3 [Диана Килина] (fb2) читать онлайн
Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Диана Килина
3 Все имена, личности, события и переплетения судеб являются вымышленными. Любое, мало–мальское совпадение с реальностью – случайность и только.
Посвящается братьям и сёстрам.
Тебе и Ему.
Fora do comum
N г o posso te esquecer
Пролог
Любовь. Как много о ней говорят, пишут, снимают кино, сочиняют песни. Она такая разная, но почему–то все описания любви всегда сводятся к одному: они встретились, между ними вспыхнула искра, их тела слились в порыве страсти и жили они долго и счастливо.
Моя история не такая. Нас всегда было трое: я, он и Макс. И, если честно, я не помню, кого из них я увидела первым. Наверное, всё же, его.
Тогда длинные волосы ещё не были перепутаны в дреды, а на лице проступала мягкая поросль волос; таких, которые растут на лице подростка. Я тоже была подростком, поэтому не смогла распознать свои чувства к нему, и окончательно запуталась в таких похожих, но таких разных мальчиках, которые окружили меня теплом и заботой, несмотря на свои шестнадцать лет.
С тех пор прошли годы и многое изменилось. Макса больше нет. Нас осталось двое. И до того момента, пока Ты не спросил меня – люблю ли я его, я закрывала глаза на эти изменения. Это так странно…
Наверное, если бы между нами что–то было, это было бы непохоже на традиционные отношения. Вряд ли наша близость была бы страстной и бурной, какая была у нас с тобой. Я думаю, что, скорее всего, мы бы сделали это медленно, не спеша, по кусочкам собирая оставшийся пазл из нашей странной любви. Он прикасался бы ко мне своими изящными пальцами, изучая меня. Я делала бы то же самое. Я не знаю, какие у него губы, но, наверное, тёплые и мягкие, может быть даже похожие на твои. Мои руки запутались бы в тугих жёстких прядях, которые я не один раз помогала ему спутывать и смазывать воском. Его руки утонули бы в моих волосах, которые он так обожает причёсывать и стричь. Мы любили бы друг друга по–настоящему: нежно, осторожно, словно мы два хрустальных сосуда, которые могут разбиться от одного неловкого движения… Если бы только…
Да, я люблю его. Но мы никогда не будем вместе, как мужчина и женщина. Слишком много «Но» и «Если». А это значит, что мне пора двигаться дальше, и найти кого–то похожего на Тебя.
Часть первая
1
Я ходила между рядами картин и судорожно пыталась увидеть в них хоть что–то. Какую–нибудь искру, что–либо необычное или загадочное, какой–то тайный смысл, который художник смог бы передать с помощью кистей и краски. Но, увы, всё выставленное в этом зале было абсолютным, полным, тотальным говном. Хотя, вон ту жёлто–зелёную мазню я бы повесила у себя на кухне.
Угораздило же меня пожалеть Наташку, и прийти сюда вместо неё. Престарелый хмырь весь вечер норовил затащить меня в туалет, ярко–красное платье без бретелек предательски сползало вниз, из–за чего моя грудь чуть ли не вываливалась из декольте, всем на радость. Шпильки в волосах, собранных наверх, ужасно царапали мою черепушку; а шпильки на ногах лишний раз доказывали, что такую обувь придумали как орудие пыток в средневековье, но какой–то идиот–дизайнер посчитал это красивым.
Вздохнув, я оглядела почти опустевший зал в поисках своего спутника. Он торчал в туалете уже битых полчаса. Наверное, дрочит, ничем другим я не могу объяснить такое долгое отсутствие. Сделав глоток из своего бокала, с которым я хожу второй час, я поморщилась. Шампанское выдохлось, вкус стал приторно–сладким, больше похожим на сироп, а не на благородный шипучий напиток. Постояв напротив очередного «шедевра», я вытащила мобильник из сумочки, тонкая цепочка которой висела у меня на плече, и набрала эсэмэску Наташке:
«Он ушёл в сортир и не возвращается оттуда уже полчаса. Устала и хочу домой»
Несмотря на поздний час, двенадцать ночи, ответ пришёл мгновенно:
«У тебя ещё 10 мин»
Я тихонько чертыхнулась, и засекла время. Когда мои десять минут истекли и Илья Егорыч не явился, я радостно выдохнула, допила одним глотком своё шампанское, и гордо направилась к лифту. Мои каблуки звонко простучали по каменному полу, и этот мерзкий звук эхом отдавался в висках. Нажав на кнопку вызова, я начала отбивать одной ногой нервный танец. Да, у меня нет клаустрофобии, но лифтов я всё равно боюсь. Но не буду же я спускаться пешком с пятого этажа, учитывая, что почти весь художественный музей, не считая помещений выставки, погружён в темноту? Нет. Значит, придётся спуститься на лифте.
Кабина остановилась на моём этаже, двери раскрылись, и я заскочила внутрь. Сбросив туфли с ног, я радостно встала ноющими пятками на холодный пол. Мой указательный палец завис над панелью и почти нажал на кнопку первого этажа, но в лифт впрыгнул высоченный мужик, облачённый в серый костюм и белоснежную рубашку. Он оглядел меня, и удивлённо вскинул брови, задержав взгляд на моих босых ногах. Я пожала плечами и нажала на кнопку. Лифт тронулся вниз, а я отошла к зеркалу; и принялась выдёргивать ненавистные шпильки из волос. Ещё чуть–чуть и эти маленькие железные штуки просто снимут с меня скальп. Волосы упали мне на плечи, я подтянула лиф платья, и увидела в зеркальном отражении довольную улыбку. Мой попутчик облокотился плечом о стенку кабины, засунув руки в карманы. Он поймал мой взгляд в отражении, а потом неожиданно заговорил глубоким, сиплым голосом:
– Служба эскорта?
Я развернулась к нему лицом:
– Это так очевидно?
Он снова оглядел меня с ног до головы, и улыбнулся ещё шире. Пока его глаза с любопытством изучали мою грудь, я успела нахмуриться и скрестила руки, прикрываясь. Незнакомец перевёл взгляд на моё лицо и снова заговорил:
– Тон помады не твой, платье явно не по размеру. Агентство «Ариэль», я не ошибся?
Я мысленно похвалила его за наблюдательность, и, пожав плечами, ответила:
– Выручаю подругу. Если бы я знала, что её клиент будет домогаться до меня весь вечер, и мне придётся созерцать на то шедевральное дерьмо, выставленное наверху, я бы ни за что на это не подписалась.
– Шедевральное дерьмо? – он вскинул густые тёмно–коричневые брови.
– Ну да. Я бы посоветовала автору перестать употреблять ЛСД, и заняться чем–нибудь другим, – я изобразила презрительную гримасу и махнула рукой, – Фотографией или вышиванием крестиком.
Мой собеседник как–то странно фыркнул и затрясся. Сначала я испугалась, что у него эпилептический припадок, а потом до меня дошло, что он ржёт. Я непонимающе уставилась на него. Когда он успокоился, он протянул мне широкую ладонь:
– Да, фотография мне, правда, нравится больше, – прокудахтал он с лёгкой ухмылкой, – Артур.
Я дала в ответ свою руку, и он пожал её, хорошенько меня встряхнув. Непонимающее выражение с моего лица не исчезло, и он счёл нужным пояснить:
– Автор шедеврального дерьма.
Твою мать, надо же было так облажаться.
Я мгновенно вспыхнула, как факел, но постаралась сохранить красивую мину при плохой игре. Вышло, скорее всего, паршиво, потому что Артур снова растянулся в широкой улыбке.
– А ты? – неожиданно спросил он, и я чуть не подпрыгнула.
– Что? – промямлила я.
– Как тебя зовут? – он лениво расстегнул манжеты белоснежной рубашки, сверкнув золотыми Patek Phillippe с необычным циферблатом, – Хочу знать, кого заказывать.
Это прозвучало так пренебрежительно, грязно и грубо, что мне захотелось ударить его ногой в рожу. Я сдержала этот порыв, но почувствовала, как тело от злости начала бить мелкая дрожь. В этот момент лифт остановился. Я подняла с пола свои туфли, и попыталась выскочить в открытые двери, но меня остановила горячая ладонь, схватившая меня за локоть:
– Ты не представилась, – сухо бросил Артур, пристально изучая моё лицо глазами.
– Закажешь другую, – процедила я сквозь зубы, и вырвалась из его хватки.
Метнувшись к выходу, я спустилась по плавному скату, который на кой–то хрен сделали в КУМУ вместо лестницы. Остановившись внизу, я наклонилась, чтобы надеть туфли. Впереди, в дверях, маячил молоденький охранник с наушниками в ушах. Я выпрямилась и даже успела занести ногу для уверенного шага к выходу, но меня остановила большая рука, которая легла мне на лицо. Другая схватила меня за талию и поволокла в тёмный угол под лестницей. Обладатель этих рук затолкал меня в кабинку туалета для инвалидов и закрыл за собой дверь.
– Ты что, сдурел? – заорала я ему в спину.
Мой попутчик, ехавший со мной в лифте, развернулся и вскинул руки в обезоруживающем жесте:
– Я просто хотел извиниться, – Артур нахмурился, – Я выразился так, как будто ты проститутка, а ты, – он ткнул в меня указательным пальцем, – Не проститутка.
Я сделала несколько глубоких вдохов и прищурилась:
– Ты всегда заталкиваешь девушек в сортир, чтобы извиниться? – вырвалось у меня.
Артур улыбнулся, сверкнув белыми зубами:
– Не хотел упустить свой шанс.
– Шанс? – моя правая бровь медленно поползла вверх.
– Извиниться, – повторил он, и бросил на меня совсем не извиняющийся взгляд.
Я решила воспользоваться возможностью и разглядеть его внимательнее. То, что я увидела, вполне меня порадовало. Про заоблачный рост я уже упоминала, но помимо него у моего собеседника была масса других достоинств. Глаза, интересного цвета: то ли зелёные, то ли жёлтые, в приглушённом свете не разобрать. Золотистая кожа приятного оттенка, которая выдавала человека, недавно отдыхавшего на юге или часто проводящего время на солнце. Густые тёмные брови красивой формы. Щёки, затенённые щетиной, и красивый аккуратный нос, как на фото «После» из портфолио пластического хирурга. Прямые волосы длиной почти до плеч, небрежно взлохмаченные и лежащие в небольшом беспорядке. Дорогой на вид костюм, вряд ли сшитый на заказ, но подогнанный по фигуре. В плечах он был достаточно широк; а вот всё, что ниже пояса, напротив, изящно–узкое. Такое тело обычно бывает у пловцов, подумалось мне.
– Нравится то, что видишь? – неожиданно произнёс Артур роковым хриплым голосом, чем привлёк моё внимание.
Я отвела взгляд от крошечных белых пуговиц на его рубашке, и посмотрела на него слегка затуманенным взором. Ну да, неплохо. Особенно в мягком и немного интимном свете этого тесного помещения.
– Потому что мне нравится то, что вижу я, – добавил он, и снова принялся изучать моё тело глазами.
Я судорожно сглотнула, потому что его взгляд был совсем не таким, каким должен быть у извиняющегося мужчины. Ой, не таким.
Пока я соображала, что ему ответить, он снова огорошил меня:
– Правда или действие?
– Что? – смогла выговорить я пересохшим горлом.
– Поиграем. Правда или действие? – Артур вскинул бровь.
– Здесь?
– Я мог бы предложить свой номер в гостинице, – спокойно бросил он, – Но боюсь, мне снова придётся извиняться, – добавил Артур чуть улыбнувшись, и снова спрятав руки в карманы.
Я фыркнула, и ответила:
– Нет уж, давай здесь.
– Я первый. Как тебя зовут? – он лениво откинулся спиной на дверь.
– Ну конечно, – покачав головой, я честно ответила, – Кира. Моя очередь?
Артур кивнул с лёгкой улыбкой.
– Чем ты занимаешься? Ну, помимо тех каракуль, выставленных наверху, – я покрутила рукой в воздухе, указывая направление.
Он неожиданно громко рассмеялся хриплым и мелодичным смехом, и этот звук отразился от графитовых стен туалета и приземлился у меня где–то в желудке. Что обычно было дурным признаком.
– Я фотограф. Но иногда рисую.
– У тебя это плохо выходит, тебе говорили об этом? – брякнула я, скрестив руки на груди.
– Ты была первой. Моя очередь.
Я притворно–лениво пожала плечами.
– На тебе есть нижнее бельё? – спросил он с обольстительной улыбкой.
Я покраснела и мои глаза медленно поползли из орбит:
– Серьёзно?
– Абсолютно, – Артур довольно хмыкнул и продолжил, – Кроме того, ты должна доказать правду.
Моя нога сама собой задёргалась, и я стала похожа на неврастеничку. Подумав пару секунд и оглядев крохотный туалет, я спросила:
– Если я выберу действие, это будет ещё хуже, чем показать тебе свои трусы, да?
– Решать тебе, – пожал плечами Артур, но с его лица не сползала довольная ухмылка.
Я глубоко вздохнула, и собралась с мыслями. Прикинув, что я ничего не теряю, я взялась за подол платья и жалобно проскулила:
– Только не смейся.
Когда я подняла тонкую ткань, обнажив бёдра, Артур оторвался от стены, чуть наклонившись, и его глаза расширились до невозможности. После первого шока, он спросил:
– Ты носишь мужское бельё?
– Собиралась впопыхах, – бросила я, возвращая на место платье, – Моя очередь. У тебя уже встал?
Я по–детски хихикнула и подняла на него глаза, чтобы насладиться его реакцией. К моему разочарованию он не ответил, а сделал два шага в мою сторону, преодолев крошечное расстояние, нас разделявшее. Я хотела бы отпрыгнуть назад, но за мной стоял унитаз, а изображать из себя идиотку не хотелось.
– Хочешь выдам тебе один маленький мужской секрет? – спросил Артур где–то над моей головой.
Я что–то невнятно промычала, уставившись на его широкую грудь, которую туго обхватывала рубашка. На ткани я смогла разглядеть какой–то тонкий незатейливый узор из блестящих шёлковых нитей.
– Мы прячем руки в карманах, чтобы скрыть эрекцию, – прошептал он, прилично наклонившись к моему уху.
От этого шёпота, моя кровь в жилах начала медленно закипать. К лицу снова прилип румянец, щёки зажгло, как и некоторые неприличные места моего тела. Я сглотнула ком, вставший в горле, но воздух снова вышибло из лёгких, потому что горячие ладони обхватили мои ягодицы и припечатали меня к этому огромному телу.
Да, у него уже встал, я отчётливо почувствовала это сквозь тонкую ткань красного платья. И, похоже, свербит у него уже давно.
– Моя очередь, – спокойно сказал мой спутник, что как–то не вязалось с тем, что вытворяли его руки, гуляющие по моему телу, – У тебя кто–нибудь есть? Парень, муж?
– Тебя это волнует? – вырвалось у меня, потому что он развернул меня и прижал к холодной стене, отбросив мою сумочку себе за спину.
Она приземлилась в белоснежную раковину, звонко брякнув цепочкой. У меня начали дрожать колени, в горле пересохло, а пульс зачастил до невозможности.
– По большому счёту нет, просто интересно, – сказал он в мою шею, приспуская верх моего платья, – Настоящие?
Я проследила за его взглядом, и уставилась на свою грудь.
– Да, – хрипло ответила я.
– Хороши, – констатировал Артур, и провёл пальцами по тонкой ткани бесшовного бюстгальтера, – Ответ на первый вопрос?
– Нет, – я невольно вздрогнула, потому что снова ощутила его горячие пальцы на своих бёдрах.
– Но ты собиралась впопыхах и надела мужские трусы? – проговорил он в моё плечо, и приподнял юбку, собирая платье в гармошку у меня на талии.
– Я снимаю квартиру с другом, – промямлила я, пока он опускал не мои трусы до моих щиколоток.
Да, блин, не мои. Я правда торопилась, потому что Наташка неожиданно для всех сломала ногу и попросила её выручить, пойдя с её клиентом на эту выставку. Я напялила серые боксеры Джексона – первое, что попалось мне под руку в тазике с постиранным бельём, благо размер у нас с ним одинаковый – он тощий, как собака.
Пока я тут с вами объяснялась, Артур успел расстегнуть брюки и приподнять меня, вынуждая обхватить его ногами. Он мягко опустил меня на своё хозяйство, и я даже немного удивилась такой щедрости и нежности. Учитывая щекотливые обстоятельства, я могла рассчитывать на то, чтобы быть прижатой щекой к стене, или наклонённой над раковиной. Поза лицом к лицу была слишком личной, и мне захотелось зажмуриться, отвернуться, а ещё лучше – убежать.
Не поймите меня неправильно. Один раз я совершила глупость в туалете ночного клуба, но этот поступок был подкреплён огромным количеством выпитого спиртного; и какой-то наркотической дряни, которую подмешали в мой бокал. Когда туман рассеялся, я испытала жгучее чувство стыда и поклялась, что больше не в жисть. Сейчас я была трезвая, как стёклышко. И всё равно это делала.
Артур уверенно и твёрдо работал своим телом, посылая приятные импульсы в каждую мою клеточку. Маленькое помещение наполнили запахи секса, короткие стоны и шумное дыхание. Я уставилась в зеркальное отражение на широкую спину в сером пиджаке, и мои загорелые ноги, обхватывающие его бёдра. Мои ладони покоились у него на плечах, я отчётливо ощущала приятную ткань, тепло и сладковатый запах, исходящий от его тела.
Внезапно меня пронзила неприятная мысль о том, что я не заметила, надел ли он презерватив или нет. Почувствовав, что я напряглась, Артур остановился, и мягко прошептал мне на ухо:
– Расслабься.
Прошептал–то он мягко, но моё тело восприняло эту просьбу как приказ. Я мгновенно обмякла, и его пальцы вцепились в мои бёдра с неистовой силой. Я уже была близка к кульминации, но ускорившийся темп моего случайного любовника, подвёл меня к краю. Я взорвалась, зарываясь лицом ему в шею и приглушая рвущийся крик в ворот его рубашки. От него очень интересно пахнет. Амбра и что–то похожее на ваниль. Странное сочетание для мужчины, но мне понравилось. Я, как будто, почувствовала, какой у него вкус. Терпкий, чуть горьковатый и в то же время – сладкий.
Артур кончил следом, зарычав где–то у меня над головой. Он упёрся кулаком в стену, так что костяшки на руках побелели до невозможности, а другой рукой продолжал поддерживать меня за задницу, явно оставляя синяки на нежной коже.
– Вау, – вырвалось у него, едва мы вдвоём начали ровно дышать.
Я как–то глуповато улыбнулась, когда он поставил меня на пол, и с огромным трудом устояла на ногах. Кое–как подняв трусы с пола, я натянула их на свою задницу. С непередаваемой радостью я увидела, что Артур скинул использованный презерватив в помойку под раковиной. Поправив платье, я подошла к зеркалу. Яркий румянец начал увядать, блеск в глазах постепенно потускнел, и в отражении на меня смотрело привычное лицо с карими глазами. Я вытерла размазанную помаду салфеткой. Пригладила растрёпанные волосы, закинула сумочку на плечо, и занесла руку, чтобы открыть дверь, но меня остановила горячая ладонь.
– Оставь свой номер, – попросил Артур с непроницаемым лицом.
Я скинула его руку со своей, и открыла дверь. Выходя в тёмный коридор, я коротко бросила:
– Всё было супер. Спасибо.
С этими словами я быстрым шагом направилась к выходу. Он не стал меня догонять, и, наверное, это к лучшему.
2
– Джексон, я дома!
– Я на диване, – послышалось из гостиной.
Сняв туфли, я посеменила в просторную комнату, которая служила ему спальней. Вздохнув, подошла к дивану и повернулась к нему спиной.
– Расстегни этот ужас, – простонала я, потирая зудящее плечо, – Я вся чешусь.
Джексон фыркнул, но послушно расстегнул молнию на моей спине. Ткань соскользнула к моим ногам, и я откинула её в сторону, вздохнув полной грудью.
– Боже, это лучшее ощущение в жизни, – вырвалось у меня.
– Ты мне фильм загораживаешь, – пробормотал Джексон.
Фыркнув, я прошла на кухню, и открыла холодильник. Изучив провиант, вытащила два сметанных пирога с шоколадом, и вернулась обратно к дивану. Плюхнувшись на мягкое сиденье, я прикрылась пледом и протянула пластиковую коробку Джексону.
– Как прошёл вечер? – невнятно пробормотал он, положив приличный кусок бисквита себе в рот.
– Нормально, – ответила я, ковыряясь в мягком десерте ложкой.
Джексон отвернулся от телевизора, на экране которого мелькали кадры из последнего «Мальчишника» и пристально посмотрел на меня. Потом его лицо осветила широкая задорная улыбка:
– Да тебя оприходовали.
– Джексон, – простонала я, – Я не лошадь.
– Я угадал, – его голос издал слишком высокую ноту, и я сморщилась, – Колись, кто?
– Неважно, – буркнула я, положив кусок пирога в рот.
– Важно. Ты два месяца вела себя как монашка, а тут приходишь вся такая, – он ткнул в меня пальцем и покачал им вверх–вниз, – Сияющая. Кто этот счастливчик?
– Никто. Столкнулась кое с кем в лифте.
– В лифте? – глаза моего друга казалось вылезут из орбит, – Ты занималась сексом в лифте?
– Нет, в туалете. Господи, – я закрыла глаза и покачала головой, – Это звучит отвратительно.
– Детка, наверное, он очень горячий красавчик, – задумчиво протянул Джексон.
В моей голове невольно возникло точёное лицо со странными то ли зелёными, то ли жёлтыми глазами; и я растянулась в мечтательной улыбке:
– Не то слово.
– Ты оставила ему свой номер? – спросил Джексон, собирая остатки крема со стенок коробки.
– Нет, конечно. Я не оставляю свой номер телефона мужикам, с которыми трахалась в туалете музея, – сказала я, с зажатой между зубов ложкой.
– Жаль. Интересно посмотреть на того, кто смог растопить сердце снежной королевы, – Джексон вознёс глаза к небу и состроил ангельское лицо.
– Иди в задницу, – я толкнула его в плечо, и он разразился хохотом.
Спрыгнув с дивана, я выхватила у него коробку, и пошла на кухню. Помыв ложки, я вытерла их бумажным полотенцем и бросила обратно в ящик. Пустые коробки и смятую салфетку выкинула в мусорку. Облокотившись на столешницу, я довольно оглядела помещение, которое соединялось с гостиной широким проходом и улыбнулась своей удаче.
Я живу здесь около двух месяцев, с тех пор, как меня выселили из квартиры. Идти мне было некуда, денег практически не осталось, поэтому мне пришлось обратиться за помощью к Джексону, хотя я и не хотела. Он не смог помочь материально, но предложил спальню в своей арендованной жилплощади. Сам он переехал на диван, а я расположилась в небольшой комнате прямо под крышей. Несмотря на неприглядный вид старого голубого деревянного дома, двухкомнатные апартаменты были отремонтированы и обставлены по высшему разряду. Кухня с современной серой глянцевой мебелью и техникой чёрного цвета, в комнатах дубовый паркет и стены фисташкового оттенка. В гостиной стоял огромный бежевый диван и пара кресел; журнальный столик и небольшая секция, на которой покоился телевизор, книги и несколько старых фотоальбомов. В моей спальне мебели практически не было: широкая кровать прямо под потолочными балками, пуфик, служащий прикроватной тумбой да огромный шкаф–купе с прозрачными дверьми из матового стекла. Однако, это не мешало мне чувствовать себя уютно. Я даже купила москитную сетку и повесила её над кроватью, соорудив что–то вроде балдахина.
Джексон устроил меня на работу администратором салона красоты, в котором работал. Конечно, моя зарплата фактически покрывала только аренду и счета за мобильник, но вариантов у меня на тот момент не было. Первый месяц нам было немного тяжело вместе, но со временем мы привыкли. Наши отношения всегда были дружескими, несмотря на то, что нас на полгода разделила потеря близкого человека, которого мы вдвоём любили. Но мы справились. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Вздохнув, я пожелала Джексону спокойной ночи и пошла в свою комнату. Открыв окно на ночь, чтобы не задохнуться, я рухнула на кровать. Уставившись глазами в деревянный круг с нашитой на него сетчатой тканью, я улыбнулась его плавным убаюкивающим покачиваниям, и медленно погрузилась в сон.
***
Разбудил меня визг моего мобильника. Нащупав трубку на пуфике рядом с кроватью, я ответила на звонок, даже не посмотрев, кто это.
– Кира, привет, – проверещал тонкий голосок Наташки, – Как вчера всё прошло?
– Нормально, но этот мудак меня домогался, – сонно пробормотала я, садясь на кровати.
– Такое бывает, – вздохнула Наташка, – Они всегда думают, что новички не знают правил.
– Мне, в общем–то, похер, – фыркнула я, размяв шею.
– Кира, – проскулила Натали, – Сегодня позвонил новый клиент.
– Наташа, нет, – отрезала я, – Я не могу.
– Пожалуйста! Я отдам тебе половину за вчерашний выход и за сегодня. Я не хочу терять заказы.
Мысленно проговорив про себя несколько матерных скороговорок, я смогла согласиться:
– Ладно. Что за встреча и как мне нужно одеться?
– Деловой ужин. Маленькое чёрное платье подойдёт, – отчеканила Наташка строгим тоном, – Тебе нужна одежда?
Вспомнив её жуткое красное платье, которое мне было маленьким и едва прикрывало мой зад, я покачала головой. Потом до меня дошло, что она не видит этого жеста:
– Нет, у меня есть подходящий вариант. Как зовут клиента?
– Он пожелал представиться лично. Загадочный тип, не местный. По разговору я поняла только, что его не волнуют деньги, а это значит…
– Что он может обратиться ещё раз, – закончила я, – Ладно, я всё поняла.
– Он заедет в девять вечера, я уже сказала твой адрес.
– Коза, – брякнула я.
Наташка звонко рассмеялась.
– Спасибо, Кира. Если бы не ты, я бы уже с ума сошла. Так не хочется терять деньги и клиентов из–за проклятого гипса.
– Когда снимут–то? – недовольно пробормотала я, поднимаясь с кровати и выглядывая в окно.
– Через две недели, – вздохнула Натали, – Ну ладно, мне тут нужно кое–какие дела разгрести. Если что, я на связи. Удачи вечером!
– Спасибо.
Я отключилась и бросила телефон на кровать. Наклонившись и поставив локти на подоконник, посмотрела на узкую улочку и людей, бредущих в парк. Наш дом стоит в десяти минутах ходьбы от Кадриорга, и по выходным по нашей улице часто гуляют семьи, влюблённые, и не менее милые пожилые парочки. Один раз такая даже держалась за руку. Это было самое трогательное зрелище в моей жизни, клянусь.
Поморщившись от яркого солнца, которое вылезло из–за облаков, я выпрямилась и потянулась на цыпочках. Накинув короткую футболку, я вышла в гостиную.
С кухни уже доносились запахи кофе и сырных булочек.
– Доброе утро, – вырвалось у меня при виде друга, стоящего в одних шортах.
– Доброе, – проворковал Джексон через плечо, – Кофе?
– Да.
Усевшись на стул с псевдокожаной обивкой – поморщилась от неприятного ощущения, которое подарил моей попе дерматин – я взяла протянутую мне кружку. Сделав большой глоток, я проглотила и обильную слюну, подступившую при виде румяных булочек, которые Джексон вытащил из духовки.
– Какие планы на сегодня? – спросил он, ставя передо мной тарелку.
– Наташка опять попросила выручить её, – я повела плечом и подтянула колено к себе, – Пообещала заплатить половину.
– Ну, это неплохо, – протянул Джексон, усаживаясь и повторяя мою позу. Дреды на его голове смешно подпрыгнули, – Она за ночь по пятьсот евро зарабатывает.
Я как–то нервно хихикнула и покачала головой:
– Не знаю, для меня это всё равно, что проституция.
– Это и есть проституция, – фыркнул Джексон, хватаясь за булочку
– То есть, Наташка? – вырвалось у меня, Джексон коротко пожал плечами, – Пять сотен за ночь?
– Ну, чисто теоретически, если шлюха не третьесортная, это вполне реально, – он задумчиво улыбнулся, и спрятал глаза в свою кружку.
– А что, проститутки ещё и делятся на уровни? – я отхлебнула кофе и потрогала булочки.
Горячие. Придётся ещё немного подождать.
– Конечно. Есть сосалки, которые стоят на улице, – начал, загибая пальцы перечислять Джексон, – Есть повыше классом, которые берут почасовую оплату. Есть и такие, которые берут только за ночь и обслуживают по высшему разряду.
– Фу, – вырвалось у меня, – Это отвратительно.
– Детка, это древнейшая профессия в мире, – Джексон снова пожал плечами, – К тому же, ты не станешь проституткой от того, что пару раз выйдешь вместо Наташки.
Я нахмурилась. Потом вспомнила вчерашний эпизод в музее и покачала головой:
– Я вообще денег не взяла. Как это называется?
– Честная давалка, – парировал с набитым ртом Джексон.
Я подавилась кофе и закашлялась. Он звонко рассмеялся, а потом спокойно дожевал свою булочку, пока я восстанавливала дыхание. Остаток завтрака мы провели за обсуждением нейтральных тем и спором по поводу моих волос. Джексон уговаривал меня изменить причёску; твердил, что не помешает добавить лоска моим серо–коричневым прядям и сделать чёлку, но я с трудом представляю себя с лоском, воском и чем–либо подобным, поэтому стойко отказывалась.
В середине дня он уехал к другу за город на шашлыки, а я устроилась на диване за просмотром первых двух частей «Форсажа». Телевизор у нас до сих пор не был подключён к кабельному, а интернет мы настраивали с помощью мобильника. Я бы сказала, что мы из каменного века, но, сами понимаете, в каменном веке смартфоны не выполняли функцию беспроводных модемов. Их тогда вообще не было.
В семь вечера я заползла в душевую кабинку и принялась приводить себя в порядок, с помощью мыла, шампуня и бритвы. Да, я знаю, что практичнее и удобнее делать эпиляцию воском, но это такая адская боль, что я предпочитаю справляться по старинке.
Выйдя из душа, обернулась большим полотенцем и посмотрела на своё отражение в зеркале. С волосами нужно что–то делать, Джексон прав. Помявшись в ванной пару минут, я решила посмотреть в интернете, какую причёску можно соорудить. Усевшись за обеденный стол, я открыла ноутбук, зашла на YouTube и нашла парочку вариантов. Прокрутив их ещё раз, я остановилась на простом, но интересном способе заплести косу и убрать волосы наверх.
Поработав феном и каким–то средством для укладки без запаха, которое подарил мне Джексон, я наклонилась и заплела косу от шеи до затылка. Закрепив хвост, я подкрутила пряди, и зафиксировала их на макушке. Получилось неплохо. Особенно сзади. Довольно оглядев своё отражение, я подкрасила ресницы, сделала светло–серую подводку на глазах и подправила брови. Тональная основа и румяна мне не нужны, потому что от родителей, которых я никогда не знала, мне досталась смуглая кожа, летом приобретающая бронзовый оттенок.
Нарисовав лицо, я побрела в свою комнату, и забралась в шкаф в поисках платья. У меня их было немного, но одно – маленькое и чёрное – всё–таки есть. Подобрав к нему нижнее бельё, я водрузила наряд на своё тело, и поморщилась от того, что вырез слишком глубокий. Не знаю, зачем женщины делают себе грудь третьего размера (а то и больше). Это же непрактично. Во время бега мешает, одежду не подобрать, про бюстгальтеры я вообще молчу. Лучше бы люди придумали имплантаты для мозгов, от этого было бы больше пользы.
Вздохнув, я покрутилась возле зеркала в прихожей и надела простенькие позолоченные часы на руку. Возилась я долго, и у меня осталось всего пятнадцать минут, чтобы закончить приготовления. Их я потратила на поиски белого пиджака Джексона, идеально сидящего на мне, и нежно–розовой помады. Завершив свой образ последними штрихами, я обулась в туфли–лодочки из светлой лакированной кожи на небольшом каблуке, накинула вчерашнюю чёрную сумочку на плечо, и вышла из квартиры, захлопнув дверь.
Встав на тротуар, я постаралась не двигаться, чтобы не запачкать обувь. Через минуту передо мной притормозила чёрная БМВ седьмой модели. Я не глядя запрыгнула на пассажирское сиденье и пристегнула ремень безопасности. Когда я подняла глаза на водителя, я мгновенно решилась дара речи и просто уронила челюсть.
– Ну здравствуй, Кира, – промурлыкал Артур, ехидно ухмыляясь, – Рад видеть тебя снова.
3
Я смотрела на него, как кролик на удава и медленно вжималась в сиденье. Когда я обрела способность говорить, из меня вырвалось:
– Какого хрена?
– Я твой клиент, если ты ещё не поняла, – он вскинул бровь и дёрнул коробку передач.
Я заморгала, пытаясь решить, что мне делать дальше.
– Зачем? – смогла выдавить из себя я.
Артур пожал плечами и перевёл взгляд на дорогу. Машина тронулась с места, и он совершенно спокойно сказал:
– Хочу продолжить знакомство.
– Для чего?
– Просто хочу, – отрезал он.
С этим не поспоришь, поэтому я отвернулась к окну. Артур свернул на Гонсиори, и направился в центр города. Сообразив, что я ничего не знаю о сегодняшнем выходе, я спросила:
– Встреча?
– Деловой ужин, – коротко ответил он.
– Подробности? – я посмотрела на него, и невольно начала разглядывать его лицо внимательнее.
Он выглядит ещё лучше, чем запомнился мне. Чётко–очерченная челюсть, высокие скулы и нос, такой идеальный в профиль, что кажется нереальным. Глаза в обрамлении густых чёрных ресниц. Странно, если судить по волосам, он скорее рыжий и должен бы выглядеть невзрачно, но тёмные брови делают его лицо ярким и загадочным. Глаза с моего места мне плохо видно, но в отблеске фар, мелькающих за окном, они всё–таки зелёные. Такого приятного, тёплого оттенка, оливкового. Я никогда не видела таких интересных глаз. Длинные волосы собраны прозрачной силиконовой резинкой в небольшой хвостик на затылке, открывая сбритые виски. Мне невольно захотелось ткнуть его в лицо пальцем, чтобы проверить, реальный ли он. И я с трудом сдержала поднимающуюся руку.
– Ни к чему, – сказал Артур, а потом повернул голову ко мне, – Ты умная девушка. Разберёшься на месте, – он улыбнулся, и бросил короткий взгляд на моё тело.
