Стыд и позор [Ингмар Бергман] (fb2) читать постранично

Бергман Ингмар Стыд и позор (сценарий фильма)

Все исчезает, обращаясь в сны.

Виланд

Ландшафт. Белый двухэтажный дом на опушке леса, оштукатуренный, но изрядно облупившийся. Несколько теплиц, огород. Старые фруктовые деревья. Во дворебольшой «форд», знававший лучшие дни. Справа от дома — уборная, сараи, курятник, клетки для кроликов.

Все это обнесено полуразрушенной каменной оградой. Вдоль ограды тянется проезжая дорога, которая затем сворачивает в дюны, к морю.

Утро на исходе лета. Тишина и покой. Шум моря вдалеке. Старая лохматая такса дремлет на солнышке. Куры на крыльце. Толстая кошка ловит у ограды полевок.

В доме звонит будильник.

На широкой железной кровати спят Эва и Ян Русенберг.

Яну Русенбергу за сорок, это худой долговязый человек с нервным лицом, мягкими, выгоревшими на солнце волосами и испуганным взглядом.

Фру Русенберг годами помоложе, но худа и угловата. У нее круглое, по-детски наивное лицо, решительный подбородок, прямой взгляд широко распахнутых глаз. Густые волосы заплетены на ночь в тугую косу. Она спит в более чем скромной сорочке, муж — в истрепанной, линялой пижаме. Солнце светит сквозь дырявые шторы, по стеклам, громко жужжа, мечутся большущие мухи.

От звона будильника оба просыпаются. Эва встает, спускается на кухню готовить завтрак. Муж долго сидит, ссутулясь, на кровати, разглядывает свои ноги. Зевает и почесывает грудь.

Растопив плиту, Эва возвращается в спальню и начинает шумно умываться. Обтирается до пояса большой тряпицей, потом чистит зубы. Ян уныло наблюдает за ней. Эва расплетает косу и широкими сильными взмахами гребня расчесывает волосы. Теперь на ней просторная вязаная кофта и потертые брюки.

Ян. Нет, ты подумай, мне такой странный сон приснился. Знаешь о чем?

(Эва не отзывается.)

Ян (продолжает). Ну так вот, мне снилось, будто мы опять в оркестре, сидим рядом на репетиции, играем Четвертый Бранденбургский концерт Баха, медленную часть. Утро, эстрада пахнет свежим лаком, за дирижерским пультом — Дорати. А все нынешнее — уже в прошлом. Только память осталась, как о страшном сне, и мы радовались, что сумели стряхнуть с себя этот кошмар. Я проснулся от слез… нет, ты подумай! А заплакал, еще когда мы играли… медленную часть, ну ты знаешь, вот эту (тихо напевает).

Эва. Ты, надо полагать, решил сегодня не бриться?

Ян (грустно). Почему? Побреюсь, если хочешь.

Эва подкалывает волосы и возвращается на кухню.

Ян сует ноги в старые тапки, сокрушенно вздыхает. Эва разливает по чашкам какой-то зеленоватый напиток.

Кроме чашек на столе вазочка с сухарями и несколько вареных яиц.

Ян. Сначала эта паршивая трава вместо чая никак в горло не лезла. А теперь даже кажется по-настоящему вкусной. Почему ты злишься?

Эва. Ничего я не злюсь.

Ян. Еще как злишься, черт побери! Последнее время ты вечно не в настроении. Будто я во всем виноват.

Эва. Ян, миленький, доедай быстрее. Нужно отвезти бургомистру землянику, я обещала до девяти.

Ян. Если получим сегодня деньги, не мешало бы купить бутылочку вина.

Эва неожиданно улыбается. Ян берет ее за руку и быстро целует в ладонь.

Ян. Похоже, у меня режется зуб мудрости. Как ты думаешь, зубной врач из города не уехал? Может, заглянем к нему, а? Ну, когда ягоды отвезем. Скверная штука — зубы мудрости. Был у меня один вот здесь, вверху справа, так врач его по кускам тащил. Несколько часов. Без заморозки. Я потом две недели температурил. И ведь корень до сих пор ноет, к перемене погоды. Вдруг и этот зуб такой же сволочной? Веселенькое будет дело. Посмотри, флюса нет? Эва, ну взгляни, пожалуйста. Эва. Ничего не заметно?

Эва смотрит ему в лицо. И ничего особенного не замечает. Быть может, она и не старается смотреть внимательно.

Они вышли на косогор. Старая такса, проснувшись, отчаянно виляет хвостом и путается у них под ногами. Эва в черных деревянных башмаках. Ян в изношенных сандалиях.

Эва. Ты за телефон уплатил?

Ян. А, черт, забыл. Вообще чушь собачья — платить за то, чего нет. Ведь этот треклятый телефон никогда не работает.

Эва. Нам нельзя без телефона, ты же знаешь.

Ян. Да-да. Конечно. Хотя заказов у нас негусто.

Эва. Без телефона нельзя. Не будет телефона пиши пропало.

Ян. Ну это тебе так кажется.

Ян исчезает в теплице. Эва идет в курятник. Такса умудряется проводить обоих, снует от одного к другому, уткнувшись носом в землю и сторожким крючком вздернув кверху хвост.

Эва подбирает свежие яйца, Ян складывает штабелем ящики с земляникой, стоящие в теплице со вчерашнего вечера.

Слышен далекий звон церковных колоколов.

Ян. Слышишь, Эва? Колокола. Разве нынче праздник? По-моему, самая обыкновенная пятница. Или нет? Ей-богу, жутковато колокольный звон в будний день. К чему бы это, а?

Эва. Ни к чему. Знаешь, давай-ка побыстрее. Мы опаздываем.

Ян. Который час?

Эва. Полвосьмого, даже тридцать пять.

Они пакуют ящики с земляникой в