По ту сторону грозы [Евгения Валерьевна Воронюк] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
ПО ТУ СТОРОНУ ГРОЗЫ
Часть 1
1
«Прокладки, салфетки, кофе» - прекрасно понимая с каким угрюмым видом, и даже осознавая, что он граничит с состоянием агрессии Миша продолжал толкать вперед тяжелую неуклюжую тележку, с постоянно разъезжающимися в разные стороны колесиками, попеременно рассматривая пополняющееся Энной ее содержимое, и не в состоянии себя контролировать, высказывал в самых грубых выражениях все, что думал по поводу создателя этой дурацкой тележки.
-Не ворчи, - сверившись со списком, она положила в тележку двухлитровую пачку молока – еще совсем немного осталось.
-Я не ворчу. У меня такое чувство, что тебе просто нравиться смотреть, как я тут играю в «попытайся этой долбаной тележкой проехать между рядочками и не сбить стенд шампанского или водки»!
-Ты только что перешел на новый уровень! Дарю тебе дополнительную жизнь! – и улыбаясь положила в тележку две большие двухлитровые бутылки пива.
-Ха-ха, - практически по буквам произнес он, повернув тележку в сторону касс, минуя страшную конструкцию из моющих средств и стирального порошка, и облегченно выдохнул, - так, я больше не хочу играть в эту игру.
-А больше и не надо, все.
Как это обычно бывает в не больших пригородных маркетах, из установленных пяти шести касс работает только одна. Но за то людей мало, по тому и очередей на кассе тоже не было, перед ними стояла бабулька – божий одуванчик, с молоком и хлебом в корзине, и девочка лет десяти, с огромным чупа-чупсом.
-Хорошо хоть без очередей, - Энна повернулась к нему, и наткнулась на взгляд человека, который был готов съесть администратора за не рабочие кассы, - перестань, вот увидишь, все будет быстро.
Бабушка с девочкой действительно скупились быстро. Энна заранее начала выкладывать выбранные товары на ленту, что бы как-то ускорить весь этот процесс. Сначала сломалась та самая лента, и ей пришлось передвигать продукты ближе к кассиру вручную, потом вальяжная кассирша особо крупных размеров, с длинным ярко красным маникюром, долго не могла победить штрих код на упаковке кофе.
-Может, вобьете вручную?– обманчивым, ласково – вкрадчивым тоном, поинтересовался он, чувствуя, что готов взорваться.
-Может, и попробую, - и дама за кассой начала с очень серьезным выражением лица, что-то нажимать на клавиатуре, одним пальцем, нажав несколько кнопок, она подняла затуманенный тяжелейшей умственной работой взор и осмотрелась, - Маш! – на крик подошла дама, миниатюрных размеров с бейджем «Администратор» на том месте, где судя по выточкам блузки должна была быть грудь - Штрих код не распознается – сообщила кассирша.
Теперь две дамы, что-то нажимали на клавиатуре и внимательно всматривались в монитор.
-Не распознается, - подтвердила администратор, и, подняв озабоченный проблемой и в то же время гордый от занимаемой должности взгляд, сообщила Мише, что ему следует сходить, и поменять пачку на любую другую.
Он настолько обалдел от предложения, голода, не работающих кондиционеров, и погоды, что тут же уточнил обеим дамам и подоспевшему охраннику кто именно должен менять пачку, что конкретно им сделать с их аппаратом для считывания штрих кодов, и в особенности с конечностями.
Администратор, удостоив незадачливых покупателей тем взглядом, который, по-видимому, считался ей убийственным, с чувством собственного достоинства отправилась менять пачку самостоятельно.
Все это время, пока они обменивались «завернутыми» репликами, Энну одолевало только одно желание - провалиться сквозь землю, жаль только что с одной стороны ей мешал гранитный, отполированный до блеска пол, а с другой – собственно Миша, и дурацкая тележка.
Когда большая половина товаров была уже пробита, кассовый аппарат издал несколько несовместимых с нормальной работой техники звуков, и погас.
-И? – поинтересовалась Энна, вложив в это короткое слово весь присущий ей сарказм.
-Что-то зависло.
Следующие десять минут, аппарат всячески пытались перезапустить, и наконец, перезапустили, правда, чек не сохранился, и потому пришлось пробивать все товары заново.
И вот, наконец, когда аппарат показал итоговую сумму, и, Миша достал кошелек, во всем магазине выключили свет.
-Вашу мать! – этими двумя словами он сообщил им всем, все что думал и о них, и об их магазине, и возможно об их предках и потомках.
-Ну, уж это точно не наша вина! – заступилась кассирша за род всего персонала, - из-за грозы, наверное, выключили.
Все дружно повернулись к огромным панорамным окнам, обклеенным всякого рода рекламными плакатами, Энне особенно понравились те которые у входа, с правой стороны от двери был постер – «супер пиллинг» и под ним «Самый дешевый фарш». После того, как она объяснила Мише слово пиллинг, ему они тоже понравились. С улици их вежливо поприветствовало черно - лиловое небо, подсвеченное приближающимися молниями.
-Сегодня не твой день, - Энна с трудом удержала смех, стараясь не смотреть на него, но мельком взглянув, она все же хихикнула, увидев умилительную, обескураженно – обозленную маску вместо лица.
-Вот, - Миша положил перед кассиршей сумму, которую за секунду до отключения света, сообщил компьютер, - включат свет, положите в кассу.
-Но ведь чек не сохраниться!
-Сочувствую, - и, взяв одновременно все четыре, огромных пакета, вышел из магазина.
***
Он только закрыл багажник, как начался сильный, порывистый ветер, поднимавший песок. Вспышки молний стали сопровождаться рокочущими разрядами грома.
-Давай быстрей! – крикнул Миша.
Она старалась как можно быстрее сесть в машину. Когда двигатель завелся, яркая, бело – красная молния ударила, как им показалось прямо рядом с машиной, а последовавший за ней гром практически оглушил.
Они выехали с парковки, когда видимость стала практически нулевой. Миша едва прикоснулся к педали газа, они даже не успели отъехать от дверей магазина, когда автомобиль начало нещадно трясти. Как будто под колесами авто был не асфальт, а только что вспаханное поле.
-Какого черта!? – он выругался, поудобнее усевшись на водительском сидении.
Черное небо готово было разразиться жутким ливнем, подчеркивая серьезность своих намерений громом и молниями.
Медленная, но мощная волна паники, поднималась в душе Энны, когда они проехали уже добрых минут пятнадцать, а село так и не началось. Она знала эту дорогу так же как путь от спальни к холодильнику в своей квартире. Могла пройти туда и обратно с закрытыми глазами! «Что-то очень не так, сегодня».
Дождь полился одновременно с необыкновенно яркими, необычайно красновато синими молниями, разукрасившими небосвод. С силой бьющие по машине огромные капли, казалось, оставят на металле отметины. Дорога превратилась в месиво, и джип то и дело кидало из стороны в сторону.
Пытаясь успокоиться, она всматривалась в Мишу, надеясь на его более чем двадцати летний стаж вождения, и постоянное внутреннее спокойствие, но не тут-то было. Во всей его позе: в руках с силой сжимавших руль, в напряженной шее, с бившейся венкой, в ходящих на скулах мышцах, сквозило непонимание, неверие, неотчетливый страх, утихомиренный уверенностью в себе, и необходимостью принимать решения.
Мокрая, липкая, и скользкая, наверное, от хлынувшей с распаханных полей грязи дорога превращала огромный тяжелый автомобиль в подобие детской игрушки выброшенной в сточную канаву.
-Пристегнись! – скомандовал он, покрепче перехватив руль.
И она поспешила выполнить приказ, с трудом, из-за кочек, на которых автомобиль то и дело подскакивал, Энне все же удалось пристегнуть ремень безопасности.
«О, Господи! Если все закончиться хорошо, буду всегда пристегиваться, как только сяду в машину! Честное слово!» - вцепившись в ручку, она молилась обо всем и сразу. Желая закрыть глаза, чтобы не видеть хоровод молний, деревьев и поднимаемых колесами машины фонтанов грязи. И в то же время, боясь это сделать, чтобы не пропустить тот последний миг, если он настанет.
***
Машину в очередной раз крутануло, и лишь благодаря опыту ему удалось выйти из заноса. «Здесь всю мою жизнь была бетонка, откуда же столько грязи?» Но, тем не менее, продолжал ехать вперед, подозревая, и не желая верить в то, что они, похоже, заблудились.
Остановившись, Миша попытался высмотреть сквозь бурю, куда их занесло, но заслон дождя стал непроницаем. Даже света от молний не хватало, что бы рассмотреть что-либо. Да он собственно, и капот машины толком не видел!
-Переждем здесь, - он обратился к превратившейся в комок напряжения Энне, и на всякий случай включил аварийку.
Она вглядывалась в черное, ставшее почти зеркальным от темноты, царившей в округе стекло. Глядя как она вжимается в спинку сидения, Миша отчетливо понимал ее страх, и не причиной ему были яростные раскаты грома, молнии, бившие казалось почти рядом, а ужасающая мощь природы, перед которой, огромный и мощный джип казался лишь букашкой. Он очень хорошо понимал ее.
-Вот это буря, - прошептала она.
-Ты видела, что с дорогой случилось?! – он старался говорить спокойно и немного с улыбкой, чтобы не выказать свой страх перед ней.
-Может мы выехали на поле?
-Может, хотя не представляю, как нам это удалось, - темнота за окном была плотной, и делала стекло похожим на зеркало, перестав рассматривать свое отражение, он повернулся к Энне, - Я эту дорогу знаю, как свои пять пальцев.
-Я тоже.
Стихия заставила их замолчать, так как перекричать гром, стало не возможно. Он гнал от себя навязчивые мысли о странных молниях – красных с синим, но они упорно возвращались, пытаясь что-то донести до него.
-Мы даже до поселка не доехали.
Слишком встревоженный, чтобы ответить, Миша лишь вздохнул. «Такое со мной впервые».
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался.
***
Когда тучи рассеялись, и заходящее солнышко осветило округу, перед ними открылось поле окруженное лесом с трех сторон. «А с четвертой должна быть дорога, и первые домики», предположила Энна, воспроизводя в голове карту местности. «Все верно, он должно быть действительно съехал на поле». Но проехав несколько километров в сторону предполагаемой дороги, село так и не нашлось, они обнаружили лишь пролесок, с подобием накатанной колеи, а дальше опять поля и леса, насколько хватало глаз.
-Ничего себе – пробубнил он себе под нос.
-Где мы? – в ее голосе прозвучало даже больше надежды на его знание, чем, как ей казалось, ощущала.
-Понятия не имею – ответил Мишка, и по глазам, резко всмотревшимся в Энну, было видно, что пожалел о резком голосе, скорее прочувствовав ее испуг, нежели увидя его внешнее проявление - Не бойся, - попытался исправиться, - пойду, осмотрюсь – она остро ощущала ту растерянность, что испытывает он, беспокоясь о ней. Все-таки в его жизни за последние двадцать лет, он заботился только о жене и детях.
-Не выходи! – не особенно подумав, она схватила его за руку, - вдруг….
-Что? – он самой что ни наесть отеческой улыбкой разогнал все ее страхи.
-Не знаю, мало ли?
-Успокойся, - он опять улыбнулся, говоря взглядом о беспочвенности и глупости ее страхов - посиди. Ремень не отстегивай, я быстро.
С легким щелчком дверь открылась, и пикающий звук эхом отозвался в вечерней тишине. Сквозь открытую дверь салон машины быстро наполнился вкусным и свежим воздухом, какой бывает только после грозы. Энна следила за ним, не отрывая глаз, казалось, прошла вечность пока он вернулся.
-Странно, - сказал Миша, внимательно глядя себе под ноги, - а земля то сухая!
-Как?
-Да вот так! – он почти выкрикнул это, осажденный неимоверностью своего открытия.
Ремень безопасности звякнул, когда расстегнулся замок.
-Я просил не отстегивать его – тут же напомнил он, и Энна снова увидела в нем того человека, которого знала. Будучи всегда уверенным и спокойным, он все же вводил ее в состояние какой-то паники, своей уравновешенностью, как она предполагала, замешанной на власти и жестокости, отчего каждая его просьба казалась ей приказом, а каждый комментарий – руководством к немедленному действию.
-Я хочу выйти, вряд ли у меня это получится пристегнутой.
-А тебе и не нужно, - он залез обратно, и завел двигатель, - проедем немного вперед.
Проехав и вперед, и назад, они нашли только леса и поля.
-Но мы ведь не ехали через лес – пытаясь почерпнуть уверенности из его ответа, она констатировала факт, надеясь, что он, со свойственной ему надменной уверенностью развеет все переживания. Но этого не случилось.
-Не ехали, - подтвердил Мишка, рассматривая темнеющий горизонт - Ну что ж, похоже, ночуем здесь.
-Как? – мысль о том, что они не понятно где сводила с ума, мысль о том, что ей придется ночевать с ним, в машине, да еще и без Саши, привела в ужас.
-У тебя есть другой план? – он улыбнулся, наблюдая за быстро сменяющейся мимикой ее лица.
-Нет.
-Значит, будем «курить мой».
Хоть Миша и пытался шутить, дабы показать, что ситуация не так страшна и все будет хорошо, Энна все же отчетливо видела - себя ему обмануть не удавалось. Все было жутким: и гроза, и дорога и то, что этой местности он не знал, но самым вопиющим было то, что земля под ногами была сухая и потрескавшаяся.
Когда темнота стала почти непроглядной, она поняла, что терпеть больше не может. Глупое, не осознанное, и не объяснимое стеснение, чаще всего не уместное, охватывающие ее радом с ним, опять проснулось. Это, конечно забавляло Сашу, который не мог понять ее странного отношения к Мише, с которым они выросли практически в одной коляске. Вот и сейчас ей от чего-то было стыдно пошевелиться, смущал звук от ее бесконечного ерзанья по кожаному сидению, и конкретно в данный момент смущало желание срочно найти приличный кустик.
Отстегнув ремень безопасности, она даже не успела дотянуться до ручки двери, когда он неожиданно вскинулся:
-Ты куда?!
-Мне нужно выйти.
-Зачем?
Немного покраснев, и тут же отругав себя за это, ответила:
-Миш, а как ты думаешь?
Непонимающий взгляд, тут же сменился с чего-то веселым:
-А. Я провожу.
-Нет! Я сама.
-Нет!
-Ты издеваешься? – то ли улыбнуться, то ли расплакаться? Растерявшись между такими оглушительными реакциями, предлагаемыми мозгом, она так и не сумела выбрать наиболее шокирующую, когда он ответил:
-Да – и первый вышел из машины, - постой здесь, я осмотрюсь.
Она послушно стояла, прислонившись к теплому капоту. Мишка махнул рукой, подзывая. Оказалось, что он стоит возле небольшого куста.
-Устроит? – спросил он, указывая наподобие убежища.
-Да, спасибо. Иди в машину.
-Я отвернусь.
-Миш, пожалуйста, иди к машине, - силы, уходившие на терпение, таяли как снег по весне, умоляющий взгляд, не возымел нужного воздействия, уже держась за пуговицу шорт, она была готова выполнить задуманное прямо здесь и сейчас, можно даже без кустика.
-Оглянись! – и его голос повысился. Совсем немного, приобретая какие-то странно властные ноты. Тут же вспомнились рассказы мужа и его восхищение, этой особенной чертой Миши. По словам Саши, он никогда не кричал, и никогда не ругался. Но было в его голосе что-то такое, заставлявшее боятся его и верить, что гнев должен быть воистину ужасен. Но Саша смотрел на это с восторгом и восхищением, она же смотрела с каким-то детским страхом. Потому, послушно посмотрела по сторонам. И ничего не увидев, снова воззрилась на него – мы Бог знает где, поэтому, будь хорошей девочкой, делай свои дела, и пойдем к машине – и он отвернулся.
Собственно мог этого уже и не делать, так как за кустик она так и не спряталась.
***
Двадцать лет назад они с Сашкой купили эту дачу на двоих. Шикарный участок, почти двадцать соток, и дом на две семьи, да еще и не далеко от Москвы. С тех пор с мая по сентябрь они жили там.
За этот срок они объездил все окрестности, а те, что не смогли объездить – обошли пешком. «У меня хорошая зрительная память, хорошая! И, вот в данный момент, готов дать руку на отсечение, что мы Бог знает где, и уж точно не рядом с Орловым». Он смотрел на свое отражение в боковом стекле, и явно ощущал бьющуюся в сознании мысль, о том, как им это удалось? Она пробуждала воспоминания о всяких дурацких телепередачах, вроде тех, в которых люди рассказывают о своих перемещениях в пространстве или времени, или о том, как их нло куда-нибудь забрало. В общем, всю ту чушь, которую постоянно смотрела Марина.
-Радио не работает – сообщила Энна, когда нажимание всех кнопочек, так и не прервало шипение, доносившееся из динамиков.
-Может, повредилось что-нибудь из-за бури.
-Может.
Когда Энна заснула, он вышел из машины. Ощущая не ясный страх за нее, решил далеко не отходить. Достав на всякий случай бейсбольную биту из багажника, положил ее под руку.
Ночь была тихой и ясной, огромная луна медленно ползла по небу, и его просто проняло, от страха! Вдруг отчетливо вспомнилось, или показалось, что вчера на небе был только появившийся молодой месяц. «Глупости!», он попытался утихомирить разыгравшееся воображение, желая срочно забыть так не к месту всплывшее воспоминание. «Я просто вспомнил какую-то другую ночь, да», и он себя все-таки убедил, «это была другая ночь»
Энна заснула, и в свете огромной, белой луны он видел, как подергиваются ее веки. За неимение другого занятия, вспомнилось то умиление, какое-то правда, изощренное умиление, а потом и раздражение от ее реакции на него. «Я ведь ничего плохого ей никогда не сделал и не сделаю! Но она все же боится меня. По не известным причинам».
-И что я тебе сделал? – прошептал он, но она лишь вдохнула.
Они с Энной за несколько лет знакомства, построили определенные отношения. Их общение сводилось в основном к язвительным либо же ироничным замечаниям в адрес друг друга, но все же он точно ощущал сквозивший в ней страх в отношении него. Они могли часами разговаривать, шутить или же подкалывать друг друга, каким-то слоем сознания понимая, что ей это общение доставляет такое же извращенное удовольствие, как и ему, Миша все же чувствовал, что она побаивается его. Каким-то сверхъестественным и молниеносным маневром, его мысли сами по себе пришли к выводу, что это все из-за разницы в возрасте. И догадка о том, что она в свои двадцать девять может считать его в сорок три стариком, слегка его прибила.
Он убеждал себя, что до старости еще далеко, да собственно и Сашка не юнец, ему уже тридцать девять. Но все же одна единственная мысль, о том, что Энна считает его стариком, приводила в бешенство. Правда собственная жена считала его реакцию не бешенством, а влюбленностью, что неоднократно высказывала ему, лишь подливая масла в огонь. Хотя он все же признался, исключительно правда себе, в том, что получает колоссальное удовольствие от их словесных пикировок.
Заснуть не получалось, думая одновременно о месте, в котором они оказались, об Энне и ее реакции, о своем возрасте и жутко не удобном сидении автомобиля он все же заснул, когда небо уже начинало светлеть. И почти сразу проснулся, она все еще продолжала спать, потянувшись, он завел мотор, и от этого звука она проснулась
-Доброе утро – сказал он отчего-то радостно, и сам удивился.
-Доброе, - она потянулась, пытаясь размять онемевшее тело, раздумывая над тем, что это его так радует? «Мы стоим посреди поля, которому, кажется нет ни конца ни края, сотовый не выказывает признаков имеющейся сети, Саша с Мариной наверное места себе не находят, а он радуется!», и даже джип то и дело подпрыгивающий на каких-то камнях и кочках не мешал ей, раздумывать.
Миша проехал километров десять в одну сторону, выбрав направление, видимо, наугад, но там обнаружились все те же поля светлыми пятнами выделяющиеся на фон лесов и посадок, развернувшись, поехал в другую сторону. Не найдя даже малейших признаков цивилизации, он вернулся назад, отыскав подобие дороги, найденной вчера. Тоже безрезультатно. Солнце уже нещадно палило, и в душе он радовалась включенному кондиционеру, который не давал это прочувствовать.
-Я в шоке – изрек он, когда очередная поездка привела их озеру.
Разглядывая абсолютно не знакомый пейзаж, и все ближе подбираясь к состоянию тихой истерики, Энна смогла лишь насупиться. Да они с Сашкой обожали бродить пешком по округе, с фотоаппаратом наперевес, но этого места ни разу не видели.
-Я не помню его – она вглядывалась вдаль, какой-то частью разума понимая, что ничего знакомого там не увидит.
-Я тоже.
Находясь не в состоянии вести разговор, она вышла из машины, решив пройтись вперед по берегу. С кромки воды на нее квакнула лягушка, из травы в озеро нырнул ужик, несколько мышек перебежали дорогу. В первые Энна откровенно расстроилась не найдя на пляже так раздражающих следов присутствия научно-технического прогресса – ни тебе бутылок из- под пива и лимонада, ни гор одноразовой пластиковой посуды, даже ни одного окурка!
-Ладно, есть хочешь? - Энна вдруг вспомнила, что помимо всего прочего, насколько бы не злилась она на отсутствие мусора, все же женщина.
-Есть я хочу всегда – улыбнулся Мишка.
Выбрав ровную полянку около озера, в тени шикарного, раскидистого дерева, Миша вытащили туда подстилку, и продукты, купленные в магазине. Он соорудил костер, и из имеющегося запаса, они сделали шашлыки, съели овощи, и запил их колой.
-Беда, - сказал он, развалившись на подстилке.
-Угу, - ответила она, устроившись рядом.
Попыток самостоятельно выбраться они больше не принимали. И от того ей становилось еще страшнее. Полуденное солнце во всей своей истошной, жаркой красоте, пересилило страх, и она заснула.
-Связи так и нет – открыв глаза, она увидела, что он стоит рядом, держа мобильный высоко над головой, на вытянутой руке.
-Может, ураган повредил вышки? - сев, Энна с удовольствием потянулась.
-Может – но он абсолютно в это не верил, и это было видно.
Наступившая ночь загнала их обратно в машину.
-Как они там? – спросила она, у темноты за окном автомобиля.
-Все будет хорошо – так же тихо ответил он – они нас найдут.
-Да, найдут – подтвердила Энна, зная, насколько тщетна и показательна их обоюдная вера в это.
Но днем третьего дня, ее так уже трясло от этого, что вера в лучшее, наверное, вытряслась. Не верила она и уговорам Миши, что все будет хорошо, и нужно рассматривать случившееся как прекрасное приключение. Измеряя шагами выбранную ими для стоянки поляну, она как раз обходила ее раз в сотый, когда он поймал ее за руку.
-Перестань, у меня от тебя в глазах все мельтешит.
-Не могу – она поразилась тому, насколько голос наполнился не поддельным страхом, граничащим с отчаянием. Его собственный надломился, когда он произнес:
-Успокойся.
-Что то случилось! Они бы уже нашли нас! А что будет, когда закончится еда? И бензин? – и слезы непроизвольно выступили на глазах.
Это был первый раз, когда он обнял ее, да он вообще никогда не прикасался к ней, прикосновение губами к щеке вместо - здравствуй и пока, не считается. Даже на их свадьбе с Алексом, он не обнимал ее так, как сейчас. Но тогда ей это было и ненужно так, как сейчас.
Она уткнулась ему в грудь, наслаждаясь такими, пусть и неловкими, но все же успокаивающими, надежными и крепкими объятиями. Его руки, обнимающие ее, не дали того спокойствия и душевного равновесия, что давало одно лишь прикосновение мужа, но своим каким-то уверенным, надежным теплом оградили от страха обнимающего ее уже три дня к ряду, и готового задушить своей крепостью.
-Что это? – прошептал он, поворачивая голову в сторону леса.
Звук повторился, и теперь Энна тоже услышала его. Хруст веток где-то неподалеку.
Миша развернулся на звук приближающихся шагов, как бы закрыв ее собой. От подступившего к горлу комка то ли страха то ли слез, у нее вспотели ладошки. Тут же появилось вообще неуместное стеснение от того что он держит в руке одну такую вот вспотевшую ладошку.
-Дню доброго! – послышался старческий голос.
-Доброго! – крикнул Миша.
Выглянув из-за его плеча, Энна увидела старушку, несшую на спине целый ворох хвороста.
-Доброго дня деточка – сказала она, рассматривая ее с живым интересом.
-Здравствуйте, - Энне захотелось подойти к ней, но Миша удержал рядом, держа за руку.
-Вы не скажете, где мы находимся? А то, мы, кажется, заблудились.
-Как где? – и бабулька скинула хворост на землю – а, где, по-вашему, вам быти положено?
-Так, где-то не далеко от поселка Орлова.
Бабулька некоторое время соображала, перед тем как ответить, видимо пытаясь вспомнить географию родной страны. Как вдруг запричитала, поднимая к лицу старые сморщенные и потемневшие от солнца и земли руки:
-Ох, надо же! Ой деточки! – шептала она рассматривая джип, и пошла к ним, размахивая руками в такт своему ковылянию.
Миша потянул Эню за руку, заставляя встать за его спиной.
-Так это надо же! Вы дети, далеко от села вашего. И вернутися тудо не сможете.
-Что? Ты мать, не шути так.
-Да не шутю я. А ты милок, не кричи, и перестань супружницу свою за спину прятать, что думаешь съем ее?
Энна захотела сказать что-нибудь, но голос спрятался, «супружница, так супружница» она даже не задумалась над этим, но что-то раздражило ее в этом слове, в том, как бабушка произнесла его, но более, в том, как промолчал Миша, не опровергая бабулькины заблуждения. «какая собственно разница?» - накричало на нее подсознание.
-Эх, стыд та какой! Негоже деточка по миру в панталонах-то, ох не гоже!
-В каких панталонах? – не поняла она. Тогда бабушка указала скрюченным пальцем на шорты. Энна считала их даже чуток длинноватыми, они сантиметров десять до колен не доходили.
-Так это шорты, бабушка.
-В нашем мире женщины не ходят таки.
-В вашем? – вкрадчиво поинтересовался Мишка.
-В моем, а отныне и в вашем.
-Мать, изъясняйся яснее – и в его голосе послышалась та власть, которая превращала в угрозу все сказанное им.
«И даже голос не повысил» убедилась Энна, наконец, осознав, чем конкретно так восторгается Сашка, и побаивается она. В отличие от бабульки, той было все равно, по крайней мере, никакой реакции на интонацию Миши она не выказала. «А бабулька кремень» подумала она, наблюдая, как в проницательных глазах рождается ответ:
-Не мать я тебе, хотя, отчего же, радовалась бы, коли такого богатыря уродила! – и она похлопала Мишу по накачанному животу - Нюра звать меня.
-Хорошо, Нюра, так куда же нас занесла нечистая – проворчал он, радуясь как обычно, когда находился человека, который не боялся его как большинство. Миша прекрасно знал, как его голос действует на людей, хотя не знал почему. Собственно говоря, это незнание, никоем образом , не мешало ему пользоваться тем, чем наделил Бог.
-В Еравию.
-Куда? – одновременно спросили Эня с Мишей.
-В Еравию, деточки. Самую богатую и славную околицу Кортивии.
-Что за бред! – вскрикнул Мишка, и потянул Энну к машине.
-Когда, надоест вам по лесу пеши ходити, и есть захотеться, придете. Я тут рядышком, - и она указала пальцем в сторону, с которой пришла, - приходите, моя хатка, первая, как из лесу выдете. А я пока, кровать приготовити да ужин поставлю.
-Спасибо! – крикнула Эня, когда Миша запихнул ее в машину.
-Сумасшедшая! – выругался он, завел машину, и они уехали.
-Старая больная женщина, успокойся.
-Я спокоен! – рявкнул Миша.
-Давай все же проедимся, куда баба Нюра указала, наверное, там должны еще люди жить? – помолчав, предложила Эня.
-Да, - он был в бешенстве, хотел есть, хотел увидеть детей, а эта выжившая из ума старуха несет какой-то бред. «Еравия! Это ж придумать такое надо было!».
Через пол часа они подъехали к небольшому срубу. Он стоял у кромки леса, первый, как и говорила Нюра. За ним виднелся огород, перед домом был большой сад. Рядом колодец, такой же деревянный, и еще два строения. «Наверное сараи», зачем-то подумал Миша.
-Проедемся – сказал он со странной интонацией в голосе, заставившей Энну посильнее вжаться в спинку сидения ,-Что за бред? – повторял он снова и снова, пока они ехали по деревеньке. Все, от млада, до велика, выбегали на дорогу, и с открытыми ртами наблюдали за ними. Стоило им притормозить, как машину тут-же обсыпали ребятишки.
-Миш… - прошептала Энна, глядя на детей в странных, иногда порванных одеждах, женщин в длинных льняных платьях. И мужчин, в широких штанах и рубахах.
-Бред, это бред – повторял он, садившимся от нервного перенапряжения голосом.
Деревенька была достаточно большой, в ее центре стояла церковь с красивыми искрящимися золотом на солнце куполами. Несколько больших зданий, рынок. Но ни в одном переулке, ни в одном закаулке не встретились им даже намеки на цивилизацию. Ни одного провода, ни одной антенны, ни одной вышки. Ничего.
В наполненном удивлением и фатализмом молчании они вернулись к домику бабы Нюры.
Заглушив мотор, они еще какое-то время сидели в машине. Мишка долго рассматривал открывающийся взору вид, а потом повернулся к Эннне. И взгляд его излучал страшное. И страх, и неверие, и злость. Было в нем то, что испугало ее больше чем последние три дня.
-Миш, - прошептала она, и испытываемый ею необъятный ужас отозвался быстро заколотившимся сердцем и немеющими от леденящего душу страха пальцами. Она пыталась согреть саму душу, потирая, и сплетая в замок трусившиеся руки, но отчаяние пересиливало, и тогда он положил свою большую и теплую руку на ее ладони, желая согреть их и одновременно успокоить бившую их дрожь. От этого дружеского и отчаянного жеста сердце ее сжалось еще сильнее. Тоска, и боязнь правды, которую мы порой отказываемся принимать, прикоснулась к сознанию. Она заморгала, желая остановить навернувшиеся слезы, и выкинуть из головы едва успевшую зародиться мысль, страшную и уродливую в своей искренней правдивости, затопившую тоской по тем, кто уже никогда не встретиться, по мужу, родителям, родственникам и друзьям. Но более всего по себе, той себе, что осталась там, в России, и никогда уже не проживет жизнь с человеком, за которого вышла замуж, не увидит своих родителей, и не родит своих детей.
Он ничего не сказал, лишь крепче сжал ее пальцы. И открыл дверь.
Калитка была открыта. Миша шел первым, крепко держа за руку Энну. Во дворе было прохладно, от нависающих, раскидистых деревьев. Справа, была собачья будка, из которой с любопытством выглянула маленькая черная собачка, решив, что незваные гости не представляют угрозы для нее и хозяйки, она снова залезла в будку.
-О, ну, вирнутися! Заходьте деточки, заходьте – у дверей стояла баба Нюра, вытирая руки о красивый, но поношенный передник.
Маленький домик встретил их небольшим крылечком, на пару ступеней, ведущих на веранду. За ней скрывалась комната. Она служила хозяйке и кухней и спальней. Баба Нюра, вынесла на веранду холодное молоко, хлеб и варенье, тушенное мясо с картошкой и квашенную капусту.
-Угощайтися, дети – она отступила в сторону, пропуская Мишу к грубо сколоченному стулу. Но он сделал вид, что не замечает приглашающего жеста старушки, и так и остался стоять рядом с Энной, держа ее за руку.
-Спасибо, - прошептала Эня, и первая взяла глиняную чашку полную молока. Чувствуя, как напрягся Мишка, она посмотрела на него, рассматривая его встревоженные глаза, впервые заметив как много вокруг них маленьких, мимических морщинок. Столько настороженности исходило от него, что Энна не вольно улыбнулась, и прикоснулась лбом к его плечу.
-Не бойся, хуже, чем есть, вряд ли станется – проговорила она рукаву его футболки. И с удовольствием отпила молока.
Вскоре, Мишка за обе щеки уплетал угощения.
-Баба Нюра, расскажите, пожалуйста, еще раз, и поподробнее – попросил он наевшись.
-Ох дитя, не знаю я того чего тебе интересно, но одно могу сказать, иногда люди с ваших к нам попадають. И все тут – она нервно струшивала со стола невидимые крошки, и, понаблюдав за ней некоторое время, Энна задала вопрос, ответ на который раскаленной иглой путешествовал в ее голове. Но не спросить она не могла:
-А обратно, как?
-Ни как, деточка – бабушка всмотрелась в нее долгим и полным досады взглядом, от которого голос Энны стал сухим и безжизненным:.
-И что же, сколько сюда попадали, а обратно никто не возвращался?
-Ну, я о том не ведаю.
Долго говорили они, и с каждым словом, сердце Энны падало, с каждой фразой неизбежность подавляла ее. Вспоминались рассказы, когда люди путешествуют во времени «но они ведь вернулись! Иначе как бы мы знали об их перемещениях?!» - анализировал мозг. Но даже представить, что это случиться, и что еще хуже – уже случилось с ней, она не могла.
-Чем отплатить тебе за ночлег мать? – спросил Мишка, и его тихий бас вывел ее из задумчивости. Вот, значит, сегодня она наконец-то заснет лежа. Чему несказанно обрадовались мышцы спины и те, что пониже ее, тоже.
-Ох, отплатити, дров на зиму заготовить поможити, а супружница твоя, мне на огороде помогати станети. И лучшая то помощь будить.
-Спасибо тебе, мать – прошептал Мишка, и взял Эню за руку.
Ее больше не злило и не раздражало ни его невнимание к тому, что бабушка считает их мужем и женой, ни к повелительным ноткам и интонациям в его голосе. Только жизнь злила ее, сама жизнь, так безвозвратно, не вовремя и спонтанно отнявшая все! «А разве может такое случиться вовремя?» - спрашивала она сама себя, ничего не отвечая.
Бабулька ввела их в дом. Который оказался маленьким, наверное, как большая комната в пятиэтажке, и Мишка занял собой практически все пространство.
-Вот, я вам тут постелити, а сама-то я на печи сплю.
Нюра указала на ворох соломы обтянутый какой-то тканью. По размерам чуть больше кровати на одного человека. Он примостился в правом углу, и изголовьем их импровизированной кровати служил огромный сундук, некогда искусно раскрашенный, а сейчас облущенный и какой-то устало - унылый.
-До завтра так будити, а тамо посмотрим.
-Спасибо, вам огромное. – сказала Энна, в спину Нюре, залезавшей на печь.
Миша принес из машины подстилку, и расстелил ее поверх сена. Они стояли молча, рассматривая место ночлега. И впервые за последние три дня Энне стало все равно: где она, с кем она. Все равно, что она будет спать на одной кровати с чужим мужчиной, все равно, что она никогда не вернется назад к мужу и семье, все равно, что будет с ней. Ей хотелось лечь, закрыть глаза и заснуть, надеясь, что все это лишь сон. Глупый сон, и когда она проснется, Саша будет рядом. Он привычно улыбнется, желая доброго утра, приготовит кофе, и они вместе посмеются над ее странным воображением.
-Как ты думаешь, там мыши есть? – прошептала Эня, присаживаясь на край их ложа.
-А ты что боишься? – с насмешкой ответил он, чувствуя себя не то что не в своей тарелке, а даже и не в соседней. Двадцать лет единственной женщиной рядом с которой он спал - была его жена, и то обстоятельство что в данный момент рядом с ним другая, нервировала его как мальчишку перед первым свиданием. «Должно быть это старость» - угрюмо думал он, «как говориться: что старики, что дети - одинаковые» - посмеивался над его мыслями мозг. «Театр абсурда» думал он. Но представление не желало прерываться на антракт, и он вынужден был подчиниться законам жанра. Только сейчас сообразив, что скажи он Нюре правду, и спали бы они сейчас отдельно, и не было бы этой глупой и никому не нужной неловкости.
-Ну, не то чтобы…
-Я думаю, что нет. Весна! Они давно в полях.
-Это хорошо, - задумчиво проговорила Эня.
Как ни намеревалась она лечь с краю, да не вышло, Миша настоял на том, что бы она легла под стенку. Мол, так безопаснее. Конечно, ему не ведомы были ее страхи, о пауках, жуках и мышах, которые могут спуститься по бревенчатым стенам.
-Двигайся!
-Куда? Я и так уже как наклейка на стене!
В темной комнатушке, лежа на печи, баба Нюра слушала, как переговариваются эти пришельцы. Вот, подумала она, еще одни попали сюда. Как жалко ей было их, таких несчастных, испуганных и печальных, тех, кто попадал сюда. За что же с ними Бог так? Думала она. Нюра тысячи раз представляла себе, как попадает в чужой мир, и каждый раз не могла себе представить, что бы с ней сделалось. Ни силы в ней не было достаточной, ни желания жить, думала она, наверное, по этому, Бог так и не ответил на ее детские просьбы, и не отправил никуда. Интересные ребята, она слушала, как они перешептываются, пытаясь улечься, как шуршит солома, впопыхах набросанная ею. Да и любят друг друга, но сильно сомневалась она, что сами догадываются об этом.
-Перестань крутиться! – злобно прошептала Эня, получив в очередной раз по плечу от Миши.
-Так, - гневно ответил он – все, ляг на руку.
Испытав секундное смущение, Энна перевернулась на бок, и легла на его плечо. Еще несколько часов назад абсурдность сложившейся ситуации приводила ее в состояние подобное истерии, теперь же ей стало даже как-то смешно. На руку так, на руку. Ей было не важно, что делать или говорить. Чувствуя, как его рука по-хозяйски легла на ее талию, отгораживая от досок стены, ее не посетило знакомое смущение, ей по-прежнему было все равно. С абсолютным равнодушием она чувствовала, как бьется его сердце под ее ладонью. «Так не бывает!» твердил мозг «Так не должно быть!» вторило ему сердце. Она закрыла глаза, стараясь представить, что все это сон. Что рядом лежит ее муж, и это стук его сердца она чувствует, и его тихий храп слышит. Но вызванные воображением образы, нагло разбивались ароматом другого одеколона, и непривычными уху звуками. Она так и заснула, слушая звуки, не знакомые и чужие – лай собак совсем близко к дому, и шорох мышей где-то рядом, то ли в соломе, на которой они спали, то ли в сундуке.
2
Утро, такое долгожданное, которое обещало развеять не укладывающиеся в голове события прошедших дней, своим приходом разрушило, ту тонкую надежду, до последнего томящуюся в их сердцах.
Энна проснулась первая. Бабы Нюры уже не было, а Миша спал на спине, закинув одну руку себе за голову, а второй обнимая ее.
«Это не сон» - констатировал разум.
Она так и лежала, слушая стук его сердца. С одной стороны ей хотелось вскочить с кровати, и убежать, с другой она хотела остаться одна, хотела плакать и жалеть себя. А поднявшись, непременно разбудит его. И тогда нужно будет говорить, и принимать решения.
Воспоминания не желавшие становиться былью, планы на жизнь, будущее, все это одновременно и в то же время каждое отдельно и отчетливо проносилось в ее голове. Вот в голове появилась картинка их первого свидания с Сашей, вот их отдых в Турции. Вот она смеется над ним, когда он участвует в конкурсе. Вот он целует ее, вот их свадьба. Вся жизнь, с ее самыми яркими моментами проносилась в голове, сердце отказывалось забыть это, не желало верить в то, что это больше не продолжится. «Я не верю, не верю» - мысленно говорила она себе, снова и снова, вспоминая родителей и друзей, «не верю». Повторяя это, она почти убедила себя, что пока не поверит, это не правда. «Если поверю, больше никогда не вернусь». Страх и смятение, ужас и неверие в происходящее, сомнения в собственном здравом смысле. Так много чувств и эмоций одолевало ее, так много сил ушло за эти несколько дней на поддержание мнимого спокойствия и веры в скорое возвращение, и вот теперь, когда постепенно определенность ситуации ужаснула своей реалистичностью, она больше не могла сдерживать рвущиеся наружу чувства.
«Я не плачу» повторяла она себе как мантру, «Я не плачу, не плачу» но слезы упорно игнорировали ее, и бежали по щекам, капая на обтянутое футболкой плечо все еще спящего Миши. Стараясь быстро, и в то же время аккуратно выбраться из импровизированной кровати она все же разбудила его, ударившись коленом о его бедро.
-Что? – он открыл глаза резко сев на кровати, и от неожиданности Энна, которая как раз в этот момент пыталась перелезть через него, дернулась, и, стукнувшись с ним лбами, упала на пол – Боже мой! Энна! – Миша кинулся поднимать ее, видя, как трясутся ее плечи, он был уверен, что она сильно ударилась, и, соображая на ходу что делать, не сразу понял происходящее. Когда он усадил ее на кровать, она продолжала трястись, и, обхватив себя руками, раскачивалась вперед назад. – Прости! Ты в порядке?
Ее длинные волосы напрочь скрывали лицо.
-Эн? – Миша осторожно убрал волосы с ее лица, немного боясь того что мог увидеть. Всё-таки стукнулись они здорово, у него самого должно быть синяк будет, да она еще и упала, - Что? – опешив он не договорил. Он сидел на корточках продолжая держать в руках прядь темных волос. Но когда она перевела свой невидящий ничего вокруг взгляд, на него, Миша отпрянул, и, пошатнувшись, с трудом удержал равновесие - Энна?
Она посмотрела на него долгим, немигающим взглядом, и рассмеялась. Громко, надрывно. И от горечи, сквозившей в этом смехе, у него перехватило дыхание. Первым желанием было просто подождать, когда она успокоится, потому как, что делать в таких ситуациях он понятия не имел.
-Эн, перестань! – Миша взял ее за плечи, заставляя остановить свое раскачивание, но она продолжала истерично хохотать.- Перестань! –рывком поднявшись на ноги и подняв ее, он начал трусить ее за плечи, - Да что с тобой?
Смех прекратился так же внезапно, как и начался. Она смотрела ему в глаза, а по щекам текли слезы, Миша готов был поспорить, что Энна хоть и смотрит на него, но не видит.
-Эн?!
Взгляд сфокусировался, и вмиг высохли слезы. Но это ужаснуло его еще более. Взгляд, полный фатализма, безысходности и поразительного спокойствия.
-Нет – прошептал он, как будто зная и желая изменить то принятое ей решение, которое видел в ее глазах, - нет! – и с каждым «нет» голос его повышался, - Перестань! Успокойся же! – но она продолжала смотреть на него тем же безумным взглядом и молчать, - О Господи! – он обнял ее, боясь происходящего, и убеждая себя, что ему лишь показалось, «она ничего с собой не сделает! Не сделает!». - Все будет хорошо, все будет хорошо, обещаю! – и она расслабилась, как-то сразу обмякнув в его руках, он чувствовал ее слезы, промочившие футболку, и радовался, она плачет, просто плачет.
-Прости – прошептала она его груди.
-Ты как? – немного отодвинувшись, он заглянул в ее глаза, и страхи отступили, когда он увидел ее взгляд чистый и живой, затуманенный лишь слезами и тем несчастьем что свалилось им на голову.
-Нормально, - она отступила на шаг и присела на кровать.
-Эн, послушай меня, я…. я не знаю, как мы сюда попали, не знаю, надолго ли. И понятия не имею, как попасть обратно!... Но нам при любых раскладах нужно жить. Понимаешь меня? ….Жизнь то не кончилась.
-Не кончилась, - подтвердила Энна, пряча свой взгляд у него на плече.
-Я не меньше твоего хочу вернуться домой.
-Я знаю.
Он замолчал, не зная как выразить все то, о чем думал.
-Я не знаю, как жить, - прошептала она
-Что?
-Как Миш? Как мне жить без него? Как? Что мне делать? Что, просто забыть, смириться?
Она ждала от него ответа, в том всегда уверенном тоне, и такой властной, исключающей сомнения в правильности сказанного манере. Но вместо этого услышала растерянный, хриплый голос:
-Я не знаю.
***
Прошел день, а за ним наступил вечер. Баба Нюра вернулась с огорода и приготовила ужин.
-Послушай меня, - она обратилась к Энне, когда Миша вышел во двор, - я, конечно, не точно знаю, что ты чувствуешь, как должно быть страшно и горько тебе, но вот в истерику впадати, плакати, это не поводь. Понимаешь меня? Вон супружник твой здесь, сильный и здоровый, что еще? А жизнь свою и здеси устроити! Нечего умирать от слез!
Энна лишь улыбнулась и кивнула, понимая, как права баба Нюра, и в то же время, как она заблуждается. Если бы вместо Миши здесь был Саша! Ах, тогда все было бы по-другому! Да разве интересовало бы ее тогда, как жить? Мучилась бы разрывающимся от тоски сердцем? Она была бы счастлива просто по тому, что с ним. Рада была бы уже тем, что они вместе.
-Спасибо, - Энна поднялась со стула, и, пожав огрубевшую от постоянной работы руку бабушки, вышла на улицу.
Майская прохлада, прочищала разум и одновременно сковывала сердце. Она увидела Мишу, сидящего в машине, и подошла к нему.
-Привет, - он сидел молча, вертя в руках чупа-чупс, купленный в магазине.
-Привет.
-Миш, - ей хотелось поговорить об их будущем здесь, решить, как жить, что делать, но слова не шли с языка.
-Ты сказала ей? – он задал вопрос, не отрывая взгляд от конфеты.
-Что сказала?
-Что мы не женаты?
От неожиданного вопроса она немного растерялась, и потому не сразу ответила, а ответив, посчитала нужным, пересказать их с Нюрой разговор.
-Я просто не верю, что все это происходит! – он шумно выдохнул.
-От этого оно не становится менее реальным.
-Не становится, - Миша убрал леденец в бардачок, и, положив обе руки на руль, прислонился лбом к прохладной коже оплетки.
Они молчали, в тишине уходящего дня.
-Я не могу думать сейчас, - его голос был тяжелый и усталый, - не могу и не хочу.
-И не надо, подумаем об этом завтра.
-А что будет завтра? Что изменится? – вдруг вскинулся он, внимательно смотря на нее.
-Ничего. Ничего не изменится.
Неожиданный взрыв эмоций с его стороны так же неожиданно прекратился.
-Если мы не вернемся…
Он не договорил. Что будет если они не вернуться? Как установить самому себе срок, в течение которого продолжать верить в возвращение домой? И что потом, если срок пройдет, а он так и будет здесь, что потом? Начать жить с нуля? А до этого времени? Не жить?
Как будто прочувствовав его мысли, она осторожно положила руку на его плечо:
-Не загадывай. Как говорит Саша: «Что было - мы видели, что будет - посмотрим».
-Тоже мне, Алиса в стране чудес, хоть бы раз сам прислушался к своим премудростям!
Энна улыбнулась, вспоминая, сколько раз Сашка всем вокруг давал дельные советы, и при этом сам попадал в исключительно бредовые ситуации, не прислушиваясь к ним.
-Иди в дом, уже прохладно.
-А ты?
-Я хочу побыть здесь, мне нужно подумать.
Она уже подошла к дому, когда необузданный страх застал ее врасплох. «А что если он перенесётся обратно? Мы ведь были в машине, когда попали сюда. Вдруг он пропадет, а она навсегда останется здесь, абсолютно одна?!» Постояв секунду у дома, она все же вернулась и выразила ему страхи, имеющие реальное обоснование.
Он какое-то время продолжал молча рассматривать руль:
-Хочешь ночевать в машине?
-Не хочу ночевать одна.
Он понимал ее страхи, хоть и не верил, что вот так просто они вернутся обратно, и как бы ни хотелось ему остаться одному, разобраться в себе, успокоится, и подумать над тем, как жить дальше, все же чувство ответственности за нее победило.
-Залазь.
Энна умостилась на пассажирское сиденье, стесняясь своего места здесь, напросившись к нему, тогда как Миша нуждался в этом уединении. Она не заводила разговор, и старалась не смотреть на него. Темное небо то прятало луну, укрывая ее покрывалом из туч, то вновь освобождало, и тогда на улице становилось чуточку светлее. Уже на рассвете, когда последняя надежда на возвращение в свой мир растаяла вместе с луной, она заснула, так и не проронив не слова.
Солнце еще только выглянуло из-за горизонта, когда их разбудили кукарекающие петухи.
-Выключи свет – сонно пробормотал Миша, и попытался перевернуться на бок, ему снилось, будто он спит дома, в Москве, на своей кровати. Стукнувшись лбом о боковое стекло, он открыл глаза. Энна спала на пассажирском сидении, вокруг ничего не изменилось, все те же сараи, те же груши. К машине подошла отвязанная на ночь Кнопи, и, тявкнув пару раз, будто желая доброго утра ушла к себе в будку.
«Ну вот, все и решилось» - мрачная уверенность в том, что домой они не вернуться, лишь подтвердилась. Теперь нужно было думать, как жить дальше. В голове не укладывалось, все произошедшее. Он сходил с ума от вины перед семьей, от того что бросил их. Всю ночь он думал о детях. Он не увидит, как подрастает Антон, не будет на свадьбе Стасика. Он так много уже не скажет сыновьям, так многому их не научит. Сердце разрывалось от мысли о том, с чем столкнется Марина, что она будет делать? Может, продаст квартиру и переедет в меньшую? Этих денег должно хватить. Миша лишь надеялся, что у нее хватит здравого смысла попросить помощи у Саши, если в этом будет необходимость, Саша поможет. Он так же надеялся, что Сашка возьмется за голову, что Марина даст ему возглавить агентство. «Господи, не оставляй их» - подумал он. В том, что друг не бросит его семью он не сомневался. Точно так же как и он не бросил бы Энну, пропади Сашка однажды. «И что мне делать?». Он смотрел на спящую Энну, и не имел ни малейшего понятия о том, как поступить. Мысли путались в голове, проигрывая разные сценарии возможного будущего. Они могут начать жизнь с нуля, как-то обустроиться здесь, возможно даже связать с кем-нибудь свои жизни. А что еще они могут? Могут и дальше делать вид что женаты. И, что тогда? Тогда они так и состарятся вместе, так и не устроив жизни. «У нее вся жизнь впереди», думал Миша.
-Доброе утро – он и не заметил, когда она проснулась.
-Доброе.
Тишина, требующая принятия решения давила на них, но каждый боялся начать разговор. Казалось что эти слова, как заклинания, навсегда отдалят их от дома.
-Энн, вряд ли мы вернемся.
Она только отвернулась, стараясь незаметно смахнуть слезинку.
-И нужно решить, как жить.
-Я не хочу ничего решать, - она открыла дверцу, - а не может все остаться так, как есть? Нужно обязательно решать? Еще ничего не известно! Все еще может измениться! – неожиданно для себя самой она поняла что кричит – прости.
Энна сделала несколько глубоких вдохов и выдохов.
-А что решать Миш? Что мы можем решить?
-Ничего – да какая собственно разница, пока есть надежда на возвращение ему плевать, что будут думать о них.
День прошел в знакомстве с хозяйством, Энна убрала в домике, а вечером помогла Нюре в огороде, Миша нарубил дров, соорудил подобие душа и наносил воды. Лишь вечером, когда Нюра уже спала, а они все сидели на веранде, думая каждый о своем, Энна поняла что кое-что решить все же нужно.
-Миш, а как мы спать будем?
-А как ты предлагаешь?
Она сама не знала, какого ответа ожидала. С одной стороны ей было просто все равно, с другой же, спать в одной кровати с другом мужа было неестественно, неправильно. Но была и третья сторона, здесь ведь думают, что они женаты. Только теперь она задумалась о будущем здесь, в Еравии. Если они действительно останутся в этом месте, как ей жить? А если не останусь, тогда какая разница? Но все же ей казалось изменой мужу спать с Мишей.
- В машине я спать точно не буду, у меня спина и так отваливается – проворчал Миша, видимо тоже раздумывая о том же.
-Да какая разница, - буркнула Энна, - я пошла.
***
Так потекли дни. Весна была в самом разгаре, и дел по хозяйству было много. Они трудились не покладая рук, Эня помогала по хозяйству и в огороде. А Миша, или как называли его местные Мика, выполнял всю мужскую работу. Он соорудил им подобие полуторной кровати, правда вместо матраца было сено, и отгородил ее занавеской. За это время он осмотрел вторую комнату, маленькую, и узкую, с тех пор как Нюра овдовела, этой комнатой никто не пользовался, крыша здесь прохудилась, да и трещина пошла в стене, так, что зимой было холодно. Потому Нюра использовала ее и как кладовую, и как сарай. Как бы ни было ему дико и неестественно думать об этом, но жизнь все же требовало его присутствия. Скоро наступит зима, и если они не найдут способ вернуться домой, то им придется где-то жить. Не спать же им с Энной на одной кровати?
На починку дома, да и на жизнь нужны были деньги, и Мик раздумывал о том, где их достать. «Жизнь везде одинаковая! Что бы ты не чувствовал, о чем бы не думал, нужно зарабатывать деньги» рассуждал он сидя как-то вечером на веранде, слушая пение цикад. За эти дни они познакомились с соседями, не представляя чем ему заниматься в этом мире, как заработать денег, он пообщался с местными мужиками, и с ужасом понял, что работы здесь нет. По крайней мере, той, которую он умел делать. А что собственно он умел? Строить, и делать ремонты, продавать землю и недвижимость? Еще мог вспомнить молодость, и обучить местное население айкидо. Правда вряд ли за это заплатят. Здесь все занимаются сельским хозяйством. Можно заработать немного денег, если наняться к кому траву косить, весной можно поле вспахать, или лошадей обучить. Можно было чинить крыши и печи, что в принципе ему было знакомо, пусть и без технологий его мира, все же он бы справился, но таких мастеров обычно в городе нанимают, с рекомендациями, как ему сосед рассказал. То, что они застряли здесь, становилось все более понятным, не понятным было только то, как им жить дальше.
Рассказав бабушке свои соображения о том, что необходимо сделать, они решили дождаться ярмарки, что бы купить нужное, предварительно продав что-нибудь не нужное.
Прошло больше двух недель, с тех пор как баба Нюра нашла их у озера, и постепенно осознание, их перемещения в Еравию стало казаться правдоподобным.
В воскресенье, баба Нюра затопила баню, и они выкупались. Уже поздно ночью, сидя на теплых, нагревшихся за день ступенях крылечка, они заговорили о доме.
-По-моему, мы тут застряли – сказал он, с шумом выдохнув, и бросив лежавший под ногами камушек в дебри сада.
-Что нам делать? – тихо спросила Эня, обмахиваясь длиной выданной Нюрой юбкой. Когда-то давно материя эта была темно синего цвета, но частое использование, солнце и стирка сделали юбку почти голубой, лишь на изнанке, там, где подворачивался пояс, остался ее первоначальный цвет.
-Не знаю – с грустью сказал Мишка и достал из кармана чупа-чупс. Повертев его в руках, он тяжело вдохнул – малой просил.
От его голоса сердце Эни сжалось тисками. Она потеряла мужа, родителей, брата, будущее. Но Мишка лишился детей. На глазах выступили слезы, когда она вспомнила как маленький Тоха, уходил на дневной сон. Он сидел у Миши на руках и что-то лепетал на своем языке, а когда Марина позвала его спать, разразился слезами, как знал. Тогда Мишка, пообещал ему, что как проснется, получит чупа-чупс, и довольный малыш ушел спать.
-Не теряй надежду, - сказала она, сама не веря своим словам.
-Не буду.
Где-то вдалеке залаяла собака. Нарушая мирную тишину ночи, ей тут же за вторили остальные.
-Пойдем спать – сказал Мишка, поднимаясь со ступенек.
-Пойдем.
За это время она привыкла спать рядом с ним, и былое стеснение ушло вместе с прошлой жизнью. Переодевшись в легкую ночную рубашку, она улеглась на импровизированную кровать. Скоро Мика задул свечу, освещавшую комнату и улегся рядом.
3
-Почему ты не готовишь ничего? – спросил Миша, он ковырял вилкой тушенную картошку, приготовленную Нюрой.
-Так Нюра же готовит, а что?
-Ничего, просто. – бело-желтая картофельная масса, конечно была ничего так на вкус, но вид аппетита не вызывал. Он отодвинул тарелку, и посмотрел на Энну, от чего-то испытывая неловкость.
-Что? – она улыбнулась его детскому взгляду, никак не вязавшемуся с грозным видом.
-Я хочу есть.
-Ну, так ешь – она придвинула ему тарелку.
-Нет, я хочу, что бы ты готовила.
-Да?! – приятно конечно.
-Блин, вот подобное – он выразительным взглядом указал на отставленную тарелку, - я почти двадцать лет имел возможность, есть дома, благодаря Марине. Собственно поэтому и нанял Ольгу. Все-таки терпение у меня не безграничное.
-Жаль, что твой повар не поехала с нами в магазин.
-Мне больше нравится, как готовишь ты.
-Спасибо.
-Энн, кроме шуток, приготовь, пожалуйста, что-нибудь съедобное и красивое, и необычное.
-Миш, - она вздохнула, не зная как объяснить причину, так, чтобы не обидеть его, - я… я не могу.
-Почему? Из-за того что печка дровяная?
-Нет, - она улыбнулась, покачав головой, - не в печке дело. У меня нет желания готовить.
Он с таким видом начал ковырять еду в тарелке, что Энна невольно хмыкнула.
-Что? – Миша оторвался от картошки, улыбаясь ей в ответ.
-Ничего, кушай.
Энне была смешно и жалко видеть, как мучается Миша, и она решила попробовать приготовить что-нибудь. Слава Богу, запасы у Нюры были огромные, и выбрать было из чего.
Вечером, когда он с обреченным вздохом сел за стол, Энна поставила на стол котелок с ароматным пловом.
Аромат распространился по комнате практически моментально. Миша пронзил ее радостным взглядом, детским, счастливым и довольным.
-Спасибо – и почти юношеская, благодарная улыбка осветила его лицо.
-На здоровье, - улыбнулась Энна.
-Что это за блюдо такое? – спросила Нюра, принюхиваясь к казанку.
-Это плов бабушка, рис с мясом, овощами и зеленью, - Энна раскладывала его по тарелкам, аккуратно поправляя, - надеюсь, Вам понравится.
-А это что? – Нюра с подозрением осматривал странный на вид творог, выложенный Энной в керамическую пиалу.
-Творог, с зеленью и чесноком.
-Ну, выдумщица! – Нюра осторожно попробовала плов, и поразилась вкусу. Казалось бы обычные продукты, а так вкусно!
-Очень вкусно! Я и не думала, что такое можно сделать!
-Спасибо.
Миша на радостях съел почти три порции.
