Секретные дневники мисс Миранды Чивер [Джулия Куин] (fb2) читать онлайн

Секретные дневники мисс Миранды Чивер

В возрасте десяти лет Миранда Чивер не показываала даже признаков своей будущей красоты. И в возрасте десяти лет Миранда отлично понимала, что общество ждет от нее. До тех самых пор, пока блистательный и прекрасный Найджел Бевелсток, виктонт Тёрнер, поцеловал ее руку и пообещал, что наступит день, когда она вырастет и станет самой собой, и станет столь же прекрасна, сколь сейчас умна.

И в свои десять лет Миранда уже отлично знала, что будет любит Найджела вечно.

.

JULIA QUINN

 The Secret Diaries of Miss Miranda Cheever (2007)

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Принять участие в работе Лиги переводчиков http://lady.webnice.ru/forum/viewtopic.php?t=5151

Перевод, 2008 год

Всем тем, кто давал щедрые чаевые в «Друзьях», предоставив, тем самым, мне возможность накопить на мой первый компьютер Mak SE (отдельное спасибо папе за накопитель для жесткого диска).

А так же Полу, даже несмотря на его обещание превратить мой компьютер в аквариум для рыбок

Пролог

В возрасте десяти лет мисс Миранда Чивер не подавала никаких признаков Большой Красоты. Ее волосы были огорчительно коричневого цвета, как и глаза, а непропорционально-длинные ноги отказывались придавать фигуре вид хоть какого-то изящества. Ее мама часто шутила, что Миранда в каких-то два-три шага может обойти вокруг весь их дом.

К большому сожалению Миранды, общество, в котором она родилась, придавало большое значение женской красоте. И хотя ей было всего десять, она знала, что в этом отношении ее считали лишенной всяких перспектив, по сравнению с другими маленькими девочками, живущими неподалеку. У детей есть свои способы узнавать о таких вещах, как правило, от своих сверстников.

Один из таких неприятных инцидентов произошел на праздновании одиннадцатилетия леди Оливии и достопочтенного Уинстона Бивилстоков, близнецов графа и графини Ридланд. Дом Миранды находился поблизости от Хейвербрикса, родового поместья Ридландов, что около Эмблисайда, что в озерном крае Камберленда, и поэтому она обучалась вместе с Оливией и Уинстоном. Они стали неразлучной троицей и редко играли с другими детьми из округи, потому что большинство из них жили более чем в часе езды.

Но примерно раз двенадцать в год, а особенно на детские дни рождения, все дети местного дворянства собирались вместе. По этой же причине леди Ридланд издала страдальческий стон: восемнадцать пострелов радостно натаптывали грязь в ее гостиной, когда начавшийся дождь испортил намечавшиеся в саду празднования.

— У тебя на щеке грязь, Оливия, — сказала Миранда, доставая платок.

Оливия издала трагически-утомленный вздох.

— Тогда я лучше пойду в туалетную комнату и умоюсь. Не хочу, что бы мама увидела. Она ненавидит грязь, а я ненавижу, когда она мне говорит, насколько она ее ненавидит.

— Не думаю, что у нее будет время заметить грязное пятнышко на твоем лице, когда у нее весь ковер в гостиной в грязи, — Миранда выразительно посмотрела на Уильяма Эванса, который с победным криком запрыгнул на диван, и, сдерживая улыбку, добавила, — и мебель тоже.

— Все равно, я думаю, что мне лучше пойти и привести себя в порядок.

Она выскользнула из комнаты, оставив Миранду возле двери. Миранда наблюдала, как подруга быстро скрылась в другой комнате, когда краем глаза заметила, что кто-то подошел к ней сзади.

— А что ты подарила Оливии на день рождения, Миранда?

Миранда развернулась и увидела перед собой Фиону Беннет, одетую в красивое белое платье с розовым поясом.

— Книгу, — ответила она. — Оливии нравится читать. А ты что принесла?

Фиона кивнула на коробку в яркой обертке, обвязанную серебряной лентой.

— Коллекцию лент. Шелковые, атласные и даже бархатные. Хочешь посмотреть?

— О, но я бы не хотела испортить такую красивую упаковку.

Фиона пожала плечами.

— Все, что нужно — всего лишь аккуратно развязать упаковочную ленту. Я так делаю на каждое Рождество, — при этих словах, она дернула за конец ленты, бант развязался, и Фиона сняла верхнюю крышку с коробки.

От восторга у Миранды перехватило дыхание. По крайней мере две дюжины лент лежали на черном бархате коробки, каждая из которых изящно сложенная.

— Они такие красивые, Фиона. Можно мне потрогать эту?

Фиона подозрительно сузила глаза.

— У меня чистые руки, вот, смотри, — и Миранда протянула руки для осмотра.

— О, ну, тогда хорошо.

Миранда взяла фиолетовую ленту. Атлас был замечательно гладким и мягким на ощупь. Она кокетливо приложила ленту к своим волосам.

— Мне идет, как ты думаешь?

Фиона закатила глаза.

— Только не фиолетовый, Миранда. Все знают, что он подходит только для светлых волос, иначе он просто теряется на фоне коричневого цвета. Ты не можешь его носить.

Миранда положила ленту на место.

— А какой цвет подходит каштановым волосам? Зеленый? У моей мамы тоже каштановые волосы и я видела, что она носит зеленые ленты.

— Зеленый подошел бы, я думаю. Но еще лучше он подошел бы для светлых волос. Все цвета лучше подходят для светлых волос.

Миранда почувствовала прилив праведного негодования.

— Может быть. Но тогда я не знаю, какой цвет подошел бы тебе, потому что твои волосы такие же коричневые, как и мои, Фиона!

Фиона отпрянула.

— Это не так!

— Точно такие же!

— Нет!

Миранда наклонилась вперед, угрожающе сузив глаза.

— Когда приедешь домой, внимательно посмотрись в зеркало, Фиона. И тогда поймешь, что твои волосы никак не белокурые.

Фиона принялась тщательно складывать обратно фиолетовую ленту.

— Да ладно, мои волосы хотя бы раньше были светлыми, тогда как твои — никогда. И, кроме того, у меня волосы светло-коричневые, которые, как всем известно, гораздо лучше, чем темно-коричневые. Такие, как у тебя, например.

— Ничего плохого нет в темно-коричневых волосах! — возмутилась Миранда, хотя уже тогда знала, что большая часть жителей Англии не согласились бы с ней.

— И, — злобно добавила Фиона, — у тебя большие губы!

Рука Миранды непроизвольно прикрыла рот. Она знала, что не была красива; она также знала, что ее не считали даже симпатичной, но никогда раньше не замечала, что с ее губами что-то не так. Миранда впилась взглядом в ухмыляющуюся обидчицу.

— А у тебя веснушки! — заявила она.

Фиона вздрогнула как от удара.

— Веснушки пройдут. Они исчезнут прежде, чем я достигну восемнадцатилетия. Моя мама каждый вечер втирает мне в лицо лимонный сок, — заявила она, а затем продолжила, презрительно фыркнув. — Но зато тебе никакие средства не помогут, потому что ты уродлива.

— Это не правда!

Обе девочки обернулись на голос Оливии, которая вернулась в этот момент.

— О, Оливия, — обратилась к ней Фиона. — Я знаю, что ты дружишь с Мирандой, потому что она живет рядом, и вы вместе учитесь, но ты должна признать, что она совсем не симпатичная. Моя мама говорит, что она никогда не найдет себе мужа с такой внешностью.

Синие глаза Оливии метали гром и молнии. Единственная дочь графа никогда и ни в чем не знала отказа и никогда не признавала своего поражения, а в особенности, когда зашла речь о ее лучшей подруге.

— Миранда получит гораздо лучшего мужа, чем ты, Фиона Беннет! Ее отец баронет, тогда как твой всего лишь простой мистер.

— Титул не имеет большого значения, если он не подкреплен деньгами и нужными связями, — возразила Фиона, явно повторяя слова, которые услышала дома. — А у Миранды нет ни того, ни другого.

— Заткнись уже ты, старая глупая корова! — воскликнула Оливия, топнув ногой. — Это праздник по случаю моего дня рождения, и, если ты не можешь вести себя нормально, уезжай домой!

Фиона опешила. Но так же она понимала, что не стоит сориться с Оливией, чьи родители были самыми высокопоставленными господами в их местности.

— Прости, Оливия, — тихо пробормотала она.

— Нечего передо мной извиняться. Тебе надо просить прощения у Миранды.

— Извини, Миранда.

Миранда молчала, пока Оливия слегка не толкнула ее.

— Я принимаю твои извинения, — пробурчала она неохотно.

Фиона кивнула и убежала.

— Не могу поверить, что ты назвала ее старой глупой коровой, — произнесла Миранда.

— А тебе нужно научиться защищать себя, Миранда.

— Я прекрасно защищалась, пока ты не пришла, Ливви. Просто я делала это не так громко.

Оливия вздохнула.

— Мама говорит, что у меня нет ни унции сдержанности или здравого смысла.

— Это точно, — подтвердила Миранда.

— Миранда!

— Все верно, но, несмотря ни на что, я тебя люблю.

— И я люблю тебя тоже, Миранда. И не волнуйся из за слов глупой старой Фионы. Ты можешь выйти замуж за Уинстона, когда вырастешь, и мы станем сестрами на самом деле.

Миранда скептически посмотрела в другой конец комнаты, где Уинстон увлеченно дергал за косичку маленькую девочку.

— Ну, не знаю, — нерешительно сказала она. — Я не уверена, что захочу выйти замуж за Уинстона.

— Глупости. Это было бы прекрасно. Кроме того, смотри, он только что пролил лимонад на платье Фионы.

Миранда усмехнулась.

— Идем со мной, — скомандовала Оливия, беря ее за руку. — Я хочу открыть подарки. Обещаю, что буду визжать громче всего, когда доберусь до твоего.

Девочки вошли обратно в комнату, где Оливия с Уинстоном стали открывать подарки. Слава богу (по мнению леди Ридланд), они закончили к четырем часам, когда всем детям нужно было возвращаться домой. Ни за одним ребенком не послали слуг: приглашение в Хейвербрикс считалось настоящей честью, и никто из родителей не хотел упускать возможность пообщаться с графом и графиней. Никто из родителей, кроме родителей Миранды. В пять часов она все еще сидела в гостиной, рассматривая подарки Оливии.

— Я не могу понять, где твои родители, Миранда, — сказала леди Ридланд.

— О, я знаю, — бодро отозвалась Миранда. — Мама уехала в Шотландию, чтобы навестить свою маму, а папа, наверное, забыл обо мне. С ним это часто случается, Вы же знаете, когда он занимается своими рукописями. Он переводит с греческого.

— Я знаю, — с улыбкой сказала леди Ридланд.

— С древнегреческого.

— Я знаю, — вздыхая, еще раз подтвердила леди Ридланд. Это было уже не в первый раз, когда сэр Руперт бросал свою дочь. — Хорошо, но тебе все равно нужно возвращаться домой.

— Я поеду с ней, — предложила Оливия.

— Ты и Уинстон должны убрать свои новые игрушки и написать благодарственные письма. Если вы не сделаете этого сегодня вечером, то можете не вспомнить, кто что вам подарил.

— Но нельзя же отправлять Миранду просто со слугами. — Ей не с кем будет поговорить по дороге.

— Я могу поговорить со слугами, — сказала Миранда. — Дома я всегда так делаю.

— Но не с нашими, — прошептала Оливия. — Они такие чопорные и молчаливые, и всегда смотрят на меня неодобрительно.

— В большинстве случаев им есть за что смотреть на тебя неодобрительно, — прервала дочь леди Ридланд, ласково гладя ее по голове. — У меня есть к тебе предложение, Миранда. Ты не против, если домой тебя проводит Найджел?

— Найджел! — завизжала Оливия. — Миранда, какая же ты счастливица.

Миранда заинтересовалась: она никогда раньше не встречала старшего брата Оливии.

— Хорошо, — согласилась она. — Я хотела бы наконец познакомиться с ним. Ты так часто рассказываешь о нем, Оливия.

Леди Ридланд вызвала горничную, что бы та пригласила к ним ее старшего сына.

— Вы никогда не встречались, Миранда? Как странно. Ну конечно, он обычно приезжает домой на Рождество, а ты всегда уезжаешь на праздники в Шотландию. Мне пришлось очень постараться, чтобы уговорить его приехать на день рождения близнецов. Как бы то ни было, здесь ему ничего не угрожало: ни одна из мамаш не попытается его женить на десятилетней дочери.

— Найджелу девятнадцать, и он может уже жениться, — с легкостью подтвердила Оливия. — Он — виконт. И он очень красив. Он выглядит точно так же, как я.

— Оливия! — предостерегающим тоном, сказала леди Ридланд.

— Но он похож на меня, мама. Я была бы очень красивой, если бы была мальчиком.

— Ты и как девочка очень симпатичная, Ливви, — лояльно отозвалась Миранда, глядя на ее белокурые локоны лишь с небольшой завистью.

— Ты тоже симпатичная. Пока ты не уехала, выбери себе одну из лент, которые подарила Фиона-корова. Для меня их все равно слишком много.

Миранда улыбнулась маленькой хитрости подруги. Она посмотрела в коробку и упрямо выбрала фиолетовую атласную ленту.

— Спасибо, Ливви. Я надену ее в понедельник на уроки.

— Ты звала меня, мама?

Миранда повернулась на звук завораживающе-глубокого голоса и чуть не задохнулась от восторга. Там стоял самый красивый человек на свете из всех, которых она видела. Оливия говорила, что Найджелу всего девятнадцать, но Миранда с первого взгляда поняла, что перед ней стоит уже состоявшийся мужчина. Его плечи были очень широки, а тело было стройным и тренированным. Его волосы были темнее, чем у Оливии, но в них проглядывали золотистые пряди, свидетельствующие о том, что он много времени проводит на солнце. Но самое лучшее в нем, немедленно решила Миранда, были его глаза: ярко-синего цвета, точно такие же, как у Оливии. Они так же лукаво мерцали, как у нее.

Миранда улыбнулась. Ее мама всегда говорила, что можно узнать характер человека по глазам, а у брата Оливии были очень хорошие глаза.

— Найджел, ты не сделаешь одолжение, не проводишь Миранду домой? — спросила леди Ридланд. — Ее отец почему-то задерживается.

Миранда задалась вопросом, почему он вздрогнул, когда его назвали по имени.

— Конечно, мама. Оливия, как прошел твой праздник?

— Потрясающе.

— А где Уинстон?

Оливия пожала плечами.

— Играет где-то с саблей, которую ему подарил Билли Эванс.

— Не настоящую, я надеюсь.

— Боже помоги нам, если это так, — вмешалась леди Ридланд. — Хорошо, Миранда, давай будем собирать тебя домой. Я полагаю, что твой плащ в соседней комнате, — с этими словами, она вышла и вернулась несколько секунд спустя с плащом в руках.

— Отправляемся, Миранда? — обратилось к Миранде богоподобное существо, протягивая руку.

Миранда накинула плащ и положила свою руку на его. Святые небеса!

— Встретимся в понедельник! — обратилась к ней Оливия. — И не бери в голову то, что сказала Фиона. Она просто глупая старая корова.

— Оливия! — одернула ее мать.

— Извини, мама. Но я не хотела бы иметь такую спину, как у нее.

Миранда улыбалась, слыша затихающие голоса Оливии и леди Ридланд, когда они с братом Оливии медленно спускались вниз по лестнице.

— Большое спасибо за то, что согласился отвезти меня домой, Найджел, — тихо поблагодарила она.

Он снова вздрогнул.

— О, прости…те, — быстро исправилась она. — Я должна была добавить «милорд», не так ли? Это только из-за Оливии и Уинстона; они всегда называют Вас на «ты» и по имени, — несчастно проговорила она. Ну вот, только две минуты в его компании, а она уже так опозорилась.

Он остановил ее, а сам спустился на несколько ступенек ниже, чтобы их лица оказались на одном уровне.

— Не волнуйся по поводу «милорда». Я скажу тебе мой секрет.

Глаза Миранды расширились от любопытства, она даже забыла дышать.

— Я ненавижу свое имя.

— Это не такая уж тайна. Найджел означает «камнетес», что не слишком благозвучно, милорд, но от Вас не зависело то, как Вас назвали. Вы вздрагиваете всякий раз, когда Ваша мать называет Вас по имени.

Он улыбнулся ей. Что-то теплое разливалось в его груди, когда он видел эту маленькую серьезную девочку, играющую с его упрямицей-сестрой. Она выглядела забавно-вызывающей малышкой, но было нечто привлекательное в ее больших, проникновенных карих глазах.

— Как бы вы хотели, что бы вас называли? — спросила Миранда.

Он застенчиво улыбнулся.

— Тернер.

На мгновение он подумал, что она лишилась дара речи. Она застыла, словно замороженная, и только хлопание ресниц выдавало, что она жива. И затем, как будто придя к какому-то выводу, сказала:

— Это — хорошее имя. Тернер означает токарь. Немного странно, но мне нравится.

— Намного лучше, чем Найджел, разве не так?

Миранда кивнула.

— А как вы выбрали его? Я часто думала, что люди сами должны выбирать себе имена. И мне кажется, что большинство выбрало бы какое-то другое имя для себя, а не то, каким его назвали.

— А что бы выбрала ты?

— Я не знаю, но не Миранда. Что-то более простое, я думаю. Люди ожидают чего-то большего, когда слышат мое имя, и разочаровываются, когда видят меня.

— Ерунда, — живо отозвался Тернер. — Ты — прекрасная Миранда.

Она просияла от удовольствия.

— Спасибо, Тернер. Я могу тебя так называть?

— Конечно. И боюсь, я его не выбирал. Это из-за моего светского титула. Я виконт Тернер. Я взял это имя, как только поступил в Итон.

— О. Оно подходит тебе, я так думаю.

— Спасибо, — серьезно поблагодарил он, полностью очарованный этим рассудительным ребенком. — Теперь давай мне руку, и мы продолжим наш путь.

Он протянул ей свою левую руку. Миранда быстро переложила ленту из своей правой руки в левую.

— Что это?

— Это? Лента. Фиона Беннет подарила Оливии две дюжины лент, и Оливия сказала, что я могу забрать себе вот эту.

Глаза Тернера немного сузились, когда он вспомнил последние слова Оливии. Не волнуйся о том, что сказала Фиона. Он выдернул ленту из ее руки.

— Лента должна быть в волосах, я думаю.

— О, но она не подходит к моему платью, — слабо протестуя, сказала она, когда он уже закрепил ленту на ее голове. — Как она смотрится? — шепнула она.

— Потрясающе.

— Правда? — недоверчиво спросила она.

— Правда. Я всегда считал, что фиолетовые ленты идеально подходят к каштановым волосам.

В этот момент Миранда влюбилась. Это чувство так переполнило ее, что она совсем забыла поблагодарить его за комплимент.

— Ну что, идем? — сказал он.

Она кивнула, не доверяя своему голосу.

Они направились из дома к конюшне.

— Я думаю, мы могли бы проехаться верхом, — предложил Тернер. — День слишком хорош, что бы запрягать карету.

Миранда кивнула снова. Было очень тепло для марта.

— Ты можешь взять пони Оливии. Я уверен, что она не будет иметь ничего против.

— У Ливви нет пони,— сказала Миранда, обретая, наконец, дар речи. — У нее теперь есть своя собственная лошадь. У меня дома тоже есть своя лошадь. Мы не младенцы, знаешь ли!

Тернер подавил улыбку.

— Нет, разумеется, нет. Как глупо получилось. Я как-то не подумал.

Несколько минут спустя их лошади были оседланы, и они пустились в путь к Чивер-холл, который находился в пятнадцати минутах езды. В течение первых минут воцарилось молчание — Миранда не хотела портить свои такие счастливые мгновения словами.

— Ты хорошо провела время на празднике? — наконец спросил Тернер.

— О, да! По большей части, все было просто прекрасно.

— По большей части?

Он увидел, что она вздрогнула. Очевидно, она сказала не подумав.

— Ну, в общем, — медленно начала она, покусывая губу. — Одна из девочек наговорила мне кое-какие недобрые слова.

— И? — подтолкнул он ее к откровенности.

Он понимал, что настаивать не стоит, но и оставить все как есть нельзя, судя по его опыту общения с сестрой. И оказался прав. Смерив его изучающим взглядом, она продолжила:

— Это все Фиона Беннет, — сказала она с отвращением в голосе. — Оливия назвала ее глупой старой коровой, и надо сказать, что я ничуть не сожалею, что она это сделала.

На ее откровения Тернер совершенно серьезно отреагировал:

— Я тоже ничуть не сожалею, если Фиона сказала тебе что-то недоброе.

— Я знаю, что не симпатичная,— вспыхнула Миранда. — Но ужасно невежливо сказать об этом, не говоря уже о том, какими словами.

Тернер внимательно посмотрел на нее, не зная точно, что нужно сказать, что бы успокоить маленькую девочку. Она не была красивой, это он понимал, и если бы он стал утверждать обратное, то она ему бы просто не поверила. Но и не была уродливой. Она была… довольно нескладная.

Он был спасен от необходимости что-то говорить, когда Миранда продолжила:

— Я думаю, что это из-за того, что у меня каштановые волосы.

Он удивленно приподнял брови.

— Они не привлекательные, — объяснила Миранда. — Да и в карих глазах нет ничего интересного. И я слишком высокая и тощая, а лицо слишком вытянутое и бледное.

— Да, это все верно,— подтвердил Тернер.

Миранда повернулась к нему с одновременно угрожающим и грустным выражением на лице.

— У тебя действительно каштановые волосы и карие глаза. Так что даже бесполезно это отрицать, — продолжил Тернер, делая вид, что тщательно ее разглядывает. — Ты худенькая, и лицо вытянутое. Ну и бледноватая.

Ее губы задрожали, отчего Тернер решил перестать ее дразнить.

— Но так уж случалось, — с улыбкой произнес он, — что сам я предпочитаю леди с каштановыми волосами и карими глазами.

— Не может быть!

— Может. И так было всегда. А еще мне нравится светлая кожа.

Миранда с подозрением следила за выражение его лица.

— А как насчет вытянутых лиц?

— Ну, должен признаться, что никогда особо не обращал на это внимания. Но, например, форма твоего лица мне нравится.

— Фиона Беннет сказала, что у меня слишком большие губы, — почти вызывающе сказала она.

Тернер с трудом скрыл улыбку.

Она испустила страдальческий вздох.

— А я раньше и не замечала, что у меня очень большие губы.

— Не слишком они и большие.

Она настороженно посмотрела на него.

— Ты так говоришь только для того, что бы утешить меня.

— Я действительно хочу, что бы тебе было хорошо, но сказал не поэтому. И в следующий раз, если Фиона скажет тебе, что у тебя большие губы, ответь ей, что это неправда. Они у тебя пухлые.

— А в чем разница? — спросила она, серьезно и внимательно вглядываясь в него.

Тернер вздохнул.

— Ладно, — произнес он. — Большие губы не привлекательны. А вот пухлые — совсем наоборот.

— А, — удовлетворенно сказала она. — У Фионы губы тонкие-тонкие.

— Пухлые губы намного лучше, чем тонкие, — уверенно продолжил Тернер. Ему полюбилась эта маленькая забавная девчушка, и он хотел, что бы она чувствовала себя увереннее.

— Почему?

Тернер про себя извинился перед богами этикета и уместности прежде, чем ответить:

— Пухлые губы лучше для поцелуев.

— О, — покраснела Миранда, а затем удовлетворенно улыбнулась. — Отлично.

Тернер чувствовал себя до нелепости довольным.

— И знаешь, что я думаю, Миранда Чивер?

— Что?

— Я думаю, что ты просто должна превратиться сама в себя, — как только он это произнес, он тут же пожалел о сказанных словах. Она, конечно, спросит его, что он имеет в виду, а он понятия не имел, как ей это объяснить.

Но не по годам развитая малышка, просто склонила голову, обдумывая его утверждение.

— Я думаю, что ты прав,— сказала она, наконец. — Только взгляни на мои ноги.

Осторожное покашливание замаскировало возникший в его горле смех.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что они слишком длинные. Мама говорит, что они растут прямо из шеи.

— На мой взгляд, они растут оттуда, откуда положено.

Миранда засмеялась.

— Я сказала метафорически.

Тернер от неожиданности моргнул. Ну и словарный запас у этой десятилетки.

— Я имела ввиду, — продолжала она, — что мои ноги не пропорциональны по отношению к моей фигуре. Мне кажется, что именно поэтому я никак не могу научиться танцевать. Все время оттаптываю Оливии пальцы на ногах.

— Оливии?

— Мы вместе учимся,— объяснила Миранда. — Я думаю, что, если моя фигура догонит мои ноги, то я буду не такой неуклюжей. Так что мне кажется, что ты прав. Я действительно должна еще превратиться сама в себя.

— Замечательно, — сказал Тернер, счастливый, что так или иначе, ему удалось сказать правильную вещь. — Кажется, мы уже приехали.

Миранда взглянула на серое каменное здание, которое было ее домом. Оно располагалось на берегу реки, которая образовала озера по всей их местности, и что бы подъехать к нему, нужно было проехать по небольшому каменному мосту.

— Большое спасибо, что проводил меня домой, Тернер. Обещаю, что никогда не буду называть тебя Найджелом.

— Обещаешь так же, что будешь щипать Оливию всякий раз, когда она назовет меня Найджелом?

Миранда весело хихикнула и кивнула.

Тернер спешился и помог Миранде слезть с лошади.

— Знаешь, Миранда, что я думаю, что ты должна сделать? — внезапно спросил он.

— Что?

— Я думаю, что ты должна вести дневник.

Она удивленно моргнула.

— Зачем? Кто захочет его прочитать?

— Никто, глупышка. Ты будешь вести его только для себя. Ну и, возможно, когда-нибудь, после того как ты умрешь, твои внуки прочитают его и узнают, какая ты была в детстве.

Она склонила голову.

— А, что если у меня не будет внуков?

Эта малышка и тут осталась верна себе, поставив в тупик своим вопросом.

— Может, ты станешь знаменитой, — нашелся он. — И дети, которые будут изучать твою биографию, захотят узнать, какой ты была в детстве.

Миранда с сомнением посмотрела на него.

— Ну хорошо. Хочешь, скажу, зачем на самом деле, я думаю, ты должна вести дневник?

Она кивнула.

— Поскольку, когда ты превратишься в себя, и станешь столь же красива, как уже умна, то сможешь в любой момент заглянуть в свой дневник и понять, как глупы такие девочки, как Фиона Беннет. И посмеешься, когда вспомнишь, что мама говорила, что твои ноги выросли из плеч. И, может быть, с улыбкой вспомнишь обо мне и сегодняшнем, таком интересном, разговоре.

Миранда вглядывалась в его лицо, думая, что он должен быть одним из тех греческих богов, о которых всегда читал ее отец.

— А знаешь, что я думаю? — прошептала она. — Я думаю, что Оливии очень повезло иметь такого брата, как ты.

— И такую подругу, как ты.

От избытка чувств, у Миранды задрожали губы.

— Я всегда буду вспоминать о тебе с улыбкой, Тернер,— шепотом сказала она.

Он склонился и почтительно поцеловал ей руку, словно она была самой прекрасной леди в стране.

— Верю тебе, котенок, — улыбнулся он, и кивнул, прежде чем вскочить на своего коня, держа вторую лошадь на поводу.

Миранда смотрела на него, пока он не скрылся из виду, и оставалась, не сходя с места, глядя в ту сторону, куда он поехал, еще хороших десять минут.

* * * * *

Позже, тем же вечером, Миранда нашла своего отца в кабинете. Он углубился в чтение какого-то текста, не обращая внимания на воск со свечи, который уже капал на его стол.

— Папа, ну сколько раз я уже могу тебе говорить, что нужно следить за свечой? — вздохнула она и поправила свечу.

— Что? А, это ты, дорогая.

— Нужно зажечь еще одну свечу. Здесь слишком темно, чтобы читать.

— Правда? А я и не заметил, — подслеповато мигнул он. — Разве в это время ты не должна уже быть в кровати?

— Няня разрешила мне сегодня лечь на полчаса позже.

— Она так сказала? Ну, тогда, ладно, — с этими словами он вновь склонился над рукописью, давая понять, что разговор окончен.

— Папа?

Он вздохнул.

—Ну, что опять, Миранда?

— У тебя есть запасные записные книжки? Как те, что ты используешь для чернового перевода?

— Кажется, да, — он открыл верхний ящик стола и принялся там искать. — Они здесь. Но зачем они тебе? Что ты собираешься с ними делать? Они очень высокого качества и стоят не дешево.

— Я хочу вести дневник.

— Да? Отлично. Я считаю, что это достойное занятие, — с этими словами он протянул ей тетрадь.

Миранды зарделась от похвалы отца.

— Спасибо. Я скажу, когда она закончится и мне нужна будет новая.

— Хорошо. Доброй ночи, дорогая, — сказал он и вернулся к своим бумагам.

Миранда прижала тетрадку к груди и побежала наверх, в свою спальню. Там она вытащила чернильницу и перо из столика и села делать первую запись. Она написала дату, а затем ниже, после долгих размышлений, написала одно-единственное предложение. Оно выражало все, что казалось необходимым написать.

2 марта 1810

Сегодня я влюбилась.

Глава 1

Найджел Бивилсток, больше известный как Тернер, слыл среди знакомых знатоком очень многих вещей. Он знал латинский и греческий языки и мог обольстить женщину на французском и итальянском. Он попадал в движущуюся мишень верхом на скачущей лошади и знал точно, сколько стоит выпить, что бы не потерять своего достоинства. Он мог сразиться с любым противником на ринге или поэтическом собрании, декламируя Шекспира или Донна. Короче говоря, он знал все, что должен знать настоящий джентльмен, и был первым во всем.

Люди смотрели на него.

Люди равнялись на него.

Но ничего, ни одна минута его полной привилегированной жизни, не подготовила его к этому мгновению. И никогда раньше он не видел и так остро не ощущал настороженный взгляд окружающих, когда он вышел вперед и бросил горсть земли на гроб своей жены.

Я так сожалею, без конца повторяли все. Мне так жаль. Мы так сожалеем.

И все время, что он слышал эти слова, Тернер задавался вопросом: разразит ли его гром и молния, потому что все, что он мог думать: « А я нет».

Ах, Летиция. Он мог бы за многое поблагодарить ее.

С чего начать? С потери его репутации, конечно. Чертовски много людей знало, что ему наставлялись рога. Неоднократно.

Следом можно вспомнить потерю невинности. Когда-то он дал человечеству презумпцию невиновности: он полагал, что, если он относится к людям с честью и уважением, они сделают то же самое по отношению к нему.

А затем была потеря души.

Теперь, когда он отошел назад, крепко сжимая руки за спиной, и слушая, как священник предает покойную земле, он не мог избавиться от мысли, что исполнилось его желание. Он хотел избавиться от нее.

И он ни в коем случае не оплакивал бы ее.

— Какая жалость, — прошептал кто-то позади него.

У Тернера на лице заходили желваки. Это не было жалостью. Это был фарс. И теперь он должен будет провести целый год, соблюдая траур из-за женщины, которая носила чужого ребенка, когда выходила за него замуж. Она околдовала его, дразнила его, пока он не мог думать ни о чем другом, кроме как сделать ее своей. Она говорила, что любит его, и улыбалась со сводящей с ума невинностью и восхищением в глазах, когда он признался в своих чувствах и подарил ей свою душу.

Она была его мечтой.

А потом она стала его кошмаром.

Она потеряла ребенка, из-за которого, собственно, ей и нужен был их брак. Отцом, по ее словам, был некий итальянский граф. Он был женат или не слишком знатен, а может, и то и другое. Тернер был готов простить ее: все совершают ошибки, и не он ли хотел соблазнить ее задолго до их брачной ночи?

Но Летиция не хотела его любви. Он не знал, черт побери, чего она хотела вообще, возможно, она получала удовлетворение от мысли, что еще один мужчина попал под действие ее чар и не мог справиться с собой?

Тернер задавал себе вопрос, что она ощутила, когда поняла, что он сдался на ее милость. Возможно, всего лишь облегчение. Она была уже на третьем месяце, когда они поженились. Времени у нее было в обрез.

И теперь она была здесь. Или, скорее всего, там. Тернер не знал, какое выражение точно стоит применить к безжизненному телу.

Да это и не важно. Он только сожалел о том, что оставшуюся вечность ее тело будет покоиться среди поколений его усопших предков. На ее камне будет написано его имя, и лет через сто кто-нибудь, глядя на ее гранитное надгробие, подумает, что, должно быть, она была прекрасной леди, и какая трагедия, что она ушла из жизни такой молодой.

Тернер посмотрел на священника. Он был молод, еще плохо знаком с паствой, и еще был уверен, что может сделать этот мир лучше.

— Прах к праху, — произнес священник, и стал искать взглядом мужчину, который понес тяжелую утрату.

Ах да, — подумал Тернер, — это же я.

— Прах, чтобы очиститься.

Позади Тернера кто-то всхлипнул.

А священник, чьи яркие синие глаза глядели с ужасающе неуместной симпатией, продолжал говорить:

— С надеждой на воскрешение.

Милостивый Боже!

— …к вечной жизни.

Глядя на Тернера, священник вздрогнул. Интересно, подумал Тернер, что он увидел в моем лице. То, что ничего хорошего, было понятно и без слов.

Хор запел «Амен» и на этом церковная церемония закончилась. Все посмотрели на священника, затем на сохраняющего молчание Тернера, а затем снова на священника, который взял руку Тернера в свои руки и проникновенно сказал:

— По ней будут скучать.

— Только не я, — отрезал Тернер.

* * * * *

Не могу поверить, что он это сказал.

Миранда смотрела вниз на слова, которые только что написала. В настоящее время она была уже на сорок второй странице своего тринадцатого дневника, но в первый раз, считая с того памятного дня девять лет назад, у нее не было никаких мыслей, что можно еще написать. Даже в самые унылые дни (а их было немало), ей удавалось что-нибудь записать. Например, в мае четырнадцатого года:

Проснулась.

Оделась.

Съела завтрак: тост, бекон, яйца.

Читала «Чувства и чувствительность» неизвестного автора.

Съела обед: цыпленок, хлеб, сыр.

Спрягала французские глаголы.

Писала письмо бабушке.

Съела ужин: бифштекс, суп, пудинг.

Дочитала «Чувство и чувствительность» — личность автора все еще неизвестна.

Подготовилась ко сну.

Легла спать.

Мечтала о нем.

Не надо путать эту запись с записью 12 ноября, сделанную в том же году:

Проснулась.

Съела завтрак.

Взялась прочитать перевод отрывка греческой трагедии. Напрасно. Большую часть времени провела, глядя в окно.

Съела обед: рыба, хлеб, горох

Спрягала латинские глаголы.

Писала письмо бабушке.

Съела ужин: жаркое, картофель, пудинг. За столом читала греческую трагедию — папа ничего не заметил.

Пошла к себе и переоделась ко сну.

Легла спать.

Мечтала о нем.

Но сейчас, когда произошло такое важное событие, у нее не нашлось ничего сказать, кроме:

Не могу поверить, что он это сказал.

— Ладно, Миранда, — пробормотала она, наблюдая, как засыхают чернила на острие пера. — Ты явно никогда не прославишься как лучший ведущий дневника.

— Что ты говоришь?

Миранда тут же захлопнула свой дневник. Она не услышала, как Оливия вошла в комнату.

— Ничего, — ответила она.

Оливия прошла в комнату и села на кровать.

— Какой ужасный день.

Миранда кивнула и повернулась так, что бы быть лицом к подруге.

— Я рада, что ты здесь,— со вздохом продолжила Оливия. — Спасибо, что согласилась со мной переночевать.

— Не за что, — ответила Миранда совершенно искренне. Какие могут быть сомнения, если Оливия сказала, что нуждается в ней?

— Что ты пишешь?

Миранда посмотрела на дневник, только сейчас сообразив, что до сих пор держит дневник в руках.

— Ничего, — повторила она.

Оливия уставилась в потолок, при этом поглядывая на Миранду краем глаза.

— Это не так.

— Так, к сожалению.

— Почему так грустно?

Миранда моргнула. Доверившись Оливии, она могла получить самые неожиданные ответы на свои вопросы.

— Ладно, — быстро сказала Миранда, чтобы не передумать и недоумевая, как она решилась на это. Она посмотрела на дневник в своих руках, надеясь, что он даст ей подсказку, правильно ли она делает, пускаясь в такие откровения. — Это все, что у меня есть. Здесь — кто я.

Оливия поглядела на нее с сомнением.

— Это — книга.

— Это — моя жизнь.

— Почему, — поинтересовалась Оливия, — люди все так любят драматизировать?

— Я не говорю, что в этом моя жизнь, — нетерпеливо сказала Миранда. — Просто, здесь все, что было в моей жизни. Абсолютно. С тех пор, как мне исполнилось десять лет.

— Все?

Миранда подумала о тех днях, когда она покорно делала записи о том, что ела и делала многими скучными днями.

— Все.

— А я не могу вести дневник.

— Это точно.

Оливия повернулась на бок, подперев голову рукой.

— Ты не должна была соглашаться со мной так быстро.

Миранда только улыбнулась.

Оливия откинулась назад.

— Я подозреваю, что ты напишешь, что я не усидчивая.

— Уже.

Повисла тишина, а затем Оливия спросила:

— Действительно?

— Если я правильно помню, то я написала, что тебе все быстро надоедает.

— Хорошо, — удовлетворенно сказала подруга. — Это же правда.

Миранда посмотрела на тени на письменном столе. Свеча ярко освещала только листок ее промокательной бумаги. И внезапно Миранда почувствовала себя уставшей. Уставшей, но, к сожалению, не сонной.

Возможно, утомленной. Или беспокойной.

— Я совершенно без сил, — заявила Оливия, поднимаясь с кровати.

Горничная оставила их ночные рубашки на покрывале, и Миранда тактично отвернулась, пока подруга переодевалась.

— Как думаешь, Тернер надолго здесь задержится? — задала давно вертевшийся у нее на языке вопрос Миранда. Она ненавидела себя за то, что до сих пор отчаянно нуждалась в его обществе, но сделать ничего с собой не могла. И так продолжалось в течение многих лет. Даже после того как она сидела в церкви на его свадьбе и видела любовь и преданность в его глазах, обращенных на молодую жену, которые горели в ее собственно сердце…

Она все еще наблюдала за ним. Она все еще любила его. И так будет всегда. Он был человеком, который убедил ее быть самой собой. Он и понятия не имел, как для нее это было важно, и, по всей вероятности, никогда не узнает. Но Миранда все еще была больна им. И, по всей вероятности, навсегда.

Оливия улеглась под одеяло.

— Ты скоро? — спросила она сонным голосом.

— Скоро, — ответила Миранда. Оливия не могла заснуть при зажженной свече. Миранда этого не понимала: огонь в камине при этом, казалось, нисколько ее не беспокоит, но она видела, что Оливия беспокойно заерзала на кровати, и поняла так же, что и ее «скоро» было чем-то вроде лжи, настолько сумбурно было у нее в голове, поэтому она задула свечу. — Я найду другое место для того, что бы сделать запись.

— Спасибочки, — сонно пробормотала Оливия, и к тому времени, когда Миранда накинула халат и вышла в коридор, уже крепко спала.

Миранда зажала дневник под подбородком, чтобы освободить руки и завязать потуже пояс на талии. Она часто оставалась с ночевкой в Хейвербриксе, но, тем не менее, не могла позволить себе блуждать по коридорам и комнатам чужого дома в одной только длинной ночной рубашке.

Ночь была темная, сквозь окна едва-едва пробивался лунный свет, но Миранда могла и с закрытыми глазами добраться из комнаты Оливии до библиотеки. Оливия всегда быстро засыпала в отличие от нее, у которой всегда крутились какие-то мысли и идеи в голове, поэтому ей часто приходилось брать дневник и искать комнату, что бы перенести их на бумагу. Она предполагала, что могла бы попросить себе отдельную спальню, но, зная мать Оливии, которая не считала расточительность достоинством и вряд ли бы поняла необходимость протапливать две комнаты, вместо одной, не стала этого делать.

Миранда не возражала. На самом деле она была весьма благодарна за компанию. В эти дни ее собственный дом был слишком тих. Ее любимая мама скончалась почти год назад, и Миранда осталась вдвоем с отцом. В своем горе он еще больше углубился в свои драгоценные рукописи, оставив Миранду саму справляться со своим горем.

Миранда приезжала в Бивилсток в поисках любви и дружбы, и ее встречали с распростертыми объятиями. Оливия даже три недели соблюдала траур в одежде в память леди Чивер.

— Если бы умер кто-нибудь из моих кузенов, то я была бы вынуждена сделать то же самое, — сказала Оливия на похоронах. — А я любила твою маму гораздо больше, чем любого из них.

— Оливия! — Миранда была тронута, но, тем не менее, слегка шокирована такими словами.

Оливия закатила глаза.

— Ты встречалась с моими кузенами?

И она рассмеялась. На похоронах собственной матери Миранда засмеялась. Позже она поняла, что это был самый драгоценный подарок, который только может дать друг.

— Я люблю тебя, Ливви,— сказала она.

Оливия нежно пожала ее руку.

— Я знаю, — мягко сказала она. — А я — тебя. — С этими словами она распрямила плечи и добавила уже в своей обычной манере: — Я стану совсем неисправимой без тебя, как ты сама прекрасно знаешь. Мама часто говорит, что только ты не даешь мне зайти слишком далеко.

По-видимому, именно по этой причине леди Ридланд предложила сопровождать их в течение лондонского сезона. После получения приглашения от Бивилстоков отец вздохнул с облегчением и быстро изыскал необходимые средства. Сэр Руперт Чивер не был богатым человеком, но достаточно состоятельным, что бы обеспечить единственной дочери достойный выход в свет. Чем он не обладал, так это терпением, а если говорить откровенно, то заинтересованностью, что бы заняться этим самому.

Их дебют был отложен на год. Миранда не могла выезжать из-за траура по матери, и леди Ридланд позволила Оливии подождать подругу. Двадцать то же самое, что и девятнадцать, объявила она. И это было правильно. Никто не волновался по поводу Оливии, которая должна была иметь ошеломительный успех. С ее индивидуальностью, живым характером и, как прагматично указала Оливия, огромным приданым, ее ждал несомненный триумф на ярмарке невест.

