Голубая луна (ЛП) [Лори Хэндленд] (fb2) читать онлайн

Лори Хэндленд Голубая луна

Глава 1 

Тем летом я обнаружила, что мир совсем не черно-белый, как мне нравилось, а состоит из множества досадных оттенков серого. И это полностью изменило не только мое зрительное восприятие.

Как бы там ни было, в ночь, когда начала открываться правда, я по-прежнему служила рядовым полицейским в маленьком городке — скучала, частенько бывала не в духе и постоянно ждала и надеялась, что произойдет хоть что-нибудь. Да, в ту ночь я поняла, что с желаниями надо быть поосторожнее.

Раздался треск рации.

— Три-Адам-один, ты где?

— Смотрю, как на восточной окраине растет кукуруза.

Я ожидала от дежурного диспетчера неизбежного потока брани и не разочаровалась.

— Можно подумать, что наступило хреново полнолуние. Клянусь, это дерьмо вытаскивает наружу всех чокнутых в трех округах.

Мои губы дернулись. Зельде Хапмен по меньшей мере лет семьдесят пять. Курящая как паровоз и постоянно закладывающая за воротник, она была пережитком тех времен, когда все так жили и не подозревали, что эта дрянь может убить.

Очевидно, Зельда и до сих пор была не в курсе научных открытий, потому что собиралась пережить всех нас, куря «Кэмел» без фильтра и завтракая неразбавленным виски.

— Наверное, лунатики оживились, потому что приближается тринадцатое полнолуние.

— Это еще что на хрен такое?

Почему Зи спустя столько лет в полиции до сих пор работает в ночную смену? Из-за ее чудесного лексикона.

— Если на один месяц выпадает два полнолуния, то второе из них получается тринадцатым в году, голубой луной. Редкое явление. И очень сильное, если ты веришь в энергию луны.

Проведя всю жизнь в лесах на севере Висконсина бок о бок с теми, кто еще остался от народа оджибве, я на годы вперед наслушалась разных зловещих преданий. И они всегда бесили меня. Я живу в современном мире, где легендам отведено место лишь на страницах книг. В работе мне нужны только факты. Но в Миниве, в зависимости от собеседника, факты и вымысел частенько сливались в одно целое, что изрядно выводило меня из себя.

Презрительное фырканье Зи переросло в приступ лающего кашля. Я терпеливо ждала, пока она восстановит дыхание.

— Сильное, мать его. Давай чеши на сто девяносто девятое шоссе. Там проблемы, детка.

— Что за проблемы? — Я включила проблесковый маячок, проверила сирену.

— Хрен его знает. Позвонили с сотового — крики, шум, помехи. Брэд уже едет туда.

Я как раз собиралась спросить, кто еще сегодня на дежурстве, но Зи как обычно ответила на вопрос, прежде чем его задали. Порой она казалась мне страшнее, чем все, что я повидала и переслушала за годы службы.

— Он задержится, — продолжила она. — Он был с другой стороны озера, поэтому ты успеешь добраться до места первой. Дай мне знать, что там.

Поскольку крики никогда не казались мне хорошим знаком, я включила сирену и погнала воющий автомобиль в направлении сто девяносто девятого шоссе.

В полицейском участке Минивы служили я, шериф и еще шестеро детективов плюс Зи и бесконечная череда диспетчеров помоложе. Но летом картина менялась, и из-за туристов состав увеличивался до двадцати человек. Я ненавидела лето. Богатые придурки с юга приезжали по двухполосному шоссе на север, чтобы окунуть свои задницы в озеро и обгореть до цвета вареного рака. Их дети визжали, собаки носились туда-сюда. Туристы водили катера слишком быстро, а думали слишком медленно, но все же приезжали в город и спускали денежки в барах, ресторанах и сувенирных лавках.

Пусть для полицейского наплыв туристов и кошмар, но именно из-за ежегодных трех месяцев пытки Минива еще оставалась на карте. Судя по моему календарю, началась третья неделя ада.

Я съехала с холма и ударила по тормозам. Поперек движения на прерывистой желтой линии стоял дорогущий внедорожник из тех, что жрут бензин литрами и постоянно занимают левый ряд. Горела всего одна фара, на месте другой зияла дыра. Без понятия, почему водитель не съехал на обочину. Но с другой стороны, я всегда подозревала, что большинству людей не хватает мозгов для того, чтобы жить.

Я остановилась на обочине, направив свет на автомобиль. Оставив гореть проблесковый маячок, выключила сирену. Воцарившаяся тишина оглушала не хуже разрывающего барабанные перепонки воя.

Стук подошв моих ботинок по асфальту казался замогильным. Тишина ночи была такой мертвой, что, если бы свет моих фар не освещал фигуру на водительском сидении, я бы поверила, что нахожусь здесь одна.

— Есть кто-нибудь? — позвала я.

Никакого ответа. Ни намека на движение.

Я обежала машину спереди, заметив разбросанные по асфальту обломки решетки радиатора и осколки фары. Для машины стоимостью выше сорока тысяч долларов этот внедорожник определенно слишком легко разлетался на куски.

Вот поэтому мне и нравится служебный полицейский «форд краун виктория». Эта машина выглядит как танк и ездит не хуже. Хотя в других городах полиция уже перешла на внедорожники, в Миниве мы пользовались надежными проверенными транспортными средствами.

Конечно, полный привод — это здорово, но мешки с песком в багажнике и цепи на шинах тоже ничего. Кроме того, ни у какой другой машины нет такого двигателя, как в моем «форде». На этом авто я могла догнать любого, и меня никогда не заносило на крутых поворотах.

— Полиция Минивы, — окликнула я, обходя крыло внедорожника.

Я окинула взглядом капли крови, казавшиеся черными в серебристом свете луны. Их след уходил за обочину дороги. Я на минуту отвлеклась, чтобы проверить, нет ли в кювете раненого животного или человека, но ничего не обнаружила.

Вернувшись к машине, я распахнула дверь и удивленно моргнула, увидев за рулем женщину. По моему опыту, обычно такие автомобили водят мужчины или матери футболистов, но здесь я не увидела ни мячей, ни детей, ни обручального кольца.

Гм-гм-гм.

— С вами все хорошо?

На лбу женщины назревала шишка, а глаза казались остекленевшими. Молодая блондинка наподобие сказочной феи, слишком мелкая, чтобы водить машину такого размера, но — мысленно пожала я плечами — мы живем в свободной стране.

Подушка не сработала, а значит, либо машина полное дерьмо, либо ехала не слишком быстро, когда сбила… кого бы там ни было.

Я склонялась к последнему, потому что женщина за рулем не валялась на асфальте, изрезанная осколками разбитого ветрового стекла. Шишка сигнализировала, что ремень безопасности не был пристегнут. Ай-ай-ай. В нашем штате за такое полагается штраф, но доказать нарушение после аварии слегка проблематично.

— Мэм? — снова попыталась я, когда она молча уставилась на меня. — Вы в порядке? Как вас зовут?

Она поднесла руку к голове. С кисти стекала кровь. Я нахмурилась. Битого стекла, за исключением обшитой вроде бы пластиком фары, не наблюдалось. И чем же она умудрилась порезаться?

Я выхватила из-за пояса фонарь и посветила ей на руку. Между большим пальцем и запястьем недоставало куска плоти, словно его кто-то отхватил зубами.

— Кого вы сбили, мэм?

— Карен. — Женщина смотрела на меня огромными глазами с расширенными от шока зрачками. — Карен Ларсон.

Правильный ответ, но не на тот вопрос. В прохладном ночном воздухе раздался далекий вой сирены, и я позволила себе с облегчением выдохнуть. Помощь уже в пути.

Так как ближайшая больница находилась в сорока милях от города, в Миниве открыли небольшую общеврачебную клинику, в которой лечили все, кроме опасных для жизни травм. Но здание располагалось на другом конце города, в добрых двадцати минутах езды по темным безлюдным дорогам. Брэд сможет отвезти мисс Ларсон туда, пока я закончу здесь.

Но первым делом нужно убрать машину с дороги, пока кто-то — а то и Брэд — в нас не впаялся. Слава богу, сто девяносто девятое шоссе не слишком оживленная магистраль, иначе на асфальте было бы больше крови и битого стекла.

— Мэм? Мисс Ларсон, необходимо отъехать. Пожалуйста, пересядьте.

Она как ребенок подчинилась моему приказу, и я быстро припарковала ее машину рядом со своей. Я собиралась достать аптечку и оказать первую помощь, но замерла, наполовину выйдя из машины, когда Карен с запозданием ответила на мой третий вопрос:

— Волк. Я сбила волка.

В голове промчались все любимые ругательства Зи. Волки превращались в проблему. Они следовали за пищей, а так как, несмотря на щедрость Департамента природных ресурсов на охотничьи лицензии, олени плодились с ужасающей быстротой, по скорости размножения волки не отставали от своей добычи. Обычно звери не проявляли агрессии, но все менялось, если их ранили или они подхватывали бешенство.

— Он укусил вас, мэм?

Она кивнула:

— Я… Я думала, это собака.

— Чертовски крупная собака, — проворчала я.

— Верно, чертовски крупная, — повторила она. — Он выскочил прямо под колеса, и я не успела затормозить. Гнался, гнался… — Она нахмурилась, а затем застонала, словно ее маленькая головка не справлялась с таким большим количеством мыслей.

— И как он вас укусил?

— Я думала, он погиб.

Какое там есть хорошее правило про мертвых животных и злодеев из мыльных опер? Обычно они остаются в живых, даже когда все думают, что это не так.

— Мэм, мне нужно проверить ваши права и свидетельство о регистрации автомобиля, ладно?

Она все так же заторможенно кивнула. Запаха спиртного я не почувствовала, но в клинике ее все равно проверят на наличие в крови алкоголя и наркотиков.

Я быстро обшарила ее бумажник. Все верно, Карен Ларсон. Найденное в бардачке свидетельство о регистрации подтверждало, что машина принадлежит ей. Все галочки на месте, прямо как я люблю.

Наконец-то приехал Брэд. Молодой и горячий, он был одним из «летних» полицейских, а значит — нездешним. Кто знает, чем он занимается девять месяцев в году. Судя по его внешности, потеет на тренажерах и загорает в солярии. Так как мне приходилось работать с ним прежде, я придерживалась мнения, что вместе с кожей сгорел и его мозг. Но его компетенции хватит, чтобы доставить мисс Ларсон в клинику.

Я встретила Брэда на полпути от его машины к ее.

— У нас волчий укус. — Времени болтать не было, да я бы не стала заморачиваться, если бы и нашлось. — Отвези ее в клинику. А я попытаюсь отыскать волка.

Он рассмеялся:

— Ладно, Джесси. Конечно, ты поймаешь волка в этих лесах посреди ночи. И, ясное дело, именно того самого.

Вот поэтому Брэд и работает полицейским только летом. У меня-то есть мозг, и я не боюсь им пользоваться.

— Можешь назвать меня дурой, — я указала на кровь, пластмассу и стекло на асфальте, — но это не пойдет тебе на пользу. Если я найду волка со вмятиной размером с решетку радиатора, то просто проведу задержание. Кто знает, возможно, нашей потерпевшей и удастся избежать уколов от бешенства.

Брэд захлопал глазами:

— О.

— Вот именно, «о». Можешь позвонить Зи и рассказать, что произошло? Ну и попросить ее сообщить о происшествии в Департамент природных ресурсов?

— Зачем?

Я подавила желание стукнуть его по башке. Может, и удалось бы вдолбить туда хоть немного ума.

— Стандартная процедура. Если имеешь дело с волками, необходимо позвонить в охотничье-рыболовный надзор.

— А это обязательно?

Хоть я и разделяла его мнение — от Департамента природных ресурсов никто сроду толку не видывал — правила есть правила.

До 1999 года в Висконсине волки считались животными под угрозой исчезновения. После они перешли в категорию охраняемых видов. А недавно популяция волков увеличилась настолько, что их вообще вот-вот уберут из списка. Что означало: проблемы вроде бешенства могут устранять только определенные люди определенным образом.

Если сегодня я застрелю волка, то нужно прикрыть задницу.

— Да, — отрезала я. — Обязательно. Скажи Зи, чтобы вызвала сюда кого-нибудь для прикрытия, и чтобы обмерить место аварии. — Я похлопала по висящей на поясе рации. — Я на связи.

— Но… Гм, я думал… Может быть, ну, мне, ты знаешь… — Его неуверенный взгляд скользнул к деревьям и вернулся обратно.

— Знаю. И тебе это не надо.

Думай. Всегда. Хотя порой разум и выкидывал забавные фортели, но за двадцать шесть лет я уяснила, что колкости стоит держать при себе. В большинстве случаев.

— Брэд, я живу здесь всю жизнь. И я лучший охотник во всем участке.

Многим ребятам, работавшим со мной, это было не по душе. Не могу даже припомнить, когда в последний раз уходила с осеннего турнира «Большой бакс» без главного приза. Но по-прежнему казалось, что Брэду неловко отпускать меня одну в темноту.

— Расслабься, — успокоила я его. — Я знаю эти леса, а ты нет.

И, не дожидаясь возражения, я пустилась в погоню за волком.

Глава 2 

Я научилась идти по кровавому следу еще до того, как у меня выросла грудь. И преподал мне эту науку вовсе не отец. Он исчез, как раз когда я научилась говорить «папа». Надо было держать рот на замке. Но это бы ничего не изменило.

Мама была, так сказать, настоящей девчонкой. Никогда не понимала, что делать с дочкой, которая предпочитала играть с мальчишками, стрелять и валяться в грязи. Ей и до сих пор невдомек.

Я была хулиганкой, и в этом нет маминой вины, хотя она по-прежнему возлагает ее на себя. Не думаю, что я выросла такой уж плохой. Ведь я же полицейский, а не преступница. Это чего-то стоит. Но только не маминого одобрения. В нем мне давно уже отказано.

Сейчас я с ней мало общаюсь. Раз уж идеальной дочери не вышло, она надеется на идеальных внуков — будто бы от меня их можно получить. Семья и дети не занимают верхние позиции в моем списке приоритетов. О, подождите — да их там вообще нет.

Я не сомневалась, что сбитый мисс Ларсон волк давно убежал, но не могла сдаться без единой попытки. Не в моих это правилах.

Идти по кровавому следу меня научил Крейг Симмонс, с которым я дружила в шестом классе, а он освоил этот навык с помощью пятиклассника Джорджа Стендуотера. Дети индейцев не слишком жаждут общаться с белыми и наоборот, несмотря на слащавую официальную пропаганду. Время от времени некоторые из них становятся друзьями, но такая дружба всегда коротка. Часто этому способствуют родители с обеих сторон.

Я никогда не забуду, как плохо было Крейгу, когда ему запретили дружить с Джорджем. Вроде того, как плохо было мне, когда Крейг решил, что лучше играть с девочками в библейском смысле, чем водиться с оторвой вроде Джесси Маккуэйд.

С еле слышным шелестом лес сомкнулся вокруг меня, оставляя позади цивилизованный мир машин, электрических огней и дорог. Под сенью сосен и берез я едва различала звезды. Вот так и пропадают неудачники.

За годы службы я узнала, что в лесах теряется намного больше людей, чем об этом сообщается. И Минива не исключение. Люди постоянно уходили в чащу и не возвращались оттуда. Но не я. У меня при себе фонарь, пистолет и компас. Я могу много дней бродить здесь и найти дорогу домой даже без старинной рации. Которая, кстати, выбрала именно этот момент, чтобы затрещать, и мне пришлось ее выключить. Сейчас мне нужно подкрасться к волку, и пускай Зи хоть изойдет проклятьями в трубку. У меня был всего один шанс, а то и ни одного, и мне не хотелось его упускать.

Жаль, нет ружья. Вооруженная лишь пистолетом, я должна подойти очень близко, но длинноствольного оружия в служебных автомобилях не держали. Оно было надежно заперто в сейфе в участке, и поэтому совершенно для меня бесполезно.

Кровавый след повернул вправо, затем влево, а потом снова вправо. Луна, размером почти в три четверти, светила ярко. В такую ночь большинство животных затаилось в лесу, опасаясь яркого лунного диска в небе. Но не волки. Кажется, им это нравится.

Этой ночью луна и мне была по душе. Потому что серебристый отсвет бросал блик то на пятнышко там, то на листок тут. Еще влажный след крови давал надежду, что моя жертва ушла недалеко. Волк даже может быть мертв, что одним махом решило бы кучу проблем. Но я все равно держала пистолет наизготовку. Я вовсе не дура, чтобы идти по следу раненого зверя беззащитной.

Ветерок взъерошил мои короткие волосы, и я остановилась, подняла голову и тут же выругалась. Я шла с наветренной стороны. Если волк не сдох, то знал, что я иду за ним.

Сквозь ночь прорезался вой, усиливаемый ветром. Звук пронизывал тьму и устремлялся к луне. И это был вовсе не крик души зверя, желающего найти спутницу, а яростный агрессивный вой доминирующего самца, от которого волоски на моем затылке встали дыбом.

Он знал, что я иду, и был к этому готов.

Уровень адреналина в крови подскочил. Хотелось двигаться быстрее. Пойти туда. Драться, а не бежать. Покончить с этим. Но нужно следовать за кровью, что становилось все труднее.

А затем внезапно кровавый след пропал. Я пошла обратно по своим следам. Снова наткнулась на кровь. Двинулась вперед. Ничего. Похоже, волк растворился в воздухе. Я в беспокойстве посмотрела на колышущиеся верхушки деревьев. С губ сорвался смешок, скорее нервный, чем веселый. Ну какой волк может взобраться на дерево? Явно не тот, за которым я охочусь.

Услышав впереди шорох, я рванула туда, и к черту кровавый след. Я продралась сквозь кустарник и выскочила на поляну, чуть не свалившись при виде бревенчатого домика, которого несколько недель назад здесь и в помине не было. Неужели он вырос из-под земли?

Мое любопытство по поводу дома угасло, когда я обратила внимание на шевеление в кустах на дальнем конце поляны. В доме не горел свет, и если мне повезет, его жители уже спят, а то и — что даже лучше — отсутствуют. Мне не хотелось пугать никого из новоприбывших выстрелами в четыре утра, но и упускать жертву желания не было.

Подняв пистолет, я шагнула вперед.

Мелькнувшая на листе капля крови заставила меня взвести курок. Движение в кустах прекратилось.

Я была так напряжена, что тело ломило. Нельзя стрелять, не зная, что там. Но вдруг сейчас оттуда выпрыгнет волк с оскаленными челюстями, и я не успею выстрелить?

Решения, решения… Как я их ненавижу. Дайте же мне спокойно выстрелить хоть разок. Черное-белое. Хорошее-плохое. Добро-зло.

— Эй! — крикнула я, надеясь, что волк побежит в другую сторону и мне удастся его подстрелить.

Ага, сейчас. Кусты снова затряслись, и из-за них появилась тень; выпрямилась, увеличилась и оказалась человеком. Точнее — красивым, прекрасно сложенным обнаженным мужчиной.

— Что за…

С севера донесся волчий вой, заставивший меня остановиться на середине вопроса и напомнивший, что необходимо двигаться дальше. Не обращая внимания на незнакомца — что было весьма сложно, поскольку он выглядел внушительно, а я сто лет не видела голого мужчины — я осматривала землю и деревья в поисках кровавого следа. Но на этот раз он определенно куда-то испарился.

— Черт! — Я сунула пистолет в кобуру.

— Какие-то проблемы?

Его глубокий голос тек, словно вода по гальке. Мужчина был выше меня на добрых полголовы, то есть, босиком его рост достигал ста девяноста сантиметров. Серебристый свет луны струился по его куда ни посмотри золотистой коже. Похоже, ему совершенно не претит бродить голым при свете солнца, так же как и под луной.

Он спокойно смотрел на меня, словно не осознавая — а, возможно, и не переживая, что забыл одеться перед выходом на улицу.

Ну, если он может оставаться столь невозмутимым, то чем я хуже?

— Не пробегал ли здесь волк?

Незнакомец скрестил руки на груди. Его бицепсы напряглись, как и мышцы живота. Я не смогла удержаться и вытаращилась на него. Все впадинки и выпуклости в нужных местах. Определенно, занимается спортом.

— Достаточно увидела? — промурлыкал он.

Хоть это и было трудно, но я заставила себя посмотреть ему в глаза. Мне не хотелось казаться смущенной — ведь это он, а не я, стоял здесь обнаженным.

— А что? Есть что-то еще?

Зубы сверкнули на фоне темной кожи. Черные глаза, черные волосы, почти такие же короткие, как у меня. В ухе золотая серьга в виде пера.

Интересно. Коренные американцы в основном носят серебряные украшения.

Если бы он был белым, в таком городе как Минива ему бы неслабо досталось за подобный пирсинг. Неважно, что наступило новое тысячелетие: в маленьких городках на Среднем Западе до сих пор бытовало мнение, что серьги — для извращенцев, а татуировки — для бандитов на мотоциклах. Но на индейцев обычно внимания не обращали. Тем не менее, я сомневалась, что человека с такой внешностью игнорировали все.

— Вы охотитесь на волка?

Он вышел из-за куста, давая мне возможность обозреть его полностью. Мои щеки покраснели. Несмотря на браваду и остроумные замечания, с мужчинами я поддерживала исключительно дружеские отношения. Наверное, потому, что в другом качестве совсем их не привлекала.

Да уж, у девушки есть потребности. Или это луна на меня так влияет?

— Может быть, оденетесь, а потом поговорим? — Я намеревалась сказать это скучающим тоном многоопытной женщины. Но из горла исторгся задыхающийся с хрипотцой голосок. Пытаясь скрыть смущение, я рявкнула: — Что вы вообще тут делаете?

— Вообще-то я у себя дома, на своей земле. И не собираюсь утруждать себя объяснениями. Вы нарушили границы частной собственности.

— Погоня. Чрезвычайные обстоятельства, — пробормотала я. — Просто странно, что вы бродите по лесу обнаженным.

— А зачем покупать дом в лесу, если нельзя при желании выйти на улицу голышом?

— Хм, даже не знаю. А как же ядовитый плющ в ненужных местах?

Я подумала, что он рассмеется, но когда посмотрела на него, он отвернулся. При взгляде на его спину я снова потеряла способность мыслить трезво. Он пошевелился, и его мускулы перекатились под кожей. Здесь действительно так жарко?

— Вы идете за волком, одна, посреди леса глубокой ночью, детектив…

Внезапно он вырос прямо передо мной. Неужели я так погрузилась в фантазии, что не заметила, как он подошел так близко? Наверное, так и было.

Тонкий темный палец вытянулся вперед, светлый ноготь скользнул по значку, приколотому на груди с левой стороны.

— Маккуэйд, — прочитал он, и тут же посмотрел мне в глаза.

Мне пришлось откинуть голову назад, к чему я не привыкла. Обычно я могла смотреть в глаза мужчинам, но редко стояла так близко к ним. И мои собеседники никогда не возникали передо мной в чем мать родила.

От него пахло лесом — зелеными деревьями, коричневой землей и… чем-то диким, свободным. Мне показалось, что я падаю в его темные бездонные глаза. Острые скулы, полные губы, ровная кожа… Да этот мужик красивее меня!

Я сделала огромный шаг назад. Упасть в обморок, словно героиня исторического романа, лишь потому что оказалась на лесной поляне с великолепным обнаженным индейцем — вот еще!

— Я выполняю свою работу, — сказала я, больше стараясь напомнить об этом себе, чем просветить его. — Волк укусил женщину на шоссе, и вот я ищу его.

В его глазах что-то мелькнуло, но исчезло так быстро, что я не была уверена, не блик ли это от света луны, пробивающегося сквозь деревья.

— Вряд ли вам повезет. — Он снова отвернулся, и на этот раз я заметила жуткий синяк на его бедре.

— Черт, — пробормотала я.

— Что?

— Я, э-э… — я махнула рукой куда-то в сторону его задницы. — Что случилось?

Он обернулся, посмотрел вниз, нахмурился, а затем поднял на меня глаза.

— Не знаю. Наверное, оступился где-нибудь.

Я смотрела ему вслед, пока он шел к дому. Странно, незнакомец вовсе не выглядел неуклюжим.

Он подхватил на веранде шорты и натянул их, не позаботившись о нижнем белье. Почему-то это показалось мне донельзя эротичным.

Он вернулся, не надев рубашку… Его грудь меня заворожила: гладкая, мускулистая, без единого волоска… Интересно, на вкус он так же хорош, как и пахнет?

Я потерла глаза, чтобы изгнать из головы этот образ. Мне нужно с кем-то переспать, и поскорее. Когда в ответ на эту мысль пульс участился, я снова покраснела.

«Тихо, тихо, — воззвала я к оживившемуся либидо. — Ты на скамейке запасных, а он играет в основном составе».

Но мечтать же не вредно?

— Кхм, не поможете мне снова взять след?

Неплохо, Джесси. Почему бы тебе еще не принять охотничью стойку и не пустить слюну, раз уж ты здесь?

К счастью, он не заметил ни моего раскрасневшегося лица, ни спотыкающейся речи.

— Я? — Он провел рукой по волосам, нахмурился и покачал головой, будто только что подстригся и еще не привык к новой прическе. Серьга заплясала в лунном свете.

— Кровавый след пропал как раз перед теми кустами, где вы… — Я нахмурилась. — Уверены, что не видели его?

Он нетерпеливо взмахнул рукой.

— Уверен.

— Так, может быть, поможете мне взять след?

— Почему вам кажется, что я способен выследить волка? Просто потому, что я из оджибве?

— А это так?

Он закатил глаза.

— Да ладно вам, детектив, вы же не слепая и успели ко мне присмотреться.

— Вы сами показывали себя во всей красе. Я еще и неглупа.

Его губы дернулись. Он почти улыбнулся, но вовремя спохватился.

— Даже если бы я умел ориентироваться в кромешной тьме, то не помог бы вам найти волка. Вы же убьете его.

Я пожала плечами:

— Он укусил женщину. Ей понадобятся уколы от бешенства, если я его не найду.

— Вы его не найдете.

Я раздраженно фыркнула:

— А вы экстрасенс или вроде того?

— Вроде того.

И что бы это значило?

Глава 3

Как выяснилось, он оказался прав. Я не нашла ни того волка, ни какого-либо другого.

Ночью лес был странно пустым. Я списала это на яркость луны и свою не особо изящную манеру с треском продираться сквозь кусты.

Но позже я задумалась.

Черт, да я о многом задумалась.

Например, кем был тот обнаженный мужчина? Он узнал мое имя, но свое так и не назвал. А у меня как-то не было возможности спросить.

Я покинула поляну, чтобы еще раз осмотреть местность в поисках следов зверя, а когда оглянулась назад, незнакомец исчез так же внезапно, как появился. Я разумно предположила, что он скрылся в доме — поступив грубо, поскольку не попрощался — тем не менее, я не слышала скрипа досок крыльца или щелчка двери.

Я двинулась дальше, но так ничего и не добившись, к восходу солнца вернулась на место происшествия. Кто-то эвакуировал огромный внедорожник мисс Ларсон, оставив на дороге стекло, раздробленную пластмассу и кровь. Потрясающе!

Я связалась по рации с Зи.

— Черт бы тебя побрал, девчонка! Где ты была? Я уже собиралась высылать подмогу.

— Я в порядке. Разве Брэд не сказал тебе, где я?

— Где-то в лесу, одна, посреди ночи. Ты с ума сошла?

— У меня была с собой пушка.

— Однажды, Джесси, ты встретишь того, кто умнее и злее тебя.

— Однажды, — согласилась я.

— Полагаю, ты не нашла то, что искала.

В моем сознании вспыхнуло лицо незнакомца. И не только оно. Я нашла кое-что получше, но не собиралась посвящать в это Зи. Как она говорила любому, кто соглашался слушать, она стара, а не мертва.

Зи захочет узнать больше подробностей о лесном жителе, чем я могла ей спокойно рассказать.

— Волк исчез, — ответила я. — Почему место происшествия не оцепили, как я просила?

— Тут случился небольшой переполох. Домашнее насилие, драка в баре.

— Как обычно.

— Чертовски верно. У меня здесь все были заняты спасением собственных задниц. В любом случае, какая разница? Тебе ведь испортили не какое-то важное место преступления. Произошел несчастный случай, все просто и ясно.

Я давно узнала, что ничто не бывает простым и ясным. Мой взгляд метнулся к осколкам и следам колес. Даже в этом случае.

— Ты говорила с Брэдом о жертве? — спросила я.

— Да, он оставался с ней, пока она не уехала, но…

— Уехала?

— Не нужно кричать.

— Как она могла уехать? Ее укусил дикий зверь. Ей нужны уколы от бешенства.

— Только если она на них согласится. А она не стала.

— Почему?

— В клинике не было сыворотки. Они могли получить ее из Клируотера, но на это потребовалось бы несколько часов. Она отказалась.

— Бессмыслица какая-то!

— А с каких это пор все должно иметь смысл?

Зи была права. Я попыталась вызвать Брэда по рации, но ответа не получила. Поэтому набрала номер его сотового, но он не взял трубку. Взглянув на часы, я поняла, что десять минут назад заступила новая смена. А Брэда медлительным не назовешь. Если бы я выразила свое мнение об этом вслух, у Зи появился бы повод для гордости.

Солнце уже взошло, и я устала. Третья рабочая смена без отдыха сделала меня своего рода вампиром: неспособной спать, когда это делали все остальные, и неспособной бодрствовать, когда весь мир оживал.

Но, несмотря на усталость и тот факт, что сверхурочные часы не оплачивались, я поклялась выловить Брэда позже и выяснить, что он узнал от мисс Ларсон. А прямо сейчас съезжу-ка я в клинику побеседовать с доктором. Посмотреть, смогу ли найти там мисс Ларсон и поговорить с ней — если у той изо рта еще не повалила пена.

Но сначала… Я перевела взгляд от своей полицейской машины к стеклу и кускам пластмассы, все еще устилающим тротуар. Сначала мне нужно было прибраться здесь.

Я нарисовала схему ДТП, измерила длину тормозного пути, после чего смела вещественные доказательства аварии в прозрачный мешок и понесла свою награду к обочине дороги. Держа пакет вертикально, я потрясла им. Что-то привлекло мое внимание.

Я засунула руку внутрь и достала тонкую полоску из сыромятной кожи. Я видела, как мужчины, иногда девушки-подростки, носят такие на шее. Если на полоске болтался драгоценный камень или кулон, то он мог быть где угодно.

Я снова потрясла мешок, но больше ничего необычного не увидела.

Поэтому прошла по разделительной полосе и в нескольких футах впереди того места, где внедорожник затормозил, нашла искомое. Наклонившись, я подобрала вырезанную из оникса фигурку волка, которую оджибве называли тотемом. Когда я взглянула на него, очертания фигурки дернулись и задвигались. По потной спине пробежал озноб, заставив меня вздрогнуть. Я тряхнула головой. На мгновение волчья морда стала почти человеческим лицом. Мне определенно нужно немного поспать.

Лежал ли этот тотем здесь прошлой ночью? Или несколько недель, возможно, месяцев? Что он означал? Кому принадлежал? И вообще имел ли какое-то значение?

Я пожала плечами и бросила улику в пакет. Вопросов и так было достаточно, чтобы не дать мне скучать большую часть утра. Все остальное могло подождать до вечера.

Посещение клиники Минивы оказалось не очень продуктивным. Дежурный врач был молодым, серьезным и таким же усталым, как и я. Он находился на дежурстве уже сорок восемь часов. Я была рада, что меня не привезли истекающей кровью в сорок седьмой час его работы.

— Я очистил рану, хотя полицейский, который привез жертву, сам прилично справился с этим.

Я отметила про себя, что Брэд не хлопал ушами на лекциях по оказанию первой медицинской помощи. Хороший мальчик.

Доктор приложил ладонь ко лбу и закрыл глаза. Когда он покачнулся, я схватила его за руку, боясь, что парень рухнет на пол лицом вниз.

— Док! Эй, вы в порядке?

— Извините. Это была долгая ночь… или три.

Я сочувственно зацокала языком. Принятое в медицинском сообществе доведение врачей до физических, эмоциональных и умственных пределов было выше моего понимания. Разве они считали, что доктора, которые вынесли такую тренировку, потом смогут справиться с чем угодно? Возможно.

— Мисс Ларсон, — напомнила я ему.

— О да. Я лечил ее как от обычного собачьего укуса. Четыре шва, антибиотик. Один из легких.

— Почему она ушла?

— Торопилась на работу.

— Она нейрохирург?

На его бледном лице вспыхнуло замешательство.

— Прошу прощения?

— Ее работа не могла подождать? Что, если волк был бешеным?

— Подобная вероятность очень низка, детектив. Страдающие бешенством животные более склонны нападать на летучих мышей или грызунов — мышей, белок, — он замолчал, мгновение подумал, а затем продолжил: — Или бездомных котов. Мерзость. Если вас кусает бродячий кот, то вам определенно нужны уколы от бешенства.

В мои планы не входило быть укушенной каким-либо бездомным котом, поскольку скорее в Майами выпадет снег, чем я прикоснусь хоть к одному. Однако информация всегда приветствуется.

Доктор покачал головой.

— Маловероятно, что волк является переносчиком бешенства.

— Это не значит, что она вне подозрений.

— Нет. Но у нее есть право отказаться от лечения.

— А если она начнет кусать кого-то из коллег, у нее есть право подать на вас в суд?

Он вздрогнул, услышав про суд — профессиональный фактор, я уверена.

— Вы вцепились в это прямо как собака в кость.

Собака? В кость?

Я ждала, что он хихикнет, но доктор либо слишком устал, чтобы оценить собственную шутку, либо вовсе не обладал чувством юмора. А возможно, и то, и другое.

— Я люблю все раскладывать по полочкам, — продолжила я. — Можете называть меня дотошной. Все так и делают.

Его губы даже не дернулись. Определенно, нет чувства юмора.

— Вы можете поехать за ней. — Он черканул в блокноте. — Вот ее адрес и место работы.

Дом Карен Ларсон находился недалеко от сто девяносто девятого шоссе.

Ха. Ее огромная машина словно кричала — «туристка». А выбраться из автомобиля, чтобы осмотреть раненого волка, могла только идиотка. Если Карен Ларсон и не была временной жительницей, то, по крайней мере, переехала совсем недавно. До тех пор, пока люди не переживали здесь зиму, они всегда думали, что им необходимы огромные шины, чтобы переезжать огромные сугробы.

Ее адрес объяснял, почему она оказалась на шоссе. Однако не объяснял, почему она ехала домой в одиночестве в три часа ночи буднего дня. Может, я и любопытна, но всегда цеплялась к подобным тонкостям.

Вероятно, именно поэтому я и стала копом, тем самым получив официальное разрешение совать нос в чужие дела.

Я снова взглянула на каракули доктора. Мисс Ларсон преподавала в Тритопской начальной школе.

Хотя в некоторых школах учебный год заканчивался перед выходными в честь Дня памяти^[1], в других, подобных нашим, занятия продолжались почти весь июнь. Это было непосредственным результатом блестящей идеи законодателей штата, что учеба в школах должна начинаться после Дня труда^[2], дабы из туристического сезона извлекалась максимальная выгода. Казалось, никто из них никогда не понимал, что это лишь отрезает несколько недель с другого конца лета.

Раз мисс Ларсон чертовски сильно волновалась по поводу работы — я взглянула на часы — сейчас она должна уже быть там. И я тоже поехала в ту сторону.

Мое решение оказалось логичным. Когда я добралась до Тритопской начальной школы, повсюду были слышны крики.

Я стала первым полицейским, прибывшим на место происшествия. Вероятно, потому что всех больше интересовало выбраться из здания, чем набрать 911, хотя звучащие вдалеке сирены дали мне понять, что кто-то все же позвонил в службу спасения.

Я была не на службе, но какая к черту разница? Люди бежали, дети кричали. Назовите меня глупой, но коп в такой ситуации необходим.

Я припарковала полицейскую машину у обочины, сообщила по рации свое местоположение, после чего вышла и стала пробираться сквозь людской поток, покидающий здание. Оказавшись внутри, я поискала кого-нибудь главного. Но раз никто не вызвался помочь, схватила за руку ближайшего взрослого. От моего прикосновения женщина вскрикнула, из-за чего несколько детей вокруг нее разразились слезами.

Их поведение встревожило меня. Неужели кошмар пальбы в школах достиг северных лесов? Пусть я не слышала ни одного выстрела — это вовсе не значило, что их не было.

— Что случилось? — не очень любезно спросила я.

— Я… я не знаю. Там. — Она указала свободной рукой туда, откуда пришла. — Визг. Плач. Крик. Они сказали спокойно покинуть здание. Но затем все побежали.

А это нехорошо. Типично, но не хорошо.

Я отпустила ее, и она проводила нескольких оставшихся детей на площадку.

В школе стало устрашающе тихо. Мне, вероятно, следовало подождать подкрепления, но если здесь находился вооруженный преступник, я не планировала позволить маленькому ублюдку причинить больше вреда, чем он уже натворил.

Честно говоря, если бы каждый ребенок, которого когда-либо дразнили или над которым издевались, хватался за оружие, никто из нас не пережил бы школьные годы. Что же творится в мире, раз дети поверили, что решать проблемы с помощью пистолета — это нормально? Но опять же, кто я такая, чтобы бросаться камнями?

Я вытащила служебный револьвер и зашагала по пустынному коридору. Я не слышала стрельбы, и крики внезапно стихли, что затрудняло поиски источника проблемы. Я бы и не нашла его, если бы не слабый, почти неуловимый стон, донесшийся из кабинета впереди слева от меня.

Табличка на стене у двери гласила: «Мисс Ларсон. Третий класс».

— Дерьмо, — пробормотала я. — Я была права.

По идее, я должна была обрадоваться, поняв, что стрельбой в школе и не пахло. Но то, что я обнаружила, открыв дверь класса, вызвало у меня тошноту.

Карен Ларсон была плоха. Сказочная аура принцессы исчезла, как и ореол хрупкости. Ее волосы спадали на лицо слипшимися от пота прядями, частично прикрывая глаза. А жаль, что не полностью. Поскольку ее глаза напомнили мне о человеке, против которого я однажды давала показания в суде по делу о невменяемости. Он отправился в психушку до конца своих дней. Но больше внешнего вида Карен Ларсон меня беспокоил маленький мальчик в ее руках.

Ему было лет восемь, и он никоим образом не казался маленьким. Однако мисс Ларсон удерживала его в воздухе одной рукой. Его кроссовки «Найк» висели в футе от пола.

Тело ученика было вялым, хотя я видела, как его грудь равномерно поднимается и опускается.

Он был без сознания. Хорошо. Судя по виду мисс Ларсон, впереди неприятности.

— Отпустите его, — я не кричала, но и не шептала. Спокойный уверенный голос в большинстве случаев помогал лучше всего. Мисс Ларсон подняла глаза. В уголках ее рта пузырилась розовая пена. Не очень приятное зрелище.

Краем глаза я заметила рядом другое тело. Более крупное. Не ребенка, а мужчины. Возможно, вахтера или директора. Он не шевелился, даже не дышал, и повсюду была разбрызгана кровь. Теперь я поняла, почему пена у рта мисс Ларсон была розовой. Фу!

Я взвела пистолет. Время милых игр прошло.

— Отпустите его! — мой голос звучал громче и менее спокойно, чем раньше. — Давайте, Карен.

Она задрала голову как собака, уловившая свое имя в беспорядочной путанице человеческих слов.

Я вздрогнула. Это просто слишком странно.

Однако все стало совсем нелепым, когда она зарычала на меня. Серьезно. Так и было. Изо рта мисс Ларсон вылетали хлопья пены, а ее зубы были выпачканы кровью.

Я осторожно двинулась вперед, и она, резко притянув к себе вялое тело мальчика, зарычала, провела носом по волосам и лизнула его шею. Я не уверена в том, что произошло дальше.

Даже сегодня я поклялась бы, что она явно улыбнулась мне. Как если бы с ней было все в порядке, а все это — ошибка. И я также поклялась бы, хотя и не вслух, что в следующий миг ее лицо превратилось в злобную маску; дух зверя обитал в ее глазах.

Она подняла голову и отклонилась, словно собиралась вырвать горло пленника, но в этот миг в помещении прогремел выстрел.

Я никогда не смогу доказать, вообразила ли я себе перемены в Карен Ларсон или они произошли на самом деле, поскольку ее голова дернулась назад, когда пуля разнесла ей мозги.

Слава богу, ребенок находился без сознания. Учитывая все это месиво, мне тоже хотелось бы быть без чувств.

Глава 4

Пока вы не сделали неправильных выводов, скажу, что выстрелила в нее не я.

Я повернулась и встретилась лицом к лицу с боссом — шерифом Клайдом Джонстоном.

— Ты собиралась стрелять из пушки или чесать языком? — проворчал он.

Если бы Клайд не был на три четверти индейцем, то мог бы посоперничать с любым среднестатистическим любителям кантри и вестернов. Ведь правда же: форменная рубашка едва не лопалась на животе, речь была невнятной от постоянного жевания табака, а размер пистолета заставлял меня вспоминать старые шутки о большом оружии и маленьком мужском достоинстве. Привычка Клайда цитировать реплики из фильмов с Клинтом Иствудом в обычном разговоре лишала терпения даже более стойких, чем я.

Зацикленностью на Клинте также объяснялось то, почему в Миниве мы ходим с магнумами сорок четвертого калибра, в то время как большинство других отделов перешли в мир полуавтоматического оружия. Однако я соглашалась с Клайдом, что револьверы надежнее новомодных автоматических пистолетов, которые требовали боеприпасов более высокого качества и зачастую давали осечку. Когда дело касается оружия, я, бесспорно, голосую за надежность, а не скорость. В ушах звенело от шума выстрела, но я бросилась через комнату и подняла тело мальчика. Он по-прежнему был без сознания. Быстрый взгляд на другое тело — директора, судя по покрою костюма — дал мне понять, что он тоже мертв, как и Карен Ларсон, хотя и по другой причине. В ее голове зияла большая дыра. И то же самое представляла собой шея директора.

— Полагаю, магнум сорок четвертого калибра — самый мощный пистолет в мире, — заметил Клайд. — Ей почти начисто снесло голову.

Это было уже слишком даже для меня. С ребенком на руках я пошла к двери и для разнообразия оставила Клайда убирать за собой. Ему хватило одного взгляда на мое лицо, чтобы не препятствовать.

Специалисты неотложки находились в холле. Я передала мальчика ближайшему из них.

— Это единственный пока известный пострадавший. Остальные убиты.

Женщина быстро понимающе кивнула и занялась осмотром.

— Как его зовут?

— Не знаю. Он уже был без сознания, когда я добралась сюда. Возможно, он даже не ранен. Это не его кровь и… — я замолчала: не было необходимости вдаваться в подробности, что еще было не его.

— Верно, — сказала она. — Начнем прямо сейчас.

Они унесли мальчика в неизвестном направлении, и хотя мне того не хотелось, я вернулась на место преступления.

Клайд держал все под контролем. Он, возможно, и казался дураком, но таковым не являлся. Именно поэтому он и оставался шерифом Минивы вот уже тридцать лет. Индейцы доверяли ему, а белые люди считали его аборигеном-талисманом. То, что он был умен и на своем дежурстве никогда не оставлял преступление безнаказанным, тоже никому не вредило.

Он крутился возле места преступления, намереваясь охранять его, пока не прибудут криминалисты и судмедэксперт. Минива была настолько маленьким поселением, что мы делили и тех, и другого с расположенным по ту сторону озера Клируотером и ещенесколькими крошечными городками.

Когда я вошла в помещение, Клайд поднял глаза и выгнул темную густую бровь.

— Скажи мне, Джесси, почему так вышло, что я обнаружил тебя, малютка, в центре всего этого безобразия?

Только такой крупный мужчина как Клайд мог счесть меня маленькой. Я бы полюбила его только за это, если бы была на то способна.

— Я расследовала дело.

Он нахмурился.

— Какое дело?

Поскольку Клайд только что заступил на дежурство, а я как раз закончила свое, он еще не успел бы увидеть мой отчет, даже если бы я его и написала.

— Мелкое дорожно-транспортное происшествие. Мисс Ларсон сбила волка.

— Кто?

Я махнула рукой в направлении тела номер два.

— О. И что?

Я быстро посвятила его в детали. Бух, бах, волк сбит. Укушенная рука, ночные поиски, никаких признаков зверя. Затем мисс Ларсон отказывается от уколов против бешенства, которые впоследствии ей все же потребовались. Я опустила эпизод с обнаженным индейцем. Клайду это было бы неинтересно.

— Ха, — пробормотал он. — Представляю, какая вакханалия начнется в газетах.

Я застонала. В маленьких городках помимо сплетен и заняться было нечем. Происшествия последних двенадцати часов превратятся в раздутое средствами массовой информации грандиозное событие и, вполне возможно, серьезную проблему. Леса заполонят вооруженные люди, разыскивающие бешеного волка, послав к черту приказы Департамента природных ресурсов. Появятся ударившиеся в панику горожане, стреляющие в бездомных собак и, вероятно, даже в бездомных людей.

— Именно! — Клайд выплюнул коричневый сгусток слюны в ближайшую мусорную корзину. Разве никто не рассказывал ему об ужасах рака языка? — Может, тебе просто следует сохранить в тайне историю о волке, а?

— Но…

— Никаких но. Ты знаешь, что случится. Как только мы разберемся с волком, то сразу же расскажем правду. Что в этом плохого?

Все верно. Однако…

— Мне придется переговорить с Брэдом и Зи, — сказала я. — Но они вряд ли станут мешать.

Клайд хмыкнул:

— Хорошо. Давай.

— А еще тот доктор в клинике…

— Я поговорю с ним.

— Ладно. — Я стояла в растерянности, поскольку хотела задать Клайду вопрос, но не знала, как.

— Наверное, ты уже падаешь от усталости, Джесси. Иди домой, поспи, а я сам с этим разберусь.

— Осталось не так уж много, с чем нужно разбираться, — пробормотала я, глядя на тела.

Я поняла, что Клайд сверлит меня взглядом.

— Ты хочешь сказать что-то еще? Говори.

Он так же хорошо, как и я, знал, что я не могла уйти, пока не прибыло подкрепление. Клайд только что застрелил гражданское лицо.

Существовали определенные формальности, которые нужно было соблюсти, не последнее место среди которых занимало изъятие оружия Клайда и дача моих свидетельских показаний. Мне действительно не следовало оставлять его в помещении одного, но какой у меня был выбор, учитывая, что я держала на руках бесчувственного ребенка?

Клайд был хорошим копом. Он уже положил пистолет в пакет для улик. Тот лежал на одной из парт, отвратительное напоминание о многих других пистолетах в школах.

— Джесси? — подтолкнул меня он.

Я все еще колебалась. Клайд стал шерифом еще до моего рождения, поэтому кто я такая, чтобы сомневаться в его методах? Тем не менее, я не могла отправиться домой спать, не спросив его. Мое любопытство не позволит мне.

— Обязательно нужно было стрелять ей в голову, Клайд? Я имею в виду… — Я пожала плечами и развела руки в стороны. — Разве ранения в ногу было бы недостаточно?

— Я видел преступников, которые продолжали наступать с пулями в ноге, животе, груди, спине. Но не видел ни одного, который встал бы после того, как я всадил пулю между его глаз.

— Но…

— Она совсем свихнулась. Уже прикончила одного человека и захватила ребенка. Ты хочешь поспорить с его матерью, что лучше — голова или нога?

— Нет, сэр.

— Я так и думал.

Мгновение Клайд пристально смотрел на меня, будто снимал мерку. Прежде чем он смог сказать что-то еще, прибыли и приступили к работе криминалисты и двое наших детективов. Я дала показания, и меня отпустили.

Судмедэксперт еще не приехал, чтобы зафиксировать детали смерти жертв. Ничего нового. Доктор Прескотт Боузмен был бестолочью из бестолочей. Я взглянула на Клайда, и он резко кивнул.

— Если вы нам понадобитесь, мы знаем, где вас искать, Джесси Маккуэйд.

Всю дорогу домой я задавалась вопросом, почему его слова походили на угрозу, хотя знала, что это не так.

* * *

Мне удалось поспать несколько часов, но что-то в подсознании продолжало меня тревожить. Беспорядочная смесь воспоминаний пронеслась сквозь мои сны: разговоры, медицинский жаргон, качающаяся золотая серьга и тотем в виде волка.

Я проснулась, когда мою постель уже освещали горячие лучи послеполуденного солнца. Я забыла задернуть плотные шторы, которые купила, чтобы спать днем и работать всю ночь. Должно быть, я до смерти устала, раз забыла об этом и, тем не менее, проспала самую яркую часть дня.

Но сейчас я не спала, и вопрос продолжал пульсировать в моей голове, как боль за глазными яблоками.

Что было не так с этой ситуацией?

Я проковыляла в кухню, включила кофемашину, подставила кружку под струю кофе, пока она не наполнилась, а затем со стуком вернула графин обратно на горячую пластину.

Меня беспокоил тотем. Если он лежал на дороге еще до того, как Карен сбила волка, то должен был превратиться в пыль. Если же она носила его на шее, то почему я нашла фигурку так далеко от машины?

Единственное другое объяснение — украшение было на шее волка, но в это верилось с трудом.

Я достала записи, которые сделала, пока ждала доктора. Вот оно, синим по белому: Карен сказала, что волк за чем-то гнался. Я предположила, что за кроликом, но те тоже не носят ожерелий.

Хотя я была уверена — окажется, что тотем не имеет никакого существенного значения, тем не менее, его нахождение на месте преступления беспокоило меня. Я решила выяснить, что означает эта штуковина, и кто мог ее носить.

Я налила еще кофе и забрала кружку с собой в душ. Одна из радостей жизни в одиночестве — можно заниматься считай чем угодно и когда угодно, и никто и слова не скажет.

Не то чтобы мне когда-либо что-то запрещали. Моя мать, конечно же, осуждала меня. Я узнала это прежде, чем она сбежала в большой город, не дождавшись моего девятнадцатилетия. Но она никогда не была настолько глупой, чтобы ворчать или закатывать истерики, и я не понимала, почему отец оставил ее. Исходя из моих соображений, должно быть, ушел он как раз от меня.

Пока я намыливала волосы, меня осенила еще одна блестящая мысль. Мало того, что тотем был раздражающей закавыкой, но в бешенстве мисс Ларсон тоже было нечто не совсем правильное.

Не особо тщательно ополоснув волосы, я завернулась в полотенце и, оставляя капли, прошествовала из ванной комнаты в гостиную, где вбила несколько команд в компьютер. Информация о бешенстве полилась на экран, как вода в дождевой водосток.

— Ага! — воскликнула я и нажала на кнопку печати.

У людей инкубационный период бешенства длится от одного до трех месяцев. Если человека укусили в голову или область с множеством нервных окончаний, такую как рука — в точку! — проявление симптомов ускорится. Но я сомневалась, что это означает сокращение периода с нескольких месяцев до нескольких часов.

Если не бешенство, то что тогда превратило мисс Ларсон в безумную убийцу? Я не говорю, что профессия учительницы способствует здравомыслию, но лакомиться директором школы — это уже перебор.

Мне нужно было побеседовать с судмедэкспертом.

* * *   

— Его нет.

Я попытала счастья и заявилась прямо в офис судмедэксперта без предварительного звонка. Я должна была это предвидеть.

Смерти случались и в Миниве, однако они, как правило, довольно легко объяснялись. Люди пропадали здесь чаще, чем в других местах. Если их тела когда-нибудь находили, что было скорее исключением, нежели правилом, они не были в превосходном состоянии.

Последнее убийство произошло десять лет назад — простое дело, в котором действующими лицами выступали двое мужчин, женщина и пистолет. Никакой загадки. Преступление совершил парень с пушкой, почти ничего не оставив на экспертизу.

Можно сказать, нам повезло, поскольку Прескотт Боузмен был не таким уж и экспертом.

Я стояла в его приемной, сердито смотря на превосходно накрашенную и изысканно одетую секретаршу.

— Сейчас три тридцать рабочего дня, — сказала я. — Где он?

— Его нет.

Я скрипнула зубами. Боузмену сходило с рук, что он ленился в Миниве, поскольку здесь было чертовски мало дел. Но, смею предположить, когда работа появляется, ее все же надо делать.

Можно подумать.

— Он хотя бы добрался утром до места происшествия?

— Он был недоступен.

Я поборола желание треснуть себя по лбу. Это лишь усилит головную боль.

— Кто осматривал жертв?

— Не могу сказать.

— А можете сказать, когда у Боузмена дойдут руки до работы?

Секретарша поджала губы. Я ей не нравилась. Кто бы мог подумать!

Она оглядела мои коротко стриженые волосы, ни светлые, ни каштановые, а какого-то среднего цвета, от которого подобные ей женщины всеми силами старались избавиться, затем посмотрела на мою серую купленную в Миниве рубашку и любимые поношенные джинсы и наморщила дерзкий носик.

Но мои дорогие кроссовки сбили ее с толку. Зачем такой как я, которая не заботилась ни о внешнем виде, ни об одежде, тратить больше сотни долларов на обувь? А все потому, что счастливые ноги делают счастливым самого человека. Я на горьком опыте узнала это в полицейской школе.

Я взглянула на ее восьмисантиметровые шпильки и усмехнулась. Хорошо, что эта мадам весь день сидела на заднице, а то в противном случае могла бы стать калекой еще до того, как ей стукнет тридцать. Если не из-за подъема своих "носоквасов", то один раз неудачно оступившись.

Я достаточно высокая, чтобы не думать о каблуках. Не то чтобы я стала бы их надевать, даже если бы была такой же крохотной, как эта женщина, но я могла сказать, даже прежде чем она усмехнулась мне в ответ, что у нее типичный комплекс Наполеона. Высокий рост — преступление, а она — судья, присяжные и палач. Догадайтесь, какую роль отвели мне?

— Если бы вы побеспокоились проверить, детектив, то узнали бы… — Она произнесла «детектив», как я бы сказала «мерзкий слизняк», не то чтобы я часто так говорила, но вы понимаете, о чем я. — Доктор Боузмен по вторникам не работает.

— Но…

— Никогда.

— Произошел несчастный случай.

— Я в курсе.

— А он не мог бы прийти сегодня и не появляться завтра?

— В отличие от ваших, детектив, подопечные доктора Боузмена в его отсутствие убегать не собираются. Когда он придет, они по-прежнему будут здесь.

Маленькие города. Их нужно любить. Иначе от жизни в них сойдешь с ума.

Выйдя из офиса и оставив свое имя, разные номера и требование о заключительном отчете Боузмена, я хлопнула дверью. Знаю, по-детски. Можете меня отшлепать.

* * *

Следующим пунктом моей программы был поиск коренного американца, эксперта по тотемам. Это оказалось немного сложнее, чем я думала, учитывая, что я жила в округе, который гордился своим соотношением индейцев и всех остальных почти пятьдесят на пятьдесят. Но я однозначно не могла войти в «Кофейник» на Центральной улице и спросить завсегдатая, где найти такого эксперта.

Зи, обычно спец во всем, ничего не знала. Как и большинство жителей, она не слишком поддерживала индейцев. Они жили своей жизнью, она — своей, и эти жизни никогда не должны были пересекаться.

Таковым было мнение большинства стариков по обе стороны баррикад, как и значительной части молодежи. Я могла проехаться до резервации и порасспрашивать там, но основную ставку сделала на университет Минивы. В те времена, когда правительство забирало индейских детей у родителей и пыталось вырастить их как белых, расположенный на самом большом участке противоположного берега озера Клируотер университет был школой-интернатом.

Каждый раз при виде его я съеживалась. О чем они думали? Да они вообще не думали. Однажды кто-то увидел эту идею такой, какой она и была на самом деле — глупой — и всех детей отправили туда, откуда их взяли. Здания постепенно начали использовать по первоначальному назначению — для учебы.

Университет Минивы в первую очередь специализировался на гуманитарных науках. Однако в качестве лекторов на семестр или два стали приглашать множество местных индейских ученых и немалое количество представителей других племен.

Я была уверена, что кто-нибудь знаком с кем-то, кто знает что-то о лежащем у меня в кармане тотеме. И оказалась права. Уже через пять минут меня направили в кабинет Уильяма Кадотта, приглашенного профессора из Миннесоты и, очень кстати, эксперта по тотемам коренных американцев.

Я слышала это имя. Кадотт также был активистом, пропагандистом старого порядка, для многих — возмутителем спокойствия.

Клайд внес его в наш список смутьянов, хотя я не была полностью уверена, за что именно. Следуя указаниям, я зашагала к угловому кабинету. Имя «Уильям Кадотт» было небрежно нацарапано на куске бумаги и приклеено к стене. Я заглянула в приоткрытую дверь.

Помещение было размером с чулан, стулья завалены книгами. Крошечные кусочки дерева, металла и камня валялись на столе. При отсутствии окна в помещении царил затхлый запах, а освещение было тусклым.

Шарканье в тени заставило меня выпрямиться и сделать шаг назад. Он здесь. Я постучала костяшками пальцев в дверь.

Я ожидала, что доктор Кадотт будет пожилым человеком с темным морщинистым лицом, испещренными венами руками и седым хвостом до самой талии. Но не тут-то было!

Дверь распахнулась. Сначала я не узнала его. Но ведь на этот раз он был одет.

Глава 5

Он поднял бровь:

— Соскучились?

Я протиснулась мимо него в комнату, но мужчина был один.

— Что вы сделали с доктором Кадоттом?

Его серьга заплясала, когда он склонил голову набок:

— Сделал?

Вдобавок незнакомец был в очках. Неудивительно, что я его не узнала. Тонкая металлическая оправа округлой формы отвлекала от лица неземной красоты и выразительных глаз — просто очки делали его старше и придавали ученый вид. К тому же в них он выглядел куда сексуальнее, чем когда стоял обнаженный в лунном свете.

Необычный ход мыслей заставил меня нахмуриться. Ну, в общем, непривычный для меня, так как я редко задумывалась о сексуальности других людей, особенно незнакомцев. Хотя в данном случае такие мысли были простительны — ведь я видела больше его тела, чем у любого из моих знакомых.

Я пришла в себя достаточно быстро, чтобы переварить его слова и спросила:

— Вы доктор Кадотт?

— Нет.

Я окинула комнату ироническим взглядом — никто бы не смог спрятаться в этом подобии офиса — и вопросительно подняла бровь.

— Да, я — Уильям Кадотт, но не доктор. Пока что. Существует такая досадная помеха как диссертация, которую я никак не могу закончить. — Он ступил в комнату. — Нужна помощь?

И снова его голос, негромкий, но все же сильный, очаровал меня — так же, как и прошлой ночью. Журчание его речи — негромкой, но энергичной — было достаточно своеобразным, чтобы заставить меня прислушиваться к словам.

Не знаю, хотел ли он загнать меня в угол, но комната была маленькой, а профессор — большим. Я ощущала исходящий от него жар на своем лице. А может, это был румянец — кажется, рядом с ним я часто краснею.

— Нет, — ляпнула я. — То есть, да. Черт!

Я лепетала, как подросток. Ну как, будучи одетым, он мог выглядеть выше, шире в плечах и опаснее?

— Так что именно: да, нет или черт?

Я чувствовала его запах, тот же, что и вчера: смесь свежести, древесины и непонятной дикости. Кадотт пристально смотрел на меня, будто я привлекала его, но это точно не так. Мужчина с его внешностью не стал бы смотреть на женщину, подобную Джесси Маккуэйд. Если только он...

Мысли пришли в полный беспорядок. Если только он что? У него не было причин глазеть на меня. Ни одной. Так почему же он это делал?

— Я хотела поговорить с Уильямом Кадоттом. Не знала, что он — это вы.

— Ясно. — Сняв очки, мужчина положил их в карман своей синей рабочей рубашки и осторожно похлопал по нему. — Правда, без них я не так ясно вижу все, что вблизи. Возраст и слишком много книг.

Я неопределенно хмыкнула: он не выглядел намного старше меня. Правда, внешность обманчива, ведь за ней скрывается уйма всего.

— О чем вы хотели поговорить? Полагаю, вы не собирались арестовывать меня за непристойное обнажение, поскольку не знали, кто я.

— Если вы не против, я бы хотела об этом забыть.

— Правда?

«Нет».

— Да.

Кадотт понимающе улыбнулся, я же в свою очередь постаралась это проигнорировать.

— Поймали своего волка?

— Боюсь, что нет.

В его глазах читалось «Я же тебе говорил», но надо отдать ему должное — вслух он это не произнес.

— А жертве укуса сделали уколы от бешенства?

— Не-а. Ей уже ничего не поможет — на мертвых уколы не действуют.

Его рот открылся, потом закрылся. Кадотт попытался запустить пальцы в волосы, но, наткнувшись на короткую стрижку, опустил руку вниз.

— Разве это не слишком быстро, даже для бешенства?

Я пожала плечами, но не стала углубляться в детали. Клайд не хотел огласки, а я уже и так сболтнула лишнего.

— Чем могу быть полезен? — Ученый глянул на мою футболку. — Вы здесь как полицейский или как гражданское лицо?

Его взгляд задержался на моем бюсте — со мной это случалось часто. Я не интересовала парней как личность, но так как уже к восьмому классу у меня выросла грудь пятого размера, к моему ужасу и разочарованию, противоположный пол стало привлекать то, что находилось под футболкой.

