на предплечья. — Ты не в том состоянии. Да ты только взгляни на себя. Тебе нужно отдохнуть и поесть. Мы должны осмотреть синяки и ссадины. Эпона хорошо тебя отделал на Арене.

— Это всё пустяки, — говорю я.

— А вот и не пустяки. Ты не знаешь, что тебя ждет впереди. Ты должна быть сильной.

— Оставь меня в покое, — говорю я. Но я знаю, што она права. Я устала, как собака и у меня болит все тело.

— Да ладно, Саба, — говорит она. — Я же не враг тебе, я твой друг.

— Мой друг, — повторяю я.

— Вот именно. Ты такая же как я. Борец за жизнь.

— Я просто упрямая, — говорю я.

— Мне жаль, што я должна об этом говорить, — говорит она, — но как твой друг я имею право спросить... Когда ты в последний раз мылась?

Я понимаю, што не могу вспомнить.

— Не припомню, — говорю я. — Думаю, недавно.

— А я думаю, што давненько, — говорит она. Она проходит мимо меня, по тропинке углубляясь в лес. — У меня для тебя есть сюрприз, — говорит она. — Сюда.

Мы вышли из темноты деревьев на яркий солнечный свет, который слепил глаза. Мы останавливаемся на узком шельфе голой скалы, вздымающейся в воздух. Прямо напротив нас, ревет вода, сбегая с гор. Она ревом несетца вниз и ударяетца о скалы, а затем впадает в глубокое озеро у подножья гор, воде которого танцуют и искрятца солнечные зайчики.

Маив исчезает за скалой.

Я смотрю на водопад. Чистый. Прозрачный.

— Ты идешь или нет? — кричит Маив. Ее голос отдается эхом от стен каньона.

Я следую за ней, когда она прокладывает себе путь к подножью гор. Я уже и забыла, когда плавала последний раз. Мы с Лью когда-то плавали в Серебряном озере, когда были еще совсем клопышней. Еще до того, как озеро обмелело и высохло, и всё пошло не так.

Я всего лишь разок нырну в эту прохладную воду. Всего лишь разок. Это поможет прояснить мысли. И тогда я буду способна соображать.

Маив спрыгивает на большой плоский камень, лежавший на берегу водоема. Она быстро стягивает с себя одежду и остаетца в чем мать родила. Золотая веснушчатая кожа, длинные ноги, спутанная грива медных волос. Она с разбегу прыгает и летит, а потом исчезает в толще воды. Потом её голова появляетца на поверхности, а на губах играет широкая улыбка.

— Это просто фантастика! — кричит она.

Я понимаю, што никогда раньше не видела как улыбаетца Маив. Она выглядит молодо. Как ребенок.

Маив выдала мне сегодня утром одежду, всё, от рубахи до белья. Сначала я не хотела брать их вещи, но она сказала, что Вольные Ястребы промышляют грабежами на дороге, и эти вещи все были добыты именно этим способом. Когда она мне это сказала, я должна была сказать, спасибо, не надо. Я знаю, што воровать - это скверно. Но вся моя одежда превратилась в грязные лохмотья, потому мои принципы дескать, што правильно, а што нет, несколько пошатнулись.

Я снимаю с себя ворованную одежду и аккуратненько, стопочкой, складываю её на теплом камне. А затем ныряю.

Обжигающе холодная вода пронизывает до костей. Я выныриваю,

— Ну, ты - крыса! — кричу я. — Околеть же можно! Вода ледяная!

— Тебе самое то!

Я ныряю, снова и снова, в сверкающую чистоту, пока не смываю с себя всю грязь города Надежды. Я срываю несколько хвойных иголок с сосновой ветки, висящей прямо над водой и тру ими кожу. А потом Маив начинает гонятца за мной, и мы плещемся и ныряем друг за другом.

Спустя какое-то время, я осознала, што совсем позабыла думать про Лью. То есть за последние несколько минут я ни разу о нем не вспомнила. Ни разу.

И тотчас, будто опомнившись, я развернулась и поплыла к берегу, обратно к скале. Маив за мной. Я вылезла из воды и собрала свою одежду.

— В чем дело? — спросила, вылезая, Маив.

— У меня нет на эти забавы времени, — говорю я. — Я не могу останавливатца, пока не найду Лью. Я ему обещала.

— О, снова-здарова! — Она отбирает у меня одежду. — Ты што обещала ему никогда не мытца? Или есть? Или обещала не спать? Не идиотничай.

— А ну отдай мою одежду, — говорю я.

Она не дает мне забрать у неё мою одежду.

— Нет, — говорит она. — Ты помылась и искупалась. Ты ж не развлекалась, не устраивала песни и пляски при луне у костра. А теперь сядь и посиди спокойно хотя бы три минуты, пока мы обсохнем.

— И не подумаю, Маив, отдай мои шмотки.

— Черт тебя дери, што за упрямая ослица... сядь! — гаркнула она на меня.

Она схватила меня за руку и силком усадила. К своему удивлению, я даже не попыталась встать. Она бросила одежду и уселась рядом, крепко держа меня за запястье.

— А теперь, — говорит она, — мы просто тихонько посидим здесь какое-то время.

— Маив...

— Шшш!

— Я просто...

Она подносит палец к своему рту. Она укладываетца на спину, закрывает глаза и поднимает свое лицо солнцу. Я лежу рядом, пристально смотрю в небо. Проходит совсем чуть-чуть времени и я чувствую тепло и сонливость. Мои веки тяжелы и она начинают смежатца.

— Не понимаю, — говорю я.

— Чего ты не понимаешь? — спрашивает она.

— Не могу поверить, што ты никогда не слышала о Полях Свободы. Они же на твоей территории. Ты же должна знать Черные горы, как свои пять пальцев. Наверняка всех их излазила вдоль и поперек.

— Не совсем, — говорит она. — Территория Ястребов заканчиваетца в дне езды отсюда на север. Невозможно удержать то, чего не можешь отстоять, да и нас всего сорок человек.

— Но ты же встречаешься с людьми, — говорю я. — Ты должна говорить с ними, когда ты... ну знаешь... грабишь их.

— Ну, мы ж на самом деле останавливаем их не для таво, штобы поболтать, — возражает она.

— Даже, если так, — говорю я. — Не могу поверить, што ты никогда ничего не слышала об этих полях, даже нечто отдаленного, слуха или намека какова.

— Что ж, тебе придетца в это поверить, — говорит она. — Потому как я говорю тебе, что ни сном ни духом, ничего не знаю про эти самые Поля Свободы.

Позади нас раздаетца мужской голос. Глубокий, с хрипотцой.

— Это потому, что они не хотят, штобы ты о них знала, — говорит он.

Даже еще не успев сообразить, што к чему, мы обе скатились со скалы в воду. Маив погребла проч от берега, но что-то меня остановило последовать её примеру.

Знакомое тепло разливаетца по моей коже, пробирает до позвоночника. Это же мой сердечный камень. Он пышет жаром и неважно, что вода ледяная. Я держусь на поверхности воды.

— Джек, — говорю я.

Он стоит, скрестив на груди руки, его шляпа надвинута на глаза. Он лыбитца своей кривой улыбкой. Мой глупый живот делает кувырок.

— Неожиданно встретить тебя здесь, — говорит он.

Голова Маив всплывает из водопада.

— Ты чё твориш? — кричит она мне. — Башкой повредилась?

— Все нормально, Маив, — говорю я. — Это Джек.

— Джек? — кричит она. — Какой... ох... Джек!

Я становлюсь просто пунцовой. Маив в курсе, што я бросилась в горящий камерный блок, штобы вытащить его оттуда. Эш рассказала ей.

— Ты как, Саба? — спрашивает Джек. — У тебя часом не жар ли?

— Долго под солнцем пробыла, голову напекло, — бормочу я.

Я плыву обратно к скале. Маив присоединяетца ко мне. Мы зависаем в воде у края скалы и смотрим вверх на Джека.

Джек ногой толкает нашу груду одежды. Улыбаетца вовесь рот.

— Нет, ну разве не подарок судьбы? — спрашивает он. — В воде две голые девицы, а вся их одежда у меня.

— Отвернись или я вырву твое сердце, — говорит сурово Маив.

— Кровожадная, — говорит Джек. — Мне нравитца это в женщине.

— Отвернись!

— Не поздновато ли для этого? — интересуетца он. — Я имею в виду, што увидел уже все, што можно было рассмотреть.

Но он отварачиваетца, пока мы вылзаем из воды и натягиваем одежду.

— Што ты здесь делаешь, Джек? — спрашиваю я.

— Как ты прошел мимо Ястребов? — спрашивает Маив.

Он пожимает плечами.

— Я спросил, где я могу найти тебя. Эш сказала попытатца здесь.

— Ты прошел мимо Эш? — не веря, спрашивает Маив.

— Ага, — говорит он. — Ее нужно было немного... переубедить, но, в конце концов, она сдалась. Милая девочка.

— Милая? — переспрашивает Маив. — Ты уверен, што встретил именно Эш?

— Слушай, — говорит он. — Я знаю, што это не мое дело, но тебе бы надо как-то получше чтоли следить за обеспечением безопасности.

— Ты прав, — огрызаетца она, — это не твое дело. Увидимся в лагере, — говорит она мне. Она проходит мимо него и исчезает в лесу.

Он оборачиваетца, когда я натягиваю свои ботинки.

— Я ей нравлюсь, — говорит он. — Определенно. Всегда могу судить о таком наверняка.

— Ты всегда раздражаешь кого-то, когда открываешь свой рот? — спрашиваю я.

— Довольно часто, — не тушуетца он.

— Ты не ответил на мой вопрос. Што ты здесь делаешь, Джек? — хмурюсь я. — Ты следишь за мной?

— Боже упаси, — говорит он, — какого ты высокого о себе мнения. Нет, я просто... оказался рядом и вспомнил, што ты говорила что-то о встречи с Вольными Ястребами. Я просто хотел убедитца, што ты добралась сюда... и все. Так што, с тобой все в порядке?

— Ага, — отвечаю я.

— Ты нашла свою сестру?

— Да.

— Хорошо. Это хорошо. Я уже упоминал о том, што всегда хотел сестру?

— Ага.

Он складывает руки на груди. Улыбаетца мне. Я смотрю на него. Наконец, он говорит.

— Я знаю дорогу к Полям Свободы. Я могу отвести тебя туда.

Всё моё тело напряглось от волнения, когда он произнес последние слова. Но в то же время у меня неприятно засосало под ложечкой, поэтому я отвечаю,

— Это очень странно, Джек, ты просто заявляешься сюда и говоришь, что знаешь дорогу до Полей Свободы.

— Я же говорил тебе, — отвечает он. — Это судьба.

— А я говорила тебе, што не верю в судьбу, — говорю я. — Откуда мне знать, могу ли я доверять тебе?

— Ты можешь смело доверять мне, — говорит он.

— Потому што так сказал ты. Откуда мне знать, што ты не лжешь?

— Не откуда. Но я не вру.

Я чувствую как кровь приливает к голове. Я всплескиваю руками и кричу.

— Ты самый раздражающий человек, которого я когда-либо встречала в своей жизни! Разговаривать с тобой то же самое, што разговаривать с угрем!

Он улыбаетца мне своей дерзкой, нахальной улыбкой.

— И не будь таким самодовольным, — говорю я. — Черта с два, это комплимент.

— Так што, — говорит он, — тебе нужен проводник или нет?

— Скажи, Джек, — говорю я. — Какое тебе до этого дело?

Вместо того, штобы ответить на мой вопрос, он подходит ближе ко мне и говорит.

— Почему ты пришла за мной?

— Чего?

— Зачем ты пришла за мной? — говорит он. — Вернулась в город. Когда тюремный корпус горел. Ты, должно быть, сошла с ума, раз пошла туда. Но ты всё же вернулась. Ты рисковала своей жизнью, штобы спасти мою, хотя даже не знала меня.

У меня такое чувство, что сердечный камень раскалился уже настолько, што вот-вот прожжет дыру в моей коже. Я точно не собираюсь ему поведать, мол, это бредни одной не в себе тетки по имени Мерси, которая сказала, дескать этот камень станет теплым когда перед тобой окажетца то, чего ты желаешь больше всего на свете. Разве придет кому в голову, что взрослая женщина пожет нести подобную чепуху.

Я скрещиваю руки поверх стучащего сердца и смотрю себе под ноги.

— Я не знаю почему, — говорю я. — Просто пришла и всё.

— Ну так и я не знаю, почему я здесь, — говорит он. — Я просто здесь. Я имею в виду, не то, штобы у меня нет дел поважнее. Я должен кое с кем увидетца. Короче... есть у меня дела и поинтереснее.

— Тогда иди, — говорю я. — Я не просила тебя приходить за мной. Я могу прекрасно справитца и сама. Мне не нужна твоя помощь. Пошел вон отсюдава.

— Ты што не слушала меня? — он хватает меня за руку. — Я не могу!

Мы свирепо смотрим друг на друга. Пространство между нами становитца каким-то тяжелым. Оно давит на меня, становитца трудно дышать. Наконец, я говорю.

— Так што, ты отведешь меня в Поля Свободы или нет?

Он проводит рукой по голове.

— Я, должно быть, сошел с ума, штобы даже думать о таком, — бормочет он. — Да отведу. Но сначала... мне нужно остыть.

Он стягивает свои ботинки и срывает рубашку через голову.

Я пялюсь на его грудь. Я не могу заставить себя оторвать взгляд. Когда я видела его без рубашки раньше в городе Надежды, все што я заметила были шрамы. Но сейчас все што я могу видеть это то, какой он худой и сильный. С широкими плечами и руками покрытыми мускулами. На его груди нет волос, как у Па и Лью. У меня руки чешутца, штобы прикоснутца к ней. Выяснить, такая же его кожа гладкая, как она выглядит.

— Будь осторожна, Ангел, — говорит он. — Когда ты вот так пялишься на мужчину, ему, вероятно, взбредет в голову несколько... интересных мыслишек.

Я не двигаюсь.

Он тянитца к поясусвоих штанов. Подымает одну бровь.

— У тебя есть три секунды, — говорит он, — а потом они упадут вниз.

Он начинает считать.

— Раз... два...

Я разворачиваюсь и бегу.

На полпути к лагерю, я все еще слышу его смех.

* * *

Маив сидит на своей койке, в ночлежке скрестив ноги, наблюдая за тем, как я собираюсь, упаковываю вещи, которые она дала мне. Она перекидывает камушек из одной руки в другую.

— Што тебе известно об этом Джеке? — спрашивает она. — Какой он? Не нравитца мне всё это? Он как-то несерьезно к этому всему относитца.

— О нем я знаю не больше, чем о вас, — говорю я. — Почти ничего.

Она задумчиво кусает нижнюю губу.

— Я не доверяю ему, — говорит она. — А ты?

— Он говорит, што знает путь к Полям Свободы, — говорю я. — Если я собираюсь найти Лью, я должна доверять ему. Точно также как я доверилась тебе, когда ты помогла мне сбежать из города. Я не знала тебя, но я...

— Полностью доверилась? — говорит Маив.

— Да, — говорю я. — Это так. Полностью доверилась. И ты не подвела.

— Ну, ладно... - бормочет она. Она не смотрит на меня, когда продолжает говорить, — Я бы послала с тобой парочку Ястребов, но у меня там возникли кое-какие разборки по поводу территории с законниками, на западной дороге.

Я чувствую, што она не полностью честна со мной, но отвечаю,

— Ты мне ничего не должна.

— Просто... што-то в нем не так, — хмуритца она. — У него есть секреты. И он, ээ...

— Высокомерный? — помогаю я.

— Ага.

— Раздражающий?

— Определенно.

— Скользкий?

— Как змея, — говорит она. Она недолго смотрит на меня, затем, кажется, отбрасывает свои беспокойства и хитро улыбаетца мне. — Он хорош собой, очень даже.

— Он-то? — я чувствую, как мои щеки начинают краснеть. Я пожимаю плечами, несмотря на нее. — Не могу сказать, што заметила, — говорю я.

— У него красивые глаза.

— Слишком близко посажены.

— Приятная улыбка.

— Слишком много зубов, — говорю я. — В любом случае он не в моем вкусе.

Она запускает галькой в меня, и хохочет.

— Не твоем вкусе! Да откуда тебе знать, в твоем он вкусе или не в твоем. Этот тип может навлечь беду, это уж точно.

— У меня и так полный рот забот с поиском Лью, — говорю я. — Мне не нужно еще больше.

— Ты уверена в этом? — спрашивает она. — Ты выглядишь немного... разгоряченной, когда он рядом.

— Это происходит со времени того пожара, — бормочу я. — Вся эта жара должно быть попала в мою кровь или вроде таво.

— Или вроде таво, — повторяет она.

Я закончила собирать вещи. Я затягиваю шнурок на своем рюкзаке.

— Спасибо за то, што присмотрите за Эмми, — говорю я. — Мы с Лью вернемся за ней как только сможем... Маив?

— Угу?

— Если... если што-то произойдет... если по каким-то причинам я не вернусь...

— Ох нет, Саба, не надо...

— Если што-то случитца со мной, пообещай, што позаботишься об Эмми. Вырастишь ее. Пожалуйста. Мне нужно знать, што с ней все будет хорошо.

Маив долго смотрит на меня. Потом говорит.

— Хорошо, — говорит она, — я обещаю.

— Спасибо, — говорю я. — Она не любит мытца. Убедись, што она не будет ходить грязнулей. — Я закидываю себе рюкзак на плечо. — Пойду, загружу лошадей, — говорю я.

Она трогает меня за руку и останавливает, когда я прохожу мимо.

— Слушай, — говорит она, — если у тебя когда-будь возникнет непреодолимое желание присоединитца к кучке воров и некчемных людишек, мы будеи рады тебя видеть в любое время. Из тебя получился бы чертовски хороший Вольный Ястреб.

* * *

Джек крепил ремнями седельный вьюк на спине коня. Когда он уносил ноги из города Надежды, ему удалось расжитца большим белым жеребцом - он зовет его Аяксом* - у которого оказался дурной нрав и при каждом удобном случае он то и дело норовил кого-нибудь укусить.

Он смотрит туда, где Эмми рисует круги грязной палкой. Ее голова опущена вниз, как увядший цветок.

— Ты и впрямь собираешься оставить ее? — спрашивает он.

— Конечно, — говорю я.

Я проношу уздечку Гермеса у него над головой, и чутка затягиваю у его рта.

— Она же еще ребенок. Это слишком опасно. Как бы то ни было, она будет только задерживать нас.

Джек знает, почему я должна добратца до Полей Свободы еще до наступления летнева дня солнцестояния, насколько это важно. В последнюю ночь нашего пребывания в лагере, я всё ему рассказала. Рассказала всё, что знала сама со слов Хелен. Он выслушал меня, не перебивая, только хмыкнул несколько раз.

— Лью не только твой брат, он и ее брат тоже, — говорит он. — Тебе не кажется, што она имеет такое же право идти на его поиски, как и ты?

— Нет, не кажетца, — огрызаюсь я. — Да и не твоего ума это дело. Маив пообещала присмотреть за ней, так оно и будет.

— Если ты так говоришь.

— Да, говорю.

Джек засовывает пальцы в рот и свистит. Эмми подымает голову. Он подзывает ее снова и она бежит.

— Твоя сестра не хочет, штобы ты шла с нами, — говорит он. — Она говорит, што ты нас задерживаешь.

— Джек! — говорю я.

— Я не задержу вас! — говорит Эмми. — Я хорошая наездница. Я проехала на Нудде весь путь от Мерси сама и потом я преодолела на нем весь путь через пустыню, штобы найти Сабу. Мы напугали ее до смерти.

— Да ну? Неужели? — Джек подымает бровь.

— Дело не только в этом, — говорю я Эмми. — Все может стать опасным. Я не хочу, штобы с тобой что-то случилось.

— Я смогу позаботитца о себе, — говорит Эмми. — Я умею дратца.

— Нет не умеешь, — возражаю я.

— А вот и умею!

— Вот. — Джек вытаскивает иза пояса свою рогатку. — Вон видишь, ветка трясетца, где колокольчик? — Он указывает на один из мерцающих дисков, Ястребы развешивают из на деревьях, чтобы там не устраивали себе насест грачи. — Поглядим, сможешь ли попасть в яблочко?

— Да ладно, Джек, — говорю я, - это пустая трата времени. Она в жизни никогда не стреляла.

— Не обращай на неё внимания, — говорит он Эм. Его руки у неё на плечах. — Пробуй.

— Хорошо. — Эмми вынимает иза спины, из за пазухи своих штанов рогатку. — У меня своя.

— С каких это пор ты обзавелась рогаткой? — спрашиваю я. — Эй, а ну погоди... это ж моя.

— Не твоя, — говорит она. — Она принадлежит Лью.

— Ну хорошо. Но я думала, што Пинчи всё отобрали у тебя.

— Это они не отобрали, — говорит Эм. — Я стырила её, когда они не видели и спрятала её в своем тайнике. Я сохраню её для Лью. Я отдам ему, когда увижу его.

— Ну разве это не по-сестрински. Как прелестно, — говорит Джек. — Эмми, какая ж ты заботливая, всё-таки. А теперь, давай, посмотрим твою попытку, как ты поразишь мишень.

Она поднимает рогатку и прицеливаетца. Она поражает диск прямо в его чертов центр.

Она сияет.

Глазам своим не верю. Эмми выстрелила так, будто только и делал, што тренировалась стрелять всю свою жизнь.

— У нее наметанный глаз, — говорит Джек мне. — Закрой рот, а то муха влетит.

— Где ты научилась этому? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Я наблюдала за вами с Лью. Потом я практиковалась и практиковалось, пока у меня не начало получатца.

— Я этова не знала, — говорю я. — Почему ты не рассказала мне?

— Тебе никогда не нравилось, когда я разговаривала с тобой, — говорит она. — Ты всегда говорила мне заткнутца и убератца.

— Да не в жизнь! — говорю я.

Но мои щеки пылают, потому што мы обе знаем, што она говорит правду. Это звучит так ужасно, когда она произносит это, што у меня никогда не было на неё времени, но она права. Но у меня не было на неё времени, когда я была с Лью. Когда мы были вместе, он был единственный, кто мне нужен. С самого нашего дня рождения.

— Итак, давайте посмотрим, — говорит Джек. — Она умеет ездить, стрелять и у нее есть мужество. Я што-то упустил?

— Ты упустил, што ей девять лет, — говорю я.

— Он такой же мой брат, как и твой, — говорит Эмми.

— Отлично подмечено, — говорит Джек. — И она проявила достаточно сестринской любви, чтобы сохранить его рогатку.

Они смотрят на меня.

— Нет, — говорю я, глядя на них. — Нет, нет, нет!

Они ничего не говорят. Просто продолжают смотреть на меня.

— Не смотрите на меня так! — вздыхаю я. — Ох, черт. Хорошо, ты можешь пойти. Но ты должна будешь слушатца меня и тебе лучше не дать мне пожалеть об этом, если же это произойдет, Эмми, будут проблемы и не будет права на ошибку.

Я разговариваю сама с собой. В ту же секунду, когда она слышит слово «пойти», Эмми начинает вопить и пожимать руки Джеку, а затем она обнимает меня и смотрит на меня сияющими глазами. Я никогда раньше не видела ее такой счастливой и взволнованной.

— Я не подведу тебя!

Она удирает и подпрыгивает всю дорогу к ночлежке, при этом крича.

— Эпона! Эй, Эпона! Знаешь, што?

Я обращаюсь к Джеку.

— Если с ней што-то случитца, — говорю я. — Я знаю, кого винить в этом.

Он хватает меня за руку. Его глаза жестоки как камень, холодны как серое зимнее небо. Его рука теплая. Кожа грубая. Мурашки побежали по моей руке.

— Тебе не одурачить меня, — говорит он.

— Правда што ли?

— Да, — говорит он. — Я вижу это по твоим глазам. Все о чем ты беспокоишься это твой драгоценный братец.

— Это не правда, — говорю я.

— Если бы забрали Эмми, — говорит он, — Эмми, а не Лью... ты бы пошла за ней?

Я набираю воздух, штобы сказать, конечно, я пошла бы, но взгляд на его лицо останавливает меня. Нет смысла лгать, когда он уже знает правду.

Он отходит на шаг и потом делает шаг обратно.

— Так я и думал, — говорит он. — Твоей сестре безопаснее отстатца со мной, нежели с тобой. Ты можешь полезать на своего быстрого коня, и скакать в гордом одиночестве и оставь её со мной.

* * *

— Дай мне свою руку. — Маив говорит это тихим голосом, так што никто больше не мог бы это услышать. Она одевает мне золотое кольцо на средний палец правой руки. — Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, — говорит она, — если тебе понадобятца Ястребы, пошли с этим Неро и мы придем на твой зов. Где бы ты не была, когда бы мы тебе не понадобились... отправь это кольцо, и мы будем там.

Она делает шаг назад.

Моё сердце колотитца в груди. Я сижу на спине у Гермеса, смотрю вниз. Она улыбаетца мне.

— Ты помогла нам выбратца из города Надежды, — говорю я. — Спасла наши жизни. Одела, накормила и дала лошадей... чтобы у нас был шанс найти Лью. Я... мы и так тебе многим обязаны, я понятия не имею, как вообще смогу когда-нибудь отплатить тебе, но как только мы...

— Друзья ничем друг другу не обязаны, — говорит она. — Друзья не отдают долги. Просто иди. Я надеюсь, што ты найдешь своего брата.

— Прощай! — Эмми наклоняетца и обнимает Эпону за шею.

— Слушайся Сабу и Джека, — говорит Эпона.

— Береги их, Джек, — говорит Маив. — Если не убережешь их, мы будем охотитца за тобой и даже на краю земли тебя достанем. И когда найдем тебя, мы вырвем из тебя кишки и скормим их шакалам, в то время как ты будешь наблюдать за этим.

— Я буду иметь это в виду, — говорит Джек.

Неро летает кругами у нас над головами. Он каркает, подгоняя нас. Я смотрю вверх.

— Пора ехать, — говорю я.

Я цокаю Гермесу и мы трогаемся в путь. Джек на Аяксе вепереди, а Эмми едет между нами на пони по имени Джой, таким образом, я замыкаю наш караван, нагруженная полными сумками и бурдюками благодаря Вольным Ястребам.

Они все собрались, штобы проводить нас. Теперь они начинают кричать. «Прощай», «удачи», «не забывайте нас», «до встречи», и еще што-то в таком роде.

Я бросила назад прощальный взгляд. Эш, Эпона и остальные улыбались и махали руками.

Но не Маив. Она не улыбалась. Не махала. Просто стояла.

Она смотрит на меня так, будто не ждет, что мы снова встретимся.

Прим переводчика:

*Ajax ['eɪʤæks] - Аякс

1) = the Telamonian Ajax; = Ajax the Greater Аякс Великий (сын саламинского царя Теламона, герой Троянской войны, великий воин, совершил самоубийство из досады, что доспехи Ахилла были отданы Одиссею) 2) = the Locrian Ajax; = Ajax of Oileus; = Ajax the Lesser Аякс Малый (сын локрийского царя Оилея, герой Троянской войны, храбрый и быстроногий, погиб, прогневав богов)

ЧЕРНЫЕ ГОРЫ

Мы скачем весь день. Мне пришлось положитца на Джека, который задает темп. Достаточно быстрый, штобы у меня не чесались руки натянуть поводья и пришпорить Гермеса, но не настолько, штобы Эмми не смогла удержатца на своем пони.

Джек говорит, что мы все еще у подножия Черных Гор. Говорит, что мы не доберемся до гор еще добрых пару дней. Мы неуклонно движемся вперед, петляя через вечнозеленые леса и открытые иссушенные долины, поросшие кустарниками.

Неро рад, что я снова рядом, после того, как мы были разлучены так долго будучи в городе Надежды. Я чувствую то же самое. В основном, он счастлив от того, что может вдоволь кататца на моем плече, болтая и подмечая все нюансы пейзажа расстилающегося перед нами. Время от времени, он куда-то исчезает, по своим каким-то вороньим делам.

Уже проходит полдня, с тех пор как он куда-то смылся, и я уже начинаю гадать, куда же он запропостился, когда тот появляетца, будто из ниоткуда. Но вместо таво, чтобы подлететь ко мне, он приземляетца Джеку на голову. Затем этот паршивец наклоняетца и начинает нежно покусывать его за ухо.

Глазам своим не верю.

— Неро! — кричу я. — Отстань от Джека!

Он тут же бросаетца ко мне, несясь ко мне с такой скоростью, что напоминает размытое пятно. Приземляетца мне на плечо и весь сжимаетца, не глядя на меня. Никогда не думала, што вороны могут выглядеть виноватыми, но он выглядел именно так.

Джек смотрит назад и улыбаетца.

— Не отзывай его от меня, — говорит он.

Чертов Джек. Што это с ним? Што в нем такого, что он, кажется, очаровывает каждого встречного на своем пути? Эш и многих других из Вольных Ястребов, мою сестру, а теперь моего проклятого ворона. Клянусь, если бы на его пути оказался камень, через который он не удосуживался бы переступить, все што ему нужно было бы сделать, это только посмотреть на него и камень откатился бы с дороги.

Но не я. Я не сверну со своего пути, ради кого бы то ни было. Даже ради него. Особенно ради него.

Когда начинают сгущатца сумерки, мы разбиваем лагерь у сосен, рядом с маленьким ручейком. Под моими ногами стелитца упругий слой сухой, мягкой хвои. Резкая сладость теплой сосновой смолы наполняет воздух.

Джек закрывает глаза и делает глубокий вдох.

— Сегодня у нас будут душистые кровати, Эмми, — говорит он.

— Я собираюсь сделать их по-настоящему замечательными, Джек, — говорит она. — Вот увидишь.

Я собираю хворост, штобы потом развести костер, пока Джек разбирает наши шмотки. Эмми суетитца поблизости, снимая с лошадей наши спальные мешки и расстилая их рядом. Она болтает сама с собой, а я, как обычно, едва её слушаю, половину пропуская мимо ушей.

— Я буду спать здесь, — говорит она. — А Джек вот... там... и Саба может спать... здесь. Прямо между мной и Джеком.

Я резко подымаю голову.

— Што? — говорю я. — Ох, нет!

Я подхожу и хватаю свой спальник.

— Ты будешь спать между мной и Джеком. Не думаешь, што так будет лучше? Таким образом, э-э... ты можешь разговаривать с нами обоими. Как считаешь?

— Но Джек назначил меня главной! — Эмми кладет руки на бедра. — Он разгружает лошадей, ты разжигаешь огонь, а я раскладываю спальники! Разве не так, Джек?

— Я думал, што так и есть, — говорит Джек. — Но мне кажется, твоя сестра не думает, што ты справишься с этой работой, Эмми.

Они оба смотрят на меня. Эмми изображает самое суровое выражение лица, на которое только способна. Она всегда так делает, когда чем-то расстроена, вздергивая подбородок, штобы тот не дрожал. Лицо Джека ничего не выражает, оно безучастно, как будто ему всё поровну, он не поддерживает ни одну из сторон. Я ни на секунду не поверила, што ему плевать. Он знает, што я не хочу ложитца рядом с ним, но я не могу сказать об этом Эмми. Сейчас она только беспокоитца о том, што я просто не даю ей возможности помочь. На этот раз он загнал меня в угол.

— Твоя правда, — говорю я и протягиваю свой спальник Эм. — Прости, Эм. Ну, конечно, это твоя работа. Все решения здесь за тобой.

Пока она возитца, снова раскладывая спальники, как задумала, я иду туда, где Джек разгружает Аякса с Гермесом.

— Я знаю, што ты задумал, — говорю я. — Но у тебя ничего не выйдет.

— Серьезно?

Он не смотрит на меня, продолжая заниматца вьюками и остальными сумарями.

— На будущее, было бы не плохо, если бы ты соизволила сказать мне, чего у меня не выйдет. Ну, штоб я потом не гадал. Был бы тебе очень признателен.

Я хмурюсь.

— Всё ты понял. Ведешь себя как угорь. Што до того, чё ты делаешь, Джек... так это всё время пытаешься выставить меня полной дурой!

— Ого, вот оказываетца, чем я занимаюсь!

— Не строй из себя невинность, тебе это прекрасно известно!

— Тогда прими мои извинения, — говорит он. — Самые искренние.

Он улыбаетца. Приятная улыбка. Не самоуверенная или высокомерная. Не знаю, что с этим делать.

— Ну... — говорю я. — Проехали. Просто заруби себе на носу, так больше не делать.

— Обещаю, — говорит он. — В следующий раз, когда ты будешь выглядеть полной дурой, то это будет только на твоей совести.

Он подмигивает мне, когда берет в руки седельные сумки.

— Костер сам себя не разожжет, — говорит он.

Я стою еще секунду, не двигаясь. Он опять прикололся надо мной, вот ублюдок.

Он я чувствую, как небольшая улыбка все-таки закралась в уголки моих губ.

* * *

— Спокойной ночи, Саба, — говорит Эмми. — Спокойной ночи, Джек.

Она перекатываетца на бок спиной ко мне, и быстро засыпает. Неро сидит на своем насесте, на дереве неподалеку.

Я смотрю в ночное небо. Оно недосягаемое и светлое. Облако мерно скользит но небесному своду, то закрывая собой лунное блюдце, то вновь являя его земле. Я плотно замоталась в одеяло и лежу, не шевелясь, вытянувшись, став плоской, как доска. Я так близко лежу к Джеку, што чувствую, исходящие от него тепло, слышу его дыхание, как его грудь слегка вздымаетца и опускаетца. Я могу видеть это уголком глаза.

Я слышу шорох, когда он начинает ворочитца. Я смотрю на него и он поворачиваетца ко мне лицом, облокотившись на руку. У меня сводит живот. Дрожу. Я отворачиваюсь.

Он тянет руку и касаетца моего сердечного камня, который лежит у меня в ложбинке между ключиц. И быстро отдергивает руку.

— Горячий, — говорит он.

— Знаю, — говорю я.

Я снимаю камень и заталкиваю под свой спальник.

— Дурацкая штуковина, — говорю я. — Не знаю, зачем я вообще ношу её.

Немного погодя он говорит,

— Расскажи мне о своем брате.

— Мы близнецы.

— А, — говорит он. — Наверное, он должно быть значит для тебя нечто особое, раз ты удумала идти искать его. Какой он?

Я думаю. Всегда одно и тоже, когда кто-то спрашивает меня о Лью. Мерси, Хелен, Маив... даже Эмми. Я хочу поговорить о нем, и в то же время не хочу. У меня всегда такое чувство, будто, если я начну кому-то што рассказывать о нем, то потеряю частичку его, которую я хочу хранить только в себе.

— Наша мама умерла, рожая Эмми, — говорю я. — А потом, папа... ну он уже не был прежним. Казалось, его больше ничего не заботило. Ему плевать было на нас... да на все... кажетца. Если бы не Лью, который добывал пищу и не крыша над нашими головами, которую приходилось постоянно латать, полагаю мы бы уже все подохли с голоду. Нам с Лью было всего по девять лет, когда мамы не стало, столько же, сколько сейчас Эмми. Поэтому он ничего не боитца. Никогда не боялся.

— Но каким человеком он был? — спрашивает Джек.

— Он... ну, забавный, — говорю я, — добрый и... он очень умный. Мне кажетца он очень внимательно относился к тому, што говорил ему Па. Не то, што я. Он знает... всё про всё. Он может починить что угодно, он знает о всё о земле и животных, и он... знает меня. Он единственный человек в мире, который по-настоящему знает меня.

ДеМало. Темные глаза, почти черные, встречаютца с моими.

Она заглядывают вглубь меня. Находят мои самые потаенные мысли, мои худшие страхи.

— Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — говорит Джек.

Его голос звучит, кажетца, откуда-то издалека.

— Чего ты сказал? - спрашиваю я.

— Я сказал... што Лью какой-то уж слишком хороший, чтобы быть настоящим.

— Ты не имеешь права так говорить. Ты ничего не знаешь о нем.

Я проговариваю это слишком быстро, штобы отогнать мысль о том, как Лью изменился за последний год или около того. Каким он был последний день в Озере. Как он сказал, што не дождетца того момента, когда свалит из Серебряного озера и то, как выглядело его лицо, когда он назвал Па старым дуралеем, живущем в мире грез. Мне не выносима мысль, што Па умер, и эти слова были последними, который он услышал от Лью перед смертью.

— Эй, — говорит примирительно Джек, — Ну, прости, чушь сморозил. Ляпнул не подумав, извини. Итак, раз вы близнецы, он похож на тебя?

Я поворачиваюсь на бок, лицом к нему.

— Нет, — говорю я. — Он красивый, похож на Ма. Золотые волосы, наподобие солнца. Длинная коса, ему как раз до пояса.

— Твои волосы начали отрастать, — говорит он. — Они темные.

— Черные, — поправляю я его. — Как у папы. Прежде они были красивыми. Густыми, длинными и... я наверное выгляжу полной идиоткой.

— Нет, — говорит он.

— Когда мама была жива, она любила приговаривать, Саба словно ночь, а Лью - день. Я всегда воспринимала все слишком серьезно и буквально. Лью улыбчив, он мог заставить смеятца. Он хороший человек, Лью. Не то, што я.

— Ты считаешь себя плохим человеком? И не считаешь себя красавицей?

Я ничего не говорю.

— Ты, должно быть, скучаешь по нему.

— Никогда не знала, что можно скучать так по кому-то, от чего внутри было бы так больно. Но это так. Глубоко внутри. Как будто меня пробирает эта боль прямо до костей. Мы были неразлучны, до тех пор, пока его не забрали. Я не знаю, как жить без него. Как будто... я ничто.

— Не говори так, — протестует он. — Никогда так не говори. Саба, ты нечто. Ты хорошая, сильная, правдивая и настоящая. С ним или без него.

Он протягивает руку и стирает мои слезы большим пальцем. А я и не заметила, што плачу. Он его прикосновения на щеке остаетца теплый след.

На мгновение облака расчищают ночное небо и я погружаюсь в его странные серебристые глаза. Они словно лунное озеро. Мы лежим так очень долго, просто уставившись друг на друга в этой тихой, наполненной сосновым ароматом ночи. Наконец, он произносит,

— Мы найдем его. Обещаю. А теперь постарайся уснуть. Я первый на карауле.

— Разбуди меня, когда придет моя очередь, — говорю я.

— Разбужу, — говорит он.

— Доброй ночи, Джек.

— Доброй.

Он сидит, прислонившись спиной к дереву.

— Джек? — шепчу я.

— Чего?

— Спасибо.

— Приятных снов, Саба.

Но я не могла уснуть, наверное, вечность.

Хорошая, сильная, правдивая и настоящая. Так он сказал. Никто прежде не описывал меня такими словами. Интересно, что они на самом деле значат для него.

Джек, которого я видела до сих пор, тот Джек весь такой само очарование, который не лезет за словом в карман и скор на улыбки. Но сегодня, сегодня, когда мы говорили, это был совсем другой Джек. Такого я не ожидала. Это напомнило мне Мерси. Я почувствовала такое... спокойствие, полагаю, вы возможно назвали бы это... его сердцем. Это тоже чувство, которое я испытывала рядом с ней. Спокойствие и тишина, словно спокойная вода.