Я как–то странно хмыкнула и снова отвернулась к окну. Через пять минут бумер притормозил у гостиницы Swiss, и заехал на парковку перед зданием. Я невольно напряглась и снова посмотрела на Артура. Он встретил мой взгляд с любопытством и широко улыбнулся:
– Ресторан, – он кивнул головой наверх, – Но если хочешь, можем сразу подняться ко мне в номер.
Выскочив из машины, я проверила белоснежность моих туфель, и поправила платье, которое немного поднялось наверх. Запрокинув голову, я посмотрела на небоскрёб со сверкающими окнами, пока его вид не загородило собой лицо моего спутника.
– Пошли, – он подставил локоть и изогнул бровь.
Я презрительно фыркнула, но всё–таки схватилась за его руку. Вдвоём мы зашли в холл, Артур кивнул администратору и потянул меня к лифту. Нажав на кнопку вызова, он улыбнулся мне обезоруживающей улыбкой и окинул меня беглым взглядом. В его глазах блеснул огонёк одобрения, и мои щёки смущённо запылали. Опустив взгляд в пол, я принялась изучать узоры на мраморной плитке.
Лифт звякнул, двери раскрылись. Мой спутник пропустил меня вперёд. Я отошла в дальний угол кабины, а Артур вошёл следом за мной и нажал на кнопку последнего этажа. Когда двери закрылись, я быстро моргнула, отгоняя видение, что они надвигаются на меня и судорожно сглотнула.
– У тебя клаустрофобия? – неожиданно заговорил Артур, опираясь плечом о стенку лифта.
Я отрицательно покачала головой:
Он задумчиво хмыкнул и поправил часы, покоящиеся на правой руке. Я разглядела широкий стальной ремешок и корпус, и узнала в аксессуаре стиль Hublot из лимитированной коллекции. Что ж, Наташка была права. Денег, по всей видимости, у него очень много и тратить он их любит.
Знаю, вы очень хотите знать, почему я так хорошо разбираюсь в марках часов. Нет, у меня не было жениха–олигарха; просто ещё недавно я работала в ювелирном магазине. Конечно, в небольшом студенческом городке в замшелой Эстонии я не могла вживую видеть лимитированные коллекции, но у нас был каталог. А я, как консультант, должна была хорошо разбираться во всех моделях. За время моей работы там, а это почти три года, такие часики ни разу не заказывали; но разве начальство это волнует?
Кабина остановилась и звякнула. Я невольно вздрогнула от неожиданности, а потом расслабленно опустила плечи, когда двери плавно разъехались в разные стороны. Артур пропустил меня вперёд, и поравнялся со мной, когда я вышла.
– Ресторан работает до девяти, насколько мне известно, – протянула я
– Я забронировал его до полуночи, – лениво ответил Артур, беря меня под руку, – Пошли.
Он потянул меня в опустевший зал и подвёл к столику у панорамного окна, накрытому на две персоны. Я состроила удивлённую мину и брякнула:
– Это же деловой ужин?
Он только улыбнулся и ловко расстегнул пуговицу моего пиджака. Стянув несчастный с моих плеч, он бросил его на спинку соседнего кресла и отодвинул стул с ярко–розовой бархатной обивкой. Далее последовал пригласительный жест. Я издала какой–то невнятный звук и плюхнулась на сиденье, скрестив ноги.
Артур обошёл стол, и уселся напротив. Только сейчас до меня дошло, что мы одеты с ним в одной цветовой гамме. На нём был идеально сидящий чёрный пиджак и белоснежная рубашка с серебристыми пуговицами. Тонкая ткань плотно обхватывала его грудь и не давала простора воображению, открывая взору чёткие очертания мышц. Я с трудом смогла оторваться от заворожившего меня зрелища, и перевела глаза на его лицо. Мой спутник нагло пялился в моё декольте горящими глазами. Что ж, не я одна занимаюсь подглядыванием, это радует.
Перед столиком появился человек в форме повара с белым колпаком на голове. Он не сказал ни слова, просто встал перед нами, сцепив руки за спиной.
– Ты будешь вино? – спросил Артур, придвинувшись ближе к столу.
Я отрицательно покачала головой:
– Я буду воду, – промямлила я, уставившись глазами в белоснежную скатерть.
– Бутылку красного сухого вина и воду, – проговорил Артур, – С газами, без?
Этим вопросом он снова привлёк моё внимание, и я подняла на него глаза.
– Вярску.
Он кивнул, а потом повернул голову к присутствующему в зале помимо нас:
– Вы слышали, – он махнул рукой в каком–то странном жесте, – Блюда готовы?
– Да, – кивнул то ли повар, то ли официант с сильным эстонским акцентом.
– Подавайте через полчаса, – отрезал мой спутник и снова уставился на меня, откинувшись на спинку стула.
Человек в белой форме испарился, как по волшебству. Артур хмыкнул и потянулся к столу, поставив на него локти. Сложив пальцы домиком, он положил на них подбородок и улыбнулся.
– Итак, – начал он, – Кира.
– Артур, – хрипло отозвалась я, поёжившись.
– Ты запомнила моё имя, – он состроил притворно–удивлённое лицо, – Я польщён.
Я хотела бросить какой–нибудь колкий комментарий, но так и не открыла рот, потому что его взгляд снова скользнул по моему телу и самым наглым образом остановился на моей груди. В его глазах вспыхнуло неприкрытое желание, и волосы у меня на затылке начали медленно вставать дыбом.
Я привыкла к тому, что мужики пялились на мои сиськи. Но обычно эти взгляды были похотливыми, сальными и липкими; после таких хочется принять душ и хорошенько потереться мочалкой. Его взгляд был другим. В нём было желание, которое я упоминала выше, но ещё и восхищение, перемешанное с восторгом. От этого взгляда я медленно обмякла под столом, и между ног у меня стало расползаться предательское тепло.
Перед столиком снова появился повар. Он поставил на стол бутылку минералки и открыл её одним ловким движением, налив мне шипучую солоноватую воду в широкий хрустальный бокал. Когда он схватился за бутылку вина, Артур коротко отрезал:
– Я сам.
Повар тут же испарился. Артур взял штопор, оставленный на столе и всадил его в пробку, даже не сняв обёртку с горлышка. Парой движений он открыл бутылку, раскурочив фольгу, и бросил штопор на стол.
– Ты не пьёшь. Почему? – спросил он, наполняя свой бокал.
– Я на работе, – вырвалось у меня, и мои щёки тут же залились краской.
Понимаете, как это звучит?
– Вчера ты тоже была на работе, но выпила бокал шампанского, – сказал он, отпивая вино.
Я хлебнула воды побольше, чтобы смочить пересохшее горло, и задала вопрос:
– Ты за мной наблюдал?
Он кивнул.
– Зачем? – я снова хрипнула.
– Люблю наблюдать за красивыми вещами, – спокойно ответил он.
От этой фразы я дёрнулась как от пощёчины, но постаралась сохранить невозмутимое лицо. Артур довольно хмыкнул. Я почувствовала жжение в ладонях, и опустила взгляд на свои руки. Разжав кулаки, я увидела маленькие полукружия ногтей, отпечатавшиеся на моей коже и расцветающие красно–фиолетовым цветом.
Ничего не ответив, я отвернулась к окну, и принялась разглядывать город, на который стали спускаться сумерки. Внизу загорелись сотни крошечных огней, осветив серый Таллинн мерцанием и жизнью. На улицах появились люди, которые спешили прожигать ещё один выходной вечер в поисках приключений и острых ощущений. Странно, совсем недавно, я сама была такой же, летела, как бабочка на эти огни, правда другого ночного города. До тех пор, пока мнене опалили крылья.
На стол опустилась тарелка с салатом Цезарь. Я посмотрела прямо в чёрные глаза тигровых креветок, и с трудом сдержала подступившую к горлу тошноту. Взяв вилку, я спрятала несчастных членистоногих под листьями салата айсберг, и отодвинула тарелку.
– Поешь, Кира. Здесь неплохо готовят, – сказал Артур, пристально наблюдая за моими действиями.
– Спасибо, я не голодна, – отчеканила я, снова отворачиваясь к окну.
Он ничего не ответил, а просто принялся за свой салат. На самом деле, я не отказалась бы перекусить, но только не Цезарем. Во–первых, я не люблю острый соус. Во–вторых, креветки тотально отбили мой аппетит. Поэтому я изучала пустые столы и одинокие стулья; убранство бара; ну, и город за окном.
К моему ужасу, на горячее подали кусок мраморной говядины средней прожаренности. Я съела только запечённые на гриле овощи, которые дополняли блюдо, в виде гарнира.
– Ты вегетарианка? – спросил Артур, жуя сочный кусок мяса.
С кровью. Боже, меня сейчас вырвет.
– Нет, просто не ем мясо.
– Почему? Убеждения, или что–то другое? – продолжил допрос мой спутник, отпивая из бокала.
Я пожала плечами, и сделала глоток воды. Как объяснить человеку, что ты не ешь мяса, потому что нашла своего бывшего в ванной со вскрытыми венами, и с тех пор образ разрезанной почти до кости кожи, преследует тебя во всех мясных отделах супермаркетов?
– Что–то другое, – ответила я, отворачиваясь.
– Не поделишься? – не унимался он, наполняя свой бокал второй раз.
Я не выдержала и уставилась на него, скрестив руки на груди:
– Артур, что я здесь делаю?
Он удивлённо моргнул, и его рука дрогнула, расплескав вино. Оно начало расползаться бордовым пятном по белой скатерти, и к горлу снова подступила тошнота. Я поморгала несколько раз, и тряхнула головой, переводя взгляд на его лицо. Оно сохраняло невозмутимость. Поставив бутылку, Артур заговорил:
– Ужин, – сказал он, делая большой глоток из бокала, – Это просто ужин.
– Ты заплатил несколько сотен за то, чтобы не бухать в гордом одиночестве? – я прищурилась, и попыталась придать телу воинственную позу.
Видимо, вышло у меня неважно, потому что Артур звонко расхохотался.
– Можно и так сказать, – ответил он с обезоруживающей улыбкой, – Я здесь недавно и мне не помешает хорошая компания.
Я фыркнула, и снова отвернулась к окну. Над нами нависла неловкая тишина. Чтобы как–то её развеять, я спросила:
– Откуда ты?
– Москва.
– Там, наверное, не так, как в Таллинне, – протянула я, уставившись на высокие шпили старинных церквей старого города.
– Не так, – подтвердил он, – Но здесь мне нравиться больше.
Я посмотрела на него с любопытством. Как кому–то может понравиться крошечный город с населением в семьсот тысяч? Это же деревня, по сравнению с масштабами столицы России.
– Чем?
– Тихо. Приятное обслуживание, – он махнул рукой на пустой ресторан, – Приветливые люди. Нет таджиков, – я невольно улыбнулась, – Красивые девушки.
– В России девушки красивее, – фыркнула я, – Во всяком случае, так говорят.
– В России, а в Москве в особенности, внешняя красота прямо пропорциональна амбициям, – сухо бросил он, допивая вино одним большим глотком.
– Разве амбиции – это плохо? – брякнула я, с интересном разглядывая его, пока он наливал себе третий бокал.
Эта бутылка вообще когда–нибудь закончится?
– Когда амбиции не подкреплены ничем, кроме внешней красоты, – Артур пожал плечами, – Не плохо, просто надоело быть чьим–нибудь средством для достижения цели.
– О, бедняжка, – я хлопнула глазами и невинно надула губы, – Не нравится, когда тебя используют?
Артур покачал головой, и покрутил ножку бокала, разбалтывая вино.
– Если бы мы были в Москве, а я трахнул тебя в туалете; ты бы оборвала мои телефоны в надежде, что я стану твоим папиком, – он поднял бокал, как будто мы чокаемся.
– Ты не в Москве, да и я тоже. Радостно выдохни, папик мне не нужен.
– А, жаль. Мне бы, впервые в жизни, это понравилось, – задумчиво протянул он, засовывая нос в бокал, и вдыхая аромат вина.
– Чего ты хочешь от меня? – серьёзно спросила я, выпрямившись на стуле.
– Разве не понятно? – он поднял глаза и скользнул по моему телу глазами, на этот раз задержавшись на губах.
– Меня это не интересует, – я поморщилась под его взглядом.
– Я могу сделать так, что тебя это заинтересует, – сказал он, откинувшись на спинку стула и постукивая по ножке бокала пальцем, – Сколько тебе заплатят за сегодняшний вечер?
Я моргнула один, а потом два раза. К чему он клонит?
– Я дам тебе в два раза больше, если ты проведёшь эту ночь со мной, – продолжил он.
Краска резко отхлынула от моего лица, и я почувствовала, что бледнею. Вцепившись пальцами в вилку, которую я собиралась воткнуть ему в глаз, я прошипела:
– Да пошёл ты.
– В три раза.
Меня как будто обухом по голове ударили. Во мне зародилось какое–то двоякое чувство. С одной стороны, я мысленно подсчитала в какую сумму он меня оценил и испытала чувство гордости. А потом эта гордость оказалась сильно задета, потому что он предлагал мне… Да за кого он меня принимает? Я тряхнула головой, и подскочила со своего стула, опрокинув его.
– Иди в жопу, Артур. Я не буду спать с тобой за деньги, – вырвалось у меня, и я схватилась за пиджак, лежащий у соседнего столика.
– В чём дело, Кира? – услышала я, за своей спиной, – Для тебя проблема раздвинуть передо мной ноги за деньги? Может быть, снова сделаешь это бесплатно? – бросил он с едким сарказмом в голосе.
Я тихо булькнула, и быстрым шагом пошла к лифту, схватив свою сумочку со стола. Уже у заветных стальных дверей, я с трудом сдержала порыв разреветься в голос. Твёрдая рука схватила меня за локоть, и я резко крутанулась на месте, упав на его широкую грудь.
– У тебя ещё полчаса, – сухо бросил он, глядя куда-то над моей головой.
Я отпихнула его от себя, и шагнула назад, упёршись спиной в двери лифта.
– Уверена, что повар обслужит тебя по высшему разряду, – выплюнула я.
Двери раскрылись очень вовремя, я впрыгнула внутрь и нажала на кнопку первого этажа, отвернувшись к зеркалу. В отражении, я увидела его лицо, которое смотрело на меня с нескрываемым презрением и злостью. Не выдержав, я показала ему язык и подняла в воздух средний палец. Выражение его лица сменилось, и он ухмыльнулся. В этот момент двери лифта закрылись, скрывая от моих глаз его идеальное лицо.
4
На следующий день я проснулась в паршивом настроении, хотя это не удивительно. Во сне мне привиделись тысяча и один способ, как я убивала Артура и глумилась над его остывшим телом. Когда я открыла глаза и поняла, что это всего лишь грёзы, я ощутила горькое разочарование. Но, ничего не попишешь, реальность есть реальность и в ней двадцати двухлетняя бабёнка среднего телосложения вряд ли сможет надавать тумаков здоровенному лбу с огромным эго.
В общем, я кое–как умылась и почистила зубы, влила в себя чашку крепкого кофе с молоком; оделась в короткие спортивные шорты, ярко–голубой топ, кроссовки, и спустилась на пробежку по парку. По привычке я засунула мобильник в резинку трусов на боку, и включила ритмичную музыку для создания атмосферы.
Пробежки мне пришлось полюбить несколько месяцев назад, когда у меня не осталось денег на такие маленькие радости, как спортзал. Поначалу было тяжко, а сейчас ничего, втянулась. Благодаря нехитрым манипуляциям, которые были абсолютно бесплатны, моё тело оставалось в тонусе, задница была упругой, а бёдра – подтянутыми. Я даже подумываю купить себе тёплую обувь с шипами, чтобы продолжать это занятие зимой.
Пробегая в неспешном темпе мимо КУМУ, я невольно сморщилась. Теперь я в музей ни ногой. И дело даже не в том, что я занималась сексом с незнакомцем в туалете на первом этаже. Дело в том, как он повёл себя после.
Я, конечно, сталкивалась с тем, что мужики ведут себя как придурки, когда им отказывают, но вчерашнее выступление Артура было из ряда вон. Я не понимала, для чего он искал встречи со мной ещё раз. Для того, чтобы сказать мне, что я шлюха? Так я это и без него знаю. Чтобы унизить меня? Но зачем, учитывая, что он не местный, мы с ним никак не пересекаемся и вообще ничего друг другу не должны. Я искренне хотела бы относиться к его колким словам с безразличием, но у меня не получалось.
Вслушавшись в музыку, я отбросила все ненужные мысли из головы, чтобы окончательно не портить себе настроение. Кое–как я смогла расслабиться, и даже начала насвистывать нехитрый мотив песни «Whatever you like» Николь Шерзингер, или как там её. Пробежка начала приносить привычное удовольствие, и я сменила свой мягкий темп на ускоренный, радостно ощущая, как мышцы напряжённо перекатываются под кожей с каждым движением. Я бежала, представляя, как сжигается шоколадный торт, который я с горя слопала вчера на ночь и довольно улыбнулась. Радостный оскал сразу же сполз с моего лица, потому что неожиданно, передо мной на аллее выросла здоровенная фигура, и я впечаталась лицом в широкую грудь.
По инерции меня откинуло назад, но чьи-то руки не дали мне упасть. Я не сдержалась, и взвизгнула, потому что врезалась я в Артура, так некстати появившегося на дорожке. Он резко отпустил руки, и я покачнулась, но всё–таки устояла на ногах. Возмущённо вздохнув, развернулась и побежала в обратном направлении, в сторону дома и людей, которые обычно не заходят в это место.
Артур поравнялся со мной, делая быстрые уверенные шаги, и я ускорила темп, втопив, что есть мочи. Скрыться мне не удалось, потому что он сгреб меня в охапку уже через секунду, и что–то громко сказал над моим ухом, перекрикивая звуки музыки. Я попыталась вырваться и лягнуть его локтем в пах, но он увернулся. Мои наушники вывалились из ушей, и я услышала чертыханье, а потом Артур сказал:
– Да угомонись ты! Я не причиню тебе вреда.
– Отпусти, – пролепетала я, хватая ртом воздух.
Несколько секунд моей жалкой попытки убежать отразились жжением в лёгких, и я схватилась за грудь. Артур отпустил меня и обошёл, встав спереди. Я наклонилась чтобы отдышаться, и упёрлась ладонями в колени.
– Что тебе надо? – спросила я, когда мой голос стал более–менее ровным.
– Я хотел извиниться.
Я подняла голову, и удивлённо посмотрела на него. Он попытался улыбнуться, но его лицо было напряжённым, а глаза с беспокойством разглядывали меня.
– Кажется, мы это уже проходили, – буркнула я, и сделала глубокий вдох.
Воздух со скрипом ворвался в лёгкие, но потом сразу же стало легче. Сердце по–прежнему колотилось, как сумасшедшее, но в целом ничего. Надеюсь, по мне не видно, что он напугал меня так, что я чуть не схлопотала сердечный приступ.
– Слушай, я повёл себя как мудак, – спокойно сказал Артур, – Прости. Я не привык, что мне отказывают и разозлился.
Я ещё раз глубоко вдохнула и выпрямилась. Это было плохой идеей, потому что правый бок пронзила острая боль, и я начала растирать зудящее место.
– Прощён. Но не делай так больше. Ты же не маньяк–преследователь, в самом деле, – выдохнула я, и пошла неспешным шагом по дорожке.
Вытащив мобильник, который практически сполз мне в трусы, я намотала провод от наушников на телефон, я увидела, что Артур плетётся следом.
– Если бы ты оставила свой номер телефона, я бы просто прислал сообщение, – произнёс он с улыбкой.
Я фыркнула, и бросила короткий взгляд на него. Сегодня он был одет просто, но тем не менее, колоритно. Длинные ноги были облачены в светло–синие джинсы, порванные на коленке, а сверху была надета белоснежная футболка с портретом Путина. Я улыбнулась такой дерзости и запрокинула голову, чтобы посмотреть на него.
– Что? – вопрошает Артур, нахмурившись.
– Милая вещица, – я кивнула на футболку, – И как тебя ещё не побили горячие эстонские парни.
– Наверное, я не похож на человека, которого можно побить, – он улыбнулся в ответ.
Мы снова замолчали, продолжая идти по аллее, окружённой густыми клёнами, бревенчатыми скамейками и зелёной летней травой, растущей на газонах. Июль в этом году выдался тёплым, если конечно двадцать два градуса по Цельсию можно считать тёплыми. Но для Эстонии, в которой летом температура воздуха не поднимается выше двадцати пяти, такое лето нормально. Многие даже умудряются купаться в море и загорать на пляже, когда градусник показывает девятнадцать.
– Артур, чего ты хочешь? – наконец–то спросила я.
– Разве не ясно? – он засунул руки в карманы джинсов, и я невольно проследила за его действиями.
«Мы прячем руки в карманах, чтобы скрыть эрекцию» – прозвучали его слова в голове, и я уставилась на приличную выпуклость прямо под ширинкой.
– По–моему, это пройденный этап, – каркнула я, не придумав ничего лучше.
– А, по–моему, это только начало, – задумчиво протянул Артур, всматриваясь в силуэты прохожих, гуляющих в парке.
– Слушай, ну перепехнулись разок в туалете музея, – набравшись смелости, почти спокойно сказала я, – Ничего особенного не произошло. В конце концов вряд ли у тебя проблемы с женским вниманием.
– Я не успел получить удовольствие, – сказал он с лукавой ухмылкой, и перевёл глаза на меня.
Я остановилась посреди аллеи, как вкопанная. Медленно переваривая его слова и припоминая события того вечера, я уставилась на него непонимающе:
– С этим вроде бы проблем не было.
Он встал передо мной, и поправил влажную прядь волос, выбившуюся из моего хвоста.
– Ты считаешь, что пятнадцать минут мимолётного кайфа меня удовлетворили? – наконец–то сказал он после долгой паузы.
Я моргнула, и нахмурилась. Обойдя его, я снова направилась в сторону дома, как раз проходя мимо злосчастного музея.
– Кира, – крикнул он, а потом догнал меня широкими шагами.
Он хотел что–то сказать, но я перебила:
– Ничего не выйдет.
– Почему?
– Потому что я не хочу.
– Врушка, – с какой–то странной теплотой в голосе сказал он.
Повернула голову и посмотрела на Артура. Он улыбался. Я тоже невольно улыбнулась, и покачала головой.
– Ты не отстанешь, ведь так?
– Не отстану. У меня в запасе две недели, и по выходным полно времени. Могу караулить тебя у подъезда, – улыбнулся ещё шире, – Вдруг я всё–таки маньяк–преследователь? – заговорщицки шепнул он.
Я хмыкнула, и бросила на него оценивающий взгляд. Нет, на маньяка он не похож. Скорее всего, ему просто скучно и действительно никогда раньше не отказывали. Взыграли инстинкты. Хочет получить то, что ему недоступно.
Классика жанра.
– Ладно, – сказала я, немного подумав, – Как быстро тебе надоедают новые пассии?
Артур резко скрылся из вида, и мне пришлось обернуться через плечо.
– Не понял? – переспросил он, нахмурившись, когда снова нагнал меня.
– Ну, сколько тебе нужно времени, чтобы потерять интерес?
Он моргнул несколько раз и нахмурился ещё больше.
– Не знаю. Я никогда не задумывался над этим, – он почесал затылок, а потом безвольно опустил руку вдоль тела.
– Три ночи, – вырвалось у меня.
– Что три ночи?
– Я дам тебе три ночи, и ты отвалишь, – пояснила я.
Его лицо осветила довольная улыбка, он как–то встрепенулся и выпрямился.
– Окей.
– Только никаких плетей, связывания и прочих извращений, – поставила главное условие я, сворачивая на угол своего дома.
– Я не по этой части, – буркнул он.
– Вот и договорились, – я встала у подъезда и позвонила в домофон.
– Я заеду в семь? – он приподнял брови и подошёл ко мне вплотную, вынуждая прижаться к двери.
– Хорошо.
– Поцелуй на прощание? – Артур сложил губы бантиком, чуть наклонив лицо ко мне.
В его глазах играли озорные искорки, и я невольно рассмеялась. Накрыв его рот рукой, я покачала головой, и в этот момент дверь открылась, издав тихое гуденье. Я отступила и дёрнула ручку, пролезая в узкую щель.
– До вечера, – сказала я.
– Один вопрос, – он остановил меня, положив руку на мою, задерживая моё движение, – Почему три?
Я пожала плечами, а потом ответила первой мыслью, которая пришла мне на ум:
– Бог любит Троицу.
5
Вечером передо мной нарисовалась сложная задача, которую решает каждая девочка по несколько раз на дню.
Что надеть?
Нет, серьёзно. Что надеть на встречу, которая в общем–то назначена только ради секса? По идее, одежда и вовсе не понадобится, но не могу же я выйти из дома голой. Я оглядела ещё раз всё, что висит в шкафу и поняла, что мне нужна помощь.
– Джексон! – крикнула я.
– Что, киса? – проворковал он, появляясь в комнате.
– Я встречаюсь с тем мужиком из музея. Что мне надеть? – спросила я, кивнув себе за спину.
– Вау, вот это новость, – присвистнул он, оглядев меня с ног до головы, – Цель встречи?
Кашлянув, я взмахнула рукой и мои щеки вспыхнули.
– Мда, – протянул он, и ещё раз пристально на меня посмотрел, – Надень что–нибудь шлюшное, – наконец–то сказал он.
– Что, например? – я кивнула на свой гардероб, и он шагнул к шкафу.
Перебирая вешалки, он нахмурился и надул губы. Я нервно хихикнула, но Джексон не обратил на это внимания, и закусил указательный палец. Внезапно, его лицо озарилось, и он потянулся к вешалке, на которой висела майка, покрытая тёмно–синими пайетками.
– Вот это, – он протянул мне этот незамысловатый предмет моего гардероба.
– А к нему что? – спросила я, хватаясь за майку.
– В смысле? – он моргнул и удивлённо посмотрел на меня.
– Ну, шорты, или брюки? – я надела выбранный им наряд, и упёрлась руками в бока.
– Ничего.
– Ты прикалываешься? Она едва задницу прикрывает, – промямлила я, судорожно схватившись за край майки и подтянув её ниже.
– Вот именно, – Джексон одобрительно кивнул, – Очень шлюшное. В самый раз.
Нахмурившись, я вышла в коридор, где висело большое зеркало, позволяющее оглядеть себя в полный рост. Майка на самом деле была длинной для майки, но короткой для платья. Если я стояла ровно, то сверкающая ткань аккурат прикрывала мои ягодицы. Чуть наклонившись, я убедилась, что взору открывается белое кружевное бельё.
– Жесть, – выдохнула я, выпрямившись.
– Нормально, – прокудахтал Джексон, появившись в отражении, – Он всё равно это снимет, так пусть к этому моменту ему окончательно снесёт крышу.
Я хмыкнула и пожала плечами. Одежда приподнялась и мне пришлось одёрнуть её.
– Уговорил, – сказала я, бросив взгляд на часы, отражающиеся в зеркале.
Джексон удалился на кухню. Я вернулась к себе в комнату, чтобы прихватить сумочку и туфли. Свой выбор я остановила на чёрных босоножках с цепочками, которые изящно переплетаются на подъёме стопы и удачно сочетаются с цепочкой сумочки.
Вернувшись в гостиную, я увидела Джексона, который плеснул в две стопки водки.
– Водочки для храбрости? – он поднял одну из них в воздух, и я подошла к нему.
Выпив огненное содержимое, поморщилась и выдохнула. Джексон протянул мне кусок лайма.
– Мне пора, – промямлила я, всё ещё дожёвывая горькую мякоть.
– Повеселись от души.
– А у тебя какие планы на вечер? – спросила я, обувая босоножки.
Пошевелив пальцами, я ехидно ухмыльнулась.
– Подрочу на Бредли Купера, – ответил он, махнув рукой, – Ты в пятницу меня прервала.
– Фу, – буркнула я.
Джексон расхохотался, а я вздохнула и пошла в прихожую. Посмотрев в последний раз на своё отражение, я открыла входную дверь и вышла в подъезд, когда Джексон прокричал мне в спину:
– Хорошего траха, киса.
Я хлопнула дверью, и услышала заливистый смех. Мои губы тронула невольная улыбка, а потом она растянулась до невозможности. И я даже нервно захихикала, пока спускалась по лестнице. Когда я вышла из подъезда, меня уже ждала чёрная БМВ.
Сев на пассажирское сиденье, я пристегнулась и приветливо махнула рукой Артуру, одёргивая свой наряд.
– Вау, – послышалось слева, – Смело.
Я фыркнула и покачала головой.
– Не начинай.
– Я тоже рад тебя видеть, – хмыкнул Артур, трогаясь с меня, – По твоему внешнему виду я понял, что на ещё один ужин можно не рассчитывать?
– В прошлый раз мне захотелось расквасить тебе лицо, так что, пожалуй, не стоит, – парировала я с обворожительной улыбкой.
Артур расхохотался, и поехал в сторону гостиницы. Я молчала, и разглядывала мелькающие в окне машины дома и тротуары, людей, бредущих куда–то и откуда–то. Когда впереди замаячили стеклянные фасады городских зданий, я немного напряглась, поняв, что мы почти на месте. Для того, чтобы ещё раз всё обдумать, почти не осталось времени.
Бумер остановился на парковке, и Артур вышел из машины. Я последовала его примеру, вылезая, как каракатица, пытаясь не светить своим нижним бельём на всю округу. Мой спутник нарисовался рядом, и протянул мне руку. Я взялась на неё, схватив его под локоть, и мы вошли в гостиницу.
Ничего не говоря, Артур задал направление к лифтам. Внутри я по привычке забилась в угол, я он устроился напротив, опираясь плечом о стенку кабины. На этаже Артур пропустил меня вперёд, но моментально нарисовался рядом, ведя меня к дверям своего номера. Последние секунды, чтобы одуматься, таяли, как снежинки на мокром асфальте; и окончательно растворились, когда я вошла в просторную комнату, а за моей спиной щёлкнул автоматический замок двери.
– Хочешь чего–нибудь выпить? – спросил он, всё ещё стоя за моей спиной.
– Нет.
Я огляделась. Тёмные полы, кремовые стены. Широкая кровать королевских размеров, бережно заправленная горничной белоснежным покрывалом. Напротив неё телевизор, висящий на стене, и консоль, выполняющая роль письменного стола. На ней стоял ноутбук, лежал большой фотоаппарат, явно дорогой и явно профессиональный; и какие–то листки бумаги. Подойдя к столу, я разглядела на них рисунки.
– Можно? – я кивнула на них, и обернулась, чтобы посмотреть на Артура.
Он пожал плечами, и подошёл к кровати. Сев на неё, он расстегнул манжеты рубашки и закатал рукава до локтя. Я отвернулась от него и прикоснулась к бумаге, на которой чёрным карандашом было нарисовано чьё–то лицо в профиль. Под этим рисунком был другой.
Тоже лицо, только оно смотрело прямо на меня. Тёмные глаза, оттенённые густыми ресницами и бровями. Пухлые, приоткрытые губы, чуть влажные, как будто их только что облизали. Слегка вздёрнутый нос и ямочка на щеке. Я смотрела на незнакомку с портрета, и поразилась тому, с какой точностью прорисована каждая деталь: крошечные, тонкие волоски на щеках; узор радужки; складки на губах; мимические морщинки в уголках глаз и вокруг носа; тени и полутени.
– Красиво, – наконец–то сказала я, прикоснувшись пальцами к лицу незнакомки, – Тебе нужно было выставить портреты.
Артур ничего не ответил. Я обернулась через плечо, и увидела, что он по–прежнему сидит на кровати, поставив локти на колени и опираясь подбородком о сложенные в замок пальцы. Он не отрываясь смотрел на моё тело, и в его взгляде читалось неприкрытое вожделение. Глаза блуждали по моим лодыжкам, которые были напряжены, потому что я стояла на высоких каблуках. По бёдрам и изгибу ягодиц, которые едва прикрывала тонкая блестящая ткань. Его взгляд проследовал выше и нашёл мой.
– Сними, – хрипло сказал он.
Я не поняла, всю ли одежду мне нужно было снять, но повиновалась. Схватив край платья, я протянула его через голову. Глаза Артура вспыхнули янтарным огнём, и он выпрямился, расцепив руки. Я потянулась к застёжке белоснежного бюстгальтера, но он коротко приказал:
– Оставь.
Пришлось принять позу солдатика, пока он не отдал новую команду:
– Подойди.
Я сделала три шага и встала перед ним. Он положил обжигающие руки мне на бёдра и придвинул меня ближе, поставив прямо между своих ног. Прикрыла глаза, ощущая мелкую дрожь, пронизывающую меня насквозь от тепла его пальцев, которые принялись медленно ласкать мою кожу.
Ладони поднялись выше и погладили меня по бокам, вызвав лёгкую щекотку на рёбрах. Потом он снова опустил руки, и засунул пальцы под резинку моих трусиков. Приспустив её, он погладил большим пальцем надпись, которая была у меня прямо под тазовой косточкой.
– Что здесь написано? – хрипло спросил он, не отрывая глаз от чернил на моей коже.
– Ты играла с огнём, – так же хрипло ответила я.
– Испанский? – он поднял голову и посмотрел на меня.
– Португальский.
– Прочитай, – снова приказал он, опустив голову.
Я сделала глубокий вдох и озвучила то, что было написано на моей татуировке, вслух:
– Vocк brincou com fogo.
Артур шумно вздохнул, и притянул меня ещё ближе, уткнувшись носом мне в пупок. Я опёрлась руками о его плечи, чтобы удержать равновесие. Его язык скользнул по моему животу, и я сжала пальцы, вцепившись в ткань его рубашки. Он оторвался от меня и поднял глаза, уставившись на мою грудь. Я почувствовала его горячие ладони на своей спине; а потом они медленно переместились и ловкие пальцы расстегнули застёжку бюстгальтера. Отпустила его плечи, и позволила снять с меня тонкое кружево.
Руки Артура снова вернулись на мою талию. Скользнув, они потянули оставшийся предмет моего гардероба вниз. Одновременно с этим, он втянул один сосок в рот, отчего я громко застонала.
– Тихо, – рыкнул он в мою грудь.
Я моментально напряглась всем телом. По спине прошла дрожь и волоски встали дыбом. Его руки остановились. Артур поднял голову и посмотрел на меня тёплым взглядом, слегка улыбнувшись.
– Расслабься, Кира.
Я попыталась, но у меня не вышло. Сделав несколько глубоких вдохов, закрыла глаза. Трусы соскользнули с моих ягодиц, и я подняла сначала одну, а потом другую ногу, позволяя их снять. Напряжение достигло своего предела, я ощущала его каждой клеточкой тела. Артур очертил окружность вокруг моих ног и его руки стали подниматься выше, направляясь прямо туда, где так глупо пряталось моё желание.
