Глоток лета со вкусом смерти (СИ) [Екатерина Юрьевна Анашкина] (fb2) читать онлайн

Екатерина Анашкина

Пролог

— Алло.

— Это я. Узнали?

— Да. Что-то случилось?

— Мне пришло письмо. Без адреса. Это касается нашего недавнего дела. Понимаете, о чем я?

В трубке воцарилось довольно долгое молчание.

— Что хотят? Денег?

— Пока не знаю. Мне предложено встретиться в «Сосновом» вечером в пятницу.

— Почему там? Это опасно.

— Знаю, но мне не оставили выбора.

— И что, вы думаете, это серьезно? Что им известно?

— Понятия не имею. Для начала надо поговорить. Просто я думаю, что вам тоже необходимо знать об этом. Когда вы будете на месте?

— Пока не могу ответить точно.

— Хорошо. Давайте будем на связи.

— Не надо мне больше звонить. Встретимся в «Сосновом». Смотрите, не наломайте дров.

— Вы мне угрожаете? Между прочим, это была ваша инициатива…

Длинные пронзительные гудки полетели в ухо. Ладони стали противно-влажными и запершило горло.

В груди шевельнулся холодный комок страха.

Глава первая

Солнце уже прошло зенит, но палило так, что, казалось, плавится асфальт под ногами, еще чуть-чуть и кроссовки станут проваливаться в мягкую пластилиновую жижу. В раскаленном воздухе витал удушливый запах бензина. Алиса потопталась немного возле машины, стараясь размять ноги.

— Где его черти носят! — недовольно пробормотала она себе под нос и взглянула на зеркальные стены, в которых плавно и беззвучно то и дело открывались и закрывались такие же зеркальные двери.

Они ехали уже почти три с половиной часа. От самого центра города на много километров в сторону области растянулась длинная, как анаконда, пробка, которая пыталась задушить всех бедолаг, попавших в ее безжалостные кольца. От постоянного «стоп-тронулись» Алису постоянно мутило, ноги и спина затекли, и ко всему прочему, очень хотелось в туалет.

* * *

…Друг детства и бывший муж, Шатров, позвонил накануне днем.

— Привет, Алиска! Что поделываешь?

— Сереж, тебе что надо-то? — раздраженно отозвалась Алиса, злясь на то, что он отвлек ее от работы. — Если просто — ля-ля-тополя — то я занята, дел «за гланды», как выражался один известный персонаж. Давай завтра созвонимся.

— Нет, Мельникова, так просто ты от меня не отвертишься! Как у тебя с твоим Вадиком?

Алиса захлопнула крышку ноутбука, глотнула остывшего кофе и недовольно поморщилась.

— Ты специально решил испортить мне настроение, Шатров? Ты же знаешь, что мы еще месяц назад разбежались.

— Какое совпадение! — вполголоса хмыкнула трубка.

— В смысле — совпадение? Ты что, хочешь сказать, что вы с Аней расстались? — удивилась она.

— Угу. Почему — не спрашивай. Просто прими, как данность.

Алиса от души рассмеялась.

— Шатров, ты неисправимый оптимист. Почему ты до сих пор считаешь, что меня так уж волнует твоя личная жизнь? По-моему, мы с тобой уже сто лет назад все выяснили. Ты — сам по себе, я — сама.

— Ну, да, — слегка замялся он, — Просто мне нужна твоя помощь.

— Естественно. И почему это я не удивлена? Ладно, выкладывай. Что, кому-то срочно понадобился переводчик? Если так, то имей в виду, на этой неделе я занята. Да и виза Шенгенская у меня только до конца этого месяца, так что как в прошлый раз не получится.

— Не тарахти, Мельникова! На этот раз помощь нужна лично мне.

— О-го! — насмешливо протянула Алиса. — И чем же я могу быть полезна такому высококлассному юристу, как сам Сергей Шатров?

— Прекрати. Понимаешь, мой босс на этих выходных устраивает выездной корпоратив по случаю юбилея фирмы. Мне пришло приглашение на две персоны…

— А поскольку Анечка вильнула хвостом, ты решил вспомнить о варианте «бывшая жена». Я права? — она вдруг почувствовала, что в уголках глаз подозрительно защипало.

— Ну, не так грубо! Алис, пойми меня правильно, мне ни в коем случае нельзя появляться там в одиночестве.

— Это еще почему? Твой босс увольняет всех, кто в разводе? Он моралист? — продолжала издеваться Алиса.

— Не в этом дело. Понимаешь, Анна как-то раз позвонила в офис и представилась моей невестой. Черт ее дернул!

— Невеста? — ее голос слегка дрогнул. — Ты что, хотел жениться на ней?

— Да нет, конечно, — с досадой отозвался Сергей, — а что я должен был сказать? Что сплю с ней просто так, от скуки?

— Вот так и надо было сказать, — со злорадством произнесла Алиса, чувствуя, однако, что слезы отступили.

— А если я приеду один, — продолжал Сергей, не обратив внимания на ее язвительное замечание, — то вопросов не избежать.

— Скажи, например, что она заболела, ну, или работает.

— Мельникова, ты же прекрасно знаешь, что я совершенно не умею врать. Ну, так ты мне поможешь? Лисенок, прошу тебя, по старой дружбе!

Он сто лет не называл ее «Лисенок». Это дурацкое прозвище осталось там, далеко, в другой жизни. Там, где все было хорошо; где им казалось, что в мире нет никого счастливее, чем они; где они были бедны, как церковные мыши, и где были поездки к морю в дешевые отели с туалетом по коридору и одним холодильником на этаж; где по дороге к пляжу, ведущей через виноградники, пахнущие летом и солнцем, они умудрялись заняться любовью. Просто потому, что любили так, что не могли оторваться друг от друга. Тогда казалось невероятным, что он может просить ее «о помощи, как друга»…

Сергея она знала почти всю свою жизнь. Ей было пять лет, когда в их дом въехала семья Шатровых. Высокий долговязый мальчишка с непокорным вихром на белобрысой голове сразу стал первым заводилой в их дворе. Бабульки у подъезда в унисон качали головами и злорадно ворчали: принесла же нелегкая этих новых соседей! Родители с утра до ночи на работе, а мальчишка без надзора шастает. Как пить дать, хулиган и бандит! Вот увидите, натворит он еще дел! Одно слово — шпана!

Обрывки этих разговоров частенько долетали до ушей маленькой Алисы, которую мама выпускала погулять во двор одну, наблюдая за дочкой из окна кухни на втором этаже. Алиса с опаской глядела на Сергея, который гонял по двору на велосипеде или пинал мяч с другими такими же, как он мальчишками (естественно, тоже бандитами и хулиганами!) на соседней площадке.

Однажды летом, когда маленькая Алиса играла в песочнице, во двор забежала неизвестно откуда взявшаяся стая бездомных собак. Скаля желтые клыки, припадая на передние лапы и непрерывно рыча, они окружили девочку. Алиса растерялась, закричала от ужаса и закрыла лицо ладошками, перемазанными песком. В тот момент, когда казалось, что ничто уже не сможет спасти ее от страшной участи, вдруг раздался крик и в грязные клокастые спины ударил целый град из камней и щебня. Оторопев от неожиданности, псы поджали хвосты и попятились. Алиса почувствовала, что кто-то крепко, до боли, схватил ее за руку и, не говоря ни слова, поволок к дому. Как во сне она услышала громкий резкий стук — захлопнулась тяжелая подъездная дверь. В себя она пришла уже на руках матери, которая увидев в окно происходящее, ринулась вниз. Рядом стоял Сергей. Она во все глаза смотрела на него, и сквозь шум в ушах до нее долетали слова мамы, со слезами на глазах благодарившей смелого мальчишку — хулигана и бандита.

Наверное, она влюбилась в него именно тогда, когда увидела его запыхавшегося, с ободранными до крови коленями, запыленным лицом и растрепанными светлыми волосами…

Алиса зажмурилась и тряхнула головой, прогоняя некстати нахлынувшие воспоминания.

— А ты не боишься, что я тебя опозорю? Я ведь вовсе не такая, как твоя Аня. Или кто у тебя там еще был? У меня до сих пор нет силиконовой груди, да и ноги мои не выросли до ушей.

Все его любовницы были сказочными красотками с идеальными формами. Ей постоянно казалось, что этим Сергей пытается компенсировать ее, Алисино, несовершенство, с которым он был вынужден мириться целых долгих пять лет…

После развода они не прекратили общаться. Иногда они встречались в кафе за чашкой кофе, делились новостями из личной жизни. Они ведь вместе пришли к выводу, что все, что произошло с ними, было просто ошибкой молодости, и это вовсе не повод «рушить старую дружбу», как выразился Сергей. Алиса чувствовала себя такой правильной и современной, когда они договаривались об этом. Так почему ей так больно было каждый раз смотреть на него, слушать о его новых знакомых и любовницах? Она постоянно корила себя за эти недостойные чувства, пыталась быть естественной и послушно играла роль старого друга. Ведь она сама это когда-то и предложила.

— Ладно, Шатров. Что я должна делать? — она обреченно вздохнула, а рука непроизвольно нашарила пачку сигарет.

— Ничего особенного. Просто поехать со мной на эти выходные в «Сосновый».

— Куда-куда? В «Сосновый»? А это где?

— Это небольшой уютный отель в области.

— Господи помилуй! — прикурила и выдохнула Алиса. — А почему не в Гондурасе? Или еще где подальше?

— Понятия не имею. Касаткин уверяет, что это просто сказочное место.

— И когда надо ехать?

— В пятницу вечером.

— Шатров! — возмущенно воскликнула Алиса. — Ты в своем уме? Это же уже завтра. Между прочим, у меня тоже работа! Или ты считаешь, что я целыми днями баклуши бью и жду не дождусь, когда же ты позвонишь?

— Что, совсем-совсем не успеваешь? — с отчаянием в голосе спросил Сергей.

Алиса посопела в трубку. Соблазн послать Шатрова подальше был велик. Нет, все-таки правильно, что они развелись. Эгоист чертов!

— Эй, Алиска! Ты почему молчишь? Ну, пожалуйста!

— Ладно, хрен с тобой. Теперь коротко продиктуй мне программу мероприятий.

* * *

…Предыдущая ночь выдалась совершенно бессонной, — перед отъездом было необходимо закончить перевод и утром встретиться с заказчиком. Больше всего на свете ей хотелось остаться дома, включить какой-нибудь немудрящий сериал и весь день проваляться на диване, подоткнув под голову любимую подушку-кошку. Вместо этого пришлось сломя голову бежать на встречу, а потом гладить и укладывать вещи. Последней же каплей стало то, что ее любимый купальник, который она купила в прошлом году в Италии, оказался ей безнадежно мал… Поплакав положенные полчаса и вспомнив недобрым словом мамины блинчики и борщи, она потащилась в ближайший торговый центр. В конце концов, купальник был куплен, но смотреть на себя в нем она категорически не могла. Настроение было хуже некуда, и всю дорогу Алиса брюзжала и высказывала свое недовольство окружающим миром.

— Сереж, ну сколько можно говорить, что нельзя никуда выезжать в пятницу вечером! Теперь мы до твоего санатория, или как он там называется, сутки ехать будем!

— Лис, прошу тебя, потерпи немножко. Скоро будет колонка, там заправимся и туалет там есть приличный. А раньше выехать я не мог, мне нужно было доделать одно важное дело.

— На сто рублей? — саркастически усмехнулась Алиса, не особенно, впрочем, интересуясь ответом.

Сергей покачал головой.

— Думаю, что даже гораздо больше.

— Можно было и завтра поехать, — не унималась она.

— А ты думаешь, что в субботу утром народу будет меньше? Зато сегодня можно будет классно выспаться. Представь себе: природа, лес — красота! Ты, кстати, есть не хочешь?

— Нет, Сереж, не хочу.

Еще не хватало! Такими темпами ей не только купальник надо будет менять, а вообще весь гардероб. Кошмар!

— И вообще, что это за необходимость пилить за триста верст киселя хлебать? — не унималась Алиса, — У твоего шефа больная фантазия.

— Нет, Алиска, ты не права. У Касаткина всегда есть свои резоны, и если он решил отметить юбилей фирмы за городом, значит, на это были веские причины. К тому же ты пойми, что такие встречи в непринужденной, так сказать, неформальной обстановке, самые плодотворные. И Егор Николаевич это прекрасно понимает.

— А народу много будет?

— Думаю, человек десять-пятнадцать. Это, кстати, совсем не много. Так сказать избранный круг. На прошлый Новый год, чтоб ты знала, было двести приглашенных.

— Ого! — присвистнула Алиса. — Масштабы впечатляют. Интересно, а пока вы свои переговоры вести будете, что буду делать я?

Сергей пожал своими широкими плечами, обтянутыми белой футболкой.

— Будешь с тетками разговоры разговаривать, шампанское пить, ананасами закусывать.

— Ну, конечно, — усмехнулась Алиса, — Я в таком обществе никогда не была. Они ж там все такие… — она неопределенно помахала в воздухе рукой, — Куда мне до них! Буду, как курица среди павлинов. Тьфу, даже представить страшно.

— Брось. Ты всегда была умницей. А завтра до обеда можно искупаться, позагорать или в лесу погулять. А хочешь, в фитнес сходи. Я слышал, что там очень хороший зал. Сауна, бассейн, все дела.

— «Все дела», — недовольно передразнила его Алиса. — Меня просто бесит твой подростковый сленг! Ты же образованный человек, а ведешь себя, как пятиклассник на каникулах!

Уж куда-куда, а в бассейн ей теперь хотелось меньше всего. В памяти опять всплыло ее отражение в новом купальнике…

— Ладно, придумаю что-нибудь, так уж и быть. Я с собой компьютер взяла, может завтра смогу поработать. Только я все равно не могу понять, зачем ты меня с собой тащишь.

— Объясняю. На такие мероприятия принято являться с девушками или женами. Так сказать, негласное правило этикета. Ну, я прошу тебя, помоги мне! В конце концов все эти гулянки только предлог, на самом деле я еду работать. Дело и правда очень важное, хотя я, честно говоря, пока и сам не во всем разобрался. И вообще, ты, наверное, думаешь, что я просто сгораю от желания потратить свои выходные на работу? — в его голосе появилось едва заметное раздражение.

— Все, не гунди, Шатров! — Алиса легонько хлопнула его по джинсовой коленке. — Я же уже согласилась! Ой, смотри, вон колонка! Давай, тормози, командир, а то меня сейчас разорвет! И, чур, я в туалет первая!

Наконец, из услужливо открывшихся стеклянных дверей вышел Сергей. В обеих руках он нес бумажные стаканчики и какой-то пакет, на боках которого проступили масляные пятна.

— Слава Богу! Я уж думала, что ты там навсегда останешься. Что так долго-то?

— Очередь была, оглянись, сколько народу! На, держи кофе. Ты же жаловалась, что спать хочешь. Если сахар нужен, залезь ко мне в правый карман, я взял на всякий случай пару упаковок.

Алиса взяла стаканчик и понюхала.

— Кажется, пахнет действительно как кофе. Надо же, я и не думала, что в таких местах можно купить что-нибудь достойное.

— Это еще что! — довольно промурлыкал Сергей и потряс своим жирным кульком. — Здесь такие классные чебуреки продаются! Я в прошлый раз себе чуть пальцы не отъел. Будешь?

Алиса чуть наморщила нос и отрицательно покачала головой.

— Фу, гадость какая! А ты уверен, что нам не надо на всякий случай заскочить в аптеку?

— Это еще зачем?

— Ну, как? Мало ли, где гуляли те собачки, которых в этих чебуреках запекли, — сказала она, боязливо косясь на пакет.

Сергей расхохотался. На его смех обернулась эффектная блондинка в короткой белой юбке и на высоченных каблуках. Алиса смерила ее презрительным взглядом и девушка, смущенно отвернувшись, поспешила к своей машине.

— Давай-давай, шагай отсюда, фифа, — пробубнила Алиса себе под нос так, чтобы Сергей не услышал. Конечно, с такой фигурой можно и глазки построить, у нее-то точно никаких проблем с купальниками нет.

— Ладно, Лисенок, садись давай, пора ехать, — отсмеявшись сказал он.

— Господи помилуй!

— Не ной, дальше — легче. Пробок больше не будет. Кстати, можешь подремать. А мне как раз надо кое-что обдумать.

— У тебя есть что-нибудь приличное в смысле послушать? А то от твоей «Нирваны» у меня уже голова раскалывается.

— Посмотри в бардачке. Там должен быть Эрик Клэптон и Би Би Кинг.

— А что есть Би Би Кинг?

— Эх ты, темнота! — Сергей картинно закатил глаза и покачал головой. — Это же настоящая звезда, король блюза! Никому больше не говори, что ты не знаешь это имя — позору не оберешься.

— Ой-ой! Можно подумать! Тоже мне меломан нашелся, — усмехнулась Алиса. — Давай уже отпирай двери, жара страшная.

Сергей пикнул брелоком и большой, как индийский слон, «Лендровер» тихо икнул и лениво мигнул фарами.

Алиса забралась в прохладное нутро салона, поставила диск, до упора отодвинула кресло и вытянула ноги.

— Я спать. Как приедем, разбуди, — она с наслаждением закрыла глаза и почти тут же провалилась в дремоту, а Сергей погрузился в свои тревожные мысли, которые со вчерашнего дня не давали ему покоя.

Глава вторая

Хозяйская собака со странным, совершенно не собачьим именем Мурка приветливо завиляла куцым хвостом, завидев Катю, открывшую скрипучую, просевшую до земли, калитку. Отношения их заладились сразу, когда Катя утром отдала этой серо-бежевой чистопородной дворняге свой недоеденный бутерброд с колбасой. И теперь всякий раз, когда она входила или выходила из дома, Мурка припадала на передние лапы и заискивающе заглядывала ей в глаза.

Катя улыбнулась и вытащила из сумки пакетик с дешевыми глазированными сырками, купленными в ближайшем магазине.

— Что, собака, будешь со мной есть? Ну, иди сюда!

Катя присела на занозистую ступеньку крыльца и потрепала Мурку по впалым бокам, к которым намертво прилепились репейники. Та моментально слизнула с Катиной ладони предложенное лакомство и уткнулась в ее колени сухим кожаным носом. Девушка погладила ее между ушами и развернула еще один сырок.

— Если не возражаешь, я тоже поем. Мне, Мурка, силы нужны, — грустно усмехнулась она.

Некоторое время они молчали, думая каждая о своем. Знойный июньский день клонился к закату. Со стороны поля тянуло сладким запахом свежескошенной травы, где-то неподалеку в высокой бледно-сиреневой мальве жужжал деловитый мохнатый шмель, какая-то большая пестрая птица уселась на заборный столб и удивленно скосила свой глаз на Катю. Девушка с наслаждением вытянула ноги и скинула с них простенькие тряпичные туфельки без каблука.

— Вот если все будет хорошо, заберу тебя с собой. Хочешь? — обратилась Катя к собаке.

Собака вздохнула и облизала голые Катины ноги.

— И я хочу. Хочу, чтобы все было хорошо. Знаешь, Мурка, я уже и забыла, как это — «хорошо». Так долго было плохо, что ты себе даже не представляешь. Одна я совсем на этом свете. И это очень страшно — быть одной. Но если все получится, то очень скоро буду не одна! Но ты не переживай, нам всем места хватит. Только вот отпустит ли тебя твоя хозяйка?

Мурка, словно поняв Катины слова, едва слышно зарычала.

— Видно, вы друг друга не очень-то любите! — засмеялась Катя. — Иначе была бы ты поупитаннее. Ладно, пойду я. Мне сегодня надо пораньше лечь, дело у меня важное завтра. Увидимся, собака!

Катя встала, отряхнула крошки, подхватила сумку и туфли, и, помахав Мурке, вошла в дом.

В своей комнате она взглянула в потрескавшееся от старости, кривобоко пристроенное на противоположной к двери стене зеркало, и оно услужливо отразило унылую картину: узкая скрипучая тахта, древний, как мамонт, тяжелый шкаф с покосившимися дверцами, шаткий столик, накрытый липкой полинявшей клеенкой, трехногий табурет и узкое окошко, занавешенное выгоревшими ситцевыми занавесками. На подоконнике — чахлая герань и растопыривший в разные стороны свои колючие мясистые лапы столетник.

Катя бросила сумку на тахту, а сама присела на табурет. Из заднего кармана джинсов она выудила потрепанный блокнотный листочек: «Сосновый», 23.06.

Да, все правильно. Надо подождать до завтра. Господи, как же медленно тянется время!.. Нагнувшись, она дотянулась до сумки и вынула оттуда маленькую серебристую флешку. Она слегка подбросила ее на ладони и недобро усмехнулась.

Теперь доказательств больше, чем достаточно. Полтора месяца она, не жалея сил и времени, собирала по крупицам информацию. Теперь пора. Пора всем платить по счетам. В последнее время ее вера в высшую силу почти совсем угасла. Подлости и предательства прощать нельзя. Никогда и никому.

— Чтоб тебя разорвало, зараза такая! — услышала Катя под окном глухой недовольный голос хозяйки дома, в котором ей удалось найти это временное пристанище.

Почти сразу после этого послышался резкий звук, и Катя услышала, как заскулила Мурка. Значит, Алевтина опять ударила несчастную собаку. Катины кулачки невольно сжались и на глаза набежали злые слезы. «Заберу Мурку с собой. Вот заберу и все. И пошла эта Алевтина к черту, даже и спрашивать у нее не буду. Все равно она ей не нужна. А мне будет нужна.»

— Эй, квартирантка! Ужинать будешь? — Катя отерла с лица соленые капли.

— Нет, спасибо, Алевтина Матвеевна, я не голодна, — крикнула она, поспешно сунула флешку обратно в сумку и затолкала под стол.

Шаркающие шаги приблизились, и в дверь заглянула опухшая физиономия. Складывалось полное ощущение того, что эта непропорционально большая голова приклеена прямо к телу, минуя обязательное для всех людей звено в виде шеи. Лицо Алевтины было таким, будто его слепил из пластилина маленький ребенок, понятия не имеющий о пропорциях: большой, испещренный оспинами нос, близко посаженные мутные глазки, широкий, как пасть варана, рот, в котором прятались черные редкие зубы.

— Ты чо это, голодовку объявила? С самого утра уже здесь, а так толком и не жрамши. Копыта хочешь откинуть, девка? Или по ресторанам шастаешь?

— А у вас здесь и рестораны имеются? — удивилась Катя.

— А то! Вон у нас под боком какую санаторию отгрохали! «Сосновый», может, слыхала?

Катя вздрогнула.

— «Сосновый»?

— Угу, — согласно кивнула Алевтина, не заметив Катиной реакции, — Туда, правда, простым людям вход заказан. Рожей мы не вышли! — Алевтина скривилась. — Мы-то, наивные, поначалу даже обрадовались, что у нас под боком такая санатория нарисовалась. Может, думаем, и нам какая работа перепадет. У нас-то в поселке с этим делом не особо разбежишься. Я вот, например, всю свою жизнь полы мою, вона, руки какие, гляди!

Она продемонстрировала Кате свои широченные мозолистые ладони, с обветренной, потресканной кожей и короткими, обкусанными до мяса ногтями, никогда не знавшими маникюра.

— Сейчас аж в трех местах подвизаюсь, только денег — пшик! Так вот, пошли мы в «Сосновый» этот с бабами, ну, типа, на службу устраиваться, так нас метлой поганой погнали, как собак шелудивых! Идите, говорят, подальше, мы в ваших услугах не нуждаемся. Охранники — чисто звери! С дубинками, да при пистолетах! Говорят, что и баллончики с газом у них есть, и наручники!..

— Кто говорит? — спросила Катя.

— Дак, Степаныч, кто же еще? — Алевтина удивленно выкатила свои глаза и стала очень похожа на огромную бородавчатую жабу.

Последнюю фразу она произнесла таким тоном, будто этот самый Степаныч был, как минимум, нобелевским лауреатом, и не знать его было, по меньшей мере, неприлично.

— Степеныч — большой человек у нас в Озерском! — отвечая на немой Катин вопрос, пустилась в объяснения хозяйка. — Так вот, Степаныч — он в милиции служит — и говорит, шли бы вы, бабы, оттуда! Не связывайтесь вы с этими псами столичными! Так и сказал. А еще у них вся территория колючей проволокой оцеплена, а по ней еще и ток пущен. Во как загородились от простого-то народа, буржуи, что б им рожу разворотило!

«А вот это — сказки!» — усмехнулась про себя Катя. Сегодня днем она потихоньку обошла «Сосновый» со всех сторон. Охрана там, конечно, есть, но сидят эти «грозные стражи» только возле центрального входа. Раз в два часа один из них совершает ленивый вояж по периметру, впрочем, не особенно себя утруждая. Катя нашла, по крайней мере, три места, где можно было беспрепятственно и никем не замеченным проникнуть на территорию санатория.

Между тем, почувствовав в своей новой жиличке неплохую собеседницу, женщина бочком протиснулась в комнату и плюхнулась на тахту, которая издала громкий, словно предсмертный, хрип. Катя невольно вздрогнула, испугавшись того, что хлипкая конструкция того гляди развалится под мощным телом Алевтины.

— Не боись! — засмеялась та и тут же зашлась сиплым кашлем. — Этой кушетке уже скоро полвека. Раньше, когда мой Васька еще жив был, мы вдвоем на ней спали. И не только спали, — хитро подмигнула Алевтина. — Так ей хоть бы хны! О, как раньше вещи делали, на века, не то, что сейчас. Я, кстати, в милиции тоже убираюсь, со Степанычем кажный день вижусь.

— Убираю, — машинально поправила Катя, глядя в мутное оконце.

Закатное солнце отливало тревожным багрянцем. На сердце залегла тоска и какое-то странное, необъяснимое предчувствие беды.

— Во-во! Так вот он рассказывал, будто в этом «Сосновом» вся прислуга с Москвы. Будто у нас здесь не люди! — она презрительно хмыкнула. — Мы-то, поди, не хуже ихнего умеем вениками да тряпками махать! Ан нет! Подавай им столичных, едреный корень! А между прочим, Валька Замощина — это соседка моя — так кашеварит, пальчики оближешь! Вот давеча отмечали ейный день рожденья, так она холодца наварила, винегрет настругала, огурчики-помидорчики соленые открыла! Ни в каком ресторане так не нажресси, как у Вальки!

— Не нажрешься, — эхом повторила Катя, думая о своем.

— Так ты, это, ужинать-то будешь? У меня в холодильнике еще целая тарелка того холодца. Пойдем, а? С хренком, с горчичкой, да под стопочку! — она довольно хохотнула.

— Что? — рассеянно переспросила Катя.

— Эй, — Алевтина привстала и озабоченно заглянула ей в лицо, — Ты, девка, как? Что-то бледная, как кефир вчерашний!

— Спасибо, у меня все хорошо, — Катя через силу улыбнулась, — Алевтина Матвеевна, я, правда, совершенно не голодна. Я что-то устала сегодня, хочу пораньше спать лечь.

— Ну, гляди, твое дело. А я, пожалуй, пойду, схарчу чего-нибудь, тем более, что Валька мне еще и винегрету отсыпала, — и Алевтина, тяжело поднявшись на своих толстых отекших ногах, зашагала на кухню.

«Раз у тебя все так шоколадно, что ж ты собаку свою голодом моришь? За что бьешь ее, безответную, глупую, преданную? Ведь несмотря на все, она тебя, дуру, любит! Ты просто не понимаешь, как это важно, чтобы тебя хоть кто-нибудь любил! Большинство людей не понимает, какая это роскошь — когда тебя любят, когда ты нужен, когда ты не один!» — с горечью подумала про себя Катя.

Глава третья

Мама и папа попали в аварию, когда возвращались с дачи. Огромный груженый лесовоз перевернулся и в буквальном смысле раздавил старенькие отцовские «Жигули», как яичную скорлупу. Похоронив родителей, девочки — шестнадцатилетняя Наташа и девятнадцатилетняя Катя — потихоньку привыкали жить одни, никакой родни у них больше не осталось. Чтобы поначалу хоть как-то свести концы с концами, пришлось разменять старую родительскую «распашонку» на однокомнатную квартиру на окраине и комнату, которую тут же и продали. Катя устроилась на полставки в свой институт лаборанткой. Не Бог весть, какие деньги, но хотя бы получалось не так часто пропускать лекции. Однако от того, что постоянно приходилось иметь дело с реактивами и химикатами, приступы астмы теперь стали чаще и проходили тяжелее. Катя изо всех сил скрывала свою болезнь, страшась потерять и этот заработок.

В последнее время, приходя с работы поздно вечером, Катя слышала, что Наташа потихоньку плачет, закрывшись в своей комнате. Однако она настолько уставала, что на выяснение причин этих слез у нее просто не оставалось никаких сил. «Скучает сестренка, по папе с мамой. Что ж, в таком случае, ей лучше побыть одной. Захочет поделиться — сама придет» — так думала Катя до поры до времени, пока однажды в ее комнату не вошла заплаканная Наташа. Она присела рядом на диван и обняла Катю своими тоненькими ручками-плеточками.

Они с самого детства не были похожи друг на друга. Наташа росла настоящей красавицей, худенькой, почти прозрачной, напоминая изящную фарфоровую статуэтку, а Катюша явно пошла в отцовскую породу: ширококостная, полноватая, с простым, невыразительным, каким-то крестьянским лицом. Но, несмотря на столь явное внешнее несходство, они были самыми близкими подругами.

— Что, родная, плохо тебе без мамы с папой? — ласково спросила Катя, погладив сестренку по голове, и поправив шелковый платочек на шее.

Этот платок, принадлежавший когда-то их маме, Наташа в последнее время носила постоянно.

— Ничего, прорвемся! Тебе сейчас главное школу закончить. Потом в институт поступишь. Ты, кстати, уже думала, куда хочешь пойти учиться? Может, в медицинский попробуешь? Ты же всегда биологию любила, да и вообще, врач в семье это всегда хорошо. Ну, что скажешь?

И тут новый приступ безудержного плача сотряс плечи Наташи. Катя даже испугалась — она никогда, даже сразу после смерти родителей, не видела сестру в таком отчаянии.

— Господи, Наташенька, что с тобой? Милая моя, что происходит? — с тревогой спросила она.

— Катюша, мне рожать скоро, — еле слышно произнесла она. — Что мне теперь делать?

Кате на секунду показалось, что она ослышалась. Она во все глаза смотрела на сестру. Ну, да, она в последнее время немного поправилась, а чего еще ждать, если питаются они хлебом да макаронами. Но чтобы рожать?!

— Ты уверена? — недоверчиво спросила Катя. — Может, это ошибка какая-нибудь?

— Нет никакой ошибки. У меня уже шесть месяцев.

— Сколько-сколько?! — оторопела она, — Но ведь у тебя почти не видно живота! Как такое может быть?

Наташа кивнула:

— Врач говорит, что так бывает, да и ребенок у меня не крупный. Я сама не сразу поняла, в чем дело, но когда все подтвердилось, аборт было делать поздно, тем более, в больнице сказали, что у меня какие-то проблемы по женской части, и я, возможно, вообще больше никогда не смогу родить.

— Почему же ты так долго молчала? Ты мне что, не доверяешь?

— Что ты! — испуганно отозвалась Наташа, — Просто не хотела тебя волновать, у тебя и так столько проблем, а тут и я еще на твою голову! Кстати, как твои приступы? Все так же тяжело?

— Ерунда, — привычно отмахнулась Катя, — Не бери в голову. Тебе сейчас о другом надо думать.

— Катюша, что же мне теперь делать? Аборт нельзя…

Катя улыбнулась и крепко прижала к себе сестру.

— Значит, будешь рожать! Что ты, маленькая, ребеночек это ведь такое счастье! Сама подумай, будет у тебя доченька или сыночек, такие же красивые, как и ты. Подумать только, ты — мама! А я — тетя! Радость-то какая! — счастливо засмеялась Катя.

Наташа подняла на Катю заплаканные глаза. Сейчас, за стеклянным пологом слез, они казались почти прозрачными.

— Ты правда так думаешь? — несмело спросила она. — Я ведь думала, ты будешь сердиться на меня.

— Глупая, — ласково проговорила Катя, промокая ее лицо платком. — Конечно, шестнадцать лет, это несколько рановато, но раз уж так произошло, то будет нас теперь побольше на этом свете. А когда свадьба? Кто отец-то?

— Нет у нас никакого отца, — мрачно отозвалась Наташа.

— Не поняла, как это — отца нет? — оторопела Катя. — Так не бывает.

Наташа упрямо молчала, только худенькие кулачки сжались так, что побелели косточки.

— Подожди, давай разберемся. Ты говорила ему о том, что ждешь ребенка? Наташ, я задала вопрос! — она слегка тряхнула сестру за плечи, пытаясь вывести из ступора.

— Говорила, Катюш, только это все бесполезно.

— Почему? Он отказался признать ребенка?

— Отказался. Я ему совсем не нужна.

— А кто он? Я его знаю? Он вместе с тобой в школе учится?

Наташа покачала головой.

— Нет, он намного старше меня. Мы познакомились на прошлом дне рождения Ольги Малининой, моей одноклассницы. Это приятель Виталика, ее брата. Катюш, знаешь, сначала все было так красиво! Ну, там, цветы, подарки, театры, выставки. Мне тогда ужасно стыдно было тебе признаться, потому что мама с папой только погибли, а я, как дура, счастливая ходила. Он говорил, что любит меня, и как только я закончу школу, мы сразу же поженимся, — Наташа грустно усмехнулась. — Ну а когда я поняла, что жду ребенка, он даже разговаривать со мной не захотел, а его мать еще и пригрозила, что если еще раз увидит меня рядом с сыном, то ее связей хватит на то, чтобы испортить жизнь не только мне, но и моим близким. Она сказала, что у него есть невеста, девушка, которую он любит. Короче, выгнали меня, как паршивую дворняжку. Дали мне денег на аборт, приказали немедленно прервать беременность. Вот такая сказка, сестренка, только конец в ней невеселый.

— Понятно. Значит, они богатые, эти твои несостоявшиеся родственники? — недобро усмехнулась Катя.

— Богатые, — эхом отозвалась Наташа. — Только мне не нужны были их деньги, Катюш, мне только жаль, что ребеночек без отца расти будет.

— Наташка, как ты не понимаешь, этого твоего бывшего на самом деле судить должны, ты ведь несовершеннолетняя! Именно поэтому его мамаша так и засуетилась, побоялась, что ты заявление напишешь. Ну и сволочи! Говори сейчас же, как его зовут!

Наташа упрямо помотала головой и на ее фарфоровом личике отразилась такая решимость, что Катя поняла — от сестры она ничего не добьется.

— Но почему? — уже мягче спросила она.

— Катюш, я их боюсь, — она повела плечами, как в ознобе, — Мне кажется, что его мать не шутила. Поверь мне — это страшные люди.

— Вот еще, придумала! Еще не хватало, чтобы они тебя запугивали!

— Знаешь, я сначала очень расстроилась, когда мне врачи сказали, что беременность прерывать нельзя, а потом…

— Что потом?

Наташа слабо улыбнулась.

— Катюш, я его уже люблю, — она двумя руками обняла свой слегка округлившийся живот. — Знаешь, он так забавно двигается! Я ему уже сказки на ночь рассказываю, песенки пою. А если они узнают, что я оставила ребенка, то они ведь отберут его у меня! Я как подумаю об этом, мне так страшно становится!

— Что за глупости! Ты ведь сама говоришь, что им этот малыш не нужен. Ладно, Наташка, значит, сами справимся. И родим, и вырастим, и воспитаем, да так, чтобы он даже отдаленно не напоминал своего папашу. И хватит реветь и нервничать, тебе сейчас надо о здоровье думать, и не только о своем. Я ясно выражаюсь? — строго проговорила Катя.

— Сестренка, я тебя так люблю, ты себе даже и не представляешь, — кинулась ей на шею Наташа. — Спасибо тебе за все!

После этого разговора у Катюши Беловой словно второе дыхание открылось, жизнь наполнилась новым смыслом. Только бы у Наташи все было хорошо! Бог с ней со школой, можно закончить экстерном, тем более, что сестра девочка очень умненькая и способная. А с малышом она, Катя, поможет. Деньги — тоже не проблема. В крайнем случае, можно будет бросить учебу в институте и устроиться на полную ставку. А когда малыш немного подрастет, она накопит денег и они втроем поедут на море. Катя была готова работать день и ночь, только чтобы сестра и ее ребенок были здоровы и счастливы. И не нужно им никакого папаши.

Но, тем не менее, она не поленилась и выяснила, кто же все-таки является отцом ее еще не родившегося племянника или племянницы. Это было не так уж и сложно — просто пара ничего не значащих фраз в разговоре с Олей Малининой.

Наблюдая, как он вместе со своей спутницей садится в сверкающую полированными боками «Инфинити», Катя презрительно усмехнулась. Красивый, высокий, одетый в модные шмотки, он не внушал ей ничего, кроме брезгливости и отвращения. Просто не укладывалось в голове, кем надо быть, чтобы с такой легкостью отказаться от собственного ребенка?! Разве можно променять этого маленького родного человечка, который тебя любит не за деньги, не за успех, не за красоту, а просто потому, что ты есть, на богатство и престиж?!

Нет, они все сделали правильно — лучше никакого отца, чем такой бездушный глянцевый самец. Зачем он им? Сами справятся, вырастят, и будут любить его так, что он никогда в жизни не почувствует себя обделенным, а этому человеку — Бог судья. Катя свято верила, что ничего в жизни не проходит бесследно, и за каждый свой поступок рано или поздно придется отвечать. И там, наверху, лучше нас, знают, когда и какое наказание понесет тот или иной человек и вмешиваться в это не стоит.

* * *

Беременность Наташи проходила легко, врачи в один голос уверяли, что с родами никаких проблем не будет, несмотря на узкий таз. Катя настояла, чтобы сестра записалась на специальные курсы при роддоме. На восьмом месяце, наконец, стало понятно, что Наташа ждет мальчика. Сестра сказала, что хочет назвать сына в честь их отца — Алешей.

* * *

— Ну, что ж, думаю, что недельки через две-три станешь ты мамой, — сполоснув руки, сказала пожилая врач Лидия Ильинична Егорова улыбающейся Наташе, — Ладно, милая, иди и подожди в коридоре, а я пока побеседую с твоей сестрой и заполню карточку.

— Что-то не так? — с тревогой спросила Катя, когда дверь за Наташей закрылась. — У нас какие-то проблемы?

— Да уж, проблемы не то слово. Но дело не в здоровье Наташи. Организм у нее крепкий, думаю, что и роды пройдут без осложнений.

— Что-нибудь с ребеночком? Он здоров?

— Знаешь, в моей практике редко встречаются такие крепыши, — улыбнулась Лидия Ильинична. — Ваш мальчишка — настоящий богатырь.

— А что же тогда? — недоумевала Катя.

— А ты не догадываешься? — Егорова сняла очки и с силой потерла усталые глаза с красноватыми прожилками и села напротив.

Катя покачала головой.

— Даже не знаю, как тебе сказать… В общем, пару дней назад к нашему главному пришел некий мужчина. Скажу сразу, что ни имени, ни фамилии его я не знаю. Начала и конца этого разговора я не слышала. Но речь шла о ребенке Наташи. Этот человек что-то говорил о том, что отдавать мальчика твоей сестре ни в коем случае нельзя. Якобы вы и так живете впроголодь, условий для нормального развития малыша не имеете. Квартира у вас маленькая, а зарабатываешь в семье только ты.

— Ну и что? Места всем хватит, а я могу устроиться на вторую работу… — жаром возразила Катя.

— Да дело-то не только в этом, — прервала Егорова с досадой. — У него, Катя, на руках были документы, из которых было видно, что ты больна. У тебя ведь астма?

Катерина кивнула.

— Так вот. Этот мужчина предлагал свои услуги по устройству ребенка в другую семью. Якобы у него есть необходимые связи, и он может поспособствовать тому, чтобы мальчика усыновила весьма состоятельная, но бездетная пара.

Тут Катя почувствовала, что сердце как будто остановилось, забыв о том, что нужно биться, руки похолодели, горло перехватило, и она почувствовала, как начинает задыхаться.

— Эй, милая, где твои таблетки? — заволновалась врач, — Быстро давай!

Катя трясущимися руками впрыснула себе в рот дозу лекарства из маленького белого баллончика, дыхание постепенно выровнялось.

— Ну, так-то лучше, — выдохнула Лидия Ильинична, — напугала-то! Может водички дать? Бледная ты, как смерть. Давай я тебе давление померяю.

Катя, тяжело дыша, покачала головой.

— А откуда вы об этом узнали? Он и к вам тоже приходил?

— Нет, Катюша, не приходил.

— Тогда как?

Егорова смущенно пожала плечами.

— Видишь ли, в тот день я пошла подписывать заявление на отпуск. Дверь кабинета была прикрыта не полностью, думаю, сквозняком распахнуло. А секретарши Ларочки на месте не оказалось. Вообще-то, у меня нет привычки лезть в чужие дела, но тут все получилось случайно. Сначала я не прислушивалась к разговору, но потом, когда прозвучала ваша фамилия, поняла, что речь идет о Наташе.

— Вы его видели, этого мужчину?

— Нет. Чтобы не вызвать подозрения, я ушла, не дожидаясь конца беседы.

— Как же так? Как же так? Но ведь они не имеют права отбирать ребенка у матери! — потерянно повторяла она, с отчаянием глядя на пожилую женщину в белом халате, которая сейчас почему-то говорила такие страшные, невозможные вещи. А может ей просто послышалось? Может она не так поняла? Как это — в другую семью?! Их мальчика?! Их Алешеньку?!

— А вот так, Катюша, — грустно развела руками Лидия Ильинична. — Не мне тебе рассказывать, что в нашей стране законы устанавливают люди со связями и деньгами, а у этого «заботливого» дяди, насколько я поняла, и того и другого в избытке.

— Господи, но зачем ему все это?! И откуда он узнал про нас?

Лидия Ильинична пожала плечами.

— Кто знает, Катюша. Это бизнес. В наше время, как это ни страшно звучит, товаром является все. Даже дети.

— А что сказал главврач? Он должен был заступиться за Наташу, ведь это незаконно!

Лидия Ильинична горько усмехнулась. Какое-то время она словно раздумывала, говорить ей то, что знает, или нет. Но, встретив растерянный и отчаянный взгляд сидящей напротив Кати, наконец, решилась.

— Это, конечно, нарушение профессиональной этики, но мне уже, честно говоря, плевать. Наш Козырев — скотина редкостная. Ему было обещано скорое повышение по службе и заплачены очень солидные деньги. Поэтому могу предположить, что он приложит все силы к тому, чтобы все произошло именно так, как хочет его благодетель.

— А вы? — в отчаянии, цепляясь за последнюю соломинку, спросила Катя. — Вы же можете поговорить с этим вашим Козыревым!

Лидия Ильинична встала и подошла к шкафчику с лекарствами. Достав оттуда маленький пузырек, она накапала в стакан несколько капель темной пахучей жидкости, запила водой и отрицательно покачала головой.

— Но почему?!

— Мне, Катюша, уже слишком много лет, — невесело улыбнулась Егорова, — По-хорошему, я уже пять лет как на пенсии. Думаю, Козырев предполагал, что я могу стать помехой, а потому мне было предложено тихо и мирно уйти на покой. Сегодня мой последний рабочий день в этой клинике. Да и в противном случае, чем бы я могла быть вам полезна? К сожалению, ситуация очень нехорошая и простого выхода из нее не найти.

— Надо идти в полицию, в суд. Я не отдам им нашего Алешу!

Лидия Ильинична подошла к Кате и обняла ее дрожащие плечи.

— Это все, конечно, правильно. Но Наташе со дня на день рожать. Боюсь, ты просто не успеешь. Тем более, что в полиции тебя вряд ли кто-то будет слушать, ведь по сути, у нас только голые слова и подозрения, ни одного прямого доказательства.

Катя уронила заплаканное лицо в ладони.

— Знаешь что, девочка? Тебе нужен хороший адвокат. У тебя есть кто-нибудь на примете?

— Откуда?! Да и денег у нас кот наплакал. Ладно, спасибо вам, Лидия Ильинична, за все, — сказала Катя, тяжело поднимаясь на ноги, — Вы и так очень многое сделали для нас. Только знайте, я просто так не сдамся, буду бороться до конца. Прощайте.

Когда дверь за Катей захлопнулась, Егорова, тяжело вздохнув, опустилась на стул. Бедные девочки! И ведь им совершенно не на кого положиться. Никто их не защитит, никто не заступится. Совсем одни на белом свете.

Через некоторое время она решительно вышла за дверь и поднялась тремя этажами выше. В приемной Козырева сидела хорошенькая секретарша по имени Ларочка. Это была пухленькая миловидная девочка, котораяпостоянно пыталась похудеть, но всегда безуспешно. Вот и сейчас перед ней на блюдечке лежала сдобная румяная ватрушка и стояла чашка с чаем.

— Ой, Лидия Ильинична, как я рада вас видеть! — просияла Ларочка. — А Семен Валерьевич уехал в министерство и сегодня уже вряд ли вернется обратно.

— А я к тебе! — улыбнулась в ответ Егорова. — Ты же знаешь, что я сегодня последний день. Вот, зашла, напоследок с тобой поболтать.

Лидию Ильиничну в клинике любили все. Она никогда никому не отказывала в помощи. К ней потоком шли и коллеги, и их друзья и приятели друзей, и знакомые приятелей. В прошлом году у Лары случилось несчастье — у ее мамы внезапно обнаружили опухоль. Обезумевшая от горя девушка прибежала к ней. Егорова согласилась взять женщину к себе в отделение. Операция и реабилитация прошли очень удачно. Благодарность Ларочки не знала границ, но Егорова не взяла ни денег, ни дорогих подарков.

— Как же это хорошо, что вы сами пришли! У меня столько работы, что просто зашиваюсь! Лидия Ильинична, милая вы наша, как же мы теперь без вас-то! — сокрушенно проговорила Лара.

— Ничего, девочка, я свое уже отработала. Надо давать дорогу молодым. Мне же уже хочется покоя. Буду на даче огурцы выращивать!

— Вы и огурцы как-то совсем не рифмуются! — покачала головой Лара, — А знаете, что? Вы можете здесь минут пятнадцать посидеть? Я мигом сгоняю в магазин, и мы с вами чайку попьем с тортиком! Что скажете?

Егорова звонко рассмеялась:

— А как же твои вечные диеты? Опять на сладенькое потянуло? Будешь потом страдать и плакать, что снова килограммы натикали.

Ларочка беззаботно махнула пухленькой ручкой и тоже расхохоталась.

— А, плевать мне на эти идеальные формы! Один раз живем. Ну, видать, не судьба мне быть тонкой и звонкой. Тем более, что мой Ромка любит меня такой, какая я есть. Так что, насчет тортика?

— Давай! — согласилась Егорова. — Тащи свои сладости! У меня дежурство уже закончилось, я тебя подожду.

— Я скоро! — крикнула Ларочка, напялила пуховик и, схватив сумочку, бросилась вниз по лестнице.

Лидия Ильинична дождалась, когда шаги стихли, и тихо прикрыла дверь приемной. Кабинет Козырева была заперт, но Егорова прекрасно знала, что у Лары есть второй комплект ключей. Ключи обнаружились во втором ящике стола.

Когда Ларочка, запыхавшаяся и раскрасневшаяся от мороза, вбежала в приемную, Егорова уже сидела на диванчике и мирно листала свежий номер медицинского журнала, стопка которых лежала на тумбочке.

— Вот, Лидия Ильинична! Ваш любимый — «Птичье молоко» с халвой! Сейчас чайник согрею.

Вечером Егорова набрала знакомый номер.

— Алло, — услышала она тихий бесцветный голос.

— Катюша, здравствуй! Это Егорова Лидия Ильинична тебя беспокоит.

— Да, добрый вечер. Я вас узнала, — так же тихо ответила трубка. — Вы что-то хотели?

— Катя, не спрашивай, как мне удалось это узнать, но фамилия того человека, который приходил к нашему главному — Крутицкий. Крутицкий Антон Владимирович, — медленно продиктовала Егорова, — Он основатель благотворительного фонда «Твори Добро». Это довольно известная организация.

— Ничего не понимаю. Какое дело этому Крутицкому до моей Наташи? — удивилась Катя, впрочем, довольно вяло.

— То-то и оно. Я подозреваю, что на него вышли специально. Подумай, девочка, кому все это выгодно?

— Не знаю, просто ума не приложу! Мы ни у кого ничего не просили, и просить не собираемся!

— Однако, где гарантии, что рано или поздно Наташа не передумает и не начнет шантажировать отца своего ребенка?

— Господи, Лидия Ильинична, неужели вы думаете, что она способна на такое?! — потрясенным голосом произнесла Катя.

— Я-то уверена, что нет. Но сейчас речь не обо мне, Катюша. Так кому выгодно, чтобы мальчик исчез? — На какой-то момент в трубке повисла тишина.

— Мне кажется, я поняла, что вы имеете в виду, — медленно произнесла Катя.

Пару недель назад, когда они с Наташей зашли в магазин, где присматривали детскую коляску, сестра вдруг вздрогнула и быстро шагнула за угол. На вопрос Кати, что ее так напугало, она отвечала, будто ей показалось, что она увидела знакомую. Значит, не показалось. Теперь понятно, откуда ветер дует. Скорее всего, это была ее несостоявшаяся свекровь. Ведь именно ее так боялась Наташа.

— Катюша, ты меня слышишь? — встревоженно спросила Егорова.

— Да-да, я здесь.

— Вот еще что. Здесь наверняка замешаны деньги. Очень большие деньги. Мой тебе совет, постарайся, все-таки, найти хорошего адвоката. Боюсь, сама ты не справишься.

— Спасибо вам большое, Лидия Ильинична. Вы нам очень помогли. Но вы не волнуйтесь. Я справлюсь. Я обязательно справлюсь.

В ухо полетели длинные гудки.

— Как бы я хотела в это верить! — сокрушенно покачала головой Егорова. — Помоги вам Господь!

Она украдкой перекрестилась и положила трубку.

* * *

Однажды, спустя пару месяцев после этого разговора, Лидия Ильинична Егорова возвращалась домой из магазина. На дворе разгулялся безмятежный май. Солнце сияло так ярко, как это бывает только весной после проливного дождя, с крыш капала вода, а в широких, как Великие озера, лужах, вереща от восторга, кувыркались коричневые растрепанные воробьи. Ветер, уже почти по-летнему теплый, играл в изумрудных ветвях деревьев. Лидия Ильинична прищурилась от яркого света и тихонько засмеялась, просто потому, что все это было так празднично, так здорово, и воздух пах надеждой и счастьем. Весна! Она вытащила телефон.

— Привет, тяжело здоровый! Как ты там?

— Да, все нормально, Лидуша. Я уже — огурец! Врач говорит, что уже на следующей неделе домой отпустит. А ты что поделываешь?

— Вот, по магазинам прошвырнулась. Хотела домой идти, но уж больно погода хорошая. Решила погулять немного.

— Мы тоже целыми днями задницами лавочки протираем. Тут Петровичу нарды привезли, так мы сегодня турнир забацали.

— Ты же играть не умеешь! Только в подкидного, да и то с подсказками! — засмеялась Егорова.

— Обижаешь! Я уже почти профи. Даже пару раз выигрывал.

— Я завтра к тебе собираюсь. Что привезти?

— Да ничего не нужно. Говорю же, на следующей неделе домой поеду.

— Ладно, ты подумай, может все-таки надо что-нибудь купить. Я завтра утром еще раз позвоню. Целую тебя!

Лидия Ильинична опустила телефон в карман и перехватила сумку. Ничего-ничего, все будет хорошо. Когда Володю среди ночи увезли с инфарктом в больницу, она думала, что с ума сойдет от отчаяния и страха. Слава Богу, что все обошлось. Его удачно прооперировали, и вот уже почти три недели, как он находится в подмосковном санатории, где проходит курс реабилитации. Теперь все наладится и будет как прежде, а может даже еще лучше.

Совсем скоро лето, и они поедут на дачу, где она снова разобьет грядки под огурцы и помидоры, а муж Вовка опять будет ворчать на нее.

— Лида, ну ты совсем дурында, зачем тебе опять этот овощной коллапс?! Каждый год одно и то же: пыхтишь, сажаешь, поливаешь, а в итоге — три огурца и два кабачка, и те зайцами покусанные. Ну, не твое это, понимаешь? Давай лучше вместо этого огорода лужайку сделаем, гамак повесим, мангал поставим, а?

— Ага, и будем с тобой все лето пузо отращивать. Молодец, Вовка, спаленка, а рядом кладовочка: поел, поспал! Нет, уж, я свои грядки тебе не отдам ни за что. Это мой фитнес, если хочешь. Я скоро такие урожаи собирать буду — тебе и не снилось!

Резкий скрип тормозов заставил ее отвлечься от приятных и таких спокойных мыслей. Лидия Ильинична резко обернулась.

— Ты что, совсем ополоумела?! Если жить надоело, так иди и с десятого этажа прыгни! Зачем других-то подставлять? — вне себя орал какой-то насмерть перепуганный парень в синих джинсах и коротенькой кожаной куртке, перегнувшись через открытую дверь своей машины.

Мешковатая фигура, облаченная в длинный бесформенный черный плащ, сидела прямо на дороге перед капотом и как-то странно покачивалась из стороны в сторону. Лидия Ильинична быстро подбежала к ней.

— Девушка, вам плохо? Где болит? Вы можете встать?

— Может она, может. Я, слава Богу, вовремя затормозил, — уже спокойнее сказал джинсово-кожаный водитель. — Подождите, я помогу.

Он захлопнул дверь и подошел к ним.

— Ну, как вы? Что ж так неаккуратно-то? Прости, что наорал, — то и дело сбиваясь то на «ты», то на «вы» тараторил парень.

— Нет, нет, вы тут не при чем, — глухим, хриплым голосом проговорила девушка.

Голос ее показался Лидии Ильиничне смутно знакомым. Они с двух сторон подхватили ее под руки и отвели к стоящей неподалеку лавочке.

Парень присел рядом.

— Напугали вы меня почти до икоты, — и он громко расхохотался.

«Нервное» — подумала про себя Егорова.

— Вам бы, молодой человек, тоже не помешало бы врачу показаться. Что произошло-то?

— Еду себе, еду, и вдруг ни с того ни с сего выскакивает перед носом эта барышня. Ни перехода, ни светофора. Как я смог так быстро среагировать, сам себе удивляюсь. Подумать только, если бы еще пара сантиметров…

— Все, хватит себя накручивать, — строго сказала Егорова. — Все живы-здоровы, и это сейчас самое главное. Вас как зовут?

— Костя, Константин Крюков. Только в том, что она здорова, я, честно говоря, не совсем уверен. Может наркоманка? — тихим шепотом сказал он Егоровой, и слегка кивнул в сторону сидящей рядом с ним незнакомки: отсутствующий взгляд, бледное до синевы лицо, темные круги под глазами. И черная одежда, делающая ее очень похожей на безнадежно больную ворону.

«Господи, где же я ее видела?» — мучительно вспоминала Лидия Ильинична.

— Полицию-то будем вызывать или как? — немного помявшись, спросил парень.

«Ворона» покачала головой, покрытой темным платком.

— Пожалуйста, не надо полицию. Я могу вам заплатить. Сколько вы хотите? У меня много нет, но возьмите, вот, — она дрожащей рукой выудила из кармана плаща смятую пятисотрублевую купюру.

— Боже ты мой, о чем вы говорите? — искренне возмутился Костя, — Уберите сейчас же. Я что, так похож на негодяя? Давайте лучше я вас в больницу отвезу.

— Нет, не надо в больницу, я в порядке. Просто упала случайно, голова закружилась. Простите меня, пожалуйста.

— Знаете, вот вам моя визитка, если что — звоните. Ладно, поеду я. И это… поаккуратней на дороге.

Он поднялся и пошел к машине. Серебристая «Хонда» моргнула на прощание фарами и скоро скрылась за поворотом, а девушка машинально отрывала от визитки мелкие кусочки и бросала их себе под ноги. Ветер подхватывал их и крутил, унося «Крюкова Константина, младшего менеджера по продажам» куда-то вниз по бульвару.

Лидия Ильинична достала из сумочки маленькую бутылку с водой.

— Вот, попейте. Вы уверены, что вам не нужна медицинская помощь?