Я не знаю, что с этим делать. Это кажетца так некстати. И как раз тогда, когда я думала, что всё с ним для себя выяснила.

Но дело в том, кажетца, я возможно... начинаю доверять ему. Знаю, Маив считает, што он что-то скрывает, што у него целый ворох секретов. И она возможно права. Она много повидала. Больше чем я, встречала много разных людей. Эмми похоже считает его за своего, но чё эта малявка понимает в жизни? Она всего лишь сопливый ребенок.

Не знаю, права ли я в том, што доверяю ему.

Я смотрю вверх. Серые облака скользят по черному ночному небу.

Как бы мне хотелось, штобы Лью был здесь. Он бы мне подсказал, как быть. Он бы знал што делать.

* * *

Середина дня. Мы все еще в предгорьях, в высохших и пыльных, но земля начинает подниматца под уклон, становясь более скалистой. Вокруг попадаетца все больше деревьев.

Джек дердитца впереди всё утро, чуть поодаль от нас. Я рада, что приходитца не особо много с ним разговаривать. Как бы мне хотелось вернуть время вспять и не молоть столько языком прошлой ночью. Я вообще ума не приложу, чё это я так разоткровенничалась. Я не должна была позволять ему обманом уложить себя рядом с ним.

Эмми едет рядом со мной, а Неро зацепился когтями за круп Гермеса и едет вместе со мной верхом. Эмми начинает то и дело оглядываться себе через плечо.

— Что такое? — спрашиваю я.

Он хмурит брови.

— Ничего, — говорит она.

Но когда мы продолжаем наш путь, она продолжает оглядыватца. наконец, мне это уже всё порядком надоедает. Я протягиваю руку и хватаю её Джоя за поводья, чтобы остановить её пони.

— Эм, ты меня доконаешь, — говорю я. — Скажи уже, в чем дело.

Джек разворачивает Аякса и подъезжает к нам.

— В чем дело? — спрашивает он. — Эмми, што такое?

Она жует нижнюю губу. И выглядит при этом такой нерешительной и встревоженной.

— Эмми, — говорю я. — Выкладывай, давай или я вытрясу из тебя признание.

— Я... мне кажетца за нами кто-то следит, — наконец, говорит она.

— Что? — спрашиваю я.

— Где? — спрашивает Джек.

Он тянетца к сидельной сумке и что-то вынимает из неё.

— С юга, — говорит Эмми, указывая в направлении, откуда мы сами пришли.

Джек подносит эту штуковину к своему глазу… Она сделана из черного пластика. Он смотрит через узкий конец, и теперь я вижу, што на другом более широком конце есть два больших стеклянных круга. Он вращает небольшой маховичок посередине.

— Што это, черт возьми? — спрашиваю я.

— Это увеличитель, — отвечает Джек. Позволяет разглядеть то, што находитца от тебя на расстоянии.

— Техника Мародеров! — восклицаю я.

— На самом деле, очень полезная штуковина, — говорит он. — Я подобрал, когда вернулся в город Надежды. Это поразительно, сколько всякого барахла люди оставляют после себя, брошенным хламом. Столько всего попадаетца, но, как правило, редко чего найдешь единым, не разобранным по кусочкам.

Он долго и пристально всматриваетца в горизонт.

— Эм, я не вижу ничего подозрительного, — говорит он. — Вот, Саба, хочешь взглянуть?

Он протягивает мне эту штуку, и я подношу её к глазам. Вдруг та рощица, который мы прошли полчаса тому назад, резко становитца на расстоянии вытянутой руки. Я могу разглядеть каждый листик, каждой ветки, каждого деревца.

— Ого! — я широко улыбаюсь Джеку. — Это удивительно!

Он смотрит на меня с забавным выражением на лице.

— Это впервые, когда я увидел твою улыбку, — говорит он.

Я сердито смотрю на него.

— Што ты имеешь в виду? — спрашиваю я. — Да я все время улыбаюсь.

— Нет, — встревает своим высоким голоском Эмми. — Ты улыбалась, когда Лью был рядом, но после того как его забрали, ты постоянно сквер о себя вела и сердилась, и была противной и ...

— Ладно, — говорю я, — хватит.

— Я только говорю...

— Ну, перестань!

Я снова подношу увеличитель к свои глазам, и стараюсь как следует всё рассмотреть.

— Ничего, — говорю я, наконец. — Никто за нами не следит. В следующий раз, когда тебе покажетца, што ты что-то увидела, Эмми, сделай нам одолжение, держи это при себе.

Она плотно сжимает губы, разворачивает Джоя и проезжает мимо меня, вздернув подбородок.

Джек открывает рот, штобы что-то сказать, но я тыкаю в него пальцем.

— Даже не думай об этом, — говорю я. — Она моя сестра и я буду говорить с ней, как захочу.

Он поворачиваетца к Аяксу и ведет его мимо меня.

— Ей всего лишь девять лет, — говорит он. — Дай девчонке дух перевести.

Неро каркает на меня. Как будто повторяет то, што только что сказал Джек. Я смотрю на спину Джека. Как странно. Он сказал мне почти те же слова, што и Лью, в тот последний день, когда мы чинили крышу.

«Она всего лишь девятилетка, Саба. Может, ты попробуешь быть с ней милой для разнообразия».

Лью. Джек. Эмми. От всего этого у меня разболелась голова.

Я подумаю об этом позже.

* * *

Рука Джека на моей руке будит меня. Должно быть, пришла моя очередь караулить. Он не спал первую половину ночи, а я буду до самого рассвета. Прямо сейчас я просыпаюсь и встаю. Его глаза блестят в темноте.

— Ты позволил костру погаснуть, — шепчу я.

— Нет, я затушил его, — шепчет он мне в ответ.

— А с какого перепугу ты это сде...

— Эмми была права, — говорит он.

— Што?

— Там на горном хребте свет.

Мое сердце начинает колотитца. Я вылезаю из своего спального мешка.

— Покажи, — говорю я.

В этот вечер мы разбили лагерь на холме, у подножия световой вышки. Здесь выстроилась целая очередь из таких вышек, торчащие по всему широкому горному плато, ведущие в большой разрушенный город Мародеров, где-то в трех лье на север отсюда. Можно разглядеть ржавые остовы высоченных строений, которые когда-то звались небоскребами.

Джек карабкаетца вверх по световой башне, и я следую его примеру. Мы забираемся достаточно высоко, штобы получить хороший обзор, а затем он протягивает мне увеличитель.

— Туда смотри, — говорит он.

Он показывает на юг, как раз туда, откуда мы пришли.

Я смотрю в увеличитель. Свет. Слабый. Мерцающий на хребте, што мы приехали сегодня утром... нет, вчера утром.

— Костер, — говорю я.

— Они разожгли его после полуночи, — говорит он. — Я наблюдал, с тех пор он никуда не перемещался.

— Должно быть, они разбили на ночь лагерь, — говорю я.

— Возможно, — говорит он.

— Ну, мы же не можем быть единственными людьми, которые путешествуют через эти места, — говорю я. — Так што, скорее всего ничё страшного.

Именно в этот момент свет гаснет. А затем появляетца еще один. Но этот уже движетца. Огонек покачиваетца над хребтом и спускаетца вниз. И плывет в нашу сторону.

— Как по мне, так всё это скверно выглядит, — говорит Джек.

— Давай разбудим Эмми и свалим отсюдова, — говорю я.

— Дело говоришь, — соглашаетца он.

* * *

Мы въехали в мертвый город, одновременно с занимающимся рассветом.

Парой Па рассказывал нам о больший мародерских городах, которые растягивались на лиги. Мы с Лью всегда считали, это не больше чем сказочки, но похоже папа был прав. На этом плато в горах, раскинулись остатки огромного города.

Перед нами растилаетца длинная, насколько можно охватить глазами, прямая дорога, теперь уже старая, покрытая травой и приземестыми кустарниками, убегающая в даль. Ржавые железные скелеты небоскребов, те, што мы видели еще издали, протянувшиеся в ряды по обе стороны дороги. Другие дороги разбегаютца от основной, как ветки на дереве.

Можно представить какими эти здания были когда-то давным-давно. Теперь здесь не осталось ничего кроме колдобин и стекол ковром, покрывших траву. Они валяютца на земле уже долгое время. Повсюду уже проросла трава, город обдуло много ветров, которые потихоньку смещали то немногое, што осталось от строений. Штобы унести подальше. Похоронить прошлое.

Вокруг не слышно ни звука. Только ведер стонет по углам. Вздыхает и сквозит мимо нас, нашептывая давно забытые тайны этого места.

«Слушай ветер» — наставляла меня Мерси.

Если бы мы только могли понять, што он говорит. Может быть он рассказывает нам сколько людей лежит, погребенными под нашими ногами и как она умерли. Может от чумы, или от голода, или от жажды, а может от войн. А может они погибли все разом, одновременно. Всё это дело рук Мародеров.

Теперь здесь ни осталось никого, кроме кошек. А где есть кошки, там и мыши. Одна пробежала прямо перед копытами Гермеса, но конь слишком умен, штобы выражать какое-либо беспокойство. Кошки удостаивают нас всего лишь одним взглядом и спешат по каким-то своим кошачьим делам. Неро нападает на них ради забавы. Он пикирует на них с небес и те в панике разбегаютца в рассыпную.

Мы привязываем лошадей и отходим от них.

Не успев и сделать второй шаг, я чувствую, как земля подо мной приходит в движение. Я и вскрикнуть не успеваю, как моя правая нога уходит вглубь по колено.

Эмми хихикает.

— Забыл предупредить, — говорит Джек. — Если наткнешься на провал в земле, обойди его. В этом любопытном местечке, провал, как правило, означает, што там дыра.

Он наблюдает, скрестив руки на груди, пока я вытаскиваю себя из ямы.

— Спасибо, — говорю я. — Постараюсь запомнить.

— Нам лучше проверить, где наши друзья, — говорит он.

Он протягивает увеличитель Эмми.

— Хочешь вскарабкатца наверх и посмотреть?

Она кивает. С тех пор как мы её разбудили и рассказали о кострах и лагере, она ни сказала мне ни слова. Когда Джек не будет ошиватца поблизости, я отведу её в сторонку и скажу, што мне жаль, што я не поверила ей, когда она сказала нам, што за нами кто-то идёт следом. Наверное, даже Эмми иногда может приносить пользу.

Она несетца вверх на большую кучу, находящуюся рядом, и лезет наверх металлической башни. Одной рукой она обнимает перекладину,а другой подносит увеличитель к глазам.

— Я их вижу! — вскрикивает она, вся такая взволнованная.

— Они далеко отсюда? — кричит Джек.

— Эээ...

— Она не сможет сказать тебе на каком они расстоянии, — говорю я.

— А вот и смогу! Две лиги, — говорит она.

— Сколько их там? — спрашивает Джек.

— Четверо! Нет, погодите-ка! Эээ... не могу хорошенько рассмотреть!

— Попробуй покрутить колесико посередине, — выкрикивает Джек.

Она отпускает балку и начинает искать это самое колесико.

— Эмми! — воплю я. — Ты рехнулась? Держись за што-нибудь!

— Отстань! — кричит она в ответ. — Я сама знаю, чё делаю!

Она поворачиваетца, штобы впитца в меня взглядом и теряет равновесие.

— Эмми! — кричу я, со всех ног бросаясь наверх этой груды.

Она успевает ухватитца за балку, ей ничего не угрожает, но она выпускает из рук увеличитель. Он летит вниз. Я бросаюсь вперед, штобы схватить его, но тот слишком далеко. Он падает, ударяетца о камни как раз передо мной, на корпусе появляютца трещины, Я падаю с глухим звуком на живот и лежу, видя как по траве во все стороны разлетаютца кусочки увеличителя. Неро снижаетца и усаживаетца мне на голову.

— Чёрт, — говорит Джек.

— Твою ж мать, Эмми, — говорю я. — Погляди, чего ты наделала.

— Ладно. — Джек обходит вершину холма, подходя к нам. — Похоже их всего двое. Они пешие. Ведут своих лошадей под узду.

— Вот и зашибись, — говорю я. — Мне бы не хотелось ранить лошадей.

— Но ты не против ранить человека, так я понимаю, — уточняет Джек.

— Они сами могут о себе позаботитца, — говорю я.

— Напомни-ка мне, штобы я не оказывался по другую сторону от тебя, — говорит он. — Как ты думаешь, мы достаточно хорошую дыру сделали?

— Я же уже говорила тебе, — говорю я, — што наверное сотню вырыла подобных ловушек, как эта. Мы постоянно делали с Лью такие, когда охотились на дикого кабана.

Эмми хмуритца и говорит,

— Но, Саба, у нас же никогда не водились...

Я стою за спиной у Джека, и подношу руку к своему горлу, показываю жестом, што как минимум придушу мерзавку, если она ляпнет еще хоть слово. И красноречиво таращу на неё глаза. Она тут же затыкаетца.

Лучше бы моему замыслу сработать. Я не хочу олбажатца перед Джеком, и штоб он узнал, што я никогда прежде не ставила подобных ловушек. Мы все время обсуждали с Лью, што надо бы выкопать одну, но в Серебряном озере не было добычи, которая требовала бы подобных усилий. Мы с Джеком вырыли одну, в том самом месте, где моя нога провалилась сквозь землю. Прямо посреди главной дороги, пересекающей весь город. Оказываетца там уже была довольно приличная дыра. Всё, што нам нужно было сделать, это просто сделать её глубже.

— Мой спальник весть испачкался, — ворчит Эмми.

Мы расстелили его над ямой, привязали по двум краям и забросали травой. Теперь невозможно было догадатца, что там была дыра.

— Переживеш, — говорю я. — Это тебе в наказание, што сломала увеличитель.

— Я же сказал, што попытаюсь починить, — говорит Джек.

Эмми показывает мне язык.

Я тычу в неё пальцем.

— Этот ты еще легко отделалась, Эмми, — говорю я. — Ты просто сидишь здесь и ждешь, пока мы...

— Тихо! — Джек прикладывает палец к губам.

Мы сидим на корточках, не глядим друг на друга, просто ждем.

Затем я слышу голоса. Тихое фырканье лошадей.

— Они приближаютца, — шепчет Джек.

Мы слились с холмом. Мы с Джеком потянулись к нашим арбалетом и держали их наготове. Эмми зарядила свою рогатку камнем. Моё сердце шумно стучало в груди.

Мы слышали приближение голосов.

А затем,

— Ааааа!

Раздался вопль, когда эти двое шагнули вникуда, попавшись в нашу ловушку. Кони от испуга заржали.

— Вперед! — кричит Джек.

Мы подскакиваем и бросаемся на вершину холма. Мы с грохотом сбегаем вниз по другую сторону холма. Их лошади, две кобылы, в испуге встают на дыбы и бросаютца прочь с дороги.

— Руки вверх! — ору я. — Вам крышка, сволочи!

Мы, я, Джек и Эмми занимаем позиции вокруг ямы. Наше оружие наготове. Мы нацеливаем его на наших пленников.

* * *

— Поверить не могу, — говорит Джек.

— Какого черта вы здесь делаете? — спрашиваю я.

Эш с Эпоной смотрят на нас снизу вверх из своей ямы, где они лежат, запутавшись в своих конечностях.

— Это не совсем та радушная встреча, на которую мы рассчитывали, — говорит Эш. — Но могло быть и хуже.

Они поднимаютца на ноги. Эпона протягивает вверх руку.

— Не возражаете помочь нам выбратца отсюдова, — говорит она.

— Было бы поделом вам, если бы мы оставили вас там гнить, — говорю я, но протягиваю свою руку ей.

Джек дает свою руку Эш, и мы помогаем им выбратца. Они начинают отряхиватца.

— Черт тебя дери, Эш, — говорит Джек. — Это было так по-идиотски с вашей стороны. Мы ведь могли пристрелить вас. Вы могли бы ноги переломать при падении. Почему вы не дали нам знать, што следуете за нами?

— Мы хотели удивить вас, — говорит Эш.

— Ну, это у вас получилось, — говорит Джек.

Я хмурюсь.

— Думала, у Ястребов каки-то там неприятности и нужно разобратца с ними, — говорю я. — По словам Маив, на западной дороге возник какой-то спор за территорию.

Они быстро переглянулись. Вид у них был виноватый.

— Она не знает, што вы здесь, — догадываясь я. — Только не говорите мне... што она оставила вас обеих стоять в Мрачных деревьях на стрёме, а вы быстренько свалили.

— Уговорила, — говорит Эш, — не будем.

— А ну валите, — говорю я. — Поворачивайте обратно и шуруйте к Маив. И потрудитесь ей сказать, што это была ваша идея и ко мне они не имеет никакого отношения.

— А ну-ка подожди минутку, — говорит Эпона. — Мы решили, што Маив не права. Ей следовало бы отправить, по крайней мере, нас с вами, штобы помочь.

— Это более важно, чем выяснение кто там правит на западной дороге, — говорит Эш. — Из таво, што ты сказала, о Полях Свободы и Тонтонах и чаал, это может быть стать большим, чем просто вызволением твоего брата. Это сможет сказатца на всех нас. Просто сжечь город Надежды недостаточно. Мы не можем на этом останавливатца. Мы должны остановить всю эту мерзость. Избавитца от всей этой заразы.

— Слушай, — говорю я. — Мне плевать на всё, кроме освобождения Лью. Слышишь меня? И всё. Больше меня ничего не волнеует. И мне не нужна ваша помощь. Я не хочу её. Шуруйте-ка домой.

— Почему ты всегда так груба? — спрашивает Эмми. - Они ведь просто хотят помочь нам найти Лью.

— Закрой рот, Эмми, — рявкаю я. — Иначе я отправлю тебя в Мрачные деревья вместе с ними.

Она хмуритца и скрещивает руки на груди.

— Только попробуй, — говорит она.

— Не дерзи мне!

— Так-так, — говорит Джек. — Давайте-ка мы все успокоимся. Я уверен, мы...

— Заткнись, Джек, — говорю я.

Я сощурилась и тяжелым взглядом уставилась на Эш.

— Уверены, што нет другой причины, почему вы оказались здесь?

Я взглянула на Джека, а потом вновь перевела взгляд на Эш. Та вся густо покраснела.

— Конешно, — говорит она.

— Ну же, Саба, — говорит Эпона. — Тебе ли не знать, што мы хороши в бою.

— Я уже говорила это однажды и повторю вновь, — произношу я. — Если бы я хотела, чтобы вы пошли с нами, я бы попросила вас об этом. Но я не просила. Значит, я не хочу. У вас свой путь.

Я беру лошадь Эмми за поводья.

— Ты идешь с ними в Мрачные леса, — говорю я Эмми.

— Нет! — говорит она. — Ты не можешь заставить меня! Я ненавижу тебя, Саба!

Я разворачиваюсь и быстро шагаю в том направлении, где мы привязали наших коней, и мы обнаружили за нами слежку. Мы спрятали их, штобы сбить со следа.

— Извините меня, я тут отойду на секунду, — слышу я, как говорит Джек.

Он бежит за мной и хватает меня за руку

— Хочу поговорить с тобой, — произносит он.

Я выдергиваю руку и продолжаю шагать.

— Здесь не о чем говорить, — отвечаю я. — Они уезжают и Эмми отправляетца с ними.

— Они хотят помочь, — говорит он. — Они хотят сделать хоть што-то. Возможно, попробовать сделать этот мир хоть немного лучше. Да ладно, Саба, да што с тобой?

Я продолжаю шагать.

Он обходит меня и останавливаетца передо мной.

— Што с тобой происходит? — говорит он. — Поговори со мной.

Пока он говорит, я пытаюсь обойти его то справа, то слева, но он не дает мне этова сделать, предугадывая каждую мою попытку. Меня это порядком выводит из себя, я уже на взводе и готова дратца. Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки.

— Прочь с дороги, — говорю я.

— Нет.

— Я собираюсь добратца до наших лошадей. Уйди с дороги, Джек.

— Не уйду до тех пор, пока ты не объяснишь мне, почему ведешь себя как ужаленная, — говорит он.

— Ладно, — говорю я. — Хочешь знать, што не так? Все эти люди... вся эта толпа, которая следовала за мной по пятам, замедляла меня, и меня уже тошнит от этова, вот в чем дело! Я не хочу делать мир лучше, мне на него плевать. Все, чего я хочу, это вернуть Лью. Но я словно в западне. Я оставляю Эмми в надежном месте, но она тащитца за мной. Пинчи хватают нас, и в итоге я оказываюсь на Арене в городе Надежды. Наконец, мне удаетца оттуда сбежать, и благодаря тебе, я не только вновь оказываюсь с неуклюжей Эмми, но в придачу еще и Эш с Эпоной. И почему ты думаешь, Джек, я должна нормально на это реагировать?

— Ты знаешь, почему, — говорит он. — Они хотят помочь.

— Ты ослеп? — спрашиваю я. — Они идут за нами лишь потому, что... Тебе нравится Эш?

— Чё это за вопрос такой? Конечно она мне нравитца. С чего бы она мне не нравилась?

— Нет, — говорю я, — я не то имела в виду. Я хочу сказать... она тебе нравитца? Потому что ты ей нравишься. Очень.

— Чего? — он смеетца. — Не говори ерунды.

— Ты чё, ничего не замечаешь? — спрашиваю я.

Он мотает головой.

— Ты ведешь себя нелепо, — говорит он.

— Это я-то? — спрашиваю я.

Я отпихиваю его. Иду туда, где лошади. Мою кожу покалывает. Под ложечкой сосет. Меня бросает в жар, всю с ног до головы. Я начинаю отвязывать Джоя и Гермеса.

Он прогуливаетца в моем направлении, сунув руки в карманы. Стоит и следит за тем, штоя делаю.

— Если бы я тебя не знал, — говорит он, — подумал бы, что ты ревнуешь.

— Ревную! — я пялюсь на него. — Чё это ты несешь?

— Я имею в виду, — говорит он, — што ты хочешь самой заполучить меня. Ты просто не хочешь в этом признаватца.

Я смотрю на него во все глаза.

— Катись к черту, Джек, — говорю я.

— Да ладно тебе, — говорит он, — признай это уже. И оставь меня в покое!

Я не могу смотреть на него, не могу слушать его речи, не могу ни о чем думать, я вообще не хочу думать. Не хочу ничего чувствовать. Я хочу лишь думать о Лью. О том, как я верну его домой.

— Все, что мне нужно от тебя - это самый быстрый путь до Полей Свободы, — говорю я. — Отсюда я иду одна.

— Одна, — повторяет он. — Значит, моя помощь тебе не нужна?

— Ты мне на фиг не сдался, Джек.

— Ты ошибаешься. Мы нужны тебе. Просто ты об этом пока не знаешь. Тонтоны не стали добрее после смерти Короля. Они хотят найти козла отпущения, того, кто заплатит за гибель их предводителя. И я готов голову дать на отсечение, што ты первая в их списке. Если ты хочешь спасти Лью, тебе понадобится любая помощь, которую тебе могут предложить. И поверь мне, когда доберешься до Полей Свободы, ты, черт побери, будешь рада тому, што мы рядом с тобой.

Я прислоняю свою голову к голове Гермеса и на мгновение закрываю глаза.

— Ведь ты же не собираешься отпускать меня от себя, — говорю я.

— Нет, — говорит он.

— Тебе меня не остановить. Я прямо сейчас могу вскочить на Гермеса и ускакать так быстро отсюда, насколько это возможно.

— Мы последуем за тобой.

Вот засада.

— Ты всегда лучше знаешь, не так ли? — говорю я.

— Мне нравитца думать, што да, я всегда всё лучше знаю, — говорит он. — И это напоминает мне, што ты обязана извинитца перед всеми за своё грубое поведение.

— Что? — спрашиваю я.

— Извинения, — говорит он. — За то, что была такой неблагодарной.

Я сощуриваюсь.

— Не вору учить меня хорошим манерам, — говорю я. — Потому што ты ведь вор, не так ли? Ты ведь воровством промышлял.

— Я могу быть вором, — говорит он. — А могу и не быть. Однако вот тебе тема для размышлений. Меня не называли Ангелом Смерти.

Он знает, как вывести меня из себя, где побольнее ударить.

— Ну ты и сволочь — говорю я.

— Как тебе угодно, — отвечает он.

Он слегка кивнает головой, поворачивается и уходит.

Джек набирает темп.

* * *

Он говорит, што не знает сколько времени у нас займет дорога до Полей Свободы. Говорит, это зависит от таго как гладко будет протекать наше путешествие, возникнут ли проблемы по дороге, но это может занять неделю, а может и дней десять.

Десять дней. С середины лета двенадцать дней пути.

Солце бьют прямо по нам белым жаром, таким беспощадным. Воздух мерцает, он тяжелый и густой. Трудно дышать. Я надвигаю свою головную повязку прямо на лоб.

Эш едет впереди вместе с Джеком. Джек делает вид, што это не его дело. Хотя даже он сейчас не может не заметить, што происходит. Она едет так близко к нему, што едва не касаетца свое ногой его. Она постоянно смотрит на него. Она наклоняетца к нему и што-то говорит ему, от чего он запрокидывает голову и смеетца, как будто никогда не слышал ничего более забавного в своей жизни.

Меня от этого просто тошнит.

Или тошнило бы, если бы мне было не плевать.

А мне плевать.

«Лгунья», шепчет голос внутри меня. «Лгунья, лгунья, лгунья».

Мы проходим через весь город Мародеров и еще четыре лиги, прежде чем нас останавливает наступившая ночь. Джек называет это настоящей горной страной. Тропка извилистая и близка к крутым обрывам, поросщих к густым лесом на склонах, деревья которого слишком близко ютятца друг к другу.

Эта земля не нравиться мне. Слишком замкнуто. Слишком темно. Не хватает неба.

Мы разбиваем лагерь внутри руин большого каменного здания, которое стоит рядом с речкой в маленьком скалистом ущелье. Неро влетает и вылетает через окна, радостно каркая, когда разгоняет, решивших здесь заночевать голубей. Эс Джеком на пару соображают што-нибудь на ужин.

Они безумолку болтают, пока разводят огонь, ходят за водой, заваривают чай из шалфея. Эпона помогает Эмми потрошить голубей. Потом насаживает их на вертел и отправляет зажариватца над огнем.

Я сижу сама по себе, чуть в стороне, дергаю пучки травы и обдумываю то, што сказал мне Джек

Через некоторое время, приходит Эмми.

— Не возражаешь, если я сяду? — говорит она.

Я пожимаю плечами.

— Как хочешь, — говорю я.

Она сидит рядом со мной. Мы какое-то время сидим молча, а потом она говорит,

— Извини, што надерзила тебе, — говорит она. — Я должна была придержать язык за зубами. Лью бы с ума сошел, если бы узнал.

— Не думаю, што ему бы понравилось и мое поведение, — говорю я. — За то, што устроила такой скандал.

— Думаю, нам бы обеим досталось бы от Лью. Эпона хорошая. И Эш. Как считаешь?

Я хмыкаю.

— Они мне нравятца, — говорит она.

Я молчу.

— Они бы смогли стать твоими друзьями, — продолжает она.

— Угу, — только и говорю я.

Она поднимаетца с коленей и берет меня за руку.

— Мы разыщем Лью. Я не сомневаюсь. Мы тебе поможем. Я и Эш и Эпона и Джек.

— Тебе было бы безопаснее с Мерси, — говорю я, убирая свою руку. — Ты должна была остатца там, как я тебе говорила.

— Знаю, — отвечает она. — Но я упряма. Как и ты.

Мы смотрим друг на друга. Затем улыбаемся.

— Да, — говорю я. — Думаю, что ты похожа на меня. Слушай, Эм, я ... мне жаль. Я знаю, что никогда не была особенно мила с тобой. Я не имею в виду... в общем, ты понимаешь. Я волнуюсь за Лью. Волнуюсь... что может быть мы не...

— Я понимаю, — говорит она. — Я чувствую то же самое. Я так же волнуюсь за тебя. Я не могла даже стоять на ногах там, в городе Надежды, когда ты дралась в Клетке. Каждый день я боялась, что ты погибнешь и оставишь меня.

— Я никогда не оставлю тебя, — говорю я. — Обещаю. — Вздыхаю. — Я постараюсь стать лучшей сестрой для тебя, Эмми.

— Да ладно, — говорит она. — Тебе и не нужно. Я немного привыкла к такой, какая ты есть.

Она очень быстро чмокает меня щеку и идёт обратно к огню, штобы присоединитца к остальным. Я сижу с минуты или две, пока комок в моем горле не проходит. Затем я подхожу к огню. Вся болтовня замолкает. Они все смотрят на меня. Кроме Джека. Он продолжает сидеть на корточках у костра и делает вид, што типа сильно занят, ворочая палочкой кострище.

— Я должна кое-што сказать, — говорю я. — Всем вам. Я знаю, што вела себя, как последняя... короче, была неблагодарной, ворчливой и всё такое... и... ну... мне очень жаль. И я хочу сказать... я хочу сказать, спасибо. Што идете со мной. Што пытаетесь мне помочь в поисках Лью. Я вам очень благодарна за это.

Они все смотрят на меня. Как будто ждут большего.

— Вот и всё, — говорю я.

Эш пожимает плечами.

— Мы делаем это ради всех. Не только ради тебя и твоего брата. Это гораздо больше.

— Мы найдем Лью, Саба, — говорит Эпона. — Мы поможем вызволить его.

Она улыбаетца и все возвращаютца к готовке и болтовне.

Я сделала то, што мне сказал Джек. Што должна была сделать. Теперь я быстро иду прочь. Но с моего сердца будто спала тяжесть, оно стало легче, в нем появилось больше надежды што ли.

Меня кто-то хватает за руку. Джек.

— Ты правильно поступила, — говорит он.

И всякий раз, когда Джек прикосаетца ко мне или подходит очень близко, на меня накатывает жар, он проникает в меня, он вокруг меня.

— Не прикасайся ко мне, — говорю я.

Он отступает назад, поднимая вверх руки. Его рот сжат в тонкую линию.

— Извини, — говорит он. — Ошибочка вышла. Этого больше не повторитца.

Когда он возвращаетца к остальным, я вынимаю свой сердечный камень иза жилета и зажимаю его в кулаке. И держу его так, пока тот не остывает.

Я смотрю в небо. Появляютца первые звезды. И луна. Каждая последующая ночь всё укорачивает и укорачивает время оставшиеся до дня летнего солнцестояния. Ништо не может остановить бег времени.

Мы участники этой гонки, луна и я. И это состязание я не могу позволить себе проиграть.

Может эта не такая уж плохая мысль, штобы кто-то оказал помощь. Я смирюсь с чем угодно, если это означать, што я вызволю Лью в целости и сохранности. С чем угодно и с кем угодно. Даже с Джеком.

* * *

Мы сползаем с наших лошадей и встаем на краю обрыва. Мы смотрим вниз на ущелье пересохшей реки, на гору по ту сторону.

Она возвышаетца неровными хребтами над нами, темная и опасная. За ней, еще горы простираются так далеко, што глаза не видят им ни конца ни края.

— Это единственный путь в Поля Свободы? — спрашиваю я.

— Ну, конечно нет, — говорит Джек, — Я притащил всех вас сюда, штобы вы насладились пейзажем.

Он смотрит на меня, я в ответ смотрю прямо на него. Мы огрызаемся и огрызаемся друг с другом с тех пор, как покинули город Мародеров.

— Эти горы выглядят офигено здоровыми, — говорит Эмми.

— Они называютца «Дьявольские зубы», — говорит Джек. — Смотрите. Вон на полпути вверх. Видите? Это Одноглазый. Вот туда мы и направляемся. Такая задумка.

Он указывает на домишко, цепляющийся за горный склон. Возможно сама бы я и не заметила, потому как тот был выстроен из того же темного камня, што и сами горы. Он длинный и приземистый, хорошо устроившийся в скалах. Узкая белая тропка бегущая зигзагами по ущелью. Струйка дыма из кривой трубы.

— Чё это за Одноглазый? — спрашивает Эмми.

— Кабак, — говорит Джек.

Эпона хмурит брови и говорит,

— И мы прёмся туда, потому что...

— ...тебе приспичило выпить? — заканчивает Эш.

Джек мотает головой.

— Хозяин - мой друг, — говорит он. — Айк Твелвтрис. Это пара хороших рук. Надежных. Как раз подходящий человек для нашего дела.

Я пристально смотрю на него.

— О нет, — говорю я. — Ни за што. Ты же не будешь его просить пойти с нами.

— Ты права, — говорит он. — Просить я не буду, я ему просто скажу, што он идет с нами. Поставлю перед фактом.

— А ты и этот... этот...

— Айк, — подсказывает Джек.

— Этот Айк, — говорю я, — вы типа два таких друга не разлей вода, што он всё бросит и пойдет с нами, только потому што ты ему скажешь.

— Именно так, — говорит он. — У тебя какие-то проблемы с этим?

Он бросает на меня свирепый взгляд, как будто это поможет от меня отделатца.

— Ага, — говорю я. — У меня на самом деле с этим проблемы. И у меня ко всему прочему проблемы с тобой, говорящим нам, што это единственная дорога в Поля Свободы. Как по мне, так ты ведешь нас этой дорогой только для того, штобы повидатца со своим дружком Айком.

— Это не светский визит вежливости, Саба, — говорит он.

— Ах, так ты не отрицаешь!

— Слушай, ты хочешь найти своего брата или нет?

— Конечно, хочу!

— Тогда заткнись и топай по склону, — говорит он. — Я пойду первым.

Джек, Эш и Эпона идут первыми. Они исчезают за краем уступа, когда их кони начинают осторожно спускатца вниз по склону.

— Так, Эм, — говорю я. — Теперь твой черед. Будь внимательна и осторожна. Позволь Джою быть твоим проводником.

Земля иссушена, покрыта галькой, без каких-либо препятствий. Гермес шагает уверенной поступью, но по какой-то причине Джой ведет себя довольно легкомысленно. Эмми едва удаетца справлятца с ним.

— Тпру!

Я тяну Гермеса наверх, а сама спускаюсь к ней.

— Тебе лучше его отпустить, — говорю я. — Дадим Джою самому идти.

Не успела я спуститца к Эмми с Джоем, как слышу окрик Эш.

— Ветер меняет направление!

Эпона тычет в небо.

— Грозовые тучи! — кричит она в ответ.

С северо-востока на нас надвигаетца большая гряда возвышающихся облаков. Движутца они адски быстро. Ударяя в землю световыми вилами. Я считаю. Раз Миссисипи, два Мисси - грохочет гром. Тучи окажутца у нас над головой в любую секунду.

— Это дождевые тучи! — орёт Джек. — Поторопитесь!

Я иду, штобы схватить Эмми за руку, но той уже и след простыл. Она уже направляетца на своих двоих вниз по склону, держа Джоя под узды. Пони нервно ржет, мотает головой и тянет Эмми назад, застревая капытами в рыхлой земле.

Я начинают идти к ним.

— Эмми! — кричу я сестре. — Отпусти Джоя!

Как я и думала, Эмми едва может справитца с таким тяжелым буксиром. Пони резко вскидывает свою голову и вырывает веревки из её рук.

Джой отходит на несколько футов вверх и скачет туда, откуда мы только што спустились.

И в этот момент тучи разверзлись.

Вода обрушиваетца на нас, дождь стоит стеной и в какие-то щитанные секунды мы промокаем, все промокаем насквозь до нитки.

— Эмми, ты идиотка, — говорю я. — Я же сказала, позволь Джою самому спуститца. Почему ты хотя бы раз не можешь сделать то, о чем я тебя прошу.

— Саба! — раздаетца голос Джека, приглушенный дождем. — Немедленно убирайся со склона!

— Не указывай мне што делать! — рявкаю я.

Я перекидываю Эм через спину Гермеса и веду его вниз. Земля под нашими ногами превращаетца на грязное месиво.

— Твоё счастье, — говорит Джек, когда мы добираемся до подножья.

— Только не начинай, а, Джек, — говорю я. — Пони исчез. Наверное, рванул домой.

— Просто потрясно, — говорит он. Дождь начинает стекатца в речные потоки. — Если дождь нас накроет здесь, нас просто смоет потопом. Мы должны перебратца, прежде чем окажемся в ловушке ущелья.

Мы начинаем продвигатца к краю реки, но когда я веду Гермеса, то понимаю, что конь хромает. На левое заднее копыто.

— Джек! — кричу я. — Што-то не так с Гермесом!

— Понятно! Я переведу Эмми! — кричит он.

Я оббегаю своего коня и поднимаю его копыто. Вижу, што у него в копыте застрял отвратительный шип - должно быть он напоролся на него, когда мы проходили мимо пустынных колючих кустарников. Я выковыриваю эту пакость из его ноги своим ножом.

— Ну вот, — говорю я. — Теперь должно быть полегче.

Мы с ним направляемся к реке, когда што-то заставляет меня остановитца. Я хмурюсь. Я чувствую... нет, точно знаю, што што-то не так... я встряхиваю головой. Сейчас нет времени застывать и задумыватца.

Когда мы добираемся до берега реки, видим, как быстро стекает густой рыжевато-коричневый поток мутной воды. Он подхватывает мертвое дерево, лежавшие в русле реки, медленно вращает его, как будто вода еще не решила што с ним делать. Затем потом поднимает его и мчит по течению.

Речное русло узкое, но глубокое. берега не широки. Если дождь продолжит поливать с такой же силой, то скоро река выйдет из берегов и заполнит всё ущелье. И нас снесет потоком, если мы окажемся у него на пути.

Эпона с Эш почти уже перебрались на другую сторону.

— Будьте осторожны! — кричит Эпона. — Со дна русла поднялась вся грязь! Трудно устоять на ногах.

Джек пришпоривает Аякса и начинает пробиратца к воде. Эмми сидела позади него, вцепившись в него, обхватив за пояс.

И вдруг я понимаю, што было не так. Моё ожерелье пропало. Я бегу туда, где вынимала шип из копыта Гермеса. Вот он, мой камень, валяетца в земле. Я хватаю его и пихаю его себе в ботинок. Бегу обратно к руслу.

Как раз вовремя, штобы увидеть как Аякс спотыкаетца.

Как раз вовремя, штобы увидеть, как Эмми отцепляетца от Джека и падает в реку.

— Эмми! — кричу я.

Она же не умеет плавать. Не задумываясь, я ныряю в воду, штобы спасти её. Краем глаза я вижу, как Джек умадряетца схватить её за край туники со спины. Он вылавливает её из воды и сажает перед собой.

— С ней все нормально? — кричу я.

— Она в порядке! — кричит в ответ Джек. — Просто перебирайся сама!

Гермес погружаетца в воду. Как будто он больше не ждет. Он перебираетца сам. Похоже, я должна последовать его примеру.

Вода уже достигла груди. Грязный поток воды закручиваетца вокруг меня. Я не сделала и четырех шагов, как натыкаюсь на што-то. Я смотрю вниз.

Это кость человеческой ноги.

Я хватаю ртом воздух.