Но смерть Летиции, кроме того что была трагедией, была к тому же очень несвоевременной: придется опять носить траур. Оливия могла выезжать не раньше, чем через шесть недель, поскольку Летиция не была ее кровной родственницей.

Они только слегка опаздывали к началу сезона. И с этим ничего не поделаешь.

В глубине души Миранда была даже довольна этим обстоятельством. Мысли о лондонских балах пугали ее не на шутку. Не потому что была не в меру застенчива, что она решительно отрицала, а потому что ей не нравилось находиться в окружении толпы народу. Мысль о людях, смотрящих на нее и выносящих свои суждения о ней, ужасала ее.

Но тут уж ничем не поможешь, думала она, спускаясь по лестнице. Во всяком случае, было бы намного хуже торчать в Олмаксе на виду у всех, без компании Оливии.

Хммм… что это было?

Она наклонилась вниз, всматриваясь в холл. Кто-то разжег камин в кабинете лорда Ридланда. Миранда не могла предположить, кто бы это мог быть — Бивилстоки всегда рано удалялись ко сну.

Она тихо прошла по ковровой дорожке, пока не достигла открытой двери.

— О!

Тернер вскочил со стула.

— Мисс Миранда, — произнес он, лениво растягивая слова. — Какой потрясающий сюрприз.

* * * * *

Тернер и сам не понял, почему он так удивился, когда увидел Миранду в дверях отцовского кабинета. Когда он услышал шаги в холле, он знал, что это может быть только она. Его семья имела привычку крепко спать по ночам, и было бы странно предположить, что это кто-то из них может отправиться на поиски чего-то перекусить или найти книгу, чтобы почитать перед сном.

Но было в узнавании нечто большое, чем просто логическое умозаключение. Она была одинокой наблюдательницей, чьи умные внимательные глаза не упускали ничего из виду. Он не помнил, когда они встретились в первый раз, но создавалось впечатление, что она всегда была в его жизни, даже в те моменты, когда, как казалось, должны быть только члены его семьи.

— Я, пожалуй, уйду, — сказала она.

— Не надо, — ответил он, потомучто… почему, собственно говоря?

Потому, что он хотел противоречить? Или потому, что слишком много выпил? Или потому что не хотел оставаться один?

— Заходи, — пригласил он, взмахнув рукой. Хотя, конечно, ей стоило бы находиться в каком-нибудь другом месте, а не здесь. — Выпей со мной.

Ее глаза удивленно расширились.

— Не думал, что они могут быть еще больше, — пробормотал он себе под нос.

— Мне нельзя пить, — сказала она.

— Нельзя?

— Не стоит,— исправилась она, нахмурив брови.

Отлично, он смущал ее. Приятно было сознавать, что женщина реагирует на него, даже такая неискушенная, как она.

— Ты здесь, — сказал он, пожимая плечами. — Значит, тоже можешь выпить бренди.

На мгновение она замерла, и он мог поклясться, что слышал, как в ее голове роятся мысли. Наконец, она положила свою книжку на столик возле двери и прошла в комнату.

— Только один бокал, — согласилась она.

Он улыбнулся.

— Это твоя норма?

Она взглянула ему прямо в глаза.

— Потому что я осознаю свои возможности.

— Такая мудрость в столь молодой особе, — пробормотал он.

— Мне девятнадцать лет, — отреагировала она, но не вызывающе, а скорее констатируя факт.

Он приподнял бровь.

— И что…

— Когда тебе было девятнадцать…

Он язвительно улыбнулся, заметив, что она не закончила свою мысль.

— Когда мне было девятнадцать, — повторил он ее слова, вручая бокал с бренди. — Я был круглым дураком.

Он посмотрел в свой бокал, который наполнил вместе с бокалом Миранды и выпил его на одном дыхании.

Поставив стакан на стол с громким стуком, он откинулся назад, лениво и расслабленно.

— Как впрочем, и все девятнадцатилетние, должен сказать, — закончил он свою мысль.

Он наблюдал за ней. Она не притронулась к своему напитку. Она даже не присела.

— Разумеется, я не имею в виду присутствующих, — вовремя исправил он свою грубость.

— Я всегда считала, что бренди пьют, чтобы улучшить настроение, — заметила она.

Он наблюдал, как она аккуратно усаживается. Она устроилась на диване рядом с ним, стараясь не коснуться его даже одеждой. Интересно, подумал он, что она предполагает, он мог бы сделать? Укусить ее?

— Бренди, — торжественно объявил он, как будто выступал перед аудиторией, а не был наедине с одной Мирандой, — каждый употребляет исходя из собственных обстоятельств. В данном случае… — Он поднял свой пустой бокал и стал смотреть сквозь него на пламя в камине. Он не стал заканчивать предложение — считая само собой разумеющуюся ситуацию, а, кроме того, занялся тем, что наливал себе новую порцию.

— Это приветствие, — закончил он и выпил и этот бокал.

Он наблюдал за ней. Она сидела, не шелохнувшись, внимательно глядя на него. Он не мог сказать точно, что она не одобряла его — выражение ее лица не позволяло определить, о чем она думает в данный момент. Но ему хотелось, чтобы она сказала хоть что-нибудь. Что-то большее, чем бессмысленная болтовня о бренди. Что-то, что позволило бы занять его ум на ближайшие полчаса, когда часы пробьют двенадцать и этот ужасный день закончиться.

— Так расскажи мне, Миранда, как тебе понравился сегодняшний день? — спросил он, глазами умоляя ее сказать что-нибудь кроме дежурных банальностей.

Удивление отразилось на ее лице — первая эмоция, которую он смог безошибочно определить.

— Ты имеешь в виду похороны?

— Все события, — быстро исправился он.

— Это было э… интересно.

— О, прекращайте, мисс Чивер, я знаю, что ты можешь сказать гораздо больше.

Она закусила нижнюю губу. Летиция имела такую же привычку, вспомнил он. Давно, когда она еще симулировала полную невинность. Это прекратилось в тот же момент, когда его кольцо оказалось на ее пальце.

Он снова себе налил.

— Не думаешь ли ты…

— Нет, — резко оборвал он ее. Всего бренди мира не хватит, что бы ему пережить эту ночь.

Она подняла свой бокал и сделала небольшой глоток.

— Я думаю, что ты был восхитительный.

Проклятье. Он закашлялся от неожиданности, и никак не мог остановиться, как будто он был безусым юнцом, первый раз в жизни попробовавший бренди.

— Прошу прощения? — спросил он, придя в себя.

Она только спокойно улыбнулась.

— Стоит делать глотки поменьше.

Он впился в нее взглядом.

— Крайне редко, когда о мертвых говорят честно, — объяснила она. — Я не уверена, что место и время было выбрано верно… но… тем не менее, она была далеко не самым лучшим человеком, не так ли?

Она выглядела абсолютно безмятежной, невинной, но ее глаза… они были настороженны.

— Да уж, мисс Чивер, — пробормотал он. — Я полагаю, что ты достаточно резкий человек.

Она пожала плечами и сделала еще один малюсенький глоток из своего бокала.

— Нисколько, — опровергла она, хотя он не поверил ей ни на минуту. — Просто я — хороший наблюдатель.

Он засмеялся.

— Вот уж, действительно.

Она напряглась.

— Не поняла.

Он смущал ее. Он не понимал, почему он получает такое удовольствие от этого, но тем не менее, его это радовало. Он наклонился к ней только для того, что бы узнать, как она отреагирует. Она слегка поежилась.

— Я наблюдал за тобой.

Она побледнела. Даже при свете камина он смог это заметить.

— И заешь, что я видел? — пробормотал он.

Ее губы раскрылись, но вместо ответа она просто покачала головой.

— Я видел, что ты все время следила за мной.

Она резко встала.

— Мне надо идти, — сказала она. — Это не совсем прилично, да и время позднее, и…

— О, мисс Чивер, перестаньте, — сказал он, тоже поднимаясь. — Не отказывайся. Ты наблюдаешь за всеми. Думаешь, я не заметил?

Он потянулся и взял ее за руку. Она замерла. Но не повернулась к нему.

Его пальцы напряглись. Всего лишь касание. Только для того, чтобы не дать ей уйти, потому что он этого не хотел. Он не хотел остаться опять один. Еще оставалось двадцать минут до полуночи. А еще он хотел, чтобы она разозлилась так же, как он, так же, как он был зол последние несколько лет.

— Скажи же мне, мисс Чивер, — прошептал он, касаясь ее подбородка пальцами. — Тебя когда-нибудь целовали?

Глава 2

Не было бы преувеличением сказать, что Миранда мечтала об этом моменте в течение многих лет. И в ее мечтах всегда казалось, что она знала, что сказать. Но действительность показала, что она не может выдавить из себя ничего членораздельного, а только уставиться на него, затаив дыхание. В буквальном смысле слова — не дыша.

Забавно, она всегда считала, что затаить дыхание — это метафора. Затаив дыхание. Не дыша.

— Думаю, что нет,— тем временем продолжил он.

Его голос слабо пробивался сквозь безумно роящиеся в ее голове мысли. Она должна бежать, но тем не менее замерла, как статуя. Она не должна этого делать, но хотела, по крайней мере, думала, что хотела, с тех пор как ей исполнилось десять, хотя, конечно, что она могла толком хотеть, ничего не зная о том, что надо желать…

И его губы коснулись ее.

— Чудесно, — прошептал он, прокладывая нежные, обольстительные поцелуи по ее щеке.

Она почувствовала себя так, как будто очутилась на небесах. Она точно знала, что никогда раньше у нее не было такого. Тело окатила горячая волна странной напряженности, непонимания, как реагировать, и реагировать ли вообще, поэтому она стояла, замерев, принимая его поцелуи, пока его горячие губы не достигли ее рта.

— Открой рот, — велел он, и она послушалась, потому что он был Тернером, а она всегда его хотела. Не правда ли?

Его язык проник внутрь ее рта, а затем он сильнее прижал ее к себе. Его руки были требовательны, его рот настойчив, а затем она осознала, что так не правильно. Это не было моментом, о котором она мечтала в течении многих лет. Он не хотел ее. Она не понимала, почему он целовал ее, хотя и не желал ее. И, конечно же, он не любил ее. В его поцелуе не было доброты.

— Ответь на поцелуй, черт тебя побери,— потребовал он и прижал свои губы с большей настойчивостью. Жестко, сердито. И тут Миранда испугалась.

— Нет,— попыталась сказать она, но ее голос не был услышан. Его руки крепко прижимали ее к его телу. Она не понимала, как она одновременно могла хотеть этого и не хотеть; как он мог вызывать покалывание во всем теле и в тоже время страх; как она могла в этот момент любить и ненавидеть его с одинаковой силой.

— Нет, — снова сказала она, со всей силой упираясь руками в его грудь и отталкивая. — Нет!

Он резко отступил, без малейшего разочарования или желания задержаться.

— Миранда Чивер, — протяжно проговорил он. — Кто бы мог подумать?

И тут она дала ему пощечину.

Его глаза сузились, но он ничего не сказал.

— Почему ты сделал это? — требовательно спросила она, внутренне дрожа.

— Поцеловал тебя? — он пожал плечами. — А почему бы и нет?

— Ну уж нет, — отрезала она, с испугом заметив в своем голосе боль. Она хотела быть разъяренной. Или, хотя бы, казаться разъяренной. Она хотела снова ударить его. — Ты так легко не отделаешься. Ты не имеешь такой привилегии.

Проклятье, он засмеялся в ответ.

— Весьма интересный выбор слов.

— Прекрати немедленно, — закричала она. Он не хотел говорить о том, что ей было жизненно необходимо, и она ненавидела его за это. — Почему ты поцеловал меня? Ты же не любишь меня.

Она сжала руки, до боли вонзив ногти в ладони. Глупая, глупая девчонка. Зачем она это сказала?

Но он ничего не понял и только улыбнулся.

— Я забыл, что тебе только девятнадцать лет, и ты еще не понимаешь, что для поцелуев любовь не обязательна.

— Я не думаю, что даже нравлюсь тебе.

— Ерунда. Конечно, нравишься, — он моргнул, как будто пытался вспомнить, так ли это на самом деле. — Но, действительно, я не люблю тебя.

— Потому что я не Летиция, — прошептала она.

В тот же момент, он схватил ее за плечо и сильно, едва ли не до боли, сжал его.

— Никогда больше не упоминай ее имя. Слышишь меня?

Миранда в отчаянии смотрела в его глаза, наполненные яростью.

— Извини, — быстро сказала она. — Пожалуйста, позволь мне уйти.

Но он не отпустил ее. Он ослабил немного руку, и остался стоять неподвижно, уставясь на нее. Сквозь нее. Как будто на призрака. Призрака Летиции.

— Тернер, пожалуйста, — прошептала Миранда. — Ты причиняешь мне боль.

От этих слов он словно очнулся, и отошел.

— Прости, — сказал он, не глядя на нее. Он обращался в сторону — к окну? К часам? — Приношу свои извинения. За то, что набросился на тебя. Да, за все.

Миранда судорожно сглотнула. Ей следует уйти. Она должна была бы снова ударить его, но он делал ее слабой, и она не смогла себя сдержать, когда сказала:

— Мне очень жаль, что она сделала тебя несчастным.

Его взгляд вернулся к ее лицу.

— Сплетни проникают и в классную комнату, не так ли?

— Нет! — отрицала она. — Это то… я сама хотела это сказать.

— О?

Она принялась сосредоточенно думать, покусывая губу. Что сказать? Конечно, она слышала сплетни. Но и видела все своими глазами. Он был так влюблен на своей свадьбе. Его глаза сияли любовью, когда он смотрел на Летицию, и весь остальной мир для него не существовал. Это было, как будто их было двое в своем собственном пространстве, и больше никого. Миранда же только наблюдала со стороны.

А потом она снова увидела его, изменившегося.

— Миранда, — напомнил он, что ждет объяснения.

Она решилась и тихо сказала:

— Любой, кто был раньше знаком с тобой, мог бы сказать, что ты не был счастлив в браке.

— Почему? — настаивал он.

Было что-то такое в его глазах, что Миранда не смогла ничего сказать, кроме правды.

— Ты всегда смеялся, — мягко сказала она. — А когда ты смеялся, твои глаза сияли.

— А теперь?

— Теперь — они холодные и жесткие.

Он закрыл глаза, и на мгновение Миранда подумала, что он чувствует боль. Но затем он внимательно взглянул на нее, уголок его рта скривился в подобии улыбки.

— Понятно,— он облокотился о книжный шкаф.— Признайся мне, мисс Чивер, когда ты успела стать такой проницательной?

Миранда почувствовала в горле горечь от разочарования. Его демоны победили снова. В течение того момента, когда он стоял с закрытыми глазами, ей показалось, что он услышал ее. Не слова, а смысл, который был в них заложен.

— Я всегда была такой, — сказала она. — Ты всегда об этом говорил, когда я была младше.

— Ах да, большие карие глаза, — сказал он со злобным смешком. — Повсюду следящие за мной. Ты думаешь, что я не знал, что ты обожала меня?

Слезы выступили в глазах у Миранды. Как он может быть так жесток, чтобы сказать такое?

— Ты был очень добр, когда я была совсем маленькой, — тихо сказала она.

— Наверняка. Но это было давным-давно.

— Для меня это было очень важно.

Он ничего не сказал, она тоже молчала, а затем он велел:

— Уходи.

Его голос был хриплым, огорченным и полным боли.

Она ушла.

В своем дневнике той ночью она так ничего и не написала.

* * * * *

На следующее утро Миранда проснулась с одной ясной мыслью. Она хотела вернуться домой. Ее не волновало, что она пропустит завтрак, что небо затягивало тучами. Она готова была ехать даже сквозь проливной дождь. Она не хотела только видеть его, находиться с ним в одном доме, и даже в одном поместье.

Это было слишком грустно. Он ушел. Тернер, которого она знала, Тернер, которого она боготворила и обожала — он ушел. Она чувствовала это и раньше. Она ощущала это во время его визитов домой. В первый раз это были его глаза. Потом рот, искривленный белыми морщинами гнева в уголках губ.

Она чувствовала это, но не позволяла признаться самой себе в этом.

— Ты проснулась.

Это была Оливия, полностью одетая и выглядевшая очаровательной, несмотря на то, что была в черном.

— К сожалению, — пробормотала Миранда.

— Что так грустно?

Миранда открыла рот, что бы ответить, а потом поняла, что Оливия и не ждет ответа, так зачем зря расходовать энергию?

— Отлично, поторопись, — сказала Оливия.— Одевайся, а моя горничная поможет тебе потом. Она просто волшебно управляется с волосами.

Миранда задавалась вопросом, когда Оливия заметит, что она не шевельнулась.

— Поднимайся, Миранда.

От неожиданности Миранда чуть не подскочила на месте.

— О боже, Оливия, тебе что, никогда не говорили, что нельзя так орать в ухо другим людям?

Оливия подошла ближе и заинтересованно взглянула на Миранду.

— Если говорить правду, ты не слишком хорошо выглядишь сегодня утром.

Миранда отвернулась.

— Я и чувствую себя не слишком хорошо.

— Ты почувствуешь себя лучше, когда позавтракаешь.

— Я не хочу есть.

— Но ты не можешь пропустить завтрак.

Миранда что есть силы сжала зубы. Такая жизнерадостность ранним утром должна быть объявлена вне закона.

— Миранда.

Миранда швырнула подушку ей в голову.

— Если ты еще раз меня окликнешь, то я тебя убью.

— Но у нас есть кое-что, чем следует заняться.

Миранда промолчала. О чем, черт возьми, говорит Оливия?

— Заняться? — эхом отозвалась она.

— Да, заняться, — Оливия выдернула у нее из-под головы подушку и бросила на пол. — Мне пришла в голову замечательная идея. Во сне.

— Ты шутишь.

— Конечно, шучу. Но мне действительно пришла в голову чудесная мысль сегодня утром, когда я только проснулась. — Оливия довольно улыбнулась, как кошка, которой довелось полакомиться сливками. А это означало, что ее осенила блестящая мысль, или что в ее планы входит покорить весь мир. Она ждала реакции на свои слова, это было исключением из правил: она никогда не ждала, поэтому Миранде пришлось спросить:

— Очень хорошо, и что это?

— Ты.

— Я?

— И Уинстон.

На мгновение Миранда потеряла дар речи, а затем заметила:

— Ты сошла с ума.

Оливия непринужденно пожала плечами и напустила на себя совершенно беззаботный вид.

— Ничего подобного. Я даже очень-очень умная. Подумай сама, Миранда. Все будет просто прекрасно.

Миранда не могла сейчас думать о потенциальном женихе, тем более носящем фамилию Бивилсток, даже если это и не Тернер.

— Ты его хорошо знаешь, вы одного возраста, — сказала Оливия, загибая пальцы, как будто перечисляя пункты в списке.

Миранда покачала головой и перекатилась к другому краю кровати.

Но Оливия быстро перебежала и туда.

— На самом деле ты же не хочешь ехать в Лондон на сезон, — продолжила она. — Ты часто такое говорила. Ты не любишь общаться с незнакомыми людьми.

Миранда попыталась скрыться от нее в гардеробной.

— Ты давно знакома с Уинстоном, как я уже отметила, поэтому тебе не придется общаться с чужим человеком, а кроме того… — торжество на лице у Оливии достигло своего апогея. — Это означает, что мы будем сестрами.

Миранда вернулась, сжимая в руках платье.

— Это было бы прекрасно, Оливия, — сказала она, не зная, что еще можно придумать.

— О! Я была уверена, что ты согласишься! — воскликнула Оливия, обнимая ее. — Это замечательно. Роскошно. Восхитительно. Это просто совершенство!

Миранда задумалась, как это ей удалось попасть в такую переделку.

Оливия отступила, все еще сияя.

— Уинстон и не поймет, что к чему.

— Цель состоит в том, чтобы я сделала партию или чтобы осчастливить твоего брата?

— И в том, и в другом, — милостиво допустила Оливия. Она отпустила Миранду и плюхнулась на соседний стул. — Разве это имеет значение?

Миранда уже открыла рот, но Оливия не дала произнести ей ни звука.

— Конечно, нет, — сказала она. — Все, что имеет значение, так это достижение поставленной цели, Миранда. Я на самом деле удивлена, что мы не подумали об этом раньше.

Поскольку Оливия сидела к ней спиной, Миранда позволила себе содрогнуться. Конечно, она не думала об этом. Она была слишком занята мечтами о Тернере.

— И я заметила, как Уинстон смотрел на тебя вчера вечером.

— В комнате было всего пять человек, Оливия. Было бы странно, если бы он не смотрел на меня.

— Ничего подобного, — упорствовала Оливия. — У него был такой взгляд, как будто он никогда тебя не видел раньше.

Миранда начала одевать.

— Я абсолютно уверена, что ты ошибаешься.

— Нет. Повернись, я застегну тебе пуговицы. Я никогда не ошибаюсь в таких вещах.

Миранда терпеливо подождала, пока Оливия поправит ее платье. А затем ей пришло в голову…

— Когда это ты набралась такого опыта? Мы живем в глуши, никуда не выезжаем. У нас просто не было возможности наблюдать за влюбленными.

— Конечно, была. А Билли Эванс и…

— Он был вынужден жениться. И ты знаешь об этом, Оливия.

Оливия закончила застегивать и, взяв Миранду за плечи, развернула ее лицом к себе. Не сумев ничего прочитать на лице подруги, она продолжила упорствовать:

— Да, а почему они должны были пожениться? Потому что любили друг друга.

— Что-то я не припомню, что бы ты предсказывала такое развитие событий.

— Ну да. Ты тогда была в Шотландии. Я не могла об этом тебе написать — ты же понимаешь, что у меня так противно получается писать.

Миранда не понимала, как такую ситуацию, как вынужденный брак из-за незапланированной беременности можно отнести к романтическим отношением влюбленных, даже описание развития событий вряд ли бы что то изменили, но факт остается фактом: против этого аргумента Оливии она не могла протестовать. Миранда на самом деле каждый год уезжала в Шотландию к дедушке и бабушке по матери, и ее не было в тот момент, когда женился Билли Эванс.

— Так мы идем завтракать?— смирившись, спросила Миранда. Не существовало повода, по которому ей бы удалось избежать сегодня встречи с Тернером, разве что он сам будет отсутствовать, потому что поздно лег спать накануне. Если в жизни есть высшая справедливость, то он должен сейчас быть в постели с пульсирующей головной болью.

— Только после того, как Мария уложит твои волосы, — решительно заявила Оливия.— Мы ничего не должны пускать на самотек. Сейчас самое главное — отлично выглядеть. О, не смотри на меня так. Ты гораздо более симпатичная, чем думаешь о себе.

— Оливия.

— Нет, нет, я не правильно выразилась. Ты не симпатичная. Это я симпатичная. Симпатичная и обыкновенная. В тебе же есть нечто гораздо большее.

— Вытянутое лицо.

— Не правда. В детстве — может быть, но никак не сейчас, — сказала Оливия, и принялась задумчиво рассматривать Миранду. И ничего не говорила.

Ничего. И это Оливия?

— В чем дело?— подозрительно спросила Миранда.

— Я думаю, что ты превратилась в себя.

Это были те самые слова, которые сказал Тернер много лет назад. Когда-нибудь ты превратишься сама в себя, и будешь столь же красива, сколь сейчас умна. Миранда ненавидела себя за то, что помнила это. Ей хотелось плакать.

Оливия, видя затуманенные слезами глаза подруги, крепко обняла ее.

— О, Миранда. Я так тебя люблю. Мы будем лучшими из сестер. Не могу этого дождаться.

* * * * *

К тому времени, когда Миранда смогла спуститься к завтраку (полчаса спустя; она клялась, что никогда раньше не тратила так много времени на прическу, а затем поклялась, что никогда больше и не будет), ее живот протестующее урчал от голода.

— Доброе утро, семья, — жизнерадостно поприветствовала Оливия, и, подхватив тарелку, направилась к буфету, что бы наполнить ее. — А где Тернер?

Миранда про себя прочитала благодарственную молитву за его отсутствие.

— Думаю, что еще в постели,— ответила леди Ридланд. — Бедный мальчик. У него такой шок. Это была ужасная неделя.

Никто ничего не добавил. Никому не нравилась Летиция.

Оливия прервала тишину.

— Право, — сказала она. — Надеюсь, что он не умрет с голоду, ведь вчера он с нами не обедал тоже.

— Оливия, у него только что умерла жена,— сказал Уинстон. — Сломала шею. Молись о том, что бы он утешился.

— Именно потому, что я его люблю, я волнуюсь о его благополучии, — огрызнулась Оливия с запальчивостью, которую приберегала только для своего брата-близнеца.— Человек голоден.

— Мы послали поднос в его комнату, — положила конец их ссоре леди Ридланд. — Доброе утро, Миранда.

Миранда вздрогнула, до этого она была занята, наблюдая за Оливией и Уинстоном.

— Доброе утро, леди Ридланд, — быстро сказала она.— Надеюсь, Вы хорошо спали.

— Так, как ожидалось, — вздохнула графиня, пригубив чая. — Такие тяжелые времена. Я должна тебя поблагодарить за то, что ты согласилась переночевать. Знаю, что это — большой утешение для Оливии.

— Не стоит, — пробормотала Миранда. — Я была счастлива помочь.

Она отправилась за Оливией к буфету и взяла себе завтрак. Когда она подошла к столу, то обнаружила, что Оливия приберегла ей место рядом с Уинстоном.

Она посмотрела на Бивилстоков. Они улыбались ей, граф и леди Ридланд доброжелательно, Оливия заговорщески, а Уинстон…

— Доброе утро, Миранда, — тепло поприветствовал он. И его глаза… Они выражали…

Интерес?

О боже, неужели Оливия оказалась права? Было что-то похожее в том, как он на нее глядел.

— Большое спасибо, хорошо, — невпопад ответила Миранда. Уинстон был ей фактически братом, не так ли? Он не может думать о ней как… и она не могла тоже. Но если он мог, то могла и она? И…

— Ты останешься в Хейвербриксе на все утро?— спросил он. — Я думаю, что могли бы отправиться на прогулку верхом. Как насчет сразу после завтрака?

Милостивый боже. Оливия была права.

Миранда почувствовала, как от удивления у нее вытянулось лицо.

— Я, эээ.., я не решила.

Оливия пнула ее ногой под столом.

— Ой!

— Подавилась макрелью? — спросила леди Ридланд.

Миранда кивнула.

— Извините,— сказала она, откашливаясь.— Эээ.., просто косточка попалась.

— Вот почему я никогда не ем рыбу на завтрак, — объявила Оливия.

— Так что скажешь, Миранда? — настаивал Уинстон. Он непринужденно-лениво улыбнулся, с ребяческой задорностью, которая могла бы разбить тысячи девичьих сердец. — Поедем кататься?

Миранда отодвинула ноги подальше от Оливии и сказала:

— Боюсь, я не привезла свой костюм для верховой езды.

Это была правда, и, на самом деле, она сожалела, потому что начинала думать, что пикник с Уинстоном мог бы быть хорошим средством, чтобы изгнать из головы мысли о Тернере.

— Ты можешь взять мою, — предложила Оливия, намазывая тост джемом. — Она будет лишь немного великовата.

— Тогда все улажено,— сказал Уинстон. — Это будет великолепно. Вспомним старые добрые времена. Раньше ведь мы часто вместе выезжали.

Миранда улыбнулась. С Уинстоном было так легко, даже не смотря на то, что она была удивлена его вниманием.

— Прошло уже несколько лет, я так думаю. Я всегда ездила в Шотландию, когда ты приезжал из школы на каникулы.

— Но не сегодня, — радостно заявил он. Он улыбнулся ей поверх своей чашки, и Миранда была поражена тем, как он похож на Тернера, когда тот был моложе. Уинстону двадцать, на год старше Тернера, когда Миранда влюбилась в него.

Когда они в первый раз встретились, исправила она себя. Она не влюбилась. Она просто так думала. Теперь она это понимала.

11 апреля 1819

Чудесная прогулка с Уинстоном. Он очень похож на своего брата — если бы тот был добр, внимателен и все еще обладал чувством юмора.

* * * * *

Тернер плохо спал, но это его не удивило: он редко хорошо спал в последнее время. И на этот раз, когда он проснулся, то был раздражен и зол, главным образом на себя.

О чем, черт возьми, он думал? Поцеловать Миранду Чивер. Девушку, которая была ему почти как младшая сестра. Он был сердит, и, возможно, слегка перепил, но это не могло оправдать его отвратительное поведение. Летиция убила в нем многое, но ей Богу, он все еще оставался джентльменом. Иначе, что еще оставалось?

Он даже не хотел ее. Не на самом деле. Он знал, что такое желание, знал мучительную потребность обладать, но то, что он ощущал к Миранде…

Хорошо, он не мог этого понять, но это не было желание.

Это из-за ее огромных карих глаз. Они видели все. Они огорчали его. Так было всегда. Даже ребенком, она казалась странно мудрой. Когда он стоял там, в кабинете своего отца, почувствовал себя открытым, прозрачным. Она была юной, только из классной комнаты, но все же видела его насквозь. Это приводило его в бешенство, поэтому он набросился на нее единственным способом, который пришел ему в голову в тот момент.

Ничего хуже и придумать нельзя было.

И теперь он оказался перед необходимостью приносить извинения. Боже, мысль об этом была невыносима. Было бы намного легче притвориться, что ничего не произошло и избегать ее всю оставшуюся жизнь, но это было невозможно, если он хочет продолжать общаться со своей сестрой. И помимо этого, он надеялся, что в нем осталось еще хоть немного благопристойности.

Летиция убила в нем все, что было хорошего и чистого, но кое-что все же осталось. Если джентльмен обидел леди — джентльмен приносит извинения.

К тому времени, когда Тернер спустился к завтраку, его семья уже удалилась, что его прекрасно устраивало. Он быстро проглотил несколько чашек кофе, поглощая этот напиток, как епитимью, и даже не вздрагивал, когда горячий и горький напиток прожигал его насквозь.

— Будете что-нибудь еще?

Тернер взглянул на лакея, который его обслуживал.

— Нет, — сказал он. — Не сейчас.

Лакей отошел от стола, но из комнаты не вышел, и в тот момент Тернер решил, что пришло время покинуть Хейвербрикс. Здесь было слишком много людей. Черт, его мать, вероятно, дала указания слугам, что бы они следили за его каждым движением.

Все еще хмурясь, он встал из-за стола и направился в холл. Он прикажет своему камердинеру, что они поспешно уезжают. Через час все будет готово. Все, что оставалось сделать, так это найти Миранду и закончить с этим неприятным делом. Таким образом, он сможет вернуться в свой дом и спрятаться от всех…

Смех.

Он оглянулся. Уинстон и Миранда заходили в дом, румяные и оживленные от солнца и свежего воздуха.

Тернер приподнял бровь и остановился, ожидая, когда они его заметят.

— …и вот так, — говорила Миранда, явно заканчивая какой-то рассказ, — я оказалась права, что Оливии нельзя было доверять с шоколадом.

Уинстон смеялся, тепло глядя на девушку.

— Ты изменилась, Миранда.

Они мило покраснела.

— Я бы не сказала. В основном, просто подросла.

— Ты стала такая…

У Тернера свело зубы.

— А ты думал, что когда приедешь из школы, я останусь такой же, как и была?

Уинстон усмехнулся.

— Что-то вроде этого. Но я рад, что это не так, — он коснулся локона, который вылез из ее аккуратной прически. — Обещаю, что больше не буду дергать тебя за волосы.

Она снова покраснела, и больше терпеть это воркование Тернер не смог.

— Доброе утро, — громко сказал он, не потрудившись подойти ближе.

— Я думаю, что уже — день, — ответил Уинстон.

— Для непосвященного — возможно, — с насмешливой улыбкой парировал Тернер.

— Лондонское утро длится до двух часов дня? — холодно спросила Миранда.

— Только если предшествующий вечер привел к неутешительным последствиям.

— Тернер, — укоризненно воззвал Уинстон.

Тернер пожал плечами.

— Мне нужно кое-что сказать мисс Чивер, — сказал он, не глядя на брата. Миранда открыла рот — от удивления, предположил он, а возможно, и от гнева тоже.

— Я думаю, что Миранда… — начал Уинстон.

Тернер смотрел Миранде в глаза.

— Скажешь мне, когда будешь ехать домой. Я тебя провожу.

Уинстон недовольно скривился.

— Послушай, — сказал он натянуто. — Она — леди, и необходимо поинтересоваться ее желанием на этот счет.

Тернер повернулся к брату и смерил его недовольным взглядом, от чего молодой человек совершенно сник. Он снова взглянул на Миранду и повторил:

— Я тебя провожу домой.

— Я хочу…

Он сердито зыркнул на нее, и она согласилась с поклоном.

— Конечно, милорд, — при этих словах она сердито поджала губы. Затем повернулась к Уинстону. — Он хочет обсудить старинную рукопись с моим отцом. Я совсем об этом забыла.

Умница Миранда. Тернер чуть не улыбнулся.

— Тернер? — с сомнением сказал Уинстон. — Старинная рукопись?

— Это — моя новая страсть, — вежливо пояснил Тернер.

Уинстон посмотрел на него, потом на Миранду, а потом снова на Тернера и сдался с вымученным поклоном.

— Очень хорошо, — сказал он. — Спасибо за приятно проведенное время, Миранда.

— Тебе тоже, — сказала Миранда, и по тону ее голоса, Тернер понял, что она совершенно искренна.

Тернер не сходил со своего места между двумя молодыми людьми, за что получил от Уинстона раздраженный взгляд, прежде чем юноша спросил:

— Мы еще увидимся, до того, как мне нужно будет вернуться в Оксфорд?

— Очень на это надеюсь. У меня нет никаких планов на несколько следующих дней, и…

Тернер зевнул.

Миранда прокашлялась.

— Я думаю, что можно что-нибудь придумать. Возможно, вы с Оливией сможете приехать на чай.

— С удовольствием.

Тернер перенес свой интерес на ногти и стал их рассматривать со скучающим выражением на лице.

— Или, если Оливия не сможет приехать, — продолжала Миранда, — приезжай сам.

Глаза у Уинстона потеплели.

— Я был бы рад, — довольно пробормотал он, и, обойдя Тернера, почтительно поцеловал ее руку.

— Теперь ты готова ехать? — рявкнул Тернер.

Миранда не шелохнулась, а только выдавила из себя:

— Нет.

Уинстон повернулся к нему с недоверчивым выражением на лице.

— Что с тобой не так?

Это был хороший вопрос. Пятнадцатью минутами раньше его единственной целью было уехать из родительского дома с наибольшей скоростью, а теперь он, по собственной воле, настоял на том, чтобы сопровождать Миранду, отчего его отъезд откладывался на неопределенное время.

Ладно, он сам настоял, но у него на то были свои причины.

— Со мной все хорошо, — отреагировал наконец Тернер. — Просто отлично, по сравнению с последним временем. Начиная года с 1816, если быть точным.

Уинстон стал неловко переминаться, а Миранда отвернулась. В 1816 году, как они все знали, Тернер женился.

— С июня, — добавил он.

— Прошу прощения? — натянуто сказал Уинстон.

— Июнь. Июнь 1816, — сказал Тернер, одаривая их сиянием совершенно неискренней улыбки. Потом он повернулся к Миранде.— Я буду ждать в холле. Не задерживайся.

Глава 3

Не задерживайся?

Не задерживайся??!

Восклицала с негодованием раз в шестнадцатый Миранда, судорожно одеваясь, хотя о конкретном времени они не договаривались. Они вообще ни о чем не договаривались. Он не попросил разрешения сопровождать ее домой. Он просто поставил ее в известность и велел поторопиться, не дожидаясь ее согласия.

Он действительно хотел ее проводить?

Миранда не знала, плакать ей или смеяться.

— Ты уезжаешь?

Это была Оливия, заглядывающая из коридора.

— Мне нужно возвращаться домой, — сказала Миранда, натягивая через голову платье. Она не хотела, чтобы Оливия видела ее лицо в этот момент. — Я оставила твою амазонку на кровати, — приглушенным из-за ткани голосом добавила она.

— Но почему? Твой отец не будет по тебе скучать.

В этом вся Оливия, недовольно подумала Миранда, хотя подруга просто повторила слова, которые много раз говорила сама Миранда.

— Миранда, — не отставала Оливия.

Миранда повернулась спиной, чтобы Оливия застегнула ей пуговицы.

— Я не хочу затягивать свой визит.

— Что? Не говори ерунды. Мама, если бы могла, оставила бы тебя жить с нами навсегда. И так и будет, когда мы поедем в Лондон.

— Но сейчас мы не в Лондоне.

— Что случилось?

Ничего. Миранда недовольно сжала губы.

— Ты поссорилась с Уинстоном?

— Конечно, нет.

Кто мог бы поссориться с Уинстоном? Кроме самой Оливии, разумеется.

— Тогда в чем дело?

— Ни в чем, — ответила Миранда, натягивая перчатки, и призывая себя сохранять спокойствие. — Твой брат желает обговорить с моим отцом какую-то старинную рукопись.

— Уинстон?— с сомнением спросила Оливия.

— Тернер.

— Тернер?

О боже она, что, не может жить без вопросов.

— Да, — ответила Миранда. — Он скоро собирается уезжать, поэтому должен сейчас поехать со мной.

Последний довод Миранда выдумала на ходу, и он казался бесспорным. Кроме того, очень может быть, что он действительно скоро вернется в свой дом в Нортамберленде, и все встанет на свои места.

Оливия прислонилась к стене, сложив руки на груди, всем своим видом показывая, что не позволит так просто отмахнуться от себя.

— Тогда почему ты в таком отвратительном настроении? Тебе ведь всегда нравился Тернер, не так ли?

Миранду разбирал смех.

А затем она чуть не разрыдалась.

Как он смеет приказывать ей, как какой-нибудь последней служанке.

Как он посмел сделать ее такой несчастной здесь, в Хейвербриксе, который был ей более родным домом, во всяком случае, последние несколько лет, чем ему.

Она отвернулась. Она не хотела, чтобы Оливия видела ее лицо.

Как он посмел целовать ее, не желая этого.

— Миранда? — мягко спросила Оливия. — С тобой все хорошо?

— Я в порядке, — заверила Миранда, почти бегом покидая комнату.

— А по голосу…

— Я грущу о Летиции,— сказала Миранда. И это была правда. Любой человек, который смог сделать Тернера несчастным, имеет право быть оплаканным.

Но Оливия не была бы Оливией, если бы удовлетворилась таким ответом, поэтому, не теряя времени, она поспешила за практически убегающей Мирандой вниз по лестнице.

— Летицией! — воскликнула она. — Ты должно быть шутишь!

Миранда летела вниз по ступенькам, держась за полированные перила, чтобы не поскользнуться.

— Летиция была противной старой ведьмой, — не унималась Оливия. — Она сделала Тернера ужасно несчастным.

Точно.

— Миранда! Миранда! О, Тернер, добрый день.

— Оливия, — вежливо поприветствовал он, слегка кланяясь.

— Миранда говорит, что оплакивает Летицию. Ты можешь в это поверить?

— Оливия! — возмущенно воскликнула Миранда. Возможно, Тернер и не мог терпеть свою покойную жену до такой степени, что сказал такое на ее похоронах, но все же существовали какие-то границы приличий, которые не стоило переступать.

Тернер молча смотрел на Миранду, вопросительно приподняв бровь.

— О, прекрати. Он ненавидел ее, и все мы об этом знаем.

— Как всегда — откровенна, дорогая сестрица, — пробормотал Тернер.

— Ты сам всегда говорил, что тебе претит лицемерие, — огрызнулась Оливия.

— Совершенно верно, — подтвердил Тернер и обратился к Миранде. — Готова?

— Ты будешь провожать ее домой? — спросила Оливия, хотя Миранда уже сама ей об этом сказала.

— Мне нужно поговорить с ее отцом.

— Разве Уинстон не может ее проводить?

— Оливия! — смущенно одернула ее Миранда, не зная, что ее больше задевает: то, что Оливия так беззастенчиво выступает в роли свахи, или то, что она делает это перед Тернером.

— Уинстону не нужно поговорить с ее отцом, — парировал Тернер.

— Ладно. А разве он не может поехать с вами?

— Только не в моем экипаже.

В глазах Оливии появилась тоска.

— Ты берешь свой кабриолет?

Это была новая, модная модель, с высокими сидениями, развивающая большую скорость, и Оливия умирала от желания, чтоб ей разрешили на нем прокатиться.

Тернер усмехнулся и на мгновение стал похож на себя прежнего, на человека, которого Миранда знала и любила долгие годы.

— Возможно, я даже позволю ей управлять им, — сказал он, и было понятно, что сделал это по одной причине: чтобы задеть сестру.

Это сработало. Оливия издала странный, булькающий звук, как будто захлебнулась от зависти.

— Ага, дорогая сестричка! — с ухмылкой подтвердил Тернер и, продев руку Миранды через свою, повел ее к двери. — До свидания… а может, мы еще увидимся, когда я приеду.

Миранда сдерживала смех, пока они шли к экипажу.

— Ты ужасный, — сказала она.

Он пожал плечами.

— Она заслужила.

— Нет, — сказала Миранда, чувствуя, что должна заступиться за подругу, даже если наслаждалась этой сценой до неприличия.

— Нет?

— Ладно, но ты все равно — ужасный.

— О, абсолютно, — согласился он, помогая ей взобраться в кабриолет.

Миранда задавалась вопросом, как получилось так, что она сидела рядом с ним и практически смеялась, и подумала, что, возможно, и не ненавидела его, и что сможет его простить.

Первое время они ехали в молчании. Кабриолет был потрясающий, и Миранда не могла не чувствовать восторга от быстрой езды высоко над землей.

— Ты совершила сегодня настоящее завоевание, — сказал наконец Тернер.

Миранда напряглась.

— Уинстон просто покорен тобой.

Она ничего не ответила. Что бы она не сказала, все равно уронит свое достоинство. Она могла бы отрицать и походить на кокетку, или могла подтвердить и казаться хвастливой. Или ехидной. Или, что хочет заставить его ревновать, не дай бог.