Девушка подняла на нее свои глаза и покачала головой. И тут Егорова, наконец, вспомнила. Вспомнила и тут же испугалась: что должно было случиться, чтобы человек за какие-нибудь два месяца изменился почти до неузнаваемости?!

— Катюша?.. Катюша Белова?

Взгляд ее собеседницы стал более осмысленным, было видно, что она изо всех сил напрягает свою память.

— Меня зовут Егорова Лидия Ильинична, я работала гинекологом в женской консультации. Ты помнишь меня? Твоя сестра Наташа наблюдалась у меня. Как она? Родила?

Катя, а это была именно она, вдруг уронила голову на ладони и расплакалась так безнадежно, так горько и жалобно, как может плакать только доведенный до отчаяния человек, как человек, потерявший всякую надежду…

Лидия Ильинична прижала девушку к себе и начала осторожно поглаживать ее давно немытые волосы, выбившиеся из-под платка.

— Ну-ну, милая, успокойся! Все будет хорошо, все образуется.

— Ничего уже не будет хорошо, — прерывающимся голосом ответила Катя. — Ничего… Ничего не осталось…

— Катюша, объясни толком, что у тебя произошло? Может, я чем-нибудь могу помочь?

— Да чем уж тут поможешь, — Катя подняла на нее свой измученный взгляд, полный боли и скорби.

— Знаешь, девочка, пойдем ко мне. Я здесь живу неподалеку, всего пара кварталов и мы на месте. Муж мой сейчас за городом, так что я сама себе хозяйка. Чайку согреем, смотри, ты пока на дороге сидела, вся промокла, — говоря все это, Лидия Ильинична потихоньку помогла Кате подняться и, подхватив ее под локоть, повела с собой, словно маленького ребенка.

* * *

За окнами сгущались фиолетовые майские сумерки. Небо к ночи затянулось рваными тучами, ветер разгулялся не на шутку и из милого шалуна, каким был днем, превратился в неуправляемого хулигана, вырывающего легкие пестрые зонтики из рук припозднившихся прохожих. Казалось, даже фонари, льющие на тротуар свой бледный, цвета скисшего молока, свет, ссутулились под его порывами. Вдалеке послышался первый глухой громовой раскат. Снова будет дождь.

В маленькой комнате приглушенным желтым светом горело маленькое бра. Катюша спала на раскладном диванчике, накрывшись пушистым пледом. Сон ее был глубоким и крепким, потому что Егорова потихоньку плеснула в ее чашку с чаем целую рюмку коньяка. Лидия Ильинична поправила подушку, и, прикрыв за собой дверь, на цыпочках вышла в кухню.

Все, что она узнала в этот вечер, казалось таким чудовищным, таким невероятным, что мозг отказывался принимать эту реальность. Неужели так бывает?! Разве люди могут быть такими жестокими и бессердечными?! А ведь часть вины за случившееся лежит и на ней. Она же знала о ситуации в семье Кати и Наташи Беловых, но ничем не помогла.

Словом, Лидия Ильинична совершенно забыла о своей малолетней пациентке. И тут такое!..

Она встала и приоткрыла форточку, прикурила сигарету, включила чайник и мельком посмотрела на часы. Одиннадцать.

Первые крупные, как сливы, капли громко и гулко застучали по железному карнизу. Ничего, завтра утром опять будет солнце, только зачем оно теперь Катюше?.. Лидия Ильинична тяжело вздохнула, затушила сигарету и пошла в душ. Из головы не выходили последние слова девушки, сказанные с мрачной решимостью и злостью: «Теперь я точно знаю, что мне делать. Всем придется платить по счетам».

Глава четвертая

Егор с наслаждением потянулся и, не открывая глаз, пошарил рядом с собой. Рука нащупала пустоту и смятую подушку. Из-за стены доносились приглушенные звуки льющейся воды. Значит, Вика уже встала. Нашарив на тумбочке часы, он взглянул на циферблат. Почти девять. Несмотря на то, что дорога до «Соснового» была утомительной и долгой, и спать они легли только в три ночи, Егор чувствовал себя бодрым и выспавшимся. Он перевернулся на спину и громко, до ломоты в скулах, зевнул.

В этот момент зазвонил Викин телефон. Егор мельком посмотрел на дисплей: Артем. Касаткин едва заметно поморщился, нажал «отбой» и отключил звук. Он знал, что пасынок не успокоится, и будет трезвонить до тех пор, пока мать не соизволит взять трубку. Сам же он общаться с Артемом не хотел.

В комнате было совсем темно, потому, что Вика терпеть не могла открытых окон. Тяжелые атласные шторы ревниво оберегали их покой и сон. Перекатившись на другую сторону широченной, как аэродром, кровати, Егор встал и двумя руками быстро раздвинул бордовые полотнища. Яркий свет июньского утра ударил в глаза так внезапно, что он на секунду зажмурился.

Натянув джинсы и майку, он вышел на балкон и с наслаждением втянул в себя воздух, напоенный ароматом хвои и мокрого клевера. Он перевесился через перила и огляделся. Над головой, закрывая почти все небо, распластала свои темно-зеленые лапы огромная кряжистая сосна. Солнце запуталось в них и прозрачной паутинкой протянуло вниз свои лучи. Приглядевшись, Егор заметил на изумрудном ковре, устилающем землю, мелкие розовые маргаритки и яркие, как желток, лютики. Какая-то маленькая юркая птица молнией пронеслась мимо и исчезла в колючих ветках. И почти сразу в спину ударило что-то тяжелое. От неожиданности Егор вздрогнул и резко обернулся.

Рядом с ним лежала увесистая старая шишка, ощетинившаяся, словно дикобраз, своими пустыми ячейками. Он поднял ее и только тут обратил внимание на то, что весь пол балкона был усыпан этими «гостинцами».

Егор тихо рассмеялся над своим испугом и скинул шишку на землю.

— Эй, ты чем тут занимаешься? — услышал он звонкий голос.

Егор повернулся и, не выходя с балкона, залюбовался своей женой. Несмотря на возраст, Вика умудрилась сохранить идеальную фигуру. Тонкая талия, покатые плечи, стройные сильные ноги без малейшего намека на «апельсиновую корочку». Во всех ее движениях и жестах чувствовалась легкость и воздушность двадцатилетней девочки.

* * *

Они встретились три года назад. Всю жизнь Егор Николаевич Касаткин целиком и полностью посвятил карьере и без сомнения преуспел. К своим пятидесяти годам он являлся владельцем крупной строительной компании и, несмотря на кризисы, регулярные падения рубля в бездонную пропасть, происки зловредных конкурентов и прочие превратности судьбы, смог не только удержаться на плаву, но и создать себе безупречную репутацию. «КЕН-Строй» был его любимым детищем, заменившим жену, детей и прочие житейские радости. Все его отношения с женщинами, а их было немало, были похожи на незначительные, не стоящие внимания эпизоды. Как только он чувствовал, что его очередная passione становится слишком требовательной или предъявляет на него свои права, он без сожалений и оглядки уходил от нее, не слушая ни слез, ни уверений в вечной любви и преданности.

Все было легко и привычно, как вдруг неожиданно в его жизнь ворвалась Вика.

…В тот день он ужасно устал и всячески старался увильнуть от необходимости присутствовать на модном показе известного в гламурных кругах эпатажного кутюрье, куда ему было необходимо поехать, поскольку его фирма являлась одним из главных спонсоров мероприятия. Так и не найдя достойной причины для отказа, Егор ровно в семь вечера занял почетное место в первом ряду. Благодарные организаторы за щедрый и весьма ощутимый вклад уделили его фирме немало внимания, разместив эмблемы и баннеры на самом выгодном месте. После вступительной пафосной речи началось само действо. В глазах Егора моментально зарябило от ярких беспощадных софитов и переливающихся огней, ударила музыка.

По «языку», вытянутому прямо перед его носом, без устали фланировали туда-сюда анорексичные^[1] долговязые создания, облаченные в нелепейшие, по его мнению, наряды из клейкой ленты, проволоки, газеты. Одна несчастная была вынуждена натянуть на себя громоздкое платье из золотистой пленки с рваным длинным шлейфом позади. Егору было до слез жалко несчастную — ему почему-то казалось, что под всем этим шуршащим колючим целлофаном тело должно немилосердно зудеть и чесаться. На голове «красотки» помещалось нечто, напоминающее гребень игуаны. Последней же каплей стал свадебный наряд из туалетной бумаги, который публика встретила бурными аплодисментами.

На этом он потерял всякий интерес к тому, что происходило на сцене, и принялся разглядывать окружающую его публику. Его внимание сразу же привлекла немолодая стройная женщина, одетая в строгое темно-синее платье. Ее густые каштановые волосы были аккуратно подстрижены и уложены в простую на вид, но очень стильную прическу. Она с пристальным интересом наблюдала за всем, что происходило на подиуме, но на ее чувственных губах то и дело появлялась сдержанная, отнюдь не восторженная, а скорее насмешливая, улыбка. Бросалось в глаза и отсутствие рядом с ней мужчины. В перерыве он столкнулся с ней в фойе, где были накрыты столы a la fourchette^[2] и завел разговор.

— Добрый вечер. Разрешите представиться — Егор Николаевич Касаткин. Владелец компании «КЕН-Строй».

Собеседница подняла на него свои проницательные серые глаза, улыбнулась и подала руку. Он поцеловал ее изящные ухоженные пальцы и чуть придержал за запястье. Егор уловил тонкий нежный аромат ее духов, и в тот самый миг он вдруг понял, что не сможет просто так расстаться с этой женщиной. В груди стало тесно, дыхание сбилось. Происходило странное. Он, серьезный, зрелый, состоявшийся мужчина, убежденный холостяк, «владелец заводов, газет, пароходов», вдруг почувствовал себя пятнадцатилетним мальчишкой.

— Очень приятно! Виктория Алексеевна Новицкая. Так это вы и есть тот самый главный спонсор, о котором я в последние часы столько услышала? — в ее голосе прозвучала едва уловимая ирония.

— Каюсь, — он шутливо склонил свою голову. — Позвольте предложить вам бокал шампанского?

Она отрицательно покачала головой.

— Спасибо, я за рулем.

— Может быть тогда кофе?

— С удовольствием.

Егор жестом подозвал официанта и сделал заказ.

— Скажите, Виктория Алексеевна, а мне показалось, или вам действительно смешно смотреть на этот, как бы это помягче выразиться, туалетный авангард?

Она негромко рассмеялась, и вокруг ее глаз собрались мелкие лучики. Но как удивительно шли ей эти морщинки!

— Я бы, конечно, могла спросить вас, с чего вы взяли, ну, или еще что-нибудь в том же духе, но признаюсь честно, что юбка из фольги или вечернее платье из оберточной бумаги — это не то, что я хотела бы иметь в своем гардеробе.

— Полностью согласен. Скажу по совести — сижу здесь, как болван, ничего не понимаю, да, впрочем, и не хочу понимать, — слегка понизив голос, признался он, — Ваш кофе.

Он снял с серебристого подноса маленькую чашечку и подал Вике. Вышколенный официант с приклеенной дежурной улыбкой тотчас растворился.

— Спасибо, Егор Николаевич.

— А что бы вы сказали, если бы я предложил вам сбежать из этого пафоса куда-нибудь на свободу?

Спросил и затаил дыхание. Если откажет — показалось. Ничего, бывает. Но если согласится — то значит это то самое, чего ждут всю жизнь. Егор даже незаметно заложил руку за спину и скрестил пальцы. На удачу.

— А на свободу, это куда? В пампасы?

— Если хотите, то можно и в пампасы, но сегодня я предлагаю просто прогуляться по городу. Неподалеку отсюда есть одно замечательное местечко. Ресторан, в котором каждый вечер играют джаз.

— А моя машина?

— Это не проблема. Скажите адрес, и мой водитель доставит ваш автомобиль в лучшем виде.

— Ну, тогда я, пожалуй, соглашусь.

Уже через месяц Егор предложил ей стать его женой. Удивлению всех его друзей и знакомых не было предела, но сам Касаткин чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

* * *

…Вика затянула пояс на широком шелковом халате и шагнула на балкон.

— Ой! — вскрикнула она, случайно наступив босой ногой на шишку.

— Аккуратно, у нас тут полно этого барахла. Видишь, сверху падают, — Егор заботливо поддержал ее за локоть. — Больно?

— Терпимо, просто неожиданно, — Вика отбросила шишку в сторону и прижалась к мужу.

— Как спалось?

— Хорошо. Все-таки лес — это тебе не московский угар.

— А я ведь тебе давно предлагаю переехать за город.

— Ты же знаешь, милый, я городская до мозга костей! Уже через пару дней я просто взвою от этой тишины. Тем более, что тебе каждый день придется добираться на работу по пробкам. Мы тогда вообще перестанем видеться.

— Купим вертолет! — шутливо заявил Касаткин.

— Обязательно! — засмеялась она, — Кстати, мне показалось, или у меня на самом деле телефон звонил?

— Нет, не показалось, — с неохотой отозвался Егор. — Это был Артем. Но я не успел взять трубку.

Вика усмехнулась:

— Не успел? — ее тонкие брови сошлись над глазами недоверчивым домиком, — Егор, ну почему ты так к нему относишься?

— Как — так? — фальшиво переспросил он, избегая встречаться с ней взглядом.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Да, он тебе не родной, но вы вполне могли бы стать с ним друзьями. Тем более, сейчас. Согласна, у Артема был непростой период — связался с совершенно неподходящей девицей, он очень переживал, нервничал. А теперь, после появления Ренаты, мальчик изменился в лучшую сторону. Разве я не права?

— Права, Вика. Это-то и странно. С ее внешностью и деньгами папы, выбор у нее был огромный. Почему Артем?

Вика тихо засмеялась и нежно потерлась носом о его заросшую за ночь щетиной щеку.

— А это называется любовь, Егорушка!

Они постояли обнявшись, думая каждый о своем.

— Кстати, что там была за история?

Вика тяжело вздохнула:

— Ничего особенного. Просто познакомился с какой-то шалавой, а та оказалась девицей хваткой. Появилась в ее голове идея женить на себе моего мальчика. Но я все уладила.

— Ты? — казалось, он был неприятно удивлен этим заявлением.

— Ну да. А что мне оставалось делать? Поговорила с ней пару раз, объяснила, что Артем не ее вариант. Пусть ищет женихов в другом месте. Поверь, ничего интересного! Банальная история. Слава Богу, что все уже закончилось.

— Знаешь, банальная-не банальная, а пахнет от таких ситуаций дурно. И вообще, раз ты считаешь Артема взрослым и самостоятельным человеком, тебе давно пора прекратить улаживать его проблемы. Мужик должен сам уметь разбираться в таких вещах, тем более, если в них замешаны женщины.

— Тоже мне, нашел женщину! Ты бы ее видел! — фыркнула Вика. — Вот Рената — это да! Умная, достойная пара для Артема. Все-таки хорошо, что они захотели приехать к нам сюда, правда? Уверена, что вы, наконец, сможете поладить. Ладно, пойду, узнаю, как там дела у молодого поколения. Кстати, какой ты для них забронировал коттедж?

— Не помню точно. Кажется, восьмой. Посмотри, у меня в ежедневнике записано. Ключ пусть возьмут на ресепшен.

Вика вошла в комнату, прикрыв за собой дверь. Егор присел в плетеное кресло и тяжело вздохнул.

Три года назад, узнав о том, что у Вики есть взрослый сын, он даже обрадовался. Почему бы и нет, раз уж своих детей Бог не дал? Но все его попытки наладить дружеские отношения с пасынком не увенчались успехом. На все его замечания, даже самые невинные, Артем реагировал очень грубо и резко, всячески подчеркивая то, что Егор ему никто. Причем жить на его деньги, пользоваться при случае его именем и связями Артем не считал зазорным. В конце концов, Егор просто постарался свести свои контакты с ним к минимуму, не забывая, тем не менее, переводить каждый месяц на счет Вики солидную сумму. Он прекрасно знал, что львиная доля этих средств идет на оплату вольной жизни ее сыночка, но предпочитал закрывать на это глаза. Так продолжалось несколько лет. Однако, пару месяцев назад, Артем неожиданно приехал к ним в гости. И не один.

До сих пор Артем никогда не знакомил его со своими девушками. Вика как-то раз обмолвилась, что сын не торопится создавать семью, да и сам Егор считал, что парень совершенно не готов к серьезным отношениям.

Рената оказалась очаровательным созданием. Невысокая кареглазая брюнетка, улыбчивая и воспитанная, она сразу понравилась Вике и даже Егору. Оказалось, что Рената — дочь Олега Романовича Скворцова, создателя и владельца крупной торговой сети «Плаза-Максимум», с которым Егор неоднократно встречался и даже несколько лет назад принимал некоторое участие в строительстве очередного торгово-развлекательного комплекса.

Итак, выбор Артем сделал не самый глупый. Богатая, умная и самодостаточная девушка. Что ж, посмотрим, что из этого выйдет.

— Эй, гулена! — услышал он Викин голос, — Иди в душ, а то мы рискуем остаться без завтрака! Кстати, ребята уже выезжают. Надеюсь, часам к двум будут здесь.

Часом позже они вышли из номера и не спеша направились к главному корпусу. От их коттеджа к большому двухэтажному зданию вела извилистая тропинка, выложенная белым речным камнем.

Вике удивительно шло длинное шелковое платье с открытой спиной и разрезами на широкой юбке. Егор легонько обнимал ее за талию.

— Егор Николаевич! Доброе утро!

Вика, сложив ладонь козырьком, прикрыла глаза и увидела красивого молодого человека лет тридцати пяти, идущего им навстречу в компании миловидной невысокой девушки, одетой в пестрый сарафан и соломенную шляпку с белой лентой вокруг тульи.

— О, Сергей! — обрадованно воскликнул Касаткин и пожал протянутую широкую ладонь, — Рад приветствовать! Позволь представить, это моя жена, Виктория Алексеевна.

— Очень приятно, Сергей Шатров, — он слегка наклонил голову в знак почтения.

— Вика, Сережа первоклассный юрист. Даже и не знаю, что бы я без него делал!

Вика с удивлением заметила, как «незаменимый и первоклассный» Сергей покраснел от смущения, а на его щеках четко прорисовались две ямочки.

— Ну, что вы, Егор Николаевич, мне до профессионала еще расти и расти.

— Всегда говорил, что скромность никогда не бывает чрезмерной. А милая барышня?..

— Алиса, — коротко представилась она.

— Очень приятно! — Касаткин галантно поцеловал ее руку.

Алиса улыбнулась, хотя оценивающий, холодный взгляд Виктории ей решительно не понравился.

— А вы, молодые люди, как я понимаю, тоже прибыли вчера?

— Да, не хотелось тратить такое замечательное утро на дорогу, — ответил Шатров, но Вике показалось, что это не была настоящая причина.

— Это правильно. Уже позавтракали?

— Так точно. Вот, теперь решили совершить небольшой вояж по окрестностям. Егор Николаевич, это очень хорошо, что я вас встретил, мне необходимо с вами поговорить. Это очень важно.

— Насколько важно? — Касаткин моментально стал серьезным.

— Пока не знаю точно, но есть кое-что не совсем понятное. Может это и не имеет большого значения, но…

Егор вскинул левую руку. Алиса отметила широкий кожаный браслет и блеснувший на солнце вполне демократичный «Ролекс».

— Знаешь, Сережа, давай с тобой встретимся где-нибудь в половине третьего. Нам хватит полчаса?

— Думаю, вполне. Я буду ждать вас в центральном здании в баре.

— Отлично. Ну, удачи!

— Виктория Алексеевна, Егор Николаевич, приятного аппетита и до скорой встречи!

Вика взглянула на мужа. По его лицу прошла едва заметная тень, губы плотно сжались, а глаза стали напоминать две холодные льдинки.

— Егор, что с тобой? — с тревогой спросила она.

— Не бери в голову, милая, все в порядке.

Некоторое время они шли молча, вдыхая запах июньского леса и разнотравья.

— Знаешь, мне кажется, я ей не понравилась, — усмехнулась Вика.

— Кому «ей»? — рассеяно переспросил Егор, нехотя выныривая из своих мыслей.

— Ну, этой Алисе, которая была с твоим юристом.

— С чего ты взяла? По-моему, очень приятная девочка. И Сереже она очень подходит, они даже чем-то похожи.

— Да, я тоже заметила, — рассеянно отозвалась Вика. — Скажи, а этот Шатров действительно такой классный специалист, как ты говоришь? Может быть, не следует так нервничать из-за того, что он сказал?

— А с чего ты взяла, что я нервничаю? — улыбнулся Егор.

— Ой, Касаткин, меня-то не обманывай! — Вика слегка тряхнула его за локоть. — Я же вижу, что после его слов тебя словно подменили.

Он глубоко вздохнул.

— Знаешь, я доверяю Шатрову на все сто. Если он говорит, что ему необходимо срочно поговорить со мной, значит так и есть. А в случае с Крутицким все очень непросто. Внешне все чисто, почти идеально, но именно это мне и не нравится. Шатров в последнее время занимался проверкой его деятельности.

— Крутицкий, Крутицкий… — нахмурилась она, — Что-то очень знакомое.

Егор кивнул:

— Ты должна его помнить, он был на новогоднем вечере в «Балчуге», вместе с женой. Элла, кажется.

— Ах, да! Как же я сразу не сообразила! Конечно, я их помню. Но наше знакомство вряд ли можно назвать тесным. Элла — это же дочь того самого всемогущего Ремизова, если я не ошибаюсь?

— Не ошибаешься, но Эдуард Филиппович не так давно скончался.

— Да? Я не знала. Бедная Элла! Ладно, хватит о грустном, лучше расскажи мне про этого Крутицкого.

— Зачем тебе это?

— Да так просто, — она пожала плечами, — интересно же, с кем мне придется сегодня вечером вино пить.

— С чего бы начать? Несколько лет назад Антон Владимирович организовал фонд «Твори Добро» и очень преуспел. Насколько я знаю, вначале ему оказал большую помощь его, ныне покойный, тесть. Он в то время занимал серьезную руководящую должность в правительстве Москвы. Но теперь Антон Владимирович и сам оброс нужными связями и контактами. В основном Крутицкий занимается помощью больным детям и устройством брошенных малышей в семьи, в том числе в Европу и Америку. В нашей стране только глухой не слышал об этом фонде. Крутицкому, естественно, нужны спонсоры. В прошлом году я в качестве эксперимента вложил в это дело пару миллионов. Теперь же он хочет поговорить о дальнейшем сотрудничестве.

— А ты что, подозреваешь, что он проворачивает какие-то темные дела за твоей спиной?

Егор пожал плечами.

— Пока стопроцентной уверенности у меня нет, но Сергей в последнее время собирал на него досье. Значит, что-то нарыл…

— Ну, я не знаю, — она выразительно повела тонкими, как ниточки, бровями, — очень уж он молод, твой Шатров, чтобы быть таким незаменимым специалистом. У тебя же в юридической службе главный — Пахомов. Или я ошибаюсь?

— Нет, все верно. Я Пахомова очень ценю, ты сама это знаешь, но у меня же не ларек по продаже шаурмы, а крупный концерн. У меня работает не один, не два и даже не три юриста. А Сережу мне порекомендовал Грибов.

— Грибов… Не тот ли это Грибов, что пару лет назад благополучно вылез из-под следствия и от греха подальше перевел свои активы в Швейцарию? Петр Геннадьевич, если мне не изменяет память.

— Именно. Петька — мой старинный приятель. Его «доброжелатели» тогда развернули целую кампанию, сфальсифицировал кучу бумаг, подкупили свидетелей, чтобы на него завели дело. Я тогда думал, что ему не удастся выбраться из этого дерьма. Но! — Егор поднял палец кверху — один его хороший знакомый порекомендовал ему Шатрова. Он был совсем зеленый мальчишка, и, честно говоря, Грибов был настроен весьма скептически — примерно, как ты сейчас. Однако выбора у него не было. И он не прогадал. Шатров тогда нарыл столько компромата на его конкурентов, что не только вернул Петьке деньги и репутацию, но и повернул дело так, что его противниками очень заинтересовалась Генеральная прокуратура. Когда Грибов принял решение свернуть все свои дела в России и переехать в Цюрих, он звал с собой Шатрова. Обещал ему золотые горы, но все зря. Сергей наотрез отказался уезжать. Вот Петр и сосватал его в «КЕН-Строй», за что я ему очень благодарен. Шатров надежен, как скала и обладает хваткой бультерьера — если вцепится, не отпустит!

— Тогда почему ты поручил своему юридическому отделу поработать с этим Крутицким сейчас, а не тогда, когда вкладывался в первый раз?

— А потому, Викуся, что тогда речь шла всего лишь о паре миллионов, а сейчас речь идет об очень, я повторю — ОЧЕНЬ крупной сумме. Кроме того, Марина настаивала на том, чтобы я все детально проверил — ей Крутицкий сильно не нравится.

— Ах, вот оно что! Марина…

— Именно. У Добрыниной чутье — дай Бог каждому, — не замечая сарказма, продолжал Касаткин. — В любом случае я должен быть на все сто процентов уверен, что мои деньги работают на благое дело.

— Да уж, я до сих пор просто поражаюсь, как ты с таким отношением к жизни умудрился сколотить состояние! В наше время понятия «бизнес» и «порядочность» это, скорее, антонимы. А твоя честность порой переходит все границы.

— Ну, не во всем и не со всеми я такой уж честный! — засмеялся он. — Просто здесь-то речь идет о детях.

— В отношении моего ребенка я что-то не замечала сентиментальности с твоей стороны, — с некоторой обидой в голосе произнесла она.

— Вика, давай не будем возвращаться к этому разговору! Артем уже давно не ребенок, и он ни в коей мере не обделен вниманием и заботой.

— Ладно, ладно, — вздохнула Вика, — Но все равно мне кажется, что этот твой Шатров слишком молод для таких серьезных дел.

— Ошибаешься. Кстати, он не так уж и молод, как тебе кажется.

— Знаешь, Егорушка, наверное, я уже в таком возрасте, что все, кому меньше сорока, кажутся мне детьми, — Вика грустно рассмеялась.

— Брось, дорогая, ты прекрасно выглядишь! Знай, что ты для меня всегда останешься самой красивой и любимой женщиной на свете! — он поцеловал ее в висок и, быстро наклонившись, сорвал сразу целую охапку ромашек. — Это тебе!

— Льстишь, Касаткин, — рассмеялась она, выбирая из импровизированного букета торчащие в разные стороны травинки, — но мне все равно приятно! А эта Алиса, она его жена?

— Нет, Сергей, вроде бы, в разводе. Наверное, невеста. Симпатичная пара.

Вика недовольно поморщилась:

— Ладно, хватит уже нахваливать своего Шатрова. Надоело.

— Как скажешь, любимая. Кстати, мы уже пришли.

— Елки-палки! — вдруг воскликнула Вика с досадой. — Я же телефон дома оставила! Вот незадача!

— Ну и Бог с ним! Зачем он тебе сейчас?

— Нет, Егорушка, Артем с Ренатой должны звонить, я обещала быть на связи. Ну, не дуйся, — примирительно сказала она, увидев его нахмурившиеся брови. — Иди, закажи мне кофе, а я вернусь буквально через десять минут.

Вика поцеловала мужа и, помахав ему вслед, быстро пошла назад.

Сияющее июньское утро было полно птичьих трелей и едва слышного трепетания кроткого теплого ветерка. Ярко-желтые лютики казались лучами солнца, светившими с земли. Безоблачное высокое небо неровными синими лоскутами просвечивало сквозь темно-зеленые сосновые лапы.

У дверей одного из коттеджей, мимо которого петляла тропинка, Вика вдруг увидела странную мешковатую фигуру. Как раз в этот момент под ногу Вике попался сучок, разломившийся с сухим треском. От неожиданности человек вздрогнул и обернулся.

— Простите, что напугала, — с извиняющейся улыбкой проговорила Вика, рассматривая незнакомку, ибо это была молодая девушка.

Невысокая, полноватая; темные волосы растрепались и выскользнули из-под заколки, свешиваясь на грудь неаккуратными прядями с секущимися кончиками. Лицо ее почти полностью закрывали огромные темные очки, а на шее был повязан пестрый шелковый платок. «С такой фигурой нужно носить не джинсы, а льняные широкие брюки или длинные юбки. Да и волосы надо бы подстричь покороче», — подумала про себя Вика.

— Ничего, — пробормотала девушка нездоровыми, почти белыми, губами, развернулась, и почти бегом припустила в противоположном направлении.

— Черт, где-то я ее уже видела, но где? — вполголоса проговорила Вика, но где-то глубоко внутри шелохнулась тревога.

Уже через пару минут сомнения превратились в уверенность, а горло свело судорогой от внезапно нахлынувшего страха.

Глава пятая

Когда Антон открыл дверь своего коттеджа, он сразу понял: что-то не то. И в ту же секунду нос уловил знакомый сладко-вишневый запах сигарет его жены. Стало понятно, что оправдались самые худшие опасения. Элла сидела в кресле, закинув ногу на ногу, покачивая острым лакированным носом ядовито-розовой туфли. На кровати стоял кожаный баул, а в прозрачном слюдяном чехле лежало длинное вечернее платье.

— Элла, как я рад, что ты приехала. Как добралась? — неубедительно и фальшиво произнес Крутицкий.

И от этой фальши он тут же почувствовал прилив презрения и отвращения к самому себе.

Элла криво улыбнулась своими ярко-накрашенными узкими губами, и вместо ответа выпустила ему в лицо сизоватую струйку дыма.

— Где ты был?

— Гулял. Что-то голова разболелась. Решил пройтись по лесу, подышать воздухом, но что-то не помогло. Наверное, мне стоит прилечь и немного поспать, чтобы к вечеру быть в форме. Ты не возражаешь?

— Послушай, ты опять нашел какую-то девку?! — вновь спросила она, не обращая внимания на его реплику, и продолжая сверлить его маленькими острыми глазками.

— Какая еще девка? Ты о чем, Элла? Я не понимаю.

— Не понимаешь? — она нехорошо засмеялась и от этого скрипучего звука у Крутицкого по спине поползли противные ледяные мурашки. — Хватит выкручиваться, Антон! Если ты думаешь, что я не знаю о твоих кобелиных похождениях, — она брезгливо скривилась, — то глубоко ошибаешься! Ну, и кто она, твоя очередная подстилка?

— О чем ты говоришь, Элла?! Прекрати сейчас же. С чего ты вообще это взяла? — с трудом ворочая пересохшим языком, проговорил он.

— Неважно. Я жду ответа.

Антон смотрел в ее искаженное лицо и с трудом подавлял желание заткнуть уши, в которые врывались ее истерические визгливые вопли. Казалось, еще чуть-чуть, и мозг, как хрустальный, взорвется, разлетится на миллион мелких осколков. Виски еще ломило от бессонной ночи и той информации, которую на него обрушили. Больше всего на свете он хотел остаться один, чтобы переварить все то, что узнал несколько часов назад, нужно было подумать, как решить эту проблему. Немедленно. Но паника не давала сосредоточиться, давила изнутри, заставляла сердце биться гулко и неровно. У него есть время до вечера, но это так мало, катастрофически мало! К тому же, стараясь заглушить свой страх, он явно переборщил со спиртным, а от этого было так погано, что хотелось выпрыгнуть из тела.

Элла. Господи! Кто бы мог подумать, что ей придет в голову приехать сюда прямо с утра?! Он ведь своими глазами видел, как вчера вечером она села в такси, и отправилась на премьеру в театр. После спектакля планировался банкет, и он по опыту знал, что подобные мероприятия почти всегда заканчиваются ближе к рассвету. Тем более, при Эллином пристрастии к алкоголю, она вряд ли смогла бы добраться до «Соснового» раньше вечера.

— Послушай, это не то, что ты думаешь! У меня образовалось одно неотложное дело, мне было необходимо встретиться с… одним человеком, — попробовал парировать ее обвинения, впрочем, без особого энтузиазма.

Оправдываться не хотелось, тем более, что он знал наверняка, что сейчас все его слова не больше, чем простое сотрясение воздуха. Это давно превратилось в надоевшую до оскомины игру, правила которой всем давно были известны.

— Боже мой, Крутицкий! «С человеком»! Да все твои дешевые потаскухи скорее похожи на мартышек, чем на людей.

Она с силой затушила сигарету в массивной мраморной пепельнице и приложила к вискам пальцы с длинными алыми ногтями. Почему-то Крутицкому представилось, что с них вот-вот начнет капать кровь. Его кровь. Он едва сдержал внезапный порыв тошноты.

— Я же вижу, все дело в том, что ты встречался здесь с кем-то из своих бесчисленных шлюх! Теперь-то я понимаю, почему ты так не хотел идти вчера со мной в театр! Конечно, бездумный трах в сауне — это гораздо интереснее, чем скучная, никому не нужная премьера. А я-то, дура, поверила, что тебе надо в тишине поработать с документами! Тебе бы самому впору на театральные подмостки, цены б тебе не было!

Антон закрыл лицо рукой, чтобы не видеть, как из ее рта вылетают маленькие густые комочки слюны. Как же она ему надоела, со своей маниакальной ревностью, кто бы знал!..

* * *

Изменять своей жене он начал еще до того, как повел ее в ЗАГС. Некрасивая, худая до синевы, с нездоровой кожей, тяжелой нижней челюстью, делающей ее похожей на усталую заезженную лошадь, и маленькими, широко расставленными блеклыми глазками неопределенного цвета, Элла была единственной и горячо любимой дочерью Эдуарда Филипповича Ремизова — влиятельного чиновника. Именно с его помощью стала возможна та деятельность, которой столь активно и успешно занимался в последнее время Антон Владимирович Крутицкий. Такая крыша, как Эдуард Филиппович — на тот момент означала гарантию успеха любого начинания. Все это было бы невозможно, если бы Крутицкий не прознал в свое время, что у Ремизова есть обожаемая, но давно перезревшая дочка, которая до своих сорока лет так и просидела в девках. Благодаря своему вздорному характеру, неблагодарной внешности и чересчур завышенной самооценке, Эллочка рисковала навсегда остаться старой девой.

Атаку Антон Владимирович начал по всем фронтам, тем более, что красиво ухаживать он умел очень хорошо. Рестораны, модные вечеринки, театральные премьеры, две недели на Карибах, и, как апогей — поездка в Австрию на Венский бал.

Ни для кого не было секретом, что все эти ритуальные танцы имеют под собой чисто меркантильную подоплеку, но на тот момент всем было выгодно делать вид, что все всерьез. Антону Крутицкому был необходим прочный тыл в виде облеченного властью тестя; Ремизову, несмотря на слепое обожание, было понятно, что Элла вряд ли когда-нибудь дождется лучшей партии, да и сама Элла была не прочь попробовать на вкус блюдо под названием «брак», тем более, что все ее знакомые и подруги побывали замужем, а некоторые и не по одному разу. Словом, все складывалось самым лучшим образом. Уже через два месяца была сыграна пышная свадьба, на которой гуляла почти вся элита Москвы. Хотя в самом конце не обошлось и без ложки дегтя. Ремизов, отведя новоиспеченного зятя в уголок, провел с ним короткую, но весьма содержательную беседу, суть которой сводилась к следующему: я, мол, знаю, что дочурка моя — не принцесса Диана, и изменять ты ей будешь, это аксиома. Но если надумаешь гулять налево — гуляй тихо, чтобы никто ничего не заподозрил. Однако имей в виду, если дочь мне хоть намекнет на то, что ты ее обижаешь — не сносить тебе, зятек, головы.

Поначалу Антон и вправду был очень осторожен; если и развлекался на стороне, то делал это, только заручившись железным алиби. Все его увлечения носили разовый характер, попросту говоря, он предпочитал снимать проституток. От секса с женой его в прямом смысле мутило, хотя раза два в месяц он брал себя в руки и исполнял супружеский долг, после чего подолгу стоял в душе, стараясь отмыть ее запах. Непонятно почему, но ему казалось, что Элла постоянно пахнет тухлой селедкой и немытыми волосами.

Облегчение наступило только три месяца назад, после смерти тестя. А в последнее время Антон все чаще стал задумываться о разводе.

* * *

…Боль в голове стала почти невыносимой; глаза резало от яркого солнечного света, бившего прямо в окна, от удушливого запаха ее сигарет нестерпимо тошнило. Не обращая внимания на жену, Антон, как был в одежде и обуви, прилег на кровать и отвернулся к стене.

— Что, утомила тебя твоя подстилка? Еще раз повторяю — я не позволю тебе так со мной обращаться. Я себя не на помойке нашла!

— Ты уверена в этом? — каким-то странным голосом переспросил Крутицкий.

Он резко перевернулся, привстал на локте и пристально взглянул ей в глаза.

Элла замерла от неожиданности. То, что муж ответил на ее обвинения, да еще так дерзко, выглядело настолько необычно, что она на секунду лишилась дара речи. Столько презрения и ненависти было в его взгляде, что ей впервые стало по-настоящему страшно.

Подобные выяснения отношений происходили в их семье с привычной регулярностью, и, пока был жив ее отец, роль Антона сводилась к жарким оправданиям и покаянному молчанию. Затем, в полном соответствии законам жанра, следовал дорогой подарок — кольцо с бриллиантом, браслет, усыпанный россыпью мелких сапфиров или двухнедельная поездка на Бали.

То, что она совершенно безразлична ему, Элла поняла уже давно и никакими иллюзиями себя не тешила. Может она и не красавица, но уж точно не дура. Все эти скандалы были нужны скорее для того, чтобы еще и еще раз подчеркнуть его зависимость от нее, а еще точнее — от ее отца. Да, она давно смирилась с тем, что она для Крутицкого лишь удобная вещь, которую жаль потерять. Что-то вроде ключа от банковского сейфа. Но ведь при желании ключ можно и заменить. Да, это хлопотно, непросто, но все же возможно.

Со смертью отца все поменялось. Теперь он изменял ей почти открыто, на глазах, однако ни разу за все время не заводил разговора о разводе. В глубине души Элла все-таки надеялась, что Антон пусть и не полюбил, но хотя бы привык к ней. Вместе с тем она понимала, что все эти выяснения отношений ни к чему хорошему привести не могут, скорее наоборот — приблизят катастрофу. Но совершенно не могла сдержаться. При мысли о том, что Антон принял решение расстаться с ней, Эллу бросило в жар.

Он — похотливая лживая свинья, причинил ей много страданий, но, несмотря на все это, она ревновала его, ревновала дико и бешено, всякий раз, когда ей становилось известно о его очередной измене. Да, черт возьми, она любила его! Любила странной, иррациональной, болезненной любовью, которую тщательно и умело скрывала от него и даже от себя, маскируя ревностью и скандалами. Каким-то задним женским умом Элла понимала, что это чувство вряд ли вызовет в ее муже сочувствие или понимание. Она презирала себя за эту слабость, но ничего не могла с собой поделать.

— Что ты имеешь в виду? — наконец выдавила она из себя.

— Только то, что слышала. Все, я безумно устал, Элла. Мне очень плохо, и я совершенно не хочу сейчас обсуждать ничего, что связано с тобой и нашим браком. Оставь меня в покое, прошу, у меня дико болит голова.

— Послушай, ты можешь объяснить мне, что случилось? — еле сдерживая дрожь в голосе, спросила она.

Антон презрительно усмехнулся, встал, и, не говоря больше ни слова, ушел в душ, откуда сразу же послышался ровный шелест воды.

Все, что произошло, было так странно и настолько не укладывалось в привычную схему, что Элла вдруг почувствовала необъяснимый приступ смятения и безотчетной тревоги.

Элла машинально подтянула к себе пиджак мужа, который он бросил на кровать. Из внутреннего кармана вывалился небольшой белый конверт.

Через некоторое время дверь номера тихонько закрылась. В душе так же мерно лилась вода.

Глава шестая

«Сосновый» на самом деле оказался местом очень привлекательным и необычным, расположенном в настоящем лесу. Европейский сервис здесь бок о бок уживался с атмосферой той тишины и покоя, которая бывает только, как выразилась Алиса, «на таежной заимке». Ей пришло в голову, что хозяин отеля по-настоящему заслуживает уважения, так как смог построить все так, что оставил природу почти не тронутой. Вековые сосны, березы, заросли жасмина и сирени создавали тот непередаваемый колорит, которого почти не бывает в местах, расположенных так близко от Москвы.

На первом этаже главного корпуса располагались ресепшен, ресторан и бар. Этажом ниже находились сауна, тренажерный зал, небольшой бассейн и бильярдная.

На некотором отдалении, за березовой рощей, были устроены два теннисных корта.

На втором этаже было несколько номеров. Но по большей части отдыхающие предпочитали селиться в маленьких уютных коттеджах, в хаотичном порядке разбросанным по довольно большой территории. Это были почти пряничные избушки, обшитые светлыми струганными досками, с резными ставеньками и симпатичными цветочными венками на дверях.

Между коттеджей вились, петляли аккуратно выложенные светлым речным камнем тропинки, а вдоль главной аллеи были разбиты пестрые клумбы, радующие глаз бордовыми и розовыми пионами, солнечно-желтыми бархотками и сиреневыми ирисами. Все хозяйство содержалось в идеальном порядке, однако за прошедшее со дня их приезда время, Алиса ни разу не видела ни одного садовника или дворника.

Она не удержалась и заглянула в рекламный буклет. Цены в «Сосновом» оказались ничуть не ниже, чем на каком-нибудь хорошем заграничном курорте. Сама она никогда не смогла бы позволить себе отдыхать в таком месте.

* * *

Вечером, в субботу, столы были сервированы не в центральном ресторане, а в большом павильоне возле пруда, по темной глади которого медленно плавала пара лебедей. Дорогие закуски, букеты экзотических цветов, вежливые, незаметные официанты, приглушенная классическая музыка, льющаяся откуда-то сверху — все это создавало атмосферу изысканности и утонченности. В углу Алиса заметила большой, накрытый чехлом, рояль.

В самом начале вечера всем гостям в подарок выдали по симпатичному бантику, в центре которого красовалась маленькая золотая эмблема «КЕН-Строя».

Неловкость, которую Алиса испытывала со вчерашнего дня, усилилась до предела. Больше всего на свете ей хотелось оказаться дома, позвонить маме и поплакать от души. Ну почему, почему она такая не светская?! В конце концов, есть и такая жизнь — с поездками в Швейцарию на горнолыжные курорты, с дорогими машинами, модными кутюрье и элитными особняками, а не только с походами в торговый центр за босоножками (потому что у старых безнадежно треснула подошва) и радостью по поводу повышения зарплаты на пятьсот рублей. Каждому свое. И потом, кто сказал, что она ниже всей этой публики? И все же, почему так тошно и противно?

Эти мысли роились в голове, натыкались друг на друга, зудели и звенели, словно стая мелких докучливых мошек.

По другую сторону стола сидела уже знакомая Алисе Виктория Алексеевна Касаткина. На этот раз она была облачена в темно-синее вечернее платье, подчеркивающее ее прекрасно сохранившуюся фигуру; длинную шею прикрывал изящный легкий шарфик, а на левом запястье сверкал тонкий золотой браслет. Вежливо, но довольно холодно поздоровавшись с Алисой, она почти сразу перестала замечать ее, и завела разговор с полноватой, рослой дамой лет пятидесяти, которая представилась, как Марина Вячеславовна Добрынина. У нее был мощный, волевой, почти мужской подбородок, крупный, слегка крючковатый нос и густые короткие волосы с проседью. Не дожидаясь посторонней помощи, она громовым басом представилась Алисе и заговорщицки подмигнула Шатрову.

Дождавшись окончания официальной части банкета, Сергей, извинившись, поднялся из-за стола, и подошел к сухопарому мужчине в дорогих очках с невыразительным вялым лицом. Его блеклые, прямые волосы заметно редели на висках. Временами до Алисы доносился его голос, лишенный всяких эмоций. Вскоре к ним присоединилась женщина. Она была почти одного роста с Сергеем. На ней было длинное вечернее платье из алого шифона, открывавшее костлявую спину, черные лаковые туфли и широкий шелковый палантин, спущенный до талии, который она придерживала руками. Ее нездоровый цвет лица и непомерно массивная нижняя челюсть придавала ей сходство со старой, усталой клячей.

Алиса перевела взгляд на следующую группу. Две молодые девушки в окружении мужчин. Одна из них в прямом бледно-розовом платье до середины колена, с вьющимися темными волосами, смуглой кожей и белозубой улыбкой сразу привлекала к себе внимание. Мужчины обращались преимущественно к ней. Они говорили негромко, но с выразительными и звучными интонациями. Девушка то и дело смеялась, но смех ее звучал иронически, а прихотливо-изогнутые губы придавали ее хорошенькому личику выражение надменности. Многие наверняка сочли бы ее красивой, но, по мнению Алисы, ей явно не хватало искренности и добродушия. У второй девушки было симпатичное, но совершенно невыразительное лицо и прямые льняные волосы до плеч, подстриженные классическим «каре». Она была бледна и старалась казаться спокойной, однако ее глаза были полны какого-то лихорадочного блеска. Девушка напоминала Алисе натянутую до предела струну. На ней было надето голубое платье с открытой спиной. Оно было ей очень к лицу, оттеняя неброскую, слегка анемичную красоту.

Еще одна женщина сидела на другом конце стола в обществе рыхловатого мужчины средних лет. Время от времени он прикладывался к своему бокалу, и, по мнению Алисы, был уже довольно пьян. В самом начале вечера Сергей сказал, что это директор по маркетингу — Кравчук Юрий Георгиевич. Его жена, Анна Витальевна — миловидная женщина с простоватым, но приятным лицом, периодически отставляла от него бутылку с коньяком и что-то шептала ему на ухо.

— …А как вы считаете? — вдруг услышала она обращенный к ней вопрос.

Добрынина смотрела на нее через стол и, улыбаясь, ожидала ответа.

— Простите, — извинилась Алиса, — Я отвлеклась.

— Я спрашиваю, как вам здесь? По-моему очень даже мило.

— Да уж, мой супруг оригинал, каких мало, — согласилась Виктория и слегка поджала губы.

На долю секунды Алисе показалось, что она досадует на приятельницу за то, что та вовлекает в их беседу посторонних.

— Почему бы и нет? Свежий воздух, тишина, — пробормотала Алиса, чувствуя, как щеки начинают заливаться краской.

— Ну да. А также коровы, козы и парное молоко, — засмеялась Добрынина громким заразительным басом. — Я уже не говорю о комарах, мухах и прочих насекомых.

— Марина, ты в своем репертуаре, — прокомментировала это заявление Касаткина и тоже улыбнулась.

Однако ее улыбка почему-то показалась Алисе натянутой и фальшивой. И вообще, весь вечер ей казалось, что Виктория нервничает и чем-то озабочена.

— Ладно, девушки, я вас ненадолго оставлю.

Она встала и, обменявшись парой любезных фраз с некоторыми гостями, подошла к мужу.

— Алиса, а мы с вами точно нигде до этого не встречались? — с сомнением спросила Добрынина.

— Вряд ли, — она пожала плечами, — Я никогда не хожу на такие мероприятия.

— Как я вас понимаю! Скажу вам по секрету, я их просто ненавижу! — громким шепотом призналась Добрынина. — Но мне по статусу положено, поэтому приходится терпеть. Кстати, я очень надеялась, что в этот раз все будет по-другому. Все-таки на природе. Например, насколько лучше было бы развести костерок, пожарить шашлычку и выпить водочки, грамм этак двести! — она мечтательно закатила глаза. — Я совершенно не наедаюсь этими деликатесами. Сами посудите, ну разве это еда? — Добрынина презрительно ткнула вилкой в спаржу, накрытую сверху тонким кусочком вяленой свинины. — Как говорил мой муж — ни два, ни полтора!

Алиса тихонько прыснула в кулак.

— А вы — невеста Сережи? — продолжала свой допрос Добрынина.

Алиса неопределенно пожала плечами.

— И чем вы занимаетесь? Так сказать, по жизни?

— Я — переводчик.

— С фени на русский или наоборот?

— Так тоже можно, — весело согласилась Алиса, чувствуя, что напряжение, которое не отпускало ее весь вечер, потихоньку начинает таять. — А вообще я занимаюсь испанским и португальским языками. В основном синхронный перевод, но, например, сейчас по заказу одного издательства перевожу цикл научно-популярных статей.

— О-о! — уважительно протянула собеседница. — Выходит, что в отличие от большинства собравшихся здесь представителей молодого поколения, — последние слова она произнесла с изрядной долей сарказма, — вы — молодец! Почему-то сейчас, имея богатых родителей, считается не комильфо работать и стараться чего-то достичь самому. Возьмите хотя бы сына Вики — Артема. Вон он, в светлых джинсах и черной рубашке, расстегнутой почти до пупа.

Алиса проследила за ее взглядом и поняла, что речь идет об одном из кавалеров, ведущих разговор с девушками. Правильные, но порочные черты лица выдавали в нем натуру упрямую, капризную и избалованную, а светлые, почти прозрачные глаза странно бегали, что придавало ему выражение какой-то отстраненности. В данный момент он рассеянно спорил о чем-то с высоким светловолосым мужчиной. Визави Артема тоже был молод, вероятно, около тридцати. У него был проницательный, острый взгляд, высокий лоб и звучный голос, полный внутренней силы. Контраст между ними был действительно очень ярким.

— Это сын Егора Николаевича? — удивленно спросила Алиса, с любопытством разглядывая молодого человека в темной рубашке. — Они совершенно не похожи.

— Так и есть. Не похожи. Артем — сын Вики от первого брака. А вы что, не знали? — удивилась она, и ее густые брови приподнялись над глазами комичным домиком.

Алиса покачала головой.

— Честно говоря, я вообще никого здесь не знаю, — призналась она, — И что Артем?

— А в том-то и дело, что ничего, — Добрынина надула щеки и бесшумно выпустила из них воздух. — Пустышка! Говорила я Вике, что зря она так опекает парня, но все без толку. Он и Дима Костров — две стороны одной медали. В отличие от Артема, Дима из тех молодых людей, которых в наше время принято называть карьеристами. С одной стороны это качество не может не вызвать уважения, но здесь случай крайне запущенный.

— Костров — это блондин? — догадалась Алиса.

— Именно. Руководит отделом информационных систем. Умный мальчик. Знаете, Егор, в отличие от многих людей его уровня, не боится брать на работу молодежь. И это правильно, с ними веселее, да и мы, старики, как это ни странно звучит, многому можем у них поучиться.

— А кто эта высокая женщина в красном? Очень эффектная женщина.

— Это Элла Крутицкая. До ее замужества я довольно тесно общалась с ней. Не скажу, что мы дружили, но я хорошо знала ее отца. А теперь «КЕН-Строй» спонсирует проекты ее мужа. И вообще, Егор в последнее время увлекся благотворительностью, — неохотно добавила она.

— А вы против? — спросила Алиса и тут же смутилась и прикусила язык, встретив странный взгляд своей собеседницы, — Простите, я, наверное, лезу не в свое дело.

— Вовсе нет. Ваш вопрос, что называется не в бровь, а в глаз. Просто я считаю, что не все то, что сейчас называют благотворительностью, ею является. Я говорю загадками, да? Но давайте не будем о грустном! Итак, спросите меня еще о ком-нибудь! Признаюсь честно, обожаю сплетничать!

Алиса негромко рассмеялась.

— Тогда расскажите мне о той брюнетке в розовом платье. Она пользуется популярностью среди мужчин.

— Согласна, Рената умеет привлечь к себе внимание. Кстати, она невеста Артема. А познакомил их Костров.

— Они встречались? Костров и Рената?

— Понятия не имею. Возможно. И судя по взглядам, которые он бросает на нее, с его стороны чувства еще не прошли, — неодобрительно хмыкнула Добрынина.

— Да, эффектная девушка. Наверное, такую, как она, забыть не просто, — согласилась Алиса.

— Что верно, то верно. Рената своего не упустит, а может и чужое прихватить! Кстати, она единственная дочь и наследница Олега Романовича Скворцова, владельца сети «Плаза-Максимум».

— Ничего себе! Не зря говорят в народе, что деньги к деньгам, — тихо присвистнула Алиса.

— Ну да, — рассеянно согласилась Добрынина, словно обдумывая что-то. Едва заметная тень пробежала по ее лицу, но уже через секунду она снова улыбнулась и подмигнула Алисе.

— Честно признаться, я ее мало знаю, как, собственно, и Кристину — жену Димы. Они поженились всего полгода назад. Хотя лично мне она нравится больше, чем Рената.

— Кристина — это девушка в голубом? — уточнила Алиса.

— Она, — согласилась Добрынина и принялась энергично пережевывать кусок буженины. — Спросите о ком-нибудь еще.

— Кто вот этот пожилой мужчина в полосатом костюме?

— Это наш бизнес-аналитик — Шепс Эрнест Фридрихович.

— Он — немец?

— Чистокровный ариец, — утвердительно кивнула Добрынина и весело хрюкнула. — Его родители переехали в Россию, лет, эдак, пятьдесят назад, да так и прижились. Но привычки остались. Раз положено по этикету явиться в пиджаке, то он непременно так и сделает. Даже если на улице будет плюс сорок и все разденутся до трусов, прости Господи, этот будет до последнего париться. Эрни жутко нудный и дотошный, но ужасно профессиональный. Да Касаткин других и не держит.

Не заботясь о приличиях, в отличие от вышеупомянутого Шепса, она залпом допила плескавшееся на дне бокала вино и поморщилась.

— Кислятина страшная! Ладно, милая Алиса, я отлучусь минут на пятнадцать. Так сказать, по природной необходимости, — добавила она заговорщицким шепотом, — а когда вернусь, мы с вами продолжим наш увлекательный разговор. Кстати, вы когда уезжаете?

— Завтра вечером.

— А зря. Мы здесь все до среды. Вроде как подарок от начальства в честь юбилея фирмы. Четыре дня работы, умело замаскированной под отдых на природе. Впрочем, не исключаю, что можно совместить полезное с приятным. Может и вы с нами? Подумайте, Алиса! Мы бы с вами все-таки нашли время, чтобы забацать шашлычков, по-простому, без бантиков, — она щелкнула по значку, приколотому к платью, — скрипок и скучной спаржи.

— Я подумаю, Марина Вячеславовна! — Алиса улыбнулась.

Марина со скрипом отодвинула свой стул, с грацией бегемота вылезла из-за стола и, махнув Алисе полной рукой, направилась к выходу.

Алиса, пользуясь тем, что наконец осталась одна, быстро сунула в рот кусочек бекона и чуть не замурлыкала от удовольствия. Она вдруг почувствовала, что ужасно голодна.

— Ну, как ты тут без меня?

Сергей присел рядом и чмокнул ее в щеку.

— Нормально. Слушай, эта Марина — классная тетка! Она вообще кто?

— Добрынина-то? Она — правая рука Касаткина. Финансовый директор и просто хороший друг. Кстати, они в девяностые вместе начинали. Если честно, то Егор Николаевич на все сто доверяет только ей.

— О-го! — от души удивилась Алиса, — А так и не скажешь. Такая простая, веселая! С ней легко.

— Согласен, — засмеялся Сергей. — Она свой парень, но это только для своих. Во всем, что касается работы, она жесткая и непримиримая, фору даст любому мужику. Людей видит лучше любого рентгена.

— Замужем?

— Уже нет. Муж умер несколько лет назад. Она его очень любила. Поговаривают, что она переживала страшно, хотя и не показывала виду. Железная леди.

— Жаль, — искренне посочувствовала Алиса. — А я смотрю, ты в «КЕН-Строе» уже стал не последним человеком.

— Надеюсь, — улыбнулся Сергей. — По крайней мере, с Мариной мы теперь на короткой ноге, а это дорогого стоит.

— Надо думать. Ну а ты что поделывал?

— Работал работу на работе, оплата деньгами, — отшутился Шатров, — Вон, видишь седого дядьку в светлом пиджаке и очках?

— Ну, вижу. Судя по всему, эти очочки стоят, как подержанный истребитель, — хмыкнула Алиса. — И что с этим буржуем?

— Это мой непосредственный начальник — Пахомов Илья Борисович. Глава юридической службы. Хороший мужик, у него есть чему поучиться. Профессионал, старой классической школы.

— О чем болтали?

— Да так, — уклончиво отозвался Сергей, — обсудили кое-какие рабочие моменты. Не бери в голову, лучше расскажи, что тебе поведала Добрынина, — Сергей подцепил вилкой кусочек ветчины из Алисиной тарелки и немедленно отправил его себе в рот.

