Покоренное сердце [Барбара Доусон Смит] (fb2) читать онлайн

Барбара Доусон Смит Покоренное сердце

Пролог

Казнить его сейчас!^[1]

У. Шекспир «Король Ричард III»

Лондон, конец апреля 1816 года

За годы детективной работы Саймон Крофт, граф Рокфорд, усвоил один непреложный факт: преступники всегда отрицают свою вину. Вот и сегодняшний подозреваемый не выказывал ни малейшего желания облегчить работу полиции.

Невзирая на бурные протесты преступника, Саймон методично обследовал его крошечную двухкомнатную квартирку – очень бедную и особенно неуютную в тусклом свете серого дождливого утра. На шатком столике возле незатопленного камина стояла тарелка с остатками завтрака. Из мебели здесь были всего лишь обшарпанный дубовый стол, пара мягких стульев и узкая кровать в смежной-с гостиной спальне. И множество книг и бумаг.

Где-то посреди этого хаоса скрывается улика, которая поможет упрятать Гилберта Холлибрука за решетку. Этот вор – сущий дьявол; за поразительное умение проникать незамеченным в дома богатых аристократов его уже успели прозвать Призраком.

– Это явное недоразумение, – снова сказал Холлибрук, поправив очки в проволочной оправе. – Я зарабатываю преподаванием, а не воровством.

Напарник Саймона, офицер с Боу-стрит, усадил Холлибрука на табурет посреди комнаты. Глядя на его неуклюжую долговязую фигуру в заношенном коричневом сюртуке с потертыми обшлагами, ссутулившуюся спину, бледно-голубые глаза и поредевшие седые волосы, Саймон вдруг подумал, что на первый взгляд этот негодяй кажется совершенно безобидным. Он чем-то напоминал одного оксфордского профессора, у которого когда-то учился Саймон.

Однако первое впечатление часто бывает обманчивым. Этот жестокий урок Саймон выучил еще в пятнадцать лет, когда у него на глазах убили отца.

Продолжая игнорировать протесты злодея, Саймон начал простукивать половицы грубого деревянного пола в надежде обнаружить тайник. Призрак подозревался в целой серии ограблений, следовавших беспрерывной чередой в течение уже двух месяцев. В последний раз драгоценности пропали из спальни матери самого Саймона.

Ему вспомнилось растерянное, потрясенное лицо матери, и гнев вспыхнул в нем с новой силой. Как будто у нее было мало страданий! «Без доказательств его вины я отсюда не выйду, – подумал Саймон, – даже если для этого понадобится разобрать весь этот дом до последней доски».

– Я написал множество научных работ, и некоторые из них даже опубликованы, – снова заговорил Холлибрук. – Если вы позволите, я покажу вам кое-что из своих трудов…

– Ваши труды мне известны. – Саймон подошел к кожаному сундуку, стоявшему возле окна, из которого была видна лишь почерневшая от сажи кирпичная стена соседнего дома. – В том числе «Путеводитель по Шекспиру».

– Нуда, конечно! Вот видите: я не мог совершить этого преступления. Все это ужасное недоразумение, ошибка.

Саймон открыл сундук и вдохнул слабый аромат лаванды. Внутри лежало несколько предметов женского туалета, что было неудивительно, поскольку у Холлибрука имелась взрослая дочь. Девушка работала преподавателем в пансионе в Линкольншире. Благодаря этому обстоятельству Саймон не рассматривал ее как возможную соучастницу преступлений.

– Никакой ошибки нет, – холодно возразил он. – Каждый раз на месте преступления полиция находит цитаты из Шекспира.

– Так вы думаете, что я… если я изучаю наследие Шекспира…

– На месте последнего преступления вы обронили счет из лавки. И там был указан ваш адрес.

Холлибрук весьма натурально изобразил шок:

– Но это абсурд! Где этот дом? В Мейфэре? Я не бываю в этом районе. Наверное, счет выпал из кармана мальчишки-разносчика. И, к несчастью для меня, как раз в том доме, который ограбили.

– Это не все. Мне известно, какие отношения связывают вас с маркизом Уоррингтоном. Я знаю, что вы охотились за приданым его дочери и даже склонили ее к браку. Видимо, обманувшись в своих надеждах, вы решили мстить всему отвергнувшему вас сословию.

Холлибрук побледнел. Его длинные пальцы с пятнами чернил вцепились в края табурета. Испуг, тревога и горечь попеременно отражались у него на лице.

– Так вот оно что. Значит, теперь Уоррингтон решил погубить мое доброе имя. Странно, что он взялся за это столько лет спустя.

Саймона нисколько не тронули эти слова. Когда-то Гилберт Холлибрук сделал попытку примкнуть к великосветскому обществу, но был отвергнут. Вероятно, он относится к тем людям, которые не забывают обид.

Саймон присел к столу, заваленному бумагами. На стопке с книгами стояла фаянсовая кружка с остывшим чаем. Саймон принялся выдвигать ящики, тщательно просматривая их содержимое: запасные перья, чернила, перочинный нож, моток бечевки, дешевая писчая бумага… И, наконец, в дальнем углу самого нижнего ящика, он увидел то, что искал. С первого взгляда Саймон безошибочно узнал бриллиантовый браслет своей матери. Издав победный возглас, он извлек его на свет.

Глава 1

Как безумен род людской!^[2]

У. Шекспир «Сон в летнюю ночь»

Спустя две недели

«Если они сейчас же не сменят тему, у меня случится истерика. Ужасная, непозволительная истерика, которая раскроет мое инкогнито и спутает все мои планы».

Сцепив на коленях руки, затянутые в перчатки, женщина, известная здесь под именем миссис Браунли, сидела в бальном зале поблизости от группы сплетничающих матрон. Шумный бал был в разгаре. Сотни свечей мигали в настенных и потолочных канделябрах; сквозь стекла очков, которые девушка надела, чтобы казаться солиднее, очертания фигур и предметов казались расплывчатыми. В толпе знатных гостей сновали лакеи с серебряными подносами, предлагая гостям шампанское и пунш. В воздухе витали ароматы дорогих духов, в дальнем конце зала оркестр на галерее под сводчатым потолком играл божественную музыку.

Клер впервые оказалась в подобном месте и, к своему удивлению, с наслаждением окунулась в праздничную атмосферу бала. Свет, музыка, ароматы – всё вплоть до последней минуты доставляло ей радость. Ей безумно хотелось принять участие в общем веселье, вместо того чтобы томиться у стены в роли наемной компаньонки. У нее даже мелькнула крамольная мысль, что, сложись обстоятельства иначе, она тоже могла бы вырасти в этом мире богатства и привилегий.

Однако сегодня Клер находилась здесь для того, чтобы присматривать за юной ветреной красавицей леди Розабел Лэтроп, белое платье и золотая головка которой то и дело мелькали в шеренге танцоров на паркетном полу. Предполагалось, что миссис Браунли в свои немолодые уже годы – целых двадцать пять лет – имела достаточно твердости и благоразумия, чтобы опекать юную девушку.

Удар обрушился неожиданно, когда Клер, отбивая такт ногой под бесформенным серым платьем, безмятежно наблюдала за плавным кружением пар. Кто-то из дам у нее за спиной заговорил о Призраке, и Клер мгновенно вспомнила, для чего она затеяла свой маскарад.

– Какое облегчение – знать, что преступник, наконец, за решеткой, – сказала леди Ярборо, тряся складками подбородка. Тугие седые локоны, обрамлявшие ее круглое лицо, были чересчур жесткими, чтобы их можно было принять за натуральные. – И ведь на кого посмел замахнуться! До какой наглости нужно было дойти, чтобы красть драгоценности прямо у нас из-под носа.

Остальные матроны согласно закудахтали. Виконтесса считалась главной среди этих старых куриц.

– Призрак стянул мою рубиновую брошь, – проскрипела миссис Данби. Она сжала когтистой рукой набалдашник своей трости и испуганно огляделась по сторонам, словно опасаясь, что преступник спрятался где-то в зале. – Это событие окончательно расстроило мои нервы.

Клер подумала, что, глядя на нее, этого не скажешь. Длинное лицо миссис Данби с подведенными черными глазами казалось прямо-таки зловещим. Она была такой же надменной, чванливой каргой, как и все окружавшие ее приятельницы.

– А у меня Призрак похитил мои любимые бриллиантовые серьги, – простонала леди, затянутая в зеленое платье, слишком тесное для ее зрелой пышной фигуры. – И жемчужное ожерелье, которое Ральф подарил мне на сороковую годовщину нашей свадьбы в прошлом году. Но уверяет, что ничего не крал.

– Без сомнения, это его рук дело, – провозгласила леди Ярборо. – У него нашли бриллиантовый браслет леди Рокфорд.

– К тому же он специалист по Шекспиру, – заметила еще одна морщинистая матрона. – Ведь каждый раз на месте преступления он оставлял цитату из какого-нибудь произведения знаменитого Барда.

– Всякому ясно, что Гилберт Холлибрук – лжец, вор и негодяй. – Ноздри миссис Данби задрожали, когда она ударила своей тростью об пол. – Негодяй, говорю я вам!

«Нет, он невиновен! Он арестован несправедливо!» Клер выпрямила спину и старалась дышать ровно и медленно. Она не смела, высказать свое мнение, тем более что никто здесь не знал ее настоящего имени.

– Давайте не будем так горячиться, – сказала леди Ярборо. – Подумайте о чувствах леди Эстер.

Все смолкли. Некоторые дамы так и остались стоять с раскрытым ртом. Все глаза устремились на пухлую женщину, сидевшую по правую руку от леди Ярборо. На лицах некоторых отразилось искреннее сочувствие леди Эстер Лэтроп, и Клер подумала, что даже в этом обществе встречаются отзывчивые сердца. В конце концов, ее мать тоже когда-то принадлежала к их кругу.

– Пожалуйста, простите нас, леди Эстер, – обратилась леди Ярборо к своей соседке, и в ее голосе зазвенело сочувствие. – Должно быть, события последней недели стали для вас ужасным потрясением.

Женщины, все как одна, придвинулись ближе, чтобы не пропустить ни единого слова. Их драгоценности сверкали разноцветными искрами; на лицах отражалась разная степень негодования, жалости и любопытства.

Музыка заиграла громче. Гости продолжали веселиться и танцевать; девушки, оставшиеся без; кавалеров, подпирали стену, мечтая, чтобы их кто-нибудь пригласил, и никто в этом зале не догадывался, какие страдания испытывает незаметная миссис Браунли, слушая обвинения в адрес своего ни в чем не повинного отца.

Леди Эстер, походившая на большую конфету в своем розовом платье с коричневыми лентами, устроила целое представление. Она достала из ридикюля кружевной платочек и стерла с разрумянившихся щек воображаемые слезы.

– Вы можете говорить все, что угодно. Какой смысл притворяться, если эта история давно всем известна? Я не собираюсь отрицать, что наша семья имела несчастье породниться с Призраком.

Все дружно ахнули, услышав это заявление, а леди Эстер умолкла, выдерживая драматическую паузу. «Моя хозяйка ничем не лучше виконтессы, – мелькнула циничная мысль у Клер. – Строит из себя слабую беззащитную женщину, хотя в действительности даст фору любому мужчине. Как ловко она обернула скандал в свою пользу. Теперь она, как трагическая героиня, будет купаться во всеобщем внимании, выдавая маленькими порциями, пищу для сплетен».

Неожиданная искренность леди Эстер повергла в шок даже миссис Данби.

– Боже мой, Эстер… Не хотите же вы сказать, что он… тот самый…

– Увы, увы. – Леди Эстер притворно вздохнула. – Много лет назад его взяли учителем к моему дорогому безвременно ушедшему супругу и его старшей сестре Эмили. Родители моего Джона во всем доверяли Холлибруку, а он отплатил им тем, что завладел сердцем прелестной глупенькой Эмили и даже склонил ее к бегству. – Она прижала платочек к глазам. – Джон говорил, это было ужасно! Просто ужасно! Бедняжка Эмили слишком поздно поняла, что Холлибрук охотился за ее приданым.

«Это ложь! Они безумно любили друг друга. Деньги не имели для них никакого значения».

Клер стиснула зубы, чтобы не произнести этого вслух. Никто не догадывался, что Гилберт Холлибрук – ее отец и что сама она преподает литературу в Кэнфилдской академии в Линкольншире. Чтобы вызволить отца из тюрьмы, она взяла отпуск и устроилась гувернанткой в Уоррингтон-Хаус. Леди Эстер не могла догадаться, что так называемая Клара Браунли представила ей фальшивые рекомендации и к тому же приходится ей племянницей по мужу.

– Естественно, отец Джона не дал им ни пенни, – продолжила леди Эстер так печально, словно и впрямь тосковала по золовке, с которой даже не была знакома. – Джон больше ни разу не виделся с ней и ничего о ней не знал.

Снова ложь. Мама много раз писала своим родным.

Эмили Холлибрук была светлым, солнечным существом, своими лучами она согревала всех, кто ее окружал. Однажды, когда Клер было девять лет, она застала свою мать плачущей над письмом в кабинете отца. Мама попыталась улыбнуться и придумала какое-то объяснение, но когда Клер рассказала об этом эпизоде отцу, тот объяснил ей, что раз в год ее мать пишет письмо своему отцу – дедушке Клер. Семья отказалась от ее матери после того, как она вышла замуж за человека из низшего сословия, и Эмили ни разу не получила ответа на свои письма. Отец ужасно рассердился, когда заговорил о маркизе Уоррингтоне, и Клер воздержалась от дальнейших расспросов.

Новый вздох приподнял и снова опустил пышный бюст леди Эстер. Клер была неприятна мысль, что эта женщина связана с ней родственными узами.

– Мы узнали о смерти Эмили случайно четырнадцать лет назад. О-о, мой бедный милый Джон так огорчился, услышав эту новость. Нет, я никогда не смогу понять, как можно было бросить свою семью, ради такого… такого злодея.

– Что делать, – промолвила леди Ярборо, похлопав своей морщинистой рукой леди Эстер по плечу. – Эмили не первая и не последняя девушка, которая увлеклась негодяем. Но теперь он, наконец, получит по заслугам.

– Его приговорят к пожизненному заключению, – предположила сухопарая седая женщина.

– Или отправят в заморские колонии, – сказала горбатая старуха.

– Он заслуживает большего, – объявила миссис Данби с неженской злостью. – Я не успокоюсь до тех пор, пока Гилберта Холлибрука не повесят.

Повесят.

Слабый стон вырвался из груди Клер. Она прижала ладонь к губам, но, к счастью, ее никто не услышал. Никому не было дела до жалкой компаньонки. Ее маскарад был сейчас как нельзя кстати. Никто не заметил, как похолодели ее руки, и как сильно колотилось сердце в ее груди.

Она знала, что ее отцу угрожает страшная опасность, и плакала, представляя, каково ему там, в сырой холодной камере. Она разработала дерзкий план, чтобы восстановить его доброе имя. Но сейчас, при упоминании о виселице, все ее страхи возродились с новой силой.

Отца могут осудить за преступление, которого он не совершал.

– Миссис Браунли. Миссис Браунли! Погруженная в свои мысли, Клер не сразу поняла, что леди Эстер обращается к ней.

Она подняла голову и встретила суровый взгляд ореховых глаз жены своего дяди. Круглое морщинистое лицо леди Эстер раскраснелось от жары. Она сбросила маску слабой беззащитной женщины и теперь грозно хмурила брови.

Клер похолодела. Неужели леди Эстер заметила ее волнение? А вдруг она видела портрет ее матери и узнала ее?

Нет, не может быть. Эмили Холлибрук была зеленоглазой блондинкой, а у Клер были чудесные темные волосы. Выдавая себя за вдову, она прятала их под огромным чепцом. Для полноты картины Клер носила уродливые очки и глухое серое платье, полностью скрывавшее ее фигуру. Угадать в этой серой мышке дочь бойкой жизнерадостной Эмили было невозможно.

– Да, миледи? – Клер с подобострастной улыбкой повернулась к леди Эстер.

– Оркестр перестал играть, – прошипела та. – Где моя дочь?

Клер метнула взгляд на паркет: джентльмены уже провожали дам по местам, оркестранты в углу настраивали инструменты, гости разбились на группы, но леди Розабел куда-то исчезла.

– Простите. Я пойду, поищу ее.

Клер хотела встать, но леди Эстер схватила ее за рукав. Сейчас она походила на разъяренную медведицу, защищающую своего малыша.

– Вы должны были глаз с нее не спускать. А я видела, как она танцевала с этим мерзавцем Льюисом Ньюкомом.

– Я полагала, что он друг лорда Фредерика, – учтиво заметила Клер, припоминая обходительного светловолосого джентльмена с обаятельной улыбкой.

– Он ему больше не друг, – отрезала тетя. – Мой сын не имеет ничего общего с этим повесой и игроком. Бог мой, его мать была простой актрисой!

Клер едва удержалась от замечания, что благородное происхождение еще ни о чем не говорит.

– Простите, я не знала, – только и сказала она.

– Отныне возьмите на себя труд интересоваться подобными вещами, миссис Браунли. – Склонившись еще ниже, леди Эстер строго добавила: – Не хватало еще, чтобы вокруг моей дочери крутились подобные типы. До вас я уже сменила трех компаньонок за то, что они не справлялись со своими обязанностями. Надеюсь, я достаточно ясно выразилась?

Кивнув, Клер поднялась со стула. Конечно, она все понимает. Если ее уволят, она потеряет место в доме маркиза Уоррингтона. А вместе с ним потеряет шанс доказать, что кто-то из родственников ее матери подбросил улики ее отцу.

– Семейные узы.

Стоило Саймону произнести эти слова, как он тут же пожалел о них. Молодой человек, вальяжна раскинувшийся на противоположном сиденье экипажа, мгновенно выпрямился.

– Ха! Семейные узы, говоришь? Что, пришла пора обзаводиться женой и наследником? – Сэр Гарри Мастерсон хлопнул себя по колену рукой в перчатке. – Боже, какая новость! Я должен непременно рассказать об этом сегодня в клубе.

Саймон скривился. Сегодня у него не было настроения упражняться в остроумии. И тем более обсуждать свои личные дела.

Но они слишком давно знали друг друга, чтобы Гарри мог так легко оставить тему. Шикарная коляска на рессорах мягко завернула за угол.

– Что-то мне подсказывает, что у тебя вышла очередная стычка с вдовствующей графиней. Понятно, ей хочется как можно быстрее набросить на тебя семейную удавку, – заметил Гарри, с улыбкой глядя на друга.

– Моя мать не носит титула вдовствующей графини, – поправил его Саймон. – Она остается графиней Рокфорд до тех пор, пока я не женюсь.

Гарри покачал головой и улыбнулся еще шире.

– Ты думаешь, что, прочитав мне лекцию по этикету, собьешь меня с темы? Нет, старина, даже не надейся. И поверь мне: графиня не успокоится до тех пор, пока не увидит тебя таким же счастливым, как все твои сестрицы.

Мимо проплывали большие каменные здания, в окнах которых мерцали свечи, иногда темноту освещал тусклый свет газового фонаря, похожего в ночном тумане на луну.

Счастье, думал Саймон. Счастье у всех разное. В отличие от сестер он слишком ценил свою свободу, чтобы стремиться к алтарю. Но мама права: долг зовет. Как-никак ему уже тридцать три, пора обзавестись семьей и заняться продолжением рода.

Он не роптал на судьбу и был готов выполнить обязательства по отношению к семье. Но счастья в браке он не искал. Он найдет его где-нибудь на стороне. И это будет настоящая женщина, а не какая-нибудь худосочная целомудренная мисс, которую ему придется выбрать себе в жены.

Надменно выгнув бровь, Саймон произнес:

– Я принял решение начать поиски невесты. Предлагаю тебе последовать моему примеру.

– Чтобы ты не страдал в одиночку? Ха! Не забывай, у меня есть два младших брата, так что в нашей семье наследников хватает.

– Везет же некоторым.

– Да уж, везет. – Гарри беспечно раскинулся на бархатных подушках цвета бургундского вина. – Ну и ну! Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу тебя идущим к алтарю. И кто же эта счастливица?

– Это я узнаю сегодня вечером.

– Сегодня вечером? Боже, только не говори мне, что ты согласишься жениться на девушке, которую тебе выберет мать.

– Естественно, нет. – Саймон закинул ногу на ногу и тоже откинулся на подушки. – Стэнфилд пригласил к себе на бал почти всех дебютанток сезона. Так что мне остается только выбирать.

– Даже так?

– Даже так.

Его друг состроил скептическую гримасу, и Саймон понял, что Гарри ему не поверил. Сам Гарри безоглядно бросался в любовные авантюры, наслаждаясь женщинами, словно дорогим вином. Всякий раз он говорил, что нашел лучшую женщину в мире, однако это не мешало ему в следующую же секунду устремиться в погоню за новым хорошеньким личиком.

Его сердце было открыто навстречу всем женщинам, он бегал за каждой юбкой и вел беспорядочную жизнь.

Саймон, напротив, любил логику и порядок и полагал, что страсть должна подчиняться внутренней дисциплине. Когда человек твердо знает, чего он хочет, он живет в ладу с собой и не подвержен душевным волнениям. В соответствии с этим жизненным принципом Саймон поддерживал отношения с женщинами только до тех пор, пока они не покушались на его свободу. Как только женщина предъявляла на него права, он без колебаний с ней расставался.

Он полагал, что их отношения, с женой будут сухими и отстраненными. Если же она начнет его утомлять, он сплавит ее в загородное поместье в Гемпшир и будет лишь изредка навещать с целью продолжения рода. И каждый из них будет мирно заниматься любимым делом: она – устраивать приемы для соседей, а он ловить преступников.

– Но выбор настолько велик, – Гарри широко развел руки, – что лично я просто теряюсь. Тут тебе и мисс Горэм с ее сияющими голубыми глазами, и нежная, застенчивая леди Эллен Рид, и великолепный бюст леди Розабел Лэтроп…

– Лэтроп? – резко перебил его Саймон. – Из семейства Уоррингтон? – При упоминании этого имени в нем боролись сожаление и гордость. Сожаление, оттого что скандальная история, связанная с побегом дочери маркиза, снова всплыла на поверхность, и гордость, оттого что Призрак уже сидел в Ньюгейтской тюрьме в ожидании приговора, и в этом была его личная заслуга.

Гарри с подозрением взглянул на Саймона:

– Леди Розабел – внучка Уоррингтона. У тебя к ней особенный интерес?

Саймон напустил на себя равнодушный вид. Даже Гарри не должен знать о его тайной работе.

– Конечно же, нет. Мне подойдет любая девушка с хорошей родословной.

Гарри скрестил руки на груди.

– Но у тебя, наверное, есть какие-то предпочтения. Какой она должна быть? Блондинкой или брюнеткой? Миниатюрной или высокой? Робкой или дерзкой? Попробую угадать. Тебе должна понравиться высокая стройная брюнетка, достаточно острая на язык, чтобы сразиться с тобой в словесной пикировке.

– Маленькая наивная блондинка тоже сойдет. Также как и нескладная шатенка среднего роста. Меня мало волнует ее внешность. Лишь бы она могла стать настоящей графиней.

– А что для этого нужно?

– У нее должно быть безупречное происхождение, отличное здоровье и готовность к полному подчинению.

Гарри тихонько свистнул.

– Можно подумать, ты выбираешь не графиню, а щенка.

– В некотором роде.

Саймон и сам поморщился от своих слов. Если бы его сейчас услышали сестры, они бы наверняка свернули ему шею. Но к ним он относился совсем по-другому. Саймон не надеялся встретить девушку, наделенную таким же бойким характером и острым умом, как у его сестер. По правде сказать, все его сестры служили украшением светских приемов и балов, и он всегда чертовски гордился ими. Так, наверное, мог бы гордиться ими отец.

Саймону было пятнадцать, когда они остались без отца, но он считал себя ответственным за их образование. Обычно девушек в высшем свете учили вышивать и играть на фортепьяно, но сестры Саймона читали в оригинале Платона и Цицерона, знали математику, географию и астрономию. Иногда они ворчали, что он слишком сильно их нагружает, зато, став взрослыми, могли поддержать беседу на любую тему… в те краткие минуты, когда не были заняты разговором о детях и домашних делах. Похоже, никакое образование не способно заглушить в женщине интерес к домашнему очагу, подумал Саймон.

Гарри скривился, и Саймон посчитал нужным разъяснить свою позицию:

– Я вовсе не хочу сказать, что отношусь к женщинам как к собакам. Но согласись: большинство девушек думают только о флирте и новых платьях.

– Нет, я не согласен, я абсолютно не согласен. – Гарри наклонился вперед, уперев локти в колени. – Если бы ты чаще появлялся в свете, то понял бы, что я имею в виду. Девушки – это волшебные, очаровательные создания, все вместе и каждая в отдельности. Они такие милые, нежные и…

– Глупые. Как бы там ни было, я намерен взять одну из них в жены и вылепить из нее графиню.

Гарри покачал головой:

– Ты – жестокосердый ублюдок.

– Ничего подобного, – сухо ответил Саймон. – Моя мать подтвердит, что я законнорожденный.

Коляска замедлила ход, и они остановились напротив великолепного фасада Стэнфилд-Хауса. Гарри бросил на друга взгляд, который Саймон помнил еще со времен обучения в Итоне.

– Раз тебе все равно, на ком жениться, женись на первой встречной.

Саймон хмыкнул и покачал головой:

– Нет, в эту ловушку ты меня не заманишь.

– Ага! Вот ты уже и отказываешься от своих слов! Либо признай, что тебе не все равно, либо принимай мой вызов.

Саймон видел, что Гарри пытается поймать его на слове. Но он не такой дурак, чтобы позволить загнать себя в угол. Хотя, если честно, он сам вырыл себе яму, когда рассуждал о вещах, в которых вовсе не был так уверен, как говорил. Понимая, что сейчас сделает глупость, он все же не смог устоять и решил доказать свою правоту.

Он холодно посмотрел на Гарри:

– Что ж, я согласен, если ты так настаиваешь. Но она должна соответствовать трем условиям, которые я тебе перечислил.

Гарри расплылся в широкой ухмылке:

– Ну конечно! И так уж и быть: она может быть хорошенькой, разрешаю. Все-таки графиня Рокфорд не должна быть мужеподобным чудовищем.

Саймон еще раз перечислил условия:

– В меру хорошенькая, из хорошей семьи и не старше двадцати лет.

– Тридцати, – поправил Гарри. – Взгляни на леди Сьюзен Бердсолл: уже десять лет, как томится одна, и вовсе не от недостатка претендентов…

– Двадцать пять, – пошел на компромисс Саймон. – Но обязательно девственница. Я должен быть уверен, что первенец – точно мой.

– Так ты уже решил, что первенец будет мальчик? Ну что ж, это правильно, старина. – Гарри в предвкушении потер руки и выглянул в окно. – Предлагаю пройти через сад сразу в бальный зал. Тогда все девушки будут иметь равные шансы заполучить тебя в мужья.

Глава 2

Признаться, довод женский у меня: Так думаю, поскольку так считаю я.^[3]

У. Шекспир «Два веронца»

Что за девчонка! Куда она запропастилась?

Клер быстро прошлась по комнатам и вышла на галерею, находившуюся в задней части дома. Из бального зала доносилась музыка. Прохладный вечерний ветер заиграл оборками чепца Клер, стало зябко. Поежившись, она сдвинула очки на нос и вгляделась в темноту.

Дом герцога Стэнфилда находился в самом центре Лондона, однако сад был на удивление большим. Фонари у крыльца слабо освещали тропинки. Цветочные клумбы покрывала мгла, на каменной ограде мелькали тени. Дальше все было скрыто холодным густым туманом. Разросшиеся деревья и безлунная ночь словно сговорились помогать беспутным повесам, увлекать юных дев в укромные места, где можно было украдкой сорвать с их губ поцелуй.

И не только.

Клер отбросила тревожную мысль. Леди Эстер потеряла дочь из виду всего десять минут назад. За столь короткое время ничего серьезного произойти не могло.

Но Розабел танцевала с мистером Льюисом Ньюкомом – закадычным другом ее брата лорда-Фредерика. И что бы там ни говорила леди Эстер, а слуги болтали, что этих двух повес водой не разольешь. Когда леди Эстер нанимала Клер на работу, она особо предупредила ее об импульсивности характера своей дочери, и лишь потом Клер поняла, что она имела в виду. Первое время ей казалось, что Розабел несмышлена, как котенок. Она постоянно попадала в переделки, и главным образом потому, что отправлялась гулять сама по себе. Однажды на Бонд-стрит, пока Клер отдавала распоряжения кучеру, Розабел исчезла и объявилась только полчаса спустя. Она объяснила взволнованной Клер, что все это время провела в магазине писчебумажных принадлежностей. В другой раз на прогулке она отправила Клер ловить унесенную ветром, ленту, а сама пустилась в погоню за бродячей собакой. В тот раз Клер сумела отыскать ее только через двадцать минут.

И вот сейчас она снова исчезла, а Клер может потерять из-за нее место. Хоть бы этот Льюис Ньюком не склонил ее к каким-нибудь непристойностям!

Клер торопливо спустилась по мраморным ступеням крыльца и огляделась по сторонам в поисках соблазнительной блондинки в белом платье. По дорожкам сада прогуливалось несколько пар, но Розабел среди них не было. Гравий похрустывал под новыми жесткими туфлями Клер. Уже несколько дней шли дожди, пахло сырой землей, и Клер приподняла юбки, чтобы не замочить их.

Она начала методично прочесывать сад. Она смотрела под каждым кустом и за каждой изгородью, проверила все укромные уголки и даже заглянула в темный почерневший сарай для садового инструмента.

Растирая окоченевшие руки, она еще раз огляделась вокруг, и вдруг ей показалось, что на фоне темной стены мелькнула светлая юбка. Так и есть, теперь она ясно различала фигуры мужчины и женщины, обнимавшихся за маленькой декоративной башенкой.

Клер прямиком направилась к ним, бесстрашно прошлепав по луже, отчего ее дешевые туфли мгновенно промокли и стали тяжелыми. Рядом с башенкой был расположен фонтан в виде херувима, льющего из кувшина воду. Шум воды позволил ей приблизиться незаметно.

Клер замедлила шаги. Парочка слилась в страстном поцелуе; мужчина гладил женщину по спине, прижимая ее к себе, она постанывала, прильнув к нему всем телом.

Краска смущения выступила на щеках Клер. В иных обстоятельствах она поспешила бы удалиться. Но у женщины в белом платье были светлые волосы.

Розабел!

Она кашлянула.

– Простите.

Охваченные страстью влюбленные не услышали ее. Мужчина попытался просунуть руку под юбку женщины.

Для Клер этого было достаточно. Она приблизилась к парочке и, положив руку женщине на плечо, твердо сказала:

– Леди Роза…

И в ту же секунду осознала свою ошибку. Плечо было слишком худеньким, к тому же Розабел была на несколько дюймов ниже. Тяжелый запах духов не имел ничего общего с легкими цветочными духами, которыми пользовались юные девушки.

Взметнув юбками, женщина спряталась за спиной мужчины. В темноте Клер едва успела рассмотреть, что это уже вполне зрелая женщина. А дородный мужчина оказался вовсе не Льюисом Ньюкомом.

В разъяренном мужчине Клер узнала хозяина дома – герцога Стэнфилда.

– Какого черта? – проревел он. – Кто вы такая? Насмерть перепуганная Клер сочла за лучшее не выдавать себя.

– Простите мне мою ошибку, ваша светлость. Умоляю простить меня.

Клер развернулась и побежала по дорожке в глубину сада. Не хватало еще, чтобы герцог узнал ее.

«Надеюсь, он не вспомнит мое имя, – подумала девушка, – даже если он успел увидеть мое лицо. Ведь сегодня в доме сотни гостей». А что, если леди Эстер сказала герцогу, что по доброте душевной взяла в услужение бедную несчастную вдову героя Ватерлоо и даже указала ему на нее? Но если и так, вряд ли он стал бы приглядываться к невзрачной компаньонке в бесформенном сером платье… или все-таки пригляделся?

Вот досада. Клер нисколько не боялась напыщенного лорда, который занимал свое высокое положение только благодаря тому, что родился в знатной семье. Она презирала этого человека, затеявшего любовные игры с гостьей в своем же собственном доме. Папа сказал бы, что герцог такой же, как все люди его круга, – распутник и кровопийца. Он ведет роскошную жизнь на доходы от поместья, в то время как его фермеры голодают.

Вспомнив об отце, она лишь утвердилась в своей неприязни к высшему свету. Обернувшись назад, Клер заметила еще одну парочку. Она поморщилась и пробормотала вслух:

– Паразиты на теле общества… ох!

И наткнулась на что-то твердое. От толчка у нее перехватило дыхание. Она упала бы, если бы ее не подхватили за талию чьи-то руки.

Мужские руки.

Потеряв равновесие, она вцепилась в широкие плечи мужчины. Ее щека оказалась прижата к накрахмаленной рубашке, очки съехали набок. На какое-то мгновение она потеряла способность думать и шевелиться. Сердце ее бешено колотилось. Жар мужского тела пробудил в ней незнакомые ощущения. Терпкий аромат заполнил ее легкие, и по телу пробежала легкая дрожь.

Машинально поправив очки, она попыталась отступить, но мужчина не ослаблял хватку, и она продолжала чувствовать твердые мышцы его груди.

Ее охватила паника. Она выросла неподалеку от Ковент-Гарден и представляла, что ей грозит, если она окажется в лапах разбойников.

– Отпустите меня, негодяй!

Она резко ударила его пяткой по голени. Мужчина вскрикнул от боли, но его пальцы еще крепче вцепились в ее талию.

– Полегче, – сказал он, и его теплое дыхание коснулось ее лба. – И кто же тут у нас? О, это не горничная, а настоящая леди. Очень воинственная леди.

У него был глубокий красивый голос настоящего джентльмена. Ну конечно, поняла Клер. Должно быть, он вышел из бального зала прогуляться.

Откинувшись назад, она уперлась руками ему в грудь.

– Отпустите меня, сэр. Сейчас же.

Несмотря на требовательный тон девушки, мужчина проигнорировал ее слова. Его руки крепко держали ее за талию и словно изучали ее фигуру под широким платьем. Он смотрел ей в лицо, но тьма не позволяла разглядеть незнакомку как следует. Клер тоже могла различить только высокую темную фигуру.

– Черт возьми, быстрая работа, – раздался вдруг голос другого мужчины. – И кто же она?

– Сам не знаю. Нас не представили.

Какой же у него голос – завораживающий… и опасный. Клер совсем запуталась в своих чувствах. Интересно, что значит «быстрая работа»? И зачем они рыщут здесь в темноте? Внутренний голос подсказывал ей, что мужчинам не следует знать, что она всего лишь компаньонка. Великосветские джентльмены часто позволяют себе вольности с теми, кто не защищен высоким общественным положением. Надменным голосом истинной леди Клер произнесла:

– Если вы надеетесь узнать мое имя, то я вам его не скажу. Должна вам заметить, что джентльмен не станет задавать подобных вопросов.

– Ого, – смеясь, сказал второй мужчина. – Она поставила тебя на место, Рокфорд.

– Это мы еще посмотрим, – холодно ответил первый. Рокфорд. Где-то она уже слышала это имя.

– Уберите руки, – повелительно сказала она. – Я желаю вернуться в бальный зал.

– Позвольте мне проводить вас, – сказал Рокфорд.

Не дожидаясь ее разрешения, он взял ее под локоть и повел по тропинке в направлении особняка. Несмотря на вежливый тон и манеры, чувствовалось, что этот человек не привык считаться с чужим мнением. Тот факт, что он совершенно игнорировал пожелания Клер, и сердил, и одновременно волновал ее. Что-то в его поведении ее настораживало, и у нее возникло предчувствие, что этого человека следует опасаться.

Отсюда уже виднелось крыльцо особняка. Из бального зала в сад лились потоки света и музыки. Сквозь открытые двери сюда доносились разговоры и смех, в стеклах отражалось мерцание свечей. В окнах кружились танцующие пары. Клер почувствовала себя в относительной безопасности: если она закричит, здесь ее уже должны услышать.

Рассудив, что приличнее будет уступить, чем затевать ссору, Клер послушно шла за Рокфордом и выжидала удобного момента, чтобы без лишнего шума ускользнуть от него.

– Миледи, простите, если мы напугали вас, – весело сказал второй мужчина у нее за спиной. – Через минуту вы будете в окружении своих подруг. Возможно, вы даже согласитесь потанцевать с кем-нибудь из нас?

– Разумеется, с согласия вашего мужа, – добавил Рокфорд и снова посмотрел на нее. Тропинка была такой узкой, что Клер при ходьбе задевала бедром его ногу. От этих прикосновений у неё горели щеки, и откуда-то изнутри поднимался жар.

В обычных обстоятельствах Клер старалась говорить правду, но в сложившейся ситуации ей пришлось слукавить:

– У меня действительно есть муж, и он ждет меня.

– Проклятие! – Так вы замужем? – разочарованно воскликнул второй мужчина.

– Так уж и замужем, – сказал Рокфорд.

Легкая насмешка в его голосе зародила у Клер подозрение, что он разгадал ее хитрость. Выходит, он рассматривает ее как потенциальную жертву?

От этой мысли ее охватили возмущение и злость. Этот надменный аристократ смотрит на женщин как на источник своих удовольствий. Кто дал ему такое право?

Едва ли он отступится от своих греховных намерений, обнаружив, кто она такая на самом деле. Если женщина не принадлежит к его классу, он видит в ней свою законную добычу.

– Дальше я обойдусь без вашей помощи, – заявила она. – Я прекрасно найду дорогу сама.

– Не сомневаюсь, – ответил Рокфорд. – Но я чувствую себя обязанным проводить вас в зал. Я должен убедиться, что с вами больше не случится никаких неприятностей.

– Единственная неприятность – это синяк, который вы оставили у меня на руке.

Рокфорд слегка ослабил хватку:

– Так лучше?

– Лучше будет, если вы уберете от меня свои руки совсем.

Он усмехнулся:

– Тогда вы убежите. А я чувствую себя обязанным передать вас в надежные руки мужа.

Клер задумалась. Не могут же они бродить по дому в поисках несуществующего мужа. Если она попадется на глаза леди Эстер, придется объяснять ей, почему она до сих пор не нашла Розабел. В лучшем случае она выставит Клер лгуньей, а в худшем – по-своему истолкует ситуацию и обвинит ее во флирте.

Если кто-нибудь узнает, что Клер была в саду с этими шалопаями, ее репутация будет безнадежно погублена, и ей уже не доверят опеку над молодой девицей. Никто не станет принимать в расчет, что это была случайная встреча. Она потеряет место, а вместе с ним и шанс вызволить отца из тюрьмы.

Клер прикинула расстояние до бального зала. Еще несколько ярдов, и они выйдут на свет. Как только они окажутся у крыльца, она найдет способ освободиться от них.

– Нечего возразить? – сказал Рокфорд, низко склонившись к ее лицу. – У меня такое чувство, словно вас что-то беспокоит, миледи.

– Меня беспокоит, как я буду объясняться с мужем. Он невероятно ревнив и может наброситься на вас с кулаками.

– Надо же, какой собственник. Что же он тогда позволяет вам разгуливать одной в темноте? – Рокфорд помолчал. – Или он не в курсе, что вы покинули зал?

Клер застыла. Он намекает на то, что она вышла встретиться с любовником. Ей ничего не оставалось, как перейти в наступление.

– Вы тоже рыскали здесь в темноте. Интересно, какой была ваша цель?

– В некотором роде я искал здесь свою судьбу. Загадочный ответ вызвал у нее раздражение.

– Ваша судьба, сэр, – сметать всех, кто попадается вам на пути.

– Насколько я помню, это вы чуть не сбили меня с ног.

Внезапно Клер захотелось рассмеяться. Не часто ей встречались мужчины, которые могли бы так ловко обернуть нанесенное оскорбление в свою пользу. Несмотря на властный тон и манеры, ей нравилось беседовать с ним. Любопытно было бы посмотреть, каков он в интеллектуальной беседе. Возможно, на поверку он окажется таким же тщеславным и поверхностным, как все светские мужчины.

Кто-то у них за спиной негромко кашлянул.

– Может, вы перестанете пререкаться и мы, наконец, присоединимся к обществу?

Клер напрочь забыла о другом мужчине. Они уже были в непосредственной близости от парадного входа.

Музыка в зале прекратилась, и в раскрытые двери и окна было видно, как кавалеры провожают своих дам на места. Прохладный воздух наполнился смехом и голосами. Рокфорд продолжал крепко сжимать ее руку.

Пора бежать.

Она начала подниматься по ступенькам крыльца, Рокфорд неотступно следовал за ней. Яркий свет позволил ей, наконец, рассмотреть его. Она чуть не споткнулась на последней ступеньке и взмолилась, чтобы он не воспринял эту оплошность на свой счет. Потому что такой красивый мужчина просто не может не быть тщеславным. С такой внешностью любой стал бы Нарциссом.

Высокий, широкоплечий, темноволосый, с мужественным лицом и пронзительными карими глазами, он был настолько хорош, что она не могла оторвать от него глаз. Темно-голубой фрак сидел на нем как влитой, белые бриджи плотно облегали длинные стройные ноги. Дорогой элегантный наряд лишь подчеркивал его мужественность. Рокфорд излучал уверенность и властность, он был рожден повелевать.

Клер вдруг осознала, что он так же внимательно изучает ее внешность. Прищурившись, он рассмотрел ее черный чепец, очки на носу и глухое серое платье свободного покроя, делавшее ее похожей на зрелую матрону.

Видя, как помрачнело его лицо, Клер сделала вывод, что он ожидал увидеть более привлекательную особу, если не сказать – красавицу, и ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы вместо уродливого серого платья на ней оказалось роскошное платье из золотого муслина, а голову украшали тщательно завитые локоны. Эти карие глаза должны смотреть на нее с восхищением.

И в то же мгновение Клер устыдилась своих желаний. Должно быть, она потеряла рассудок. Какое ей дело до того, что подумает о ней этот грубый, надменный джентльмен? И как она могла хоть на секунду забыть о том, что явилась сюда с одной-единственной целью: разоблачить Призрака и освободить отца?

– Благодарю за эскорт, мистер Рокфорд, – вежливо сказала она. – Надеюсь, вы понимаете, что дальше я найду дорогу самостоятельно.

Она освободила руку и направилась в бальный зал, но теперь на дороге у нее оказался друг Рокфорда.

Молодой человек был немного ниже Рокфорда и шире в кости. Его небесно-голубой фрак великолепно гармонировал с желтым жилетом и белым шейным платком и удивительно шел к его светло-каштановым волосам. У него было приятное добродушное лицо, разве что нос был немного великоват, но, как ни странно, это лишь добавляло ему привлекательности.

В его голубых глазах плясали веселые искры.

– Да, это действительно мистер Рокфорд. Но я полагаю, мы должны представиться по всей форме. – Он галантно поклонился. – Сэр Гарри Мастерсон. Мой друг – Саймон Крофт, граф Рокфорд.

Клер мысленно ахнула. Граф. Выходит, она познакомилась с настоящим пэром.

В тот же миг она поняла, почему его имя показалось ей знакомым. Она повернулась к лорду Рокфорду:

– Я слышала, Призрак украл алмазный браслет вашей супруги. Полицейские обнаружили его в ящике письменного стола… Гилберта Холлибрука.

Она чуть не сказала «моего отца».

– Это браслет моей матери, – поправил ее Рокфорд и впился взглядом в ее лицо. – Откуда у вас эта информация?

– Дамы на балу обсуждали эту историю; должно быть, от кого-то из них.

– Но вы сказали, что браслет был найден в письменном столе, – настаивал лорд Рокфорд. – Этот факт не упоминался в газетах.

Внутри у Клер все задрожало, но она, как ни в чем не бывало, вскинула подбородок. Рокфорд поймал ее на слове, но он не может знать того, что она дочь Гилберта Холлибрука.

– Говорю же вам: эту подробность я услышала от кого-то из дам, – холодно произнесла она. – Возможно, ей сообщила об этом вашаматушка.

Лицо лорда Рокфорда окаменело.

– Моя матушка ни с кем не обсуждала этот вопрос. На этой неделе она никого не принимала и общалась только с членами нашей семьи.

Клер не выказала ни малейшего беспокойства.

– Значит, этот факт стал известен от кого-то из членов вашей семьи. Откуда мне знать? Не понимаю, почему вас это так взволновало.

– В самом деле, Саймон, – вмешался сэр Гарри. Он нетерпеливо потирал руки. – Идем, Рокфорд. Мне не терпится узнать, чем кончится наше пари.

– Пари? – удивилась Клер. Мужчины переглянулись.

– Так, пустое, – пробормотал сэр Гарри. – Рокфорд обещал пригласить на танец первую женщину, встретившуюся ему на балу. Первой оказались вы, но, поскольку ваш муж ревнив, нам придется продолжить поиски.

Лорд Рокфорд жестом остановил друга, по-прежнему не отрывая взгляда от Клер:

– Я уверен, что он не станет возражать, если его жена подарит мне всего лишь один танец. Если мы вообще сумеем найти его в такой толчее.

Клер обратила на него ледяной взгляд. У этого человека не может быть в отношении ее честных намерений, однако здесь, на виду у всех, он вряд ли позволит себе какие-то вольности. Пожалуй, лучше всего пройти с ним один тур по бальному залу, стараясь держаться подальше от леди Эстер. А там, как только появится возможность, она скроется от него в шумной толпе…

– Брауни! Ох, миссис Браунли, вот вы где!

Клер чуть не подпрыгнула, услышав звонкий голос своей подопечной. Обернувшись, она увидела в проеме одной из дверей леди Розабел, которая радостно махала ей рукой. Сегодня, как и всегда, она выглядела невероятно соблазнительно. Ее великолепная фигура, напоминающая песочные часы, чудесные золотые локоны и пышная грудь, вздымающаяся над вырезом белого воздушного платья, невольно притягивали взгляд. Мягко покачивая бедрами и, похоже, не сознавая, какой эффект она производит на всех без исключения мужчин, девушка двинулась вперед.

Граф Рокфорд и сэр Гарри тоже не остались равнодушны к такой красоте. Сэр Гарри расплылся в дурацкой ухмылке, лорд Рокфорд рассматривал фигуру Розабел с неподдельным интересом.

Клер снова заволновалась. Их басня насчет пари показалась ей совершенно абсурдной. Скорее Рокфорд поспорил, что соблазнит первую встречную, а не просто будет с ней танцевать.

И сейчас он положил взгляд на Розабел.

Клер поспешила навстречу девушке.

– Где ты пропадала все это время? – шепотом спросила она. Девушка неопределенно махнула рукой в сторону дома:

– Там, конечно. А кто эти джентльмены? Мне кажется, одного из них я узнала.

Клер отметила, что Розабел уклонилась от прямого ответа.

– Я случайно наткнулась на них, когда разыскивала тебя. Идем, мы должны показаться твоей матери. Она сходит с ума от беспокойства.

Она взяла ее за руку, но Розабел уперлась каблучками в пол и кокетливо улыбнулась лорду Рокфорду и сэру Гарри.

– Мама не станет возражать, если я познакомлюсь с потенциальными женихами. Как знать, вдруг один из этих джентльменов станет моим мужем!

– Пусть это решает леди Эстер, – сказала Клер непререкаемым тоном, каким обыкновенно усмиряла расшалившихся учениц. – Мне было дано строгое указание следить, чтобы ты разговаривала только с теми мужчинами, которых одобрит леди Эстер.

Но мужчины уже присоединились к ним.

– Добрый вечер, миледи, – сказал сэр Гарри, отвешивая галантный поклон. – Сэр Гарри Мастерсон к вашим услугам. Не знаю, помните ли вы меня, но мы уже встречались в театре «Друри-Лейн» две недели назад.

– Полагаю, мне следует притвориться, что я вас не помню, сэр Гарри. – Розабел игриво улыбнулась и легонько шлепнула его по руке закрытым веером. – Но вас невозможно забыть: вы были единственным мужчиной, который не обделил в тот вечер своим вниманием ни одну девушку.

Он попытался изобразить смущение, однако не выдержал и рассмеялся.

– Ни одна из них не сравнится с вами, миледи. Я возьму на себя смелость представить вам моего друга. Саймон, позволь представить тебе леди Розабел Лэтроп. Леди Розабел, позвольте представить вам Саймона Крофта, графа Рокфорда. Он давно уже ваш горячий поклонник.

Лицо лорда Рокфорда не выражало ни малейшего удовольствия. Наверное, ему известно, что Призрак связан родственными узами с семьей Розабел, решила Клер. Возможно, это даже к лучшему и оттолкнет его от нее.

Однако он поклонился и поцеловал руку Розабел.

– Вы прекрасны, миледи.

Розабел вспыхнула и обратила на него манящий взор больших голубых глаз.

– Я польщена вашим вниманием, но должна признаться, что в течение всего месяца не встречала вас ни на одном из светских приемов.

– Я думаю, это легко объяснить: обычно я провожу время в мужской компании, обсуждая политические вопросы. – Лорд Рокфорд одарил ее снисходительной улыбкой, словно она была прелестным игривым щенком. – И только теперь понимаю, как много я упустил. С этой минуты я стану другим человеком.

Розабел хихикнула, а Клер сурово поджала губы.

– Боюсь, нам пора, – сказала она. – Леди Эстер Лэтроп поручила мне опекать ее дочь. И дедушка леди Розабел, маркиз Уоррингтон, также будет недоволен, если я не справлюсь с возложенной на меня миссией.

Лорд Рокфорд выгнул бровь и холодно посмотрел на нее. Его усмешка показала ей, что она для него больше не существует. Ну конечно, кто она такая? Всего лишь наемная компаньонка.

– Я не знал, что лорд Уоррингтон тоже здесь. Я должен немедленно засвидетельствовать ему свое почтение.

– Я с тобой, – заявил сэр Гарри. – Он участвовал в битве при Трафальгаре вместе с моим дядюшкой.

– Дедушка рано отбыл домой, его беспокоит нога, – остановила их Розабел. – Зато мама сидит в зале вместе с другими дамами. Я уверена, что она будет счастлива, познакомиться с вами.

– Ну, вот все и устроилось, – сказал лорд Рокфорд Клер. – Я думаю, у вас больше нет возражений.

Его высокомерный тон действовал Клер на нервы. Нет, она не позволит ему сбить себя с толку, зная, что Розабел может стать жертвой бесчестного пари.

– У меня есть возражения. И я не спущу глаз со своей подопечной ни днем, ни ночью.

– Интересно, что думает по этому поводу ваш муж.

Клер залилась краской с головы до ног. – Я…

– О Господи, разве вы не знали, милорд? – С Розабел мгновенно слетела вся игривость, и лицо ее приняло печальное выражение. – Муж Клары погиб год назад при Ватерлоо. – Она обняла Клер за плечи и добавила: – Прости, Брауни. Представляю, как это страшно: потерять любимого человека.

Клер опустила взгляд, пытаясь изобразить горе. Бедняжка Розабел даже не догадывается, что Клер придумала басню о погибшем муже только для того, чтобы получить место в доме маркиза Уоррингтона. Клер убедила себя, что это ложь во спасение, но все равно испытывала чувство вины. Отчасти и потому, что неожиданно для себя прониклась симпатией к своей избалованной кузине.

Она вошла в дом родни своей матери, заранее настроившись возненавидеть всех и вся. И хотя легкомысленное поведение Розабел действительно частенько выводило ее из себя, она все же не могла возненавидеть девушку, которая относилась к ней с искренним сочувствием. Глядя в ясные голубые глаза кузины, Клер начинала испытывать к ней симпатию.

– Прошу простить мою неловкость, миссис Браунли, – сказал лорд Рокфорд, давая понять, что не собирается докапываться до истины. – Примите мои искренние соболезнования.

И, отвернувшись, предложил руку Розабел. Пара прошла в зал, и Клер ничего не оставалось, как последовать за ними под руку с сэром Гарри, который без умолку рассказывал о совершенно незнакомых ей людях. Она делала вид, что слушает его, хотя все ее внимание было приковано к высокой фигуре графа. Вместо того чтобы испытывать облегчение оттого, что он потерял интерес к ее персоне, она расстроилась еще больше. Теперь этот человек представлял для нее реальную угрозу. Если он обесчестит Розабел, Клер потеряет свое место.

Но она не допустит этого. Она сделает все от нее зависящее, чтобы остановить его. Она добьется освобождения отца, кто бы ни стоял у нее на пути – будь это хоть сам граф Рокфорд.

Глава 3

Зло станет правдой, правда – злом.^[4]

У. Шекспир «Макбет»

– Ты не представляешь, какой номер выкинул Саймон на балу у герцога Стэнфилда, – сообщила Амелия матери на следующий день.

Саймон оторвался от «Таймс» и посмотрел на впорхнувшую в комнату младшую сестру, облаченную в пышное зеленое платье, удачно оттенявшее ее рыжевато-каштановые волосы. На лице ее играл здоровый румянец, а пополневшая талия выдавала ранний срок беременности. Со свойственной ей беспечностью она сбросила на золоченый стул, отделанный золотом плащ, и он тут же соскользнул на голубой узорчатый ковер.

Перчатки постигла та же участь. Стрельнув глазами в сторону брата, Амелия поцеловала мать в щеку. Леди Рокфорд сидела в шезлонге у окна и занималась вышиванием. Она только-только пришла в себя после очередного приступа малярий. С той памятной ночи, когда ей прострелили грудь, а отца Саймона убили, здоровье ее сильно пошатнулось.

Саймон постарался стереть из своей памяти воспоминания о том страшном дне. Прошлое не изменишь, но он сделает все от него зависящее, чтобы мать как можно меньше страдала. И по этой причине он был рад приходу Амелии – это отвлечет мать от грустных раздумий.

Однако тема, которую сестра явно собиралась развить, ему не понравилась.

– В «Таттлере» открылась вакансия репортера, – заметил он, бросив на нее взгляд поверх газеты. – Я думаю, ты можешь на нее претендовать.

Амелия сморщила носик.

– Когда дело касается твоей собственной семьи, это уже не сплетни.

Наблюдая за их пикировкой, леди Рокфорд улыбнулась и покачала головой. Бордовое шелковое платье особенно сильно подчеркивало ее худобу и болезненную бледность. В каштановых волосах уже поблескивала седина. Она отложила в сторону шитье и сложила руки на коленях. Этого было достаточно, чтобы дети прекратили спор и обратили взор в ее сторону.

– Не думаю, чтобы это была такая уж потрясающая новость, – сказала она с сомнением в голосе. – Саймон мне ничего не рассказывал, да я и сама не представляю его в роли нарушителя спокойствия.

– Нуда, он ведь у нас старый зануда, – насмешливо сказала Амелия.

– Я бы предпочел иметь репутацию храбреца и задиры. Проигнорировав его реплику, сестра прошествовала к столу и налила себе чашку чая.

– На этот раз он потерял голову, мама. Начать с того, что он дважды танцевал с одной девушкой. Подумать только: дважды! Могу поклясться, что все гости на балу обсуждали только эту новость. Это было равносильно тому, как если бы он на глазах у всех упал перед ней на колени!

– Боже, вот уж действительно новость! – Глаза леди Рокфорд засветились радостью. – Саймон, ты меня приятно удивил. Отчего ты ничего не рассказал мне?

Мать уже много лет уговаривала его жениться, и надежда, засветившаяся в ее взгляде, говорила о том, что он движется в правильном направлении. Саймон ничего не сказал ей о своих намерениях за завтраком только из-за дурацкого пари с Гарри. Он не представлял, каким образом сумеет объяснить матери, почему он остановил свой выбор на Розабел.

Его сестра вмешалась прежде, чем он успел ответить.

– А он и нам ничего не сказал, – пожаловалась она. – Ни мне, ни Элизабет, ни Джейн – никому.

– Ах, простите. Я не знал, что должен заручиться одобрением своих сестер, – сухо ответил Саймон.

– Это элементарная вежливость. – Амелия подлила в чашку сливки и энергично помешала чай ложечкой. – Своим поступком ты поставил меня в неловкое положение. Все расспрашивают меня, а я не знаю, что ответить!

– Не стоит так драматизировать, дорогая, – урезонила ее леди Рокфорд. Дрожа от волнения, она смотрела на сына. – Расскажи мне об этой девушке. Кто она?

– Она милая, добросердечная и имеет хорошее происхождение. Ее зовут…

– Леди Розабел Лэтроп, – перебила его Амелия. Хихикнув, она плюхнулась на обтянутую золотой парчой кушетку и поставила чашку на колени. – В том-то и загвоздка, мама. Вокруг столько умных, воспитанных девушек, а Саймон решил оказать предпочтение этой безмозглой Розабел Лэтроп!

Саймон сжал губы. Леди Розабел, конечно, не так умна, как его сестры, и не получила такого блестящего образования, и тем не менее ее воспитывали как великосветскую даму – для его будущей жены этого достаточно. Она красива, добродушна и даже в некотором роде оригинальна, хотя и впрямь не способна поддерживать интересный разговор.

В отличие от ее компаньонки миссис Клары Браунли.

Эта мысль вернула его к ночному происшествию в саду. Он с удовольствием вспомнил словесную пикировку с компаньонкой Розабел Лэтроп. Она возбудила его интерес с самой первой минуты, когда вынырнула из темноты прямо в его объятия. Он с наслаждением вспомнил запах ее лавандового мыла и нежную кожу. Тогда, под покровом ночи, его воображение так разыгралось, что он вообразил себе необыкновенную женщину, в которой удивительным образом сочетались ум и красота.

Когда она упомянула о муже, у него зародилось подозрение, что она говорит неправду, и это еще больше подогрело его интерес. Он благословлял тот миг, когда встретил женщину, которая бесстрашно парировала каждый его выпад, и вознамерился разоблачить ее обман.

Как это она сказала? «Ваша судьба, сэр, – сметать с дороги всех, кто попадается вам на пути». В тот момент ее слова рассмешили его, но сейчас он оценил ее храбрость: не всякая девушка осмелилась бы сказать ему такое в лицо. И как же он был разочарован, когда они вышли на свет, и загадочная незнакомка оказалась некрасивой вдовой, которую обстоятельства вынудили к тому, чтобы самостоятельно зарабатывать на хлеб.

Такая женщина никак не могла стать его женой.

– Лэтроп, – сказала его мать, сдвинув брови. – Она имеет какое-то отношение к маркизу Уоррингтону? Я знаю леди Эстер Лэтроп, но леди Розабел что-то не припомню.

Мать Саймона редко появлялась на светских балах. Из-за слабого здоровья ей приходилось ограничиваться скромными приемами для узкого круга близких друзей. Несмотря на хрупкое здоровье, леди Рокфорд была весьма решительна в своих суждениях и обладала сильной волей. Саймон дорожил ее мнением, и ему было важно получить ее одобрение.

– Леди Розабел – внучка маркиза Уоррингтона, – подтвердил Саймон. – Это ее первый сезон, поэтому ты не могла ее видеть. Но могу тебя заверить: Розабел Лэтроп обладает всеми необходимыми качествами для того, чтобы стать образцовой женой и матерью.

Амелия фыркнула:

– Поскольку ее мыслительные способности не входили в набор этих качеств, смею предположить, что на твое решение повлиял внушительный размер ее…

– Довольно. – Рассерженный, Саймон бросил газету на стол и строго посмотрел на Амелию. – Довольно оскорбительных замечаний в адрес этой леди. Отныне ты будешь отзываться о ней с исключительным уважением.

Сестра продолжала пить чай с самым невинным видом.

– Я имела в виду всего лишь внушительный размер ее приданого. Ведь именно приданое интересует мужчин в первую очередь, верно?

– Ее приданое меня мало интересует, – резко сказал Саймон. – Гораздо важнее то, что моя будущая жена происходит из весьма уважаемого рода…

– Жена?! – в унисон спросили два голоса.

В гостиную вошли Элизабет и Джейн. Ну вот, поморщился Саймон, еще нет и десяти часов, а сюрпризы уже следуют один за другим. Что ж, в таком случае он сообщит о своих намерениях всем сестрам сразу.

– Как только новости дошли до меня, я сразу же помчалась к Амелии, – сказала старшая сестра, Элизабет. Она развязала ленты простой голубой шляпки и тряхнула темными локонами. У нее была гибкая тонкая фигурка, но несгибаемый характер. Она сделала блестящую партию, выйдя замуж за наследника герцога Блейтона. Ее супруг был одним из немногих, кто не позволял ей собой командовать. – Кажется, мы прибыли вовремя. Подумать только: Розабел Лэтроп!

– Я знала, что мне необходимо присутствовать на балу у Стэнфилда, – прощебетала Джейн. Средняя сестра, которая исполняла в семье роль миротворца, была одета в строгое шелковое платье медового цвета и держалась с подобающим виконтессе достоинством. – Но Лаура простудилась, и я побоялась, что малышка может от нее заразиться, поэтому мы с Томасом решили остаться дома. Но, Боже мой, записка Амелии потрясла меня до глубины души.

Саймон подлил себе кофе из серебряного кофейника.

– С добрым утром, – сказал он. – Как приятно услышать вместо приветствий упреки.

Его сестры были достаточно хорошо воспитаны, чтобы изобразить раскаяние. Они расцеловались и поздоровались с матерью и Саймоном, после чего уселись рядом с Амелией. Сидя в ряд, они смотрели на брата, словно строгие судьи.

Очевидно, леди Рокфорд тоже пришло в голову это сравнение, потому что она предупредила дочерей:

– Девочки, помните: вы не судьи, которым предстоит вынести приговор. Саймон свободен в своем выборе.

– Но он не может жениться на леди Розабел, – твердо произнесла Элизабет. – Я просто обязана напомнить ему, что эта девушка ведет себя слишком фривольно, у нее в голове нет ни одной здравой мысли.

– Уже через неделю после свадьбы он почувствует себя несчастным, – согласилась Джейн, озабоченно нахмурив брови. – Но я думаю, мама права. Наверное, нам не следует вмешиваться. Особенно если Саймон любит ее. – Она посмотрела на брата своими серьезными карими глазами. – Ты любишь ее, Саймон?

Он оказался не готов к столь прямо поставленному вопросу. До сих пор он старался быть своим сестрам примером. Что они скажут, если узнают, что он выбрал леди Розабел из-за дурацкого пари?

– Мне пока трудно ответить на этот вопрос. Главное, что я твердо решил ухаживать за ней.

– Это равносильно ответу «нет», – сказала Амелия. – Ты так настаивал на том, чтобы мы вышли замуж по любви, а сам намерен жениться по расчету.

– Когда дело касается мужчин, все обстоит немного иначе, – сказал Саймон. – Я старше вас, у меня больше опыта, поэтому я выбираю жену, руководствуясь другими принципами. Для меня гораздо важнее ее происхождение и воспитание.

– Напыщенный вздор, – объявила Элизабет. – У мужчин все обстоит точно так же. Или ты хочешь сказать, что Маркус меня никогда не любил?

Сестры наперебой начали возмущаться тем, что Саймон поставил под сомнение искренность чувств их супругов.

Временами Саймон жалел, что научил сестер спорить и возражать.

– Вы совершенно неправильно истолковали мои слова, – строго сказал он. – Вспомните: ни одна из вас не полюбила своего мужа с первого взгляда. Чувство появляется и углубляется постепенно.

Он благоразумно умолчал о том, что вряд ли сможет когда-нибудь полюбить девушку, которая изрекает одни банальности. Но в остальном Розабел прекрасно подходит на роль графини; к тому же, как только она родит ему наследника, они могут жить врозь.

– Не верю, что ты сможешь ее полюбить, – сказала Амелия, словно подслушав его мысли. – Скорее ты станешь ее презирать.

– Почему ты не сказал нам, что подыскиваешь себе жену? – поддержала ее Элизабет. – Мы помогли бы тебе выбрать более подходящую девушку.

– Еще не поздно, – сказала Джейн. – Ты ведь еще не делал ей предложения. Есть множество девушек, которые гораздо больше подходят тебе по темпераменту. Например, достопочтенная мисс Каллин. Она умеет поддержать беседу и является учредителем общества женщин-художниц.

– А как насчет леди Сьюзен Бердсолл? – вступила Амелия. – Правда, она немного старовата, но зато о-о-очень начитанна.

– А мне нравится мисс Грейсон, – сказала Элизабет. – Она – дочь министра и очень серьезная. Она даже написала статью о том, что женщинам необходимо предоставить право участвовать в выборах.

В комнате поднялся шум: сестры громко обсуждали внешность и характеры возможных кандидатур.

Саймон стиснул зубы. Если бы не дурацкое пари с Гарри, он, возможно, и прислушался бы к их мнению. Но сейчас он чувствовал, что должен немедленно внести ясность.

Он отбросил газету и встал.

– Тихо! – Удивленные и встревоженные, сестры приготовились его слушать.

Заложив руки за спину, он подошел к ним и посмотрел каждой в лицо, как бывало раньше, когда он проверял у них уроки.

– Я хочу, чтобы вы кое-что поняли. Первое. Я намерен ухаживать за леди Розабел независимо от того, одобряете вы мой выбор или нет. Второе. Я больше не потерплю никаких дискуссий на тему, подходит она на роль графини или нет. И третье. Когда я приглашу леди Розабел и членов ее семьи к нам в гости, вам придется принять их со всей любезностью и радушием. Разумеется, если мама будет чувствовать себя достаточно хорошо.

Леди Рокфорд, которая все это время молча наблюдала за ними, кивнула:

– Я уже совершенно поправилась, спасибо. Я во всем согласна с тобой, Саймон, и буду, счастлива, принять леди Розабел в этом доме. Надеюсь, мои дочери будут вести себя подобающим образом.

– Мы никогда бы не стали говорить ей всего этого в лицо, мама, – немного обиженно сказала Элизабет.

– Ну конечно! – воскликнула Джейн. – Как ты могла подумать такое?

– Но между собой мы всегда будем откровенны, – добавила Амелия. – И мы хотим быть уверены, что Саймон будет счастлив…

Леди Рокфорд хлопнула в ладоши, и в комнате мгновенно воцарилась тишина.

– Я понимаю, что вы говорили все это только потому, что очень любите своего брата, – довольно резко сказала она, – но он уже сделал свой выбор, и я полностью доверяю ему. И вы также должны уважать его решение.

Она улыбнулась Саймону, и улыбка смягчила ее черты. Она смотрела на сына с такой гордостью и верой в его правоту, что он почувствовал себя не в своей тарелке. Интересно, что сказала бы мама, если бы узнала, что он согласился жениться на первой попавшейся девушке? Что он доверил свою судьбу слепому случаю?

Пока Розабел отсыпалась после бала, Клер находила общий язык с прислугой. Это было важной частью ее плана. Она рассчитывала, что незначительная порция лести и доверительные беседы помогут ей выудить необходимую информацию у кого-нибудь из слуг маркиза Уоррингтона.

Прежде всего, она хотела найти доказательство того, что Призраком является ее дед. Для этого ей нужно было выяснить, питает ли он прежнюю ненависть к человеку, который когда-то отнял у него дочь.

Сначала она предложила неулыбчивой экономке миссис Флеминг помочь навести порядок в бельевом шкафу. Потом помогала штопать белье болтливой горничной леди Эстер. И сейчас она подсела к пожилому лакею лорда Уоррингтона, который наводил лоск на обувь хозяина.

Клер удалось разговорить всех троих, но ничего полезного для себя она не узнала, кроме того, что все они отзывались о маркизе с большой теплотой.

– С нашим лорд-адмиралом не пропадешь, – говорил ей лакей Оскар Эддисон. Пристроившись на табуретке, он поставил ботинок себе на колено и натирал его ваксой. – Он любит отдавать приказы и чтоб во всем был порядок – прям как тогда, когда он служил на «Нептуне» во флоте его величества.

Сидевшая напротив него на стуле с высокой прямой спинкой Клер подала ему кусок мягкой замши для полировки обуви.

– А мне он показался таким грозным! Надеюсь, он не обижает своих слуг? По-моему, он может.

Таким образом, она дала Эддисону повод высказать свое истинное мнение о маркизе.

Лакей на мгновение застыл, и гримаса недовольства обозначила глубокие морщины на его высохшем лице.

– Они впрямь резкий мужчина, да, но справедливый. Можете не сомневаться.

Клер принялась поправлять очки, чтобы скрыть, сколь глубоко она разочарована. Эддисон служил во флоте под началом Уоррингтона; вероятно, этим и объяснялась его привязанность к хозяину. Но Клер оценивала своего деда совсем по другой мерке. Только жестокий человек мог вычеркнуть из жизни собственную дочь.

Должно быть, старая неутоленная жажда мести толкнула его на преступление против Гилберта Холлибрука.

Эддисон посмотрел на нее с подозрением, и Клер постаралась объяснить свой интерес.

– Пожалуйста, простите мне мое любопытство, – сказала она. – Я ведь ничего не знаю о его светлости. Меня приняли на работу всего неделю назад, и за это время я видела его лишь однажды, да и то мельком.

– Он много времени проводит в библиотеке. – Казалось, Эддисона удовлетворил ее ответ, и он продолжил полировать ботинок. – В последнее время его сильно донимают старые раны.

– Раны?

– Он был ранен в Трафальгарской битве, мадам. Ему отхватили бы ногу, если бы он не пригрозил этому несчастному костоправу трибуналом.

Клер не желала сочувствовать маркизу. Если он был ранен, значит, в этом мире все-таки есть справедливость.

Поговорив с Эддисоном, она отправилась на кухню. Продвигаясь по едва освещенному коридору, она обдумывала свой следующий шаг. Пора поговорить напрямую с самим дедом, и эта задача требовала тщательной подготовки. Как и все слуги в доме, Клер имела четкий круг обязанностей и должна была соблюдать определенные правила. Одним из таких правил был запрет подниматься в верхние комнаты, за исключением тех случаев, когда ее сопровождала Розабел.

Розабел часто встречалась с дедом за вечерним чаем, но почти всегда в компании с матерью. Однажды Клер предложила пойти вместе с ними, чтобы помочь разливать чай, но леди Эстер поручила ей заниматься другими делами.

Нет, ей нужно придумать другую уловку, чтобы повидаться с маркизом. Каждый день промедления означал лишний день, проведенный ее отцом в сырой и холодной тюремной камере. С каждым днем приближался день суда, который должен был состояться в следующем месяце. Каждый час приближал его к виселице.

Страх раздирал сердце Клер. Когда ее отца арестовали, она потратила свои жалкие сбережения на визит к адвокату.

Он разговаривал с ней сухим официальным тоном и дал понять, что она попусту отнимает у него время, потому что он сможет помочь ей только в одном случае: если она предоставит убедительные доказательства того, что браслет ее отцу был подброшен. И даже в этом случае его услуги будут ей не по карману. После этого Клер наняла молоденького адвоката, который был недостаточно опытен, зато горел энтузиазмом.

Совет адвоката породил у нее мысль пробраться в дом маркиза. Ей невероятно повезло, что как раз в это время леди Эстер уволила очередную компаньонку Розабел, и Клер смогла получить ее место.

Но ей до сих пор не удалось получить ни единого доказательства невиновности отца. Если у нее ничего не получится…

У нее сжалось сердце. Нет, так не должно быть, этого не случится. Мысль о возможном провале была невыносимой.