— Мне кажется, что я должен дать вам свое благословение, — сказал он, не отрывая взгляда от дороги, и не обращая внимание на резко повернувшуюся к нему, потрясенную Миранду. — Это выгодная партия, как для тебя, так и для него. У тебя, возможно, не такое уж большое приданное, какое необходимо младшему сыну, но ты компенсируешь это своим благоразумием. И, если уж на то пошло, то чувствами.

— О, я… я, — Миранда моргнула. У нее не было ни одной идеи, что можно сказать. Это была похвала, совершенно недвусмысленная, но, тем не менее, не приносящая удовольствия. Она не хотела, чтобы он говорил обо всех ее отличных качествах, если единственной причиной для этого является его желание соединить ее со своим братом.

Она не хотела быть здравомыслящей. В этот раз ей хотелось, чтобы она была красивой, или экзотичной, или чарующей.

О боже. Разумная. Это была обидная характеристика.

Миранда поняла, что он ждет ее реакции, поэтому пробормотала:

— Спасибо.

— Я не хочу, чтобы мой брат совершил те же ошибки, что и я.

Она вопросительно глянула на него. Его лицо застыло, а взгляд не отрывался от дороги, как будто в жизни не было ничего важнее.

— Ошибки? — эхом переспросила она.

— Ошибки, — глухим голосом подтвердил он. — Роковые.

— Летиция. — Так. Она сказала это.

Кабриолет замедлил движение, а затем остановился. Наконец, он посмотрел на нее.

— Верно.

— Что она тебе сделала? — спросила она. Это был личный вопрос, может быть даже бестактный, но она не могла промолчать, когда его взгляд так пристально прикован к ее лицу.

Нельзя было спрашивать. Это стало ясно, когда его челюсть напряглась, и он отвернулся. Потом он произнес:

— Ничего, что можно сказать при леди.

— Тернер…

Он повернулся к ней с яростным блеском в глазах.

— Ты знаешь, как она умерла?

Миранда кивнула и добавила:

— Сломала шею. Упала.

— С лошади, — уточнил он. — Ее сбросила лошадь…

— Я знаю.

— …на которой она ехала на встречу с любовником.

Этого она не знала.

— Она была беременна.

Милостивый боже!

— О, Тернер, мне так ж…

Он перебил ее:

— Не стоит. Не от меня.

Она прикрыла ладонью свой разинутый рот.

— Это был не мой ребенок.

Она судорожно глотнула. Что она могла сказать? Ей совершенно ничего не приходило в голову.

— Первая беременность тоже была не от меня, — добавил он. Его ноздри раздулись, глаза сузились, а губы сжались в тонкую нить. Как будто он пытался остановить воспоминания.

— Те… — она знала, что должна что-нибудь сказать, но понятия не имела что, поэтому была рада, когда он перебил ее снова.

— Она была беременна, когда мы поженились. Собственно говоря, из-за этого мы и вступили в брак, чтоб ты знала, — объяснил он с язвительным смешком. — Чтоб ты знала, — повторил он. — Это то, чего не знал будущий муж.

Боль в его голосе переворачивала ей душу, а еще она поняла, что он презирает и ненавидит самого себя. Она не могла понять, как он пережил все это, но при этом почувствовала, что никогда не сможет возненавидеть его, несмотря ни на что.

— Мне жаль,— сказала она искренне, не собираясь говорить что-либо еще, потому что это было бы совершенно лишним.

— Не стоит… — он оборвал себя и откашлялся. Через мгновение добавил: — Спасибо.

Он снова взял вожжи, но прежде, чем тронулся экипаж, она спросила:

— Что ты теперь собираешься делать?

Он улыбнулся. Не совсем, чтоб улыбнулся, но уголок его рта приподнялся.

— Что я буду делать? — переспросил он.

— Поедешь в Нортамберленд? Или в Лондон?

Женишься во второй раз, хотелось спросить ей.

— Что я буду делать? — размышлял он. — Думаю, что ничего из того, что мне бы понравилось.

Миранда откашлялась.

— Я знаю, что ваша мама надеется, что ты поживешь в Лондоне, когда Оливия приедет на светский сезон.

— Оливия не нуждается в моей поддержке.

— Нет, — согласилась она. А потом, поступившись гордостью, добавила: — Но я нуждаюсь.

Он повернулся и вопросительно приподнял брови.

— Ты? Я подумал, что ты уже полностью покорила моего брата.

— Нет, — быстро сказала она. — То есть, я имею в виду, что не знаю. Он еще слишком молод, тебе так не кажется?

— Он старше тебя.

— На три месяца, — уточнила она. — Он еще учится в университете, и не может хотеть обрести семью так рано.

Он проницательно глянул на нее, склонив на бок голову.

— А ты хочешь? — спросил он.

Миранда боролась с желанием спрыгнуть с кабриолета. Если и были какие-то вопросы, которые не стоило задавать леди, то это явно один из них.

— Да, я хотела бы когда-нибудь выйти замуж, — решилась ответить она, и ее щеки предательски зарделись.

Он долго и пристально рассматривал ее.

Ее нервировал его взгляд. Она совершенно не могла понять, что при этом он думает, и была рада, когда он решил нарушить повисшую между ними тишину:

— Хорошо. Я подумаю. В конце концов, я твой должник.

О господи, у нее голова пошла кругом.

—Должник?

— Да. Для начала, я должен перед тобой извиниться. То, что случилось вчера вечером… Это было непростительно. Поэтому я и настаивал, чтобы проводить тебя домой, — он откашлялся. — Я должен просить прощения, и подумал, что уместнее сделать это конфиденциально.

Она смотрела перед собой.

— Прилюдное извинение потребовало бы, чтобы мы сказали всей семье, за что точно я хочу извиниться, — продолжил он. — Я подумал, что ты не захочешь, чтобы они знали.

— Ты сам не хочешь, чтобы они знали.

Он вздохнул и рукой взъерошил свои волосы.

— И это тоже. Я совсем не горжусь своим поведением, и не хотел бы, чтобы семья об этом узнала. А кроме того, я подумал, что и ты этого не хочешь.

— Извинения приняты, — мягко сказала она.

Тернер облегченно вздохнул.

— Я не знаю, почему я так поступил, — продолжал объяснять он. — Это не было вызвано желанием. Я не понимаю, почему так случилось. Но в этом нет твоей вины.

Она глянула на него. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, о чем она думает.

— Ах, черт… — он снова вздохнул и отвел взгляд. Блестящая работа, Тернер. Поцеловать девушку, а потом сказать, что сделал это без всякого желания. — Извини, Миранда. Все — неправильно. Я — задница. Совершенно ничего не соображаю в последние дни.

— Возможно, тебе стоит написать книгу, — с горечью сказала она. — Сто один способ оскорбить молодую леди. Осмелюсь сказать, что, по крайней мере, пятьдесят пунктов для нее уже готово к этому времени.

Он снова глубоко вздохнул. Он не привык извиняться.

— Не то чтобы ты была непривлекательной.

Лицо Миранды приняло недоверчивое выражение. Не столько из-за его слов, как он понял, а в самом факте, что он вынуждает ее сидеть и выслушивать от него вещи, которые смущают их обоих. Он знал, что должен остановиться, но тоскливое выражение ее глаз побудило его зачерствевшее за многие годы сердце сделать все так, как положено.

Миранде девятнадцать. Ее опыт общения с мужчинами ограничивался Уинстоном и им самим. По большому счету, скорее как с братьями. Девушка, должно быть, чертовски смущена. Уинстон внезапно решил, что она Афродита, королева Елизавета и дева Мария в одном лице, а сам Тернер чуть ли не силой навязал себя ей. Явно не самый обычный день в жизни молодой английской барышни.

И все же, она все стоически переносила. Ее спина держалась прямо. Подбородок высоко поднят. И она не ненавидела его, хотя должна была.

— Нет, не так, — сказал он, беря ее руку в свою. — Ты должна выслушать меня. Ты привлекательная. И даже очень, — с этими словами, он, может быть, в первый раз за прошедшие годы, действительно присмотрелся к ней внимательно. Она не была красива классической английской красотой, но живой ум, светящийся в огромный карих проницательных глазах не оставлял равнодушным. Ее кожа была безупречной, и в контрасте с глубоким темным цветом волос создавала впечатление прозрачности. Тернер внезапно заметил и густые, слегка вьющиеся волосы, блестящие как мягкий шелк. Он касался их прошлой ночью. Почему он не мог вспомнить, какие они на ощупь?

—Тернер, — позвала Миранда.

Он уставился на нее. Почему он так странно на нее смотрит?

Его пристальный взгляд спустился к ее губам, когда она произнесла его имя. Чувственный небольшой рот. Полные губы, вызывающие желание их поцеловать.

— Тернер?

— Очень, — сказал он, как будто приходя к какому то невероятному выводу.

— Очень, что?

— Очень привлекательная, — подтвердил он, встряхивая головой, словно прогоняя наваждение. — Ты очень привлекательная.

Она тяжело вздохнула.

— Тернер, не стоит лгать, чтобы пощадить мои чувства. Это наводит на мысль, что ты очень невысокого мнения о моих умственных способностях, что гораздо обиднее, чем все, что можно сказать о моей внешности.

Он отодвинулся и криво усмехнулся.

— Я не лгу, — он выглядел удивленным.

Миранда нервно прикусила нижнюю губу.

— О, — она казалась не менее удивленной, чем он. — Хорошо. В таком случае, я думаю, что должна поблагодарить тебя.

— Я обычно не столь неловок с комплиментами, чтобы их нельзя было понять.

— Ну, разумеется, — едко подтвердила она.

— Почему у меня сейчас появилось ощущение, как будто ты меня в чем то обвиняешь?

Ее глаза удивленно расширились. Он почувствовал горечь в ее словах?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — отрезала она.

На мгновение создалось впечатление, что он хочет продолжить эту тему, но потом передумал, и с мягкой улыбкой взялся за вожжи.

— Продолжим?

Они дальше поехали молча. Миранда искоса поглядывала на него при любой возможности. По его лицу невозможно было ничего понять, таким сосредоточенно-спокойным оно было, что с каждой минутой все больше и больше раздражало Миранду. Как он может оставаться таким невозмутимым, когда ее собственные мысли не давали ей покоя. Он сказал, что не хотел ее, но почему тогда он ее поцеловал? В чем причина? А затем она не выдержала:

— Почему ты поцеловал меня?

На секунду показалось, что Тернер опешил от ее вопроса. Лошади замедлили ход. Он смотрел на нее совершенно изумленно.

Видя его неловкость, Миранда решила, что он не может дать ей ответ, чтобы не обидеть ее, поэтому поспешила к нему на помощь:

— Забудь о том, что я спросила, — быстро сказала она. — Это не имеет значения.

Но в тоже время она не сожалела о своем вопросе. Что она теряла? Он не посмеялся над ней, не стал рассказывать сказки. Она испытывала неловкость, но она не шла ни в какое сравнение с тем, что произошло накануне вечером, поэтому…

— Дело во мне, — внезапно произнес он. — Только во мне. А тебе не повезло оказаться рядом в этот момент.

Миранда видела тоску в его синих глазах и положила руку на его руку.

— Ничего страшного. Я поняла, что ты был зол на нее.

Он сделал вид, что не понимает, о чем она говорит.

— Она умерла, Миранда.

— Это еще не значит, что при жизни она не была исключительно плохим человеком.

Он странно посмотрел на нее, а затем рассмеялся.

— О, Миранда, иногда ты говоришь совершенно невообразимые вещи.

Она улыбнулась.

— А вот это определенно комплимент.

— Напомни мне, никогда не назначать тебя учителем в воскресную школу.

— Боюсь, что христианского милосердия у меня действительно маловато,— подтвердила она.

— Правда? — удивился он.

— Я все еще злюсь на Фиону Беннет.

— Которая?..

— Та ужасная девочка, которая сказала, что я уродлива на дне рождения Оливии и Уинстона.

— О мой бог, сколько лет назад это было? Напомни мне, что не стоит тебя раздражать.

Она выгнула одну бровь.

— У тебя ничего и не выйдет.

— Тебе, моя дорогая девочка, не хватает скромности.

Она пожала плечами, поражаясь тому, как легко ему удалось сделать ее беззаботной и счастливой.

— Только не говори об этом вашей матери. Она считает меня святой.

— По сравнению с Оливией, я уверен, что так оно и есть.

Миранда пригрозила ему пальцем.

— Ничего плохого об Оливии. Я ей очень предана.

— Предана как собака. Прости меня за столь нелестное сравнение.

— Я обожаю собак.

В этот момент они подъехали к дому Миранды.

Я обожаю собак. Это было ее последними словами. Замечательно. На всю оставшуюся жизнь она будет ассоциироваться у него с собаками.

Тернер помог ей спуститься, а затем посмотрел на стремительно темнеющее небо.

— Надеюсь, ты не будешь против, если я не провожу тебя в дом, — попросил он.

— Конечно, нет, — сказала Миранда. Она была практичной девушкой. Было глупо заставлять его промокнуть под дождем, когда она сама прекрасно в состоянии дойти до входной двери.

— Удачи, — пожелал он, взбираясь на кабриолет.

— В чем?

— В Лондоне, в жизни, — он пожал плечами. — Во всем, что ты пожелаешь.

Она улыбнулась ему печально. Если бы он только знал.

19 мая 1819

Мы прибыли в Лондон. Могу поклясться, что никогда не видела ничего подобного. Он огромный, шумный, перенаселенный, и довольно вонючий.

Леди Ридланд говорит, что мы опоздали. Многие уже давно приехали, потому что сезон начался еще месяц назад. Но в этом не было ничего страшного, так как, если бы Оливия вышла в свет раньше, то ее могли бы посчитать ужасно невоспитанной из-за того, что она не выдержала положенный по Летиции траур. Хотя мы и так приехали немного раньше, чтобы успеть сделать все приготовления. Пока траур не закончится, мы не сможем никуда выходить.

Хвала небесам, что для нас это всего шесть недель. Бедный Тернер должен носить траур целый год.

Боюсь, что я его полностью простила. Я знаю, что не должна была, но не могу заставить себя плохо к нему относиться. Конечно, если не принимать во внимание, что страдаю от неразделенной любви дольше всех на свете.

Я увлеклась патетикой.

Я — собака.

Я — патетическая собака.

Я лучший в мире бумагомаратель.

Глава 4

Тернер планировал провести весну и лето в Нортамберленде, где собирался в уединении окончить траур по своей жене, но его мать использовала всевозможные уловки, самые что ни есть хитроумные, чтобы заставить его передумать и убедить поехать в Лондон для поддержки Оливии.

Он не сдался, когда она указала, что он является лидером в свете, поэтому его появление на балу у Оливии гарантировало бы присутствие всех лучших молодых джентльменов.

Он не сдался, когда она сказала, что он не может уединиться далеко в глубине страны и бросить друзей.

Он, однако, сдался, когда она появилась у его порога и без всякого приветствия сказала:

— Она твоя сестра!

И поэтому он здесь, в Лондоне, Ридланд-Хаузе, в окружении пятисот если не самых лучших, то, по крайней мере, самых напыщенных господ.

Однако Оливия должна была найти себе мужа из всей этой партии, также как и Миранда, и Тернер не собирался никому из них разрешать сделать такую же пагубную партию, как была у него. Лондон изобиловал мужчинами подобными Летиции, многие из которых начинали свои имена Лорд Этот и Сэр Тот. Тернер весьма сомневался, что его мать будет посвящена в более непристойные сплетни, чем те, что окружали их круг.

Однако это не означало, что он должен слишком часто появляться в обществе. Он был здесь на их дебютном балу, и он сопровождал их сейчас, а потом, возможно, если что-нибудь случится на поле действий, он будет присматривать, кроме того, он будет наблюдать за их успехами со стороны.

После он смог бы возвратиться к тому, что он планировал сделать. Возможно, наблюдать за севооборотом. Собрать группу стрелков из лука. Посетить местный трактир. Он предпочитал их пиво. И там никто никогда не задавал вопросов о недавно покойной леди Тернер.

— Дорогой, ты здесь. — Его мать предстала перед его взором, прекрасная в своем пурпурном платье.

— Я сказал, что буду вовремя, — ответил он, допивая бокал шампанского, который он держал в руках. — Разве вы не приготовились к моему прибытию.

— Нет, — ответила она несколько встревожено. — Я как сумасшедшая улаживаю последние детали. Я уверена, слуги не хотели меня еще больше беспокоить.

— Или же они не могли тебя найти, — заметил Тернер, праздно глядя на толпу. Безумная давка — это был успех по любым меркам. Он не видел ни одного благородного человека среди гостей, но с другой стороны, он был вполне доволен оставаться в тени минут двадцать, прежде чем предстать пред ними.

— Я обеспечила разрешение для обеих девочек на вальс. — Сказала леди Ридланд. — Так что, пожалуйста, выполни свой долг перед обеими.

— Прямой приказ, — пробормотал он.

— Особенно перед Мирандой, — добавила она, очевидно не услышав его ответ.

— Что ты имеешь в виду под «особенно Мирандой».

Его мать повернулась к нему с деловитым видом

— Миранда замечательная девушка, я ее очень люблю, но мы оба знаем, что она не та девушка, которую общество примет благосклонно.

Тернер пронзил ее острым взглядом.

— Мы также оба знаем, что общество не всегда является хорошим судьей для характера человека. Летиция, если ты помнишь, имела огромный успех.

— Так же как и Оливия, если этот вечер является показателем, — парировала его мать. — Общество очень придирчиво и вознаграждает плохих так же часто, как и хороших. Но общество никогда не замечает тихоню.

В этот момент Тернер заметил Миранду, стоящую рядом с Оливией у входа в зал.

Рядом с Оливией, но совсем в другом мире.

Конечно же, Миранду не игнорировали. Она улыбалась молодому джентльмену, который пригласил ее на танец. Но вокруг нее не было той толпы, что окружала Оливию, которая, как признался Тернер, сияла как драгоценный камень в оправе. Глаза Оливии искрились, а когда она смеялась, казалось, что музыка наполняет воздух.

Было что-то очаровательное в его сестре. Даже Тернер признавал это.

Но Миранда была другой. Она наблюдала. Она улыбалась, но это было так, как будто у нее был секрет, как будто она делала краткие записи в голове о людях, которых она встречала.

— Иди, потанцуй с ней, — убеждала его мать.

— С Мирандой? — удивленно спросил он. Он думал мать захочет, чтобы первый танец он подарил Оливии.

Леди Ридланд кивнула.

— Это будет огромной удачей для нее. Ты ведь не танцевал с тех пор… я даже не могу вспомнить, с каких пор. Задолго до того, как умерла Летиция

Тернер почувствовал, как сжимаются его челюсти, он хотел сказать что-нибудь, как вдруг его мать начала возмущенно задыхаться. Что не было столь же удивительно, чем то, что последовало дальше. Тернер был уверен, что это было первое богохульство, что вылетело из ее губ.

— Мама? — сказал он с сомнением.

— Где твоя траурная повязка на руке? — быстро прошептала она.

— Моя траурная повязка? — переспросил он с некоторой иронией.

— По Летиции, — добавила она, как будто он не понял.

— Я полагаю, что сказал вам, что не хочу оплакивать ее.

— Но это Лондон, — прошипела она. — И это дебют твоей сестры.

Он пожал плечами

— Мой сюртук черный.

— У тебя все сюртуки черные!

— Возможно, тогда я нахожусь в бесконечном трауре — сказал он мягко, — по своей потерянной невинности.

— Ты спровоцируешь скандал, — справедливо заметила она шепотом.

— Нет, — сказал он многозначительно. — Летиция создавала скандалы. А я просто отказываюсь оплакивать свою скандальную жену.

— Ты хочешь обесчестить свою сестру?

— Мои действия не подвергнут сомнению ее репутацию, как это сделала бы моя дорогая покойница.

— Но ее здесь нет. Факт тот, что твоя жена мертва и …

— Я видел тело, — сострил он, эффектно прервав ее аргументы.

Леди Ридланд отступила.

— Не нужно быть вульгарным.

Голову Тернера пронзил укол боли.

— Тогда, прошу меня извинить.

— Я надеюсь, ты пересмотришь свое мнение.

— Я предпочел бы не причинять вам страдания, — сказал он со вздохом, — но я не собираюсь менять своего мнения. Ты можешь оставить меня здесь в Лондоне без траурной повязки на руке или же ты можешь отправить меня в Нортамберленд, но также без траурной повязки, — он закончил после некоторой паузы, — тебе принимать решение.

Челюсти его матери сжались, и она ничего не сказала, и поэтому он просто пожал плечами и сказал:

— Ну, тогда я поищу Миранду.

И он нашел ее.

Миранда была в городе две недели, в течение которых она не могла назвать себя успешной, но так же она не считала, что провалилась. Правильнее было бы думать, что она где-то посредине, с ее полупустыми танцевальными карточками и дневником, переполненным наблюдениями за глупыми, безумными людьми, а иногда происшествиями.

(Это был случай, когда лорд Чайселуорт споткнулся на балу у Мотрэмов и растянул лодыжку. Глупых и безумных было слишком много, чтобы их подсчитать).

В целом она думала, что добилась одного с ее особенным набором талантов и атрибутов, данных ей Богом. В своем дневнике она написала:

«Мне предначертано заточить свои общественные навыки, но, как обратила внимание Оливия, праздная болтовня никогда не была моей сильной стороной. Но я усовершенствовала свою мягкую отсутствующую улыбку, и, кажется, что этим достигается цель. У меня три просьбы составить компанию на ужин!».

Конечно, этому способствовало то, что она была известна как лучшая подруга Оливии. Оливия вошла в моду штормом, как все и ожидали, и Миранде приносила пользу ассоциация с ней.

Но со всеми переполнявшими ее мыслями Миранда стояла одна, когда она услышала до боли знакомый голос

— Никогда не поверю, что я нашел тебя без компании, мисс Чивер.

Тернер.

Она не могла не улыбаться

— Ты думаешь, я смогу?

Леди Ридланд говорила, что он должен приехать, но Миранда не была так уж уверена в этом. Он ясно дал понять, что не хочет общества в этом году. Или, возможно, ни в каком году. Трудно было сейчас сказать.

— Как я понимаю, она шантажом заставила тебя приехать, — сказала она, понимая его позицию. Оба пристально глядели на толпу.

Он притворился оскорбленным

— Шантаж? Какое ужасное слово. И не подходит в этом случае.

— Ой ли?

Он немного склонился к ней

— Это было чувство вины.

— Вины? — Ее губы дернулись, она повернулась к нему с озорным видом. — Но что ты такого сделал?

— Вернее, что я не сделал. Или не собирался делать. — Он небрежно пожал плечами. — Мне сказали, что вы с Оливии будете иметь успех, если я предложу свою поддержку.

— Я думаю, что Оливия будет иметь успех, даже если бы была внебрачным ребенком без гроша в кармане.

— По поводу тебя у меня также нет никаких беспокойств, — сказал Тернер, улыбаясь в несколько раздражающе-дружелюбной манере. Затем он нахмурился.

— И чем же это моя мать могла шантажировать меня, расскажи.

Миранда улыбнулась. Ей нравилось, когда он смущался.

Казалось, он всегда контролировал себя с ней, в то время как ее сердце билось в три раза быстрее при виде него. К счастью годы помогли ей справиться с собой. Если бы она не знала его так долго, то сомневалась бы, что смогла бы так беседовать с ним. Кроме того, он, конечно, подозревал бы ее, если бы она становилась косноязычней при встрече с ним.

— О, даже не знаю. — Она сделала вид, что задумалась. — Может, историями из твоего детства или чем-нибудь подобным.

— Попридержите язык, мисс. Я был совершенным ангелом.

Ее брови взметнулись вверх

— Ты думаешь, что меня легко одурачить.

— Нет, только слишком вежливой, чтобы мне возразить.

Миранда закатила глаза и повернулась к толпе. Оливия в окружении привычной для нее толпы поклонников занимала немалое пространство в зале.

— Для Ливви это так естественно, не так ли? — сказала она.

Тернер согласно кивнул.

— Где все твои поклонники, мисс Чивер? Мне как-то трудно поверить, что у тебя нет ни одного?

Миранда залилась румянцем от его комплимента.

— Полагаю, где-то один или два есть. У меня тенденция превращаться в предмет интерьера, когда рядом находится Оливия.

Он с недоверием посмотрел на нее.

— Покажи мне свою танцевальную карточку.

Она неохотно передала ему карточку. Он бегло просмотрел ее, затем вернул.

— Это правда, — сказал он. — Она почти пустая.

— Большинство записей нашло свое место там только потому, что я стояла рядом с Оливией.

— Не будь глупой. Из-за этого не стоит огорчаться.

— А я не огорчаюсь, — сказала, она удивленная, что он так подумал. — Разве я выгляжу огорченной?

Он отступил и внимательно посмотрел на нее.

— Нет, нет. Не выглядишь. Как странно!

— Странно?

— Никогда не встречал леди, которая бы не хотела окружения гогочущих потенциальных женихов на балу.

Миранда рассердилась, услышав снисходительность в его голосе, и не совсем сумела скрыть дерзость в голосе.

— Ну, а теперь встретил.

Он засмеялся.

— Дорогая моя девочка, как же ты собираешься найти себе мужа с таким отношением? О, только не смотри на меня так, как будто я тебя опекаю.

Он заставил ее сильнее заскрежетать зубами.

— Ты ведь сама говорила мне, что собираешься найти себе мужа в этом сезоне.

Он был прав, черт бы его побрал! У нее не было другого выбора, как сказать:

— Не называй меня «дорогой девочкой», пожалуйста!

Он усмехнулся.

— Почему, мисс Чивер? Неужели в тебе обнаруживается чуточку характера.

— У меня всегда был характер, — огрызнулась она.

— По-видимому, это так, — сказал он, так же улыбаясь, что было еще более раздражающим.

— Я думала, что тебе предназначено быть угрюмым и подавленным, — проворчала она.

Он пожал плечами.

— Ты, кажется, выявляешь лучшее во мне.

Миранда пронзила его острым взглядом. Неужели он забыл ночь похорон Летиции.

— Лучшее? — Она слега растягивала слова. — Неужели?

Он имел приличие, чтобы смутиться.

— Порой худшее. Но сегодня только лучшее. — Увидев ее удивленно поднятые брови, он добавил. — Я здесь, чтобы выполнить перед тобой свой долг.

Долг. Какое грубое, обидное слово.

— Дай мне обратно свою танцевальную карточку, если не против.

Она протянула ее ему. Это была нарядная штуковина с причудливым узором и маленьким карандашом, привязанным ленточкой к углу.

Глаза Тернера пробежались по ней, затем сузились.

— Почему ты оставила свои вальсы свободными? Мать вполне определенно сказала мне, что обеспечила для вас обеих разрешение на вальс.

— О, не то чтобы… — Она на мгновение стиснула зубы, пытаясь справиться с краской смущения, которая, как она была уверена, покроет ее лицо в любую секунду. — Только… ну… в общем… Если ты хочешь знать…

— Ну же, мисс Чивер.

— Почему ты всегда зовешь меня «мисс Чивер», когда подшучиваешь надо мной?

— Чепуха! Я также называю тебя «мисс Чивер», когда браню.

Ну, это уже было лучше!

— Миранда!

—Ничего! — проворчала она.

— Кое-что вполне очевидно. Ты…

— О! Очень хорошо! Если ты хочешь знать, я надеялась, что ты пригласишь меня на вальс.

Он отступил, глаза выдавали его изумление.

— Или Уинстон, — сказала она быстро, потому что это было безопасно, или, по крайней мере, создаст меньше вопросов.

— Мы взаимозаменяемы, так? — прошептал он.

— Нет. Конечно, нет. Но я не так искусна в вальсе. На первое время, на публике я хотела потанцевать с кем-нибудь из тех, кого знаю, — сказала она, поспешно импровизируя.

— С кем-нибудь, кто не будет смертельно обижен, если ты отдавишь ему пальцы на ногах?

— Что-то вроде этого, — пробормотала она. Как получилась, что она попала в такой переплет. Он мог догадаться, что она любит его или же упрекнуть ее в глупости из-за боязни танцевать на публике.

Но Тернер, благослови Господи его душу, просто сказал:

— Почту за честь потанцевать с тобой вальс. — Он взял маленький карандаш и написал свое имя на карточке. — Ты должна мне свой первый вальс.

— Спасибо. Буду ждать.

— Хорошо. Так же, как и я. Могу я записать и следующий танец. Я не знаю никого здесь, с кем бы мог заставить себя вести беседу во время вальса более четырех минут.

— Я не знала, что я такая простая, — сказала она, гримасничая.

— Нет. Ты не такая, — уверил он ее. — А все остальные — да. Вот возьми. Я записал себя на следующий вальс. Я не могу танцевать с тобой больше двух танцев.

«О, небеса!» — подумала Миранда кисло. Кто бы мог подумать, что он боялся танцевать с ней. Но она знала, что ожидало ее, и поэтому натянуто улыбнулась ему и сказала:

— Нет. Конечно же, нет.

— Ну, прекрасно, — сказал он тоном человека, который привык оканчивать разговор, независимо от того хотели ли этого другие. — Я вижу молодого Харди, направляющегося сюда, чтобы претендовать на следующий танец. Пойду, возьму чего-нибудь выпить. Встретимся на первом же вальсе.

Затем он покинул ее, оставив стоять на углу и бормотать приветствия мистеру Харди. Миранда присела в реверансе перед своим партнером по танцу, затем взяла его руку, обтянутую перчаткой, и последовала за ним танцевать кадриль на середину зала. Она не очень удивилась, когда после обсуждения ее платья и погоды он спросил об Оливии. Миранда ответила ему как можно более вежливо, стараясь не слишком ободрять его. Судя по толпе вокруг ее подруги, шансы мистера Харди были весьма скудны.

Танец закончился милосердно быстро, и Миранда поспешно подошла к Оливии.

— О, Миранда, дорогая! — воскликнула она. — Где ты была? Я тут каждому рассказываю о тебе.

— Правда? — сказала она и ее брови недоверчиво поднялись вверх.

— На самом деле. Не так ли? — Толкнула она стоящего рядом джентльмена, и тот незамедлительно кивнул. — Разве я могу тебе лгать?

Миранда сдержала улыбку.

— Если этого требуют твои цели, то — да.

— О, прекрати. Ты ужасна. А где ты была?

— Мне нужен был глоток свежего воздуха, и я убежала в уголочек выпить стакан лимонада, Тернер составил мне компанию.

— Он уже приехал. Мне нужно сохранить за ним танец.

Миранда засомневалась.

— Не думаю, что у тебя осталось, что сохранить.

— Не может быть. — Оливия посмотрела в свою карточку. — О, дорогая, пожалуй, мне придется кого-нибудь вычеркнуть.

— Оливия, ты не можешь этого сделать.

— Послушай, Миранда, я должна тебе кое-что рассказать… — Она внезапно оборвала разговор, вспомнив о присутствии ее многочисленных ухажеров. Она повернулась к ним с сияющей улыбкой. Миранда не удивилась бы, если они как мухи в пословице, один за другим упали на пол.

— Никто из вас не желает принести мне лимонад? — произнесла она сладко. — У меня в горле совсем пересохло от жажды.

За суматошным волнением последовал стремительный поток уверений, и Миранде осталось только благоговейно наблюдать, как они один за другим поспешно удалились.

— Они напоминают стадо овец, — прошептала она.

— Пожалуй, да, — согласилась Оливия. — За исключением тех, что напоминают баранов.

Миранде потребовалось пару секунд, чтобы осмыслить то, что она сказала, когда Оливия добавила:

— Ну, не умно ли с моей стороны от всех них избавиться. Говорю тебе, у меня это получается все лучше и лучше.

Миранда кивнула, соглашаясь с ней. Потому что, когда Оливия начинала говорить, было бесполезно ее прерывать.

— Что я хотела сказать, — продолжила Оливия, бессознательно подтверждая мысль Миранды. — А, то, что все они ужасно скучны.

Миранда не смогла удержаться, чтобы не уколоть подругу.

— Никто не скажет этого, глядя на твое поведение.

— О, я не говорила, что не наслаждаюсь. — Оливия одарила ее рассеянным сардоническим взглядом. — В действительности это значит, что я не собираюсь отсекать себе нос, чтобы досадить матери.

— Чтобы досадить матери? — повторила Миранда, пытаясь вспомнить первоначальный источник пословицы. — Где-то кто-то переворачивается в могиле…

Оливия подняла голову.

— Думаешь, Шекспир?

— Нет. — Проклятие! Теперь она не могла не думать об этом. — Это не Шекспир.

— Макиавелли.

Миранда мысленно сократила список известных ей авторов.

— Думаю, что нет.

— Тернер.

— Кто?

— Мой брат.

Голова Миранды вздернулась

— Тернер?

Оливия наклонилась немного в сторону, потягивая шею, чтобы заглянуть за спину Миранды.

— Он выглядит весьма целеустремленным.

Миранда посмотрела на свою карточку.

— Должно быть, подошло время нашего вальса.

Оливия сильно наклонила голову.

— Он выглядит таким красивым. Не правда ли?

Миранда моргнула и попыталась дышать. Тернер выглядел красивым. Почти невыносимо. И теперь, когда он стал вдовцом, все незамужние леди и их мамаши преследовали его.

— Как ты думаешь, он жениться снова? — прошептала Оливия.

— Я…я не знаю. — Миранда глотнула. — Я думала, что он собирается, ведь так.

— Ну, всегда есть Уинстон, чтобы обеспечить наследника. А если бы ты…Уфф.

Миранда толкнула ее локтем. В ребра.

Тернер подошел к ним и резко поклонился.

— Рада видеть тебя, братец! — Сказала Оливия с широкой улыбкой. — Я уже почти лишилась надежды увидеть тебя здесь.

— Вздор! Мама сделала бы из меня отбивную. — Его глаза сузились (почти незаметно, но Миранда замечала малейшие изменения в нем) и он спросил: — Почему Миранда толкнула тебя в ребра?

— Я не толкала! — Запротестовала она. Затем, когда его изумление перешло в сомнение, она пробормотала, — Это был не более чем легкий удар.

— Толчки, удары — эти признаки дружеской беседы выглядят намного забавнее, чем все остальное в бальном зале.

— Тернер! — запротестовала Оливия.

Тернер остановил ее резким движением головы и повернулся к Миранде.

— Как думаешь, она возражает против моего выбора слов или же против моего мнения о посетителях этого бала как об идиотах.

— Я думаю, это из-за твоего языка, — сказала она мягко. — Она также говорила, что все они являются идиотами.

— Это не то, что я говорила, — вставила Оливия. — Я сказала, что они скучны.

— Бараны, — заключила Миранда.

— Козлы, — уточнила Оливия, пожимая плечами.

Тернер начал выглядеть встревоженным.

— Великий Боже! Вы что говорите на своем собственном языке?

— Нет, мы просто проясняем, — сказала Оливия. — Скажи лучше, ты не знаешь, кто первый сказал «Не отрезайте себе нос, чтобы досадить лицу».

— Я не уверен, что вижу связь, — пробормотал Тернер.

— Это не Шекспир, — сказала Миранда.

Оливия встряхнула головой.

— Кто это еще может быть?

— Ну, — сказала Миранда, — один из тысячи выдающихся писателей, пишущих на английском языке.

— Поэтому ты толкнула ее в ребра? — спросил Тернер.

— Да, — сказала Миранда, хватаясь за предложенный выход.

К несчастью Оливия перебила ее через полсекунды:

— Нет.

Тернер смотрел то на одну, то на другую с забавным выражением лица.

— Это из-за Уинстона, — сказала Оливия поспешно.

— А, Уинстон. — Тернер осмотрелся. — Он здесь, не так ли. — Он выдернул карточку из рук Миранды. — Почему же он не потребовал пару-тройку танцев. Или же ты планируешь сделать выгодную партию из этого.

Миранда заскрежетала зубами и отказалась отвечать. Что было вполне благоразумным выбором, так как она знала, что Оливия не позволит пройти удобному случаю мимо нее.

— Конечно, это не формально, — сказала Оливия, — но все согласны, что это была бы великолепная партия.

— Все? — мягко спросил Тернер, глядя на Миранду.

— А кто — нет? — удивилась Оливия, ожидая ответа с нетерпеливым выражением на лице.

Оркестр поднял свои инструменты, и первые звуки вальса распространились по всему залу.

— Полагаю, это мой танец? — сказал Тернер, и Миранда ощущала, что его взгляд не покидает ее.

Она задрожала.

— Так мы будем танцевать? — прошептал он, протягивая ее свою руку.

Миранда кивнула, нуждаясь в мгновении, чтобы обрести голос. Она понимала, что он что-то делал с ней. Что-то странное, трепещущее, что заставляло ее задыхаться. Ему нужно было только посмотреть на нее, не тем обычным взглядом, а по-настоящему, позволить глубоким голубым проницательным глазам погрузиться в ее глаза, и она почувствовала себя голой, ее душа обнажалась. И самое ужасное, что он понятия не имел об этом. Она была там с чувствами, выставленными напоказ, а Тернер, весьма вероятно, не видел ничего в ее глазах, кроме унылого коричневого цвета.

Она была маленькой подругой его младшей сестры и, по всей вероятности, так и останется ею.

— Вы оставляете меня одну? — спросила Оливия без обиды, но, тем не менее, с небольшим вздохом.

— Не бойся, — заверила Миранда ее, — одной ты надолго не останешься. Я вижу твое стадо, возвращающееся с лимонадом.

Миранда скорчила гримасу.

—Тернер, ты не замечал, что у Миранды весьма оригинальное чувство юмора.

Миранда склонила голову набок и сдержала улыбку.

— Почему-то я подозреваю, что ты не имеешь в виду ничего лестного для меня.

Оливия решила освободить ее.

— Долой тебя! Приятного танца с Тернером!

Тернер взял Миранду за локоть и повел ее на танцевальную площадку.

— Знаешь, у тебя более чем необычное чувство юмора, — прошептал Тернер.

— Да?

— Да. Но это то, что мне в тебе больше всего нравится. Так что, пожалуйста, не меняйся.

Она попыталась не чувствовать себя так нелепо польщенной.

— Постараюсь, милорд.

Он вздрогнул, когда обхватил ее руками для вальса.

— Теперь — милорд? С каких это пор ты стала столь правильной?

— За все это время, проведенное в Лондоне. Твоя мать вбивала в меня этикет. — Она улыбнулась сладко. — Найджел.

Он нахмурился.

— Думаю, что предпочитаю «милорд».

— Я предпочитаю «Тернер».

Его рука напряглась на ее талии.

— Хорошо. Пусть так и будет дальше.

Миранда вздохнула, когда они замолчали. Прозвучали первые звуки вальса, ее дыхание стало восстанавливаться. Ни скачки дыхания, ни что другое не могло заставить ее почувствовать легкого головокружения. И это дало ей возможность смаковать каждый момент, наслаждаться от прикосновения его рук. Она вдыхала его запах, чувствовала тепло его тела и просто наслаждалась.

Все это чувства были прекрасны, столь прекрасны. Было невозможно представить, что он не чувствовал тоже самое.

Но он не чувствовал. И она не вводила себя в заблуждение, что может претворить свои желания в жизнь. Когда она посмотрела на него, он бегло смотрел на толпу, его пристальный взгляд слегка омрачился, как будто он мысленно работал над какой-то проблемой. Это не был взгляд влюбленного человека. Как и то, что последовало дальше, когда по окончании танца он посмотрел на нее и сказал:

— Ты неплохо танцуешь вальс, Миранда. Ты на самом деле вполне совершенна. Не знаю, почему ты нервничала по этому поводу.

Его слова были добрыми. По-братски.

Это разрывало сердце.

— У меня в последнее время не было практики, — нашлась она с ответом, так как он, казалось, ждал этого.

— Даже с Уинстоном?

— Уинстон? — повторила она.

Его взгляд стал забавным.

— Мой младший брат, если помнишь.

— Да, — сказала она. — Нет. Я имею в виду, я не танцевала в последние годы с Уинстоном.

— Правда?

Она быстро посмотрела на него. Было что-то странное в его голосе, почти, но не совсем, слабые нотки наслаждения. Не ревность, к сожалению, она не считала, что его может так или иначе заботить, если она потанцует с его братом. Но у нее было странное чувство, что он поздравлял себя, как если бы предугадал ее ответ и был доволен своей проницательности.

О Боже! Она слишком много думала. Она слишком много размышляла, Оливия всегда обвиняла ее в этом, и на этот раз Миранда должна признать, что она была права.

— Я не так часто вижу Уинстона, — сказала Миранда, надеясь, что беседа прекратит ее размышления о вопросах, на которых совершенно нет ответов, такой например, как истинное значение слова «реально».

— О!— Тернер подтолкнул ее, слегка надавив на ее спину, так как они поворачивали направо. — Он обычно бывает в университете. Даже сейчас не прошел его семестр. Я думаю, что ты сможешь видеть его больше следующим летом.

— Я тоже этого жду. — Она прочистила горло. — Как долго ты планируешь здесь оставаться?

— В Лондоне?

Она кивнула.

Он сделал паузу, и они сделали небольшой поворот налево, прежде чем, наконец, сказал:

— Не знаю точно. Думаю, не очень долго.

— Ясно.

— Я должен быть в трауре, так или иначе. Мать была возмущена тем, что я не ношу траурную повязку.

— Я так не считаю, — призналась она.

Он улыбнулся ей. И на этот раз это было не по-братски. Улыбка не была полна страсти и желания, но, по крайней мере, это было что-то новое. Она была озорной и с каким-то тайным заговором, что заставляла ее чувствовать себя в одной команде с ним.

—Почему мисс Чивер? — прошептал он озорно.— Неужели я обнаружил в тебе дух мятежника.

Ее подбородок повысился на дюйм вверх.

—Я никогда не понимала необходимости надевать черное по тому, с кем никто не был знаком, и конечно, я не вижу логику в ношении траура по человеку, которого все находили отвратительным.

На мгновении его лицо не выражало никаких эмоции, потом он усмехнулся

— По кому ты была вынуждена носить траур?

На ее губах проскользнула улыбка

— По кузену.