Повсюду вокруг меня, поднимаютца человеческие кости.

Еще одна кость ноги, плывет по грязной поверхности. Затем череп. Кость предплечья. Они лениво покачиваютца. Поток подхватывает их и уносит прочь.

Мародеры должно быть использовали высохшие русла рек в качестве массовых захоронений и теперь сильный дождь поднимает всё это наверх.

Я выдергиваю свои руки из воды и держу их над головой. Медленно, я поворачиваюсь по кругу, смаргивая дождевые капли, застилающие мне глаза.

— Обожемой, — причитаю я. — Божемой, божемой, божемой.

Река наводняетца костями покойников. Она кишит ими.

Моё дыхание учащаетца.

Я чувствую, как што-то меня касаетца. Я заставляю опустить взгляд вниз и вижу, как мой грудь опутал скелет. Череп ухмыляетца мне.

Я отшвыриваю его прочь. Но, когда я вновь поднимаю свои руки, то за них цепляетца верхняя часть туловища скелета. Мои руки застревают в грудной клетке. Череп оказываетца в аккурат напротив моего лица.

Я кричу. Стараюсь высвободитца. Выкорабкатца. Теряю равновесие.

Я падаю. Я иду на дно.

И меня уносит потоком.

Я отчаянно выбираюсь на поверхность. Выплевываю грязную воду.

— Помогите! — воплю я. — Помогите!

Я сомневаюсь, што меня можно услышать иза потока дождя и шума быстро бегущей воды. Должно быть я вообще вне пределах слышимости. Меня уносит потоком от того места, где я свалилась. Это единственное, што я знаю.И я понятия не имею где заканчиваетца река.

Я цепляюсь за ствол метрового дерева, который проносит мимо меня. Я подтягиваюсь вверх, по крайней мере, теперь моя голова над водой. Я крепко держусь за дерево, пока меня проносит по реки бурлящей грязью и костьми.

— Джек! — воплю я. — Джек!

Дождь был настолько сильным, што я ничего не могла разглядеть дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Я не могу понять, далеко ли меня отнесло от берега, но я знаю што берег где-то там. Я должна попытатца выбратца отсюда.

Я стискиваю зубы и бью по воде иза всех сил, стараясь держатца подальше от середины реки, но у водянова потока на сей счет своё мнение. В тот момент, когда я уже было добиваюсь успеха, он подхыватывает моё дерево и кружит его, унося нас подальше. Я продолжаю пытаться достичь суши, снова и снова. Но водяной поток слишком силен, чтобы я с ним могла боротца на равных.

А затем до меня начал доноситца рёв. Нет, он не был похож на дождь, это было нечто другое. Этот рёв напомнил мне... не могу сообразить што, но я знаю, што бы это ни было, я уже слышала его и не так давно.

Река становитца всё уже и уже. Меня несет прямиком на острые камни, торчащие из воды.

Я постараюсь ухватитца за один из таких.

Но меня несет слишком быстро. Когда я достигаю скал, я цепляюсь, дерево ударяетца о камень и ломаетца надвое. Я теряю хватку. Меня утаскивает под воду. Мой нос полон воды. Мой рот полон воды. Я задыхаюсь. Моё тело ударяетца о камень. Один, второй раз, меня ударяет о камне, все еще под водой. Я цепляюсь за што только можно уцепитца.

Я выныриваю на поверхность. Хватаю ртом воздух. Песок на во рту, на языке. Мне не за что ухватитца руками, всё, што мне остаетца, старатца держать голову над водой.

Поток несет меня вниз по течению.

Этот рев, што я слышала... он становитца громче и громче.

Теперь я вспомнила, где слышала его. В Мрачных деревьях. В тот день, когда мы с Маив купались.

И сердце в моей груди замирает. Потому што я знаю, што означает этот звук.

Впереди водопад.

— Джек! — я выкрикиваю его имя так громко, насколько это возможно. — Джееееек!

Рев водопада, мне все громче и громче. Река становитца шире, грязная вода бурлит и брызжет.

Прямо передо мной вырастает камень. Он лежит посреди реки. Он широкий и плоский. Не высокий. Я могла бы на него взобратца. Но он гладкий, не за што уцепитца.

Вот я уже рядом с ним. Я протягиваю руку. Нет! Меня проносит мимо! Я чувствую водопад уже близко. Я вскидываю свою руку. Ухватитца ну хоть за што-нибудь. Вот! Моя рука што-то нащупывает, она попадает в какую-то впадину.

Я останавливаюсь.

Меня остановил камень.

Я жду пару секунд, дышу, пока река ревет вокруг меня, отчаянно пытаясь уволочь меня за ноги и сбросить в водопад.

Я зависаю. Моя рука протянута у мена над головой. За што бы я там не ухватилась, похоже эта штука довольно крепкая. Кусок металла торчащий из скалы. Холодный. Грубый на ощупь. Прочный. Я подтягивая себя, пытаясь ухватитца и второй рукой. Затем медленно, сражаясь с потоком, собрав все силы во едино, которые во мне еще остались, я вытаскиваю себя из воду на камень.

Я лежу. Задыхаясь.

Я ощущаю как дождь, омывая, стекает по мне, но едва этова замечаю. Немоного полежав, я поднимаю голову, штобы поглядеть, што это спасло мне жизнь. Железный штырь. Неровный и проржавевший. Што делал эта фигня посреди реки у самова водопада, я знать не знала. Кто её и зачем поставил, мне уже и не узнать. Я просто чертовски радовалась, што он здесь торчал.

Я усаживаюсь, все еще зависая на этом штыре. Затем, я теряю равновесие и вижу, насколько была близка к тому, штобы вновь оказатца в воде.

И меня начинает трясти.

Потому што мой щастливый камень находитца как раз на краю водопада.

Подо мной вода бушует и неистовствует, падая с оглушительной силой вниз.

У меня внутри всё сжимаетца и я забиваюсь подальше от края.

Я на камне. На вершине водопада. Посреди реки. Откуда невозможно выбратца.

Я смотрю вниз.

Вода всё еще поднимаетца вокруг меня.

Если все продолжитца в таком же духе, то меня смоет водой в водопад. Понятия не имела, как высоко может поднятца уровень воды.

Мои зубы стучат от холода, а может от потрясеня. Я забиваюсь в середину скалы. Притягиваю колени к груди и обнимаю их.

— Саба! Саба! Где ты?

Моё сердце подскакивает. Голос. Приглушенный дождем, но...

Я вглядываюсь сквозь занавес дождя, стараюсь увидеть, откуда он исходит.

И вот я вижу его. Он в реке, плывет и его несет потоком. Вокруг его груди, подмышками, крепко обвязана веревка.

— Джек! — кричу я. Я становлюсь на колени и машу ему. — Джек! Сюда!

Он замечает меня.

Следующее што я понимаю, так это то, што его сносит вправо от меня. Я повисаю одной рукой на выступе, а другой тянусь к нему.

Он хватаетца за мою руку. Я подтягиваю его к себе и он вскарабкиваетца ко мне. Он тянет веревку из воды и с тихим хлюпаньем шмякает её на камень.

— Пронесло, — говорит он.

Он сидит, тяжело дыша.

— Джек! — я бросаюсь ему на шею.

Я дрожу с головы до пят.

— Я никогда не была так рада видеть кого-либо в своей жизни! — говорю я.

Он отмахиваетца от меня. Смотрит на меня прищуренными глазами.

— Што случилось?

— Я потеряла... свое ожерелье, — говорю я. — Я должна была вернутца за ним. Тогда я потеряла равновесие и... ну, я здесь.

С мгновение он ничего не говорит. А затем,

— Ты нашла свое ожерелье?

Я чувствую, как сердечный камень прожигает мне кожу на лодыжке, куда я его засунула глубоко внутрь сапога.

— Да, — отвечаю я.

— Хорошо, — говорит он. — Я не хотел бы думать, што все это было напрасно. Точно так же, как я наслаждаюсь сидением здесь... разговорами об... украшениях... я думаю, што нам лучше продолжить эту беседу в более безопасном месте.

Он не теряет времени даром и быстро начинает действовать. Получаетца так, што я оказываюсь сидеть у него между ног. Он ослабляет веревку, обвязывающию его грудь.

— По крайне мере, теперь мы в расчете, — говорит он.

— В расчете? — говорю я. — Што ты имеешь в виду?

Он снимает с себя веревку и начинает расширять петлю.

— Правило трех, — говорит он. — Забыла што ли? Я же тебе объяснял. Ты спасаешь кому-нибудь жизнь три раза, и жизнь спасенного принадлежит тебе.

Он обнимает меня за талию и притягивает ближе.

— Што ты делаешь, Джек! Я...

— Рот закрой или я брошу тебя здесь, на произвол судьбы, — говорит он.

Он обматывает веревкой нас обоих вокруг талии.

— Как я уже говорил, — продолжает он, — ты спасла меня там, в городе Надежды. Один раз - за тобой. Теперь я спасаю тебя от неминуемого падения в водопад, так что и за мной первое спасение твоей жизни.

— Ты не спас меня! Я справилась сама!

— Хочешь поприператца? С радостью оставлю тебя здесь.

— Нет! — говорю я. — Нет! Не делай этого!

— Ну, тогда, — говорит он. — Думаю, мы в расчете.

— Я не верю в это, — говорю я. — Правило трех. Это самая глупая вещь, которую я когда-либо...

Он дергает веревку, покрепче затягивая узел. Моя спина сильно прижимаетца к его спине.

—...слышала, — говорю я.

— Глупая, да? — Он шепчет мне на ухо, так што его дыхание щекочет мне кожу.

Я вздрагиваю.

— Надеюсь, што другой конец веревки ты хорошо закрепил, — говорю я.

— На Аяксе, Эше и Эпоне, — спрашивает он. — Сойдет?

Я киваю. Он резко тянет за веревку, штобы дать им понять, што мы готовы.

Затем мы соскальзываем в реку.

Эш с Эпоной делают последний рывок, подтягивают веревку, и мы с Джеком выбираемся из воды на илистый берег.

Мы лежим, восстанавливаем дыхание.

— Саба! — Эмми бросаетца ко мне. — Саба! Я думала, што ты утонула! Я думала, што потеряла тебя!

— Пошли, Эмми, — говорит Эш. — Дай Сабе возможность перевести дух.

— Спасибо, Эш, — говорю я.

Она уводить Эм от меня. Эпона подает мне руку и крепко обнимает меня.

— Спасибо, — говорю я.

— Эш и я не очень хорошо плаваем, — говорит она. — Тебе повезло, што Джек был там.

Он улыбаетца своей широкой чванливой улыбкой.

— Не могла бы ты еще раз повторить это, Эпона? — говорит он. — Не думаю, што Саба на самом деле понимает, как ей повезло.

Я начинаю чувствовать себя глупо из-за того, што я бросилась ему на шею. Как будто я была беспомощна.

— Меня не нужно было спасать, — говорю я. — У меня было все под контролем, пока ты не явился.

Он смотрит на меня, открывает рот. Дождь стекает по его лицу.

— Это у тебя-то? — говорит он. — Ты вообще в своем уме. Похоже, што нет. Пять минут назад, ты болталась на камне, на вершине водопада, посреди клокочущей воды и не было никакой возможности, повторюсь, никакой, выбратца оттуда. Любой нормальный человек не будет утверждать, што у него всё было зашибись. И, поправь меня, если я ошибаюсь, но когда я добрался до тебя, то очень хорошо расслышал, што ты никогда никому не была так рада в своей жизни.

— Вовсе нет, — говорю я.

— Эээ... думаю, мы просто двинем к таверне, — говорит Эш.

Она, Эпона и Эмми исчезают.

Джек смотрит на меня тяжелым взглядом.

— Ты весь мозг уже вынесла, — говорит он.

— А ты самый надутый и чванливый из всех, кого мне доводилось встречать, — говорю я. — У меня для тебя новость, Джек. Не такой уж ты и крутой. Да ты вообще не крутой. Ты вообще пустышка! Если бы я бы не доверилась тебе и твоему дурацкому плану, штобы пойти и повидатца с твоим дурацким другом в какой-то дурацкой таверне, я бы вообще не оказалась в реке!

— О, я знаю, иза чего ты так взвилась, — говорит он. — Дело опять в Эш.

— Вот еще! Как бы там ни было, я не могу думать об Эш или о тебе, или о ком-нибудь еще!

— О ком-нибудь еще! — взвился он. — Все дело в твоих крошечных мозгах! Ты сама-то знаешь, што тебе нужно?

— Да! Мне нужно, штобы ты ушел и оставил меня в покое! — кричу я в ответ.

— Нет! Што тебе нужно так это развеятца! О Боже, если ты свихнулась, то я должно быть еще больше сошел с ума! И знаешь почему? Потому что даже на мгновение подумал, што мы с тобой могли бы...

— Могли бы што?

— Черт возьми, Саба, я думал, што мы могли бы хорошо провести время! Знаешь... я бы помог тебе найти брата и мы бы с тобой могли... ну, ты знаешь.

— Нет! Я не знаю, Джек! О чем ты, черт возьми, говоришь?

— Вот о чем я говорю.

Он притягивает меня к себе, хватает меня за лицо и целует.

Я развожу раками. Поначалу, от шока. Но теперь я уже просто стараюсь держать подальше свои руки от Джека. Им не терпитца прикоснутца к нему. Касатца его рук, лица, спину, груди. Я не могу этова им позволить.

Я пихаю его. Он падает обратно в грязь.

— За што? — кричит он.

— За то, што поцеловал меня! — кричу я. — И не смей больше этого делать!

— Ох, не переживай об этом, — говорит он. — Я лучше прыгну в водопад!

Он подымаетца.

— Я лучше буду спать голым в гнезде полным скорпионов! — говорит он.

Он уходит прочь, ведя Аякса за собой.

Я иду следом с Гермесом.

Мои губы покалывает.

На петлях поскрипывает поблекшая вывеска. С неё на нас смотрит нарисованный мужик, а вместо одного глаза здоровая дырень.

— Вот мы и на месте, — говорит Джек. — Милости просим в Одноглазого.

Таверна из черного камня, горбилась приземистым домиком неказистова вида среди горы. Дождь хлестал по её провисшей кровле крыше и переливался через край. Из трубы сочился бледный дымок.

— Выглядит не очень радушным, — говорит Эш.

— Мне не нравитца это, — говорит Эмми.

— Вы просто замерзли и устали, — говорит Джек. — После того, как вы опрокинете в себя миску беличьего рагу Айка, все будет выглядеть намного радужнее.

Мы привели наших лошадей к стойлам. Здесь уже стояло несколько жеребцов, включая большого пегова мустанга и маленьква серого ослика, прижавшихся к друг другу, штобы было теплее. Они навострили свои уши и тихо заржали, когда мы привязывали своих копытных рядом с ними.

— Видишь? — говорит Джек. — Мы здесь не одни. Сначала нам нужно будет устроитца, а потом займемся припасами и лошадьми.

В единственном окне горит свеча, и вдоль стены идет узкая полоска света. Джек звонит в колокольчик, висящий у старой побитой деревянной двери. В ту же секунду свеча гаснет.

— Похоже, што твой друг Айк не нуждаетца в компании, — говорю я.

— Наверное прознал, што придешь ты, — говорит Джек, с угрюмым выражением лица.

Он тянет за ржавую щеколду, та не поддаетца. Он барабанит в дверь кулаком. Бум, бум, бум. Бум, бум, бум.

— Айк! — кричит он. — Айк Твелвтрис! Это я! Джек! Впусти меня!

Ничево.

— Эй! Откройте! — кричу я и барабаню в дверь.

Я собираюсь попытаться открыть ее плечом, но Джек тянет меня обратно.

— Погоди, — говорит он. — У меня ловчее выйдет.

Он отклоняетца назад, заносит ногу и со всей дури лупит по двери ступней, отчего дверь тут же распахиваетца. Он проходит внутрь, а мы за ним.

Мы видим их во всей красе.

Я достаю свой арбалет и нацеливаюсь.

Рядом со мной Эш и Эпона делают то же самое.

— Не стрелять! — командует Джек.

Мое сердце бешено колотится. Мы держим наши арбалеты, тетивы натянуты, стрелы готовы к полету.

Мы смотрим на людей, собравшихся перед нами, их оружие наготове. Наберетца, по крайней мере, человек двенадцать. Все на ногах, с обнаженными ножами, готовыми луками, целящимися прямо в нас. Это самае отвратная свора негодяев, што мне доводилось видеть на своем веку. Шрамы на роже от ножей, у кого-то повязка на глазу, сломанные носы, не хватает уха, кто-то трехпалый. Даже самая низшая падаль, проживавшая в городе Надежды, просто милейшие создания, просто цветочки весной.

Первое, што я делаю, быстро оглядываю комнату. Не упаская ничего. Это вытянутое помещение с низким потолком. Камин стоит посреди, разожжен и пышет жаром. Прямо перед очагом, здоровый стол с котелком посреди него и каменные питьевые бочонки.

Деревянные лавки валяютца на полу. Упали, когда все повскакивали.

Не слышно ни звука, только огонь в камине потрескивает да дождь стучит по крыше.

— Привет, парни, — говорит Джек. — Приятно видеть вас всех.

Затем, из двери в углу, которую я даже не заметила поначалу, выходит мужик. Он высокий, по крайней мере футов шесть и пять, шесть и шесть. Он прёт на одном плече блюдо с обжаренным мясом. Он даже не смотрит в нашу сторону, когда идет к столу, и ставит на него своё блюдо. А затем он замечает нас.

— Айк! — зовет Джек. Он делает несколько шагов вперед, улыбается протягивая руку. — Эй, старина, давненько не виделись!

Но Айк не улыбаетца в ответ. И он не пожимает руку Джека.

Он подходит к нему и ударяет таво в лицо.

Джек падает на пол.

Джек валяетца на полу. Ему больно. Меня окатывает яростью, которую я не чувствовала с тех пор как покинула город Надежды.

Я нацеливаю свой лук на Айка и иду к нему. Я всё делаю быстро, пока тот не успевает опомнитца и оказываетца у стены с раками за головой. Я прижимаю наконечник стрелы к его горлу. Он сглатывает.

За моей спиной раздаетца топот, видимо, все мужики подорвались и бросились ко мне. Не отрывая глаз от Айка, я чувствую их оружие, нацеленное на меня. Слышу их дыхание.

— Все в порядке, Саба, — окликает Джек. — Не убивай его. Я заслужил это.

— Скажи этим псам отойти, — говорю я Айку.

— Опустите оружия, парни, или ужин отменяетца, — говорит он.

Он не сводит с меня глаз.

Пауза, а затем слышитца грохот, когда ружья, луки и ножи падают на пол позади меня.

— Эпона? — говорю я.

— Всё нормально, — говорит она. — Всё чисто.

Я отхожу от Айка. Опускаю лук. Он откашливаетца. Усмехаетца и качает головой.

— Черт побери, — говорит он. — Я все жизнь ждал такую женщину, как ты. Джек, похоже, я влюбился

— И не мечтай, Айк, — говорит Джек. — Она слишком опасна для таких как ты.

— Ох, — говорит Айк, — да не может быть?

Он подходит к Джеку, подает ему руку и подымает его. Джек потирает подбородок, куда Айк ударил его.

— Не волнуйся, — говорит Айк, — я не причинил твоему хорошенькому личику никакого вреда. Хотя стоило бы. После того, што ты мне сделал.

Он смотрит на Джека, а Джек на самом деле выглядит пристыженным. Айк ударяет ему в грудь большим мясистым пальцем.

— Ты оставил меня, сукин ты сын, — говорит он, — висящим вниз головой, совершенно голым, со всеми теми женщинами в их...

Джек хватает его за руку.

— Не сейчас, — говорит он. — Мы поговорим об этом позже.

— Не говоря уже о том, што ты должен был меня встретить у Пат О'Дули и я прождал тебя там цельных два месяца, с той маленькой его собачонкой, которая всегда так и норовит укусить тебя за лодыжки, и и всё это время ты где-то болтался...

— Айк! — кричит Джек, указывая на негодяев за столом. — Гляди! Вон тот уже второй кусок себе тянет!

— О, нет, у него ничего не выйдет!

И Айк поспешил от нас прочь.

Джек улыбаетца мне.

— Бедняга Айк, — говорит он, постукивая себя по лбу. — Такой же сумасшедший как лысуха.

— Мне почему-то так не кажетца.

Мужчины начали бормотать меж собой, когда расселись обратно за большой стол и принялись за свою еду. Эш растолкала их локтями и наполнила едой три котелка, для себя, Эпоны и Эмми. Один, с повязкой на глазу попытался приобнять Ястреба, за што она его огрела половником по башке.

Затем они подтащили три стула к огню и с жадностью принялись за еду. Обе, Эш и Эпона, держали свои арбалеты рядом с собой. Неро уселся на спинку стула Эмми и принялся вычищать свои перья и приводить их в порядок. Он ненавидел быть мокрым.

Я расправила плечи, позволяя теплу комнаты прогреть мои продрогшие кости.

Джек движением показал мне присоединитца к нему и Айку за столом в тускло освещенном углу. Было похоже, што именно в таком месте обсуждаютца заговоры.

Я подтаскиваю стул и сажусь.

— Без обид? — говорю я Айку.

— Да нет, — говорит он. — Мне нравитца твоя манера общения.

У Айка большая голова, которая не очень вяжетца с остальным телом. Густая борода и усы, и прямые темные волосы до плеч. У него также темные, глубоко посаженные глаза. Его голос гремит откуда-то из глубины, начиная наверное раздаватца еще с ног подкатывая к горлу.

— Айк, это Саба, — представляет меня Джек.

Я протягиваю ему руку, штобы тот её пожал. Но Айк хватает её и подносит к своим губам, штобы слюнаво чмокнуть чмокнуть.

— Выходи за меня, — говорит он. — У меня еще все зубы целы, я моюсь два раза в год и ты войдешь в долю, получишь половину моего дела.

Мои щеки заливает румянцем.

— Нет уж, спасибо, — говорю я.

Я пытаюсь отдернуть свою руку, но он крепко в неё вцепился и прижал к своей груди.

— Нет, ну может не прямо щаз, — говорит он, но когда мы узнаем друг друга получше. Через недельку или около таво. Я не против чутка подождать. Только не держи меня в неведении слишком долго, лапушка.

— Я правда не думаю, што я... я... эээ, — мямлю я.

Я бросаю взгляд на Джека, мол, помоги-избавитца-от-твоего-полуумного-друга, но он даже не смотрит на меня. Он откидывается на спинку стула, держа руки за головой и вытянув ноги.

— Наступит чудеснейшие время, которое никогда не кончитца, — говорит он. — Айк Твелвтрис наконец-то пойман в сети любви. Я непременно должен вручить тебе, Саба, свою любовь. Первого мальчика назовем так же как и меня, договорились?

— Во-первых! — я резко отдергиваю руку, отезжаю на стуле и подпрыгиваю. — Я не выйду за тебя, Айк! Я вообще не за кого не выйду! Што за...?

Затем я замечаю, как эти двое переглядываютца. Рот Джека едва сдерживаетца от смеха. Я свирепо смотрю, как они похлопывают друг друга по спине, как парочка идиотов. Чертов Джек. Он опять меня выставил дурой.

— Очень смешно, — говорю я. — Пара гиен. Давайте, продолжайте смеятца.

Я поворачиваюсь, штобы уйти, но Айк своей длинной ручищей гробастает меня за запаятье.

— Ой, ну не надо, — говорит он, вытирая глаза. — Останься. Мы не имели в виду ничего такова, правда Джек? Просто хотели приколотца. Тебе не обязательно выходить за меня... пока не будешь готова к этому.

— Полагаю этова никогда не случитца, — говорю я.

Он хватаетца за сердце.

— Ранен в самое сердце! — вскрикивает он.

Он хватает мой стул и придвигает его обратно к столу.

— Садись, — говорит он. — Выпей и расскажи, што тебя привело в Одноглазого.

Он поднимает кувшин и наливает прозрачную жидкость в три щербатые кружки.

Я стою, скрестив руки на груди.

— В чем дело? — спрашивает Айк. — У тебя такое лицо, будто тебя хорек укусил.

— Я не люблю, когда люди смеютца надо мной, — говорю я.

— Опасная и колючая, — говорит Айк. — Ты заимел на свою голову неприятность, Джек.

— Я не неприятность, — говорю я.

— Нет, черт возьми, она не такая, — говорит Джек.

Айк подымает одну лохматую бровь.

— Ты уверен в этом? Давай, — говорит он мне. — Садись. Выпей.

Я сажусь.

Джек подымает свою кружку. Мы с Айком делаем тоже самое.

— За Молли Пратт, — говорит Джек.

Айк сердито смотрит на него.

— Следи за языком, — говорит он.

— Господи, Айк, — говорит Джек. — Все што я сказал это... за Молли Пратт.

Айк смотрит лукаво. Сдвигает и раздвигает свои брови.

— За Молли Пратт, — говорит он, и её кружевные красные шаровары.

— Одна сногсшибательная женщина, — говорит Джек.

— В придачу со сногсшибательной парой белья, — говорит Айк.

Затем они опрокидывают свою выпивку себе в рот.

Я делаю глоток. Огонь обжигает мой язык, а потом и горло, когда это пойло скатываетца туда. Из моих глаз брызжут слёзы.

Джек ударяет кулаками по столу. Хватает ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

— Какая крепкая бормотуха, Айк, — говорит он. — Чё это?

— Водка настоянная на сосновых шишках, — отвечает Айк. — Давай до дна, — обращаетца он ко мне. Иначе не распробовать.

Я делаю глубокий вдох. Залпом выпиваю эту дрянь, как он мне и сказал. Огонь обжигает мне желудок и начинает медленно гореть изнутри.

— А теперь, — говорит Айк, — давайте о деле. Я тебя знаю, Джек. Ты объявляешься только тогда, когда тебе што-нибудь нужно. Чего на этот раз?

* * *

— Поля Свободы, — говорит Айк. — Так, так. Интересно.

— Што ты знаешь об этом? — спрашиваю я.

— Не больше, чем кто-либо другой в этой части света, — говорит он. — Я слыхал о них.

Он смотрит на Джека, прежде чем заговорить. Быстрый взгляд не более, но мне и этого достаточно, штобы понять, што знает он больше, чем утверждает. Как только я открываю рот, штобы спросить об этом, как тут же появляетца мальчик и ставит перед нами тарелки с тушенным мясом. Что ж, я подожду.

Паренек выглядит не старше четырнадцати лет. Он тонкий, как тростинка, с бледной кожей, как будто никогда не видел дневного света. А сам он состоит из одних локтей, коленок и ушей. Весь такой неуклюжий. Айк протягивает руку, чтобы погладить его волосы.

— Спасибо, сынок.

Мальчик застенчиво улыбаетца Айку, втягивает голову в плечи и спешит прочь. Мы возвращаемся к нашему разговору.

— Понятия не имел, Айк, што у тебя есть сын, — говорит Джек.

— О, Томмо мне не родной, — говорит Айк. — Он появился здесь несколько зим назад. Я нашел его как-то утром, забившегося в навес с лошадьми. Оголодавшего... ребра можно было пересчитывать.

— Откуда он? — спрашивает Джейк.

— Без понятия, — говорит Айк. — Когда я его спросил, он только сказал, «Он велел мне ждать его. Я ждал и ждал, но он так и не пришел». Позже я выяснил, што отец ему велел ждать. Я взял мальчонку к себе. А што я еще мог сделать? Ходил за мной повсюду по пятам, как ручная собачонка. Он не слышит, но может читать по губам. Понимать большую часть из таво, што говорят. Томмо, он славный парнишка. И труженик.

— Не могу сказать, што представлял тебя в роли отца, — говорит Джек.

Айк пожимает плечами.

— Жизнь полна сюрпризов, — говорит он.

Он наполняет мой стакан. Пихает меня локтем.

— Пей давай, — говорит он.

— Итак, — говорит Джек. — Поля Свободы. Што думаешь?

— Не знаю, — говорит Айк. — У меня хорошо идут дела. И я на самом деле не хочу...

— Правило трех, Айк, — говорит Джек.

— Ах, — говорит Айк. — Что ж... не могу отрицать, што правило трех и здесь применимо.

— Што? — спрашиваю я.

— Я спас Айку жизнь три раза, — говорит Джек.

— Это значит, што моя жизнь принадлежит Джеку, и он может вытворять с ней как пожелает, — говорит Айк. — Правда, я не слыхал, штобы кто-нибудь заходил так далеко. Обычно это больше похоже... на оказание одолжения.

— Но правило трех это... шутка, - говорю я.

— Шутка? — говорит Айк, глядя на меня.- С чего ты взяла?

— Я же тебе говорил, — ухмыляетца мне Джек. — Итак, Айк. Мы можем рассчитывать на твою помощь. Пойдешь с нами?

— По ходу тебе решать, — говорит мне Айк. — Он твой брат. Хочешь, штобы я помог?

Я смотрю на него. Крепкого телосложения, выситца над столом словно гора. Спокойный взгляд темных глаз. Славный малый. Надежный. По словам Джека. И знает он больше, чем говорит.

Так же как и Джек, если на то пошло. Маив была права. В этих мутных от самогона глазах полным-полно тайн и секретов. Я постоянно вывожу из себя Джека. Он беспокоит меня. Как бы мне хотелось, штобы сердце не начинало битца быстрее каждый раз, когда он оказываетца рядом. Но я доверяю ему. Даже когда я не могу заставить себя заговорить с ним.

— Што ж, Айк, если Джейк говорит, што на тебя можно положитца, то для меня этова достаточно.

Айк машет своей рукой перед моим лицом.

— Саба, — говорит он, — Я спросил тебя, хочешь, штобы я помог?

— Да, — говорю я. — Полагаю, хочу.

Он берет большой кусман мяса и начинает жевать. Пока он жует, видно, што он размышляет. Мы с Джеком наблюдаем за ним в течение, кажетца, очень продолжительного времени. Наконец, он глотает. Вытирает усы салфеткой, а потом говорит,

— Мы выдвигаемся утром, — говорит он. — Давайте выпьем за это.

* * *

Што-то щекочет мне нос. Я ударяю рукой по тотму, што бы это ни было. Раздаетца смешок.

— Отвалите, — бормочу я, едваворочая языком.

Башка раскалываетца, во рту пересохло. Я издаю стон.

Еще один смешок. Потом што-то мокрое капает на мой лоб. Я открываю один глаз. И вижу Эмми нависшую надо мной вверх ногами. Она держит смоченную тряпку над моей головой. Я отмахиваюсь от неё. Движение отдаетца болью в моей голове. Я снова издаю стон.

— Проснись и пой! — говорит она.

— Отстань от меня, — хриплю я.

— Пора вставать! — говорит она.

— Я не могу пошевелитца, — говорю я. — Кто-то лупит кувалдой по моей несчастной голове.

— Вот, што бывает от выпивки, — говорит она.

— Да чё ты вообще про это знаешь, — ворчу я.

— Я знаю, што ты вчера перебрала с бормотухой Айка, — говорит она. — Джейк говорит, штобы я дала тебе вот это. Это должно помочь твоей голове.

Я не вероятными усилиями заставляю себя приподнятца на локти, при этом всё время постанываю. Эмми протягивает мне стакан, пихая мне его в руку. Я понюхала содержимое.

— Чего это?

— Просто выпей, — говорит она. — До дна.

— Где-то я уже это слышала? — спрашиваю я.

Он я делаю так, как она говорит и выпиваю то, что она мне дала. Я давлюсь этой гадостью.

— О Госпади, это отвратительно! Чё это?

— Кровь кабана и сырое голубиное яйцо, — говорит она. — Джек говорит с похмелья самое то.

— Джек говорит то, Джек говорит сё, — бормочу я.

Я оглядываюсь, в кабаке никого нет кроме нас с Эм.

— А где все?

— Запрягают лошадей, — отвечает она. — И Айк послал всех опустившихся на дно сволочей покаватца сразу же с наступлением рассвета.

— Эй! — одергиваю я её. — Следи за языком!

— Но Айк их сам так назвал.

— Плевать. Ты ж не Айк. А теперь дай мне руку.

С помощью Эмми я медленно поднимаюсь на ноги. Никогда еще за всю свою жизнь я не чувствовала себя так отвратно. Во рту как будто гнездо ласк, ноги ватные, а голова тяжелая, как будто туда камней насовали. По крайней мере, по голове уже не бьют кувалдой. Может быть, варево Джека делает своё дело.

Когда мы плетемся к двери, я вижу утренний яркий солнечный свет. Мы выходим наружу, и солнце режет мне глаза. Я поднимаю руку, штобы защититца от него. Я прищуриваюсь, штобы разглядеть, чем все занимаютца.

— Утро доброе, — хриплю я.

Айк присвистывает. Эш смеетца.

— Ой-ёй, — сочувствует Эпона. — Бедняжка.

Она прекращает снаряжать своего коня.

— Пойдем со мной, — говорит она.

Она берет меня за руку и ведет к бочке с водой.

— Прости за это, — говорит она.

А затем, не говоря больше не слова, она кунает мою голову в воду. Я выныриваю, хватая ртом воздух, а она кунает меня снова.

Холодная вода приводит в себя, словно удар пощечины по лицу. Когда я выныриваю второй раз, то ору,

— Какова черта ты это делаешь?

— Извини, — говорит Эпона. — Наверное, мне следовало бы предупредить тебя.

Если бы подобное попробовал бы сделать со мной кто-нибудь другой, то порвала бы на ошметки, но Эпона добрая душа. Я знаю, што она только хочет мне помочь.

— Всё, хорош, — говорю я. — Спасибо. Я ...чувствую себя намного лучше.

И к моему удивлению, так оно и есть.

Я ныряю в бочку еще пару раз, затем споласкиваю плечи и руки. Как раз к тому времени, когда я заканчиваю плескатца, рядом оказываетца Томмо. Он протягивает мне грубую тряпку, и пока я вытираюсь, он не отрывает взгляда от земли.

Когда я заканчиваю, то прикасаюсь к его руке. Он смотрит на меня. У него самые прекрасные глаза из тех, што мне доводилось встречать - темно-карие, почти черные, обрамленный длинными ресницами. Глаза как у оленя. Слишком красивые, штобы принадлежать пареньку.

Я улыбаюсь ему.

— Спасибо, — говорю я.

Его тонкое лицо всё заливаетца румянцем. Он втягивает голову в плечи и стремглав несетца прочь.

За моей спиной раздаетца голос Джека и я от неожиданности подскакиваю, как ужаленная.

— Да парню не устоять против твоих чар, если ты будешь ему так улыбатца.

Я оборачиваюсь. Он ближе, чем я думала. Мое дурацкое сердце ускоряетца. Он прислоняетца к стене, засунув руки в карманы. Цвет его глаз сегодня не серебристый, как у лунного света. Они темнее, больше напоминают серый холодный камень.

— Очень смешно, — говорю я, делая вид, што очень занята поправлением своей одежды.

— Томмо - одинокий парнишка с чувствительным сердцем, — говорит он. — Найди кого-нибудь другого, штобы попрактиковаться в умении обаятельно улыбатца.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — говорю я.

— Тогда позволь мне внести ясность, — говорит он. — Выбери кого-нибудь своего возраста, Саба.

— Што? — спрашиваю я. — Тебя например, полагаю?

Мы долго пялимся друг на друга. А потом я перевожу взгляд на его губы и мне кажетца, што я не могу оторвать от них глаз, и я больше ни о чем не могу думать, кроме как о том, как почувствовать их на своих губах. А потом он гворит.

— Нет, не меня. Мне больше не нужны твои улыбки.

Это как пощечина. Я не могу ничего придумать, што бы на это ответить.

Он идет запрягать Аякса.

Я стою, где стояла и пялюсь вникуда.

Как и всегда, когда Джек рядом, камень сердца окатывает мою кожу жарой. Но на этот раз, меня так же бьёт дрожь. Иза холодности его глаз.

Я спрашиваю у Айка, не собираетца ли он заколотить свою таверну, чтобы та простояла в целости и сохранности, пока Томмо не вернулся, но он говорит, што у него нет намерений сюда возвращатца. Всё што он делает, это плотно закрывает старую разбитую дверь, штобы не пустить непогоду внутрь.

— Што и всё? — спрашиваю я. — Ты возьмешь и вот так оставишь свой кабак?

— О, он долго пустовать не будет, — говорит Айк. — Кто-нибудь да придет сюда и приберет его к рукам. Да я и сам так же поступил. Шел по дороге, в поисках ночлега на одну ночь и попал в это место. Судя по всему, эта лачуга пустовала несколько лет. На следующие утро я уже подметал здесь пол и прежде чем осознал, чё произошло, стал заправлять таверной. Нет уж, я пробыл здесь довольно долго. Мы с Джеком поговорили об этом прошлой ночью. После того, как мы разыщем твоего брата, мы с ним снова отправимся в путь. Возьми Томмо с вами.

Он пихает меня локтем под ребра.

— Если уж говорить честно, — говорит мне он, — Меня ждет одна барышня. Самое прекрасное существо, которое когда-либо рождалось в этом мире.

— Случайно не... Молли Пратт? — спрашиваю я.

Он прижимает руки вместе, поднимает глаза к небу.

— Губы, словно спелые ягоды, а изгибы и округлости могут заставить любого мужчину плакать от счастья. Я хочу её познакомить с Томмо. Пришло время осесть. И я пришел к пониманию, што из меня вышел бы славный семьянин. Однако уж не говори ничево Джеку. Он превратит мою жизнь в ад.

— Но... а как же он? - спрашиваю я.

— Джек? Семьянин? — начал громко улюлюкать. — Ну ты пошутила!

— Да нет, я не имела в виду ничего такого... я просто...

— Эй, Джек! — окликает Айк Джека. — Чего ты всегда говоришь?

— Двигайся быстро, путешествуй налегке и никогда не называй своего настоящего имени, — говорит Джек.

— Вот это парень! — Айк подмигивает мне.

У меня внутри появилось странное чувство. Оно трепыхалось где-то у меня в животе. Джек уйдет. И я его больше не увижу. Я как-то раньше об этом не думала. Што будет после того, как мы найдем Лью.

— Айк! — зовет Джек. — Саба! Шевелитесь! У нас нет времени стоять и лясы точить.

Я была настолько увлечена беседой с Айком, што не заметила, што Джек, Эмми, Эш и Эпона уже в седлах и готовы ехать. Томмо тоже взобрался на упрямого маленького ослика, держа под узды большого пегова мустанга Айка.

Неро нетерпеливо спархнул со своего насеста Джеку на плечо. Предательская пернатая.

— Мы идем, — отзываюсь я.

Айк задрал голову и посмотрел на выцветшую вывеску таверны. Он легонько ударяет по ней и та начинает раскачиватца.

— Засиделся я тут, одноглазая сволочь, — говорит он.

Затем мы с ним садимся в наши седла и трогаемся в путь.

* * *

Семь дней до дня летнего солнцестояния.