-Это еще что! Ты, мать даже не представляешь, что она приготовить может!
-Перестань, - Энна даже слегка засмущалась, от искренних слов, произнесенных Мишей с набитым ртом.
-Готовить любишь? – спросила Нюра.
-Раньше, когда готовила, то всегда настроение поднималось – «раньше я для мужа готовила, что бы его радовать….» но, вспомнив какой Саша человек, все же призналась себе «…или к дому приучать…»
-А сейчас что же? – и Нюра одарила ее проницательным взглядом.
-И сейчас.
-Я объелся – сообщил Миша.
-Чай будешь?
-Да.
Наступил конец мая. Огороды были засажены и люди собирались на площади на День Лета. Жгли костры, наряжались в лучшие одежды. Хозяюшки несли разные вкусные блюда к общему столу. Каждая хотела принести угощение по изысканей, одеть платье по богаче. «Должно быть, женщины во всех мирах и временах одинаковые», подумал Мика, видя все это.
На площади были установлены столы, накрытые местными хозяюшками с особой тщательностью. Так были и блины с первыми лесными ягодами, и салаты, и фаршированная птица, и рыба. Энна предложила Нюре сделать пиццу. Миша был счастлив, и не беда что вместо моцарелы был творог, а помидоры заменила томатная паста, бабушкиного приготовления. Новинка удивила всех на площади. Люди были в восторге, и она разлетелась с успехом. Каждый мужчина приходил отвесить низкий поклон великолепной хозяйке, а женщины выстраивались в очередь за рецептом.
Энна наслаждалась, она общалась, обменивалась рецептами, заводила новые знакомства. «Как странно» - думала она, стоя рядом с Мишей в тени навеса, «такое чувство, будто я на отдыхе, вот побуду еще несколько дней, и на поезд. А там дом, Сашка…». Она перевела взгляд на Мишу, рядом с ним стоял пожилой мужчина, с абсолютно белыми густыми волосами. В рубахе с широкими рукавами, и светлых штанах. Ей представлялось, что именно так выглядели мужики во времена Льва Толстого. Такой мужчина вполне мог учить Левина косить траву, или же объезжать поля на лошади.
-Ты сегодня прямо нарасхват, - Миша наклонился, что бы слов его не смог разобрать никто посторонний.
-Да ладно тебе, - она с трудом вырвалась из иллюзорного мира, вызванного этим мужчиной.
-О чем задумалась? – он отогнал бабочку, пытающуюся сесть ей на волосы.
Она не хотела говорить. Такая откровенность была позволительна с мужем. Только он мог знать ее мысли и иллюзии. «Но его рядом нет» - напомнила она себе, «и возможно уже не будет».
-Эни? Ты где?
-Здесь, - она улыбнулась, так и не приняв решение.
-Признавайся!
-В чем?
-Ну, любопытно же!
И она решилась. Так сложилось, что жизнь оставила ее один на один с чужим человеком. Но кроме него, никого нет. Почему бы не стать чуть-чуть ближе друг к другу. Позволить кому-то еще узнать себя?
-Только не смейся!
-Честное, пионерское! – он даже положил правую руку на сердце. Подчеркивая честность сказанного.
-Мужчина, с которым ты разговаривал.
-Палыч?
-Наверное. Мне он показался таким колоритным, знаешь, как из книги, такой вполне мог бы учить Левина косить траву, - и она отвела глаза, так, на всякий случай. Чтобы не расстроиться, если он посмеется над ее воображением, так же как когда-то Сашка.
Миша внимательно вглядывался в ее опущенное лицо, немного удивленный.
-Левин?
Она все-таки подняла глаза, заинтригованная его странной интонацией.
-Ну, просто я знаю только одного такого персонажа, и он траву не косил – смущенно улыбнувшись, произнес Миша.
-Ты что серьезно?
-Ну, да. Интернов видела?
-Глупый, я про Анну Каренину!
-Там тоже был Левин?
-Тоже?! Это в интернах тоже! – она, наконец, заметила прыгающие смешинки в его глазах, - издеваешься? – и укоризненно посмотрела на его радостное и в то же время виноватое выражение лица.
-Я сам об этом думал, - он обнял ее за плечи, - колоритный такой, дядька.
Было шумно и весело, и день медленно подходил к концу. Энна и наслаждалась этим, и боялась. Боялась того, как быстро вливается в темп этой чужой жизни, как забывает прошлое. Отлучившись на некоторое время от Миши, она уже возвращалась обратно, когда:
-Да, что ж это-то такое! – загромыхал над ухом мужской бас, и увесистое тело с размаху врезалось в ее спину – ой, простите барышня.
Подняв голову, она с любопытством рассматривала, толкнувшего. Им оказался высокий мужчина, лет тридцати пяти, может сорока. С некогда темными волосами, которых едва коснулась седина, но она не старила его, а напротив делала импозантней. Весь он, начиная от тяжелых черт лица и широкой шеи, переходящей в крупные плечи и сильные руки, дышал силой и здоровьем. «Эдакий, типичный силач», подумалось ей.
-Ничего страшного – ответила она рассматривающему ее с не меньшим любопытством мужчине, и улыбнулась.
-А, вы должно быть пришлые! – обрадовался, господин силач.
-Должно быть. Меня Энной зовут – и протянула ему руку для пожатия.
Но мужчина, немного смутившись, наклонился вперед, поцеловал ее руку чуть ниже запястья, и неуверенным голосом произнес:
-Лаодик Юрисц, местный кузнец.
-Очень рада с вами познакомиться.
Не успел Лаодик открыть рот, как рядом вырос Миша, «как из-под земли», подумала Энна. Она не видела, как он подошел, почувствовала лишь руку, легшую на талию, и, обернувшись, увидела полный негодования взгляд. Сцена получилась интересная, Лаодик так и продолжал держать ее за руку, а Мик обнимать за талию.
-Михаил, - грозно проговорил он, протягивая свободную руку для пожатия.
-Лаодик Юрисц, кузнец – мужчины пожали друг другу руки, и замерли. Не один из них не спешил первым отвести взгляд.
Ну да, они то одного роста, а ей с высоты едва ли больше метра шестидесяти толком ничего и не видно. Их молчаливая игра в гляделки, особенно не адекватная реакция Миши, вызвала у нее легкую улыбку.
Молчание прервалось с внезапным появлением бабы Нюры.
-Это что это у вас тут? Ни как знакомствами обрастаете? – и бабулька отважно вступила между двумя агрессивно настроенными мужчинами.
-Да вот, познакомились, - проворчал Мик.
-Ну, так знакомство то нужное! Он у нас ох какой кузнец!
-Да ладно, вам Нюра Йоривна! – и кузнец улыбнулся, едва ли ни детской улыбкой, сделавшей его образ, еще более завершенным.
-А что вы тут, прячетесь от люда доброго? Так глядишь и гуляние то, стороной пройдет, там вон уже и танцы то начались. А ну, кто из вас богатырей, с бабушкой потанцует?
-Нюра Йоривна, я вас никому не отдам! – кузнец, галантно предложил руку бабульке, и они пошли к танцующим. – свидимся еще! – крикнул он Энне с Микой.
-Обязательно! – улыбаясь, ответила Энна. Но улыбка слетела с ее лица, как только глаза встретили недобрый взгляд Мика – Ты чего? – спросила она, у хмурящего брови друга.
-Ничего – рявкнул он, поспешно убрав руку с ее талии.
-Пойдем, посмотрим на их танцы? – предложила Энна пытаясь рассмотреть выражение его глаз.
-Нет, я думаю, мы пойдем домой.
-Что?
-То, хватит веселиться, завтра рано вставать.
-Мик, перестань, солнце еще даже не село. Чего ты вредничаешь? Пойдем, будет весело!
И взяв его за руку, потащила к огромному костру, вокруг которого, уже танцевали люди под незатейливую мелодию.
Танцевать он отказался на отрез, и Энну не отпускал, так, и продолжая держать ее за руку. По этому, она пританцовывала на месте, вертя его руку, как будто они танцуют вокруг костра.
-Мик, - она подошла почти вплотную к нему, заглядывая в глаза. Но он продолжал рассматривать танцующих. – Мик, - еще раз позвала Энна, но результат был такой же. Тогда она приподнялась на носочки, опираясь на его руки, пытаясь заставить его посмотреть на себя – ну, что случилось?
-Ничего, Эн, все в порядке – но глаза говорили другое. Ничего не в порядке. Она развлекается, и знакомится, а где-то там, ее ждет муж, сейчас глядя на то, как легко она стала частью этого мира, с какой прытью выбросила из головы прошлое. Как забыла Сашу, любившего ее до безумия. С каждой секундой размышлений он злился на нее все больше и больше.
-Вот по твоему лицу сразу видно – все в порядке!
Он, наконец, посмотрел ей в глаза, но задумчивость, осевшую в темном взоре разобрать ей не удалось. Отблески огня, плясавшие на лице, делали его еще более хмурым.
-Ты такой грозный – прошептала она, продолжая стоять на носочках и заглядывать в глаза, больше напоминавшие бездну. Одна единственная мысль билась в ее голове, как раненая птица - «Дальше, что будет дальше?». Она запрещала себе задумываться об этом. Слишком страшным были ответы.
Легкая улыбка тронула плотно сжатые губы - более саркастическая, нежели добрая. Что-то холодное сквозило в нем, в том, как резко выпрямились его плечи, и вздернулся подбородок. И от этого она ощутила себя еще более одиноко. Если это вообще возможно в таких обстоятельствах.
-Да? Тебе кажется – ничего не выражающий голос, все же хранил в себе гнев, проскочивший в мыслях.
-Может быть.
Заиграла медленная мелодия, и ее обняла грусть. Сашка любил танцевать. Он бы не стоял сейчас как грозовая туча, а уже кружил бы ее в танце, да и половину женщин деревни тоже. Она запрещала себе думать о нем, вспоминать, чтобы не расклеиться окончательно, но хмурый Миша лишь подливал масла в огонь. Она постоянно думала о муже, о том что было бы если… если бы Саша не выпил пива и мог сесть за руль, если бы они скупились заранее, если бы, если бы. А теперь она застряла здесь с человеком, которого, положа руку на сердце, никогда не воспринимала как своего друга. Он был просто Мишей, другом ее мужа. Бесспорно, они оба получали удовольствие от исключительно тонких, ехидных и саркастических перепалок, которыми постоянно обменивались, как будто упражняясь в словесных баталиях, но не более. Энна дружила с Мариной, но не с Мишей, они никогда не оставались вдвоем, в основном обмениваясь парой язвительных реплик. «Слишком большая была разница в возрасте», думала Энна. «Почти пятнадцать лет». Но все же рядом с ним она чувствовала спокойствие и уверенность, даже большую чем рядом с мужем. Взбалмошный, веселый Сашка резко контрастировал со спокойным и, наверное, даже угрюмым Мишей. Но, тем не менее, что-то заставило ее подыграть и соврать о «замужестве», хотя могла этого не делать. «Тоже, что заставляет меня терпеть его глупый норов», подумала Энна.
Грубые от постоянного труда пальцы, прикоснулись к ее подбородку.
-Не грусти – прошептал Мика, чувствуя, что не вправе осуждать ее.
-Не хмурься – ответила Энна.
-Потанцуем? - да какая разница как чтить память и надеяться на возвращение, главное верить.
И не дожидаясь ее ответа, потянул Энну к танцующим. Первая неловкость быстро прошла, и ей даже понравилось, танцевать с ним. Хотя танцами его телодвижения назвать было сложно. Все же ей было комфортно. Они просто стояли в общем кругу, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Но ей нравилось это. Танцуя с мужем, Энне приходилось быть все время на чеку, в любой момент могло последовать какое-нибудь замысловатое па. А с Мишей она чувствовала себя защищенной от этого, была уверенность, что он не закружит ее, внезапно отрывая от земли, что он не столкнется с танцующими по соседству парами, в своем танцевальном порыве, а так и будет обнимать, давая не совсем танцевальное, но очень необходимое чувство – защиту.
Медленная мелодия сменилась быстрой, и они вернулись на свое место, чтобы не мешать оставшимся танцорам. Мика прислонился спиной к широкому стволу дерева, а она стала рядом. Они наблюдали из своего укрытия за веселящимся народом. Спиртное делало танцы все более оживленными, люди кружились и подпрыгивали в интересных па, женщины заливались смехом, когда мужчины кружили их на руках. Он никак не мог разобраться в себе. Его охватило какое-то зло, когда этот кузнец начал заигрывать с Энной, «нет», тут же исправил мозг, «зло охватило когда она ответила. Вот она – женская верность, сколько прошло? Месяц? А уже кузнец. А дальше что будет?».
Шуршание травы возвестило о гостях. К ним направлялась Нюра, под руку с Лаодиком.
-Ну как вы тут, дитятки?
-Замечательно! – радостно ответила Энна.
-А чего, богатырь твой хмуриться, как небо перед дождем?
Энна подняла голову, что бы убедиться. Таки да, хмуриться.
-Не хмуриться он бабушка, устал просто.
-Устал? – участливо спросила Нюра, поглаживая его плечо, - ничего внучок, ничего. Может, домой поди, поспишь?
-Нет, - почти резко ответил Мика, но опомнившись добавил, - зачем же. Здесь весело, да и развеется, после случившегося нам не помешает.
-Так супружница твоя еще совсем не устала-то, а на тебе лица нет. Ты поди, внучок, а за нее не боися, Лаодик и присмотрит, и домой проводит.
На слове супружница, Лао внимательно посмотрел сначала на Энну, потом на Мика. Миша сделал вид, что не заметил ни его взгляда, ни бабулькиного слова.
-Спасибо, мать, но я все же рядом побуду.– его интонация поведала Энне о ехидной улыбке, с которой он говорил «С чего бы это?» - задал она себе риторический вопрос.
-Ох! Дети, дети! – покачав головой, сказала Нюра.
Лао уже собирался уйти, когда Нюра выпалила.
-Мика, а пригласи ка старушку, потанцевать! А то когда я еще с таким красавцем потанцую? Не бойся за супружницу, - она опять сделала акцент на этом слове, «как – будто специально» - подумал Миша, - они с Лао рядышком потанцуют. Правда?
-Конечно! Если Мик не побоится.
-А мне -то чего бояться? – вкрадчиво поинтересовался Мика, и Энна была готова поспорить, что он улыбается.
Лаодик улыбнулся, но ничего не ответил.
-Да пусти ты ее, внучок. Вон уже и мелодия-то для моих лет самый раз.
И взяв его за руку, Нюра поковыляла вперед. Мелодия играла медленная, так что бабулькины ноги вполне успевали.
-Ревнивый он у Вас – проговорил Лао, рассматривая лицо Энны.
-Нет, он просто волнуется за меня – она попыталась оправдать его, и вот именно в этот момент, уже не понимала, зачем врать? Не муж он ей, и все тут. Но произнести это вслух так и не решилась - и давайте на ты общаться, это не противоречит местным устоям?
-Не противоречит. Вы так интересно изъясняетесь.
-Да?
-Немного, хотя, почти как мы. Еще немного, и вообще местными станете.
-Лао, тебе доводилось с пришлыми общаться? Ну, кроме нас.
-Нет.
-А может, слышал, кто назад вернулся?
-Я расстрою тебя, если отвечу.
-Грустно – но она все же нашла в себе силы улыбнуться.
-А каково это?
-Что?
-В другой мир попасть?
-Ну, тяжело. И страшно. И там ведь семьи наши остались, - она старалась говорить честно, искренне, но все же слова звучали поверхностно. Не от того, что она не договаривала, а от того, что запрещала себе думать об этом, вспоминать, анализировать. Что бы не зациклиться, что бы не сойти с ума.
-Так муж-то здесь. Или дети остались?
Энна чуть не выпалила, что дети то остались, только Микины. Но быстро опомнилась.
-Нет, детей нет.
-Ну, ничего, здесь родятся.
Сказать на это она ничего не смогла.
За разговором, и нахлынувшими чувствами она и не заметила, как мелодия прекратилась. Лао просто остановился, и смотрел ей в глаза, улыбаясь.
-Воркуете? – опять из ниоткуда появился Мика.
-Вот, передаю вам супружницу, в целости и сохранности.
Лао сделал шаг назад, и ее руки, лежавшие на его плечах, безвольно упали.
-Все в порядке? – спросил Мика, обнимая ее за плечи.
-Да. Может, домой пойдем?
-А как же танцы? Тут еще фейерверк обещали.
Он вел ее к столам, что-то рассказывая, но Энна не замечала ничего вокруг, и ничего не слышала. Грусть накатывала все сильнее и сильнее, и сил противиться ей почти не было.
-Хочешь вина? – спросил Мика, уже передавая ей стакан. И усаживая на грубо сколоченный стул.
-Спасибо. – ничего не видя, от стоявших в глазах слез, она пила вино, желая быстрее попасть домой и выплакаться.
-Эн! – выдохнул Мика, когда непослушная слезинка покатилась по ее щеке. Он присел перед ней, вытирая слезы. Какая-то злобная часть его мозга радовалась, что она плачет, расценивая это как наказание за Сашку. Но другая, видимо, та, что ближе к сердцу, напомнила, что он единственный, кто может защитить ее здесь, если что-то не так. К тому же Саша точно бы убил его, если бы узнал, что Энну обидели, а Миша, будучи рядом не помог ей. Сцепив зубы он все же произнес – что он тебе сделал?!
-Ничего!
-Сказал что-то?
-Ничего! – она поставила стакан на стол, чтобы двумя руками быстрее стереть текущие слезы.
-Тебя кто-то обидел?
-Миша! Никто меня не обежал! Тем более Лао. Я просто устала, и хочу домой! – и положила руки ему на плечи.
-Хочешь, пошли! – он слишком резко поднялся, и ее руки непроизвольно про скользили по груди, остановившись лишь на поясе брюк. Движение было до того интимным, что у Энны перехватило дыхание.
-Ты же хотел фейерверк посмотреть – прошептала она, смотря на него снизу вверх. Сообразив, что руки так и покоятся на его поясе, она резко отдернула их, сложив на коленях.
-Так ты же домой хочешь?!
-Ну, ты же хотел, фейерверк… и танцы…
Шумно выдохнув, Мика, развернулся к столу и налив себе стакан вина, выпил его залпом.
-Женщины, - проворчал он, наливая себе еще – как определишься, скажешь.
И впервые за этот вечер ушел, оставив ее одну. Вся тоска, копившаяся в душе, выплеснулась наружу. Слезинки падали на скрещенные на коленях руки, и не было у нее сил поднять их, и стереть мокрые дорожки со щек. Что теперь делать? Как жить дальше? Одиночество поймало ее в свои сети, заставляя оплакивать потерянного мужа, друзей, жизнь. Теперь она здесь, в чужом мире, с чужим мужем.
Поднявшись со стула, она поискала глазами Мику, но не нашла, Лао тоже видно не было. От мысли о том, что она до конца жизни будет здесь, одна, ей стало невыносимо больно. «Да что ж я сделала такого, что меня Бог так наказал? За что мне это?» она спрашивала себя и об этом и о многом другом. Она одна, совсем. Некому сказать то, что на душе, не с кем разделить те страхи, что ежеминутно возвращаются. Все эти бесконечные если, так мучительно явственно воспроизводившие в голове все то, что могло бы быть. Ее жизнь с Сашей, в окружении друзей и семьи, в своем мире. «Я всегда буду любить тебя, но, похоже, уже никогда не скажу тебе об этом» мысленно сказала она Саше, и направилась, к сидящей в кругу друзей Нюре.
-Бабушка, - она положила руку на плечо Нюры, - я устала, пожалуй, домой пойду.
-Хорошо деточка, а где ненаглядный твой?
-Не знаю.
-По тому слезы текут?
-Нет. Это от усталости.
-Сама-то дорогу найдешь? Хотя погоди, я щас Лао найду, или еще кого, чтоб провели тебя, а то народу чужого понаехало.
-Не надо, мне так хочется самой пройтись. Сомневаюсь, что со мной случиться что-нибудь.
-Я тоже не думаю так, но у супруга твоего на все мнение свое имеется
-Ничего, Миша переживет, а гости, скорее всего, все здесь.
И Энна отправилась домой, роняя на ходу горькие слезы. Ее движение по темным, освещенным луной улочкам, сопровождалось громким лаем охранявших пустые дома собак. Вот кошка перебежала дорогу, скрывшись под калиткой какого-то дома. Вот пролетела летучая мышь. Постепенно мысли ее стали приходить в упокоение, и она даже пожалела о том, что ушла. «Вернусь, когда еще в этом захолустье фейерверк будет». И она пошла обратно, слушая уже знакомый лай.
Когда уже показалась площадь, из-за угла появились две подпитые личности.
-Доброй ночи, красавица!
Энна не ответила, ускорив шаг.
-Подожди! Давай знакомиться?! Тебя как звать-то? – один из них умудрился схватить ее за руку. От чего она споткнулась и чуть не упала.
-Энна – от страха голос у нее сел.
-Энна, странное имя. Ну да ладно. Пошли красавица, я тебе тут одно местечко покажу – ухмыльнулся второй, и схватил ее за вторую руку.
-Отпусти! – она перешла на крик, и начала отбиваться.
Не тут-то было. Оставалось надеяться, что ее крик кто-нибудь услышит. Осознание того, что отбиться не получиться, оглушило. Брыкания и кусания привели лишь к потери равновесия. Она упала на землю, больно ударившись спиной. Вдруг, один из нападавших упал, а второй, пытавшийся поднять ее юбку, на секунду застыл, но тут же с грохотом повалился на землю, получив удар в челюсть.
-Дура! – взревел Мика, поднимая ее с земли за руку.
Слезы вытиснились адреналином, говорить она не могла, боясь что стоит ей открыть рот, как колотящееся сердце просто выпрыгнет. Она молчала, уставившись на своего спасителя, и прижимая руки к груди.
- У тебя мозг вообще есть?! – продолжал орать он.
-Прости – то ли прошептала, то ли прошипела Энна.
-Ты идиотка! Если бы Нюра не сказала что ты ушла. Если бы я не побежал за тобой! Что было бы Энна? Ты думала? Нельзя же быть такой бездумной! Ты этого добивалась? – и он указал рукой на пытающихся отползти мужчин, - Это тебе было нужно? Так надо было с кузнецом идти! – ему хотелось еще много чего сказать ей. И то, как мерзко она поступила, забыв мужа, и то, как омерзительна стала ему после этого. «Не так уж и любила, раз через месяц забыла», хотел сказать он, но не успел.
Не дожидаясь продолжения, Энна влепила ему пощечину, от которой ладонь взорвалась тысячей уколов. И развернувшись, зашагала к площади. Оставив своего спасителя, в ступоре.
Она обходила веселящийся народ, стараясь затеряться среди общего шума. Желая убежать, и спрятаться, навсегда. «Все достало». Плакать больше не хотелось, хотелось кричать от ярости.
Приложив руку к щеке, на которой до сих пор ощущалась ее крепко приложившаяся ладошка, он немного поостыл. «А что, собственно говоря, я знаю о ней? Знаю, что она чувствует? Или что думает? Я никогда не спрашивал, а она не говорила. Нельзя себя так вести, в конце концов, я старше, - от этой мысли он ехидно улыбнулся, сам себе, все-таки стареть никому не хочется, - и должен быть умнее». « Да дурак ты» - сообщило подсознание. Шумно выдохнув, он пошел за ней следом.
-Подожди! – услышала она голос Мики, но лишь прибавила скорости – да постой ты!
Он нагнал ее, и схватив за руку заставил повернуться.
-Прости меня – он притянул ее за руки, обнимая, но содранная о землю спина была против, Энна дернулась. Не понимая ее жеста Мик положил руки на плечи, думая что ей не приятны его прикосновения, - Просто взбесился из-за этих ублюдков, испугался за тебя, наговорил лишнего. Извини меня.
-Понятно, спасибо, что оказался рядом - и Энна дернув плечами, сбросила его руки, намереваясь уйти, но он опять поймал ее и пальцы больно впились в поцарапанную спину.
-Ай! Убери руку, - прошипела она.
-Что с тобой? – Мик отдернул руку.
-Спину поцарапала.
-Сильно? Дай посмотреть, - он шагнул вперед, она отступила.
-Нет, пройдет.
-Эн, прости меня. – он глубоко вдохнул, - Ты не понимаешь! – Мик опять взял ее за руку.
-Нет. Не понимаю!
-Я просто хочу защитить тебя! Не знаю я как это сделать по-другому! Мы черт знает где, и, похоже, навсегда! И я понятия не имею, как с этим жить дальше!
-О, это я понять могу! Я ведь нечто подобное переживаю!
-Прости, я действительно наговорил лишнего.
-Хорошо. А теперь отпусти меня.
И она, вырвав свою руку, отправилась, куда глаза глядят.
-Куда ты?
-К кузнецу! Сам же отправил!
Он ничего не сказала, и больше не преследовал. Она спряталась ото всех в тени большой, старой яблони, надежно укрывшей ее от любопытных глаз. Фейерверк был красивым, но ни в какое сравнение ни шел с тем, к чему она привыкла. Не было «брызг шампанского», ярких «кругов», светло фиолетовых точек, взрывающихся белыми фонтанами. Были просто красные и зеленые искры, но здесь, в окружении практически средневековья, даже это казалось изыском.
-Привет – сказал Лао.
В темноте он казался еще больше, чем был на самом деле. «Я ведь не замужем за Мишей, по настоящему», подумала она, и посмотрела на него «со стороны». Высокий и широкоплечий, красивая улыбка, искрящийся взгляд, густые волосы. Крепкие руки, знающие, что такое работа. Он очень хорош собой, попади он в ее мир, пожалуй дамы бы дуэль за него устраивали. Она рассматривала Лао, а вместо него видела то темные, практически черные, коротко подстриженные волосы мужа, то темно коричневые взъерошенные Миши. Всматривалась в его глаза, но в ответ на нее смотрели глаза Саши – ни зеленные, ни карие «как осенний лес. Сашины глаза похожи на осенний лес» - зачем-то сказала она сама себе. Но все же, с Миком спокойнее, неожиданно для себя выяснила Энна. «Я вернусь к мужу. Рано или поздно, но вернусь!». Теперь, оставшись на едине с Лао, ощутилась неловкость.
-Привет.
-Ну как, понравился? – он кинул взгляд на черное небо, с тающимидымовыми следами фейерверка.
-Да, красиво.
Лао посмотрел по сторонам, выискивая кого-то, или что-то.
-А где твой?
-Не знаю.
-Понятно – он лишь слегка приподнял уголки губ, в том варианте улыбке, который давал понять, что ему известна причина его отсутствия - Давай ка я тебя к дому проведу.
-Давай.
Они шли молча, сначала в гудящей толпе, но чем ближе к окраине села подходили, тем меньше людей составляли им компанию. Подойдя к воротам их дома, Энна увидела свет в окошке, и сердце радостно стукнулось о ребра. Он дома.
-Ну, давай – сказал Лао, на мгновение, положив руку на ее плечо.
-Спасибо – и они разошлись.
Но в доме ее встретила лишь Нюра, практически спящая.
-Дома, деточка?
-Да бабушка.
-Все у порядку?
-Конечно.
И она впервые за последние несколько лет легла спать одна. И впервые за последний месяц без Мика.
Он появился лишь с рассветом. Честно пытался тихо отворить дверь, но постоянно убегающая от него ручка мешала в этом занятии, не желая попадать в руку, и потому как только ему удалось схватить ее, он рванул на себя, и ввалился в резко открывшуюся дверь.
Энна подскочила от страха. А Нюра лишь перевернулась, но не проронила ни звука, убедившись, что Мик дома, так, что ее пробуждение осталось незамеченным.
-Ты с ума сошел! – прошипела Энна.
-Нет.
Не уверенно стоя на ногах, он балансировал охапкой цветов, желая обрести равновесие.
-Это тебе. К стати. Да – он протянул ей букет, и сам потянулся следом, чуть не упав. Энне пришлось подскочить с кровати, что бы помочь ему. С трудом доведя его до кровати, она облокотила его на стену, и с шипением, вместо крика, чтобы не разбудить старушку, пыталась снять с него одежду.
-Это ж надо было так надраться!
-Не кричи – взмолился Мика, пытаясь самостоятельно снять рубашку.
-Твою мать! Да ты хоть понимаешь, как я нервничала?
-Да? – с улыбкой спросил Мика, почему-то ему сделалось от этого нежно на душе.
-А сейчас вижу что зря.
-Почему? – расстроился он.
-А пусть за тебя девки переживают, с которыми ты ночь прошлялся!
-Не было девок! – и подтверждая искренность сказанного, он положил одну руку на сердце а вторую поднял ладошкой вверх, на уровень глаз. Этот жест заставил ее улыбнуться.
-А даже если б и были, в таком состоянии, ты с ними все равно ничего бы сделать не смог!
-Не груби мне, женщина! – промямлил пьяный Мишка, отклеившись от стены, помогая ей таким образом стянуть с себя рубашку.
-Не дыши на меня своим перегаром! – и он послушно отвернулся. Тут же повернувшись обратно, наблюдая за ее мучением с его поясом. Кое как раздев его, она уложила Мику, укрыв простыней. Он почти сразу захрапел. А ее сон покинул. «А ведь правда», думала она, сидя рядом с ним. «Пройдет время, и он найдет себе кого-нибудь, а я? Что буду делать я?». Ответа на этот вопрос не было. Пытаясь встать, Энна начала вытаскивать свою руку, из его большой горячей ладони, но Мишка не дал.
-Не уходи. Ложись рядом – неожиданно трезвым голосом проговорил он.
-Я не хочу спать.
-Пожалуйста. С тобой мне не так страшно – трезвый голос ей лишь показался, убедилась она, услышав последнюю фразу.
-А мне с тобой нет – зачем-то буркнула Энна, и сразу же пожалела о своей грубости.
-Врешь. – и он перекинул ее через себя. Тут же устроив на ней свои длинные, и тяжелые ноги.
Улыбнувшись, Энна прижалась к нему, и заснула.
4
Жаркое лето требовало постоянного внимания и к огороду и к животным. Энна уставала настолько, что порой не было сил даже покушать. У Миши же было лето, что бы привести в порядок вторую комнатку дома, отремонтировать крышу, и вычистить большую комнату в бане, отремонтировать полки в погребе, накосить сена животинкам на зиму. Кроме того нужно было сделать нормальный летний душ, какое-то подобие туалета, запастись дровами, подумать что купить на ярмарке, а главное что там продать. У него голова шла кругом от всего этого, а время неумолимо бежало вперед.
«А я думал, что в нашем мире, жить тяжело!».
Не смотря на всю тяжесть этой жизни, местные люди не упускали ни одной возможности повеселится, ночами были слышны смех и игра на каком-то музыкальном инструменте, звуком чем-то напоминающим скрипку.
-Как им это удается? – спросила Энна, домывая посуду, после ужина, и засыпая на ходу.
-Понятия не имею, - Миша зевнул, с нетерпением ожидая, когда она закончит. С каждым днем ему все легче было ложится спать с ней в одну кровать, и все сложнее было высыпаться. «Интересно», спрашивал он сам у себя, «а если бы Саша вот так же оказался с Мариной Бог знает где, и им бы пришлось спать в одной кровати?». Он пытался понять, что бы чувствовал. «Да ничего » с удивлением понял он, «Меня собственно говоря, уже несколько лет вообще не интересует, с кем она спит». Но Саша с Энной – ситуация совершенно другая. Или может быть нет? «Да какая тебе вообще разница?» - спросил мозг «Я спать хочу!».
-Ну, что, пошли? – Энна вытирала руки полотенцем, и Миша вынес ведро грязной воды.
Утром Кнопи выскочила за калитку, и пока Энна пыталась поймать это юркое животное, столкнулась с девушкой. Из-за столкновения, девушка выронила корзинку с помидорами, и те рассыпались по всей улице.
-О Боже, простите! – выпалила Энна, помогая собирать овощи.
-Да ничего. Я Лирса – представилась девушка, когда овощи были возвращены в корзину- а вы, наверное, Эни?
-Да, Вы меня знаете?
-Да кто ж не знает?! О вас только и разговоров по всей деревне.
-Надеюсь хоть хороших? – улыбнулась Энна.
-А с чего бы им плохими быть? – Лирса тоже улыбнулась в ответ.
Что-то в этой девушке, усилило ее жгучее желание дружеского общения, она так скучала по женским разговорам, ей так не хватало «девичников» которые они периодически устраивали с подругами.
-Хочешь чаю? – спросила Энна.
Лирса просияла от этого предложения.
-Если честно, не только чаю. Мне аж до умопомрачения хочет услышать вашу историю, о вашем мире и все такое.
-Пойдем, расскажу.
И забыв про Кнопи, она повела новоиспеченную знакомую домой.
Когда они уже освоились в общении, и Энна поведала ей большую часть о своей жизни, пришел Миша. Представив их друг другу, они еще какое-то время посидели вместе.
-Лирса, прости, что оставлю тебя не на долго, уже обед пора готовить.
-Да и мне пора, - она поднялась, неловко отдернув юбку.
-Оставайся – предложила Энна,- пообедаем вместе.
-Спасибо, но не могу. Заходите, как время будет, я через два дома за Сюркой живу - и она ушла.
Этим вечером, радостная, от того, что нашла подругу, Энна всерьез задумалась о том, что и кому говорить. Ясное дело их всех интересует, откуда они, кто они, как сюда попали, но видя взгляды местных дам на выданье, на Мишу, сразу становилось ясно, самый главный вопрос, интересующий всех их – кто они друг другу.
-Миш, я решила сказать правду.
-Кому? – раздумывая над чем-то своим, он не сразу понял, о чем она.
-Всем. Какой смысл в том, что они думают, будто мы женаты?
-А какой смысл в том, что они будут думать иначе? – слишком приторным голосом поинтересовался он.
-Никакого. Просто… просто если мы действительно застряли здесь, у тебя есть шанс начать новую жизнь, понимаешь?
-Понимаю, - он окинул ее полным непонятной ненависти взглядом, и ушел.
Шли дни, увеличивались заботы и тяготы. Но все же иногда он оборачивался, как ему казалось на голос сыновей. То ему слышалось, как его зовет Антон, то казалось, что Стасик по обыкновению делится чем-то сокровенным. «Я так и не научил их главному. Положил свою жизнь, что бы у них было все… а мог быть с ними… мог…». Грустные воспоминания кружили вокруг него как стервятники, доказывая, и показывая, как погоня за достатком лишила его и семьи и жизни, и детей. Он вспоминал, как позвонила Марина, когда Стасик сделал первый шаг, как по телефону сообщила его первое слово… «Мне все время было некогда… некогда научить Стасика водить машину, некогда пойти с Тохой в бассейн… а теперь? Теперь времени хоть отбавляй….». С неожиданной озлобленной грустью он понял, как много потерял из-за собственных амбиций. Как многого не сказал, и не услышал.
Они уже возвращались с рынка, когда увидели детей, стоявших полукругом, и громко хохоча. Они что-то выкрикивали, и каждый пытался подняться на носочках чуть выше, еще чуть ближе подойти.
-Что это? – Энна тоже машинально привстала на носочки, желая высмотреть происходящее там, за детьми.
-Что-то злобное.
-С чего ты взял?
-Я еще помню, как это быть маленьким мальчиком.
-Да? – и в легком неверии приподняла бровь.
-Не смешно.
Когда они подошли ближе, Мишина догадка подтвердилась. Стайка детворы, наблюдала, как в образованном ими кругу взрослый мальчишка, долговязый и неопрятный, издевался над пацаном поменьше. Долговязый стукнул того по уху, намеренно унижая, и что-то сказал, вызвав на лице меньшего, еще большую озлобленность. Миша так же наблюдал, как и дети. Прекрасно понимая, что вмешиваться нельзя, долговязый намеренно издевался над пацаном. Но пацан не сдавался, падая он вставал, только затем, что бы опять упасть. И вмешайся Миша, унижение будет еще более сильным.
-Их нужно остановить! – возмутилась Энна, глядя на Мишу.
-Не сейчас.
-Он покалечит его!
В этот момент долговязый обойдя меньшего сзади, с силой ударил того в голову, отчего пацан упал, и схватившись за ухо продолжал лежать.
Толпа засмеялась. По настоящему, по детски, злобно, и безжалостно.
-Гордишься собой? – поинтересовался Миша, и дети расступились вокруг, как будто так были поглощены происходящим на импровизированной арене, что не заметили его. Наблюдая как насторожилась окружающая их пацанва. Как, все еще находясь в кураже, долговязый нахально улыбнулся, и подошел ближе, Миша лишь хмыкнул, искренне переживая за малого.
-Горжусь.
-Зря, на твоем месте стыдиться нужно.
-Чего это мне стыдиться дядя?
-Ну, можешь гордиться, как пожелаешь. Но мне, было бы стыдно, унизить маленького, и при этом боятся подойти ко взрослому дядьке.
Он наблюдал, как притихли окружающие, как внимательно они смотрят на них, как учатся чему то своему, чему то важному для себя.
-А я не боюсь.
-Тогда подойди.
-Зачем?
И парень подошел, не очень близко, так, сделал несколько шагов в Мишину сторону, выпрямив спину, скорее от страха, чем от собственной значимости и силы.
-Агрессия – это проявление собственных страхов и неуверенности, - он внимательно всмотрелся в лица ребят стоявших вокруг.
-Какая агрессия?! – вскипел долговязый, - он сам кинулся, первый! Я лишь показал ему, что нечего бросаться на сильного! – и ухмыльнулся, ища поддержку в лицах наблюдающих за ними детей, закатив рукав и демонстрируя сильную руку.
-Я не думаю, что можно как-то связать жуткие гримасы на твоем лице, напряженные мышцы и грубый голос с силой. Скорее лишь со страхами и неуверенность, которыми ты насквозь пропитан. – он опять посмотрел на лица детворы, надеясь, что они где-то в глубине души запишут его слова в свои сердечные учебники, и запомнят их. Они ведь долговязого не просто так слушали, дети ведь сами себе учителей назначают, по своим собственным, причинам и понятиям. И не важно, что порой учителя эти сами не понимают, что уже преподают, что их слова запоминаются, и потому вырастает страшное в своей озлобленности и глупости поколение.
-Нет во мне страха – опрометчиво заметил долговязый.
-Тогда покажи мне.
-Что?
-Что в тебе нет страха, - просто предложил Миша.
Долговязый от этого предложения весь сжался, и плечи поникли, и позвоночник вроде как короче стал.
Детвора молчала, возможно, запоминали, возможно, уже обдумывали. Малой, поднявшийся с земли подошел к Мише, и стал рядом.
-Никогда больше не говори о моей маме такое.
-А что ты мне сделаешь? – долговязый хотел было еще раз ткнуть малого, но посмотрел на Мишу и передумал.
Малой промолчал и ушел, продолжая держаться за ухо. Ребята расступились, давая им пройти. И Миша слышал в их молчание то, что бальзамом упало на сердце, теперь они тщательнее учителей себе выбирать будут.
-Пацан! – Мика догнал малого, и пошел с ним рядом, - болит сильно?
-Не очень. Меня Джик зовут, а Вы Мик, я Вас знаю.
-Ты молодец, - Мик положил руку на плечо ребенка. Энна слушала их разговор, идя сзади, только теперь понимая, почему он не дал ей подойти к малому, почему сам сразу же не подошел к нему.
-Да какой там! Я так ни разу и не стукнул его!
-Не это главное.
-А что?
-Ты достиг той цели, которая намного выше и намного тяжелее, чем просто стукнуть.
-Развеселил пол Еравии?
-Бросил вызов противнику заведомо сильнее тебя, защитил маму.
-И все равно не стукнул.
-Не стукнул. Но маму защитил.
-Он сказал, что я слабак, потому что младше. Да и меньше его! – и Джик пнул носком обуви валявшийся на его пути камушек.
- Видимая слабость многих людей является на самом деле выражением их скрытой силы. Тот, кто стоит на месте, не споткнется. Если ты споткнулся и упал, знай, что падение – это еще не поражение, если ты сможешь снова подняться на ноги! – «почему я никогда не говорил об этом со своими детьми?! Почему у меня не хватало времени?!!!»
-Научите меня драться.
-Драться? – Миша хмыкнул, они уже как раз подходили к их калитке. Он придержал ее, пропуская Энну и Джика вперед. Они расселись на веранде, и малой терпел, пока Энна промывала, а иногда и смазывала чем-то его ранения. – Я не смогу научить тебя драться, малыш.
-Но… - вскинулся парень, и по глазам было видно, он явно переоценил человека, выбранного им в наставники. Пацан как будто спрашивал себя: «Что же это за наставник такой, что даже драться научить не может?!».
-Я могу научить тебя большему.
-Большему? – недоверчиво спросил он отпивая принесенный Энной компот.
-Большему, - подтвердил Миша, - тому, как использовать силу и злость противника, и при этом не драться.
-Не драться? А как тогда?
-А вот так. Хотя, знаешь, банальный мордобой, он ведь тоже иногда нужен, порой даже полезен, но только, иногда. А в основном, в жизни должна быть гармония. Согласен? – малой кивнул, - а какая может быть гармония, когда один хочет убить другого? Это не правильно. Так только смертных врагов наживают, да и объяснить что ты сильнее, рукоприкладством можно, только если в состоянии кинуть в противника наковальню. В первую очередь запомни, что любое проявление злости, агрессии, делает нас смешными. Задача по-настоящему сильного мужчины, не стать посмешищем, а показать что сила не в том, как больнее ударить, и неважно словом, или кулаком, а как не допустить этого. Своими действиями, своим видом показать, что ты знаешь себе цену, и просто так кулаками махать не будешь.
-Научите, - после минутного раздумья произнес Джик.
Энна слушала их, не веря, что разговор этот ведет тот самый, известный ей Миша. Который ругался со своей женой, придирался к окружающим, и при этом жутко любил руководить и подчинять.
«И этот человек говорит о гармонии!» но все же прислушалась к его словам. «Но блин, верно говорит!» решила она, так и не поняв как эти две разные, не похожие друг на друга личности уживаются в его теле.
Заканчивался июль, и близился Энын день рождения. Не желая отмечать его, и в тайне надеясь, что Миша забудет о нем, она с грустью вспомнила свой прошлый праздник. Как Саша предложил отметить его в кафе. Как утром «отпросился» на важную встречу «по работе», и пришел только вечером, уже в кафе, и пьяный. Она вспоминала тот день, со стыдом. Вспоминала мамины глаза, когда он выдавал очередные пьяные шуточки. Вспоминала, как Миша увел его, и они оба вернулись через час, а то и больше. Но она простила его тогда, так надеясь что, подобное больше не повторится. Сейчас, после трех месяцев разлуки, она все более остро понимала, что влюбилась не в того Сашу, за которого вышла замуж, а в того, кем он мог бы стать. Она надеялась перевоспитать его, изменить. Теперь же она понимала, что вряд ли бы у нее это вышло.
-Старости испугалась? – спросил появившийся из ниоткуда Миша. Задумавшись, Энна забыла, что стоит посреди огорода с тяпкой в руках.
-Чьей? – своим вопросом он вырвал ее из прошлого, и она не сразу поняла, о чем он спрашивает.
-Своей! Через неделю на год старше станешь, - он улыбнулся, складывая кабачки в корзину.
-Я в отличие от тебя не старею, а все еще взрослею! – «а я так надеялась, что он не вспомнит!»
-Как отмечать будем?
-Никак, - с остервенением от нахлынувшей злости на мужа, он полола перец. Злость оказалась сильнее, рассудка, и несколько растений погибли под резкими ударами садового инвентаря.
-Ты нас так вообще без перца оставишь.
-Тебе-то какая разница, ты же от него все равно не фанатеешь.
-Но, тем не менее, в фаршированном виде, уважаю.
Она выпрямилась, понимая, что пора заканчивать прополку, пока на огороде еще остались хоть какие-то растения.
-Ну, так что, - он поднял корзину, и с интересом наблюдал за ней. «Чего это ее так разозлило?».
-Да, не хочу я отмечать его.
-Ладно.
Но утро второго августа, встретило ее большой охапкой цветов. Миша с улыбкой вручил ей огромный букет, перевязанный ярко желтой лентой.
-С днем рождения, старушка! - он обнял ее, все еще сидевшую на кровати.
-Спасибо – она разглядывала букет, надеясь, что на клумбах все же остались цветы. В нем было все, и лилии, и ромашки, и полевые цветочки, и розы. «Все, что ему на глаза попалось» - она улыбнулась, представив, как он собирает его – он чудесный! – и поцеловала его в щеку.
Баба Нюра подарила отрез ткани, и приготовила на вечер курочку и свининку, чтобы Миша шашлык сделал.
-Да я вообще-то не собиралась отмечать!
-Но, есть-то, ты собиралась? – с долей тревоги спросил Миша, успевший снова привыкнуть вкусно кушать. Марина не отличалась особенным рвением к кухни. Готовила сносно, но не более того, но Энна готовила вкусно, да и вообще, покушать он любил.
-Собиралась – она улыбнулась, примерно догадываясь о его мыслях. В их с Сашей первое лето, когда они после свадьбы и медового месяца переехали на дачу, она тоже приготовила плов. Все были в восторге, и постепенно, она завладела кухней целиком и полностью. «Я скоро у вас только с едой и буду ассоциироваться!» как-то сказала она, когда они вечером ужинали все вместе, «Так это же хорошо!» - сказал тогда Миша, «Я вот вкусно поесть очень люблю!».
Нюра освободила ее от работы в огороде, а Миша куда-то ушел, уже неделю он уходил с утра, и возвращался только вечером. Валяться в гамаке ей надоело, и она отправилась в баню, из которой Миша соорудил подобие летней кухни, готовить праздничный ужин. Недоумевая, зачем им на троих столько еды. Но он попросил определенные блюда, а ей не сложно было приготовить. Растопив печь, и подождав пока нагреется духовка, она поставила туда курочку с яблоками, зафаршировала яйца, сделала салат, эдакую пародию на «Цезарь», и замариновала мясо на шашлыки. Выполнив все это, она уже не сомневалась, что будут гости.
Миша вернулся после обеда, радостный и веселый.
К вечеру он начал разводить костер. Когда Энна несла ему мясо и шампура, Кнопи залаяла, и в калитке появился Лаодик, он только открыл ее, пропуская вперед двух женщин. Поставив на пенек принесенное, Энна пошла встречать гостей. К ней шла Лирса, со свертком, за ней еще одна девушка, пока еще не знакомая, и мальчик, а процессию замыкал Лао.
-С днем рождения! - Лирса кинулась обнимать Энну, вручив ей букет из роз, и сверток, - прости, что не познакомила раньше, это моя подруга Райана, - она отошла в сторону, открыв девушку, невысокого роста, с длинными волосами, заплетенными в косу. Она была явно смущена, отчего на круглом лице, и пухлых щеках выступил легкий румянец, делая ее какой-то сказочной, и немного наивной. «Прямо русская красавица» - подумала Энна.
-Очень приятно познакомиться, - Энна приняла от нее поздравления, букет и корзину с подарком.
-Право же, мне так не ловко.
-Вы что, я очень рада!
-Спасибо.
-И Джик, - Лирса указала на парня, и Энна поразилась как изменился он за месяц. С той злосчастной драки она не видела его, запомнила ребенком, всего в ссадинах и царапинах, расстроенного, обиженного, и взирающего на Мишу, как на мудреца. Еще по детски не складный, с живыми карими глазами, и взъерошенными волосами, он все же стал как-то старше, уверенней в себе.
-С днем рождения – сказал Джик, держа в одной руке нечто напоминавшее толи скрипку, то ли гитару – это Вам, - он протянул другую руку, на которой держал круглое блюдо с тортом, красиво украшенным фруктами и взбитыми сливками, - это мама для Вас сделала.
Подошел Миша, и поздоровавшись со всеми, взял у Энны подарки и цветы, передав их подошедшей за ним Нюре.
-Спасибо огромное! Надо было и ее с собой взять, что ж ты?! – Энне было неудобно, что не знакомая женщина спекла ей пирог, а сама не пришла.
-Она не смогла прийти, честно.
-Так, дайте уже мне человека поздравить! – Лао, отодвинул Джика, и взяв у Энны из рук торт, передал его Райане, - ну, с днем рождения! – и обнял ее, слегка приподняв. – так, вот тебе подарочек от меня – он протянул ей большой сверток , - Мик, – и зачем-то передал ему деревянный ящик, набитый соломой.
-А это, от меня – сказал Мик, улыбаясь, - пошли, на свету посмотришь.
На веранде, он поставил ящик на стол, и отошел в сторону.
-Миш! – среди соломы, покоился красивейший чайный сервиз, на белом фоне были нарисованы нежнейшие голубые и синие цветочки. Он был изящный и легкий, как будто тонкий лед – это великолепно! Но где? Как? – она повернулась к нему, держа в руках чайную чашечку, по форме напоминавшую цветок мака.
-Нравится? – он улыбнулся.
-Очень! – Энна, аккуратно поставила чашечку в ящичек, и подошла к Мише. Он даже наклонился, что бы ей удобней было поцеловать его в щеку.
Нюра восхищалась подарками не меньше Энны, и пока они накрывали на стол, поведала ей о том, что Мик нанялся на работу, и всю неделю помогал в строительстве, что бы денег на подарок заработать. «Ничего себе!» ей слабо верилось, что этот человек способен выполнять чьи-то указания. Вспомнилось как в первые несколько недель их пребывания здесь Миша хотел собрать людей, сформировать команду и заниматься строительством.
«-Ты Мик не обижайся – сказал тогда Палыч, - но вот только, здесь зодчие есть, знающие, и их знают. А тебе сначала поработать на кого-нибудь нужно, делу поучиться.
-Я знаю это дело, и руковожу стройкой не хуже ваших зодчих.
-То-то может и так, только вот у нас тут своя лестница.
Миша перессказывал тогда этот разговор Энне, и возмущался, как много можно делать по другому, как можно внедрить технологии. А они, эти упрямые мужики, не желают его слушаться!»
За столом было весело и шумно, после Джик играл на рандале и все танцевали.
-А вы давно женаты? – спросил вдруг Лао, когда Энна разрезала торт.
Она не знала что ответить, и потому просто посмотрела на сидящего рядом Мишу.
-Вообще-то, мы не женаты. – он виновато улыбнулся, рассматривая заинтриговано заинтересованные лица новых знакомы, - Энна замужем за моим лучшим другом. Когда мы попали сюда, мне казалось, что так я смогу уберечь ее, да и проще, и мы же не знали на долго ли и вообще… - он замолчал, не зная, зачем оправдывается.
Энна совершенно случайно перехватила взгляд Лирсы, направленный на Мишу, и сердце ее сделало восхитительный кульбит «Не нужно было рассказывать!» - не особо раздумывая, она обняла Мишу за плечи, как бы и поддерживая его и в то же время лишь намекая женской половине компании на нечто, связывающее их, нечто большее, чем он сказал. Мик неосознанно обнял ее в ответ, желая, что бы воцарившееся за столом молчание нарушилось.
-А выглядите как мама с папой, в смысле будто целую вечность женаты – изрек Джик, с детской непосредственностью накладывая себе на блюдце торт.
Все начали передавать блюдца, наливали чай, Энна прекрасно понимала, что гости все обсудят намного позже, когда разойдутся.
А Миша все время пытался не замечать любопытного взгляда Лао, которым тот прилип к Энне.
5
Жаркое лето, брало бразды правления в свои руки. Зрел урожай, делались заготовки. Духота выматывала ее со страшной силой. С большим трудом Энна заставляла себя вставать каждое утро, едва на небе появлялось солнце, и не заснуть за работой в течение дня.
С каждым днем она все больше вживалась в свою новую жизнь. Привычным стало и имя, которым ее окрестили местные люди – Эния. «Красиво», сказал Мика. И тоже стал ее звать так.
-Ну что, дитятки. Поработали мы славно – сказала Нюра, когда весь урожай был собран, туалет и душ построен рядом с домом, печь отремонтирована, а дрова заготовлены – можно и зиму встречати.
Эни улыбнулась, сидя за столом на веранде, и дошивая рубашку для Мика.
-Да уж – согласился он.
-Скоро ярмарка будет. Вам понравиться. Надо подумать что купити. Ты все еще хочешь комнату вторую ремонтирувати? А можете и в бани перезимовать.
-Отремонтирую, а там посмотрим. Крышу все равно чинить нужно, да и стену, так и дров меньше уйдет, и Вам теплее будет.
-А продать там тоже можно? – спросила Энна, заканчивая шитье, и встряхивая получившуюся вещь. Эта удалась лучше. Над первой они втроем долго хохотали.
-А что ты хочешь продать? – спросил насторожившийся Мика.
-Есть у меня пара вещичек, здесь они без надобности, а деньги лишними не бывают.
-Дело говоришь, - согласилась Нюра – покажешь?
Энна передала Мике рубаху, и пошла за своей сумкой. Это просто благо, что она взяла ее с собой тогда!
Выложив на стол ее содержимое, она показала Нюре маленькое зеркальце в виде алой ракушки, с нанесенным фосфорящимся узором. Блокнот с плотными глянцевыми листами, ярко салатовую ручку. Но Нюра так увлеклась голограммным календариком, что ни на что другое не смотрела.
-Что это? – спросила она, с детской наивностью рассматривая его.
-Календарь.
-Это что же, у вас уже две тысячи четырнадцатый год? Верно?
-Да. А кстати, здесь какой?
-Тысяча сто пятнадцатый, от пришествия Бога нашего, - не отрывая взгляда, от целующихся поросят на картинке проговорила Нюра - Вот это сокровище. Мы за него на ярмарке кучу денег приберем!
-Нет, этот я дарю вам.
-Что ты, деточка!
-Берите! За все, что вы для нас сделали этого мало.
-Ну что ты. Вы же мне стали аки родня, коей у меня нет.
-И вы для нас.
Нюра смахнула слезу, и положила свою морщинистую, темную от загара и земли руку, на Энину.
Решено было продать зеркало, косметичку, ручку, кошелек из кожи ската, металлическую визитницу, шелковый шарф с рисунком версаче, металлический брелок – Эйфелеву башню, и еще один – керамический, в виде утенка, его подарил Сашка, когда вручил ключи от своей квартиры. Энна поцеловала его, прежде чем снять с ключей. Увидев это, Мик потребовал объяснений.
-Подарок Алекса – прошептала она, глядя в глаза.
-Оставь его. В машине есть много чего, что продать можно.
-Да ладно.
-Оставь – сказал Мика, и ушел.
-А кто этот Алекс? – спросила Нюра, когда Мика скрылся из вида. Отвечая на вопрос, Энна была уверенна, что Нюра знает нечто такое, о чем не говорит.
-Мой муж – прошептала Энна, и отвернулась.
Ярмарка была красочным событием. Ярким и шумным. Все здесь сливалось в один хоровод красок, криков, запахов, смеха. Вынесенная за пределы деревеньки, она встречала всех ряженными на ходулях, циркачами и силачами. Там же были и торговцы оружием и драгоценностями, мехами и тканями. Специями и овощами. Здесь было все, что можно купить.
Мика достал из бардачка машины, целую кучу голограммных календарей, которые раздавали как сувениры возле супермаркетов, и вместе с выбранными Энной и Нюрой вещами из ее сумки, они продали и их. Выручив за все это добро почти тысячу огромных золотых монет, а все благодаря Мике, он устроил настоящий аукцион, подбадривая народ. Пришлось продавать в несколько этапов и возвращаться в дом, что бы спрятать богатство. Нюра от этой суммы чуть с ума не сошла, оказалось, что в среднем семья в год может заработать триста, четыреста монет, и то серебром!
-Все Мать, теперь я тебе тут такой терем построю! – и Мика обнял старушку, немного приподняв, возможно даже вправив спину.
-Ох, милок, - Нюра роняла слезы счастья, не веря, что на старости лет ей так повезло.
Вернувшись с первого дня ярмарки, они начали планировать закупки. За неделю ярморочных дней, нужно было купить все на год. Конечно, можно было и в город ездить за покупками. И Миша даже раздумывал о путешествии по этой необычной стране. Но купить решил все здесь, и по максимуму.
На второй день, они закупали продукты, специи, посуду, свечи, корма. На третий ткани, меха, кожу, нитки и все что нужно для шитья. В это время Мика заказывал все для стройки, а так же телеги, и даже купил двуколку. К их хозяйству добавилось две лошади и сбруя, и куча всякой всячины. Повозки с заказанными товарами до поздней ночи прибывали во двор. Пять ярморочных дней, они потратили на закупку. Когда необходимыми запасами были завалены сараи, двор и домик, они, наконец, пошли прогуливаться, в поисках чего-нибудь для себя. Сопротивлявшейся Нюре Мика выдал три золотых монеты, за эти деньги можно было купить маленький домик в этой деревушке, и она с подругами отправилась вспоминать молодость.
Энна с Микой бродили, рассматривая различные безделушки. Через некоторое время они попали в оружейные ряды.
-Посмотри – с надрывом от охватившего восторга, прошептал Мика, глядя на все возможные клинки, ножи, булавы и цепи. Энна решила не отрывать его от этого развлечения, и молча следовала за ним, иногда с восторгом соглашаясь, когда он взмахивал очередным мечом.
«Мужчины, они как дети, когда речь заходит о машинах и оружии», подумала она, и вспомнила Тоху, младшего сына Мики. Как он бегал по саду со своим маленькими пластиковым мечом, подаренным ему Сашкой. Вот и Мика сейчас был такой же. Сквозь загоревшую кожу, первые морщины, и уставшие плечи, на нее смотрел маленький мальчик, попавший в отдел игрушек.
-Купи себе такой – сказала она, когда он впился глазами и руками в меч, правда не широкий как показывали в фильмах, он был уже, и короче, и лезвие его было, как бы, согнуто вдоль, совсем чуточку. Темная, почти черная сталь, приковывала взгляд, а рукоять, сделанная в виде спирали, с круглым набалдашником была роскошной в своей простоте. Даже Энне он понравился.
-Оружие, достойное мастера – проговорил старый купец, перебирая свою длинную седую бороду.
-К сожалению, я не мастер, - и Мика с нежностью, провел рукой по глади лезвия.
-Мастером не рождаются, им становятся.
-В другой раз – сказал он, с жалостью укладывая клинок на место.
-Может и так, может, - проворчал купец.
-А почему он черный? – спросила Эния, прикасаясь к прохладной черной стали.
-Потому что это валлийский клинок госпожа. Сталь, закаленная и оплавленная в печах, рядом с которыми стоит такой жар, что не выжить никому кроме истинных валлийцев. Такой клинок не треснет на морозе, и не нагреется в жару, не затупиться и не поржавеет, госпожа.
-Да? – Миша опять взял его, и покрутил.