Он наклонился ближе к ее волосам

— Тебе никто не говорил, что непристойно улыбаться, когда обсуждаешь смерть родственника.

— Даже не встречала такого человека.

— До сих пор…

Миранда изысканно фыркнула. Она знала, что он подстрекал ее, но ей было слишком весело, чтобы остановиться.

— Он всю жизнь провел на Карибах, — добавила она. Это не было правдой, но было в большой степени похоже на правду.

— Ты кровожадная маленькая девушка, — прошептал он.

Она пожала плечами. Исходя от Тернера, эти слова казались комплиментом.

— Я действительно считаю, что ты должна стать членом нашей семьи, — сказал он, — если сможешь вытерпеть моего младшего брата достаточно долгий период времени.

Она попыталась искренне улыбнуться. Брак с Уинстоном не был лучшим для нее способом стать членом семьи Бивилсток. И, несмотря на уверенность и интриги Оливии, Миранда не считала, что ее судьба с Уинстоном была предрешена. Было много превосходных причин рассмотреть возможную свадьбу с Уинстоном, но было одно обстоятельство против этого, и оно сейчас стояло перед ней. Если Миранда собиралась выйти замуж за того, кого не любит, это должен быть кто-то, кто не приходится братом тому, кого она любит.

Или думала, что любит. Она продолжала убеждать себя, что она не любит, что это все школьное увлечение, и она перерастет это, или же уже переросла, просто пока не понимала этого.

Она привыкла считать себя влюбленной в него. Вот что это было.

И однажды это может случиться. Она проснется в один день и поймет, что прошло два дня сердечных размышлений не о Тернере, затем волшебных три, потом четыре и …

— Миранда?

Она взглянула на него. Он смотрел на нее с веселым выражением лица, или это могло быть покровительственным, если бы не смешинки в уголках глаз… и на мгновение он выглядел ничем необремененным, молодым и, может быть, даже удовлетворенным.

И она все еще была влюблена в него. По крайней мере, на остальную часть вечера, иначе у нее нет никакой уверенности. Наступит завтра и она начнет снова, но сегодня она не собиралась стараться пробовать.

Музыка закончилась, и Тернер отпустил ее руку и отступил назад, чтобы исполнить элегантный поклон. Миранда сделала в свою очередь реверанс, затем взяла его руку, чтобы он повел ее по периметру зала.

— Где, как думаешь, мы можем найти Оливию? — прошептал он, вытягивая шею. — Я думаю, надо будет вычеркнуть одного из джентльменов из ее карточки и потанцевать с ней.

— Ради Бога! Не говори об этом, как о какой-нибудь постылой работе, — возмутилась она. — Мы не настолько ужасны!

Он повернулся и посмотрел на нее с легким удивлением.

— Я ничего не говорил о тебе. Я нисколько не был против танцевать с тобой.

Хоть это и был весьма спорный комплимент, но все равно Миранда собиралась сохранить его в своем сердце.

И это, подумала она несчастно, должно быть доказательством того, что она опустилась так низко, как только могла. Она обнаружила, что безответная любовь может быть еще ужаснее, когда видишь объект своего желания. Она провела десять лет, мечтая о Тернере, терпеливо ожидая любых новостей, которые Бивилстоки рассказывали за послеобеденным чаем, затем пытаясь скрыть счастье и радость (не считая ее страха быть раскрытой), когда случалось, что он приезжал несколько раз в год.

Она думала, что ничто не может быть более душераздирающим, но поскольку все-таки может, она ошиблась. Определенно это было хуже. Прежде она была невидимкой. Теперь же она стала удобной домашней обувью.

Вот так вот!

Она украдкой взглянула на него. Он не смотрел на нее. Конечно, он не избегал на нее смотреть. Он просто не смотрел на нее.

Она нисколько его не волновала.

— Вот и Оливия! — сказала она, вздохнув. Ее подругу, как обычно окружала целая толпа поклонников.

Сузив глаза, он изучал сестру.

— Не похоже, что кто-нибудь из них ведет себя плохо, не так ли? У меня был трудный день, и я не хочу играть свирепого старшего брата сегодня вечером.

Миранда поднялась на носки, чтобы лучше увидеть.

— Думаю, сегодня ты в безопасности.

— Хорошо. — Он наклонил голову набок и посмотрел на сестру странным бесстрастным взглядом. — Хмм.

— Хмм?

Он повернулся обратно к Миранде, которая стояла и смотрела на него с любопытством в карих глазах. Он услышал, что она сказала, и ответил еще одним «Хмм»

— Ты выглядишь немного странным.

Не «тебе не очень хорошо» и не «ты не здоров», просто «ты выглядишь немного странным».

Это заставило его улыбнуться. Это заставило подумать о том, как на самом деле он любил эту девочку и как обидел ее на похоронах Летиции. Это заставило его хотеть сделать для нее что-нибудь хорошее.

Он посмотрел на сестру в последний раз и сказал, медленно поворачиваясь к ней.

— Если бы я был молодым щеголем…

— Тернер, тебе даже нет тридцати.

Ее слова были нетерпеливы, хотя и несколько чопорны, и он нашел это весьма забавным. Он лениво пожал одним плечом и ответил:

— Да, но я себя чувствую старше. Древним, если говорить правду. — Он понял, что она смотрит на него выжидающе, поэтому прочистил горло и сказал:

— Я только хотел сказать, что если бы я выискивал кого-нибудь среди дебютанток, не думаю, что Оливия зацепила бы мой взгляд.

Брови Миранды взметнулись вверх.

— Ну, она — твоя сестра. Помимо того, что это незаконно…

— О, ради всего святого, я хотел только хотел похвалить тебя, — прервал он ее.

— Ох. — Она прочистила горло. Она немного покраснела, хотя было трудно заметить при тусклом свете. — Ну, в таком случае, говори.

— Оливия весьма красива, — продолжил он. — Даже я, ее старший брат, могу это видеть. Но что-то недостает в ее глазах.

Это вызвало немедленное возмущение.

— Ужасно так говорить. Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что Оливия очень умная. Гораздо умнее всех тех мужчин, что толпятся вокруг нее.

Он снисходительно посмотрел на нее. Она была так преданна. Она взяла бы на себя пулю, предназначенную для Оливии, если бы в этом возникла потребность. Это очень хорошо, что она была здесь. Не считая, что она действовала успокаивающе на его сестру, он подумал, что вся семья Бивилсток обязана ей за то, что она была с ними. И он был уверен, что она сделает его пребывание в Лондоне вполне терпимым. Бог знает, как он не хотел приезжать. Последним, в чем он нуждался теперь, были женщины, пытающиеся «заполнить туфли» Летиции. Но, по крайней мере, с Мирандой он мог рассчитывать на приличную беседу.

— Ну, конечно, Оливия умная, — сказал он успокаивающим голосом. — Позволь мне сказать. Лично я не нашел бы ее интригующей.

Она поджала губы, и чопорность вернулась.

— Полагаю, это твое право.

Он улыбнулся и наклонился к ней, чуть-чуть.

— Думаю, что я бы, вероятнее всего, начал смотреть в твою сторону.

— Не говори глупости, — пробормотала она.

— А вот и нет, — уверил он ее.— Но, с другой стороны, я старше тех глупцов, что вьются около моей сестры. Возможно, мои вкусы созрели. Но вопрос спорен, так как, полагаю, я не молодой щеголь, и я не выискиваю никого из нынешнего урожая дебютанток.

— И ты не ищешь себе жену. — Это было утверждение, но не вопрос.

— Боже, нет, конечно, — выпалил он. — Что, спрашивается, я делал бы с такой женой?

2 июня 1819

Леди Ридланд объявила за завтраком, что прошедший бал был сокрушительным успехом. Я немогу не улыбаться ее выбору выражений, я не думаю, что кто-то отказался от ее приглашения, и я клянусь, что зала была столь переполнена — я раньше такого нигде не видела. Я, конечно, чувствовала себя разбитой вдребезги против всех прекрасных незнакомцев. Полагаю, что я провинциалка в душе, потому что не так уверена, что когда-либо захочу быть близка с моими поклонниками.

Я сказала это за завтраком, и Тернер выплеснул кофе. Леди Ридланд послала ему убийственный взгляд - я не могу представить себе, что она была довольна испорченным столовым бельем. Тернер собирается остаться на неделю-другую в городе, в Ридланд-Хаузе, что прекрасно и ужасно одновременно.

Леди Ридланд сообщила, что одна раздражительная старая вдова (ее слова, не мои, но она в любом случае не указала на личность) сказала, что я вела себя слишком фамильярно с Тернером, и что люди могут сделать неправильные выводы. И она сказала, что сказала той, что Тернер и я, практически, являемся братом и сестрой, и что, естественно, я положилась на него на моем дебютном балу и нет тут никаких неправильных выводов.

Я задаюсь вопросом, делают ли когда-нибудь правильные выводы в Лондоне.

Глава 5

Спустя неделю или чуть позже, солнце сияло настолько ярко, что Миранда и Оливия, несмотря на их достаточно долгое пребывание в столице, решили провести утро, исследуя Лондон. По настоянию Оливии они начали с посещения магазинов.

— Я, конечно, не нуждаюсь в новом платье, — сказала Миранда, когда они прогуливались вниз по улице, а их горничные шли на почтительном расстоянии позади них.

— Я тоже, но всегда интересно посмотреть, и, кроме того, мы можем найти какой-нибудь пустячок, который мы можем купить на наши карманные деньги. Твой день рождения наступит до того, как мы уедем, и ты должна купить себе подарок.

— Возможно.

Они блуждали по магазинам платьев, лавкам модисток, ювелиров и кондитеров, прежде чем она нашла то, что, собственно говоря, и не думала искать.

— Смотри на это, Оливия, — вздохнула она. — Разве это не великолепно?

— Не вижу ничего великолепного, — ответила Оливия, глядя в изящно украшенное окно книжного магазина.

— Вот, — указала она пальцем на экземпляр книги в изящном переплете. — Томас Мэлори «Le Morte d’Arthur».

Она выглядела так роскошно и прекрасно, что Миранде не хотелось ничего другого, кроме как взять ее в руки и вдыхать запах, исходивший от нее.

В первый раз в жизни она увидела то, что просто обязана была приобрести. Забыв про экономию. Забыв о практичности. Она вдохнула глубоко, душевно, нуждаясь в новом приливе энергии, и сказала:

— Я думаю, что наконец, поняла тебя, когда ты говоришь об обуви.

— Обувь? — переспросила Оливия, разглядывая свои ноги. — Обувь?

Миранда не потрудилась объяснить. Она была очень занята, наклоняя голову, чтобы разглядеть золотую тесьму, обрамлявшую страницы.

— А мы это уже читали, — вспомнила Оливия. — Полагаю, это было два года назад, когда нашей гувернанткой была мисс Лэси. Ты не помнишь? Она еще была ошеломлена тем, что мы ее не приобрели.

— Это не для чтения, — сказала Миранда, сильнее надавливая на стекло. — Разве это не самая красивая вещь, которую ты когда-либо видела.

Оливия смотрела на подругу с явным сомнением.

— Ну,… нет.

Миранда встряхнула головой и посмотрела на Оливию.

— Думаю, это то, что делает вещь искусством. Это то, что может поднять одного человека в небо, а другого даже не сдвинуть.

— Миранда, это книга.

— Эта книга, — решительно заявила Миранда, — является частью искусства.

— Она выглядит довольно старой.

— Я знаю. — Счастливо вздохнула Миранда.

— Ты собираешься купить ее?

— Если у меня хватит денег.

— Думаю, должно хватить. Ты не тратила деньги многие годы. Ты всегда их кладешь в фарфоровую вазу, которую тебе Тернер прислал на день рождения пять лет назад.

— Шесть.

Оливия моргнула.

— Шесть чего.

— Шесть лет назад.

— Пять лет назад, шесть лет назад — какая разница, — Оливия вспыхнула, рассердившись на точность Миранды. — Вопрос в том, что у тебя есть необходимое количество денег, которое ты запрятала, и если ты действительно хочешь эту книгу, то должна купить себе ее на двадцатый день рождения. Ты никогда себе ничего не покупаешь.

Миранда вернулась к искушению в окне. Книга была установлена на опоре, и открыта на середине. Яркая цветная иллюстрация изображала Артура и Джиневру.

— Она, должна быть, дорогая, — с сожалением вздохнула она.

Оливия немного подтолкнула ее и сказала:

— Ты никогда не узнаешь об этом, если не пойдешь и не спросишь.

— Ты права. Я сделаю это. — Улыбка вспыхнула на ее лице, выражающем что-то среднее между волнением и нервозностью, и так она вошла в магазин.

Убранство книжного магазина было выдержано в мужских тонах, с мягкими кожаными стульями, предназначенными для тех, кто хочет посидеть и пролистать книги.

— Не вижу владельца, — прошептала Оливия в ухо Миранде.

— Вот же. — Миранда жестом указала на худого лысеющего мужчину примерно того же возраста, что и их родители. — Смотри, он помогает тому человеку найти книгу. Я подожду, пока он занят. Не хочу быть помехой.

Эти две леди ждали в течение нескольких минут, пока продавец был занят. Очень часто он кидал на них нахмуренный взгляд, что весьма озадачило Миранду, поскольку она и Оливия были хорошо одеты и могли позволить себе большинство товаров в его магазине. Наконец, он закончил свое занятие и поторопился к ним.

— Сэр, мне интересно… — начала Миранда

— Это магазин для джентльменов, — сказал он враждебным голосом.

Миранда отступила назад, скорее пораженная его отношением. Но она отчаянно хотела книгу Мэлори, поэтому она, проглотив свою гордость, мило улыбнулась и сказала:

— Прощу прощения. Я не знала. Я надеялась, что…

— Я сказал, что это магазин для джентльменов. — Его небольшие, как бусинки глаза сузились.— Будьте любезны.

Любезны? Она уставилась на него, ее губы выдавали удивление. Любезны? Таким тоном.

— Пойдем, Миранда, — сказала Оливия, хватая ее за рукав. — Нам следует уйти.

Она стиснула зубы и не двинулась с места.

— Я хотела бы приобрести эту книгу.

— Уверен, вы сможете это сделать, — сказал продавец фальшиво. — Книжный магазин для леди только в четверть мили отсюда.

— В магазине для леди нет того, что я хочу.

Он ухмыльнулся.

— Тогда, думаю, вы не должны читать это.

— Не думаю, что вам об это судить, сэр, — сказала Миранда холодно.

— Миранда, — прошептала Оливия, удивленно округлив глаза.

— Одну минуту, — ответила та, не сводя глаз с отталкивающего маленького человека. — Сэр, могу уверить вас, что обладаю достаточными средствами. И если бы вы позволили взглянуть на книгу, я могла бы убедить вас расстаться с ней.

Он сложил руки.

— Я не продаю книг дамам.

— Я жду от вас извинений.

— Убирайтесь, — выплюнул он. — Или же я вас насильно выведу отсюда.

— Это было бы большой ошибкой. — Противостояла Миранда. — Вы знаете, кто мы?

Продавца это не впечатлило.

— Я уверен, что это не мое дело.

— Миранда, — умоляюще произнесла Оливия, которой было очень неловко в этой ситуации.

— Я мисс Миранда Чивер, дочь сэра Руперта Чивера, а эта, — сказала Миранда торжественно, — леди Оливия Бивилсток, дочь графа Ридланда. Я предлагаю пересмотреть ваше отношение.

Он встретил ее надменным взгляд таки же взглядом.

— Меня не заботит, даже если вы были в родстве с принцессой Шарлоттой. Вон из моего магазина.

Миранда сузила глаза, прежде чем сдвинулась. Было достаточно плохо, что он оскорбил ее. Но осквернять память о принцессе — это перешло все границы.

— Вы еще услышите конец этой истории, сэр.

— Вон!!!

Она взяла Оливию за руку и покинула помещение в полном гневе, громко хлопнув дверью.

— Ты можешь этому поверить! Это было ужасно! Это преступно. Это было…

— Книжный магазин для джентльменов, — уточняющее произнесла та, глядя на нее, как будто у нее внезапно выросла еще одна голова.

— И?

Оливия напряглась в почти воинственном тоне.

— Есть книжные магазины для джентльменов, и есть книжные магазины для леди. Это в порядке вещей.

Кулаки Миранды сжались.

— Если спросить меня, то - это чертовски глупый порядок вещей.

Оливия громко вздохнула.

— Миранда! Что ты говоришь?

У Миранды хватило такта покраснеть за неприличное выражение.

— Ты заметила, как он меня огорчил? Ты когда-нибудь раньше знала, как я громко могу ругаться.

— Нет, и не уверена, что хочу знать, как долго ты намереваешься ругаться.

— Это ослиное упрямство, — кипятилась Миранда. — У него было то, что я хочу купить, у меня были деньги, чтобы заплатить за это. Это должно было быть простым делом.

Оливия мельком взглянула на дорогу.

— Почему мы просто не можем пойти в дамский магазин.

— Нет ничего, что я могла бы сделать при обычных обстоятельствах. Я, конечно, предпочла бы не поддерживать материально магазин этого ужасного человека, Ливви, но я сомневаюсь, что в другом магазине будет такая же копия «le Morte d’Arthur». Я практически уверена, что это был единственный экземпляр. И что хуже… — голос Миранды повысился, поскольку несправедливость всего этого почувствовалась еще больше. — Хуже всего…

— Может быть хуже?

Миранда бросила на нее раздраженный взгляд, но, тем не менее, ответила:

— Да. Может. Хуже всего то, что даже если бы и существовал еще один экземпляр, в чем я абсолютно не уверена, то дамский магазин, вероятнее всего, не продавал бы его. Поскольку никто не подумает, что леди может читать такую книгу.

— Не продавался бы?

— Нет. Скорее всего, они полны романами Байрона и миссис Рэдклиф.

— Я люблю Байрона и миссис Рэдклиф, — сказала Оливия, слегка оскорбившись.

— Я тоже, — уверила Миранда ее. — Но я также наслаждаюсь и другой литературой. И я совершенно не думаю, что тот человек, — она сердито указала пальцем в окно книжного магазина, — может решать, что мне можно читать, а что нет.

— Ты очень огорчена этим?

Миранда пригладила юбку и фыркнула:

— Невероятно.

Оливия стояла спиной к магазину. Она бросила печальный взгляд через плечо, прежде с утешением взять Миранду за руку.

— Мы отправим отца купить книгу. Или Тернера.

— Это не главное. Я не думаю, что ты также, как и я, огорчена этим.

Оливия вздохнула.

— Когда ты становишься таким рыцарем с сверкающих доспехах, мне предназначено быть твоим оруженосцем.

Челюсть Миранды начала болеть от напряжения.

— Я полагаю, — почти прорычала она, — что не было ничего, что меня огорчало бы так до этого.

Оливия отступила, чуть-чуть.

— Напомни мне, чтоб я старалась не расстраивать тебя в будущем.

— Я собираюсь приобрести эту книгу.

— Хорошо, только мы…

— И он должен знать, что я приобрела эту книгу. — Миранда в последний раз окинула книжный магазин воинственным взглядом, затем зашагала прочь по направлению к дому.

* * * * *

— Конечно, я куплю для тебя эту книгу, — сказал Тернер благодушно. Он наслаждался спокойным днем, читая газету и обдумывая жизнь, когда его сестра ворвалась в комнату и объявила, что Миранда отчаянно нуждается в помощи.

Все это было довольно таки забавно, особенно убийственный взгляд Миранды, которым она наградила Оливию, когда та использовала такой отчаянный способ.

— Я не хочу, чтобы ты покупал ее для меня, — выдавила она.— Я хочу, чтобы ты купил ее вместе со мной.

Тернер откинулся в своем комфортабельном кресле.

— Есть разница?

— Значительная разница.

— Значительная, — подтвердила Оливия, усмехаясь.

Он подозревал, что она тоже не видела особой разницы.

Миранда бросила на нее пристальный взгляд, и Оливия, фактически, дала задний ход и воскликнула:

— Что такое? Я просто поддерживаю тебя!

— Ты не думаешь, что это несправедливо, — продолжила она свирепо, возвращаясь к своей резкой обличительной речи, — что я не могу сделать покупки в определенном магазине только потому, что я женщина.

Он лениво улыбнулся ей

— Миранда, есть определенные места, куда женщины не могут ходить.

— Я не прошусь ходить в один из ваших драгоценных клубов. Я просто хотела купить книгу. Ради всего святого! Это просто антиквариат.

— Миранда, если тот джентльмен владеет тем магазином, он может решать, кому хочет продавать книгу, а кому нет.

Миранда сложила руки на груди.

— Хорошо, возможно, ему не следовало давать такую власть. Возможно, должен быть закон, который говорит, что продавцы книг не могут запрещать женщинам входить в их магазин.

Он иронически поднял бровь.

— Вы читали тот трактат Мэри Уолстонкрафт, не так ли?

— Мэри кто? — растерянным голосом спросила Миранда.

— Хорошо.

— Не меняй, пожалуйста, тему разговора, Тернер! Так ты согласен, что мне должны позволить купить эту книгу?

Он вздохнул обессиленный ее неожиданным упорством. Из-за книги.

— Миранда, почему вам должны позволить купить книгу в мужском магазине. У вас же нет такого права.

Ее шум по поводу произвола было колоссальным.

— С другой стороны… — Тернер понял, что сделал тактическую ошибку. — Забудьте, что я упоминал избирательное право. Пожалуйста. Я пойду с вами в магазин, чтобы купить книгу.

— Пойдете? — Ее нежные карие глаза засветились от благодарности. — Спасибо! Пойдем в пятницу! Не думаю, что буду занята целый день.

— О! Я тоже хочу пойти. — Пискнула Оливия.

— Абсолютно невозможно. Только с одной из вас я смогу справиться. Нервы, знаете ли!

— Твои нервы...

— Вы на них играете.

— Тернер! — воскликнула Оливия, а затем повернулась к Миранде. — Миранда!

Но Миранда сосредоточилась на Тернере.

— Мы можем пойти сейчас? — спросила она его, давая понять, что не слышала слова его сестры. — Я не хочу, чтобы продавец книг меня забыл.

— Судя по рассказу Оливии о ваших приключении, — сказал Тернер, криво усмехаясь, — я очень сомневаюсь, что это может случиться.

— Но мы ведь можем пойти сегодня. Пожалуйста. Пожалуйста.

— Ты действительно понимаешь, о чем просишь?

— Меня это не беспокоит, — сказала она быстро.

Он обдумывал происходящее.

—Это всегда случается со мной, потому что я не умею использовать ситуацию в свою пользу.

Миранда посмотрела на него бессмысленным взглядом.

— Что ты имеешь в виду?

— О! Я не знаю. Никто не знает, когда могущество человека может выручить его.

— У меня нет ничего, что бы ты мог бы хотеть. Я советую тебе забыть свои нечестивые планы, и просто отвезти меня в магазин.

— Очень хорошо. Давай, собирайся.

Он подумал, что она подскочит с ликованием. Господи!

— Это не далеко. Мы можем пойти пешком.

— Вы уверены, что я не могу пойти с вами? — спросила Оливия, следуя за ними в холл.

— Стой, — сказал Тернер мягко, когда увидел, как Миранда открывает дверь. — Кто-нибудь должен быть бдительным, если мы не вернемся целыми.

Десять минут спустя Миранда стояла перед магазином, из которого ее раньше выгнали.

— Ради Бога, Миранда! — услышала она шепот Тернера рядом с собой. — Ты выглядишь просто пугающе.

— Отлично! — ответила она кратко и зашагала вперед.

Он положил ладонь на ее руку, сдерживая.

— Позволь мне войти первым, — предложил он, удивленно глядя на нее. — Твой вид может повергнуть человека в апоплексический припадок.

Миранда нахмурилась, но позволила ему пройти. Не было никакого шанса, что продавец книг будет любезнее с ней на этот раз. Она пришла вооруженная титулованным джентльменом и здоровой дозой гнева. Книга была почти ее.

Звонок прозвенел, когда Тернер вошел в магазин. Миранда следовала за ним, практически наступая ему на пятки.

— Могу я вам помочь? — спросил продавец с лебезящей вежливостью.

— Меня интересует, — его слова затихли, когда он начал осматриваться.

— Вон та книга, — сказала Миранда твердо, указывая на витрину магазина.

— Да, эта она. — Тернер мягко улыбнулся продавцу.

— Вы! — заверещал продавец. Его лицо стало красным от ярости. — Вон! Выйдите вон из моего магазина!!! — Он схватил ее за руку и попробовал потащить ее к двери.

— Стойте! Остановитесь, я сказала! — крикнула Миранда. Она не позволит оскорбить себя человеку, которого считает идиотом. Она взяла ридикюль и ударила его по голове.

Тернер застонал.

— Симмонс! — крикнул продавец, вызывая помощника.— Сходи за констеблем. Эта женщина сумасшедшая.

— Я не сумасшедшая. Ты - переросший козел!

Тернер обдумывал все варианты. Но действительного не было никакого хорошего выхода.

— Я платежеспособный клиент! — продолжала она горячо. — И я хочу купить «Le Morte d'Arthur»!

— Только через мой труп вы получите эту книгу в руки, невоспитанная неряха.

Неряха? Это было уже слишком для Миранды. Молодой девушки, чувства которой были обычно скромны, чего не мог предположить любой, увидевший ее в этой ситуации.

— Вы мерзкий, мерзкий человек! — прошипела она. Миранда снова подняла ридикюль.

Неряха? Тернер вздохнул. Это было оскорбление, которое он не мог пропустить.

Он выхватил сумочку из ее рук. Она взметнула на него взгляд полный ненависти за его несвоевременное вмешательство. Он сузил глаза и предупреждающе посмотрел на нее.

Он прочистил горло и повернулся к продавцу.

— Сэр, я настаиваю, чтобы вы извинились перед леди.

Продавец вызывающе сложил руки на груди. Тернер посмотрел на Миранду. Она тоже сложила руки в такой же манере. Он посмотрел обратно на взрослого человека и сказал более напористо:

— Вы принесете извинения молодой леди.

— Она угроза, — сказал тот злобно.

— Да ведь вы… — Миранда накинулась бы на него, если бы Тернер не схватил ее за платье. Мужчина сжался в комок и принял хищную позицию, что не очень сочеталось с его книжным делом.

— Успокойся, — прошипел на нее Тернер, чувствуя растущую ярость в груди.

Продавец посмотрел на нее торжествующим взглядом.

— Это было ошибкой! — сказал Тернер. Великий Бог! Был ли у этого человека здравый смысл. Миранда рвалась вперед, это означало, что Тернер должен был крепче держать ее за платье, что означало, что продавец еще больше ухмылялся, и что означало, что этот фарс разрастется в ураган, если Тернер не уладит этот вопрос здесь и сейчас.

Он одарил продавца ледяным аристократическим взглядом.

— Принесите леди извинения, или я заставлю вас пожалеть.

Но совершенно ясно, что продавец был настоящим идиотом, потому что он не принял предложение Тернера, что по его оценке было очень великодушным предложением.

— Ах, черт! — пробормотал Тернер. Не было никакого другого выхода.

—…потревожила моих клиентов, оскорбляла меня…

Тернер сжал руку в кулак и размахнулся, сражая продавца ударом.

— О, мой Бог! — вздохнула Миранда. — Думаю, что вы сломали ему нос.

Тернер уничтожающе посмотрел на нее, прежде чем взглянуть на продавца на полу.

— Не думаю. Он не кровоточит.

— Какая жалость! — пробормотала Миранда.

Тернер схватил ее за руку и приблизил к себе, кровожадная маленькая чертовка делала все себе во вред.

— Больше ни слова, пока мы не выйдем отсюда.

Глаза Миранды расширились, но она мудро закрыла рот и позволила ему вытащить себя из магазина. Когда они проходили мимо окна, она заметила «Le morte d'Arthur» и крикнула.

— Моя книга!

Это была она. Тернер остановился, чтобы выругаться.

— Я не хочу слышать ничего о твоей проклятой книге, слышишь?

Ее рот остался открытым.

— Ты понимаешь, что только что случилось? Я ударил человека.

— Но ты же согласен, что он нуждался в ударе?

— Столько же, сколько и ты нуждаешься в удушении.

Она отступила, явно оскорбившись.

— Вопреки тому, что ты обо мне думаешь, — высказал он ей, — я не провожу свои дни, обдумывая, где и когда меня могут принудить к насилию.

— Но…

— Никаких но. Ты оскорбила человека.

— Это он оскорбил меня.

— Я собирался торговаться, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Ведь ты привела меня сюда для этого, не так ли?

Миранда нахмурилась, и неохотно кивнула.

— Что, черт возьми, с тобой случилось? Если бы этот человек имел меньше сдержанности. Если бы…

— Так ты думаешь, что он показал свою сдержанность, — ошеломленно спросила она.

— По крайней мере, настолько, насколько ты его заставила. — Он схватил ее за плечи и начал трясти. — Боже мой! Миранда, ты хоть понимаешь, что есть много мужчин, которые не моргнув глазом ударят женщину? Или хуже того, — добавил он многозначительно.

Он ждал ответа, но она только смотрела на него большими немигающими глазами. И у него было тревожное чувство, что она видела что-то, что он не знал.

Что-то в нем.

Затем она сказал.

— Прости меня, Тернер.

— За что? — спросил он не слишком любезно. — За то, что устроила сцену посреди тихого книжного магазина? За то, что не держала рот закрытым, когда это нужно было? За то…

— За то, что я огорчила тебя, — сказала она спокойно. — Это было нехорошо с моей стороны.

Ее мягкие слова прорвались сквозь его гнев, и он вздохнул.

— Только не делай ничего такого больше, хорошо?

— Я обещаю.

— Хорошо. — Он понял, что все еще держал ее плечи и ослабил хватку. Удивленный он заметил, что ей стало легче. И он отпустил ее полностью.

Она наклонила голову набок, и беспокойное выражение появилось на ее лице.

— По крайней мере, я думаю, что постараюсь сдержать обещание. Я, конечно, буду стараться не делать ничего, чтобы тебя так огорчило.

Тернер внезапно увидел, что Миранда старается его не огорчать. И это расстроило его.

— Что с тобой случилось? Мы ведь зависим от тебя, черпая твою уравновешенность. Бог знает, что ты не раз выручала Оливию из неприятностей.

Ее губы плотно сжались, затем она сказала

— Не путай уравновешенность с кротостью. Это совсем разные вещи. И я, конечно же, не кроткая.

Он понял, что она не стала дерзкой. Она просто констатировала тот факт, который как он был уверен, его семья не замечала многие годы.

— Не бойся, если я когда-нибудь поддерживал мнение о твоей кротости, то ты меня, конечно, в этом сегодня разуверила.

Да поможет ему Бог, но она еще не закончила.

— Если я когда-нибудь увижу то, что является несправедливым... Я не смогу сидеть, сложа руки.

Она собиралась его убить. Он был в этом уверен.

— Только постарайся избегать явной беды. Это то ты мне можешь обещать.

— Я не думаю, что сегодня это было явной угрозой. Я …

Он схватил ее руку.

— Все. Ни слова больше на эту тему. Уйдет десять лет моей жизни, если я буду обсуждать это.

Он взял ее за руку и направился к дому.

О Боже! Что же с ним не так. Его пульс все еще скакал, хотя она не было в опасности. Он сомневался, что продавец мог ее ударить. И, кроме того, почему, дьявол, он так волновался за Миранду. Конечно же, он заботился о ней. Она походила на его маленькую сестру. Он попробовал вообразить Оливию на ее месте. Все, что он мог почувствовать, было умеренным развлечением.

Было что-то не так, если Миранда могла его так разъярить.

Глава 6

— Уинстон будет скоро здесь, — заявила Оливия, входя в розовую комнату и награждая Миранду одной из ее самых солнечных улыбок.

Миранда посмотрела на нее поверх книги — совершенно некрасивой копии «Le Morte d’Arthur» с загнутыми уголками страниц, которую она позаимствовала из библиотеки лорда Ридланда.

— Правда? — пробормотала она, хотя прекрасно знала, что Уинстона ожидали тем вечером.

— Правда? — передразнила Оливия. — Это — все, что ты можешь сказать? Прости, но я под впечатлением от того, что ты влюбилась в юношу, о, извини меня, теперь он — мужчина, не так ли?

Миранда возвратилась к своему чтению.

— Я сказала тебе, что не влюблена в него.

— Но ты должна будешь, — парировала Оливия.— И ты могла бы влюбиться, если бы соизволила провести некоторое время с ним.

— Разве он не в Оксфорде?

— Ну, да, — сказала Оливия так, как будто шестидесятимильное расстояние не имело значения. — Но он был здесь на прошлой неделе, и ты проводила с ним мало времени.

— Это не правда, — ответила Миранда. — Мы ездили в Гайд-парк, ходили к Гюнтеру за мороженым и даже покатались на лодке, когда было очень жарко.

Оливия присела на соседний стул, скрестив руки.

— Этого недостаточно.

— Ты сошла с ума, — сказала Миранда и возвратилась к своей книге.

— Я знаю, что ты полюбишь его. Ты только должна провести достаточно времени в его компании.

Миранда сжала губы и упрямо продолжала смотреть в книгу. Эта беседа была неразумной.

— Он будет здесь только два дня, — размышляла Оливия. — Мы должны действовать быстро.

Миранда перелистнула страницу и сказала:

— Ты делаешь то, что ТЫ хочешь, Оливия, но я не буду участвовать в твоих замыслах.

Вдруг Миранда встревожилась.

— Нет, я передумала. Не буду делать то, что ты хочешь. Если я оставлю это дело тебе, то я окажусь на пути к Гретна-Грин прежде, чем буду знать об этом.

— Интригующая мысль.

— Ливви, никакой свадьбы. Я хочу, чтобы ты пообещала мне.

Выражение лица Оливии стало хитрым.

— Я не буду обещать того, чего я не могу сделать.

— Оливия.

— Ох, хорошо. Но ты не можешь остановить Уинстона, если он думает о женитьбе. И судя по его недавнему поведению, он именно это и делает.

— Только до тех пор, пока ты не вмешаешься.

Оливия вздохнула и попыталась выглядеть оскорбленной.

— Мне больно от того, что ты так думаешь.

— О, пожалуйста. - Миранда возвратилась к своей книге, но было почти невозможно сосредоточиться на сюжете, когда в уме считаешь в обратном порядке … двадцать, девятнадцать, восемнадцать …

Конечно, Оливия не способна замолчать больше, чем на двадцать секунд.

Семнадцать … шестнадцать …

— Уинстон будет прекрасным мужем, разве ты так не думаешь?

Четыре секунды. Это было замечательно, даже для Оливии.

— Он молод, конечно, но мы тоже.

Миранда проигнорировала ее.

— Тернер, вероятно, был бы тоже прекрасным мужем, если бы не появилась Летиция и не испортила его.

Миранда перебила.

— Ты не думаешь, что это жестокое замечание?

Оливия слегка улыбнулась.

— Я знала, что ты меня слушаешь.

— Это почти невозможно, — пробормотала Миранда.

— Я просто говорила, что…

Оливии подняла подбородок, и ее пристальный взгляд переместился на дверной проем позади Миранды.

— И он теперь здесь. Какое совпадение.

— Уинстон, — воскликнула Миранда весело. Но это был не Уинстон.

— Извините за вторжение, — сказал Тернер, один уголок его рта изогнулся в ленивую и чрезвычайно слабую улыбку.

— Извини, — пробормотала Миранда, чувствуя себя неожиданно глупо. — Мы говорили о нем.

— Мы говорили также и о тебе, — сказала Оливия. — Совсем недавно, по сути дела.

— Дьявольские вещи, я надеюсь.

— О, действительно, — сказала Оливия.

Миранде удалось сдержанно улыбнуться, поскольку Тернер сел напротив нее.

Оливия наклонилась вперед и кокетливо положила подбородок в свои руки.

— Я только говорила Миранде, что, по моему мнению, ты будешь ужасным мужем.

Он выглядел удивленным.

— Довольно точно.

— Но я собиралась сказать, что при надлежащем обучении, — продолжала Оливия, — ты мог бы быть реабилитирован.

Тернер встал.

— Я ухожу.

— Нет, нет, Тернер! — Оливия окликнула его со смехом. — Я дразнила тебя, конечно. Нет надежды на исправление. Но Уинстон… Сейчас Уинстон походит на кусок глины.

— Я не буду говорить ему, что ты сказала это, — пробормотала Миранда.

— Не говори, что ты не согласна, — возразила Оливия с вызовом. — У него не было времени, чтобы стать ужасным, какими становится большинство мужчин.

Тернер наблюдал за своей сестрой с неприкрытым изумлением.

— Как такое могло произойти, что я сижу здесь, слушая ваши лекции по управлению мужчинами?

Оливия открыла свой рот, чтобы ответить — что-что умное и хитрое — но именно в этот момент появился дворецкий и спас их всех.

— Ваша мать требует вашего присутствия, леди Оливии.

— Я вернусь,— предупредила Оливия, выходя из комнаты. — Я очень хочу закончить эту беседу.

И затем, с дьявольской улыбкой и взмахом руки, она ушла.

Тернер подавил стон — его сестра будет чьей-то смертью, но только не его — и обратился к Миранде.

— Тяжелая книга? — спросил он.

Она показала книгу.

— О, — сказал он с усмешкой.

— Не смейся, — предупредила она.

— Я и не думал об этом.

— И не обманывай, — сказала она и попыталась напустить на себя вид воспитательницы, который, как ей казался, хорошо получался.

Он откинулся назад, смеясь.

— Сейчас я не могу пообещать этого.

В этот момент Миранда просто сидела там и выглядела одновременно строго и серьезно, но затем выражение ее лица изменилось. Было видно, что Миранда о чем-то думает. Наконец, она приняла решение.

— Что ты думаешь об Уинстоне? — спросила Миранда.

— Он мой брат, — заявил он.

Миранда протянула руку и опустила запястье, как будто бы говоря — кто еще?

— Ну, — сказал он и замолчал, не зная, о чем именно она ожидала услышать. — Он — мой брат.

В ее глазах плясали смешинки.

— Очень откровенно.

— О чем именно ты спрашиваешь?

— Я хочу знать, что ты думаешь о нем, — настояла она.

Его сердце ухнуло в груди по непонятной ему причине.

— Ты имеешь в виду, — спросил он с расстановкой, — считаю ли я, будет ли Уинстон хорошим мужем?

— Похоже, что все пытаются сделать из нас пару.

— Все?

— Ну, Оливия.

— Едва ли я тот человек, который способен дать какой-то романтический совет.

— Таким образом, ты не думаешь, что я должна снять шляпу перед Уинстоном, — сказала она, наклоняясь вперед.

Тернер моргнул. Он знал Миранду, он знал ее в течение многих лет, и именно поэтому он был совершенно уверен, что она не способна сделать это движение лишь с намерением показать ее удивительно прекрасную грудь. Скорее от рассеянности, которая привела к такому результату.

— Тернер? — пробормотала она.

— Он слишком молод, — заявил он.

— Для меня?

— Для любого. О мой Бог, ему только двадцать один.

— На самом деле ему все еще двадцать.

— Точно, — сказал он неловко, еще больше желая поправить свой шейный платок и при этом не быть похожим на дурака. Ему стало жарко и становилось трудно сосредоточиться на чем-то другом, но не на Миранде.

Наконец, она откинулась назад. Слава Богу.

Но она ничего не говорила. До тех пор, пока он, наконец, не помог себе.

— Ты собираешься преследовать его?

— Уинстона? — Казалось, она обдумывала это. — Я не знаю.

Он фыркнул.

— Если ты не знаешь, тогда ясно, что не должна.

Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Это — то, что ты думаешь? Любовь должна быть очевидной и ясной?

— Разве кто-то говорил о любви? — спросил он с некоторой злостью и одновременно сожалением в голосе, но Миранда, безусловно, поняла, что это была недопустимая тема для разговора.

— Хммм.

У Тернера внезапно появилось неприятное ощущение того, что она осудила его, и этот вывод укрепился, когда она вновь сосредоточила свое внимание на книге, которая лежала на ее коленях.

А он сидит здесь, как идиот, наблюдая за тем, как она читает свою книгу, и пытается придумать какое-то хитрое замечание.

Она вновь посмотрела на него и спросила спокойно, но с оттенком раздражения в голосе.

— У тебя есть планы на вечер?

— Ни одного, — приврал он: на самом деле, он хотел вывести на прогулку своего мерина.

— Уинстон скоро приедет.

— Я знаю.

— Именно поэтому мы говорим о нем, — объяснила она, как будто это имело значение. — Он приезжает на мой день рождения.

— Да, конечно.

Она снова наклонилась вперед. Боже, помоги ему.

— Ты действительно помнишь? — спросила она. — У нас завтра вечером будет семейный ужин.

— Конечно, я помню, — тихо проговорил он, хотя это было не так.

— Хм, — пробормотала она, — спасибо тебе за твои мысли, так или иначе.

— Мои мысли, — отозвался он эхом. О чем, черт возьми, она говорила теперь?

— Об Уинстоне. Есть честно, я действительно хотела узнать твое мнение.

— Хорошо. Теперь оно у тебя есть.

— Да, — улыбнулась она. — Я рада, потому что я отношусь к тебе с большим уважением.

Каким-то образом ей удалось заставить его почувствовать себя древней реликвией.

— С большим уважением? — эти слова внезапно слетели с языка.

— Конечно. Ты думаешь, что я тебя не уважаю?

— Откровенно говоря, Миранда, большую часть времени я понятия не имею, о чем ты думаешь, — выпалил он.

— Я думаю о тебе.

Его взгляд сосредоточился на ее глазах.

— И об Уинстоне, конечно. И об Оливии. Как будто можно жить в том же самом доме с ней и не думать о ней.

Она схватила свою книгу, закрыла и резко встала.

— Я думаю, что мне нужно пойти поискать ее. Она и твоя мать не могут прийти к единому мнению насчет некоторых платьев, которые Оливия хочет заказать, и я обещала помочь.

Он встал и сопроводил ее к двери.

— Оливии или моей матери?

— Твоей матери, конечно, — сказала Миранда со смехом. — Я молода, но я не дурочка.

И с этим замечанием она ушла.

10 Июня 1819

Странный разговор с Тернером сегодня днем. Я не пыталась сделать так, чтобы он приревновал, хотя я предполагаю, что он мог бы истолковать именно так, если бы знал о моих чувствах к нему.