Я не могу перестать думать о Лью. Переживать за него. Переживать из-за того, што он может быть ранен. Я удивлюсь, если он думает, што я не приду. Но я не стану винить его за это. Лью знает ,што я держу свои обещания, знает, што я бы отрастила крылья и полетела на луну, штобы забрать его обратно, но это было так давно, што он должно быть думает, что со мной что-то случилось. Он возможно даже думает, что я умерла. Я возненавижу его, если он так думал.

Айк с Джеком, оба клялись, што это самый кратчайший путь к Полям свободы и пролегает через эти горы, Дьяволов Зуб. Существует и другая дорога, которая чаще хожена, но это означает, што придетца обратно почти вернутца к Мрачным деревьям. Ну, вот мы и идем этой тропой, и всё потому што Джеку пришло в голову, взять с нами Айка. Тот решил, што игра стоит свеч.

Может быть, это и кратчайший путь и всё такое, но уж точно не очень удобный для путешествия, што не удивительно. Это не те горы, которые любезно разрешают людям пересечь их. Они крутые и неровные, и нет никакой возможности придерживатца высоты. Это не очень пригодное место для путешествия на лошадях. Без сомнений. Становитца так тяжело, что нам в основном приходитца передвигаемся пешим ходом, ведя лошадей под узды.

И здесь не просто горы. Они окутаны туманом.

Он сошел на нас на следующий день, после того, как Айк закрыл дверь «Одноглазого» и ничто не предвещало, што нас поджидает. Он стелился по горам денно и нощно, тяжелый, от которого мы продрогли до костей. Он обвивал наши ноги, прикасался к нашим лицам, лип к рукам.

Ненавижу его. Я не вынесу этова, если не увижу неба. Не важно, как бы хреново не было в Серебряном озере, по крайней мере, там всегда можно было рассчитывать на бескрайний небесный простор. Небо там всегда было такое широкое и высоченное, которое на горизонте встречалось с землей. Человек там мог свободно дышать.

Мы идем молча и большую часть времени шагаем завернувшись в наши плащи, опустив головы. Когда кто-то што-то говорит, то произносит это тихо. Даже здоровенный Айк с его громоподобным голосом говорит негромко. Если разговаривать нормальным голосом, то здесь в горах он звучит слишком громко, неуместно, в этом приглушенном тумане мире. Не слышно пения птиц. Ни единого шороха. Не видно, штобы здесь даже ступала лапа хоть какого-нибудь зверя. Здесь нет ни единой живой души.

Эмми подружилась с Томмо.

Они едут вместе. Он разговаривает с ней своим странным хриплым голосом. Даже, если он будет изъяснятца с ней на пальцах, вместо слов, она и то, кажетца, будет понимать его, как будто он говорит как обычный человек. Как будто между ними нет никаких различий.

Они словно брат с сестрой, Томмо и Эмми. Я рада. Хорошо для неё общатца с кем-нибудь её возраста. И она выглядит счастливой, не унылой и изможденной, с тех пор, какой она была уже очень долго. С той самой поры, когда мы покинули Озеро.

Но между мной и Джеком все изменилось.

Наши отношения начали портитца еще в городе Мародеров, но после того, как он меня вытащил из реки, стало еще хуже. Последний раз, когда он разговаривал со мной, это когда говорил, штобы я не улыбалась Томмо.

Мы перекидываемся парой-тройкой слов, если приходитца, но он больше не подтрунивает надо мной и наши руки больше не соприкасаютца, и мы стараемся, штобы наши глаза не пересекались взглядами. Как будто, то, што он держал меня и целовал, а по моей спине бежали мурашки, было далеким сном.

Ну, и чего ты ожидала? Каждый раз, когда он приближаетца к тебе, ты его отталкиваешь.

О, это пустая трата времени думать о Джеке. Скоро я собираюсь вернуть Лью. Тогда он, Эмми и я, найдем нам где-нибудь подходящие место и осядем там. Место, где будет зелено и спокойно, где будет вода. Может рядом с Мерси. И мы вновь будем семьей. Это всё што меня волнует.

Я дрожу и укутываюсь в свой плащ посильнее.

Здесь в тумане так холодно.

А без улыбки Джека даже холоднее.

Наконец, после целых двух дней пути в кромешном тумане, тот начинает истончатца. Он не уходит полностью, но ветер подхватывает его и растягивает, превращая будто в длинные серые перья, парящие вокруг нас. Воздух всё еще холодный и промозглый. Сложно поверить, што это полдень середины лета.

И вот тогда мы выходим на повешенных.

Их четверо. Вздернутые веревками за шею, петли которых свисают с большой ветки, обугленного молнией, дерева. Их тела болтались от дуновения легкого ветерка, их лица и руки были серыми, в тех местах где были покрыты засохшей золой. Туман обволакивал и их тела.

Мы подъехали. Очень долго, мы просто сидим на наших лошадях и смотрим на мертвецов. Никто ничего не говорит. Лошадь Эпоны фыркает.

Джек слазит с Айкса. Он подходит к дереву и трогает за руку ближайшего висельника. Он присаживаетца на корточки и щупает землю. Он обратно одевает свою шляпу и смотрит на Айка.

— Это Тощий Ник, — говорит Айк, — и эээ...

— МакНалти, — говорит Томмо.

— И то верно, МакНалти. А это два два парня, которые с ними были. Они останавливались в «Одноглазом» за ночь, до вашева появления. Поднялись все вместе с позоранку на следующие утро и ушли на своих двоих.

— Они мертвы, по крайней мере, дня два, — говорит Джек.

— Должно быть с кем-то пересеклись, — говорит Айк.

— Ага, — говорит Айк, — должно быть так и было. Несчастные ублюдки.

Он цокнул своему мустангу и повел его мимо висельников. Я пропускаю всех остальных вперед, и жду, пока Джек не усаживаетца на Аякса.

— Ты с Айком знаешь, чьих это рук дело, — говорю я.

— Ага, — говорит он.

И уголок его губ слегка дергаетца.

— Тонтоны? — спрашиваю я.

— Похоже, што они, — говорит он.

— Почему у них на лицах и руках пепел? — спрашиваю я.

— Незваных гостей никто не ждет с распростертыми объятьями на Полях свободы, — говорит он. — Иногда Тонтоны вешают, в другой раз отрезают головы и насаживают их на колы. Но они всегда оставляют на лицах пепел. Вот так и можно узнать, что ты попал на их территорию. Умник видит это и поворачивает подобру поздорову, и валит отсюдава к чертям, настолько быстро, насколько способен.

— Но мы не поворачиваем, — уточняю я.

— Нет, — говорит он. — Мудрость не та добродетель, к которой устремлены все мои помыслы.

Даже, когда мы уже давно проехали висельников, я не могла перестать думать о Викаре Пинче. О ДеМало и остальных Тонтонах.

С каждым шагом мы приближались к Полям Свободы. Но я до сих пор не придавала особова значения тому, с чем нам придетца столкнутца. Кто будет нам противостоять. Но теперь, я думаю об этом.

Тонтоны вешали людей. Отрезали головы и насаживали из на кол. Ибо нечего было шаритца кому ни попадя по земле Короля. Такие люди не станут дважды раздумывать над убийством Лью. У меня пронеслось в голове всё, што мне говорила Хелен. Всё то, што мне было известно о Пинче и ДеМало. Но мне нужно знать больше. Я должна знать своего врага. Я должна знать всё, што знают Джейк и Айк.

А им многое известно, я в этом уверена. Я собираюсь заставить их, всё мне рассказать. Они мои должники.

Я подождала, пока мы не разбили на ночь лагерь. Эпона пошла первой в дозор. Эш, Эмми и Томмо завернулись в свои спальники и уже дрыхли без задних ног. Айк устроился у бревна. Его голова свесилась ему на грудь.

Джек с Неро сидели у костра и играли в кости. Как только Джек обнаружил, што Нероо умеет считать, он вырезал пару кубиков и научил ворона играть. Неро подбрасывает кости клювом.

Я иду и останавливаюсь прямо рядом с ними. Неро выбрасывает две шестерки.

— Черт, — говорит Джек. — Он опять меня сделал. Никогда не думал, што проиграю какой-то вороне. Думаю, он жульничает.

Неро подпрыгивает вверх-вниз и вопит от восторга.

— Если и так, Джек, — говорю я, — то этому он понабрался от тебя. Я хочу поговорить. С тобой и Айком.

Он вздыхает. Как будто именно этого он и ожидал. Но он встает и слегка пинает Айка. Тот с ворчанием просыпаетца.

— Што? — спрашивает он.

— Давай-вставай уже, — говорит Джек. — Саба жаждет пообщатца.

Когда Айк тыжело поднимаетца на ноги, Неро взлетает, штобы усестца на моем плече. Он потираетца свое головой о мою щеку. Он всегда знает, когда мне нужен кто-нибудь, чтобы быть на моей стороне. Как сегодня.

Я увожу их подальше от лагеря. Поднимаюсь в горы, сквозь деревья, пока не оказываюсь на скалистом выступе. Я поворачиваюсь к ним лицом. Туман совсем исчез, а ночь теплое и небо высокое. Ночное небо середины лета. Я очень ясно вижу Джека и Айка.

— Так, — говорю я. — Расскажите мне, што вы знаете о Полях Свободы. Расскажите все.

Они переглядываютца друг с другом.

— Я с вами честна, — говорю я. — Я всё вам рассказала. О том, што сказала мне Хелен о жертвоприношении в день летнева солнцестояния и почему они забрали Лью. Пинч может быть и мертв, но Лью всё еще в опасности, до тех пор пока мы не вытащим его оттудава. Теперь вы оба должны быть искренними со мной. Вы должны мне рассказать всё, што знаете. Так, по крайней мере, у нас появитца шанс выбратца от туда, с чем бы мы там не столкнулись.

— Ну, тебе известно больше нашева, — говорит Айк. — Мы слышали только то, што болтает разный путешествующий сброд. Ну, знаешь, время от времени, встречаешь кого-то и болтаешь с ним по душам...

— Забудь об этом, Айк, — обрывает его Джек.

— Што?

— Я сказал, забудь об этом.

— Но я думал, што мы договорились, мы...

— Айк, — говорит он. — Саба права. Она должна знать, с чем мы столкнемся.

— Я так и знала! — говорю я. — Я знала, што вы знали больше, чем говорили. Черт возьми, Джек, почему ты не сказал мне раньше? Почему ты не рассказал мне сразу же, как узнал, куда я направляюсь?

— Я знаю, што должен был, — говорит он. — Но я не хотел, штобы ты узнала об этом раньше времени.

— Я не ребенок, — говорю я. — Я не нуждаюсь в твоей защите.

— Знаю, — говорит он. — Знаю, извини.

— Думаю... што я пойду обратно в лагерь, — говорит Айк.

— Трус, — говорит Джек.

— Иди, Айк, — говорю я. — Джек расскажет все, што мне нужно знать.

— Договорились, — говорит он. — Ну... если я услышу какой-либо крик, я пришлю Эмми.

Он беззвучно исчезает. Никаких шорохов и шагов. Для такого большого мужчины, Айк двигался очень тихо. Неро должно быть начал чувствовать беспокойство, потому что он полетел вслед за ним.

Теперь остались только мы с Джеком.

— Ладно, Джек, — говорю я. — Начинай рассказывать.

— Четыре года назад, — говорит он. — Я был не в подходящем баре, не в подходящее время. Набрел на Тонтонов. Они всегда в поисках сильных работников. Рабов. Вот как я оказался в Полях Свободы.

— Ты был там, — говорю я.

— Да, был, — говорит он. — Давай присядем.

Мы садимся лицом к друг другу, на пару близ лежащих камней. Как по мне, то мы оказываемся слишком близко. Его нога соприкасаетца с моей. Сердечный камень снова жжет мне кожу.

— Вот как мы познакомились с Айком, — говорит он. — Нас взяли в рабство в одно и то же время. Ты можешь себе представить, што мы с ним, как-то не очень обрадовались рабской жизни и работе в цепях на полях. Но, што до остальных... похоже тех вообще ничего не заботило. Мы выяснили, почему все такие тихони и никто не сопротивляетца. Из большой бочки, которая приезжает на телеге два раза в день, один раз утром и другой раз вечером, заполняютца все фляги. Так вот в той воде растворен чаал.

— Хелен сказала, што все дело в чаал, — говорю я.

— Эта дрянь замедляет твой мозг, — говорит он. — Отупляет тебя. Отличная штука, если хочешь контролировать людей. Но если с этой отравой перебарщивать, то все слетают с катушек. Ритм сердца убыстряетца, ты становишься возбужденным и агрессивным, тебе не нужна ни еда, ни сон.

Я думаю о Бешеном Псе из города Надежды. О том, што он сделал с Хелен. О толпе в Колизее, избивающая до смерти беглеца, во время его смертельного забега.

— Я видела, на что способен чаал, — говорю я.

— Мы с Айком заполняли наши фляги по примеру остальных, но сроду к ней не прикасались. Мы её сливали по ирригационным каналам в поля.

— Как долго ты был там? — спрашиваю я.

— Пару месяцев. Ровно столько, штобы собрать всё, што нам было необходимо, штобы вскрыть замки на наших цепях, сковывающие лодыжки. Затем нам пришлось дождатца штормовой ночи. Ратрули с собаками не выходят во время грозы или просто плохой погоды. Собаки пугаютца.

— И так вы сбежали, — говорю я.

— Считаем, што нам повезло, — говорит он. — Мы отправились в путь, держались низин, подальше от неприятностей. Айк, в конце концов, осел в «Одноглазом», а я двинул дальше.

— Пока ты не оказался в тюрьме в городе Надежды, — говорю я.

— Да, — говорит он. — И вновь, неподходящий бар, неподходящее время.

— Похоже, жизнь тебя ничему не учит, — говорю я.

— Похоже.

— Што тебе известно о Короле? — спрашиваю я.

— Што он был чёкнутый, — отвечает Джек.

— Знаю, — говорю я. — Сама его видела.

— Он был чокнутым, но он был и умен, и он контролировал всё и вся, — говорит Джек. — Жил в огромном белом доме на возвышенности над Полями Свободы. Во Дворце. С изысканной пищей, хорошими напитками. Чего у него только не было. Потрясающие вещи, оставшиеся от некогда процветавших Мародеров. Мягкие кресла, большие столы, очки, картины были развешаны по стенам. Его дом был полон рабов, которые падали ниц и ползали ни коленях, пока они находились с ним в одной комнате. Если ему показалось, што кто-то осмелился не так на него взглянуть, то он тут же мог пустить в ход свой меч. Я видел его только с расстояния. С достаточно близкова.

— Я понимаю, о чем ты, — говорю я.

— В последние годы он стал расширять границы владений своей империи. Везде, где я потом побывал, только и делал, што тем или иным способом уворачивался от Тонтонов или слышал о них. В любом месте, где чистая вода или земля годная для земледелия, появлялись они и провозглашали власть Короля. Если же кто-то уже работал на плодородной земле, то у тех был выбор не велик, либо они работать на Тонтонов, либо быть убитыми. У Тонтонов повсюду шпионы и доносчики.

— Он не всё контролирует, — говорю я. — Взгляни на Вольных Ястребов.

— Может им осталось не так уж долго быть на воле, — говорит он. — Король может и мертв, но кто-то непременно придет ему на смену. Его империя продолжит расширятся. Могу поспорить на што угодно.

— Не поверю, што Маив не знает об этом, — говорю я. — Што она не слышала об этом.

— Я попытался с ней поговорить, — говорит он. — Но она не стала слушать. Но сказала она следующие, цитирую, не знаю, какую игру ты затеял, но насколько я могу судить, ты желаешь всё рассудить по справедливости. Только отчаявшийся дурак может тебе доверитца, но я точно, черт меня дери, не из таких.

У меня засосало вод ложечкой. Отчаявшаяся дура. Вот какова обо мне мнения Маив. А затем всё што он мне только што сказал, начинает меркнуть. Я медленно поднимаюсь в полный рост. Смотрю на него сверху вниз.

— Вот, значит как, — начинаю закипать я. — Вот почему ты поплелся за мной. Почему ты оказался в Мрачных деревьях. Ты хотел, штобы Вольные Ястребы помогли тебе очистить Поля свободы. Тебе плевать, найду ли я Лью. Тебе плевать на меня. Вся это хрень, типа ты ничего не мог поделать, тебе пришлось следовать за мной... и всё это было... фигней. Госпади, я такая идиотка.

— Нет, — говорит он, - это было правдой, клянусь, што так и было. И есть!

Он запрокидывает голову назад и шепчет себе под нос проклятия. Встает.

— Всё, штобы я тебя сейчас не сказал, ты, скорее всего не поверишь мне, — говорит он.

— Наверное нет, — подтверждаю я.

— Я не хотел и не ждал помощи от Ястребов, — говорит он. — Когда мы с Айком смылись с Полей свободы, я ни о ком не думал, кроме себя. Но я стал смотреть, што творитца вокруг, и стал думать о тех несчастных ублюдках, которых мы оставили на полях чаал. Затем я попал в город Надежды и увидел, што творилось там, а потом я встретил тебя и Ястребов, и неожиданно появилась возможность сделать мне што-то достойное в своей жизни... поэтому я ухватился за этот шанс. Всё случилось так неожиданно и сразу, Саба. Ты должна мне поверить. Это судьба, как я и говорил.

— Джек, — говорю я, — ты же не думаешь, што семь человек плюс ворон смогут повергнуть Тонтонов и их деятельность.

— А почему нет? — протестует он. — Мы с Айком знаем все входы и выходы. Мы можем застать их врасплох. Они не ожидают неприятностей, пришедших снаружи.

— Я здесь только ради таво, штобы вернуть Лью, — говорю я, — а не менять этот чертов мир. Я говорила тебе уже. И кстати, ты совсем выжил из ума.

— Ну же, Саба, — начинает уговаривать меня он, — если мы разработаем достаточно хороший план, у нас может всё получиттца. Ты хочешь вытащить своего брата, а потом всю свою жизнь прожить в мире, в котором заправляют Тонтоны? Лично я не хочу. Эш с Эпоной тоже не хотят. Если ты спросишь их, уверен, што и Томмо с Эмми скажут то же самое. Возможно, ты и сожгла город Надежды, сровняв его с землей, но они отстроят на его пепелище новый город. Голову даю на отсечение.

— Ну, так и што ты предлагаешь, Джек? Што ты собираешься мне помочб, если я по уши втрескаюсь в твой план? Так что ли?

— Нет, — негодует он. — Нет. Я только говорю, што мы должны мыслить шире. Мы вытащим Лью и одновременно прикроем их деятельность. Тонтонов, поля с чаалом... всё. Ни мы не сможем все это провернуть без тебя.

— Ты пообещаешь мне, што мы заберем Лью оттудава, — говорю я.

— Обещаю, — говорит он. — Обещаю.

— Ладно-ладно, — говорю я. — Я подписываюсь на твой план. Какой он?

— Честно говоря, — отвечает он, — я бы не стал так громогласно заявлять, што у меня есть план. Это скорее... кое-какие мыслишки.

— Джек!

— Я сказал, обещаю! — говорит он.

— Нам понадобитца помощь, — говорю я.

Я свистом призываю Неро. Он машет крыльями и приземляетца мне на плечо. Я вынимаю из своего кармана золотое кольцо Маив.

«Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, если тебе понадобятца Ястребы, пришои Неро с этим кольцом и мы придем на выручку. Где бы ты ни была, когда бы это не случилось... ты присылаешь это кольцо, и мы будем там, где мы тебе нужны».

— Это кольцо Маив, — говорю я. — Она сказала, штобы я отправила его ей, если мне потребуетца помощь. У тебя есть чем его привязать его к лапке Неро?

Он шарит в кармане и вытаскивает приличных размеров кусок веревки.

— Привяжи это к его лапке, — говорю я. — Завяжи плотный узел, но проследи, чтобы веревка не перетянула ему лапку.

Он работает быстро.

— Сделано, — говорит он, отступая назад.

Я глажу перья Неро. Смотрю в его умные черные глаза-бусины.

— Найди Маив, — говорю я, затем касаюсь его грудки. — Неро, найди Маив. Найди её.

Он вскидывает голову набок. Затем дважды каркает и растворяетца в ночи.

— Он меня еще пока ни разу не подвел, — говорю я.

— Я должен был рассказать тебе все раньше, — говорит Джек. — Я должен был...

— Што? — спрашиваю я. — Доверится мне?

— Да ну... — говорит он. — У меня нет привычки, доверять людям.

— У меня тоже, — говорю я.

— Мы могли бы попытатца начать все сначала, — говорит он.

Он протягивает руку.

Я колеблюсь. А потом я пожимаю ее. Теплую. Мозолистую. Сильную.

— Прости, я был такой скотиной дома у Айка, — говорит он. — Это было просто... ах, черт, Саба... Я ревновал из-за того, што ты улыбалась Томмо, а не мне. Ты почти не разговаривала со мной, не говоря уже об улыбке, и я ничего не мог поделать с собой.

— Ревновал? — говорю я. — Ты? Ревнуешь? К Томмо? Да он же дитя малое.

— Я ревную ко всем, кому ты улыбаешься, если это ни я, — говорит он.

Он подходит на шаг ближе. Тянет ко мне руку. Проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. Меня бросает в жар и охватывает дрожь.

— Ты смотришь на меня, — говорит он, — а я смотрю на твои губы... и всё о чем я могу думать, каково это целовать тебя. Ты ведь даже не представляешь, ведь так? Ты даже не понимаешь, насколько ты прекрасна.

Мы смотрим друг на друга. Луна серебрит его лицо. Оттеняя его глаза. Придает ему странный вид. Не совсем реальный.

Я делаю шаг назад так, што рука его падает. Я отгораживаюсь от таво, што он только что сказал. Даже несмотря на то, што сердце у ребер стучит как сумасшедшие. Даже, несмотря на то, что я не могу дышать, а сердечный камень горит жаром у моей коже.

— Думаю, нам надо будет вернутца в Междуручье, — говорю я. — Мне, Эмми и Лью. С чего-то начать. У нас там есть друг, Мерси. Я тебе говорила о ней?

— Саба, — говорит он.

— Она очень даже ничего, — говорю я, — приятная. Она старинная подруга моей мамы.

Да, у меня все получилось. У меня было достаточно времени, чтобы подумать об этом.

— Саба, — повторяет он.

Я знаю, что это какой-то детский лепет, но просто не могу уже остановитца. И я не осмеливаюсь смотреть на него. Я боюсь, што если взгляну на него, то должна буду што-то сказать или сделать, а я не хочу. Не знаю, што именно это значит, но у меня такое... чувство, што я иду вдоль узкого гребня скалы, и моя нога может соскользнуть в любой момент. Я должна только думать о Лью, думать только о том, почему я здесь, и всё будет как надо.

— Што ж, я лучше вернусь, — говорю я.

Я пытаюсь проскользнуть мимо него, но он хватает меня за руку. Останавливает меня. Мы стоим так близко к друг другу. Слишком близко.

— Останься, — говорит он.

Прежде, чем я могу остановить себя, я смотрю на него. Ошибка. Горячие серебряные глаза. Прожигают меня. Мое сердце трепещет.

Он наклоняет голову вниз.

— Останься со мной, — шепчет он мне на ухо. — Ненадолго.

— Я... я должна идти, — бормочу я.

— Прошу тебя, — говорит Джек.

Его дыхание гладит мне кожу. Теплый запах Джека. Я чувствую себя слабеющей. Опасно. Я себя... всегда так чувствую, когда рядом с ним... это опасно. Я выдергиваю свою руку.

— Нет, — говорю я. — Я... я не могу. Спокойной ночи, Джек.

Я прохожу мимо него. Я ухожу к лагерю. Я не могу двигатца быстро.

Он не отвечает.

* * *

Солнце, раскаленное добела, весь день нещадно обрушивалось на наши головы. Около полудня, тропинка стала крутой и каменистой. Нам пришлось спешитца, и взять лошадей под узды, как только мы начали взбиратца. Мы собираемся пересеч горный хребет и это наш последний большой перевал, прежде чем мы окажемся на Полях Свободы. Джек говорит, што хочет добратца туда до наступления ночи, но по этой местности не удаетца быстро передвигатца.

Чем выше мы взбираемся, тем жарче становитца, даже несмотря на то, што день идет на убыль. Приближающийся вечер не приносит никакого облегчения от жары, совсем. На протяжении всей дороги, нам не попалось даже несчастного деревца, в тени которого можно было бы укрыться хотя бы на долю секунды.

Когда мы застряли в тумане на несколько дней к ряду, я тогда и на секунду не могла представить, што обрадовалась бы сейчас той промозглой тяжести. Ах, где этот чертов туман.

Эм понемногу начинает отставать от остальных и мне приходитца возвращатца, штобы идти рядом с ней. Но она еле-еле тащитца. Я гляжу через плечо. Она с трудом переставляет свои отяжелевшие ноги. Она выглядит такой бледной и изможденной. Я жду её. Пот стекает ручьем по моему лицу, жжет мне глаза. Я убираю его, кончиком своей чалмы.

— Я так хочу пить, — говорит она, когда подходит ко мне.

— Бурдюк пуст? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Сядь, — говорю я.

Она опускаетца на камень. Я открываю свой бурдюк и прикладываю горлышком к её губам. Она жадно присасываетца, вода внутри булькает. Вода бежит по её подбородку и шее, и я вытираю её концом своей рубахи.

Она выглядит слегка удивленной. Я никогда не проявляла к ней подобного сочувствия, мне было плевать, когда она последний раз мылась или, што её лицо было всё чумазым. После того, как Па перестал о нас заботитца, это взял на себя Лью. А мне подобные мысли даже в голову не приходили, до нынешнего момента. Я, нахмурившись, уставилась на неё.

— Когда ты в последний раз мылась? — спрашиваю я.

Она выглядит еще более удивленной.

— Не знаю, — отвечает она.

— Тебе надо бы почаще мытца, — говорю я. — Ты должна быть опрятной.

— Хорошо, — говорит она.

Я отворачиваюсь и сама делаю глоток воды. Я смачиваю водой свои пересохшие губы.

Все остальные уже довольно прилично ушли вперед. Эш прикладывает руки к своему рту, и кричит нам.

— Нельзя останавливатца! Нет времени. Джек говорит, мы должны перейти хребет до наступления темноты!

— Эмми нужен отдых! — кричу я в ответ.

— Она может отдохнуть и попозже!

— Ей нужен отдых прямо сейчас!

Я вижу как они меж собой переговариваютца. Затем Айк отдает вожжи у Томмо, а сам отправляетца к нам. Он садитца на корточки рядом с Эмми.

— Эй, деточка, — говорит он. — Ты не очень хорошо выглядишь. Как насчет того, чтобы проехатца верхом?

Она кивает, но не смотрит на него. Ей нравитца Айк, но она его немного стесняетца. Мне кажетца, што это иза того, што он такой большой, а она такая маленькая.

— Ну, тогда, давай, — говорит он, — запрыгивай.

Она взбираетца ему на спину.

— Спасибо, Айк, — говорю я.

— Мы должны достичь перевала до наступления темноты, — говорит он.

— Знаю, — говорю я. — Слышала уже сто раз.

Он смотрит на небо. Свет становитца мягче, преобретая цвет золота.

— Нам бы поднажать, — бормочет он.

Айк взбираетца вверх на гору с Эмми на гагривке, словно паук. Я просто поверить не могу насколько быстро он передвигаетца, цепляясь за камни. Как будто она ничего не весит. Наверное, для мужчины его размеров так и есть.

Я делаю последний глоток воды. Потом беру под узды Гермеса и плетусь за Айком, настолько быстро, насколько могу.

Меня все ждут, пока я взбираюсь наверх. Эмми бросает на меня взгляд, но больше никто на меня не смотрит. Они смотрят на што-то впереди себя.

— Што такое? — спрашиваю я.

Затем я вижу, што это. На што они все уставились.

Мы стоим на краю того, что когда-то было горным озером. Во времена эры Мародеров, на этом участке должно быть была прохладная, чистая вода, которая приносила такое долгожданное облегчение усталым ногам путников. Но теперь здесь не было никакой воды и в помине.

Теперь долина простираетца далеко впереди нас. Иссушенная, выжженная, трещина на трещине. Они бесконечны.

Мое сердце уходит в пятки. Я облизываю губы.

— Я не вижу другую сторону, — говорю я.

— Она там есть, — говорит Джек. — Мы должны были уже там быть.

— Мы не смогли бы пройти быстрее по такой жаре, — говорю я.

— Знаю, — говорит Джек, — знаю. Это моя вина. Мы должны были выдвинутца раньше... — Он хватаетца за волосы. — Черт подери, — говорит он, — я думал у нас еще достаточно времени. — Он смотрит на Айка. — Чего думаешь?

— Мы могли бы пересечь это расстояние до наступления ночи, — говорит Айк

Но мы видим по его лицу и слышим по его голосу, што он так совсем не думает.

— Не вижу в этом проблемы, — говорит Эпона, нахмурившись. — Мы просто пересечем его настолько быстро, насколько сможем.

— Да, — говорю я, и Эш кивает.

— Мы не можем идти быстро, — говорит Джек. — Там слишком много трещин, слишком много мест, где лошади могут споткнутца.

— Ну, ладно, — говорю я. — Тогда мы будем идти медленно и осторожно. И если стемнеет до того, как мы закончим переход, мы просто разобьем лагерь на дне озера.

— Мы не можем, — говорит Айк.

Я смотрю на Джека. На Айка. Они смотрят друг на друга, их лица мрачны.

— Это почему это? — говорю я. — Мы должны закончить переход до наступления темноты, мы не можем разбить лагерь на дне озера... Мне все это не нравитца.

— Двоим из нас не нравитца, — говорит Эш.

— Троим, — присоединяетца Эпона.

Я скрещиваю руки на груди.

— Ради бога, просто расскажите нам, — говорю я. — Почему мы должны закончить переход наступления темноты?

Айк разводит руками.

— Скажи им, Джек, — говорит он.

Джек чертыхаетца себе под нос. С мгновение смотрит на землю. Затем он тянетца к краю рубашки и снимает ее через голову.

Эмми задыхаетца. Позади себя, я слышу шипение Эш. Я уже видела их в городе Надежды, но мой желудок все равно сжимаетца.

Три длинных розовых следа от когтей пересекают его тело от правого плеча к левому бедру. Джек стоит так мгновение. Затем он поворачиваетца, штобы мы могли увидеть его спину. Шрамы от когтей поменьше искромсали его правую лопатку.

Он оборачиваетца и снова надевает рубашку.

— Такой ответ на ваши вопросы сойдет? — спрашивает он.

— Кто это так с твоей спиной? — шепчет Эмми.

— Было темно, — говорит Джек. — Я не рассмотрел.

— Они называют себя адскими червями, — говорит Айк.

— Черви с когтями, — говорит Эпона. — С большими когтями, судя по всему. Никогда не слышала о таком раньше.

— И ты никогда не видела ничего подобного, — говорит Айк.

— Што это такое? — говорит Эш.

— Легенда гласит, што давным-давно, еще во времена Мародеров, они вылили какую-то дрянь - яд в озеро, — говорит Айк. — Который убил всё живое. За исключением червей. Они выросли в размерах.

— Ты сказал они, — говорит Эпона. — Это значит, што их больше, чем один. Насколько больше?

— Намного больше, — говорит Джек.

— С каждым разом все лучше и лучше, — говорю я.

Тишина. Затем я говорю.

— Решено, я пойду одна.

Теперь все начинают говорить сразу, даже Томмо, перекрикивая друг друга, все громче и громче, пока я наконец закрываю уши руками и кричу,

— Заткнитесь, все вы! Просто... заткнитесь!

Он умолкают. Все они смотрят на меня.

— Он мой брат, — говорю я. — Я не позволю никому из вас пойти со мной, если это, — я указываю на Джека, — то, с чем нам придетца иметь дело еще до таво как мы доберемся до Полей Свободы. Сейчас я не могу себе позволить спуститца и ждать завтрашнева дня, штобы попробовать перейти озеро завтра. Уже почти середина лета. Если я пойду прямо сейчас, то возможно я доберусь до таво берега озера еще до наступления ночи.

— Она путешествует быстрее, когда идет в одиночку, — говорит Айк, — так?

— Вот именно, — говорю я. — Так, Эмми, ты... Эмми какого черта ты делаешь там, внизу?

Пока мы говорили, Эмми шарила по земле. Теперь она стоит прямо и протягивает руки. В одной руке у неё кучка белых камушков, в другой черных.

— Белый - означает, што мы идем с тобой, — говорит она. — Черный - не идем. Каких бы не выпало большинство - мы то и делаем.

— У меня нет времени на это, Эмми, — говорю я. — Я...

— Саба, заткнись, — говорит она.

Я так изумлено, што делаю это.

Она раскладывает камешки в две кучи на земле. Она оставляет пространство между ними.

— Каждый голосует один раз, — говорит она. — Вы выбираете свою гальку, а потом кладете его посередине. Когда все сделают свой выбор, я посчитаю. А теперь повернитесь, так, штобы вы не могли подглядывать, што делает другой.

Никто не шевелитца. Все мы просто стоим и смотрим на нее.

— Я сказала, отвернитесь! — говорю я. — Томмо, ты будешь первым.

Все мы отворачиваемся. Айк стоит возле меня.

— Вижу, што повелевать - это у вас семейное, — бормочет он.

Эмми взяла всё в сои руки. Я теперь одна.

— Што на счет меня? — спрашиваю я.

— Жди своей очереди, — говорит она. — Хорошо, поворачивайся.

Посередине лежит шесть белых камушков. Ни одного черного.

Я присаживаюсь на корточки. Подбираю гальку и держу их в руке. Они твердые и теплые на ощупь. Я смотрю вверх на лица своих сотоварищей, на одного за другим. Такое чувство, што я их вижу будто впервые. Джек, Айк, Эмми, Эпона, Эш и Томмо. Все они изъявили желание идти со мной через озеро. Пойти со мной во тьму и встретитца лицом к лицу с тем, што живет в ней.

У меня перехватывает горло.

— Вы не должны этого делать, — говорю я.

Эпона пожимает плечами.

— Саба, мы твои друзья, — говорит она. — Мы хотим помоч.

— Я бы предпочла, штобы вы этого не делали, — говорю я.

— Очень жаль, — говорит она. — Мы тут с тобой застряли.

— Если мы и дальше продолжим разводить сопли, — говорит Эш. — Я начну рыдать. Теперь, когда мы совсем разобрались, я говорю, што пора отправлятца в путь.

Джек говорит нам, штобы мы завязали на копыта лошадей тряпки, штобы заглушить их стук, и черви бы не узнали, што мы идем как раз над ними. А потом мы идем по выжженному лону озера.

Мы двигаемся настолько быстро, насколько это возможно, но, как и сказал Джек, нам нужно вести лошадей так, штобы те благополучно миновали все трещины, большие и малые, которые раскололи землю и задерживают нам. Мы не говорим, стараясь не издавать ни звука. Но лошади што-то чуют. Они нервничают. Вскоре они начинают пугатца даже собственной тени.

И мы никак не успеваем. Мы не успеваем пересечь озеро до темноты. Даже несмотря на то, што дни сейчас длиннее, мы только в середине пути, когда свет начинает уступать свои права сумеркам.

Джек останавливаетца. Он глядит на небо. Он ждет, пока все собирутца в одном месте. Когда свет меркнет, он говорит тихим голосом:

— Они движутца очень быстро. Мы должны быть готовы ко всему.

У меня сжимаетца желудок.

— А к чему именно? — спрашиваю я.

— Адовы черви спят днем, — говорит он, — глубоко в горе. С наступлением ночи, они поднимаютца наверх через трещины в лоне озера. В поисках еды. Может нам повезет, и они уже успели набить свои брюха прошлой ночью или пару дней назад, и они могут остатца отсыпатца. Но, если нам не повезет...

— ...в ту минуту, как наступит тьма, — продолжает за Джека Айк, — черви повыползают из трещин и покроют собой дно озеро быстрее, чем ты можешь себе представить.

— Ты должен был нам рассказать еще до того, как мы тронулись в путь, — упрекаю я.

— Я надеялся, што не придетца, — говорит Джек. — Но разве это што-нибудь изменило? Для кого-нибудь из вас?

Все мотают головами.

— Черт, нет, — говорит Эмми.

* * *

Мы решаем отпустить наших лошадей. Мы снимаем с их копыт тряпки и отпускаем их на все четыре стороны. Таким образом, есть, по крайней мере, шанс, они окажутца в безопасности по другую сторону. Но с появлением червей, у них не будет ни единого шанса на спасения.

Я прислонилась к голове Гермеса. Я глажу его мягкий нос.

— Саба, — говорит он. — Пришло время отпустить его.

В последний раз я смотрю в его мудрые карие глаза.

— Спасибо, — шепчу я. Тогда я отворачиваюсь. — Иди, — говорю я.

Он поскакал на несколько шагов. Он останавливается. Он поворачивается, чтобы взглянуть на меня. Я поднимаю руку в прощальном жесте. Он трясет головой и ржет. Затем он скачет за остальными.

Когда я смотрю ему в след, то понимаю, што вижу как на моих глазах в дали исчезает мой лучший шанс добратца до Лью до середины лета. Мне хочетца обвинить кого-нибудь во всей той фигне, што с нами происходит, но если я наору на Джека или Айка, это ничего не изменит. Теперь мы все в одной упряжке.

Я поворачиваюсь.

— Итак, Джек, — говорю я, — каков план?

* * *

Мы работаем быстро, не покладая рук. У нас немного времени до наступления темноты.

Мои руки двигаютца, мои ноги двигаютца. Я заталкиваю подальше страх, в глубь своего сознания, который начинает предательски нарастать. Здесь не то место для этого, на это нет времени. Джек за все отвечает. Он говорит што делать, мы не прекословим, делаем што велят. Мы незадаем вопросов, не спрашиваем в чем план. Скоро мы всё выясним.

Он подгоняет нас, штобы мы собрали как можно больше древесины, всё, што можем найти. Ветки, прутья и стволы, давно умерших деревьев, принесенных сюда горными ветрами. Не важно большие или маленькие, мы находим и тащим или несем их к Джеку и Айку.

Затем мы связываем вместе все маленькие прутики, сооружая нечто на подобие веников.Большие ветки, которые можем ломаем в ручную, остальные Айк рубит топором. Затем мы начинаем выкладывать их в большой круг.

Джек зовет меня.

— Посчитаешь сколько у нас стрел, ладно? — просит он.

Я опустошаю свой колчан. К счастью, Маив отправила меня с полным. Затем я иду пересчитывать, сколько стрел у Джека, Эпоны и Эш в их колчанах. У Айка есть и обрез и арбалет, но у него всего парочка болтов из боеприпасов, поэтому мы оставим это прозапас. У Эмми с Томмо, у обоих по рогатке. Я быстро пересчитываю што у нас есть. А потом еще раз, штобы не было никакой ошибки.

— Две сотни восемьдесят восемь, — говорю я Джеку.

Мелькает ухмылка.

— Лучше, чем я предполагал, — говорит он. — Оберни наконечники тканью, все, на которые найдетца ткани.

Я тянусь к подолу своей рубахи. Она насквозь промокла от пота и задубела от жары, но, наверное, я смогу всё же разорвать её на лоскуты.