-Внешность обманчива, славный господин. Вы похожи на валлийца, но таковым не являетесь, а он легок и не выразителен – сказал он, указывая на клинок, - но не есть таковой. Смертоносней оружия не сыскать, от самих глубин Красного Моря, до седых высот Альдийских Гор.
-Он прекрасен, - выдохнула Энна.
-Да.
И они ушли.
-Пойдем, выпьем чего-нибудь?
Они зашли в большой шатер, из полосатой, бело зеленой ткани. Здесь разливали компоты и настои. Взяв по кружке какого-то кисло сладкого напитка, они присели за столик в тенечке.
-Посиди здесь секунду, - он вдруг встал, - только не уходи.
-Хорошо.
Она провела его взглядом, пока он не потерялся в толпе наряженного народа.
-Эния, - к ней подошел Лаодик – привет!
-Привет! Как ты?
-Да нормально все. Слышал, вы с мужем скупили чуть ли не всю ярмарку.
-Ты забыл? Не муж он мне. – она улыбнулась, - Но, что, поделать, нужно обживаться на новом месте.
-Тоже верно. Вы все время вместе, как то не воспринимаю я вас как не семью – он тоже улыбнулся.
-А ты как, все купил?
-Да. Что ты пьешь?
-Не знаю, что-то кисло сладкое, вкусное.
Он понюхал стакан Мика.
-Морьин вар.
-Морьин?
-На травах, основная морьинья, из-за нее тот самый кисло сладкий привкус. В другой раз возьми корс, только красный.
-А что это?
-Напиток такой из смеси лесных ягод. Вкусный.
-Спасибо за подсказку, возьму.
-Пойду я пожалуй.
-Спешишь?
-Нет, но вижу в толпе твоего ненаглядного, к чему ему праздник портить?
-О чем ты?! Оставайся.
-Пойду я, а ты заходи ко мне, в кузню, как желание будет.
-Спасибо, приду.
Только он скрылся из виду, как подошел Мика.
-А что же это друг твой разлюбезный не дождался меня? – как ему ни хотелось обрести в Лао друга, все же что-то поменялось после того, как они правду открыли. Что-то перестал он доверять ему.
-Ну, ты ведь тоже даму сердца, к которой бегал не привел.
Мик сел на свой стул, спрятав взгляд в стакане.
-Я не к даме бегал – проговорил он морьиному вару.
-Он не мой друг разлюбезный – от ее ответа улыбка тронула его губы, совсем чуток, такая вкрадчивая и ненавязчивая.
-Вот, я тебе подарок купил.
Он протянул ей сверточек голубого атласа, перевязанный такой же лентой.
-Мик!
В сверточке было не большое серебряное зеркальце. Ручка его, как и сам ободок были сплетенными лозами винограда, такие рисуют в книгах со сказками. «Им вполне могла обладать Спящая Красавица или Белоснежка в исполнении Диснея», подумала Эна, проводя рукой по сплетенным лозам.
-Спасибо! – она прижала его к груди.
-Не за что.
Энна, потянулась вперед, и взяла его руку, лежащую на столе, сплетя их пальцы.
-Ты чудо! – сказала он улыбаясь.
-Спасибо, - смущаясь, пробормотал Мика.
-Довольна? – спросил он, с улыбкой откидываясь на спинку стула.
-Еще спрашиваешь!
И соскочив со стула, она кинулась ему на шею. День прошел в смехе и радости, они веселились с остальными людьми, знакомились, танцевали и пили сладкое и легкое вино.
Уже дома, когда Мика лег спать, она пошла в душ, а выйдя, встретилась с Нюрой сидевшей на веранде в одном из новых, купленных специально для нее Микой, кресле качалке, и рассматривавшей свои покупки. В саду пели ночные птички, под аккомпанемент цикад, где-то лаяли собаки.
-Бабушка, поможете мне завтра?
-Помогу деточка, а в чем?
-Хочу Мике подарок купить, у него ведь день рождения зимой. Но так что б он не знал.
-Конечно, помогу. Попрошу тебя к Сюрке сходить, молока отнести. Идет?
-Спасибо.
И поцеловав ее в щеку, она пошла спать.
Позавтракав, и управившись по хозяйству, они засобирались на ярмарку.
-Ты, Энечка, сбегай ка к Сюрке, молока отнеси, а мы с Микой, тебя на ярмарке в шатре подождем. Хорошо?
-Конечно бабушка.
-Давайте я схожу, а то заблудиться еще, или…
-Не переживай внучок. Надо же девочке привыкать к жизни то, что ж ты ее как дитя под присмотром держишь.
-Так она и есть дитя, мать.
-Для меня и ты дитя, - сказала Нюра, повязывая на голову яркий платок – тебе скоко, поди лет то?
-Сорок один будет зимой.
-То же мне! У меня уже седьмой десяток позади! А супружнице твоей?
- Да не супружница она мне, бабушка. Забыли? Двадцать девять, всего-то.
-Я ничего не забываю. Много ты понимаешь! – буркнула она, - Но все равно повезло же тебе!
-Повезло, но не мне – согласился Мика, поворачиваясь на появившуюся в дверях Энну, и невольно улыбнулся, ей. Из отреза светло зеленого хлопка, подаренного Нюрой на день рождения, она сшила себя незатейливый сарафан, и сейчас стояла в нем, с поднятыми наверх темными волосами, такая искренняя, и жизнерадостная, в своей простоте, румянец на щеках, улыбка, и кувшин с молоком. Казалось, что она родилась для этой жизни, так гармонично было ее присутствие здесь.
-Я пойду, к Сюрке.
-Давай деточка – сказала Нюра, копошась в своем сундуке.
-Осторожней, - попросил Мика.
-Не переживай. Встречаемся у шатра, да?
-Да.
Отдав молоко, в качестве подарка, она побежала к оружейнику, у которого вчера были. В этих рядах женщин не было, и все с удивлением рассматривали ее, когда она проталкивались сквозь толпу мужчин.
-Осторожнее! – попросил кто-то, когда она случайно наступила на ногу.
-Ой простите! – и подняв голову улыбнулась Лао – привет.
-Привет. Ты что здесь делаешь?
-Хочу подарок Мике купить.
-А что ты хочешь?
-Пойдем, покажу.
-Ничего себе! – воскликнул Лао, вертя в руках купленный меч.
-Хороший?
-Еще спрашиваешь! Валлийский! – с благоговением проговорил Лао, - такую ценность я даже не знаю где спрятать.
-Мне нужно его домой срочно отнести, и спрятать, пока Мика не вернулся!.
-Да ты не успеешь. Он тебя искать побежит. Давай пока у меня в кузне положим, а я после как-нибудь принесу, и тогда уже дома спрячешь?
-Не украдут?
-Шутишь что ли? – улыбнулся Лао.
Подойдя к огромным деревянным дверям, они увидели записку, вставленную между створками. Отворачиваясь от нее, чтобы не подсматривать, не ей предназначенные строки, Энна успела заметить, что это было приглашение.
-Опять заказ, - неестественно быстро и скомкано пробурчал Лао, пряча листок в карман.
В кузне было прохладно, и пахло по особенному. Энне понравилось здесь, все эти приспособления, запах металла, серы, воды, потушенного огня. Они спрятали меч под кипу металлических пластин и цепей. На это ушло добрых пол часа, и она начала нервничать, что Мика действительно кинется ее искать.
-Надеюсь, никому в голову не придет перебирать его, - сказал взмокший от работы Лао.
-Да уж. Спасибо тебе. Пойдем, с меня лимонад.
-Что?
-Ну, напиток, в моем мире был такой, чем-то на морьин вар похожий.
-А-а, лимонад. Интересное слово.
-Лао, - позвала Энна, когда он уже открывал дубовую дверь, - прости, что лезу не в свое дело, но тот листок.
-Заказ, - проворчал он, отворачиваясь.
-Это приглашение.
-Да? Откуда ты знаешь?- он стоял к ней спиной, держа в руках большое металлическое кольцо, служившее дверной ручкой.
-Ты не подумай, я не хотела читать, просто случайно в глаза бросилось.
-Ты умеешь, читать? – так же стоя к ней спиной спросил Лао, - по-нашему?
-Да, ваш язык на наш похож. А Нюра мне тонкости объяснила. Хочешь, я тебя научу.
-Научишь? – с изумлением спросил Лао, поворачиваясь к ней.
-Да. Это не сложно, поверь мне.
-Чем же мне отплатить?
-Шутишь что ли?! Друзьям не платят! Я тебя и читать и писать, и считать научу.
-Я же тогда, в два раза больше заработать смогу, - прошептал Лао, - Спасибо тебе.
-Не за что.
Мик, сидевший в шатре, не поддавался уговорам Нюры, что Энна вот вот будет. Для себя он решил, что еще десять минут, и пойдет ее искать. Велико же было его изумление, когда он увидел ее выходящей из кузни, вместе с Лао. Они о чем-то разговаривали, и улыбка Лаодика зашкаливала. Злость и ярость, охватившая его, от этого зрелища заставила его подскочить со стула, и тот с грохотом упал. «Я значит себе места не нахожу, жду ее, волнуюсь, а она там с этим кузнецом!».
Проследив за его взглядом, Нюра лишь улыбнулась, и, потянув его за руку, заставила поднять стул и сесть на место.
-Послушай меня, сынок. Я может и стара, но глупой меня не назовешь – она потянула его за рукав, заставляя смотреть на себя, - ты или женись, на девочке, или отпусти, дай ей жизнь устроить.
Брови Мика, чуть не оторвались от этого заявления, с такой силой взлетели.
-Она, замужем!– прорычал он.
-А я – твоя мать – усмехнулась Нюра.
Довольная, и улыбающаяся, Энна подошла к ним, положив руку на его плечо. Первым его желанием было сбросить ее руку, но он сдержался.
-Сегодня будет фейерверк! – как будто по секрету прошептала она ему на ухо.
-Да? Откуда ты знаешь? – Мика невольно улыбнулся.
-Лао сказал, - все так же держа руку на его плече, ответила она. Для нее самой этот порыв остался загадкой, но, что сделано, то сделано.
-Ты его видела?
-Да, и даже в кузне была! Представляешь?! – она говорила с таким восторгом, что Мик почувствовал себя дураком. Она с ним как с подружкой хочет поделиться впечатлениями? Но Энна продолжала, в том же духе, слегка отодвинувшись от него, чтобы видеть Нюру – я уже к вам шла, когда его встретила. Он что-то там нес к себе, и я заглянула во внутрь. Там так интересно, столько всего, и металлом пахнет, как-то по особенному. Это что-то! Прямо как в фильмах!
-Тебе понравилось? – как можно небрежнее спросил Мика.
-Да, тебе бы тоже понравилось. Хочешь сходить?
-Нет.
-Зря. Пойдем, погуляем? – попросила она, беря его за руку. Эмоции от покупки и от кузни зашкаливали, и от непонятной радости, ей хотелось петь и танцевать. А Мика опять в своем неадекватном состоянии.
-Не хочется, - проворчал он.
-Иди, старый пень, - вдруг отозвалась Нюра, - сидишь тут, то не хочу, это не буду, вставай и развлекай свою супружницу. Сам на молодой женился!
-Да не женаты мы!– хором отозвались Энна и Миша.
-А какая разница, все равно что два сапога от одной пары, всегда вместе!
Мика поднялся, и Энна взяв его под руку, потащила вперед. К концу дня, насмотревшись на все возможные представления, объевшись и напившись, они посмотрели фейерверк и вернулись домой, с трудом переставляя ноги.
-Я так устала – заявила Энна, упав на кровать, без сил. Она даже не разделась, как была так и рухнула.
-Вставай – проворчал Мика, - хотя бы переоденься, я уже про душ молчу.
Она с трудом встала, и натянула ночную рубашку.
-Спокойной ночи, ворчун.
-Я не ворчун.
-Ворчун.
И она заснула, а Мика вышел на улицу к поджидавшей его там Нюре.
Нюра, сидела в кресле качалке, и вязала носки новыми спицами. Мик некоторое время завороженно следил за тем, как быстро появлялись первые рядочки черных полосок.
-Нужно будет купить гусиного пуха на перины и подушки, - сказал он, отворачиваясь от гипнотизирующего зрелища.
-То зимой, в городе продавать будут.
-Съездим.
Он опять повернулся, всматриваясь в ночь, он думал об Энне и Сашке. Он не совсем понимал, что связывало их. Да и было ли вообще между ними хоть что ни будь? Прошло каких-то пару месяцев, а она уже прижилась здесь, забыла мужа, нашла Лао. Образ этакой расчетливой, неверной, легкомысленной особы, не совсем вязался с той Энной которую он знал, но все же она вместе с ее истинными чувствами и мыслями оставалась для него загадкой.
-Она, жена моего лучшего друга, - зачем-то сказал он, но Нюра так и продолжала вязать, - я думал, что так смогу уберечь ее.
-От кого внучок?
-От всех, - со вздохом произнес Мика, сам до конца не понимая сделанного.
-Или для себя сберечь? – поинтересовалась Нюра, продолжая клацать спицами.
Мика ничего не ответил. Ночь была прохладной и яркой. Легкий, свежий ветерок шевелил волосы. Масляная лампа, купленная на ярмарке, давала больше света, чем свечи, так что за столом было светло, и ему были прекрасно видны глаза бабы Нюры. «Она мудрее, чем кажется», подумал Мика.
-Ты зачем мучишь ее? – старушка нарушила, затянувшееся молчание.
-Чем же я ее мучаю? – в некотором смысле вопрос развеселил его, вызвав легкую улыбку. Вряд ли Нюра видела ее, она вязала, не отрывая взгляда от спиц.
-Норовом своим да ревностью душишь. То, что дорога она тебе, то каждому понятно. Не разумею я, лишь, почему ей ты доселе не сказал.
-Говорю же мать, она замужем за моим другом. Он как брат мне, не могу я.
-Нет у тебя теперь брата, внучок, а у нее мужа нет.
Мика отвернулся, а Нюра продолжала вязать. Клац клац, стучали спицы, клац клац. И этот звук приводил его в бешенство. Захотелось стукнуть кулаком по столу, что бы она перестала клацать ими.
-Не серчай внучок, - проговорила она, не прерывая своего занятия, но он хранил молчание.
-Меня дома жена ждет, и дети.
-Не дождутся они.
-Дождутся – упрямо проговорил он, сжимая кулаки.
-Расскажи мне.
-Что?
-О жизни вашей расскажи, о жене, о детях.
Мик не хотел, не хотел говорить, не хотел вспоминать. Но слова сами полились, сначала медленно и скомкано, но затем плотина прорвалась. Он рассказывал ей о детстве с Сашкой, о встрече с Мариной, о том, как старший сын учился в школе, как младший сделал первый шаг, как просил леденец в тот злосчастный день. Рассказал о том, как Алекс представил Энну, как удивился Мик, узнав ее возраст. О том, как позавидовал другу. Как на духу рассказал о том, как нравилась ему она, и о том, что толком никогда с ней не разговаривал. И о том, что больше отцовских чувств было к ней. А потом рассказал, как вкусно она умеет готовить, как смешно рассказывает истории, как много она знает интересных вещей.
-А жена то, твоя какая? – спросила Нюра, довязывая носок.
-Марина? Она совсем другая. Она высокая, почти как я, и волосы у нее светлые, а глаза серые. Красивая. И спокойная, она хорошая мать… мы через многое прошли…
-Понятно.
Мика хотел еще что-нибудь рассказать о жене, но не знал что. Как-то не хотелось ему бабушке говорить, что брак его распадается. Что если бы не ее беременность, то ушел бы еще три года назад.
-Я тебе вот что скажу милок. Пока ты об Энне рассказывал, я носок довязать успела, а о жене так и первого ряда не сделала.
И перестав наконец клацать спицами, она внимательно посмотрела на Мику.
-Забудь о том, что было. Теперь у тебя есть шанс быть с ней. А брат твой, рад был бы, узнай он что ты заботишься о его жене, что не бросил, не оставил в чужом мире, с чужим мужчиной. Думай внучок, думай.
-Слишком рано, мать – с ужасом услышал он своей собственный ответ.
-Главное чтобы не было слишком поздно.
И она снова принялась клацать спицами. Не в силах больше выносить этот звук, Мика пошел спать. Раздевшись, он подошел к кровати, и увидел спящую Эни, она свернулась в клубочек, лицом к стене. «Наверное и правда устала», подумал он, и затянув занавесь отделявшую кровать от комнаты улегся рядом. Она тут же повернулась, и легла ему на плечо, что-то пробормотав.
-Спи, - прошептал он, убирая прилипшие к ее лбу волосы.
«Нужно отремонтировать комнату, поставить нам разные кровати. Не дело это, вместе с ней спать».
6
Как-то холодным осенним днем Энна, в очередной раз собиралась к Лао, на урок. Она уже накидывала шарф, когда зашел Миша.
-Ты куда? – буркнул он.
-К Лао – она пообещала, что никому не скажет об их занятиях, пока Лао сам не сможет прочитать новости на городском столбе.
-Зачастила ты к нему – он из последних сил старался сдержаться, но все же постепенно ненависть на нее превалировала. Где-то в глубине души, он уже понял, что замуж она вышла за Сашкины деньги, что ей плевать на то, что он, ищет ее, с ума сходит. Она уже подцепила «новую жертву».
-Да ладно тебе, - она остро переживала, что не может сказать ему правду, но данное кузнецу слово обязывало.
Перед самым днем рождения Миши, они с Лао договорились, что он принесет меч на рассвете им домой.
Утром третьего декабря, Энна встала, когда солнце едва намекнуло на свое пробуждение. Тепло одевшись, она тихо, чтобы не потревожить именинника выбралась из их комнаты, баба Нюра, уже грела воду для чая, и кивнув ей, Энна выскочила на улицу, где за калиткой уже поджидал Лао с подарком.
-Спасибо тебе – поблагодарила Энна.
-Тебе спасибо. Беги давай, а то простудишься еще.
Аккуратно положив подарок на пол, рядом с его кроватью, она уже хотела выйти из комнаты, когда Миша вдруг проснулся, и резко сел.
-Доброе утро – автоматически изрек он, широко зевнув, и потянувшись.
-С днем рождения! – улыбнулась Энна, и обняв его, все еще такого горячего от сна, поцеловала в щеку.
-Спасибо – засмущался он.
Не желая ждать, когда он заметит, она подняла с пола тяжелый сверток, и положила рядом с ним, на кровать.
-Это тебе!
-Мне? Что это?
-Подарок.
Развернув его, Мик опешил. Это был тот меч! Тот! Он мечтал о нем, и так жалел, когда вернувшись в последний день ярмарки, хотел купить его, но оказалось что он уже продан. Он жалел не потому, что это был особенный, какой-то там валлийский клинок. Нет. Когда то давно, казалось несколько жизней назад, его отец вырезал для него такой, только из дерева. В то далекое время, когда Миша был маленьким, а отец еще здоровым, полным силы мужчиной. До того, как страшная болезнь отняла его. Тот игрушечный меч, прошел с ним всю жизнь. «Да что ты там, мудришь?» спрашивала тогда мама у отца, «ему и обычной палки хватит, все равно не сегодня так завтра сломает!», «Если уже и делать что-то, то только хорошо. Иначе, зачем вообще напрягаться?!» он отвечал, не отрываясь от работы, «ты максималист» сказала тогда мама, « Ничего ты не понимаешь, я же для сына делаю!». «Они, наверное, и не знали, что я подсматривал тогда» - только сейчас он почему-то подумал об этом.
-Это ты! Ты купила его!
-Кончено! Ты же почти сроднился с ним!
-Боже! – он вскочил с кровати, несколько раз взмахнув им, - спасибо!
-Ты где его прятала?
-В кузне – улыбнулась Энна, наконец, она может правду рассказать.
-Понятно, - он от чего-то помрачнел, и начал одеваться. Она молча вышла из комнаты, расстроившись из-за его реакции, и уже жалея, что купила этот дурацкий меч. «Подорвалась из-за него ни свет ни заря! А могла спать!»
-Уходишь? - она заливала кипяток в заварник, стараясь не смотреть на него. Он сел на стул рядом с ней, и начал натягивать валенки, что-то ворча себе под нос – Да что с тобой?
-Мне нужно на улицу – накинув тулуп, он выскочил во двор, мороз тут же принялся кусать его за щеки, и Мик повыше натянул воротник.
«Да какая мне разница!?! Господи, она взрослый человек, может делать что хочет!» мысли, злобные и ироничные, казалось, порождают сами себя. «Так быстро забыла мужа… с кузнецом!!! И не стыдно же ей» так и не закончив размышления, он понял, что стоит перед дверьми в кузню. Не до конца понимая, что конкретно он хочет от Лао, зачем пришел, и вообще, что происходит и какое ему до этого дело, Мик все же вошел. Его тут же окутало жарким воздухом, резко контрастировавшим с морозной погодой.
-Мик! С днем рождения! – Лао сбросил перчатку, и подошел к Мише, протягивая ему руку для пожатия.
-Спасибо, - неуверенно проговорил он, чувствуя себя очень глупо.
-Вообще-то тебе спасибо, за Энну.
-За Энну?
-Она для меня так много сделала! – «Только без подробностей!» взмолился Мик, - Скажу по секрету, теперь я умею читать, писать и считать! Так что! даже не знаю! – и похлопал его по плечу.
-Да, - улыбнулся Мик, - она такая. Умная – он улыбнулся, чувствуя себя дураком, - ты это, приходи вечером, выпьем.
-Спасибо, зайду.
-И давай, наверное, у нас заниматься будете. А то, негоже ее по морозу гонять.
-Хорошо. Ты прав – Лао виновато улыбнулся.
Он шел домой, радуясь тому, что Энна не изменяла Саше. Почему-то это было важным. То, что она, так же как и он сам, хранила надежду на возвращение в свой мир, и чтила память о семье. Когда Миша вернулся, Энна была в крольчатнике, она не слышала, как он подошел, жалуясь кроликам на него.
-Он какой-то неадекватный! Честное слово! Вот чего, спрашивается, умчался?
-Потому что дурак – послышался голос Миши, и Энна резко обернулась на голос.
-Ну да, вот и старость, а где же мудрость?!
-Да ладно тебе, я же не знал, что ты с Лао занимаешься.
-Во первых, я обещала ему никому не говорить, во вторых, хотела тебе сегодня утром рассказать, но тебя нечистая унесла раньше чем я успела рот открыть. И в третьих, какое это имеет значение, что я делала с Лао? – и задав вопрос, поняла, что он думал о ее походах.
-Я думал что ты, с ним, в смысле…. – он провел рукой по волосам, желая собрать мысли в кучу, - блин, просто я злился, что ты…
-Что я... что? Миш?
Он молчал, не зная стоит ли отвечать, да и вообще, жалея что решил заговорить об этом.
-А какая тебе разница? Какое это имеет значение? – она говорила все громче, и обижаясь на него, и злясь на себя, на свою реакцию от его слов. На глупую обиду, которую его слова вызвали. Вроде как, никакого значения его мнение не имеет. Это ее жизнь, и он к ней не причастен. Но все же, Энне меньше всего хотелось, что бы он думал будто она с Лао… «Да что мне от того что он думает?» - но видимо что-то было, пусть сейчас она и не в состоянии была ответить.
-Никакой разницы. Прости – и уже в дверях сказал, что пригласил Лао.
Вечером пришел Лаодик, и принес бутылку вина со специями. Энна с Нюрой приготовили тушенное в сметане мясо, жюльен, салаты. Несмотря на его поведение, она хотела сделать праздник. И ей удалось, стол ломился, жюльен ушел первым, здесь такое блюдо было в новинку. Очень понравилось мужчинам вареное мясо с корицей и чесноком. На десерт Энна сделала любимый торт Мики – наполеон, и даже расставила купленные на ярмарке цветные свечи. Когда-то давно, когда она накрывала стол на день рождения Алекса, Мика сказал что наполеон его самый любимый торт. И она запомнила. Поэтому и сделала его. Хотелось хоть таким способом, хоть на один вечер вернуть кусочек прошлого. Знакомые блюда, знакомые запахи. Воссоздать ту атмосферу дома, которая ей так часто снилась.
Когда Лаодик ушел, а Нюра залезла на печь, Энна уже домывала посуду. Силясь понять, какое ей дело до его мнения.
-Спасибо тебе, - прошептал Мика, обнимая ее. Чем заставил вынырнуть из самоанализа, грозившего перерасти в самобичевание.
-Не за что, - буркнула она, не желая забывать утреннее.
-Это лучший день рождения, за всю мою жизнь! – и наклонившись, он поцеловал ее в висок.
-Как ты мог так подумать обо мне, Мик? – голос невольно задрожал.
-Не знаю – он еще крепче прижал ее к себе, - просто он так на тебя смотрел.
-Как?
-Не важно.
-Никто на меня так не смотрит, и никогда не посмотрит, ты очень доступно всем все объясняешь своим видом. Так что не переживай, можешь со спокойной душой жить дальше, как тебе того хочется.
«Она не верит, что мы вернемся. В этом разница. Я надеюсь, она же нет».
-Что мне сделать, что бы ты простила меня? Ну, прости дурака.
-Ведро вынесешь, прощу, - закончив мыть посуду, она вытерла руки о полотенце.
-Да я ради твоего прощения ни одно ведро вынесу, а тысячу! Или нет, я построю дом с удобствами! С ванной!
-Хорошо, строитель, построишь, - она невольно улыбнулась, - иди давай, я уже спать хочу.
Через несколько дней, они с Энной впервые выехали в город. Укутавшись в шерстяные покрывала, они сидели в санях, запряженных купленными на ярмарке лошадьми.
-Красиво – Энна улыбнулась, щурясь от яркого солнечного света, отраженного миллиарды раз в искрах заснеженной земли, в покрытых снегом ветвях деревьев.
-Очень, - подтвердил Мика.
Город был намного больше их деревеньки. Здесь были большие дома, несколько церквей. Они проезжали по множеству кварталов, в которых жили разнорабочие. Здесь был и квартал крысоловов, и красильщиков, ювелиров, кузнецов, мясников, и пекарей, отдельно жили стекольщики, отдельно строители. «Так странно» думала Энна, «целые кварталы для каждого вида деятельности. Интересно, а бухгалтера или как их тут у них называют? Казначеи тоже отдельно живут?». На улицах постоянно сновали люди, кто-то быстро шел по скользкому, утоптанному на тротуаре снегу, кутаясь в плащи и шубы, кто-то напротив подходил к саням, предлагая то купить вяленой рыбы, то прошлогодних яблок. После полугодичной жизни в деревне, даже это подобие той цивилизации, к которой они оба привыкли в России, очень радовало и заряжало какой-то особенной радостной суетой, присущей лишь городским улицам.
В таверне «Медведь и сокол» они нашли людей, готовых строить дом, по Мишиному проекту. Там так же оказалось вкусное пиво, и щедрый, новоиспеченный барин Михаил, купил сразу три бочонка, чем неимоверно обрадовал хозяина.
Договорившись с мужиками, что к концу зимы те приедут, они еще какое-то время погуляли. Зашли в несколько магазинов, купив и новые свитера, и обувь, и даже шубу для бабы Нюры. Уже собираясь уезжать, они увидели вывеску мебельщика, и заказали ему диван. Миша сделал чертеж, договорившись, что его доставят к ним в течении пяти дней.
В Еравию они вернулись уже под вечер, бабушка встретила их вкусным ужином, и с жаждой впитывала их рассказ.
-А на что тебе дом новый? – спрашивала она у Мики.
-Ну как, будет большой, красивый, и камины в каждой комнате, и туалет с душем, и даже баня! Все внутри будет! Так удобней ведь!
-Не понимаю я вас молодежь! – и неожиданно закашлялась.
-Бабушка, вы заболели!? – Энна протянула руку, попробовав ее лоб, и оказалась права, у Нюры была температура.
Выгнав Мишу ночевать в баню, она заставила Нюру обтереться уксусом, намазала мазями, дала все имеющиеся в этом мире лекарства.
Но когда утром Миша зашел в дом, Энна встретила его на пороге.
-Плохо дело, Миш.
-Совсем?
Энна лишь кивнула.
Прошла почти неделя. Мик только переступил порог, еще даже калитка не захлопнулась, как из дома выскочила Энна, и кинулась ему на шею.
-Она умерла, Мик, умерла – она плакала, спрятавшись у него на груди, Мик пытался закутать ее в свой тулуп, и тут заметил, что она выскочила из дома лишь в носках.
-Успокойся! – он поднял ее на руки, молясь что бы и Энна не слегла, и зайдя в баню, уселся вместе с ней на купленный в городе диван, - Господи, ноги ледяные! – он начал снимать с нее промокшие шерстяные носки, и ужаснулся, когда пальцы прикоснулись ко льду вместо кожи, - ты что?! – он растирал рукой ее ноги, при этом, пытаясь удержать ее на коленях другой рукой, - так нельзя Эн! Все, не плач!
-Миш, - она шмыгнула носом, сообразив, что он делает, - все в порядке, - попыталась встать, одновременно пытаясь надеть обратно носок.
-Перестань! - он усадил ее на диван, закутав своим тулупом, а сам пошел растопить печь.
-Миш, она позвала градоначальника, и священника.
-Ты привела их?
-Да, знаешь, она ведь нам оставила, и домик, и землю, все нам, - она опять начала плакать.
Миша подошел, и присев рядом обнял ее, давая возможность выплакаться.
Нюру похоронили на церковном кладбище, отпев, как и полагается. И на девять дней, и на сорок Энна с Мишей ходили в церковь, как того требовал обычай, а потом принимал всех желающих сказать доброе слово о Нюре, они накрывали стол дома. Людей было много, каждый что-то рассказывал о ней, и каждому по своему ее будет не хватать. «Но больше всех мне» - думала Энна, «она заменила мне бабушку, которой у меня никогда не было». Она вспомнила, как в детстве мечтала о бабушке. Такой доброй и понимающей, с которой можно поделиться самым сокровенным. Ее выдуманная бабушка пекла вкусные пирожки, и заваривала необыкновенный чай. Она водила ее по разным музеям, и рассказывала интереснейшие истории. Энна представляла себе, как бабушка учит ее готовить и консервировать, почему-то ей казалось, что это должна делать только она, не мама, а именно бабушка. И вот теперь, когда в ее жизни появился такой человек, Бог забрал его. «Я так и не успела насладиться этим».
А потом наступила весна, закружив Мишу в строительстве нового, каменного дома, а Энну в огороде. Ничего не соображающая в посевах, она постоянно спрашивала совета то у Сюрки, то у Лирсы.
Жизнь, поменявшись в очередной раз, постепенно впадала в свое новое русло.
7
Люди, засидевшиеся по своим домам, в долгую, казавшуюся бесконечной зиму, с радостью выходили на улицу, желая насладиться первым теплом. Еще не до конца оттаявшая земля, где-то парила, принимая теплые лучи улыбающегося солнца, где-то же только начинала сбрасывать слипшийся снег. Пели первые птицы, напоминая, что скоро идет время постоянных трудов.
Сегодня, все ему казалось радостным, проснувшимся ото сна, и улыбающимся. И грязные лужи, там, где еще вчера лежал снег, и легкий ветерок, еще прохладный, но уже несший с собой запах весны.
Люди выходили в поля, осматривали озимые, решали, кто будет пахать огороды, женщины выносили томящуюся в доме рассаду.
И впервые Миша оказался не удел. Он ходил среди людей, слушал их разговоры, но никто не спрашивал его мнения, никто не нуждался в его совете. Каждый лучше него знал, что и как делать. Требовательный, и привыкший руководить, он злился и на себя и на них.
Из дома распространялся аромат готовящейся еды, и не найдя чем занять себя он зашел во внутрь.
-Им обязательном всем здесь стоять? – ,практически весь стол, каждый подоконник, все в доме было заставлено ящиками с рассадой.
- А куда мне их поставить? – Энна опустила голову на сложенные на столе руки, и снизу вверх рассматривала впервые в жизни выращенную ей рассаду. Каждый день он следила за ней, радовалась, и гордилась собой. Еще совсем недавно росточки были маленькие, хиленькие. Но каждый день, они наслаждались все более и более ощутимыми прикосновениями солнышка, и росли, вытягивались, полнели. Каждое утро они становились еще больше чем вчера, еще сильнее.
Испытывая злость, от того что никто его не слушает, продолжая жить в мире, в котором знал лучше всех, что делать, в котором говорил а его слушали, он схватил ящики, и поставил их у двери, под вешалкой.
-Вот так нельзя?!
-Нет! Аккуратней, ты же поломаешь их! – и она опять с трудом от тяжести земли в них, поставила ящики на стол, - не лезь сюда, ты не ничего не понимаешь, и не знаешь! Им свет нужен!
-А мне стол!
-Тебе что столов мало?! Иди, в бане посиди!
-Для них должно быть свое место!
-Да? Ты Марину всю жизнь своими придирками мучал, а теперь на меня перекинулся? Место нужно?! Ну, так сделай!
-И сделаю! – и он вышел во двор. Как раз во время, пришел Палыч, договариваться о пахоте.
-Микаил, день добрый.
-Добрый.
-Ну что, пахать будем?
-Будем – и вопрос этот, вроде как вернул его на то место в жизни, к которому он привык. Снова появилось чувство собственной значимости. И плечи как-то сами собой выровнялись, и подбородок выше поднялся.
-Тоди завтра приду.
-Давай, до завтра.
Он еще какое-то время стоял на улице, вдыхая весну, и думая над ее словами. «Марину мучил? Придирками?!». И согласился. Не хотя, чувствуя свою какую-то ущербность, какую-то ничтожность. «Я действительно люблю придраться. И Бог дал мне в жены женщину, которая на все сто процентов удовлетворяла эту потребность! К ней просто не возможно не придираться!».
Утром, в ожидании такого важного события, он встал бодрый и радостный. Вот и ему нашлось дело! На огороде уже был Палыч с сыновьями, они осматривали его, в самом дальнем конце стоял мул, за ним был зацеплен плуг, животное, насторожено водило ушами, наблюдая за незнакомцем.
-А почему не лошадью? – спросил Миша.
-А зачем же? Мул и сильнее, и увереннее, и плуг тащит ровно.
-А у Сюрки лошадью пахали, - не сдавался Миша, он вел себя также как и всегда, когда хотел получить желаемое. А в данный момент он считал правильным пахать лошадью.
-Ну, у Сюрки огород поменьше будет, да и ровный, а здесь склон, и выравнивать его надо. Так, ты иди, не мешай. Я уж поверь, побольше твоего, соображаю.
Миша отошел от них, став по другую сторону огорода. Они начали пахать, вдвоем с сыном придавливая плуг, что бы он крепче в землю входил.
«Но почему так?» думал Миша, видя, как они пашут. Он уже хотел подойти и сказать, что бы пахали вдоль а не поперек, как Палыч остановил животное. Подойдя к ним, с трудом переставляя ноги с налипшей на обувь грязи.
-Палыч, надо бы весь огород вспахать. А то, что будет, эта часть вспахана вдоль, эта поперек.
-Так весь и вспашем. Ты Мик, не знаешься в этом.
-Я – хотел сказать, что может и не занимался хозяйством в своей жизни, но многое понимает.
-Подожди. – Палыч движением руки остановил его, вытер со лба пот, и лишь потом продолжил - Ты на тот, дальний конец отойди, и посмотри оттуда, где какой наклон. Где вдоль пахать надо, а где поперек – и улыбнулся ему, поправив съехавшую шапку - иди, не переживай. Я-то может и не так уж умен, как хотелось бы, но свое дело знаю.
Он все же остался.
-Палыч, - слова дались с трудом, от неясного ощущения превосходства этого старика перед ним, - научи меня пахать.
И он весь день помогал им, трудясь наравне с мужиками. Возвращаясь домой, он радовался, чувствуя усталость в руках от постоянного давления на плуг, и в ногах, от тяжелых комьев земли, прилипших к ногам. И от того, что теперь он стал чуточку нужнее здесь.
Миша с тяжестью для своей гордости, но все же учился жить по-иному. Не быть директором, не руководить всеми и вся. А порой спрашивать совета, у людей, не умеющих читать и писать, не оканчивающих институтов, но все же в чем-то умнее и мудрее его.
**
Засаженное поле, встретило их морем колосков, с которыми играл легкий ветер. Поле волновалось и вдыхало солнце, а они шли вперед, туда, где год назад выкинула их гроза.
-Не опускай руки Энн.
-Не опущу.
Они стояли посредине, огромного, бескрайнего, взволнованного порывами ветра поля, и вокруг них были только первые колосья, да редкие, вспархивающие вверх птицы.
Весь путь домой, долгий и трудный, они прошли в молчании. Думая и прощаясь, с тем, что когда-то было настоящим. С мечтами, коим более не воплотиться, с людьми с которыми больше не встретиться.
Он остался на веранде, сел в кресло качалку, и долго всматривался в такое похожее на родное и в то же время чужое небо.
А Энна спряталась в уютной тишине дома, завернувшись в царивший здесь полумрак как в кокон. Так она и заснула, окутанная той потерей, что есть самая страшная и жестокая - потерей надежды.
-Доброе утро, - Миша так и не уснул, просто сидел и смотрел вдаль. Больше не молясь о возвращении, понимая, что это бессмысленно; не представляя себе: а как было бы, если; не вспоминая. А прощаясь.
-Доброе, - он повернулся на ее голос, холодный и далекий как сама жизнь,– присядь, давай поговорим.
Она присела рядом, на такое же кресло, и всмотрелась в небо, ища в причудливой форме облаков какой-то знак, какой-то символ способный воскресить надежду.
Он несколько раз открывал рот, желая заговорить, но слова пропадали, а мысли путались. Ни что сказать, ни что сделать, он не знал.
-Это все?- спросила Энна, разглядывая большое облако похожее на пышные взбитые сливки, - конец?
-Наверно, - с усилием проглотив комок в горле, он попытался сказать, что наверняка не знает никто, но не смог. Повернувшись, он увидел, как она смахнула слезинку, как опустила взгляд, спрятав его деревянных балясинах веранды.
-Есть хочешь? - она подняла голову, и посмотрела на него тем взглядом, от которого мурашки забегали по спине. Жуткая смесь осознания, жестокости, внутренней силы, и потери.
-Нет.
Она лишь кивнула и ушла, Миша видел, как на ходу она завязывает на голове белый платок, как берет из сарая садовый инструмент. Он смотрел на нее до тех пор, пока она не скрылась из виду. Поражаясь тому спокойствию, что она выказывала и той обреченности, что сквозила в самом ее естестве.
Загавкала Кнопи, возвращая его к реальности, и во двор зашел Лао:
-Мик, привет.
Миша лишь кивнул ему, не в силах говорить.
-Я позже зайду, - сказал Лао, видя, но не до конца понимая состояние, в котором пребывает Мик.
Он все же нашел в себе силы оторваться от душевной пустоты:
-Проходи.
Лао присел на кресло рядом с ним
-Случилось что? – от несчастья которым был окутан Мик, Лао даже позабыл зачем пришол.
-Случилось Лао, уже год как случилось – Мик потер уставшие глаза, и пригладил волосы, привычным, ранее всегда успокаивавшим его жестом, - я ведь до последнего надеялся! До последнего!
-А ты и дальше надейся.
-Уже второй год пошел, а я все живу надеждой, надеюсь, когда начинается гроза, надеюсь, когда засыпаю и просыпаюсь и что? А я-то по-прежнему здесь!
-Надейся Мик, надежда всегда должна сохранятся. Лелей ее, но не замыкайся в ней.
-Не замыкаюсь я, просто сил больше нет, терпения нет, ничего нет!
-Это тяжело - терпеть, когда нет надежды.
-Тяжело не то слово. Я просто уже и не знаю, зачем терплю, на что надеюсь?!
Они молчали, слушая как кудахчат куры выпущенные Энной из сарая, как мычит привязанная на лугу корова.
-Лао, я постоянно вспоминаю тот день, постоянно! Ну какого х…а это произошло?!
-Я не знаю, хотя, и рад что это случилось. – он улыбнулся, желая разрядить обстановку, - Ты хороший парень, и пусть это эгоистично, но я рад, что вы оба попали сюда.
-Это верх эгоистичности друг мой.
Лао лишь улыбнулся, силясь вообразить себя на месте друга.
-Знаешь Мик, мне, конечно, не понять на все сто процентов, что должно быть ты чувствуешь, но все же, кое-что представить я могу.
-И?
-Человек должен жить Мик. Полностью жить, со взлетами и падениями, счастьем и неурядицами. В этом его предназначение, а не в существовании. Хватит уже существовать где-то посередине, начинай жить. Той жизнью что тебе дана. Значит вот такая вот у тебя жизнь, не обычная, не стандартная, для многих может и желанная. Живи ею!
-Я живу.
-Что-то слабо у тебя это получается.
Мик лишь хмыкнул и понимая его правоту, и в то же время не желая ни принимать ее, ни применять к себе.
-А какой выход ты видишь?
-Никакого, – с ухмылкой ответил Мик.
-Ты постоянно вспоминаешь. Свою страну, свой дом, жену, детей, друзей. Целыми днями одни воспоминания. Я тебе так скажу. Борись, конечно же, но вот жить в воспоминаниях уже довольно, у тебя на это вся старость впереди!
-Может быть.
И посидев еще какое-то время в тени раскидистой груши, он встал:
-Ладно, пошел я.
-Давай.
Миша еще долго сидел на веранде, думая, теперь и о старости. «Я не увижу свадьбу сыновей», думал он, «не устрою им мальчишник. Не научу Стасика водить машину, а Антона плавать. А я ведь обещал! Обещал им! Я так многого не сделал для них, и уже не сделаю».
В калитку влетела шумная детвора, и, не замечая его, сидящего в тени, побежали к Энне на огород.
«У них вся жизнь впереди» подумал он.
«А у тебя что, позади?» - поинтересовался мозг.
«Ну, большая половина уже да».
«И что? Это не значит что лучшая».
Улыбнувшись своему внутреннему монологу, он встал и отправился заниматься своими обязанностями.
Вечером, практически ночью, после ужина и уборки, они с Энной снова сидели в креслах качалках на веранде.
-Цикады, - проговорил Миша, и вспомнил, как они вот так же сидели у них на даче в Орлово, и слушали их цокот. Каким тогда этот момент казался важным и нужным. Как успокаивал он от городской суеты, позволяя задуматься над чем-то важным и вечным, особенном и далеком. Окутывая весь мир исключительной, необыкновенной романтикой летней ночи.
-Знаешь, раньше мне так хотелось на дачу, я так ждала мая, когда мы убежим от города вместе с его духотой, и суетой. Когда будем прохладными летними ночами сидеть вот так и слушать цикад, смотреть на небо и загадывать желанья на падающие звезды. Мне так не хватало этого.
-Ну, зато теперь у тебя это есть. И цикады, и звезды, и летние ночи.
-Теперь мне не хватает книг.
-Книг?!
-Да, Миш, книг.
-Зачем тебе книги?
-Теперь, только читая их, я могу жить не здесь.
Она улыбнулась ему той грустной улыбкой, что последнее время всегда была при ней, и, пожелав спокойной ночи ушла, оставив его одного.
8
Всю свою жизнь он считал себя человеком сильным духовно и душевно, знающим свои цели и верно идущим к ним. Теперь же, попав сюда, он ощущал себя не просто потерянным и надломленным, а забытым, заброшенным всем тем, что ранее имело для него смысл. Все, что он делал в своей жизни, все к чему стремился и чем жил, все исчезло, осталось там, по ту сторону грозы. И вот, в сорок с лишним лет, он заново учится жить, снова ищет цели, ищет себя, ищет смысл жизни. Он думал об этом вновь и вновь, засыпая и просыпаясь. Мысли так и бродили по кругу, как лошади на ипподроме, ведомые тренерами, без возможности уйти, выйти из этого круга по собственной воле.
-Опять?
Лао, подошел тихо, и Мика задумавшись не заметил как тот подсел к нему за стол.
-Что опять?
-Ты снова там, в своей стране?
Он хотел ответить что да, в своей стране, со своими детьми. Но лишь в ту секунду, когда открыл рот, что бы произнести это короткое слово, понял, что это будет ложь. Только сейчас он осознал, что мысли его более не бродят по кругу, а вышли за его пределы, что круг – это не Еравия, место, куда они попали, одному Богу известно как, а круг это дом, тот дом, оставшийся в Москве, в который он больше не вернется. Сейчас он понял, что лошади давно покинули привычный круг и разошлись по разные стороны, осматриваться. И осознав это, ему стало легче. Легче от того, что этот бесполезный круг, мешавший ему жить здесь, давивший на него самим своим существованием более не давит на него, и более не существует. Он остался там, далеко, в прошлой жизни.
-Лао, давай выпьем?
-Давай.
Обернувшись к толстому мужику, стоявшему за стойкой, он крикнул, чтобы принесли водки, да закуски. И сам поразился тому, новому взгляду, что испытывал теперь. Мик посмотрел на него как-то иначе, теперь мужик в засаленной рубахе не казался ему омерзительным от своей грязной одежды и клочка жирных волос на голове. А напротив он видел в нем трудягу, работающего не покладая рук, что бы обеспечить жизнь своей жене и детям, который тоже когда-то был молод и полон амбиций, который пришел к поставленным целям. Да и кабак, теперь не казался ему местом сродни с отхожим. И деревянные стены показались ему красивее, и света от свечей больше.
-За что пьем? – спросил Лао, разливая водку по рюмкам, и радуясь, видя в глазах друга свет, который присущ лишь тем, кто обретает жизнь.
-За жизнь Лао!
-За жизнь! – подтвердил он, и выпил свою рюмку водки, закусив валеным мясом.
«Я снова начну жизнь» думал Мик по пути домой, он шел по пыльной, наезженной дороге, освещенной лишь лунной, да редким светом из окон, и обдумывал то новое чувство, и ощущение что появилось сегодня. «Если уж я умудрился стать на ноги однажды, пережить перестройку, да еще и неплохо устроиться, то тут точно смогу». Он всячески подбадривал и одабривал свое осознание. И лишь подойдя к калитке своего нового дома, услышав привычный лай Кнопи, и увидя Эни, трудившуюся над чем-то у окна, его сердце дернулось, и на миг, то радостное и свободное ощущение трепыхнулось глубоко в груди, как будто желая улететь от него. «Как мне начать жить заново? А Энна? Как с ней быть?» Услышав лай собаки Энна выглянула в окно, и Мик улыбнулся, видя, как смешно она вглядывается в темноту двора, сама стоя у ярко освещенного свечой окна.
«И что она надеется увидеть?!» он еще раз хмыкнул и, отворив калитку, крикнул ей, что уже дома. Кнопи тут же подбежала, перестав лаять, она крутилась вокруг его ног, требуя внимания. Маленькая черная собачка, больше напоминавшая Мике квадратный пуфик с хвостом, изначально выбрала его своим другом. Даже несколько раз засыпала на веранде, положив свою узкую мордочку на его ноги, если Мик засиживался допоздна.
-Привет, табуреточка, - Мик ласково потрепал ее по загривку, слушая ворчание, больше похожее на говор, - хорошо вечер прошел?
Поигравшись с ней еще несколько минут, он снова обрел хоть и частично, то равновесие что едва не покинуло его, и зашел в дом.
-Привет.
-Привет, - Энна сидела у окна, и, склонившись над свечой что-то шила, она лишь мельком взглянула на него, не отрываясь от своего занятия.
-Зрение посадишь, - сообщил Мик, присаживаясь на стул рядом с ней – почему лампу не зажгла? Что шьешь?
-Сарафан, с карманами - она сделала несколько стежков, и завязала узелок, но подумав секунду, завязала еще несколько.
Вывернув свое творение, она встала и приложила к себе.
-Ну?
-Хорошо, - Мик смотрел, как она скептически осматривает сверху вниз получившуюся вещь, и ему казалось, что ее не беспокоит то, что так мучало его. Она казалась естественной и нужной здесь, этому времени, этому месту, тогда как он напротив считал себя чужим. Она жила полной жизнью, в то время как он существовал где-то рядом. «Как ей это удается?» спрашивал он себя снова и снова. И почему-то ответы, приходившие в голову, лишь злили его. «Если бы у меня не было детей, я бы тоже не переживал. С Мариной все равно все кончено» думал он, « да, наверное ей Саша тоже не особо нужен, она забыла его. Да она и не попыталась вернуться! Просто приняла обстоятельства, и смирилась с ними. А может и обрадовалась!» и, видя, как улыбается она, глядя на только что сшитый сарафан, его догадки подтверждались и все больше озлобляли его.
-Что с тобой? – спросила Энна, почувствовав пристальный взгляд, - есть хочешь?
-Нет. Спокойной ночи.
Встав слишком резко, он двинул стол, и свеча, стоявшая в куске дерева, как в подсвечнике повалилась. Энна кинулась, и схватила ее, прежде чем огонь дотронулся до поверхности стола.
-Ничего страшного, - как бы ни видя, и ни ощущая его настроя, сказала она, и, поставив свечу еще раз посмотрела на сарафан. Повесив его на спинку стула, слишком порывисто как показалось Мику, она отвернулась от него и пошла к своей кровати.
-Спокойной ночи, - прошептала она, отворачиваясь к стене.
-Спокойной – Мик так и стоял у стола, облокотившись на него обеими руками. Чувствуя и свою вину перед ней, и одновременно свою правоту. Отчаявшись, вернуться к былому, легкому равновесию он решил пойти спать. Уже проходя мимо стула он краем глаза заметил что-то странное в том, как лежал сшитый Энной сарафан. Взяв его в руки, он увидел большие пятна воска и растекающиеся от них десятки маленьких.
«А она промолчала» - констатировал разум.
-Эни, прости, я не специально, - слова дались ему с трудом, мешал откуда-то появившийся комок в горле.
-Ничего страшного, - повторила она, но в ее голосе Мик расслышал сдерживаемы слезы.
Не зная, что делать, он подошел к ее кровати, но присесть так и не решился. Он видел, как она старается сдержать плечи, чтобы не тряслись, как тихо дышит, чтобы не выказать своих слез. И не решился дотронуться, или позвать, не смог дать ей понять, что он видит. Не знал, что делать дальше. «Она так расстроилась из-за сарафана» рассуждал он, «найду, кого-нибудь, кто новый пошьет, и все». И постояв подле ее кровати еще немного, он отошел, задул свечу на столе, и, умостившись на свою кровать, лег спать.
Энна слышала, как он раздевался, слышала, как зашуршала его постель, и как его дыхание, из неровного и прерывистого переросло в равномерное, изредка будоражащееся храпом. Она слушала, как он спит, а мысли возвращали ее к мужу, лишь во сне она снова обнимала и целовала Сашу, и он обещал всегда быть рядом. Саша, такой добрый, такой понимающий, он был человеком радостным и веселым. Он никогда бы не вел себя так как Миша, не позволил бы себе грубить, от того что жизнь изменилась до неузнаваемости, не впадал бы в депрессию из-за случившегося, он бы старался научиться жить в настоящем, а не существовать в прошлом. И уж тем более не винил бы ее в том, что она борется за себя и свою жизнь здесь.
Мысли ее метались, перепрыгивая друг через друга, излечивая от того нервного напряжения, что испытывала она с того злополучного дня:
«Ну почему же я плачу? И сарафан жалко, и себя. За что мне, досталось оказаться здесь с этим глупым и черствым человеком? Да я ведь весь день потратила, что бы сшить его, и что теперь? Как мне воск вывести?»
Она так и заснула, ничего не обдумав, ничего не поняв, но зато все оплакав.
В эту ночь ему снился странный и страшный сон. Было жарко, неимоверно, невыносимо жарко. Он смотрел сквозь приоткрытые глаза, видел свои почти сомкнутые ресницы, а сквозь них Энну. Они были в машине, в джипе. Повсюду осколки, кровь. Он находился в каком-то неестественном положении, и было больно. Боль была во всем теле, адская, режущая боль. Он слышал свое собственное дыхание, оно с каким-то шипением вырывалось из легких. Вокруг бегали люди, но движения их были замедленными, какими-то растянутыми и тягучими. Все было перевернуто, все вверх ногами. Он видел, как что-то горит, совсем близко, видел подъезжающие кареты скорой помощи, и бегущих к ним людей. Снова посмотрел на Энну. Вместо лица кровавая масса, с виска течет кровь, правая рука вывернута, и зажата стойкой. Она не дышит! Вдруг понял он. Не дышит! Он хотел дотянуться, к ней, позвать, но не мог шевельнуться. Мельтешили люди в форме, кто-то пытался открыть дверь машины. И только теперь он осознал, что нет звуков. Он ничего не слышит! Он чувствовал, как кто-то вытягивает его из машины, видел, как отрывают панель приборов и руль, что бы вытащить его ноги. «Нет!» - кричал он, но его никто не слышал, «Она не дышит! Не дышит!». Он чувствовал руки на своем лице, и вдруг услышал голос. Женский голос, кто-то звал его по имени.
- Миша! – он резко сел на кровати, обливаясь холодным потом – все в порядке, это просто сон, все в порядке – твердила Энна, гладя его по плечам, но он все еще видел ту, приснившуюся ему маску смерти на ее лице, - все хорошо, успокойся, - она продолжала гладить его руки.
-Эн! – он взял ее лицо в ладони, осматривая, выискивая следы сна.
-Все хорошо, Миш. Успокойся.
-Эн – выдохнул он, и обнял ее, радуясь, что чувствует ее дыхание, - ты жива.
-Жива, – она с ужасом слушала, с какой оглушительной скоростью колотится егосердце.
-Мне приснилось, - он все так же обнимал ее, боясь отпустить, боясь снова вспомнить тот ужас, - что мы…
-Что? – она говорила нежно и ласково, и он поверил ее голосу, постепенно расслабляясь.
-Мне приснилось, что мы попали в аварию и что ты… - он не смог договорить.
-Ничего страшного. Это просто сон, дурной сон. Я здесь.
-Эн.
-Я здесь.
9
Энна несколько дней пребывала в состоянии тихой истерики. Она больше не плакала, так же как и не надеялась. Но и смирением это состояние тоже не описывалось. Она просто существовала здесь и сейчас, в том мире, в котором находилась, не позволяя себе думать и вспоминать. Делала то, что должна была, не больше. Занималась огородом, что бы было, что есть зимой, шила и зашивала одежду, что бы было в чем ходить до ярмарки, где можно будет купить новую, кормила животных, убирала в доме. Лишь иногда, ночами, когда Миша уже спал, она позволяла себе на короткое мгновенье между сном и явью, вспомнить мужа и дом, и представить себе какой была бы ее жизнь. «Саша бы изменился, я знаю. Все бы наладилось. Обязательно».
Миша существовал, зная, что когда-нибудь наступит время жизни. Когда-нибудь он снова будет жить, но, не представляя себе ни как это произойдет, ни когда.
-Энни, к тебе Лирса приходила, ты, где была? – он только наносил воды в летний душ, когда она появилась, неся в руках серп, и мешок травы.
-Я на поле ходила, кроликам накосить. А что она хотела?
-Спрашивала, пойдем ли мы на праздник.
-И что ты ответил?
-Что пойдем.
-Иди, - ей пришлось повысить голос, так как она прошла Мишу и, уже стояла в дверях крольчатника.
-А ты? – крикнул он.
-Не хочу.
-Почему?
-Просто не хочу и все. Ты есть хочешь?
-Можно.
И она ушла в дом. Когда Миша зашел, занося ведро свежей, холодной воды, она уже достала из погреба окрошку. И ставила на стол глубокие глиняные тарелки.
Он достал завернутый в холщевую ткань хлеб, и, нарезав его сел за стол, когда окрошка уже была разлита.
-Может, пойдешь?
-Нет, передай мне хлеб, пожалуйста.
-Пожалуйста, - он придвинул ближе к ней дощечку с нарезанным хлебом, - почему? Ты же не можешь всю жизнь провести в огороде?
-У меня много дел, Миш, хочешь, иди.
-Хватит уже хоронить себя заживо! Думаешь, ему бы легче стало от этого?
-Мне бы легче стало.
И не доев свою порцию, она встала, взяв с сундука приготовленную к починке одежду, и ушла на улицу.
Миша долго сидел один, есть расхотелось. Он злился на нее, за то, что когда он решил начать жить настоящим, она продолжает жить прошлым, и тянет его за собой. Решив все же высказать ей то, о чем сам рассуждал последние дни, вышел следом. Стоя в дверях, он наблюдал, как методично она зашивает разорванную им рубашку.
-Энна, послушай меня. Жизнь конечно с нами жестоко обошлась, но, увы, мы ничего не можем с этим сделать. Нужно начать жить заново, по здешним правилам и устоям. Найти друзей, строить планы. Понимаешь?
-Понимаю.
Он хотел еще что-то сказать, когда незапертая на день калитка отворилась, и Кнопи принялась лаять на незваного гостя.
-Привет – крикнула Лирса, не решаясь пройти мимо грозно лающей собачки.
-Привет, проходи, - позвал Миша, - Кнопи перестань.
Собачка еще раз гавкнула, и злобно рыча залезла обратно в будку.
- Привет Эни, - Лирса умостилась на кресло рядом с ней, и принялась раскачиваться.
-Привет.
-Ну что, на праздник пойдем?
-Нет, Лирс, у меня дел по горло.
-Да ладно тебе, вон, на Мику посмотри, у него, небось, тоже дел по горло, но он согласился.
-Вот и сходите вместе, - она не отрывалась от своего занятия, стараясь не потерять то состояние покоя и бездушия относительно всех и вся, что обрела.
-Ну, пойдем, ну пожалуйста? – просила Лирса.
-Мне правда не хочется. Иди с Микой.
-А не боишься? – вдруг спросила Лирса тоном шутливым и приторным.
-Чего?
Мик ждал, что она ответит, просто из любопытства, вспомнив, как однажды ему тоже задали такой вопрос.
-Нет, Лир, я теперь уже ничего не боюсь, - и, встряхнув рубашку, посмотрела на зашитый участок.
Когда солнце начало свой спуск за горизонт, улица зашумела наряженными и веселыми людьми.
-Не передумала? – поинтересовался Мика.
-Нет – она сидела на стуле, наблюдая, как он застегивает светлую льняную рубашку.
-Послушай меня, - Мик присел перед ней, положив руки на ее сомкнутые в замок пальцы – ты Кастанеда случайно не читала?
-Нет, а что?
-Так вот, он сказал: «Мы либо делаем себя жалкими, несчастными, либо делаем себя сильными - объем затрачиваемых усилий остается одним и тем же». – Умно, сам себя похвалил он, радуясь, что вспомнил эту цитату, и в то же время, понимая, что он сам до конца не верит себе, не хочет, и не будет начинать новую жизнь, в тоже время искренне желая заставить Энну сделать это.