Он со свистом втянул воздух, когда его пальцы коснулись моей влажной плоти. Я закусила губу и тихонько пискнула, запрокинув голову. Его губы снова нашли мою грудь; и я бесстыдно выгнула спину, предлагая ему всё без остатка. Мои колени задрожали; и в следующую секунду я оказалась на спине, на холодном покрывале. Он раздвинул мне ноги, и опустился на пол, подтянув мой зад к краю кровати. Его язык не скользнул по моему телу, он больше не прикоснулся ко мне пальцами. Он просто довольно улыбнулся, а потом осторожно подул на мою разгорячённую, пульсирующую кожу.
Я громко выкрикнула его имя, закинув руки за голову. Моё напряжение выстрелило, как натянутая струна, и по инерции продолжало возвращаться в своё исходное положение. Оргазм накрывал меня волнами, заставляя выгибать спину, стонать и хрипеть от удовольствия.
Когда моё тело наконец–то исполнило его просьбу и расслабилось, я открыла глаза и посмотрела на Артура. Он поцеловал кожу с внутренней стороны моего бёдра, и я дёрнулась от вибрации, которая пробежалась от места его поцелуя до кончиков пальцев ноги.
– Надеюсь, ты готова Кира, – тихо сказал Артур, сверкнув жёлто–зелёными глазами, – Потому что я только начал.
6
Кто–то сказал, что счёт овец помогает заснуть. На самом деле, это вранье. Я дошла уже до четыреста семьдесят четвёртой, и не сомкнула глаз. Делала я это намеренно, потому что я не хотела спать в одной кровати с незнакомым мужчиной. Но моё обещание трёх ночей, к сожалению, включало в себя и это. Нужно было уточнить условия договора мелким шрифтом внизу страницы перед тем, как ставить подпись.
Артур спал, раскинувшись на кровати. Я повернула голову, и посмотрела на него в лунном свете, который проникал в номер из окна с не задёрнутыми шторами. Его волосы разметались по подушке, глаза были закрыты, но под веками было видно, что ему снятся какие–то сны. Перевернувшись набок, я поднялась с кровати и взяла свои трусики с пола. Скользнув в тонкую ткань, тихонько прошла к столу–консоли, и подняла своё то ли платье, то ли майку. Натянув её на себя, я подошла к выходу из номера, и залезла в сумочку. Вытащив мобильник и пачку сигарет с зажигалкой, я взяла карточку от номера из двери, и тихо вышла. В коридоре я набрала номер Джексона:
– Да, – сонно прохрипел он в трубку.
– Как подрочил? – с улыбкой спросила я.
– Нормально. Три часа ночи, – констатировал он, видимо посмотрев на часы, – Ты где?
– В гостинице. Возьми мне одежду на завтра.
– Ты не приедешь домой? – спросил он спокойно, но нотки напряжения всё–таки прозвучали в его голосе.
– Нет.
– Всё в порядке? – на этот раз вопрос прозвучал настороженно.
– Да, – так же коротко, как и в прошлый раз, ответила я.
– Окей. Встретимся на работе, киса.
– Спокойной ночи.
Я отключила телефон и направилась к лифту. Нажав на кнопку вызова, потеребила пачку сигарет в руке. Звонок оповестил меня, что кабина прибыла на мой этаж. Двери раскрылись, и я подняла голову, встречаясь со своим отражением в зеркале. Нервно вздрогнула, потому что за моей спиной стоял сонный Артур, с наспех надетыми брюками и не застёгнутой рубашкой.
– Куда собралась? – пробормотал он хриплым после сна голосом.
Не поворачиваясь к нему лицом, я подняла руку и показала в зеркале сигареты:
– Покурить.
– Угостишь?
Я пожала плечами, и вошла в лифт в тот момент, когда двери начали закрываться. Артур придержал их рукой и зашёл следом. В полной тишине мы спустились и вышли из гостиницы на улицу. Встав возле урны, я вытащила сигарету и протянула пачку Артуру. Он повторил мои действия, выхватив у меня из рук зажигалку. Прикурив свою сигарету, он поднёс тонкий ярко–оранжевый огонёк к моему лицу.
Я затянулась и прикрыла глаза, позволив горько–сладкому яду растекаться по моему телу. Знаю-знаю, что курить вредно, но эта дурная привычка преследует меня последние полгода, и я, признаться честно, не собираюсь от неё избавляться. Мне кажется, что все мы в душе наркоманы, только героин у каждого свой, персональный. Кто–то заедает невысказанные эмоции сладким. Кто–то трахается с утра до ночи, в надежде хоть что–то почувствовать. Кто–то бухает до состояния, которое в медицине именуют «кома». Кто–то нюхает кокаин или глотает антидепрессанты. Я же курю.
Курю, потому что в моей голове, время от времени, появляются голоса, которые нараспев повторяют одни и те же слова: «Святымй Бомже, Святымй Крепкий, Святымй Бессмертный, помилуй нас». Они напевают их снова и снова, без остановки; создавая тихий гул, эхом отражающийся от стенок моей черепной коробки. От него не спасает алкоголь – он, напротив, усиливает эти звуки. Не спасает бездумный случайный секс в туалете музея, или где бы то ни было. Только дым. Хотя, героин я не пробовала. Может быть, он смог бы помочь.
Я облокотилась спиной на стекло, открывающее вид на холл гостиницы. Артур сделал то же самое. Его рубашка распахнулась, обнажая красивую загорелую грудь, и, судя по всему, его это не волновало. Брюки, так и не застёгнутые на пуговицу, висели на бёдрах, открывая взору густую поросль волос внизу живота. Это тоже его не волновало, как и меня не волновал тот факт, что моя майка задралась, и работники гостиницы, стоящие на стойке администратора, могут видеть мой зад сквозь стекло.
Закрыв глаза, я откинула голову назад, продолжая поглощать едкий дым. Артур не сказал ни слова, ни о чём меня не спросил, словно поняв, что я не хочу разговаривать. Молча, мы докурили, бросили окурки в урну, и вернулись в гостиничный номер. Он снял одежду и забрался в кровать, а я пошла в душ, чтобы смыть с себя незнакомый запах накрахмаленного гостиничного белья, амбры и чего–то сладкого, похожего на ваниль.
Я не воспользовалась маленьким флакончиком одноразового мыла, который всегда есть в гостиницах. Я просто стояла под тёплыми струями воды, позволяя ей стекать по моему телу, чтобы оставить меня девственно чистой, если такое вообще возможно. Выйдя из душа, я обмоталась полотенцем и, прямо в нём, села в кресло напротив окна, чтобы увидеть, как просыпается город.
Синее небо над шпилями и крышами домов начало окрашиваться в фиолетово–розовый цвет. Потом появились оранжевые оттенки, сливающиеся с красной черепицей, а в окнах мелькнули первые блики солнечных лучей. Раскалённый диск, если верить астрономам его температура на поверхности 5726 градусов по Цельсию, поднимался выше с каждой минутой, и в конце концов окрасил небо в цвет благородного золота. Новый день пришёл в Таллинн, а вместе с ним закончилась наша первая ночь.
Я поднялась с кресла и вернулась в ванную. Взяв свои вещи с мраморной столешницы под раковиной, я оделась и пригладила влажные волосы пальцами. Взглянув на своё отражение в зеркале, склонила голову набок. Странно, но что–то знакомое мелькнуло в нём, но я не смогла понять, что. Пока я пристально изучала своё лицо, в дверях нарисовался Артур.
– Ты не спала, – спокойно сказал он, потирая шею.
– Я не сплю в одной постели с мужчинами, – призналась я.
– Почему? – спросил он, подходя к раковине.
Артур опустил руки на холодный камень и посмотрел на меня в отражении.
– Скажем так, последний опыт оказался неудачным, – ответила я, глядя ему в глаза.
– Он что, умер? – с улыбкой спросил Артур.
– К сожалению, нет, – вырвалось у меня.
В воздухе повисла ощутимая неловкость и тишина. Артур нахмурился. Я решила уйти из этого номера как можно быстрее и шагнула из ванной. Схватив свою сумочку, я повернулась и ещё раз оглядела комнату. Подойдя к столу, я взяла карандаш и написала на одном из пустых листов свой номер телефона. Подняв бумагу, я обернулась и прошагала к выходу. Натянув босоножки, я помахала своей псевдовизиткой перед лицом Артура, который по–прежнему стоял в дверях ванной, и непонимающе смотрел на меня.
– Мой телефон, – коротко объяснила я, и накинула цепочку сумочки на плечо.
– Если ты не хочешь, я не буду звонить, – буркнул он.
– Дело твоё, – я пожала плечами, – Мне в общем–то всё равно, позвонишь ты или нет.
Его лицо стало непроницаемым, а потом мускул на плотно сжатой челюсти дрогнул. Он прищурился и выхватил у меня листок. Слегка наклонившись, он прошептал у меня над ухом:
– Я позвоню.
Артур поцеловал меня в висок, и я вздрогнула. Сделав шаг назад, открыла дверь и вышла из номера.
Я солгала, когда сказала, что мне всё равно. Я хотела, чтобы Ты мне позвонил. Просто так, или назначить новую встречу. Сказать, что больше мы никогда не увидимся, или наоборот продлить условия нашего устного соглашения. Я была девочкой и всегда мечтала о том, что, когда–нибудь, и я окажусь героиней сказки со счастливым концом. Я тешила себя надеждой, что случайный секс может вылиться во что–то большее. Что такое начало может стать началом истории о большой и чистой любви.
Но такое бывает только в глупых женских романах; а в жизни всё… Иначе.
7
Дни пошли своим обычным размеренным ходом. В понедельник и вторник Джексон уговаривал меня остаться в салоне после смены и привести голову в порядок. В среду я всё–таки сдалась. Он освежил цвет моих волос, придав им оттенок горького шоколада и осветлил кончики в золотистый цвет, обзывая эту процедуру новомодным словечком «Омбре». Отомбрировав меня, Джексон подстриг мои волосы чуть ниже плеч и сделал мне чёлку, которая прикрывала мои брови. Мне понравился результат его стараний, потому что я невольно подумала о том, что теперь могу не выщипывать тонкие чёрные волоски над глазами. Всё равно не видно.
В четверг мы решили сходить после работы в кино на премьеру «Шаг вперёд: Революция». Я надела короткое розовое платье, а Джексон напялил ярко–розовую футболку с чёрной надписью: «Fuck me, I’m famous» и узкие чёрные джинсы.
Мы всегда одевались с ним в одной гамме, когда куда–то выходили вместе. Это было что–то вроде привычки, которая выработалась много лет назад. Мы шли с ним по вечернему Таллинну, и прохожие с улыбками оборачивались на нас, потому что со стороны мы больше похожи на влюблённую парочку. Длинные дреды Джексона всегда собраны в хвост, но те пряди, что были покороче, радостно подпрыгивали при ходьбе.
В кино мы взяли по две больших картонных коробки с попкорном. Фильм был неплохим, я бы даже сказала отличным, что большая редкость для франшиз. Мне понравилось. Даже возникло желание сохранить себе несколько треков для пробежек.
После премьеры, мы взяли себе пива, успев за десять минут до закрытия магазина и пошли на крышу Горхолла, чтобы посмотреть на закат. Сев прямо на бетоне, который ещё сохранил тепло дневного солнца, я сбросила балетки и вытянула ноги, поморщившись от царапающего ощущения, которое подарили мне мелкие камушки.
– В метро парень долго–долго смотрит на девушку, – начал Джексон рассказывать анекдот, которые он периодами травил без остановки, – Потом подходит к ней и спрашивает: «Девушка, у вас парень есть?». «Нету» кокетливо отвечает та. «А у меня есть, бе–бе–бе».
Я фыркнула и толкнула его кулаком в плечо. Он расплескал пиво, которое как раз отпивал в этот момент.
– Сошлись как–то Илья Муромец и Соловей Разбойник, – хихикнула я, – Но церковь не одобрила их союз.
Джексон фыркнул:
– Борода. Как тебе это, – он состроил ангельское лицо, – «А на ужин у нас сегодня будут голубцы» – подумали людоеды, поймав Пенкина и Моисеева.
Я разразилась диким хохотом и схватилась за живот, согнувшись пополам. Из глаз брызнули слёзы, но Джексон решил не останавливаться на достигнутом:
– Администратора гей–клуба называют поп–менеджер.
Я начала булькать, захлёбываясь от смеха, но он продолжил:
– Очень начитанный гомосексуалист – википедик.
– Хва–а–атит, – простонала я.
– Ладно–ладно, – проворковал Джексон приобняв меня за плечи, – Зато ты смеёшься. Это здорово.
Я улыбнулась и приложилась к бутылке.
– Кира, почему ты не рассказываешь, что произошло два месяца назад? – неожиданно спросил Джексон, пристально разглядывая меня.
Улыбка сразу же сползла с моего лица. Я уставилась на своё пиво, и принялась покачивать бутылку, держа горлышко кончиками пальцев.
– Я не хочу, Джексон, – наконец–то смогла выдавить из себя я.
Он вздохнул и отпустил меня. Подтянув колени к груди, Джексон положил на них локти и опустил голову.
– Слушай, я знаю, что появилась неожиданно и ничего не рассказываю о том, что произошло после… – я запнулась, так и не озвучив это вслух. Сделав пару вдохов, я продолжила, – Но со мной сейчас всё хорошо. Это правда.
Джексон поднял голову и сверкнул своими серебристыми глазами. Посмотрев вдаль, на море, он медленно кивнул.
– Спасибо тебе, – добавила я, – Что помог.
– Ты знаешь, что я не мог поступить иначе, Кира. Ты не виновата в том, что произошло.
Я замолчала. Я хотела бы ему поверить; хотела бы считать, что он прав. Но я знаю, что это не так, и в том, что произошло с нами есть моя вина.
– Я скучаю по нему, – тихонько сказал Джексон, и я кивнула в ответ.
Из моей сумки раздался пронзительный женский визг, и мы вдвоём вздрогнули.
– Ну у тебя и звоночек, – поморщился Джексон.
– Это из «Психо», – я улыбнулась, принявшись искать телефон в недрах большой кожаной сумки–баула, которые вошли в моду несколько лет назад.
Увидев незнакомый номер, я нахмурилась. Подумав пару секунд, кто это может быть, я сняла трубку:
– Да.
– Кира? – на том конце провода раздался глубокий голос Артура, – Привет.
– Привет, – неуверенно промямлила я.
– Какие планы на вечер? – спокойно спросил Артур.
– Никаких, – коротко бросила я.
Джексон выпрямился и вытянул ноги, прошуршав джинсовой тканью по бетону. Я смотрела прямо на него, и в его серых глазах заиграли озорные искорки, а уголки губ приподнялись в лёгкой улыбке. Он дёрнул бровями, и я тоже невольно улыбнулась.
– Ты мне кое–что должна, помнишь? – с сарказмом произнёс голос в трубке.
– Я надеялась, что у тебя отшибло память, – я постаралась ответить тем же тоном, но вышло неважно.
Скорее мой голос получился радостным. Артур замолчал на несколько секунд, а потом тихо спросил:
– Ты придёшь?
– Приду, – ответила я, улыбнувшись шире.
Я замялась и посмотрела на Джексона. Он вопросительно приподнял брови. «Иди» прошептал он.
– Через полчаса, устроит?
– Более чем, – в голосе Артура заиграли радостные нотки, – Ты пьёшь шампанское?
– Нет, – коротко отрезала я.
– Ешь клубнику? – теперь его голос нервно дрогнул.
– Банальщина, – протянула я, допивая пиво.
– Я не знаю, что тебе предложить, – вздохнул он в трубку.
– Предложи мне что–нибудь горячее, твёрдое и большое; и может быть я положу это в рот.
Джексон нервно хихикнул, прикрыв рот кулаком. Я подумала, что, наверное, бутылка пива после кино была лишней.
– Чёрт, – протянул Артур, тоже, скорее всего, удивлённый моей откровенностью, – Ты быстрее приехать не можешь?
– Я в центре, так что ехать мне никуда не надо, – я вздохнула, – Скоро буду.
– Жду.
Я отключила трубку, и бросила телефон в сумку.
– Свидание? – спросил Джексон поднимаясь.
Он протянул мне руку, и помог встать. Я надела балетки и закинула сумку на плечо. Чуть помедлив, я ответила:
– Хрен его знает.
– Домой вернёшься? – Джексон поправил пальцами пряди моих волос, быстрым профессиональным жестом придав растрепавшейся причёске какой–то вид.
– Нет, останусь на ночь.
– Ладно. Будь осторожна, киса, – сказал он, водрузив одну руку мне на плечо и прижав меня к себе, – Я провожу тебя.
Я кивнула, и мы в обнимку спустились с Горхолла, а от него пошли в сторону Swissotel. У гостиницы, Джексон отпустил мои плечи и бросил быстрый взгляд на меня.
– Выглядишь неплохо, – довольно закивал головой он.
– Это ободряет, – буркнула я.
– Будь осторожна, Кира, – тихонько повторил он, сжав мою ладонь тёплыми пальцами.
– Обязательно.
Я вошла в холл и быстрым шагом направилась к лифту. Нажав на кнопку вызова, пригладила платье и посмотрела на свои ноги.
Лифт приехал на первый этаж, я вошла в кабину. Оглядев своё отражение, надавила пальцем на кнопку двенадцатого этажа, именно там находился номер Артура, и поехала вверх. Прибыв на место, быстро прошла по коридору, чтобы не столкнуться с постояльцами, и постучала в дверь.
Артур открыл моментально. В буквальном смысле, как будто он стоял под дверью. Он пропустил меня в номер, бросая оценивающий взгляд, а я решила не терять времени даром, и прижала его к закрытой двери ванной.
Скинув обувь, я приподнялась на цыпочках, в надежде дотянуться губами до его шеи, но моя попытка оказалась тщетной, так что я поцеловала его сквозь ткань тонкой серой футболки в ключицу. Артур что–то хотел сказать, но я накрыла его рот ладонью, а другой рукой принялась расстёгивать брюки. Приятное шелковистое тепло радостно встретило мои пальцы, которые скорее всего немного подрагивали, но он не мог этого видеть.
По твоему телу прошла волна дрожи, зрачки расширились. Ты наклонил голову, и я убрала свою руку с твоего лица, позволив себя поцеловать. Твои губы были тёплыми и мягкими, именно такими, о которых пишут в любовных романах. Чуть солоноватыми, но приятными. Язык, который медленно начал исследовать мой рот, хранил вкус виски и лимона. Это прозвучит странно, но мы не целовались до этого: ни в том маленьком туалете; ни в прошлый раз, когда встречались в этом номере. Я широко улыбнулась и рассмеялась тебе в рот. Ты тоже рассмеялся, запустив руку в мои волосы:
– Не думал, что девочки пьют пиво, – прошептал ты.
Другая твоя рука переместилась мне на спину и медленно спустилась ниже, накрыв мою ягодицу. Ты посмотрел мне за спину, и довольно усмехнулся. Я обернулась, чтобы увидеть то же, что видишь ты и уставилась в наше отражение в зеркале над маленьким столиком.
– Мне хочется взять камеру и сфотографировать этот момент, – сказал ты, встретившись со мной глазами в зеркале.
– У меня есть другая идея, – хрипло отозвалась я, возвращаясь к тому, чем мы занимались несколько секунд назад.
Моя рука обхватила твой член, а другая принялась стаскивать с тебя штаны вместе с трусами. Ты зашипел, откинув голову назад и закрыл глаза. Сжав мои волосы рукой, ты положил другую на моё плечо и мягко надавил на него, вынуждая меня опуститься.
Я встала на колени, спуская твои штаны до лодыжек. Я уже знаю, что твоё доказательство мужественности достаточно большое, но сейчас я впервые встретилась с ним лицом к лицу. Он был идеальным: рельефным, с толстыми просвечивающими венами, аккуратной головкой. Я провела пальцем по всей длине, и он затрепетал в моей руке, призывая меня попробовать каждый сантиметр нежной кожи. Я не стала медлить, и взяла его, целиком и полностью, до тех пор, пока головка не упёрлась мне в глотку.
– Кира, – простонал Ты, сильнее сжав руку, покоящуюся в моих волосах.
Ты был в моей власти, и этот жест просто показывал, что ты не хочешь терять контроль. Потянув меня за волосы, ты задал нужный тебе ритм, и я подчинилась. Вбирая его в себя, я чувствовала вибрацию в твоих коленях, слышала судорожные вдохи и короткие стоны, чувствовала, что ты всё–таки теряешь самообладание, сжимая пальцы в моих волосах ещё сильнее, причиняя мне боль. Вторая твоя рука, до этого момента сжатая в кулак, переместилась мне на затылок, не давая передумать и отодвинуться, пока ты кончал мне в рот.
Тёплая солоноватая жидкость наполнила меня, и я улыбнулась, не размыкая губ. Встав на ноги, я мягко оттолкнула тебя рукой от двери, и вошла в ванную. Сплюнув в раковину, наклонилась над краном, включила воду и прополоскала рот. Подняв голову, я увидела тебя, стоящим со спущенными штанами, всё ещё пульсирующим членом и с выражением щенячьего восторга на лице.
– Прости, я не предупредила, что не глотаю, – сказала с наивной улыбкой.
Твои ноздри затрепетали, и ты прикрыл глаза. Качнув головой, ты широко улыбнулся:
– Я никогда не думал, что это может понравиться, – ты посмотрел на меня янтарными глазами, переступил через свою брюки и быстрым движением стянул с себя футболку, оставшись в чём мать родила. Шагнув ко мне, ты продолжил говорить слегка осипшим голосом, – Кира, ты удивительная.
Я хотела бы поверить тебе. Хотела бы тоже считать себя удивительной, особенной, необыкновенной. Хотела бы, чтобы меня любили и хотела бы любить кого–то, похожего на тебя, в ответ. Но сейчас, стоя в шикарной ванной Grand Room гостиницы Swissotel в Таллинне, я невольно вспомнила слова Евгения Гришковца, которые он однажды сказал:
«Неважно хорошая гостиница или плохая, дешёвая или дорогая. Заходишь в номер, а там видишь одноразовое мыло, одноразовые стаканчики и сам понимаешь, что ты тоже здесь одноразовый. Максимум двухразовый.»
8
Утром после очередной бессонной ночи и освежающего душа, я натянула своё нижнее бельё, а затем надела на себя смятое платье. Порывшись в сумке, я не нашла там ни заколки, ни резинки, поэтому пришлось одолжить одну – крошечную из прозрачного силикона – у Артура. Он сидел на постели, обёрнутый белоснежным полотенцем вокруг бёдер, и с интересом разглядывал содержимое моей сумки.
– Что это? – спросил он, вытащив клубок неоново–жёлтых ниток с воткнутыми в него спицами.
– Тебе не говорили, что рыться в чужих вещах не красиво? – вырвалось у меня, пока я пыталась закрутить вокруг хвоста резинку, которая то и дело норовила порваться.
– Мне просто любопытно, – он как–то странно улыбнулся и скрестил руки на груди, продолжая держать моё секретное хобби в руках.
– Любопытство до добра не доводит, – пробормотала я, наконец–то справившись с волосами, – Отдай.
Я протянула руку открытой ладонью вверх и вопросительно вскинула брови. Артур недовольно хмыкнул и всучил мне нитки. Бросив их обратно в сумку, я накинула её на плечо:
– Я пойду.
– Отвезти тебя? – спросил он, встав передо мной и поправляя выбившиеся пряди волос из моей причёски.
– Здесь полчаса идти, – я отвела его руку в сторону, и отступила от него на шаг.
Артур пожал плечами, и потёр шею. Я бросила на него последний взгляд, отметив ещё раз ровный золотистый оттенок кожи на обнажённой груди и животе, а затем направилась к выходу из номера, чтобы обуть свои балетки. Махнув рукой на прощание, я открыла дверь и вышла в коридор, набирая Джексона. Он снял трубку моментально, и даже не поздоровавшись, прокудахтал:
– Кого сегодня ночью трахали до посинения?
Я расхохоталась в голос:
– Ты просто чудо, Джексон. Завидуешь?
– Конечно. Когда дома будешь?
– Сейчас как раз иду, – я вздохнула, – В магазин зайти?
– Нет, я утром сходил. Готовлю цветную капусту с ананасами и морковные котлетки. Ммм?
– Ммм, – промычала я в ответ, – Ты лучший. Скоро буду.
– Люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю.
На улице меня встретил тёплый июльский воздух. Чуть влажный, обволакивающий, но приятный. Пригладив платье, я вытащила из сумки наушники с телефоном и включила музыку. В такую погоду грех не прогуляться, поэтому я бодрым шагом побрела в сторону дома – морщась от яркого солнца.
Джексона я нашла на кухне. Готовка была его хобби, вторым по уровню значимости после парикмахерства. Я бросила сумку на диван, и подошла к нему. Обхватив его осиную талию руками, я положила подбородок ему на плечо.
– Соскучилась? – с улыбкой сказал он, переворачивая оранжевые котлеты на сковородке.
– Ага, – я вдохнула запах еды, перемешанный с лёгким ароматом мыла, которым моется Джексон.
– Как твой парень? – он улыбнулся чуть шире, а затем отошёл в сторону, чтобы дотянуться до тарелок.
Я опустила руки, и пожала плечами:
– Он не мой парень.
– Ну, вы встретились уже в третий раз, – Джексон сохранял невозмутимое лицо, но его улыбка погасла – Обычно это ведёт к отношениям.
– Не наш случай, – пробормотала я, доставая вилки из ящика и усаживаясь за стол.
Он как–то странно фыркнул, а потом замолчал, принявшись сосредоточенно раскладывать еду по тарелкам. Достав из духовки стеклянную форму для выпечки, он разрезал запеканку из цветной капусты, покрытую обильной румяной сырной корочкой, и водрузил всё это передо мной. Сев, как обычно, напротив, глубоко вздохнул, а потом тихо сказал:
– Я могу кое о чём попросить тебя, Кира?
– Конечно, – ответила я, игнорируя напряжение, повисшее в воздухе.
– Можешь не приводить его сюда? – Джексон запнулся и посмотрел на меня своими серыми глазами с тоской, – Я пока не готов видеть тебя с кем–то…
Напряжение достигло своей критической точки, став осязаемым. Оно, казалось, приобрело запах электричества и завибрировало. Одно неловкое движение, и сквозь тело пройдут все 220 вольт, если не больше.
– Не пойми меня неправильно, – продолжил он, – Я рад, что у тебя налаживается личная жизнь, но…
«Но тебе приятнее знать, что я – шлюха; чем принять тот факт, что у меня могут быть отношения?» – подумалось мне. Острие обиды пронзило грудь, и я сглотнула, чтобы не выдать своей реакции голосом.
– Я поняла, Джей–Джей. Всё в порядке. К тому же, он не местный, и скоро уедет. Я в любом случае не потащила бы его домой, – я пожала плечами и выдавила из себя улыбку.
Джексон тоже слабо улыбнулся и принялся за еду. У меня резко отбило аппетит, но я всё же начала есть. Еда, как обычно, была очень вкусной, и, самое главное для меня – без мяса.
– Пойдём сегодня в клуб? – спросил Джексон, когда мы доели и принялись мыть посуду в четыре руки.
Точнее, он мыл, а я вытирала тарелки.
– Можно, – я пожала плечами, – Я соскучилась по ребятам.
– Уверен, они по тебе тоже, – Джексон подмигнул и шлёпнул меня по заднице.
Я посмотрела через плечо на пятерню, которая осталась от мокрой руки на ярко–розовой ткани.
– Прям заклеймил, – вырвалось у меня.
– Как там говорят в женских романах? Ты моя, – прорычал Джексон фальшиво–низким голосом.
Мы в унисон рассмеялись. Напряжение, возникшее между нами, лопнуло, как мыльный пузырь и растворилось в воздухе.
Убрав на кухне, мы завалились на диван, чтобы посмотреть какой–нибудь фильм. В итоге я задремала у Джексона на плече. Ближе к вечеру, мы засобирались в клуб для диких танцев и небольшой пьянки. Джексон вынудил меня надеть платье, хотя я настаивала на джинсах. Фактически, он собственноручно запихнул меня в кимоно из чёрного шёлка длиной чуть выше колен. Сам он тоже оделся в чёрное. И мы, как обычно, смотрелись словно влюблённая парочка.
Клуб «Ангел» – не простое среднестатистическое заведение с оглушающей музыкой и ослепляющими огнями. Нет, это – гей клуб, один из немногих в нашей маленькой прибалтийской столице. Публика здесь редко меняется; и каждый раз, как я переступаю порог этого заведения меня встречают уже привычные улыбающиеся лица завсегдатаев. Некоторые из них настолько ярко накрашены, что с трудом поймёшь: кто перед тобой – мальчик или девочка.
– Киса–Кира, приветики! – мяукнул бармен, когда мы подошли к барной стойке, – Как твои делишки?
– Отлично, Фил, – ответила я, широко улыбаясь.
Кто–то подхватил меня сзади и мои ноги оторвались от пола. Я удивлённо взвизгнула, а за мной раздался громкий хохот.
– Какие люди в Голливуде, – протянул Лёша, когда всё–таки удосужился меня отпустить. Он привычным жестом приобнял меня за талию и чмокнул в щёку, оставив ненавязчивый липкий след от блеска для губ на моей коже, – Детка, ты шикарно выглядишь. А пахнешь, – он сделал глубокий вдох у меня над шеей, – Пахнешь, как сладкая булочка.
– Лёха, ты постоянно делаешь мне комплименты, – вздохнула я, – Ты уверен, что ты гей?
Он фыркнул и поморщился:
– На все сто процентов. Но это не значит, что я не могу оценить женскую красоту, бэйба.
Я покачала головой, усаживаясь за барной стойкой. Джексон поприветствовал Фила и сел рядом со мной.
– Вам как обычно? – спросил кареглазый смуглый красавец, хлопнув накладными ресницами.
Мы кивнули одновременно, и разразились хохотом, увидев удивлённые лица собравшихся за барной стойкой
– Блин, ребята, – начал Леха, всё ещё стоящий рядом с нами, – Ну как вы это делаете?
– Не знаю, – ответил Джексон, – У нас так всегда было.
Он бросил короткий взгляд на меня и подмигнул. Я улыбнулась, и отвернулась к бару, за которым хозяйничал Фил.
Поставив перед нами две Текилы Бум со спрайтом, он вскинул нарисованную бровь и скрестил руки на груди:
– Ну давайте, ваш фирменный фокус.
Мы с Джексоном переглянулись. Взяв стаканы, мы накрыли их руками и взболтали содержимое против часовой стрелки. Хлопнув дном по барной стойке, мы одновременно выпили содержимое до дна.
– Как всегда, – закатил глаза Фил.
Кто–то рядом с нами ахнул, кто–то хлопнул в ладоши. Лёха задумчиво хмыкнул. Потирая подбородок, он сказал:
– Я уверен, что рано или поздно вы ошибётесь, и кто–то промажет или опоздает.
Я пожала плечами:
– Ты хочешь поспорить?
Джексон затрясся в беззвучном смехе. Мы частенько развлекались с ним в барах, повторяя этот трюк раз за разом, пока нам наливали выпивку. Ни одной осечки, если выбирать Текилу Бум. Именно шипение после лёгкого взбалтывания и стука подсказывает, когда надо пить.
– Давайте ещё раз, – сказал кто–то из толпы, которая начала собираться у бара, – Я закажу.
Переглянувшись, мы с Джексоном снова одновременно пожали плечами. Фил налил ещё один коктейль. Повторив заученные до посинения манипуляции, мы в очередной раз удивили людей и сорвали аплодисменты.
– Охренеть, – протянул кто–то за моей спиной, – Ещё!
Выпили в третий раз, снова без осечки. Леха присвистнул, Фил улыбнулся настолько широко, что его нарумяненные щёки, казалось, вот–вот лопнут. После пятого захода, тоже без осечки, Джексон притормозил и потащил меня на танцпол, под звуки медленной композиции Sade «No ordinary love»
I keep crying, I keep trying for you
There’s nothing like you and I baby
Толпа вскрикивала слова снова и снова, напевая хором мотив. Мы стали единым организмом, двигаясь в одном ритме. Руки Джексона заскользили по гладкой ткани моего платья, заставляя меня танцевать медленно, плавно; плыть по мелодии, словно я часть её.
This is no ordinary love
No ordinary Love
Его пальцы были привычно–тёплыми; дыхание отдавало запахом лимонада и мятной жвачки, которую он постоянно жуёт, после того, как бросил курить. От его рубашки пахло пряным One Million, от волос – детским мылом. Всё это было мне знакомо; было родным для меня, и я прильнула к нему, спрятав лицо у него на шее.
Песня закончилась и её сменил весёлый мотив «I will survive» в исполнении Тины Тёрнер. На танцполе тоже сменился темп, и все задвигались быстрее. Только мы с Джексоном, казалось, не заметили этого, и продолжали стоять в обнимку. Он наклонил голову, и его губы коснулись моей щёки.
– Ещё чуть–чуть, и все решат, что я фальшивый гей, – шепнул Джексон мне на ухо.
Я растянулась в улыбке, и подняла голову, чтобы посмотреть на него. В его глазах плясали весёлые огоньки, уголки губ мягко приподнимались, а на щёчках выступили забавные ямочки.
– Поцелуемся? – я сложила губы уточкой, и подёргала бровями.
Джексон поморщился, но продолжал улыбаться.
– Фу, – фыркнул он.
Я расхохоталась и отстранилась. Он рассмеялся в ответ, и сжал рукой мою ягодицу, слегка задрав платье. Если бы мы были в обычном ночном клубе, то все подумали бы, что мы пара. Но здесь, в светло–синем заведении, мы просто друзья, и не больше.
Странно, что меня по–прежнему это задевает. Но я хотела бы, чтобы все думали, что мы – пара.
9
Я встала перед дверью ванной, и смутное тревожное предчувствие неприятно кольнуло меня в грудь. Поморщилась от какого–то неестественного холода в нашей квартире, и медленно повернула ручку. Когда дверь поддалась моим немеющим пальцам и распахнулась, из моих лёгких вышибло весь воздух разом.
Стально–серые глаза посмотрели на меня невидящим взором. Я моргнула, подумав, что мне кажется, но картина не изменилась. Макс сидел, привалившись спиной к унитазу и вглядывался в моё лицо. Только взгляд у него был неживой. Застывший, холодный, стеклянный.
– Боже…
Я смогла вздохнуть и ноздри защипало от странного металлического запаха. Ощутила вкус соли во рту, а потом к горлу сразу подкатила тошнота. Когда я смогла сфокусировать взгляд на чём–то, кроме его лица, я увидела, что белоснежный пол, покрытый старой советской керамической плиткой, залит кровью.