— Нет, — останавливает он меня. — Сухой тканью. Ткань должна быть сухой. Посмотри, сколько бутылок мы сможем отыскать. И попроси у Айка его сосновой настойки.

Теперь я понимаю, в чем состоит его план.

Огонь. Мы будем сражаться с ними с помощью огня.

Древесина выложена именно так, как хочет Джек. Она свалена в большой круг, готовая быть подожженной в любой момент, когда она нам скажет. Мы оставили приличных размеров открытое пространство посреди круга. Мы должны были сами встать внутри и сражатца с этими тварями оттуда. Внутри нашей огненной крепости.

Мы понаделали себе факелов из веток, по две штуки на брата. Теперь, поглядывая одним глазом на смеркающиеся небо, мы очень быстро быстро работали, обматывая тканью наконечники стрел. Мы рвали на полоски наши спальники, даже наши вещьмешки, всё что могли найти сухого.

Айк разлил своего драгоценного пойла в бутылки, по две для каждого из нас. Как только мы заканчиваем со стрелами, Эмми с Томмо хватают их и прут макать наконечниками в бутылки. Штобы те можно было бы в любой момент поджечь. В одной бутылке одновременно умещается всего несколько стрел, так што, когда начнетца заваруха, на их совести будет обмакивание стрел в горючую жидкость. Между выстрелами из рогаток.

Айк работает рядом со мной.

— Ты пересек озеро той ночью вместе с Джеком, — говорю я. — Где твои шрамы?

— Джек принял весь удар на себя, — говорит он. — Меня бы не было здесь, если бы он не встал между мной и червем.

— Ну, ты двигался так медленно, што я должен был што-то делать, — говорит Джек.

— Ты был так далеко, — говорит Айк. — Ты был чист. Тебе следовало бы оставить меня на произвол судьбы, а не возвращатца за мной, ты ведь едва не погиб.

— Я все еще здесь, не так ли? — спрашивает он. Он уходит, штобы помочь Томмо и Эмми.

— Чертовы черви, чуть не убили его, — говорит Айк.

— Джек... отличаетца от того, что я подумала о нем при первой встречи, — говорит Эпона.

— Да, — говорит Айк. — Джек лучше, чем кажется на первый взгляд.

Джек протягивает свою последнюю связку стрел Томмо и хлопает его по спине.

— Вот и все, — говорит он. — Мы готовы.

Глубоко в моем животе горячий комок страха. Я хорошо с ним знакома. Я привыкла использовать его все время, как раз перед входом в Клетку. Так что я знаю как пользоватца им. Медленная улыбка появляетца на моем лице. Я всех оглядываю.

— Не знаю, как вы, — говорю я. — Но я чувствую, што нам повезет сегодня вечером.

* * *

Мы ждём.

Мы сидим на земле. Мы равномерно расселись внутри нашего круга из древесины. Мы сидим лицом к озеру. По одну сторону от меня сидит Джек, по другую Эпона. Дальше Айк и Эш. Эмми с Томмо сидят посреди круга рядом с кучкой камней, которые они насобирали для своих рогатин. Я держу в руке кремень, готовая запалить огонь в любой момент.

Вот и ночь вступает в свои права. Алые всполохи, умирающего солнца уступают темно серым цветам. Над нами мигает первая звездочка. Теперь уж ждать недолго осталось.

— Если я тебя кое о чем спрошу, — говорит Джек, — ты ответишь мне правду?

— Возможно, — отвечаю я. — Зависит от вопроса.

— Што тебя заставило прийти за мной? — спрашивает он. — Там в городе Надежды, я имею в виду. Откуда ты знала, где меня искать?

Я могла бы выдать какой-нибудь остроумный ответ, такой, што позволит держать его подальше от себя, как всегда. Но я так не делаю. Сердечный камень жжет мне кожу. И я чувствую себя смелой. Безрассудной.

— У меня был сон, — отвечаю. — В ночь перед пожаром.

— Тебе приснилось, где меня искать?

Мы переговаривались чуть слышно, так што остальные не могли нас слышать.

— У меня был сон, я была во тьме, — рассказываю я. — Я не могла видеть, едва могла дышать. Все было в дыму и в огне, было невыносимо жарко. И я кого-то искала. Я не знала кого именно, я просто знала... што должна найти его. Но я всё никак не могла найти, и это было... ужасно. Жутко. А затем я... проснулась.

— Ты... искала меня? — спрашивает Джек.

— Наверное, — говорю я. — Да.

— Но ты всё же нашла меня, — говорит Джек. — Ты нашла меня, даже несмотря на то, што я был заперт в Морозильнике. Как?

Я передвинулась, вставая на колени рядом с ним.

— Чувствуешь, — спрашиваю я.

Я беру руку Джека и подношу к сердечному камню, висевшему у меня на шее.

— Он снова горячий, — говорит он.

Я делаю глубокий вдох.

— Это камень сердца. Он становитца горячим только, когда я рядом с тобой. Чем мы ближе к друг другу, тем он горячее. Вот, как я нашла тебя.

Он ничего не говорит. Первый раз вижу, штобы Джек потерял дар речи. Спустя миг, он одергивает свою руку.

— Должно быть ужасно раздражает, — говорит он.

— Я уже привыкла, — говорю я. — Слушай, Джек. Я просто хочу сказать, я...

— Шшш! — он поднимает руку.

* * *

Мы ждем. Прислушиваемся.

Тишина.

Тишина.

Затем. Слабый гул. Как гром в отдалении.

— Они проснулись, — шепчет он.

— Зажечь огонь! — говорит Джек.

Я быстро падаю на колени, держу свой кремень так, штобы подпалить трухлявое древесину нашего круга.

Я бью кремень о кремень. Искра дугой падает на сухой трут. Занимаетца огонек, я раздуваю его, очень осторожно, штобы разжечь огонь. Который очень быстро начинает распространятца. Я смотрю через плечо. Все остальные делают тоже самое. Как только наш круг разгораетца мы становимся во весь рост в нашей огненной крепости.

Нам повезло с ночью. Небо высокое ясно. Луна висит низко над вершинами гор и бросает широкий серебряный луч через все озерное дно. Мы получили представление во всех направлениях

Я держу лук в руке. У ног стоит две бутылки с водкой и стрелами. Мой нож в моем башмаке. Я не собираюсь раздумывать над тем, придетца ли мне его использовать. Если я пущу его в ход, то это будет означать, што мне просто больше ничего не оставалось и всё остальное я уже попробовало, и оно потерпело неудачу.

Я спокойна. Трезвомыслящей. Хотя мое сердце стучит у самых ребер.

— Эмми, — говорю я, — держись ближе к Томмо.

— Лады, — говорит она.

Тишина. Тишина. Тишина. Кроме треска огня. Я бросаю взгляд на Джека. Его голова поднята, как у собаки на запах.

А затем мы слышим скрип. Протяжный, болезненный стон. Такой звук издает старая ржавая дверь, когда её открывают, при этом прилагая все усилия, потому што та ни в какую не хочет поддаватца. Но это не дверь. Этот звук издает земля.

Откуда-то из глубины, где-то там, в темноте под нашими ногами, из сердца земли, как будто в лоне озера проснулось нечто древнее и медленно пытаетца выбратца наружу.

Адские черви бодрствуют. И они идут, чтобы чем-то поживитца.

Земля начинает дрожать. Начинает трястись. Затем она движитца под нашими ногами. Я пошатываюсь. Эпона хватает меня за руку, останавливая меня от падения.

— Черт побери, — говорит Эш, широко раскрыв глаза.

— Всем лечь! — вопит Джек.

Мы с Эпоной бросаемся на землю. Закрываем наши головы руками.

Земля стонет, будто она испытывает колоссальную боль от того, што ей вскрывают брюхо. Снова и снова и снова стоны боли. Стоны и крики, сотрясающие землю под нами, они становятца всё громче и громче. Пока они не накрывают меня целиком, пока я не схожу с ума.

Затем всё прекращаетца.

Тишина.

Медленно все мы подымаемся на ноги. Мои пальцы сжимаютца плотнее вокруг лука. Я смотрю на Эмми. Она сжимает руку Томмо, ее лицо белое в лунном свете.

Затем, через потрескивание огня слышится другой звук.

Шорох. Скрежет когтей о сухую землю. Што-то надвигаетца.

Оно останавливаетца. Шипит.

— Оно может учуять нас, — говорит Айк низким хриплым голосом.

Высокий пронзительный крик раздирает ночной воздух.

Мое сердце подскакивает к горлу. Мои внутренности сжимаютца.

— Тварь созывает остальных, — говорит Джек. — Приготовьтесь! И помнете все, што я вам говорил.

Целить в глазницы. И не позволять им приближатца достаточно близко, штобы они не могли пустить в ход свои когти.

Когти. Глаз нет, только вмятины, которые когда-то использовались под глаза, очень давно.

— Им глаза за ненадобностью, — говорит Джек. — Они ведь живут под землей, так што они охотятца по запаху. Они чуют свою жертву.

Свою добычу. Нас.

Затем, не более чем в тридцати футах от нас, прямо передо мной и Эпоной, в земле появляетца трещина. Она становитца шире.

— Началось! — кричит Эпона.

Появляетца коготь.

Крючковатый коготь цепляетца за край разлома. У этого оно три длинных чешуйчатых пальца. Каждый заканчиваетца крючковаты когтем, достаточно острым, штобы рассечь плоть одним ударом до кости. А затем появляетца еще один коготь, рядом с первым.

— Не стесняйся, — говорю я. — Покажи мне свое лицо, ты чешуйчатый сукин сын.

И, как будто услышав меня, за когтями появляетца башка этой твари. Покрытая чешуей и белая как здоровенная личинка, а там, где у этой твари должны быть глаза, по обе стороны зияет дырень. У этого нечто длинющая шея. Тупая башка покачиваетца взыд и вперед, словно на волнах. Должно быть пытаясь нас учуять.

— Вот так, — говорю я. — Сюда. Я и правда, вкусная.

Я обмакиваю стрелу в водке. Натягиваю тетиву. Опускаю стрелу в огонь перед моими ногами. Она тут же загораетца и я прицеливаюсь.

Адский червь выползает из трещины. Встает на задние лапы.

— Ох... Джек, — говорю я. — Ты не говорил, што они могут ходить.

— Извини, — говорит он. — Чё-то запамятовал.

Червь в три моих роста. С двумя длинными когтистыми руками, на ногах у него тоже когти. Широкий пот в виде разреза, с множеством острых зубов, которые хороши для раздирания плоти. Сквозь его совершенно белую кожу можно разглядеть бьющиеся сердце и другие внутренности. И от него так паршиво несет. Как будто это трехдневный труп в маленькой сырой комнатке. Я затыкаю нос. Как и Эпона.

Это нечто запрокидывает назад башку и верещит.

Я выпускаю свою стрелу. Прямиком в правую глазницу. Попадание. Голова червя воспламеняетца. Оно орет, беснуетца и отшатываетца назад, проваливаясь в щель, откуда только што появилось.

— Отличный выстрел, — говорит Эпона.

Но наступают следующие. Они повсюду вокруг нас. Их сотни. Дно озера наводнилось зловонными телами.

Мы начинаем их расстреливать из арбалетов, настолько быстро, насколько получаетца. Эпона и я, Джек и Айк и Эш. Эмми и Томмо стреляют из рогаток, бегая между нами, штобы быть поближе к тварям, когда стреляют.

— Черт возьми, Джек, — говорю я. — Ты не говорил, што их так много.

— Они, должно быть, были заняты размножением, — говорит он. Он улыбаетца мне, но я могу сказать это еще хуже, чем он ожидал.

Ночь звенит, наполненная криками адовых червей и наших. Воздух заполнен смрадом от этих чудовищ и чадом от костра.

Я продолжаю стрелять. Окунать стрелу, натянуть тетиву, отпустить, попадание в цель. Окунать стрелу, натянуть тетиву, отпустить, попадание в цель.

Вокруг меня, все делают то же самое. Эм с Томмо носятца туда-сюда со стрелами, но, сколько бы мы червей не расстреляли, они всё продолжают пребывать.

— Их слишком много, — говорит Эпона. — Мы не справимся.

— У меня осталось мало стрел, — говорю я.

— Такая же фигня, — говорит Эш.

— Эмми, нам нужно больше стрел! — кричу я.

— Это все! — кричит она. — Больше нет!

Джек хватает меня за руку, когда я собираюсь стрелять. Благодаря серебристому лунному свету, я вижу, что его лицо все в копоти от костра.

— Убирайся отсюдава, — говорит он. — Бери Эмми и Томмо. Эш и Эпона прикроют тебя.

Мое сердце останавливаетца. Шум в ушах.

— Ты хочешь, штобы мы ушли? — спрашиваю я.

Он кивает.

— Мы с Айком останемся, — говорит он.

— Нет, — протестую я.

Я высвобождаюсь. Я беру связку веток и сую её в костер. Пучок веток охватывает пламя, и я бросаю его в червей. Раздаютца оглушительные крики, когда те вспыхивают огнем. Рядом со мной, Джек держит лук на прецеле.

— Если ты уйдешь сейчас, — говорит он, — по крайне мере, у тебя будет шанс найти своего брата.

— Забудь об этом, — говорю я.

Я снова хватаю свой лук и начинаю стрелять.

— Используйте факелы, если они подойдут слишком близко! — кричит Айк. — Не тратьте стрелы!

Я оглядываюсь. Адовы черви все ближе. Они подходят все ближе и ближе. Некоторые ползут по земле, другие идут, с качающимися головами. Они не пытаютца пересеч огненный круг, но как только он начнет гаснуть, они попытаютца.

Джек тянет лук из моей руки.

— Если ты не сделаешь этова, — говорит он, — то всё, через што ты прошла, ради того, штобы его найти, ничего не будет стоить.

Я смотрю на него. Я чувствую, как мое сжимается мое горло. Бросить его. Бросить Айка. Но я должна найти Лью. Я так близка к этому.

— Ты знаешь, што я прав, — говорит он.

— Будь потвоему, — говорю я. — Мы уйдем.

— Саба! — орёт што есть мочи Эш. — За тобой!

Я оборачиваюсь.

Червь, более крупный, чем остальные, делает бросок через почти потухшую часть огненного круга. Джек, уцепившись за мою руку, отталкивает меня назад, но тварь резко выбрасывает когтистую лапу. Я вскрикиваю.

Раздается выстрел, и башка червя разлетается на миллион кусочков. Вонючая плоть и кровь осыпает меня дождем. Я оборачиваюсь: Айк сжимает свой арбалет, салютуя мне.

— Ты в порядке? — спрашивает Джек.

Может: Я выключаю разум, чтобы не чувствовать боль?

— В порядке, — говорю я.

— Пора, — говорит он. Он хватает каждой рукой по факелу и поджигает их.

— Эш! — кричит он. — Эпона! Сюда!

Они начинают бежать к нам.

Земля гудит. Мы все пошатываемся, и я хватаюсь за Джека, штобы не упасть.

Черви останавливаютца. Они подымают свои головы. Затем они разбегаютца.

Просто так. Они удирают и, скользя по всему дну озера, исчезают внутри трещин.

Они ушли. И все што осталось это тлеющие трупы сотен адских червей.

Мы стоим внутри затухающего огненного круга, осматриваясь по сторонам. Кроме шипения угольков, не слышно ни шороха. Как будто мы все разом затаили дыхание, как будто не верим своим глазам.

А затем:

— Йи-хаа! — вопит Эш.

Они с Эпоной бестолково прыгают, подкидывая луки в воздух.

— Ты видел это, Джек? Эй, Айк! Видел, как эти твари разбежались?

Они подхватывают Эмми и Томмо под руки и кружатца внутри круга.

Почему-то мне не кажетца правильным, что они празднуют и шумят. Не знаю, почему, но совсем не кажется.

Я смотрю на Джека. Его челюсть напряжена. Небольшой нерв пульсирует на его щеке.

— Што такое? — спрашиваю я.

— Это не мы их напугали, — говорит он. — Они начинали нас превосходить.

— Ладно, если не мы их спугнули, — говорю я, — што тогда?

Айк подошел к нам. И вместе с Джеком смотрит на озеро.

Земля снова трясется. На этот раз громче и дольше.

— Черт возьми, Джейк, — говорю я. — Скажи мне, о чем ты думаешь.

Эпона и Эш перестают праздновать. Они подходят вместе с Томмо и Эмми, и мы все тянемся друг к другу ближе.

Эмми берет меня за руку.

— Што происходит, Саба?

— Говорят, што у адовых тварей есть хозяин-повелитель, — говорит Айк.

Еще один грохот.

— Повелитель? — спрашивает Эмми. — Што это значит?

— Это значит, — говорит Джейк, — што там под землей есть что-то настолько большое и паршивое, што даже адовы черви убегают, когда слышат, што оно приближаетца.

Я перевариваю эту мысль.

— Тогда, если эти адовы черви сочли за лучшее разбежаться, — произношу я. — То я и подавно.

— И я, — откликаетца Джек.

Мы смотрим друг на друга долю секунды. А затем, в одно и то же время, мы кричим,

— Бежим!

Мы все ползаем, собирая оружие, которое попадаетца под руку, готовые бежать прочь. Эш с Эпоной первыми пускаютца наутек, с наступающими им на пятки Эмми и Томмо. Но я не успеваю сделать и пару шагов, как раздаетца жуткий рев. Земля вздымаетца под ногами и раскалывается на части. И я соскальзываю вниз прямо в гигантскую трещину. Отчаянно цепляюсь за поверхность, но не могу удержатца.

Джек мгновенно оказываетца рядом. Он стискивает мою руку и вытягивает меня из трещины. Задыхаясь, я лежу на земле, и сердце колотитца в груди, словно молот.

— Спасибо, — говорю я. — Оно почти утащило меня. Я...

Внезапно, из трещины выстреливает длинный хвост: обернувшись вокруг моей лодыжки, он тянет меня за собой.

Джек ныряет следом и снова хватает меня за руки. Он лежит на животе, борясь за драгоценную жизнь.

— Айк! — вопит он. — Ты нужен мне!

Айк плюхаетца на землю рядом с Джеком. Теперь каждый из них удерживает по одной моей руке.

Я начинаю ощущать, будто меня разрывают на части. Хвост тянет вниз, а Джек и Айк - вверх.

Я кричу, я смотрю на их лица. В их глазах безумие, а лица застыли от напряжения. И мои руки уже начинают выскальзывать из их хватки.

И тут у края трещины, с арбалетами наготове, появляются Эш и Эпона. Они целятся вниз и стреляют, чуть не задевая меня. Раздаетца тонкое верещание, и хвост ослабляет хватку. Всего лишь на дюйм, всего лишь на мгновение. Джек и Айк тут же подтягивают меня и вытаскивают наверх.

— Бежим! Бежим! — кричит Айк.

Он подхватывает Эмми и срывается с места, в направлении севера. Эш и Томмо не отстают. Я стискиваю свой арбалет, но успеваю поднять только одну стрелу, и мы с Джеком улепетываем вслед за остальными.

Позади нас слышен сердитый рев. Я оглядываюсь назад.

Из трещины в земле выполз огромный адов червь. Вдвое крупнее других, по меньшей мере тридцать футов в высоту, включая длинный ящерообразный хвост.

— О Боже, — говорю я.

Я все еще бегу, но замедляюсь для того, штобы обернутца.

Адские черви уловили наш запах.

— Они преследуют нас! — говорю я.

Джек хватает меня за руку, и мы бежим быстрее. Я бросаю еще один взгляд через плечо.

— Они догоняют нас! — кричу я.

Джек останавливаетца. Стоит намертво. Без слов, он поворачиваетца и начинает идти назад прямо к адским червям. Он направляется к ним, они приближаютца к нему.

Джек держит в руке оружие Айка. Он, должно быть, подобрал его, а я и не заметила этого. Пока он идет, он заряжает его быстрыми резкими движениями.

— Джек! — кричу я. — Што, черт возьми, ты делаешь?

— Меня тошнит от этих ублюдков! — кричит он.

— Джек! Не сходи с ума!

Он продолжает идти.

— Джек! — кричу я. — Не надо!

Он останавливаетца. Подымает оружие. Прицеливается. Он ждет пока их не разделяет двадцать шагов. Затем стреляет.

Стрела ранит червя в лапу, он издает рев, но продолжает двигатца. Джек копаетца в колчане в поисках стрелы, одним глазом наблюдая за тварью.

Я понимаю, что ему не хватит времени перезарядить арбалет. И у него даже нет арбалета. Должно быть, выронил раньше. Я бегу к нему.

Адов червь нависает над Джеком, вытянувшись во всю длину, набрасывается на него и наносит удар. Джека подбрасывает в воздух, словно тряпичную куклу Эмми, а затем он жестко приземляетца и замирает без движения.

Дикий жар проносится по моим жилам. Откинув лук в сторону, я бегу, сжимая в руке последнюю оставшуюся стрелу. Червь склоняетца над Джеком, поднимает лапы, готовый вновь нанести удар.

Даже не пригибаясь, я оббегаю его вокруг и набрасываюсь на спину. Руками и ногами обвиваю его зловонно пахнущую шею и сжимаю изо всех своих сил.

Тварь неистово ревет, кружит вокруг своей оси, молотит по мне острыми когтями, пытаясь скинуть, стряхнуть меня. Я удерживаюсь каким-то чудом. Высоко поднимаю стрелу, и со всей дури вонзаю ее в левую глазницу червя. Она входит жестко и глубоко. Вырываю стрелу и протыкаю правую глазницу.

Адов червь ревет от боли. Я успеваю соскочить с его спины, и он с грохотом валится на землю. Тварь чуть не придавливает Джека, в попытке удержать вертикальное положение. Вскидывает хвост и отталкивает Джека.

Червя шатает из стороны в сторону, а потом он просто исчезает, провалившись в большую трещину в лоне озера.

Я наблюдаю за его падением, как он ревет и разрывает когтями воздух, бьет лапами по сторонам, и погружается глубоко-глубоко в недра земли, навстречу гибели.

— Джек! — кричу я, подбегаю к тому месту, где он неподвижно лежит на земле. Я падаю на колени, разворачивая его тело.

Он не дышит. Он ужасно бледен. Глаза его закрыты. Я пробегаю руками по его рукам и ногам, проверяю, не сломана ли его шея. Кажетца всё в порядке.

— Джек! — хлестаю его по лицу. — Джек!

Отклоняю назад его голову, зажимаю нос и наполняю воздухом его рот. Проверяю, не поднимается ли грудь. И снова выдыхаю.

Его губы искривляютца в улыбке.

Я подскакиваю на ноги.

— Чёрт тебя дери, Джек, — зло говорю я, — што за игры ты затеял?

Он открывает один глаз.

— Надо поработать над тем как ты целуешься, — говорит он.

— Я думала, ты умер, сволочь! Я пыталась спасти твою жизнь! Хотя, ума не приложу, с какого перепуга я должна спасать жизнь такого змея как ты.

— Я задыхался, — говорит он. — А не умирал. Ты должна научитца отличать это.

Он подтягивается вверх, штобы сесть. Качает головой и стонет.

— Я уверен, что сильно ударился об землю, — говорит он.

— Недостаточно, — говорю я.

— Што случилось с червяками?

— Подохли, — говорю я.

Он ворчит, закрывая глаза.

— Не благодари или типа того, — говорю я.

— Спасибо, — говорит он. — На твоем счету две моих спасенных жизни. Один раз в клетке, и сейчас. И на моем, две твоих жизни. Я вытащил тебя из воды и из трещины, в которую ты угодила.

— Я не играю в твои дурацкие игры, Джек, — зло говорю я. — Поднимайся, давай.

Он открывает один глаз.

— Но по справедливости, — говорит он, — Айк помог вытащить тебя, так што наверное вернее сказать, што на моей совести только половинка твоей спасенной жизни. Он протягивает мне руку. — Ладно, помоги мне встать. Только не надрывайся.

Я дергаю его за руку, как получаетца. Обжигающая боль простреливает мое правое плечо. Я задыхаюсь от боли. Такое ощущение, што плечо горит. Я была настолько занята спасением себя и спасением Джека, што даже до сих пор ничего не почувствовала.

— У тебя порез, — говорит он. — Дай-ка я взгляну, уж мне ли не знать о том, што это такое.

Он протягивает руку. Но я ударяю по ней.

— Отвали, — говорю я. — Со мной всё отлично.

— Не будь такой чертовски упрямой, — говорит он. — Иди сюда.

— Иди ты к черту, — говорю я.

Я поворачиваю в направлении остальных и по дороге собираю стрелы. Я иду быстро и не оглядываюсь назад. Я его не жду.

Он начинает петь позади меня.

Я в горы забирался высоко,

В моря я плавал далеко.

Девиц я всяких повстречал,

Красоток многих повидал,

Но лишь увидев я её,

То сердце подарил своё.

О, Энни бессердечная,

За что мне муки вечные.

Я бросил всё, бродил по свету,

Мечтая позабыть девицу эту.

О сколько поцелуев даровал,

Но слаще губ её я не знавал.

О, Энни бессердечная,

Мучение мне вечное.

И женщин многих я любил,

Руки и сердца их просил.

О, сколько нежных рук меня касались,

Те девушки в любви мне вечной клялись.

О, если б согласилась ты,

Осуществить мои мечты

И провела со мной лишь ночь,

Я умереть бы был не прочь.

О Энни бессердечная,

Моё проклятье вечное.

Они молили: «будь со мной»,

Но Энни отняла покой.

Но как бы сердце не болело,

А разлюбить ведь не сумело.

Так знай же, Энни, уж поверь.

Я буду подле каждый день.

Не думаю, што большинство людей, которые только што одалели сотню адовых червей, примутца распевать. Но Джек не большинство. Я могла бы уже понять.

У него сильный голос, который разноситца по всему озеру. Песя звучит чисто и ясно, как будто он шагает рядом со мной. И он отлично поёт. Но после того как он допел, он начинает всё сначала, а потом по следующему кругу. Довольно скоро меня уже начинает подташнивать от самой песни и его голоса, и к тому же меня уже начинает выворачивает слышать этот назойливый куплет о жестокосердной Энни.

Што за дурацкая песня.

Я имею в виду, што за дурак свяжетца с женщиной, которая приносит одни мучения.

Я осмеливаюсь, пока иду, поглядеть на свою плечо. Я медленно и осторожно стягиваю с плеча рубаху. Запекшаяся кровь приклеилась к ткани, а та прилипла к ране. Я закусываю губу, штобы не вскрикнуть. Джек всё еще где-то позади меня.

«Не дай ему себя услышать».

Только одна царапина на коже, но выглядит довольно глубокой. Рана пульсирует как сумасшедшая.

Но эта боль не худшая из тех, што мне доводилось испытывать на Арене после тяжелого боя. Я повторяю себе это снова и снова. Таким образом, удерживая над собой контроль. Мне просто нужно делать то, што уже прежде делала. Отключить свой разум от ощущений, от всего того, што испытывает тело. Заставить себя поверить, што это происходит с кем-то другим, а не со мной.

Думай о чем-нибудь другом.

Думай о Лью. Думай о том, как он выглядел, когда в последний раз видела его. Брошенный на спину лошади, связанный по рукам и ногам, словно зверь какой.

Они убили моего отца. Они забрали моего брата.

Это гнев, который держит меня еще на плаву.

Я чувствую тепло в животе. Везде, во всем теле.

Тепло.

Так жарко.

Как только я нагоню Эмми и остальных, я промою своё плечо и перевяжу его... И делов то, я перевяжу его... а што потом?

Мои ноги наливаютца тяжестью. Такое ощущение, што их што-то держит. Нельзя останавливатца, нужно идти. Нужно добратца...а куда я иду? Ох, ну да. За Лью, именно за ним. Но мне просто нужно присесть и чуток отдохнуть. Всего на секундочку.

Я опускаюсь.

Ночь. Должно быть прохладно, но я ужасно потею. Я собираюсь рукавом стереть влагу... но не могу поднять руку. Теперь я спомнила. Моё плечо. Должно быть... заражение.

Должна найти Лью.

Я просто так... устала. Должно быть... лягу... отдохну...

* * *

Мне пять лет. Солнечный денек. Я на берегу Серебряного озера. Я сама по себе. Легкий ветерок колышет мои волосы. Вода в озере тихо плешетца, расходитца кругами. Я присела на корточки и пускаю плоские камушки по глади воды, все белые, один за другим. Я считаю, когда запускаю следующий.

Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь!

На меня падает тень. Я смотрю вверх. Это Па. Он всегда так делал, когда я была маленькой. До того, как Ма умерла. Густые черные волосы, улыбающиеся глаза, сильный, красивый.

— Семь, Па! Погляди на это!

Он сидит на корточках рядом со мной. И берет меня за руку.

— Ты им нужна, Саба, — говорит он. — Лью и Эмми. И другим тоже. Будут и другие, которые пойдут за тобой, их много, а ты должна будешь поднятца и повести их. Не поддавайся страху. Будь сильной, такой, какой я знаю тебя. И никогда не сдавайся, поняла, никогда. Щто бы ни случилось.

Я улыбаюсь ему.

— Я не сдамся, — говорю я. — Я не привыкла отступать, Па.

— Умница, моя девочка, — говорит он.

А затем он исчезает. Вот так просто. Растворяетца в воздухе.

— Па! — я подскакиваю на ноги. — Куда ты, Па? Вернись!

Его голосом даноситца до меня эхом.

— Умница, моя девочка, моя девочка, девочка.

Всё тише и тише.

— Па!

Я смотрю по сторонам, отчаянно пытаясь найти его. Но он исчез. Серебряное озеро пересохло. Нога под моими ногами и повсюду насколько я могу охватить взглядом, даль высохла и растрескалась.

Тьма. Голоса. Злость. Крики. И больше я не слышу ни слова.

Затем все стихает.

* * *

Вспышка света. И Эпона. Она стоит одна. Вокруг неё повсюду темнота.

Я слышу только своё сердцебиение. Стук, стук, стук.

Эпона оглядываетца себе через плечо, как будто она видит што-то позади себя. Потом вновь поворачиваетца. Она видит меня. Она кивает.

Всё происходит медленно. Так медленно, што я могу увидеть, как она моргает. Я могу разглядеть все подробности, как она вдыхает и при этом как шевелятца её губы.

Стук, стук, моё сердце бьетца.

Она начинает бежать ко мне. Она простирает руки широко в сторону и поднимает лицо. Она прыгает.

Вспышка белого света.

И мир разлетаетца на миллион кусочков.

* * *

— Джек! По-моему она очнулась! — голос Эмми.

Моё правое плечо глухо пульсирует. Я слышу потрескивание костра. Кто-то сидит на коленях подле меня. Кладет руку мне на лоб. Она мозолистая и прохладная. Моей коже приятно.

Медленно я открываю глаза. Я смотрю вверх на скалы. Я морщу лоб.

— Это пещера, — говорит Джек.

Я поворачиваю голову, штобы взглянуть на него. От отблеска огня его серебристые глаза блестят. Его кожа блестит. Он такой красивый.

— С возвращением, — говорит он.

Я поднимаю руку и касаюсь его щеки. Она теплая. Шершавая от щетины.

— Джек… — говорю я.

Он молчит. Он берет мою руку и укладывает её на одеяло.

— Я раздобуду тебе попить, — говорит он и исчезает.

— Эмми? — говорю я.

— Я здесь!

Она хватает мою руку и целует её, снова и снова.

— Эй, Эмми, — говорю я. — Ну хорош уже, я в порядке.

— Я боялась, што ты умираешь, — говорит она. — Тебя лихорадило, у тебя был жар. Ты кричала и звала Па.

— Правда? Эм... у меня были такие странные сны.

Джек возвращается

— Вот, — говорит он. Он кладет руку на мое плечо и поднимает меня. Я морщусь.

— Извини, — говорит он.

Он держит чашку у моего рта, пока я пью.

— Горько, — говорю я и корчу недовольное лицо.

— Кора ивы, — отвечает он. — Помогает снять жар. Сам варил.

Он заставил меня всё выпить.

Моё правое плечо туго перебинтовано разорванной на полосы рубашкой.

— Насколько всё плохо? — спрашиваю я.

— Намного лучше, чем было, — говорит он. — Мы промыли рану и приложили припарку, чтобы вытащить инфекцию. Тот червь глубоко тебя порезал. Надо бы зашить, но нам пришлось ждать, пока рана очиститца.

— Ты была в отключке два дня, — говорит Эмми.

— Два дня! — удивляюсь я.

Я резко сажусь и сбрасываю одеяло, но Джек останавливает меня. Аккуратно, укладывая меня обратно, и вот я уже снова лежу.

— Не может быть, — говорю я. — Это означает, што у нас всего... когда середина лета?

Он с Эмми переглядываютца.

— Сегодня ночью, — говорит она.

— Нет! Который час? — Я попыталась снова сесть, но Эмми остановила меня. — Я должна попасть туда!

— Всё нормально, — говорит Эмми, — у нас есть время.

— Мы на месте, — говорит Джек.

— Што...? — не понимаю я. — Што ты имеешь в виду... говоря, што мы на месте?

— Поля свободы, — говорит она. — Саба мы на Полях свободы.

— Они по другую сторону от этого холма, — говорит Джек.

Он поднимаетца и подходит к костру. Начинает там што-то делать, снимает с огня котелок и што-то раскладывает вокруг, но я не вижу што.

— Я не понимаю, — говорю я. — Как мы сюда попали?

— Ты бухнулась в обморок, еще на озере, — говорит Эмми. — Тебя Джек нашел. Он нес тебя всю дорогу, пока не настиг нас. Ты бы уже была мертва, если бы не он. Правда, Джек?

Он ворчит.

— Он не позволил никому прикасаться к тебе, — говорит она. — Затем он погрузил тебя на Гермеса, и мы просто продолжали идти, пока мы не добрались до этого места.

— Гермес? — переспрашиваю я. — Но мы же отпустили лошадей. За это время они должны быть далеко отсюда.

— Только не Гермес, — говорит Эмми. — Он ждал нас. Тебя.

— Напомни мне поблагодарить его, — сказала я и откинулась назад. — Мы добрались вовремя, — прошептала я. — У нас вышло.

— Были на волосок от смерти, — говорит Джек.

— А где все остальные? — спрашиваю я.

— Снаружи, — отвечает он. — Они делают кое-что, что может понадобитца.

— Они готовят стрелы, — говорит Эмми.

— Мне нужна помощь, — говорю я.

— Ты сможешь помочь через минуту, — говорит Джек. — Как только я заштопаю твою рану.

— Нет времени, — говорю я.

— Здесь у тебя нет выбора, — говорит он.

Он начинает продергивать тонкий кетгут* через тонкую костяную иглу.

Эмми говорит:

— Видела бы ты, как они бросились все наутек, когда Джек спросил, кто хорошо из них штопает.

— Трусы, — говорит Джек. — Все они.

— Айк сказал, што только дурак посмеет прикоснутца к такой колючке как ты, — говорит Эмми.

— Это то, кем ты являешься, Джек? — спрашиваю я. — Дураком?

— Похоже на то, — говорит он. — А теперь, дай-ка мне взглянуть.

Он стягивает рубаху с моего плеча и убирает повязку. Я смотрю на свою рану. Припарка из дубовой коры сделала свое дело. Рана выглядит ужасно, но она чистая.

— У тебя останетца большущий шрам, — говорит Эмми.

— Ты еще не видела, как я штопаю, — говорит Джек. — Я и в самом деле отличный портной.

Он протягивает бутылку с Акковым пойлом, которая полная лишь наполовину.

— Держи, — говорит он, — выпей. Поможет облегчить боль.

— Нет, — говорю я. — Мне потом понадобитца ясная голова.

Он приподнимает одну бровь.

— Уверена? — спрашивает он. — Давай, глотни.

— Нет, — говорю я. — Я не хочу пить.

— Што ж, я вот уверен, што это будет чертовски больно, — говоритт он и делает большой глоток.

— Давай уже разберемся и покончим с этим, Джек, — говорю я.

Он протягивает мне тряпку. Я сую её в рот, прикусывая зубами. Затем он дает мне по камню в каждую руку.

Эми усаживаетца мне на ноги, чтобы я прекратила пинатца. Она держит в руке факел.

— Не свали меня, — говорит она.

— Я сделаю всё, как можно быстрее, — говорит Джек, — но будет дьявольски больно. Готова?

Моё сердце бешено барабанит. Я закусываю ткань. Сильно сжимаю камень. Я киваю.

— Эмми посвети мне, — говорит он. — Отлично, начали.

И тогда он начинает зашивать меня.

К счастью для меня, я тут же бухаюсь в обморок.

Прим. переводчика:

*кетгут (нить из высушенных и скрученных кишок мелкого рогатого скота, используемая для швов при хирургических операциях)

ПОЛЯ СВОБОДЫ

Я выхожу на полуденное солнце, ослепляющее после пещерного сумрака, и делаю глубокий вдох, пытаясь разогнать туман в голове. А воздух здесь гораздо прохладнее, чем я думала, и пахнет иначе: запах ядовито-сладкий и хвойный одновременно.

Самый длинный день в году — день летнего солнцестояния.

— Ты проснулась, — произносит Джек. Он сидит на большом валуне, чуть в стороне от входа в пещеру. Уже заканчивает прикреплять наконечники на стрелы и бросает их в увеличивающуюся груду. — Как плечо?

Я вращаю им по кругу. Немного одеревенело, что не удивительно, чуть воспаленное, но не болит. Кажетца, за это нужно благодарить то мерзкое варево Джека из ивовой коры.

— Чувствую себя превосходно, — говорю я. — Спасибо. — Я смотрю на небо. — Есть вести от Неро?

Джек качает головой.

— Нет.

Внутри у меня все сжимаетца. Я снова бросаю взгляд на небо, как будто он мог появитца за прошедшие пару секунд.

— Мне пришлось рассказать остальным, где он, потому-что они продолжают задавать вопросы.

— Он отыщет Маив, — заверяю я. — Я точно знаю, што отыщет. Они уже должны быть здесь. Ну же, Неро.

Я сморю в небо.

— Не все зависит от нас, давай смиримся с этим, Саба.

— Да... да. Где все?

— Увидишь, если заглянешь за угол, — отвечает Джек.

Я обхожу его, вступая на открытое пространство, и вот они, все вместе.

Эш и Эпона сидят плечом к плечу, строгают и заглаживают палочки для основания стрел. Они работают быстро. Айк и Томмо делают наконечники из кусочков сланца. А Эмми крутитца вокруг, что-то подносит, пытаетца казатца полезной.

Они все выглядят так, будто не ложились отдыхать ни на минуту. Вскидывают голову, когда замечают меня, коротко кивают или слегка улыбаютца, но не прекращают свои занятия. Даже Эмми с места не двигаетца, вместо того, чтобы вприпрыжку подбежать ко мне, как она обычно это делает.

Воздух настолько плотный, что его можно почувствовать, почти попробовать на вкус. Напряженный. Назойливый. Я ощущаю, как жар накрывает мои щеки. Должно быть, все думают, что я лентяйка, дрыхнущая, пока они работают.

— Ты в порядке? — интереуетца Эпона.