Она внимательно изучала выражение его лица, линию сомкнутых губ, выросшую за день щетину, сеточку мимических морщин вокруг лаз. Но ее взгляд также подмечал те тонкие мелочи, которые он хотел скрыть: грусть, засевшую в глубине глаз; скорбь, притаившуюся в морщинах у уголков губ. Она прекрасно понимала, как важно ему, знать, что они «вместе», как нужно, очнуться от происшедшего и начать жить, и как эгоистично с ее стороны напротив сталкивать его в этот омут грусти из которого он только начал выкарабкиваться.
-Ты прав, - она лишь слегка приподняла уголки губ, изобразив какое-то подобие улыбки.
-Пойдем? Пожалуйста.
-Пойдем.
На площади было шумно и весело. Люди танцевали, радуясь временной передышке от постоянных, каждодневных, рутинных забот. И невольно поддаваясь атмосфере всеобщего веселья и забытья, она начала пританцовывать в такт музыке. К ним подошел Лао и о чем-то говорил с Мишей, она же осматривала людей, думая о его словах. Начать жизнь, найти друзей, прекрасно понимая, что следующим этапом было бы найти мужа. Вокруг было полно красивых мужчин, она разглядывала их, пытаясь представить кого-то из них рядом с собой.
-Я так рада, что ты пришла! – к ней подошла Лирса в сопровождении Райны.
-Я тоже рада – не кривя душой согласилась Энна.
-Пойдем – подруга потянула ее за руку, уводя от Миши.
-Куда?
-Ну, пройдемся, может, познакомимся с кем. А то ты пока рядом с ним стоишь, так ни кого и не найдешь!
Первым желанием было сказать, что ей собственно никто и не нужен, но потом вспомнился их разговор с Мишей. Она непроизвольно обернулась, ища его взглядом, и увидела, как рядом с ним появилась молодая женщина, она что-то говорила, и он смеялся. «Ну что ж, вот все и началось».
В сопровождении подруг она познакомилась с новыми людьми, так она узнала Росса, сына их соседки, только вернувшегося из города, где он работал последние несколько лет. И Фейра, сына пекаря. Заставляя себя поддерживать разговор, и улыбаться она с нетерпением ждала, когда можно будет уйти. Мика видно не было, как и той женщины. И отчого-то ей стало досадно, и даже как-то не по себе, от того что его нет рядом. «Глупая привычка» - решила она.
Много позже, когда они сидели за одним из столиков, теплые мужские ладони закрыли ей глаза.
-Мика! – она обернулась, неожиданно обрадовавшись ему.
-Ну как ты?
-Замечательно, знакомься.
Представив новых друзей, она в тайне для себя надеялась, что он поведает, где и с кем был. Но этого не произошло.
-Ну, так что, пойдешь с нами? – спросил Росс.
Завтра днем они собирались на озеро, и звали ее с собой.
-Посмотрим, - Энна отпила еще немного вина.
-На что? – не унимался новый знакомый.
Энна лишь улыбнулась, его детской настойчивости, но ничего не ответила. Рядом сидел Мика с интересом наблюдая за ними, и по его глазам было видно, что любопытство зашкаливает.
Они еще долго сидели все вместе, пока градоначальник не сообщил, что вечер подходит к концу и сейчас будет сыгранна последняя мелодию.
-Потанцуем? – одновременно предложили Мик и Росс.
Энна замешкалась с ответом, зная, что предпочитает танцевать с Миком, но ответить не успела.
-Уступи Россу, она и так постоянно с тобой! – сказала Лирса.
-Как скажешь, - но он все же внимательно посмотрел на Энну, что-то ища в выражении ее лица – уступаю.
Танцуя с Россом, она все раздумывала над всей глупостью своего поведения и своих мыслей.
-Кто он тебе? – спросил Росс
-Кто?
-Мика.
Немного замявшись, она все же ответила:
-Друг.
-Понятно.
Домой они шли все вместе, так как жили на одной улице. Лирса всю дорогу о чем-то беседовала с Микой, держа его под руку, и Энна обрадовалась, что есть Росс. Она шла рядом с ним, слушая рассказ о его жизни, и злясь на Мику.
Попрощавшись, они зашли домой. Еще раз, отругав себя за глупое отношение к Мише, она поблагодарила его за вечер, и легла спать.
Мик долго лежал, рассматривая бревенчатый потолок, и думая о событиях сегодняшнего дня и особенно вечера. Вспоминая то глупое чувство обиды, которое возникло сегодня, когда, он, наконец, отделался от навязчивой незнакомки, первым делом начал искать Энну, и, видя, как она смеется, в окружении новых знакомых, не решился подходить. «А вдруг найдет себе кого-то?». Но все же мысль о том, что она забудет Сашку, и будет жить с другим, изрядно потрепала ему нервы.
С этого дня их жизнь окрасилась некотором весельем. Появились друзья, с которыми они встречались, иногда вдвоем с Микой, иногда по отдельности. Но все же Энна не меняла заведенные устои их с Мишей быта. Она по-прежнему накрывала на стол и ждала его, что бы покушать, и чинила его одежду. Энна поставила для себя цель уставать настолько, что бы просто не было сил думать ни о прошлом, ни о будущем. И ей это удавалось. Она заваливала себя работой, а когда делать было нечего, проводила время с новыми друзьями. Иногда к ней приходили местные ребятишки, помочь на огороде и тогда Энна пекла для них вкусное печенье или пицу.
-Может, откроешь школу для местных, я смотрю, дети тебя любят – однажды предложил Мика.
И Энна всерьез обдумывала эту идею. Летом, конечно, не получится, слишком много забот, а вот зимой можно будет.
Поначалу Миша сам уговаривал ее пойти с подругами, когда те звали ее, но теперь его злило, что зачастую он оставался один.
Июль выдался засушливым и жарким, и работы на огороде было слишком много, даже Мик помогал. Они целый вечер поливали посаженные растения, и к сумеркам у него просто отваливались руки от постоянных ведер с водой, которые он носил на огород. На сто каком-то ведре, он решил срочно вырыть колодец на огороде, искренне злясь на отсутствие электричества.
-Спасибо, тебе, - поблагодарила Энна, когда они шли домой, с этого места пыток, под названием «огород».
-Да не за что, - он нес пустые ведра, но ему казалось, что они полны воды.
Они ужинали на веранде, Миша сделал шашлык, а Энна салат и пюре, запивая все это вкусным вином.
-Только ночью и жить можно, - сказала она, слегка поежившись от ночной прохлады, резко контрастировавшей с дневной жарой.
-Не говори! – он раскачивался в кресле, закинув руки за голову, - а что это ты сегодня дома? – и сам удивился ноткам негодования, проскочившим в голосе.
-А где мне нужно быть?
-Ну не знаю, а где ты обычно бываешь?
Она не поняла, с чего вдруг он говорит со злостью, и потому решила не отвечать.
-Ладно, давай, я помогу тебе со стола убрать, а то уже глаза слипаются.
-Давай.
Они убрали со стола, и он вынес ведро грязной воды после мытья посуды.
Энна остро ощущала то напряжение, что витало в самом воздухе, не понимая его истоков. И потому не заводила разговор, а просто пожелав спокойной ночи, легла спать.
10
-Доброе утро!
-Доброе, - Энна с трудом разогнула натруженную спину, потирая рукой онемевшую поясницу – этот бурьян меня доконает!
-Как это? – Росс улыбнулся, не понимая значения этого слова, и Энна улыбнулась в ответ на его непонимание. Она все никак не могла адаптироваться к тому, что они не понимают половину слов ее родного русского языка, в то время как их язык практически такой же. Должно быть, сленг здесь еще появится, и скорее всего его родоначальниками в Еравии будут они с Мишей.
-Ну, в смысле, погибну я тут, с тяпкой наперевес.
Росс еще шире улыбнулся, подыгрывая ее манере разговора:
- Не нужно здесь.
-Почему? - в удивлении от неожиданного ответа у нее аж брови поднялись.
-Ну баклажаны, они ведь растения хрупкие.
-Тоже верно, пойду погибать в бахчу.
-Пойдемте, уже слишком жарко для огорода, да и к тому же я вам вкусняшку принес.
-Да мне то всего чу-чуть осталось – и она обвела взглядом это чу-чуть что занимало еще несколько соток перцев, огурцов и синеньких, по зрелому размышлению она все же согласилась покинуть это место пыток и уйти в тень – а что за вкусняшка?
-Увидите.
-И перестань ты мне выкать, давай на ты, а то я себя старушкой древней ощущаю.
-Хорошо, старушка, уговорила.
Когда они сели в удобные кресла на веранде, Росс налил ей холодного напитка, из-за которого собственно и пришел.
-Вот, попробуйте - он передал Энне высокий стакан, - мой любимый ягодный настой.
Она с удовольствием отпила холодный настой, по вкусу напоминавший ягодный морс и поблагодарила парня.
-Да не за что, - засмущался он, раскачиваясь в кресле, и ставя свой стакан на стол. В свои двадцать лет он был выше сверстников, и выглядел старше их, но все же порой молодой возраст давал о себе знать. Энна положила свою маленькую ладонь поверх его большой и загорелой руки, в знак благодарности, чем повергла его в смущение, и он с ужасом ощутил румянец на собственных щеках.
-Ну как Вам здесь? Свыкаетесь? – Росс первый нарушил неловкое, как ему казалось молчание, тянувшееся не доли секунды, а целую вечность.
-Да не очень, если честно. В смысле хорошо мне здесь, нравиться. И люди здесь добрые и отзывчивые, и жизнь, в общем-то, от нашей не особо отличается. Просто не вериться мне. Знаешь иногда мне снится, что все это просто сон, якобы я просыпаюсь дома, в своем мире и жизнь становиться прежней, и тогда, когда я просыпаюсь по настоящему… - она замолчала, думая о том, как описать то чувство жгучей тоски и грусти которое накатывает на нее практически каждое утро. Чувство, из-за которого она долго не может уснуть, боясь снова разочароваться, когда проснется.
-Вам тяжело, - и он впервые сам прикоснулся к ней, просто положил руку на ее согнутый локоть, - но это пройдет, честно, вы привыкните. – Энна промолчала, лишь кивнула в ответ и улыбнулась, - знаете, когда-то, давным-давно, жил у нас один мудрец, он был великим царем всех народов, и повелевал всеми мирами, так вот он всю жизнь свою носил браслет, большой, широкий пласт золота, и никогда не снимал. Говорят, что когда, он на суд выходил, жалобы и прошения рассматривать, всегда смотрел на него, прежде чем волю свою высказать. А, когда умер царь, браслет сняли, а на его внутренней стороне надпись оказалась, и знаете какая?
В том, что это аналог земного царя Соломона и его кольца Энна уже не сомневалась, но Росс так трогательно и переживательно рассказывал, что не хотелось прерывать его, или говорить, что ей известен конец истории. Поэтому она просто покачала головой, в какой-то мере наслаждаясь его интересным тембром голоса и заманчивой даже какой-то задушевной манерой рассказа.
-А написано там было «и это пройдет». Так что не отчаивайтесь!
-Пройдет, - повторила Энна, - пройдет.
Они еще какое-то время сидели молча, раскачиваясь на массивных креслах – качалках, когда пришел Миша. Завидев его Энна улыбнулась, приветствуя и лишь тогда почувствовала, что Росс убрал руку все это время лежавшую у нее на руке. «Надо же» подумала она, «а я и не заметила»!
-Здравствуй – он протянул парню руку для пожатия.
-Добрый день, - Росс невольно поднялся. Этот мужчина вызывал в нем странное чувство опасности – Вот – он указал на большой глиняный кувшин – настой ягодный принес. Попробуйте, думаю, Вам понравится.
-Ягодный? – Миша посмотрел на стол, на подносе стоял кувшин и вокруг него несколько чистых стаканов, и еще два напротив Эны и Росса, поддавшись минутному импульсу, понимая как глупо и по-детски это будет выглядеть, все же демонстративно взял Энын стакан. Ему зачем-то срочным образом понадобилось обозначить свои владения. Налил немного настоя, и, сделал сначала маленький глоток, а потом выпил его залпом, и тут же налил себе еще, - очень вкусно. На морс похоже.
-Я то же самое сказала, - Энна с интересом наблюдала за ними, стараясь ничем не выдать своего удивления Мишиным поведением, и в то же время не улыбнуться.
-Сам делал?
-А как же! – по тому, как он это сказал, сразу стало ясно, что спроси у него - из чего он готовится, и парень лишь еще шире улыбнется – Ладно, пойду я.
-Давай, - Мика еще раз пожал ему руку, и слегка оттеснив Росса сел в кресло рядом с Энной.
-И помните, что я про баклажаны говорил! – он подмигнул Энне, чувствуя себя неимоверно мужественно и как-то даже слегка экстремально – растения жалко будет!
Энна подмигнула в ответ, в ней вдруг проснулось странное, давно забытое, по-детски наивное, но все же, такое иногда необходимое чувство удовлетворения от легкого флирта.
-Ну, что же делать? Придется чем-то жертвовать.
-Только не ими.
-Постараюсь.
Все в ней, и слегка поднятые в легкой улыбке уголки губ, и искрящиеся каким-то внутренним светом глаза, говорило о том наслаждении что испытывает она от этого дурацкого, на первый взгляд глупого разговора. И свет этот, передался Россу, как бы подстегивая его на более решительные шаги.
-Приду, проверю.
-Если что, в бахче ищи.
Он улыбнулся своей искренней, в какой-то мере соблазнительной улыбкой. Той, что присуща лишь молодым людям, еще не верящим в себя в полной мере, не осознающими себя мужчинами, а только пробующими себя на этой стезе.
-Он тебе в сыновья годится – проворчал Мика, когда Росс, вышел со двора.
-Тоже мне, сыновья! Это ты у нас старикашка, а мне пока что только двадцать девять! Так что в сыновья он годиться тебе!
Мик вдруг с ужасом осознал правоту ее шуточного ответа. Он ведь действительно ему в сыновья годиться!
-Да ладно тебе! – она улыбнулась, увидев как задело Мишу ее шуточное замечание, - ты же как Карлсон - в самом рассвете сил! – и дружеским жестом взъерошила его и без того растрёпанные ветром волосы.
**
В сарае было тепло, и пахло сеном. Она долго смотрела на джип, провела рукой по его пыльному капоту, наблюдая, как ее пальцы стирают осевшую пыль, и черная лаковая краска снова начинает блестеть и искриться. Сев в машину, на водительское сиденье, она провела рукой по рулю, и с наслаждением вдохнула все еще сохранившийся запах бензина и кожи. Летом, было слишком много работы, что бы думать о прошлом. А в полуденные часы, когда жаркое солнце прогоняло с огорода приходили друзья, или же она готовила. Но сегодня был дождь. И его капли, стекающие по стеклам, и деревьям, заставляли вспоминать, заставляли задумываться.
Она закрыла глаза, погружаясь в воспоминания. Они все еще были яркими и живыми, но теперь, как будто показывались ей под другим углом. Теперь она совершенно иначе оценивала каждый эпизод своей жизни. И тот взгляд мужа, когда он пришел пьяный на ее день рождения, теперь она понимала, что он значил. Он не испытывал вины за это, или неловкости. Сначала она радовалась тому, что из всех знакомых ей людей, Бог выбрал именно Мишу, для того что бы отправить ее в этот мир. Конечно, ей хотелось, что бы вместо него сейчас рядом был Саша. Но хорошо хоть так, она не одна, не одинока, и рядом есть человек, способный помочь. Спокойный, уравновешенный, уверенный, способный принимать быстрые решения в критических ситуациях. Но спустя очень короткое время Энна поняла, что это лишь маска. Под ней скрывается абсолютно другой человек. Не такой, каким казался ей. Да он по-прежнему был уверен в себе. Но уверенность эта, за частую, превращалась в требовательность, и неуместную тиранию, особенно в мелочах. Он привык руководить, и любил это делать. Эна же привыкла к другому. В их семье все делалось сообща, все делали вместе. Будь сейчас Саша здесь, какой другой бы была ее жизнь. Да, порой он не знал как решить щекотливую ситуацию, по большей части и попадая в них по собственной глупости, но в быту он был милым и добрым. Он не желал контролировать все, не пытался учить ее тому, что она и так умела. Ему было неважно, как стоят чашки в шкафчиках вверх дном, или наоборот. Лишь бы чистые, лишь бы не вывались на него. Не интересовало, как она раскладывает еду в холодильник. Но Миша был везде! Теперь она понимала Марину, которая жаловалась на него. Понимала, что с возрастом он превращается в деспота. Вот и сегодня, только что он выдал миллион ценных советов, о том, как правильно резать мясо, как его тушить, и куда сложить крышки от котелков и сковородок. Но поразительным был не его характер, а то, как она на него реагировала. Она вспоминала как упрямо и задиристо отвечала ему Марина, и уже тогда ей это казалось провокацией с ее стороны. Ей казалось, что она специально отвечает грубо, как бы указывая ему на его глупость в этом вопросе. А он, также, как и все мужчины, еще больше обозлялся на это, воспринимая ее слова как нежелание становиться лучше.
Сейчас же, практически став на ее место, она и не заметила, как он начал меняться, да и она тоже. Когда он учит, она делает вид что слушает, сама при этом, обдумывая что-нибудь свое, а потом делает по-своему. Когда, говорит что нужно делать и как, она соглашается, при этом продолжая делать так, как считает правильным. И тогда он выполняет любую ее просьбу, делает то, что она говорит, не обсуждая, не споря, а как бы из благодарности за то внимание, которое она проявляет к его словам. «Все оказалось так просто! Но почему же тогда с Сашей все было по другому? Почему с ним вспыхивали ссоры, почему он не делал то, о чем я просила?» - сохраняя надежду на возвращение в свой мир, уже практически незримую, но существующую где-то далеко в сердце, на самом краю души, она старался вынести уроки из прошлого, что бы изменить будущее, если оно будет дано им Сашей. Ответ пришел сам по себе, неожиданный, не званный, как порой вспоминаются картинки детства, или становятся понятными мотивы родителей «Потому что он не твой муж».
«На самом деле с ним намного легче, чем с Сашей» - нехотя призналась она себе. С одной стороны, неприхотливый, добродушный, казалось полностью полагающийся в вопросах хозяйства на жену, Саша, в то же время делал исключительно то, что хотел. Через несколько месяцев совместной жизни, Энна с горечью осознала, что не прихотливость, и кажущееся добродушие порой перерастают в абсолютное равнодушие к ее мнению. «Он просто не привык жить в семье» - думала она, «Я научу его». Он уходил вечерами, иногда на всю ночь. Его не было рядом, когда он был нужен, но возвращаясь, он приносил с собой какое-то особенное настроение, нежное чувство, и об него напрочь разбивалась та стена обид и злости, которую Энна так тщательно выстраивала за время его отсутствия.
И все же, измениться самой рядом с Мишей, и изменить его, оказалось намного проще чем сделать это для и рядом с человеком, за которого она вышла замуж. Энна улыбнулась, раздумывая, что Марина могла бы не ломать свою семью своим упрямством, и всезнайством, а подыграв совсем не много его дурному характеру, привить ему чувство восхищения ею.
Она еще некоторое время посидела в машине. Ей хотелось вспомнить мужа, а вспоминался год прожитый с Мишей. Хотелось подумать о прошлом, а думалось о будущем.
11
Наступил август, принеся с собой прохладу и первые желтеющие листья. Работы у Энны только прибавилось, но она все же старалась по прежнему находить место друзьям. С каким-то легким, но в тоже время истерическим ужасом понимая, что чем больше времени она с ними проводит, тем больше скучает по Мике, по его дурацким замечаниям и комментариям. И ругая себя за эту глупую привычку.
В этом году ее день рождения они с отметили в трактире, было шумно, весело и пьяно. И Энна радовалась этому дню как никогда прежде. Ей всегда хотелось вот такого праздника, когда рядом и друзья, и в то же время незнакомые люди, находившиеся в трактире, тоже поздравляющие ее, желающие здоровья и детей.
-Спасибо, что уговорил меня, - поблагодарила она Мишу, когда они возвращались домой.
-Для тебя все что угодно, - улыбнулся он, осознав, что действительно может многое для нее сделать. «Ничего себе, изменения» - он еще раз улыбнулся.
**
Она только закрыла и полила воском горшочки с засоленными овощами, когда пришел Миша.
-Как успехи? – поинтересовался он, присаживаясь за стол.
-Вот – она с гордостью указала рукой на дюжину горшочков.
-Я горжусь тобой, - он улыбнулся, и откусил кусок большого красного яблока.
-Как день прошел?
-Нормально, я думаю, дров заготовил достаточно, Лао сказал, что хватит, но я еще завтра решил этому день посвятить.
-Да уж, дрова это важно.
-А перекусить есть что?
-Сейчас уберу и будем обедать.
-Я бутерброд хочу. И пить.
-Хочешь, съешь, и попей – она продолжала составлять горшочки у крышки погреба, не обращая внимания на его опять ворчливое состояние. «Если я в старости буду такая же, надеюсь, меня кто-нибудь добьет, чтобы окружающие не мучились». – Какие планы на вечер?
«Понятно» - подумал он, «опять на свидание бежит».
Послышался звук разбитой посуды, что-то покатилось по полу, и как будто вслед ему, полетело витиеватое высказывание.
-Что случилось? – поинтересовалась Энна.
-Ничего!
-А чего кричим? – вот она, кульминация последней особенно ворчливой с его стороны недели. «Доворчался?» - мысленно спросила она.
-Я не кричу! Просто ставить все нужно нормально! – он посмотрел на аккуратно составленные стопкой тарелки. Присев начал собирать осколки, от разбитого стакана. Он хотел остановить непрошенный поток злобы, замолчать. Ну что такого, ну разбил стакан, и Бог с ним. Но непонятная агрессия пересилила, и мысль пошла в наступление. – Тебе повеселиться ночами важнее, чем порядок навести! Я понимаю, конечно, молодость, гормоны. Но мы ведь не в хлеву живем!
Сначала она хотела разбить о его голову горшочек с засоленными помидорами. Но потом пожалела свой труд, и просто дала ему подзатыльник.
-Если ты еще раз, позволишь себе говорить со мной в таком тоне
-То что? – он подскочил, рассыпав уже собранные осколки - что ты сделаешь? Наконец-то определишься, с каким ухажером интереснее? – и получил еще и пощечину.
От обиды, она все же выронила горшочек, рассол замочил подол ее платья, и его брюки, помидоры раскатились по комнате, распространяя кислый запах.
Миша все так же смотрел на нее сверху вниз, понимая свою вину, и не желая извиняться.
Она больше не проронила ни слова, просто развернулась и ушла. Оставив его один на один с разбитой посудой, раскатившимися в разные стороны помидорами, и чувством собственной глупости. Он слышал, как скрипнуло кресло, когда она присела на него, увидел в маленькое окошко, как ветерок поднял прядь ее волос.
«Ты дурак» - сообщил ему мозг.
Миша опять наклонился, собирая осколки и помидоры, он пытался вернуться в то состояние агрессии, в нем было легче, да и проще. Но выплеснув весь этот негатив, обнаружил под ними огромную, зияющую пустоту. Он собрал помидоры и зелень, даже помыл пол. Далее оттягивать свой выход из комнаты возможности не было. Энна все также сидела в кресле, вглядываясь в облака.
Поскрипев половицами, он подошел, и неуверенно постояв рядом, все же присел на соседнее кресло.
-Извини.
-Извиняю – она ответила, не отрывая взгляда от неба.
-Я не хотел.
-Я знаю.
-Нет, правда. Это глупость, я сам виноват.
-И это знаю.
И от этого ее «знаю», от спокойного голоса, ему сделалось одиноко и чуждо, настолько, что даже мороз по спине пошел. Теперь он по-настоящему понял, как страшно ему начать жить, как страшно, что Энна единственный человек, близкий ему и связывающий его с жизнью, может уйти. В глубине души он знал, что вся эта злоба, это лишь от страха, как подготовка к тому, что однажды он останется, по-настоящему одинок. Навсегда.
-Эн, - он позвал, но она не повернулась, - Энни. Прости…
Высоко в небе кружили две птицы. «Может ласточки?» - думала она. Птицы ныряли в воздух, поднимались вверх и снова падали вниз. Но вот танец их закончился, и они разлетелись, каждая в свою сторону. Как будто и не было той невидимой связи, что заставляла их кружить вокруг друг друга, пропала та невидимая лента, что связывала их. И она повернулась к Мише. Энна смотрела на него, не обвиняюще, не ожидая извинений. Никак. Просто выполнила его просьбу, желая стать птицей. Вспорхнуть и улететь отсюда. От этого дома, от этой жизни, от этого человека.
«Что сказать?» - думал он. Вспоминая похожие ссоры с Мариной. Но тогда его слова были правдивы, обвинения имели почву. Она была упрямой неряхой. Но Энна другая. Ему опять вспомнились аккуратные стопки тарелок и блюдец в буфете, и тут же кухонный ящик дома, в Москве. Как-то открыв его, он просто чудом поймал падающую чашку. У Марины был абсолютный хаос на кухне. Так и не придумав, что сказать он молча наблюдал, как она иронично улыбнулась, и, встав с кресла, зашла в дом.
Побродив по деревне, он вдруг обнаружил себя возле местного питейного заведения. «Была,ни была» подумал он, и толкнул дверь. Внутри было душно и пахло какой-то кислятиной, смешанной с запахом табака. На звук колокольчиков возвещающих о новом посетителе тут же появилась улыбающаяся женщина, неопределенного возраста и необъятной наружности.
-Чего изволите? – спросила она, вытирая жирные руки о передник.
-Чего? Выпивки, крепкой, и закуски сытной.
-Ща будет, а вы пока присядьте, - она указала ему на свободные места - я принесу.
Кивнув ей, он направился к одному из пустующих столиков. Маленький, квадратный стол, из сбитых темных досок стоял у открытого окна, здесь не так сильно чувствовалось местное амбре, что его очень обрадовало.
Хозяйка принесла кувшин какого-то алкоголя, вкусного и крепкого, и тарелку вареного мяса с тушеным картофелем. Алкоголь оказался достаточно крепким, для того что бы Мика осознал себя уже глубокой ночью, все в том же трактире, в окружении пьяных мужчин, и назойливых женщин. У него на коленях сидела одна из них, достаточно стройная, рыжеволосая нимфа в ярко зеленом платье эффектно спущенным с одного плеча.
«Ничего себе, выпил» - подумал он, снимая с себя красавицу.
-Куда же ты? – обижено проворковала она, призывно обнимая его за шею.
-Домой милая, - он отцепил цепкие пальчики с грязными ногтями от своей шеи и как можно быстрее, не слушая зазывания пьяных новообретённых знакомых, пошел домой.
Стараясь как можно без шумнее пробраться в дом он все же зацепился ногой за порог. Ругая себя за неуклюжесть, он на ощупь пробрался к своей кровати, и уже почти улегся на шуршащем матрасе, когда Энна заговорила:
-Помойся! Или лучше ляг в бане! – она весь вечер уговаривала себя не реагировать на него, вообще. Просто делать вид, что они чужие люди. Но обида, цепкая, как пиявка, все же желала реванша.
-С чего бы это? – так же в тон ее злобному шипению ответил он.
-От тебя воняет! Я через всю комнату слышу!
-Ничем от меня не воняет.
-Воняет кислятиной, табаком и женщинами!
-А последнее ты-то с чего взяла? – уже не так злобно пробурчал он.
-Значит угадала! Сделай одолжение, выйди!
-Нет! Тебе воняет, ты и выйди.
-Детский сад! – она подскочила с кровати, накидывая на плечи одеяло, - Ну почему именно ты? Почему Саша не поехал со мной?!
И тут что-то рванулось в его душе, нечто, что он прятал, о чем не хотел ни думать, ни говорить, алкоголь снял те блоки, и запреты что сам он с таким трудом выстроил:
-Потому что я предложил ему выпить пива! Потому что я принес его! И потому что меня отвлекла Марина, и свое я открыть не успел! Понятно? Вот почему! – он повысил голос, не осознавая в своем опьяненном состоянии, что практически кричит.
-Ненавижу!
Неожиданно для себя он услышал в ее голосе слезы и обиду, и правду. И ужаснулся этому. Отчего-то ее «ненавижу» отозвалось глухой болью. «Как будто я тебя люблю» гневно подумал он, и, отвернувшись к стене, попытался уснуть. Мик пролежал так достаточно долго для того, что бы понять, что уснуть не удастся, блаженное алкогольное опьянения как рукой сняло, да, и Энна его ненавидит.
-Молодец, - пробурчал он, вставая с кровати и напяливая штаны, - то, что надо!
На улице было свежо и уже по-осеннему прохладно. Он постоял несколько секунд на пороге, давая возможность глазам привыкнуть к темной безлунной ночи.
Она сидела на ступеньках крылечка, накинув на плечи покрывало, и подтянув колени к подбородку.
-Ненавижу, - шептала она, вытирая струящиеся по щекам слезы, - ненавижу.
Она услышала, как он вышел на порог, по скрипу половиц поняла, что он увидел ее и подошел ближе. Как ни хотелось ей спрятаться от него, уйти, что бы он не видел ни ее слез, ни ее состояние, теперь это было не возможным. Ей вдруг захотелось, что бы он так же помучился, не зная где она. «Надо было отойти подальше от дома. Да хоть под грушу сесть!» она отругала себя за то, что осталась на крылечке, и, пробурчав:
-Оставь меня – громко шмыгнула носом.
-Прости – прошептал он, присаживаясь сзади, и кладя руки на ее подрагивающие плечи.
-За что Миш? – банальный, риторический вопрос, но ей все же нужно было услышать ответ. Его ответ.
-Прости, что напоил Сашку, прости, что потянул тебя в магазин, прости, что цепляюсь к тебе, - он вздохнул, пытаясь выдохнуть всю ту тяжелую пустоту, что сидела в нем, - за мой дурацкий характер прости.
Он замолчал, ожидая ее ответа, и обрадовался, когда под его ладонями ее плечи перестали подрагиваться.
-Энн, я не знаю, почему вдруг взъелся на тебя. Вернее знаю, просто, - он облизал вдруг пересохшие губы, и нервным жестом провел по волосам, закидывая их назад, - знаешь, я ведь безумно переживаю за тебя. Я ведь в какой-то степени несу за тебя ответственность.
-Глупости.
-Не глупости. Если бы не я…
-Если бы, если бы, слишком много этих если бы.
-Я забрал у тебя твое будущее. И ты имеешь полное право ненавидеть меня за это.
-Еще большие глупости. Ты конечно замечательный парень, за исключением характера, но не Бог. И ничего ты у меня не забирал, может это и есть мое будущее?! По этому, коль мы вместе в этой упряжке, будь добр, веди себя адекватно – ей так хотелось высказаться, наговорить ему кучу гадостей, может быть даже в очередной раз ударить, но его ответ, сама манера, в которой он говорил, отбила это желание. Ей даже перехотелось жалеть себя. Слезы высохли, и в душе как впрочем, и в голове воцарился такой знакомый и родной сарказм.
-Стараюсь, - грустно констатировал он, слегка улыбнувшись.
-Плохо стараешься.
12
Время шло, делались заготовки, ремонтировались печи. Мика успевал все: вычистил погреб, подлатал крышу, помазал печь, запасся дровами. Под его чутким руководством уже был вырыт котлован, и сложен фундамент их будущего большого дома. Когда весной приехали работники и увидели проект то сказать – опешили – это промолчать. Они просто усомнились в здравомыслии новоиспеченного барина, и даже просили Энну поговорить с ним. Но, тем не менее, работа сдвинулась с мертвой точки, и уже в середине июля начали приходить повозки с большими прямоугольными камнями для фундамента. Прослышав о необычном строительстве, к ним даже приезжали разного уровня зодчие, кто подсмотреть, кто подучиться.
-Если тако и дали пойдет, то смотри, я говорю, сам царь наш знакомится вызовет – ворчала Сюрка.
-Ну и пусть вызовет, познакомимся! – радостно отвечал Мишка.
Так к концу августа у них уже обозначилась планировка будущего дома.
Все это время Энну мучал вопрос: Мик употреблял исключительно слово наш, в отношении будущего дома. Наш дом, я строю для нас, мы будем там жить. Но, что будет, когда он женится? Или не женится, но найдет себе кого-нибудь? Задавая себе этот вопрос тысячу и один раз за последние почти два года, она пришла к выводу, что останется жить здесь, в этом маленьком домике бабы Нюры. Ей большой не нужен.
-Ты чего? – удивился он, наблюдая как игра каких-то, явно разрушительных, по своей направленностей мыслей, царивших у нее в голове, заставляет Энну пытаться разрезать разделочную доску.
-Что? – только посмотрев на него сообразила, что мало того что искромсала кусок мяса лежавший на доске в фарш, так еще и ни в чем не повинную досточку изрубила. – ничего, - буркнула она решив сделать котлеты, вместо жаркого.
-Я, вот так сразу и понял – ничего!
Энна продолжала готовить фарш, дополняя изрубленное мясо хлебом и луком. Она молчала, представляя себе, как будет жить здесь одна, а он там, в новом доме, с новой семьей. Радуясь тому, что котлетный фарш нужно взбивать и чем дольше, тем лучше.
-Говорят, что если лук «злой», значит, хозяйка злая была, когда садила. - он, недоумевая от происходящего, наблюдал, как она плачет, очень надеясь, что из-за лука. И еще больше обалдел увидев с какой силой она отбивает фарш – ты страшная женщина! – прокомментировал он.
Накрутив себя до состояния пружины, она прошипела:
-Ты себе даже не представляешь на сколько! – и, швырнув еще раз фарш в миску, поставила на печь сковороду.
Ретировавшись, чтобы не попасть под горячую, да и как оказалось сильную руку, он вышел во двор. Раздумывая чего бы такого сделать, пошел еще раз полюбоваться на заложенный фундамент.
В очередной раз обходя стройку, он соображал все ли учел, и не заметил как появилась Лирса.
-Привет, трудяга, - девушка несла корзину поздних лесных ягод, и подойдя предложила ему попробовать.
Это были вкусные сочные ягоды, темно синего цвета, по вкусу напоминавшие очень сладкую шелковицу. Она с восторгом осматривала будущий дом, задавала вопросы, и Мик сам не заметил, как начал водить ее по будущему дому показывая и рассказывая, что где будет. Должно быть, прошло прилично времени, так как его начали грызть комары.
-Ничего себе, заговорились.
-Ты так интересно рассказываешь, и так оригинально все придумал!
-Спасибо, - понимая что Энна должно быть уже злится, и не зная как отделаться от Лирсы, решил позвать ее на ужин.
-Привет, я тут к нам гостя привел.
Энна и обрадовалась подруге, и в то же время разозлилась. «Это из-за нее он опоздал! Я тут значит сижу, его жду, есть хочу! А он?! С Лирсой «заигрался» и забыл обо всем!»
-Это замечательно! Тебе не будет скучно есть одному, - она улыбнулась, стараясь удержать губы, и не превратить улыбку в оскал.
-Одному? А ты? – с долей удовлетворения Энна прочувствовала и испуг, и тревогу в его ответе. «Испуг – это хорошо!»
-А я уже. Не могу же я тебя сутками ждать.
-Мы просто заговорились, - он готов был оправдываться, как бы глупо это ни выглядело, просить, что бы Энна осталась. В общем, сделать все что угодно, лишь бы она не сделала то, что явно собиралась – не бросила его на едине с этой «рыбой - прилипалой».
-Мик, ну заговорились, и ладно, - так, главное продолжать улыбаться – ты такой смешной! Как будто я что либо против имею?! Да что ж вы стоите, Лирс, присаживайся – она не определенно махнула рукой, давая понять, что рассаживаться они вольны, как хотят. Лирса тут же умостилась на любимое место Мики, справа от окна, и в глубине души Энна обрадовалась этому, ему же ничего не оставалось, как сесть рядом с ней, оказавшись спиной к Энне, - так, дорогие мои, мне, к сожалению пора. Лирс, жалко, что вы так долго ходили, уже все остыло. Разогреешь? – и повинуясь какому-то дикому порыву, положила руку на плечо Миши, и не раздумывая поцеловала в щеку –позаботься о нашей гостье.
Выйдя на улицу, она быстро и в то же время гордо шла до тех пор, пока по ее мнению они могли видеть ее. Осознав, что осталась, наконец, одна, голодная, злая и обиженная, она уже не гордилась собой за то, что оставила их, а напротив была шокирована этим. А что если? Стараясь не додумывать эту мысль до конца, она просто шла вперед, иногда задевая носком туфель камушки, лежавшие на дороге, иногда прикасаясь к особо красивым цветам. Побродив по маленькой деревеньке, она решилась, наконец, вернуться домой.
Мик лежал на кровати, рассматривая узор бревенчатого потолка, Лирсы уже не было. Улыбнувшись ему, и поздоровавшись, как ни в чем, ни бывало, она прошла к буфету и взяв чашку, что бы попить компота, обнаружила что та не особо чиста. Решив не комментировать это, а просто помыв ее еще раз, налила компот и села за стол.
Молчание, окружавшее их было настолько гнетущим, что Энне захотелось плакать. Та атмосфера, которую они строили два года, выкладывая по кирпичикам, растворялась как туман. И от этого было грустно. «Ничего», говорила себе Энна, «лучше сейчас, чем потом. Мы слишком долго были вдвоем. Он прав, жизнь идет, и пора бы уже отвлечься друг от друга. Дальше мне будет только тяжелее».
-Спасибо за ужин, было очень вкусно – он все-таки не выдержал и заговорил первый, хотя еще минуту назад пообещал себе молчать до победного.
-Я очень рада, что вам понравилось, - Энна старалась сделать выражение лица как можно более ласковым и непосредственным, правда, подозревая, что плохо в этом преуспевает, чувствовалось, что сжатые с не человеческой силой челюсти, могут ее выдать.
-Как погуляла?
-Замечательно! – пришлось отвернуться к окну, чтобы не спалиться. Но быстро спускавшаяся темнота сделала его похожим на зеркало. Пришлось отворачиваться обратно.
-Где была?
-Так, - она неопределенно пожала плечами, как бы говоря, что дальнейший ответ не есть правдой, но, истины она не откроет – прошлась.
С утра Миша с некоторым злорадством наблюдал, как она перемывает вымытые вчера Лирсой чашки, что бы сделать чай, и тарелки, все еще надеясь на какой-нибудь выпад в этом направлении с ее стороны. Не зря же он пол вечера и почти всю ночь обдумывал, что и как ей скажет. Увы, мило улыбнувшись, она промолчала. «Ну и ладно», подумал он, и ушел косить траву.
Дни шли, лето подходило к концу, ночи становились прохладнее, а жизнь размереннее. Постепенно обед с Лирсой забылся, и их мир начал восстанавливаться. Все же он чувствовал, что обижается, когда она уходит. Раньше Энна звала его, теперь же нет. Она больше не приглашала его поиграть в карты, с Россом и остальными, он же в свою очередь не звал с собой к Лао. Так они и существовали, постепенно отдаляясь друг от друга. Однажды, сидя в одиночестве дома, он понял, что обижен не за себя, он обижен за Сашку. Она просто сделала вид, что его не было. Они больше не говорили о России, не вспоминали дом. Энна вычеркнула прошлое из своей жизни, и этого он простить ей не мог.
13
Утомленный работой, измученный постоянными заботами, он и не заметил, как наступил сорок третий день рождения. Вот раз, только выпили за Энну в ее тридцатилетие, а уже зима. Казалось, что ее морозным дням и насквозь продуваемым ветрами ночам не будет конца. А проснувшись однажды утром, он увидел, как капает вода с таявших сосулек, услышал как робко, как будто распеваясь, начинают щебетать птички. «Опять весна, снова унылая, бесконечная работа».
«Уже третий год как мы здесь. Три года» - неожиданные воспоминания, непрошенными гостями врывались в сознание. Давно он уже не сидел вот так, просто вспоминая, без скорби, без горести. Вспоминал, как рос Стасик, как он впервые рассказал ему о девочке, которая нравится. Снова ощутил, как впервые взял на руки Антона. Такие близкие, и такие далекие. «Как там они?». Он больше не слышал их голосов совсем рядом, ему больше не виделось, как бежит к нему Антон, раскидывая руки для объятий, как протягивает руку Стасик для пожатия. И от этого становилось еще горше. «Сколько раз я хотел уйти! Сколько раз собирался развестись! И вот, я ушел, похоже, навсегда», он грустно улыбнулся. Миша не скучал по жене, не вспоминал ее, не представлял. Она ушла в прошлое быстро и безболезненно, не оставив после себя ничего. Но дети. Дети были для него всем. И он потерял это все. «Эта злосчастная гроза забрала то единственное, что заставляло меня жить там».
Пролетело лето с его веселыми ночами, и вот уже закончились уборочные, и люди опять ждали ярмарку.
В этом году им практически ничего покупать не нужно было. Ярмарка по обыкновению заканчивалась праздником, но в этот день Мик должен был ехать в город, по вопросам стройки. Не зная когда вернется, предупредив, что может остаться там, на ночь, он немного беспокоился за Энну. Пойдет ли она? С одной стороны радуясь, что если и пойдет то, не одна, с другой стороны злясь на это.
Дорогой в город, он думал о ней, зачем-то вспоминал все ее ценные указания, которые не слушал пока собирался, занятый своими собственными размышлениями. Сейчас же он вспомнил их, «Возьми что-нибудь теплое, вдруг вечером прохладно будет. Что тебе положить с собой? Покушай по-человечески! Ты ведь на целый день едешь!». И снова легкая улыбка коснулась его губ.
«Почему же с Мариной не вышло?». Долгая дорога, навевала странные воспоминания, вспоминались события давно минувших дней. Как она отпросилась в клуб с девочками, совсем не на долго, на пару часов. Хотя Стасику было всего несколько месяцев. Она ушла, а Миша все это время, пока ее не было просидел у кроватки, рассматривая своего крохотного сына, и молясь, чтобы он не проснулся, пока она не вернется. Вспомнилось, как она говорила ему «ты никогда не ценил того что я делаю, тебе кажется что все это так и должно быть?! Конечно, то, что делаю я, этого не видно». «Но что она делает?» Убирала дома работница, готовил повар. И у Стасика и у Антона была няня. Он попытался вспомнит то время, когда их не было. «Как же было до? Тогда она тоже говорила, что я не ценю того, что она делает». Но ему никак не удавалось вспомнить, что же такого она делала для него? «Я же вижу и ценю то, что делает Энна! Наверное, если бы Марина это делала, я бы тоже подругому относился к ней».
-Вот ты где!
Энна обернулась на голос подруги, Лирса стояла в дверях сарая, уперев руки в бока.
-Привет.
-Привет. Пойдешь с нами на площадь?
-А что будет?
-Ну, так танцы же! Праздник, последний день ярмарки.
-Не знаю, если честно, катастрофически не успеваю, сейчас с кролями закончу, - она прошла мимо подруги с ведерком овса и сухарей для живности, раздумывая над возможностью пойти на танцы, - и срочно нужно ужин разогревать, скоро уже Мика приедет.
Лирса, начала раскладывать по клеткам заготовленную траву и наливать воду, желая помочь подруге:
-А что, он сам себе не нагреет? Или боишься, что дом спалит?
-Это точно.
-Перестань, ты за ним как за мужем смотришь! Как же тебе найти кого коли постоянно с Микой как с мешком золота носишься?!
-Да не ношусь я с ним!
-Ну да! Эн, на танцы пойдешь? Ой, не могу, скоро Мика придет нужно ужин греть. Эн, пойдем вечером, посидим с девчонками? Ой, не могу, нужно Мике одежду починить. Эн, пойдем к Райне, в карчен поиграем? Ой, не могу, Мика попросил запеканку испечь! – она так искусно подражала Эненой манере говора, что та невольно улыбнулась, правда улыбка выдалась грустной, от правоты Лирсыных замечаний – продолжать? Или уже согласна?
Поразмыслив несколько секунд, Энна решила согласиться. В конце концов, жизнь мимо проходит, и как бы там ни было, а замуж ей все же хотелось. Не сейчас, пока еще слишком живы были воспоминания о Саше, но позже. Ей хотелось, что бы ее обнимали, хотелось знать, что ее любят и ждут, хотелось семьи, и будущего. В том, что Мика найдет себе кого-нибудь быстро и ловко она не сомневалась, особенно видя, как девки ему практически сами на шею вешаются и под ноги бросаются. И от того ей хотелось первой найти себе пару. Мысль о том, что однажды Мик приведет в дом женщину, а Энна будет одна – угнетала.
«В конце концов, он когда пиво с мужиками попить хочет, идет и пьет!» - и, приняв решение, пошла в дом. Они с Лирсой условились, что та зайдет за ней, на закате.
Вымывшись, и одевшись, в красивое белое платье, вышитое зелеными и синими узорами она все же успела разогреть ужин и оставить записку Мике, что идет на площадь.
«Интересно» подумала она, услышав голос подруг за воротами «он придет к нам?».
На площади уже толпились люди. Красиво одетые, яркие, чистые и опрятные, они прохаживались вдоль установленного посредине деревянного помоста. Танцы еще не начались, но уже были слышны первые пробные аккорды. Несколько умельцев, считающимися местным оркестром, наигрывали незатейливую мелодию, подстраиваясь друг под друга.
Она увидела на противоположной стороне Лао, с ним самым наглым образом заигрывала какая-то девушка. Энна уже хотела окликнуть его, когда на плечо ей легла мужская рука. «Он пришел!» от чего-то радостно подумала она, и постаралась не уронить глупую улыбку, когда обернувшись увидела Росса.
-Привет красавица! – сегодня он был даже краше чем всегда. Темная рубаха только подчеркивала хорошую фигуру, а вроде как невзначай расстегнутый ворот позволял видеть мускулистую, волосатую грудь.
-Да ты прямо мачо! – не удержалась Энна.
-Сразу скажи мне, это хорошо или плохо? А то я не пойму, то ли обидится, то ли загордится.
-Хорошо!
-Отлично, тогда горжусь.
Она улыбнулась, ощущая себя какой-то порочной, от того, что позволяла себе флиртовать с ним. Райана и Лирса молчали, слушая их разговор, и взглянув краем глаза в их сторону, Энна не смогла определить, что проскочило в глазах подруги, Лирса вдруг потянула Райну за руку.
-Ну, вы тут общайтесь, - сказала она, уже разворачиваясь, - мы пройдемся вокруг, если что, встречаемся у пекарни, как обычно.
Проводив подруг взглядом, она посмотрела на Росса, тот тоже смотрел им вслед, слегка прищурившись.
-По моему, меня повесили тебе на шею,- сообщила она.
-Хорошо хоть не Лирсу, тебя то моя шея выдержит.
-А ее, почему нет?
-Хочешь вина?
Он повел ее к столу, где стояли уже налитые стаканы и кружки. Неожиданно для себя, Энна поняла, что подчиняется ему. «Интересно, а сколько ему лет?» подумала она, возобновляя расспросы.
-Так что она тебе сделала?
Они уже подошли к столу, а Энна продолжала всматриваться в его лицо, пытаясь разгадать эту загадку.
-Рекомендую красное.
-Росс!
-Значит, красное, - и протянул ей полный стакан крепленного красного вина.
Он так и не ответил на ее вопрос, расспрашивая ее то об этом, то о другом. В итоге она и сама забыла, что хотела спросить.
Оркестр заиграл первую быструю мелодию, и половина окружающих их людей двинулась на помост.
-Рискнешь? – спросил Росс, вглядываясь в нее сверху вниз.
-Нет. Я еще не совсем запомнила все движения.
-Пойдем, у тебя получиться!
-Иди, я тебя здесь подожду.
-Привет! – к ним подошел Лао.
-Привет!
Вечер шел своим чередом, они весело разговаривали и шутили, Росс все же вытащил ее танцевать, правда, на медленный танец, а вот Лао практически вытолкал на помост в один из быстрых. К ее счастью женщины тут же взяли ее в оборот, показывая шаги, и она быстро поняла, что к чему.
Смеясь, она пошла присесть на один из стульев, когда кто-то поймал ее за руку.
-О Боже! Мик! Ты напугал меня!
-Прости, я не специально.
-Хорошо, что ты пришел! Тут так весело! Как съездил? Пойдем, вино сегодня просто обалденное! Ты покушал?
-Да, - Мик улыбался и шел за ней, позволяя Энне вести себя за руку как ребенка.
-В погреб снес? – продолжала спрашивать она.
-Снес.
-Я тебе приготовила чистые вещи – она обернулась, чтобы самой тут-же убедится, что он одел выбранные ей рубашку и брюки, а не пришел в вещах, в которых ездил.
-Спасибо.
Они остановились так, что свет от факелов бил ему в спину, как будто подсвечивая, и Энна впервые увидела его как бы со стороны.
-Ты чего? – он улыбнулся и сжал ее ладонь, - я умылся! Честное слово.
Не удержавшись, Энна рассмеялась его ответу, и, подойдя к столу, взяла им по бокалу красного вина, которое они пили с Россом.
-Вкусно, - сказал Миша, смакуя вино.
-Мне тоже понравилось.
-Танцевала? – он убрал с ее плеча, выбившуюся из хвостика прядь.
-Еще как! – к ним подошли Райна и Лирса
– Ты пропустил все самое интересное, - смеясь проговорила Лирса.
- Да? И что же? – он стал чуть боком, что бы видеть их.
-Эни, наверное, единственная, кому Росс ноги не пооттаптывал? Или все же пооттаптывал да ты не признаешься? – спросила Лирса.
-Он хорошо танцует! – улыбнулась Энна.
-Еще бы, с такой-то учительницей! – проговорила Райана.
-Вижу, тебе тут и без меня не скучно. Отдыхай, а я наверное пошел.
-Не уходи! – попросила Эни, удивляясь своему порыву.
-Да-да, - подтвердила Лирса, - останься, а то тут и потанцевать толком не с кем!
-Ну, от меня толку мало – Миша не произвольно придвинулся ближе к Энне, практически спрятавшись у нее за спиной, Лирса вызывала в нем какое-то странное чувство омерзения, но Энна дружила с ней, и он молчал.
-Да ладно тебе! – не сдавалась она.
Заиграла медленная мелодия, к ним подошел Лао, и поздоровавшись с Миком, пригласил Эни, правда спросив у того разрешения, чем немало удивил компанию.
-Эни, - окликнула Лирса, когда они с Лао удалились на несколько шагов, - ты не против, если мы с Миком потанцуем?
-Я? нет, - но увидев округлившиеся глаза Мика тут же добавила – если он согласен.
Мишиного согласия никто не спрашивал, и уже через минуту, Энни увидела его танцующим с Лирсой.
-Она как пиявка – сообщил Лао, проследив за взглядом Эни.
-Да ладно тебе. Возраст, гормоны.
-Возраст! Это у вас там, может семнадцать лет еще детство, а здесь девчонки и раньше замуж попасть стремятся! А Лирса еще та! Она своего не упустит!
Опешив от перспективы брака между Лирсой и Микой, Энна даже не нашлась что ответить, с одной стороны это абсолютно не ее дело, с другой же ее такая злость на Мику взяла, что вот прямо сейчас она могла бы убить его, как будто он уже Лирсе предложение сделал. «Так, стоп, чего это я? ну сделает, так сделает, мне та что?» Осознав всю глупость своих размышлений, она хотела сказать Лао, что Мик сам решит с кем жизнь связать и ужаснулась когда услышала свой собственный голос:
-Да она же ему в дочери годится!
Чем вызвала у Лао громкий смех.
-Как и Росс тебе!
14
Привет, - вроде бы ничего не изменилось, но что-то тревожное, готовое проглотить его, как будто приклеенное ходило за ним по пятам.
-Привет, где был?
-Встретил Райану на рынке, разговорились, и я помог ей донести корзину.
Ничего в его ответе: ни тон, ни интонация, ни сами слова, не были агрессивны или же обидны, но все же сердце ее вдруг замерло, сжимаясь от чего-то, превращаясь в камень.
-Молодец.
Он смотрел, как ветер играет с ее волосами, поднимает и крутит их, заставляя путаться. Она сидела спиной к нему на земле, собирая выпавшую из передника кукурузу. «Не повернулась», - констатировал мозг, бросила на него лишь один, быстрый, практически незаметный взгляд, да так и продолжила свое занятие. «Отчего же чувствую себя дураком? Отчего думаю, что обидел ее? Да и чем я мог это сделать?»
Он задавался вопросами, которым было не место в его голове. Как будто невидимая тень ходила за ним, и постоянно нашептывала. Но как бы не злился или удивлялся он тому, что испытывает, как бы ни хотел - не замечать, все же, что-то было, что-то произошло, и он не понял когда. Они больше небыли близки с ней. Мик как наяву ощущал дрожащую атмосферу, царившую вокруг них, и с ужасом наблюдал как каждое слово, обидное или же радостное, ласковое или грустное, каждое, в равной мере разрушают ее. И видя это, все же был не в силах что-либо изменить.
«Ну что ж», думал он, «видимо действительно пора. Прошло два года, наверное, ей нужно найти себе кого-нибудь». Он понимал, что находясь рядом, в какой-то мере мешает Энне, но и связывать свою жизнь со здешними барышнями ему тоже не хотелось. «Может она боится оставить меня одного?» раздумывал он, «буду больше времени проводить с Райаной, и с Лао, да и вообще».
Мысли все эти пролетели в его голове быстро, и громко, осев черным, не растворяющимся осадком на душе и сердце. Он так и стоял за ней, желая срочно изменить все, и в то же время боясь. Страх этот был сродни страшному сну, события которого после пробуждения не можешь вспомнить, но страх вспоминаешь ярко и осязаемо. Повернувшись, он просто вышел за двор.
Энна еще долго стояла на коленях, держа в руках уже собранную кукурузу. Когда к нему клеится Лирса ей все равно, Мик никогда не сойдется с ней. Но Райана – совсем другое дело – спокойная и добрая, красивая, честная. «Надо же, я и не подумала. Ну что же…» – она так и не закончила свою мысль, ощущая как будто наяву, что любое из возможных ее продолжений ложится на плечи как многотонная плита. С трудом поднявшись, она отнесла кукурузу в сарай, не чувствуя ног от навалившейся грусти она была не в силах идти дальше, делать то, что собиралась.
Подойдя к груше, росшей у веранды, она облокотилась на ее старый, щербатый ствол, и, не замечая, что плачет, сползла на землю. Руки уперлись в нежную траву, а слезы сами по себе падали на светлый передник.
«Все хорошо, так и должно быть. Ну не с Райаной, так с какой-то другой» она представляла себе, как будут жить дальше, он с женой и она, возможно с мужем. От этих вызванных бурным воображением картинок ей сделалось безразличным все: и то, за кого выйдет замуж, да и выйдет ли вообще, и то, как жить будет. Мысли упорно возвращались к тому маленькому отрезку прошлого, в котором они с Микой были вдвоем. «И это пройдет» вспомнился ей рассказ Росса «Во всех мирах мудрость одинаковая». Немного погодя она поняла, что больше не плачет, а просто сидит, рассматривая пятна от собственных слез, оставшиеся на плотном льне передника.
Мик никуда не пошел, он просто присел, опершись спиной на бревенчатый забор, и закрыл глаза. Ощущая себя загнанным в угол собственным не пониманием, и растерзанным чувствами которым он никак не мог подобрать название. Тоска по тому прошлому, когда они с Энной никого не знали здесь окутывала его, и приносила растерянность. Впервые за долгое время он вспоминал жену, вспоминал их жизнь и быт. Как сердился на нее за то что она толком не могла убраться, но при этом любовался ей самою. Всегда стильная, обворожительная, интригующая. Вспоминал, как их дом обрастал кучей людей делающих их быт терпимым - домработница, повар, няня. И тогда это казалось нормальным. До тех пор пока Сашка не женился. До тех пор, пока Миша не увидел разницу. Ему вспомнилось, как друг рассказывал об Энне, как собирался делать ей предложение:
-Да ладно, - не поверил тогда Миша, - ты серьезно?! Она ведь тебя на пол жизни младше!
-Ну и что?
-Молодая жена, это как номер с тиграми! Захватывает, но может оказаться смертельным.
-Я хороший дрессировщик.
-А главное скромный.
Тогда они изрядно напились, а на следующий день, все еще пьяный, но безумно счастливый Сашка, позвонил Мише сообщить, что Энна согласилась.
«Да, теперь я понимаю тебя» - мысленно признавался он Саше – «и даже немного завидую».
Первый год их с Энной жизни здесь в Еравии он постоянно сравнивал ее с женой. Подмечал мелочи, о которых даже не задумывался ранее. Как Энна присаживается на стул, как засыпает, как ставит тарелку. Когда Марина раскладывала еду по тарелкам, ему казалось, что в этот момент она была воплощением самого хаоса, или же просто струшивала с ложки что-то лишнее. В итоге, в еде оказывались и борта тарелок, и даже вилка, погребенная под грудой еды, вместо того, чтобы лежать на столе. И Миша тысячу раз говорил ей об этом, и она тысячу раз отвечала, что он придирается, и вообще может проделывать все это сам. Энна совершенно другая. «Она одна из тех женщин, умеющих создавать уют. Да, с ней уютно, и вокруг тоже». Он потер уставшие глаза. «Она заслуживает лучшего. С какой стати мне мешать?». Мик понятия не имел, сколько времени прошло, полностью погрузившись в странные размышления. Но когда зашел обратно во двор, увидел Энну, спокойно сидящую под грушей. Она подтянула колени к груди, и что-то рисовала пальцем на земле. Из далека ему показалось что она плачет. Необъяснимым образом он ощущал свою вину перед ней, прокручивая в голове все сказанное и сделанное, он так и не понял, где ее исток. Подойдя он окликнул ее. Когда же Энна оторвалась от своего занятия, и подняла глаза, сердце Миши сжалось в комок. Он видел слезы, но, не те, что текут по щекам, когда плачет сердце, а те, что таятся глубоко внутри, прикрытые улыбкой, когда плачет душа.
Он хотел сказать «прости», но голос отчего то изменил ему.
-Все в порядке, - и она улыбнулась, спрятав еще глубже то, что увидел он.
С тех пор все изменилось, нет, быт остался тот же, и Мик как наркоман, у которого заканчиваются деньги, пытался насытиться тем теплом и светом что царил вокруг Энны, хотел получить как можно больше наркотика, пока у него есть деньги, пока она не ушла к другому.
Он сам выпроводил Энну, когда пришел Росс. Говорил ей одно, а думал другое. Произносил те слова, которые, по его мнению, полезны в данной ситуации. Убедил ее, что нужно пойти. Росс и его звал, но Мик не смог согласиться, да и не хотел. Уговаривать ее встречаться с друзьями, зная, что один из них хочет быть больше чем другом, это одно. А вот видеть, как он переходит из одного разряда в другой – совсем другое. Он сидел на веранде, мысленно отсчитывая время, когда придет Росс.