Мою нога произвольно дёрнулась ему навстречу, и я наступила в холодную липкую бордово–красную лужу. Следующий шаг не удался, ноги просто не удержали меня, и я рухнула на колени.
– Что же ты наделал, Максюша, – сорвалось с моих губ.
Он не ответил, просто продолжал смотреть на меня с немым укором. Качнув головой, я подползла к нему ближе, чтобы дотронуться до него. Холодный. Твёрдый, как камень.
Нет, нет, нет… Только не это, нет.
Я покачала головой, и в этот момент ледяная рука схватила меня за запястье. Вспоротая лезвием кожа обнажила кость и сухожилия. Я вскрикнула и попыталась одёрнуть руку, но он вцепился в меня мёртвой хваткой.
Как иронично.
– Это ты виновата, тварь, – произнесли синие губы, – Ты никогда меня не любила.
– Нет, – крикнула я.
– Кира, проснись! – заревел в моей голове Джексон.
– Ты должна была это сделать, – продолжил Макс его же голосом, – Ненавижу тебя.
– Кира! – снова Джексон.
Или Макс?
– Дрянь. Ненавижу, ненавижу, ненавижу… – его железная хватка усилилась, и я начала дёргать рукой, чтобы вырваться…
– Ааааа! – закричала я.
– Кира, мать твою! – заорал голос из моего сна, и меня затрясли за плечи.
Я продолжила кричать и распахнула глаза. Увидев перед собой лицо Макса, его светло–серые глаза, я завизжала ещё громче и начала отбиваться.
– Уйди, уйди! – я захлебнулась слезами, – Я не виновата, я не виновата, Макс!
– Кира, это я, я! Женя!
Он продолжил меня трясти, что–то бормоча, а потом сгрёб меня в охапку и начал раскачивать, как младенца.
– Не–вино–вата, – завыла я.
– Не виновата, ты ни в чём не виновата, – повторил Джексон, – Ты не виновата, Кира.
Его голос смягчился и стал хриплым. Сквозь дурман сна, я начала узнавать его и пошла мелкими шажками ему навстречу. Тёплая рука держала меня за запястья. Тёплая, не холодная. Живой. Джексон, это Джексон.
Не Макс.
Я всхлипнула и заскулила, тихонько, как побитая собака. Услышала стук сердца, доносящийся из его грудной клетки и выдохнула.
Живой.
– Ты как? – шёпотом спросил Джексон.
Я попыталась что–то ответить, но горло саднило и голос меня не слушался. Поэтому я просто кивнула ему в грудь.
– Он тоже мне снится. Редко, но бывает, – вздохнул он, по–прежнему прижимая меня к себе.
Я снова всхлипнула и вжалась носом в ткань его футболки, которая насквозь промокла от моих слёз.
– Твой телефон всё утро названивает. – Джексон вдохнул, чуть отстранившись, – Номер не местный.
– Наверное, Артур, – прохрипела я, – Который час?
– Полдень. Сделать тебе кофе?
– Да.
Джексон кивнул и распутал кольцо своих рук, отстраняясь от меня. Меня обдало холодом, и я вжала голову в плечи. Он заметил это, и накрыл меня одеялом.
– Лежи, я сейчас.
Он вышел из спальни, а я осталась лежать, свернувшись калачиком. Шторы были плотно задёрнуты, что было не свойственно мне. Наверное, Джексон похозяйничал, когда я под утро после клуба рухнула без сил и уснула.
Сев на кровати, я вытянула ноги и потянулась. Голова немного побаливала, но терпимо. Вспомнив, что сегодня суббота, я мысленно поругала себя за то, что вчера не пришла домой раньше. Сегодня мне надо ехать в детский дом, а с учётом времени, которое уйдёт на дорогу, я доберусь туда только к вечеру.
– Джексон, я приду на кухню, – крикнула я, и тут же поморщилась от лёгкого приступа похмелья в висках.
Вздохнув, встала с кровати, и накинула на себя длинную футболку. Выйдя из спальни, я, первым делом направилась в ванную, чтобы умыться и почистить зубы. На душ у меня времени не осталось, так что я просто провела влажными пальцами по волосам и сменила нижнее бельё. Взяв из тазика с постиранной одеждой шорты и майку, я оделась и пошла на кухню.
Сев за стол, я взяла приготовленную Джексоном кружку с кофе и отпила первый глоток. В этот момент раздался пронзительный визг моего мобильника. Джексон выругался, и начал шарить рукой по дивану, на котором сидел. Выудив мой телефон из щели между спинкой и сиденьем, он начал подниматься, но я остановила его:
– Включи громкую связь, – сказала я, продолжая пить кофе, – Да, я сменю рингтон, – я закатила глаза в ответ на его злобный взгляд по поводу моего звоночка.
Он пожал плечами и сделал то, что я попросила, положив мою трубку на журнальный столик. Из динамика послышался немного раздражённый голос Артура:
– Ты куда пропала?
– И тебе доброе утро, – громко сказала я, чтобы он меня услышал.
– Да уже обед, – пробормотал он с ещё большим недовольством, – Чем займёшься сегодня?
– У меня дела, – отчеканила я.
– Какие дела?
– Сегодня последняя суббота месяца, я еду в детский дом.
– Зачем? – недоумённо спросил Артур.
– Затем, – я вздохнула и встала со стула, чтобы взять мобильник. Джексон внимательно следил за моими движениями, а потом и поставил ноутбук себе на колени. Когда его внимание полностью переключилось на экран; я приложила трубку к уху, и вернулась на кухню, – Я всегда езжу в последнюю субботу месяца в детский дом, – сказала я Артуру, – Я там выросла.
В трубке повисла гробовая тишина. Я отодвинула штору и присела на краешек подоконника, отхлебнув побольше кофе.
– Когда освободишься? – наконец–то раздалось после длительного молчания.
Интересно. Ни сочувствия, ни сожалений. Один раз на это мне даже сказали «соболезную». Аплодирую стоя.
– Поздно. Я проспала, так что на месте буду только вечером, плюс обратная дорога, – я сделала паузу, отпив кофе и заглянув в окно.
Дождь собирается. Зашибись.
– В общем, – продолжила я, – Я правда занята сегодня.
– Я могу тебя отвезти, – невозмутимо предложил он.
– С чего такая щедрость?
– Просто мне скучно, – сказал Артур, и я в недоумении уставилась на телефон, – Буду через пятнадцать минут, успеешь собраться?
– Отказ не принимается? – я скептически ухмыльнулась, продолжая смотреть в окно.
На самом деле его предложение звучит заманчиво. Во–первых, будет дождь, а добираться мне с тремя пересадками. Во–вторых, на машине дорога займёт минут сорок, а на общественном транспорте больше часа. А в–третьих…
В–третьих, мне просто хотелось Тебя увидеть.
– Не принимается, – отрезал Артур в своей властной манере, и я отвлеклась от своих мыслей.
– Ладно.
– Пятнадцать минут, – повторил он.
Я закатила глаза и отключила трубку. Доминант недоделанный.
Посмотрев на часы, я прикинула, что успею в Керну к двум часам, как раз к дневному сну. Если повезёт, я успею покачать Олежку и помочь с детьми после того, как они проснуться. От мысли, что я приеду вовремя, мне стало так хорошо, что я растянулась в улыбке.
– Киса, ты так улыбаешься, что я сейчас ослепну, – донёсся до меня насмешливый голос Джексона.
Я обернулась и посмотрела на него. Совершенно расслабленный, он лежал на диване вытянув ноги. Удивительно, что он вообще заметил мою улыбку.
– Он вызвался отвезти меня, – я пожала плечами и снова перевела взгляд в окно на снующих туда–сюда людей, – Не хочешь поехать? Агния про тебя постоянно спрашивает.
– Нет, не хочу, – буркнул Джексон.
– Как знаешь, – протянула я, поправляя штору.
Допив кофе, я бросила в маленькую сумку мобильник, конверт с накопленными деньгами, и прихватила с кухни пакет со сладостями, который купила несколько дней назад для детей. Осмотрев критическим взглядом себя в зеркале, я решила переодеться. Вдруг это свидание? А я в растянутых спортивных шортах серого цвета и бесформенной белой майке, нехорошо. Поэтому, я облачилась в чёрный комбинезон на тонких бретельках, и простые сандалии на ремешках. Прихватив на всякий случай солнечные очки, я махнула рукой своему другу и вышла из квартиры.
На улице было душно и влажно, что определённо говорило о приближающемся дожде. У меня было в запасе несколько минут, и я решила перекурить. Как раз в тот момент, как я сделала первую затяжку, передо мной притормозила уже знакомая чёрная БМВ и пассажирское стекло опустилось.
Я сделала два шага в сторону машины и наклонилась к опускающемуся окну. Тряхнув сигаретой, я коротко бросила, в ответ на вопросительный взгляд Артура:
– Три минуты.
Отвернувшись, я облокотилась спиной о дверцу и продолжила медленно травить себя никотином с примесью смолы и ещё какой–то химической дряни. Я почти докурила, когда почувствовала сквозь тонкую ткань прикосновение горячей пятерни к своей попе. Ненавязчивое движение, похожее на поглаживание, которое вряд ли кто–нибудь увидел с улицы, или из окон квартир. Но почему–то я стыдливо залилась краской, словно наивная школьница. Отскочив от машины, как ошпаренная, я бросила сигарету и открыла дверь.
– Это что было? – вырвалось у меня, когда я устроилась на сиденье.
– Не удержался, – ответил Артур с обворожительной улыбкой, – Куда едем?
– Прямо, – буркнула я, пристёгиваясь.
Увидев навигатор, я решила сделать доброе дело и вбила нужный адрес в умную штуковину. Откинувшись на кресле, опустила козырёк над лобовым стеклом. Машина тронулась, и я прикрыла глаза, чтобы снять неприятное послевкусие своего пробуждения; раздражённого от звонка Джексона; и напрягающего присутствия самого звонившего рядом. Так или иначе, я задремала под тихий гул мотора и какую–то ненавязчивую музыку, доносящуюся из динамиков машины.
10
– Кира, – горячая рука погладила меня по щеке, – Я туда приехал?
Я открыла глаза и посмотрела вперёд. Белое здание в форме шестиугольника с коричневой черепичной крышей я никогда не спутаю ни с каким другим. Я невольно улыбнулась и кивнула.
– Да, мы на месте.
На его лице отразилось беспокойство, смешанное с любопытством и ещё чем–то, что я не смогла распознать.
– Ты можешь подождать в машине, – предложила я, пожав плечами и поправив лямку комбинезона, которая предательски сползла почти до локтя, пока я спала.
Артур коротко кивнул, а потом потёр шею, растрепав длинные волосы по плечам.
– А ты долго?
– Долго, – я бросила взгляд на здание, – Там нет ничего страшного, ну, если ты боишься. Тебя никто не съест.
– С чего ты взяла, что я боюсь? – Артур вскинул брови, уголки его губ дрогнули в ухмылке.
– Мало ли, – пожала плечами я, открывая дверь.
Выйдя из машины, я снова улыбнулась и пошла к дому. Судя по визгам, доносящимся с заднего двора, у детей сейчас прогулка. Обычно они гуляют вечером после дневного сна, но, когда небо светло–серого цвета и затянуто плотными облаками, воспитатели меняют график. Я невольно улыбнулась, вспомнив, как не любила в детстве дождь. Тогда приходилось сидеть внутри. Другие дети играли, рисовали; а я обычно либо смотрела на водяные разводы, которые стекали по окну; либо читала.
Большинство думает, что вырасти в детском доме – это плохо. Я часто сталкивалась с жалобными взглядами, если рассказывала о своём происхождении и детстве. Но, на самом деле, годы, проведённые здесь – были лучшими в моей жизни.
Эту систему основали в конце девяностых, и я была одной из тех счастливых детей, который определили сюда, в семейный дом. Если говорить простым языком, то в этом здании две многокомнатных квартиры, в которых живёт три восьмиместных семьи и одна шестиместная. То есть, у детей есть почти настоящие мама и папа, а также братья и сёстры. Это отличается от обычных детских домов, где по двадцать детей спят в одной комнате на металлических койках со старым советским постельным бельём. У нас были отдельные девочковые и мальчиковые спальни с двухэтажными кроватями; своя кухня; несколько ванных комнат, вместо общей душевой, и самое главное – у нас была замечательная воспитательница, которую я до сих пор называю мамой.
Шагая по гравийной дорожке, я вспомнила, что хотела заглянуть на аллею. Я посадила свою берёзку четыре года назад, когда вошла, так сказать, в самостоятельную жизнь. Интересно, насколько она выросла за это время?
Позади меня хлопнула дверь машины, я обернулась и увидела Артура, бодрой походкой направляющегося ко мне. Я уже хотела было съязвить по поводу его появления, но за моей спиной раздалось радостное:
– Кируся! Золотце моё!
Повернуться полностью к издающему, точнее – издающей, приветственные вопли я не успела, потому что меня сгребли в охапку тёплые ручища.
– И жениха с собой привезла, – продолжила кудахтать Агния Фёдоровна.
– Нет, нет, это просто… – начала оправдываться я, но меня перебили.
– Артур. Очень приятно.
– Агния Фёдоровна… – моя душительница отпустила меня, и протянула большую мозолистую ладонь моему спутнику. Он взял её и галантно поцеловал костяшки шершавых пальцев, – Я её…
– Мама, – перебила я, – Моя мама.
Агния улыбнулась мне и потрепала по щеке.
– Не биологическая, – пояснила она удивлённому Артуру, который застыл наполовину выпрямившись, – Это семейный дом, вы слышали о таком?
– Нет, – он качнул головой, отчего его золотистые волосы пошевелились на плечах, – Просветите?
– Обязательно, – кивнула моя воспитательница, – Скоро будет обед, вы присоединитесь?
– Да, – сказали мы одновременно, – Я пойду к ребятам, – решила ретироваться я, и оставить Артура наедине с болтовнёй Агнии.
Время с детьми вообще летит незаметно. Вдоволь набегавшись босиком по газону и подбросив ровно по пять раз каждого из шести малышей от двух до четырёх лет, я на пару со старшими загнала их в дом. Воспитатели вместе со своими группами разбрелись по спальням; откуда доносились шорохи и короткие детские смешки, вперемешку с цыканьем и шиканьем взрослого.
Агния приготовила нам с Артуром кофе, и мы вышли на веранду, пока она укладывала детей из своей группы на дневной сон.
– Здесь здорово, – молвил мой спутник, вытягивая ноги в широком кресле–качалке, – Ты была здесь с самого детства?
– Нет, меня определили сюда, когда мне было восемь. Тогда проживание по семейному типу только внедряли, и это был эксперимент.
– Я вижу, что он оказался вполне удачным, – Артур начал медленно раскачиваться, отчего пол, покрытый старыми досками, начал поскрипывать.
– Каждому ребёнку уделяется достаточно внимания и заботы, – я сделала глоток кофе и поджала пальцы на ногах, которые начали неметь от прохладного воздуха с улицы, – Учишься жить в семье и социуме. Я росла и в обычном детском доме, поэтому прочувствовала разницу на себе.
Деревянные половицы за нашими спинами тихонько скрипнули, и мы вдвоём обернулись. В проёме двери стоял маленький Олежка, сонно потирая глаза и переминаясь с ноги на ногу. За ним показалась Агния с усталой улыбкой.
– Так всегда, когда ты здесь, – тихо сказала она, подталкивая Олега ко мне.
Он неуверенно покосился на Артура, и я протянула к нему руку:
– Иди сюда.
Олежа забрался ко мне на колени и свернулся клубочком, обхватив мою шею руками. Его голова была повёрнута на Артура, и я видела, что они смотрят друг на друга, не разрывая зрительный контакт. Я обняла тёплое хрупкое детское тельце руками, и начала поглаживать его по спине, тихо напевая старую казачью колыбельную, которую выучила специально для него:
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки–баю.
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки–баю.
Артур выпрямился на кресле и внимательно посмотрел мне в глаза. Я не отвела взгляда, а просто уткнулась подбородком в макушку ребенка и продолжила петь.
По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползёт на берег,
Точит свой кинжал;
Но отец твой старый воин,
Закалён в бою:
Спи, малютка, будь спокоен,
Баюшки–баю
Дыхание ребёнка замедлилось и стало ровным. Тонкие пальчики, запутавшиеся в моих волосах, ослабли, но, когда я попыталась немного сдвинуться, снова напряглись и потянули меня за пряди. Я улыбнулась, и продолжила петь под длинный вздох Олежки и мягкий скрип половиц:
Сам узнаешь, будет время,
Бранное житьё;
Смело вденешь ногу в стремя
И возьмёшь ружьё.
Я седельце боевое
Шёлком разошью…
Спи, дитя моё родное,
Баюшки–баю
Пока я пела, я медленно раскачивала кресло–качалку одной ногой. Олег обмяк в моих руках. Но я уже знала, что это ненадолго, если не посидеть с ним ещё немного. Прикрыв глаза, я тихонько мычала мотив колыбельной.
– Он уснул, – прошептал Артур.
– Я знаю, – спокойно ответила я.
– Может, стоит положить его в кровать? – снова шёпот.
Я невольно улыбнулась и повернула голову, открыв глаза:
– Можешь не шептаться, он всё равно не услышит.
Артур коротко моргнул и нахмурился:
– В смысле?
– Олег глухой с рождения, – ответила я, отворачиваясь и снова закрывая глаза.
Я в буквальном смысле услышала, как думает Артур. Такое ощущение, что мысли в его голове метались и бились о стенки черепной коробки, а некоторые вопили от возмущения.
– А зачем ты… – начал он, видимо не справившись с любопытством.
– Пою ему? – я перебила его, – Потому что он такой же ребёнок, как любой другой. То, что он не слышит, ещё не значит, что не может чувствовать.
Ответом на это был короткий вздох и тихое:
– Понятно.
Медленно покачиваясь, я услышала шорох и увидела Агнию, которая наклонилась, чтобы что–то тихо шепнуть Артуру. Он осторожно поднялся с качалки, и вышел за ней следом, бросив на меня очередной озадаченный взгляд. Я поглаживала Олежу по спине, впитывая его неповторимый детский запах. Помните мультфильм «Умка»? «Мама говорила, что ты пахнешь дымом; а ты пахнешь молоком»: ласково сказал полярный мишка мальчику. Как же он был прав, хотя, будучи маленькой я не понимала весь смысл этих слов.
Уложив Олега, я пошла на запахи еды, доносящиеся из кухни. Там, у плиты, я нашла Агнию, которая рассказывала моему спутнику секрет приготовления мульгикапсас[1]. Я удивлённо вскинула брови, и перебросилась парой слов с воспитательницей, которая приехала сюда недавно.
– Kas see on sinu mees, Kiira[2]? – спросила меня рыжеволосая девочка.
Хотя, она наверняка чуть старше меня. Но такие вопросы взрослые люди не задают, ведь так?
– Ei, kindlasti mitte[3], – с улыбкой ответила я, косясь на Артура.
Будь я проклята, но он смотрелся очень органично на кухне, когда нарезал овощи для свежего салата. Я даже не догадывалась, что он умеет это делать. Всё–таки, человек искусства и всё такое.
– Miks? – удивлённо допытывалась Марика, – Ta on armas. Ja vдga ilus, – с придыханием продолжала она, – Ma mхtlen, et ta on rikas[4], – её глаза оживлённо вспыхнули, и меня что–то неприятно кольнуло где–то в груди.
– Marika, ta lihtsalt ei mхista sind, kui sa otsustad temaga rддkida, – резко произнесла я, не сводя взгляда с широкой спины и рук, порхающих над разделочной доской, – Ta ei ole kohalik[5].
– Kas tхesti? Kust ta on[6]? – удивилась Марика, тряхнув волосами, потому что Артур посмотрел в нашу сторону.
– Venemaa[7], – сухо бросила я.
– Hmm, – поморщилась в ответ представительница титульной нации.
– Jah, – для убедительности, я кивнула, – Lisaks, ta on patrioot. Ta kannab sдrgi Putini fotoga[8].
– Noh, rххmustav, et mitte Stalini, – скукожилась в презрительной гримасе Марика, – Ma aitan teistele[9].
Я невольно улыбнулась, а потом подошла к Артуру.
– Ты закончил? – спросила я, облокотившись на столешницу.
– Почти.
– Прости, я не думала, что тебя решат поэксплуатировать.
Он как–то странно улыбнулся и поднял голову. Скинув нарезанный помидор в салатницу, он вытер руки бумажным полотенцем, оторвав его с держателя; и повернулся ко мне.
– Мне понравилось, – ласково сказал он, откинув мои волосы с плеч.
– Пойдём, – я кивнула на выход из кухни, – Прогуляемся, пока дождь не начался. Покажу тебе нашу аллею.
Я направилась к двери, ведущей на улицу. На заднем дворе было свежо; воздух стал прохладным, но застывшим; ни малейшего дуновения и ветерка.
– Будет гроза, – вырвалось у меня, когда я вдохнула.
– Ты синоптик? – раздалось позади.
Я не стала оборачиваться, но улыбнулась. Завидев первые деревья, которые посадили около десяти лет назад, и теперь они достигали приличную высоту, я обхватила себя руками и пошла вперёд; прямо к ветвистым стволам с белой корой в чёрную крапинку.
«Mark Vainberg, 2001» про себя прочитала я табличку, которая была воткнута в землю прямо рядом с деревом.
– Она была первой, – сказала я Артуру, который шёл позади меня, – Так выросла, – погладив ствол, я подняла голову, чтобы посмотреть на ветки, – Мальчики слева, девочки справа, – махнув рукой на дорожку, засыпанную серой галькой, пояснила я.
Шагнув дальше, я посмотрела на уменьшающиеся в росте деревья, до тех пор, пока не подошла к небольшому саженцу, который теперь был с меня ростом.
– Моя, – вырвалось у меня, когда я прикоснулась к тоненьким ярко–зелёным листьям.
Я опустила глаза и отодвинула несколько веток, взглянув на свою табличку. «Kiira Saare, 2008». Погладив белый пластик, я сделала несколько шагов и встала напротив другой берёзы.
– Ты же говорила, что мальчики слева? – спросил Артур, прочитав табличку.
«Evgeni Danilov, 2008». Берёза Джексона была чуть больше моей; как будто ей не терпелось повзрослеть и стать выше, чтобы дотянуться до небес.
– Для нас сделали исключение, – тихо ответила я, поглаживая крошечный каплеобразный лист с пушистыми краями.
– А эта чья? – Артур кивнул на соседствующее дерево.
Я нахмурилась и подошла ближе, ища табличку. Выдохнув, я подняла еёс коротко стриженной травы. «Наверное, ветром сдуло»: подумала я, втыкая тонкую палку в землю.
– Братья?
– Да, – погладив тонкие буквы, с улыбкой сказала я.
– Ты общаешься с ними?
– Нет, он… – я запнулась, чтобы перевести дыхание, которое стало прерывистым, – Он в другом месте. А Женя, мы живём вместе, да, – невнятно ответила я.
Как–то резко мне стало стыдно, что я привела сюда Артура. Стыдно за то, что он присутствует здесь, смотрит на эти деревья; а в особенности на его дерево. Мне захотелось закрыть этот маленький саженец, который, казалось перестал расти и медленно начал увядать.
– Надо подкормку сделать, – пробормотала я, усиленно моргая.
– Что? – раздалось совсем рядом, а потом сильная рука обняла меня за талию.
– Ничего, – я резко скинула её, и развернулась, чтобы уйти.
Когда твой друг в крови,
А la guerre comma а la guerre[10]
Когда твой друг в крови,
Будь рядом до конца.
Но другом не зови,
На войне, как на войне
Но другом не зови,
Ни труса, ни лжеца.
Могли ли мы знать, что наша любимая песня окажется пророческой? Могли ли мы знать тогда, что всё будет вот так?
Могли ли мы знать тогда, когда нас было трое; что скоро… Один из нас уйдёт.
[1] Тушеная квашеная капуста с перловкой, национальное эстонское блюдо.
[2] Это твой мужчина, Кира? (эст.)
[3] Нет, конечно нет (эст.)
[4] Почему? Он милый. И очень красивый. Я думаю, что он богатый. (эст.)
[5] Марика, он просто не поймет тебя, если ты решишь с ним заговорить. Он не местный. (эст.)
[6] Правда? Откуда он? (эст.)
[7] Россия. (эст.)
[8] Да. К тому же, он – патриот. Он носит футболку с фотографией Путина. (эст.)
[9] Ну, радует, что не Сталина. Я помогу остальным. (эст.)
[10] На войне, как на войне (фр.)
11
Через полчаса мы устроились в столовой. Я по привычке заняла своё место у окна, молча наслаждаясь тишиной и мягким шёпотом взрослых, который постоянно присутствует там, где в соседних помещениях спят дети.
Артур сидел рядом, и по–прежнему внимал Агнии Фёдоровне, которая похоже решила, что он теперь – её персональные уши. Она делилась с ним всеми трудностями работы детского дома; особенностями воспитания детей. Я с улыбкой наблюдала за ними, и ловила короткие взгляды Артура, в которых не было ни паники, ни усталости от объёмного потока информации. Он просто слушал и кивал, а ещё и уточнял какие–то вопросы.
– О чём вы с ней разговаривали? – шёпотом спросил Артур, когда Агния отвлеклась от него. Я уставилась на него с немым вопросом, и он счёл нужным уточнить, – С той рыжей.
Невольно улыбнувшись, я посмотрела на Марику, которая бросала на него воинственные взгляды.
– Она спрашивала, свободен ли ты сегодня вечером, – я нервно фыркнула, – И в остальные вечера. Пока смерть не разлучит вас.
Артур лукаво улыбнулся и обхватил мои плечи рукой. Уткнувшись носом мне в висок, он тихонько шепнул:
– И что ты ответила?
– Я сказала ей, что ваши взгляды относительно советской оккупации Эстонии сильно различаются, – отпив из своего стакана яблочный сок, я посмотрела на вытянувшееся лицо Артура.
– Всё так запущено? – чуть громче спросил он.
– Это Эстония. Вас здесь не любят. По большей части, – пожав плечами ответила я.
Он презрительно фыркнул и поцеловал меня в лоб, отчего я залилась густой краской. Попытавшись чуть отстраниться, я добилась только усиления хватки на моём плече.
– Эй, скромница, – издевательски шикнул Артур, – Нас итак уже поженили, терять нам нечего.
– Дорогие, вы так хорошо смотритесь, – с энтузиазмом проворковала Агния, выглядывая из–за Артура, – Как вы познакомились?
Я сглотнула и покраснела ещё больше, наверняка по цвету напоминая то треклятое платье. Артур загадочно улыбнулся и лениво бросил:
– Это очень интересная история.
Половина стола, понимающая русский язык, замолчала и воззрилась на нас, чтобы услышать эту историю. Другая половина продолжала перешёптываться на птичьем, простите – эстонском языке, не замечая оживлённости, которая возникла в помещении.
– Мы познакомились в музее, – начал Артур, поглаживая мою кожу кончиками пальцев, – Кира высказала неоднозначное мнение по поводу работ одного из авторов, и у нас с ней завязался… – он сделала паузу и одарил меня насмешливым взглядом, – Жаркий спор.
Я нахмурилась:
– Ну, он не был таким жарким, – придав голосу невозмутимости, возразила я.
– Да?
Кивнув, я выпрямилась и сделала глоток сока.
– Я бы сказала, что он был… Стремительным.
– В любом случае, мы оба получили от него должное удовольствие, – парировал Артур, и я снова предательски запылала, – Не так ли?
– Ага, – промямлила я, уставившись на свою опустевшую тарелку.
– Это забавно, – подала голос Агния, – Кира никогда не любила музеи.
– Я и сейчас их не жалую, – брякнула я, стукнув стаканом по столу и поморщившись от шума, который я создала.
– Тебе бы понравилось в Третьяковке, – Артур снова заговорил, явно провоцируя меня на грубость, – Там просторные сор…
– Давайте убирать со стола, – громко сказала я, перебивая его.
Он фыркнул и отпустил моё плечо, широко улыбаясь. Я поднялась, подхватывая свою тарелку с приборами, и удалилась на кухню. Встав возле мойки и включив кран, я невольно улыбнулась и качнула головой.
Провокатор.
Пока мне приносили тарелки, я посмотрела на тёмное небо, которое плотно затянули чёрные облака, и ускорила свои ритмичные потирания посуды губкой. Закончив с мытьём посуды, я вытерла руки, и направилась к выходу.
На пороге я столкнулась с Агнией, которая провожала Артура и расцеловывала его в обе щёки. Для этого ему пришлось сильно наклониться, но выражение его лица явно было довольным.
– Артур, жди в машине, – сказала я, роясь в своей сумке, – Я скоро приду.
Он ничего не ответил, только кивнул и удалился, улыбнувшись Агнии.
– Держите, – я протянула конверт с деньгами.
– Деточка, нам не нужно, – запротестовала воспитательница, но я прервала её.
– Держите, или я сама куплю черепицу и найму рабочих. Это на крышу, – вздохнув, я устало улыбнулась ей, – Здесь не хватит на всё, но самые большие протечки можно заделать до зимы.
Агния взяла у меня конверт, и обхватила мои пальцы своей тёплой шершавой ладонью.
– Берёзка Максима, – сухо начала я, – Она болеет. Сделайте что–нибудь, Агния Фёдоровна. Пожалуйста, – последнее слово далось мне с трудом, и я сказала его полушёпотом.
– Хорошо, золотце, – взгляд Агнии погрустнел, и она опустила глаза, – Как Женя?
– Он передаёт вам привет и скучает.
– Приезжайте вместе как–нибудь. Я тоже по нему соскучилась.
– Обязательно, – я поцеловала её в морщинистую щёку и улыбнулась, – Приедем. До свидания!
– Беги, тебя заждались, – Агния многозначительно кивнула и отпустила мою руку, – Он хороший мальчик. И неравнодушен к тебе.
Нахмурившись, я качнула головой и вышла на крыльцо. Застегнув сандалии, я махнула рукой остальным воспитателям, которые собрались во дворе, чтобы прибрать территорию и игрушки. Дождь уже начал накрапывать, поэтому я быстро метнулась к машине, чтобы не промокнуть.
На половине пути обратно, до меня донеслось с соседнего кресла:
– Ты всегда такая молчаливая наедине? – Артур бросил короткий взгляд на меня, а потом снова вернулся к дороге.
– Не знаю, – дёрнувшись от неожиданности, ответила я, – Ты хочешь поговорить?
– Мне понравилось с тобой разговаривать, – он кивнул и улыбнулся.
– Тема?
Артур как–то резко нахмурился, и улыбка исчезла с его лица:
– Может ещё сразу определишь лимит доступных слов в предложении?
– А что ты психуешь, я люблю конкретику и только, – я недовольно фыркнула и отвернулась к окну, – Нравятся эстонские дороги?
– Очень, – с энтузиазмом ответил он, – Почти автобан.
– Если бы эти автобаны ещё служили больше трёх лет, – я махнула рукой, – Ты родился в Москве или из Рязани?
Артур громко расхохотался, и я замолчала. Повернувшись к нему, я скрестила руки на груди:
– Чего?
– Смешная, – он улыбнулся и подмигнул мне правым глазом.
– Иди ты, – буркнула я.
– Родился в Москве. Какое у тебя полное имя? – спросил Артур.
– Просто – Кира, – ответила я, и тут же уточнила, – С двумя И.
– Ки–и–ра? – он растянул первую гласную на эстонский манер.
Я невольно захихикала:
– Да. А фамилия у меня Саре. С двумя А.
– Са–а–ре? – глаза Артура округлились, – Почему эстонцы так растягивают слова? И почему нет отчества?
– Особенности языка, – я пожала плечами, – И ударение всегда на первый слог.
– А это мне нравится. Никогда не ошибёшься, – вздохнул мой спутник, – Я до сих пор не знаю, как правильно: звунит или звонимт.
– Правильно – звонимт. Глагол с неподвижным ударением, в личной форме ударение всегда на последний слог, – машинально отвечаю я, и тут же прикусываю язык.
Артур уставился на меня удивлёнными глазами. Ещё чуть–чуть, и мы вполне можем въехать в дерево.
Кажется, последнюю мысль я произношу вслух, потому что он резко отворачивается от меня и уделяет всё своё внимание дороге.
– Ты не перестаёшь меня удивлять. А как правильно: йугурт или йогэрт?
– Первое, и никак иначе.
– Почему?
– Не знаю, всегда было йугурт. Вообще, это заимствованное слово, если не ошибаюсь, из турецкого. Вряд ли турки говорят йогэрт, – я пожала плечами.
– Ты такая умная. Кофе?
– Что кофе? – удивлённо моргнула я.
– Кофе – оно?
– Нет, он.
– А министерство образования Российской Федерации считает, что – оно, – я уставилась на него, как на восьмое чудо света, – Правда, правда. С 2009 года можно говорить «вкусное кофе».
– И в этой стране родился Пушкин… – протянула я с грустью.
Артур задумчиво хмыкнул. Потянулся на кресле и снова начал задавать вопросы:
– Ты была отличницей?
– Хорошисткой. Я просто люблю читать, – я посмотрела на спидометр, – Езжай помедленнее, ты превышаешь.
– И?
– Здесь могут скорость замерять, остановят.
– Взятку дам, – хмыкнул Артур.
– Тут тебе не там, – вздохнула я. – За взятку посадить могут. Лучше притормози.
– Ладно–Ладно, – проворчал он недовольно, но всё же стрелка на приборе поползла вниз, устремляясь к разрешённым девяносто.
– Как ты стал фотографом? – вырвалось у меня.
Меня одарили очередной улыбкой, способной растопить даже льды Антарктики:
– У меня две младших сестры, обе модели.
– Серьёзно? – я невольно улыбнулась, и устроилась на сиденье в пол–оборота, приготовившись слушать.
– Да. Я окончил художественную школу и работал в галерее, когда они попросили помочь им с портфолио. Я помог, мне всегда нравилось фотографировать. Потом посыпались заказы от их подружек, а потом ко мне обратилось агентство.
– У тебя большая семья, – больше констатировала, чем спросила я.
– Да. Мама, папа, сёстры. Бабушки. Дедушки, дядюшки. Моё детство не прошло в детдоме, – как–то задумчиво протянул он, вглядываясь в дорогу.
– Семейном доме, – поправила я, – Это другое. И не надо меня жалеть, – я посмотрела в окно и оценила силу дождя в лёгкую морось. – Можно в машине покурить?