Однако моим намерением было вызвать определенное чувство вины относительно «Le Morte d’Arthur». Я не думаю, что преуспела в этом.

Позже тем днем Тернер, возвратившись из поездки по Гайд-парку со своим другом, лордом Вестхолмом, нашел только Оливию, слоняющуюся в главном зале.

— Тише, — попросила она.

Этого было достаточно, чтобы Тернер немедленно отправился в ее сторону.

— Почему тише? — спросил он шепотом.

Она сердито проговорила.

— Я подслушиваю.

Тернер не мог вообразить за кем, поскольку она стояла напротив лестничной клетки, которая вела вниз к кухням. Но тогда он услышал эти переливы смеха.

— Неужели это Миранда? — спросил он.

Оливия кивнула.

— Уинстон только что приехал, и они пошли вниз.

— Почему?

Оливия всмотрелась за угол, затем отошла назад, чтобы встать перед Тернером.

— Уинстон хотел есть.

Тернер стянул перчатки.

— И ему нужна Миранда, чтобы она накормила его?

— Нет, они спустились вниз за булочками миссис Кук. Я собиралась присоединиться к ним, поскольку я очень не хочу оставаться в одиночестве, но теперь, когда ты здесь, я полагаю, что ты можешь составить мне компанию.

Tернер поглядел мимо нее вниз зала, хотя у него не было возможности видеть своего брата и Миранду.

— Я тоже хочу есть, — проговорил он глубокомысленно.

— Потерпи, — приказала Оливия. — Им нужно время.

— Чтобы поесть?

Она закатила глаза.

— Чтобы влюбиться.

Было довольно неприятно получить такой презрительный взгляд от младшей сестры.

— И они намереваются сделать это за булочками и чаем за один день?

— Это — начало, — парировала Оливия. — Я не вижу, чтобы ты делал что-нибудь для будущей пары.

Этого он не делал, потому что любой дурак мог увидеть, что это будет ужасный мезальянс. Он глубоко любил Уинстона, и тот уважал его настолько, насколько мог уважать двадцатилетний юноша, но он был явно неподходящим человеком для Миранды. Да, это верно, что они сблизились за эти несколько недель, но даже он мог видеть, что она была очень мудра для своих лет. Ей нужен кто-то, кто был бы старше, был бы более зрелым, кто мог оценить ее прекрасный характер. Кто-то, кто мог выдержать ее, когда, наконец, она показывала свой темперамент.

По его мнению, Уинстон мог быть тем человеком… через десять лет.

Tернер посмотрел на свою сестру и сказал довольно твердо

— Мне нужно поесть.

— Тернер, не делай этого!

Но Оливия не могла остановить его. К тому времени, когда она попыталась остановить его, Тернер уже спускался по лестнице.

* * * * *

Бивилсток был сравнительно неофициозным домом, по крайней мере, когда хозяева не принимали гостей, и, таким образом, ни один из слуг не был особенно удивлен, когда Уинстон просунул свою голову на кухню, расплавил миссис Кук своим самым сладким щенячьим выражением лица и затем шлепнулся за стол рядом с Мирандой, в то время как миссис Кук сделала на скорую руку несколько своих знаменитых булочек. Они были только что положены на стол, все еще горячие и божественно пахнущие, когда Миранда услышала громкий удар позади нее.

Она обернулась и увидела Тернера. Он выглядел одновременно распутным, робким и совершенно восхитительным. Она вздохнула.

— Одолел лестницу дважды за один раз, — объяснил он, хотя она не была вполне уверена в значении сказанного.

— Тернер, — пробурчал Уинстон, слишком занятый поеданием третьей булочки, чтобы приветствовать своего брата более красноречиво.

— Оливия сказала, что вы двое здесь,— сказал Тернер. — Я голоден.

— У нас есть булочки, если хочешь — бери, — сказала Миранда, подвинув поднос.

Тернер пожал плечами и сел рядом с ней.

— Миссис Кук?

Уинстон кивнул.

Тернер взял три, затем повернулся к миссис Кук с тем же самым выражением, которое было у Уинстона ранее.

— О, очень хорошо, я сделаю еще.

Именно в этот момент Оливия появилась в дверном проеме и сжала губы, впиваясь взглядом в своего старшего брата.

— Тернер, — сказала она с раздражением. — Я говорила тебе, что хотела показать тебе новую, э-э, книгу?

Миранда подавила стон: она же просила Оливию оставить попытки сделать ее и Уинстона парой.

— Тернер, — проскрежетала зубами Оливия.

Миранда сладко улыбнулась и спросила:

— И какую же книгу?

Оливия свирепо посмотрела на нее.

— Ты знаешь какую.

— Это ту об Османской империи, или ту о ловцах меха в Канаде, а, может, ту о философии Адама Смита?

— Смита.

— Правда? — спросил Уинстон, поворачиваясь к сестре-близнецу с возрастающим интересом. — Я понятия не имел, что тебе нравятся такие книги. Мы читали «Богатство наций» в этом году. Это — весьма интересная смесь философии и экономики.

Оливия улыбнулась.

— Я уверена, что это так. Я поделюсь своим мнением, как только прочитаю ее.

— Сколько же ты прочитала? — спросил Тернер.

— Только несколько страниц.

— Не хочешь булочку, Оливия? — спросил Тернер, а затем послал Миранде взгляд, который как будто говорил: Мы заодно.

Он был похож на мальчишку. Он выглядел молодым. Он выглядел… счастливым.

И Миранда растаяла.

Оливия пересекла комнату, чтобы сесть рядом с Уинстоном, при этом она успела склониться и прошипеть на ухо Миранды: “Я пыталась помочь вам”.

Миранда, однако, все еще приходила в себя от улыбки Тернера. Ее голова кружилась, а сердце пело. Или она любила, или она подхватила грипп. Она украдкой бросила взгляд на Тернера и вздохнула.

Все признаки указывали на любовь.

— Миранда. Миранда!

Она посмотрела на Оливию, которая нетерпеливо звала ее.

— Уинстон хочет знать мое мнение о «Богатстве Наций», когда я прочитаю эту книгу. Я сказала ему, что ты будешь читать ее со мной. Я уверена, что мы можем купить другую копию.

— Что? О, да, конечно, я люблю читать.

Только когда она увидела ухмылку Оливии, Миранда поняла, на что она согласилась.

— Итак, Миранда, — сказал Уинстон, положив свою руку на ее. — Ты должна рассказать мне, как наслаждалась сезоном.

— Те булочки восхитительны, — объявил Тернер громко. — Уинстон, ты не мог убрать руку?

Уинстон выполнил просьбу, а Тернер взял булочку и сунул ее в рот. Он широко улыбнулся.

— Замечательно, как всегда, миссис Кук!

— Другие булочки будут готовы для вас только через несколько минут, — уверила она его, просияв от похвалы.

Миранда обратилась к Уинстону:

— Он был совершенно восхитительным. Жаль только, что ты не мог бывать здесь чаще, чтобы наслаждаться сезоном с нами.

Уинстон повернулся к ней с ленивой улыбкой, которая должна была заставить ее сердце остановиться.

— Как я мог, — сказал он. — Но я буду вместе с вами в оставшуюся часть лета.

— Я боюсь, у тебя не будет большого количества времени для леди, — вставил Тернер услужливо. — Как я помню, мои летние отпуска я проводил в пьянстве с моими друзьями. Большая забава. Ты не захочешь пропустить это.

Миранда странно посмотрела на него. Он казался слишком веселым.

— Я уверен, что это было так, — ответил Уинстон. — Но я также хотел бы посетить некоторые светские мероприятия.

— Хорошая идея, — сказала Оливия. — Ты получишь некий городской лоск.

Уинстон повернулся к ней.

— У меня его достаточно, благодарю тебя.

— Конечно, он у тебя есть, но нет никакого фактического опыта, э-э-э, изысканного мужчины.

Уинстон вспыхнул.

— У меня есть опыт, Оливия.

Глаза Миранды расширились. Тернер резко встал.

— Мне кажется, что эта беседа быстро ухудшается до уровня, который не подходит для нежных ушек леди.

Уинстон выглядел так, как будто он хотел сказать что-то еще, но, к счастью, Оливия хлопнула в ладоши:

— Хорошо сказал!

Но Миранда должна была знать, что нельзя доверять Оливии.

— Миранда, — сказала она, скорее слишком сладко.

— Э-э-э, да?

— Разве ты не говорила мне, что ты хотела поехать с Уинстоном в тот магазин перчаток, который мы заметили на прошлой неделе? У них есть перчатки удивительного качества, — продолжала Оливия, обращаясь уже к Уинстону. — И для мужчин и для женщин. Мы думали, что тебе, возможно, нужна пара перчаток. Ты понимаешь, мы же не знали, перчатки какого качества продаются в Оксфорде.

Миранда взглянула украдкой на Тернера, который наблюдал за происходящим, забавляясь. Или, возможно, это было отвращение. Иногда было трудно различить.

— Что скажешь, дорогой брат? — спросила Оливия своим самым очаровательным голосом. — Мы поедем?

— Я не могу придумать еще что-то, чем бы я наслаждался больше.

Миранда открыла рот, чтобы сказать кое-что, затем увидела тщетность задуманного и закрыла его. Она собиралась убить Оливию. Она собиралась прокрасться в ее спальню и содрать кожу с вмешивающейся девчонки. Но пока ее единственным выбором было согласиться. Она не хотела сделать что-нибудь, что могло бы заставить Уинстона полагать, что у нее были романтичные чувства к нему, но это будет верхом безразличия, если она попытается отказаться.

И когда Миранда поняла, что три пары глаз были сосредоточены на ней с надеждой, она ничего не могла сделать, как сказать:

— Мы могли бы поехать сегодня. Это было бы прекрасно.

— Я присоединюсь к вам, — решительно объявил Тернер.

Миранда повернулась к нему с удивлением так же, как и Оливия, и так же, как и Уинстон. Он никогда не проявлял интерес к их сопровождению на любой из пикников в Эмблсайде, и, по правде говоря, почему он должен был это делать? Он был девятью годами старше их.

— Мне нужна пара перчаток, — сказал он просто, в то же время он как будто бы говорил: почему еще я еду?

— Конечно, — сказал Уинстон, все еще удивленный от неожиданного внимания его старшего брата.

— Как мило с твоей стороны предложить мне это, — сказал Тернер оживленно. — Спасибо, Оливия.

Она не выглядела слишком счастливой.

— Это так мило, что вы будете вместе, — сказала Миранда, возможно, с большей энергией, чем она предполагала. — Ты же не возражаешь, Уинстон?

— Нет, конечно, нет.

Но он выглядел так, какбудто возражал. По крайней мере, немного.

— Ты расправился со своими булочками и молоком, Уинстон? — спросил Тернер. — Мы должны отправиться в путь. Похоже, к вечеру все небо затянет облаками.

Уинстон взял еще одну булочку, самую большую.

— Мы можем взять закрытый экипаж.

— Я пойду за своим пальто, — сказала Миранда, вставая. — Вы и без меня можете выбрать экипаж. Мы встретимся в розовой комнате? Через двадцать минут?

— Я пойду с тобой, — сказал Уинстон быстро. — Мне нужно взять кое-что из своего чемодана.

Пара ушла из кухни, и Оливия немедленно набросилась на Тернера.

— Что с тобой не так?

Он внимательно посмотрел на нее.

— Прошу прощения?

— Я так старалась сделать пару из этих двух, а ты разрушаешь все это.

— Попытайся не быть таким трагиком, — сказал он, качая головой. — Я просто покупаю перчатки. Это не остановит свадьбу, если она действительно будет неизбежна.

Оливия нахмурилась.

— Если бы я тебя не знала, то подумала бы, что ты ревнуешь.

На мгновение, Тернер не мог ничего делать, только смотреть. Но затем он обрел свой здравый смысл — и свой голос — и проговорил:

— Ну, ты же действительно знаешь. Таким образом, я буду благодарен, если ты не будешь делать необоснованных обвинений.

Ревнует к Миранде. О господи, о чем дальше она подумает?

Оливия скрестила свои руки.

— Хорошо, но ты совершаешь странные поступки.

Тернер всю жизнь обращался со своей младшей сестрой по-разному. Главным образом, он использовал нарочитое невнимание. Иногда он принимал более заботливую роль, удивляя ее подарками и лестью, когда это было удобно для него. Но разница в их возрасте давала гарантию того, что он никогда не рассматривал ее как равную и что он никогда не разговаривал с ней, не как с ребенком.

Но теперь она обвиняла его в желании Миранды. И его голос был тверд, резок, и пронзителен, когда он сказал:

— Если бы ты забыла о своем собственном желании иметь Миранду всецело в твоем распоряжении, ты увидела бы, что она и Уинстон чрезвычайно не подходят друг другу.

Оливия задохнулась от неожиданного нападения, но она быстро пришла в себя.

— Всецело в моем распоряжении? — повторила она неистово. — Кто теперь делает необоснованные обвинения? Ты знаешь так же, как и любой другой, что я обожаю Миранду и хочу, чтобы она была счастлива. Кроме того, она испытывает недостаток в красоте и в приданом, и…

— О, для любви к…

Тернер закрыл свой рот прежде, чем он был проклят в глазах своей сестры.

— Ты ее низко ценишь, — Тернер с возражением набросился на сестру. Почему люди упорствовали, называя Миранду неуклюжей девочкой, которой она когда-то была? Она не могла походить на общепринятые стандарты красоты, как Оливия, но в ней было что-то, намного более глубокое и более интересное. Можно было смотреть на нее и знать, что есть кое-что, что не видно глазу.

— Уинстон был бы превосходной партией для нее, — продолжала горячо Оливия. — И она для…

Она остановилась, задыхаясь, и зажала свой рот рукой.

— О, что теперь? — сказал Тернер раздраженно.

— Это не о Миранде, не так ли? Это об Уинстоне. Ты не думаешь, что она достаточно хороша для него.

— Нет, — парировал он, немедленно и с возмущением в голосе.

— Нет, — сказал он снова, на сей раз взвешивая слово более тщательно. — Ничто не может быть дальше от истины. Они слишком молоды, чтобы пожениться. Особенно Уинстон.

Оливия немедленно обиделась.

— Это не правда, мы…

— Он слишком молод, — вмешался холодно Тернер. — И тебе не нужно смотреть за пределы этой комнаты, чтобы увидеть, почему жених не должен быть слишком молод.

Она не поняла сразу же. Тернер видел тот момент, когда она сделала это, видел понимание, а затем жалость.

Но он ненавидел жалость.

— Я сожалею, — выпалила Оливия; эти два слова гарантировали, что она стоит на краю. Но затем вновь проговорила:

— Я сожалею.

И убежала.

* * * * *

Миранда ждала в розовой комнате в течение нескольких минут, когда пришла горничная и сказала:

— Прошу прощения, мисс, но леди Оливия попросила меня сказать вам, что она не спустится вниз.

Миранда поставила статуэтку, которую она рассматривала и обратилась к горничной с удивлением.

— Ей нехорошо?

Горничная была сконфужена, и Миранда не хотела ставить ее в неловкое положение, когда она сама могла просто поискать Оливию. Поэтому она сказала:

— Не беда! Я спрошу ее сама.

Горничная сделала реверанс, и Миранда, повернулась к столу, который стоял рядом с ней, чтобы удостовериться, что она положила статуэтку в надлежащем положении: леди Ридланд нравилось, когда ее сувениры были поставлены именно так — и сделала шаг к двери.

И врезалась в большое мужское тело.

Тернер. Она знала это даже до того, как он заговорил. Это мог бы быть Уинстон, или это мог бы быть лакей, или это даже мог бы быть — небеса ей помоги — лорд Ридланд, но это не они. Это был Тернер. Она знала его аромат. Она знала звук его дыхания.

Она знала, как чувствовать воздух, когда была рядом с ним.

И это был тот случай, когда она знала, наверняка и навсегда, что это была любовь.

Это была любовь, и это была любовь женщины к мужчине. Маленькая девочка, которая представляла его белым рыцарем, ушла. Теперь она женщина. Она знала его недостатки и она видела его недостатки, и, тем не менее, она любила его.

Она любила его и она хотела излечить его, и она хотела…

Она не знала, чего она хотела. Она хотела все это. Она хотела все. Она…

— Миранда?

Его руки были все еще на ее руках. Она посмотрела на него, зная, что будет почти невыносимо устоять перед синим цветом его глаз. Она знала, что она не увидит там.

И она не увидела. Не было никакой любви, никакого открытия. Но он выглядел странно, по-другому.

И ей стало жарко.

— Извини, — проговорила она, запинаясь. — Я должна была быть более осторожной.

Но он не освобождал ее. Не сразу же. Он смотрел на нее, на ее рот, и Миранда подумала в одну прекрасную, счастливую секунду, что, возможно, он хотел поцеловать ее. Ее дыхание участилось, а ее губы раскрылись, и…

И затем все закончилось.

Он отошел подальше.

— Извини меня, — сказал он. — Я тоже должен быть более осторожным.

— Я собиралась найти Оливию, — сказала она, главным образом, потому что она понятия не имела, что еще сказать. — Она передала, что не спустится.

Выражение его лица изменилось — она знала: он знал, что она не права

— Оставь это, — сказал он. — С ней все будет хорошо.

— Но…

— На этот раз, — сказал он резко, — позволь Оливии решать самой ее собственные проблемы.

Губы Миранды раскрылись от удивления. Но она была спасена от необходимости отвечать появлением Уинстона

— Готовы ехать? — спросил он весело, не ощущая напряжения в комнате. — Где Оливия?

— Она не придет, — сказали Миранда и Tернер в унисон.

Уинстон переводил взгляд с одного на другого. Он был немного в замешательстве от их совместного ответа.

— Почему? — спросил он.

— Она плохо себя чувствует, — солгала Миранда.

— Очень жаль, — сказал Уинстон, при этом он не выглядел особенно несчастным. Он протянул свою руку Миранде.

— Едем?

Миранда обратилась к Тернеру:

— Ты все же поедешь?

— Нет.

Ему не потребовалось даже двух секунд, чтобы ответить.

11 Июня 1819

Сегодня мой день рождения, прекрасный и странный.

Бивилстоки устроили семейный ужин в мою честь. Было очень сладко и тепло, тем более что мой собственный отец, вероятно, забыл о том, что сегодня — это не тот день, когда некий греческий ученый сделал некоторые специальные математические вычисления или какую-то другую очень важную вещь.

От Лорда и Леди Ридланд: красивая пара аквамариновых серег. Я знаю, я не должна принимать что-то столь дорогое, но я не могла поднять шум за ужином, и я сказала: "Я не могу…" (с некоторым отсутствием убежденности), и была резко утихомирена.

От Уинстона: набор милых кружевных носовых платков.

От Оливии: коробка канцелярских товаров, гравировка с моим именем. Она приложила маленькую записку с пометкой "Только для твоих глаз", в которой написано: "Надеюсь, ты не сможешь использовать это долго!" Что, конечно, означает, она надеется на то, что я в скором времени буду Бивилсток.

Я не стала комментировать.

И от Тернера: духи. Фиалки. Я сразу же подумала о фиолетовой ленточке, которую он приколол на мои волосы, когда мне было десять, но, разумеется, он не может помнить о такой вещи. Я ничего не сказала об этом; было бы неловко выглядеть такой сентиментальной. Но я подумала, что это прекрасный и сладкий подарок.

Я не могу уснуть. Десять минут прошло с тех пор, как я написала предыдущее предложение, и, хотя я довольно часто зеваю, мои веки не кажутся мне тяжелыми. Я думаю, я должна пойти на кухню, чтобы увидеть, могу ли получить стакан теплого молока.

Или, может быть, я не пойду на кухню. Маловероятно, что кто-нибудь будет внизу и поможет мне, и, хотя я вполне в состоянии подогреть немного молока, повариха, вероятно, разволнуется, когда увидит, что кто-то использует один из ее горшков без ее ведома. И что еще важнее — мне сейчас двадцать лет. Я могу взять стакан шерри (хереса), который поможет мне заснуть, если я захочу.

Я думаю, что это то, что я сделаю.

Глава 7

Свеча выгорела, а графин с бренди опустел еще на три рюмки. Тернер сидел в темноте, в кабинете своего отца, уставившись в темное окно, слушая шелест листвы соседнего дерева и свист ветра за окном.

Уныло, но сейчас его это устраивало. Унылость была именно тем состоянием, которое казалось ему подходящим после такого дня, как сегодняшний.

Сначала Оливия обвиняла его в желании к Миранде, а потом сама Миранда...

Бог милосердный, он хотел ее.

Он знал точный момент, когда понял это. Это случилось, не когда она врезалась в него, и не когда он обхватил ее, помогая удержать равновесие. Он почувствовал, что она восхитительна, да, но это было не то.

Момент, который сокрушил его, произошел долей секунды позже, когда она взглянула на него.

Ее глаза. Это были ее глаза. Только он был слишком глуп, чтобы понять это.

Когда они стояли там, и секунды превратились в вечность, он почувствовал, что изменился. Его тело напряглось, а дыхание прервалось, он непроизвольно сжал пальцы, и ее глаза — еще больше расширились.

Он хотел ее. Больше, чем мог себе представить. Это было нехорошо и недопустимо, но он хотел ее.

Он никогда не испытывал такого отвращения к себе.

Он не любил ее. Он не мог ее любить. Он был совершенно уверен, что не способен полюбить кого-то, после сердечной раны, нанесенной ему Летицией. Это было желание, чистое и яркое желание, к, возможно, наименее подходящей женщине во всей Англии.

Он налил себе еще. Говорят, то, что не убьет человека, сделает его более сильным, но это…

Это убивало его.

Даже сейчас, сидя здесь и размышляя над собственными слабостями, он видел ее.

Это была проверка. Это могла быть только проверка. Кто-то свыше был настроен проверить его стойкость, как джентльмена, а он, похоже, был обречен на неудачу. Он попробовал бы сдерживаться, сколько мог, но где-то глубоко, в дальнем уголке его души, который ему не очень-то хотелось исследовать, он знал, что потерпел бы неудачу.

Она появилась подобно призраку, почти светящаяся в развевающемся, волнистом белом платье. Это был простой хлопок, чопорный и подходящий, он был в этом уверен, девственницам.

Это еще больше усилило его потребность в ней.

Он с силой сжал подлокотники своего стула и усилием воли заставил себя остаться на месте.

* * * * *

Миранда чувствовала себя немного неловко, входя в кабинет лорда Ридланда, но она не нашла то, что искала в верхнем салоне, и догадывалась, что он держит графин на полке в кабинете. Она вполне могла справиться и менее чем за минуту, даже за несколько секунд, наверняка никто не посчитал бы это вторжением в личную жизнь.

— Так, где же бокалы? — пробормотала Миранда, ставя свечу на стол. — Вот мы где. — Она взяла бутылку хереса и плеснула себе немного в бокал.

— Я надеюсь, это не войдет у тебя в привычку, — протянул Тернер.

Стакан, выскользнув, упал на пол с громким звоном.

Она проследила за голосом, пока не увидела его, сидящего в глубоком стуле, со скрещенными на груди руками. Свет был тусклым, но даже так, она видела сардоническое выражение на его лице.

— Тернер? — ее шепот прозвучал глупо, можно подумать это мог быть кто-то другой.

— Он самый.

— Но почему ты здесь? — Она сделала шаг вперед. — А-ай! — Осколок стакана воткнулся в ее пятку.

— Ты — маленькая дурочка, раз пришла вниз босиком! — Он поднялся со своего стула и шагнул к ней через комнату.

— Я не планировала разбивать стакан, — ответила Миранда защищаясь, и, наклонившись, потянула пальцами за осколок.

— Это не имеет значения. Ты можешь насмерть простудиться от блуждающих здесь сквозняков. — Он подхватил ее на руки и понес подальше от разбитого стекла.

И в этот момент Миранде пришло в голову, что она, в своей короткой жизни, никогда еще не была так близко к небесам, как сейчас. Его тело излучало тепло, которое она могла чувствовать, даже не смотря на свою длинную ночную рубашку. Ее кожу покалывало от его близости, а дыхание стало менее ритмичным.

Это был его запах. Она никогда прежде не была так близко к нему, чтобы почувствовать аромат его истинно мужской сущности. Он пах теплым лесом и бренди, и еще чем-то, что она не могла определить. Что-то, что было самим Тернером. Обнимая его за шею, она позволила своей голове опуститься на его грудь и глубоко вдохнула его запах.

И как раз в то самое время, когда она уверовала, что жизнь так прекрасна, как только можно себе представить, он просто свалил ее на диван.

— Что это было? — спросила Миранда, судорожно устраиваясь, чтобы сесть прямо.

— Что ты здесь делаешь?

— А что здесь делаешь ты?

Он сел напротив нее на низкий столик.

— Я первым спросил.

— Мы похожи на пару детей, — сказала она, подворачивая под себя ноги. Но тем не менее решила ответить на вопрос. Казалось глупым спорить из-за такой мелочи. — Я не могла уснуть. И думала, что стакан хереса помог бы достичь цели.

— Поскольку ты достигла зрелого возраста двадцати лет, — сказал он насмешливо.

Но она не клюнула на его приманку. И только наклонила голову, как бы в подтверждение верности сказанного.

Он засмеялся.

— Тогда ты должна, во что бы то ни стало, позволить мне помочь тебе в твоем падении. — Он поднялся и подошел к столику с напитками. — Но если ты собираешься пить, тогда ей Богу, делай это должным образом. Бренди — вот, что тебе нужно, предпочтительно сорт, ввезенный контрабандой из Франции.

Миранда наблюдала за тем, как он взял с полки два стакана и поставил их на стол. Его руки были красивыми (могут ли руки вообще быть красивыми?), а их движения уверенными, когда он разливал две щедрые дозы.

— Моя мама иногда давала мне бренди, когда я была маленькой. Если я промокала под дождем, — пояснила она. — Только глоточек, чтобы согреть меня.

Повернувшись, он посмотрел на нее, при этом его глаза сверкнули в темноте.

— Тебе и сейчас холодно?

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Ты дрожишь.

Миранда посмотрела вниз на выдающие ее дрожь руки. Дрожь, которую вызвал отнюдь не холод. Она обхватила себя руками, надеясь, что он не станет развивать эту тему.

Он прошел через комнату и вручил ей бренди, его тело излучало непринужденное изящество.

— Только не пей все сразу.

В ответ на его снисходительный тон она стрельнула в него раздраженным взглядом, прежде, чем сделать маленький глоток.

— Как давно ты здесь?

Он сел напротив нее и лениво закинул ногу на ногу.

— Я должен был обсудить кое-какие дела со своим отцом, поэтому он пригласил меня после ужина насладиться с ним этим напитком. Я никуда не уезжал.

— И поэтому ты сидел здесь в темноте?

— Мне нравится темнота.

— Никому не нравится темнота.

Он громко засмеялся, и она почувствовала себя ужасно неопытной и молодой.

— Ах, Миранда, — сказал он, все еще посмеиваясь. — Спасибо тебе за это.

Она сузила глаза.

— Сколько ты уже выпил?

— Дерзкий вопрос.

— Ага, значит слишком много.

Он наклонился вперед.

— Я выгляжу пьяным?

Она инстинктивно отодвинулась под его испытующим, пристальным взглядом.

— Нет, — медленно сказала она. — Но ты намного более опытен, чем я, и смею предположить, что знаешь, как надо пить. Ты, вероятно, мог бы выпить в восемь раз больше, чем я, и по тебе этого не было бы заметно.

Тернер резко засмеялся.

— Все верно, каждое твое слово. И тебе, дорогая моя девочка, нужно научиться избегать мужчин, которые «намного более опытны», чем ты.

Миранда сделала еще один маленький глоток, отбрасывая мысль выпить все содержимое залпом. Наверняка в горле бы горело, и она бы только задохнулась, а у него был бы повод посмеяться над ней.

Она бы умерла от унижения.

Он был весь вечер в отвратительном настроении. Кратким и насмешливым наедине и молчаливо-отрешенным на людях. Она проклинала свое глупое сердце за любовь к нему; было бы намного легче любить Уинстона, улыбка которого была солнечной и открытой, и который обожал ее все это время.

Но нет, она хотела его. Тернера, поведение которого было изменчивее чем ртуть: то он смеялся и шутил с ней, а то становился колким и ядовитым.

Любовь придумана для идиотов. Дураков. И она была самой большой дурой из всех.

— О чем ты думаешь? — требовательно спросил он.

— О твоем брате, — сказала она, пытаясь увернуться от настоящего ответа. Это было хотя бы отчасти правдой.

— А-а-а, — протянул он, добавляя себе еще бренди. — Уинстон. Хороший парень.

— Да, — сказала она, почти вызывающе.

— Весьма.

— Прекрасный.

— Молодой.

Она пожала плечами.

— Я тоже. Возможно, мы составили бы отличную пару.

Он ничего не ответил. Она допила свой напиток.

— Ты со мной не согласен? — спросила Миранда.

Однако он и теперь не ответил.

— Об Уинстоне, — напомнила она. — Он — твой брат. Ты хочешь, чтобы он был счастлив, не так ли? Как ты думаешь, я бы подошла ему? Думаешь, я бы смогла сделать его счастливым?

— Почему ты спрашиваешь об этом меня? — спросил Тернер, его голос прозвучал низко, почти смешиваясь с ночью.

Она пожала плечами, затем опустила палец в свой бокал, собирая последние капли. А потом облизала их с кожи.

— К твоим услугам, — пробормотал он, и плеснул ей в бокал еще бренди «на два пальца».

Миранда кивнула в знак благодарности и ответила на его вопрос.

— Я хочу знать, — сказала она просто, — и я не знаю, кого еще спросить. Оливия так стремится увидеть меня замужем за Уинстоном, что ответила бы, что нам следует как можно быстрее предстать перед алтарем.

Она ждала, считая секунды, пока он молчал. Один, два, три… и тут он прерывисто вздохнул.

Это почти походило на капитуляцию.

— Я не знаю, Миранда. — Он казался усталым, утомленным. — Я не вижу причины, по которой бы ты не смогла сделать его счастливым. Ты способна сделать счастливым любого мужчину.

Даже тебя? Миранда жаждала сказать эти слова, но вместо этого спросила:

— И ты думаешь, что и я была бы счастлива с ним?

В этот раз он молчал дольше, прежде чем ответить. Он заговорил медленным, взвешенным тоном:

— Я не уверен.

— Почему нет? С ним что-то не так?

— С ним все в порядке. Просто я не уверен, что он сделал бы тебя счастливой.

— Но почему? — Она понимала, что ее слова звучат дерзко, но если бы она смогла заставить Тернера говорить о том, почему Уинстон не сделал бы ее счастливой, возможно, он бы понял, что он сам бы смог.

— Я не знаю, Миранда. — Он провел рукой по волосам, пропуская их сквозь пальцы, в результате чего золотые пряди остались стоять под нелепым углом. — Нам обязательно об этом говорить?

— Да, — сказала она с нажимом. — Да.

— Очень хорошо. — Он наклонился вперед, и сузил глаза, как будто готовил ее к неприятным новостям. — Твоя красота не соответствует нынешнему эталону, ты слишком саркастична, и тебе не особо нравится вести салонную беседу. Откровенно говоря, Миранда, я действительно думаю, что тебе не подойдет типично светский брак.

Она сглотнула.

— И?

Он отводил от нее взгляд в течение долгой минуты, перед тем как закончить свою мысль.

— И большинство мужчин не оценят в тебе этого. Если твой муж попытается изменить тебя по своему усмотрению, то ты будешь неприятно поражена.

Воздух вокруг них как будто наэлектризовался, и Миранда была просто не в силах отвести от него взгляд.

— Но ты думаешь, что найдется мужчина, который сможет оценить меня? — прошептала она.

Вопрос тяжело повис в воздухе, гипнотизируя их обоих. Тернер произнес одно только слово.

— Да.

Но его глаза вернулись к содержимому стакана, и он одним глотком допил свой бренди. Последовавший за этим вздох был вздохом человека, удовлетворенного напитком, а не занятого мыслями о любви и романтике.

Она отвела взгляд. Момент, если он действительно был, и это не было плодом ее воображения, сменила неуютная тишина. Молчание было неуклюжим и неловким, и она чувствовала себя неуклюжей и неловкой, и чтобы хоть как-то заполнить затянувшуюся паузу она выпалила первое, что пришло ей в голову.

— Ты собираешься посетить бал у Уортингтонов на следующей неделе?

Он повернулся к ней, и одна из его бровей удивленно поползла вверх от ее неожиданного вопроса.

— Возможно.

— Мне будет очень жаль, если ты не приедешь. Ты всегда так добр, когда танцуешь со мной дважды. Иначе, я должна признаться, меня бы ожидала печальная нехватка в партнерах. — Она болтала глупости, но не была уверена, что ее это заботит. В любом случае, казалось, она не могла остановиться. — Если бы Уинстон мог быть там, твое присутствие было бы для меня не так уж необходимо, но я понимаю, что он должен завтра утром возвратиться в Оксфорд.

Тернер одарил ее странным взглядом. Это не было настоящей улыбкой, это не было поддразниванием, и похоже, это была даже не ирония. Миранда ненавидела эту его непостижимость, так как не представляла, как на нее реагировать. И она решила проявить упорство. Что она теряет?

— Так ты пойдешь? — спросила она. — Я была бы очень благодарна.

Он на мгновение задержал на ней взгляд и сказал:

— Я буду там.

— Спасибо. Я это очень ценю.

— Рад быть полезным, — последовал сухой ответ.

Она закивала, и это движение, как ничто другое, выдало ее возбуждение.

— Тебе и нужно-то только станцевать со мной один танец, думаю, с этим ты легко справишься. Но я была бы тебе еще больше благодарна, если бы это случилось в начале вечера. Другие мужчины в этом деле всегда следуют твоему примеру.

— Удивительно, что кому-то может так показаться, — пробормотал он.

— Это не так уж удивительно, — сказала она, пожимая плечами. Она начинала чувствовать воздействие на нее бренди. Она еще не расслабилась, но чувствовала себя разгоряченной и смелой. — Ведь ты так красив.

Он, казалось, не знал, что ответить. Миранда поздравила себя с этой маленькой победой. Такое случалось крайне редко, чтобы ей удалось смутить его.

Чувство было дурманящим, и она сделала еще один большой глоток бренди, глотая, на сей раз, осторожней, чтобы не позволить ему опалить ее горло и сказала:

— Ты похож в этом на Уинстона.

— Прошу прощения?

Его голос прозвучал резко, и она вероятно должна была воспринять это как предупреждение, но Миранда, казалось, не заметила, что стоит на краю ямы, которую сама себе и вырыла.

— У вас обоих синие глаза и светлые волосы, хотя я думаю, что у Уинстона немного светлее. У вас похожая манера двигаться...

— Достаточно, Миранда.

— Но...

— Я сказал, хватит.

Она замолчала, удивленная его едким тоном, а затем пробормотала:

— Нет повода, чтобы обижаться.

— Ты слишком много выпила.

— Не будь смешным. Я не так уж много выпила. Уверена, что ты выпил в десять раз больше, чем я.

Он скользнул по ней обманчиво-ленивым взглядом.

— Это не совсем верно, но как ты уже заметила ранее, у меня в этом деле гораздо больше опыта, чем у тебя.

— Я говорила это, не так ли? И думаю, что была права. И все же мне кажется, что ты пьян.

Он склонил голову и мягко произнес:

— Не пьяный. Просто немного беспечный.

— Беспечный? — пробормотала она, как бы пробуя слово на вкус. — Какое интересное определение. Я думаю, что я тоже несколько беззаботна.

— Безусловно, иначе бы сразу вернулась наверх, когда обнаружили меня здесь.

— И я не сравнивала бы тебя с Уинстоном.

Его глаза полыхнули сталью.

— Конечно, не сделала бы этого.

— Ты правда так думаешь, не правда ли?

Повисло длительное молчание, и на мгновение Миранда подумала, что зашла слишком далеко. Как она могла быть настолько глупой и тщеславной, чтобы подумать, что он может возжелать ее? С какой стати его беспокоило бы, что она сравнила его с младшим братом? Он считал ее ребенком, маленькой девочкой, которой он из жалости оказал поддержку. Ей не следовало даже мечтать о том, что его забота о ней, могла иметь иной характер.

— Прости меня, — прошептала Миранда, опустив ноги на пол. — Я переступила рамки дозволенного. — И проглотив остатки своего бренди, помчалась к двери.

— A-a-a!

— Что, черт возьми? — Тернер вскочил со своего места.

— Я забыла о стакане, — простонала она. — Битое стекло...

— О, Христос, Миранда, не кричи. — Он стремительно прошел через комнату, и во второй раз за этот вечер подхватил ее на руки.

— Я такая глупая. Истекающая кровью дурочка, — сказала она со слезами в голосе. Она плакала скорее из-за потерянного достоинства, чем из-за боли, и поэтому остановиться было намного сложнее.

— Не ругайся. Я никогда прежде не слышал, что бы ты ругалась. Мне следовало бы вымыть твой рот с мылом, — поддразнил ее Тернер, поднеся к дивану.

Его нежный тон задел ее больше, чем могли бы задеть строгие слова, и она сделала несколько больших глотков воздуха, пытаясь подавить рыдания, клокочущие в ее горле.

Он бережно уложил ее на диван.

— Позвольте мне теперь осмотреть свою ступню, хорошо?

Она отрицательно мотнула головой.

— Я сама могу о себе позаботиться.

— Не будь глупой. Ты дрожишь как лист. — Он подошел к столику с напитками и взял, лежавшую там, запасную свечу.

Она наблюдала за тем, как он вновь пересек комнату и поставил свечу на край стола.

— Ну вот, теперь, у нас здесь достаточно света. Позволь мне посмотреть ногу.

Миранда, неохотно, позволила ему приподнять свою ногу и положить на его колени.

— Я так глупа.

— Прекрати говорить это! Ты — самая неглупая женщина, из всех, кого я знаю.

— Спасибо. Ай-ай!

— Сиди не двигаясь и прекрати дергаться.

— Но я хочу видеть, что ты делаешь.

— Понимаю, но ты не акробат, и просто не можешь этого видеть. Так что тебе придется довериться мне.

— Ты уже закончил?

— Почти. — Он сжал пальцами следующий осколок стакана и потянул.

Она напряглась от боли.

— Остались только еще парочка осколков.

— А что, если тебе не удастся достать все?

— Удастся.

— А что, если нет?

— Милостивый Боже, женщина, я когда-нибудь говорил тебе, как ты упрямы?

Она слегка улыбнулась.

— Да.

И он улыбнулся в ответ.

— Похоже, я не смогу извлечь один осколок, но он должен, через пару дней, сам проложить себе дорогу наружу. С осколками обычно так происходит.

— Это было бы прекрасно, если бы в жизни было так же просто, как с осколком, — выдохнула она печально.

Он поднял на нее взгляд.

— Если бы проблема разрешалась сама по себе в течении нескольких дней?

Миранда кивнула.

Он удерживал ее взгляд еще несколько долгих секунд, а затем вернулся к работе, берясь за последний осколок стекла.

— Ну вот. Через пару минут будешь совсем как новенькая.

Но он не стал убирать ее ногу со своих колен.

— Я сожалею, что была настолько неуклюжа.

— Пустое. Это был несчастный случай.

Это было ее воображение, или он шептал? А его глаза выглядели такими нежными... Миранда повернулась так, чтобы сидеть рядом с ним.

— Тернер?

— Ничего не говори, — сказал он хрипло.

— Но я...

— Пожалуйста!

Миранда не поняла требования, прозвучавшего в его голосе, не распознала желания в его словах. Она только знала, что он был близок, и она могла чувствовать его, могла чувствовать его запах…, и она хотела попробовать его на вкус.

— Тернер, я...

— Ни слова больше, — сказал он прерывисто, и притянул ее к себе так, что ее груди, прижались к его твердому мускулистому торсу. Его глаза горели желанием, и она внезапно поняла, что он сейчас непременно ее поцелует.

А затем он сделал это, его губы, горячие и голодные жадно прижались к ее рту. Его желание было настойчивым, первобытным и требовательным. Он хотел ее. Она не могла в это поверить, но она знала это.

Он хотел ее.

Это сделало ее смелой. Это сделало ее женственной. Осознание этого разбудило тайное знание, скрытое в ней самой природой, и она ответила на его поцелуй, легко скользя губами по его рту и пробуя кончиком языка соль его разгоряченной кожи.

Руки Тернера, обнимающие ее, скользнув по спине, уперлись в подушки. И он накрыл Миранду своим телом.

Он был дик. Он был безумен. Только это могло послужить единственным объяснением его ненасытности. Его руки блуждали по ее телу, пробуя, гладя, сжимая, а единственная, сохранившаяся, в его сознании, мысль говорила о том, что он желал ее. Он хотел ее каждым возможным способом. Он хотел поглотить ее. Он хотел поклоняться ей. Он хотел затеряться в ней.

Он со стоном прошептал ее имя. И когда она в ответ, прошептала его, руки Тернера переместились на крошечные пуговки у выреза ее рубашки. Казалось, пуговки плавились под его пальцами, и когда все препятствия были уничтожены, ему осталось только спустить ткань с ее плеч. Он чувствовал ее груди под тканью рубашки, но хотел больше. Он хотел чувствовать жар ее тела, ее запах, ее вкус.

Его губы скользнули по ее горлу, по изящной кривой к ключице, а затем вправо, где край ее ночной рубашки слегка приоткрывал кожу. Он потянул ткань еще чуть-чуть вниз, дегустируя каждый открывающийся дюйм кожи, исследуя мягкую, солоноватую сладость и задрожал от удовольствия, почувствовав, как затвердели ее соски.

Бог всемогущий, он хотел ее.

Он обхватил ее грудь через ткань сорочки, и приблизил свои губы к соску. Она застонала, и это стало для него сигналом, двигаться медленнее и сдерживать свое желание. Дыхание Тернера в предвкушении обдало жаром ее грудь, а его рука скользнула под подол ночной рубашки Миранды, лаская шелковистую кожу ее голени. Когда же его пальцы скользнули на ее бедро, Миранда коротко вскрикнула.