— Ничего особенного, — пожала плечами Алиса. — Обычный треп, но мне было приятно с ней общаться.

— А куда она подевалась?

— Отошла носик припудрить. Хотя Марина Вячеславовна была более выразительной.

— Да, это она умеет, — рассеянно согласился он, глядя куда-то в сторону.

Алиса проследила за его взглядом: на другом конце павильона она заметила хозяина мероприятия, Егора Николаевича. Как раз в это время его вниманием завладел худощавый мужчина, одетый в светлую сорочку. На шее у него вместо галстука был повязан элегантный платок. Его взгляд показался Алисе каким-то мутным, а манеры — излишне-навязчивыми. Касаткин слушал его с непроницаемым лицом, но создавалось впечатление, что разговор был ему не совсем приятен.

— Что-то случилось, Сереж?

— Ничего. Просто хочу поговорить с Касаткиным без свидетелей. Вот выжидаю подходящего момента. Хотя Крутицкий — тип приставучий. Боюсь, что он не скоро оставит его в покое.

— Ясно. А почему ты не поговорил с Егором Николаевичем сегодня днем? Вы же, вроде, договаривались.

— Договаривались, но он так и не смог вырваться. К нему сын с невесткой приехали. Там у них какие-то свои проблемы.

— А, понятно. И что за проблемы?

— Понятия не имею. Ну, кажется, мне повезло.

Алиса увидела, как в этот момент Крутицкий, извинившись, отошел от Егора Николаевича, отвечая на телефонный звонок.

— Все, прости, не скучай. Скоро приду, — Сергей мимоходом поцеловал Алису в щеку и пошел к Касаткину.

Она не заметила, что еще одна пара глаз пристально следит за происходящим.

Глава седьмая

Алиса встала, взяла с подноса прозрачный бокал на высокой тонкой ножке, не спеша прошлась по берегу, а потом направилась к маленькому причалу, возле которого в густых камышах на привязи качалась небольшая лодчонка. Рискуя замочить свои новые замшевые туфли, она спустилась к самой воде, шагнула в лодку и присела на деревянную лавочку на корме.

Вечерний воздух был напоен ароматами теплой земли, резеды и горьковатым запахом полыни. В светлом июньском небе соседствовали яркое закатное солнце и бледная, едва заметная, луна, чуть прикрывшаяся легким пушистым облаком. На противоположном берегу пруда черно-белые стволы берез ласкала снизу высокая шелковая трава. Алиса невольно залюбовалась этим простым, но таким удивительно красивым пейзажем.

За спиной что-то зашуршало, Алиса обернулась и поняла, что кто-то, видимо, как и она, решил предпочесть свежий воздух светским беседам и пустым улыбкам. За густыми зарослями было совершенно невозможно разглядеть ее случайного единомышленника, однако к воде явно приближались.

— Так что вы решили? — услышала она негромкий женский голос.

— Вы с ума сошли?! Нас здесь могут увидеть!

— Прекратите психовать! Чем быстрее я получу ответы на свои вопросы, тем быстрее уйду.

— Мне нужно еще время. Вы требуете невозможного. Такие дела быстро не делаются!

Ее собеседник разговаривал каким-то странным шуршащим шепотом.

Алиса похолодела от страха, она поняла, что невольно оказалась свидетелем какого-то разговора, явно не предназначенного для чужих ушей. Больше всего на свете в эту минуту она боялась быть обнаруженной, поэтому почти легла на дно лодки и старалась дышать как можно тише.

— Почему же? По-моему, все справедливо. К тому же, судя по вашим поступкам, для вас вообще нет ничего невозможного, — незнакомка недобро усмехнулась и притопнула ногой, отчего в камыши с тихим шорохом скатились мелкие камушки. Один из них стукнул в деревянный борт лодки. От неожиданности Алиса вздрогнула, и бокал, стоящий рядом, с тихим звоном упал на дно возле ее ног.

— Здесь кто-то есть? — произнес испуганный свистящий голос.

— Уймите свою больную фантазию, мы здесь одни.

— Дайте мне еще один день. Я постараюсь уладить наше недоразумение.

— И это вы называете недоразумением?! Вы просто чудовище! Для вас загубленные человеческие жизни и судьбы — всего лишь недоразумение.

— Не нужно пафоса! Лучше скажите, где документы? — в шепоте слышалась еле сдерживаемая ярость.

Женский голос разразился тихим презрительным смехом:

— А как вы сами-то думаете? Скажу лишь одно — бумаг у меня уже нет. Я их передала в руки другого человека.

— Вы в своем уме?! Мы же договаривались, что вы дадите им ход только в том случае, если нам не удастся договориться!

— Боже мой, как же жалко вы выглядите! Не волнуйтесь, для меня, в отличие от вас, существуют понятия чести и совести.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказала. Завтра утром, по моему сигналу, документам будет дан ход. У вас осталось несколько часов. Мои условия вам известны. Делаете все, как я сказала, и о ваших грязных делишках никто не узнает.

— Кто этот человек? Он имеет отношение к…

— Самое непосредственное. Но, повторю, он не будет ничего предпринимать до завтрашнего утра.

Некоторое время они молчали.

— Как мне с вами связаться?

— Я сама вас найду. И учтите, мне терять нечего.

Девушка быстро удалилась в противоположную от причала сторону.

— Вот сука, сука!!! — прошелестел все тот же голос, полный злобы, страха и ненависти.

Вскоре Алиса услышала торопливые тяжелые шаги. Она, наконец, перевела дыхание и распрямила затекшую спину. Перегнувшись через край лодки, она зачерпнула горсть воды и брызнула себе на лицо. Надо бы дойти до туалетной комнаты и подправить макияж. Алиса осторожно вылезла на пустой берег. Из шатра доносились музыка, разговоры и звонкий смех. Она медленно пошла вдоль кустов жасмина к дорожке, ведущей к их коттеджу.

Вот ведь незадача! И понесло же ее на эту лодку! Больше всего на свете Алиса не любила именно такие неловкие во всех отношениях ситуации. Может быть, стоило еще в самом начале как-нибудь обнаружить свое присутствие? Ну, там кашлянуть, чихнуть? Но тогда она растерялась так, что ничего из этого просто не пришло ей в голову. А потом было поздно. И все же, кто были эти люди? Девушка явно не из их компании, ведь ее собеседник спрашивал, как ее найти.

Глупость какая-то! Она приложила ладони к горящим щекам. В конце концов, ее это не касается. Мало ли, какие отношения связывают этих двоих. Уже завтра она уедет отсюда и вряд ли когда-нибудь снова увидит любого из них.

У самой двери маленького опрятного домика Алиса вдруг с досадой вспомнила, что оставила сумочку с ключами на стуле в павильоне. А может Сережка по старой памяти оставил свои ключи под дверным ковриком? Была у него когда-то такая дурная привычка. Алиса постоянно пилила его за это. Она наклонилась, приподняла жесткий серенький половичок с наивной надписью «Welcome!». Пусто. А жаль, придется возвращаться за сумкой. Она выпрямилась и тут же вскрикнула от резкой боли в голове, на секунду ей даже показалось, что она слышала какой-то металлический звон в ушах. Алиса взглянула: на двери был прибит маленький аккуратный почтовый ящичек с симпатичной желтой дудочкой. Такие декоративные ящички украшали каждый коттедж, и в первый же день привели ее в восхищение. Об острый его край она и стукнулась.

— Черт! — выругалась она, схватившись за темя.

На ладони показалось несколько красных капель. Надо же, расцарапала до крови!

Возвращаться в таком виде обратно совсем не хотелось — с размазанной по щекам косметикой и окровавленной головой. Красота, ничего не скажешь! Алиса, недолго думая, направилась к главному корпусу.

В туалетной комнате было пусто. Она подошла к зеркалу. Под правым глазом слегка растеклась тушь, а на щеках цвели пунцовые пятна. Оторвав кусочек бумажного полотенца, она вытерла черную кляксу, пригладила волосы и поморщилась от боли. Ранка была неглубокая, но кровь сочилась почти непрерывно. Наконец, Алиса закрыла воду и зашла в самую дальнюю от входа кабинку. И буквально сразу за дверью послышался цокот каблучков.

Девушка, вбежавшая в уборную, горько разрыдалась.

— Ненавижу, как же я тебя ненавижу! — услышала Алиса полный отчаяния шепот.

Алиса бесшумно нагнулась и сквозь щель между полом и дверью увидела симпатичные белые туфельки-лодочки. Она точно знала, кому они принадлежат.

Вскоре всхлипы умолкли, и послышался ровный шум воды. Затем дверь снова распахнулась и цокающие шаги стали быстро удаляться.

Через несколько минут Алиса вышла из здания. В глубокой вечерней тишине издалека слышались музыка и смех. Все, хватит с нее богемы и светских вечеринок! Надо срочно забрать сумку и отправляться спать. Уже завтра она отсюда уедет и все забудет. И Алиса решительно направилась к пруду по безлюдной, залитой лунным светом, аллее.

* * *

Его трясло, как в лихорадке. Он почувствовал, что совершенно промок. Противным липким потом пропитался даже шелковый шейный платок. Теперь он пах не дорогим одеколоном, а его страхом и паникой. С отвращением он сдернул его и убрал в карман брюк, отчего тот неприлично оттопырился.

— Ну, как прошло свидание? — услышал он рядом с собой ненавистный голос своей жены.

В надвигающихся сумерках он ее не сразу заметил. Элла стояла в тени деревьев, чуть в стороне от тропинки, ведущей к шатру, и презрительно улыбалась своими ярко-алыми губами.

— Что ты тут делаешь? — он попытался сглотнуть застрявший в горле комок.

Тот, провалившись на пару сантиметров, вновь подпрыгнул и вернулся на прежнее место.

Антон коротко закашлялся.

— Как что, Антоша? — Элла слегка постучала ему по спине. — Жду своего верного и любящего супруга. Что-то не так?

— Элла, прошу тебя, не начинай заново, — устало ответил он. — Я не хочу сейчас выяснять отношения. Мне не до этого.

— А до чего тебе, милый? — в ее голосе звучала горечь. — Ты уже опустился до того, что бегаешь на свидания в моем присутствии. Что дальше? Может, пригласишь меня сегодня ночью свечку подержать? Так я с радостью! Хоть посмотрю, как это бывает…

— Хватит! — с едва сдерживаемой яростью процедил Крутицкий и больно схватил ее за локоть. — Элла, пойми, сейчас не время и не место для подобных разговоров. Возьми себя в руки. Я не хочу, чтобы нас кто-нибудь здесь увидел. Ты хоть понимаешь, какие слухи могут поползти?

Она с силой вырвалась и отшатнулась, едва устояв на ногах.

— Да про нас уже и так все давно всё знают! Это только тебе кажется, что все отлично, а я постоянно ловлю на себе насмешливые и жалостливые взгляды! Господи, как же я устала от всего этого!

— Перестань себя накручивать, Элла!

— Антон, я видела эту девку! Дворняжка! Самая настоящая дворняжка! Тебе самому не противно якшаться с такими потаскухами?

— Ты что, следила за мной?! Элла, это низко!

— Низко — это при живой жене бегать по чужим койкам! Низко — это приволочь сюда свою очередную любовницу!

— Я устал повторять. Это не любовница! — отчеканил он почти по слогам. — Ты в состоянии понять, что я тебе говорю?

— А кто?! Сначала письмо с угрозами, потом встреча с этой девицей. Ты можешь мне объяснить, наконец, в чем дело?

— Откуда ты знаешь про письмо? — голос Крутицкого дрогнул. — Ты что, рылась в моих карманах?

— Не важно. Скажи, тебе действительно угрожают? Она что, беременна от тебя? Не молчи, Антон, я все равно узнаю правду!

— Элла, я прошу тебя, не лезь в это дело, — в его интонации появились угрожающие нотки, — Все, прошу тебя, давай отложим объяснения до завтра.

Он решительно зашагал в сторону шатра, откуда уже доносились мелодичные трели скрипки и оглушительные пассажи рояля.

Промокнув злые слезы кончиком палантина, Элла, тяжело передвигая ноги, двинулась следом за ним.

Бесплотная тень тихо отделилась от ствола старой кряжистой сосны и вскоре растворилась в вечерней дымке.

Глава восьмая

Вчера вечером, вернувшись в шатер, Алиса заметила, что Сергей увлеченно беседует о чем-то с Касаткиным и Добрыниной.

От невольно подслушанных откровений и разговоров на душе было пакостно и мерзко. Кроме того она почувствовала, что виски постепенно начинают наливаться тяжестью, что было явным признаком надвигающегося приступа мигрени. Подхватив под мышку сумочку, она незаметно пробралась к выходу и уже через полчаса, приняв сразу две таблетки болеутоляющего, улеглась в постель.

Проснулась она, на удивление, рано. Что-то щекотало правое ухо, а груди было горячо-горячо. Она открыла глаза и увидела Сергея, который сопел на соседней подушке, а рука его бесцеремонно и по-хозяйски забралась ей под футболку. Алиса некоторое время смотрела на его заросшее за ночь легкой щетиной лицо, длинные, как у девчонки, белесые ресницы, подрагивающие во сне, на маленькую горбинку на носу. Она тихонько вздохнула, боясь разбудить его. Господи, как же она соскучилась по нему! По его сильным и таким горячим ладоням, по утренним поцелуям и мягким требовательным губам.

* * *

Еще в детстве Алиса решила, что непременно выйдет за него замуж. Только так и никак иначе.

С момента их первого знакомства, когда он ее спас, Алиса считала Сергея самым смелым, самым умным и, конечно же, самым красивым мужчиной в мире. Она повсюду таскалась за ним, как хвостик, вызывая тем самым раздражение и зависть у его одноклассниц.

Сергей Шатров, по старой детской привычке называвший ее Лисенок, на много лет стал единственным мужчиной в жизни Алисы Мельниковой. Но в какой-то момент все закончилось. И она даже точно знала, когда это произошло.

Тот разговор со своей бывшей однокурсницей, Ритой Ромашиной, она запомнила до последнего слова. Рита была откровенно некрасивой девицей с рано расплывшейся фигурой и обвисшей кожей. Однако сама себя она считала весьма привлекательной, и главное, совершенно свободной от комплексов и стереотипов. Именно поэтому мужчины в ее постели сменялись, как в калейдоскопе. А то, что ни один из них не задержался рядом с ней дольше, чем на одну ночь, Ромашина объясняла лишь тем, что сама не хочет серьезных и продолжительных романов, которые есть ничто иное, как пережиток прошлого, сиречь — никому не нужный рудимент. Свободные отношения между мужчиной и женщиной — вот залог счастья и душевного равновесия. Никто и никому ничего не должен. Тем не менее, Алиса не раз ловила на себе ее завистливые злобные взгляды, когда Шатров встречал ее после учебы.

После окончания университета дороги их разошлись, о чем Алиса совершенно не жалела. Встретились они случайно на дне рождения их общей знакомой. Тогда Ромашина пришла на праздник уже изрядно навеселе. Узнав о том, что Алиса уже несколько лет замужем за Сергеем, она громко рассмеялась, отчего к ней повернулись все присутствующие.

— А ну, идем-ка со мной! — приказала Рита и, прихватив с собой бутылку коньяка, утащила Алису в соседнюю комнату.

Там, опрокидывая рюмку за рюмкой, она начала доходчиво объяснять ей, что вся ее, Алисина, жизнь — бездарный фарс от начала и до конца.

На самом деле, с чего она взяла, что Шатров любит ее? Он просто честный и благородный человек, который не может сказать ей, что ему до чертиков надоела ее назойливая собачья преданность. Да, он привык к ней, но это не имеет ничего общего с настоящим чувством. Неужели она не замечает, что вокруг него постоянно полно по-настоящему красивых женщин, которые гораздо больше подходят ему и по статусу и по внешности. А ранние браки, построенные на детской дружбе, никогда не бывают крепкими. И вообще, хватит держать мужика возле своей юбки. Где твоя гордость-то, Мельникова? Ведь всем и так понятно, что рано или поздно Сергей обязательно бросит ее. Ему нужна свобода. Свобода! А ты, со своей безумной любовью, мешаешь ему, связываешь его по рукам и ногам. Хватит быть эгоисткой! И вообще, это крайне несовременно — «одна любовь на всю жизнь». Средневековье какое-то!

Почему тогда слова глупой несчастной Ромашиной представились Алисе важными и значимыми? Отчего она вообще обратила внимание на весь этот пьяный бред? Быть может потому, что подумала, что отчасти она права? Разве может быть счастье таким всеобъемлющим, как у нее, Алисы? Может она и правда придумала себе эту неземную любовь, а на самом деле уже много лет подряд живет иллюзиями?

После этого разговора Алиса не спала всю ночь. А что, если все это правда?! Что, если Шатров и в самом деле просто привык к ней? Тогда она среди ночи разбудила его и потребовала немедленно сказать, любит он ее или нет. Сергей недовольно хмыкнул, сгреб ее в охапку и приказал спать, а не заниматься глупостями. Однако с тех самых пор, навязчивая идея, что она — помеха в его жизни, отравила все их существование. Алиса стала анализировать каждый свой поступок, каждый шаг, и все больше укреплялась во мнении, что она действительно любит слишком сильно, слишком чересчур…

Она стала стараться казаться равнодушной и холодной. Один Бог знает, каких усилий стоило ей все это! Но у нее получилось. Теперь она умудрялась уворачиваться всякий раз, когда Сергей пытался ее поцеловать или обнять. Она перестала звонить ему на работу «просто так, потому, что соскучилась», она не спрашивала вечером, как прошел его день, положив голову к нему на колени, а на вопросы Сергея отвечала сухо и односложно. Шатров ничего не понимал, он бесился от того, что Алиса так сильно изменилась. Она чувствовала, что из дома на работу он теперь уходит с облегчением. По ночам она запиралась в кухне и плакала так, что наутро вставала с опухшими красными глазами и головной болью. Было ясно, что долго так продолжаться не может. И она, наконец, решилась. Она должна раз и навсегда покончить с этим, и единственный выход — развод.

Ей казалось, что Сергей тогда так и не понял, что на самом деле заставило ее пойти на этот шаг, хотя она пыталась ему объяснить. Он был растерян и подавлен, и ни слова не сказал в ответ на ее «смелое и очень современное» предложение остаться друзьями. «Дай ему свободу! Дай ему, наконец, отдохнуть от твоей навязчивой любви!» — шептал внутренний голос, а сердце сжималось от невыносимой, щемящей боли. Душа корчилась так, будто кто-то плеснул в нее кислотой. Втайне от себя самой она надеялась, что очень скоро он вернется и скажет, наконец, что любит только ее, и не нужна ему никакая свобода. Но ошиблась.

Шатров тогда пропал на целых полгода. Какими бесконечными и страшными показались ей те шесть месяцев! Значит, она была права. Она ему не нужна. Тоска и отчаяние, которые охватывали ее каждый раз, когда она переступала порог их дома, казалось, были осязаемы. То и дело она натыкалась на следы Сергея, оставшиеся после его ухода: небрежно закинутая за кровать смятая футболка, запах одеколона, который, казалось, намертво впитался в подушки, и еще тысяча мелочей, от которых к горлу всякий раз подкатывал тугой, липкий комок.

Алиса бралась за любую работу, пахала без выходных и отпуска, ездила в командировки, стараясь как можно меньше бывать дома, изо всех сил стараясь забыть, что когда-то была счастлива. Мысль о том, что она дала свободу любимому человеку, казалась ей правильной и логичной. Но от этой правильности и благородства хотелось сдохнуть…

Он позвонил в марте. Как ни в чем не бывало, поинтересовался, как у нее дела, как работа, предложил встретиться в кофейне — «ты же сама предложила остаться друзьями!» Вторым сюрпризом было то, что на встречу он пришел не один. Его новую подругу звали Валерия — неестественно-красивая, с румяным, как у куклы лицом, томными глазами с поволокой и золотистыми локонами. Она медленно цедила слова, беспрерывно целовала Сергея «в ушко» и смотрела на Алису свысока. От этих поцелуев Алису всякий раз передергивало, но к бешеной ревности теперь примешалось доселе незнакомое чувство злости и раздражения. Да, она любила его какой-то исступленной любовью,но никогда не демонстрировала это так явно, она готова была отдать за него все, что имела, но никогда не позволяла себе пошлых поглаживаний и прилюдных фальшивых нежностей. Так неужели Шатрову все эти годы не хватало именно этого?! Алиса очень надеялась, что эта их встреча станет последней, но теперь Сергей звонил почти каждую неделю. Именно от злости ей пришло в голову закрутить отношения с Вадиком Неждановым, с которым несколько раз ездила в командировки…

* * *

Вынырнув из воспоминаний, Алиса заметила, что веки Сергея подозрительно подрагивают, а на губах играет едва заметная улыбка.

— Эй! Шатров! Ты что себе позволяешь? — возмутилась она, стараясь, чтобы голос ее звучал естественно, и рывком перевернулась на другой бок.

— М-м-м… — невнятно побормотал он и закинул ладони за голову. — Ты чего так орешь-то?

— Что значит — ору? Мы же договаривались, что ты спишь в другой комнате на диване. Что ты делаешь в моей кровати?

— Лисенок, прекрати вопить, — миролюбиво заявил он, — Вчера было уже поздно и я решил, что диван раздвигать не стану, чтобы тебя не будить. Вот и прилег рядом. Что здесь такого?

— Ну-ну, а руки распускать обязательно?

— Прости, случайно получилось, — он хитро подмигнул ей. — Скажи мне лучше, почему ты так рано свинтила вчера? Тебя кто-то обидел?

— Вот еще! — фыркнула Алиса. — Просто голова разболелась. Ты так вдохновенно беседовал вчера с Касаткиным и Мариной, что мне не хотелось вам мешать. Решила уйти тихо. А ты когда вернулся?

— Часов в двенадцать, — он сладко зевнул. — Ты, кстати, зря ушла. С десяти была живая музыка.

— Ничего, переживу, — буркнула Алиса, нашаривая тапочки. — Ладно, я в душ.

Алиса включила воду и подставила лицо под приятные прохладные струи. Черт возьми эту бесхарактерность! И зачем только она согласилась поехать? Неужели за то время, что прошло после их развода, она так и не научилась жить без него? Ведь следуя ее же логике, ей должно быть абсолютно все равно. Так почему же после сегодняшнего пробуждения ей так плохо?

По раннему времени в ресторане было совсем безлюдно. С удовольствием выпив кофе и съев по паре воздушных круассанов с вишневым джемом, они решили прогуляться.

Над прудом трепетали слюдяными крылышками зеленые и синие стрекозы. Легкий ветерок поднимал едва заметную рябь и шелестел в высоких сухих камышах. Алиса опустилась на траву и сняла шляпку. Сергей плюхнулся рядом и с наслаждением потянулся, жмурясь на солнце.

— Хорошо-то как! — промурлыкал он. — Так бы и лежал до вечера.

Он легонько шлепнул себя по щеке, на которой пристроился комар.

Алиса сорвала тоненькую травинку и провела ею по щеке Сергея. Тот, не открывая глаз, с раздражением провел по лицу ладонью. Травинка тут же направилась на лоб, а потом на нос. Резким движением он перехватил руку Алисы.

— Ах ты, нахалка мелкая! Так я и знал, что это твои штучки!

Сергей расхохотался и повалил Алису на землю. Некоторое время они толкали друг друга и перекатывались с боку на бок, как щенки. Наконец она вырвалась из его объятий и уселась чуть поодаль.

— Ну, что скажешь? Как тебе вчерашний светский раут? — спросил Сергей, вновь устраиваясь поудобнее.

Алиса неопределенно пожала плечами.

— Мне трудно судить. Я на таких мероприятиях не бываю. Да я и не общалась ни с кем, кроме Добрыниной. А вот Вика мне не понравилась.

— Почему?

— Не люблю напыщенных и высокомерных людей.

— Не понял, объясни! — потребовал Сергей.

— Как тебе сказать? Такие женщины, как она, без единого грубого жеста или слова, улыбаясь, могут унизить тебя, показать свое презрение. От нее веет каким-то арктическим холодом. Видел бы ты ее взгляд, когда Добрынина обратилась ко мне. Брр! — Алиса передернула плечами.

— Может ты и права, — задумчиво протянул Сергей. — А сам Касаткин какое произвел на тебя впечатление?

— Ну, ты даешь, Сереж! Мы же с ним и двух слов не сказали. Судя по его поведению, нормальный дядька. Однако если бы я встретила его на улице, никогда бы не предположила, что он миллионер. В моем представлении миллионеры выглядят совершенно иначе.

Сергей удивленно улыбнулся и приподнялся на локте.

— Ну-ка, ну-ка? Любопытно было бы послушать.

— Я даже не знаю, — неуверенно проговорила Алиса, обрывая лепестки с ромашки, — Например, они никогда не гуляют по лесу под руку с женой. Не носят джинсы и спортивные футболки. И не ездят на корпоративы в подмосковные санатории, чтобы пообщаться с сотрудниками в неформальной обстановке и попить немного водки.

Шатров захохотал так, что из соседнего куста шарахнулась в разные стороны стайка каких-то маленьких птичек.

— Нет, Лисенок, с тобой точно не соскучишься! По-твоему, олигархи непременно должны носить смокинги, курить сигары, пить виски и менять любовниц, как зубочистки?

— Ага, — согласно кивнула Алиса, сохраняя при этом совершенно серьезное выражение лица. — А еще все это должно происходить где-нибудь на яхте в Индийском океане, а вовсе не в пансионате «Сосновый» в Московской области.

— Да, уж, — Шатров кулаком вытер выступившие от смеха слезы. — Но, надо сказать, что отдых здесь — удовольствие не из дешевых.

— Это точно, — поддакнула Алиса. — Не удивлюсь, что тех денег, которые он вбухал, чтобы организовать такое мероприятие, вполне хватило бы на аренду той же самой яхты.

— Слушай, а хочешь, я немного расскажу тебе о Касаткине?

— Ну, давай, только если это не очень скучно.

Алиса легла рядом с ним и закрыла лицо шляпкой.

— Итак, Егор Николаевич Касаткин, краткое досье, — проговорил Сергей шутливо-официальным тоном.

Алиса немедленно ткнула его в бок пальцем.

— Еще пара фраз в таком стиле, и я засну.

— Ладно, ладно. Признаться честно, я и сам не очень хорошо знаю его биографию, но и того, что мне известно вполне достаточно, чтобы понять, что Касаткин действительно очень крутой мужик. Его состояние по самым скромным подсчетам составляет около ста миллионов евро.

Алиса присвистнула и, приподняв шляпку, уставилась на Шатрова удивленными растопыренными глазами:

— Ну ни фига себе! И такой дядька запросто разгуливает по лесу без охраны?! Разве такое бывает, Сереж?

— Как видишь, бывает. На самом деле у него есть телохранители, просто он ужасно не любит, когда за ним по пятам таскаются эти ребята.

— Он считает себя бессмертным? Или он, как неуловимый Джо?

— Почему Джо?

— Ты что, Сережка, не помнишь этого анекдота? Джо неуловимый не потому, что он такой быстрый, а просто потому, что он никому на фиг не нужен.

— Смешно! Но я думаю, что такой бизнес, как у Егора Николаевича нужен многим, просто отобрать его — история не из простых.

— Дай угадаю! Это все потому, что на него работает самый лучший в мире юрист по имени Сергей Шатров. Так?

Сергей глубоко вздохнул и легонько щелкнул Алису по веснушчатому носу.

— Начнем с того, что я работаю не один. Нас целый батальон тех, кто призван защищать его интересы и деньги, естественно, тоже.

— А Вика?

— Что — Вика?

— Про нее что ты знаешь?

— Не так уж и много, — уклончиво ответил Сергей, — Знаю только, что поженились они сравнительно недавно, а еще у нее есть взрослый сын от первого брака.

— Я его вчера видела. Такой изнеженный болван. Правда, невеста у него красивая. Ладно, ты лежи, а я пройдусь.

— Где ты собралась прохаживаться? — Сергей приставил козырьком ладонь ко лбу.

— Здесь, рядышком. Думаю, что на той полянке, — Алиса махнула в сторону леса, — должна быть земляника.

— Ладно, только не долго. И далеко в чащу не забредай — волки съедят!

Алиса вставила босые ноги в мягкие тапочки, безжалостно смяв задники, нахлобучила шляпку и медленно пошла в сторону сосен, видневшихся по другую сторону дороги.

Высокая июньская трава, до которой еще не добралась безжалостная рука садовника, щекотала лодыжки мягкими метелочками; из нее то и дело, высоко подпрыгивая, взлетали зеленые и серые кузнечики; бабочки-лимонницы плавно и бесшумно перепархивали с цветка на цветок, в матовом от солнечного света воздухе, сосредоточенно жужжа, сновали серьезные, деловитые шмели и пчелы. Дойдя до поляны, Алиса наклонилась, развела руками траву и удовлетворенно улыбнулась — угадала! То тут, то там под широкими зубчатыми листьями алели рубиновые капли. Она сорвала пару крупных ягод, вдохнула аромат и зажмурилась от наслаждения. Мама всегда говорила, что когда первый раз в году ешь ягоду, нужно непременно загадать какое-нибудь желание. Только набрать надо побольше, чтобы уж наверняка!

Она опустилась на колени и начала собирать ягоду, постепенно уползая все дальше и дальше в лес. Внезапно из дальних кустов раздался заполошный крик и сухой треск, заставившие Алису вздрогнуть, и почти сразу большая серая птица, задевая крыльями ветки, метнулась в сторону и вверх.

— Елки-палки, — в сердцах выругалась она. — Вот, глупая! Чуть заикой меня не оставила!

Она тихонько улыбнулась своему испугу и, в качестве утешения, проглотила всю землянику, что успела насобирать в сложенную ковшиком ладонь.

— Ну вот, желание зря пропало! Ладно, теперь соберу немного для гениального юриста Сергея Шатрова, а то ведь обидится, — вздохнула она и продолжила прерванное занятие.

Добравшись до сухого поваленного дерева, Алиса подняла голову и не сразу поняла, что то, что она приняла за сучок, на самом деле является откинутой человеческой рукой с бессмысленно растопыренными пальцами, на одном из которых был надет дешевый перстенек с прозрачным розовым камнем.

Алиса вдруг поняла, что выражение «прошиб холодный пот» не просто фигура речи, так как лоб ее, несмотря на жаркий полдень, моментально покрылся противной ледяной испариной. Руки стали как будто чужими, и ладонь машинально разжалась — крупные ягоды ярко-красными бусинками раскатились по земле. На секунду ей показалось, что она совершенно разучилась говорить, потому, что звуки, вылетевшие из перехваченного горла, больше всего напоминали хрип.

— Эй, вам плохо?

Алиса перегнулась через бревно и увидела, что рука принадлежит молодой девушке. На ней были надеты голубые джинсы и черная майка с глубоким вырезом, а шею тугой смертельной хваткой сжал пестрый шелковый платок. Одна растоптанная тряпичная туфелька свалилась с босой ноги, а чуть в стороне сиротливо лежали дешевые темные очки в пластмассовой оправе. Солнце переливалось в треснувших стеклышках радужными бликами. Удивленные, широко открытые глаза девушки были устремлены на верхушки сосен, рот приоткрыт в немом крике, а по правой щеке полз муравей. Да, ей было плохо, даже очень плохо. Хотя, наверное, теперь было уже все равно…

В ушах у Алисы мерно раздавался какой-то непонятный стук. Она не сразу поняла, что это стучат ее зубы…

Алиса поморгала, отгоняя радужную пленку, затянувшую глаза.

— Господи помилуй, — пробормотала Алиса, приложив ледяные ладони к пылающим щекам. — Я сейчас, я скоро, — пробормотала она, словно незнакомка могла ее слышать.

Алиса с трудом поднялась и, то и дело спотыкаясь о корни и сухие ветки, побежала в сторону пруда. Сергея она застала в той же позе, только на его лице лежал широкий седоватый, махровый лист лопуха.

— Сереж, проснись! — ткнула она его в бок мыском тапочка.

— Ну, Алиска, дай мне поспать! Совести у тебя нет, меня так здорово разморило. Будить меня в такой момент — просто свинство! А ты мне земляники нацепляла? — лениво поинтересовался Шатров из-под лопуха.

— Просыпайся, говорю! Сейчас же!

Видно что-то в ее голосе заставило Сергея скинуть «паранджу» и приподняться. Бледная, осунувшаяся мордочка Алисы выражала какое-то странное отчаяние и растерянность. Сейчас она действительно больше всего напоминала ему игрушечного маленького лисенка со стеклянными глазками.

— Что случилось? — голос Сергея немедленно стал серьезным.

— Там… — она неопределенно махнула в сторону леса.

— Что там? Алиска, ну же, говори уже!

— Сереж, я случайно нашла девушку. Ее убили.

— Так, еще раз. Без паники и спокойно. Где ты ее нашла, почему ты думаешь, что ее убили?

— У нее на шее платок. Затянут. Ее задушили, Сереж, — в ее голосе послышались истерические нотки.

Сергей решительно поднялся и взял Алису за холодную, как лед, руку.

— Пойдем, покажешь.

Алиса быстро замотала головой.

— Нет, Сережка, я больше не хочу туда. Не пойду.

Он крепко схватил ее за плечи и легонько встряхнул.

— Алиса, нам необходимо вызвать полицию. Ты же не маленькая, возьми себя в руки. Ты должна понимать, что мы не можем просто так взять и уйти.

— Почему? — глупо переспросила она.

— Отчего ты уверена, что она умерла? — ответил он вопросом на вопрос.

— Уверена! Потому что люди никогда не лежат с открытым ртом на коряге просто так! — взвизгнула Алиса. — Потому, что живой человек не станет терпеть, если по его лицу полчищами ползают муравьи! Потому, что она выглядела совсем, понимаешь, СОВСЕМ мертвой!

Сергей решительно достал телефон.

Глава девятая

Алиса сидела на продавленном почти до пола сидении полицейских «Жигулей». Открытая дверь иногда пребольно прижимала ей правую ногу. Она безучастно смотрела прямо перед собой. Сигарета чуть подрагивала в пальцах. От нее время от времени падали прямо на землю тонкие ровные серые столбики пепла.

Машина криво стояла на обочине лесной дороги, совсем рядом с тем местом, где Алиса обнаружила труп. Как странно и страшно. Ведь еще совсем недавно эта девушка была Машей, Юлей, Ниной или еще кем-то. А сегодня просто — труп. Какое бездушное и жуткое слово…

До Алисы то и дело долетали фразы вызванных Сергеем полицейских. Сам Шатров стоял рядом с машиной, прислонившись к корявому стволу сосны и также как она, с некоторым брезгливым любопытством наблюдал за работой бригады.

Немолодой эксперт (или кто он там был?) с равнодушным видом осмотрел тело несчастной девушки. Его помятое лицо со следами похмелья не выражало ничего, кроме скуки и уныния.

— Что скажешь, Петрович? — обратился к нему недовольный капитан.

Это был человек лет сорока пяти. Его рыхлое тело, нездоровый цвет лица и глаза с красноватыми прожилками говорили о любви к жирной пище и горячительным напиткам. Под мышками на его рубахе проступили отвратительные белесые пятна пота, а на шишковатой плешивой голове лежала жидкая прядь волос неопределенного цвета, которую он постоянно поправлял привычным движением мясистой короткопалой ладони.

— Да, в общем, пока толком сказать нечего. Документов при ней не обнаружено. Навскидку, девчонке лет двадцать-двадцать пять. На изнасилование не похоже, по крайней мере, внешних признаков я не наблюдаю, да и одежда цела. Задушили платком. Вот этим.

Капитан наклонился.

— Симпатичная вещица.

— Согласен, но ничего особенного, — равнодушно пожал плечами Петрович. — У моей Галки есть похожий. Стоит копейки.

— Уверен?

— Почти на все сто. Я, конечно, проверю, но особо не надейся.

— Это я уже понял, — обреченно произнес капитан. — Значит, здесь — мимо…

— Похоже на то.

— А остальная одежда?

— То же самое — сплошной ширпотреб, купленный на рынке. Джинсы дешевенькие, застиранные, а майка, вон, под мышкой совсем протерлась. Да и сама девчонка неухоженная какая-то. Волосы немытые, ногти обгрызанные.

— М-да! Не очень-то похожа она на постояльца «Соснового», как думаешь?

— А пожалуй, ты прав, Гриша. Тогда интересно, как она вообще на территорию попала? Тут же охрана, не хуже, чем в Форт Ноксе.

— Выясним. Ладно, что-нибудь еще есть? Время смерти?

— Позвони вечером, тогда информация будет стопроцентная. Одно могу сказать точно — прошло меньше суток. Но, сам понимаешь, такая жара, что могу и ошибиться.

— Час от часу не легче, — проворчал капитан, вытирая несвежим клетчатым платком багровую лысину, — Так я и знал, что от этого «Соснового» у нас еще долго голова болеть будет. В такие места простые люди не поедут, одни толстосумы. Устроили разборки, а мы — расхлебывай! Воскресенье — святой день, а мы тут, как рабы на галерах.

— И не говори! — сочувственно поддакнул Петрович. — Ладно, я здесь закончил, а ты давай иди, со свидетелями поработай.

— Свидетели ли? — странным тоном проговорил капитан.

— Думаешь?..

— Понятия не имею. Но и не исключаю.

Проскурин испытывал предубеждение против тех, кто лично находит трупы, ведь это избавляет от многих трудностей. Не надо уничтожать отпечатки пальцев, устраивать алиби, но существует одна весьма важная оговорка: у этого человека не должно быть мотива. Интересно, что в этом случае?

— Ладно, удачи тебе, Гриня. Уносим, ребята. А что, носилок нет?

— Не, так дотащим. Давай, Мишаня!

Мимо Алисы прошли двое молодых санитаров, несущих черный, наглухо закрытый пластиковый мешок. Словно никому не нужное тряпье, они загрузили его в видавший виды УАЗик, в простонародье прозванный «буханкой». Алиса видела, как переваливаясь на корнях и кочках, он медленно пополз прочь.

— Ну, здрассти! — услышала Алиса рядом с собой уже знакомый голос капитана.

От неожиданности ее рука дернулась и догоревшая почти до фильтра сигарета выпала и обожгла ногу. Алиса негромко вскрикнула.

— Что ж так неаккуратно-то? — спросил капитан таким тоном, будто именно она, Алиса, была виновата в том, что вместо того, чтобы пить пиво и жарить шашлыки, он вынужден выслушивать ее показания.

Хотя так, наверное, и было.

«Черт тебя дернул идти в лес именно сегодня! И чего тебе дома не сиделось?! Не могла до завтра подождать, что ли?» — вот, что выражало его лицо. Маленькие злобные глазки подозрительно сверлили ее лицо, а в нос резко ударил запах немытого потного тела.

— Итак, начнем, пожалуй. Только, очень прошу, без лишних эмоций. Кто, что, почему?

Алиса усмехнулась про себя, стряхнула с подола пепел и начала диктовать:

— Зовут меня Мельникова Алиса Александровна. Мне двадцать шесть лет. Родилась, крестилась, росла, и сейчас живу в Москве.

Капитан скривился: «Ну еще бы! Кто бы сомневался! Все беды от вас, москвичей!»

— По профессии — переводчик, — продолжала она.

— Да хоть художник-передвижник. Что делали здесь? — он неопределенно махнул себе за спину.

Алиса машинально проводила его жест глазами. На том месте, где еще совсем недавно лежала ее страшная находка, трава была сильно примята грубыми ботинками. Алиса вдруг почувствовала, как в ней просыпается здоровое чувство злобы. В конце концов, эта несчастная девушка, кем бы она ни была, не заслуживала такого отношения. Погрузили, как мешок с картошкой, только что ногами не попинали… Да и этому красномордому потному капитану в сущности совершенно наплевать на то, что молодая девчонка была жестоко задушена и брошена в лесу.

— Где конкретно «здесь»? В Московской области? В пансионате «Сосновый»? На берегу пруда? Или в лесу? Что вас конкретно интересует, господин полицейский? Кстати, напомните, пожалуйста, как вас зовут.

— Григорий Степанович Проскурин меня зовут. А вот хамить не надо. Все, что вы здесь мне рассказываете, еще проверить придется, — противным скрипучим голосом медленно проговорил он и бросил на Алису из-под бровей полный неприязни взгляд, заставивший ее поежиться.

— Вы что?! Вы… нас подозреваете что ли?! — опешила она от внезапной догадки.

Проскурин многозначительно пожал плечами.

— Господи! — прошептала Алиса, с ужасом глядя на него. — Вы с ума сошли? Зачем нам это надо? Мы ведь ее даже не знали!

— Успокойся, Алиса, — проговорил Шатров. — Григорий Степанович выполнят свою работу. Это его профессия — подозревать, искать и находить.

Проскурин взглянул на Сергея так, будто до этого момента и не догадывался о его существовании.

— А вы, молодой человек?..

— Шатров Сергей Евгеньевич. На самом деле мы просто гуляли. Пришли к пруду и тут Алисе пришла в голову фантазия пойти в лес за земляникой.

— За чем-за чем? — капитан удивился так, будто Шатров сообщил ему, что Алиса здесь нашла россыпи сусального золота или залежи нефти.

— Зем-ля-ни-ка, — по слогам повторила Алиса, словно для слабоумного. — Ягода такая есть. Не знали?

Не обращая на нее ровно никакого внимания, Проскурин снова обратился к Сергею.

— А вы тоже того… Ягоду собирали?

— Я? Нет, я ждал ее на берегу. Мне кажется, что я даже задремал.

— То есть вашей подружки, — это слово он буквально выплюнул, — не было довольно долго?

— Ну, может быть минут пятнадцать-двадцать, — Сергей, незаметно для Проскурина, подмигнул Алисе.

— Слышали что-нибудь? — капитан снова обратился к ней.

Алиса покачала головой.

— Птица закричала, я напугалась. В тот момент мне показалось, что что-то треснуло, как будто сухой сучок сломался. А больше ничего.

— Ладно. Итак, вы отдыхаете в «Сосновом», так? Давно приехали?

— В пятницу часов в одиннадцать вечера. Вчера моя фирма устраивала здесь юбилей. Было приглашено человек пятнадцать. Мы в том числе.

— Пятнадцать?! Час от часу не легче. Убитая была среди приглашенных?

— Да нет же! — воскликнула Алиса. — Я же говорю вам, что мы ее сегодня увидели в первый раз.

— А вы сами-то кем друг другу приходитесь? Сожители-любовники? — прищурился капитан.

Алиса открыла рот и набрала в грудь воздуха, чтобы дать волю негодованию, но Сергей еле заметно покачал головой.

— Алиса — моя бывшая жена.

— Вот сейчас не понял? — обескураженный этим неожиданным заявлением, Проскурин недоуменно взглянул на Сергея, а потом перевел взгляд на Алису.

— А что тут непонятного? Да, мы в разводе, но остались хорошими друзьями. Так бывает.

Проскурин гаденько улыбнулся.

— Друзьями! Кому вы сказки-то рассказываете? Это только в вашей Москве бывает! Распустились — дальше некуда! — пробормотал он себе под нос. — Ну, ладно, пока — допустим. А где вы вчера праздновали-то? В ресторане?

— Нет, на берегу пруда был поставлен большой шатер. Это, кстати, не очень далеко отсюда. Идемте, я покажу.

Капитан неохотно встал и пошел вслед за Сергеем. Алиса нога за ногу плелась сзади.

— Вон там, видите. Его еще не свернули.

Возле павильона суетились какие-то рабочие.

— Значит, говорите, что пятнадцать человек заехало. Интересненько! Насколько я знаю, в «Сосновом» всего-то коттеджей десять, не больше.

— И что из этого? — не поняла Алиса. — Я же вам говорю, что этой девушки среди нас не было.

— Но ведь как-то она здесь оказалась, не так ли? Не возникла же она из воздуха. Вы мне вот что скажите. Вчера, на этом вашем празднике, кто-нибудь выходил на улицу?

— Естественно, выходили! После официальной части народ разбрелся кто куда, этакое броуновское движение, — ответил Сергей.

— Какое-какое движение? — удивленно переспросил капитан.

— Броуновское. Есть такое понятие в физике. Оно означает беспорядочное, хаотичное перемещение, — терпеливо объяснила Алиса.

— Господи, ты, Боже мой! Образованные все — деваться от вас некуда! — хмыкнул Проскурин, — А вы лично, ничего подозрительного вчера не заметили?

Алиса переглянулась с Сергеем и пожала плечами.

— У вас документы при себе?

— Товарищ полицейский, побойтесь Бога! — искренне изумилась Алиса. — Мы же просто погулять вышли. Кто с собой на прогулку документы таскает?

— Неплохо так погуляли, нечего сказать, — недобро усмехнулся капитан. — Ладно, оставьте свои координаты. И еще. Прошу вас никуда не уезжать.

— Как это — не уезжать? — оторопела Алиса.

— А вот так, — злорадно припечатал Проскурин. — Человека убили. Разобраться надо.

Он грузно влез в «Жигули». Машина натужно фыркнула, плюнула из выхлопной трубы вонючим черным дымом, и вскоре исчезла, оставив за собой мутное облако.

Убедившись, что автомобиль скрылся за деревьями, Сергей бросил Алисе:

— Подожди меня, я быстро, — и направился в сторону поляны.

Алиса, чувствуя, что ноги ее будто налиты свинцом, привалилась к березе и закрыла глаза.

— Вот и я, — Сергей привлек к себе Алису и поцеловал в висок. — Ну что, друг детства, ты как?

— В порядке. Только гадко все это… Гадко и страшно, — Алиса передернула плечами.

Они вышли к пруду. Там все было, как прежде. Белые ватные облака весело и беззаботно плыли по небу, по-прежнему беспечные стрекозы, едва слышно шелестя прозрачными крыльями, перепархивали с кувшинок на камыши…

— Знаешь, Сереж, это так странно думать о том, что если мы умрем, то жизнь не остановится. Что все останется — и небо, и солнце, и трава, и птицы и даже красная сладкая земляника. Все будет. Только мы этого всего уже не увидим.

— Ну-у! — протянул Шатров. — Что за мысли, Лисенок?

— Я все думаю о той девушке. Ведь она уже больше никогда не увидит всего этого. Кому и за что понадобилось лишить ее жизни? Почему кто-то считает себя вправе решать, когда все это закончится; решать, кому встречать завтрашний рассвет, а кому лежать в черном мешке?

Сергей не ответил, только покрепче обхватил ее за плечи. Некоторое время они шли молча, думая каждый о своем.

— Алиска, пойдем-ка выпьем кофейку, а? Можно даже с коньячком. Нам сейчас не повредит — тебя всю трясет, да и мне расслабиться надо.

Алиса кивнула.

— Сереж, а ты что молчишь? — спросила она, когда они устроились за столиком на террасе.

Неподалеку от них расположилась компания из пожилой женщины в широкополой темно-синей панаме и двух карапузов. Малыши с аппетитом уплетали мороженое из высоких стаканов и запивали соком. Женщина строго наблюдала за ними, не забывая время от времени вытирать перемазанные мордашки накрахмаленными салфетками.

— Да вот я все думаю… — неохотно проговорил Шатров, пододвигая чуть левее пестрый зонтик, призванный защищать их от солнца.

— О чем?

— Как тебе сказать… Этот Проскурин, конечно, редкостная сволочь, но в одном он прав.

— И в чем же?

— Девушку убил кто-то из наших.

— Из каких это «наших»? — оторопела Алиса. — Ты о чем, Шатров?

— Подумай сама. Во-первых, здесь не так много места, и с вечера пятницы почти все домики занимает наша, так сказать, компания…

— Ну и что? — нетерпеливо перебила его Алиса. — Между прочим, здесь есть еще и обслуживающий персонал. Кстати говоря, я думаю, что штат не такой уж и маленький. Чтобы содержать в таком идеальном порядке все это хозяйство, нужно, как минимум, человек десять-пятнадцать. Кроме того, есть еще номера в главном корпусе. Вот, например, тоже гости «Соснового», — она кивнула в сторону соседнего столика, — И вообще…

— Но, это же я сказал «во-первых» — прервал ее эмоциональную речь Сергей.

— А что, есть еще и во-вторых?

Сергей молча залез в карман джинсов и положил перед ней на стол маленький красный бантик. В его середине в лучах солнца поблескивал значок. «КЕН-Строй».

— Узнаешь?

— Господи помилуй! — прошептала Алиса. — Где ты это взял?

Сергей убрал эмблему обратно в карман.

— Я ее тоже не сразу заметил. Она лежала чуть поодаль, в траве. Думал, что эксперт обратит на нее внимание, но… Короче, я дождался, пока они все уедут и забрал ее.

— Зачем? Сереж, я, конечно, мало что понимаю в этих детективных делах, но ведь это… улика!

Шатров отпил глоток коньяка из пузатого низкого фужера. Какое-то время он молча барабанил пальцами по столу.

— Скажи мне, Мельникова, положа руку на сердце. Ты веришь в то, что эти люди действительно будут искать убийцу?

Алиса молча помотала головой, пока не понимая, к чему он ведет.

— А не ты ли мне совсем недавно говорила, что никто не имеет права безнаказанно вершить суд. Убийца должен быть найден, не так ли?

— Так, — медленно, будто под гипнозом произнесла Алиса. — Боже мой, Шатров… Ты что, решил сам найти убийцу?!

— А у меня есть выход? Тем более, что теперь я почти наверняка знаю, что к этому причастен кто-то из моих знакомых. Или хуже — коллег, — мрачно добавил он.

Алиса помотала головой, словно пытаясь стряхнуть с себя наваждение.

— Сереж, но ведь это может быть очень опасно! Об этом ты не подумал? Ты совершенно ненормальный!

Он равнодушно пожал плечами, но по его выражению лица Алиса поняла, что он уже принял окончательное решение и отговаривать его от этой затеи, какой бы безумной она ни казалось — глупая трата времени. Она отлично знала эту черту его характера и это ее ужасно, невыносимо бесило. Там, в прошлой жизни, Шатров всегда был упрямым, как черт. Если им овладевала какая-нибудь идея, то он был готов идти напролом, лишь бы достигнуть желаемого. «Всегда лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано». Алиса ненавидела эту фразу.

Она залпом допила коньяк и подышала открытым ртом.

— Ты меня когда-нибудь с ума сведешь. Ты же не сыщик!

— Любой хороший юрист — а я хороший юрист! — в душе немного сыщик, — легкомысленно отозвался он. — И вот что. Давай ты завтра же уедешь в Москву. Я дам тебе свою машину.

— Еще чего! Если ты забыл, то у меня подписка о невыезде, или как там это называется? Мне вообще кажется, что он меня подозревает в первую очередь, — мрачно добавила Алиса.

— Капитана я возьму на себя. Что-то мне подсказывает, что наш страж порядка нечист на руку и не откажется принять небольшое вознаграждение.

— Шатров, признайся честно, ты — идиот?! Еще не хватало давать ему взятку. Я не виновата, это и ежу понятно.

— Ежу, может быть и понятно, а вот Проскурину надо кем-нибудь дело закрыть.

— Ты всерьез думаешь, что меня могут арестовать?! — в ужасе прошептала Алиса.

— Все будет хорошо. Ты мне веришь? — Сергей накрыл ее руку своей широкой сильной ладонью.

Алиса медленно кивнула. Когда они были вместе, он часто говорил ей эту фразу. И именно эти слова всегда давали ей силы и надежду. Даже в самых отчаянных ситуациях. «Все будет хорошо».

— Только ты учти, Шатров, что я никуда отсюда не уеду. И даже не начинай меня уговаривать.

Он пристально посмотрел ей в глаза и усмехнулся. Когда надо, она тоже умела быть упрямой.

— Ладно, проехали. А сейчас, — он взглянул на часы, — надо бы сходить на обед.

— Хорошо, иди.

— А ты?

— Прости, но у меня после всего случившегося совершенно нет аппетита. Я лучше пойду домой. Тем более, что гадкий кофе сделал свое дело. Мне просто необходимо уединиться, — засмеялась она.

— Смотри, как знаешь. Но если надумаешь — приходи.

— Сереж, а ты скажешь Касаткину? Ну… — замялась она, — …об этом?

— Конечно. Тем более, что не сегодня-завтра здесь обязательно нарисуется наш суперинтендант.^[3] Начнутся опросы, допросы и иже с ними. Лучше предупредить заранее. Кроме того, надо сказать, что мы остаемся отдыхать здесь до среды.

— Хорошенький получается отдых, ничего не скажешь! — протянула Алиса.

И вдруг Шатров — друг детства и просто хороший знакомый — резко притянул ее к себе и поцеловал.

— Все будет хорошо!

Глава десятая

Приплясывая на месте, Алиса, наконец, достала из сумки ключ с блестящим гладким брелоком и открыла дверь коттеджа. Терпеть уже было почти невозможно, поэтому она, не заглядывая в комнату, бросила сумку на пороге и тут же скрылась в ванной комнате. Затем она минут пятнадцать стояла под душем.

Наконец, выключив воду, и кое-как обмотав мокрые волосы полотенцем, Алиса вошла в комнату и тут же замерла на месте, как вкопанная. Поначалу ей показалось, что она перепутала коттеджи и по ошибке вошла в чужой дом.

Ее любимый клетчатый саквояж «для дальних путешествий и командировок» был перевернут и безжалостно выпотрошен. Наивные трусики в горошек и мелкий цветочек и кружевные лифчики бесстыдно валялись на кровати и на полу, вперемешку с джинсами, шелковыми кофточками, юбками и сарафанами. На кресле, также бесцеремонно вытряхнутый, валялся дорожный баул Шатрова. Галстуки разноцветными языками свешивались с подлокотников, а рубашки были раскиданы по всей комнате мятыми комьями. Ящики, в которые они даже ничего не успели положить, были вынуты и перевернуты, отчего казалось, что деревянный комод сверкает выбитыми зубами.

— Господи, что это такое-то? Нас, что, обокрали что ли? — в ужасе прошептала Алиса, почувствовав, что ноги ее больше не держат.

Она медленно опустилась на пол рядом с дверью. Взгляд ее упал на небрежно брошенное на пол портмоне Сергея. Она подтянула его к себе дрожащими руками и открыла. Деньги и кредитки были на месте. Алиса, с трудом соображая, что ей нужно делать, набрала номер Сергея, но равнодушный голос проинформировал ее, что абонент в данный момент находится вне зоны доступа. Еще в самый первый день их предупредили, что здесь, к сожалению, периодически возникают проблемы со связью. Алиса встала и подошла к кровати, на которой рваным парусом разметалось ее вечернее платье. Кто-то безжалостно выдернул его из чехла и «с мясом» оторвал тонкую бретельку.

— Приплыли, — жалобно простонала Алиса, чувствуя, как в уголках глаз закипают слезы обиды и злости. — Платье-то за что?! Вот ведь, гады!

Она встряхнула безнадежно испорченный наряд, и, прислонившись к стене, горько заревела, заливая светлую ткань слезными разводами.

— И что, те-теперь, мне п-прикажете де-делать?! — всхлипывая и жалобно подвывая, бормотала она. — Да что здесь, в конце концов, такое происходит-то? То труп вместо земляники, то потный капитан со своими нелепыми подозрениями, а теперь еще и это!

Наконец, она вытерла слезы и, судорожно втянув в себя воздух, уселась на кровать, по-птичьи поджав под себя ноги. От отчаяния и растерянности мысли путались и сбивались. Палец опять нажал кнопку повтора вызова, но ответ был прежним и малоутешительным. Надо идти в ресторан, искать Сергея.

Кое-как подсушив и уложив волосы, Алиса надела джинсы и майку, и, слегка припудрив покрасневшие от слез глаза, вышла из дома. Она медленно направилась по тропинке, ведущей в сторону главного корпуса.

Кому и зачем понадобилось залезать к ним в номер? На банальную кражу не похоже — деньги не взяли, а ведь у Сергея в бумажнике было не меньше тридцати тысяч наличными. Может для кого-то не Бог весть какая сумма, но для рядовых жуликов вполне приличная. Так почему же не тронули?! Дорогое кожаное портмоне лежало на самом виду и, тем не менее, вор не посчитал нужным забрать ни его, ни его содержимое. А что, кроме денег, могли искать среди их вещей? Они ведь не резиденты иностранных разведок и не агенты ЦРУ или Моссада. И как воры открыли дверь? Когда она вернулась, замок не был сломан, а был аккуратно заперт на два оборота. Значит, есть еще какой-то третий ключ. Интересно, этот сегодняшний налет — это продолжение истории с убийством? Алиса была уверена, что с задушенной девушкой ни ее, ни Сергея абсолютно ничего не связывает. Если она, увидевшая всех этих людей в первый раз, могла ошибиться, то Шатров должен был знать наверняка.