– Да, конечно, – разрешил он с коротким кивком, – Ты не вызываешь жалость, это просто… На самом деле, это похоже на мою семью.
– Да ну? – промычала я, прикуривая сигарету.
– Да. И Агния Фёдоровна чем–то напомнила мою бабушку по материнской линии, – улыбнулся мой спутник, – Чему она так сокрушалась, когда ты прощалась?
– Я ей деньги дала, – я выпустила тонкую струйку дома в приоткрытое окно.
Артур как–то передёрнулся и нахмурился. Я продолжила:
– Она всегда возмущается, когда я даю деньги. А им нужно крышу ремонтировать, да и вообще, – я вздохнула, – Расходов много.
– А государство не помогает?
– Помогает, и неплохо. Просто эти деньги попадают в руки к директору, – я изогнула бровь, посмотрев на него и поймала хмурое выражение, – А ей нужнее кабинет отремонтировать, вместо крыши. И компьютер новый важнее, чем новые игрушки.
– Я думал в Европе такого не бывает.
– Такое везде бывает, – фыркнула я, выбрасывая сигарету в окно, – Людская жадность в любой точке мира одинаковая. И коррупция есть даже в Европе. И у богатых почему–то прав больше, чем у бедных. Такое впечатление, что богатство – это единственное, что можно выставить напоказ; и чем нельзя делиться.
– Завидуешь? – едко бросил он.
– Чему? Деньги, Артур, – затянулась ещё раз, вдохнув ядовитый дым, – Это не богатство. Само слово богатство откуда берёт начало? Бог. Богатым раньше называли человека, в котором от Бога есть, – отвернулась к окну, посмотрев на мелькающие в стороне ёлочки и кустарники, – Меня просто задевает, что деньги так нечестно распределяются. Почему какой–то банкир живёт в трёхэтажном особняке; а онкобольные дети – в обшарпанных палатах с потрескавшейся штукатуркой и облупившейся краской; и почему простые люди собирают деньги на лечение таких детей? Почему депутат колесит по городу на машине с водителем; а бабушка Валя, ветеран великой отечественной, должна на рынок добираться на автобусах с тремя пересадками?
– Тебя бы да в коммунизм, ты бы Сталина затмила, – саркастично произнёс Артур.
– И при коммунизме, я уверена, такое было, просто это было не так явно что ли. Дело не в политике, не в общественном строе. Люди. Дело в людях, – я высунула кончик сигареты в щель приоткрытого окна и понаблюдала, как пепел разлетается в стороны, – Мы так привыкли считать себя homo sapiens и забыли о том, что такое разум. Выживает сильнейший – это про животных. Во всяком случае, так должно быть. Мы забыли о человечности, морали, совести, – вздохнув, я провела пальцем по стеклу и тихо добавила, – Сейчас на ум приходят только стихи Талькова:
Мы – подкидыши, стервы эпохи,
Чудом выжившие под забором,
Отсекавшим от Господа Бога
Вакханалию лжи и террора.
Артур улыбнулся и продолжил:
Скорбь великая, слёзы и грусть,
Прозябание на коленях.
Что плохого Вам сделала Русь
Уважаемый гений?
Я тут же подхватила:
Ну не нравился Вам наш народ…
Так в Швейцарии бы оставались
И кровавый свой переворот
Там, в Швейцарии, свершить бы пытались.
Я горько усмехнулась и поняла, что от своего монолога я смертельно устала.
Как я могу объяснить человеку, который носит часы за тридцать тысяч, что ценность этих часов измеряется порой в целую жизнь? Как объяснить ему, что эта машина; пятизвёздочная гостиница; забронированный на ночь ресторан – это настолько пустое и ненужное, что даже тошно от этого? Как рассказать ему о том, что иногда просто хочется свернуться калачиком, положив голову на тёплое плечо; сидеть на промявшемся диване в стенах старой и не отремонтированной квартиры в Хрущёвке?
Откинувшись на подголовник, я прикрыла глаза и тихо сказала:
– Лимит слов исчерпан.
– Вот и поговорили, – мягким голосом сказал Артур.
12
Через час машина остановилась у гостиницы. Я покачала головой, и коротко попрощалась с Артуром, оставив его с удивлённым и раздосадованным лицом у входа. Не знаю, на что он надеялся, но я сослалась на ещё одно дело и пошла бодрым и почти строевым шагом в направлении старого города.
Вообще, Таллинн – удивительный город. Город контрастов, если быть точной. Ты выезжаешь из спального района, построенного в Горбачёвское и Хрущёвское время; и попадаешь в центр, где бетонные сталинки перемешаны с небоскрёбами из стекла и металла. Но на этом пересечение разных эпох не заканчивается, потому что, пройдя ещё какое–то расстояние, ты оказываешься прямо в средневековье; среди известняковых стен, красных черепичных крыш и крошечных флюгеров на шпилях старинных католических церквей.
Я люблю этот город, потому что здесь сохранилась какая–то приятная атмосфера старины, только отходами и мочой не пахнет. Туристы, вальяжно прогуливающиеся по брусчатым дорожкам; девушки в льняных платьях, продающие миндаль в специях; отреставрированные здания, каждое из которых несёт свою историю. Добравшись до ратуши, я невольно улыбнулась, предвкушая своё первое рождество здесь. Я видела украшенную площадь в детстве, но до сих пор помню, что в декабре ратушная площадь – это маленький кусочек сказки.
Ярмарочные деревянные домики с сувенирами: вязаными и сваляными шапками, магнитиками и открытками; горячий глинтвейн и какао с традиционным новогодним блюдом – кровяными колбасками; и даже настоящий Санта в окружении оленят и ягнят, которых привозят в небольшой загон из зоопарка на праздничные дни. Гирлянды и большая живая ёлка, украшенные крыши домов и белоснежный снег на красной черепице – это и есть Таллиннское Рождество.
Свернув в один из проулков, я набрала номер Наташки и напросилась к ней в гости на чашку кофе. Несмотря на вечернее время, было ещё светло, а после дождя воздух был прохладным и свежим. Домой мне идти не хотелось, да и подругу я давно не навещала.
Дойдя до её дома, четырёхэтажки из пресловутого известняка, я позвонила в домофон и вошла в подъезд, который впору называть на питерский манер – парадной. Поднявшись по лестнице на последний этаж, я позвонила в дверь, а потом дёрнула ручку, которая плавно поддалась моей руке. Сбросив влажную от мокрой дороги обувь, я потёрла ступни о штанины своего комбинезона и пошла в гостиную.
– Привет, – бодро поприветствовала меня Натали, восседая на бабушкином кресле с гордым видом.
– Привет. Как нога?
– Чешется, зараза, – пробормотала Ната, просунув мизинчик в щель между гипсом и кожей, – На следующей неделе снимут. Аллилуйя, – она возвела глаза к потолку и поморщила свой точёный носик.
– Я кофе сделаю, и приду, – сказала я, удаляясь на кухню.
– Окей.
Квартира Наташке досталась от бабки. Старинный дом с высокими потолками, что позволило сделать перепланировку и построить второй этаж, где молодая хозяйка обустроила спальню и выход на крышу. Первый этаж был открытым, единственное, что отделяло гостиную зону от кухни – это огромные деревянные балки и тонкие шторки из тюля. Не знаю, зачем было вешать эти пылесборники, но у Натали весьма специфичный вкус: ей нравится стиль барокко в сочетании с хай–теком. Звучит это странно, а выглядит ещё хуже.
Единственное помещение, где не чувствуешь себя сюрреалистично – это кухня. Мебель светло–голубого цвета (отбивает аппетит, так пояснила мне свой выбор подруга) в сочетании с тёмной столешницей и чёрной глянцевой техникой. Барная стойка вместо обеденного стола и каменная стена, которую принято не отделывать в таких строениях.
Я включила кофемашину, и выглянула в крошечное окошко над рабочей поверхностью кухни. Вдалеке за красными крышами маячил надвигающийся закат. Жаль, что из спальни нельзя выйти на эту же сторону: я представляю, какой оттуда открывался бы вид на засыпающий город.
Налив готовый кофе в высокий стакан из прозрачного чёрного стекла, я побрела в гостиную. По пути я прихватила с барной стойки блюдо с овсяным печеньем и сухофруктами. Я сладкое люблю и благодаря пробежкам лишним весом не страдаю; а вот Натали – ленивая, поэтому шоколада дома не держит.
Вернувшись в огромное помещение с французскими окнами, я устроилась на диване, вытянув ноги на тумбу, обитую белым искусственным мехом. Наташка разговаривала по телефону, и я невольно посмотрела на неё с ужасом. В ответ на мой взгляд она улыбнулась и покачала головой.
– Нет, заказов больше не предвидится, – сказала она, когда завершила звонок, – Все мои клиенты знают, что я на отдыхе, – она вздохнула и потёрла подушечкой большого пальца ярко–алый ноготь на указательном.
– И слава Богу, – кивнула я, – Мне двух раз на всю оставшуюся жизнь хватило.
– Илья Егорович умеет доставать, знаю, – закивала Натали. – А как второй? Который не местный?
Я как–то резко замолчала, задумавшись что сказать. Стоит ли поделиться с ней, что я была знакома с Артуром ранее; или оставить это втайне?
– Тот ещё говнюк, – в итоге сухо ответила я.
Ну а что? Он открытым текстом предлагал мне переспать с ним за деньги. Илья Егорыч просто неловко намекал на такое развитие событий. И вообще, то, что я была с Артуром, ещё не значит, что он автоматически записан в мой wish–лист на всю оставшуюся жизнь. Да, он не плохой любовник. И крайне настойчив. Но это определённо не главные качества в мужчине для меня.
– Мужики, – вздохнула подруга, – Считают, что раз у них есть деньги – можно всё и всех.
Она изящно повела плечом и наморщила свой нос. Тонкая бретелька шёлкового топа скользнула вниз, и я невольно проследила за этим движением глазами, уставившись в тонкое чёрное кружево безусловно дорогого бюстгальтера его обладательницы.
Наташка – это живой пример того, как можно себя сделать. В буквальном смысле. Она не поскупилась на тюнинг; и этот тюнинг оказался вполне удачным, должна заметить. Грудь ей сделали небольшую (даже меньше моей собственной), с какими–то анатомическими имплантами – то есть сиськи были похожи не на надутые шары, а на настоящие сиськи. Помню, когда Натали призналась мне, что грудь у неё фальшивая, первым моим порывом было: «Дай потрогать». Клянусь, не отличить. А шов я искала фактически с лупой. Он находится прямо на границе с ареолой соска, и его на самом деле не найдёшь вот так сразу.
Я видела её ранние фотографии, и, если честно, не знаю, зачем она изменила форму носа и губ. Наташка и без этого была хорошенькой. Нет, операции её не испортили, отнюдь – только добавили шика и какой–то необъяснимой элегантности. Но раньше она была… Обычная что ли? Простая, домашняя, скромная девчонка. Студентка экономического факультета Тартуского университета, одна из тех, кто закончил на «отлично». Сейчас её образ кричал о том, что она – кукла не для любого мужчины. Слишком дорогая даже для единичного сопровождения.
– Кируся, ты о чём задумалась? – дёрнул меня из моих мыслей её тонкий голосок.
– А? – я подняла глаза и посмотрела на её идеальное лицо, – Да так, ни о чём. Пижама красивая.
Натали широко улыбнулась. Тепло, искренне, по–настоящему.
– Хочешь, подарю?
– Не хочу, – я невольно растянулась в ответной улыбке, – Я люблю в футболках Джексона спать.
– Как он? Нужно записаться на стрижку, – Наташка пригладила высокий хвост рукой и накрутила кончик золотистых волос вокруг пальца, – Может цвет изменить? Что–то надоело мне быть блондинкой.
– А как же работа?
– А что работа? Была блондинка, стала брюнетка, – пожала плечами она, – Постоянных клиентов предупрежу, так их только трое, остальные обычно приезжие и заказывают сопровождение на раз, максимум – два. Им вообще без разницы, лишь бы улыбалась и кивала.
Я как–то странно хмыкнула и закинула голову на подголовник дивана. Холодная кожа обивки вызвала мурашки, и я поморщилась.
– Может, мне к тебе устроиться? – неожиданно выдала я, – Надоело за стойкой в салоне стоять за минималку[1].
Ответом мне был громкий и заливистый смех.
– Не стоит, Кира. Ты не создана для такой работы.
Я подняла голову и посмотрела на Натали с интересом.
– Серьёзно, – продолжила она, потянувшись к блюду с печеньем, – Ты слишком много думаешь о морали. Правильно это или нет.
Пожав плечами, я подтолкнула ногой сладости к ней ближе. Стекло журнального столика приморозило мою пятку, и я поджала пальцы.
– Я отчасти понимаю тебя, сама раньше была такой, – Натали вздохнула и откусила приличный кусок своего недодесерта, – Но потом поняла, что мораль мне холодильник не наполнит и счета за квартиру не оплатит.
– У тебя высшее образование, – наконец–то подала голос я, – Почему ты не хочешь работать по специальности?
– Ты издеваешься? – фыркнула Наташка, – Кем я могу работать с образованием экономиста? Только бухгалтером. Дай Бог, если моя зарплата будет семь сотен чистыми в месяц.
«Зато чистыми» – как–то грустно подумала я, но промолчала.
– Я не хочу тратить свою молодость на то, чтобы с трудом сводить концы с концами; или прозябать без выходных и отпусков ближайшие лет десять, – она пожала плечами, и снова принялась жевать, – В конце концов, жизнь у нас одна.
– Наташ, я могу задать тебе один вопрос личного характера? – спросила я, набравшись смелости.
– Валяй, – она откинулась на кресле и снова начала накручивать кончик своего хвоста вокруг пальца.
– Ты спишь со своими клиентами? Ну, неофициально?
Она ухмыльнулась и отпустила волосы. Положив руки на подлокотники кресла с цветочной бархатной обивкой, она закинула здоровую ногу на другую, и едва заметно передёрнулась.
– А как ты думаешь?
Я пожала плечами:
– Мне с трудом вериться, что кто–то готов платить пять сотен за двух–трёхчасовое сопровождение, – честно сказала я, ставя опустевшую чашку на стол.
– Осуждаешь? – спросила Натали, пристально глядя мне в глаза.
– Нет. Я не лучше тебя, и ты это знаешь, – ответила я, выдержав её взгляд.
– Ты не виновата в том, что произошло. В конце концов, тебя опоили, – резко сказала она, отвернув голову.
– Я должна была быть внимательнее, – я горько усмехнулась, посмотрев в белоснежный потолок с лепниной.
– Чушь…
– Хорошо, – перебила я, – Тогда почему любой, кто узнаёт, что порно–ролик с моим участием гуляет по интернету сразу ставит на мне клеймо «шлюха»? А у тебя отбоя нет от ухажёров, хотя ты проститутка?
Только когда я сказала это, я поняла, как это прозвучало. Подняв голову, я встретила холодный взгляд светло–голубых глаз и виновато улыбнулась:
– Прости
– Не извиняйся, – спокойно сказала Наташка, – Я не знаю, почему так. Это не справедливо, я согласна. Но объяснить не могу.
– А я могу. Я облажалась, – я коротко вздохнула, – И облажалась на всю оставшуюся жизнь. Вывод напрашивается только один – сама виновата.
Мы замолчали. Что на такое скажешь?
– У меня есть пригласительный на «Сказку» сегодня. Не хочешь сходить? – спросила Натали через несколько минут, – Развеешься.
– Не знаю. Можно. Переодеться, правда, не помешает, – я вздохнула.
– Возьми у меня что–нибудь.
– Твои вещи мне маленькие, – пробормотала я, вытягивая ноги на диване. – То, красное, это вообще ад. Грудь чуть не вывалилась, задница постоянно выглядывала…
– Это было пожелание клиента, – невнятно сказала Натали, и я была вынуждена посмотреть на неё.
Она засунула печенье целиком в рот и медленно жевала его, параллельно разговаривая со мной:
– Дуй наверх и тащи всё, что тебе понравится, – продолжила она, – Выберем вместе.
Со вздохом я повиновалась и поднялась в спальню. Залюбовавшись круглой кроватью, обитой белой кожей и накрытой меховым покрывалом (это летом–то?), я залезла в гардероб и начала перебирать вешалки с нарядами. Выбрав пять разных платьев, я покачала головой, прикидывая стоимость этих вещей, и побрела вниз для примерки.
– Так, я сразу вижу, что чёрное блестящее и изумрудное можно убрать, – поёжилась Наташа, – Они с коротким рукавом, а судя по сквозняку – на улице холодно.
Я в ответ пожала плечами и бросила отбракованное ею на диван. Через полчаса беготни в ванную и обратно в гостиную, мы всё–таки остановили свой выбор на бежевом платье практически сливающимся по цвету с моей кожей и отделанном синим кружевом. Юбка прикрывала колени, а сзади был небольшой кокетливый вырез. В приглушённом свете создавалось впечатление, что я голая, только некоторые интимные места прикрыты тонкой тканью.
– Туфли возьми бежевые, – скомандовала Наташка.
– Замша убьётся, – крикнула я из коридора, разглядывая телесного цвета копытца на высоченной шпильке.
Мой глазомер подсказывал, что высота каблука сантиметров семнадцать, не меньше. Да я же ноги переломаю себе в таких, как только выйду на улицу.
– А ты по лужам не ходи, – проорала в ответ Натали.
Я ухмыльнулась и покачала головой, представив, как буду прыгать по тротуарам, чтобы не намочить обувку за несколько сотен. Лучше пойду босиком, а обую их уже перед входом в клуб. Так будет надёжнее.
– И не забудь накраситься, – снова прокричала моя подруга.
Тихонько чертыхнувшись, я прошла в ванную и для вида мазнула по ресницам тушью и нанесла на губы прозрачный блеск. Выйдя в гостиную, я покрутилась вокруг себя, громко простучав каблуками по паркетному полу.
– Ну?
– Супер. Пригласительный, – она протянула мне чёрный глянцевый клочок бумаги с отпечатанным на нём ярким принтом, – Передай привет, и извинись за меня.
– Обязательно, – я вздохнула и спрятала пригласительный в свой клатч.
Хорошо, что у меня всего две сумки. Одна – большая, для работы. А вторая – маленькая чёрная, на металлической цепочке, которая подходит к любому наряду.
– Вещи верну на днях, – я пригладила растрепавшиеся волосы рукой, – Пока.
– Хорошо отдохнуть.
[1] Размер минимальной заработной оплаты в Эстонии – 290 евро (2012 г.)
13
Благодаря пригласительному, мне не пришлось стоять в очереди, и я быстро оказалась внутри клуба. Должна заметить, что очень вовремя, потому что на улице снова начал накрапывать мелкий дождик. Поздоровавшись с организатором и извинившись за отсутствие Натали, я быстро прошмыгнула мимо «звёздной» стены, напротив которой фотографировались все, кому не лень; и спустилась по винтовой лестнице вниз, в ВИП–зону.
Здесь, как обычно, играла другая музыка, и публика тоже была повыше уровнем. Я – не сноб, но там – наверху, в кампании молодой толпы от 16 до 20 лет (да, многие проходят по чужим документам), чувствую себя… Не в своей тарелке? Не знаю, как это описать точнее.
Подойдя к бару, я заказала себе воду в бутылке, и поискала взглядом место, куда можно было бы пристроить свою пятую точку. Осматриваясь, я заметила знакомую высокую фигуру у барной стойки напротив. Фигура была не одна, рядом стояла невысокая блондинка. Отхлебнув немного ледяной воды, я облокотилась спиной о деревянную столешницу, и с интересом начала наблюдать за развитием событий.
Блондинка положила руку ему на локоть, пока он делал заказ у бармена. Не глядя на неё, Артур водрузил свою ладонь ей на талию и притянул к себе. Девушка широко улыбнулась, и прижалась щекой к его плечу, томно прикрыв глаза.
Я не видела, что он купил выпить. Я не знала, пришёл ли он сюда вместе с ней или снял её там, наверху. Если честно, мне было всё равно.
Опустошив бутылку с водой наполовину, я поставила её на стойку, и пошла на танцпол. Играло что–то громкое, яркое и ритмичное. Что–то такое, что заставило моё тело двигаться в такт каждой ноте; каждому электронному звуку; каждому удару басов.
Платье было слишком обтягивающим и узким, чтобы я могла танцевать свободно, но я всё равно вскинула руки и тряхнула волосами, отдаваясь во власть музыки. Громкость проникала сквозь меня, как будто я была прозрачной и невидимой. Я ощущала эти волны каждой клеточкой; казалось, что моё сердце бьётся в один ритм с песней. Вот так: «Бум–Бум, Бум–Бум–Бум–Бум», вместо обычных размеренных ударов.
Кто–то по–хозяйски положил руки мне на талию, и я невольно улыбнулась, повернув голову. Незнакомый парень, судя по мерцающему свету стробоскопа – блондин со светлыми глазами. Он широко улыбнулся, и придвинул меня к себе ближе, нарушая все мыслимые и немыслимые приличия. Если таковые вообще могут быть в подобных заведениях. Я не стала сопротивляться, а просто позволила его рукам задать моему телу нужный ритм, и, запрокинув голову назад, положила её ему на плечо.
– Анатолий, – проорал он мне в ухо.
Я повернула голову:
– Кира, – ответила я так же громко, чтобы он меня услышал.
Он двинулся мне навстречу, и какой–то жалкий сантиметр разделял нас от поцелуя. Я невольно рассмеялась и отвернулась, но руку, теперь покоящуюся у меня на животе, не убрала. Песня изменилась, точнее поменялись слова – темп остался тем же. Я прижималась к чужому мужскому телу; извиваясь под мелодию и ощущая другую тёплую руку, скользящую у меня по бедру. Но ещё отчётливее я чувствовала чужой мужской взгляд, направленный на меня и вызывающий вибрацию во всём теле.
Чуть повернувшись, я увидела источник этого взгляда. Он стоял у бара, сжимая бокал с коньяком или виски, если судить по цвету. К его плечу рьяно льнула блондинка, но он явно игнорировал её, вцепившись своими янтарными глазами в мои. Лёгкая ухмылка коснулась моих губ, когда я взяла ладонь своего партнёра по танцу и провела ею по своей ноге, задирая платье.
– Ух ты, – просвистел Толик (вроде так?), вцепившись в край тонкой ткани и пробираясь кончиками пальцев по моей коже.
Ещё немного, он залезет мне в трусики, и, скорее всего, ощутит дикий восторг, потому что я уже влажная.
Как давно я стала такой? С каких пор я начала позволять чужим, незнакомым мужчинам прикасаться к себе; трахать себя в туалетах; с каких пор я возбуждаюсь от одного взгляда непонятных жёлто–зелёных глаз?
– Я хочу уйти, – сказала я на ухо Толику, останавливая наш глупый танец, который можно было бы считать прелюдией.
Если бы он вызывал во мне хоть какие–то отклики.
Тот радостно закивал и потянул меня к лестнице, обхватив моё запястье потными пальцами. Я прошла мимо Артура с его блондинкой; и все стервы мира выдали бы мне золотую медаль, увидев с какой широкой улыбкой я это сделала. Поднявшись по лестнице, мы в обнимку с моим новым одноразовым знакомым вышли из духоты ночного клуба, и спокойным шагом направились к Вируским воротам, чтобы поймать такси.
– Кира, – услышала я за своей спиной.
Ноги сами остановились. Бедняга–Толик прошёл на несколько шагов вперёд и обернулся, удивлённо приподняв брови.
– Как ты думаешь, куда ты собралась? – спросил Артур, приближаясь ко мне сзади.
– Каким боком тебя это касается? – спросила я, поворачиваясь к нему лицом.
Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза, потому что он стоял слишком близко. Если бы взглядом можно было бы убивать – я бы уже лежала на асфальте, испуская последние вздохи.
– Ты свободен, – бросил Артур моему спутнику.
– Не понял?
– Свободен, я сказал, – прорычал Артур над моей головой.
Я невольно рассмеялась. Смех получился нервным, даже истеричным. Немного визгливым. Слегка неадекватным. Не знаю, что они сказали друг другу, но меня подвинули в сторону, и через несколько секунд я увидела, что в лицо Анатолия впечатался большой кулак, и из его носа полилась струйка крови.
– Не трогай чужое, щенок, – выплюнул Артур, встряхнув моего неудавшегося любовника–на–одну–ночь, – Я не делюсь своими вещами.
Что–то щёлкнуло в моём мозгу. Я моргнула, сначала медленно, а потом быстрее.
– Да пошёл ты, – крикнула я, – Все вы!
Развернувшись я скинула дурацкие туфли, прихватив их за каблуки одной рукой; и побежала в противоположную сторону. Не знаю, на что я надеялась, но мне удалось пробежать приличное расстояние и скрыться в подземном переходе, но горячие руки сгребли меня в охапку и поволокли в сторону гостиницы.
– Отпусти, – завизжала я, пытаясь вырваться, – Отпусти меня!
Артур молчал, просто тащил меня по улице, освещаемой фонарями. Правда странно: мы часто боимся тёмных переулков, но вот вам факт – большинство преступлений совершается в дневное время или в хорошо просматриваемых местах. Просто никто не видит. Или делает вид, что не видит.
– Артур, отпусти, – я попыталась придать своему голосу ровные интонации, но он всё равно предательски дрогнул.
Он резко остановился и тряхнул меня со всей дури. Голова завибрировала, и, если бы не его рука, сжимающая моё предплечье, я бы просто упала.
– Заткнись, пожалуйста, иначе я сверну тебе шею, – сладким голосом сказал он, и поволок меня дальше, – Теперь я понял: ты ведёшь себя, как идиотка, когда пьяная, – покачал головой он, размашисто шагая мимо витрин закрытых на ночь магазинов.
Я ничего не ответила на это, пытаясь попасть своими короткими ногами в его шаги, но по факту – он просто волок меня под руку. Ступни начали гудеть от холода и царапающего асфальта. Повезло ещё, что я не напоролась на разбитую бутылку…
Swissotel встретил меня яркими огнями. Администраторы на стойке отвели глаза, увидев меня и Артура. Лифт сразу открыл двери на первом этаже. Меня грубо втолкнули в кабинку, и я отлетела к дальней стенке, хватаясь для опоры за поручень под зеркалом. Подняв глаза, я встретила спокойный взгляд Артура, который сразу же отвернулся от меня, и прислонился лбом к дверям лифта.
Звонок колокольчика, двери раскрылись. Я прошла мимо него босыми ногами по мягкому ковролину в коридоре этажа.
– Я не пьяная, – спокойно сказала я, облокачиваясь спиной на дверь его номера. – Дыхнуть?
– Кира, – вздохнул Артур у моего лица, – Что ты со мной делаешь?
– Я не понимаю, о чём ты, – я начала накручивать прядь волос на палец и переместила вес с ноги на ногу, прошуршав тканью платья по дереву, – Я хотела кое–что сделать с Толиком, но ты…
Договорить я не успела, потому что на меня обрушились мягкие губы. Это сложно было назвать поцелуем – больше поглощением и наказанием. Да, наверное, ты наказывал меня прикусывая почти до крови, дразня языком и сминая мою кожу руками до боли.
Короткий щелчок замка, и дверь за моей спиной открывается. Я ударяюсь щиколотками о столик у зеркала, и в следующую секунду он летит куда–то в сторону, толкаемый твоей ногой, а мои лопатки прижимаются к холодной гладкой поверхности. Платье почти трещит по швам, потому что ты слишком резко его поднимаешь. Я хочу это сделать, и стаскиваю с тебя пиджак, а потом дёргаю за рубашку, отрывая пуговицы. Твоя рука уже у меня в трусиках, и ты рычишь мне прямо в рот. Да, я готова. Для тебя.
Но я никогда не признаюсь в это ни тебе, ни самой себе.
Ты резко разворачиваешь меня спиной и запускаешь пальцы мне в волосы, сжимая их слишком сильно. Я вскрикиваю от боли, а потом громко стону от ощущения наполненности. Всё так, как должно быть. Быстро, неистово, грубо, но именно так я хочу.
Как давно я стала такой? С каких пор я начала позволять чужим, незнакомым мужчинам прикасаться к себе; трахать себя в номерах; с каких пор я возбуждаюсь от грубого секса и оскорблений в свой адрес?
– Шлюха, грязная шлюха, – слова срывались с твоих красивых губ, которыми ты прикасался к моей шее, к моим плечам и затылку, – Ты потекла для того мальчишки.
«Нет» подумала я, но сказала другое:
– Да.
– Чёрт, – Ты дёрнул меня за волосы так сильно, что я взвизгнула и слёзы брызнули из глаз. Ты потянул мою голову и повернул её на себя, чтобы прижаться колючей щекой к моей щеке, – Ты моя, пока мне не надоест, поняла?
«Да» подсказал разум, но я со стоном ответила:
– Нет.
Больше ты ничего не сказал, просто прижал моё лицо к зеркалу и с громким рычанием вбивался в меня сильнее и сильнее с каждым толчком. Я почувствовала, что моя смазка течёт по внутренней стороне бёдра, что твои горячие пальцы как будто пробрались под кожу, причиняя боль. Волосы, запутавшиеся в твоей руке, казалось просто вылезут с корнем от ещё одного резкого рывка.
Я стонала, перебиваясь на крики. Моя голова билась о зеркало, руками я вцепилась в твои, раздирая тебе кожу на костяшках пальцев до крови. Ты что–то шептал, рычал, говорил, что ненавидишь меня. Потом ты извинялся и целовал мои веки, губы, волосы и плечи, на которых остались синяки от твоих пальцев. Ты сказал, что меня нужно хорошенько оттрахать, чтобы я забыла собственное имя. И, клянусь, я забыла бы его, если бы ты не повторял его снова и снова, пока ты кончал сначала у зеркала; потом на полу; потом на столе–консоли напротив кровати; а потом и на самой кровати.
– Что ты со мной делаешь? – спросил ты, когда пелена ярости спала с твоих глаз, и они приобрели привычный для меня оливковый оттенок.
Давно лион стал для меня привычным?
– Кто ты? – ещё один вопрос, шёпотом, губами по коже на шее.
Я молчала, лёжа на широкой кровати, разглядывая синяки на запястьях. Я молчала, потому что я сама не знаю ответа на этот вопрос.
Кто я?
– Я хочу уйти, – хрипло сказала я.
– Останься, – сказал ты, заглянув в моё лицо, – И прости меня.
– Почему ты постоянно извиняешься? – спросила я, поворачиваясь на простынях, промокших насквозь от нашего пота.
– Потому что ты этого заслуживаешь, – ответил ты, прижимаясь губами к моему виску.
Может быть, ты знаешь ответ: кто я?
14
Я повернула голову и снова посмотрела на Артура. Даже в лунном свете, его кожа была смуглой. Золотистые волоски покрывали руки и всю длину сильных поджарых ног, и я знала, что эти волоски мягкие на ощупь, как пух. Он глубоко и размеренно дышал, раскинув руки на широкой кровати, ноги запутались в тонком одеяле, а на лицо падали длинные рыжеватые волосы. На его щеках виднелась щетина, которая тоже была мягкой, а не колючей, как у других мужчин. Мне захотелось прикоснуться к нему, и я провела кончиками пальцев по руке, которая покоилась рядом с моей головой.
Его кожа покрылась маленькими мурашками, и он улыбнулся во сне. Его лицо такое спокойное и безмятежное – самое сексуальное зрелище, которое я видела в своей жизни. Я повернулась набок и положила ладонь ему на грудь, а потом медленно повела ей вниз, к животу. Замерев на секунду, я двинулась дальше, но его пальцы остановили меня, обхватив за запястье. Не открывая глаз, он спросил:
– Почему ты не спишь?
Я попыталась убрать руку, но он не дал этого сделать, сжав её сильнее. Тогда я ответила:
– Я тебе говорила, что не сплю с мужчинами.
– Я помню, – Артур открыл глаза и сонно посмотрел на меня, повернув голову, – Но я имел в виду другое. Почему?
Я вздохнула и запрокинула голову, уткнувшись носом в его предплечье. Он отпустил моё запястье, и перевернулся набок, встречаясь со мной глазами. Погладив мои волосы, он придвинул лицо и поцеловал меня в лоб, а потом пропустил руку под меня, и сжал в крепком, горячем объятии. Я зарылась лицом в его грудь, и обхватила его за талию.
Прошло, наверное, полчаса, пока мы лежали вот так, переплетаясь руками и ногами. Он водил носом по моей макушке, и перебирал мои волосы длинными пальцами. Когда я начала говорить, его дыхание было спокойным и тихим.
– Три месяца назад я пошла в ночной клуб, чтобы развеяться, – я усмехнулась, и продолжила, – Я тогда жила в Тарту, училась.
Артур напрягся подо мной, и я услышала, что его сердце забилось чуть чаще, всего на пару ударов, но я заметила это. Он положил ладонь на мою голову, и я решила продолжить:
– Познакомилась с парнем, мы флиртовали, он угощал выпивкой. Симпатичный такой, глаза голубые–голубые, волосы тёмные. Вид у него был безобидный, поэтому я как–то не придала значения тому, что он слишком долго нёс стаканы из бара, – я вздохнула, – Проснулась утром, в какой–то конуре с прокуренными жёлтыми стенами, на грязном скомканном ватном одеяле. Он лежал рядом.
Артур опустил руку, которая покоилась у меня в волосах, на плечо, и сделал такой успокаивающий и приободряющий жест – то ли поглаживание, то ли похлопывание. Он спросил тихим шёпотом:
– Что было потом?
– Он накачал меня чем–то, – с безразличием сказала я, – Та ночь полностью стёрлась из моей памяти. До тех пор, пока он не проснулся и не сообщил, что снял всё на видео. Всё – это начиная от кабинки туалета в ночном клубе, где я делала ему минет; и заканчивая диваном в его съёмной квартире.
– Дерьмо, – выругался Артур и сжал меня крепче.
– У меня для описания этого есть пара других, нелитературных эпитетов, – я горько улыбнулась, – Грозился, что выложит в сеть; отправит на работу; отошлёт в университет. Я испугалась, и уехала сюда.
– К другу?
– Нет, к Джексону я пришла позже, когда так и не смогла найти работу и пришлось съезжать из квартиры.
– Он твой бывший? Как вы связаны? – осторожно спросил Артур, продолжая поглаживать моё плечо.
– Друг. Брат. Не знаю. Это сложно объяснить, – вздохнула я, подняв голову.
– Попробуй, я понятливый, – он усмехнулся, но я заметила, что его брови были сдвинуты и на лбу пролегали тонкие морщинки.
– Ну, мы выросли вместе в детдоме. Мы были не–разлей–вода всё время. Я шкодила, а он меня прикрывал, – я улыбнулась, вспоминая мальчишку с серыми глазами и длинными русыми волосами, – Когда выпустились, меня взяли в Тартуский университет. Чудом, наверное, но взяли.