— Я здесь в нерабочее время, проверить кое-что о том случае. — Он посмотрел мне в глаза и больше не косился ниже. — У меня есть вопрос, и мне сказали, что вы эксперт.

— В чем? У меня разносторонние интересы.

Его губы скривились. Я пропустила намек мимо ушей, так как никогда не умела флиртовать. Ничего удивительного. Вместо этого я вытащила тотем из кармана, и вытянула руку ладонью вверх. В центре ладони лежал маленький волк.

Не успела я открыть рот, как Кадотт выхватил камень и поспешно обошел вокруг стола, по пути включив лампу.

— Эй! Это улика, Ловкач!

Профессор ответил ворчанием. Наклонив лампу таким образом, что тотем оказался в круге света, мужчина прищурился, что-то буркнул, а потом вытащил из кармана очки.

— Что это?

— Ш-ш-ш!

Вот и весь флирт. Теперь Кадотт забыл обо мне, поглощенный каменным волком. Ученый бормотал себе под нос и царапал пометки на куске бумаги, который оторвал от чего-то, напоминающего письменную работу студента.

Я уселась на единственный не заваленный книгами стул и стала ждать, при этом рассматривая профессора. Я ничего не могла с собой поделать.

Кадотт был одет не так, как знакомые мне ученые. Но опять-таки, я ходила в профессиональное училище в Мэдисоне. В то время как город имел репутацию рассадника анархии (по крайней мере, в Висконсине), профессора, преподававшие мне полицейские дисциплины, были весьма консервативны. Никто из них не посмел бы надеть выцветшую хлопковую рубашку и еще более линялые джинсы. Не говоря уже о сережке.

Конечно, одного взгляда на джинсы Кадотта оказалось достаточно, чтобы я начала гадать, было ли на нем нижнее белье. То, что мужчина не особо заморачивался по поводу белья под шортами, не означало, что он не надевал его на работу. Я задумалась, как бы чувствовала себя, если бы сидела на его лекции, зная, что под джинсами у него ничего нет. Но, поерзав на стуле, заставила себя прекратить думать о прошлой ночи.

Прошло, наверное, минут пятнадцать, прежде чем он взглянул на меня, поморгав при этом так, словно забыл, что я здесь. Кадотт попытался потереть глаза, но уткнулся костяшками пальцев в очки и снял их.

И почему поведение этого витающего в облаках профессора казалось мне таким привлекательным?

— Ну и? — требовательно спросила я.

— Откуда это у вас?

— Я думала, что здесь я задаю вопросы.

— Я не могу ответить на ваши, пока вы не ответите на пару моих, — сказал Кадотт.

— Ладно. Я нашла это на разделительной полосе сто девяносто девятого шоссе.

Профессор нахмурился:

— Не понимаю...

— Вы тут не один такой. Авария прошлой ночью...

— Со сбитым волком? — Он бросил на меня взгляд, такой же резкий, как и его голос.

— Вот именно.

В одно мгновение его любопытство сменилось рассеянностью. Поняв, что мужчина глубоко задумался, я оставила его в покое до тех пор, пока мое терпение не истощилось. То есть ненадолго. А я и не говорила, что терпеливая.

— Профессор Кадотт?

Мой голос вернул его назад из… где он там был.

— М-м-м?

— Вы можете сказать, что это такое? Кто мог потерять эту вещь? Есть идеи, почему она валялась посреди шоссе?

— Да. Возможно. И ни одной.

Ну что ж, вот что случалось, когда я задавала слишком много разных вопросов. Я начала сначала:

— Что это?

— Тотем или додаим на языке оджибве.

— Ну, это-то я знаю. Но этот отличается от всех других, что я видела в городе.

— Вы имеете в виду фигурки, которые продают две за доллар в магазине футболок?

Я кивнула, и профессор скорчил гримасу:

— Пустая трата вредного пластика. То, что вы нашли, является тотемом волчьего клана оджибве. И тот, кто его потерял, наверное, сходит с ума, пытаясь вернуть тотем.

— Почему?

— Защита семьи, духовная сила, магия.

— Сверхъестественная чушь, — пробормотала я. Я ненавидела мистику.

Профессор быстро и выжидающе глянул на меня:

— Звучит так, будто вы не верите.

— В волшебные камни и духи волков? Вы это точно подметили.

— Думаю, вы верите только в то, что можете увидеть, услышать и потрогать.

— А разве есть что-то еще?

— То, что, как мы знаем, является недоказуемой правдой.

— Наверное, чушь собачья?

— Вера, детектив.

Я фыркнула — моя мать хлопнулась бы в обморок, услышав меня, потому что воспитанной девушке так делать не пристало. А Уильям Кадотт едва улыбнулся.

По какой-то причине, я его умиляла. Как домашний любимец, или ребенок, или слабоумный.

— Вера для дураков, которые не знают, что у них творится в голове, — отрезала я.

В детстве я проводила бесчисленные часы в молитвах, прося, чтобы папа вернулся домой. Но он так и не появился. Столько же времени я молилась о том, чтобы стать такой же, как все. Поэтому молиться я перестала давным-давно.

— Я лучше буду наивным дураком, чем ни во что не верящим человеком, — тихо ответил Кадотт.

Я все-таки верила в определенные вещи — факты, — но не считала нужным сообщать ему об этом. Живя в том краю, где принимали за правду всякие сказки, я быстро смекнула, что спорить с кем-то, кто верит в невероятное, равносильно битью головой о стену. Возможно, однажды и выйдет сдвинуть один кирпичик в этой стене, но, скорее всего, к тому времени ты уже умрешь. Поэтому я сменила тему.

— Как думаете, кому он мог принадлежать?

Профессор отвернулся, а я нахмурилась. Вплоть до этого момента он постоянно смотрел мне в глаза, обращаясь ко мне. Почему же все так внезапно изменилось? Наверное, он не мог врать мне в лицо.

— Профессор? Вы сказали, что, возможно, знаете ответ.

— Я знаком с несколькими людьми из волчьего клана, который живет в этой местности.

— Как так?

— Потому что я один из них.

— Это типа братства?

— Нет.

Кадотт повернулся ко мне лицом, и я заметила, что прежнее выражение умиления испарилось. Неужели я его чем-то обидела? Я не была уверена, каким образом, но опять-таки, я редко понимала, почему выводила кого-то из себя. Королева бестактности? Я?

— По традиции оджибве, каждый человек принадлежит племени, и это передается по отцовской линии. Согласно легенде, мы являемся потомками животного, по имени которого назван наш клан. Поэтому даже если бы вы происходили из племени Лак дю Фламбо, а я — из Гранд Портиджа, как и есть на самом деле, но мы оба были бы из волчьего клана, то нас бы связывала кровь и нам было бы нельзя пожениться.

— Черт, и еще раз черт! — сухо сказала я.

Губы Кадотта дернулись. Возможно, я все-таки не обидела его.

— Другими словами, ваш народ верил, что члены волчьего клана произошли от волка...

— …А в медвежьем клане — от медведя, в журавлином — от журавля. Именно так.

— Интересно, — ответила я.

«И странно».

— Это легенда. Немногие из нас следят сегодня за преданиями о тотеме клана.

— В отличие от вас.

Профессор пожал плечами:

— Это моя работа, даже если я не согласен, что все должно и дальше делаться по старинке.

— А вы знаете, кому мог бы принадлежать тотем?

— Возможно.

Он взял небольшую черную фигурку и покатал камешек между пальцами. Одна мысль о том, что он делает своими пальцами то же самое со мной, заставила меня на секунду забыть, почему я здесь.

— Это не обычный тотем волчьего клана, — продолжил профессор, и я резко вернулась с небес на землю. — Я бы хотел изучить его внимательнее. Никогда не встречал ничего подобного.

— Чем же он отличается от других?

— Волк… какой-то странный, и на нем отметины, которые меня беспокоят. Что-то здесь не так.

Беспокоят? Странный? Не так?

— На что вы намекаете?

— Вы когда-нибудь слышали о маниту?

— О чем? — Мне было трудно уследить за Кадоттом: он слишком часто перепрыгивал с темы на тему. — Вы имеете в виду дух?

— В какой-то степени. «Маниту» значит «тайна», «подобие божье», «сущность». Дух, который заключает в себе все. В легенде говорится, что мир создан Кичи-Маниту, великой тайной.

Великая тайна. Несмотря на мой скептицизм относительно всяких сказок, мне нравилась эта мысль. «Великая тайна» — хорошее обобщающее название для Бога и ему подобных.

— След маниту присутствует во всем, — продолжал Кадотт. — Каждый из нас обладает определенным талантом. У вас это, должно быть, сарказм.

— Ха-ха.

Он выгнул бровь:

— А может, какие-то скрытые способности, которые я обнаружу позже.

— Даже не думайте об этом, Хитрец. А у вас какая черта маниту?

— Кроме моего большого… — у меня перехватило дыхание, — ума?

Воздух с насмешливым присвистом вырвался сквозь мои сжатые зубы.

— Да, кроме него.

— Может, вы дадите мне возможность как-нибудь продемонстрировать мой особый талант.

— Повторю — даже не думайте об этом.

Он улыбнулся:

— Возвращаясь к моей истории, могу сказать, что большинство маниту полезны. Они защищают нас, бедных смертных.

— А какие вредят?

— Есть два вида, и оба охотятся за людьми. Вендиго, или Великие Каннибалы, и мачи-овишук.

— Можно перевод? — попросила я.

Его улыбка померкла:

— Злые маниту.

И хотя я ни во что это не верила, волоски на руках встали дыбом.

— Мне не нравится ни одно из названий, — призналась я. — Но что у них общего с нашим тотемом?

— Отметины на этом волке напоминают мне определенные рисунки мачи-овишук, которые я изучал.

— И что это значит?

— Пока не знаю.

— Великолепно!

Между нами повисла тишина.

— Почему это так вас интересует? — спросил профессор.

Хороший вопрос. Тотем мог принадлежать кому угодно, и потерять его на месте аварии могли по разным причинам. Камень, возможно, не имеет совершенно никакого отношения к мисс Ларсон.

Но, как по мне, находка тотема волчьего клана на месте аварии, в которой был замешан волк, не смахивала на простое совпадение. Добавьте к этому информацию о маниту и злых духах, а также жуткую смерть жертвы в течение суток...

Можете обозвать меня дурочкой, но меня начал бить нервный озноб.

Может, я и не верила во все эти легенды, да и вообще во что-либо, не подкрепленное фактами, но слишком много моих догадок оказалось правдой, что давным-давно научило меня не отмахиваться от настойчивого внутреннего голоса. А он утверждал, что в Миниве что-то неладно.

Глава 6

В мои размышления вторгся голос Кадотта:

— Вы не собираетесь мне говорить, верно?

— Говорить что?

— Почему вас так заинтересовал этот бесхозный волчий тотем?

— Мне просто любопытно.

— Забавно, но вы не кажетесь слишком любопытной.

— Ошибаетесь. — Я встала. — Первым пунктом в списке «Что требуется, чтобы быть хорошим копом» стоит любопытство. Иначе мы бы не задавали все время все эти раздражающие вопросы.

— Хм.

Профессор встал и обогнув стол, подошел слишком близко, и снова загнал меня в угол. Мне нравилось сохранять вокруг себя личное пространство, а Кадотт нарушил его границы. Но отступить — значить показать, что нервничаю, что он влияет на меня. И первое, и второе было правдой, но зачем ему об этом знать? Пожалуй, баранье упрямство было еще одной из моих черт.

Не-а.

— Так я вам позвоню?

У меня перехватило дыхание:

— П-позвоните?

Имидж крутой девчонки куда-то испарился.

— Ну, если выясню что-нибудь еще о тотеме, — сказал Уилл.

Ну конечно. Тотем. Речь не обо мне. Вот так всегда.

Мои девичьи фантазии лопнули, как мыльный пузырь.

— Ага, конечно. — Я выудила визитку с многочисленными телефонными номерами.

Уильям посмотрел на нее, потом поднял глаза на меня. Он по-прежнему был слишком близко, а я по-прежнему не отступала.

— Джесси? — пробормотал он. — Это сокращенно от Джессики?

— Типа того.

Имя «Джессика» больше подошло бы розовощекой, блондинистой, хрупкой девочке-балерине.

Кадотт усмехнулся.

— Я могу оставить это себе? — Он щелкнул пальцем по лежащему на столе тотему.

Меня одолели сомнения. Хотя тотем еще не был внесен в список улик, мне следовало это сделать. Кто знает, ценен он или нет? Возможно, Уильяму Кадотту это известно.

— Пока что да.

Схватив чистый листок бумаги и нацарапав что-то на нем, я ткнула пальцем в нижнюю часть листка:

— Подпишите.

Уилл взял ручку и подписался, и только потом спросил:

— Что это?

Никудышный из него законник.

— Это улика. Я вам даю ее под расписку и с возвратом.

— Хорошо.

Снова повисла тишина. Пора прощаться, но я не знала, как это сделать.

— Будем на связи, Джесси.

То, как он произнес мое имя, заставило вспомнить сияние его кожи в лунном свете. И напряжение мускулов, и то, как качалась серьга.

Когда же у меня в последний раз был секс? Судя по моим мыслям, слишком давно. Так давно, что я даже не могла припомнить. Ни когда, ни почему, ни даже с кем.

Что мне следовало помнить, пока я не выставила себя еще большей дурой, так это, что Кадотт выступал только в роли эксперта-консультанта, не более.

Взяв себя в руки и максимально следуя этикету, я сказала:

— Спасибо за потраченное время, профессор.

Он взял мою протянутую руку, и я вновь окунулась в грезы. Мне хотелось знать, на что способны эти длинные, смуглые пальцы, хотелось почувствовать большие, грубые ладони Кадотта на коже и увидеть все то, что я видела прошлой ночью. Дотронуться до его тела и попробовать его на вкус.

— Друзья зовут меня Уилл, — сказал он, выпуская мою руку.

Друзья. Ну конечно. Кретинка!

— Я не буду, — ответила я и удалилась.

Да, матери стало бы плохо от моего поведения. И в этот раз я бы согласилась с ней. Для грубости не было причин, кроме чувства собственной неполноценности и маленького червячка страха, прочно засевшего под ложечкой и отдающего там холодом.

Уильям Кадотт напугал меня до смерти, и мне это жутко не понравилось. Поэтому я сорвалась с цепи.

Я уже давно привыкла обижать первой, а не быть обиженной, отвергать, а не быть отвергнутой, уходить прежде, чем меня бросят. Я не могла себя изменить ни внутри, ни снаружи, вдруг превратившись в уравновешенную красавицу, которая гордится собой. И не надо проводить психоанализ — я сама занимаюсь этим уже много лет.

У меня были друзья, но я никого не подпускала близко — все ждала, когда они предадут меня, как и все остальные. Однажды я влюбилась, сразу после окончания школы, но отношения закончились плохо. Возможно, потому что именно этого я и ждала. Я знала, кто я. Хороший коп. Порядочный человек. Но одиночка. Меня это не пугало, потому что терять особо было нечего. Скорее это мне даже нравилось.

Я убеждала себя в этом много лет и даже верила в это. Так почему же мне вдруг стало одиноко и грустно посреди бела дня?

После посещения университета я вернулась в участок, надеясь, что доктор Боузмен оставил какое-то сообщение, а может, даже отчет. С большим успехом можно было ожидать восхода солнца на западе.

Я составила свой рапорт, зарегистрировав улики и оставив их в комнате вещественных доказательств. Расписку Кадотта я положила туда же.

Так как моя смена начиналась только через несколько часов, а у меня еще маковой росинки во рту не было, я вернулась домой, приготовила маленькую пиццу, посмотрела сериалы и попыталась на некоторое время забыть о деле.

Когда уже надо было идти на работу, я переоделась в форму и вернулась в участок. Едва я переступила порог, как раздался крик Зи:

— Черт возьми, и что это ты, девочка, забыла в той школе?

— И тебе день добрый, Зи.

— К черту. Тебя могли убить.

— Но не убили же. Забудь.

Зи поморгала. Обычно я относилась к ее настроениям почтительней. Точнее к настроению: она всегда пребывала в одном и том же — паршивом. Я знала, что она желала мне добра. Возможно, Зи и ругалась как сапожник, но из-за старомодного воспитания использовала словечки покрепче только в серьезных случаях. Она переживала за меня.

Я смягчилась, оперлась на стойку и получила струю дыма прямо в лицо за доставленные переживания, пока Зи прикуривала очередную сигарету от окурка предыдущей.

— Разве тебе не нужно быть в другом месте? — спросила она.

Я уставилась на нее, а она, нахмурившись, смотрела на меня, совершенно не желая успокаиваться. Через час нужно принести ей кофе и пончик — ничего не примиряет лучше подрумяненного теста и кофеина.

— Для меня есть сообщения?

— Разве я что-то тебе передала?

— Хм, нет.

— И что это значит? Или первая и вторая смены снова напортачили?

Зи никогда не называла других диспетчеров по именам. Пока они не проработали в участке столько же, сколько и она — а это еще никому не удавалось — они не заслуживали права на личное обращение.

— Думаю, это значит — сообщений нет.

Черт, завтра придется ходить за Боузменом по пятам.

— Иногда ты слишком умная, и это тебе вредит, принцесса. — Зи повернулась ко мне спиной.

В голове возникла мысль, что если мне хочется вернуть расположение Зи, то лучше принести два пончика и кофе со сливками.

Эта ночь прошла без происшествий — приятная передышка после прошлой. Я вспомнила, что Клайд просил меня поговорить с Брэдом и Зи, что я и сделала.

После того как Зи съела оба пончика и выпила весь кофе, она согласилась проявить рассудительность и не говорить никому ни слова о маленькой проблеме Минивы. Брэда даже не надо было подкупать — только припугнуть, а это же мой конек.

Для разнообразия я ушла домой вовремя, поспала до двух часов и отправилась в офис к доктору Боузмену, у которого было достаточно времени, чтобы осмотреть, по крайней мере, одно тело, если не оба.

Он должен был это сделать. И сделал бы, если бы у него было хоть какое-то тело.

— Что здесь происходит? — Я старалась перекричать невероятный шум, созданный Клайдом, доктором Боузменом и его миниатюрной секретаршей.

Мой начальник отодвинул собеседников со своего пути:

— Тела исчезли.

— Что?

— Что слышала. Когда Боузмен пришел сюда сегодня, тел уже не было. Мы думаем, они могли исчезнуть еще вчера. — Он потер глаза. — День удался.

— Тела ведь не могли сами подняться и сбежать, правда? — Я глянула на секретаршу.

Она проигнорировала меня. Не могу сказать, что осуждала ее за это. Я снова сосредоточилась на Клайде:

— Что случилось?

— Без понятия, но нам лучше выяснить. — Клайд отозвал меня в сторону. — Джесси, тебе это точно не понравится, но сначала выслушай меня, а потом возмущайся.

Мне это уже не нравилось, но я просто пожала плечами, и Клайд продолжил:

— ДПР пришлет кого-то, чтобы убить волка.

Я моргнула, нахмурилась и потрясла головой — мне, наверное, послышалось.

— Но разве вы им не сказали? Я имею в виду, как кто-то издалека может лучше охотиться в наших лесах, чем?.. — я запнулась на полуслове.

— Ты?

— Ну да. Вы всегда отправляли меня, если у нас были проблемы с животными.

— Знаю, и мне чертовски жаль, но выбора у меня нет. Ты знаешь, как действует ДПР, особенно если речь идет об их волках. Они пришлют ягер-зухера.

— Кого?

— Это охотник-следопыт по-немецки. — Клайд приподнял широкое плечо. — Так он себя называет.

— Кто?

— Эдвард Манденауэр. Как мне известно, он состоит в спецподразделении охотников на волков.

— То есть, я не могу взять свою винтовку и отправить тварь в соседний округ?

— Хотелось бы, но это уже не в моей власти. Парня вызвали, и он уже здесь. — Клайд замолчал и помассировал затылок, словно его ломило. — Я надеялся, что ты поедешь в участок и отвезешь нашего гостя на место аварии, потому что я не смогу.

— Вы шутите, да?

— Я редко шучу, Джесси.

Это точно. Через пять минут я уже была в участке. «Первая смена» была за столом. Черт, я даже не помнила ее имени. А я его вообще знала?

Я бросила взгляд на ее бейдж, но имя было слишком длинное и слишком польское, чтобы разобраться без пристального изучения и переводчика. Брови девушки поползли вверх от удивления, когда она увидела меня в участке за две смены до моей собственной.

— Клайд хочет, чтобы я встретила его суперэлитного убийцу волков. Не могу дождаться знакомства с этим умником.

«Первая смена» не отвечала. Вместо этого она с натянутой улыбкой пялилась на кого-то за моей спиной. Вот черт!

Я повернулась. Мне пришлось подавить желание открыть рот, но я моргнула. Мужчина по-прежнему был там. Он представлял собой самое жалкое подобие суперэлитного убийцы волков из тех, кого я видела. Не то чтобы мой опыт общения с ними был обширным.

Манденауэр уставился на меня такими светло-голубыми глазами, что они казались ненастоящими. Его седые волосы, очевидно, когда-то светлого цвета, имели сейчас приглушенный оттенок; цветом лица он походил на арийца, который слишком много времени проводил на солнце.

Он был высокий, худой как скелет и на вид ему было лет восемьдесят пять. Я не могла представить, как этот человек способен вселить ужас в какую-либо тварь. Но опять-таки, оружие удивительным образом влияло на чувство страха.

Я решила, что лучшая защита — нападение. Поэтому сделала вид, что не сказала ничего такого, и возможно, он не обратил внимания на мою выходку.

— Здравствуйте, я — детектив Маккуэйд, — я протянула руку. — Меня отправил к вам шериф Джонстон. Сам он, к сожалению, задержится.

Манденауэр продолжал на меня смотреть. Он не пожал мою руку. Молчание становилось неудобным. Я опустила протянутую руку и сдалась:

— Извините за грубость.

Он опустил подбородок — церемонный жест Старого Света:

— Неважно, детектив.

И хотя я сравнила его с расой господ, акцент меня не удивил. Манденауэр оказался выходцем из Германии, может Австрии, акцент которых неистребим, и не важно, как долго говорящий прожил в США — послушайте хотя бы Шварценеггера.

— И что задержало шерифа?

— Проблема в офисе судмедэксперта — тела исчезли.

Он выпрямился, и его рост, казалось, достиг двух метров. И как он умудрялся пробираться по лесу и не задевать при этом ветки деревьев? Старик проницательно посмотрел на меня:

— Тела? Покусанные?

— Ага.

Он пошел к двери. Бросив взгляд на «Первую смену», я увидела, что та растеряна не меньше меня. Поспешив за чудаком, я поймала его у порога.

— Сэр? Мистер Манденауэр? Разве вы не хотите, чтобы я отвезла вас к месту, где был замечен волк?

— Не сейчас. Сначала отведите меня в офис судмедэксперта.

Услышав приказ, я удивленно подняла брови. Не скажу, что я категорически против роли шофера, но рабом быть точно не собиралась.

Наверное, он увидел бунтарское выражение в моих глазах, потому что, коснувшись моей руки, прошептал:

— Пожалуйста.

На секунду он мне даже понравился. Пока я не вспомнила, зачем он здесь. Я убрала руку так, чтобы он не мог до нее дотянуться.

— Конечно. Хорошо. Как хотите, — пробормотала я. — Но почему вас это так интересует?

— Потому что в вашем образцовом городке, возможно, проблемы посерьезнее, чем один взбесившийся волк.

Глава 7

Услышанное мне не понравилось. Но за последнее время я услышала много неприятного.

— Что за проблемы?

Манденауэр взглядом просканировал границу леса, окружавшего город. Он держался напряженно, словно олень, который только что услышал шаги человека, и замер, словно изваяние, готовый в одно мгновение сорваться с места, едва запах опасности достигнет подрагивающих ноздрей.

За исключением того, что Манденауэр был слишком вышколен, чтобы дергаться.

Я не смогла удержаться. Даже понимая, что волк никогда не подойдет так близко к городу, я проследила за взглядом охотника. Несмотря на летнее солнце, густой лес не позволял свету проникнуть дальше нескольких первых рядов деревьев.

Когда я снова взглянула на Манденауэра, он смотрел на меня.

— Бешенство распространяется как эпидемия, детектив, что вполне может стать проблемой. Пойдем?

Он ступил на тротуар и вежливо ждал, пока я присоединюсь к нему. Я не двинулась с места.

— Это не бешенство.

Его недовольство быстро скрылось под маской невозмутимости.

— И как вы это определили?

— Поискала про бешенство в интернете. Это не сложно.

— Конечно, нет. Все знания Вселенной теперь есть в интернете.

Я заподозрила, что он язвит — уж мне ли не знать — но на его лице ничего похожего не отразилось.

— Судмедэксперт? — поторопил он.

— Следуйте за мной.

Мы прошли по непривычно пустынным улицам Минивы. Три часа дня. Куда все подевались?

Когда мы проходили мимо «Стрижки и завивки», Тина Уилсон высунула наружу блестящую золотисто-каштановую голову.

— Джесси! — Она махнула мне, чтобы я подошла ближе. — Что это я такое слышала о бешеном волке?

В Минивской средней школе Тина училась на два класса старше меня. Она была популярной, хорошенькой и миниатюрной. Так как ко мне ничего из перечисленного не относилось, я удивилась, что она знала мое имя. «Стрижка и завивка» принадлежала ей, и Тина проводила свои дни, делая всех красивыми — по крайней мере, пытаясь.

По вполне очевидным причинам, моянога никогда не ступала в это место.

— Нет никакого бешеного волка, — успокоила я.

А что есть на самом деле, я понятия не имела, но делиться этим с ней было не обязательно. Предполагалось, что мы будем держать все в тайне. Очевидно, получается у нас не очень хорошо. В маленьких городках вроде Минивы хранить секреты — задача чертовски близкая к невыполнимой. Но я надеялась, что у нас будет больше одного дня спокойствия.

Тина стрельнула глазами в Манденауэра:

— Кто это?

Манденауэр поклонился:

— Мадам, я охотник-следопыт, нанятый вашим Департаментом природных ресурсов, чтобы убить волков.

— Волков? — пискнула она. — Вы хотите сказать, он не один?

— Здесь полно волков, Тина. Тебе это известно. Но они не заходят в город. Они боятся нас больше, чем мы их.

— Именно это я всегда и слышу, когда происходит нападение или драка. Хотя это не помогло Карен Ларсон, не правда ли? — резко произнесла Тина и хлопнула дверью у меня перед носом.

Я потерла затылок. Не очень-то хорошо я справилась с успокоением населения. У меня начало зарождаться легкое подозрение насчет того, насколько скверно могут пойти дела.

— Бешеные волки агрессивны, — проворчал Манденауэр. — Они появятся в городе. Они будут нападать на людей. Они будут нападать на все подряд.

— Я думала, мы установили, что это не бешенство?

— Вы установили, детектив, но если мы имеем дело не с бешенством, то с чем тогда?

На это у меня ответа не было.

Манденауэр коротко кивнул и позволил мне проводить его за угол, дальше по улице и в офис судмедэксперта. Клайд, Боузмен и его секретарша все еще были там. Когда мы вошли, они все нахмурились.

Клайд почему-то не жевал табак и оттого был раздражительнее обычного.

— По-моему, я велел тебе отвезти его на место происшествия.

— А он попросил меня привести его сюда.

Глаза Клайда сузились:

— Кто ваш начальник, детектив?

Ну все, хватит с меня.

— Знаешь что? — Я плюнула на все и направилась к двери. — Занимайся с Ларчем^[3] сам. У меня полно работы.

Манденауэр положил ладонь на мою руку. И получаса не прошло, а он уже второй раз так делает. Я не большой любитель прикосновений. Они заставляют меня чувствовать себя неловко. Я что, должна прикоснуться в ответ? Оставить все как есть? Отойти?

— Останьтесь, мисс Маккуэйд. Пожалуйста. У меня к вам множество вопросов.

— «Мисс?» — фыркнула крошечная секретарша.

Ну что ж, это только заставило меня захотеть остаться.

— Ладно. — Я пожала плечами, и его ладонь соскользнула с моей руки. — Хорошо.

Губы Манденауэра дрогнули. Это была улыбка? Да нет, просто отрыжка, наверное.

— Что ж, шериф. — Он повернулся к Клайду. — Я слышал, что трупов, которые я мог бы осмотреть, нет.

Клайд нахмурился.

— Зачем вам понадобилось на них смотреть? Идите волков отстреливайте.

— Всему свое время. Мне нравится знать каждую мелочь о своей добыче.

— Это волк. Что там знать?

Манденауэр проигнорировал его и повернулся к Боузмену:

— Что вы обнаружили, когда осматривали тела?

Боузмен покраснел:

— Я, э-э, ну…

— Ничего. — Слово выскочило у меня изо рта, прежде чем я успела его остановить.

Честно.

Манденауэр повернулся:

— Ничего не нашел?

— Ничего не осматривал. Это был его выходной.

Боузмэн свирепо зыркнул на меня за спиной Манденауэра. Ничего такого, чего бы я не видела раньше.

— Понял, — произнес Манденауэр, хотя я бы сказала, что нет. Без сомнения, лень была ему ненавистна так же, как и всему остальному поколению, выросшему во времена Великой Депрессии. — Если тела найдутся, их следует без промедления сжечь.

— Сжечь? — спросил Клайд.

Одновременно с ним Боузмен воскликнул:

— А как же вскрытие?

— Вскрытие будет бесполезным при разложении, которое бесспорно начнется на летней жаре.

При этой мысли все вздрогнули.

— Лучше всего будет сжечь их, пока болезнь не распространилась.

— С каких это пор бешенство распространяется по воздуху? — спросил Клайд.

— А кто говорит о бешенстве?

Клайд моргнул.

— Мы? — Манденауэр покачал головой и взглянул на Боузмена с преувеличенным разочарованием. — Доктор, разве вы не сказали достойному шерифу то, что уже известно нашему уважаемому детективу Маккуэйд?

Судмедэксперт развел руки и пожал плечами. Все посмотрели на меня.

— Джесси? — В голосе Клайда прозвучали предупреждающие нотки. — О чем это он говорит, черт побери?

У меня не было возможности рассказать Клайду все, что я выяснила — о бешенстве, тотемах и маниту. А вносить теории в рапорт я не стала.

— Инкубационный период бешенства у человека длится от одного до трех месяцев.

— Что? — заорал Клайд.

Боузмен вздрогнул. Если честно, я тоже.

— Что ты за идиот? — К счастью, он адресовал это Боузмену, а не мне. — Я-то думаю, что у нас тут рассадник бешенства, а этого не может быть, не так ли? Ты же хренов врач. Ты должен был это знать.

— В свою защиту, шериф, должен заметить, что бешенство в наши дни редко встречается у людей. И даже если это случается, вирус редко приводит к смерти.

— Скажи это Карен Ларсон, — пробормотала я.

Взгляд Боузмена был точной копией предыдущего. Никакой оригинальности у мужика.

— С чем тогда мы имеем дело? — спросил Клайд.

— Трудно сказать без трупов. — Я сделала большие глаза в сторону Боузмена и его крошечной секретарши.

Похоже, ей наконец-то нечего было сказать. На самом деле, она выглядела немного виноватой. Полагаю, я бы тоже так выглядела, если бы во время моего дежурства пропали тела.

Боузмен пожал плечами. Клайд раздраженно фыркнул.

Манденауэр кашлянул.

— У меня есть идея.

— Давайте послушаем.

— Бешенство.

Все в комнате в изумлении уставились на Манденауэра. Интересно, достаточно ли у него в голове шариков, не заходят ли они за ролики, и не поехала ли у него окончательно крыша?

— Сэр… — начала я.

Он поднял бледную худую руку, и я замолчала.

— Было бы лучше, имейся у нас трупы. В качестве доказательства. Но, исходя из того, что вы мне рассказали, я сделаю профессиональное предположение о том, что мы тут имеем.

— Профессиональное? — хрюкнул Боузмен. — И какая же у вас специализация?

— Заткнись, к чертям собачьим, Прескотт! — вызверился на него Клайд. Судмедэксперт попятился и, налетев на свою секретаршу, отправил ее тощую задницу в полет примерно на два фута. Пока эти двое пытались подняться, мы с Клайдом слушали Манденауэра.

— У меня нет медицинского образования, как у любезного доктора.

— Повезло нам, — заметила я.

На этот раз Манденауэр улыбнулся. Я в этом уверена. Как бы там ни было, Клайд не улыбнулся, так что я закрыла рот на замок. Снова.

— Как вы понимаете, мы не должны предавать это огласке. Поднимется паника.

— То, чего я хотел бы избежать, — пробурчал Клайд.

— Поэтому то, что я собираюсь сказать, не должно выйти за пределы этой комнаты, пока мы не возьмем проблему под контроль.

Манденауэр посмотрел на каждого из нас поочередно, и мы кивнули.

— Существует новый штамм бешенства. Его симптомы совпадают с теми, что вы мне описали. Инкубационный период — часы вместо месяцев. Уровень агрессивности высокий, а распространяется вирус быстрее всего, известного сейчас науке.

— Я никогда о таком не слышал, — вставил замечание Боузмен.

— Почему меня это не удивляет? — пробормотала я. Затем по моему позвоночнику пробежала внезапная дрожь. — Его получили с помощью генной инженерии?

Манденауэр повернулся ко мне, и в его обычно холодном взгляде я увидела искорку интереса.

— Возможно.

Клайд выругался. Он слишком много времени проводил с Зи. А разве мы все — нет?

— Вы говорите, что террорист заразил популяцию волков генетически созданным бешенством?

— Разве я это говорил? Я так не думаю.

Клайд запустил пятерню в свои короткие темные волосы.

— Тогда что вы говорите?

— Зло пришло в ваш город.

— Как вирус может быть злым? — спросила я.

Манденауэр взглянул на меня:

— Действительно, как?

— Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?

— Разве?

Клайд, должно быть, почувствовал, что еще немного, и я сорвусь, и шагнул между нами.

— Что нам следует делать?

— В точности то, что уже было сделано. У вас есть лучший охотник. — Манденауэр хлопнул себя ладонями по груди. — Я убью любого зверя, который покажется мне ненормальным. Как только все зараженные животные будут мертвы, беспокоиться больше будет не о чем.

— Кроме людей, — пробормотала я.

Манденауэр медленно опустил руки вдоль тела и с любопытством посмотрел на меня.

— Что насчет людей?

— Если кто-то заразится, вы его тоже застрелите?

— Нет, ему сделают уколы против бешенства.

— Это поможет?

— Это не повредит.

Судя по моему опыту, всякий раз, когда кто-нибудь так говорил, вреда было хоть отбавляй.

Глава 8

Обругав Боузмена напоследок, Клайд махнул мне рукой, велев следовать за ним. Оставив Манденауэра с картой региона, которую нашла крохотная секретарша — мне и правда надо бы узнать ее имя, или не надо? — я присоединилась к шерифу в кабинете судмедэксперта.

Он закрыл дверь.

— Джесси, ты меня обижаешь.

— Прошу прощения?

Клайд нахмурился, не уверенный, то ли я извиняюсь, то ли спрашиваю, чем это, черт возьми, я ему теперь не угодила.

Так как у меня всегда было туго с извинениями, он выбрал второй вариант и оказался прав.

— У тебя есть важная для всех нас информация, и ты не делишься ею со мной?

— Клайд, я…

— Что еще тебе известно?

Взгляд его черных глаз был напряженным, а челюсть ходила вверх и вниз, хотя табака у него не было. Я еле сдерживала желание заметить, что если иллюзия жвачки приносит то же удовольствие, то можно сэкономить на табаке. Клайд был не в настроении выслушивать мои остроты.

Я быстро рассказал ему все, что знала. Когда я подошла к рассказу о профессоре Кадотте, Клайв перебил меня:

— Уильям Кадотт?

Черт. Мне следовало опустить имя парня.

— Да. Он самый.

— Он ходячие неприятности, Джесс. Куча неприятностей.

Я нахмурилась. Раз Клайд назвал меня Джесс, это серьезно.

— Мне он показался довольно-таки безобидным.

На самом деле нет. Он показался мне опасным, очень опасным. Для моего целибата.

Клайд нервно и возбужденно заметался по комнате. Он напомнил мне зверя в клетке, а это было на него не похоже.

— Он интеллектуал. Активист.

— Он оджибве, как и ты.

— Он не как я. Я — Лак-дю-Фламбо^[4]. Он — Гранд-Портидж^[5]. Разница такая же, как между валлийцем и англичанином.

Ладно. Я знала, что каждая группа считала себя обособленной от другой. Но я не понимала, насколько. Или, может быть, такова была точка зрения исключительно Клайда.

— Я думала, ты одобришь кого-то, кто поддерживает индейцев.

— Можно поддерживать, а можно увлекать за собой. Я просто хочу жить своей жизнью. Делать свою работу. Быть самим собой. Мне не нужно, чтобы какой-то сладкоречивый красавчик настроил всех против меня из принципа.

Кадотт определенно увлекал меня, но я с трудом верила, что он стал бы тратить время на то, чтобы сеять смуту в общине просто от нечего делать, и это я Клайду и сказала.

Вторую часть. Не первую.

— Возможно, он изменился. Но я в этом сомневаюсь. Держись от него подальше, Джесс.

— Постараюсь.

И я действительно так поступлю. Кадотт заставлял меня нервничать во многих смыслах. Что мне совершенно не было нужно, когда в Миниве вот-вот мог разверзнуться ад. Потом я вспомнила.

— Мне придется встретиться с ним еще раз.

— Чего ради?

— Чтобы забрать тотем.

— Ты отдала ему тотем? — От его крика в офисе Боузмена задрожали оконные стекла. — Ты спятила?

Меня уже начало всерьез доставать, что на меня орут.

— Я выполняла свою работу, Клайд.

— Отдавая улику преступнику?

— Преступнику?

— Уильяма Кадотта арестовывали чаще, чем он трахался.

— И откуда тебе знать, сколько раз он трахался?

— С таким лицом, как у него, наверняка каждый божий день.

Так как мне пришлось с этим согласиться, я промолчала.

— За что его арестовывали?

— Нарушение общественного порядка. Подстрекательство к мятежу.

— Мелкие шалости.

— Нарушение закона это не шалость.

— Тебе не хуже моего известно, что у половины народа за пятьдесят есть похожие записи в личном деле. Это называлось протестом, если я правильно помню учебники истории.

— Кадотту не за пятьдесят.

— Я заметила.

Если раньше его взгляд был пристальным, то теперь он стал острым и подозрительным.

— Тебе лучше следить за собой. Связь с известным скандалистом не пойдет на пользу твоей карьере.

У меня сердце ухнуло. Работа — это все что у меня было, и я любила ее. Быть копом — это то, что я делала, то, чем я была. Это единственное, в чем я вообще знала толк.

— Ты угрожаешь мне, Клайд?

— Нет. Просто даю хороший совет.

Я в состоянии узнать угрозу, когда ее слышу: сама их достаточно раздала, чтобы понимать разницу.

— Заберите тотем обратно, детектив. Сейчас же.

Я по-военному отсалютовала ему, щелкнула каблуками и, чеканя шаг как на параде, покинула офис. Судя по выражению лица Клайда, он не счел мою выходку забавной.

Мои мысли обратились к профессору, и я вздохнула, а затем достала сотовый. Лучше всего оборвать с ним все связи, пока я не потеряла голову и работу.

Я набрала номер его офиса. Включился автоответчик: «Это Уильям Кадотт. В данный момент меня нет на месте, но если вы оставите сообщение, я перезвоню вам, как только смогу. Мои рабочие часы — с часу до трех с понедельника по пятницу».

Я посмотрела на часы. Только что упустила его.

"Би-и-п!"

Громко откашлявшись, я начала:

— Я… м-м, это Дж… то есть детектив Маккуэйд. Мы вчера встречались.

Должно быть, мои слова прозвучали так же глупо, как я себя чувствовала, потому что Манденауэр поднял голову от карты, которую внимательно изучал, и пристально на меня посмотрел, подняв седые брови.

Я повернулась к нему спиной и оказалась лицом к лицу с Клайдом, который стоял в дверном проеме кабинета Боузмена. Чтоб его, смогу я хотя бы завершить звонок, прежде чем он начнет меня критиковать?

— Мне срочно нужен тотем. Позвоните мне. — Я нажала отбой, потом засунула телефон в предназначенный для него кармашек на ремне.

— Поехали! — позвала я Манденауэра. — Я отвезу вас на место происшествия.

— Джесси, — произнес Клайд.

Я издала мученический вздох:

— Да.

— Я съезжу домой к Карен Ларсон. Тогда тебе не придется этого делать.

Я коротко кивнула и вышла из офиса судмедэксперта. Мгновением позже мы с Манденауэром уже мчались по сто девяносто девятому шоссе в моем патрульном автомобиле.

Меня все еще немного колотило из-за приказа Клайда держаться подальше от Кадотта. Не то чтобы я планировала приближаться к нему больше чем необходимо — я, может, и язва, но не дура — тем не менее, угроза Клайда только заставила меня захотеть увидеться просто так с Кадоттом еще разок-другой. Полагаю, угрозы и правда делают меня упертой.

Так уж удачно сложилось, что домик Кадотта был прямо по пути к тому месту, которое мне приказали — сам же Клайд — показать нашему гостю.

Всю дорогу до места аварии Манденауэр молчал. Я один раз взглянула на него. Он казался спящим: голова откинута назад на подголовник, но глаза закрыты неплотно. Я видела его глазные яблоки под подрагивающими веками.

Жутковато. Я бы испугалась, что он умер, если бы не заметила как медленно и равномерно поднимается его впалая грудь.

Мне только этого не хватало. Чтобы драгоценный «ягер-зухер» Клайда скопытился в моей машине.

Я припарковала «краун викторию» на обочине дороги. На сером асфальте отчетливо выделялись темные следы протекторов внедорожника Карен. Я посмотрела на Манденауэра. Он не спал.

— Не желаете ничего рассказать о несчастном случае? То, что мне следует знать, чтобы покончить с этим как можно быстрее?

Он пристально уставился на меня, словно мог одной только силой воли заставить выболтать тщательно хранимую тайну. Но у меня ни одного секрета не было. За исключением моей постыдной сексуальной одержимости профессором.

Но это не помогло бы Манденауэру убить волка или теперь уже, скорее всего, волков.

— Вы читали мой рапорт о происшествии?

Он кивнул:

— Перед тем как вы приехали в участок. Коротко и ясно, как вы говорите.

Я подумала о тотеме, странном поведении Карен на месте происшествия и ее даже более странном поведении позже.

— А может быть, и нет, — пробормотал он.

Я задумалась над тем, что мне следует рассказывать, а что нет.

Если я расскажу Манденауэру о тотеме, это не поможет ему найти волка. Но меня сегодня уже достаточно отчитали за то, что не делюсь всем, что знаю, поэтому я изложила ему основные факты.

— Из-за этого злился ваш шериф?

Я быстро взглянула на него. Пока мы с Клайдом разговаривали, дверь была закрыта.

— У шерифа Джонстона очень громкий голос, а у меня, несмотря на то, что я давно топчу эту землю, очень хороший слух.

Я пожала плечами:

— Я не знаю, что означает тотем. Он мог лежать там неделями и не иметь совершенно никакого отношения к этому происшествию.

— Может быть. — Манденауэр выбрался из машины. Я присоединилась к нему. — А может быть, и нет, — повторил он.

— А вы решительный вояка, да?

У него дернулись губы. Судя по тому, что я заметила за Манденауэром до сих пор, он почти хихикал.

— Мне нравится держать свой разум открытым.

— Открытым чему?

— Любым существующим возможностям. Никогда не знаешь, когда что-то, вроде бы не относящееся к делу, в действительности оказывается весьма актуальным.

Тут я была с ним согласна. Качественное полицейское расследование включало в себя рассмотрение дела во всех возможных ракурсах и ни одну мелочь не оставляло без внимания. Поэтому я и не стала снимать вопрос с тотемом.

— Если вы проведете меня по месту происшествия, покажете, куда побежал волк, и где вы его потеряли, я буду чрезвычайно признателен.

Я показала на следы торможения внедорожника мисс Ларсон:

— Их длина указывает на то, что она ехала не очень быстро, но среагировать не успела. Я однажды сбила оленя, и это было так, словно животное выросло из-под земли. Только что дорога была пуста, и вдруг в следующее мгновение у меня оленина на решетке радиатора.

— Очаровательно, — пробормотал Манденауэр.

Очаровательно. Да, я такая.

Я указала на лес:

— Кровавый след вел туда.

Я сошла с дороги, и старик последовал за мной. Пока мы осматривали улики, мимо нас не проехала ни одна машина. Обычное дело. Час пик на сто девяносто девятом шоссе приходится на вечер пятницы и вторую половину воскресенья. Тогда машины будут стоять бампер к бамперу отсюда до Стивенс-Пойнт. В остальное время две машины в час — уже считай пробка. Я осторожно спустилась по небольшой насыпи и попала с яркого солнечного света в прохладную лесную тень. В этом лесу были места такие темные и сырые, что солнце никогда не проникало туда. Мне они не нравились, я их избегала как могла, но они там были.

Я шла в сторону коттеджа Кадотта. След давно исчез, покрытый грязью или листвой, стертый дождем, возможно, затоптанный другим животным. Если бы я сама не следовала в лунном свете за блестящими черными пятнами, сегодня я бы с трудом поверила, что они вообще существовали.

— Вы уверены, что это тот самый путь? — Манденауэр продолжал идти, даже не запыхавшись. Он был в чертовски хорошей форме для старика.

— Я неплохо ориентируюсь на местности.

Если честно, при дневном свете мне не нужны были умение ориентироваться или даже следы крови, потому что прямо к домику Кадотта вела тропинка. В темноте, даже если луна светила ярко, лес казался заросшим и непроходимым.

Но если бы я мыслила четко — тогда и сейчас — то догадалась бы, что Кадотту надо было как-то попасть в этот дом. Подъехать на машине он не мог, так как дороги там нет. Ему пришлось где-то припарковаться и войти в лес.

Так же как и в мой предыдущий визит, деревья расступились, открывая полянку, и вот он, домик.

Ого.

Манденауэр затаил дух и остановился. По крайней мере, не мне одной показалось, что коттедж Кадотта словно сошел со страниц сказок.

Сказок братьев Гримм, конечно же. Северные леса чересчур жутковаты и темны, чтобы упоминаться в сказках с феями с серебряными крылышками и танцующими мышками. Они больше годились для историй с волками, поедающими маленьких девочек, и ведьмами-людоедками.

— Здесь я его потеряла.

Я пересекла полянку и прошла несколько футов дальше по тропинке. Манденауэр последовал за мной. Он нагнулся и стал рассматривать что-то под ногами. Взял щепотку, понюхал ее и растер землю между пальцами. Затем втянул носом воздух.

Я пожала плечами. Чем бы дитя ни тешилось.

— Мне нужно поговорить с владельцем домика.

Манденауэр кивнул, отпустил меня королевским взмахом руки и прошел немного дальше в глубину леса.

Я вернулась на поляну и поднялась по ступеням к входной двери. Казалось, что дома никого нет, хотя с чего я это взяла, учитывая, что нигде нет и никогда не было машины. Я постучала. Никто не отозвался, доказывая мое предположение.

Я приложила руку козырьком ко лбу и прижалась носом к окошку в двери. Оттуда на меня уставился рычащий волк.

— Черт!

Я отскочила назад, сердце бешено колотилось, воздух поступал в легкие короткими вдохами, ладонь опустилась на рукоятку пистолета. Я ожидала, что в любую секунду зверь вылетит, пробив стекло, и вцепится мне в горло. Но ничего не произошло.

Я подкралась назад к окну и глянула внутрь. Волк по-прежнему был там.

Но животное не собиралось нападать на меня в любом обозримом будущем, так как было очень, очень мертвым.

Или, по крайней мере, лучше ему быть мертвым, раз уж оно висело на стене напротив двери.

Не знаю, почему меня так обеспокоил волк. У меня самой на стене висели оленьи рога.

Зачем отстреливать оленей, если вы не собираетесь показывать свою добычу? Есть вы их уж точно не сможете. На вкус они как зловонные башмаки, сваренные в протухших помоях.

Но в моем доме оленьи рога использовались как вешалка для медалей за первое место по стрельбе и время от времени как сушилка для нижнего белья. От волчьей головы не было бы никакого проку.

Я задумалась, зачем она Кадотту?

Я подошла к краю крыльца.

— Вы готовы идти? — окликнула я.

В ответ мне послышался отдаленный волчий вой.

Слишком далеко, чтобы пускаться в погоню. И все же этот звук заставил меня спрыгнуть с верхней ступеньки и поспешить туда, где я оставила старика.

Его там не было.

Я выругалась и отправилась по следу. Я не обязана была предупреждать его, чтобы не заходил далеко. Он все же большой мальчик.

Однако количество заблудившихся и умерших в лесу людей поражало.

Если я потеряю элитного охотника на волков, меня до конца моих дней станут звать тупицей.

Я крикнула, но ответа не услышала. Я пометалась вокруг, но результат был тем же. Внезапно я поняла, что в лесу стало тихо. Слишком тихо. Даже птицы замолчали. Что-то приближалось.

Снова послышался волчий вой — на этот раз ближе — и ему ответил второй волк.

Почему они воют средь бела дня? Не за ними ли отправился Манденауэр? У него не было оружия, или, по крайней мере, я его не видела.

Листва шуршала все ближе и ближе. Я посмотрела вверх. Верхушки деревьев были неподвижны, как озеро в новолуние. Ветер, дувший ранее, стих. Что же двигалось сквозь кустарник?

Треснула ветка. Я замерла. Как и тот, кто там находился, кем бы он ни был. В моей руке оказался пистолет. Я не знаю, когда его достала. Я просто была рада, что это сделала.

В темноте в лесу почти невозможно определить, с какой стороны доносится звук. Я обнаружила, что при ярком свете дня это также невозможно. Я стояла среди кустов и деревьев, когда затылок начало покалывать. За мной наблюдали.

— Манденауэр? — крикнула я. — Вернитесь сюда, немедленно!

«Это должно сработать», — насмехался надо мной разум. Если старик здесь, то уже был бы рядом.

Дыхание с хрипом вырывалось из моей груди, сердце колотилось, пот струйкой сбежал между грудей и скользнул вниз по животу. Я подняла пистолет, и птицы снова защебетали.

Боковым зрением я уловила какое-то движение и пригнулась к земле, повернув дуло в том направлении.

Манденауэр поднял бровь:

— Ну надо же, да мы нервные?

Я опустила пистолет, но в кобуру не убрала.

— Да, нервные. Где вы были?

— Там.

Он неопределенно махнул рукой. Движение туго натянуло на нем рубашку, и я увидела очертания пистолета. Мне следовало догадаться.

— Вы слышали волков? — спросила я.

— Я старый, а не глухой.

— Вы же не пошли за ними, правда?

Он покачал головой:

— Это не те животные, которых я ищу.

Я нахмурилась:

— Откуда вам знать?

— Я знаю.

Проехали. Мне не терпелось убраться отсюда. Ненавистно признавать, но я была совершенно выбита из колеи. Птицы не перестают чирикать без причины. И у меня не появляется ощущения, что за мной наблюдают, если только за мной действительно не наблюдают.

— Закончили? — спросила я.

— Разумеется.

Мы направились к машине, и если мы уходили быстрее, чем пришли, плевать. Я не часто пугаюсь, но если такое случается, это меня шокирует.

— Вы можете опустить пистолет, детектив.

Я посмотрела вниз, удивившись, что до сих пор держу оружие в руке. Я также удивилась, поняв, что не хочу убирать его.

— Где ваше ружье? — спросила я.

— Заряжено и заперто, лежит в «Орлином гнезде».

Значит, Манденауэр остановился в спа-отеле «Орлиное гнездо». Спа в Миниве — понятие относительное. Оно означало, что возле озера имеются полотенца и древняя сауна, пьяно кренящаяся к воде со своего насеста на близлежащем холме.

— От ружья, лежащего в чехле под кроватью, вам будет не много пользы. — Как и от спрятанного под рубашкой пистолета, если уж на то пошло.

Манденауэр положил руку мне на плечо, и я остановилась.

— Волк не нападет при ярком свете.

— Почему нет?

Он улыбнулся мне, словно умственно отсталой:

— Не нападет. Поверьте мне.

Я фыркнула. Я не доверяла никому, кроме Зи и иногда Клайда. На собственном нелегком опыте я узнала, что те, кому ты больше всего доверяешь, также являются теми, кто может причинить больше всего боли. Поэтому мой круг доверия был очень узким.

— Вы мне не доверяете?

Я посмотрела на него, словно говоря «Вы меня за дуру принимаете?», и он кивнул.

— Хорошо. Не доверяйте никому, Джесси. Дольше проживете.

Мы с Манденауэром имели сходные мнения по гораздо большему числу вопросов, чем я полагала.

Я сжала пальцы на пистолете и успокоилась. Другие женщины хранили памятные вещицы из своего детства — кукол, мягкие игрушки, одеяла и в трудную минуту доставали их. А я? Я всегда предпочитала «магнум» сорок четвертого калибра.

Мне плевать, скольких волков убил Манденауэр, и сколько раз эти животные вели себя так, как от них ожидали. Я не была готова поставить свою жизнь или даже его, что этот волк — или эти двадцать — будут вести себя как полагается.

Я вспомнила глаза Карен Ларсон. Они мне еще долго будут сниться. Прямо перед тем как она умерла, в ее взгляде промелькнуло понимание. Настоящая она все еще была там, под маской вызванного вирусом безумия. И она была очень, очень напугана.

Я ненавидела бояться. Страх отдавал слабостью, а слабые не выживают.

Глава 9

Я высадила Манденауэра у «Орлиного гнезда».

— Дайте знать, если вам что-нибудь понадобится.

Оп просунул голову в открытое окно со стороны пассажира и уставился на меня, отчего мне стало не по себе.

— А если мне понадобится помощник?

Мой пульс участился при мысли об охоте на волка или волков, но я вовсе не дура, чтобы показывать заинтересованность. Таким макаром можно очень быстро потерять то, к чему я стремилась.

— Обсудите это с Клайдом. — Я включила задную передачу, и Манденауэр вытащил голову из окна автомобиля, чтобы не лишиться ее.

Солнце уже садилось, когда я неторопливо въехала в город. Мы пробыли в лесу дольше, чем я думала — как всегда. Когда идешь по лесу, время летит незаметно. Возможно, именно поэтому обычно я и брожу там так долго. Я посмотрела на часы, почти ожидая, что они остановились в тот момент, когда я подошла к деревьям, окружающим дом Кадотта. Конечно, это было не так. Время неумолимо шло вперед, как и я.

В желудке заурчало. Я задумалась, а не завалялось ли чего в холодильнике дома, но пришла к неутешительному выводу: там, как всегда, мышь повесилась.

Подъезжая к гриль-бару «Спортсмен», я свернула с шоссе, собираясь зайти в заведение. Съесть чизбургер, выпить газировки и двинуть домой. Пока я ела, на улице успело стемнеть. До начала ночной смены в одиннадцать оставалось три часа. Можно выпить еще одну колу в «Спортсмене», как обычно я и делала, если заезжала туда перекусить.

Но сегодня посетители, как и владелец бара, бармен и официантки засыпали меня вопросами о происходящем в Миниве. Я как могла, стараясь не сболтнуть лишнего, рассказала им то, что они и так уже знали.

Хотя они нервничали, и заставляли нервничать меня. Поэтому после одного большого стакана колы я уехала.

И что дальше? В подобные ночи на меня обычно находили мысли о моей жалкой жизни. У меня нет друзей, кроме Зи, а с ней мы скоро увидимся. Нет парня, и я не шучу. Нет семьи, кроме матери, которая, слава богу, живет в Аризоне. Чаще всего я была довольна своей жизнью. У меня есть любимая работа в любимом городе. Приличная квартира и вполне обоснованные надежды на светлое будущее. Я уже купила двести пятьдесят акров земли неподалеку от Минивы, чтобы когда-нибудь построить там дом. Но пока что выигранные по осени денежки уходили не туда.

Пусть моя жизнь и далека от совершенства, но все же она не полный отстой. Но иногда я чувствовала себя… одинокой.

Можно съездить к себе на участок и поплавать в личном пруду. Бегу трусцой, которым занимались все мои напарники, за исключением Клайда, я предпочитала плавание. Меньше нагрузка на колени и отличный способ развить мускулатуру верхней части тела.

Я всецело за равенство полов на работе, но с природой не поспоришь. Выше пояса мужчины сильнее женщин. Это мне не по душе, но стенаниями ничего не изменить. А вот тренировками в пруду — возможно.

Я припарковалась на своем обычном месте. Так как одним из преимуществ работы в полиции является право пользоваться служебным транспортом в личных целях — но без фанатизма, — у меня даже нет своей машины. Я редко куда-нибудь ездила.

Я подняла глаза и посмотрела на окна своей квартиры. Хотя на календаре и лето, но ночной ветер на севере Висконсина довольно холодный. Из-за этого не очень хотелось раздеваться до купальника и нырять в озеро. А то, что водоем располагался на опушке густого и темного леса, делало мою затею еще менее привлекательной. Я не трусиха, но и не идиотка. Пока не разрешится проблема с волками, поплаваю в оздоровительном центре, как обычно делаю зимой. А сейчас, наверное, стоит выпить колы на столь редко посещаемом мной балконе и посидеть на почти ни разу не использованном стуле. Из моих окон открывается неплохой вид, но я до сих пор не удосужилась им полюбоваться. Деревья отбрасывали тени в патио, а кто-то разбил клумбу на пятачке земли с восточной стороны двора. Возможно, сейчас и есть повод посмотреть на всю эту красоту.

Зайдя в дом, я вытащила пистолет из кобуры, положила его на холодильник и сунула магазин в карман. Чересчур много предосторожностей для одинокой женщины, но кто знает, когда может нагрянуть компания. А так, если кто-то найдет пистолет, то оружие будет не заряжено. А если пистолет понадобится мне, то пули уже под рукой.

Пристраивая на вешалку тяжелый форменный пояс, я посмотрела на пристегнутый к нему чехол с мобильным телефоном. Нахмурилась. И почему Кадотт не позвонил? Нужно получить тотем обратно, пока Клайд окончательно не взорвал мне мозг.

Бросила взгляд на автоответчик, но красный огонек не мигал. Проверила мобильный. Иногда в лесах связь пропадает, а иногда — нет. Для меня остается загадкой, почему так происходит. Но с батареей все было в порядке, и никаких сообщений на мобильный также не пришло.

Принюхавшись к себе, я пошла в спальню. Пропавшие тела и бешеные волки частенько бросают в пот. Разделась до пояса, быстро обтерлась влажной мочалкой и вытащила из шкафа чистую рубашку защитного цвета.

Застегнув пуговицы, я вернулась на кухню и вытащила из холодильника одну из двух оставшихся банок колы. Нужно сходить за продуктами — как я это ненавижу. Когда живешь одна и редко готовишь, масштаб выбора в супермаркете просто ошеломляет. Обычно я выходила оттуда с кучей совершенно ненужных мне продуктов, с которыми вдобавок даже не знала, что делать.

Что-то стукнуло в панорамные раздвижные двери, ведущие к лестнице во внутренний дворик. Я повернулась к ним. За стеклом не было ничего, кроме темной ночи. Я видела только свое отражение.

— Наверное, какое-то большое насекомое, — пробормотала я. — Или чересчур низко пролетевшая глупая птица.

Я пересекла гостиную, открыла замок, сняла металлический засов и распахнула дверь. Стрекотали сверчки, шелестела листва, в комнату ворвался прохладный ветерок. Никогда не замечала, как темно на этой стороне дома.

Я бросила взгляд на пистолет, затем покачала головой. Не стану я сидеть на собственном балконе вооруженной. Предполагалось, что там мне положено отдыхать. Кроме того, кто меня тут достанет? Даже бешеный волк не способен подскочить на пятнадцать метров вверх. Или нет?

Поскольку я терпеть не могла бояться, то переступила порог. Оперлась на перила, держа в ладонях банку с колой. А мурашки по спине исключительно из-за прохладного северного ветра. Я посмотрела в сторону леса, и увидела, что по опушке кто-то бежит. Животное: невысокое, мохнатое и с хвостом.

— Койот, — сказала я, и в тишине ночи мой голос прозвучал непривычно громко. Я подумала о том, что сказала, и нахмурилась. Волки не терпят койотов на своей территории. Так, значит, я видела то, что думала?

Выпрямившись, я вновь оглядела опушку. Но ночь была слишком темной. Где же луна? Подняв глаза к небу, я увидела приглушенный серебристый свет между землей и коньком крыши.

И когда только успели появиться облака?

Шорох шагов спустил меня с небес на землю. Под балконом стоял человек. Кола выскользнула из руки, и я ахнула. Он посмотрел наверх и поймал летящую банку за секунду до того, как она бы угодила ему в голову.

Напиток выплеснулся на его рубашку. А неожиданный гость посмотрел мне в глаза.

— Вы во всех чем-то кидаетесь или мне просто повезло? — спросил Кадотт.

Глава 10

— Откуда, черт возьми, вы взялись? — рявкнула я.

Сердце колотилось, а руки тряслись. Он напугал меня не только тем, что так внезапно появился во дворе, но и тем, что едва не вырубился прямо у меня под окнами.

— Сейчас или вообще?