Незнакомка.

Стоп.

От неожиданной догадки Алиса остановилась. Одна неизвестная девушка уже однажды появлялась на сцене. И не далее, как вчера вечером. Тот самый разговор, случайным свидетелем которого она стала, сидя в камышах в лодке. Ну конечно! Как она могла забыть об этом?! Та девушка недвусмысленно угрожала какому-то человеку, грозя обнародовать какие-то документы. А еще она намекнула, что бумаги уже находятся не у нее.

Может быть, у них в номере искали именно эти документы? Но почему именно у них?! Час от часу не легче. Алиса увидела одиноко стоящую лавочку, опустилась на нее и закурила.

Кто был тем человеком, которого она шантажировала? Алиса прикрыла глаза, попыталась сосредоточиться и восстановить в памяти все детали подслушанной беседы. Шепот был каким-то свистящим, прерывистым. Скорее всего, это был мужчина, но на все сто процентов она не была в этом уверена.

И с чего она взяла, что все эти события связаны друг с другом? Может быть, к ним просто залезли хулиганы? Ведь если искали какие-то там бумаги — зачем портить платье? Неужели они думали, что что-то можно спрятать под тонкой шелковой подкладкой? Бред! «Нет, не бред» — тут же откликнулся противный подленький голосок внутри головы. Оторвали бретельку. Бретельку. Вместе с приколотым к ней маленьким бантиком и золотой брошкой. Алиса похолодела. Получается, что кому-то нужно подставить именно ее, Алису Мельникову?! Этот человек, скорее всего, обнаружил пропажу и решил возместить утраченное, украв значок у нее. Но это же полный бред! Она первый, и скорее всего, последний раз видит всех этих людей. И потом, зачем же громить дом?

Чувствуя, что голова от всех этих мыслей постепенно начинает закипать, Алиса затушила сигарету и отправилась к ресторану. Надо срочно найти Шатрова.

* * *

В кабинете было пыльно и душно. В открытые настежь окна залетали белые комья тополиного пуха и настырно лезли в глаза и рот. Проскурин помнил, что когда он был совсем маленьким, вдоль всей главной улицы зачем-то спилили все липы и березы, а вместо них высадили тополя. Зачем это было сделано, так никто и не понял…

Жирные слепни с монотонным жужжанием носились под потолком, изредка попадая в плотную густую паутину, сплетенную в левом верхнем углу комнаты. Алевтина, уборщица, давеча хотела паутину эту собрать шваброй, но Проскурин не позволил. Надо бы сетки что ли, натянуть?.. А то на этих кровососов никакой паутины не хватит. И ведь даже дыма не боятся, гады!

Он с отвращением затушил бычок в старом отколотом блюдце, служившим пепельницей, жадно хлебнул воды из большой двухлитровой бутылки и сокрушенно, по-бабьи, вздохнул.

Еще два года назад, когда впервые зашла речь о том, что на территории, относящейся к их участку, будут строить элитный отель, он говорил, что ничем хорошим для них это не обернется. Жили же себе тихо, мирно. Ну, подумаешь, пару раз в месяц выезжали на бытовуху-поножовщину, еще раза три в месяц поступали заявления на мелкие кражи. Не жизнь была, а сущий сахар. И вот принесло же на их голову этих столичных буржуев! В представлении Проскурина, весь вред, вся пагуба всегда шли и будут идти от Москвы, с ее развратом и вседозволенностью. И вот поди ж ты, оказался прав — с мрачным удовлетворением подумал он. Укокошили в «Сосновом» бабу. Девка-то точно не местная, иначе Проскурин бы ее знал, он в Озерском, слава Богу, всю жизнь прожил. Понаехали уроды, натворили дел, а кому теперь расхлебывать?! Ему, сердешному, потому как больше-то некому!

Невеселые мысли прервал дребезжащий телефонный звонок.

— Алло, — хрипловатым голосом отозвался Проскурин.

— Ну, здорово, капитан, — услышал он в трубке голос своего непосредственного начальника, майора Коптева, и голос этот не предвещал ничего хорошего.

— Здравия желаю, товарищ майор.

— Ты мне, Гриша, официоз этот брось, знаешь — не люблю. Ты мне лучше расскажи, что тут у нас происходит?

— Я хотел сразу доложить, но вас на месте не было, — начал вяло оправдываться Проскурин.

— Мухой ко мне! — хмуро бросил майор и отключился.

Коптев сидел в такой же комнате, как и Проскурин, с той лишь разницей, что окна у него были занавешены тяжелыми пыльными шторами, а на столе, покрытом зеленым, протертым на углах, сукном, самое почетное место занял старенький вентилятор.

— Ну, рассказывай, капитан.

Коптев расстегнул ворот рубашки и скрепил жилистые руки в замок. Его холодные глаза смотрели недружелюбно, а побелевшие крылья носа едва заметно подрагивали.

Что ж, оно и понятно. До пенсии человеку осталось всего ничего, а тут — нате здрасти! Не дай Бог, еще московские понаедут…

— Товарищ майор, сегодня в районе часа поступил звонок, — Проскурин открыл прихваченный блокнот и сверился с записями, — Звонил некто Шатров Сергей Евгеньевич. Он сообщил, что на территории «Соснового», в лесу, был обнаружен труп молодой женщины. Я выехал на место. Девушка была задушена шейным платком. Свидетелей нет. Труп нашла бывшая жена того самого Шатрова, Алиса Мельникова. Оба они являются постояльцами «Соснового» и утверждают, что погибшая им не знакома. У них там, как оказалось, целая компания отдыхает. По их словам, человек пятнадцать. Все москвичи.

— Значит, все-таки «Сосновый», — недобро ухмыльнулся Коптев, — Что удалось обнаружить? Есть зацепки?

— Пока рано говорить о чем-то определенном, — уклончиво проговорил Проскурин, — Жду заключения экспертизы.

Майор пристально посмотрел на подчиненного. Некоторое время в кабинете стояла тишина, был слышен лишь равномерный скрип старых лопастей, гоняющих туда-сюда раскаленный воздух. Наконец, Коптев встал из-за стола, подошел к шкафу и достал оттуда графин, щербатую рюмку и маленький пузырек. Он старательно потряс его над рюмкой и разбавил водой. По кабинету немедленно пополз специфический запах сердечных капель. Поморщившись, майор одним глотком проглотил лекарство и машинально потер грудь слева.

— Вот ведь, жара какая стоит. Который день духота — ни ветерка, ни дождичка. Как будто в Африке живем, твою мать! — заговорил, наконец, Коптев. — Значит так. Ты, Гриша, не маленький, все прекрасно понимаешь. Народ в этот «Сосновый» приезжает непростой. Так вот, если мы в самое ближайшее время не раскроем это дело, то знаешь, кто сюда заявится? Знаешь??

— Так точно, товарищ майор, знаю, — с горечью в голосе согласился Проскурин.

— А за какое место нас с тобой подвесят, тоже знаешь? Или рассказать?

Капитан переступил с ноги на ногу.

— Отсюда вопрос: оно нам надо?

Проскурин энергично помотал плешивой головой:

— Не надо!

В этот момент на столе задребезжал телефон. Майор коротко махнул рукой в сторону Проскурина и поднял трубку.

— Коптев слушает…. Да, так точно… В самое ближайшее время, можете не сомневаться… Буду держать вас в курсе… Всего доброго!

По мере разговора лицо майора постепенно покрывалось багровой краской. Наконец, он осторожно, как если бы она была хрустальной, вернул трубку на место.

— Знаешь, кто мне сейчас звонил? — спросил он охрипшим от переполнявших его эмоций голосом.

— К-кто? — неприлично икнул Проскурин.

— Романов. Романов! Это имя о чем-нибудь тебе говорит, дурья твоя башка?!

— Владелец «Соснового»? Откуда он знает-то?

— Ты, Григорий Степанович, идиот, или прикидываешься? У него там докладчиков целый батальон! Догадываешься, что я только что выслушал в свой адрес? Или тебе пересказать дословно?

— Не стоит.

— Вот-вот. Так что, Гриша, ты давай носом землю рой, спи на гвоздях, вылезай из кожи вон, но доставь мне того, кто нам этот геморрой обеспечил! — Коптев саданул по столу кулаком так, что вентилятор подпрыгнул, судорожно икнул и завалился на бок.

Коптев осторожно поставил его обратно.

— Черт, сломался! — выругался он и снова обратился к Проскурину:

— Ты меня понял, капитан?

Проскурин энергичнокивнул.

— И еще. — Майор немного помолчал, словно собираясь с мыслями, — Ты там давай поосторожнее! Сам знаешь, с такими людьми нужно держать ухо востро. Никаких опрометчивых решений. Сначала думай, а потом уже делай, — он многозначительно посмотрел на подчиненного. — Надеюсь, не надо объяснять, что кое-кто вообще не должен попасть под подозрение. Прощупай почву, поговори со всеми, и только потом делай выводы.

— Короче — поди туда, не знаю, куда, принеси то, не знаю что, — усмехнулся Прскурин.

— Отставить! — взревел Коптев. — Свободен, капитан! У тебя на все про все дня три, не больше. И чтобы докладывал мне обо всем, что удастся накопать. Работай!

Вернувшись в свой кабинет, Проскурин обнаружил на мобильном пропущенный звонок от эксперта.

— Здорово, Петрович! Искал меня?

— Искал, Гриня. Звоню тебе, звоню, а ты как сквозь землю провалился. Сам же меня торопил.

— Да меня Коптев к себе дернул, — с досадой отозвался капитан.

— Переживает, стало быть, дед, — крякнул Петрович. — Что ж, Григорий Степаныч, придется тебе попотеть.

— Сам знаю, — огрызнулся капитан, — Ладно, говори уже, что у тебя? Готово заключение?

— Готово. Значится, так. Деваху твою задушили вчера вечером, эдак между десятью и одиннадцатью вечера. Точнее сказать не могу. Изнасилование исключено, да и вообще, контактов с мужчиной у нее не было уже давненько. И еще вот что. Убитая страдала сильнейшей формой астмы — у нее в кармане джинсов я обнаружил баллончик с лекарством. Препарат довольно редкий, продается только по рецептам. Я узнавал, у нас, в Озерском, никто таких лекарств не заказывал. Значит она точно не местная.

— Да это и так понятно, Петрович.

— Дальше. Задушить человека, пусть даже женщину — задача не из легких, здесь нужна недюжинная физическая сила. В большинстве случаев, это дело рук мужчины, но в нашем варианте…

— Ты хочешь сказать, что при таком заболевании девчонке много и не нужно было? — догадался Проскурин.

— Именно. Я бы, на твоем месте, не стал исключать, так сказать, слабый пол. Кстати, я оказался прав. Платочек, скорее всего, принадлежал убитой. Дешевая подделка. Кроме того, на нем только ее следы. Я имею в виду потожировые выделения. Похоже, что она носила его давно и почти не снимала.

Проскурин поморщился.

— Ясно, спасибо, Петрович.

— Что делать планируешь?

— Поеду в «Сосновый», поговорю там с этими отдыхающими. Вот задницей чую — все дело в них. Помяни мое слово, это их рук дело.

— Удачи тебе, Гриша.

Глава одиннадцатая

Громкий бас и хохот Марины Вячеславовны Сергей услышал еще из фойе. В ресторане было довольно людно.

Егор Николаевич сидел в компании жены, будущей невестки и сына. По соседству пристроились Добрынина, Шепс и Элла Крутицкая. Поздоровавшись, Сергей сел на свободное место рядом с Пахомовым и Костровым.

— Ну, Егор Николаевич, ты даешь! — фыркнула Добрынина, видимо отвечая на какую-то реплику Касаткина, — Я тебе скажу, как это называется: разбазаривание денег!

— Марин, не переживай ты так, — в тон ей парировал он, — на свои гуляю.

— Вот-вот, а мог бы, между прочим, их в дело вложить. Вон у тебя семья теперь какая большая! Скоро, поди, внуки пойдут. Рената, признайтесь, вы сколько детей планируете?

Рената подняла на нее свои шоколадного цвета глаза и, не найдя, что ответить, неопределенно повела плечами.

— Марин, им о детях думать еще рано, — вступила в разговор молчавшая до этого времени Виктория Алексеевна, — И вообще, прекрати свои допросы-расспросы! Дай молодежи нормально поесть.

Несмотря на кажущееся дружелюбие, в тоне Касаткиной проскальзывали нотки раздражения и досады.

— Знаешь, Вика, один умный человек сказал, что самое вкусное за столом — это беседа, — немедленно отреагировала Добрынина.

Сергей заметил, что Вика метнула на нее взгляд полный неприязни. Но Добрынина уже переключила свое внимание на него самого.

— Сереженька, милый мой, как хорошо, что ты пришел! — махнула она в его сторону пухлой рукой, чуть не задев при этом стакан с минералкой, — А Егор меня уверял, что вы с Алисой уже уехали.

— Да вот, Марина Вячеславовна, решили все-таки остаться, — улыбнулся Сергей. — Воздух здесь просто замечательный. Тем более, что Алисе удалось договориться с начальством.

— А где она сама?

— Осталась дома. Ей необходимо закончить кое-какую работу, чтобы к вечеру выслать ее по электронной почте в редакцию. Ну а потом мы вместе с вами будем наслаждаться прелестями здешнего отдыха. Кто-нибудь уже был сегодня в бассейне?

— Я был, — охотно вступил в общий разговор Дима Костров. — Сначала спортзал, потом водные процедуры. Рената отказалась от заплыва, а я с удовольствием поплескался. Хотя после таких силовых нагрузок, как у нее, плавание очень полезно. Расслабляет мышцы, и, вместе с тем, придает дополнительный заряд бодрости.

— Ты что, была сегодня на тренажерах? — лениво роняя слова, удивился Артем.

— Да, я же тебе говорила, что не хочу, как ты до полудня лежать в постели, — она обезоруживающе улыбнулась и развела руками. — Я самый настоящий жаворонок, встаю с рассветом, а вот поздно ложиться не для меня.

— Поэтому вы вчера так быстро нас покинули? — подал голос Илья Борисович Пахомов.

— Именно, — Рената очаровательно улыбнулась, — Если не засну до двенадцати, то наутро встаю абсолютно разбитая.

— Как там в нашем детстве говорилось-то? Рано ложиться, рано вставать, горя и хвори не будете знать! — процитировала Добрынина с выражением.

Касаткин засмеялся в голос, остальные сдержанно улыбнулись.

— Спорт, тонизирующие чаи на травах, правильный распорядок дня и регулярный стул — это очень хорошо, но невыразимо скучно, господа. Мы вот, например, с Алисой еще вчера договорились устроить пикник. Так, может, не будем откладывать в долгий ящик и запланируем нарушение режима на сегодняшний вечер? Молодежь! Артем, Рената, Дима, вы как на это смотрите? — спросила Добрынина, подцепив на вилку кусок белой рыбы.

Артем, пользуясь тем, что Марина его не видит, криво усмехнулся и, переглянувшись с матерью, слегка покачал головой: «Сумасшедшая баба! И когда только она заткнется?»

Егор Николаевич, тем не менее, заметил его реакцию, и лицо его немедленно стало непроницаемым, а взгляд серых глаз — ледяным.

— Мы подумаем, Марина Вячеславовна, — уклончиво ответила Рената. — Но вообще-то, после обеда мы хотели пойти поиграть в теннис. Слышала, что здесь замечательные корты.

— Именно, — подтвердил Пахомов, — Идеальное акриловое покрытие.

— Вы играете? — тут же спросила Рената.

— Когда-то был КМС, — не без гордости сообщил Пахомов и поправил сползшие на кончик носа очки.

По залу прокатилась волна одобрительного удивления.

— Господа, а не просветите ли вы меня, дремучую, что есть тот самый КМС, который вызвал у вас такую бурю восторгов? — Добрынина озадаченно потерла свой нос.

— Кандидат в мастера спорта, — быстрой скороговоркой ответила Рената и продолжала, снова обращаясь к Пахомову. — Это же просто великолепно, Илья Борисович! Я восхищена! А вы не согласитесь составить нам компанию? Мы с Артемом, а вы с Димой. Сыграем пара на пару?

— А как же Кристина? — удивилась Добрынина.

— Моя жена не сторонница активного отдыха, — неохотно, как показалось Сергею, отозвался Костров. — Она предпочитает посидеть в уединении с книгой. Я, пожалуй, пойду. Надо еще успеть забежать домой. Всем — до встречи!

— Счастливо. Привет супруге, — со странной улыбкой, нараспев, произнесла Рената.

— Спасибо, непременно.

Дима поспешно поднялся и, ни на кого не глядя, вышел за дверь.

— Так что скажете, Илья Борисович? Может, покажете нам, как играют профессионалы? Так сказать, проведете мастер-класс? — снова обернулась к нему Рената.

— Почту за честь, — в своей обычной сдержанной манере ответил тот.

Однако невооруженным взглядом было видно, что внимание девушки ему чрезвычайно приятно и лестно. Его плечи сами собой расправились, а всегда бледные, слегка впалые щеки окрасились неровным румянцем. Сергей про себя усмехнулся. Надо же, кто бы мог подумать, что всегда такой меланхоличный и спокойный Пахомов будет вести себя, как мальчишка, которому первый раз признались в любви! Ай да Рената!

— Ну ладно, с молодым поколением все понятно. Так может быть вы, Элла, или вы, Эрнест Фридрихович, согласитесь вместе с нами пожарить ужасно вредных холестериновых колбасок и запить их вкусным немецким пивом, а? — не унималась Добрынина.

— Спасибо, но я, пожалуй, тоже откажусь, милая Марина Вячеславовна, — проговорил Шепс слегка гнусавым голосом. — Надо на досуге посмотреть кое-какие весьма интересные документы. Да-да, придется поломать голову! К тому же боюсь, что вчерашние посиделки возле воды наградили меня жесточайшим насморком.

— Побойтесь Бога, уважаемый Эрнест Фридрихович! — воскликнул Касаткин, — Вчера, как собственно, и сегодня, стоит поистине экваториальная жара!

Шепс беспомощно развел руками:

— Ничего не могу поделать! Кстати, интересно, здесь можно заказать горячее молоко в номер?

Добрынина не удержалась и громко прыснула.

— Артем, может быть, мы уже выдвинемся? — спросила Рената. — Надо еще переодеться и забрать ракетки.

— Пожалуй, — отозвался тот и нехотя вылез из-за стола.

— Подожди, Артем, я хотела с тобой поговорить, — Виктория Алексеевна поспешно встала и, коротко извинившись, вышла вместе с сыном в холл.

— Что ж, желаю всем приятного аппетита! Илья Борисович, увидимся на корте! — и Рената легкой походкой проследовала вслед за ними.

Шатров в который раз про себя удивился — насколько же Рената и Артем не подходят друг другу! Она — яркая, энергичная, эффектная. В ней чувствуется внутренняя сила. Артем же, несмотря на высокий рост, поджарую фигуру и правильные черты лица, на ее фоне казался каким-то сонным гусем — вялым и меланхоличным. Если бы я не знал что к чему, я бы предположил, что именно Рената является дочерью Виктории Касаткиной, а не наоборот, подумал Сергей.

Из холла донесся звонкий смех.

На звук порывисто обернулась Элла Крутицкая. Сергей уже давно заметил, что она не только не принимает участия в общем разговоре, но и явно чем-то озабочена и даже напугана. Она постоянно смотрела на часы и почти не притронулась к еде. Ее тяжелая челюсть сегодня казалась еще больше, а длинные костлявые пальцы, сжимавшие стакан, мелко подрагивали. Словно подслушав его мысли, Марина Вячеславовна обратилась к ней:

— Элла, дорогая, что-то вы весь день молчите. Кстати, где ваш супруг?

— У Антона сегодня приключился приступ мигрени, да и мне, признаться, тоже как-то не по себе… — она передернула плечами.

— Это вполне объяснимо, — авторитетно заявил Эрнест Фридрихович, хлюпая носом, — Элементарный переизбыток кислорода. Если хотите, у меня есть совершенно чудесные таблетки.

— Благодарю, но я никогда не принимаю лекарств, у меня аллергия на многие препараты, — вымученно улыбнулась Элла, неестественно растянув ярко накрашенные губы, и тут же напомнила Сергею лошадь Анжелу из старого мультфильма про Лошарика.

* * *

Кристина металась по комнате, как загнанный зверь. Злые слезы заливали лицо, дыхание сбивалось, от боли и отчаяния хотелось выть в голос. Ненависть и бессилие, казалось, просверлили огромную черную дыру в самой середине сердца.

Да, Димка никогда не скрывал от нее, что был влюблен в Ренату Скворцову. Они долгое время встречались, а потом он сам познакомил ее с Новицким. Сам. Ирония судьбы! Не прошло и месяца, как Рената призналась, что больше не может его обманывать и уходит к Артему. От этих слов Костров словно окаменел. Он продолжал ходить на работу, продолжал дышать и даже строить карьеру, но в его жизни больше не было смысла…

Они встретились на какой-то вечеринке, куда Костров зашел случайно за компанию со своим приятелем. Тогда он напился, как свинья, и Кристина, оказавшаяся рядом, весь вечер выслушивала все его пьяные откровения. Оглядываясь назад, ей казалось, что она полюбила его с самого первого взгляда — взъерошенного и пахнущего дорогим одеколоном, коньяком и сигаретным дымом.

Поздно ночью она отвезла его домой и была уверена, что уже никогда больше с ним не увидится. Однако, к ее безмерному удивлению, уже через пару дней Дима пришел к ней с извинениями и огромным букетом цветов. Завязался странный, какой-то однобокий роман. Со стороны Кострова она никогда не чувствовала той яркой искры, той сумасшедшей страсти, без которой невозможно настоящее, глубокое чувство. Она догадывалась, что в его судьбе уже случилась та самая единственная и неповторимая любовь — Рената. И он все еще любит ее, и, наверное, будет любить всю свою жизнь. Но отпустить его Кристина уже была не в силах, и когда он, наконец, сделал ей предложение — была на седьмом небе от счастья.

Она никогда ни о чем не спрашивала Диму, но накануне свадьбы у них все-таки состоялся серьезный разговор. С замирание сердца она задала ему вопрос, мучивший ее все это время: он женится по любви, или от отчаяния, чтобы отомстить своей бывшей девушке? Тогда Дима как-то слишком громко рассмеялся, обнял ее и сказал, что все, что было когда-то, сейчас не имеет никакого значения. Он хочет создать семью именно с ней, Кристиной, а все прошлое отпустить и никогда больше о нем не вспоминать.

И она поверила. Поверила, хотя знала, что все совсем не так, как должно было бы быть.

Кристина никогда не встречалась с Ренатой, но знала о ней практически все, что можно было знать. Она пристально отслеживала все то, что можно было отследить, используя знакомых, социальные сети и другие подобные источники. Она уже заочно ненавидела ее за то, что она навсегда украла у нее счастье и покой, ненавидела и за ту боль, которую она когда-то причинила ее любимому человеку. Кристина всегда была уверена, что все, что ее может интересовать — это деньги. И если раньше это было всего лишь подозрение, основанное на ее личной неприязни, то в последнее время подозрение переросло в уверенность…

Если бы она только знала, что эта тварь тоже будет здесь — никогда в жизни не поехала бы в «Сосновый», сделала бы все, что от нее зависит, чтобы и Димка тоже не приезжал сюда.

Ничего не исчезло! Ничего не изменилось! А ведь она так старалась, чтобы ему было хорошо и уютно рядом с ней! Достаточно было взглянуть на него вчера вечером, чтобы понять, что он до сих пор влюблен в Ренату. Ради нее он готов на все. Ради нее, а не ради Кристины.

Дурачок! Глупый, доверчивый дурачок! Ну, неужели он до сих пор не понял, что она просто не способна любить?! Однако невооруженным взглядом было видно, что она просто упивается вниманием и чувствами Димы. Но еще большее удовольствие ей доставляет дразнить Кристину, наблюдать за ее мучениями и ревностью.

В этот момент, прервав горестные мысли, в замке заворочался ключ. Кристина шмыгнула в ванную, закрыла дверь и включила воду.

Через пару минут, умывшись, она вышла в комнату. Дима быстро вытаскивал из сумки на кровать аккуратно сложенные вещи.

— Привет, — равнодушно бросил он, не оборачиваясь, — Ты не помнишь, куда я засунул свою белую спортивную футболку?

— А тебе зачем?

— Мы идем играть в теннис. А, вот же она!

Он скинул рубашку и не глядя на Кристину, взял с тумбочки дезодорант.

— А мы — это кто? — звенящим голосом спросила она, глядя на его обнаженную сильную спину.

Ей так хотелось подойти и обнять его, но она знала, что не ее объятий он ждет, не от ее поцелуев теряет голову… Как же больно! Слезы опять застлали глаза, отчего картина мира стала расплывчатой и зыбкой. Она смахнула соленые капли.

— Я, Артем, Пахомов и…

— И она?

— Кого ты имеешь в виду? — фальшиво переспросил Дима, старательно избегая ее взгляда.

— Скворцову. Ты ведь именно из-за нее приехал сюда! — с горечью выпалила Кристина.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты ведь мне обещал, что ничего не будет, Дима! Я поверила тебе, и что? Зачем ты мучаешь меня?!

— Кристина, прошу тебя, не выдумывай! — с досадой проговорил он. — Мы просто идем играть в теннис.

— Хорошо, допустим. А почему, в таком случае, ты меня не позвал?

— Ты же никогда не любила подобного рода развлечения. Вот я и подумал…

— Хватит! — перебила она его, — Я знаю, где и с кем ты провел сегодняшнее утро. Я видела вас.

Он резко развернулся и уставился на нее широко раскрытыми глазами. В этом горящем взгляде смешался стыд, вызов, отчаяние и мольба. Наконец, словно обессилев, он опустился на кровать, и, обхватив голову руками, крепко, до ломоты в висках, зажмурился.

— Прости, — произнес он еле слышно. — Прости меня, если сможешь. Я не знаю, что со мной происходит. Я ведь был уверен, что смог все забыть. Я очень, очень старался, но у меня ничего не получилось!

Кристина присела рядом и положила голову ему на плечо.

— Давай просто уедем, милый! Я знаю, у нас все наладится. Нам просто нужно вернуться домой, в свою жизнь и больше никогда не видеть всех этих людей.

Повисло долгое молчание, нарушаемое только тиканьем часов на прикроватном столике.

— Ты права. Завтра же утром мы уезжаем.

— Правда? — в первый раз за весь этот тяжелый день Кристина улыбнулась.

Дима кивнул и тоже, через силу, улыбнулся и осторожно погладил ее по ледяной руке.

— Обещаю. Но сейчас мне надо уйти.

— Как — уйти?! — ей показалось, что она ослышалась.

— Прости, я обещал.

С этими словами он поспешно натянул футболку, и буквально выбежал из дома. Кристина ничком упала на кровать. Завтра. Только бы дожить…

Глава двенадцатая

Оставив Артема и Викторию Алексеевну наедине в холле, Рената поспешила домой. В дверях она почти нос к носу столкнулась с запыхавшейся Алисой. От неожиданности она отшатнулась и сильно ударилась локтем об угол.

— Простите, — пробормотала Алиса. — Вам больно?

— Ничего страшного, до свадьбы заживет. Куда вы так торопитесь-то, девушка? А! Кажется, мы знакомы. Вас, если я не ошибаюсь, Алисой зовут?

— Да. Если хотите, можно приложить холодное…

— Уверяю вас, не стоит так беспокоиться! Хотите маленький совет? Возможно, это не мое дело, но на обед здесь не принято ходить в джинсах, — она наморщила носик, словно Алиса была дворовой кошкой, написавшей ей на коврик, а ее губы скривились в брезгливой усмешке.

Еще вчера после таких слов Алиса бы немедленно развернулась и ушла. Да еще и поревела вдоволь, оставшись в одиночестве. Но сейчас ей было абсолютно наплевать на мнение этой местной королевы.

Подойдя к входу в ресторан, она из-за угла нашла глазами Шатрова. Он о чем-то беседовал с Егором Николаевичем. Наконец, он перевел взгляд и увидел Алису, беззвучно подающую сигналы.

— Простите, господа, но вынужден вас покинуть.

Сергей быстро встал из-за стола и вышел из дверей.

Алиса молча схватила его за рукав и поволокла на улицу.

— Куда ты меня тащишь? Да что случилось, в конце концов? — слегка запыхавшись, спросил Шатров, когда они, наконец, опустились на лавочку, одиноко стоящую позади главного корпуса.

— Сереж, к нам в дом кто-то залез.

— В смысле — залез? — оторопел тот.

— В самом что ни на есть прямом, Шатров! В комнате — жуткий погром, платье мое порвано, вещи разбросаны. Но самое интересное то, что деньги не тронули. Да и дверь не была взломана. Я, честно говоря, не сразу и заметила, потому, что первым делом пошла в душ, а когда увидела — меня чуть кондратий не хватил!

— Новость за новостью, и одна другой краше! — присвистнул Сергей.

— Но и это еще не все. С моего платья пропала брошка с бантиком. Та самая, золотая, «КЕН-Строй». Понимаешь, что это значит?! — Алиса почувствовала, что в уголках глаз начинают закипать слезы.

Сергей встал и прошелся туда-сюда по тропинке.

— А это означает только одно, — медленно проговорил, наконец, он, — тот, кто убил девушку, понял, что у него пропал этот самый значок — будь он неладен! А поскольку его отсутствие может явиться поводом для подозрений, он решил позаимствовать его у тебя. Я даже думаю, что тот треск, который ты услышала в лесу, был не просто так. Скорее всего, убийца обнаружил пропажу и решил найти улику до того, как она попадет в руки полиции. Там он видит тебя и уходит. Получается, ты самая подходящая кандидатура для подставы. Он же не мог знать, что брошку найдет не полиция, а мы.

Алиса немного подумала.

— Все логично. Убийца замечает меня, понимает, что я, скорее всего, обнаружу тело, и решает отвести от себя подозрения. Логика в этом, действительно, есть. Но зачем тогда устраивать погром? Платье висело на самом виду! Чего проще — отстегнуть эту чертову брошку и тихонько уйти. Я бы, скорее всего, даже ничего не заметила.

— Хороший вопрос!

— Сереж, сядь, пожалуйста. Я тут кое-что вспомнила. Может это имеет отношение к тому, что происходит.

И Алиса рассказала ему о том разговоре, свидетелем которого она явилась вчера вечером. Сергей слушал очень внимательно, и не перебивая.

— Почему ты до сих пор молчала? — спросил он, когда Алиса закончила.

Она пожала плечами.

— Честно признаться, у меня это просто вылетело из головы, Сереж. А теперь мне стало казаться, что это все связано. И разговор, и задушенная девушка в лесу, и погром у нас в доме, и…

— Так, так, подожди, — нетерпеливо перебил Шатров, — Получается, что ты не видела этих двоих, а только слышала разговор. Так?

— Ну, да, — кивнула она, — Там такие заросли, что даже лодку заметить сложно. К тому же, как ты понимаешь, я и сама не высовывалась.

— Это ясно. А теперь вспомни, что конкретно эта девушка говорила о бумагах. Только точно.

Алиса закрыла глаза и постаралась максимально сосредоточиться.

— Значит так. Она сказала, что передала какие-то там документы в руки другого человека, но он даст им ход только утром и по ее сигналу.

— А этот самый человек знает об этих бумагах?

— Думаю, нет, — с некоторым сомнением отозвалась Алиса.

— Странно. Как же она их тогда передала?

— Понятия не имею, Сереж. Я просто цитирую тебе ее слова.

— Интересно… А чего она хотела? Денег?

Алиса помотала головой.

— Нет, о деньгах речи не было, но, все равно, это было похоже на самый настоящий шантаж. Она сказала: «Для вас жизнь людей всего лишь неприятность». И еще: «Сделаете так, как я сказала, и о ваших грязных делишках никто ничего не узнает».

— О грязных делишках? — задумчиво протянул Сергей, — По крайней мере, один такой человек среди нас точно есть. Не уверен, что именно о нем идет речь, но похоже.

— И кто же он, Сереж? — нетерпеливо перебила его Алиса.

— Крутицкий Антон Владимирович, — скривился Сергей, как от зубной боли. — Видишь ли, я, по поручению Касаткина, в последнее время довольно плотно занимался его фондом. Так вот там все не так идеально, как кажется на первый взгляд. Прямых доказательств у меня пока нет, но судя по всему, наш благотворитель не гнушался торговлей детьми.

— Чего?! Как это — торговля? — округлила глаза Алиса.

— Очень просто. Выкупал младенцев у неблагополучных мамаш, — так называемых «кукушек», и за большие деньги продавал их бездетным парам. Иногда даже за границу. Очень прибыльный бизнес, хочу тебе сказать, — он брезгливо поморщился.

— Как такое возможно?! — выдохнула она.

— В наше время и в нашей стране возможно все, — мрачно усмехнулся Сергей, — Вчера я сказал Касаткину, что у меня есть кое-какие подозрения на его счет, но в подробности не вдавался.

— Почему?

— Не хочу быть голословным. Просто посоветовал ему пока повременить с вложениями.

— И денег, как я понимаю, Антон Владимирович не получит?

— Нет, конечно, по крайней мере, до того как я все проверю — ни копейки. Касаткин в этом отношении мужик принципиальный. Кстати, он сам воспитывался по интернатам, поэтому у него на детях пунктик.

— Ты видел сегодня этого Крутицкого?

— Нет, его жена, Элла, сказала, что Антон Владимирович лежит дома с головной болью.

— Нам необходимо с ним поговорить, Сереж!

— И что ты ему собралась предъявить? У нас пока нет никаких доказательств, только пустые предположения. Пусть он пока думает, что никто ни о чем не догадывается.

— Господи, у меня сейчас голова взорвется! — простонала Алиса.

Сергей привлек ее к себе и уткнулся носом в растрепанные волосы. Они пахли шампунем и солнцем. А еще они пахли его единственной любовью, которая когда-то решила поиграть в самостоятельность и независимость…

— Успокойся, Лисенок! Обещаю, я обязательно со всем разберусь. Ты мне веришь? — он взял ее лицо в ладони и взглянул ей в глаза.

Алиса молча покивала и слабо улыбнулась.

— Вот и хорошо.

— Сереж, — вкрадчиво спросила Алиса, — а тебе лично никто не передавал никаких документов? Я просто подумала…

— Нет. Да и потом, неужели ты думаешь, что я мог встретиться с этой девушкой, забрать у нее на хранение какие-то там бумаги и даже не помнить об этом?! Я пока, слава Богу, амнезией не страдаю.

— Но почему тогда искали именно у нас?!

— Понятия не имею. За обедом Шепс тоже говорил о каких-то там документах, которые он собирался изучить.

— Мутно как-то все! Слушай, а если придет наш суперинтендант, что будем говорить-то?

— Думаю, надо сказать все, как есть. Не вижу смысла скрывать, дело зашло слишком далеко.

— Сереж, ты уверен?

Шатров кивнул.

— И про брошку расскажем? Но ведь тогда тебя могут арестовать за то, что ты украл улику, или как это у них называется.

— Ничего подобного. Значок я нашел уже после того, как полиция уехала.

— И как ты это докажешь Проскурину?

— Я никому ничего доказывать не обязан. Это целиком его задача.

Алиса тяжело вздохнула.

— Ты поговорил с Касаткиным?

Сергей покачал головой.

— Нет, не успел. Кстати, вон он идет. Я скоро.

Алиса заметила, как из-за угла здания вышел Егор Николаевич с супругой. Шатров поприветствовал их взмахом руки и пошел вместе с ними по направлению к теннисным кортам.

Алиса вытащила из сумки сигареты и закурила. Значит так, что мы имеем?

С одной стороны есть нечистоплотный бизнесмен-благотворитель Антон Владимирович. Сергей догадывается о его махинациях и докладывает о своих подозрениях Касаткину. Мог это слышать Крутицкий? Почему бы и нет. Чем ему грозит эта ситуация? Пока нет твердых улик — ничем, но как только они появятся, то Касаткин тут же откажется иметь с ним дело. И это самое безобидное. Судя по словам Сергея, Егор Николаевич не из тех, кто просто пройдет мимо. Он сделает все, чтобы отдать Крутицкого под суд. В этом случае опасность для него представляет Шатров. Ему очень важно, чтобы информация о его аферах не дошла до Егора Николаевича. Значит, убить должны Шатрова?!

— Матерь Божья! — пробормотала Алиса себе под нос и, затушив сигарету, тут же прикурила следующую. — Ладно, едем дальше.

Есть подслушанный разговор. Некая дама угрожает своему собеседнику обнародовать какие-то документы, если тот не согласится на ее условия. Бумаги, по ее словам, она успела передать в третьи руки. Что за информация в этих документах, и кто он — этот третий человек?

Далее. Она, Алиса, натыкается в лесу на труп неизвестной девушки, задушенной шейным платком. Рядом с телом Сергей обнаруживает золотой значок с эмблемой «КЕН-Строя». Именно такие значки-брошки получили в начале вечера все участники праздника.

И, наконец, кто-то беспардонно влезает к ним в дом, переворачивает все вверх дном и крадет брошь с платья. Причем, дверь была открыта ключом, а деньги остались нетронутыми. Что искали? Если речь идет о тех самых документах, то почему Сергей не знает о них?! И откуда взялся еще один ключ? Хотя, чего проще — наверняка есть какой-нибудь ключ, которым пользуются горничные, когда убирают номера. Позаимствовать его дело не такое уж и сложное.

Если предположить, что незнакомка шантажировала именно Крутицкого, то напрашивается вывод о том, что это именно он задушил ее, а потом влез к ним в дом и перевернул там все вверх дном, пытаясь обнаружить те самые компрометирующие его документы.

Сергей прав — одни предположения, и никаких доказательств. Необходимо как можно скорее найти эти самые бумаги. Но где их искать?! А еще неплохо бы зайти на ресепшен и узнать, кто и в какое время убирает коттеджи.

Алиса встала и пошла по тропинке. На улице стало просто невыносимо душно, а воздух стал липким и каким-то тягучим.

Она уже поднялась на крыльцо, когда до нее донесся первый отдаленный, глухой раскат грома.

— Добрый вечер, госпожа Мельникова! А я как раз к вам. — Она вздрогнула от неожиданности и подняла глаза.

Перед ней, зажав под мышкой потрепанный коричневый портфель, стоял капитан Проскурин.

— Где нам удобно будет с вами пообщаться?

— Егор Николаевич! — окликнул Сергей.

— А, Сергей! А мы вот с Викторией Алексеевной решили пойти посмотреть на игру. Интересно, как наш любезный Илья Борисович утрет нос молодежи. Не желаете с Алисой пополнить ряды зрителей? Разделимся на два лагеря, будем болеть, можно даже ставки сделать! Лично я ставлю десять против одного, что Пахомов разделает их под орех! — со смехом сказал Касаткин.

Вика кивнула, но было видно, что общество Шатрова ей не особенно приятно.

«Интересно, за что именно она так сильно меня невзлюбила?» — подумал про себя Сергей, а вслух сказал:

— Егор Николаевич, честно говоря, мне бы с вами пообщаться…

— А никак нельзя этот разговор перенести хотя бы на пару часов? — с трудом скрывая раздражение, перебила его Вика. — Все-таки мы приехали сюда для того, чтобы хоть немного развеяться и отдохнуть.

— Боюсь, что нет, — с улыбкой, но твердо произнес Шатров. — Я не стану вам мешать, просто провожу до кортов, а по дороге вкратце расскажу, в чем дело.

Они вместе направились по аллее.

— Я слушаю тебя, Сережа.

Шатров незаметно покосился на Вику. В конце концов, рано или поздно все обо всем узнают.

— Начну сразу, без предисловий. На территории «Соснового» сегодня был найден труп неизвестной молодой девушки. Она была задушена в лесу, — заговорил Сергей вполголоса.

В этот момент Вика неожиданно споткнулась. Касаткин вовремя подхватил ее.

— Господи, милая, что с тобой?

— Ничего страшного, просто запнулась о камень, — проговорила она, но лицо ее заметно побледнело.

— Ударилась?

— Немного. Простите, Сергей, я вас перебила, — обратилась она к Шатрову. — Продолжайте, пожалуйста.

— А я уже почти все сказал.

— Вот это новости! Да, неприятно, — протянул Касаткин. — Кто бы мог подумать, что здесь возможно такое! А кто она?

Шатров молча пожал плечами.

— Пока ее личность не установлена. Но думаю, что это дело времени.

— Стоп, а ты-то откуда все это знаешь? — спохватился Егор Николаевич.

Сергей невесело усмехнулся.

— Случилось так, что труп обнаружила Алиса.

— Алиса? — брови Виктории удивленно дернулись.

— Именно. Мы прогуливались возле пруда, а потом она решила пойти в лес, собирать землянику. Там-то она и наткнулась на тело.

— Бедная девочка! Представляю, какой это для нее шок! — покачал головой Касаткин. — Как она сейчас?

— Мы сразу же вызвали полицию, — продолжал Шатров, оставив вопрос без ответа. — Капитан Проскурин, который ведет это дело, тип довольно неприятный во всех отношениях. И, скорее всего, он будет прорабатывать версию о причастности всех, — Сергей подчеркнул последнее слово, — постояльцев «Соснового» и персонала. В том числе это коснется и нас.

— Господи! — нервно и чересчур громко засмеялась Вика, — Что за бред! При чем тут мы и какая-то там девушка? Кстати, как она выглядела?

Шатров пожал плечами:

— Ничего примечательного. Совершенно невыразительное лицо. Фигура полноватая, на вид — лет двадцать. Одета в джинсы, черную майку и растоптанные тапочки из парусины. Рядом лежали простенькие дешевые темные очки в пластмассовой оправе.

По мере того, как он говорил, лицо Вики теряло краски и, в конце концов, стало напоминать восковую маску, на которой двумя яркими огнями выделялись лихорадочно блестящие глаза.

— Да, странно, — заключил Касаткин.

Они подошли к корту. Там было безлюдно — игроки еще не подтянулись. Стало совсем душно, воздух стал густым и тягучим, словно кисель, как бывает в знойный летний день перед дождем.

— Но Вика права, какое мы можем иметь отношение к этому происшествию?

Шатров слегка замялся.

— Видите ли, Егор Николаевич, после того, как полиция уехала, я нашел на той самой полянке вот это.

Сергей разжал ладонь, на которой лежал значок «КЕН-Строя».

Касаткин тихо присвистнул.

— Совсем хорошо, — мрачно заключил он.

Они присели на лавочку.

— Глупости какие-то! Сергей, неужели вы всерьез думаете, что кто-то из нас может быть причастен к этому убийству? — брезгливо поморщившись, негодующе воскликнула Вика.

— Я, Виктория Алексеевна, просто счел своим долгом предупредить вас о том, что произошло.

Касаткин пристально взглянул ему в глаза:

— Сергей, а ты точно не хочешь ничего больше добавить? — медленно роняя слова, спросил он.

Шатров глубоко вздохнул, и на лбу его явно прорисовались три поперечные морщины:

— К нам в дом кто-то залез. Перевернул все вещи, а главное, с платья Алисы исчезла брошь. Точно такая же, как и эта, — хмуро проговорил Шатров. — Пока мне больше нечего сказать, но почему-то мне кажется, что…

— Что вам кажется?! — Вика гневно посмотрела на него. Ее глаза метали молнии.

Сергей решительно поднялся:

— Не обращайте внимания, Виктория Алексеевна! Не смею больше мешать, — Сергей протянул руку Касаткину.

— Спасибо, Сережа. Держи меня в курсе, — Касаткин пожал его ладонь.

— Конечно, Егор Николаевич, желаю вам приятно поболеть.

* * *

Нервы были на пределе. Застрявший в горле комок не давал дышать, а непроходящая тянущая боль под левой лопаткой провоцировала тошноту и головокружение.

Элла дрожащей рукой сунула под язык нитроглицерин, хотя знала наверняка — это поможет лишь ненадолго. Она, не раздеваясь, опустилась на кровать и закрыла глаза.

Предыдущую ночь она провела ужасно. Временами ей казалось, что она заснула, но, судя по часам, это забытье всякий раз длилось не больше трех-пяти минут.

Она видела сгорбленную спину Антона, который за все время даже ни разу не прилег, слышала его нервное дыхание. Он сидел на балконе, пил виски и курил, курил, курил… На ее вопросы он отвечать категорически отказался. Не помогли ни угрозы, ни даже просьбы, до которых она снизошла, наступив на свою гордость. Сказал лишь, что у него серьезные проблемы, хотя это она поняла и сама. Еще вчера утром, когда обнаружила конверт. Обычный листок бумаги с набранным на компьютере текстом. Элла запомнила его содержание наизусть:

«Будьте в „Сосновом“ в ближайшую пятницу. Меня не ищите, я сама вас найду. И будьте благоразумны. В ваших же интересах пойти на мои условия, иначе все документы будут переданы по известному вам адресу».

О каких документах идет речь? И что это за «известный адрес»? Почему и кого ее муж настолько испугался? Неужели причиной этого страха была та самая девица, которую она видела с ним вчера? Конечно, она не могла слышать всего, о чем они разговаривали, но меньше всего это напоминало любовное свидание. Сцена, которую она устроила Антону, была рассчитана лишь на то, что он, в конце концов, признается в том, что именно происходит. Но в тот раз Элла потерпела неудачу.

Под утро она все-таки забылась тяжелым вязким сном, а когда проснулась, Антона уже не было. Не было его и на завтраке, и на обеде. На вопрос, почему он не пришел, пришлось соврать про внезапно разыгравшуюся головную боль. Так куда же он делся?

Вещи остались нетронутыми, так что в Москву он сбежать не мог, да и на ресепшен ей сказали, что сегодня никто из «Соснового» не выезжал. Неужели она все-таки права, и у него появилась какая-то женщина?! От этой мысли ее вновь бросило в жар, а в висках застучали невидимые молоточки. Или все это связано со вчерашней встречей? Смутные предчувствия беды не покидали ни на секунду.

Не желая больше оставаться в доме одна, Элла нашарила под кроватью туфли, взяла сумочку и вышла на улицу.

Погода переменилась. Ветер порывами проносился по верхушкам деревьев и замирал где-то вдалеке. Элла подняла глаза. По небу с бешеной скоростью неслись растрепанные обрывки облаков, и хотя солнце еще не скрылось за ними, чувствовалось, что совсем скоро, все вокруг покроется мраком. Временами до нее доносились отдаленные глухие раскаты. Как всегда это случается перед надвигающимся ненастьем, птицы смолкли, и воцарилась тревожная, зыбкая тишина. На тропинке, ведущей от их коттеджа к пруду, она не встретила ни единой души.

По темной глади пробегала нервная рябь и, шурша, замирала в зарослях рогоза. Неровной походкой Элла зашла на деревянный мостик, села и скинула босоножки. Сильно пахло тиной и водорослями, но вода была прозрачной, теплой и приятно щекотала ноги. Теперь, выйдя на открытое пространство, она отчетливо видела темную, плотную тучу, неторопливо выкатывающуюся из-за макушек сосен на противоположном берегу. Элла достала из сумки серебряную фляжку и сделала большой глоток. Из глаз тут же брызнули слезы, а горло ободрало, словно наждаком. Не в силах больше сдерживаться, она заплакала. Почему-то именно сегодня она впервые после смерти отца почувствовала абсолютное, вселенское одиночество. Оно давило изнутри, заполняло ее всю без остатка.

Мать ее погибла, когда Элла была еще совсем маленькой девочкой. К чести отца надо сказать, что всю свою жизнь он посвятил своей горячо любимой дочери, и больше ни разу не женился, хотя всегда был весьма состоятельным, влиятельным, да и просто привлекательным мужчиной. К зятю Эдуард Филиппович Ремизов с самого начала относился осторожно и недоверчиво, но в помощи никогда не отказывал. Главное — счастье единственной дочери, а Элла, в свою очередь, не желая расстраивать отца, никогда не признавалась ему в том, что на самом деле творилось в ее семье.

Однако она всегда знала, что ее брак — это лишь временное явление. Как, почему так вышло, что несмотря ни на что, она все-таки полюбила этого человека?! Человека, который использовал ее, обманывал, изворачивался, изменял и предавал бесчисленное количество раз?! Она ненавидела его и в то же самое время готова была пойти на все, лишь бы он был рядом. Ее любовь была неистовой, исступленной и безумно-болезненной. Как самка охраняет своего единственного детеныша, так и она готова была вцепиться в глотку любому, кто посягнул бы на ее, пусть и никчемную, семью. Жить с Антоном было тяжело и мучительно, но мысль о том, что эта жизнь когда-нибудь закончится, просто сводила ее с ума. Оставалось только одно: самой выяснить все от начала и до конца. Она непременно докопается до истины, чего бы ей это не стоило. В любом случае, она должна узнать правду, какой бы горькой она ни оказалась. Рука машинально нашарила в сумке чистый блокнот и ручку. Это был испытанный способ. С самого детства она вела дневники. Это всегда помогало отвлечься, привести в порядок мысли и чувства.

Писать было трудно, пальцы не слушались и дрожали, но с каждым словом боль словно уходила в белую тонкую бумагу.

Наконец, подняв глаза, сквозь пелену слез, Элла увидела белую вспышку, резко и безжалостно разрезавшую лиловое брюхо тучи. Остервеневший ветер с силой гнул деревья к земле. Нужно было уходить. Она хотела встать, но правая нога за что-то зацепилась. Элла нагнулась и заглянула под мостик. Из воды на нее смотрели безжизненные, словно разбухшие, глаза ее мужа — Антона Владимировича Крутицкого.

Глава тринадцатая

В полутемном помещении бара чуть слышно жужжал кондиционер, было сухо и приятно пахло молотым кофе. Время на часах медленно подбиралось к десяти.

Опросить пока удалось только Эллу Эдуардовну. Тело ее мужа запуталось в тине пруда под деревянными мостками, где она его и обнаружила. По ее словам — совершенно случайно. А вот случайно ли? Это уже вопрос хороший. Проскурин невольно передернулся, вспоминая стеклянные глаза утопленника — зрелище не для слабонервных! Из шеи торчала рукоятка обыкновенного столового ножа. По словам работников «Соснового», именно такие приборы были предложены гостям на вчерашнем банкете. Значит, кто-то заранее спланировал убийство и прихватил один из ножей с собой. Кто же из них?

Капитан мрачным тяжелым взглядом обвел собравшихся. Все четырнадцать человек сидели молча, изредка переглядываясь друг с другом.

От Крутицкой было мало толку. Кроме того, до приезда полиции она уже успела изрядно накачаться спиртным — в сумочке Проскурин обнаружил пустую фляжку из-под коньяка. А после того, как капитан предъявил ей фотографию задушенной в лесу девушки, она вообще впала в жуткую истерику. Пришлось отпустить ее, отложив допрос на утро. Черт возьми! Если бы не Касаткин — олигарх, мать его так! — сидеть бы Элле Эдуардовне в обезьяннике. Но тут приходилось действовать осторожно. Не дай Бог разозлить сильных мира сего! А ведь вполне возможно, что это именно она зарезала своего муженька. Ладно, до утра подождем, а там посмотрим.

Подумать только, два убийства за сутки! И за что, спрашивается, ему это наказание?! Сначала — задушенная девчонка. Ну, тут еще можно было бы предположить, что к этой компании она не имеет никакого отношения, тем более, что и персонал отеля в один голос заявляет, что погибшая не проживала в «Сосновом».

Но вот второй труп — это уже не шуточки. А если к этому еще добавить ту информацию, которой с ним успела поделиться Мельникова — погром в коттедже и украденная золотая брошка — то вообще, туши свет. Хотя все, что она рассказала, еще надо проверить. Вполне возможно, она сама устроила все это представление, чтобы оправдать отсутствие значка. Хотя, зачем бы ей это? Чего проще — просто смолчать о том, что она его потеряла в лесу. И надо же было так облажаться! Не заметить такую улику! И при чем тут Крутицкий? Как он может быть связан с Мельниковой?

Господи, где ж он так нагрешил-то?!..

Капитан еще раз посмотрел в свои записи. Так, так. Убитый, Антон Владимирович Крутицкий. Глава благотворительной организации «Твори Добро».

Буквально недели три назад по телевизору шла передача, посвященная дню защиты детей. В ней лощеный красавчик, надо понимать тот самый Крутицкий, рассказывал о работе своего фонда. Жену Ленку тогда, помнится, даже слеза прошибла — во, как трогательно вещал! Кокнули, значит, красавчика. Хотя выуженное из тины разбухшее тяжелое тело меньше всего подходило под категорию «красавчик». Всадили, значит,столовый ножик в самое горло и в воду столкнули. Самое, что ни на есть, мокрое дело получается! Проскурин невесело улыбнулся своим мыслям. Здесь точно никаких отпечатков пальцев не найдется, мать твою налево!

Целый час пришлось под проливным дождем работать. Хлябь, грязь, мрак — и второй жмурик, да еще какой! Теперь-то майор точно из штанов выпрыгнет, если он ему в самое ближайшее время убийцу не предоставит. О-хо-хо…

— Для начала позвольте представиться, — хрипло откашлявшись, он продолжал: — Капитан Озерского отделения полиции, Проскурин Григорий Степанович. Итак, начнем, пожалуй. Все собрались?

— Все, кроме Эллы Эдуардовны, — сдавленным от волнения голосом произнесла Анна Витальевна Кравчук.

— У Эллы Эдуардовны пока своя программа.

— Она в порядке? — осведомился Шатров. — Может, ей нужна помощь? В такой ситуации человеку лучше не оставаться одному.

Послышался гул голосов.

— Успокойтесь. Элла Эдуардовна сейчас не нуждается в чьем-либо участии. Единственное, что ей необходимо — крепкий здоровый сон. Думаю, что та ударная доза алкоголя, которую она приняла, — Проскурин мрачно усмехнулся, — успокоит ее до самого утра. А мы пока кое-что обсудим. Повторю еще раз. Сегодня, около шести часов вечера, был обнаружен труп Антона Владимировича Крутицкого. Некто заколол его столовым ножом в шею и бросил тело в пруд…

— Господи помилуй, неужели вы и правда думаете, что кто-то из нас… — перебила его Кравчук и осеклась под неприязненным взглядом капитана.

— Я пока никаких выводов делать не могу. Но за последние сутки на территории «Соснового» было совершено два, я подчеркиваю — два! — убийства.

— Как — два?! — послышались недоуменные возгласы.

— А вот так, — злорадно припечатал капитан. — Сегодня в районе обеда в лесу был обнаружен труп неизвестной молодой девушки, задушенной шейным платком.

Раздались испуганные вскрики. Не обратив на них внимания, капитан продолжал:

— Некоторые из вас уже в курсе произошедшего, — он бросил многозначительный взгляд на Шатрова и Мельникову. — С остальными я еще не успел пообщаться. Но уверяю вас, что работа идет, и если никто из вас не будет препятствовать нашим действиям, — он подчеркнул последнюю фразу, — то уже очень скоро мы все выясним. А потому, прошу вас всех отвечать четко и по существу. Когда и кто из вас видел убитого в последний раз?

Все растерянно переглянулись и пожали плечами.

— Вчера на торжестве, посвященном юбилею нашей фирмы, Антон Владимирович точно был. И его видел не только я, но и все присутствующие, — сказал Егор Николаевич Касаткин. — Мы с ним разговаривали по поводу фонда. Уходил Антон Владимирович вместе с супругой одним из последних. Где-то около часа ночи.

Проскурин из-под бровей посмотрел на говорящего. Да, непростой дядька этот Касаткин. Ему, поди, лет пятьдесят уже, а держится бодрячком! Вон, даже волосы какие густые! Проскурин машинально пригладил жидкую одинокую прядь, лежащую поперек лысины.

— А какое, простите, отношение имеет «КЕН-Строй» к фонду «Твори Добро»?

— Самое непосредственное. Не так давно я начал спонсировать деятельность этого фонда. В этот раз мы должны были обсудить условия и суммы новых вложений.

— И как? Обсудили?

— Не совсем. Мы договорились встретиться на следующей неделе уже в московском офисе. Моя юридическая служба должна была подготовить необходимый пакет документов.