– На кого ты училась? – спросил Артур, прикоснувшись губами к моей чёлке.
– Сурдопереводчик.
– Из–за Олега? – в его голосе заиграли живые нотки и любопытство.
– Тогда я про него знать не знала, – ответила я, приподнимаясь, – Просто… Макс, брат Джексона. Он… Не слышит.
Артур улыбнулся. Прищурил глаза и сказал:
– Я, скорее всего, не буду оригинальным, если попрошу тебя что–нибудь сказать жестами?
Я пожала плечами, а потом села на кровати. Сделав несколько движений руками, я перевела:
– У тебя красивые глаза.
Артур приподнялся и сел на кровати, вытянув ноги.
– У тебя тоже красивые глаза, – спокойно сказал он, – Глубокие. Ты как будто смотришь в самое нутро, в сущность. Это пугает, и притягивает одновременно.
Мне редко делают комплименты, обычно мужчины ограничиваются сальными шуточками или банальными фразами. Я сложила пальцы в кулак и провела рукой от лба к подбородку, говоря: «Спасибо». Артур улыбнулся, и кивнул, как будто понял, что я сказала.
– Есть хочешь? – спросил он, в ответ я пожала плечами, – Можно позвонить администратору, заказать что–нибудь в номер.
– Круглосуточное обслуживание? – вырвалось у меня с улыбкой.
– Пять звёзд, – Артур рассмеялся, – Можно даже вызвать массажиста.
– Он бы мне не помешал, – пробухтела я, разминая спину, – После такой гимнастики можно неделю не бегать.
Артур покачал головой и отвернулся, потянувшись к телефону, который стоял на столике у кровати. Набрав на переносной трубке какие–то цифры, он снова лёг, скрестив ноги. Его одеяло сползло, и моему взору открылся не очень приличный вид. Артура это не смущало, а вот во мне зашевелилась какая–то нелепая неловкость. «Не смотри»: подумала я, и отвела глаза.
– Я хочу заказать еду в номер.
Я перекатилась на живот, согнула ноги и принялась покачивать ими вверх–вниз. Его взгляд уставился на мои ступни и брови поползли на лоб. Я улыбнулась, потому что у меня на правой ноге шесть пальцев. Он не заметил этого раньше, как и другие люди не сразу замечали такую забавную деталь.
– Мне омлет с грибами и крепкий–крепкий кофе, – попросила я, пошевелив пальчиками и растянувшись в улыбке.
Он подавился, и начал кашлять. Постучав кулаком по груди, он сказал в трубку:
– Омлет с грибами и с беконом, и кофе, – он замолчал, слушая, что ему говорят. – Нет, два разных, – сказал он, закатив глаза, – Хорошо, спасибо.
Он положил трубку и швырнул телефон обратно, на столик. Потом прополз по кровати, и уселся сзади, схватив мою раскачивающую ногу.
– Мне не показалось? Один, два, – он начал пересчитывать мои пальцы, – Три, четыре… – пауза, – Срань Господня, – наконец–то выдохнул он.
– Да, я мутант, – хмыкнула я, поморщившись от щекотки, которую вызвали его прикосновения
– Ты шутишь? Это так необычно и красиво, чёрт возьми. – воскликнул он.
Артур провёл губами по каждому пальцу, а потом медленно лизнул мизинец. Я дёрнулась, но он крепко схватил меня за ногу и не отпускал. Проведя языком по подъёму, он по очереди поцеловал все шесть моих пальцев на ноге, а потом просто засунул их в рот, нежно посасывая.
Я застонала. Он отозвался тихим рыком, и отпустил мою ступню, чтобы провести горячей ладонью по всей ноге. Моё тело сразу затрепетало, отзываясь на его прикосновения, и я опустила голову на матрас.
– Я могу тебя сфотографировать? – попросил он, прижавшись лбом к моей ноге.
– Без лица, – разрешила я, зарывшись поглубже в простыни.
Его руки исчезли, а потом матрас снова прогнулся. Он прикоснулся к моим ногам, и скрестил их, выставив вперёд правую.
– Замри, – шепнул он.
Я замерла. Послышался щелчок затвора. Потом ещё один и ещё. Артур переместился на кровати, и снова защёлкала камера. Я лежала, не двигаясь, спрятав голову, чтобы моё лицо случайно не попало в кадр.
Он отодвинул одеяло, обнажив меня полностью, и снова начал снимать. Мелкими, частыми щелчками камера говорила мне о том, что Артур фотографирует. Я чувствовала, как шевелиться матрас, когда он меняет позу, двигается вокруг меня, надо мной, и рядом со мной. Потом его ладонь легла мне на ягодицу, сжала её, и снова послышался щелчок. Ещё один, и его рука опускается ниже. Щёлк, и тёплые пальцы пробираются мне между ног. Щёлк, один из них осторожно погружается в меня. Щёлк, я приглушённо застонала.
– Тихо, – рыкнул Артур, и судя по голосу, он сидел рядом со мной, – Мне очень трудно сдерживаться. Пожалуйста, не издавай ни звука.
Он медленно вводил в меня палец, накрыв мою попу ладонью, а я вцепилась руками в простыни, и закусила губу, чтобы молчать. Камера щёлкнула совсем рядом с моей головой, и я напряглась. Артур пояснил:
– Я снимаю руки, а не лицо. Расслабься.
Я поверила ему и расслабилась. Нет ничего плохого в том, что он меня фотографирует вот так, голой, с его рукой между моих ног. В этом нет ничего постыдного, отвратительного или ужасного. Это просто секс, близость между двумя людьми. Никто никогда не узнает, что именно я изображена на этих снимках.
Щелчки прекратились и в комнате повисла тишина. Артур убрал руку и провёл ей по моей спине, оставляя влажный след на коже.
– Я закончил, – хрипло сказал он.
Я снова поверила, и повернулась. Камера лежала на кровати, отвёрнутым объективом от меня. Экран был чёрным, значит, скорее всего, он её выключил; хотя может быть он снимает через видоискатель…
– Всё в порядке, – Артур наклонился и поцеловал меня в плечо, – Если модель не хочет, чтобы на снимках было её лицо, я понимаю.
Он улыбнулся, и я невольно улыбнулась в ответ. Перевернувшись, я притянула его ближе и поцеловала в уголок мягких губ.
– Сейчас принесут завтрак, – прошептал он, закрыв глаза, – Нам нужно поесть.
– Угу, – промычала я, и отпустила его.
Артур поднялся с кровати и залез в небольшой шкаф в углу комнаты. Достав рубашку, он бросил её мне, а сам подобрал брюки с пола и скользнул в них одним ловким движением. Удивительно, как такой высокий мужчина может двигаться так грациозно.
В дверь постучали, и он пошёл открывать. Я накинула рубашку и прикрыла голые ноги одеялом. В комнату въехал столик с двумя металлическими полусферами, прямо такими, как показывают в кино. Артур закрыл дверь и подкатил его к окну. Поставив стул, до этого момента задвинутый за консоль, он жестом пригласил меня в кресло, сидя в котором я встречала свой первый и второй рассвет в этом номере.
Сегодня мы встречали его вдвоём.
Я знала, что он должен быть последним. Я надеялась, что он будет таким и запомнится мне улыбкой на губах; жареными шампиньонами, пышными пшеничными булочками и терпким горьковатым привкусом крепкого–крепкого кофе.
Если бы я знала, что всё станет по–другому, я бы не осталась этой ночью вместе с тобой. Я хотела, чтобы мои воспоминания о тебе были хорошими. Лишёнными чувства горечи или обиды. Чтобы я знала о твоём существовании, но догадывалась о том, что ты забыл меня; и забыл этот город с его красными черепичными крышами; крошечными флюгерами на шпилях старинных католических церквей.
15
– Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго преставльшагося раба Твоего, брата нашего Максима, и яко Благ и Человеколюбец, отпущаяй грехи, и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная его согрешения и невольная…
На кладбище было тихо и пусто, как, наверное, всегда бывает. Батюшка, которому нам с Джексоном пришлось заплатить за отпевание, стоял с каменным лицом и читал быстро и без всякого выражения. Несмотря на это, я была ему благодарна, потому что кроме него никто больше не согласился молиться за самоубийцу.
– Избави его вечныя муки и огня геенскаго, и даруй ему причастие и наслаждение вечных Твоих благих, уготованных любящым Тя: аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Святаго Духа, Бога Тя в Троице славимаго, верова, и Единицу в Троице и Троицу во Единстве, православно даже до последняго своего издыхания исповеда.
Джексон держит мою руку так крепко, что, кажется, мои пальцы вот–вот треснут. Его челюсти сжаты, белки глаз красные от полопавшихся капилляров – сказываются бессонные ночи.
Он не спит, потому что я могу уснуть только, когда он держит меня на руках и поёт. Неважно что, просто я не могу спать в полной тишине – сразу просыпаюсь.
– Темже милостив тому буди, и веру, яже в Тя вместо дел вмени, и со святыми Твоими яко Щедр упокой: несть бо человека, иже поживёт и не согрешит. Но Ты Един еси кроме всякаго греха, и правда Твоя, правда во веки, и Ты еси Един Бог милостей и щедрот, и человеколюбия, и Тебе славу возсылаем Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Джексон смотрит на меня и убирает свою руку из моей ладони, прижимая меня к себе.
Я должна держаться, но я рассыпаюсь на части; и с первыми словами напева слёзы льются по моим щекам. Это мои первые слёзы после его смерти.
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас.
Где–то вдалеке каркает ворона. Голос Батюшки монотонный и звонкий. Он разносится по холодному кладбищу, эхом гудит в высоких соснах и пробегает между надгробиями и крестами. Когда к нему присоединяется голос Джексона, я вздрагиваю.
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас.
Я знаю, что я должна спеть. Я знаю, что я должна открыть рот и сделать это. Но я не могу. Я просто плачу, пока они поют и смотрю на гору земли и цветы, которые накрыли деревянный гроб, закопанный на глубине полтора метра.
Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный…
– Помилуй нас, – со свистом срывается с моих губ, когда открываю глаза.
– Что? – доноситься откуда–то из моих ног.
Я села на кровати и уставилась на Артура, сидящего за рабочим столом.
– Сколько я спала? – спросила я, опуская босые ноги на деревянный пол.
– Часа четыре, – тихо ответил он, отворачиваясь к монитору ноутбука, – Поспи ещё.
– Не могу, – прошептала я, поднимаясь.
Оглядев номер, я нашла платье. Вид у него был плачевный. У входа валялись туфли, которые уцелели только потому, что я несла их в руках. Бельё, судя по ошмёткам возле зеркала, восстановлению не подлежит. Ну и ладно.
Взяв свою одежду, я направилась в ванную; стряхивая прилипшие к пяткам обертки от презервативов. Быстро надев платье, я посмотрела на своё отражение в зеркале и сморщилась, прикидывая, сколько придётся распутывать колтун на голове. Не спрашивая разрешения, я схватила расчёску Артура и начала дёргать ей волосы, не обращая внимания на боль от резких движений. Когда я закончила, и мои непривычно–тёмные пряди ровно лежали на плечах, я отложила расчёску и попыталась унять дрожащие пальцы, опустив руки под тёплую воду.
Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас.
Я крепко зажмурилась и стиснула зубы до боли.
Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас.
Монотонный двухголосый гул разрастается в моей голове, и я не выдерживаю этого. Где–то в дальних закоулках моего мозга каркает ворона, и её карканье разноситься эхом по моему телу, вызывая ещё большую дрожь. Стуча ладонью по лбу, я выплёвываю эти слова, в надежде, что гул прекратиться, но ничего не выходит.
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас. Помилуй, помилуй, помилуй нас, – шепчу я, пытаясь рукой выбить это из своей головы.
– Кира? – произносит Артур где–то рядом.
Я вытягиваю вперёд руку, не давая ему приблизиться. Его это не останавливает, и он пытается что–то сделать, как–то помочь, но и у него не получается. Я отталкиваю Артура, и выбегаю из ванной, а потом и из номера.
Лестница, мне нужна лестница.
Сбегая вниз по ступенькам, я продолжаю шептать проклятое трисвятое, и трясу головой в разные стороны. Слёз нет, их вообще никогда нет, только холод, какой–то неестественный холод, окутывающий меня, как покрывало.
Я не знаю, как я добежала домой. Я не помню, как открыла подъезд и влетела вверх по ступенькам. Я помню только руки Джексона, его раскрытые объятия в которые я упала, продолжая шептать:
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас.
Мой голос охрип и сел, в горле пересохло, но я повторяла снова и снова, без остановки, не прерываясь. Джексон уже видел меня в таком состоянии, поэтому он без слов поставил меня под тёплый душ и снял моё платье. Сквозь шум льющейся воды и свой свистящий шёпот я смогла расслышать:
– Мать твою.
Я не знаю, о чём он думал, когда увидел последствия игры с Артуром. Мне даже трудно представить, о чём он подумал. Мне было так холодно; пальцы на руках и ногах онемели настолько, что я просто их не чувствовала; я тряслась даже тогда, когда Джексон дал практически кипяток. Намыливая моё тело, он начинает петь дрожащим голосом:
На волоске судьба твоя,
Враги полны отваги,
Но слава Богу есть друзья,
Но слава Богу есть друзья,
И слава Богу у друзей есть шпаги.
Я замолкаю, вслушиваясь в каждое слово, и облизываю пересохшие губы. Джексон поднимает мою руку, и проводит мыльной рукой от плеча до запястья, растирая кожу тёплыми прикосновениями. Холод постепенно отступает, и я начинаю несвязно подпевать, всхлипывая от острых слов, которые я не могла выдерживать:
Когда твой друг в крови,
А la guerre comma а la guerre
Когда твой друг в крови
Будь рядом до конца.
Детское мыло со сладковатым запахом успокаивает меня, и я начинаю медленно сползать по стенке душевой. Джексон успевает подхватить меня, крепко обнимает своими руками, не давая снова сорваться в пропасть. Я вцепилась в его футболку, которая насквозь промокла, и мы продолжаем петь, пытаясь изобразить веселье и радость:
И мы горды, и враг наш горд,
Рука забудь о лени.
Посмотрим, кто у чьих ботфорт
Посмотрим, кто у чьих ботфорт,
В конце–концов согнёт свои колени.
Боль затапливает меня волной, сжимая сердце в тиски; я рыдаю и стону от отчаяния; а Джексон просто поёт до тех пор, пока не засыпаю у него на руках.
Когда твой друг в крови,
На войне, как на войне
Когда твой друг в крови,
Будь рядом до конца.
Но другом не зови,
А la guerre comma а la guerre
Но другом не зови…
Ни труса, ни лжеца.
16
– Натали просила подстричь её, – сказал Джексон на следующий день, сметая состриженные волосы в совок, – Пойдёшь со мной?
Я кивнула, и направила длинную ножку вентилятора на себя. После трёх работающих фенов в помещении салона было невыносимо душно, а на мне была закрытая кофта и узкие джинсы. Синяки расцветали фиолетовым цветом по всему моему телу; и я решила не пугать клиентов и не расстраивать Джексона лишний раз.
– Она говорила мне, что хочет перекраситься, – говорю я, наслаждаясь потоками воздуха, бьющими в моё лицо.
– Да? – Джексон воодушевился, – В какой цвет?
– Не знаю, – я облизнула пересохшие губы и почесала подбородок, – Но говорила о кардинальных переменах.
– Так, я просто обязан ей позвонить, чтобы узнать, – прокудахтал он за моей спиной.
Хлопнула крышка мусорного ведра, в которое полетели волосы. За стенкой включился солярий, громко загудела вентиляция. Джексон появился в поле моего зрения и поморщился:
– На улице двадцать семь, а они под лампы прут. Где логика?
– Не знаю, – промычала я, – Духота невыносимая.
– Тебе только паранджи не хватает, – фыркнул Джексон, – Что за херня с тобой приключилась?
– Неважно, – лениво пробормотала я, разлепив один глаз, – И не начинай, пожалуйста.
– Ладно, ладно. Я не твоя мамочка, – он нахмурился и посмотрел в журнал, – Больше никого не записано. Давай закругляться.
– Ещё час до закрытия, – я устало потёрла шею.
– Ну и что? Больше никто не придёт, – Джексон пожал плечами и сложил руки на стойке. Толкнув меня плечом, он подёргал бровями, – Пошли. Я помогу с уборкой.
– Валяй. Пылесос в подсобке, – я махнула рукой и невольно улыбнулась, – Я солярии помою и кабинеты.
– Опять на меня общий зал спихиваешь? – прищурился он.
– Ты сам вызвался, – фыркнула я в ответ на его недовольное лицо, – Пока убираемся, полчаса пройдёт, и закрою кассу. А то меня уволят.
– Не уволят, – Джексон потрепал меня по макушке, взъерошив мою чёлку, – Хозяйка меня любит. Да и ты ей нравишься.
– Это пока я работаю до закрытия, – я встала с высокого стула, и направилась в маникюрный кабинет, – А если я буду уходить на час раньше, она мигом найдёт мне замену.
– Блин, открыть бы своё дело, – вздохнул Джей–Джей, – Чтобы приходить, когда захочешь; уходить, когда захочешь.
– Тогда ты ни хрена не заработае–е–ешь, – крикнула я, вытирая пыль со стола и собирая мусор.
Пока я ходила между кабинетами, протирая полки и столики; заменяя мусорные мешки в вёдрах и расставляя на место косметику; Джексон пылесосил общий зал и подсобку. Набрав воды, я прошлась влажной тряпкой по полу и оставила её ему, ехидно усмехнувшись. Солярии я протёрла быстро, параллельно сняв показания и записав их в блокнот. Пока Джексон намывал каменную плитку на полу, я внесла все данные в журнал; закрыла кассу и убрала чек в ящик.
Оглянув довольными взглядами чистый зал, мы выключили свет и поставили дверь на сигнализацию. Джексон потянул меня в сторону центра, решив подышать свежим воздухом и пройтись пешком.
– Будешь хот–дог? – спросил он у очередного киоска, который мы почти прошли мимо.
– Нет, – проскулила я, – Мороженое давай. Я сейчас расплавлюсь.
Моя одежда прилипла к телу; а чёлка начала раздражать без меры. Если бы я знала, что под ней лоб обливается потом, я бы сделала её зимой, а не летом. Или вообще бы не сделала.
– Окей, жди здесь, – Джексон нырнул под козырёк, оставив меня стоять на тротуаре в гордом одиночестве.
Я глубоко вздохнула и вытянула руки вперёд, разминая затёкшую спину; и заодно освежая потные подмышки дуновением воздуха. Мне посигналила проезжающая мимо машина, и я вскинула голову, чтобы посмотреть ей вслед. Она показалась мне подозрительно знакомой, но разглядеть её я не успела.
Мой мобильник взвизгнул, и я наклонилась к сумочке, чтобы найти его в её недрах. Уколовшись о спицу, я чертыхнулась; но всё–таки вытащила телефон, который продолжал разрываться на всю улицу дикими воплями.
На экране высветился номер Артура. Мне пришлось сделать успокаивающий вдох, перед тем, как снять трубку:
– Да.
– Привет.
– Привет, – ответила я, разглядывая подходящего ко мне Джексона.
Он протянул мне стаканчик ванильного мороженого, покрытого шоколадной глазурью, и желудок скрутило тугим узлом. Я толком не ела за день, перехватив только бутерброд с утра, и выпив около десяти чашек кофе.
– Хорошо выглядишь, – донеслось из телефона.
Так неожиданно, что я чуть не выронила трубку. Я залюбовалась пальцами Джексона, которыми от обхватил свой хот–дог; а затем его губами, на которых осталась горчица, когда он откусил приличный кусок хрустящей булки с сосиской.
– Спасибо. Это ты сигналил?
– Да. Куда идёшь? – спросил Артур.
– С каких пор я должна перед тобой отчитываться? – прижав динамик к груди, я тихо сказала Джексону, – Иди вперёд, я догоню.
Он стянул сумку с моего плеча и закинул её на своё. Развернувшись, он зашагал уверенной походкой впереди; периодически наклоняя голову с длинными прядями, связанными в огромный тугой узел, чтобы откусить хот–дог.
– Кира? – донеслось из трубки, когда я поднесла её к своему уху.
– Да, я здесь.
– Я тебя отвлекаю?
– Не то, чтобы да, – я запнулась, глядя на удаляющуюся спину Джексона, – Есть немного. Так что ты хотел?
– Просто увидел тебя и позвонил.
– Это странно, не находишь?
– Нет. Я не могу тебе звонить?
– У нас была договорённость, – я откусила верхушку мороженого, и мои слова получились невнятными.
– Я не могу передумать? – произнёс Артур со смешком, – Что кушаешь?
– Мороженое, – ответила я, впиваясь зубами в спасительный холод.
– Вкусно?
– Очень.
Он снова замолчал. Я тоже не нашла никаких слов для поддержания беседы, поэтому просто облизывала свой стаканчик, ожидая, что он заговорит снова.
– Какой–то глупый у нас разговор, – вздохнул наконец–то Артур, – Как будто подростки.
Я фыркнула в трубку, и снова лизнула пломбир.
– Ты издаёшь сексуальные звуки, ты в курсе? – насмешливость в его тоне заставила меня улыбнуться.
– Я не менее сексуально облизываю этот стаканчик, ты знаешь.
– Ну почему ты такая вредина? – простонал Артур, и мои щёки чуть не треснули, – Зачем ты издеваешься?
– Я вообще ничего не делаю, это ты мне позвонил.
– Не хочешь, не буду звонить, – буркнул он недовольно.
– Не хочу.
– Ну и ладно, – Артур повесил трубку.
Я покачала головой, и ускорила шаг, чтобы догнать Джексона, но мой телефон завизжал снова. Машинально сняв трубку, я протянула:
– Да–а–а?
– Я передумал. Я буду тебе звонить, – злобно произнёс глубокий голос.
Я, не выдержав, расхохоталась:
– Ты ведёшь себя, как мальчишка. Чего ты хочешь?
– Тебя, – спокойно ответил он, хлопнув дверцей машины на заднем фоне.
– А из доступного?
– А ты недоступна?
– Ты обещал, что ты отвалишь, – я начала раздражаться, и это засквозило в моём голосе.
– Я не из тех, кто держит свои обещания, – бросил Артур, – Я позвоню позже.
Он отключился в тот момент, когда рядом с ним раздались голоса и женский смех. Я удивлённо посмотрела на телефон, и приподняла брови.
Что он вообще о себе думает?
Выключив мобильник, я засунула его в карман джинсов и поджала губы.
– Кто звонил? – спросил Джексон, когда я поравнялась с ним.
– Неважно.
– Твой музейный экспонат? – не унимался он, комкая бумагу от хот–дога, и бросая её в урну на нашем пути.
– Неважно, – резко сказала я.
– Фу, ты чего такая злая?
– Просто… – я перевела дыхание и мысленно посчитала до пяти, – Он меня бесит.
– Почему?
– Просто бесит. Он обещал, что не будет звонить; и звонит. Говорит гадости, а потом извиняется. Бесит, – в сердцах выпалила я, выбросив недоеденное мороженое прямо на тротуар.
Оно мгновенно растеклось белой лужей на раскалённый асфальт. Прохожие одарили меня осуждающими взглядами.
– Ему сколько лет? – серьёзно спросил Джексон, когда мы снова зашагали по улице, после моего небольшого выступления.
– Не знаю. Лет тридцать, наверное.
– Судя по описанию – тринадцать, – он звонко рассмеялся, а потом обхватил меня свободной рукой за плечи, – Хочешь, мы с ребятами набьём ему морду? Уверен, он не сможет долго отмахиваться от толпы голубых мальчиков, – прижав меня к себе, пропел Женька.
Я вспомнила несколько фраз, брошенных Артуром; то ли ненароком, то ли специально. Потом вспомнила его лицо, перекошенное от ярости, когда он бил того парня из клуба. Отрицательно помотала головой и ответила:
– Неважно.
17
Натали ждала нас, растянувшись на диване и расписывая свой гипс чёрным маркером.
– Привет, – задумчиво произнесла она, старательно выводя какие–то каракули на бинтах.
– Чем занимаешься? – спросили мы одновременно.
– Пишу автографы. Хотите? – подняв голову, она протянула маркер, – Я попрошу, чтобы его сняли аккуратно, и оставлю на память.
– Давай, – Джексон подпрыгнул к дивану и перехватил у неё маркер.
Подняв ногу, Ната позволила ему сесть на диван. Джексон обхватил несчастную конечность Наташки рукой, и начал старательно выводить что–то на гипсе, высунув язык и ехидно ухмыляясь.
– Что ты пишешь? – вырвалось у меня, пока я вытаскивала из сумки краску для волос и футляр с инструментами Джексона.
Посмотрев на недовязанную шапку, я вытащила и её вместе с клубком ниток, решив воспользоваться возможностью её доделать; всё равно они будут заняты.
– Увидишь, – голос Жени был полон энтузиазма, пока он карябал что–то на Наташкиной ноге.
Плюхнувшись в бабушкино кресло, я вытянула ноги и начала обмахиваться рукой:
– Боже, эта жара невыносима.
– Возьми у меня халат, – сказала Натали, с интересом наблюдая, за действиями Джексона, – В ванной.
Я покачала головой и продолжила сидеть, развалившись на кресле.
– Готово, – взвизгнул Женька.
Натали приподнялась на руках, чтобы разглядеть его творение.
– Ну ты и скотина, – прошипела она, – Всю задумку испортил. Я вазу хотела сделать, – проскулила она.
Поднявшись, я подошла к дивану и наклонилась над гипсом, чтобы прочитать надпись. Мне пришлось извернуться, ведь распознавать текст вверх тормашками я не умею.
«Самая сладкая киска на свете;)».
– Браво, Джексон, – вырвалось у меня, – Ты – гений.
Джексон расхохотался, и ущипнул Наташку за бедро. Она взвизгнула и пихнула его в плечо, отчего он рассмеялся ещё громче.
– Жень, а ты вообще знаешь, какие киски на вкус? – вдруг спросила я, усаживаясь на кресло.
– Неа, – протянул он, вытирая слёзы смеха, – Зато я знаю на вкус кое–что другое.
– Фу, – поморщились мы с Наташкой одновременно.
– Оставим эту тему, – промямлила я, – Ничего личного, Джей–Джей, но слеш меня не интересует.
Он пожал плечами и запрокинул голову на спинку дивана. Потом он усмехнулся, и снова посмотрел на меня; а затем на Наташку.
– Что делать будем? Я взял краску.
– Ммм, – промычала та, подпирая подбородок указательным пальцем, – Давай красный?
– Красный? – воскликнула я.
– Да. Вырви глаз.
– Ой, замучаешься ты с ним, – поморщился Джексон, – Но сделать могу. Тащи стул, – он кивнул в мою сторону; и я послушно поднялась с кресла, чтобы пойти на кухню.
Пока Натали восседала, как статуя, на высокой барной табуретке, а Джексон наносил краску на её белоснежные локоны; я довязывала свою шапку. Закончив последний ряд, я порылась в сумочке и вытащила со дна бамбуковый крючок, чтобы закрыть петли и стянуть их на макушке.
– Неплохо получилось. Цвет убийственный, – молвила Наташка, заставив меня посмотреть на неё.
– Ага, – ответила я, пожав плечами.
Глянув на оставшийся клубок, я решила начать ещё один головной убор. Всё равно в беседе Джексона и Натали я особого участия не принимала, а занять себя чем–то нужно. Полностью погрузившись в лицевые и изнаночные петли, я связала почти половину, когда услышала:
– Пошли смывать.
Зажмурившись, я потёрла глаза и откинулась на спинку кресла. Наташка начала сыпать проклятиями на сломанную ногу; а Джексон хихикал, пока помогал ей дойти до ванной. Сквозь шум включившейся воды, я могла расслышать короткие смешки; а потом Наташка простонала:
– Боже, Джексон, ну стань натуралом. Я хочу узнать, что ещё ты можешь делать своими пальцами.
Наверное, он намыливал её волосы шампунем, делая лёгкий массаж головы. Сколько раз я сама ловила себя на этой мысли, не сосчитать; но почему–то я никогда не набиралась смелости озвучить её вслух.
Открыв глаза, я посмотрела на потолочную лепнину. Потом подняла голову и взглянула на раскрытую сумку. Вытащив сигареты, встала с кресла и пошла к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж.
Пройдя мимо кровати, я открыла балконную дверь и вышла на крышу. Взяв подушку из–под навеса, я положила её на плетёное кресло и села на него, поджав под себя ноги. Мобильник в заднем кармане джинсов неудачно врезался в мою пятую точку, и я вытащила его, разглядывая задумчивым взглядом. Нажав на кнопку включения, я положила его себе на колени и вытащила из пачки сигарету. Едва я прикурила, раздался женский визг.
– Слушаю, – сказала я с улыбкой, когда ответила на вызов.
– На хрен ты телефон выключила? – прогромыхал гробовой голос.
– Захотелось, – ответила я с сарказмом.
– Кира, – выдохнул Артур, – Не делай так больше. Никогда. Ни за что.
– Ладно, – пообещала я без особого энтузиазма.
– Что делаешь?
– Курю.
– Где куришь?
– На крыше.
– На какой крыше?
– У подруги я, в гостях. У неё есть выход на крышу, – я вздохнула, закрывая глаза, – Допрос окончен?
– Да, спасибо за разъяснения, мне стало легче, – фыркнул Артур, – Как твои дела?
– Нормально. А твои?
– Тоже ничего.
Мы снова замолчали. Я продолжила затягиваться и выдыхать дым в прохладный вечерний воздух.
– Сколько тебе лет? – спросила я.
– Тридцать два. А что?
– Да, ничего.
– А тебе?
– Двадцать два.
– Ты на десять лет младше меня? – удивлённо спросил он.
– Садись, пять по математике, – я криво усмехнулась, туша сигарету в пепельнице.
– Я не думал, – Артур запнулся, – То есть, ты молодо выглядишь; но говоришь так, как будто ты старше.
– Я даже не знаю, как расценивать твои слова; как комплимент, или как оскорбление, – едко бросила я, зажмуриваясь от его голоса.
Он был такой… Не знаю. Артуров? Глубокий; с какими–то тёмными нотками; почти порочный. Без роковой хрипотцы, но, тем не менее, загадочный.
– Вот–вот, я об этом.
– Возраст – это всего лишь цифра, Артур, – вздохнула я, поёжившись от холодного ветра, долетевшего до меня из–за скошенной черепичной крыши.
– Согласен. Я увижу тебя снова?
– Странный вопрос.
– Почему?
– Я поняла, что тебе плевать на моё мнение. Какая разница, что я отвечу: да или нет? Ты всё равно сделаешь по–своему.
– Тоже верно, – хмыкнул Артур в трубке.
– Почему ты такой циник?
– Жизнь. Или люди, меня окружающие. Это сложный вопрос, – он глубоко вздохнул, и на заднем плане у него что–то зашуршало.
– Скорее всего, люди, – констатировала я.
– Ты думаешь?
– Уверена. Жизнь не откладывает на нас свой отпечаток; это делают люди, – я посмотрела на пачку сигарет, которую я бросила на столик и нахмурилась.
Может, стоит завязать с курением? Вредно, да и дорого. Я курю по пачке в день, а это почти три евро. В месяц получается сотня, плюс–минус. От этих подсчётов я чуть не присвистнула, но вспомнила, что разговариваю по телефону:
– Вовремя оказанная помощь, или, напротив, безразличие. Доброе слово в нужный момент, или брань, – договорила я.
– В мыслях этой женщины, на удивление, есть логика, – сказал он, и я буквально услышала, как он улыбается.
– А то.
– Значит, люди?
– Люди.
– И что мне делать, чтобы перестать быть циником? – серьёзно сказал он.
– Ничего не делай. Живи с этим дальше, – я пожала плечами в подтверждение своих слов; пожалуй, больше для себя, чем для него.
– Тебе же не нравится?
– Ты же не собрался жить со мной.
– А вдруг?
Я рассмеялась, и увидела краем глаза, что за стеклом показался силуэт Джексона. Махнув ему рукой, я сказала в трубку:
– Не говори глупости, Артур. Я не лучший аксессуар для твоей жизни.
– Ты не вещь; зачем ты так говоришь? – в его интонациях послышались холодные нотки, и я чуть было не заскулила от разочарования.
– Ты сам не один раз назвал меня вещью, – спокойно ответила я, разглядывая свои пальцы на ногах.
Он замолчал, наверное, обдумывая мои слова или подыскивая очередные извинения. Джексон открыл дверь и высунул голову.
– Кофе будешь? – спросил он.
Я коротко кивнула.
– Подруга? – ехидно бросил Артур в телефоне.
– Джексон, мы с ним вместе. Мне пора идти.
– Иди, – мягко сказал его голос.
– Пока.
Я отключилась, и покрутила телефон в руке, который нагрелся и стал горячим, пока мы беседовали. Таким горячим, что это напомнило мне его прикосновения.
Стряхнув с себя это странное наваждение, я натянула на себя улыбку; и спустилась вниз, чтобы насладиться обществом друзей и выкинуть Артура из головы. Выкинуть, как назло не получалось; я гадала – что это? Просто похоть; или первые зачатки глупой влюблённости в совершенно незнакомого человека? Чем всё закончится, когда он уедет: мы будем созваниваться по несколько раз на дню; пока эти звонки не начнут надоедать нам обоим и мы просто… Перестанем звонить? Что будет, если я решу сесть на поезд и приехать в Москву, к нему? Он встретит меня, мы проведём вместе неделю, или две; давая этому возможность вылиться во что–то большее; или, напротив, убивая это своей неосторожностью.
«Стоп, Кира» – подумала я. «Этого нет. Ты не можешь об этом думать, потому что это…»
Это – ничто.
18
Ставя салон на сигнализацию, я ругалась благим матом, потому что мой мобильник в сумке продолжать вопить нечеловеческим женским криком.
– Да, чтоб тебя, – в сердцах выпалила я, промазав по кнопкам в очередной раз.
Сделав глубокий вдох, я снова набрала код; и панель просигналила мне красным огоньком включённой охраны.
– Ура, – вырвалось из меня с придыханием.
Захлопнув железную дверь, я прислонилась к ней спиной и начала искать телефон. Вытащив его, я невольно закатила глаза.
Как вы думаете, кто мне звонил? Да, угадали.
– Артур, – вздохнула я, – Мы разговаривали с тобой утром, пока я шла на работу. Потом в мой обеденный перерыв. У меня ухо расплавиться скоро, – жалобно пропищала я, надеясь внять голосу его разума.