— Ш-ш-ш, — он заставил ее замолчать, закрыв рот поцелуем. — Ты разбудишь соседей. Ты разбудишь моих…

Родители.

Это было похоже на ведро ледяной воды, свалившееся ему на голову.

— О, Боже мой.

— Что, Тернер? — Ее дыхание было неровным.

— О, мой Бог, Миранда. — Он произнес ее имя с ужасом, отразившим, что с ним творилось. Это было, как будто он спал, и был беспардонно разбужен...

— Тернер, я...

— Тише, — прошипел он, и скатился с нее с такой скоростью, что оказался на ковре возле дивана. — О, милостивый Боже, — сказал он. И не сдержавшись, повторил еще раз. — О Боже милостивый!

— Тернер?

— Встань. Ты должна встать.

— Но...

Он посмотрел на нее, и это оказалось большой ошибкой. Ее ночная рубашка все еще пенилась вокруг ее бедер, а ее ноги, милостивый Боже, кто бы мог подумать, что у нее такие прекрасные длинные ноги! — как бы ему хотелось...

Нет.

Он задрожал от неутоленного желания.

— Вставай, Миранда, — мучительно простонал он.

— Но я...

Он рывком опустил ее ноги на ковер. Тернер искренне не доверял себе дотронуться даже до ее руки, хотя и понимал, что дернул ее достаточно грубо. Но он должен был заставить ее двигаться. Она должна была уйти.

— Уходи, — велел он. — Ради всего святого и если у тебя есть хоть капля здравого смысла — уходи!

Но она продолжала стоять там, уставившись на него в шоке, со спутанными волосами и распухшими губами, разжигая его желание.

Боже, он все еще хотел ее.

— Этого не повторится, — сказал он напряженно.

Она ничего не ответила. Он внимательно вглядывался в ее лицо. Пожалуйста, пожалуйста, только бы она не заплакала.

Он как-будто окаменел. Если бы он пошевелился, то мог бы коснуться ее, и тогда ему уже было бы не спастись.

— Иди наверх, — сказал он глухо.

Она кивнула и прихрамывая, бросилась из комнаты.

Тернер уставился на дверной проем. Кровавый ад. Что ему делать?

12 июня 1819

У меня нет слов. Совсем.

Глава 8

Тернер проснулся на следующее утро с адской головной болью, которая не имела никакого отношения к алкоголю.

Ему бы хотелось, чтоб это был бренди. Но бренди хоть и вызывал боль, но все же не такую, как эта.

Миранда.

О чем, черт возьми, он думал?

Ни о чем. Очевидно, он не думал вообще. По крайней мере, не головой.

Он целовал Миранду. Черт, да он чуть не соблазнил ее! И это при том, что во всей Англии для него, не существует менее подходящий молодой леди, чем мисс Миранда Чивер.

Гореть ему за это в аду.

Если бы он был достойным человеком, он женился бы на ней. Молодая женщина могла потерять свою репутацию и из-за гораздо меньшего, чем то, что случилось этой ночью. «Но никто ведь не видел», шепнул его внутренний голос. Да никто не знал, только они двое. И Миранда ничего не расскажет. Она не такая.

Но он не был достойным человеком, и Летиция была тому виной. Она убила все, что оставалось хорошего и доброго в нем. И все же у него еще был здравый смысл. И он говорил Тернеру, что ситуация, подобная вчерашней, ни в коем случае не должна повториться. Одну ошибку можно понять.

Две были бы непростительны.

А три …

Ему даже не следовало думать о трех.

Ему нужно увеличить дистанцию. Расстояние. Если бы он смог избегать встреч с Мирандой, то избежал бы и соблазна, а она, рано или поздно, забудет об их скандальном «свидании» и найдет себе хорошего мужа. Мысль о том, что она окажется в объятиях другого мужчины, была неожиданно неприятной, но Тернер решил, что это потому, что он устал, и вообще, с того момента, как он целовал Миранду, прошло всего около шести часов...

В общем-то, на это могли быть и другие причины, но они были не столь важны и не заслуживали анализа.

Нужно найти способ избегать ее. Возможно, ему стоит уехать из города? Исчезнуть. Он мог бы выехать за город. Он ведь, так или иначе, не собирался надолго оставаться в Лондоне.

Он открыл глаза и застонал. Никакого самообладания, выдержки! Миранда была неопытной, наивной и молодой. Она не была, подобно Летисии, мудрой во всех женских штучках, и готовой использовать свои прелести для достижения цели.

Миранда не ослепительная красавица, но как притягательна! Тернер был достаточно мужчиной, чтобы потерять из-за нее голову. Именно поэтому ему не следует жить с ней в одном доме. И вообще, по-моему пришло время подыскать себе женщину. Было много осторожных молодых вдов, а он слишком долго был лишен женской компании.

Если что-нибудь и могло помочь ему забыть одну женщину , то это была другая женщина.

* * * * *

— Тернер переезжает.

— Что? — Миранда ставившая цветы в фарфоровую вазу, только благодаря проворству рук и удаче не опрокинула старинную вазу.

— Он уже ушел, — сказала Оливия, пожав плечами. — Его камердинер упаковывает наверху вещи.

Миранда задержала руки на вазе, пальцы ее не слушались. Она старалась успокоиться, вдох-выдох, вдох-выдох. А когда, наконец, смогла заговорить уверенная, что голос не сорвется, спросила:

— Он покидает город?

— Нет, я не думаю, — сказала Оливия, подавляя зевок. — Он не хотел надолго оставаться в городе, поэтому снял квартиру.

Он снял квартиру? Миранда боролась с ужасным чувством пустоты, стеснившим ее грудь. Он сделал это, чтобы убежать от нее.

Это было бы оскорбительно, если бы не было так грустно. Хотя, возможно, это было и то и другое.

— Вероятно, так будет лучше, — продолжала Оливия, не обращая внимания на состояние подруги. — Я слышала, как он сказал, что никогда снова не женится...

— Он так сказал? — Миранда замерла. Как такое случилось, что она не знала об этом? Ей было известно только то, что он не искал себе жены, но не думала, что это навсегда.

— О, да, — ответила Оливия. — Он сказал об этом на днях, и был весьма непреклонен. Я думала, что маму из-за этого хватит удар. Она чуть в обморок не упала.

— Ваша матушка? — Миранде было трудно представить такое.

— Ну хорошо, не совсем так, но если бы ее нервы были не такими крепкими, она б непременно сделала это.

Вообще-то Миранда всегда наслаждалась «блуждающей» манерой разговора своей подруги, но сейчас ей хотелось прибить ее за это.

— Так или иначе, — вздохнула Оливия, наклонившись, — он сказал, что не женится больше, но я совершенно уверена, что он еще передумает. Он просто должен забыть свое горе. — Она сделала паузу и, взглянув на Миранду, иронично добавила. — Или ему еще не встретилась подходящая леди.

Миранда заставила себя улыбнуться. Она так старалась, что была почти уверенна, что у нее это получилось.

— Но несмотря на то, что он говорит, в одном он все же прав, — продолжала Оливия, прикрыв глаза, — он никогда не найдет невесту, живя здесь. Это невозможно, находясь постоянно в компании родителей и двух младших сестер!

— Двух?

— Хорошо, одной. Но согласись, что в твоем присутствии он не может себе позволить какие-либо вольности, так же, как и в моем. Так что разница не велика.

Миранда не знала, смеяться ей или кричать.

— И даже если ему не хочется искать себе невесту, — добавила Оливия, — ему нужна женщина, которая помогла бы ему забыть Летицию и все с ней связанное.

На это Миранде нечего было ответить.

— А этого он не может себе позволить, живя здесь. — Оливия распахнула глаза и скрестила на груди руки. — Так что все к лучшему. Или ты не согласна?

Миранда кивнула, поскольку это от нее ожидалось. И потому, что она чувствовала себя слишком опустошенной, чтобы заплакать.

19 июня 1819

Он уехал неделю назад, и я просто вне себя.

Если бы он просто ушел, я, возможно, простила бы. Но он не возвращается!

Он не ищет меня. Он даже не послал мне весточку. И хотя я слышу шепот и сплетни о том, что его видят то там, то тут в обществе, сама я его не видела ни разу. Если я куда-то приглашена, он там не появляется. Если мне вдруг кажется, что я вижу его спину в толпе, то он тут же исчезает.

Я не знаю, что мне думать, что делать... я не могу позвать его. Это было бы верхом неприличия. Леди Ридланд запретила даже Оливии навещать его; он в «Олбани», а это заведение исключительно для джентльменов. Никаких визитов.

— Что ты наденешь сегодня вечером на бал у Уортингтонов? — спросила Оливия, положив третью ложечку сахара в свою чашку с чаем.

— Это уже сегодня? — Пальцы Миранды непроизвольно сжались вокруг ее чашки. Тернер обещал ей посетить этот бал и танцевать с ней. Он, конечно, не нарушит данного им слова.

Он будет там. А если нет …

Вечером она узнает ответ на этот вопрос.

— Я надену свое зеленое шелковое платье, — сказала Оливия. — А ты не хочешь тоже надеть зеленое? В зеленом ты великолепно выглядишь.

— Ты так считаешь? — Миранда расправила плечи. Внезапно ей стало важно выглядеть этим вечером наилучшим образом.

— M-м-м, но все же нам не стоит одеваться в платья одинакового цвета. Так что решай быстрее.

— Что ты мне порекомендуешь? — Миранда не была безнадежна в вопросах моды, но у Оливии вкус был, бесспорно, лучше.

Оливия, наклонив голову, стала внимательно рассматривать подругу.

— С твоим цветом волос, тебе следовало бы носить что-то более яркое, но мама говорит, что мы еще слишком молоды. Но возможно … — Она подпрыгнула, схватила бледно-зеленую подушку с соседнего стула, и сунула ее Миранде под подбородок. — Хм-м.

— Что ты задумала?

— Держи, — велела Оливия, и, сделав несколько шагов назад, вскрикнула, ударившись ногой об ножку стола. — Да, да, — пробормотала она, хватаясь рукой за диван. — Это просто прекрасно!

Миранда посмотрела вниз.

— Я должна носить подушку?

— Нет, ты наденешь мое зеленое шелковое платье. Это — тот же самый оттенок. Надо сказать Энни, что ты наденешь его.

— А что оденешь ты?

— Ах, что-нибудь, — взмахнула рукой Оливия. — Скорее всего, розовое. Джентльмены, похоже, без ума от розового и говорят, что этот цвет делает меня похожей на кондитерское изделие.

— И ты не против, чтоб тебя сравнивали с кондитерским изделием? — Сама Миранда это сравнение возненавидела бы.

— Я не против того, что бы они так думали, — поправила она. — Это дает мне преимущество. Быть недооцененной бывает иногда очень полезно. Но ты … — Она покачала головой. — Тебе нужно что-то более утонченное. Элегантное.

Миранда сделала последний глоток чая и встала, разглаживая мягкий муслин своего дневного платья.

— Я пойду наверх, нужно примерить платье, чтобы у Энни было время внести изменения, — сказала она.

И помимо этого, ее ожидала некоторая корреспонденция, которой следовало уделить внимание.

* * * * *

Ловко завязывая шейный платок, Тернер пришел к выводу, что в искусстве оскорблений он стал еще более талантливым, чем прежде. Но больше всего, он проклинал себя, и понятие о чести, которым он все еще обладал.

Ехать на бал к Уортингтонам было, вероятно, самым глупым решением, которое только можно было себе представить. Но он не мог нарушить своего обещания, даже если это и было на пользу Миранде.

Проклятие! Ему совсем не нужны лишние проблемы!

Он попытался более подробно вспомнить их разговор. Кажется, он обещал танцевать с ней, если у нее будет недостаток в партнерах, не так ли? Замечательно, это упрощает дело. Он просто будет там, и побеспокоится о том, чтобы у нее было больше партнеров, чем танцев. Она будет королевой бала!

А пока она будет танцевать, он наконец-то может начать приглядываться к молодым вдовам. Если ему повезет, Миранда поймет, чем он занимается, и переключит свое внимание на более достойных джентльменов.

Он вздрогнул. Ему совсем не понравилась мысль о том, чтобы расстроить ее. Она ему нравилась. Всегда нравилась.

Тернер тряхнул головой. Он не станет расстраивать ее. Даже чуть-чуть. Он будет действовать только в ее интересах.

Она будет королевой бала, напомнил он себе. Пора уже и обдумать план действий, ведь вечер предстоит не из легких.

Королева бала.

* * * * *

Оливия увидела Тернера, в тот же момент, как он вошел в зал.

— Взгляни, — подтолкнула она Миранду локтем. — Мой брат здесь.

— Да? — Миранда затаила дыхание.

— М-м-м. — Оливия приподнялась на носочки и сдвинула брови. — Я об этом как-то не задумывалась, но я не видела его уже целую вечность! А ты?

Миранда рассеянно покачала головой, вытягивая шею, что бы увидеть Тернера.

— Вон он говорит с Дунканом Эбботтом, — сообщила Оливия. — Интересно, о чем они говорят. Эбботт очень сведущ в политике.

— Да?

— О, да. Мне бы, наверное, очень понравилось беседовать с ним, но он, вероятно, не захотел бы обсуждать политику с женщиной. Как это раздражает!

Миранда собиралась кивнуть, соглашаясь с ней, когда брови Оливии опять сошлись над переносицей и она раздраженно бросила:

— Теперь он говорит с лордом Уэстхолмом.

— Оливия, мужчине позволительно разговаривать с тем, с кем ему хочется, — сказала Миранда, но в душе, ее тоже начинало раздражать, что Тернер, похоже, не торопился подойти к ним.

— Я знаю, но, приехав, он должен сначала поприветствовать нас. Мы — семья.

— По крайней мере, ты.

— Не будьте глупой. Ты — тоже семья, Миранда. — Рот Оливии сложился в удивленное «O», — Нет, ты только посмотри на это? Он идет в совершенно противоположном направлении!

— Кто этот джентльмен, с которым он говорит? Я не знаю его.

— Герцог Эшборн. Ужасно красивый мужчина, ты не находишь? По-моему он был за границей, в свадебном путешествии со своей женой. Говорят, они очень любят друг друга.

Миранда подумала, что это добрый знак, услышать о том, что брак, заключенный между двумя представителями высшего общества, оказался счастливым. Но Тернер, конечно, не собирался просить ее руки, он даже не потрудился пересечь зал, чтобы поприветствовать ее. Она нахмурилась.

— Извините меня, леди Оливия. Я полагаю, что этот танец мой.

Оливия и Миранда посмотрели на говорившего. Перед ними стоял красивый молодой человек, имя которого не могла вспомнить ни одна из них.

— Конечно, — сказала Оливия быстро. — Как глупо, что я об этом забыла.

— Я выпью тем временем стакан лимонада, — сказала Миранда с улыбкой. Она знала, что Оливия всегда чувствовала себя неудобно, уходя танцевать и оставляя Миранду в одиночестве.

— Ты уверена?

— Идите, идите.

Оливия кружилась в кругу танцующих, а Миранда начала пробираться к лакею, разносящему лимонад. Ее танцевальная карта, как обычно, была заполнена лишь наполовину. И где, спрашивается, Тернер, обещавший танцевать с ней, если у нее будет нехватка в партнерах?

Неприятный, нечестный человек.

Возможность мысленно ругать его доставляла ей удовольствие, даже если она сама не верила в серьезность этого.

Миранда уже почти настигла лакея с лимонадом, когда почувствовала настойчивую мужскую руку на своем локте. Тернер? Она обернулась и была разочарована, увидев джентльмена, которого она не знала, но чье лицо выглядело определенно знакомым.

— Мисс Чивер?

Миранда кивнула.

— Не окажете мне честь, станцевав со мной?

— Да, конечно, но, по-моему, мы не были представлены.

— О, простите меня, пожалуйста. Я — Уэстхолм.

Лорд Уэстхолм? Разве не с ним, несколько минут назад говорил Тернер? Миранда улыбнулась ему, но улыбались только ее губы. Она никогда не верила в совпадения.

Лорд Уэстхолм оказался превосходным танцором, и легко кружил свою партнершу по паркету. Когда музыка приблизилась к концу, он изящно поклонился и сопроводил ее к дальнему концу комнаты.

— Спасибо за прекрасный танец, лорд Уэстхолм, — сказала Миранда любезно.

— Именно я должен благодарить вас, мисс Чивер. Я надеюсь, что вы не откажете мне, чуть позже, еще в одном танце?

Миранда заметила, что лорд Уэстхолм увел ее так далеко от лимонада, насколько это было возможно. Это была безобидная ложь, когда она сказала Оливии, что хочет чего-нибудь выпить, но теперь она, действительно, испытывала жажду. Вздохнув, она поняла, что придется прокладывать себе дорогу назад через толпу. Но не успела она сделать и пару шагов, как ей преградил дорогу другой изящный, молодой человек. Она немедленно узнала его — это был Эбботт, склонный к политике джентльмен, с которым также разговаривал Тернер.

Уже через несколько секунд Миранда, пребывая в состоянии крайнего раздражения, вернулась на танцевальную площадку.

Она ничуть не винила своих партнеров. Раз уж Тернер счел необходимым подкупать мужчин танцевать с нею, по крайней мере, нужно отдать ему должное, он выбрал галантных и воспитанных кавалеров. Однако когда сэр Эбботт провожал ее после танца, и она увидела герцога Эшборна, пробивающегося к ней, Миранда решительно подалась в другую сторону.

Он думает, что у нее нет гордости? Он думает, что она оценит то, что он уговаривает своих друзей танцевать с ней? Это было оскорбительно. И еще хуже было то, что он заставлял этих мужчин танцевать с ней, только для того, что бы не делать этого самому. Слезы обожгли ее глаза, и Миранда, испугавшись, что разрыдается на глазах у всего великосветского общества, выбежала в пустынный коридор.

Она прислонилась спиной к стене и начала жадно глотать воздух. Его предательство не просто жалило — оно нанесло удар. Как пуля, нашедшая свою цель.

Это не имело ничего общего с его прошлым отношением к ней, ведь все эти годы, он видел в ней девочку-подростка, почти ребенка. Тогда она, по крайней мере, могла утешать себя тем, что он не знает о ее чувствах к нему, не понимает, что упускает. Но теперь-то он знал. Знал, но его это нисколько не беспокоило.

Миранда не могла оставаться в коридоре всю ночь, но она и не была готова вернуться в зал, и тогда она решила выйти в сад. Сад представлял собой маленький зеленый участок земли, но хорошо ухоженный и со вкусом убранный. Миранда села на каменную скамью в удаленном уголке сада, напротив дома. Большие стеклянные двери вели в бальный зал, и она в течение нескольких минут наблюдала за леди и джентльменами, двигающимися в такт музыки. Она всхлипнула и сняла одну из перчаток, чтобы вытереть нос рукой.

— Целое королевство за носовой платок, — вздохнула Миранда.

Может, ей стоило сказаться больной и поехать домой?

Она изобразила кашель. Может она и действительно больна? В любом случае, оставаться до конца бала, не было больше смысла. Ее целью, сегодня, было привлечь к себе внимание, общаться и очаровать Тернера, не так ли? В этом смысле, этот вечер можно считать пропавшим в пустую.

И вдруг она увидела вспышку золота.

Вернее голову, увенчанную волосами, отливающими золотом.

Это был Тернер. Ну естественно. Разве это мог быть не он, когда она сидела тут совершенно одна, подавленная и никому ненужная? Он вышел через французские двери, ведущие в сад.

И под руку его сопровождала женщина.

Странный комок застрял в ее горле, и Миранда не знала, плакать или смеяться. Похоже, ей не избежать еще одного оскорбления! Задержав дыхание, она стремительно передвинулась к краю скамьи, где была более густая тень.

Кто же это? Она видела ее прежде. Леди Как-Ее-Там. Вдова, насколько могла вспомнить Миранда, очень-очень богатая и столь же независимая. Но она не была похожа на вдову. Сказать по чести, она выглядела не намного старше Миранды.

Бормоча неискреннее извинение, никому в частности, Миранда напрягла уши, стараясь услышать их беседу. Но ветер нес их слова в противоположном направлении, и она слышала только кусочки фраз. Наконец, после того, как леди сказала, что-то похожее на “я не уверена”, Тернер наклонился и поцеловал ее.

Сердце Миранды разбилось.

Пробормотав что-то, чего Миранда не смогла разобрать, леди возвратилась в зал. Тернер же остался в саду, и, уперев руки в бедра, загадочно смотрел на луну.

«Уйди!», хотелось кричать Миранде. «Уходи!» Она была здесь в ловушке и не могла выйти, пока он не уйдет, а ведь все, чего ей хотелось — попасть домой и свернуться под одеялом в своей кровати. И по возможности никогда оттуда больше не вылезать. Но у нее, казалось, не было выбора, и тогда она попробовала, проскользнув за скамью, скрыться в тени кустарника.

Тернер резко повернулся в ее сторону. Поздно! Он услышал ее. Прищурившись, он вглядывался в темноту и сделал несколько шагов в ее направлении. Потом он закрыл глаза и медленно покачал головой.

— Черт побери, Миранда, — сказал он вздохнув. — Пожалуйста, скажи, что это не ты.

* * * * *

А ведь вечер шел так хорошо. Ему удалось избегать Миранду, и он, наконец, выбрал прекрасную вдову, которой всего двадцать пять лет, и столь же игривую, как шампанское.

Но похоже, Бог все же был не так благосклонен к нему, как он уж было подумал. Это была она — Миранда. Сидела на скамье и наблюдала за ним. По-видимому, она видела и то, как он поцеловал вдову.

Господь.

— Черт побери, Миранда, — сказал он вздохнув. — Пожалуйста, скажи, что это не ты.

— Это не я.

Она пыталась казаться гордой, но ее голос предательски задрожал, и это больно кольнуло его. Он на мгновение закрыл глаза: черт побери, она не должна была быть здесь. Ему совсем не хотелось этих осложнений. Почему, ничто не было простым и легким, когда дело касалось Миранды?

— Почему ты здесь? — спросил он.

Она пожала плечами.

— Я хотела глотнуть свежего воздуха.

Он сделал еще несколько шагов, пока не оказался в тени так же, как и она.

— Ты шпионила за мной?

— У тебя слишком завышенное самомнение.

— Так ты шпионила? — требовательно повторил он.

— Конечно, нет, — выпалила она, и ее подбородок задрожал от гнева. — Я бы не опустилась до шпионажа. Советую тебе в следующий раз более тщательно обследовать сад, когда планируешь свидание.

Он скрестил руки.

— И все же мне кажется, что ты, неспроста оказалась здесь именно в то время, когда сюда вышел и я.

— В таком случае, скажи, — спросила она, — если я следовала за тобой, то как мне удалось оказаться на этой скамье до вашего появления?

Он проигнорировал вопрос, главным образом потому, что она была права. Тернер зарылся пальцами в свои волосы, и, захватив одну прядь начал дергать ее, пытаясь собраться с мыслями.

— Ты собираешься вырвать на себе все волосы? — спросила Миранда пренебрежительно.

Он глубоко вздохнул и разжал пальцы. Его голос был тверд и уверен, когда он потребовал,

— Каково это а, Миранда?

— Каково это? — отозвалась она эхом, сгорая от возмущения. — Каково это? И это спрашиваешь ты? Именно ты игнорировал меня в течение недели и обращал на меня внимания не больше, чем на коврик перед дверью. Это ты возомнил, что у меня совершенно нет гордости, и я оценю то, что ты склонял своих друзей танцевать со мной. Ты — грубиян, жалкий эгоист, неспособный...

Он закрыл ее рот своей ладонью.

— Ради Бога, не кричи, Миранда. То, что случилось на прошлой неделе, было неправильным. И ты — дурочка, если думаешь, что мое появление здесь, сегодня вечером, как-то связано с тем событием.

— Но ты ведь приехал, — прошептала она. — Приехал.

— Я приехал, — процедил он, — потому что ищу себе женщину. Любовницу, а не жену.

Она отшатнулась. И безмолвно уставилась на него. Она так долго на него смотрела, что он начал думать, что ее глаза прожгут в нем отверстия. И, наконец, она заговорила, но голос ее был тихим и безжизненным,

— Таким, ты мне не нравишься, Тернер.

Ну что ж, он тоже себе в данный момент не очень-то нравился.

Миранда вздернула подбородок и, задрожав, сказала:

— Извини меня. Мне пора вернуться на бал. Благодаря тебе, у меня огромное число партнеров для танцев, и я не хотела бы обидеть ни одного из них.

Он смотрел ей вслед. Затем на дверь. А потом уехал.

20 июня 1819

Я видела вдову сегодня вечером еще раз, после того, как возвратилась в бальный зал. Я спросила Оливию, кто она, и та сказала, что леди зовут — Кэтрин Бидвелл, графиня Пимблтон. Она вышла замуж за лорда Пимблтона, которому было уже почти шестьдесят, и очень скоро родила сына. Лорд Пимблтон вскоре умер, и теперь все его состояние находится в ее полной власти, пока мальчик еще мал. Умная женщина. Иметь такую независимость. Вряд ли она захочет еще раз выйти замуж — отличный выбор, Тернер.

Я должна была станцевать с ним один раз. Леди Ридланд настояла на этом. А потом, еще больше испортив этот вечер, она увлекла меня в сторонку, чтобы обсудить мою внезапную популярность. «Герцог Эшборн танцевал с тобой!» (Ее восклицательный знак). Он, конечно, женат, и очень счастливо, поэтому не тратит впустую своего времени на молоденьких девиц, только покинувших классную комнату. Леди Ридланд была взволнована и гордилась мной. А мне хотелось плакать.

Теперь я дома, и изобретаю такую болезнь, которая позволила бы мне не выходить в течение нескольких дней. Неделю, если получится.

Вы знаете, что меня больше всего тревожит? Леди Пимблтон не считают красивой. О, она весьма приятна на вид, но далеко не алмаз чистой воды. Ее волосы простого коричневого цвета и глаза тоже.

Точно такие же, как у меня.

Глава 9

Миранда провела следующую неделю, симулируя чтение греческих трагедий. Она совершенно не могла сконцентрироваться на читаемом, и фактически раз за разом перечитывала одну и ту же страницу, не понимая значения слов. А найти то, что ее могло бы в действительности заинтересовать, не представлялось возможным.

Комедии вызывали у нее слезы, а истории о любви... Боже сохрани, это бы ее сейчас просто убило.

Оливия, всегда неравнодушная к судьбам других людей, неустанно искала причину угрюмого настроения Миранды. На самом деле, она переставала задавать вопросы, только когда пыталась поднять ей настроение. Вот и сейчас, Оливия как раз рассказывала о какой-то графине, которая выгнала мужа из дома за то, что он воспротивился покупке четырех пуделей, когда в дверь постучала леди Ридланд.

— О, хорошо, что вы обе здесь, — сказала она, заходя в комнату. — Оливия, как ты сидишь? Это просто верх невоспитанности!

Оливия покорно сменила позу и спросила:

— Что, мама?

— Я хотела сообщить вам, что мы получили приглашение в дом леди Честер, которая возвращается в страну на следующей неделе.

— Кто такая леди Честер? — спросила Миранда, загнув уголок страницы и опустив книгу на колени.

— Наша кузина, — ответила Оливия. — В третьем или четвертом поколении, не помню точно.

— Секундочку, — перебила леди Ридланд. — Я еще хотела добавить, что приняла приглашение от нашего имени. Было бы грубо не сделать этого, поскольку она — наша близкая родственница.

— Тернер поедет? — спросила Оливия.

Миранде хотелось тысячу раз поблагодарить подругу за этот вопрос, но она не отважилась.

— Это в его интересах. В последнее время он что-то слишком отдалился от семьи, — сказала леди Ридланд с нетипичными для нее стальными нотками в голосе. — Если его там не будет, ему придется иметь дело со мной.

— Небеса! — воскликнула Оливия. — Какая ужасающая мысль!

— Я не понимаю, что случилось с мальчиком, — покачала леди Ридланд головой. — Складывается такое впечатление, что он избегает нас.

Нет, с грустной улыбкой подумала Миранда, только меня.

* * * * *

Тернер нетерпеливо покачивал ногой, ожидая свою семью. Примерно в пятнадцатый раз за это утро, он пожалел о том, что не походил на большинство мужчин света, которые или просто игнорировали своих матерей или не воспринимали их всерьез. Но, так или иначе, его матери удалось уговорить его присутствовать на устраиваемом кузиной недельном приеме для гостей, на котором, конечно, будет и Миранда.

Он идиот. И день ото дня, этот факт становился все более очевидным.

Идиот, который очевидно отмечен злым роком, потому что, как только его мать зашла в гостиную, она объявила:

— Ты должен ехать вместе с Мирандой.

Очевидно, у богов было своеобразное чувство юмора.

Он откашлялся.

— Мама, ты думаешь, — это мудро?

Она одарила его нетерпеливым взглядом.

— Ты же не собираешься обольстить девочку, не так ли?

Черт возьми.

— Конечно, нет. Но нужно думать о ее репутации. Что скажут люди, когда мы приедем в одной карете? Все будут знать, что мы провели несколько часов наедине.

— Все воспринимают вас как брата и сестру. И мы встретимся с вами за милю до «Честер—Парка» и пересядем так, чтобы вы могли приехать со своим отцом. Так что проблем не будет. Кроме того, твой отец и я должны переброситься парой слов с Оливией один на один.

— Что она натворила?

— Похоже, она назвала Джорджину Элстер глупой уткой.

— Глупой уткой?

— В лицо, Тернер! Она сказала это ей в лицо.

— Не слишком умно с ее стороны, но, по-моему, эта тема не требует двухчасового обсуждения.

— Это не все.

Тернер вздохнул. Его мать было уже не разубедить. Два часа наедине с Мирандой. Что он такого сделал, чтобы заслужить эту пытку?

— Она назвала сэра Роберта Кента горностаем—переростком!

— В лицо, полагаю.

Леди Ридланд кивнула.

— Что такое горностай?

— Я не имею ни малейшего понятия, но предполагаю, что это не комплимент.

— Горностай — ласка, я думаю, — сказала Миранда, заходя в гостиную в сливово—синем дорожном платье. При этом она мило улыбалась им обоим.

— Доброе утро, Миранда, — сказала леди Ридланд оживленно. — Ты поедешь с Тернером.

— Я? — Миранда чуть не задохнулась рвущимися из нее словами и постаралась скрыть свое замешательство, неуверенно кашлянув. Тернера это явно забавляло.

— Да. Лорд Ридланд и я должны поговорить с Оливией. Она позволила себе говорить в обществе совершенно недопустимые вещи.

Со стороны лестницы раздался приглушенный стон. И три головы одновременно повернулись, наблюдая, как Оливия спускается вниз.

— Это действительно необходимо, мама? Я не желала никому вреда. Я никогда не назвала бы леди Финчкомб несчастной старой ведьмой, если бы знала, что она услышит меня.

Кровь отлила от лица леди Ридланд.

— Ты назвала леди Финчкомб старой ведьмой?

— Ты не знала об этом? — промямлила Оливия.

— Тернер, Миранда, я полагаю, что вам пора отправляться. Через несколько часов мы встретимся с вами.

* * * * *

Они молча подошли к ожидавшей их карете, и Тернер подал Миранде руку, чтобы помочь ей подняться по лесенке. Ее холодные пальцы послали электрический разряд по его руке, но она сама, похоже, этого даже на заметила, так невинно и сдержанно прозвучали ее слова.

— Я надеюсь, что мое присутствие не слишком обременит Вас, мой лорд?

Ответ Тернера был смесью ворчания и вздохов.

— Ты должен знать, что я не подстраивала этого.

Он сел напротив нее.

— Я знаю.

— Я понятия не имела, что нам придется ехать вместе. — Миранда посмотрела на Тернера. — А ты знал?

— Знал. Мать сказала мне, она была весьма решительно настроена, поговорить с Оливией наедине.

— О, тогда понятно, почему ты веришь мне.

Он вздохнул, и выглянул из окна, когда карета покачнулась.

— Миранда, я не считаю тебя лгуньей.

— Нет, конечно, — сказала она быстро. — Но ты выглядел очень недовольным, когда помогал мне сесть в карету.

— Я недоволен судьбой, Миранда, а не тобой.

— Как я рада, — сказала она холодно. — А теперь, если ты меня извинишь, я хочу почитать. — Она постаралась развернуться так, чтобы не сидеть с ним лицом к лицу и открыла книгу.

Тернер молчал не более тридцати секунд.

— Что ты читаешь?

Миранда замерла, затем медленно повернулась, как-будто выполняя какую-то неприятную обязанность. И показала ему книгу.

— Эсхил. Как угнетающе.

— Зато соответствует моему настроению.

— О, да ты никак огрызаешься?

— Я не нуждаюсь в твоем снисхождении, Тернер. А при нынешних обстоятельствах, это вообще не уместно.

Он вздернул брови.

— И что же это означает?

— Это означает, что после всего того, что произошло между нами, твое снисходительное отношение ко мне, более не оправдано.

— Бог мой, какое длинное предложение.

Миранда пронзила его взглядом. И на сей раз, когда она подняла книгу, то полностью скрыла ею свое лицо.

Тернер ухмыляясь, откинулся на сиденье, удивленный тем, насколько он наслаждался беседой. Тихони были всегда самыми интересными. Миранда может и не привлекала всеобщего внимания, но в беседе она отличалась стилем и остроумием. Дразнить ее было большой забавой. И он нисколько не чувствовал себя виноватым, поступая подобным образом. Он был уверен, что за внешним раздражением, она, на самом деле, наслаждалась их словесной перепалкой так же, как и он.

Возможно, эта поездка будет не такой уж невыносимой. Он только должен стараться поддерживать их разговор в шутливом ключе и поменьше смотреть на ее рот.

Он ему очень нравился.

Но ему не стоило задумываться над этим. Он собирался возобновить их беседу и наслаждаться общением с ней, как это было до того, как случилось то недоразумение в библиотеке. Он жалел об их утраченной дружбе и был намерен потратить последующие два часа на ее восстановление.

— Что ты читаешь? — спросил он.

Она ответила раздраженно.

— Эсхила. И ты уже спрашивал об этом!

— Что именно у Эсхила? — попробовал выйти из положения, Тернер.

К его большому удивлению она посмотрела в книгу, прежде чем ответила.

— “Орестея.”

Он вздрогнул.

— Тебе не нравится это произведение?

— Все эти разъяренные женщины? Нет. Я предпочитаю истории о приключениях.

— А мне нравятся разъяренные женщины.

— Ты чувствуешь в них родственные души, не так ли? О, дорогая, не надо крошить свои зубы. Поверь, посещение дантиста не доставляет удовольствия.

Выражение ее лица было таким комичным, что он еле сдерживал смех.

— О, не будь столь чувствительной, Миранда.

Все еще сверля его взглядом, она пробормотала:

— Извините меня, мой лорд, — и затем как-то умудрилась изобразить подобострастный реверанс в узком пространстве кареты.

Улыбка Тернера переросла в безудержный смех.

— Ох, Миранда, — сказал он, вытирая глаза. — Ты — бриллиант чистой воды!

Когда он, наконец, успокоился, то заметил, что она уставилась на него, как на сумасшедшего. Он подумал было согнуть пальцы на подобие когтей и рыкнуть, чтобы рассмешить ее, но не был уверен, что это не укрепит ее в мысли о его сумасшествии. Поэтому он только смотрел и улыбался.

Она покачала головой.

— Я не понимаю тебя.

Он промолчал, не желая, чтобы беседа перешла в серьезное русло. Миранда снова вернулась к своей книге, а он занялся подсчетом секунд до того, как она перевернет страницу. Когда счет перевалил за минуту, Тернер криво ухмыльнулся.

— Трудно читается?

Миранда медленно опустила книгу и направила на него убийственный взгляд.

— Прошу прощения?

— Много сложных слов?

Она молча уставилась на него.

— Ты за все это время ни разу не перевернула страницу.

Она издала какой-то возглас и с большим значением перевернула страницу.

— Книга на английском или греческом?

— Извини?

— Если книга на греческом — это могло бы объяснить твою скорость.

Миранда улыбнулась.

— Или ее отсутствие, — пожал он плечами.

— Я читаю на греческом, — отрезала она.

— Да, и это очень примечательно.

Она посмотрела вниз на свои руки. Они стискивали книгу так сильно, что суставы побледнели.

— Спасибо, — выдавила Миранда.

Но он еще не закончил.

— Необычно для женщины, тебе так не кажется?

На сей раз, она решила проигнорировать его.

— Оливия не может читать на греческом, — сказал он значимо.

— У Оливии нет отца, который считал бы знание греческого обязательным, — сказала она, не задумываясь. Миранда попыталась сконцентрироваться на словах сверху новой страницы, но они не имели никакого смысла, поскольку начало предложения было на предыдущей.

Она направила палец в книгу, продолжая симулировать чтение, раздумывая над тем, как вернуться к предыдущей странице так, чтобы он этого не заметил. В прочем, какое это имело значение? Она сильно сомневалась, что ей удастся сконцентрироваться на чтении, когда он так пристально рассматривает ее из-под полуопущенных век. Его взгляд заставил ее кровь быстрее бежать по венам, и она почувствовала легкую дрожь возбуждения, что ее очень удивило, ведь он так раздражал ее своим поведением.

Она была уверенна, что у него не было намерения соблазнить ее, но чувствовала себя именно так.

— Очень специфический талант.

Миранда поджала губы и посмотрела на него.

— Да?

— Читать, не перемещая глаз.

Она досчитала до трех перед тем, как ответить.

— А еще некоторые из нас, не бормочут слова, которые читают, Тернер.

— Тушé, Миранда. Я знал, что в тебе еще есть огонь.

Ее ногти впились в обивку сиденья. «Один, два, три». Нужно продолжать считать. «Четыре, пять, шесть». Но по этой методике ей придется считать до пятидесяти, пока она успокоится.

Тернер видел, что она слегка двигает головой в непонятном ему ритме.

— Что ты делаешь?

«Восемнадцать, девятнадцать».

— Что?

— Что ты делаешь?

«Двадцать».

— Ты начинаешь меня раздражать, Тернер.

— Я всегда такой. — Он усмехался. — Я думал, что ты ценишь постоянство в людях. Теперь скажи, что ты делала? Твоя голова так любопытно покачивалась.

— Если тебе так хочется знать, — процедила она, — я считала в уме, в попытке сдержать себя.

Он разглядывал ее в течении нескольких секунд.

— Страшно подумать, что ты могла мне сказать, если бы перестала считать.

— Я теряю терпение.

— Нет! — протянул он, с ложным недоверием.

Она подняла книгу, пытаясь отгородится от него.

— Оставь в покое эту отвратительную книгу, Миранда. Мы оба знаем, что ты ее не читаешь.

— Оставь меня в покое! — наконец взорвалась она.

— До какого числа ты дошла?

— Что?

— Число? Ты сказали, что считала, дабы не оскорбить мою чувствительность.

— Я не знаю. До двадцати или тридцати. Не знаю. Я перестала считать примерно четыре оскорбления назад.

— Всего до тридцати? Ты лгала мне, Миранда. Думаю, что ты вообще не теряла своего терпения.

— Да… я, какое это имеет значение... — бормотала она.

— Я так не думаю.

— Aaaaргх! — Она кинула в него книгу, со стуком ударившую его по голове.

— Ай!

— Не будь ребенком.

— Не будь тираном.

— Прекрати понукать мной!

— Я не понукал тебя.

— О, Тернер, я тебя умоляю...

— Хорошо, — признал он раздраженно, потирая ушибленное место. — Я провоцировал тебя. Но я не сделал бы этого, если бы ты не игнорировала меня.

— Извини меня, но я думала, что ты хочешь, чтобы я игнорировала тебя.

— Откуда, черт побери, у тебя такая мысль?

Рот Миранды открылся от удивления.

— Ты ненормальный? Ты избегали меня как чумы в течение, по крайней мере, двух недель. Ты даже избегал встреч со своей матерью лишь затем, чтобы не видеть меня.

— Это неправда.

— Скажи это своей матери.

Он вздрогнул.

— Миранда, я хочу, чтобы мы были друзьями.

Девушка покачала головой. Существуют ли более жестокие слова?

— Это невозможно.

— Почему?

— Потому что так не бывает, — сказала Миранда, всеми силами пытаясь сдержать дрожь в голосе. — Ты не можешь целовать меня, а затем говорить, что желаешь быть моим другом. Ты не можешь оскорбить меня сильнее, чем сделал это у Уортингтонов, а затем утверждать, что я тебе нравлюсь.

— Мы должны забыть то, что случилось, — сказал Тернер мягко. — Мы должны оставить все в прошлом, если не ради нашей дружбы, то хотя бы ради моей семьи.

— Ты можешь сделать это? — потребовала Миранда. — Ты действительно можешь забыть? Я не могу.

— Конечно, ты сможешь, — сказал он, с преувеличенной легкостью.

— Мне не хватает твоей изощренности, Тернер, — покачала головой Миранда и добавила горько, — или, возможно, я не так мелочна, как ты.

— Я не мелочен, Миранда, — выпалил он. — Я благоразумен. Видит Бог, хоть один из нас должен сохранять благоразумие.

Ей было жаль, что она не могла сказать ничего такого, что заставило бы его замолчать. Ей было жаль, что у нее не было аргументов, повергнувших бы его на колени и заставивших дрожать в грязной куче патетической гнили. Вместо этого Миранде приходилось бороться с собой и закипающими на глазах злыми слезами. И она даже не была уверена, что ей удастся скрыть их, поэтому она отвернулась к окну и начала считать проплывающие мимо дома. Ей хотелось оказаться где-нибудь в другом месте.

Не важно где.

И это было хуже всего, потому что за всю свою жизнь, даже имея более симпатичную, богатую и общительную лучшую подругу, Миранда никогда не хотела быть кем-то другим.

* * * * *

Тернер не раз совершал в своей жизни поступки, которыми не был горд. Он пил так, что его рвало на бесценные ковры. Он играл в азартные игры, ставя на кон деньги, которых не имел. А однажды, пьяный, он бездумно выделывал такие выкрутасы на своей лошади, что она несколько недель хромала.

Но никогда он не чувствовал себя таким подлецом, как сейчас, глядя на профиль Миранды, решительно повернутый к окну.

Так бесконечно далека от него.

