Мурашов [Владимир Григорьевич Соколовский] (fb2) читать постранично, страница - 2

обработанным входом, чтобы укрываться там при появлении жандармов, других охранных отрядов, просто чужих людей. И дни свои проводил либо в норе, либо рядом с нею, не отдаляясь больше чем на пять-шесть метров. Он и цыганенка пытался приучить сидеть тихо рядом, покуда не понял: это бесполезное дело. Тот и пяти минут не мог провести в одной позе: гримасничал, дергался, лопотал; вдруг вскакивал и убегал. Присутствие чужого взрослого будоражило его. И вот появись здесь вооруженные люди, оцепи они этот изрытый, испепеленный пустырь, — мальчику не уйти от них. Заметят, вытащат откуда угодно. Солдаты — те могут просто пристрелить мимоходом, и это будет для пацана еще не худший вариант. Местные стражники уволокут с собой для допроса. А потом все равно сдадут в тюрьму, в жестко фильтрующие руки уполномоченных гестапо. Те уж позаботятся, чтобы цыганенок не остался в живых. Причем каждый стражник в отдельности может не испытывать к Михаю, маленькому чавэлэ, последней надежде древнего рода, никакой неприязни. И, встретив где-нибудь, не обратить внимания, может быть, даже сунуть кусок сухаря или кукурузный початок. Блюстители порядка были здесь в большинстве своем ленивые, брюзгливые, с толстыми щеками, любили поговорить о лошадях, о нравах, навести страху на рынке. Однако одно дело, когда человек несет службу в одиночку и действует по своему усмотрению. Стоит же нескольким таким служителям соединиться вместе для выполнения какого-то приказа, задания, и характер каждого из них в отдельности как бы перестает существовать, он уже не имеет значения. Есть только Идея, которой они служат, в данном случае — Порядок. И люди, объединившиеся для лихих целей, не знают уже ни добра, ни милости. Задержавший цыганенка стражник, как бы ни любил он детишек, уже не отпустит его: он на виду у других полицейских, и Порядок висит над всеми, безжалостный. Нарушившему его открыто — своему, чужому ли — надлежит принять мучительную гибель в его медленных челюстях.

Об этом, да и еще о многом другом думал капитан Павел Мурашов, лежа в яме среди развалин и поглядывая кругом. Дерганый, привыкший на фронте быстро работать мозг гнал и гнал новые ситуации, варианты поведения…

Допросив цыганенка и вызнав от него о неясном человеке, живущем в развалинах, жандармы соберутся снова и поплетутся обратно, на новую облаву. Возьмут Михая, он покажет им нору. В промежутке между их уходом и возвращением Мурашову надо будет уйти. Куда? Этому городку он чужой, совсем чужой, там его никто не ждет и не примет. На улицах, в людных местах торчать неизвестному в городе человеку тоже нельзя — засекут и доложат, куда следует. Ладно, допустим, он найдет укромное безопасное место где-нибудь в заброшенном подвале. Хотя… Откуда может взяться заброшенный подвал? Молдаване, здешний народ, дорожат землей, она у них впустую не пропадает.

Значит — только в степь. А там — да куда бы он ни ушел, шанс ускользнуть от наводнивших степь патрулей ничтожно мал. Кроме них, есть и сельские стражники, или те же крестьяне — тоже ведь попадаются разные…

2

Ни одна из явок, полученных им в разведотделе, не была уже рабочей, действующей. Он оказался один — на чужой земле, среди чужих людей. Когда Мурашов уходил с последнего адреса, от дома учительницы Аурики Гуцу, провожаемый мрачным взглядом ее сожителя, он уже еле помнил себя. Тесный каленый обруч стянул голову, в глаза словно сыпанули песку. И люди удивленно глядели ему вслед — приземистому, машущему в такт шагу руками, быстро идущему мимо дядьке. В бараньей шапке, свитке, рубашке не первой свежести, на ногах — пыльные постолы, сам чернявый, с круто вьющимся волосом, — он ничем внешне не отличался от них, но больно уж дик был его вид. Ну и мало ли что могло случиться с человеком! Может быть, его обокрали, или вручили негодный товар, или заболела лошадь…

Приказ был поставлен четко, конкретно, боевая задача для группы капитана Мурашова — сбор и передача данных о местности, характеристика населенных пунктов в полосе наступления армии, их оборонное значение, гарнизоны, вооружение — уяснена, отработана на нужных уровнях. И вот так получилось… Начальник разведотдела подполковник Лялин на последнем инструктаже задал Мурашову и радисту Грише Кочневу обычный вопрос: «Ну, что мы еще не обговорили? Если остались напоследок какие-то неясности — прошу!» Гриша пожал плечами, глянул на капитана: спрашивайте, мол, у старшого, я величина маленькая.

«Ну что, комбат, я слушаю тебя». Мурашов повел головой, словно выворачивая шею из гимнастерки, поднялся. «О чем еще говорить, товарищ подполковник? Приказ отдан, и его надо выполнять, так я понимаю». «Ну, комбат…» — каким-то неопределенным голосом произнес начальник разведотдела. Комбат так комбат. Для Мурашова, вчерашнего фронтового командира батальона, ничего обидного в этом слове не было. Хотя он и понял, что хотел сказать Лялин: «Да, браток, не получается из тебя разведчика, каким ты был окопником, таким и