– Серый или коричневый?
– Что? – я удивлённо моргнула, шагнув по Крейцвальди в сторону дома.
– Серый или коричневый? Я пуховик выбираю. У вас хорошие цены на зимнюю одежду, – промурлыкал Артур.
– Бери коричневый, – ответила я, – Он практичнее.
– Почему?
– Грязь не видно, – вздохнув, я посмотрела на свои белые тенниски, которые из–за тротуарной пыли стали серыми.
– Куда идёшь? – спросил Артур, звонко застёгивая молнию, по всей видимости того самого пуховика.
– Домой.
– У тебя усталый голос, – его тон стал мягче, в нём отчётливо послышалась улыбка.
– Это потому что я устала, – я вздохнула, и повернула голову, чтобы посмотреть на дорогу.
Перебежав на другую сторону улицы, я свернула направо, и поморщилась от духоты.
– Знаешь, что я поняла? – вырвалось у меня, – Я ненавижу лето.
– Почему?
– Потому что жарко, а я сижу в полуподвальном помещении по десять часов. У нас даже кондиционера нет, – проскулила я, – Боже, я за это лето ещё ни разу в море не искупалась.
– Поехали, искупаемся. Я тоже ещё не был на ваших пляжах.
– Если куда и ехать, то на дикий пляж. Далеко, – впереди замаячили голубые доски моего дома, и я невольно ускорила шаг.
– Ты забыла, что я на машине?
– Твоя машина застрянет в песке, – я вздохнула и прижала трубку плечом к уху, чтобы найти свои ключи в сумке освободившейся рукой, – Можно, конечно бросить её у обочины…
– Короче, не морочь мне голову, – перебил меня Артур, – Собирайся, я буду через полчаса. Не забудь купальник.
И отключился.
От удивления я выронила ключи, они упали с громким звяканьем на тротуар. За ними последовала моя трубка, но я успела её подхватить на лету, как женщина–кошка.
Джексона дома не было, он уехал после обеда на какой–то мастер–класс по покраскам. Бросила сумку на пол; и оглядела беспорядок, который оставили мы с утра, проспав на работу. Убраводеяло Джексона с пола, я положила его на диван; невольно вдохнув запах детского мыла, которым пропиталась ткань. На обеденном столе остались наши кружки и тарелка с хлебными крошками; поставила их в раковину, и пошла в свою комнату, чтобы провести ревизию гардероба на предмет купальника. Оный был найден, старенький правда, но по–прежнему актуальный благодаря яркому неоновому оранжевому цвету и жёлтым завязкам.
Пришлось быстро бежать в душ, чтобы побрить ноги и подмышки; щетинка стала наклёвываться, и совсем не мягкая; как у Артура. Едва мысль о нём мелькнула в моём мозгу, я снова схватилась за станок и побрила сами–знаете–что. Промокнув кожу полотенцем, надела купальник и поморщилась от того, как свободно он стал на мне сидеть. Видимо, с прошлого года я схуднула; вдобавок потеряв немного в груди. Затянув завязки на бёдрах и на шее потуже, я вернулась в спальню. Взяв белое платье на тонких бретельках, я просунула его через голову; и в этот момент под окнами раздалось громкое «Би–Би».
Недолго думая, я впрыгнула в свои тенниски и водрузила сумку обратно на плечо, бросая туда мобильник и ключи. Захлопнув дверь, я быстро сбежала по ступенькам вниз, навстречу жаре и уже знакомой чёрной иномарке.
– Привет, – сказал Артур, едва я устроилась на кожаном сиденье.
– Привет, – щёлкнув ремнём безопасности, я улыбнулась ему и бросила взгляд на заднее сиденье машины, – Ты что, половину Таллинна скупил?
Пакеты и коробки лежали друг на друге одной большой кучей. Bastion, Sportland, F.S.O.P, Timberland и ещё парочка названий подсказали мне, что Артур, похоже, оставил нехилую сумму в центре города.
– Нет, но у вас на самом деле всё дёшево.
– Это потому что твой средний доход явно выше семи сотен евро, – протянула я, отворачиваясь к нему, – О Боже, только не говори, что ты в шароварах, – я внимательнее присмотрелась к его наряду.
Артур хрипло рассмеялся и тронулся с места; а я осталась сидеть с открытым ртом, потому что одет он был в белую футболку и чёрные свободные брюки, очень напоминающие шаровары.
– А что?! – он фальшиво возмутился, – Почему коротконогим низкосраким дамам носить такие можно, а мне нельзя? Между прочим – удобно. Ничего не жмёт.
– Нет, – выдохнула я, – Нет, нет, нет. Их носят только геи, Артур, – я покачала головой и хлопнула себя по губам, – Как ты мог.
– Ну, я не гей, в любом случае, – он подмигнул мне, и выехал на дорогу, – Давай, штурман, веди меня.
Я указывала ему до тех пор, пока мы не выехали на Питерское шоссе. Расслабившись, я откинулась на сиденье и опустила солнцезащитный козырёк.
– Где ты работаешь? – спросил Артур, когда я почти привыкла к его присутствию и, что было самым трудным – запаху рядом.
Не поворачиваясь, я широко улыбнулась:
– Путаной, ты разве не понял?
Он замолчал. Я улыбнулась ещё шире, и, прищурившись от солнца, посмотрела на него.
– О, Господи, да шучу я! – вырвалось у меня при виде его нахмуренного лица, – Администратором работаю, в салоне красоты. Ты бы видел свою рожу, – я звонко рассмеялась.
Артур всё–таки выдавил вымученную улыбку и одарил меня жарким взглядом.
– А как ты оказалась в службе эскорта?
– Я тебе говорила. Натали сломала ногу, и попросила её заменить, – я вздохнула, отворачиваясь, – Я никогда не работала в службе эскорта. И не собираюсь, – поспешно добавила я, – Сейчас направо.
Машина послушно перестроилась и съехала с главной трассы. Я прикрыла глаза, отчаянно борясь с дрёмой, которая начала атаковать меня, едва я села в салон авто. Недолго думая, я зарылась в свою сумку в поисках пачки сигарет и зажигалки. Пришлось вытащить половину содержимого себе на колени, но я всё–таки нашла свою отраву.
– А вот и нитки, – пробубнил Артур, следя краем глаза за моими действиями, – Всё–таки, ты вяжешь.
– Да, вяжу. Хочешь шапочку? – я подняла один головной убор кислотного цвета и растянула его двумя руками, – Тебе пойдёт.
Он как–то странно хмыкнул и покосился на мои руки. А потом улыбнулся и сказал:
– А, давай. Мне ещё никто не вязал шапок.
– Ну у тебя и самомнение, – натянув ему на голову творение моих рук, я фыркнула, – Я не вязала тебе шапку.
– Ты разбила моё сердце, – искусственное разочарование в голосе Артура заставило меня улыбнуться, – А я–то надеялся. Куда дальше?
Если бы он не спросил, мы бы, пожалуй, уехали бы в какую–нибудь глушь. Так что я стянула с него головной убор растрепав его длинные волосы; и остаток пути я указывала дорогу; до тех пор, пока Артур не припарковал машину на обочине.
Сквозь стволы сосен отчётливо виднелось побережье и светлый песок. Я выползла из прохлады кондиционируемого салона авто, и тут же захотела залезть обратно. Но едва до моих ноздрей донёсся лёгкий морской ветер, я улыбнулась и сняла тенниски, бросив их в сумку.
– Матерь Божья, как же красиво, – глубоко вздохнув, протянул Артур, – Ты не против, если я возьму камеру?
– Не против, если ты меня не будешь снимать, – переминаясь с ноги на ногу, чтобы стряхнуть сосновые иголки, ответила я.
– Я постараюсь, – он широко улыбнулся и пошёл вперёд, явно демонстрируя мне шаровары, – Ты идёшь? – крикнул, отойдя от меня на приличное расстояние.
Я поплелась за ним следом, качая головой.
Спустившись к воде, я нашла более–менее приличный камень, не обгаженный бакланами; и пристроила рядом с ним свою сумку. Артур отвлёкся на фотографирование всего и вся вокруг (кроме меня); а я, пользуясь моментом, быстро стянула с себя платье.
У вас бывало такое? Когда испытываешь неловкость, раздеваясь перед человеком, который видел тебя голой? Когда чувствуешь, что краснеешь, если в момент твоего раздевания на тебя пристально смотрит пара глаз? Начинаешь думать о том, так ли изящно ты сняла платье; или расстегнула юбку. А если это джинсы, то вообще засада – снять красиво штанины? Мне кажется, это невозможно. Интересно, откуда берётся такая неловкость и застенчивость; что ей движет и какой отдел мозга за неё вообще отвечает? Если кто–нибудь когда–нибудь узнает; напишите мне e–mail, я серьёзно.
Промаршировав мимо него, я ступила на влажный песок и поджала пальцы, едва первая волна коснулась моих ног. Первый шаг в холодную воду всегда даётся мне тяжело; как и последующие. Я из тех людей, которые заходят на глубину медленно; постепенно привыкая к воде. Я из тех людей, чьи губы скорее посинеют от холода; а ноги закоченеют, чем я вообще доберусь на глубину в Балтийском заливе.
Но я шагала. Шагала, вставая на цыпочки и крепко сжимая кулаки; зажмуриваясь перед наступлением новой волны. Шагала, ощущая спасительную прохладу и пощипывание на свежевыбритых ногах.
Позади меня раздался плеск воды, и я обернулась.
– Только не брыз… – крикнула я, но было поздно.
Меня накрыло крошечными, почти ледяными брызгами, и я громко завизжала. Артур расхохотался, подбираясь ко мне ближе с явным намерением кинуть в воду.
– Нет! – заорала я, разрываемая новым противоречием: бежать в сторону, или бежать к глубине.
В любом случае, я не успела что–то решить, потому что мои ноги оторвались от дна. Мой живот плюхнулся со звонким шлепком на плечо Артура, а нос уткнулся в его спину, пахнущую солью и терпким ароматом мужского тела.
– Так ты до заката не дойдёшь, – прогремел Артур, шлёпнув меня по заднице.
Я снова взвизгнула, и обмякла, ощутив горячее тепло, растекающееся по моей ягодице.
– Сволочь, – промямлила я, – Весь кайф испортил.
Мои руки повисли, кончики пальцев начали касаться воды; а затем руки погрузились в неё почти по локоть. Волосы я предусмотрительно собрала в пучок, но это не помогло оставить их сухими, когда я полетела в холодную воду.
Задержав дыхание и зажмурившись, я оттолкнулась от дна ногами и вынырнула на поверхность. Подавив очередной визг; от контраста разгорячённой солнцем кожи и морской воды, которая поначалу показалась ледяной; занырнула ещё раз и проплыла приличное расстояние, забираясь на глубину. Выплыв на поверхность, я перевернулась на спину и закрыла глаза, подставив лицо под яркое солнце. Рядом со мной плескались волны, и не было ничего кроме этого звука, ласкающего слух.
Меня накрыла тень, и я открыла один глаз.
– Хорошо? – спросил он, отжимая влажные волосы.
Они стали тёмно–коричневыми, кончики забавно начали закручиваться от солёной воды. Никогда бы не подумала, что мужчина с длинными волосами может быть таким привлекательным.
– Да, – ответила я, отвлекаясь от его волос на загорелую кожу, которую покрывали капельки воды, сверкающие в солнечных лучах, как бриллианты, – Хорошо.
Он обхватил мои лодыжки под водой, и дёрнул меня на себя. Я обвила его бёдра ногами, и распахнула глаза, чтобы попытаться разгадать, что он задумал. Его планы отразились в короткой ухмылке и янтарном блеске глаз, когда он наклонился ко мне, чтобы прикусить мой сосок сквозь ткань купальника. Я зашипела, сквозь стиснутые зубы и запустила пальцы в его мокрые волосы, которые на ощупь были похожи на чистый шёлк.
– Здесь вода чистая? – шепнул он мне в ухо, когда поднял меня из воды, обхватив мою спину горячими ладонями.
– Не вздумай, – я улыбнулась от покалывающих ощущений, которые подарили его губы, блуждающие по моей скуле, щеке, а потом и шее, – Я не буду заниматься сексом в воде.
– На песке? – с надеждой прошептал Артур, вскинув голову и посмотрев на меня.
– Тем более, – поморщив нос, я добавила, – Он забивается куда не надо.
Чуть улыбнувшись, он наклонил голову и поцеловал меня, без намёка на пошлость и продолжение. Просто короткий, нежный, мягкий поцелуй; не обещающий ничего запретного. Неожиданный и очень приятный. Страсть вспыхнула во мне, как подожжённый бенгальский огонёк, и растеклась по телу; оставив в животе томящее тепло и лёгкую, ненавязчивую боль.
Мне захотелось прикоснуться к нему, и я обвила его плечи руками. Моя грудь прижалась к его груди, и он вздрогнул от резкого контраста моей холодной кожи на его – нагретой солнцем и успевшей высохнуть, пока он стоял в воде. Его ладони переместились мне на ягодицы, прямо под купальник и с силой сжали их, прижимая меня ещё теснее.
Его тело было привычно горячим и мягким, и я снова невольно задумалась: давно ли оно стало для меня привычным?
– Надо тормознуть, – прохрипел Артур в мои губы, когда я ненароком потёрлась о его живот.
– Да, надо, – отозвалась я, отстраняясь.
– Ты замёрзла, у тебя губы синие, – улыбнулся он, развернувшись к берегу.
– Я могу и сама пойти, не маленькая, – хмыкнула я, уткнувшись носом ему в шею.
– Маленькая, – Артур хмыкнул и погладил большими пальцами впадинки над моими ягодицами, – Ты как пушинка. Сколько в тебе роста?
– Метр с кепкой, – я улыбнулась, и лёгкая щетина пощекотала мои губы, – А в тебе?
– Метр девяносто пять, – вздохнул он, шагая по песчаному дну.
– Я думала метра два, не меньше.
– Просто ты – коротышка. Я вообще не знал, что на свете существуют дюймовочки.
– С шестью пальцами на ноге, – я посмотрела ему через плечо на свои ступни, – Поставь меня.
Артур опустил меня со вздохом разочарования, и я погрузилась по колено в воду. Дойдя до берега и ступив на горячий песок, я зажмурилась от удовольствия.
– Теперь обсыхать придётся, – вздохнула я.
– Зачем? Просто сними купальник, – хмыкнул Артур позади меня, – Я могу помочь.
– Отстань, озабоченный, – я хлопнула его по руке, которая потянулась к моим завязкам на купальнике.
В моей сумке завизжал мобильник, и я осторожно раскрыла её, чтобы не намочить содержимое. Номер Джексона высветился на экране; я села на горячий камень и сняла трубку:
– Привет.
– Привет. Я не вернусь сегодня, – его голос перешёл на шёпот, – Я тут с таким парнем познакомился, и он по моей части. Своих клиентов я обзвонил и перенёс, но тех, кто записывался через тебя надо куда–нибудь перекинуть. Справишься?
– Да, хорошо, – говорю я, но мой голос предательски дрогнул, – Перекину девочкам, – добавила я чуть спокойнее.
– Ты в порядке?
– Да, я просто, – я покосилась на Артура, который сидел на песке и пропускал его через пальцы на ногах, – Устала. Тяжёлый день был.
– Отдыхаешь? – у него на фоне послышались приглушённые голоса и мужской смех, а потом звуки прекратились.
– Есть немного, – я притянула колени к груди и усмехнулась, – Помнишь, как мы ездили автостопом на Кабернееме?
Джексон замолчал ненадолго, обдумывая мой вопрос. Потом он осторожно ответил:
– Помню.
– Красиво, – посмотрев на залив и одинокие острова впереди, я улыбнулась, – Там было.
– Да, красиво, – мечтательно протянул Джексон, – Где–то в альбоме есть фотография, которую мы сделали. Мыльницей на таймере, помнишь?
– Да, мы её ещё на какой–то камень поставили, – я коротко рассмеялась, – Конечно помню. На следующий день я была красная, как рак
– Да–да. А Макс тогда активно жестикулировал и пытался нам рассказать о тех островах. Как их?
Зажмурившись, я попыталась вспомнить знаки, которые показывал мне Макс. С улыбкой я проговорила:
– Р, о, х… Рохуси и… – зажмурилась еще сильнее, – Педа…
– Педассаар! – сказали мы хором, – Я тогда посмеялся, что на этом острове надо открыть гей–клуб, – Продолжил с энтузиазмом Джексон, – а Макс сказал, что там…
– Заповедник, – выдохнула я.
Улыбка сползла с моего лица, глаза защипало от воспоминаний о том времени, когда мы… Были счастливы. Когда мы – были.
– Ладно, киса, мне пора идти. Люблю тебя. Не скучай.
– Я тоже тебя люблю, – успела сказать я перед тем, как он положил трубку.
Сжав телефон в ладони, я обхватила ноги руками и положила подбородок на колени. Волны набегали одна за одной; мягкие, прозрачные, они превращались в пушистую белую пену на берегу. Поискав глазами Артура, я нашла его в воде, совершающего очередной заплыв.
Пока его силуэт приближался ко мне, я поймала себя на мысли, что я устала. Не от работы или тяжёлого дня; а просто устала от этой тупой боли, от тяжести, которая постоянно присутствует в моей груди. От вранья, от недосказанности. Устала от того, что мне не с кем поговорить, чтобы унять эту боль. Устала от того, что мне не на кого переложить вину.
Я поняла, что я хочу испытать облегчение, но у меня не получается. Ничего не помогает; ни сигареты, ни алкоголь, ни бездумный секс – ничего. Странно, раньше от такой терапии становилось легче, на какое–то время; но теперь и это прошло. Как будто жизнь вытекала из меня тонкой струйкой с каждой стопкой; с каждым новым мужчиной и с каждым новым днём.
Может быть, это и есть расплата за ошибки? Может быть, так и должно быть; я буду медленно увядать, теряя душу по кусочкам; до тех пор, пока внутри не останется ничего, кроме боли? До тех пор, пока эта боль не убьёт меня окончательно.
19
Войдя в квартиру, я подошла к окну и посмотрела на чёрную БМВ, которая до сих пор стояла возле подъезда. Я задёрнула шторы с коротким смешком, и пошла к секции, в поисках старенького фотоальбома.
Он был спрятан между романами Дюма «Три мушкетёра» и «Чёрный тюльпан». Это символично; потому что Джексон больше всего любил первый; а Макс зачитывался вторым. Чуть сдвинув обе книги, я вытащила альбом и пригладила шуршащую обложку с изображением нашего семейного дома. Такие выдавали всем выпускникам, но у нас был один – на троих. Прижав его к груди, я посеменила в свою комнату, где меня ждала холодная кровать и мобильник с наушниками.
Включив музыку, я начала перелистывать тонкие страницы, улыбаясь нашим фотографиям. Когда я дошла до середины, и нашла наш последний совместный снимок, я вытащила его из кармашка и поднесла к лицу, чтобы разглядеть внимательнее.
Три силуэта на фоне ярко–красного заходящего солнца. Две оголённые мужские спины; одна из которых покрыта длинными спутанными прядями. И одна женская, с ярко–жёлтыми завязками купальника на золотистой коже.
Это были мы, и мы были счастливы в тот день. Когда ставили палатку; и разжигали небольшой мангал, чтобы пожарить картошку в мундире и сосиски. Когда отбивались от комаров в три пары рук. Когда насвистывали ночью мотивы песен из «Трёх мушкетёров»; и когда уснули втроём в большом двуспальном мешке.
Откинувшись на спину, я крепко зажмурилась. В наушниках заиграло что–то старое и давно позабытое от Тату:
Никому никто не виноват,
Каждой луже по своей луне.
Только больше нет координат,
На которых ты найдёшься мне.
Я начала насвистывать мотив, наблюдая за покачивающимся деревянным кругом балдахина. Я хотела бы спеть, но я не обладаю великолепным голосом; и уж тем более, музыкальным слухом. Поэтому, я просто закрыла глаза, ощущая, как слёзы катятся к моим вискам.
Честных психов можно не лечить
Не отпустит ни тебе, ни мне
С этой грусти нам не соскочить
Обезьянки будут жить в тюрьме
Обезьянки будут жить в тюрьме
Всем любовь, а обезьянкам грусть
Обезьянка, ты приснишься мне
Обезьянка, я тебе приснюсь
20
Вернувшись с работы после очередного рабочего дня, я поставила мобильник на зарядку и поплелась на кухню, чтобы включить чайник. В дверь громко постучали, и я застыла; гадая, кого могло принести.
На пороге стоял Артур собственной персоной.
Мои брови удивлённо поползли вверх; как раз перед тем, как мой голос с особым энтузиазмом крякнул:
– Привет.
– У тебя опять мобильник выключен, – прогремел Артур, скрестив руки.
– Если бы ты мне не названивал весь день, его батарея продержалась бы дольше, – я невольно улыбнулась, прижимаясь виском к двери.
– Понятно, – буркнул он, повторив мою позу, устроив свою голову на дверном косяке, – Я уезжаю в воскресенье.
Я хмыкнула и посмотрела на своего гостя:
– Как ты узнал номер квартиры?
– Милая соседка с собачкой, – Артур ухмыльнулся, – Беленькая такая, маленькая.
– Соседка? – я его не поняла.
– Собачка, – сказал Артур и прыснул, – Может, впустишь? – он кивнул в глубь квартиры.
Я отрицательно покачала головой и поморщилась.
– Послезавтра ты уезжаешь, – вспомнила я, с чего он начал, – И?
– Поужинаешь со мной? – он изогнул бровь и улыбнулся.
Я молча смотрела на него и пыталась понять, чего он от меня хочет. Смутная догадка пронзила мой мозг, и я улыбнулась:
– Может, сразу в номера?
Теперь замолчал Артур; улыбка медленно сползла с его лица. Он сверлил меня взглядом, и клянусь, мне даже показалось, что во лбу у меня начала появляться дырка.
– Просто ужин, – наконец–то отрезал он, – Собирайся.
Серьёзно?
Я скрестила руки на груди.
– Это приказ? – сорвалось у меня с издёвкой.
– Я могу вынести тебя и в таком, – он махнул на меня рукой, – Виде.
– Нет уж, спасибо, – буркнула я, поморщившись от несвежей рабочей одежды, – Пятнадцать минут. Жди внизу.
Теперь он удивился, и уголок его губ дрогнул в ухмылке.
– Внизу?
– Да, внизу. Пятнадцать минут.
Кивнув на лестницу, я выжидающе посмотрела на него. Артур вздохнул и выпрямился.
– Жду внизу, – бросил он через плечо, спускаясь по ступенькам.
Когда дверь за ним захлопнулась, я глубоко вздохнула. Посеменив в ванную, я встала под прохладный душ и щедро намылила голову, заодно разводя шампунь по телу для экономии времени. Освежившись, я почувствовала себя человеком; усталость стекла с меня мыльной пеной прямо в слив и скрылась в канализации. Убрав влажные волосы в высокий хвост, я надела светлые джинсы и простую белую футболку с длинным рукавом. Артур не изъявил никаких пожеланий к моему внешнему виду, а сам он тоже был одет достаточно просто: бежевые слаксы и серая футболка. Впрочем, ему и этого было достаточно, чтобы выглядеть сногсшибательно. Я на его фоне – бледная мышь.
Оглядев своё отражение критическим взглядом, я махнула на него рукой; запихнула недозаряженный мобильник в задний карман джинсов, схватила кошелёк и солнечные очки с комода в прихожей. Выйдя из квартиры, я захлопнула дверь и спустилась вниз.
Артур ждал меня, облокотившись на капот своей БМВ и полируя ноготь большого пальца краем своей футболки. Из–под неё выглядывал кусочек загорелой кожи живота, и мне пришлось подавить в себе желание облизнуться. Подойдя к машине, я надела солнечные очки, сморщившись от яркого вечернего солнца.
– Ну? – вырвалось у меня.
Он поднял голову и ухмыльнулся:
– А ты быстро.
– Я же сказала пятнадцать минут, – пожала плечами я.
– Я по привычке прибавил к ним ещё полчаса, – он повторил мой жест и оттолкнулся от машины, – Садись.
Я возмущённо втянула воздух, но он этого не заметил. Открыв дверь, я села в прохладу кондиционируемого салона и расслабленно откинулась на сиденье, пристёгивая ремень безопасности.
– Куда едем? – вопрошает Артур.
– Ты сказал ужинать, – ответила я.
– Есть предпочтения? – он тоже надел солнечные очки с зеркальными стёклами, и тронулся с места.
– Удиви меня, – ответила я, залюбовавшись его профилем.
Надо будет спросить у него, достался ли ему от природы такой идеальный нос.
Не поймите меня неправильно, но он явно следит за собой, да и волосы у него на вид очень холёные. И длинные. Опять собранные в хвост, перетянутый прозрачной резинкой. Я не удивлюсь, если он был клиентом пластического хирурга. В конце концов, в наше–то время… Я лично записывала в солярий парней с коллагеновыми губами, так что меня уже ничем не удивишь.
Он привёз меня не в старый город, и не в ресторан гостиницы. Нет, его машина притормозила напротив одного необычного места, которое называется «Перевёрнутая лодка». Необычное оно, потому что сам ресторан собственно и выглядит, как перевёрнутая лодка; а ещё потому, что находится он на самом берегу, практически у кромки воды.
Перейдя дорогу, я направилась ко входу, но Артур потянул меня к столикам на улице.
– Вряд ли сейчас есть свободные места, – сказала я, упираясь.
– Я забронировал, – отозвался он с усмешкой.
Молодец, что я могу сказать.
Нас разместили за большим столом с двумя скамейками напротив друг друга. Милый официант Эркки принёс два пледа, хотя они были и не нужны: погода была отличная, к тому же эти столы закрыты от морского ветра стеклом. Взяв в руки меню, я по привычке начала искать раздел с вегетарианскими блюдами.
– Ты ешь сыр? – спросил мой спутник, пока я решалась на рыбу.
Овощного, как назло, не оказалось.
– Ем, – я подняла на него глаза, – А что?
– Предлагаю на закуску итальянскую ветчину с сыром, – улыбнулся он, – Мне мясное.
– Идёт.
Пока мы ждали основной заказ, я потягивала любимую минералку с газами, а Артур наслаждался кофе и видом за стеклом. Мы перебрасывались короткими фразами, и почему–то в воздухе витала какая–то непривычная неловкость. У меня было такое ощущение, что он хочет о чём–то меня спросить, но никак не решается.
– Как твоя выставка? – поинтересовалась я, жуя крошечный кусочек сыра с голубой плесенью.
– Я подарил картины музею, хотя пара идиотов приобрела несколько полотен, – небрежно бросил он.
Сыр встал у меня в горле, и я закашлялась.
– Ты как–то жёстко о ценителях твоего таланта, – наконец–то выговорила я, когда восстановила дыхание.
– Ты назвала мои картины шедевральным дерьмом в день нашего знакомства, – мягко и с улыбкой парировал он.
Перед глазами невольно всплыли образы с той ночи, и я почувствовала, как щёки и шея заливаются румянцем. Артур отметил это и его глаза сверкнули, а венка на лбу увеличилась и начала пульсировать. Сделав глоток моей воды, он сказал:
– Я нарисовал их за четыре дня перед выставкой. Приехать решил спонтанно, хотя звали давно.
– Тогда я не удивлена, – я невольно фыркнула, – Либо страдает скорость, либо – качество.
– В точку. В следующий раз будут фотографии.
– Собираешься приезжать снова? – вкрадчиво спросила я, переводя взгляд на почти опустевшую тарелку с закуской.
– Скорее всего, – так же вкрадчиво ответил он.
– Понятно.
Я замолчала, обдумывая его слова. Что–то подсказывало мне, что сказал он это не просто так, а для того, чтобы я знала – он уедет не навсегда. Не взаправду. Понарошку.
И что–то подсказывало мне, что в глубине души, я обрадовалась.
Мы провели в «Перевёрнутой лодке» весь вечер, любуясь медленно заходящим солнцем; и волнами, бьющимися о каменный берег. Я попробовала почти все десерты из меню, а Артур озадачил официанта просьбой приготовить стейк средней прожаренности. С кровью. И зачем–то, он предварительно спросил моего разрешения.
Когда немного стемнело и похолодало, он расплатился и оставил щедрые чаевые персоналу. Поколесив по полуострову на окраине города, он привёз меня к дому и сухо попрощался со мной; подарив последний нежный поцелуй мягких губ у двери подъезда.
Стоя на пороге квартиры, я медленно повернула ключ в замке и вошла прихожую. Прислонившись лбом к холодному металлу, глубоко вздохнула. Не включая света, я прошла в свою комнату и сняла с себя одежду, натянув футболку Джексона, которую он одолжил мне для сна на этой неделе.
В дверь постучали, и я узнала уверенные и размеренные удары. Выглянув в окно, я убедилась, что чёрная семёрка БМВ стоит под окнами, так и не отъехав с того места, где она остановилась, когда я уходила.
– Правда или действие? – спросил Артур, входя в прихожую; заставив меня попятиться к ближайшей стене.
– Зачем ты? – я не успела озвучить свой вопрос, потому что он зажал меня в углу между ванной и гостиной.
– Ты когда–нибудь любила?
– Да, – не задумываясь ответила я.
– Ты сейчас любишь? – его губы прошелестели по моей щеке, горячие пальцы дотронулись до плеч.
– Да, – снова ответила я, вдыхая запах его тела.
Амбра и что–то сладкое. Определённо – ваниль. Странное сочетание для мужчины. Сладковатое и терпкое на вкус.
– Ты его любишь? – Артур посмотрел мне в глаза, и дёрнул край футболки, которая не принадлежала мне.
И он это знал.
Я зависла, как старый компьютер, обдумывая его вопрос. Выражение его глаз стало жёстким, и они пожелтели.
Люблю ли я его?
Что–то давно забытое выплыло из недр моей души. Что–то всколыхнуло подавленные чувства.
Ревность. Обида. Это любовь?
Вместо ответа, я просто поцеловала тебя, так и не решившись на это признание. Не тебе – себе.
Ты ответил, впиваясь своими губами в мои, опуская руки на мои бёдра, которые до сих пор хранят следы от твоих пальцев. Мне захотелось прижаться к тебе всем телом. Ощутить твоё тепло; почувствовать твою силу и энергию, которая бьёт в тебе через край.
Ты не позволил мне повести, толкая меня вглубь комнаты. Cам снял с меня чужую футболку, которая пахла другим мужчиной. Потом, ты бережно усадил меня на диван, на котором спит этот мужчина. Все мысли из моей головы вдруг исчезли, испарились, оставив только пустоту и стук сердца, который эхом отдавался в моей голове.
Что–то в твоих движениях насторожило меня. Они были такими же грациозными и плавными, что редкость для высокого мужчины. Но в них было что–то другое, только я не могла понять, что.
Ты медленно опустился на колени передо мной, и стянул свою футболку через голову. В тусклом вечернем свете, льющемся из окна, я всё равно могла разглядеть ровный золотистый оттенок твоей кожи. Руки медленно погладили меня по ступням; пальцы пробежались по каждому моему пальцу на ноге; а потом ты повёл ладонями выше – от лодыжек к бёдрам.
Было что–то странное в твоих движениях. В твоих прикосновениях не было прошлой уверенности, которая так меня притягивала. Ты словно изучал меня, но разве такое возможно?
Твои руки продолжали своё движение, и подвинули меня к краю. Твоя голова очутилась у меня между ног, и я невольно напряглась, не понимая, что происходит. Ещё до того, как я смогла что–то сказать, ты прикоснулся ко мне ртом, заставляя дыхание прерваться.
Из меня вырвался хриплый стон, и ты застонал в ответ; смакуя меня на вкус. В движениях твоего языка не было напора или жёсткости, ты просто пробовал. Словно я – угощение, а ты – дегустатор.
– Сладкая, – шепнул ты во внутреннюю сторону моего бёдра, – Какая же ты сладкая, Кира.
Что–то в твоих действиях насторожило меня. Было в них что–то…
– Не надо, – сказала я, отталкивая твою голову, – Не здесь
Ты отстранился, прислонившись спиной к журнальному столику, и посмотрел на меня так пристально; словно пытался запомнить каждую деталь моего тела и лица.
Смогу ли я когда–нибудь разгадать цвет твоих глаз; или он так и останется для меня загадкой?
Я встала с дивана, и протянула тебе руку. Кивнув направо, я тихо сказала:
– Моя комната там.
Ты понял меня и быстрым движением поднялся на ноги, позволяя повести тебя за руку.
Мне хотелось запомнить тебя таким; с мягкой горячей кожей, осторожными движениями и мимолётными прикосновениями губ к моему телу. Мне хотелось, чтобы наш последний раз был как в первый; чтобы мы изучали друг друга так, как будто никогда не встречались раньше.
Мне хотелось запомнить тебя; и забыть всё, что было со мной раньше. Мне хотелось утонуть в твоём запахе; в твоих шелковистых волосах; раствориться в мягких интонациях твоего голоса. Я хотела, чтобы ты оставил на мне свой отпечаток; и я надеялась, что этот отпечаток поможет мне излечится и заглушит боль, которая засыпала, когда ты ко мне прикасался.
21
– Что за херня? – проорал голос Джексона у меня над головой.
Я открыла глаза и села на кровати, уставившись на него.
– Кира, я же просил, – простонал он, схватившись за свои дреды.
Джексон пулей вылетел из моей комнаты, а я подскочила, хватаясь за первую одежду, которая попалась мне под руку. Обнаружив на полу брюки Артура и его футболку, я подняла их и швырнула ему на кровать.
– Одевайся, – сказала я, натягивая футболку, – Женя!
Он стоял на кухне, раскачивая головой в разные стороны.
– Женя, прости. Он сейчас уйдёт.
– Я просил тебя, Кира, – натянутым голосом сказал он, – Я молчал всё это время; я молчал, когда ты исчезла после его смерти; молчал, когда ты появилась как снег на голову.
– Женя. Он. Уйдёт.
– И что мне с этого? – заорал Джексон, поворачиваясь и впиваясь в меня обезумевшими глазами, – Ты думаешь полгода достаточно для того, чтобы застать девушку своего брата в постели с другим мужиком?
– Его больше нет Женя, – выдавила из себя я, делая шаг к нему навстречу, – Мне тоже больно, но его нет.
– Тебе больно, Кира? – его взгляд, его стальные глаза впивались в пеня, как иголки, причиняя физическую боль, – Он был моим братом!
– Я тоже любила его, – выдохнула я, ощущая, как слёзы подкатываются к глазам.
– Ты его любила, а теперь прыгаешь из койки в койку, – выплюнул Джексон.
Наверное, лучше бы он меня ударил.