— Ага, — говорю я. — Стрелять смогу.

— Отлично, — вставляет Айк. — Надеюсь, мы все в этом скоро убедимся.

— Найдите и мне чем занятца, — прошу я.

— Ты можешь помочь мне с наконечниками, — предлагает Джек.

Он пододвигаетца, освобождая место на камне, и я устраиваюсь рядом. И тут же, сердечный камень начинает накаляться. Я встряхиваю головой.

— Што? — спрашивает он.

— Ничего, — отвечаю я.

Беру бечевку из крапивы, наконечник и древко, и принимаюсь за работу. Сначала мои пальцы действуют неуклюже, медленно, но после пары собранных стрел все идет, как по маслу.

Джек приподнимает готовую стрелу, оглядывает ее со всех сторон.

— Когда бы я ни делаю стрелу, — говорит он. — Я смотрю на нее внутренним зрением... как она вылетает из лука... звенит в полете, направляясь к цели, прямая и точная.

— И я так же, — соглашаюсь с ним.

Наши глаза встречаются на мгновение. Мы улыбаемся. А затем поворачиваем головы, оглядывая сделанное, и еще более рьяно принимаемся за работу.

— Известно ли тебе, — продолжает он, — что каждый раз, когда ты что-либо делаешь, в любое время, частичка твоей души переходит в твою работу?

— Нет, — говорю я. — Этого я не знала.

— Ну, так вот, это правда. И значит... ты должна быть уверена, что это будет лучшая часть тебя, а не худшая.

— Кажетца, чуть раньше я уже потратила свою самую последнюю частичку хорошего, — откликаюсь я.

— Как и я, — соглашаетца Джек.

Он дарит мне свою кривоватую усмешку, и мое сердце ухает вниз.

— Извини, — говорю я.

— За что? — спрашивает он.

— Ну, за то што была такой... ну знаешь... такой...

— Неблагодарной? — подсказывает он.

— Ага, — говорю я.

— Раздражительной?

— Наверное.

— Грубой? Ведущей себя посвински? Вспыльчивой?

— Я не вспыльчивая!

— Еще какая вспыльчивая! Дальше некуда. Но мне нравитца это в женщине.

Я смеюсь.

— У тебя точно не все в порядке с головой. Ты чокнутый, — говорю я.

— Со мной всё было лучше некуда, до встречи с тобой, — говорит он.

Когда солнце проходит высшую точку в послеполуденном небе, мы сворачиваем лагерь и начинаем собирать оружие. Я вспоминаю, что Эмми сказала про Гермеса, как он дождался меня, а не умчался следом за другими лошадьми, когда мы бросили их там, у озера.

— Где Гермес? — спрашиваю я.

— Вон, — отвечает Томмо, коротко кивая головой.

Сейчас мы уже привыкли к нему и гораздо лучше понимаем, что он имеет в виду. Хотя Эмми, судя по всему, из его пары слов получает намного больше информации, чем остальные.

— Он говорит, что Гермес уже находитца по другую сторону холма, — поясняет Эмми. — И ждет нас.

Томмо кивает.

— Я отлично поняла, что ты имел в виду, — говорю я. — Спасибо, Томмо.

Отчаянно покраснев, он тут же куда-то сбегает.

— Похоже, парень неравнодушен к тебе, — подает голос Айк. — И не он один. Я все еще жду, когда ты позволишь мне объяснитца, дорогая.

— Знаешь, Айк, — отвечаю я. — Думаю, мне начинает нравитца эта идея.

Он выглядит пришибленным. Но лишь на мгновение. А затем он усмехается.

— Ты ведь не флиртуешь со мной, нет же?

— Не знаю, — говорю я. — Хотя, да. Думаю, я могла бы.

— О, уймись же, мое неистовое сердце! — произносит он.

— Ну, все, — вмешивается Джек, — заканчиваем. Пора выдвигатца.

— Вы уже разведали обстановку, не так ли? — уточняю я.

— Основательно, — говорит Айк. — Я, Эш и Эпона узнали все, что нужно, пока ты смотрела свои сладкие сны.

— И как все выглядит? — интересуюсь я.

Айк подмигивает.

— Никаких трудностей, работка раз щелкнуть.

Раз щелкнуть. Эш трясет головой.

— Постой, каков план-то? — спрашиваю я.

— Ты меня знаешь, — говорит Джек, — не люблю лишний раз обременять себя какими-либо планами. Я — мастер импровизации.

— Джек!

— Не суетись. У меня есть для тебя пара заданий. Но мы ничего не можем планировать, пока не увидим, что они задумали. Возможно, нам придется... придумывать на ходу.

— На ходу! — вскрикиваю я. — Мы сейчас говорим о жизни моего брата, Джек. Я не хочу никаких импровизаций. Ты же сказал, что у тебя есть план.

— Ух... Давайте уже пойдем, — вклиниваетца Айк.

— Хорошая мысль, — говорит Эш.

Они все разом протискиваютца мимо нас и, повернув направо, исчезают в недрах пещеры.

— Почему они возвращаютца? — недоумеваю я. — Ты же сказал, что поля свободы находятся по другую сторону холма.

— Так и есть, — отвечает Джек. - Но в дальней части пещеры есть один туннель. Это короткий путь. — Он уже собираетца последовать за остальными.

Я хватаю его за руку.

— Подожди, Джек, мы еще не закончили. Нам необходимо составить план. И приличный план. Прямо сейчас.

— Я обещал тебе, што ты вытащишь Лью оттуда, — говорит он, — и так и будет. Мы его вытащим. Это главное, не смотря ни на што. Ты сказала, што доверяешь мне. Это так? Здесь и сейчас, ответь, ты мне доверяешь?

Я пристально смотрю ему в глаза. Пытаюсь... што-то разглядеть в них. А потом я вижу то, што искала.

Я вижу его. Совершенно неожиданно вижу его. Не того Джека-шутника, плута и игрока. А настоящего Джека. Вижу... его истинную сущность. Непоколебимость в его сердце, как будто гладкая поверхность озера.

Однажды я уже замечала подобное, в ту первую ночь, когда мы лежали под звездным небом. Когда я рассказала ему про Лью, и он пообещал, что мы обязательно найдем его. Это и есть настоящий Джек, который все время был передо мной. Просто я запрещала себе верить в то, что вижу. До сих пор.

Я смеюсь.

— Боже, помоги мне, — произношу я. — Но, да. Я доверяю тебе, Джек.

— Тогда, идем, — отвечает он, и мы сворачиваем в пещеру. Теперь я замечаю узкую расщелину в глубине: вход в туннель, ведущий на другую сторону холма. Джек поджигает факел от тлеющего костра, а затем я помогаю ему затушить огонь, разбрасывая угольки, чтобы быстрее остыли.

— Вот и все, — говорит Джек, разворачиваясь, чтобы уйти.

Я касаюсь его руки.

— Джек, — говорю я. — Я...

— Што?

— Явообще-то не поблагодарила тебя за...за то, што заботишься обо мне. За то, што подлатал меня.

— Не заморачивайся.

Он снова принимаетца шагать, а я вновь его останавливаю.

— Джек!

— Ну?

— У меня, возможно, не будет другого шанса сказать, што я... сказать тебе... как я ценю все, што ты делаешь. Все што ты сделал. Штобы вернуть Лью и... ну, за все. Ты не должен был делать этова, но ты сделал и... я. Я имею в виду, што благодарна тебе. Всегда была, но просто... кажется, я не очень хорошо умею показывать это, вот и все.

— Не благодари меня, — говорит он. — Я этова не заслуживаю. Я вовсе никакой ни герой.

Он разворачивается, и я спешу за ним вглубь пещеры. Мы проскальзываем через узкую расщелину, которая тут же превращается в высокий туннель, вполне пригодный для того, чтобы шагать в полный рост. Мои внутренности скручивает в нервный узел. Мы не успеваем пройти и дюжины шагов, как я восклицаю:

— Джек, стой!

Он оборачивается, весь в нетерпении.

— И што теперь?

— Мне нужно кое-что сказать тебе. Я хочу сказать... я больше... не знаю. Я сейчас просто взорвусь от тех чувств, которые переполняют меня. Та драка с адовыми червями и ранение в плечо, и то, что я почувствовала, когда очнулась и увидела тебя, и вот я здесь, и почти нашла брата, и не знаю, что будет дальше, и...

Джек смотрит на меня, хмуритца.

— Што с тобой случилось, Саба? — спрашивает он.

Я хватаю ладонями его лицо и целую в губы.

Затем я делаю шаг назад.

Мы смотрим друг на друга, не отрываясь. Из туннеля как будто выкачали весь воздух. Сердечный камень прожигает кожу. Кровь стучит в висках.

— Ты выбрала неподходящее время, — произносит Джек.

Он отбрасывает факел и толкает меня к стене. Потом его губы накрывают мои, и он целует меня так, будто дико проголодался или помирает от жажды. Он целует мои губы, лицо, спускаетца к шее и снова возвращаетца к губам. Его губы мягкие, теплые, его запах пьянит.

Мы крепко прижались друг к другу грудью, бедрами, каждой клеточкой тела. Его сердце глухо стучит в такт моему. Дрожь пронзает меня с головы до пят, я чувствую жар и холод одновременно. Тонкие волоски на руках, на затылке нервно покалывают. Кожа будто прилипла к костям, а живот просто сгорает от жара.

Никогда не думала, што целуя каво-то можно испытать такие ощущения.

Я целую его в ответ. Провожу руками вверх и вниз по его предплечьям, плечам, спине. Я ощущаю его силу. Я прижимаюсь ближе. Мне всё кажетца, што я недостаточно близко к нему.

— Остановись, — шепчет он в мои губы.

— Нет, я не хочу, не могу.

Он хватает меня за обе руки.

— Саба, — говорит он, — Саба. Прекрати.

Мы оба тяжело дышим. У меня подкашиваютца ноги и кружитца голова.

— Што? — спрашиваю я. — Што? Я делаю што-то не так?

— Нет, — говорит он, — што ты, нет, даже не думай об этом. Это было... Бог мой... это было потрясающе. Просто... здесь ни время и ни место. И тебе пришлось многое пережить. Ты сейчас не думаешь, што творишь. Просто не понимаешь.

— Понимаю, — говорю я, — клянусь, я всё понимаю.

— Нет, да и я тоже, — говорит он. — Но я хотел тебя поцеловать вот так с первой нашей встречи. Ты даже понятия не имеешь, как я этого ждал.

Я начинаю было говорить, но он прикладывает палец к моим губам.

— Не говори этова, — просит он. — Будет только хуже.

Он целует меня в последний раз. Быстро и жадно. Затем он отталкивает меня от себя и подбирает с земли факел, который все еще горит.

— Пошли, — говорит он. — Нам нужно двигадца.

— Што и всё? — спрашиваю я.

— Саба, — говорит он. — Твой брат. Он ждет тебя.

Он уходит. А я все стою. Губы покалывает, и я по-прежнему чувствую его вкус.

* * *

Я рада, что он крикнул остановитца. Джек прав: не то время, не то место. Да и мы оба знаем, что правильного места и времени никогда не случится. Как только я освобожу Лу, я вернусь в Междуручье с ним и Эмми, а может, мы пойдем еще куда-нибудь. А Джек уйдет с Айком и Томмо, и мы никогда больше не увидимся вновь. Мы оба рассказали о наших планах, именно так мы и поступим.

Но я все же рада, что мы поцеловались. Мы поцеловались. Это был наш единственный шанс. И я рада, что он вовремя остановился.

Лгунья. Лгунья. Лгунья.

— Саба! — кричит он. — Живее! Шевелись!

— Здесь становится низко, — предупреждает Джек. — Береги голову.

Факел бросает неровные зубцы света на грубоотесанные стены. Мы продвигаемся через туннель, и я держу руку над головой, чтобы чувствовать потолок. Сейчас приходитсцанырять и наклоняться каждую секунду, и я не жажду ударитца головой.

Кажетца, что мы идем и идем бесконечно. Уже проскакивает мысль, что мы никогда отсюда не выйдем, когда я, наконец, замечаю свет, и он становитца все ярче, постепенно вытесняя мрак. А потом туннель заканчиваетца и мы выходим наружу, навстречу золотистому небу дня летнего солнцестояния.

Эмми, Томмо, Айк, Эш и Эпона — они все ждут нас. Гермес стоит в стороне и щиплет пучки длинной травы. Заметив меня, он поднимает голову и тихо ржет.

— Вы чего так долго тащились? — спрашивает Эмми. — Запропастились куда-то. Мы ждем уже целую вечность.

Айк, Эш и Эпона, все переглядываютца. Потом они смотрят на меня и на Джека.

— Настолько темно, што заблудились? — спрашивает Эш.

Я чувствую, как румянец заливает мою шею. К счастью, ко мне подскакивает Гермес, и я занимаю себя тем, что поглаживаю его шею.

— Ну, эмм... нам пришлось тушить костер гораздо больше времени, чем мы рассчитывали, — оправдываетца Джек.

— Саба, — окликает Эмми. — Пойди, погляди!

Она хватает меня за руку и тянет к краю высокой гряды, на которой мы стоим. Хребет оцепляет по кругу долину, подобно окантовке чаши. Он весь порос островками дуба и высокими соснами. А вдаль, насколько хватает взгляда, расстилается широкая плоская равнина, покрытая бесконечными рядами кустарника с блестящими темно-зелеными листьями. Толпы рабочих в белых туниках снуют между рядами, согнувшись, срывают листья с кустов и складывают их в заплечные корзины. Рабы.

Хелена была одной из них. И Джек, и Айк.

* * *

Страна изобилия. Цветущая и прекрасная. Как и рассказывал нам Па, когда упоминал о временах Мародеров. «Рай» называл он ее. Когда воздух был сладок и земля плодородна. Когда люди выращивали так много еды, что могли делать запасы в недрах гор, а когда им что-то было нужно, они просто шли с корзинами и наполняли их.

Но это — не Рай.

— Вот они, — говорит Айк. — Поля свободы.

Эш указывает пальцем. Через всю равнину, в самом дальнем ее конце, переливается радужная стена.

— А там, — говорит она, — дворец Короля.

Джек вкладывает что-то мне в руку.

— Вот, — говорит он. — Это часть увеличителя, который Эмми сломала рядом с городом Мародеров.

— Джек починил его! — восклицает Эмми. — Как и обещал!

Я подношу увеличитель к глазу.

— Осторожно! — волнуетца сестра. — Он очень яркий!

Прямо напротив нас, на той стороне равнины, стоит большой дом, самый большой из всех, которые я когда-либо видела, высотой до середины горного хребта. Его стены полностью покрыты блестящими дисками. Когда солнечные лучи падают на них, они выпускают целые радуги света: красные, желтые, розовые, зеленые, фиолетовые. Цвета проносятца подобно падающим звездам, искрятца и пляшут так ярко, что перед глазами появляютца черные точки.

— Обожемой, это потрясающе! — вскрикиваю я. — Ничего подобного я раньше не встречала.

— Они будут держать Лью под охраной именно там, — говорит Джек. — Не так ли, Айк?

— Ага, — отвечает Айк. — И они будут следить за ним очень внимательно, учитывая, сколько неприятностей им пришлось пережить, чтобы заполучить его.

— Ты, правда, так думаешь? — спрашиваю я.

— Спорим на што хочешь, — подтверждает Айк.

Дворец. Я украдкой разглядываю. Сейчас я замечаю, как много в нем окон. Высокий частокол защищает его спереди. Две массивные парадные двери окованы медью. Широкие ступени ведут вниз, к дорожке, сооруженной из обломков белого камня. Она вьется через сад и выходит на поля внизу. Я вспоминаю о своей Ма и ее каменистом садике в Серебреном озере. Она и мечтать не смела о том, что где-то может существовать сад подобной красы.

Большой резной бассейн, из которого струи воды выстреливают прямо в небо. Цветочные клумбы и овощные грядки, расположившиеся причудливыми узорами, и целая роща фруктовых деревьев.

Повсюду снуют люди. В основном Тонтоны, в своих черных одеждах и бронежилетах, но попадаются и рабы в белых туниках.

— Ты видишь конюшни? — спрашивает Айк. — Справа?

Я фокусирую увеличитель на низенькие конюшни рядом с домом.

— Увидела, — говорю я.

— Системы полива? — спрашивает он.

Пролегающие через поля, приподнятые над кустарником на высоких опорах, они выглядят как желоба, наполненные бегущими потоками серебристой воды. И все они соединены в единую систему.

— Поэтому вы называете их желобами? — спрашиваю я.

— Точно, — отвечает Джек. — Они обеспечивают кустарники водой, которая постоянно капает. Чаал — влаголюбивое растение, но нужно быть осторожными. От избытка воды он очень быстро погибает.

— Ты так и ничего не говоришь, — напоминаю я.

— Я говорю, — возражает он. — Ты хотела план? Подойдите ближе, все. У нас с Айком есть парочка мыслишек.

* * *

День тянетца медленно. Вот и вечереет. Радужное сияние Дворца постепенно тускнеет, по мере того, как солнце утрачивает свою силу. Но светло будет на протяжении еще нескольких часов. Ведь это самый длинный день в году. И самый длинный день в моей жизни.

По-прежнему нет никаких известий от Неро. От Маив. От Вольных Ястребов.

Никогда я не бывала настолько раздражительной. Мы по очереди наблюдаем за тем, что происходит там, внизу. Но я не могу усидеть на месте, даже если не моя очередь. Как только я усаживаюсь на землю, тут же снова подскакиваю. Я всех свожу с ума, бесконечно спрашивая, сколько нам тут еще торчать. Я распутываю пальцами все колтуны в гриве Гермеса, осматриваю его зубы, пока он не прожевывает корм и не кусает меня, наконец. Извлекаю протяжные звуки из тетивы своего лука, пока Эш не рявкает на меня, обещая придушить им, если я не остановлюсь.

— Неро должен был уже давно вернутца, — говорю я Эмми.

— Ты говорила это уже миллион раз, — раздраженно замечает она.

— С ним што-то случилось. Я знаю. Это не похоже на него.

— И это ты говорила миллион раз, — ворчит она. — Он в порядке. Он в пути.

— А что, если с Маив что-то случилось? — говорю я. — Она говорила, что на западной дороге бывают проблемы. Что, если... В смысле, вдруг с ней произошел несчастный случай? Такое бывает сплошь и рядом.

— Маив не мертва, — говорит Эмми. — Она придет, как и говорила. Ястребы будут здесь, Саба.

— Ты не знаешь этого. Што, если они не придут? Не думаю, што они вообще собираютца. Мы должны сделать это все сами. Давайте уже начнем. Ну же, пошли. Вперед! Чего мы ждем?

— Господи, дай мне сил! — восклицает Эш, в то время, как Айк издает стон, Томмо вздыхает, а Джек опрокидываетца на спину и, закрыв глаза, напевает какую-то мелодию.

Эпона стоит на стреме с увеличителем.

— Саба, — говорит она. — Мы все согласились, что нужно подождать до темноты. До тех пор все равно ничего не случитца.

Эпона. Всегда спокойная, всегда терпеливая. Ничего общего с тем, что я о ней думала в самом начале.

— Правильно, — говорю я, — да... дождемся темноты. Я знаю, знаю, но... о Боже, Эпона, я сойду с ума со всем этим ожиданием. Я просто хочу увидеть его. Убедитца, что с ним все в порядке.

— Знаю, што хочешь, — говорит она. — Будь терпеливой, Саба. Дождись темноты.

Сгущаютца сумерки. Темно-лиловые полосы пронзают небо. Облака неспешно проплывают мимо луны летнего солнцестояния. Луны, которую мы так долго преследовали.

— Ночь облачная, — говорит Джек. — Это хорошо. На руку нам.

А затем.

Разрывая воздух, над равниной проносится протяжный высокий гул. Рабочие поднимают головы и начинают уходить с полей. Они направляются прямиком к тому месту, которое издалека похоже на череду длинных бараков. Сейчас я замечаю, что они прикованы друг к другу цепями за лодыжки, человек по шесть сразу.

— Время выхода Детей Света, — говорит Айк.

— Можете поверить в то, што он их так называет? — спрашивает Джек. — Его Дети Света. Такие приятные воспоминания, аж потеплело на душе, да Айк? — язвит Джек.

— Ни разу, — говорит он.

Рабы исчезают с полей, уходя к баракам влево. Группа Тонтонов, наоборот, направляется к большому открытому месту посреди полей.

Джек смотрит в увеличитель.

— Так, так, — говорит он. — Наконец-то. Это начинает уже быть интересным.

Мы с Джеком приседаем у края холма. Передаем друг другу увеличитель. Мы исследовали всю равнину, хотя основная деятельность происходит между Дворцом и тем открытым местом посреди полей чаала.

Повозки, запряженные лошадьми, колесят от Дворца и обратно.

Первым делом Тонтоны сооружают большую платформу на открытой площадке. Затем они вместе ставят платформу повыше, позади первой, с ведущей к ней длинной лестницей. Они приносят массивное кресло из Дворца и с помощью лебедки и веревок поднимают его на высокую платформу. Золотое кресло, с причудливой резьбой, усыпанное сверкающими каменьями.

Джек замечает:

— Тот, кто будет сидеть в этом кресле, заимеет превосходный вид на всё происходящие.

— Думаешь, они в любом случае проведут эту церемонию? — спрашиваю я. — Даже если Пинч мертв?

— Похоже на то, — отвечает он.

Тонтоны подкатывают две лестницы, располагая их по обе стороны от большой платформы. Затем они исчезают во дворце, и на какое-то время воцаряетца тишина.

Айк, Эш и Эпона ушли вместе с Эмми и Томмо, уведя с собой Гермеса. Они осуществляют первую часть задуманного.

Нас с Джеком делать нечего, кроме того, как ждать. И снова ждать.

Наступило то странное время самого длинного дня в году, когда уже достаточно поздно, чтобы стемнеть, но остается еще несколько полосок света на горизонте. Темные тучи несутца по небу, поднимаетца ветер.

Я смотрю на луну.

— Должно быть, час или около того, до полуночи, — говорю я.

— Почти середина лета, — говорит Джек.

Меня начинает трясти. А потом я высказываю ту мысль, которая мучила меня на протяжении целого дня:

— Они ведь не появятца, да?

— Не думаю, што мы должны на них рассчитывать, — говорит он.

— Ну и ладно, — соглашаюсь я. — Сами справимся.

По дорожке от конюшен к платформе катитца еще одна повозка. С нее спрыгивают Тонтоны и что-то начинают выгружать и перетаскивать на платформу. Тяжелые мешки с песком. Охапки поленьев.

— Кажется, у них нет при себе никакого оружия, — замечаю я. — Странно. И еще ты вроде бы говорил, что у них должны быть патрули с собаками.

— Да, но очевидно, что этим вечером они не ожидают никаких проблем, — отвечает Джек. — Хотя, среди них будет несколько вооруженных человек. По крайней мере, телохранители Короля.

Раздаетца шорох. Это возвращаютца Айк и Эпона. Они усаживаютца рядом с нами, и белозубая ухмылка Айка вспыхивает во мраке.

— Эмми с Томмо уже на пути к месту встречи? — спрашиваю я.

— Ага, — кивает Айк. — Ушли как надо. Без проблем. Они будут ждать нас на свалке в часе езды к северу отсюда.

— Эмми справилась с Гермесом? У нее ведь еще мало опыта в верховой езде. Ты...

— С ней всё нормально, Саба, — говорит Айк, — Не волнуйся.

— Ты уверен, что они знают, что им нужно делать?

— Я заставила Эмми повторить все трижды, — заверяет Эпона. — Они ждут нас на свалке и носа не кажут. Если мы не подойдем до рассвета, они делают большой крюк на восток и возвращаютца во Мрачные деревья. Они знают, что Гермес отыщет дорогу.

— А Эш? — спрашивает Джек. — Она у конюшен?

— Поблизости, — отвечает Эпона. — И хорошо спряталась. Они даже не подозревают о ее присутствии. Она подготовит лошадей и будет ждать нас. Можно взглянуть, что там происходит внизу?

Я передаю ей увеличитель. Она направляет его на платформу.

— Что это они там складывают посередине? — прищуриваясь, интересуется Айк.

— Они вычерчивают круг из песка посреди большой платформы, — передает Эпона. — Как будто строят песочницу. А в центре круга устанавливают какой-то столб.

— Что? Ты имеешь в виду, что-то вроде столба для ограждения? — недоумевает Джек.

— Вроде того, но гораздо больше. И выше. Хотела бы я знать, для чего он.

— Дай погляжу, — просит Джек, и Эпона передает ему увеличитель. Мгновение он пристально глядит в него, а затем опускает. Когда он заговаривает, то смотрит прямо мне в глаза: — Этот столб как раз подходит по размерам, чтобы привязать к нему человека. И круг из песка нужен для того, чтобы огонь не вырвался за его пределы и не распространился дальше.

У меня все переворачиваетца внутри, дыхание учащаетца.

— Нет, — выдыхаю я. — Нет... они же не сдобираютца... Джек, ты же не думаешь, что они... сожгут его. Они ведь не думают его сжигать?

— Нет, — отвечает он. — Мы им не позволим. Обещаю, они не причинят вреда Лью. — Он берет меня за руки и крепко сжимает ладони. — А теперь... послушай меня, послушай. Ты слушаешь?

— Да, — говорю я. — Слушаю.

— Тебе нужно успокоитца, — продолжает Джек. — И тебе нужно доверять мне. Всем нам. Мне и Айку и Эш и Эпоне. А также Томмо и Эмми. Мы все знаем, каков план. И это ничего не меняет. Мы знаем, что нужно делать. Сейчас мы еще раз повторим детали, хорошо?

— Хорошо, — киваю я.

— Так вот. Эмми с Томмо прямо сейчас едут к месту встречи. Они вне опасности. Когда вокруг конюшен будет свободно, Эш приготовит для нас шесть лошадей. Вы с Айком постараетесь перехватить Лью. Затем мы все встречаемся у конюшен и валим отсюда. Эпона, повтори еще раз, в чем заключаетца твоя работа.

— Пока Саба и Айк забирают Лью, — объясняет Эпона. — Мы с тобой должны будем... отвлекать внимание.

— Вот именно, — отвечает Джек.

— Эй, — подает голос Айк. — Кажетца, представление уже начинаетца.

Звук барабанной дроби постепенно нарастает, пока мы разговариваем. Шум усиливаетца по мере того, как в строй вливаетца все больше барабанов, на которых играют Тонтоны в своих черных одеяниях. Пронзительно пищат костяные флейты. Большие урны с зажженными факелами беспорядочно расставлены по всей площадке.

Рабы в белых туниках, уже освобожденные от оков, толпами высыпают из бараков и стремительно несутца к открытой площадке. Мужчины, женщины, даже несколько детей. Они останавливаютца у платформы и начинают свои безумные танцы - раскачиваясь, кружась вокруг своей оси и высоко подпрыгивая над горящими урнами. Ночной воздух наполняет все нарастающая барабанная дробь.

Тонтоны — барабанщики начинают песнопения, и рабы присоединяютца к ним. Слов нет. Звуки раздаютца откуда-то из глубин их глоток. Тонтоны раскачиваютца и кружатца, рабы подпрыгивают и вращаютца по кругу.

Какое-то движение вокруг Дворца. Факелы освещают дорогу, ведущую от дома к полям.

Эпона по-прежнему не расстаетца с увеличителем и прижимает его к глазам.

— Што-то там происходит, - говорит она. А затем из нее словно дух вышибает. — О, боже, — шепчет она. — О, боже, не верю своим глазам!

— Што? — спрашиваю я. — Што там?

Ее рука трясетца и глаза навыкате, когда она передает мне увеличитель.

Как будто она только што увидела привидение.

Я навожу увеличитель на Дворец.

На ступеньках стоит Викар Пинч собственной персоной.

Мое сердце пропускает удар. А потом начинает бешено колотитца.

— Этого не может быть, — восклицаю я. — Он же мертв!

— Што? — спрашивает Джек. — Ты же не имеешь в виду того самого Пинча? Король жив?

— Да, — киваю я. — Но я же видела, он был мертв. Клянусь, он был мертв!

— Дьявола не так-то просто прикончить, — замечает Айк.

Пинч нарядился во все золотое: укороченные пышные бриджи, гольфы и туфли на высоких каблуках. Поверх всего этого он накинул роскошную золотистую мантию с отделкой из белого меха. Мантия спускаетца до самого пола и тянетца за ним шлейфом, вся усыпанная сверкающими камнями, частичками зеркал и переливающимися дисками. Сегодня на нем надет белый парик. Длинные вьющиеся локоны спускаютца до плеч и пышно взбиты над макушкой.

Его лицо так же раскрашено в золотистые тона какой-то краской с блестящими частичками. Он позирует со своей тростью, стоя на верхней ступеньке лестницы. Блики факелов играют на нем. Он весь блестит в окружающей темноте, подобно солнцу, спустившемуся на землю. Король-солнце.

Я вдруг замечаю, что он как-то всё больше опираетца на левую ногу.

Я наклоняюсь, заглядываю под сухопутный корабль.

Викар Пинч валяетца распластанным на земле, его правая нога вывернута под странным углом.

— Он сломал ногу, — говорю я. — Должно быть, это случилось, когда на него опрокинулся корабль.

Четыре мальчика-раба поддерживают края его мантии. Затем подходят два самых здоровенных Тонтона и осторожно приподнимают его. Они переносят Короля вниз по лестнице и усаживают его в сверкающую золотую колесницу, ожидающую у подножия. Мальчики расправляют его одежды. Шестеро Тонтонов поднимают колесницу на руки и начинают шествие по освещенной факелами дорожке прямиком в поля чаала.

Я слежу за ними через увеличитель, в то время как они направляютца к площадке с платформой. Колесница Пинча с трудом проталкиваетца сквозь толпу рабов, по-прежнему напевающих и танцующих. Они протягивают руки в безумном желании коснутца Короля. Тонтоны раздают направо и налево пинки и оттесняют толпу в стороны. Они поднимают колесницу вверх по лестнице на платформу и устанавливают ее в центре.

Затем поднимают Пинча; его сверкающие одежды развеваютца на ночном ветру. Тонтоны переносят его на платформу поменьше и усаживают в золотое кресло, подхватывают колесницу и уходят прочь.

У меня снова возникает то ощущение. То беспокойство, глубоко внутри, которое всегда предвещает, что произойдет что-то значительное. Не могу сказать точно, что это будет, но я должна быть готова. Такое ощущение уже бывало раньше, когда я входила в Клетку.

Дикое возбуждение. И оно нарастает.

— Давайте спустимся туда, — предлагаю я.

Пригнувшись, мы с Джеком, Айком и Эпоной бежим между рядами кустов чаала. Подныриваем под желобами оросительной системы. И достигаем края площадки.

Приседая, мы скрываемся за кустами, покрытыми настолько густой листвой, что они дают нам замечательное укрытие. Рабы, кажетца, совсем впали в безумие: подпрыгивают над факелами, танцуют, поют и кружатца, как полоумные. Меня пронзает дрожь от грохота барабанов. Топот ног сотрясает землю. Флейты пищат, а сладковатый аромат горящего чаала окутывает воздух.

Викар Пинч восседает в своем золотом кресле. По одну сторону от него стоит Де Мало, еще один Тонтон — по другую сторону. Пинч сжимает в руке нечто, похожее на большой рог. Он держит его возле рта. Я вижу, как двигаютца его губы, будто он что-то говорит, но вокруг слишком шумно из-за барабанов и пения.

ДеМало выхватывает оружие из недр плаща и выстреливает в воздух. Трижды. Выстрелы с краткой вспышкой разрывают воздух.

Это производит такое потрясение, что все разом прекращается: барабанная дробь, танцы, пение.

— Это совсем не похоже на арбалет! — шепчу я Джеку.

— Это - огнеметатель, — поясняет Джек. — Держись от этой хрени подальше, чего бы ты ни делала.

Рабы, тяжело дыша, поворачиваютца лицами к платворме. Еих лица и тела блестят от пота в огненном отблеске, а их глаза сияют безумным блеском. Пинч вещает в горн.

— Дети Света! — кричит он. — Встречайте вашего Короля!

Его голос разноситца над долиной.

Рабы орут, ударяя кулаками в воздухе.

— Ваш Король - всемогущ! Мудр! Милосерден!

Каждое его слово отзывается в ответ ревом толпы.

— Он источник жизни! Источник изобилия! Сама земля повинуетца его воли!

— Он сумасшедший, — констатирует Эпона.

— Сумасшедший, как лис, — возражает Айк.

— Дети Света! — взывает к толпе Пинч. — Сегодня! Здесь, на этом самом месте! В этот день летнего солнцестояния! Наша матерь — Солнце, высоко в небе, достигнет своей наивысшей точки силы. И сегодня! Жизненная сила Зимнерожденного Принца достигнет своей наивысшей точки! Солнце! Луна! Их сила и мощь - сила и мощь вашего Короля! Сегодня эта мощь станет единым целым! Они будут соединены огнем! И ваш Король будет заново рожден!

Он широко раскидывает в сторону руки. Рабы неистовствуют.

— Гляди! — шепчет Эпона. — Туда, где дворец!

Я смотрю во все глаза.

По лестнице спускаетца группа Тонтонов прокладывая себе дорогу. Они шествуют два по два. Первая четверка освещают путь факелами. Следующая четверка тащат на своих плечах мужчину, который лежит на чем-то плоском. В неровном отсвете факелов золотом блестит коса.

Лью.

— Это он, — шепчу я. — Это Лью. Он жив.

И внезапно появляютца слёзы. Я так долго их сдерживала. Как же долго я его искала.

Джек притягивает меня в свои объятья. Прижимает мое лицо к своему плечу. Мое тело трясетца в беззвучном рыдании.

— Тише, — шепчет он. — Нельзя сейчас. Не время. Прекрати, Саба.

Я поднимаю голову.

— Я боялась, што он мертв, — всхлипываю я. — Я никогда не признавалась даже себе в этом, но...

— Знаю, — говорит Джек. — Я знаю. Но он жив, и мы собираемся вытащить его оттудава, прямо сейчас. Лады?

Я делаю пару глубоких вдохов. Отталкиваю его объятья. Вытираю свои глаза.

— Прости, — говорю я. — Да. Лады.

— Так, все сюда, — говорит Джек, — вот оно. Я беру увеличитель. Если мы с Эпоной собираемся сделать отвлекающий маневр, нам нужно подгадать правильное время.

Когда протягиваю ему увеличитель, он сжимает мою руку.

— Всем удачи, — говорит он. — Используйте с толком любую возможность, которая вам подвернетца, но будьте осторожны. Встретимся на конюшне.

— Давайте разберемся с этими сволочами, — говорит Айк.

Джек с Эпоной забирают влево.

Мы с Айком идем направо. Мы направляемся в сторону Дворца. Мы мчимся на всех парах, ныряя между рядов кустов чаал, никому не попадаясь на глаза. Мы останавливаемся там, где заканчиваютца поля чаал и начинаютца дворцовые сады. Мы садимся на карачках в кустах в стороне от тропинки. Они должны пройти к платформе, как раз мимо нас.

Группка Тонтонов ведет Лью вокруг фонтана. Они начинают маршировать вдоль дорожки, которая пролегает как раз посередке сада, два на два. Впереди шествуют четыре факелоносца, два других ведут Лью. Шестеро замыкают процессию. Они отбивают ритм в барабаны. И они што-то напевают в такт своим ударам. Тот же мотив, што и толпа рабов.

Двое из Тонтонов в самом хвосте группы чутка отстают.

— А вот и наши ребятишки, — говорит Айк.

И вот Тонтоны уже в саду. Мы наблюдаем за тем, как факелы связываютца вместе. Они должны будут поравнятца с нами через минуту или около того.

— Готов? — шепчу я.

— Готов, — подтверждает Айк.

Мы пригибаемся как можно ниже, сидя на корточках. Мы перебираем руками, запрятанные в наши карманы крапивные веревки.

Вот мимо проходят четыре факелоносца. Их сапожище сотрясают землю. Их распев наполняет воздух. Странные слова, которые я прежде и не слыхала. Их одежды задевают кусты. Я могу чувствовать тепло их тел. Я могу слышать их запах.

Следующая четверка марширует мимо. Эти тащат Лью. Я лишь мельком вижу его. Его глаза закрыты. Его голова постоянно качаетца из стороны в сторону. Моё сердце замерло. Похоже, они его чем-то накачали.

Вот идут последние шесть Тонтонов.

Мы ждем. Я пересчитываю их про себя.

Два, четыре.

Пауза.

Затем проходят последние два Тонтона.

Мы с Айком крадемся за ними по пятам. Мы двигаемся бесшумно.

Моё сердце колотитца так сильно, што у меня такое чувство, будто оно вот-вот вырветца из груди. Я перебираю в руках веревку.

Айк мне кивает. И мы набрасываем наши удавки Тонтонам через головы. Затягиваем веревки на их глотках и утаскиваем обмякшие тела в кусты. Они были застигнуты врасплох, потому даже не сопротивлялись.

Айк замахиваетца своим арбалетом.

— Раз, два... — ударяя прикладом по голове, считает он. — Они окоченеют. Лучшего места и не найти, чтобы пошалить, — говорит он, — чем шумящая толпа.

Мы раздеваем их. Мы связываем их, запихиваем кляпы в их рты и оставляем валятца в кустах, подальше от глаз. Мы надеваем их черные робища поверх нашей одежды. Проверяем, штобы наших арбалетов с колчанами не было видно. Моя тонтоновская мантия оказывается слишком длинная.

— Дай-ка я, — предлагает Айк.

Он подтягивает ткань и затыкает её излишки за мой ремень.

Я вытаскиваю свой нож из ботинка. И прячу его у себя за пояс. Айк вторит моим действиям со своим оружием. Затем мы бежим, штобы догнать сопровождение Лью.

Айк поворачиваетца ко мне и ухмыляетца. Его зубы вспыхивают белым в свете факелов. Он выглядит опасным.

Пока все идет неплохо. И нам удаетца следовать задуманному. У нас с Айком получаетца присоединитца к Тонтонам.

Но на этом план-то и заканчиваетца. С этого момента, мы должны будем импровизировать. Как и предупреждал Джек.

Мы маршируем по дорожке, через поля чаал к платформе.

Мы добираемся до окраины открытого пространства. Здесь всё так и кишит разгоряченными потными телами, танцующих рабов. Барабаны отбивают ритм всё быстрее и быстрее. Рабы топочут и распевают. Шум стоит просто оглушительный.

Четыре Тонтона-факеланосца пробираютца сквозь толпу, покрикивая на танцующих и распихивая их в стороны, расчищая дорогу тем, кто тащит Лью. Затем мы смыкаем ряды и движемся как единое целое. Мы с Айком замыкаем процессию. Все настолько близко находятца друг к другу, што кислый запах немытых пропотевших тел ударяет мне в нос. Эта вонь заставляет меня прикрыть рукой рот и нос.