Капитан пристально наблюдал за говорившим. Тот, на удивление, был спокоен и уравновешен. И это после того, что случилось! Когда Проскурин впервые узнал, кто на самом деле устроился на отдых в «Сосновом», то чуть не лишился чувств. Ну, все, пиши пропало. Теперь точно понаедут столичные. Но Касаткин пока ни разу даже не заикнулся о своем желании подключить к расследованию Москву. Железный мужик. Может, пронесет?..

— Вам, случайно, не показалось, что Крутицкий нервничает или, может быть, боится чего-нибудь?

— Знаете, а, пожалуй, вы правы. Мне действительно показалось, что он излишне возбужден, — задумчиво произнес Касаткин. — Но вчера я списал это на изрядную порцию алкоголя.

— Он много выпил?

— Прилично, — сдержанно отозвался Егор Николаевич. — Вообще-то, у нас вчера был официальный повод — юбилей фирмы.

— Понятно, понятно. Кто-нибудь еще может что-нибудь добавить?

— Мы договорились с Антоном Владимировичем пойти сегодня в бильярд, — откашлявшись, хриплым голосом заговорил Эрнест Фридрихович.

Он весь вечер кутался в шерстяной кардиган и сморкался, за что каждый раз приносил извинения.

— Когда договорились? — оживился Проскурин.

— Вчера вечером на банкете мы разговорились и, оказалось, что он, как и я, любит погонять «американку». Но сегодня на обед он не пришел. Его жена сказала, что у мужа приключился приступ мигрени. Ну, я и подумал, что, скорее всего, Антону Владимировичу будет не до игры.

Он смешно сморщился и снова чихнул.

— Прошу прошения, господа.

— Точно, я это тоже помню, — пророкотала Добрынина. — Эрнест Фридрихович еще предлагал какие-то там супертаблетки, но Элла отказалась.

Проскурин перевел на нее взгляд. Высокая дородная тетка в широком льняном сарафане, по мнению Проскурина, совершенно не вписывалась в эту компанию. У нее были какие-то гротескные черты лица — широкий, слегка крючковатый нос, массивный подбородок и круглые глаза придавали ей сходство с совой, а голос был низким и громким, напоминающим лай большой породистой собаки. Однако он уже знал, что в «КЕН-Строе» Марина Вячеславовна занимает второе место после самого Касаткина.

— Я правильно понимаю, что сегодня Крутицкого никто из вас не видел? И что, никто не удивился?

Все переглянулись.

— Если честно, то нет. Понимаете, у нас не было четкой программы на эти несколько дней, за исключением вчерашнего вечера. Каждый мог выбирать развлечения себе по вкусу, — снова ответил за всех Касаткин. — Например, на завтраке мы с женой виделись только с Мариной Вячеславовной и Эрнестом Фридриховичем. Все остальные либо уже поели, либо еще не вставали.

— Ясно, так и запишем. А какие отношения были у погибшего с женой? Может быть, у них были конфликты?

Проскурин почувствовал некое смятение, разом охватившее всех присутствующих, словно вопрос, который он только что задал, был, по меньшей мере, неприличным. Молчание затянулось.

— Так что же?

— Видите ли, дело в том, что мы все не слишком хорошо знали эту пару, — неохотно начала Виктория Алексеевна Касаткина. — Егор уже говорил о том, что Крутицкие — так сказать, приглашенные со стороны гости. Мы, конечно, уже не раз встречались на протокольных мероприятиях, но никто из присутствующих никогда с ними тесно не общался. И вообще, совать нос в чужую личную жизнь — это признак очень дурного тона, — добавила она недовольно.

— Согласен, — усмехнулся Проскурин, — Но, смею вам напомнить, что здесь речь идет не о праздном интересе или желании посплетничать, а о поиске убийцы.

Виктория Алексеевна презрительно поджала губы и демонстративно отвернулась. Все остальные тоже не спешили комментировать сложившуюся ситуацию. Что ж, пожалуй, сегодня ничего не получится. Надо разговаривать с каждым по отдельности, иначе толку не будет — корпоративная этика, мать ее так!

— Сделаем так. Завтра я хотел бы снова пообщаться со всеми вами. Прошу вас никуда не уезжать.

— Как так? — воскликнула молчавшая до этого момента Кристина. — Что значит — не уезжать?!

— А почему вы так расстроились? — удивился Проскурин. — Насколько мне известно, вы так и так собирались здесь оставаться до среды.

— Но… — начала Кристина.

— Успокойся, прошу тебя, — перебил ее муж, как показалось капитану, не без раздражения. — Так надо.

Капитан заметил насмешливый взгляд Ренаты Скворцовой. Вот кто не мог не вызвать восхищения! Стильная, спокойная и держится с достоинством. Ей удивительно шел легкий шелковый костюм — широкие брюки и какая-то немыслимая жилетка, открывающая стройные сильные руки, унизанные браслетами. За все время она не произнесла ни слова. Ее лицо выражало скуку и безразличие, она лишь слегка покачивала ножкой, обутой в высокие босоножки на плоской подошве и иногда похлопывала по руке своего бойфренда. Впрочем, довольно равнодушно, как показалось Проскурину.

— Спокойной ночи, господа. Я очень рассчитываю, что за эту ночь ничего экстраординарного не произойдет, — веско произнес Проскурин, поднялся и вышел.

Некоторое время царила полная тишина. Собравшиеся украдкой бросали друг на друга взгляды, полные невысказанных вопросов.

— Господи, что же это творится-то! — нарушил молчание Юрий Георгиевич Кравчук. — Кому это понадобилось убивать Антона Владимировича, да еще таким зверским способом! Подумать только — всадить нож в самое горло! Да еще какая-то неизвестная девица. Это вообще какой-то бред. Кто-нибудь в курсе, что происходит?

— Я в курсе, — спокойно отозвался Шатров. — Все, о чем сказал капитан — правда. Сегодня в лесу действительно был найдено тело некой девушки.

— И кто же она, Сергей Евгеньевич?

— Понятия не имею, — пожал плечами тот. — Думаю, что завтра вам всем будет предъявлена ее фотография. Не могу понять, почему это не было сделано сегодня, но полиции виднее.

— Кошмар какой-то! — воскликнул Пахомов. — Не было печали!

— Господа, мне кажется, что все это какое-то нелепое совпадение, — произнесла Вика. — Любому здравомыслящему человеку понятно, что никто из нас не может иметь к убийствам никакого отношения!

Несмотря на искусно наложенный макияж и со вкусом подобранную одежду, сегодня вечером на ее лице явно отражались все ее сорок с лишним лет.

— Я хочу уехать! Немедленно! — истерически взвизгнула Кристина. — И зачем ты только притащил меня сюда?

Костров решительно встал и потянул ее за собой.

— Все, хватит. Простите, мы пойдем домой.

Провожаемые разноречивыми взглядами, они удалились.

— Бедная девочка, — сокрушенно покачала головой Добрынина. — Боюсь, что у нее до предела расшатаны нервы. Я бы могла посоветовать ей хорошего психотерапевта…

— Брось, Марина, — перебила ее Вика, не скрывая презрения, — Проблема не в расшатанных нервах, а в воспитании. В любых обстоятельствах надо уметь себя контролировать. Все мы здесь испытали шок, но, тем не менее, никто не бьется в истерике.

— Ладно, я думаю всем нам необходимо хорошенько отдохнуть, — сказал Касаткин. — Завтра, судя по всему, предстоит нелегкий день. Желаю всем спокойной ночи. Вика, ты идешь?

Народ начал потихоньку расходиться.

* * *

Уже подойдя к воротам, где он оставил свои «Жигули», Проскурин услышал знакомый голос:

— Простите, Григорий Семенович, если не ошибаюсь?

Он обернулся и увидел быстро идущего в его сторону Касаткина, одетого в дорогую бежевую штормовку и высокие ботинки. «Вот и началось» — уныло подумал про себя капитан.

— Григорий Степанович, — нехотя поправил он.

— Простите, Григорий Степанович.

— Я вас слушаю, господин Касаткин. Вы что-то хотите мне сообщить?

— Скорее спросить. Может, присядем к вам в машину? Очень уже сыро.

Проскурин саркастически усмехнулся:

— Боюсь, что мой транспорт не тянет на лимузин. Вы, наверное, небольшой поклонник отечественного автопрома? Или я ошибаюсь?

— Зря вы так, капитан. Если вы считаете, что я родился с серебряной ложечкой во рту, то сильно заблуждаетесь. Во мне нет снобизма, и я уважаю любой труд. Так что, присядем, или будем мокнуть вместе?

— Ну, если так, то пожалуйста, — Проскурин распахнул пассажирскую дверь и жестом пригласил Касаткина садиться.

— Так о чем пойдет разговор? — спросил он, неловко перекинув портфель на заднее сидение.

— Понимаете, я попал в достаточно щекотливое положение. Ведь именно с моей подачи все эти люди собрались в этом месте в это время. И тут — такое! Я чувствую ответственность за все, что произошло.

— Понимаю, — с тоской протянул Проскурин, чувствуя, куда клонит Касаткин. — И что вы мне предлагаете?

— Помощь. Любую, какая только потребуется.

— Вы имеете в виду — подключить к расследованию Москву? — на всякий случай уточнил он.

— И это тоже, но только в том случае, если вы сами не справитесь.

Повисла минутная пауза.

— Я правильно понимаю, что вы пока не собираетесь сообщать наверх? — Проскурин многозначительно поднял глаза.

Касаткин кивнул.

Проскурин недоверчиво покосился на него, пытаясь уловить подвох. Но лицо его собеседника было серьезным, а взгляд прямым. Странно, чем дольше он общался с этим человеком, тем большую симпатию чувствовал к нему. И все же он постоянно ощущал некий дискомфорт от того, что в его сознании рушился устоявшийся за долгую жизнь стереотип. Все москвичи — зажравшиеся сволочи, а богатые москвичи — в квадрате. Так неужели он ошибался?

— Благодарю за доверие, — медленно произнес он. — Не думал, что в вашем лице найду соратника.

— Почему бы и нет? У меня нет причин не доверять вам. По крайней мере, пока, — добавил он.

— И сколько времени у меня есть?

— Давайте так. У вас три дня, а потом посмотрим.

— Богато! — усмехнулся Проскурин. — Ну, и на этом спасибо. И, раз уж мы с вами оказались здесь наедине, то не согласитесь ли вы, Егор Николаевич, ответить мне на пару вопросов?

— Конечно, я готов.

— Итак. Скажите мне откровенно, что за отношения связывали вас и Крутицкого?

— На этот вопрос, капитан, я уже ответил. Добавить мне нечего. Моя фирма должна была выступить спонсором. Но процесс несколько затормозился из-за юридических формальностей. Если вас интересуют подробности, то вам лучше поговорить с Шатровым. Это он занимался делами фонда. Уверен, что Сергей вам обрисует ситуацию более детально.

— Поговорим, обязательно поговорим, Егор Николаевич. А как человек, что он из себя представлял?

Касаткин пожал плечами.

— Понятия не имею. Меня этот вопрос не особенно волнует.

— А с женой у него были конфликты?

— Думаю, что в семье без этого вообще невозможно. Но о каких-то конкретных ссорах или размолвках я не знаю. Я — деловой человек, и прежде всего меня интересуют профессиональные качества людей, с которыми я сталкиваюсь по работе. А что творится в их личной жизни, меня не касается.

— Хорошо. Я правильно понимаю, что для вас не было сюрпризом сообщение о первом убийстве?

— Правильно, капитан, — вздохнул Касаткин, — Шатров сообщил мне о случившемся.

— Ну, я так и думал. Взгляните, может, вам знакома эта девушка?

Он перегнулся через спинку и выудил из портфеля фотографию. Некоторое время Касаткин всматривался в снимок. Проскурин исподволь наблюдал за его реакцией.

— Нет, я ее вижу первый раз в жизни. Надо же, совсем еще ребенок! Сергей сказал, ее задушили?

— Именно. Причем все это произошло между десятью и одиннадцатью часами вечера. То есть в то время, пока ваша компания веселилась и радовалась жизни.

— Страшно. А еще страшнее то, что кто-то из моих людей, — последние слова Касаткин подчеркнул особо, — причастен к этому.

— С чего вы взяли? — с наигранной наивностью проговорил Проскурин.

— Капитан! Я же вам уже говорил, что общался с Шатровым. Неужели вы считаете, что он мог умолчать о том, что он нашел на месте преступления? Я сам лично заказывал эти значки к юбилею «КЕН-Строя».

— Значит, вы и об этом уже тоже знаете, — констатировал Проскурин. — Ну, что ж, так даже лучше. Тогда давайте договоримся — завтра утром я приеду и начну работу.

— А почему вы не захотели поговорить сегодня?

— По ряду причин. Во-первых, мне хотелось бы выслушать заключение эксперта, чтобы разговор был более предметным.

— Ну, а во-вторых?..

— А во-вторых, Егор Николаевич, мне важно выслушать каждого в отдельности, а не толпу людей, которые постоянно косятся друг на друга и боятся ляпнуть лишнее. Извините за прямоту.

— Ясно, капитан. Единственная просьба — держите меня в курсе.

— Непременно, Егор Николаевич. Зайду к вам ближе к вечеру. Всего доброго.

Проскурин молча смотрел вслед удаляющейся фигуре. Странно все это. Зачем он приходил? Действительно, так сильно беспокоится? Или пытался прощупать почву? А вдруг это он по какой-то причине совершил все эти убийства? Но если это так, то пиши пропало!.. О-хо-хо, грехи наши тяжкие! Проскурин ткнул кнопку на панели и старый приемник захрипел голосом Никольского:

Мотор пару раз надрывно чихнул и автомобиль тронулся.

Глава четырнадцатая

Все разошлись, и вскоре в баре остались только Алиса и Сергей.

— Будешь что-нибудь, Лисенок?

— Возьми мне чаю с мятой, что-то совершенно не могу согреться.

Вскоре бармен поставил перед ними симпатичный фарфоровый чайник с веселенькими фиалками на белых пузатых боках.

— Ну, что скажешь? — спросила Алиса, обхватив свою чашку ладонями.

— Честно говоря, я совершенно запутался, — признался Шатров, медленно размешивая сахар. — У меня создалось впечатление, что здесь почти все врут или, по меньшей мере, что-то скрывают. Взять хотя бы ту же Кристину. Странно, что она так бурно отреагировала на все, что произошло.

— Думаю, насчет Кристины ты прав. Мне еще вчера показалось, что она постоянно нервничала. А еще вчера в туалете она плакала. Она думала, что там кроме нее никого нет, но я была в дальней кабинке. Через щель я видела туфли, это была именно она, Сереж.

— Ну, ты даешь, Лисенок! — не то с восхищением, не то с осуждением протянул Шатров. — И как ты умудряешься вечно попадать в такие переделки?

— Сама не могу понять, почему мне так «везет»! — невесело хмыкнула Алиса.

Она осторожно отпила горячий ароматный чай.

— И почему же она рыдала?

— Понятия не имею! Просто констатирую факт.

— Да, интересно. Я тоже сегодня за обедом наблюдал за некоторыми персонажами. Так вот скажу тебе, что Виктория Алексеевна просто терпеть не может Добрынину. Она, конечно, тщательно скрывает это, но у нее не очень-то получается. Думаю, что это из-за того, что последняя, ничуть не стесняясь, критикует ее сыночка. А для Касаткиной Артем — это все. Егор Николаевич же, в свою очередь, недолюбливает пасынка, и в этом они с Мариной похожи, — усмехнулся Сергей.

— А что по поводу документов, которые получил Шепс? — вспомнила Алиса.

Сергей досадливо отмахнулся:

— Ерунда. Я спросил у него и, оказалось, что речь шла о каких-то скучных биржевых сводках. Идем дальше. Элла. Она сегодня на обеде была сама не своя. Дергалась, почти ничего не ела, и постоянно оглядывалась на дверь, будто ждала кого-то. Мне кажется, что история про головную боль — сказка от начала и до конца. Она сама не знала, куда пропал ее муж. Именно это и заставляло ее нервничать.

— А может наоборот? — осторожно предположила Алиса. — Она как раз знала?

— Ты имеешь в виду, что это… она?

Алиса выразительно пожала плечами.

— Вряд ли, — возразил Шатров, — Ведь это именно она позвонила в полицию. Зачем? Можно было бы сказать, что у Антона возникли дела в Москве, и он просто уехал. Для чего ей было так подставляться?

— Согласна. А остальные?

— Пахомов был сегодня в ударе, — весело хохотнул Сергей. — Представляешь, расфуфырился, раскраснелся, как пацан, когда Рената предложила ему сыграть с ними в теннис. Он, оказывается, в молодости увлекался этим видом спорта. Она наговорила ему кучу комплиментов и пригласила на партию.

— Рената и Пахомов? — искренне удивилась Алиса.

— Ну, нет, конечно. Она с Артемом, а ему предложили составить пару Диме Кострову.

— А как же Кристина?

— То-то и оно! — поднял палец Сергей. — Дима сказал, что его жена не любительница спорта. Но мне почему-то кажется, что дело вовсе не в этом…

— А в том, что он сам неровно дышит к Скворцовой, — закончила за него Алиса.

Шатров улыбнулся.

— Тогда понятно. Кристина просто ревнует мужа, и терпеть не может Ренату. И вполне возможно, что у нее есть на это веские причины. Почему-то мне кажется, что Костров и вправду гораздо больше времени уделяет Скворцовой, чем жене. В этом случае вчерашнюю сцену в туалете вполне можно объяснить, — резюмировала Алиса. — Но каким образом это может быть связано со смертью неизвестной девушки и Крутицкого? А так же с пропавшими документами и обыском в нашем доме?

— Пока не знаю.

— До сегодняшнего вечера я была почти уверена, что это именно Крутицкий разговаривал вчера у пруда с этой девушкой. И он по каким-то причинам убил ее. Но теперь все опять встало с ног на голову.

— Согласен. И еще, — он слегка поколебался, — Когда я рассказал Касаткиным про первый труп, Виктория Алексеевна отреагировала весьма неоднозначно. Конечно, это может быть простым совпадением, но то, что она очень испугалась — это точно. Ты бы видела, как она изменилась в лице!

— Ну, вообще-то, это вполне объяснимо, Сереж! Любой нормальный человек испытывает потрясение, если ему сообщают подобные новости.

— Может быть, — Сергей, однако, не выглядел убежденным.

Повисла короткая пауза.

— Мне все-таки не дает покоя история с ключом, ведь наша дверь не была сломана, — заговорила Алиса, — Я как раз шла на ресепшен, чтобы расспросить дежурного о том, у кого в это утро была возможность взять ключ, которым пользуются горничные. Но по дороге мне встретился Проскурин, и…

— Ясно, — Сергей взглянул на часы. — Еще не так и поздно. Пойдем вместе.

* * *

Черная тень легко перепрыгнула через невысокий парапет. Непромокаемая куртка и ботинки были переброшены на землю, а рука в тонкой перчатке слегка толкнула балконную дверь. Как и ожидалось, она была не заперта. Человек бесшумно, словно кошка, проскользнул в спальню.

Несмотря на открытые окна, в комнате стоял затхлый запах перегара и табачного дыма. Тусклый свет фонаря на мгновение осветил изголовье широкой постели. Женщина спала глубоким, но очень тревожным сном, о чем свидетельствовали влажные дорожки слез, застывшие на бледных впалых щеках.

На тумбочке стояла початая бутылка виски. Судя по следам помады на горлышке, пили прямо оттуда. Что ж, тем лучше, все получается гораздо проще и изящнее. Горсть мелких белых таблеток мигом перекочевала из ладони в емкость. Раздалось едва слышное шипение. Спящая тревожно заворочалась и всхлипнула. Темный силуэт отступил на пару шагов в тень и замер на месте. Через минуту в комнате вновь воцарилась тишина.

Он уже сделал шаг к балкону, когда его внимание вдруг привлек тонкий блокнот, завалившийся между столиком и кроватью. К нему была прикреплена изящная дорогая ручка с гравировкой.

Осторожно вынув блокнот, человек бегло пробежал глазами по строкам и, удивленно подняв брови, удовлетворенно улыбнулся. Затем, слегка поколебавшись, он вырвал один листок и небрежно бросил его на пол. Осторожно, двумя пальцами, он положил туда же и ручку.

Теперь все. Остались лишь документы, но здесь их точно нет. А, может, их никогда и не было? И все это только блеф?

Через пару минут вновь скрипнула балконная дверь, и мрачная дождливая ночь, словно бездна, проглотила темную призрачную фигуру.

* * *

Администратора звали Юлей, о чем они узнали, взглянув на золотой, отполированный до блеска, бейджик. Это была женщина средних лет — живое воплощение респектабельности и благонадежности. Ее темно-синий форменный костюм выгодно облегал стройную фигуру, а неброский макияж умело маскировал морщинки и недостатки кожи. Она что-то печатала на компьютере, но увидев их, прервала свое занятие и встала.

— Добрый вечер! Чем могу служить?

— Скажите, пожалуйста, Юлия…

— Юлия Александровна.

— Юлия Александровна, — обратился к ней Шатров, подключая все свое обаяние. — Кто в вашем отеле занимается уборкой номеров?

— Как это кто? Конечно же, горничные. У нас их трое. За каждой из них закреплено по четыре коттеджа и по два номера в главном здании. Правда, сейчас эти комнаты пустуют. До сегодняшнего вечера в одной из них проживала няня с двумя малышами, но они часов в пять уехали — погода ведь испортилась. А что, у вас есть какие-то нарекания? — обеспокоилась она. — Уверяю вас, наш персонал имеет превосходные рекомендации.

— Вы набираете штат из местного населения? — проигнорировал ее замечание Шатров.

— Господь с вами! — она всплеснула руками, и Алисе показалось, что она едва сдержалась, чтобы не перекреститься. — Нет, конечно! Мы все москвичи и работаем вахтовым методом. Две недели одна смена, потом другая. На время работы мы все проживаем на территории «Соснового».

— А к чему такие сложности? Наверняка здесь нашлось бы много желающих работать в таком месте.

Юлия Александровна снисходительно улыбнулась:

— В том-то и дело. Владелец «Соснового» очень дорожит репутацией. Я подчеркиваю — очень! На него работает одно из лучших кадровых агентств Москвы. Я представляю, каким для него было ударом, узнать, что в «Сосновом» произошло два убийства. Это просто в голове не укладывается, кошмар какой-то! Теперь уволят всю охрану! — она прижала к вискам пальцы.

— Так что у вас случилось? Может, пропало что-то? — взяв себя в руки, спохватилась она через мгновение.

— Нет-нет! Все в порядке, — поспешил заверить Сергей. — У вас есть дополнительные ключи?

— Естественно. Утром горничные их забирают, а после уборки возвращают обратно. Видите ли, сначала мы хотели заказать во все коттеджи электронные ключи. Но здесь так часто бывают перебои с электроэнергией, что от этой идеи пришлось отказаться. Конечно, у нас есть автономный генератор. Но все равно, простые ключи надежнее.

— Простите, а вы бы не могли проверить, все ли они на месте?

Некоторое время Юлия Александровна колебалась, явно не понимая, как ей реагировать на столь странную просьбу.

— А к чему все эти вопросы? Это как-то связано с… — женщина заметно встревожилась.

Алиса и Сергей многозначительно переглянулись.

— Прошу вас! — вступила в разговор Алиса, — Это может быть очень важно!

— Ну, хорошо, я посмотрю, хотя уверяю вас, все ключи на месте. Я прекрасно помню, что принимала их под роспись.

Она открыла маленький шкафчик у себя за спиной. Некоторое время они видели только ее прямую спину. Но когда она через несколько секунд обернулась, то лицо ее по цвету напоминало белую простыню.

— Пропал ключ от второго коттеджа, — еле слышно произнесла она и безвольно опустилась на стул. — Господи, что ж это делается-то!

Сергей, не церемонясь, зашел за стойку и налил в стакан воды.

— Вот, выпейте. Юлия Александровна, а теперь вспомните, кто и когда мог взять его?

— Не знаю, — едва слышно пробормотала она, — Я почти всегда на месте. Боже мой, кажется, опять давление поднялось! Дайте мне таблетку, пожалуйста! Она в верхнем ящике стола.

Алиса достала шуршащую упаковку, выдавила на ладонь белую гладкую капсулу и подала дежурной.

— Спасибо.

— Постарайтесь припомнить, кто и когда подходил сегодня к стойке. Нас интересует период до трех часов дня, — безжалостно продолжал Шатров, не обращая внимания на укоризненный взгляд Алисы.

— Значит так. Уборку закончили в час. Все девочки сдали мне ключи, о чем есть подтверждающая запись в компьютере. После этого примерно в половину второго приходила очень красивая девушка из восьмого коттеджа, просила забронировать теннисный корт на семнадцать часов. Очень приятная, улыбчивая и вежливая. Просила меня показать ей ракетки. Долго выбирала. Сразу видно, что не любитель. Кстати, она сегодня рано утром занималась в спортзале. Кажется, ее зову то ли Регина, то ли Рената. Затем, была еще дама. Такая стильная, в длинном светлом платье с разрезами. Темноволосая, невысокая. Жаловалась на проблемы с сотовой связью. У нас тут, действительно, не всегда ловит. Пришлось принести ей свои извинения. Она даже потребовала принести ей жалобную книгу, представляете! Я предложила ей разместить свои предложения на нашем сайте, но она очень настаивала. Еще приходил симпатичный молодой человек. Интересовался часами работы тренажерного зала и бассейна. Ах, да! Была еще одна женщина. Она спрашивала, не выезжал ли кто-нибудь из отеля за последние сутки. Мне она показалась довольно странной. По-моему, она была слегка не в себе.

— С чего вы взяли?

— Ну, даже не знаю, как объяснить. Мне показалось, что она жутко нервничает или чем-то напугана. У нее дрожали руки.

— Хорошо, кто-нибудь еще?

— Где-то в начале третьего ко мне обратилась одна дама. Смешная такая. Спрашивала, можно ли здесь где-нибудь купить шашлык и пиво, — Юлия Александровна невольно улыбнулась. — Я сказала, что у нас есть мангальная зона, но шашлык нужно заказывать заранее. Я предложила ей оформить заказ, но она заявила, что пока не решила. Хотела подойти позже, но так и не пришла. Вроде, все.

— Юлия Александровна, а вы действительно все время сидите на месте? — осторожно спросила Алиса. — А если вам надо отлучиться? Ну, там, в уборную, например?

— На этот случай у нас есть система камер наблюдения. Однако еще на прошлой неделе из-за грозы вся сеть полетела. Мы сделали заявку, но они все время откладывали. Как раз в понедельник должна приехать бригада.

— Все одно к одному, — пробормотала Алиса. — Кстати, вам получше? Может быть все-таки врача вызвать?

— Нет, благодарю за беспокойство, но не нужно. Я в порядке. Просто столько событий за один день — голова кругом.

— Ладно, мы, пожалуй, пойдем. Спасибо вам и не нервничайте. Все обязательно образуется.

Сергей подал Алисе руку, и они вышли на улицу.

Гроза откатилась уже далеко, но дождь остался, стало заметно прохладнее. Эта ночь, в отличие от предыдущей, была совершенно безлунной, и только фонари бледным молочным светом освещали дорожки и тропинки, петляющие между сосен. Гром был уже не слышен, но небо то и дело озарялось белыми всполохами зарниц. Алиса зябко повела плечами. Сергей обнял ее и прижал к себе.

— Замерзла, Лисенок? Пойдем домой. Мне кажется, что для одного дня впечатлений больше, чем достаточно.

Некоторое время они шли молча.

— Сереж, ляг, пожалуйста, сегодня со мной, — вдруг попросила Алиса.

— Ты, что, боишься, маленькая? — спросил он, чувствуя, что сердце всколыхнулось. — Конечно, не волнуйся, я все время буду рядом.

Он еще сильнее прижал ее к себе.

Черт возьми, зачем они развелись?! Зачем он тогда пошел у нее на поводу и согласился с тем, что они самостоятельные и самодостаточные? Ведь это же бред! Все эти месяцы он тосковал по ней, по своему Лисенку, у которой такие мягкие волосы, они всегда пахнут теплым июньским солнцем и земляникой. Тосковал так, что готов был реветь и выть по ночам, как брошенный пес. Он любил ее. Любил так, что даже боялся этой любви.

Тогда он даже обрадовался тому, что Алиса предложила ему расстаться. А вдруг она права? Вдруг он просто придумал себе эту любовь в своем далеком детстве, когда видел голоногую девчонку, сосредоточенно и деловито лепившую куличики в песочнице? Вдруг он полюбил ту самую, что таскалась за ним по пятам, хватала за руку и смотрела на него своими огромными перепуганными фиалковыми глазищами так, что он чувствовал себя богом? А не ту, уверенную в себе женщину, которая заявила о том, что они не пара, и что они все это себе просто придумали. Она была так убедительна в тот момент, так логична… И он подумал, что у нее появился кто-то другой. Он просто ушел. Он доходил до ярости в своем отчаянии, но он любил слишком глубоко, чтобы помешать ее счастью. Но, несмотря ни на что, он никогда не упускал ее из виду. Он следил за каждым ее шагом, чувствуя себя героем третьесортного голливудского сериала. Каким-то шестым чувством он всегда понимал, что эта девочка с фиалковыми глазами, растрепанными пшеничными волосами и россыпью мелких веснушек на курносом носу, навсегда принадлежит ему. Ему, Сергею Шатрову. Но она должна прийти к этой мысли сама. Без него. Он будет ждать, столько, сколько нужно. Хотя, когда она была так близко, было трудно. Очень трудно. Прошлой ночью он так и не смог сдержаться. До самого утра он лежал рядом с ней, смотрел в родное лицо и прислушивался к тихому мерному дыханию. Сон ее был спокоен и безмятежен.

— Иди в душ. Я скоро приду, — сказал он, когда они вошли в дом.

— А ты?

— Мне надо немного подумать. Ложись спать, Лисенок, я скоро приду, — он поцеловал ее в висок, и, взяв с собой блокнот и ручку, ушел на балкон.

Через полчаса балконная дверь скрипнула, и Алиса, закутанная в длинный махровый халат, шагнула к нему. На ногах у нее красовались яркие полосатые носки с кисточками.

— Я посижу с тобой? — спросила она и уткнулась носом в его голову. — Совершенно не могу заснуть.

Она с поджатыми под себя ногами залезла в соседнее кресло и, не в силах совладать со своим любопытством, украдкой заглянула в блокнот. Шатров взглянул на нее: ну ни дать ни взять маленький пытливый лисенок, который готов везде и всюду засунуть свой нос. Он засмеялся.

— Ты чего, Сережка? Я правда-правда буду сидеть тихо. Я не стану мешать!

— Ладно уж, знаю я тебя! На сколько, интересно, тебя хватит? Держу пари — больше пяти минут ты не выдержишь!

Алиса вздохнула и скорчила смешную рожицу.

— А раз так, то скажи мне, гениальный сыщик Сергей Шатров, как нам помог наш первый допрос? По-моему, мы потерпели полное фиаско.

— Ну, я бы так говорить не стал. Мы теперь точно знаем, что сегодня, в интересующий нас период, к стойке администратора подходили пятеро. Девушка, которая заказывала корт — это, без сомнений, Рената. Далее, женщина в длинном белом платье.

— Это, скорее всего, Виктория Алексеевна, задумчиво проговорила Алиса, наматывая на руку конец махрового пояса.

— Согласен. Но вот что странно. На мой взгляд, Касаткина тетка не скандальная. Да, она может быть чем-то недовольна, но чтобы вот так, в открытую, начать жаловаться? Зачем ей понадобилась жалобная книга? Сейчас все уважающие себя отели, к коим, безусловно, относится и «Сосновый», имеют свою интернет-страничку, где посетители оставляют свои отзывы. А бумажные раритеты уже давным-давно никого не интересуют. Странно, что у них вообще она есть — эта самая жалобная книга. Отсюда вопрос. С чего вдруг Виктории Алексеевне пришла в голову блажь выплеснуть свое недовольство именно таким странным образом?

— И?..

— Я допускаю, что ей просто необходимо было заставить Юлю покинуть ее рабочее место. Скорее всего, книга находится не под рукой. Может быть, ты обратила внимание, что справа находится дверь. Она была открыта. За ней стоят стеллажи с папками и прочей документацией. Пока дежурная искала книгу, Вика вполне могла быстро и незаметно взять ключ.

— Послушай, Шатров, неужто ты думаешь, что это жена Егора Николаевича залезла к нам и перевернула все вверх дном? — искренне изумилась Алиса. — Даже если предположить, что это была она, то получается, что и девушку тоже задушила она. Потому, что если это не так, то зачем ей понадобилась моя брошь? Мне она тоже несимпатична, но я совершенно не могу представить, что Виктория Алексеевна кого-то там душит!

Алиса передернулась.

— Согласен. Но посмотри на это с другой стороны. Во-первых, странно, что она так явно занервничала, когда я рассказал ей про первое убийство. А во-вторых, как ты считаешь, в каком случае такая женщина, как Касаткина, способна на убийство?

Алиса задумалась.

— Мне кажется, что она очень любит своего сына. Если бы ему угрожала какая-то опасность, то..

— Умница, девочка! — улыбнулся Шатров. — Так, может быть, в этих документах было что-то такое, что угрожало бы Артему?

— Может быть, но тогда при чем тут Крутицкий?

— На этот вопрос у меня пока ответа нет, но Юля нам рассказала, что к ней подходил молодой человек, который интересовался часами работы тренажерного зала и бассейна. Так?

Алиса кивнула.

— Из молодых у нас Артем и Дима. Остальные не очень-то подходят под эту категорию. Я склонен думать, что это был именно Артем, потому что Костров сегодня утром уже занимался в зале. Из этого следует вывод: ему эта информация не нужна. Кстати говоря, занимался он на пару с Ренатой.

— О-го! — весело подняла брови Алиса. — А как на это отреагировал ее жених?

— Он очень удивился, когда Костров за обедом сказал, что они были вместе. Мне даже показалось, что Дима это сделал специально, чтобы позлить Артема. Однако Рената очень умело из этой ситуации выкрутилась. Сказала, что не в состоянии проваляться в постели до полудня и, не желая будить жениха, ушла тихо.

— Зачет! Спортивная девушка. И тренажеры, и теннис! — пробормотала Алиса себе под нос. — Хотя все равно не понятно, зачем Артему понадобилось спрашивать что-то на ресепшен, если он спокойно мог все узнать у Ренаты или того же Кострова?

— Понятия не имею. Мог Артем совершить убийство и потом заняться поиском бумаг?

— Не знаю, — с сомнением протянула Алиса, — у меня такое чувство, что этот юноша не способен на поступок. Он настолько привык, что все его проблемы решает мама, что вряд ли бы стал марать руки.

Сергей согласно кивнул.

— «И я того же мнения!» — фальшиво пропел он. — Едем дальше. Женщина, которая была не в себе и интересовалась, кто в последние сутки выезжал из «Соснового». Я считаю, что это была Элла Эдуардовна Крутицкая.

— Я тоже так думаю, — поддакнула Алиса. — Может быть, она подумала, что муж по какой-то причине решил уехать раньше? Они могли сильно поссориться, но, чтобы не выносить сор из избы, она не решилась открыто признаться в этом. Скорее всего, до последнего надеялась, что Антон Владимирович рано или поздно объявится.

— Именно. Но если предположить, что она знала о компрометирующих документах, то вполне могла пойти на убийство, чтобы спасти своего мужа. У меня создалось впечатление, что она его очень любила. И, наконец, Добрынина. Ее ни с кем не спутаешь. И только она могла спрашивать о шашлыках и пиве.

Алиса тихонько расхохоталась.

— Точно! Она вчера вечером уговаривала меня устроить пикник без скучной спаржи и скрипок. Но в то, что она имеет отношение к убийству, я ни за что не поверю. Она ужасно веселая и добрая тетка. И потом, мне казалось, вы с ней друзья, а разве можно в таком заподозрить друга?!

Сергей сморщился, как от зубной боли.

— Причем тут друзья-не друзья? Ты пойми, мы сейчас должны рассмотреть все варианты. Могла Добрынина убить? Она сильная, у нее низкий звучный голос, так что его вполне можно принять за мужской. И мотив у нее тоже может быть.

— Какой, Сереж?! — с возмущением откликнулась Алиса.

— То, что мы его не знаем, не отменяет его существования, — философски изрек Шатров.

В такие моменты Алисе хотелось его пристрелить. Самоуверенный, упертый осел! Тоже мне, Эркюль Пуаро!

— Итак, у нас есть пять кандидатур: Рената, Вика, Артем, Элла и Добрынина. У каждого из них могла быть возможность взять ключ, — спокойно продолжал Сергей, не обращая внимания на ее негодующий взгляд.

— Очень логично! — насмешливо прокомментировала Алиса. — Но ведь наверняка эта самая Юлия Александровна отходила, так сказать, пописать! Никогда не поверю, что можно просидеть двенадцать часов не посещая заведения. В эти моменты кто угодно мог сунуть свой нос в шкафчик. Или нет?

— Согласен, но это весьма неудобно — сидеть и ждать, когда ей приспичит, не находишь? Такого человека бы точно заметили. А это, как ты понимаешь, глупо. Гораздо надежнее придумать какой-нибудь правдоподобный предлог, ненадолго выманить дежурную и воспользоваться этими секундами. Но случайность тоже исключать нельзя, в этом ты права.

— Блин, Сережка, жалко, что камеры отключены, — с сожалением вздохнула Алиса. — Тогда бы все было куда проще!.. И что ты собираешься со всем этим делать?

— Я хочу поговорить с Проскуриным. Мне надо точно знать, когда был убит Крутицкий, и когда по времени была задушена та девушка.

— Зачем? Ты хочешь проверить всех на наличие алиби?

— Что-то вроде того, — покачал головой Шатров. — Но, согласись, круг подозреваемых уже сузился. Все-таки пять человек это не двенадцать.

— А если все-таки мой вариант правильный, и есть кто-то, кого Юля не заметила? — упрямилась Алиса.

— В этом случае все усложняется. Все равно мне необходимо переговорить с нашим суперинтендантом.

Некоторое время они сидели молча, думая каждый о своем. Луна и звезды все еще были скрыты под плотным покрывалом низких облаков. Ветер угомонился, в дремотной тишине они слышали, как мерно и часто стекают дождевые капли с понурых потрепанных ветвей. Стало промозгло и неуютно. Алиса невольно поежилась.

— Алиска, уже второй час ночи. Иди, ложись. Ты вон, совсем закоченела! Не хватало еще простудиться.

С этими словами Сергей поднял ее, как маленькую, внес в комнату и уложил в кровать. Она обвила его шею руками, притянула к себе и поцеловала.

— Ты только не уходи, хорошо? — пробормотала она и, сунув голову под одеяло, уснула.

Глава пятнадцатая

Местное отделение полиции, где нес службу капитан Проскурин, располагалось в двухэтажном здании, выходящем окнами на главную улицу.

Озерское, поселок городского типа, ничем не отличался от тысяч подобных ему маленьких городишек, разбросанных по Московской, Рязанской, Владимирской и иже с ними губерниям. Вся жизнь здесь была сосредоточена на небольшой городской площади, по периметру которой тесно гнездились почта, аптека, парикмахерская, кафе с романтическим названием «Мечта» и множество магазинчиков, торгующих всем подряд, начиная от хлеба и пива, и заканчивая пестрыми байковыми халатами и нелепыми широченными ситцевыми трусами. Неподалеку располагался и автовокзал, возле которого развернулся стихийный рынок. На перевернутых вверх дном деревянных ящиках выстроились лукошки с земляникой и клубникой, банки с парным молоком и сметаной, лежали пучки зеленого лука, редиса, петрушки и укропа. Возле одной из торговок Сергей заметил даже большую клетку, откуда, громко гогоча, высовывали длинные белые шеи любопытные гуси.

Несмотря на раннее время и мелкий дождь, торговля шла бойко. Стоящие за импровизированными прилавками кутались в разноцветные целлофановые дождевики, лузгали семечки и громко переговаривались друг с другом и с покупателями — с бледными дачниками, соскучившимися по «живым» витаминам, а также с пассажирами проходящих автобусов. Последние, в основном, брали в дорогу пирожки, которые румяная улыбчивая бабулька выуживала из закутанной в старую телогрейку большой кастрюли.

Шатров припарковался на обочине и, обогнув здание, вошел внутрь. В нос ударил сильный запах масляной краски ихлорки. В дальнем конце узкого коридора толстая неповоротливая тетка в синем рабочем халате возила тряпкой по линолеуму. После довольно длинных, но бестолковых переговоров с дежурным, Сергей выяснил, что капитан Проскурин в отделении еще не появлялся. Сергей взглянул на часы. Без десяти девять. Однако! Во сколько же он начинает работать? Конечно, можно предположить, что суперинтендант, не заезжая сюда, уже отправился в «Сосновый». Ладно, надо минут двадцать подождать, а потом ехать назад. Смирившись с обстоятельствами, он уселся на откидном деревянном стуле, жалобно скрипнувшим под ним, и погрузился в свои мысли.

— Эй, парень, ноги-то подыми! — услышал он рядом с собой грубый хриплый голос.

Шатров поднял глаза и увидел прямо перед собой бесформенное лицо, с которого на него взирали мутные, глубоко посаженные глаза неопределенного цвета.

— Чо смотришь-то? Ноги, говорю, убери, мне здесь помыть надо, — повторила уборщица.

— А, да, простите, — пробормотал он.

Швабра с намотанной на нее рыжей заскорузлой рогожей немедленно ткнулась в стену, к которой был намертво прикручен стул.

— А ты зачем сюда пришел-то, заявление писать? Стырили чего у тебя?

— С чего вы взяли? — переспросил Сергей чувствуя себя преглупо, сидя с задранными вверх ногами.

— А с того, что нездешний ты, — хохотнула тетка. — Сразу видно — с Москвы приехал. Наши-то, местные, по таким пустякам сюда не ходят. Знают, что все равно никто ничего искать не станет.

Она махнула рукой, на которой красовалась дырявая резиновая перчатка ядовито-зеленого цвета.

— Так что, парень, что пропало — то пропало. Не трать ты время даром. Вот у меня давеча история случилась. Ты ласты-то опусти, а то сидишь, как кура на насесте!

Сергей с облегчением поставил ноги на пол.

— Так вот, поселилась у меня дачница, как ты — с Москвы. Мы в Озерском часто комнаты на лето сдаем, какой-никакой, а приработок. Пожила всего-то пару деньков и как в воду канула! Но шмотки свои так и не забрала. И, главное, денег только сутки заплатила, зараза такая! А говорила, что на неделю приехала. Уговорились на десять тысяч, я обещала ее ужином кормить. Так вот, пришла я давеча к Степанычу, и говорю, мол, помоги девку найти. А он — отвяжись от меня, Алевтина, со своими глупостями, у меня и так дел невпроворот! Но я-то знаю, его дела! Поди, опять с дружками своими все выходные ханку жрал!

— Эй, Матвеевна! Ты что там несешь-то? — молоденький, но сурового вида дежурный высунул из будки длинную, как у давешнего гуся, шею, — Ты говори-говори, да не заговаривайся! Не то вылетишь с работы, как комета в открытый космос! Поняла меня, Бращина?

— Ты меня, Васька, не пужай тут! Пуганная! — визгливо отвечала Алевтина на грозное предупреждение сержанта. — А говорю я правду, потому как кто меня еще должен защищать, если не вы, паразиты?

— Подождите, Алевтина Матвеевна, — насторожился Шатров, — вы говорите, что у вас жиличка пропала?

— То-то и оно! Пропала. Договаривались, что она за неделю заплатит, а она…

— Да подождите вы с деньгами, — нетерпеливо перебил ее Сергей, — Скажите, когда вы видели ее в последний раз?

— Так я ж говорю — аккурат в субботу, часов, эдак, в восемь. Я как раз с работы пришла, ужинать собиралась. Постучалась к ней в комнату. А она открывает мне, вся взъерошенная такая, глаза горят, как у той кошки, щеки красные. Чего, говорит, вам надо? Я ей, мол, есть пошли, а она — не голодная я, и дверь прямо перед моим носом захлопнула! Представляешь?! Ну, я на кухню, и вижу из окна, она — за калитку — шасть! и куда-то потопала. Накрылись мои денежки! — горестно покачала головой Алевтина.

Она наклонилась и начала выжимать тряпку.

— Постойте, Алевтина Матвеевна, — вновь заговорил Сергей. — Я вполне могу заплатить за эту девушку.

И он, достав бумажник, продемонстрировал уборщице сладко хрустящие купюры. У Алевтины невольно открылся рот, обнажив черные кривые зубы, а из-под бровей алчно блеснули маленькие глазки.

— Чой-то? — подозрительно спросила она, — Твоя знакомая, что ль?

— Скажите, вы когда заканчиваете работу? Мы могли бы поговорить не здесь?

— Могли бы. Мне чуток осталось. Подождешь минут десять?

И, предчувствуя легкий заработок, Алевтина быстро задвигала шваброй.

В кафе все столики были свободны. За прилавком, на котором были разложены сомнительного вида беляши, чебуреки и ватрушки с творогом, тосковала продавщица в старомодной кружевной наколке, с равнодушным видом подпиливавшая ногти. Ее губы были выкрашены помадой цвета зрелой моркови, а глаза подведены ярко-синим карандашом. Увидев Алевтину, она нехотя прервала свое занятие.

— Здорово, Анька! — приветствовала знакомую Бращина. — Скучаешь?

Анька пожала плечами:

— А что еще прикажешь делать? Клиентов нет, время раннее. А ты что зашла? Поболтать или налить тебе?

Тут Аня увидела Сергея, шагнувшего вслед за Алевтиной. Она с любопытством рассматривала посетителя и даже машинально одернула платье и поправила наколку. Сергей поздоровался и широко улыбнулся. Аня повела глазами с синими стрелками и слегка зарделась.

— Не, — с серьезным видом отмахнулась Алевтина, — нам бы поговорить надо. Не против? А то на улице дождь льет, небо, как прохудилось!

— У нас без заказа нельзя, — кокетливо проговорила продавщица, глядя на Шатрова, — Что брать будете? Коньячку не желаете? Есть пятизвездочный, армянский.

— Спасибо вам, милая Аня! — с чувством отреагировал Шатров. — Но я, к сожалению, за рулем. Однако кофе выпью с удовольствием! А вам, Алевтина Матвеевна, может чайку?

— Можно и чайку, — согласилась Бращина, — Анька, пару беляшей мне сгоноши, а то я с пяти утра не жрамши!

Наконец, они устроились за дальним столиком, оставив Анну спокойно продолжать свой маникюр.

— Расскажите, Алевтина Матвеевна, что за девушка снимала у вас комнату?

— Девка, как девка, — помотала головой та, отпивая теплый чай и откусывая добрую половину беляша.

По ее толстым корявым пальцам моментально побежали прозрачные масляные струйки.

— Паспорт она мне показала, потому как я без документов у себя никого не селю. Не положено. Как фамилия не помню, но звали Катькой. С Москвы приехала. Говорила, что хочет недельку на природе пожить, воздухом подышать.

— Сколько ей было лет, не припомните?

Алевтина подперла жирной ладонью голову и пожала плечами:

— Может двадцать, а может чуть больше. Знаешь, что странно, она ведь мне сразу как-то не показалась. Одета бедненько, да и сама какая-то пришибленная. То тихая, словно мышь, а то вдруг, глаза загорятся, руки задрожат! Жуть какая-то! Психическая, одним словом. Но она меня заверила, мол, не боись, Алевтина Матвевна, деньги есть, заплатить смогу. Вот, я, дура, и повелась, — она невесело усмехнулась и вытащила из сумки старую зубочистку. — Мясо-то какое комкастое…

— А не припомните, у нее не было, случайно, такого пестрого шелкового платка?

— Как не помнить, был, — с уверенностью проговорила Алевтина, сунув зубочистку обратно в сумку. — Красивая вещь, яркая. Я еще тогда спросила у ней, отчего она его постоянно таскает. Жара же стояла такая, что дышать тяжело, а та все время в него шею кутала. Так она ответила, что, мол, память от сестры покойной. А я вот думаю, что стырила она его где-то, потому как все остальные шмотки у нее были дешевенькие, латанные.

С каждым словом его новой знакомой в Шатрове крепла уверенность, что пропавшая девушка уже никогда и никому не сможет ничего заплатить. Во что бы то ни стало необходимо найти паспорт Алевтининой постоялицы. При осмотре трупа никаких документов обнаружено не было, но Катя (если, конечно, это она) по приезде в Озерское показывала документы своей хозяйке. Значит, надо искать в доме.

— Скажите, а вы смотрели ее вещи после того, как стало понятно, что она исчезла?

Алевтина замялась, ее глаза воровато забегали, и стало понятно, что именно это она и сделала в первую очередь.

— Поймите, мне очень важно знать, как точно звали эту девушку! — Сергей положил на стол пятитысячную купюру и тихо продолжал. — Возьмите, как и обещал. А если разрешите осмотреть ее вещи, то получите еще столько же.

Желтоватая бумажка мигом исчезла со стола, перекочевав в карман собеседницы.

— А мне что, жалко, что ль? Все равно, денег там нет, — отреагировала она, криво улыбнувшись. — Пойдем!

Они попрощались с синеокой Аней, и вышли на улицу.

Небо, затянутое серой мглой, продолжало сочиться мелким дождем. По лужам, налитым по обочинам дороги, бегали чумазые дети; какой-то мужик в кирзовых сапогах и брезентовом плаще толкал ржавый скрипучий велосипед, к седлу которого с обеих сторон были привязаны мешки.

— Ну, нам направо, почти через весь город, — возвестила Алевтина, — это отсюда минут двадцать хода.

— Я на машине. Дорогу покажете? — Сергей невольно поежился, запахнул ветровку и пожалел о том, что поленился надеть шерстяной свитер.

Этот свитер ему когда-то связала Алиса. Это был совершенно замечательный свитер, уютный, мягкий, с высоким горлом и непомерно длинными рукавами. Алиска тогда все сокрушалась и хотела их распустить, но Сергей не дал. Шатров во все поездки таскал его с собой, а еще он, как мальчишка, верил в то, что свитер приносит ему удачу.

Алевтина уважительно причмокнула, когда увидела его «Лендровер», приткнутый на обочине рядом с отделением полиции и, кряхтя, залезла в салон.

Жила она в покосившемся от времени маленьком домишке, который отчаянно нуждался в ремонте или хотя бы покраске, в самом конце улицы с поэтичным названием Васильковая.

Когда Сергей припарковался рядом с дощатым облупленным забором, к калитке с лаем бросилась серо-бежевая дворняга. Ее впалые бока, с прилипшими к ним ошметками грязи и репейниками, натужно вздымались. Припав на передние лапы, грозный сторож изо всех сил старался показать свое усердие.

— Заткнись, бисово отродье! — заорала Алевтина, без труда перекрикивая громкий лай.

Услышав хозяйский голос, дворняга как-то странно съежилась, поджала куцый хвост и, заскулив, поползла к дому.

— Тоже еще, нахлебница на мою голову! — продолжала возмущаться Алевтина.

Она резким движением распахнула хлипкую калитку и изо всех сил пнула собаку в спину. Сергею на мгновение показалось, что на затекших гноем глазах пса показались слезы.

— Вы зачем так с ним? — схватил Сергей обезумевшую тетку за руку.

— За дело! Эта зараза вчера у меня со стола всю колбасу сожрала! И как только в кухню попала! Да ты не боись, заходи в избу, она тебя не тронет. Пшла отсюда! — в последний раз прикрикнула Алевтина, открыла входную дверь и исчезла в доме.

Шатров присел на корточки и протянул руку к скулящему псу, который от обиды и боли свернулся в клубок. Свалявшаяся мокрая и грязная шерсть на спине оказалась на ощупь жесткой, словно проволока. Собака вздрагивала и судорожно вздыхала.

— Бедная ты псина! Ты очень хороший сторож, знаешь ты об этом? Молодец, службу несешь исправно, — тихо сказал он, осторожно поглаживая по голове. — Как тебя зовут, а?

Собака подняла свои глаза и взглянула на Шатрова. И столько боли, столько горя и такая безысходная тоска отразилась в них, что к горлу подкатил комок.

— Знаешь, мне очень надо поговорить с твоей хозяйкой. Очень. А потом я обязательно что-нибудь придумаю. Я обещаю! Веришь?

Черный нос уткнулся Сергею в ладонь, и тут же горячий шершавый язык прошелся по руке.

— Эй, парень, ты где застрял-то? — послышалось из глубины дома. — Давай сюда топай!

Пес едва слышно зарычал. Сергей легонько потрепал его по загривку и шагнул в открытую дверь.

В маленькой комнатке, где устроилась на постой московская девушка по имени Катя, было только одно узкое мутное окошко. От этого даже днем здесь царил полумрак. Шатров огляделся. О том, что здесь кто-то живет, говорил только брошенный на шаткий табурет плащик. Узкая видавшая виды кушетка была аккуратно застелена потертым плюшевым покрывалом.

— Ну вот, гляди, — проговорила Алевтина, стоящая в дверях, — все ейные вещи в шкафу. Да и вещей-то тех — пшик!

Шатров распахнул тяжелые дверцы, издавшие при этом какой-то предсмертный хрип. Его взору предстал небольшой коричневый баул из искусственной кожи, сиротливо притулившийся в углу. Он поставил его на кровать и начал поочередно вытаскивать простенькие «ашановские» пакетики, в которые было аккуратно упаковано самое необходимое: пара комплектов нижнего белья, две трикотажные футболки с короткими рукавами, ситцевый сарафан в наивный мелкий цветочек, поношенные босоножки без каблука и тонкий свитерок. На самом дне сумки неожиданно обнаружился дорожный швейный набор — пара катушек ниток, иголки и миниатюрные ножнички. Ни паспорта, ни денег не было. Сергей самым тщательным образом простукал дно и накладные карманы. Пусто.

Здесь же валялась и маленькая холщовая сумка. Но внутри, кроме влажных платков и маленькой бутылочки с водой, он тоже ничего интересного не обнаружил.

— Ну, нашел чего? — осведомилась Алевтина.

Сергей молча покачал головой. И тут взгляд его упал на серый плащ, лежащий на колченогой табуретке. Взяв его в руки и встряхнув, Шатров заметил, что его правая пола значительно тяжелее левой. Он покосился на хозяйку дома, которая с любопытством заглядывала ему через плечо.

— Алевтина Матвеевна, а может, чайку поставите, раз уж я к вам в гости приехал? Я сейчас все обратно запакую, и приду к вам.

— А деньги? Ты ж обещал! — напомнила та.

Сергей молча вытащил бумажник и выудил оттуда еще одну купюру. На лице Алевтины появился оскал, который, наверное, означал довольную улыбку. Эти пять тысяч исчезли так же быстро, как и предыдущие.

— Другое дело, — удовлетворенно пробормотала она. — Ты давай, на кухню чеши. А я сейчас на стол накрою. У меня и печенье есть.

И она скрылась в коридоре.

Сергей быстро выудил из набора ножницы и ловко вспорол подкладку. В образовавшуюся дыру на кровать выскользнул небольшой полиэтиленовый пакетик, в котором обнаружился паспорт и двенадцать тысяч рублей. Шатров быстро засунул найденное в карман, сложил вещи в сумку и прошел на грязную, тесную кухню.

В углу, у давно не мытой плиты хлопотала Алевтина. Чайник, судя по закопченным бокам, ровесник самой хозяйки, натужно свистел, извещая о том, что вода вскипела. На шатком столе, накрытом липкой клеенкой стояло угощение — пачка дешевого печенья, отколотая по краям сахарница без крышки и две граненые рюмки.

— Пришел? Садись давай! Я тут маленькую припасла, как раз для такого случая, — и она вытащила из хлипкой буфетной стойки бутылку водки с говорящим названием «Полный песец».

Шатров осторожно присел на кончик стула, покрытого газетой. Хозяйка поставила перед ним щербатую кружку, в которой плескалось нечто, пахнущее пропаренным веником.

— Пей, самый хороший, «Майский», заварила, — похвасталась она. — А то, может, составишь мне компанию?

И не дожидаясь ответа, Алевтина щедрой рукой наполнила рюмки.

— Благодарю, но я за рулем.

— Ну, как знаешь, а я выпью. Как-никак, заработала, — довольно проговорила она и залпом выпила содержимое, после чего медленно выдохнула и довольно крякнула.