— Что?

— Вообще-то я из Миннесоты. А сейчас вышел из леса.

— Из леса?

— Ну, знаете, там еще много деревьев растет. — Он показал большим пальцем куда-то себе за спину.

Комик, как раз то, что нужно.

— Вам не следует ходить одному так поздно.

— Думаю, я сам разберусь. — Он поднес банку с оставшейся колой ко рту и опустошил ее одним долгим глотком. Я зачарованно смотрела, как сокращались мышцы его горла. Поистине поразительно, как он умудрился поймать эту банку?

— Как вы это сделали? — спросила я.

Он смял банку в кулаке. Сердце было готово выпрыгнуть из моей груди.

— Сделал что?

Я показала на банку:

— У вас воистину сверхчеловеческие рефлексы.

— Во мне много чего еще сверхчеловеческого, — хмыкнул он. — Хотите, покажу?

Он флиртовал так же легко, как дышал. Но почему он флиртует со мной?

— Нет, спасибо. Что вы здесь делаете?

— Я получил ваше сообщение. — Он залез в карман джинсов и вытащил оттуда что-то, зажав между большим и указательным пальцами. Из облаков выплыла луна, и я разглядела его лицо, но больше ничего. Но судя по размеру того, что он держал, он принес мне тотем.

— Поднимайтесь сюда, — предложила я. — У меня осталась еще банка колы. Можем разделить удовольствие.

— Удовольствие? Вы читаете мои мысли.

— Расслабься, Ловкач. Я всего лишь о газировке.

— Вот уж мисс Убейвеселье.

Я вернулась в квартиру, улыбаясь, но заставила себя сделать серьезное лицо. Никому из нас не пойдет на пользу, если я дам ему зеленый свет. Он разочаруется, а мне будет больно.

Он красив, сексуален, умен. А я обычная, необщительная и… никакая. Я всего лишь окончила полицейскую академию, а он почти доктор наук. Профессор и коп — совсем как в плохих любовных романчиках.

Кроме того, я даже не стану упоминать о том, что я белая, а он — индеец. Мне-то все равно, но ему наверняка нет — ну или его семье. Чистокровных оджибве осталось крайне мало. Если он один из них, то сомневаюсь, что родители одобрили бы его желание разбавить гены.

Я фыркнула и наклонилась, чтобы достать из холодильника последнюю банку колы. Мы еще даже не перешли на «ты», а я уже думаю о смешении генов. Пожалуй, стоит притормозить, иначе я рискую рухнуть в пропасть. Закрыв дверцу холодильника, я развернулась и невольно испуганно вскрикнула. Кадотт стоял в моей гостиной.

— Как… — Я бросила взгляд на оставшееся открытым окно. Ветерок шевелил занавески. — То есть, что?..

Он прислонился к стене и скрестил руки. Под гладкой загорелой кожей бугрились мышцы.

— Вы же сказали мне подняться.

— А вы не подумали воспользоваться дверью?

— А зачем, если окно намного ближе?

— Как вы сюда забрались?

— По камням. Это несложно. — Он отошел от стены. — Для любого, кто хоть немного занимался скалолазанием. Обычно вы держите окно закрытым? — Он провел кончиком пальца по стеклу.

— Конечно.

Он забрался по стене здания, как Человек-паук? Мне это казалось невероятным, но живое доказательство тому стоит в моей гостиной.

Ошеломленная, я протянула ему колу и вышла на балкон. Перегнулась через перила, измеряя расстояние до земли, — слишком высоко. Затем подошла к стене и пристально посмотрела на нее. Дом был сложен из камня. Подобия выемок для ног в стене имелись, но я вряд ли поверю, что по ней можно так легко вскарабкаться.

Конечно, мой опыт скалолазания ограничивался городскими ярмарками и одним днем тренировок во время учебы в полицейской академии. В Висконсине не так уж много гор, по которым можно лазать. Черт, да их тут вообще нет. Если вы бывали в Колорадо, Монтане или хотя бы в Теннесси, то наши холмы покажутся вам издевательством.

Кадотт вышел на балкон вслед за мной. Внезапно ночь перестала быть прохладной, а балкон уже не казался таким просторным. Кадотт стоял между мной и дверью. Единственный выход — прыжок.

Хотя профессор и высокий, но кажется крепко сбитым. Не перекачанным, но мускулистым. Смогу ли я одолеть его в случае чего? От неизвестности мое дыхание участилось.

Я дернулась к двери, вторгнувшись в личное пространство гостя. Если он вежлив, то отойдет в сторону. Но он не сдвинулся с места. Как и я.

— Я же говорила, чтобы вы мне позвонили. — Я протянула к нему руку ладонью вверх. — Я бы подъехала за тотемом. Вам не требовалось тратить время на дорогу сюда.

Он посмотрел на мою руку, но даже не пошевелился, чтобы положить на раскрытую ладонь тотем. Куда вообще делась эта штуковина? Я опустила глаза, изучая карманы его брюк. Тотем слишком маленький, чтобы выпирать. Я его не заметила. Но в пределах видимости выпирало нечто более интересное. Я напряглась и усилием воли заставила себя посмотреть в глаза Кадотта.

Он улыбался. Черт, он заметил. Казалось, он замечает все.

Он подошел ближе. Я отступила назад и мысленно прокляла свою слабость. Но ничего не могла с ней поделать. Я чуяла его запах, несмотря на окружавшие меня ароматы сосен, цветов и новых пластиковых стульев. Тот самый дикий запах, который я уже успела заметить прошлой ночью — не отвратительный, а возбуждающий.

Я врезалась в перила. Дальше дороги нет. К счастью, Кадотт остановился. Все еще близко, но, по крайней мере, не трогает меня. Не уверена, что сделаю, если он коснется меня этими красивыми руками с длинными пальцами.

— Если бы я не принес вам тотем, то никогда не увидел бы, как вы живете. Сомневаюсь, что вы бы пригласили меня в гости.

Я нахмурилась, когда мне в голову пришла мысль, о которой я должна была задуматься раньше, а не тратить время на сексуальные фантазии.

— Откуда вы узнали, где я живу?

— В таком маленьком городке узнать несложно.

Верно.

Он протянул руку и легонько дотронулся до моих волос.

— Кроме того, я хотел снова вас увидеть.

Пронзившая меня от его прикосновения дрожь тут же прекратилась, когда я услышала эти слова.

— Зачем?

Он опустил руку. Я поняла, что сейчас он отойдет, наконец позволит мне пройти, а потом скажет, что у него накопились неоплаченные штрафы за парковку в неположенном месте или ему грозит суд за подделку документов — обычно говорят именно это, — или имеется еще какая-нибудь проблема с законом, которую он надеется решить с моей помощью. Ну, знаете, как обычно.

Я уже приготовилась начать обычную речь в духе: «Простите, ничем не могу помочь», когда его рука легла на мое бедро. Я не успела ничего сказать, потому что он рванул меня к себе — профессор был намного сильнее, чем казался, — и поцеловал.

Так как мой рот был приоткрыт, поскольку я собиралась заговорить, его язык скользнул прямо внутрь. Он не тратил время на прелюдии, а сразу переходил к делу. В мужчинах мне это нравилось.

Кончик его языка прошелся по поверхности моего, затем игриво коснулся его кончика. Кадотт теснее прижал меня к себе, центр к центру, а затем подался бедрами вперед. Я чуть не кончила. Вот что делает с женщинами воздержание.

Застонав, я попыталась отстраниться, но неохотно. Особенно когда он сделал какое-то хитрое движение другой рукой, и моя накрахмаленная форменная рубашка разошлась, открыв его взору бюстгальтер.

Внезапно Кадотт оторвался от моих губ и опустил голову к груди. Его ловкий язык нырнул между моих грудей и в едином ритме с бедрами задвигался туда-сюда.

Мое тело словно горело. Мозг превратился в кашу. Кадотту не составило бы труда убедить меня заняться с ним сексом прямо здесь, на пластиковом столике. Не думаю, что мы добрались бы до кровати.

Руки невольно взлетели вверх, пальцы запутались в его волосах, мягких игладких. Я провела рукой по его голове, лаская и давая знак продолжать. Губы Кадотта сомкнулись на моем соске через тонкую ткань бюстгальтера, а зубы нежно прикусили его. Я выгнулась, еще теснее прижимаясь к Кадотту, и от этого простого движения достигла пика.

Откуда-то издалека донесся низкий скорбный вой. Этот звук выдернул меня из наслаждения первым за много лет оргазмом. Койот? Волк? Человек?

Кадотт напрягся, поднял голову и поверх моего плеча уставился в ночь. Пронизывающий ветер обдул мою обнаженную кожу, охладив влагу, оставшуюся от поцелуев Кадотта. Индеец все еще прижимался ко мне всем телом, но мне уже не было тепло.

С очевидным усилием Кадотт оторвал взгляд от деревьев. Его лицо смягчилось, и он застегнул на мне рубашку. Сама я определенно не смогла бы этого сделать.

Он прижался лбом к моему и прошептал:

— Вот это.

— Э?

Вот она я во всей красе, всегда собранная и адекватная.

— Ты спрашивала, почему я хотел с тобой встретиться. — Он поцеловал мою бровь. Меня обдало новой волной жара, прогнавшей холод. И с каких это пор брови стали эрогенной зоной? Наверное, только сегодня. — Для этого.

— Ты хотел увидеть меня ради этого? — повторила я, не уверенная, о чем он. О поцелуях, грубом сексе или быстром перепихоне на балконе?

— Да. А что, какие-то проблемы?

В эту секунду я не могла придумать ни единой проблемы, но впоследствии у меня получится. Такая уж моя натура. Я покачала головой, неспособная вымолвить хоть слово.

— Ладно. Мне пора.

Он отпустил меня и направился к двери. Должно быть, я просто растерялась, иначе бы отпустила какую-нибудь шуточку насчет прыжка с балкона. Но я просто пошла за ним, как щенок, а когда Кадотт вложил мне в руку тотем и сомкнул вокруг него мои пальцы, я просто держала улику и смотрела загадочному профессору вслед.

Мне даже не пришло в голову спросить, что ему удалось узнать об отметинах.

Глава 11

Мне следовало бы поехать на свою землю и сразу же остудить предательское тело в холодном водоеме. И к чертям этих волков! Хотя я и чувствовала удовлетворение — ой как некстати, — но все же по-прежнему ощущала опустошенность, даже боль. И знала, почему. Может, я и испытала оргазм, и это было здорово, однако я не получила того, чего действительно хотела.

Кадотта.

Боже, да я пропала.

Вероятно, если бы я проплавала, пока не осталось бы ничего, кроме усталости, то не была бы такой расстроенной всю ночь. Однако вряд ли что-то могло стереть его вкус с моих губ, а образ — из моей головы.

Да и час хождений взад и вперед не избавил от вопроса: почему именно я?

Вне всякого сомнения, Кадотт не был ослеплен моим обаянием или внешним видом. Я не была богатой, яркой или сексуальной. Что же он задумал?

В голове вертелись вопросы, а кишки скручивались от стыда. Я разделила ужасно интимный момент с незнакомцем. Как я вообще снова собиралась смотреть Кадотту в глаза?

Не была уверена, что сумею, но придется. Он не дал мне ни крупицы информации, о которой я просила.

Всю дорогу до работы меня преследовали воспоминания о моих стонах и телодвижениях, а значит к моменту приезда мое настроение было таким же, как у Зи.

Когда я вошла в участок, телефоны звонили, как церковные колокола в канун Рождества.

К счастью, Зи распределяла звонки лучше всех знакомых мне диспетчеров. Один звонок она поставила на удержание, другой перенаправила в пожарную часть, третий — в клинику, а на четвертый уже отвечала сама.

Я никогда не преуспела бы в качестве диспетчера. Мои навыки поведения в кризисных ситуациях были в большей степени направлены на действие, чем на реакцию.

— Два-Адам-Четыре, как поняли?

— Два-Адам-Четыре, понял, и моя смена заканчивается.

— Как бы не так, ишь разогнался! Смена у него, видите ли, заканчивается! — пробормотала Зи, для разнообразия не в рацию. Она взглянула на меня.

— Генри за ночь выезжал на три драки. Ему это точно понравится.    

Все в нашем отделе знали, что Генри — один из наших офицеров второй смены — ненавидел сверхурочную работу. У него молодая жена и пока нет детей, но вовсе не из-за отсутствия попыток.

— Отмена, — продолжала Зи. — Тут в «Спортсмене» драка в самом разгаре.

— Еще одна? И что же такое пьют люди? Ладно, я недалеко от места, направляюсь в «Спортсмен».

— Весь этот город сбрендил. Можно было ожидать, что бешеные волки и стрельба в школе заставят людей сидеть дома и не высовываться. Вместо этого они напиваются, в таком состоянии садятся за руль и затевают драки, — проворчала Зи и сняла вызов с удержания.

— Да, она сейчас здесь. — Зи выслушала. — Я ей передам.

Повесив трубку, она прикурила от окурка и глубоко затянулась, с удовлетворенным вздохом выпустив дым из ноздрей. Зи любила свои сигареты почти так же сильно, как меня. Или, может, наоборот.

— Кто сейчас здесь? — подсказала ей я, когда она продолжила курить, не обращая на меня никакого внимания.

— А ты как думаешь, черт тебя подери? Ты видишь, что рядом ошивается кто-то еще?

Поскольку я привыкла к обычному стилю общения Зи, то даже ухом не повела в ответ на ее слова и тон.

— Кто-то ищет меня?

— Да, этот страшный старый хрыч, которого нанял ДПР. Он уже едет. Ты вроде как должна его подождать .

— Разве у меня нет своей работы? — указала я на телефоны.

— Черт, да. Но Клайд сказал, что на первом месте у тебя дела с доктором Смерть.

— Просто отлично.

Я оглядела участок. Вторая смена еще не вернулась. А третья, должно быть, уже ушла. Мы с Зи являлись единственными счастливицами, находящимися на месте. Как же я ненавидела сидеть без дела. Сунула руку в карман и обхватила пальцами тотем.

— Буду в комнате для улик, — сказала я. По крайней мере, смогу оставить фигурку там, где она и должна быть, чтобы Клайд уже отвязался от меня. Когда я прошла мимо Зи, она положила свою сигарету и принюхалась к задымленному воздуху.

— Где ты была? — спросила она.

— Дома. Где же еще?

— От тебя как-то странно пахнет.

Я понятия не имела, как она могла что-то учуять, учитывая сигаретный дым, все еще клубящийся вокруг ее белоснежных волос. Но нос у Зи всегда был как у ищейки. Я задалась вопросом, что она смогла бы унюхать, не будь ее обоняние притуплено никотином.

Я подняла руку и понюхала под мышкой.

— Да нет же.

— Лосьоном после бритья, — заявила она.

Я покраснела. Ничего не могла с этим поделать.

Хотя странно. Я не учуяла никакого лосьона после бритья на Кадотте. Только его собственный запах: смесь земли, воздуха, леса, мужчины.

— Что ты задумала, девчонка?

Поскольку у меня редко появлялась причина краснеть, запылавшие щеки, должно быть, выделялись, как вспышка прожектора в ночь новолуния. Зи подозрительно посмотрела на меня.

— Ничего кроме работы, Зи.

Она фыркнула, и мне пришлось постараться не сделать то же самое. Если бы в мои рабочие обязанности входили поцелуи Уильяма Кадотта, число жаждущих заполучить мое место было бы больше, чем рой комаров в душную летнюю ночь.

Я сбежала из дежурной части до того, как Зи вытащила из меня что-то еще. Не то чтобы я такая уступчивая — хотя из-за случившегося может показаться наоборот, — но Зи была куда упрямее меня. Она долбила бы меня, пока я не раскололась, либо пока она не получила достаточно информации, чтобы сделать собственные выводы.

Я бы действительно не стала возражать, узнай Зи правду. На самом деле, мне хотелось поговорить с ней о том, что, черт возьми, со мной не так.

Но совсем другое дело Клайд. Учитывая, что Зи дружила с ним так же близко, а то и еще ближе, чем со мной, рассказать ей означало то же самое, что во всем признаться ему. Я бы лишилась работы или самое меньшее участия в этом деле. Когда Клайд сказал мне держаться подальше от Кадотта, он не просто трепал языком.

Вздохнув, я проскользнула в комнату для хранения улик и направилась к полке, где оставила пакет с мусором, составляющим улики с места аварии Карен Ларсон. Но его там не оказалось.

Я не стала сразу же паниковать. Просто предположила, что перепутала полки. Тогда я не слишком соображала. Я положила тотем в карман и осмотрела комнату. В ней было не так уж много вещей. Но мои улики точно отсутствовали. Я начала беспокоиться. Ведь помнила же, что положила пакет на вторую полку вместе с распиской Кадотта. Я опустилась на колени и ползком осмотрела помещение. Ничего. Нужно сообщить об этом Зи, а затем Клайду. Безусловно, комната для хранения улик не Форт Нокс^[6], однако достаточно защищена для Минивы. Чтобы попасть сюда, необходим ключ, а ключи имелись только у детективов. А если мы по какой-то причине выносили улики из комнаты, то делали соответствующую запись в журнале учета.

Журнал!

Я треснула себя по лбу и схватила книгу со стола у двери. Быстро пролистала страницы, ожидая увидеть знакомое имя, написанное на полях рядом с небрежно нацарапанным моей рукой списком улик по делу Карен Ларсон. Здесь не было не только имени, но и моих каракулей. Черт, да здесь недоставало самой страницы.

Я распахнула книгу так широко, насколько позволил корешок переплета, и не увидела ни клочка листа. Либо кто-то умел хорошо вырывать страницы из книг, либо я сошла с ума и вовсе ничего сюда не записывала.

Мне пришлось согласиться с первым вариантом, даже если этому не было никакого объяснения.

Кому мог понадобиться пакет со стеклом и пластиком?

Если только…

Я похлопала по карману, почувствовав у бедра твердый краешек тотема. Неужели преступник искал нечто совершенно другое?

Кадотт сказал, что кому бы ни принадлежал тотем, владелец захочет вернуть его назад. Тогда почему бы просто не попросить?

Если только у хозяина тотема была веская причина не быть узнанным. А если это был не владелец, тогда какую возможную пользу тотем мог принести похитителю?

Сейчас я испытывала большее замешательство, чем когда-либо. Я не могла доказать, что приносила улики. Не могла доказать, что они исчезли. Клайд точно снесет мне голову, когда узнает.

Он и так уже злился на меня за то, что я позволила Кадотту оставить у себя тотем. Но нам повезло, что я так поступила, иначе мы лишились бы и его.

Одно я точно знала: я не оставлю тотем здесь, чтобы он исчез вслед за всем остальным. Пока что камень был в безопасности именно там, где находился сейчас.

Глава 12

Открыв дверь комнаты для хранения улик, я вскрикнула. На пороге стоял Манденауэр с занесенной, чтобы постучать в дверь, тощей рукой.

— А, детектив, добрый вечер.

Произнесенное им слово «добрый» больше походило на «добре», а «вечер» он выговорил протяжно, словно плохо спародировал Дракулу. Я бы рассмеялась, если бы не была готова вот-вот расплакаться.

Шагнув в коридор, я захлопнула за собой дверь. В последние двадцать четыре часа в помещении и так побывал кто-то лишний.

— Что вы здесь делаете? Эта зона закрыта для гражданских лиц.

— Я не гражданское лицо. Шериф выписал мне временное разрешение.

— У вас есть ключ?

— Конечно.

— Вы были в этой комнате?

Он посмотрел на дверь. Его взгляд метнулся к табличке «Улики», и Манденауэр покачал головой.

— Не было нужды.

Я ему не поверила. Это стало уже обычным делом.

— Зачем вы хотели встретиться со мной?

— У вас есть винтовка?

— Винтовка? Зачем, черт возьми?

— Сегодня вечером мы отправляемся на охоту.

Я уже шла к дежурной части, чтобы получить у Зи свое задание, но остановилась и медленно повернулась.

— Меня прикрепили к вам?

— Да.

— Почему? Разве такие, как вы, не работают в одиночку?

Его губы дернулись.

— Я не ковбой.

Я оглядела его от самой макушки — со светлыми волосами, сейчас прикрытыми черной шапкой — до камуфляжа и носков черных армейских ботинок.

— Да ясен хрен.

Он проигнорировал меня, думая о своем.

— Берите винтовку. И следуйте за мной.

— Разве не вы должны следовать за мной? Я знаю эти леса.

— А я знаю волков. Особенно таких, как эти. Я научу вас такому, о чем вы раньше и не подозревали.

За этим заявлением скрывалось что-то загадочное, но мое сознание было по-прежнему одурманено оргазмом и тайной пропавшего пластика.

— А Клайд не будет против?

— Это была его идея.

Я нахмурилась. Почему Клайд меня не предупредил? Я прошла по коридору в оружейную комнату, Манденауэр не отставал. Винтовка, которая числилась за мной для использования в чрезвычайном положении, никогда не вынималась из чехла: в Миниве возникало чертовски мало подобных ситуаций. Во всяком случае, до недавнего времени.

Для стрельбы на дальние расстояния я предпочитала собственную винтовку, но поскольку никто не счел нужным рассказать мне о смене моего позывного с «Три-Адам-Один» на «девочка на побегушках у Манденауэра», оружие осталось дома в специальном сейфе. Что ж, придется воспользоваться служебной.

— И чего такого особенного в этих волках, кроме того, что вы уже мне рассказали? — Я достала винтовку и проверила ее.

— Они слишком агрессивны, чрезвычайно сильны, бесстрашны.

— И умны. — Я взглянула на него, и Манденауэр пожал плечами.

— По-видимому, вирус повышает их умственные способности.

— Вы, должно быть, шутите.

— Нисколько.

Я не удивилась. Достав коробку патронов, я заново заперла оружейную.

— Итак, у нас есть суперзлобные волки, которые, помимо всего прочего, еще и очень умны. — Мой взгляд встретился с его. — Насколько умны?

Что-то мелькнуло в глубине его устрашающе светлых глаз. Не страх, но что-то близкое к нему.

— Насколько умны, Манденауэр? С чем мы имеем дело?

Он вздохнул и отвел взгляд.

— С интеллектом человеческого уровня.

Казалось, я лишилась дара речи — впервые в жизни. Но когда мне удалось обрести голос, единственным, что я смогла вымолвить, было:

— Это… это…

Я хотела сказать «невозможно». Но Манденауэр вставил совершенно другое слово.

— Опасно. Знаю. Я видел, как они составляют план, работают сообща и уничтожают тех, кто пытается уничтожить их. Это…

— Жутковато.

Он поднял бровь:

— Я собирался сказать «восхитительно».

— Не сомневаюсь, — пробормотала я.

— Ну, в путь?

— Разве мы не должны разработать свой собственный план?

— О, я это уже сделал, детектив. В первую очередь.

— И какой же?

— Пойдемте и увидите.

Мне действительно не понравилось, как это прозвучало.

А час спустя мне также не понравился и сам план. Мы находились в глубине леса, расположившись высоко на дереве. Не то чтобы я раньше не лазила по деревьям, мне просто никогда это особо не нравилось. Я предпочитала охотиться на земле.

Манденауэр сразу же отверг эту идею:

— Единственное, что пока еще не умеют делать эти волки, так это летать. Поэтому в безопасности мы будем только в небе.

В этом заявлении была пара слов, немного обеспокоивших меня. Я не собиралась оставлять их без внимании.

— Пока еще? — повторила я.

Манденауэр провел весь день, осматривая лес, и нашел дерево, достаточно большое для двоих, которое и наметил для нас. А поскольку стоял июнь, никто не был против. До охотничьего сезона оставалось еще три месяца.

— Вирус развивается, — пробормотал он. — Это очень огорчает.

— Огорчает? А Центр по контролю и профилактике заболеваний знает про мутирующий вирус? И как насчет президента?

— Все, кто должны знать, знают. Да, верно. Возможно, утром я свяжусь с ЦКПЗ.

— А разве нам не нужна приманка? — спросила я. — Овца или что-то подобное?

— Нет. Они придут. Это только вопрос времени.

И тут меня осенило:

— Приманка — это мы?

Манденауэр ничего не сказал, и мне этого хватило.

— Мне это не нравится.

— У тебя есть идея получше, Джесси?

— Мы могли бы отправиться искать их днем, пока они спят.

— Эти животные днем исчезают.

— Сим-салабим, трах-тибидох — и нет волков?

— Вряд ли, детектив. Но поверьте мне, легче перестрелять их по одному ночью, нежели тратить дни, пытаясь найти зверя, которого вовсе здесь нет.

Нет? Да в словах этого парня не было никакой логики. Но в одном Манденауэр был прав: он больше меня знал об этих волках, поэтому я позволю ему руководить операцией. Пока что.

В небе ярко засияла полная луна. Ночь была прохладной. Теплые вечера не придут в северные леса по крайней мере еще несколько недель.

Я хотела задать Манденауэру сотню вопросов. Где он раньше видел таких волков? Сумел ли убить их, прежде чем они нанесли серьезный вред? Откуда он вообще? Были ли там ему подобные? Но Манденауэр приложил палец к губам и указал на отливающий серебром лес. Нам нужно было вести себя тихо. Обычные волки могли слышать за многие мили, эти же, вероятно, аж за сотни миль.

Я устроилась поудобнее и приготовилась ждать — это у меня действительно хорошо получалось. Хотя и могло показаться, что терпение противоречит моей натуре, но на охоте оно необходимо, а я охотилась большую часть своей жизни.

Сначала я старалась подстроиться под остальных парней, чтобы стать своей среди них. А потом год за годом продолжала охотиться, поскольку обнаружила в себе к этому талант — а в подростковом возрасте я мало что умела. И, конечно же, у меня напрочь отсутствовало умение вести себя как девчонка, а значит, мать я ничем порадовать не могла. Но я могла сидеть на дереве и ждать, а затем снова ждать.

Прошел час, за ним еще один. Манденауэр тоже неплохо выжидал. Он не двигался и едва дышал. Пару раз мне даже пришлось побороть желание дотронуться до него, дабы убедиться, что он не помер на этом дереве. Лишь его периодическое моргание говорило о том, что он жив и не спит.

Около часа ночи воздух разрезал одиночный вой, на который отозвались другие. Наши со стариком взгляды встретились. Мы выпрямились и взяли винтовки наизготовку.

Сначала я их услышала — приближающийся шорох справа от меня, один слева, другой позади, а затем передо мной. Волки подступали со всех сторон. Хоть я и находилась высоко на дереве, но все равно тревожилась.

Палец дернулся на спусковом крючке. Манденауэр метнул в мою сторону быстрый взгляд и нахмурился. Он поднял свободную руку, призывая меня повременить. Я сердито посмотрела на него, поскольку знала, что делаю. Я не выстрелила бы, не прицелившись как следует.

Когда я снова перевела взгляд на поляну, там появился черный волк.

Зверь был большим — намного больше, чем любой другой волк из виденных мною раньше. Средний висконсинский волк весит около тридцати шести килограммов.

Я читала, что на Аляске вес хищников может достигать пятидесяти пяти. Но этот зверь, должно быть, еще крупнее.

Ни один из других волков не вышел из чащи, но я чувствовала, что они затаились со всех сторон от нас, ожидая сигнала вожака.

Волк шагнул вперед, и кусты сомкнулись позади него. В свете луны вся его шерсть светилась иссиня-черным сиянием. Боже, он был прекрасен.

Мой палец колебался на спусковом крючке. Откуда мне знать, какие волки заражены супербешенством, а какие нет? Хорошо бы спросить об этом Манденауэра.

Предполагалось, что мы не будем стрелять в любого волка, которого увидим. Или все же будем? Политика ДПР в отношении оленьего бешенства состояла в том, чтобы убить столько оленей, сколько возможно. Вероятно, то же правило распространялось и на бешеных волков.

Внезапно шерсть на загривке волка встала дыбом, и из его горла вырвалось низкое рычание. Его голова дернулась вверх, а глаза встретились с моими.

— Дерьмо!

Слово сорвалось с губ одновременно с тем, как палец надавил на спусковой крючок. Произошедший выстрел был таким громким, что у меня зазвенело в ушах. Волк подскочил в воздух, перевернулся и упал. На мгновение я почувствовала острую боль из-за того, что стреляла во что-то столь великолепное. Но, по крайней мере, сейчас я знала, как понять, заражен ли зверь.

У волка были глаза человека.

Глава 13

— Какого черта? Что это было? — спросила я.

— Я собирался задать тот же вопрос.

Я глянула на Манденауэра: он смотрел не на волка, а на меня. Повернула голову обратно — зверь исчез. Протерла глаза, снова посмотрела — волка не было.

— Где он?

— Волк убежал, вместе с остальными.

— Но… но… но я же попала в него!

— Уверены? — спросил Манденауэр.

«Волк дернулся, подпрыгнул, упал».

— Точно попала.

— По-видимому, недостаточно метко.

Это было на меня не похоже, потому что я всегда била в точку.

— Почему вы выстрелили, детектив?

— Разве вы не видели зверя? — Я вздрогнула, вспомнив те глаза.

У волков обычно светлые глаза: желтые, зеленоватые, светло-карие. У этого зверя они были карими — ничего примечательного, если бы не слишком белые белки и таящиеся во взгляде ярко выраженная ненависть и слишком явный человеческий интеллект. Никогда бы не подумала, что в глазах можно четко разглядеть ум. Видимо, я заблуждалась.

— Ну конечно, видел! — ответил Манденауэр. — Я не стрелял, выжидая, что покажутся и другие. Они все заражены, детектив.

Я поморщилась: из-за моего промаха у нас не было никаких доказательств, и это после многочасового терпеливого ожидания.

— Откуда вы знаете, что они все заражены?

— Они приближались к нам, как бойцы спецназа на операции.

— А откуда вы знаете, как перемещается спецназ?

Манденауэр кивнул длинным костлявым носом:

— Просто знаю.

Он? В спецназе?

— Вы что-то не так поняли, Манденауэр. Как волчья стая, зараженная супервирусом или нет, может использовать тактику спецназа? И как они смогли бы до нас добраться?

— Теперь мы уже никогда этого не узнаем, ведь вы спугнули их прежде, чем я успел вдумчиво просчитать, что они задумали.

Я подавила немедленное желание извиниться. Этот парень сумасшедший. Волки с человеческим интеллектом? Даже после того, как я видела те глаза, в это было трудно поверить.

Уровень планирования, о котором говорил Манденауэр, был недоступен животным, продвинуты они или нет. Как они разрабатывали свою тактику: рисуя схемы лапами на земле, что ли?

— Я думала, волки редко нападают на людей.

— Это не просто волки.

«Не просто волки»? И что бы это значило? Я могла спросить, но ведь тогда бы Манденауэр ответил. Мне нужно сначала поговорить с Клайдом и кое-кем еще, а потом уже задавать вопросы охотнику. Я всерьез сомневалась в его здравомыслии.

Щелкнув предохранителем на ружье, я потянулась к веревке, используемой для спуска оружия на землю.

— Куда это вы собрались? — Манденауэр сидел на дне лабаза^[7], прислонившись спиной к одной из стен.

— Назад на работу, — ответила я.

— Сейчас ваша работа здесь.

Я глянула в чащу, где исчезли волки.

— Но...

— Теперь, когда они знают, что мы здесь, они могут вернуться. До рассвета спускаться на землю опасно.

— Вы имеете в виду, что нам придется торчать здесь всю ночь?

Охотник пожал плечами и устроился в углу:

— Разбудите меня, если они вернутся.

Потом он просто закрыл глаза и заснул.

Утро наступило — наконец-то! — но волки так и не появились.

В ту ночь я видела много диких животных, но ничего необычного. Незадолго до рассвета мимо пробежали пара-тройка енотов, опоссум, олениха и две косули. Охотник же все проспал.

Когда яркие солнечные лучи осветили пол лабаза, я пнула ботинок Манденауэра, и старик сразу же проснулся. По выражению его лица было ясно, что спросонья он бодр и соображает. Я бы так не смогла. Из моих знакомых очнуться от глубокого сна и сразу же включиться в работу могли только бывшие военные. Чем дольше я наблюдала за Манденауэром, тем интереснее он становился.

— Ничего, — подытожил он, глянув в просвет между ветвями.

Так как это не являлось вопросом, я не удостоила его ответом.

Спустив ружья на землю, мы слезли с дерева и молча вернулись в город.

Скорее всего, Манденауэр где-то добыл машину, потому что встретился со мной в участке, поэтому я не стала завозить его домой, а сразу поехала на работу.

Зи уже ушла, а вместо нее сидела какая-то новенькая. Я удивилась такому выбору: девушка выглядела лет на двенадцать. Густые светлые волосы, огромные голубые глаза, бледная фарфоровая кожа. Она бы выглядела красавицей, если бы не нос — бедняжка обладала клювом ястреба.

— Доброе утро, Джесси, — прощебетала девушка.

Никто не потрудился сообщить ей, что со мной лучше не заговаривать до завтрака.

Клайд, должно быть, поджидал нас, потому что выкатился из кабинета сразу же, как только мы вошли.

— Давайте, порадуйте меня.

— «Внезапный удар»^[8], — пробормотала девчушка.

Возможно, она была умнее, чем казалась.

— Увы, сэр, — начала я, приготовившись пуститься в объяснения, что все случилось по моей вине, но тут Манденауэр шокировал меня, положив тяжелую руку мне на плечо.

— Это займет какое-то время, — сказал охотник.

Клайд усиленно и быстро жевал первую за сегодняшнее утро пластину жевательного табака.

— Я побывал в доме мисс Ларсон. Не нашел ничего необычного, — сказал он.

— Никаких намеков на то, почему ей понадобилось уехать в три часа ночи?

— Нет, и я сомневаюсь, что мы вообще найдем ответ на этот вопрос. Черт, может ее просто мучила бессонница.

— Ненавижу вопросы без ответов, — пробормотала я.

— Ты, я и весь свободный мир. — Клайд вернулся в кабинет и захлопнул дверь.

— Он расстроился.

Я глянула на Манденауэра и подавила желание ответить: «Ни черта подобного». Старик задумчиво смотрел на дверь кабинета Клайда.

— Он не справляется с переменами. Зараженные бешенством волки, жители, поедающие друг друга — это в наших местах в новинку.

— Хм. Тогда нам следует добыть для шерифа хоть что-то. Встретимся сегодня ночью?

— В бэт-время на бэт-канале^[9], — согласилась я.

Казалось, Манденауэр сбит с толку. Его познания в классических телешоу, без сомнения, были весьма скудными. Но, по крайней мере, он не просил разъяснений. У меня совсем не было настроения что-то ему растолковывать. Я устала, все тело ломило от ночного бдения в лабазе. Хотелось поесть и завалиться спать, но перед уходом предстояло сделать еще один звонок.

Манденауэр направился на стоянку, а я — в свой так называемый кабинет: простой стол, стоящий среди других столов, но хорошо хоть в комнате никого не было. Поискала номер телефона Центра по контролю и профилактике заболеваний, расположенного в Атланте.

— Это детектив Джесси Маккуэйд из полицейского участка города Минивы, штат Висконсин, доктор, — начала я. — Э-э, понимаете, у нас здесь небольшая проблемка.

Как бы объяснить ситуацию, которая больше напоминала отрывок из бульварного фэнтези-романа с карикатурным рычащим слюнявым волком на обложке?

Глубоко вдохнув, я рассказала оператору все, что знала. Надо отдать ей должное — она не расхохоталась в трубку. Но кто знает, что она сделала после того, как перевела звонок на телефон доктора Хановер.

— Элиза Хановер, слушаю вас.

Женщина на том конце провода говорила отрывисто и строго по делу, как очень занятой человек.

Я снова начала рассказывать свою историю, но женщина перебила меня буквально сразу же:

— Да-да, я знаю о новом штамме бешенства.

— Правда?

— Конечно. Я как раз над этим работаю.

— Правда?

— Детектив, что вы хотите знать? — В трубке послышался нетерпеливый вздох.

Что мне нужно знать? Наверное, что Манденауэр не был сумасшедшим с оружием, и что он не выдумал это дерьмо о бешенстве, чтобы как ненормальный убивать каждого волка на своем пути. Наверное, это мне и так ясно, но раз уж у меня на линии эксперт...

— Это происки террористов?

— Даже если это так, думаете, я бы вам сказала? — фыркнула доктор Хановер.

И то правда.

— Расслабьтесь, — продолжила она. — Не все, что катится к чертям в этой стране, происходит по вине террористов.

— Ага, скажите это СМИ, — проворчала я.

Ответом мне было молчание. Я ждала, что доктор бросит трубку или попросит номер моего начальника, но вместо этого услышала ее довольный смешок:

— Детектив, женщины вроде вас мне по душе.

Я моргнула, не уверенная как ответить. Просто я не привыкла к женскому дружелюбию — для меня эти два слова были несовместимы.

Мое детство прошло в компании мальчишек. Они мне нравились и до сих пор нравятся. Ребята не улыбались в лицо, чтобы потом ударить ножом в спину. Они дрались честно. И я тоже предпочитала сражаться лицом к лицу. Единственной моей подругой была Зи, да и та не отличалась особой женственностью. Но, по крайней мере, своих чувств она никогда не скрывала. Женщины вроде Зи мне по душе.

Так как я тормозила, и пауза слишком затянулась, тишину нарушила доктор Хановер:

— Этот вирус естественного происхождения, детектив. Уверена, вы слышали об определенных инфекциях, устойчивых к антибиотикам из-за злоупотребления лекарствами.

— Конечно. А еще я знаю, что инфекционные заболевания отличаются от вирусных, и что антибиотики ни хрена не помогут, если у вас грипп. А так как бешенство — это, считай, тот же грипп, только еще и крыша съезжает, то при чем тут устойчивость к антибиотикам?

— Совершенно ни при чем. Я просто привела аналогию. Вирус бешенства мутирует, чтобы вакцина на него не действовала.

— Мне сказали, что если еще кого-то покусают, то надо использовать вакцину.

— Что касается людей — это так, но для животных единственное спасение — пуля.

— Этого добра навалом.

— Серебряных?

— Что?

Я точно ослышалась.

— Серебряные пули лучше всего.

— Доктор, вы что, обсмотрелись фильмов Лона Чейни?^[10] — Теперь был мой черед фыркать.

— Кого?

Она была или слишком молода, чтобы помнить Человека-волка^[11] — черт, я и сама молода, но люблю черно-белые фильмы ужасов — или шибко умная, чтобы вообще смотреть фильмы.

— Проехали, — ответила я. — Вы, наверное, шутите насчет серебряных пуль?

— Извините, но нет. Мы обнаружили, что мутировавший вирус отрицательно реагирует на серебро.

— Как по мне, труп — это труп. Какая разница, как это случилось?

— Вас бы это удивило. У меня имеются доклады о животных, скончавшихся после несмертельных ранений серебряными пулями. Казалось бы, какая разница? Труп — это труп, не так ли? — насмешливо процитировала она мои же слова.

— И где, черт возьми, мне взять серебряные пули? В магазине «Все для оборотней»?

— Поищите в интернете — там можно купить все, что угодно.

В телефонной трубке стало тихо.

Серебряные пули. Я покачала головой — денек предстоит еще тот.

Я сразу представила, как попытаюсь объяснить Клайду, Боузмену, кому угодно, даже Манденауэру, почему мое ружье заряжено серебром. Они сразу запрут меня в психушку, а ключ выбросят.

Спасибо, конечно, но я попытаю удачи со свинцом.

— Джесси? — прозвучало из рации.

Новый диспетчер. Почему она просто не позвала меня? Ей следовало бы знать, что я сижу в трех кабинетах от нее.

Я встала и пошла к диспетчерской. Девушка выглядела измученной; кнопки на коммутаторе мигали, словно метеоритный дождь. Кто-то говорил в ее наушник так громко, что было слышно на расстоянии полутора метров.

Я заглянула в кабинет Клайда. Шеф отвечал на телефонный звонок и, судя по размашистым жестам и сердитому выражению лица, с кем-то спорил.

— Джесси! — окликнула меня диспетчер. — Нужно, чтобы ты выехала на вызов.

— Моя смена уже закончена.

— Не-а.

Подняв бровь, я глянула на ее бейдж. Его не было. Скорее всего, Зи не думала, что девчушка протянет и день.

Диспетчер махнула на коммутатор:

— У нас тут завал: на шоссе ДТП с участием трех машин, а в Гранде — бытовой скандал. Я отправила всех, кто был не занят, но тут поступил еще один вызов. — Девушка прикусила губу. — Клайд сказал, если я его потревожу, то могу искать новую работу.

Я снова заглянула в кабинет шефа — тот все еще спорил. Увидев, что я смотрю на него, Клайд повернулся ко мне спиной. Странно.

— Ладно.

Я прямо видела, как перспектива черничного бублика и прохладных простыней тает на глазах, но ничего не могла с этим поделать.

— Где и что?

Диспетчер просияла:

— В университете. Кабинет одного из профессоров перевернули вверх дном.

— Чей кабинет? — спросила я, хотя уже знала ответ.

Глава 14

— Кадотта, — сказала она. — Уильяма Кадотта.

Только встречи нос к носу с мужчиной, который прошлой ночью засовывал язык мне в рот, сегодня не хватало!

— Я лучше возьму вызов на бытовой скандал, — предложила я, что только лишний раз доказало, в какое безнадежное положение я попала.

Домашние разборки относились к категории самых опасных вызовов. Когда любовь превращается в ненависть, неизвестно, на что нарвешься. Кроме того, я не шибко умела разрешать перебранки между родственниками, так как у меня не было личного опыта семейной жизни.

Но диспетчер покачала головой, разрушая мои надежды:

— Один-Адам-три уже там. Один-Адам-один и два выехали на место аварии. Так что тебе остался...

Я сдалась. Иногда судьба бывает зловредной стервой.

Окончательно распростившись с надеждой на скорый сон, я прихватила на заправке кофе на вынос и слопала пончик.

Дорога к университету — как и к комнатушке-кабинету Кадотта — уже становилась знакомой. Студенты, преподаватели и охрана бесцельно слонялись в холле. Самого профессора не было видно.

Толпа расступилась передо мной, как библейское Красное море.

Правда, Моисеем я себя не ощущала. Квартира, являвшаяся моей землей обетованной, казалось, находилась сейчас намного дальше Египта.

Мне больше подходило сравнение с войском фараона. Если я пройду мимо этих людей прямо в морские глубины, то точно утону, но идти надо. Приказы оставались приказами, так же как и служба службой: как сейчас, так и на протяжении бесчисленной череды веков.

Я на минуту остановилась на пороге кабинета. Кадотт сидел за столом, подперев лоб руками. Несколько его коллег вертелись вокруг, стараясь ничего не трогать.

Словно почувствовав мое присутствие, Кадотт поднял глаза. Наши взгляды встретились. Воздух между нами накалился — я была без ума от Уильяма Кадотта.

— Джесси, — вставая, прошептал он.

Если бы я не была здесь раньше, то подумала бы, что Уилл просто неряшливая свинья или умник не от мира сего, которому есть чем заняться помимо уборки. Но я уже сюда приходила, и хотя здесь хватало всякой всячины, раньше барахло было сложено в аккуратные стопки. Теперь же вещи валялись везде — во всех углах и по всему полу.

— Очистить помещение, — приказала я.

Я не могла отвести глаз от Кадотта. И хотя он казался таким же измученным как и я, на него все равно было приятно смотреть. Волосы Уилла растрепались, как будто он много раз нервно запускал в них пальцы. Очки Кадотта висели на кармане рубашки, поэтому я видела, как горели на непривычно бледном лице его темные глаза. Уилл был зол, и не могу сказать, что я его не понимала.

Меня тоже однажды ограбили. Я до сих пор помню, что чувствовала, зная, что кто-то чужой вломился в мой дом, прикасался к вещам, возможно, видел что-то личное. У меня украли деньги, плеер, но самое страшное — я еще очень, очень долго не чувствовала себя в безопасности.

Дверь закрылась, и мы с Уиллом остались одни.

— Что случилось? — спросила я.

— Я уже рассказал все службе безопасности.

— Я с ними поговорю. Хотелось бы услышать все от тебя.

Кадотт присел на край стола, напомнив, с какой легкостью он двигался — в гармонии с собой, уверенный в своем теле. Привлекала даже сама его манера держаться. Симпатичное лицо, накачанные мускулы и большой, просто огромный... мозг — все было вкусным.

— Сегодня я рано пришел на работу, — начал он.

Мне хотелось спросить почему, но я знала, как лучше. При допросе нужно просто позволить человеку рассказать все, не перебивая его. Если отвлечь свидетеля, он может забыть что-то важное — а этого никому не надо. Самое подходящее время для вопросов — повторный допрос.

— Дверь была приоткрыта. Я подумал, что это уборщицы припозднились, поэтому вошел прямо сюда. — Он раздраженно вздохнул. — Извини, я коснулся дверной ручки.

Я пожала плечами и нарисовала пальцем в воздухе круг, ожидая продолжения. Люди бы удивились, узнав, сколько раз, несмотря на бесчисленное количество показов «Нью-йоркского полицейского участка» по телевизору, улики бывали испорчены задолго до того, как полиция прибывала на место преступления.

— Комната выглядела вот так. — Профессор обвел рукой беспорядок. — Я позвонил в 911, потом в службу безопасности университета. Кто-то что-то искал.

Казалось, он закончил рассказ, поэтому я спросила:

— Что искал?

— Тотем по-прежнему у тебя?

Я вздрогнула, нахмурилась, заставив себя не лезть в карман для проверки. Я чувствовала, что талисман на месте, упирается острой стороной в бедро. Если Кадотт рассматривал меня, он наверняка тоже его заметил, хотя небольшой кусочек камня легко спутать с ключом или другой карманной дребеденью.

— Не с собой, — соврала я. — Думаешь, кто-то разнес твой кабинет в поисках тотема?

— Ничего не украли, я проверил.

— Наверное, ты наставил кому-то из студентов слишком много «колов».

— Я не ставлю «колов».

— Тогда двоек.

— И таких оценок я не ставлю.

— Ну тогда запишите меня в свой класс, профессор. Кажется, это то, что мне надо.

Губы Уилла дрогнули. Я была рада, что он выходит из своего замороженного, зомбиподобного состояния.

— Кому еще известно, что тотем у меня?

Мне, Кадотту, Клайду.

Я нахмурилась. Из нас троих только Клайд не знал, что тотем уже перешел ко мне. Но с чего бы ему громить кабинет Кадотта? Может, Клайду и не нравился молодой профессор, но шеф не стал бы рисковать должностью просто из вредности.

Потом я вспомнила, что Кадотт подписал расписку за тотем, а она пропала. Черт, это мог сделать кто угодно с доступом в комнату для хранения улик. Но зачем?

— Джесси?

Я подняла глаза:

— Может, тотем искал тот, кто его потерял?

— И поэтому они пришли ко мне вместо тебя? А смысл?

Хм, он прав.

— Кто кроме нас с тобой знает, что тотем был у меня? — повторил профессор.

— Клайд. — Я пожала плечами. — И любой с доступом в комнату улик.

Я быстро объяснила ситуацию с распиской, реестром вещдоков и пропавшими уликами.

— Бессмыслица какая-то. — Кадотт медленно моргнул.

Пришлось с ним согласиться.

— Скорее всего, эти события не связаны между собой, — сказала я.

— Почему именно мой кабинет? Почему все перерыли, но ничего не взяли?

Я оглядела комнату. Здесь была чертова гора бумаги: книги, записи.

— Ты над чем-то работаешь?

— А? — Кадотт хмуро уставился в пол, крутя в руках очки.

Он посмотрел на меня, и я замерла: на долю секунды его темные, злые глаза напомнили волка, которого я видела прошлой ночью на поляне.

Потерев веки, я снова глянула на профессора, но на этот раз не увидела ничего, кроме любопытства. И с какой стати взгляд Кадотта напомнил мне о бешеном волке? Потому что я слишком устала, чтобы работать, и слишком давно обделена мужским вниманием, чтобы находиться рядом с профессором. Я почти не могла думать ни о чем другом, кроме как о его вкусе и запахе, о его обнаженном теле, залитом лунным светом, и о том, как он, полностью одетый, стоял на моем балконе, засунув язык мне между грудей.

Но с тех пор, как я вошла сюда, он ни единым движением не показал, что мы больше чем просто знакомые. Возможно, в его голове так и было. Наверное, он все время доводил женщин до оргазма одним только поцелуем.

Сама мысль, что он прикасался к кому-то еще так же, как ко мне, разозлила меня (ну разве не смешно? Я даже по имени пока к нему не обращалась), и я заставила себя настроиться на деловой лад. Пусть я и кажусь сейчас глупой девчонкой, я все-таки полицейский, а не подросток с сорванной от гормонов крышей.

— Ты работаешь над диссертацией? Книгой? А может, над теорией? Над чем-то, что кто-то из твоих коллег хотел бы прочесть? Украсть? Испортить?

— Я только что закончил книгу, — покачал головой Кадотт.

— Ты написал книгу?

И хотя я первая его об этом спросила, сам факт, что он написал целую книгу, заставил меня открыть рот от изумления.

Кадотт рассмеялся:

— Вообще-то, я написал несколько книг. Это то, чем занимаются профессора колледжей, когда не читают лекции. «Издавайся, или умри» — слышала такое выражение?

Нет, не слышала. Никогда не была прилежной студенткой, хотя и любила читать. А что еще оставалось делать одинокой девушке пятничными вечерами?

— А зачем все эти заметки? — Я махнула рукой на пожароопасную макулатуру, заполонившую его кабинет.

— В основном для тебя.

— Для меня?

Может, я не была большой любительницей цветов и шоколада, но смятая бумага и пыльные книги меня вообще не привлекали.

— Тотем, Джесси.

Мои романтические мысли растаяли, как туман — все сводилось только к проклятому куску камня.

— Ты так и не рассказал, что разузнал о нем.

— Я собирался, но меня отвлекли, — приподнял он угольно-черную бровь.

Мое лицо запылало от воспоминаний о том «отвлечении». И вдруг он уставился на меня с выражением, которое можно было описать только словом «голодное».

Оттолкнувшись от стола, он преодолел разделявшее нас расстояние одним шагом. Следовало как-то его остановить, но едва я учуяла аромат его кожи, мое тело тут же откликнулось: определенные местечки сжались и намокли. Ему даже не понадобилось меня касаться.

Кадотт остановился меньше чем в паре сантиметров. Мне пришлось откинуть голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза. Было непривычно оказаться настолько ниже мужчины — одна из причин, почему у меня было мало ухажеров. Им не нравилось, что я обладала мужскими ростом и силой — впрочем, как и мне.

Можете назвать меня сторонницей сексизма, но мне нравится, когда парень возвышается надо мной. А прямо сейчас я хотела, чтобы именно этот парень делал намного больше, чем просто возвышался: мне хотелось, чтобы он коснулся меня, научил, взял.

Глаза Уилла сузились, как будто он услышал меня, а ноздри затрепетали. Обхватив за бедра, он притянул меня к себе и впечатался своими губами в мои.

Кадотт был груб, и я не возражала. Мы столкнулись зубами; он поцарапал мне губу, но тут же лизнул маленькую ранку. Я вздрогнула. Мне хотелось взять его плоть в рот и сосать, хотелось ощущать его кожу своей.

Обхватив мой зад руками, он опустился на пол. От твердости профессора было так хорошо.

Я собиралась кончить прямо здесь, в его кабинете, при исполнении своих обязанностей. Вот черт!

Я пихнула его в грудь, ноУилл не отпустил меня. Мне было не страшно, потому что оружием из нас двоих владела только я, но как бы я объяснила, почему стреляла в него? Это было бы непросто.

Своим ртом Уилл выделывал невероятные вещи, и было трудно вспомнить, почему же я хотела остановить его. И пока я раздумывала, Уилл припер меня к двери, и наши тела задвигались в унисон.

Я по-прежнему упиралась ему в грудь руками, но вместо того, чтобы оттолкнуть его, как следовало сделать, мои предательские пальцы пробрались под воротник его рубашки и поглаживали гладкую кожу горла. Большой палец скользнул в ямку под кадыком. Я легонько провела ногтями по его коже. Кадотт зарычал, и звуковые вибрации, пройдя через мой палец, отозвались в местах куда более интересных.

Моя кожа покрылась мурашками, еще больше повышая чувствительность. Мне уже казалось, что воздух накалился добела, и моя кожа горела.

Дверь позади меня приоткрылась на пару сантиметров, но тут же захлопнулась под тяжестью наших тел. Кто-то постучал, и звук раздался прямо у моего уха.

— Профессор?

Я подпрыгнула, а Кадотт вытащил язык из моего рта. Его глаза находились так близко, что я видела, как расширенные зрачки почти закрыли радужку глаз. Если бы я была чуть дальше, то не смогла бы увидеть, где заканчивается зрачок и начинается радужка.

Губы Кадотта были припухшими и влажными; его дыхание скользнуло по моему лицу и остудило разгоряченный рот.

— Да? — ответил профессор холодным, отстраненным, почти нормальным голосом.

И как он так мог, по-прежнему тесно прижимаясь ко мне?

Согнув ноги, он скользил эрегированным членом по молнии моих брюк. Я закатила глаза, а он ухмыльнулся и поцеловал меня в лоб.

— Вы будете на первой паре или мне отпустить класс?

— Буду через минуту.

Наверное, я сходила с ума, но то, что Кадотт обсуждал с секретарем факультета текущие дела, одновременно исполняя вертикальное танго со мной по другую сторону двери, было самым эротичным моментом моей жизни. Звучит патетично, но это правда.

Удаляющийся цокот каблуков звучал резко и немного раздраженно. И почему я не слышала звука приближающихся шагов? Глупый вопрос.

Кадотт провел костяшками пальцев под моей грудью. Стон сорвался с моих губ до того, как я успела его сдержать.

— Хотя мне очень хотелось бы остаться здесь и целовать тебя до тех пор, пока ты не начнешь умолять остановиться, мне надо идти.

Умолять? Я? Куда же делось мое острословие? Мне ничего не приходило в голову.

— Мне тоже пора.

Я пошевелилась, но Кадотт остался на месте. Я уставилась на дальнюю стену, отказываясь смотреть на профессора.

— Джесси, — пробормотал он.

Вот черт. Он не собирался отпускать меня, пока мы не поговорим. Ну почему все всегда хотят поговорить о сексе, даже тогда, когда его толком и не было?

Толком? Я собиралась заняться сексом с Уильямом Кадоттом?

Встретившись с ним взглядом, я увидела, что он улыбается, и вздохнула.

Да, собиралась.

Глава 15

— Когда ты кончишь? — спросил Кадотт.

— Сей же момент, если ты не пошевелишься, — пробормотала я.

Он засмеялся и отступил. Без жара его тела, прижатого к моему, комната показалась прохладной, хотя я знала, что это не так. Несмотря на то, что воздух еще не прогрелся до десяти градусов, в офисе Кадотта было жарко как в печке.

И как он это выдерживал?

— Я имел в виду, когда кончается твоя смена?

Я провела пальцами по волосам. Швах по всем фронтам. Не спала, ночь провела в лесу. Черт, да я зубы со вчерашнего дня не чистила. За каким дьяволом он продолжал меня целовать?

Кадотт подошел ближе и потер большим пальцем мой подбородок.

— Перестань так много думать.

— Ну и заявленьице от преподавателя.

— Просто ответьте на вопрос, детектив.

— Я уже закончила. Тебе достались мои сверхурочные.

— Не по обязанности, а по велению сердца. Я польщен.

— Так и было задумано.

— Полагаю, ты была в шаге от подкупа, чтобы самой не приезжать сюда.

Я моргнула. Почти попал. Как он мог так хорошо меня знать, когда не знал меня вообще?

Кадотт надел очки. Я снова задумалась, как бы он выглядел, если бы на нем кроме них больше ничего не было. Мне и правда очень, очень нравились его очки.

Взяв папку, он сердито посмотрел на ярлык на ней, затем отложил эту папку и выбрал другую.

— Ты встретишься сегодня со мной? Поужинаем, и я расскажу тебе, что выяснил о тотеме.

— Встретиться с тобой? — эхом отозвалась я.

— Или ты предпочитаешь, чтобы я за тобой заехал?

— Нет. Я имею в виду… — Я не была уверена, что имею в виду.

Мысль об ужине с Уильямом Кадоттом на публике вызвала у меня огромное беспокойство. Для начала, я не хожу на свидания. Ужин с мужчиной вызвал бы множество вопросов. Ужин с этим мужчиной — и того хуже.

Он индеец, а я нет. Он симпатичный, я — опять же нет. По словам моего босса, он для меня под запретом. От Кадотта могло быть больше неприятностей, чем он стоил.

Я позволила себе пройтись взглядом от кончиков его блестящих черных волос до носков его… больших пальцев ног.

На нем не было обуви. Ступни были гладкими и загорелыми, пальцы прямыми, ногти чистыми и подстриженными.

Проклятье. Меня возбуждали даже его ступни. Беда, беда, беда.

Я по-прежнему хотела видеть его. Хотела больше, чем чего-либо за довольно долгое время.

— Лучше приходи ко мне, — выпалила я.

Кадотт посмотрел на меня поверх очков:

— Почему?

Причин было немало, а самая важная заключалась в том, что мы, похоже, не можем держать руки подальше друг от друга, даже на людях. Если бы я верила в подобную чушь, то решила бы, что на меня наложили заклятье.

— Потому что, — ответила я и на том остановилась.

Кадотт нахмурился, и в его глазах промелькнула неуверенность. Я никогда раньше не видела его нерешительным.

— Что? — спросила я.

— Ты не хочешь, чтобы тебя видели со мной?

— Нет! Дело не в этом.

И это правда. Почти. Я бы не возражала, чтобы меня с ним увидели. Черт, да я бы с радостью ухватилась за такую возможность. А какая женщина бы нет? Но мне не хотелось сталкиваться с вопросами, взглядами и досужими домыслами.

Какого черта такому мужчине, как он, делать с такой женщиной, как я? Неизбежный ответ: я, должно быть, невероятно хороша в постели.

— А в чем же?

Кадотт снял очки, чтобы посмотреть на меня открытым, пристальным, испытующим взглядом. Я отвела глаза.

— Не хочу обсуждать дела на публике.

Он ничего не сказал. Я услышала шелест бумаг, глухой удар книги по столу.

— Прекрасно. — Его голос был холодным и резким. Я хотела вернуть сексуальную хрипотцу назад. — Я заеду к тебе в?..

— Семь.

— Хорошо. Прихвачу свои записи. А ты принеси тотем.

— Что? — Я бросила на него испуганный взгляд.

Стараясь не уронить две книги и три папки, он прошел мимо меня и сунул обнаженные ступни в сандалии, которые оставил у двери.

— Принеси тотем, чтобы мы смогли сравнить отметины на нем с теми рисунками, что я нашел.

Снова этот камень. Я провела большим пальцем по выпуклости в кармане. На мгновение я готова была поклясться, что штуковина на ощупь горячая. Но дело наверняка было всего лишь в моей коже, все еще разгоряченной и чувствительной после штурма Кадотта.

Профессор открыл дверь и остановился на пороге, давая мне возможность рассмотреть его. Я не нашла в его твердом взгляде никакого намека на обман. Если бы он хотел оставить тотем себе, то не стал бы его возвращать.

Я обвела взглядом разоренный кабинет. Черт, у него здесь идеальное алиби. Притвориться, что тотем украли, а затем припрятать его. Мне влетело бы первой за то, что я вообще оставила у него улику.

— Увидимся вечером. — Он махнул головой в сторону коридора. — У меня занятия.

— Конечно. Вечером. Я… м-м-м… закажу пиццу.

Он улыбнулся:

— Пепперони и маслины?

— Ни за что. Колбаса, грибы и лук.

Он повернул голову, и сережка в его ухе закачалась, сверкая золотом, как полная луна в ночном небе.

— Как насчет пятьдесят на пятьдесят?

У меня было такое ощущение, что я соглашаюсь на нечто большее, чем пицца, но какого черта?

— Договорились, — ответила я, и он ушел.

Я осталась в кабинете наедине с целой кучей вопросов.

Если не Кадотт разворотил это место, то кто тогда? Так как ничего не забрали и не сломали, криминального тут мало. Я могла бы вызвать специалиста по снятию отпечатков пальцев, но тогда нам пришлось бы проверить каждого, кто здесь бывал.

Я подумала обо всех студентах, преподавателях и обслуживающем персонале.

— Удачи, — пробормотала я.

Затрещала моя рация.

— Джесси? — Голос Клайда заставил меня вздрогнуть. Что он делает в диспетчерской?

— Да?

— Что там происходит?

— Да ничего особенного. — Я ввела его в курс произошедшего.

— Скажи мне, что ты забрала улику у Кадотта, и сейчас она надежно заперта в комнате с вещдоками.

Я вытащила тотем из кармана и стала вертеть камень в руке. Почему все так зациклились на чертовой штуковине? Это вырезанная фигурка волка, ни больше, ни меньше.

Интересная, но не судьбоносная, что бы там не думал Кадотт.

— Джесси! — окликнул Клайд. — Где тотем?

Мне не понравился его тон. От него волосы на затылке встали дыбом. За прошедшие годы я научилась прислушиваться к этому знаку. Он всегда предупреждал о неприятностях.

Конечно, они у меня постоянно вставали дыбом и шевелились с тех пор, как в мою жизнь вошел профессор Кадотт. Может быть, именно этим все и объяснялось, но я так не считала.