-Мик, иди сюда.
Когда он зашел, на столе был накрыт ужин.
-Что это? Ты не идешь?
-Иду, но сначала мы поужинаем. Как говориться: «режим питания нарушать нельзя», - и улыбнувшись, первая присела за стол.
-Да я и сам мог бы, - смутившись, проворчал он.
-Мог бы, - она положила ему мясо и салат – это уже своего рода традиция, мы же всегда едим вместе.
-Да, - он улыбнулся, наслаждаясь едой. И мысленно уже завидуя Россу, «совсем скоро, у тебя будут другие традиции» и сам усмехнулся своим мыслям « это что, старость?!».
Залаяла Кнопи, возвещая о том, что пришел похититель его уюта. К этому моменту Энна уже домывала посуду.
-Может, пойдешь? Карчен похож на наш деберц. Тебе понравится!
-Иди, играй. Давай, - он забрал у нее из рук не домытую тарелку,- я сам домою.
-Да ладно.
-Иди, Росс ждет.
И она ушла. Мик помыл посуду, и убрал в домике, расставив все так же как Энна. Пока он был занят делом, это не замечалось, теперь же, когда он закончил, явно ощутилась пустота. Она как спрут, разбрасывала свои щупальца с Микиного сердца на весь дом, и как он убедился минутой позже, и на сад тоже. Не в силах больше выносить это, то ли придуманное им, то ли действительно существующее чувство, он взял бутылку «виски» собственного производства и пошел к Лао. «Подумать только, а когда-то я злился, думая, что он заигрывает с ней».
Они сидели на веранде у Лао, выпившие, и уставшие, каждый от своих забот, и от того не особо многословные. Но все же, Лаодик, не мог промолчать, не мог сделать вид, что не замечает мрака, охватившего Мику уже несколько месяцев назад.
-Прости, если лезу не в свое дело, - он откашлялся, от крепкого напитка, - но, что с тобой?
-Да ничего, Лао – он и себе то не может ответить на этот вопрос, не то, что другу.
-А так сразу и не скажешь, - они помолчали, какое-то время, наслаждаясь видом звезд, таких близких и одновременно далеких.
Мик улыбнулся, и привычным жестом, выдававшим смятение, убрал волосы со лба.
-А где Энна?
-В карчен играет, с Россом – он умудрился не только выплюнуть эту фразу, но как будто облить Росса грязной водой.
-Вдвоем? – Лао понимал причину происходящего, но не знал как сказать. Помощь нужна когда о ней просят, а Мик его ни о чем, ни просил, ни спрашивал.
-Не знаю.
Виски, вечер, печаль друга, все это возымело на Лао какое-то особенное, не объяснимое воздействие.
-А что, остальных забросила, теперь только Росс на повестке дня?
-Не понял?
-Ну, я то знаю, какое она общение любит!
-Ты сейчас вообще-то об Эни говоришь! – от такого оскорбления, Мик готов был придушить Лао. Никто, кроме него самого конечно, не имеет права говорить о ней так!
-Я так и думал! – обрадовался Лао.
-Что думал?
-Я тебе так скажу, если мужчина по-настоящему любит женщину, он никогда не даст ее в обиду! А будет обижать сам!
-Лао! – но все же, доля истины в этом есть, признал Мик. Он сам мог наговорить ей кучу гадостей. А сколько уже наговорил?! И при этом чуть не убил Лао, за то, что некогда высказал сам.
-Ты дурак, Мик.
-Ничего себе! А я думал, что в принципе умен.
-Ошибался.
-Лао, ты лучше объяснись, а то, виски, знаешь ли, могу и ударить.
-Ты потеряешь ее. Причем очень скоро.
-Кого?
-Даже не так, ты не потеряешь ее, нет, сам отдашь. И вообще-то это правильно.
-Что правильно?
-Зачем ей рядом вечно угрюмый, ворчливый, и злобный тип, да еще и старый? Все верно, пусть лучше будет Росс. Тот то не только моложе, да и сильнее. Вон как сражается!
Мик молчал, знаком того, что он слышит Лао, были лишь ходившие скулы.
-Не должна она выбирать меж другом мужа и своим другом. Понимаешь? Да женщины вообще выбирать не должны! Вредно им это, все равно не того выбирают! Они победителей любят, понимаешь? Тех, кто сражается за них!
-Она, жена моего друга! – голос сам повысился, но лучше голос, чем кулак, думал Мик.
-Считай, что она вдова твоего друга!
«Вдова!?! А если бы Саша умер?» пьяный разум, тут же начал подставлять разные варианты возможных событий на место этой неизвестной «я бы смог? Она бы согласилась? Понравился бы я ей тогда? Сошлись бы? Я бы смог Марину оставить? А дети? Нет, ничего бы не вышло. Так не должно быть, так не было бы. Надо было мне самому тогда поехать!». Он в миллионный раз пожалел, что не поехал тогда в школу.
-Не думай об этом, - как будто видя его мысли, Лао продолжал, - ты не там! Ты здесь! Здесь нет Саши, да и не будет.
-Ты понимаешь, что говоришь? Предлагаешь мне увести жену у друга?
-Только, если ты считаешь таковым Росса.
Вместо ответа Мик хмыкнул, выпив залпом пол стакана виски. А Лашио повторив сие действие за ним, продолжил:
-Я предлагаю быть вместе с той, кого любишь.
-А она? Я для нее как брат, или как отец. Не знаю.
-Как бесхребетный слизняк.
-Слушай, этот слизняк, между прочим, мастер спорта по айкидо.
-Понятия не имею что это.
-Стукнуть могу, больно.
-Ну и что. Я ведь кузнец. Так что стукнуть тоже могу, возможно, даже больнее.
15
-Ты думаешь, я забыла его? Да?!
-Да какое имеет значение, что я думаю? – в очередной раз пожалев о том, что сказал об этом, все же не смог остановиться. Видеть ее счастливой рядом с другим становилось все более и более невыносимым. Он ненавидел Росса, за то что из-за него она забыла Сашу, ненавидел ее, за то, что она так быстро заменила мужа другим мужчиной. «Я ведь вообще развестись хотел, но при этом не таскаюсь со всеми юбками подряд!» - в гневе думал он.
-Может, сложись моя жизнь иначе, мне и было бы плевать, но не теперь, не в этих обстоятельствах.
-Боишься остаться одна? – он ухмыльнулся, лишь подчеркивая своим вопросом то впечатление о ней, что уже сложилось. «Расчетливая сука» подумал он, понимая, что в принципе, дальнейший разговор не нужен, да и нежелателен.
-Одна? Ты что же думаешь, что как-то красишь мое пребывание здесь?
-Нет, конечно! Куда уж мне?! А знаешь, в какой-то мере я даже рад, что так вышло! Честно! По крайней мере, это избавит его от необходимости прожить жизнь рядом с тобой!
-Рядом со мной?! – она аж задохнулась от злости на Мишу. «За что?» - спросила она себя, «за что он так?» - а сколько вечеров он провел рядом со мной? Сколько праздников он был рядом? Сколько дней за год замужества? Ты знаешь? Ты спрашивал?
-Ну, все понятно – он не ждал другого ответа, просто высказал то, что хотел. Не желая ни анализировать ее отношения с Сашей, ни тем более Сашино отношение к ней. Вывод прост – она вышла замуж не за Сашу, как личность, а за арт директора. «А что еще нужно в двадцать с лишним?! Вечеринки, клубы, шумные знаменитые друзья».
Он шагал быстро и нервно, не глядя по сторонам, не обращая внимания на кивки многочисленных знакомых. Полностью погруженный в свою злость на нее. В ее предательство. «Сашка дурак! Как можно было жениться на женщине, которой не нужен? И что только нашел в ней? Молодость? Хорошо хоть детей нет. Чему она сможет их научить? Как выйти замуж за богатенького?». Резкий, холодный ветер, несколько остудил его, да и лужа с ледяной водой, основательно промочившей обувь, тоже поубавила прыти. «Да какая мне разница?!».
Продолжая все так же стоять, как и в самом начале их разговора, опустив руки в тазик с теплой водой. Она смотрела в спину человека, считавшего ее расчетливой или того хуже. Но самое обидное заключалось не в том, какое мнение у него на ее счет, а в том, насколько ошиблась она, думая, что Миша может стать и ее другом. «Отговаривал его» - она домывала посуду, стараясь не расплакаться от обидных слов, но все же слезы то и дело капали в воду, «почему же меня никто не отговаривал? Я все для него делала! Все! Разве хоть раз подвела? Обидела? Все для него, и только! А Саша? Знает ли Миша о его измене? Знает, какой он, когда пьяный возвращается из клуба? Знает, как больно измениться для человека, пожертвовать всем, и ничего не получить в замен?! Ничего он не знает! Все они такие!», она домыла посуду и через силу заставила себя убрать ее на место, вылила воду, и какое-то время стояла на улице, позволяя ветру путать волосы, а дождю смывать слезы и обиды. «Я любила его!» - мысленно крикнула она вслед давно ушедшему Мише, и вернулась в дом. «Все, закончилось мое хорошее отношение к нему. Да и зачем я вообще стараюсь? Зачем готовлю? Вещи его стираю? Какой мне расчет с этого?! Об этом ты подумал?!!!» спросила она, всматриваясь сквозь кривые стекла в бушующую осень. «И дождь, этот мерзкий дождь!». Вся красота осени, вся ее изысканность, сегодня лишь добавляла грусти. И опадающие листья на деревьях, и мелкий моросящий дождик, и серое, затянутое плотными облаками небо, все вместе как будто подчеркивало то ощущение не справедливости, что высказал Миша. Она села на кровать, рассматривая бревенчатые стены, сырая от дождя одежда, заставляла ежиться, хотелось снять ее но сил встать не было, и тогда она просто легла натянув одеяло на голову, продолжая мысленно высказывать Мише все то, что не смогла сказать вслух: «Какой расчет Миш?! Какой?! От измен? От ссор? От чего выгода? От пьяных выходок? От праздников в одиночестве? «я тебя сегодня не могу взять с собой, у нас корпоратив,», «прости малыш, сегодня важные люди будут, в следующий раз вместе сходим, обещаю», от этого выгода? Да что ты знаешь?! Только и можешь что судить, не разбираясь!»
Миша долго бродил по улицам засыпающей деревни, пока медленно капающий, холодный дождик не промочил его незамысловатую одежду. «Ну почему в этом мире нет резины?!». От воды, достаточно легкий тулуп сделался тяжелым. «И все –то у них тулуп. И зимой тулуп, и осенью тулуп» - рассуждал он, чувствуя как утопают ноги в промокшей земле. «Ну, по расчету так по расчету, мне то что? Да и все, нет больше ни расчета, ни любви. Ничего нет. А я и раньше ей цену знал. Так что, так что…». Домой идти не хотелось, не хотелось и в трактир. Постояв несколько секунд у двора Лао, понял, что и общаться ему тоже ни с кем не хочется. «Домой хочу. В свою кровать, к своему телевизору», и он пошел обратно, в чужой дом, который по всему стал ему родным, к чужой кровати, и к отсутствующему телевизору. Погода была до того мерзкая, что даже Кнопи не вышла встречать нового хозяина, так, тявкнула пару раз из своей конуры, что бы соблюсти приличия.
В доме было тепло, и непривычно темно. Энна спала, или делала вид что спала, с головой укрывшись одеялом, лишь стреляющие и клацающие дрова в печке встретили его. «Могла бы хоть ночник оставить. Неужто, тяжело было?» - Миша достал с полки, прибитой у окна простой стеклянный фонарик, и, открыв стеклышко, зажег небольшую, оплавившуюся свечу. «И где масляная лампа?». Свет, усиленный не ровными стеклами фонаря, разлился по комнате. Стали видны полочки буфета, с посудой, и скатерть на столе, придающая некую опрятность комнате. Темные, и закопченные бревенчатые стены, больше не казались мрачными, напротив. Все стало уютней. «И спать не хочу, и делать нечего». Он еще раз посмотрел на Энну, не желая признавать того, что скучает без нее. «А раньше ждала, да и ужинали мы, разговаривали. Слишком быстро привык хорошему. Что я, инвалид какой-то?». Он взял фонарь, и подошел к закрытой крышке погреба, помедлив секунду, раздумывая- есть ему одному, или дождаться завтрака, все же поднял ляду, от злости своей, не заботясь о том, скрипнут ли не смазанные петли.
Энна слышала как он пришел, как ворчал что-то себе под нос. Потом мягкий свет от фонаря разлился по комнате, и спустив немного одеяло, так, что бы лишь глаза приоткрыть, по смотрела на него. Миша сидел к ней спиной, так и не сняв тулуп, с которого капала вода. Он несколько раз оборачивался, как будто чувствуя, что она смотрит, но ей удавалось вовремя закрывать глаза. Она слышала, как заскрипела ляда погреба, как он спускался по лестнице, и немного позлорадствовала, когда он, стукнувшись обо что-то замысловато выругался. «Это тебя Бог наказал» - подумала она, и отвернулась к стене, не желая выказывать своего бодрствования.
-Ты есть хочешь? – он так тихо зашел в сарай, что Энна невольно вздрогнула. Избегая встречаться с ним взглядом, она продолжила убирать у кроликов, всем своим видом выказывая нежелание ни видеть его, ни говорить. – Эн?
-Нет, спасибо.
Еще немного постояв в дверном проеме, Миша так и не решил как заговорить с ней, да и стоит ли, и пошел есть сам. Собственно и готовить ему тоже пришлось самому. Серьезно намучавшись, ему все же удалось осилить это дровяное орудие пыток, и с горем пополам поджарить себе яичницу. Есть правда ее пришлось со сковороды, с которой она сроднилась, став практически одним целым с этим куском чугуна. «Зато посуды мыть меньше» - подбадривал он себя, «может проще новую сковородку купить, чем эту вымыть?». Дрова были наколоты, в сарае убрано, и он понятия не имел чем заняться в дождь. Скука сводила его с ума, и как на зло вспоминалось чем они занимались, до этого дурацкого разговора. Еще неделю назад, Энна готовила а он сидел рядом, иногда помогая, они шутили и смеялись, и дождливая погода не казалась ему смертным приговором как сегодня. «За правду не извиняются» - говорил он себе, «пусть знает, что я ее насквозь вижу».
Закончив с кролями, она еще какое-то время провела в сарае, но погода как назло загоняла в дом. Не обращая внимания на сидевшего за столом Мишу, она взяла одежду, сложенную для починки, зажгла лампу, и уселась на кровати, в другой комнате.
«Как он умудряется так вещи портить?!» - из целого вороха одежды, ее была только футболка, и та от «старости» по шву немного разошлась. Несколько раз она брала в руки его вещи, и тут же отбрасывала. «Кто я ему? Пусть жену себе найдет, гадостей наговорит, а потом с нее и спрашивает!». Но все же голос, то ли совести, то ли разума, заставил ее взяться за дело. Понимая, что Саша ему как брат, а все мы склонны не замечать грехов близких, она зашивала его одежду. «Будь у меня сестра, я бы тоже на ее сторону стала. Но только вот Саши здесь нет. А на меня ему плевать. Я зашью, последний раз. Потому что обещала».
«Серое небо, серые облака, серый мир, серая жизнь» - встав как можно раньше, она сложила его одежду на сундук, и схватив кусок хлеба, вышла из дома. Все чего ей хотелось – это как можно реже видеть его. Конечно это не так просто сделать, когда живешь на одном квадратном метре, но все же реально.
Ему снилось, что Энна по обыкновению гремит посудой, накрывая на стол. Он ждал вкусного, свежезаваренного чая, может бутербродов, может яичницы. И даже открыв глаза, ему все еще казалось что она готовит. Когда сон развеялся, оказалось что в доме уже прохладно, так как дрова прогорели, заваренного чая на столе нет, так как чайник не поставили, а о завтраке речь вообще не идет. «Ни Энны, ни завтрака» - констатировал он. На сундуке лежала его одежда, сложенная и как выяснилось зашитая. «Починила» - зачем-то проговорил он, «Может зря я? да и что толку? Он там, она здесь. И что, плохо ему с ней жилось? Не хуже чем мне с Мариной. Да вообще-то лучше. И зачем я сказал это? Саша тоже молодец», он вспомнил, как Саша просил его занять Энну восьмого марта, потому как в клуб по неясным причинам взять ее не мог, как опоздал на ее день рождения. Вспомнил, как она сидела сама во главе стола, в окружении родственников и друзей, такая красивая, улыбающаяся, и несчастная. «Видел же я тогда, видел! И глаза тусклые, и улыбка вымученная». «Ну, и что мне сделать?» - спрашивал Саша у него тогда, «Может избавиться от одной из них?» - ответил Миша, «Зачем тебе Катя, если все хорошо с Энной? Или чего на Кате не женился, если с Энной не хорошо?», Сашка тогда долго подбирал слова что б ответить, и это удивило Мишу даже больше чем его ответ. «Мне повезло Миш, что я встретил ее, хотя наверное рано. Просто Энна, она, знаешь, ну, настоящая жена».
«Настоящая жена» - вспомнил Миша, «а Марина, что же, не жена?!» - вскликнула уязвленная гордость, «может и жена, но она бы твои вещи в окно выкинула» - сообщил разум.
К обеду мрачное небо, начало подавать первые признаки просветления. Дождь закончился, но насквозь промокшая земля все еще мешала нормальной жизни. «Можно было бы в лес за грибами сходить, или на рынок, да хоть в булочную!» - рассуждала Энна, доставая из погреба продукты. Где был Миша, она не знала, и очень надеялась приготовить еду, пока его нет. Поставив на огонь котелок с водой, она принялась подготавливать овощи, желая сварить борщ. Она уже почти его закончила, когда входная дверь отворилась, впуская в теплый, нагретый печкой домик, запах осени.
-Привет, - он снял тулуп, и повесив его сушиться, сел на свое место за столом, радуясь привычной, и желанной картиной. «Может само наладиться? Забудется, да и все?», он сидел, наблюдя как она подсаливает борщ, как проверяет на готовность картошку. Поднявшись, занес с веранды ведро воды, для мытья посуды, и перелив ее в котелок, поставил рядом на печь.
-Спасибо, - все так же не глядя на него, произнесла она.
-Не за что, - ему очень хотелось забыть все, наверное, больше этого, хотелось только попасть обратно в свой мир.
Вымыв посуду Энна, вышла из дома. Понимая что он хочет помириться, и не желая этого, она решила затопить баню.
Большое помещение постепенно прогревалось, вот уже, ушла сырость. Пока грелась парилка, она занесла несколько ведер воды, спиной чувствуя что он наблюдает за ней. Прибралась в комнате, подмела. Раздевшись, она обернулась простыней, и зашла в наполненную горячим, ароматным воздухом парную. С наслаждением ощущая как пар вытесняет из тела ту промозглость, и сырость, которая казалось, поселилась где-то внутри тела, за эти холодные, дождливые дни. Нагревшись, до состояния покрасневшей кожи, она вышла в основную комнату. И усевшись на диван, принялась распутывать волосы. «Нет, просто так проглотить сказанное я не хочу. Пусть извиниться! Пусть помучается! Я не заслужила такого»! когда размышлениями своими, она уже снова разозлила себя, и придумала тысячу и один ответ, который могла бы дать ему, повторись тот разговор, в дверь тихонько постучали. Испугавшись, но тут же одернув себя, она спросила кто там.
-Можно зайти? – спросил Миша.
-Можно, - нехотя буркнула Энна, поплотнее закутываясь в простынь.
Он зашел быстро, стараясь не пустить прохладный воздух. Но ему все же удалось просочиться, и в комнате запахло упавшими листьями и мокрой землей.
-Я тут, это. Держи – он поставил на стол поднос с заваренным чаем, и двумя чашками
-Спасибо – приняв этот скромный дар, снова начала расчесывать пальцами волосы. «Какой холодный сентябрь. Уже почти октябрь. Интересно, чай сладкий?» она старалась думать о чем угодно, не важном, не нужном, обо всем. О том, что не отразится на лице, ни грустной улыбкой, ни печальным взглядом.
Он стоял, мечтая остаться, и не зная как это сделать. Тысячу раз обдумав все, он тысячу раз пришел к выводу о собственной глупости, но эмоции утихли, страсти поуляглись, и сам он уже не чувствовал той злости на нее. Понимая, что, в сущности, она права. И желая, что бы она точно так же забыла произошедшее, забыла их разговор, и все стало как прежде.
-Эн, можно и мне попариться? – с робкой, наивно детской надеждой спросил он.
«Как ребенок! Да парься! Делай что хочешь! Мне без разницы».
-Парься, - и она пожала плечами, выражая безразличие.
Неловкость повисла такая, что сними Миша тулуп, он бы повис в воздухе.
-Ты хотела побыть одна?
Она лишь усмехнулась, этому вопросу, не считая нужным отвечать. «Может ли человек, постоянно находящийся в одиночестве, продолжать хотеть этого? Это, как проведя пол жизни в тюрьме, выйти из нее, и захотеть обратно!».
Раздевшись, он обмотался простыней, взяв одну из тех, что лежали в шкафу, и зашел в парную. Но не просидел там и нескольких минут. В том, что Энна одевается, что бы уйти, сомнений не было. Вот она встала с дивана, вот подошла к шкафу. «Так не может больше продолжаться. Я с ума сойду! Или умру с голоду».
Когда он вышел, Энна уже стояла у окна, все так же замотанная в простыню.
-Я думал, ты ушла. – она все так же молча вглядывалась в мокрый сад – Эн, прости меня- «Ну, вот, сказал. И не умер же!» - Эн?
-За что?
-За то что наговорил тебе, я на самом деле так не думаю. Просто нервы сдали, и сказал не подумав.
-Понятно.
-Эн? – он просто не могбольше видеть ее спину, не мог слышать этот безразличный голос, не мог чувствовать что сам является виной этому. И потому подошел к ней, и положив руки на плечи развернул к себе – что мне сделать что бы ты простила меня?
-Ничего.
-Эн, пожалуйста.
-Миш, в моей жизни были разные люди. И плохие и хорошие, но знаешь что самое обидное, те, кому я больше всех доверяла, кого любила, обижали меня. По разному. Оксана – лучшая подруга, мы со школы дружили, увела молодого человека, с которым я собиралась связать свою жизнь. Может оно и к лучшему, что увела. Но от этого не менее больно. Саша изменил через три месяца после свадьбы. Думал, что я настолько глупа что не узнаю? Но я простила, любила его, верила что мы все сможем побороть, что семью создадим. А не вышло. Ты дал мне возможность думать о тебе как о друге. При этом считая расчетливой сукой.
От ее монолога, у него волосы на загривке зашевелились. Но как ни хотел он придумать оправдание, как не стремился объяснить все сказанное, не смог.
-Ты молчишь. – она дернула плечами, заставляя его убрать руки, - Я всегда выбираю не тех людей. Не с теми дружу, не в тех влюбляюсь. Судьба у меня такая, наверное.
-Эн, - ему все же удалось вымолвить слово, но ни одной путной мысли в голове так и не родилось.
-Не нужно, лишних слов, Миш. Мне все более чем ясно и понятно. Давай не будем попусту воздух сотрясать. Ты хотел париться – иди, не хочешь не иди. Делай то, что тебе удобно, то, что хочется. Только пожалуйста, не трогай меня. Забудь о моем существовании.
-Нет.
-Что нет?
-Я не хочу, не могу и не буду выполнять твою дурацкую просьбу. Да, я наговорил кучу ерунды, но раскаиваюсь. Я не хотел этого.
-Ты сказал то, что думал. И за это спасибо.
-Да не думал я так! Не думал!
-Ну, значит не думал. Мне на самом деле все равно. Давай закроем эту тему.
-А если и думал, то понял как ошибался. И дурак был тот, кто с твоей Оксаной ушел, да и Сашка, дурак что изменил. я не считаю тебя расчетливой сукой, - он провел рукой по волосам, заставляя мысли снова сойтись вместе, и поняв безнадежность, начал говорить первое что приходило в голову – ты просто слишком добрая Эн, слишком! Я ведь не верил, что такие люди бывают, пока тебя не встретил!
-Добрая… - повторила Энна, отвернувшись к окошку.
-Ну хочешь я на колени стану? Хочешь…. Не знаю…. Да все что захочешь, все сделаю! Поверь мне пожалуйста! я ведь хорошо помню и твой день рождения тогда в кафе, и все эти его корпоративы. И поверь мне, я не раз разговаривал с ним, и ругался, и даже чуть не ударил. Я повел себя как бесчувственная скотина с тобой. – он опять положил руки ей на плечи, заставляя обернуться, и глядя в глаза продолжил – ты самый хороший человек, которого я знал, и для меня будет честью если смогу считать себя твоим другом - Энна молчала, удивляясь и искренности сказанного, и словам которыми говорил, - Я тебя никогда не подведу, никогда не обижу и не предам. Честно.
От такого монолога, сами собой накатились слезы, и не смотря на улыбку, все же скатились по щекам.
-Миш, ты иногда ведешь себя как последняя скотина, - абсолютно беззлобно сказала она.
-Я знаю, - так же нежно ответил он, обнимая ее, всем своим существом радуясь тому прощению, что получил от нее.
16
С того разговора прошло много времени, и в голове у Мика пронеслось много мыслей. Выпал первый снег, наступил его день рождения. Несмотря на все уговоры, Энна все же сделала его любимый наполеон, и приготовила кучу других вкусностей.
-Кого пригласим? – спросила она, внутренне содрогаясь, от мысли что Райану.
-Кого хочешь, - ответил он, мысленно готовясь к тому, что будет Росс.
-Ну, Лао позовем?
-Позовем.
-Еще Джик придет, Лирсы наверное не будет, она в городе.
-Хорошо.
Они сидели в бане, наслаждаясь запахом трав и горячим воздухом.
-Райану? – спросила Энна, как ни в чем ни бывало рассматривая узор ковра, и радуясь, что голос не подвел.
-Росса? – зачем-то предложил Мик.
-Давай стол здесь поставим? Тут места больше. – продолжала она говорить, просто что бы успокоиться, узор ковра уже и так виделся ей расплывчатым, цветным пятном, от стоявших в глазах слез, а если перестать говорить, то слезы таки потекут.
-Хорошо.
-Что-нибудь особенное приготовить?
-У тебя все особенное. Так что, на твое усмотрение.
-Спасибо. Что-то подмерзаю уже, я в парилку.
Она встала, надеясь, что движения ее медленные и плавные, как обычно, а не резкие и дерганые какими они ей казались. В парилке было жарко, влажный воздух наполненный ароматами трав, стекал по коже, на лице смешиваясь со слезами.
«Да что со мной?» - она вытерла слезы. «Прости меня Саш», - и после этой мысли, ей вдруг стало отчасти понятно собственное состояние. Это грусть и тоска. Тоска по мужу, «мы так и не попробовали построить семью. Я скучаю по тебе, очень. Но, увы, жизнь идет. Я всегда буду любить тебя». Вот так, попрощавшись с мужем, которого больше никогда не увидит, и, проклиная судьбу, давшую ей его, и так безжалостно отнявшую, она ощутила, как на душе стало чуточку легче.
Чувствуя сердцем, что ей плохо, он в нерешительности замер у двери в парную, помедлив лишь секунду, он постучал и услышав ее не ясный ответ, решился зайти. Она сидела на нижней полке, завернутая в белую льняную простыню, на фоне которой ее темные длинные волосы казались еще темнее. «как кукла» - подумал он.
-Все в порядке? Ты долго, и я … - он не договорил, когда Энна подняла глаза, он вдруг отчетливо понял что она плакала, - что с тобой? – повинуясь порыву, он прошел и сел рядом. Не раздумывая над действиями, обнял ее, прижимая к себе – тебе плохо?
-Нет, - ответила она его груди, и слезы с чего-то полились быстрее, - я попрощалась, попрощалась.
Она так горько плакала, что смысл сказанных слов, терялся для него в том горе, что испытывала Энна, ему жутко хотелось забрать его себе.
-С кем попрощалась? – он гладил ее влажные волосы, наслаждаясь возможностью как бы вскользь прикоснуться пальцами к нежной коже спины.
-С Сашей.
Он ничего больше не спрашивал, а она не говорила. «Я попрощался уже давно» – вел он мысленный монолог, - «ну, что ж, раз попрощалась, значит, скоро Росс добьется своего». Откидывая голос Лао, вдруг зазвучавший в голове, как будто он был сейчас с ними рядом «а может, ты добьешься?», он чуть крепче сжал ее плечи, как бы на прощание, и отпустил.
-Это пройдет Эн, - отодвинулся немного, чтобы заглянуть в ее глаза, - пойдем, а то жарко.
-Спасибо тебе, - и обняла его за шею, - ты прав, - она снова посмотрела в его глаза, - жизнь продолжается. Я только сейчас осознала это, только сейчас – что-то проскочило в ее глазах, но быстро спряталось, настолько быстро, что Мик не смог это распознать. Но что бы ни было в ее взгляде, оно задело его, за живое.
И встав, раздумывая над тем, что увидел в ее глазах, вышел из парной.
День рождения Мики был славный, Энна приготовила кучу разных, вкусных, не известных местным блюд. И приглашенные, друзья были в восторге. Они накрыли стол в бане, просторная, больше чем их домик комната, была к тому же и светлее.
Друзья пришли все одновременно, и встретив их Энна предложила присаживаться.
-Росс, Райана, проходите, - став так, что доступными были два стула у стены, Лао предложил им сесть рядом.
Видя, что делает друг, Мик положил ему руку на плечо, глазами показывая, что не нужно. Но Лао сделал вид, что не понял его. Гости расселись, и Мик с Энной оказались сидящими рядом. Она вела себя как обычно, ухаживая за гостями, рекламируя блюда, рассказывая смешные истории из прошлого. И от этого ему было и грустно и радостно одновременно. Наслаждаясь той заботой, что она проявляла к нему, ликуя от того что это видят другие, он в то же время прощался с этим воистину семейным чувством. Запоминая каждый ее шаг, каждое движение, только сегодня все что она делала, все было для него. И та улыбка, когда он произнес тост за нее, и тот взгляд, когда похвалил ее блюда, и тот вздох, когда положил руку на спинку ее стула.
Джик принес собой рандалу, и вызвался играть. Энна не ожидала такого, и была рада что они в бане, здесь много места, можно и потанцевать. Джик спел несколько смешных песен, и ему все подпевали. А потом начал наигрывать медленную мелодию. Как Энна и ожидала, Росс тут же пригласил ее на танец.
-Ты не возможно восхитительна! – прошептал он, наклоняясь к ней намного ближе, чем того допускали оковы дружбы.
-Перестань! – она посмотрела на него, как бы со стороны. Высокий и мускулистый, молодой и красивый. В нем еще играла та бурная смесь, когда юная внешность изнутри светится исключительно мужественной силой. Некоей властностью и наглостью, что обычно отличает мужчин от мальчиков. Крупные руки, обнимавшие ее за талию, были теплыми и уверенными, но не смотря на это, не создавали то ощущение защищенности, что испытывала она танцуя с Мишей. В Россе еще был юношеский максимализм, чувствовалась страсть, готовая вырваться наружу, молодость. «Как говорил мой папа: молодость – это недостаток, который проходит с годами» - Энна улыбнулась, вспомнив отца. Ему бы Росс понравился. И по возрасту подходит, и по внешним данным. Она так глубоко ушла в себя, раздумывая и взвешивая, что не сразу заметила танцующих рядом Мика и Райану. «Она – хорошая девочка», - подумала Энна. «И о Мике позаботится. Когда он с ней, я за него не переживаю». «Ну, да!» - вдруг огрызнулось подсознание - «Ты за себя переживаешь».
Вечер шел своим чередом. Они танцевали и шутили до поздней ночи.
-Ну что, друзья мои, не пора ли нам честь знать? – вдруг спросил Лао.
-Да, наверное – подтвердила Райана. Бросив с начала взгляд на Мика, потом на Росса.
-Подождите, - Джик потянулся за рандалой – хочу сыграть последнюю мелодию. Специально для Мика и Эни.
Эни улыбнулась видя отчего то преисполненный храбрости взгляд мальчика, вернее юноши. Когда он заиграл, комната наполнилась чарующей мелодией, немного грустной но наполненной счастьем.
-Окажешь мне честь? – Мика наклонился, прошептав ей это на ушко. От чего по спине побежали взбудораженные его голосом мурашки. Одна его рука покоилась на спинке ее стула, другую же ладонью вверх он поднес к ней. Так близко, что она ощутила особый, трепетный аромат его кожи.
-С удовольствием – в тон его вопросу ответила она, рассматривая сеточку мимических морщинок в уголках его глаз.
Они танцевали в льющихся звуках неизвестной мелодии, поглощающей и заманивающий их как омут. Первая неловкость, подзадоренная то ревнивым взглядом Росса, та нервным Райаны, быстро улетучилась. И Энна в полной мере ощутила всю ту мощь, что скрывалась внутри этого мужчины. Она покоилась в кольце его рук, даривших защиту и лишь намекавших на страстную нежность. Ласковых и сильных. Тех, которые заставляют женское сердце биться чаще, излучающих уверенность и уравновешенность. «Вот, то, что отличает юношу от мужчины. Росса от Миши - уравновешенность и уверенность». «Да какая там уравновешенность?!» - возмутилось сердце, вспоминая неадекватные выпады Миши.
Они смотрели друг другу в глаза, казалось, позабыв, где и с кем находятся. Одурманенные чарующими звуками рандалы, и мерцающим светом свечей.
-Знаешь, - прошептала Энна его губам, - если бы мы попали в другое время или место, то могли бы сейчас танцевать где-нибудь на балу, во дворце. – она задумчиво-мечтательно улыбнулась, переводя взгляд с его губ, неосознанно всматриваясь, ища что-то в глубине его карих глаз, - я представляю тебя в форме военного Российской Империи, тебе бы пошло.
Он улыбнулся, только потом, по ее лицу, осознав всю ту испытуемую им в данный момент нежность и ласку, отразившуюся в его глазах.
-А ты бы в чем была? – так же шепотом спросил он.
-В шикарном бальном платье, кремовом, с золотом. С открытыми плечами.
-Тебе бы пошло.
Он все смотрел на ее растянувшиеся в улыбке губы, как наяву ощущая их прикосновение, сводившее с ума своей скромной нежностью.
«Да поцелуй же ее!» - крикнуло сердце.
Но мелодия закончилась, и громкий голос Росса разрушил владевшую ими идиллию.
-Ну, что, может, выпьем, и по домам?
-Идет, - ответил Джик.
Все еще с колотящимся от пережитых эмоций сердцем она провожала гостей. Уже уходя, Росс поцеловал ей руку, на что она улыбнулась той радушной, но строгой улыбкой, что не допускает продолжения.
Но Мик не видел этого. Сидя за ее спиной, он видел лишь обожающий взгляд Росса.
«Мне все привиделось. Она не чувствовала того же, что и я. хорошо, что не поцеловал. Интуиция!» - мысленно оправдывал он свою нерешительность.
«Интуиция, интуиция, старость это!» - высказалось сердце.
Помогая Райане одеть дубленку, он поцеловал ее в щеку, чем вызвал огонь радостного смущения на щеках девушки. И чем больно уколол Энну, в самое сердце, абсолютно не понимая этого.
-Останься – попросил Мик Лао, и они продолжили банкет втроем.
Не желая будоражить собственное, и без того потрепанное сердце Энна начала убирать со стола а Мик ушел за водой, потому что так у них было заведено и потому, что так ему было легче. Свежий декабрьский воздух, охлаждал мысли, выветривая все лишнее, искрящийся в лунном свете снег, приветливо хрустел под ногами, заставляя расслабляться.
-Ты превзошла сама себя – сказал Лао, когда за Миком закрылась дверь.
-Спасибо.
Энна, старалась не смотреть на него, что бы не выказать то, что пыталась спрятать. Лаодик чувствовал себя не в своей тарелке, но крепкий алкоголь сделал свое дело:
-Ну ладно он ведет себя как старый болван, но ты то! ты то…
Он не договорил, так как открылась дверь впуская легкое дыхание мороза в прогревшуюся избушку. Мик занес два ведра воды, и тут же отнес их в парилку.
-Я подбросил дров в печь – он избегал смотреть на нее, снимая тулуп и усаживаясь напротив Лао, потому не заметил, как она спрятала свой взгляд в горе грязной посуды, как крепче сжала полотенце, лежавшее на буфете.
-Спасибо.
Энна не дожидалась когда вода хорошо прогреется, ей хотелось как можно быстрее уйти, спрятаться от него, сбежать от себя. И пусть, холодной водой мыть посуду трудно, пусть где-то на тарелке останется пятно, не важно. Ничего больше не было для нее важным: ни синие и онемевшие пальцы рук, ни мутные от сдерживаемых слез глаза. С трудом домыв посуду, и вынеся недоеденную еду в сени, она начала одеваться.
Она взяла с вешалки тулуп, но он выскользнул из замерзших рук.
-Я помогу, - сказал Мик.
-Не нужно – и схватив тулуп, так и не надев его, она ушла в дом.
Уже лежа в своей кровати, под теплым пуховым одеялом, зная что Мик далеко она смогла вернуться в себя. Все вспоминая и обдумывая: и Мишу, и их танец, и ту, особую атмосферу, царившую сегодня за столом, и ту боль, почти физическую, что она испытала когда он поцеловал Райану.
Где-то в углу зашуршала мышка, и Энна дернулась, она впервые ночует одна.
«Привыкай» - посоветовал разум.
Она заснула, осознав как глупо, как безумно, как непорядочно все то, что как ей показалось она испытала сегодня к Миши. И от стыда перед Сашей ей стало еще тошнотворней от самой себя.
«О Боже, прости меня. Прости» - с этими мыслями она и заснула.
И ей снилась особая, плотная темнота, и в ней отражались как на воде то осуждающие глаза Саши, то что-то обещающие Миши.
Проснувшись по недавно приобретенной привычке на рассвете, она еще какое-то время лежала с закрытыми глазами, вспоминая осуждающий взгляд мужа.
-Мик? – позвала она, но ответа не последовало, как и храпа.
Поднявшись с постели она посмотрела на его кровать, та была застелена. «Неужто в бане заснул?»
Умывшись, она нагрела воды и заварив чай, отправилась с ним в баню.
Лао спал на кресле качалке, завернувшись в одеяло, он проснулся, когда дверь скрипнула, но увидев Энну, притворился спящим. Она тихонько зашла, и поставила на стол чайник. Увидев что одеяло Мика лежит на полу, она подняла его, и замерев лишь на секунду, укрыла его, Мик пробормотал нечто не членораздельное, и улыбнувшись Энна присела рядом с ним. Лао наблюдал за игрой чувств на ее лице, сквозь полуопущенные ресницы видел как она провела кончиками пальцев по его щеке, убрала упавшие на лоб волосы. Энна глубоко вздохнула, и растопив печку в бане, ушла.
Мик не видел этого, и не чувствовал, ему снился странный сон. Энна шла по огромному, бескрайнему полю. Он звал ее, но она не слышала, бежал следом, но никак не мог догнать. Особым чутьем, что бывает только во сне, он знал, там, впереди опасность. Ей нельзя туда. И он бежал еще быстрее, и звал ее еще громче. Вдруг, впереди, показался человек, он протягивал руки вперед, как будто призывая ее, и Энна побежала еще быстрее. Когда они оказались практически рядом, он вдруг понял, что этот мужчина – Саша. Это к нему бежала Энна, но чувство опасности не проходило, оно только усиливалось. Чем больше улыбался Саша, тем страшнее становилось Мише. Энна резко остановилась, и Миша сумел подбежать к ней. А когда она повернулась он увидел обреченность в ее взгляде, и его сердце пропустило несколько ударов.
-Эни, - прошептал он пытаясь взять ее за руку, - не надо.
Она молчала, всматриваясь в его глаза, будто в душу, провела кончиками пальцев по щеке, едва прикасаясь к коже, убрала упавшие на лоб волосы. Он хотел прижаться к ее руке, но она отдернула ее.
-Не надо – умолял он.
Но она лишь покачала головой, и сделала несколько шагов назад, всматриваясь в него. Он видел как опустились ее плечи, как потух взор, и взгляд ее стал пустым и безжизненным.
-Эни! – его ноги приросли к земле, и он не мог пошевелиться, - Эни! Нет!!!
Она прикоснулась кончиками пальцев к своим губам и повернувшись, пошла к Саше.
-Нет!!! – Миша осознал что кричит, и что больше не спит. Он резко сел на кровати, пытаясь глубже дышать, что бы успокоить бешено колотившееся сердце.
-Что случилось? – обернувшись, он увидел Лао.
-Дурной сон.
На столе перед ними стоял чайник, судя по легкому пару, поднимающемуся из носика – еще горячий. Энна приходила. Он опять вспомнил как она смотрела на него, как плакала ее душа, когда она шла к Саше. «Что страшного было в этом?» спрашивал он себя, снова и снова, видя как она отворачивается от него, и опустив плечи идет к мужу.
-Ты куда?- спросил Лао, видя как неосознанно Мик провел рукой по щеке, где несколько минут назад пробежали ее пальцы, и резко вскочив, обул валенки, и не взяв тулуп выбежал на улицу.
Ему нужно было увидеть ее, убедится, что все в порядке. Сердце колотилось, и он не мог понять почему.
В сарае было тепло и пахло сеном. Она раскладывала еду по клеткам кроликов, напевая какую-то мелодию.
-Эни – выдохнул он, не ожидая когда она повернется подбежал обнимая ее.
-Что случилось? – она услышала его голос, расстрепанный как и его волосы, и не успев опомниться как почувствовала сильные руки прижимающие ее к себе – Мик? – она взяла его лицо в ладони, заставляя смотреть на себя, - что случилось?
-Все в порядке. Уже все хорошо, - и он еще крепче прижал ее к себе.
Все изменилось после этого сна. То, что раньше казалось тяжелым, стало непосильным. С каждым днем ему все тяжелее было находиться рядом с ней. Он прятался от себя, бесконечно занимаясь делом, но это не помогало. Она как будто чувствовала его, когда он останавливался передохнуть она появлялась с водой или чаем, стоило ему только подумать о ней, как они сталкивались в дверях сарая или бани.
Зима заканчивалась, сменяясь весной, постепенно снег начал таять, робко запели первые птички. Зимнее, частое общение с друзьями заканчивалось, наступало время рассады и Энне было некогда играть. Слишком много дел нужно сделать.
Мик перестал общаться с Райаной, не желая портить ей жизнь. Он снова занимался стройкой, уже не понимая зачем он это делает. Зачем ему этот дом. Но все же продолжая следовать заранее намеченному плану, это позволяло ему подолгу находиться вдалеке от нее. Он не знал видится ли она с Россом, и старался не думать об этом.
-Весна в этом году не обычайно жаркая! – они снова вынесли кресла качалки из бани, и установили их на веранде. Апрель еще даже не закончился, а воздух уже стал сухим и раскаленным.
-Ты прав. За те три года что мы здесь, такое в первые – она обмахивалась подолом светло-салатовой юбки как веером. Солнце только начало клониться к горизонту, и Энна с нетерпением ждала когда же наступит ночь, с ее прохладой.
-Лао говорит, что такая жаркая весна впервые.
-Что же летом будет?!
Они сидели в спокойствии и безмятежности, уставшие от духоты и работы, и наслаждались отдыхом. После его дня рождения, душевное состояние Энны каким-то чудом нормализовалось. Она долго раздумывала над своей жизнью здесь, в Еравии. Холодные ночи, и бездеятельность морозными днями позволили ей все обдумать. «Я просто перенесла свои чувства к Саше, на Мишу. Они для меня, как одно целое. Вот и все. Я сама дорисовала в Мише то, что делало его похожим на мужа. Теперь я понимаю». И с тех пор она больше не плакала, не расстраивалась думая о нем и Райане, да и почти не задумывалась об этом.
Вечером Мик пошел к Лао, отнести чертежи кованных элементов необходимых ему для будущего дома. Уже у калитке собственного дома он услышал Эннын смех. И постарался как можно тише зайти во двор, желая подсмотреть что там происходит.
Энна с Россом шли по дорожке от стройки к дому, он что-то говорил, и она рассмеялась сказанному. Мик уже было хотел окликнуть их, когда Росс неожиданно остановил ее, поймав за руку, и поцеловал. Стоя вдалеке от них, он не видел, нежелания Энны, не увидел, как упираются ее руки в его грудь, желая оттолкнуть, не увидел, как крепко он держит ее за затылок и талию, не давая пошевелиться. Он просто стоял и зачем-то смотрел на них. А потом развернувшись вышел за двор. Сердце с разумом тут же развели полемику в его сознании. Что-то кричало ему вернуться и убить Росса, что-то – убить Энну. Ему все же удалось разграничить некоторые чувства: он злился на нее, она предала Сашу; он злился на Росса, тот по каким-то необъяснимым причинам вернулся из города, что бы познакомиться с ней; он злился на себя, за то что не мог предать друга.
Находясь в состоянии смятения, он прошелся по соседним улицам. Когда он вернулся, на дворе было темно и прохладно, Энна сидела на веранде, за накрытым столом, и раскачивалась в кресле.
-Ты где был? Я чуть с ума не сошла? – накинулась она на Мишу, едва тот переступил порог.
-У Лао, - стараясь никак не выказать того что видел, он прошел к столу.
-Ты же знал, что я ужин готовлю?! Сказал на десять минут! Мик! Прошло больше двух часов!
«Надо же, а мне показалось минут десять, пятнадцать. Ничего себе побродил».
-Прости, я не специально.
-Не делай так больше. Я переживала, - она смотрела на него снизу вверх, и от того казалась Мику еще меньше, чем была.
-Прости. Больше не буду. Честное слово.
-Ладно, садись, я уже есть хочу.
17
Такое быстрое и неумолимое, время безжалостно шло вперед, заставляя каждый день создавать новое прошлое, новые воспоминания, строить новую жизнь. Уже призрачной и далекой стала память о том мире, который породил их, о тех людях, которые составляли ту жизнь. Лишь иногда, мимоходом вдруг проскакивал образ Саши, и тогда Энна ощущала легкую грусть, или же Мише казалось, что он слышит голоса сыновьей, и тогда сердце его невольно сжималось. В такие моменты, они поодиночке, так, что бы ненароком не вернуть другого в то состояние растерянности и отчаяния, в котором пребывали, садились в джип, мирно ржавеющий в сарае, и наслаждались роскошным запахом бензина и кожи, навевающим одновременно и тоску об утерянной жизни, и радость от того, что она была.
Бесконечно долгий вечер длился и длился, никак не желая заканчиваться. Райана зашла поделиться урожаем, и как подозревала Энна увидеться с Мишей, который как назло ушел к Лао. Всеми силами скрывая свою ревность к ней, Энне пришлось предложить напитки, и в знак благодарности за корзину ягод, да и привыкать надо, к будущей почти родственнице. Миша несколько раз провожал Райану, а порой они вместе возвращались откуда-нибудь, и Энне, сколь бы больно не было, приходилось сдерживать свои неуместные чувства, и всячески налаживать общение.
-Долго вы уже здесь? – спросила Райана, когда Энна разлила свежезаваренный чай по чашкам.
-Скоро три года будет, - и, отпив небольшой глоток, зачем-то уточнила, - десятого мая.
Райана, рассматривала узор на чашках, провела пальцем, по выпуклым синим цветочкам на блюдце, и лишь затем, так и не поднимая глаз, спросила:
-Ты забыла его?
-Кого?
-Мужа.
«Как можно забыть собственного мужа?!» - возмутилась Энна, но тут же, как обычно ироничное сердце сообщило что можно. Вот только утром, она пыталась вспомнить какой у Саши подбородок, и не смогла, а днем вдруг осознала, что не помнит его форму ногтей. «Но разве это важно?» - спрашивала она себя в такие моменты, «я помню его характер, его смех, голос. Помню запах его одеколона, кожи. Иногда мне кажется, что я чувствую его как наяву», но Райана ждала ответа, и пришлось говорить, хоть и откашляться сначала:
-Нет, - и тогда она, наконец, оторвала глаза от чашки, и всмотрелась в Энну, как будто искала что-то. От этого проницательного и молчаливо – вопрошающего взгляда, Энна неожиданно заговорила, желая объясниться, - это так тяжело Рай, так сложно! Я помню его, помню сладость, помню аромат одеколона усиленный запахом его тела, я так любила вдыхать его, особенно вот тут – она прикоснулась к основанию шеи. Райана больше ничего не спрашивала, но Энна не смогла остановиться, необходимость высказаться застала ее врасплох – помню нежные, сильные руки, как будто он меня обнимает! Помню прикосновение губ – и одна единственная, непокорная слезинка побежала по щеке, но Энне настолько было необходимо выговориться, рассказать все, что ей было все равно, что одна слезинка, что тысячи, - такие нежные, - она неосознанно прикоснулась к своим губам, - такие… а руки! Я говорила тебе? Наверное я и влюбилась сначала в его руки, а потом в него самого! Ты бы видела, как он держит руль! Так сильно, нежно, властно… Просто сума сходишь, думая, что вот так же он будет держать тебя! – слезы капали все быстрее, но Энна улыбалась, отчетливо вспоминая мужа, как будто он стоял здесь, перед ней. Она покачала головой, пытаясь опомниться, но образ не желал уходить – он добрый, и веселый! Такой смешной иногда!.... Ты себе даже представить не можешь! Как ребенок! А как они с Мишей дурачились?! Два взрослых дядьки! И Миша рядом с ним другой был. О, ты бы слышала наши словесные пикировки. Это было нечто! Я была в восхищении! Я ведь еще тот собеседник: едкая, ироничная, да и сарказма во мне на пол Еравии хватит! Но когда мы вчетвером встречались, Марина с Сашей даже рядом не садились!.... Рядом с Сашей все становились другими: искренними, радостными, позитивными! Даже вечно угрюмый Миша!.... Рай, он лучшее, что было со мной, - слова закончились так же неожиданно, как и родились, но рассказав об этом, Энна ощутила, то внутреннее спокойствие, ту радостную боль, когда можешь заговорить с кем-то о давно ушедших людях. Когда радость от их существования не ограничивается лишь твоей памятью, а смешивается с воспоминаниями других людей, делая умерших как бы ожившими, и вновь дарящими то чувство, что могли подарить лишь они одни.
Райана молчала, не прерывала, и не расспрашивала, но когда взгляд Энны посветлел, и она была готова ее слышать, та лишь взяла ее дрожащие руки в свои, и крепко сжала.
-Прости меня, - прошептала Райана
-За что?
-Ты потеряла одного чудесного человека, - Энна горько усмехнулась, - но жизнь подарила тебе другого. Не потеряй и его тоже.
-О чем ты?
Райана смотрела внимательно, изучающе, как бы сражаясь внутри себя с самой собой, и Энна молча ждала, когда она продолжит.
-Нет твоей вины в том, что ты потеряла его. Да быть может и не потеряла, просто пути ваши разошлись. Но, поверь мне, еще больше грустить и печалиться будешь, если потеряешь Мишу.
-С чего мне его терять? Он не мой.
-Твой.
Энна не нашлась с ответом. Мысли враз разбросались, как песчинки на ветру. «Да нет же! Он хочет быть с Райаной! Причем здесь я? у меня есть Саша!»
-Эни, твой муж, наверное, красивый, смелый и добрый, - она улыбнулась, - и от него замечательно пахнет. Но, я не прощу себе, если не скажу- когда вы танцевали зимой, на дне рождении у Мика, мы все чувствовали себя лишними. Вы танцевали в своем, настолько интимном мире, что честно тебе сказать, ваше чувство заставило всех отвести взгляд. Как будто мы подсматривали за молодоженами в их первую брачную ночь! Ты даже не представляешь себе, как выглядишь со стороны. Как ухаживала за ним, а как вы сидели рядом! Как будто вы – одно целое! Не мешали друг другу, не сталкивались локтями, стоило ему кинуть взгляд на какое-нибудь блюдо, и ты его уже подавала. Стоило тебе лишь подумать о пустом бокале, и Мик уже наполнял его!
-Рай, это просто элементарная вежливость, и чувство пространства!
-Ты рассказала о муже, а я представляю себе, как смешно и весело вы с Микой подначиваете друг друга.
-Рай….
-Не перебивай, пожалуйста, - она отпустила Энныны руки, и глубоко вздохнув, решила сказать все здесь и сейчас, как бы больно ей потом ни было. Но поступить иначе, значит разлучить две души, созданные друг для друга, пусть и не по велению здешнего Бога. – мне он очень нравится, да ты наверное и сама знаешь, - она неловко улыбнулась, чувствуя румянец, так не к стати появившийся на щеках, - очень нравится. Мы часто сталкиваемся с ним то на рынке, то просто на улице, можем подолгу разговаривать.
-Он тебя провожает домой,
-Эни – она укоризненно посмотрела на подругу.
-Прости.
-Эн, все дело в том, что если сначала наше общение еще хоть как-то и можно было вписать в понятие ухаживание, то сейчас – она покачала головой, улыбаясь чему-то своему, - а особенно после его дня рождения…. Ты даже не подозреваешь себе, сколько всего я о тебе знаю. И не смотри так на меня! Каждый наш разговор с ним заканчивается тобой. Нет вру, иногда еще Россом. Я знаю как смешно ты спишь, заворачиваясь в одеяло как в кокон, знаю как ворчишь по утрам, пытаясь быстро вылезти из того гнезда, что сплетешь за ночь из подушек и одеял. Знаю, что с утра ты любишь побыть одна. Знаю, что ты иногда плачешь по ночам, и очень любишь арбузы. Знаю, что в детстве у тебя был хомячок, которого звали «отважный», и он умер, наевшись оливье.
-Рай….
Но та лишь подняла руку, призывая к молчанию.
-А еще я знаю, что ты лучше всех готовишь, и печешь самый вкусный наполеон, что когда ты дома, то там всегда уютней. Ты завариваешь самый вкусный чай, и лучше всех умеешь занять его «свободное время» своими «ценными указаниями и комментариями», цитирую: «Вот только я подумаю отдохнуть, тут же появляется Энна, и как бы между прочим рассказывает что мне нужно сделать, причем срочно». Знаю, как он переживает что Росс не подходящая для тебя пара. Причем настолько переживает, что как-то рассказывая мне об этом на рынке, взял да швырнул горшок с маслом.
-Рай, он мой единственно близкий человек, почти родственник, здесь…
-А еще я знаю, как ты училась водить машину, причем в мелких подробностях. Как назвала его вредным старикашкой, когда он отказался привести вам с Мариной добавку алкоголя, как он любит подначивать тебя, потому что только с тобой он может «так» говорить. Что у тебя живой ум, и огромное сердце.
-Рай, ты так многого не знаешь. У него ведь жена, двое детей.
-Ты права, не знаю. А знаешь почему? – она дождалась, когда Энна отрицательно покачает головой, прежде чем ответить, - потому что он не говорит о них. Ты его единственная тема для разговора. Он живет тобой! И ты будешь полная дура, если выкинешь его из твоей жизни! Будешь локти себе кусать!
-Он лучший друг моего мужа!
-Да может ты и с мужем познакомилась лишь для того, что бы с Микой встретиться!
Залаяла Кнопи, предупреждая о гостях, и избавляя Энну от необходимости отвечать. Зашел Миша, и погладив собачку подошел к ним.
-Дамы! – он поприветствовал их, остановившись как бы между ними двумя, облокотился на перила веранды, и внимательно вгляделся в их лица. Что-то насторожило его в том, как ровно, сидела Энна, как крепко сплела пальцы рук Райана.
-Привет, - поздоровалась Райана, - и сразу же пока.
Она поднялась, расправляя складки на юбке, и сжав плечо Энны, прошла к ступенькам.
-Давай я провожу, уже поздно, - он отклеился от перил, но Райана остановила его, глядя прямым и уверенным взглядом.
-Не нужно Мик. До свиданья ребята, - и ушла.
-И что это тут у вас было такое? – Мик сел на место Райаны. На столе стояли две нетронутые чашки с чаем, и он не раздумывая взял Эныну, «не с Райной же чашки пить» - тут же мотивировал он свой поступок.
-Вкусно? – поинтересовалась Энна, только сейчас заметив, как просто он взял ее чашку, и тут же понимая что он всегда так делал. Даже дома, в России.
-У тебя самый вкусный чай, - улыбнулся он, думая над тем, что в ее чашке он действительно вкуснее.
-Я рада.
Опять что-то неуловимое проскочило в ней, и Мик не смог рассмотреть это. Почуял лишь какую-то эмоцию, какое-то чувство проскользившее в том, как она опустила глаза, как разгладила юбку, как легко, как бы невзначай провела по волосам, приглаживая и без того аккуратную прическу.
-А почему ты все время с гулькой ходишь? – ему вспомнилось, что раньше она всегда с распущенными ходила.
-Так удобней. Они не мешают, в глаза не лезут. Тебе не нравится? – она инстинктивно, как будто где-то в глубине души уже приняла какое-то решение, потянулась к волосам, но успела одернуть себя, и остановить руку на пол пути.
Это не укрылось от наблюдающего за ней еще с большим интересом Мишей:
-Нравится, и с распущенными нравится. Так, просто спросил.
-Понятно. Ты кушал?
-Так пару бутербродов, - он улыбнулся про себя прежде чем продолжить, - ты так вкусно готовишь, что где-бы я ни ел, прихожу домой, и хочу съесть что-нибудь из того что ты приготовила. Да и вообще, привык я с тобой ужинать.
-Привык – констатировала Энна, цепляясь за это слово как за спасательный круг. «Райана ошиблась, он просто привык» - ну, что, тогда ужинать?
-С удовольствием.
И они пошли в дом, накрывать на стол. По устоявшейся привычке делая это вместе. Но только теперь Энна замечала, что они действительно делают все синхронно и не мешают друг другу. Когда Энна развернула хлеб, Миша достал нож и доску, стоило ей взять прихватку, что бы снять с огня котелок, как он положил на стол подставку. Поужинав они также вместе убрали со стола и так же не прося друг друга, делали именно то что нужно было, именно так, и именно тогда. Ей не пришлось просить его снести продукты в погреб, а ему что бы поставила тазик, куда воду слить. Он сам поставил на огонь котелок с водой, что бы нагрелась, сам вынес ведро грязной воды. Миша делал все это машинально, потому что именно так у них заведено. Получая какое-то удовольствие в том легком, и ненавязчивом быте, что они построили. После того хаоса что создала из их быта Марина, жизнь с Энной казалось ему раем. «Именно так и должно вести хозяйство. И такой быт никакие чувства не убивает» -размышлял он, «наоборот! Такой быт делает отношения полными!» и тут же напомнил себе, что она не его жена, что быт их общий вынужденный, и что рано или поздно, всем этим будет упиваться Росс! «Надеюсь у него хватит ума оценить ее!». От накатившей вдруг злости, облился грязной водой. «Замечательно!».