— Скажите, Алевтина Матвеевна, а собака у вас откуда? — невпопад спросил Шатров.

— Да Васька притащил, поганец.

— А Васька — это ваш внук?

— Не, — мотнула она головой, — муж мой покойный. Скоро год, как преставился. Хороший был мужик, только выпить любил сильно. Она, зараза, — она потрясла бутылкой, — и сгубила Ваську моего. Помянуть бы надо.

С этими словами она опрокинула в себя и рюмку Шатрова.

— Больно уж он тварей этих любил. Вечно притаскивал то щенков больных, то котят хромых. Я после того, его как схоронила, всех котов со двора прогнала, котят перетопила. А эта, Мурка, поганка, никак уходить не хочет, — пожаловалась она уже довольно захмелевшим голосом, в котором появились истерические нотки. — А мне оно надо? Лишний рот мне не прокормить. Я вот что подумала. Валька Замощина, соседка моя, давеча крыс травила. Зайти к ней что ли, может у нее остался еще яд-то? Как думаешь, псина от этого подохнет, или чего посерьезней надо?

«Ну и сволочь же ты, Алевтина Матвеевна!», — подумал про себя Сергей и вдруг, совершенно неожиданно для самого себя ляпнул:

— Слушай, Алевтина, а продай мне животину!

Алевтина расхохоталась пьяным смехом:

— На хрена тебе эта изжога? Вроде и не пил! — она покрутила пальцем у виска.

— Пять тысяч. Плачу прямо сейчас и увожу Мурку с собой.

По всему было видно, что Алевтина принимает его за настоящего городского сумасшедшего. Она недоверчиво смотрела на него и качала головой.

— Так что, по рукам?

Сергей вытащил свой изрядно похудевший за утро бумажник.

— Ну, по рукам, коль не шутишь, — усмехнулась Алевтина.

Они вышли во двор. Мурка лежала под домом в той же позе, в которой Сергей ее оставил.

— Эй, малышка, выходи, давай! — тихонько позвал Шатров и раскрыл ладонь, на которой лежал кусочек сахара, прихваченный со стола.

Собака повела носом, но увидев Алевтину, зарычала и отползла подальше за дрова. Сергей вдруг почувствовал какую-то неконтролируемую ярость. Это же надо так запугать животное! Что у этой женщины вместо сердца? Шатров встал во весь рост, сжал кулаки и спросил:

— Алевтина Матвеевна, вы продали мне эту собаку, так?

Сказаны эти слова были таким тоном, что глумливая улыбка мигом сползла с лица хозяйки.

— Ну?..

— Уйдите отсюда. Мурка вас боится.

— Еще чего, я у себя дома, — нерешительно возразила она, — где хочу, там и стою.

— Тогда отдавайте деньги обратно. Немедленно.

— Да, ладно, не суети ты так, — пробормотала Алевтина, зажав карман и пятясь к двери дома. — Ухожу я. Забирай эту сучку, и сам проваливай.

Сергей дождался, пока дверь закроется и опять нагнулся, протягивая угощение.

— Иди сюда, собака, я тебя не обижу, обещаю! — начал ласково уговаривать он. — Мы с тобой сейчас к Алиске поедем. Знаешь, какая она хорошая! Она никогда не будет тебя ругать и бить. Вылезай, бедолага!

Минут через пять голод пересилил страх, и из-под дома высунулась клокастая голова. Чистопородная дворняга, про которых в объявлениях принято писать «метис овчарки», села рядом с Сергеем и положила ему на ладони свою измученную морду. В карманах ветровки было припасено еще и печенье. Собака вопросительно взглянула ему в глаза, словно спрашивая разрешения.

— Ешь, ешь, это все тебе, а по дороге придумаем что-нибудь более существенное, — пообещал Шатров, и потрепал собаку по загривку.

Наконец, он встал и пошел к машине. Мурка неуверенно последовала за ним, однако возле калитки остановилась.

— Идем, дуреха! Сейчас устроим тебе лежанку. Гляди, что у меня есть!

С этими словами он открыл багажник и выудил оттуда старый плед с прорезиненным слоем, который возил с собой еще со времен ремонта. Им он покрывал сидения, когда возил строительные материалы и краски. Расстелив его на заднем сидении, он поманил собаку, застывшую возле забора и с некоторой долей недоверия наблюдавшей за ним.

— Садитесь, мадемуазель, ваше кресло готово! — возвестил Сергей.

Мурка переступала на тонких худых ногах, но не делала ни шагу. Покопавшись в карманах, Шатров нащупал завалившуюся за подкладку карамельку. Он развернул ее и протянул на ладони.

— Хочешь? Иди сюда! Но учти, это последнее, что у меня есть. Остальное получишь дома.

Мурка повела своим замечательным кожаным носом и сделала пару робких шагов. Шатров сел на сидение и похлопал рядом с собой. Наконец, собака подошла к нему и ткнулась в колени. И вдруг Сергей понял, что от голода и вечного страха у нее просто совершенно не осталось сил. Он осторожно поднял беднягу на руки и положил на сидение. Худые бока ходили ходуном.

Отъезжая, Сергей увидел в окне ненавистное опухшее лицо бывшей хозяйки Мурки.

Глава шестнадцатая

… - И что дальше? — Проскурин сидел в домике Ренаты и Артема.

В гостиной было тепло и уютно. Плотные шторы были задернуты, закрывая собой неприглядную картину унылого дождливого дня. Высокий торшер на судорожно изогнутой стальной ноге освещал комнату мягким приглушенным светом. Широкое кресло было настолько удобным, что Проскурин несколько раз ловил себя на мысли, что начинает проваливаться в дремоту. Наконец, он встряхнулся и заставил себя пересесть на стул. Рената устроилась напротив.

Смотреть на нее было приятно. Сегодня она была одета в джинсы и свободный белый пуловер крупной вязки, выгодно оттеняющий ее темные, слегка вьющиеся, волосы. Одно плечо было открыто, и капитану стоило больших усилий не пялиться постоянно на ее бронзовую бархатную кожу.

— А ничего, — равнодушно отозвалась девушка. — Я просто краем уха слышала, что Крутицкий о чем-то говорил с Егором Николаевичем. Правда, разговором я бы это не назвала, потому, что говорил в основном Антон Владимирович. Он вовсю старался быть убедительным, но, как мне показалось, это не принесло результата.

— То есть вам показалось, что Касаткин был настроен враждебно? — переспросил капитан.

Рената удивленно покачала головой:

— С чего вы взяли? Ничего подобного! Просто Крутицкому от Егора Николаевича было явно что-то нужно.

— Понятно что, — отозвался Артем, развалившийся в ленивой позе на диване.

Весь его вид говорил о том, что присутствие Проскурина его утомило. Он, нисколько не стесняясь, зевал во весь рот и цедил слова медленно, словно через силу. Глаза его были полуприкрыты.

— Денежки ему были нужны. Отчим пару лет назад втюхал в этот его фонд немного, так этому показалось мало. Вот и прибежал клянчить.

— А ведь вам, Артем Павлович, Крутицкий совсем не нравился, — с плохо скрываемой ехидцей проговорил Проскурин. — За что ж вы так его не любили?

— А за что можно любить таких попрошаек? — Артем отчетливо хмыкнул.

— Но ведь он не для себя просил, — возразил капитан, больше из упрямства, — Насколько мне известно, его фонд занимался помощью детям.

Артем перевел свой равнодушный взгляд на Проскурина:

— Всем помочь все равно нельзя. И вообще, мне кажется, что Крутицкий занимался этим делом не из альтруизма. Не такой это был человек. Такой, как он, никогда не упустит свою выгоду. А значит, какой вывод?

— Какой? — глупо переспросил капитан.

— Значит, этот бизнес был очень и очень прибыльным. Иначе он никогда не стал бы в него влезать. Я думаю, что половина того бабла, что вкладывает отчим, идет прямиком в карман Крутицкому. Вернее, шла, — поправился он.

Капитан издал неприличный звук, напоминающий довольное хрюканье.

— А ваш отчим мог узнать об этом?

Артем пожал плечами:

— Понятия не имею. Но если бы узнал, то точно ни копейки бы больше не дал. Он сам воспитывался по интернатам, поэтому для него дети — это святое, — Новицкий криво улыбнулся.

— Значит, он мог убить человека, который его обманывал? — осторожно поинтересовался капитан.

Рената коротко хохотнула:

— Неужели вы считаете, что человек уровня Касаткина будет марать руки?

— Ну, не сам, конечно. Он вполне мог кого-нибудь нанять для этой цели.

— Не, у отчима другие методы, — Артем потянулся и устроился поудобнее. — Он бы обчистил его, обобрал до нитки, опозорил в глазах всего света, да еще и под суд отдал. Убить — это слишком примитивно. Неинтересно. К тому же попахивает дешевой мелодрамой.

— Забавно, — пробормотал себе под нос Проскурин, делая очередную пометку в блокноте, — Значит, примитивно. А как вы считаете, что за отношения были у Крутицкого с супругой?

— Довольно странные, — нараспев произнесла Рената и плеснула в высокий стакан минеральной воды.

— Будете? — она пододвинула стакан Проскурину, а себе взяла другой.

— И почему же странные? — капитан с наслаждением проглотил холодную минералку, которая хоть немного помогла ему взбодриться.

— Даже не знаю, стоит ли об этом говорить, — замялась девушка, в нерешительности водя длинными изящными пальчиками по стакану. — Короче, вы заметили, что наш коттедж находится на той же аллее, что и коттедж Крутицких? Так вот, мне в ночь с субботы на воскресенье не спалось. Для меня лучшее успокаивающее — это прогулка на свежем воздухе.

Проскурин согласно кивнул, всем своим видом демонстрируя заинтересованность.

— Я вышла из дома и пошла по тропинке по направлению к главной аллее.

— Как же вы не испугались? Ночь все-таки! — по-бабьи всплеснул руками капитан.

— До последнего времени я была уверена, что «Сосновый» одно из самых безопасных мест на земле. Егор Николаевич — человек, которому можно доверять, если вы понимаете, о чем я говорю. Он никогда не приехал бы в сомнительное место. Так вот. На балконе коттеджа Крутицких я заметила одинокую фигуру. Это был Антон Владимирович, он курил. В этот момент открылась дверь и на пороге появилась Элла, его жена. Было очень тихо, поэтому я слышала все почти дословно. Судя по голосу, у нее была самая натуральная истерика. Она выкрикивала что-то вроде того, что «если бы не мой отец, то ты никогда бы не поднял свой бизнес». И что-то еще по поводу того, что для него не существует понятия верности и чести. Ну и все в таком роде.

— Какому еще отцу? — напрягся капитан.

— Наверное, своему, — подал голос Артем. — Эллин папочка — Эдуард Ремизов — был большим человеком. Точно не знаю, но говорили, что он занимал не последний пост в правительстве Москвы. Именно поэтому Антошка и подсуетился — вовремя женился на Элле. Если бы не он, то не видать бы Крутицкому фонда, как своих ушей.

— И где теперь этот всесильный отец?

— Помер, — лениво процедил Артем. — Кажется около полугода назад, может меньше.

Проскурин еле заметно выдохнул: слава Богу, пронесло! Еще чиновников в этой истории не хватало! Хорошо еще, что этот Ремизов вовремя перекинулся, иначе уже сегодня можно было бы писать заявление по собственному.

— И что дальше? — с видимым облегчением вновь обратился он к Ренате, которая с легкой улыбкой на красиво очерченных губах слушала их диалог.

— Крутицкий ничего не ответил. Он просто встал и молча выставил Эллу с балкона. Что было дальше я не знаю. Надеюсь, вы понимаете, если бы не крайние обстоятельства, я никогда бы ничего не рассказала. Все получилось совершенно случайно, — добавила она.

— Конечно-конечно, — поспешно согласился Проскурин, — И все-таки, о чем конкретно шла речь, как вы думаете?

— Понятия не имею. Хотя допускаю, что Антон Владимирович был не слишком примерным семьянином, — словно нехотя, добавила она, выдержав короткую паузу.

— То есть, он изменял своей жене? — уточнил Проскурин.

— Я бы не хотела говорить о том, в чем не уверена, — уклонилась от прямого ответа Рената.

— Ну, допустим. А все остальные гости? У них могли быть с погибшим какие-нибудь счеты?

Артем и Рената переглянулись.

— Не знаю, — опять заговорила Рената. — И вообще, я почти всех присутствующих здесь вижу в первый раз. Кто-то мне симпатичен, кто-то нет, но это мои личные впечатления, и они не имеют к вашему расследованию абсолютно никакого отношения. Вам этот вопрос лучше задать Егору Николаевичу.

— Согласен, мы вам вряд ли сможем помочь, — поддакнул Новицкий, подавив очередной зевок.

— Да-а! — протянул Проскурин. — И последнее. Взгляните, вы узнаете эту девушку?

Он достал из портфеля посмертный снимок найденной вчера в лесу незнакомки.

— Какая некрасивая, — довольно равнодушно откликнулась Рената, разглядывая лицо на фотографии, — Это та самая несчастная, о которой вы вчера нам рассказывали?

— Именно, Рената Олеговна. Вы уверены, что никогда не встречали ее?

— Уверена. Хотя у нее такая невыразительная внешность, что на нее вряд ли обратишь внимание. Я вполне могла видеть ее где-нибудь на улице, но даже если и так, то сейчас вряд ли бы вспомнила.

— А что скажете вы? — обратился Проскурин к Артему.

Тот протянул руку и взял фотографию. Некоторое время он рассматривал снимок. На секунду капитану вдруг показалось, что маска безразличия сменилась смятением и даже испугом, но в тот же момент это прошло.

— Нет, я ее не знаю, — наконец проговорил он. — Ты права, иметь такое лицо — просто оскорбление природе!

— Скажите, а в субботу, в районе десяти часов вечера кто из гостей покидал банкет?

Молодые люди недоуменно пожали плечами.

— Я, честно говоря, на часы не смотрела, — ответила Рената, — Да и вообще, после официальной части все разбрелись кто куда. Сама я ушла часов в одиннадцать. Терпеть не могу поздно ложиться.

— Я тоже не могу сказать ничего определенного. Все разговаривали, входили-выходили. Кстати, в десять часов началась живая музыка. Этакая тягомотина из Страдивари и Рахманинова, — добавил Артем.

— В смысле? — не понял Проскурин.

— Артем имеет в виду, что были скрипка и фортепиано, — пояснила Регина и бросила укоризненный взгляд на жениха.

— А, понятно, и что?

— Ну, народ начал подтягиваться. Не понимаю, как такое может нравиться!

— А, может быть, вы помните, кого в тот момент точно не было?

— Не, не помню, потому, что сам вышел. Терпеть не могу все эти классические слюни-сопли! — усмехнулся тот.

— А вы, Рената?

— Боюсь вас огорчить, но я точно не помню. Кажется, я разговаривала с Кристиной, а, может быть, это было позже. Помню Егора Николаевича, он беседовал о чем-то с Ильей Борисовичем Пахомовым и Добрыниной. Кажется, еще Кравчуки сидели за столом. Он все пытался себе подлить коньяка, а его жена протестовала, — Рената улыбнулась, — Вот, пожалуй, и все. Но я повторю — я не могу ручаться! Никто же не знал, что эта информация может когда-нибудь понадобиться!

— Ну, хорошо, а во сколько вы проснулись в воскресенье?

— Я — около восьми. Решила до завтрака сходить в спортзал и поплавать в бассейне.

— Вы никого не заметили, когда вышли на улицу?

— Нет, только садовник копался на клумбе. А в зале я встретила Диму Кострова.

— Он уже был там? — насторожился Проскурин.

— Да, я пришла позже него.

— Ясно, — Проскурин сделал еще одну пометку в своем блокноте, — Скажите, вы в то утро проходили мимо коттеджа Крутицких?

— Да, конечно, я же уже говорила, что это по пути от нас в главный корпус.

— И? Ничего не заметили?

— Абсолютно! — покачала она головой. — Тихо было, только птицы пели.

— А вы, Артем Павлович? Тоже по утру занимались спортом?

— Я спал, капитан! — развязно улыбнулся Новицкий, — Ненавижу ранние подъемы.

— Что ж, спасибо. Я, пожалуй, пойду, — Проскурин взглянул на часы и, подхватив свой портфель, встал.

— Я вас провожу, — вызвалась Рената.

Проскурин накинул куртку, подхватил свою папку и они вышли в коридор.

— Кстати говоря, мне показалось, что Кристина Кострова вас недолюбливает.

— С чего вы взяли? — Рената удивленно приподняла брови.

— Она почему-то настаивает, что убийства совершили именно вы. До свидания!

Проскурин шагнул в серую морось и, поплотней запахнувшись, медленно двинулся по тропинке. После теплого помещения, на улице его моментально пробрал озноб. Поспать сегодня удалось всего часов пять, а под утро еще и давление подскочило.

Ботинки уже промокли насквозь и противно хлюпали, в животе подозрительно бурчало. Жена Ленка приготовила ему с собой бутерброды, но он забыл их взять. Надо хотя бы выпить горячего чаю, на большее при здешних-то ценах рассчитывать не приходилось.

Настроение было ниже уровня моря. Черт бы побрал этот «Сосновый»!.. Он направился в сторону кафе. А сразу после надо бы снова наведаться к Крутицкой. Проскурин уже дважды за утро звонил в дверь ее коттеджа, но ему никто не открыл. Да, набралась вчера тетка не слабо! Хорошо бы к обеду очухалась. Может, зря он вчера не забрал ее в отделение? Хотя начальство, в лице майора Коптева, одобрило его решение отложить допрос. Да и чего опасаться? Никуда она из «Соснового» не денется. Петрович вчера сказал, что в ее крови на момент обнаружения трупа было, как минимум, три промилле.^[4] Для того чтобы хоть как-то начать соображать, Элле Эдуардовне необходимо почивать часов, эдак, двенадцать, а то и больше.

Сегодня капитан уже успел поговорить с Костровыми, Кравчуками, Пахомовым, Шепсом, а теперь к ними присоединились и Рената с Артемом. Полдня — коту под хвост. По существу, ничего, что могло бы хоть как-то пролить свет на случившееся. Погибшую девчонку так пока никто не и опознал, а мотив для убийства Крутицкого был только у его жены. Судя по всему, погуливал любезный Антон Владимирович на сторону, еще как погуливал! Иначе о чем еще могла идти речь в разговоре, случайно подслушанном Скворцовой в ночь с субботы на воскресенье?

Итак, что мы имеем на данный момент?

Первые, с кем пришлось пообщаться в это утро, были Кристина и Дмитрий Костровы. Он — целеустремленный, молодой карьерист, она — довольно неглупая, но излишне нервная и стервозная девица. Вскоре стало понятно, что между супругами не все гладко, а кроме всего прочего бросалось в глаза то, что Кристина слишком уж нелестно отзывалась о Ренате. Проскурин усмехнулся. Оно и понятно! Кристина на ее фоне кажется унылой бесцветной амебой. Банальная женская зависть, а может и ревность. Рената, бесспорно, шикарная женщина. Таких, как она — одна на миллион. От воспоминаний о ее смуглой шелковистой коже, по телу пробежались мурашки. Капитан силой воли отогнал неуместные мысли.

Все это интересно, и даже пикантно, но к совершенным преступлениям не имеет никакого отношения.

По существу Проскурин от Костровых так ничего и не добился. Когда он прямо спросил, кто, по их мнению, из присутствующих здесь людей мог совершить убийство, Кристина сразу же назвала имя Ренаты. По ее словам, эта девушка готова пойти по головам ради собственного благополучия. Однако, вопрос о том, какая связь могла быть между «благополучием» невесты Артема и погибшими, поставил ее в тупик.

Хотя, после разговора со Скворцовой, надо бы получше приглядеться к Кострову. Ведь именно он утром в воскресенье встал ни свет ни заря и побежал в тренажерный зал. Неужто так сильно спорт любит? Или он специально хотел остаться наедине с Ренатой? А может, перед тем, как появиться там, он взял, да и зарезал Крутицкого? Все бы хорошо, но мотива здесь пока нащупать не удалось.

Кравчуки оказались вполне заурядными, но общительными людьми. Он — большой любитель выпить, хотя, наверное, позволяет себе это не часто. Однако сегодня, судя по опухшему лицу и глазам с красноватыми прожилками, у него явно было похмелье. Пару раз он даже порывался предложить капитану помянуть «безвременно усопших». Его жена, Анна Витальевна, смотрела на мужа с укоризной, как на маленького ребенка, и беспрестанно извинялась перед Проскуриным: «Юра, вообще-то, не пьет, просто сейчас очень переживает!» Несмотря на словоохотливость четы Кравчуков, Проскурин не узнал от них ничего важного.

Следующий — Пахомов. Мужик непростой, грамотный и себе на уме. Как глава юридической службы, он вполне мог откопать какую-нибудь информацию о Крутицком. Но в разговоре ни словом, ни жестом этого не обнаружил. Был сдержан, сух и прекрасно владел собой. Говорил спокойно, без лишних эмоций. Вопрос, каковы были отношения погибшего и его супруги, Илья Борисович оставил без ответа, но взгляд, которым он смерил капитана, был красноречивее любых слов. Даже привычный ко всему Проскурин внутренне содрогнулся — глаза его собеседника стали холодными, почти ледяными.

Опять эта проклятая корпоративная этика, мать ее так!..

Шепс Эрнест Фридрихович. «Дал же Бог имечко!», в который раз чертыхнулся про себя Проскурин. Этот — вообще из категории людей «ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу». Весь разговор сморкался, чихал, кашлял и сетовал на нежданную простуду. Крутицких видел второй раз в жизни, а с убитым Антоном Владимировичем разговаривал лишь мимоходом, да и то только по поводу бильярда. Задушенную девушку он, как и ожидалось, не опознал. Впрочем, Шепса капитан в качестве подозреваемого никогда и не рассматривал, а зашел к нему больше для проформы.

Теперь — Скворцова и Новицкий. В предложенную Кристиной версию о виновности Ренаты Проскурин не верил ни грамма. Банальная женская месть — утопить соперницу, не более. В целом, и Рената, и Артем показания давали уверенно и без лишних эмоций. Немного царапал тот момент, когда на мгновение показалось, что Новицкий узнал девушку с фотографии, но вполне возможно, что ему просто привиделось. Рената же вела себя спокойно. Создавалось впечатление, что она даже наслаждается происходящим, как наслаждается зритель хорошо поставленной пьесой в театре.

Капитан смачно сплюнул.

Итак. Собранные сведения были скудными и неудовлетворительными. Алиби нет ни у кого. Ни в первом, ни во втором случае. В принципе, возможность совершить убийства была у любого.

А значит, единственный вариант — искать мотив. И вот здесь-то полный швах, как говорит майор Коптев.

Но то, что оба убийства связаны — факт. Не бывает таких совпадений. НЕ БЫВАЕТ и точка! Должна между ними быть связь. Должна — и все тут. Проскурин был готов съесть свои промокшие до нитки ботинки, если бы это оказалось не так. Но какие отношения могли быть между Крутицким и найденной в лесу девушкой? Кому они так синхронно могли помешать?

Пока единственная реальная кандидатура на место убийцы — Элла Крутицкая. Если предположить, что задушенная девица была его любовницей, то Элла, узнав об этом, могла сначала расправиться с соперницей, а потом поквитаться с неверным мужем.

А что? Вполне жизненная ситуация! Ревнивая баба и не на такое способна! Версия, конечно, не идеальная. Белые нитки торчат во все стороны. Задушенная в лесу девушка была, скажем прямо, не из общества: неухоженная, бедно одетая, да еще и насквозь больная. Весьма странный выбор для такого человека, каким был покойный ныне Антон Владимирович. Но самое главное — то, что по заключению эксперта, у нее уже давным-давно не было сексуальных контактов с мужчиной. Но ведь Элла-то могла об этом и не знать! Увидела мужа с другой бабой — вот крыша и поехала.

Все-таки, правильно он сделал, что оставил ее допрос на потом. Надо бы собрать побольше информации, а уже потом ударить, как говорится, в яблочко. И посмотреть на реакцию. На секунду примечталось: бухнется Элла Эдуардовна на колени, зарыдает в голос, да и признается в двойном убийстве. Мол, бес попутал, хлопнула я мужнину полюбовницу, а потом и его, предателя окаянного, зарезала. И все! Дело в шляпе! А капитану за то — благодарность от начальства и повышение.

Проскурин уныло вздохнул. Пустое это все…

В кафе, куда капитан зашел выпить чая, за столиком сидела Марина Вячеславовна Добрынина, о которой у Проскурина за два дня общения сложилось весьма неоднозначное мнение. Судя по всему, знала или, по крайней мере, подозревала Добрынина гораздо больше, нежели сочла нужным сообщить. Под ее проницательным и насмешливым взглядом Проскурин чувствовал себя неуютно, словно двоечник в кабинете директора. Как и ожидалось, девушку с фотографии она опознать не смогла, а вот на вопрос «Кто мог желать смерти Крутицкого?», Добрынина дала гениальный ответ:

— Да кто угодно! Потому что такой мерзкий тип у любого нормального человека не мог вызывать ничего, кроме гадливости и желания стукнуть его по голове чем-нибудь тяжелым.

— И даже у вас, Марина Вячеславовна? — злорадно хмыкнул Проскурин.

— Естественно, — без колебаний отозвалась она.

— Забавно! А почему у вас сложилось такое нелестное мнение о погибшем? — вкрадчиво поинтересовался Проскурин.

— Крутицкий был скользким человеком. Непорядочным, если можно так выразиться. Он безбожно изменял своей жене. Элла очень переживала, хоть и скрывала это. Ни для кого не секрет, что Антон Владимирович частенько ходил налево. Он свято верил в то, что никто об этом не догадывается, но в нашем кругу удержать что-либо в тайне весьма непросто.

— Очень интересно! Знаете, вы первая, кто прямо и открыто говорит мне об этом.

Добрынина пожала мощными плечами:

— Не вижу смысла скрывать. Это секрет Полишинеля. Тем более, мне очень жаль Эллу. По-человечески жаль.

— Значит, вы считаете, что у Эллы Эдуардовны был серьезный повод убить своего мужа? — оживился Проскурин, с удовольствием отхлебнув из своей чашки.

— Господи, да нет, конечно! — досадливо поморщилась Добрынина. — Вы меня неправильно поняли. Я просто хочу сказать, что человек, который так по-свински ведет себя с женой, способен и на другие подлости. Но Элла, несмотря на все это, любила его.

— Ну, знаете ли, от любви до ненависти иногда рукой подать! — пробормотал Проскурин. — Сколько было таких случаев, что терпит человек, терпит, а потом вдруг — бац! И слетают клапаны.

— Бред! — фыркнула Добрынина. — Если бы она хотела отомстить, то уже давно сообщила бы обо всем своему отцу.

— Да-да, — пробормотал себе под нос Проскурин, — Всесильный чиновник-депутат. Но, насколько я знаю, он скончался.

— А вы думаете, что об изменах Антона Элла узнала только здесь, в «Сосновом»? — в ее голосе звучала насмешка и презрение. — Если не сделала тогда, то вряд ли убила бы и сейчас. Элла не такой человек!

— Кто знает…

— Простите, что вы сказали? — не расслышала Марина Вячеславовна.

— Да так, ничего. Судя по всему, здесь вообще собрались люди, которые свои проблемы решают не при помощи ножа и топора, а другими, более цивилизованными, способами. Я прав? — не скрывая сарказма, заметил Проскурин.

— В какой-то степени, — с некоторым сомнением отозвалась она.

— А откуда такая неуверенность?

— Просто логика. Ведь кто-то все-таки убил двоих человек. Значит, ваша теория не совсем верна, капитан.

Проскурин с любопытством взглянул на свою собеседницу. Да, теперь понятно, почему именно она является вторым человеком в «КЕН-Строе». Умная баба! Очень умная.

— Скажите, Марина Вячеславовна, а что вы можете сказать о Мельниковой и Шатрове? — неожиданно спросил он.

— А что конкретно вас интересует? — спокойно отозвалась она.

Казалось, она нисколько не удивлена такому повороту разговора.

— Все. Меня интересует все.

— Всего я не знаю, но лично мне они очень симпатичны. Алису я знаю всего пару дней, а вот с Сережей работаю уже прилично. Честный, добросовестный и очень грамотный мальчик. Лично я считаю, что в самом скором времени именно он заменит Пахомова. А вы что, их подозреваете? — недоверчиво спросила Добрынина.

— Пока что рано делать выводы, — уклончиво ответил Проскурин. — Но вам не кажется странным, что их как-то много в этой нехорошей истории? И вообще, по мне, так это по меньшей мере странно — ездитьна такие мероприятия с бывшими женами.

— Так вот оно в чем дело! — весело воскликнула Добрынина и резко хлопнула своими большими ладонями по столу, отчего Проскурин вздрогнул, а чашки на блюдцах подпрыгнули и жалобно звякнули. — А я-то голову ломаю, где я ее могла видеть! Вспомнила! У Шатрова на столе стояла фотография, где они вместе. Потом он ее убрал. Почему, не сказал, а я спрашивать не стала. Понятно. Значит, по молодости дров наломали, а теперь склеивают. Молодцы, ребята, уважаю! Так о чем вы там спрашивали?

— Я о том, что мне не нравится тот факт, что первый труп нашла именно Мельникова, — упрямо подчеркнул Проскурин, не умилившись восторгами Добрыниной. — А Шатров как-то уж очень настырно пытается влезть в расследование. Может он просто покрывает свою бывшую жену?

Марина пристально взглянула на него, словно прикидывая, стоит ли обсуждать с капитаном такие вещи.

— Думаю, дело не в этом. Я знаю, что Сережа в последнее время собирал информацию о фонде Крутицкого, — медленно начала она.

— Это я уже слышал. И что?

— Какими-то конкретными сведениями я не располагаю. Но если бы там все было чисто, то Егор непременно уже подписал бы все бумаги. Добавлю, что это именно я посоветовала Касаткину все проверить, прежде, чем вкладывать деньги.

— У вас были причины для этого?

— Были. Я уже говорила, что от человека, который так поступает с собственной женой, можно ожидать чего угодно.

— Слабоватый аргумент.

— Ну, уж какой есть! Так вот, я лично готовила пакет документов, оставалось лишь поставить подписи. Но этого-то и не произошло. Понимаете, о чем я?

— Пока не совсем.

Добрынина взглянула на капитана с жалостью и некоторой долей превосходства, как на душевнобольного.

— А значит это только одно. Шатрову удалось накопать нечто такое, что заставило Егора внезапно изменить свое решение.

— Странно, я вчера вечером беседовал с Касаткиным. Он сказал, что там надо было уладить какие-то юридические формальности и только. А вам Егор Николаевич как это объяснил?

— Никак. Мы с ним на рабочие темы здесь не общались.

— Ясно, но все-таки, может вам просто показалось?

Добрынина смешно поморщила свой совиный нос и с сомнением покачала головой.

— Так вы считаете, что любой мог, как вы там выразились? Пристукнуть Крутицкого? — вернулся капитан к прежней теме.

— Да, но! — она выразительно подняла к потолку указательный палец, — Другой вопрос, кто именно это сделал. Хотеть и совершить — это две большие разницы, как говорил один известный персонаж, не так ли?

— Верно, верно…

Марина Вячеславовна многозначительно пожала плечами.

— Вы ничего больше не хотите мне сообщить?

Добрынина как-то странно посмотрела на него и, немного помолчав, сказала:

— Я и так вам сказала очень многое. Больше я ничего добавить не могу, кроме, пожалуй, того, что я никогда в жизни не стала бы марать руки об этого человека. И еще. Вы не там ищете, капитан.

* * *

— Привет. Ты одна?

Рената, не дожидаясь приглашения, шагнула на порог и свернула зонтик.

— Я тебя не звала, — ледяным голосом отозвалась Кристина. — Что тебе здесь надо?

— Поговорить. Да уж, гостеприимной тебя не назовешь! Но ты не пугайся, я ненадолго, — Рената сняла ветровку, поправила перед зеркалом безупречно уложенные волосы и обернулась.

Кристина прислонилась к стене и взглянула ей в глаза. В них читались превосходство и вызов. Господи, как же она ее ненавидит! Эту холеную породистую кошку, которая разоряет чужие гнезда, ради собственного удовольствия. Ненависть жгла, как кислота, давила изнутри и мешала дышать. Иногда Кристине казалось, что ее ненависть можно даже пощупать. Она была горячая, липкая и тягучая.

— Так и будем в коридоре стоять, или в дом пригласишь?

Кристина усмехнулась, молча повернулась к ней спиной и прошла в гостиную, Рената последовала за ней.

— Погода — мрак! Льет, как из ведра! Знаешь, когда я была в Исландии…

— Мы о погоде разговаривать будем? — нетерпеливо перебила ее Кристина. — Говори, что хотела, и уходи.

Губы Ренаты изогнулись в иронической усмешке.

— Ты выглядишь жалко! — она протестующе подняла руку, предупреждая всяческие возражения. — Я не займу у тебя много времени. По сути, у меня только один вопрос. Зачем ты поливаешь меня грязью?

— В смысле? — переспросила Кристина, с трудом сдерживая желание вцепиться ногтями в это красивое надменное лицо.

— В прямом. К нам сегодня приходил полицейский капитан, который занимается расследованием. Так вот он мне прямо сказал, что ты, моя дорогая, предложила на роль убийцы мою кандидатуру. Зачем? Или у тебя есть доказательства? — с насмешкой спросила она.

— Нет. Я просто чувствую, что это ты. Чувствую!

— Что за бред ты несешь?! Повторяю вопрос — зачем тебе это?

— Хорошо, — с горячностью проговорила Кристина, — у меня есть ответ. Потому, что я считаю, что именно ты одна способна на такую мерзость. Ты же никогда и ни с кем не считаешься! Тебе плевать на то, что чувствуют те, которых ты растоптала! Есть только ты, а все остальные для тебя мусор! Я хочу, чтобы и ты хоть раз в жизни почувствовала то, что чувствуют люди, которых ты унизила и лишила всего! Я ненавижу тебя и не собираюсь этого скрывать! Думаешь, я не знаю, что ты раньше спала с моим мужем? А потом нашла себе партию повыгоднее. И на мне Димка женился только для того, чтобы забыть тебя. У нас все было хорошо, даже очень хорошо, но тут опять появляешься ты, и он просто перестает меня замечать! Я знаю, что вы встречались сегодня утром. Ты как собака на сене! Ведь тебе он совсем не нужен. Тебе просто нравится твоя власть над ним! Ты, как маньяк, упиваешься чужой болью и страданием! Я ненавижу тебя! Ненавижу!

Она выкрикивала бессвязные фразы, не в силах себя контролировать. Наконец, почувствовав, что силы окончательно ее покинули, она замолчала на полуслове.

— Все? Концерт окончен? — голос Ренаты из насмешливого стал стальным, — А теперь ты слушай меня. Еще раз перейдешь мне дорогу — пеняй на себя. В одном ты права. Я никогда и никому не позволю вставать на моем пути. Раздавлю, как тлю. И никто не заметит. Даже твой распрекрасный Димочка. Ты — никто, запомни это.

— Уходи сейчас же, — Кристине пришлось сделать усилие, чтобы голос не дрожал. — Уходи и больше не смей приходить сюда. Никогда.

— А как ты мне запретишь? — Рената засмеялась, закинув стройную смуглую шею. — Не пори чепуху, детка! А вздумаешь меня грязью поливать, так сама и заляпаешься.

— А если я расскажу всем, зачем именно ты хочешь выйти замуж за этого слюнтяя Новицкого? Сладко поешь дифирамбы его мамочке и отчиму, а сама бегаешь спать в чужую кровать? Расскажу всем, что на самом деле твой отец… — выпалила Кристина и тут же осеклась под яростным взглядом Ренаты.

«Ведьма, самая настоящая ведьма» — пронеслось в голове Кристины. И вдруг стало страшно.

— Что ж, попробуй, — медленно роняя слова, проговорила она, — Но я бы тебе не советовала этого делать. Я никого не убивала, но если мне придется это сделать, то знай — рука моя не дрогнет.

— Ты, что, угрожаешь мне? — дрожащим голосом проговорила Кристина, с трудом ворочая внезапно пересохшими губами.

— Просто предупреждаю. По-дружески. И, кстати, если твой муж тебя не любит, то это только твои проблемы, — и она легко шагнула в дождь, раскрыв над собой огромный пестрый зонт.

Кристина разжала кулаки, сведенные судорогой, и взглянула на свои ладони: длинные острые ногти оставили на них кровавые следы.

Глава семнадцатая

Вчера Алиса была уверена, что долго не уснет, но усталость и нервное напряжение сделали свое дело. Только коснувшись подушки, она забылась, и проснулась только поздно утром. Сергея уже не было, а на журнальном столике она нашла записку:

«Лисенок! Уехал по делам, хочу повидать нашего суперинтенданта Проскурина и поговорить с ним. Будь аккуратна. Твой пятнистый Щасвирнус».

Алиса улыбнулась. Еще с детства они обожали эту замечательную книгу про умного плюшевого медвежонка с опилками в голове. А однажды даже целый день разговаривали только фразами из нее. Оказалось, что там есть высказывания на все случаи жизни! После этого Алиса еще долго называла Сергея пятнистым Щасвирнусом. Надо же, он все еще помнит об этом!

Ну почему, почему он не остановил ее тогда, когда она совершила самую большую ошибку всей своей жизни? Господи, ну какая же это нелепость — «остаться друзьями»! Почему он тогда не сказал ни слова? Почему не надавал ей по башке за эти глупости? Почему молча согласился и пропал? На долгие полгода… Значит, все-таки, не любил?!

По пути на завтрак Алиса забрела на стоянку и выяснила, что в начале девятого Сергей забрал машину. В одиночестве выпив кофе и проглотив пару бутербродов, Алиса поплелась обратно.

Мокрые унылые аллеи были пусты и безлюдны, только стайка нахохлившихся воробьев, облепившая куст жасмина, громко чирикала, возмущаясь превратностями природы. На душе было тоскливо и неспокойно.

Придя домой, Алиса зажгла свет, зашторила окна, включила компьютер и постаралась углубиться в работу.

Около двенадцати в дверь позвонили. Алиса была уверена, что вернулся Сергей, но вместо него она обнаружила на пороге Добрынину, одетую в джинсы, высокие резиновые сапоги и ярко-оранжевый дождевик.

— Привет! — деловито поздоровалась она — Пустишь? На улице потоп какой-то!

— Здравствуйте, Марина Вячеславовна! Конечно, проходите, — Алиса посторонилась, пропуская гостью.

Та встряхнулась, словно большой черный ньюфаундленд, и на пороге моментально образовалась внушительных размеров лужа.

— У тебя есть какая-нибудь тряпка? — осведомилась Марина, развешивая плащ на вешалке.

Алиса пожала плечами:

— Нет. Но я сейчас что-нибудь придумаю. Проходите, я как раз собиралась выпить кофе.

Она оторвала полрулона туалетной бумаги и вытерла воду, а когда зашла в комнату, Марина уже приготовила чашки и поставила чайник.

— Работаешь? — спросила она, кивнув на открытый ноутбук.

— Пытаюсь, но, честно говоря, толку от меня сегодня не много, — призналась Алиса, убирая компьютер со стола.

— А Сергей где? — спросила Добрынина, потирая озябшие ладони.

— Поехал в Озерское; он хотел сегодня поговорить с суперинтендантом.

— С кем? — Марина округлила глаза.

— Ну, с этим, капитаном, который ведет дела об убийствах, — Алиса накинула на плечи Сережкин свитер и украдкой вдохнула его запах.

— Проскурин? Так он сегодня с самого утра здесь ошивается! Все мозги вынес своими глупыми вопросами, — Добрынина вытащила из сумки большую жестяную коробку печенья и поставила на стол. — Я к вам со своими пирогами, так сказать. Хотела с Шатровым посоветоваться по одному вопросу.

— Я надеюсь, он скоро приедет. Хотя, если вы говорите, что капитан в «Сосновом», то непонятно, почему его так долго нет, — она озабоченно взглянула на часы.

— Не дергайся, — безапелляционным тоном приказала Добрынина и жестом пригласила ее сесть напротив.

— Сергей — парень с головой. К тому же, он первоклассный юрист. Если он считает, что в этом деле надо разобраться, значит, так оно и есть. Я ведь правильно поняла, что Шатров затеял собственное расследование? — обыденным тоном продолжала Марина, отряхивая крошки с пальцев.

— А почему вы так подумали? — осторожно спросила Алиса.

Добрынина захохотала зычным басом.

— Девочка! Я старая, мудрая тетка. И еще, я неплохо разбираюсь в людях. Не хочу тебя пугать, но то обстоятельство, что именно ты наткнулась в лесу на убитую, очень не нравится господину полицейскому. Ты об этом знаешь?

Алиса кивнула, глядя на Добрынину, как загипнотизированная.

— Вот, — удовлетворенно протянула та. — Получается, ты, моя дорогая, вляпалась по полной программе. А Шатров не тот человек, который бросит тебя барахтаться одну в этом болоте.

— Почему? — глупо переспросила Алиса.

— Потому что любит он тебя. Это же просто, как грабли!

Алиса вдруг почувствовала, что щеки предательски запылали.

— А ты что, сомневалась? — Добрынина взглянула на нее так, будто бы у нее внезапно возникли сомнения в ее психическом здоровье. — Ведь достаточно просто посмотреть на вас, и сразу становится понятно, что вы созданы друг для друга. Одного не понимаю — зачем вы развелись? Дураки вы малолетние.

— Как вы узнали? — дрогнувшим голосом спросила Алиса.

Добрынина довольно хрюкнула:

— У меня глаз — алмаз! Я же еще вчера поняла, что где-то уже видела тебя. А сегодня, правда, с подачи нашего общего знакомого полицейского капитана, вспомнила — на фотографии, что стояла у Сережки на столе вплоть до последнего времени.

— Как — до последнего времени? Мы же уже… — растерянно пробормотала Алиса, чувствуя, как щеки загорелись жарким румянцем.

— А вот так, милая моя. Делай выводы! Ну да ладно, с этим вы сами разберетесь — не маленькие уже! Сейчас не об этом, — отмахнулась Марина, — Я вот о чем. Заявляю откровенно — этот самый Проскурин не суперинтендант, а супер идиот! Я ему про Фому, а он мне про Ерему! Разговаривали, как слепой с глухим.

— Не понимаю, — произнесла Алиса, обхватив свою чашку ладонями и стараясь изо всех сил сконцентрироваться на том, что говорила Добрынина.

У нее не очень-то получалось. Значит, Шатров хранил их фотографию?! Зачем? Неужели…

— Вот и я ничего не понимаю! — в сердцах прорычала Добрынина, запихнув в рот очередной бисквит. — Мне почему-то кажется, что все дело в той информации, которую удалось нарыть твоему Сереге по поводу фонда. Уж я ему и намекала, и прямо говорила, но он ни в какую! Прицепился к тебе и к Элке.

— Крутицкой? — уточнила Алиса.

— Именно. Якобы она убила мужа на почве ревности, — Марина презрительно хмыкнула, — Бред сивой кобылы! Элка любила этого козла и терпела все его выкрутасы. Она за него любому бы глотку порвала. Можешь мне поверить!

Алиса поежилась и уткнула нос в шерстяной рукав. От свитера пахло Шатровым, сигаретами и немного дождем. И где его до сих пор носит!?

— Вот я и хотела поговорить с Сережкой, узнать, что конкретно он накопал. Ведь надо же что-то делать! Нельзя просто сидеть, сложа руки!

Алиса украдкой взглянула на Добрынину и улыбнулась. Да, такая, как она, никогда не сможет просто сидеть, сложа руки. Стоит ли говорить ей о том, что сказал вчера Шатров? А вдруг Добрынина все-таки замешана в убийствах? Нет, глупости! Не может этого быть! Она взглянула на Марину, которая сосредоточенно дула в чашку и хрустела печеньем.

— Мне он сказал, что Крутицкий занимался торговлей детьми, — наконец, решившись, медленно проговорила Алиса. — Выкупал их из так называемых неблагополучных семей и за большие деньги пристраивал бездетным парам. Прямых доказательств пока нет, но все указывает на то, что под прикрытием фонда творились нечистые дела.

— Ох, и ни фига себе! — неприлично присвистнула Добрынина, и отложила недогрызанное печенье, — Это даже круче, чем я ожидала! А может быть Крутицкий забрал ребенка у этой девушки? Вот она и решила пристукнуть этого мерзавца.

— Не сходится, Марина Вячеславовна! Ее убили раньше, чем Крутицкого.

— Да, действительно, не получается, — задумчиво проговорила Марина. — Значит, есть кто-то еще.

— Осталось самое малое — найти этого третьего, и дело в шляпе, — нервно хохотнув, заключила Алиса.

— Зря смеешься! Мотив уже найден, — с видом заправского детектива торжественно провозгласила Добрынина. — И мотив очень мощный.

— Да не смеюсь я, — с досадой ответила Алиса. — Просто мне страшно. Очень страшно.

Алиса прошлась туда-сюда по комнате. Раздвинув шторы, она выглянула на улицу. Мелкие частые капли дождя монотонно барабанили по карнизу. Вдруг издалека послышался собачий лай, и из-за поворота показалась знакомая фигура.

— Господи, это еще что такое? — удивленно пробормотала Алиса, все еще не веря своим глазам.

— Кто там? — Марина шустро поднялась и присоединилась к ней. — Это Серега, что ли? А собака-то откуда?

— Понятия не имею!

Алиса мигом накинула куртку и выбежала на крыльцо. Добрынина последовала ее примеру.

Шатров — а это был он — вел на поводке облезлую дворнягу с подозрительно раздутым животом, которая время от времени тыкалась носом в его ладонь и выражала свои чувства благодарным тявканьем. В другой руке он нес огромную, как чемодан курортника, сумку. Сергей, увидев Алису и Марину, улыбнулся и попытался им помахать.

— Привет, девчонки! — радостно возвестил он. — А я к вам не один. Знакомьтесь. Это Мурка. Мурка, это Алиса, а это Марина Вячеславовна. Прошу любить и жаловать!

— Скорее — любить из жалости, — пробормотала Добрынина, с недоумением разглядывая нежданную гостью. — У нее что, рахит?

Собака настороженно остановилась шагах в пяти от дома и издала хриплое рычание.

— Шатров, это что еще за цирк? Тебя где носило все это время? И что еще за Мурка такая?

Алиса хотела было подойти к Сергею, но зверь, ощетинив загривок, встал возле ног своего спасителя и всем своим видом показывал, что никого к нему подпускать не собирается.

— Тихо, девочка, — Шатров ласково потрепал собаку по голове.

Затем он присел на корточки, взял ее за морду и заглянул в глаза.

— Послушай, подруга. Это наша Алиса, понимаешь? Она очень хорошая и добрая. Она никогда не будет тебя бить или обижать. И ты ее не обижай, договорились?

Мурка повела ушами и слегка вильнула куцым хвостом.

— Иди сюда, Лисенок! — негромко позвал Сергей.

— Я боюсь, Сереж, — робко отозвалась Алиса, переминаясь с ноги на ногу, но все еще не решаясь подойти ближе. — Мне кажется, она меня сожрет, если я к тебе подойду.

— Не, не сожрет. Она уже столько съела, что ты в нее просто не поместишься.

— Оптимистично, — прокомментировала Алиса, делая робкий шаг. — То есть, если бы она сегодня еще не обедала, то моя участь была бы решена?

Она несмело опустилась рядом с Шатровым и протянула руку к замершей собаке. Та осторожно обнюхала ее и вдруг лизнула в щеку.

— Ой, мамочки! — воскликнула Алиса и от неожиданности чуть не села попой в грязь, — Признавайся, Шатров, на какой помойке ты откопал этого динозавра?

Говоря это, она погладила Мурку по лобастой голове. За ухом у нее оказалась совершенно замечательная, мягкая, как пух, шерстка.

Сергей довольно рассмеялся.

— Это долгая история. Теперь этот динозавр будет жить с нами. Мы уже побывали у ветеринара, сделали кое-какие прививки. А еще закупили море всякой разной еды, — он указал на сумку, завалившуюся на бок.

«Что значит — жить с нами? Значит, — с ней, Алисой, тоже?» — пронеслось в голове у Алисы и от этой мысли сердце сладко екнуло и подпрыгнуло.

— Боже мой, дождались! — послышался с крыльца насмешливый голос Добрыниной. — В семье Шатровых долгожданное пополнение! А можно вопрос? Вы теперь все вместе на улице проживать будете или все-таки в дом пойдем?

— Пойдем, конечно! Девчонки, чайку согреете?

— Согреем, согреем. Ты лучше расскажи, где ты так долго шарахался? Между прочим, полицейский дознаватель с самого утра здесь — допросы допрашивает.

— Знаю, но я-то тоже не груши околачивал.

— Что-то узнал? — насторожилась Алиса, машинально поглаживая уши-лопухи.

— Даже больше, чем «что-то». Ладно, дома расскажу, — с довольной улыбкой проговорил он, подавая Алисе руку. — Мурка, за мной!

* * *

— Вика, ты не видела мой телефон? — Егор закрыл книгу и огляделся.

— Мне кажется, ты его вчера положил на журнальный столик, — откликнулась Вика из ванной.

— Там нет, — он встал и прошел в спальню. — Все, нашел!

— А зачем тебе телефон? Связи все равно нет, — хмыкнула Вика, выходя в комнату, и легкими движениями пальцев вбивая в кожу лица ароматный крем.

— Ну, не всегда! Иногда бывает, — улыбнулся Касаткин, просматривая сообщения.

— Кстати, Егор, что ты обо всем этом думаешь? — задумчиво проговорила она, встав в дверях.

— Что ты имеешь в виду?

— Только не делай вид, что ты не понимаешь, о чем я спрашиваю. Мы все здесь в последнее время думаем только об одном.

Егор шумно вздохнул, встал и прошелся по комнате.

— Вика, мы же договорись не обсуждать пока эту тему, — с некоторым раздражением проговорил он.

— И все же, — упрямо возразила она. — У тебя же должно быть свое мнение. Как ты считаешь, кто из наших убил Крутицкого?

— Я ничего не думаю, Вика.

— Просто все эти допросы… — она передернула плечами, — Это так унизительно! Неужели ты ничего не можешь предпринять?

— Что именно? Ты же слышала, полиция работает.

Вика подошла к окну и провела пальцем по стеклу, с обратной стороны залитое прозрачными потоками воды.

— Егор, может, мы все-таки уедем отсюда? Мне не по себе. Да и Артем с Ренатой…

— Вика, — нетерпеливо перебил он ее, — твой сын и его невеста — взрослые люди, а не маленькие дети. И потом, я что-то не заметил, чтобы они так уж сильно переживали. Нам всем просто надо смириться с обстоятельствами и немного подождать. Уверен, что в самое ближайшее время оба убийства будут раскрыты.

— Оба? А, ты об этой девице? Если хочешь знать мое мнение, то я считаю, что эти два случая вообще не связаны между собой. Сам подумай, ну как могут быть связаны Крутицкий и эта… бродяжка? — лицо Вики скривилось.

— Господи, Вика, откуда такой цинизм? — изумился Касаткин, — Да, судя по всему, погибшая девочка была не красавицей, но, тем не менее, ты не имеешь права так о ней отзываться. И вообще, я не могу понять, отчего ты так нервничаешь? Помнится, именно ты говорила о том, что нужно уметь держать лицо, когда Кристина позволила себе всплеск эмоций.

— Кристина просто невоспитанная и несдержанная простушка. Я думаю, что ее истерика к убийству не имеет никакого отношения.

— Разве? — удивился Егор. — А в чем же тогда причина?

Вика презрительно пожала плечами.

— Думаю, что дело в ее зависти. Она просто бесится от того, что Рената успешнее и богаче. Никак не может понять, что ее муж Ренате даром не нужен. Ведет себя эта Кристина просто безобразно. Ревнивая злобная крыса!

— Перестань, Вика! Мне она такой не показалась.

— Ты, Егор, всегда относишься к людям лучше, чем они того заслуживают. Но только почему-то это распространяется на кого угодно, но только не на нашу семью, — с горечью произнесла Вика.

— Ты не права.

— Я не права? — она сорвалась на крик, — Егор! Нас всех подозревают в убийстве! По-твоему, это нормально?!

— Послушай, Вика, я действительно не понимаю, каких действий ты требуешь от меня! Ты знаешь, что я всегда придерживался буквы закона. Если обстоятельства сложились таким образом, что мы все оказались втянутыми в этот неприятный… — он чуть замялся, подыскивая подходящее слово, — …инцидент, то единственный выход — смириться и дождаться выводов следствия.

— Неужели ты и вправду веришь в то, что этот Проскурин — или как там его? — сможет найти убийцу?

Вика нервно рассмеялась и снова отвернулась к окну.

— У него есть три дня. Если он не сможет ничего доказать, то я подключу Москву, — мрачно заключил Касаткин.

Она резко обернулась.

— Егор, давай просто уедем отсюда! В конце концов, сделай так, чтобы нас не втягивали в эту грязную историю! Ты ведь можешь! — в ее крике слышалось крайнее отчаяние и мольба.

Касаткин упрямо покачал головой, подхватил свою куртку и вышел на улицу.

Вика вздрогнула от резкого звука закрывшейся двери. Подключит Москву?! Только этого не хватало!

В баре она обнаружила пузатую бутылку коньяка. Она налила себе почти половину фужера и залезла в сумочку, где в потайном отделении хранила пачку сигарет. В последние пару лет она почти не курила, но иногда, когда Егор не видел, позволяла себе одну-две сигареты. Тонкие пальцы заметно дрожали, в горле пересохло, а ладони стали липкими и влажными. Тонкая сигарета моментально покрылась отвратительными желтоватыми пятнами. Поморщившись от отвращения, Вика выкинула ее, вытерла руки о колени и тут же достала следующую. Она накинула на плечи легкий кардиган и шагнула на балкон. Сделав большой глоток, она, наконец, прикурила и выпустила в промозглый воздух сизую струйку дыма.

Господи, что же будет, если Егор все узнает?! От этой мысли стало так страшно, что в глазах потемнело. Она покачнулась, рука дернулась, и коньяк выплеснулся на каменный пол. Она должна сделать все, что в ее силах, чтобы эту девицу никто не опознал.

* * *

Общими усилиями они запихнули собаку в ванну, и вымыли душистым шампунем. Добрынина громко хохотала, чертыхалась и материлась. Алиса, мокрая с ног до головы, попыталась высушить Мурку феном, но, несмотря на страшную усталость, собака проявила чудеса ловкости и прыткости. Услышав угрожающие звуки, она распласталась и залезла под низкую кровать, оставив им на поругание только худые костлявые лапы.

— Ты, Шатров, просто ненормальный! Как тебя вообще сюда с этим сокровищем пропустили? — отпыхиваясь, спросила Алиса, когда они уселись, наконец, за стол.

— Не поверишь! Оказывается, в «Сосновом» есть специальная услуга. Если ты живешь в коттедже, то можешь привести с собой небольшую собаку. При условии наличия необходимых прививок, разумеется, — добавил довольный Шатров. — Правда, пришлось немного доплатить, но зато теперь Мурка совершенно легально будет проживать вместе с нами. По крайней мере, до среды.

— Сильно, — не то похвалила, не то осудила Добрынина. — А дальше?

— Дальше — посмотрим, — отозвался Сергей и украдкой взглянул на Алису, которая с преувеличенным вниманием изучала налитый в чашку чай.

Все это, однако, не ускользнуло от внимательных глаз Марины Вячеславовны. Она весело усмехнулась и подмигнула смутившемуся Шатрову.

— Ну, что, девчонки, какие у вас тут новости? — нарочито громко спросил он.

Алиса и Марина переглянулись.

— По-моему, новости были у тебя! Может, наконец, поделишься?

— Поделюсь, — Шатров мгновенно стал серьезным. — Мне удалось найти женщину, у которой останавливалась убитая девушка.

— Ничего себе! — присвистнула Добрынина, подливая кипяток в чашки. — И что?

— Живет эта дама в Озерском, а работает в местном УВД уборщицей. Зовут ее Алевтина Матвеевна Бращина. То, что мы с ней столкнулись — чистая случайность. Оказалось, что несколько дней назад к ней на постой попросилась некая девушка. По словам Алевтины, вела она себя довольно странно, а потом и вовсе пропала. Бращина, конечно, беспокоилась не за нее, а за то, что та ей так и не заплатила оговоренную заранее сумму. Тетка она во всех отношения противная и алчная, но ее ненасытная любовь к быстрой наживе мне оказалась как нельзя кстати. За определенную мзду она привела меня к себе домой и разрешила осмотреть вещи своей пропавшей жилички. Там-то, за подкладкой старого плаща, я обнаружил вот это.