Я зажала крошечного волка в ладони.

— Я забрала тотем.

— Хорошо.

Был ли его вздох облегчения на самом деле слегка преувеличенным? Когда это я перестала доверять Клайду? Я не была точно уверена.

— Но он не в комнате с вещдоками.

— А какого черта его там нет?

Что ж, когда-нибудь ему придется узнать. Лучше сейчас, когда он находится на одном конце города, а я на другом.

— Потому что кто-то там побывал, и все, что имело отношение к аварии Карен Ларсон, пропало.

— Все?

Я глубоко вдохнула, а потом сделала то, чего никогда раньше не смела. Я солгала своему боссу.

— Все.

Наверное, позже я об этом пожалею, но в тот момент мне так не казалось. Я разжала кулак и посмотрела на странного маленького — не больше ногтя большого пальца — волка, лежащего у меня на ладони. Слишком много народа чрезмерно заинтересовалось этой штучкой.

Пока я не выясню причину, возможно, будет лучше, если они все поверят, что тотем исчез.

Слушая, как Клайд рвет и мечет, я покопалась на столе Кадотта, пока не нашла то, что искала: обрывок бечевки, вероятно используемый для перевязки стопки книг или бумаг, который прекрасно проходил сквозь маленькое отверстие на макушке волка.

Мне все еще с трудом верилось, что кто-то охотится за этим камешком. Но после того как исчезли другие улики, я собиралась удостовериться, что тотем не пропадет следом за ними. Я сохраню его в самом надежном месте, какое только могу придумать, — на себе самой. Завязав узелок, я накинула шнурок с кулоном на шею и спрятала под рубашкой. Тотем скользнул в ложбинку между грудей, и если бы я не знала что это не так, то могла бы поклясться, что он уютно устроился, прижавшись ближе к моей коже, и заснул.

Так же поступила и я, едва попала домой. Мне следовало явиться на работу и составить отчет о происшествии в кабинете Кадотта и пропавших уликах. Но так как в тот момент я не горела желанием встречаться с Клайдом лично, то выключила рацию, сотовый и домашний телефон и нырнула под прохладные приятные простыни своей постели.

Я заснула, и мне приснился сон. О волках с человеческими глазами. О знакомых мне людях с волчьими глазами: Кадотте, Клайде, Брэде, Манденауэре, даже Зи.

Кто-то гнался за мной по лесу. Я была голой, что объясняло, почему я так боялась: некуда было прикрепить пистолет.

И кто бы ни преследовал меня, он, судя по звуку, был большим, злобным, и против него требовалось ружье. Ветки трещали, сушняк хрустел, тяжелые шаги ухали за мной по пятам. Но ног было больше двух. Два человека? Или четыре лапы?

У меня кололо в боку. Я хватала ртом воздух, страх заставил меня забыть все уроки выживания. Я ненавидела бояться во сне так же сильно, как наяву.

Я оглянулась. Это всегда ошибка. За мной гналось что-то большое, черное и лохматое. И я знала, что это.

Я упала, споткнувшись о ветку, и больно ударилась о землю. Я не могла дышать. Казалось, я вот-вот умру. Затем воздух внезапно снова вернулся в легкие. Я жадно вдохнула.

Что-то прыгнуло на меня сверху. Я изогнулась, захватила полные горсти меха. Пальцы запутались в кожаном шнурке, и перед лицом закачался тотем, висевший на шее зверя как ошейник.

Здоровенный черный волк с человеческими глазами потянулся к моему горлу, но вместо того чтобы укусить меня, лизнул ключицу, затем сдвинулся ниже, еще ниже, и еще. Я задрожала, возбудилась и начала кончать.

Я проснулась, шумно дыша, и обнаружила, что лежу на полу: простыни запутались в ногах, шнурок на шее туго натянулся. Кожа лоснилась от пота, и я была на грани оргазма.

— Черт! Дерьмо! Сволочь! — Я ослабила шнурок, смахнула потные пряди волос со лба.

Слава богу, я была одна, так что никто не слышал, как я ругалась, словно портовый грузчик, и не видел, как тряслись мои руки, пока я шла в ванную. Там я включила душ, отрегулировав температуру где-то между ледяной и еле теплой.

Ступила в кабинку, сунула голову под струи, и у меня перехватило дыхание, когда холодная вода водопадом пролилась на мою разгоряченную кожу. Разум мгновенно прояснился, но я не перестала дрожать, даже когда переключила воду с холодной на горячую.

Этот сон взбудоражил меня намного больше любого другого в моей жизни.

Глава 16

Я проспала весь день, и у меня остался всего час до прихода Кадотта. Проклятый шнурок натер шею. Холодный компресс с щедрой порцией витамина Е снял боль.

Чтобы спрятать натертость, вместо майки я надела водолазку без рукавов, затем продела сквозь отверстие в тотеме подаренную матерью на шестнадцатилетие золотую цепочку, которую прежде никогда не носила.

Сомневаюсь, что мама одобрила бы то, для чего я использовала ее подарок сейчас, но цепочка моя, а матери здесь нет. Так я логично оправдывала многие свои поступки, которые ей бы не понравились.

Вместо джинсов я выбрала шорты. Судя по жаре в квартире, я проспала первый по-настоящему летний день. Я открыла настежь несколько окон. Нет смысла включать кондиционер, когда до захода солнца осталось всего несколько часов.

У меня красивые ноги, а так как я высокая, они еще и длинные. Плаванье держало меня в тонусе намного лучше бега трусцой. Я предпочитала округлые женственные мышцы жилистой мускулатуре и худым икрам.

Я включила сотовый только чтобы заказать пиццу, затем снова выключила его. Если там и были непрочитанные сообщения, то они, вне всякого сомнения, поступили от Клайда. Позже мне придется с ним объясниться, и я это сделаю. Потом. В данный момент я собиралась насладиться вечером.

Немного пиццы, немного Кадотта. Если дела пойдут хорошо, возможно, я даже буду в хорошем настроении к тому времени, когда пойду на работу. Я надеялась, что секс сотрет воспоминания о том весьма странном сне. Я никогда не западала на зоофилию, так что же со мной происходит сейчас?

Между грудей шевельнулся камень, заставив меня вздрогнуть. Я стояла у французского окна и смотрела на летнее солнце. Я не двигалась. Тогда почему зашевелился тотем?

Сон напугал меня, только и всего. Сны — это просто сны, вопреки всяким кликушам от сверхъестественного, утверждающим обратное. Сны не содержат истины или пророчеств, глубоко спрятанных тайн или скрытых надежд. Это просто образы, которые ничего не значат. Но какие образы!

На мой разум обрушились видения сплетенных тел, лоснящейся от пота кожи, разгоряченной плоти. Они сопровождались тактильными воспоминаниями о мягком мехе, скользком языке. Мужчина и зверь слились в одно — или это были женщина и зверь?

В дверь позвонили, и я очнулась. Я катала тотем в пальцах, словно бусину четок. Камень был теплым. Я закинула кулон себе за пазуху так, словно он был охвачен огнем.

Женщина и зверь? Это было чересчур извращенно для моего душевного спокойствия, и я заставила себя выкинуть сон из головы.

В коридоре стоял Кадотт с пиццей. Я так проголодалась, что мне хотелось съесть их обоих. Что со мной не так? Ничего, с чем не справились бы немного пиццы и вдоволь секса.

— Я встретил разносчика на подходе.

— Я тебе заплачу. — Я распахнула дверь, приглашая его войти.

— Ага, заплатишь. — Он протиснулся ближе ко мне, захлопнул ногой дверь и поцеловал меня: жестко, глубоко и влажно.

Может быть, секс, а потом пицца — так даже лучше.

Кадотт отступил назад и поднял голову.

— Ну вот, все оплачено.

— Одним поцелуем?

— Ты очень хорошо целуешься.

Я осталась потрясенно стоять в прихожей, а он прошел в квартиру. Мне редко делали комплименты и никогда — по поводу умения целоваться. Я понятия не имела, что ответить.

Что-либо говорить и не пришлось. Когда я добралась до дивана, гость уже вовсю жевал. Он принес вино. Я достала для него бокал и штопор.

— Ты не пьешь? — посмотрел он на единственный бокал.

— Мне через четыре часа на работу.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Конечно, пью.

Я редко встречала копа, который бы не пил, если только однажды не дошел до ручки и не завязал.

Работа полицейского, даже в таком крошечном городке как Минива, полна стресса. Копы пили. Запойно. Многие из них также курили. Или жевали табак, как Клайд. К счастью, мне до недавнего времени удавалось справляться со стрессом с помощью эпизодической «Кровавой Мэри» и плавания в сумерках.

— Полагаю, работа в ночную смену делает пиво к концу твоего трудового дня куда как менее привлекательным.

Кадотт открыл вино.

Я никогда не думала об этом в таком ключе, но Кадотт был прав. Уходя с работы в семь утра, я не хотела алкоголя, не хотела даже кофе. Я просто хотела оказаться в своей постели. Хотя, если мне по-прежнему будут сниться такие странные сны, весьма скоро мне и этого не захочется.

— М-м-м. — Кадотт снова набил рот едой, так что я присоединилась к нему.

Через пятнадцать минут мы разделались с пиццей. Кадотт откинулся на спинку дивана, сжимая в длинных пальцах бокал с кроваво-красным вином. Он провел большим пальцем по стеклу, и я подняла взгляд с его руки на лицо.

Он сделал глоток. Капелька повисла на губе, и его язык выскользнул изо рта, чтобы подхватить ее. Сережка сверкнула в ярком свете заходящего солнца. Я захотела зажать ее зубами и потянуть Кадотта в спальню.

— Приступим к делу?

— М-м-м, — промычала я, очарованная тем, как солнце меняло цвет золотого пера с красного на оранжевый и обратно.

— Тотем у тебя?

— А?

Он улыбнулся и со стуком поставил бокал на кофейный столик. Кадотт знал, какой эффект производит на женщин, и я поймала себя на мысли: а не играет ли он со мной, чтобы добраться до тотема?

Параноик? Я?

Определенно.

Тем не менее, я выпрямилась, стряхнула с себя сексуальную расслабленность и ответила:

— Он пропал.

— Пропал? Что значит «пропал»?

— Исчез? Украден? Фьють? Выбери сам.

Я становилась отменной лгуньей.

Кадотт так затих, что если бы я не слышала, как он дышит, то подумала бы, что он ушел через балкон — на этот раз в противоположном направлении.

— Ну что ж, — произнес он наконец. — Полагаю, хорошо, что я зарисовал его.

Зашелестела бумага, и я обернулась. Кадотт склонился над кофейным столиком, разглаживая белый прямоугольник. Затем он достал пачку бумаг из заднего кармана и разложил их в ряд.

— Т-ты разве не расстроился из-за тотема?

Он поднял глаза. Пока я не смотрела, он успел надеть очки. Мое сердце бешено заколотилось.

— Расстроился? А с чего бы? Он же не мой.

— И не мой тоже, — проворчала я.

Он несколько секунд разглядывал меня.

— Что случилось?

Я не считала, что должна рассказывать ему о фиаско с комнатой с вещдоками. Клайд бы сказал, что это дело полиции, а так как у меня и так уже хватало неприятностей с шефом, я решила держать рот на замке.

— Я правда не могу сказать.

— У тебя проблемы?

Так и было, поэтому я кивнула. Кадотт указал на место рядом с собой на диване и похлопал по нему рукой:

— Иди сюда.

Все мои страхи показались сущей паранойей, потому что пропажа тотема профессора совершенно не взволновала. Конечно, что пользы ему расстраиваться? Кулон исчез, во всяком случае, Кадотт так подумал.

Когда я села к нему на диван, наши бедра соприкоснулись. Я отодвинулась. Он последовал за мной, прижав свое обтянутое джинсами бедро к моему. Однако когда я бросила на него быстрый взгляд, он смотрел на бумаги, а не на меня.

Я оставила свою ногу там, где она была.

— Видишь это?

Я проследила за его пальцем, и увидела очень точный карандашный рисунок тотема, больший по размеру, чем настоящий камень. Отметины также были увеличены. Так их было намного легче рассмотреть.

— Ты молодец, — признала я.

— Ты и понятия не имеешь насколько.

У меня вырвался смешок. Этот звук заставил меня осознать, как редко я его слышу. Довольно печально. Мне двадцать шесть лет, а смех во мне уже умер. Возможно, с этим мужчиной мне удастся его воскресить.

Кадотт перебрал стопку бумаг — распечаток страниц из всемирной паутины.

— Что бы мы делали без интернета? — пробормотала я.

— Много работали. За час я могу отыскать там больше, чем за неделю в библиотеке. Ага! — Он выхватил листок из середины кипы. — Взгляни на это.

Положив рядом два листа, он придвинул их ко мне поближе. На двух распечатках были изображены два древних худых существа с длинными клыками и еще более длинными когтями.

— Мачи-овишук, — прошептал он.

Снаружи зашелестели деревья, и внезапно в открытые балконные двери подул ветер. Но Кадотт успел положить ладонь на бумажные листы, словно ожидал порыва.

Ветер стих так же внезапно, как и начался.

Ладно. Это было странно.

Я посмотрела на профессора, но он не казался встревоженным из-за ветра. Вместо этого он хмуро разглядывал рисунки.

— Не помню, чтобы видела это. — Я указала на мачи-овишук.

— Я рассмотрел самые мелкие из них под лупой. Оно там. Поверь мне на слово.

Поверю. Пока он не уйдет, и я не раздобуду лупу, чтобы удостовериться лично.

— И поверь мне на слово еще в этом. — Он придвинул ко мне еще один лист.

Мурашки пробежали по позвоночнику от шеи до поясницы. Мачи-овишук был уродливым, но, учитывая обстоятельства, от этого создания бросало в дрожь.

Тело у него было наполовину волчье, наполовину человеческое.

— Это еще, черт возьми, что такое?

— Волчий бог.

Рисунок был наглядным, обнаженный мужчина впечатлял — стройный и мускулистый — само совершенство, если не считать лап, растущих там, где должны быть кисти и ступни. Сзади торчал хвост, а на голове — уши. Вместо волос у него был мех, а то, что некогда было ртом и носом, превратилось в морду.

Но не эти небольшие «недостатки» заставили меня отпрянуть от стола в глупом опасении коснуться картинки или позволить ей коснуться меня. Нет, в рисунке меня испугали эти проклятые глаза — хитрые, умные, человеческие.

— Где ты это нашел?

— У оджибве есть старая и малоизвестная легенда. Волчьего бога можно воскресить во время голубой луны, если путь проложит армия из волков-мужчин. И женщин.

Я повернула голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Он не смеялся, поэтому рассмеялась я.

— И какое отношение это имеет к происходящему?

— Джесси, а не слишком ли много здесь совпадений? Тотем, бешенство волков и голубая луна?

Голубая луна. Я вспомнила, как говорила об этом Зи в ту ночь, когда Карен Ларсон укусил волк. В ночь, когда я нашла тотем. В ночь, когда я встретила в лесу обнаженного Уильяма Кадотта.

— Что за волчий бог, и как его воскрешают?

Кадотт отложил часть бумаг, нахмурился и рассеянным жестом поднял очки на макушку.

— Я не уверен.

— Тогда какой с тебя толк?

— Мы это позже выясним.

Он подмигнул. Даже в разгар своего бреда он заигрывал со мной. И с чего я решила, что это мило?

Кадотт вернулся к тарабарщине, которую читал.

— На данный момент я установил лишь, что армии оборотней нужно…

— Эй, эй! — Я вскочила на ноги. — Армия оборотней? Это еще что такое?

— А что такое, по-твоему, волки-мужчины и волки-женщины?

— Плод твоего воображения?

— Моего и всякого, кто решил, что хочет быть волчьим богом.

Я потерла лоб.

— Стоп, придержи коней. Кто-то собирается стать волчьим богом?

— Полагаю, что да. Я не смог определить, как точно это происходит, но создание армии оборотней между двумя лунами — это начало.

— Между какими двумя лунами?

— Когда на один месяц приходятся два полнолуния...

— Случается та самая голубая луна, — закончила я.

— Тогда произойдет воскрешение бога. — Он сверился с календарем на часах. — То есть через пять дней.

Я плюхнулась на диван.

— Ты веришь в эту чушь?

— На самом деле не имеет значения, верю я или нет.

— Почему?

— Потому что кто-то верит, и готов сделать все необходимое, чтобы легенда стала явью.

Глава 17

— Возможно, нам стоит временно придержать рты на замке, — пробормотал он.

— Нет проблем.

Как будто я собиралась рассказывать Клайду о волчьем боге или о том, что Кадотт верит в оборотней. Черт, да я вообще ничего не собиралась рассказывать Клайду о Кадотте, если сама не сочту нужным.

— Что еще тебе известно? — спросила я. Пока он продолжает бредить, пусть лучше поделится своими соображениями.

— Тот, кто хочет стать волчьим богом, начал собирать армию.

— В смысле начал собирать?

— А как ты думаешь? Они же оборотни.

Я моргнула.

— Значит, волчий бог тоже оборотень?

— Да. Состоится церемония, на которой должен присутствовать тотем, армия оборотней, тот, кто станет волчьим богом, и…

— И что?

— Этого я не знаю. Мои сведения, увы, неполны. Поэтому я заказал книгу.

— Книгу? Об этом даже книгу написали?

— Сейчас книги пишут вообще обо всем. К сожалению, эту больше не издают. Но один экземпляр мне удалось отыскать.

— Дай-ка угадаю: через Интернет.

— Конечно. Пришлось расстаться с кругленькой суммой, но книга даст ответы на некоторые мои вопросы. Когда я ее получу.

Я хмыкнула, глядя на наброски и думая о волке, которого видела прошлой ночью. О поведении Карен Ларсон. О странностях тотема. Если бы я была верующей, то, наверное, смогла бы поверить и в это. Но все равно…

— Утром я звонила в Центр по контролю и профилактике заболеваний. Доктор сказала, что в штате новая вспышка бешенства.

— А ты думала, они начнут это отрицать?

— Но…

— Или ты ждала, что они скажут: «О нет, мы не знаем, что это такое. И почему вы до сих пор не запаниковали?» или «Похоже, это оборотень. Хорошего вам дня!»?

— Не смешно.

— А мне кажется, забавно.

Он погладил мою коленку. Кожа к коже — и мое тело напряглось, хотя прикосновение отнюдь не содержало намека на секс.

— Уверен, доктора над чем-то работают. Но очень сильно сомневаюсь, что над вакциной против нового вируса бешенства.

— Думаешь, они мне солгали?

— Конечно, нет. Правительство никогда не лжет, чтобы сдержать панику.

— Хватит ерничать.

Он только приподнял бровь, складывая бумаги в стопку.

Учитывая, что Кадотт индеец, активист и профессор, не могу сказать, что меня удивило его нелестное мнение о федеральном правительстве. Но теории заговора явно не мой конек. Скорее уж они по его части.

— Позволь спросить, — продолжил он. — Врач из Центра по контролю и профилактике ничего не говорил тебе о том, что надо делать с этими суперволками?

Я мысленно вернулась к разговору с доктором Хановер. Кое-что и впрямь было.

— Черт. — Я подняла глаза на Кадотта. — Она порекомендовала мне стрелять серебряными пулями.

Он рассмеялся, да так, что аж поперхнулся. Я не слишком нежно постучала ему по спине.

— Эй! — запротестовал он. — Полегче!

Он взял свой бокал и опорожнил его одним глотком.

— Серебряные пули? — покачал он головой. — Думаешь, такая рекомендация нормальна?

— У доктора нашлось неплохое объяснение.

— Не поделишься?

— Мутировавший вирус плохо реагирует на серебро.

— Чтоб мне пусто было, так и есть.

Я покачала головой. Не верю, что мы об этом говорим.

— Жаль, что у нас нет тех тел, — пробормотала я.

— К слову, они исчезли весьма кстати, не находишь?

— Полагаю, у тебя и на этот счет есть теория?

— Безусловно.

— Не поделишься? — передразнила я.

Его губы дернулись, и он покосился на меня, заставив задуматься. Большинство парней уже до чертиков устали бы от моего злого языка. Но Кадотта, похоже, все устраивало.

— Они изменились.

— Думаешь, Карен Ларсон и директор школы теперь бегают по лесам и воют на луну?

— А у тебя есть идея получше?

— Ага, целый миллион.

— Назови хоть одну.

— Кто-то их похитил.

— Зачем?

Я попыталась придумать логическое объяснение, но не смогла. Подняла руки вверх:

— Да откуда ж мне знать?

— Тебе стоит признать, что здесь творится нечто странное.

— Но это не значит, что дело в оборотнях. Честно, Кадотт, ты из ума, что ли, выжил?

Он несколько секунд молча изучал меня.

— Да почему ты так упорно отвергаешь эту теорию?

— Наверное, потому что мой разум все еще при мне?

— Ты должна мыслить масштабно. Разве вас не этому учили в полицейской академии?

— Нас учили верить только фактам. Изучать то, что можно документально подтвердить. Реально лишь то, что можно увидеть, услышать и потрогать. Теории — ничто. Легенды — тем более.

Он вздохнул:

— Джесси, я о тебе беспокоюсь.

— Я способна сама о себе позаботиться.

— Ты говоришь о человеческих плохих парнях. Но если ты не веришь в нечеловеческих, то можешь обжечься. — Он подвинулся ближе и провел рукой по моему бедру. — Тебя могут убить.

Я потрясла головой. Даже не верится, что мы вообще обсуждаем, существуют ли оборотни и бегают ли они в лесу за моим окном. А еще не верится, что Кадотт просунул руку под мои шорты и теперь поглаживает нежную кожу внутренней стороны бедра.

— Ты серьезно веришь в оборотней? — умудрилась пролепетать я.

Он наклонился ближе и дыханием растрепал мне волосы.

— В нашем мире существует много того, что нельзя увидеть, услышать и потрогать.

— Например?

— Разные явления, которым нет объяснения.

— Я таких никогда не видела и не слышала о них.

— Ты не прислушивалась и не присматривалась.

Верно. Может быть, и стоило.

Палец Кадотта скользнул под резинку моих трусиков.

Позже, подумаю об этом позже.

Его ногти оцарапали меня, а большой палец туго вонзился внутрь. Кадотт подавил мой оргазменный вскрик поцелуем, и я ощутила вкус красного вина на его языке. От стона Кадотта мои губы завибрировали.

Он продолжил ласкать меня, сначала медленно и нежно, затем ускорил движения. Настолько, что я снова почти достигла вершины. Да что же такого в этом мужчине, что все мои комплексы исчезают в ту же секунду, когда он меня касается?

— Моя очередь, — прошептал он, вытаскивая руку из моих шортов и расстегивая свои джинсы.

По идее я должна была обмякнуть и погрузиться в полусон, но мысль о том, что он наконец-то окажется внутри меня, подстегивала так, что я не смогла усидеть на месте.

Я потянулась к нему, обхватила пальцами член и принялась его теребить. Кадотт накрыл мою руку своей и показал, как сделать ему приятно. Он был тверд, гладок и горяч. Я хотела его больше, чем чего-либо за долгое время.

Казалось, он испытывает то же самое, поскольку почти с мясом вырвал пуговицу моих шорт. Ни он, ни я не услышали стук в дверь. Черт, стучать могли хоть полчаса, и я бы не услышала. Затем кто-то позвал меня по имени и принялся колотить по двери. Дверь гремела и тряслась.

Вместе мы выругались и натянули одежду. Я поспешила к двери.

— Надеюсь, вы пришли с хорошими новостями, — сказала я, открывая замок.

В коридоре стоял Эдвард Манденауэр. Некоторые соседи вышли из квартир посмотреть, что стряслось. Они смотрели на старика, как на сумасшедшего. Конечно, в наших лесах они вряд ли видали тощих дедов с винтовками в руках и перекинутыми через плечи патронташами. Вылитый Рембо, только шестьдесят лет спустя.

— Он ко мне, — сказала я соседям, жестом указывая им вернуться в свои квартиры.

Когда они нехотя удалились — новые впечатления у нас редкость, — я повернулась к Манденауэру.

— Что вы здесь делаете?

— Нам пора на охоту, Джесси. — Он протянул мне винтовку. У меня не было выбора, и я взяла оружие.

— Сейчас девять часов. Я думала, мы должны встретиться в одиннадцать.

— Но встретились сейчас.

Я услышала за спиной шаги Кадотта. Его появление привлекло внимание Манденауэра. Старик прищурился и оглядел Кадотта с ног до головы, а затем повернулся ко мне и наградил меня столь же пристальным взглядом.

Я покраснела. Как будто меня застукал с парнем на заднем сидении автомобиля собственный дедушка.

Но Манденауэр мне не дедушка. Вдобавок я совершеннолетняя и сейчас нахожусь не на дежурстве, черт его дери.

— Я занята.

— Кого-то укусили. Нам пора. — Он повернулся и пошел прочь по коридору.

Это другое дело.

— Подождите! — окликнула его я.

Манденауэр остановился:

— Нам нужно ехать на место происшествия. И поскорее.

Я окинула себя взглядом. Нельзя отправляться в лес в шортах и рубашке с коротким рукавом. Я не только исцарапаюсь о ветки — меня совершенно точно сожрут насекомые. А подобные «досадные мелочи» зачастую отвлекают внимание. А если я не буду держать ухо востро, то меня убьют, — а следом и Манденауэра.

— Две минуты! — крикнула я и помчалась в спальню.

Я управилась за три: понадобилось вытащить из сейфа ружье. Я положила в сейф документы, схватила коробку патронов и выбежала из квартиры.

Кадотт и Манденауэр мерили друг друга взглядами, как два пса, не поделивших одну кость. Да что с ними такое?

— Мне пора, — обратилась я к Кадотту. — Прости.

Мне правда было жаль. До прихода Манденауэра вечер складывался чертовски удачно.

Кадотт кивнул:

— Знаю. Я просто приберусь и уйду.

Я заколебалась. Не хотелось оставлять его одного в квартире, но аккуратная стопка бумаг теперь была разбросана по столу — наверное, мы смахнули ее, когда занимались другим делом. Кадотт стоял босиком. И, черт, в незастегнутых джинсах. Я видела полоску гладкой темной кожи его живота. Во рту по-прежнему чувствовался его вкус… Надо уходить.

— Спасибо. Я…

— Я тебе позвоню, — перебил меня Кадотт.

Манденауэр фыркнул. Я мрачно посмотрела на него, и он пожал плечами:

— Твои телефоны не работают. Шериф пытался звонить, как и старая матерщинница, которая утверждает, что вы подруги.

Черт. Я же выключила телефоны. Да на моей заднице живого места не останется, когда Клайд закончит ее жевать.

Глава 18

Мы забрались в мою машину, и я включила рацию.

— Три-Адам-Один, десять-восемь^[12] на десять-одиннадцать^[13].

— Черт возьми, девица, где ты была? — И так прокуренный голос Зи от гнева звучал еще грубее.

— Дома. Отдыхала. — Я посмотрела на часы. — Почему ты вообще на работе?

— Тут запахло жареным. Я за пару минут разделалась с ненормальной новенькой. Она не справилась с работой.

Я вздохнула. Диспетчеры часто менялись в большинстве полицейских участков. Платили за эту работу не так много, чтобы компенсировать весь стресс. Но в нашем участке, благодаря острому язычку Зи и ее не терпящей промахов натуре, они сменялись прямо-таки с космической скоростью.

— Поезжай к триста пятнадцатому дому в Купер-корте.

— Там уже кто-то есть?

— Брэд. Ему было велено только обеспечить безопасность, а затем дождаться тебя.

Брэд тоже вышел на работу рано. Пара идиотов.

— Полагаю, ползучая тварь тебя нашла.

Я покосилась на Манденауэра, но он продолжил пялиться в лобовое стекло, словно не слушал наш разговор.

— Сидит рядом со мной.

— Хорошо. Расспроси его, если хочешь узнать подробности. — Зи отключилась.

Я положила рацию на место и кашлянула.

— Кхм, она не…

— Милая? — приподнял бровь Манденауэр.

— Я хотела сказать другое.

— Не беспокойся, Джесси. Я видал в жизни и похуже Зельды Хапмен.

Учитывая то, насколько он стар, я не сомневалась в его правоте. Я кивнула и продолжила:

— Что случилось?

— Волк запрыгнул в окно дома.

Я нахмурилась. Пусть Купер-корт и находится на окраине города, он все равно часть Минивы. Новый микрорайон с семейными автомобилями, велосипедами и детворой. Я включила проблесковый маячок и сирену.

— И что дальше?

— Волк порезался осколками и, бесспорно, растерялся. Он пробежался по дому, а когда хозяин попытался его выгнать, цапнул мужчину и убежал через то же самое окно.

— Очевидно, это один из наших особенных волков.

Манденауэр странно покосился на меня:

— Почему очевидно?

— Обычно волки не приближаются к людям. Не в их привычках бродить по городу и забираться в окна посреди пригорода. Как правило, на людей нападают либо бешеные волки, либо метисы волков и собак.

Мне показалось, или его взгляд стал более заинтересованным?

— Да вы всерьез занялись исследованиями, детектив.

— Вы будете потрясены, узнав, что я накопала, — буркнула я, думая о Кадотте и армии оборотней. Но я не собиралась делиться этой бредовой идеей с Манденауэром, пока он не перестанет относиться ко мне, как к несведущему в работе ребенку.

В нескольких кварталах от Купер-корта я выключила сирену.

Нет смысла будить всю округу. К несчастью, все и так уже были на ногах.

Повернув в предместье на окраине города, мы заметили в ночном небе отблеск электрического света.

Дома сияли, как новогодние елки, горели все уличные фонари. Люди — кто полураздетый, кто при полном параде — сбились в беспорядочную толпу на своих газонах и на улице. Мне пришлось существенно сбавить скорость, чтобы случайно не наехать ни на кого из граждан.

— Черт. — Я выключила красный проблесковый маячок и сделала каменное лицо в ответ на выкрикиваемые снаружи вопросы. Скрывать проблему больше не выйдет.

Брэд хорошо потрудился на месте преступления. Он обмотал желтой лентой весь двор, а сам стоял у двери. Еще несколько летних копов взяли периметр в кольцо. Моя оценка умственных способностей Брэда подскочила на несколько пунктов.

Дом был похож на любой из сотни других в Миниве — напоминал сруб — разве что в окне посреди фасада зияла дыра. Кусты и дорожку к дому усыпали осколки, сверкающие, словно сосульки в лунной ночи.

Но луны в небе не было: точнее, была, но скрытая плотными облаками, не пропускавшими ни единого блика, ни единой звезды. Я заехала на подъездную дорожку, и мы вышли из машины, оставив там оружие. Тем не менее, с Манденауэром, таскающим за собой достаточно амуниции для развязывания небольшой войны, думаю, мы весьма впечатлили корреспондентов ночных новостей, снимавших нас с улицы.

— Джесси, слава богу!

Брэд был рад меня видеть. Похоже, положение более скверное, чем я думала.

Я показала на Манденауэра, который буркнул:

— Мы уже встречались.

Ну, значит, демонстрировать хорошие манеры необязательно. Прямо все как я люблю.

— Что стряслось?

Брэд глянул на улицу. Я посмотрела туда же. Люди выстроились вдоль желтой ленты, чуть не перевешиваясь через нее, отчаянно желая услышать наш разговор. На нас нацелилась телекамера, а журналистка недремлющим оком следила за движениями наших губ. Готова поспорить на пончик, она умеет читать по губам.

Мы втроем вошли в дом. Учитывая фиаско в кабинете судебно-медицинского эксперта, я удивилась, что пресса не следует по пятам за мной или хотя бы за Клайдом. Но из того дела сложно было сделать сенсацию из-за отсутствия тел. А вот после сегодняшних событий — вполне.

Тихий гул голосов в гостиной привлек мое внимание.

— Кто там?

— Потерпевший и его жена.

Моя оценка умственных способностей Брэда камнем рухнула вниз.

— Его не отправили в больницу?

— Он отказался.

Мы с Манденауэром обменялись взглядами. Таща его за собой, я помчалась в гостиную.

Потерпевший, светлокожий и белокурый мужчина, был, похоже, ростом под сто восемьдесят, хотя сказать точно не получалось, поскольку он сидел. Весил он килограммов сто двадцать, и я не заметила на нем ни грамма жира. Он вполне мог задушить волка голыми руками. Возможно, именно это он и пытался сделать, потому что укусили его за руку. Совсем как Карен Ларсон.

Его жена была столь же хрупкой, сколь он крупным. И почему огромные мужики всегда женятся на миниатюрных женщинах, а потом ведут себя так, словно боятся сломать своих малышек? Или же в этом суть притяжения?

Я кашлянула, и они оба подняли глаза. Я подавила ругательство: женой потерпевшего оказалась секретарь Прескотта Боузмена.

Ее глаза превратились в щелочки.

— Ты! — выплюнула она.

— И ты. Как… странно.

Так и есть. Не то чтобы размер нашего городка исключал вероятность неожиданных встреч с людьми чаще, чем мне того хотелось. Но совпадения всегда жутко меня бесили.

— Брэд, вызови скорую.

— Нет, со мной все нормально, — отозвался мужчина. Он сильно вспотел и побледнел. Если бы он не был в столь хорошей форме, я бы забеспокоилась, что прямо сейчас у него случится сердечный приступ. В принципе, возможен и такой исход.

— Он не любит врачей, — закатила глаза его жена.

— Мистер… — я затихла, надеясь, что он отзовется. Но он не ответил, и я приподняла бровь, адресуя взгляд крохотной противной сучке.

— Джерард, — буркнула она с явным нежеланием сообщать мне фамилию. Как будто я начну ей звонить и звать погулять, ей-богу. — Мэл Джерард, а я Черри.

Ну конечно.

Я сумела удержаться от язвительных комментариев и вернулась к делу.

— Мистер Джерард, вам необходимо поехать в больницу и сделать уколы от бешенства.

— Уколы? — На последнем слоге он истерично взвизгнул.

Я нахмурилась.

— Большой мальчик боится иголок. — Черри похлопала Мэла по незабинтованной руке.

— Не хочу никаких уколов.

Он говорил более разборчиво, чем Карен Ларсон при нашей первой встрече. Но я-то помнила, что творила Карен меньше чем через пять часов после укуса. Судя по габаритам Мэла, он способен натворить еще больших бед. Нужно вколоть ему вакцину, да поскорее.

— Черри, ему нужно лекарство.

— Нет. С ним все будет впорядке. Мэл ни дня в своей жизни не болел.

— На этот раз речь не о простом гриппе.

На лице Черри застыло упрямое выражение, и я вздохнула, поднимая руки вверх. Слушать меня она не станет.

— Мы же хотим как лучше, — вполголоса сказал Манденауэр, подходя ближе и сохраняя спокойный убедительный тон. — Ему нужно принять лекарство. Это совсем не больно.

Мэл потерял интерес к разговору и прикрыл веки. Он привалился к Черри так грузно, что впечатал ее в подлокотник дивана. Раздавшийся где-то вдали вой сирены дал понять, что Брэд подчинился моему приказу.

— Полагаю, так и есть, — тихо согласилась Черри. — Немного вакцины Мэлу не повредит.

— Верно. — Я встала на колени перед Мэлом. — Мне только надо задать ему пару вопросов.

— Джесси, нам пора, — с нажимом заявил Манденауэр.

— Сейчас.

Не такая уж я дура, чтобы уйти и не взять показания потерпевшего. Вспомните, что случилось в последний раз.

— Сейчас же! — рявкнул он. — Животное убегает все дальше во мрак.

Я оглянулась через плечо.

— Что ж вы за охотник такой, если не можете его найти?

— Лучше бы нам отправиться немедленно.

Я вздохнула. Пока мы спорили, Мэл уснул на плече жены. Судя по яростному взгляду, которым сверлила меня Черри, она не позволит его разбудить. Я встала на ноги.

— Ладно, пойдем.

— Я снял первичные показания. — В дверях маячил Брэд.

— Ты — что? — Мой голос прозвучал обманчиво спокойно. На самом деле я хотела вцепиться в Брэда так, как волк в Мэла. Брэд — летний полицейский, сплошные мышцы и ни грамма серого вещества. Его обучали лишь охранять и следовать приказам.

Брэд покраснел до корней волос, кашлянул, переступил с ноги на ногу, достал из кармана блокнот и почти что швырнул его мне в лицо.

— Он говорил в полубреду, поэтому я записал его слова и задал кое-какие вопросы.

— Тебе полагалось всего лишь обеспечить безопасность на месте преступления, и все.

— Значит, я должен был пропустить мимо ушей свидетельство потерпевшего? Я не насколько глуп.

Иногда я об этом задумывалась. Но в этом случае Брэд поступил правильно. Надеюсь. Если то, что он записал, было не бессвязным потоком слов.

— А вы слышали? — спросила я у Черри.

— Она приехала после меня, — пояснил Брэд.

Черри пожала плечами и кивнула.

— Джесси.

Манденауэр стоял у окна. Что-то в его голосе заставило меня подойти к нему. Там, позади все еще глазеющих на нас зевак, стоял крупный черный волк. Я готова была поклясться, что зверь смотрит прямо на меня, и под этим взглядом тотем, о котором я успела забыть, шевельнулся у меня на груди. Я ахнула, и этот звук, похоже, прервал ступор. Мы смотрели, как волк исчезает в чаще.

— Ты это видела? — спросил Манденауэр.

Но я уже шагала к входной двери.

При выходе из дома мы почти столкнулись лбами с бригадой скорой помощи. Я ненадолго остановилась, чтобы рассказать медикам о случившемся и объяснила, что нужно сделать, подчеркнув, что Мэлу необходима вакцинация.

— Убедитесь, чтобы он не уехал домой без прививки.

Они кивнули, но я по-прежнему сомневалась. Когда я в последний раз проверяла, здесь все еще была Америка, и Мэл имел право не соглашаться на уколы, если не хотел их делать. Мне оставалось лишь надеяться, что с ним Черри ведет себя столь же требовательно, как и со мной. И я догадывалась, что так оно и есть.

Мы с Манденауэром вытащили винтовки. Он бросил взгляд на зевак, затем кивнул в сторону заднего двора.

— Обойдем кругом. — Он хмуро посмотрел на мое ружье. — А это еще что?

— Винчестер.

— А где то, которое тебе дал я?

— Осталось дома. Мне нравится стрелять из собственного оружия. Вчера я промахнулась по тому волку. Со своим ружьем не промажу.

Манденауэр на секунду задумался, а затем покачал головой.

— Как скажешь… — Он продолжил огибать дом.

Лес нависал над задним двором, как это обычно и бывает. Отсутствие лунного света и толща веток делали мрак почти что непроницаемым.

— Лови. — Манденауэр бросил мне патронташ. И снова мне пришлось его ловить, чтобы не получить по зубам.

— Может, прекратите уже это делать? — попросила я.

— Что?

— Швыряться в меня тяжелыми штуковинами. — Я перебросила патронташ через плечо. — Кроме того, мне нравится моя собственная амуниция.

Я потрясла взятой из сейфа коробкой. Внутри загремели патроны. Вес ящичка как раз идеально мне подходил.

— Мои пули лучше.

— Почему? — нахмурилась я.

— Они сделаны специально для волков.

— Дайте-ка угадаю. — Я пощупала блестящие в патронташе пули. По крайней мере, они нужного калибра. — Серебряные?

Я думала, что он фыркнет, а то и рассмеется. Вместо этого он прищурился и склонил голову набок. Он открыл рот, чтобы сказать… неизвестно что, поскольку в эту секунду ночную темноту прорезал протяжный скорбный вой, раздавшийся так близко, что мы подпрыгнули от неожиданности. Манденауэр устремился в лес, я шла за ним по пятам.

Так как луна не освещала нам путь, пришлось воспользоваться фонарями. Капли крови на земле, листьях и ветках говорили, что укусивший Мэла волк порезался осколками разбитого стекла. Но являются ли черный волк и волк-камикадзе одним и тем же животным? Без понятия. Я вздрогнула при мысли о том, что мы идем по следу одного волка, а другой в это же время идет по нашему, и мне захотелось очутиться в безопасности на дереве.

Но Манденауэр не боялся. Он проворно двигался почти вприпрыжку, я почти чувствовала, как его словно окутывает туманом азарта. Он резко остановился, и я чуть не врезалась в его спину.

— Что такое? — шепнула я.

Манденауэр напрягся, а затем резко провел пальцем по горлу.

Повинуясь, я подняла одну руку. Ладно, ладно, я молчу.

Я опустила руку и вытянула ее раскрытой ладонью вперед, жестом повторяя вопрос. Манденауэр пошевелил длинным костлявым пальцем туда-сюда. На этом месте след раздваивался.

Он наклонился, и я повторила за ним. Когда он посветил направо, цепочка капель крови заблестела на земле и листьях. Манденауэр пару раз втянул в себя воздух, затем посветил налево. Посредине этого следа красовалась большая куча свежего дерьма.

Гм. Видимо, таким способом волк хотел сказать: «Ха-ха-ха!».

Рука Манденауэра сжалась на винтовке. Он покосился на меня, и я впервые увидела в его глазах истинные эмоции. Он был в ярости. Ткнул пальцем в себя, затем указал на след слева. Ткнул в меня и махнул рукой вправо. Я нахмурилась и покачала головой.

Разделиться? Это очень, очень плохая идея.

Он поднял два пальца и снова указал на уходящие в обе стороны следы. «Их двое, и нас двое».

Поднял ружье. «Мы вооружены».

Верно. И почему меня это не впечатляет?

В конце концов, я пошла направо, а Манденауэр налево. Из жестов — каждый раз, когда я пыталась шептать, старик делал жуткое движение, словно рассекал себе горло, — я поняла, что через час мы должны встретиться в доме. Если один из нас наткнется на волка, то пристрелит его. А другой услышит звук выстрела и прибежит на подмогу.

Мне пришлось вставить в ружье серебряные пули. Да и какая разница? Серебро убивает не хуже свинца. А в этом случае, возможно, даже лучше.

Я воспользовалась небольшим карманным фонариком из бардачка, а Манденауэру отдала яркий полицейский фонарь. Пусть он и двигается как пятидесятилетний, ему все же восемьдесят, как и его глазам.

В результате я шла медленнее него, часто останавливаясь, чтобы убедиться, что все еще иду по кровавому следу. Вскоре Манденауэр исчез и из поля зрения, и из диапазона слышимости. Я осталась совсем одна, и впервые в жизни мне это совсем не понравилось.

Прежде я бродила по этим лесам в любое время дня и ночи и никогда не чувствовала себя не в своей тарелке и как на ладони у кого-то, следящего за мной. А сегодня все эти ощущения навалились на меня одновременно с…

За спиной треснула ветка. Я развернулась на месте. Ничего. Ну, то есть ничего из того, что я могла бы разглядеть.

— Никто тебя не преследует. — Я надеялась, что звук собственного голоса успокоит меня. Но слова прозвучали громче выстрела, и сердце только забилось быстрее. Раз уж я начала разговаривать сама с собой, неужели недолго осталось до полного безумия? Что, дальше я поверю в рассказы Кадотта об оборотнях?

«Хрусь».

Я внимательнее вгляделась в лес. Между двух деревьев по земле стелилась тень, больше похожая на человеческую, нежели на волчью. Я покачала головой. Закрыла глаза, снова их открыла. Ничего.

Я позволила воображению разгуляться, и теперь, кроме самой себя, мне некого винить в том, что я слишком отвлеклась на волшебные сказки и не заметила, как ко мне подкрадывается огромный хищный настоящий волк. Я покрепче стиснула в руках ружье и двинулась по тропинке дальше.

Но изгнать из головы мысли о Кадотте было не так-то просто. Он не желал покидать мой разум, хотя я и пыталась вытолкнуть его оттуда. Когда мы снова увидимся? И чего мне ждать от этой встречи?

Про себя я фыркнула. Я знала ответы на оба эти вопроса: мы окажемся в постели, и скорее рано, чем поздно. Сто процентов.

Краем глаза я снова уловила тень. Посветила фонариком в кусты и увидела спасающегося от яркого луча опоссума.

Поднялся ветерок, всколыхнув листву. Неудивительно, что я вижу тени. Лес полнится ими.

А затем я почуяла этот запах, ставший за последние дни таким знакомым. Листья, дождь, первобытность.

— Уилл?

Мой голос разнесся в ночи. Где-то дальше по тропинке мне ответил волчий вой. Волоски на затылке встали дыбом, и я поежилась, пусть температура и была около восемнадцати градусов выше нуля.

Первому волку ответил второй — слева, оттуда, где сейчас должен был находиться Манденауэр.

Не знаю, почему я пустилась бежать. Помню только, что когда печальную серенаду оборвал выстрел, я споткнулась и рухнула на колени. Хвала Господу за предохранители на огнестрельном оружии. При ином раскладе я могла бы продырявить себе голову. А так я всего лишь стукнулась коленом о камень и, яростно ругаясь, скорчилась на тропинке.

Если бы за мной и вправду шел волк, этот момент был бы идеальным, чтобы меня прикончить. Но я лежала там, пока боль не утихла настолько, чтобы я смогла перевести дыхание. Затем я встала и пошла в ту сторону, откуда донесся звук выстрела.

Глава 19

Я почувствовала запах дыма до того, как увидела пламя. Медленно ковыляя из-за ушибленного колена, я и забыла, что волков было два, а выстрел прозвучал только один. Я забыла о многом, включая свое внезапное чувство тревоги в лесу.

Я, как корова, с треском пробиралась сквозь заросли кустарника. Домашние животные редко старались двигаться тихо. Да и зачем им? Уверена, Манденауэр услышал меня задолго до того, как увидел. Тропинка, по которой я шла, пересеклась с другой. Я остановилась, посмотрев сначала налево, а затем направо. Здесь соединялись два пути. Мы с Манденауэром в конце концов встретились бы. Так же, как столкнулись волки.

Впереди в ночи ярко мерцало оранжевое пламя. Учитывая то, что стоял июнь, и время лесных пожаров пока еще не наступило, я не запаниковала, но захромала быстрее.

Я точно знала, что Манденауэр не разожжет костер, который охватит огнем весь лес. Но как только я вышла на поляну, мне в лицо ударил запах паленой шерсти и мяса. Если вы когда-нибудь ощущали его, то понимаете, почему я зажала нос.

— Что, черт возьми, вы делаете? — закричала я, когда мне удалось восстановить дыхание.

Манденауэр даже не взглянул на меня, а продолжил смотреть на пламя, будто под гипнозом.

По крайней мере, он обложил костер камнями и разжег его на голой почве так далеко от деревьев и кустов, как только возможно посреди долбаного леса.

Я прохромала к охотнику, встала рядом, и предприняла еще одну попытку.

— Вы лишились того немногого, что осталось от вашего рассудка?

Он рассмеялся скрипучим смехом. Я уверена, что если Манденауэр вообще смеялся, то делал это нечасто. Почему он предпочел сделать это сейчас, было выше моего понимания. Ситуация была какой угодно, только не забавной.

— Странно, что ты об этом спрашиваешь, поскольку я лишился как рассудка, так и души уже очень давно.

Я нахмурилась:

— Жалеем себя, что ли?

Его угасающая улыбка вновь расцвела:

— Ты меня забавляешь, Джесси Маккуэйд.

— Ага, я живу, чтобы веселить других.

Я вгляделась в огонь и в его глубине увидела очертания волка. Кого еще Манденауэр стал бы сжигать? Хотя шерсть зверя уже сгорела, он был не так велик, как огромная черная тварь, которая насмехалась над нами. Я искоса посмотрела на танцующие языки пламени.

Казалось, волка бросили на кучу… чего-то. Трудно сказать, чего именно, вероятно, листьев. Они отлично горели.

— Вы не хотите рассказать, почему кремируете этого волка?

— Я говорил тебе об этом еще в офисе судмедэксперта. Их безопаснее сжигать.

Точно. Было дело.

— Дровами огонь не тушат, сэр.

— Я осторожен, ведь прежде проделывал это тысячу раз.

Тысячу? Ну конечно. Наверное, Манденауэр рехнулся сильнее, чем даже сам осознавал.

— А вы не могли подождать? Сжечь его где-нибудь в более безопасном месте? И разве вам не кажется, что представители ДПР захотели бы осмотреть его? Равно как и специалисты ЦПКЗ?

— Уверен, что захотели бы. — Манденауэр сделал несколько шагов влево и затоптал выскочивший из костра тлеющий уголек. Затем поднял на меня глаза. — Но сейчас уже слишком поздно, разве нет?

— Видимо, да, и все благодаря вам.

Он отвернулся, но не раньше, чем я снова заметила его улыбку.

Что заставило меня задуматься о… целом ряде вещей.

Был ли Манденауэр безумнее, чем казался? Вдруг он продолжает дело тех охотников на волков, которые к середине двадцатого века чуть не уничтожили весь вид?

Тогда волк считался злом, убийцей всех домашних животных, встретившихся на его пути. Фермеры ненавидели зверюг — да и до сих пор ненавидят, — поэтому и наняли охотников, чтобы решить эту проблему. Однако истинными виновниками зачастую были койоты и бродячие собаки, а не только волки.

Я видела фотографии, читала реальные истории о зверствах, совершенных над популяцией волков. Эти документальные свидетельства вызывали у меня отвращение. Я не говорю, что волки не хищники, что они не убивают скот и вовсе не трогают домашних животных. Но можно ведь просто убивать чертовых зверей без издевательства над ними. Иногда из-за людской жестокости мне хочется стать отшельницей, а не продолжать службу на благо государства.

Я встречала нескольких охотников на волков, и все они были такими же ненормальными, как Манденауэр. Наплевав на закон, они продолжали убивать волков при первой же возможности. Словно, поступая так, возвращали часть своей юности.

Но Манденауэра нанял Департамент природных ресурсов, который, вопреки распространенному мнению, вряд ли страдает отсутствием логики. Специалисты департамента определенно тщательно проверили его и убедились, что он именно тот человек, который будет в точности выполнять их распоряжения.

ЦПКЗ согласился с тем, что распространяется новый штамм бешенства. Я видела некоторых из этих тварей, и они вели себя не как обычные волки. Конечно же, они могли быть оборотнями, в чем пытался убедить меня Кадотт.

Я пнула землю. Черт, мне уже за каждым деревом начинают мерещиться всякие заговоры! Что-то сверкнуло в разворошенной мною грязи. Я глянула на Манденауэра, но охотник был занят погребальным костром. Согнув раненое колено, чтобы подобрать яркий блестящий предмет, я скривилась от боли.

Просто ключ. Без брелка. Без каких-либо обозначений, указывающих на то, что он от машины. Больше похож на ключ от дома, но как он сюда попал? Я пожала плечами и сунула находку в карман.

Поблизости завыл волчий хор, и я подскочила, после чего повернулась на звук и подняла винтовку; рука находилась на полпути к предохранителю, когда я узнала природу скулежа.

— Койоты, — пробормотал Манденауэр. — Странно.

Он был прав. Почему волки не изгнали койотов из округи, как поступали всегда?

— Может быть, лисы, — предположила я.

Волки уживались с лисами. Один Господь знает, почему.

Старик покачал головой. Я вынуждена была согласиться, поскольку знала разницу между койотом и лисой. Что-то странное происходило в этих лесах. Однако, тоже мне новость!

— Что случилось? — Я указала на костер.

Манденауэр всматривался в лес в направлении завываний койотов. Он моргнул и заставил себя переключить внимание на меня.

— Ты хочешь, чтобы я рассказал какую-нибудь небылицу?

— Спасибо, лучше правду.

— Правду? А что такое правда?

Мое даже в хорошие дни не такое уж ангельское терпение лопнуло.

— Избавьте меня от этого философского дерьма и расскажите, что произошло.

Он ухмыльнулся. Без сомнения, сегодня вечером Манденауэр вел себя как веселый старый эльф.

— Я выслеживал зверя. Он прыгнул на меня из тьмы. Я его пристрелил.

— Ура!

Он пожал плечами:

— Ты хотела правды. А правда, как я выяснил, не такое уж и «ура».

И снова старик прав.

— Как вы узнали, что волк был бешеным?

Потертым носком ботинка Манденауэр пнул камень, послав его поближе к огню.

— А это имеет значение?

— Конечно, имеет! Мы не можем просто ходить и стрелять в первых попавшихся волков.

— ДПР дал мне право разрешить эту ситуацию так, как я считаю нужным.

Это не было похоже на ДПР. На руководящих должностях в госорганах процветали любители командовать, и поэтому ведомства редко предоставляли кому-то свободу действий. И уж точно не таким любящим хвататься за оружие старым пердунам, как Манденауэр.

— Если мы уничтожим их всех, то ваша волчья проблема будет решена намного быстрее. И кто может сказать наверняка, что завтра не заразится здоровый волк?

— Тогда нам придется стрелять и в койотов, енотов, опоссумов. Запаримся их всех истреблять.

— Да, такое возможно.

Манденауэр вытянул костлявые руки, чтобы согреть их над пламенем. Мы стояли плечом к плечу, пока костер не потух, оставив тлеющие угольки. И не двигались с места, пока прохладный ветерок не подхватил пепел и не развеял его по лесу.

Когда мы вернулись в машину, мне пришлось прогнать мучительную мысль о том, что Манденауэр говорил не только о животных.

Глава 20

Дом Джерардов казался темным и тихим, как и остальная часть квартала. Учитывая, что было около четырех утра, это не вызывало большого удивления.

Я не знала наверняка, спала ли Черри или отправилась с Мэлом в больницу и еще не вернулась, но в любом случае не собиралась допрашивать ее до наступления более гуманной части утра.

К тому времени я как раз успела бы перечитать записи Брэда. Похлопав по карману, я с облегчением обнаружила, что блокнот по-прежнему там. Из-за всей этой суматохи я как-то о нем забыла. Если удача на моей стороне, то Брэд сделал первоклассную работу, и мой допрос Черри будет приятно коротким. Но я не особо на это рассчитывала.

Я связалась с Зи. Лучше бы я этого не делала.

— Твою-в-Бога-душу-мать, Джесси! Где тебя носило?

— С Манденауэром. В лесу. Где же еще?

— Тебя полночи не было. Тоже мне охренительный охотник! Как и ты.

— Он рядом со мной.

Я покосилась на Манденауэра, но он сидел, откинувшись на сиденье, с закрытыми глазами. Старикану вроде него уже давно положено видеть десятый сон.

— Я и не думала, что ты оставила его в лесу, — рявкнула Зи.

Ей, очевидно, было наплевать, оскорбила она нашего гостя или нет. Чем он должен отличаться от остальных жителей планеты?

— Удалось кого-нибудь подстрелить? — спросила она.

— Одного.

— И на что он похож?

Я нахмурилась. Какой странный вопрос. Кроме того, я понятия не имела, ведь видела волка только объятого огнем.

— Красно-коричневая самка, — произнес Манденауэр, не открывая глаз. — Возраст — около года.

Я повторила его слова Зи. На линии повисла пауза. Такое было впервые. Я встряхнула рацию.

— Зи? Ты куда пропала?

Она закашлялась — долго и сильно — вечная беда курильщиков. Сигареты точно погубят Зи, если она прежде не помрет от старости.

В конце концов сильный кашель, вероятно, и станет погибелью Зельды Хапмен.

— Извини, — прохрипела она. — Поступил вызов. А поскольку весь последний час было чертовски скучно, я не смогла сдержаться.

— Хочешь, чтобы я отправилась на него?

— Нет. Всего-навсего дохлый олень на дороге. Наши уже в пути. Почему бы тебе не отвезти червяка домой, а потом самой не отправиться на боковую?

— Сейчас?

— Сейчас. Ты сегодня рано пришла, а вчера оставалась допоздна. Клайд сказал мне выровнять сверхурочные. Он не может позволить себе такие расходы.

Вот он Клайд, которого я знала.

Десять минут спустя я припарковалась рядом с автомобилем, на который указал Манденауэр. Длинный и черный — не хватало только занавесок на окнах, чтобы ошибочно принять его за катафалк.

— Трупы в багажнике? — поинтересовалась я.

Манденауэр фыркнул.

— Это «кадиллак». Классика. Стоит в три раза дороже, чем я в свое время за него заплатил.

— Должно быть, он обошелся вам в медный грош.

Манденауэр проигнорировал мои насмешки, залез в машину и с громыханием скрылся в угасающей ночи. Я поднялась по ступенькам в свою квартиру; патронташ все еще висел на груди, но винтовка была нестреляной. По крайней мере, мне не придется сегодня ее чистить. Я планировала сразу же нырнуть в постель, как только уберу все оружие.

Я устала — редкость для меня. Даже в свободные вечера я не ложилась спать до самого завтрака, а потом дрыхла весь день. Знаю, у меня все не как у людей — просто спросите мою маму.

Но я обнаружила, что при регулярном соблюдении режима дня ему становится легче следовать. Большинство людей, работавших в ночную смену, в выходные пытались жить в обычном режиме. По мне, так именно это и приводило к чрезмерной усталости и неспособности успешно заниматься делами на протяжении большей части жизни.

Как бы то ни было, в четыре утра я чувствовала себя как выжатый лимон, что вовсе на меня не похоже. И только этим я могла объяснить, что не сразу поняла — я в квартире не одна.

Я разрядила винтовку, топая по коридору в спальню. Называйте меня параноиком, но заряженное ружье в доме — очень плохая идея.

Положив оружие в сейф, я повесила рядом с ним патронташ и заперла дверцу. Сняла тотем через голову и положила на комод. Я уже поняла, что спать с этой штуковиной не стоит. Красные пятна на шее исчезли только к концу дня.

Свет от люстры упал на морду волка, напомнив мне о кое-чем, что я намеревалась сделать. Я быстро покопалась в прикроватной тумбочке, пока не нашла лупу, прикрепленную к старой цепочке для ключей, и рассмотрела отметины на тотеме. Как и утверждал Кадотт, они здесь были. Но значили ли они именно то, что он говорил? Я все еще не могла в это поверить.

Расстегнув форменную рубашку, я поняла, что не сняла оружейный ремень и пистолет. Оставив ее нараспашку, я вернулась назад и проделала обычный ритуал с «магнумом». Но я не собиралась запирать в сейфе все свое оружие.

Отвернувшись от холодильника, я увидела неясный силуэт.

Раздвижные стеклянные двери были открыты, и предрассветный ветерок колыхал занавески. Так ли все было, когда я вошла? Конечно же, иначе я бы заметила. В проходе между раздвинутыми дверьми стоял мужчина. Так как и на улице, и в квартире было темно, я едва могла разглядеть его силуэт на фоне черного неба. Но слышала его дыхание. Я потянулась за пистолетом, но незнакомец резко бросился ко мне.

Я научилась драться еще в детстве, а это означало, что билась я нечестно. Катаясь в грязи с мальчишками, маленькая девочка быстро соображает, что лучше схитрить, иначе можно пострадать.

Навыки уличных драк я усовершенствовала в академии, где мы научились вести рукопашный бой — в работе этим часто приходилось заниматься в барах, кроме случаев, когда требовалось взять верх над подвыпившими людьми, которые двигались медленнее и были глупее меня. Но нынешний злоумышленник не из их числа.

В ответ на мой первый удар в лицо он схватил меня за запястье и развернул спиной к себе. Я махнула ногой назад, целясь в колено. Он ловко уклонился от удара, крутанул меня, как танцор, и поцеловал в губы.

Мгновение, и я тут же поняла: Кадотт. Кто же еще?

Мой бешеный пульс замедлился, когда профессор углубил поцелуй. Находился ли Кадотт здесь все это время, ожидая моего возвращения?

Или снова взобрался по стене и проскользнул в квартиру?

Я дернулась, прервав поцелуй.

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

Кадотт не ответил. И я не видела его лица. Разозлившись, я стала вырываться, пытаясь освободиться из его хватки. Но Уилл лишь крепче прижал меня к себе, и я поняла, что он рад моему возвращению.

Хотя тело кричало мне, чтобы я повалила его на пол и устроилась сверху, сердце по-прежнему колотилось от избытка адреналина, а эмоции переполняли меня настолько, что я не могла не злиться.

— Отпусти меня.

— Нет. — Уилл потерся носом о мою шею, провел зубами по пульсирующей вене, лизнул ключицу…

Я напряглась, вспомнив сон.

— Сейчас же, Кадотт!

От смеха его грудь потерлась о мою. Моя рубашка все еще была распахнута, а бюстгальтер представлял собой лишь клочок кружева. Я закусила губу, чтобы не застонать вслух от наслаждения. Как я могла быть злой, возбужденной и испуганной одновременно?

— Не заставляй меня причинять тебе боль.

— Давай, почему бы тебе не попытаться?

И как я могла отказаться от такого предложения?

Прежде чем Кадотт успел подумать, я стремительно и сильно взметнула колено вверх. Он увернулся быстрее кота, и у меня получилось только задеть его бедро.

— Ах, ах, ах! Если бы тебе удалось осуществить задуманное, позже не было бы никакого веселья.

Я оттолкнула его, и Кадотт отпустил меня. Для высокого, долговязого умника в очках у него было больше мышечной массы, чем я думала. Но поскольку я видела его голым, то должна была проявить осторожность.

Я попыталась ладонью нанести ему прямой удар в грудь. Он блокировал его и провел какой-то фантастический прием из восточных единоборств, от которого мне едва удалось уклониться.

— Что, черт возьми, это было? Кунг-фу?

— Тай-чи. Как раз подходит для тебя.

— И не говори.