Дойдя до кухни, она вдруг услышала резкий звонок и мгновенно очнулась от своих мыслей. На стене висел ряд колокольчиков, звонили из комнаты Розабел.

– Слышу, слышу, ваша светлость, – пробормотала дородная повариха, накладывая в маленькую фарфоровую розетку взбитые сливки. – Разве эта девушка не знает, что для того, чтобы приготовить завтрак, нужно хотя бы пять минут?

– Спасибо, что поторопились, миссис Балл. Давайте я отнесу Розабел поднос.

Клер взяла поднос, на котором уже стояли, серебряный чайник с горячим шоколадом, тарелка с тостами и вазочки с вареньем разных сортов. Сама она позавтракала несколько часов назад, но была так расстроена мыслями об отце, что дразнящие запахи не вызвали у нее ни малейшего аппетита. Она плечом отворила дверь на черную лестницу и начала подниматься по узким деревянным ступеням.

Ненависть к маркизу не должна ослепить ее, продолжала размышлять Клер. Она напомнила себе, что в семье есть и другие люди. Например, леди Эстер.

Вчера на балу тетя говорила, что отец Клер – злодей. Она сказала, что он соблазнил несчастную Эмили, польстившись на приданое. Конечно, в ее словах не было ни слова правды, но если она искренне верит, что из-за Гилберта Холлибрука пострадала репутация их семьи, она могла сама украсть браслет, а потом нанять человека, который подбросил его ее отцу.

Кроме того, есть еще лорд Фредерик – старший брат Розабел и наследник лорда Уоррингтона. Слуги болтали, что этот юноша – заядлый игрок и частенько нуждается в деньгах. Он тоже мог пойти на кражу, чтобы поправить свои дела, а козлом отпущения сделать Гилберта Холлибрука – человека, который бросил тень на их семью.

И, как бы это дико ни звучало, Клер не могла полностью исключить из списка подозреваемых Розабел. Что, если ее детская наивность – всего лишь маска, за которой скрывается изощренный ум?

Но зачем Розабел красть драгоценности? У нее полно своих. Ее гардероб ломится от дорогущих платьев, сшитых по самой последней моде. Она ходит по магазинам и покупает все, что ей приглянется, даже не спрашивая о цене. Тем не менее, Клер решила выяснить, где пропадала Розабел после того, как танцевала с Льюисом Ньюкомом.

Поднявшись на второй этаж, Клер оказалась в длинном, роскошно отделанном коридоре и чуть не столкнулась с леди Эстер, которая поднималась на этаж по главной лестнице. Запыхавшаяся женщина подошла к дверям покоев Розабел одновременно с Клер. Лицо ее раскраснелось от волнения, мощный бюст вздымался под плотным шелковым платьем медного цвета. Такая спешка была ей несвойственна, обычно леди Эстер старалась не утруждать себя.

Удерживая в руках поднос, Клер присела в реверансе.

– Доброе утро, миледи. Что-то случилось?

– Случилось? Боже мой, нет. Просто я должна немедленно видеть свою дочь!

Леди Эстер ворвалась в спальню, Клер проследовала за ней и поставила поднос на низенький столик у камина. Задернутые занавески плохо пропускали солнечный свет, и в бело-розовой комнате царил полумрак.

Несмотря на позднее время, Розабел все еще не вставала. Она удобно устроилась на подушках в своей огромной кровати с пологом. Ее золотистые локоны рассыпались по плечам, легкая белая ночная сорочка не скрывала роскошную грудь. Она сонно хлопала глазами, глядя на мать.

– В чем дело, мама? Что тебя так взволновало?

С сияющим лицом леди Эстер помахала какой-то бумажкой и села на край кровати.

– У меня прекрасные новости, дорогая. Граф Рокфорд просит моего разрешения отпустить тебя с ним покататься.

У Клер, которая наливала шоколад в тонкую китайскую чашку, дрогнула рука. К счастью, ни Розабел, ни леди Эстер не обратили внимания на ее оплошность, и Клер незаметно вытерла пролитый на блюдце шоколад пальцем.

Лорд Рокфорд. Поглощенная своими планами по изобличению Призрака, она совсем забыла о графе и его намерениях соблазнить Розабел.

Ее кузина тем временем сладко зевнула и потянулась.

– Он что, уже приехал? Если еще нет двух часов, отошли его прочь.

– Отослать прочь? – воскликнула леди Эстер. – Как тебе такое в голову могло прийти?! Этот мужчина – мечта каждой матери. Даже твой дед отзывается о нем с одобрением.

Розабел хитро посмотрела на мать.

– Для меня одобрение дедушки – плохая рекомендация. Тем более что граф для меня слишком старый и скучный.

– Тридцать три года – идеальный возраст для женитьбы, – вкрадчиво сказала леди Эстер. Она нагнулась и погладила золотистые локоны дочери. – Лорд Рокфорд мог выбрать любую девушку, но он выбрал тебя, моя милая красавица. Тебя – из стольких девушек.

Розабел состроила гримаску.

– Да, в самом деле. Осмелюсь сказать, мы с ним неплохо смотримся.

– Изумительно, – уверила ее мать. – Я готова поклясться, что, когда вы с ним танцевали, все гости, до единого человека, смотрели на вас.

Пока Розабел прихорашивалась, Клер размышляла, стоит ли ей сказать о том, что услышала вчера ночью в саду. Природная осторожность удержала ее. Леди Эстер может обвинить ее в том, что она сама флиртовала с лордом Рокфордом. Стоит ей сделать один неверный шаг, как ее немедленно уволят.

Лучше она сама присмотрит за ними.

Взяв поднос, она отнесла его Розабел и поставила ей на колени.

– Его сиятельство написал, в какое время нам следует быть готовыми? – спросила Клер леди Эстер.

– Вам? – нахмурилась леди Эстер. – Бог мой, а вам-то зачем? Вы останетесь дома.

– Но я должна присматривать за ними, – с тревогой в голосе сказала Клер. – Лорд Рокфорд может вести себя нескромно.

Розабел перестала намазывать на тост клубничное варенье и уставилась на Клер.

– Ты, в самом деле, так думаешь, Брауни? Мне он показался ужасно скучным, хотя он и вправду потрясающе красив. Ты заметила, как чудесно мы смотрелись с ним, когда танцевали?

Они действительно были прекрасной парой. Она – хрупкая и прекрасная, и он – мужественный и высокий. Вспомнив проникновенный взгляд его темных глаз, Клер почувствовала, как по коже у нее пробежали мурашки. При одном воспоминании об этом мужчине ей стало жарко.

– Помимо приятной внешности и размера банковского счета, немаловажное значение имеет характер мужчины. В компании он может вести себя благопристойно, а наедине с вами позволять себе вольности.

– Прошу меня простить, – ледяным тоном сказала леди Эстер, – но я не знаю мужчины более достойного, чем граф Рокфорд.

О, если бы они только знали…

– Простите, если я в своем беспокойстве зашла слишком далеко, миледи. – И, усмотрев возможность несколько продвинуться в своем расследовании, добавила: – Я просто вспомнила одну фразу из «Макбета». «Зло есть добро, добро есть зло».

Она смотрела на мать и дочь, ожидая, когда они вспомнят. Эту цитату Призрак оставил на месте одного из преступлений, и Клер сильно рисковала, напомнив им о ней. Если кто-то из них имеет отношение к интриге против ее отца, ее цитирование может показаться им подозрительным.

Судя по выражению их лиц, эта фраза им ничего не говорила.

– Я не очень люблю Шекспира, – заявила Розабел, отпив из чашки шоколад. – Я вообще, как правило, не могу разобрать, что произносят актеры.

– Эта фраза означает, что мы не должны судить о человеке по внешним признакам, – объяснила Клер. – Иногда привлекательный человек на поверку оказывается насквозь испорченным.

Карие глаза леди Эстер превратились в два ледяных кинжала.

– Миссис Браунли, вы забываетесь. Нет ничего неприличного в том, чтобы девушка прокатилась в Гайд-парк со своим женихом. Я больше не желаю слушать эти нелепые возражения.

Ее резкий тон заставил Клер умолкнуть. Она прекрасно сознавала свое положение. Слугам не положено высказывать свое мнение, даже если оно касается такого важного предмета, как честь юной леди. Она утешилась тем, что, по крайней мере, предупредила Розабел о грозящей опасности.

Но когда Клер взглянула на девушку, та подмигнула ей. В ее ярких голубых глазах плясало веселье. И Клер поняла, что ее предупреждение принесло больше вреда, чем пользы. У Розабел проснулся интерес к лорду Рокфорду.

Глава 4

Палец у меня зудит,

Что-то грешное спешит.^[5]

У. Шекспир «Макбет»

Саймон заехал за Розабел в три часа, но девушка еще не успела одеться, поэтому ему пришлось дожидаться ее в гостиной в обществе ее брата лорда Фредерика и леди Эстер.

Саймон предпочел бы провести это время в трущобах, вылавливая преступников. Азарт преследования привлекал его гораздо больше, чем скучная светская беседа. Но делать нечего: женитьба предполагает период ухаживания. Сам он предпочел бы не тратить на это драгоценное время, но тогда в обществе их могли бы осудить.

Лорд Фредерик явно страдал после бурно проведенной ночи. Он развалился в кресле и внимательно изучал свои ногти. За прошедшие полчаса он успел поиграть большими золотыми пуговицами своего модного желтого сюртука, подергать накрахмаленные оборки рубашки и расправить несуществующие морщинки на темно-зеленых бриджах. Глядя на его торчащие уши и растрепанные светлые волосы, Саймон подумал, что он похож на скучающего школьника на уроке.

Сразу было видно, что мать заставила его играть роль гостеприимного хозяина, однако Фредерик даже не попытался изобразить радушие. Он игнорировал все попытки вовлечь его в общую беседу, и леди Эстер приходилось отдуваться за двоих. Она не уставала перечислять достоинства своей дочери.

– Фредерик, дорогой, расскажи, как чудесно выглядела твоя сестра на своем первом балу.

– Чудесно? – Зевнув, он вытянул Ноги и начал рассматривать свои туфли. – Раз ты так говоришь, мама, верно, так оно и было.

Леди Эстер нахмурилась, но затем перевела взгляд на Саймона, и на лице ее появилась сияющая улыбка.

– Первый танец Розабел танцевала с Фредериком. О, как она была прекрасна в этом белом шелковом платье и с бриллиантовым колье на шее, которое досталось ей в наследство от бабушки! Мужчины наперебой приглашали ее танцевать. Многие говорили, что она самая красивая девушка в этом сезоне. – Леди Эстер поднесла к лицу кружевной платочек и довольно правдоподобно изобразила смущение. – Но вам, наверное, может показаться, что я хвастаюсь.

– Разве можно винить вас за то, что вы говорите правду? – любезно возразил Саймон. – Леди Розабел, в самом деле, красавица.

За дверями послышалось хихиканье.

– Благодарю вас за такой отзыв, милорд.

Розабел впорхнула в гостиную, и Саймон встал. Она выглядела необыкновенно свежей и юной в бледно-зеленом муслиновом платье, которое выгодно подчеркивало ее чудесный бюст. Соломенная шляпка с зелеными лентами обрамляла нежное личико. Розовые губы, напоминали лепестки розы, ясные голубые глаза сверкали от удовольствия. Невинная и обольстительная, она была воплощением мечты любого мужчины.

Однако Саймон при виде Розабел был неприятно поражен: сегодня она показалось ему еще более юной, чем в первый раз. Пожалуй, она даже моложе, чем его сестры, подумал он.

Затем его взгляд остановился на женщине, стоявшей позади нее. Миссис Клара Браунли казалась тусклой тенью своей хозяйки. Серая шляпа почти полностью скрывала туго стянутые на затылке темные волосы. Мешковатое платье уродливо висело на ее тонкой фигуре. Однако взгляд, который она вперила в него, был отнюдь не лишен блеска. Голубые глаза за стеклами очков с золотыми дужками смотрели на него с явным неодобрением.

Саймон не привык, чтобы слуги глазели на него столь бесцеремонным образом. Возможно, поэтому у него возникло чувство, словно он внезапно очнулся ото сна.

Он попытался разобраться, почему эта женщина так занимает его. Вечера ночью он обнимал ее намного дольше, чем это оправдывали обстоятельства. Его воображение распалилось, когда он ощутил женственные изгибы ее тела и слабый запах лаванды. Темнота сыграла с ним злую шутку: он принял ее за леди. За леди, которая могла бы стать его женой.

И как жестоко он обманулся.

Если быть честным с собой до конца, она, вероятно, тоже была не в восторге оттого, что он навязался ей в провожатые. Их случайное объятие ввело ее в заблуждение относительно его намерений. И теперь она, без сомнения, считает, что он – беспутный повеса, который может погубить репутацию леди Розабел.

Однако его намерения были прямо противоположными. Хотя какой-то бесенок внутри подбивал Саймона оправдать опасения Клары Браунли.

Он приблизился к Розабел и, склонившись в поклоне, запечатлел поцелуй на ее руке, обтянутой перчаткой.

– Вы сияете, словно весенний день, миледи. Возможно, нам не следует ехать в парк: при виде вас все цветы завянут от стыда.

– Розабел улыбнулась, показав ямочки на щеках.

– Но я так ждала этой прогулки.

– Ваше желание для меня закон. Отныне я буду делать все, что вы пожелаете. – Он понизил голос и промурлыкал: – Я не могу дождаться минуты, когда мы останемся наедине.

Она игриво хлопнула его по руке кружевным ридикюлем.

– О, вы сегодня негодник, милорд.

Миссис Браунли у нее за спиной сжала губы. Ее голубые глаза потемнели от гнева, и она выступила вперед с таким лицом, словно собиралась его отчитать. Саймон с наслаждением ожидал ее упреков.

– Миссис Браунли, – прозвенел голос леди Эстер, – вы уже управились с починкой белья?

Глаза миссис Браунли широко открылись, но она быстро опустила их, уставившись в мраморный пол.

– Еще нет, миледи. Я как раз собиралась идти наверх и продолжить работу.

Ее дерзкий надменный взгляд и униженный тон представляли столь разительный контраст, что Саймон почувствовал себя заинтригованным. Но она, по крайней мере, понимает, кто платит ей деньги.

Однако прежде, чем уйти, миссис Браунли бросила на него еще один пронзительный предупреждающий взгляд.

Он не знал, сердиться на нее или смеяться. Ясно одно: миссис Клара Браунли оказалась в прислугах случайно. Судя по выражению ее лица и тону, она чувствовала себя здесь равной. Но неужели она не понимает, что человек его положения будет поступать так, как ему заблагорассудится, независимо от ее мнения? Интересно, как она думает этому воспрепятствовать?

Спустя час Клер вышла в коридор. Она с облегчением вздохнула, взглянув в обе стороны: в коридоре никого не было. Уборку в доме проводили рано утром, сейчас все слуги должны находиться внизу.

Леди Эстер, легла вздремнуть, лорд Фредерик куда-то уехал, а Розабел еще не вернулась с прогулки с лордом Рокфордом. Клер надеялась, что сейчас ее кузина гуляет с ним по парку. Но если ему удалось заманить ее в какой-нибудь глухой уголок…

Клер сурово сдвинула брови и пошла по коридору. Ее подозрения относительно графа не были беспочвенными. Он с места в карьер принялся кружить Розабел голову экстравагантными комплиментами, и что-то нашептывал ей на ухо. В темно-голубом фраке и песочных бриджах он был красив как дьявол.

У нее у самой захватывало дыхание, когда он стоял рядом. Вопреки здравому смыслу и к собственному стыду, она вдруг ощутила желание снова прижаться к его мускулистому телу, почувствовать терпкий запах его духов и руки на своей талии.

И ощутить, как его губы целуют ее.

Его физическая привлекательность была для нее загадкой. Она привыкла относиться с презрением к развратным богачам, которые занимали свое положение благодаря счастливому случаю. Пользуясь своим положением, они унижали и подавляли других людей. И вот сейчас она вдруг узнала, как легко женщина может подпасть под обаяние такого мужчины. Лорд Рокфорд был не только богат и титулован, но к тому же обладал обаянием и привлекательной внешностью. В его холодных умных глазах искрилось веселье. Казалось, он наслаждался игрой, манипулируя наивной девушкой.

Клер решительно выбросила его из головы. У нее было столько обязанностей, что почти не оставалось свободного времени. Поэтому сейчас ей лучше сосредоточиться на выполнении своего плана.

Она неслышно ступала по толстому ковру с золотыми цветами. Был слышен лишь тихий шорох юбок ее платья, да часы где-то вдали пробили время. Клер миновала столовую, где при дневном свете тускло, поблескивал длинный полированный стол, затем огромный бальный зал с опущенными шторами. Мама рассказывала ей, как однажды ночью они с папой танцевали в этом зале, а потом он упал перед ней на колени и признался в любви.

К горлу подступил комок. Как странно, когда-то давноее мама тоже ходила по этим коридорам. Тогда ее звали леди Эмили, и она была дочерью богатого аристократа. Когда Клер была маленькой, она часто просила мать рассказать ей о тех временах, когда у нее было множество очаровательных китайских кукол, а ее товарищами по играм были дети самого короля. Мать подробно описывала ей этот дом: комнату за комнатой. Она с любовью рассказывала о своем младшем брате Джоне, который впоследствии женился наледи Эстер.

Мама редко упоминала своих родителей. Ее отец почти всегда был в море, в военных походах. Он служил в Королевском флоте, потом получил титул маркиза. Это был черствый, жестокий человек, который отказался от дочери только потому, что она вышла замуж за простолюдина. Он оставил ее без гроша. Она словно умерла для него.

Он даже не знал о существовании Клер. Но теперь она, наконец, встретится с ним.

В конце коридора она завернула за угол и остановилась возле закрытой двери. Ее сердце гулко стучало, руки вспотели, и она вытерла их о юбку серого саржевого платья. Когда она разрабатывала план, у нее не было ни малейших сомнений, но сейчас ей вдруг захотелось убежать.

На секунду, закрыв глаза, Клер вспомнила свой последний визит к отцу. Когда она уходила, он схватился за прутья решетки, и его обычно улыбающееся лицо напряженно застыло. Она поклялась сделать все возможное для его освобождения. Значит, нужно идти и действовать.

Она решительно постучала в дверь. Недовольный мужской голос предложил ей войти.

И Клер вступила в логово льва.

Библиотека Уоррингтона оказалась именно такой, какой ее описывала мама. Сквозь сводчатый потолок, отделанный матовым стеклом, в комнату лился яркий солнечный свет, но при другом освещении комната могла бы показаться мрачноватой. От пола до потолка все стены занимали книжные полки. Добраться до верхних полок можно было только с помощью стремянки. Здесь были также карты и словари. Несколько столов с мягкими креслами, казалось, приглашали уютно устроиться и углубиться в чтение.

В комнате никого не было. Где же маркиз?

Наконец она заметила его. Он сидел в глубоком кресле с подлокотниками и смотрел на огонь. Ей был виден лишь его профиль и седые волосы. На коленях у него лежала книга.

– Вы пришли на целых четверть часа раньше времени. Я пока не хочу чаю. Уходите и возвращайтесь в положенное время, – бросил он через плечо.

– Сомневаюсь, что вы ждали меня, ваша светлость.

В тишине тикали часы. Не оборачиваясь, он жестом велел ей приблизиться.

Клер подошла и встала перед маркизом, высоко вздернув подбородок. Сейчас, когда она была уже здесь, она чувствовала себя абсолютно спокойной. Так или иначе, но она найдет доказательство того, что этот человек намеренно погубил ее отца. Жаль только, что не может открыть Уоррингтону свое настоящее имя. Он не знает, что перед ним стоит его собственная внучка, а не просто прислуга.

Сейчас, стоя в двух шагах от маркиза, она, наконец, смогла рассмотреть его как следует. Корнелиус Лэтроп, маркиз Уоррингтон, вблизи оказался не таким крепким, как ей казалось. У него было сухое, испещренное морщинами лицо – должно быть, ветер и соленые брызги задубили и иссушили его кожу. Он был в домашних кожаных туфлях, но в остальном его туалет был безупречен: дорогой сюртук и накрахмаленный шейный платок. Он снял очки и положил их в раскрытую книгу.

Маркиз продолжал сидеть, пристроив одну ногу на табурет. Скользнув равнодушным взглядом по безобразному платью Клер, он перевел взгляд на ее лицо и, наконец, снизошел до ответа:

– Кто вы, черт подери? «Ваша внучка».

Клер едва не задохнулась от нахлынувших на нее чувств: от злости за то, как он обошелся с ее родителями, от горечи, что он считает ее посторонней, но больше всего оттого, что у этого человека были глаза ее матери.

Клер присела в вежливом реверансе.

– Меня зовут миссис Браунли, я новая компаньонка леди Розабел.

– Вы нарушили мой приказ, – отрезал он. – Я распорядился, чтоб меня никто не беспокоил.

От этой грубости он еще больше упал в ее глазах.

– Простите мне мое вторжение, милорд. Леди Розабел попросила принести ей книгу.

Он изогнул кустистую седую бровь.

– Моя внучка желает читать? Я не ослышался?

– Она хочет, чтобы я почитала ей что-нибудь, – выдала Клер заранее придуманную ложь. – Я полагаю, можно взять что-нибудь из Шекспира. У вас не найдется томика его пьес?

Клер ждала, какой будет его реакция. Почему-то она надеялась, что он, так или иначе, упомянет какую-нибудь из цитат Призрака. Однако на его лице по-прежнему не отражалось ничего, кроме недовольства от ее неожиданного вторжения.

– Вон там. – Он указал ей на ряд полок в противоположном углу от камина. – Лучше возьмите сонеты, так вам будет легче удержать ее внимание. Долго слушать она не способна.

Клер подошла к указанному месту. От книг исходил запах кожи и чернил. При других обстоятельствах она была бы счастлива, изучить содержимое этих полок: даже в Кэнфилдской академии не было такой обширной библиотеки.

– Видите ли, я не собиралась читать всю пьесу зараз, – сказала она, просматривая названия на корешках книг. – Я думаю, мы будем проходить не больше одной сцены в день.

– Розабел ненавидит пьесы. Она даже в театре не может их смотреть.

Упрямство Клер, похоже, разозлило его, и она пошла на попятную.

– В таком случае я возьму только сонеты, – сказала она, снимая с полки тоненькую книжку. – И, если вы не против, еще «Макбета».

– Слишком мрачная пьеса. Ей не понравится.

Он был прав. Розабел вряд ли оценит самую трагическую пьесу Шекспира. Но выбор Клер имел свое объяснение. После ареста отца она спросила у судьи, какие именно цитаты Шекспира были найдены на местах преступлений. Судья отказался показать ей записки, сославшись на то, что они являются уликами, но Клер так его умоляла, что он, в конце концов, зачитал их ей вслух. Одна цитата была как раз из «Макбета».

– Иногда девушкам нравятся мрачные книги, – сказала она. – К тому же там есть очень занимательные диалоги. «У меня заныли кости, значит, жди дурного гостя», – процитировала она.

Уоррингтон захлопнул лежавшую у него на коленях книгу.

– У нее начнутся кошмары от нагромождения сумасшедших и убийств. Я запрещаю вам брать эту книгу.

Клер чувствовала, что ступила на тонкую грань между собственным интересом и тем, что может позволить себе прислуга. Однако ей было необходимо выяснить, насколько хорошо он знает Шекспира.

– Тогда, может быть, «Буря»? Это аллегорическая сказка о добре и зле.

– Ба-а, аллегорическая! Слишком сказочная и легкомысленная.

– Зато романтичная. Она может понравиться леди Розабел. И там такой красивый язык. «Мы сотканы из снов, мечтаний, грез…»

– Бог мой, довольно болтовни. Берите, что вы там хотели и уходите.

Он снова нацепил очки на нос и воззрился на нее. Его взгляд сказал ей, что ему не терпится продолжить чтение. Кивнув ей на дверь, он открыл книгу и углубился в чтение.

У Клер упало сердце. И что теперь? Она не узнала ничего нового, за исключением того, что ее дед знаком с некоторыми произведениями Шекспира. Но с ними знакома половина населения Англии. Она не может уйти, совсем не продвинувшись в своем расследовании.

Сунув книгу с сонетами под мышку, она бросила взгляд на книги на полках. Здесь было полное собрание сочинений Шекспира, причем каждая пьеса была издана отдельной книгой в обложке из телячьей кожи. Бессмысленная трата денег: обычно пьесы Шекспира были собраны в одном томе. Ее пальцы быстро перебирали корешки, и внезапно ее осенила мысль.

– Книги стоят не по порядку, милорд. Если хотите, я могу их переставить.

Он поднял взгляд, и его жесткие седые брови нависли над очками, словно мохнатые гусеницы.

– Мои книги в полном порядке, мадам. Я знаю каждую книгу в своей библиотеке и могу сказать, где она стоит.

– А где же тогда «Сон в летнюю ночь»? – нежнейшим голосом спросила она. – Я думаю, леди Розабел понравится эта пьеса, как вы считаете? «О Господи, как глупы эти люди!»

На этот раз она увидела его реакцию; правда совсем не такую, как ожидала.

Уоррингтон захлопнул книгу и швырнул ее на стол. С усилием, сбросив ногу с табурета, он взял свою полированную трость, прислоненную к креслу.

– Бог мой, мадам, она прямо напротив вашего лица, – сказал он, пользуясь тростью как указкой.

Он попытался встать, но потерял равновесие. Хотел схватиться за стол, но не удержался и опрокинул его. Трость отлетела в сторону. Маркиз упад на толстый ковер и, изрыгая проклятия, схватился за ногу.

Клер уронила сонеты на пол и бросилась к маркизу.

– Что с вами? – спросила она, опустившись рядом с ним на колени.

– Только не вздумайте поднимать шум, – резко сказал Уоррингтон. – Я в полном порядке.

Его холодность остудила ее невольный порыв. Она встала, а маркиз уперся руками в пол и попытался подняться. От боли и напряжения у него побелели губы, но он не издал не единого звука – вероятно, из чистого упрямства.

Сдерживая раздражение, Клер произнесла:

– Вам нужна помощь, ваша светлость. Вы могли сломать ногу.

– Позвольте мне судить об этом самому. Уходите немедленно!

Его морщинистые щеки залила густая краска. Он чувствует себя униженным, поняла Клер. Он слишком горд и к тому же привык командовать всеми, а сейчас вдруг оказался в беспомощном состоянии. И, что самое ужасное, при свидетелях.

Нет, она не позволит себе расчувствоваться и пожалеть его.

Однако оставить его без помощи она тоже не могла, даже, невзирая на его возражения. Она нагнулась, собираясь подхватить маркиза, как вдруг дверь распахнулась, и в комнату вошел Оскар Эддисон с подносом.

Лакей поставил поднос на стол и поспешил к хозяину.

– Позвольте мне, милорд.

Он подхватил Уоррингтона под локоть и усадил в кресло. Судя по уверенным, спокойным движениям Эддисона, он проделывал это не в первый раз.

Устроившись в кресле, Уоррингтон снова схватился за набалдашник своей трости и бросил на Клер гневный взгляд.

– Вон там стоит ваша пьеса, – сказал он, тыча палкой в самую нижнюю полку, где Клер еще не смотрела. – Забирайте эту проклятую книгу и уходите прочь!

Оскар Эддисон нахмурился и посмотрел на нее так, словно это она толкнула его светлость.

Клер опустила глаза. Ей никак нельзя ссориться с дедом, если она хочет задержаться в этом доме.

Она сняла с полки «Сон в летнюю ночь» и подобрала томик с сонетами. Потом заметила, что книга, которую читал маркиз, все еще валяется на полу, и подняла ее.

Она посмотрела на название книги и обомлела. Не веря своим глазам, она провела пальцами по буквам. «Путеводитель по Шекспиру».

Лорд Уоррингтон читал книгу, которую написал ее отец.

Глава 5

О, подлец! О, низость, низость с низкою улыбкой!^[6]

У. Шекспир «Гамлет»

Саймон не испытал особого удовольствия от того, что ему пришлось пройти чуть ли не половину Гайд-парка пешком, чтобы принести Розабел лимонное мороженое. Однако его раздражение усилилось десятикратно, когда он вернулся. Фаэтон по-прежнему стоял в тени раскидистого платана, однако леди Розабел в экипаже не было. Он также не нашел ее на каменной скамейке в саду, где она любовалась красными и желтыми тюльпанами, прежде чем отослать его за мороженым. Конюх Хобсон стоял рядом с лошадьми и неловко переминался с ноги на ногу.

– Где леди Розабел? – требовательно спросил у него Саймон.

– Ушла повидаться с кем-то, то ли с подругой, то ли с другом – я не разобрал. Уж, поди с полчаса, как ее нету.

– С подругой? Какой подругой?

– Я же говорю: я толком не разобрал. Она ушла по той дороге. – Слуга указал в сторону Роттен-роу и виновато опустил голову. – Она велела мне дожидаться ее здесь. Я не знал, как быть, и остался.

Саймон не мог винить Хобсона за то, что тот подчинился приказу леди. Тем более что он уже успел убедиться в силе очарования своей будущей невесты. Она без труда заставляла мужчин исполнять свои желания.

Он заслонился рукой от солнца и попытался отыскать ее взглядом. Аллея была плотно забита лошадьми и экипажами. Упоительный весенний день выманил на прогулку почти весь свет. Светило солнце, пели птицы, не было только леди Розабел.

Куда подевалась маленькая негодница?

Саймон чувствовал себя дураком. Розабел сказала, что ее растрясло в экипаже и что ей ужасно хочется мороженого. Она попросила его сходить за мороженым, а сама осталась под присмотром Хобсона. Саймон скрыл досаду и, не вступая в спор, отправился пешком на Гросвенор-Гейт.

От долгой ходьбы он вспотел так, что цилиндр прилип ко лбу. Мороженое начало таять, и холодная капля упала ему на ладонь.

Саймон сунул стаканчик конюху.

– Стой здесь. Если леди Розабел вернется, скажи, что я велел ей не сходить с места.

– Да, милорд.

Саймон сказал это, прекрасно понимая, что если она ослушалась его один раз, то может сделать это снова. Необходимо как можно скорее найти ее. Он слишком хорошо знал, какие опасности поджидают молодую леди, разгуливающую по улицам в одиночестве.

Запрыгнув на козлы, он дернул вожжи и направил пару серых лошадей в гущу всадников и экипажей. Легкий ветерок разносил грохот колес экипажей, стук копыт и обрывки разговоров. Присоединившись к процессии, Саймон начал выискивать взглядом соблазнительную блондинку в бледно-зеленом платье, однако, проехав больше мили, он так и не встретил леди Розабел.

Ее выходка внесла поправки в его стройный план. Он собирался ухаживать за девушкой, а не гоняться за ней по улицам. Теперь он решил, что нужно сократить период ухаживания до минимума.

В гуще экипажей и лошадей мелькнуло знакомое лицо. Сэр Гарри Мастерсон на гнедом мерине поравнялся с экипажем Саймона. В двубортном сюртуке ярко-красного цвета и черном цилиндре с красной лентой он смотрелся настоящим щеголем.

– Здорово, старина. Я думал увидеть рядом с тобой леди Розабел, – сказал он, ухмыляясь, и, понизив голос, добавил: – Или тебя уже отправили в отставку? Так я и знал, что надо было спорить с тобой на деньги!

Саймон проигнорировал его выпад. Он даже обрадовался, что появилась еще одна пара глаз, которая поможет найти леди Розабел. Он начинал всерьез волноваться.

– Она и впрямь была со мной, но ушла поговорить с какой-то подругой.

– А почему без тебя?

– Я ходил за мороженым. Когда я вернулся, ее уже не было.

Гарри расхохотался:

– Что ты хочешь этим сказать? Она… сбежала?

Он говорил так громко, что привлек к себе внимание двух пожилых матрон в соседнем ландо. Женщины буквально впились в него взглядом, затем одна из них обратилась к Саймону:

– Лорд Рокфорд, какая приятная встреча. Вы так редко выбираетесь на прогулку.

Проглотив стон, Саймон приподнял шляпу и вежливо кивнул. Это ж надо было наткнуться на самых больших сплетниц в свете!

– Леди Ярборо. Миссис Данби. Отличный день, не правда ли?

Леди Ярборо прыснула от смеха, словно он выдал не банальность, а весьма остроумную шутку. Ее лицо под светло-сиреневой шляпкой с огромными бантами казалось круглым, как луна.

– Я слышала, кто-то сбежал. Или мне показалось?

– Ну, уж никак не леди Розабел, – сказала леди Данби. Ее глаза горели любопытством. – Вчера на балу вы были словно два голубка.

Сказать этим старым воронам, что леди Розабел сбежала, – все равно, что дать объявление в «Тайме». Саймон не мог рисковать репутацией Розабел.

Он придержал лошадей и пропустил ландо вперед.

– Я потерял сестру, – небрежно бросил он. – Мы должны были встретиться, но я задержался. Всего хорошего.

– А с кем из сестер вы должны были встретиться? – крикнула леди Ярборо, но ландо уже удалилось на приличное расстояние, и Саймон сделал вид, что не слышит.

Продолжая улыбаться на случай, если им встретится кто-нибудь из знакомых, Саймон прорычал:

– Бога ради, Гарри, что ты кричишь? Леди Розабел никуда не убегала. Она должна быть где-то здесь. Помоги мне найти ее.

– Наверное, у нее были причины сбежать от тебя, – сказал Гарри, удаляясь в сторону, чтобы обогнуть лужу. – Ты чем-то обидел ее.

– За всю свою жизнь я не обидел ни одной женщины.

– Да? А как ты отругал леди Беркингтон, когда ее драгоценности украл Призрак? Ты кричал, что она не должна была оставлять их на виду.

В тот момент Саймон был вне себя от злости: расследование зашло в тупик. Вор умудрялся проникать в особняки незамеченным. Он сумел проникнуть в дом самого Саймона и украл бриллиантовый браслет его матери, пока гости ужинали в столовой. Единственным ключом к разгадке были цитаты из Шекспира, которые вор оставлял на каждом месте преступления. Саймон потратил несколько недель, выслеживая преступника, но все безуспешно. И сейчас, при воспоминании об этом деле, он испытал удовлетворение от мысли, что преступник наконец сидит за решеткой в ожидании справедливого суда.

И только одно портило всю картину. По странному стечению обстоятельств Холлибрук приходился дядей леди Розабел. И хотя семья давно порвала с ним всякую связь, Саймону было все же неловко сознавать, что он арестовал дядю своей невесты. Голос Гарри вернул его к действительности:

– Вспомни, о чем вы с ней говорили перед тем, как она отправила тебя за мороженым?

– Черт возьми, да о какой-нибудь чепухе… – Вспомнив, что за ними могут наблюдать посторонние, Саймон оборвал себя на полуслове. – Мы говорили о погоде, о парке, о пейзажах.

– Очень расплывчатый ответ для человека, который привык уделять внимание деталям.

– Ну, хорошо, я объяснял ей, откуда появилось название Роттен-роу. Название пошло от французского «Route du Roi», что означает «Королевская дорога». С годами звучание претерпело сильные изменения и превратилось в Роттен-роу подобно тому, как Вифлеемская больница превратилась в Бедлам.

– Ага! – Гарри ткнул в его сторону рукояткой кнута. – Ты читал ей лекции. Бедняжка! Неудивительно, что она попыталась избавиться от тебя. Ты наскучил ей.

Саймон крепче сжал вожжи, пытаясь сдержать свою злость так же, как он сдерживал пару серых лошадей.

– Моя будущая жена должна уметь поддерживать беседу не только о платьях и погоде.

– Ах, но вот беда: чтобы завоевать сердце женщины, нужно позволить ей самой выбрать тему.

– Я не собираюсь меняться, чтобы угодить ей.

– Но ожидаешь, что она изменится в угоду тебе, – улыбнулся Гарри. – Брось, старина. Признай, наконец, что девушка не щенок и не поддается дрессировке.

– Через две недели она станет у меня шелковой, – пообещал Саймон. – А сейчас мне надо найти ее. Не хочешь – не помогай.

И он решительно тронулся вперед. Однако дорога была плотно забита экипажами, и просвета в обозримом пространстве не наблюдалось. Повсюду пестрели разноцветные шляпки, и платья дам и цилиндры джентльменов. И где-то в этой толпе должна быть леди Розабел.

Потому что где же еще ей, черт возьми, быть?

Сидя в своей спальне в мансарде, Клер занималась починкой белья. На полу у ее ног стояла корзинка. Она пыталась сосредоточиться на работе, но мысли постоянно отвлекали ее. Вот и сейчас она задумчиво смотрела перед собой, опустив на колени гигантскую ночную сорочку леди Эстер, разорванную по шву. Взгляд ее блуждал по крышам домов, видневшихся сквозь маленькое окошко ее комнатки. В потоках ветра кружили голуби, трубы извергали дым прямо в яркую синь неба.

Клер продолжала вспоминать свою встречу с дедом. Она была потрясена до глубины души, когда поняла, что он читал книгу ее отца. Он явно выбрал ее не случайно, и уж точно не потому, что питал к ее отцу нежные чувства. Уоррингтон ни разу в жизни не сделал попытки связаться с родителями Клер. Он даже не присутствовал на похоронах ее матери четырнадцать лет назад.

Значит, он читал книгу из злорадства. Он наслаждается достигнутым успехом. Его коварный план привел к тому, что Гилберт Холлибрук попал за решетку. Должно быть, маркиз нанял человека, который занимался кражами и оставлял записки. Возможно, эту грязную работу выполнил его пронырливый камердинер Оскар Эддисон. А сам Уоррингтон подбросил счет из лавки на место последнего преступления.

От этой мысли у нее вскипела кровь. Она горела желанием бросить ему обвинение в лицо. Но до тех пор, пока у нее не будет железных доказательств его виновности, она не может позволить себе такой роскоши.

Клер яростно заработала иголкой, накладывая стежок за стежком. Когда она зашила сорочку и завязывала узелок, в дверь комнаты просунул голову лакей и сообщил, что в Голубой гостиной ее дожидается джентльмен.

Клер вздрогнула и поправила соскользнувшие на нос очки.

– Вы хотите сказать, что к леди Розабел пришел визитер?

– Нет, джентльмен спрашивал вас. Сказал, чтоб я больше никому, кроме вас, не говорил, что он пришел.

Лакей посмотрел на нее с подозрением и удалился.

Клер нахмурилась. У нее было только три знакомых джентльмена: лорд Рокфорд, который сейчас должен быть на прогулке с Розабел, лорд Фредерик, который не нуждался в подобных ухищрениях, поскольку жил в этом доме, и сэр Гарри Мастерсон, у которого нет никаких причин скрывать свой визит.

Правда, оставался еще один человек – мистер Мэнди, адвокат ее отца. Он был единственным человеком, который знал, что она нанялась на работу в этот дом. Но она предупредила мистера Мэнди, чтобы он не приходил сюда к ней, разве что в случае крайней необходимости.

У нее екнуло сердце. А вдруг что-то с папой?

Уронив шитье, Клер выскочила из комнаты и побежала на лестницу для слуг. Нельзя думать о плохом. Это могут быть и хорошие новости. Например, мог объявиться свидетель, показания которого обеспечили папе алиби.

Спустившись на первый этаж, Клер побежала по широкому мраморному коридору. В доме было тихо, лишь раздавалось эхо ее шагов. Алебастровые статуи холодно провожали ее взглядом из своих ниш, недовольные тем, что она нарушила священные границы их владений.

Какая злая ирония! Ведь она тоже могла бы ходить по этим коридорам на правах члена семьи. А вместо этого должна опасаться, как бы леди Эстер не узнала, что она осмелилась принимать гостя в хозяйской гостиной. Мистеру Мэнди следовало зайти с черного хода, надо будет сказать ему, чтобы в следующий раз он имел это в виду.

Клер распахнула створчатые двери и вошла в роскошно обставленную гостиную. Каждая вещь в этой комнате, от каминной полки, украшенной тонкой резьбой, до позолоченных стульев, обитых тканью в бело-голубую полоску, кричала о богатстве своих хозяев. На окнах висели легкие кружевные занавески, поверх которых опускались тяжелые парчовые шторы. В комнате пахло воском и чем-то терпким.

Клер мгновенно узнала этот запах еще до того, как увидела посетителя.

Она встала как вкопанная. Он стоял у окна и смотрел на улицу. При виде его высокой стройной фигуры Клер напрочь забыла о мистере Мэнди и об отце.

– Лорд Рокфорд! – От волнения она даже забыла удивиться. – А где же леди Розабел?

Если Розабел поднялась по главной лестнице, они могли разминуться.

Граф приблизился к ней, надменно вскинув голову. Эту его манеру она терпеть не могла. Казалось, этот человек возомнил себя владыкой мира и ждет от всех окружающих полного подчинения. Без сомнения, найдется множество людей, готовых поклоняться ему словно божеству за его богатство, титул и слишком красивое для простого смертного лицо.

К счастью, Клер была не склонна обманываться этим блестящим фасадом. Похоже, сам дьявол создал этого мужчину с красивым чувственным ртом, темными горящими глазами и неотразимым обаянием, чтобы увлекать наивных женщин.

С мрачным лицом он прошел мимо Клер, закрыл за ней дверь и обернулся.

– Я надеялся, что вы это знаете.

Она смотрела на него, решив, что ослышалась. Потом смысл сказанного дошел до нее, и самые черные ее подозрения возродились с новой силой. Она бросилась к нему со стиснутыми кулаками.

– Негодяй! Что вы с ней сделали? Если с ее головы упал хоть один волосок…

– Что за чушь! – Его резкий тон заставил ее остановиться. – Если бы я скомпрометировал ее, то вряд ли пришел бы сюда.

– В таком случае что произошло?

– Во время прогулки я отлучился за мороженым для леди Розабел. Когда я вернулся, она исчезла. Конюх сказал, что она ушла поговорить с какой-то подругой. Или с другом. Он не разобрал.

Слова графа походили на правду. Тем более что он еще не знал о дурацкой привычке Розабел исчезать.

– Вы можете поклясться, что все так и было?

– Клянусь жизнью. Я прочесал всю Роттен-роу и не нашел ее. Тогда я и подумал, что она вернулась домой.

Он сверлил Клер своими карими глазами и был не на шутку встревожен. Клер разделяла его тревогу. Ей показалось, что между ними протянулась невидимая нить. Сердце ее гулко билось, в груди стало горячо. Вопреки всем доводам рассудка ей захотелось вновь оказаться в его объятиях.

Клер инстинктивно скрестила руки, и его взгляд метнулся к ее груди, что лишний раз подтвердило порочность его натуры.

– Значит, вы ее потеряли, – холодно сказала Клер. – Она, должно быть, сейчас мечется в панике, не зная, что думать. Вы должны немедленно вернуться в парк!

– Там сейчас Гарри, он тоже присоединился к поискам. Я оставил ему свой экипаж. Если он найдет ее, то сразу привезет сюда.

Граф подошел к окну, отодвинул штору и снова выглянул на улицу в надежде увидеть подъезжающий экипаж.

Взволнованная, Клер тоже приблизилась к окну. Проехал какой-то работник на телеге, потом проехали три женщины в открытом экипаже. В сквере сидели две няньки, наблюдая за играющими в траве детьми.

Безмятежность этой сцены лишь подхлестнула тревогу Клер. Что, если Розабел попала в беду?

– Вы должны были остаться там, – повторила она. – Мы доверили ее вам. Что вы за человек, если репутация и благополучие девушки для вас ничего не значат?

– Вы уже высказали, свою озабоченность, – сухо ответил граф. – Лучше скажите, куда она могла уйти?

У нее чуть не сорвалось с языка, что Розабел исчезает из поля зрения с удручающей регулярностью. Но леди Эстер изничтожит ее за такие слова. Она скажет, что Клер помешала блестящему замужеству ее дочери.

– Я не знаю, но уверена, что она действительно отправилась к подруге. И не вздумайте ее обвинять. Она молода и быстро устает. Вы не должны были оставлять ее одну.

Клер приготовилась к отпору. Сейчас он скажет, что прислуге не пристало разговаривать с человеком его положения в таком тоне.

Но он всего лишь спросил:

– Вы знаете ее подруг?

– Боюсь, что нет. Меня приняли на работу всего несколько дней назад.

Пробормотав что-то похожее на проклятие, он отпустил штору и прошелся по комнате.

– У нее должны быть подруги среди девушек ее возраста. Как их зовут?

– Честно говоря, она предпочитает общаться с джентльменами.

Граф изогнул бровь, и Клер быстро добавила:

– Я вовсе не хотела сказать, что она могла уйти с каким-то мужчиной. Она благоразумная девушка.

Во всяком случае, Клер хотелось надеяться на это. Она понятия не имела, что было на уме у ее кузины. К тому же в последнее время Клер начала подозревать, что Розабел отнюдь не так легкомысленна, как считали ее домашние.

– А родственники? – спросил Саймон. – Могла она пойти к какой-нибудь тете или кузине?

Клер покачала головой:

– Ее мать была единственным ребенком. У отца Розабел была когда-то сестра, но она давно умерла.

Лорд Рокфорд ничего не сказал на это. Прищурившись, он молча смотрел на нее, и ей вдруг показалось, что он читает ее мысли.

Абсурд. Он ни за что не догадается, что она связана с этой семьей родственными узами. Она никому не рассказывала о своей жизни. Если граф что-то и знал о Гилберте Холлибруке и Призраке, то только из газет.

– Придется организовать поиски, – сказал Саймон. – Но сначала я должен поговорить с Уоррингтоном. Будьте добры, доложить ему о моем визите.

– Нет!

– Нет?! – полуудивленно-полунасмешливо повторил он. Ну, как сказать ему, что маркиз Уоррингтон – жестокий бессердечный человек? Он не станет разбираться, что Клер не разрешили сопровождать леди Розабел на прогулку, и обвинит ее в том, что она не уследила за ней.

– Я думаю, глупо поднимать шум, когда леди Розабел может появиться с минуты на минуту, – неуклюже объяснила она свой отказ.

– Еще глупее рисковать ее жизнью и репутацией.

– Его светлость не разрешает его беспокоить.

– Даже когда пропадает его внучка? Идите, нельзя терять ни минуты, – властно сказал он.

Клер хотела, было снова возразить, но вовремя удержалась. Согласна она с ним или нет, она обязана повиноваться. Коротко кивнув, Клер направилась к двери.

– Погодите.

Его возглас прозвучал как помилование. Она обернулась и увидела, что граф снова отодвинул штору и смотрит в окно.

– Они здесь, – сказал он скорее мрачно, чем радостно. – Слава Богу, Гарри привез ее.

Глава 6

Любовь душой, а не глазами смотрит.^[7]

У. Шекспир «Сон в летнюю ночь»

Саймон направился к двери, но миссис Браунли опередила его. Он сомневался, что она сделала это для того, чтобы открыть перед ним дверь. Он чувствовал себя одновременно задетым и заинтригованным тем, что эта женщина явно не сознавала своего нижестоящего положения и вела себя с ним как равная.

Похоже, она не та, за кого себя выдает, и нанялась в прислуги, оказавшись в трудном положении. Ее манеры и правильная речь свидетельствуют о том, что она получила блестящее воспитание. Жаль только, что ее не научили, как следует одеваться. Это безобразное серое платье висит на ней мешком, а уродливый черный чепец почти полностью скрывает темные волосы. Ужасные очки в проволочной оправе больше подошли бы степенной пожилой матроне. Если бы Саймон не столкнулся с ней тогда ночью в саду, он никогда не удостоил бы ее даже взглядом.

И не узнал, какое у нее прекрасное гибкое тело. Эта странная миссис Браунли сложена как богиня. Он не узнал бы, что от нее пахнет лавандой, а в ярких голубых глазах светятся живой ум и юмор. И не заметил бы, какая у нее гладкая нежная кожа.

Тогда, сжимая ее в объятиях, он ощутил внезапный прилив… желания?

О Боже… Нужно быть сумасшедшим, чтобы испытывать, к Кларе Браунли хоть какие-то нежные чувства, не говоря уж о том, чтобы мечтать содрать с нее этот ужасный серый мешок и увидеть ее тело обнаженным. Он имел дело только с воспитанными красивыми женщинами, которые знали, как доставить удовольствие мужчине. Только идиот может лечь в постель с таким существом, как Браунли.

Тем более что она является компаньонкой его будущей невесты.

Леди Розабел. Он попытался переключиться на ее соблазнительный бюст и золотистые волосы. Эта девушка станет ему хорошей женой. Она немного ветрена, но с годами это пройдет. Граф собирался объяснить Розабел, какие опасности поджидают девушку, которая расхаживает по городу в одиночестве.

Он угрюмо проследовал за миссис Браунли к парадному входу. Она решительно прошагала к двери и, не обращая внимания на швейцара, сама открыла ее и вышла на крыльцо. Саймону ничего не оставалось, как плестись за ней, словно он был лакеем.

На крыльцо вели три широкие мраморные ступени. Гарри поставил фаэтон рядом с гнедым мерином, которого Саймон привязал к дереву. Опершись на протянутую руку Гарри, предмет волнений Саймона выпорхнул из экипажа. В своей кокетливой зеленой шляпке и плотно облегающем фигуру платье она казалась воплощением юности и свежести.

Так какого же дьявола его взгляд снова скользит к этой нелепой Кларе Браунли?

Шурша юбками, она сбежала по ступенькам крыльца и встала на пути у леди Розабел.

– Миледи, мы так волновались… – сказала она, обращаясь к своей подопечной.

– Пусти меня, Брауни, – сказала леди Розабел, грациозно коснувшись лба рукой в перчатке. – Я слишком утомлена, чтобы слушать нотации.

Нахмурившись, миссис Браунли повиновалась, и леди Розабел направилась к дому. Саймон спустился ей навстречу, Розабел улыбнулась ему с мягким укором.

Прижав руки к груди, она воскликнула:

– Слава Богу, лорд Рокфорд, вы здесь! Какое облегчение, что вы, наконец, нашлись.

Он поклонился, удержавшись от замечания, что потерялся вовсе не он.

– Вы тоже сняли груз с моей души. Надеюсь, с вами не случилось ничего плохого?

– Я ужасно устала от долгой ходьбы. – Она оперлась на предложенную им руку и подняла на него глаза. – Я решила засвидетельствовать свое почтение герцогу Стэнфилду. Мне так хотелось поблагодарить его за чудесный бал. Ведь на этом балу мы встретились с вами.

– Я встретил ее на Парк-авеню, – сообщил Гарри, не скрывая своего удивления. – Это довольно далеко от Роттен-роу.

На прекрасные черты леди Розабел набежала тень неудовольствия.

– Я уже объяснила вам, что искала лорда Рокфорда. – Она снова повернулась к Саймону и заглянула ему в лицо. – Поговорив с герцогом, я исходила вдоль и поперек весь Гайд-парк, но вас нигде не было.

– А почему вы не вернулись в тюльпановый сад? – Саймон бросил вопросительный взгляд на Хобсона, который держал лошадей. – Я оставил там своего конюха и велел ему дожидаться вас.

– О, я не смогла найти тюльпановый сад! Мама всегда говорит, что я совершенно не умею ориентироваться в городе. – Леди Розабел вздернула подбородок и посмотрела на него сквозь полуопущенные ресницы. – Милорд, я ужасно сожалею, что доставила вам столько беспокойства. Прошу вас, простите меня.

Этот умоляющий взор был ему знаком. Так смотрели на него провинившиеся сестры. Он невольно смягчился, но взгляд его оставался суровым. Розабел должна понимать, что впредь он не потерпит подобных выходок.

Однако продолжать разговор на улице было неловко. Мимо проехал экипаж, со стороны парка к ним медленно приближался всадник, в окне соседнего дома приподнялась занавеска. Няньки в сквере навострили уши.

– Мы начинаем привлекать к себе внимание, – пробормотал Саймон. – Может быть, пройдем в дом?

Но леди Розабел, видимо, уже не стремилась попасть домой.

– О-о, дорогой, вы все еще сердитесь? Вы не принимаете мои извинения?

– Я приму их после того, как мы поговорим.

– Это так обязательно? Я слишком устала.

– Он не отступится, даже если вы упадете в обморок, – подал голос Гарри. – Если Рокфорд что-то решил, его уже ничто не остановит. – Саймон метнул на него взбешенный взгляд, и Гарри добавил: – Все, уезжаю. Рокфорд, не будь слишком строг с бедной девушкой.

Гарри отвязал своего гнедого и прыгнул в седло. Весело помахав им на прощание, он ускакал по булыжной мостовой.

Саймон снова повернулся к леди Розабел. Несмотря на все ее жалобы, она вовсе не выглядела усталой – напротив, излучала свежесть и здоровье. У него зародилось подозрение, что она притворяется. Вероятно, ей не хочется выслушивать его упреки. Но Саймон твердо решил внушить ей, что девушка, разгуливая по городу одна, подвергает себя опасности.

– Я не отниму у вас много времени, – сухо сказал он. – Если мы войдем в дом…

– Леди Розабел нужно отдохнуть, – вмешалась миссис Браунли. Она взяла девушку за руку и потянула за собой. Другую руку удерживал Саймон. – Идемте, миледи, – сказала Браунли. – Разговор с его сиятельством может подождать, до завтра.

Ее уничтожающий взгляд разъярил Саймона. Эта служанка умудрилась поставить его в безвыходное положение. Если он продолжит настаивать, то поступит не по-джентльменски. Если уступит, получится, что служанка взяла над ним верх.

Логика подсказывала, что лекцию будущей невесте нужно отложить. Он давно зарёкся давать волю гордости и эмоциям, однако на этот раз выдержка ему изменила. Он снова схватил руку леди Розабел.

– Я провожу леди Розабел, а вы можете вернуться к исполнению своих обязанностей.

Миссис Браунли не двинулась с места. Они стояли по разные стороны Розабел и упрямо смотрели друг на друга; ни один не желал уступать. Он представил, как нелепо они должны смотреться со стороны: так капризные дети тянут в разные стороны деревянную лошадку.

Однако сама Розабел не обращала на них никакого внимания. Взгляд ее был устремлен куда-то в сторону, и в голубых глазах светился живой интерес. Обернувшись, Саймон увидел незнакомца на лошади, который остановился напротив дома Розабел.

Молодой джентльмен приподнял цилиндр.

– Ну и ну, леди Розабел, – смеясь, сказал он. – Вы опять что-то натворили? Вас тащат на виселицу?

Саймон окинул незнакомца взглядом. Стройный светловолосый молодой человек был одет в щегольской темно-зеленый фрак с золотыми пуговицами. Резкие, немного лисьи черты его лица показались Саймону знакомыми. С изяществом, достойным героя любовного романа, он спрыгнул с лошади и передал вожжи Хобсону.

– О, мистер Ньюком, – прощебетала леди Розабел. – Какой приятный сюрприз! – Она двинулась ему навстречу, волоча за собой Саймона и миссис Браунли.

Льюис Ньюком. Саймон вспомнил это имя и поморщился. Ньюком – негодяй самого худшего розлива. Наследник виконта Барлоу, он, по слухам, так увяз в долгах, что в игорных домах его уже не подпускают к столу. Молва в красках расписывала его многочисленные дуэли. Мамаши, у которых были дочки на выданье, отказывали ему от дома, прослышав, что он пытался бежать с дочкой одного богатого торговца.

Где такая благовоспитанная девушка, как Розабел, могла познакомиться с этим мерзавцем? В следующую секунду Саймон услышал ответ на этот вопрос.

– Я заехал к Фредди, – сказал Ньюком, имея в виду ее никчемного братца. – Но, вижу, придется спасать от разбойников леди. – Театральным жестом он выхватил из ножен воображаемую шпагу. – Отпусти девушку, холоп. Я отправлю тебя к праотцам за то, что ты пытался ее умыкнуть.

Няньки вытянули шеи, и что-то живо обсуждали. Пожилая женщина высунулась в окно в доме напротив. Раздраженный, Саймон отпустил руку леди Розабел, и миссис Браунли сделала то же самое.

Леди Розабел хихикнула.

– Хватит дурачиться, мистер Ньюком. Лорд Рокфорд всего-навсего хочет сделать мне выговор за то, что я потерялась в парке.

– Недостойно мужчины запугивать беззащитную женщину, тем более за такой пустяк. Стыдитесь, Рокфорд. Если вы осмелитесь сказать хоть одно недоброе слово в адрес девушки, которая является воплощением девичьей добродетели, я вызову вас на дуэль.

Саймон не поддался на провокацию.

– Что бы я ни сказал леди Розабел, вас это не касается.

– В таком случае предлагаю встретиться на Хэмпстедской пустоши завтра на рассвете. – С дьявольской усмешкой на губах Ньюком потер руки. – Назовите ваше оружие. Пистолеты? У меня как раз лежит новая дуэльная пара, мне не терпится опробовать их в деле. Или вы предпочитаете драться на шпагах?

– Я предпочитаю, чтобы вы не вмешивались в наш разговор, – сухо ответил Саймон. – Если вы войдете в дом, лакей доложит о вашем визите лорду Фредерику.

– О, но дедушка запретил пускать мистера Ньюкома, – сказала леди Розабел, надув губки. – Он назвал его бесчестным испорченным человеком.

– Да, я сущий дьявол, – весело подтвердил Ньюком. – Король винных подвалов.

Он подмигнул леди Розабел, и она покраснела, как девочка, услышавшая первый в своей жизни комплимент. Весь ее вид говорил о том, что она в восторге от негодного повесы.

Нахмурившись, Саймон повернулся к миссис Браунли, которая, прищурившись, наблюдала за происходящим.

– Будьте добры, сходить за лордом Фредериком, – сказал он ей.

– Его нет. Он уехал больше часа назад.

– Вы могли сказать об этом раньше.

– Прислуга не должна вмешиваться в разговоры господ.

Со стороны могло показаться, что она чувствует себя униженной. Но Саймон заметил насмешливо изогнутую бровь и проследил направление ее взгляда. Ее загадочное поведение заинтриговало его еще больше.

Ньюком сорвал с головы цилиндр и шутливо раскланялся.

– В таком случае, оревуар, друзья мои. Рокфорд, держите себя в руках, когда разговариваете с этой леди, иначе будете иметь дело со мной.

Недобро прищурившись, Саймон проводил его взглядом. Его уже ничто не удивляло, даже то, что этот мерзавец решил поучить его хорошим манерам. Саймон не собирался принимать его вызов, он уже вышел из того возраста, когда занимаются подобными глупостями.

Он повернулся к леди Розабел и увидел, что Клара Браунли что-то шепчет ей на ухо. Девушка посмотрела на него широко раскрытыми глазами, затем подхватила юбки, взлетела по ступенькам и скрылась в доме.

Миссис Браунли встала у Саймона на пути.

– Леди просила передать, чтобы вы зашли завтра. Всего хорошего, сэр.

Она развернулась и пошла, догонять хозяйку, но Саймон расслышал, как она тихонько добавила:

– Скатертью дорога!

Как только они вошли в желто-розовую спальню Розабел, кузина бросилась Клер на шею.

– О, Брауни, какая же ты молодец! Ты спасла меня от его скучных упреков.

Внезапный порыв кузины застал Клер врасплох. Она никак не ожидала от своей подопечной подобных изъявлений чувств. До сих пор Клер считала всех родственников по матери заклятыми врагами. Ей и в голову не приходило, что Розабел может проникнуться к ней теплыми чувствами.

До нее вдруг дошло, что ей тоже следует обнять Розабел, если она хочет сохранить с ней доверительные отношения. Клер натянуто улыбнулась и неловко сжала Розабел в объятиях. К счастью, Розабел не обратила внимания на ее скованность. Девушка развязала ленты шляпки и бросила ее на стул.

– Я чувствую, мы с тобой поладим, – сказала она. – Ты не такая противная, как предыдущие компаньонки.

Клер попыталась возразить. Она все еще не пришла в себя. Глупо рассчитывать, что такая легкомысленная девушка может любить кого-нибудь, кроме себя. Просто она радуется, что счастливо избежала наказания.

Розабел не могла знать, что Клер помогла ей ускользнуть от разговора с графом Рокфордом только потому, что боялась, как бы та не призналась в каком-нибудь ужасном поступке. Что, если Розабел ввязалась в какую-нибудь опасную игру?.. Что, если это она занимается кражей драгоценностей? Что, если Призрак – Розабел?

Немыслимое предположение. И все же…

– Кто он такой, чтобы делать вам выговор, – сказала она.

– Вот именно! – Розабел уселась за туалетный столик и, глядя на себя в зеркало, принялась поправлять растрепавшиеся локоны. – Можно подумать, он мне отец, чтобы так со мной разговаривать.

– Тем не менее, я бы тоже хотела кое-что сказать вам, миледи. Вы больше не должны ходить по городу одна.

Розабел состроила недовольную гримаску.

– Что плохого в том, что я засвидетельствовала свое почтение герцогу Стэнфилду? Мама учила меня, что после бала следует поблагодарить хозяев за приятно проведенный вечер.

– Все правильно, но вам следовало сделать это в сопровождении лорда Рокфорда. Нет ничего удивительного в том, что его встревожило ваше исчезновение.

– Я ведь уже извинилась. Кстати, и мистер Ньюком указал ему, что он вел себя не по-джентльменски.

Льюис Ньюком сам имеет слабое представление о том, как должен вести себя джентльмен, подумала Клер. Она подняла со стула шляпку Розабел и, пристально глядя на девушку, машинально разглаживала ленты.

– Вы пропали на целый час. В паркебыло столько народу, неужели вы не могли спросить у кого-нибудь дорогу?

– Там есть тропинки, где никто не гуляет. И мне было страшно подходить к незнакомым людям.

Клер не поверила этим неуклюжим объяснениям. Она подошла к туалетному столику.

– В первый же день, когда я пришла к вам работать, вы сбежали от меня на Бонд-стрит и пропадали где-то целых полчаса. Потом, на следующий день, когда мы отправились на прогулку, вы попросили меня поймать вашу ленту. Когда я обернулась, вас уже след простыл.

– Я пошла за бродячей собакой. Это серое пушистое существо просто очаровало меня.

В тот раз Клер нашла Розабел в самом конце улицы, в саду, где росли розы. Девушка нюхала цветы, но собаки рядом не было.

– Тогда вы сказали, что собака была черная с белыми пятнами. Я это отчетливо помню.

Розабел продолжала пристально разглядывать себя в зеркале, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону.

– Серая, черная… какая разница?

– Разница большая. – Клер помолчала, тщательно подбирая слова. – Особенно если вы занимаетесь каким-то тайным делом, не подходящим для девушки из хорошей семьи.

Серебряная расческа в руке Розабел замерла, затем девушка потрогала локон.

– А если даже и так? Ты расскажешь маме? Я буду все отрицать, и она ни за что не поверит тебе.

Сердце Клер забилось сильнее. Розабел фактически призналась в том, что до сих пор говорила неправду. Но куда же она исчезает и, главное, зачем? Может быть, это не связано с кражами?

– Разумеется, я ничего не скажу вашей маме, – заверила ее Клер. – Я просто беспокоюсь о вас, миледи. Вы встречаетесь с каким-то мужчиной? Вы уверены, что это достойный человек?

Розабел загадочно улыбнулась:

– Даже если бы это было и так, я бы все равно не призналась.

– Я не могу допустить, чтобы вы подвергали себя опасности. Это моя обязанность.

– Ах, но без риска жизнь скучна, разве не так? Это гораздо интереснее, чем болтовня моих ровесниц.

Ее беспечность потрясла Клер. Она уже несколько лет работала учителем, но еще не встречала такой ветреной девушки, как Розабел.

– Вы постоянно куда-то исчезаете. В конце концов, вашим поведением может заняться ваш дедушка.

Розабел круто развернулась на стуле.

– Ты угрожаешь мне, Брауни? – с вызовом спросила она. Клер опустила голову и плечи, всем своим видом выражая покорность.

– Прошу вас, поверьте, я не сплетница. Вы можете полностью мне доверять. Все, что вы скажете, останется между нами.

Если только Розабел не признается в том, что Призрак – это она. Если речь будет идти о спасении отца, Клер, не задумываясь, выдаст кузину.

– Я думаю, у каждой из нас есть свои секреты, – лукаво заметила Розабел. – Даже у тебя, Брауни.

Эти слова прозвучали для Клер, словно гром среди ясного неба. Она посмотрела на кузину поверх очков.

– Простите, миледи?

– Я заметила, как ты строила глазки лорду Рокфорду. Признайся, он тебе нравится.

Клер не знала, радоваться ей тому, что ее инкогнито не раскрыто, или огорчаться тому, что она так неосмотрительно выдала свое безрассудное влечение к графу.

– Вы ошибаетесь, миледи, – с негодованием сказала она. – Не понимаю, с чего это вам пришло такое в голову…

– О, я нисколько не сержусь, – сказала Розабел, небрежно махнув рукой. – Он, конечно, красив, но так скучен, что можешь забирать его себе.

Смущенная Клер начала переставлять коробочки и флаконы на туалетном столике.

– Тут даже не о чем говорить. Во-первых, граф мне не ровня, а во-вторых, я ношу траур. Еще не прошло и года со дня смерти моего мужа.

– Прости, Брауни, – с чувством сказала Розабел. Она взяла из рук Клер зеленый флакон и вернула его на место. – Но ты не можешь скорбеть о нем вечно. Сколько тебе лет? Двадцать пять?

– Не думаю, что это имеет значение…

– Это имеет значение.

Розабел встала, подошла к Клер и окинула ее изучающим взглядом.

– Ты получила воспитание настоящей леди, я не ошибаюсь?

– Я родилась в семье джентльмена в Йорке. Но вы уводите разговор в сторону, миледи. Мы говорили о вас…

– А теперь поговорим о тебе, Брауни.

Розабел собрала мешковатое; платье Клер у талии.

– Зачем ты носишь такие широкие платья? У тебя прекрасная фигура. Зачем ее прятать?

Клер попятилась.

– Мне не следует привлекать к себе внимание.

– Даже служанки не носят таких платьев. У тебя нет денег на приличную одежду? Я дам тебе что-нибудь из моих старых платьев. Ты выше и тоньше меня, так что придется их немного переделать.

Клер напряженно застыла. Она не собиралась принимать подарки от кузины.

– Спасибо, миледи, но ваши платья будут для меня слишком нарядными. Я предпочитаю носить свою одежду, какой бы уродливой она ни была. Скромность – лучшее украшение женщины.

– Чушь, чушь, чушь. Как можно привлечь мужчину, не прилагая никаких усилий?

Клер была не в силах продолжать этот разговор.

– Миледи, меня гораздо больше интересуют ваши загадочные исчезновения, имейте ввиду: лорд Рокфорд все равно выскажет вам все, что думает по этому поводу. Если я хоть что-нибудь понимаю в людях, завтра он придет.

Нежные черты Розабел озарились внезапно вспыхнувшим интересом. Она прошлась по комнате и посмотрела на Клер.

– Ради тебя, Брауни, я готова выслушать его упреки.

– Ради меня?

– Да, если ты согласишься повсюду сопровождать нас. Я сделаю вид, что принимаю его ухаживания. И только мы с тобой будем знать, что это притворство.

Коварная улыбка на губах кузины встревожила Клер.

– Я вас не понимаю, миледи. Розабел весело расхохоталась:

– У меня родился блестящий план. Если я приму ухаживания графа, мама перестанет подсовывать мне всяких старикашек с титулом. А потом я постараюсь устроить так, чтобы ты осталась наедине с лордом Рокфордом.

Глава 7

…в любви случайно все на свете:

Есть у Амура стрелы, есть и сети.^[8]

У.Шекспир «Много шума из ничего»

– Но я не могу выступать свидетелем в суде, – возразил Саймон. – Я не хочу, чтобы все узнали о моем сотрудничестве с Боу-стрит.

Томас Крампс широко развел свои большие мясистые руки.

– Я тоже не в восторге от этой перспективы, милорд. Ваша помощь неоценима, особенно когда дело касается высшего общества, но, боюсь, у нас нет выбора. Сомневаюсь, чтобы Айлингтон успел вернуться до суда, а других свидетелей у нас нет.

Саймон хмуро смотрел на главного судью, который сидел за старым дубовым столом. Айлингтон был помощником Саймона в этом деле, и именно он помог ему арестовать Холлибрука. Но сейчас Айлингтон был далеко, в деревне на границе с Шотландией, куда он срочно отбыл, чтобы повидать умирающего отца.

А это значит, что Саймон – единственный свидетель, который может подтвердить, что в письменном столе Холлибрука был найден бриллиантовый браслет.

– А нельзя отложить заседание суда до приезда Айлингтона?

Крампс покачал головой:

– В свете есть люди, которым не терпится увидеть Холлибрука на виселице. Это и лорд Ярборо, и мистер Данби, и сам герцог Стэнфилд, наконец. Сверху пришел приказ рассмотреть дело Призрака как можно скорее.

Саймон выругался.

– В любом случае у нас в запасе ещё месяц. К этому времени Айлингтон может вернуться.

Судья смущенно почесал голову в туго завитом белом парике.

– Боюсь, это не совсем так. Слушание дела перенесено на более ранний срок по приказу самого регента. Словом, до рассмотрения осталось всего две недели.

Саймон с грохотом отбросил стул и вскочил.

– Черт побери! Что вы такое говорите! У наших оппонентов не останется времени, чтобы как следует подготовиться.

– Полноте, милорд, – сурово сказал Крампс. – Ничего не поделаешь, придется вам самому выступать в суде. Теперь судьба этого дела зависит только от вас.

Саймон покинул полицейский участок через заднюю дверь. Потемневшее небо грозилось дождем. Боу-стрит находилась довольно далеко от Мейфэра, где он мог на каждом шагу встретить знакомого, но по привычке Саймон все же окинул улицу взглядом. Во дворе напротив женщина снимала с веревок белье, вниз по улице удалялся сторож.

Саймон вскочил на лошадь. Может, попробовать съездить в Карлтон-Хаус и добиться аудиенции у принца-регента? Нет, пожалуй, не стоит: если принц что-то решил, переубедить его уже невозможно. Тем более если он действует по указке этого хитрого лиса Стэнфилда.

Саймон содрогнулся от мысли, какая слава пойдет о нем после суда. Если о его тайной работе станет известно газетчикам, его имя начнут трепать на каждом углу. Еще бы: знатный вельможа самолично поймал преступника. Инкогнито будет раскрыто.

И ведь газетчики на этом не остановятся, они начнут копать глубже. И тогда им станет известно, что он уже много лет работает на Боу-стрит, и раскрыл множество других преступлений. И возможно, докопаются до первопричины его крестового похода на криминальный мир. И тогда его домочадцев заставят снова вспомнить кошмар, связанный с гибелью его отца.

Саймон повернул лошадь домой. Он должен был предвидеть возможность подобного развития событий и заранее продумать свои действия, но в последнее время его мысли были заняты леди Розабел.

Кстати, о леди Розабел. Вчерашний инцидент в парке в полной мере продемонстрировал ее инфантильность. Видимо, на то, чтобы вылепить из нее настоящую графиню, уйдет не одна неделя. Он бы уже преуспел в этом отношении, если бы не вмешательство ее компаньонки, которая всюду сует свой нос и настраивает против него свою подопечную.