«Слишком удивительно, что бы быть правдой» - думала она, уже засыпая, и воспроизводя в голове Райанын монолог.
18
-Это неимоверно, вы оба должны пойти! – уговаривала Лирса, сидя на веранде, теплым летним вечером. Сегодня они опять играли в карчен, нечто среднее между деберцем и дураком, Энна играла в паре с Лирсой, а Райа с Джиком. Мика как обычно отказался, и ушел. В глубине души Энна надеялась, что он ушел к Лао. Думать о том, что на Райе и Лирсе женская половина их села не заканчивается, ей абсолютно не хотелось, но, тем не менее, думалось.
-Твой ход – вырвал из горестных раздумий Джик.
Улыбнувшись, она попыталась сосредоточиться на картах, безуспешно.
-Я так и знала – проворчала Лирса, кидая карты на стол, - все, я больше с тобой в паре не играю!
-Прости. Я просто в какой-то прострации, не могу сосредоточиться.
-Ну, это мы заметили – улыбнулась Райана.
-Предлагаю чай с шарлоткой, в знак извинения за испорченную партию?
-Шарлотка, это то, с яблоками?- улыбнулся Джик.
-Оно.
-Я за!
Энна зашла в баню, которую они использовали как летнюю кухню, поставила чайник, и уже нарезала тортик, когда к ней подошла Райа.
-Помощь требуется?
-Нет, спасибо, я уже – она расставляла на подносе, чашки, блюдца, заварник и тортик, - сейчас, закипит и выхожу.
-Ты подумала о моих словах?
-Подумала, Рай. И ты знаешь, это привычка.
-Нет Эн, и это большая глупость думать так.
-Как? – спросила вошедшая Лирса.
Закипел чайник, заглушая возможное продолжение разговора, и они вышли к ожидающему их Джику.
Наслаждаясь чаем и пирогом, он спросил когда будет Мик, но Энна ответа не знала.
-Ну, к ужину точно будет, - заметил он.
-С чего ты взял, может и не будет.
-Будет, - с абсолютной уверенностью сообщил парень, - чтобы он ни делал, где бы ни был, а к ужину всегда домой. Это точно – и, проглотив еще кусочек шарлотки, продолжил, - ну, я то, его точно не дождусь, так что передай ему, что камни будут завтра, скорее всего к вечеру.
-Хорошо, - «к ужину всегда домой» звучали в ее голове слова Джика, «это еще ничего не значит» уверяла она себя.
Джик ушел, а Лирса с Райаной остались, намереваясь, видимо опять поднять больной вопрос.
-Так, признавайтесь! – обрушилась Лирса, - я тоже хочу быть в курсе событий.
-Она не понимает, что любит Мику – сообщила Райа.
-Ты дура? – без обиняков поинтересовалась подруга.
-Ничего себе. Это вопрос, или уже констатация?
-Перестань ерничать. Да, у вас странные отношения, не объяснимые и непонятные даже для вас самих. Но, это отношения. Они есть, и их видно невооруженным взглядом!
-Да нет у нас никаких отношений. Да и нас, тоже нет!
-Тогда я вообще тебя не понимаю! – вздохнув, Лирса посмотрела сначала на Райу, и, получив молчаливый ответ, воззрилась на Энну.
-Что?
-Мик точно до вечера не появиться?
-А что?
-Давай выпьем? - неожиданно предложила Райа. И недолго раздумывая Энна согласилась. «Мне так давно хотелось девичника!» они быстро накрыли стол, достав вино, и разные холодные закуски. Энна надеялась, что прерванный разговор о Мише больше не поднимется, но когда закончилась первая бутылка, оказалось, что она сама хочет поговорить о нем. Но язык не поворачивается. С каждым глотком вина Лирса становилась все более хмурой, а Райана все проницательней вглядывалась в Энну.
-Эн, а давай начистоту – предложила Лирса, когда веселье затмилось подходившей к концу второй бутылкой вина.
-В смысле?
-Скажи мне, нет, объясни. На что они все тебе?
-Кто?
-Сначала Лао, потом Росс, и Мику не отпускаешь? – Энна с удивлением обнаружила, что в глазах подруги стоят слезы.
-Ты чего?
-Оставь его! – вдруг на полном серьезе выпалила Лирса. И от неожиданности Энна чуть не откусила кусок стакана.
-Кого?
-Росса.
-Где?
-Что, где?
-Оставить, спрашиваю где?
-Опять ты со своими шуточками?! – и она вдруг расплакалась, - Я не понимаю тебя!
Понимая, что вином проблемы не решить, пришлось вскрыть Микины запасы, вернувшись с двумя бутылками его «собственного виски», она налила всем по рюмке, и, заставив их выпить залпом, села на свое место.
Мозг усиленно работал, насколько это вообще было возможно, учитывая выпитое вино. Больше всего на свете, ей хотелось высказаться, рассказать все то, что у нее на душе, все те мысли, что передумала, все за и против, что взвесила. Даже такой родной сарказм бросил ее, выставляя напоказ все, так тщательно скрываемые, чувства.
-Мне не нужны ни Лао ни Росс. Мы друзья, но не больше. По крайней мере, мне хочется думать, что они мои друзья.
-А что же тогда…. – и она вдруг пронзила Энну слишком проницательным взглядом зеленых глаз, - ты действительно любишь его?
И Энна отвернулась. Не желая ни высказывать ответ, ни позволить ей увидеть его в своих глазах.
-Прости Эн! Если бы я знала!
-Ты-то здесь при чем?
-Я бы никогда не позволила себе заигрывать с ним! Никогда!
-Лирс, - Эне действительно хотелось верить ей, хотя безжалостный разум продолжал насмехаться, «и отчего же тебе так хочется верить? Неужто имеет какое –то значение?». Но Лао говорил другое, да и Росс тоже. Правда за правду, - что произошло между тобой и Россом?
Молчаливая доселе Райана, порывисто вздохнула, но когда взоры устремились на нее, лишь отвернулась, спрятав глаза в пустой рюмке.
-Ничего – слишком быстро ответила Лирса, но помолчав спросила – а откуда ты знаешь?
-Я не знаю, просто видела однажды его взгляд.
Они выпили еще пару рюмок, и постепенноохмелев, она все же рассказала:
-Мы ведь пожениться должны были, сколько это? Уже почти четыре года назад назад.
-Четыре года назад? Этож сколько тебе лет было, пятнадцать?!!
-Ну и что? У нас и раньше замуж выходят. Не в этом дело. Он сейчас такой, знаешь и красивый, и высокий и мускулистый. А тогда это был совсем другой Росс. Худой, да и внешность тоже ни туда ни сюда. И, понимаешь, он тогда на заработки поехал, что бы свадьбу отгулять, как полагается. И, я, так получилось, в общем, барин тут один проездом был. Я понравилась ему, и он задержался в селе, почти пол года пробыл, все за мной ходил, а потом жениться пообещал, и даже с мамой говорил. И… - она смахнула слезу, и налила им еще по рюмке, - а потом он уехал, на следующий день. А сплетни, знаешь ли, они злые, жестокие и зачастую не безосновательные. Если честно, мне Миша твой не очень то нравится, но он из другого мира, и мне просто думалось, что ему не важно будет это, и…
«Боже, как все просто! Тоже мне, прям как в средневековье!» - мысленно улыбнулась она, «Так, стоп» - подкорректировал разум « это же и есть средневековье!» « Уже сложнее» заключила она.
-Росс от тебя узнал?
-Если бы.
На какое-то время воцарилась тишина. Опьяненное сознание больше не мешало ей тихо радоваться тому, что Миша ей не нравится, хотя и не понимала, как такое может быть?! Ей вспомнился танец у него на дне рождении, под песню Джика. «Как можно не влюбиться в него, как можно остаться равнодушной к этим рукам? К этой грации и силе?»
-Оно того стоило? – пытаясь разрядить обстановку спросила она?
-Честно?
-Да.
-Нет.
И они втроем посмеялись над этим. Но Энне действительно стало легче, от того, что Миша уже не приведет ее в дом, как свою жену. «Да!» огрызнулась она вынырнувшей из пьяного омута, совести «я – эгоистка!».
-Помоги мне, Эн.
-Как? – Ей действительно хотелось помочь Лирсе, но она понятия не имела, как это сделать, не рассказывать же Россу, что это вообще ничего не значит?!
-Знаешь, я мечтаю, что бы у меня с ним сложились такие же отношения как у Вас с Мишей.
-У нас?! Я вообще не считаю что у нас, есть отношения. Да и нас-то собственно тоже нет.
-Есть Эн. Есть. Это невооруженным взглядом видно.
-Честно?
-Честно.
-Но, так же честно, что они у вас странные – задумчиво проговорила Лирса, закручивая пальцем прядь волос.
-Насколько?
-До безобразия, такое возможно?
-Очень даже.
-Прости, что спрошу, но просто, жутко любопытно, тебя это не беспокоит?
-А должно? – «конечно беспокоит!» Думала она, «еще как!», но все же виду не подала. Лишь мельком уловила взгляд Райаны, говоривший, что она видит намного больше, даже больше того, что Энна хотела бы скрыть.
-В этой, твоей стране, все вопросом на вопрос отвечают? – спросила Лирса, слегка улыбнувшись.
-Нет, это мое конкурентное преимущество, - Энн улыбнулась ее простодушию.
-Я, не понимаю. Замуж не зовет, а ты заботишься, с Райаной гуляет. Прости подруга, - она положила руку на сложенные в замок пальцы Райи, но та лишь улыбнулась, - а ты – вкусности готовишь, гуляет ночами, Бог знает где, а ты ждешь. Смысл?
И только услышав ее вопрос, Энна в полной мере поняла, все поняла. «Я веду себя так же как мама. Когда рядом был Саша, это было естественно, он был моим мужем, и я не задумывалась, просто делала то, что считала нужным! Когда-то давно, папа завел любовницу, я очень боялась, что они разведутся, а потом, мама мне сказала что не разведутся, и объяснила почему. Я и не думала, что вот так вот, на подсознательном уровне, я знала и понимала больше чем сознательно». Мысли эти пролетели в ее голове быстро, воскрешая в памяти картинки такого далекого прошлого. И она заговорила с Лирсой так, как когда-то мама говорила со ней.
-Замуж я не хочу, и вообще, должен же он хоть с кем-то гулять, а то ведь отупеет напрочь! А готовить, между прочим, я всегда любила.
-Ты странная – очнувшись от своего молчаливого раздумья, проговорила Райана.
-Нет, я – влюбленная.
-В него? – с надеждой спросила Райа.
-И немножко в себя.
-По-моему этого немножко, совсем нет. Любила бы себя, уже бы точно за Росса пошла, а не подрабатывала прислугой у новоиспеченного барина. – прокомментировала Лирса.
-Глупая! Я не прислуга, мне же не платят! Я так, на добровольных началах! И себя я между прочим люблю, ценю, и лелею! И именно по этому, он гуляет, где и с кем хочет, но возвращается ко мне.
-А вдруг однажды уйдет и не вернется?
-Вернется
-Откуда такая уверенность? – и Райана посмотрела ей в глаза, таким долгим, и тревожным взглядом, что Энна усомнилась в ее честности.
-Потому что я буду продолжать себя любить, а вот он в лучах этой любви больше греться не будет.
-В смысле?
-В прямом, я вкусняшки как готовила, так и буду готовить, уют создавать, за вещами следить. Говорю же, это все для меня в первую очередь. Ну, люблю я себя. Ничего не могу с этим сделать.
Лирса смотрела на нее как на сумасшедшую, явно не понимая всего уровня той фальшивой бравады что каждым словом воздвигала Энна.
-Ты страшный человек, Эн. – сказала Лирса, разливая всем еще виски.
-Глупый, ты хотела сказать?
-А должна была? – и она ехидно улыбнулась.
-Быстро ассимилируешься!
-Что, прости, делаю?
-Вопросом на вопрос отвечаешь.
-У меня хороший учитель. Так все же, почему глупая?
-Ну, у нас говорят, что все влюбленные глупцы.
-Да? А у нас говорят, что глупый – не обязательно влюбленный, а старый – не обязательно мудрый – подала голос Райана.
Они еще долго обменивались, умностями и премудростями своих народов, все более и более вспоминаемых по мере употребления алкоголя. К концу второй бутылки Мишкиного виски Эни даже о Конфуции вспомнила.
-О-о, ничего себе!
Открыв один глаз, как ей показалось левый, она никого не увидела, продолжая слышать только сдерживаемый смех. Пришлось сделать целый математический расчет, пока до сих пор плавающий в алкоголе мозг не понял: все просто, нужно открыть правый глаз!
-Мать, ты в ударе! – Миша стоял, чему-то улыбаясь, пришлось осмотреть то, собственно над чем он ржал.
-Ну, так! – не удержалась она, окинув мутным взглядом себя любимую, « лежу ту, значит в кресле качалке, ноги на столе, выражение лица видимо не обремененное ни интеллектом, ни разумом, и почему-то обнимаю все бутылки, которые мы выпили» подвел итоги пробудившийся мозг.
-Ты это сама все? – он выразительно посмотрел на бутылки.
-Нет, - неуверенно ответила она, пытаясь вспомнить, ах да! – мы с Лирсой и Райаной тут вот, вроде как девичник устроили, наверное.
-И как?
-Что как?
-Девичник как?
-Круто.
-Я рад. Может, в дом пойдем?
-Пойдем – слава Богу что кресла качалки не переворачиваются. Она так и не поняла, как конкретно ей удалось снять ноги со стола, и при этом чуть не зацепиться ими за собственный нос. Просто заметила, что бутылочки падают, потянулась за ними, а потом: пол, балясина, Мишины руки, звон разбитого стекла – ух ты! – и она уже у него на руках.
-По-другому и не скажешь, - говорил строго, но по глазам было видно- насколько смешной Энна казалась ему.
А потом было утро. Слишком светлое, слишком громкое и слишком раннее.
-Я убью его! – прокаркала она, зарываясь головой под подушку.
-Кого? – раздалось рядом сонное бормотание.
-Петуха!
-Ура! У нас будет холодец! – воскликнул Миша, «почему-то вставая с моей кровати!» отметил полу сонный, все еще пьяный мозг.
-Возможно, - процедила Энна, пытаясь срочно опомниться.
Видя ее явно вопросительный взгляд, он улыбнулся, и в нескольких словах описал вчерашний вечер: алкоголь, тазик, разговоры, тазик, тазик, тазик. Потом возможно тоже были разговоры, но он их уже не помнил, так как, так на махался за день, что просто заснул. Возможно, даже сидя.
-Ну, прости, наверное, что ли?
Покачав головой, вместо ответа он удалился. И судя по тишине во дворе съел петуха, так как ненавистное кукареку больше услышано не было.
«Значит, холодца не будет» подумала Энна.
А потом наступил вечер.
Закутавшись в теплый плед, она сидела на веранде, раскачиваясь в злополучном кресле. Ее странное злобно-ехидное настроение улетучилось, и теперь вспоминая их с девочками разговор, она ощущала лишь смятение. «То, что я веду себя как мама, это логично, я же все-таки ее дочь. Но, то что я делала это неосознанно – не логично». Сейчас, трезвея она по другому смотрела на все те вещи что делала, находясь здесь, в Еравии.
Миша вынес на веранду поднос с ужином, аккуратно расставляя на столе приборы, и блюда.
-Спасибо – смутилась Энна, не столько от такого проявления неожиданной заботы, а от того, что впервые сама забыла об ужине.
-На здоровье.
Они ели молча, постоянно голодный Мика вдруг обнаружил, что Энна ковыряет вилкой, так старательно приготовленное им пюре, и даже слегка подобиделся.
-Неужто так не съедобно?
-Что ты! Вкусно!
-На столько, что ты боишься попробовать?
Она улыбнулась, с радостью возвращаясь в то ехидно – язвительное состояние, в которым каждый раз пребывала там, в России, когда они общались. Улыбнувшись, она попробовала пюре, медленно пережёвывая попадающиеся комочки.
-Восхитительно!
-Ну слава Богу.
-А как это тебе удалось скрыть такой поварской талант?
-А я и не скрывал – Мика выглядел явно довольным ее похвалой.
-Но раньше никогда не готовил. Может возьмешь на себя ужины?
-Вот этого я и боялся!
Вечер шел за поеданием пюре с комочками, и слегка подгоревшего, совсем немного резинового мяса. Но Энна наслаждалась этим, как блюдами в ресторане самого знаменитого шеф-повара.
-Ты чудо Мик, - улыбнулась Энна, доедая ужин.
-Да ладно! – он совсем немного смутился, и это омолодило его.
-Я совсем забыла! Тебе Лао рассказывал? В пятницу ночью будет необыкновенное зрелище по моему серебряная луна, или свет? Нет, или ночь? – она криво усмехнулась, понимая, что так напивалась последний раз на выпускном в школе.
- Ночь луны, и будет виден колодец желаний – напомнил Мик, видя с каким мучительным трудом, она пытается вспомнить вчерашний разговор.
-Да, и это к стати бывает раз в триста лет, так что, можно сказать нам повезло.
-Да уж.
Энна вдруг остро осознала что желание, загаданное в эту ночь может исполниться. И ужас от этого, неожиданный и обезоруживающий, прорвался на поверхность.
-Ты чего? – спросил Мика, видя как замерла ее рука с чашкой чая.
-Миш, а вдруг получиться?
-Что?
-Вдруг, мы вернемся?
Он долго не отвечал, просто смотрел ей в глаза, с каким-то детским страхом понимая, что не хочет этого. Вот сейчас, когда появилась хоть маленькая надежда на возвращение, он волновался что она станет былью, что эта сказка сработает. «Что же изменилось?» - спросил он себя, но вместо ответа вспомнил свой день рождения, вспомнил их танец, под незатейливую мелодию, вспомнил ее взгляд. А потом картинки понеслись в его голове с бешенной скоростью: вот она улыбается ему, сидя на веранде, и зашивая порванную рубашку; вот ставит на стол специально для него приготовленный чай; вот они подначивают друг друга, гоняются друг за другом обливаясь водой, вместо того, что бы полить огород. А потом вспомнилось другое: как она разговаривала с Россом; как сидела в обнимку с Сашей; как плакала в бане, мысленно попрощавшись с мужем. Миша со всей отчетливостью осознал что не хочет возвращаться, Лао прав, здесь у них был шанс. Там же они снова станут друзьями. Резкость открытия, лавина обрушившихся эмоций, все это сделало его голос слегка надтреснутым, когда он заговорил:
-Ты хочешь вернуться?
-Да, - зачем-то соврала Энна, боясь того, что только что поняла. Саша стал для нее чужим человеком, далеким, как юношеская любовь. Его место занял Миша. Все то, чем она так восхищалась в жизни, перечитывая бесконечные женские романы, все это стало реальностью рядом с ним. И радость от того, что они вместе, и особая привязанность, и ощущение дома – а ты?
-Я очень хочу увидеть детей, - тем же треснувшим голосом сказал он. Боясь того, что он снова увидит жену, страшась того, что Саша снова будет с Энной, и ужасаясь тому, что это может и не стать для него помехой. Ни в этом мире, ни в том.
На следующий день пришел Росс. Как мужчина, он явно видел все те чувства, что были написаны на лице Мика. Видел, как тот демонстрирует свои права на Энну. Но по неопытности он не считал Эныно поведение ответом. И в нем все еще теплилась надежда, что она ответит ему.
-Привет, - он нашел ее как обычно на огороде.
-Привет – Энна улыбнулась, складывая сорванные кабачки в корзину.
-Иногда мне кажется, что ты и ночуешь здесь!
-Не часто, - она опять принялась собирать урожай.
-Зачем тебе столько кабачков? – он стоял не в силах оторвать взгляд от нее. Такая маленькая, какая-то хрупкая, она напоминала ему больше персонаж из детских сказок, чем живого человека, из плоти и крови.
-Миша очень любит кабачковую икру.
Этот ответ больно кольнул его, но все же молодому человеку хотелось верить, что это лишь родственная забота.
-Ты так о нем заботишься – забрал у нее тяжелую корзину, и они пошли к дому.
-А как же?!
-Я завидую, - признался Росс, тут же отругав себя.
-Уместнее было бы посочувствовать, - улыбнулась она.
-Ты себя недооцениваешь!
Он занес корзину в кухню, и сел за стол. Наблюдая как Энна, убирает какую-то утварь в буфет.
-Пойдешь на озеро?
-Конечно.
-Загадаешь домой вернуться? – спросил Росс, беря с тарелки на столе большую раннюю грушу.
Мик стоявший на веранде услышал их, и сердце громко застучало «Она в доме, с Россом, заходить или нет?! Что она ответит?», «Ты болван!» - остудил его мозг.
-Если расскажу свое желание, оно может не сбыться, - и поставив на стол кувшин с морьиным варом она разлила его в подготовленные стаканы.
«Так и будешь стоять?» поинтересовался Мика у самого себя, чувствуя, что от напряженного стояния не шевелясь, уже затекает нога. Решившись он сделал незавершенный шаг, и скрипучая половица, не хуже Кнопи возвестила о нем. Так как уже все оповещены, он не таясь зашел в дом, и не смотря на свободный стул, поздоровавшись с Россом, стал за Энной, положив ей руку на плечо.
Ругая себя, за свое поведение, он все же намеренно показывал Россу кто в доме хозяин. Решив для себя, что пока Энна не скажет лично ему, то ничего плохого в этом нет.
Дернувшись от неожиданного поведения она быстро расслабилась, стараясь незаметно насладиться теплом его шершавой ладони, и сама того не замечая подвинулась чуть ближе к стоявшему Мише, слегка наклонившись, что бы полностью окунуться в тепло исходившее от его тела.
-Так что, до завтра? – спросил Росс, чувствуя себя не в своей тарелке, и в то же время не желая видеть в Эныном поведении ничего особенного.
-Ты пойдешь? – улыбаясь спросил Миша. С одной стороны ему хотелось быстрее выпроводить этого казанову, с другой же, хотелось что бы он остался, давая Мике возможность вот так обнимать ее.
-Конечно, - и в Россе, неожиданно всколыхнулась уверенность. Такая, что живет лишь в молодых людях. И она зажгла внутренним светом его глаза, заставив Мишу неосознанно притянуть Энну чуть ближе к себе, - говорят что загаданное в эту ночь желание всегда исполняется, - и он смело и от того гордо посмотрел Мише в глаза, давая понять что именно он загадает, когда серебряная луна откроет колодец желаний.
-Ты главное желание никому не рассказывай, - посоветовал Миша, внутренне сжавшись, от возможной правдивости, заявления Росса, - а то, не сбудется.
-Не рассажу, - и, попрощавшись, ушел.
19
Следующий день вся деревня была овеяна ожиданием, люди улыбались и переговаривались, все ждали когда же наступит вечер.
Энна проснулась, очень рано, за окном все еще было темно, на соседней кровати мирно храпел Миша. Тихо поднявшись, чтобы не разбудить его, она все же подняла его упавшую подушку, и аккуратно, стараясь не потревожить его сон, подложила ему под голову. Выйдя на кухню, она села на стул у окна, и подтянув к себе колени, вспоминала странный сон, пробудивший ее в такую рань. Странный, вроде бы спокойный, он в то же время будоражил ее. Она стояла посреди темноты, но темнота эта была одушевленной, она то и дело воспроизводила мысли Энны. Стоило ей задуматься о чем-либо, как в темноте, как на экране телевизора отражались ее мысли. Она вспомнила один из вечеров проведенных на даче, и темнота воспроизвела ее воспоминание как будто кто-то невидимый снимал их на камеру в тот вечер. Как со стороны она увидела сидящего на лавочке Сашу, как по-хозяйски он одной рукой обнимает ее, а другой держит телефон. И тут же картинка поменялась, вот они сидят с Мишей, за столом на его дне рождении, одна рука его лежит на спинке ее стула, а другая сжимает стакан с вином. Обе эти картинки враз стали рядом, и Энна поразилась той разницей, что видна была. С Сашей они сидели как люди сблизившиеся телами, но с Мишей, было то единение душ, о котором говорила Райана. Сейчас, когда оба эти воспоминания предстали перед ней одновременно, она поразилась той неосознанной, безмолвной идиллии что соединила ее и этого чужого мужа.
-Доброе утро, - сонный голос Миши вывел ее из раздумий, и повернувшись к нему, она изумилась тому, как откликнулось сердце. Он стоял такой забавный, заспанное лицо, взъерошенные волосы.
-Доброе, - Энна не удержалась, и подойдя к нему еще больше взъерошило и без того спутанные волосы, - садись, я чай сделаю.
Он уселся на стул, еще не до конца сбросив сон.
-Ну что, к загадыванию желаний готова? – и внутренне сжался. Пол ночи он раздумывал и взвешивал все вариации на тему их с Энной жизни, и так ничего и не понял. Сейчас же, вспоминая свои ночные рассуждения, он пришел к нескольким выводам. Во первых он не в состоянии помешать Энне вернуться к мужу, которого она любит. Во вторых, он так же не в состоянии запретить ей влюбиться в другого. И в третьих, он в любом случае останется для нее лишь другом, так и не нашедшим в себе силы признаться ей.
-Готова, - отозвалась Энна, ставя на стол горячий чай. Но ушедший в себя Миша не заметил странную обреченность ее голоса.
-Так, а что, будет праздник, или как?
-На площади будут палить большой костер, вино, танцы, все как обычно, будет ли фейерверк, не знаю, а потом, когда взойдет эта необычная луна, пойдем на озеро.
«А что если это наш последний вечер?» - подумал он, и желая изменить тему разговора, задал первый пришедший в голову вопрос:
-Наряд выбрала?
Удивившись его интересу, она задумалась, перебирая в голове всю имеющуюся одежду.
-Да, я пойду в голубом сарафане, с вышивкой. Помнишь?
Он кивнул, абсолютно не помня его.
-А тебе приготовлю, что-нибудь в тон.
-В тон?
-Ну, - Энна засмущалась своему порыву, абсолютно не представляя себе, как это объяснить ему. На все праздники, она сама выбирала ему одежду, просто, что бы их наряды сочетались, и находясь в полной уверенности, что Миша не то что обратит на это особое внимание, да он вообще не заметит этого. Но в свете последних открытий собственной души, понимая что все это она проделывала далеко не просто так, - мне захотелось, что бы мы были гармоничны.
-Да? – он внимательно всмотрелся в ее глаза, судорожно пытаясь вспомнить как выглядели их наряды на прошлых праздниках. Но эту попытку пришлось сразу же забросить, он даже не мог вспомнить в чем она была вчера.
-Да, - она ответила ему таким же прямым взглядом, пытаясь понять, насколько сильно дала знать о своих чувствах. И понял ли он вообще к чему она.
Солнце неуклонно ползло по небосклону, и чем выше оно поднималось, тем чаще Энна меняла принятое накануне решение.
«Может лучше вообще не пойти?» - она в тысячный раз задала себе этот вопрос, и в тысяче первый раз поменяла решение, «а вдруг он пожелает вернуться, и так и получиться? А если наоборот, пожелает остаться, и мы никогда не вернемся? А хочу ли я вернуться? У Саши, наверное, уже другая жизнь, да и у Марины. А если нет? Если они ждут? А если мы останемся? Что же мне загадать? Это все просто старое поверье, это не правда! А если сбудется?». И эти вопросы продолжали всплывать в ее голове, сами себя порождая.
Несколько раз за день они обменивались с Мишей, ожиданиями предстоящего вечера, и она всем своим видом, каждым словом подчеркивала желание пойти и на праздник и на озеро. Не понимая, в какой страх загоняет его. Не видя, так тщательно скрывающееся за каждым его вопросом желание остаться здесь. Робкую надежду на то, что она тоже хочет быть с ним.
Вечером они нарядные и красивые, шли на площадь в толпе таких же разряженных соседей. Миша с ноткой обольщения принимал улыбающиеся взгляды тех, кто смотрел на них. Увидя Энну в своем наряде, он наконец вспомнил платье, и что купили они его на ярмарке. Голубое, расшитое пастельными лентами, оно было очаровательным. Ему же она выбрала белую рубашку, со светло голубым узором, немного напоминающим рисунок на ее платье, темные брюки, и широкий ремень.
На площади уже горел огромный костер, играла музыка, друзья и знакомые кивали, приветствуя их, пока они шли к столику с вином. За общим весельем, оба они прятали тот страх, что ощущали. И потому, Миша не видел молчаливого призыва Энны, светящегося в глубине глаз; а Энна не видела его чувств, не смотря на то, что сегодня, как в никакой другой день, они стояли практически в обнимку, он постоянно брал ее за руку, и она отвечала на это, крепким пожатием. Когда уже начало темнеть, Энна сидела на одном из стульев, и рассматривала руки, крепко сцепленные в замок. Ощущение надвигающейся беды, все явственней давило на плечи. «Если вернемся, я уйду от него» - решила Энна, понимая, что не сможет дальше жить с Сашей.
-Случилось что? – Миша присел перед ней, пытаясь заглянуть в глаза. И Энна с удивлением ощутила, как слезинка побежала по щеке.
-Все в порядке, - она улыбнулась, стирая ее ладонью.
-Тебя кто-то обидел? – и голос его дрогнул от страха за нее.
-Нет.
-Почему ты плачешь?
Она улыбнулась, увидев встревоженный взгляд, и положила руки ему на плечи. И опешила, услышав свой собственный голос:
-Может, домой пойдем?
-Так ты же все уши мне прожужжала сегодня, как вечера ждешь!
-Ну…
-Да ладно тебе, еще танцы будут, и фейерверк.
-Что-то расхотелось.
Миша встал слишком поспешно, и Энна не успела убрать руки с его плеч, они самостоятельно проскользили по его груди, задержавшись на поясе, движение получилось до того интимным, что у нее во рту пересохло. Она смотрела на него снизу вверх, ситуация повторилась, когда-то давно, на своем первом празднике здесь в Еравии, она точно так же положила руки на его плечи, и он точно так же резко встал. Теперь она отчетливо понимала, что ей абсолютно все равно где жить, в каком мире, в каком времени, лишь бы быть рядом с ним.
-Ну, пойдем – резче, чем хотел, от испытанных ее движением чувств, сказал он.
-Куда?, - она напрочь забыла, о чем они говорили, полностью сосредоточившись на горящих ладошках.
-Ты же домой хотела?!
-Ну, так еще же и танцы будут…. И фейерверк… озеро, - мысли путались, и вместе с ними язык.
-Женщины! – проворчал он, и налив себе полный стакан вина выпил залпом.
Развернувшись, он хотел было отойти, к Лао, когда толпа зашумела, и небо окрасилось ярко красными искрами фейерверка. Продолжая стоять к ней спиной, вглядываясь в небо, в котором ровным счетом ничего не видел, он все же спинным мозгом ощущал ее присутствие.
Когда начался фейерверк, подошел Росс, и взяв ее за руку поднял со стула.
-Пойдем, - и потянул ее вперед, - под деревом практически ничего не видно.
Он вывел ее на открытое пространство, расценивая ее молчание и рассеянный взгляд, как согласие, он слегка приобнял ее за плечи.
Когда небо вновь потемнело, и ветер разнес дым, она осознала, что ее обнимают теплые мужские руки. Вынырнув из размышлений о себе и Миши, она немало удивилась обнаружив рядом Росса.
-Понравилось? – спросил он, убирая с ее лица упавшую на глаза прядь.
-Да, - понятия не имея о чем он, ответила она.
-Ну, что, на озеро, загадывать желание? – и он потянул ее за руку.
-Мне нужно Мишу найти, иди, я догоню.
И прежде чем он успел что-либо сказать, она ушла. Мишу она нашла, в окружении Лао и Райаны, он стоял спиной к Энне, и ей вдруг захотелось обнять его. Усмирив свои разыгравшиеся гормоны, она подошла и осторожно взяла его за руку.
Обернувшись от неожиданности, его глаза тут же потеплели, когда он увидел Энну.
-Куда Росса спрятала? – «Зачем спросил?!» тут же отругал он себя, но вспомнив то, как он обнимал Энну за плечи, и та абсолютно не была против, понял, что жаждет ответа.
-Хочешь с ним повидаться? – улыбнулась Энна, отпустив его безвольно лежавшую в ее ладони руку.
-Жажду.
-Ну, пойдемте же! – заговорила Райана, неожиданно взяв Лао под руку, - а то ведь пропустим все!
Добравшись, наконец, к озеру, они выбрали укромное местечко, на высоком берегу, с противоположной стороны от того, где три года назад их нашла баба Нюра. Миша сел облокотившись спиной на старое дерево, и положив руки на согнутые в коленях ноги. Всем своим видом показывая, что желает одиночества.
Чувствуя себя лишней, Энна отошла от него, подойдя к стоявшим рядом друзьям. Они рассказывали ей предания об этом дне, а она почти ничего не слышала, издалека рассматривая Мишу. Постепенно на небе начала проявляться луна, большая, овальная, и серебряная. Она напоминала натертое серебро, блестящая и манящая. И как только стала четко видна, тут же на землю полился свет, сказочный серебряный свет, делающий весь мир черно белым. Все вокруг поддалось серебром, и листья, и трава, и люди. Энна увидев как темные волосы Миши стали почти седыми, в этом странном свете, задумалась о будущем. «Он старше, намного. Скоро будет совсем седой. Боже, на самом деле, не так много у нас времени!». «Нас» она словно распробовала это слово, понимая, что жаждет провести с ним это время. И не важно: год, неделя, десять лет, сто. Важно только одно – быть рядом.
Как будто почувствовав ее мысль, он поднял глаза, и шумно выдохнул, видя, как Росс наклоняется и шепчет ей что-то на ухо. «Ну и ладно» - подумал он. Но тут мир начал меняться, все в округ изменяло цвета, как будто сверху на землю кто-то сыпал искрящуюся серебряную пудру. Он снова посмотрел на Энну, как красива она была в искрящемся платье, с посеребренными развевающимися волосами. И тут же понял, как сильно он завидует Россу, вот так спокойно гладящему ее руку. Но вдруг Энна отошла от него, и прямиком направилась к затаившему дыхание Мише.
- Привет, - она присела на колени перед ним, и их глаза оказались на одном уровне.
-Привет, - он улыбнулся.
Не желая больше скрывать свои чувства, страшась того, что мир в очередной раз может круто измениться, затягивая их жизни в новый водоворот, она протянула руку, и погладила его посеребренные необычной луной виски.
-Тебе идет, - задумчиво прошептала она.
-Совсем скоро я стану такой в повседневности – снова вспоминая о той разнице в возрасте, что разделяет их, он все же попытался пошутить.
Неожиданно, боковое зрение Энны уловило какое– то движение, странное существо летело прямо на нее. Серьезно испугавшись, она вскрикнула и инстинктивно прижалась к нему. И он так же инстинктивно обнял ее, напрягшись от непонимания ее испуга.
-Что случилось? - спросил он, позволяя себе обнять ее чуть крепче.
-Что это было? – не желая освобождаться из его теплых и сильных рук, прошептала она.
-Летучая мышь, - боясь оценивать ситуацию, делать спешные выводы, и вообще признавать, что наслаждается теплом ее тела, он продолжал обнимать ее.
Энна немного отодвинулась, пораженная всей неловкостью ситуации, и отсутствием каких-нибудь действий с его стороны. «Это тебе не роман милая!» - тут же напомнил разум. Она выпрямилась, и Мише пришлось разжать руки. Все еще сидя на земле, окруженная его руками, пусть и не обнимающими ее, но покоившимися на согнутых коленях, она поежилась, от резкого контраста, жара его тела и легкой прохлады летней ночи.
-Замерзла? – как бы невзначай он провел ладонью по ее предплечью, на ощупь чувствуя мурашки следовавшие за его ладонью.
-Слегка, - они смотрели друг другу в глаза.
-Иди, погрею, - боясь быть отвергнутым, все же предложил он.
И улыбнувшись совершенно искренней улыбкой, она села на землю, и прислонилась к теплой и сильной груди. Крепкие, мускулистые руки тут же сомкнулись вокруг нее, даря и тепло, и спокойствие, и защиту. Сейчас, ощущая, как ровно стучит его сердце, она осознала, что Саша действительно ушел в прошлое, и Райана была права. Ей действительно страшно потерять Мишу, намного страшней, чем еще раз обрести и потерять Сашу.
Яркое, голубовато – зеленое свечение, выбеленное необычайным серебристым цветом, сначала отражалось от поверхности озера, но чем ярче светился лунный диск, тем глубже в воду проникал свет, делая ее из черной непроглядной глади, искрящийся, как будто подсвеченный изнутри омут. Маленькие бело зеленые искры фонтаном вырвались из самих глубин озера, быстро разбегаясь к берегам.
Завороженно глядя на это зрелище, Миша выпрямился, желая ближе рассмотреть происходящее чудо. Затаив дыхание, Энна следила за озером, и только понимание того, что колодец вот сейчас откроется, и они получат возможность загадать желание, отвлекла ее от воды. Она посмотрела снизу вверх на Мишу, на посеребренную луной щетину, на блестящие глаза. Ее взгляд на его лице был настолько чувственный, что ему показалось, будто она провела ладонью. Он опустил глаза, и видя мучительное ожидание, неизбежность и неуверенность в ее глазах, принял решение. «Вполне возможно, я когда-нибудь пожалею об этом». И поцеловал ее в лоб.
Они встали, и подойдя к воде, как сделали остальные, подняли с земли камушек. Когда фонтан искр, поднимающийся с самого дна, иссяк, в нескольких метрах от берега появилась освещенная изнутри бездна. Зеленая вода светилась желтым и одновременно серебряным светом, и люди загадав желание, начали бросать в нее камни. Принимая эти дары, вода вспыхивала синими искрами, растворяя камушки.
«Господи» - просил Миша, сжимая в руках небольшой, камушек « не разлучай меня с ней. Дай мне возможность быть с ней, и при этом не испытывать угрызения совести. Пусть Саша простит меня, пусть с Мариной и с детьми все будет в порядке» - и понимая что желание переростает в поток фраз, бросил камень. Вода приняла его так же как и сотни других.
«Я хочу быть с ним» - подумала Энна, прижимаясь к Мише, так и обнимавшему ее за плечи, но когда камушек уже выпадал из ее руки, когда лишь только кончики пальцев все еще ощущали его шероховатую поверхность, она вдруг вспомнила лицо Саши. Камень растворился, поглощенный светом.
-Домой? – спросил Миша.
-Домой.
Они шли, держась за руки, и даже забыли попрощаться с друзьями.
-Спокойной ночи, - и он легко коснулся губами ее щеки.
-Спокойной, - и она чуть крепче сжала его руку.
20
-Боже, как же жарко! – жаловалась Лирсе Энна, на следующий день. Подруга пришла в самый полдень, когда жара была невыносимая.
-В течение недели будет гроза – со знанием дела сообщила Лирса.
-С чего ты взяла? – и Энна посмотрела на безоблачное ярко голубое небо.
-После открытия колодца, всегда гроза – она пожала плечами, - так говорят.
Они еще немного поговорили, и Лирса ушла.
Сон был чутким, и больше похожим на дремоту. Слишком душно, слишком. В затхлом от жары ночном воздухе гудели комары, пот струился по лицу, щекоча разгоряченную кожу. Стоячий воздух в маленьком домике был наполнен жаром нагревшихся за день бревен избушки, и ее не ровных стекол. Голова гудела, где-то в ушах эхом отдавался пульс. Она попыталась встать, аккуратно, чтобы не разбудить спящего на соседней кровати Мика. Но матрац все равно зашуршал, и в липком воздухе этот звук казалось стек по каждой поверхности. Замерев на секунду, она затаила дыхание, но убедившись, что он спит, на цыпочках прокралась к двери. Сегодня, не в пример остальным ночам, входная дверь осталась открытой. Мика, всегда запирал ее, но слишком сильная жара днем, ни на йоту не уменьшилась с приходом ночи, и что бы хоть как-то пробудить спящую где-то на задворках прохладу, он оставил открытую дверь, открыв так же и маленькие окошки, но сквознячок так и не появился. Выйдя в темную, освещенную лишь звездами да луною ночь, она присела на ступеньки крылечка, поставив босые ноги на нежную, прохладную травку. Здесь на улице, было не так душно как в тесной комнатушке. Вдохнув ароматный воздух Эния подняла вверх свои длинные волосы, и прислонилась головой к прохладному деревянному периллу. Постепенно ее тело остывало, и слипшиеся от жары мысли расходились по местам.
Прошло больше трех лет, с тех пор как они попали сюда. Как он там, Алекс? Но сердце больше не дергалось, когда в памяти всплывало некогда любимое, а теперь такое чужое лицо. Темные волосы, взъерошенные ветром, светлые глаза, наполненные цветом раннего весеннего леса. В памяти тут же всплыли и другие образы: родители, брат. Какой ужас они пережили, когда это случилось, одному Богу известно. А Марина, жена Мики? Как там его дети?
«Я бы все равно не смогла изменить его» - только теперь поняла она, «Спасибо что ты был, спасибо, что благодаря тебе у меня есть он».
Скрип половицы позади нее, заставил вернуться в липкие объятия ночи и повернуть голову, Мика проснулся и теперь стоял в дверном проеме.
-Прости, не хотела тебя будить – она ласково улыбнулась ему.
-Я же просил тебя не выходить одной ночью.
-Слишком жарко, тем более ты здесь, рядом. Иди, ложись.
-Не могу, там слишком душно.
-Принести тебе холодной воды?
-Нет, тут есть немного, - и он плеснул на себя теплой водой, стоявшей в ушате около дверей - Полить тебя?
-Давай.
Набрав в руки воды, он полил ей спину и шею, от чего прилипшая к телу льняная рубашка сделалась почти прозрачной. Не имея больше сил сопротивляться, он не смог отвернуться. Вчера он загадал желание, вспомнив жену, детей, Сашу. И теперь был рад, что бездна все правильно поняла, и не вернула их обратно. Все это время пока они шли домой, пока сон не сморил его, он боялся возвращения, боялся, от того, что сердце его прикипело к другой. Еще тогда, когда он только начал узнавать Энну, она нравилась ему, но Алекс стал ее мужем, и это все отменяло. Но жизнь невообразимо изменилась. То, что они застряли здесь, скорее всего навсегда, стало ясно. И вот теперь, он стоял и смотрел на мокрую рубашку жены своего лучшего друга, и не мог отвести глаз.
В свете уже обычной луны, он видел, как шевелятся от легкого ветерка маленькие волоски у нее на шее, как робкая капелька воды скатывается с руки, державшей поднятые волосы, и продолжает скольжение по темной от загара спине, прячась во льне рубашки.
«Простите меня» - мысленно, попросил он жену и друга.
Сделав шаг к ней, он остановился, не зная, как поступить. Двадцать лет прошло с тех пор, как он в последний раз соблазнял женщину, и она впоследствии, стала его женой. Мариша, в этом году было бы двадцать лет их браку, а их старшему сыну восемнадцать. «Прости, нужно было уйти раньше. Мы такие разные» - теперь он точно понимал, чего хочет. Так же точно, как и то, кто может ему это дать.
Мика присел на верхнюю ступеньку небольшого крылечка, и вытянул свои длинные ноги. Эния так и сидела, не находя ничего дурного или необычного в его поведении. А наоборот радуясь этому. После вечера проведенного в его объятиях у озера, после легкого, невесомого как крылья бабочки прикосновения его губ, ей было страшно думать, что на этом все закончится.
Мика, наклонившись вперед, подул ей на шею.
-Ммм, спасибо - прошептала она, закрывая глаза, и наслаждаясь хоть небольшой прохладой.
Он подул еще раз, наблюдая как от его дуновения, шевелятся длинные волосы, упавшие на плечи, потом провел костяшками пальцев там, где только что прикоснулось его дыхание. И поцеловал, нежно и медленно. Эния дернулась, пытаясь встать, но он остановил ее, положив руки на плечи и удерживая на месте. Он целовал ее шею, медленно двигаясь к плечу. И только почувствовав, что она расслабилась, он позволил себе взглянуть на нее. Освещенная луной, она сидела с закрытыми глазами.
Энна развернулась, посмотрев на него, и в глазах ее он рассмотрел страх, нежность, радость…. Слишком много было в ее взгляде. И тогда он поцеловал ее. Сильно и смело, зная, что она ждет этого.
Они так и лежали, на грубых досках веранды. Он обнимал ее, наслаждаясь полученным удовлетворением. Невольно сравнивая их. Жену и Эни. Высокая светловолосая Марина, и маленькая, темноволосая Эня. Марина была, как красивая кукла, своеобразная и взбалмошная. Ему казалось, что он любил ее, но время показало иное, а потом он привык. Но когда Сашка встретился с Эней, Мика осознал насколько иной может быть любовь. Когда Сашка познакомил их, Мик был в шоке, все-таки, она младше, и на много. Но позже, когда их общение наладилось, он с ужасом осознал что испытывает легкую зависть. Да, он завидовал другу, что ему так повезло. Он завидовал, видя, как она заботиться о Сашке, как говорит с ним. Его же собственная жена была великолепна: красива, стройна, замечательная мать, но, никудышная жена. И Мик исправил это, возместив ее недостатки людьми. Он нанял домработницу, повара, садовника, и его жизнь стала похожей на жизнь друга. И вот теперь, он получил возможность, заполучить эту женщину. Мик и хотел, и боялся этого. Все же, как бы там ни было, но он женат, а она – жена его самого близкого друга. И только что они предали их.
Эния зашевелилась, в его объятиях, и как только он убрал руку, с ее спины, она встала, и надела рубашку. Так и не посмотрев на него, она отошла к ступенькам, и опять присела, на этот раз, подтянув колени к подбородку.
Не желая понимать происходящее, Мик встал, натянул сшитые ей шорты и подошел к ней. От желания опуститься и обнять ее, у него загудели ладони.
Слыша его дыхание, Эня пыталась успокоить колотившееся сердце и осознать действительность. Осознать измену, и самое ужасное, осознать правду: то что произошло изменой назвать у нее язык не поворачивался.
- Энь – прошептал Мик, все же решившись и присев сзади нее.
-Мик, – так же тихо прошептала она.
Он обнял ее, притягивая к себе, ощущая, как прикоснувшись к его груди, напряжение ушло из мышц ее спины. Он обнимал ее еще крепче, и замолчав, поцеловал в шею.
-А если вернемся, Мик?! Как я буду смотреть в глаза мужу? В глаза Марине? Как?! – но хотелось ей сказать другое. Как она будет жить без него? Как будет засыпать, и просыпаться рядом с другим, строить планы на будущее?
-Эни, я не меньше твоего хочу вернуться к жене и детям – соврал он - Но я не знаю как.
-Мик, - на руку, обнимавшую ее, упала слезинка, а потом еще одна.
-Эй, - он заставил ее посмотреть на себя, и, помогая вытереть слезы, начал шептать – перестань. Не плачь, все будет хорошо! Ну же, успокойся. Ты мне веришь? – и дождавшись когда она кивнет, продолжил – я бы все отдал за возможность вернуться, но, увы, я не знаю как. Мы здесь, и должны жить дальше, так же как и они там.
Он так и не понял, что это были слезы радости и облегчения, она не осознала, что нужно сказать об этом. Сегодня они спали вместе, и Энна чувствовала ту бездонную, сверхъестественную радость, что бывает лишь на страницах романов, когда до безумия любящие молодожены, наконец, проживают долгожданную первую брачную ночь.
Когда она проснулась, утром его уже не было. Она пыталась осознать произошедшее, на всякий случай попыталась уговорить себя чувствовать вину, но сердце отказывалось. Не грех это был, и ей не удалось воспротивиться этому знанию. Слишком правильной была ее жизнь рядом с Миком. Все было так, как должно быть, и потому воспоминания о Саше делались туманными. Они как переживания детства сохранялись где-то в памяти, но более не затрагивали сердце.
«Прости, и прощай» прошептала она маленькому брелочку в виде керамического утенка, и положила его на место во внутренний карман сумки.
-Я нанял тебе несколько ребят в помощь на огороде, прости, что не сказал об этом раньше – заговорил Мика, нарушая тишину, царившую за столом. С той ночи, что-то изменилось. Что-то неуловимое, но тяжелое повисло между ними. Все было так же, и все же что-то пошло по иному, и это напугало его. Он боялся спугнуть ее, боялся потерять.
-Зачем? – удивилась Энна, расставляя на столе приготовленную еду.
-Не хочу, что бы ты однажды не вернулась с огорода. Я же тогда с голоду помру! – попытался он разрядить обстановку, но Энна не отреагировала на его слова, тем сарказмом или иронией, которую он ожидал.
-Ну что ж, хорошо.
Опять сгустилась тишина. Доев, он помог ей убрать со стола. И даже вымыл посуду. Видя это, Эни поблагодарила его и устроилась на веранде, зажгла лампу в очередной раз начав шить себе комбинезон.
Мик, долго не решался выйти. «Прям как в первый раз», потешался он над собой.
Сидя вбольшом кресле качалке, и держа в руке заправленную иголку, Эня никак не могла начать шить. Все ее мысли возвращались к мужчине, стоявшему в домике, в светло бежевых шортах, и с голым торсом. С той ночи, она лишь о нем и думала. «Чего ты стесняешься, дура?» спрашивала она себя каждую ночь. Но ответа не было.
-Энни? – Мик присел рядом с ее креслом, и она повернулась к нему.
-Что? – так хотелось бы, что бы голос звучал спокойно, не выдавая смятения.
-Прости меня, или ударь – он улыбнулся, - сделай что хочешь, только не отдаляйся от меня, пожалуйста.
-Я не отдаляюсь Мик, не обижаюсь и не собираюсь тебя бить! – она улыбнулась в ответ его улыбке, и убрала упавшие ему на лоб волосы, - наверное, пора стричься.
-Как время будет, подстрижешь?
-Конечно, - она еще раз провела ладонью по его волосам, и позволила пальцам запутаться в них.
Он сидел молча, наслаждаясь ее прикосновениям, и стараясь разгадать причину задумчивости в ее взгляде.
-Мик? – позвала она, нарушая тихую нежность момента. Он промолчал, глазами спросив: «что?» - поцелуй меня, - прошептала она.
Как и предсказывала Лирса, через неделю, пришла гроза.
-Ничего себе буря, - проговорила Энна, рассматривая в маленькое окошко, как ветер пытается выкорчевать деревья. Резкий раскат грома заставил ее отпрянуть от стола.
-Иди сюда, - засмеялся Миша, увидев округлившиеся от страха глаза Энны, - я тебя спрячу.
И она с радостью нырнула под одеяло, прильнув к нему. Никогда она не чувствовала себя так естественно рядом с Сашей. И зачем-то сообщила об этом Мише. Тут же вокруг них сгустились тучи. Энну охватило жуткое ощущение, как-будто она изменила мужу, он простил, а она возьми и напомни о случившемся.
-Прости, - зачем- то сказала она, поворачиваясь так, что бы видеть его глаза.
Он лишь усмехнулся, понимая всю абсурдность своей ревности. Она поцеловала уголок губ, приподнятый в ироничной улыбке, и бьющуюся на шее жилку.
-Эн, я хочу жениться на тебе.
-Ничего себе предложение руки и сердца, - усмехнулась она, нежно проведя рукой по его небритой щеке.
-Это не предложение, это факт.
-Слушаюсь и повинуюсь, - и она поцеловала его.
Уже намного позже, когда они лежали в обнимку, и слушали завывания ветра, и барабанную дробь капель дождя она решилась задать тот единственный вопрос что мучал ее сознание:
-Что будет, если мы вернемся?
Лишь на секунду напрягшись, он заставил себя продолжить рисовать невидимые узоры на ее спине.
-Что будет? – переспросил он, желая выиграть время, - придется решить самую сложную ситуацию за всю мою жизнь.
Энна перевернулась, желая видеть его лицо, и он продолжил:
-Я женюсь на тебе, здесь или там, не важно.
-А как… - она осеклась, боясь спрашивать.
-Что как? – он подался вперед, и заправил за ухо выбившуюся прядь ее волос.
-Мне будет стыдно. Стыдно сказать ему, стыдно смотреть в глаза Марине. Я не хочу возвращаться. – она крепче прижалась к нему, наслаждаясь тем теплом, и той силой что исходила от него, вдыхая такой, как оказалось родной и необходимый запах его тела, и прошептала уткнувшись носом ему в грудь, - Все, чего мне хочется, это быть с тобой, здесь.
-Только здесь? – уточнил он, поднимая ее подбородок, и заставляя смотреть в глаза.
-Только с тобой, - поправила Энна, и опять первая поцеловала его.
А потом они заснули под звуки разыгравшейся стихии, так и не разжав объятий.
Сон их поначалу спокойный и ласковый превращался в странную темноту, окружавшую их. Миша со страхом осознал что темнота эта выкачивает из него воспоминания. Такого страшного сна еще не было, он силился проснуться, хватаясь за воспоминания об Энне, но не просыпался, сознание его уплывало все дальше и дальше от нее, и когда в памяти осталась только ее улыбка, страх ушел. Он просто забыл, что такое боятся.
Энна как будто плавала сначала в темной воде, а потом вода эта стала как бы вокруг нее. Она заполняла собой все пространство, растворяя Энну, и как бы лишая ее самой себя. Ничего больше не волновало ее, ничего не интересовало. Было хорошо и спокойно вот так нежиться в этой темноте, без забот, без сожалений. Сначала она испугалась что не сможет вынырнуть когда ей надоест плавать, но потом осознала что нет никаких причин, боятся. Нет никого, и ничего что может заставить ее отказаться от этого великодушно предоставленного ей отдыха.
Часть 2
21
-Я больше не могу ждать! – Саша опять встал с неудобного больничного диванчика, он мерил шагами коридор, сидел на полу, но ничего не помогало. Операция шла уже несколько часов, и к ним пока никто не выходил. «Боже, не забирай их!»- молился он, «не так! Если бы поехал я! если бы они вышли на несколько минут раньше!»
Боль от этих размышлений была практически физическая. Острая как клинок, она прокалывала его сознание. Его Энна, сейчас была на грани жизни и смерти, и он ничем не мог помочь.
Марина сидела, облокотившись на холодную, выкрашенную в жуткий зеленый цвет стену. Крепко сплетенные пальцы рук уже почти онемели, но она не разжимала их. Шок постепенно уходил, вместе со слезами. «Он не умрет» - твердила она себе, «не умрет!». Вся их жизнь с Мишей сейчас пролетала перед ее внутренним взором. Все ошибки, все ссоры, все скандалы. «Это я виновата! Господи, ну почему я не дала ему сначала пиво выпить! Если бы не я, он бы не поехал!» - слезы опять побежали по щекам, и ей пришлось расцепить руки, что бы стереть их. «Ты выживешь!» - мысленно кричала она Мише, «выживешь! Или я сама убью тебя! Господи, не бросай его. Миша, о Господи, Миша».
Дверь отворилась с громким, разнесшимся и усиленным от пустоты коридора звуком. К ним шли двое мужчин.
-Здравствуйте, я Олег Борисович – нейрохирург. Только что закончилась операция. – он глубоко вдохнул, и придвинув лавочку с противоположной стороны коридора, присел напротив Марины, жестом приглашая Мишу и второго мужчину, присесть рядом. Саша подсел к Марине, и взял ее за руки – я делал операцию вашему мужу.
-Как он? – не выдержала Марина, и врач на секунду отвел взгляд. Ее сердце пропустило несколько ударов, прежде чем он снова заговорил.
-Операция прошла успешно, но на данный момент состояние и Михаила и Энны оценивается как стабильно тяжелое, - Саша закрыл глаза, - я не оперировал Вашу супругу, но Владимир Сергеевич – он указал на мужчину сидевшего рядом, - Эннын анестезиолог.
-По правде сказать – заговорил Владимир Сергеевич,- у них практически идентичные повреждения. Олег Борисович подробнее расскажет все.
-Хорошо, - врачи переглянулись, и Олег Борисович заговорил, - в результате нарушения целостности черепа вызванной сильным ударом, произошло сотрясение и отек мозга, и что самое важное - нарушение жизненно важных отделов мозга, которые отвечают за двигательную, рефлекторную, речевую, функции дыхательного центра. – он сделал глубокий вдох, - Я как врач обязан вас предупредить, что такое состояние может быть длительным, может так же привести к смерти. – Марина закрыла рукой рот, желая заглушить вырвавшийся стон, - Но при устранении отека головного мозга, тщательном наблюдении и стабилизации состояния, возможен положительный исход. Кроме того, травма имела сочетанный характер с элементами повреждения целостности позвоночного столба в районе шейного отдела, что привело к сдавливанию тела спинного мозга в этом отделе, которое на данный момент влечет за собой полный паралич. Но повторюсь, при надлежащем лечении, произойдет восстановление нервных импульсов и восстановление рефлекторных и двигательных функций организма, при учете дальнейшей реабилитации.
-Они… - Саша не мог точно сформулировать вопрос, но Владимир Сергеевич, как будто понял его:
- Они находится в коме, - он внимательно всмотрелся в лица Марины и Саши, прежде чем продолжить- что может привести к смерти. Но только при условии, что состояние не стабилизируется, и будет наблюдаться негативная динамика. На данный момент операция прошла успешно, дальнейшее состояние требует оценки и стабилизации. Они оба переведены в отделение реанимации. Дальнейшее их состояние будет зависеть от результатов проводимой медикаментозной терапии и временного фактора.
-Не отчаивайтесь – сказал Олег Борисович, пожав руку Марине, - они сильные ребята!
-Спасибо, - прошептала она, - когда можно их увидеть?
-Через сутки.
-Я буду ждать, мне нужно его увидеть.
-Не раньше, чем завтра, - Олег Борисович еще раз пожал ее руку, и врачи ушли, оставив их наедине с горем.
-Мне нужно к детям, - обреченно проговорила Марина. Сейчас, после такого несчастья, ей вдруг стали ясны Мишины претензии. «Я ведь действительно могла бы больше времени проводить с ними. Что я им скажу?!»
-Я вызову такси, - Саша достал телефон и несколько мгновений всматривался в экран, из-за стресса, не сразу сообразив, что с ним делать, - прости, я просто не могу сейчас за руль.
-Ты поедешь?
-Нет.
-Саш – она хотела уговорить его поспать, поесть, переодеться.
-Я буду с ней!
-Саш, - и опять вспомнились Мишины упреки, «неужели я действительно такая сука?» Подумала она, но самой ей, ее мысли казались правильными и практичными, и она не видела смысла скрывать их от друга, - ты ничем не поможешь ей!