С каждой секундой Кадотт все меньше и меньше походил на странного умника. Значит, профессор владел боевыми искусствами? Пора включать мозги.

Я не так уж много различала во мраке квартиры, но отблеска очков на его лице не заметила, и поэтому заехала ему в нос.

Или, по крайней мере, попыталась. Кадотт перехватил мой кулак в сантиметре от своих ноздрей. Как, дьявол его побери, он смог это сделать?

— Скажи «дяденька, отпусти».

— Да пошел ты!

Я никогда особо не умела сдаваться.

— Джесси, Джесси, ты не сможешь победить.

Я понятия не имела, почему меня так сильно раздражало, что он взял надо мной верх в бою. Он ведь мужчина. Они сильнее. Этот медицинский факт всегда жутко меня злил.

Возможно, отчасти я не хотела признавать свое поражение и сдаваться потому, что его мужская особенность подчинять себе силой являлась самой страстной прелюдией в моей жизни.

Поэтому я обхватила лодыжкой голень Кадотта и повалила его на пол.

Глава 21

Я должна была оказаться сверху, чтобы одержать победу и в награду поддаться желанию.

Вместо этого я оказалась на спине, а Кадотт решительно устроился между моих бедер. Я запыхалась, а профессор даже не вспотел.

— Скажи, что любишь меня.

Услышав смех в его голосе, я тоже улыбнулась.

— Поцелуй меня в…

Его губы накрыли мои, и все мысли исчезли в охватившем тело огне желания.

У меня очень давно не было секса, а с такой прелюдией — вообще никогда. Я настолько возбудилась, что еле смогла сдержаться, чтобы, выгнув спину, сразу же не кончить. Но мне надоело отрываться в одежде. Я хотела Кадотта, до самого конца, поэтому перестала сопротивляться. Уилл целовал меня невероятно долго. Судя по моему не такому уж большому опыту, парни обычно не тратили время на поцелуи, особенно если знали, что быстро получат большее.

Но, казалось, Кадотту нравилось целоваться. Черт, если бы я была так же в чем-то хороша, думаю, мне бы тоже нравилось заниматься этим постоянно.

Он прикусывал мои губы, проходился по ним языком, и, обхватив мое лицо длинными сексуальными ладонями, большими пальцами поглаживал подбородок, а остальными нежно ласкал щеки. Уилл не остановился только на губах, а уделил равное возбуждающее внимание моей шее, векам, ушам…

Никогда бы не подумала, что проникновение умелого языка в ухо сделает меня мокрой намного ниже.

Кончиками пальцев я исследовала литые мышцы его спины, затем провела ногтями по подрагивающим бокам, прежде чем обхватить его очень привлекательный зад. Но этого было недостаточно — потребность ощутить его обнаженную кожу на своей была мне нужнее воздуха.

— Мы можем переместиться в мою комнату?

Уилл поднял голову, перестав дразняще облизывать покрытый кружевом бюстгальтера сосок. Солнце начало всходить, и этого света хватило, чтобы наконец рассмотреть лицо профессора. Улыбка исчезла, а желание в его глазах было таким же сильным, как и у меня внутри. Не говоря ни слова, Уилл легким грациозным движением поднялся на ноги и протянул мне руку.

Я могла бы отпустить колкость или отвергнуть его руку — не настолько уж я увлеклась, что не встала бы самостоятельно. Но без его тепла, даже в такую жаркую летнюю ночь, мне стало зябко.

Подав ему руку, я позволила Уиллу поднять меня. И вот так, держась за руки, мы вошли в спальню. Обстановка комнаты была довольно спартанской: кровать, сейф для оружия да комод с зеркалом. Я здесь спала — только и всего. До сегодняшнего дня.

Никогда еще не приводила сюда мужчину. Мысленно спросила себя, почему, но не стала искать ответ. Сейчас меня занимали куда более интересные вопросы.

Как быстро я смогу его раздеть? Сколько раз он заставит меня кричать? Сочтет ли он меня странной, если я попрошу его связать меня и облизать всю с ног до головы?

Я получила ответ на первый вопрос, не проронив ни слова. Уилл стащил футболку через голову и секундой позже сбросил джинсы. На нем не было нижнего белья — еще одна загадка раскрыта.

Мне хотелось включить свет и рассмотреть его, но тогда и он сможет меня увидеть, а эта перспектива совсем не прельщала. Я была крупной девушкой — везде. И, готова поклясться, без одежды выглядела еще больше.

Переступив порог, я вдруг нерешительно замялась. Уилл по синусоиде пересек комнату, что напомнило мне о раскованной поступи большого черного волка. Этот образ вылетел из головы сразу же, как только Уилл протянул руку и легким щелчком расстегнул мой бюстгальтер спереди. Столь внезапно освобожденные груди выпрыгнули наружу с почти слышимым хлопком. Но стесняться времени не было. Кадотт опустил голову и потерся щекой о выпуклость, вдохнув при этом так, будто мог задержать в легких мой аромат, а потом стащил футболку и бюстгальтер с моих рук и жадно обхватил сосок, слегка царапая его зубами и придавливая языком.

Я вычитала в каком-то женском журнале, что чем больше у женщины бюст, тем меньше она возбуждается от прикосновения к нему. Учитывая, насколько трепетно парни относились к этой части женского тела и как хотели ее трогать — причем это желание возрастало по мере увеличения размера груди — я пришла к выводу, что природа просто так неудачно пошутила.

Но после прочтения статьи почувствовала облегчение — ведь я всегда считала, что проблема именно во мне.

Когда парень касался моей груди, мне было совершенно все равно. Эта возня и сопение ниже шеи обычно отбивали у меня всякое желание. Но теперь понятно — мне просто попадались не те парни. Кадотт знал, что делать: нежно и уверенно он возбуждал меня короткими посасываниями, поцелуями открытым ртом и неразборчивыми словами одобрения. Когда он наконец наклонился и взял меня на руки, мои колени уже подкашивались.

— Эй! — Комната кружилась, пока он шел к кровати. — Мне не хочется играть в похищенную поселенку и храброго индейца.

«Так грубо и невоспитанно, Джесси!» Голос матери. Вот черт! Когда я уже от этого избавлюсь?

Мне помог смех Кадотта.

— Возможно, позже.

Он без предупреждения бросил меня на матрас, и я аж ойкнула. По крайней мере, я заткнулась.

Я протянула руки к Уиллу, а он отступил назад. Забеспокоившись, что обидела его, я приподнялась на локтях.

Он скользнул взглядом по моему лицу, потом вернулся к грудям:

— Ты знаешь, они бесподобны. — Он поднял на меня глаза. — Как, впрочем, и вся ты.

Грудь была моим наказанием с двенадцати лет. Как только она выросла, все друзья-мальчишки не могли, казалось, забыть, что я не одна из них. С тех самых пор они пытались добраться до моего бюста, а я старалась удержать их подальше. Никто не называл мою грудь «бесподобной». Самыми похожими на комплимент словами мужчины были «она охренительно большая».

Но в темных спокойных глазах Кадотта я видела правду — я была красива. По крайней мере, до восхода солнца.

Он щелкнул пальцем по брюкам:

— Сними их.

С удовольствием!

Я сбросила ботинки так, что они перелетели через всю комнату и, приподняв бедра, стащила уродливые желто-коричневые брюки. За ними последовали белые хлопковые «бабушкины» трусы. Может, я и носила проституточные бюстгальтеры, но терпеть не могла белье, которое впивалось в задницу, как зубная нить.

Я лежала на кровати, а Уилл возвышался надо мной.

— Такая нежная кожа… — Он обвел пальцем коленную чашечку. — Сильные ноги. Ты совершенна.

— М-мне нравится плавать.

Не имею понятия, почему мне вдруг захотелось поговорить.

— Мне тоже нравится, что ты плаваешь.

— У меня есть пруд. На моем участке земли. Там, где живет старый Макрэй.

— Ш-ш-ш. — Уилл наклонился и поцеловал мой живот, и желание разговаривать пропало окончательно.

Кровать прогнулась, но вместо того, чтобы накрыть меня своим телом и отдаться процессу — что устроило бы меня полностью, — Уилл вытянулся рядом, одной рукой подперев голову, а второй водя по моему бедру к животу и назад.

— Джесси, позволь мне трогать тебя. Я ждал этого целую вечность.

Я чуть не ляпнула, что мы знакомы всего несколько дней, но не очень-то хотелось выставлять себя легкодоступной. Кроме того, мне казалось, что я знаю профессора уже давно, а хочу вообще всю свою жизнь.

Ох и опасные мысли! Поэтому я отгородилась от них и закрыла глаза, чтобы не видеть, как менялось выражение лица Кадотта, когда он прикасался ко мне.

Не знаю, сколько мы вот так лежали, целуясь, исследуя, пробегая пальцами по груди, бедрам, ногам друг друга. Когда я открыла глаза, рассвет окрасил спальню в оттенки серого. Я снова забыла закрыть жалюзи. А, все равно.

Тело Уилла при свете солнца впечатляло даже больше, чем при лунном. Я возбуждалась от одного его вида.

Поцеловав меня, Уилл встал с кровати. Шорох одежды, звук рвущейся фольги, щелчок резинки — он пришел подготовленным. Меня это порадовало, так как до этого момента я даже не задумывалась о предохранении. Позволила бы я ему заняться со мной на полу незащищенным сексом? Думаю, никогда не узнаю.

Когда Уилл приподнялся и наконец вошел в меня, я не стала закрывать глаза — мне хотелось видеть его лицо, видеть, как я поглаживаю его грудь, а большим пальцем дразню сосок. Хотелось знать, как он выглядит, когда я сжимаюсь и пульсирую вокруг него.

Но не он, а я закатила глаза; он не проронил ни звука, а я стонала. Уилл держал меня, гладя и снаружи, и внутри, пока я не ахнула, обмякнув и задыхаясь.

Придя в себя, я поняла, что он до сих пор возбужденный и твердый внутри меня. Я залилась краской:

— Что?..

Уилл прервал вопрос поцелуем и не останавливался до тех пор, пока я не оставила попытки заговорить. Только тогда он снова задвигался.

Я всегда считала разговоры о множественных оргазмах городскими легендами. Полагаю, я ошибалась.

Уилл просунул между нами руку и начал гладить там, где я уже была возбуждена, пока я опять не стала извиваться, задыхаясь и снова балансируя на краю. Он приподнял мои бедра и погрузился в меня уверенно и напористо, доставая до таких мест, куда прежде никто не добирался.

Его руки учили меня ритму: сначала быстро, потом медленно, затем нечто среднее. Казалось, его пенис увеличивался, набухал, пульсировал в такт моему сердцебиению. Я снова ахнула, сжимаясь вокруг него, и кончила, пока Уилл легко царапал зубами изгиб моей шеи.

Кадотт обмяк на мне, вдавив в матрас. Оказавшись в этой ловушке, я вдруг осознала, какой же он большой и сильный. На минуту меня охватила паника, пока Уилл не скатился в сторону, сжав ладонью мое бедро. Мы чуть не столкнулись носами. В глазах Уилла я увидела неопределенность — то, что мне было хорошо известно. У меня перехватило дыхание, свело желудок. Тревога сменилась желанием сделать так, чтобы смятение ушло из глаз Уилла. Поэтому я дотронулась до его лица и прошептала:

— Дяденька.

Глава 22

Я заснула, так и не убрав руку с лица Уилла. Домой я пришла уставшая, и хотя невероятный секс открыл второе дыхание, сколько же девушка может без отдыха?

Проснулась я под одеялом вместе с Уиллом. Кто-то — не я — закрыл тяжелые шторы. Бросила взгляд на Кадотта: о Боже, как он красив!

Его кожа, темная и гладкая, казалась еще темнее на фоне белоснежной простыни. Интересно, как бы он выглядел с длинными волосами? Подстриженные кончики слегка завивались, и мне хотелось накрутить пару локонов на палец. Серьга поблескивала на теплой коже шеи.

Помнится, я целовала эту самую шею пару часов назад, вздрагивая от прикосновения холодного металла к губам. Когда Уилл осыпал поцелуями мое тело, серьга щекотала меня то там, то здесь, придавая остроту каждой ласке.

Кадотт накрыл мое бедро рукой, и я переключилась с серьги на его лицо.

— Доброе утро, — улыбнулся он.

Я ждала, пока пройдет обычная утренняя неловкость. До того, как это случилось, Уилл придвинулся ближе и поцеловал меня. Просто легкое прикосновение к моим губам, и он отодвинулся. Что-то затрепетало у меня между сердцем и желудком.

— Я сварю кофе, — сказал Уилл и ушел.

Воспользовавшись одиночеством, я забралась в душ. На глаза попался тотем, лежавший на комоде. Я глянула на дверь спальни, из которой вышел Кадотт: было слышно, как он гремел посудой на кухне, а его тень скользила по стене коридора.

Открыв комод, я бросила тотем на кучу нижнего белья, помчалась в ванную и закрыла за собой дверь. Не имею ничего против секса в душе — думаю, с Кадоттом я бы согласилась на секс где угодно, — но прямо сейчас мне надо было подумать.

Что я натворила?

Занялась сексом. Подумаешь!

Но, вообще-то, это многое значило. И, возможно, являлось проблемой. Я не так наивна, чтобы влюбляться в такого парня, как Кадотт. Он красивый, умный, немного странный, и у нас с ним нет ничего общего. Возможно, никогда и не будет.

Мне еще предстояло выяснить, с какой стати он меня захотел. Но я не могла поверить, что он будет и дальше меня желать. И чтобы выйти из сложившейся ситуации с наименьшими потерями, лучше успеть бросить его до того, как он пошлет меня первым.

Приняв такое решение, я вернулась в комнату. Угол падения солнечных лучей в окно подсказал мне, что уже перевалило за полдень. Натянув шорты и рубашку, я запихнула тотем поглубже под кучу носков в ящике комода и прошлепала босиком на кухню.

Полностью обнаженный Кадотт прислонился к барной стойке, попивая кофе. Он улыбнулся так, будто был одет, и налил кофе во вторую чашку. Я скосила глаза ниже — к такому можно быстро привыкнуть.

Уилл повернулся, и я быстро подняла глаза. Выгнув бровь, профессор вручил мне кофе:

— Не хочешь пойти куда-нибудь позавтракать?

Пойти с ним в «Кофейник» и заказать завтрак в… два часа дня было уже слишком. Кроме того, разве я не собиралась указать ему на дверь?

Я отхлебнула кофе и проглотила, едва не поперхнувшись от удивления — вкуснее мне доселе не доводилось пробовать.

— Как ты это сделал? — Я уставилась в чашку, как будто могла найти разгадки всех жизненных тайн в черном глубоком водовороте.

— Щепотка корицы, смешанная с молотым кофе, придает совершенно другой вкус.

— У меня есть корица?

— На задворках буфета. Да.

— Хм, интересно, откуда она там взялась? — Я глотнула еще.

— Завтрак? — напомнил Уилл.

— У меня... не получается.

В его глазах мелькнуло то же выражение, что и в тот раз, когда я отказалась с ним поужинать.

— Почему?

Мне нужно больше кофе, это точно. Я проглотила полчашки, и горячая жидкость приятно согрела мой желудок.

— Потому что.

Так же неуклюже я извинилась и тогда. К сожалению, на этот раз не сработало.

— Потому что со мной можно хорошо потрахаться, но для совместного завтрака я не гожусь?

Я пролила кофе на рубашку:

— Что?

Мне было в новинку вести серьезный разговор с обнаженным мужчиной, и получалось у меня плохо. Я постоянно отвлекалась на мерцание его кожи в солнечном свете.

— Возможно, я родом не отсюда, но знаю, как это происходит в небольших городках. Если бы поползли слухи, что ты спишь с индейцем, у тебя бы начались проблемы.

Я молчала. Конечно, начались бы, но не те, о которых думал Уилл. Я вздохнула.

— Уилл, я...

Со стуком поставив чашку на стол, он пересек кухню так быстро, что я и ахнуть не успела, как он оказался рядом. Забрав у меня чашку, Уилл отставил ее в сторону и взял меня за руки.

— Не надо, — прошептал он, — почему бы нам просто не наслаждаться друг другом, как прошлой ночью?

— Ты хочешь повторить? — нахмурилась я.

Он запустил пальцы в мои волосы:

— И опять, и снова, и еще.

Не ожидала такого. Впрочем, зачем рисковать своей карьерой ради чего-то все равно недолговечного?

Уилл поцеловал меня мягкими и теплыми губами, дразня своим языком мой. На вкус он был как кофе с корицей. Мне хотелось выпить его и навсегда оставить при себе. Приподняв голову, он по-прежнему стоял достаточно близко, чтобы я чувствовала его дыхание.

— Неужели нужно все усложнять? Я хочу тебя, Джесси, а ты — меня. Давай просто продолжать вести себя так, как мы ведем, хорошо?

Когда обнаженный красавчик просит о чем-то подобном, что можно сказать в ответ, кроме:

— Черт, да!

Мы опять оказались в постели, но не успели дойти до главного, потому что зазвонил телефон. И зачем я вообще его включила?

— Не отвечай, — прошептал Кадотт мне в пупок.

Его теплое дыхание прошлось по влажной дорожке, оставленной его же языком. Я вздрогнула и совершенно забыла о телефоне, пока не включился автоответчик и не раздался голос Клайда:

— Джесси, тебе лучше приехать в больницу — у нас проблема.

Я тут же села, едва не столкнув Кадотта с кровати.

— Вчерашний пострадавший скончался.

Я подлетела к телефону:

— Клайд?

— Извини, не хотел тебя будить.

— Ты не разбудил, я просто… — начала я, взглянув на Уилла. — Ничего. Что происходит?

— Мэл. Он умер, а Черри кричит о страшном убийстве. Говорит, что ты сказала ему обязательно сделать прививку, и теперь он мертв. Угрожает подать на нас в суд. Мы по уши в ослином дерьме.

Я моргнула — это было любимое выражение Зи. Наверняка все очень плохо.

— Сейчас приеду, — сказала я и повесила трубку.

Кадотт поцеловал меня в бедро:

— Проблемы?

— О да.

— Можешь рассказать?

Подумав, я решила, почему бы и нет, тем более что происшествие прошлой ночью и все, что случилось после в больнице, вскоре станут достоянием общественности. Я посвятила его в детали.

Уилл лежал в кровати, подложив руку под голову, и хмуро смотрел в потолок. Я встала и вытащила из шкафа форму.

— Не нравится мне это, — пробормотал он.

— Тебе, мне, и всем остальным в полицейском участке Минивы.

Оглядывая пол — мои бюстгальтер и трусики должны быть где-то здесь, — я не заметила, как Кадотт встал с кровати. Этот парень двигался тише волка.

— Вот.

Я подняла глаза — Кадотт держал в руке то, что я искала. Я скользнула в трусики, не уверенная, почему не стесняюсь. Может, спокойное отношение Кадотта к своей наготе уже передалось и мне. Хотя сомневаюсь, что смогу в ближайшее время разгуливать по лесу, сверкая голым задом.

Я пыталась застегнуть крючок бюстгальтера, когда руки Уилла накрыли мои.

— Позволь мне.

Пока я стояла перед зеркалом, мы встретились взглядами. Кадотт защелкнул крючок и, опустив голову, поцеловал меня в плечо, слегка задев серьгой кожу. Он скользнул рукой по моему животу — темное на фоне светлого, тонкое на фоне круглого. Мы очень отличались друг от друга — и может, это не так уж и плохо.

Эта мысль мелькнула и тут же пропала — я переключилась на другое.

— Мне нужно бежать.

Уилл отступил в сторону:

— Знаю. Ты не против, если я приму душ?

— Конечно, нет. Только не пугай меня до смерти, когда я вернусь домой, а то я и убить могу.

— Ты и какая армия? — бросил он через плечо.

Я рассмеялась: я не только желала тела Уилла, но и наслаждалась его ловким язычком — и не только в физическом смысле.

Открыв ящик комода, в котором лежали носки, я тут же его захлопнула — Кадотт высунул голову из двери ванной комнаты:

— Нам надо встретиться, когда ты закончишь свои дела — у меня есть пара идей, которые хочется проверить сегодня.

— Разве у тебя нет небольшого дельца под названием лекция, которую тебе нужно прочитать?

— Сегодня суббота.

Хм, как быстро неделя пролетела.

— Ты не обязан мне помогать.

Кадотт склонил голову набок:

— Но мне хочется. Может, нам стоит поработать над этим делом вместе, Джесси. Думаю, это не повредит.

Клайд бы мне уж точно навредил, если бы об этом узнал. Но в данный момент шеф волновал меня меньше всего.

— Не знаю, чем ты сможешь помочь, раз считаешь, что я гоняюсь за оборотнями.

— Так и есть.

Раздраженно вздохнув, я подняла руки вверх:

— Кадотт, ты точно больной.

— Возможно. — Его это, похоже, вовсе не волновало. — Во сколько ты будешь дома?

— Скорее всего, утром. В полвосьмого устроит?

— Я буду здесь.

Он закрыл дверь, и вскоре послышался звук льющейся воды. Я подождала еще немного, потом открыла комод, нащупала тотем и надела его на шею, спрятав под рубашкой.

В конце концов, нам же не помешает, если Кадотт подробнее изучит свои иллюзии? Кто знает, возможно, он сможет высказать ценную догадку.

Глава 23

— Наконец-то, — пробормотал Клайд, когда я вошла в морг.

Так как от Минивы до больницы в Клируотере ехать минут сорок, я добралась насколько смогла быстро, поэтому не обратила внимания на его ворчание.

По дороге от машины к моргу я бегло просмотрела записи Брэда. Он проделал неплохую работу, хотя Мэлу теперь от этого проку мало. Как я и подозревала, парня укусила красновато-коричневая волчица. Поскольку Манденауэр уже убил и сжег тварь, дело бы закрыли, если бы Мэл не взял да и не умер.

В морге было светло от электрических лампочек и сверкающего хрома. Все актеры заняли свои места. Клайд прислонился к столу, растирая челюстями жвачку, словно пестиком в ступке. Боузмен играл со своими инструментами: снова и снова выкладывал их в ряд на чистом столе для вскрытия. Слишком нервничал?

Как только я зашла в помещение, дверь за моей спиной открылась, и вошел, похоже, доктор — на нем был белый халат.

— Вы хотели меня видеть?

Клайд оттолкнулся от стола:

— Что произошло с Мэлом Джерардом?

— Ума не приложу. Я провел предписанный курс прививок от бешенства. — Врач покачал головой. Следующие слова он произнес тихо, практически пробормотал, словно еще раз прокручивал их в голове. Может быть, так оно и было. — Но у него начались судороги. Давление взлетело до небес. Сердце не выдержало и остановилось. На кардиомониторе — прямая линия. И все это примерно за пять минут.

— Аллергия на вакцину?

— Я так не думаю.

— Что же тогда?

Врач пожал плечами и кивнул на Боузмена.

— Разве не он должен это выяснить?

Клайд зажевал быстрее, долго и напряженно размышляя, прежде чем кивнуть.

— Спасибо, что уделили нам время, доктор.

Когда дверь снова закрылась, Клайд повернулся к Боузмену, который так и не перестал играть со своими бирюльками.

— Давай-ка займись этим, Прескотт. У меня еще куча дел.

Боузмен вздохнул и сдернул с трупа простыню. Мы все застыли. Судмедэксперт побледнел. Клайд, едва не подавившись, выплюнул жвачку на пол. Я шагнула к двери, но опомнилась и остановилась.

Я раньше бывала на вскрытиях. Повидала немало мертвых тел. Но никогда не встречала ничего подобного.

Лицо Мэла было страшным. Нос искривлен, словно его слишком часто ломали. Губы застыли в оскале, обнажив выступающие вперед зубы. Глаза, широко раскрытые и слепо уставившиеся в одну точку, затекли кровью почти дочерна, только по краям осталось узкое желтое кольцо.

Были ли у Мэла желтые глаза? Мне кажется, я бы это запомнила.

— Какого?..

Я придвинулась ближе. Клайд перестал кашлять и присоединился ко мне.

Изменения коснулись не только лица Мэла. Ногти на его руках и ногах были неестественно длинными — Фу Манчу^[14] бы обзавидовался. Щетина выглядела так, словно он не брился несколько дней.

— Реакция на бешенство? — спросила я.

— Или на вакцину, — пробормотал Клайд. — Но почему доктор не упомянул об этом?

— Он таким не был, когда поступил сюда. — Боузмен так и стоял, уставившись на тело. Он перевел взгляд с Мэла на нас. — Я видел его. Он был мертв. Но был не таким.

— Трупное окоченение? — предположила я.

— Я никогда не видел, чтобы изменения происходили так быстро или… или… — Он махнул рукой в сторону стола. — Так плохо.

— Это не значит, что такого не может быть.

— Полагаю, что так. — Судмедэксперт снова уставился на труп.

Клайд нетерпеливо фыркнул.

— Прескотт, мне нужно знать, что произошло, прежде чем я снова буду разговаривать с Черри. Эта женщина так и мечтает нас засудить.

— Она и весь остальной известный нам мир, — тихо проворчала я.

— М-м, да. Я… э-э… да, — выдавил Боузмен. Он вернулся к работе под нашим с Клайдом пристальным наблюдением. Не самое приятное времяпрепровождение для субботнего дня, но у меня бывало и хуже.

Боузмен бормотал, бубнил, резал, измерял, записывал. Закончив и опустив руки, он покачал головой.

— Никогда ничего подобного не видел, — признался он. — Идите сюда.

Я не хотела, а по Клайду было видно, что он занялся бы чем угодно, лишь бы не смотреть на труп, но мы подошли. Смотрели и слушали. Впитывали информацию.

— Позвоночный столб деформировался. Скрутился, словно… — Боузмен замер. Казалось, он пытался подобрать слово, но никак не мог его найти.

— Что? — рявкнул Клайд.

— Изменялся.

«О боже», — подумала я. Звучит плохо.

— Как изменялся? — спросил Клайд.

— Не знаю. Кроме того, у него на спине росли волосы.

— У некоторых парней бывает, — пробормотала я.

— Не так, как у Мэла. — Боузмен перевернул тело. Он был прав.

Волосы, длинные и светлые, напоминали шерсть. Но как такое возможно?

— Что происходит? — спросила я.

— Мне нужно сделать еще несколько анализов. — Разговаривая со мной, Боузмен продолжал пялиться на тело. — Может, отослать несколько образцов. Не удивлюсь, если в его ДНК обнаружатся аномальные изменения.

— От волчьего укуса?

Судмедэксперт вздрогнул, моргнул и посмотрел на меня.

— Если б я знал.

Клайд все это время был удивительно тих. Он тоже вперился взглядом в стол. На его лице возникло выражение какого-то ужаса. Я раньше не знала, что у него такой слабый желудок. За все эти годы в полиции он, должно быть, насмотрелся такого, что я могла только воображать. Так что же с ним творится сейчас?

— Клайд?

Я прикоснулась к его предплечью, он вздрогнул, вырвал руку и отвернулся от тела. Прежнее выражение сошло с его лица. Клайд был хорошим копом, хорошим парнем. Вероятно, он просто расстроился, увидев Мэла таким.

— Делай что тебе нужно, Прескотт, и представь мне отчет. Джесси, я хочу, чтобы ты съездила в «Стрижку и завивку».

Я провела рукой по волосам.

Увидев этот истинно женский жест, Клайд осклабился:

— Твои в порядке. Да и с каких пор тебя это волнует?

Я покраснела. Если бы я себя не контролировала, то уже красила бы ногти и покупала платье. Я опустила руку и сжала предательские пальцы в кулак.

— Зачем?

— Вчера вечером Тина не пришла домой. Я получил вызов как раз перед твоим приходом. Выяснишь, что там случилось?

— Я думала, ты против переработок.

— Похоже, эта идея уже себя изжила. — Он вздохнул. — Я должен поговорить с Черри. Понятия не имею, что ей скажу.

Так как заниматься Черри я не хотела, то взяла ту работу, что мне поручили.

Тем не менее по пути из больницы я столкнулась с реаниматологом. Он узнал меня и остановился.

— Судмедэксперт выяснил, что случилось с тем парнем?

Я покачала головой. Даже если бы выяснил, не уверена, что могу об этом рассказывать. Но я могла спросить…

— Вам не кажется, что, возможно, этот новый штамм бешенства требует применения новой вакцины?

Он нахмурил лоб:

— Какой новый штамм бешенства?

— Тот, что очень быстро создает суперумных волков.

Несколько секунд он изумленно смотрел на меня, а затем захохотал.

— Понятно. Вы смотрели повтор «Баек из склепа», не так ли?

— Я серьезно.

— Как и я. Нет никакого нового штамма бешенства.

— Но…

— Если бы был, то врач отделения экстренной медицинской помощи в северных лесах услышал бы об этом первым.

Из динамика прямо над нашими головами раздалось:

— Доктор Бенсон, срочно в отделение скорой помощи.

— Это меня.

Я стояла в коридоре и смотрела, как он уходит, но на самом деле сквозь него. Мне нужно перекинуться словечком с Манденауэром.

Но сначала…

Я достала свой блокнот и сотовый, но у меня не ловила сеть. Иногда в здании хуже, чем в лесу. Я нашла таксофон, набрала номер ЦКПЗ и попросила доктора Хановер.

— Кого? — переспросила секретарша.

— Хановер. Доктора Элизу Хановер.

— Подождите. — Она отложила трубку, но через несколько секунд снова заговорила. — Здесь нет никакого доктора Хановер. И никогда не было.

Это должно было удивить меня. Но не удивило.

Я также не удивилась, узнав, что Манденауэра нет на месте. Мужчина, снявший трубку телефона «Орлиного гнезда», сказал, что постояльца не было весь день. А так как мобильного у герра Жуткого не было, придется отложить вопросы до того момента, как я до него доберусь. У меня не оставалось выбора, кроме как отправиться в «Стрижку и завивку».

Ко времени моего возвращения в Миниву дело близилось к ужину — обычно самой незанятой части дня.

Даже туристы должны питаться. Но сегодня они, похоже, спасались бегством.

Я повела свой патрульный автомобиль в противоположном направлении от всех остальных машин. Их задние сиденья были забиты ребятней, а багажники на крышах — хламом. Все уезжали. Так как аренда в основном взималась от воскресенья до воскресенья, и редко кто жертвовал оплаченным днем, я не понимала, что происходит.

Я без проблем припарковалась прямо перед «Стрижкой и завивкой». В тот момент я смогла бы поставить машину где угодно на Центральной улице совершенно без труда.

Напарница Тины, Люси Келсо, смотрела в окно на массовый исход отъезжающих. При виде меня на ее лице отразилось явное облегчение, и она махнула мне, приглашая войти.

— Вы нашли ее? — спросила она, прежде чем я успела закрыть за собой дверь.

— Нет. — Ее плечи поникли. — Не знаете, что творится с туристами?

— Они все напуганы стаей бешеных волков. В двенадцатичасовых новостях был сюжет.

Я выругалась. Нам крупно повезло, что мы смогли утаивать произошедшее так долго. Видимо, везенье закончилось.

Люси вздохнула и выглянула в окно на пустеющую Центральную улицу.

— Плакала наша летняя толпа.

Вероятно, она была права, и как бы сильно я ни ненавидела туристический сезон, сидеть без дела я ненавидела еще больше. Так что лучше заняться работой, пока она у меня есть.

— Когда вы последний раз видели Тину? — спросила я.

— Вчера. У нас обеих были поздние клиенты. У меня — перманентная завивка, у нее — окрашивание.

— Вы ушли вместе?

— Нет. Тине нужно было обслужить одну из чикагских дам. — Люси понизила голос, словно выдавала государственную тайну. — Черные корни. Платиновые волосы с мелированием.

Она покачала головой, всем своим видом выражая сочувствие. Я не знала, переживает она о леди из Чикаго или о Тине.

— Я ушла около шести. Тина сказала, что закроет салон. Сегодня на девять утра у нее была назначена стрижка. Делать ее пришлось мне. Как и обслуживать всех сегодняшних клиентов Тины. — У Люси задрожала губа. — Это на нее не похоже. Тина знает, что если пропустить назначенное время, клиент больше не вернется. Вокруг слишком много других салонов, а люди сейчас особой лояльностью не отличаются.

С этим не поспоришь.

— Вы звонили ей домой?

— Да. И поднималась к ней. — Она указала на потолок, и я поняла, что Тина жила в квартире над «Стрижкой и завивкой». — Ее там не было.

— Ни записки? Ни сообщения?

— Ничего.

— Семья? Бойфренд?

Она странно посмотрела на меня.

— Вы же знаете, она жила с бабушкой, которая умерла в прошлом году.

Я чуть не сказала: «Откуда бы мне это знать?», прежде чем вспомнила — популярные школьные примадонны полагают, что все про них все знают и интересуются их жизнью.

Я глубокомысленно кивнула и нацарапала в блокноте: «Бла-бла-бла».

— Ее бойфренд в рейсе, — продолжила Люси. — Он дальнобойщик. Карл Болдуин, помните его? Он был квоттербэком^[15].

— Ага. — Я бы не отличила Карла Болдуина от Карла Маркса. В средней школе мне редко выпадала возможность посещать футбольные матчи.

— Могла ли Тина уехать с ним или встретиться где-нибудь? Маленький отпуск? — Я подмигнула.

Люси тут же покачала головой:

— Я звонила Карлу на сотовый. С ним она тоже не связывалась.

Я нахмурилась. Дело шло не так гладко, как я надеялась.

— Хорошо. Я это выясню. Дайте знать, если получите от нее весточку. — Я протянула Люси свою визитку. — У вас есть ключ от ее квартиры?

Она кивнула:

— И я нашла ее ключи, когда побывала там.

— В квартире были ее ключи, а ее самой не было?

Люси кивнула.

— А что с ее машиной?

— Все еще на стоянке.

— Сумочка?

— На кухонном столе.

Нехорошо. По моему опыту, сумочку у женщины можно вырвать только из хладных мертвых пальцев.

Женщины никогда не выходят из дома без сумочек.

По выражению лица Люси я понимала, что ей в голову пришли те же самые мысли. Она положила связку ключей на мою ладонь и отвернулась, смаргивая слезы.

Я вышла на улицу, собираясь подняться прямиком в квартиру Тины и посмотреть, что там случилось. Но кто-то врезался в меня, и, повернувшись, я увидела ружье.

Глава 24

Я вырвала оружие из рук парня.

— Эй!

Он попытался отобрать свою собственность, но я жестко толкнула его в грудь. Я чуть не вырубилась от его пивного перегара, но смогла устоять на ногах и не дать противнику заполучить ружье.

Джерри Юбер звезд с неба не хватал. Его бритая голова только подтверждала мою правоту. Форма черепа у Джерри была не самой ровной, а кожа — не самой гладкой. В данный момент он напоминал бугристое яйцо с пеленочным дерматитом.

— Ты не можешь ходить по центру города с незачехленным ружьем, Джерри. Тебе это известно.

— И как мне отстреливать бешеных волков, если мое ружье будет в чехле?

— Что-что? Отстреливать? — Я прочистила ухо пальцем.

— Мы с мужиками, — он выпятил грудь колесом, из-за чего пивной живот тоже подался вперед, — собираемся сделать то, что вы, копы, не сдюжили.

Я быстро окинула взглядом улицу. Туристы исчезли. Остались только местные, вооруженные до зубов. «Комитет бдительности». Ненавижу этих ребят.

— Да? Ну что ж, нелегко тебе придется без ружья. — Я пошла к своей машине.

— А?

Джерри приплясывал у меня за спиной, словно выпитое им за день пиво просилось наружу немедленно. Может, мне повезет, и он облегчится прямо на улице. Тогда выйдет арестовать его, и одним пьяным идиотом в лесу будет меньше.

— Это мое ружье. Ты не можешь так поступить.

— Вообще-то могу. — Я разрядила оружие, спрятала пули в карман и положила трофей на пассажирское сиденье своей машины. — Можешь забрать его у Зи, когда протрезвеешь. Принеси с собой чехол.

— Зельда? — Он покачал головой и поднял руки. — Ой, Джесси. Ты же знаешь, я ее боюсь до усрачки.

— Ты, я и все остальные в этом городе. Поэтому она и отвечает за оружие.

Так как мы с Джерри раньше уже сталкивались, спорить он не стал. Пошел домой. Наверняка за другим ружьем.

Я взяла рацию, не потрудившись назвать свой позывной, так как формально была не при исполнении.

— Мне нужно срочно поговорить с Клайдом.

— Его здесь нет. Могу я чем-нибудь помочь?

Судя по голосу, новенькая: молодая, оптимистичная. Долго не протянет.

— Да, найдите его. Передайте ему, что у нас тут полный город вооруженных гражданских.

Следующий час я потратила на конфискацию оружия. Когда машина оказалась забита ружьями до отказа, а пули перестали помещаться в карманы, я поехала в участок.

Я знала, что веду заведомо проигрышную битву. У всех этих парней имелись запасные ружья. С наступлением темноты все эти люди окажутся в лесу. Кого-то подстрелят. Мне оставалось только надеяться, что этим кем-то буду не я.

Клайд так и не появился, что было странно. При всех его мелких недостатках, он всегда контролировал ситуацию.

От Манденауэра тоже ни слуху, ни духу. Что не так уж странно, учитывая первопричину.

После того как я прикрепила ярлыки, зарегистрировала и заперла все ружья, мне удалось найти Зи в комнате отдыха, с чашкой кофе слева, зажженной сигаретой справа, и сэндвичем с ростбифом размером с маленькую собаку перед ней.

Клянусь, красное мясо присутствует в каждом ее приеме пищи. Долголетие Зи, как и многое другое, было вечной загадкой. Я слышала истории о двоюродной бабушке Хельге, которая курила всю свою жизнь и дожила до ста четырех лет, противопоставляемые страшилкам о фанатах бега трусцой и здоровой пищи, умерших в сорок два. Поди угадай.

Так как Зи наслаждалась жизнью, я попятилась из комнаты, чтобы она могла продолжить.

— Ты куда собралась?

Она даже не повернулась в мою сторону. Слух как у летучей мыши. Да и выглядит она так же.

— Мне нужно найти Клайда.

— Садись.

Зи указала на стул справа. Покосившись на тлеющую сигарету, я выбрала тот, что стоял слева.

— Хочешь половину? — Она указала на сэндвич.

С хлеба свисал кусок говядины: толстый, красный и сочный. Запах мяса, смешавшийся с ароматом хрена, напомнил мне о волчьем погребальном костре в лесу. Я покачала головой и сглотнула комок в горле.

Зи пожала плечами:

— Мне больше достанется.

Она в два счета расправилась с сэндвичем. Эта женщина горазда поесть. Как она могла при этом оставаться худой как щепка, было еще одной из загадок природы. Хотя мне тут же вспомнилось, что обычно Зи периодически устраивала праздник живота, а в промежутках существовала на кофе и сигаретах.

Вздохнув и похлопав по раздувшемуся животу, она откинулась на спинку стула и взяла сигарету. Я скривилась.

Она выпустила кольца дыма в мою сторону.

Я разогнала их рукой.

— Ты же знаешь, что я это ненавижу.

— Поэтому я так и делаю. — Она подмигнула. — Слышала, некоторые улики пропали?

— Да.

— Так как за комнату вещдоков отвечаю я, это меня огорчает.

Резкий перестук ногтей по столу подчеркнул раздражение Зи. Я приготовилась к взрыву. Вместо этого она снова затянулась и ме-е-едленно выпустила дым.

— Да мне и самой явно не хотелось пускаться в пляс, когда я об этом узнала.

— Есть мысли, где пропажа?

— Если бы были, то вещдоки не считались бы пропавшими.

Она подняла бровь:

— Ты что, огрызаешься?

— Никак нет, мэм. Мне нужно найти Клайда.

— Удачи. После больницы он отправился домой.

— Тогда я позвоню ему туда. — Я отодвинула свой стул.

Зи схватила меня за руку:

— Не мешай ему.

Что-то в голосе Зи заставило меня остановиться.

— Почему?

Она еще раз затянулась сигаретой, выпустила уголком рта струйку дыма, который для разнообразия улетел не в мою сторону.

— Он тяжело это переживает.

— Что?

— Клайд ходил в школу с отцом Мэла. Ему пришлось рассказать Тони о произошедшем. Черри в полном раздрае.

— Ох. — Я не знала, что еще сказать.

— Я доложила Клайду о туристах и вооруженных придурках. Он вызвал кое-какую дополнительную помощь из Клируотера.

Я подумала о количестве горожан с оружием, о густоте, тьме и площади леса.

— Это сработает.

Похоже, мой сарказм был очевиден, потому что Зи фыркнула.

— Кто знает, может, идиоты и подсократят волчью популяцию.

— Или наоборот.

— Мы в любом случае выиграем.

Я не была уверена, плакать мне или смеяться.

— Мама тебе не звонила в последнее время? — спросила Зи.

— Кто?

Зи зажгла еще одну сигарету от тлеющего окурка первой.

— Полагаю, нет.

Она глубоко затянулась и с довольным вздохом выпустила дым. Мы с ней давненько не разговаривали по душам. Учитывая разницу в возрасте, можно было подумать, что такой разговор между нами и невозможен. Но Зи была молода сердцем, вопреки черной смоле, которая, возможно, в нем скопилась. Лучше подруги у меня в жизни не было, и я любила ее.

— Собираешься рассказать мамочке о своем парне?

— Каком парне?

— Не пытайся обмануть меня, девочка. О Кадотте. Он так же хорош, как выглядит?

— Когда ты его видела? И откуда узнала… — я запнулась в поисках подходящего слова, — что-либо?

— У меня свои источники.

Что верно, то верно. Источники, которые она никогда мне не раскрывала. Зельда знала все обо всем, что происходит в Миниве. Это нагоняло страх и частенько пригождалось. Если только тот, о ком она все знала, не был мной.

Я прищурилась:

— Ты же не сказала Клайду, ведь правда?

Зи покачала головой:

— У Клайда сейчас и так проблем хватает. Он считает тебя своей дочерью или кем-то вроде того. Он бы убил Кадотта, если б узнал, что ты с ним трахалась.

— Мило, — пробормотала я. Хотя «трахались», вероятно, было вполне подходящим определением тому, чем мы занимались.

Но меня больше заинтересовало высказывание Зи о чувствах Клайда ко мне.

— Клайд относится ко мне как к дочери? — В своем голосе я уловила надежду и про себя выругалась. У меня никогда не было отца. И сейчас он мне не нужен.

Минуту Зи пристально разглядывала меня.

— Конечно. Как я считаю тебя внучкой, которой у меня никогда не будет.

— Ни одна достойная уважения бабушка никогда бы не произнесла слово «трахаться».

За захихикала.

— Разве ты не рада?

— И не говори.

За эти годы мы с Зи о многом беседовали, но в основном о текущих событиях. Чем занимались сегодня, какие планы на завтра, у кого зад лучше, чем у Джимми Смитса^[16].

Однажды она обмолвилась, что ее семья умерла. Зельда приехала в Миниву, так как ей больше некуда было идти, и осталась здесь, потому что ей понравились деревья. В тот момент ее лицо было таким печальным, что я так больше никогда и не осмелилась спрашивать ее о прошлом.

— Так что ты собираешься рассказать дражайшей мамочке о парне?

— Э-э, ничего?

— Вот и я бы тебе это посоветовала. У нее бы истерика случилась.

— Ты все правильно поняла.

Зи как-то встречала мою мать. Это была ненависть с первого взгляда — с обеих сторон. Мама сказала, что я пристала к Зи, как мох к дереву, просто чтобы досадить родной матери, и, возможно, была права. Но за те годы, что я проработала здесь, Зи дала мне больше любви и поддержки, чем родная мать за всю мою жизнь.

Душещипательно, но правда.

— Хотя, положим, я и соглашусь с мамулей по поводу этого парня.

У меня челюсть отвисла:

— Что?

Зи пожала плечами:

— Разве что ты просто спишь с ним.

На самом деле это он спит со мной — довольно часто — но это уже мое дело.

— Между ним и тобой не завязывается ничего серьезного, а? — Зи смотрела на меня слишком пристально. Я начала покрываться потом. — Ты же не путаешь секс с любовью или чем-то еще, правда?

— Конечно, нет. Я что, похожа на дуру?

— Я тебя так и не называла. Просто не хочу, чтобы тебе причинили боль.

— А это произойдет из-за?..

— Отношения между такими разными людьми никогда хорошо не заканчиваются.

Я знала, что Зи недолюбливает индейцев, но не ожидала от нее таких откровенных предубеждений.

— Что ты пытаешься сказать, Зи?

— Когда-то я встречалась с красивым мужчиной. — Ее взгляд стал мечтательным. — Сначала это было приятно. Но не долго. На самом деле он считал, что мне следовало быть благодарной, — фыркнула она. — Женщины предлагали ему себя прямо на моих глазах, словно меня там и не было.

Я моргнула.

— Под «разными» ты имеешь в виду…

— Кадотт сексуален, Джесси. А ты… — Она подняла плечо и опустила его.

— Нет. Я знаю. Подумаешь.

— Ну, ну. Не злись. Посмотри правде в глаза. Ты не Мэрилин Монро. Парень вроде него довольно скоро начнет прислушиваться ко всем тем людям, которые спрашивают его, что он в тебе нашел.

Раньше я бы с ней согласилась. Но чем больше узнавала Кадотта, тем сложнее мне было представить, что его волнует мнение других людей.

В дверях появилась Вторая Смена. Она посмотрела на Зи, вздрогнула и сосредоточилась на мне.

— Джесси, у нас проблемы в лесу.

— Да неужели, — проворчала Зи.

— Если не можешь конкретизировать… — начала я.

— Заткнись нахрен, — закончила Зи.

Все-таки это была ее любимая фраза.

— Что случилось? — спросила я у девушки, которая, похоже, язык проглотила.

— М-м-м… э-э-э… — Она махнула в сторону диспетчерской.

— Два слова? — Я подняла два пальца, затем дернула себя за ухо. — Звучит как?..

Она склонила голову на бок и ответила мне лишь взглядом.

— Не смущай ее, Джесси. — Зи, причмокнув, отхлебнула кофе, который сейчас, наверное, уже остыл.

— Вечно ты мне все веселье портишь. М-м-м… э-э-э… что? — со вздохом спросила я.

— Другой патруль. Два-Адам-четыре.

Генри.

— Что с ним?

— Выстрелы в лесу. Крики. Что-то насчет скорой, подкрепления и помощи.

Мы с Зи переглянулись.

— Ну что, сыграем? — пробормотала она. 

Глава 25

К окончанию смены, когда солнце уже встало, я решила назвать все происходящее вавилонским столпотворением.

Четыре ареста, три случайных выстрела, два дохлых пса…

— И куропатка на грушевом дереве, — бормотала я, заполняя рапорт.

С Манденауэром я так и не встретилась. Охота все равно не принесла бы результатов, потому что леса наводнили идиоты с ружьями.

Удивительно, но ни одного волка не подстрелили. Я гадала, не помахали ли они нам хвостом, сбежав в соседний округ. Если это так, то мне нисколечко не жалко.

С Кадоттом тоже повидаться не удалось. Я звонила ему домой, но не застала и лишь оставила на автоответчике короткое сообщение с извинениями. Подозреваю, он у меня, и я устыдилась из-за того, что он ждет под дверью.

Но пока что не могла уйти. Уилл знает, где меня искать.

Проглядывая свои записи, я поняла, что пусть я в ночную смену и бодра, но моя память — отнюдь нет. Я забыла о Тине Уилсон.

Я решила заехать к ней домой сегодня днем или вечером. Казалось, ночная работа и дневной сон закончились из-за продолжительных неприятностей с волками.

— Ага!

Хлопнула дверь. Все в комнате подскочили: я, Первая Смена, Брэд, несколько полицейских из Клируотера. Клайд держал лист бумаги.

— Получил! — объявил он всем собравшимся.

Мы переглянулись и снова уставились на него.

— Получил что? — спросила я.

— Официальное объявление от Департамента природных ресурсов.

— И что там?

— Любое частное лицо, обнаруженное в лесу с огнестрельным оружием, будет на год лишено лицензии.

— Ух, — выдохнула я.

Клайд лишь улыбнулся.

Жителям Минивы и ее окрестностей по барабану, если придется провести несколько дней в кутузке, но их точно утихомирит угроза лишения охотничьих и рыболовных привилегий, исходящая от ведающего лицензиями Департамента природных ресурсов.

— Повесьте его в «Кофейнике». — Клайд протянул бумагу Брэду. — И пустите слух.

Это обозначало: «возьмите кофе, заправьте служебные автомобили, съешьте по пончику, а параллельно дайте всем знать, что наши задницы прикрывает Департамент природных ресурсов». Леса станут менее посещаемыми, чем лыжные холмы четвертого июля.

— Завтра к этому времени все уже вернется в нормальное русло. — Клайд зашел в свой кабинет и закрыл за собой дверь.

Великолепно. Теперь и он помешался. Неужели позабыл о проблеме с волками?

Когда все разбежались по городу с новостями, я постучала в дверь кабинета Клайда.

— Входите!

Я вошла.

— Что случилось, Джесси? — Улыбка Клайда не отвлекала внимание от темных кругов под глазами, поникших плеч и проступавшей под загаром бледности. Он не забыл о волках. На самом деле он, скорее всего, помнил о них даже лучше, чем я. Особенно когда я лежала в объятиях Кадотта, где забывала вообще обо всем.

Я выпрямилась и сразу перешла к делу.

— Вчера вечером я не смогла пойти с Манденауэром.

— Безусловно. Это было бы самоубийство. Мы с Эдвардом ужинали вместе.

— С Эдвардом?

Он пропустил мою ремарку мимо ушей.

— Мы продуктивно побеседовали. — Заметив, как сузились глаза Клайда, я сразу поняла, что последует за этими словами. — Разве я тебе не говорил, что Кадотт — это проблема?

— Да, сэр.

— Но ты все равно спишь с ним?

— Откуда, святое пекло, вы об этом узнали?!

Клайд приподнял темную бровь:

— Я и не узнавал.

Чертов Клайд. Он лучший дознаватель в полиции, и только что поймал меня на просчете, как желторотого птенца.

— Джесси. — Он покачал головой и присел на краешек стола. — Я был о тебе лучшего мнения.

Я приподняла подбородок.

— Я не сделала ничего плохого. Я взрослый человек. Как и Кадотт.

— Ты уже нашла тот тотем?

От внезапной смены темы я моргнула. Камень, словно слушая нас, качнулся между моих грудей. Я подскочила и сжала кулаки, чтобы машинально не потянуться к талисману, тем самым подливая масла в огонь подозрений Клайда.

— Нет. А что?

— Ты спрашивала о нем Кадотта?

— Зачем?

— Не знаю, Джесси. Возможно, потому что он эксперт по тотемам. Ты находишь талисман, показываешь ему, а тут — бамс! — и камень исчезает в неизвестном направлении.

— Думаете, это Кадотт его украл?

Поскольку я знала, что Уилл тут точно ни при чем, попытки Клайда разжечь во мне подозрения только убедили меня пока что придержать камень в рукаве — хм, можно сказать и так.

— Не знаю, что и думать.

Значит, остались только мы вдвоем. В последнее время странно себя вели все. Кроме Кадотта. Но он и сам по себе необычный.

Зазвонил мобильный телефон. Я посмотрела на экран. Помянешь черта к ночи, он и появится. Я пристегнула телефон обратно к ремню.

Подняв глаза, я увидела, что Клайд внимательно на меня смотрит. Судя по выражению его лица, он понял, кто мне звонил.

Он вздохнул.

— Осторожнее там. Не хочу, чтобы тебе причинили вред.

Зи сказала то же самое. Неужели я такая неудачница, что всем достаточно один раз взглянуть на Кадотта, чтобы приклеить ко мне ярлык будущей брошенки?

Риторический вопрос.

От стука в дверь мы оба подняли головы. В кабинет вошел Манденауэр.

— На ловца и зверь бежит, — начала я.

Он приподнял желтоватую бровь и закрыл за собой дверь.

— Я к твоим услугам.

Он поклонился лишь головой и плечами. Мне уже начинало казаться, что это церемонный немецкий поклон. Я почти ожидала, что он прищелкнет каблуками, но старик этого делать не стал.

— Доктору в больнице ничего не известно о супербешенстве.

— Ясное дело.

— Почему? Вы не думаете, что врачам следует быть в курсе?

Манденауэр пожал плечами:

— Для них все бешенство на одно лицо. Вакцина действует в обоих случаях.

— Далеко не так. Вы слышали, что Мэл умер? Видели тело?

— Да и да. Иногда бывает.

— О, не переживайте так, — буркнула я себе под нос.

— Джесси! — предупредил меня Клайд.

— Да, да… — Я потерла лоб. Я устала, хотела спать и злилась. Но в голове крутился другой вопрос, который я собиралась задать Манденауэру.

— О! — Я хлопнула по лбу. — Черт. — Я заставила себя опустить руку и посмотреть на Манденауэра. — Я позвонила в ЦКПЗ.

Он и бровью не повел.

— Центр по контролю и профилактике заболеваний.

Он раскинул костлявые руки:

— Там бывает забавно.

— Никогда не видел в ЦКПЗ ничего смешного, — ввернул Клайд.

— Вот именно. Когда я позвонила туда в первый раз, мне сказали, что в Центре слышали о вирусе. А когда перезвонила чуть позже и попросила позвать к телефону доктора Хановер, выяснилось, что такой у них нет.

Клайд переглянулся с Манденауэром.

— Похоже, кто-то водит тебя за нос, Джесси.

— В ЦКПЗ?

— Как давно ты спала?

— Я уже и забыла.

— Поспи. — Манденауэр развернул меня к двери. — Забудь обо всем, кроме освобождения леса от волков. На закате выходим на охоту.

— На закате?

— Это когда солнце садится за горизонт.

— Черт, я знаю, что такое закат! Но почему в это время?

— На закате волки просыпаются. Я зайду за тобой за час до сумерек.

— Хорошо. Ладно.

В голову уже закрались мысли о первом звонке в Центр. Неужели кто-то меня обдурил? Как такое могло случиться?

Прослушивание телефона? Перехват звонков?

Пожалуйста, в психбольнице поселите меня вместе с Оливером Стоуном^[17].

Глава 26

Войдя в квартиру, я не обнаружила там ни следа присутствия Кадотта. Проверила автоответчик. Ни одного сообщения ни на домашнем телефоне, ни на мобильном. Странно.

Но, наверное, Уилл получил послание от меня. Я устала настолько, что сняла амуницию и завалилась спать. И увидела новую порцию странных снов.

Я была на похоронах Мэла. По объективным причинам его хоронили в закрытом гробу.

Рядом со мной сидел Кадотт. Он шикарно выглядел: темный костюм делал его волосы еще темнее, а глаза — бездоннее.

То, что на мне форма, не показалось странным. А вот то, что Кадотт держал меня за руку — определенно. Но еще интереснее — мне это нравилось. Мы сидели на задних рядах. По витражам я определила, что отпевание проходит в церкви Святого Доминика на окраине города. Помещение было полно людей. Людское море наводняло все пространство от галерки до передних рядов, где сидела Черри в туфлях на убийственно высоких шпильках, шелковом платье и шляпке с вуалью.

Священник начал отпевание. Я пыталась его слушать. Серьезно. Но краем глаза заметила, что гроб пошевелился. Прежде чем я успела отвести взгляд, крышка с грохотом упала, и Мэл вырвался наружу. По крайней мере, я думала, что это Мэл. Теперь он превратился в волка. Огромного, поджарого, мускулистого и светлого.

Люди с криками заметались по церкви, но он не обратил на них внимания, а жадно набросился на сидящих в первом ряду.

— Думаешь, это бешенство? — спросил Кадотт.

Я терпеть не могла ошибаться. Ненавидела, когда мои ошибки стоили кому-то жизни. Я беспрепятственно помчалась к первым рядам, потому что, как это бывает в снах, толпа уже исчезла.

— Мэл! — крикнула я, когда волк принялся обгладывать лицо очередного скорбящего.

Волк поднял голову. Его глаза были глазами Мэла. Капающая с морды кровь положила конец моим сомнениям.

Я всадила в него полную обойму. Он даже не поморщился. И не умер.

Но бросил свою закуску и ринулся на меня.

Я проснулась от бешеного стука в дверь, который перекликался с биением моего сердца. Мельком взглянув на часы, я поняла, что проспала весь день. Предзакатный свет дал мне знать, кого там принесло. Манденауэр таки чертовски пунктуален.

Поскольку я уснула, не снимая формы, чтобы полностью собраться мне оставалось только зарядить пистолет и винтовку серебряными пулями вместо свинцовых. Патронташ Манденауэра — просто шведский стол в плане выбора разнообразных боеприпасов. Я не верила в вещие сны. Не верила в оборотней. Но все же верила в то, что предупрежден — значит, вооружен, да и кому может причинить вред серебро? Надеюсь, никому, кроме волков.

Я открыла дверь и вышла к Манденауэру в коридор. Он лишь одним глазком глянул на мое лицо и промолчал.

Умница.

Улицы опустели. В отсутствие туристов бродить по магазинам в это время суток некому. Я только надеялась, что исходящая от Департамента природных ресурсов угроза очистила и лес. Мне совершенно не хотелось тратить завтрашний день на рапорты о случайных выстрелах.

Манденауэр вел свой катафалк… то есть, «кадиллак». После жуткого сна от одной лишь мысли о поездке в этой машине мне почти захотелось настоять на моем «форде». Но так как я ненавидела бояться еще больше, чем ошибаться, то забралась на пассажирское сиденье. Не то чтобы я не проверила заднее на предмет бесхозных трупов. Там их не оказалось.

Манденауэр выехал из города не в сторону сто девяносто девятого шоссе к месту первого появления черного волка, а в противоположном направлении от дома Джерарда и погребального костра волчицы.

— Куда едем?

— На север.

Я стиснула зубы и умудрилась не рявкнуть.

— Скажите хоть одну причину, зачем?

— Потому что туда мы еще не ездили.

Полагаю, обоснование не хуже любого другого.

Он свернул с шоссе на проселочную дорогу. «Кадиллак» запрыгал по ухабам. К счастью, особых дождей не было, иначе нам понадобился бы вездеход, чтобы добраться до места назначения, где бы оно ни находилось.

С обеих сторон дороги высились сосны. Мне стало интересно, как Манденауэр нашел этот путь, или он просто свернул на первую попавшуюся дорогу? Я подумывала спросить его, но, честно говоря, какая разница?

Внезапно дорога оборвалась, и машина остановилась. С трех сторон нас окружала лесная чаща. Между деревьями едва смог бы протиснуться енот. Без понятия, как это удастся сделать нам. Но я последовала за Манденауэром в заросли. Казалось, путь ему подсказывает шестое чувство. Тропинки как таковой не было, но мы продвигались вперед. Казалось, прошли уже часы, но когда старик остановился, еще не совсем стемнело. Мы стояли на южном склоне поросшего папоротником холма. Манденауэр по-пластунски дополз до его вершины. Он кивнул мне, и я полезла за ним. Папоротник шуршал, пока я пробиралась сквозь него. Мягкие тонкие листья касались моих щек и щекотали шею. Запах свежей зелени и мокрой земли окутывал меня, как туман.

Глянув на другую сторону холма, я нахмурилась. Примерно в ста метрах располагался вход в пещеру. А пещеры здесь редкое явление. Может быть, дальше к западу, в направлении Ла Кросса. Но в лесной чаще? До сегодняшнего дня я их не встречала.

— Что это? — прошептала я.

— Я нашел ее, когда вчера ночью все носились по лесам. Думаешь, почему не подстрелили ни одного волка?

— Посещала меня такая мысль.

Он улыбнулся:

— Вот и ответ.

Длинные тонкие пальцы ночного мрака тянулись между деревьями, стелились по земле и окружали вход в пещеру. Луна и звезды уже ярко светили, когда из отверстия в земле начали выскакивать волки.

Один, два… Пять, шесть… Одиннадцать, двенадцать.

Я тихо выругалась и потянулась к винтовке.

Манденауэр остановил меня.

— Пусть идут, — выдохнул он. — Пока что.

Он не обратил внимания на мою недоверчивую мину. Мне казалось, что мы смогли бы подстрелить достаточно волков, прежде чем они бы поняли, кто стреляет. Но так как здесь больше волков, чем я в жизни видела, а Манденауэр знаток по их части, я опустила руку.

Животные скользнули в лес. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь шелестом ветерка в листве, а затем ночь пронзил хоровой вой. Я вздрогнула и ахнула. Казалось, будто волки стояли прямо у нас за спиной.

Но когда я повернулась, там не было никого. Шорох листьев под подошвами ботинок заставил меня вновь обернуться к спутнику. Он шел к пещере.

Я быстро поднялась на ноги и поравнялась с ним как раз вовремя, чтобы войти в темный грот плечом к плечу. Манденауэр достал мой полицейский фонарь — должно быть, я забыла его забрать, так что выставляйте мне счет — и посветил внутрь пещеры.

Ночной воздух обжигал мою похолодевшую кожу.

— Что это за место? — пробормотала я.

— У них всегда есть логово. Всегда.

В пещере было влажно, как обычно под толщей земли. Но я покрылась холодным потом не из-за этого.

Кучи костей по углам меня не беспокоили. Как-никак, мы в волчьем логове. Но меня пробрало, когда я заметила обрывки ткани, непарную обувь, отблеск золотой серьги под белоснежной реберной костью. От живота начала подниматься тошнота, и я отвернулась.