Нет, он не позволит миссис Браунли нарушить его планы. Тем более что у него и так хватает проблем. Как ни крути, а его будущая невеста состоит в родстве с Гилбертом Холлибруком. Видимо, все же придется сообщить лорду Уоррингтону, что он имеет непосредственное отношение к аресту его зятя.

Горничная леди Эстер почти закончила укладывать волосы леди Розабел, когда лакей доложил о лорде Рокфорде. Он сказал, что тот ждет ее в библиотеке вместе с лордом Уоррингтоном.

Нетерпеливо махнув рукой, Розабел вскочила со стула.

– Довольно, Люсиль. Можешь идти к маме.

– Да, мадемуазель.

Горничная присела в реверансе и, еще раз стрельнув глазами в сторону Клер, исчезла за дверью.

Клер машинально расправила складки темно-голубого газового платья, отделанного золотыми фестонами. Теперь Люсиль доложит остальным слугам, что новая компаньонка нарядилась в старое платье Розабел, хотя этой привилегией обладают только зарекомендовавшие себя слуги высшего ранга. Никто ведь не знает, как она сопротивлялась, прежде чем согласилась надеть это платье.

– Знаешь, Брауни, ты просто позоришь меня своим видом. В этих мрачных одеждах ты выглядишь на десять лет старше.

– Не забывайте, что я в трауре. Кроме того, леди Эстер запретила мне надевать ваши платья.

– Я скажу маме, что отказываюсь появляться на людях с такой безобразной компаньонкой. Я уговорю ее. Она всегда со мной соглашается.

– Но она не позволит мне флиртовать с лордом Рокфордом. Да я и сама не соглашусь служить вам прикрытием для каких-то тайных дел.

– Давай договоримся. Если ты позволишь мне улучшить твой гардероб, я больше не буду настаивать, чтобы ты отвлекала на себя внимание его сиятельства.

Розабел порылась в своей гардеробной и предложила Клер несколько платьев, которые ей самой казались слишком невзрачными. Остаток дня Клер занималась подгонкой платьев. Работая иголкой, она убеждала себя, что эти платья не слишком сильно изменят ее внешность.

Однако сейчас, глядя на себя в зеркало, Клер покачала головой. Несмотря на вдовий чепец, в новом платье она выглядела настоящей леди.

А что, если кто-то заметит фамильное сходство?

Нет, этого просто не может быть. Во-первых, ее лицо будет в значительной степени скрыто очками, а во-вторых, она больше похожа на отца, чем на мать. Не говоря уж о том, что никому не придет в голову искать дочь леди Эмили среди слуг.

– Этот чепец какой-то старушечий, – заявила Розабел. В зеркале за спиной у Клер отразился обольстительный ангел в бледно-золотом газовом платье. – В следующий раз я попрошу Люсиль сделать тебе настоящую прическу.

– Нет! – Клер сделала глубокий вдох и сбавила тон. – Вдовам полагается носить чепец, миледи. Я не хочу, чтобы на меня обращали внимание.

– Какая же ты глупая гусыня, Брауни. Женщина должна уметь пользоваться своей внешностью, а не прятать ее.

– Я всего лишь прислуга и предпочитаю держаться в тени.

– Ну, без этой штуковины ты, по крайней мере, можешь обойтись. – Розабел сняла с нее очки. – Вот так-то лучше.

От волнения и негодования у Клер перехватило дыхание.

– Немедленно отдайте мне очки. Как я, по-вашему, смогу без них обходиться?

– Они нужны тебе только для чтения и штопки. В остальное время ты всегда смотришь поверх очков, я давно заметила.

Неужели она себя выдала? Пытаясь справиться с охватившей ее паникой, Клер протянула руку:

– Верните мне их. Сейчас же.

– Нет.

Розабел профланировала к небольшому письменному столу, выдвинула ящик и положила в него очки. После чего закрыла его на ключ и спрятала ключ за корсаж.

– У тебя больше нет выбора. Идем быстрее, нельзя заставлять его сиятельство ждать.

– Без очков я никуда не пойду.

– Ну не сердись, – примирительно сказала Розабел. – Я верну их тебе, обещаю. Но позже. Без них ты выглядишь гораздо лучше.

Возмущенная поступком Розабел, Клер пропустила комплимент мимо ушей. На долю секунды у нее даже мелькнула мысль выхватить ключ из его мягкой нежной обители, но она тут же взяла себя в руки.

– Вы можете идти без меня, – ледяным тоном сказала она. – В присутствии вашего дедушки вам не нужна компаньонка.

Клер сама не понимала, почему ее так испугала перспектива сопровождать Розабел в библиотеку. Ей следовало ухватиться за эту возможность, ведь она давала ей шанс узнать что-то новое о лорде Уоррингтоне.

Или она страшится встречи с лордом Рокфордом?

– Нет, ты пойдешь со мной, – твердо сказала Розабел. Она схватила Клер за руку и вытащила в коридор. – Мне требуется твоя помощь.

– Помощь?

– Да. Если лорд Рокфорд расскажет дедушке, что я разгуливала по парку одна, у меня будут крупные неприятности.

Эти слова заставили Клер забыть о своих очках.

– В худшем случае он вас отругает.

– О да. Но знаешь, Брауни, его выговор для меня хуже наказания.

Клер усомнилась в правдивости этого замечания. Она могла с легкостью представить себе, как лорд Уоррингтон жестоко бранит провинившегося матроса, но не верила, что он может быть жестоким и грубым с кем-то из домочадцев.

– Не понимаю, как я могу помешать ему, высказать вам полностью заслуженные упреки.

– Ты можешь убедить его, что я просто заблудилась. Понимаешь, лорд Рокфорд воспринял это происшествие как-то уж слишком серьезно.

Это действительно серьезно. Розабел занимается какими-то тайными делами. Не исключено, что она и есть тот самый загадочный Призрак. Но пока она не поймала кузину за руку, об этом не стоит упоминать.

– Я думаю, ваши страхи напрасны. Если он намерен ухаживать за вами, он не станет жаловаться на вас лорду Уоррингтону.

– Хорошо бы, – сказала Розабел. – Только, боюсь, одним ухаживанием дело не обойдется.

Клер замерла, вцепившись пальцами в дубовые перила лестницы.

– Он позволил себе что-нибудь лишнее, когда вы гуляли с ним в парке? Поэтому вы и сбежали?

Розабел прыснула.

– Совсем наоборот. Он был такой скучный и почтительный, словно старый викарий. – Она надула губки. – Как бы он не попросил у дедушки моей руки.

Вспомнив про бесстыдное пари, Клер покачала головой:

– Не думаю, чтобы его намерения были чисты. Будьте с ним поосторожнее.

– Тогда он попытается остаться со мной наедине. Бог знает, что тогда может случиться. – Она схватила Клер за руку. – Пожалуйста, Брауни. Обещай, что не бросишь меня.

Клер отлично знала цену этим дрожащим губам и умоляющему взгляду и все равно не смогла устоять. Да и как она могла отказаться опекать Розабел, если это было ее прямой обязанностью?

– Конечно, я буду рядом. Но помните свое обещание. Вы не оставите меня с графом наедине ни под каким предлогом.

– Как скажешь, Брауни. Я буду вести себя идеально. Но как же чудесно ты сегодня выглядишь! Я не удивлюсь, если лорд Рокфорд тоже это заметит.

К Розабел вернулось хорошее настроение. Она легко миновала последний пролет и проследовала в библиотеку. Судя по довольной улыбке, она еще не отказалась от затеи свести Клер с лордом Рокфордом.

Она хочет втянуть ее в незаконную связь. Любовное приключение.

От этой мысли Клер стало жарко. Это ужасно, немыслимо, отвратительно. Но вопреки голосу разума ее тело охватила непонятная дрожь. Она попыталась заглушить внезапное томление, мысленно перечисляя пороки графа.

Он высокомерен, развратен, властолюбив, потворствует всем своим прихотям. За внешней привлекательностью скрывается привычка тиранить и подчинять.

Но ему не удастся использовать Розабел, чтобы выиграть бессовестное пари.

Когда они вошли в библиотеку, Клер уже достаточно успокоилась и приготовилась приветствовать графа с холодным безразличием. Если он вообще обратит на нее внимание, учитывая ее низкое положение. А она тем временем постарается присмотреться к своему деду. Однако Розабел подхватила ее под руку и подвела к мужчинам, сидевшим у огня.

Здесь же была и леди Эстер. На лице ее сияла радушная улыбка, в руках она, как обычно, сжимала платочек.

– Розабел, дорогая, – проворковала она, взмахнув платком. – Ты чудо как хороша сегодня.

– Спасибо, мама, – сказала Розабел, приседая перед лордом Рокфордом в реверансе. Затем она наклонилась к лорду Уоррингтону и поцеловала его морщинистую щеку. – Ты хорошо выглядишь, дедушка. Этот синий фрак очень идет к твоим глазам.

Его губы изогнулись в подобии улыбки.

– Я уже слишком стар для комплиментов, – ворчливо сказал он. – Прибереги их для молодого человека.

– Она у нас просто красавица, – продолжала нахваливать дочь леди Эстер. – Вы согласны со мной, лорд Рокфорд?

Граф встал и заложил руки за спину.

– Ну, разумеется.

Однако взгляд его был прикован к Клер в обтягивающем платье с низким вырезом.

Под этим пристальным взглядом ее сердце забилось сильнее. По коже у нее пробежали мурашки, щеки вспыхнули ярким румянцем. Сладкое томление внизу живота заглушало суровый голос разума.

Его пристальный взгляд одновременно смущал и злил ее. Как он смеет глазеть на других женщин и одновременно ухаживать за леди Розабел!

– Миссис Браунли, – грозно вопросила ее леди Эстер, – вы надели платье моей дочери?

Клер приготовилась защищаться.

– Это подарок, миледи.

– Не наседай на нее, мама, – заступилась за компаньонку Розабел. – Согласись, этот оттенок слишком невыразительный для меня. Я бы никогда не заказала себе такое платье.

– Но оно стоило таких денег… – заметила леди Эстер.

– Восхищаюсь щедростью вашей дочери, – сказал лорд Рокфорд. – И вашей снисходительностью к миссис Браунли.

Леди Эстер на мгновение растерялась, затем горделиво выпятила грудь.

– Благодарю, милорд. Да, я взяла эту бедную вдову в наш дом исключительно из милосердия. – Она повернулась к Клер и изобразила добродушную улыбку. – Поблагодари нашего гостя. Внимание такого человека – большая честь для тебя.

Клер застыла. Поклониться вельможе, тем более лорду Рокфорду, означало предать принципы, на которых ее воспитывали родители. Но воспоминание об отце заставило ее переступить через свою гордость.

Клер присела в глубоком реверансе и, поднимаясь, встретила насмешливый взгляд его темных глаз. Она ответила графу холодным равнодушным взглядом. Без сомнения, ему нравится, когда перед ним пресмыкаются. Это возвеличивает его в собственных глазах. Но если бы он был простым смертным, он никогда не достиг бы тех высот, которых достиг ее отец.

– Ну, сядьте уже все, – ворчливо велел лорд Уоррингтон. – Я устал задирать голову, чтобы смотреть на вас.

Розабел потащила Клер за собой и усадила на кушетку прямо напротив лорда Рокфорда. Клер села на самый край кушетки и сложила руки на коленях. Она была твердо намерена игнорировать графа, но все равно продолжала наблюдать за ним сквозь ресницы. Едва уловимый терпковатый запах его духов кружил ей голову. «Я должна следить за своим дедом», – говорила она себе, но ничего не могла с собой поделать. Она была не в силах думать, о ком бы то ни было, кроме графа.

Лорд Уоррингтон, расположившийся в темно-зеленом кресле, распрямил спину. Суровое лицо старика смягчилось; по всему было видно, что, несмотря на ворчливый тон, он пребывает в благодушном расположении духа.

– Ну, моя девочка, – сказал он, обращаясь к Розабел, – граф открыл мне много нового.

– Рада это слышать, – ответила девушка, бросив тревожный взгляд на графа. – Он рассказал тебе о нашей прогулке по парку?

Но лорд Уоррингтон оставался в блаженном неведении относительно неподобающего поведения своей внучки.

– Да, и я рад, что среди твоих поклонников наконец появился благородный человек. Похоже, твой вкус начинает улучшаться.

– Милорд, я вынуждена вам возразить! – Леди Эстер прижала к щеке платочек. – К чему эти странные намеки? Репутация Розабел безупречна.

– Это ненадолго, если вы будете поощрять ее знакомства со всяким отребьем. – Он постучал по подлокотнику кресла газетой. – В колонке светских сплетен я прочитал, что на балу у Стэнфилда она танцевала с этим Ньюби.

– Его зовут Ньюком, – ничуть не смутившись, поправила деда Розабел. – Я поступила бы невежливо, отказав достопочтенному Льюису Ньюкому. К тому же, не забывайте, он друг Фредерика, а я с ним едва знакома.

Клер с сомнением смотрела на кузину. Вчера ее лицо вспыхнуло радостью, когда она увидела мистера Ньюкома. А потом она открыто признала, что ее привлекает риск. Что, если она тайно встречается с беспутным повесой?

– Фредерик давно порвал с этим игроком, – обиженно возразила леди Эстер. – Но я и в самом деле считаю, что Розабел должна быть приветлива со всеми мужчинами. В конце концов, это ее первый сезон, и что плохого, если девочка получает удовольствие от танцев и развлечений…

Уоррингтон молча слушал ее.

– Я больше не потерплю, чтобы возле нее отиралась всякая шваль, – сказал он, когда леди Эстер закончила свою тираду. – Они охотятся за ее приданым, чтобы заплатить карточные долги. Я этого не допущу.

– О Боже, – сказала Розабел, – зачем думать о людях так плохо? Я не думаю, чтобы их интересовали только мои деньги.

Похоже, она смеется над ним, подумала Клер. А может, и нет. С Розабел ни в чем нельзя быть уверенной. Это лишний раз доказывает, как плохо она знает свою кузину. Бог знает, что у нее на уме.

Губы Уоррингтона изогнулись в некоем подобии улыбки.

– Я не хотел обидеть тебя, девочка. Но тебе нужен серьезный надежный парень, который сумеет держать тебя на коротком поводке. Рокфорд попросил у меня разрешения ухаживать за тобой, и я дал ему свое согласие.

– Благодарю, – сказал граф.

Лорд Рокфорд повернул голову к Розабел, но на долю секунды его взгляд снова задержался на Клер. Этого было достаточно, чтобы она вновь потеряла голову. Ей вдруг стало нечем дышать, сердце забилось в бешеном ритме, груди напряглись, и все тело охватила истома. Воздействие на нее этого человека непостижимо. Как бы глубоко она его ни презирала, ее тело, похоже, живет отдельной жизнью.

Клер была вынуждена признаться себе, что еще не встречала мужчины, столь привлекательного физически. Пока она росла, ее окружали коллеги отца, которые были намного старше ее, а по соседству жили в основном сыновья простых рабочих и торговцев, не имевшие тяги к наукам и книгам. В Кэнфилдской академии ее общение с мужчинами ограничивалось преподавателем математики мистером Джозефсоном с бледным отечным лицом и вечно потными холодными руками. Ее передергивало от одной мысли об этом человеке. Был еще местный викарий, который при встречах сверлил Клер глазками-бусинками и во время занятий с хором старался встать к ней поближе. Чтобы отучить его от этой привычки, ей даже пришлось несколько раз ткнуть его локтем в бок.

Клер мечтала о большой, настоящей любви. Союз родителей был для нее примером супружеского счастья. И Клер решила, что лучше вовсе не выйдет замуж, чем предаст свою мечту об идеальном возлюбленном. Если она кого и полюбит, то только человека, похожего на ее отца: такого же верного, доброго, ласкового, любящего и веселого.

И уж конечно, ее избранник не будет таким заносчивым, как Рокфорд. И не станет спорить на девушку.

– Миссис Браунли! Вы что, так и будете здесь сидеть? Вздрогнув от резкого окрика тети, Клер вдруг заметила, что все встали и собираются уходить. Она вскочила с кушетки.

– Простите, миледи.

– Идемте со мной, – скомандовала леди Эстер. – Займетесь починкой белья. Оставим молодых в малой гостиной, пусть побудут наедине. Там их никто не потревожит.

– Какая разумная идея, миледи, – сказал лорд Рокфорд. – Мне будет необыкновенно приятно побыть с леди Розабел наедине.

И он предложил руку Розабел. На мгновение Клер показалось, что Розабел сейчас убежит, однако та взяла графа под руку, бросив на Клер умоляющий взгляд.

Клер приготовилась следовать за графом и Розабел. Нельзя допустить, чтобы он выиграл свое дурацкое пари. Но прежде нужно как-то избавиться от леди Эстер.

Когда все направились к двери, лорд Уоррингтон вдруг сказал, обращаясь к Розабел:

– Вернись на минутку, девочка. Я забыл спросить, как тебе понравилась пьеса.

Розабел и лорд Рокфорд остановились. Клер бросила взгляд на столик рядом с креслом лорда Уоррингтона. Сегодня там вместо книги ее отца лежал увесистый том в красно-коричневой кожаной обложке.

– В последнее время я не читала никаких пьес, – удивленно сказала Розабел. Внезапно ее лицо прояснилось. – Но мне хотелось бы увидеть новую постановку в королевском театре. Это история о том, как один джентльмен влюбился в девушку, подарившую свое сердце другому…

– Я имел в виду «Сон в летнюю ночь». Миссис Браунли собиралась почитать тебе ее. – Он самодовольно посмотрел на Клер. – Ну, как, теперь вы убедились в моей правоте? И не говорите, будто я вас не предупреждал.

Взгляд его голубых глаз пронзил ее насквозь. Без очков она чувствовала себя беззащитной, и вопреки всем ее убеждениям ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы он узнал в ней свою потерявшуюся внучку. Конечно, для того, чтобы она смогла высказать ему все, что накопилось за столько лет.

– У меня пока не было возможности убедиться в вашей правоте, – сказала она. – Мы еще не успели прочитать пьесу.

– Хм-м… Ну, значит, вам это еще только предстоит. – Он махнул рукой. – Ступайте. Я вижу, вы снова собираетесь, что-то возразить, а мне хочется покоя.

Постояв в нерешительности, Клер направилась к двери. Ей никак нельзя ссориться с дедом. Тем более что он, вероятно, прав: у Розабел нет ни малейшей склонности к интеллектуальным занятиям. Да и вообще, пьеса была всего лишь поводом…

Побыть в обществе деда и присмотреться к нему. Внезапно Клер осенила идея. Она круто развернулась и подбежала к креслу. Лорд Уоррингтон уже нацепил на нос очки. При появлении Клер он раздраженно сдернул их.

– Что еще? Я просил вас уйти.

– Я подумала… нельзя ли мне взять книгу, которую вы читали в прошлый раз?

– Какую? Ну, говорите же, говорите. У меня много книг. – Он обвел рукой библиотеку. – Какая вам нужна?

– «Путеводитель по Шекспиру».

Лицо лорда Уоррингтона стало темнее грозовой тучи. Жесткие седые брови нависли над холодными голубыми глазами, губы сжались в тонкую линию, на щеках вспыхнул багровый румянец.

Он с яростью смотрел на нее. Клер уже собралась произнести обличительную речь в адрес своего отца, надеясь вызвать у него вспышку гнева: вдруг дед в запальчивости скажет что-нибудь такое, что сможет послужить зацепкой в ее расследовании?

Или прогонит меня вон из этого дома, вовремя одернула она себя.

– Наверное, мне следует объясниться, милорд. Эта книга поможет мне истолковать неясные места в пьесе, когда мы будем разбирать ее с вашей внучкой.

– Я сам еще ее не прочитал, – отрезал лорд Уоррингтон. – А теперь ступайте, ступайте, вам говорят.

Он снова надел очки на свой ястребиный нос и раскрыл книгу.

Разочарованная, Клер направилась к двери, где ее дожидались леди Эстер, граф и Розабел. Дочь с матерью горячо спорили, что подать к вечернему чаю. А лорд Рокфорд, похоже, подслушивал разговор Клер с маркизом. Когда она встретилась с ним глазами, ей показалось, что его взгляд проник ей в самую душу.

Глава 8

В таких делах рука небес видна.^[9]

У. Шекспир «Ричард II»

На следующее утро Клер вышла из дома и направилась в переулок, находившийся неподалеку от Линкольн-Инн-Филдс. Несмотря на то, что теплый плащ с капюшоном из мериносовой шерсти надежно защищал ее от непогоды, Клер зябко поежилась. Когда она свернула в нужный переулок, в лицо ей ударил ветер, и полетели холодные брызги дождя. Мимо нее, сутулясь, торопились на свои рабочие места тощие клерки и дородные адвокаты. В этом квартале располагалось множество адвокатских контор.

От густого тумана у Клер запотели очки. Наконец, едва не столкнувшись со встречным прохожим, она убрала их в ридикюль. Здесь, вдали от Уоррингтон-Хауса, она уже не боялась встретить знакомых.

Подгоняемая тревогой, она торопливо шагала по улице, пока, наконец, не увидела нужный дом среди почерневших от копоти зданий. Толкнув дверь, она вошла в дом и оказалась в небольшом темном холле. Клер показалось, что здесь еще холоднее, чем на улице. Наверх вела широкая лестница, но Клер направилась прямо по коридору первого этажа. Каблуки ее ботинок громко стучали по деревянному полу.

Здание было полностью арендовано адвокатскими конторами. Двери некоторых из них были закрыты, но многие были отворены настежь, и, проходя по коридору, Клер видела клерков, сидящих за своими столами. Иногда из комнат доносились обрывки разговоров. Она уже приходила сюда на прошлой неделе в поисках адвоката, который согласился бы защищать ее отца. Солидные адвокаты отказались иметь с ней дело, и вовсе не из-за денег. «Совершенно безнадежное дело, – напрямик сообщил ей один из них. – Против вашего отца слишком много улик, и слишком много высокопоставленных особ жаждут его крови». Он смотрел на Клер с жалостью, и она поняла, что он считает ее отца преступником. Мистер Мэнди стал ее последней надеждой.

Воспоминание об этом эпизоде вызвало у нее прилив тревоги и гнева. Что, если и другие люди не захотят разбираться в этом деле? Что, если и суд, и присяжные заранее согласны с тем, что ее отец – закоренелый негодяй? Последствия этого могут быть ужасны.

Она постучала в последнюю дверь и подергала ручку. Через несколько секунд, показавшихся ей часами, дверь отворилась, и молодой человек в плохо сшитом черном сюртуке и серых брюках провел ее в крошечную приемную. В соседнем кабинете спиной к двери сидел еще один джентльмен.

– Доброе утро, мисс Холлибрук! Не ожидал увидеть вас так скоро, хотя видеть вас всегда приятно. Позвольте ваше пальто.

В комнате было холодно, и Клер отрицательно покачала головой.

– Я получила вашу записку и решила немедленно увидеться с вами. Но если вы заняты…

– Нет-нет! Мы уже закончили. Входите. Я думаю, вы знакомы с моим посетителем.

Клер последовала за ним в кабинет; мужчина, сидевший к ней спиной, поднялся. Это был молодой человек среднего роста, с бледно-голубыми глазами, волосами песочного цвета и пышными усами, свисающими ниже подбородка. Сегодня на нем был отлично скроенный синий сюртук с медными пуговицами, и Клер в первую секунду его не узнала.

– Мистер Граймз? – удивленно спросила она. Он отвесил ей вежливый поклон.

– Мисс Холлибрук, позвольте выразить вам мое глубочайшее сочувствие: я знаю, в каком положении оказался ваш отец. Я только что вернулся из деловой поездки в Оксфорд, иначе я связался бы с вами раньше.

Винсент Граймз читал лекции в школе для мальчиков и был приятелем ее отца. Клер полагала, что ему немногим больше тридцати. Ей показалось немного странным, что он оставил школу посреди учебного года, но сейчас она была слишком занята собственными мыслями.

– Спасибо, – искренне поблагодарила Клер. Его поддержка стала для нее неожиданностью. – Но как вы нашли мистера Мэнди? И зачем вы пришли сюда?

– Чтобы предложить свою помощь. Я не сумел разыскать вас и послал запрос в суд, чтобы узнать, кого назначили адвокатом вашего отца. – Граймз взял цилиндр. – Но я не хочу мешать вашей беседе. Если не возражаете, я подожду на улице.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Мистер Мэнди усадил ее на стул с высокой прямой спинкой и встал напротив нее.

– Простите, что принимаю вас в такой обстановке, – сказал он, в точности повторяя свои слова при первой встрече. – Надеюсь, мне удастся обставить кабинет должным образом в самое ближайшее время.

Он принялся ходить по кабинету, смахнув между делом пыль с дубового стола полой сюртука и поправив висевший на стене диплом в золоченой рамке. В углу на крючке висели его белый парик и черная мантия. Эти вещи были единственным приобретением начинающего адвоката со времени ее первого визита. С первого взгляда было ясно, что вся меблировка комнаты состоит из подержанных вещей.

Однако недостаток опыта мистера Мэнди с лихвой окупался его энтузиазмом. Глядя на его всклокоченные волосы и живые карие глаза, Клер подумала, что он похож на беспокойного щенка.

– Вам удобно? – спросил он. – Могу я что-нибудь предложить вам? – Он огляделся по сторонам, словно ожидая увидеть поднос, сервированный для чая. – Стакан воды, например?

– Нет-нет, благодарю вас. – Клер сцепила руки и положила их на колени. – Из вашей записки я поняла, что мне следует немедленно навестить вас. Что-то случилось? Что-нибудь с папой?

– Нет-нет, что вы! Уверяю вас, он находится в добром здравии.

Мистер Мэнди плюхнулся на стул, стоявший за письменным столом.

– Я не думал, что моя записка может встревожить вас, мисс Холлибрук. Приношу вам тысячу извинений за причиненное беспокойство.

У Клер отлегло от сердца.

– Ничего страшного, это просто недоразумение. Но объясните мне, почему вы просили меня прийти.

– Да, конечно. Я хотел сообщить вам, что вчера мне пришло уведомление из суда. – Мистер Мэнди нервно порылся в бумагах, вытащил какой-то листок и поднес его к свету, пробивавшемуся сквозь грязное окно. Прокашлявшись, он зачитал: – «Государственное обвинение переносит суд над Гилбертом Холлибруком, обвиняемым в совершении девяти краж в крупном размере, на двадцать седьмое мая тысяча восемьсот шестнадцатого года от Рождества Христова. Все участники суда должны зарегистрироваться в Олд-Бейли^[10] до девяти часов утра…»

– Суд переносится! – Клер вскочила со стула. – Вы хотите сказать, что они перенесли дату слушания? И суд состоится меньше чем через две недели?

Мистер Мэнди понурил голову, словно это было его собственной виной.

– Да, мисс Холлибрук, боюсь, что дела складываются не самым удачным образом.

– Но почему? Как такое могло случиться?

– Дату слушания назначает верховный судья. Поверьте мне, я ошарашен этой новостью не меньше вас!

У Клер подкосились ноги, и она бессильно упала на стул.

– Но они же понимают, что мы не успеем подготовиться за такой короткий срок. У меня нет ни одного доказательства папиной невиновности. А вы не можете попросить отложить заседание?

– Я уже сделал это. Мою просьбу отклонили. – Мистер Мэнди оперся своими худощавыми руками о стол и наклонился ближе к Клер. – Я взял на себя смелость и провел небольшое расследование. Я пообщался кое с кем из клерков суда и узнал, что приказ ускорить дело вашего отца пришел с самого верха.

У нее заледенела кровь.

– Это лорд Уоррингтон.

Мистер Мэнди покачал головой, отчего на лоб ему упала кудрявая каштановая прядь. Сейчас он казался совсем мальчиком.

– Мы не знаем этого наверняка, но кто-то из пострадавших оказывает сильное давление на суд.

Клер вспомнила мстительные лица дам, обсуждавших ее отца на балу у герцога Стэнфилда, но ей показалось более вероятным, что за всем этим стоит ее дед.

– И как вы будете защищать моего отца?

– Я последовал вашему совету и составил точный список всех преступлений с указанием времени их совершения. Я переписал все цитаты из Шекспира, которые преступник оставлял на местах преступлений. Надо сказать, на Боу-стрит мне не сразу выдали всю информацию. Они никак не могли поверить, что я представляю такого важного клиента. Но как бы там ни было, я получил необходимые бумаги и даже сделал для вас копию.

Клер взяла листок и убрала в ридикюль, чтобы позднее изучить его.

– Скажите, а обвинение проводило экспертизу?

– Да, но дело в том, что Призрак писал цитаты печатными буквами, так что экспертиза ничего не дала.

Клер постаралась не выдать разочарования. – Благодарю вас. Вы сделали все, что могли. Мистер Мэнди покраснел и посмотрел на нее извиняющимся взглядом.

– Возможно, что и не все. Я опросил соседей вашего отца, пытаясь выяснить, где он находился в момент каждого преступления, но мне не удалось найти людей, которые могли бы засвидетельствовать его невиновность. К несчастью, ваш отец все время находился дома – он либо спал, либо читал, поэтому никто и не мог его видеть.

Зная привычки своего отца, Клер не сомневалась, что так и было. Но, услышав подтверждение своих опасений, она в отчаянии стиснула руки и спросила упавшим голосом:

– Вам разрешили встретиться с папой? Как он там?

– Он отлично держится, – заверил ее мистер Мэнди с таким воодушевлением, что она ему не поверила. – Он получил от вас продукты и очень рад отдельной камере.

– Я написала ему письмо, – сказала Клер, доставая из ридикюля сложенный в несколько раз листок. – Не могли бы вы передать ему его, когда встретитесь с ним снова?

– Конечно, и, кстати, я кое-что вспомнил. – Он выдвинул ящик, издавший жуткий скрип, и вручил Клер небольшой сверток. – Я передал мистеру Холлибруку перо и чернила, и он тоже написал вам несколько писем.

Слезы затуманили ей глаза, когда она увидела знакомый кружевной каллиграфический почерк отца. Мистер Мэнди не догадывался, каким сокровищем были для нее эти письма. Работа в Уоррингтон-Хаусе не позволяла ей навестить отца. Сегодня утром она с трудом отпросилась у экономки, но та предупредила ее, что выходной ей полагается только раз в неделю, да и то всего до полудня. Эти письма были для нее единственной возможностью связаться с отцом.

Она поднялась и тепло пожала мистеру Мэнди руку.

– Благослови вас Бог, сэр. Я так рада, что вы на нашей стороне.

Молодой человек тоже поднялся. Чувствовалось, что ему неловко слышать от нее слова благодарности.

– Я продолжу поиски свидетелей, – поклялся он ей. – Можете положиться на меня, мисс Холлибрук. Я буду защищать вашего отца – и вас тоже!

У Клер зародилось смутное подозрение, что мистер Мэнди слегка влюблен в нее. От этой мысли ей стало не по себе. Ей хотелось, чтобы он сосредоточился на деле, а не на ней.

Она тоже испытывала к нему симпатию, но это было совсем не то, что она чувствовала по отношению к…

Она запретила себе думать о лорде Рокфорде и его темных загадочных глазах. У нее нет времени предаваться глупым фантазиям об этом распутнике. Тем более сейчас, когда на счету каждая минута.

Клер вышла в холл, навстречу ей шагнул мистер Граймз. Он прижимал свой цилиндр к широкой груди.

– Дорогая мисс Холлибрук, не могли бы вы уделить мне несколько минут?

– Я сильно тороплюсь, но мы можем поговорить по дороге.

– Тогда будет лучше, если я подвезу вас в своем экипаже.

Клер с готовностью приняла его предложение. Какое счастье, что ей-не придется платить за проезд. Ей следовало вернуться в Уоррингтон-Хаус к половине двенадцатого, чтобы подать Розабел завтрак, и она уже приготовилась потратить несколько драгоценных монет на извозчика.

Она почти не знала мистера Граймза, но все же он не был совсем чужим человеком. Отец относился к нему с уважением, и у нее не было оснований не доверять ему.

Мистер Граймз усадил ее в симпатичный черный экипаж, ожидавший его на мостовой. Юноша в серой ливрее придержал лошадей, и мистер Граймз запрыгнул на козлы. Клер показалось странным, что у простого преподавателя есть средства на содержание такого великолепного экипажа.

Должно быть, удивление было написано у нее на лице.

– Вас удивляет, что у бедного преподавателя имеется собственный выезд? – сказал мистер Граймз. – Дело в том, что несколько месяцев назад умерла моя двоюродная бабушка, и я только что вступил в права наследства.

– Примите мои соболезнования.

– Это не стало для меня неожиданностью. Она дожила до девяноста восьми лет, я был ее ближайшим родственником. – Он тронул вожжи, и лошади резво побежали вниз по улице. В новом цилиндре и отличном голубом сюртуке он смотрелся настоящим аристократом. – Но довольно обо мне. Куда мы едем? На Ковент-Гарден? Или вы живете отдельно от отца?

Клер закусила губу. До сих пор о ее работе в Уоррингтон-Хаусе знали только отец и мистер Мэнди.

– Я живу у подруги, – сказала она. – Высадите меня, пожалуйста, на углу Пиккадилли и Риджент-стрит.

– Вы живете в Мейфэре? – мистер Граймз пронзил ее пристальным взглядом. – Значит, у вас есть связи в высших кругах. Простите мне мою смелость, но, может быть, вам стоит обратиться за помощью к лорду Уоррингтону?

Клер застыла. Меньше всего на свете она ожидала услышать от него подобное предложение и еще меньше хотела на него отвечать.

– Нет, – сухо бросила она. – Я полагаю, мой отец говорил вам, какие отношения связывают нас с лордом Уоррингтоном.

– Я слышал когда-то, что вашу мать лишили наследства. – Мистер Граймз поджал губы и смотрел прямо на дорогу. – Я думаю, ваш отец никогда не простит Уоррингтона за то, что он отказался от вашей матери. Но вы должны понимать, что этот факт может повредить мистеру Холлибруку при рассмотрении дела.

– Если вы думаете, что мой отец действительно виновен…

Мистер Граймз с досадой посмотрел на нее.

– У меня и в мыслях такого не было. Это абсурд – думать, будто Гилберт мог пойти на преступление. Но у парней с Боу-стрит на этот счет свое мнение, и мы должны с ним считаться.

«Мы»? Клер не собиралась делиться своими планами с посторонними. Тем не менее, совет мистера Граймза может оказаться полезным.

– Я знаю, что думают на Боу-стрит, – сказала она. – Неделю назад я говорила с судьей. Он полагает, что папа хотел отомстить обществу, которое отвергло их с мамой. Он якобы совершал кражи, чтобы вернуть приданое, которое полагалось его жене. Какая чушь! – с горечью воскликнула она. – Мой отец не взял бы ни пенни от маминых родственников.

– В этом вопросе я не смогу помочь, – сказал мистер Граймз, – но я готовзасвидетельствовать в суде, что ваш отец – порядочный человек и не способен на преступление.

Уже второй раз за это утро сердце Клер преисполнилось благодарностью.

– Благодарю вас. Не знаю, есть ли в этом необходимость, но я передам ваши слова мистеру Мэнди.

Мистер Граймз объехал телегу, груженную бочонками с пивом, и в окна экипажа ударили брызги холодного дождя.

– Мисс Холлибрук, могу я быть с вами, откровенен?

– Конечно, говорите.

– Я долго размышлял, какие улики привели следствие к Гилберту. Тот факт, что он является известным специалистом по Шекспиру, едва ли можно назвать серьезной уликой. Может быть, здесь сыграла роль история с женитьбой на вашей матери?

– Главной уликой стал счет из лавки, – сказала Клер. – На месте последней кражи кто-то из полицейских нашел его и приобщил к делу. В счете был указан адрес отца.

– Ах, вот оно что. В газетах об этом не сообщалось.

– Обвинитель собирается обнародовать этот факт в суде. Он даже слышать не хочет о том, что счет мог обронить кто-нибудь другой.

– Но это же все объясняет! Кто-то мог выкрасть счет из квартиры Гилберта, а затем подбросить ему бриллиантовый браслет.

Клер мрачно кивнула:

– Папа целыми днями пропадает в библиотеке или на лекциях. Но я не могу понять, почему именно его выбрали козлом отпущения.

– Хм-м. – Мистер Граймз нахмурился. – А ваш отец когда-нибудь упоминал о том, что у него есть враги?

– Нет, никогда.

«Лорд Уоррингтон не в счет», – мысленно добавила она.

– Может быть, Призрак просто хотел сбить полицию со следа, и ваш отец оказался случайной жертвой. Вы должны сказать об этом своему адвокату, возможно, это зародит сомнения у присяжных.

Они успели поговорить и о других аспектах дела, включая цитаты из Шекспира. Клер не имела ни малейшего представления о том, какую цель преследовал преступник, оставляя эти цитаты на местах преступления. Она собиралась тщательно изучить список, который передал ей мистер Мэнди. Некоторые цитаты она успела запомнить, когда следователь зачитал их ей вслух. Как же легко разговаривать с человеком, который хорошо знает папу и уверен в его невиновности, подумала она.

Мистер Граймз остановил экипаж рядом с площадью Пиккадилли и вручил Клер небольшую почтовую открытку.

– Если вам будет нужна моя помощь, свяжитесь со мной. Я готов оказать любую поддержку, моя дорогая.

– Мы с мистером Мэнди пытаемся найти свидетелей, которые могли бы подтвердить алиби папы. Я уверена, что нам удастся найти их. Мы просто обязаны сделать это.

Словно в насмешку над ней, пронизывающий ветер сорвал с нее капюшон. Клер понимала, насколько беспомощно прозвучали ее слова, В глубинах ее сознания прятался страх, но она не допускала даже мысли о поражении.

Мистер Граймз помог ей выйти из экипажа и затем, к ее невероятному удивлению, поцеловал ее затянутую в перчатку руку, задержав ее в своей руке дольше, чем это позволял этикет.

– Меня восхищает ваша преданность отцу, мисс Холлибрук. Я буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи.

Он приподнял шляпу, запрыгнул на козлы и поехал вниз по забитой экипажами улице.

Клер стояла и смотрела ему вслед сквозь пелену дождя. Боже милостивый, неужели он намекал на то, что испытывает к ней какие-то нежные чувства?

Сначала мистер Мэнди, теперь мистер Граймз. Похоже, сегодня всех мужчин охватило романтическое настроение. Она не совсем понимала, как могла им понравиться в этом старом, насквозь промокшем пальто и сером домашнем чепце. Вероятно, возможность помочь женщине, оказавшейся в беде, всколыхнула в них рыцарские чувства.

Но чем она могла привлечь лорда Рокфорда? Он ничего не знал о ее бедственном положении, однако вчера, беседуя с Розабел, он постоянно смотрел на ее компаньонку. От его взглядов у Клер подкашивались колени и одновременно вспыхивала злость на него.

Она отошла подальше от мостовой, пропуская телегу, поднимавшую фонтаны брызг, и, споткнувшись, чуть не упала. Да что же это такое? При одном воспоминании об этом мужчине она едва стоит на ногах. Как она может думать об этом графе, в то время как ее отцу угрожает такая опасность? Она должна полностью сосредоточиться на выполнении своего плана и не отвлекаться на посторонних людей, тем более на такого несносного, распутного и слишком красивого для мужчины…

– Миссис Браунли? Какой сюрприз!

Его глубокий насмешливый голос показался ей продолжением ее тайных фантазий. У нее сильно забилось сердце, и, повернув голову, Клер увидела лорда Рокфорда, гордо восседающего на отличном гнедом жеребце.

Она часто заморгала, надеясь, что это видение всего лишь плод ее воображения. Но перед ней действительно был лорд Рокфорд и выглядел еще красивее, чем в ее мечтах.

В черном пальто с капюшоном, черных сапогах до колена и коричневых штанах из оленьей кожи он смотрелся настоящим пиратом. Его раздевающий взгляд был оскорбителен, но вопреки всякой логике Клер ощутила прилив жаркого постыдного желания. Ей захотелось развернуться и убежать от него на край света.

Она вдруг вспомнила о мистере Граймзе и похолодела от ужаса. Что, если граф видел их вместе?

Лорд Рокфорд спрыгнул с лошади и подошел к ней, ведя лошадь в поводу. Клер в смятении смотрела на него, не понимая, что ему от нее нужно. Может, он хочет спросить, зачем ей понадобился «Путеводитель по Шекспиру»? Это она сможет легко объяснить. Ведь она могла и не знать, что эту книгу написал Призрак.

Но лорд Рокфорд оправдал самые худшие ее опасения.

– Что же вы молчите? Обычно вам всегда есть что сказать, – сказал он. – Итак, ответьте мне: с кем это вы разговаривали минуту назад?

Глава 9

Я действительно болен любовью,

Потому что люблю тебя вопреки моей воле.^[11]

У. Шекспир «Много шума из ничего»

Интуиция говорила ему, что она что-то скрывает.

По тому, как широко распахнулись ее голубые глаза и побледнели мокрые от дождя щеки, Саймон понял, что Клара Браунли не на шутку испугана. Она явно не ожидала встретить его здесь. А он и впрямь оказался здесь совершенно случайно.

Сегодня утром он, как обычно, отправился на Боу-стрит, но предыдущей ночью полицейские задержали только мелкого фальшивомонетчика, нескольких карманных воришек и пьяниц. С тех пор как Призрака упекли за решетку, в высшем обществе наступило затишье. Сегодняшним уловом займутся другие люди. Тоскуя без настоящего дела, Саймон решил посетить клуб на Сент-Джеймс-стрит.

И неожиданно наткнулся на миссис Браунли. Он был неприятно удивлен, когда увидел, как она вышла с каким-то незнакомцем из дорогого экипажа. Но очень быстро его удивление сменилось подозрением. С самой первой встречи в саду у Стэнфилда он заметил в ее поведении массу несообразностей. Она работала прислугой, но разговаривала слишком дерзко. Она презирала высший класс и в то же время нанялась в услужение. И, наконец, обладая великолепной фигурой, одевалась в безобразные платья.

Незнакомец, с которым она приехала, поцеловал ей руку отнюдь не братским поцелуем. По правде, говоря, Саймону захотелось съездить кулаком по его усатой физиономии. В нем и сейчас еще кипела кровь.

– Ну что? Проглотили язык? – спросил он. Миссис Браунли ответила ему ледяным взглядом.

– Что за выражения? – сказала она. – Они не делают вам чести. А теперь простите, я должна немедленно вернуться в Уоррингтон-Хаус.

Она хотела идти, но он поймал ее за руку. Может, она и не была первой красавицей, но все же смотрелась весьма привлекательно. Красивые темные брови, яркие голубые глаза, белая кожа и соблазнительный рот.

– Вы не ответили на мой вопрос.

Она презрительно вздернула подбородок.

– Я не обязана перед вами отчитываться.

– Это был ваш любовник?

Мысль о том, что она может делить постель с другим мужчиной, взбесила Саймона. Он прекрасно понимал, что его не касается, как проводит свое свободное время эта женщина. Она вдова и имеет право жить так, как ей нравится.

На щеках Клер вспыхнул румянец.

– Мне непонятен ваш обвиняющий тон. Особенно забавно слышать подобные обвинения от человека, который заключает пари на невинных девушек.

– Компаньонка леди Розабел не должна иметь случайных связей.

– Жених леди Розабел тоже. Как вам не стыдно притворяться, будто у вас в отношении ее серьезные намерения! А теперь позвольте мне пройти, иначе я опоздаю.

Она вырвала у него руку и поспешила вниз по улице. Саймон остался стоять на тротуаре, придерживая лошадь и ругаясь сквозь зубы. Как она умудрилась так ловко все обернуть в свою пользу и свалить вину на него? Даже его сестры не осмеливались бросать ему такие обвинения.

Ну, разве что иногда.

Возможно, он сам виноват, что ввел ее в заблуждение относительно своих намерений. Но даже если так, черт побери, кто дал ей право так с ним разговаривать? Должно быть, она прикрывает, таким образом, собственные грешки. Известно ведь, что лучшая защита – нападение.

Но он так легко не сдастся.

Ведя лошадь под уздцы, Саймон быстро зашагал вслед за Клер, ступая прямо по лужам. Некоторые прохожие удивленно оборачивались. Самому Саймону впервые в жизни было наплевать, смотрят на него или нет.

Он догнал Клару Браунли на углу, когда она собиралась перейти дорогу. Мостовая была забита длинной вереницей повозок и экипажей. Воздух наполняла какофония звуков: скрип колес, стук копыт, крики возниц и уличных разносчиков.

Должно быть, она все же услышала его шаги, потому что при его приближении оглянулась и быстро проговорила:

– Это был друг моего отца, а не возлюбленный, как вы могли подумать. Надеюсь, больше у вас нет ко мне вопросов?

Интересно, она сказала правду или лжет, опасаясь, что он пожалуется на нее леди Эстер? Скорее второе. Если это был друг отца, то почему бы ему было недовезти ее прямо до Уоррингтон-Хауса? Так нет же, она вышла из экипажа за несколько кварталов, откуда до дома еще двадцать минут пешком. Да еще в такой дождь.

Опыт подсказывал ему, что интуиции следует доверять. Но если он продолжит допрашивать ее, словно преступницу, Клара Браунли окончательно замкнется. Нужно изменить тактику.

На дороге появился просвет, и Саймон, подхватив Клер под руку, перевел ее через улицу.

– Нам по дороге, так что я провожу вас, – сказал он. Она недовольно поморщилась, но промолчала, осознав бесполезность сопротивления. Саймон отпустил ее руку и пошел рядом, приноравливаясь к ее шагу. Клер стремительно шагала вперед, не выражая ни малейшего желания поддерживать с ним разговор.

Но Саймону не требовалось ее одобрения.

– Вчера вы попросили у лорда Уоррингтона одну книгу, – сказал он.

Она резко замедлила шаг, бросила на него быстрый внимательный взгляд, затем снова устремила его на дорогу.

– У вас есть на этот счет возражения? Вы полагаете, что прислуга не должна пользоваться библиотекой его светлости?

Подавив раздражение, Саймон покачал головой:

– Мне просто интересно, знаете ли вы, почему его так рассердила ваша просьба.

– Вероятно, он счел это дерзостью с моей стороны. Судя по всему, вы тоже.

– Нет, вы ошибаетесь. Дело в том, что «Путеводитель по Шекспиру» написал его зять Гилберт Холлибрук, ныне заключенный.

Ее разлетающиеся брови сдвинулись в сплошную линию.

– Вы хотите сказать… Призрак? Вы уверены?

– Да, поэтому советую вам больше не заговаривать с ним об этой книге.

– Можете оставить свои советы при себе. Я не повторяю своих ошибок.

Она разговаривала с ним колючим, враждебным тоном, но Саймон решил, во что бы то ни стало сломать ее оборону.

– Предлагаю заключить перемирие, – сказал он, излучая добродушие. – Мои сестры частенько упрекают меня в деспотизме; неудивительно, что мой тон мог показаться вам обидным.

Она искоса глянула на него и снова отвела взгляд. Он уже приготовился выслушать очередную обличительную речь, но она вдруг сказала:

– А ваши сестры моложе или старше вас? Наверное, моложе.

– Почему вы так думаете?

– Если бы они были старше, вы относились бы к женщинам с большим уважением. Но раз вы привыкли к приказному тону, вероятно, ваши сестры значительно младше вас.

Он усмехнулся:

– Это правда, все три мои сестры моложе меня. И я действительно привык им указывать. Но кто-то должен был руководить ими после того, как умер наш отец.

Воспоминание об убийстве снова вспыхнуло в глубинах его сознания, но он тут же погасил его. За одну ночь он стал другим человеком. Ему пришлось забыть о диких мальчишеских выходках и взвалить на свои плечи ответственность за графский титул. Он пригласил к матери лучших докторов и занялся воспитанием и образованием сестер. И, кроме того, поставил себе цель посадить за решетку как можно больше преступников.

Искорка интереса смягчила суровое лицо миссис Браунли.

– А сколько вам тогда было лет?

– Пятнадцать. Это был самый страшный день в моей жизни.

Произнеся эти слова, он прикусил язык. Зачем он сказал ей об этом? Это были его личные переживания, которыми он ни с кем не делился. Даже его мать не знала о том, что все эти годы он живет с тяжким грузом вины.

Миссис Браунли открыла рот, но он больше не хотел обсуждать эту тему и опередил ее:

– А куда подевались ваши очки?

– Очки? Ох! – Она испуганно заморгала, порылась в ридикюле и водрузила очки на нос. – Они запотели от дождя.

В очках ее пронзительно-голубые глаза казались еще больше.

– Вчера вы тоже были без очков. Они вам не нужны? Клер надвинула капюшон, пытаясь спрятать лицо.

– У меня не такое уж плохое зрение. Иногда я могу обойтись и без очков. А вчера леди Розабел взяла себе в голову улучшить мою внешность.

– Так вот почему на вас было новое платье.

– Что еще? – строго сказала она. – Имейте в виду, я не потерплю никаких вольностей.

Они завернули за угол, лошадь послушно шла рядом с Саймоном. Они оказались в богатом районе Мейфэр и шли по улице, где были расположены дорогие магазины. Сейчас, под дождем, великолепные городские дома казались серыми и унылыми. Здесь уже не было такого плотного движения, по улице проезжали лишь редкие экипажи.

Суровое выражение лица Клары Браунли не располагало к дальнейшему общению. У Саймона мелькнула мысль, что очки, также как и мешковатое платье, всего лишь часть ее маскарада. По непонятной ему причине она предпочитала скрывать свои божественные формы. Может быть, она сделала это для того, чтобы ее взяли в компаньонки? Это вполне разумно, но Саймону показалось, что это слишком простое объяснение для такой сложной женщины, как Клара Браунли.

Он посмотрел на нее: она шла, глядя себе под ноги, словно никогда не видела ничего интереснее булыжника. Из-под мокрого подола платья время от времени выглядывала забрызганная грязью нижняя юбка.

– Скажите, а вам назначили пенсию после гибели мужа? – спросил Саймон.

Она резко вскинула голову. Ее яркие глаза сузились, но он успел заметить в них огонек тревоги.

– А вы всегда интересуетесь тем, что вас не касается?

– Прошу меня простить, – с чувством сказал он, – но вы говорили, что стеснены в средствах, а у меня есть связи в правительстве. Если вам по какой-то причине не назначили пенсию, я буду, счастлив, уладить этот вопрос. В каких войсках служил ваш супруг?

Она наградила его таким ледяным взглядом, что он не чаял услышать ответ.

– Я получаю пенсию, – нехотя ответила она. – Но мой муж служил простым рядовым, поэтому пенсия небольшая. По этой причине я пошла в компаньонки.

А другие услуги она тоже продает по этой причине? Может быть, тот подонок потому высадил ее так далеко от дома, что она боится, как бы кто-нибудь не узнал о ее безнравственном поведении? Его продолжал беспокоить один факт. Эта женщина упорно прятала свою красоту, вместо того чтобы выставить ее напоказ. – Став любовницей богатого человека, она могла бы заработать куда больше, чем компаньонка. Если бы она придержала свой язычок и использовала его для других целей, он и сам не отказался бы…

Лошадь у него за спиной возмущенно фыркнула. Саймон понял, что слишком увлекся своими мыслями и невольно сжал поводья сильнее. С его стороны будет непростительной глупостью завязать интрижку с компаньонкой своей будущей невесты. Потакание природным инстинктам может привести к печальным последствиям.

Он глубоко вдохнул холодный воздух, чтобы слегка охладить голову.

– А разве вам никто не помогает? – спросил он. – У вас же есть отец, а у него, как выясняется, есть друзья.

– Кроме папы, у меня никого нет, – сказала Клер, и он увидел в ее глазах затаенную грусть. Потом она снова опустила голову и надвинула капюшон. – Но он сейчас не может работать. Он… заболел.

Картина начала проясняться.

– Вам нужны деньги на лечение? Я буду счастлив…

– Нет! – Она бросила на него полный ужаса взгляд. – От вас я не приму ни пенни, милорд. И даже не говорите мне об этом.

Саймон тоже знал, что такое гордость, и не стал настаивать.

– Что ж, как хотите. А где живет ваш отец?

– В Йорке, это мой родной город.

У нее речь великосветской дамы, подумал Саймон. В северной Англии говорят по-другому. Хотя она могла улучшить произношение, занимаясь с преподавателем.

– Расскажите мне о своем городе. Он вам нравится?

– Да, у меня было очень счастливое детство. Люди там приветливые и дружелюбные. Но после замужества я переехала.

Ее скупой ответ еще больше разжег его любопытство.

– А где вы жили в Йорке?

– Сразу за городской стеной. Из наших окон виден шпиль кафедрального собора.

– Я был там недавно и, возможно, даже проходил мимо вашего дома. На какой улице вы живете?

– Это так важно? – резко спросила Клер. – Вы так подробно расспрашиваете, словно собираетесь на мне жениться.

Она сказала это, намереваясь его уколоть, но предположение, что он мог бы на ней жениться, даже сказанное не всерьез, вызвало у него странное чувство. Во-первых, эта фраза говорила о том, что она не просто джентри.^[12] Клара Браунли чувствовала себя равной ему.

Да кто же она такая, черт ее побери? И с чего вдруг ему представилось, как они лежат обнаженные в брачной постели?

Они прошли под раскидистым платаном, и водопад холодных капель окатил его разгоряченное лицо. Миссис Браунли еще ниже опустила голову и смотрела сквозь запотевшие очки себе под ноги. Он смотрел на ее забрызганное грязью пальто, сурово поджатые губы и находил ее… очаровательной. Эта женщина была сплошной загадкой. С каким наслаждением он посмотрел бы, как эта сварливая мегера превратится в страстную любовницу.

Саймон опомнился и решил провести четкую границу.

– Я бы не стал задавать потенциальной невесте подобных вопросов, – сказал он. – Я бы узнал ее родословную задолго до того, как начал ухаживать за ней.

– Ну конечно. Именно так и заключаются союзы в высших кругах.

– Судя по вашему тону, сами вы вышли замуж по любви.

– Судя по вашему тону, вы стоите выше этого плебейского принципа.

Он засмеялся:

– Не стоит думать, что я чудовище, миссис Браунли. Просто я считаю, что нельзя выбирать невесту, руководствуясь только чувством. Это слишком опасно. Страсть быстро угасает, этот горький урок мне преподали мои друзья.

– И поэтому вы решили предаться распутству? И считаете возможным погубить доброе имя юной леди? Интересно, что сказали бы на это ваши сестры?

– Они считают меня занудой. – Она хотела возразить ему, но он поднял руку, останавливая ее. Пора объяснить Кларе Браунли ее ошибку, иначе она может восстановить против него Розабел. – Боюсь, у вас сложилось обо мне неверное представление. Я действительно заключил пари с Гарри Мастерсоном, но я не собирался никого соблазнять.

Она остановилась и смотрела на него, стиснув кулаки.

– Я вам не верю.

Саймон тоже остановился. Они стояли на притихшей улице одни. С неба продолжали низвергаться струи дождя. Еще один поворот, и они окажутся у ворот Уоррингтон-Хауса. Он с удивлением обнаружил, что ему не хочется с ней расставаться.

– Мы поспорили, что я буду весь вечер ухаживать за первой девушкой, которую встречу на балу у Стэнфилда. Вот и все. Ни о каком соблазнении не было и речи.

Он погрешил против правды, но что подумала бы о нем Клара Браунли, если бы он признался, что собирался жениться на первой встречной? Что он доверил свою судьбу слепому случаю?

Она издала недоверчивый возглас.

– Вы пытаетесь меня обмануть.

– Можете спросить у кого угодно. У меня безупречная репутация. Согласитесь, что в тридцать три года поздновато начинать совращать юных дев. Если бы я имел к этому склонность, то занялся бы этим гораздо раньше.

– Ну, если это правда…

– Это правда, уверяю вас. Мои намерения в отношении леди Розабел абсолютно честны.

«Чего нельзя сказать о моих намерениях в отношении вас, Клара Браунли».

На ее щеках блестели капельки дождя. Она дрожала от холода – он видел это по тому, как она прикусила нижнюю губу. Он не мог отвести от этой женщины глаз. Их разделял только шаг. Он может обнять ее и поцеловать прямо здесь, посреди улицы. Нет, лучше перебросить ее через седло и увезти в домик в Белгрейвии, купленный специально для любовных утех. И там он зацелует ее так, что она будет издавать только вздохи и стоны…

– Так, значит, вы заключили пари, что женитесь на первой встречной. – Ее саркастический тон рассеял волшебное видение. – Интересный способ выбирать себе жену.

Он с досадой почувствовал, что краснеет. Ему следовало предвидеть, что Клара Браунли обо всем догадается.

– Мы поспорили, что я начну ухаживать за этой девушкой, – отрывисто бросил он. – Но для того чтобы жениться на ней, я должен сначала убедиться, что мы подходим друг другу.

– Я могу избавить вас от лишнего беспокойства. Вы не подходите друг другу. Во-первых, вы для нее слишком старый. Вы сделаете ее несчастной.

И так, словно вопрос о разрыве лорда Рокфорда с Розабел был решен окончательно, Клара продолжила путь.

И снова Саймон поплелся за ней, словно паж за шлейфом королевы. Он не хотел признаться даже самому себе, что ее выпад насчет разницы в возрасте сильно задел его, поэтому направил свой гнев в другое русло. Кто она такая, чтобы судить о нем? И с какой стати он стал перед ней оправдываться?

Клер свернула к конюшням, которые тянулись вдоль тыльной стороны зданий. Здесь прилегающие к домам лужайки скрывали от нескромных глаз высокие каменные ограды. Остро пахло сыростью и свежим навозом. Саймон шагал рядом с Клер по гравийной дорожке, ведущей к стойлам.

– Леди Розабел исправится под моим бдительным присмотром, – заметил он. – Она получила безупречное воспитание, у нее хороший характер, и она умеет держать себя в высшем обществе.

– Этого достаточно, чтобы вы сочли женщину подходящей женой?

– Да, мое положение в обществе вынуждает меня предъявлять высокие требования к будущей жене.

Клара Браунли вдруг замедлила шаг, запрокинула голову и звонко расхохоталась.

– Неудивительно… Раньше я не могла понять, но теперь понимаю.

Потом, словно ребенок, сказавший что-то непозволительное, она испуганно закрыла рот ладонью.

Ее смеющееся лицо совершенно преобразилось. Очки съехали на нос, глаза искрились весельем. Став предметом насмешки, Саймон потерял над собой власть. В его жилах закипела кровь, и он сказал сквозь стиснутые зубы:

– Позвольте вас спросить: чем я обязан подобному веселью?

Она замотала головой и опустила руки.

– Вы обидитесь.

– Это что-то новенькое. Говорите.

Она снова прикусила нижнюю губку, немного подумала и сказала:

– Я только сейчас поняла, почему тогда в саду у герцога вы задавали мне столько вопросов. И почему у вас было такое разочарованное лицо, когда вы увидели меня при свете. Ведь это я оказалась первой встреченной вами женщиной. И вы пытались выяснить, какая из меня получится графиня.

Она снова безудержно рассмеялась, вызвав у него новый прилив злости и такого же безудержного желания. Ему было безумно стыдно, что она так легко раскусила его, но желание было еще сильнее.

Впервые в жизни Саймон забылся настолько, что перестал размышлять. Он отпустил поводья и прижал Клару Браунли к каменной ограде. Потом запустил руки ей под плащ, сжал ее тонкую талию и склонился к ее испуганному лицу.

– Скажите, – пробормотал он, – а вы были разочарованы, когда увидели меня при свете?

Она мгновенно перестала смеяться. Ее взгляд скользнул по его губам и тут же метнулся в сторону.

– Пустите, или я закричу.

Дрожащий вздох слишком ясно выдавал ее чувства. И то, как она украдкой снова бросила взгляд на его губы. Он пробуждал в ней желание, которое она изо всех сил пыталась побороть.

– Я хочу вас с той самой минуты, как вы налетели на меня в саду герцога. Я хотел вас тогда и хочу сейчас.

У нее округлились глаза…

– Но… вы же ухаживаете за леди Розабел.

Эти слова должны были остудить его пыл, но, обнимая Клару Браунли, он был не в силах слушать голос рассудка.

– Я пока еще свободный человек. – Он провел пальцем по ее губам. – И могу получать удовольствие, когда захочу и с кем захочу. И дарить его взамен.

Во избежание дальнейших возражений Саймон закрыл ей рот поцелуем. Клара напряженно застыла в его объятиях, вцепившись в отвороты его сюртука. Саймон расценил как поощрение то, что она не сделала попытки его оттолкнуть. Он раздвинул ее губы и проник внутрь, дразня и распаляя в ней желание.

По телу Клары пробежала дрожь, она коротко вздохнула, обвила шею Саймона руками и крепко прижалась к нему. Он почувствовал, что она отвечает на его поцелуй, но как-то неумело, словно у нее никогда не было опытного любовника. Должно быть, ее муж не заботился о ее удовольствии. «Тем лучше, я сам открою ей путь к наслаждению», – подумал Саймон.

Его руки жадно исследовали ее мягкие женственные формы, но тело уже жаждало прикосновения к ее обнаженной коже. Саймону хотелось оказаться сию же минуту в постели и слиться с Кларой в жарком объятии. Интересно, какой любовницей окажется эта необъезженная кобылка?

Внезапно он вспомнил, где они находятся. Грязная улица неподходящее место для любовных утех. Они должны уединиться в его городском доме, где их ждет огромная роскошная кровать. И нужно сделать это прямо сейчас. Немедленно.

Оторвавшись от ее губ, Саймон пробормотал:

– Едем, Клара. У меня есть местечко получше.

Она посмотрела на него затуманенным взглядом, который сказал ему больше, чем могли сказать любые слова. Главное, чтобы через четверть часа, когда они доберутся до его любовного гнездышка, она смотрела на него таким же взглядом. Придерживая ее за талию, он покрыл поцелуями ее лицо и начал подталкивать к лошади, которая мирно паслась на лужайке в нескольких шагах от дороги.

Мысли сменялись в его голове с лихорадочной быстротой. Клара больше не будет работать. Он сам позаботится о ней, устроит ее в своем доме, купит для нее экипаж и новые платья, оплатит лечение отца. Но за все это он будет единственным мужчиной, который будет иметь доступ к тому сокровищу, которое она прячет между ног. Никогда, даже в пору своей бурной юности, он не горел таким страстным желанием иметь любовницу.

– Но я не могу никуда ехать. – Она застыла, все еще опираясь на его руку, словно была не в силах стоять самостоятельно. – Я и так уже опоздала.

– Тебе больше некуда торопиться, милая. – Он нежно потерся губами о ее губы. – Едем со мной, и я обещаю, что больше ты ни в чем не будешь нуждаться.

Он запрыгнул в седло и протянул ей руку. Она смотрела на него, будто не замечая его протянутой руки.

– Милорд, что… что вы говорите?

– Саймон. Называй меня Саймон. – Он уже пожалел, что выпустил ее из своих рук. Ему отчаянно хотелось снова прижать к себе ее теплое податливое тело. – Обопрись на мою руку, я помогу тебе сесть. Доверься мне, Клара, – сказал он повелительным тоном.

Не говоря ни слова, она покачала головой и шагнула назад. Он сделал попытку приблизиться к ней, но она яростно прошептала:

– Нет!

Круто повернувшись на каблуках, она забежала в калитку каменной ограды. Не успел он опомниться, как она уже скрылась в доме, а ему осталось только чертыхаться и проклинать свою нерасторопность.

Кто-то влетел в дверь черного хода и помчался к лестнице, едва не сбив Фредди с ног. Чтобы не упасть, ему пришлось ухватиться за деревянные перила. Присмотревшись, он узнал невзрачную компаньонку своей сестры. Миссис Никто насквозь промокла.

– Эй вы, смотрите, куда идете, – пробурчал он. Она быстро обернулась и торопливо проговорила:

– Прошу прощения, милорд.

И, стуча каблуками, помчалась вверх по лестнице. Потом он услышал, как открылась и захлопнулась дверь наверху.

Фредди состроил гримасу и придирчиво осмотрел свои до блеска надраенные сапоги. Не хватало ещё, чтобы эта особа испачкала их. К счастью для Клер, на сапогах не было ни пятнышка. Вдруг новая мысль, сверкнувшая у него в голове, вытеснила заботу о безупречности его наряда.

Что, если эта девица следила за ним?

Он метнулся к двери, открыл ее и украдкой посмотрел в обе стороны коридора. Никого. Только бы кто-нибудь не поднял тревогу. Он должен улизнуть из дома незаметно, чтобы избежать очередного неприятного разговора с матерью. С того момента как старая карга поймала его на краже, от нее просто житья нет.

Фредди подавил чувство вины. В конце концов, он взял то, что ему принадлежит. Как он может появляться в клубе, не расплатившись с долгами? И что делать, если его долги – бездонная яма, из которой он никак не может выбраться? Мама должна верить ему. Несколько удачных партий в кости, и он все вернет – все до пенни.

А леди Эстер грозится рассказать обо всем адмиралу. Фредди старался не думать об этом. Дед всегда представлялся ему тираном и скрягой. Он разговаривал с людьми так, словно отдавал команды на корабле. Ну почему этот старый пердун вечно к нему придирается? Почему он обращается с ним как с дворняжкой на поводке, а не как с взрослым совершеннолетним человеком?

Проходя мимо библиотеки, он состроил гримасу закрытой двери. Адмирал никогда не поймет, зачем Фредди играет в кости, потому что он вообще не знает и не признает никаких удовольствий.

При звуке открывающейся двери у Фредди душа ушла в пятки. Он нырнул в ближайшую комнату, которая оказалась бальным залом, и спрятался за колонной. Сердце его билось все сильнее, по мере того как шаги в коридоре приближались. Выглянув в щелку, он узнал адмиральского камердинера Эддисона.

У Фредди вспотели ладони. Выждав несколько минут, он побежал к черному ходу. Нужно скорее смыться, пока злая фортуна не свела его лицом к лицу с матерью. Или того хуже – с дедом.

Адмирал не потерпит в семье вора, понимал Фредди. Если он узнает всю правду, он перестанет давать ему деньги и вышвырнет из дома вон.

Глава 10

Путь истинной любви всегда тернист.^[13]

У. Шекспир «Сон в летнюю ночь»

– Послушай, Брауни, – сказала леди Розабел, когда они вместе с Клер возвращались домой тем же вечером в коляске лорда Уоррингтона, – ты никогда не думала, как было бы здорово кочевать по городам вместе с труппой бродячих артистов?

– Ммм, – пробормотала Клер.

Леди Эстер разрешила дочери взять компаньонку в театр, но Клер почти не следила за представлением. Весь вечер она заново переживала события минувшего утра.

Саймон, лорд Рокфорд, поцеловал ее. Он хочет, чтобы она стала его любовницей. И она сама в какой-то ужасный миг в состоянии полного затмения была готова принять его бесстыдное предложение. Она сама была готова упасть ему в руки, как спелая груша.

– Что за глупости, дорогая, – пристыдила дочь леди Эстер и уже более сурово добавила: – Миссис Браунли, зачем вы подбиваете мою дочь на подобные выходки?

– Простите, миледи, – ответила Клер, потрясенная этим обвинением. – У меня и в мыслях не было внушать леди Розабел подобные идеи.

Она перевела взгляд на Розабел, которая сидела напротив нее рядом с матерью. Фонарь, освещавший коляску, бросал золотой отсвет на прелестную головку девушки в модной зеленой шляпке. Стороннему наблюдателю выражение лица Розабел показалось бы совершенно невинным, но Клер заметила лукавый блеск в ее голубых глазах.

Наклонившись вперед, Розабел полюбовалась на свое отражение в окне экипажа.

– Я нахожусь под большим впечатлением от спектакля, – сказала она. – Я бы плюнула на свою репутацию, если бы мне представилась возможность выступать перед восхищенными зрителями.

– Ты с ума сошла? – закудахтала леди Эстер. В своем сером шелковом платье и серой шляпе с перьями она походила на хорошо откормленную гусыню. – Ты не можешь общаться с подобными людьми. Я запрещаю тебе это.

– Осмелюсь предположить, что леди Розабел просто не подумала о последствиях подобного шага, – заметила Клер. – Не думаю, что ей понравилось бы сидеть под фургоном во время грозы и стирать одежду в холодном ручье.

– О! – Розабел сморщила носик и откинулась на подушки. – Конечно, я не смогла бы обходиться без слуг. Но все равно это было бы здорово, правда? Скользить по сцене и знать, что зрители ловят каждое твое слово.

– Вам пришлось бы заучивать длинные монологи, – заметила ей Клер. – И без конца репетировать.

– Не думаю, что все так ужасно, как ты это представляешь, – беспечно сказала Розабел. – Я знаю, что мать мистера Ньюкома тоже была когда-то актрисой, и ей это нравилось. Она даже умудрилась выйти замуж за виконта, и очень счастливо.

Леди Эстер неодобрительно фыркнула.

– Леди Барлоу вульгарна. Неудивительно, что у нее такой негодный сын. Сказывается происхождение.

– Я бы на твоем месте не напоминала о происхождении, мама. У нас, Лэтропов, тоже есть свои скелеты в шкафу. Взять хотя бы тетю Эмили.

Клер вцепилась пальцами в юбку и замерла. В первую секунду она чуть не бросилась на защиту своей матери, но, к счастью, вовремя опомнилась.

Леди Эстер обмахнулась носовым платком.

– Боже милостивый, зачем ты вообще о ней вспомнила? Ты хочешь довести меня до удара.

– Но она моя кровная родственница, мама, а твоя золовка. Что делать, если у нас такие злосчастные родственники. – Повернувшись к Клер, Розабел с энтузиазмом продолжила: – Много лет назад тетя Эмили сбежала из дома и вышла замуж за Призрака. Правда, тогда он еще не воровал, а был всего лишь бедным учителем. Хотя можно сказать, что он украл тетю Эмили из лона семьи.

– Я слышала эту историю, – глухим голосом ответила Клер. – Кто-то из дам, рассказывал ее на балу у герцога Стэнфилда.

– А ты знаешь, что дедушка лишил тетю Эмили наследства? С тех пор о ней не было ни слуху, ни духу.

«Неправда! Мама много раз писала своему отцу, но он ни разу ей не ответил». Клер попыталась удержаться от презрительных нот в своем тоне и, старательно изображая сочувствие, произнесла:

– Это всегда трагедия, когда родители отказываются от своих детей.

– Возможно, но, по-моему, это ужасно романтично, что тетя Эмили пожертвовала всем ради любимого человека. – Розабел прижала руки к золотисто-зеленой пелерине, облегавшей роскошный бюст. – Между прочим, она была очень хорошенькой. У нее были десятки поклонников, и при желании она могла выйти хоть за герцога или даже принца. Если захочешь, я как-нибудь покажу тебе ее портрет.

Клер чуть не лишилась дара речи. Она и понятия не имела, что у кого-то есть портрет ее матери. Папа очень хотел заказать небольшую миниатюру, но потом мама умерла. Это случилось во время родов. Маленький братик Клер тоже не выжил. Ей тогда было всего двенадцать…

– Конечно, миледи, – вежливо проговорила она, стараясь не выдать своего нетерпения, – я с удовольствием посмотрю.