Он долго молчал. Они выехали из Лондона, проехали предместья, в которых дома были на большем отдалении друг от друга, и наконец, карета покатила по открытому пространству.

Миранда ни разу не посмотрела на него. Тернер знал это, потому что наблюдал за ней.

Не в силах больше вынести и четверть часа этой гнетущей тишины, и неизвестности того, почему она так упорно хранит молчание, Тернер заговорил.

— Я не хотел оскорбить тебя, Миранда, — сказал он спокойно. — Но я знаю, что это было бы большой ошибкой. Соблазнить тебя - было бы огромной ошибкой.

Она не повернулась, но он услышал ее слова.

— Почему?

Тернер уставился на нее в недоумении.

— О чем ты говоришь, Миранда? А как же твоя чертова репутация? Если станет известно, хоть слово о нас — ты будешь погублена.

— Или тебе придется жениться на мне, — сказала она низким, дразнящим голосом.

— У меня нет ни малейшего желания жениться. И ты об этом знаешь. — Тернер прикрыл глаза, прося у Бога прощение за эту ложь. — Я не хочу жениться ни на ком, — объяснил он. — Ты же знаешь.

— Знаю, что? — ответила девушка, обернувшись, и ее глаза полыхнули яростью, — То, что... — Она резко замолчала, сжала губы и скрестила на груди руки.

— Что? — потребовал он.

Миранда отвернулась к окну.

— Ты все равно не поймешь. — И добавила. — Да ты и слушать не захочешь.

Ее высокомерные слова впивались иглами в его кожу.

—О, пожалуйста, злость тебе не к лицу.

Она резко повернулась.

— И что прикажешь делать? Как ты думаешь, что я чувствую?

Его губы дернулись.

— Благодарность?

— Благодарность?

Он откинулся назад. Его поза была вызывающей.

— Я мог обесчестить тебя, как ты знаешь. Легко. Но я этого не сделал.

Она выдохнула, отпрянув, и сказала безжизненным голосом.

— Вы омерзителен, Тернер.

— Я всего лишь говорю правду. Ты догадываешься, почему я не пошел дальше? Почему не сорвал с тебя ночную рубашку и не взял тебя там же, на диване?

Ее глаза расширились, дыхание стало прерывистым. Он обзывал себя неуклюжим, тупым и мерзким, но не мог остановиться, не мог перестать глупо надеяться, что она, черт побери, наконец-то поймет. Она должна понять, кем он действительно был, на что он был способен, и на что нет.

Он поступил так из благородных побуждений, а она не была даже благодарна?

— Я объясню тебе,— прошипел он. — Я не пошел до конца из уважения к тебе. И я скажу еще кое-что... - Он замолчал и чертыхнулся, увидев, что она смотрит на него с вызовом, провокационно, говоря всем своим видом: «Ты сам не веришь в то, о чем говоришь».

Это и было проблемой. Он прекрасно осознавал, что хочет сказать, как сильно он ее желает. И что, если бы, в тот день, они не были в доме его родителей, возможно, он не смог бы остановиться.

Но она не должна узнать этого. Он не хотел, чтобы у нее появилась такая власть над ним.

— Поверь мне, — пробормотал он больше себе, чем ей. — Я не хотел разрушить твое будущее.

— Оставь мое будущее мне, — ответила она сердито. — Я знаю, что делаю.

Он презрительно фыркнул.

— Тебе двадцать лет. И ты думаешь, что все знаешь?

Она впилась в него взглядом.

— Когда мне было двадцать, я тоже думал, что знаю все. — Тернер пожал плечами.

Ее глаза погрустнели.

Тернер попытался не обращать внимания на скручивающийся в его животе комок вины. Ведь у него нет причин чувствовать себя виноватым, да и вообще, все это было смехотворно. Не будет же он осуждать себя за то, что не лишил ее невинности. Все, что он придумал сказать, было:

— Когда-нибудь, ты будешь благодарить меня за это.

Она посмотрела на него с удивлением.

— Ты говоришь, как ваша мать.

— А ты становишься дерзкой.

— И ты обвиняешь меня в этом? Ты, который обращается со мной, как с ребенком, хотя прекрасно знаешь, что я — женщина.

Сгусток вины обретал щупальца.

— Я способна принимать свои собственные решения, — сказала она вызывающе.

— Похоже, что нет. — Он наклонился вперед, и опасная вспышка сверкнула в его глазах. — Или ты, действительно, позволила бы мне на прошлой неделе стащить сорочку и целовать свои груди?

Она густо покраснела от стыда, и, дрожа, спросила,

— Не хочешь же ты сказать, что это — исключительно моя ошибка?

Он закрыл глаза и зарылся пальцами обеих рук в волосы, понимая, какую глупость он только что сказал.

— Конечно, это не твоя ошибка, Миранда. Пожалуйста, забудь, что я сказал.

— Точно так же, как ты хочешь забыть, что целовал меня? — Ее голос был лишен каких-либо эмоций.

— Да. — Он посмотрел в ее глаза и увидел пустоту, которой там прежде не было, он никогда не видел подобного выражения на ее лице. — О, Боже, Миранда, не делай этого.

— Не делай этого, сделай то, — взорвалась Миранда. — Забудь то, помни об этом. Реши уже, Тернер, чего же ты все—таки хочешь! Но, судя по всему, ты и сам этого не знаешь.

— Я на девять лет старше тебя. — сказал он резко. — Не говори со мной снисходительно!

— Мне очень жаль, Ваше Высочество!

— Не надо так, Миранда.

И вдруг Миранда, только что печальная и замкнутая, внезапно взорвалась.

— Прекрати указывать мне, что делать! Разве я заставляла тебя целовать меня? Да, я хочу тебя. Будешь утверждать, что не желаешь меня? Ты хочешь меня и знаешь об этом. Я не настолько наивна, чтобы не понимать этого, и тебе не удастся меня разубедить!

Тернер не мог перестать смотреть на нее и прошипел:

— Ты не понимаешь о чем говоришь.

— Нет, я знаю! — Ее глаза вспыхнули, а руки сжались в кулаки.

У Тернера вдруг появилось предчувствие, что это именно тот момент, которого он опасался. Все зависело от того, что сейчас произойдет. Он чувствовал, что чтобы они сейчас не сказали друг другу — добром это не кончится.

— Я прекрасно знаю, что говорю, — повторила Миранда. — Я хочу тебя.

Его тело напряглось, а сердце загрохотало в груди. Но он должен был положить этому конец.

— Миранда, ты только думаешь, что хочешь меня, — сказал он быстро. — Ты просто никогда не целовалась с кем-нибудь еще...

— Не надо говорить за меня. — Она окинула его горящим от желания взглядом. — Я знаю, что я хочу. Тебя.

Его голос выходил из-под контроля, а ему следовало быть спокойным для того, что он собирался сказать. — Нет, ты ошибаешься. Это — простое увлечение.

— Будь ты проклят! — бушевала Миранда. — Ты что, ослеп? А может ты слепоглухонемой? Это не увлечение, ты, идиот! Я люблю тебя!

О, мой Бог.

— Я всегда любила тебя! С того момента, как я впервые тебя увидела, девять лет назад. Я любила тебя все эти годы, каждую минуту.

— О, мой Бог.

— И не говори мне, что это — детское увлечение, потому что это не так. Возможно, когда-то так оно и было, но не теперь.

Он ничего не говорил. Только сидел и смотрел на нее, как ненормальный.

— Я знаю свое собственное сердце, Тернер, и я люблю тебя. Мне нечего больше добавить, но если у тебя есть хоть капелька благопристойности, то скажи же что-нибудь — я не вынесу этой тишины! Ради Бога, мигни хотя бы!

Он не мог сделать даже этого.

Глава 10

Два дня спустя, Тернер был все еще ошеломлен. Миранда не пыталась поговорить с ним, даже не приближалась к нему, но время от времени, она могла ловить его взгляд с необъяснимым выражением на лице. Она знала, что выбивала его из колеи, поскольку у него не было присутствия духа, чтобы отвести глаза, когда их взгляды встречались. Он только смотрел на нее на несколько мгновении, а потом, моргнув, отворачивался.

Миранда продолжала надеяться, что однажды он ей кивнет.

Однако же, большую часть уикенда они сумели не оказываться в одном и том же месте в одно и то же время. Если Тернер катался на лошади, то Миранда ходила исследовать оранжерею. Если Миранда гуляла по саду, то Тернер играл в карты.

Очень цивилизованно. Очень по-взрослому.

И не раз Миранда думала, что это разрывает ей сердце.

Даже за едой они не видели друг друга. Леди Честер гордилась своими способностями составлять пары, и так как было непостижимо, что Миранду и Тернера могли окутывать романтические отношения, она никогда не сажала их вместе. Тернера всегда окружала стая симпатичных леди, а Миранду чаще всего отсылали составлять компанию седеющим вдовцам. В отличие от нее, Оливию всегда сажали с тремя чрезвычайно красивыми и богатыми джентльменами. Одного справа, другого слева, а третьего напротив.

Миранда весьма успешно изучила домашние средства от подагры.

Однако, леди Честер, оставила составление пар на один из вечеров на самотек - это был ее ежегодный поиск сокровищ.

Гости должны были искать парами. И так как цель гостей состояло в том, чтобы жениться или вступить в связь (что зависело от семейного положения), каждая команда состояла из одного мужчины и одной женщины. Леди Честер выписала имена гостей на листках бумаги и поместила всех дам в один мешочек, а мужчин в другой.

И теперь она опустила руку в один мешок. Миранда почувствовала тошноту в животе.

—Сэр Энтони Уэлдав и …— Леди Честер засунула руку в другой мешок. — Леди Ридланд.

Миранда выдохнула, не понимая до этого, что задержала дыхание. Миранда сделала бы все, чтобы разделить пару с Тернером, и все, чтобы избежать этого.

—Бедная мама. — Прошептала Оливия ей в ухо.— Сэр Энтони Уэлдав очень слабый, маме нужно будет сделать всю работу.

Миранда приложила палец к губам.

—Я ничего не слышу.

—Мистер Уильям Фитцью и … мисс Шарлота Глэддиш.

—С кем бы ты хотела быть в паре? — Спросила Оливия.

Миранда пожала плечами. Если ей не предназначено быть с Тренером, то это не имеет значения.

—Лорд Тернер и…

Сердце Миранды перестало биться.

—Леди Оливия Бивилсток. Разве это не прелестно. Мы делаем это пять лет и эта наша первая команда из брата и сестры.

Миранда начала дышать снова, не уверенная разочарована она или же успокоена.

Однако у Оливии не было сомнения по поводу своих чувств.

—Queldisaster, — пробормотала она на ломаном французском. — Столько джентльменов, а меня прилепили к моему брату. Когда еще мне позволят одной бродить с джентльменом. Это пустая трата времени, говорю тебе, пустая трата.

—Могло бы быть хуже, — сказала Миранда прагматично. — Не все мужчины являются джентльменами. По крайней мере, ты будешь знать, что Тернер не попытается тебя изнасиловать.

—Это слабое утешение, уверяю тебя.

—Ливви…

—Тихо, они только что назвали лорда Уэстхолма.

—Для леди…— пропела Леди Честер. — Мисс Миранда Чивер.

Оливия слегка подтолкнула ее.

—Ты счастливица.

Миранда только пожала плечами.

— Только не веди себя как какой-нибудь камень. Разве он не божественен. Я дала бы свою левую руку, чтобы поменяться с тобой местами. Скажи, почему мы не можем поменяться? Нет никаких правил против этого. В конце концов, тебе нравится Тернер.

Ну, это слишком, подумала уныло Миранда.

—Ну? Так сделаем это? Если только ты также не положила глаз на лорда Уэстхолма.

—Конечно, нет, — ответила Миранда, стараясь не казаться встревоженной.

—Тогда давай сделаем это, — сказала Оливия взволнованно.

Миранда не знала ухватиться ли ей за этот шанс или убежать к себе в комнату и спрятаться в шкафу. Но в любом случае у нее не было оправдания, чтобы отказать просьбе Оливии. Конечно же, Ливви захочет узнать, почему она не желает оставаться наедине с Тернером. И что она ей сказала бы? Я сказала твоему брату, что люблю его, и боюсь, что он меня ненавидит. Я не могу остаться наедине с твоим братом потому, что боюсь, что он меня изнасилует. Или же я не могу оставаться с твоим братом наедине потому, что боюсь, что изнасилую его.

От этой мысли ей захотелось рассмеяться.

Или разрыдаться.

Оливия смотрела на нее с надеждой, в этом она преуспела еще когда ей было три года, и, на самом деле, уже не имело значение, что она скажет или сделает, это все равно закончится тем, что она станет партнером Тернера.

Это не означало, что Оливия была испорченной, хотя возможно, слегка была. Просто все ее попытки избежать обсуждения встречались допросом таким тщательным и упорным, что она могла окончить раскрытием всех секретов.

В который раз она захотела убежать из страны. Или же найти кровать, чтобы заползти под нее. На неделю.

Но она вздохнула. И кивнула. Она подумала о светлой стороне и серебряной облицовке, и пришла к заключению, что ничего не предвидится.

Оливия схватила ее руку и сжала.

—Я надеюсь, что Тернер не будет возражать, — сказала Миранда осторожно.

—О, нет, он не будет возражать. Скорее всего, он опустится на колени, и будет благодарить счастливые звезды, что ему не придется провести весь день со мной. Он считает меня ребенком.

—Не станет.

—Станет. Он мне часто говорит, что я должна походить на тебя.

Миранда удивилась.

—Действительно?

—Хмм.— Но внимание Оливии было обращено к леди Честер, которая завершала задачу составление пар из леди и джентльменов. Когда она закончила, мужчины поднялись в поисках своих партнеров.

—Миранда и я хотим поменяться местами, — воскликнула она, когда Тернер подошел к ней. — Ты же не возражаешь?

—Конечно, нет, — сказал он, но Миранда не стала бы заключать пари даже на грош, что он говорил правду. В конце концов, что он еще мог сказать?

Лорд Уэстхолм вскоре подошел, и хотя он был достаточно воспитан, чтобы скрыть это, но он казался, был в восторге от замены.

Тернер ничего не сказал.

Оливия кинула на Миранду нахмуренный озадаченный взгляд, который она проигнорировала.

—Вот ваш первый ключ, — призвала леди Честер всех. - Не могли бы джентльмены выступить вперед, чтобы забрать свои конверты?

Тернер и лорд Уэстхолм прошли в центр комнаты и вернулись с белыми конвертами в руках.

—Давайте откроем его снаружи. — Сказала Оливия лорду Уэстхолму, одаривая Тернера и Миранду озорной улыбкой. — Не хочу, чтобы нас кто-нибудь подслушивал, пока мы обсуждаем нашу стратегию.

У других, по-видимому, были те же мысли, поскольку минуту спустя Тернер и Миранда остались одни.

Он глубоко вздохнул и поставил руки на бедра.

—Я не хотела меняться, — сказала Миранда быстро. — Это Оливия хотела.

Он недоверчиво поднял брови.

—Я не хотела, — запротестовала Миранда. — Ливви интересуется лордом Уэстхолмом и она думает, что ты считаешь ее ребенком.

—Она и есть ребенок.

Хотя Миранда не была склонна не соглашаться в тот момент, но, тем не менее, она сказала.

—Хотя, возможно, она едва понимала, что делала, когда соединяла нас вместе.

—Ты могла отказаться от замены, — сказал он убежденно.

—О! И на каком основании? — Потребовала Миранда раздраженно. Он не должен был так расстраиваться из-за их пары. — И как ты предлагаешь мне ей объяснить, что мы не должны проводить целый день вместе?

Тернер не ответилпотому, что, как предполагала Миранда, у него не было никакого ответа.

Он просто развернулся на пятках и вышел прочь из комнаты.

Миранда на мгновение уставилась на него, и затем, когда стало очевидно, что он не собирался ждать ее, она немного выпустила пар и последовала за ним.

—Тернер, вы не собираешься идти медленнее?

Он резко остановился, его подчеркнутое замедление показывали его раздражение к ней. Когда она достигла Тернера, у него было скучающее раздраженное выражение лица.

— Мы могли бы, по крайней мере, быть цивилизованными друг к другу.

—Я не злюсь на тебя, Миранда.

—Да, но ты это хорошо имитируешь.

—Я расстроен, — сказал он для того, она была уверена в этом, чтобы возмутить ее. Затем он пробормотал. — По многим причинам, которые ты даже не можешь себе представить.

Миранда могла и вообразила, отчего покраснела.

— Так ты собираешься открыть конверт? — проворчала она.

Он вручил ей конверт, и она раскрыла его.

—Найдите ваш следующий ключ под миниатюрным солнцем, — прочитала она.

Она посмотрела не него. Он даже не смотрел. Не то, чтобы он старался на нее не смотреть. Он просто смотрел в никуда. И выглядел так, как будто находился где-то в другом месте.

—Оранжерея, — объявила она так, как будто ее не волновало, собирался он учавствовать или нет. — Я всегда думала, что апельсины похожи на маленькие кусочки солнца.

Он резко кивнул и жестом руки указал, чтобы она вела. Но было что-то невежливое и снисходительное в его движениях, и ей захотелось заскрежетать зубами и зарычать, когда она выступила вперед.

Без слов, она прошла от дома к оранжерее. Он, действительно, не мог дождаться, пока получит это чертово сокровище. Она была связана с ним обязательством.

Она была умна, значит, будет не слишком трудно расшифровать ключи. Они смогут вернуться в свои комнаты через час.

Достаточно уверенно они наши кучу конвертов под апельсиновым деревом. Без слов он достал один из них и передал ей. Так же тихо она открыла конверт. Она прочитала ключ и вручила ему.

Католики помогут вам найти синий цвет.

Он был раздражен ее молчаливым размышлением, но не показал этого. Он просто сложил листок бумаги и посмотрел на нее с явным скучающим выражением лица.

— Это под аркой. Католики были первыми, кто использовал их в архитектуре. В саду есть несколько.

И без сомнения, десять минут спустя они снова нашли другой конверт.

—Ты не знаете, сколько еще ключей мы должны найти, прежде чем закончить? — спросил он.

Это было его первое изречение с тех пор, как они начали, и оно касалось его желания избавиться от нее. Миранда заскрежетала зубами от оскорбления, встряхнула головой и открыла конверт. Она должна оставаться уравновешенной. Если она даст пробить еще одну щель в своем оборонительном фасаде, она распадется на кусочки. Обуздав свой характер и сохраняя невозмутимость, она развернула лист бумаги и прочитала:

—Тебе нужно охотиться, чтобы найти следующий ключ.

—Мне, что-то связанное с охотой. — сказал Тернер.

Миранда подняла брови.

—Ты все же решил поучаствовать?

—Не будь мелочной, Миранда.

Она раздраженно выдохнула и решила игнорировать его.

- Есть маленький охотничий домик на востоке. Потребуется пятнадцать минут, чтобы дойти до него.

—И как же ты обнаружила этот домик?

—Я немного прогулялась.

—Думаю, когда я был в доме.

Миранда не видела смысла отрицать.

Тернер искоса посмотрел на горизонт.

—Ты думаешь, что леди Честер могла послать нас так далеко от дома.

—До сих пор я оказывалась права, — парировала Миранда.

—В таком случае, — сказал он, скучающе пожав плечами, — веди.

Они шли уже десять минут, когда Тернер с сомнением посмотрел на темнеющее небо.

— Похоже, скоро будет дождь, — заявил он лаконично.

Миранда посмотрела вверх. Он был прав.

—И что ты собираешься делать?

—Прямо в эту минуту?

—Нет, на следующей неделе? Конечно, в эту минуту, болван.

—Болван? — улыбнулся он, его белые зубы почти ослепили ее. — Ты меня ранишь.

Глаза Миранды сузились.

—Почему ты так внезапно стал так мил со мной?

—А я стал? — прошептал он проникновенно, и она была сражена наповал. — О, Миранда, — продолжил он с покровительственным вздохом, — возможно, мне нравится быть милым с тобой.

—Возможно, нет.

—Возможно, — оборвал он. — Возможно, иногда ты делаешь это очень трудным.

—Возможно, — сказала она с тем же высокомерием. — Собирается дождь и мы должны двигаться.

Удар грома заглушил ее последние слова.

—Возможны, ты права, — сказал он, скривившись, глядя на небо. — Мы ближе к домику или дому?

—К домику.

—Тогда давай поспешим. У меня нет никакого желания попасть под разряд молнии посреди леса.

Миранда не могла с этим не согласиться, несмотря на ее беспокойство о приличиях. Таким образом, она зашагала быстрее в сторону охотничьего домика. Но едва они прошли десять ярдов, как упали первые капли дождя. Следующие десять ярдов они пробежали под проливным дождем.

Тернер схватил ее за руку и побежал, потянув ее по дорожке. Она спотыкалась позади него, раздумывая, есть ли смысл бежать, поскольку они были уже мокрые насквозь.

Несколько минут спустя, они оказались перед двухкомнатным охотничьим домиком. Тернер схватил ручку двери и повернул ее, но дверь не открылась.

—Черт побери! — проворчал он

—Она заперта? — спросила она, стуча зубами.

Он кратко кивнул.

—Что мы будем делать?

Он ответил ей ударом плеча об дверь.

Миранда закусила губу. Это должно быть больно. Она попробовала открыть окно. Заперто.

Тернер снова толкнул дверь.

Миранда проскользнула к другой стороне дома и попробовала открыть другое окно. С небольшим усилием она приоткрыла окно. В тот же момент она услышала, как Тернер кувырком ввалился через дверной проем. Она кратко рассмотрела возможность забраться через окно, но потом решила сделать великодушный жест и закрыла окно. Он причинил себе ущерб, чтобы взломать дверь. Меньшее, что она могла сделать, это позволить ему поверить, что он — рыцарь в сияющих доспехах.

—Миранда!

Она подошла, обходя вокруг фасада.

—Я прямо здесь.

—Что ты, черт побери, там делала?

—А добрее ты быть не можешь? — проворчала она, уже жалея, что не пролезла через окно.

—А?

—Просто осматривалась, — сказала она. — Ты поломал дверь.

—Не совсем. Всего лишь один ржавый болт сломан.

Она вздрогнула.

—Ты не поранил плечо?

—Все в порядке. — Он снял с себя промокшее пальто и повесил на крючок в стене. — Сними с себя… — Он потянулся к ее светлой мантильи. — Как это называется?

Миранда обхватила себя руками и встряхнула головой.

Он одарил ее нетерпеливым взглядом.

—Немного поздно для сентиментальной скромности.

—Кто-нибудь может войти в любой момент.

—Сомневаюсь, — сказал он. — Мне кажется, они в безопасности и в тепле под заботой лорда Честера изучают головы-трофеи, которые он повесил на стене.

Миранда пыталась игнорировать улыбку, которая зародилась у нее в душе. Она и забыла каким энергичным охотником был лорд Честер. Она быстро осмотрела комнату. Тернер был прав. Не было никакого белого конверта в поле зрения. Вероятно, никто не натолкнется на них. Судя по виду из окна, дождь не собирался ослабевать.

—Только, пожалуйста, не говори, что ты одна из тех леди, которая предпочитает скромность здоровью.

—Нет, конечно, нет, — сказала она, снимая мантилью и вешая ее на крючок рядом с его пальто. — Ты знаешь, как зажечь огонь?

—Если у нас есть дрова.

—О, но здесь должно быть немного. В конце концов, это охотничий домик. — Она бросила на Тернера обеспокоенный взгляд. — Мужчины разве не любят тепло, пока они охотятся?

—После того, как они поохотятся, — поправил он рассеяно, поскольку искал дрова. — И большинство мужчин, включая лорда Честера, достаточно ленивы, чтобы предпочесть короткую поездку в главный дом усилиям по разведению огня здесь.

—О. — Миранда остановилась на мгновение, наблюдая, как он перемещается по комнате. Затем она сказала, — я собираюсь зайти в другую комнату, чтобы посмотреть, есть ли какая-нибудь сухая одежда, которую мы могли бы использовать.

—Хорошая идея. — Тернер смотрел ей в спину, когда она исчезла из вида. Дождь намочил ее рубашку, и он мог видеть мягкие розовые тона ее кожи сквозь мокрую ткань. Его поясница, которая была невероятно холодной от мокрой рубашки, стала горячей с ошеломляющей скоростью. Он проклят. Затем ударился локтем, когда опускал крышку деревянного сундука, в котором пытался найти дрова.

О, мой Бог! Что он сделал, чтобы заслужить это? Если бы ему дали ручку и бумагу и приказали составить лучшую пытку, он никогда не придумал бы такого. Хотя у него было хорошее воображение.

—Я нашла здесь немного дров.

Тернер последовал на звук ее голоса в другую комнату.

—Это там. — Она указала на груду бревна у камина. — Я предполагаю, что лорд Честер предпочитал использовать этот камин, когда он здесь.

Тернер разглядывал большую кровать с мягкими стегаными одеялами и пушистыми подушками. У него появилась интересная мысль, почему лорд предпочитал эту комнату, и это никак не было связано с добродетельной леди Честер. Он незамедлительно положил дрова в камин.

—Ты не думаешь, что нам нужно использовать другую комнату? — спросила Миранда. Она тоже видела большую кровать.

—Этим дымоходом, очевидно, больше пользовались. Опасно использовать грязный дымоход. Он может быть забит.

Миранда медленно кивнула, и он мог сказать, что она очень старалась не показывать, что ей неловко. Она продолжила искать сухую одежду, в то время как внимание Тернера было обращено на разведение огня, но все что она нашла, было несколько грубых старых одеял. Он наблюдал, как она накинула одно из них на плечи.

—Кашемир? — спросил он, растягивая слова.

Ее глаза расширились. Она не знала, что он смотрел на нее. Он улыбнулся, скорее, просто растянул губы в подобии улыбки. Возможно, ей было неудобно, но, черт побери, ему тоже. Она что думала, ему легко? Боже, она сказал, что любит его. Почему она пошла на это? Она ничего не знала о мужчинах. Возможна, она не понимала, что это может ужаснуть его.

Он не хотел быть в ее сердце. Он не такой хотел ответственности. Он был женат. Его сердце сокрушили, растоптали и выбросили в пылающую кучу мусора. Последнее, что он хотел, была опека над кем-то, особенно над Мирандой.

—Используй стеганое покрывало с кровати, — сказал он, равнодушно пожав плечами. — Оно должно быть удобнее, того, что ты нашла.

Но она упрямо покачала головой.

—Я не хочу пачкать его. Не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что мы здесь были.

—М-м-м, да, — произнес он раздраженно. — Иначе мне придется жениться на тебе, не так ли?

Она выглядела настолько пораженной, что он пробормотал извинения. О Боже! Он превращался в того, кто ему особенно не нравился. Он не хотел ранить ее. Он только хотел…

Черт! Он не знал, чего хотел. Он не мог ничего предугадать на десять минут наперед, он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме как держать себя в руках.

Он занялся снова огнем, удовлетворенно проворчав, когда крошечное оранжевое пламя возгорелось вокруг дров.

—Тише, — пробормотал он, осторожно помещая маленькую деревяшку около огня. — Мы здесь…мы здесь… и да!

—Тернер?

—Я разжег огонь, — пробормотал он, чувствуя прилив глупой гордости. Он встал и отвернулся. Она все еще сжимала изношенное одеяло вокруг плеч.

—Большее количество вещей намокнет, — прокомментировал он.

—У меня не очень широкий выбор.

—Предполагаю, это у тебя нет выбора. А что касается меня, то я высушусь. — Его пальцы нащупали пуговицы на рубашке.

—Возможно, мне нужно пойти в другую комнату, — прошептала она.

Тернер заметил, что она двинулась на дюйм. Он пожал плечами, и полностью занялся своей рубашкой.

—Я должна пойти, — прошептала она снова.

—Тогда иди, — сказал он. Но его губы изогнулись.

Она открыла рот, как будто собиралась что-то сказать, но затем закрыла его.

—Я… — Она внезапно оборвала речь. В ее взгляде появился страх.

—Ты, что?

—Мне следует уйти.— На сей раз, она это сделала, оставляя с готовностью комнату.

Тернер встряхнул головой, когда она ушла. Женщины. Кто их понимал? Сперва она сказала, что любит его. Затем, она сказала, что хочет соблазнить его. Затем, она избегала его в течение двух дней. А теперь она выглядит испуганной.

Он снова встряхнул головой, на сей раз быстрее, его волосы разбрызгали воду вокруг. Обернув одно из покрывал вокруг плеч, он встал перед огнем, чтобы просушить себя. Но его ногам было неудобно. Он боком взглянул на дверь. Она закрыла его за собой, когда вышла, что показывало всю степень ее девичьего смущения. Он был уверен, что она не войдет без стука.

Он быстро снял бриджи. Огонь тут же начал согревать его. Он снова посмотрел на дверь. Чтобы быть в большей безопасности, он спустил покрывало и обернул его вокруг талии. Оно, фактически, походило на клетчатую юбку.

Он снова подумал о выражении ее лица непосредственно перед тем, как она вышла из комнаты. Девичье стеснение или что-то еще? Было ли это очарование? Страсть?

И что она собиралась сказать? Это не было «Мне следует уйти», которое она сказала.

Если бы он шагнул к ней, взял бы ее лицо в руки и прошептал: «Скажи мне», что она могла бы сказать?

3 июля 1819года.

Я почти сказала ему. И думаю, что он знает об этом. Я думаю, он догадывается, что я собиралась ему сказать.

Глава 11

Тернер так глубоко задумался, как же ему хотелось прикоснуться к Миранде — где угодно и везде — что он совсем забыл, что она, должно быть, замерзает в соседней комнате. Только когда он вдруг понял, что наконец-то полностью согрелся, ему вдруг пришло в голову, что ей, наверное, холодно.

Ругая себя на чем свет стоит, он встал и направился к двери, которую она захлопнула. Он распахнул ее, и у него вырвался поток ругательств, когда он увидел, что она неистово дрожа свернулась на полу.

— Вот дурочка, — сказал он. — Ты пытаешься убить себя?

Она подняла голову, и глаза ее расширились при виде его. Тернер внезапно вспомнил, что почти раздет.

— Черт подери, — выругался он шепотом, а затем раздраженно тряхнул головой и поднял ее на ноги.

Миранда вышла из своего оцепенения и начала вырываться.

— Что ты делаешь?

— Хочу вбить в тебя хоть немного здравого смысла.

— Я в абсолютном порядке, — сказала она, хотя ее озноб говорил обратное.

— Черта с два, в порядке. Я мерзну только оттого, что говорю с тобой. Идем к огню.

Она с тоской поглядела на оранжевое пламя, потрескивающее в соседней комнате.

— Только если ты останешься здесь.

— Хорошо, — согласился он. Что угодно, лишь бы она согрелась. Он не слишком нежно подтолкнул ее в нужном направлении.

Миранда остановилась у огня и протянула к нему руки. Низкий стон удовольствия сорвался с ее губ, прошел через комнату и ударил Тернера в самое сердце.

Он сделал шаг вперед, зачарованный бледной, почти прозрачной кожей у нее на затылке.

Миранда снова вздохнула, затем повернулась, чтобы согреть спину. И отскочила на дюйм от испуга, увидев, что он стоит так близко.

— Ты сказал, что уйдешь, — упрекнула она.

— Я солгал. — Он пожал плечами. — Мне не верится, что ты сможешь высушиться как следует.

— Я не ребенок.

Он опустил глаза на ее грудь. На ней было белое прогулочное платье, и сейчас, когда оно прилипло к ее коже, он мог разглядеть темные кончики ее сосков.

— Определенно, нет.

Ее руки взлетели к груди.

— Отвернись, если не хочешь, чтобы я тебя разглядывал.

Она так и сделала, но рот ее приоткрылся от его наглого замечания.

Тернер долго смотрел ей в спину. Вид был такой же восхитительный, как и спереди. Красивая кожа шеи и несколько прядок, выбившихся из прически и волнистых от влаги. Она пахла как розы после дождя, и ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не протянуть ладонь и не провести ею по ее руке.

Нет, не по руке, по ее бедру. Или, может быть, по ее ноге. Или, может…

Он прерывисто вздохнул.

— Что-то не так? — Она не обернулась, но ее голос звучал неровно.

— Вовсе нет. Ты согреваешься?

— О, да. — Но даже говоря это, она продолжала дрожать.

Прежде чем Тернер смог сделать еще одну попытку уговорить себя этого не делать, он протянул руку и расстегнул ее юбку.

Она приглушенно вскрикнула.

— Ты никогда не согреешься, если эта вещица будет липнуть к тебе как сосулька. — Он начал стягивать ее наряд.

— Не думаю… Я знаю… Это и правда…

— Да?

— Это очень плохая идея.

— Возможно. — Юбка мокрым ворохом упала на пол, оставив ее в тонкой сорочке, которая обтягивала ее словно вторая кожа.

— О, Господи. — Она попыталась прикрыться, но, видимо, не знала, с чего начать. Она сложила руки на груди, потом опустила одну руку к низу живота. Затем, очевидно, поняла, что стоит к нему спиной, поэтому завела руки себе на спину.

Тернер почти надеялся, что сейчас она сожмет ладони.

— Пожалуйста, не мог бы ты уйти? — произнесла она испуганным шепотом.

Он должен. Господи Боже, он знал, что должен выполнить ее просьбу. Но его ноги отказывались двигаться, и он не мог отвести глаз от вида ее совершенной округлой попки, прикрытой ее тонкими руками.

Руками, которые все еще дрожали от холода.

Он снова выругался, вдруг вспомнив, зачем он вообще сорвал с нее юбку.

— Подойди поближе к огню, — приказал он.

— Еще ближе, и я окажусь в нем! — сердито бросила она. — Просто уходи.

Он сделал шаг назад. Она нравилась ему еще больше, когда приходила в ярость.

— Вон!

Он подошел к двери и захлопнул ее. Какое-то мгновение Миранда стояла не двигаясь, затем наконец позволила одеялу, в которое завернулась, упасть на пол и опустилась на колени перед огнем.

Сердце Тернера громко стучало в груди — так громко, по сути, что он удивился, как это она все еще не догадалась о его присутствии.

Она вздохнула и потянулась.

Он стал еще тверже — подвиг, на который, по его мнению, он был не способен.

Она приподняла свои тяжелые локоны с шеи и томно обернула их вокруг головы.

Тернер застонал.

Миранда повернула голову.

— Ах ты, бестия! — выкрикнула она, забывая прикрыться.

— Бестия? — Он приподнял брови, услышав такое устаревшее слово.

— Бестия, распутник, дьявол, как тебе угодно называться.

— Виноват.

— Если бы ты был джентльменом, ты бы ушел.

— Но ты любишь меня, — сказал он, не уверенный, зачем напоминает ей об этом.

— Ужасно, что ты об этом напомнил, — прошептала она.

— Почему?

Миранда внимательно посмотрела на него, возмущенная его вопросом.

— Почему я люблю тебя? Не знаю. Ты совершенно этого не заслуживаешь.

— На заслуживаю, — согласился он.

— В любом случае, это не имеет значения. Я думаю, что больше не люблю тебя, — быстро сказала она. Что угодно, только бы сохранить остатки гордости. — Ты был прав. Это было детское увлечение.

— Неправда. Невозможно так быстро кого-то разлюбить.

Миранда округлила глаза. О чем он говорит? Ему нужна ее любовь?

— Тернер, чего ты хочешь?

— Тебя. — Это слово было едва слышным шепотом, словно он с трудом заставил себя его выговорить.

— Неправда, — сказала она, скорее из-за волнения, чем из-за чего-то другого. — Ты сам это говорил.

Он сделал шаг вперед. Он попадет за это в ад, но сперва побывает на небесах.

— Я хочу тебя, — сказал он. И это было правдой. Он хотел ее с большей силой, большим желанием и страстью, чем мог постичь. Это выходило за пределы желания.

Это выходило за пределы жажды.

Это невозможно было объяснить, и было чертовски глупо, но это было так, и он не мог этого отрицать.

Очень медленно, он преодолел расстояние между ними. Миранда замерла у огня, губы ее приоткрылись, дыхание стало неглубоким.

— Что ты собираешься делать? — прошептала она.

— По-моему, сейчас это очевидно. — И одним плавным движением, он наклонился и обнял ее.

Миранда не шевелилась и не вырывалась. Тепло его тела опьяняло. Оно проникало в нее, от чего ее кости словно плавились, заставляя ее чувствовать себя удивительно распущенной.

— О, Тернер, — выдохнула она.

— О, да. — Его губы скользнули по линии ее подбородка, и он нежно и благоговейно опустил ее на кровать.

В тот последний момент, прежде чем он накрыл ее тело своим, Миранда могла лишь смотреть на него, думая, что всегда любила его, что каждый ее сон, каждая мысль вели к этому моменту. Он все еще не сказал слов, от которых сердце ее воспарило бы, но сейчас это, казалось, не имело значения. Его голубые глаза сверкали так ярко, так сильно, что она подумала, что он должен любить ее хоть немного. А этого было достаточно.

Достаточно, чтобы это стало возможным.

Достаточно, чтобы это казалось правильным.

Достаточно, чтобы это казалось превосходным.

Миранда утонула в матрасе, когда он прижал ее своим весом. Она протянула руку и коснулась его густых волос.

— Такие мягкие, — пробормотала она. — Какое расточительство.

Тернер поднял голову и посмотрел на нее с изумлением.

— Расточительство?

— Для мужчины, — сказала она с робкой улыбкой. — Так же как и длинные ресницы. Женщины готовы убить за такие.

— Вот как? — Он улыбнулся ей, глядя сверху вниз. — И какого же ты мнения о моих ресницах?

— Очень, очень высокого.

— И ты бы убила за длинные ресницы?

— Я бы убила за твои.

— Правда? Не думаешь, что они будут казаться слишком светлыми с твоими темными волосами?

Она игриво стукнула его.

— Я хочу, чтобы они касались моего лица, а не росли на моих веках, глупый.

— Ты только что назвала меня глупым?

Она ухмыльнулась ему.

— Именно.

— Разве это глупо? — Он погладил ладонью ее голую ногу.

Она покачала головой, дыхание у нее на мгновение перехватило.

— А это? — Его рука обхватила ее грудь.

Она бессвязно застонала.

— Или это?

— Нет, — удалось произнести ей.

— И каково же это?

— Здорово.

— И все?

— Замечательно.

— И?

Миранда прерывисто вздохнула, пытаясь сосредоточиться на его указательном пальце, который выводил ленивые круги на тонком шелке, прикрывавшем ее сморщившийся сосок. И она сказала единственное слово, которым, казалось, можно это описать.

— Восхитительно.

Он удивленно улыбнулся.

— Восхитительно?

Она смогла лишь кивнуть. Его жар обжигал ее повсюду, и он был таким твердым и тяжелым — таким мужчиной. Миранда почувствовала, что соскальзывает в пропасть. Она падала, падала, но ей не хотелось, чтобы ее спасали. Ей хотелось лишь взять его с собой.

Он покусывал ее ухо, а потом его рот оказался в ямочке между плечом и шеей, и он стал зубами стягивать ее тонкую сорочку.

— Что ты чувствуешь? — хрипло спросил он.

— Горячо. — Одно это слово словно описывало каждый дюйм ее тела.

— Ммм, хорошо. Мне нравится, когда ты такая. — Его рука забралась под шелковую ткань и обхватила ее обнаженную грудь.

— О, Боже! О, Тернер! — Она изогнулась под ним, непроизвольно сильнее наполнив его ладонь.

— Боже или я? — насмешливо спросил он.

Миранда прерывисто дышала.

— Я… не… знаю.

Тернер скользнул второй рукой под подол ее сорочки и стал задирать ее, пока не нащупал мягкий изгиб ее бедра.

— В данных обстоятельствах, — пробормотал он ей в шею, — Думаю, это все-таки я.

Она слабо улыбнулась.

— Прошу, не приплетай сюда религию. — Ей не нужно было напоминать, что ее действия шли вразрез со всеми догматами, которым ее учили в церкви, школе, дома и везде.

— При одном условии.

Она удивленно распахнула глаза.

— Ты должна снять чертову штуковину.

— Я не могу. — Выдавила она.

— Она красивая и мягкая, и я куплю тебе сотню таких, но если ты не избавишься от нее сейчас, она превратится в лохмотья. — Словно чтобы продемонстрировать свою настойчивость, он потеснее прижался к ней бедрами, напоминая о силе своего желания.

— Я просто не могу. Я не знаю почему. — Она сглотнула. — Но ты можешь.

Он приподнял один уголок рта в понимающей ухмылке.

— Не тот ответ, который я ожидал, но мне нравится. — Он оперся на колени и стал задирать сорочку все выше и выше, пока не стянул ее через голову.

Миранда почувствовала, как холодный воздух коснулся ее обнаженной кожи, но, странное дело, ей больше не хотелось прикрыться. Казалось абсолютно естественным, что этот мужчина смотрит на нее и касается каждого дюйма ее кожи. Он взглядом собственника рассматривал ее пылающую кожу, и она дрожала под его жарким взглядом. Она хотела принадлежать ему всеми способами, какими женщина могла принадлежать мужчине. Она хотела потеряться в его жаре и силе.

И она хотела, чтобы он так же полностью сдался ей.

Она подняла руку и положила ее ему на грудь, задев пальцами его плоский коричневый сосок. В ответ он вздрогнул.

— Я сделала тебе больно? — встревоженно прошептала она.

Он покачал головой.

— Еще, — произнес он севшим голосом.

Повторяя его ласки, она сжала самый кончик его соска большим и указательным пальцами. Он затвердел от ее прикосновения, вызвав у нее восторженную улыбку. Как ребенок с новой игрушкой, она протянула руку, чтобы поиграть с другим его соском. Тернер, сознавая, что быстро начинает терять контроль под ее любопытными пальцами, накрыл ее ладонь своей, удерживая ее на месте. Целую минуту он смотрел на нее сверху вниз внимательным взглядом голубых глаз. Его взгляд был таким пристальным, что Миранде пришлось бороться с желанием отвести глаза. Но она заставила себя выдержать его взгляд. Ей хотелось, чтобы он знал, что она не боится, не стыдится, и самое важное, что она не лгала, когда сказала, что любит его.

— Прикоснись ко мне, — прошептала она.