— Волки так не поступают, — сдавленно сказала я.

— Эти — поступают. — Услышав странный грохот, я резко развернулась. Манденауэр пробирался через кучу костей. Его ботинки тонули в грязи, пока он обходил логово.

— Что вы ищете?

— Зацепку.

— Какую еще зацепку? Это же животные.

— Ты удивишься, когда узнаешь, что оставляют после себяподобные звери.

— После вот этого меня больше ничто не удивит.

И снова я ошиблась.

Волчий вой эхом отдался в каменных стенах, так громко, что мы с Манденауэром одновременно вздрогнули и помчались ко входу. Старик выключил фонарь, но слишком поздно. Мы оказались в ловушке.

Я вскинула винтовку. Манденауэр не стал меня останавливать, но тени на скале сделали это за него. Луна освещала вход в пещеру, серебристый свет просачивался внутрь, и в нем возник человеческий силуэт.

Я опустила оружие и собралась окликнуть человека, но Манденауэр прикрыл мне рот рукой. Он покачал головой. Выражение его лица было таким странным — в нем смешались в равной степени ярость, отвращение и восторг, — что я не стала бороться. Вскоре я могла только смотреть, разинув рот.

Сначала мне показалось, что незнакомец наклоняется, чтобы коснуться пальцев собственных ног. Гимнастика в лесу. Подобным мог бы заниматься Кадотт.

Но мужчина не стал выпрямляться. Вместо этого он остался стоять в согнутом положении, и его силуэт начал меняться. В один момент — фигура мужчины, нагнувшегося к земле. В следующий — «спортсмен» уже стоял на четырех конечностях, наклонив голову так низко, что я не могла ее разглядеть. Его фигура менялась. Пещера наполнилась звуками растущих костей, скребущих когтей, рыком и стонами, которые я приняла бы за отзвуки великолепного секса, если бы не видела, что происходит на самом деле.

Я не успела и глазом моргнуть, как человек обратился в волка, запрокинул голову назад и завыл. Другие отозвались, и он убежал.

Где-то в середине этого представления Манденауэр убрал руку от моего рта. Я бы не заговорила, даже если бы он ткнул в меня палкой. Стоять я тоже не могла, поэтому села в грязь и уперлась головой в колени. Манденауэр оставил меня в покое и продолжил искать зацепки.

Не уверена, как долго путались мысли в голове и не было голоса. Когда Манденауэр наконец хлопнул меня по спине, я подпрыгнула на полметра вверх и взвизгнула.

— Пора идти, Джесси.

Я подняла голову:

— Ч-что это было?

Он посмотрел мне в глаза:

— Ты сама знаешь.

Я покачала головой:

— Откуда мне знать?

Он помог мне встать на ноги — сама я бы не смогла — и постучал себе по лбу.

— Забудь о своих знаниях. — Он поднес палец к груди и постучал по ней. — Верь своим чувствам.

— Вы говорите как Кадотт.

— Твой парень?

— Он мне не парень.

— Ладно, любовник.

Я скорчила гримасу. Диалог прозвучал так… по-девичьи.

— Давайте не будем о нем.

— Не я его упомянул.

И снова он прав. Мне нужно вернуться к случившемуся только что. Чем бы оно ни было.

— Вы что-нибудь нашли? — Я повела рукой, вроде как обводя ею всю пещеру.

— Ничего неожиданного.

— А чего вы ожидали?

Он посмотрел на меня долгим взглядом, словно оценивая мою вменяемость. Я позволила ему это сделать, так как сама не была уверена в своем психическом здоровье. Затем, словно приняв важное решение, он опустил голову в своем обычном поклоне и вздохнул.

— Надо поговорить.

— Это точно.

— Поехали обратно в твою квартиру.

— Мою квартиру?

— Информация, которой я хочу поделиться, не предназначена ни для чьих ушей, кроме твоих.

— Звучит серьезно.

— Серьезнее, чем ты можешь себе представить.

Вот черт, не нравится мне все это. Манденауэр посоветовал мне верить своим чувствам. Сейчас я была напуганной, злой и сбитой с толку. Три самых худших эмоции.

— Может быть, поохотимся, прежде чем отправляться на боковую?

— Не сегодня. Сегодня мы побеседуем. Возможно, если ты узнаешь правду, от тебя будет больше пользы. — Он поднял свое ружье и пошел к выходу из пещеры.

— Эй! — Я заспешила, чтобы нагнать его. — Что это значит?

Он остановился у выхода, посмотрел по сторонам, словно собирался переходить дорогу, затем резко выскочил, развернулся и направил ствол на место над пещерой. Я вздрогнула и попятилась. Но Манденауэр опустил оружие, выпрямился и поманил меня к себе.

— Ты больше захочешь докопаться до истины, когда я расскажу тебе правду.

— Хорошо. Говорите.

— Слышала когда-нибудь о Йозефе Менгеле?

По спине пробежал неприятный холодок.

— Нацисте?

— Именно.

— Том самом сдвинутом, который проводил опыты на евреях?

— Да.

— Он мертв.

— Но некоторые из его опытов продолжают жить.

Глава 27

Но как бы я не просила, Манденауэр отказался рассказывать мне что-либо еще, пока мы не доберемся до моей квартиры. Что оставило мне много времени для размышлений.

Но раздумья лишь запутали меня еще сильнее. Теории разнились: от бешеных волков до оборотней, от легенды оджибве до нацистского кошмара. Однако ни в одной из них не было ни капли смысла.

Мы подъехали к моему дому в полночь. По крайней мере, на улицах никого не было. Зи думала, что мы все еще в лесу. Я должна была сообщить ей, где мы находимся, и планировала это сделать, как только мы доберемся до моего дома. Выключив свою рацию еще в лесу, я пока не вернула ее в рабочее состояние.

Однако едва мы вошли в квартиру, плотину молчания Манденауэра прорвало. Долгое время я не могла думать ни о чем, кроме его слов.

— Я не тот, кем ты меня считаешь.

Он прошелся по комнате и, прежде чем включить свет, задернул шторы. После чего устроился спиной к стене там, где мог видеть и окно, и дверь.

Мне тоже не нравилось сидеть рядом с окнами, но сейчас я обратила внимание: ведь я никогда не видела Манденауэра без оружия и в расслабленном состоянии хотя бы на уровень ниже «красной тревоги» или повернутым спиной к любому из входов. Так вел себя человек, наживший много врагов, человек, на которого охотились так же часто, как и он сам охотился на кого-то.

— Кто же вы тогда?

— Ягер-зухер.

— Охотник-следопыт. Я знаю. Как и все остальные в этих местах.

— Нет, они думают, что знают, кто такой ягер-зухер, но ошибаются, поскольку это секретная информация, имеющая особое значение.

Недостающий кусочек пазла с почти слышимым щелчком встал на место в моей голове.

— Как в спецназе?

Его губы дернулись.

— Да.

— На кого вы работаете?

— Не на ДПР, можешь быть уверена. Хотя они так думают.

— А Клайд знает?

— Никто не знает, кроме своих.

— Тогда зачем вы рассказываете это мне?

— Поскольку ты можешь понадобиться мне не просто как наемный убийца. Я полагал, что смогу справиться с этим делом сам, но оно намного более запутано, чем я думал поначалу. А все мои сослуживцы заняты в других местах.

— Сослуживцы? И сколько там у вас ягер-зухеров?

— Достаточно.

— Очевидно, нет, раз вам потребовалась я.

— В точку! — Манденауэр поднес указательный палец к виску и бойко отдал мне честь. — Ты мне поможешь?

— А разве я уже этим не занимаюсь?

— Да, но по отношению к тебе нечестно и небезопасно, чтобы ты продолжала расследование, не зная правды.

— Тогда давайте послушаем ее.

— Начну с начала.

— Отличный выбор.

Его брови подпрыгнули, и я замолчала.

— Ты слышала о Менгеле и его жутких экспериментах в Аушвице?

— А кто не слышал?

— Ты будешь удивлена, сколько людей вообще ничего об этом не знают. Или что-то слышали, но выбросили из головы, даже отказались верить в правду о такой жестокости к людям.

— А эти люди знакомы с термином нацизм? Разве это не немецкое слово, обозначающее жестокость к людям?

Губы Манденауэра дернулись. В этот раз я его почти довела.

— Однако, в Аушвице происходило куда больше ужасов, связанных с именем Менгеле, чем подтверждено документально.

— И почему я не удивлена?

— За пределами лагеря он обустроил секретную лабораторию, где работал над своим любимым детищем, — Манденауэр хмыкнул — звук больше походил на смех. — Детище. При тех обстоятельствах это показалось бы забавным. Однако не тут-то было.

— Что вы хотите сказать?

Он кашлянул и набрал в грудь воздуха.

— Монстры, Джесси. Они не только носили униформу Рейха, но и были созданы им.

— Не понимаю.

— Менгеле сделал монстров.

— Каких именно?

— С которыми мы сейчас имеем дело.

— А конкретнее?

Манденауэр постучал по своей голове, затем по груди, совсем как в пещере.

— Ты знаешь.

Я действительно знала.

— Оборотней.

— Да.

Я могла бы начать загоняться о совместных галлюцинациях, психотической паранойе, отравленной воде.

Вот только несколько часов назад я была там, когда тень того человека изменилась. Не говорю, что верю в оборотней. Однако теперь отношусь к вопросу их существования не так скептически.

— Как? — спросила я.

— Одним из самых знаменитых экспериментов Менгеле являлось изучение влияния инфекционных заболеваний на различные расы. В качестве подопытных он, конечно же, использовал евреев и цыган. Гитлер их тоже не любил.

— А кого он любил?

— Голубоглазых, светловолосых белых людей.

— Таких, как вы?

— Именно.

— Вы знали Гитлера?

— Только немного.

Я моргнула.

— Сколько вам лет?

— Я достаточно стар.

— Погодите одну чертову минуту. — Я даже не думала об этом, но моя рука сама потянулась к винтовке, лежащей в зоне досягаемости. — В таком случае, на чьей вы стороне? На чьей стороне сейчас?

— На стороне правды.

— Вы когда-нибудь слышали о том, что злодей — герой собственной истории?

— Не понимаю.

— Гитлер тоже считал себя правым.

— Но между ним и мной существует одно отличие.

— Какое же?

— Он был неправ.

Я не знала, смеяться ли над его искаженной логикой или нет.

— Расслабься, Джесси. Убери руку с оружия. Я не нацист и не оборотень.

— Что ж, это меня успокаивает. Можно подумать, вы сказали бы мне, будь это так. Плохие парни, как правило, не носят на лбах татуировки со свастикой. — Я нахмурилась. — За исключением Мэнсона.

Я сама начала запутывать себя. К счастью, Манденауэр знал, когда на меня не стоит обращать внимания.

— Я тогда был шпионом. Очень хорошим. Владел языком и выглядел истинным арийцем. Родился в Германии и жил там до десяти лет. Кто-то может сказать, что я был изменником.

— А кто-то нет.

Манденауэр улыбнулся.

— Спасибо. Мне дали одно задание и, чтобы его выполнить, я сделал много вещей, которыми не горжусь.

Его взгляд устремился вдаль, лицо погрустнело. Я вспомнила, как он говорил, что давным-давно лишился души. И задалась вопросом, что еще он потерял, пока пытался спасти мир.

— И что это было за задание? — спросила я.

— Выяснить, чем Менгеле занимался в своей секретной лаборатории, и уничтожить это, а также его самого.

— Полагаю, все прошло успешно.

— Найн. (пер. с немецкого — «нет»)

— Что же случилось?

— К тому времени, как я обнаружил лабораторию… — Он взглянул на меня. — Ты когда-нибудь была в Германии?

— Нет.

— Там красивые города, акры холмистой местности. Там также находится местность, известная как Шварцвальд, Черный Лес. В былые времена волки там бродили тысячами. И Менгеле держал свою лабораторию в глубине лесной чащи.

Я кивнула. У меня было ощущение, что я знала, куда он клонит.

— Подбираясь к секретному месту, я видел сотни волков. Я не обратил на них никакого внимания. Еще я видел тени других существ. Но не придал им значения, поскольку то, что я видел глазами, не совпадало с реальностью, существующей в моем разуме.

— Понимаю, — пробормотала я.

— Однако, когда я добрался до лаборатории, она была пуста. Все, что создал Менгеле, исчезло.

— Куда же?

Манденауэр махнул рукой.

— Их выпустили.

— Зачем?

— Гитлер хотел иметь армию оборотней.

— Ничего себе! — пробормотала я, когда еще один кусочек пазла со щелчком встал на место.

Я уже слышала этот термин, поэтому открыла рот, чтобы сказать об этом, но Манденауэр опередил меня:

— Когда войска Союзников высадились в Нормандии, а русские начали наступление со своей стороны, Менгеле запаниковал. Он выпустил монстров, а сам быстро вернулся в Аушвиц, оставив лабораторию заброшенной.

— Вы хотите сказать, что волки Менгеле свободно разгуливают по Миниве спустя шестьдесят лет после войны? Извините, Эд, но мне с трудом в это верится. Во все это. Я кое-что читала про Менгеле.

Информация о нацизме похожа на крушение поезда. Каким бы ужасным не было зрелище, просто невозможно заставить себя отвернуться и не взглянуть еще разок.

— Но на моей памяти никогда не проскакивало даже слушка о лаборатории Менгеле по производству монстров.

— Думаешь, раз ты об этом не читала, то это неправда?

— Ну, что-то столь крупномасштабное и ужасное должно было отразиться в каких-то бумагах.

Манденауэр рассмеялся:

— Тебя бы удивило, сколько всего вообще не подтверждено документами, Джесси Маккуэйд.

— А федеральное правительство об этом знает?

— Дорогая моя, федеральное правительство знает обо всем.

Я фыркнула, таким образом выразив свое отношение к сказанному. У Манденауэра, как и у Кадотта была собственная теория заговора, а я, всегда считавшая конспирологию чепухой, сейчас начинала верить им обоим.

— И как долго живут эти существа? — спросила я.

— Как ты уже заметила, их довольно сложно убить. Я всю свою жизнь посвятил этому делу.

— Вы охотитесь за оборотнями со Второй мировой войны?

— И за ними тоже.

Я нахмурилась.

— А за кем же еще?

Он покачал головой.

— Давай сначала с ними разберемся.

С одной стороны, я хотела поспорить, а с другой — согласиться. Если мне придется беспокоиться еще и о других чудовищах, то можно прямо сегодня отправляться в психушку.

— Сколько монстров было выпущено на свободу?

— Нет никакой возможности узнать. Менгеле уничтожил все записи секретной лаборатории.

— Тогда откуда вы знаете?..

Я не договорила. Я могла бы купиться на столь вопиюще бредовую мысль лишь при условии, что…

— Я видел их, Джесси. Как и ты.

Именно при этом условии.

— Не имеет значения, сколько их было выпущено.

— Разве? А я бы сказала, что это слегка важно.

— Важно, сколько их сейчас. И сколько этих тварей будет, если их продолжат создавать с той же скоростью. И, кажется, их штампуют здесь, в Миниве.

Штампуют. Я уже это слышала. От Кадотта. Хотя я не собиралась говорить, что поверила в эту сказку, на мой взгляд, здесь было слишком много совпадений.

Я вздохнула.

— Не существует никакого супербешенства, верно?

— Нет. Однако оборотизм, — Манденауэр пожал плечами, — или, возможно, мне стоит назвать это явление ликантропией за неимением более подходящего термина, тоже своего рода вирус. Помнишь тесты Менгеле на разные инфекционные заболевания?

— Как я могла забыть?

— Он смешивал вирусы. Видоизменял их. Конкретно этот передается через слюну.

— Но если вакцина против бешенства работает, почему тогда просто не использовать ее?

Манденауэр покачал головой.

— Ты видела, какой эффект она оказала на укушенного.

Я почувствовала, что глаза вылезают из орбит.

— Вы хотите сказать, что именно это и должно было случиться?

— Оборотни не могут обращаться до темноты. Кроме своего первого раза. Будучи укушенными, они меняют форму в течение нескольких часов. День, ночь, дождь, солнце — не важно. Единственный способ отсрочить обращение — немедленная и тщательная очистка раны. Отсрочить, но не предотвратить.

Я вспомнила похвалу дежурного врача неотложки об умениях Брэда оказывать первую помощь. А Карен Ларсон потребовалось несколько часов, чтобы лишиться разума, и она не превратилась в оборотня — по крайней мере, пока я находилась рядом.

— Я не мог позволить Мэлу стать волком. Ты бы предпочла, чтобы я всадил ему в голову серебряную пулю перед половиной города и телекамерой?

— Вы посоветовали уколы от бешенства, зная, что это убьет жертву?

Его резкий взгляд послужил достаточным ответом.

— Почему тогда просто не ввести вакцину во всех монстров?

— Вакцина против бешенства срабатывает только до того момента, как он впервые обратился. Потом может справиться лишь серебро. Чем больше они обращаются, тем сильнее становятся. Старые особи могут контролировать свои превращения и способны ходить под луной в человеческом обличье. Но даже они в определенный момент должны обращаться — во время полнолуния.

Столько информации за такой короткий промежуток времени.

— Откуда вы все это знаете, если записи Менгеле были уничтожены? Он сам с вами поделился?

— Нет. Но другие были вынуждены рассказывать.

По холоду его глаз я могла себе представить, каким образом других вынудили раскрыть тайну. Я мысленно пожала плечами: в любви и на войне все средства хороши. А это была война. И казалось, она снова может разразиться, ведь армия оборотней на подходе.

Я покачала головой. До сих пор не верилось. Увиденное собственными глазами могло стать убедительным доказательством, но чтобы уже поверить наверняка, мне нужно больше, чем тень на стене.

Глава 28

Звонок моего сотового разорвал повисшую между нами тишину. Я взглянула на номер вызывающего абонента. Полицейский участок. Ё-моё.

— Алло.

— И почему это я постоянно спрашиваю, где тебя черти носят, девчонка?

Я поморщилась.

— Извини. Какие-то проблемы?

— Ага. Эта Люси Келсо каждый час названивает.

Черт. Тина. Я снова забыла о ней. Очевидно, она до сих пор не объявилась.

— Я ей перезвоню.

— Ты где? — повторила Зи.

— С Манденауэром. Нам нужно было кое-что обсудить.

— Подстрелили кого-нибудь нынче ночью?

— Не-а.

Зи так тяжело выдохнула, что я почти увидела, как из трубки заструился дым.

— Ты скоро приедешь?

— Мне нужно еще кое-что сделать.

— Хорошо. Но окажи мне услугу.

— Все, что угодно.

— Включи гребаную рацию. Думаешь, она у тебя просто для красоты?

Зи так сильно швырнула трубку на рычаг, что у меня зазвенело в ушах. Я включила рацию и поймала взгляд Манденауэра.

— Нужно возвращаться к работе.

Он встал:

— Мне тоже.

— И куда вы собираетесь пойти?

Весь этот разговор о монстрах и нацистах беспокоил меня. Я достаточно повидала в жизни, чтобы знать, что зло чертовски сложно — если вообще возможно — убить, и внезапно мне расхотелось выпускать Манденауэра из виду.

— Я должен вернуться к себе и связаться с моими людьми.

— Вашими людьми?

— Другими ягер-зухерами. Они разбросаны по всей планете — с запада на восток и с севера на юг. Я руковожу ими с тех пор, как начал эту миссию. И сейчас мы поддерживаем связь через прекрасный интернет. — Он покачал головой. — Какое изобретение!

— На кого вы работаете? — еще раз спросила я.

— На столь любимое тобой федеральное правительство.

— Соединенных Штатов? — пискнула я.

Манденауэр улыбнулся:

— А что, здесь есть какое-то еще?

Я покачала головой:

— Никогда не слышала о подобном подразделении, связанном с правительством США.

В ответ Манденауэр просто молча приподнял бровь.

Ну да, ясное дело. Секретные войска особого назначения. Но организация по охоте за монстрами и отдел, занимающийся нацистской армией оборотней? Да будет вам!

— Говорите, Клайд не знает, кто вы на самом деле?

— ДПР отправил охотника, каковым я и являюсь. У нас есть связи с департаментами природных ресурсов по всему миру. Таким образом, нас регулярно информируют о всяких странных ситуациях, и мы можем проводить свои расследования, а затем уже разбираться с тем, что обнаружили.

— Но…

Манденауэр поднял руку.

— Достаточно для одного дня, Джесси. Знаешь, что сейчас важно? Чтобы ты была осторожной. Завтра снова поговорим. — Он пошел к двери.

— Подождите.

Манденауэр рассказал то, что мне нужно было знать, чтобы вести себя осмотрительно. Хотя Кадотт и просил меня никому не говорить о том, что он выяснил, но после увиденного и услышанного сегодня вечером время тайн уже прошло.

Я быстро посвятила Манденауэра в теорию Кадотта о Мачи-овишук.

— Злые Маниту, — пробормотал Манденауэр. — И волчий бог. Кадотт может быть прав.

— Но как связаны между собой древняя легенда оджибве и нацистский эксперимент?

— Не уверен. Несколько моих людей проверят информацию. А ты между тем присматривай за профессором.

Я не думала, что с этим у меня возникнут какие-то проблемы.

Манденауэр открыл дверь и остановился.

— Но будь осторожна, — пробормотал он. — Не особо доверяй ему.

— Почему?

— За многие годы я понял, что тот, кто много знает о тайне, часто сам за ней и скрывается.

— Думаете, Кадотт оборотень?

— Возможно.

— И зачем ему рассказывать мне об оборотнях, если он сам один из них?

— Чтобы завоевать твое доверие. А ты никому не должна доверять, Джесси. Только так и можно выжить.

— А почему вы доверяете мне?

Он нацелил на меня винтовку:

— Я всегда могу всадить в тебя серебряную пулю и посмотреть, умрешь ли ты.

— Спасибо, я пас.

Манденауэр улыбнулся и ушел. Не совсем уверена, что он пошутил. Я похлопала по карману, где по-прежнему лежали ключи Тины, поскольку собиралась отправиться к ней домой и разобраться с этим делом, пока оно снова не вылетело из головы. У меня начало появляться плохое предчувствие в отношении Тины.

Вместо того чтобы положить винтовку в сейф, я взяла ее с собой в машину.

Хотя и было уже за полночь, я постучала в дверь Тины, надеясь, что она откроет и возмутится, что ее разбудили. Увы, нет.

Может, она крепко спит, а я вломлюсь к ней. Или, может, она как раз занимается любовью, и я вломлюсь уже к ним. Мне все равно. По крайней мере, я буду знать, что она жива и вычеркну ее из поискового списка.

Я вытащила из кармана ее ключи. Но что-то с грохотом упало на пол. Я наклонилась и подняла ключ, который нашла рядом с погребальным костром волка, сожженного Манденауэром. Держа находку в левой руке, правой я попробовала открыть замок по очереди всеми ключами на связке Тины.

Ни один не подошел.

Я попыталась снова: наклоняла ключи во все стороны и ворочала ими в замке, стараясь, чтобы хоть один его отпер. Может, это были ключи подруги. Ключи от машины. От «Стрижки и завивки». Черт. Придется ждать до утра, чтобы взять у Люси дубликат.

Я сунула связку в карман, а найденный в лесу одиночный ключ переложила из левой руки в правую и — понятия не имею, почему — попыталась открыть им дверь Тины.

Он скользнул прямо в скважину.

Я затаила дыхание и повернула руку. Замок щелкнул. Один легкий толчок, и дверь распахнулась.

Меня захлестнула холодная волна страха, но я все равно переступила порог.

— Тина?

«Давай же, давай. Будь здесь. Будь сердитой. Будь очень-очень сердитой».

Моя мольба оказался бесполезной. Переходя из одной тихой комнаты в другую, я не уловила ни единого звука и никого не увидела.

Я проверила ее сообщения. Лишь отчаянные просьбы ее парня и Люси перезвонить. Просмотрела почту. Ничего, кроме счетов и рекламных листовок. Я не увидела компьютера. Вероятно, Тина держала его внизу в парикмахерской. Но я была уверена, что Люси уже проверила электронный ящик Тины, если это возможно.

Создавалось такое впечатление, что Тина Уилсон испарилась.

Я раскрыла ладонь и взглянула на ключ. Что все это значило? Меня одолевали мелкие отвратительные подозрения.

Манденауэр убил самку красно-коричневого окраса и сжег тело. А я нашла ключ Тины рядом с костром.

Я взяла фотографию Тины и Люси на фоне «Стрижки и завивки». Блондинка и рыжая, хотя волосы Тины отливали красно-коричневым. Темно-рыжие, или, как некоторые их называли, цвета корицы.

Со стуком поставив фотографию на место, я рухнула на диван.

Это безумие. Тина просто убежала с каким-то парнем. Такое случается сплошь и рядом.

Ну конечно. И как я объясню то, что ее сумочка, машина, ключи и одежда по-прежнему здесь? Она убежала с богатым парнем, который обещал купить ей весь мир?

Возможно.

Я вспомнила нашу последнюю встречу, когда она стала расспрашивать меня на улице. Действительно ли Тина переживала по поводу обезумевших волков или ее больше интересовало, что мы собираемся с ними делать? Трудно сказать наверняка, ведь ей этот вопрос уже не задашь.

Что ж, буду следовать установленному порядку. Доложу о ее исчезновении и отправлю соответствующую информацию в СМИ и другие полицейские участки. Но я не думала, что Тина объявится.

Шестое чувство подсказывало мне, что местная парикмахерша и мертвый оборотень — одно и то же лицо.

И как это будет выглядеть в рапорте?

Глава 29

Уходя, я зацепилась взглядом за стопку книг на столе. По размеру и форме тома напоминали учебники, и мне стало интересно, ведь, как по мне, Тина совершенно не походила на зубрилу.

Математика, биология, введение в историю и культуру коренных жителей Америки. Еще до того, как открыть тетрадь и глянуть на список предметов, я уже знала — Тина посещала лекции Кадотта. Вот так совпадение!

До конца смены я была в разъездах, разбираясь с тем же, с чем и всегда. Превышение скорости, нарушение правил дорожного движения, кровавая драка в баре — неотъемлемые компоненты ночного дежурства. Я разобралась бы с такими мелочами даже во сне, и отсутствие чего-то более серьезного можно считать везением, так как думала я совсем о другом.

В голове проносились воспоминания — то что-то важное, то незначительное, — а вслед за ними возникали вопросы. Добравшись до дома, я чувствовала себя совершенно разбитой. Неужели я закрутила роман с оборотнем? Хорошо хоть мы предохранялись, а то мне совершенно не хотелось стать мамой щенков. Или волчат?

Поднимаясь по лестнице к квартире, я начала хихикать, а потом просто не могла остановиться. Проходя мимо мистера Мерфи, домовладельца, я кивнула ему в знак приветствия, все еще давясь от смеха.

— Что тебя так рассмешило? — спросил он, тоже улыбаясь.

— Щенки, — умудрилась ответить я, судорожно стараясь перевести дыхание.

Мистер Мерфи тут же перестал улыбаться:

— Ты же знаешь, что в этом доме запрещено держать собак.

Я не смогла сдержаться и просто разразилась смехом. Махнув на прощание, ретировалась в свою квартиру. Это все выглядело совершенно глупо.

Переступив порог, я перестала смеяться. При всей моей нелюбви ко всяким поверьям, приходилось признать: в Миниве творилось что-то странное. Только дурак проигнорировал бы факты, а мне нравилось считать себя хотя бы чуточку умнее дураков. Поэтому я села и составила список всего, что, как я знала, было правдой.

Волк укусил Карен Ларсон. Она потеряла рассудок и вырвала кусок горла у директора школы. И, хотя ей вышибли мозги, тело Карен исчезло вместе с телом директора. Улики, собранные на месте аварии с ее машиной, тоже пропали из комнаты вещдоков полицейского участка Минивы. Кто-то вломился в кабинет Кадотта и перевернул все вверх дном, при этом ничего не взяв. Мэла Джерарда тоже укусили. Ему вкололи сыворотку от бешенства, а он умер по еще не установленной причине, при этом его труп претерпел странные изменения. Тина Уилсон пропала без вести, но ключ от ее квартиры был найден в лесу рядом с костром, в котором мы сожгли волка. В пещере я видела, как тень человека на стене стала волчьей.

Откинувшись назад и покусывая губу, я изучала факты, которые казались достаточно бессмысленными. Но когда я соединила факты и домыслы, перед глазами предстала более ясная картина.

Ясно, что Клайд стрелял в Карен не серебряными пулями — именно поэтому она и директор смогли встать и выйти из морга. А, возможно, выстрел лишь задержал ее превращение, как предсказывал Манденауэр, и она сбежала оттуда на своих четырех.

Исчезновение улик из полицейского участка указывало на то, что замешан кто-то из своих. Но кто?

Погром в кабинете Кадотта наводил на мысль, что искали тотем. Но почему именно там? Опять-таки попахивало работой кого-то из своих, или же за мной следили. Тоже вариант, кстати.

Если верить заявлению Манденауэра, что вакцина против бешенства убила Мэла, то теория охотника о ликантропии имела под собой основание. Если бы у Мэла было бешенство, вакцина бы вылечила его, а не убила.

И если уж моя вера в слова Манденауэра зашла так далеко, то почему бы не поверить ему до конца, признав существование нацистской армии оборотней? Правда, большего от меня не требуйте.

Итак, кто же оборотень, а кто — нет? Нельзя сказать наверняка, пока не стрельнешь серебром. А такого желания у меня пока что не возникало.

Солнечный свет залил комнату. Мне следовало бы лечь в постель, но я совсем не чувствовала усталости. Скинув форму, я переоделась в купальник. Потом побросала в рюкзак полотенце, бутылку с водой, пистолет, тотем, который не собиралась выпускать из виду, и то, что заменяло мне дамскую сумочку — небольшую пустую косметичку, в которой как раз хватало места для самого необходимого: ключей и прав. Собравшись, я поехала к своему пруду.

Я нуждалась в физической нагрузке. В выпуске пара. В покое моего особого места, чтобы все обдумать. Теоретически я была в безопасности — на улице же середина дня.

Я полчаса мерила пруд гребками и размышляла. Кому можно доверять? Манденауэр сказал «никому», но он же мог быть сумасшедшим, и ему я точно не доверяла. Не больше, чем Кадотту.

Закрыв глаза, я вспомнила большого пушистого черного волка, с которым столкнулась в первую ночь совместной охоты с Манденауэром. Движениями животное походило на Кадотта. А может, наоборот.

Я плавала до тех пор, пока голова не перестала кружиться, пока я не стала думать лишь о следующем движении, гребке, толчке. Сначала солнце грело мне спину, потом лицо. На душу снизошел покой — как раз за этим я сюда и пришла.

Больше не в силах двигаться, я выбралась на берег и уселась там, водя пальцами ног по воде. Меня окружали звуки природы: жужжание пчел, щебет птиц. На дальнем конце пруда в воду прыгнула лягушка, а прямо в центре мелькнул рыбий хвост. Порывшись в сумке, я вытащила бутылку воды, и, откинув голову, попила.

И в этот момент все в лесу замолчало.

Я проглотила то, что было во рту, но язык по-прежнему оставался сух. Опустила голову и взглядом прошлась по кромке леса как раз тогда, когда из-за деревьев вышел он.

Он был так же обнажен, как и в первую нашу встречу. Пока он шел через разделявший нас луг, птицы снова зачирикали. Над его головой, очень низко, пролетел ворон и взмыл к верхушкам деревьев, но мужчина этого даже не заметил — его взгляд был сфокусирован на мне.

Я снова вспомнила о волке, глядя на его походку: от бедра, длинные шаги.

При этом неожиданном воспоминании я нахмурилась. Бедро. В ночь нашей встречи у него там был жуткий синяк. И опять я почувствовала, как в голове щелкнуло: кусочек пазла встал на место. Я забыла о том синяке, потому что он прямого отношения ни к чему не имел. До тех пор, пока не рассматривалась возможность превращения волка в человека. А что, если большой внедорожник задел бампером волка? Останется ли синяк и на человеке?

Не спуская глаз с Кадотта, я скользнула рукой к пистолету. Профессор остановился в нескольких метрах от меня.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Разве ты не хотела меня видеть?

— Вижу даже больше, чем хотелось. Где твоя одежда?

Он глянул вниз, моргнув при этом так, словно удивился своей наготе не меньше моего.

— Я занимался спортом.

— Ты тренируешься голышом?

— А ты нет?

— Как видишь, — махнула я свободной рукой, указывая на свой совершенно благопристойный цельный купальник.

Кадотт пожал плечами:

— Я отрабатывал приемы тай-чи.

Рельеф его поджарых мышц под кожей, отблески солнца на животе, плечах и волосах заставляли меня забыть о том, что, наверное, следует его пристрелить.

— Так вот чем ты занимался в ночь нашего знакомства?

— Ну да!

Как удобно! Вот только я не куплюсь.

— Ты занимался в четыре утра?

— Я не мог уснуть.

«Потому что гнался за чем-то по лесу и попал под машину».

— Как ты узнал, что я здесь?

— Я звонил. — Он отвернулся, как будто смущенный этим. — По всем твоим номерам. Когда ты не ответила, я подумал, что ты, должно быть, здесь. Поэтому и пришел сюда.

Я бросила взгляд на деревья, оценивая расстояние и направление.

— Ты пять километров шел голышом?

— Ради тебя я бы и сто прошел.

Я фыркнула. Кадотт вел себя странно — непривычно нервно и застенчиво. Что с ним происходит? Были ли мои предположения верны? И если да, что мне с этим делать?

Уилл не дал мне возможности подумать. Вдруг он двинулся ко мне, а я направила свой пистолет ему в грудь.

Кадотт замер на месте, подняв глаза от пистолета на меня:

— Джесси?

— Кадотт, ты оборотень?

Его глаза округлились. Или он очень правдоподобно изобразил изумление, или на самом деле удивился.

— Только вчера ты назвала меня сумасшедшим из-за одного предположения о существовании сверхъестественного, а сегодня уже обвиняешь в причастности к подобным существам. Тяжелый день на работе, дорогая?

Теперь он больше походил на себя.

Я улыбнулась:

— Ты даже представить не можешь.

— Не хочешь рассказать?

— Не хочешь ответить на вопрос?

— Какого черта я стал бы тебе рассказывать об оборотнях, если и сам один из них?

— Это не ответ, а другой вопрос.

Кадотт и Манденауэр были похожи больше, чем я думала.

— Я не оборотень, — вздохнул Уилл.

— Как будто ты не соврал бы мне, если бы был им.

— Точно подмечено. — Он ткнул пальцем в пистолет. — А теперь что?

— Я могу выстрелить в тебя и посмотреть, умрешь ты или нет.

— Я выбираю «дверь под номером два».

Мне хотелось рассмеяться. Хотелось опустить пистолет и заниматься любовью под солнцем. Хотелось верить, что единственный мужчина, заставивший меня кричать, извиваться и хотеть его снова, и снова, и снова не был оборотнем. И я ему поверила.

Наверное, он увидел по моему лицу, что я сдалась, потому что опять начал приближаться. Я опустила пистолет, а он, запрокинув голову, завыл как волк и бросился на меня.

Я была настолько шокирована, что просто сидела без движения в ожидании смерти. Уилл нырнул в пруд, как пушечное ядро, окатив меня водой с ног до головы. Я ждала, пока его голова появится на поверхности. Вместо этого что-то обвилось вокруг моей лодыжки и потянуло меня в пруд. Мой визг перешел в бульканье, когда в рот попала вода.

Он мог утопить меня, мог сделать что угодно, и я бы не смогла его остановить — пистолет остался на берегу. Я была в его власти и совершенно не возражала.

Не успели мы вынырнуть, как его рот накрыл мой — жаркий контраст по сравнению с прохладой воды. Языком Уилл щекотал мои губы.

Мы вынырнули прямо навстречу солнцу. Оторвавшись от Уилла, я глубоко задышала. Он воспользовался этим, чтобы провести губами вниз по шее и слизнуть капельки воды с моего декольте.

Недалеко от центра пруда он доставал ногами до дна, а я нет. Но, придерживая меня за талию, он помогал мне держать голову над водой.

— Что это за вой? — требовательно спросила я.

— Волчьего клана, — пожал плечами Уилл. — Я иногда так развлекаюсь.

— Ага, развлекаешься.

Наши представления о веселье кардинально различались.

— Ты когда-нибудь плавала голышом? — спросил он.

— Нет.

— Хочешь попробовать?

И, не дав мне возможности ответить, он просто спустил бретельки купальника с моих плеч и сильно дернул.

Купальник застрял у меня на бедрах.

— Не так просто, как кажется, а?

Кадотт пожал плечами и снова хорошенько потянул. И вдруг мой купальник исчез. Полностью.

— Эй, отдай его обратно!

— Извини, я его потерял.

Я моргнула:

— Ты имеешь в виду...

— Ага. На дне пруда. Невелика потеря.

— Это был мой любимый купальник!

— Только без обид, но его зад был отвратительный.

— Это потому, что мой зад такой. А купальник его очень даже симпатично прикрывал.

Руки Кадотта скользнули с моих бедер на предмет обсуждения.

— Твой зад не отвратительный. И в тебе нет ничего отвратительного. Я куплю тебе новый купальник, который будет хорошо на тебе смотреться. — Уилл улыбнулся.

— Рада, что ты способен сам себя развеселить.

— Я тоже рад.

Кадотт приподнялся и вошел в меня одним легким толчком. Я взвизгнула от неожиданности и обхватила его за плечи.

— Подожди, подожди.

Но он просто покачивался туда-сюда, не двигаясь во мне. Медленное, глубокое давление в той части, где еще недавно меня так редко касались. Надо было что-то делать, но все мысли улетучились.

— Вот так-то, — пробормотал он, уткнувшись мне в грудь.

Кадотт принялся нежно целовать меня, легонько касаться языком и почти неощутимо, мягко покусывать сосок.

— Вот так.

— Щенки, — пробормотала я и со всей силы оттолкнула Кадотта.

Я не заблуждалась на его счет — Уилл мог удержать меня, потому что был сильнее. Но Кадотт разжал объятия.

— Щенки? Это какое-то новое ругательство?

— Э-э… Типа того. Я пытаюсь вернуться с небес на землю.

Он опять дотянулся до меня, но я увернулась.

— Что случилось, Джесси? Ну не можешь ты и в самом деле думать, что я оборотень. Ты же не веришь в их существование, помнишь?

Уилл был прав. Я не верила во все эти россказни. Всему происшедшему, тому, что я сама видела, имелось другое объяснение. И я найду его, если продолжу поиски. Ведь мир черно-белый. По крайней мере, должен быть таким. Если это не так, не представляю, как тогда жить.

Пока я раздумывала, Кадотт снова подобрался поближе. Черт, какой он быстрый — и на земле, и в воде. Он обхватил меня за талию и притянул к себе.

— Давай поговорим.

Уилл потерся носом о мою шею и слегка прихватил кожу губами. Возбужденным пенисом он прижимался ко мне, и мои ноги раздвинулись, обхватывая его бедра. Вот черт, я опять это делаю.

— Предохранение, — смогла я выдавить. — У меня с собой ничего нет, и бьюсь о заклад, у тебя тоже.

Он ругнулся, и сказал вовсе не «щенки». Вздохнув, он прикоснулся своим лбом к моему.

— Извини. Я никогда не был безответственным. Ни разу в жизни. Но ты сводишь меня с ума, Джесси. Когда я вижу тебя, то думаю лишь о том, как бы поскорее оказаться в тебе.

И, словно в подтверждение его слов, пенис слегка дернулся и запульсировал, прикасаясь ко мне. Я тяжело вздохнула. Уилл сцепил руки на моих бедрах, и я напряглась, готовая применить силу, если он снова попробует что-либо предпринять без презерватива. Он никогда не занимался сексом без кондома, я тоже, и это снимало одну головную боль. Оставим щенков в покое. К счастью, Кадотт всего лишь приподнял меня из воды и помог выбраться на берег.

Легкий ветерок пробежался по моей влажной обнаженной коже, заставив поежиться. Я пошарила в поисках полотенца, но руки Уилла обвились вокруг моей талии.

— Не спеши.

Его пальцы надавили чуть сильнее. Он не причинял мне боли, но я выпустила полотенце.

Я сидела на берегу, а он стоял в воде. Рот Уилла находился на уровне моих бедер, что направило мои мысли в интересное русло.

— Ложись на спину, — пробормотал он.

Ха, у великих умов мысли сходятся.

Глава 30

Его губы были такими горячими на моей прохладной коже. Ноги болтались в воде, а спина удобно устроилась на мягкой, как мох, зеленой траве. Кадотт плечами раздвигал мои бедра, а солнце бросало яркие, как бриллианты, блики на мои прикрытые веки.

На какую-то долю секунды благоразумие во весь голос напомнило, что мы на берегу, обнаженные, и нас могут увидеть. Я напряглась, а он поцеловал меня, но не в губы.

— Доверься мне, — прошептал Кадотт, обдав дыханием влажные завитки между моими бедрами.

Довериться ему? Он что, сумасшедший?

Его язык запорхал по мне. Ну ладно, черт с ним.

Мои руки сжались в кулаки, вырывая клочья травы, а голова металась по мху. Как ему удавалось делать свой язык таким твердым, подвижным и догадливым?

После его предыдущих поцелуев, прикосновений и нескольких секунд полового акта, я завелась и хотела его. Уилл помучил меня языком, потом успокоил рукой. Я слышала свое дыхание и мольбы. Одновременно заполненная до краев и опустошенная, я была на грани и в то же время еще даже близко к ней не подошла.

— Тихо, — прошептал он, — я все сделаю как надо.

Он проник в меня пальцами, одновременно языком и губами утоляя мою жажду.

Всплеск выдернул меня из дремоты. На фоне солнца мелькнула какая-то тень. Открыв глаза, я увидела его лицо в паре сантиметров от своего. Сердце трепыхнулось при виде отразившейся на лице Уилла нерешительности, поэтому я подняла руку и коснулась его щеки.

Я по-прежнему чувствовала бедром его возбужденный член, поэтому повернулась, потеревшись о его гладкую длину. Потом переместила руку с его щеки несколько ниже:

— А теперь позволь мне тоже сделать все как надо.

Он уже был на грани, как и я чуть раньше. Нескольких быстрых движений рукой, порхание языка на самом кончике и глубокий захват ртом — и Кадотт оттолкнул меня. Должна признать, я сопротивлялась. Впервые в жизни я хотела сделать парню минет и довести дело до конца. Но было достаточно возбуждающе смотреть, как он взял член в руку и закончил то, что начала я.

Мы встретились взглядами, когда он открыл глаза.

— Ух ты! — сказала я.

— Да уж, «ух ты»! — улыбнулся он.

Поднявшись гибким, грациозным движением, он прыгнул в пруд, проплыл под водой, вынырнул и, тряхнув головой как пес, обдал меня фонтаном брызг. Я засмеялась, и Кадотт подплыл к берегу. Казалось, мы не могли оторвать друг от друга глаз.

— Что? — спросил он.

Пожав плечами, я опустила глаза. Мне не хотелось озвучивать свои мысли.

— Эй, я думал, ты доверяешь мне.

Разве? Я не была уверена. Да, я хотела его — очень сильно. Но доверие? Этим делиться намного сложнее, чем своим телом.

Кадотт коснулся моей щиколотки.

— Джесси?

Я встретилась с ним взглядом:

— Я думала, как мне жаль, что у нас нет презерватива.

Его пальцы сжались на моей ноге — почти что объятие. Кадотт на руках приподнялся из воды. Я отвлеклась на бугрящиеся мышцы его плеч и стекающую по телу воду. Уилл сел со мной рядом и нежно, медленно и сладко поцеловал.

— Да, и мне.

Наши губы встретились в глубоком чувственном поцелуе, от которого мое тело накрыло новой волной желания. В присутствии Кадотта я не принадлежала себе.

Он оторвался от меня, тяжело дыша, потом дернул меня за волосы:

— Мы всегда можем рискнуть.

— Или не можем.

— Именно это я в тебе и люблю, Джесси. Ты всегда держишь меня в узде, — засмеялся Кадотт.

"Люблю"? Скорее всего, это просто образное выражение. Скорее всего. Поэтому я оставила его без внимания.

— Мне нужно возвращаться, — сказала я.

— Ты могла бы пойти ко мне.

В его голос и выражение лица вернулась неуверенность.

— Мне нужно поспать.

— Так поспи. Вмоей постели. Со мной.

О Боже, звучало соблазнительно. Но я боялась, что если окажусь в его кровати, то спать точно не буду. И как бы заманчиво это ни выглядело, но сегодня мне предстоит работа в ночную смену. График в режиме нон-стоп начинал меня утомлять.

— Не могу.

Вздохнув, Кадотт отвел взгляд.

— Что случилось? — спросила я.

— Нас связывает только секс, да?

Я не знала, что сказать. Я думала, мы трахались, потому что, казалось, не могли остановиться. Кстати, я совершенно точно помню, что он был с этим согласен. Когда все изменилось?

Наверное, стоит объяснить ему все четко и ясно. Потом будет меньше проблем. Но поникшие плечи Кадотта тронули меня. И хотя мне следовало оставаться на месте, я не могла удержаться, чтобы не подвинуться к нему.

Мускулы на его спине бугрились и перекатывались под моими руками. Я легонько погладила его кожу пальцами, надеясь, что этот жест вышел успокаивающим. Я не была в этом сильна, но честно старалась.

— Я не до конца уверена, что это для меня, — призналась я. — Нам нужно решить прямо сейчас?

— Было бы хорошо.

Мне не нравилось, когда на меня давили. Но у Кадотта свои тараканы. Хотя у кого их нет? Но так как я не была индейцем племени оджибве, живущим в мире белых-пребелых людей, я решила быть к нему снисходительней.

— Ты умный, — сказала я, когда он повернулся ко мне лицом. Мои руки соскользнули с плеч Уилла и повисли по бокам. — К тому же забавный, когда не достаешь меня. Ты не так уж плох в постели. А без нее — еще лучше.

— Ну что тут сказать, Джесси? Я прям весь белый и пушистый.

Я склонила голову. По непонятной мне причине Кадотт разозлился. Какому самцу неприятно слышать, что он хорош в постели?

— Почему ты на меня злишься? Я думаю, ты нормальный парень. Для заумного очкарика.

Он даже не улыбнулся.

— Тебе стыдно выходить со мной в люди?

Я вздохнула. Он не позволит мне так легко отделаться.

— Хочешь знать правду?

— Удиви меня.

Я не могла поверить, что мы спорим, сидя обнаженные под полуденным солнцем. Но мы с Кадоттом и без того уже сделали много чего такого, во что мне верилось с трудом.

— Да, мне стыдно выходить с тобой в люди.

Уилл моргнул и побледнел, отчего его лицо еще больше выделилось на фоне иссиня-черных волос. Он выглядел так, будто я дала ему пощечину. Черт, я чувствовала себя точно так же.

Я схватила его за руку. Он попытался вырваться, но я его не пускала.

— Мне стыдно, Уилл, потому что я знаю, что люди о нас подумают.

Он вздохнул:

— Снова-здорово.

— То есть?

— Окружающие перестанут тебя уважать, если ты со мной. И не имеет значения, что я сделал. Или кто я. И что между нами происходит. Важны лишь мои родители.

— Чего? — не поняла я.

— Джесси, меня бросали сотни раз, и вовсе не из-за моих танцевальных способностей. Только из-за того, что я индеец.

Пришел мой черед злиться.

— А что, женщины не видят этого сразу при первой встрече? Твое происхождение становится большим сюрпризом для них лишь через время? Ты что, встречаешься с какими-то дурочками?

— Может, они просто не могут вынести все эти взгляды, перешептывания, давление.

— Разве я похожа на человека, не способного вынести давление со стороны?

Его губы дернулись.

— Нет.

— Спасибо.

Его веселье прошло так же быстро, как появилось.

— Тогда что же постыдного в том, что нас увидят вместе?

Мне не хотелось говорить, но я обещала сказать правду. И все же я раздумывала так долго, что Кадотт сжал мою руку:

— Джесси?

— Потому что все будут думать, чем я тебя прельстила, — выпалила я. — Ты сексуальный, Кадотт, а я — нет. Чтобы такой парень, как ты, был с такой, как я... — Я пожала плечами. — Наверное, я делаю обалденный минет. Или трахаюсь как кролик. Или…

Уилл прикрыл мой рот рукой.

— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Это правда. И что здесь такого?

Между нами повисло молчание. Мы смотрели друг на друга так, словно сказанные слова материализовались. Потом я рассмеялась, а вместе со мной и Уилл, и это было приятно.

Я потянулась к нему в объятия и просто сидела, обнимая его, пока он делал то же самое со мной. Не помню, когда я в последний раз сидела и обнимала парня больше минуты. Да и никогда по такому не скучала. А теперь буду, потому что обниматься с Кадоттом очень приятно.

— Пойдем ко мне, — пробормотал он. — Поспи со мной. Останься со мной.

Он поцеловал меня в бровь, и я прижалась к нему плотнее, обняв его при этом еще крепче.

Я никогда не ощущала ничего подобного. Плохо, что я до сих пор не определилась, что же происходит. Мне он очень нравился. И мне очень хотелось быть с ним вместе и сказать «да!» всему, чему угодно. В отношении Уильяма Кадотта я не могла себя сдерживать. И это пугало.

Тем не менее, я пошла к нему домой, и этот день оказался лучшим в моей жизни. Что было как раз кстати, потому что вскоре все полетело к чертям собачьим.

Глава 31

Кадотт вел мою машину. Меня преследовали картины того, как нас останавливает один из моих сослуживцев, а мы пытаемся объяснить, почему водитель голый, да и я недалеко от него ушла. Длинная футболка едва прикрывала мои ягодицы, но нижнего белья под ней не было. Если кто-нибудь заметит меня в таком виде, я этого не переживу.

Но профессор оказался осторожным водителем, и мы без приключений добрались до грунтовой дорожки, ведущей к его дому. Кадотт припарковал мой служебный автомобиль возле своего джипа, и мы пошли в сторону дома.

Я никогда не была внутри его коттеджа, только заглядывала в окно, словно вуайеристка. Я и думать забыла о том случае, а тут зашла в дом следом за хозяином и снова испугалась висевшего в коридоре волка.

— Что это? — спросила я.

Кадотт не походил на парня, который стал бы развешивать по стенам чучела.

— Подарок от друга.

Теперь, когда я смогла рассмотреть ее поближе, оказалось, что волчью голову можно надевать как шапку, а шкура могла сойти за накидку. Я видела людей в подобных штуках на фотографиях с пау-вау^[18] и тому подобных мероприятий. Для ритуальных танцев люди напяливали всевозможные интересные вещи.

— Ты ею пользуешься? — спросила я, думая, что она, должно быть, имеет какое-то отношение к волчьему клану.

— Нет. Такая показуха в духе равнинных племен^[19]. Навахо верят, что ведьма может превратиться в оборотня, надев волчью шкуру. — Кадотт кивком указал на стену. — Вроде этой.

— Верят? В настоящем времени?

— Да. Или, по крайней мере, некоторые из них.

— Например, твой друг?

— Возможно.

— А ты?

— Я верю в оборотней. Но я примерял эту шкуру и остался самим собой, только с головой волка на макушке.

Кадотт прошел в основную часть дома, предоставив мне выбирать: оставаться в одиночестве в коридоре или следовать за ним. Так как волчья шкура пугала меня больше чем следовало, я поспешила за хозяином дома.

Но в гостиной его не оказалось. Как и на кухне, просматриваемой с того места, где я стояла.

Дом был чище, чем того можно было ожидать от холостяцкого жилища, но вот порядком там и не пахло. По всем поверхностям разбросаны книги и бумаги, а по углам и за мебелью распиханы всякие предметы обихода.

Я обвела взглядом барахло Кадотта, затем осмотрела комнату. Все окна украшали деревянные жалюзи. Хм. Я видела, что снаружи на окнах имеются ставни. Мне стало интересно, зачем они ему еще и внутри.

Должно быть, для пущей обособленности.

Дверь слева была открыта, поэтому я вошла в нее. Кадотт уже лежал в постели.

Я подняла бровь:

— Торопишься?

— Я думал, ты устала.

Глядя на него, лежащего там под простыней, собравшейся складками на бедрах и открывающей обнаженную прекрасную грудь, я больше не чувствовала себя такой уж усталой. Я уронила сумку на пол, сняла футболку и забралась в кровать к Уиллу. Но когда я провела рукой по его бедру, он прижал мою ладонь своей.

— Я обещал, что мы поспим.

— А я — нет.

Он притянул мою голову к своему плечу.

— Отдохни, милая. И позволь обнимать тебя, пока ты спишь.

Я вскинулась, услышав ласковое обращение.

— Знаешь, если бы какой-нибудь другой парень назвал меня «милой», я бы ему зубы в глотку вколотила.

— Полагаю, я не просто какой-то там парень.

— Полагаю, что нет.

Он провел губами по моим волосам.

— Возможно, это самое приятное из всего, что я от тебя слышал.

— Смотри не заносись.

— Не буду.

По моему позвоночнику пробежали нежные, невесомые пальцы; их успокаивающие прикосновения заставили меня прикрыть глаза. Но я не заснула. Мне нужно было кое-что спросить.

— В ночь нашей первой встречи у тебя на бедре был синяк.

— У меня много синяков бывает.

— Правда? Почему?

— Ну, я довольно неуклюжий, или раньше таким был. Поэтому и занялся восточными единоборствами. Это помогло мне с равновесием. Уже не так часто спотыкаюсь о собственные ноги, как раньше.

Хорошее объяснение, но он все еще не ответил на мой вопрос. Я снова его спросила:

— Почему ты не говоришь мне, откуда, по-твоему, взялся тот синяк?

Начав озвучивать свои сомнения, я обнаружила, что не могу облечь подобную глупость в слова. Поэтому и пытаться не стала.

Однако Кадотт таких затруднений не испытывал.

— Ты думаешь, что меня в обличье волка сбила машина, и к тому времени, когда ты меня увидела, я уже был с синяком.

Я вздрогнула, покраснела и пожала плечами.

— Ну, синяка уже не было, когда мы в первый раз… ты знаешь.

— Занимались любовью?

Я поморщилась. Ненавижу этот оборот. Любовь всегда была чуждым мне чувством. Я не знала точно, что оно означало. Отец явно меня не любил. У матери была странная манера демонстрировать свою любовь. Я никогда не любила мужчину, и никогда мужчина не любил меня. Возможно, любовь — это то, что я чувствовала к Зи. Возможно.

— Не важно, — пробормотала я.

— Я быстро поправляюсь. Всегда так было. Здоровый образ жизни. И немного снадобий оджибве.

— Какого рода снадобий?

— Моя бабушка входила в Мидевивин^[20].

Я нахмурилась, и он поспешно пояснил:

— Великое шаманское общество. Таких, как она, обычно называли знахарками. Бабушка использовала природные средства — травы, кору, жабий глаз. — Кадотт подмигнул. — Она знала древние методы и научила им меня.

— Знала?

— Бабушка умерла от пневмонии, когда мне было десять. Не все можно исцелить.

— Сожалею.

— Как и я.

Моя рука лежала на груди Уилла. Под ладонью ровно билось его сердце. В комнате было тихо, и меня клонило в сон.

— Почему ты такого низкого о себе мнения? — спросил он.

— Что? — Я с трудом уследила за внезапной сменой темы. — Это не так.

— Да ладно. Именно поэтому ты так озабочена тем, что скажут люди. Красавица и Чудовище, только роль Красавицы досталась мне. Мы поменялись.

— Я знаю, кто я. Знаю свои сильные стороны. Женственность к ним не относится.

Свободной рукой Кадотт скользнул по моему бедру и сжал ягодицу.

— Думаю, ты не права. Ты очень женственна.

— Скажешь тоже.

— Да, скажу, потому что считаю тебя красивой.

— Ты глупый и слепой.

— Не язви.

— Но у меня так хорошо получается.

— Да. Это правда. — Он снова поцеловал меня в макушку. — Не говори мне, что ты некрасивая, потому что я знаю, это не так.

Я отодвинулась, уворачиваясь. От таких разговоров мне становилось тревожнее, чем при столкновении с пьяницей с разбитой бутылкой.

По крайней мере, в стычке я знала что делать. Но комплименты? Мне хотелось убежать, спрятаться и никогда не возвращаться.

Потому что, если я им поверю, а потом обнаружу, что он лгал, мне будет только больнее. Но зачем ему лгать? Я не могла в этом до конца разобраться. Пока.

Кадотт теснее прижал меня к себе, словно знал, о чем я думаю.

— Ты особенная для меня, Джесси. Не убегай, пока мы не выясним, что это означает, ладно?

— Ладно, — ответила я, не успев вовремя прикусить язык.

— Итак, почему ты тоже вслед за мной поверила в оборотней?

Я замолчала в нерешительности. Следует ли ему рассказывать или нет? Я хотела кому-нибудь рассказать, так почему не Кадотту? Я знала, что он не будет надо мной смеяться. По крайней мере, громко.

И я все ему выложила. Просто остановиться не могла. Про Манденауэра и его тайное общество. Про волков в лесу, Тину, пещеру и наполовину волчью, наполовину человеческую тень на стене.

Он выслушал, ни разу меня не перебив. В некоторых местах рассказа я слышала, как его сердце билось быстрее, но, с другой стороны, и мое тоже. На некоторых фразах он напрягался, а затем расслаблялся. Когда я закончила, в комнате воцарилась тишина.

Она тянулась слишком долго, и я подняла голову и повернулась лицом к Уиллу. Замерла, почти ожидая, что он, несмотря на свою веру во всю эту сверхъестественную ерунду, уставится на меня как на сумасшедшую. Произнесенная вслух, эта история заставила меня саму снова задуматься. Но выражение лица Кадотта было серьезным, задумчивым. Он лежал, уставившись в пространство.

— Что такое? — спросила я.

Кадотт вздрогнул, посмотрел на меня и улыбнулся, но улыбка вышла рассеянной, совсем не той, которую я начинала обожать.

— Вот так история, — пробормотал он.

— Что думаешь?

— Правительству всегда известно намного больше, чем оно говорит.

— Тоже мне сюрприз.

Он рассмеялся.

— Моя ты умница. Так ты скоро за каждым углом будешь подозревать заговор.

— Уже, — проворчала я.

— М-м-м.

Он снова ушел в раздумья. Я раньше никогда не встречалась с мозговитыми профессорами, но пришла к выводу, что он частенько так отключается.

— Ты знаешь Тину? — спросила я.

— Тину?

— Пропавшую девушку?

— Конечно, знаю. Но без понятия, где она сейчас.

— Как и все.

— Я думал, она сгорела.

— Возможно. Тебе не кажется странным, что она посещала твои лекции?

— Не особенно. Мы выяснили, что кто-то пытается воскресить волчьего бога. Это ритуал оджибве. Если эта Тина одна из них, то с ее точки зрения было разумно записаться на мой курс.

— Почему?

— Возможно, она пыталась прояснить туманные места, чтобы помочь их главарю.

Я нахмурилась.

— Ты получил книгу, которую заказывал?

— Что? А, нет. Пока нет.

Он снова уставился в пространство.

Я теснее прижалась к нему, и стук его сердца под моей щекой и уверенное размеренное дыхание, колыхавшее мои волосы, успокоили меня. Расслабленность наложилась на недосып и кучу стрессов, и через тридцать секунд я отключилась.

* * *

Я проснулась, когда угол падающих в окно солнечных лучей соответствовал раннему вечеру. Кадотт еще спал рядом со мной. Мне пора было на работу, но требовалась одежда.

Выскользнув из постели, я посмотрела на его лицо. Он действительно был слишком красив для меня. Странно, но мне это начинало нравиться.

Он не шевельнулся, даже когда я поцеловала его в бровь. Я на цыпочках прокралась в гостиную, задержавшись на кухне, чтобы выпить воды. И обнаружила это.

Сначала я решила, что он оставил разбросанными по столешнице свои записи. Я даже улыбнулась его рассеянности, пока пила из стакана, украшенного аппликацией с Флинстоуном.

Но тут внимание привлек мой собственный почерк. Слова мозг различил секундой позже. Я едва не уронила стакан, что было бы досадно — вещица-то почти антикварная.

Схватила бумаги. Одной из них была расписка в получении тотема, которую я заставила подписать Кадотта; другой — скомканная страница, вырванная из журнала регистрации улик. А под ними лежал пакет с осколками стекловолокна и пластика, которые я смела с дороги после происшествия с Карен Ларсон.

Что пропавшие улики делают на кухне Кадотта?

Я понятия не имела. Но прежде чем выбивать из него ответы, собиралась выяснить, что еще из того, что я хотела бы знать, он тут припрятал.

Долго искать не пришлось. На кофейном столике в беспорядке валялись книги и записи. Все они касались маленькой проблемы Минивы.

Со стороны Кадотта было весьма любезно выделить относящиеся к делу отрывки. Одна книга особенно притягивала взгляд — «Легенды оджибве». Не ее ли он ждал? Ту, что, по его словам, еще не привезли? Судя по количеству и характеру подчеркнутой информации, подозреваю, что эту самую.

Я проглотила комок в горле, который по вкусу слишком напоминал слезы. Я не плачу из-за мужчин. Черт, я вообще ни из-за чего не плачу.