– Перестаньте, наконец, подначивать мою дочь, – сказала леди Эстер, замахав на Клер платком. – Надо же, портрет ей покажи! Я бы давно упрятала этот портрет куда-нибудь подальше, не будь на нем моего дорогого Джона. Но когда этого Холлибрука повесят, клянусь, что все-таки спрячу портрет.

Оживленное лицо Розабел внезапно помрачнело.

– Бедный дядя Гилберт. Я никогда его не видела, но мне неприятно думать, что его могут повесить.

– Что посеешь, то и пожнешь, моя дорогая, – наставительно ответила леди Эстер. – Он навлек позор на нашу семью, и этого я ему никогда не прощу.

Сердце Клер сжалось от страха. Она посмотрела в окно на темную улицу. Пока она успела прочитать только одно письмо папы. Не желая ее пугать, он ничего не писал об ужасах своего заключения. Вместо этого он рассказывал ей о том, как планирует отыскать утерянную пьесу Шекспира. Его бодрый тон растрогал Клер до слез.

Злобный выпад тети Эстер напомнил Клер, что ее отец невинно страдает за деяния другого человека. А что, если это тетя Эстер похитила драгоценности? Клер слышала, что некоторые женщины тоже играют в азартные игры. Может быть, леди Эстер не хватало денег, чтобы оплатить карточные долги? Нет, гораздо более вероятно, что долги имеются у ее сына Фредерика. Может быть, она сделала это, чтобы выручить сына? Нужно изучить список, который передал ей мистер Мэнди, а затем выяснить, была ли леди Эстер приглашена в дома, где пропадали драгоценности.

А Розабел? Если Призрак – она, неудивительно, что она выглядит такой расстроенной. Она должна испытывать угрызения совести, зная, что вместо нее страдает невинный человек.

Экипаж завернул за угол, и Розабел наклонилась вперед.

– Надеюсь, дядя, Гилберт сумеет сделать подкоп и выберется из Ньюгейтской тюрьмы. Или подкупит охранника, чтобы тот открыл дверь его камеры. Во всяком случае, я бы на его месте именно так и поступила.

– Довольно, – строго сказала леди Эстер. – Я больше не желаю слышать об этом человеке.

– Но, мама…

– Ни слова больше. И держи язык за зубами при лорде Рокфорде. Не хватало еще, чтобы он отвернулся от нас из-за этого скандала.

Розабел погрузилась в молчание.

Клер снова вспомнила поцелуй. От одного имени Саймона у нее вспыхивали щеки, и во всем теле разливалось сладкое томление. Саймон. Как бы она ни пыталась, она больше не сможет думать о нем как о лорде Рокфорде. Он стал для нее Саймоном, как только его губы коснулись ее губ.

Она не узнавала себя. С ним она превращалась в какую-то другую женщину – пылкую и страстную. Был момент, когда она забыла, что стоит под дождем возле конюшен. В нее словно вселилось какое-то другое существо – дикое, необузданное, жаждавшее плотских наслаждений.

Какая же она дура!

Уличный фонарь, похожий на золотую луну, тускло освещал мокрую мостовую и темные силуэты деревьев. Клер узнала площадь, а затем и Уоррингтон-Хаус, в окнах которого ярко горели свечи.

Экипаж остановился, и леди Эстер сказала:

– Жаль, что граф не сможет прийти к нам сегодня вечером. Правда, я не понимаю, как он мог предпочесть семейный ужин твоему обществу, дорогая.

Розабел зевнула, прикрыв рот маленькой ладошкой.

– А мне все равно. Я полагаю, ему не стоит менять свои планы ради меня.

– Ну, как же тебе может быть все равно?! Лорд Рокфорд – главная добыча сезона. Ты, похоже, не понимаешь, что любая девушка была бы счастлива, оказаться на твоем месте.

Лакей открыл дверь экипажа. Пока Розабел и леди Эстер спускались на мостовую, Клер подумала, как бы они были потрясены, если бы узнали, каким способом лорд Рокфорд выбирал себе невесту. Она презирала его, но все же не сомневалась, что он сказал ей правду про пари с сэром Гарри Мастерсоном. Он и в самом деле согласился жениться на первой подвернувшейся девушке, которую встретит на балу у герцога Стэнфилда. Что за дикость – выбирать невесту, положившись на волю случая?

По странной прихоти судьбы первой девушкой оказалась Клер. К сожалению, Саймон не знает и никогда не узнает, что в жилах Клер тоже течет благородная кровь и, как ни смешно, она тоже приходится внучкой маркизу Уоррингтону.

Неожиданно Клер с удивлением поняла, что ревнует. Как ни горько ей было это признать, но она вдруг захотела сравняться в положении со своей кузиной, чтобы тоже стать полноправным членом этого дома и чтобы Саймон ухаживал за ней.

Как она может быть такой глупой? Неужели этот поцелуй ничему не научил ее? Разве не понятно после этого, что он за человек?

Она вышла из экипажа. Дождь прекратился, но холодный влажный воздух пробирал до костей. На несколько секунд у нее возникла мысль, что она была несправедлива к Саймону и что он заключил это дурацкое пари по ошибке, а не потому, что у него испорченная натура. Но затем ей стало ясно, что благородные манеры он приберегает для таких же высокопоставленных особ, как он сам.

А женщин более низкого происхождения считает своей законной добычей.

Клер охватил гнев. Как же она теперь жалела, что не влепила ему пощечину! Ну почему она ответила на его непристойное предложение просто «нет», хотя до сих пор не боялась говорить ему в глаза все, что думает? Да еще и убежала, как глупая испуганная школьница!

«Он застал меня врасплох», – напомнила она себе. Его чувственный напор стал для нее полной неожиданностью. Ей и в голову не приходило, что он может смотреть на неприглядную вдову как на возможную любовницу.

И что она сама может оказаться такой податливой.

А значит, он может вновь попытаться ее соблазнить. Лорд Рокфорд принадлежит к тем людям, которые во что бы то ни стало, добиваются поставленной цели. Она не должна его недооценивать. В следующий раз она сумеет дать ему отпор, и он пожалеет о своем неподобающем поведении.

– Ну-с, расскажи-ка мне, что ты теперь собираешься делать, чтобы завоевать ее сердце? – сказал Гарри Мастерсон, налив себе бренди из графина.

Саймон, задумчиво вертевший в руках бокал с бренди, оторвался от размышлений. Он сидел, положив ноги на каминную решетку, и языки пламени лизали подошвы его сапог. Здесь, у себя в кабинете, он мог расслабиться и освободиться от надоевшего сюртука и шейного платка. Весь вечер его преследовал образ Клары Браунли – ее мокрое от дождя лицо с пунцовыми от поцелуя губами и затуманенный страстью взгляд, который внезапно стал враждебным.

– Извини, – пробормотал он. – Черт побери, кто бы мог подумать, что… – Он вдруг умолк, осознав, что Гарри как-то странно на него смотрит. Леди Розабел. Гарри еще ничего не знает про Клару. И не узнает… – Не обращай внимания, – сказал он. – Это тебя не касается.

Гарри оскалил зубы в ухмылке, развалился на стуле и закинул ногу на ногу. Его кричащий рыжий сюртук и желтые брюки вполне соответствовали его яркой натуре.

– Кажется, я догадался: голубки поссорились. Саймон остановил на нем холодный взгляд.

– Я приехал сюда, чтобы побыть в одиночестве. Не понимаю, почему миссис Багли впустила тебя.

– Перед моим обаянием не может устоять ни одна женщина. Конечно, если бы она сказала, что ты не один, я бы не стал сюда ломиться.

В этом Саймон не сомневался. Он купил этот дом, чтобы приводить сюда женщин; друзья относились с пониманием к увлечениям друг друга. С хозяйством управлялись всего двое слуг – супружеская пара средних лет, мистер и миссис Багли. Они не задавали лишнихвопросов и содержали дом в идеальном порядке, чтобы хозяин мог приехать сюда без предупреждения, когда пожелает.

К несчастью, Гарри был осведомлен, что Саймон использует этот дом не только для любовных утех. Он частенько приезжал сюда просто для того, чтобы побыть одному. Правда, никто, даже Гарри, не знал, зачем Саймон приезжает сюда в действительности. Здесь, в окружении книжных полок, он мог отвлечься от повседневной жизни и заняться работой для Боу-стрит. Сидя за столом красного дерева, он ломал голову над цитатами из Шекспира, пытаясь уловить связь каждой из них с конкретным ограблением.

Однако сегодня Саймон не занимался делами. Днем он посетил клуб, а затем отправился на семейный ужин, но неожиданно для самого себя оказался здесь. Это было совершенно нелогично, потому что здесь он каждую минуту помнил, что мог бы находиться сейчас в спальне на втором этаже вместе с Кларой Браунли.

Он сделал большой глоток бренди. Черт возьми, он не будет думать о Кларе. И тем более о леди Розабел.

– А тебя-то что занесло в Белгрейвию? – спросил он.

– Я навещал бабушку, – сказал Гарри. – Сегодня ведь четверг, ты же знаешь.

Саймон вспомнил, что Гарри должен каждый четверг обедать со своей бабушкой.

– Она по-прежнему грозится вычеркнуть тебя из завещания, если ты останешься холостым?

– Да, ничего не изменилось. А я по-прежнему доказываю ей преимущества своего холостого положения. – Гарри шутливо отсалютовал бокалом. – Ты, как я понимаю, не поддержишь мой тост за холостяков?

– Естественно, нет. Хотя от женщин слишком много неприятностей.

Эти слова вырвались у него невольно, но Гарри моментально ухватился за них.

– Значит, ты все-таки поссорился с леди Розабел. Ты опять начал бранить ее за то, что она сбежала от тебя в парке? Вероятно, она все же слишком молода и легкомысленна для такого старого жеребца, как ты.

– Мы не ссорились. – Саймон попытался скрыть раздражение. Пусть Гарри думает что хочет. – Это была просто незначительная размолвка, только и всего.

– Угу. То-то ты сидишь здесь в одиночестве такой мрачный.

– Розабел с матерью поехали в театр.

– И что же помешало тебе сопровождать их? – Гарри насмешливо выгнул золотисто-русую бровь. – Или она все же слишком взбалмошна для тебя? Признай, наконец, что ты не сможешь вылепить из нее графиню.

– Наше пари остается в силе. Я поеду к ней завтра.

Отвернувшись, Саймон потянулся за графином и плеснул себе в бокал хорошую порцию бренди. Черт побери, он будет ухаживать за леди Розабел. У нее есть все, что требуется для хорошей жены: голубая кровь, довольно сносный характер и соответствующее воспитание.

Он скривился. Клару почему-то позабавило, что он выбирает себе жену таким способом. И особенно то, что он рассматривал в этом качестве ее саму, когда они столкнулись в саду у Стэнфилда.

По иронии судьбы именно Клара стала первой женщиной, которую он встретил, заключив проклятое пари. С той самой секунды как она попала к нему в объятия, он чувствовал к ней необъяснимое влечение. Его заинтриговали ее быстрый ум и независимое поведение, не говоря уж о мягких женственных формах. При иных обстоятельствах…

Опасная мысль. Даже во хмелю Саймон сохранял осторожность. Спасибо, если Клара уже не рассказала леди Розабел о том поцелуе. Его бездумный поступок может поставить под угрозу положение Клары в этом доме. То, что случилось между ними, больше не должно повториться.

Он вспомнил, как она таяла в его объятиях. Ему захотелось услышать ее голос, и пусть она его упрекает, пусть возмущается, что он позволяет себе вольности, и негодует оттого, что он вздумал сделать ее своей любовницей. С каким наслаждением он заставит ее забыть… Может быть, когда леди Розабел выйдет из комнаты…

Досадуя на себя, он вскочил на ноги и, пошатываясь, подошел к окну. Ночь за окном была такой же черной, как его мысли. Только негодяй может ухаживать за девушкой и одновременно заниматься любовью с ее компаньонкой.

– Я же вижу, ты сам не свой, – заметил Гарри. Он отставил бокал, облокотился на стол и подпер рукой подбородок. – Сдается мне, что дело тут не в леди Розабел. У тебя на уме что-то другое.

– Я думаю, как избавиться от назойливого приятеля, который сует нос не в свое дело.

Гарри расхохотался:

– Что бы это ни было, я ни разу не видел тебя таким раскисшим с тех пор, как мы умыкнули бутылку джина из сторожки садовника.

Саймон прислонился к оконной раме. В его сознании всплыли сцены из детства, когда они с Гарри учились в Итоне. Он ухватился за эти воспоминания, как утопающий за спасательный круг.

– Ну и надрались же мы тогда. А ты-то – заснул на экзамене по истории.

– А ты все пытался меня растолкать, помнишь? А Берти Тэтчер сказал, что ты у меня списываешь. – Гарри покачал головой. – Он всегда был идиотом. Можно подумать, он не знал, что ты учишься гораздо лучше меня. В любом случае мог бы догадаться, что ты устроишь ему за это взбучку.

В то время Саймон был страшным задирой, драки были его любимым развлечением. Но последние восемнадцать лет он пытался исправить ошибки своей юности. Теперь он дрался только для практики в боксерском клубе для джентльменов и иногда по долгу службы.

– Он получил за дело, – сказал Саймон.

– Но удар справа был уже перебором. Тэтчер его не видел. – Гарри откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. – Я тогда поставил на тебя полкроны и выиграл. В те времена ты был главным источником моих доходов.

До тех пор, пока Саймона не исключили из школы за постоянные драки. Словно для того чтобы унизить его еще больше, родители приехали забирать его вдвоем. Отец смотрел на него с холодной яростью. Граф дошел лишь до середины своей обличительной речи, когда коляска замедлила ход, Саймон захлопнул дверь в те кладовые памяти, где хранилось это воспоминание. Он вспотел, сердце билось сильными толчками, к горлу подступил комок. Невидящим взором он смотрел сквозь стекло. Нет, он не раскиснет настолько, чтобы плакать от жалости к себе.

Клара. Лучше он будет думать о Кларе – ее сияющих голубых глазах и страстном поцелуе. Сначала она застыла в его объятиях, но затем начала получать удовольствие. Она была чувственной, податливой, пылкой. Но потом пришла в ужас от его предложения.

Дьявол, ведь знал же он, что нельзя действовать так необдуманно, нельзя поддаваться эмоциям. Он выбирал себе любовниц, следуя определенной логической схеме. Мужчины его круга не опускались до посещения публичных домов. Для них существовали дамы полусвета, – женщины, которые зарабатывали себе на жизнь, удовлетворяя потребности богатых джентльменов. Таких женщин не принимали в приличных домах и не приглашали в компаньонки к невинным девушкам.

И если бы он как следует, подумал, он мог бы предвидеть реакцию Клары. Она была слишком горда, чтобы продавать свое тело за деньги.

Или он ошибается?

Он вспомнил мужчину, который высадил Клару из экипажа. Она сказала, что это был друг отца. При этих словах она смотрела ему прямо в лицо, и все же у него создалось впечатление, что она сказала ему не все. Какие отношения связывают ее с этим человеком? Может, он – ее любовник?

От этой мысли ему стало плохо. Единственным утешением служило то, что этот парень был никудышным любовником. Он даже не научил ее, как следует целоваться. Правда, сам Саймон тоже не показал себя во всем блеске. Он вел себя как зеленый юнец, впервые оставшийся с девушкой наедине. Он не ухаживал за ней, не сказал ни одного ласкового слова, а просто набросился, потеряв самообладание. Она даже не успела понять, какое наслаждение ее ожидает, если она…

Господи! О чем он думает?! Он ухаживает за леди Розабел и должен выбросить из головы всех остальных женщин.

– Цветы, – глубокомысленно изрек Гарри. Саймон обернулся:

– Что?

Гарри придвинулся ближе к огню, поднес к губам бокал и ухмыльнулся:

– Наверное, я не должен помогать тебе, выиграть пари, но у тебя такой несчастный вид, старина, что я посоветую тебе купить Розабел красные розы. Красивый букет смягчит сердце любой женщины.

– Отличная идея.

Гарри не знал, о чем сейчас подумал Саймон. Он подумал, что Кларе вряд ли понравятся оранжерейные цветы. Она должна любить полевые цветы. Он разбросает лепестки по постели, и будет заниматься с ней любовью…

Он резко поставил бокал на подоконник. Черт, какой же он идиот, что так напился. Но он будет еще большим идиотом, если поддастся своим желаниям.

Глава 11

О, на что только не решаются люди!^[14]

У. Шекспир «Много шума из ничего»

Клер сидела в утренней гостиной за письменным столом и пыталась делать три дела одновременно. Она писала приглашения на предстоящий бал, руководствуясь списком гостей, который выдала ей леди Эстер, и ломала голову над цитатами из Шекспира. Список цитат она спрятала под стопкой бумаги для приглашений. Но самым трудным оказалось делать вид, что она не замечает Саймона, который сидел в двух шагах от нее и вел непринужденную беседу с Розабел.

Правда, говорила в основном Розабел.

– Мама хочет устроить обыкновенный бал, а я настаиваю на маскараде. Ведь это так интересно! Этот бал станет украшением сезона. – Розабел глупо хихикнула. – Вы, наверное, считаете, что это нескромно – так говорить? Но вы должны признать, что это отличная возможность как следует отпраздновать мое восемнадцатилетие.

– Было бы странным, если бы вам не нравилась идея маскарада.

От низкого голоса Саймона по спине у Клер побежали мурашки. Уставившись на кипу бумаг на столе, она обмакнула перо в серебряную чернильницу и написала: «Лорду и леди Ярборо, Керзон-стрит, 12». Однообразный стук дождя по оконным стеклам должен был успокаивать, но ей он лишний раз напоминал, что рядом сидит Саймон. Ее кожа стала болезненно чувствительной, сердце в груди колотилось как сумасшедшее.

Клер злилась и на себя, и на него. После вчерашнего она стала думать о нем еще хуже. Сегодня он удостоил ее только кратким приветствием и, больше ни разу на нее не взглянув, уселся болтать с Розабел. Похоже, он не испытывал ни малейшего чувства вины и уже стер воспоминание о поцелуе из своей памяти.

Это могло означать только одно. Должно быть, подобные интрижки для него обычное дело. Такое же обычное, как бритье по утрам.

Она вдруг представила, как Саймон, полуобнаженный, стоит перед зеркалом с бритвой в руках. Ее окатила волна жара. Боже милостивый, да что же это такое! Сколько можно думать о нем!

– Скажу вам по секрету, – продолжала щебетать Розабел, – дедушка был против того, чтобы я начала выезжать в этом сезоне. Он считал, что мне еще рано появляться в обществе, но мы с мамой его уговорили. Представляете, какой это был бы кошмар, если бы мне пришлось дебютировать в девятнадцать лет?

– Это не такая уж редкость, – сказал Саймон. – Для моей средней сестры Джейн это не стало драмой.

– О-о, вам меня не понять. Мужчины, насколько я знаю, не переживают из-за своего возраста. Вы можете не опасаться, что залежитесь на полке. Вот вам, например, уже за тридцать, но вас ведь не называют старой девой.

– Едва ли кто-то осмелится.

Сухая насмешка в тоне Саймона действовала Клер на нервы. Ей хотелось обернуться и сказать ему, что она осмелилась бы назвать его как угодно и не стала бы выбирать выражения. Но вместо этого она незаметно сдвинула приглашения в сторону. Делая вид, что продолжает писать, она стала всматриваться в листок, который ей передал мистер Мэнди. У нее было столько обязанностей, что почти не оставалось свободного времени.

Адвокат аккуратным почерком занес в список все девять ограблений, совершенных Призраком, включая даты, адреса, перечень похищенного и цитаты, оставленные в каждом случае. Первая цитата гласила: «Палец у меня зудит, что-то злобное спешит».

Эта цитата из «Макбета» была оставлена в спальне леди Пемберли, у которой Призрак украл изумрудное ожерелье. Очевидно, кража была совершена, когда все гости находились в бальном зале. Если организатором преступлений был ее дед, он мог выбрать случайные цитаты, поскольку главной его целью было вывести следствие на шекспироведа. Или в цитатах содержится некое послание?

Клер подозревала второе. «Что-то злобное спешит». Одна из ведьм произносит эту фразу в четвертом действии перед самым выходом на сцену Макбета. Может быть, лорд Уоррингтон хотел сказать, что отец Клер совершил такое же ужасное деяние, как и жестокий король Шотландии?

– А ты, Брауни, что скажешь на это?

Клер очнулась. Не желая, чтобы Розабел втягивала ее в разговор, она неохотно ответила через плечо:

– Прошу прощения, миледи. Я не прислушивалась к вашей беседе.

– Повернись к нам, – мягко попросила ее кузина. – Я не могу разговаривать со спиной.

– Я пишу приглашения на ваш бал-маскарад.

– Отвлекись на минутку, чтобы разрешить наш спор с лордом Рокфордом.

У Клер не осталось путей к отступлению. Она отложила перо и снова спрятала листок мистера Мэнди под приглашениями. После чего развернулась к парочке, сидевшей на кушетке в бело-золотую полоску. Между ними лежал букет полевых весенних цветов, который Саймон преподнес Розабел.

Вид этого букета вывел Клер из себя. Только вчера он осыпал ее страстными поцелуями и склонял стать его любовницей, а сегодня, как ни в чем не бывало, ухаживает за ее кузиной, выражая ей всяческое уважение и восхищение. Каков негодяй и обманщик!

Охваченная праведным гневом, она вдруг встретилась с Саймоном глазами. Он быстро отвел взгляд. Понятно. Он ничуть не сожалеет о содеянном и испытывает к ней презрение. Накрахмаленный белый шейный платок подчеркивал его резкую красоту. В своем облегающем сюртуке из темно-голубого сукна, терракотовых бриджах и черных сапогах он был воплощением элегантности. Не говоря о том, что он был просто неправдоподобно красив. В его темных глазах таились такие глубины…

Чушь. Он также загадочен, как садовая улитка. Вчера она имела возможность убедиться, как опасно поддаваться чарам этого негодяя.

Розабел рядом с ним казалась воплощением весны в своем бледно-зеленом платье с желтыми лентами. На ее оживленном лице играла улыбка. Если бы она только знала о порочных страстях своего жениха… Если бы Клер не была уверена, что Розабел ни за что не выйдет за Саймона, она вряд ли смогла бы удержаться, чтобы не разоблачить его перед ней.

– Вас интересует мое мнение? – спросила Клер.

В ярко-голубых глазах кузины заплясали лукавые огоньки.

– Лорд Рокфорд утверждает, что, если девушка не вышла замуж до двадцати пяти лет, про нее нельзя сказать, что она залежалась на полке. А я говорю, что девушка и в двадцать один – уже залежавшийся товар. А ты что скажешь? Кто из нас прав: я или лорд Рокфорд?

– Я полагаю, что на полках должны стоять посуда и книги.

Розабел хихикнула:

– Не будь такой вредной, Брауни. Ведь ты сама рано выскочила замуж. Тебе, наверное, не больше двадцати пяти.

Розабел попала прямо в точку. Саймон пристально смотрел на Клер, словно пытаясь разглядеть ее прошлое.

– Возраст – это всего лишь цифры, – сказала Клер. – Женщин вообще не принято спрашивать о возрасте.

Розабел с улыбкой повернулась к Саймону:

– Брауни не всегда такая, милорд. Выходит, она не согласна ни с одним из нас.

– Она – хороший дипломат.

Сегодня он просто образцовый джентльмен, подумала Клер. Зато вчера он, видимо, не находил причин для того, чтобы сдерживать себя.

– Никакой я не дипломат. Я просто хотела сказать, что глупо судить о человеке, исходя из каких-то цифр. Иными словами, вы оба не правы.

– Ну что я говорю? – сказала Розабел. – Она сегодня ужасно несговорчивая. Нам не удастся с ней договориться.

– Не стоит винить ее. Мы отвлекли миссис Браунли от дела.

– Да, отвлекли. – Клер не заботило, что ее слова звучат грубо. – Позвольте мне закончить мою работу. Леди Эстер хотела отправить приглашения не позднее завтрашнего утра.

– У тебя еще куча времени. Наверное, сегодня в парке не будет экипажей, в такой-то дождь. – Розабел бросила хитрый взгляд на Клер, затем на Саймона и встала с кушетки. – Брауни, я хочу попросить тебя об услуге. Мне нужно отлучиться на несколько минут, займи лорда Рокфорда, пока меня не будет.

– Куда это вы собрались? – встревожилась Клер.

– Я хочу принести вазу для цветов, которые мне подарил граф. Они завянут без воды.

Клер вскочила.

– Я схожу за вазой сама, миледи. Как же я сразу об этом не подумала!

Розабел остановила ее повелительным жестом, сразу став похожей на мать:

– Нет, сядь на место. Я хочу сделать это сама.

С этими словами она выплыла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Клер застыла на месте. Судя по всему, кузина не оставила своей затеи свести Клер с лордом Рокфордом. Розабел была бы в шоке, если бы знала, до какой степени она уже преуспела.

Саймон поднялся одновременно с Розабел и теперь продолжал стоять, с непонятной настойчивостью глядя прямо на Клер.

У нее отнялся язык и затекли мышцы. В панике она подумала, что он собирается снова ее поцеловать. Если он обнимет ее, у нее не хватит сил оттолкнуть его. Но если она сейчас убежит, это будет выглядеть так, словно она считает себя в чем-то виноватой. На этот раз она не позволит ему взять над собой верх и расставит все точки над i.

– Держитесь от меня на расстоянии, милорд, – строго предупредила она. – Я отказываюсь иметь дело с таким распущенным человеком, как вы. И не пытайтесь склонить меня принять ваше предложение. Если вы коснетесь меня хоть пальцем, я закричу.

Клер повернулась к нему спиной, села за письменный стол, взяла в руку перо и обмакнула его в чернильницу. Рука ее дрожала, когда она выводила на пригласительной открытке имя и адрес, но она упорно продолжала писать. Сосредоточившись на деле, она даст Саймону понять, что он ее совершенно не интересует.

Однако она продолжала ощущать его присутствие всем своим существом. Она напрягала слух, чтобы уловить малейшее движение у себя за спиной, но не могла различить никаких звуков, кроме потрескивания поленьев в камине и шелеста дождя за окном. Что же он, все еще стоит и смотрит на нее? Или готовится к новому нападению? Что, если он вопреки ее предупреждению снова набросится с поцелуями?

Нет, конечно же, нет. У него достаточно здравого смысла, чтобы держать себя в руках в чужом доме. Кроме того, он поспорил с мистером Гарри Мастерсоном на крупную сумму и вряд ли станет приставать к компаньонке, рискуя потерять Розабел.

Но если у него все-таки хватит на это наглости, она будет бороться с ним изо всех сил, убеждала себя Клер. В прошлый раз ему удалось разбудить в ней страсть, но на этот раз она не поддастся. В противном случае она поставит под удар свою честь, свое пребывание в этом доме и потеряет последний шанс доказать невиновность отца…

Саймон встал рядом. Заметив это, Клер внутренне ахнула, рука ее дрогнула, и на приглашении расплылась жирная клякса.

Этот человек передвигается неслышно, как кошка. Спрашивается, откуда у него, знатного джентльмена, такие повадки?

Она подняла на него холодный взгляд. Стараясь не выдать своего смятения, она резко сказала:

– Я просила вас держаться на расстоянии.

– Я не собираюсь до вас дотрагиваться. Я просто хотел отдать вам вот это.

Он протянул ей букетик фиалок.

Она посмотрела на цветы, потом на него, поражаясь его нахальству.

– Вы вытащили эти фиалки из букета, который подарили Розабел.

Он покачал головой.

– Эти цветы напоминают мне вас, Клара. Они ваши, хотя обстоятельства и не позволили мне, подарить их вам, открыто. Надеюсь, вы примете их в знак нашего примирения.

– Вы подарили цветы Розабел, а теперь говорите, что они предназначались мне?

– Да, – признал он, глядя на нее своими темными глазами. – Я хотел извиниться перед вами за вчерашнее.

– Извиниться. – Всплеск эмоций лишил ее возможности говорить. В ее душе боролись гнев, недоверие и внезапная нежность, которую она безжалостно подавила. – А вы не могли извиниться, не прибегая ко лжи?

– Я не обманываю вас. Ну не мог же я преподнести вам эти фиалки на глазах у леди Розабел…

– Естественно. Ведь вы пришли сюда для того, чтобы ухаживать за ней. Но стоило ей на секунду выйти из комнаты, как вы тут же начали волочиться за другой женщиной. Это называется предательством.

– Это не предательство, а просто попытка извиниться за свое поведение. – В его голосе появились бархатные ласкающие нотки. – Сам не знаю, что на меня вчера накатило. Обычно я не действую так необдуманно. Я был не прав, Клара. Надеюсь, вы сумеете меня простить.

Наклонившись, он положил фиалки на стопку с приглашениями. Фиолетовые крошечные лепестки словно дразнили ее, также как терпкий запах, который принадлежал только Саймону. Желание снова захлестнуло ее сладкой волной. Может, он и правда сказал то, что думает…

Однако, несмотря на высказанные сожаления, виду него был совсем не виноватый. Напротив, он смотрел на нее с выражением превосходства и, похоже, ожидал услышать слова благодарности в ответ на свой примирительный жест.

Клер задохнулась от ярости: на него и на свою собственную глупость. Она смахнула цветы со стола, вместе с ними упали и приглашения. Клер вскочила, гневно глядя на Саймона.

– Как вы смеете оказывать мне подобные знаки внимания? И это после того как высказали сожаления по поводу того, что воспользовались моей слабостью? Вы, должно быть, считаете, меня полной дурой и думаете, что я мечтаю стать вашей любовницей.

Его лицо снова стало жестким и надменным.

– Я всего лишь извинился – ни больше, ни меньше, ничего не ожидая в ответ.

– Вы хотите, чтобы я поверила, что знатный джентльмен считает необходимым преподнести служанке цветы для того, чтобы она приняла его извинения? – Клер сжала кулаки, чтобы удержаться от пощечины. – Я догадываюсь, что вы не привыкли к отказам. Ваше положение позволяет вам иметь все, что вы пожелаете, и для того, чтобы получить желаемое, вы готовы сказать или сделать все, что угодно.

– Не называйте себя служанкой, Клара. Ваши манеры и речь выдают в вас леди.

– Однако вчера вы обращались со мной как со служанкой. Вернее, с уличной девкой.

Воспоминание о вчерашнем больно кольнуло ее. «Нет, мне все равно, что обо мне подумает этот надменный и слишком красивый аристократ, – решила Клер. – Мне все равно».

Саймон в отчаянии запустил пальцы в свои густые черные волосы.

– Сжальтесь надо мной, вы же вдова. Я знаю множество женщин из высшего общества, которые имеют тайные связи. Я поступил так не потому, что не уважаю вас.

Можно подумать, он поступил бы иначе, если бы знал, что она девственница. Клер не находила ему оправданий.

– Я не принадлежу к высшему обществу, – напомнила ему она. – Я получаю жалованье за свою работу в качестве компаньонки леди Розабел. Я штопаю ее белье, привожу в порядок ее вещи и выполняю множество других обязанностей. Я выполняю работу прислуги, и мое происхождение в данном случае не имеет никакого значения.

Неожиданно его взгляд смягчился, губы слегка изогнулись, отчего он стал просто чертовски привлекательным.

– Вы так обидчивы, Клара. Ни одна служанка не позволила бы себе разговаривать со мной в таком тоне.

Его улыбка напугала ее сильнее, чем, если бы он навел на нее пистолет. Внутри ее тела разлилось непонятное тепло. Она презирала себя за то, что так реагирует на этого мужчину, за то, что страсть заставляет ее забыть все свои принципы.

– В таком случае можете считать меня адвокатом всех служанок, пострадавших от вас, мужчин. Не сомневаюсь, что вы испытываете свои чары на всех женщинах низшего класса. Словом, на тех, кто от беспомощности и страха не может вам отказать.

– Я никогда не имел дела со служанками. И никогда не принуждал женщин к любовной связи против их воли.

– А что же было вчера?

Губы его изогнулись еще сильнее.

– Послушайте, Клара, кто из нас лжет? Вы не можете отрицать, что пылко отвечали на мой поцелуй и тоже хотели, чтобы этот поцелуй получил свое естественное продолжение.

Она густо покраснела. Не желая, чтобы он догадался о причине ее смущения, она твердо сказала:

– Вы добились от меня этой реакции против моей воли. Позвольте внести ясность: я не буду вашей любовницей. Мысль об этом мне отвратительна.

Улыбка слетела с его губ, и его карие глаза стали непроницаемыми. Сейчас перед ней снова стоял могущественный граф Рокфорд.

– Даю вам слово, что больше не прикоснусь к вам.

– Чего стоит ваше слово? – фыркнула она. – Вы уже доказали, что не имеете представления о чести.

Его зрачки слегка расширились, и она почувствовала, что ее выпад, наконец, достиг своей цели.

– Достаточно, мадам. Если мое внимание оскорбляет вас, я больше вас не обеспокою.

Он остался стоять с отстраненным видом, а у Клер возникло неприятное чувство, что она сильно обидела его. Может, она была слишком резкой? Даже если и так, он получил по заслугам. И то, что он считает ее опытной женщиной, нисколько его не извиняет.

Нужно сесть за стол и заняться приглашениями. У нее есть более насущные заботы, чем обиды этого джентльмена. Пора отвлечься от мыслей о надменном аристократе и сосредоточиться на том, как вызволить отца из тюрьмы. Кстати, нужно как следует изучить список мистера Мэнди…

Клер бросила взгляд на стол, и сердце у нее екнуло. На столе стояла только серебряная чернильница. Приглашения валялись на ковре. Она совсем забыла, что смахнула их со стола в припадке ярости.

И на самом видном месте лежали смятый букетик фиалок и документ, который явственно обнаруживал ее интерес к Призраку.

Глава 12

Кто обольщал когда-нибудь так женщин? Кто женщину так обольстить сумел?^[15]

У. Шекспир «Король Ричард III»

Саймон нагнулся, чтобы помочь Кларе собрать приглашения. Она выглядела бледной и напряженной, когда схватила какой-то листок – вероятно, список приглашенных, – и торопливо сложила его вчетверо. Только после этого она начала поднимать приглашения. Она стояла перед Саймоном на коленях, но не бросила ему ни взгляда, ни слова, от чего его охватило чувство потери.

Он всего лишь хотел извиниться. И вместо того чтобы улучшить ее мнение, окончательно упал в ее глазах.

Саймон мрачно смотрел, как она потянулась за фиалками и положила их на стол. Вырез фиолетового платья слегка обнажал ее грудь – не такую пышную, как у Розабел, но достаточно большую, чтобы заполнить мужскую руку. Он поспешно отвел глаза, чтобы она не заметила его нескромного взгляда. В ее теперешнем состоянии она может расценить этот взгляд как новое оскорбление. Черт его дернул сказать Кларе, что фиалки предназначались ей. Он должен был догадаться, что она все равно ему не поверит.

Утром Саймон побывал на Боу-стрит, а затем поехал на Ковент-Гарден и там перевернул все прилавки в поисках самых свежих и ярких цветов. Ему хотелось собрать букет, который понравился бы Кларе. Он отчего-то решил, что нет никакой разницы, кому он подарит этот букет. Главное, что он купит его для Клары. Цветы вообще не могут кому-то принадлежать. Любоваться ими может каждый, кто их увидит.

Однако он не учел того, что, если вручит букет леди Розабел, Клара почувствует себя человеком второго сорта. Теперь она думает, что он ее не уважает.

Доставая из-под стола приглашение, Саймон вдруг осознал, что в ее словах есть изрядная доля правды. Он действительно ставит себя выше Клары. Не потому, что считает ее недостойной себя, а просто потому, что классовые различия никто не отменял. Это факт, от которого нельзя отмахнуться. Ему повезло родиться наверху общественной лестницы, и он привык гордиться своим положением.

«Чего стоит ваше слово? Вы уже доказали, что не имеете представления о чести».

Его больно резанули эти слова. Примерно то же самое сказал ему отец, когда его исключили из школы за драки. «Твое поведение не соответствует тем высоким стандартам, к которым тебя обязывает твое положение. Люди никогда не смогут уважать человека, не имеющего представления о чести».

От этого воспоминания в нем вспыхнула злость. Черт, кто она такая, чтобы судить о нем! Она считает его злодеем, хотя почти ничего не знает о нем. А ведь последние восемнадцать лет он шел по жизни узкой тернистой дорогой. После той ночи, когда убили отца, Саймон быстро повзрослел. Он взвалил на свои плечи обязанности, налагаемые графским титулом, занялся образованием младших сестер и посвятил свою жизнь борьбе с преступностью. Он безумно много работал, и ему было больно оттого, что Клара принижает его достоинства.

Она не может этого знать, но с пятнадцати лет он всегда четко контролировал свои действия. И вчерашний случай был первым и единственным исключением.

Они одновременно потянулись за приглашением, которое упало под стул. Их руки соприкоснулись, и Саймону показалось, что между ними вспыхнула искра, от которой у него мгновенно вскипела кровь, разогнав жар по всему телу.

Они оба задержали в руках лист жесткой бумаги. Клер посмотрела на Саймона. Ее голубые глаза потемнели. Она смотрела на него как зачарованная; дыхание ее стало частым, и губы приоткрылись, словно в ожидании поцелуя. Саймон подумал, что для женщины, которая заявила, что презирает его, она ведет себя слишком странно.

Прошло несколько секунд, но ему показалось, что они длились целую вечность. Ему захотелось сорвать с нее черный вдовий чепец, чтобы ее роскошные каштановые волосы рассыпались по плечам. Желание схватить Клару в объятия и прижать ее к полу чуть не лишило его рассудка. Конечно, она рассердится и станет сопротивляться, но в умелых руках даже самая необузданная кобылка становится шелковой. А потом, когда она будет совсем готова, он задерет ее юбки и, погрузившись в сладкие глубины лона, умчит на вершину блаженства.

Эта фантазия лишила его остатков разума. Безумие. Чистое безумие думать о том, чтобы заняться с Кларой любовью в Уоррингтон-Хаусе, когда в любой момент в комнату может кто-нибудь войти.

И тут же, вопреки всякой логике, он начал к ней придвигаться. Сегодня он старался быть твердым как камень, но все-таки не смог избавиться от мыслей о ней. Не помня себя, он пробормотал:

– Клара, как жаль…

За дверью послышались шаги, и он отпрянул. В комнату заглянула леди Розабел.

Клара схватила приглашения и прижала их к груди, словно щит.

К счастью, леди Розабел нисколько не возмутила эта сцена. Она вошла в комнату и поставила серебряную вазу на стол.

– Еще раз здравствуйте. Я рада видеть, что вы уже на короткой ноге. Мне казалось, что вы недолюбливаете, друг друга, и это меня огорчало.

Саймон поднялся и подал руку Кларе.

– Мы уладили наши разногласия, – сказал он.

Клер проигнорировала руку Саймона и кое-как встала сама.

– Я уронила приглашения, миледи, а граф помог мне их собрать.

– Граф очень галантен.

Леди Розабел подошла к кушетке, взяла букет и равнодушно затолкала его в вазу. Не потрудившись, как следует расставить цветы, она отряхнула руки и повернулась к Саймону и Кларе:

– Кстати! Я хотела вам показать кое-что важное. Клер отвела нахмуренный взгляд от цветов и посмотрела на хозяйку:

– Если вы не против, я бы предпочла остаться здесь и разобраться с приглашениями.

– Нет, ты обязательно должна пойти с нами. Помнишь, что я обещала тебе вчера вечером? Когда мы возвращались из театра?

Клара удивленно смотрела на нее, потом в глазах ее вспыхнул неожиданный интерес.

– Вы уверены, что стоит это делать? Леди Эстер будет недовольна.

– Мама пошла, вздремнуть, – беспечно ответила леди Розабел. – Милорд, не будете ли вы так любезны, сопроводить нас?

– Только скажите, куда мы идем.

– Это секрет. Вы все узнаете через минуту.

Саймон собирался выполнить обещание, данное Кларе, и уйти. Но Розабел не оставила ему выбора.

– Вам я никак не могу отказать.

Он удивился, когда Клара без дальнейших возражений оперлась на его руку и приготовилась идти. Чувствовалось, что ей не терпится увидеть то, что обещала показать леди Розабел. Что же это может быть?

Все время, пока они шли по коридору, Саймон сознавал, что рука Клары опирается на его руку. Исходивший от нее слабый цветочный аромат вызвал у него сильное желание зарыться лицом в ложбинку меж ее грудей. Усилием воли он сосредоточил свое внимание на леди Розабел.

У нее было хорошенькое личико, гладкая белая кожа, пухлые розовые губы и светло-голубые глаза, которые неустанно выискивали объект для забавы. Легкое желтое платье стискивало роскошную грудь, которая больше подошла бы оперной певице, чем юной девушке. Неудивительно, что она привлекает к себе взоры всех мужчин. Будь он ее отцом, он запер бы ее на замок и никуда не выпускал.

Саймон нахмурился. Он собирается стать ее мужем, а не отцом. Тем не менее при мысли о том, чтобы лечь с ней в постель, он чувствовал себя чуть ли не преступником. Семнадцать лет, подумать только! Он не предполагал, что она настолько молода.

Нужно будет еще раз, как следует обдумать этот вопрос, не принимая в расчет пари с Гарри Мастерсоном. Испрашивая разрешения Уоррингтона на то, чтобы ухаживать за Розабел, Саймон взял на себя некие обязательства и был намерен их соблюдать. Через несколько недель после дня рождения Розабел он собирался сделать ей предложение. Он может продлить помолвку и отложить свадьбу, например, на полгода. За этот срок Розабел станет старше и серьезнее. Да, а в рождественские праздники можно будет обвенчаться.

Этот план казался ему совершенным… до тех пор, пока он не бросил взгляд на Клару Браунли.

Она шла по коридору, глядя прямо перед собой. Когда она слегка прикусила нижнюю губу, ему страстно захотелось снова поцеловать ее. Если бы ему предстояло жениться на Кларе, он не стал бы ждать и шесть дней, не то, что шесть месяцев. Он помчался бы на прием к архиепископу и добился от него специального разрешения. Или даже взял ее с собой и…

Саймон запретил себе думать дальше. Это немыслимо. Положение обязывает его жениться на девственнице голубой крови. Он не может взять в жены вдову сомнительного происхождения.

Он повернулся к Розабел:

– Вы приедете к нам на ужин сегодня вечером? Мне бы хотелось познакомить вас с моей семьей.

– А Брауни тоже приглашена? Без нее я никуда не поеду.

– Миледи! – воскликнула Клара. – Невежливо ставить условия, когда вас приглашают. Я с удовольствием останусь здесь.

Яркий румянец выдал ее смятение. Саймон видел, что ей хочется убежать от него, и подумал, что его сестры были бы рады познакомиться с Кларой. Она должна им понравиться.

– Разумеется, миссис Браунли тоже приглашена, а также леди Эстер и лорд Уоррингтон.

– Тогда решено, мы приедем, – сказала леди Розабел. – Они вошли в картинную галерею, расположенную в дальнем конце дома. – Вот мы и пришли, – добавила она.

Красный, с золотом, ковер заглушал их шаги. Высокие золотые портьеры были подняты, но день был пасмурный, и длинная комната казалась темной и неуютной. Вдоль стен на одинаковом расстоянии друг от друга были расставлены скамейки с тем расчетом, чтобы гости могли присесть и полюбоваться понравившейся картиной.

Здесь собрались все предки Уоррингтонов, заметил про себя Саймон. Эта комната служила доказательством высокородного происхождения леди Розабел. В родовом поместье графов Рокфордов в Гемпшире имелась такая же картинная галерея.

Клара убрала с его локтя свою руку и отступила назад. Леди Розабел зачем-то потащила Саймона к одному из двух каминов. Он понимал, что должность компаньонки обязывает Клару держаться в тени, но вопреки всему хотел, чтобы она была рядом с ним. Потом леди Розабел сжала его руку, привлекая его внимание.

– Смотрите, – сказала она, указывая на портрет, висевший над мраморной каминной полкой. – Вот что я хотела вам показать.

Саймон с недоумением смотрел на групповой семейный портрет, где люди были одеты по моде прошлого столетия. Элегантный мужчина в синей морской форме был изображен стоя, а рядом на стуле сидела улыбающаяся женщина в напудренном парике и голубом атласном платье, отделанном кружевами. Возле ее ног девочка лет десяти и мальчик помладше играли с ушастым спаниелем.

Что-то в этом портрете приковало внимание Саймона. В мужчине он узнал младшего лорда Уоррингтона, из чего следовало, что маленькая светловолосая девочка – его дочь Эмили. Расследуя дело Призрака, Саймон ознакомился с историей этой женщины. Через семь лет после того, как был написан этот портрет, это невинное дитя оказалось в лапах страшного человека.

Гилберта Холлибрука.

Со времени поимки Холлибрука прошло всего несколько недель, и воспоминание об этом событии еще не успело изгладиться из памяти Саймона. Обитатель маленькой квартирки неподалеку от Ковент-Гарден производил впечатление совершенно безобидного человека. Он так правдоподобно уверял их в своей невиновности! Он продолжал стоять на своем даже после того, как Саймон нашел бриллиантовый браслет в нижнем ящике письменного стола.

По опыту Саймон знал, что умные преступники ловко скрывают свою истинную натуру. Но даже очень умные преступники не застрахованы от ошибок. Вот и Холлибрук обронил счет из лавки на месте последней кражи.

Эта пустячная оплошность привела его в тюрьму.

– Знаете, кто это, милорд? – спросила леди Розабел и тут же сама ответила: – Это мои бабушка и дедушка. Маленький мальчик – мой отец. А девочка – тетя Эмили. Та, что сбежала из дома и вышла замуж за Призрака.

Саймон кивнул:

– Я догадался.

– Мама считает, что я не должна напоминать вам о нашем родстве с Призраком. Но мне это даже нравится. По-моему, это очень пикантно: иметь родственника-преступника.

Леди Розабел не могла знать, что Саймон имел непосредственное отношение к аресту Холлибрука, однако он заметил, что она с интересом ждет его реакции на свои слова. Подобные провокации любили его сестры, но это было в детстве. Будущая графиня не должна позволять себе таких вольностей.

Однако внешне Саймон ничем не выдал своих мыслей.

– Он может казаться человеком с романтической натурой, но я советую вам не обманываться на его счет; Это опасный преступник.

Он услышал, как Клара тяжело вздохнула у него за спиной, словно собираясь вступить в спор, но так ничего и не сказала. Должно быть, решила оставить при себе очередную ядовитую реплику, подумал Саймон. Возможно, она хотела согласиться с ним, но потом решила не доставлять ему такого удовольствия.

Леди Розабел взмахнула юбками и опустилась на скамейку. Она похлопала по скамейке рядом с собой, и Саймон приблизился к ней, но не стал садиться, поскольку Клара продолжала стоять. К тому же стоя ему, было удобнее наблюдать за ней. Она стояла перед портретом и смотрела на него, словно забыв о присутствии графа и Розабел.

Леди Розабел вздохнула:

– Когда я была маленькой, я даже не знала, что у меня есть тетя Эмили и дядя Гилберт. Мне сказали об этом только прошлым летом, но мама с дедушкой наотрез отказались обсуждать со мной эту тему. С трудом удалось кое-что выудить у миссис Флеминг.

– У миссис Флеминг? – спросил Саймон.

– У нашей экономки. Она служит в нашей семье целую вечность.

Клара обернулась к ним:

– Вы хотите сказать, что она уже работала здесь, когда леди Эмили сбежала с учителем?

Леди Розабел кивнула:

– Да, это такая трагическая история. Они были безумно влюблены друг в друга, но дедушка сказал, что дядя Гилберт охотится за приданым тети Эмили, и лишил ее наследства.

– Он правильно поступил, – сухо бросил Саймон. – Холлибрук действительно охотился за приданым и к тому же рассчитывал на связи будущей жены.

Клара нахмурилась:

– Цинично думать, что он женился на ней из-за денег.

– Я всего лишь процитировал официальную версию, напечатанную в прессе. – Саймон тщательно следил за собой, упоминая только те факты, которые были опубликованы в газетах. – Холлибрук хотел присвоить только то, что считал принадлежащим себе по праву.

– Но тогда почему он не украл драгоценности из этого дома?! – воскликнула Клара. – Зачем он украл бриллиантовый браслет вашей матери? Разве она была знакома с Холлибруком? Или она тоже была его ученицей?

– Что за нелепость! Леди Эмили убежала с Холлибруком двадцать шесть лет назад. К тому времени моя мать была уже восемь лет как замужем.

– Ну вот, видите? В ваших рассуждениях нет логики.

– Все очень логично. Все эти годы он вынашивал планы мести отвергнувшему его обществу. Он просто мстил всей аристократии в целом.

– Очень слабый аргумент. У меня большие сомнения в том, что следствие было проведено по всем правилам.

Оскорбленный таким пренебрежительным отзывом о его работе, Саймон стиснул зубы, чтобы не вступить с ней в спор. Сегодня Кларой овладел дух противоречия. Она была готова спорить с ним, даже если бы он сказал, что солнце встает на востоке.

– А мне кажется, Брауни права. Мы совсем не знаем дядю Гилберта, чтобы судить о нем. – Розабел бросила на графа лукавый взгляд из-под ресниц. – Знаете что? Я ведь никогда не виделась с ним. Я подумываю навестить его в тюрьме.

У Клары округлились глаза. Она шагнула вперед, сцепив у груди руки.

– Нет! Миледи, вы не должны делать этого!

– Почему нет? Ему там, наверное, очень одиноко. Я принесла бы ему чай и пирожные. Мы должны быть милосердны к нашим ближним.

Саймон подумал, что леди Розабел слишком наивна, чтобы понимать, что такое жизнь в тюрьме.

– Ньюгейт неподходящее место для леди. Там грязно, холодно, сыро, а в камерах сидят разбойники и убийцы.

Она взметнула ресницы и уставилась на Саймона сияющими голубыми глазами.

– Но я буду в полной безопасности, если меня будет сопровождать такой сильный мужчина, как вы.

– Я решительно возражаю. Выбросьте это из головы. Я больше не хочу слышать об этом ни слова.

Розабел поджала губы.

– Ну ладно, я полагаю, вы правы. Пожалуй, не стоит давать волю любопытству.

Розабел протянула хрупкую руку, и Саймон помог ей подняться. Они прошлись по галерее, поддерживая светскую беседу. Он был доволен, что Розабел отказалась от затеи навестить дядю. Она молода и импульсивна, но он сумеет исправить все недостатки ее характера, если будет тверд и терпелив.

Его беспокоила только одна проблема. Он видел, что леди Розабел красива, но восхищался ее красотой как-то отстраненно, не испытывая волнения в крови и страстного желания затащить ее в постель.

Совсем иные чувства он испытывал к Кларе Браунли.

Клара медленно переходила от картины к картине, внимательно изучая медные таблички под золочеными рамами. Плотно облегающее ее фигуру фиалковое платье мягко обрисовывало безупречные формы. Он ощутил, как его плоть напряглась, и пожалел, что она не надела свой старый серый балахон. Интересно, зачем она так пристально рассматривает эти портреты? Хочет держаться подальше от него? Или отошла в тень из вежливости, чтобы предоставить ему возможность пообщаться с Розабел наедине?

«Вы уже доказали, что не имеетепредставления о чести».

«Мне нет до нее никакого дела, – угрюмо напомнил себе Саймон. – Единственное, что я к ней испытываю, это страсть. Чистое всепоглощающее желание».

По непонятной причине его притягивало в ней необычное сочетание дерзости и красоты. Она была самой незаурядной женщиной из всех, кого он когда-либо встречал, и самой неприступной. Колючая, как дикобраз. Вероятно, это его и привлекает. Ему хочется, чтобы она спрятала свои шипы и мурлыкала, как котенок.

К счастью, у него хватило силы воли взять себя в руки. Даже под страхом смерти он больше не прикоснется к этой женщине.

Глава 13

Не все то злато, что блестит.^[16]

У. Шекспир «Венецианский купец»

– Я сама делаю полировочную пасту из патентованного масла, – сказала Клер миссис Флеминг, когда они шли по коридору второго этажа. – Я никогда не пользуюсь той дрянью, что продают в лавках. Рецепт этой пасты достался мне от матери, а она служила в Виндзорском дворце. Я ухаживаю за мебелью маркиза так, как если бы это была королевская мебель.

– Это просто восхитительно, – пробормотала Клер. Экономка принялась расписывать достоинства других чистящих средств собственного приготовления, но Клер слушала ее вполуха. Она едва верила собственной удаче. Было раннее утро. Зная, что Розабел не проснется раньше полудня, Клер предложила свою помощь миссис Флеминг.

Два раза в неделю эта суровая женщина устраивала генеральную уборку в личных апартаментах лорда Уоррингтона. Она всегда выполняла эту работу одна, так как считала это дело слишком важным, чтобы его можно было доверить горничным. Клер с помощью лести и уговоров удалось убедить миссис Флеминг принять ее помощь.

Клер несла корзину с принадлежностями для уборки. Ей не терпелось поскорее оказаться в комнатах деда. Наконец-то у нее появилась возможность найти доказательство его вины.

– Ну, вот мы и пришли, – сказала миссис Флеминг, останавливаясь возле позолоченной двери. У нее было узкое морщинистое лицо и пронзительные серые глаза, которые могли заметить пылинку с тридцати шагов.

Она впилась взглядом в лицо Клер и спросила:

– А вы не боитесь замарать свои ручки, миссис Браунли? Вы говорите и держитесь как истинная леди, и я не обижусь, если вы передумали.

– Я привычна к тяжелой работе. Я уже закончила писать приглашения на бал-маскарад и лучше уж буду что-нибудь делать, чем слоняться без дела.

Миссис Флеминг одобрительно кивнула:

– Ну, тогда идемте.

Клер проследовала за экономкой в темную прихожую и затем в большую мрачную спальню. Массивная кровать под темным бархатным балдахином занимала полкомнаты. Незнакомый приятный аромат витал в воздухе… сандал? Миссис Флеминг бодрым шагом подошла к окну и раздвинула портьеры, чтобы впустить в комнату свет.

Клер неподвижно стояла на середине турецкого ковра. Она полагала, что комната лорда Уоррингтона должна быть такой же строгой, как он сам. Но то, что она увидела… не укладывалось у нее в голове.

Она, широко раскрыв глаза, осматривалась вокруг, пытаясь разом охватить все. В комнате было множество удивительных экзотических предметов. Нефритовая фигурка очень полного мужчины. Затейливо украшенная медная ваза. Золотая маска индийского божества. Здесь были статуэтки, чаши, урны, щиты и даже громадное опахало из ярких павлиньих перьев.

– Впечатляющее зрелище, не правда ли? – горделиво сказала миссис Флеминг. – Теперь вы понимаете, почему я не допускаю сюда горничных? Если они что-нибудь разобьют, отвечать буду я.

– Я и представить себе не могла, что маркиз коллекционирует редкости. Откуда у него все эти вещи?

– Лорд Уоррингтон много лет прослужил во флоте ее королевского величества. Эти сувениры он собирал по всему свету.

Клер попыталась представить себе, как маркиз ходит по восточному базару, но этот образ никак не вязался с образом деда. Человек, который приобрел эти вещи, обладал несомненным вкусом и чувством прекрасного.

Тем не менее, это не значит, что в лорде Уоррингтоне есть что-то человеческое, сказала себе Клер. Вероятно, эти неодушевленные предметы ему дороже собственной дочери.

И все же эта выставка диковин очаровала Клер. Ей хотелось побродить по комнате и рассмотреть каждую вещицу, но миссис Флеминг вручила ей две мягкие тряпочки и подвела к старинной кровати красного дерева.

На постели лежало бледно-зеленое покрывало с вышитыми на нем драконами. Подушки были тщательно взбиты. Когда Клер подумала, что в этой постели лорд Уоррингтон спит, ей стало не по себе. Она не хотела бы увидеть его таким беззащитным.

– Начните отсюда, – сказала миссис Флеминг. – Наносите пасту только на тряпочку, ни в коем случае не на мебель! – Экономка показала ей, как это делается. Взболтав бутылочку из коричневого стекла, она нанесла немного пасты на фланелевую тряпку, и трите до тех пор, пока паста не впитается, затем полируйте чистой тканью. И смотрите, на мебели не должно остаться излишков пасты, чтобы маркиз случайно не испачкал свою одежду.

Клер принялась за работу. Полировочная паста имела приятный ореховый аромат и придавала блеск старинному дереву. Сегодня она надела старое платье и фартук и не боялась запачкаться.

Уголком глаза она наблюдала за миссис Флеминг, которая летала по комнате, вытирая пыль с самых ценных экспонатов. Она без умолку болтала, продолжая свой монолог о том, как лучше всего выводить чернильные пятна с одежды, и вознося дифирамбы чистящей пасте для серебра, в состав которой входили дождевая вода и нюхательная соль.

Эта худая энергичная женщина очень ценила дисциплину. Слуги подчинялись ей беспрекословно! Слушая ее болтовню, Клер подумала, что ей, должно быть, очень одиноко: положение миссис Флеминг не позволяло ей опускаться до болтовни со слугами, и только с Клер она почувствовала себя более или менее на равных.

Вчера в картинной галерее Розабел упомянула, что эта женщина знала ее мать.

У Клер перехватило горло, когда она вспомнила детский портрет матери. Ей хотелось постоять возле него как можно дольше, чтобы запомнить ее улыбку и знакомое милое лицо. Папа очень расстраивался, что у них не осталось ее портрета.

А потом Саймон заговорил о папе. «Не обманывайтесь на его счет, – сказал он, – это опасный преступник».

Возмущению Клер не было предела. Она чуть не выдала себя. Но больше она не допустит такой оплошности. Она постарается разговорить миссис Флеминг, а потом незаметно переведет разговор на своих родителей. Миссис Флеминг должна помнить, что происходило в доме, когда стало известно, что Эмили влюбилась в учителя. Возможно, в ее словах проскользнет какой-нибудь факт, указывающий на то, что Призрак – лорд Уоррингтон.

– Вы, должно быть, стирали пыль с этих вещиц бесчисленное множество раз, – сказала Клер. – А давно вы работаете в этом доме?

– Мне было десять, когда мать устроила меня в этот дом посудомойкой. – Миссис Флеминг взяла в руки шкатулку из слоновой кости и принялась бережно стирать с нее пыль. – Почти сорок лет прошло с тех пор.

Если сейчас ей около пятидесяти, значит, в то время, когда мама вышла замуж, ей было двадцать три.

– Я думаю, вы недолго мыли посуду.

– Это правда, – с гордостью подтвердила миссис Флеминг. – В пятнадцать лет я уже была горничной, а в тридцать—экономкой.

Клер опустилась на корточки, чтобы отполировать нижнюю панель кровати.

– Тогда вы, наверное, помните тот скандал с тетей Розабел.

Миссис Флеминг поставила шкатулку на место и поджала губы.

– Надеюсь, вы не думаете, что я стану выдавать семейные секреты.

– Ну что вы! Я заговорила об этом только потому, что леди Розабел показала мне и графу Рокфорду портрет леди Эмили. Она водила нас вчера в картинную галерею.

– Боже милостивый… – Подозрительность на лице экономки сменилась озабоченным выражением. – Леди Эстер будет вне себя. Она очень надеется, что граф женится на леди Розабел, и страшно боится, как бы его не испугало их родство с Призраком.

Со смутным чувством вины, оттого что выдала Розабел, Клер сказала:

– Я не думаю, что это может его испугать. По-моему, графа нисколько не волнует этот скандал.

– Слава Богу. Я слышала о его сиятельстве только хорошее, и ваши слова служат тому подтверждением. Леди Розабел необходима твердая рука. Граф как нельзя лучше подходит ей.

Только хорошее? Твердая рука? Пожалуй, миссис Флеминг взяла бы свои слова обратно, если бы Клер рассказала ей о том страстном поцелуе под дождем. Или как он вчера испытывал на ней свои чары, пока леди Розабел не было в комнате. Когда они стояли на коленях и собирали приглашения, был момент, когда он чуть было снова не поцеловал ее. Она прочитала это в его глазах и почувствовала, что, если он сделает это, она не сможет перед ним устоять. К счастью, возвращение Розабел спасло Клер от этого позора.

«Клара, как жаль…»

Что он хотел этим сказать? Жаль, что он позволил себе тот поцелуй? Или жаль, что она не принадлежит к его кругу, и он не может ухаживать за ней?

Да пропади он пропадом! Вероятнее всего, ему жаль, что она не согласилась стать его любовницей. Хотя с чего бы ему об этом жалеть? Она всегда была с ним такой резкой и неприветливой. Красивый богатый аристократ может найти себе сотню любовниц. Или она вызвала в нем спортивный интерес? Неужели он добивается ее только потому, что она проявила неуступчивость?

Возможно, он оставил бы ее в покое, если бы она не изводила его своими колкостями. Но она не может быть с ним дружелюбной. И вообще, она не желает иметь ничего общего с человеком, который ставит себя выше других.

«Послушайте, Клара, кто из нас лжет? Вы не можете отрицать, что пылко отвечали на мой поцелуй и тоже хотели, чтобы этот поцелуй получил свое естественное продолжение».

Клер втирала полировочную пасту в деревянное основание кровати, вкладывая в это занятие всю свою злость. Да, он действительно пробуждает в ней странные чувства. Но это инстинктивная реакция любой женщины на привлекательного мужчину, и не более того.

В надежде вернуть экономку к воспоминаниям о прошлом Клер заметила:

– Меня беспокоит, что леди Розабел слишком часто говорит о своей тете Эмили. Она полагает, что это очень романтично: влюбиться в простого учителя и бросить ради него все на свете.

Миссис Флеминг протирала от пыли фигурки, стоявшие в застекленном шкафчике. В ответ на слова Клер она неодобрительно покачала головой:

– Леди Розабел не знает жизни. Она смотрит на мир сквозь розовые очки, в точности как леди Эмили.

Клер была против такого сравнения со своей матерью. Ее мать была очень мудрой, доброй и бескорыстной женщиной и за всю свою жизнь никому не причинила зла. Но миссис Флеминг нуждалась в поощрении, поэтому Клер спросила:

– Неужели они действительно так похожи?

– Ну, не так чтобы очень, – поправилась экономка. – Леди Эмили не была такой легкомысленной – во всяком случае, до тех пор, пока не встретила этого учителя. Она очень любила читать и постоянно сидела в библиотеке, вместо того чтобы пройтись, Например, по магазинам. А уж когда появился этот учитель, Гилберт Холлибрук… – Стирая пыль с золотой фигурки дракона с изумрудными глазами, она с ожесточением сказала: – Ох уж этот Холлибрук! Как же я в нем ошиблась!

– Что вы хотите этим сказать?

– А то, что он производил впечатление очень приличного молодого человека, всегда был такой вежливый, предупредительный. Никогда не важничал, как другие учителя, которые ставят себя выше слуг. Кто бы мог подумать, что он завладеет сердцем леди Эмили и украдет ее из семьи.

Клер стиснула зубы.

– Но если они и, правда, полюбили друг друга…

– Полюбили! – Миссис Флеминг уперла руки в бока. – Разве любовь платит ренту? Любовью можно накормить ораву голодных детей? Леди Эмили понятия не имела, что ее ждет. Да что там говорить! Она даже платье не могла надеть без помощи горничной, никогда в жизни не занималась стиркой, готовкой, уборкой. Как подумаю, что ей пришлось жить в убогих комнатах, где бегают крысы, так прямо сердце разрывается на части.

Благодаря маминым заботам их квартирка всегда была очень чистенькой и уютной. Она с удовольствием выполняла всю домашнюю работу и не чувствовала себя несчастной. Мама плакала только тогда, когда писала письма своему отцу, но это случалось не чаще двух раз в году.

Клер обошла кровать и продолжила работу.

– Я думаю, когда девушка молода и романтична, любые трудности кажутся ей преодолимыми. Ради мужчины своей мечты можно пойти на любые жертвы.

Но миссис Флеминг словно не слышала ее слов… Он взяла в руки голубую фарфоровую вазу и задумчиво смотрела на нее.

– Я жалею только об одном: что не смогла удержать ее. Я знала, что она любит мистера Холлибрука, но она заставила меня поклясться, что я не выдам ее тайну. Я думала, она предупредит меня, если решится бежать из дома…

– Вы были с ней подругами? – удивленно спросила Клер.

Миссис Флеминг напряженно застыла, осознав, что сболтнула лишнее.

– Я работала горничной, убиралась в ее комнатах. Я ни о чем не расспрашивала ее, она сама делилась со мной.

У Клер сжалось сердце, когда она подумала, как трудно было ее матери скрывать свои чувства к отцу, какой одинокой она должна была себя чувствовать в собственном доме. Девушки ее круга ужаснулись бы, если бы она призналась им, что любит человека низшего сословия. Как всякая влюбленная женщина, она испытывала потребность поделиться с кем-нибудь своими переживаниями.

– Должно быть, она доверяла вам, – произнесла Клер.

– Как видите, недостаточно, – с горечью ответила миссис Флеминг. – Можете себе представить мое потрясение, когда я вошла в комнату, собираясь разжечь огонь в камине, и обнаружила, что ее постель пуста, простыни не смяты и все осталось в том же виде, как накануне вечером. Я сразу заподозрила, что она сбежала с мистером Холлибруком.

– И что вы сделали?

– К счастью, лорд Уоррингтон был дома, командование предоставило ему отпуск. Я поспешила уведомить мистера Эддисона, тот разбудил маркиза, и его светлость организовал поиски. Но прошло три дня, а леди Эмили так и не нашли. Ну а спустя три дня было уже поздно что-то предпринимать. Она погубила себя.

Покончив с кроватью, Клер занялась прикроватным столиком. Скрывая волнение, она проговорила ровным голосом:

– Но отчего же «погубила»? Ведь мистер Холлибрук женился на ней?

Миссис Флеминг строго посмотрела на нее.

– Она была помолвлена с человеком своего круга. Возможно, у вас на севере Англии не принято относиться серьезно к таким вещам.

– Возможно… – Клер принялась усердно натирать фланелью прикроватный столик красного дерева. – Леди Розабел сказала, что маркиз лишил леди Эмили наследства и больше никогда не виделся с ней. Удивляюсь, как можно вычеркнуть из жизни родного человека. Должно быть, он был в ярости от ее поступка.

– Мой жизненный опыт говорит, что мужчины часто изображают гнев, когда хотят скрыть свою боль, – заметила миссис Флеминг, стирая пыль со столика, в основании которого лежал медный тигр. – Маркиз был ужасно расстроен, Тут не может быть ошибки. Несколько дней после ее побега он не мог ни есть, ни спать. За год до того он потерял жену и всю свою любовь отдавал леди Эмили.

У Клер чуть не вырвалось возмущенное восклицание. В изложении папы все было по-другому: лорд Уоррингтон пытался заставить маму выйти замуж за старого немощного герцога. Если кто и был пострадавшей стороной, то мама.

Она всего лишь хотела выйти замуж за любимого человека. Разве можно ее за это винить? Клер сочувственно вздохнула:

– Как грустно, когда семья распадается. Если бы его светлость нашел в себе силы простить дочь…

– Простить? Но она и не пыталась просить у него прощения, – Миссис Флеминг энергично водила тряпкой по ногам медного тигра. – После того как леди Эмили сбежала, хозяин заперся в библиотеке и провел там несколько недель. А потом ушел в море и с тех пор редко возвращался домой. Можно сказать, совсем не бывал дома до тех пор, пока его не ранили в Трафальгарской битве. Но о леди Эмили он больше ничего не слышал.

«Но это же неправда!»

– Не может быть, чтобы она ни разу не написала ему. Неужели он не получал от нее писем?

– Во всяком случае, я об этом ничего не слышала. – Миссис Флеминг печально покачала головой. – Леди Эмили была такой милой, такой разумной девушкой. Может быть, мистер Холлибрук так повлиял на нее. А ведь я считала его порядочным человеком. Но как бы там ни было, в то, что мистер Холлибрук – Призрак, я не верю. Ну не могу я себе вообразить, чтобы он мог что-нибудь украсть. Ну и времена пошли! Уже не знаешь, от кого чего ждать.

Клер едва сдерживалась, чтобы не разубедить ее, и с трудом взяла себя, в руки. Из разговора с экономкой она поняла, что письма мамы почему-то не доходили до лорда Уоррингтона. Куда они могли пропасть? Или дед все же получал письма, но скрывал это от остальных домочадцев?

Клер ни разу не видела, как доставляется почта, но зато видела лакея, который относил серебряный поднос с письмами наверх.

– Кстати, о письмах, – сказала она. – Мне должно прийти письмо из Йорка от подруги. Кто занимается сортировкой почты?

Миссис Флеминг наводила блеск на хобот слона из слоновой кости.

– Кто-нибудь из лакеев приносит почту мистеру Эддисону, а он уже сортирует ее.

Клер не очень хорошо представляла себе обязанности прислуги в таком большом доме, но ей казалось, что сортировка почты является прерогативой дворецкого, а не личного камердинера маркиза.

– Разве… так полагается? – неуверенно спросила она.

– В этом доме так заведено. А теперь довольно разговоров, иначе мы не успеем закончить работу вовремя.

Миссис Флеминг резко оборвала разговор, и Клер подумала, что ее расспросы показались экономке подозрительными. Надеясь развеять ее подозрения, она снова усердно принялась за работу и, выждав несколько минут, завела разговор о предстоящем бале-маскараде в честь восемнадцатилетия леди Розабел.

Но ее никак не отпускала мысль о письмах матери. Возможно ли, что мистер Эддисон выбрасывал их? Если так, то он, вероятно, действовал по приказу лорда Уоррингтона. Маркиз вычеркнул дочь из своей жизни, словно она умерла.

Но даже это, судя по всему, не удовлетворило его жажду мести. Он решил наказать отца Клер и преуспеет в этом, если она не разрушит его коварный план.

Клер попыталась незаметно рассмотреть содержимое ящиков прикроватного столика: Наверняка дед спрятал украденные драгоценности где-то в спальне. Она припомнила описание похищенных вещей, предоставленное ей мистером Мэнди. Ах, если бы миссис Флеминг вышла из комнаты хотя бы на минуту…

К несчастью для Клер, экономка серьезно относилась к своим обязанностям. Она методично передвигалась по комнате, не оставляя после себя ни одной пылинки, а Клер полировала мебель с таким усердием, что у нее заболели руки. Закончив работу, миссис Флеминг еще раз прошлась по комнате, провела пальцем по блестящему изголовью кровати, проверяя, не осталось ли там полировочной пасты.

У Клер возник дерзкий план. Пока экономка стояла к ней спиной, она засунула фланелевую тряпку в бело-голубую китайскую вазу.

Завершив осмотр, миссис Флеминг одобрительно кивнула, подошла к окну и опустила портьеры. В спальне снова стало темно. Клер сложила в корзинку принадлежности для уборки.

– Вы хорошо поработали, миссис Браунли, – похвалила ее экономка. – Должна признаться, я сомневалась, стоит ли принимать вашу помощь, но теперь не жалею. Мне было приятно с вами работать.