-Я останусь с ней! – упрямо повторил он, слушая навязчивую мелодия, и ожидая соединения с оператором.
-Зачем? Все равно к ним не пустят. Ты что, будешь здесь ночевать? На стуле?
-Я не могу! Не хочу возвращаться домой! Ее там нет. И мне больше делать нечего. Я столько раз уходил, когда нужен был ей, столько раз опаздывал, когда она ждала! Я не уйду Марин!
Марина прекрасно понимала его чувства, вспоминая его кутежи в клубах, и слезы Энны, его измену. «Слишком поздно» - подумала она, но вслух не сказала.
Когда она приехала домой, младший сын уже спал, на кухне ее встретил Стасик, с красными заплаканными глазами и Светлана Ивановна, няня Антона.
-Он жив? – спросил сын, понимая, что больше не ребенок. Теперь, когда папы нет, он стал мужчиной, и должен защищать маму, как учил папа.
-Да, - Марина обняла его, такой высокий, почти как отец, думала она – он в коме.
-Он умрет? – с замиранием сердца спросил он.
-Нет.
Стасик не хотел плакать, не мог, не мог заплакать при ней. Вырвавшись из ее рук, он ушел в свою комнату. «Папочка!» - лежа в своей кровати, он плакал и молился, чтобы папа выжил.
Женщины еще какое-то время посидели на кухне, не разговаривая, а молча всматриваясь в зеркальную гладь окна.
Марина долго не могла заставить себя зайти в спальню. Уже на рассвете, когда темнота была не в состоянии поглотить ее, она зашла в их с Мишей комнату, и сначала присела, а потом легла на его половину кровати. Подушка пахла его одеколоном, и от этого сердце сжалось еще сильнее. Она смотрела на его халат, висевший на стуле, на шкаф, в котором лежали его вещи. «Неужели я потеряю его?! Я не смогу без него жить, я не умею». Ужас ее лишь усиливался, понимая, что она плачет не от потери мужчины, которого любит, а от страха за свое будущее без него. «Ты выживешь!» - упрямо думала она, как всегда, даже в мыслях не решаясь смотреть правде в глаза. Правда заставляла принимать решения, а она этого делать не любила.
Пять месяцев спустя.
-Без изменений – сообщил врач, рассматривая какие-то индикаторы.
-Олег Борисович, скажите, есть шанс, что он очнется?
-Парень – он обратился к Стасику, - подожди маму за дверью. Когда Стасик вышел, врач глубоко вдохнул – Марина Львовна, шансы на это практически равны нулю, большая часть головного мозга повреждена, - Марина закрыла глаза, готовясь услышать худшее.
-И что Вы предлагаете? – она взяла за руку Мишу, а другой убрала волосы с лица.
-Для каждого подобного случая есть своя расписанная терапия. К сожалению, она не дала результатов.
-Вы хотите убить его? – в ее голосе зазвучала сталь.
-Нет, он уже почти мертв. Поймите правильно, последняя оценка проводниковых способностей мозговых импульсов показала, что улучшений нет.
-Значит, сделайте еще одну!
-Марина Львовна, на данный момент жизнь Вашего мужа поддерживается исключительно благодаря аппаратам и медикаментам…
-Нет.
Врач хотел добавить еще что-то, но тут дверь открылась, и в палату зашел Алекс.
-Как он?
Спросил Алекс безжизненным голосом. И подойдя к Марине, обнял ее.
-Это конец Саш. Они говорят, что конец.
-Я буду ждать. Они очнуться. – он гладил ее по голове, желая и подбодрить и успокоить. И в то же время как-то неосознанно, машинально, но хотел подготовить ее к худшему. Саша смотрел на человека, который заменил ему брата. Раны зажили, но лицо хоть и было нормально цвета, все же было какое-то не живое. Он похудел, Саша вдруг заметил, что обручальное кольцо Мише велико. «Он никогда не снимал его» - зачем-то отметил он.
-Как Энна? – спросила Марина,
-Также.
-Они находятся в одинаковом состоянии. Результаты последней проверки проводниковых способностей мозга оказались абсолютно идентичными. Мне очень жаль, - проговорил Олег Борисович, - подумайте над моими словами, - и он вышел.
-Я не смогу – прошептала Марина, пряча заплаканное лицо у Саши на груди.
В комнату зашел Стасик, и обнял бездвижно лежащего Мишу.
-Пап, - позвал он, - не умирай! Пожалуйста, проснись. Пожалуйста.
-Они не умрут, - упрямо прошептал Алекс, - и не важно, что он говорит! Не важно!
Марина всхлипнула у него в руках.
Проходя по длинному коридору в палату к жене, Саша увидел Олега Борисовича, он стоял спиной к нему, разговаривая с мужчиной.
-Да, - сказал Олег Борисович, - Сторицкий, - услышав фамилию Мишы, Саша подошел к ним.
-Вы о Михаиле?
Олег Борисович показал Саша какие-то бумаги, но уставший от бессонных ночей, и безжизненных дней, он не смог сосредоточиться и понять что на них написанно.
-Я обсуждал с Владимиром Сергеевичем последние результаты оценки проводниковых способностей мозга Вашей супруги и Михаила.
-И что? – Саша посмотрел на второго врача.
-Это достаточно странно. Результаты абсолютно схожи.
-И?
-Эта оценка проводится несколько раз в неделю, и за последние пять месяцев они не разу не отличились друг от друга, всегда абсолютно одинаковые.
Саша слушал его, абсолютно не понимая.
-Это, как будто они думают об одном и том же, одинаковым образом, или же видят один и тот же сон. Это конечно утрированное объяснение, но как иначе разъяснить я сейчас не соображу, - врач ободряюще улыбнулся.
Саша лишь кивнул им, и пошел к Энне. «Что бы тебе не снилось, просыпайся быстрее!» - он поцеловал ее, поражаюсь насколько безжизненно она выглядит. «Мне кажется, она жива!»
-Ну же, детка, проснись!
22
Что-то запищало, и звук этот откладывался где-то на подкорке мозга. Странные: хлюпающие и булькающие, похожие на выходящий из воды воздух звуки заполняли сознание, вселяя страх. Жуткий запах лекарств резал нос, слышались выкрики, четкие команды, мужской голос выкрикивал что-то, и приказы эти отзывались топотом множества ног. К нему прикасались чужие руки, эхом в ушах стоял звон чужих голосов. Трубка заходящее в само горло не позволяла вдохнуть. Она мерзким, скользким червяков повинуясь чей-то воле выскочила из горла.
Сознание его помутненное происходящим, отзывалось болью. Что-то страшное случилось с ним. Ужас непонимания происходящего сковывал по рукам и ногам. Ему казалось, что тысяча рук прикасается к нему одновременно. Блаженная темнота, которая только что так ласково приняла его, отказалась от него. Кто-то поочередно поднимал веки, светя фонариком в глаза. Было больно от яркого света, хотелось зажмуриться, но человек этот не отпускал веко. Режущая боль не давала ему возможности сфокусироваться.
Все прекратилось так же быстро, как и началось. Его оставили в покое, и с благодарностью он окунулся в черную безмятежность. Что-то тревожило его, сердце куда-то стремилось, рвалось куда-то, что-то важное осталось там, позади, но он никак не мог вспомнить что - это.
Новые звуки врывались в его темное убежище. Говорила женщина, и мужчина, плакал ребенок. Но все это было чужим ему.
Свет, бивший в окно, свозь полуприкрытые жалюзи, был не яркий, но раздражал глаза. Он лишь приоткрыл их, увидев, что рядом с ним сидит красивая светловолосая женщина. Она плакала, гладя его руку. Но он не знал ее. Он хотел спросить, почему она плачет, но не мог открыть рот. Он пытался и пытался заговорить, но губы отказывались открываться. Голова раскалывалась от приложенных усилий. Он лишь на секунду смежил веки, а когда открыл их перед ним сидел мальчик, лет шестнадцати, слезы стояли в его глазах.
-Папа, - прошептал он, целуя его в щеку, и обнимая, стараясь не сорвать иголки и трубки, прикрепленные к телу.
Мик не знал его, он помнил, что кто-то звал его папой, помнил, как спешил домой, но ребенок тот был другой.
Открыв глаза в следующий раз, он увидел женщину в белом халате, она делала массаж, но ее прикосновения он практически не ощущал, она что-то сказала, но слов он не разобрал.
Каждый раз, открывая глаза, он искал женщину. Мик никак не мог вспомнить ее лица, но был уверен, что узнает ее. Она не приходила, и с каждым днем он нервничал все больше. Светловолосая женщина была у него каждый день, но он не разбирал ее слов. Ему казалось, что прошла вечность, с тех пор, как он первый раз увидел эту палату. Каждый день кто-то приходил. Некоторые плакали глядя на него, кто-то обнимал его, кто-то целовал. Но все они лишь делали хуже, среди них не было той женщины, которую он знал, а куча этих незнакомцев была ему не нужна.
Однажды открыв глаза, он услышал голос.
-Олег Борисович он слышит нас?
-Трудно сказать. Длительное коматозное состояние, часто приводит к разным последствиям. Нужно понимать, что у него в любом случае есть нарушение мышечной моторики из-за долгосрочного отсутствия нагрузки. Кроме того, могут отказывать органы, может быть амнезия, может нарушение деятельности ЦНС. В любом случае, нужно ждать. Прошел всего лишь месяц. Этого мало.
Олег Борисович подошел к нему, опять светя фонариком в глаза, пощупал пульс, надавил на какие-то точки, причинив ему боль.
-Ну что ж, реакция есть. Завтра принесите планшет, будем пытаться разговаривать.
Этот разговор вымотал Мика, и закрыв глаза он снова нырнул в густую черную пустоту. Кома. Я был в коме.
Почти два месяца прошло с тех пор, как он впервые открыл глаза и увидел эту палату. За это время она стала ему ненавистной, как и люди без конца приходившие. Они подолгу сидели и говорили с ним, задавали вопросы, заставляя моргать два раза, если нет, и один раз если – да. Он ненавидел их. Но больше всего он ненавидел эту светловолосую – Марину и Олега Борисовича, они заставляли его писать. Давали в руки планшет, показывали буквы, но он никак не мог вспомнить, что нужно с ним делать. Поначалу он даже взять его не мог, он казался ему слишком тяжелым, да и чувствительности в пальцах не было совсем. Он желал написать им, что бы они оставили его в покое, но мозг никак не мог вспомнить как это – писать? Дотянувшись в первый к раз планшету он смог лишь нажать несколько кнопок подряд, и силы его исчерпались. Он заснул, но слышал, как радовалась Марина.
«Я обязательно вспомню, как это писать и говорить, и скажу им, что бы они оставили меня в покое», мечтал Мик. Но каждый день, эти люди вновь приходили.
-Дружище! – наконец он услышал голос этого мужчины. Что-то было в нем. Мик не чувствовал к нему той ненависти, которую испытывал к остальным. Ему нравилось, когда он приходил, но раньше его голос не доходил до ушей Мика – ну что, как успехи? – он посмотрел на планшет, – когда уже сможешь послать меня?- спросил Сашка, улыбаясь и сжимая его руку.
-Сашка! – в палату зашла Марина.
-Привет.
-Как Энна?
Это имя, вызвало целую бурю в его душе, запищали приборы, прибежали люди, последнее, что он помнил это лицо медсестры, она что-то кричала. Но темнота поглощала его, голоса эти стали далекие. Энна. Он не помнил кто она, но это имя что-то значило, что-то важное, очень важное.
-Что произошло? – спросил опешивший Алекс, когда Олег Борисович констатировал, что состояние стабилизировалось.
-У него остановилось сердце, мы снова подключили искусственную вентиляцию легких.
-Нет – прошептала Марина.
-О чем вы говорили, когда это произошло?
Сашка не мог вспомнить. Он очень старался, но то, что произошло, выбило его из колеи. Расширившиеся зрачки Миши, пальцы, резко сжавшие его руку, судорога, сведшая все его тело. А потом врачи. Дефибриллятор, шприцы, медсестры. И теперь этот постоянный шикающий звук, давящий на виски. Пшик, пшик, и легкие Миши поднимались в унисон с этим звуком. Пшик, Пшик.
-Я спросила об Энне – так же тихо сказала Марина.
-Ну что ж, вероятно он вспомнил случившееся. Постарайтесь не упоминать ее в разговорах. Пока что.
-Хорошо.
-Долго он пробудет так?- спросил Саша.
-Не знаю, может несколько дней, может часов, потрясение было очень сильным. Но, не будем загадывать.
Сашка оставил Марину и вошел в соседнюю палату. Олег Борисович сказал, что Энна выходит из комы. Медленнее чем Мишка, ее зрачки стали реагировать на свет. Появилась реакция тела. Он сказал, что если все будет идти так же, она очнется.
-Просыпайся малыш – прошептал он, целуя ее в висок, и усаживаясь в кресло, у кровати. Реакция Миши была ясна. Он вспомнил Энну, и нервное потрясение свело на нет все их усилия. Но Энна до сих пор в коме, может рассказать ей о нем, и она быстрее выйдет?
Сашка, гладил ее руку, кожа ее всегда была тонкой и светлой, почти прозрачной, а теперь почему-то казалась ему еще тоньше, еще прозрачнее. Маленькие синие венки, узорами разбегались по телу. Сердце его разрывалось от боли, глядя на нее.
-Энни, ты скоро проснешься, я знаю. У меня новость, Димка стал папой, теперь у тебя есть племянница. Ее назвали Аней. Такая хорошенькая. Вот, утром приходили родители. Мама принесла горячие бутерброды. - Пик, пик, вторили ему индикаторы. – Уже почти два месяца назад очнулся Мишка, я рассказывал тебе, помнишь? Сегодня он услышал твое имя, и опять отключился. – ему померещилось, что тонкие пальцы сжали его руку. – с ним все будет в порядке, Олег Борисович сказал что это нормально. Мишка молодец, правда, приходится заново учить его всему, но скоро он уже сможет писать нам, правда, не знаю, когда заговорит.
Он еще долго рассказывал ей о событиях прошедшего дня, пока сам не отключился, положив голову на кровать, рядом с ее безжизненно лежавшей рукой.
Энна плавала в черном море, темнота окутывала ее, и успокаивала. Что- то тревожило ее, что-то требовало вынырнуть из этих мрачных глубин, но она не могла вспомнить, зачем ей это делать. Мужской голос что-то нашептывал, он приходил периодически, она слышала его, но не могла расслышать слов. Иногда ей казалось, что кто-то держит ее за руку. «Миша», услышала она так отчетливо, будто говоривший был рядом. Это слово что-то значило для нее. Что-то, важное, сердце вдруг дернулось. Но спросить было не у кого. Темнота надежно охраняла ее, от других людей.
Мужчина опять говорил, и теперь его слова звучали совсем рядом, но она их не понимала. Это какой-то чужой язык, думала она, не похожий на тот, на котором я думаю. Мужчина опять сказал слово Миша, и по его интонации она поняла, что с этим чем-то, что так называют, что-то произошло. Это было очень важным для нее, это она поняла. «Миша, мне нужно вынырнуть, нужно найти выход, мне нужно увидеть его. Миша! Это имя, да, это человек!». Какие-то воспоминания кружились в ее голове, лица и события, но разобрать их было не возможно. Сердце ее стучало все быстрее, она испугалась, что слишком долго наслаждалась этим морем темноты, и забыла, как вернуться на поверхность. «Миша», стучало в ее голове, «Миша!».
Множество невидимых рук схватили ее, они тащили и причиняли боль, она пыталась вырваться, но это было не возможным. Внезапно темнота стала сгущаться, она превращалась в темную, тягучую жидкость, дышать становилось тяжелее, и вскоре совсем невозможно. Она задыхалась, пытаясь вырваться из этих оков невидимок.
Яркий свет поразил глаза, и шум ворвался в сознание. Перед лицом мельтешили люди, они что-то говорили, но голоса их тянулись и разливались как масло в воде. Тяжесть собственного тела прижимала спиной к какой-то поверхности. Было тяжело и больно, она хотела пошевелиться, но тело не подчинялось. Хотела заговорить, но губы так и не открылись.
-Состояние стабильно – сказал мужчина.
-Будет жить – проговорила женщина, и блаженная темнота вновь сомкнулась вокруг нее.
Теперь она не плавала в ней, невесомая и прозрачная, она стояла, не видя своего тела, но ощущая его.
-Энна, - голос звал ее, это ее имя. Но голос чужой. Ей не хотелось откликаться на него. Вспомнилась боль, и невидимые руки, хватавшие ее, звуки, страшные и не понятные. «Не зови меня», подумала она. Но мужчина настаивал, и победил. Она открыла глаза, не сильно, лишь слегка приподняла веки. Что-то пищало справа, над самым ухом, и этот звук злил ее. Появилось мужское лицо. Темные волосы, светлые глаза. Он улыбался ей, и она знала его. Но не могла понять откуда.
-Я люблю тебя, - проговорил он, и поцеловал ее в щеку.
Но это не тот голос. Другой голос говорил эти слова, и тогда Энна им верила. Не этот. Этот добрый, но чужой.
Прошел месяц, и память постепенно возвращалась. Алекс постоянно говорил с ней, рассказывал все, что она пропустила, рассказывал о Мише, о том, что он уже пишет на планшете и Энна тоже скоро начнет. Она помнила его, помнила их жизнь. Это мой муж, вспомнила она. Но сердце не особо обрадовалось. Ее память постоянно возвращалась к другому, кто он, она не помнила. Но они часто виделись, это она помнила, но почему –то не разговаривали. Был еще Миша, он в соседней палате. Сердце ее стучало сильнее, когда Алекс рассказывала о нем, но она не могла вспомнить его лица. Она помнила родителей, помнила брата. Их она любила. Но была еще женщина, Марина, когда она приходила, Энна испытывала стыд. И радовалась, что не может говорить.
Однажды, когда она проснулась, в палате никого не было. Тишина, нарушаемая лишь звуками аппаратов, обрадовала ее. Она смогла открыть рот. Сухой язык прилип к губам, но все же ей это удалось. Ей так хотелось заговорить, но мышцы никак не могли вспомнить, что для этого нужно. Дверь открылась, и в палату зашел Алекс.
«Должно быть еще то зрелище», подумала Энна, «лежу как рыба с открытым ртом».
-Пить? – он поднес к ее губам стакан с соломинкой.
Вода смачивала пересохшие губы, и язык. Ей хотелось сказать спасибо, но звук вышел какой-то другой, сдавленный и хриплый. Слишком много сил было потрачено на это, перед тем как сгустилась тьма, она услышала, как Алекс звал врача.
Тьма расступилась, и Энна, открыла глаза. Алекс сидел в кресле, чертя узоры на ее руке.
-Привет, - сказал он – ты молодец. Олег Борисович сказал, что скоро ты будешь говорить. Я так скучаю по твоему голосу.
Она опять открыла рот, и Алекс тут же подал кружечку с водой. Энна сосредоточилась, ей так хотелось говорить. Что-то важное хотелось спросить у него, что-то, о чем он сам не говорил. Голова начала болеть от напряжения и вдруг слово само вылетело:
-Мика – прошептала она. И сказав это, вспомнила, да Мика, он тоже говорил, что любит ее, и ему она верила, еще он обещал быть рядом. Где он?
-Ты говоришь Эн! Говоришь!
Он радовался и целовал ее, но ничего не говорил о Мике!
-Миша? – спросил Алекс, когда радость поутихла.
«Да нет же», хотелось сказать ей. «Я не знаю Миши, что с Микой?!». Но Алекс не мог читать ее мысли, и рассказывал о Мише:
-Выкарабкался! Уже почти пишет. Вчера написал мне - да. Когда я предложил напиться, и даже улыбнулся. Олег Борисович просил пока не говорить о тебе, прости. Он переживает за тебя.
Почему он переживает? Кто он? Но Алекс не объяснял, а сил спросить у него просто не было.
***
С большим трудом удерживая планшет, он все же написал это! Эни! Это имя снилось ему, он слышал ее смех. Но не мог вспомнить кто она. Марина, ничего не говорила о ней, даже тот мужчина, к которому он испытывал симпатию, больше не говорил о ней. Прошел месяц и ему удалось вспомнить буквы. Марина показала азбуку, и рассматривая ее Миша вспомнил что уже знал это когда-то давно.
Марина взяла планшет, и, увидев ее имя, вышла в коридор.
-Он спрашивает о ней – сказала она врачу – что мне делать?
-Я приду через несколько минут. Раз спрашивает, то надо рассказать. Только при мне.
Миша ждал, когда она вернется. «Миша», он произносил это имя в уме, стараясь привыкнуть к нему. Нет, Эни звала его иначе, то было его имя, не это. Как-то по-другому.
Дверь открылась, впуская Марину, за ней в палату вошел врач, Миша помнил, что его зовут Олег Борисович.
-Добрый день Михаил, - поздоровался он, - как самочувствие?
Миша привычно моргнул один раз, говоря, что хорошо.
-Вы хотите знать что с Энной?
Он моргнул еще раз, чувствуя, как сердце забилось быстрее, аппараты тут же отреагировали и разразились мерзким пищанием.
-Значит так, я расскажу Вам, но при одном условии. Вы успокоитесь. – аппараты продолжали голосить. – иначе я уйду, и запрещу всем рассказывать вам.
Миша старался дышать глубоко и ровно, уговаривая сердце стучать медленнее, он закрыл глаза и обрадовался, услышав, как замедлилась скорость пищания датчиков. Слишком важным для него было знать это, хотя он не мог вспомнить почему.
-Она вышла из комы, - сказал врач, когда посчитал, что его пульс нормализировался, –сегодня спрашивала о Вас. Она лучше себя контролирует! Первое слово, сказанное ей -было Мика.
«Мика! Так меня зовут! Не Миша, Мика!»
-В остальном вы находитесь приблизительно в одинаковом состоянии. Если вы пообещаете мне ежедневно заниматься, стараться говорить, и писать, я в свою очередь обязуюсь рассказывать вам о ней каждый день. Договорились?
И Мика моргнул. С ней все хорошо, конечно он будет стараться! Разговор утомил его на столько, что он даже не услышал, как из палаты вышел Олег Борисович, как Марина поцеловала его и вышла следом за врачом.
-Олег Борисович, - окликнула она.
-Да?
-Мне кажется у него амнезия.
-С чего вы взяли?
-Я прожила с ним двадцать лет, он не помнит ни меня, ни детей. Чувствую – она пожала плечами, стараясь скрыть этим жестом, боль, засевшую в душе, - Вчера я приходила с Антоном, он знает, что это его папа, но Миша даже не взглянул на сына, хотя любил его до комы.
-Не отчаивайтесь. Даже если и так, будем, надеется, что это пройдет.
23
-Доброе утро, - Марина подошла к мужу, и провела рукой по его заросшей щетиной щеке, - вернее день.
Он смотрел на нее, и в глазах его она не нашла ни узнавания, ни внимания. Мысли его витали где-то далеко. «О чем может думать человек, не имея памяти?». Этот вопрос занимал ее, когда она видела вот такой, затуманенный размышлениями взгляд мужа.
«Наверное», мысленно согласился он, взглянув на часы, «половина двенадцатого, уже день».
-Доброе, - отозвался Миша, пытаясь привыкнуть к мысли, что эта женщина его жена. Он не испытывал к ней ни привязанности, ни неприязни. Ничего. Вчера она принесла другой планшет, и он долго рассматривал фотографии. Вглядывался в старые, черно-белые фотографии своего детства, рассматривал родителей и друзей, но лица их были ему не знакомы. Он долго всматривался в свадебные фотографии, видел счастье в своих глазах, томление и радость, видел женщину, в белом платье, с длинной фатой. Да, жизнь не сильно изменила ее, шикарная, манящая она такой и осталась, лишь несколько выказывали ее возраст легкие, первые морщины. Он пересматривал фотографии с посиделок и встреч, из роддома и с дачи. На большинстве из них был Сашка, были фотографии и с его свадьбы. Вот Энна, довольная и смущенная целуется со светящимся от удовольствия Сашкой. Вот они разрезают огромный трехъярусный торт. Вот он с Мариной танцуют, и в глазах у него засело глубокое, хорошо спрятанное чувство. Миша не сразу смог определить его, он снова и снова перелистывал фотографии, разгадывая тайну своих мыслей. Грусть, сделал он вывод. Глубоко засевшая, ставшая привычной и неотъемлемой, он видел ее на фотографиях старых, когда Стасик был еще маленьким, и последних, на которых он держал на руках маленького Антона. Марина же была в одной поре, гордая осанка, струящиеся светлые волосы, будоражащий взгляд. Он перевел взгляд с фотографий на женщину, сидевшую на больничной постели, рядом с ним.
-Как ты? – спросила она, и вроде бы в ее голосе прозвучало участие и сопереживание, но оно не затронуло его, не пробудило даже благодарности за то, что она сопереживает его положению.
-Спасибо за планшет, - он взял ее за руку, рассматривая длинные пальцы со свежим маникюром. Покрутил обручальное кольцо, толстая золотая полоска с утопленными в ней бриллиантами – почему они разные?
-Кольца? – Марина всмотрелась в свое кольцо, как будто вспоминая, какое оно – ты суеверен – она улыбнулась – считал, что обручальное кольцо должно быть гладким, что бы жизнь семейная была гладкой и спокойной.
-А ты нет?
-Нет, я хотела кольцо яркое и уникальное.
-Я угадал? – он опять вернулся к ее кольцу.
-Да.
-И как, жизнь была яркая и уникальная?
Она промолчала, задумчиво улыбаясь.
Как странно, думал Миша, разные характеры, разные суждения и взгляды. Что же привязало его к этой женщине?
«Совсем чужой. Он стал совсем чужой». Она знала и понимала, что не нужна ему. Чувствовала, что тот, созданный ими мир, удерживаемый лишь детьми, наконец, рухнул. Теперь, когда он жив, пусть и не помнит ее, но жив, снова возникли вопросы, нуждающиеся в ответах. «Если бы не Антон, он бы ушел. Слишком разные, мы, слишком разные». Она рассматривала его лицо, как-будто впервые. Теперь, когда в глазах не было того исключительного взгляда: иногда доброго, иногда злого, порой безразличного, но все же узнаваемого ею. Взгляда, которым он смотрел только на нее, взглядом мужа. Лицо его стало чужим. Ей казалось странным обнять его, не возникало желания поцеловать. «Ты правильно злился», мысленно сказала она ему «я не гожусь в жены». С легкой досадой она поняла, что не сможет уйти от него, даже если захочет. «Как было бы проще, если бы ты ушел тогда!».
-О чем ты думаешь? – какое-то время он наблюдал за ее взглядом, блуждающим по его лицу. За легкой улыбкой, притаившейся в уголках губ.
-О нас, - с грустью ответила она, все так же держа его за руку.
-Все было так плохо?
-Напротив, все было слишком хорошо.
Он не нашелся с ответом. Сказать, что все будет хорошо не смог. Как будет? Если он ничего не помнит. Он заново знакомился со всем и всеми. «А вдруг я настолько все забыл, что больше не смогу жить с ней?». Почувствовав себя не в своей тарелке, от этой мысли, он неловко разжал пальцы и выпустил ее руку.
Марина кожей ощущала его мысли, чувствовала, знала, о чем думает. Видела, как он присматривается к ней, силясь вспомнить. Она слишком хорошо знала его привычки, что бы понять, когда он представляет себе что-то, видела, как сходятся брови и понимала, он сердится на себя. Было больно осознавать, что получив возможность повторить их жизнь сначала, он не горел желанием сделать это. «Совсем не так он вел себя в нашу первую встречу. Все-таки двадцать лет прошло».
Он не знал о чем заговорить, просто смотрел, как его равнодушие откликается болью на ее лице, но не сумел изменить это. Не смог найти в себе что-нибудь, что бы откликнулось на нее. Ни одного чувства, ни одной эмоции.
Не в силах помочь ни ей, ни себе, он отвернулся, рассматривая верхушку дерева, видневшуюся из окна. С одной стороны ему хотелось, что бы она провела с ним день, с самого утра и до позднего вечера. Что будет, когда его выпишут? Им не о чем поговорить сейчас, когда он устает от малейших движений, а что будет дома, когда они останутся вдвоем, без врачей и медсестер, без Саши и Энны, только он и его семья? Но, с другой стороны, она приносила с собой пустоту. С ней, отсутствие памяти причиняло неловкость, и он становился беспомощен. Марина ждала от него определенного поведения, определенного взгляда, и он понимал, что не может дать ей этого.
В какой-то степени он завидовал Энне, когда она рассказывала о том, как просыпаясь, видит Сашку, и каждый день он желает ей спокойной ночи. И зависть эта, бурлящая как кипящая вода, больше походила на злость, или порождала ее. Злость эта туманила разум, заставляя задумываться о жизни, которую он не помнил, о мотивах им руководившим, которых он не понимал.
Мише хотелось рассказать жене о терапии, и разговоре с психологом, о том, что уже почти самостоятельно ходит. Но каждый раз, когда он хотел рассказать ей, что-то невидимое становилось меж ними. И, наверное, чувствуя это, она уходила.
-Ты жив, и это главное – ее голос, показался ему сухим и не радостным, он повернулся как раз во время, что бы увидеть, как она стерла слезинки у уголков глаз.
-После школы зайдет Стасик – она наклонилась, целуя его в щеку – я вернусь завтра, может, получится, еще вечером заскочить, не обещаю.
Она говорила быстро, чтобы не дать себе расплакаться. А он молчал, не зная, что сделать, чтобы этого не произошло.
-Хорошо. Во второй половине дня у меня процедуры.
-Я предупрежу его – но она все еще сидела на постели, так и не решаясь встать.
***
-Саш, перестань, - Энна улыбалась, и заливалась румянцем, от того что Сашка пребывая в странном, радостно – игривом настроении целовал ее шею и ушко.
-Я так ждал тебя – прошептал он, взяв ее тонкие руки в свои – они такие светлые – он поцеловал каждый ее палец, наслаждаясь ощущением жизни снова наполнявшей ее тело.
Энна смотрела, как странно смотрятся ее бледные и щуплые, разукрашенные голубым узором вен руки, в его: крупных и загорелых ладонях, с длинными пальцами и широкими ногтями. Его кожа была нежной и бархатной, он ласково водил подушечками пальцев по венкам на ее запястье. И ей эхом вспомнились чужие руки, крупные и натруженные, с огрубевшими от труда ладонями. Они были грубовато-нежными и такими родными. Эти воспоминания, далекие и обезличенные они не были частью ее жизни, может сны? Думала она, силясь вспомнить. Чувства, содержащиеся в них, заставляли стыдиться мужа, они сеяли неловкость между ними, придавали ей странную стеснительность, как будто не Саша ее муж, а тот, кого она не могла вспомнить. Как будто ежесекундно, держа мужа за руку, целуя его в ответ, улыбаясь его шуткам, она предавала того другого, чужого и постороннего, и это было важным для нее, важнее чем она сама. Важнее на столько, что она стала отдаляться от Саши, не желая причинить боль тому, кто владел ее воспоминаниями.
-Что с тобой? – прошептал Саша, видя, что взгляд ее стал туманным и далеким, обращенный внутрь он созерцал то, что не видел никто кроме ее разума.
-Все в порядке, - Энна попыталась улыбнуться, что бы вернуть ту атмосферу идиллии царившей в палате еще секунду назад, но улыбка выдалась грустной, лишь усугубив, шаткое счастье.
-Эн, расскажи мне – он замолчал и наклонил голову, подбирая слова. А когда вновь посмотрел на нее, глаза его были наполнены странной решимостью, - это все сны? Да? То, что ты видела, находясь в… - он не смог договорить, слово не шло с языка.
Она отвернулась к окну, услышав, наконец, вопрос, несколько месяцев витавший в воздухе. И ответила правду:
-Я не знаю.
-А что ты видела, когда, когда спала?
-Не помню.
-Прости меня – он пересел на кресло стоящее возле ее кровати, - не отдаляйся от меня Энн.
-Я не отдаляюсь, - ей стало жалко его, жалко, от того, что она не просто отдаляется от него, она уже ушла от человека, любившего ее и хранившего верность. Он был с ней в больнице каждый день, все пять месяцев комы, и уже три месяца после того, как она вышла из нее. Саша боролся за нее с большим рвением, чем сама она. Но, это вездесущее «но» сыграло с ней грустную шутку. Саша рассказывал, как сидя ночами, у ее кровати, он молился о том, что бы она вышла из комы, как просил Бога, что бы она выжила, и готов был отдать все, что имеет за это. Энна выжила, и он отдал за нее чувство, которое она испытывала к нему. Три месяца Энна раздумывала над этим, и с каждым днем все больше уверялась в правильности своих выводов, Бог выполнил его просьбу, и забрал то, чем безраздельно обладал Саша – ее любовью.
Три месяца прошло с тех пор, как она вышла из комы. И меньше месяца, как она начала говорить с мужем, и принимать его. Молчание было ее спасением, заслоном от жизни, от Саши. Ни что не интересовало ее, ничего не волновало, она вспоминала, как он говорил с ней, а она отворачивалась. Как держал ее за руку, а у нее не было сил, чтобы отодвинуть ее. Виктория Давыдовна, психолог, однажды спросила: «Ты хочешь жить?». Нет, подумала Энна, но не произнесла вслух. «Если не хочешь жить ради себя, живи ради мужа» она говорила что-то еще, но Энна не слушала, «нет», думала она, «ради мужа я тоже жить не хочу, он сильный, проживет и без меня».
-Энн, - он опять взял ее за руку, вырывая из затягивающего омута мыслей, - ты где?
-Здесь. Ты был у Миши?
-Нет еще. Хочешь, вместе сходим?
-Хочу.
-Пойду у Олега Борисовича спрошу.
Сашка вышел, и Энна сновапогрузилась в себя. Что-то в этой внутренней темноте изредка высветляющей какие-то фрагменты, безудержно рвалось в ее сознание, что- то манило и звало ее, забирая все ее мысли.
-Карета подана!
Она не могла еще долго ходить, быстро уставала, иногда у нее кружилась голова. Сегодня же ей было хорошо, она ощущала, как выздоравливает, и, не смотря на то что плакала по ночам, когда никто не видит, и сердце ее тонуло в грусти, твердила себе, что все хорошо. Но Саша предусмотрительно привез коляску.
-Я думала пройтись, - она осторожно спустила ноги с кровати, и Саша присел, надевая ей носки и тапочки – я и сама могу это сделать! - его забота о ней, трогательная и искренняя, делала только больнее, ранила в самое сердце. «Должно быть, оно у меня черствое», думала она, «если я не ценю и не держу мужчину, за которого вышла замуж».
-Можешь, - подтвердил он, помогая ей встать с кровати. Накидывая на плечи махровый халат, он помог ей одеть его, завязал пояс и расправил воротник, выбирая попавшие под него волосы, - ты такая красивая, - прошептал он, водя костяшками пальцев по ее щеке.
Они молчали стоя в палате, он разглядывал ее, впитывая каждую черточку, она же смотрела на него, страшась собственного предательства. Предала обеты и клятвы данные в день свадьбы, предала чувство, предала мужа. «Можно ли считать сон предательством?» Тысячу раз она задавала себе этот вопрос, и не получила ни одного ответа.
-Поехали, - он помог ей усесться в кресле и повез в палату к Мише.
Пока он вез ее по длинному коридору, лавируя между посетителями и мед персоналом, она вспомнила, как Саша поделился с ней одной тайной. Энне казалось странным, что ее практически никогда нет рядом с мужем, и когда она высказала это Саше, он ответил:
-Она не поймет Эн. За те двадцать лет, что мы знакомы, она не изменилась ни на йоту. – секунда ушла на раздумье, и он решил поделиться одним маленьким секретом, присев рядом с ней, так что бы их глаза оказались почти на одном уровне, он прошептал - Когда родился Стасик, ему было наверное месяца два, может три, она отпросилась у Миши в клуб с девочками.
-В клуб?!
-Энн, Марина сложный человек, местами не ординарный.
-Глупый ты хотел сказать?
-И глупый тоже, но она любит и Мишу и детей, по своему, но любит.
-Мне жаль их, Саш. Это ж как нужно было нагрешить в прошлой жизни, что бы их так любили.
Тогда, отведя от него взгляд, она взялась теребить пояс халата, понимая насколько права в своих мыслях. Его любви мало, ее не хватит на них двоих. Саша поднялся, и пересел на кресло. Не желая замечать перемены в ней, не желая осознавать, что теряет ее. «Она вернется», твердил он себе, «нужно время».
-Привет! Не помешаем? – они проехали в Мишину палату, Саша подвез Энну, максимально близко к его кровати, а сам сел на кресло рядом. Марина тут же поднялась.
-А я как раз к тебе собиралась! – она поцеловала Энну в щеку, - ты как?
-Нормально, - неловкость, и стыд испытуемый ею каждый раз, при встрече с Мариной поражал ее. «Может, я все-таки чего-то не помню?! Но как же узнать? Как проверить?»
-Ты хорошеешь с каждым днем.
-Спасибо.
Повисла неловкая тишина.
-Ладно, мне пора. Выздоравливай – она поцеловала Мишу в щеку, и лишь на мгновенье задержала руку на его запястье.
-До завтра – и она ушла, оставив за собой лишь ароматный шлейф своих духов.
Энну до глубины души поразило то, как безразлично отнесся Миша к ней. То, как промолчал, как посмотрел ей в след.
-Ты хорошо выглядишь – Миша рассматривал Энну, сам не зная, что ищет. Всматривался в глаза и линию губ, рассматривал мимические морщинки вокруг глаз и маленькие родинки у правого виска, его взгляд коснулся шрама на левом виске, и он в очередной раз проклял все, на чем свет стоит, за тот день.
-Ты тоже. Слышала еще немного и сможешь сам уйти отсюда.
-Жду этого с нетерпением, - он улыбнулся, и на сердце у Энны сделалось теплее.
-Как терапия? Плоды дает? – Энна поправила сбившуюся простынь, думая о давнем разговоре с психологом. Она смотрела на мужчину, с изможденным лицом, худого и уставшего. Мужчину пережившего взрыв, пролежавшего в коме и потерявшего память, и поражалась силе его духа. Он заново учился ходить и говорить, и все же он стремился жить. Стремился, ничего не помня, никого не зная. К ней же вернулась память, ее организм восстанавливался быстрее и все же жить ей не хотелось. До того дня, когда Саша впервые привез ее к нему. Он только начал самостоятельно садиться, плохо разговаривал, но все же радовался своим достижениями. И тогда Энна начала радоваться вместе с ним. Она слушала его рассказы о врачах и лечении, жалобы и чаяния, и жила.
-О чем задумалась? – спросил Миша, наблюдая за ее туманным взглядом, блуждавшим по изголовью его кровати.
Энна спрятал свой взгляд, сосредоточив свое внимание на поясе халата, боясь, что Саша увидит его:
-Не знаю.
-Честно врешь? – и в голосе Миши она прочувствовала улыбку.
-Да.
-К тебе еще ходит Виктория Давыдовна?
-О да, два раза в неделю. Она меня замучила своими тестами и разговорами.
Саша слушал их разговор, крутя на пальце обручальное кольцо. Он перестал вслушиваться, полностью погрузившись в свои мысли. До комы они почти не общались, друг с другом. Теперь же не проходит и дня, чтобы они не разговаривали, когда Энна не может прийти к нему, они созваниваются. Он слышал о том, что люди, пережившие экстремальную ситуацию, сближаются. Но ведь она-то помнит прошлое. Помнит их отношения. Энна таким образом заботиться о нем, он убеждал себя, что это, потому что Миша каким-то непонятным образом что-то помнит о ней и Саше, сам не до конца понимая, что именно. Конечно, это хорошо, что жена и лучший друг стали общаться, но что-то в них заставляло его нервничать.
-Да, ладно! – воскликнула Энна, и ее голос вырвал Сашу из печального болота своих размышлений.
-Честно! Смотри! – он показал ей фотографию на планшете, где они с Сашей совсем маленькие разукрасили комнату и себя красками, и в довершение сделали себе повязки «мумия» из туалетной бумаги.
-Ты помнишь это?! – обрадовался Сашка
Миша немного смутился:
-Нет, но у нас тут такие лица трогательные.
-Нам так трогательно влетело от твоей мамы! Царство ей Небесное.
Миша листал фотографии закачанные Мариной, и Сашка весело комментировал их. Они давно уже так не смеялись, просто и искренне, наслаждаясь прошлым.
-Я люблю тебя, - прошептал Саша, помогая Энне улечься на кровати. Он заботливо поправил подушку и одеяло, - чтобы не происходило в твоей голове, - он поцеловал ее в висок, там, где вероятно останется шрам от удара, - знай, я люблю тебя.
Ей хотелось сказать, что и она его любит, скорее по привычке, нежели от переизбытка чувств. Она могла обмануть себя, но была не в силах обмануть его. И лишь закрыла глаза, чтобы он не увидел в них то, что она не решается произнести вслух.
-Спокойной ночи. До завтра.
-До завтра.
24
Она обошла светлые комнаты, прикасаясь к мебели, провела рукой по большой двуспальной кровати, застеленной бежевым покрывалом, свернула по коридору в кухню. «Это мой дом» думала она, «мой», убеждала себя, стоя у окна на кухни. Сквозь легкую, прозрачную гардину она видела высокие деревья, затенявшие их окна от полуденного солнца, припаркованные у подъездов машины, детскую площадку.
-Как ты? – Саша стал у нее за спиной, положив ладони ей на плечи.
-Нормально, - «плохо», думала она, «мне очень плохо» - Здесь всегда так было?
Ее вопрос немало озадачил его, амнезии у нее, слава Богу, не было, многочисленные тесты, и разговоры это подтвердили.
-Ты не помнишь?
-Нет, помню, такое чувство, что чего-то не хватает.
-Ты просто давно здесь не была. Все-таки прошел год.
-Наверное, - она содрогнулась внутренне, когда он прикоснулся губами к ее макушке.
-Прости, - сказал Алекс, ее напряженность ударила его как пощечина.
Олег Борисович предупреждал, что люди, побывавшие в коме, порой становятся другими. И Саша откровенно боялся того, что она измениться, настолько, что он ей больше будет не нужен.
-Эн, я не хотел – он не знал что сказать, ее лицо отражалось в стекле, и глаза были наполнены грустью.
-Чего не хотел? – «он ни в чем не виноват», она повторяла это себе тысячу раз, «ни в чем». Но все же что-то заставляло ее обвинять его, хотелось выкричаться, и выплакаться. Психолог, работавший с ней в больнице, предупреждала, что не редко выход из комы сопровождается депрессией. «Наверное это все депрессия», уверяла она себя, хотя Виктория Давыдовна, выдала справку, о том, что ее состояние в норме. Энна так и не открылась психологу по настоящему, не рассказала, что гложет ее, наверное, потому, что сама не до конца понимала это. «Наверное я просто не люблю его больше», думала она, рассматривая встревоженное лицо мужа. Почему-то в глаза ей бросился его подбородок. «Как странно», думала она, «раньше я не замечала этого. Но сейчас! Теперь, он стал меня раздражать! Какой-то немного выпяченный вперед, да и щетина на нем отчего-то темнее. Он все портит. Из-за него, выражение лица какое-то упрямое…»
-Ничего Эн, - он отвернулся, - хочешь есть? Или чая?
-Нет, я хочу лечь – так и не взглянув на него, она ушла.
Кровать в спальне была большой и мягкой, шелковые простыни холодили кожу, многочисленные подушки создавали ощущение огромного гнезда. Тепло, уютно, но все же как-то беспокойно. Она тысячу раз прокручивала в голове события прошлого года. Тысячу раз, но так и не вспомнила. Память заканчивалась на том моменте, когда они вышли из магазина, она помнила, как Миша завел машину, а потом ничего. Но это ничего хранило в себе нечто важное, нечто, без чего ее жизнь теперь будет пустой и потерянной. Саша рассказал, что в магазине, точнее в пекарне, как раз у стены, где Миша припарковал машину, произошла утечка газа, а в самом магазине замыкание. Энна вспомнила, как выключился свет тогда, в зале. «А ведь мы могли ждать, что бы чек пробить… тогда…» Просто чудо, что машина не загорелась, они получили серьезные повреждения обломками здания, джип несколько раз перевернулся, и их доставали из машины спасатели.
Миша не помнил ничего и никого, только ее имя, и то, что ему нравился Саша. Жена и дети стали ему чужими, всеми силами он пытался не показывать этого младшему сыну, Тоха безумно любил его, а старший все понял сам.
«Это так страшно», думала Энна, «жутко и ужасно, когда человек, которого ты любишь, безмерно и преданно однажды утром просыпается и не помнит тебя». Именно это, не позволяло ей уйти от Саши. Он любит ее, и не его вина в том, что она забыла свое чувство. Не его. Ей было жалко и себя и его, ситуация в которой они оба оказались, была не стандартна, и не у кого было спросить совета. Как быть не мог сказать никто.
Психолог, Виктория Давыдовна просила не принимать скоропалительных решений, может она и была права, думала Энна. Может все и пройдет. Но никогда не станет как прежде.
«Он изменился. Ходит на работу, не бывает в клубах,… мне нужно было практически умереть, что бы он понял это…»
Сашка постучал, прежде чем открыть дверь в спальню.
-Не спишь? – он говорил тихо, стоя в дверях, как будто не решаясь зайти.
-Нет, - Энна рассматривала его стыдясь силе того чувства что отражалось в его глазах, и не имея ничего чем ответить на него.
-Если хочешь, я могу лечь в зале – спокойный голос, уравновешенный тон, и глубоко засевший страх, вот что исходило от него, поняла Энна, страх.
-Только на одну ночь, не обижайся, просто… – слова не шли с языка, и голос померк.
Он ничего не ответил, молча закрыв за собой дверь.
Она проснулась рано, когда солнце только только поднялось над спящим городом. «Еще один день», думала она, «наступил еще один день. Сколько их еще пройдет?». Ее слуха коснулся звук работающего телевизора, и тихий, приглушенный храп. «Как там Миша?». У нее есть воспоминания, а у него нет. Пустота, все чужое, жена - которую он не помнит, дети- которых не любит, жизнь - которую не знает.
Встав с кровати, она заправила постель и накинув халат, пошла на кухню, стараясь не шуметь, она заварила себе чай. Черный с бергамотом, другого в доме не было, она открывала все баночки в поисках трав, так хотелось добавить мяты, сушеных ягод земляники, но в доме ничего подобного не нашлось.
Утро тянулось медленно, хотелось движения, действий. Но применения себе она не находила, открыв холодильник, Энна долго рассматривала его содержимое, желая что-нибудь приготовить, пока пищание не сообщило что дверку пора закрыть.
-Ты напугал меня! – закрыв дверцу холодильника, она отпрыгнула от стоящего за ней Саши.
-Прости – он взъерошил волосы, стараясь проснуться, зевнул и прошел мимо нее к кофеварке. Прибор загудел, перемалывая кофейные зерна, и кухня наполнилась бодрящим ароматом.
Энна завороженно наблюдала за ним, видя, как легко и непринужденно он делает кофе, дополняя его сахаром, как свободны и естественны его движения, и как напряжена его спина, выдавшая тот страх в завтрашнем дне, с каким он жил весь прошлый год. И вот теперь, когда она снова дома, страх, который должен был отступить, вернулся став сильнее прежнего. Раньше он боялся, что ее отнимет смерть, теперь боялся, что жизнь заберет ее.
-У нас случайно нигде нет сушеной мяты или земляники, да хоть липы? Или чего-нибудь такого, что б в чай добавить?
-Мяты? Липы? – удивился Саша, присаживаясь за стол.
-Ну да, а что? – Энна присела напротив.
Он сделал большой глоток кофе:
-Ты раньше их не любила.
-Да? – странно, откуда же она точно знает их вкус и ей хочется именно их?
-Купим, - улыбнулся Сашка.
***
-Миш, я бы не хотела, что бы дети знали – Марина сидела рядом с ним в их спальне, на большой двуспальной кровати. Она так ждала его возвращения, так хотела снова прижаться к нему. Но теперь сидя рядом с ним, было лишь смущение, как будто рядом не он, не человек, с которым она просыпалась и засыпала двадцать таких долгих, и таких коротких лет, а чужой, неизвестный ей мужчина.
-Стасик все и так понял, а Антон слишком мал, - он не смотрел на нее, теребя в руках пояс халата, дверь внезапно распахнулась, и в комнату влетел младший сын, держа в руках листик, и кинулся к нему на шею.
Мишка поднял ребенка, усаживая к себе на колени, не от того, что так велело его сердце, а, не желая причинять боль маленькому, ни в чем не повинному созданию.
-Пап, смотри – Тоха показал листик, на котором он цветными карандашами нарисовал их семью – мама – ребенок указал на фигурку нарисованную красным карандашом, - Стасик, я и ты! Нравится?
-Очень, - малыш нарисовал его с Мариной рядом, «мама и папа, рядом», подумал Миша, «в глазах ребенка именно так и должно быть».
-Я хочу спать с тобой, - сообщил Тоха, обнимая папу.
-Не сегодня, папа устал – начала Марина, и даже слезы, выступившие на ее глазах, не затронули сердце Миши.
-Папа! – Тоха повернулся, заглядывая в глаза отцу – пожалуйста.
-Хорошо, - даже ничего не помня, и мало что, зная, он понимал, что детская любовь слишком искренняя, ее предавать нельзя.
Он уложил сына посередине, отгородившись тем самым от жены, и всю ночь вздрагивал, когда малыш прислонялся к нему. Проснувшись утром на рассвете, он обнаружил, что Тоша спит у него на груди, и крепко держит его за руку.
Злость и тоска охватили его в этот момент. Он не помнил ничего, но дети не лгут, он его сын, а она его жена. От жены уйти можно, но как уйти от детей?
-Папа, - сонно пробормотал Тоха, прижимаясь к нему всем телом.
-Спи, - прошептал Миша, аккуратно разжимая маленькие пальчики, крепко державшие его за руку.
Встав с кровати он с удовольствием обнаружил что Марина спит, и наслаждаясь одиночеством отправился на кухню. Заварив чай, он сидел на высоком барном стуле и смотрел в окно. «Как теперь жить? Может лучше уйти? Дети привыкнут, Марина найдет кого-нибудь». Хотя это не честно, она год боролась за него, год, была рядом, пока он был в коме, пока выходил из нее. Их связывает жизнь, целая жизнь, которую он не помнит. Но она же помнит ее! Часы в гостиной пробили семь, и в кухню зашел Стасик.
-Доброе утро, - сказал Миша, с интересом рассматривая сына.
-Доброе, - он сделал себе чай, и, достав из холодильники заготовленные бутерброды, положил их в микроволновку – Будешь?
-А что это? – Миша с любопытством наблюдал, как Стасик колдует над микроволновкой, нажимая какие-то кнопки.
-Бутерброды, через минуту будут горячие.
-Буду, - микроволновка звякнула, сообщая, что минута прошла, Стасик выложил горячие бутерброды на тарелки и поставил на стол, присаживаясь напротив.
-Странный вкус у этих помидор, - сказал Миша, с интересом рассматривая тянущиеся нити сыра.
-Это не помидоры, это кетчуп.
-Кетчуп, соус в смысле?
-Да.
-Ну, он же тоже из помидор делается, а на вкус как что-то неестественное.
Стасик пожал плечами:
-Раньше тебе было все равно. Скажи Ольге, она сделает тебе с помидорами.
-Ольге?
-Повару.
-А что, не мама готовит? – прикусил язык, но поздно, Стасик внимательно смотрел в его глаза.
-Нет, она занята, ей не до готовки.
Опять неловкая тишина, Миша смотрел на парня, похожего на него самого, в том, что это его сын сомнений не было. Высокий, темноволосый он унаследовал его нос и губы, выражение глаз, и, по-видимому, характер. Стасик не затронул сложную тему, лишь ободряюще улыбнулся.
-Хочешь, еще один разогрею?
-Хочу.
Порывшись в холодильнике, он радостно помахал Мише помидором. И нарезав, вложил его в бутерброд.
-От кетчупа, конечно, я не избавлюсь, но помидорчик свежий.
И подумав, положил и себе в бутерброд.
-Спасибо, - жуя его Миша ощущал себя скверно, сын не смотрел на него и не заговаривал, - прости меня.
Стасик посмотрел на отца, долгим и спокойным взглядом, более присущим мужчине, нежели мальчику, и взгляд этот пробрал Мишу до костей.
-За что, пап? Ты не виноват что забыл нас, никто не виноват – и положив руку на ладонь отца ушел, оставив его в одиночестве.
«Забыл нас». Эти слова еще долго терзали его, повторяясь вновь и вновь, как заевший диск. Он их отец, и он забыл их.
Встала Марина, пришла домработница, Тоха пошел в садик. Они все жили своей жизнью, у них были дела и заботы, у него же была лишь щемящая душу пустота. Огромным камнем лежавшая на сердце.
Дни шли, сменяя друг друга, постепенно он приспосабливался жить рядом с людьми, считавшими его частью своей семьи. Но недели не помогали ему свыкнуться, не помогали полюбить тех, кто год ждал его возвращения. Полюбить ребенка, нарисовавшего целую кучу картинок, где папа возвращается домой; мальчика, нуждающегося в отце, совсем юного, но уже мужчину; и женщину, что находилась рядом с ним, двадцать лет брака и целый год в больнице. То, что связывало их эти долгие годы, осталось в той жизни, до комы. Теперь же он просыпался рядом с женщиной, чужой и далекой как та жизнь, которой он жил до аварии.
Марина хотела измениться, хотела стать той, что нужна ему. Говорят, что когда люди уходят из нашей жизни, мы храним лишь радостные воспоминания о них. Он не ушел, не умер, он все еще рядом. Но вспоминая их жизнь, она видела лишь ссоры и обиды, ей казалось, что он придерается, сейчас же она посмотрела на себя со стороны. «Сколько времени я провела со своими детьми? Нужно было больше. Какой у Стасика любимый цвет? У него есть девочка? Я совсем ничего не знаю о них. Я плохая мать». Миша не видел ее слез, не знал и не понимал ее чувств. Он не спрашивал ее ни о чем, она не рассказывала. В тайне Миша надеялся, что рано или поздно она найдет кого-нибудь, кто полюбит ее.
Однажды вечером, когда Марина уложила младшего спать, они сидели на кухне, вдвоем, в тишине нарушаемой лишь звуком работающего холодильника.
-Расскажи мне о нас, - попросил Миша, держа в руке чашку чая.
Марина долго молчала, изучая его лицо, прежде чем ответить.
-Что ты хочешь знать?
-Все.
-Мы встретились давно, очень давно, в клубе. Ты долго ухаживал за мной, и мы поженились. Через пять лет родился Стасик, потом так получилось, что я забеременела, мы не планировали второго, но, - она улыбнулась, какой-то отстраненной улыбкой - и родился Антон.
-А мы?
-Что мы?
-Я любил тебя? – он, наконец, задал вопрос, мучавший его так долго.
-Не знаю, - прошептала она, выдохнув, - не знаю.
-А ты?
-Я? Любила ли я тебя? Да, наверное. Наверное любила.
-Любила, - Миша смотрел на женщину, сидевшую напротив, понимая, что нет, она не любила его – а сейчас?
-Миш, мы прожили в браке двадцать лет!
-Значит привычка, и дети. Да?
-Что ты хочешь, что бы я ответила? Что? Нам было хорошо вместе, была семья, дети.
-Прости меня.
-Нет.
Такой ответ озадачил его. Не зная, что сказать он допил остывший чай, и поднялся. В этом доме убирала домработница, готовила повар, с Антоном была няня, зачем он вообще женился, если все что должна делать жена, делают другие люди? Он помыл чашку, и поставил ее на место.
-Зачем ты это делаешь? – спросила Марина, так и продолжая смотреть в окно.
-Что делаю?
-Это .
Он не дал ей договорить, злость на себя выплеснулась раньше, чем ему удалось погасить ее:
-Живу? Ты это хотела спросить? Зачем я живу?
-Нет – прошептала она.
-Я лягу в зале.
-А дети?
-Скажешь, что я заснул, и ты не хотела меня будить.
Не предназначенный для ночного сна огромный кожаный диван скрипел, пока Миша устраивался поудобнее. «Может она врет? Или не знает? Может у меня была любовница?» Эта мысль озарила его, хоть как-то объясняя то ощущение потерянного рая. В его жизни была женщина, дарившая уют и покой. Надежная и преданная, любящая. Она была, и он любил ее. Как твердили все вокруг, у него был только один друг Сашка, если кто-то и был, то только он мог знать о ней. Наконец устроившись на диване, уже засыпая, он вновь подумал об Энне. Это полностью его вина, не припаркуй он машину, по ближе ко входу, ничего бы этого не было. Из-за него ни в чем не повинные люди лишились самих себя. Он вспомнил день, когда впервые увидел Энну, тогда в больнице. Как важно ему было знать, что с ней, как он старался контролировать свое сердцебиение, когда Олег Борисович сказал, что ничего не расскажет, если Миша будет так нервничать. Вспомнил, как увидел ее, такую хрупкую, и маленькую, на инвалидном кресле. Он не вспомнил ее, не вспомнил, что их связывало, и почему ему так важно было знать, что с ней, но увидев ее, на душе стало легче.
25
-И что же я обычно заказываю?
Они медленно продвигались в очереди к кассе. Сашка рассматривал светящиеся стенды с меню, а Миша осматривался со странной смесью любопытства и легкого отвращения. Что-то в запахе, царившем в заведении, действовало на него как красная тряпка на быка.
-Честно? – Сашка оторвался от созерцания красочных бутербродов нарисованных на многочисленных картинках.
-Честно.
-Ты терпеть не мог Мак Дональдс, и обычно ограничивался капучино – он простодушно улыбнулся, - хотя иногда ел нагетсы.
-Я так и думал, - проворчал Миша.
-Вспомнил?! – в глазах друга загорелась радость и участие, искреннее, но вопреки всему оно вызвало в душе Миши стыд и неловкость.
-Нет, просто меня запах раздражает.
Сашка глубоко вдохнул и с деланной печалью сказал:
-А я так надеялся, что твоя кома пойдет мне на пользу!
Ему все же удалось уговорить Мишу попробовать гамбургер и картошку, мол вдруг после комы вкус изменился?
-Как ты можешь, есть эту гадость? – как оказалось, не изменился.
-Я даже рад, что ты остался прежним – Сашка с удовольствием поглощал все, что они заказали, запивая это ледяной колой – Рассказывай! – сказал он, вымазывая остатки соуса картошкой.
-Что рассказывать? – сейчас сидя с ним на едине, в окружении огромного количества посторонних людей, вчерашняя идея спросить у него о своей любовнице показалась ему неуместной.