Жестом фокусника Шатров извлек из кармана джинсов потрепанный целлофановый пакетик, из которого на стол выпал паспорт и деньги.

— Белова Екатерина Ивановна, тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения, проживала в Москве, — прочитала Алиса. Добрынина бесцеремонно заглядывала ей через плечо.

— И что нам это дает?

— Я уже связался со своим приятелем, он работает в МУРе. Помнишь Лешку Березина, Лисенок?

— Если мне не изменяет память, вы вместе учились на юридическом.

— Все верно. Так вот Лешка работает на Петровке. Он обещал пробить эту самую Белову по своим каналам и сразу же позвонить мне. Вот такие дела. А сейчас предлагаю немного подкрепиться, потому что потом я отправлюсь на поиски нашего суперинтенданта. Мне надо с ним срочно поговорить.

— И все-таки, откуда в этой занимательной истории собака-то?

— Я ее выкупил, — с набитым ртом проговорил Шатров, хитро улыбаясь.

— У кого?

— У этой самой Алевтины. Она морила ее голодом, постоянно била. А когда я у нее сидел, ей в голову постучалась гениальная мысль отравить собаку крысиным ядом.

— Жуть какая-то! — содрогнулась Алиса и машинально погладила Мурку, которая под столом с аппетитом уплетала нарезанные крупными кусками сосиски.

— И сколько же стоило это сокровище? — поинтересовалась Добрынина.

— Пять тысяч.

— Ничего себе! Судя по всему, эта самая Бращина сегодня на тебе заработала целое состояние.

— Это точно! — хрюкнул Сергей.

Они уже заканчивали пить чай, когда в дверь вдруг позвонили, и Мурка, в которой раз за сегодняшний день плотно пообедавшая и прикорнувшая, тут же встрепенулась и залаяла.

На пороге обнаружились Егор Николаевич Касаткин и капитан Проскурин. Лицо капитана было словно высечено из камня, а в глазах Касаткина плескалась тревога и так несвойственная ему растерянность.

— Добрый день! — приветствовал их Шатров, приглашая жестом войти. — А что с вами такое? Что-то случилось?

— Случилось, Сергей Евгеньевич, — мрачно изрек Проскурин. — Скажите, где вы сегодня были? Мне сообщили, что рано утром вы покинули территорию пансионата, несмотря на мои вчерашние предупреждения.

— Господин полицейский, я как раз хотел заехать к вам в участок, но, видимо, опоздал. Вы уже отбыли в «Сосновый».

— Зачем вы меня искали?

— Мне нужно было кое-что с вами обсудить.

— Кое-что — это что?

— Может, мы все-таки пройдем в комнату?

Проскурин и Касаткин переглянулись.

— Здравствуйте, — поздоровалась Алиса, выглянувшая в коридор. В ногах у нее путалась Мурка, которую она придерживала за ошейник.

— Это еще кто? — помимо воли задал вопрос Егор Николаевич, в недоумении уставившись на зверя.

— Это наша собака. Я могу все объяснить…

— Не надо сейчас никому ничего объяснять, — бесцеремонно перебил его капитан, — Через десять минут я жду всех в баре. До скорого, Егор Николаевич!

Проскурин резко развернулся и быстро пошел по направлению к главному корпусу.

— Привет, Егор! — махнула рукой Добрынина, тоже вышедшая в прихожую. — Что тут у вас происходит-то?

— Элла Крутицкая умерла.

— Как — умерла? — от неожиданности Алиса отпустила ошейник, и Мурка метнулась Сергею в ноги.

Тот машинально погладил ее по голове.

— Проскурин несколько раз звонил к ней в дом, но она не открывала. Все думали, что она вчера не рассчитала с алкоголем и просто крепко спит. Но оказалось, что все гораздо хуже. Ладно, народ, — тяжело вздохнул он, — собирайтесь и приходите. Скоро сами все узнаете.

— Постой, Егор! Ее тоже… убили? — в лоб спросила Марина.

Касаткин с досадой потер лицо широкой ладонью.

— Я пока сам не знаю. Давайте для начала послушаем официальную версию, а там разберемся. Все, увидимся в баре.

Глава восемнадцатая

В помещении бара было тихо, все собравшиеся по молчаливому согласию расселись так же, как и накануне. Алиса взглянула на Проскурина. На этот раз он вел себя как-то по-новому. В развороте плеч появилась осанистость, взгляд из угрюмого стал жестким и торжествующим, крылья носа трепетали, а на губах играла странная улыбка. Так выглядят победители.

Алиса мельком обвела глазами всех присутствующих. Среди прочих опять обращал на себя внимание Эрнест Фридрихович, который беспрестанно кашлял и сморкался, отчего его нос распух и покраснел. Кристина сегодня была молчалива, хотя взгляды, которые она время от времени бросала в пространство, были полны какого-то затаенного страха и даже паники. Интересно, что именно ее так напугало? На лицах Артема и Ренаты читалась откровенная скука, а Виктория Алексеевна была, напротив, чересчур взвинчена, о чем недвусмысленно говорил нездоровый румянец и неестественно бледные, крепко сжатые губы. Сегодня на ней был надет тонкий кашемировый свитер с высоким горлом и джинсы. Эта простая на вид одежда, по мнению Алисы, шла ей гораздо больше, чем платье.

— Что ж, если все здесь, то давайте начнем, — сухим пронзительным голосом заговорил Проскурин, на секунду заглянув в свои бумаги.

— А что все-таки случилось с Эллой Эдуардовной? — нервным жестом поправив очки, задал вопрос Пахомов. — Мне сказали, что она скончалась сегодня ночью. Это что, чья-то глупая шутка?

— Давайте не будем торопиться, господа, — отвечал Проскурин.

Сейчас он больше всего напоминал актера, наслаждающегося своим триумфом. Судя по его раздувающимся ноздрям, пахло головокружительным разоблачением и стремительным продвижением по карьерной лестнице.

— Я человек прямой, а потому не стану долго ходить вокруг да около. Всем вам известно, что за последние сутки в «Сосновом» произошел ряд преступлений. Вчера вечером я пообещал господину Касаткину, что вполне в силах раскрыть эти убийства без помощи московских коллег. Егор Николаевич дал мне на все про все три дня, — он едва заметно усмехнулся и скромно присовокупил: — Что ж, я выполнил свое обещание!

«Знайте, господа столичные жители, мы здесь тоже не лаптем щи хлебаем!» — отчетливо читалось в его искрящихся глазах.

— Дело оказалось не таким уж сложным, — продолжал Проскурин свой монолог победителя. — Сегодня мной было обнаружено тело Эллы Эдуардовны Крутицкой. В бутылке с виски, которая стояла на прикроватной тумбочке, оказалось сильнодействующее снотворное, которое в сочетании с алкоголем в девяноста девяти процентах случаев провоцирует летальный исход. Судя по всему, она покончила с собой, не в силах нести тяжкий грех на своей душе.

По залу прокатилось шуршащее «Ах!»

— Да-да, у следствия есть вполне веские причины считать, что это именно она задушила любовницу своего мужа, а потом рассчиталась и с ним.

— Господи помилуй, — тихо воскликнула Анна Витальевна и обхватила щеки ладонями так, что из-за оттянутых вниз век глаза ее стали напоминать глаза старого бульдога.

— Подождите, какую такую любовницу? — с сомнением переспросила Алиса. — Вы сейчас имеете в виду ту самую задушенную в лесу девушку?

— Так точно, — ответил Проскурин, явно недовольный тем, что его перебили.

— И что же это за веские причины, разрешите полюбопытствовать? — спросил Шатров.

— Ну, во-первых, на бутылке присутствуют отпечатки пальцев только покойной. А главное — в комнате была обнаружена посмертная записка, где она открыто призналась во всех этих преступлениях, а также ручка, которая судя по дарственной гравировке, принадлежала Элле Эдуардовне.

— И что же было в этой записке? — спросил Шатров.

— Сергей Евгеньевич, в данный момент я по ряду обстоятельств не имею права разглашать содержание этого документа. Скажу лишь одно: сомнений в том, что она совершила все эти убийства, быть не может. Ни в первом, ни во втором случаях у Эллы Эдуардовны нет алиби, это раз, — Проскурин начал зажимать толстые, пожелтевшие от сигаретного дыма, пальцы, — Как нет у нее алиби и на случай обыска в вашем, господин Шатров, доме. Женщина она высокая, сильная, так что вполне могла и задушить, и зарезать. Это два. И наконец — самое главное! — в отличие от всех остальных здесь присутствующих, у нее был веский мотив. Ее муж, Крутицкий Антон Владимирович, регулярно изменял ей. А ревность, господа, это одно из самых мощных оснований для подобного рода преступлений.

— Все равно, это странно, — медленно проговорила Добрынина. — А вы уверены, что записка была написана именно Эллой?

— Судя по предварительному заключению экспертизы, это ее почерк. И думаю, что уже к вечеру я смогу сказать об этом со стопроцентной уверенностью, — присовокупил он.

— Значит, уже завтра мы сможем отсюда уехать? — встрепенулась молчавшая до сих пор Кристина.

— Надеюсь, что да. Как видите, господа, — сдержанно сказал Проскурин, обращаясь главным образом к Касаткину, — расследование и в самом деле не заняло много времени. Конечно, прискорбно, что все это испортило ваш отдых, но тут уж нет моей вины. Надеюсь, что моя работа будет оценена вами по достоинству. Не смею вас больше задерживать.

Эти слова были произнесены с подобающей случаю величавостью.

Участники собрания медленно потянулись к выходу и вскоре за столом остались сидеть только Шатров и Проскурин.

— Что-то еще? Я же сказал, молодой человек, следствие завершено, — недовольно произнес капитан, складывая бумаги в портфель.

— Мне кажется, что вы должны знать, что сегодня утром мне удалось обнаружить кое-что любопытное.

С этими словами Сергей выложил перед Проскуриным паспорт в прозрачной обложке.

— Что это?

— Это документ, который принадлежал убитой девушке. Если позволите, я вкратце расскажу о том, как и откуда он попал ко мне в руки.

И Сергей коротко поведал о своем утреннем расследовании. По мере того, как он говорил, лицо Проскурина наливалось пунцовой краской.

— Значит, вы, все-таки, решили взяться за дело сами? — мрачно поинтересовался он, когда тот закончил. — Не доверяете нам, значит?

— Дело не в этом, капитан. Просто так совпало. Уверяю вас, что я встретился с этой женщиной совершенно случайно.

— И случайно затеяли обыск в ее доме? Вы хоть понимаете, что это незаконно?

— Но я же ничего от вас не утаиваю, наоборот, стараюсь помочь. Очень скоро мне позвонит мой хороший приятель, который работает в МУРе, и мы будем знать все о погибшей.

— И что это изменит? — голос капитана вибрировал от негодования.

Черт возьми! Только все наладилось! Убийца найден, начальство довольно, а тут этот, со своими гипотезами! И надо же было ему позвонить-таки в Москву! Вот только МУРа нам здесь и не хватало! И кто его просил?!

— Как — что? Разве это не важно?

— Уверяю вас, что мы справились бы и без вашей помощи! И без помощи этого вашего МУРа. Крутицкая отравилась снотворным. Она оставила предсмертную записку, в которой созналась в содеянном. Там же, в спальне под тумбочкой, мы нашли ручку, которой она была написана. Напомню, что ручка не простая — с памятной гравировкой. Так что сомнений в том, что она принадлежала именно Элле Эдуардовне, у меня лично никаких нет. Чего вам еще не хватает-то?!

— Так значит, Элла Эдуардовна приняла снотворное? — еще раз переспросил Шатров.

Что-то в этой фразе царапнуло его.

— Да, именно. А в сочетании с алкоголем это гремучая смесь. И все, молодой человек, дискуссия закончена. Я тороплюсь.

— Последний вопрос. Я могу взглянуть на записку?

— Это еще зачем?

— Простое любопытство.

— У меня ее с собой нет. Есть только копия, — поколебавшись, проговорил Проскурин.

— Так я могу взглянуть?

— Только для того, чтобы прекратить этот пустой разговор.

Проскурин вытащил из портфеля тонкий листок, засунутый в прозрачный файл. Крупным, размашистым почерком там было написано следующее:

«…моя вина. Бедная девочка! Она виновата лишь в том, что очутилась не в том месте и не в то время. Никогда не думала, что он способен на такое! Я больше не могу терпеть такую жизнь: обман, измены, а теперь еще и это. Все кончено…»

— Вы удовлетворены? — с сарказмом спросил Проскурин, забирая листок из рук Сергея. — Засим позвольте откланяться.

Он вышел, оставив Шатрова в недоумении и глубокой задумчивости.

* * *

Алиса вышла из здания и направилась в сторону своего коттеджа. К вечеру дождь прекратился, но поднялся сильный ветер. Он непрерывно клонил деревья к земле и заунывно стонал в верхушках сосен. За весь день солнце ни разу не блеснуло сквозь серую скатерть низких дождевых туч, но сейчас его туманный, багровый диск время от времени проглядывал сквозь разорванные клочья облаков. Алиса поневоле ускорила шаг.

Все закончилось. Бедная Элла. Странно, но почему-то несмотря ни на что, сейчас Алиса чувствовала еще большее беспокойство. Наверное, это просто расшатанные нервы. А может еще и погода. Как странно, в разгар лета такой холод и дождь. Не иначе, как в небесной канцелярии новая секретарша, которая явно что-то напутала. Алиса улыбнулась своим мыслям.

Подойдя к дому, она нащупала в сумке ключ. За дверью слышалось потявкивание и нетерпеливое шебуршание. Она улыбнулась и громко сказала:

— Погоди, собака! Я уже здесь. Ты только стены не царапай, а то мы не расплатимся.

— Алиса!

От неожиданности она вздрогнула так, что ключ выпал из рук, а Мурка за дверью залаяла громко и воинственно.

— Простите, не хотела вас напугать, — Алиса обернулась и увидела Касаткину.

— Добрый вечер, Виктория Алексеевна. Извините, просто устала что-то.

— А почему вы одна? Где ваш молодой человек?

— Сергей? Он слегка задержался, ему надо было кое-что обсудить с суперинтендантом, — согнувшись и нашаривая на крыльце ключ, отвечала Алиса.

— С кем? — слегка оторопела Вика.

Алиса негромко рассмеялась.

— Это мы так в шутку называем капитана Проскурина.

— А что это за звуки из-за двери?

— Это наша собака. Ее Мурка зовут.

— Не знала, что вы привезли с собой собаку, — с легкой долей не то осуждения, не то недовольства проговорила Вика.

— Нет, вы не так поняли. Мы ее не привозили! — отмахнулась Алиса, — Ее Сережка купил только сегодня, у одной местной злой тетки. Она хотела ее усыпить, а Шатров не позволил.

— Очень трогательная история, — саркастически прокомментировала Касаткина. — Честно говоря, у меня к вам есть небольшой разговор. Не уделите мне пару минут?

— Конечно, Виктория Алексеевна! Только не могу сейчас предложить вам чая, потому что мне просто необходимо вывести Мурку на прогулку, — виновато улыбнулась Алиса.

— Мы вполне можем пообщаться и на улице, тем более, что дождь кончился. Я подожду вас здесь.

— Хорошо, я быстро!

С этими словами Алиса распахнула дверь, и ей в ноги моментально сунулась серая улыбающаяся морда.

— Привет, моя хорошая! Как ты тут без нас? — Алиса потрепала собаку по голове, а та в ответ облизала ее ладонь. — Сейчас пойдем гулять.

Она ловко прицепила к блестящему ошейнику длинный поводок. Мурка рванула к двери, издав торжествующий лай.

— Тихо, собака! Да не тяни ты так! Мне еще дверь закрыть надо, — рассердилась Алиса. — Ну, вот, теперь можем идти. Все, Виктория Алексеевна, мы готовы!

Вдвоем они медленно пошли по тропинке. Мурка с удовольствием обследовала каждое дерево и каждую, встреченную по пути, лужу.

— Так о чем вы хотели со мной поговорить, Виктория Алексеевна? — спросила, наконец, Алиса, прервав затянувшуюся паузу.

— Скажите, Алиса, чего пытается добиться Шатров?

— Что вы имеете в виду?

— Я поясню. Эта грязная история, в которую мы здесь все оказались втянутыми, слава Богу, закончена, — веско проговорила она, — Такого страшного и трагического поворота событий никто предугадать не мог. Но, честно говоря, я совершенно не удивлена тому, что произошло.

— Почему?

Вика вздохнула и, немного помолчав, продолжала.

— Я немного знала ЭллуЭдуардовну, а также слышала кое-что о ней от общих знакомых. Когда был жив ее отец, она чувствовала свою власть над мужем, так как именно благодаря Ремизову Антон смог почти с нуля начать свой проект. Кстати говоря, весьма успешный. То, что я вам все это говорю, не является секретом, а поэтому я не совершаю никакой подлости. Крутицкий никогда не любил свою жену. С самого начала этот союз был обречен. Печально, но Антон не пропускал мимо себя ни одной юбки, — Касаткина гадливо поморщилась. — Элла, я уверена, знала обо всем и дико ревновала. Еще в молодости ей поставили диагноз «бесплодие», а значит все, что у нее было — это муж. Кроме того, последнее время она стала крепко выпивать.

— Но вы же сами говорили, что найденная в лесу девушка на любовницу Крутицкого совершенно не похожа, — возразила Алиса.

— В том-то и дело! Я думаю, что именно этот факт подтолкнул Эллу к убийству. Поймите, когда женщине ее типа предпочитают дворняжку, — Виктория недобро усмехнулась, — это может привести к непредсказуемым последствиям. Именно это и произошло.

— Скажите, Виктория Алексеевна, а почему вы все это говорите мне?

— Вообще-то, я хотела поговорить с Шатровым. Но раз уж так случилось, что я его не застала, то, надеюсь, вы передадите ему наш сегодняшний разговор. Кроме того, у меня сложилось о нем определенное мнение. Он — чересчур упрямый и самоуверенный человек. Я бы даже сказала — самонадеянный. Вряд ли он стал бы прислушиваться к моим словам. Думаю, что вы, Алиса, сможете сделать это лучше.

— Не уверена, — усмехнулась Алиса, — Вы правы, Сергей очень упрямый человек. И именно это качество очень часто помогает ему в его работе.

Разговор становился каким-то неприятным, колючим и очень странным. В обществе этой женщины Алисе было не по себе, а характеристика, данная Касаткиной Сергею, попросту разозлила ее.

— Согласна, упрямство может быть полезным, но только в том случае, если человек умеет вовремя остановиться. Кроме его мнения, существуют и более компетентные. В том числе — мнение полиции, — в голосе Касаткиной стали проскальзывать стальные нотки.

Алиса некоторое время молчала.

— Что вы предлагаете, Виктория Алексеевна?

— Не надо больше ворошить эту историю. Не лезьте в это дело, это ни к чему хорошему не приведет. Оставьте все, как есть. Уже завтра мы все уедем отсюда и забудем все, как страшный сон.

— Значит, если я правильно вас понимаю, вы полностью удовлетворены выводами полиции?

— Именно. У меня, впрочем, как и у моего мужа, — подчеркнула она, — нет оснований не доверять Проскурину. Он вполне достойно выполнил свою работу, и оспаривать его заключение я считаю глупой тратой времени и нервов.

— Я вас поняла, Виктория Алексеевна, — медленно проговорила Алиса.

— Очень надеюсь, что вы поняли меня правильно, — не добавив больше ни слова, она стала быстро удаляться, и уже через минуту ее силуэт растаял в серой мглистой дымке.

Глава девятнадцатая

— Сидишь? — услышал Шатров за спиной рокочущий бас Добрыниной.

— Сижу, — согласился он.

— Я вижу, что тебя не слишком впечатлило сегодняшнее выступление нашего констебля. Или как вы его там называете?

— Суперинтендант, — поправил ее Сергей, слегка улыбнувшись и выныривая из своих мыслей, — Что вы, Марина Вячеславовна, напротив. Я до сих пор под властью чувств-c!

Добрынина хохотнула и, не спрашивая его согласия, плюхнулась напротив.

— Театр одного актера! Но, согласись, сыграно талантливо. Какой пафос, какая патетика, какое вдохновение!

Она жестом подозвала официанта и заказала пирожное и капучино.

— Ты будешь чего-нибудь? — обратилась она к Шатрову.

Он отрицательно покачал головой.

— А я вот когда нервничаю, всегда жую, ничего не могу с собой поделать. Сереж, ты ведь тоже не думаешь, что это Элка? — спросила она безо всякого перехода, слегка понизив голос.

Сергей внимательно посмотрел на нее. В этот момент даже ее крючковатый нос выражал неподдельное беспокойство. Короткие седоватые волосы были растрепаны, а пухлые сильные пальцы правой руки без конца барабанили по столу.

— Не знаю, как и сказать, — усмехнулся он.

— Говори, как есть. Ты ведь не веришь ни единому слову этого Проскурина! Впрочем, как и я. Элла всегда была порядочным человеком. Несмотря на то, что мы почти не общались в последние годы, я не верю в то, что она была способна на убийство. А вся эта история с запиской — вообще бред от начала и до конца, — фыркнула она. — Ты, кстати, не в курсе, что там было написано?

— Проскурин показал мне копию. Дословно я ее воспроизвести не могу, но то, что там присутствовало выражение «я виновата» — это точно.

— Но оно могло означать все, что угодно! И еще. Я знаю, что Элка всегда вела дневник. Может быть такое, что этот листок просто вырвали из него, специально, чтобы уж ни у кого не осталось никаких сомнений?

— Вполне, — согласился Шатров, немного подумав.

— Не могла Элка убить Антона, — с жаром продолжала настаивать Добрынина, — Она любила этого козла, прости, Господи! Любила по-настоящему.

— Но где любовь, там и ревность, а ревность порой бывает страшной, — нерешительно возразил Сергей.

— Чушь! Ты ведь и сам так не думаешь! — настойчиво и требовательно заглядывая ему в глаза, пророкотала Добрынина.

— Не думаю, — медленно, словно обдумывая что-то, проговорил Шатров. — Но доказать обратное будет нелегко. Чтобы опровергнуть выводы следствия, надо предъявить полиции настоящего убийцу. А для того, чтобы его вычислить, необходимо время, а вот его-то как раз у меня и нет.

В этот момент к столику подошел официант и поставил перед Мариной чашку с белоснежной шапкой взбитых сливок и большой кусок шоколадного торта. Пожелав приятного аппетита, он деликатно удалился за стойку.

— А что там с паспортом этой девочки? Беловой, кажется? Тебе уже позвонил твой приятель? — спросила Добрынина, отломив вилкой большой кусок лакомства.

Шатров отрицательно покачал головой.

— Так чего ты ждешь? — возмутилась она, — Звони сам! Сереж, если ничего не предпринять сейчас, то настоящего преступника никогда не найдут! Так случилось, что по разным причинам всем здесь выгодно считать убийцей несчастную Элку. Был бы жив Ремизов, он бы точно нашел способ доказать, что она не виновата! А теперь, черт возьми, за нее, кроме нас, даже заступиться некому! Она-то уже этого сделать никогда не сможет! — От горечи и негодования, переполнявших ее, Марина Вячеславовна дышала громко и с каким-то забавным присвистом, — Ты ведь не хуже меня знаешь, что она не случайно умерла. Кому-то было очень выгодно свалить на нее эти убийства. И вот, пожалуйста вам, господа хорошие: и предсмертное письмо, и мотив, и снотворное в бутылке со спиртным. Подставили бедную Эллу, а все и проглотили!

И снова что-то царапнуло Сергея в словах Добрыниной. Что-то было не так. Что-то неправильное, нелогичное. Но что?! Додумать он не успел, потому что в этот момент его, молчавший до сих пор телефон, взорвался трелями. На ярко-синем дисплее высветилось имя: «Березин».

— Алло! — отозвался Сергей, проворно выныривая из-за стола и быстро направляясь к выходу, — Привет, Леха! Ну, наконец-то! Погоди, я выйду на улицу, здесь связь паршивая!

Добрынина проводила его глазами, с трудом подавив желание броситься следом. Разговор затянулся на добрых полчаса, за которые она успела не только доесть пирожное, впрочем, почти не ощутив вкуса, но и заказать новое.

Когда Шатров вернулся в бар, терпение Добрыниной было на исходе. Она буквально подпрыгивала на стуле, который под ее весом жалобно постанывал и поскрипывал.

— Ну, что там? Рассказывай быстрее!

— Марина Вячеславовна, а давайте не здесь. Пойдемте-ка к нам.

— Договорились, — с готовностью отозвалась она и вскочила, готовая бежать куда угодно.

— Молодой человек! — зычно крикнула она растерявшемуся официанту, который уже нес новый кусок торта, на этот раз — нежного суфле, — Отмените заказ. Мы уходим.

И она потянула Шатрова на выход.

За всю дорогу до коттеджа Шатров не проронил ни слова, а Добрынина лишь изредка косилась на него, пытаясь поймать его взгляд.

Алиса встретила их на пороге, а Мурка, как и ожидалось, с радостным лаем бросилась Сергею на грудь. В конце концов, они снова, как и некоторое время назад, расположились в гостиной.

— Давай, Шатров, не томи! Сам же говоришь, что времени у нас в обрез, — начала Марина Вячеславовна.

— Короче так. Семья Кати Беловой до недавнего времени была совершенно непримечательной. Обычная счастливая, не особенно состоятельная, проще говоря — среднестатистическая ячейка общества: мама, папа и две дочки — Катя и Наташа. Пару лет назад родители девочек попали в жуткую автокатастрофу и погибли на месте. Родных у них больше не осталось. На тот момент девочке Кате было девятнадцать, а ее сестре соответственно шестнадцать лет. После смерти родителей им, конечно, пришлось туговато, но Катя худо-бедно подрабатывала, и на еду им вполне хватало. Все бы шло хорошо, но тут младшая Наташа забеременела. По всей видимости, отец ребенка не пожелал создавать с ней семью, однако девочка все же решила оставить ребенка. Не знаю, что и как, но мальчик родился мертвым, о чем есть соответствующая запись в роддоме. Однако Наташа была на все сто процентов уверена в том, что ее сын был жив, и его у нее просто отобрали. Якобы она слышала, что ее малыш громко закричал, и слышала разговоры врачей, о том, что все его жизненные показатели были в норме. Роды были довольно тяжелыми и затяжными, и на тот момент девушка была почти без сознания. Вполне возможно, что все это ей просто показалось. Но, несмотря на уверения врачей, Наташа твердо стояла на своем и все-таки подала заявление в полицию. Однако там ее слова никто не принял всерьез.

Добрынина возмущенно фыркнула.

— Подожди, Сереж, — спросила Алиса, — ведь если мальчик умер, то матери должны отдать тело.

— Не должны, — покачал головой Шатров, — Там какие-то свои правила на этот счет.

— Хорошенькие правила! Не дать матери даже похоронить ребенка! Врагу такого не пожелаешь, — возмутилась Марина Вячеславовна. — Продолжай.

— После смерти мальчика, девушка явно была не в себе. Она бросила школу, постоянно плакала, качала пустую коляску, разговаривала с умершим сыном, так, будто бы он живой. Проще говоря — начала сходить с ума. Однажды, вернувшись с работы, Катя застала сестру в кухне с петлей на шее. Рядом лежала записка. Что-то вроде того: «Не могу больше так жить. Если мой малыш умер, то и мне здесь делать нечего, я ему нужна, ухожу к сыну».

— Господи помилуй, — пробормотала, потрясенная услышанным, Алиса.

— Катя, сразу же после смерти любимой сестры, уволилась с работы. Поговаривали, что все свое время она тратила на то, чтобы найти виновных в смерти племянника и Наташи. Она, кстати, единственная верила Наташе. Нередко она заговаривала о мести, но ее слова мало кто принимал всерьез. Считали, что она тоже немного тронулась, — Сергей повертел у виска пальцем. — Да и не удивительно, за такой маленький срок потерять всю семью — кто такое может выдержать!

— Ты тоже думаешь, что Белова была сумасшедшей? — недоверчиво спросила Добрынина.

Шатров покачал головой.

— Нет, лично я так не думаю. Напротив, мне почему-то кажется, что Наташа была права, и ребенок появился на свет живым и вполне здоровым. А вся эта сказка о мертворождении — ложь от начала и до конца. Вот только кому и зачем понадобилось отбирать мальчика у матери?

— Напрашивается очевидный ответ, — после некоторой паузы проговорила Алиса. — Ты же сам мне говорил, что Крутицкий занимался подобного рода грязными делишками. А тут — такая удача. Одна — несовершеннолетняя мать-одиночка, другая — ее сестра, больна астмой. Заступиться за них некому — делай, что хочешь!

— Да, но почему именно они?

— В смысле? — не поняла Алиса.

— Видишь ли, когда я работал по делу фонда, мне удалось выяснить, что сотрудничал Крутицкий только с несколькими роддомами. Я так понимаю, что там у него были, так сказать, хорошо прикормленные эскулапы. А вот Наташа Белова рожала в совершенно другом месте. И вот еще что интересно. Главврач и акушерка, которые принимали те самые роды, очень поспешно уволились.

— И о чем это говорит?

Сергей пожал плечами.

— Может и ни о чем, но мне кажется, что это был совершенно определенный заказ, за который Крутицкому, да и врачам нехило заплатили.

— То есть, ты хочешь сказать, что кому-то было выгодно, чтобы ребенка Беловой официально признали умершим? — догадалась Алиса.

— Именно, Лисенок. Но на самом деле, мальчика просто продали в другую семью. Считай, что Крутицкий на этом деле заработал дважды.

— Дикость какая-то! Но кому это могло быть нужно?!

Повисло тягостное молчание.

— Послушай, Сереж, а ты случайно не знаешь имени отца ребенка Наташи Беловой? — осторожно поинтересовалась Добрынина. — Потому что если разобраться, то кроме него, заинтересованных людей больше нет.

Сергей слегка улыбнулся и кивнул.

— Я тоже так считаю, — произнес он. — Вот только кто он, никто не знает. Сама Наташа никому ничего не говорила, да и то, что удалось накопать ее старшей сестре, нам тоже пока неизвестно. Думаю, что именно этой информацией она и шантажировала покойного Антона Владимировича. Я, конечно, могу только предполагать, но мне кажется, что Катя просто хотела вернуть своего племянника. Она поняла, что официально сделать этого не получится, и затеяла собственное расследование. Судя по всему, узнала она много такого, что очень не понравилось Крутицкому, и даже напугало его.

— Так значит, это все-таки он убил Катю Белову? — спросила Алиса.

— Бред! — категорически возразила Марина Вячеславовна, — Антон был ужасным трусом. У него кишка была тонка для такого. Вот тихая подлость — это его! Но убить своими руками — нет!

— Мне тоже так кажется. Кроме того, ведь и он тоже умер не своей смертью, — согласился Шатров.

— А как же Элла? — спохватилась Алиса, — Она действительно сама отравилась снотворным?

Шатров вдруг резко встал и начал быстро ходить по комнате. Алиса и Добрынина сидели молча, глядя на него, как завороженные.

— Вот оно! Ну, конечно же! Как же я раньше не сообразил! — воскликнул он наконец и звонко хлопнул себя по лбу, — Элла никогда не могла бы этого сделать! Помните, Марина Вячеславовна, что именно она сказала вчера за обедом, когда Эрнест Фридрихович предложил ей таблетки от головной боли? Она тогда ответила, что никогда не принимает никаких лекарств!

— Точно, Элка упомянула, что у нее аллергия на многие препараты, — возбужденно подтвердила Добрынина. — Ай да Шатров! Получается, это были не ее таблетки! Это еще раз доказывает, что ее убили…

— И убили очень вовремя, — подхватила Алиса. — Ты прав, Сережка, есть кто-то третий.

— Замечательно! — саркастически усмехнулась Марина Вячеславовна, — В этом случае у нас выбор богатый! Чисто теоретически, отцом ребенка мог быть любой представитель мужского пола. Например, тот же Дима Костров, или Пахомов, или Кравчук…

— Марина Вячеславовна, мы действительно, можем гадать до бесконечности, — прервал ее разбушевавшуюся фантазию Сергей. — Единственное, что нам может помочь — это те самые бумаги, собранные Катей, о которых шла речь. Что-то в них было такое, отчего этот человек начал убивать. Причем, заметьте, — Сергей поднял вверх указательный палец, — он не опасался того, что мог рассказать Касаткину лично я. Ему было все равно, захочет ли Егор Николаевич вести дела с Крутицким или нет. Ему было важно заставить замолчать тех, кто, так или иначе, оказался в курсе истории с ребенком Наташи Беловой.

— Ты считаешь, что Элла Эдуардовна знала о том, чем на самом деле занимался ее муж?

Шатров развел руками.

— Этого мы пока тоже не знаем наверняка. Думаю, вряд ли. Мне кажется, что ее просто-напросто сочли идеальной кандидатурой, на которую можно свалить вину за все произошедшее. А прийти к этой гениально мысли нашему мистеру «X» помог сам капитан Проскурин. Слишком уж он уцепился за версию о ревнивой супруге и напирал на нее изо всех сил.

— Это точно, — снова поддакнула Марина Вячеславовна. — Причем, все остальные возможности он даже и не рассматривал, хотя я лично, очень непрозрачно намекнула ему, что, скорее всего, дело в том, что под прикрытием фонда Крутицкого проворачивались некие махинации. И, кстати, настоятельно посоветовала ему поговорить с тобой.

— Быть может, дело и не закрыли бы так быстро, если бы не внезапная кончина главной подозреваемой, — продолжил свою мысль Шатров, — В конце концов, Элла Эдуардовна, как женщина вполне обеспеченная, вполне могла нанять грамотного адвоката, который бы мигом развалил обвинение, но тут, очень кстати, Крутицкая умирает, да еще, якобы, сама признается во всех смертных грехах.

— Да, ребята, профессионально сработано, нечего сказать! — вздохнула Добрынина. — И что мы теперь будем делать?

— Пока не знаю. Мне надо подумать.

— И сколько ты будешь думать? — нетерпеливо спросила Марина Вячеславовна.

— Пока не систематизирую все факты. Кстати, надо бы собаку нашу вывести погулять, — рассеяно добавил он.

— Я уже. Между прочим, у меня сегодня тоже состоялся весьма необычный разговор, — сообщила Алиса.

— С кем это?

— С Викторией Алексеевной Касаткиной. Она изо всех сил пыталась меня убедить повлиять на тебя.

— Не понял? В каком это смысле? — искренне удивился Шатров.

Добрынина тоже изумленно уставилась на Алису.

— Просто ей кажется, что ты лезешь не в свое дело. Она, якобы, хорошо знала Эллу. По ее словам, она была очень ревнивой и неуравновешенной женщиной, крайне озлобленной на своего мужа за постоянные измены. И то, что произошло — очень печально, но вполне логично. Виктория Алексеевна дала мне понять, что ни она, ни ее муж не желают больше копаться в этой истории. Их вполне удовлетворяет официальная версия полиции.

— Вот значит как! — присвистнула Марина Вячеславовна. — Интересный поворот! Ах, Вика, Вика! Что ж ты так нервничаешь-то?

Сергей машинально вытащил из кармана слегка смятую пачку и вытянул оттуда сигарету. Он начал ее крутить между пальцев, отчего вскоре на полу образовалась целая горка табака. Спохватившись, он нагнулся, кое-как собрал мусор, выбросил в урну, и, не говоря больше ни слова, ушел на балкон.

— И что это значит? — недоуменно подняла косматые брови Добрынина.

«Точь-в-точь — сова из мультика про Винни Пуха!» — подумала про себя Алиса.

— Он же сказал — ему надо подумать, — улыбнувшись, сказала она вслух, — Сережка всегда так делает, когда чем-то сильно озадачен. Не обижайтесь на него, Марина Вячеславовна.

— Да у меня и в мыслях не было обижаться. Ладно, тогда и я, пожалуй, пойду. Тоже поразмышляю, может чего-нибудь и надумаю.

Марина Вячеславовна поднялась и накинула плащ. Мурка сонно завиляла хвостом и проводила гостью ленивым «Гав!».

Алиса закрыла дверь на ключ и, не выключая свет и не раздеваясь, прилегла на кровать. Сон подкрался незаметно, и уже через пару минут глаза ее слиплись сами собой.

* * *

…На улице светило солнце, напоминающее огромный раскаленный пылающий шар, закрывший собой половину неба. И свет его был настолько ярким и неестественным, что казался скорее электрическим. Глаза болели и слезились. Не в силах больше выдерживать эту бешеную огненную вакханалию, Алиса задернула шторы, обернулась и ахнула. Их комната вновь была перевернута вверх дном.

Большущий матрац, сброшенный на пол и вспоротый чьей-то безжалостной рукой, ощетинился колючими пружинами и клоками синтепона. На кресле лежал чужой черный плащ, свешиваясь по сторонам, словно гигантский парашют. Ваза, в которой стоял букет из ромашек и колокольчиков, была перевернута и вода, вытекшая из нее, залила светлый ковролин. Но вот странно — почему-то пятно это было не бесцветным, а бурым.

Алиса в ужасе застыла, глядя на эту жуткую картину. Тут ее нос уловил какой-то тошнотворный запах. И запах этот с каждой секундой усиливался. «Кап!» — вдруг услышала она. Из опрокинутой вазы вылилась еще одна капля. И это была не вода. Потому что вода никогда не бывает такой красной и тягучей. Это и не вода — с пугающим спокойствием поняла вдруг Алиса. Это кровь. И я чувствую ее запах. Это запах смерти и страха. Где же Шатров? Почему он бросил меня здесь одну?

В этот момент она почему-то подумала, что Сергей вряд ли ей поверит, если она расскажет ему о том, какая чертовщина творится в их доме. Трясущимися руками она вытащила из кармана телефон и решила заснять страшную картину. Странно, но в объективе камеры она вдруг увидела бесформенную фигуру, одиноко сидящую на голом остове кровати. Убрала телефон — фигура исчезла. Вновь взгляд сквозь объектив и опять — человек. Он сидел спокойно, устремив взгляд в пространство, но Алиса, как ни старалась, не могла разглядеть его лица. И вдруг он заговорил, вернее, заговорила она, ибо это была женщина.

— За что?! Я так хотела жить. Просто жить, радоваться солнцу и дождю, ходить по улицам и покупать мороженое, слушать пение птиц по утрам. Это ты виновата. Ты!

— Почему я?! — прошептала Алиса непослушными губами, упрямо глядя в камеру.

— Я ненавижу тебя! Ненавижу!!! — голос, вначале равнодушный, безжизненный и едва слышный, с каждым словом набирал силу.

Под конец он стал совершенно оглушительным, заполняющим все вокруг безумным звенящим эхом. Алиса в ужасе отбросила от себя телефон и обеими руками закрыла уши. Она изо всех сил зажмурилась и… проснулась.

* * *

Сердце колотилось так, будто вместо него в груди работал гигантский штамповочный станок, а на лбу выступила холодная испарина. Обеспокоенная Мурка стояла на задних лапах, и, тревожно поскуливая, тыкалась мордой в ее плечо. Алиса мельком взглянула на часы — она проспала всего лишь десять минут. За окном сгущались сумерки. Сквозь неплотно задвинутые шторы, на балконе она разглядела силуэт Сергея. Он что-то быстро записывал в блокнот. Рядом в пепельнице дымилась сигарета и стояла кружка.

— Все хорошо, милая, это просто сон! Дурной сон, — тихо сказала Алиса, скорее не Мурке, а себе.

Она потрепала ее по голове и поцеловала шишковатый лоб, все еще пахнущий шампунем.

Странно, такое ощущение, будто бы она знала эту собаку не один день, а много-много лет. И как это она жила до сих пор без этого любопытного кожаного носа, без этого взгляда, полного неподдельного волнения и преданности, без мягких, пушистых ушей, похожих на большие лопухи? Как же хорошо, что Сережка выкупил ее! Страшно подумать, что этой случайности могло и не быть, не приди ему в голову идея с самого утра тащиться в Озерское. Как он там сказал? Они теперь будут жить все вместе. Вместе. Какие чудесные слова!

От этих спокойных мыслей дыхание понемногу выровнялось. Алиса встала, выключила люстру, оставив гореть только маленький ночник и, взяв пижаму, пошла в душ.

Глава двадцатая

Сегодня Проскурин чувствовал себя настоящим триумфатором. Это даже хорошо, что все так случилось. Как говорила его бабка Фекла — царствие ей небесное — никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. После такого громкого дела продвижение по службе ему гарантировано, уже не говоря о премии и почетной грамоте от начальства. Преступление раскрыто в максимально короткий срок. Все получилось очень удачно — никто из сильных мира сего не пострадал, виновные найдены, а смертный приговор уже приведен в исполнение. Правосудие восторжествовало. И главная заслуга в том не пришлых москвичей с Петровки (гори она синим пламенем!), а капитана Озерского отделения полиции Григория Степановича Проскурина! Сам Касаткин пожал ему руку и поблагодарил за работу. А это тебе не хухры-мухры! На секунду привиделась местная газета «…ские Ведомости», а на главной странице его большая фотография — кстати, надо будет подыскать подходящую! — и заголовок: «Сложа руки не сидим!»

С этими приятными, во всех отношениях, мыслями он запарковал свои старенькие «Жигули» во дворе отделения и достал телефон. Жена Ленка уже несколько раз звонила, чтобы спросить, что делать на ужин и когда его ждать. Проскурин довольно, словно сытый кот, улыбнулся и набрал номер.

— Алло, Гриш, ну где ты пропал? — услышал он встревоженный голос.

— Привет. Я, Лен, между прочим, работаю. Кстати, накрывай на стол, скоро буду. Помнишь, мне твой брательник на прошлой неделе виски привез?

— Ну, помню, — слегка недоуменно, согласилась она, — Только ты же тогда сказал, что пусть эта бутылка до подходящего случая стоит. У нас что, сегодня праздник?

— Ну, праздником я бы это не назвал, скорее повод, — с излишней скромностью добавил он.

— И что за повод? — в голосе слышалось неприкрытое любопытство.

— Твой муж раскрыл преступление века! Помнишь, я рассказывал тебе про «Сосновый»?

— Помню, конечно. Там еще этот миллионер… Как его там? Козляткин?

— Касаткин, — поправил он жену.

«А Козляткин — ему бы больше подошло!» — довольно хмыкнул он про себя.

— Точно, Касаткин. И что?

— Так вот, дело закрыто!

— Да ты что?! Гришка, ну я тебя поздравляю! А Коптев?

— А что — Коптев? Думаю, сольют его в самое ближайшее время. А на его место меня поставят.

— Ну, ничего себе! — восхитилась Ленка.

— А как ты думала? Этот Касаткин-Козляткин не последний человек, уж он-то замолвит словечко за меня, будь уверена. Ладно, мне сейчас некогда. Домой приеду — расскажу подробнее.

Он сунул телефон в карман, закрыл машину и похлопал ее по проржавевшему боку. Последние денечки на этом корыте. Очень скоро его заменит сияющий лаковыми боками черный «Фольксваген», а еще лучше — «Мерседес».

Вечером в отделении было тихо и безлюдно. Снисходительно кивнув дежурному, Проскурин вошел в свой кабинет и достал из тумбочки припрятанную там маленькую бутылку водки. Одним махом выпив полстакана, он удовлетворенно выдохнул и, приоткрыв окно, закурил. «Эх, и жизнь хороша, и жить хорошо!» — тихо промурлыкал он, чувствуя, как по телу разливается приятная истома. В этот момент на столе зазвонил телефон. Проскурин чертыхнулся и взял трубку.

— Ну, что, капитан? Как успехи? — услышал он в трубке хрипловатый голос майора Коптева.

— Все отлично, товарищ майор. Вот как раз сейчас собирался зайти к вам с докладом.

— Так заходи уже, — недовольно проговорил тот, — И так, почитай, целый день в кабинете просидел, от тебя новостей ждал. Ты же понимаешь, как нам важно, чтобы…

— Не волнуйтесь, дело закрыто.

— Как — закрыто? Капитан, ты что там, уже накатить успел, что ли? — подозрительно спросила трубка.

— Никак нет, товарищ майор, — Проскурин торопливо засунул за щеку пяток кофейных зерен.

— Вот что, Гриша, давай быстро ко мне!

— Так точно. Сейчас буду.

Проскурин повесил трубку и начал энергично пережевывать горькие противные бобы. Они скрипели у него на зубах, впивались в десны и застревали в горле отвратительным колючим комом.

Майор сидел на кресле, постукивая по столу обрубком карандаша. На лице его была написана глубокая задумчивость.

— Разрешите войти? — заглянул в кабинет Проскурин.

— Заходи уже, — досадливо пробурчал Коптев. — Садись, рассказывай.

Проскурин уселся на стул и разложил перед собой бумаги. Рассказ его был немногословным, но содержательным. Майор слушал внимательно, не перебивая, и только изредка поглядывал на капитана из-под густых косматых бровей своими внимательными, почти прозрачными, водянистыми, как у рыбы, глазами.

— Понятно, понятно, — проговорил он, когда Проскурин закрыл, наконец, свой блокнот и скромно потупил взгляд, явно ожидая заслуженной похвалы от начальства.

Коптев тяжело встал и медленно прошелся по кабинету. Проскурин слегка напрягся: реакция майора была совсем не такой, какую рисовало ему его воображение.

— Что-то не так? — спросил он, наконец, не в силах больше выдерживать эту тягостную паузу.

— Да вроде бы все так, Гриша. Но уж как-то все просто получилось. Так не бывает…

— Почему не бывает-то? — Проскурин начал раздражаться.

Черт побери этого старого идиота! И он туда же!

— Видишь ли, капитан, там, где большие деньги — как правило, именно они и являются мотивом для разного рода пакостей. А тут — какая-то ревность. Несерьезно это как-то. Хотя, — Коптев поднял руку, видя, что капитан пытается что-то возразить, — мне лично твоя версия нравится. Грамотно сработал. Будь я на твоем месте — действовал бы точно так же.

Он многозначительно усмехнулся и пристально уставился на Проскурина.

— Единственный вопрос. Только ответь мне на него, положа руку на сердце. Ты уверен в доказательной базе? И в том, что это дело больше никак не всплывет? Могу я доложить Романову, или все-таки подождать пока?

Проскурин досадливо поморщился. Наступил-таки дед на больную мозоль! Что уж там, сомнения у него были. И никуда они не делись, а просто засели где-то глубоко внутри, как маленький червячок в самой середине румяного сочного яблока.

Но ведь главное здесь не это, а то, что всех устраивает именно та версия, которую выдвинул он. Есть, конечно, настырный Шатров. Однако вряд ли он будет ворошить это дело без приказа Касаткина. И даже если он что-то сможет нарыть, то кого это волнует? Хотя, надо бы еще поговорить с экспертом Петровичем. Убедить его убрать из документов пару бумажек труда не составит. Решено, сегодня же он пригласит старика к ним на ужин. Там, за рюмочкой-другой, он сможет все уладить.

— Можете, товарищ майор! — ответил он, наконец.

— Значит, решил уже, что и как делать будешь? — хитро подмигнул Коптев.

«Ну, дед! — восхитился про себя Проскурин, — Понял, что в этой истории не все чисто!» А еще стало понятно, что Коптев хоть и на его стороне, однако ответственности брать на себя не желает. Хитрый старый лис!

— Решил! — твердо ответил Проскурин.

— Молодец, капитан, далеко пойдешь, — проговорил майор, странным тоном, — Ладно, свободен.

Разговор с Коптевым оставил неприятный осадок, будто с самого дна души поднялась вонючая мутная волна, отравившая сладость победы…

* * *

Когда Вика вернулась в коттедж, Егора дома еще не было. У порога она быстро скинула закрытые лакированные ботинки и прямо в куртке прошла в комнату. Плеснув в пузатый бокал немного коньяку, она выпила его одним глотком и опустилась в кресло. Сегодня, как никогда, она ощутила свой истинный возраст. Она откинулась на спинку и прикрыла глаза. Напряжение понемногу стало отпускать, в груди стало тепло, почти жарко. Рука сама собой потянулась к пачке сигарет, но Вика отдернула пальцы. Нет, хватит.

Все последние дни были больше похожи на страшный сон. Слава Богу, все закончилось! В сущности, все очень даже неплохо. Можно сказать, хорошо. Ее губы едва заметно скривились. Что уж там, Эллу, конечно, жалко. Несчастная баба, неустроенная и бестолковая, как и вся ее жизнь. А кто сказал, что все в этом мире должны быть счастливы?! Просто кому-то везет больше, кому-то меньше, а кому-то вообще никогда.

Взять хотя бы ее, Викторию Алексеевну Новицкую.

С самого раннего детства она мечтала хотя бы раз прикоснуться к богатству, почувствовать его запах, дурманящий и кружащий голову сильнее самого крепкого вина. Ее родители были самыми, что ни на есть, простыми работягами — отец вкалывал на заводе фрезеровщиком, а мать работала воспитателем детского сада. Вместо фирменных джинсов или магнитофона, маленькая Вика каждый раз находила под елкой завернутые в фольгу мандарины и копеечные карамельки, которые в их доме были редкостью и могли считаться вполне достойными подарками. В институте ее повышенной стипендии ей хватало только на три пары эластичных колготок. В студенческой столовой она всегда брала самый дешевый жидкий суп и синеватые сосиски. Хотя порой даже и на это денег не хватало. По ночам, глотая злые слезы, Вика мечтала только о том, что когда-нибудь будет иметь столько денег, чтобы не думать о будущем со страхом, не считать копейки и не экономить на зимних сапогах.

Жизнь шла своим чередом. Тихо и незаметно, один за другим, ушли родители, впрочем, Вика не сильно расстроилась. Родился Артем. Отец его никогда не скрывал от Вики, что женат, и уходить из семьи не собирается. А она не настаивала. И зачем он нужен? Этот никчемный жеребец был годен только лишь для того, чтобы зачать от него здорового ребенка. Она без сожаления отпустила его и начала воспитывать обожаемого сына одна. Вкалывать приходилось день и ночь. В доме был достаток, но она отлично понимала, что это вовсе не то, о чем она мечтала. Артем никогда и ни в чем не знал отказа. Вспоминая свое детство, Вика старалась сделать так, чтобы ее мальчик всегда имел все только самое лучшее.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, но, видно, Господь увидел-таки ее старания и внял безмолвным мольбам. Награда свалилась неожиданно. Ее коллега внезапно заболела и предложила Вике вместо нее сходить на какую-то пафосную презентацию, где она и встретила Касаткина.

Со стороны Егора это была любовь с первого взгляда. И Вика поняла — наконец-то взошла ее счастливая звезда, та самая, которую она так безнадежно и долго ждала.

Сама она никаких глубоких чувств к Егору не испытывала, но ухаживания приняла, и уже через пару месяцев надела на безымянный палец тонкое кольцо с брильянтом.

В один миг жизнь переменилась самым волшебным образом. Теперь у нее было все. И за это «все» она готова была вцепиться в глотку любому, кто посмел бы посягнуть на благополучие ее или ее сына. Никто не смеет отбирать у нее то, что выстрадано годами безденежья, отчаяния и одиночества.

Все правильно. И, наверное, именно так и должно было случиться.

Завтра они вернутся в свою обычную жизнь, где ничто уже не будет омрачать их счастья. Где не будет больше ни страха, ни ужаса, ни тревожных бессонных ночей.

— Вика! — услышала она голос Егора. — Ты дома?

Она встала с кресла и, поправив волосы, сделала попытку улыбнуться.

— Да, милый, — откликнулась она из комнаты, — Хочу собрать вещи.

— Это правильно, — одобрил Егор, входя в гостиную.

Он подошел к ней, поцеловал и обнял за плечи.

— Ты неважно выглядишь. Может, лучше приляжешь? В конце концов, мы вполне можем поехать послезавтра. Тебе неплохо было бы выспаться.

— Ни в коем случае, — с горячностью возразила она. — С меня довольно, я больше ни на день не останусь здесь!

— Кстати, почти все наши собираются сегодня вечером в бильярдной. Может, тоже сходим? Развеешься, отвлечешься.

Вика покачала головой:

— Нет настроения, да и затылок ломит. Наверное, давление скакануло.

— Бедная моя девочка, — проговорил он, нежно прикасаясь к ее морщинкам у глаз.

— Что, старая? — грустно улыбнулась Вика.

— Глупая! Ты для меня всегда останешься самой молодой и самой красивой женщиной в мире. Я тебе говорил об этом не раз и не два. Знаешь, мне так повезло! — он потянул ее на кровать.

— И в чем же, позвольте узнать? — со смехом повалившись на него, спросила Вика.

— Ты не только самая красивая, но и самая преданная. О такой, как ты, можно только мечтать.

— Откуда такие мысли?

Егор закинул за голову подушку и, приподнявшись на локте, посмотрел в сторону.

— Я все думаю об Элле. Никогда не думал, что в ней было столько жестокости.

— Почему именно жестокости, Егор?

— А что же это еще? Зачем она убила эту несчастную молоденькую девочку? Разве нельзя было решить эту ситуацию по-другому?

— Не знаю, Егор. И знать не хочу, — резко ответила она и встала, оставив его в растерянности.

Вика зашла в уборную и заперла за собой дверь. Из зеркала на нее смотрело лицо древней, уставшей от жизни старухи. Она отшатнулась, и присев на край ванны, расплакалась.

Она знала, что убила не Элла. И знала, что жестокость не имеет к этому никакого отношения. Знала.

* * *

Выйдя из дома Шатрова и Алисы, Добрынина медленно побрела по дорожке в сторону главной аллеи. На улице было сыро, промозгло и неуютно, но возвращаться в пустой дом было невыносимо тоскливо.

С тех пор, как пару лет назад внезапно ушел ее самый любимый в мире человек, муж Костя, с которым она прожила вместе без малого тридцать лет душа в душу, жизнь для нее вообще потеряла смысл. Однажды он просто не проснулся. Накануне он был как всегда весел и много шутил, однако уже поздно вечером крепко прижал ее к себе и сказал, что всегда будет рядом, что бы ни случилось. Она отшутилась — мол, не дождешься! Утром ее голова покоилась у него на плече, а руки обнимали шею. Она спала, Костя же был уже мертв…

Смерть подкралась подло, из-за угла, пырнула в незащищенную спину и оставила там незаживающую, глубокую, постоянно кровоточащую рану. Депрессия, охватившая Марину после кончины мужа, была такой страшной, что в какой-то момент она всерьез подумывала о том, чтобы уйти следом за ним. Детей Бог не дал, она никого не бросит и не предаст, если примет такое решение. Если бы не Касаткин — единственный преданный друг, который всегда был рядом, она, скорее всего, уже давным-давно была бы рядом с Костей. Тогда Касаткин буквально за волосы вытащил ее из пропасти безнадеги и одиночества. Стараясь хоть как-то заглушить боль утраты, Марина с головой ушла в работу.

Она всегда помнила слова Кости: «Не важно, какие кошки скребут у тебя на душе, на людях ты всегда должна быть уверена в себе. Люди жестоки, и показывать им свои слабости — означает дать самое настоящее оружие против самой себя». Никто и никогда не видел ее слез. В «КЕН-Строе» ее считали железной леди, партнеры уважали, а конкуренты даже побаивались. Только в минуты одиночества Марина могла себе позволить быть самой собой.

Сейчас она даже немного завидовала Элле. Она не осталась одна, как когда-то сама Марина, она не чувствует той страшной, полной горечи и скорби, пустоты, которая гложет и выжигает душу, от которой хочется кричать и выть на луну, как смертельно раненой волчице…

Выйдя из леса на открытое пространство, Марина огляделась. Ветер поутих, и сквозь мутные грязные облака туманным ликом, словно нехотя, проглянула луна. Кругом было так тихо, что где-то очень далеко слышался гул проходящего поезда. Неожиданно среди этого безмолвия послышались какие-то странные звуки. Добрынина, не раздумывая, пошла прямо на них.

Метрах в пятидесяти она вдруг разглядела худенький сгорбленный силуэт, сидящий на примостившейся в кустах лавочке. Человек плакал так горько, что сердце готово было разорваться.