Спускаясь по черной лестнице, они немного посплетничали о других слугах. Они уже были возле кухни, когда Клер вдруг остановилась. Порывшись в корзинке, она ахнула:

– Ах, Боже мой…

– Что такое?

– Я заговорилась и… кажется, я забыла фланелевую тряпку на полу спальни. Я сейчас сбегаю и принесу ее.

Миссис Флеминг нахмурилась. – Я сама схожу. Слугам разрешается заходить в комнаты маркиза только вместе со мной или с мистером Эддисоном.

– Да я ведь всего на одну секунду. Пожалуйста. Мне будет ужасно неловко, если вам придется идти самой. Ведь у вас столько других важных дел.

Миссис Флеминг раздулась от гордости.

– Ну… если вы обещаете поторопиться, хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы маркиз застал вас там одну.

Клер побежала вверх по ступенькам. Она знала, что у нее есть всего несколько минут, чтобы бегло осмотреть комнату. А если она действительно обнаружит драгоценности, украденные Призраком? Что тогда?

Этого будет недостаточно для того, чтобы вызволить отца из тюрьмы. Суд потребует доказательств того, что это не она сама подбросила похищенные вещи маркизу. Можно попробовать уговорить кого-нибудь из слуг зайти в спальню маркиза вместе с ней. Или провести в дом мистера Мэнди. Или даже офицера полиции. Да, но как она сможет уговорить инспектора с Боу-стрит арестовать маркиза Уоррингтона?

Если у нее ничего не выйдет с полицией, она обойдет все газеты. Она устроит скандал и заставит суд усомниться в виновности ее отца. Она сделает так, чтобы весь Лондон узнал правду. В крайнем случае, напечатает листовки, встанет где-нибудь на углу людной улицы и будет сама раздавать их прохожим.

Клер вбежала в спальню. В воздухе висел аромат патентованного масла. В полумраке комната казалась зловещей, со всех сторон на нее смотрели диковинные маски и звери. Ей казалось, что рубиновые глаза огромного бронзового тигра следят за каждым ее движением.

Поборов страх, она быстро прошла к письменному столу и просмотрела содержимое ящиков. Стопка кремовой писчей бумаги с фамильным гербом Уоррингтонов, перья, моток бечевки – ничего интересного. Клер втайне надеялась обнаружить стопку пожелтевших от времени писем матери, но их тоже не было.

Клер подошла к черному лакированному шкафчику и обнаружила в нем китайские картины, выполненные черной тушью. На них были изображены девушки в вышитых длинных рубахах и мужчины с длинными, закрученными усами. При иных обстоятельствах она с удовольствием рассмотрела бы картины, но только не сейчас. Она быстро поставила их обратно на полки.

Оттуда она поспешила к прикроватному столику, чтобы просмотреть содержимое двух его ящиков. В верхнем лежали книги: Библия, сборник старинной поэзии и книга на иностранном языке, похожем на хинди. В нижнем ящике она нашла мужской носовой платок, коробку с восковыми свечами и флакон из коричневого стекла. Клер вытащила пробку и принюхалась.

Сладкий запах лауданума ударил ей в ноздри. Маркиз плохо спит? Наверное, по ночам его беспокоит старая рана.

Клер поставила флакон в ящик. Ее интересовали только доказательства вины деда.

Часы на каминной полке отсчитывали время. Она перерыла все ящики, все сундуки, все места, где можно было что-нибудь спрятать, но так и не смогла обнаружить драгоценности. Значит, у маркиза имеется тайник. Клер начала заглядывать под картины, развешенные на стенах. Ее нервы были натянуты до предела. Прошло уже добрых десять минут, в любой момент может войти миссис Флеминг.

И почему она решила, что сможет обнаружить доказательства так быстро? Похищенные вещи могут находиться где угодно: как в самом доме, так и за его пределами. Во-первых, маркиз мог положить драгоценности в банковский сейф. Во-вторых, он мог нанять кого-нибудь, чтобы продать драгоценности, возможно, даже за границей. Нужно попросить мистера Мэнди рассмотреть эту вероятность. Она приподняла бронзовый герб, висевший над изголовьем кровати, и увидела квадратный вырез в стене. Сердце у нее подпрыгнуло от волнения… а потом от страха.

В коридоре послышались голоса. Повернулась дверная ручка, и кто-то открыл дверь спальни.

Глава 14

Невинность дороже всякого наследства.^[17]

У. Шекспир «Все хорошо, что хорошо кончается»

Ломбард находился в самом конце района Севен-Дайалс. Этот район пользовался дурной славой: здесь торговали подержанным товаром, в том числе и краденым. Воришки сбывали здесь по дешевке награбленное добро.

Саймон открыл дверь и оказался в сумрачном помещении. Звякнул колокольчик. Это место нисколько не изменилось со времени его последнего посещения, а с тех пор минул уже месяц. На полках теснилась всякая дребедень: фарфоровые вазы, серебряные щетки для одежды, дешевые побрякушки.

Словно крыса из своей норы, из задней комнаты вынырнул владелец ломбарда Генри Таггерт. Это был низенький грузный человек в лоснящемся коричневом сюртуке и желтых брюках, заляпанных чернилами. Его заостренный нос подрагивал, словно он почуял незримую опасность.

Он осклабился, изображая улыбку, но улыбка тут же сползла с его лица.

– Что вам опять тут нужно? Я уже говорил вам: я ничего не знаю.

– Я пришел еще раз взглянуть на твою лавку.

– Я не торгую краденым. У меня честный бизнес, доложу я вам. Вы не имеете права преследовать меня.

– Вам придется ответить мне на некоторые вопросы…

Дверной колокольчик возвестил прибытие нового посетителя. Пока Таггерт обслуживал сгорбленного старичка, который выразил желание купить потрескавшийся кувшин, Саймон переминался с ноги на ногу, сдерживая нетерпение. У него сегодня куча дел, и он не намерен тратить время впустую.

«У меня большие сомнения в том, что следствие было проведено по всем правилам».

Его не на шутку задела колкая реплика Клары. Вчера вечером он просидел в раздумьях до самой ночи, и чем больше он размышлял, тем сильнее его одолевали сомнения. Он не мог отмахнуться от того факта, что у Призрака ничего не нашли, кроме бриллиантового браслета.

Но уж никак не потому, что не искали.

Несколько недель назад Саймон обошел всех скупщиков краденого от Ковент-Гарден до Чипсайда, все места, где грабители сбывали краденые вещи. Держатели ломбардов вроде Таггерта работали под присмотром полиции. Но и они могли в пять минут разобрать украшение на камушки и продать их по отдельности нечистым на руку ювелирам. Эти люди брали товар, не задавая лишних вопросов. Найти украденные камни без каких-то особых признаков было практически невозможно. Надежда оставалась только в том случае, если украшение было сделано из редких камней необычного цвета.

Саймона продолжало скрести чувство неудовлетворенности, и в конце концов он решил еще раз обойти все ломбарды. Грязная лавка Таггерта стояла первой в его списке. Саймону не удалось выяснить, куда Холлибрук подевал украденные вещи, но он попытался проследить денежные потоки. Однако банковские служащие с уверенностью заявили, что человек описанной наружности не вносил крупных сумм в указанный период времени. В квартире Холлибрука также не удалось ничего обнаружить. Саймон лично потратил значительную часть дня, пытаясь найти тайник.

Засунув руки в карманы пальто, он лениво рассматривал кое-как намалеванный пейзаж, выставленный на пыльной полке. «Мне не следовало поддаваться на провокацию Клары. Она ничего не знает о моем участии в аресте Холлибрука, как не знает о том, сколько времени я потратил на это дело. Вероятнее всего, она произнесла эту фразу просто для того, чтобы досадить мне».

«Позвольте внести ясность: я не буду вашей любовницей. Мысль об этом мне отвратительна».

Он видел, что Клару тянет к нему. Об этом говорило все: и вспыхнувший на щеках румянец, и участившееся дыхание, и то, как она скользнула взглядом по его губам. Но, очевидно, его неожиданное предложение испугало ее. Если бы он обдумал его заранее, то сделал бы это более деликатно. Со дня гибели мужа Клары под Ватерлоо не прошло еще и года. Возможно, желание близости с другим мужчиной кажется ей предательством.

Он еще не утратил надежды уговорить Клару принять его предложение. Если бы у него было время хорошенько ее распалить…

Нет. Он уже определил свою судьбу. Он женится на леди Розабел Лэтроп. Связь с ее компаньонкой не входит в его планы. Это просто непорядочно. Когда-то он поклялся отцу, что станет человеком, которым тот сможет гордиться, и не нарушит своей клятвы.

Колокольчик звякнул опять, посетитель ушел, прихватив старинную вазу. Саймон вернулся к прилавку, где хозяин ломбарда подсчитывал вырученные деньги. Его ноздри дрожали, как у крысы. Когда Саймон подошел, он сгреб мелочь в карман, будто опасался, что Саймон выхватит деньги из его алчных рук.

– Вы все еще здесь? – пробормотал он. – Если вы не собираетесь ничего покупать, у меня нет времени на болтовню. Я честный человек, понятно? У меня честный бизнес.

– Я видел ваше досье. Пять лет в Ньюгейтской тюрьме за мелкие кражи.

Таггерт воинственно выпятил подбородок.

– Ну и что? Я свое отсидел. С тех пор веду дела честно. Я законопослушный гражданин, ясно вам?

– Тогда вы не станете возражать, если я загляну в заднюю комнату.

Саймон обогнул прилавок, но толстячок оказался проворнее. Раскинув руки, он загородил дверь.

– Это частные владения. У вас нет права туда входить.

– У меня есть ордер, выданный магистратом с Боу-стрит. – Саймон достал из внутреннего кармана пальто ордер и протянул Таггерту. – Посторонитесь, или я упеку вас за решетку за сопротивление.

Таггерт помедлил, но повиновался, шепча себе под нос проклятия.

Саймон вошел в комнату. Конечно, если Таггерт в чем и замешан, то давно спрятал концы в воду, но есть другие способы разговорить его. Саймон не собирался церемониться с ним.

В загроможденной товаром тесной комнате было ужасно жарко: в дальнем углу топилась печь. Саймону ударил в ноздри тяжелый металлический запах. Проложив себе, путь сквозь кучи хлама, он остановился возле большого чугунного тигля, установленного на печке. Рядом с ним стоял деревянный поддон с только что отлитыми серебряными слитками.

Саймон взял со столика серебряный поднос и с усмешкой повертел его в руках.

– Я вижу, ты взялся за старое. Опять принимаешь товар у воров и переливаешь его в слитки.

Таггерт оскалился, как загнанное в угол животное.

– Нет такого закона, чтоб запрещал скупать старое серебро. Вы ничего не докажете.

– Вот тут ты ошибаешься. – Саймон перевернул поднос, на нижней стороне его стояло клеймо. – Мне ничего не стоит разыскать хозяев тех вещей, которые ты еще не успел переплавить. В полиции наверняка имеются заявления об их пропаже.

– Человек приносит ко мне вещь, я ее покупаю. Я не обязан знать, где он ее взял. Это вообще не мое дело.

– Я тут допрашивал Призрака, – сказал Саймон. – Он сказал, что сбыл часть награбленного как раз тебе.

Это был хорошо просчитанный риск. Если Таггерт действительно что-то брал у Призрака, его непременно выдаст какой-нибудь знак – бледность, дрожание век, подергивание щеки или еще что-нибудь.

Таггерт насупился.

– Да врет он все, этот ваш Призрак. Он водит вас за нос. А вы так сразу ему и поверили.

Саймон рванулся вперед, схватил Таггерта за горло; и прижал к стене.

– А как тебе понравится, если я отправлю тебя на виселицу?

Карие глазки-бусинки торговца испуганно забегали. Лицо его побагровело.

– Пустите, – прохрипел он. – Я никогда не видел вашего Призрака.

– Но должен знать, где он. Слухами земля полнится.

– Не знаю… я… ничего.

Пальцы Саймона сильнее сдавили толстую шею.

– Если ты лжешь, я лично позабочусь, чтобы тебя приговорили к виселице.

– Да не знаю я ничего! Клянусь… могилой моей матери. Таггерт – трус, и если бы что-то знал, то уж наверное рассказал бы после таких угроз, рассудил Саймон. Он разжал пальцы, и торговец отступил назад, хватаясь за горло и задыхаясь от кашля.

Раздосадованный, Саймон вышел из магазина и вскочил на лошадь. Этот неприглядный район, казалось, насквозь был пропитан запахом нечистот. Ему отчаянно захотелось пришпорить лошадь и умчаться в Уоррингтон-Хаус к Кларе, прикоснуться к ее гладкой нежной коже, вдохнуть слабый аромат лаванды, забыться в диком безумстве страстного поцелуя.

Он запретил себе эти фантазии. Он должен думать только о леди Розабел. Сегодня он приблизится еще на шаг к тому дню, когда сможет назвать ее своей невестой: вечером должен состояться семейный обед, на котором Розабел познакомится с его семьей. Его долг позаботиться о том, чтобы мать и сестры одобрили его выбор.

Клара тоже там будет. Клара, которая даже не догадывается о том, что заставила его пересмотреть свои планы на предстоящую неделю.

«У меня большие сомнения в том, что следствие было проведено по всем правилам».

Саймон напомнил себе, что уже раздобыл неопровержимое доказательство вины Гилберта Холлибрука. Счет из лавки был найден в кустах поблизости от последнего места преступления. Адрес, указанный в счете, привел Саймона в квартиру Холлибрука. В ящике письменного стола указанного джентльмена был обнаружен бриллиантовый браслет.

Но уж слишком Гилберт Холлибрук не похож на закоренелого преступника.

Саймон снова испытал неприятный укол сомнения и направил лошадь в соседний переулок. Ему предстоит обойти еще как минимум сотню антикварных и ювелирных лавок. Он должен сделать это хотя бы ради семейства Уоррингтон. Если он обвиняет их родственника, то должен быть абсолютно уверен в его виновности.

Клер замерла, прислушиваясь к шагам, которые миновали прихожую и приближались к спальне. Ее охватила паника. Может, спрятаться в гардеробной? Или нырнуть под кровать? Загородиться портьерой?

Но у нее не осталось времени даже на это; будь что будет. Она метнулась к китайской вазе, выхватила тряпку и круто развернулась как раз в тот момент, когда маркиз, сопровождаемый своим камердинером Оскаром Эддисоном, вошел в спальню.

Маркиз тяжело опирался на трость, его костлявые пальцы крепко обхватывали резной набалдашник из слоновой кости. Он крепко сжал губы – так, словно каждый шаг причинял ему боль. Он сделал еще один медленный шаг, трость глухо ударила по ковру. Наконец он заметил Клер и остановился.

Она впервые увидела, как он стоит, выпрямившись. Он оказался ниже, чем она думала: всего на пару дюймов выше ее.

– Какого черта вам здесь нужно? – спросил он, пригвоздив ее к месту своим острым взглядом.

Клер присела в глубоком реверансе.

– Простите, милорд. Я помогала с уборкой миссис Флеминг и по оплошности забыла свою тряпку.

Вставая, она попыталась изобразить робость и смущение. Она направилась к двери, но мужчины не двигались с места, загораживая ей проход.

Мистер Эддисон, стоявший за спиной у маркиза, выпятил подбородок и свысока смотрел на нее.

– Она могла здесь что-нибудь украсть, милорд. Позвольте, я…

– Я сам улажу это дело, – через плечо бросил Уоррингтон. – Так вы, выходит, воровка, миссис Браунли? А притворялись приличной женщиной, вдовой героя, павшего при Ватерлоо. Думали нас одурачить?

«Да, но совсем в другом смысле, чем вы полагаете». Клер прикинулась оскорбленной и негодующей:

– Как вы могли такое подумать? Я могу предъявить свои рекомендации.

Она заранее запаслась письмами, якобы написанными родителями ее учеников в Кэнфилдской академии. Она выбрала тех учеников, которые жили далеко от Лондона. Если бы кто-нибудь вздумал проверить ее рекомендации, на переписку ушло бы несколько дней, если не недель. К тому времени она рассчитывала раздобыть доказательства, что некто в этом доме инсценировал ограбления для того, чтобы упечь ее отца за решетку.

Суровое морщинистое лицо Уоррингтона испугало ее. Опираясь на трость, он повернулся к своему слуге:

– Эддисон, посмотри, не пропало ли что-нибудь.

– Конечно, милорд. Сейчас я проверю по списку.

Маленький исполнительный камердинер подскочил к письменному столу, вытащил стопку бумаг и прошел в дальний конец комнаты, откуда начал осмотр ценностей.

В этот момент Клер уже не сказала бы, кто из них вызывает у нее большее отвращение. Как они смеют обвинять ее в воровстве, когда маркиз сам может оказаться Призраком? Или его камердинер мистер Эддисон совершил все эти преступления по приказу хозяина. Сам маркиз по причине хромоты вряд ли смог бы осуществить свой замысел без посторонней помощи.

– А вы следуйте за мной, – повелел ей маркиз.

– Следовать…

– Вы что, дурочка? Или плохо слышите? Уоррингтон заковылял к стульям, стоявшим возле окна. Клер смотрела, как он тяжело волочит больную ногу. Он осторожно развернулся, дойдя до стула, и, пошатнувшись, неловко опустился на сиденье.

Клер против воли прониклась сочувствием.

Он поднял на нее глаза.

– Хватит на меня таращиться. Раздвиньте портьеры и сядьте.

Мимолетная симпатия к деду тут же испарилась. Клер выполнила его указание. В комнату хлынул солнечный свет. «Интересно, как бы он со мной разговаривал, если бы знал, что я его внучка», – подумала Клер.

Возможно, еще хуже, чем сейчас; он бы просто вышвырнул ее вон.

Но, нравится это ему или нет, она является членом его семьи. Этот факт она осознала особенно отчетливо вчера в картинной галерее. На портретах были изображены ее предки. Неожиданное чувство гордости поразило ее саму. И сколько бы этот старик ни отрицал их родство, в ее жилах все равно течет его кровь.

Клер села на стул, выпрямив спину, сжимая в руках промасленную тряпку. Она не станет оправдываться и ничем не выдаст своего волнения, как бы ей ни было страшно. В конце концов, Эддисон не сможет обнаружить доказательств ее вины. Она была очень осторожна, и Эддисон не заметит, что кто-то рылся в вещах маркиза. Но все равно ее могут обвинить в том, что она только замышляла ограбление.

– Спросите у миссис Флеминг: она подтвердит, что я убиралась вместе с ней и вернулась сюда за тряпкой, – сказала она. – Пожалуйста, спросите у нее, если вы не верите мне.

Уоррингтон взглядом приказал ей молчать. В его холодных голубых глазах под седыми кустистыми бровями бушевал океан.

– Я сам решу, что мне делать.

– Уверяю вас, я ничего здесь не брала.

– У вас оскорбленный вид, миссис Браунли. Очень жаль. Эти бесценные предметы искусства требуют должного присмотра. Мне казалось, у вас достаточно мозгов, чтобы понимать это.

Уязвленная столь уничижительным отзывом, Клер ответила ледяным тоном:

– У меня есть полное право чувствовать себя оскорбленной, когда со мной обращаются как с преступницей. И то, что вы позволяете себе подвергать сомнению мои интеллектуальные способности, говорит о том, что вы не имеете представления о вежливости.

Эддисон обернулся и изумленно смотрел на нее.

Клер сжала губы. Господи, кажется, она нагрубила маркизу. Она здесь служанка, а не член семьи, и не имеет права высказывать свое мнение о хозяине. Проглотив гордость, она поспешно сказала:

– Простите, милорд. Я сказала это сгоряча. Маркиз пристально смотрел на нее.

– Поправьте меня, если я не прав, но я нахожу весьма подозрительным, что компаньонка юной леди занимается уборкой моих комнат, вместо того чтобы заниматься своими прямыми обязанностями и приглядывать за моей внучкой.

– Леди Розабел всегда спит до полудня. Я не люблю сидеть без дела, и предложила свои услуги миссис Флеминг.

– Вы недостаточно загружены?

– За пределами комнаты леди Розабел у меня нет никаких обязанностей, а она просила не тревожить ее, когда она спит.

– А как продвигается пьеса? – внезапно сменил предмет разговора маркиз. – Она понравилась Розабел?

К счастью, как раз накануне вечером Клер начала читать Розабел первый акт «Сна в летнюю ночь». Правда, через пять минут Розабел уже крепко спала.

– Мы только начали читать, пока еще рано судить об этом.

– Ха! Пьеса ей не понравилась. Я был прав.

– Мы еще не дочитали до конца, милорд.

Он издал горловой звук – нечто среднее между кашлем и хрипом.

– Вы не способны на грубую лесть, миссис Браунли. Это отвратительно, когда женщина позволяет себя унижать.

Неужели он хочет сказать, что она ему нравится? Клер с горечью вспомнила, как в десять лет отправила деду письмо, приглашая его на свой день рождения. Она испытала страшное разочарование, так и не получив от него ответа. Мама обняла ее и попыталась утешить. «Я поссорилась с твоим дедом много лет назад, еще до твоего рождения. Но если бы он увидел тебя, дорогая, я уверена, что он полюбил бы тебя так же сильно, как любим тебя мы с папой».

Эти слова врезались в память маленькой девочке. В ее сердце поселилась надежда. С возрастом она избавилась от иллюзий, но сейчас с досадой отметила, что где-то в глубине души надежда помириться с дедом все еще теплится. Несмотря ни на что, ей хотелось услышать от него слова одобрения.

Клер подавила в себе это желание. Маркиз должен заплатить за то, что сделал с папой. И с мамой тоже. Но для начала ей необходимо выпутаться из этой дурацкой ситуации.

– Вы сами подтвердили, что я не способна лгать ради своей выгоды. Я ничего не брала в ваших комнатах.

– Нахальная девчонка. Так легко вы от меня не отделаетесь.

– Ваши экспонаты слишком громоздкие, чтобы я могла их спрятать. Гораздо логичнее было бы украсть драгоценности.

– Вы могли вытащить драгоценный камень из какой-нибудь вещи. Например, вон из того тигра. – Он указал пальцем на медный столик.

– Можете убедиться: оба его глаза на месте, – сказала Клер и неожиданно с любопытством спросила: – А откуда у вас все эти редкости?

– Мне подарил их махараджа из Джайпура в награду за то, что я выследил вора, который рыскал у него во дворце.

Клер удивленно выгнула бровь. Может, он провоцирует ее?

– А почему вы спрятали свои сокровища здесь? Почему бы, не выставить их в парадных комнатах, где ими смогут любоваться и другие люди?

– Потому что это мой личный музей, вот почему. Я не хочу, чтобы они лежали на виду у всех, где их каждый может украсть.

Несмотря на всю свою антипатию к деду, Клер пожалела его. Трудно жить, никому не доверяя.

– Не думаю, чтобы все и каждый стремились завладеть вашим богатством.

– Бедные всегда завидуют богатым и стремятся присвоить их добро. Такова человеческая природа.

– У бедных тоже бывают принципы. Шекспир сказал по этому поводу: «Невинность дороже всякого наследства».

– «Протесты леди столь обильные излишни», – в ответ процитировал лорд Уоррингтон. Он пристально рассматривал Клер, вцепившись пальцами в набалдашник из слоновой кости своей трости. Затем вполголоса добавил, словно размышляя вслух: – Любопытно, еще один вор и тоже цитирует Шекспира.

У Клер замерло сердце, потом забилось еще сильнее. У нее пересохло горло, все тело напряглось. Неужели она себя выдала? Или этот проницательный взгляд усмотрел в ней сходство с Гилбертом Холлибруком?

Нет, Уоррингтон просто блефует, пытаясь понять, не разгадала ли она его тайну. Он напомнил ей паука, который опутывает жертву шелковой паутиной. Но Клер тоже умела играть в кошки-мышки.

Она притворно ахнула:

– Боже милостивый… вы сравниваете меня с Призраком? Он удивленно посмотрел на нее.

– Не обращайте внимания. Это не имеет значения.

– Но я не могу не обращать на это внимания. Мне горько сознавать, что вы так дурно думаете обо мне. Я слышала, этот Холлибрук – ужасныйчеловек…

Он стукнул кулаком.

– Замолчите, женщина! Как вы смеете в моем присутствии произносить его имя?

– Прошу прощения, милорд. Я слышала, что он приходится родственником вашей семье, и понимаю, что вам неприятно слышать о человеке, который завлек вашу дочь в свои сети. И тем не менее…

– Довольно! – С застывшим лицом Уоррингтон указал ей на дверь. – Уходите, вон отсюда. Хватит мне докучать, найдите себе другое занятие.

Клер не пошевелилась. Она добилась своего: он разгневался при упоминании о ее отце. Однако вопреки ожиданиям отказался продолжить разговор.

– Милорд! – подал голос Эддисон. – Я еще не закончил проверку.

Уоррингтон не ответил и продолжал молча смотреть на Клер до тех пор, пока она не поднялась. Ей хотелось остаться, но она опасалась, что Эддисон воспользуется этим, прикарманит какую-нибудь вещицу и обвинит ее в краже.

Она присела в вежливом реверансе.

– Я искренне сожалею, что причинила вам беспокойство, милорд. Всего хорошего.

Она направилась к двери.

– Миссис Браунли.

Голос маркиза прозвучал как удар хлыста. Она резко обернулась.

– Отныне по утрам вы будете разбирать книги в моей библиотеке, – коротко сказал он. – Жду вас завтра ровно в восемь.

Глава 15

Любовь нежна?! Она груба, порочна,

Остра, как шип, и, словно тень, притворна.^[18]

У. Шекспир «Ромео и Джульетта»

– Добрый вечер, миссис Браунли. Добро пожаловать в Рокфорд-Хаус.

Саймон наклонился поцеловать ее руку в перчатке, и в душе Клер снова всколыхнулась буря эмоций, хотя она строго-настрого запретила себе реагировать на присутствие этого мужчины. Ее влечение к лорду Рокфорду противоречило всякой логике, и она, как могла, старалась побороть это чувство. Как только ей удастся восстановить доброе имя отца, она в ту же секунду покинет это порочное общество и этого человека.

– Благодарю вас, милорд, – вежливо ответила Клер. Она попыталась выдернуть у него свою руку; но Саймон удерживал ее. Его темные глаза блеснули, а губы изогнулись, от чего на щеках появились очаровательные ямочки.

– Все еще сердитесь на меня? – тихо промурлыкал он. – Оставьте. Обещаю, что этим вечером я не буду дарить вам цветов.

Клер подавила рвущийся наружу смех. Опасаясь привлечь к себе внимание других гостей, она всего лишь выгнула бровь.

Внушительный ряд канделябров ярко освещал просторный холл с мраморными колоннами. Лакей в голубой ливрее помог леди Эстер и леди Розабел снять накидки. Лорд Уоррингтон, опираясь на палку, снял свою шляпу. Несмотря на больную ногу, он сохранил военную выправку и стоял, широко расправив плечи и высоко держа голову.

– А мой сын уже приехал, лорд Рокфорд? – спросила леди Эстер нежным голоском, который не вязался с ее комплекцией и солидным возрастом.

– Нет еще, – ответил Саймон.

– Фредерик собирался заехать в клуб. Должно быть, он прибудет с минуты на минуту. Мне не терпится возобновить знакомство с вашей матерью и сестрами. Я буду, счастлива, если наши семьи свяжут более тесные узы.

Розабел схватила мать за руку и потащила к лорду Уоррингтону:

– Идем, мама. Нужно помочь дедушке подняться по лестнице. Ты поддержишь его с одной стороны, я – с другой.

– Но, дорогая… – леди Эстер бросила красноречивый взгляд на Саймона, – у тебя есть свой провожатый.

– Я сам управлюсь, – вставил свое слово лорд Уоррингтон. – Дома я обхожусь без посторонней помощи.

Розабел была великолепна в бледно-розовом платье, на которое ниспадали золотистые локоны. Она надула губки.

– Дедушка, я надеялась, тебе будет приятно идти в сопровождении самых любимых женщин. Неужели ты разочаруешь меня и откажешься идти вместе с нами?

– Болтушка, – проворчал лорд Уоррингтон. – Нечего тебе тратить время на старика.

Однако улыбка на его лице говорила о том, что после утреннего разговора с Клер его настроение значительно улучшилось. Вероятно, он велел ей разбирать книги в библиотеке, чтобы держать ее под присмотром. Он и не догадывался, как она обрадовалась его решению. Ведь у нее тоже появилась возможность присмотреться к нему.

Клер испытала укол ревности, видя, с какой нежностью дед смотрит на Розабел. Похоже, он боится избаловать ее и потому все время ворчит. Но в действительности он очень любит свою внучку. А если бы обстоятельства сложились иначе, был бы он так же привязан к Клер?

Впрочем, какая ей разница. Его жестокость по отношению к ее родителям свидетельствует о том, что в его высохшем сердце нет ни капли нежности.

– Ты слышала, что говорит дедушка? – сказала леди Эстер. – Ему не нужна наша помощь. Да и какая от меня может быть помощь?

Она принялась обмахивать свое круглое лицо кружевным носовым платочком, словно была на грани обморока.

– Перестань строить из себя больную, Эстер, – властно сказал Уоррингтон. – Возьми меня под руку, и идем. Надеюсь, ты не собираешься стоять весь вечер под лестницей?

Леди Эстер поморщилась, но повиновалась.

Розабел бросила через плечо проказливый взгляд и подмигнула Клер. Саймон не заметил этого: он отдавал указания лакею. Плутовка затеяла все это для того, чтобы оставить Клер с Саймоном. Клер никак не могла понять, зачем ей это нужно.

– Миссис Браунли?

Саймон ждал ее, и Клер ничего не оставалось, как опереться на его руку. Она почувствовала его крепкие мускулы под темно-серой тканью сюртука, и снова ее тело охватила непонятная дрожь. Она смотрела прямо перед собой, когда Саймон начал подниматься с ней по изящной лестнице, ведущей в парадные комнаты.

Здесь не было такого изобилия позолоты, как в особняке ее деда. Все в этом доме дышало простотой и изяществом. Помещения были отделаны с большим вкусом: бледно-зеленые стены, резная балюстрада, увитая плющом. С потолка свисала огромная хрустальная люстра, в которой горели десятки свечей.

– Что скажете, миссис Браунли?

Саймон наклонился к ней, и она снова уловила аромат его терпких духов. Поднимаясь по лестнице, Клер приподняла юбки, чтобы не наступить на них.

– Прошу прощения, милорд. Я не искушена в светской болтовне.

– Вы могли бы сделать замечание о погоде или похвалить мой дом.

– Погода пасмурная, и вы это знаете. Что же касается вашего дома, то я еще никогда нигде не видела столько света. Должно быть, вы тратите сумасшедшие деньги на свечи.

Он усмехнулся:

– Я могу себе это позволить.

– Если бы вы экономили, у вас остались бы деньги на благотворительность.

– Но тогда я оставлю без заказов свечную мастерскую. Мне будет совестно сознавать, что по моей милости работники мастерской не могут прокормить свои семьи. Хороший ход, но Клер быстро нашлась:

– Я начинаю понимать, как богачи оправдывают свой роскошный образ жизни. Тем не менее, факт остается фактом: вы человек праздный и пользуетесь привилегиями. Вы не знаете, что это такое – зарабатывать на жизнь своим трудом.

Он загадочно прищурился, и на губах его заиграла улыбка.

– Меня поражает, как хорошо вы разбираетесь в моем характере, учитывая, как мало мы знакомы.

Розабел без умолку щебетала у них за спиной, стараясь заглушить их голоса, но Клер все равно говорила очень тихо. В доме была великолепная акустика.

– Вы стараетесь перевести разговор в шутку, оттого что не хотите признать правду. Вы уверены, что ваш титул оправдывает любые ваши поступки.

– Вы уже говорили мне это вчера. Надеюсь, со временем я сумею реабилитировать себя в ваших глазах.

– Не стоит беспокоиться об этом. Мне нет до вас никакого дела.

Его улыбка снова превратилась в усмешку.

Его взгляд скользнул по ее губам. Голос упал до шепота.

– Не сердитесь, милая. Ведь это был всего лишь поцелуй.

Клер покраснела. Как ни пыталась она бороться с собой, жаркая волна затопила все ее тело. Воспоминание о том, как его губы прижимались к ее губам, вызвало у нее гнев… и желание. Она была возмущена тем, что он снова заговорил о том происшествии, и взволнована оттого, что он назвал ее «милая». Он дал слово, что больше не прикоснется к ней, и не будет докучать своим вниманием, но сейчас он явно флиртует, нарушая данное обещание.

Когда к ней вернулся дар речи, Клер выговорила ледяным тоном:

– Если вам дорога ваша жизнь, не вспоминайте больше об этом эпизоде.

Саймон не выдержал и рассмеялся:

– Если б вы только знали, сколько таких угроз я уже слышал в своей жизни! Этим страдают все мои сестры. Думаю, вы особенно поладите с Амелией. Она у нас самая младшая и так же непочтительна к старшим, как вы.

– А мне полагается выражать вам почтение? За этим вам следует обратиться к кому-нибудь другому.

– Никакое другое общество не сравнится с вашим. Они достигли вершины лестницы. Саймон накрыл руку Клер своей. От этого прикосновения у нее часто забилось сердце, и напряглись груди. Но от его слов ей стало еще хуже.

– Я еще не говорил, что вы необыкновенно хороши сегодня, Клара?

Она вспыхнула от радости и ничего не могла с этим поделать. Розабел спрятала все ее чепцы и очки и приказала горничной сделать Клер сложную прическу. Воздушное платье богатого бронзового цвета мягко облегало ее формы. Глядя на себя в зеркало, Клер не могла поверить, что эта утонченная леди – она сама.

Она отдернула руку. Ну почему она не в силах сопротивляться этому очаровательному повесе?

Она оглянулась: дед поднимался с трудом и не преодолел еще и половины лестницы. Розабел и леди Эстер с двух сторон поддерживали его.

– Судя по легкости, с которой вы это сказали, у вас большой опыт по части комплиментов, – пробормотала она.

– Я сказал это с такой легкостью, потому что это правда, – все так же шепотом произнес он.

– Правда редко бывает, легка, милорд. Пора понять, что между нами ничего не будет.

– Я уже взял себя в руки, – с печалью в голосе сказал он. – Я дал слово и намерен его сдержать.

Клер ему не поверила. Тем более что в коридоре он приобнял ее за талию. Прикосновение его руки вызвало у нее сладкую томительную боль где-то глубоко внутри. Она вдруг представила, как его руки ласкают ее обнаженную плоть, дотрагиваясь до тех мест, которых никогда не касалась мужская рука…

Эта дикая фантазия шокировала Клер. Саймон – граф, он озабочен только одним – получением удовольствий. Она презирала аристократов и правила, которым они подчинялись. Она уважала только тех, кто добывал хлеб в поте лица и тренировал свой ум учением, тех, кто ставил себе в жизни высокие цели и добивался их. Этот красавчик Саймон ей совершенно не нравился.

«Послушайте, Клара, кто из нас лжет? Вы не можете отрицать, что пылко отвечали на мой поцелуй и тоже хотели, чтобы этот поцелуй получил свое естественное продолжение».

Да, как ни горько это сознавать, это правда. На какое-то безумное мгновение Саймон заставил ее почувствовать, как много она недополучила в своей жизни. Впервые она осознала себя женщиной в полном смысле этого слова.

Но он слишком богат и слишком избалован, чтобы понимать разницу между такими понятиями, как «хотеть чего-то» и «осуществить свое желание». Он рассчитывал насладиться тайной любовной связью и покинуть ее свободным человеком. Она же в результате этой связи потеряла бы свою репутацию, гордость и заработок. Кто доверит воспитание детей падшей женщине? Кто возьмет на работу незамужнюю беременную женщину или женщину с младенцем на руках?

И кто защитит ее отца в то время, как она будет предаваться любовным утехам? Эти мысли быстро охладили ее пыл, осталась лишь странная слабость в ногах, словно напоминание о грозящей ей опасности.

К счастью, из комнаты наверху донеслись голоса: низкий мужской и звонкий женский. Женщина смеялась. На пороге комнаты Клер внезапно остановилась.

– Мы должны дождаться остальных. Ведь вы собирались познакомить с семьей леди Розабел, а не меня?

Саймон скривился. Казалось, он вообще забыл о невесте. Он внимательно посмотрел на Клер, затем на ее деда, который медленно приближался к ним по коридору в сопровождении леди Розабел и леди Эстер.

В эту секунду из комнаты выпорхнула ослепительной красоты рыжеволосая кареглазая женщина в платье цвета молодой листвы. Клер сразу обратила внимание, что женщина находится на раннем сроке беременности.

– Я услышала твой голос, Саймон.

Она удивленно посмотрела на Клер, затем на приближающееся трио, потом снова на Клер.

– Здравствуйте, я сестра Саймона – Амелия, – сказала она, протягивая руку Клер. – Простите, если я помешала вашему разговору.

Злосчастный румянец снова выступил на щеках Клер. Очевидно, сестра Саймона произнесла эту фразу, чтобы выяснить, какие отношения связывают Клер с ее братом. Черт бы побрал Розабел за ее штуки!

Клер отодвинулась от Саймона и пожала Амелии руку.

– Приятно познакомиться, миледи. Лорд Рокфорд высоко о вас отзывался.

– В самом деле? – смеясь, сказала леди Амелия. – Просто не представляю, что он такого мог наговорить. Возможно, чуть позднее я расскажу вам, как он относится ко мне в действительности. И как я к нему отношусь:

Клер улыбнулась. Она сразу решила для себя, что ей нравится непочтительная сестра Саймона.

Смеясь, Саймон поцеловал сестру в щеку.

– Амелия, позволь представить тебе миссис Клару Браунли.

– Это компаньонка моей дочери, – добавила, присоединяясь к ним, леди Эстер. Она тяжело дышала после подъема по лестнице. – Как это любезно, что вы включили ее в число приглашенных.

– Это граф пригласил ее, – объявила Розабел. Леди Амелия удивленно выгнула бровь.

– Брауни потеряла мужа в битве при Ватерлоо, – добавила Розабел. – Она очень милая, приятная женщина. Вы согласны со мной, лорд Рокфорд?

Он мягко улыбнулся, отчего сделался еще привлекательнее:

– Ваше мнение имеет для меня первостепенное значение, и я, безусловно, его разделяю. Идемте, я хочу познакомить вас с остальными членами нашей семьи.

Он предложил руку Розабел. Ее он не посмел обхватить за талию, с негодованием подумала Клер. С Розабел он всегда безупречный джентльмен. Клер была вынуждена признать, что они смотрятся изумительно: Розабел – маленькая золотоволосая принцесса, Саймон – прекрасный величественный принц. Но во всем остальном у них нет ни капли сходства. К тому же Розабел не знает, что Саймон заключил на нее пари, а он не догадывается, что Розабел не собирается выходить за него замуж.

Леди Эстер с восторгом смотрела на дочь и лорда Рокфорда, обмахивая платком раскрасневшиеся щеки.

– Ступайте, мы через минуту присоединимся к вам, – сказала она будущим жениху и невесте. – Я хочу кое-что обсудить с нашей дорогой миссис Браунли.

Клер насторожилась. Может быть, тетка подслушала ее разговор с Саймоном? Или заметила, что Саймон уделяет ей слишком много внимания?

Леди Амелия перевела удивленный взгляд с леди Эстер на Клер и повернулась к лорду Уоррингтону:

– Значит, я иду с вами, милорд.

Опершись на трость, он посмотрел на нее суровым взглядом:

– Когда-то давно я знал вашу мать. Вы точная ее копия. У нее был огонь-характер, под стать волосам.

– Если верить Саймону, у меня такой же. Но вы можете не беспокоиться: сегодня я буду вести себя идеально.

Ее легкомысленный тон вызвал смешок у лорда Уоррингтона, и они направились в комнату.

Как только они повернулись к ним спиной, улыбка мгновенно исчезла с лица леди Эстер. Протащив Клер по коридору, она прошипела:

– Я хочу знать, о чем вы там шептались с лордом Рокфордом.

– Мы обсуждали убранство его дома – я удивилась, что дом так ярко освещен.

– Да, а мне показалось, что вы говорили совсем о другом. Вы с ним кокетничали, признавайтесь.

Если бы только она могла сказать леди Эстер правду! Клер притворилась оскорбленной:

– Как вы могли такое подумать! Леди Эстер хмыкнула:

– А с чего это вы вдруг начали одеваться, как настоящая леди? Вероятно, в надежде подцепить богатого мужа… или любовника.

– Уверяю вас, вы ошибаетесь. Это леди Розабел настояла…

– Лорд Рокфорд ухаживает за моей дочерью, И не вздумайте охмурять его, ясно?

– Конечно, но…

– Я плачу вам не за то, чтобы вы со мной спорили, миссис Браунли. Я добрая женщина и дам вам один хороший совет. Мужчины с таким положением никогда не женятся на женщинах вашего круга. Если вам удастся его завлечь, он использует вас и бросит. И тогда уж вините только себя!

Стиснув зубы, Клер покорно опустила голову.

– Да, миледи.

– С этой минуты я буду очень пристально следить за вами. Имейте это в виду, если хотите сохранить свое место.

С этими словами леди Эстер, как огромный военный корабль, вплыла в гостиную, оставив Клер в коридоре. Ее обвинили во флирте. Опять она нажила себе неприятности. И все в один день: утром с дедом, а теперь еще и с леди Эстер.

Больше она не может себе позволить ни одного неосмотрительного поступка. Нужно держаться подальше от Саймона. Но как это сделать, если он не оставляет попыток сблизиться с ней?

Этот мужчина сведет ее с ума. Ну почему он не оставит ее в покое?

Как только Клер вошла в комнату, Саймон сразу заметил, что она чем-то расстроена. Сторонний наблюдатель вряд ли заметил бы произошедшую в ней перемену, но от него не ускользнули ни затаенная грусть в глазах, ни крепко сжатые губы. Он знал, что леди Эстер о чем-то говорила с ней в коридоре, и подозревал, что разговор шел о нем.

«Черт бы побрал старую перечницу! Да и я хорош! Начал шептаться с Клер у нее на глазах».

Сегодня он целый день бродил по городу в надежде обнаружить новые доказательства вины Призрака, но безрезультатно. Саймон был утомлен и раздосадован неудачей. Вернувшись, домой, он дал себе слово не замечать Клару и тут же забыл о своем намерении, как только увидел ее внизу в холле. Для него было невероятным счастьем снова говорить с ней, вдыхать исходивший от нее аромат, наслаждаться самим ее видом. Он опять потерял голову и вел себя как последний дурак.

Какого дьявола он назвал ее «милая»? Он настолько забылся, что чуть не вошел в гостиную под руку с Кларой. Такой промах мог положить конец его матримониальным планам.

Саймон мрачно наблюдал, как Амелия оттащила Клер от стены и подвела к остальной группе гостей. До него смутно доносились их голоса; Амелия о чем-то спрашивала, Клер коротко отвечала. Он понял, что его дотошная сестрица решила присмотреться поближе к компаньонке Розабел. Ха! Она не представляет, насколько трудно вытянуть из Клары правду.

Он постарался отвлечься от Клары и осмотрелся по сторонам. Небольшой семейный прием протекал в соответствии с его планом. Лорд Уоррингтон и зятья Саймона сгруппировались возле буфета; оттуда доносились взрывы хохота и звон бокалов. Его мать и леди Эстер расположились на бело-голубой кушетке у камина и о чем-то тихо беседовали. Рядом на стульях расположились Джейн, Элизабет и леди Розабел.

– Если бы вы только знали, с каким трудом я отыскала туфли, подходящие к моему домашнему платью, – услышал он голос Розабел. Его сестры смотрели на нее с ничего не выражающими лицами, а Розабел, как ни в чем не бывало, продолжила: – Сколько дней я потратила, я обошла все магазины в городе. И как вы думаете, где я их, наконец, нашла?

– Где же? – любезно осведомилась Элизабет. Его старшая темноволосая сестра не любила играть в загадки.

– Да в своей собственной гардеробной, – хихикнув, ответила Розабел и принялась покачивать носками своих бледно-розовых туфелек. – Я напрочь забыла, что купила их к другому платью. Ну, разве не глупо?

– Конечно же, нет, – заверила ее Джейн. Его средняя сестра была в семье миротворцем и для каждого находила доброе слово. – Но мне грустно слышать, что вы потратили впустую столько времени. Вот уж действительно наказание!

– О, вовсе нет! Я обожаю ходить по магазинам. А вы разве нет? Для меня это самое лучшее развлечение!

– В самом деле, – пробормотала Элизабет.

Саймон подавил усмешку. Для Элизабет поход по магазинам был таким же испытанием, как визит к дантисту. Свое свадебное платье она выбрала с рекордной скоростью, не пробыв у портнихи и десяти минут. В семье это до сих служило предметом для шуток.

Сестры сдержали слово и оказали Уоррингтонам самый любезный прием. Элизабет, правда, немного хмурилась, словно ей было трудно сосредоточиться на предмете разговора, а Джейн мечтательно улыбалась, теребя пальцами голубую ленту лифа, из чего Саймон сделал вывод, что она думает о чем-то своем.

Саймону страшно хотелось присоединиться к мужской компании и поболтать о политике и лошадях, а вместо этого ему пришлось сесть рядом с Розабел и развлекать ее светской беседой. Твердо, решив ввести Розабел в свою семью, он сказал:

– У вас наверняка найдутся общие интересы с моими сестрами. Что вы еще любите, кроме магазинов? Чем вы любите заниматься?

– О Боже, ну и вопрос. – Розабел поджала губы. В своем нежно-розовом платье она казалась сейчас капризным ребенком. – На фортепьяно я не играю: у меня не хватает на это терпения, а петь мне запретил дедушка – он не выносит моего голоса.

– Может быть, вы любите рисовать? Наша Джейн – настоящая художница.

– Саймон, ты преувеличиваешь, – возразила Джейн. – Я всего лишь любитель.

– Не скромничай, – сказала Элизабет. – В прошлом году твоя картина выставлялась в музее.

– Это была всего лишь маленькая акварель, и выставлялась она на небольшой частной выставке. – Тем не менее, было видно, что признание ее заслуг доставило Джейн удовольствие, – Если хотите, леди Розабел, мы можем вместе сходить на выставку в Королевскую академию.

Леди Розабел захлопала ресницами.

– А я, по правде говоря, ни разу в жизни не была в художественной галерее. Это модное место? Что мне туда надеть?

– Платье вполне подойдет, – сострила Амелия, присоединяясь вместе с Кларой к их группе. – Я предлагаю пойти в галерею всем вместе, включая Саймона и миссис Браунли.

Саймон нахмурил брови и с осуждением посмотрел на сестру. Специально она, что ли, поставила их имена рядом? Но Амелия продолжала болтать с самым невинным видом, так что ему оставалось только догадываться, что она хотела этим сказать.

Его взгляд снова остановился на Кларе. Она села на стул прямо напротив него. Он не мог отвести глаз от ее задумчивого нежного лица. Ее темные каштановые волосы подчеркивали нежную белую кожу и пронзительно-голубые глаза. Лиф платья красиво обрисовывал упругую грудь. Увидев ложбинку меж ее грудей, Саймон испытал безумное желание утащить ее из гостиной в какое-нибудь укромное местечко, где он сможет ласкать ее…

Нахмурившись, он отвел взгляд в сторону. Пора, наконец, выкинуть Клару Браунли из головы и из сердца. Раз и навсегда. Только, последний мерзавец может вожделеть к другой женщине, когда рядом находится его невеста.

Он повернулся к леди Розабел.

– Вам нравится читать? Или писать письма? – спросил он у нее. – Амелия обожает писать письма. А еще она пишет стихи и пьесы.

– Все мои опусы отправляются в мусорную корзину, – со смехом сказала Амелия. – Бенджамин говорит, что я разорю его на канцелярских принадлежностях.

– Надо же, я первый раз в жизни вижу перед собой живого писателя, – сказала Розабел, глядя на Амелию во все глаза. – Сама я едва справляюсь с благодарственной запиской, а от чтения меня клонит в сон.

– Тогда вас, может быть, интересует астрономия? – сказала Джейн. – Наша Элизабет является действительным членом общества женщин-астрономов.

– Астро…

– Они наблюдают за звездами, – пришла на выручку Розабел Клара, – изучают ночное небо. У вас есть собственный телескоп, леди Элизабет?

– Конечно, – с жаром ответила Элизабет. – Маркус вечно жалуется, что я предпочитаю крышу… другим местам в нашем доме.

Сестры рассмеялись, Клара покраснела, леди Розабел смотрела на них с недоумением.

– Вы хотите сказать, что вместо балов и приемов предпочитаете проводить вечера на крыше?

Элизабет кивнула:

– Конечно, если погода позволяет. Это так интересно – наблюдать за небом. Надеюсь, когда-нибудь мне удастся открыть новую звезду или даже комету.

Леди Розабел склонила головку набок.

– Но что вы будете делать с новой звездой? Их и без того уже столько…

Сестры с видимым усилием сдерживали смех. Элизабет сидела с милой улыбкой на лице. Джейн перевела вопросительный взгляд на Саймона. Амелия закусила нижнюю губу и опустила взгляд на колени.

Скрывая раздражение, Саймон заметил:

– Как-нибудь вечером я отвезу вас к Элизабет, чтобы вы смогли увидеть все своими глазами.

Розабел смотрела на него, широко распахнув ярко-голубые, как у китайской куклы, глаза.

– Увы, я страшно боюсь высоты, милорд. Лучше возьмите с собой Брауни, а она мне расскажет, как это было.

Саймон воззрился на нее с нескрываемым удивлением. После того как Розабел сбежала от него в парке, Саймон считал ее весьма авантюрной особой. Как-то не верилось, что она может чего-то бояться. Хотя… многие люди страдают необъяснимыми страхами. Во всяком случае, с Кларой он никуда не пойдет и тем более не станет с ней любоваться звездами. «Представляю, чем это могло бы закончиться», – подумал он.

– Тогда Элизабет покажет вам карту созвездий. Она сама ее рисовала.

– Можно перенести телескоп в сад, – предложила Клара. – Миледи, я думаю, вам будет интересно увидеть, какие картины видели на небесах древние римляне и греки.

На протяжении дальнейшего получаса Клара поддерживала непринужденную беседу с сестрами Саймона, расспросив об астрономии Элизабет, поинтересовавшись сюжетами картин Джейн и побеседовав о поэзии с Амелией. Она постаралась сгладить все промахи Розабел, и Саймон мысленно признал, что по части выдержки, и дипломатии Клара даст ему сто очков вперед.

Просто леди Розабел еще очень молода, напомнил он себе. Ей ведь даже нет восемнадцати. Как и большинство женщин ее круга, Розабел была готова только к одному: служить украшением светских гостиных. Никто не занимался ее образованием. Но когда она выйдет замуж и обзаведется детьми, ей неизбежно придется кое-чему научиться.

А если она не захочет учиться? Что, если ему придется всю жизнь слушать ее болтовню о платьях и магазинах?

Он почувствовал себя загнанным в клетку. И зачем только он заключил это необдуманное пари с Гарри? Он согласился ухаживать за первой встречной, и в наказание судьба свела его с леди Розабел Лэтроп.

Но словно этого было недостаточно, судьба сыграла с ним еще одну злую шутку, подбросив ему искушение в виде Клары Браунли. Она упала прямо к нему в руки, а потом связала его по рукам и ногам и начала поджаривать на углях своего сарказма. Несмотря на это, он наслаждался ее обществом и искал с ней встреч. Ради обладания этой женщиной он был готов на все. Стоит ей только намекнуть, что она согласна стать его любовницей, и он откажется от пари и от женитьбы на Розабел. Все, что угодно, только бы быть рядом с ней…

В дверях гостиной появился Мердок. Пожилой дворецкий в белых перчатках пригласил всех к столу.

Леди Эстер встала с кушетки.

– Не представляю, что могло задержать Фредерика, – с беспокойством заметила она. – Надо было мне настоять, чтобы он ехал вместе с нами.

– Я думаю, у него были веские причины, чтобы задержаться, – успокоила ее леди Рокфорд. – Может быть, мы подождем с ужином до его появления?

– Ни в коем случае, – твердо сказал лорд Уоррингтон. Обхватив набалдашник своей трости, он подошел к леди Рокфорд и леди Эстер. Несмотря на хромоту, он выглядел настоящим адмиралом. – Мой внук и так уже непростительно опоздал. Не хватало еще, чтобы ужин остыл, пока мы будем дожидаться этого щенка.

Саймон помог матери подняться. Недавний приступ малярии совсем измучил ее. Со смешанным чувством вины и беспокойства Саймон смотрел на ее исхудавшую хрупкую фигурку. С тех пор как в ту роковую ночь пуля прострелила ей легкое, она никогда не чувствовала себя здоровой. Но старалась не жаловаться и ни в чем не винила сына.

Вот и сейчас она ласково улыбнулась ему, и в глазах ее засветилась радость.

– По-моему, вечер удался, – тихонько проговорила она и посмотрела на леди Розабел.

Наивные слова матери заперли дверь его клетки на ключ. Он знал, что она ждет, не дождется, когда он женится и обзаведется детьми.

Ради матери он должен заняться леди Розабел всерьез. Но прежде нужно окончательно разобраться с украденными драгоценностями. Завтра он отправится в Ньюгейтскую тюрьму и вытряхнет из Гилберта Холлибрука всю правду.

Саймон улыбнулся матери, и погладил ее руку.

– Вечер действительно удался, мама.

Фредди покрутил меж вспотевших ладоней кости и на удачу подул на них. Затем с отчаянной надеждой во взоре метнул кости на стол. Они прокатились по зеленому сукну и остановились.

У него упало сердце. Две тройки.

Он откинулся на спинку стула, запустив пальцы в волосы, и сглотнул подступивший к горлу комок.

– Черт, опять ничего.

Льюис Ньюком похлопал его по плечу:

– Не кисни, старина. Скоро и тебе улыбнется удача. Льюис был единственным, кто веселился. У него было подвижное лисье лицо и густая шевелюра. Несмотря на долгие часы, проведенные за игорным столом, он умудрялся сохранять беззаботный и бодрый вид. Фредди всегда восхищался этой его способностью.

Двое других игроков пребывали в унынии. Они мрачно пыхтели сигарами и потягивали бренди. Оба были завсегдатаями клуба. В элегантной Зеленой комнате сидели еще несколько групп игроков. В основном все играли в карты.

Фредди смотрел на них с завистью. Нужно было играть, как обычно, в фараона. На карты у него было чутье, но Льюис уговорил его играть в кости.

Льюис Ньюком сгреб кости. Как и Фредди, он уже давно сбросил сюртук и закатал рукава рубашки. Но в отличие от Фредди ему сегодня крупно везло.

Излучая уверенность, Льюис выбросил пятерку и двойку.

Фредди издал стон. Семь. Семь, черт бы его побрал.

Если бы кости им не подал мажордом, Фредди заподозрил бы Льюиса в нечестной игре. Когда-то в школе Льюиса поймали на использовании утяжеленных костей, но тогда его отец сумел замять скандал. У Фредди не было желания ссориться с другом. Если он обвинит его в шулерстве, это может иметь для него самые серьезные последствия. Им придется драться на дуэли, а Льюис, как известно, отличный стрелок, не говоря о том, что этот подонок – самый везучий игрок в этом клубе.

– Все, с меня хватит, – заявил толстый парень по имени Когсуорт. Осушив свой бокал, он, покачиваясь, встал. – Викерс, ты остаешься?

Едва ли достигший восемнадцати лет, худой как палка лорд Викерс покачал головой, отбросив со лба прядь волос:

– Опять мне придется голодать целый месяц. Ты обыграл меня вчистую, Ньюком. Черт, до чего же тебе сегодня везет!

Когсуорт и Викерс удалились, а Фредди мрачно наблюдал, как Льюис подсчитывает выигрыш. Звон монет казался ему похоронным звоном. А ведь как хорошо начинался вечер! Один раз денежки звякнули даже в его кармане. Он уже размечтался расплатиться с долгами.

А сейчас у него не осталось ни пенса. Он проиграл горсть золотых монет, которые ему подарила мать, взяв с него обещание, что…

Он выпрямился, дико озираясь по сторонам. Сквозь дым он наконец увидел часы.

– Что это? Сколько времени?

– Думаю, около десяти, – сказал Льюис, складывая выигранные у Викерса векселя и засовывая их в карман.

Фредди выругался.

– Я забыл про ужин у Рокфорда. Чтоб его… – Он отбросил в сторону стул. – Может, еще успею к десерту и выпивке.

– Постой, не годится являться в гости посреди ужина. Как насчет нашего фирменного десерта в маленьком домике рядом с оперным театром? Там появились такие цыпочки…

Идея понравилась Фредерику, хотя от голода у него уже подвело живот.

– Ты же знаешь, мне нечем заплатить.

– Эта ночь за мой счет, – предложил Льюис.

Завидуя Льюису, который мог позволить себе такой широкий жест, Фредди утешился мыслью, что у Ныокома долгов еще больше, чем у него.

– Может, тебе лучше уплатить часть долгов? – заметил он.

– Ты прямо как мой отец, – оскалился в ухмылке Льюис. – Ну, что ты выберешь, парень? Скучный ужин или голых девиц?

Искушение было слишком велико. Прикинув, что объяснения с матерью ему не избежать в любом случае, Фредди выбрал второе. Мать скажет, что его поступок произвел крайне неприятное впечатление на Рокфордов. Теперь, если Рокфорд не сделает предложение Розабел, во всем обвинят его. С тех пор как мать поймала его на кражах, она превратилась в Королеву упреков. Страшно подумать, какую взбучку она ему завтра устроит.

Если она расскажет обо всем адмиралу…

Фредерик отмахнулся от этой мысли. Он уже запутался так, что дальше некуда. Одной неприятностью меньше, одной больше – не все ли равно?

Глава 16

Здесь за улыбками скрываются кинжалы.^[19]

У. Шекспир «Макбет»

Клер вышла из темного экипажа на залитую солнцем улицу и не поверила глазам. Вместо витрины модного магазина ее глазам предстала высокая гранитная крепость, упиравшаяся в голубое небо. Мрачный фасад оживляли маленькие зарешеченные окошки. Несколько посетителей прошли сквозь чугунные ворота центральной башни. Клер уже бывала здесь; при виде знакомого здания по спине у нее пробежал холодок.

Ньюгейтская тюрьма.

Розабел приняла из рук кучера корзину, накрытую чистой холщовой тканью.

– Подождите нас на соседней улице, – приказала ему она.

Дородный кучер приподнял шляпу и тронул лошадей. Экипаж двинулся дальше по улице в толчее телег и экипажей.

Клер задохнулась от возмущения и не сразу нашла в себе силы заговорить.

– Так вот зачем вы вызвали меня из библиотеки. А я-то поверила, что вам действительно понадобился новый веер.

Все утро она провела за составлением каталога в библиотеке лорда Уоррингтона. Она явилась к нему ровно в восемь, намереваясь вытянуть из деда всю правду. Но он, коротко проинструктировав ее, ушел из библиотеки, предупредив, что в полдень заглянет проверить ее работу. За десять минут до полудня за ней прислала Розабел.

– Мне действительно нужен веер, – сказала Розабел. – Мы купим его на обратном пути.

Клер была возмущена и не желала слушать ее оправдания.

– Вы задернули занавески на окнах экипажа, притворившись, что свет бьет вам в глаза. Вы обманули меня.

– Ну, извини, Брауни, – примирительно сказала Розабел. – А что мне оставалось делать? Ты не разрешаешь мне навестить дядю, а я так хочу познакомиться с ним.

Клер охватила паника. Она не успеет предупредить папу. Если он назовет ее по имени…

– Вам нельзя здесь появляться. Мы немедленно сядем в экипаж и поедем на Бонд-стрит, где вы купите свой веер…

Не дослушав Клер, Розабел побежала по вымощенной булыжником площади к воротам тюрьмы. Клер поспешила за ней и догнала ее, когда та уже прошла в домик привратника и встала в очередь посетителей. Темное каменное помещение нагоняло тоску. В очереди стояли простые женщины, очевидно, пришедшие навестить своих мужей, и мужчины, которые, судя по виду, могли сами со дня на день угодить за решетку.

Кузина Клер казалась на этом фоне прекрасной розой в окружении сорняков. Соломенная шляпка с вишневыми лентами обрамляла кукольное личико и золотистые локоны, поверх красного платья была наброшена темно-золотая накидка. Руки закрывали тонкие лайковые перчатки. На локте Розабел висела корзинка.

Появление леди вызвало оживление в очереди. Многие бросали жадные взгляды на корзинку Розабел.

Клер придвинулась поближе к кузине. От корзинки исходил чудесный аромат свежеиспеченного хлеба.

– Это сумасшествие, миледи. Что, если вас здесь увидят? Ваша мать придет в ярость, если вы своим поведением оттолкнете от себя лорда Рокфорда.

– Тогда он достанется тебе. – Розабел посмотрела на Клер понимающим взглядом и вдруг показалась ей совсем взрослой. – Вчера вечером он явно выделял тебя среди остальных гостей. Клянусь, Брауни, он не сводил с тебя глаз.

Клер вспыхнула. Воспоминание о том, как Саймон смотрел на нее, вызывало сладкое томление в груди. Бессмысленно отрицать, что она нравится ему. Так же бессмысленно, как отрицать, что она не может оставаться к нему равнодушной. Клер жалела, что не смогла избежать визита в дом Рокфордов.

Увидев, как запросто Саймон болтает со своими сестрами, она открыла его для себя с другой стороны. В кругу семьи этот гордый, надменный аристократ превратился в нежного брата и любящего сына. Клер была тронута тем, как трепетно он ухаживал за матерью. Он бережно проводил ее из гостиной в столовую, там проследил, чтобы она попробовала каждое блюдо, а после ужина снова вернулся вместе с ней в гостиную, тогда как остальные мужчины остались в столовой пить бренди. К концу вечера Клер была готова поверить, что у Саймона тоже есть сердце.

Есть, но только для людей своего круга. Этот грубиян не считает предосудительным флиртовать с компаньонкой невесты. Несмотря на все свои заявления, он по-прежнему стремится затащить ее в постель. Клер со стыдом призналась себе, что и сама мечтает об этом.

Очередь продвинулась, и Клер очнулась.

– Не пытайтесь заговорить мне зубы, – вполголоса проговорила она. – Если мы немедленно не уйдем отсюда, ваша репутация будет погублена.

– Перестань, Брауни, кто меня здесь узнает? Мы здесь в полной безопасности.

– О какой безопасности вы говорите? Здесь одни убийцы, грабители и прочие преступники всех мастей. – Она крепко ухватила Розабел за руку. – Довольно споров. Мы уходим.

– Я остаюсь, – так же тихо, но твердо ответила Розабел. – Если ты попытаешься остановить меня, я буду кричать, сопротивляться – одним словом, устрою сцену. Инцидент попадет в газеты, и тогда все действительно узнают, что я здесь была.

Клер иногда попадались непослушные ученицы, и она умела призвать их к порядку, но Розабел была совершенно неуправляема. Для нее не существовало никаких авторитетов. Задорный огонек в голубых глазах кузины послужил Клер предостережением, что та может исполнить свою угрозу. Клер решила не рисковать. Мысленно попросив прощения у отца, она сказала:

– Мистер Холлибрук – опасный преступник. Этот человек неподходящая компания для леди.

– Но он – мой дядя и при этом самый известный преступник в Лондоне. Я умру от любопытства, если не встречусь с ним.

– Вы умрете гораздо раньше от рук кого-нибудь из этих негодяев. Если уж вам на себя наплевать, подумайте обо мне. Меня уволят, если ваш дедушка или мать узнают о том, что вы здесь были.

Розабел состроила умоляющую гримаску и похлопала Клер по руке.

– Милая Брауни, не волнуйся. Нас не поймают. В крайнем случае, я возьму тебя под свою защиту. Я возьму всю вину на себя и скажу, что ты пыталась остановить меня.

Клер сомневалась, что леди Эстер прислушается к словам дочери. Но сейчас ее беспокоило другое. Если Розабел узнает, что Клер приходится ей двоюродной сестрой, она не сможет сохранить это в секрете. И тогда Клер уволят…

Подошла их очередь. К счастью, когда Клер навещала отца в прошлый раз, на входе работала другая смена. Лысеющий человек с большим носом ощупывал каждого проходившего, проверяя, нет ли при нем оружия. Лиц женского пола осматривала в соседней комнате полная женщина. Клер уже проходила эту унизительную процедуру и прошептала на ухо Розабел:

– Эта жуткая женщина станет задирать вам юбки, чтобы убедиться, что вы не хотите пронести с собой нож или пистолет. Это очень неприятно и унизительно. Давайте уйдем.

– Не волнуйся, – шепнула ей Розабел. – У меня есть план.

Очаровательно улыбаясь, она всучила тюремщику горсть монет, и их пропустили без досмотра. Тюремщик даже не стал смотреть, что в корзинке, с негодованием отметила Клер. Он отвесил им такой глубокий поклон, словно они были особами королевской крови, и проводил к упитанному охраннику.

Пока они шли по длинным темным коридорам тюрьмы, волнение Клер росло с каждым шагом. Холодный влажный воздух был пропитан отвратительными запахами. Холод пронизывал до самых костей. Клер знала, что за зарешеченными дверями находятся камеры для особо опасных преступников. Должников и женщин содержали отдельно от них.

Ее отец находился в отдельной камере в отделении для тех, кто мог заплатить за себя. Для того чтобы поместить отца в отдельную камеру, Клер пришлось потратить все отложенные на жизнь средства и продать нитку жемчуга, доставшуюся ей от матери. После того как она заплатила аванс мистеру Мэнди, у нее не осталось денег, чтобы обеспечить папе хоть какой-то комфорт, но она утешилась мыслью, что отец сидит отдельно от настоящих преступников.

Охранник остановился возле толстой дубовой двери и, погремев ключами, открыл ее. Затем, не говоря ни слова, развернулся и ушел.

Розабел бодро вошла в маленькую комнату без окон и поставила на пол корзинку. Она вела себя так, словно приехала на пикник. Рослый тюремщик сидел за грубым деревянным столом и играл в карты. Он уставился на девушек и неохотно встал из-за стола.

Сердце Клер учащенно забилось. Это был тот же тюремщик, что и неделю назад. Спрятавшись за спиной кузины, Клер взмолилась, чтобы он не узнал ее. В конце концов, в прошлый раз на ней было дешевое серое платье и плащ с капюшоном, а сегодня – нарядное платье и голубая накидка.

Розабел улыбнулась тюремщику:

– Мы пришли навестить мистера Гилберта Холлибрука.

Громыхая тяжелыми ботинками, он приблизился к девушкам. Его рубашка была такой грязной, что казалась серой, на заношенных коричневых штанах красовались заплаты.

– Что в корзинке?

– Хлеб и варенье.

– Дайте-ка взглянуть. Может, у вас там бренди для Призрака.

Розабел не торопилась открыть корзинку.

– Бренди? Ну что вы, сэр. Меня уже проверяли на входе.

– А я хочу убедиться в этом лично.

Его мясистая рука потянулась к корзинке. Завопив, Розабел схватила корзинку и отскочила в сторону.

– Грубиян! Не приближайтесь ко мне!

Клер, не раздумывая, бросилась ей на выручку и ударила мужчину в живот кулаком. Не ограничившись этим ударом, она подставила ему подножку.

Потеряв равновесие, тюремщик покачнулся и привалился к каменной стене. Он смотрел на них мутным взглядом и тяжело дышал.

Клер пригвоздила его к месту надменным взглядом:

– Если вы осмелитесь прикоснуться к этой даме, вы будете отвечать перед ее дедом, маркизом Уоррингтоном.

Из соседних камер послышались свист и улюлюканье. Преступники столпились за решетками своих камер. Клер не увидела своего отца; должно быть, он не слышал, что здесь произошло.

Разъяренный тюремщик смотрел на Клер с бессильной злобой. Кустистые брови нависали над карими глазками-бусинками. Помолчав, он сказал:

– А вас я здесь уже видел.

– Вы ошибаетесь, – презрительно фыркнула Клер. – Если это вас не слишком затруднит, будьте любезны, проводить нас в камеру мистера Холлибрука.

Он оскалился, обнажив почерневшие зубы, и ткнул пальцем в конец коридора:

– Последняя справа. И смотрите, без фокусов, иначе получите пинка под свои распрекрасные задницы.

Когда они пошли по коридору сквозь ряд зарешеченных камер, Розабел схватила Клер за руку ишепнула:

– Ты такая смелая. Где ты научилась этим приемам?

– Я выросла в бедном районе, где каждая женщина умеет себя защитить.

– Я думала, ты из приличной семьи.

– У нас было мало денег.

– О, как ужасно! К счастью, сегодня это нам пригодилось. Хорошо, что я взяла тебя с собой!

– Плохо, что вы вообще сюда пришли. – Клер поняла, что у нее появился шанс, и строго добавила: – Теперь вы понимаете, что я имела в виду. Тюремщики ведут себя ничем не лучше преступников.

Розабел оглянулась.

– Ужасный человек. Я чуть не упала в обморок.

Но вид у нее был скорее возбужденный, чем испуганный. Ее голубые глаза горели азартом. Она чуть ли не улыбалась заключенным, которые молили ее подойти поближе к решетке и подарить им поцелуй.

Неужели она не понимает, какая опасность ей здесь грозит? Или вся эта наивность – сплошное притворство?

В который раз Клер спросила себя, не ошиблась ли она, исключив кузину из списка подозреваемых. Она считала, что у Розабел не хватило бы мозгов, чтобы совершить серию дерзких ограблений. К тому же она казалась слишком добросердечной, чтобы взвалить вину на невинного человека, тем более на своего родственника. И все же…

Что, если инициатором является лорд Уоррингтон? Боже милостивый, не мог же он поручить Розабел, красть драгоценности! А что, если Розабел пришла сюда для того, чтобы насладиться своей победой?

От этой мысли внутри у Клер все перевернулось. За прошедшие несколько недель она успела привязаться к своей взбалмошной, глуповатой, но все же очень доброй кузине. Не может быть, чтобы она была способна на такое коварство. Но полностью исключить такую возможность Клер не могла.

Когда они приблизились к последней камере, Клер выступила вперед. Несмотря на страх разоблачения, она не могла дождаться, когда увидит отца.

Они остановились возле небольшой узкой камеры с маленьким окошком в каменной стене. Папа сидел, скрестив ноги на голой железной кровати, набросив на плечи залатанное коричневое одеяло. У Клер навернулись слезы, когда она увидела знакомое дорогое лицо. На коленях у него лежали какие-то бумаги. Клер поняла, почему он не услышал шум в коридоре. Когда отец занят работой, весь остальной мир перестает для него существовать.

Он обмакнул перо в чернильницу и начал что-то быстро писать. Прядь каштановых, с проседью, волос упала ему на лоб, и Клер вспомнила, как мама зачесывала его волосы назад своей любящей рукой. Как мама горевала бы, если бы увидела его здесь!

Розабел поставила корзинку на пол. Ухватившись за прутья решетки руками в белых перчатках, она тихо позвала:

– Мистер Холлибрук! Это вы?