Да, определённо, лучше бы он меня ударил.
– Не говори так, Жень, – проскулила я.
– Он был моим братом. Моим близнецом. Ты можешь найти ему замену. А я не могу, – сказал он ледяным голосом.
Я ничего не ответила. Он не знает, как всё произошло; он не знает, что случилось той ночью; ночами ранее; ночами позже. Он ничего не знает, а я не могу рассказать, потому что это разобьёт ему сердце. Он думает, что я ищу замену Максу; но разве это возможно? Разве кто–либо сможет заменить его, кроме самого Жени?
Молча развернувшись, я вышла из квартиры и сбежала вниз по ступенькам. На улице я перевела дыхание и пошла на автобусную остановку, по пути зайдя в цветочный и купив огромный букет белых лилий.
Ты шёл рядом. Ты вошёл вместе со мной в автобус, молча встал справа от меня; заполняя собой пустоту, которая присутствовала с этой стороны последние полгода. Ты проехал со мной всю дорогу до кладбища и тихо следовал за моей спиной, пока я шла между надгробиями и крестами к нужной мне могиле.
Положив цветы на земляной холм, я подошла к маленькой гранитной табличке с выгравированным именем и короткой эпитафией.
«Maksim Danilov, 1990–2012
Fora do comum, nгo posso te esquecer[1]»
Его не стало в конце января; и я помню его обиду на то, что я не приехала на рождество в Таллинн. Я сказала ему, что завалила экзамены, и готовилась к пересдаче; но, на самом деле, ехать не хотелось, потому что Женька в декабре уехал в Египет.
– Ну здравствуй, Максюша, – тихо сказала я, погладив неглубокие буквы, – Прости, что давно не приходила.
Что–то солёное коснулось моих губ, и я смахнула это рукой. Наверное, это слёзы, такие запоздалые и уже никому не нужные.
– Мне тебя не хватает, – говорю я чёрному граниту, – Я так хочу всё исправить, но я не могу, не могу, не могу, – мой голос срывается на шёпот, и я бью себя по губам давно забытым жестом.
– Кира, – звучит твой голос где–то позади меня, – Расскажи, что произошло.
Выпрямившись, я поправляю цветы на могиле. Убираю высохшие букеты. Ты снова следуешь за мной по пятам, помогая мне выбросить засохшие ветки лилий в мусорку у входа на кладбище. Ничего не говоря, я иду обратно на остановку, чтобы вернуться в город.
Там я покупаю бутылку водки, и иду на Горхолл, чтобы посмотреть на ту часть города, которая всегда остаётся неизменной. Сев на тёплый от солнечного света бетон, я делаю свой первый глоток и начинаю свой рассказ:
– Нас всегда было трое. Женя, Макс и я, – слова начали срываться с моих губ так быстро, что я даже не успевала их обдумывать, – Они были разными и одинаковыми одновременно. Близнецами, если быть точной.
Их привезли в детдом, когда мне было шестнадцать. Им было по столько же, мать–наркоманка всё–таки не рассчитала дозу и отошла в мир иной. Макс переживал, а вот Женька, казалось, испытал облегчение. Тогда у него были длинные волосы, почти до лопаток, иногда немного сальные, но красивые. Глаза… Глаза такие чистые, ясные, как вода. Искрящиеся. Они у него светились. Мы сразу сдружились, Женя знал, как заставить меня смеяться. Макс молчал, он всегда молчал; и смотрел на меня немного странно, из–под бровей.
Прошёл год, и мы с Максом впервые остались наедине. Тогда–то он и начал говорить, медленно показывая жесты, обдумывая каждое слово. Мне понравились движения его рук, и я поцеловала его. Макс ответил на мой наивный поцелуй. Так и завертелось. Он был моим первым, и я не жалею, что выбрала именно его. Я до сих пор вспоминаю, каким он был осторожным, ласковым, нежным. Он держал меня в своих руках так, как будто я была хрустальным сосудом и от одного неловкого движения могу разбиться на мелкие осколки. Мы стали встречаться, иногда выгоняя Женьку из их общей спальни. Он не возражал, а потом признался мне, что никогда не видел Макса таким счастливым.
Я перевела дыхание, чтобы продолжить. Качнув головой, я сказала то, в чём боялась признаться себе последние несколько лет:
– Во мне ещё тогда шевельнулось что–то не приятное, но я не смогла распознать это чувство. Сейчас я понимаю, что это была обида. Я хотела, чтобы он меня ревновал, но он этого не сделал. «Вы – отличная пара» нараспев повторял Женя, а я думала, как же так; ну как мы можем быть отличной парой; мы же такие разные, и вы с ним такие разные.
Артур молчал, просто слушал, периодически перехватывая у меня бутылку с огненной водой, которая совсем не обжигала мои внутренности. Я даже вкуса её не чувствовала.
– Шли годы. Мы выпустились из детдома. Я поступила в Тарту, на бесплатное обучение, что вообще было фантастикой. Училась прилежно, Женя с Максом устраивались здесь, в Таллинне. Я моталась туда–сюда, как неприкаянная; каждые выходные приезжала к ним. Макс хотел оставаться наедине, а я не могла оторваться от Женьки, – я натянуто улыбнулась, вздохнула и продолжила, – Мы смотрели фильмы, втроём гуляли по городу, втроём готовили и ужинали, мы практически всё делали втроём. Он учился на парикмахера и решился на дреды, волосы у него отросли до талии на тот момент. Я помню, как помогала ему спутывать пряди, и натирала их воском. Когда я прикасалась к нему, ненароком задевая его кожу, мне казалось это правильным, и я не замечала, что Макс с каждым моим приездом становится всё мрачнее и мрачнее.
– Потом он снял квартиру. Однушку в хрущёвке, простенькую, с ковром на стене и раскладным диваном–книжкой, как в старых советских фильмах. Необходимость видеть Женю отпала, и мы встречались реже. Макс потихоньку оттаял, и снова раскрылся.
– В тот вечер мы смотрели какую–то дурацкую комедию, и Макс постоянно комментировал происходящее на экране. Он не слышал, но видел и показывал жестами свою версию озвучки, хотя отлично читал по губам. Я хохотала, как одержимая, а потом из меня вырвалось: «Женя, перестань». Макс посмотрел на меня, пристально, холодными серыми глазами. Я отшутилась, сказав, что вечно их путаю, но мы оба знали – это невозможно. Несмотря на общие черты лица, одинаковый цвет глаз – они были разные. Джексон с длинными волосами, Макс с короткой стрижкой. Уже поэтому их нельзя было перепутать. Но они были разными и в духовном смысле. Джексон всегда смеялся и шутил, придумывал какие–то приключения, а Макс… Макс был старше на семь минут и старше почти на целую жизнь. Он хотел семью, настоящую, которой у них с Джексоном не было. Он хотел спокойной жизни, – я сделала паузу, а затем продолжила, – Я извинилась, поцеловала его и сказала, чтобы не брал в голову. Он выдавил из себя улыбку, мы в полной тишине досмотрели фильм, и я легла спать.
– Ночью проснулась от холода. Какого–то странного, неестественного. Это был не сквозняк, гуляющий по комнате; а реальный холод. Не знаю, как его описать. Повернулась. Макса на диване не было. Тонкая полоска света горела из ванной. Я отвернулась и снова уснула.
– Утром встала и пошла в ванную, чтобы умыться. Макс встретил меня сидящим на полу, привалившись спиной к унитазу. Глаза уже были стеклянные. По три пореза на запястьях, вдоль вен, – я провела пальцами по рукам, и передёрнулась, – Левая рука меньше пострадала, а вот правой досталось; он был левшой. Я помню это зрелище, никогда не забуду. Кожа, как будто вывернутая наизнанку. Я увидела сухожилия и кусок белой кости внутри. Мясо на человеческих руках, розовое мясо… – я запнулась, потому что к горлу поступила тошнота, а потом перед глазами замелькали воспоминания, воспоминания, воспоминания…
– Что же ты наделал, Максюша, – шепнула я, рухнув на колени, прямо в лужу крови.
– Нет, нет, нет, – срывались слова с моих проклятых губ, – Только не это, нет.
Кровь была густой, липкой, как вишнёвый сироп. В крохотной ванной стоял солоноватый запах смерти.
– Макс, проснись, пожалуйста, проснись, – я подползла к нему, поскальзываясь на липком полу, и потрясла за плечо.
Он не шевелился, был холодным и каменным. Каким же холодным он был…
– Макс… – горло сдавило в стальных тисках, и мой голос куда–то исчез, испарился.
Я открывала рот, но не произносила ни звука. Как будто я внезапно потеряла дар речи и стала немой. Я пыталась сказать ему жестами те слова, которые он должен был от меня услышать, но не успел.
«Макс, мне очень жаль»
«Прости меня»
«Я люблю тебя»
Но он не слышал. Макс смотрел на меня невидящими глазами. В них уже не было ни огня жизни, ни тепла любви. Его взгляд стал пустым и безжизненным, лицо – белая маска с синими губами. Я пробралась к нему под руку и свернулась в калачик возле него. Его ладонь была холодной, и его пальцы не обхватили меня, как обычно. Его руки, такие тёплые и нежные, исчезли вместе с ним. Больше не было осторожных прикосновений, неловкого поглаживания. Ничего больше не было. И слёз не было, только пустота и зудящее чувство вины внутри.
Проглотив комок, вставший в горле, я вытерла щёки ладонью и продолжила:
– Нас нашёл Джексон, который забеспокоился, почему мы не берём трубку полдня. Вызвал скорую, меня почти час оттирал от крови в душе. Я вся была в крови, меня пропитало ей насквозь, – я зашептала, – Я до сих пор чувствую её на своём теле. И вкус во рту – вкус железа и соли. Женя, – прочистив горло, я продолжила нормальным голосом, – держался изо всех сил, но огоньки в его серебристых глазахпогасли. Как будто вместе с Максом умерло что–то и в нём. Наверное, у близнецов, и правда, сильная связь.
– Ты не виновата, Кира, – сказал Артур, прикладываясь к бутылке.
Я повернула голову на звук его голоса, а потом снова посмотрела на засыпающий город. Вздохнув, я медленно поднялась на ноги.
– Вскрытие показало, что Макс умер в четыре утра, – сказала я, – Я проснулась среди ночи в три. Если бы я встала и пошла в ванную, я бы спасла его.
– Кира… – спокойно сказал он, повторяя мои действия.
– Но я не сделала этого. Он умирал, а я спала безмятежным сном. Возможно, он беззвучно звал меня на помощь; но я не услышала этого.
– Это не так, – снова сказал Артур, подойдя ко мне вплотную.
Я подняла голову, чтобы заглянуть в глаза. Такие странные, то ли зелёные, то ли жёлтые.
– Он знал, – сорвался с моих губ шёпот, – Он знал, что я никогда его не любила. Это я виновата. Я его убила.
Артур смотрел на меня, не отрываясь. Что–то промелькнуло в его лице, но я не смогла распознать что. Я разучилась читать людей в тот момент, когда Макс посмотрел на меня пустым взглядом из ванной.
Начало смеркаться, закат медленно накрывал город. Я почувствовала, что больше не хочу… Не хочу быть вместе с ним; не хочу его прикосновений; ничего не хочу. Я была одноразовой. Максимум, двухразовой.
– Мне пора, – сухо сказала я, и шагнула в сторону лестницы, ведущей вниз.
– Останься. Уезжай со мной, – Артур перехватил моё запястье и попытался меня остановить.
Я выдернула руку, и не оборачиваясь сказала:
– Я выполнила условия договора. Это ничего для меня не значит. Это… – я отвернулась, и тихо бросила из–за спины, боясь посмотреть в его странные глаза, – Это – ничто.
[1] Это немыслимо, я не могу тебя забыть (порт.)
22
С Джексоном мы не разговаривали с того дня. Я переехала жить к Наташке, благо размеры её квартиры позволяли. Она одолжила мне свой компьютер и диван на первом этаже в гостиной.
Артур уехал в воскресенье, как и говорил. На прощание он оставил мне рисунок, который я видела в его номере; передав его через агентство, где работала Натали. Я смотрела на девушку с портрета и разглядывала своё отражение в зеркале, понимая, что незнакомка с тёмными глазами, оттенёнными густыми ресницами и бровями – это я. Пухлые, приоткрытые губы, чуть влажные, как будто их только что облизали. Слегка вздёрнутый нос и ямочка на щеке. Я смотрела на девушку с портрета, и поразилась тому, с какой точностью прорисована каждая деталь: крошечные, тонкие волоски на щеках; узор радужки; складки на губах; мимические морщинки в уголках глаз и вокруг носа; тени и полутени. Потом я смяла рисунок, и сожгла его в пепельнице на балконе у Натали, вместе с очередной сигаретой.
Я не знала, чем занять себя в неожиданно появившееся свободное время, поэтому начала писать.
Первым я написала письмо, которое стало прологом этой книги. Я не знала адреса или фамилии, поэтому письмо было написано в воздух. Я просто написала всё, что было у меня на душе в тот момент; те слова, которые я бы сказала Артуру, если бы ещё раз его увидела.
Потом, как–то случайно и нелепо я написала первую главу. Затем вторую, третью. Я по кирпичикам собирала фундамент этого произведения; слова собирались в предложения; предложения в строки; строки в абзацы. Я не указала имён, обозначив героев простыми буквами: К., А., и Ж. Выдумать чужие у меня не получилось, а писать настоящие я не смогла.
Я выложила несколько первых глав в электронной библиотеке и там познакомилась с девушкой, Юлей. Она тоже писала, и меня зацепил её рассказ о странной любви, которая вспыхнула во время глупой, нелепой гражданской войны. Мы проговорили с ней несколько часов, обмениваясь сообщениями. Делились творческими планами, идеями, ощущениями. Странно, но когда я читала те строчки, которые она писала мне, у меня было такое ощущение, как будто я смотрю в зеркало и моё отражение улыбается мне, искренне и по–настоящему; так, как не улыбалось многие месяцы. Кусочек моей души печатал мне из Мариуполя, и это так странно, волнующе и прекрасно одновременно.
Через три месяца я, практически не питаясь и литрами поглощая по ночам кофе, закончила книгу. Я не хотела публиковать её, я даже не знала, выкладывать ли оставшееся в сеть, даже несмотря на просьбы небольшого количества читателей, которые появились у меня на сайте. Но мне на электронную почту пришло письмо:
Рукопись <andreeva.marina@art.ru>
Кому: мне
От: Андреева Марина
Дата: 18 октября 2012 г., 09:13
Тема: Рукопись
«Здравствуйте, Кира!
Меня зовут Марина Андреева, я – главный редактор московского издательства «Медиа». Я прочитала отрывки Вашего произведения, опубликованные в одной из электронных библиотек, и хочу предложить Вам сотрудничество.
Если Вы заинтересованы, мои контакты:
andreeva.marina@art.ru
+7 (495) 432–33–99
С уважением, Марина»
Я посоветовалась с Юлей, и она пообещала мне, что приедет и побреет меня налысо, если я не сделаю этого. Я сделала. Через полгода, я держала свою рукопись в руках – белые листки с чёрными буквами, и стояла напротив двери подъезда голубого деревянного дома на улице Вильмси.
Я позвонила в домофон, и он ответил мне хриплым голосом Джексона:
– Да.
– Привет. Это Кира. Открой, пожалуйста, я хочу тебе кое–что отдать, – сказала я запинаясь.
Джексон не открыл и повесил трубку. Я позвонила ещё раз. Он поднял домофон и помолчал несколько секунд. Дверь всё–таки зажужжала и открылась.
Я быстро поднялась на третий этаж. Джексон стоял в дверях, скрестив руки на груди. Его лицо было хмурым, но не злобным. Он не умел долго злиться или обижаться. Я протянула ему книгу, и тихо сказала:
– Это тебе. Я прошу тебя прочитать первую страницу, а потом можешь делать с ней, что захочешь. Сожги, порви на кусочки, просто выброси. Но, прошу, прочитай первую страницу.
Он, молча, кивнул и взял у меня книгу с простым названием «3». Я развернулась, и спустилась по лестнице, морщась от скрипа деревянных ступенек. На улице начался моросящий дождь; я зарылась в пальто поглубже, и пошла по знакомой улице, ощущая навязчивую пустоту по обе стороны от себя.
Постскриптум
Когда я добрался до дома, был третий час ночи. Бросив ключи на комод у входной двери, я снял мокрую обувь; тёплый пуховик, купленный в Таллинне; и ярко–жёлтую вязаную шапку, которая осталась приятным напоминанием о поездке. Не потому, что она яркая; а потому, что её связала самая необычная девушка, которую я встречал в жизни.
Не включая света, я достал фотоаппарат из сумки, и пошёл в спальню, чтобы рассортировать отработанный за сегодня материал. Съёмка была простой и обычной, модель вполне справилась с задачей; хотя, я так и не понял, зачем визажисты накладывают столько грима на молоденьких девочек. Завалившись на кровати, я открыл ноутбук и вставил в него карту памяти из моего Никона. Пока фотографии закачивались на жёсткий диск, я решил проверить электронную почту.
Среди десятка писем от начинающих моделей и дизайнеров, я наткнулся на одно, весьма любопытное:
Сотрудничество <andreeva.marina@art.ru>
Кому: мне
От: Андреева Марина
Дата: 11 марта 2013 г., 11:57
Тема: Сотрудничество
«Артур, здравствуйте!
Меня зовут Марина Андреева, я хотела бы предложить Вам один проект, который может Вас заинтересовать.
Мы ищем дизайнера обложки для серии книг молодого автора. Нужно что–то необычное, запоминающееся и креативное.
К письму, предлагаю вам несколько отрывков из произведения, чтобы ознакомить Вас с материалом.
Если Вы заинтересованы, мои контакты:
andreeva.marina@art.ru
+7 (495) 432–33–99
С уважением, Марина.»
Я открыл файл, и невольно напрягся, увидев знакомое имя. Но, когда я начал читать… Каждая буква, каждая строчка, каждое слово было таким знакомым, что по спине пробежал холодок.
Я знаю эту книгу. Потому что я – главный герой.
«3»
Киира Сааре
Все имена, личности, события и переплетения судеб являются вымышленными. Любое, мало–мальское совпадение с реальностью – случайность и только.
Посвящается братьям и сёстрам.
Тебе и Ему.
Fora do comum
N г o posso te esquecer
1
Я ходила между рядами картин и судорожно пыталась увидеть в них хоть что–то. Какую–нибудь искру, что–либо необычное или загадочное, какой–то тайный смысл, который художник смог бы передать с помощью кистей и краски. Но, увы, всё выставленное в этом зале было абсолютным, полным, тотальным говном. Хотя, вон ту жёлто–зелёную мазню я бы повесила у себя на кухне.
Угораздило же меня пожалеть Наташку, и прийти сюда вместо неё. Престарелый хмырь весь вечер норовил затащить меня в туалет, ярко–красное платье без бретелек предательски сползало вниз, из–за чего моя грудь чуть ли не вываливалась из декольте, всем на радость. Шпильки в волосах, собранных наверх, ужасно царапали мою черепушку; а шпильки на ногах лишний раз доказывали, что такую обувь придумали как орудие пыток в средневековье, но какой–то идиот–дизайнер посчитал это красивым.
Вздохнув, я оглядела почти опустевший зал в поисках своего спутника. Он торчал в туалете уже битых полчаса. Наверное, дрочит, ничем другим я не могу объяснить такое долгое отсутствие. Сделав глоток из своего бокала, с которым я хожу второй час, я поморщилась. Шампанское выдохлось, вкус стал приторно–сладким, больше похожим на сироп, а не на благородный шипучий напиток. Постояв напротив очередного шедевра, я вытащила мобильник из сумочки, тонкая цепочка которой висела у меня на плече, и набрала эсэмэску Наташке:
«Он ушёл в сортир и не возвращается оттуда уже полчаса. Устала и хочу домой»
Несмотря на поздний час, двенадцать ночи, ответ пришёл мгновенно:
«У тебя ещё 10 мин»
Я тихонько чертыхнулась, и засекла время. Когда мои десять минут истекли и Илья Егорыч не явился, я радостно выдохнула, допила одним глотком своё шампанское, и гордо направилась к лифту. Мои каблуки звонко простучали по каменному полу, и этот мерзкий звук эхом отдавался в висках. Нажав на кнопку вызова, я начала отбивать одной ногой нервный танец. Да, у меня нет клаустрофобии, но лифтов я всё равно боюсь. Но не буду же я спускаться пешком с пятого этажа, учитывая, что почти весь художественный музей, не считая помещений выставки, погружён в темноту? Нет. Значит, придётся спуститься на лифте.
Кабина остановилась на моём этаже, двери раскрылись, и я заскочила внутрь. Сбросив туфли с ног, я радостно встала ноющими пятками на холодный пол. Мой указательный палец завис над панелью и почти нажал на кнопку первого этажа, но в лифт впрыгнул Ты, облачённый в серый костюм и белоснежную рубашку. Ты оглядел меня, и удивлённо вскинул брови, задержав взгляд на моих босых ступнях. Я пожала плечами и нажала на кнопку. Лифт тронулся вниз, а я отошла к зеркалу; и принялась выдёргивать ненавистные шпильки из волос. Ещё чуть–чуть и эти маленькие железные штуки просто снимут с меня скальп. Волосы упали мне на плечи, я подтянула лиф платья, и увидела в зеркальном отражении довольную улыбку. Ты облокотился плечом о стенку кабины, засунув руки в карманы. Поймал мой взгляд в отражении, а потом неожиданно заговорил глубоким, сиплым голосом:
– Служба эскорта?
Я развернулась к тебе лицом:
– Это так очевидно?
Ты снова оглядел меня с ног до головы, и улыбнулся ещё шире. Пока твои глаза с любопытством изучали мою грудь, я успела нахмуриться и скрестила руки, прикрываясь. Ты перевёл взгляд на моё лицо и снова заговорил:
– Тон помады не твой, платье явно не по размеру. Агентство «Ариэль», я не ошибся?
Я мысленно похвалила тебя за наблюдательность, и, пожав плечами, ответила:
– Выручаю подругу. Если бы я знала, что её клиент будет домогаться до меня весь вечер; и мне придётся созерцать на то шедевральное дерьмо, выставленное наверху, я бы ни за что на это не подписалась.
– Шедевральное дерьмо? – Ты вскинул густые тёмно–коричневые брови.
– Ну да. Я бы посоветовала автору перестать жрать ЛСД, и заняться чем–нибудь другим, – я изобразила презрительную гримасу и махнула рукой, – Фотографией или вышиванием крестиком.
Ты как–то странно фыркнул и затрясся. Сначала я испугалась, что у тебя эпилептический припадок, а потом до меня дошло, что Ты смеёшься. Я непонимающе уставилась на тебя. Когда Ты успокоился, Ты протянул мне широкую ладонь:
– Да, фотография мне, правда, нравится больше, – прокудахтал Ты с лёгкой ухмылкой, – А.
Я дала в ответ свою руку, и Ты пожал её, хорошенько меня встряхнув. Непонимающее выражение с моего лица не исчезло, и Ты счёл нужным пояснить:
– Автор шедеврального дерьма.
Твою мать, надо же было так облажаться.
Я мгновенно вспыхнула, как факел, но постаралась сохранить красивую мину при плохой игре. Вышло, скорее всего, паршиво, потому что Ты снова растянулся в широкой улыбке.
– А ты? – неожиданно спросил Ты, и я чуть не подпрыгнула.
– Что? – промямлила я.
– Как тебя зовут? – Ты лениво расстегнул манжеты белоснежной рубашки, сверкнув золотыми Patek Phillippe с необычным циферблатом, – Хочу знать, кого заказывать.
Это прозвучало так пренебрежительно, грязно и грубо, что мне захотелось ударить тебя ногой в рожу. Я сдержала этот порыв, но почувствовала, как тело от злости начала бить мелкая дрожь. В этот момент лифт остановился. Я подняла с пола свои туфли, и попыталась выскочить в открытые двери, но меня остановила горячая ладонь, схватившая меня за локоть:
– Ты не представилась, – сухо бросил Ты, пристально изучая моё лицо глазами.
– Закажешь другую, – процедила я сквозь зубы, и вырвалась из твоей хватки.
Метнувшись к выходу, я спустилась по плавному скату, который на кой–то хрен сделали в КУМУ вместо лестницы. Остановившись внизу, я наклонилась, чтобы надеть туфли. Впереди, в дверях, маячил молоденький охранник с наушниками в ушах. Я выпрямилась и даже успела занести ногу для уверенного шага к выходу, но меня остановила большая рука, которая легла мне на лицо. Другая схватила меня за талию и поволокла в тёмный угол под лестницей. Обладатель этих рук затолкал меня в кабинку туалета для инвалидов и закрыл за собой дверь.
– Ты что, сдурел? – заорала я тебе в спину.
Ты развернулся и вскинул руки в обезоруживающем жесте:
– Я просто хотел извиниться, – Ты нахмурился, – Я выразился так, как будто ты проститутка, – Ты ткнул в меня указательным пальцем, – А ты не проститутка.
Я сделала несколько глубоких вдохов и прищурилась:
– Ты всегда заталкиваешь девушек в сортир, чтобы извиниться? – вырвалось у меня.
Ты улыбнулся, сверкнув белыми зубами:
– Не хотел упустить свой шанс.
– Шанс? – моя правая бровь медленно поползла вверх.
– Извиниться, – повторил Ты, и бросил на меня совсем не извиняющийся взгляд.
Я решила воспользоваться возможностью и разглядеть тебя внимательнее. То, что я увидела, вполне меня порадовало. Про заоблачный рост я уже упоминала, но помимо него у тебя была масса других достоинств. Глаза, интересного цвета: то ли зелёные, то ли жёлтые, в приглушённом свете не разобрать. Золотистая кожа приятного оттенка, которая выдавала человека, недавно отдыхавшего на юге или часто проводящего время на солнце. Густые тёмные брови красивой формы. Щёки, затенённые щетиной, и красивый аккуратный нос, как на фото «После» из портфолио пластического хирурга. Прямые волосы длиной почти до плеч, небрежно взлохмаченные и лежащие в небольшом беспорядке. Дорогой на вид костюм, вряд ли сшитый на заказ, но подогнанный по фигуре. В плечах Ты был достаточно широк; а вот всё, что ниже пояса, напротив, изящно–узкое. Такое тело обычно бывает у пловцов, подумалось мне.
– Нравится то, что видишь? – неожиданно произнёс Ты роковым хриплым голосом, чем привлёк моё внимание.
Я отвела взгляд от крошечных белых пуговиц на твоей рубашке, и посмотрела на тебя слегка затуманенным взором. Ну да, неплохо. Особенно в мягком и немного интимном свете этого тесного помещения.
– Потому что мне нравится то, что вижу я, – добавил Ты, и снова принялся изучать моё тело глазами.
Я судорожно сглотнула, потому что твой взгляд был совсем не таким, каким должен быть у извиняющегося мужчины. Ой, не таким.
Пока я соображала, что тебе ответить, Ты снова огорошил меня:
– Правда или действие?
– Что? – смогла выговорить я пересохшим горлом.
– Поиграем. Правда или действие? – Ты вскинул бровь.
– Здесь?
– Я мог бы предложить свой номер в гостинице, – спокойно бросил Ты, – Но боюсь, мне снова придётся извиняться, – добавил Ты чуть улыбнувшись, и снова спрятав руки в карманы.
Я фыркнула, и ответила:
– Нет уж, давай здесь.
– Я первый. Как тебя зовут? – Ты лениво откинулся спиной на дверь.
– Ну конечно, – покачав головой, я честно ответила, – К. Моя очередь?
Ты кивнул с лёгкой улыбкой.
– Чем ты занимаешься? Ну, помимо тех каракуль, выставленных наверху, – я покрутила рукой в воздухе, указывая направление.
Ты неожиданно громко рассмеялся хриплым и мелодичным смехом, и этот звук отразился от графитовых стен туалета и приземлился у меня где–то в желудке. Что обычно было дурным признаком.
– Я фотограф. Но иногда рисую.
– У тебя это плохо выходит, тебе говорили об этом? – брякнула я, скрестив руки на груди.
– Ты была первой. Моя очередь.
Я притворно–лениво пожала плечами.
– На тебе есть нижнее бельё? – спросил Ты с обольстительной улыбкой.
Я покраснела и мои глаза медленно поползли из орбит:
– Серьёзно?
– Абсолютно, – Ты довольно хмыкнул и продолжил, – Кроме того, ты должна доказать правду.
Моя нога сама собой задёргалась, и я стала похожа на неврастеничку. Подумав пару секунд и оглядев крохотный туалет, я спросила:
– Если я выберу действие, это будет ещё хуже, чем показать тебе свои трусы, да?
– Решать тебе, – пожал плечами Ты, но с твоего лица не сползала довольная ухмылка.
Я глубоко вздохнула, и собралась с мыслями. Прикинув, что я ничего не теряю, я взялась за край своего платья и жалобно проскулила:
– Только не смейся.
Когда я подняла тонкую ткань, обнажив бёдра, Ты оторвался от стены, чуть наклонившись, и твои глаза расширились до невозможности. После первого шока, Ты спросил:
– Ты носишь мужское бельё?
– Собиралась впопыхах, – бросила я, возвращая на место платье, – Моя очередь. У тебя уже встал?
Я по–детски хихикнула и подняла на тебя глаза, чтобы насладиться твоей реакцией. К моему разочарованию Ты не ответил, а сделал два шага в мою сторону, преодолев то крошечное расстояние, нас разделявшее. Я хотела бы отпрыгнуть назад, но за мной стоял унитаз, а изображать из себя идиотку не хотелось.
– Хочешь выдам тебе один маленький мужской секрет? – спросил Ты где–то над моей головой.
Я что–то невнятно промычала, уставившись на твою широкую грудь, которую туго обхватывала рубашка. На ткани я смогла разглядеть какой–то тонкий незатейливый узор из блестящих шёлковых нитей.
– Мы прячем руки в карманах, чтобы скрыть эрекцию, – прошептал Ты, прилично наклонившись к моему уху.
От этого шёпота, моя кровь в жилах начала медленно закипать. К лицу снова прилип румянец, щёки зажгло, как и некоторые неприличные места моего тела. Я сглотнула ком, вставший в горле, но воздух снова вышибло из лёгких, потому что горячие ладони обхватили мои ягодицы и припечатали меня к твоему огромному телу.
– Моя очередь, – спокойно сказал Ты, что как–то не вязалось с тем, что вытворяли твои руки, гуляющие по моему телу, – У тебя кто–нибудь есть? Парень, муж?
– Тебя это волнует? – вырвалось у меня, потому что Ты развернул моё тело и прижал к холодной стене, отбросив мою сумочку себе за спину.
Она приземлилась в белоснежную раковину, звонко брякнув цепочкой. У меня начали дрожать колени, в горле пересохло, а пульс зачастил до невозможности.
– По большому счёту нет, просто интересно, – сказал Ты в мою шею, приспуская верх моего платья, – Настоящие?
Я проследила за твоим взглядом, и уставилась на свою грудь.
– Да, – хрипло ответила я.
– Хороши, – констатировал Ты, и провёл пальцами по тонкой ткани телесного бесшовного бюстгальтера без бретелек, – Ответ на первый вопрос?
– Нет, – я невольно вздрогнула, потому что снова ощутила твои горячие пальцы на своих бёдрах.
– Но ты собиралась впопыхах и надела мужские трусы? – проговорил Ты в моё плечо, и приподнял юбку, собирая платье в гармошку у меня на талии.
– Я снимаю квартиру с другом, – промямлила я.
Ты ловко снял с меня трусики; быстро расстегнул брюки и приподнял меня, вынуждая обхватить тебя ногами. Ты мягко опустил меня на своё хозяйство, а я даже немного удивилась такой щедрости и нежности. Учитывая щекотливые обстоятельства, я могла рассчитывать на то, чтобы быть прижатой щекой к стене, или наклонённой над раковиной. Поза лицом к лицу была слишком личной, и мне захотелось зажмуриться, отвернуться, а ещё лучше – убежать.
Ты уверенно и твёрдо работал своим телом, посылая приятные импульсы в каждую мою клеточку. Маленькое помещение наполнили запахи секса, короткие стоны и шумное дыхание. Я уставилась глазами в зеркальное отражение на широкую спину в сером пиджаке, и мои загорелые ноги, обхватывающие твои бёдра. Мои ладони покоились у тебя на плечах, я отчётливо ощущала приятную ткань, тепло и сладковатый запах, исходящий от твоего тела.
Внезапно меня пронзила неприятная мысль о том, что я не заметила, надел ли ты презерватив или нет. Почувствовав, что я напряглась, Ты остановился, и мягко прошептал мне на ухо:
– Расслабься.
Прошептал–то Ты мягко, но моё тело восприняло эту просьбу как приказ. Я мгновенно обмякла, и твои пальцы вцепились в мои бёдра с неистовой силой. Я уже была близка к кульминации, но всё это подвело меня к краю. Я взорвалась, зарываясь лицом тебе в шею и приглушая рвущийся крик в ворот твоей рубашки. От тебя очень интересно пахнет. Амбра и что–то похожее на ваниль. Странное сочетание для мужчины, но мне понравилось. Я, как будто, почувствовала, какой у тебя вкус. Терпкий, чуть горьковатый и в то же время – сладкий.
Ты кончил следом, зарычав где–то у меня над головой. Ты упёрся кулаком в стену, так что костяшки на руках побелели до невозможности, а другой рукой продолжал поддерживать меня за задницу, явно оставляя синяки на нежной коже.
– Вау, – вырвалось у тебя, едва мы вдвоём начали ровно дышать.
Я как–то глуповато улыбнулась, когда Ты поставил меня на пол, и с огромным трудом устояла на ногах. Кое–как подняв трусы с пола, я натянула их на свою задницу. С непередаваемой радостью я увидела, что Ты скинул использованный презерватив в помойку под раковиной. Поправив платье, я подошла к зеркалу. Яркий румянец начал увядать, блеск в глазах постепенно потускнел, и в отражении на меня смотрело привычное лицо с карими глазами. Я вытерла размазанную помаду салфеткой. Пригладив растрёпанные волосы, я закинула сумочку на плечо, и занесла руку, чтобы открыть дверь, но меня остановила горячая ладонь.
– Оставь свой номер, – попросил Ты с непроницаемым лицом.
Я скинула твою руку со своей, и открыла дверь. Выходя в тёмный коридор, я коротко бросила:
– Всё было супер. Спасибо.
Последние комментарии
7 часов 20 минут назад
13 часов 5 минут назад
14 часов 12 минут назад
15 часов 10 минут назад
15 часов 24 минут назад
1 день 34 минут назад