-Вчера ты хотел поговорить. Вот мы здесь. Говори!
-Саш, я не помню свою семью. Единственный к кому я помню привязанность это ты и Энна – он отвернулся, рассматривая влюбленную парочку, сидевшую за соседним столиком, - я не знаю, как объяснить –помолчал, думая, стоит ли говорить настолько откровенно. Но что-то в душе подсказывало, что если уж и довериться кому-то, то только ему, - Ты ведь и сам знаешь какая Марина?
- Знаю - Сашка внимательно следил за выражением лица друга, за смятением, отражавшимся в глазах, и плотно сжатыми губами, - но хотел бы услышать твое мнение.
-Мое?! - Миша опять отвернулся, и сделав глубокий вдох, все же решил высказаться – Скажи, зачем я вообще на ней женился?
-О, серьезный вопрос. А сам то как думаешь?
-Понятия не имею. Я смотрю на женщину, с которой прожил двадцать лет в браке, и впадаю в ступор. Она как кукла, красивая и пустая. Я любил ее?
-Сначала да. Знаешь, двадцать лет назад она была сногсшибательна, честно! Ты влюбился в нее, с первого взгляда. – видя расстроенные глаза друга, он решил не скрывать ничего, - Но этого хватило лет на пять. Ты даже развестись с ней хотел, кстати, по тем же причинам, что сообщил мне сегодня, но она забеременела. Ну и ты поступил как мужчина. А потом привык, наверное. У нее своя жизнь, у тебя своя.
-Понятно.
Все как он и думал. Но почему он не развелся потом? Почему завели второго ребенка? О чем он думал?
-Саш, у меня была любовница?
-Любовница?!
-Я помню что-то, не точное, это как эхо, помню женщину, помню, что любил ее, безумно, помню, что она меня любила. Но кто она, не помню.
В глазах Саши отразилась та печаль, и тоска что терзала Мишу:
-Ты никогда не говорил мне. Даже если и была, я о ней не знаю.
-А кто может знать?
-Вряд ли ты кому-то говорил. Обычно, - он даже хмыкнул, от того сравнения, что пришло на ум, - мы как две кумушки, все друг другу рассказываем – он улыбнулся, желая как-то подбодрить друга.
-И телефон погиб из-за этого взрыва!
-Телефон?
-Ну, мы бы смогли записную книжку просмотреть, может я там ее как-нибудь записал?!
-Миш, я не думаю, что бы ты пошел на это. Твое гребанное благородство заставляло хранить верность жене.
-Уверен?
-Ну, не на сто процентов, но на девяносто девять да. Хотя, той весной, ты сказал, что думаешь о разводе.
-Значит думал. – со вздохом произнес Миша.
Они замолчали, обдумывая каждый свое. Может и так, может Саша и прав. Но голос где-то на подкорке сознания говорил о другом.
-Слушай, тебе нужно как-то развеется. Ты был в офисе?
-Нет.
-Не хочешь вернуться?
-Нет. Я так понимаю, ты теперь руководишь там всем?
-Ну, пытаюсь, по крайней мере.
-Пусть все так и остается, ты не против?
Сашка хмыкнул, в ответ. Ему хотелось как-то подбодрить его, показать, что идеальных браков не бывает.
-Знаешь, мы ведь с Энной тоже много пережили за год брака, ты конечно не помнишь этого, но. Короче я вел себя не очень хорошо, и ты, кстати, мне чуть не врезал однажды, за это. На правах старшего брата, так сказать.
-Да?
-Да, я ведь особо нигде не работал, понимаешь, у тебя агентство, у меня много друзей, да и от родителей осталось несколько квартир. Короче, я так, зарабатывал на сделках, знакомя тебя с интересными людьми, если можно так выразиться.
-Интересно, а что ты вообще делал? Где находил этих интересных мне людей?
-Ну, я по клубам постоянно шарился, даже арт директором одного был и… не важно в общем. Энна, она ведь другая, понимаешь? Ей эти клубы, встречи, пьянки нафиг не нужны. Но до аварии я не понимал этого. Только теперь, после комы, когда я работаю, как белый человек, не гуляю ночами, я понял, что должен был измениться раньше. А теперь… я не думаю, что она верит в то, что я изменился.
-А ты действительно поменялся? – Миша всмотрелся в друга, он заметил, как Саша на секунду отвел взгляд, как поудобнее сел на стуле, прежде чем ответить.
-Я стараюсь.
-За что я тебе чуть не врезал?
-Я изменил ей, через несколько месяцев после свадьбы, и она узнала.
Миша лишь поднял бровь, не понимая как можно было изменить ей?!
-Зачем?
-Ну, испугался, наверное.
-Чего?
-Того что рядом с ней я менялся. Становился более одомашненным, что ли? Мне казалось, что я выпадаю из привычной жизни. Не знаю.
Они замолчали, обдумывая каждый свое.
«Я могу понять, если бы Саша изменил Марине. Но Энне?! Да еще и после свадьбы. Может я все-таки врезал ему, да Сашка не признается? Как странно, ему повезло в жизни, и деньги и работа, и жена. Чего ему не хватает?»
- Так что не отчаивайся, идеальных семей не бывает. Но я многое понял за те пять месяцев. Я… мы с Мариной… понимаешь… Мы ведь каждый день готовились услышать худшее. Я многое понял, многое переосмыслил, думаю, она тоже – улыбнулся Сашка.
-Как Энна? – спросил Миша, чувствуя какую-то ответственность за нее.
Саша испугался этого вопроса. Всю жизнь он был честен с Мишей, но сказать правду сейчас было страшно. Казалось, что произнеси он эти слова, как они станут правдой.
-Плохо – Миша молчал, ожидая продолжения, и Сашка решился, так давно ему хотелось выговориться, - она стала чужой и замкнутой.
-Но она же помнит тебя.
-Помнит, но больше не чувствует.
-Это пройдет. Должно пройти.
-Вряд ли, мне кажется, что это конец, Миш.
-Не говори ерунды. Ей слишком много довелось пережить, нужно время.
-Нужно.
Они ехали молча, раздумывая о жизни, о будущем и прошлом. И каждому из них меньше всего хотелось ехать домой. Миша не мог больше видеть жену, а Саша наоборот хотел дать жене время отдохнуть от него.
-Саш, я бы хотел съездить на дачу.
-Зачем?
-Я хочу увидеть, где все произошло, может память вернется.
-Ты Марине говорил?
-Я не хочу ехать с ней. Если хочешь, скажи Энне.
-Знаешь, мы ведь всегда лето проводили там.
-Да?
-Мы уезжали из города в конце мая, и возвращались уже в самом конце августа.
-Традиции нарушать нельзя.
-Думаешь?
-А почему бы и нет?
-Я поговорю с Энной.
Телефонный звонок отвлек их. Саша вытащил из кармана телефон.
-Привет, как ты? Нормально все, с Мишкой встречались, сейчас домой едем, - он услышал, как глубоко вдохнул друг на этой фразе, - только сначала к нам заедем. Отлично! Скоро будем.
Положив телефон, он кинул взгляд на друга, рассматривавшего округу сквозь открытое окно.
-Не хочется домой?
-Абсолютно.
-Энна приготовила очередную вкуснятину. Поехали?
-Не помешаю?
-Шутишь что-ли?! Только не сообщай ей, что в Маке были, а то обидеться.
***
После комы, Миша не был нигде кроме своей квартиры. Больничная традиция каждодневного общения с Энной постепенно сошла на нет. Марина да и Саша хотели устроить праздник в честь их возвращения домой, но они с Энной были против. Прошел месяц, и вот он впервые посетил дом друга, место, которое раньше называл своим вторым домом. Энна встретила их в коридоре, такая же маленькая, но уже чуть поправилась. Она запекала что-то в духовке, и услышав этот запах сердце Миши больно кольнуло. Прошлое, далекое, но доброе пыталось выпрыгнуть из-за плотного заслона амнезии.
-Привет, - сказала Энна, впервые за месяц искренне радуясь. Вот чего ей хотелось, а она не понимала, ей просто нужно было увидеть Мишу, тех нескольких телефонных разговоров не хватало – как ты?
Она участливо взяла его за руку, и шокированные мурашки пробежали по их телам. Они так и стояли в коридоре, держась за руки, и смотря друг другу в глаза.
-Прости меня, - прошептал Миша, то, что творилось с ним из-за этого робкого дружеского жеста, наполнило душу смятением.
-За что?
-Если бы я не припарковал машину…
Энна не дала ему договорить, крепче сжав его ладонь, и положив вторую руку на его плечо.
-Послушай меня. Ты ни в чем не виноват! Запомнил?! Ни в чем! И я даже благодарна тебе за то, что ты припарковал машину именно там! Я ведь пробурчала, что не плохо было бы в тенечке! И послушай ты меня, мы бы сейчас не разговаривали!
-Да?
-Да!
Энна смотрела в его глаза, испытывая гнев на него, за то, что он казнит себя. «Так не должно быть! Он мучает себя!».
Когда Саша вышел в коридор, они продолжали держаться за руки и смотреть друг на друга. Он молча смотрел на их сплетенные руки, не желая понимать, не желая оценивать.
-Это не твоя вина! – громко и четко проговорила Энна, и еще раз сжав огромную ладонь, отпустила его, вернувшись на кухню.
Неловкость, повисшая в квартире, делала воздух похожим на кисель. Она с не поддающейся пониманию злостью доставала тарелки, и накрывала на стол. И даже не замечала, как потемнели глаза мужа, от увиденного, как неуютно ощущает себя Миша, сидя рядом с другом. Все что волновало ее в этот момент, это мужчина, винивший себя, загоняющий себя в угол. И это было ужасно. Ей хотелось наорать на него, успокоить, сделать все что угодно, лишь бы стереть это выражение затравленности с его лица.
-Что это такое? Пахнет вкусно! – Сашка попытался разрядить обстановку.
-Запеканка, я ее сегодня придумала, или может, вспомнила, не пойму. В общем, блюдо экспериментальное, так что не судите строго.
И отрезав по куску мужчинам, она осторожно раскладывала его на тарелки, обрывая тянущиеся нити расплавленного сыра.
-Вкусно! – обрадовался Саша.
Миша подтвердил, настороженно глядя на Энну.
-Мне кажется, я уже ел такое где-то.
-Да? – Энна удивилась не меньше – мне казалось, это я ее придумала.
-Здесь есть что-то не обычное. Не могу понять – Сашка задумчиво пережёвывал пытаясь распознать вкус. – раньше ты такое не готовила. Это точно.
-Корица и чеснок? – спросил Миша, внимательно следя за реакцией Энны.
-Да – прошептала она, чувствуя, как что-то бьется в ее голове, как пульсирует воспоминание, бьющееся в стену как птица в окно.
Они доели в тишине, не проронив ни звука. Миша доел первым, и удивив всех начал убирать со стола.
-Не надо, я сама, - прошептала Энна, от чего-то избегая его взгляда.
Он растерялся, казалось естественным помочь ей убрать, но Саша смотрел на него с тем же удивлением что и Марина, когда он мыл за собой посуду, или застилал постель.
-Я помочь хотел.
Мужчины уехали, еще не много посидев на кухне, Энна ушла, находясь в смятении, когда они сели рассматривать старые фотографии, Саша что-то рассказывал, они над чем-то смеялись.
Лишь в спальне, спрятавшись под легким пледом, она смогла успокоиться. Что-то произошло сегодня, необъяснимое и непонятное, но оно воскресило ее. Снова захотелось жить. Появились планы на будущее, на сердце улеглась безмятежность. Она так и заснула, наслаждаясь давно утерянным чувством сладкого покоя.
Когда она проснулась, в доме было тихо. Вечер уже вступил в свои права, с улицы доносились смех детей, и разговоры старушек сидевших на лавочке у подъезда. Она лежала на кровати, и слышала, как сработала чья-то сигнализация на машине. Как залаяла собака в ответ на кошачий визг. Выйдя в коридор, она стояла, вглядываясь в темное пространство. Пройдя вперед так и не включая свет, она наслаждалась запахами квартиры, что-то новое, какая-то нотка, аромата, блуждающего сегодня в сумерках квартиры, вдруг сделала ее домом. Что это? Корица? Чеснок? Цитрус?
26
-В субботу у Антоши день рождения, будем отмечать здесь – сообщила Марина, когда они остались вдвоем.
-Хорошо, - ему было все равно. Единственно важным было то смятение, что вызвала Энна, едва прикоснувшись к нему.
-Будут Сашка с Энной, и несколько ребят из садика с родителями конечно. Всего человек десять, двенадцать. Я заказала аниматора и клоуна.
-Хорошо, - да хоть единорога! Думал он, только замолчи!
Марина, казалось, абсолютно не чувствовала его настроения:
-Я уже купила подарок от нас, мы с девочками устроили себе выходной, прошлись по магазинам, так что я сразу и купила. Подумала, что тебе не захочется этим заниматься.
-Почему ты так подумала? Я бы с радостью выбрал подарок малому, если бы помнил, что он любит – в его голосе прозвучала и излишняя злость, и излишняя жестокость. Но в данный момент ему было все равно.
-Если бы ты спросил, я бы рассказала. Но ты ведь не спрашиваешь.
-И что же он любит?
-Он рассказал Светлане Ивановне, по секрету, что ему жутко хочется машину.
-Светлане Ивановне, - повторил Миша имя няни, и злость его только больше разгорелась. Но жена и этого не заметила.
-Да, каждый раз, забирая его из садика, они катаются в парке на этих электрических машинках. Короче я купила ему такую. Джип. Должен понравиться.
-А почему он тебе или мне не говорил об этом?
-Откуда я знаю?!
-Может, потому что тебя никогда нет рядом? Может, потому что он с няней проводит больше времени, чем с родной матерью?
-Не поняла?!
-Ну, раз не поняла, то и объяснять не зачем.
-А как по твоему я должна была жить? Ты сам согласился нанять няню и Стасику, и Антону! Что, хочешь, что бы я стала серой мышью? Грязной и засаленной домработницей, которая то и делает, что что-нибудь печет, готовит, стирает и убирает?! Я женщина Миша, и с рождением детей я не изменилась. У меня, так же как и у тебя осталась своя жизнь. И раньше тебя все устраивало!
Он молчал, рассматривая жену, и вспоминал Энну, она вкусно готовит, и сама убирает, и прекрасно выглядит. Почему же одной времени хватает на все, а другой не хватает даже на собственных детей? Как он мог быть таким глупцом?!
-Я думаю, что мне стоит пожить отдельно.
Она не ответила и не ушла. Так же и сидела, всматриваясь в свои ногти. Он не смог разглядеть в ее лице, ни боли, ни страха, ничего. Он сказал, что уходит, а она ничего не почувствовала.
-Останься до субботы.
Миша ушел в спальню. Открыв шкаф, достал чемодан и сложил в него вещи. Завтра пятница, остались всего две ночи, которые он должен провести здесь. Всего две ночи. Как-нибудь потерпит.
-Ты уйдешь сегодня? – Марина зашла в спальню, тихо прикрыв за собой дверь.
-Не знаю.
***
С самого утра, Антон разъезжал по огромной квартире в своем новом Джипе, и очень радовался, что папа подарил такую же машину как у него.
-Это мама выбирала - улыбался он.
-Все равно как у тебя! – не сдавался малыш.
Приходили люди, дарили подарки, визжали дети, участвуя в конкурсах. Сашка с Энной подарили огромную спортивную машину на радиоуправлении, и Антон разрывался желая ездить и в джипе и в то же время управлять спортивной машиной.
Нанятая Мариной фирма украсила квартиру цветами и воздушными шарами, официанты разносили шампанское и закуски, в гостиной был накрыт фуршет. Все шло своим чередом. На улице стремительно темнело, и вот уже свет уличного фонаря заглядывает в окна.
Он стоял у колонны, спрятавшись ото всех, наслаждаясь виски со льдом. В противоположном углу он увидел Сашку, тот что-то рассказывал Энне на ушко и она улыбалась. Подбежал Антон и Энна присела, погружаясь в разговор с ним.
Яркая вспышка озарила мозг. Он как наяву увидел женщину, в длинном голубом сарафане, она сидела к нему спиной в каком-то саду, ее длинные темные волосы раздувались ветром. Видение начало рассеиваться, и он взмолился, что бы женщина повернулась, молился, что бы успеть увидеть ее лицо. Но туман поглотил ее.
Придя в себя, он не смог больше оставаться здесь, не видя никого и ничего вокруг, он начал пробираться на балкон. Все что ему хотелось, это остаться одному.
Сгустившиеся сумерки, делали пространство объемней, оставшись, наконец, на едине с самим собой, он не сразу разглядел женщину, стоявшую в углу балкона. Миша уже хотел уйти, когда Энна повернулась.
-Не помешаю? – спросил он, делая несколько шагов в ее направлении.
-Нет, конечно.
Они постояли молча, всматриваясь в темноту. Он положил руки на холодные каменные перила, и это прикосновение немного успокоило безжалостно колотящееся сердце.
-Шикарный праздник – Энна говорила тихо, прислушиваясь к песням сверчков и птиц, в палисаднике под балконом.
-Это не моя заслуга.
-Как ты?
-Плохо, - так вышло, что она стала единственным человеком, которому он готов был сказать правду, вот так сразу, не раздумывая и не взвешивая.
Энна не ответила, лишь положила свою ладонь на его руку, сжимавшую перила до побелевших костяшек.
И опять толпа мурашек в испуге разбежалась по их телам. Прячась на спине и шее, заставляя тело вздрогнуть от искр, появившихся в глазах от этого прикосновения.
-Нельзя опускать руки – прошептала Энна, завороженно рассматривая, как сплетаются их пальцы.
-Нельзя, - прошептал он, наслаждаясь ее прикосновением.
Тишина, висела вокруг них непроницаемым заслоном, испуганные мурашки разбегались по телу и то и дело выглядывали, что бы убедиться – это не сон, так действительнобывает!
Они стояли поглощенные собственными ощущениями, лишавшими мыслей. Не заметив, как на балкон вышел Саша, как померкла его улыбка. Никто из них не повернулся на звук разбивающегося о мраморный пол бокала.
Сердце дрожало и падало, от его близости. Спазм сжимал горло лишая возможности говорить, но сказать было не чего. Сила, с которой встрепенулось сознание, от дружеского прикосновения, обездвижила тело и лишила мозг способности мыслить.
С усилием воли она отняла руку. И ушла, не проронив ни слова. Оставив за собой ароматный след духов. В комнате было шумно, лица мужчин, женщин и детей сливались в одну картину. Сердце то бежало куда-то, то останавливалось, и эхо его ударов отдавалось в ушах.
Саша стоял на кухне, спиной ко всем опираясь руками на стол.
-Поехали домой – прошептала она, обнимая мужа и пряча лицо на его широкой спине.
-Поехали – его голос был лишен красок. Сухой и далекий, казалось, что его обладатель стар как этот мир.
Они ехали молча, такси подвезло прямо к подъезду, и так же молча поднялись в лифте домой.
В темноте квартиры и ее тишине, она осталась один на один со своими мыслями, не желавшими расходиться по своим местам, чувствами и ощущениями, сбившимися перепуганными пташками.
-Обними меня – она прижалась к мужу, не дав включить свет. Они так и стояли в темном коридоре, и она слушала, как равномерно бьется его сердце. Он хотел разжать руки, но она не отпустила его.
Энна вдыхала аромат его одеколона, смешанный с запахом тела. Как она любила раньше вот так, вдохнуть, уткнувшись носом в его рубашку. Но теперь этого стало мало. Хотелось большего, хотелось другого… чужого.
Она подняла руки и начала расстегивать пуговицы на его рубашке, а он так и стоял, не поощрял и не останавливал, просто наблюдал.
-Поцелуй меня – попросила она, и он выполнил ее просьбу, заставляя сердце успокоиться и забыть ту боль, что преследовала его весь вечер. Она здесь, с ним, позволяет обнять себя. «Все хорошо, все будет хорошо». Но в глубине души звучал голос, мешавший ему, нашептывающий, что хорошо уже никогда не будет.
Когда она проснулась ночью, в комнате было темно, но света от бивших в окно фонарей хватало, что бы видеть спящего рядом мужа. Он лежал на боку, обнимая подушку. Энна провела рукой по его спине, обвела маленький шрам под лопаткой, родинку на пояснице. Он пошевелился, и она убрала руку, не желая будить его. Энна прикрыла глаза рукой, и сердце подпрыгнуло, когда, носа коснулся аромат, чужой аромат, чужого человека. Рука до сих пор хранила тонкий и спокойный аромат Мишиного одеколона.
***
-Не нужно, я сама, - Марина встала пораньше, что бы приготовить завтрак. С тех пор, как муж вернулся из больницы, она старалась измениться. Стать такой, какой он хотел ее видеть. Не обращала внимания на его придирчивость. Улыбалась, когда он ворчал. «Он не видит моих усилий, не помнит, какая я была, и не понимает, что я пытаюсь измениться».
Она приготовила тосты, омлет с овощами, накрыла стол. Когда вышел Миша, она заварила чай.
-Доброе утро, - он не понимал, что происходит. Стасик говорил, что готовит Ольга, но Марина всегда сама на кухне, когда он выходит.
-Доброе, - она взяла тарелку, и Миша не удивился, когда увидел вилку, на которую она сверху положила омлет. Он промолчал, но она умудрилась туда же положить и салат.
«Кухня – это не ее» - констатировал он.
-Дай мне, пожалуйста, другую вилку, а то эта вся в еде – он искренне старался говорить ласково, но она все же обиделась.
-Знаешь, наверное, это действительно безнадежно – она подала чистую вилку, и села напротив.
-Что безнадежно.
-Я, ты. Не могу я. Понимаешь? - ей хотелось сказать, что она все это время пытается измениться, старается для него, прося взамен лишь малейшего одобрения.
Он молчал.
-Прости Миш.
**
Марина проснулась поздно, на часах было уже практически двенадцать. Встав с кровати, она накинула длинный белый шелковый халат. Что-то изменилось в комнате, присмотревшись, она заметила. Чемодан. Его не было. Значит Миша ушел.
-Доброе утро, - она вышла на кухню, и Ольга сразу же поставила перед ней большую чашку капучино.
-Доброе, Марина Львовна.
-А где все?
-Михаил Игоревич ушел с утра, Стасик тоже. Антон гуляет.
-Ясно.
Входная дверь открылась, и неожиданно для Марины в кухню зашел Миша.
-Доброе утро.
-Доброе, – отозвались жена и повар.
-Михаил Игоревич, чай, кофе?
-Кофе, с лимоном.
Он сел напротив жены. Ольга поставила перед ним кофе с лимоном и удалилась.
-Ты вернулся?
-Я не уходил.
-Где чемодан?
-В шкафу.
-Что так?
-Марин, ради детей я готов попробовать еще раз. Я хочу изменить все, понимаешь?
-Еще раз. Ради детей. – она повторила его слова и слегка улыбнулась, - знаешь, сегодня утром я проснулась и увидела что чемодан больше не стоит в углу. Как ты думаешь, какая первая мысль появилась в моей голове? Какое чувство я испытала?
«Я не хочу другой жизни» думала она, «я старалась, старалась». Она вспомнила как пыталась поговорить со Стасиком, но тот лишь улыбнулся, «не надо мам, я люблю тебя такой какая ты есть» сказал он. «точная копия отца», только тогда она поняла насколько он похож на отца. Она готовила для мужа, стараясь аккуратно, и даже красиво раскладывать еду на тарелке, но он опять был недоволен. Тогда стало ясно, что измениться она не сможет, да и вряд ли ему это нужно.
-Не знаю – он действительно не представлял, о чем она могла думать.
-Я подумала: «Блин, у него в портмоне остался талон без которого я не смогу забрать машину с сто», и лишь досаду я испытала, собственно на отсутствие талона.
Миша достал из внутреннего кармана портмоне, нашел талон и передал его жене. Не проронив больше ни слова, он прошел в спальню, взял чемодан и ушел. У подъезда его встретил Тоха, возвращающийся с няней домой.
-Папа! – и малыш кинулся ему на шею.
-Привет, чемпион! Как погулял?
-Хорошо. Ты уезжаешь? – спросил сын, разглядывая чемодан.
-Не на долго. Скоро вернусь.
-Обещаешь?
-Обещаю – он поцеловал сына, и ушел.
Миша долго шел просто вперед, чемодан на колесиках, верно ехал вслед за хозяином. «Ну вот, я ушел», думал он, не испытывая ничего кроме жалости к детям. «Стасик может и поймет, а вот Тоша еще слишком мал. Я, буду приходить к ним…».
-Саш? – он набрал номер единственного человека который был его другом и услышав его голос в трубке, прокашлялся – Ты дома? Я могу заехать к тебе?
Получив утвердительный ответ, он остановил такси.
Сашка лишь поднял бровь, увидев чемодан. Энны дома не было. Оно и к лучшему. Миша боялся, что увидев ее, снова испытает то странное чувство, от которого вздрагивала сама душа.
За чашкой кофе он поведал другу, что ушел от жены.
-Досада, она испытала лишь чувство досады, на талон!
-Миш, ты уверен?
-Нет, я уже больше года ни в чем не уверен.
-Что ты будешь делать?
-Сниму квартиру, и начну жить заново. А что еще?
-Ты уже подыскал что-нибудь?
-Нет. Сегодня поеду в отель, а там посмотрим. Скажи, только, в какой лучше?
Как хотелось Саше согласиться с этим, хотелось позвонить в отель и забронировать номер, вызвать такси или самому отвести его, лишь бы успеть до возвращения Энны. Как бы не старался он забыть увиденное вчера на балконе, но из песни слов не выкинешь, она просто положила свою руку на его, а искры, пролетевшие между ними, от этого дружеского, ничего не значащего жеста выбили из его рук бокал. Дружба, связывающая их почти сорок лет, не могла раствориться вот так, в темноте балкона.
-Какой отель? Не глупи, сегодня останешься здесь, а там посмотрим.
-Спасибо Сань. Но нет. Я не хочу мешать вам
Он не договорил, в кухню зашла Энна
-В чем мешать? И кто уезжает? И привет кстати.
-Привет, - отозвался Миша.
Энна раскладывала в холодильник купленные продукты и потому не видела, как зажглись внутренним светом Мишины глаза, и как померкла улыбка ее мужа, внимательно наблюдавшего за другом.
-Ни в чем, - ответил Миша, пряча взгляд в чашке.
-Что за чемодан? – продукты разложены, и, не имея больше возможности прятаться за открытой дверцей холодильника, она лишь на секунду встретилась глазами с Сашей, надеясь, что он не заметит лихорадочный румянец на щеках, и прошла к кофеварке став к ним спиной.
-Мы с Мариной решили пожить отдельно.
Эта новость не хуже обуха стукнула ее по голове, но она не позволила себе думать об этом. Нельзя, не сейчас. И заставила себя повернуться:
-Это ужасно, а дети?
-Вечером вернусь, и мы все им скажем.
-Где ты будешь жить?
-Пока в отеле, потом квартиру сниму, может куплю, посмотрим.
Она смотрела на мужа, и не могла понять, что с ним. Искрящиеся любовью и радостью глаза, стали холодными и напряженными, губы плотно сжаты, руки спокойно держат чашку. Неужели он не предложил остаться у них? Он же никого не помнит в этом мире, никого не знает кроме Саши!
-Я предложил ему пожить у нас, - сказал Саша, наблюдая за игрой чувств на лице жены.
-Правильно, - и на душе у нее стало легче. «Он не сможет жить один. О нем нужно заботиться».
-Нет, спасибо конечно, но я не хочу мешать
-Глупости! – выдала Энна с большим энтузиазмом чем того требовала ситуация, и это не ускользнуло ни от мужа ни от Миши.
27
Она видела, как страдает Саша, но чувства были ее обращены к Мише. Через несколько дней, когда Саша уехал на работу. Она решилась сделать это. Просто потому, что ей казалось это правильным.
-Попробуй еще раз – они пили чай, сидя на кухне.
-Что попробовать? – он задумался, не понимая, почему эта атмосфера кажется ему знакомой.
-Поговори с Мариной.
-О чем? – со вздохом поинтересовался он.
-Я помню ее, и помню то, не многое о чем она рассказывала. Вы вместе прошли через многое, это не проходит бесследно.
-Я злюсь на нее. Сам не знаю почему, меня все раздражает. Что она делает, как она делает…
-Попытайся.
Он ничего не ответил, просто ушел в комнату, раздумывая о ее словах. Дети. Грустный, понимающий, взгляд Стасика. Любящий, искренний –Антона. «Только ради них» решил он, «я попробую только ради них».
Когда он зашел домой, там было необычно тихо. Его не встретила Ольга, не было слышно голоса Светланы Ивановны. «Где все?». Пустая квартира показалась ему другой. Что-то было иначе. Обойдя ее, он заметил разбросанные игрушки Тохи. «Странно, почему Ольга не убралась?». На кухне стояла только что вымытая посуда, а на печке приготовленная еда. Щелкнул дверной замок.
-Папа уже приехал? – услышал он голос сына.
-Нет еще, подожди, разувайся.
-Мам, а где Светлана Ивановна?
-Она занята, сынок. А что ты хотел?
-Ты теперь всегда будешь за мной в садик приходить?
-Да.
Он слушал их разговор, пытаясь понять, что же произошло? «Может она так деньги решила сэкономить?». И поняв, что пора появляться, чтобы не сильно напугать их он позвал жену.
-Марин?
-Боже – прошептала она.
-Папа! – и Антон побежал к нему через всю квартиру, и крепко обняв за шею, прильнул всем свои маленьким телом – ты уже не уедешь?
-Нет, - ответил он сыну, всматриваясь в полные слез глаза жены, - не уеду.
-Я буду гномом.
-Да? Когда?
-Скоро, в какой-то день, я буду стих читать.
-Да?! А какой стих? Расскажешь мне?
-Да, когда мама прочитает.
-А сам?
Он видел, как стерла слезы жена, как убрав обувь в шкаф, пошла на кухню. Он шел за ней, все так же держа сына на руках. Марина включила плиту, расставила приборы. Пока грелась еда, она собрала игрушки, разбросанные по квартире. Миша с каким-то замиранием сердца следил, как она раскладывает еду. «Даже вилку не запачкала, на этот раз. Нужно чаще уходить».
Они так и не обсудили ни его уход, ни его возвращение.
-Хочешь, я тебе ванну наберу? – спросила Марина.
-Да, - ответил он.
А вечером он предложил поехать на дачу.
**
Миша снова вернулся к Марине, и Энна была рада за него, но радость эта все же была оттенена какой-то досадой, обидой.
От скуки Энна сходила с ума, Саша с утра уходил на работу, оставляя ее в одиночестве, и возвращался лишь под вечер. Она вспоминала, как раньше он напротив проводил дни с ней, но мог уходить на целую ночь. «За что боролась, то и получила» - улыбнулась она сама себе. Ей не хотелось встречаться с подругами, общаться с родственниками. Ничего не хотелось.
Переделав все, что можно было сделать, она села за ноутбук, не зная зачем, не зная, что ищет, просто открыла последнюю страницу, хранившуюся в истории.
«Состояние комы точно не изучено… . Многие пережившие ее, возвращались в детство…. Попадали в свое будущее… видели другие миры.».
Она выборочно читала статью. «Саша читал это? Зачем?». Здесь описывались разные истории рассказанные людьми пережившими кому. И все эти истории заканчивались разводом. «Он боится. Или ждет». По бокам от статьи то и дело мелькали рекламные баннеры. Ей в глаза бросались фотографии знаменитостей, скидки на одежду и обувь. Но все это оставалось без особого внимания с ее стороны. В самом низу страницы, ее взгляд зацепился за маленький квадратный баннер. Не яркий, как остальные на странице, а постельный, и какой-то нежный. На картинке был изображен чайный сервиз. Молочного цвета фарфор с голубыми и синими цветочками.
«Прямо как мне Мика подарил», и она потянулась к мышке, что бы перейти на следующую страницу статьи.
«Мика!» рука замерла, так и не нажав на кнопку перехода. Сердце забилось быстрее, ему вдруг стало тесно под ребрами. Энна продолжала всматриваться в экран, но больше не видела ни статьи, ни баннеров, перед ее взглядом пролетала ее жизнь, другая, вымышленная жизнь. Не существующая, но в то же время не менее реальная. И образ знакомый и далекий, образ мужчины, нежного и сильного, властного и такого любящего. Миша. Она как наяву ощущала прикосновение шершавых ладоней и натруженных пальцев, ощущала его дыхание на своей шее, и острая боль, пронзала само ее сознание. «Это сон. Только сон. Так не бывает. Так не было!». Но сердце помнило, сердце не обманешь. Оно с поразительной точностью воспроизводило его голос и взгляд, объятия и смех. Не веря, не желая верить, что этого не было.
Она так и сидела, вглядываясь в экран, когда пришел Саша. Не слышала, как он зашел, как подошел к ней. Не чувствовала слез стекающих по щекам. Не видела и не слышала никого и ничего, кроме человека, обещавшего быть рядом, и в том мире и в этом.
«Я люблю тебя – прошептал Миша, целуя ее в губы, - я всегда буду рядом. Обещаю.
-Я знаю – ответила Энна, целуя его в ответ.
«Хоть бы не вернуться», думала она тогда. «Господи, я так люблю его!»»
-Эн? – Саша тихо позвал ее, чтобы не напугать. «Она читает статью и плачет. Хочет развестись?!», вчера, когда эта статься попалась ему на глаза, он сам испытал нечто подобное.
Она повернулась на звук его голоса. Понимая, что это Миша стоял между ними, тот Миша, который любил ее, именно так как ей было нужно, только он мог так любить, мог «так» быть рядом.
-Саш – голос выдал намного больше, чем глаза и слезы. Треснувший, глухой, безжизненный, он как будто извинялся за что-то. И Саша ушел, не желая слышать, то, что, как ему казалось, она скажет.
«Я не смогу, не смогу без нее! Я такой только из-за нее, только благодаря ей! Она уйдет и… я… я не хочу жить без нее!». Страшное осознание самого себя, того, кем он стал, и того, что больше не нужен никому такой. Ни старым друзьям, ни клубным знакомым. Только ей. Уйдя в себя, полностью окунувшись в свой страх перед будущим, он стоял, скрестив руки на груди, прислонившись лбом к прохладному стеклу, и вглядывался в темную пустоту. Теплые, ладони прошлись по его спине, и нежные руки обняли за талию.
-Прости – прошептала Энна, спрятав свое заплаканное лицо в складках его рубашки.
-Все в порядке – так же тихо прошептал он.
-Я люблю тебя – шептала она. Отрекаясь от выдуманного чувства, желая забыть всю его полноту и мощь.
Он обернулся, и обнял ее, целуя резко, крепко, жадно, требовательно.
«Я люблю его» повторяла она себе, желая убедить себя в этом, напомнить себе. «Его, я люблю его». Но кожа вспоминала прикосновения других губ, нежных и мягких, отдающих многое, и ничего не требующих. «Это просто сон!». Она провела пальцами по его волосам, а память невольно подбрасывала другие ощущения. Неповторимые, неимоверные, нереальные.
28
Дети уже давно спали. Они долго лежали с Мариной, не засыпая, не включая телевизор, а потом она встала. По звукам ее шагов, он понял, что она спустилась на кухню. Резкий порыв ветра отворил окно, взметнув штору. И вдруг воспоминания пронеслись со страшной, сметающей все на своем пути скоростью. Он увидел множество людей и множество событий, в голове его разом зазвучали миллионы голосов. Вот он маленький сидит у папы на руках, и учится водить машину, вот мама ругает его, за то, что тренируясь в квартире, он сбил ногой телевизор. Школа, первая любовь, вечер с друзьями где-то на даче, первая выкуренная сигарета, дождь, клуб, Марина. Он снова проживал свою жизнь, стремительно, ярко и осязаемо. Он видел беременную жену, и своих детей. Видел похороны родителей и отправлял старшего сына в первый класс. Снова был маленьким мальчиком, которого принимали в пионеры, и взрослым мужчиной, руководившим агентством. А потом была авария, и тот сон. Странный, почти настоящий сон, в котором Энна подарила ему меч, сделанный когда-то давно его отцом для него. Длинный сон, длящийся несколько лет, в котором он скучал по детям, и слышал их голоса. В котором предал друга, и нашел ту единственную женщину, с которой хотел прожить отведенное ему Богом время. Жизнь обрушилась на него водопадом эмоций и чувств, мыслей и желаний, и в них он терял себя, того себя что был ему знаком, того, который однажды утром проснулся в больнице, в окружении чужих людей, и чужой жизни.
«Эни. Это ты. Мне снилась ты. Снилась». Радость от того, что он нашел себя, и в то же время ужас от того, что это случилось, все это вдребезги разбивалось об мнение, что сформировал он о себе, о своей семье. Ему думалось, что он один человек, но сейчас, наконец-то вспомнив себя самого, оказалось, что он другой. И не было у него потерянного рая, о котором, он, казалось, помнил. Не было женщины, которую любил, и которая любила его, был лишь сон. Долгий, яркий, живой, сон.
В комнате было темно, свежий ветерок играл гардиной, и она, то поднималась к самому потолку, впуская сладкий, наполненный ароматами цветов воздух, то, как будто напротив, пыталась выскользнуть за окно, и дотянуться до неба. Миша продолжал воспроизводить в голове события этого сна, испытывая необходимость делать это снова и снова, как голодающий, наконец, добравшийся до еды не в силах остановиться, хоть и зная, что ему будет плохо потом.
А после были новые воспоминания, теперь он понимал, как старалась измениться Марина, как повзрослел Стасик, как замкнулась Энна. И Саша, каким другим он стал. Он вспоминал глаза друга, наполненные грустью и тяжестью, и от случившегося, и от того что еще случиться.
«Саша знал», понял Миша, «он чувствовал, сам не понимая, что именно».
Сев на кровати, он еще какое-то время смотрел на гардину, которая никак не могла определиться остаться ей в комнате, или же вылететь в ночь.
В доме было темно, лишь свет, бивший с первого этажа, сквозь лестничный проем, немного освещал холл. Миша стоял в дверях спальни, и новые воспоминания приветствовали его. Вот он первый раз заходит в дом, осматривает его. Вот они с Мариной выбирают обои. Вот маленький Стасик чуть не упал с лестницы, погнавшись за мячом. Он зашел в комнату к сыну, тот спал на животе, и одна рука свисала с кровати, будто пытаясь дотянуться до упавшей подушки.
«Я тоже постоянно ее теряю» - улыбнулся он, видя самого себя в собственном ребенке. Он поднял ее, и осторожно положил сыну под голову.
Миша подоткнул легкую махровую простынь, укрывающую Антона, и поцеловав детей спустился вниз.
Из кухни доносился шум перебираемой посуды. «Что она делает?» но когда подошел к дверям, сердце его больно кольнуло. Марина стояла спиной к нему, делая то, чего не делала ранее, то, о чем он просил ее двадцать лет подряд. Она достала всю посуду, и теперь складывала ее обратно. Так, как Миша просил. На полках стояли аккуратные стопки тарелок и блюдец, не перемешанные между собой, а сложенные по размеру. Из открытого рядом ящика, ему улыбнулись расставленные чашки, как бы говоря, что больше не попытаются упасть ему на голову.
Он стоял в дверном проеме, ничем не выдавая своего присутствия. Просто наблюдал, как жена выполняет его просьбу. Теперь, когда он готов был уйти, когда понял, что жизнь может стать другой, она вдруг делает то, чего он уже не ждал от нее.
«Ну и куда я теперь денусь?!». Чувство долга, чувство уважения, и еще множество других чувств, проскочили в его сердце. Он не любил жену, и прекрасно понимал это, как и то, что она тоже не питала к нему особой нежности. Но одно то, что она делает это, делает исключительно для него, потому как ей самой на это плевать, заставило Мишу задуматься. «Все-таки, я двадцать лет просил ее измениться! Ну почему она решила сделать это сейчас? Испугалась, наверное», решил он.
Марина расставляла посуду, так как этого хотел Миша, сегодня, она сама как бы со стороны посмотрела на нее. Тарелки и блюдца, мелкие и глубокие, все были составлены, как попало. «Это ведь действительно неудобно» - подумала она, вспоминая, как красиво и аккуратно составлена посуда у Энны, как легко, практически с закрытыми глазами она брала с полки то, что ей нужно, и ей не приходилось вытаскивать блюдце из-под горы больших салатников. «Да что мне, сложно?!», «нет», поняла она, «не сложно, и не лень. Нет. Это просто из упрямства, какого-то неясного, необоснованного упрямства. Только потому, что он хотел руководить всем и вся! Меня никогда особо не волновало, как чашки стоят. Но ему это было важно. Господи, сколько же ссор я могла бы избежать! Сколько лишних слов не наговорить!» сейчас все эти глупые и пустые бытовые мелочи, из-за которых они то и дело ругались, виделись ей иначе. Еще более пустыми и еще более глупыми. «Зачем я это делала? Что пыталась доказать?!». Она осторожно, стараясь не сильно греметь, составляла на рабочей поверхности салатники, когда теплые мужские ладони легли на плечи. Сердце прыгнуло, не понимая его жеста, не осознавая, что за изменения произошли с ним. И испытывая смущение за то, что он увидел ее занятие, и в то же время, радуясь его амнезии. «Он ведь все равно не поймет!» но когда она обернулась, на нее посмотрели улыбающиеся, карие глаза, и взгляд этот сказал больше, чем любые слова.
-Миш, - прошептала она, и расплакалась. «Он все вспомнил! Он помнит!».
И он обнял ее, давая то, в чем она действительно нуждалась, не просто тепло, не только объятия, а особенное, душевное прикосновение мужа. Положив подбородок на ее светлую макушку, он просто закрыл глаза, пытаясь забыться.
Теперь жизнь его наполнилась, полностью, до краев. Дети, жена. Он делал то, о чем мечтал, в той жизни, в коме, «Я мог умереть, и не сделать этого. Второй шанс, вторая жизнь. Я не упущу его». Он учил Стасика водить машину, а Антона плавать, они запускали воздушного змея, и строили шалаши. Он учил сыновей айкидо, и рассказывал истории о своем детстве. Лишь изредка, встретившись с ней, он позволял рассудку сравнивать, выискивать, спрашивать себя «Что было бы если… если бы они встретились раньше… если бы это произошло на самом деле..» но видя, как улыбается она Сашке, как гордится им, как наслаждается, он заставлял себя забыть тот сон, забыть чувства которые он привнес в его жизнь. «Я поменялся благодаря тебе» мысленно говорил он Энне. Рассуждения его приводили к разным выводам и утешающим и будоражащим. «Потому что мы были вместе, когда это произошло», думал он, ты приснилась мне, потому что была тогда рядом. А, мог, привидится кто угодно. И хорошо. Хорошо, что это случилось. Теперь я понимаю больше, вижу больше… да… если бы не мой характер…. Если бы я позволил Марине проявить себя… все было бы иначе. Ну, что же, лучше понять это поздно чем никогда. Я ведь понял. И она тоже».
И он опять вспомнил тот разговор, в ночь, когда память вернулась:
«-Миш, мне просто хотелось как-то само реализоваться, не знаю. Быть кем-то кроме твоей жены…. Чего я достигла? Что сделала? Вышла за тебя замуж… и все… все. А ведь целая жизнь прошла….
-Не говори ерунды, - разговор этот, уже давно назревший, но от того не менее тяжелый, начался, когда слезы были выплаканы, а ласковые слова высказаны. Когда, его амнезия больше не отдаляла их. Они так и сидели на кухне, а вокруг были открытые шкафы и ящики, и выставленная посуда.
-Просто выслушай меня – попросила она, беря его за руку.
И он опять увидел ту перемену, что случилась с ней.
-А раньше бы сказала, что нельзя быть таким бесчувственным – он улыбнулся ей, вспомнив как во сне, его сне, Энна тоже назвала его бесчувственным. И тогда, еще больше уверился, что сон этот снился ему только для того, что бы он осознал свои ошибки, что бы изменился.
-И была бы уверенна, что высказалась достаточно ласково, - хмыкнула она, - Миш, в тот день… ночь… когда….- она замолчала, и тогда он крепче сжал ее пальцы, побуждая продолжать, - я думала что потеряю тебя, думала о том, как буду жить без тебя, и как жила с тобой…. Прости меня….
-Да ладно – примирительно, успокаивающе и даже слегка весело проговорил он.
-Не ладно, я хочу, что бы ты знал, что бы понимал почему….
Они молчали, Марина, от того что подбирала слова, Миша от того, что готовился услышать…
-Мне было так страшно, да и обидно. Ты помнишь, как мы мечтали открыть свое дело?
-Помню
- Мы вместе выбирали проект, вместе обдумывали, что и как будет, вместе. И ты слушал меня, а я тебя… А потом, потом я забеременела, и мы исчезли, исчезли в твоей работе, в твоем стремлении достичь лучшего, получить большее. Растворились… Я больше не была твоим другом…
-Ты всегда была моим другом, - прошептал он, лишь догадываясь, сколько боли и обиды причинил ей.
Она иронично улыбнулась, не видя смысла ни опровергать это, ни соглашаться.
-Миш, не в дружбе дело. Дело в том, что ты достиг поставленных нами целей, нами – она сделала ударение на этом слове, - а я осталась женой, и когда хотела реализоваться в доме, научиться быть хозяйкой, стать матерью…. .Ты ведь к тому времени тоже изменился, стал властным, стал требовательным, - он хотел что-то сказать, но она взглядом попросила его молчать, - я понимаю, должность, работа, от тебя и решений которые тебе нужно принимать зависит не только твоя семья, но и семьи тех, кто на тебя работает, - процитировала она его же слова, которые слышала тысячи раз, и он улыбнулся, грустно улыбнулся, от сквозившей в них гордыне, от того, каким значимым он ощущал себя тогда, думая так, и говоря это. – Ты хотел руководить всем, и дома, и на работе. А что оставалось мне? Я не работала, ты сам сказал, что это не нужно. Гордился тем, что можешь позволить жене отдыхать и наслаждаться жизнью. Забывая, что я была не менее амбициозной чем ты, а может и более… может и более….
-Но почему ты не пошла на работу, если так хотела?
-Ты так гордился своими успехами! Помнишь? И я, по глупости… в силу возраста… не знаю, мне казалось, что если пойду на работу, задену твою гордость…. Сама виновата…
-Но не из-за твоей работы мы ссорились, ты же сама знаешь.
-Да, из-за твоей, - она опять улыбнулась, - просто, ты набирался жизненного опыта, впитывал новые взгляды, среди людей, общества…. . И ждал, что я буду соответствовать тебе, находясь среди пеленок, игрушек, бутылочек для кормления? Бесспорно, во многом ты был прав. Но мне нужно было понять это, самой. Ты всегда все решал, говорил, что и как сделать. А мне хотелось самой научиться! Но тебе было некогда ждать. Я пять лет ждала, когда ты наберешься опыта, когда мы насобираем денег на собственное дело…. А ты не смог подождать год, пока я привыкну к быту с ребенком, научусь жить по-новому. Тебе было некогда…
-Марин… - только сейчас он понял, насколько эгоистичен был, насколько глуп. Она произнесла это, и теперь его собственное прошлое стало другим. Он вспомнил первые пять лет брака. Они вместе работали, собирали деньги. И его не интересовали ни кастрюли, ни тарелки. Было все равно, было некогда. А потом она забеременела, тяжелая беременность, сохранение, больницы. Она не могла ничего делать, боясь потерять ребенка…. А потом родился сын, и его жизнь еще более круто изменилась. Он открыл свое дело, и стал прилично зарабатывать. Успешно руководил людьми, его слушались, подчинялись… и он совсем забыл о жене… забыл… не думал больше о ее чувствах, считая, что зарабатывает достаточно, для того, что бы она просто делала то, что ему нужно, то, чего он хочет.
-Тш…. Не говори ничего – она рисовала невидимый узор на его ладони, провела ногтем по линии жизни, - ты такой, какой есть, и отчасти в этом моя вина.
-Вина? – он улыбнулся,- так плохо все?
-Не очень, если, честно. Но и я такая, как есть благодаря тебе.
-Я не думал….
-Я тоже. Мне ведь казалось … сама не знаю, что мне казалось…. Я реализовывалась так, по-глупому. Доказывала, что тоже что-то значу… что-то знаю… что в доме, в быту сама могу принимать решения. Что я тоже человек…. Создавала себе заботы, занимала свое время, просто, чтобы не быть все время одной... что бы…. Не сидеть постоянно дома…. Не быть… знаешь, как верный пес. У тебя ведь была жизнь, интересная, наполненная событиями… и мои достижения казались малозначащими… дурацкими… не нужными…
-Это не так!
-Ты возвращался с работы, и рассказывал мне, об интересных людях и событиях. А я? что я могла тебе рассказать? Как Стасик сходил в туалет? Как у него болел животик? И ты сказал, что я деградирую…
Он хотел бы отречься от этих слов. Но слишком хорошо услужливая память воскресила тот давешний разговор.
-И нанял няню… - продолжила она
-Прости меня…
-Да ладно – подражая его манере, ответила она, пожав плечами – это уже не важно.
-И после всего этого, я ушел.
-Ну, в твое оправдание скажу, что я бы тоже от себя ушла. Когда посмотрела со стороны, когда поняла все…
Он не выдержал, собственного эгоизма и властолюбия, не выдержал того твердолобства что проявлял, того бесчувствия. «Я сам сделал ее такой, а потом сам из-за этого бросил».
-Почему ты не сказала мне этого раньше?
-По нескольким причинам. Во первых, сама, не особо отличалась сообразительностью, может если бы раньше осознала это, тогда… а во вторых, тебе же пришлось практически умереть, чтобы до меня дошло. Видимо, раньше ты был к этому не готов.
Они еще долго разговаривали той ночью, до тех пор, пока небо не окрасилось просыпающимся солнцем. Он осознал, что двадцать лет жизни ушли на обиды и непонимание. «Поэтому я так влюбился в Энну во сне. Да. Она просто поняла это раньше. Мне приснилось, что она поняла меня раньше» тут же поправил он себя. Теперь по-другому воспринимая и жену, и сон, и себя».
29
-Ну, как Катька? – подмигнув, Миша спросил у Саши, когда выйдя на улицу, увидел друга сидящего на террасе. Он сказал это достаточно тихо, что бы знать, никто кроме него не услышит этих слов.
-Понятия не имею. Я же сказал что… - и только тут до него дошло. Катя…. Это было до аварии… он вспомнил!
-Мишка! – и он кинулся к другу, к брату. Обнимая его и не веря, что он вернулся.
-Да, - он похлопал его по спине, - теперь это действительно я!
-Боже!
Они не заметили, как вышла Энна, как внимательно она всматривалась в Мишу, как взгляд ее блуждал по его спине, рукам, как он ласково прошелся по его щеке, как нежно прикоснулся к губам. «Я так четко видела его во сне… надо же… ».
-Эн! – Сашка первый заметил ее – он вспомнил! – зазвонил телефон, и он забежал в дом, что бы звук его не разбудил остальных
-Да?! Это замечательно! Я так рада! – и, не раздумывая бросилась ему на шею.
И он так же, не раздумывая обнял ее, слегка приподняв, как делал это миллион раз, во сне, в коме. И ужаснулся правдивости тех выдуманных им чувств. Она прильнула к нему, как будто делала это всю жизнь.
Энна прижималась виском к его не бритой щеке, как делала это во сне. Наслаждаясь запахом его тела, «такой же, как во сне!» поняла она, и это, новое знание обезоружило ее. Но сердце, так ждавшее, так надеявшееся снова испытать это, отказывалось разжимать руки, отказывалось отпускать его.
Миша все так же стоял, прижимая ее к себе, вдыхая аромат ее волос, видя, как рассыпаются они по его рукам… «О, Боже! Боже! Не может быть! Нет!». Но его руки помнили ее, его тело помнило, именно ее, именно такой.
Они отпрянули друг от друга одновременно, когда из дома донеслись чьи-то шаги. Так и стояли, глядя друг другу в глаза, со страхом, с неверием, недоумением.
-Это нужно отметить! – сообщил радостный Саша, выходя из дома.
-Обязательно! – подтвердил Миша, стараясь больше не смотреть на нее, не думать о ней. Потом, он обдумает все, потом. И по привычке, отложил эти раздумья, заставляя быть там, где находится, что бы никто, не понял его истинных мыслей.
Закончилось лето, долгое, и в тоже время быстрое. Миша боялся заговорить с Энной, боялся просто находиться с ней рядом. Сомневаясь в преданности собственного тела. Пришел сентябрь, и они с Мариной переехали в город. Дети пошли в школу, он стал брать Марину с собой на работу. Уделять ей внимание. Стараясь больше не сравнивать ее с Энной, не думать о том сне. И ему удавалось это. С трудом, но удавалось.
В середине сентября, когда лето ушло, а осень еще не наступила, деловая поездка привела его в Орлово. Саша с Энной до сих пор жили на даче, он так и остался работать у Миши, и ездил в офис от туда.
-Привет, ты где? – позвонил ему Саша.
-В Орлово, они наши. Готовь документы.
Хмурое с самого утра небо, отзывалось порывами ураганного ветра и эхом грома, где-то вдалеке.
-Отлично! – с тех пор, как к Мише вернулась память, они с Энной больше не разговаривали так, по особенному. Он не видел больше того странного, захватывающего их, и убивающего его чувства. Саша больше не боялся, что Энна уйдет, но все же неясный страх иногда возвращался. Энна всегда боялась грозы, и просила его не оставлять ее. Просила быть рядом – Миш, заедь на дачу. Энна там одна, из-за грозы выключили свет. Сможешь?
-Конечно, - но положив трубку, он уже так не думал. Как легко было забыть сон, забыть то чувство, когда она обняла его, когда вокруг была его семья, Саша. Он знал, что она чувствовала в тот момент. Ощущал ее ответное сердцебиение на своей груди, нежное дыхание на шее. «Она тоже почувствовала это».
Когда он подъехал к дому, буря уже была на подходе, зайдя в калитку, он увидел горящую свечу на кухне, и сердце сделало кульбит. Вот точно так же горела свеча во сне.
Позвонив в дверь, чтобы не пугать ее, он понял, что это возможно единственный момент, когда он может спросить ее. «Или сейчас, или никогда».
-Привет, - она открыла дверь, подсвечивая себе фонариком.
-Привет – он зашел в дом, сразу же направившись к щитовой. От части, чтобы не видеть ее, отчасти, что бы дать себе время еще раз обдумать все.
-Сашка направил? – с улыбкой спросила она.
-Ага. А то сидишь тут одна, без света, воды.
-Не нужно было. Я бы его спокойно дождалась.
Он повернулся в тот момент, когда молния ударила где-то рядом с домом, раскат грома практически оглушающий, от которого задрожало само здание, и сама земля, разнесся по округе. И увидел, не поддельный испуг в ее глазах, граничащий с паникой, увидел, как побелели пальцы, сжимающие фонарик, и дрогнула жилка на шее.
-Испугалась? – нежнее, чем хотел, спросил он.
-Немного – прошептала она. «гроза… это другая гроза… не та… все хорошо», успокаивала она себя, «тогда, это была не гроза, а взрыв. Все хорошо. Я больше никогда не «засну так», никогда».
Он вспомнил такую же грозу, бревенчатый домик, как отпрянула она от окна, и как будто кто-то иной вселился в него в этот момент, сказал:
-Иди сюда, - и развел руки в стороны, - я тебя спрячу.
И она не раздумывая, не задумываясь, все еще находясь там, в Еравии, сделала шаг вперед и окунулась в него, полностью растворившись в его тепле, в его руках, в нем самом. Только секундой позже вспомнив такой же вопрос, с его стороны, такую же грозу.
-Как звали бабушку, у которой мы жили? – спросила она у расстегнутого ворота его рубашки, желая услышать любой ответ, лишь бы, наконец, закончилась эта неизвестность.
Холодный пот выступил у него на спине, от ее вопроса.
-Нюра – прошептал он.
А дальше была тишина. Искрящаяся и звенящая.
-Как? – прошептал он, проводя костяшками пальцев по ее щеке, стирая выступившие на ее глазах слезы, - как?
-Не знаю… - ответила она, прижимаясь к его горячей ладони, - не знаю… Мик… Боже мой… Мик…
-Эни…
Мысли, разорванные, отчаянные, и ужасающие, скитались в его сознании как кочевники. Ни к чему, не стремясь, ни на чем не сосредотачиваясь. И тяжесть того, через что прошла Марина рядом с ним, и ужас от чувства долга перед ней, перед детьми, и любовь… странная, нежная, сильная, и разрушающая. Любовь, способная сломать их жизни, и жизни его детей.
«Я должен знать» решил он, но прежде чем слова слетели с его губ, он поцеловал ее. Сначала легко, невесомо, робко прикоснувшись к ее губам…. Слишком хорошо их тела помнили друг друга, слишком близко стояли их души. Он знал ее, а она его. Каждую родинку, каждый шрам.
За окнами бушевала гроза, но ни молнии, осуждающе заглядывающие в окна, ни гром, желавший остановить их, не имели значения. На кратчайший миг, показавшийся вечностью, они позволили себе забыть то, кто они, забыть тех, кто рядом с ними. Существовали только они вдвоем, не Миша и Энна, а Мик и Эни, заброшенные в другой мир, отчаявшиеся и одинокие, и влюбленные.
Он не понял, как они оказались в гостиной, не заметил, когда он успел снять пиджак. Осознал себя только, когда прохладный ветерок поднявший гардину ворвался в комнату, пробежавшись по голому телу, его пальцы рисовали невидимые узоры на ее обнаженной спине, а губы впитывали каждую черточку ее лица. Тогда она положила ладошку на его громыхающее сердце, и поцеловала. Прощаясь, запоминая, и любя.
Он отвернулся, вовремя, что бы увидеть тот момент, когда заканчивающаяся гроза перестала мучать гардину, стремясь увлечь ее с собой сквозь открытое окно, заставляя выбирать меж известным ей миром, миром, где ее место, и небом в котором ее ждет страшный, смертельный круговорот. Она так и осталась в доме, так и не решившись нырнуть в небо, познать другой мир.
«Прощай» подумала Энна, зная что целует его последний раз в этой жизни. Детская, наивная надежда на возвращение в выдуманную страну Еравиию растаяла вместе с тучами на небе. «Я так люблю тебя…»
«Мы навсегда останемся здесь, с этой стороны грозы» - подумал он, зная, что в последний раз обнимает ее. Запечатывая в своем сердце ту часть своей жизни, которой не было, и в то же время самую искреннюю, нежную, и настоящую.
Последние комментарии
9 минут назад
11 минут назад
20 минут 6 секунд назад
39 минут назад
1 час 19 минут назад
9 часов 48 минут назад