Вот мы добираемся до ступеней, ведущих на платформу. Мы поднимаемся по ступенькам. Мы с Айком посильнее надвигаем на наши лица свои капюшоны. Я бросаю быстрый взгляд на Викара Пинча. На Короля. Он сидит в своем золотом кресле в своих золотых одеждах, уставившись то в небеса, то на поющую толпу. На его сверкающем золотом лице не отображаетца никаких эмоций.

Четыре Тонтона подтаскивают Лью к песчаной яме. Когда они опускают его, колени у него подгибаютца, а голова запракидываетца назад. Они молниеносно подхватывают его и прислоняют спиной к столбу. Они привязывают Лью к столбу, связывая его по рукам и ногам. Затем они начинают раскладывать у его ног сухую ветошь для растопки.

Лью находитца лицом к толпе. Торс у него обнажен. На нем только штаны да ботинки. Глаза его всё еще закрыты. Его голова склонена на один бок, но я могу видеть, што губы у него шевелятца. Я без раздумий начинаю двигатца в его сторону.

Меня хватает Айк.

— Постой, — шипит он. — Гляди.

Вся платформа пришла в движение. Тонтоны закончили привязывать Лью к столбу. Они воткнули в песок свои зажженные факелы по кругу песочного карьера.

Затем они спешат скорее выстроитца по обе стороны ямы. Две группы по семь человек, с каждой стороны.

В этой неразберихе, нам с Айком удалось протиснутца к хвосту рядов, поближе к яме. Мы теперь ближе к Лью. Айк по одну сторону, я по другую.

«Используете по-максимуму любую предоставившуюся вам возможность».

Барабаны грохочут, ноги топочут, голоса распевают. Земля сотрясаетца.

Викар Пинч, Король Солнца, сидит в своем золотом кресле, возвышаетца перед нами на небольшой платформе. Он в окружении ДеМало и еще одного охранника — Тонтона.

ДеМало и тот другой Тонтон, помогают Пинчу с его ногой.

— Теперь же! — кричит Пинч. — Разожжем огонь!

Он широко раскидывает свои руки. Поднимает голову к ночному небу.

Тонтоны рядом с ним топочут ногами. Они скандируют, подпевают и покачиваютца.

Пот стекает по шее. Нам нужно, чтобы Джек с Эпоной сделали отвлекающий манёвр. Немедля.

— Ну же, Джек! Где же ты?

Я смотрю поверх Айка, который прячетца в капюшоне своего одеяния.

— Разжечь огонь! — вновь кричит Пинч.

Айк кивает. Мы с ним шагаем в карьер. Мы хватаем по факелу. Толпа всё также продолжает петь, танцевать и барабанить. Их, похоже, не очень-то интересовало, што происходит на платформе.

— Можешь прикрыть меня на какое-то время, пока я освобожу его?

Я вручаю Айку свой факел. К же мне повезло, то Айк такой здоровый. Он заслоняет меня своим рубищем Тонтонов и я ныряю вниз.

— Не мешкай, — говорит он. — Если мы не разожжем костер, они почуют неладное.

Мой нож остр. Он быстро перерезает веревки, связывающие лодыжки Лью.

— Скорее! — шипит Айк.

— Я должна освободить его руки, — говорю я.

«Ну же, Джек. Отвлекай внимание! Чего ты медлишь?»

— Разжечь огонь! — орёт вновь, што есть мочи Пинч.

В это время по всей долине разноситца вой сирены. Тот же самый, который ранее созывал работников с полей.

Быстрый взгляд через плечо. Все ирригационные каналы на поле начинают неожиданно открыватца. Всё происходит очень быстро. Один за другим желобы разлитаютца в щепки. Вода брызжет во все стороны, хлещет серебряными потоками в лунном свете. Повсюду на полях чаала, водяные каналы взрываютца и рушатца.

Вот какое отвлечение внимания придумал Джек.

Он решил устроить потоп.

Конец драгоценного урожая Пинча.

Я работаю над веревками, связывающими запястья Лью.

Пинч вопит в ярости.

— Стража! Стража! Шевелитесь, вы дурачье! Шевелитесь!

Вокруг нас все Тонтоны пускаютца бежать. Стремглав летят вниз по ступенькам, спрыгивают с пастомента, они растворяютца в полях и пытаютца остановить наводнение.

Я срезаю с запястья Лью последние путы, которые удерживали его привязанным к столбу. Айк перекидывает моего брата себе через плечо.

— Вперед! — командую я.

А потом все это происходит в мгновение ока.

ДеМало и другие Тонтоны всё еще стоят рядом с Пинчем. Он вдруг заметил, што мы сотворили. Когда Айк несетца по постаменту с Лью, у меня с головы слетает капюшон.

ДеМало засекает меня. Наши глаза встречаютца. А затем он отварачиваетца.

Он отворачиваетца.

В то же самое время, Пинч тычет в меня пальцем и орёт:

— Схватить её! Не упустите её!

Другой Тонтон-телохранитель, спрыгивает с платформы. И пускаетца вслед за мной.

Я хватаю первый попавшийся зажженный факел, воткнутый в песок и бросаю его в Пинча.

Тот пригибаетца.

Факел приземляется в аккурат на фалды золотых одежд Пинча. Материю охватывает пламя. Он кричит и пытаетца сбить пламя.

Я не останавливаюсь, штобы поглядеть што же будет дальше. Я спрыгиваю вниз со ступенек, прямо в середину толпы. Рабы слишком обдолбаны чаалом, штобы суметь хоть што-то предпринять. Большинство обдолбышей все также танцуют и поют. Другие сидят на земле или стоят, выглядя растерянными, нацепив себе на рожи дурацкие улыбки.

Так што я пускаюсь наутёк. Я несусь через поля с чаалом. Стараясь при этом пригибатца, штобы не попастца на глаза. Я бегу прямиком ко Дворцу и конюшням.

Когда я оказываюсь уже у конюшен, Эш уже раздобыла для всех лошадей и ждет наготове. Лошади нервно пританцовывают, растревоженные криками и воем сирены, доносившегося с полей. Джек уже здесь, сидит на спине белого отличного жеребца, который также нервно перебирает копытами.

Айк подымает Лью, штобы усадить того перед Джеком. Его голова падает на грудь. Я подбегаю и хватаю его за руку.

— Лью! — кричу я.

— На это нет времени, — говорит Джек.

— Саба! На!

Эш бросает мне уздечку черной кобылы, и я усаживаюсь той на спину.

— У нас всё получилось! Ты вызволила его!

Она с Акйом тоже залезают в сёдла. Айк придерживает за уздечку запасную лошадь для Лью, на которой он поедет, когда очнетца.

— Поехали! — говорю я.

После того, как мы разворачиваем лошадей, Эш вскрикивает:

— Постойте! Где Эпона?

— Она ехала прямо за мной! — говорит Джек. — Оставь ее лошадь! Она нагонит нас!

— Мы не можем уехать без Эпоны! — говорю я.

— Саба! — кричит он на меня. — Мы не можем ждать! Поехали!

Мы галопом несемся на загон позади дворца на холме.

Я позади остальных. На вершине холма я оглядываюсь назад, в надежде увидеть её, плетущуюся в хвосте.

Ее там нет.

Но внизу, толпа Тонтонов бегут мимо полей ко Дворцу. Они во фруктовом саду, затем в парках, мчатца вокруг фонтана. И они гонятца за кем-то.

Это Эпона.

Я останавливаю свою лошадь.

- Подождите! - кричу я остальным.- У них Эпона!

Они разворачиваютца и возвращаютца. С вершины холма нас видно как на ладони, но деревья служат хорошим прикрытием, так что нас не видно.

Эпона достигает Дворца.

— Я вернусь за ней, — говорит Айк.

Джек хватает его коня за поводья. Останавливая его.

— Слишком поздно, — говорит он.

Я смотрю, мое сердце подскакивает к горлу.

Эпона прыгает на водосточную трубу и хватаетца за нее. Она начинает взбиратца по ней, очень быстро. Двое Тонтонов начинают лезть за ней. Они тяжелее и не такие ловкие. Эпона не вооружена. Она должно быть где-то потеряла свой лук.

— Мы должны што-то сделать! — восклицает Эш. — Мы не можем просто оставить ее, они разорвут ее на части!

Мы все смотрим друг на друга. Я могу видеть в глазах Айка и Джека, што должно быть сделано. Я снимаю свой лук.

— Веред, — командую я. — Я вас догоню.

— Нет, — трусит Эш. — Нет. О, пожалуйста, только не это.

— Выхода другого нет, Эш, — уверяет её Айк.

Джек говорит мне:

— Саба, почему ты просто не дашь мне...

— Я же говорю, што догоню вас, — повторяю я.

Они колеблятца, переглядываясь друг с другом.

— Саба, — говорит Эш.

— Пошла! — говорю я.

Они разворачивают своих лошадей и уезжают. Я достаю стрелу из своего колчана и кладу её на тетиву. Мои руки дрожат.

Эпона находитца на плоской крыше. Она оббегает ее вокруг, ища любой путь для побега, но она в ловушке. Двое Тонтонов теперь на верхней части водосточной трубы. Они подтягиваютца на крышу. Они достают свое оружие. Начинают медленно подходить к ней. Внизу Тонтонов собирается еще больше. Они выходят, штобы окружить Дворец. Эпона смотрит через плечо. Видит двух Тонтонов, идущих к ней.

Эпона смотрит через плечо, как-будто она заметила кого-то позади себя. Она снова разворачиваетца. Она видит меня.

Вдруг Эпона замечает меня на краю деревьев. Все замирает. Больше ничего и никого нет. Только Эпона и я и звук моего сердца.

Удар за ударом, удар за ударом.

Она кивает.

И все происходит медленно. Так медленно, что я даже могу видеть, как моргают ее веки. Я могу видеть, как шевелятца ее губы, когда она делает вдох.

Она начинает бежать мне навстречу. Она широко расставляет руки и подымает лицо вверх. Она прыгает.

Слезы заволакивают глаза, затуманивая взор. Я вытираю их. Я подымаю свой лук. Я прицеливаюсь. Эпона улыбаетца. Она кивает.

Она начинает бежать ко мне. Она расставляет широко руки и подымает лицо вверх. Она прыгает с крыши. Она парит в воздухе. На один последний, короткий момент она свободна.

Вот тогда, когда я стреляю в нее.

Остальные ушли во главе с Лью. Эш ждет меня.

Луна вышла из-за облаков. Я вижу, как слезы бегут по ее лицу.

— Ястребы заботятся друг о друге, — говорит она. — Независимо, оттого что это означает. Это должна была сделать я, не ты. Но я... мне жаль, Саба. Мне жаль. Прости.

— Она была здесь из-за меня, — говорю я. — Это должна была сделать я. Это правильно.

Тучи рассеиваются. Ветер утихает. Это прекрасная, чистая ночь летнего солнцестояния.

Мы движемся на север в хорошем темпе. Направляемся к месту встречи, куда мы отправили Томмо и Эмми, штобы те ждали нас вместе с Гермесом. Все время мы движемся вниз, прочь от гор. Когда мы спускаемся вниз, земля меняется. Становитца сухой, скалистой. Теперь деревья меньше. Сосна, можжевельник и тополи.

Штобы догнать Джека с Айком у нас не заняло много времени. Тогда мы с Джеком обменялись лошадьми, так что теперь я могу ехать рядом с Лью.

Он еще не проснулся. Он резко падает мне на грудь. Я чувствую его вдох и выдох. Мои руки болят от удерживания его в вертикальном положении.

Лью здесь. Я спасла его. Он в безопасности. Я до сих пор не могу в это поверить. Я мечтала об этом столько много раз. Жила ради этого момента, только этим мгновением, так долго. С холодной пустотой внутри. Лью - частица, которую никто не может заполнить. А теперь он здесь, снова со мной, теперь все должно быть в порядке.

Но это не так.

Все мое тело онемело.

Эпона. Теперь всю оставшуюся жизнь, каждый раз, когда я буду закрывать глаза, буду видеть её, прыгающую с крыши. Я буду слышать звук стрелы срывающуюся с тетивы моего лука, которая улетает прямиком ей в сердце.

Джек чуть отстает, чтобы ехать рядом со мной.

— С тобой все в порядке? — спрашивает он.

Я ничего не отвечаю.

— Никто никогда не должен делать то, што сделала ты, — говорит он. — Я знаю, что сейчас это так не кажетца, но ты поступила правильно. Милосердно.

— Это не правильно, — говорю я. — Она бы была жива сейчас, если бы не отправилась помогать мне. Она никогда не должна была покидать Мрачные Деревья.

Мой голос звучит хрипло, забито.

— Эпона сама приняла решение, — возражает Джек. — Она хотела придти. Она знала, какой это риск. Мы все знали. Никто не винит тебя.

— Меня тошнит от смертей, — говорю я. — Я перевидала их слишком много.

— Нас всех не минула сия участь. — Он протягивает свою руку и берет ею мою. — Саба, всё наладитца.

— Это еще не конец, — говорю я. — Они последуют за нами. Я ведь права?

— Скорее всего, — не юлит он. — Но у нас есть в запасе добрых два часа. Пинч не тронетца с места, пока не устранит наводнение на полях и не возьмет всё под свой контроль.

— Я подставила его под обстрел, — говорю я. — Случайно.

— Приятная неожиданность, — говорит он. — Не думаешь, што могла убить его?

— Как там говорил Айк? Дьявола не так уж и просто убить? Нет. Я так не думаю.

— Жаль, — говорит он. — Но все же, это может дать нам немного дополнительного времени.

Я делаю глубокий вдох. Сажусь прямо.

— Пусть он приходит, — говорю я. — Я прошла весь этот путь не ради того, штобы дать ему выиграть.

— Вот это сила духа, — говорит он. — Умничка моя.

Мы едем в молчании.

— Саба? — голос Лью. Хриплый. Растерянный. — Саба? Это ты?

Потрясение проходит сквозь мое сердце.

— Лью, — говорю я. — Это я. Я здесь. Я держу тебя.

— Ты действительно здесь, — шепчет он.

Он берет мою руку и целует ее. Слезы начинают бежать из моих глаз.

— Он очнулся! — радостно вскрикиваю я.

Лью очнулся! Я тяну нашу лошадь за поводья. Мы с ним съезжаем на круп животине. Остальные тут же присоединяютца к нам. Джем чуть отходит в сторону.

— Думаешь, ты сможешь устоять? — говорит он Лью. — Я помогу тебе.

— Ты кто такой? — спрашивает Лью.

— Я Джек. Сабин друг.

— Я еще один её друг, — говорит Эш. — Меня зовут Эш.

— И я тоже, — говорит Айк. — Айк Твелвтрис.

Лью оглядываетца вокруг.

— Никогда не знал, што у тебя столько друзей, — говорит он мне. — Спасибо тебе. Спасибо вам всем.

Джек помогает ему спуститца вниз. Я сползаю следомна землю.

— Мы оставим вас, штобы вы смогли пообщатца после долгой разлуки, — говорит он.

После того, как все отъезжают, становясь вне пределах слышимости, мы с Лью остаемся один на один. Мы глядим друг на друга. Мы долго-долго рассматриваем друг друга в белом свете луны середины лета.

Его лицо выглядит худощавым. Он кажетца старше. Жестче. Мое сердце сжимаетца.

Мой золотой братец. Все такой же красивый. Но он изменился. Он больше не тот парнишка из Серебреного Озера.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Немного кружится голова, — отвечает он. — Но... да, я... в порядке.

— Хорошо. Я... — Слезы появляютца в моих глазах. Катятца по щекам. Я вытираю их. — Извини, што так долго, — говорю я. — Я...задержалась.

Слезы также появлятца и на его лице. Он делает несколько шагов ко мне. Протягивает руки.

Я подбегаю к нему. Обвиваю руки вокруг него. Я обнимаю его так отчаянно. Я плачу.

Руки Лью обнимают меня медленно. Легко. Как-будто он не вполне уверен, што я реальна.

— Мне это снитца? — говорит он.

— Нет, — говорю я. — Нет. Это все по-настоящему. Я реальна. Здесь. Почувствуй.

Я обнимаю его еще сильнее. Тогда он притягивает меня к себе. Мы еще крепче держимся друг за друга.

— Я нашла тебя, — говорю я. — Я сказала, што найду и я сделала это. Сделала. Я нашла тебя.

— Они говорили мне, што ты мертва, — говорит Лью. — Они сказали, что они убили вас с Эмми.

— И ты поверил им? — спрашиваю я.

— Нет, сначала не поверил, — говорит он. — Сначала, я продолжал думать... она скоро будет здесь. Она сказала, што найдет меня. Она всегда держит свое слово, она найдет способ. Так что я ждал тебя. Я ждал и надеялся и продолжал верить... долгое время. Но ты не появлялась. И я подумал... я знаю Сабу. Она чертовски упряма и единственное, что может остановить ее — это смерть. Вот тогда я начал верить в то, што они говорили мне. И тогда я перестал надеятца. Это было самое худшее. Когда я думал, што ты умерла. Когда у меня не было никакой надежды.

— Ты, правда, думал, што смерть остановит меня? — спросила я. — Ты ведь меня прекрасно знаешь.

— Да, — говорит он. — Думаю, я не должен был быть таким нетерпеливым. С Эмми все в порядке?

— С ней все хорошо, — говорю я. — Все еще надоедает.

Я прикасаюсь к его скуле. К его тату новолуния, точно-такой же, как у меня.

— Они навредили тебе? — говорю я.

— Нет, — говорит он. — То есть, не... никто даже пальцем не прикоснулся ко мне. Я никогда в своей жизни так не наедался.

Вдруг, он как-будто хорошенько рассматривает меня.

— Што случилось с твоими волосами? — спрашивает он.

Я совсем забыла о том, што мои волосы были подстрижены очень коротко. Я пробегаюсь по ним рукой. Они кажутся длиннее, мягче. Должно быть отрасли с того времени, как я покинула город Надежды. Но я не хочу рассказывать ему о Клетке. Или еще о чем-нибудь. Не сейчас.

— Это долгая история, — говорю я. — Расскажу тебе позже.

— Тебе идет. — Пауза. А затем он говорит. — Ты выглядишь по-другому.

— Знаю, — говорю я. — Это, наверное, иза волос.

— Нет, — говорит он. — Это што-то большее. Это... ты. Ты изменилась, Саба.

— Тот день, когда Тонтоны приехали в Серебряное озеро, изменил все, — говорю я.

— Думаю, мы просто должны будем узнать друг друга заново.

— Думаю, да, — соглашаюсь я.

* * *

Прошло около двух часов после того, как мы покинули Поля Свободы. Теперь, когда Лью был в состоянии ехать верхом, мы проходили большее расстояния.

— Место встречи впереди, — басит Айк низким голосом.

Мы приближаемся к свалке Мародёров, где нас должны поджидать Эмми с Томмо и Гермесом. Свалка здоровенная. Простираетца на сотня футов вперед, в темноте по обочинам торы высились груды мусора. Айк поднимает руку, и мы останавливаемся.

Он издает высокий пронзительный крик, наподобие летучей мыши. Это сигнал. который даст знать Эмми, што это мы. Когда она его услышит, то можно будет выходить. Вот о чём был уговор.

Нет ответа.

Меня передергивает озноб.

— Где они? — шепчет Лью.

Айк снова подает сигнал. Ничево.

— Давай, Эмми, — бормочет Эш.

Айк пищит как летучая мышь еще раз.

На этот раз слышитца тихое ржание. Лошадь.

Кто-то выходит из ущелья между двумя холмами. Это Томмо. Он ведет Гермеса.

Но нет никаких признаков Эмми.

Мое сердце сжимаетца.

Мы едем на встречу к Томмо. Я первая спрыгиваю и подбегаю к нему. Остальные следом за мной.

— Где она? Што случилось? — я хватаю Томмо за руку.

Один взгляд на его лицо говорит мне и так то, што я уже знаю. Её здесь нет. Видно, што он плакал.

— Вы ушли вместе, — говорит Айк. — Я видел, што вы были в безопасности. Што произошло?

— Рассказывай, Томмо, — требую я. — Вперед.

— Эмми заставила меня повернуть назад, — говорит он. — Она хотела подождать. Увидеть Лью. Я не мог заставить ее уйти.

— Да господи ты боже мой, — говорю я. — Ну, почему она никогда не делает то, што сама же и говорит?

— Так што мы увидели Лью, а потом Эмми говорит поехали, — рассказывает Томмо. — Но там было слишком шумно и Гермес... он испугался и он... пустился наутек.

— Он сбежал, — говорю я. — А Эмми упала.

Томмо кивает. Он вытирает глаза рукавом.

— Я вернулся, — говорит он, — но люди...

— Люди с Полей Свободы? — спрашиваю я.

— Они забрали ее, — всхлипывает он. — Я хотел было последовать за ними и забрать ее, но Айк, ты говорил...

— Я сказал, штобы ни случилось, продолжай идти пока не доберешься к месту встречи, — говорит Айк. — И это то, што ты сделал, сынок.

Он притягивает Томмо и обнимает его.

— Мне очень жаль, — говорит Томмо. — Извините.

— Все хорошо, — говорю я. — Ты сделал все правильно.

— Эмми хороший боец, — говорит он. — Она колотила, што есть силы тех людей. Она кричала и вырывалась.

Облегчение наполнило меня. Я смотрю на остальных.

— Она жива, — говорю я.

— Ты имеешь в виду она была жива тогда, — говорит Лью. — Если этот ублюдок причинил ей вред, то клянусь...

— Не думаю, што он это сделает, — говорит Джек. — Скорее всего он будет использовать ее для того штобы вести переговоры.

— Зачем это еще? С какой стати ему вести переговоры? — спрашиваю я.

— Самому хотелось бы знать, — говорит он. Он смотрит на луну. — Время идёт. Они следуют за нами по пятам и скоро появятца. Нас будет не сложно насти, мы не заметали следов.

— Я хочу вернуть Эмми, — говорит Лью.

— Мы все хотим, — вторит ему Джек.

— Так што мы встретим их, — говорю я. — Мы встретим Викара Пинча и Тонтонов. Мы заберем Эмми назад.

— Но нам решать, где и когда, — говорит Джек. — Мы найдем, где бы нам лучше встать. Повыгоднее занять позицию.

— Чё это еще за позиция? — спрашивает Томмо.

— Сынок, когда встречаешься с врагом на своих условиях, — объясняет Айк, — то не позволяешь тому загнать себя словно зверя.

— Не люблю я всякие такие непредвиденные ситуации, — говорит Эш. — По крайней мере, на Полях они не ожидали нашего появления.

— А что еще нам остаетца? — спрашивает Лью. — Мы не можем просто встретитца с ним, и потребовать вернуть Эмми. Так, по крайней мере, у нас будет хоть какой-то шанс.

— Ты так считаешь? — спрашивает она.

Тишина. Мы все думаем об одном и том же. Што мы столкнулись совершенно с другой фигней, не похожей ни на что из пережитого нами до сих пор. У меня засосало под ложечкой.

— Нет смысла притворятца, што всё будет легко и просто, — говорит Джек.

— Да это просто невозможно, — говорит Эш.

— Нет ничего невозможного, — отвечает Джек.

Даже не успев ни о чем подумать, я поднимаю глаза вверх. Как будто в это самое мгновение на фоне луны должен появитца Неро. Но никакого черного ворона в небе не маячит, штобы спасти нас.

— Я говорю, мы справимся, — беру я слово. — Мы занимаем позицию.

— Где? — спрашивает Лью.

— В соснах на вершине холма, — говорит Джек. — К северу отсюда.

— Если уж выбирать место, — говорит Айк, — то ты мог придумать чего-нибудь получше.

— Можно будет еще издаля заприметить, как к нам кто-нибудь станет приближатца. Там добротный склон на тысячу шагов, — говорит Джек. — И если я правильно помню, порода там рыхлая. Для лошадей не подходящая. Они не смогут достать нас на верху склона.

— Мы должны оказатца там, прежде чем они появятца, — говорит Эш.

— Чего мы ждём? — спрашивает Лью. — Поехали.

* * *

Мы едим на север всю ночь.

Джек чуть ли не силком тащит нас на холм. Он не позволяет останавливатца, пока мы не пересекаем небольшой ручей. Мы все припадаем к живительной воде, штобы напитца самим и дать напитца нашим лошадям.

— Мы почти на месте, — говорит он.

Лью дрожит. Он потирает себя руками и обнимает. Из одежды на нем только штаны да ботинки.

— Ты должен был сказать, што озяб, — упрекает его Джек.

Он снимает через голову свою рубаху и бросает её Лью.

— Прости, што сорочка не свежая, — говорит он. — Давненько не наведывался в свою прачечную.

— Я не могу забрать у тебя единственную рубаху, — говорит Лью.

— Бери, не стесняйся, — говорит Джек.

— Но тебе теперь будет холодно, — говорит Лью.

— О, не переживай, я горячий парень. — Джек ухмыляется. — Да и Сабе нравитца пялитца на мою обнаженную грудь.

Лью смотрит на меня. Он хмуритца.

— В самом деле? — спрашивает он.

Я чувствую, што заливаюсь румянцем.

— Вовсе нет, — говорю я. — Ну и стервец же ты, Джек.

Они все смеютца. Все, кроме Лью. Он все еще хмурит брови, пока натягивает себе через голову рубаху Джека.

Я бросаю взгляд на Джека, и он подмигивает мне. Я краснею еще сильнее.

— Видишь? — говорит он. — Она просто не может устоять.

Я могла бы его хорошенько стукнуть за то, что выставляет меня дурой. Но так же я могла бы его поцеловать за то, что благодаря ему во мраке забрезжил лучик света.

«Сосредоточься на том, што нас ждет впереди».

Мы добираемся до соснового холма, когда солнце начинает квыкатыватца с восхода. Штобы ознаменовать своим появлением начало еще одного жаркого дня. Можно практически расслышать, как земля издает вздох, встречая новый день.

— Вот мы и на месте, — говорит Айк.

Перед нами простираетца равнина красной земли. Прямо впереди, над равниной возвышаетца полукруглый холм. На вершине видна небольшая поросль сосен и немного больших камней, который сослужат отличным прикрытием. И как сказал Джек, крутой склон состоит рыхлых пород и скользких глинистых сланцев.

Если они решат напасть, то им придетца оставить лошадей и подбиратца к нам на своих двоих. И наша позиция будет куда выгоднее их.

Это странное место, сама равнина, которую мы выбрали нашей стоянкой. Повсюду, куда не взгляни сухая и мертвая земля. Всё красно. Будто всё охвачено пламенем. Красные камни, красная земля.

Краснота на подобие того песчаной бури в Серебряном озере в тот день, когда там появились Тонтоны.

Чуть к западу от холма, над равниной выситца длинный скалистый хребет.

На востоке, цепочка длинных и тонких скал убегающих ввысь, чуть ли не подперая собой небо. Их там много и все они как бы столпились вместе. Высокие, тонкие и свирепые на вид. Острые. Словно зубья. Красные зубья.

У меня по затылку побежали мурашки.

— Што это, черт возьми? — спрашиваю я.

— Они зовутца Шаманами*, — говорит Джек.

Эш вздрагивает.

— Аж мороз по коже, — говорит она.

Мы подбираемся к подножью соснового холма максимально быстро. Насколько это возможно.

— А чего с лошадьми решим? — спрашивает Лью.

— Они возможно понодобятца нам, — говорит Джек.

Он не говорит, но мы все знаем, што он имеет в виду если што-то пойдет не так, нам придется убегать.

— Я хочу забрать Гермеса с собой, — говорю я. — Они будут надежно спрятаны в деревьях.

Я слезаю с седла. Веду Гермеса вверх на холм по рыхлой земле. Его копыта то соскальзывают, то увязают в почве, но я разговариваю с ним тихим голосом и он не фыркает. Он доверяет мне. Так же как я доверяю ему. Остальные плетутца за нами, и мы забираемся выше, медленно и осторожно.

Джек прав. Мы сможем увидеть, как будет приближатца Пинч еще задолго, как тот появитца на равнине.

Я хлопаю Гермеса по крупу, и Эш с Айком уводят лошадей, пряча животных за деревья позади нас. Тем временем, я, Джек, Лью и Томмо делим наше вооружение. У нас приличное количество стрел, которое мы распределяем поровну, но всё же моё сердце падает при виде их.

Томмо глядит на Джека. Его карие глаза мрачны и встревожены.

— Не достаточно, — говорит он.

— Достаточно, парень, — возражает Джек. — Не беспокойся.

— У меня нет оружия, — говорит Лью.

Томмо подымает свой лук над головой. Передает его ему.

— Он добротный, — говорит паренек. — Айк сделал его для меня.

— Я не могу взять его, — говорит Лью. — Што будешь использовать ты?

— Рогатку, — говорит Томмо, подымая ее.

— Если ты уверен, — говорит Лью. — Спасибо, Томмо.

Айк и Эш прсоединяютца к нам.

Джек протягивает Томмо увеличитель.

— Хочешь быть дозорным? — спрашивает он.

— Што скажешь, сынок? — вторит Айк. — Дозорным быть важнее всего остального.

Томмо сияет.

— Правда?

— Ну конечно. А теперь бегом выбирать дерево, с которого будет открыватца лучший вид на равнину. Забирайся наверх и гляди в оба. Как только ты кого-нибудь увидишь, тут же дай нам знать. Кричи громко и разборчиво. Понял?

— Понял, — говорит Томмо. Он разворачиваетца, штобы идти, когда Айк хватает его за руку.

— Если будем сражатца, Томмо, держись поближе ко мне. Не поступай посвоему. Ты понял, сынок?

— Не волнуйся, Айк, — Томмо улыбаетца. — Я прикрою тебя.

Прижимая увеличитель к груди, он убегает, чтобы выбрать себе хорошее место для наблюдения.

— Он прикроет меня, — бормочет Айк. — В бою нет места для мальчика, который не может слышать. Хотел бы я никогда не брать его с собой.

— С ним все будет в порядке, — говорит Джек. — Не переживай. Ты сказал ему, чтобы он держался поближе к тебе, и он будет.

— Итак, каков план? — спрашивает Эш.

Джек смотрит на меня. Одаривая своей кривоватой улыбкой. Я улыбаюсь в ответ.

Глаза Джека серебрят лунным светом. Они спокойны, словно озерная вода.

— Мы собираемся победить, — говорю я.

Эш закатывает глаза.

— И как я не догадалась, што ты именно это и ляпнешь?!

— Што теперь? — спрашивает Лью.

— Теперь, — отвечает Джек, — мы ждем.

* * *

Мы залегаем меж большущих каменюг на вершине холма с кучками стрел позади нас. Перед нами простираетца равнина как на ладони, широкая и голая.

Мы с Лью сидим, прислонившись спинами к большому камню. Близко друг к другу. Соприкасаясь плечами.

— Ой, — говорю я, — чуть не забыла.

Я лезу в карман. Достаю его ожерелье. Маленькие кружочки блестящего зеленого стекла нанизаны на лоскуток кожи. Я протягиваю его ему.

— Нашла его на дороге, — говорю я.

— Я всё гадал, где посеял.

— Повезло тебе, што я проходила той дорогой, — говорю я.

— Да, — соглашаетца он. — Еще как повезло.

Мы недолго молчим, затем он толкает меня локтем.

— Итак, — спрашивает он, — што там с Джеком?

— Што с ним? — отзываюсь я.

— Мне кажетца, што между вами двумя что-то происходит, — говорит он.

Я чувствую как жар распространяетца по моей шее, по щекам.

— Между нами ничево не происходит, — говорю я.

— Посмотри на себя, — говорит он. — Из тебя отвратная лгунья. Он тебе нравитца. Где вы познакомились?

Его голос звучал напряженно. Он воткнул свой лук в землю.

— В городе Надежды, — говорю я. — Я бы не нашла тебя во время если бы не он.

Он бросает на меня косой взгляд.

— Может мне его поучить уму-разуму?

— Не глупи. Нет. Ты не должен бить его.

— Хорошо, — говорит он. — Потому што теперь я опасный человек. Жестокий человек.

— Жесткий человек, — говорю я. — Куда там!

Мы пихаем друг друга плечами. Недолго сидим в тишине. Затем он говорит,

— Знаешь, што я ненавидел больше всего? Кроме того, что быть вдали от вас?

— Што?

— Мысли о Па. Мысли о том, как я вел себя по отношению к нему в тот последний день. Воспоминания обо всех тех ужасных вещах, которые я сказал ему. Он умер, веря в то, што я думал о нем.

— Он знал, што ты не имел это в виду, — говорю я.

— Это моя вина в том, што он умер, — говорит Лью. — Я чувствую себя так... как-будто это я убил его.

— Как тебе вообще такое на ум пришло? — спрашиваю я. — Тонтоны убили Па. Ты его любил и он тебя.

Он ничего не сказал. Просто уставился в землю.

— Ты его не убивал, — говорю я. — Впредь не говори так.

* * *

Солнце восходит.

Мы сидим молча.

И мы ждем.

— Они идут! — кричит Томмо вниз со своего смотрового места, высоко на дереве.

— Сколько их? — откликаетца Айк.

Томмо поднимает вверх три пальца.

— Чё за фигня? — произносит Эш.

Томмо опрометью спускаетца с дерева, будто юркая ящерка. И приземляетца рядом с Джеком.

Джек подносит увеличитель к своим глазам. Медленно его опускает вниз.

— Это Пинч, — говорит он. — С ним Эмми. Но там только два Тонтона с ним. Што он затеял?

Он бросает мне увеличитель. Я отчетливо вижу всего трёх всадников, движущихся через равнину. Они довольно близко едут друг к другу. ДеМало и еще какой-то Тонтон. По обе стороны от Пинча.

Я направляю увеличитель на Пинча. Он едет на белом жеребце. И одет в то же, в чем был накануне. Длинная золотая мантия с сияющими каменьями и кусочками стекла и мерцающими дисками. Но мантия висит на нем порванными и пожженными клочками. Его нога торчит в сторону. Она вся опутана металлическими прутьями, вроде как находитца в клетке. На нем золотая чалма, а лицо замотано золотой тряпкой.

И на пинчевом жеребце вместе с ним, прямо перед Королем едет Эмми. Он едет с таким видом, будто имеет полное право возить её с собой. Она выглядет такой маленькой, такой худенькой, такой бледной. Но её подбородок высоко вздернут. Она не хочет показывать ему, как ей страшно. У меня сжимаетца сердце.

Лью хватает увеличитель, штобы увидеть все своими глазами.

— Эмми, — говорит он. — Кажется, с ней все хорошо. Не похоже, што он навредил ей.

— Если он это сделал, я оторву его башку, — говорит Айк.

— Похоже на решительное столкновение, — говорит Эш.

— Все готовы? — спрашивает Джек.

Мы заряжаем наши арбалеты стрелами. Продолжаем прицеливатца из-за скал и ждем. Ждем. Мое сердце колотится как сумасшедшее. Во рту пересохло.

— Они здесь, — сообщает Томмо.

Мы высовываем головы из-за скал. Мы прицеливаемся.

Они остановились чуть не доезжая подножия. В пределах слышимости.

Пинч заставляет своего жеребца ехать вперед. Конь артачитца и пританцовывает, тряся головой.

Похоже на то, што он не доверяет своему всаднику.

— Эмми! — кричу я. — Ты в порядке? Они не ранили тебя?

— Нет! — ее голос звучал слабо и дрожащим. — Я в порядке!

— Классическая тактика боя, — орёт Пинч. — Принуждение противника атаковать из-под подножья горы. Но здесь нет врагов. Только ваш Король.

— Ты мне нахрен никакой ни король! — вопит Айк.

— Айк! — шипит Джек. — Это не поможет.

Ну, он прав.

— Вы тут кое-что оставили после себя, — орёт Пинч. — Кое-что ценное. Король снизошел, чтобы вернуть ее к вам.

— А ну отпусти её! — выкрикиваю я.

Он выуживает из-под своих одежд арбалет и давит им Эмми в спину.

— Эта штуковина терпеть не может детей, — говорит он. — Они же такие шумные и чумазые.

— Отпустите ее! — говорит Лью, вставая. — Это я тот, кто вам нужен.

Я стараюсь оттащить его обратно, но он вырываетца.

— Вы вызвали очень сильное недовольство у своего Короля, — говорит Пинч. — Он избрал тебя, проявив немалую заботу, но ты слишком глуп, штобы понять какая великая честь тебе была оказана. Все эти его годы планирования... были потрачены бестолку. Он был безмерно добр к тебе — ты стал его гостем во Дворце — и за это отплатил черной неблагодарностью. Ты унизил и оскорбил Короля, а Король не привык к унижениям.

— Я пойду с вами, — говорит Лью. — Сделаю все, што захотите. Только отпустите мою сестру.

— Ты ранил Короля своей неблагодарностью, — заливаетца соловьем Пинч. — Но ты больше не представляешь для него интерес.

Холодные пальцы страха начинаю ползти вдоль моего позвоночника.

— Тогда возьми меня, — говорит Айк. — Именно я тот, кто показал им, где найти тебя.

— Галантный великан, — говорит Пинч. — Нет. И ты не годишься.

— Ближе к делу, — говорит Лью. — Што вы хотите?

— Не што, — говорит он. — А кого.

Он указывает на меня.

— Король хочет её, — говорит он. — Ангела Смерти.

— Для чего это? — орёт Айк.

— Он желает поговорить с ней, — отвечает Пинч. — Небольшая такая дружеская беседа.

Я, не мешкая опускаю свой лук и делаю шаг вперед.

Лью хватает меня за руку.

— Што ты делаешь? Ты не можешь пойти туда.

— У него Эмми, — говорю я. — Разумеетца, я поговорю с ним.

— Он не хочет говорить с тобой. Ты только взгляни на него. Этот человек чокнутый.

— Это слишком опасно, Саба, — предупреждает Эш.

— Чего он, вообще, от тебя хочет? — недоумевает Лью.

— Она прикончила его родителей в Городе Надежды, — отвечает Джек. — Она чуть было и его не убила.

— Всё вышло случайно, — оправдываюсь я.

Лью чертыхаетца.

— Мне-то ты почему ничего не сказала?

— Не думала, што это важно, — говорю я.

— А я говорю, што мы возьмем его, — оптимистичен Айк. — Нас шесть против их троих.

— Айк, он целитца Эмми в голову, — говорю я. — Как по мне, так выходу другого нет. Я спускаюсь.

— Нет, — говорит Лью. — Мы щаз что-нибудь придумаем. Ты не можешь туда пойти. Я тебе запрещаю.

— Она моя - сестра, — говорю я.

Джек перехватывает меня за руку. Я смотрю на него. Я знаю, о чем он думает.

«Если бы они забрали Эмми, — спрашивает он, — Эмми а не Лью... ты бы последовала за ней?»

Когда он мне задал этот вопрос, в Мрачных деревьях мой ответ был «нет». Если бы он спросил меня об этом вновь, если бы он прямо сейчас меня спросил об этом, я бы ответила «да». Даже не раздумывая. ДА.

Он сжимает мою руку и говорит:

— Чего бы он там не плёл, не верь ему. Мы тебя прикроем.

— Саба! — восклицает Лью. — А ну вернись!

Я иду вниз по холму, мои ноги увязают в рыхлой почве. Я останавливаюсь где-то в десяти шагах от него с Эмми.