Марина подошла поближе и узнала Кристину. Девушка уронила лицо в ладони и всхлипывала совершенно по-детски беспомощно.

— Эй! — негромко окликнула Марина. — Привет!

Кристина вздрогнула всем телом и отшатнулась. В ее широко распахнутых глазах застыл неподдельный страх.

— Ты чего так пугаешься? И вообще, что ты тут делаешь?

Не получив ответа, Марина опустилась рядом. Сидеть было холодно и мокро. Она взяла руку девушки и слегка потрясла ее.

— Пойдем-ка, я тебя провожу домой. А то так и простудиться недолго, — тихо сказала она и потянула Кристину за собой.

Та вырвала руку и покачала головой.

— Решила здесь до утра сидеть? Тогда я с тобой. Мне тоже домой неохота, — заявила она, запахивая куртку и усаживаясь поудобнее.

— Почему? — впервые заговорила Кристина.

Марина пожала плечами и грустно улыбнулась.

— «Одиночество — наихудшая разновидность страдания! Разве не потому Господь Бог сотворил мир, что чувствовал себя одиноким? Ладно, пусть он храпит, оставляет грязные носки посреди комнаты, курит в спальне. Но только пусть будет» — процитировала она медленно.

— Как точно сказано…

— Это не я. Есть такой польский писатель Януш Вишневский. Не слышала?

— Нет. А что он написал?

— Да много чего.

— Обязательно прочту.

— Не стоит. Почитай лучше Александру Рипли. Книга называется «Скарлетт». Тебе полезно будет. Вот у кого действительно можно поучиться.

— Поучиться чему?

— Как чему? Стойкости, силе, твердости характера и еще умению идти к своей цели, невзирая ни на какие трудности.

Некоторое время они сидели молча, слушая, как монотонно стекают дождевые капли с изумрудных глянцевых листьев и вдыхая нежный аромат жасмина.

— Я не знаю, что мне делать, — в отчаянии произнесла, наконец, Кристина. — Он совсем не любит меня. Совсем. Ему нужна не я, а она.

— А ей? — спросила Марина в лоб. — Ей он нужен?

Перехватив вопросительный взгляд Кристины, Добрынина усмехнулась.

— Чему ты так удивлена? Я тоже не слепая и заметила, что Димка твой, как с цепи сорвался.

— Сорвался… — эхом отозвалась девушка.

— Так, может, и черт с ним?! Если они любят друг друга, может, стоит плюнуть, отойти и просто-напросто забыть? Ты красивая, молодая, здоровая девчонка! У тебя вся жизнь впереди. Встретишь еще своего принца, а этого отдай и не жалей. Уходи и не оглядывайся!

— В том-то и дело! — с жаром возразила Кристина. — Димка доверчив и слеп, как новорожденный щенок! Наверное, все влюбленные ведут себя, как кретины. Он ей не нужен! Я-то знаю — таким, как она, важны только деньги и власть. На людей они смотрят только с точки зрения полезности. Они играют с ними, как котята играют с бумажными бантиками — порвут один, найдут другой! Вот и мой Костров такой же бантик…

— С чего ты это взяла? — изумилась Добрынина, — Насколько я знаю, Рената барышня далеко не бедная и может позволить себе выбирать, а не охотиться за материальной выгодой. Конечно, состояние ее отца в разы меньше состояния Егора, но даже в этом случае Скворцов очень и очень богатый человек.

И тут Кристина нервно рассмеялась. Смех этот, полный горечи, вскоре перешел в настоящую истерику.

— Вы же ничего не знаете! Вы все здесь просто глупцы! — бессвязно выкрикивала она. — Я же говорила ему, говорила! Димка даже слушать меня не захотел! Он уверен, что я все придумала, чтобы очернить ее. Господи, ну почему все так несправедливо?!..

Добрынина обняла вырывающуюся девушку и, что было сил, прижала к себе. Она чувствовала, как бешено бьется ее сердце, как она дрожит каждой клеточкой своего худенького тела, сотрясаемого в рыданиях.

— Понятие справедливости так же подвержено моде, как и женские украшения, — тихо сказала Марина.

— Это тоже Вишневский? — все еще всхлипывая, спросила Кристина.

— Нет, это Блез Паскаль. Мудрый был дядька.

— Мудрый, — согласилась Кристина, обхватив себя руками и пытаясь унять не проходящий озноб.

— Так что ты там говорила о том, что мы здесь все идиоты? Может, объяснишь?

Кристина ничего не ответила.

— Знаешь, что? А пойдем ко мне! У меня есть коробка свежих бельгийскихбисквитов. Сейчас согреем чайку и поговорим. Не то завтра будем с тобой, как многоуважаемый Эрнест Фридрихович, сопли подбирать, чихать и горячее молоко заказывать. Согласна?

Губы Кристины тронула слабая улыбка.

— Согласна, — слегка поколебавшись, ответила она, — Спасибо вам, Марина Вячеславовна.

— Да пока, вроде, не за что! Идем! — и она потянула девушку за собой.

…Через час Кристина ушла, оставив за собой недопитую чашку чая, куда Добрынина незаметно для нее плеснула добрую рюмку коньяка. Долгое время Марина Вячеславовна пребывала в глубокой задумчивости. Чувство необъяснимой тревоги прочно угнездилось где-то внутри, в районе сердца. Оно неотступно твердило, что опасность совсем рядом, и беда может случиться в любую минуту. Смутные подозрения вскоре перешли в убежденность. У нее не было ни малейших доказательств, была просто тупая уверенность в правильности этих страшных догадок.

Она взглянула на часы: без двадцати двенадцать. Поздновато для визитов, однако сидеть на месте она была не в силах. Решительно накинув на плечи куртку, Марина Вячеславовна погасила свет и, закрыв дверь на ключ, почти бегом направилась по знакомой дорожке.

Глава двадцать первая

Вечером в бильярдной собралось довольно много народа. По молчаливому согласию о случившейся трагедии никто не заговаривал. Мужчины потягивали напитки и пытались поддерживать разговор. Общая беседа, однако, не клеилась.

Из женщин присутствовали только Рената и Анна Витальевна Кравчук. Последняя, казалось, чувствовала себя здесь не в своей тарелке, однако, судя по всему, опасалась оставлять мужа одного. Она завела довольно неуклюжий разговор с Эрнестом Фридриховичем, настоятельно рекомендуя ему народные средства от насморка — настой из сосновых почек, листьев белой ивы и каланхоэ. Шепс терпеливо выслушал длинную нудную лекцию по фитотерапии, хотя по его мученическому выражению лица было заметно, что советы эти причиняют ему не меньше страданий, чем заложенный нос и надрывный кашель. Время от времени Анна Витальевна прерывала свой монолог и бросала настороженный и внимательный взгляд на барную стойку, возле которой расположился ее супруг, затеявший профессиональный спор с Костровым. Юрий Георгиевич говорил громко, эмоционально, активно жестикулируя руками, и не забывая при этом прихлебывать из своего стакана. Последнее обстоятельство внушало его жене явные опасения. Костров же казался рассеянным и погруженным в свои мысли.

Рената, стоя чуть в стороне от стола, наблюдала за играющими, и лениво цедила свой коктейль. В данный момент борьба шла между Пахомовым и Артемом.

Очередной шар врезался в бортик в миллиметре от лузы и, на мгновение замерев, медленно провалился в сетчатый мешочек.

— Партия! — довольно провозгласил Пахомов.

Наградой ему были дружные аплодисменты собравшихся. Артем с легкой досадой положил кий, вяло пожал руку своему удачливому сопернику и отошел к стойке, чтобы заказать себе очередную порцию алкоголя. Взяв новый стакан, он, ни на кого не глядя, отправился в дальний угол зала, где устроился в одном из широких мягких кресел.

— Браво, Илья Борисович! Вы, как оказалось, сильны не только в теннисе, но и в бильярде! — с улыбкой похвалила Пахомова Рената.

Щеки Пахомова заалели неровным румянцем.

— Спасибо, — слегка поклонился он в ее сторону. — Может быть теперь вы, Рената Олеговна, окажете мне честь?

— Нет уж, спасибо! — шутливо выставив вперед ладони, отказалась она. — Не люблю проигрывать. А против вас у меня шансов нет. Так что я лучше воздержусь.

— Господа! — обратилась она к остальным. — Кто примет вызов мастера игры? Эрнест Фридрихович?

— С удовольствием, — прогундосил Шепс, потирая сухонькие ладони, и радуясь возможности избавиться, наконец, от общества народной целительницы, — Что, Илья Борисович, сразимся?

Пахомов развел руками.

— Вы же, любезный Эрнест Фридрихович, тоже далеко не дилетант, — хитро подмигнул он, — Наслышан, наслышан! Что ж, играть с сильным соперником в два раза интереснее. Вперед!

Рената подошла к Артему и присела на подлокотник.

— Что у тебя? — спросила она, принюхиваясь к содержимому его стакана.

— Виски с содовой. Будешь?

Она покачала головой.

— По-моему, тебе тоже уже хватит, — тихо проговорила она. — Мы завтра утром уезжаем.

— И что? — с вызовом отозвался уже изрядно захмелевший Новицкий, — Ты поведешь машину, а не я. И вообще, ты же прекрасно знаешь — я терпеть не могу, когда мне начинают диктовать. Я сам решу, что и как мне делать.

Рената едва заметно поморщилась и тут же поймала пристальный взгляд Кострова, наблюдавшего эту сцену с другого конца комнаты.

— Конечно, любимый! Прости, я не хотела тебя обидеть, — она улыбнулась, нежно поцеловала Артема в щеку и снова отошла к столу.

— Ты как? — услышала она за спиной тихий голос Димы.

— Хорошо. А почему ты спрашиваешь? — ответила она, не оборачиваясь.

— Давай выйдем. Я буду ждать тебя за дверью.

Рената услышала удаляющиеся шаги. Некоторое время она наблюдала за хаотичным движением разноцветных шаров, с мягким костяным стуком сталкивающихся друг с другом, а потом быстро прошла на выход. Костров стоял в холле, нервно теребя в пальцах сигаретную пачку. Не останавливаясь, Рената поднялась этажом выше и вышла на улицу, где уже зажглись фонари.

Дима нагнал ее уже на аллее.

— Что случилось? Этот мерзавец обидел тебя? — крикнул он ей в спину.

Рената быстрым жестом смахнула слезы, но не обернулась, а продолжала шагать вперед.

— Остановись! — он схватил ее за руку и резко развернул к себе. — Рената, что ты творишь?! Разве ты не видишь, что он недостоин тебя?

Она вырвалась и отшатнулась.

— Костров! Отстань от меня! Ты мне надоел! Надоел, слышишь?! Хватит за мной ходить! Я уже давно все для себя решила, и решения своего менять не собираюсь.

— Это глупо, Рената. Вы же не любите друг друга! Ты никогда не будешь с ним счастлива!

— А с тобой буду? — в ее голосе послышалось неприкрытое презрение и злая насмешка. — Ты хорош в постели, согласна. Я даже готова встречаться с тобой время от времени. Но не больше.

— Что значит — встречаться время от времени? — оторопел Дима.

Рената пожала плечами.

— А что тебя так удивило? Можно снять квартирку, и устроить там что-то вроде любовного гнездышка. Кстати говоря, я могу даже проспонсировать это мероприятие.

Костров смотрел на нее растерянным, непонимающим взглядом.

— Ты это серьезно? — выдавил он наконец.

— А почему нет? Я предлагаю тебе хороший выход, — глаза Ренаты недобро блеснули..

— Но я имел в виду совершенно другое! — воскликнул он, все еще отказываясь верить тому, что только что услышал. — Я люблю тебя, и хочу жениться на тебе. Если ты беспокоишься о Кристине, то забудь. Я улажу этот вопрос. Она…

— Хватит! — перебила она его голосом, не терпящим возражений. — Довольно этих розовых соплей! Ты либо соглашаешься на мой вариант, либо просто исчезаешь из моей жизни. Я согласна спать с тобой. Иногда. Но это — все, что я могу тебе предложить.

— Спасибо, — проговорил он внезапно пересохшими губами. — Спасибо, что хоть не предложила мне платить за каждый сеанс…

Сейчас она, пожалуй, казалась даже красивее, чем обычно. Темные глаза метали ослепительные молнии, в посадке головы чувствовалась уверенность и решимость, а волосы, цвета обсидиана, рассыпались по плечам иссиня-черными смоляными волнами. Но красота эта была какой-то инопланетной, чужой, враждебной. Он смотрел на нее и видел перед собой целлулоидную куклу, внутри которой… пустота. Да, это была она. Та самая, которую он любил, которую готов был носить на руках. Та, ради которой был готов перевернуть весь мир и бросить его к ее ногам. Костров смотрел в ее холодные, отливающие ртутным блеском глаза и не понимал, как он мог так ошибаться?! Он все силился понять, как под этой красивой, почти совершенной внешностью может скрываться столько цинизма и морального уродства? Разочарование было настолько сильным, что разум отказывался верить в происходящее.

Словно побитый пес, которого любимый хозяин пинками навсегда выгнал из дома, он молча развернулся и нетвердой походкой двинулся прочь.

* * *

К полуночи заметно потеплело, ветер утих, и теперь сквозь редкие облака проглядывали звезды. Шатров потер уставшие глаза и втянул влажный воздух сквозь стиснутые зубы. Никогда в жизни он не чувствовал себя настолько глупым. Перед ним лежало несколько листов бумаги, на которых он постарался систематизировать все известные ему факты. Быть в роли Эркюля Пуаро оказалось занятием сложным и неблагодарным, тем более что опираться он мог только лишь на свою интуицию и логику.

Сергей отхлебнул остывший кофе, поморщился и снова погрузился в размышления.

Итак, что мы имеем на сегодняшний момент?

Первое — убийство Кати Беловой. В этом случае логично было бы предположить, что здесь в прямом смысле слова приложил руку Крутицкий, поскольку у него был явный мотив — скрыть свою криминальную деятельность. Хотя логичнее было бы убить того, кто в последнее время напрямую занимался сбором информации о фонде. То есть его самого, Шатрова. Тем более, что хотя он свою деятельность не афишировал, но и особого секрета из нее не делал. Однако этого не произошло. Значит, существует другая причина. У кого она была, кроме Крутицкого?

Второе, плавно вытекающее из первого — обыск в их коттедже, после которого пропала брошка. Но Алиса права — главной целью, скорее всего, являлась не она, а те самые пресловутые документы, которые в результате своего частного расследования удалось собрать Кате Беловой. Именно в них содержался компромат на главу фонда «Твори Добро», и очень возможно, что не только на него. Опять напрашивается кандидатура Антона Владимировича. Но почему бумаги искали именно здесь? И почему ни сам Сергей, ни Алиса о них ничего не знают? И главное. Если документы все же существуют, то где они?

Еще один момент, связанный с вторжением к ним в дом. Возможность взять ключ была у пяти человек. Это Марина Вячеславовна, Виктория, Рената, Артем и Элла.

Шатров записал имена в правый столбик.

Третье. Убийство самого Крутицкого. Вот тут-то и начинается самое интересное. Если Белову задушил Крутицкий, то кто убил его самого? Опять напрашивается этот самый третий человек, заинтересованный в том, чтобы Антон Владимирович, как и Белова, замолчал навсегда.

И, наконец, смерть Эллы Эдуардовны. В то, что она покончила с собой, Шатров не верил ни секунды. Версия, выдвинутая капитаном Проскуриным, при ближайшем рассмотрении, трещит по швам, как китайская подделка. Начать с того, что Крутицкая никогда не принимала никаких таблеток, поскольку страдала страшной аллергией, в чем сама и призналась. Нельзя быть уверенным точно, но скорее всего, человек, который отравил Эллу, этого не слышал. Иначе, он не совершил бы такой глупой оплошности. Надо вспомнить, кто тогда был на обеде.

Шатров закурил сигарету и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Слова Крутицкой были сказаны в ответ на предложение Шепса. Итак, сразу отметаем Эрнеста Фридриховича. Кроме него там присутствовали Добрынина, Касаткин и Пахомов. Кажется, к тому времени Рената, Артем, Костров и Виктория Алексеевна уже покинули ресторан.

В левый столбик были занесены имена Скворцовой, Новицкого, Виктории Касаткиной, Кристины и Дмитрия Костровых, а также Кравчуков. Последних Шатров не рассматривал, как возможных кандидатов, но объективности ради, все же внес в список и их.

Что же получается? Если отсечь тех, кто фигурирует в обоих списках только в каком-то одном случае, то получается, что убийства могли совершить либо Рената Скворцова, либо Артем Новицкий либо Виктория Касаткина.

Итак, если предположить, что отцом ребенка Наташи Беловой был Новицкий, то и у него, и у его матери появляется реальный мотив для устранения Кати и Крутицкого. Если выбирать из этих двоих, то по складу характера роль убийцы больше подходит Вике. Она безумно, до сумасшествия любит своего единственного сына, и готова на любые жертвы ради его спокойствия и благополучия. Она решительна, умна и расчетлива. Очень похоже, что именно Касаткина договорилась с Крутицким о том, чтобы новорожденного малыша тут же забрали и продали в другую семью, а Беловой объявили о том, что мальчик умер во время родов. Если все так, то Вика, как никто другой, заинтересована в том, чтобы информация об этом ни в коем случае не дошла до ее мужа, а также до невесты Артема. В этом случае легко объясняется и ее нервозность, и попытки убедить Алису повлиять на него, Шатрова.

Зачем она убила и Эллу? Вполне возможно, что Крутицкая тоже что-то знала. Но более вероятна другая версия: Элла была просто идеальной кандидатурой на роль козла отпущения.

Мог ли сам Новицкий быть причастен к убийствам? Чисто теоретически — да, но он не производит впечатления человека, способного на столь радикальные действия.

Теперь — Рената. Девушка физически сильная, энергичная, самоуверенная и, что немаловажно — циничная и весьма высокомерная. Такая, пожалуй, вполне могла и задушить, и зарезать, и отравить. НО! Только в том случае, если были бы непосредственно затронуты ее личные интересы. А на данный момент мотива у нее нет.

Значит, остается Виктория Алексеевна Касаткина, как более вероятная подозреваемая.

«Все это просто замечательно!» — Шатров невесело усмехнулся. Но доказательств как не было, так и нет.

Балконная дверь приоткрылась, и на пороге появилась Алиса, одетая в симпатичную шелковую пижаму, в розовый и сиреневый цветочек. Шатров невольно залюбовался ее аккуратной фигуркой и стройными ножками. Ее пшеничные волосы растрепались, а щеки были слегка розовыми от сна. Сергей вдруг почувствовал непреодолимое желание. Недолго думая, он схватил ее за талию, резко потянул и усадил к себе на колени. Бумаги, которые он перечитывал, упали на пол и были забыты. Алиса не сопротивлялась. Она обвила его шею руками и потерлась носом о его заросший щетиной подбородок.

— Я тебя люблю, Шатров, — вдруг сказала она тихим шепотом. — И всегда любила.

— Тогда зачем…

Она зажала ему рот своей ладошкой, от которой едва заметно пахло ее духами.

— Я боялась. Боялась, что своей чрезмерной любовью мешаю тебе, давлю, не даю дышать. Мне казалось, что ты ужасно устал от меня и моих чувств. Я должна была, во что бы то ни стало, дать тебе свободу. Я была уверена, что смогу без тебя, но ошиблась…

Шатров не говорил ни слова, вдыхая ее такой родной, такой желанный запах. На его губах застыла улыбка.

— Почему ты молчишь? — Алиса слегка отстранилась от него и с тревогой взглянула ему в глаза.

— Какая же ты глупая, Лисенок! — наконец, проговорил он, задыхаясь от счастья, — Маленькая глупая девчонка, да и только! Как ты могла подумать, что когда-нибудь сможешь мне надоесть?! Если бы ты знала, как я скучал и тосковал по тебе все это время, пока ты играла в эту игру в независимость! Я никак не мог понять, отчего ты так резко оттолкнула меня. Я даже пытался заставить тебя ревновать, думая, что это заставит тебя вернуться… Теперь я никогда и ни за что не отпущу тебя! Никогда, слышишь?

С этими словами он легко подхватил ее на руки и понес в спальню. Сквозь тонкий шелк он чувствовал жар ее тела. На кровати, сорвав с нее пижаму, он крепко прижал ее к себе и стал нежно гладить ее обнаженную шею, грудь и лицо. Постепенно его ласки становились все более требовательными. Алиса застонала.

— Я так хочу тебя, Сережка! — нетерпеливо прошептала она.

Сергей лег на нее, и она последовала его ритму. Казалось, гигантская волна поднимает ее все выше и выше. У Алисы перехватило дыхание, и через секунду яркий взрыв сотряс весь окружающий мир, ослепив ее своим сиянием…

* * *

Марина Вячеславовна взошла на порог коттеджа номер четыре и тихонько постучала, однако дверь никто не открыл. Она насторожилась. В доме явно кто-то был — в комнате горел приглушенный свет и до ее слуха доносились торопливые шаги. Тогда она повторила попытку и постучала еще раз, уже более настойчиво и требовательно.

— Это Добрынина! Мы можем поговорить? — громко крикнула она.

Звуки по другую сторону двери замерли, а секундой позже погас и свет.

Марина Вячеславовна в задумчивости отошла на пару шагов от крыльца и остановилась в некотором замешательстве. Затем она на цыпочках обошла дом и осторожно заглянула в комнату через окно. Луна, ярко светившая с неба, облегчила задачу. Сквозь неплотно занавешенные шторы была видна кровать, на которой, распахнув свою огромную пасть, стоял клетчатый чемодан. В нем, неаккуратной кучей, были навалены вещи. Неясный силуэт быстро и почти бесшумно передвигался по комнате. Вдруг, словно ощутив присутствие посторонних глаз, он метнулся к окну и резко раздвинул занавески.

Марина резко отшатнулась и замерла в тени. Сердце билось так сильно и гулко, что она всерьез опасалась, что именно этот звук может выдать ее присутствие.

Через секунду все стихло, и шторы вновь задвинулись, теперь наглухо.

В тот же момент послышались чьи-то шаги. Они приближались со стороны леса, поэтому самого человека она видеть не могла. Добрынина вновь окаменела и, что было сил, вжалась в стену. Звонок прозвучал резкой трелью, взорвав тишину ночи. Удивительно, но на этот раз замок щелкнул почти сразу и человек вошел внутрь. Дверь вновь захлопнулась. Марина Вячеславовна вся превратилась в слух.

— Чего тебе надо?

Голоса были глухими и нечеткими.

— Ничего, считай это просто визитом вежливости. Что, уезжаешь?

— Да, а кто-то против? — в ответе слышался вызов.

— Нет, конечно. Можешь делать все, что угодно. Но почему не подождать до утра? Может, кофе выпьем напоследок?

Марина почувствовала, как лоб вдруг покрылся ледяной испариной. Она уже готова была сорваться с места, чтобы ворваться в дом, но тут услышала:

— Нет, не выпьем. Прочь из моего дома! — теперь в голосе явно слышался страх и паника.

— Ладно, как знаешь. Я уйду. Ненавижу истерики. А вообще, ты молодец! Уважаю тех, кто умеет проигрывать. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся. Прощай!

Дверь вновь скрипнула и Марина Вячеславовна услышала торопливо удаляющиеся шаги. В доме же послышалось сдавленное рыдание.

Добрынина выглянула из-за угла, но в тени деревьев разглядела только мелькнувшую темную спину.

«Что происходит? Может я ошиблась?» — подумала она про себя. Но теперь она чувствовала почти физическую потребность поделиться своими подозрениями с Шатровым.

* * *

Алиса лежала на плече Сергея и пальцами поглаживала его грудь.

— Я сейчас замурлычу, — признался тот, не открывая глаз.

— Интересно было бы послушать. Кстати, я не совсем уверена, что тебя в этом случае не слопает наша собака, — хитро отозвалась она.

Потом она привстала на локте и уставилась на него.

— Сере-еж! — позвала она, слегка прикусив его подбородок. — Эй, Шатров, не вздумай заснуть!

— Почему это?

— Скажи лучше, что ты там надумал, сидя в одиночестве на балконе.

Шатров с неохотой открыл глаза и тяжело вздохнул.

— Сложно все. Беда в том, что у меня есть только мои логические выкладки, но ни грамма доказательств.

— Расскажи, — потребовала Алиса и устроилась поудобнее.

Сергей вкратце пересказал ей все факты. Алиса слушала очень внимательно, ни разу не перебив. Кончик ее веснушчатого носа слегка дергался, что всегда означало крайнюю степень сосредоточенности.

— Вот, собственно, и все, — закончил Сергей.

— М-да! — протянула Алиса. — Нужно найти документы, без них мы ничего никому не докажем.

— Превосходная мысль! — невесело хмыкнул Шатров. — Есть идеи, где искать?

— Не-а… — уныло отозвалась она.

— То-то и оно! — он щелкнул ее по макушке.

— Ой! — негромко вскрикнула Алиса.

— Что? Больно? Я ведь легонько! — удивился Шатров.

— Да, нет, просто я позавчера здорово ударилась головой.

Сергей присмотрелся и разглядел у нее под волосами на темени свежую ранку.

— Господи! И где тебя угораздило-то?

— Здесь, — Алиса слегка поморщилась, — Помнишь, во время банкета я уходила домой?

— Ну, помню, конечно.

— Так вот, я забыла свою сумку и почему-то подумала, что ты, возможно, оставил свои ключи под половиком у двери, как раньше…

— Ну, ты даешь! Вспомнила вчерашний день! Я уже сто лет так не делаю!

— Не перебивай! — недовольно буркнула Алиса.

— Все-все. Что дальше-то?

— Я пошарила под ковриком, а когда разогнулась, то со всей дури приложилась об угол почтового ящика.

Повисла короткая пауза.

— Какого еще почтового ящика? — медленно переспросил Сергей.

Что-то в его тоне показалось Алисе настораживающим.

— Как это какого? — слегка озадаченно произнесла она. — Который прибит у нас на входной двери. Вечно ты ничего не замечаешь!..

Она осеклась и уставилась на Сергея своими широко распахнутыми глазами. Через секунду они, не сговариваясь, молча вскочили и стали напяливать джинсы.

Растрепанные, они выбежали на улицу. Разбуженная Мурка, которой тоже передалось их волнение, тоже выскочила следом. Теперь она вертелась под ногами и слегка поскуливала, не понимая, что происходит.

Симпатичный почтовый ящичек, украшенный желтой дудочкой, как ни в чем ни бывало, висел с обратной стороны двери. В нем была узкая щель, но ни намека на замок.

— Это, скорее всего, просто такой элемент декора, — проговорила запыхавшаяся Алиса. — Он никогда не используется по назначению, а поэтому ключа от него нет.

Сергей попробовал просунуть руку в отверстие, но безуспешно — оно оказалось слишком узким. Однако, слегка покачав саму дверь, он отчетливо услышал звук удара железа по железу. В ящике явно что-то было. Но точно — не бумаги.

— Что делать будем? — задала вопрос Алиса, которая от волнения приплясывала на месте и крепко держала Мурку за ошейник.

— Надо ломать, — решительно и мрачно объявил Сергей с таким видом, будто собирался вскрывать банковский сейф.

— Как?! У нас ведь даже никаких инструментов нет. Что там обычно используют в таких случаях? Лом? Фомку?

Тут Мурка громко гавкнула, возвещая о приходе гостей.

— Привет, полуночники! — приветствовала их внезапно появившаяся из леса Добрынина.

От неожиданности Алиса вздрогнула и отпустила ошейник. Мурка, почувствовав свободу, моментально бросилась к Добрыниной и недолго думая, взгромоздила лапы ей на плечи и облизала лицо.

— Фу, собака! — вскрикнула Алиса. — Простите, Марина Вячеславовна!

— Привет, моя хорошая! — пробасила Добрынина, и не думая злиться.

Она погладила собаку по голове и приблизилась к Алисе и Сергею, которые застыли в нелепых позах. Взлохмаченные, взъерошенные и наспех одетые, они выглядели настолько комично, что она не смогла сдержать смех.

— Вы что тут делаете-то? У вас ночной моцион?

Они дружно покачали головами.

— У нас тут — вот, — путаясь в словах, сообщила Алиса, показывая пальцем на ящик.

— И что сие означает? — попыталась уточнить Добрынина.

— Там. Все там, — снова проговорила Алиса.

Непонимающим взглядом Марина Вячеславовна уставилась на Шатрова, словно реально начиная сомневаться в душевном здоровье девушки. Однако задумчивый вид Сергея тоже не внушал оптимизма.

— Черт, где бы достать молоток… Или топор, что ли? А лучше всего — отвертку, — пробубнил он, не обращая внимания на Добрынину.

— Так, — громким басом заявила та. — Мне кто-нибудь может толком объяснить, что здесь происходит?! Это, в конце концов, начинает напоминать сеанс массового помешательства! Еще немного, и я тоже тронусь.

— В этом ящике те самые документы, которые мы ищем, — пояснила, наконец, Алиса.

— Да ладно?! — в тоне Добрыниной слышалось неподдельное изумление. — Вы уверены?

Алиса молча кивнула.

— Так чего мы ждем-то?! Ну-ка, отойди!

С этими словами Марина Вячеславовна бесцеремонно отодвинула Сергея, обеими руками взялась за ящик и резким сильным движением сорвала его с двери, оставив в ней две рваные дыры. Болты упали и с сиротливым звуком покатились с крыльца на землю.

— Вот это — да! Ни хрена себе! — прокомментировал Шатров, глядя на Добрынину с искренним восхищением.

— Быстрее! — гаркнула та и рванула в дом, прижимая к себе свою добычу.

Все вместе они замерли возле стола, над которым Марина старательно трясла ящик. Наконец, оттуда вывалилась маленькая серебристая флешка.

— Ноутбук! — скомандовал Шатров.

Алиса моментально принесла компьютер и минуту спустя все трое замерли, вчитываясь в убористый текст.

— Ну, вот, все и сложилось. Только я все равно не могу понять, зачем ей все это?! — задумчиво проговорил Шатров.

— А на этот вопрос я тебе отвечу. Слушай.

И Добрынина вкратце изложила им свои соображения.

— Так вы говорите, что Кристина собирается уезжать?

— Судя по всему — да. Я же говорю, что видела, как она собирала вещи. Может, оно и к лучшему?

— Что к лучшему?! — вскочил Шатров и начал мерить комнату большими нервными шагами. — Насколько я понимаю, она — тот самый единственный свидетель, который запросто может заговорить. И то, что пока она этого не сделала, лишь подтверждение того, что она боится. Боится настолько, что решила сбежать отсюда ночью, одна, не дожидаясь утра.

— Но ведь у этого человека была возможность убить ее. Он приходил к ней в дом. Но ничего не произошло, — возразила Марина Вячеславовна.

— Естественно! — с досадой отозвался Сергей. — Если бы Кристина умерла здесь, это возбудило бы новую волну подозрений. А так — все очень ловко получается. Она едет домой на машине. Перерезать тормозной шланг — нет ничего проще. Ее гибель ни у кого не вызовет подозрения. Девчонка взвинчена до предела, дорога мокрая…

— Я не понимаю, — потрясла головой Марина Вячеславовна. — Почему тогда Кристина не открыла дверь мне, а того, кого так боялась, беспрепятственно впустила в дом? Где логика?

Шатров пожал плечами.

— Тут можно только предполагать. Быть может, она уже раскаялась в том, что во всем вам призналась, и теперь опасалась того, что вы будете настаивать на том, чтобы она все рассказала Касаткину или мне. А с этим человеком она, напротив, хотела встретиться, чтобы он понял, что она больше не собирается стоять у него на пути. Чтобы он, наконец, оставил ее в покое.

— Глупая! — воскликнула Добрынина.

— Да, к сожалению, в данном случае ее бегство уже не имеет никакого значения. Человек, который убил троих, перед четвертым убийством не остановится.

— Господи! — в ужасе прошептала молчавшая до сих пор Алиса. — Так чего мы сидим?!

— Бежим! Может, мы еще успеем! Я позвоню Проскурину.

И все трое выбежали в темноту. Впереди всех неслась Мурка, уверенная в том, что хозяева затеяли игру в догонялки, оглашая сонную округу радостным заливистым лаем.

Глава двадцать вторая

За окнами занималась заря. На востоке уже разливался нежно-розовый румянец, все ширясь, и становясь мягче и мягче. Недолгая июньская ночь уступала место кроткому солнечному утру. Гроза и ненастье растворились бесследно, все предвещало жаркий и ясный день.

В просторном холле, разместившись в креслах и на диванах, собрались все, кроме Кристины. Не хватало только Мурки, которую, несмотря на ее активные протесты, пришлось оставить в коттедже.

Алиса, сидевшая рядом с Добрыниной, исподволь оглядела присутствующих.

Новицкий на этот раз выглядел раздосадованным. Он то и дело зевал и смотрел на Сергея с явным раздражением. Рената сидела рядом с ним, на ее лице было трудно разглядеть какие бы то ни было эмоции. Эрнест Фридрихович Шепс и Илья Борисович Пахомов казались невозмутимыми, но было заметно, что от этого раннего экстренного совещания они не испытывают никакого удовольствия. Дима Костров выглядел очень уставшим и нездоровым. Цвет его лица напоминал сигаретный пепел, щеки ввалились, а глаза словно потухли. Анна Витальевна Кравчук смотрела на Сергея таким взглядом, каким ребенок смотрит на фокусника, ожидая, что вот-вот из шляпы появится живой кролик или стая голубей.

— Сергей! Зачем ты нас так скоропалительно собрал здесь? — задал тревожащий всех вопрос Касаткин. — Мы все слишком перенервничали в последнее время, нам необходимо было выспаться…

— Понимаю, Егор Николаевич, — произнес Шатров, — Однако, дело не терпит отлагательств.

— Какое еще дело? — гневно воскликнула Виктория Алексеевна. — Вы, молодой человек, совсем заигрались! Может быть, уже хватит этого фарса?

— Помолчи, Вика, — тихо, но веско перебил ее муж. — Хорошо, Сережа. Мы все тебя очень внимательно слушаем.

— Спасибо, Егор Николаевич, — Шатров коротко откашлялся, и начал.

— Итак, известно, что два дня назад, здесь, в «Сосновом», было совершено убийство молодой девушки. Затем в пруду было найдено тело небезызвестного всем присутствующим бизнесмена Антона Владимировича Крутицкого.

Все мы знаем, что фонд, основателем которого он являлся, занимался помощью детям-сиротам. Дело очень благородное и заслуживающее уважения. Не так ли? Однако, по просьбе моего начальника, Касаткина Егора Николаевича, я в последнее время занялся детальной проверкой деятельности этой организации. Результаты моего расследования оказались неутешительными. Оказалось, что под прикрытием этого фонда, господин Крутицкий занимался торговлей детьми. Он попросту выкупал детей из неблагополучных семей и продавал их состоятельным, но бездетным семейным парам. Скажем прямо, бизнес этот был очень и очень прибыльным.

— Надо думать! — хмыкнул Новицкий, губы которого скривились в язвительной усмешке.

Все присутствующие устремили на него свои вопросительные взгляды.

— Я всегда знал, что что-то здесь не то! Крутицкий и благотворительность — это антонимы, — прокомментировал он.

— Я продолжу, если не возражаете. Идем дальше. Всем было известно, что кроме всего прочего, за Антоном Владимировичем водился и еще один грешок. Он не был примерным семьянином и не упускал случая изменить своей жене. Это обстоятельство и подтолкнуло убийцу к мысли, что именно Элла Эдуардовна в данном случае — идеальная кандидатура для обвинения.

— Не понял! — воскликнул Пахомов. — Ведь было доказано, что это Крутицкая зарезала своего мужа и задушила его любовницу!

— Вот то-то и оно! — Шатров поднял вверх палец. — Элла Эдуардовна никого не убивала! Убийца совершенно другой человек!

Стало так тихо, что было слышно жужжание одинокой мухи, кружившейся под потолком. Все затаили дыхание, стараясь не упустить ни одного слова.

— И у этого человека был мощный мотив для устранения всех этих людей. Для того, чтобы рассказать об этом подробнее, мне придется вернуться на несколько месяцев назад.

Итак. Жили-были две сестры — Наташа и Катя Беловы. Родители их некоторое время назад погибли в автомобильной катастрофе, а других родственников у них не было. Катя — старшая — уже училась в институте и подрабатывала лаборанткой, а младшая еще не закончила школу. После смерти родителей сестры разменяли жилплощадь и переехали в однокомнатную квартирку на окраине Москвы. Денег было немного, но на скромную жизнь хватало.

Как-то раз Наташа познакомилась с молодым человеком. Он был значительно старше нее, но это не остановило влюбленную девушку. Опомнилась она только тогда, когда поняла, что ждет от него ребенка. Наташа открывается любимому, но вместо предложения руки и сердца слышит резкую отповедь. Молодой человек наотрез отказывается признать ребенка и заявляет, что никогда не любил ее. Однако он, испугавшись последствий — ведь Наташа на тот момент была несовершеннолетней! — признается своей матери в том, что попал в щекотливую ситуацию и та, разумеется, принимает его сторону. Она сама встречается с Беловой, угрожает ей и настаивает на аборте. После этого девушка не находит себе места и, наконец, решается на откровенный разговор с сестрой. Та искренне рада тому, что в их семье должен появиться малыш. Посовещавшись, девушки решают оставить ребенка. И все было бы хорошо, если бы не одно «но».

Кое-кто, пока не будем называть его имени, узнает о том, что Наташа все-таки оставила ребенка. А значит, проблема не решена. В любой момент Белова может предъявить свои права, сделав генетический тест. И тогда этот человек решает обратиться к Антону Владимировичу Крутицкому. Зная о его сомнительной деятельности, ему предлагают очень солидные деньги за то, чтобы ребенка передали в другую семью. Крутицкий договаривается с врачом — естественно, тоже не за «спасибо»! — и тот записывает младенца мертвым. На самом же деле, ребенка отдают — хотя здесь глагол «продают» более уместен — состоятельной, но бездетной паре.

Узнав об этом, Наташа отказывается верить в то, что ее мальчик умер во время родов. Не стану описывать, что должна чувствовать женщина, пережившая такое горе, но вскоре Наташа кончает жизнь самоубийством. Катя, найдя любимую и единственную сестру в петле, впадает в отчаяние, но в то же время она загорается идеей непременно отыскать виновных в ее смерти.

Сергей сделал небольшую паузу и обвел взглядом присутствующих. Теперь равнодушных или скучающих лиц здесь не было. Напряжение было настолько велико, что казалось помещение то и дело пронизывают электрические разряды. Через секунду он продолжал:

— Тут мы переходим к следующей главе нашего повествования.

Катя Белова начинает собственное расследование. Долгих полгода она встречается с разными людьми, с поистине маниакальным упорством по крупицам собирает информацию, и с каждым днем в ней крепнет уверенность в том, что Наташа была права: ее сын, а соответственно Катин племянник, жив. У нее появляется надежда и горячее желание во что бы то ни стало вернуть мальчика.

Собрав необходимые доказательства, Катя назначает встречу Крутицкому в «Сосновом» в прошлую пятницу. За небольшие деньги ей удается снять маленькую комнатку в Озерском, где она собирается прожить несколько дней. От поселка до «Соснового» не так далеко — всего сорок минут пешком через лес и поле.

Катя шантажирует Крутицкого собранными фактами, и тот оказывается в патовом положении. В панике, не зная, что предпринять, Антон Владимирович ставит в известность того самого человека, с подачи которого он влез в это дело. Тем самым он подписывает себе смертный приговор.

Катя Белова становится первой жертвой. Ее выслеживают, когда она после встречи с Крутицким возвращается домой. Ее душат ее же собственным платком. Надо отметить, что девушка страдала тяжелой формой астмы, а потому задушить ее было задачей нетрудной. Дело несколько осложняется тем, что человек теряет на месте преступления свой значок. Помните? Позолоченные брошки «КЕН-Строй», которые вручали всем в начале вечера.

Наутро, обнаружив пропажу, он торопится забрать ее, но видит там Алису, которая ничего не подозревая, собирает в лесу землянику. Он понимает, что опоздал и вскоре труп будет обнаружен. Так и происходит. Мы вызвали полицию, и многоуважаемый капитан Проскурин начал расследование. Убийца же всерьез озабочен поисками пропавших документов.

При встрече с Крутицким Катя Белова заявляет, что бумаг у нее уже нет. Она намекает на то, что сам адресат пока даже не подозревает о том, какой компромат он получил. Если Крутицкий полностью удовлетворит ее требования, то она заберет материалы обратно так, что никто ничего не заподозрит, но в случае невыполнения соглашения, она грозит сообщить этому человеку, где именно искать документы. Кто мог быть этим третьим человеком?

Не секрет, что я проводил расследование по делу фонда, и логично предположить, что именно мне были переданы компрометирующие материалы. Не медля ни секунды, этот человек отвлекает дежурную и забирает из шкафчика запасной ключ — тот самый, которым пользуются горничные во время уборки. Он проникает к нам в коттедж, устраивает там обыск, но, к его разочарованию, никаких документов не обнаруживает. Но, пользуясь случаем, он забирает золотой значок, принадлежавший Алисе, понимая, что по этой брошке, а точнее по ее отсутствию, его легко можно вычислить.

Следующий шаг — убийство Крутицкого. Для человека, задумавшего всю эту хитроумную и дерзкую комбинацию, это был единственный шанс. Он прекрасно понимал, что Антон Владимирович человек весьма ненадежный и кроме всего прочего — отчаянный трус. Немного надавить, и он во всем признается. Его надо было убрать, во что бы то ни стало. Решено — сделано. Убийца назначает ему встречу ранним утром рядом с прудом. Там, недрогнувшей рукой, он вонзает нож ему в горло и сталкивает в воду.

Если бы труп не нашли, то все было бы проще, но тут, как на грех, Элла Эдуардовна, прогуливаясь в одиночестве, натыкается на тело своего убитого супруга.

Наш знакомый капитан Проскурин, сам того не ведая, подает преступнику гениальную мысль: свалить все убийства на Крутицкую. Все получается очень логично и просто. Скандальная, обиженная жена в припадке ревности убивает соперницу, а потом и своего неверного супруга. Естественно, после такого у нее сдают нервы, и она не видит другого выхода, как только наложить на себя руки. Элла пишет предсмертную записку и принимает снотворное, запивая его изрядной долей алкоголя. Но! Буквально накануне, Крутицкая признается за обедом, что никогда не принимает никаких таблеток, поскольку страдает острой лекарственной непереносимостью. У нее не могло быть никакого снотворного! Однако человек, совершивший убийство, этого не слышал. Да и все остальные не придали этому никакого значения. Признаться честно, я и сам не сразу вспомнил об этой детали.

В холле, как и прежде, стояла мертвая тишина, но Сергей понимал, что это ненадолго. Он сделал несколько глотков из своего стакана и продолжил.

— Сложив воедино все известные мне факты, я окончательно убедился в том, что убийца не Элла Эдуардовна.

— А как же записка? — поправив съехавшие на кончик носа очки, спросил Пахомов. — Ведь нам сказали, что она была написана рукой Крутицкой.

— Тут все просто. Элла Эдуардовна вела дневник. Убийца увидел эти записи, вырвал из тетради листок с наиболее подходящим к случаю текстом и оставил в комнате.

Итак, возвращаясь к вышесказанному. Я поговорил с дежурной и выяснил, что в интересующий меня период времени, ключ могли взять следующие люди: Марина Вячеславовна Добрынина, Виктория Алексеевна Касаткина, Элла Крутицкая, Артем Новицкий и Рената Скворцова. Человек, забравший ключ, не рисковал, потому что система видеонаблюдения была, к сожалению, выведена из строя по причине недавней грозы, и, скорее всего, он об этом знал.

В следующий список я поместил тех, кто не мог слышать о необычной аллергии Крутицкой. Это были Дима и Кристина Костровы, Анна Витальевна и Юрий Георгиевич Кравчуки, Виктория Алексеевна, Рената и Артем. Если взять только тех, кто появляется и в первом и втором случаях, то вырисовываются три имени: Виктория Алексеевна, Артем и Рената.

— Что за бред вы несете!!! — воскликнула в ярости побледневшая, как мел, Касаткина. — Я не намерена больше выслушивать эту чушь! С меня достаточно, я немедленно ухожу!

— Сядь, Вика, — приказал Егор Николаевич, который слушал Шатрова с неослабевающим вниманием.

В его тоне было нечто такое, что заставило ее повиноваться. Она обессиленно опустилась обратно в кресло и приложила к вискам дрожащие пальцы.

— Если допустить, что отцом ребенка Наташи Беловой был именно Артем, то логично предположить, что и убийца он. Однако он производит впечатление человека избалованного и абсолютно неспособного на столь дерзкие поступки. Но среди нас все-таки есть человек, который думал, что это именно он совершил, как минимум, одно убийство. Не так ли, Виктория Алексеевна? — Шатров резко повернулся, обращаясь к Касаткиной.

— Вы ведь из-за этого так нервничали? Вы были уверены, что Артем пошел на убийство, ради того, чтобы скрыть от отчима тот факт, что у него был сын. Зная Егора Николаевича, несложно представить его реакцию на такую новость. Он бы не одобрил ни ваше поведение, ни поведение Артема.

Рискну предположить, что вы видели Катю Белову в «Сосновом», и узнали ее. Именно поэтому вы так изменились в лице, когда услышали описание задушенной девушки. Вы, Виктория Алексеевна, не на шутку испугались, потому что предположили, что это Артем убил ее, когда она стала шантажировать его.

— Нет! Нет! Вы не сможете ничего доказать! — вскричала она не своим голосом. — Это не Артем! Он не мог!..

— А я и говорю, что это был не он, — спокойно продолжал Шатров. — Эти убийства совершил не ваш сын, хотя во всем остальном я был прав. Это он является отцом ребенка Наташи Беловой. И это именно вы, Виктория Алексеевна, угрожали девушке, принуждая ее сделать аборт. Потом, спустя несколько месяцев, вы увидели Наташу в городе. Стало понятно, что, несмотря на ваши угрозы, девушка решила оставить ребенка. Не зная, что предпринять, вы позвонили в больницу, где вам сообщили, что мальчик родился мертвым. На этом вы успокоились и решили навсегда забыть эту историю.

Ведь у вашего сына уже на тот момент появилась гораздо более перспективная партия — Рената Олеговна Скворцова. Наследница владельца «Плазы-Максимум». Богатая, красивая, образованная. Я прав? А вам никогда не приходило в голову, почему Рената предпочла Диму Кострова вашему Артему? — Алиса увидела, как услышав эту фразу, Костров вздрогнул всем телом, как от пощечины, — Я вам отвечу. Все очень просто. Так просто, пошло и банально, что становится на самом деле страшно.

Причина всему — деньги. Именно они. Вы не ослышались. Дело в том, что не так давно Олег Романович Скворцов был признан банкротом. Кроме того, он сейчас находится под следствием. Ему грозит немалый срок за растрату государственного имущества. Дело это никогда не афишировалось, и об этом было известно лишь ограниченному кругу людей. Конечно, если разобраться, то даже после этого Рената не осталась бы нищей. Но ей этого показалось мало, тем более, что появилась реальная возможность подобраться к миллионам Егора Николаевича Касаткина. Рената — девушка весьма неглупая. Она не пожалела сил и разузнала все о прошлом Артема. То, что у него где-то есть незаконнорожденный ребенок, могло стать реальным препятствием для нее.

Алиса взглянула на владельца «КЕН-Строя». Лицо его сейчас напоминало высеченную из камня маску. Рената же продолжала сидеть спокойно и даже расслабленно, покачивая закинутой на колено ногой. На лице ее при этом играла загадочная недобрая улыбка. Алиса внутренне содрогнулась.

— Это именно она связалась сКрутицким, а также совершила все то, о чем я так долго вам рассказывал.

Но оставался еще один человек, который знал о том, что отец Скворцовой банкрот. Этот человек не подозревал об истинных мотивах, которые руководили Ренатой, но о том, что у нее был меркантильный интерес в отношениях с Новицким, он знал наверняка. Он пристально следил за жизнью Ренаты Олеговны Скворцовой. Следил, потому, что люто ненавидел ее, и искал любой предлог, дабы разоблачить соперницу. Я говорю о твоей жене, Дима.

— Кристина?! — выдохнул Костров.

— Да, Кристина. Она ненавидела Ренату и была уверена, что если ты узнаешь ее истинное лицо, то навсегда забудешь о ней. Она любила тебя.

— Я не понял. Что значит — любила?! — внезапно охрипшим голосом спросил Костров. — Где она?!

— Сегодня ночью она приняла решение уехать в Москву. Немедленно. Она по-настоящему испугалась. Испугалась того, что может стать следующей жертвой. У нее не было никаких доказательств, но она догадывалась, кто именно совершил все убийства. И была права.

Однажды убив и оставшись при этом безнаказанным, человек не может так просто остановиться. Одно преступление влечет за собой второе, третье… И наш случай не исключение. Рената узнает о том, что Кристина собирается покинуть «Сосновый». Повредить тормозной шланг оказалось делом куда более простым, чем задушить или зарезать.

— Господи, Сергей, что ты такое говоришь?! Она жива? — сдавленно спросил Костров.

Шатров хотел что-то ответить, но не успел, потому что тут раздался громкий смех. Смеялась Рената.

— Браво! — она похлопала в ладоши. — Браво! Это было очень увлекательно. А теперь я спешу откланяться. Мне до тошноты надоел этот театр абсурда. У вас нет никаких доказательств, а все ваши подозрения засуньте себе куда подальше. Желаю счастливо оставаться, господа!

Она грациозно встала и не глядя ни на кого, цокая каблучками, проследовала к выходу.

Никто не произнес ни слова.

— Ее нельзя отпускать! — вскричал Шепс, когда оцепенение прошло, — Сергей Евгеньевич, если все так, как вы говорите, то ее необходимо задержать!

— Не волнуйтесь, Эрнест Фридрихович! На улице госпожу Скворцову ожидает всем известный капитан Проскурин и еще несколько полицейских.

— А Кристина?! Что с моей женой?! — опомнился Костров.

— К счастью, все обошлось. Мы успели остановить ее в последний момент. Сейчас она находится в доме Марины Вячеславовны.

— Боже мой, боже мой! Каким я был идиотом! — воскликнул Костров и опрометью бросился в открытые двери.

Не говоря ни слова, тяжело встала Виктория Алексеевна. Теперь ее всегда прямая и гордая спина была согнута, словно на плечах лежал непомерный груз. Глаза были полуприкрыты морщинистыми веками. Она вышла из холла, провожаемая многозначительными взглядами. Лишь Касаткин не смотрел в ее сторону. Следом за матерью проследовал Артем. Остальные расходиться не спешили.

— Сергей, все, что ты сейчас нам озвучил, опирается только на твои предположения, — металлическим голосом начал Касаткин. — Ты не имеешь права обвинять людей только на основании этого.

— Не хочу вас огорчать, Егор Николаевич, но у меня есть доказательства. Я нашел-таки те самые материалы, которые собирала Катя Белова. Вся информация на флешке, которую я уже передал в руки полиции. Там содержатся конкретные адреса, признания и еще очень много информации, которая будет полезна следствию. А самое главное, Рената не догадывалась о том, что еще вчера утром приехала ремонтная бригада, которая устранила неполадку в системе видеонаблюдения. На камере, установленной на парковке, отчетливо виден тот момент, когда она перерезает тормозной шланг в автомобиле Костровой.

— Боже праведный, — вдруг воскликнула Добрынина, — А если бы Димка решил ехать вместе с женой, то и он… Но ведь он любил Ренату! Как же так?!

Сергей грустно усмехнулся:

— К сожалению, для нее это уже не имело никакого значения. Рената из той категории людей, для которых имеют значение только деньги. Холодный расчетливый ум, целеустремленность, граничащая с одержимостью, и полное отсутствие сострадания или жалости. Вряд ли она раскаивается в том, что сделала. Такие, как она никогда не обретут покоя. Как сказал один мудрый человек, Бенджамин Франклин: «Жадность и счастье никогда не встречались друг с другом. Не удивительно, что они не знакомы».

Эпилог

— Я все-таки не понимаю, Сереж, почему они отдали мальчика в дом малютки-то?! Ведь насколько я поняла, эти Климовы как раз хотели ребеночка! И вдруг… — приглушенным голосом проговорила Алиса.

— Дело в том, что буквально через пару месяцев после того, как они с помощью Крутицкого заполучили сына Беловой, Алла Аркадьевна поняла, что сама беременна. Супруги решили, что родной ребенок гораздо важнее приемыша. Ее муж — весьма богатый, как ты сама понимаешь, человек — попросту сдал малыша на попечение государства. Причем, не в Москве. Надо думать, боялся себе репутацию испортить. Сволочь! Кстати говоря, найти мальчика было не так просто. Спасибо Лешке Березину, он посодействовал.

— Дикость какая-то! Хочу — возьму, не надо — выброшу. Как таких, как эти Климовы, вообще земля носит! — в сердцах, она стукнула ладонями по передней панели.

— Тихо, Лисенок. Она еще спит?

Алиса обернулась. Добрынина дремала на заднем сидении, откинувшись на подголовник. Лицо ее то и дело озаряла счастливая улыбка, а руки крепко прижимали к груди толстую целлулоидную папку.

— Да. А нам долго еще ехать?

— Вроде нет. Посмотри, в бардачке лежит бумажка с адресом.

Алиса продиктовала координаты.

— Ну вот, как раз поворот на улицу Воронихина, правильно? — Сергей свернул на узкую тихую аллею, по обеим сторонам которой в осеннем уборе стояли старые раскидистые липы и клены.

Сентябрьское солнце торжественно переливалось золотом в багряных и желтых листьях, небо было чистым, без единого облачка, но ветер был уже прохладным.

— Ну что, будить? — громким шепотом спросила Алиса.

— Подожди еще. Пусть отдыхает. Она так долго шла к этому. Ей ведь сначала не хотели отдавать ребенка.

— Почему, Сереж?

— Во-первых — возраст уже не молодой, во-вторых — она одинока. Ей здорово помог Касаткин.

Знаешь, ведь она приезжала сюда каждый день.

— Да уж! Слава Богу, что все так закончилось. Уверена, она будет отличной мамой!

Через пять минут Шатров припарковал машину возле невысокого кирпичного здания. На клумбе возле крыльца цвели неприхотливые сиреневые сентябринки и мелкие желтые хризантемы.

— Все? Приехали? — раздался хрипловатый со сна голос, и Алиса почувствовала, что ей на плечо легла теплая, тяжелая, чуть подрагивающая ладонь.

— Так точно, Марина Вячеславовна, прибыли, — возвестил Сергей.

Некоторое время Добрынина сидела неподвижно, а затем решительно распахнула дверь и почти бегом направилась к подъезду.

— Нам пойти с вами? — крикнул ей вслед Сергей.

Она обернулась:

— Нет. Я сама, — коротко ответила она и скрылась за дверью.

Алиса присела на лавочку, Сергей опустился рядом и обнял ее за плечи.

— Не замерзнешь? — спросил он.

— Не-а! — покачала она головой.

Так они сидели некоторое время, слушая тишину и шорох сухих листьев, в которых хозяйничал ветер.

Наконец тяжелая дверь скрипнула и на пороге появилась Добрынина. Теперь вместо папки она прижимала к себе веселого розовощекого карапуза в забавном вязаном комбинезоне и рыжей шапочке. Он улыбался и таращил на мир свои большие голубые глазенки.

— Знакомьтесь, ребята! — провозгласила счастливая мамочка. — Алексей Константинович Добрынин. Мой сын!!!

Декабрь, 2015 год.

Примечания

1

Анорексия — состояние, заключающееся в полном отсутствии аппетита при объективной потребности организма в питании. Может возникать, в частности, при приеме некоторых препаратов для снижения массы тела, с целью «подгонки» фигуры к необходимым стандартам.

(обратно)

2

Т. е. когда приглашенные стоят, свободно выбирая блюда и напитки, обслуживая себя самостоятельно и используя в качестве столового прибора преимущественно вилку. (фр. fourchette — вилка) Стульев и столов со строго расписанными местами не предусматривается.

(обратно)

3

Полицейский инспектор, старший полицейский офицер, комендант жилого дома, управляющий домом. Первоначальное значение — сан старшего лютеранского пастора, вроде протопопа и благочинного. (Толковый словарь живого великорусского языка, В. Даль)

(обратно)

4

Тяжелая степень опьянения. Подробнее

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Эпилог

*** Примечания ***