Он поднял на нее глаза, удивленно нахмурил брови. Взгляд его голубых глаз показался Клер усталым. Он поправил очки и посмотрел на Клер.

Сердце у нее сжалось, когда на его лице вспыхнула радость. Даже в этой убогой одежде, заросший щетиной, со спутанными волосами, он был ей дороже всех на свете.

Он открыл рот, собираясь, что-то сказать, но Клер нахмурилась и отрицательно покачала головой. Он бросил взгляд на Розабел, потом снова на Клер. К ее громадному облегчению, он кивнул, давая понять, что понял ее предупреждение.

Отложив рукопись, отец встал с кровати. Цепи, в которые были закованы его ноги, глухо звякнули об пол. Так он мог передвигаться по камере, но не мог убежать. Даже в этом положении отец умудрился отвесить им вежливый поклон.

– Прошу меня простить. Кажется, мы не знакомы.

– Мы никогда не встречались, – быстро затараторила Розабел, – но, сложись обстоятельства иначе, мы могли бы быть очень близки. Дело в том, что я ваша племянница, леди Розабел Лэтроп. А это моя компаньонка миссис Клара Браунли. Мы пришли, чтобы поддержать вас в вашем тяжелом положении.

Отец долго смотрел на Розабел, словно пытаясь разглядеть в ней сходство со своей женой. Клер закусила губу. Отец был очень добрым, мягким и приветливым человеком – ко всем, кроме аристократов, тем более членов семьи мамы. Она не удивилась бы, если бы он отказался разговаривать с Розабел.

Клер поступила против его воли, когда устроилась компаньонкой в дом своего деда. Папа решительно возражал против ее плана, считая его слишком опасным. В письмах, которые ей передавал мистер Мэнди, папа умолял ее немедленно покинуть Уоррингтон-Хаус. Сейчас, увидев ее вместе с Розабел, он оказался перед дилеммой.

– Вам не следовало сюда приходить, – строго сказал он. – Тюрьма неподходящее место для юных леди.

– Вот и Брауни так говорит. Но мне так хотелось познакомиться с вами, дядя Гилберт, – можно я буду вас так называть? – Розабел нерешительно улыбнулась. – До недавнего времени я не подозревала о вашем существовании. Мне говорили, что тетя Эмили умерла совсем молодой.

– Она умерла для Уоррингтонов.

Горечь в голосе отца вынудила Клер приблизиться к окошку и вступить в разговор.

– Леди Розабел переживает, что вас содержат в плохих условиях, сэр. Как вас здесь кормят?

Она смотрела на него с любовью и заботой. Он похудел, одежда болталась на нем как на вешалке. Черты лица болезненно заострились. Клер опасалась, что скудный тюремный паек, состоявший из хлеба, воды и небольшого куска мяса один раз в неделю, сильно подточил его силы.

Взгляд отца смягчился.

– Не волнуйтесь, – сказал он с улыбкой. – У меня великолепные апартаменты, – он указал на железную кровать, – отличный вид из окна, а теперь еще и чудесная компания.

Сморщив носик, Розабел оглядела камеру.

– А где матрас и подушка? И почему здесь нет хотя бы угольной жаровни? Нет, это ужасно.

– Мне много не надо, – заверил ее отец. – Отдельная комната, бумага и перо. Большего нельзя и желать.

«Кроме свободы, – подумала в отчаянии Клер. – Если бы я только могла вернуть ее тебе».

– Я полагаю, вы откажетесь от моей помощи из-за того, что сделал когда-то мой дед. Должно быть, вы презираете его за то, что он лишил тетю Эмили наследства.

– Я думаю, мистеру Холлибруку неприятно вспоминать об этом, миледи, – заметила Клер.

Розабел опустила голову, словно маленькая девочка.

– Простите, если я допустила бестактность, дядя. Это оттого, что я почти ничего не знаю о вас.

Гремя цепями, отец приблизился к окошку.

– Я думаю, ваше любопытство вполне объяснимо. Но я не могу поверить, чтобы вы пришли сюда с разрешения лорда Уоррингтона.

– Маркиз – очень строгий человек, – сказала Клер. – Именно поэтому мы должны немедленно уйти отсюда.

Розабел покачала головой:

– Нет, я еще не собираюсь уходить. – Она боязливо оглянулась и понизила голос до шепота. – Я должна передать вам нечто важное, дядя Гилберт.

После этих загадочных слов она опустилась на корточки, сдернула с корзинки покрывало и достала буханку хрустящего хлеба, банку малинового варенья и банку сливочного масла.

Отец удивленно выгнул бровь. Клер тоже смотрела на кузину, ничего не понимая. К чему такая таинственность вокруг обыкновенной еды?

– Как вкусно пахнет, – сказал отец. – Давно я не ел такого хлеба.

– Он не только вкусный, но и очень полезный. – Просунув хлеб сквозь прутья решетки, Розабел подмигнула дяде. – Он вам понравится во всех отношениях.

Клер переглянулась с отцом. Отец взял хлеб и нахмурился. С нижней стороны буханки виднелась узкая длинная прорезь, из которой он вытащил толстый металлический надфиль с зазубренными краями.

Клер испуганно зажала рот рукой и бросила взгляд в конец коридора. К счастью, тюремщик не выходил из своей комнаты.

– В тюрьму нельзя приносить такие вещи.

– А я принесла, – сказала Розабел, весьма довольная собой. – Я нашла эту штуку в сарае у садовника. Ну, разве я не молодец?

– Вы поступили безрассудно. За это вас саму могли посадить в тюрьму.

«Глупая, глупая девчонка. А я еще глупее, – подумала Клер. – Как я могла допустить такое?» Тем не менее, этот поступок доказывал, что Розабел не имела отношения к преступлениям Призрака. Иначе, зачем бы она стала вызволять из тюрьмы своего дядю?

Если только ее не терзает чувство вины…

– Вы не должны были подвергать себя такой опасности, – сказал отец, убирая надфиль обратно в хлеб. – Я благодарен вам за добрые намерения, но оставить это у себя я не могу.

Улыбка сползла с лица Розабел.

– Но вы должны вырыть подземный ход. Или перепилить решетку камеры. Это ваша единственная надежда!

– Моя единственная надежда – правда. Попытка к бегству равносильна признанию вины.

Розабел непонимающе смотрела на него.

– Но ведь вы действительно виноваты. Вы же Призрак. Вы тот самый дерзкий вор, который пробирался в дома аристократов и похищал драгоценности. Весь Лондон знает, что вы взяли рубиновую брошь миссис Данби и жемчужное ожерелье миссис Беркингтон и множество других вещей.

Клер бросила на отца предостерегающий взгляд.

– Вас это не должно волновать, миледи, – сказала она. – Я думаю, у мистера Холлибрука имеются друзья, которые ему помогут.

– Так и есть, – подтвердил отец Клер. – У меня есть очень хорошие знакомые, которые собирают доказательства моей невиновности.

Он улыбнулся дочери, слабой ободряющей улыбкой, от которой у нее сжалось сердце. Последние слова папы предназначались ей, а не Розабел. Он верил в свою дочь, хотя и не хотел причинять ей беспокойства.

Дрожащими руками она забрала у него хлеб и спрятала обратно в корзинку. Ей так много еще надо было ему сказать, так много сделать…

Розабел смотрела на дядю во все глаза.

– Подождите, я не понимаю. У вас же нашли бриллиантовый браслет леди Рокфорд. Это все знают.

– Вещи не всегда таковы, какими они нам кажутся на первый взгляд, миледи. Но я и так уже сказал достаточно. Остальное я приберегу до суда.

– Ну, теперь нам уже точно пора идти, – сказала Клер. – Всего доброго, мистер Холлибрук. Мы будем поминать вас в своих молитвах.

Она взяла в одну руку корзинку, другой схватила Розабел и потащила ее по коридору. Потом оглянулась, чтобы еще раз взглянуть на отца. Он держался за прутья решетки и смотрел им вслед.

Клер стало трудно дышать. В следующий раз она увидит папу только в зале суда. До назначенного дня осталось немногим больше недели, а она так ничего и не успела узнать. Клер была близка к панике.

Когда они вошли в комнату тюремщика, он мрачно взглянул на них, но, к счастью, больше не пытался посмотреть, что у них лежит в корзинке. Когда они дошли до середины коридора, Розабел выпалила:

– Нет, ты слышала, Брауни? Моего дядю обвинили несправедливо. Ты этому веришь?

«Всем сердцем».

– Он показался мне человеком, заслуживающим доверия, – не удержавшись, сказала Клер. – По-моему, он больше похож на школьного учителя, чем на преступника.

– Но ведь это значит… – Розабел умолкла, и в глазах ее вспыхнул лихорадочный огонь. – Это значит, что Призрак все еще разгуливает на свободе. И если я найду его, я спасу своего дядю!

Клер остановилась и посмотрела в лицо кузине.

– Даже не думайте об этом, – яростным шепотом сказала она. – Этим должна заниматься полиция.

– Но я тоже могу ему помочь. Сегодня вечером на балу у леди Хейвенден я могу расспросить гостей и найти свидетелей…

– Нет! – ужаснувшись, воскликнула Клер, Как ни хотелось ей освободить отца, она не могла допустить вмешательства Розабел. – Если вы начнете вести разговоры на эту тему, маркиз догадается, что вы побывали в тюрьме.

– Я не боюсь дедушку. Возможно, мне даже удастся уговорить его помочь дяде Гилберту.

– Гораздо более вероятно, что он сошлет вас в деревню на ближайшие двадцать лет. – Клер снова схватила Розабел за руку. – Забудьте о дяде. И не вздумайте кому-нибудь рассказывать о нашем визите сюда. Обещайте.

Розабел надулась и выпятила нижнюю губу.

– Ладно. Вечно ты портишь все удовольствие. Удовольствие. Вот как Розабел смотрит на жизнь. Для нее весь мир – яркий карнавал, созданный для ее удовольствия. Теперь с Розабел нельзя спускать глаз, иначе она опять что-нибудь натворит.

Они завернули за угол, направляясь к выходу, как вдруг Клер заметила высокого широкоплечего темноволосого мужчину, который, стоя к ним спиной, о чем-то разговаривал с охранником, проверявшим посетителей на входе. Его фигура и величественная осанка показались ей знакомыми…

Когда она поняла, кто это, она приросла к месту. Не может быть. Она отказывалась этому верить Саймон?

Глава 17

О, музыка, ты пища для любви!

Играйте же…^[20]

У. Шекспир «Двенадцатая ночь»

– Ох, что ты так щиплешься?! – пожаловалась Розабел. – Я же пообещала, что буду хорошей.

Клер потянула кузину назад. Если они успеют спрятаться за угол, то, может быть, сумеют избежать этой встречи.

– Здесь лорд Рокфорд, – шепнула она. – Должно быть, он узнал наш экипаж.

Розабел посмотрела в конец коридора и ехидно сказала:

– А теперь он узнал и нас.

Саймон, который успел сделать несколько шагов по направлению к ним, застыл как вкопанный. Несколько секунд они смотрели друг на друга, после чего он сделал странное движение, словно собирался скрыться от них, но тут же овладел собой и пошел им навстречу.

Первым побуждением Клер было развернуться и бежать без оглядки. Но здравый смысл подсказывал, что уже поздно прятаться… и притворяться.

После недавнего разговора с Розабел в картинной галерее, где она показала им портрет тети Эмили, он должен догадываться, зачем они здесь. И наверняка начнет отчитывать Клер за то, что она не смогла отговорить Розабел от безрассудной затеи. И что самое страшное – он может пожаловаться на нее лорду Уоррингтону.

– Леди Розабел, миссис Браунли. Какая неожиданная встреча, – сказал он с горьким сарказмом в голосе. Тем не менее, оставаясь джентльменом, он отвесил им вежливый поклон. На улице был сильный ветер, и его волосы растрепались. Клер удивилась тому, как просто он одет. На нем были обычные темные бриджи, сюртук темно-кофейного цвета, который удивительно шел к его карим глазам, самые простые черные высокие, до колен, сапоги и белый шейный платок, завязанный небрежным узлом. В таком Наряде он мог легко затеряться в уличной толпе.

Клер подумала, что только злой рок мог привести его в Ньюгейтскую тюрьму именно сегодня и именно в тот час, когда сюда пришли они с Розабел. Но почему у него такой… неприметный вид?

Он поднял голову, и она тут же осознала свою ошибку. Нет, никто не назвал бы Саймона неприметным. Его чеканные черты вылепил мастер своего дела. На его лице лежала печать жизненного опыта, загадочный взгляд темно-карих глаз мог свести с ума любую женщину.

У Клер перехватило дыхание. Он настолько хорош, что у нее подкашиваются колени. Разгоравшееся внутри ее пламя грозило растопить весь ее здравый смысл.

Клер распрямила плечи, чтобы не выглядеть совсем уж полной идиоткой. Не дожидаясь, когда он перейдет в наступление, она нанесла упреждающий удар:

– Добрый день, милорд. Каким ветром вас сюда занесло?

Он посмотрел на Розабел, которая невинно хлопала ресницами, затем снова на Клер.

– Это я должен вас об этом спросить.

– Мы здесь по делам благотворительности, – без запинки выпалила Клер. – А вы? – Ему не удастся уйти от ответа.

Он прищурился, явно недовольный ее настойчивостью.

– Я направлялся к своему адвокату и увидел у входа в тюрьму вашу коляску.

– Ну, я ему задам, – пригрозила Розабел. – Я же велела ему ждать нас на соседней улице.

– Значит, вы понимали, что вам не следует здесь появляться, – сказал Саймон тоном строгого отца. – Из-за своего безрассудного поведения вы можете попасть в неприятную историю.

Розабел снова прикинулась маленькой капризной девочкой.

– Мне хотелось поддержать моего бедного дядю. Ему так холодно и одиноко, к нему никто не приходит.

– Гилберт Холлибрук – опасный преступник. Кажется, я уже говорил вам об этом. И вам, кстати, тоже.

Он обвиняюще посмотрел на Клер. Ей хотелось выкрикнуть, что ее отец – порядочный человек, и обвинен несправедливо, но вместо этого она уставилась на Саймона холодным вызывающим взглядом. Если он настолько слеп, что не понимает, чья это была затея, значит, он совершенно не знает свою будущую невесту.

– Брауни тут ни при чем. Я сама виновата. Я затащила ее сюда обманом и уже попросила у нее прощения. – Потупив глазки, Розабел изобразила раскаяние. – Надеюсь, вы не расскажете о нашей встрече дедушке?

В конце коридора послышались чьи-то голоса. Саймон немного подумал, затем кивнул:

– Нет, если впредь вы будете вести себя осмотрительнее.

– Конечно, я ни за что больше не вернусь в это жуткое, грязное место. Здесь так ужасно пахнет!

Розабел поморщилась и передернула плечиками, пытаясь убедить Саймона в искренности своих слов.

– Советую вам больше прислушиваться к мнению тех, кто старше и опытнее вас. А сейчас идемте. Я провожу вас домой.

Он предложил Розабел руку, и она приняла ее.

Внезапно мужество оставило Клер, она почувствовала себя несчастной и слабой. И причиной тому была самая банальная ревность. Ей было невыносимо больно смотреть, как Саймон идет под руку с очаровательной Розабел.

«Я должна радоваться тому, что мы так ловко выпутались, – думала она, шагая за Розабел и Саймоном по коридору мимо разинувших рты охранников. – Я должна думать о том, как вызволить из беды отца, как найти тайник в спальне деда или в библиотеке, а вовсе не о том страстном поцелуе под дождем». Но как она себя ни уговаривала, она не могла не любоваться его ладно скроенной фигурой и густыми темными волосами, красиво спадавшими на белый шейный платок.

Они вышли на свет, и Клер заметила, что в Саймоне появилась какая-то напряженность. Продолжая беседовать с Розабел, он обежал внимательным взглядом толпившиеся на улице экипажи, словно что-то искал. Они подошли к его лошади, и Саймон начал ее отвязывать, продолжая осматриваться по сторонам.

Клер поразилась мелькнувшей у нее мысли: Саймон не знает, что их коляска стоит на соседней улице.

Но это же абсурд. Он сказал, что видел их экипаж. Или он зашел в тюрьму не для того, чтобы их найти? Но тогда зачем?

– Мы считаем, что она совершенно тебе не подходит, – заявила ему Амелия.

Саймон нахмурился, глядя на младшую сестру. Они стояли на галерее, возвышавшейся над бальным залом Хейвенден-Хауса, и сквозь кружевную зелень папоротников в горшках смотрели на гостей. Когда-то эта галерея служила площадкой для оркестра. Здесь их никто не мог подслушать.

Тем не менее, ему было неприятно, что Амелия завела этот разговор посреди бала. Он молча осушил бокал с шампанским. Спрашивать, что она имела в виду, не было нужды. Он и так понял, что «мы» – это все его сестры, а «она» – леди Розабел Лэтроп.

– В самом деле? – сказал он, помолчав. – Даже не знаю, как бы я жил без вашего мудрого руководства.

Как он и ожидал, его сарказм ничуть не смутил Амелию. В ее зеленых глазах светилась решимость, не предвещавшая ничего хорошего.

– Леди Розабел тебе не подходит, – твердо повторила Амелия. – Мы все сошлись во мнении, что она наскучит тебе раньше, чем закончится медовый месяц. Как только ты насытишься ее телом…

– С меня хватит. – Он резко поставил бокал на мраморное ограждение балкона. – Я не намерен обсуждать этот вопрос.

В действительности ему было неловко обсуждать столь интимные вопросы с Амелией, которая еще не так давно забиралась к нему на колени и просила почитать сказку. И даже то, что сейчас она сама ожидала ребенка, не могло избавить его от чувства неловкости.

Но Амелия, как ни в чем не бывало, продолжила:

– Она тебе надоест, и после этого тебе еще лет пятьдесят придется встречаться с ней за завтраком, пытаться поддерживать разговор, что невозможно в принципе…

– Я буду читать газеты.

– Ты будешь с ней ужасно несчастен, Саймон. Мне невыносимо думать об этом.

Она огорченно смотрела на него.

Все его раздражение мгновенно испарилось. Наклонившись, он поцеловал ее в щеку, как целовал когда-то в детстве перед сном.

– Спасибо за заботу, сестренка. Но я в состоянии сам выбрать себе невесту.

Сестры не знают – и никогда не узнают, – что он, строго говоря, не выбирал Розабел. Эту девушку ему назначила судьба после того проклятого пари. А у него не хватило ума признать свое поражение. Он решил, во что бы то ни стало доказать Гарри Мастерсону, что сумеет вылепить графиню из любой мало-мальски подходящей дебютантки.

Но леди Розабел, как ни странно, оказалась весьма неподатливым материалом. Ее ребяческое поведение начинало действовать ему на нервы. Она вела себя как маленькая капризная девочка и совершенно не годилась на роль жены и матери. Он еще не успел прийти в себя после столкновения с ней в Ньюгейтской тюрьме.

Увидев в глубине коридора ее и Клару, он словно наткнулся на невидимую преграду. Ему пришлось отказаться от намерения вытрясти из Холлибрука информацию о том, куда он подевал драгоценности. Он сказал девушкам, что узнал их экипаж, но потом, на улице, как последний дурак пошел не в ту сторону, и Клара его поправила. Ее подозрительный взгляд ему не понравился.

На секунду он даже подумал, уж не догадалась ли она об истинных причинах его появления в тюрьме, но он тут же успокоил себя мыслью, что о его связях с Боу-стрит не знают даже родные и самые близкие друзья.

Но узнают, если через неделю ему придется выступить свидетелем по делу Холлибрука, мрачно подумал он. Айлингтон до сих пор не вернулся из своей деревни на границе с Шотландией.

И, тем не менее, Саймон не мог избавиться от ощущения, что Клара о чем-то догадывается. Он всегда работал инкогнито и не представлялся своей настоящей фамилией. Но что, если Холлибрук дал газетчикам подробное описание человека, который его арестовывал? Настолько подробное, что Клара узнала его по этому описанию?

Чепуха. Даже Клара Браунли не может быть настолько прозорливой.

Он перевел взгляд в тот угол зала, где сидели пожилые матроны. В ярком свете хрустальных канделябров блестящие темные волосы Клары резко выделялись на фоне белых и серых чепцов. Декольте темно-синего платья открывало шею и грудь. Его снова окатило жаркой волной. Ну почему Клара такая неприступная?

Да, дело дрянь. В своей взрослой жизни он практически не знал отказа от женщин, и Клара стала первой, кто дал ему отпор. Вероятно, это его и привлекает, ради обладания этой женщиной он готов сдвинуть горы…

– Она не похожа на остальных, правда?

Он вздрогнул; Амелия смотрела на него, потягивая лимонад.

– Прости?

– Я говорю о Кларе Браунли. Ты смотрел на нее.

– Я искал леди Розабел, – напряженно ответил он.

Он перевел взгляд в другую часть зала, где выстроились танцующие пары. Если Розабел нет рядом с компаньонкой, значит, она должна быть среди танцоров. Потом он увидел, как к Кларе подошла леди Эстер и начала ей что-то грозно выговаривать. Саймону захотелось спрыгнуть с балкона и отогнать от Клер старую склочницу. Однако Клара, похоже, не нуждалась в защитниках. Она выслушала леди Эстер с высоко поднятой головой, затем царственно кивнула, поднялась со своего места и направилась к выходу.

Саймон с волнением следил, как покачиваются ее бедра.

– Ну, вот видишь, – услышал он голос Амелии, – ты следишь за каждым ее движением. А чем она тебе так понравилась?

– Оставь свои фантазии для пьес.

Он пытался догадаться, куда отправилась Клара. Слава Богу, что рядом стоит сестра, иначе бы он…

– Потому что она умна и ни на кого не похожа, вот почему, – ответила за него Амелия. – Она не из тех, кого легко запугать. Уж она-то не даст тебе спуску, и всегда будет говорить прямо в лицо то, что думает.

– Кошмар любого мужчины.

Амелия выгнула светло-каштановую бровь.

– Значит, Бенджамина следует пожалеть за то, что он женился на мне? А Маркуса за то, что он женился на Элизабет? А Томаса за то, что женился на Джейн?

Саймона поразили ее слова. Он резко повернулся к сестре.

– Я не понимаю, что ты предлагаешь. Чтобы я женился на Кларе Браунли?

– А почему нет? Только не говори мне всей этой чепухи про девственниц и дворянскую кровь.

– Это ты говоришь чепуху. – Он развел руками. – Она вдова с очень сомнительным прошлым и работает компаньонкой. На этом балу нет более неподходящей кандидатуры.

Амелия еще сильнее приподняла брови.

– Саймон, неужели ты придаешь значение таким предрассудкам? И это после всего, чему ты нас учил? Ты же сам говорил, что человек должен мыслить свободно.

– Я имел в виду политику и общие вопросы.

– В самом деле? А помнишь, как ты заставил меня пригласить на день рождения Пенелопу Торнберри? Ты сказал, что она не виновата в том, что уродилась такой застенчивой и у нее нет подруг.

– Это совершенно другое.

– Ну, да, – усмехнулась Амелия, – ведь Пенелопа – дочь герцога, а Клара – никто и потому не достойна внимания вашего величества.

– Не говори глупостей. Я обязан жениться на девственнице из хорошей семьи. А миссис Браунли занимает такое положение, что больше подходит на роль…

Саймон захлопнул рот. Он никогда не афишировал свои связи, хотя обзавелся первой любовницей в двадцать два года. К тому времени ему уже надоели безымянные женщины из борделей. К выбору любовниц он подходил очень осторожно. Он поселял их в своем доме в Белгрейвии на несколько недель или месяцев – до тех пор, пока они не становились слишком требовательными. Как только женщина начинала предъявлять на него какие-то права, он дарил ей дорогую побрякушку и выставлял за дверь.

Клара была совсем другой. С Кларой будет непросто уже с того момента, как она войдет в дверь его дома. Она будет изводить его своими колкостями, вместо того чтобы стремиться удовлетворить любое его желание. Он прекрасно знал, что так будет, и все равно лелеял мечту заманить ее в постель. Каждый ее вздох станет его наградой, каждый стон – достижением, крик наслаждения – триумфом.

– Она подходит на роль любовницы, – обвиняющим тоном закончила его фразу Амелия. – Вот что ты хотел сказать. Ты хочешь, чтобы Клара стала твоей любовницей.

Она произнесла это с таким отвращением, что Саймон устыдился. Пытаясь прекратить неприятный разговор, он использовал прием, который хорошо срабатывал раньше:

– Это не твое дело, Амелия. Оставим эту тему.

– Значит, ты намерен жениться на леди Розабел и одновременно погубить ее компаньонку? Так поступают только негодяи. Никогда не думала, что на это способен мой брат.

Она смерила его презрительным взглядом, круто развернулась и ушла с галереи, Саймон остался стоять, сжимая и разжимая кулаки. Неужели Амелия и впрямь верит, что он намерен содержать любовницу после того, как женится на леди Розабел? И неужели она и правда не понимает, что он не может жениться на такой женщине, как Клара? Это же просто нелепо.

Нелепо!

Очевидно, Амелия не понимает, что графский титул связывает его по рукам и ногам. Когда убили их отца; ей было всего три года. Она была слишком мала, чтобы осознать боль потери и понять, что к этой трагедии привела безрассудность Саймона. В пятнадцать лет ему пришлось стать главой семьи. И тогда он поклялся исправиться и стать таким человеком, которым мог бы гордиться отец. И он действительно многого достиг… как вдруг, откуда ни возьмись, появилась Клара и разрушила всю его налаженную жизнь.

«Вы уже доказали, что не имеете представления о чести».

Его до сих пор мучила эта фраза.

В присутствии Клары он не в силах себя контролировать. Нужно держаться от нее подальше. А может, наоборот: найти ее и дать, наконец, волю своим чувствам?

Подгоняемый этой мыслью, он спустился с галереи. Раз все считают его негодяем, он станет им. По крайней мере, будет не так обидно.

Клер положила руку на перила из красного дерева. По коридору, где располагались спальни хозяев и гостей, прошла стайка девушек, слишком занятых своим разговором, чтобы обратить на нее внимание. Клер гадала, куда могла исчезнуть Розабел.

Она уже заглянула во все гостевые комнаты, в столовую, где облаченные в ливреи лакеи расставляли на столах изысканные блюда, в библиотеку, где несколько стариков, в том числе и ее дед, пили бренди и спорили о политике. Потом сходила в гостиную – здесь было множество гостей; они смеялись и играли в карты. Клер заметила среди играющих лорда Фредерика: его бледный подавленный вид говорил о том, что удача опять обошла его стороной.

Но Розабел нигде не было. И Льюиса Ньюкома тоже.

Последний раз она видела Розабел, когда та танцевала с ним. На ней было необычайной красоты бледно-голубое платье с золотыми блестками, а на мистере Ньюкоме – винного цвета жилет и золотой фрак. Его светлые волосы рассыпались по плечам в художественном беспорядке. Клер удивилась, как они оказались в одной паре. Розабел пригласил на танец немолодой, сутулый лорд Фарли, но к концу первого тура ее рукой ухитрился завладеть мистер Ньюком. То, как они склонили друг к другу головы, как они улыбались, шептались и смотрели друг на друга… вся их манера общения показалась Клер какой-то уж слишком интимной. Потом она перестала их видеть за другими парами.

Как назло, их приметила и леди Эстер. Она подошла к Клер и, обмахиваясь платком, начала грозить ей пальцем.

– Я предупреждала вас, чтобы вы за ней следили. Я не потерплю, чтобы моя дочь проводила время в компании этого типа. Его мать была актрисой.

Похоже, тетю гораздо больше волнует низкое происхождение мистера Ньюкома, чем его никудышная репутация, подумала Клер и начала подниматься по лестнице. Если бы Розабел исчезла с Саймоном, леди Эстер сама запихнула бы их в спальню, чтобы принудить его жениться.

Сегодня Саймон снова ухаживал за Розабел и даже два раза с ней танцевал. Очевидно, он все еще лелеет надежду выиграть свое дурацкое пари. Клер старалась не смотреть на них. Каждый раз, когда она видела их вместе, ее охватывало чувство, которое можно было назвать только одним словом: ревность. У нее есть дела поважнее, чем страдать из-за надменного и слишком красивого аристократа…

– Это вы, миссис Браунли?

Клер оглянулась и посмотрела на мужчину, который стоял у подножия лестницы. Она сразу же узнала приятеля Саймона, который был с ним тогда в саду. У него было приятное лицо с большим носом и ясные карие глаза; его светло-каштановые кудрявые волосы непослушными прядями падали на плечи. Под темно-красным фраком виднелся желтый жилет. Все в нем было большое, яркое и незабываемое.

Она вдруг поняла, что он может быть ей полезен.

Клер спустилась по ступенькам.

– Сэр Гарри Мастерсон, – тепло приветствовала его она. – Какая приятная встреча.

Он улыбнулся широкой белозубой улыбкой:

– Бог мой, неужто это вы? Клянусь, я едва узнал вас. Вы так переменились со времени нашей встречи.

– Эти перемены – работа леди Розабел, – с сожалением заметила Клер. – Она временами бывает ужасно настойчивой. Вы, кстати, не видели ее сегодня?

В его глазах зажегся огонек интереса.

– Только не говорите, что Рокфорд опять потерял ее – как тогда в парке.

– Нет, ее разыскивает леди Эстер.

– Понятно.

Бросив взгляд на гостей, направлявшихся к ним по коридору, он утащил Клер к дверям, где они могли поговорить без помех.

– Ну, расскажите мне, как там у него дела с леди Розабел? Он уже успел ее приручить?

– Послушайте, она же не собака.

– Здесь я с вами соглашусь! Я то же самое сказал и… э-э…

– Лорду Рокфорду, – догадалась Клер. Она чуть не сказала «Саймону»! – Он думает, что сумеет заставить леди Розабел вести себя в соответствии с его кодом графини.

Сэр Гарри запрокинул голову и громко расхохотался, чем привлек внимание двух молоденьких девушек.

– Да, это вы, верно, заметили, – сказал он, утирая глаза. – Вот уж действительно: код графини. Вы совершенно верно ухватили его идею. Удивительно меткое замечание, учитывая, что вы почти незнакомы.

На нее нахлынуло воспоминание о том, как его губы прижимались к ее губам, как его руки ласкали ее грудь, и как он прижимал ее к своему мускулистому телу…

Чувствуя, что краснеет, Клер быстро проговорила:

– Граф часто навещает леди Розабел. А теперь прошу меня извинить. Мне нужно разыскать мою подопечную.

Кивнув ему на прощание, она успела заметить, что Мастерсон смотрит на нее с нескрываемым удивлением. Но ей некогда было над этим раздумывать, и она побежала вверх по лестнице. Сейчас она, думала только о том, что Льюис Ньюком мог затащить кузину в одну из спален.

Поднявшись на второй этаж, Клер остановилась, размышляя, в какую сторону ей идти. Леди Хейвенден жила в большом особняке. Коридоры вели влево, вправо и прямо. Наконец она пошла влево. Здесь никого не было, но снизу доносились музыка и приглушенные голоса. На стенах висели одиночные канделябры, отбрасывающие жутковатые тени.

Клер сразу отбросила мысль входить в каждую спальню без стука. Будет ужасно неловко, если вместо Розабел она потревожит кого-нибудь из гостей или хозяев. Она уже подняла руку, чтобы постучать в первую дверь, как в конце коридора заметила быстрое движение. Из одной комнаты вышел мужчина и закрыл за собой дверь. Она видела его лишь одно мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы узнать его. У нее замерло сердце. Это был коллега ее отца.

Мистер Винсент Граймз.

Глава 18

На то мужчине и дается речь,

Чтоб мог он в сети женщину завлечь.^[21]

У. Шекспир «Два веронца»

Клер нырнула в сумрачную пустую спальню и как можно тише прикрыла дверь. Прислонившись к ней, она попыталась справиться с подступающей паникой.

Что мистер Граймз может делать в Хейвенден-Хаусе? Он занимается наукой и преподаванием, как и ее отец. Увидев его здесь, она была поражена так же, как если бы увидела слона за чашечкой чая.

Когда они встретились в приемной у адвоката, мистер Граймз упомянул, что ему досталось большое наследство от тетушки. Он был тогда хорошо одет и подвез ее в собственном экипаже. Но она никогда не слышала, чтобы у него были связи в высшем обществе.

Клер приложила ухо к двери. Музыка, доносившаяся снизу, заглушала все остальные звуки. Ушел он уже или нет? И куда он направится: в гостиную играть в Карты или в бальный зал?

Клер с запозданием поняла, что ей следовало сразу подойти к нему и объяснить ситуацию. Ему можно довериться. Он не выдаст ее. Только бы они не столкнулись лицом к лицу на виду у всех. Если он назовет ее мисс Холлибрук, это будет катастрофа.

Ее вдруг поразила другая мысль. А что, если мистер Граймз столкнется с Саймоном и тот узнает в нем человека, который подвозил ее в экипаже? Что, если Саймон начнет расспрашивать его о ней и выяснит ее настоящее имя?

Первым делом он сообщит новость лорду Уоррингтону. Хорошо, что он хотя бы не рассказал, как встретил их с Розабел в Ньюгейтской тюрьме. Что-то в той встрече было неправильно, только у нее не было времени подумать что.

С этим можно будет разобраться позднее. Сейчас гораздо важнее найти кузину.

Клер открыла дверь и вышла в коридор. Неслышно пробежав по толстому зеленому ковру, она остановилась возле двери и тихо постучала. Никто не ответил, и она осторожно заглянула внутрь.

На прикроватном столике горела одинокая свеча в стеклянном подсвечнике. Судя по разбросанным вещам, здесь кто-то живет. На спинке стула висела шаль. Возле камина валялась мужская трость. Покрывало на большой кровати с балдахином было слегка отогнуто, взбитые подушки приглашали ко сну.

Но Клер не увидела ни Розабел, ни Льюиса Ньюкома.

Отступив назад, Клер закрыла дверь. В этом крыле оставалось еще множество спален, а ведь есть еще два крыла. Следует поторопиться.

Обернувшись, она на кого-то наткнулась и вскрикнула.

Подняв голову, она разглядела в полумраке темные волосы и скульптурные черты лица.

Саймон!

– Ну, миссис Браунли, похоже, мы обречены, встречаться в самых неожиданных местах.

Она стояла, прислонившись спиной к двери. Он подошел к ней очень близко, слишком близко. Серый фрак сидел на нем как влитой и подчеркивал его широкие плечи, а хрустящий белый шейный платок оттенял загорелое лицо. У нее опять подкосились колени. Как же она могла его не услышать? И что он здесь делает? Может быть, тоже пошел искать Розабел?

Вздернув подбородок, Клер решила воспользоваться ситуацией и задать ему интересующий ее вопрос.

– Гораздо более странной мне показалась наша встреча в Ньюгейтской тюрьме. Тем более что вы понятия не имели, где находится коляска Уоррингтонов.

Он криво усмехнулся:

– Значит, вы заметили.

– И вы явно испугались, когда увидели нас.

– Вы слишком наблюдательны.

– А вы слишком уклончивы, милорд. – Саймон слегка нахмурился, и она сказала тоном учительницы: – Хотелось бы услышать истинную причину вашего появления там.

– Тут нет никакой загадки. Я тоже хотел поговорить с Холлибруком. Ведь он украл браслет моей матери.

Клер внимательно посмотрела ему в глаза, но он ответил ей совершенно бесстрастным взглядом. Он не был похож на человека, который жаждет мести, однако она явственно ощутила исходившую от него угрозу. Саймон очень влиятелен и может использовать свои связи для того, чтобы наказать человека, посягнувшего на его добро. Клер была в отчаянии оттого, что не может, открыто защищать отца.

– А почему вы не сказали леди Розабел правду? – спросила она.

– Потому что Холлибрук – ее дядя. Я не хотел напоминать ей, что он совершил преступление против моей семьи. – Он опустил взгляд на грудь Клер. Его лицо мгновенно изменило свое выражение, и в уголках губ заиграла улыбка. – Довольно о нем. Лучше спросите меня, зачем я сюда поднялся.

Внутри у нее что-то перевернулось. Внезапная перемена в нем напомнила ей о другой опасности. Она отлично сознавала, как на нее может подействовать его близость и терпкий аромат духов. Господи, неужели он уже выведал правду у мистера Граймза и теперь воспользуется этим, чтобы затащить ее в постель?

Она инстинктивно закрылась руками.

– Зачем?

– Я хотел найти вас, Клара, чтобы насладиться вашим обществом.

От его бархатного голоса по рукам у нее побежали мурашки. Он откровенно соблазнял ее. Ей было страшно и одновременно приятно слышать его слова. Он все еще хочет, чтобы она стала его любовницей.

– К сожалению, вы напрасно тратите время, – сказала она. – У меня есть обязанности в отношении леди Эстер и леди Розабел. Прошу меня извинить.

Саймон раскинул руки и загородил ей проход. Она почувствовала себя в западне. Дубовая дверь холодила ей плечи, в спину упиралась резная, золоченая ручка. Саймон не дотрагивался до нее, но сама его близость была равносильна объятию.

– Теперь ваша очередь объясняться, – сказал он. – Скажите, что вы делали в чужой спальне посреди бала?

– Я искала леди Розабел.

– В спальне?

Саймон будет в шоке, если она скажет, что Розабел могла уединиться в спальне с Льюисом Ньюкомом.

– Я обошла весь дом и нигде не нашла ее. Я подумала: может, она устала и пошла отдохнуть?

– Должно быть, вы просмотрели ее в бальном зале. Судя по его небрежному тону, ему было безразлично местонахождение будущей невесты.

Его губы тронула опасно завлекательная улыбка. Он наклонился к Клер еще ближе.

– Милая Клара, я просто не могу вас отпустить от себя.

От этих слов она едва удержалась на ногах. Когда он обхватил руками ее талию, она ощутила неистовый прилив желания. Она поняла, что сейчас он ее поцелует. И что самое ужасное, с нетерпением ждала этого. Ее тело жаждало ласк, а голова послушно изобретала ему всяческие оправдания. Ну что значит один-единственный поцелуй? Почему бы ей не получить хоть чуть-чуть удовольствия? К тому же можно будет сравнить ощущения с тем поцелуем под дождем. Совсем не обязательно заходить слишком далеко…

Внезапно дверь подалась назад, и она утратила равновесие. Саймон незаметно повернул ручку. Подхватив Клер, он вошел в спальню и захлопнул за собой дверь. Затем прислонил Клер к стене, плотно прижавшись к ней всем телом. Она была высокой, но Саймон был еще выше. От счастья близости с ним у Клер перехватило дыхание. Полумрак, царивший в спальне, делал обстановку еще более интимной. Казалось, во всем мире были только они двое. Он прижался губами к ее лбу, его пальцы ласкали ее обнаженные руки.

– Клара, – сказал он низким хриплым голосом, – я поклялся, что больше не прикоснусь к вам.

– А я поклялась, что не позволю вам этого.

Клер положила ладони ему на грудь и почувствовала, как играют его мускулы под тонкой тканью рубашки. Она больше не могла себя сдерживать. Вот сейчас он поцелует ее, и она окунется в бездну плотского наслаждения, и воплотятся все ее горячечные фантазии, которые преследовали ее с того самого дня, как он впервые поцеловал ее. Она не хочет, чтобы он сделал это… о, как же она этого хочет!

– Я пытался держаться вдали от вас, – тихо говорил он. – Поверьте, мне было нелегко. Когда я вас вижу, я перестаю собой владеть.

– Да, это правда, – подтвердила Клер.

До встречи с Саймоном она не представляла, насколько сильным может быть вожделение. Чувствуя, как он прижимается к ее груди, она испытывала страстное желание слиться с ним еще сильнее. Ну, когда же он, наконец, поцелует ее…

Но он продолжал говорить своим бархатным голосом, от которого у нее кружилась голова:

– Вы должны понять: я не собирался преследовать вас сегодня. Но когда я увидел, как вы вышли из зала, ноги сами понесли меня вслед за вами.

– Так вы следили за мной?

Ей было приятно, что Саймон наблюдал за ней издалека.

Еще ни разу в жизни она не встречала мужчину, которого бы так щедро наградила природа. Звук его голоса гипнотизировал ее. Его запах действовал на нее опьяняюще. Его тело… напоминало, статую греческого бога. Но, к счастью, его скульптурное лицо и безупречное тело были созданы не из холодного мрамора, а из плоти и крови.

Его пальцы гладили ее шею, играя завитками на затылке.

– Я не должен был нарушать слово. Я знаю это. Но я хочу вас, Клара, и будь я проклят за это.

Интересно, он говорит это всем женщинам? Ей было уже все равно.

– Пожалуйста, Саймон. Поцелуй меня.

Больше не в силах ждать, она встала на цыпочки, обхватила его за шею и прижалась губами к его рту. На секунду он замер, но только на секунду. Он ответил на ее поцелуй с такой силой и нежностью, которые превосходили ее самые смелые фантазии. Он зарылся пальцами в ее волосы и раздвинул губы языком. Этот поцелуй не шел ни в какое сравнение с тем первым поцелуем. В этот раз он не застал ее врасплох, как тогда под дождем.

В этот раз она сама хотела этого поцелуя и отвечала ему со всем пылом нерастраченной любви.

Желание полностью подчинило себе ее разум, она забыла об осторожности и целомудрии и уже сама обнимала Саймона, издавая сладострастные стоны.

И ей показалось совершенно естественным, когда его рука коснулась ее груди и начала ласкать сквозь ткань платья. Когда он начал тереть пальцами кончики ее грудей, ее захлестнула волна наслаждения, которая моментально спустилась куда-то вниз. Ее ослабевшее тело просило все новых и новых ласк.

Он оторвался от ее рта и начал прокладывать дорожку из поцелуевк ее груди, выступавшей из выреза платья. Одновременно он не переставал ее трогать в самых разных местах, вызывая мучительную, сладкую боль. Осыпав поцелуями, холмики ее грудей, он провел языком по ложбинке между ними, затем отвел ткань лифа, слегка прикусил зубами сосок и погладил его пальцем.

Ее сердце забилось тяжелыми глухими ударами. Клер выгнулась назад и на мгновение очнулась.

– Саймон, – прошептала она, – мы не должны…

– Мы должны, – поправил он ее, приложив палец к ее губам. – Мы должны принадлежать друг другу.

Он поцеловал ее долгим поцелуем, от которого у нее захватило дух. Его руки обхватили ее бедра и плотно прижали к своим ногам. Сквозь несколько слоев одежды она чувствовала что-то длинное и твердое. Вместо того чтобы испытать смущение, она ощутила взрыв дикого, необузданного желания. Если бы Саймон не поддержал ее, она упала бы к его ногам.

Придерживая Клер за талию, он подвел ее к кровати, затем повернул к себе спиной. Он взял ее руку и обвил ее пальцы вокруг стойки кровати.

– Постой так, дорогая. Всего одну секунду.

В полуобморочном состоянии Клер ждала, когда он расстегнет крючки ее платья. Свеча на прикроватном столике бросала свет только на постель, вся остальная комната оставалась в тени. Голубое покрывало было немного откинуто, под ним виднелись белые хрустящие простыни и большие взбитые подушки.

Сознание снова проступило сквозь чувственный туман. Саймон раздевает ее. Он хочет близости с ней. Здесь и сейчас.

В панике она обернулась к нему.

– Остановись! Мы не можем. Я не могу.

Он прожег ее своим взглядом. Положив руки ей на плечи, он заглянул ей прямо в глаза.

– У тебя давно не было мужчины. Вполне естественно, что ты боишься.

Он думает, что она вдова. Он думает, что у нее уже был опыт общения с мужчиной. Какой же она была дурой, когда думала, что они ограничатся одним поцелуем.

– Но в этой комнате кто-то живет.

– Сейчас здесь никого нет.

– Но они могут вернуться.

– До полуночи еще далеко. Потом будет ужин, так что в нашем распоряжении несколько часов.

Он сделал попытку снова ее поцеловать, но Клер увернулась. Она завела руки за спину, пытаясь застегнуть крючки, которые он уже успел расстегнуть.

– Нет, мы не должны этого делать, – сказала она, пытаясь придать своему голосу уверенность. – Если я ввела вас в заблуждение, прошу меня простить. Я ухожу.

Он помог ей застегнуть платье. Потом его пальцы снова начали ласкать ее обнаженные руки, и она почувствовала его дыхание у себя на шее.

– Я пойду с тобой, – прошептал он. – Ты права, никто не должен нам помешать. Мы найдем место, где, кроме нас, никого не будет.

Ей были слишком приятны его прикосновения. Клер отступила от него на два шага.

– Я уже говорила вам: я не буду вашей любовницей.

Никогда.

Он попытался уговорить ее:

– Я не стану выяснять, что было у тебя в прошлом. Я не знаю, каким было твое замужество. Но я обещаю тебе наслаждение, Клара, – такое, какого ты даже не можешь себе представить.

Она вспыхнула. Что он имеет в виду? Она понимала, что это глупо, но ей хотелось узнать тайну плотского наслаждения. Ей хотелось лежать рядом с Саймоном, и чтобы он позволял себе все, что может позволить только муж.

Но он ей не муж и никогда им не будет. Таких, как она, он использует только для развлечения. Нужно уходить прямо сейчас, пока у нее еще есть на это силы.

– До свидания, Саймон, – твердо сказала она. – Я буду вам признательна, если вы выйдете отсюда не сразу, а спустя какое-то время. Я не хочу, чтобы кто-то увидел, как мы вместе выходим из спальни. Я могу потерять свое место.

Она направилась к двери, но он загородил ей дорогу.

– Клара, – сказал он, нежно погладив ее по щеке, – ты не должна работать. Позволь мне позаботиться о тебе. У меня есть дом в Белгрейвии, там тебе будет удобно. В твоем распоряжении будут экипаж, слуги, я куплю тебе кучу платьев и драгоценностей – столько, сколько ты пожелаешь.

Ее словно окатили ушатом воды. Гнев и обида уничтожили в ней всякие теплые чувства к нему. Она отбросила его руку.

– Я желаю сохранить свое доброе имя. Я желаю сохранить уважение к себе. И этого вам у меня не отнять.

Он издал возглас разочарования. Запустив пальцы в волосы, он спросил:

– Ты боишься, что я стану плохо с тобой обращаться? Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Хочешь книги? Я куплю тебе целую библиотеку. Тебе нравится музыка? У тебя будет самое лучшее фортепьяно. А хочешь, я найму оркестр и он будет играть для тебя… хоть каждый день…

– Я не хочу ничего. От вас мне ничего не надо.

Как она ни силилась сдержаться, слезы выступили у нее на глазах. Конечно же, слезы ярости. Она не хочет связывать свою жизнь с этим человеком – ни на каких условиях.

– Как вам не стыдно продолжать свои преследования? Как вы можете уговаривать меня стать вашей любовницей, когда собираетесь жениться на леди Розабел?

Он прямо встретил ее взгляд.

– А я уже не собираюсь.

– Что?

– Я передумал. Я больше не буду ухаживать за ней. Я вообще жалею, что заключил это нелепое пари.

Клер не знала, как реагировать на это заявление.

– Вы, наверное, шутите.

– Нет, – резко ответил он. – Что бы ты обо мне ни думала, я не тот человек, который может быть с двумя женщинами одновременно. И я выбираю тебя, Клара.

Обаятельный разбойник исчез. Он говорил искренне и твердо. И она вдруг поверила ему: окончательно и бесповоротно. Он готов отказаться от женитьбы и проиграть пари… ради нее.

«Я выбираю тебя».

Ни одна из его отточенных фраз не тронула ее так глубоко, как эти простые слова. Но это ничего не меняет. Она никогда не сможет войти в высшее общество, а он никогда не сможет сделать ей предложение.

Он стоял в полумраке и ждал ее решения. Он вдруг показался ей очень одиноким. Может быть, он испытывает к ней нечто большее, чем просто страсть? Может быть, ему, как и ей, нужны дружеская поддержка и… Любовь?

Ей не пришлось отвечать. Судьба сделала за нее выбор.

Где-то вдали послышался женский крик.

Глава 19

Двойная работа, двойная забота,

Огонь гори, котел кипи.^[22]

У. Шекспир «Макбет»

Крик ужаса пронзил Саймона насквозь.

Он оттолкнул Клару в сторону и выскочил за дверь. Его страсть мгновенно потухла, и вместо нее остался только ужас, который гнал его вперед. В памяти всплыла картина: отец и мать, лежащие в луже крови.

«Только бы это не повторилось».

Он пробежал по коридору и завернул за угол. На него налетела визжащая горничная. По ее щеке проходила угольная полоса, пухлые руки вцепились в Саймона.

– О-о! О-о, милорд!

Он встряхнул ее за плечи.

– Кто-то ранен?

– Н-нет. – Она разразилась рыданиями.

Саймон с облегчением отстранился. Не желая слушать ее истерику, он снова встряхнул ее.

– Успокойтесь. Расскажите мне, что стряслось.

– Это ужасно. Миледи… ее драгоценности… кто-то похитил их!

– Какие драгоценности?

– Леди Хейвенден, милорд. – Оглянувшись назад, девушка передернулась от страха. – Это опять Призрак, милорд. Призрак!

К ним подбежала Клара. Она услышала последние слова служанки, и на лице ее появилось странное выражение.

На лестнице послышались голоса. Гости торопились узнать, что случилось. Нужно было срочно пресечь распространение слуха о новом ограблении.

– Не смейте никому этого говорить, – приказал Саймон. – Призрак сидит в тюрьме. Это сделал кто-то другой. Вы меня поняли?

Горничная испуганно закивала, но по ее глазам было видно, что она этому не верит. Пусть не верит, решил Саймон, лишь бы она ни с кем не поделилась своими сомнениями. Ему необходимо собрать информацию до того, как здесь соберется толпа зевак.

Он помчался в конец коридора, где была распахнута дверь одной из комнат. Оттуда доносились два женских голоса: одна женщина причитала, вторая пыталась ее успокоить. Не постучав, Саймон ворвался в богато убранную спальню, выдержанную в бело-голубой гамме.

В камине пылал огонь. Серебряный канделябр с множеством свечей ярко освещал женские лица. Горничная в домашнем чепце стояла у прикроватного столика и лихорадочно рылась в обитой кожей шкатулке: Высокая немолодая женщина в зеленом шелковом платье сидела на табурете, прижимая к груди маленькую белую собачку.

Собачка приветствовала Саймона заливистым лаем.

– Тише, Дейзи, – сказала леди Хейвенден, поглаживая собачку. – Это лорд Рокфорд. Ты же помнишь его. – Она протянула Саймону руку. – У меня украли драгоценности. Что мне делать?

Он взял ее руку и принялся растирать холодные тонкие пальцы. Леди Хейвенден была подругой его матери и тоже потеряла мужа. Саймон с великим удовольствием скрутил бы злодея, который доставил ей огорчение.

– Расскажите, что пропало.

– Мое изумрудное ожерелье. У меня сломалась застежка на бриллиантовой броши, и я… я поднялась наверх, чтобы надеть вместо нее изумрудное ожерелье, но… оно исчезло.

Возле леди Хейвенден появилась Клара.

– Может быть, вы переложили его в другое место, миледи?

– Нет, – горестно сказала пожилая женщина. – Я храню все свои драгоценности в этой шкатулке. А шкатулка надежно спрятана в ящике прикроватного столика.

Надежно. Опытный вор обнаружит ее шкатулку и взломает замок в пять минут.

– Когда вы видели изумруды в последний раз?

– Сегодня вечером, когда готовилась к балу.

– Вы в этом совершенно уверены?

– Да, я не могла их не заметить. – По морщинистым щекам потекли слезы. – Хью подарил их мне в наше первое Рождество после свадьбы.

Опустившись перед ней на колени, Клара подала ей носовой платок.

– Как жаль, миледи. Представляю, как вы расстроены.

– Я подумывала надеть их сегодня вечером, но почему-то выбрала бриллианты. – Ее голос дрожал. Она вытерла слезы платком. Собачка положила лапы ей на грудь и заскулила.

Саймон отошел в сторону. Он вырос в окружении женщин и чувствовал себя свободно в их обществе, но так и не сумел привыкнуть к их слезам. Он бы предпочел встретиться с бандой преступников где-нибудь в темном переулке, чем смотреть, как плачет женщина.

Он осмотрел оконные рамы, но не заметил следов взлома. Господи! Холлибрука взяли почти месяц назад. И вот новое ограбление в высшем свете посреди бала. Если бы он не боялся выдать себя, он бы спросил у нее…

– Миледи, – спросила вдруг Клара, – вор не оставил в шкатулке цитаты из Шекспира?

– Что за чепуха, – сухо бросил Саймон. Тем не менее, он напряженно ждал ответа.

Леди Хейвенден прижала платок к побледневшим щекам.

– Вы хотите сказать, что это может быть дело рук Призрака? Но разве он не в тюрьме?

– Конечно, в тюрьме, – заверил ее Саймон. Он бросил Клер, предупреждающий взгляд. – Миссис Браунли просто забыла об этом.

Клара холодно посмотрела на него. Даже стоя на коленях, она умудрялась смотреть на него свысока, отчего ему снова захотелось сжать ее в своих объятиях. Господи, она достойная женщина: гордая, непокорная и в то же время такая страстная, такая податливая… Как он ошибался, Думая, что она отступится ради него от своих принципов. Она не сдалась даже тогда, когда он объявил о своем решении отказаться от леди Розабел.

Саймон вдруг понял, что стойкость, которая так восхищает его в Кларе, не сулит ему ничего хорошего. Она ни за что не согласится стать его любовницей. А значит, путь в ее постель лежит только через церковь.

Но об этом он не станет даже думать.

– Я вспомнила вас, миссис Браунли, – сказала леди Хейвенден. – Вы – компаньонка Розабел Лэтроп. Простите, что я отвлекла вас от ваших обязанностей.

– Все в порядке. Так вы не нашли никакой записки в своей шкатулке?

– Нет, ничего. Ты ничего не находила, Пруфрок? Горничная покачала головой. Это была полная сероглазая женщина средних лет. На лице ее читалось беспокойство.

– Нет, миледи, я не видела никаких бумаг.

– Значит, Призрак здесь ни при чем, – с облегчением сказал Саймон.

Через неделю дело будут слушать в суде. У него и без того хватает сомнений.

Клара нахмурилась, и все поглядывала на шкатулку, словно надеялась на другой ответ.

– Пруфрок, ее светлости необходимо подкрепить силы. Будьте так добры, принесите ей крепкого чаю и бренди.

– Сию минуту, мадам.

Пруфрок суетливо выбежала из спальни.

– Миледи, позвольте, я провожу вас, к камину. Там вам будет намного удобнее.

– Спасибо, моя дорогая. – Продолжая одной рукой прижимать к груди терьера, леди Хейвенден оперлась на руку Клары и медленно поднялась. – Я с удовольствием поболтаю с вами.

Они направились к кушетке, а Саймон смотрел на них, пораженный тем, что леди Хейвенден, одна из самых влиятельных дам в высшем свете, обращается с Кларой как с равной.

В коридоре послышались голоса. В дверь просунул голову Гарри Мастерсон. Саймон пошел ему навстречу. Обычно оживленное лицо Гарри сейчас было совершенно серьезным. Он посмотрел на Клару, которая усаживала леди Хейвенден на кушетку напротив камина, и, понизив голос, сказал:

– Я слышал крики. Горничная обмолвилась, что ее хозяйку ограбили.

– Да. Пропало изумрудное ожерелье.

– Скажи мне все. Гостей нужно как-то успокоить. Они ждут объяснений.

– Леди Хейвенден расстроена, но не теряет самообладания. Преступник скрылся.

– Господи. Опять Призрак.

Саймон стиснул зубы. Сколько можно произносить это имя?!

– Похоже, все только об этом и говорят. Скажи им, что на этот раз преступник не оставил цитаты из Шекспира. Это ограбление никак не связано с Призраком.

– Понял. Тогда я скажу, что леди Хейвенден просит всех вернуться в бальный зал и продолжать веселиться.

Гарри собрался уходить, но Саймон поймал его за руку:

– Будь другом, окажи мне еще одну услугу.

– Говори.

– Пошли кого-нибудь на Боу-стрит. Пусть направят сюда полицейских, чтобы по горячим следам опросить всех свидетелей.

– Спохватился! Я уже сам отправил туда человека.

Гарри ушел, а Саймон вернулся к прикроватному столику. Он вдруг вспомнил, что Гарри уже не в первый раз предлагает ему свою помощь при ограблении. Почти во всех делах, где был замешан Призрак, пропажу драгоценностей обнаруживали лишь на следующий день после ограбления, но дважды пропажу замечали сразу, в разгар празднества. И оба раза Гарри сдерживал напор гостей, выигрывая для Саймона время, в течение которого он мог лично осмотреть место преступления. Вот и сегодня Гарри, похоже, ничуть не удивился, услышав его распоряжение насчет полиции.

Может, он догадывается, что Саймон сотрудничает с Боу-стрит? И если его раскусил весельчак и гуляка Гарри, что говорить об остальных?

Саймон все время держался в тени, предоставляя все публичные действия полицейским. Но когда преступление происходило в то время, когда он находился в доме, он находил предлог для того, чтобы осмотреть место преступления. Сегодня ему тоже было чем оправдаться. Во-первых, он находился поблизости, во-вторых, хозяйка дома – его хорошая знакомая. Никому из гостей и в голову не придет, что человек их круга может заниматься таким грязным делом, как охота за преступниками.

Но Гарри знает о его прошлом. Так и не придя к окончательному выводу, Саймон решил подумать об этом позже. У противоположной стены спальни Клара сидела на кушетке рядом с леди Хейвенден.

Шкатулка, обитая изнутри алым бархатом, стояла открытой. Саймон не стал рассматривать драгоценности, поскольку леди Хейвенден утверждала, что больше ничего не пропало, зато осмотрел замок. Никаких царапин, свидетельствующих о взломе. Нужно будет выяснить, где хранится ключ от шкатулки.

Он взял канделябр и, подняв его над головой, осмотрел комнату. Всегда есть шанс, что злоумышленник нечаянно оставит какую-нибудь улику. Как Холлибрук, который обронил на месте преступления счет из бакалейной лавки.

Саймон заглянул в щель между прикроватным столиком и стеной, потом в ящик и за портьеры. Затем встал на корточки, изучая пол. Голубой, с золотом, ковер был тщательно выметен, на нем не было ни соринки.

Но под кроватью что-то блеснуло. Потянувшись, Саймон вытащил небольшой круглый предмет, который оказался медной пуговицей, украшенной резным орнаментом. Пуговица принадлежала мужчине и стоила недешево. На ушке пуговицы остались висеть обрывки ниток.

Судя по тому, что пол под кроватью тоже был идеально чистым, пуговица появилась там совсем недавно. Она не могла принадлежать лорду Хейвендену, поскольку тот умер десять лет назад. Ливреи лакеев в этом доме были украшены серебряными пуговицами. И если у леди Хейвенден нет любовника, что Саймону казалось совершенно невероятным, пуговица должна принадлежать грабителю.

Саймон постарался не выказать охватившего его возбуждения. Бросив взгляд в сторону камина, он убедился, что женщины не смотрят в его сторону, и убрал пуговицу во внутренний карман фрака.

Если его предположение, верно, то, судя по отличному качеству пуговицы, можно сделать вывод, что преступник очень хорошо одет. Может быть, он настолько отчаянный малый, что затесался среди гостей?

Он вдруг застыл, пораженный другой мыслью. А что, если это кто-то из высшего общества? Можно спуститься вниз и посмотреть, нет ли там человека, у которого не хватает пуговицы на сюртуке. Саймон поморщился. Ему не хотелось думать, что кто-то из его круга мог украсть драгоценности у леди Хейвенден.

Есть только один способ выяснить это.

Поднимаясь, Саймон вдруг заметил краешек белой бумаги под шкатулкой. Он поставил на место канделябр, приподнял шкатулку и взял в руки сложенный вчетверо листок. Формат и текстура бумаги были идентичны…

У него бешено заколотилось сердце. Не может быть.

Он несколько секунд смотрел на листок, затем медленно развернул и прочитал: «Словам без мыслей неба не достичь».

Цитата из «Гамлета». Снова Шекспир.

Когда Саймон отошел к дверям поговорить с сэром Гарри, Клер попыталась как-то утешить леди Хейвенден. Они сидели бок о бок на кушетке. Клер видела, что леди Хейвенден готова говорить о чем угодно, только не о краже. Она ловко вытянула у Клер подробности гибели ее несуществующего мужа. Клер пришлось сказать, что она осталась без средств к существованию и была вынуждена искать место компаньонки.

Потом сэр Гарри ушел, а Саймон вернулся к прикроватному столику и занялся осмотром места происшествия. Леди Хейвенден сидела к нему спиной, но Клер имела прекрасную возможность наблюдать за его действиями. Ей было нелегко сосредоточиться на разговоре: у нее до сих пор кружилась голова от поцелуев Саймона. Потом она заметила, что Саймон методично осматривает спальню, и в этой последовательности просматривалась некая устоявшаяся схема. Сейчас он совсем не походил на великосветского бездельника.

Впрочем, она смотрела на него другими глазами с того самого дня, как побывала у него в гостях. Она была тронута его обращением с матерью и сестрами потом искренней заботой о леди Хейвенден… и еще его признанием, что он не может быть с двумя женщинами одновременно.

«Я выбираю тебя».

При воспоминании об этих словах сердце ее радостно забилось, но она тут же заставила себя спуститься с небес на землю. Она ни за что не согласится на незаконную связь, хотя и польщена его предложением. Какой женщине не польстило бы внимание такого красивого, обаятельного мужчины? Он считает ниже своего достоинства ухаживать за ней по всем правилам.

– Я очень рада возможности познакомиться с вами поближе, миссис Браунли, – сказала леди Хейвенден тихим заговорщическим голосом, поглаживая собачку, сидевшую у нее на коленях. Годы сплели на ее лице сеть из морщин, но глаза оставались яркими и смотрели на Клер с пытливым интересом. – Вы, должно быть, хорошо изучили леди Розабел.

– Боюсь, что нет, – неуверенно ответила Клер, – ведь я заступила на работу всего две недели назад. – Она с ужасом вспомнила о Розабел. Вернулась ли она в бальный зал? Или все еще пропадает где-нибудь с Льюисом Ньюкомом? Что, если они занимаются тем же, чем занимались они с Саймоном? Боже, не допусти этого!

– Я знаю, что за ней ухаживает лорд Рокфорд. Он уже успел завоевать ее сердце?

– Я думаю, об этом лучше спросить у его сиятельства.

– Ах, мужчины болтают только о лошадях и политике. Их не волнуют такие важные дела, как женитьба, – во всяком случае, до тех пор, пока не приходит время обзаводиться детьми.

Клер покраснела. Она мгновенно вообразила себя в одной постели с Саймоном. Это видение невероятно смутило ее.

Она снова украдкой взглянула на Саймона. Он опустился на колени и рассматривал ковер. Потом засунул руку под кровать и достал оттуда какой-то небольшой предмет.

– Я думаю, их семьи будут счастливы, если эти двое соединятся, – шепотом сказала леди Хейвенден. Клер показалось, что она пытается выудить у нее какую-нибудь информацию о Розабел. – Интересно, сама леди Розабел понимает, как ей повезло? Она первая девушка, на которую он обратил внимание.

Саймон бросил взгляд на Клер, и она притворилась, что поглощена разговором.

– Да, так говорят.

Саймон спрятал найденную вещицу в карман. Интересно, что это было?

– Я думаю, его влияние на нее будет благотворным. Мне она кажется несколько легкомысленной, – продолжала Хейвенден.

«Несколько!»

– Она еще так молода, – ровным голосом сказала Клер.

– Возможно, хотя я всегда думала, что восемнадцать – идеальный возраст для замужества. – Леди. Хейвенден испытующе посмотрела на Клер. – Наверное, они объявят о помолвке на балу в честь ее для рождения.

– Она ничего не говорила мне об этом, миледи.

Сердце Клер затрепетало, как у пойманной птички. Саймон может снова начать ухаживать за Розабел, после того как она ему отказала. Он встанет перед ней на колени, умоляя принять его руку и сердце.

Саймон не нравится Розабел, но лорд Уоррингтон заставит ее принять предложение графа Рокфорда. В свое время он пытался выдать ее мать за старого герцога. Но Саймон не старик, а красивый мужчина в расцвете лет. Поэтому Розабел вряд ли станет сильно сопротивляться, если лорд Уоррингтон будет настаивать.

Саймон встал на ноги. Из бального зала снова полилась музыка. Саймон приподнял шкатулку, под ней оказался листок бумаги. Он нахмурился и взял его в руки.

Его поведение заинтриговало Клер. Почему у него такой расстроенный вид?

Продолжая поглаживать терьера, леди Хейвенден посмотрела на Клер:

– Возможно, они хотят преподнести всем сюрприз.

– Сюрприз?

– Я имею в виду помолвку. Я думаю, она не за горами. Лорд Уоррингтон, конечно, одобряет их союз?

– Да.

Клер видела, что леди Хейвенден не терпится услышать подтверждение того, что помолвка вскоре состоится. Похоже, ей нужна пища для сплетен. Она была бы в шоке, если бы узнала, что Саймон отказался от Розабел ради Клер.

Краешком глаза она видела, что Саймон развернул листок и смотрит на него застывшим взглядом.

– Я знаю, что его мать одобрила его выбор, – снова зашептала леди Хейвенден. – Она обладает большим влиянием на сына. Он стал ее главной опорой после той ужасной трагедии.

– Какой трагедии?

Лицо леди Хейвенден приняло печальное выражение.

– Много лет назад на его родителей напали разбойники. Отца застрелили на месте. Леди Рокфорд была ранена и так до конца и не поправилась.

Клер вспомнила, что Саймон как-то упоминал, что потерял отца в пятнадцать лет. Наверное, он был в школе, когда ему пришло это известие, и он помчался домой, страшась, что потеряет и мать. Неудивительно, что он так внимателен к ней. Должно быть, он очень сильно любит ее.

– Представляю, какой это был кошмар для него и для сестер.

– Честно говоря, мне немного стыдно поднимать шум из-за своих изумрудов, – сказала леди Хейвенден, понурив голову. – После того, что выстрадала моя дорогая подруга…

Дейзи заскулила и лизнула хозяйке руку. Леди Хейвенден крепче прижала ее к себе.

Клер преисполнилась сочувствием к Саймону. Она посмотрела в его сторону и увидела, как он убирает листок бумаги в карман. Поспешность, с которой он это сделал, заставила ее насторожиться. Зачем он забрал листок, который принадлежит леди Хейвенден?

Клер чуть не подпрыгнула. Возможно, этот листок оставил грабитель. Призрак.

Саймон нашел цитату из Шекспира?

Сердце ее забилось в ускоренном темпе. Не в силах сидеть на месте, она встала.

В комнату вернулась горничная леди Хейвенден.

– А-а, вот и Пруфрок. Будьте добры, разлейте чай, миссис Браунли. У меня все еще дрожат руки.

Клер застыла. Горничная поставила серебряный поднос на низенький столик. Саймон продолжал стоять возле шкатулки, никого не замечая. Может быть, он не хочет огорчать леди Хейвенден? Нужно узнать, что там написано, до того, как записку передадут полиции.

Клер разлила дымящийся чай, добавив в чашку леди Хейвенден ложку бренди.

– Это подкрепит вас, миледи.

– Присоединяйтесь, моя дорогая, – попросила ее леди Хейвенден. – И позовите лорда Рокфорда.

Помимо чайника, расписанного розами, на подносе стояли несколько тарелочек, вероятно, взятых из столовой. Здесь были сливовые тарталетки, присыпанные сахарной пудрой, ветчина и свежий хлеб с маслом.

Но у Клер не было ни малейшего аппетита.

– Хорошо.

Клер встала и подошла к Саймону. Погрузившись в раздумья, он мерил шагами спальню. Если он действительно нашел доказательство того, что Призрак все еще на свободе, это доказывает, что ее отец невиновен. И папу должны отпустить!

Безумная надежда вспыхнула и почти сразу погасла. Доказывает ли это, что ее дед не может быть Призраком? Если лорд Уоррингтон осуществил свою месть и засадил папу в тюрьму, какой смысл ему совершать новое ограбление?

Может быть, она ошибается и то, что написано на этом листке, не имеет значения?

Клер остановилась перед Саймоном. Он тоже остановился и нахмурился, недовольный тем, что она прервала его размышления. Сейчас его лицо было холодным и жестким. Ей показалось, что перед ней стоит совершенно незнакомый человек. Она не могла поверить, что полчаса назад он целовал ее, обезумев от страсти.

– Да? – сухо спросил он.

Клер глубоко ранила его холодность. Но на кону стояла жизнь ее отца, и она решительно проговорила:

– Саймон, нам нужно поговорить. Стук в дверь прервал ее.

Не извинившись, Саймон оставил ее и пошел открывать. Он что-то негромко сказал лакею, после чего пропустил в комнату крепкого мужчину в полицейской форме.

У Клер пересохло во рту. Полицейский с Боу-стрит! Если Саймон отдаст ему листок, она так и не узнает, что в нем написано.

Она поспешила подойти к ним и услышала, как полицейский сказал:

– Вам повезло, что человек ее светлости перехватил меня на Пиккадилли. Я только что сменился и собирался домой.

Он остановился, чтобы перевести дыхание, и Клер быстро сказала:

– Лорд Рокфорд, мне нужно вам что-то сказать. Саймон резанул ее ледяным взглядом.

– Чуть позже.

Он начал излагать события полицейскому. Клер стиснула зубы, чтобы не вмешаться. В любую секунду он может отдать записку полицейскому. Она уже решила для себя, что, если он сделает это, она выхватит ее у него из рук и прочитает. И пусть все узнают, что полиция схватила невинного человека, в то время как настоящий преступник разгуливает на свободе. В конце концов, от этого зависит жизнь ее отца.

Полицейский записывал показания Саймона в блокнот.

– Значит, вы прибыли первым на место происшествия, милорд. Вам удалось обнаружить какие-нибудь улики?

Клер приготовилась действовать. Но к ее удивлению, Саймон высокомерно посмотрел на полицейского и ответил:

– Позвольте вам напомнить, что поиски улик – ваша работа. И советую вам поторопиться. Я хочу, чтобы преступника поймали с поличным.

– Само собой, милорд, – сказал полицейский, закивав головой. – Первым делом я возьму показания у ее светлости.

В сопровождении Саймона, который не отходил от него ни на шаг, полицейский направился к леди Хейвенден. Недоумевающая Клер осталась стоять у двери. Саймон представил полицейского леди Хейвенден и слушал, как она дает показания. В любой момент он мог предъявить найденные улики.

Но отчего-то медлил. Может, она ошиблась, и это был обычный листок бумаги?

Нет, она видела, как изменилось его лицо, когда он прочитал то, что там было написано. Наверняка это было новое послание Призрака. Но почему он скрывает такую важную информацию? Почему?

Внезапно ответ вспыхнул у нее в мозгу. А что, если Саймон намеренно покрывает преступника? Что, если ему известно, кто на самом деле этот Призрак?