Я посмотрела на ярко-желтые выделенные фрагменты, расплывающиеся перед глазами. Зажмурилась, стиснула зубы, и, снова открыв глаза, увидела, что буквы обрели четкость.

«Обряд необходимо провести под голубой луной». Что, по моим расчетам, соответствовало завтрашней ночи.

Я чувствовала себя так, словно время стремительно проносилось мимо, неудержимо толкая всех нас навстречу этому второму полнолунию.

Я заставила себя снова сосредоточить внимание на книге.

«Дорогe должна проложить армия оборотней».

— И так далее и тому подобное, — пробормотала я. — Плавали, знаем.

Я перевернула страницу. Все, что там осталось — зазубренный край. Уилл или кто-то еще вырвал лист с оставшимися сведениями. Это не к добру.

Больше ничего интересного я в книге не нашла, поэтому снова просмотрела бумаги Кадотта. Пропавшей страницы там не оказалось, зато обнаружился любопытный факт.

Для выполнения обряда необходим волчий тотем с отметками мачи-овишук. К сожалению, в записях не объяснялось каким образом использовать амулет.

Я разложила все по местам, затем, крадучись, выскользнула из дома Кадотта и отправилась на поиски Манденауэра.

Глава 32

Я поспешила домой, чтобы переодеться, и там нашла сообщение на автоответчике как раз от того, с кем хотела увидеться.

— Джесси, прошлой ночью я вернулся в пещеру. Сейчас мне нужно кое-что сжечь. Встретимся в участке в твою смену.

— И на минуту одного нельзя оставить, — пробормотала я, надевая форму. Проверив пистолеты, я прихватила еще обойму и накинула на шею шнурок тотема. — Без него из дома ни шагу.

Найти нужного мне человека не составило труда. Мне всего-то пришлось подъехать к тому месту, где мы были прошлой ночью, а затем идти на запах.

Манденауэр стоял, наблюдая за костром гораздо больших размеров, чем тот, что он развел в прошлый раз. К счастью, когда я подошла, то, что он жег, уже нельзя было различить, хотя я очень хорошо знала, что это такое. Я никогда раньше не жаловалась на слабый желудок, но, похоже, эти дни закончились.

— Вчера вы сказали: никакой охоты.

Он посмотрел в мою сторону:

— Никакой охоты для тебя. У тебя был шок.

— У меня каждый день шок. И все же я в состоянии выполнять свою работу.

Он пожал плечами:

— Я не нуждался в помощи. Когда они вернулись в пещеру, это было, словно… как вы говорите? Перестрелять уток в пруду?

— Да, именно так мы и говорим.

Бог его знает почему. Образ не слишком привлекательный.

— Зачем они вернулись?

Он уставился на меня так, словно я только что заявила: «Я полдня трахалась с оборотнем».

Я мысленно вздрогнула. Сейчас об этом лучше не думать. С этим шоком я еще не совсем успела справиться, несмотря на смелые уверения в обратном.

— Это их тайное убежище. Куда они ходят перекидываться.

Я нахмурилась.

— Почему не перекинуться… где угодно?

— Они приходят в человеческом обличье. Им нужно место, где оставить одежду.

Такие обыденные проблемы не приходили мне в голову.

— В пещере была одежда?

— Конечно.

— Какие-нибудь документы?

— Они — оборотни, а не идиоты.

Я придвинулась ближе к костру.

— Они не превращаются обратно, когда умирают?

Он покачал головой.

— Миф. Если они умирают волками, то волками и остаются.

Я вздохнула. Если бы волки превращались обратно в людей, это было бы слишком просто. Но, может, хоть что-нибудь в этом деле окажется простым? Всего один разок?

— Я тут подумала… — Манденауэр что-то невнятно проворчал. — Карен Ларсон сбила оборотня. Может, нам стоит поспрашивать в округе о сломанных ногах, бедрах, сильных ушибах?

Он начал качать головой еще до того, как я успела закончить.

— Еще один миф?

— Если только она не сбила его серебряной машиной. А так любое ранение зажило бы практически мгновенно.

Что ж, это снимает с Уилла подозрения, по крайней мере, в том, что касается синяка.

Моя рация затрещала:

— Джесси?

Я нахмурилась. Зи снова пришла на работу пораньше.

— Да?

— Нам звонили из Клируотера. Пропали человек двенадцать туристов. Тамошние полицейские предупреждают, чтобы мы были начеку.

— Поняла.

Я перевела взгляд на языки пламени.

— Кажется, я знаю, где их искать.

Манденауэр не ответил. Когда тишина стала слишком громкой, я спросила:

— Теперь-то что?

— Продолжаем охотиться.

— Здесь?

— Нет. Остальные теперь сюда не вернутся.

— Где тогда?

— Не уверен. Ты узнала что-нибудь новое с нашей последней встречи?

Мне не хотелось ему рассказывать, но я была должна. Ситуация в целом выходила из-под контроля, а Манденауэр единственный, кто делал хоть что-нибудь, чтобы остановить безумие.

Так что второй раз за последние сутки я выложила информацию как на духу. Рассказала ему абсолютно все, и даже больше. Когда я закончила, он еще долго смотрел на затухающий огонь.

— Нам бы следовало пристрелить твоего любовника. — Я открыла рот, чтобы возразить, но он продолжил говорить: — Но стрельба в людей всегда приносит мне проблемы. Лучше подождать, пока они превратятся в волков.

С этим не поспоришь.

— Мне тут пришло в голову, — сказала я. — Зачем Кадотту понадобилось изучать ритуал? С чего ему помогать мне узнать правду?

— Возможно, он хотел убедиться, что ты ее не узнаешь?

— Каким образом?

— Рассказывая достаточно, чтобы ты ему доверяла, но недостаточно, чтобы ты смогла это остановить. Кроме того, у него были глаза и уши во вражеском лагере. Ты рассказала ему то, что тебе известно?

Я покраснела. Манденауэр пристально посмотрел на меня и вздохнул.

— Эх, Джесси. Он же мог убить тебя, пока ты спала.

— Но не убил. Меня другое беспокоит. Зачем ему возвращать тотем, если он так важен для ритуала?

— Тотем у тебя?

Черт бы побрал меня и мой длинный язык.

— Э-э-э, да.

Полагаю, я не все ему рассказала.

— И все время был у тебя?

Я кивнула.

В кои-то веки на лице Манденауэра отразилось уважение, а не досада.

— Прекрасно. Если верить тому, что ты прочла, без этой вещицы они ничего не смогут сделать.

— А они не могут создать еще один?

— Будь это так просто, его не искали бы столь упорно, — покачал головой старик.

— А они ищут?

— Кто-то же украл улики из полицейского участка.

— Кадотт.

— Возможно, — туманно ответил Манденауэр.

Я нахмурилась.

— Но кто-то перевернул вверх дном его кабинет, так что это не мог быть он.

— Возможно. — Я неодобрительно покосилась на него, и его губы дрогнули. — Он мог и сам его перерыть.

— Может, и так. Но в том, что он вернул мне тотем, по-прежнему нет смысла. Он мог сказать, что потерял его. Или что его украли. У меня были бы неприятности.

— Верно.

— Вы действительно считаете, что он один из них?

— В моих глазах каждый — один из них, пока я не узнаю, что это не так. Подобный образ мышления сохраняет мне жизнь уже долгое-долгое время.

Я нашла палку и наклонилась над костром, раскидывая головешки в стороны, пытаясь забросать землей то, что осталось. Ботинок зацепился за камень, и я споткнулась. Манденауэр схватил меня за руку, не дав пропахать лицом золу.

Он оказался между мной и лесом.

Словно издалека до меня донесся странный щелчок. Пока что-то не просвистело в воздухе, я не поняла, что именно услышала.

Если бы моя память не опознала звук, мне бы подсказала стрела, торчавшая в плече Манденауэра. Охотник упал на колени, едва не угодив в кострище.

Я выхватила пистолет, присела перед стариком и обшарила взглядом опушку. Там ничего не было. Манденауэр подтолкнул меня ногой.

— Уходи. Со мной все будет в порядке. — Он подтащил ружье к себе на колени. Но со стрелой в плече он не сможет как следует стрелять.

Я вздохнула.

— Я не собираюсь вас бросать.

— Он уходит.

— Уже ушел, и вы это знаете.

Я поближе пригляделась к стреле. Меня охватил озноб.

— Эта стрела из самострела.

— И что?

Перед глазами мелькали обрывки воспоминаний. Захламленный дом Кадотта. Бумаги. Книги. Волчья голова на стене. Самострел в углу. Черт.

Я посмотрела на Манденауэра и решила ему не говорить.

— Неважно.

Старик изворачивался, пытаясь рассмотреть стрелу. Кровь заливала его рубашку с тревожащим напором.

— Эй! Прекратите вертеться!

— Как ты поняла, из какого орудия ее выпустили?

— Она короче.

— По мне, так достаточно длинная. — У него над бровями выступил пот. И без того светлая кожа побледнела еще сильнее.

— Пойдемте. — Я помогла ему встать, поддерживая под здоровую руку. — Отвезу вас к доктору.

— Просто вытащи ее. Я буду в порядке.

— Пулю погрызть не хотите, дружище?

— Что?

— Не обращайте внимания. Я не собираюсь ее вытаскивать.

— Вот чего они хотят. Чтобы мы отвлеклись от охоты. Если мы не уничтожим армию оборотней до голубой луны, на землю придет зло.

— Зло всегда ходит по земле, в одном обличье или в другом.

Манденауэр споткнулся, и я крепче взяла его под руку.

— Ты права. Даже если мы успешно справимся здесь, всегда есть еще один монстр где-то еще. Это никогда не кончается.

— Спасибо, приятель. Как раз то, что мне надо было услышать.

Мысль о монстрах, существовавших всегда и везде, вдобавок к осознанию, что Кадотт пытался меня убить, окончательно меня добила. Для женщины, всегда презиравшей всяческую сверхъестественную дребедень, я уж что-то чересчур сильно уверовала в монстров. Полагаю, это должно было случиться.

Я загрузила Манденауэра в свою машину и помчалась в отделение скорой помощи, сообщив по дороге Зи свои координаты и обрисовав ей ситуацию по рации. Она сказала, что передаст сообщение Клайду, если сможет его найти. У него была привычка пропадать, когда он не дежурил. Я не могла его винить. Человеку нужно немного времени вдали от хаоса.

Манденауэр закрыл глаза. Я задумалась о самострелах. Они не были распространенным оружием: в Висконсине по закону охотиться с ними можно только гражданам старше шестидесяти пяти или физически нетрудоспособным.

Тем не менее, владеть таким оружием не запрещалось, поэтому наличие самострела в доме Кадотта встревожило меня только пять минут назад.

Он имел право купить его и использовать для учебной стрельбы. Я вздрогнула, вспомнив, кто был мишенью.

Я целовала Кадотта, прикасалась к нему, позволила ему прикасаться ко мне так, как не позволяла никому другому. Полчаса как встала с его постели, а он уже попытался меня убить. Не мог просто сказать, что хочет остаться друзьями?

— Кто-нибудь еще знает, что тотем у тебя, Джесси?

Глаза Манденауэра были по-прежнему закрыты. Он сидел лицом ко мне, прижавшись неповрежденным плечом к спинке сиденья. Торчавшая из другого плеча стрела высовывалась из пассажирского окна. От ее вида меня замутило, поэтому я сосредоточилась на дороге.

— Только вы и я.

— Пусть лучше так и останется, угу?

— Конечно.

— Лучше быть осторожным, чем мертвым, — пробормотал он.

— Что приводит меня к вопросу: если они хотят нам смерти, почему не стреляют из пистолетов?

— Действительно, почему?

— Вы в курсе, что эти ваши ответы вопросом на вопрос не ответы вовсе?

— Разве?

Я так сильно сжала зубы, что даже стало больно.

— Возможно, мне стоит вытащить эту стрелу.

— Как пожелаешь, — сказал он, но его голос становился все тише, а сиденье потемнело от крови.

Я прибавила скорости. Ко времени, когда мы добрались до клиники, Манденауэр потерял сознание. Я подъехала прямо к дверям и позвала на помощь.

Дежурил тот же самый врач. Он взглянул на меня и нахмурился.

— Я начинаю думать, что вы приносите несчастье.

— Я тоже.

Санитары быстро увезли Манденауэра. Часом позже меня к нему пустили. Он был в порядке, но клевал носом, и я решила, что сейчас самое время получить ясный ответ на любой вопрос, какой бы я ни задала. А у меня их немало накопилось.

Почему мы должны перестрелять всех волков? Разве нет более легкого способа от них избавиться? Почему мы не можем вернуть их в то состояние, в котором они находились до того, как все это началось? Если есть на свете человек, который знает, как излечить оборотня, то кто, как ни охотник, истребляющий их большую часть своей жизни?

Я села на стул возле его временной постели. В маленьком отделении скорой помощи не было палат, а только отгороженные ширмами секции. Если кого-то нужно было оставить дольше, чем на одну ночь, их отправляли в больницу в Клируотере.

К счастью, Манденауэр не был настолько плох, хотя и хорошо тоже не выглядел. Он потерял много крови, и сейчас ему делали переливание с помощью капельницы. Я ненавидела эти штуки. Ощущение такое, словно тебе вязальную спицу в вену воткнули.

— Врач сказал, что утром уже можно будет ехать домой.

Он открыл один глаз, затем снова его закрыл.

— Ура.

Я фыркнула.

— Вы слишком много со мной общаетесь.

— Или, возможно, недостаточно много. — Он открыл оба глаза. — Ты спасла мне жизнь. Спасибо.

— А я думаю, вы спасли мою. Но все равно, пожалуйста.

— Ты сегодня не пойдешь охотиться.

Это был не вопрос, но все же я ответила — в манере, которую он бы понял.

— Разве?

— Нет. Ты не обучена охотиться в одиночку.

— У нас осталось мало времени.

— Верно.

— Могу я еще что-нибудь сделать?

— Принеси водки.

— Сомневаюсь, что она будет хорошо сочетаться с лекарствами. Но я имела в виду, могу ли я сделать что-нибудь с оборотнями? Существует ли лекарство?

— Если оно и есть, я ничего об этом не знаю.

Мое сердце перевернулось и камнем ухнуло куда-то вниз.

— Ничего?

Он вздохнул:

— Насколько я знаком с этой областью. Есть бессчетное количество теорий, мифов, легенд. Я предпочитаю действовать наверняка и использую серебро. Но у меня есть коллега, которая изучает лекарства. Пока что она ничего не нашла.

То, что Кадотт может оказаться оборотнем, уже достаточно плохо само по себе, но я не могла принять еще и факт, что его нельзя исцелить. И не приму.

— Могу я поговорить с ней?

Глаза Манденауэра распахнулись. Старик уже почти спал. Он махнул рукой на свои брюки, висевшие на стуле.

— Ее номер у меня в бумажнике. Элиза Хановер.

Я уже держала штаны в руках.

— Доктор Хановер?

— Ты ее знаешь?

— Она работает в ЦКПЗ. А может, и нет. — Я в замешательстве посмотрела на Манденауэра. — Она одна из ваших?

Он кивнул.

— Вы перенаправили мои звонки, не так ли?

— Не сердись. Я все исходящие звонки из Минивы пропустил через своих людей. По-вашему, оно нам надо, чтобы весь мир нагрянул в город, пока мы здесь не прибрали?

Я думала, что нам просто повезло избежать шумихи в СМИ. Но, как оказалось, нас просто водили за нос.

Я стояла там со свисавшими с руки брюками Манденауэра и смотрела, как старик засыпает. За каждым поворотом я обнаруживала новый секрет, очередной тайный сговор, кого-то, кто был не тем, кем я его считала. Это уже начинало надоедать.

Глава 33

— Что случилось? — воскликнула Элиза. — Он убит?

— Конечно, нет. С чего вы взяли?

— Это моя частная линия. Этот номер есть только у ягер-зухеров.

— Его дал мне Манденауэр. Мне нужна информация.

— А мне — поговорить с ним.

— Он спит.

Собеседница повесила трубку. Я выругалась и нажала на повтор. Когда она не ответила, я продолжила дозвон, пока доктор Хановер не взяла трубку.

— Что?

— Мне нужна информация, — повторила я.

— Без разрешения Эдварда я ничего вам не скажу.

— Послушайте. — Я быстро поведала ей о случившемся и объяснила, что мне нужно. — Я не стану его будить, об этом можете забыть. — Ответом мне было молчание. На секунду я подумала, что, пока я распиналась, Элиза повесила трубку. Я ожидала услышать длинный низкий гудок, но прозвучал лишь тихий вздох.

— Ладно. Но мне необходимо переговорить с ним, как только он сможет.

— А информация?

— Вы ее получите. Да и какая разница? — пробормотала она. — Номер факса?

— Секунду. — Я узнала номер у медсестер и продиктовала его в трубку.

— Вы останетесь с ним? — спросила она. — Он не должен быть один, пока не в состоянии защитить себя.

— Думаете, за ним придут волки?

— В случае с Эдвардом бояться стоит не только волков.

— Прелестно.

Несколько минут спустя медсестра принесла мне факс от доктора Хановер.

— Интересное чтиво, Джесси, — заметила она.

Я бросила взгляд на верхний лист. «Способы вылечить оборотня». Что ж, емко и исчерпывающе. И не слишком таинственно. Но все равно, кто поверит в существование оборотней, если своими глазами не видел того, чему стала свидетелем я?

Я робко улыбнулась медсестре и показала на Манденауэра.

— Это для него.

— Ага, — кивнула она и ушла.

Следующий час я провела за чтением увлекательных записок Элизы. Она прислала не только методы излечения оборотней, но и кучу исторических фактов.

Предания о странных событиях, объяснимом и необъяснимом поведении тянулись ниточкой с греко-римских времен через Средние века и до настоящего времени. Забавно, но большинство описанных в двадцатом и двадцать первом веке случаев ликантропии не освещалось ни в газетах, ни на телевидении. Можете себе представить?

Еще несколько недель назад я бы сказала, это лишь доказывает, что эти истории — вымысел. Но сейчас я стала осторожнее. Существуют способы заставить правду исчезнуть вместе с доказательствами. Очевидно, ягер-зухеры занимались не только истреблением монстров, но и прикладывали руку к уничтожению любых доказательств существования оборотней.

— Пентаграмма, — читала я, — защита от оборотня.

Ага, могу себе представить, к чему приведет ношение пентаграммы в нашей глухомани. Меня вполне могут сжечь на костре. Современность современностью, но парни в северных лесах не одобряют женщин с пентаграммами на шее.

— Пропускаем, — пробормотала я, и тут увидела пометку Элизы на полях: «Не работает».

Я продолжила чтение. Рядом со многими возможными способами Элиза писала результаты их проверки. Большинство способов, как и говорил Манденауэр, не действовали. Но напротив нескольких Элиза написала ободряющие слова вроде «иногда», «может быть» и «какого черта?».

Она начинала мне нравиться.

— «Назовите оборотня его человеческим именем». Ну, это может сработать, если я хотя бы узнаю, кто он вообще такой.

Возможно, удастся провернуть это с Кадоттом. Попытка не пытка.

— «Возьмите у зверя десять капель крови. Подержите над его головой что-то стальное». — Я нахмурилась, глядя на листок. — От такого может быть больно. Мне. Пожалуй, пропущу.

— «Отрежьте оборотню конечность. Он превратится в человека без этой конечности». Хм, не думаю.

Также в списке присутствовало достаточно идей, оставшихся неопробованными. Большинство из них были жестоки, и ради их исполнения требовалось причинить животному какой-либо вред. Но я не только не хотела так близко подбираться к волкам, но и не желала в процессе навредить Кадотту.

Если мне придется убить его, так тому и быть. Но я не собираюсь пытать его в надежде на то, что он исцелится. Это слишком смахивает на поведение нацистов, которое, если уж на то пошло, и стало первопричиной всей это суматохи.

В конце концов я остановилась на двух способах. Вариант с именем и еще один: «Признайся в любви человеку, когда он в облике зверя. Если твоя любовь истинна, он превратится в человека и останется таким навсегда».

Не знаю, люблю ли я Кадотта, но все же попытаюсь опробовать этот способ. Все равно я буду не в своей тарелке, признаваясь в любви волку. Если же моя любовь истинна, думаю, мы оба в накладе не останемся.

С мобильного телефона я позвонила Брэду. Он идиот, но мой идиот. Брэд послушен как ретривер и наполовину так же глуп. Если я прикажу ему следить за Манденауэром как ястреб, он беспрекословно выполнит приказ. Если я прикажу ему защитить жизнь старика, пусть даже ценой собственной, он тоже подчинится.

Брэд приехал через десять минут. Я вкратце объяснила ему: в Манденауэра стрелял неизвестный и ранил его, и я хочу, чтобы старик находился под защитой.

— А мне нужно кое-что проверить, — сказала я и оставила их вдвоем.

Я двинулась к выходу из реанимации в дальнем крыле клиники, собираясь найти Уилла и проверить на практике теории доктора Хановер.

Так как время в нашем маленьком северном городке перевалило за полночь, стоянка была пустынна. Несколько машин, похоже, принадлежащих сотрудникам, стояли под деревьями, полукругом подступающими к задней стене клиники.

Под яркой сияющей луной моя машина так блестела, что я на миг ослепла. И именно поэтому не заметила огромного черного волка до тех пор, пока он не зарычал.

Рука потянулась к пистолету. Волк стоял между мной и машиной, где лежала винтовка. И я еще смела называть тупицей Брэда. Хотя на таком расстоянии мне, в общем-то, хватит и пистолета.

Я уставилась на волка. Боже, какой он огромный! Никогда таких не видела. Когда-то я читала, что черные волки вырастают крупнее прочих, но зоологи не могут найти этому разумное объяснение.

Я сжала пальцы на рукоятке пистолета. Волк зарычал.

— Умнее, чем ты думал, а? — проворчала я.

Волк по-собачьи склонил голову. Его глаза словно слились по цвету с мехом — черные зрачки, темно-коричневая радужка, едва различимые белые белки по краям. Это тот же волк, которого мы с Манденауэром видели в первую ночь.

— Уильям Кадотт, — сказала я.

Зверь оскалился и издал низкий гулкий рык. Волоски на моем затылке встали дыбом.

— Неплохо.

Или волк не Кадотт, или способ с именем не работает. Надо будет рассказать Элизе. Если выживу. Я и так далеко зашла.

Я набрала в грудь воздуха и на выдохе прошелестела:

— Я люблю тебя, Уилл.

Волк перестал рычать и наклонил голову в другую сторону. К несчастью, он остался волком. Или же этот зверь не Кадотт, или моя любовь ненастоящая. Я вернулась на исходную позицию.

И что дальше?

Мы можем простоять здесь всю ночь, глазея друг на друга. Я могу ради смеха подстрелить его. Могу позволить ему укусить или убить меня. Ни один из вариантов не казался мне привлекательным.

У меня затрещала рация, и волк от неожиданности подскочил.

— Нервничаешь? — спросила я.

Он оскалил зубы — или ухмыльнулся? — и снова сел.

— Три-Адам-один, где тебя, черт возьми, носит?

В последнее время Зи вела себя так, будто я пропала без вести на всю смену.

Левой рукой я потянулась к рации. Вот в такие моменты мне казалось, что неплохо бы правительству Минивы собирать достаточно налогов, чтобы позволить выделить из бюджета кое-какие деньги на наплечные микрофоны для полицейских.

— Я около клиники. Тут кое-какие проблемы.

— Какие еще проблемы?

— Большой противный черный волк не пускает меня к машине.

Ответом на эти слова стало гробовое молчание. Позади меня распахнулись двери, и я услышала голоса парня и девушки.

— Назад! — закричала я.

Они повиновались, и волк тоже попятился назад. Но девушка завизжала, испустив такой пронзительный звук, что я моргнула от боли. И в этот короткий миг волк исчез. Я осталась на стоянке с поднятым пистолетом, направленным в пустоту.

Я повернулась к парочке, но постоянно озиралась и держала оружие наготове.

— Он ушел. Можно перестать кричать.

Девушка заткнулась, словно я нажала на какую-то кнопку.

— Кто ушел? — спросил парень.

— Волк.

— Какой волк?

— Вы его не видели? — Я бросила взгляд на деревья, ничего там не увидела и неохотно спрятала пистолет в кобуру.

— Тогда чего она так кричит?

Девушка выпятила нижнюю губу, шмыгнула носом и отвернулась.

— Думаю, ее напугал пистолет, мэм.

— О. Ну хорошо, идите.

Они не заметили волка. Как им это удалось? Я знала, что он был там. Мне не привиделось. Я смотрела, как парочка садится в машину и уезжает.

Шипение. Треск. Зи вернулась.

— Я здесь.

— Избавилась от волка?

— Он сбежал.

— Хорошо. Клайд хочет знать, нашла ли ты пропавшую улику.

Я пересекла стоянку, вглядываясь в каждый угол и вздрагивая от каждой тени. Забравшись в машину, заблокировала все двери. Возможно, у волка и (нет пальцев) не хватает пальцев, чтобы открыть двери, но предосторожность не помешает.

— Дай мне с ним поговорить.

— Ты на часы смотрела? Сейчас его, верно, не оторвать от телевизора. По кабельному сегодня всю ночь крутят фильмы с Клинтом Иствудом.

— Должно быть, я забыла.

Я села в машину и задумалась, прежде чем ответить на вопрос Зи об улике.

«Не доверяй никому», — предупреждал Манденауэр. И хотя мне откровенно не нравилось врать лучшей подруге и коллегам, так или иначе, в любом случае придется это сделать.

— Джесси? — переспросила Зи.

— Нет, — ответила я, вертя тотем в пальцах. — Ничего я не нашла.

Зи выругалась низким и зловещим голосом, что необычно даже для нее.

— Эй, не расстраивайся! На кону не твоя задница.

— Знаю-знаю. Просто устала уже слушать брань Клайда. Давай уже поскорее заканчивай с этим делом.

Пришлось согласиться. Остаток ночи я провела, курсируя по городу, шоссе и лесам. Я даже завернула к Кадотту, но не застала его дома. И из-за этого я еще больше обеспокоилась. Куда, черт возьми, он отправился посреди ночи?

С наступлением утра я вернулась в больницу и отвезла Манденауэра домой. Он все еще выглядел усталым, но уже шел на поправку.

— Передохни, Джесси. — Оказавшись в коттедже, он сразу рухнул на древний диванчик в пятнах. — Этой ночью мы либо победим, либо проиграем.

— Но как у них выйдет провести церемонию без тотема? Разве мы уже не победили?

— Не знаю. Возможно, они найдут другой тотем.

— Как?

— Если бы я знал, то непременно помешал бы им. Но то, как они достали первый тотем, по-прежнему остается загадкой.

— Черт, — пробормотала я.

— Поскольку тринадцатое полнолуние случается очень редко, я сильно сомневаюсь, что тот, кто за всем этим стоит, позволит такой мелочи как пропавшая вещь нарушить проведение церемонии.

Я вытащила тотем из-под рубашки.

— Может, нам стоит его уничтожить?

Манденауэр приподнял бровь:

— Может быть.

— Есть молоток?

— На кухне.

Я нашла инструмент и вернулась. Положив фигурку на пол, со всей дури саданула по ней молотком. От мощного ударазагудели руки. Я посмотрела на камень.

На нем даже следа не осталось.

— Невозможно, — промямлила я.

Манденауэр вздохнул:

— Невозможнее, чем люди, превращающиеся в волков?

Поймал.

— И что дальше?

— Пламя не причиняет камням вреда. По крайней мере, то пламя, которое мы способны разжечь.

— Я могу выкинуть его в озеро.

— Можешь. Но я видел, как сакральные предметы сразу же всплывают на поверхность. Что, если тот, кому тотем необходим, отыщет его?

— Можно закопать тотем.

— Он способен выскочить из-под земли, как зомби.

— Зомби? Вы серьезно?

— Ты поразишься, когда узнаешь, чего я насмотрелся за всю жизнь. — Он покачал головой. — Возможно, Элизе удастся придумать способ использовать тотем против них. Тогда он нам понадобится, верно?

Я пожала плечами и вновь повесила тотем на шею. То, что эту штуку невозможно уничтожить, наводило на меня больший ужас, чем я хотела бы.

Тотем скользнул в ложбинку между моих грудей. Я вздрогнула и прихлопнула его рукой.

— Эй, хватит!

Манденауэр кашлянул. Я покраснела. Я прошла долгий путь: от неверия во все, что нельзя увидеть, услышать и потрогать, до бесед с камнями и признаний в любви волкам.

— Вам нужна помощь, чтобы лечь в постель? — спросила я.

— С двух лет не требуется. — Он встал, покачнулся и гневно посмотрел на меня, метнувшуюся поддержать его под локоть.

Я подняла руки:

— Да хоть упадите. Мне все равно.

— Ох, Джесси, ты так добра ко мне.

Я оставила Манденауэра в постели в обнимку с мощным ружьем с оптическим прицелом — неплохо в его возрасте.

Глава 34

Я спала в обнимку с пистолетом и винтовкой. Возможно, сейчас я переживаю самое захватывающее приключение в жизни. Завтра в это же время у меня уже может и не быть… кого? Парня? Любовника? Классного чувака, заставляющего меня кричать снова и снова? Черт, да я могу лишиться конечности, разума, а то и жизни. Лучше бы правильно расставить приоритеты.

Войдя в квартиру, я бросила взгляд на автоответчик. На аппарате мигала красная лампочка.

— Черт возьми, Джесси. Ты где?

Кадотт был чертовски зол. Неужели он понял, что я читала его заметки, видела книгу, знала, что он лжет? Или просто рассержен, что его обделили плотскими утехами в сумерках?

Я установила капканы около окон, повесила на двери колокольчики и расставила у балконной двери мраморные статуэтки. Не хотелось сюрпризов в виде мохнатых друзей или врагов. Сегодня нужно выспаться, а то к ночи я буду не в форме. Но я все равно проснулась днем и поняла, что не одна.

Не уверена, что меня разбудило. «Мышеловки» у окон? Колокольчики на дверях? Мраморные скульптуры у балконных дверей? Что-то совсем другое? Сейчас я ничего не слышала, но кого-то чуяла. Я вылезла из кровати, захватив с собой оба огнестрела.

Босая и в нижнем белье, проверила каждую комнату, каждый шкаф. Все капканы, колокольчики и скульптуры остались на местах. Я схожу с ума.

Выглянув из панорамного окна, я на миг ослепла от яркого полуденного света. Разболелась голова. Когда я развернулась лицом к комнате, перед глазами поплыли звездочки. А когда звездочки исчезли, я увидела его.

Сняла пистолет с предохранителя. Кадотт скрестил руки на груди и прислонился к стене коридора. Его сережка качнулась, когда он наклонил голову.

— Снова возвращаемся к нашим баранам?

— Как ты сюда попал?

— Было нелегко.

— Убирайся.

Он двинулся ко мне. Сердце заколотилось как бешеное.

— Я серьезно, Кадотт!

Пистолет плясал в моей руке. Я выронила ружье и взялась за рукоятку пистолета двумя руками, чтобы унять дрожь.

Кадотт рассмеялся:

— Серебряные пули?

— Я начала запасаться серебром с тех пор, как встретилась с тобой, Ловкач.

Он остановился в полуметре от меня, моргнул и фыркнул.

— Хорошая девочка. Оно может тебе пригодиться.

— Ты пришел закончить работу?

— Думаю, я уже закончил.

Он пошевелил бровями.

Кадотт вел себя чертовски странно для человека, который несколько часов назад хотел меня убить. Насколько я могла судить, у него не было при себе никакого оружия. Конечно, он может задушить меня голыми руками, если я позволю ему подобраться ближе.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду закончить со мной. Убить меня. Выбросить мой труп куда-нибудь, где его никто не найдет.

У него отвисла челюсть.

— Что-о?

— Кто-то стрелял в меня из самострела.

Он внимательно окинул меня взглядом.

— С тобой на первый взгляд все нормально.

— Я в порядке. А вот Манденауэр — нет.

Кадотт снова перевел взгляд на мое лицо.

— Он мертв?

— А тебе бы этого хотелось?

— Да я его даже не знаю. Почему тебе пришло в голову, что я попытаюсь застрелить тебя из самострела? Я мог бы сделать с тобой все что угодно, когда ты была у меня дома.

«И сделал». Мои щеки вспыхнули румянцем.

— Но у тебя есть самострел.

— У меня и еще у сотни парней.

— Зачем он тебе?

— Подарок дедушки. — Кадотт вскинул руки вверх. — Если бы я был оборотнем, мне не понадобился бы чертов самострел, чтобы убить тебя. Зачем мне совершать такую глупость?

Хм, логично.

Кадотт шагнул вперед и взялся за ствол пистолета. Боже, как же быстро двигается этот парень! Я крепко держала рукоятку, гадая, сумеет ли он выдернуть пистолет из моей хватки. Но он поднес дуло к груди.

— Стреляй. Посмотрим, что случится.

— С ума сошел?

— Да. Я люблю тебя, Джесси. Я лучше умру, чем позволю тебе смотреть на меня так, словно ты подозреваешь меня в желании причинить тебе боль.

Его признание меня впечатлило. Я никогда не думала, что мужчина признается мне в любви. Особенно такой мужчина.

Конечно, внутренний голос скептически шептал: «Не говорит ли он, что любит тебя, потому что ты тоже ему сказала? Когда он явился в образе огромного мохнатого волка?» Важно ли это? В груди ныло. Глаза жгло. Никто и никогда не говорил мне, что любит, даже собственная мать. Внезапно я поняла, почему ради любви люди готовы на все. Я убрала палец со спускового крючка. Я лучше умру, чем убью его своими руками. Даже если он и оборотень…

Я не могу.

Пистолет внезапно стал слишком тяжелым. Я опустила руку и положила оружие на диван. Кадотт обнял меня и зарылся лицом в волосы, приговаривая:

— Я так соскучился.

От него пахло ветром, ночью и лесом. В его объятиях все мои убеждения и принципы рассыпались в прах. Я думала только о соприкосновении наших тел, о том, как он движется внутри меня, заставляя забыть, кто он такой и чем может быть.

Я вытащила его футболку из-за пояса джинсов, запустила в них руку, а другой без остановки гладила его спину и плечи. У него самая красивая и гладкая в мире кожа, а литые мышцы — м-м-м… Я бы трогала его вечно, и мне бы никогда не надоело.

Он отступил назад и стянул футболку через голову. Меня восхитила легкая пульсация под кожей его груди и живота. Мне хотелось попробовать его кожу на вкус, и чтобы мускулы плясали под моими губами.

Я опустилась на колени и сделала то, о чем до сих пор лишь мечтала: покрыла жаркими поцелуями его твердый мускулистый живот, втягивая в рот складки кожи, проводя языком по впадине пупка. Кадотт застонал и запустил пальцы мне в волосы, притягивая меня к себе и тем самым демонстрируя одобрение моей фантазии.

Его вставший член уперся мне в грудь. Прикосновение грубой ткани джинсов к соскам, прикрытым лишь тонкой старой футболкой, было таким же возбуждающим, как его руки или губы.

Внезапно Кадотт сел на пол и зарылся лицом в мои груди, руками беспорядочно шаря по моему телу. Пришла моя очередь запускать пальцы в его волосы и крепче прижимать его к себе.

Его серьга скользнула по одному набухшему соску, а губы сомкнулись на другом. Я на секунду пожалела, что у него не длинные волосы, которыми он мог бы щекотать меня с головы до пят.

Но эта мысль вскоре испарилась, когда Кадотт разорвал на мне футболку. Груди вырвались на свободу, и он застонал, как будто получил подарок.

— Эй! — запротестовала я.

— Я куплю тебе другую. Куплю еще сто. С кружевом. Красным, синим, фиолетовым.

Он бормотал эти слова, уткнувшись лицом мне в грудь. Ощущение дыхания на коже заставило меня вцепиться в его плечи. Мне хотелось выдать что-нибудь саркастическое о себе в пурпурных кружевах, но я не могла сформулировать фразу.

— Ладно, футболка все равно была старая.

— И страшная. Ты должна носить шелк, Джесси. Такой же мягкий, как твоя кожа здесь. — Он нежно поцеловал изгиб моего бедра, и я затряслась и провела ладонями по его бицепсам.

Ни один мужчина в моей жизни ни разу не говорил мне такого. Черт, судя по моему опыту, мужчины вообще не склонны разговаривать во время секса. Они ограничивались лишь «о да» и «да-да, здесь». Кадотту же, казалось, нравилось разговаривать... Но тут его рука скользнула мне в трусики.

— О да, — выдохнула я. — Да-да, здесь.

— А как насчет и здесь, и там?

В ответ я расстегнула пуговицу на его джинсах, вжикнула молнией и повторила его движение. Рука коснулась разгоряченной набухшей плоти.

— У тебя вообще есть белье?

— А зачем?

Он скинул туфли и джинсы, предварительно достав из кармана презерватив. Я поблагодарила свою счастливую звезду за то, что Уилл вспомнил о предохранении, потому что я, как обычно, позабыла обо всем. А тема щеночков больше не казалась мне смешной.

Он натянул кондом и бросил вскрытый пакетик на пол. Туда же последовало и мое нижнее белье. Уилл ворвался в меня так же, как тогда, на пруду. Одно движение, и он дома.

Я ожидала, что наш секс будет диким, бурным, грубым. И не возражала. Мне хотелось забыть, что сегодня мы, возможно, видимся в последний раз. Мне представлялась голубая луна, готовая к атаке.

Ни я, ни Уилл не знали, что будет завтра — если завтра вообще наступит.

Я никогда не занималась любовью на полу. Мои предыдущие любовники никогда не были настолько нетерпеливыми и всегда были готовы обождать пару минут. Я поняла, что мысль о том, что Кадотт нуждается во мне, возбуждает так же, как его губы на моей груди и плоть во мне.

Вместо отчаянной и нестерпимой страсти, пульсирующего и искрометного совокупления, он дал мне любовь. Проложил дорожку из нежных поцелуев от моей щеки к уголку рта, развевая дыханием мои волосы. Я вздохнула и приняла его.

Темп замедлился. Руки Уилла почти благоговейно ласкали мое тело, так, что мне хотелось заползти внутрь него и остаться там навечно.

— Ты так прекрасна, — пробормотал он, уткнувшись мне в шею.

Я пробежалась пальцами по его спине, качнула бедрами, вбирая его в себя максимально глубоко. Он вздрогнул и замер.

— Посмотри на меня, Джесси.

Я не смогла сосредоточиться на его лице, пока он не поцеловал меня, закусив нижнюю губу и потянув. Мои глаза распахнулись. Он был так близко, что я видела точку соприкосновения его черного зрачка и карей радужки. На секунду мне показалось, что я смотрю в глаза черного волка, и я напряглась.

— Тс-с-с. — Он поцеловал меня в уголок рта. — Я люблю тебя, Джесси. Я никогда не причиню тебе вреда.

Он акцентировал каждое слово медленным толчком внутрь моего тела. Я сумела только кивнуть и покрепче обнять его.

Взяв мои руки в свои, он переплел наши пальцы. Я чувствовала, как он растет во мне, пульсирует, готовый кончить.

— Давай же, — прошептал он. — Я хочу, чтобы мы кончили вместе.

Я перевела взгляд ниже, туда, где соединялись наши тела. Зажмурилась. Уилл остановился.

— Смотри на меня, — потребовал он. — Увидь. Пожалуйста.

Я нахмурилась и открыла глаза. Уилл смотрел на меня так грустно, что мне захотелось коснуться его лица, но он не выпускал моих рук. Я приподняла подбородок, моля о снисхождении, и он приник к моим губам долгим влажным поцелуем, одновременно оставаясь глубоко во мне.

— Я вижу тебя, Уилл, — прошептала я в краткой передышке. — Я всегда тебя видела.

Он поднял голову, и мы одновременно пришли к тому, чего так жаждали. В момент оргазма его взгляд стал жестким, пронзительным. Он врезался в меня быстрее, мощнее, и я вбирала его в себя. Волны удовольствия накатывали так сильно, что я могла лишь двигаться ему навстречу, выкрикивая его имя.

Он не рухнул на меня, как обычный удовлетворенный мужчина, а перекатился на бок, потянув меня за собой. Наши тела оставались соединенными, словно в оригинальном акробатическом номере.

Наконец освободив руки, я коснулась его щеки, волос, а он ткнулся носом в мою ладонь. Сердце прыгнуло куда-то в область живота. Вот черт, да я вляпалась по уши.

— Я люблю тебя, — повторил он, и, прежде чем я смогла закрыть свой глупый рот на замок, опустить слова в тайное узилище, где им самое место, они вырвались на свободу.

— Я тоже тебя люблю.

Глава 35

Уилл отстранился от меня и вскочил на ноги. Опешив, я просто лежала на полу, голая и одинокая. Момент взаимных признаний вышел совсем не таким, как я себе представляла.

Уилл наклонился, подхватил меня на руки и зашагал в направлении спальни.

— Эй! Что за черт!

— Я несу тебя в постель, Джесси. Я снова тебя хочу.

Это было очень даже заметно по постоянным тычкам мне в зад.

— Ты что, робот? — поинтересовалась я.

Он рассмеялся.

— Просто хочу обольстить тебя, пока есть такая возможность.

— Думаю, она у тебя есть.

Он нес меня с такой легкостью, будто я весила не больше ребенка, а я знала, что это не так. Ни сейчас, ни когда бы то ни было я не была маленькой девочкой. И, вероятно, весила столько же или почти столько же, сколько и он.

То, что он мог нести меня как мешок с картошкой, должно было разозлить меня. Но я оказалась очарована его большими сильными мышцами, плюс меня возбуждали его повадки неандертальца. Да, я определенно влюбилась по уши.

В мужчину, который мог быть оборотнем.

Я думала, что в постели секс будет лучше, но это оказалось не так. Он везде был восхитительным — на кровати, в пруду, на полу.

Пальцы Кадотта лениво поиграли с моими волосами, затем плавно скользнули по спине. Я лежала лицом вниз, рука безвольно свисала с постели, а наши ноги переплелись. Когда я повернула голову, Уилл находился так близко, что его нос задел мой.

— Джесси?

Мы по-прежнему лежали лицом к лицу, наши дыхания смешивались, а бедра соприкасались.

— Уилл?

Он улыбнулся.

— Ты очень редко меня так называешь.

— Правда?

— Думаю, еще около часа назад ты звала меня Кадоттом.

— Кажется, это дурной тон обращаться к парню, с которым спишь, по фамилии.

Его улыбка померкла и в глазах промелькнула неуверенность.

— Эй, что случилось?

Я потянулась к нему, но он уже отодвигался.

— Ты ведь со мной не ради секса, верно?

Я села.

— Ты что, настолько не уверен в себе?

— Да.

Мои брови подпрыгнули. Ни за что бы не сочла его мнительным. Уилл красив, прекрасно сложен, умен. В чем ему вообще сомневаться? Я задала этот вопрос вслух.

— Ты знаешь, сколько женщин спали со мной из-за моего лица? Из-за того, что я хорош в постели?

— Хочу ли я знать?

Его губы дернулись, и напряжение частично ослабло.

— Вероятно, нет.

— Тогда давай оставим их в прошлом, где им и место. Разве у нас не предостаточно проблем, которые нужно решать прямо сейчас?

Его взгляд встретился с моим. Неуверенность исчезла, сменившись настороженностью, отчего волосы на моих руках встали дыбом. Сегодня вечером у нас чертовски много более важных забот, чем бывшие любовницы.

Уилл кивнул и распахнул объятия.

— Иди сюда.

— Опять?

— Есть возражения?

Я сделала вид, что задумалась.

— Не совсем...

Я перекатилась на постели и поцеловала его. Мне не хотелось останавливаться или думать. Для этого будет предостаточно времени позже. Возможно. А прямо сейчас мне лишь хотелось быть с ним, чувствовать то, что мог дать мне только он.

Но когда Уилл задвигался во мне, предательский рассудок застучал в голове отбойным молотком. Надвигалась угроза голубой луны.

Сегодняшняя ночь все изменит — или, возможно, всех.

Что, если Уилл был не только любовью моей жизни, но и монстром, которого я ищу? Что, если он убивал людей? Ел их? А вдруг он властолюбивый псих, мечтающий править миром?

Что, если?..

В руках Уилла предательское тело отключило сознание и заставило меня потерять выдержку. Любовь лишала меня самообладания — да и секс действовал не хуже. Я больше не могла держать глаза открытыми.

Когда я заснула, уткнувшись макушкой в щеку Уилла, на ум пришел до безобразия простой ответ на все вопросы. Кем бы Уилл ни был, я его люблю. Если он проклят, я попытаюсь его вылечить. Должен быть способ. Мне всего лишь нужно его найти.

Я проснулась на закате в одиночестве, но поначалу не ощутила беспокойства. Я действительно верила, что Уилл меня любит.

Но пройдясь по пустой квартире и поняв, что Уилл ушел, а луна как раз восходит, я встревожилась и мной овладела неуверенность. Я поднесла руку к тотему, который несколько недель носила на шее, но его там не оказалось.

Сердце еще раз болезненно сжалось, прежде чем я вспомнила, что сняла его, как всегда делала, когда ложилась спать. Собственно говоря, если бы на мне была эта штуковина, она бы задушила меня во время активной постельной акробатики. Не говоря уже о том, что пришлось бы объяснять Уиллу, что все это время тотем был у меня.

Я вернулась в спальню, подошла к комоду и потянулась за тотемом. Но пальцы ничего не нащупали.

Я опустилась на колени и обшарила пол, поглаживая ковер. После чего в бешенстве разнесла комнату. Но ничего не изменило того, что я уже интуитивно поняла.

Уилл исчез, а вместе с ним и камень.

Глава 36

Я бы предпочла сначала принять душ, но не могла позволить себе такой роскоши. Вместо этого я натянула полицейскую форму, достала оружие и как раз шла к выходу, когда зазвонил дверной звонок. Увидев на пороге Клайда вместо ожидаемого Манденауэра, я не смогла ничего сказать, а лишь тупо посмотрела на босса.

— Куда ты так спешишь?

— Гм. Мм.

Мне следовало все рассказать Клайду, но я несколько торопилась. Кроме того, он уже ненавидел Уилла. И был бы чертовски рад всадить в него серебряную пулю и лишь потом сказать: «Ой!».

— К Манденауэру, — ляпнула я. — Я сказала, что приеду пораньше.

— Я только что там был и разбудил его. Момент вышел тот еще — «Не обижайся, но проваливай». Ночью показывали «Перевал разбитых сердец». Не совсем слова Клинта, но довольно близко. Манденауэр собирался спать дальше. А раз до начала твоей смены остается еще несколько часов, почему бы нам немного не поговорить?

Я посмотрела в окно через всю гостиную. Возможно, у меня и есть несколько часов до смены, но скоро сядет солнце.

И именно тогда я увидела на ковре посреди комнаты свои трусики.

Клайд резко потянул носом, затем еще раз, и когда я повернулась, оказался так близко ко мне, что я отпрыгнула назад.

— Какого черта? — спросила я, сбитая с толку, нервная, обманутая и раздраженная.

— От тебя просто разит им!

Я не знала, что на это ответить. К счастью, мне и не пришлось что-либо говорить, поскольку Клайд продолжил:

— Иисусе, Джесси. Я-то думал, что хотя бы ты сможешь не клюнуть на смазливую мордашку. Неужели у тебя нет гордости?

Очевидно, нет.

— Клайд, мне пора.

— Куда?

— Не твое дело.

— Когда на тебе надета эта форма, меня касается все, что ты делаешь.

В голове пронеслись картинки того, что я несколько раз делала в этой форме. И это определенно не касалось Клайда. Я не собиралась ему об этом говорить, но щеки против воли заалели.

— Мне нужно увидеть Манденауэра, — повторила я. — Значит, придется разбудить его.

— Где Кадотт?

— Не здесь. — Я вышла в холл, и у Клайда не оказалось выбора, кроме как отступить. Затем я плотно захлопнула за собой дверь.

— Я хочу поговорить с ним.

— Становись в очередь. — Я начала спускаться.

— Он что, ускользнул от тебя?

Я повернулась.

— Откуда внезапно такой адский интерес к Кадотту?

— Хочу поговорить с ним по поводу покушения на убийство Эдварда Манденауэра.

— Ты с ума сошел?

— А ты?

— С чего бы Уиллу стрелять в Манденауэра? Он едва его знает.

— Мы с Эдвардом довольно мило побеседовали, когда я чуть раньше заехал в клинику. Я слышал, что в него стреляли из самострела.

— И?

— У Кадотта есть самострел.

— Как и у каждого старика отсюда до Миноки. Это не доказывает вины Кадотта. — Я повернулась и пошла по вестибюлю. — У него нет мотива.

Но Клайд, несомненно, сейчас развеет мои заблуждения.

— Разве оборотень не захочет пристрелить охотника на волков?

Я замерла.

— Кто?

— Да брось, Джесси. Манденауэр мне все рассказал.

Я медленно развернулась к Клайду лицом.

— И ты ему поверил?

Он пожал плечами.

— Я воспитан как оджибве. Необходимость отвергнуть все это, чтобы подняться туда, где я нахожусь, не отменяет моей веры в легенды. Я видел такие вещи... — Клайд покачал головой. — Скажем так, оборотни — это самое пустяковое из всего.

У меня никак в голове не укладывалось, что мой босс верит в небылицы. Неужели все перешли на темную сторону?

Я прислонила винтовку к стене. Оружие стало слишком тяжелым, чтобы ходить с ним туда-сюда по коридору.

— Значит, ты знаешь о голубой луне? Армии оборотней? Волчьем боге?

— Я знаю обо всем. — Он вытянул руку. — Почему бы тебе не отдать тотем мне на хранение?

Я посмотрела на его ладонь, а затем подняла глаза к его лицу.

— У меня его нет.

В его глазах промелькнула злость.

— Джесси, ты играешь с тем, чего не понимаешь.

У меня на кончике языка уже вертелись слова о том, что камень забрал Уилл, но Клайд схватил меня за плечи и встряхнул. Зубы стукнулись друг о друга, и я решила оставить информацию при себе. Меня совершенно не устраивал метод, к которому прибегнул босс.

— У меня нет тотема, Клайд. Клянусь.

— Есть только один способ это узнать.

Он развернул меня и стал обыскивать. Мне очень хотелось оказать сопротивление, но Клайд превосходил меня габаритами. К тому же, спасибо Кадотту, он ничего не найдет.

С легким толчком и раздраженным бормотанием босс отпустил меня. Я отошла от него, встав ближе к винтовке. Пальцы лежали на рукоятке пистолета.

Клайд провел рукой по лицу и вздохнул.

— Все это время он следил за тобой. Выяснял, что ты знаешь. Выводил тебя из равновесия. А как уложил тебя в постель, так ты и не вылезала из нее, чтобы заниматься своей работой, верно?

— Я занималась своей работой, — рявкнула я.

— Ты занималась его членом! — Клайд откусил кусок жевательного табака и несколько секунд свирепо работал челюстями. — Ты мне нравишься, Джесси. И я не хочу тебя обижать.

— Зачем же себе отказывать? — пробормотала я.

Клайд проигнорировал мои слова.

— Я видел женщин, которых трахает Кадотт. Ты как-то не вписываешься.

Ничего нового я не услышала. Я никогда не вписывалась в отношения. Но начала думать, что с Уиллом могла бы.

— Кадотт что-то замышляет, — продолжил Клайд. — Только не могу понять, что именно.

Я хотела сказать, что Кадотт любит меня. Считает меня красивой, веселой, сексуальной, особенной. Он воспринимал меня такой, какой я всегда мечтала стать. Но больше у меня не было в этом уверенности.

Он забрал тотем. Чтобы защитить меня? Или уничтожить? Буду держать рот на замке, пока не узнаю наверняка.

— Он что-нибудь говорил тебе о церемонии?

— Нет.

Уилл не рассказывал мне. Я прочла об этом в книге.

Я нахмурилась. Прочитать описание обряда до конца мне не удалось. Там не хватало одной страницы. Что беспокоило больше, чем когда-либо прежде.

— Что ты знаешь? — спросила я.

— Голубая луна. Армия оборотней. Тотем мачи-овишук. — Клайд знал столько же, сколько и я. — Кровь того, кто любит тебя.

Я моргнула.

— Того, кто — что?

— Кровь того, кто любит тебя, — медленно повторил он. — Она нужна для церемонии.

Я повернулась и направилась к двери.

— Джесси? Куда ты идешь?

Я не ответила. Ведь не могла же я огорошить шерифа заявлением, что собираюсь кое-кого убить.

Глава 37

Запихнув ружье в «краун викторию», я уселась в машину. Клайд выскочил из моего дома в тот момент, когда я выезжала со стоянки. Он пытался остановить меня, что-то выкрикивая, но я уже мчалась на всех парах. Мне не требовалась помощь, чтобы надрать Кадотту задницу.

Сумела бы я его убить? Не знаю. Но жестко избить точно смогла бы. Кадотт заставил меня поверить и в любовь, и в оборотней.

Я все думала, почему чувство возникло так быстро. И почему именно я? Ответ лежал на поверхности: ему нужна была женщина, которая быстро в него влюбится, а кто подойдет лучше дурочки, которую никогда не любили? Было, наверное, так легко вскружить мне голову!

Пальцы заболели от того, что я крепко сжимала руль, но я этому даже радовалась. Физическая боль заставляла забыть о сердечной, о бурлящей агонии в животе, о жгучих слезах в глазах и коме в горле. Какой же дурой я была!

Доехав до поворота к дому Кадотта, я бросила свою машину рядом с его. Солнце почти село, но луна еще не взошла. Все равно чертовщина обычно начиналась около полуночи, а если это правда, у меня еще куча времени.

Я задержалась на краю поляны. В окнах домика горел свет. Одно из двух: или Кадотт дома, или не экономит электричество.

Я приготовилась пересечь двор и войти в дом. И не собиралась стучать — все-таки я не полная кретинка. Или нет? Успела сделать всего один шаг, как кто-то схватил меня сзади.

Ружье отлетело в кусты, а руки оказались прижаты к телу чьими-то сильными руками. Я боролась, пиналась и пыталась перебросить напавшего через плечо, но ничего не помогало. Глубоко вдохнув, я уловила его запах.

— Уилл?

Он провел носом по моему плечу, потом припал ртом к шее, слегка ее покусывая. Я вздрогнула:

— Отпусти меня.

Он поднял голову, и его дыхание коснулось моих волос. Тело обмякло от желания. Какая же я жалкая! Неожиданно он меня отпустил. Я тут же потянулась за пистолетом, но он исчез.

Развернувшись, я увидела, что пистолет у Кадотта и он успел достать из моей машины ружье. Уилл выглядел немного глупо, держа два ствола абсолютно голым.

Хотя не совсем — на шее у него висел тотем. Думаю, он не собирался отрицать факт его кражи.

— Тебе лучше пойти домой, Джесси.

— Ха, а я так не считаю.

— Пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты пострадала.

— Слишком поздно.

Он нахмурился:

— О чем это ты?

— Мне известно о церемонии и о том, что тебе надо превратиться в волчьего бога.

— Мне? Я не собираюсь ни в кого превращаться.

— Тогда вот это зачем? — Я указала на тотем.

— Хочу все остановить.

— Каким образом?

— Я нашел описание ритуала, — сказал Кадотт, сильнее сжимая оружие в руках и глядя куда-то мне за спину. Было видно, что он взволнован. — Это слишком сложно, чтобы сейчас объяснять. Мне нужно закончить все до восхода голубой луны.

— И как я узнаю, что ты не оживляешь волчьего бога?

— Никак, — вздохнул он. — Тебе просто придется мне довериться.

— Не думаю, что смогу.

Он мгновенно опечалился, и на секунду я почувствовала укол совести. Потом перевела взгляд на тотем и вспомнила одно из любимых высказываний Зи, в котором не было ни одного ругательства: «Надуешь меня раз — позор тебе; надуешь два — позор мне».

— Позор мне, — пробормотала я.

— Саркастична до самого конца. Моя девочка.

— Я не твоя девочка.

Он сжал губы и прищурился. Мне удалось вывести его из себя, а это обычно непросто.

— У меня нет времени на споры. Ты будешь хорошей девочкой, или мне надо связать тебя и заткнуть тебе рот?

Никогда в жизни не позволила бы ему такое со мной сделать, даже ради развлечения.

— Буду паинькой.

Кадотт фыркнул и, огибая меня по дуге, направился к кругу из камней в дальнем конце поляны. Так как мое оружие было у него, я ни черта не могла предпринять — пока что. Кроме того, по словам Клайда, для совершения ритуала Кадотту необходима моя кровь. И когда он придет за ней, я буду готова.

Я присела на ступеньки крыльца. Кадотт разжег костер в центре круга, потом посыпал сверху чем-то вроде грязи, но после этого пламя сначала стало зеленым, потом фиолетовым, а потом кроваво-красным. Ни одна известная мне грязь не способна на такое.

Я не сводила глаз с огня и Кадотта. Отблески пламени плясали на его коже. Мышцы напрягались и расслаблялись — на животе, бедрах, руках. Он был настолько красив, что вызывал у меня томление.

Кадотт начал монотонно напевать на языке оджибве. Слова затихали и снова нарастали — прекрасная песня, слов которой я не понимала. Он танцевал вокруг каменного круга, пока огонь разгорался все ярче и жарче.

Эта странная ситуация — обнаженный мужчина, танцующий в лесу — грубо вернула меня к реальности. Я начала нервничать. Глянула на восток, но небо на горизонте по-прежнему оставалось розовым. Не было даже намека на серебристый свет луны.

Мое внимание привлек шорох в кустах справа. Бросив взгляд в ту сторону, я увидела волка.

— Уилл!

Он замер, проследив за моим взглядом, и выругался. Вокруг нас появлялось все больше волков, выскальзывавших из-под кустов — по периметру поляны расположились по крайней мере пятьдесят животных.

Внезапно Уилл оказался возле меня, подталкивая к двери. Умная мысль, тем более что волки начали приближаться: на негнущихся лапах, со вздыбленной шерстью на загривках, злобно рыча.

— Что им нужно?

— А ты как думаешь? — Он постучал по тотему, по-прежнему висевшему у него на шее.

Спотыкаясь друг о друга, мы ввалились в домик. Уилл захлопнул дверь как раз в ту секунду, когда в нее с глухим стуком врезалось тяжелое тело.

Я глянула на окно, и Кадотт тут же бросился захлопывать деревянные ставни и закрывать задвижки.

— Помоги мне! — закричал он, перебегая от окна к окну.

Ему не нужно было повторять дважды. Остатки солнечного света пропали, когда мы полностью закрыли окна.

Раньше эти двойные ставни меня удивляли, а теперь я благодарила за них Бога. Если бы в домике Кадотта были только наружные ставни, защищавшие от непогоды, мы бы уже были мертвы или пускали пену изо рта.

Окна дрожали от натиска волков, пытавшихся попасть внутрь, дерево прогибалось, но выдерживало.

— Черт! — пробормотал Кадотт.

Я глянула на него и обнаружила, что снова отвлеклась на эту идеально гладкую кожу и игравшие под ней мускулы.

— Ты можешь что-нибудь на себя набросить? — повернувшись к нему спиной, спросила я.

— Что? А, конечно.

Уилл ушел в свою комнату и тут же вернулся, на ходу натягивая ярко-желтую футболку. Верхняя пуговица его джинсов была расстегнута, и я подавила желание припасть ртом к видневшейся полоске кожи — неподходящий момент. Возможно, подходящего уже никогда и не будет. От этого я расстроилась больше, чем следовало. Кадотт использовал меня, врал мне, а я по-прежнему его хотела. Любила.

За спиной затрещали ставни, и я вздрогнула.

— Можно мне мое ружье?

— Ты меня застрелишь?

— А ты меня укусишь?

Он приподнял бровь:

— Может, позже.

Я нетерпеливо фыркнула, и Кадотт вздохнул.

— Я думал, ты меня любишь.

— Это была твоя основная задача, правда?

— Ну конечно, я хочу, чтобы ты меня любила. — Он выглядел растерянным.

— Потому что для того, чтобы стать волчьим богом, тебе нужна кровь любящего тебя человека.

— Мне нужно что?

— Только не говори, что ты этого не знал! — закричала я. — Прекрати мне врать, Уилл!

— Ты думаешь, я тебя обманывал? Когда сказал, что люблю тебя?.. А смысл?

— Ты влюбил меня в себя.

Уилл сжал губы в тонкую полоску:

— Ни у кого нет такой власти. Ты или любишь, или нет. Я не могу тебя заставить что-либо чувствовать ко мне, как бы мне ни хотелось.

Вернулась та вселенская печаль, которая привлекала меня в Уилле столько раз, но я не собиралась позволить ему соблазнить меня снова.

Пройдя в кухню, я покопалась в бардаке на столе и подняла кулек с пластиком.

— Откуда это взялось? — Грусть в его глазах сменилась растерянностью.

— Не строй из себя дурака. Ты выкрал это из комнаты с вещдоками.

— Я? Да у твоего шефа случился бы удар, появись я рядом с участком. Мне это подкинули.

— Вот только не надо изображать святую невинность. — Я прошла в комнату и вытащила книгу об обрядах оджибве. — А как насчет этого?

— А что такое? У меня эта книга есть давным-давно, но она совершенно бесполезна без вырванной странички. Поэтому я заказал новую. — Кадотт нахмурился. — Но она так и не пришла. Вот что получается, когда заказываешь букинистическое издание по интернету.

