Олуяковцы [Иво Андрич] (fb2) читать постранично

Иво Андрич Олуяковцы

Говорят, когда-то некий странник со святым обличьем сказал об олуяковцах: «Бог дал им богатств и всяких несчастий». Если раньше так было, то позднее, как известно, не случилось ничего, что опровергло бы слова святого человека.

Олуяки – высокогорное село. Не расположись оно в тесном ущелье, можно было бы назвать эту местность плоскогорьем; а на деле – это глубокий каньон на плоскогорье. Дома олуяковцев, большей частью на подклетях, не так разбросаны, как в других селениях, и в основном сгрудились около Черного потока, который осью пронизывает село. Из-за крутизны дома стоят друг над другом. По краям, к основанию и вершине каньона, село сужается, поэтому издали оно напоминает ладью, заброшенную и насаженную на скалы гигантской, давно исчезнувшей волной неведомого потопа.

Посреди села начинается дорога, которая, извиваясь по хребтам и крутым обрывам, спускается к зажатой в скалах Дрине. Требуется два часа на спуск по этой дороге и более трех – на подъем. Вдоль нее, петляя и уходя под землю, течет Черный поток, временами стремительно бросающийся вниз со скал такими высокими водопадами, что воды его, и без того скудные, превращаются в дождь и росу, прежде чем снова упасть на землю. Каждый камень, омываемый этой водой, покрыт, как лишаем, черной корой. Пить воду нельзя – об этом знают едва научившиеся ходить дети.

Это удаленное и одинокое село отличается от прочих не только своим положением, но и многим другим, особенно плодородием. Правда, зерновые, за исключением овса, довольно чахлые на такой большой высоте, но остальное произрастает и развивается в этом мглистом и заброшенном крае лучше, пышнее и изобильнее, чем в любом из вышеградских сел. Особенно фрукты и грецкие орехи. Олуяки окружены венком ореховых деревьев, молодых и старых. Бывают годы, когда Олуяки вывозят на вышеградский рынок больше грецких орехов, чем остальные села вместе взятые.

Все хорошо растет в Олуяках, за исключением людей. Олуяковец – невысок, кривоног, с широкой, сутулой спиной, с непропорционально длинными руками, крупным лицом со сплющенным носом и черными глазками, с невыразительным, но упрямым взглядом, толстой короткой шеей, которая как бы сразу становится туловищем. На базаре их легко отличить среди сотен других крестьян. Поскольку они вечно осуждены то подниматься в горы к своему селу, то спускаться вниз, при ходьбе верхняя часть корпуса у них откинута назад.

Они известны как недоверчивые и замкнутые люди, которые мало говорят, редко поют, всегда работают и постоянно приобретают. Кроме того, идет молва, будто все, рожденное в Олуяках, меченое. Кажется, нету такого среди них человека, который не имел бы зоба, или не был бы хром, или как-либо иначе искалечен.

Но невысокие, коренастые люди из горного селения отличаются хитростью, дикой, молчаливой силой и выносливостью. Они обрабатывают землю искусней и изобретательней, чем в других селах, а фрукты у них не только лучших сортов и видов, но они и собирают и перерабатывают их лучше. Они не торгуются на базаре и не любят тяжб по судам, но свою цену держат, а раз начав тяжбу, доводят ее до конца и обыкновенно выигрывают. Женятся они большей частью на девушках из своего села. Поэтому если кто-то состоит с кем-то в далеком родстве и степень его определить трудно, во всем крае говорят, дескать, «олуяковское племя».

Старики шутили, что шваб завоевал всю Боснию, кроме Олуяков. В шутке есть доля правды, потому что Олуяков во время оккупации почти не существовало: они сгорели перед приходом австрийцев. Произошло это следующим образом.

Живет в Олуяках довольно многочисленная семья Мудеризовичей. Когда-то один из ее членов уехал в Сараево, кончил школу и дошел до мудериза. Для олуяковцев это редкое и исключительное явление. Сын мудериза также был ученым человеком и кадием в Мостаре. Он теснее, чем его отец, поддерживал связи с родственниками в далеком вышеградском селе. Одним жарким летом сей мостарcкий кадий и олуяковский потомок с семьей приехал в Олуяки. Тогда-то он и его жена решили женить самого пригожего из Мудеризовичей на красивой и богатой девушке из окрестностей Мостара. Для олуяковцев это было неслыханно. Старики в семье, как и в селе, не одобряли брак с женщиной из далекого, чужого мира, но честолюбивый кадий покончил дело той же осенью.

Однажды в сумерки прекрасную мостарку привезли в Олуяки. Ее сопровождали младший брат мужа и один из ее родственников. Девушка утомилась в дороге. Еще утром, когда они проезжали вдоль каменистого, словно высеченного русла Дрины, вдоль зеленой, глубокой и внушающей ужас воды, где на узкой песчаной отмели белел высохший и вымытый лошадиный скелет, ей представилось, что это и есть те самые ужасы из сказок, через которые нужно пройти, чтобы добраться до дивных мест и великих радостей. Но когда начался подъем от Дрины к Олуякам по красной, почти отвесной, выжженной солнцем тропинке, молодая женщина с опаской подумала, что и конец этого нечеловеческого пути