Нет, этого просто не может быть. Клер попыталась избавиться от этой мысли, но безуспешно. Если Саймон действительно кого-то покрывает, то он постарается скрыть доказательство того, что под арестом сидит невиновный человек.

Но кого он может покрывать? Ее деда или кого-то другого? Лорда Фредерика? Леди Розабел? Леди Эстер? Или этот человек не имеет отношения к семье Клер?

И еще. Если все эти ограбления были затеяны для того, чтобы посадить за решетку ее отца, зачем было совершать новое ограбление? Ведь оно ставит под сомнение его виновность.

Клер окончательно запуталась. Однако теперь визит Саймона в тюрьму приобрел новый, зловещий оттенок. Он сказал, что хотел посмотреть в глаза человеку, который обокрал его мать. Но что, если причина была иная? Может, его терзает чувство вины, оттого что за решеткой сидит невиновный?

Она уже не знала, что думать, но твердо понимала одно: Саймон каким-то образом связан с Призраком.

Похоже, приход полицейского сыграл ей на руку. Если бы она спросила Саймона о записке, он стал бы отпираться, что нашел ее, а потом при первой возможности постарался бы ее уничтожить.

Клер решительно выпрямилась. У Саймона есть улика, которая поможет ей освободить отца. И она сделает все, чтобы добыть листок, спрятанный во внутреннем кармане его фрака.

Даже если ради этого ей придется его соблазнить.

Глава 20

Отчаянье не искушай, дитя…^[23]

У. Шекспир «Ромео и Джульетта»

Саймон вставил ключ в парадную дверь своего дома в Белгрейвии, готовый в любую секунду броситься вдогонку, за Кларой, которая покорно стояла рядом с ним на крыльце. В лунном свете ее лицо казалось загадочным. Одной рукой Саймон придерживал ее за талию. Всю дорогу она непринужденно болтала, но он не мог не почувствовать, что она скована и напряжена.

Он боялся, что она опять передумает и убежит в темноту.

Всего полчаса назад, когда он вышел от леди Хейвенден, собираясь отправиться на поиски обладателя медной пуговицы, из коридора навстречу ему шагнула Клара. В тот момент он ломал голову над загадкой нового послания Призрака, но манящий взгляд ее голубых глаз не мог оставить его равнодушным. Положив руки ему на грудь, она тихо произнесла:

– Я приняла решение, Саймон; Я буду твоей любовницей.

В его жилах вновь закипела кровь. В одну секунду она разожгла в нем пожар. Но обстоятельства не позволяли ему отдаться своим желаниям. Он должен расследовать преступление и выяснить, кто оставил под шкатулкой записку.

До чего же неподходящий момент!

Он взял ее за запястья и поцеловал ладони. Нежность ее кожи причиняла ему почти физическую боль.

– Клара, дорогая, ты не пожалеешь об этом. К завтрашнему вечеру все будет готово к твоему переезду…

– Нет! Сегодня. До завтра я могу передумать. Я знаю, что я передумаю!

Ее колотила нервная дрожь, и Саймон понял, что, если не увезет ее в Белгрейвию прямо сейчас, она действительно может передумать, и тогда он потеряет ее навсегда. Должно быть, ей пришлось собрать все свое мужество, чтобы решиться на такой грех. Клара считает, что отношения мужчины и женщины должны быть освящены браком. Наверное, он будет ее первым мужчиной после мужа.

Эта мысль подействовала на него возбуждающе. Нужно решаться немедленно.

– Я только скажу пару слов леди Хейвенден.

– Это обязательно?

– Она просила меня вернуться, – соврал Саймон. – Я только скажу, что уезжаю.

Пока Клара ждала его в коридоре, Саймон незаметно передал пуговицу полицейскому, распорядившись поискать ее владельца среди гостей. Потом Клара отдала лакею записку для леди Эстер. Когда они, наконец, вышли из дома через черный ход, она выглядела очень взволнованной и счастливой, но Саймон не мог избавиться от ощущения, что она все еще сомневается в правильности принятого ею решения.

Даже сейчас, в темноте, он чувствовал, как она напряжена. Ему не терпелось заставить ее расслабиться и раствориться в чувственном наслаждении. Когда она будет лежать под ним обнаженная, она забудет все свои страхи и сожаления.

Он не сомневался в этом.

Саймон толкнул дверь и пропустил Клер в слабо освещенную прихожую. На маленьком столике возле лестницы горела масляная лампа. Клара сделала несколько неуверенных шагов, потом остановилась, разглядывая натюрморты, висевшие на бледно-оливковых стенах, темный мраморный пол и высокие белые колонны.

– Как на итальянской вилле, – сказала она.

Его позабавило ее удивление. Он подошел к ней и обнял.

– А ты ожидала увидеть красный бархат и картины с обнаженными женщинами?

Она строго посмотрела на него своими голубыми глазами.

– Да, что-то в этом роде. Я думала, обстановка будет соответствовать тем безобразиям, которые здесь происходят.

Саймон усмехнулся:

– Безобразиям? Я принимаю это как вызов. Вот увидишь, я заставлю тебя переменить свое мнение.

Прижавшись губами к ее рту, он начал ее целовать. Ее тело напряглось, но губы были мягкими и раскрылись, позволяя ему проникнуть внутрь. Этого было достаточно, чтобы свести его с ума. Ему приходилось себя контролировать, чтобы не испугать ее слишком сильным напором. Она должна доверять ему. Он осторожно гладил ее лицо, шею, волосы. Только после того как она немного расслабилась, он опустил руку к ее мягким округлым бедрам.

Она просунула руки ему под фрак, отчего у него так забилось сердце, что он едва не задохнулся. Неловкие движения ее ладоней были эротичнее уверенных ласк куртизанок. Внезапно он почувствовал, что ему мешает одежда. Расстегивая ее накидку, он касался подушечками пальцев ее обнаженной шеи. Между ног ее кожа должна быть ее теплее и шелковистее.

Он не мог дождаться, когда их обнаженные тела сольются в одно целое.

Словно в ответ на его мысли, Клара тихо застонала. Его обдало жаром; он жаждал обладать этой женщиной, а до ближайшей кровати еще нужно дойти. Не отрываясь от ее губ, он начал подталкивать ее назад, в полумрак гостиной.

Вдруг он услышал чьи-то шаги. Шаги приближались, потом начали быстро удаляться.

Клара замерла и обернулась, вглядываясь в темноту.

– Кто там?

– Это всего лишь миссис Багли, моя экономка. Наверное, она слышала, как мы вошли.

– Я думала, здесь никого нет.

– Здесь действительно никого нет, кроме миссис Багли и ее мужа. Не волнуйся, они не любопытны.

– Но она, должно быть, видела нас.

Клара занервничала. Нахмурившись, она прикусила нижнюю губу.

Его плоть мгновенно отреагировала. Черт, необходимо себя контролировать. И вообще, о чем он думал, когда собирался взять ее на кушетке в гостиной? Если он испепелит себя впервые две минуты, у него не получится соблазнить ее так, как он планировал.

Но прежде нужно избавиться от проклятой записки. Не дай Бог, она выпадет из кармана. Клара слишком догадлива, чтобы не понять важность этого документа, а он намеревался показать ее только магистрату.

– Идем, – сказал он. – У меня кое-что есть для тебя. Он взял лампу и, обняв Клер за талию, повел ее к себе в кабинет. Другим женщинам он запрещал входить в эту комнату, но сегодняшний вечер был исключением.

Сама Клара была исключением.

В ее глазах вспыхнул интерес. Она с любопытством оглядывалась по сторонам, отмечая все: и стол красного дерева, и удобные кресла у камина, и стеллажи с книгами. Она подошла к одной полке и принялась читать названия на корешках.

– Чосер, Цицерон, Конгрив.^[24] Ты расставил книги в алфавитном порядке, хотя разумнее было бы сделать тематические разделы: проза, поэзия, философия…

– Каталогом занимались Багли.

– Хм-м…

Судя по лицу Клары, ей не терпелось немедленно расставить книги в правильном порядке. Он представил, как будет сидеть у камина – не сейчас, а как-нибудь потом, – а Клара будет заниматься книгами, и они будут разговаривать. Он встанет, чтобы достать ей книгу с верхней полки, но вместо этого начнет гладить ее груди и целовать ее до тех пор, пока они оба не упадут на ковер, расстеленный у камина…

– Но почему ты устроил библиотеку именно здесь?

– Я купил этот дом не только для развлечений. Я часто бываю здесь один. Эта комната – мое убежище.

Он почти никому не признавался в этом. Только Гарри знал его секрет. Но даже Гарри не знал, что Саймон часто работает здесь по заданию Боу-стрит. Сколько дней и ночей он просидел за письменным столом, тщетно пытаясь разгадать смысл цитат, оставленных Призраком.

Но последнюю цитату оставил кто-то другой. Это не мог быть Гилберт Холлибрук.

Саймона кольнула неприятная мысль, что он посадил за решетку невинного человека. Мысль была настолько неприятной, что даже несколько остудила его пыл.

Передав лампу Кларе, которая увлеклась изучением его библиотеки, он подошел к письменному столу. Он уже бесчисленное количество раз перебрал в голове доказательства вины Холлибрука.

Холлибрук ненавидел аристократов. На месте последнего преступления был найден счет из бакалейной лавки на его имя. Бриллиантовый браслет матери Саймона был найден в ящике его письменного стола.

Не может быть, чтобы преступление совершил кто-то другой, а улики подбросил Холлибруку.

Значит, сегодня кто-то просто скопировал его почерк, чтобы сбить следствие с толку. Записка была написана печатными буквами, как и все остальные записки Призрака, но некоторые отличия все же были. Нужно будет утром сравнить.

Саймон снял фрак и шейный платок и бросил их на стул. Его связной Томас Крампс заступит на дежурство только завтра, так что впереди у него еще целая ночь.

И он собирался насладиться этой ночью сполна.

Он взял бокал и, плеснув в него коньяку, вернулся к Кларе. Увидев, как ее пальцы легко дотрагиваются до корешков книг, он мгновенно пришел в состояние полной боевой готовности.

Клара повернулась к нему. Ее большие голубые глаза широко раскрылись, когда она увидела его в одной рубашке с расстегнутым воротом. Она казалась испуганной, словно впервые видела полуодетого мужчину. Может, ее муж был таким пуританином, что раздевался только в темноте? Если так, то ее ждут приятные открытия.

Тем не менее, он испытал укол ревности. Ему не хотелось думать, что до Клары дотрагивался какой-то другой мужчина, хотя бы и в прошлом. Это собственническое желание было глупым и иррациональным, потому что он никогда бы не привел сюда Клару, если бы она была неопытной девушкой.

Клер быстро овладела собой и улыбнулась ему:

– Ты сказал, что у тебя что-то есть для меня. Это книга?

– Нет, я хотел предложить тебе выпить. Это придаст тебе смелости.

Саймон протянул ей бокал, но Она покачала головой:

– Я не пью спиртное.

– Да ну же, всего несколько глотков. Это поможет тебе расслабиться.

На самом деле Саймону был нужен повод, зайти в кабинет, чтобы оставить там фрак и записку. Он сумел бы распалить Клару и без горячительных напитков.

Он поднес бокал к ее губам и влил несколько капель янтарной жидкости в рот. Она проглотила ее и закашлялась, отстранив его руку.

– Что это?

– Отличный французский коньяк.

– Он обжигает.

– Иногда это даже приятно.

Не сводя с нее глаз, он поднес бокал ко рту и стал пить с той стороны, где пила Клара. Он почти не почувствовал вкуса: его волновала реакция Клары.

Ее губы слегка приоткрылись, глаза потемнели. Должно быть, она вспоминает их поцелуй и ждет продолжения.

Он, не глядя, поставил бокал на ближайшую полку и обнял Клару за тонкую талию. Потерся губами о ее губы, наслаждаясь вкусом коньяка и ее нетерпением.

– Идем наверх, – прошептал он.

Взяв лампу, он повел ее к двери. Но на пороге Клара вдруг остановилась и оглянулась.

– А где твой фрак?

– Он вряд ли пригодится мне сегодня ночью.

Она даже не улыбнулась. Уклонившись от его поцелуя, она вынырнула из его рук, схватила со стула фрак и шейный платок и прижала их к груди.

– Я не хочу, чтобы миссис Багли нашла наши вещи разбросанными где попало.

Саймон уже забыл, когда встречал женщину, которую могли смутить подобные мелочи. Его затопила нежность. Ему захотелось во всем угождать Кларе, исполнять любые ее капризы.

Но только не сейчас.

Он мягко забрал у нее фрак и бросил обратно на стул.

– Не беспокойся, дорогая. Сюда никто не войдет без моего разрешения.

– Но…

– Никто не войдет, – твердо повторил он и вывел ее из кабинета.

Он больше не мог допустить, чтобы что-нибудь еще отвлекло ее внимание, поэтому быстро поставил лампу на столик, подхватил Клару на руки и начал подниматься по лестнице.

Ахнув, она обвила его шею руками и прижалась к нему.

– Что ты делаешь?

– То, что должен был сделать в ту ночь, когда мы встретились.

Господи, какое же это счастье – нести ее на руках, когда ее грудь прижимается к его груди… Он снова почувствовал тонкий горьковатый аромат лаванды.

– Я должен был отнести тебя тогда в этот дом и больше никогда не выпускать.

Она перестала хмурить брови и улыбнулась, глядя на него сияющими глазами.

– Тогда ты бы этого не сделал. Я выглядела ужасно.

– Да, – признал он, догадываясь, что честность понравится ей больше, чем неискренние заявления о любви с первого взгляда. – Но ты забыла, что я некоторое время держал тебя в своих объятиях. Думаешь, я не понял, какие великолепные формы скрывались под твоим балахоном?

Сейчас он понимал это еще лучше. Он горел желанием увидеть ее тело, скрытое под несколькими слоями одежды. У него даже мелькнула безумная мысль раздеть ее прямо здесь, на лестнице.

– Зачем ты скрывала свою красоту? Она опустила ресницы.

– Я хотела выглядеть серьезнее и старше. Иначе меня не взяли бы в компаньонки. – Уткнувшись лицом ему в шею, она спросила: – Ты, правда, считаешь меня красивой?

Любая другая женщина задала бы этот вопрос, напрашиваясь на комплимент. Но Клара, похоже, действительно сомневалась в своей привлекательности. Ее робкий вопрос показался ему очень трогательным. И снова у него сжалось сердце, а к горлу подступил комок.

– Красивая – неподходящее для тебя слово, Клара, – хриплым голосом сказал он. – Красивыми бывают цветы. Красивой можно назвать луну. А ты… ты самая восхитительная женщина, которую я когда-либо встречал.

Он видел, что Клара польщена его комплиментом.

– Спасибо, – сказала она, не поднимая глаз.

– Ты мне не веришь.

– Трудно поверить, когда тебя превозносят в таких выражениях, – сказала она, снова став похожей на гувернантку. – Только не подумай, что я не рада твоим словам… не обращай внимания. Это не имеет значения.

– Нет, это имеет значение.

Саймону было очень важно убедить ее в своейискренности. Они уже были на втором этаже и шли в его спальню. Когда они вошли в темную комнату, он осторожно посадил Клер на кровать и взял в ладони ее лицо.

– Ты околдовала меня, Клара. Ты – изумительная женщина, моя женщина. В этом не может быть ошибки.

– Тогда ты – мой мужчина.

У него подпрыгнуло сердце, хотя он слышал эти слова множество раз от других женщин. Он направился к двери.

– Подожди меня здесь, дорогая. Я только схожу за лампой.

Саймону пришлось сделать над собой усилие, чтобы оставить ее одну. Он не хотел ни на секунду отрываться от ее тела, но желание видеть это тело было еще сильнее. Он должен видеть, как в ее глазах вспыхнет страсть и как она растворится в блаженстве.

Подгоняемый этой мыслью, он сбежал вниз по лестнице, схватил лампу и, шагая через ступеньки, примчался обратно. И снова его подстегивал знакомый, противоречащий логике страх, что Клара сбежит. Исчезнет, оставшись только в его мечтах.

Войдя в спальню, он с облегчением выдохнул. Она стояла возле кровати, луна освещала ее высокую тонкую фигурку с гордой осанкой.

Она сняла свою накидку и, подняв руки, пыталась расстегнуть крючки на спине. Он замер, очарованный этим зрелищем.

Она застенчиво посмотрела на него.

– Что-то у меня не получается. Ты не мог бы мне помочь?

Саймон чуть не выронил лампу. Захлопнув дверь ногой, он торопливо прошел вперед и поставил лампу на прикроватный столик.

– С удовольствием, дорогая. По правде, говоря, я собирался сделать это сам.

Клара опустила руки.

– О-о! Извини. Я не думала…

Что ее так удивляет? Разве она не знает, как это приятно – раздевать друг друга? Должно быть, ее муж был совершенным неумехой в постели и заботился только о собственном удовольствии. Если она не слишком искушена, ему будет нетрудно завоевать ее.

Но пока он сам чувствовал себя неумехой. У него тряслись руки, он с трудом справился с крючками ее платья. Когда он опустил верх платья и обнял Клару за талию, затянутую в корсет, то задохнулся, как неопытный юнец, обнимающий свою первую девушку.

Он плотно прижал Клару к себе, зарывшись лицом в ее душистые волосы. Теперь до конца жизни аромат лаванды будет действовать на него возбуждающе. Его руки медленно поднялись вверх и начали ласкать холмики грудей, стянутых корсетом.

Она запрокинула голову, ее дыхание стало горячим и прерывистым. Ее пальцы погладили его подбородок.

– Не убирай своих рук, Саймон. Прошу тебя.

В ее голосе прозвучала такая тоска, что он едва сдержался, чтобы не бросить ее на кровать. «Я должен себя контролировать, – осадил себя Саймон. – Ведь мы еще даже не разделись».

Медленнее. Нужно действовать как можно медленнее.

Усилием воли он умерил свое желание. Он долго и нежно гладил полушария ее грудей, их кончики напряглись, выпирая сквозь ткань корсета. Он водил вокруг них пальцем, а Клара выгибалась и тихо вздыхала.

Она прижалась к нему бедрами, и его плоть напряглась и задрожала, требуя удовлетворения. Но Саймон твердо решил не выпускать своего тирана на волю раньше времени. Эта ночь должна стать для Клары незабываемой.

Он начал вытаскивать шпильки из ее волос, одну за одной, складывая их на прикроватный столик. Роскошные темные локоны упали ей на спину, доставая до талии. Саймон пришел в восторг. Он расшнуровал корсет и просунул руки под юбки. Ее кожа была нежной и теплой в потайных местах, которые он трогал впервые.

– Ты понимаешь, как ты прекрасна? – прошептал он ей в ухо. – Ты – совершенство, и я грезил, как буду трогать тебя здесь, – он накрыл рукой ее обнаженную грудь, – здесь, – его рука сжала ее талию, – и здесь.

Легким, как перышко движением он погладил ее между ног, и Клара задрожала от нетерпения.

– Я хотел тебя с той самой минуты, когда мы встретились. Можешь не верить, но это правда. Ни одну женщину я не хотел так, как тебя.

А ведь это и в самом деле правда, с удивлением понял Саймон. Он не помнил, чтобы у него когда-нибудь сжималось сердце от того, что он обнимал женщину. Он без труда мог представить себе, как живет вместе с Кларой и занимается с ней любовью всю оставшуюся жизнь.

Нет, он не должен так думать. О будущем можно подумать позже. Только не сегодня ночью.

– О, Саймон, я чувствую то же самое. Ты не подумаешь обо мне плохо, если я…

Она попыталась стащить с себя платье. Осознав, что мешает ей, Саймон убрал руки. Ее лихорадочное состояние передалось ему. Он отбросил свой план раздевать ее медленно, целуя каждый дюйм ее тела. Вместо этого он сорвал с нее платье и торопливо сбросил свою одежду на пол.

Когда они остались стоять обнаженные, Клара сделала попытку спрятаться под простыней, но он удержал ее.

– Подожди. Я хочу посмотреть на тебя.

Он положил руки ей на плечи и смотрел на ее полные груди с плотными коралловыми бутонами сосков, на мягкий изгиб ее бедер и темное гнездышко, закрывающее вход. У нее были длинные стройные ноги, изящные лодыжки и… черт, даже пальцы на ногах, утопавшие в голубом ковре, были восхитительны. А ее лицо… ему никогда в жизни не надоест смотреть на эти прекрасные черты, на ее аккуратный носик, на ее губы, которые так редко улыбались, на ее бездонные голубые глаза, взгляд которых проникал ему в самую душу.

Она тоже смотрела на него. Ее взгляд скользнул по его плечам и груди и остановился на гордо восставшей плоти. Ему отчаянно хотелось, чтобы она дотронулась до нее. Но она не сделала этого. Она посмотрела, потом закрыла глаза, потом посмотрела снова. Ее щеки порозовели от смущения.

Она прерывисто вздохнула.

– Саймон… Не знаю, могу ли я…

– Ты можешь. Просто у тебя давно этого не было. Доверься мне, дорогая.

С этими словами Саймон откинул покрывало и повалил ее на прохладные белые простыни. Ощутив под собой ее тело, он испытал такой взрыв наслаждения, что из его горла вырвался хриплый стон. Глаза Клары потемнели, веки были полуопущены. Она прерывисто вздохнула, призывая его к действию.

Он понимал ее чувства; он и сам испытал невероятное возбуждение, ощутив непосредственный контакт с ее кожей. Прижимаясь к ней всем телом, чувствуя под собой ее мягкие женственные формы, он поцеловал ее долгим поцелуем. Как ни странно, сейчас, когда они оказались в постели, он находил в себе силы сдерживать нетерпение.

Клара робко, почти застенчиво провела пальцами по его груди и плечам, с любопытством разглядывая его. Он видел, что она тоже возбуждена, но хотел дождаться момента, когда она будет готова так же, как он.

Проложив дорожку поцелуев от ее горла к груди, он подумал, что может опьянеть от одного прикосновения к ее нежной коже. Он задохнулся, прикоснувшись губами к ее груди, потом потерся об нее щекой. Лизнув ее сосок, он легонько подул на увлажнившийся бутон.

Клара застонала, запустив пальцы в его волосы. Прижавшись щекой к ее груди, он чувствовал, как бьется ее сердце. Он переключился на другой сосок, сжавшийся в тугой комочек. Стараясь не испугать Клару, Саймон осторожно провел рукой по ее животу, спускаясь вниз, и легкими как перышко движениями стал гладить ее между ног в ожидании, когда она как следует увлажнится.

Клара закрыла глаза, дыхание ее стало неровным, бедра задвигались в ритме любви. Она выгнула спину и широко раздвинула ноги, приглашая его войти. При виде этой картины Саймон больше не мог себя сдерживать. Он видел, что Клара полностью готова принять его, и вошел быстрым мощным толчком.

Наткнувшись на препятствие, он преодолел его и вошел глубже. Клара коротко вскрикнула, и он напряженно застыл, но она притянула его к себе и обхватила его спину ногами.

– О, Саймон, – простонала она и задвигала бедрами, стараясь впустить его как можно глубже в горячие шелковистые глубины своего лона.

Их сплетенные тела двигались в быстром и яростном ритме любви. Он видел, когда Клара достигла высшей точки наслаждения. Она задрожала, выкрикивая его имя, и он извергнул в нее свое семя. Взрыв наслаждения был таким мощным, что его затрясло. В изнеможении он упал на нее. Он упал на Клару.

Еще никогда в жизни он не испытывал такого беспредельного счастья. «Как же я раньше этого не понимал?» – подумал Саймон. Ему хотелось лежать так вечно: уткнувшись лицом в ее волосы, чувствуя под собой ее влажное от испарины тело.

А потом он вспомнил.

Он скатился с нее и сел.

Клара повернулась на бок. Она улыбалась ему с тихим обожанием во взоре, которое должно было наполнить его гордостью. Вид ее божественных форм должен был снова привести его в состояние полной готовности.

– Но его внимание отвлекло красное пятно на снежно-белой простыне.

Он был настолько потрясен, что его пробрал озноб.

– Девственница. Черт возьми, Клара, ты девственница!

Глава 21

А разве может быть слишком много хорошего?^[25]

У. Шекспир «Как вам это понравится»

Возглас Саймона спустил Клер с облаков на землю. Чувствуя себя совершенно беззащитной, она только молча смотрела на него. Осознав свою наготу, она облокотилась на подушки и набросила на себя простыню, постаравшись закрыть предательское пятно.

Почему она решила, что Саймон ни о чем не догадается?

Да потому что она вообще не подумала об этом. Когда он поцеловал ее, она утратила способность думать, растворившись в чувственном наслаждении. Каждая клеточка ее тела звенела от пережитого наслаждения. Она даже в самых смелых мечтах не могла представить, что близость с мужчиной так упоительна.

Он продолжал смотреть на нее, ожидая ответа. Собрав остатки достоинства, Клер вздернула подбородок.

– Да, это правда. Но у меня были причины…

– Да уж, черт побери, хотелось бы услышать, что это за причины…

– Я не буду ничего объяснять, если ты будешь чертыхаться, – оборвала его Клер.

На щеке у Саймона дернулся мускул. Он запустил пальцы в волосы и растрепал их, отчего стал еще красивее.

– Прости, – ровным голосом сказал он, сделав над собой явное усилие.

Клер сглотнула. Лампа освещала его широкие плечи и спутанные темные волосы. Он казался таким сильным и надежным, что ей захотелось прильнуть к нему, умолять о прощении, рассказать всю правду о папе и попросить его помочь спасти его. Как она устала от всей этой лжи!

Но Саймон утаил записку Призрака. Он не захотел отдать ее полицейскому. И оставил ее в кабинете – там, где она не сможет ее достать. Очевидно, он пытается защитить настоящего Призрака.

Глядя ему в глаза, она постаралась удержаться посередине между правдой и ложью.

– У меня совершенно нет денег, и мне было необходимо получить место в Уоррингтон-Хаусе. Я уже говорила тебе об этом.

– Так, значит, ты не скорбящая вдова. И твой муж не был убит при Ватерлоо. Ты вообще не была замужем.

Слова Саймона звучали как удары хлыста. Ей захотелось свернуться в клубок и укатиться куда-нибудь подальше. Наверное, ему больно оттого, что она оказалась лгуньей. Или он злится потому, что его одурачили?

В любом случае ей ужасно хотелось обнять его и прижаться к его сильному телу. Но его пристальный взгляд остановил ее.

– Извини, – пробормотала она. – Мне очень жаль, что так получилось. Пожалуйста, постарайся меня понять. Я не осмеливалась сказать тебе правду, потому что боялась потерять работу.

– Мне ты могла сказать.

– Нет, я боялась, что ты утратишь ко мне интерес, если узнаешь, что у меня нет никакого опыта. Я бы не вынесла этого. Понимаешь, я хотела узнать жизнь во всей ее полноте. С тобой, Саймон. Никогда ни один мужчина не вызывал у меня такого желания.

Эти слова вырвались у нее сами собой. Ему не обязательно знать, что, работая в школе для девочек, она не имела возможности познакомиться с другими мужчинами. И уж совсем ни к чему говорить, что она согласилась стать его любовницей только ради того, чтобы украсть у него записку.

Нет, не только ради этого. Она все равно пришла бы к нему, потому что, незаметно для нее самой ее чувство к Саймону стало слишком сильным. Таким сильным, что она больше не могла ему сопротивляться.

Его лицо ничего не выражало.

– А Клара Браунли – твое настоящее имя? Вздрогнув, она быстро кивнула:

– Да. Почему ты сомневаешься?

– Одна ложь порождает другую. Может, ты хотела женить меня на себе?

– Нет! – в ужасе воскликнула она. – Я бы никогда так не поступила.

– Многие женщины идут на уловки, чтобы заполучить богатого мужа. – Он положил руку на ее бедра. – Хотя обычно они не заходят так далеко, как ты.

Давление его руки вызвало у нее новый прилив желания и одновременно с ним боль, обиду и гнев. Неужели он считает ее такой алчной? Неужели он думает, что она могла подарить свою девственность в обмен на материальные блага и социальный статус?

Жесткое выражение его лица подтверждало эту мысль. Вся радость от близости с ним растворилась. Как же быстро она позабыла, что ее нежный, любящий Саймон не просто мужчина, а надменный граф Рокфорд!

Она встала с кровати, обернувшись простыней, и окинула его высокомерным взглядом.

– Даже если вы будете умолять меня на коленях, я не стану вашей женой. Я совершила ошибку, согласившись приехать сюда.

Повернувшись к нему спиной, Клер потянулась за одеждой. На эти последние слова у нее ушли все силы, и теперь к ее глазам подступили слезы, горло болезненно сжалось. Конечно, она виновата, что обманула его, но ведь у него тоже есть от нее секреты. Например, эта записка. Как он может считать ее такой меркантильной после всего, что у них было?

И почему она продолжает тянуться к нему всем своим существом?

Уронив на пол простыню, она стала натягивать через голову нижнюю сорочку. Волнующие ощущения между ног продолжали напоминать о том наслаждении, которое подарил ей Саймон. Она чувствовала, что сейчас разрыдается, и сдерживалась изо всех сил, чтобы он не подумал, будто она хочет его разжалобить.

Стиснув зубы, она стала думать, как подобраться к записке. Вряд ли ей удастся незаметно зайти в кабинет: Саймон – джентльмен и, несмотря на ссору, пойдет ее провожать. Конечно, она может запретить ему это и…

Он обхватил ее сзади за талию.

Она замерла, мгновенно поддавшись мощному притяжению его сильного тела. Она не могла думать ни о чем, кроме того, что его пальцы поглаживают ее живот. Их обнаженные тела разделяла только тонкая ткань. Ее снова затопила глупая бездумная страсть, которая лишала ее и гордости, и рассудка.

Его теплое дыхание щекотало ей шею.

– Сегодняшняя ночь не была ошибкой, Клара, – хрипло сказал он. – Не уходи. Останься со мной.

Она не может. Не должна. Если их связь продолжится, он узнает всю правду. Очень скоро и он, и все остальные узнают, что она – дочь Гилберта Холлибрука. Лучше расстаться сейчас. Сразу.

Перед глазами у нее расплывался туман. Она крепко зажмурилась, но горячие горькие слезы, несмотря на все усилия, потекли по щекам.

Саймон повернул ее к себе лицом. Одной рукой он взял ее за подбородок, другой вытер слезы.

– Не плачь, дорогая, пожалуйста, – с болью в голосе сказал он. – Прости меня, я не должен был сомневаться в тебе.

«Но ты должен во мне сомневаться. Должен».

– Мне не нужно твое богатство, – проговорила она, уткнувшись лицом в его грудь, покрытую темными волосами. – И меня не волнует твой титул. Я бы предпочла, чтобы ты был обычным торговцем, или слугой, или… или… даже мусорщиком.

– Только не мусорщиком. Подумай о запахе. Ты бы ни за что не подпустила меня к себе.

Его неожиданно легкомысленный тон заставил ее поднять нашего глаза. Его губы изогнулись в слабой усмешке, и защита Клер рухнула. Эта сладкая боль в сердце, которая возникала всякий раз, когда она смотрела на него, могла быть только любовью. Глубина и сила этого чувства поразили ее. Потрясение было настолько сильным, что затмило собой все ее сомнения и страхи.

Дрожащая улыбка тронула ее губы. Обхватив Саймона за талию, она встала на цыпочки и потерлась щекой о его щеку, наслаждаясь прикосновением к его коже.

– Я не хочу, чтобы ты менялся, Саймон. Ты хорош такой, какой есть.

С тихим стоном он крепко прижал ее к себе и припал к губам долгим медленным поцелуем. Они снова вернулись в постель, и долгое время были слышны только вздохи, шепот и, наконец, крик торжествующей страсти. А потом она лежала в изнеможении в его объятиях, и он гладил ее шелковистые волосы, и она не верила своему счастью.

Каминные часы мерно стучали, возвращая их к действительности. Клер ждала, когда Саймон уснет, надеясь незаметно проскользнуть в кабинет. Но ее веки отяжелели, и она позволила им сомкнуться, пообещав себе, что поспит всего несколько минут.

Но когда она снова открыла глаза, яркий утренний свет струился сквозь щель в занавесках. А Саймон куда-то ушел.

Он сидел в одиночестве в утренней столовой и, разделавшись с большой порцией яичницы с беконом, допивал кофе. Сегодня его душа и тело были в ладу, он не помнил, когда его наполняло ощущение такого полного удовлетворения. Когда миссис Багли принесла ему завтрак, он приветствовал ее жизнерадостным смехом.

Никогда еще утро после близости с женщиной не наполняло его таким счастьем. Он вообще редко оставался с любовницами на ночь, предпочитая хорошенько выспаться дома.

Так было до Клары.

Он испытал необычайную радость, когда, проснувшись, обнаружил ее теплое тело в своих объятиях. Он долго лежал и смотрел, как она спит. Ему нравилось в ней абсолютно все: и изгиб ее темных ресниц, и россыпь веснушек на руках, и то, как мерно поднималась и опускалась ее грудь в такт дыханию. Ему хотелось разбудить ее поцелуем и снова слиться с ней, пока она будет находиться в блаженном состоянии между сном и явью. Кларе, мгновенно откликавшейся на каждую ласку, должен понравиться такой опыт.

Усилием воли он сдержал себя. Как только Клара проснется, она наверняка выпрыгнет из постели и помчится в Уоррингтон-Хаус. У нее сильный, независимый характер, и она твердо намерена сама зарабатывать себе на жизнь. Ее не устраивает роль содержанки. Он был заинтригован ее презрительным отношением к богатству и титулу. Но он не позволит ей больше работать.

И он оставил ее спящей. Все равно она уже опоздала в Уоррингтон-Хаус, подумал он. Ей ничего не остается, как согласиться на его условия и принять его помощь.

Но отчего ему не дает покоя чувство вины?

– Ваша газета, милорд.

Саймон поднял глаза на худого долговязого мистера Багли – полную противоположность своей жены. У него были темные, с проседью, волосы, крючковатый нос и твердые понятия о том, как должен себя вести слуга. Надежность и скромность были его жизненным кредо.

Отставив чашку, Саймон взял газету и кивком поблагодарил мистера Багли.

– Сегодня чудесное утро. Почему бы вам с миссис Багли не устроить себе выходной? Сходите по магазинам или прогуляйтесь в парке.

Если Багли уйдут, они с Кларой смогут побыть наедине. Она, без сомнения, затеет ссору, когда проснется и поймет, что он не разбудил ее вовремя. Ему придется потратить немало сил, чтобы успокоить ее. Зато, каким чудесным будет примирение! Они смогут заниматься любовью, где захотят: в гостиной на ковре у камина, или в коридоре наверху, или – о да! – на столе в его кабинете.

– Спасибо, милорд. Я пойду, скажу супруге, – уважительно сказал Багли, но, когда он выходил из комнаты, в его глазах сверкнуло понимание.

Саймон понял, что скалится как последний дурак. Влюбленный олух.

«Я влюблен?»

Он хочет эту женщину, в этом нет никаких сомнений. У него есть желание защищать ее – наверное, потому, что она оказалась невинной. Правда, это желание появилось у него еще до того, как он увидел доказательство ее невинности на простынях. Ему было больно, что она скрыла от него правду. Он чуть с ума не сошел, когда понял, что она дурачила его. Его Клара не могла так поступить. Она была принципиальной, разумной и очаровательно дерзкой.

«Вы можете умолять меня на коленях, милорд, но я не стану вашей женой».

Черт, а может, и правда жениться на Ней?

Мысль об этом показалась ему такой же сладкой, как объятия Клары. Она заслуживает большего, чем быть простой содержанкой. Она так ничего и не рассказала ему о своем прошлом, но он не сомневался, что она была воспитана как леди. К тому же Клара понравилась его родным. Она будет прекрасной матерью – может быть, она уже забеременела. От этой мысли его сердце наполнилось нежностью.

Конечно, она станет сопротивляться. Она очень дорожит своей независимостью. Саймон предвкушал, как заставит ее переменить свои взгляды.

Довольный принятым решением, Саймон налил себе еще кофе и, сев поудобнее, начал просматривать газету. Один заголовок сразу привлек его внимание. В заметке сообщалось об ограблении в Хейвенден-Хаусе.

Этот заголовок был словно пощечина. Черт побери! Он настолько увлекся Кларой, что напрочь забыл о найденной записке. Придется несколько изменить планы на сегодняшний день. Нужно выкроить время, чтобы наведаться на Боу-стрит и показать записку магистрату. Но сначала надо дождаться пробуждения Клары. Если он уйдет сейчас, она сбежит до его возвращения.

Она точно сбежит. Он уже достаточно хорошо изучил ее.

Саймон пробежал глазами статью. В первом абзаце шло подробное описание инцидента и похищенного ожерелья. Но, прочитав следующий, он почувствовал себя так, словно в него швырнули груду кирпичей.

«Может быть, у Призрака есть сообщник? Магистрат с Боу-стрит заявляет, что единственная дочь небезызвестного Гилберта Холлибрука объявлена в розыск в связи с ограблением в Хейвенден-Хаусе. Две недели назад мисс Клер Холлибрук, которая служит преподавателем литературы в Кэнфилдской академии в Линкольншире, взяла отпуск. Ее настоящее местопребывание неизвестно. Назначено вознаграждение в двадцать фунтов стерлингов за содействие в ее задержании. Приметы: двадцать пять лет, высокий рост, темно-каштановые волосы, ярко-голубые глаза…»

* * *

Клер потянулась, медленно спустила ноги с кровати, бросила взгляд на каминные часы и ахнула. Без четверти восемь.

«Боже милостивый, меня же уволят!»

Стараясь не поддаваться панике, она начала одеваться. Розабел всегда спит допоздна, особенно после бала. Вчера вечером Клер передала леди Эстер записку, где написала, что вынуждена немедленно вернуться в Уоррингтон-Хаус из-за внезапного недомогания. Вполне возможно, что ее отсутствия еще не заметили.

Правда, в восемь часов ее должен ждать в библиотеке лорд Уоррингтон. Что, если он послал за ней лакея? Нужно придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение – можно сказать, например, что она занималась починкой белья в гардеробной Розабел. Точно, это может сработать.

Но она тут же представила другой вариант развития событий, и ее сердце сжалось от страха. Что, если ее застанут, когда она будет входить в дом с черного хода в помятом бальном платье? Как она сможет это объяснить?

Клер тяжело прислонилась к столбику кровати и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Вдох – выдох, вдох – выдох.

В голове у нее прояснилось, но облегчения это ей не принесло: она сразу отчетливо ощутила сладкую боль между ног. Вместо того чтобы собраться с мыслями, она с волнением вспоминала сумасшедшую ночь с Саймоном.

О-о, ну почему он не разбудил ее? И где он? Куда он ушел?

Может быть, он уже уничтожил записку?

Здравый смысл, наконец, взял свое. У нее нет времени сожалеть о потерянной работе. Сейчас необходимо пробраться в кабинет Саймона и посмотреть, там ли еще его фрак.

Клер кое-как попыталась разгладить помявшееся платье, надела туфли и собрала разбросанные по ковру шпильки. Выбежав из спальни, она на ходу заколола волосы на затылке тяжелым свободным узлом. На цыпочках спустилась по лестнице и с облегчением увидела, что дверь в кабинет еще закрыта.

Хотя Саймон мог войти и закрыть за собой дверь.

Но вместо тревоги ее пронзило сладкое предвкушение встречи с ним. Наверное, он поцелует ее и предложит снова подняться наверх.

Она запретила себе эти грезы. Что было, то было и прошло. Если сегодня с Божьей помощью все уладится, больше она никогда не пойдет на такой риск.

Из коридора доносились изумительные запахи жареного бекона и кофе. Должно быть, Саймон завтракает. Если так, у нее есть шанс.

Клер неслышно прошла через холл, отметив его простой, но изысканный интерьер с высокими белыми колоннами, без стука вошла в кабинет и тихо прикрыла дверь.

Комната была пуста. Сквозь жалюзи в помещение проникал утренний свет, освещая книжные полки и уютные зеленые стулья. В воздухе витал запах кожаных переплетов.

Клер ринулась к столу. Темно-серый фрак и шейный платок по-прежнему лежали на стуле в том же виде, как их оставил вчера вечером Саймон. Клер взяла фрак в руки и зарылась в него лицом, вдыхая знакомый запах Саймона. Ей почему-то расхотелось выяснять правду. Нужно уйти отсюда – немедленно, навсегда.

Но тогда ее отца приговорят к повешению.

Клер решительно распахнула фрак. На атласной подкладке имелось два кармана. Первый был пуст, но в другом что-то хрустнуло.

Записка.

Больше в кармане ничего не было. Но Клер была готова поклясться, что Саймон, помимо записки, спрятал в карман еще какой-то предмет, который он нашел под кроватью в комнате леди Хейвенден. Но главное – это записка.

Ее сердце билось как сумасшедшее. Дрожащими пальцами она развернула листок. Там было написано большими печатными буквами: «СЛОВАМ БЕЗ МЫСЛЕЙ НЕБА НЕ ДОСТИЧЬ».

У Клер подкосились колени, она бессильно упала на стул. Она без труда узнала источник, из которого была взята эта фраза. «Гамлет», второй акт, третья сцена. Она каждый год разбирала с классом эту пьесу. Одну из глав своей книги отец тоже посвятил «Гамлету».

Значит, это все-таки снова Призрак. В голове ее кружились вопросы. К чему было изобретать такой сложный план, чтобы свалить вину на ее отца? Зачем лорд Уоррингтон инициировал новое преступление, если оно может оправдать Гилберта Холлибрука?

«Словам без мыслей неба не достичь». Что Призрак хочет этим сказать? И почему Саймон скрыл эту записку? Почему не отдал ее полицейскому с Боу-стрит? Ей стало нехорошо. Саймон защищает Призрака. И тут новая ужасная мысль пронзила ей грудь. Саймон и есть Призрак. Может быть, он сначала оставил записку, а потом передумал и взял ее.

Абсурд. Душа противилась голосу разума. Не может этого быть. От страха за отца у нее разыгралось воображение. И все же…

Саймон ведет себя очень загадочно. Откуда в нем эта странная манера подкрадываться? Он приходил в Ньюгейтскую тюрьму, чтобы побеседовать с папой. Хотел похвастаться своей победой? Вчера на балу, случайно столкнувшись с ней на втором этаже, он сказал, что пошел искать ее. Но ведь он мог украсть изумруды и где-нибудь спрятать их, чтобы забрать позже, когда уляжется шум. Ведь он часто бывает в Хейвенден-Хаусе.

Безумие. Чистое безумие. Она не могла поверить, что ее совершенный возлюбленный способен на преступление.

Но ради папы она должна перевернуть все вверх дном. Придется отбросить щепетильность и обыскать кабинет Саймона. Выдвинув ящик письменного стола, Клер увидела только чернила и перья. Славу Богу, здесь нет драгоценностей. Качество писчей бумаги, стопка которой лежала на столе, отличалось от записки Призрака. В остальных ящиках тоже не нашлось ничего необычного.

Однако самый нижний ящик был заперт на ключ.

Клер прикинула, где Саймон может хранить ключ. Где-нибудь поблизости, чтобы он всегда был под рукой. Она еще раз просмотрела содержимое других ящиков, заглядывая в самые отдаленные уголки. Безрезультатно.

Подняла стопку бумаги. Пусто.

Оглядевшись по сторонам, она увидела резную деревянную шкатулку на одной из книжных полок. Открыла ее и увидела небольшой блестящий ключ.

Клер быстро вставила его в замочную скважину и открыла ящик. Но и там не было ничего, кроме нескольких стопок исписанных листков бумаги, аккуратно перевязанных лентой.

Взяв одну из них, Клер развязала ленту и быстро просмотрела бумаги. Это были какие-то подробные записи, очевидно, сделанные рукой Саймона. Клер облегченно вздохнула: ровный аккуратный почерк Саймона не имел ничего общего с тем почерком, которым была написана записка Призрака.

Но уже в следующую секунду она пришла в ужас.

В ее руках был список цитат Шекспира.

Глава 22

Игра окончена.

У. Шекспир «Цимбелин»

Не в силах поверить в то, что это может быть правдой, Саймон в ярости бросился наверх в спальню. Кровать под балдахином была пуста, простыни смяты, подушки разбросаны. На полу валялась шпилька как единственное напоминание о том, что здесь была Клара.

Клер, мрачно поправил он себя… Клер Холлибрук.

Ее ложь когтями разрывала ему грудь. Как же ей удалось всех одурачить? И какого дьявола ей понадобилось место в Уоррингтон-Хаусе? Или она собиралась ограбить собственного деда?

Он задохнулся от этой мысли. Клара – внучка Уоррингтона.

Он вышел из спальни и сбежал по лестнице вниз. Она не могла уйти далеко. Он успеет перехватить ее прежде, чем она дойдет до Уоррингтон-Хауса. Он поймает ее и притащит сюда назад…

Его взгляд случайно упал на дверь кабинета. Записка. Интересно, заметила она вчера, как он спрятал записку в карман?

По дороге сюда она явно нервничала. И потом, позже, она почему-то расстроилась, когда он снял фрак и оставил его в кабинете.

Должно быть, она переспала с ним для того, чтобы украсть записку. Но зачем? Для чего ей это нужно?

Ослепнув от ярости, он прошагал к двери кабинета. Но в последний момент сработала давняя привычка, и он неслышно приоткрыл дверь.

Клара – Клер – сидела за письменным столом. По всему столу были разбросаны его бумаги. Очевидно, она решила забрать весь материал по делу Призрака.

Саймон застыл, потрясенный этим зрелищем. Как, черт побери, она догадалась, что он сотрудничает с Боу-стрит?

До последней минуты у него еще теплилась надежда, что он ошибается, но сейчас все его иллюзии окончательно развеялись. Боже милостивый, эта коварная женщина еще изворотливее, чем ее отец.

– Мисс Холлибрук.

Она вздрогнула и вскинула голову. В пучине этих бездонных голубых глаз можно утонуть, с горечью подумал Саймон. Будь, проклята ее красота!

Будь, проклят он сам за то, что снова хочет заняться с ней любовью.

Широким шагом он прошел вперед и положил руки на стол.

– Нечего сказать, дорогая? Ты так искушена во лжи, что ответ должен быть у тебя наготове.

Она испугалась, но всего на секунду. Гордо выпрямившись, она смотрела на него надменно, словно принцесса.

– Как вы узнали?

– О вас пишут все утренние газеты. Мисс Клер Холлибрук объявлена в розыск как возможная соучастница ограбления в Хейвенден-Хаусе.

Саймон решил про себя, что еще устроит разнос магистрату за то, что тот не сообщил ему эту «незначительную» подробность.

Клер побледнела.

– Что?! Но почему они решили, что я…

– Яблочко падает недалеко от яблони, мисс Холлибрук. Губы Клер сжались в тонкую линию.

– Вот как? Позвольте напомнить, что именно вы спрятали записку Призрака с цитатой из Шекспира – ту, что лежала под шкатулкой с драгоценностями в комнате леди Хейвенден. И как вы объясните тот факт, что Призрак снова объявился?

У Саймона на этот счет была своя теория. Очень правильная теория, черт побери. Ему пришлось пройти из конца в конец кабинета, чтобы совладать со своим голосом.

– Это вы украли ожерелье леди Хейвенден и оставили записку. Вы сделали это для того, чтобы оправдать своего отца.

– Что за нелепость!

Не обращая на нее внимания, он продолжал:

– Но вы увидели, как я взял записку, и рассердились, что я разрушил ваш план. Поэтому вы согласились переспать со мной. Потому что догадались, что я работаю на Боу-стрит. И собираю доказательства вины вашего отца.

Саймон умолк. Он не смог бы этого объяснить, но чувствовал, что концы не сходятся с концами. Во-первых, Клер смотрела на него как на какое-то чудовище. Конечно, она великолепная актриса, но… что, если она не знала о его работе на Боу-стрит? Тогда зачем ей понадобилась эта записка?

Она не могла бояться, что он отдаст записку полиции, потому что именно этого она и добивалась.

– Вы правы, я действительно заподозрила вас, – с ненавистью сказала она. – Сначала, когда я увидела, как вы спрятали эту записку, я решила, что вы покрываете настоящего Призрака. Вы, аристократы, всегда держитесь друг за друга. Зачем вы стали бы держать в тюрьме невинного человека, если не для того, чтобы защитить кого-то из своих?

– По крайней мере, теперь мне понятно, откуда у вас такая ненависть к аристократии. Вы унаследовали ее от отца.

Она вскочила со стула. Перегнувшись через стол, она выкрикнула ему в лицо:

– Не смейте клеветать на моего отца! Вы!

Еще ни одна женщина, включая его сестер, не доводила его до такого бешенства, чтобы он был готов применить к ней силу. Он холодно смотрел на нее, ожидая, когда она умолкнет.

– В этой истории злодей не я, мисс Холлибрук. Клер лихорадочно сбила бумаги в одну кучу.

– Это просто дар провидения, что я нашла в вашем столе эти бумаги.

– Это ограбление, мисс.

– Это доказательство невиновности моего отца. Призрак – это вы.

В первую секунду Саймон подумал, что ослышался, после чего запрокинул голову и расхохотался:

– Ничего более дикого я еще не слышал.

Однако Клер было не до смеха. Собрав бумаги, она подровняла их в аккуратную стопку.

– Можете смеяться сколько угодно, милорд. Но у вас тут лежит список цитат и планы особняков, в которых были совершены ограбления. У вас тут имеется подробнейшее описание всех вещей, которые были украдены.

Нахмурившись, Саймон смотрел, как она перевязывает бумаги лентой.

– Что это вы делаете, черт побери?

– Я отнесу это все магистрату на Боу-стрит. Эти бумаги помогут оправдать моего отца.

Он снова усмехнулся. Она явно не понимает, что он сам работает на Боу-стрит. «Представляю, как ее «улики» развеселят Томаса Крампса!»

Сунув бумаги под мышку, она прошла мимо Саймона, но он поймал ее за руку.

– Вам не кажется, что вы заходите слишком далеко, мисс Холлибрук?

– Уберите руку. Или я буду кричать.

– Пожалуйста, но Багли не прибегут вам на помощь. Я дал им выходной. – Он сомневался, что они уже ушли, но Клер этого не знала. – И вы никуда не уйдете с моими бумагами, – со злорадством добавил он.

Клер так стиснула бумаги, что у нее побелели костяшки пальцев. Неожиданно она вдруг поникла, опустила плечи и взмолилась:

– Не бейте меня. Пожалуйста.

Ее дрожащий вид вызвал у него отвращение к самому себе. Неужели она думает, что он способен ударить женщину?

Он слегка ослабил хватку.

– Уверяю вас, все, чего я хочу…

Клер резко ударила его по щиколотке, вывернулась и побежала к двери. Он рванулся за ней, поймал, завел руки назад и положил ее на пол. Она ударила его головой в челюсть. Опомнившись от удара, он изловчился и прижал ее к полу. Она лежала животом вниз, спрятав под собой бумаги. Она извивалась, но он держал ее крепко.

Саймон тяжело дышал, но не отболи и не от ярости, хотя и проклинал себя за то, что недооценил ее коварство. Его тело по-прежнему откликалось на эту женщину. Несмотря на ее вероломство, он не хотел отпускать ее от себя. Она дразнила его плоть каждым своим движением, напоминая о пережитом наслаждении.

Он надеялся, что она тоже помнит.

Наклоняясь к ее уху, он заговорил ласкающим бархатным голосом:

– Клара… милая… я не советую тебе так сильно извиваться подо мной.

Она мгновенно затихла. Потом бросила на него через плечо презрительный взгляд.

– Если вы попытаетесь взять меня силой, я расцарапаю вам лицо. И оторву ваше… ваше мужское достоинство.

Саймон не знал, сердиться ему или смеяться. Ведь ясно, что она не выполнит свою угрозу. Как ясно и то, что он не даст ей для этого повода. За кого она его принимает?

– Если вы отдадите бумаги, я отпущу вас. Она немного подумала, после чего изрекла:

– Как вам будет угодно, милорд.

Саймон понял, что более внятного ответа он может дожидаться до седых волос. Поэтому он отпустил ее, но был готов в любую секунду схватить опять. Клер расправила юбки и села. Волосы ее растрепались, одна длинная прядь выпала из прически и волной упала на грудь. Саймон отвел жадный взгляд.

Стопка бумаг по-прежнему лежала на ковре. Он мог без труда взять их сам, но вместо этого протянул руку.

Клер молча смотрела на него. Потом взяла бумаги и сунула ему в руку.

– Вы можете отнять у меня улики, но вы не можете помешать мне пойти на Боу-стрит. Я расскажу там все, и вас арестуют. Ваше богатство и титул не уберегли вас от ошибки. Полиция разберется, кто виноват, и моего отца освободят.

Господи, она все еще настаивает на этой нелепой версии? Очевидно, она считает его полным идиотом.

– Отправляйтесь на Боу-стрит, и вас там немедленно арестуют.

Она побледнела, но презрительно выгнула одну бровь.

– Уж лучше я попытаю счастья там, чем здесь, с вами. Он не понимал ее упорства. Как она не поймет, что игра окончена? Насколько он мог судить, последнюю кражу она совершила сама ради того, чтобы освободить отца. Это казалось самым логичным объяснением появления Призрака. По закону он должен препроводить ее на Боу-стрит.

Но от мысли, что Клер бросят в тюремную камеру, у него внутри все перевернулось. Кроме того, он не мог избавиться от ощущения, что какой-то детали для решения этой головоломки ему не хватает.

Если она не знала, что он сотрудничает с полицией, зачем она попыталась похитить у него эту записку? Почему она сразу не выдала его властям? Это был самый короткий путь для осуществления ее плана. И зачем она рылась у него в столе? Если она искала драгоценности, то зачем стала читать его деловые бумаги?

Но самым болезненным оставался главный вопрос: если Клер Холлибрук – коварная обманщица, то почему она отдавалась ему с такой нежностью и страстью? Почему она смотрела на него сияющими от счастья глазами и подарила ему свою девственность?

Он чувствовал, что еще секунда, и он схватит ее и сожмет в объятиях. В отчаянии от своего бессилия, Саймон вскочил. Ему хотелось съездить кулаком по стене, но вместо этого он галантно предложил Клер руку.

Она, естественно, проигнорировала его жест и поднялась самостоятельно. Потом с вызовом посмотрела ему в лицо, круто развернулась и зашагала к двери. Она держалась как истинная леди, хотя ее бальное платье имело довольно жалкий вид.

«Как ей могло прийти в голову, что я – вор?» – недоумевал Саймон.

– В вашей версии имеется один недостаток, мисс Холлибрук, – бросил он ей вслед. – Дело в том, что я очень богатый человек. У меня нет долгов и соответственно нет мотива преступления.

Она уже взялась за ручку двери, но, услышав его слова, обернулась.

– Значит, вы решили кому-то помочь, – высоко вздернув подбородок, сказала она. – На следующей неделе состоится суд по делу моего отца. Я намерена выступить в суде и рассказать о том, что вы нашли новую цитату Призрака в спальне леди Хейвенден. И потребую, чтобы вас вызвали в качестве свидетеля.

Господи, он не должен ей ничего говорить. Пусть она уйдет, оставшись в заблуждении на его счет. Но что, если он сам заблуждается? Какое потрясение ей предстоит пережить, когда она увидит его в зале суда в качестве свидетеля обвинения?

Пусть это полный идиотизм, но он не может поступить с ней так жестоко.

– Я и так буду в суде, – мрачно сказал он.

– Простите?

– Я являюсь тайным сотрудником Боу-стрит. И бумаги, которые вы у меня нашли, – это собранный мною материал по делу вашего отца. О моей работе не знает никто – даже члены моей семьи. К несчастью, это продлится недолго: по всей вероятности, мне придется выступить в суде в качестве свидетеля обвинения. – Бросив бумаги на стол, он застыл, ожидая ее реакции. Если она еще не успела его возненавидеть, то теперь возненавидит наверняка. – Видите ли, мисс Холлибрук, я тот человек, который арестовал вашего отца.

Клер вошла в Уоррингтон-Хаус через боковой вход. В этом крыле находились владения дворецкого. Из комнаты доносились какие-то звуки, и Клер поспешила пройти мимо, успев заметить краешком глаза, что там кипит работа. Целая армия лакеев полировала столовое серебро под пристальным надзором пожилого дворецкого.

Она совсем забыла о бале-маскараде в честь восемнадцатилетия Розабел, а ведь до него оставалось всего три дня. Зато есть надежда, что в суматохе приготовлений исчезновение компаньонки прошло незамеченным.

Клер удалось проскользнуть на черную лестницу, но облегчения она не испытала. Ею овладело какое-то странное безразличие. Ноги словно налились свинцом, каждый шаг давался с усилием. Она с трудом одолела последний лестничный пролет, ведущий в ее маленькую спальню в мансарде. Первым делом нужно переодеться и только после этого можно попробовать заглянуть в спальню Розабел. Пока кузина будет спать, она отсидится в ее гардеробной. Но вместо починки белья она попытается залатать свое разбитое сердце.

Папу арестовал Саймон. На следующей неделе он будет свидетельствовать против него в суде. И на основании его показаний папу приговорят к виселице. Слова его признания отдавались у нее в голове как звон похоронного колокола.

Саймон – тайный сотрудник Боу-стрит. Это казалось невероятным, учитывая его графский титул, и тем ужаснее было осознание этого факта. Теперь она понимала, почему он всегда подкрадывался. И почему он появился в Ньюгейтской тюрьме. И почему он так внимательно и методично осматривал спальню леди Хейвенден. И почему он спрятал записку Призрака. Все предстало в другом свете.

Клер вздрогнула. Конечно, он будет свидетельствовать – ведь он лично расследовал это дело.

Она даже догадывалась, почему он пошел работать на Боу-стрит. Леди Хейвенден рассказала ей, что родители Саймона когда-то давно подверглись нападению разбойников, в результате чего его отец был убит; а мать тяжело ранена. Должно быть, после этого случая Саймон решил посвятить свою жизнь борьбе с преступностью.

При других обстоятельствах Клер приняла бы его выбор с уважением и восхищением. Но она никогда не сможет простить его за то, что он состряпал обвинение против ее отца.

Она попыталась спорить с Саймоном, но он сказал, что не испытывает ни малейшего сочувствия к нарушителям закона. Он высмеял ее версию, что преступником является лорд Уоррингтон. Преступник сидит в тюрьме, и это ее отец. Саймон лично собирал материал по этому делу, лично проводил обыск в квартире ее отца и лично произвел арест.

И даже последняя кража не поколебала его уверенности. Напротив, он считает, что ее совершила Клер. Он обвинил ее в том, что она взяла бесценное изумрудное ожерелье леди Хейвенден. Ледяное презрение в его взгляде окончательно убило в ней все теплые чувства к нему.

Как же она его ненавидит!

И как же она по нему истосковалась…

Сознание того, что она потеряла его навсегда, отнимало у Клер все силы. Дойдя до последней ступени, она остановилась и прислонилась к деревянным перилам. В голове проносились воспоминания, вызывая жгучую боль. Сегодня ночью он обнимал ее с такой нежностью, с такой страстью. Своими ласкамии поцелуями он вознес ее на небеса.

И теперь, узнав, кто она на самом деле, он считает ее преступницей.

Единственное, чего она не могла понять, так это почему Саймон не сдал ее властям. Он отпустил ее, предупредив на прощание, что будет следить за каждым ее шагом. Может быть, он надеется когда-нибудь снова затащить ее в постель?

Больше ему это не удастся. Черт бы его побрал!

Охваченная праведным гневом, Клер прошла по узкому коридору к себе в спальню. Призрак находится где-то в доме – вполне вероятно, что это ее дед. Поскольку Саймон наотрез отказался помочь ей, придется добывать улики самой.

Клер вдруг мысленно ахнула: А что, если дед тоже прочитал статью в газете? Что, если он уже сложил части головоломки и понял, что миссис Клара Браунли и его внучка – одно лицо?

Лучше в ближайшие два дня не показываться ему на глаза. Пока можно попытаться проникнуть в его спальню и посмотреть, что он хранит в сейфе. Нужно только придумать способ, как сделать это…

Клер открыла дверь спальни, вошла и увидела на кровати спящую Розабел. На ней был розовый пеньюар.

Клер застыла. Розабел не должна увидеть ее в измятом бальном платье. Но было уже поздно.

Розабел открыла глаза.

– Брауни, ты вернулась!

Вскочив с постели, она кинулась навстречу Клер и обвила ее своими нежными руками. От нее исходил тонкий цветочный аромат. Она так явно обрадовалась Клер и так тепло ее встретила, что на глазах у Клер выступили жгучие слезы. Больше всего на свете ей хотелось сейчас рассказать кузине о своих страданиях и услышать слова утешения.

Но в этом доме она не может никому доверять. Даже кузине.

Неуверенно улыбаясь, Клер отступила на шаг назад.

– Что вы здесь делаете?

– Когда мне сказали, что ты заболела, я сразу, как только приехала домой, пошла, тебя проведать. Но тебя не было. Я так волновалась за тебя, Брауни! Где ты пропадала?

Собираясь с духом, Клер подошла к крошечному окошку и открыла его настежь, впустив в комнату прохладный утренний воздух.

– А уж как я волновалась за вас вчера вечером, – строго сказала она. – Сначала вытанцевали с мистером Ньюкомом, а потом куда-то исчезли. Я обыскала весь Хейвенден-Хаус, но так и не смогла вас найти.

У Клер мелькнуло нехорошее подозрение. А вдруг это Розабел украла изумрудное ожерелье?

У кузины был необычайно довольный вид. Она была похожа на кота, который тайком наелся хозяйской сметаны.

– Не понимаю, почему все вечно нападают на Льюиса? – беззаботно сказала она, плюхнувшись на узкую кровать. – С ним так весело, не то, что с другими мужчинами.

– С Льюисом? О каком веселье вы говорите? Розабел сидела на кровати, покачивая босой ногой, и внимательно смотрела на Клер.

– Нет, это ты говори, Брауни. Ты провела эту ночь с лордом Рокфордом?

Как Клер ни старалась взять себя в руки, на щеках ее выступил жаркий румянец.

– Мы говорили о вас.

– Значит, я угадала. Ну и как, тебе понравилось? Или он оказался никудышным любовником?

«Это было чудесно. Это были самые прекрасные часы в моей жизни – до тех пор пока он не узнал правду». Клер решительно заговорила:

– Молодая девушка не должна обсуждать подобные вещи.

– Да плюнь ты на все эти правила. Ты должна мне все рассказать. Клянусь, что никому ничего не расскажу.

Клер взмолилась про себя, чтобы Розабел сдержала клятву. Она села рядом с кузиной, взяла ее за руку и серьезно посмотрела ей в глаза.

– Послушайте меня. Мистер Ньюком – игрок и бесчестный человек. Если вы будете продолжать с ним встречаться, у вас могут возникнуть очень большие неприятности.

Розабел с грустью смотрела на нее.

– Но пока неприятности у тебя, Брауни.

У Клер замерло сердце.

– Что вы хотите этим сказать?

– Собственно, за этим я и пришла к тебе. Мама заподозрила, что ты уехала с бала с мужчиной. Я пыталась прикрыть тебя, но она знает. – Голубые глаза Розабел наполнились слезами. – Ох, Брауни, я даже не знаю, как тебе это сказать, но тебя… тебя уволили.

Глава 23

Прошла зима тревоги нашей.

У. Шекспир «Король Ричард III»

Двумя днями позже Клер сидела за письменным столом в квартире отца и в тысячный раз вчитывалась в строчки из Шекспира, выбранные Призраком для своих посланий, как вдруг раздалось громкое хлопанье крыльев, и она в ужасе застыла.

С бьющимся сердцем она подняла глаза и посмотрела в окно. Оказалось, что ветер оборвал веревку, которую ее соседка по квартире, миссис Андерхилл, использовала для сушки белья. Веревка снова хлопнула по окну, потом порыв ветра отнес ее в сторону. За окном стоял хмурый дождливый день.

Клер велела себе расслабиться и выдохнула. Нельзя же подпрыгивать от каждого звука. Она чувствовала себя пойманным в силки зайцем, который с ужасом ждет появления охотника.

У нее почти не осталось денег, поэтому она не могла жить на съемной квартире. Понятно, что в квартире отца ее могут в любой момент арестовать, да и Саймон обещал следить за каждым ее шагом. С тех пор как она узнала, что ее приметы опубликовали в газете, она жила в постоянном страхе, что ее арестуют за кражу изумрудного ожерелья леди Хейвенден.

В тюремной камере она уже ничего не сможет сделать для освобождения папы. А других рыцарей в сияющих доспехах у него нет.

Единственным положительным моментом увольнения было то, что теперь она могла свободно распоряжаться своим временем. Она навестила мистера Мэнди, но молодой неопытный адвокат так и не сумел добыть доказательства невиновности своего подзащитного. Она дважды ходила к отцу. Он решил, что ее уволили после той заметки в газете, и она не стала его разубеждать.

Она без конца перечитывала цитаты, оставленные Призраком, пытаясь найти в них какой-то смысл.

Вот и сейчас, опершись локтями на стол, она всматривалась в лежавший перед ней листок. Напротив каждой цитаты было проставлено имя жертвы и список украденного. Сейчас перед ней лежала записка, которую Призрак оставил под шкатулкой леди Хейвенден. Клер всматривалась в каждое слово в надежде уловить скрытый смысл. Она заглянула в каждую пьесу, перечитала сцены, из которых были взяты цитаты, пытаясь найти ключ к каждой фразе. Она даже пробовала интерпретировать цитаты как зашифрованное обвинение лорда Уоррингтона ее отцу.

Ничего не получалось.

Время таяло как дым. Уже осталось меньше недели, а Клер ни на йоту не приблизилась к истине. И даже хуже того. Теперь она не имела доступа в Уоррингтон-Хаус и не могла узнать, что хранится в сейфе у деда.

Стараясь не поддаваться отчаянию, Клер встала и пошла, готовить чай. У нее ушло несколько минут на то, чтобы зажечь спиртовку. Пока вода нагревалась, Клер осматривала комнату, обещая себе, что папа сюда еще вернется. Скоро он снова будет сидеть за этим старым дубовым столом и строчить как сумасшедший свои статьи, останавливаясь только для того, чтобы обмакнуть перо в чернила. Или сядет в свое любимое кожаное кресло у камина, водрузит на нос очки с проволочными дужками и углубится в чтение…

Внезапно воображение подкинуло ей другую картинку: как сердитый и неприступный Саймон рыскает по квартире и унижает ее отца. Должно быть, он методично обошел обе комнаты, посмотрел под кроватями, перебрал книги на полках, перетряхнул содержимое сундука, в котором хранились вещи Клер.

Она пришла в негодование от мысли, что он брал в руки ее вещи, умывальные принадлежности отца, шарил в буфете, где стояла посуда. Он наверняка засовывал пальцы в коробку с сахаром и в деревянный ящичек, в котором у папы хранится чай.

С горькой усмешкой Клер взяла щепоть чая и бросила его в коричневый потрескавшийся чайник. Она подумала, что Саймон мог стоять на этом самом месте и держать этот самый чайник теми же самыми руками, которые так нежно ласкали ее той ночью…

В ту же секунду память унесла ее туда, где они лежали, тесно обнявшись, и, казалось, стали единым целым…

К ее глазам подступили слезы, и она быстро захлопала ресницами, пытаясь сморгнуть их. Лучше она будет думать о Саймоне как о человеке, который вторгся в дом невинного человека. Он всего лишь заносчивый аристократ, который с готовностью поверил, что папа – ее милый, добрый, скромный папа – много лет подряд копил злобу и, в конце концов, начал мстить оскорбившей его знати. Саймон не захотел даже слушать, что папа стал жертвой чьего-то коварного плана.

Клер налила себе чаю и вернулась к столу. Саймон нашел браслет своей матери в нижнем ящике письменного стола. Кто мог его туда положить?

Может, камердинер деда Оскар Эддисон? Но мог ли дед знать, где они живут? Когда мама была жива и писала ему письма, они жили в другой квартире, намного больше этой: там были две спальни, гостиная и кабинет. После маминой смерти отец нашел квартиру поменьше, а после того, как Клер уехала преподавать в Кэнфилдскую академию, он переехал в эту крошечную двухкомнатную квартирку.

И что же, все эти годы дед следил за их перемещениями? Выходит, следил.

Тогда он, возможно, следил и за ней. К горлу Клер подступил комок. Мстительный, злобный, безжалостный старик.

Капли дождя стучали по стеклам, и на душе у нее было так же пасмурно, как за окном. Начали сгущаться сумерки; Клер зажгла свечу и поставила на стол. Потом обхватила холодными пальцами чашку и, прихлебывая горячий чай, снова предалась размышлениям. Отец, бывало, дни напролет просиживал в библиотеке, и сколько она его ни предупреждала, частенько забывал запереть дверь. При желании любой мог дождаться, когда он уйдет из дома, проникнуть в квартиру, выкрасть счет из лавки и подбросить в ящик стола браслет.

Клер быстро отставила чашку и выдвинула нижний ящик стола. Он протестующе скрипнул, но все же предъявил на обозрение свое содержимое: стопку простой бумаги, пожелтевшей от времени, – самой дешевой, какая продавалась в лавке за углом.

Переложив бумагу на стол, Клер обследовала дно ящика, пошарив в дальних углах, и, к своему удивлению, вытащила маленький, сложенный вчетверо листок.

Сердце Клер забилось тяжелыми медленными толчками. Она развернула листок. От того, что там было написано, у нее по спине побежали мурашки.

Клер мгновенно узнала, откуда взяты эти строки: «Ричард II», пятое действие. И почерк принадлежал Призраку.

Она не знала, смеяться или плакать. О-о, ну почему Саймон не нашел тогда эту записку? Ведь это сразу поставило бы под сомнение виновность ее отца! Теперь он, конечно, скажет, что она сама подбросила ее.

Клер приобщила найденный листок к остальным, положив его поверх того, что был найден у леди Хейвенден. Вдруг, бросив взгляд на листок, где все цитаты были собраны вместе, она обратила внимание на одну особенность. От волнения у нее задрожали руки. Господи, так и есть. Первая буква каждой цитаты совпадала с первой буквой фамилии жертвы. Это не может быть случайным совпадением. Одиннадцать совпадений не могут быть случайностью.

А может быть, эти цитаты – анаграммы?^[26] Может быть, Призрак зашифровал в каждой цитате имя следующей жертвы? Клер взяла чистый листок бумаги и попыталась проверить эту версию. Но не успела она, как следует сосредоточиться, как в дверь постучали.

Клер выронила перо. В последние два дня к ней никто не приходил. Даже Розабел не знала, где она поселилась.

Вероятно, это Саймон пришел арестовать ее.

Клер сглотнула. Первой ее мыслью было где-нибудь спрятаться, но она тут же осознала тщетность этой попытки. Что ж, ничего не остается, как встретить испытание с гордо поднятой головой.

Она медленно поднялась, подошла к двери, повернула ключ и распахнула дверь настежь. Она подняла глаза, ожидая увидеть Саймона, и уперлась взглядом в высокий черный цилиндр. Она опустила взгляд ниже и увидела бледно-голубые глаза, густые рыжеватые усы и маленький подбородок.