— Всё нормально, Эм? — спрашиваю я.

— Да, — шепчет она.

— Вот и умничка.

— Как трогательно, — язвит Пинч. — Бросай на землю своё оружие.

Я снимаю колчан через голову и кладу его рядом с моим луком.

— Это всё?

Я киваю.

— Проверьте её, — приказывает он своим людям.

Они спешиваютца.

Ко мне шагает ДеМало. Лицо его закрыто. Только затененные глаза сверкают, вглядываясь в моё лицо, когда он начинает прохлопывать меня. Я ощущаю, как его руки ощупывают меня. Бустро. Не сильно. Беспристрастно. Я задерживаю дыхание. Он находит нож в моем ботинке. Он забирает его вместе с луком и колчаном.

— Она чиста, — говорит он Пинчу.

— Возьми ребенка, — говорит он. — Если Ангел попытаетца выкинуть какой-нибудь фортель, сверни малявке шею.

В то время как меня прикрывает другой Тонтон, ДеМало спускает Эмми. Пинс следом сползает со своего коня. Он паршиво прземляетца, прямо на ногу в решетке и разражаетца проклятиями.

ДеМало обратно передает ему Эмми.

Пинч вновь ставит Эмми перед собой и опять направляет арбалет, целясь ей в голову. Он делает несколько шагов в мою сторону, подволакивая ногу. Он весь обливаетца потом, одежда промокла насквозь. Должно быть ему чертовски больно.

Даже отсюда я могу учуять его запах. Он воняет кисло сладкой затхлостью.

— Итак, — говорит Пинч. — Наконец-то, Ангел Смерти. Король желает лично свести с тобой счеты.

— Што? — недоумеваю я. — За то, што спасла своего брата, пока ты его заживо не сжег.

— Твоего брата, — переспрашивает он. — А ну конешно. Эта тату на твоей скуле. Король должен был прикончить тебя еще тогда и уберечь себя от множества бед. Нет, не за это.

— Тогда што? — спрашиваю я.

Он убирает тряпку со своего лица. Оно просто ужасно. Все обгоревшие. Кожа покрыта красными волдырями и пеплом. Золотая краска хлопьями весит на лоскутах коже.

Он таращитца на меня, дыша тяжело и быстро. Взгляд его темных глаз тяжел. Он полон ненависти и... и чего-то еще. Безумия.

— Погляди, што ты натворила, — говорит он.

Я молчу.

— Погляди, што ты наделала! — кричит он.

— Это вышло случайно, — говорю я. — Я не хотела.

— Нога Короля. Посмотри, што ты сделала с его ногой!

— Ты гнался за нами, — оправдываюсь я, — и сухопутная лодка перевернулась. Нет в этом моей вины. Это был несчастный случай.

— Их больше нет! И в этом потвоему виноват несчастный случай! — он орет, што есть мочи. Вены на его шее вздулись, а изо рта брызжет слюна.

Я отступаю на шаг назад, Эмми смотрит на меня во все глаза. Ей лицо белее белого.

— Король требует, штобы ты расплатилась своей жизнью, — верещит Пинч. — Ты отдашь себя ему, а остальные могут быть свободны. Твой драгоценный братец, твоя невинная сестренка и твои друзья.

Я ничего не говорю.

— Тебя никто не держит, — говорит он. — Ты вольна идти куда хочешь. Но, как только ты это сделаешь, — он прищелкнул пальцами, — ...хоп! И нет больше твоей маленькой сестрички.

Я смотрю на него. Замираю.

ДеМало наблюдает за мной, его лицо ничего не выражает.

Думай, Саба, соображай!

— Ах, — говорит Пинч, — наверное, у тебя на уме столько вопросов. Есть ли с ним еще люди? Может они ждут сигнала? Твои приятели, наверное, сказали, чтобы ты не доверяла мне. И ты вот стоишь и соображаешь, откуда мне знать, что он сдержит слово?

Он замолкает. А затем:

— А не откуда, — говорит он. — Вот в чем вся прелесть-то.

— Отпусти ее, ублюдок, — говорю я.

Его лицо исказила гримаса. Он ударяет тыльной стороной ладони Эмми по лицу и та падает на землю. Но тут же хватает её другой рукой. На щеке у Эмми остаетца красная отметина от его пощечины.

— Твоя вина, — говорит он.

Меня окатывает жаркая волна ярости.

— Я сделаю всё, што пожелаешь, — говорю я, — но сначала ты должен её отпустить.

— В знак проявления доброй воли? — Он мотает головой. — Как бы ни так.

Я чувствую, как по моей спине стекает струйка пота. Я смотрю на Эмми. Я оборачиваюсь и смотрю на Лью, Айка, Томмо, Эш. Они смотрят на меня. Выжидая. И Джек.

И Джек.

Никто из них не двигаетца.

У меня в ушах стучит кровь. Сердце подскочило к горлу. Желудок сжался.

Я поворачиваюсь к Пинчу.

— Ты победил, — говорю я.

Я медленно поднимаю вверх руки.

Он машет рукой. ДеМало стоит, где стоял, а ко мне подбегает тот другой Тонтон. Он с силой дергает мои руки мне за спину и туго их связывает.

— А теперь отпусти мою сестру, — требуя я.

Пинч и бровью не ведет. Он просто стоит и долго-долго смотрит на меня. Затем его губы растягиваютца в линию на изуродованном лице. Он улыбаетца.

— На каждого победителя, — говорит он, — должен найтись и проигравший.

Пинч поднимает руку. ДеМало в свою очередь поднимает какую-то скрученную железяку и подносит эту фиговину к губам, а потом дует в неё. В воздухе раздаетца громкий протяжный стон. Повсюду в округе со своих мест срываютца стайки птиц.

Я ошалело оглядываюсь, сердце стучит как ненормальное.

На вершине холма появляютца Тонтоны, выходящие иза деревьев. Как раз позади Лью и остальных. Двенадцать человек, с луками и огнестрелами, которые уже взведены. Должно быть, они зашли кругом с севера холма.

Я слышу странный звук. Как будто удар молотка, забивающий гвоздь. Я оборачиваюсь.

Позади Пинча в направлении Полей Свободы появлетца еще больше Тонтонов, по крайней мере, пятьдесят вооруженных людей, попадают в моё поле зрения. Они движутца в нашу сторону через равнину, шагая в ногу. Земля сотрясаетца от их марша.

* * *

Обманута.

Загнана в ловушку.

Выхода нет.

* * *

Тонтоны выстраиваютца в линию за ДеМало.

Я наблюдаю за тем, как мои друзья складывают оружие. Джек и Айк, Лью и Эш и Томмо. Тонтоны, те, кто на холме, заставляют их лечь наземь, и штобы они держали руки за головой. Мои друзья получают удары в спины, если начинают сопротивлятца.

Итак.

После всего, што мы сделали, после всего, через што мы прошли, вот чем всё кончаетца. Даже не единого шанса погибнуть в бою. Вместе.

Двенадцать Тонтонов на холме. Еще пятнадцать здесь внизу. Пинч собирается сделать всё для того, штобы наши смерти не были легкими. Во рту пересохло. Жгучая ярость отступила.

Я мала. Слаба. Одинока.

— Саба, — молит Эмми. — Саба, ну сделай же што-нибудь.

Она начинает плакать.

— Пожалуйста, — взываю я к Пинчу. — У тебя нет причин вредить ей. Отпусти её и мальчика. Они же тебе ничего не сделали.

— Эээ, нетушки, — ухмыляетца он, — с них-то и начну. Так остальные смогут поглядеть, какое будущее ждет всех вас.

Я опускаюсь на колени.

— Прошу, — молю я. — Отпусти их.

Долгая пауза. А затем,

— Нет, — говорит он.

Я смотрю на ДеМало. Наши глаза встречаютца.

«Помоги мне».

Мои губы шевелетца, но слов они не произносят.

Пинч тычет огнестрелом Эмми в лицо.

— Медленно или быстро, — как бы интересуетца он. — Прирезать или застрелить.

Он целует мою сестру в макушку, не отрываясь глядя на меня.

— Пожалуйста, — говорю я. — Пожалуйста.

Он глубоко вздыхает.

— Не нравитца, не так ли? — спрашивает он. — Ох уж этот запах страха.

Вдруг откуда не возьмись, раздаетца хриплое:

— Карр, карр, карр!

Черная птица парит над красной хребтиной на западе.

Это ворон.

Моё сердце замирает.

Время замирает.

От туда же раздаетца стук копыт. На краю хребта появляетца длинная линия лошадей и всадников. Вольные ястребы. Но их больше, чем было. С ними должно быть где-то тридцать всадников, которые не принадлежат Ястребам. Маив как раз по середине. Неро устремляетца ко мне и с победным криком кружит надо мной.

Я словно получаю пинком в живот от, вновь накатившей, ярости, которая требует действий. Я вскакиваю на ноги.

— Неро! — кричу я.

Небольшая группка Вольных Ястребов, может всадников десять, берут в кольцо сосновый холм. Они застают Тонтонов врасплох. Лью, Джек и остальные тут же подскакивают, хватают своё оружие. Завязазываетца бой.

Маив опрометью мчитца с хребта в красном облаке пыли. За ней клином остальные всадники. Они орут и улюлюкают, несутца прямо к выстроившимся за спиной ДеМало Тонтонам. В них летят стрелы. Тонтоны начинают отступать и вскрикивать, когда в стрелы всадников попадают в них.

— Што? — верещит Пинч. — Што это?

Он отчаянно мотает головой во все стороны.

ДеМало идет ко мне. У него мой колчан и лук, которые он достает иза своей спины. Он сжимает в своей руке мой нож.

— Именно! — говорит Пинч. — Прирежь её!

ДеМало встает прямо передо мной. Он бросает мой лук и колчан у моих ног.

— Што... чё это ты делаешь? — спрашивает Пинч.

ДеМало обнимает меня. Продолжая смотреть в глаза. И одним движением разрезает веревки на моих запястьях.

— ДеМало! — орёт Пинч.

— До следующего раза, — тихо говорит ДеМало.

Он сует мой нож мне в ботинок и разворачиваетца, штобы идти прочь.

— ДеМало! — орёт Пинч. — Ты чё, рехнулся?

ДеМало залезает в седло своего скакуна и уезжает, подальше от места действия, обратно в направлении Полей Свободы. Несколько Тонтонов видя, што он делает, следуют его примеру.

— ДеМало! — истошно восклицает ему вслед Пинч. — ДеМало! Куда это ты собрался? А ну вперед! В атаку!

Он словно бесноватая побитая псина, бегает кругами и размахивает огнестрелом. Он скалит пасть, как дикий зверь, попавший в капкан. Он все еще держит Эмми. Та просто в ужасе.

Я с разбегу пинаю его, выбивая у него из рук огнестрел. Он орёт от боли и отшатываетца.

— Беги, Эмми! — кричу я.

Пинч набрасываетца на меня. Но воздух рассекает стрела. Ударяет его в грудь. Он кричит. Он шатаетца и падает. Я ищу глазами того, кто спас мне жизнь.

Подъезжает Маив. Она держит и Гермеса за поводья. Он ржет и встает на дыбы от волнения.

— Во время подоспели, — говорю я. — Кто твои друзья?

— Налетчики с западной дороги, — поясняет она. — Мы заключили перемирие. Они, дикари, когда услыхали, што можно поучаствовать в доброй схватке, то не смогла от них отвязатца.

Она сует мне поводья Гермеса.

— И просто из любопытства, ты сама ищешь неприятности или они тебя находят?

— Хотела бы я знать, — говорю я.

— Увидимся позже! — говорит она. Она уезжает, чтобы присоединитца к драке.

Я сажаю Эмми на Гермеса и вручаю ей вожжи.

Я указываю на горный гребень, с которого только што спустились Ястребы.

— Вон видишь? Давай-ка отправляйся туда на вершину. И оставайся там, ради бога, на этот раз.

— Но я хочу сражатца! — кричит она. — Ты должна разрешить мне остаться и бороться!

— Какбы не так! Хей-яяя!

Я хлопаю Гермеса по крупу, и он снимаетца с места, словно стрела. Он убережет её от опасностей.

На верху, на сосновом холме сражение окончено. Все стихло. Только двенадцать Тонтонов либо лежат мертвыми, либо сбежали.

На земле лежит Пинч, он не шевелитца. Из его груди торчит стрела. Вряд ли он уже поднимитца.

Неро зовет. Он пикирует вниз. Я поднимаю руку и он усаживаетца на неё. Я приглаживаю его перья, мягко целую его голову, вдыхаю запах его запыленных перьев.

— Черт возьми, Неро, — говорю я. — Как же ты вовремя. Знаешь, когда появитца.

Он, Неро, возбужденно каркает. Как будто што-то происходит, он не собираетца это пропустить. Он машет крыльями на меня, каркает и летит наблюдать побоище сверху.

Я пускаюсь бежать. Направляясь в самую гущу борьбы. Ястребы, налетчики с западной дороги и мои друзья против Тонтонов. Возбуждение подстегивает меня и ускоряет мои ноги.

Пока бегу, вынимаю стрелу из колчана и заряжаю арбалет. Через секунду я уже прицеливаюсь в черную мантию, первую што попадает в поле моего зрения.

Айк оттеснен на край сражения, у него тесак в одной руке и шипованая цепь в другой. Иза его спины Томмо стреляет из рогатки.

Айк довольно ухмыляетца, когда видит меня.

— Вот, што я называю дракой! — орёт залихватцки он.

Я пробираюсь в середину схватки. Один момент и мы с Джеком бьемся спина к спине. Затем я и Лью. А после я и Эш.

— Смотри! — кричит Эш. — Пинч! Он уходит!

Я замечаю его. Он сумел вытащить стрелу из груди. Он взбираетца на своего большого белого жеребца, медленно, преодолевая, наверняка, нестерпимую боль.

— Схватить его! — кричу я в пылу битвы.

Я бегу к нему со всех ног. Как раз, когда он, наконец, усаживаетца в седле, я стреляю своей последней стрелой. Она попадает в его искалеченную ногу и Пинч вскрикивает.

Он пытаетца вырвать стрелу, одновременно нащупывая поводья. Лошадь встает надыбы. Она ржет и пританцовывает, пытаясь скинуть всадника.

Я бросаюсь к нему. Хватаю за ногу в прутьях. Он пинает меня по подбородку и я отлетая, падаю на землю. Удар о твердь вышиб весь воздух из меня.

Когда я заставляю себя поднятца на ноги, он уноситца прочь. В направлении к Шаманам. Я оглядываюсь по сторонам. Судорожно ища лошадь.

Затем я вижу, как ко мне скачет Эш. На черном мустанге, которого мы позаимствовали в стойлах Пинча. Жеребец мчитца словно ветер.

— Быстрее! — кричу я. — Он уходит! Разреши мне взять Титана!

Он сразу же спрыгивает. А я забираюсь ему на спину.

— Подожди! — говорит она, держа вожжи. — Мы побеждаем, Саба. Ты получила Лью обратно. Отпусти его.

— Ни за что, — говорю я.

— Какое это имеет значение?

— Для меня имеет, — говорю я. — Отпусти, Эш.

— Тогда я пойду с тобой, — говорит она.

— Это мое сражение, — говорю я. — Не говори остальным, куда я ушла. Пообещай мне, Эш.

— Хорошо, если это то, што ты хочешь.

Она отпускает вожжи. Отходит.

Я разворачиваю Титана.

— Вот! Саба! Держи! — Эш бросает мне наполовину полный колчан. Я его ловлю. — Удачи!

— Я вернусь. Хейяяя!

Я ударяю в бока Титану.

И мы мчимся по равнине, прямиком к острым красным скалам — Шаманам.

Титан хороший скакун. Сильный и ретивый. Он может ощутить мою ярость. Она и в нем горит.

Неро летит над нами, чуть впереди. Он разведывает дорогу.

Перед нами высятца Шаманы. Вблизи они выглядят еще страньше.

По отвесным высоким сторонам видны глубокие рытвины. Острые каменные копья. Словно зубцы, прижимающиеся друг к другу. Я начинаю видеть трещины и расселены. Несколько тонких деревьевцев цепляютца корнями за красную глину.

Я вижу Пинча. Он исчезает в расщелине в скалах. Я веду Титана через расщелину. Мы идем по узкой дорожке, которая змеитца меж скалами. Тут же я вижу следы, оставленные жеребцом Пинча.

Здесь мрачно. Будто в глубоком каньоне.

И тихо. Такая тяжелая тишина висит, такое чувство, будто камни задержали дыхание.

Но всё время раздаетца какой-то звук, даже в тишине есть што услышать. Впереди, нервное лошадиное ржание. Перебирание копыт. Есть всегда какой-то запах. Вот оно. Легчайшее дуновение. Кислый, сладкий, гнилой. Запах Пинча.

Затем, эхо.

Я останавливаю Титана. Жду, пока эхо сойдет на нет. Звук падающих камней. Слабый, щелкающий звук, наподобие того, как Пинч приволакивает свою ногу.

Я соскакиваю с Титана.

— Жди здесь, — шепчу я.

Парочка Шаманов не таких острых, как остальные, я вижу зазор между ними и начинаю карабкатца.

Сухая земля осыпаетца под ногами. Я двигаюсь осторожно, стараясь не производить шума. Неро спускаетца, штобы поглядеть чё это я делаю. Он скачет и перелетает с камня на камень, всегда находясь чуть впереди меня, я прикладываю палец к губам, штобы он знал, что нельзя ни каркать, ни вопить.

Я взбираюсь на вершину. Ищу глазами Пинча. Я на верхушке плоского Шамана. Вижу темные следы его ног. Он не мог далеко уйти. Ему не фигово больно.

Я снимаю свой лук со спины. Вставляю стрелу, натягиваю тетиву. Веду прицел вдоль следов. Они исчезают у края моего плоского Шамана.

Я отправляю Неро в воздух. Почти сразу же он начинает кружить. Он нашел Пинча. Походу он на ближайшем Шамане. Он идет прямо вверх, как зубчатый кратер вулкана.

Он должно быть по ту сторону.

Между Шаманами небольшая впадина. Может быть, в две ступни длиной. Только узкий камень, а затем узкий уступ уходит влево исчезает за углом.

Он может находитца прямо за углом. У него огнестрел. Но он изувечен. Он слаб. Может даже умирает.

Дьявола не так уж легко убить.

Я гляжу на Неро, все еще кружащего в воздухе. Он, похоже, довольно спокоен. Я перепрыгиваю и легко приземляюсь. Я на Шамане с Пинчем.

У меня перехватывает горло. Я прижимаюсь спиной к скале. Затем я начинаю медленно продвигатца вдоль уступа. Шаг за шагом, огибая угол.

Быть наготове.

Я двигаюсь медленно. Ступаю вперед с правой ноги. Я не издаю ни звука. У меня будет только один шанс, если я застану его врасплох.

Быть наготове.

Выступ начинает расширяться. Все шире. И шире. Я заворачиваю за угол .

Сейчас.

Я двигаюсь стремительно. Мой лук заряжен.

Я сразу же понимаю што к чему.

Я на широком выступе на стороне Шаманов. Пинч сидит на камне, вытянув ногу.

Он поднимает голову, взрагивает. Он тянетца за своим огнестрелом.

Я отправляю в полет свою стрелу. Она попадает ему в руку.

Он вскрикивает, но огнестрел из рук не выпускает.

Нет времени перезаряжать мой арбалет.

Я бросаюсь не него. Сбивая его со скалы.

Каким-то образом ему удалось не выронить свой огнестрел. Он пытаетца двинуть меня в подбородок. Мы боремся, и я выбиваю огнестрел у него из руки.

Он ударяет кулаком мне под подбородком. И чуть продвигаетца вперед.

Я не могу дышать. Он сдавливает мое горло. Я хватаю его руку своими руками. Пытаясь оттолкнуть их. Я отбиваюсь и извиваюсь.

Но он сильнее, чем я себе представляла.

Смрад его дыхания и вонь его пота заполняют мои ноздри.

— На этот раз не сбежишь, — говорит он.

Я хватаюсь за его одежды. А затем я вцепляюсь в его обожженное лицо.

Он орет словно ужаленный и откатываетца от меня.

Я ныряю за своим луком. Колчан я уронила, когда прыгнула на Пинча и мои стрелы лежали разбросанными повсюду. Я иза всех сил стараюсь карабкатца коленками и руками, штобы дотянутца хотя бы до одной.

Но Пинч на ногах. Держит свой огнестел обеими руками. Целясь прямо в меня.

Я стремительно убегаю от него так далеко, как только могу. Прижимаюсь к скале.

Пинч ковыляет ко мне. Его лицо кровоточит в тех местах, где я его поцарапала. Он выглядит просто ужасно. Окровавленная и обгоревшая плоть с остатками золотой краски.

Што-то острое колет мне руку. Я што-то сжимаю в руке. Небольшой осколок зеркала с мантии Пинча. Должно быть, я сорвала его.

Неожиданно на него падает луч света. И зеркальце испускает солнечного зайчика.

Пинч вскидывает руку. Закрывает глаза.

Это шанс. У меня появилась возможность.

Я снова ослепляю его зеркалом. Затем я двигаюсь. Быстро. Бесшумно.

Он целит огнестел туда, где думает, нахожусь я.

Я двигаюсь. Вспышка зеркала. Движение.

Он размахивает своим огнестрелом.

— Стой смирно! — вопит он.

Я ослепляю его зеркалом. Перемещаюсь.

Он стреляет.

Я ныряю.

Выстрелы так и сыплютца. Рикошетят об скалы, повсюду усыпая собой красный песок.

Когда эхо сходит на нет, а пыль оседает, я вижу Пинча.

Он стоит всего в нескольких шагах от края уступа. Он выглядит удивленным. Кровь хлынула из его шеи. Её распорола арбалетная стрела. Он дотрагиваетца до своей шеи. Смотрит на свои влажные окровавленные пальцы, как будто не может поверить тому, што видит. Затем он прижимает руку к ране.

— Но я есть Король, — говорит он.

— Не фига ты никакой ни Король, — отвечаю я.

— Они говорили, што ты Ангел Смерти, — говорит он. Он делает шаг ко мне, кровь стекает с его пальцев. — Я не верил им.

Вдруг на него обрушиваетца Неро, клюет и хлопает крыльями. Пинч размахивает руками. Он покачиваетца и делает шаг назад, в воздух, вникуда.

Я спешу к краю.

Он лежит, распластавшись на спине. Руки, ноги по сторонам, глаза широко распахнуты.

Свисает, проткнутый острой скалой Шаманов.

Неро пикирует вниз и усаживаетца мне на плечо.

По идее, я должна што-то чувствовать. Радость или триумф или... хоть што-то. Но я не чувствую. Я ничего не чувствую.

Между острыми зубьями Шаманов завывает ветер.

Надо мной кричат птицы. Я смотрю в небо. Над моей головой уже кружат стервятники.

— Надо бы валить отсюдава, — говорю я.

* * *

Когда я на Титане подъезжаю к месту боя. Всё уже закончено.

Я выискиваю глазами Лью. Он сидит на земле чуть вдалеке и выглядит изможденным. Когда он замечает меня, то поднимает руку. Джек с Эш помогают с несколькими ранеными Ястребами. По счастью, похоже, што ничего такого, штобы представляло опасность. Но мы потеряли двух Ястребов и одного из налетчиков. Они были перекинуты через спины своих лошадей и накрепко привязаны, штобы их можно было отвезти обратно во Мрачные деревья, где будут преданы погребальному костру.

Эмми едет верхом на Гермесе. Она спрыгивает вниз, подбегает к Лью и бросаетца ему в объятья.

Все остальные крутятца вокруг,собирая оружия и занимаясь еще чем-нибудь полезным. Айк склоняетца над мертвым Тонтоном, штобы обыскать того на предмет чего-нибудь полезного. Томмо стоит в сторонке, наблюдая за ним.

Краем глаза я улавливаю движение. Тонтон. Лежащий на земле, не далеко от Айка с Томмо. Он приподнимаетца на одном локте. Он поднимает огнестрел. Прицеливаетца.

— Айк! — кричу я.

Он выпрямляетца. Он поворачиваетца.

Я резким поворотом ремня вокруг своего тела выхватываю арбалет иза спины. Выхватываю из колчана стрелу, заряжаю, стреляю.

Все происходит в мгновение ока. Тонтон стреляет, в тот миг, когда Томмо бросаетца на Айка и они боа валятца на землю.

Моя стрела вонзаетца в Тонтона.

— Айк! — вскрикиваю я. — Томмо!

Я стремглав подлетаю к ним. Мы с Джеком одновременно оказываемся рядом с Айком и Томмо.

Томмо лежит сверху на Айке. Я тащу его к себе на руки. Он лежит не живой, не мертвый. Глаза закрыты.

— Нет! — всхлипываю я, тряся его. — Нет, Томмо!

Вздрогнув, он приходит в себя. Его красивые карие глаза пристально смотрят на меня, как в тумане. Я обнимаю его и крепко прижимаю к груди.

Джек перекатывает Айка. Он присаживаетца рядом с Айком на колени и щупает его шею.

— Черт возьми, Айк, дружище, — говорит он тихо.

Он смотрит на меня, и всё понимаю без слов.

— Айк? — вопрошает Томмо. — Где Айк? Я хочу видеть Айка!

Я крепко его еще крепче, когда он пытаетца вырватца, высвободитца из моих рук. Я не хочу, штобы он видел. Я не хочу, штобы он знал.

Я чувствую, што он смотрит на Айка. Его тело неподвижно. Я отпускаю мальчика. Он встает. Он подходит к Айку, садитца на землю рядом с ним и берет того за руку.

— Нет, — произносит он. — Не оставляй меня, Айк. Только не ты.

Огромная капля слезы скатываетца по его щеке. Он раскачиваетца взад-вперед, прижимая руку Айка к своему сердечку. Повторяя одно и то же, снова и снова.

«Не оставляй меня, не оставляй меня, не оставляй меня».

Мы собираем погребальный костер в середине побоища. Один добротный, под стать воину. Мы кладем на него Айка.

Джек говорит несколько слов. Добрых слов. О дружбе. И о других вещах тоже, но в основном о дружбе. Затем мы: я, Джек и Эш поджигаем костер.

Мы стоим молча. Все мы, все Ястребы и налетчики с западной дороги. Мы наблюдаем за тем, как пламя лижет древесину, охватывает одежду Айка и сам он начинает гореть.

Томмо стоит чуть в стороне. Он никому не даетца прикоснутца к себе. Никому не позволяет утешить себя.

Лью обнимает одной рукой Эмми. Она плачет.

Бесстрашный, добрый, веселый Айк. Большой человек с большим сердцем. И раскатистым смехом. Я думаю о Молли Пратт, о самом главном существе в его жизни. Она все еще ждет его. Он хотел познакомить её с Томмо. Он знал, што мог стать отличным семьянином.

И я тоже реву.

Когда мы отпускаем Айка обратно к звездам.

* * *

Я жму ему руку. Крид. Тощий, всклокоченные волосы, весь в татуировках. Босоногий предводитель налетчиков с западной дороги. Новые друзья и союзники Маив.

— Спасибо, — говорю я. — Мы бы без тебя не справились.

Он отвешивает мне низкий поклон и целует руку.

— Мы повеселились на всю катушку, — говорит он.

Он запрыгивает на своего скакуна и одаривает белозубой улыбкой.

— Дай мне знать в следующий раз, если захочешь ввязатца в драку, — говорит он.

Он ударяет свою животину по бокам и вместе с остальными налетчиками, крича «гип-гип-гип» скачет прочь с равнины.

— Уверена, што не хочешь пойти с нами? — спрашивает Маив. — У нас всегда найдетца местечко для еще одного.

— Уверена, — отвечаю я.

— Это славно, што ты решила приютить мальчонку, — говорит она.

Она смотрит на Томмо, который помогает снаряжать лошадей, готовясь пуститца в путь.

— Джек говорит, што Айк бы этого хотел. И он будет отличной компанией для Эмми. Слушай, Маив, — говорю я, — я не знаю, как отблагодарить тебя. Ни один бы из нас здесь не стоял, если бы не ты.

— Я должна была послушать Джека, — говорит она. — С самого начала пойти с вами. Но, как я уже говорила, лучше поздно, чем никогда.

Она залезает в седло и кивает на Неро. Он примостился на плече у Эмми, где она от всей души потирает ему клюв.

— Ты должна птичку свою благодарить, — говорит она. — Он у тебя што-то. Если он тебе надоест, буду рада приютить его у себя.

— И не мечтай, — говорю я.

Я поворачиваюсь к Эш. Она улыбаетца. Я чувствую, как у меня новорачиваютца слезы. Я протягиваю ей руки, и мы крепко обнимаемся.

— Спасибо тебе, — шепчу я.

Она ничего не говорит. Мы стоим так какое-то время. Потом она отступает.

— Не влезай в передряги, — наставляю я.

— Сделаю всё возможное.

Лью помогает ей и она забираетца в седло, усаживаясь за Маив. С ними остаютца три лошади для нас, она хочет забрать их обратно в Мрачные деревья.

Лью поднимает свою руку. Маив протягивает свою и пожимает его ладонь.

— Спасибо, — благодарит он. — За это и... за помощь Сабе и Эмми. Может быть, как-нибудь свидимся.

— Как знать, — говорит Маив.

Они смотрят друг на друга.

— Моя рука, она мне еще понадобитца, — говорит она.

Он все еще держит её руку. Он медленно отпускает её ладонь и отходит назад.

— Прощайте, — говорит Эш.

— Свидимся, — говорит Маив.

Они разворачивают кобыл и скачут, штобы присоеденитца к остальным Ястребам, ожидавших их на хребте. Когда они добираютца до вершины, то останавливаютца и оглядываютца. Затем, Маив на прощание поднимает свою лошадь на дыбы, и они исчезают из виду.

Лью, все еще смотрит им вслед.

— Она еще совсем девчонка, — говорю я. — Ты как считаешь? Лью?

— А?

— Маив, — говорю я. — Совсем еще девчонка.

— А, — говорит он. — Ага, есть такое. Она кажетца милой.

Он садитца на лошадь Ястребов, готовый тронутца в путь.

— Маив, милая? — бормочу я. — Милая.

— Итак, — говорит Лью, — куда едем?

— А што скажешь насчет Междуручья? — спрашиваю я. — Там так красиво, Лью, ты глазам своим не поверишь.

— Ни в коем случае. — Лью качает головой. — Это дорога назад. Как я понимаю это в прошлом. Мы и так достатошно жили в прошлом вместе с Па. Мы должны двигатца дальше, не так ли?

— Так, — говорю я.

— Думаю, мы должны идти на запад, — говорит он. — К Большой Воде. Там богатые земли. Говорят, што там воздух пахнет медом.

— Кто тебе это сказал? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— Не помню.

— Я просто хочу, штобы все мы были вместе, — говорю я. — Где-то подальше отсюдова. Где-то в безопасном месте. Большая Вода. Мне нравитца, как это звучит. Как считаешь, Эм?

— Мне нравитца, — говорит она.

— Томмо? — спрашиваю я.

Он кивает.

— Тогда двигаем на запад, — говорит Лью. — Нет смысла ждать. Давайте выдвигатца.

— Погодите, — говорю я. Я оглядываюсь по сторонам. — А куда Джек-то делся? Его кто-нибудь видел?

Томмо тычет пальцем.

— Вон там! — говорит он.

Джек уезжает.

Через равнину на своем белом скакуне. Они направляютца на восток.

Меня охватывает гнев. Паника. Кровь бежит по венам как бешеная.

— О, нет, никуда ты не уедешь, — говорю я.

Я прыгаю Гермесу на спину, бью пятками ему в бока и мы мчимся, обгоняя ветер. Неро летит над нами.

— Саба! — кричит Эмми. — Скажи ему, штобы шел с нами!

Я успеваю догнать его как раз у Шаманов. Он оборачиваетца, когда слышит, как мы приближаемся. Останавливаетца. Ждет.

Я обезжаю его, останавливаюсь перед ним и спрыгиваю на землю. Я иду и хватаю его коня под узды. Кровь стучит в висках, дыхание прерывисто. Сердце колотитца в груди.

— Слазь, — говорю я, глядя на него.

— Не слезу, если ты собираешься прикончить меня, — острит он.

— Я сказала... слазь!

— Ладно, ладно, — говорит он, стаскивая себя с седла. — Вот... я внизу.

Неро каркает, когда усаживаетца на соседний куст.

— Я как погляжу, ты и подкреплением озаботилась, — говорит он.

— Чё это ты удумал? — спрашиваю я. — Свалить, вот так. Сбежать, ни тебе... пока... ну бывай... или увидимся, вообще ничего. Просто... взял и ушел.

Он хмуритца.

— Я вернусь.

Я все еще иду. Я пристально смотрю на него.

— Што? — спрашиваю я.

— Я вернусь, — повторяет он. — Но сначала мне нужно разобратца с одним дельцем.

— Дельцем? — спрашиваю я. — Чё еще за дельце? Я думала, ты был вором.

— О! Очаровательно! Я такого никогда не говорил. Есть... пару вещей, с которыми я должен разобратца. У Айка был кое-кто, кто его ждал. Она ждет уже очень долго. Она должна знать што же произошло.

— Ты имеешь в виду Молли? — спрашиваю я.

— Тебе о ней известно?

— Айк мне рассказал.

— Но после таво, как я повидаюсь с ней, я вернусь. Таков план.

— Потому што… потому што я спасла тебе жизнь, — говорю я. — Три... нет, два раза. От огня, затем от адовых червей. А ты как-то сказал, што если спасешь кого-то два раза...

— Это называетца правило трех, — говорит он, — нет правила двух. Мне ли не знать, ведь я его придумал.

— Я так и знала!

— Слушай, — говорит он. — Два раза, три... не в этом дело. Я не поэтому вернусь.

— Не поэтому?

— Нет. Дело в тебе. В тебе.

Он делает пару шагов ко мне.

— Ты у меня в крови, Саба, — говорит он. — В голове. Ты моё дыхание, ты полностью завладела мной... Боже, помоги мне, ты повсюду. Ты завладела мной с первой минуты, как я тебя увидел.

Моё сердце словно замирает. Я не смею вздохнуть. Сердечный камень жжет мне кожу.

— Помница, когда мы впервые встретились, — говорит он, — ты, кажетца, тогда сказала... што ты тогда сказал мне?

— Я сказала, што... ты не в моём вкусе, — напоминаю я.

— Ты всё еще... так думаешь?

Я смотрю на Джека. В его странные серебристые глаза, в которых отражаетца лунный свет и они тут же становятца стальными, на его крючковатый нос, на впадинку над его верхней губой. И я отвечаю:

— Што до этого, то... я... так не думаю.

Он одарил меня своей кривоватой улыбкой.

— Иди сюда, — говорит он.

— Нет, — говорю я. — Сам иди сюда.

Он подходит ближе. От него пахнет шалфеем, летним небом и нечто таким, что присуще только ему. Он него пахнет Джеком.

— А теперь што? — спрашивает он.

— А теперь, — говорю я, — ты целуешь меня.

Он обнимает меня и крепко прижимает к себе. Он целует мои губы, глаза, лицо, губы. И я целую его. Я вдыхаю его словно воздух. Пью его словно воду.

Наконец, он остраняетца, держит меня на расстоянии вытянутой руки.

— Я должен идти, — говорит он.

— Ты мог бы уйти позже, — говорю я. — Мы могли бы пойти вместе, когда...

— Нет, — говорит он. — Я должен отправлятца в путь немедля.

Он начинает садитца обратно, продолжая говорить и всё это время глядеть на меня.

— Но как ты меня найдешь? — спрашиваю я. — Нас не будет здесь. Мы даже не знаем куда двинемся.

— Вы отправляетесь на запад, — говорит он, — к Большой воде. Говорят, воздух там пахнет медом.

Он залезает в седло.

— Подожди. Возьми это. — Я подбегаю к нему, шаря в поисках сердечного камня. Он наклоняетца. Я одеваю его ему через голову на шею.

— Это... это поможет тебе отыскать меня, — говорю я.

— Мне не нужен камень, штобы разыскать тебя, — говорит он. — Я найду тебя, где бы ты ни была.

Он вновь меня целует, пока у меня не начинает кружитца голова. Пока мои ноги не подкашиваютца.

— Так што, доскорого, — говорит он.

Он прикасетца кончиками пальцев к шляпе и чутка наклоняет голову, затем разворачивает Аякса и скачет прочь, затягивая песню.

— Я бросил всё, бродил по свету,

Мечтая позабыть девицу эту.

О сколько поцелуев я даровал,

Но слаще губ её я не знавал.

О, Энни бессердечная,

Мучение мне вечное.

— Саба!

Это выкрикивает Лью. Он, Эмми и Томмо подъезжают ко мне.

— Ты в порядке? — спрашивает Лью.

Я киваю.

— Ты не попросила его остатца? — спрашивает Эмми.

— Он должен был куда-то ехать, — говорю я.

Я залезаю на спину Гермесу. Неро опускаетца мне на плечо.

— А мы увидимся с ним снова? — спрашивает Эмми.

— Когда-нибудь, — говорю я.

— Скоро? — спрашивает Томмо.

— Надеюсь, — говорю я.

Мы поворачиваем наших лошадей на запад.

— Ой! Чуть не забыла! — Эмми вынимает из своего кармана рогатку Лью и протягивает ему. — Я берегла её для тебя, — говорит она.

Он ерошит ей волосы.

— Спасибо. Я научу тебя, как ей пользоватца.

— Это не понадобится, — сказала я. — Она хороший стрелок.

— Да ну, кто бы мог подумать?! — удивляетца Лью. — Наверное, мне надо подумать, чему бы другому обучить тебя, Эм.

— А может, я и сама чему научу тебя, — говорит Эмми. — Ты много не знаешь. Ты только думаешь, што всё знаешь, но это не так.

Лью мотает головой.

— Я определенно долго отсутствовал, — говорит он. — Вижу надо за тебя братца, Эмми. О беседе со старшими и как улучшить таким образом...

Я чуть еду позади. Я слушаю, как они болтают, а Лью их смешит. Он всегда так делает.

Мы вновь вместе.

Лью едет первый, всегда первый, а я следую позади него.

И это нормально.

Это правильно.

Всё так, как должно быть.

Лью оборачиваетца. Улыбаясь.

— Эй, — говорит он, — почему ты плетешься сзади? Я понятия не имею, куда идти. Выходи вперед и указывай путь.

И я так и делаю.

Прим переводчика:

hoodoo - геол. эрозионный или эоловый столб; «шаман», геол. земляная пирамида, «монах», «брат»

Оглавление

Мойра Янг Кроваво-красная дорога

Кроваво-красная дорога

СЕРЕБРЯНОЕ ОЗЕРО

ТРОПИНКА

КРОССКРИК

ПЕСЧАНОЕ МОРЕ

ХОУПТАУН — ГОРОД НАДЕЖДЫ

ГОРОД НАДЕЖДЫ МЕСЯЦ СПУСТЯ

МРАЧНЫЕ ДЕРЕВЬЯ

ПОЛЯ СВОБОДЫ