— Так удобно, что там нет именно нужной нам странички, правда?

— Ну, это точно странно. Я купил книгу в магазине подержанных вещей и ни разу ее не просматривал, вплоть до прошлой недели. Тогда-то и обнаружил, что в ней не хватает одной страницы. — Он тряхнул головой. — А ты на самом деле считаешь, что я собирался вызвать волчьего бога?

— Я не знаю, что думать.

— Те волки напали на нас обоих. Разве они бы меня тронули, если бы их создал я? И разве я бы не обратился, будучи оборотнем? Прямо как они?

Я развела руками и покачала головой — я больше ни в чем не была уверена.

Уилл пересек комнату, и я напряглась: мне не хотелось его прикосновений. Я не была уверена, как поступила бы: хорошенько стукнула его или крепко обняла. В данный момент ни то, ни другое не казалось действенным.

Кадотт протянул мне пистолет и пожал плечами, когда я посмотрела на него.

— Если хочешь меня пристрелить, Джесси, — вперед. Я уже устал убеждать тебя, что между нами происходит нечто особенное.

Я едва успела открыть рот, чтобы сказать... даже не уверена, что именно, как зазвонил мой сотовый. Манденауэр.

— Я тебя жду, Джесси.

— Придется еще подождать — я слегка в... ловушке.

— Где?

— У Кадотта.

— Сейчас буду.

— Тащите кучу боеприпасов — здесь, по крайней мере, штук пятьдесят тварей. И...

— Да?

— Будьте осторожны.

— Для меня пятьдесят — это раз плюнуть, Liebchen (пер. с немецкого — милая) И он повесил трубку.

Кадотт перешел в другой конец комнаты, держа мое ружье. Он стоял ко мне спиной, понуро опустив плечи.

— Я не закончил ритуал, — сказал он.

— Знаю.

— Мы не можем позволить им забрать тотем.

— Это я тоже знаю.

В комнате повисло молчание, периодически прерываемое глухими ударами волчьих тел о двери и окна. Мне хотелось расспросить его о многом, но Уилл был прав — я ему не доверяла.

Вдруг на улице раздались выстрелы. Мы переглянулись.

— Что-то слишком быстро для Манденауэра, — сказала я.

Кадотт открыл задвижку на одном из окон и выглянул наружу.

— Это шериф.

Видимо, проследил за мной. Черт!

Я пересекла комнату и выглянула наружу. Таки Клайд. Он пристрелил нескольких волков. Те скулили, но не подыхали.

— Свинец, — пробормотала я.

У Клайда, наверное, не было времени найти серебряные пули.

Отстреливаясь, шериф проложил себе путь через круг волков, затем попятился к домику. А животные снова наступали.

Закрыв задвижку на окне, я поспешила к двери, чтобы впустить Клайда, при этом продолжая сжимать пистолет. Я помнила, как Клайд старался убедить меня, что Кадотт — вожак оборотней, и хотя до сих пор не была до конца уверена в обратном, не собиралась допустить, чтобы шеф пристрелил Уилла. Просто не могла.

Поэтому, открыв дверь, я сразу потребовала у Клайда его оружие. Он замер, нахмурившись и уставившись на пистолет, направленный ему в грудь.

— Ты что, больная?

— Или сдавай оружие, Клайд, или оставайся с ними.

— Хорошо! — Шеф шлепнул пистолет в мою ладонь и протопал в домик.

— Что ты здесь делаешь? — потребовала ответа я.

— А ты как думаешь? — Тут Клайд отвлекся на что-то за моей спиной. — Это ты ей мозги промыл, ты, ублюдок!

Прежде чем я смогла его остановить, Клайд бросился на Кадотта, и они упали на пол. Клайд был больше и тяжелее, но Уилл — моложе и сильнее. Они катались по полу, врезаясь в мебель, отчего бумаги и книги разлетались во все стороны.

Клайд вырвал серьгу из уха Кадотта и бросил ее в другой конец комнаты. Золотое перо влетело прямиком в вентиляционное отверстие. Черт, мне очень нравилась эта серьга.

По шее Кадотта заструилась кровь — неоспоримое доказательство того, как опасно прокалывать уши. Одна из причин, почему я не прокалывала свои.

Я шагнула вперед, как раз когда Кадотт подцепил ногой лодыжку Клайда и перевернул шерифа на спину. В мгновение ока Уилл уперся коленом в грудь противника, а руками стиснул его горло.

— Aanizhütam? — прорычал он.

— Пошел ты!

Кадотт нажал сильнее, и Клайд посинел.

— Aanizhütam? — повторил Уилл.

Клайд резко кивнул, и Кадотт подскочил, протянув Клайду руку, но тот оттолкнул ее и сам с трудом поднялся на ноги.

Рубашки Кадотта и Клайда, как и весь пол, были забрызганы кровью. Я подавила немедленное желание побежать за полотенцем — это все-таки не мой дом.

— У тебя ко мне какие-то претензии?

— Да. — Клайд резко выбросил руку вперед и сорвал с шеи Уилла тотем.

Кадотт сгреб Клайда за рубашку и приподнял над полом.

— Отдай.

У меня аж челюсть отвисла: шеф весил под полтора центнера.

— Джесси! — позвал Клайд. — Думаешь, мне стоит пока попридержать тотем?

Я переводила взгляд с одного на другого — честно говоря, я уже ничего не понимала.

На улице раздалась очередная серия выстрелов, за которыми последовали удивленные повизгивания и завывания бившихся в агонии животных.

— Уилл, отпусти его, — приказала я.

— Нет.

Манденауэр забарабанил в двери, выкрикивая мое имя. У меня не было времени на эти игры. Я взвела курок. Уилл бросил на меня взгляд, пожал плечами и отпустил Клайда.

— Будьте умницей, — предупредила я и впустила старика внутрь.

Манденауэр остался верен милитаристскому шику — в наряде Рембо, увешанный патронташами. Я не удержалась от возгласа: так рада была видеть и его, и боеприпасы. Не успела я забрать себе один патронташ, Манденауэр протопал мимо меня в комнату. Выражение его лица заставило меня поспешить следом.

— Кто из вас из волчьего клана? — требовательно спросил он.

— А почему вы спрашиваете? — теперь задала вопрос я.

— Потому что член клана должен принять участие в церемонии.

Я глянула на Уилла.

— Ты об этом знал?

— Конечно.

Я медленно разочарованно выдохнула.

— Прежде чем ты полностью выйдешь из себя, разреши мне обозначить кое-что еще.

— О чем это ты?

— Он тоже из волчьего клана.

Я тряхнула головой — Уилл указывал на Клайда.

— Это правда?

— Какая разница? Никому нет до этого дела, кроме него. — Клайд кивнул в сторону Уилла. — Сегодня многие даже не знают, из какого клана они родом. Разве не странно, что он знает?

Манденауэр направил револьвер на Уилла.

— Эй! — Я схватила охотника за руку в тот момент, когда он выстрелил.

Боевая подготовка дала о себе знать — я врезала ему коленом по руке. Оружие полетело на пол. Ногой я выбила ружье из другой руки Манденауэра и заломила обе его руки за спину. Он не сопротивлялся, а смотрел на Уилла. Я в ужасе проследила за взглядом: в бицепсе Кадотта зияла аккуратная дырка от пули. Он был, конечно, вне себя, но живой, а значит — являлся человеком. Можно перевести дух.

Я крепче схватила Манденауэра.

— Что, черт подери, вы творите?

— Доказываю, что он не один их них. Неплохо, правда?

— Нет, — отрезал Уилл.

Он зажал рану рукой, но кровь просачивалась сквозь пальцы. Перед моими глазами плясали черные точки. И с каких это пор мне становится плохо от вида крови? С тех, как ранили Кадотта.

Манденауэр только что доказал, что Уилл не оборотень. Но эта новость почему-то не радовала так, как должна была — мы до сих пор не знали, кто все остальные.

— Отдай мое оружие. — Манденауэр вырвал руки, которые я все еще заламывала ему за спину.

— И не подумаю.

— Тогда выстрели в другого, чтобы мы знали наверняка.

Я глянула на Клайда: тот нахмурился и покачал головой.

— Разве нет менее кровавого способа это узнать?

— Пока что мне такой неизвестен, — покачал головой Манденауэр.

Я совсем растерялась. Мне хотелось перевязать Уиллу руку, но я не могла оставить Манденауэра без присмотра. Удерживать все оружие мне было не под силу, равно как и заставить себя выстрелить в Клайда и покончить с этим.

Со двора донесся хор завываний. К ним присоединялись новые голоса, все громче и громче, пока мне не захотелось заткнуть уши, чтобы не слышать эти звуки. Но и этого я сделать не могла.

В конце концов вой прекратился. Казалось, в тишине звенело его горестное эхо.

— Сколько их там? — прошептала я.

— Когда я пришел, было больше семидесяти, — ответил Манденауэр. — Сейчас, наверное, уже сто с лишним.

— Не может быть.

— Джесси, какую часть словосочетания «армия оборотней» ты не поняла?

Я бросила оружие Манденауэра на диван, сунула свой пистолет в кобуру и вместе с охотником подошла к окну, выходившему на поляну. Открыла ставню, и мы уставились на море волков, заполонившее весь двор.

— Почему они здесь?

— Они пришли за этим.

Говорил Клайд, а не Манденауэр. Я глянула на него как раз в ту секунду, когда он открывал входную дверь.

— Нет! — закричала я, но волки не кинулись вперед. Наоборот, они сидели, высунув языки, как собаки.

Я отпустила Манденауэра и побежала, но было слишком поздно. Клайд швырнул тотем в гущу волков. Животные задрали морды, глядя на летящую фигурку. Прежде чем тотем коснулся земли, в воздух взвилась небольшая пепельная волчица и зубами ухватила ремешок из сыромятной кожи. Она тут же пустилась наутек, а остальные последовали за ней.

Я же просто уставилась на Клайда: его лицо залил серебристый свет встающей луны, а сам он начал покрываться каплями пота и дрожать.

Превращаться.

Глава 38

Мне следовало хлопнуть дверью, но я не могла. Я приросла к полу в прихожей, не в силах оторвать взгляд от происходящего. Тело Клайда менялось на глазах: плечи сутулились, ноги выгибались. Он запрокинул голову и завыл.

От этого звука у меня по спине пробежал холодок. Волки в лесу на секунду прервали свой бег и завыли в ответ. Одежда на Клайде с треском разрывалась и лопалась по швам. Обувь словно разлетелась на куски, обнажив лапы. Он стоял на своих четырех, а на «руках» появились когти. Из каждой поры на коже полезла черная шерсть, которая становилась все грубее и длиннее, превращаясь в мех. Сзади вырос хвост.

Последней изменилась голова.

Я уловила движение за спиной, но не могла оторвать глаз от происходящего. Подобралась, ожидая выстрела Манденауэра. Но он так и не прозвучал. Странно, охотникникогда прежде не колебался.

Кости выпирали, а кожа с жутким треском растягивалась. Я вздрогнула, когда Клайд закончил обращаться.

Его нос и рот вытянулись, превратившись в морду. Зубы стали больше, и язык, наверное, тоже, так как он свесился из пасти набок. Лоб выпятился. Когда оборотень повернул к нам голову, его лицо выглядело как освежеванная морда волка с глазами Клайда.

Какая гадость! Мне хотелось, чтобы у него побыстрее появился мех, и вскоре мое желание исполнилось. Черная шерсть покрыла все лицо Клайда, скрывая кости, выступавшие под кожей цвета корицы. Он встряхнулся, словно только вышел из воды, и повернулся ко мне.

У меня перехватило дыхание: Клайд был тем самым черным волком, который преследовал меня и проникал в мои сны. И скорее всего, именно он покусал Карен Ларсон и многих других.

От звука выстрела я закричала и упала на пол, прикрывая лицо руками. В ушах звенело, но я по-прежнему слышала вопль шерифа. Мне не хотелось смотреть, но пришлось.

Из аккуратного пулевого отверстия на его груди вырвались языки пламени. В воздухе запахло паленой шерстью и горелым мясом. Волчий вой, человеческий крик — агонизирующий Клайд корчился от боли, извиваясь, выкручиваясь и царапая когтями половицы крыльца.

Я лежала на полу, не в силах встать. Обойдя меня, Манденауэр подошел к телу Клайда и пнул его ботинком. Голова волка тошнотворно качнулась.

Я ослабела, обессилела. С трудом сев, привалилась спиной к стене, не в силах отвести взгляд от того, что когда-то было моим шефом. Мне нравился Клайд. Ему я доверяла, как никому другому — ну может, за исключением Зи. У меня никак не укладывалось в голове, что Клайд навеки останется волком. И никогда больше не сплюнет жевательный табак и не процитирует Клинта Иствуда.

— Зачем вы позволили ему обратиться и только потом выстрелили?

— Потому что намного легче объяснить выстрел в волка, чем убийство шерифа, — ответил Манденауэр. — Пора уходить, — добавил он, глянув на лес.

— Уходить? Куда? Мы же нашли его.

— Шериф был всего лишь прихвостнем зла. А тот, кто станет злом, еще жив.

— И как вы до этого додумались?

— Если он был самым главным, зачем ему отдавать тотем другим? — Манденауэр наградил меня презрительным взглядом.

Это мне в голову не приходило. Черт!

— Прислушайся, — прошептал охотник.

Вдалеке перекликались волки. Теперь их стало больше: те, которые были здесь, присоединились к ожидавшим в другом месте. Вместе с вожаком.

Я глянула на небо. Голубая луна еще не достигла высшей точки — наша ночь только начиналась. Кое-как я встала на колени, а потом поднялась на ноги. Поискала глазами Уилла, но не нашла. Может, он отключился от потери крови? Я шагнула к двери, но Манденауэр меня остановил:

— Твой любовник перевязывает царапину. Ему не нужна твоя помощь.

— Вы считаете это «царапиной»?

— А ты нет?

— Я бы назвала сквозное отверстие в руке раной, а не царапиной.

— А я говорю: «Если можешь идти — иди».

Я оторвала взгляд от двери:

— Вы на что-то намекаете?

— Просто следуй за волками.

— Вот как чувствовала, что вы это скажете.

Я обошла домик, забрала свое ружье и отправилась на поиски Уилла. К черту Манденауэра. Я не собиралась уходить, не убедившись, что с Кадоттом все в порядке.

По кровавому следу я дошла до ванной комнаты. Уилл пытался одной рукой затянуть на простреленном бицепсе бинт и, подняв глаза, встретился со мной взглядом в зеркале. Казалось, он был мне не рад.

— Позволь мне, — попросила я. Зашла в ванную и прислонила ружье к стене.

— Уже все, — ответил Уилл.

Схватив один конец повязки зубами, а другой — свободной рукой, он резко их дернул и с шипением выдохнул, когда материал натянулся поверх раны.

— Может, тебе стоило бы поехать в больницу и наложить швы?

— Мне не нужно накладывать швы. Это просто царапина.

— Ну да, царапина. — Я скептически скривила губы. — А как твое ухо?

Он пожал плечом. Кровь, засохшая на его шее, осыпалась ржавыми хлопьями на и так испорченную одежду.

— Жить буду.

— Джесси! — крикнул Манденауэр. — Прошу тебя, поторопись!

Подойдя поближе, я убрала волосы со лба Уилла:

— Мне нужно бежать.

Он вдруг подался вперед, врезавшись в меня своим телом. Меня бы это заинтересовало, если бы он не был в крови, а я не спешила убивать оборотней в другом месте.

— Дай я только рубашку сменю.

— Ты никуда не пойдешь.

— Нет, пойду, — ответил он, встретившись со мной взглядом.

— Теперь, когда Клайд мертв, им нужен будет другой член клана. Просто глупо приводить тебя с собой, — возразила я.

— Я способен о себе позаботиться.

— Я тоже. Поэтому останься здесь, приведи себя в порядок, отдохни, а я вернусь, когда все закончится.

— Думаешь, я буду спокойно здесь сидеть, пока ты встречаешься лицом к лицу с армией оборотней? Ждать как пай-мальчик, пока ты не выкроишь время, чтобы снова заглянуть ко мне? Я люблю тебя, Джесси, и если ты умрешь, я умру вместе с тобой.

От одной мысли об умирающем Уилле у меня вспотели и похолодели ладони, а голос прозвучал резко:

— Мы не умрем — ни ты, ни я. Просто позволь мне сделать мою работу, Уилл.

— Давай я тебе помогу.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Ну конечно. Тебе никто не нужен. — Уилл заговорил на повышенных тонах, а в его глазах боролись боль со злостью. — А я-то уж точно, ни раньше, ни сейчас.

— Джесси. — Манденауэр стоял в прихожей, сверля меня настойчивым взглядом.

Я покосилась на Уилла. Мне хотелось остаться, но нужно было идти. Хотелось поцеловать его, но он отвернулся и включил душ.

— Я вернусь, — пообещала я.

Кадотт не ответил, и это меня встревожило больше, чем его злость и боль. Я колебалась, разрываясь между работой, обязанностями и любовью.

В конце концов, выбора у меня не было. Я последовала за Манденауэром, а он — за волками.

Глава 39

— Каков план? — спросила я. Тропа расширилась. Я смогла ускорить шаг и идти плечом к плечу с Манденауэром.

Он мельком глянул на меня и одарил столь редкой для него улыбкой.

— Не хандришь, что мы не взяли с собой твоего возлюбленного?

Я недоуменно нахмурилась:

— А надо?

— Большинство женщин захандрили бы. Ты мне нравишься, Джесси. Ты хороший полицейский.

— Боже мой, спасибо. Я так рада, что вы меня одобряете.

В последнее время я себя хорошим полицейским не ощущала: нарушила хренову тучу правил, утаила информацию, выкрала улики и защитила подозреваемого. Скорее всего, меня вышвырнут из органов, если только я раньше не умру.

Манденауэр то ли не понял моего сарказма, то ли научился его игнорировать, поскольку продолжил:

— План такой: проследить за волками до места проведения ритуала и перестрелять их всех.

— С этим я справлюсь.

— Однако если волчий бог воскреснет, у нас могут возникнуть проблемы.

Я мельком глянула на него:

— Какого рода проблемы?

— Не думаю, что волчьего бога можно убить серебром.

— Почему это, черт возьми, нельзя?

Должно быть, в моем голосе послышался отголосок истерики, так как охотник потянулся ко мне и неловко похлопал по плечу тяжелой ладонью.

— Иначе он был бы простым оборотнем, верно?

Я поняла его мысль. Она мне не понравилась, но я ее поняла.

— Тогда как мы убьем волчьего бога?

— Понятия не имею.

— Отлично. Превосходно. Чудесно.

— Полностью разделяю твои чувства.

Преследование волков не доставило нам трудностей. Тропинка была сырой. Наверное, прошел дождь, пока я спала… и занималась другими вещами. Неестественно большие отпечатки лап вели на запад как неоновая стрелка.

— Они не пытаются скрывать, куда идут, — заметила я.

— Нет.

— Не к добру это.

— Согласен. Но какой у нас выбор?

Никакого.

— Полагаю, вы понятия не имеете, кто за всем этим стоит?

Манденауэр поправил патронташ, который постоянно соскальзывал с его худого плеча.

— А ты?

— Вопросом на вопрос, — пробормотала я. Он что, пытался меня разозлить? — Мне казалось, я знала.

— Ты думала, что это твой возлюбленный.

Я пожала плечами. Тяжело признать, что ты спала с врагом. Легче просто сделать это — заняться его членом, как любезно указал Клайд, — чем обсудить.

В глазах защипало при мысли о Клайде. Я буду по нему скучать. Оборотень он там или нет, Клайд хорошо ко мне относился. Он был неплохим боссом, приятным парнем. Что произошло?

Я вспомнила все, что случилось за последнюю неделю. Клайд заставил меня подозревать Уилла. Дал ложную информацию. Наврал с три короба.

От этих мыслей во рту появился противный привкус. Мы были «хорошими парнями», или, по крайней мере, должны были быть. Но кто я такая, чтобы бросать камни после всего, что сама натворила?

— Думаешь о своем друге-шерифе?

Я кивнула.

— И о том, как он мог сделать то, что сделал?

— Да.

— Тут у него выбор был невелик. Как только тебя укусили, ты делаешь то, что скажут.

Мне это не понравилось. У меня всегда плохо получалось делать то, что мне говорят.

Я остановилась, и Манденауэр посмотрел на меня, подняв бровь.

— Проблемы?

Да уж.

— Если все покатится к чертям собачьим… То есть, если мы…

— Не сможем их остановить, и нас укусят?

Я не смогла ответить и кивнула.

— В среде ягер-зухеров есть поговорка: всегда оставляй последнюю пулю для себя.

От этих суровых слов я вздрогнула, но осознала их практичность, а я всегда была практичной девушкой.

— Это разве не из какого-то старого вестерна?

— Я никогда и не утверждал, что сам ее придумал. — Манденауэр подмигнул мне и двинулся дальше.

— Есть одна вещь, которая меня беспокоит.

— Только одна?

— Вообще-то их около сотни, но в данный момент…

Он махнул худой рукой с сильно выступающими венами.

— Спрашивай.

— Почему вы рассказали Клайду, кто вы такой?

— Я ему ничего не говорил.

Я снова остановилась, но на этот раз Манденауэр продолжил идти. Я поспешила догнать его.

— Он утверждал, что знал, кто вы такой. Что вы все ему рассказали.

— Он тебе много чего говорил, Джесси.

Верно. Что значила еще одна ложь среди целой паутины вранья? Я никогда не была доверчивой, и, чувствую, с этих пор стану верить людям еще меньше.

Меня осенила другая мысль.

— Самострел.

— Спасибо, но я бы предпочел больше об этом не думать.

— Секундочку. — Мозг тасовал и перемешивал разрозненные фрагменты, пытаясь поставить каждый на свое место. Это было непросто. — Клайд сказал мне, что у Уилла есть такое оружие. Но как он мог об этом знать, если не бывал у Уилла дома?

Манденауэр пожал плечами.

— Уилл сказал, что кто-то подбросил улики. — Я потерла лоб. — Я такая идиотка.

— Клайд манипулировал тобой. У него были свои причины.

— Думаете, это он в вас стрелял?

— А это сейчас важно?

В данной ситуации?..

— Наверное, нет.

Мы двинулись дальше и затем прошли еще немного. Куда, черт их задери, бежали эти волки? В Канаду?

Я была в хорошей форме, но волк, бесспорно, легко мог меня загнать. Не это ли они и замышляли? Оборотни знали, что мы идем. Мы и не старались двигаться тихо. Какой смысл, если они способны услышать падение иголки за сотню метров?

Манденауэр даже не запыхался. Надеюсь, и у меня в его возрасте выйдет пройти миллион миль. Но сейчас я надеялась, что утром вообще смогу шевелиться.

Он остановился и поднял руку, призывая к тишине. Монотонные звуки песнопения поднимались ввысь к голубой луне.

Я всмотрелась в деревья, что было нелегко. Лес был густым, а ведший нас след шел по узкой оленьей тропке. Но в ста метрах впереди я увидела мерцание огня.

Манденауэр сосредоточил на мне серьезный взгляд жутковатых голубых глаз и похлопал по своему ружью, затем указал на отблески. Он сделал жест пальцами, словно нажимая на спусковой крючок. Я кивнула.

Пиф-паф. Все вокруг мертвы.

Охотник ускорил темп. Мы уже почти пришли.

Летний ветерок зашелестел кронами деревьев, и я увидела поляну, сразу ее узнав. Оборотни привели нас к своему логову в пещере. Мне следовало догадаться.

Мнаденауэр не медлил. Он прислонился спиной к дереву и начал стрелять.

Я последовала его примеру, найдя ближайшее дерево с хорошим обзором. Обзор-то меня и подвел. У меня все было бы в порядке, окажись там только волки. Но это было не так.

Будь на поляне только волки, я бы не сплоховала. Но там оказалось несколько обнаженных людей — мужчин и женщин, белых и индейцев, — и их вид заставил меня колебаться. Из-за этих сомнений я пропустила удар по голове чем-то очень тяжелым и упала лицом вниз. К моей голове приставили дуло.

Черт, ненавижу, когда так происходит.

— Мы тебя ждали.

Услышав этот голос, я моргнула. Попыталась повернуться, чтобы собственными глазами увидеть то, что мозг отказывался принимать. Но меня остановил тычок ружейного ствола в основание шеи.

Раздавшийся со стороны Манденауэра стон и прекращение стрельбы дали мне понять, что охотник испытывал похожие затруднения. Жаль, что на этот раз мы не залезли на дерево. Конечно, поблизости и не было ни одного подходящего — несомненно, это одна из причин, по которой выбрали эту поляну.

Оружие и патроны исчезли. Дуло отняли от головы, и я поднялась на колени.

Череп просто адски раскалывался. К счастью, мне не надо было слишком высоко поднимать голову, чтобы удостовериться, кому принадлежит этот голос.

Прямо перед моим носом из босоножек на запредельно высоких каблуках выглядывали пальцы ног с идеальным педикюром. Шпильки в лесу. Что за идиотка. Но с другой стороны, посмотрите, кто тут у нас.

— Вставай, — приказала Черри, снова пихая меня ружейным стволом.

Я со свистом втянула воздух, когда голову пронзила вспышка боли. Однако поднялась прежде, чем ассистентка судмедэксперта смогла ударить меня в третий раз. Я посмотрела в сторону Манденауэра, но его уже не было. Встретилась взглядом с Черри, и она самодовольно усмехнулась.

— Теперь не такая умная, да?

— Похоже, нет. Я бы никогда не поверила, что ты позволишь себе обрасти мехом. Разве от этого макияж не портится?

— Ты бы удивилась. — Она указала ружьем в сторону поляны.

Так это Черри все задумала? Ну уж вряд ли. У нее мозгов маловато, и я не могла себе представить, что Клайд подчинялся ее приказаниям.

Манденауэр сидел в центре рычащего, щелкающего зубами круга волков. Подстреленные им медленно тлели. Запах горелой плоти напомнил мне пикники на багажниках автомобилей возле «Лэмбо Филд»^[21]. Шашлык всегда входил в меню.

Пение продолжалось на протяжении всей заварушки. Я не узнала никого из сидевших у костра. Тем не менее тотем, висевший над языками пламени, я опознала.

Единственное слово, которое я поняла — «мачи-овишук». Я предположила, что собравшиеся вызывали злых маниту, чтобы воскресить волчьего бога.

Черри погнала меня через поляну несколькими точно нацеленными тычками ружья в поясницу.

— Сядь. — Она ударила меня сзади под колени, и я рухнула на землю. Вот уж точно злобная дрянь, но это я давно выяснила.

— И что теперь? — спросила я.

— А теперь мы подождем… — Один из волков зарычал, и она прикусила язык. — Сама увидишь.

Я нахмурилась.

— Ты же не собираешься превратиться в волчьего бога?

Она распахнула глаза.

— Я? Едва ли.

Тьфу, сколько еще сюрпризов припасла для меня эта ночь? По крайней мере, еще несколько.

— Почему ты позволила Тине укусить Мэла?

На мгновение в ее глазах мелькнуло удивление, прежде чем они повлажнели.

— Я хотела, чтобы он стал таким как я, но не могла этого сделать сама. Он бы и стал, но ты его убила!

Ружье опасно задрожало. С чего это мне захотелось поболтать?

— Я думала, что помогаю.

— Думала она!

— Разве ты не знала, что к чему?

— Я думала, раз его укусили, то это уже будет не важно. И все были так чертовски уверены, что ему нужна вакцина. Я растерялась. — У нее задрожали губы, но она сжала их и бросила на меня взгляд. — Скоро ты получишь по заслугам.

— Да?

Она улыбнулась. Выражение ее лица не сулило мне ничего хорошего.

— Ты знаешь, как создать волчьего бога, стерва?

— Вроде бы.

— Кровь. Твоя. Скоро. — Она облизала губы. У меня желудок перевернулся — то ли от головной боли, то ли от обсуждения моей крови, не знаю, возможно, по обеим причинам.

Я несколько раз глубоко вдохнула и некоторое время смотрела в землю, а не на ружье. Только я начала чувствовать себя лучше, как Черри прошептала:

— Они идут.

Я слишком резко подняла голову, и мир вокруг завертелся. Мне пришлось сглотнуть накатившую желчь. Я услышала шаги: не одного человека, возможно, двух.

Кто-то раздвинул кустарник, и на поляну, спотыкаясь, вывалился Уилл. Сердце тяжело и болезненно ухнуло. Замешательство затуманило рассудок. Он же не оборотень, так… почему я?

Я увидела шишку у него на лбу, свежую кровь на чистой рубашке, связанные руки. Он пришел сюда не по своей воле.

Кустарник снова зашелестел, и я обратила взгляд на новое действующее лицо. Поднялся ветер и словно прошептал: «Кровь того, кто тебя любит».

Я все гадала: почему я? Теперь все стало ясно.

Из леса вышла Зельда Хапмен.

Глава 40

— Прекрати пялиться на меня так, словно тебе мозги отшибло, девочка. Не говори, что даже не представляла меня одной из них.

Я не представляла. Ни на минуту. Ни разу не заподозрила, что моя лучшая и единственная подруга — оборотень.

Но сейчас… во многом появился смысл.

Она дымила как паровоз, пила как сапожник, один Бог знал, сколько ей лет, — и при всем при этом Зи обладала нюхом и слухом… волка.

Важнее всего то, что она управляла этим городом — или близко к тому. Зи получала информацию раньше всех и могла контролировать, что станет известно полиции, куда направятся дежурные.

Иметь в шерифах соплеменника было гениально. Неудивительно, что эти двое смогли так далеко зайти.

— Мне следовало догадаться, — пробормотала я. — Если лидером был не Клайд, оставалась только ты.

— Как ты вычислила?

— Потому что никто не говорил Клайду, что ему делать.

— Кроме меня.

— В яблочко.

Индейцы продолжали петь — казалось, они впали в транс. Я посмотрела на Уилла, и он сделал шаг в мою сторону. Волк бросился на него, целясь в пах. Уилл отскочил, и зубы зверя клацнули в сантиметрах от его мужского достоинства.

— Но, но, но, Гораций, — предостерегла Зи. — Он мне пока еще нужен. Можешь съесть его позже.

Волк уселся перед Уиллом и уставился на него, словно на баранью отбивную.

— Ты знаешь, почему ты здесь? — спросила она его.

— Я слегка путаюсь в деталях, так как в моей книге недостает страниц.

Она улыбнулась:

— Умно с моей стороны, хм?

— Ты вырвала страницу? — выпалила я.

Зи кивнула:

— Проникла в его офис, когда искала тотем, а обнаружила книгу. Красть ее не хотелось — слишком заметно, — поэтому вырвала окончание описания ритуала.

— А ты не думала, что он мог заказать еще одну? — спросила я.

— Конечно. Вот зачем мне Гораций — он приглядывал за почтой красавчика. Должен был приносить мне все посылки, что и делал.

Я взглянула на Горация и поняла — почтальон. Несколько трудно узнать, когда он вот так весь покрыт мехом.

Неужели Зи внедрила оборотней во все сферы нашей жизни? Похоже на то.

— Что было на той странице, которую ты вырвала? — спросила я.

— Самая важная часть. То, что случится сегодня.

— А именно?

— Я стану неуязвимой.

Манденауэр, до этого неестественно молчавший, фыркнул. Зи повернулась в его сторону. По щелчку ее пальцев волки расступились. Она подошла к охотнику.

— Вам есть что сказать, герр Манденауэр?

— Неуязвимых не бывает. Уж в этом-то за все годы охоты я убедился.

— Нынче ночью вы узнаете кое-что новое. Волчьего бога нельзя уничтожить. Я буду жить вечно и править всеми.

— Зачем? — спросила я.

Я не могла придумать занятие, которым бы хотела заниматься меньше, чем править миром. Дерьмовая работенка.

Зи повернулась ко мне, и волки снова окружили Манденауэра. Ярость засверкала в ее глазах.

— Потому что когда-то я была беспомощной, и Менгеле превратил меня в монстра.

— Менгеле? — Я вспомнила, что Манденауэр рассказывал мне о нацистах. — Ты была одним из его экспериментов?

— Да.

— Но у тебя нет акцента, — ляпнула я.

Подведенная карандашом бровь Зи приподнялась.

— И это все, что ты можешь сказать?

Я была в шоке. Об опытах Менгеле я знала. Но никогда не встречала урожденного немца, который смог избавиться от акцента.

Она махнула рукой.

— У меня было полно времени, чтобы тренировать свой английский. Об этом я беспокоилась меньше всего.

Я посмотрела на Уилла. Он описал пальцем круг. Гораций проследил взглядом за жестом, словно рука Уилла была расфасованным собачьим лакомством.

Я поняла сообщение. Пусть она продолжает говорить. Почему бы нет? Я не хотела переходить к той части, где ей нужна моя кровь.

— И какие у тебя были заботы?

Она одарила меня скептическим фырканьем.

— Посмотри на меня. Менгеле что, не мог заразить меня своей дрянью, когда мне было двадцать и я была красива? Нет, ему понадобилось сделать это с восьмидесятилетней уродливой старухой.

Я моргнула.

— Тебе было восемьдесят в сороковые?

— Оборотни не умирают, Джесси. Если только не выстрелить в них серебром.

— Я могу вам помочь! — вызвался Манденауэр. — Просто верните мне ружье.

— Я могла бы сама себя убить, если бы хотела умереть. Но если я умру, Менгеле победит. Я хотела найти лекарство. Десятки лет потратила на его поиски. Объехала весь земной шар, исследовала каждую легенду об оборотнях, испробовала все примочки, зелья и заклинания, пока до смерти не устала.

— А потом?

— Потом я приехала в Висконсин и обнаружила кое-что намного лучше лекарства. — Она улыбнулась. — Слышала когда-нибудь: «Если не можешь победить врага, присоединись к нему»? Мне больше нравится: «Если не можешь вылечиться, наслаждайся болезнью».

— Я не совсем понимаю, как ты собираешься править миром, став волчьим богом.

— Это вовсе не так трудно. Если моя армия постепенно распространится, страна за страной, вскоре оборотнями станут все.

Ага!

— А ты — их богом.

— Неплохо сработает, не так ли?

Вдруг Зи подошла к костру, схватила мачете, нагревавшееся у кромки огня. Поманила нас с Уиллом.

— Не-а, — сказала я.

Одновременно со мной Уилл пробормотал:

— Нет, спасибо.

Зи испустила нетерпеливый вздох:

— Джесси, мне нужна твоя кровь, но мне на самом деле не важно, если я получу ее после твоей смерти.

— Я думала, ты была моим другом.

— Была. Остаюсь им. И буду снова, если ты мне поможешь. В сущности… — На ее некогда милом лице промелькнуло жестокое, но при этом задумчивое выражение. — Ты могла бы присоединиться ко мне. Мир станет непригодным местом для простых людей. Позволь мне укусить тебя, после, конечно. — Она покачала огромным ножом. — Тогда мы сможем быть вместе навсегда.

— Как бы привлекательно это ни звучало, вынуждена отказаться.

— Прости, это не тебе решать. А теперь иди-ка сюда, и твой дружок тоже.

— Зачем тебе Уилл? Если я подойду, ты можешь его отпустить.

— Джесси. — Уилл казался рассерженным.

Зи не обратила на него внимания.

— Ты не слушала, девочка, а это на тебя не похоже. Для ритуала мне нужен парень из волчьего клана.

На меня накатил холодный озноб.

— Что ты собираешься делать?

В голове пронеслись жуткие картины. Человеческое жертвоприношение. Садомазохистский секс. И это только то, чему я знала название.

— Он должен пролить кровь.

У меня челюсть отвисла.

— И все?

Зи скривила рот:

— А ты что думала? Что я трахну его тут, на глазах у тебя и всех остальных? Ты говорила, что он хорош в постели, девочка, но я слишком стара для такой фигни.

У меня щеки запылали. Никогда не пойму, как смогла смутиться в такой момент.

— Теряем время. Не заставляй меня посылать их за тобой. Обещаю, тебе это не понравится.

Два волка зарычали, шерсть на спинах встала дыбом. Зи, без сомнения, была права. Мне бы это не понравилось.

Но стать оборотнем мне понравилось бы еще меньше.

Уилл кашлянул. Я взглянула на него. Он смотрел в сторону Зи. Я нахмурилась и проследила за его взглядом. Оружие свалили у кромки леса в кучу, которую отсюда почти не было видно. Зи, похоже, не знала, что она там. Чудненько.

Мы с Уиллом присоединились к Зи возле костра. Она не теряла времени. Пока индейцы продолжали петь, она бросила в огонь немного волшебной земли. Пламя поменяло цвет с оранжевого на кроваво-красный, затем на неоново-голубой. Она вложила мачете в ладонь Уилла и, удерживая его запястье, схватила меня за руку.

Мы оба сопротивлялись, но без толку. Зи обладала силой оборотня, а не маленькой старушки. Один быстрый разрез на моем запястье, и все было кончено.

А может быть, и нет. Она подтащила нас ближе к костру, вытянула мою руку над огнем и сжимала порез, пока красная струйка не омыла тотем и не закапала в огонь.

Загудев, пламя выросло до небес. Я взвизгнула и упала назад, ударившись о землю с такой силой, что клацнули зубы. Мачете с лязгом отлетел в одну сторону, Уилл — в другую. Но мой взгляд был прикован к Зи.

Лунный свет ярким серебряным потоком пробился сквозь деревья, осветив одну только Зи. Свет омыл ее лицо, окрасив кожу в неземной белый цвет, словно она светилась изнутри.

Зи выдернула тотем из костра, накинула шнурок себе на шею. Глаза каменного волка вспыхнули красным пламенем. Моя кровь пятнами покрывала ее форменную рубашку. Но это было не важно. Ткань лопнула, когда началось превращение.

Индейцы запели громче. Волки завыли.

Манденауэр что-то прокричал, но я не расслышала его слов, не в силах отвести взгляд от Зи.

Превращения, подобного этому, я еще не видела. Она не стала волком как Клайд — не полностью, а осталась стоять прямо, на двух конечностях. Из пор ее кожи вырос белый мех. Ступни обернулись лапами, но руки не изменились. На макушке вылезли уши. Из губ выросли усы, а нос и рот не изменились.

В один миг она стала женщиной-зверем.

Серебряный свет луны исчез за облаками, словно на небе щелкнули выключателем. Индейцы прекратили петь. Волки замолчали. Зи повернулась ко мне.

Фу, это было просто неправильно.

У оборотней человеческие глаза. Но глаза Зи стали волчьими. С обросшим мехом лицом и оскаленными в улыбке клыками эффект получился довольно отталкивающим. И это еще не учитывая человеческое тело, покрытое мехом. Она покружилась для меня, словно демонстрируя новое платье.

— Хм, милый хвост, — выдавила я.

— Спасибо.

Ее голос звучал по-другому — резкий, скорее рык, чем хриплый тембр курильщика.

Она не походила на волчьего бога с рисунка, но я сомневаюсь, что художник хоть раз видел такую натуру.

— Прямохождение — это здорово, — пробормотала Зи. — И речь. — Она пошевелила пальцами. — Противопоставленные большие пальцы придутся кстати.

— Держи карман шире.

За ее спиной мелькнул проблеск движения, и внезапно зарычал один из волков. Зи обернулась, и Уилл вонзил мачете в ее грудь.

Мне оставалось только шокировано моргать. Зи опустила глаза на рукоятку ножа, затем подняла взгляд на Уилла.

— Ты, верно, решил пошутить.

Она схватила мачете, выдернула его и забросила в кусты. В ее грудной клетке отвратительно захлюпало и зачавкало. Пока я смотрела, рана затянулась, не успев даже начать кровоточить.

— Я же говорила, они пригодятся. — Она пошевелила большими пальцами на руках и тыльной стороной руки так сильно ударила Уилла, что он улетел в лес вслед за ножом.

Я не осознавала, что вскочила на ноги и сделала несколько шагов за ним, пока Зи не схватила меня.

— Не так быстро. — Она наклонилась ближе. — Как насчет маленького укуса?

Я попятилась, и она меня отпустила. Оружие все еще лежало у нее за спиной. В ближайшее время мне до него не добраться.

Уилл без сознания, возможно, мертв. Манденауэра по-прежнему окружали волки, если только его еще не съели.

Мы, выражаясь простонародным языком, были в дерьме по уши.

— Присоединяйся ко мне, Джесси. Я буду главной, а ты можешь стать моей правой рукой. Мы так повеселимся.

— И мне нужно всего лишь обрасти мехом.

— Это не так уж и плохо. Со временем тебе может даже понравиться. — Она махнула рукой в сторону армии оборотней. — Большинству из них нравится. Прими своего внутреннего волка, девочка. Или умри.

Движение в лесу привлекло мое внимание. Я потупилась.

— Дай мне минуту на размышление.

— Минуту. Время пошло.

Я демонстративно потерла лоб. Он все еще болел, но на самом деле я хотела посмотреть, что происходит у Зи за спиной так, чтобы она не проследила за моим взглядом.

Уилл маячил среди редких деревьев у кромки леса. Хотя губа у него кровоточила, щека уже опухла, он без колебаний выхватил из кучи мой пистолет. К сожалению, у него по-прежнему были связаны руки, и он неловко крутил оружие, не в состоянии ни поднять его, ни выстрелить.

Его встревоженный взгляд встретился с моим, и я вытянула руку. Он бросил мне пистолет, а я пнула Зи в грудь. Ее рана, может, и зажила, но, судя по тому, как Зи взвыла, все еще дьявольски болела. Пистолет соприкоснулся с моей ладонью в тот же момент, когда она поднялась на ноги. Подействуют ли серебряные пули на волчьего бога? Есть только один способ это выяснить. Я выстрелила в нее, пока она шептала мое имя.

После казуса с мачете я почти ожидала, что Зи рассмеется и надерет мне задницу. Вместо этого из раны вырвался огонь, такой яркий, что мне пришлось прикрыть глаза. Волки скорбно завыли.

Когда я опустила руки, у моих ног уже лежала большая белая волчица, прекрасная и мертвая.

Глава 41

Я довольно долго сидела рядом с Зи. Никто меня не беспокоил. Она была моей лучшей подругой. И я любила ее.

Я мало кому доверяла, но она входила в круг избранных. И посмотрите, куда меня это привело.

— Джесси?

Я подняла глаза. Надо мной нависли Манденауэр и Уилл. Никаких волков.

— Я вызвал свою команду, — оповестил Манденауэр. — Будут через час.

— Команду?

— С этим надо что-то сделать, да? — Он указал на пустую поляну.

— С чем?

Он вздохнул:

— Джесси, волки сбежали, когда Зельда умерла.

— Разве они не излечатся теперь, когда она мертва?

— Нет никакого лекарства, кроме серебра.

— О. — Я понимала, к чему он. — А как вы определите, кто оборотень?

— Некоторых я узнал. Например, мисс Черри. И Карен Ларсон.

Я покачала головой:

— Я видела, как Карен вышибли мозги.

— Свинцом. Она невредимой вышла из морга, как и директор школы.

— Клайд выстрелил в нее, — настаивала я.

— Несомненно. Но он не такой дурак, чтобы стрелять в своего серебром.

Теория заговора в действии.

Манденауэр нагнулся и снял тотем с шеи Зи. Вытянул руку. Талисман больше не светился злым потусторонним мерцанием. Черный камень, ничего больше.

— Элиза захочет его изучить. — Он положил тотем в карман. Коснувшись порванных штанов Зи, бросил взгляд на Уилла. — Отвези Джесси домой.

— Погодите. Я в порядке. — Я оттолкнула протянутую руку Уилла. — Не понимаю. Почему она умерла? Она говорила, что неуязвима.

— Они все так говорят, но пока что я не видел доказательств.

Манденауэр вытащил из кармана штанов Зи смятый лист бумаги и быстро прочел написанное. Затем поднял голову и протянул бумагу мне.

Я шагнула вперед и взяла страницу, отсутствующую в принадлежащей Уиллу книге о церемониях. Быстро проглядела содержание. Там не было ничего неизвестного мне доселе, кроме одного.

— Только кровью любящего можно пробудить к жизни волчьего бога, и только этой же рукой бога можно уничтожить.

Выскользнувшая из руки бумага спланировала к земле.

— Она умерла от моего выстрела.

— Да.

Не уверена, какие чувства мною овладели.

— Иди домой, Джесси. Поспи. Поговорим завтра.

— А вы к тому времени разве не будете уже гнаться за волками где-то в Канаде?

— Пока нет. — Он кивнул Уиллу. На этот раз я позволила Кадотту обнять себя.

* * *

Я проснулась в собственной постели, когда вовсю светило солнце. Не помню, как туда добралась. В лесу машина Уилла стояла где-то близко к поляне — Зи заставила его сесть за руль. Я заползла на пассажирское сиденье и, должно быть, уснула или отключилась, потому что последнее воспоминание — как мы ехали через лес к шоссе.

Я одна, и на мне нет ничего, кроме нижнего белья. Кадотт не только отнес меня наверх, но и раздел. Снова.

Я сходила в душ и заварила кофе. Уилл оставил в кухне записку.

«Если я тебе нужен, ты знаешь, где меня найти. Уилл».

И к чему это?

Я прокрутила в уме события прошлой ночи. Он был зол и обижен. А я — слишком занята. Не было времени, чтобы обсудить его настроение. Что ему от меня надо? Могу ли я дать ему то, чего он хочет?

Я-то смогла выговорить слово на букву «Л», но не знала, способна ли вообще кого-то любить. Уилл по-прежнему пугал меня больше, чем оборотни. Рядом с ним я не контролировала себя. Я отдавалась ему полностью, ничего не скрывая, и не была уверена, что мне это по душе.

Позвонили в дверь. Я до конца не понимала, сколь преисполнена надежд, пока не увидела в коридоре Манденауэра. Пришлось разочарованно вздохнуть.

— Заходите. — Я подала ему чашечку кофе. Мы сели за кухонный стол. — Есть новости?

— Нескольких мы нашли.

Я открыла рот и тут же его закрыла. Подробностей не хотелось. По крайней мере, пока.

— Остальные разбежались. Мои ягер-зухеры рассредоточились. Мы их добьем.

— Мне жаль. — Я потерла ноющую грудь в том месте, где, вероятно, навсегда сохранится имя Зи. — Вчера я сглупила. Вы могли заполучить их всех, и все было бы кончено.

— Думаешь, это твоя вина? — Он, казалось, искренне удивленно покачал головой. — Нет. Виноват я. Я вел себя беспечнее обычного. Возможно, дело в возрасте. Каком-то… высокомерии, что ли. — Он вздохнул. — Вот почему я и пришел. Я хочу, чтобы ты стала одной из нас.

— Ягер-зухером?

— Да. Мне пора на покой. И не только потому, что я теряю хватку. — Его плечи поникли. — Но и потому, что сейчас накопилось очень много руководящей работы.

— Сейчас?

— Армия оборотней, созданная Зельдой, во много раз увеличила поголовье волков. Они будут размножаться, а вместе с ними и вирус.

Черт. Об этом-то я не подумала. Манденауэр охотился и занимался розыском со времен Второй мировой войны, и сейчас поголовье волков увеличилось, вместо того чтобы уменьшиться. Неудивительно, что он расстроен.

— Я уже начал тренировать тебя. Еще немного, и ты станешь нашей гордостью. Тебе понравится быть ягер-зухером. По мере работы мы устанавливаем собственные правила.

Мне всегда нравились правила, но последние полторы недели я только и делала, что их нарушала. Смогу ли я вернуться к прежнему порядку? Очевидно, Манденауэр так не считал.

Я встала и подошла к окну. Солнце светило во всем своем великолепии. Не верилось, каким ярким и доброжелательным может быть мир. Да и как он мог, после всего, что случилось в Миниве?

— Знают ли в городе о случившемся?

— Вряд ли.

Я развернулась.

— И как мы сможем объяснить исчезновение Зи и Клайда?

— У меня под рукой целый отдел, придумывающий объяснения тому, куда делись пропавшие без вести. Не беспокойся.

Я снова подставила лицо солнцу. Тайное общество, одобренное правительством. Исчезновения, которые ловко объясняются оперативниками. Люди, при луне превращающиеся в животных. Старушки, желающие стать богами. И еще куча всего, что мне предстоит разузнать. Мне никогда не нравилось сверхъестественное. Моя рациональная вселенная рушилась, если я начинала верить в реальность иллюзорного мира. Я так любила логичные явления, потому что их и так очень мало…

Но если ты во что-то не веришь, оно вовсе не исчезает. Скорее становится сильнее.

Не думаю, что у меня получится остаться здесь и дальше притворяться, что в Миниве безопасно. Я не смогу выписывать штрафы за неправильную парковку и разнимать пьяные драки, зная, что где-то на свободе носятся оборотни.

Внезапное движение в лесу привлекло мое внимание. Что-то белое трусило к нам, все ближе и ближе. Я открыла стеклянную дверь и вышла на балкон, но фигура исчезла.

— Кадотт, — сказал Манденауэр.

Надеясь на то же самое, я перегнулась через перила.

— Если ты решишь стать ягер-зухером, то не сможешь позволить себе такой привязанности.

Лишь спустя секунду я поняла, что он говорит не о белой вспышке в лесу, а о Кадотте в целом.

— Ягер-зухеры должны охотиться на сверхъестественное зло, чинящее ужасные смерти. Мы не можем позволить, чтобы кого-то использовали против нас. Или причиняли ему боль из-за нас. Понимаешь, о чем я?

Понимаю. Мне придется выбирать. Уилл или работа. Прежде решение было бы легким. Но не сейчас.

Хотя мне и хотелось гоняться за оборотнями, Уилл мне дороже. Мне не хотелось возвращаться к прежней жизни, жизни, в которой не было его. Не думаю, что получилось бы. Уилл нужен мне, чтобы сохранить целостность. Женщину, которой я стала, познав Уильяма Кадотта. Именно такой я всегда хотела быть.

Я отвернулась от леса.

— Спасибо за предложение, но я выбираю Кадотта.

Манденауэр моргнул:

_Ты… что-о?

— Вы меня услышали.

— Но… Но, Джесси… Мир не в порядке.

— И мне очень жаль. Но я люблю Уилла. Никогда бы не подумала, что испытаю к кому-то это чувство, к тому же взаимно. И я не стану от этого отказываться. Даже ради спасения мира.

Манденауэр фыркнул и горестно вздохнул:

— Было приятно с тобой работать. Ты стала бы отличным дополнением к моей команде.

Он пожал мне руку, церемонно поклонился, едва сдержавшись, чтобы не прищелкнуть каблуками, и напоследок кивнув мне, вышел».

— Значит, ради меня ты отдала мир волкам?

Я взвизгнула и круто развернулась. Кадотт стоял на балконе.

— Терпеть не могу, когда ты так делаешь!

— Нужно больше шуметь, когда я за тобой шпионю?

— Вот именно, — пробурчала я, потирая солнечное сплетение, силясь успокоить рвущееся из груди сердце.

Ухо Уилла покрывал пластырь, рука была замотана в бинты. Синяк на глазу почти лишал его зрения. Но он никогда не казался настолько прекрасным.

Уилл обнял меня за талию и поцеловал — впервые за долгое-долгое время. Когда он отстранился, я едва смогла открыть глаза, но сердце по-прежнему колотилось. Уилл уткнулся носом мне в висок и поцеловал волосы.

— Прежде никто ничем ради меня не жертвовал.

— Да-а? Ну, ты не слишком обольщайся, Ловкач.

— Сомневаюсь, что ты мне позволишь.

Мы стояли, обнимая друг друга. Я покрепче сжала руки. Не хотела его отпускать. Никогда.

— Что ты здесь делаешь? Ты написал, что я должна прийти к тебе.

— А я боялся, что ты не придешь.

— Ошибался.

Уилл взял меня за руку и завел в квартиру. Я думала, мы пойдем прямиком в спальню, но он удивил меня, плюхнувшись на диван и усадив меня себе на колени.

— Скажи, — прошептал он.

Я чуть было не прошептала: «Что?», но знала, чего он хочет.

— Ты нужен мне, Уилл, но…

— Никаких «но». Просто позволь мне насладиться этим, мм?

Я покачала головой. Если между нами все в силе, а сейчас казалось, что это так, то я не собиралась начинать со лжи. Он должен знать.

— Никогда прежде я никого не любила, — призналась я. — Не уверена, что знаю, каково это.

— Как и я. Мы научимся вместе, — раздражающе жизнерадостно произнес он. Не думаю, что Уилл принимал мои сомнения всерьез.

— Я не знаю, та ли я женщина, что нужна тебе.

— Поверь, ты — моя.

Мое тело обмякло. О господи, как же хорошо.

— Я…

Уилл закрыл мне рот рукой, тем самым не позволив высказаться.

— Джесси, я люблю тебя. Ты нужна мне. Я выбрал тебя. Чувствуешь ли ты то же самое?

Я заглянула в свое сердце, в прошлое, а потом посмотрела на Уилла и увидела будущее. Поцеловала ладонь любимого, и он отнял руку от моего рта.

— Да, — прошептала я.

— Этого мне достаточно.

Позже, намного позже, лежа в постели, мы смотрели, как солнечные блики пляшут по потолку, и тут зазвонил мой телефон. Я проигнорировала его, дав включиться автоответчику. Комнату заполнил голос Манденауэра.

— Хорошо, Джесси, можешь оставить себе и Кадотта, и работу. Подозреваю, что он уже и так о себе позаботился. А если честно, спроси его, не согласится ли он сотрудничать с нашим исследовательским отделом. С ответом приходи завтра ко мне в гостиницу.

Телефон пискнул. Я плотнее прижалась к боку Уилла.

— Ну? — спросила я. — Что думаешь?

— Скоро я останусь без работы.

Я повернулась лицом к нему.

— Почему?

— Летние курсы никогда не длятся вечно.

— Заинтересован в предложении Манденауэра? — Я затаила дыхание. Эта работа была мне по душе, но в Уилле я нуждалась больше.

— Конечно. Так в чем дело?

Я едва могла поверить в свою удачу. Спасти мир и получить мужчину своей мечты! Эй, не каждой девчонке удается найти любовь столь же редкую, как голубая луна.

__________________________________________________

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Куратор: LuSt         

Над переводом работали: LuSt, Rusena, laflor, Black_SuNRise   

Беты: LuSt, Королева, Bad Girl

Принять участие в работе Лиги переводчиков

http://lady.webnice.ru/forum/viewtopic.php?t=5151

Внимание!

Электронная версия книги не предназначены для коммерческого использования. Скачивая книгу, Вы соглашаетесь использовать ее исключительно в целях ознакомления и никоим образом не нарушать прав автора и издателя. Электронный текст представлен без целей коммерческого использования. Права в отношении книги принадлежат их законным правообладателям. Любое распространение и/или коммерческое использование без разрешения законных правообладателей запрещено.

Примечания

1

День памяти — национальный праздник США, отмечающийся ежегодно в последний понедельник мая. Этот день посвящён памяти американских военнослужащих, погибших во всех войнах и вооружённых конфликтах, в которых США когда-либо принимали участие.

(обратно)

2

День Труда (англ. Labor day) — национальный праздник в США, отмечаемый в первый понедельник сентября. Впервые отмечался в штате Нью-Йорк в 1882 по инициативе «Рыцарей труда» (англ. Knights of Labor). В 1894 году Конгресс США сделал День Труда федеральным праздником. После этого все 50 штатов сделали День Труда официальным праздником. Традиционно День Труда празднуется большинствомамериканцев как символический конец лета.

(обратно)

3

Ларч — дворецкий огромного роста из сериала «Семейка Аддамсов», зомби.

(обратно)

4

Индейская резервация Лак-дю-Фламбо (Lac du Flambeau). Находится в штате Висконсин, занимает площадь 396 кв. км, из которых индейцам принадлежит 164 кв. км. Создана в 1854. В 1980 здесь жили 1,2 тыс. человек племени чиппева. Резервация существует за счет рыбоводства, лесоводства, продажи гравия, производства сигарет, доходов от заправочной станции, электрической компании, торгового центра, курортов, туризма, казино. На территории резервации 158 озер, где водятся ценные виды рыб. Имеются библиотека, музей культуры; по вторникам организуется вечернее пиршество с плясками в традиционной деревне чиппева; в летние месяцы работает клуб плясок "Ва-сва-гон", который дважды в неделю дает представления с племенными плясками. По-французски название резервации означает "озеро факелов", от старинного индейского способа ловли рыбы, которую приманивали горящими факелами.

(обратно)

5

Индейская резервация Гранд-Портидж (GrandPortage). Находится в штате Миннесота, площадь 181 кв. км. В 1985 здесь проживало 315 человек племени чиппева из 623 членов этой резервационной общины. Существует с 1854 года. Одна из 6 резерваций, чьи общины составляют племя чиппева штата Миннесота.

(обратно)

6

Форт Нокс (англ. Fort Knox) — военная база США, находится почти в центре военного городка Форт-Нокс в 30 милях к юго-западу от Луисвилла, штат Кентукки. Также на территории военной базы Форт-Нокс с 1936 года расположено хранилище золотых запасов США, где находится 4176 тонн (4603 американских тонн) золота в слитках (147,4 млн тройских унций). Оно занимает второе место в Соединенных Штатах, уступая лишь Федеральному резервному банку Нью-Йорка.

(обратно)

7

Лабаз — помост на дереве, «настил охотника». В старину на него влезали прямо с лошади, чтобы не была следа, «чтобы отбить человечий дух».

(обратно)

8

«Внезапный удар» — боевик 1983 года с Клинтом Иствудом в главной роли. Крылатую фразу из фильма «Давай (те), порадуй (те) меня» и цитирует Клайд.

(обратно)

9

Ставшая крылатой фраза из сериала «Бэтмен» 60-х годов.

(обратно)

10

Лон Чейни — выдающийся американский актер немого кино, который прославился способностью до неузнаваемости изменять свою внешность и даже получил прозвище «Человек Тысячи Лиц».

(обратно)

11

«Человек-волк» (англ. «The Wolf Man», 1941) — классический фильм ужасов, определивший ряд основополагающих признаков жанра. Один из множества фильмов ужасов, созданных студией «Юниверсал Пикчерз».

(обратно)

12

10-8 — по номенклатуре десятичных кодов АРСО: Готов к работе.

(обратно)

13

10-11 — по номенклатуре десятичных кодов АРСО: Инцидент с животным.

(обратно)

14

Доктор Фу Манчу (Fu Manchu, в русском переводе иногда «Фу Манчи») — литературный персонаж, созданный английским писателем Саксом Ромером. Фу Манчу является воплощением зла, криминальным гением, вроде профессора Мориарти или Фантомаса. Его образ используется в кино, телевидении, радио, комиксах уже более чем 90 лет. Сакс Ромер написал 13 повестей про Фу Манчу, существуют продолжения других авторов. Иногда злодей изображается с длинными заостренными ногтями на руках, либо с длинной острой накладкой на мизинце.

(обратно)

15

Квоттербэк — в американском футболе ведущий игрок, занимающий позицию на бэкфилде за линией схватки за мяч. Вводит мяч в игру.

(обратно)

16

Джимми Л. Смитс (род. 9 июля 1955, Бруклин, Нью-Йорк, США) — американский актёр кино и телевидения, получивший известность благодаря ролям в сериалах «Закон Лос-Анджелеса», «Полиция Нью-Йорка», «Западное крыло», «Декстер».

(обратно)

17

Уильям Оливер Стоун — американский кинорежиссёр, сценарист и продюсер, обладатель множества кинопремий (в том числе трёх «Оскаров»). Вероятно, Джесси ссылается на него в этом ключе ввиду того, что Стоун снимает остросоциальные картины на злободневные темы, и над ним часто шутят, что «прозрение» снизошло на него после двух ранений, полученных во Вьетнаме.

(обратно)

18

Пау-вау — у индейцев: 1) Обряд с участием колдуна, часто с угощениями, плясками и т.п.; проводится для излечения от болезней, достижения удачи на охоте, победы в войне и др. целей 2) Совет, собрание, встреча индейцев или с индейцами.

(обратно)

19

Индейцы равнин (англ. Plains Indians) — общее название индейцев арапахо, шайеннов, пауни, кайова, команчей, навахо, юте, уичита и некоторых других племен, живших на Великих равнинах. В период Войн с индейцами потеряли свои земли и с ними возможность охоты на бизонов, которая была их основным занятием.

(обратно)

20

Великое шаманское общество, Мидевивин — У индейцев чиппева, оттава, сок, фокс, кикапу, потаватоми и виннебаго тайное обрядовое общество, объединяющее верхушку общины при руководящей роли шаманов; открыто для мужчин и женщин. Его цель — продление жизни при помощи трав и магии. Существует с начала XVIII в.

(обратно)

21

«Lambeau Field» — стадион для американского футбола, расположенный в городе Грин Бэй, Висконсин, США. Торжественное открытие стадиона состоялось 29 сентября 1957 года. На его постройку ушло 960000 долларов. До 1964 года стадион назывался «City Stadium». С самого основания стадиона здесь играет клуб «Грин Бэй Пэкерз». Сам стадион назван по имени основателя клуба, статуя которого стоит возле главного входа на «Lambeau Field». Это второй по вместимости стадион в Висконсине, после «Camp Randal Stadium». Вместимость стадиона составляет 73094 зрителя. Рекорд посещаемости равен 72740 зрителей.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 

Глава 2 

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

*** Примечания ***