– Мисс Холлибрук, – сказал мистер Граймз, снимая мокрый цилиндр.

– Мистер Граймз! – воскликнула Клер, постаравшись не выдать недовольства. Ей не терпелось вернуться к своему занятию, но не могла же она оставить коллегу отца стоять под дождем. – Входите.

Винсент Граймз шагнул внутрь, наполнив прихожую запахом мокрой шерсти и дорогого одеколона. Он повесил пальто и цилиндр на крючок у двери. Сегодня нанем были щегольской темно-зеленый сюртук, шейный платок, завязанный замысловатым узлом, и светло-коричневые лосины.

– Дорогая, как я рад, что с вами все в порядке.

– Значит, вы прочитали эту заметку. Он взял ее руки в свои.

– Да. И взбешен тем, что эти идиоты с Боу-стрит выдвинули против вас обвинение.

У него и в самом деле был сердитый вид. Он крепко сжал губы и гневно сверкал глазами. Клер впервые заметила, что он весьма привлекательный мужчина и даже отдаленно напоминает лорда Байрона.

Ее тронула его забота, но несколько смутил чересчур фамильярный тон. Тем более что они были наедине. Высвободив руки, она сказала:

– Спасибо, что вы не поверили этим измышлениям. «Хоть кто-то мне верит».

– Я бы пришел к вам раньше, но был уверен, что вы поселились у какой-нибудь подруги. Я случайно заметил огонек свечи, когда проходил мимо.

– Я действительно пришла сюда совсем недавно. – В его глазах мелькнуло любопытство, и она быстро добавила: – Я сейчас ухожу, но могу предложить вам чашку чая.

Он радостно улыбнулся:

– Это было бы чудесно.

Клер направилась к маленькому столику, где стоял чайник, как вдруг в мозгу у нее вспыхнуло воспоминание. В тот день мистер Граймз тоже был в Хейвенден-Хаусе. Она видела, как он выходил из спальни. После той ночи с Саймоном этот эпизод вылетел у нее из головы.

Она испуганно вцепилась в чайник. Мистер Граймз – Призрак? Что, если у него есть причины желать папе зла? Что, если источник его неожиданного богатства вовсе не наследство, а обыкновенные кражи?

Она попыталась унять дрожь в руках и налила ему чаю. Нет, мистер Граймз вышел из спальни, которая находилась в противоположном конце коридора от спальни леди Хейвенден. Вероятно, он был там совсем подругам причинам.

Обернувшись, она увидела, что он склонился над столом и рассматривает лежавшие там бумаги.

– О, простите, – обезоруживающе улыбнулся он, принимая у нее из рук чашку. – Простите мое любопытство: правильно ли я понял, что это список цитат, которые оставлял после себя Призрак?

– Да, я пытаюсь найти в них какой-то смысл. – Клер подошла к камину, увлекая его за собой. – Прошу вас, садитесь.

Он дождался, пока она сядет, и только после этого сел сам.

– Возможно, тут я могу вам помочь. Я специализируюсь на поэзии елизаветинской эпохи, но Шекспира знаю ничуть не хуже.

Клер не стала ему говорить об анаграммах. Во-первых, она может ошибаться, а во-вторых, ей не хотелось, чтобы в это дело вмешивались посторонние.

И особенно мистер Граймз.

– Благодарю вас, это очень любезно с вашей стороны. Но сейчас у меня нет времени. Может быть, как-нибудь в другой раз.

– О, разумеется. – Он торопливо допил свой чай. – Я зашел только затем, чтобы спросить, как себя чувствует мистер Холлибрук.

– Он держится лучше, чем можно было бы ожидать в его положении. – Вспомнив, как папа исхудал, она сглотнула комок. – Папа не теряет бодрости духа и продолжает работать.

– Работать? – Мистер Граймз нахмурился. – Как ему удается собраться с мыслями, когда над ним нависла такая угроза?

– Это помогает ему отвлечься. Можно задать вам один вопрос?

– Сколько угодно вопросов, дорогая.

– Мне кажется, я видела вас среди гостей на балу у леди Хейвенден.

Он удивленно приподнял брови:

– Вот это да! У вас есть друзья в высшем обществе?

– Да. Так вы там были?

Он рассеянно кивнул.

– Помните, я говорил вам про тетю, которая оставила мне наследство? Мне не хотелось хвастаться, но она была баронессой и близкой приятельницей леди Хейвенден.

– Ах, вот оно что.

Это все объясняло. От страха ей уже повсюду мерещатся зловещие тени.

– Леди Хейвенден ужасно расстроилась из-за пропажи этого ожерелья, – сказал мистер Граймз, качая головой. – Но гораздо хуже то, что в этой краже обвинили вас. Я думаю, вам не стоит здесь оставаться. Вас уже ищет полиция.

– Я здесь не задержусь.

К счастью, он понял намек и поставил чашку на стол.

– Ну, не буду вас задерживать. – Набросив пальто, он с надеждой посмотрел на нее. – Можно мне проводить вас к вашей подруге?

– Благодарю вас, за мной заедут.

«Господи, помоги мне, меня ждет адское пламя за эту бесконечную ложь».

– Всего хорошего, мистер Граймз.

Он снова вышел под дождь, и Клер со вздохом облегчения вернулась к письменному столу. Стало совсем темно, и свеча освещала лишь небольшой пятачок, где лежали бумаги.

Но не успела она обмакнуть перо в чернильницу, как сильный стук в дверь снова заставил ее отложить его в сторону. Ну вот. Должно быть, мистер Граймз нашел новую причину ее побеспокоить. Изобразив любезную улыбку, она отворила дверь.

В первую же секунду Саймон понял, что ему вряд ли удастся осуществить задуманное. Как только Клер узнала его, уголки ее губ опустились вниз. Несмотря на темноту и уродливое серое платье, не было ни малейших сомнений в том, что перед ним стоит леди. Гордо выпрямившись, вскинув упрямый подбородок, на него снова смотрела осуждающим взором миссис Браунли. Только сейчас, увидев ее перед собой, он осознал, как сильно он по ней соскучился. И какую боль она ему причинила своим обманом.

– Вы пришли арестовать меня, милорд? – вежливо осведомилась Клер.

«Будь моя воля, я бы дал тебе пожизненный срок».

– Нет. Но я хотел бы с вами кое-что обсудить. Можно войти?

– Как вам будет угодно.

Она посторонилась, пропуская его, но ее официальный тон ясно говорил, что его визит пришелся некстати.

Пройдя в комнату, Саймон сбросил пальто и положил его на стул, пристроив поверх него цилиндр. Чувствуя, что сейчас начнет вести себя как ревнивый идиот, он стиснул зубы и приказал себе успокоиться. Выяснение отношений не входило в его планы.

Увидев перед входом ее дома знакомый черный экипаж, он спрятался за углом соседнего здания и минут пятнадцать мок под дождем. Холодные капли собирались на полях его цилиндра и ручьями стекали на пальто.

– Кто это был? Мужчина, который ушел?

– Мистер Граймз? Это приятель моего отца.

– Я уже видел вас с этим человеком, – сказал Саймон, имея в виду тот день, когда встретил Клер на площади Пиккадилли. Тогда тоже шел дождь, и мистер Граймз поцеловал ей руку отнюдь не братским поцелуем.

Клер стояла возле незатопленного камина, и Саймон начал наступать на нее.

– Так чей же это приятель: ваш или вашего отца? Она осталась стоять на месте.

– Это допрос? – спросила она, презрительно выгнув бровь. – Тогда отвезите меня на Боу-стрит.

В смятении он запустил пальцы в волосы. Он опять не сдержался и провалил свой план.

– Нет, просто… черт, я не позволю, чтобы к вам прикасался другой мужчина.

В одно мгновение все переменилось. Вероятно, это было даже к лучшему, что он сделал это признание, потому что ее лицо смягчилось и в глазах появилось мечтательное выражение. Правда, это длилось всего секунду, но Саймон порадовался тому, что еще не потерял над ней власти. Этим можно и нужно воспользоваться.

– И это вы говорите мне после того, как обвинили меня в краже драгоценностей леди Хейвенден? – ледяным тоном спросила она.

– Я пришел извиниться за свою ошибку.

– Вот как? И чем же вызваны столь волшебные перемены?

Она скрестила руки на груди и недоверчиво прищурилась. Но, по крайней мере, она приготовилась его выслушать.

– Во-первых, вы не знали, что я являюсь тайным сотрудником Боу-стрит. Поэтому, увидев, как я спрятал записку, вы сделали вполне логичный вывод, что я пытаюсь скрыть улику.

– И кто же украл изумруды? «Подражатель. Больше некому».

– Не знаю, – честно признался он, – но я подключил к этому делу самых толковых сыщиков.

Клер фыркнула, прошла к окну и вернулась обратно.

– Найдите вора, он и есть настоящий Призрак. И мой вам совет: обратите внимание на Уоррингтон-Хаус.

Саймон стиснул зубы. Ему следовало бы помириться с ней, но проигнорировать столь вопиющую ошибку он не мог.

– Клер, я знаю вашего дедушку много лет. Это очень щепетильный, принципиальный человек. Даже если он осуждает вашего отца, он не стал бы ему мстить.

– А мой отец, значит, может мстить? – вызывающе спросила Клер.

Неожиданно она подошла к нему ближе и с мольбой посмотрела ему в глаза.

– О, Саймон, ты не знаешь папу. Он не взял бы даже чужой чернильницы, не то, что бриллиантов. Посмотри, как он живет. – Она обвела рукой крошечную комнату. – Если он и, правда, украл драгоценности, то куда же он потратил деньги?

– Этот вопрос я и сам себе задавал, – признал Саймон. – Я обошел всех ювелиров и скупщиков краденого, и все напрасно. Но для суда будет достаточно и того, что здесь нашли браслет моей матери.

– Ты нашел. – Клер внимательно смотрела на него. – И я уже начинаю думать, не ты ли зачинщик всей этой истории.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Когда-то от рук разбойников погиб твой отец и была серьезно ранена твоя мать. Ты объявил своеобразную вендетту преступному миру. Может быть, это тебе жажда мести затмила рассудок?

Он похолодел. Кто ей сказал? Откуда она знает?

– Эта тема не обсуждается. Я не намерен говорить об этом. Клер посмотрела на него горьким, разочарованным взглядом, потом подошла к входной двери.

– Я вижу, мы зашли в тупик, милорд. Если вам больше нечего мне сказать…

У него гулко забилось сердце. Черт, он совершенно разучился себя контролировать.

– Прости меня, – с трудом проговорил он. – Я не должен был на тебя нападать. Это еще не все. Я должен сказать тебе нечто очень важное. – Он подошел к ней ближе, взял ее за руки и произнес слова, которые не смог бы сказать ни одной другой женщине: – Дорогая, я прошу тебя оказать мне честь и стать моей женой.

Она потрясенно смотрела на него. Ее лицо стало совсем белым. Казалось, прошла целая вечность, когда она, наконец, слабым голосом произнесла:

– Почему? Почему ты хочешь, чтобы я стала твоей женой? «Потому что ты нужна мне. Я люблю тебя».

– Потому что ты – внучка Уоррингтона, а я лишил тебя девственности.

Он говорит совсем не то. А как же его стратегия? План?

Клер отошла на середину комнаты и скрестила руки на груди с таким видом, словно ей было крайне неприятно слышать его слова.

– Лорд Уоррингтон не признает меня своей внучкой. Что же касается второго пункта, то я свободно распоряжаюсь собой и сама решаю, кому себя подарить. Я освобождаю вас от всех обязательств.

Саймон приблизился к ней, положил руки ей на плечи и сказал низким бархатным голосом:

– Дело не только в этом, и ты это знаешь. Я без ума от тебя, Клер. Ты околдовала меня с самой первой минуты.

– Ты почти не знаешь меня.

– Я знаю достаточно. Мы прекрасно подходим друг другу. Я не знаю ни одной женщины, которая могла бы сравниться с тобой.

– Мы будем ссориться.

– Зато, какими чудесными будут наши примирения в спальне.

Он провел пальцем по ее губам, и глаза Клер затуманились. Внезапно она отбросила его руку, отступила назад и сказала обвиняющим тоном:

– Но я не соответствую вашему Коду графини. И я не стану жить с человеком, который желает смерти моему отцу.

Саймон выложил последний козырь:

– Если ты выйдешь за меня замуж, Клер, я не буду свидетельствовать против него.

Она замерла, впившись взглядом в его лицо.

– Ты готов поклясться мне в этом?

– Даю слово джентльмена.

Его сердце подпрыгнуло от радости. До последней секунды он не сознавал, до какой степени боялся ее отказа. Притянув ее к себе одной рукой, он поцеловал ее в лоб.

– Если это означает «да», скажи скорее, где твое пальто. Нам нужно поторопиться.

– Куда?

– Я получил особое разрешение. Мы можем обвенчаться прямо сейчас.

Она пыталась возражать, но Саймону было необходимо жениться на ней до того, как начнется слушание дела ее отца. Он боялся, что она передумает, и не хотел рисковать.

Он утаил от нее, что его напарник Айлингтон, наконец, вернулся из деревни, и будет выступать свидетелем вместо него.

Глава 24

Одна лишь в сердце ненависть была –

И жизнь любви единственной дала.^[27]

У. Шекспир «Ромео и Джульетта»

Клер стояла рядом с Саймоном в гостиной его дома в Белгрейвии, чувствуя себя героиней волшебной сказки. Напротив них стоял лысеющий священник с молитвенником в руках. Повсюду горели свечи. Комната была усыпана полевыми и лесными цветами, источавшими тонкие нежные ароматы. Стучавший в окна дождь придавал сцене уют и романтичность.

Миссис Багли и сэр Гарри Мастерсон выступали свидетелями. Полная экономка сияла от удовольствия и время от времени тайком утирала краешком фартука слезу. Сэр Гарри, стоявший рядом с Саймоном, лучился радостью.

Но Клер почти не замечала их. Все ее внимание было приковано к Саймону. Меньше часа назад он поразил ее своим неожиданным предложением и обещанием не свидетельствовать против ее отца. Сейчас они стояли рядом, и он крепко сжимал ее руку в своей руке.

Зачем он это сделал? Неужели он, правда, испытывает к ней такие глубокие чувства? «Я без ума от тебя, Клер. Ты околдовала меня с самой первой минуты».

Эти слова беспрестанно звучали у нее в голове. И хотя он не сказал прямо, что любит ее, в ее сердце вспыхнула надежда. Она и сама не решилась бы дать название тем чувствам, которые переполняли ее сердце. Но она обязательно скажет ему главные слова. Уже скоро.

Они произнесли слова клятвы, и голос Саймона прозвучал уверенно и твердо. Священник объявил их мужем и женой, и они склонили головы для благословения. Потом Саймон заключил Клер в объятия и запечатлел на ее губах поцелуй, который длился и длился, пока, наконец, священник не кашлянул, призывая их вспомнить об окружающих. Они разомкнули уста и с изумленной улыбкой смотрели друг на друга.

Мистер Багли исполнил на пианино бодрый марш, а миссис Багли поспешила наполнить четыре хрустальных бокала пуншем. На столе гостей и новобрачных ожидал торт, покрытый белой глазурью.

– Надеюсь, вы составите нам компанию? – обратилась к супругам Багли Клер.

– Боюсь, это будет не совсем удобно, – заметила миссис Багли.

– Чепуха, – вмешался Саймон. – Если леди Рокфорд желает провести время в вашей компании, вы обязаны ей повиноваться.

Он лениво улыбнулся Клер, которая не сразу поняла, что под леди Рокфорд он имел в виду ее. Она теперь леди Рокфорд. У нее затряслись колени, и она была вынуждена опуститься на стул. Ее бокал с пуншем и кусок торта остались нетронутыми. Разве она хотела стать графиней? Разве может она влиться в высшее общество, устраивать приемы и сплетничать с матронами?

Теперь у нее нет выбора. Это то, чего от нее ожидают. Ее счастье слегка потускнело от этой мысли, но она тут же ее отбросила.

Священник, выпив за молодых и съев за их здоровье кусок торта, откланялся, вслед за ним засобирался и сэр Гарри. Клер и Саймон проводили его до дверей. На прощание сэр Гарри хлопнул Саймона по плечу.

– Поздравляю тебя, старина. Как ни крути, а ты выиграл наше пари. Кто бы мог подумать, что тогда в саду у Стэнфилда ты встретил потерявшуюся внучку Уоррингтона?

– Только никому не рассказывай о нашей женитьбе. Я обещал Клер, что до поры наше венчание останется в тайне. Пока она будет моей Тайной Графиней.

Это было условие Клер. Она не хотела, чтобы дед узнал, кто она такая. Во всяком случае, до тех пор, пока не поймают Призрака и не освободят ее отца. Она посмотрела на сэра Гарри:

– Мы очень благодарны вам, что вы приехали по первому нашему зову.

– Я бы не пропустил такого зрелища ни за что на свете, – сказал Гарри и чмокнул ее в щеку. – Всего хорошего, леди Рокфорд. Проследите, чтобы ваш муж-негодник вел себя хорошо, или он ответит передо мной!

И Гарри растворился в холодной сырой мгле. Саймон и Клер остались вдвоем. Саймон смотрел на нее, и, глядя в его темные бездонные глаза, она почувствовала, как все ее сомнения уходят прочь. Весь мир вокруг осветился любовью и надеждой, и казалось, что больше нет ничего невозможного.

– Моя госпожа, – сказал он тихим ласкающим голосом.

Он обнял ее за талию, и они начали подниматься по лестнице. Прислонившись к Саймону, Клер думала о той ночи, которая им предстоит, и о том, сколько таких ночей их еще ждет впереди.

Теперь, когда у нее есть Саймон, папа обязательно выйдет на свободу.

Клер вспомнила о своей теории насчет цитат из Шекспира только на следующее утро. Она лежала в кровати и смотрела, как голый по пояс Саймон бреется перед зеркалом.

На протяжении всей долгой ночи они купались в наслаждении, а в перерывах смеялись и разговаривали. Они перечисляли друг другу имена, которыми никогда не назовут своих детей и соревновались в том, кто придумает имя ужаснее. Потом Клер рассказывала Саймону смешные истории про девочек из ее школы, а Саймон рассказывал о своем детстве в Гемпшире, в родовом поместье Рокфордов. По безмолвному соглашению оба избегали болезненных тем.

Но сейчас им было необходимо поговорить о Призраке. Клер набросила на себя белую шелковую сорочку, и они вместе отправились в кабинет Саймона, чтобы изучить цитаты.

Саймон сел за письменный стол и усадил к себе на колени Клер.

– Взгляни, – сказала она, – каждая цитата представляет собой анаграмму. Первая буква цитаты совпадает с первой буквой фамилии следующей жертвы. Другие буквы фамилии тоже встроены в фразу.

Саймон нахмурился, изучая листок.

– Это совпадение.

– Одиннадцать совпадений?

– Десять, – поправил он, – и то если мы включим сюда цитату, найденную у леди Хейвенден.

– Одиннадцать, – повторила она. – Вчера я нашла еще одну записку в ящике письменного стола у отца. Дай мне, пожалуйста, перо.

Она обмакнула перо в чернила и добавила к списку еще одну запись.

«Но всем видна здесь Божия десница, Должны мы высшей воле подчиниться».

– Может быть, Призрак предсказал нашу женитьбу?

Его пальцы выводили круги у нее на спине, вызывая необыкновенно приятные ощущения. Клер почувствовала, что он не принял ее теорию всерьез.

Вдруг она увидела решение этого ребуса и издала победный возглас:

– Вот, смотри! Первая буква фразы – «X»,^[28] и следующей жертвой была леди Хейвенден. Остальные буквы фамилии также встроены в цитату.

– Дай-ка мне взглянуть.

Саймон взял листок в руки и переменился в лице.

– И в остальных случаях все совпадает. Как просто. Почему же я раньше не замечал?

– Потому что сначала это не бросалось в глаза. Это можно заметить, только когда все цитаты собраны вместе.

– Но если так, то в записке, найденной у леди Хейвенден, должно быть зашифровано следующее место ограбления. – Он снова вперился взглядом в листок. «Словам без мыслей неба не достичь».

Они оба смотрели на листок, но Саймон сказал первым:

– Уоррингтон.^[29]

У Клер гулко застучало сердце.

– Сегодня состоится бал в честь дня рождения Розабел.

– Я пошлю туда своих людей. Если в доме намечается ограбление, мы сумеем его предотвратить. – Саймон поднялся, придержав за талию Клер. – Отличная работа, миледи. Пожалуй, я возьму вас к себе в помощники.

На губах Саймона заиграла улыбка. Прочитав в его глазах восхищение, Клер ощутила прилив счастья.

– Ну, теперь-то ты веришь, что мой отец невиновен? Лицо Саймона приняло холодное выражение. Он усадил Клер на стул и положил руки ей на плечи.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы выяснить правду. Я обещаю тебе, Клер.

Его ответ разочаровал ее. Но сегодня вечером… он поймет, наконец, что арестовал невинного человека.

Саймон сложил листок с цитатами вчетверо и засунул в карман.

– Мне придется отлучиться на какое-то время. Я должен сделать необходимые распоряжения.

Клер вдруг пронзила тревожная мысль.

– А каким образом там окажутся твои люди? Ведь не собираешься же ты предупредить лорда Уоррингтона?

Он сдвинул брови, и она поняла, что именно это он и собирается сделать.

– Дорогая, но не станет же Призрак грабить себя самого?

– Станет, если захочет сбить тебя со следа.

– Хорошо, если ты так хочешь, я что-нибудь придумаю. Между прочим, лорд Уоррингтон не в восторге оттого, что я отказался от претензий на руку леди Розабел. – Саймон посмотрел на нее хозяйским взглядом. – Но рано или поздно он все равно узнает, что я женился на его внучке.

– Но не сейчас, – сказала Клер.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом он тряхнул головой и притянул ее к себе.

– Мне невыносима эта секретность, милая. Я жду, не дождусь, когда смогу рассказать о нас с тобой маме и сестрам. Конечно, они расстроятся, что их не пригласили на церемонию венчания, но зато потом устроят грандиозный прием в нашу честь.

Обхватив ее лицо ладонями, он быстро поцеловал ее в губы и ушел.

Клер в изнеможении прислонилась к дверному косяку. Грандиозный прием? Она вспомнила о своем новом статусе. Этот небольшой уютный дом – такое славное убежище. Почему бы, им не остаться здесь навсегда? Клер не испытывала ни малейшего желания окунуться в круговерть светской жизни. И ее совершенно не привлекала перспектива переезда в большой особняк Саймона, где ей придется управлять штатом прислуги и принимать гостей.

Как же быть?

Она глубоко вздохнула. У нее впереди уйма времени, чтобы подумать об этом, а сейчас она должна думать только о папе. Поскольку Саймон так и не поверил в его невиновность, остается надеяться только на себя.

Сегодня Уоррингтоны дают бал-маскарад. Если она наденет маскарадный костюм, то сможет проникнуть в дом незамеченной.

Саймон стоял на черной лестнице у двери, ведущей в коридор, где располагались спальни леди Эстер и леди Розабел. Отсюда он мог видеть всех, кто проходил по коридору.

Днем, когда он вернулся в свой домик в Белгрейвии, Клер нарисовала ему карту дома. А потом они, к обоюдному удовольствию, переместились в спальню. Он, как мог, тянул время, но, в конце концов, ему все же пришлось оторваться от Клер. Переодевшись в костюм монаха, он ушел на бал, наказав Клер дожидаться его в постели.

К тому времени, как появились первые гости, он тайком через черный ход впустил Айлингтона, разместив его в бельевой, расположенной на противоположном конце коридора. Он также расставил людей в кустах вокруг дома, на случай если кто-нибудь попытается проникнуть в дом через окно или балкон.

Саймон вытащил из кармана часы. Скоро полночь. Нервы его были напряжены до предела. Нет ничего утомительнее, чем сидеть в засаде.

Но сегодня ему было во сто крат тяжелее. Сегодня на кону стояло его собственное счастье.

Если сегодня они поймают настоящего Призрака, он сможет подарить Клер то, чего она хочет больше всего на свете. Он подарит свободу ее отцу.

Если же Призрак не появится, через несколько дней Гилберта Холлибрука будут судить и Айлингтон выступит свидетелем обвинения. Отца Клер приговорят к виселице.

У Саймона похолодели руки. Если это случится, он потеряет Клер. Навсегда. Она будет ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. Но хуже всего то, что он и сам себя возненавидит, если отправит на казнь человека, не будучи до конца уверенным в его виновности.

Что, если Холлибрук действительно стал жертвой чьего-то коварного замысла? В течение долгого времени Саймон противился своей интуиции. Наверное, Клер права: он упорно не желает взглянуть на дело с другой точки зрения и игнорирует факты, не укладывающиеся в его схему.

Возможно, и так. Но она не понимает другого: у него такая работа, что он не имеет права принимать ее слова на веру. Во всех его действиях должна прослеживаться явная, четкая логика.

Но он мог, по крайней мере, рассмотреть ее предположение, что преступником является кто-то из обитателей Уоррингтон-Хауса. Если исходить из этой посылки, то вором может быть только лорд Фредерик – он заядлый игрок и увяз в долгах. Один из людей Саймона заранее побывал в спальнях леди Эстер и леди Розабел и составил опись драгоценностей. Если после бала выяснится, что что-то пропало, эта мера позволит им более точно установить, когда пропала вещь: до или после бала.

В конце коридора показалась монахиня в белых одеждах. Саймон насторожился. Призрак – женщина?

Он пригляделся, надеясь узнать ее, но волосы женщины скрывал головной убор, а лицо – полумаска. Черт бы побрал эти костюмы! Он и раньше не любил костюмированные балы, а теперь так просто возненавидел. В этих нарядах он вообще никого не сможет узнать.

Монахиня прошла мимо интересующих его комнат и завернула за угол. Саймон выдохнул. Он старался не думать о том, что дома, в постели, его ожидает Клер.

Заворачивая за угол, Клер успела заметить спрятавшегося за дверью Саймона. Если бы она не знала, что он будет там стоять, то, вряд ли смогла бы его увидеть. В длинном темно-коричневом одеянии с капюшоном он был почти незаметен в темноте коридора.

Забавно, что они, не сговариваясь, оделись в монашеские одежды. Клер наспех смастерила себе костюм из простыней. Сегодня днем Саймон чуть не поймал ее за шитьем, когда вернулся с Боу-стрит. Услышав за дверью его шаги, она едва успела запихнуть костюм в сундук. Потом она весь вечер изображала любящую жену, чувствуя себя виноватой, оттого что вынуждена снова обманывать его.

Она остановилась возле двери лорда Уоррингтона и посмотрела в обе стороны коридора. Убедившись, что ее никто не видит, она быстро вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Сейчас маркиз находился в библиотеке с другими джентльменами, беседуя с ними о политике, и Клер решила, что это самый подходящий момент для того, чтобы посмотреть, что он прячет в сейфе. Остальные члены семьи тоже были заняты: лорд Фредерик играл в карты: в гостиной, Розабел, похожая на сказочную принцессу, без устали танцевала, причем два танца она отдала светловолосому кавалеру в маске. Клер не сомневалась, что это был Льюис Ньюком.

Клер вошла в спальню маркиза. Если ей удастся найти драгоценности, Саймон наконец, поверит ей. В комнате никого не было, на столике возле кровати стояла зажженная масляная лампа. Другой возможности попасть сюда у нее уже не будет.

Широкая кровать под пологом была накрыта шелковым покрывалом с драконами. Фигурки животных из коллекции деда отбрасывали зловещие тени. В гардеробной было темно. Откуда-то слева из темноты сверкнули два рубиновых глаза. Клер застыла от ужаса. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что это глаза медного тигра, который лежал в основании столика.

Клер выдохнула и постаралась взять себя в руки. Здесь стояла такая звенящая тишина, что ей стало страшно. Она подошла к фамильному гербу, висевшему на стене. Сняв его с крючка, положила на стул. Затем попыталась повернуть ручку сейфа, но та не поддавалась.

Интересно, где дед держит ключ?

Она выдвинула ящик прикроватного столика и поднесла к нему лампу, чтобы получше рассмотреть его содержимое. В ящике лежали книги, носовой платок, флакон из темного стекла с лауданумом – все то же, что и в прошлый раз. Ключа здесь не было.

Опустившись на корточки, Клер заглянула в нижний ящик столика, но ключа не было и там. Она уже собиралась встать, когда мужской голос пригвоздил ее к месту:

– Вы, случайно, не это искали?

Ахнув, она обернулась. Перед ней стоял камердинер деда Оскар Эддисон. В руках он держал связку ключей.

Внимание Саймона привлекла темная крадущаяся фигура в конце коридора. Приглядевшись, он узнал Айлингтона, который двигался в ту сторону, куда прошла несколько минут назад монахиня в белом.

Саймон решил остаться на месте и посмотреть, что будет дальше. Должно быть, Айлингтон вышел из своего укрытия, заметив нечто подозрительное. Если ему понадобится помощь, он позовет.

От многочасового стояния у Саймона затекли ноги. Изменив положение, он прислонился к дверному косяку и продолжил наблюдение за коридором. Снизу доносилась танцевальная музыка. Он мог даже расслышать приглушенный смех и голоса.

Интересно, куда пошел Айлингтон?

Застигнутая на месте преступления, Клер попыталась переместиться подальше от столика, чтобы свет лампы не падал ей в лицо. Какое счастье, что она надела маску.

Камердинер заметил выдвинутый ящик.

– Ах ты, дрянная девка! Воровка! Я прятался в гардеробной и слышал, как ты вошла. А ну-ка сними свою маску и покажи лицо!

Клер молча покачала головой. Эддисон не должен ее узнать. Господи. Как бы от него убежать?

– Кому говорят, снимай маску! – рявкнул он.

Он шагнул вперед, угрожающе замахнувшись связкой ключей. Клер сделала вид, что испугалась, и, когда он наклонился над ней, вскочила и изо всех сил ударила его плечом в живот.

Эддисон со стоном повалился на ковер. Ключи отлетели в сторону и, звякнув, ударились об пол.

Клер подхватила юбки и побежала к выходу. Повернув ручку, она распахнула дверь и столкнулась лоб в лоб с невысоким полным мужчиной.

Из глаз Клер посыпались искры. Мужчина схватил ее за руку и поволок в глубь спальни, к свету. Клер пыталась вырваться, но безуспешно: красные мясистые пальцы вцепились в нее мертвой хваткой.

– Оставьте сопротивление, мисс. Меня зовут Айлингтон. Я – офицер полиции.

С этими словами он сорвал с нее маску. Теперь Клер тоже смогла его разглядеть. Она узнала его всклокоченные каштановые волосы и красное лицо с широким приплюснутым носом.

У Клер подкосились ноги. Должно быть, Айлингтон – один из людей Саймона!

– Сэр, вы должны позвать сюда лорда Р…

– Миссис Браунли? – Эддисон кое-как поднялся на ноги.

– Мисс Холлибрук? – одновременно с ним сказал Айлингтон.

У Клер пересохло в горле. О нет.

– Это миссис Браунли, – настойчиво сказал камердинер. – Она здесь работала, но потом ее уволили за неподобающее поведение.

– Это дочь Гилберта Холлибрука, – мрачно сказал Айлингтон. – Я видел ее в участке несколько недель назад. Она приходила к магистрату.

Эддисон побелел как мел.

– Нет, не может быть… я не верю этому… Но Айлингтону было не до него.

– Мы искали вас, мисс. Мой начальник установил наблюдение за квартирой вашего отца.

Саймон. Он сказал, что установил наблюдение за квартирой, чтобы туда больше никого не послали. Он хотел защитить ее. Господи, может быть, он сумеет вызволить ее и сейчас? Или, наоборот, расценит это как доказательство того, что она воровка?

– Я сейчас приведу лорда Уоррингтона, – сказал Эддисон, направившись к двери. – Пусть посмотрит, кто собирался его ограбить.

Клер охватила паника. Она еще не готова встретиться с дедом. У нее на руках нет никаких доказательств его вины.

– Немедленно отведите меня к своему начальнику, – приказала она Айлингтону. – Я буду разговаривать только с ним.

– Вы не в том положении, чтобы отдавать приказания, мисс, – заметил ей Аилингтон, доставая из внутреннего кармана пальто моток бечевки. – Вы арестованы.

С того момента как Айлингтон крадучись завернул за угол, прошло не больше пятнадцати минут, когдаСаймон узрел его снова. Айлингтон почти бежал к нему.

Саймон побежал ему навстречу и встретился с ним в середине коридора.

– Что случилось?

– Сюда, милорд. – Сияющий Айлингтон повел Саймона по коридору. – Я поймал Призрака, я поймал его. Она собиралась взломать сейф лорда Уоррингтона.

– Она?

– Да, с виду вполне приличная женщина, прикидывалась монахиней. Но что самое интересное… нет, я хочу, чтобы вы увидели сами.

Значит, все-таки монахиня. А он не обратил на нее внимания. Он ошибался, полагая, что преступник попытается украсть драгоценности леди Эстер или леди Розабел.

Кто же она?

Сегодня у Саймона не было охоты играть в шарады, но одна минута уже ничего не решала. Пусть Айлингтон сполна насладится триумфом.

Его и самого распирало от радостного восторга. Наконец он добыл доказательство невиновности отца Клер! Как она будет счастлива!

Саймон вошел в спальню, одним взглядом сразу охватив всю обстановку. Потом посмотрел на привязанную к стулу монахиню.

Он застыл как громом пораженный. Клер?!

Она смотрела на него умоляющим взглядом, однако у нее хватило ума молчать и ждать, когда заговорит он. От злости и ужаса у него перехватило горло. Что она здесь делает?

– Это мисс Холлибрук, милорд. Видимо, хотела выручить отца.

– Сходи на улицу, отпусти ребят. Этой женщиной я займусь сам.

Айлингтон кивнул, затем повернулся к Клер:

– До встречи в суде, мисс. Теперь я буду свидетельствовать против вас обоих.

Довольный Айлингтон удалился, а Саймон схватился за голову. Айлингтон проболтался. Прекрасные черты Клер исказила гримаса боли.

– Это правда? – словно не веря своим ушам, прошептала она. – Он будет выступать свидетелем обвинения? Вместо тебя?

«Черт, черт, черт…»

– Да, я все объясню тебе позже. – Саймон склонился над стулом и развязал ей руки. – Сейчас проблемы у тебя. Какого дьявола тебя сюда занесло?

– Я надеялась найти украденные драгоценности в сейфе у деда. Но, Саймон… ты обманул меня.

– У меня не было выбора. Иначе ты не вышла бы за меня замуж.

Его грыз червь сомнения. Можно ли верить тому, что она сказала, или она снова лжет? Может, она решила украсть у деда драгоценности, чтобы вызволить из тюрьмы отца?

Сейчас ему было все равно, зачем она это сделала. Он думал только о том, как защитить ее от полиции.

Клер растирала онемевшие руки. Потом сорвала с головы колпак и швырнула его на пол. Блестящие темные кудри упали на белое монашеское одеяние. С болью в голосе Клер повторила:

– Ты обманул меня.

– Надень колпак – в нем тебя никто не узнает. И уходи отсюда немедленно. Я скажу, что ты от меня убежала.

Клер не пошевелилась и звенящим от гнева голосом повторила:

– Ты обманул меня. Ты заставил меня поверить, что ты на стороне моего отца. Как ты мог так со мной поступить?

Каждое ее слово отдавалось в нем болью.

– Ты тоже обманывала меня, Клер. И не однажды.

– Я обманывала, чтобы защитить отца. Но ты ведь не собираешься ему помогать? И никогда не собирался.

– Черт, мы поговорим об этом потом. Сейчас не время… Но было уже слишком поздно.

Опираясь на палку, в спальню вошел лорд Уоррингтон. Вслед за ним со скорбной миной на лице просочился камердинер. Уоррингтон в силу своего возраста был избавлен от необходимости, надевать маскарадный костюм. На нем были простой темно-серый сюртук и белый шейный платок. Его пронзительные голубые глаза впились в лицо Клер.

– Так это вы!

Эддисон ткнул в нее костлявым пальцем:

– Она обманщица и воровка! Эта девка показалась мне подозрительной с самого первого дня…

Вымещая свою боль, Саймон схватил камердинера за горло и ударил головой о столбик, поддерживающий балдахин.

– Выбирай выражения, когда разговариваешь с моей женой!

Он услышал, как ахнула за его спиной Клер. Ну вот, теперь она сотрет его в порошок. Он же обещал ей, что никому не расскажет об их венчании до тех пор, пока она сама ему не разрешит. Но он бы нарушил еще тысячу обещаний, лишь бы спасти ее от тюрьмы.

– Извинись. Эддисон закашлялся.

– Простите… милорд…

– Не передо мной, скотина. Перед ней.

– Простите, миледи, я не знал…

Клер подошла к ним и отчеканила:

– Отпусти его, Саймон. Ты такой же мерзавец, как и он. Ее негодующий тон немного охладил вспыхнувшую в нем ярость. Ослабив хватку, он отпустил камердинера и повернулся к ней.

– Клер, дорогая, выслушай меня. Мне было необходимо, чтобы ты стала моей женой… Я люблю тебя.

Он хотел дотронуться до ее щеки, но она увернулась. В ее глазах он прочитал обвинительный приговор.

– Держитесь от меня на расстоянии, сэр. Уоррингтон наблюдал за ними, удивленно приподняв седые кустистые брови. Потом, не отрывая глаз от Клер, сказал, обращаясь к Саймону:

– Это правда, Рокфорд? Вы женились на моей внучке?

– Вчера, по особому разрешению.

– Понятно.

Лорд Уоррингтон продолжал смотреть на Клер.

– Нам нужно с вами уладить кое-какие дела, – сказал он ей. – Вы хотите, чтобы он остался?

Клер с отвращением посмотрела на Саймона.

– Нет. Я намерена аннулировать брак. Этот человек обманул меня. Я больше не желаю его видеть.

Глава 25

Нет ран болезненней сердечных.

У. Шекспир «Два веронца»

Лорд Уоррингтон приказал всем посторонним удалиться, и Клер впервые осталась с ним наедине. Впервые, потому что теперь он знал, кто она такая. Но Клер была как в тумане: боль от предательства Саймона затмевала все остальное.

Саймон ее обманул. Обманул самым жестоким образом. У него, оказывается, и в мыслях не было помогать ее отцу. Он женился на ней только затем…

«Клер, дорогая… Я люблю тебя».

Душевная боль переросла в гнев. Его жестокость обесценила эти слова. А ведь она так мечтала их услышать. Он женился на ней из чувства долга, только и всего. Просто потому, что она – внучка Уоррингтона. Раньше, когда он считал, что она принадлежит к низшему сословию, ему и в голову не приходило сделать ей предложение.

– Сядь, – ворчливым голосом сказал лорд Уоррингтон. – Ты, того и гляди, упадешь в обморок.

Клер бессильно опустилась на стул, слезы застилали ей глаза. На столике, разделявшем ее и деда, стояла масляная лампа. Когда он успел ее переставить? Клер попыталась сосредоточить внимание на происходящем. Дед пристально смотрел на нее; его пронзительные голубые глаза сверкали как кинжалы.

– Так, значит, ты дочка Эмми, – сказал он. – И я не ошибся, когда подумал, что ты мне кого-то напоминаешь.

Эмми. Дед называл маму не Эмили, а Эмми? Это имя прозвучало в его устах так мягко и по-домашнему, что Клер не поверила своим ушам. До сих пор она полагала, что лорд Уоррингтон был холодным, безразличным отцом.

– Вы бы не сомневались в этом, если бы вас интересовала судьба вашей внучки.

У него на щеке дрогнул мускул. Маркиз наклонился вперед, обхватив узловатыми пальцами набалдашник трости.

– Прошлого не вернешь. Давай поговорим о настоящем. Почему ты решила меня ограбить?

– Я не собиралась ничего красть. Напротив, я искала вещи, которые украли вы. – Сейчас Клер уже ничего не боялась. Пусть только этот старикашка попробует заставить ее замолчать! Пусть только попробует!

Он недоуменно сдвинул кустистые брови.

– Ты говоришь о приданом Эмми? Ты можешь его забрать, а вместе с ним и свое собственное приданое – ты ведь вышла замуж за Рокфорда.

– Вам не удастся купить мое молчание, – с ненавистью сказала она. – Я не хочу ваших денег. Я хочу, чтобы вы вернули доброе имя моему отцу и сняли с него все ложные обвинения.

– Ты сама не понимаешь, чего просишь, девочка. Не в моей власти освободить кого-то из тюрьмы. Мне очень жаль, но он действительно вор.

– Нет. Призрак – это вы, а не мой отец. – Маркиз смотрел на нее непонимающим взглядом. Клер стиснула руки, положив их на колени. – Вы спланировали все эти ограбления для того, чтобы погубить моего отца. Вы подбросили ему в квартиру улику. Все эти годы вы ненавидели его за то, что он украл у вас вашу дочь.

В тишине был слышен только стук каминных часов. Клер впилась взглядом в лицо деда, пытаясь прочитать на нем малейшие признаки вины.

Но дед удивленно склонил голову набок, тяжело вздохнул, и устало откинулся на спинку стула.

– Не знаю, каким образом ты пришла к подобному заключению, но ты ошибаешься. Я являюсь почитателем исследовательского таланта твоего отца. Мне известны его работы.

Его заявление ошеломило Клер. Неужели он думает, что она этому поверит?

– Да, вы следили за ним. Мы несколько раз переезжали с квартиры на квартиру, но вы не теряли нас из виду.

– Я не терял из виду тебя, а не его. – Дед умолк, потом медленно добавил: – Мне было бы приятно, если бы ты хоть иногда отвечала на мои письма.

– Как вам не стыдно лгать! – В глазах у нее заблестели слезы, и Клер с досадой смахнула их. – Я ни разу не получила от вас ни строчки. Так же, как и моя мать. Вы не ответили ни на одно ее письмо.

Лорд Уоррингтон переменился в лице. Костяшки его пальцев, вцепившихся в набалдашник трости, побелели.

– Эмми мне писала? Когда?

– Каждый год, в годовщину своего побега. Она плакала, когда писала эти письма. Потому что вы отказались от нее.

Дед продолжал смотреть на нее непонимающим взглядом. Он даже попытался встать, но снова рухнул на стул и хрипло попросил:

– Позвони в колокольчик.

Лицо деда стало серым, глаза затуманились от слез, вся его фигура обмякла. Клер почувствовала себя виноватой. Может быть, ему стало плохо от ее обвинений?

Клер дернула шнур звонка, потом взяла стакан и налила в него воды из кувшина. Дед сделал несколько глотков и снова откинулся на спинку стула.

– Почтой занимается Эддисон, – медленно проговорила Клер. – Вы полагаете, он мог забирать эти письма?

Дед кивнул.

– Как жаль, что я узнал об этом только сейчас.

Не прошло и минуты, как Оскар Эддисон предстал перед своим хозяином. Саймон тоже вошел в спальню, но остался стоять в тени. Он уже снял монашеское облачение и сейчас был одет в обыкновенную рубашку и брюки. В этом костюме он походил на пирата. По решительному выражению его лица Клер поняла, что он намерен поговорить с ней. Она надеялась избежать этого разговора: сейчас у нее было слишком Мало сил, чтобы противиться его обаянию. Уоррингтон вперил в Эддисона угрожающий взгляд:

– Моя внучка не получила от меня ни одного письма. Так же, как и я не получал ее писем.

Глазки-бусинки камердинера забегали от Клер к хозяину.

– Милорд, я… я всегда относил ваши письма на почту. Я даже не представляю, что с ними могло случиться… правда, письма иногда пропадают…

– Довольно! Если ты не признаешься, я скажу Рокфорду, чтобы он вытряс из тебя всю правду.

Саймон выступил вперед, выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

Эддисон побелел. Он упал на колени перед хозяином.

– Умоляю вас, простите меня, милорд. Вы были так разгневаны, когда леди Эмили ушла из дома. Вы сказали, что она для вас умерла! Туда ей и дорога. Она обесчестила ваше имя!

Маркиз прищурился.

– Низкий лизоблюд! Встань! Как ты посмел уничтожить письма моей дочери?

Эддисон подскочил, ломая руки.

– Нет! Они… они все у меня. Все до одного! Я их не вскрывал, они лежат у меня в комнате в сундуке. Я… я сейчас принесу их.

Он рванулся к двери, но Саймон перехватил его, поймав за шиворот.

– Ты плохо думал о леди Эмили, верно? А я вот подумал, уж не ты ли совершил все эти ограбления, чтобы отомстить Холлибруку?

Эддисон открыл рот и хватал воздух, как рыба.

– Отомстить?

– Да. Мы сходим за письмами вместе. А потом я арестую тебя по подозрению в ограблениях, совершенных Призраком.

Клер сидела, не в силах пошевелиться, потрясенная открытием, что Эддисон действовал без ведома ее деда. Камердинер пытался возражать, но Саймон не обращал на его протесты никакого внимания. Уходя, он бросил Клер взгляд, от которого у нее зашлось сердце. Без сомнения, он надеется провести эту ночь с ней вдвоем. Несчастный!

Клер посмотрела на деда: он сидел, погрузившись в свои мысли.

– Можно мне остаться здесь на ночь?

Его глаза прояснились, морщины на лице немного разгладились.

– Дорогая, ты можешь оставаться здесь сколько пожелаешь.

На следующее утро Клер поднялась поздно. Ее сон был прерывистым и некрепким, и она чувствовала себя совершенно разбитой. Когда она простилась с дедом и направилась в свою комнатку в мансарде, лорд Уоррингтон настоял, чтобы она заняла большую комнату напротив спальни Розабел. Клер ахнула, увидев розовые драпировки и изящную дорогую мебель: это была комната настоящей принцессы.

Или, по крайней мере, внучки маркиза.

Клер медленно одевалась, натягивая простое серое платье, поверх которого она вчера надела монашеское облачение. Буря эмоций, которую ей пришлось вчера пережить, отняла у нее все силы. Дед сказал, что больше никогда не отпустит ее от себя.

Но главное, что она поняла: он не замышлял ничего плохого против папы. Она страшно ошиблась в нем.

Оказалось, что планы мести вынашивал Оскар Эддисон. Перед тем как увезти его на Боу-стрит, Саймон зашел в библиотеку и объяснил ей, что ее отца отпустят только после того, как Эддисон даст признательные показания. Учитывая бумажную волокиту, эта процедура может занять целый день.

Тем временем Клер чувствовала себя кораблем, заблудившимся в незнакомых водах океана. Каждый раз, когда она вспоминала о Саймоне, ее сердце болезненно сжималось.

Она видела, что он пытается загладить свою вину, но не могла забыть о его предательстве. А если бы ее разговор с дедом не состоялся? Что, если бы они так и не узнали, что Призраком был Эддисон?

Тогда папу приговорили бы к виселице на основании показаний Айлингтона.

Она никогда не простит Саймона за то, что он сделал. Никогда.

Она не сможет жить с человеком, который пошел на такой подлый обман. Но жизнь без него казалась пустой и бессмысленной.

В дверь постучали. Вошел лакей с докладом:

– В Голубой гостиной вас ожидает вдовствующая леди Рокфорд, миледи.

Значит, Саймон уже все рассказал своей матери.

Трясущимися руками Клер пригладила волосы. Вдруг мать Саймона не одобрила его выбор? Но у Клер не было времени подумать, как семья Саймона отнеслась к его женитьбе. Выбежав из комнаты, она бросила взгляд на дверь спальни Розабел. Как она, должно быть, обрадуется, узнав, что у нее появилась кузина!

Сбежав вниз по лестнице, Клер на секунду остановилась перед дверью в огромную гостиную, собираясь с духом, потом резко выдохнула и вошла. Ее свекровь сидела на кушетке возле камина. Ее седеющие волосы были собраны в простую изящную прическу, а элегантное платье из темно-синего шелка лишний раз напомнило Клер о ее собственном невзрачном, безвкусном наряде.

Она присела в реверансе.

– Леди Рокфорд, как я рада видеть вас снова. Мать Саймона ответила ей нежной улыбкой.

– Моя дорогая, теперь вы леди Рокфорд – факт, которому я чрезвычайно рада. Может быть, вы присядете рядом со мной?

Клер повиновалась. Нервы ее были совершенно расстроены, поэтому она прямо спросила:

– Вас не огорчает, что Саймон не женился наледи Розабел?

– Напротив. Я очень довольна, что он женился на девушке, которую по-настоящему любит.

Клер сильно сомневалась в глубине чувств Саймона, но сказать об этом его матери она не могла.

– Вы не можете быть довольны его выбором. Моя мать имела скандальную репутацию. Она убежала из дома с учителем. А теперь мой отец сидит в тюрьме.

– Ваша мать была влюблена. А отец обвинен несправедливо. Его скоро отпустят – как только камердинер признает свою вину. – Вдовствующая графиня поджала губы. – Подумать только, что он прятал письма вашей матери на протяжении стольких лет!

Клер была неприятна эта тема, поэтому она спросила:

– А разве Эддисон до сих пор не признал свою вину?

– Нет, но Саймон уверен, что это случится с минуты на минуту. – Леди Рокфорд протянула тонкую руку и коснулась плеча Клер. – Не волнуйтесь, дорогая. Саймон поехал на Боу-стрит, чтобы выяснить, что там происходит.

Ясный взгляд карих глаз леди Рокфорд сказал Клер, что она по-прежнему находится в неведении относительно тайной деятельности сына.

«Я являюсь тайным сотрудником Боу-стрит. О моей работе не знает никто – даже члены моей семьи».

«Тогда почему он сказал об этом мне? – пыталась понять Клер. – Почему он сказал мне об этом, хотя считал меня преступницей? Только потому, что я все равно узнала бы об этом в суде?»

– Надеюсь, вы не осудите меня за то, что я вмешиваюсь, – сказала вдовствующая графиня, – но сын признался, что вы поссорились и что он виноват перед вами. Я не расспрашивала его о подробностях, но подумала, что вам, возможно, следует знать, отчего он иногда бывает таким упрямым и резким.

– Вы имеете в виду тот случай… когда ему было пятнадцать лет?

– Так вы уже знаете?

Клер покачала головой:

– Совсем немного. Когда я спросила об этом Саймона, он ответил, что не намерен обсуждать эту тему.

– Ему тяжело об этом вспоминать. – Леди Рокфорд отвела печальный взгляд в сторону, словно всматриваясь в прошлое. – Не каждому выпадает стать свидетелем убийства своего отца.

Клер ахнула:

– Так Саймон присутствовал при этом?

– Да. Видите ли, его исключили из школы за драки. Мы с мужем решили, что сами заберем его из школы. Нам не хотелось возлагать это на кого-то из слуг. По дороге домой Саймон с отцом ссорились, потом кучер вдруг остановился. Оказалось, что на обочине дороги стоит чья-то сломанная коляска. Мой муж вышел из экипажа, чтобы помочь пострадавшему джентльмену.

Она умолкла, положив руку на горло. Клер в ужасе проговорила:

– Вас обманули. Этот человек оказался грабителем. Леди Рокфорд кивнула:

– Да, нас поймали в ловушку. В обеих руках у него были пистолеты. Он приказал нам выйти из экипажа. Когда мой муж попытался заслонить меня, этот человек выстрелил. Саймон и кучер схватили его, но мой муж был смертельно ранен.

У Клер все внутри перевернулось.

– Я знаю, что вас тоже задело.

– Да, и Саймон до сих пор не может себе этого простить.

– Но ведь это не его вина!

– Я говорю ему то же самое! Но он винит себя за то, что его исключили из школы. Если бы мы не приехали за ним, ничего этого могло не случиться. С того самого дня его поведение стало образцовым – пожалуй, даже слишком. Но он перестал доверять людям. Он верит только членам своей семьи. – Она улыбнулась. – И вам, моя дорогая.

Клер все еще не хотела верить, что Саймон относится к ней как-то по-особому, но оставила свои сомнения при себе.

Леди Рокфорд сказала, что сестрам Саймона не терпится увидеться с ней. Клер видела, что визит ее утомил, и, когда они стали прощаться, внезапно обняла ее.

Ее терзали горькие сожаления, но разве могла она сказать матери Саймона, что их брак расторгнут, так и не начавшись?

Клер медленно поднялась наверх. Теперь понятно, почему Саймон решил посвятить свою жизнь борьбе с преступностью. И ясно, почему он не поверил, что ее отец – безобидный преподаватель. Его родителей заманили в ловушку, воспользовавшись их желанием оказать помощь пострадавшему на дороге.

И все же это не оправдывает его.

Клер уже подходила к своей комнате, когда из спальни Розабел выскочила испуганная леди Эстер. Она тяжело дышала, ее обычно красное лицо побледнело, глаза дико блуждали. Увидев Клер, она застыла как вкопанная.

– Миссис Браунли! А что вы-то тут делаете?

Клер не стала тратить время, объясняя ей свое новое положение.

– Что случилось, миледи?

Ее тетка приложила к глазам носовой платок.

– Розабел пропала. Ее кровать не смята. Я боюсь, что она убежала. С этой скотиной Ньюкомом!

Глава 26

Вечность и один день.^[30]

У. Шекспир «Как вам это понравится»

Через полчаса они уже неслись в карете Уоррингтонов на север в Гретна-Грин.

Напротив Клер сидел насупившийся Фредерик, рядом с ним восседал лорд Уоррингтон. Фредерик отсыпался после бурно проведенной ночи, его подняли прямо с постели. Вид у него был соответствующий: спутанные волосы, помятый голубой сюртук, небрежно завязанный шейный платок.

– Да она где-нибудь в городе, – снова запел свою песню Фредерик. – Рози ни за что не потащилась бы в Шотландию с Льюисом. Для нее это слишком утомительно. Это погоня за призраком.

– Вот именно. Клер обнаружила в спальне твоей сестры анаграмму, – сказал маркиз. – Мало того, что твой приятель умыкнул Розабел, так еще похоже на то, что он и есть Призрак.

Фредерик разинул рот, но промолчал и погрузился в угрюмое созерцание видов, проносившихся за окном.

Клер была потрясена до глубины души, когда увидела на подушке кровати Розабел записку. «Спокойной ночи! Мне так приятна мука расставанья, что до утра твердила б: до свиданья!»

Клер потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять: в этой цитате из «Ромео и Джульетты» нет указания на следующую жертву. Она представляла собой анаграмму, указывающую на Гретна-Грин – местечко на границе с Шотландией, где влюбленные могли заключить брак без представления соответствующих документов.

Клер нацарапала записку Саймону, вкратце объяснив ситуацию.

Неудивительно, что ему не удалось добиться признания от Оскара Эддисона. Призрак – совсем другое лицо. В ответ на замечание деда, что Призраком, вероятно, является Льюис Ньюком, Клер решила оставить свое мнение при себе. Ведь Призраком могла быть и сама Розабел. Возможно, она решила помочь Льюису выпутаться из долгов.

Лорд Уоррингтон недовольно смотрел на внука.

– Это твоя вина, бездельник. Я не приглашал Ньюкома на бал, значит, провести его туда мог только ты. Клер видела, как он танцевал с твоей сестрой.

Фредерик оторвался от созерцания вида за окном и устремил взгляд на Клер. Его нисколько не взволновало открытие, что они приходятся друг другу родственниками.

– Лично я его не видел. Льюис помолвлен с другой девушкой. И он не Призрак, я готов вам поклясться в этом.

Сжав набалдашник своей трости, лорд Уоррингтон остановил на внуке тяжелый взгляд.

– А кто тогда Призрак? Может быть, ты? Думаешь, я не заметил, что у меня пропадают вещи?

Фредерик испуганно подскочил.

– П-п-пропадают?

– Какие вещи? – насторожилась Клер. Лорд Уоррингтон повернулся к ней.

– Моя коллекция насчитывает намного больше вещей, чем я могу выставить. Поэтому большую часть я храню в подвале. Несколько недель назад я заметил, что некоторые предметы исчезли – например, шкатулка, украшенная драгоценными камнями, золотая статуэтка индийского божества; колье с бриллиантами. – Он перевел взгляд на Фредерика. – И не вздумай отрицать свою вину. Я тебя выследил. Ты продавал мои вещи торговцам краденым, чтобы оплатить игорные долги.

Фредерик начал дико озираться по сторонам, словно хотел вырваться из ограниченного пространства кареты. Потом выпалил:

– Это мое наследство! Если бы ты не был таким прижимистым…

– Молчать! – рявкнул на него дед, стукнув тростью об пол коляски. – И попробуй сказать, что Призрак – это не ты. Все эти ограбления ты совершил вместе с негодяем Ньюкомом.

Фредерик забился в угол коляски.

– Я? Нет! Клянусь тебе, это не я!

– Твое счастье, если ты говоришь правду. В любом случае ты отправляешься служить в Королевский флот. Походная жизнь сделает из тебя человека.

– Нет!

– Я уже купил тебе офицерский патент. Через несколько месяцев ты уйдешь в плавание. Сиди уж. Или в тебе не осталось ни капли гордости?!

Фредерик выпрямил спину так, словно в нее воткнули раскаленную кочергу.

– П-простите меня, адмирал. Я все верну. Все!

– Адмирал, – пробормотал маркиз. – Я мог командовать флотилией, а вот навести порядок в собственной семье, что-то не получается.

Он как-то враз постарел, вспышка гнева его утомила. Клер с сочувствием смотрела на него. Несмотря на кажущуюся суровость, дед страдал не меньше, чем любой другой человек. Глядя на него, она вспомнила о Саймоне. Он тоже скрывал свое нежное сердце под маской надменной холодности.

Саймон. У нее снова заныло сердце, но она быстро овладела собой. Она не может дать волю своим чувствам до тех пор, пока они не найдут Розабел.

Ей казалось, что они едут уже целую вечность. Бал закончился на рассвете, значит, влюбленная парочка опередила их на пять часов. Клер и дед обследовали каждую гостиницу, встречавшуюся им на пути, и каждый трактир. Трижды их обнадежили, сообщив, что девушка, по описанию похожая на Розабел, и какой-то молодой человек останавливались у них, чтобы перекусить. В третий раз им сказали, что влюбленные уехали всего два часа назад.

Карета раскачивалась, подпрыгивая на ухабах, но Клер была настолько возбуждена, что против обыкновения ее даже не укачало. Начинали сгущаться сумерки, и Клер опасалась, что они могут опоздать. По всей видимости, лорд Уоррингтон это тоже понимал, потому что велел кучеру гнать, что есть мочи.

Фредерик дремал, забившись в угол. Дед начал рассказывать Клер о письмах ее матери, иногда умолкая, чтобы сдержать подступавшие слезы, Он признался, что читал письма всю ночь. Леди Эмили часто писала ему о своей дочурке. Он даже обнаружил письмо самой Клер, в котором она приглашала его на свой день рождения.

– Я бы приехал, – сказал дед, глядя ей в лицо. – К черту гордость! Я бы приехал на твой день рождения, несмотря на то, что Эмили мне не писала.

– Возможно, маме тоже следовало самой прийти к вам, – сказала вдруг Клер, сама поразившись неожиданной мысли. А разве у них с Саймоном все не так? Разве виноват только он?

У Саймона были все основания сомневаться в ней, и все же он рассказал ей о своей тайной работе. Он не побоялся признать перед всеми, что любит ее. У него был такой отчаянный вид.

У Клер потеплело на сердце. Он при всех признался ей в любви. А ведь она ни разу не сказала ему о своих чувствах. Может быть, она сама недостаточно ему доверяла? И почему? Только потому, что он – аристократ.

Она подумает об этом позже. Сейчас главное – найти Розабел, поймать Призрака и освободить папу.

Кучер придержал лошадей, и Клер прижалась лицом к стеклу, ожидая увидеть очередную гостиницу. Уже почти совсем стемнело. На дороге мелькнула какая-то тень…

У Клер перехватило дыхание.

– По-моему, там… Розабел. Похоже, у них сломалась карета.

– Слава Богу!

Лорд Уоррингтон ткнул в бок Фредерика:

– Вставай, лежебока. Иди спасать свою сестру. Фредерик застонал и схватился за голову. Клер не стала его дожидаться. Она распахнула дверь и побежала навстречу Розабел, которая понуро сидела на обочине дороги.

– Брауни! – Розабел кинулась к Клер, чуть не задушив ее в объятиях. – А я как раз жалела, что тебя здесь нет. Когда я слушала рассказы о том, как леди Эмили сбежала с учителем, это казалось очень романтичным, но здесь так холодно и темно – я хочу домой!

Клер потрясенно застыла, потом освободилась из объятий Розабел. В нескольких ярдах от них на размытой дороге застрял экипаж – элегантный новый черный экипаж, который Клер мгновенно узнала.

– Ты разве одна? – спросила Клер у Розабел. – А где мистер Ньюком?

– Льюис? Но он здесь совсем ни при чем…

– Хватит трещать. – Из темноты выступила темная фигура. – Никто из вас не сделает ни шага без моего разрешения.

Перед ними стоял Винсент Граймз.

И в каждой руке он держал пистолет.

Саймон мчался сломя голову по Большой северной дороге. Опустились сумерки, и любой другой на его месте сбавил бы ход, чтобы лошадь в темноте не споткнулась.

Но Саймон взял свежую лошадь в придорожной гостинице, оставив измотанного гнедого отдыхать, и продолжал гнать во весь опор. Его сердце гулко стучало в такт ударам копыт о землю, в лицо ему бил холодный ночной ветер. Он боялся подумать, что может опоздать.

Он знал, что Клер не одна: с ней поехали лорд Уоррингтон и Фредерик, но Саймон опасался, что этот бесполезный щенок и хромой старик не справятся с Призраком. К тому же Розабел может отказаться вернуться домой. Как ни крути, а эта плутовка, видимо, без памяти влюблена в негодяя Ньюкома.

В Призрака.

Все сегодняшнее утро Саймон провел в бесплодных попытках заставить Оскара Эддисона признаться в содеянных преступлениях. Так ничего и, не добившись, он поехал в Олд-Бейли с просьбой отложить слушание по делу Холлибрука. Но судья был занят и принял Саймона только вечером. Когда Саймон вернулся на Боу-стрит, ему передали записку от Клер, которая писала, что Розабел и Призрак направляются в Гретна-Грин.

Записка была очень короткой, по существу, без малейших намеков на близость и теплоту. Стук копыт отдавался в его голове эхом потери. Каким же он был идиотом, когда решил обмануть Клер! Ему так хотелось обнять ее. Если она простит его, он потратит всю оставшуюся жизнь на то, чтобы загладить свою вину.

Только бы она позволила ему это. Только бы позволила…

Вдали показались очертания экипажа, остановившегося посреди дороги.

Саймон натянул поводья, и лошадь сбавила ход. Прищурившись, Саймон разглядел второй экипаж и фигуры нескольких людей. При виде этой сцены кровь застыла в его жилах. Уж слишком она напоминала ту, когда был убит его отец.

И словно эхо той жуткой ночи, грянул выстрел.

Клер стояла, не шевелясь, почти не дыша. В щеку ей упиралось холодное дуло пистолета. Граймз загородился ею, как щитом. В нескольких шагах от них на земле стонал Фредерик.

Он сделал неуклюжую попытку сбить злодея с ног, но был остановлен выстрелом. Розабел склонилась над братом, ломая руки и заливаясь слезами.

Кучер встал на колени и осмотрел руку Фредерика. Лорд Уоррингтон, опершись на трость, тоже неловко склонился над внуком:

– Держись, мальчик. Рана неопасная.

Кучер попытался перевязать ему руку, чтобы остановить кровотечение, и Фредерик взвыл от боли.

Граймз крепче прижал к себе Клер. Она чувствовала запах его дорогих духов.

– Лучше бы вы отпустили меня, – сказала Клер, пытаясь унять дрожь в голосе. – Вы и так уже натворили дел, не хватало вам еще убийства.

– Я не собираюсь вас убивать, дорогая. Сейчас мы сядем в мой экипаж и поедем на север. Мне уже надоела ваша сопливая кузина.

Он начал подталкивать ее к своему экипажу, Клер попыталась потянуть время:

– А где вы познакомились с Розабел? Я думала, она влюблена в Льюиса Ньюкома.

– Льюис – мой кузен, он помогал нам встречаться. Наши матери – родные сестры и обе были актрисами. Увы, моей не посчастливилось выйти замуж за виконта. Ничего. Что не получилось у нее, выйдет у меня, Я женюсь на внучке маркиза.

– Гораздо раньше я увижу тебя в аду.

Лорд Уоррингтон, хромая, направился к Граймзу и Клер.

Он бросил на Клер предупреждающий взгляд, и она поняла, что ей следует промолчать о том, что она уже вышла замуж за Саймона. В припадке ярости Граймз может убить ее.

– Остановись, старик, иначе я пристрелю ее и женюсь на второй твоей внучке.

Маркиз остановился, не зная, что предпринять.

Граймз снова начал подталкивать Клер к экипажу. Она старалась не поддаваться панике. Связать ее он не сможет, потому что для этого ему придется выпустить из рук пистолеты, и тогда на него сразу набросятся несколько человек. Вероятно, он велит ей сесть рядом с ним на козлы. Когда она будет забираться наверх, ему придется ее отпустить…

– Так, значит, Призрак – это вы, – сказала она. – Как вы могли свалить вину на моего отца? Ведь он ваш друг!

Граймз фыркнул:

– Был другом до тех пор, пока не опубликовал свою книгу. Я уже несколько лет не могу издать свою рукопись, а Гилберту это удалось с первой попытки.

Голос Клер зазвенел от возмущения:

– Неужели вы думаете, что я выйду за человека, который посадил в тюрьму моего отца?

Он погладил ее щеку дулом пистолета.

– Пистолет, моя дорогая, очень убедительный аргумент. Забирайтесь наверх!

Он отпустил Клер, чтобы она смогла забраться на козлы. Клер приподняла юбки и поставила ногу на подножку экипажа. Поднявшись, она посмотрела вниз, увидела, что Граймз смотрит на остальных, и изо всей силы ударила его ногой.

Ей удалось выбить у него один пистолет, и тот отлетел куда-то в темноту. Граймз завопил от этой неожиданной атаки. В ту же секунду из ночного мрака вынырнула темная фигура и налетела на Граймза.

Саймон!

Мужчины принялись бороться. Саймон был крупнее, и ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы повалить Граймза на землю, лицом в грязь.

– Дайте мне веревку, – бросил он через плечо. Кучер поспешил ему на помощь.

Клер спрыгнула на землю и поискала пистолет. Но лорд Уоррингтон уже поднял его и навел на Граймза.

– Свяжи его покрепче, – велел он кучеру. – Мы отвезем мерзавца в Лондон. Там он подпишет признание, и Холлибрука освободят.

Папа выйдет на свободу! Клер засияла от счастья. Саймон встал, позволив кучеру завершить его работу. С растрепавшимися волосами, в грязной рубашке, он казался Клер самым красивым мужчиной на свете. Ее муж.

Он подошел к ней и тихо сказал:

– А ведь на самом деле ты вышла замуж за человека, который посадил твоего отца в тюрьму.

– Ты слышал?

– Я стоял в кустах и ждал удобного момента. Я чуть не умер от страха потерять тебя.

К ее изумлению, он вдруг опустился на колени прямо в грязь. Клер услышала, как Розабел у нее за спиной ахнула, но ей было все равно, что о них подумают окружающие.

– Однажды ты сказала, что не выйдешь за меня, даже если я буду умолять тебя об этом на коленях, – сказал он. – Но я все равно умоляю тебя. Будь моей женой, Клер. Я люблю тебя всей душой. Я безумно жалею, что обманул тебя. Прости меня, и я клянусь, что ты никогда не пожалеешь об этом.

От этих слов у нее растаяло сердце, глаза наполнились слезами. Саймон не просто представитель высшего класса. Он – настоящий джентльмен самой высокой пробы. И как она раньше этого не замечала?

Она опустилась на колени рядом с ним.

– Я тоже обманывала тебя, и теперь мы с тобой на равных. Я люблю тебя, Саймон.

Потом она никак не могла вспомнить, кто кого поцеловал. Она только помнила, как его руки обвились вокруг ее талии, а губы слились в долгом упоительном поцелуе. Она не знала, сколько прошло времени, когда он, наконец, оторвался от ее губ и с усмешкой сказал:

– Вообще-то мы здесь не одни, дорогая.

Клер обернулась и покраснела, а Розабел захлопала в ладоши:

– Дедушка сказал, что мы с тобой кузины! И ты вышла за графа. Все, как я хотела. Это еще более романтично, чем побег!

– Выбрось из головы эти глупости, – урезонил ее лорд Уоррингтон и повернулся к Клер: – Я так и думал, что все эти разговоры про аннулирование брака – пустая болтовня.

– Молчи, дедушка, – замахала на него руками Клер. – Ты так выдашь все мои секреты.

Он улыбнулся:

– Одно я могу сказать наверняка, Рокфорд. С моей внучкой ты не соскучишься.

– Это я уже понял, – сказал Саймон с ухмылкой. – Она – страшная гордячка и колючка, но я ее обожаю.

– «Коль я оса – остерегайся жала», – сказала Клер, цитируя реплику Катарины из «Укрощения строптивой».

Саймон улыбнулся:

– Я тоже отвечу тебе цитатой знаменитого барда, дорогая. Ты знаешь, сколько продлится моя любовь? – Он поцеловал ее в губы. – «Вечность и еще один день».

Примечания

1

Пер. А. Дружинина

(обратно)

2

Пер. Т. Щепкиной-Куперник

(обратно)

3

Пер. М. Кузмина

(обратно)

4

Пер. М. Лозинского

(обратно)

5

Пер. А. Радловой

(обратно)

6

Пер. Б. Пастернака

(обратно)

7

Пер. Н. Сатина

(обратно)

8

Пер. Т. Щепкиной-Куперник

(обратно)

9

Пер. Н. Холодковского

(обратно)

10

Центральный уголовный суд в Лондоне

(обратно)

11

Пер. Т. Щепкиной-Куперник

(обратно)

12

Среднее и мелкое поместное дворянство в Англии

(обратно)

13

Пер. О. Сороки

(обратно)

14

Пер. Т. Щепкиной-Куперник

(обратно)

15

Пер. А. Радловой

(обратно)

16

Пер. И. Мандельштама

(обратно)

17

Пер. Т. Щепкиной-Куперник

(обратно)

18

Пер. Е. Савич

(обратно)

19

Пер. В. Раппопорт

(обратно)

20

Пер. Э. Линецкой

(обратно)

21

Пер. В. Левика

(обратно)

22

Пер. В. Раппопорт

(обратно)

23

Пер. А. Радловой

(обратно)

24

В оригинале все эти фамилии начинаются с английской буквы «С»

(обратно)

25

Пер. Т. Щепкиной-Куперник

(обратно)

26

Род словесной игры, перестановка букв в слове или словосочетании, в результате которой образуется другое слово или словосочетание. Примеры анаграмм: салат – атлас, норма – роман.

(обратно)

27

Пер. Т. Щепкиной-Куперник

(обратно)

28

В оригинале фраза начинается с буквы «X».

(обратно)

29

В оригинале фраза начинается с буквы «У».

(обратно)

30

Пер. Т. Щепкиной-Куперник

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

*** Примечания ***