Но он словно застыл на месте, рука его все еще прижимала ее ладонь к груди. Он выглядел странно растерянным, почти… испуганным.

— Я не хочу делать тебе больно, — резко произнес он.

И хотя она не знала, как его успокоить, но пробормотала:

— Ты не сделаешь.

— Я…

— Пожалуйста, — попросила она. Он был нужен ей. Он был нужен ей сейчас.

Ее страстная мольба пробилась сквозь его сдержанность, и он со стоном притянул ее к себе и крепко поцеловал, прежде чем опустить обратно на постель. На этот раз он последовал за ней, твердое, длинное тело прижалось к ее груди. Его руки были везде, он стонал ее имя, и каждое прикосновение, каждый звук, казалось, разжигал внутри нее пламя.

Она хотела чувствовать его. Каждый его дюйм.

Она дернула его самодельный килт, желая избавиться от последнего разделяющего их барьера. Она почувствовала, как он скользнул вниз, и не осталось ничего… кроме Тернера.

Она ахнула, увидев его.

— О, Господи.

На это он усмехнулся.

— Нет, просто я… — Он уткнулся лицом а ямку у нее на шее. — Я уже говорил тебе.

— Но ты такой…

— Большой? — он улыбнулся ей в шею. — Это все ты виновата, милая.

— О, нет. — Она изогнулась под ним. — Я не могла такого сотворить.

Он прижался к ней еще сильнее.

— Тсс.

— Но я хочу…

— И ты это получишь. — Он закрыл ей рот горячим поцелуем, не совсем понимая, что он только что ей пообещал. Снова заставив ее стонать, он оторвал от нее свой рот, прокладывая обжигающую дорожку вниз к ее пупку. Он обвел его языком, а затем, какой ужас, нырнул внутрь. Его руки легли на ее бедра, осторожно раздвигая их, открывая для его вторжения.

Ему хотелось поцеловать ее. Хотелось проглотить ее, но он думал, что она еще не готова к такой близости, поэтому вместо этого он поднял одну руку…

И скользнул пальцем внутрь нее.

— Тернер! — вскрикнула она, и он не смог сдержать удовлетворенную улыбку. Он погладил большим пальцем нежные, розовые складки, наслаждаясь тем, как она извивается под ним. Ему пришлось крепко придержать ее бедра свободной рукой, чтобы она не скатилась с кровати.

— Откройся мне, — простонал он, снова накрывая ее рот своим.

Он услышал, как она негромко вскрикнула от удовольствия, и ее ноги, словно совсем расплавились, раздвигаясь все шире, пока кончик его возбужденной плоти не прижался к ней, исследуя ее мягкость. Тернер коснулся губами ее уха и прошептал:

— А сейчас я хочу заняться с тобой любовью.

Не в силах вздохнуть, она кивнула.

— Хочу сделать тебя своей.

— О, да, прошу тебя.

Он медленно подался вперед, терпеливо сдерживаясь перед ее невинностью. Это убивало его, но он собирался сохранять самообладание. Больше всего на свете ему хотелось ворваться в нее резкими, яростными толчками, но придется подождать следующего раза. Не сейчас.

— Тернер? — прошептала она, и он понял, что уже несколько секунд не двигается. Стиснув зубы, он медленно отступил, пока внутри нее не остался только самый кончик его плоти.

Миранда стиснула его плечи.

— О, нет, Тернер. Не уходи!

— Тсс. Не волнуйся. Я все еще здесь. — Он двинулся обратно.

— Не оставляй меня, — прошептала она.

— Никогда. — Он достиг порога ее девственности и застонал, чувствуя его сопротивление. — Это больно, Миранда.

— Мне все равно. — Ее пальцы впились в его кожу.

— Тебе может стать не все равно позже. — Он надавил чуть сильнее, стараясь быть как можно нежнее.

Она выгнулась под ним, и простонала его имя. Ее руки обняли его, пальцы судорожно сжимали его спину.

— Пожалуйста, Тернер, — просила она. — О, пожалуйста. Прошу тебя, прошу.

Не в силах больше сдерживаться, Тернер до предела ворвался в нее, задрожав, остро ощущая, как тесно она его сжимает. Но Миранда замерла под ним, и он почувствовал, ее дрожь.

— Прости, — тут же сказал он, пытаясь не шевелиться и не обращать внимания на болезненную жажду своего тела. — Прости. Мне очень жаль. Больно?

Она крепко зажмурилась и покачала головой.

Поцелуями он осушил слезы, закипавшие в уголках глаз.

— Не лги.

— Разве что немного, — призналась она шепотом. — Это скорее от удивления, чем от чего-то другого.

— Сейчас станет лучше, — сказал он с жаром. — Обещаю. — Уперевшись на локти, чтобы освободить ее от своей тяжести, он снова начал двигаться — медленные, медленные выпады, и каждый вызывает всплеск чистого наслаждения нежным трением.

А он сосредоточенно стиснул зубы, каждый мускул в его теле напрягся и сжался от усилий сдержаться. Вперед и назад, вперед и назад, повторял он про себя. Если он собьется с ритма хоть на секунду, он полностью потеряет контроль. Ему нужно держать себя в руках ради нее. Он не беспокоился о себе — он знал, что будет в раю раньше, чем кончится ночь.

Но Миранда… Все, что ему было известно, это что он чувствовал ответственность за то, чтобы и она тоже обрела блаженство. Он никогда раньше не был с девственницей, так что не знал, возможно ли это, но, ей-богу, он собирался попытаться. Он боялся, что может взорваться даже от разговора, но смог выговорить:

— Как ты?

Миранда открыла глаза и моргнула.

— Хорошо. — Голос ее звучал удивленно. — Мне больше не больно.

— Совсем?

Она покачала головой.

— Я чувствую себя прекрасно. И немного… голодной. — Она нерешительно пробежалась пальцами по его спине.

Тернер вздрогнул от ее легких как перышко прикосновений, и почувствовал, как его контроль ослабевает.

— А как ты? — прошептала она. — Ты тоже голоден?

Он проворчал что-то, чего она не расслышала, и начал двигаться быстрее. Миранда почувствовала в животе жар, а потом невыносимое напряжение. Пальцы на ее руках и ногах начало покалывать, а потом, когда она поняла, что ее тело рассыплется на тысячи крошечных осколков, что-то внутри нее лопнуло, и бедра ее резко и с такой силой дернулись вверх, что она почти приподняла его.

— О, Тернер! — закричала она. — Помоги мне!

Он продолжал безостановочно двигаться.

— Я помогу, — простонал он. — Обязательно. — А затем он вскрикнул, и его лицо исказилось словно от боли, и он наконец-то смог вдохнуть и повалился на нее.

Несколько минут они лежали, обнявшись, мокрые от напряжения. Миранде нравилось чувствовать его тяжесть, нравилась эта приятная истома. Она лениво гладила его рукой по волосам, мечтая, чтобы мир вокруг них исчез. Сколько еще они могут оставаться здесь, укрывшись в маленькой охотничьей сторожке, прежде чем их отсутствие заметят?

— Как ты? — тихо спросила она.

Его губы изогнулись в мальчишеской улыбке.

— А, по-твоему, как я?

— Хорошо, надеюсь.

Он скатился с нее, оперся на локоть и двумя пальцами приподнял ее подбородок.

— Хорошо, уверена, — сказал он, нарочно делая ударение на последнем слове.

Миранда улыбнулась. Невозможно и надеяться на то, что будет лучше, чем сейчас.

— А как ты? — тихо сказал он, брови его сошлись от беспокойства. — Тебе больно?

— По-моему, нет. — Она поерзала, словно чтобы проверить. — Может быть, станет позже.

— Станет.

Миранда нахмурилась. Неужели у него был такой богатый опыт с девственницами? Он сказал, что Летиция уже была беременна, когда они поженились. Тогда она выбросила эту мысль из головы. Ей не хотелось думать о Летиции. Только не сейчас. Покойной жене Тернера не место в их постели.

И она вдруг поняла, что мечтает о детях. Маленьких блондинчиках, с ярко-голубыми глазами, радостно ей улыбающихся. Маленький Тернер - вот, чего ей хотелось. Она подумала, что ребенок может походить на нее, и унаследовать ее менее интересную внешность, но у нее перед глазами стоял только Тернер до самых ямочек на щеках.

Когда она наконец открыла глаза, то увидела, что он смотрит на нее, и он прикоснулся к ее губам, как раз возле приподнятого их уголка.

— О чем задумалась? — пробормотал он охрипшим от удовлетворения голосом.

Миранда отвела глаза, смутившись тем направлением, которое приняли ее мысли.

— Ни о чем важном, — прошептала она. — Дождь еще не кончился?

— Не знаю, — ответил он и встал, чтобы выглянуть в окно.

Миранда натянула простыни на обнаженное тело, жалея, что спросила его о погоде. Если дождь кончился, им придется возвращаться в дом. Их отсутствие, наверняка, уже заметили. Они могут сказать, что укрывались от дождя, но это объяснение не сработает, если они не вернутся сразу, как только погода прояснится.

Он вернул штору на место и повернулся к ней, и у Миранды захватило дыхание от его чисто мужской красоты. Она видела рисунки статуй во многих книгах отца, и у него даже имелась миниатюрная копия статуи Давида во Флоренции. Но ничто не могло сравниться с живым, дышащим мужчиной, стоявшим перед ней, и она вперила взгляд в пол, боясь, что один только его вид соблазнит ее еще раз.

— Дождь все еще идет, — сказал он ровным голосом. — Но становится светлее. Нужно, ээ, прибраться здесь, чтобы мы могли идти сразу, как прояснится.

Миранда кивнула.

— Ты не мог бы подать мне мою одежду?

Он поднял брови.

— Теперь ты — скромница?

Она кивнула. Может, это и глупо после ее распутного поведения, но она была не столь искушенной, чтобы подняться с кровати голой, когда в комнате есть еще кто-то. Она кивнула в сторону юбки, которая все еще ворохом лежала на полу.

— Не мог бы?

Он поднял и протянул юбку ей. Она все еще была местами влажной, поскольку она не потрудилась ее разложить, но так как она лежала довольно близко к огню, все было не так уж и ужасно. Она быстро оделась и заправила кровать, аккуратно разгладив простыни, как дома делали горничные. Это оказалось сложнее, чем она ожидала, потому что кровать стояла вплотную к стене.

К тому времени, как они и охотничий домик обрели презентабельный вид, дождь едва моросил.

— Не думаю, что наша одежда промокнет еще сильнее, — сказала Миранда, высунув руку из окна и подставив ее под капли.

Он кивнул, и они направились обратно к особняку. Он молчал, и Миранда тоже не могла набраться духу нарушить молчание. Ну что теперь случилось? Ему придется жениться на ней? Конечно, ему следовало бы, и если бы он был джентльменом, каковым она всегда его считала, он бы сделал это, но никто не знал о том, что она скомпрометирована. А он знал ее слишком хорошо, чтобы переживать, что она расскажет об этом кому-нибудь, чтобы заставить его жениться.

Пятнадцатью минутами позже они стояли прямо у ступенек, ведущих к парадной двери Честер—Хауса. Тернер остановился и посмотрел на Миранду, взгляд его был серьезным и внимательным.

— С тобой все будет в порядке? — мягко спросил он.

Она несколько раз моргнула. Почему он спрашивает ее об этом сейчас?

— Мы не сможем поговорить об этом, когда войдем внутрь, — пояснил он.

Она кивнула, пытаясь не обращать внимания на то, как у нее упало сердце. Что-то точно было не в порядке.

Он откашлялся и покрутил головой, словно шейный платок был завязан слишком туго. Он снова откашлялся, а затем в третий раз.

— Ты известишь меня, если возникнет ситуация, когда нам придется действовать немедля.

Миранда снова кивнула, стараясь понять, утверждение это было или вопрос. Наверное, и то, и другое, решила она. И так и не поняла, есть ли разница.

Тернер глубоко вздохнул.

— Мне нужно время — немного подумать.

— О чем? — спросила она, прежде чем успела понять зачем. Разве все не должно быть просто? Разве тут есть о чем думать?

— Большей частью о себе, — сказал он, голос его звучал несколько резко, и может быть, немного сухо. — Но мы скоро увидимся, и я все сделаю как надо. Тебе не о чем волноваться.

И тут, так как она устала ждать, и устала быть такой удобной для всех, она выпалила:

— Ты собираешься на мне жениться?

Потому что, ей-богу, ей казалось, что они разговаривают словно в тумане.

Его, похоже, этот дерзкий вопрос застиг врасплох, но, тем не менее, он резко ответил:

— Конечно.

И пока Миранда ждала, где же то ликование, которое, она знала, она должна была почувствовать, он добавил:

— Но я не вижу повода торопиться, если только у нас не возникнет на то причины.

Она кивнула и сглотнула. Ребенок. Он хотел жениться на ней, только если у нее будет ребенок. Он, конечно, женится на ней в любом случае, но ему хотелось еще немного поразвлечься.

— Если мы поженимся так скоро, — сказал он, — будет ясно, что мы были вынуждены это сделать.

— Что ты был вынужден, — пробормотала Миранда.

Он наклонился поближе.

— Что?

— Ничего. — Потому что будет унизительно повторять это. Потому что унизительно уже то, что она сказала это в первый раз.

— Нужно идти, — сказал он.

Она кивнула. Ей начинали очень хорошо удаваться кивки.

Всегда джентльмен, Тернер наклонил голову и взял ее под руку. Затем проводил ее в гостиную и вел себя так, словно ничто в этом мире его не заботило.

3 ИЮЛЯ 1819

И после того, как это произошло, он ни разу со мной ни заговорил.

Глава 12

Вернувшись на следующий день домой, Тернер остался наедине в своем кабинете со стаканчиком бренди и собственными запутанными мыслями. Вечеринка леди Честер должна была продлиться еще несколько дней, но он наскоро сочинил историю о неотложных делах со своими адвокатами в городе и отбыл раньше. Он был абсолютно уверен, что смог бы вести себя как ни в чем не бывало, но вот насчет Миранды — не был уверен. Она была невинна — по крайней мере, была — и непривычна к такого рода притворствам. И ради ее репутации все должно выглядеть безупречным.

Он сожалел, что не смог объяснить ей причины своего скорого отъезда. Но не думал, что таким образом нанес ей публичное оскорбление; он, в конце концов, сказал ей, что ему нужно время. А также уверил, что они должны пожениться; и, конечно, она не сомневалась бы в его намерениях поразмышлять несколько дней в связи с непредвиденной ситуацией.

Чудовищность его действий не ускользнула от него. Он соблазнил молодую, незамужнюю леди. Которая ему нравилась, и которую он уважал. И которую обожала его семья.

Для мужчины, не желающего вступать в брак вторично, он, несомненно, не думал своей головой.

Застонав, он сел в кресло и вспомнил своих друзей и правила, что установили они в прошлом, когда покинули Оксфорд к вящему удовольствию Лондона и всего светского общества. Правил было два: никакой «женитьбы» на леди, пока не станет предельно ясно, что ее муж не возражает; и более того, никаких девственниц. Никогда, никогда, никогда не соблазнять девственницу.

Никогда.

Он сделал еще один большой глоток бренди. Боже. Если б ему нужна была женщина, нашлись бы дюжины более подходящих. Прекрасные, молодые графини-вдовы пришлись бы весьма кстати. Кэтрин стала бы восхитительной любовницей, и не было бы необходимости жениться на ней.

Женитьба.

Он уже сделал это однажды, с романтикой в сердце и сияющими глазами, и все пошло прахом. Это забавно, в самом деле. Законы Англии дают абсолютную власть в браке мужу, но он никогда в жизни настолько себя не контролировал, как будучи женатым.

Летиция растоптала его чувства и сделала злым, бездушным человеком. Он был рад, что она умерла. Рад. В кого он превратился? Когда дворецкий нашел его в кабинете и, запинаясь, доложил, что случилось несчастье, и его жена погибла, Тернер не почувствовал даже облегчения. Ибо облегчение, по крайней мере, хоть какая-то эмоция. Нет, первой мыслью Тернера было…

Слава Богу.

И не имеет значения, насколько подлой могла быть Летиция, не важно, сколько раз он желал никогда на ней не жениться, разве не должен был он почувствовать что-то более… милосердное в связи с ее смертью? Или, по крайней мере, что-то, что не было столь жестоким?

И сейчас… сейчас… Правда в том, что он не хотел жениться. Так он решил, когда они привезли тело Летиции в дом, и еще более уверился в этом, стоя на ее могиле. У него уже была жена. И он не хотел другой. Во всяком случае, не так скоро.

Но, несмотря на превосходные попытки Летиции, она, вероятно, не убила в нем еще что-то хорошее и правильное, поскольку он был здесь и планировал свою женитьбу на Миранде.

Он знал, что она замечательная женщина, и знал также, что она никогда не предаст его, но, Боже мой, какой она могла быть настырной. Тернер вспомнил ее в книжном магазине, бьющую продавца своей сумочкой. Сейчас она была бы его женой. Ему пришлось бы оберегать ее от неприятностей.

Он выругался и глотнул еще. Он не желал никакой ответственности. Это было уже слишком. Он хотел покоя. Он что, так многого просит? Отдых от необходимости думать еще о ком-то, кроме самого себя. Отдых от заботы, от необходимости защищать свое сердце от новых ударов судьбы.

Это очень эгоистично? Вероятно. Но после Летиции он получил право на толику эгоизма. Несомненно.

Но с другой стороны, женитьба могла принести желанные выгоды. Его кожа начинала слегка покалывать от одной лишь мысли о Миранде. В постели. Под ним. А когда начинал воображать, что может быть в будущем…

Миранда. В постели. И снова… И снова… И…

Кто бы мог подумать? Миранда.

Женитьба. На Миранде.

И, размышлял он, выпив последний глоток бренди, она ему нравится больше, чем кто бы то ни был. С ней было интереснее и забавнее разговаривать, нежели с любой другой леди в обществе. Если б ему нужна была жена, это вполне могла быть Миранда. Она была чертовски прекрасным зрелищем, получше, чем все остальные там.

Ему пришло в голову, что он не подходил к этому с романтической точки зрения. Ему необходимо больше времени. Возможно, ондолжен пойти поспать и надеяться, что его мысли утром прояснятся. Вздохнув, он опустил свой стакан на стол и встал, затем хорошенько поразмыслив, поднял его снова. Еще один бренди мог быть как раз тем, что доктор прописал.

На следующее утро голова Тернера пульсировала, и разум был расположен вести дела не больше, чем за ночь до этого. Конечно, он все еще планировал жениться на Миранде — джентльмен не может скомпрометировать благородную даму без последствий.

Но как же он ненавидел чувство спешки. И не важно, что весь этот бардак целиком и полностью его рук дело; ему необходимо было чувствовать, что он разобрался со всем этим к своему собственному удовлетворению.

Вот почему, когда он спустился к завтраку, письмо от его друга лорда Гарри Уинтропа стало столь желанным развлечением. Гарри намеревался купить что-то в собственность в Кенте. Не хотел бы Тернер приехать и, взглянув на все, высказать свое мнение?

Тернер захлопнул дверь менее чем через час. Это всего на несколько дней. Он позаботится о Миранде, когда вернется.

* * * * *

Миранда сильно не переживала, что Тернер так рано отбыл с вечеринки. Она бы сделала то же самое, если б могла. Кроме того, она стала мыслить трезвее с его уходом, и хотя здесь больше нечего было обсуждать — она вела себя неподобающе принципам своего воспитания, и если она не выйдет замуж за Тернера, она будет навсегда унижена — это было что-то вроде утешения — чувствовать, что хоть как-то контролируешь эмоции.

Когда несколько дней назад они вернулись в Лондон, Миранда ожидала, что Тернер немедленно покажет себя во всей красе. Она лично не хотела ловить его в сети брака, но джентльмен есть джентльмен, а леди есть леди, и когда они оба решают быть вместе, обычно следует свадьба. Он знал это. Он сказал, что обязан на ней жениться.

И, конечно, он должен сам хотеть этого. Она была так сильно взволнована их близостью — и он должен чувствовать то же самое. Это не могло быть односторонним, во всяком случае, не полностью.

Она придерживалась небрежного тона, когда спрашивала леди Ридланд, где он, но его мать ответила, что не имеет ни малейшей идеи, кроме как той, что он поехал домой. В груди Миранды сдавило, и она пробормотала: «О…» или «Понятно…» или что-то подобное, перед тем как взбежала по лестнице в свою комнату и заплакала так тихо, как только могла.

Но вскоре дала о себе знать оптимистичная часть ее души, и она решила, что, возможно, его попросили приехать из города по делам поместья. До Нортамберленда долгий путь. Он должен отсутствовать, по крайней мере, неделю.

Неделя прошла, и разочарование укрепилось в сердце Миранды вместе с отчаянием. Она не могла интересоваться его местонахождением — никто из Бивилстоков не мог представить себе, что они были близки — Миранда всегда считалась подругой Оливии, не Тернера — и если она будет неоднократно спрашивать о нем, это будет выглядеть подозрительно. И, само собой разумеется, Миранда не могла найти ни одной логичной причины посетить поместье Тернера и самой наводить справки.

Однако когда и другая неделя прошла, она решила, что не может больше оставаться в Лондоне. Она придумала, что заболел ее отец, и сказала Бивилстокам, что немедленно возвращается в Камберленд позаботиться о нем. Они были очень обеспокоены, и Миранда отчасти чувствовала себя виноватой, когда леди Ридланд настояла, чтобы она путешествовала в ее экипаже с двумя верховыми и горничной.

Но это необходимо было сделать. Она не могла оставаться в Лондоне. Это причиняло слишком сильную боль.

Несколько дней спустя она была дома. Ее отец был удивлен. Он не знал ничего о молодых девушках, но был уверен, что все они мечтали проводить сезоны в Лондоне.

Но он не возражал; Миранда, конечно же, никогда не была источником беспокойства. В половине случаев он даже не представлял, где она. Он похлопал ее по руке и вернулся к своим драгоценным манускриптам.

Что до Миранды, то она уверила себя, что счастлива быть дома. Она скучала по зеленым полям и чистому воздуху Лейкса, размеренному темпу деревенской жизни, ранним отходам ко сну и ранним подъемам. Но, возможно, не только — не было никаких обязательств и ничего не надо было делать, она спала до полудня и поздно ложилась спать каждую ночь, увлеченно исписывая небрежным почерком свой дневник.

* * * * *

Письмо, пришедшее от Оливии, Миранда получила только два дня спустя. Она улыбнулась и открыла его — зная нетерпение Оливии и то, что она незамедлительно напишет ответ. Миранда пробежала глазами письмо в поисках имени Тернера, но о нем не было упоминаний. Не вполне уверенная в том, чувствует ли разочарование или облегчение, она вернулась к началу и стала читать. Лондон неинтересен без нее, писала Оливия. Она не могла представить, насколько наслаждалась противоречивыми наблюдениями Миранды о светском обществе, пока не лишилась их. Когда она приехала домой? Поправился ли ее отец? Если нет, то он хотя бы поправляется? (Трижды подчеркнуто, в типичной манере Оливии). Миранда читала все эти строчки, ощущая уколы совести. Ее отец был внизу, в своем кабинете, и сосредоточенно рассматривал свои манускрипты, не отвлекаясь даже на шмыганье носом.

Вздохнув, Миранда «отодвинула» свою совесть в сторону и свернула письмо Оливии, положив его в ящик письменного стола. Ложь не всегда была грехом, решила она. И, определенно, оправдана, поскольку ей необходимо было покинуть Лондон, где она могла бы только сидеть и ждать, и надеяться, что Тернер заскочит к ней по дороге.

Конечно, она и сейчас сидела дома и думала о нем. Однажды вечером она заставила себя подсчитать, сколько раз его имя появляется в ее журнальных записях, и, к ее досаде, оказалось, что целых тридцать семь. И понятно, что эта поездка за город не прояснит ее мысли.

* * * * *

Затем, по прошествии полутора недель, неожиданно появилась Оливия.

— Ливви, что ты здесь делаешь? — спросила Миранда, вбежав в гостиную, где ждала ее подруга, — Тебя кто-то обидел? Что случилось?

— Отнюдь, — беззаботно ответила Оливия, — Я приехала, только чтобы вернуть тебя. Тебя очень сильно не хватает в Лондоне.

Сердце Миранды тяжело ухнуло.

— Кому?

— Мне! — Оливия взяла ее за руку и повела в гостиную. — Боже, я совершенно несчастна без тебя.

— Твоя мать позволила тебе покинуть город в середине сезона? Не верю.

— Да она практически вытолкала меня за дверь. Я стала отвратительной с тех пор, как ты уехала.

Миранда невольно усмехнулась.

— Уверена, это не было плохо до такой степени.

— Я не шучу. Мама всегда говорила мне, что ты на меня хорошо влияешь, но не думаю, что она ясно представляла насколько, пока ты не уехала. — Оливия сверкнула виноватой улыбкой. — Я, кажется, не могу держать язык за зубами.

— Ты никогда и не могла, — Миранда улыбнулась и подошла к дивану. — Не хочешь чаю?

Оливия кивнула.

— Я не понимала, почему попадаю в такое количество неприятностей. Большинство из того, что я сказала, даже наполовину не настолько плохо, по сравнению с тем, что говоришь ты. У тебя самый острый язычок в Лондоне.

Миранда дернула шнурок звонка, чтобы вызвать служанку.

— Ну, нет.

— О да! Ты лучшая в этом. И я знаю, что ты знаешь это сама. И ты никогда не попадаешь в неприятности из-за этого. Это жутко несправедливо.

— Да, хм… возможно, я просто не говорю так громко, как это делаешь ты, — ответила Миранда, пряча улыбку.

— Ты права, — вздохнула Оливия. — Я знаю, что ты права, но это так нервирует. У тебя действительно несколько злое чувство юмора.

— Ой, брось, я не так уж плоха.

Оливия издала короткий смешок.

— О, да. Тернер всегда говорит это, поэтому я знаю, что такая не только я.

Миранда проглотила комок в горле при упоминании его имени.

— Он вернулся в город, значит? — спросила она, как можно небрежнее.

— Нет. Я не видела его сто лет. Он уехал в Кент куда-то со своими друзьями.

«Кент? Нельзя было уехать настолько далеко из Камберленда и все еще оставаться в Великобритании», — уныло подумала Миранда.

— Он вполне мог уехать на некоторое время.

— Да, мог. Но опять же, он уехал с лордом Гарри Уинтропом, а Гарри всегда был более чем «немного» распущен, если ты понимаешь, о чем я.

Миранда боялась, что понимает.

— Я уверена, они увлечены выпивкой, женщинами и тому подобным, — продолжила Оливия. — И настоящие леди сопровождать их не будут, не сомневаюсь.

Комок в горле Миранды появился снова. Мысль о Тернере с другой женщиной была очень мучительной, особенно сейчас, когда она узнала, насколько близкими мужчина и женщина могут быть. Она придумывала всевозможные причины его отсутствия — ее дни были полны объяснений и оправданий от его имени. «Это стало моим единственным развлечением», — горько подумала она.

Но она и помыслить не могла, что он уехал с другой женщиной. Он знал, как это больно быть преданным. Как он мог поступить так же с ней?

Он не хочет ее. Правда колет, бьет, и вонзает свои мерзкие ноготки прямо в сердце.

Он не хочет ее, а она все еще хочет его так сильно, до боли. Физически. Она чувствовала это, давящее и щемящее, и, слава Богу, что Оливия рассматривает дорогую греческую вазу отца, потому что не думала, что смогла бы скрыть страдание на своем лице.

С чем-то похожим на ворчание и не поддающимся пониманию, Миранда встала и быстро подошла к окну, делая вид, что смотрит на горизонт.

— Ну, он, должно быть, неплохо проводит время, — сумела выдавить она.

— Тернер? — услышала она позади себя. — Несомненно. Или ему следовало бы остаться подольше. Мама в отчаянии, или должна была бы быть, если б не была так занята переживаниями обо мне. В общем, ты не возражаешь, если я останусь здесь с тобой? Хейвербрикс такой большой и пустой, когда никого нет дома.

— Конечно, не возражаю. — Миранда постояла у окна немного дольше, пока не удостоверилась, что сумеет смотреть на Оливию без опасения разрыдаться. Она стала такой эмоциональной в последнее время. — Это будет удовольствием для меня. Немного одиноко, ведь только отец может составить мне компанию.

— О, да. Как он? Поправляется, я надеюсь.

— Отец? — Миранда была благодарна за подаренную ей заминку служанкой, которая пришла на ее вызов. Она попросила принести чай, перед тем как повернуться к Оливии. — Э-мм… ему гораздо лучше.

— Мне надо зайти и пожелать ему выздоровления. Мама просила меня передать и ее наилучшие пожелания.

— О, нет, тебе не следует этого делать, — поспешно сказала Миранда. — Ему не нравится, когда напоминают о его болезни. Он очень гордый, ты знаешь.

Оливия, непривыкшая жеманничать, сказала:

— Как странно.

— Да, это все мужское недомогание. — На ходу импровизировала Миранда. Она слышала так много о женском недомогании и была уверена, что и у мужчин есть какая-то разновидность нездоровья, присущая только им. И даже если нет, она не могла вообразить, что Оливия может считать иначе.

Но Миранда не рассчитывала на ненасытное любопытство своей подруги.

— О, правда? — выдохнула она, наклонившись вперед. — Действительно ли есть разновидность мужского недомогания?

— Я не должна была говорить об этом, — поспешно сказала Миранда, молча принося извинения своему отцу. — Это очень смутит его.

— Но…

— И твоя мама еще больше разочаровалась бы во мне. Это не для ее чутких ушей.

— Чутких ушей? — фыркнула Оливия. — Можно подумать, ее уши менее чутки, чем мои.

«Ее уши, может быть, и нет, но все остальное, определенно, да», — подумала Миранда кисло.

— Ни слова больше об этом, — твердо сказала она, — Я оставляю это твоему потрясающему воображению.

Оливия проворчала что-то, но, наконец, вздохнула и спросила:

— Когда ты отправишься домой?

— Я дома, — напомнила ей Миранда.

— Да-да, конечно. Это твой родной дом, но я тебя уверяю, все Бивилстоки очень сильно скучают по тебе, так когда же ты вернешься в Лондон?

Миранда прикусила нижнюю губу. По-видимому, не все Бивилстоки скучают по ней, иначе б кое-кто из членов семьи не оставался бы так долго в Кенте. Однако возвращение в Лондон — единственный шанс побороться за свое счастье, а пребывание здесь, в Камберленде, жалуясь в свой дневник и угрюмо уставившись в окно, способно заставить ее чувствовать себя бесхребетной дурой.

— Если я и дура, — пробормотала она сама себе, — то, по крайней мере, должна быть позвоночной…

— Что ты сказала?

— Я сказала, что возвращаюсь в Лондон, — произнесла Миранда решительно. — Отец вполне может обойтись и без меня.

— Великолепно. Когда мы отправляемся?

— Хм… через два-три дня, я думаю, — Миранда на самом деле не ощущала столько храбрости, чтобы лишить себя передышки перед встречей с неизбежным. — Мне нужно упаковать вещи, и ты, несомненно, устала от поездки через всю страну.

— Немного. Возможно, мы должны остаться на неделю. Надеюсь, ты не устала от деревенской жизни. Я бы не возражала против небольшого отдыха от лондонской толпы.

— О, нет, все в порядке, — уверила ее Миранда.

Тернер может подождать. Он, определенно, не женится за это время на ком-нибудь еще, а она сможет потратить эти мгновения на восстановление бодрости духа.

— Отлично. Тогда, может, мы покатаемся верхом сегодня? Умираю, как хочу проскакать галопом.

— Прекрасно. — Чай заварился, и Миранда стала разливать дымящуюся жидкость. — Я думаю, что неделя, как раз то, что надо.

* * * * *

Неделю спустя Миранда убедилась, что не может вернуться в Лондон. Никогда. Ее менструация, которая была настольно регулярной, что действительно была ежемесячной, не пришла. А должна была начаться за несколько дней до приезда Оливии. Миранда постаралась унять свое беспокойство из-за этих первых дней, говоря себе, что сильно расстроена. Затем в волнениях, связанных с приездом Оливии, она забыла об этом. Но сейчас все было спокойно уже больше недели. А тут ее начало выворачивать каждое утро. Хотя Миранда и вела добродетельный образ жизни, но все же была деревенской девушкой и знала, что это значит.

Боже мой, ребенок. Что ей теперь делать? Ей нужно сказать Тернеру; этого не избежать. Как бы она ни хотела не использовать невинную жизнь, чтобы принудить его к браку, этому, очевидно, не суждено сбыться. Но как она может лишить своего ребенка его права по рождению? Но мысль о возвращении в Лондон была сущим мучением. И она устала преследовать его и ожидать его, и надеяться и молиться, что, может быть, однажды он придет любить ее. На этот раз он мог без намека на чувства прийти к ней.

И должен, не так ли? Он джентльмен. Он может не любить ее, но она, конечно же, совершенно неверно судит о нем. Он не вправе уклониться от своего долга.

Миранда слабо улыбнулась себе. Что ж, все к тому идет. Она — долг. Она должна получить его — после стольких лет мечтаний она действительно должна стать леди Тернер, но будет ничем иным, как долгом. Она положила руку на живот. Это должен был быть момент радости, но вместо этого ей хотелось только плакать.

* * * * *

В дверь гардеробной постучали. Миранда испуганно подняла глаза и не могла вымолвить ни слова.

— Миранда! — голос Оливии звучал настойчиво. — Открой дверь. Я слышу, что ты плачешь.

Миранда сделала глубокий вдох и направилась к двери. Сложно будет сохранить этот секрет от Оливии, но она должна попытаться. Оливия была предана ей и никогда не подрывала веры Миранды, но Тернер был ее братом. Невозможно предугадать, как поведет себя Оливия.

Миранда бросила быстрый взгляд в зеркало, перед тем как подойти к двери. Она могла вытереть слезы, но не стоило винить в своих покрасневших глазах цветение летнего сада. Она сделала несколько глубоких вдохов, приклеила на лицо сияющую улыбку, какую только сумела изобразить, и открыла дверь.

Она не одурачила Оливию ни на минуту.

— Боже мой, Миранда, — проговорила она, суетливо взяв ее руки в свои. — Что случилось с тобой?

— Я в порядке, — уверила ее Миранда. — Мои глаза всегда чешутся в это время года.

Оливия отодвинулась немного, посмотрела на нее мгновение, а затем пинком захлопнула дверь.

— Но ты такая бледная…

Желудок Миранды возмутился, и она судорожно вздохнула.

— Я думаю, что подхватила что-то типа… — Она подняла руки вверх, надеясь, что это закончит ее предложение. — Возможно, мне лучше присесть.

— Ты точно не могла съесть что-то плохое, — сказала Оливия, помогая дойти до кровати. — Ты едва ли прикоснулась к еде вчера, и в любом случае, я съела все, что было приготовлено, и даже больше. — Она слегка подтолкнула Миранду к кровати, пока сама взбила подушки. — И я чувствую себя хорошо, как никогда.

— Вероятно, насморк, — пробормотала Миранда. — Ты должна поехать в Лондон без меня. Я не хочу, чтобы ты тоже заболела.

— Вздор. Я не могу оставить тебя одну в таком состоянии.

— Я не одна. Мой отец здесь.

Оливия посмотрела на нее.

— Ты знаешь, я никогда не стремилась недооценивать твоего отца, но я с трудом представляю, чтобы он знал, как ухаживать за больными. И я даже не уверена, что он помнит о том, что мы здесь.

Миранда закрыла глаза и утонула в подушках. Оливия была права, конечно. Она обожала своего отца, но правда в том, что, когда доходит до дела, и надо вступать во взаимодействие с другими человеческими существами, он был совершенно безнадежен.

Оливия села на край постели, матрас прогнулся под ее весом. Миранда попыталась не обращать на нее внимания, притвориться, что она не знает, что даже если она закроет глаза, Оливия будет смотреть на нее, ожидая, когда же она смирится с ее присутствием.

— Пожалуйста, Миранда, скажи мне, что случилось, — мягко сказала Оливия. — Это из-за твоего отца?

Миранда покачала головой, но в этот момент Оливия села поудобнее. Матрас качнулся под ней, имитируя движение лодки, и хотя Миранда никогда в жизни не страдала морской болезнью, ее желудок начало крутить, и внезапно стало необходимо…

Миранда выпрыгнула из кровати, столкнув Оливию на пол, и схватила ночной горшок как раз вовремя.

— Боже милостивый, — сказала Оливия, почтительно — с самообладанием — сохраняя дистанцию. — Как долго с тобой такое?

Миранда уклонилась от ответа. Но ее желудок возмутился в ответ.

Оливия сделала шаг назад.

— Э—э… я могу что-нибудь сделать?

Миранда покачала головой, благо волосы были аккуратно убраны назад.

Оливия смотрела на нее некоторое время, затем пришла с тазиком и влажным кусочком ткани.

— Вот, держи, — сказала она, держа это перед собой на вытянутых руках.

Миранда благодарно кивнула.

— Спасибо, — прошептала она, вытирая лицо.

— Не думаю, что это насморк, — сказала Оливия.

Миранда снова покачала головой.

— Я уверена, что рыба прошлой ночью была превосходной, и я даже не могу представить…

Миранде не нужно было видеть лицо Оливии, чтобы растолковать ее временную остановку дыхания. Она знала. Она могла не верить в это, но она знала.

— Миранда?

Миранда застыла, уныло склонившись над ночным горшком.

— Ты… ты не…?

Миранда судорожно вздохнула и кивнула.

— О Боже. О Боже… О-о-о…

Это, возможно, был единственный момент в ее жизни, когда Миранда увидела, что Оливии не хватает слов. Миранда вытерла рот и, когда ее желудок наконец-то встал в некое подобие покоя, смогла отдвинуться от ночного горшка и сесть прямее.

Оливия все еще смотрела на нее, как на привидение.

— Как? — наконец, спросила она.

— Обычным путем, — резко ответила Миранда. — И уверяю тебя, нет никаких причин бежать в церковь.

— Прости. Прости, прости, — поспешно проговорила Оливия. — Я не хотела расстраивать тебя. Это просто… хм… ты должна знать… э-э… это такая неожиданность.

— Это неожиданно и для меня тоже, — ответила Миранда вялым голосом.

— Это, возможно, не так и удивительно, — сказала Оливия, не подумав. — Я имею в виду, если ты… если ты была… — Она не договорила, понимая, что ей лучше замолчать.

— И все же это сюрприз, Оливия.

Оливия помолчала еще пару мгновений, будто пытаясь выйти из шока.

— Миранда, я должна спросить…

— Нет! — предупредила ее Миранда. — Пожалуйста, не спрашивай меня, кто он.

— Уинстон?

— Нет! — яростно ответила она. Затем пробормотала, — Боже мой.

— Тогда кто?

— Я не могу сказать тебе, — произнесла Миранда надтреснутым голосом. — Это был… это был некто очень не подходящий. Я… Я не знаю, чем я думала, но, пожалуйста, не спрашивай меня снова. Я не хочу говорить об этом.

— Хорошо, — сказала Оливия, понимая, что было бы глупо давить на нее сейчас. — Я не буду спрашивать тебя больше, я обещаю. Но что мы собираемся делать?

Миранда не могла не почувствовать, как тепло разливается по телу от услышанного слова «мы».

— Послушай, Миранда, а ты уверена, что все правильно поняла? — внезапно спросила Оливия, ее глаза засветились надеждой. — У тебя могла быть просто задержка. У меня такое постоянно.

Миранда бросила красноречивый взгляд на ночной горшок. А затем, покачав головой, сказала:

— У меня никогда не было задержек. Никогда.

— Тебе надо уехать куда-нибудь, — сказала Оливия. — Скандал будет невообразимый.

Миранда кивнула. Она планировала написать письмо Тернеру, но не могла сказать об этом Оливии.

— Лучшим выходом для тебя будет покинуть страну. Континент, возможно. Как у тебя с французским?

— Неважно.

Оливия устало вздохнула.

— Ты никогда не дружила с живыми языками.

— В отличие от тебя, — сказала Миранда ехидно-раздраженно.

Оливия не удостоила ее ответом, предложив:

— Почему бы тебе не поехать в Шотландию?

— К моим бабушке и дедушке?

— Да. Только не говори мне, что они отправят тебя обратно из-за твоего положения. Ты всегда говорила, какие они замечательные.

Шотландия. Да, это отличное решение. Она известит Тернера, и он присоединится к ней там. Они могли бы пожениться без официального оглашения бракосочетания, и затем все будет, если не хорошо, то, по крайней мере, улажено.

— Я буду сопровождать тебя, — решительно произнесла Оливия. — Я останусь настолько, насколько смогу.

— Но что скажет твоя мать?

— О, я скажу ей, что кто-то заболел. Это ж срабатывало раньше, не так ли? — Оливия бросила проницательный взгляд на Миранду, который ясно говорил, что она знала, что заставило ее придумать эту историю о ее отце.

— Что-то слишком много больных людей вокруг...

Оливия пожала плечами.

— Эпидемия. Все больше причин для нее оставаться в Лондоне. Но что ты скажешь своему отцу?

— О, что-нибудь, — ответила Миранда, отмахнувшись. — Он не следит за моими передвижениями.

— Что ж, хоть какая-то польза. Мы уезжаем сегодня же.

— Сегодня? — слабо откликнулась Миранда.

— Вещи уже собраны, и нет времени ждать.

Миранда посмотрела на свой еще плоский живот.

— Нет, я полагаю, время есть.

13 Августа 1819 года

Сегодня я с Оливией приехала в Эдинбург. Бабушка и дедушка были слегка удивлены, увидев меня. Но намного больше их удивила причина моего визита. Они были молчаливы и серьезны, но ни минуты не позволили мне почувствовать, что разочарованы или стыдятся меня. Я всегда буду любить их за это.

Ливви отослала записку своим родителям, что сопровождает меня в Шотландию. Каждое утро она спрашивала, не пришла ли моя менструация. Как я и предвидела, ее нет. Я постоянно смотрю на свой живот. Я не знаю, что я ожидаю увидеть. Конечно же, он не вырастет внезапно, и, определенно, не так рано.

Я должна сказать Тернеру. Я знаю, что должна, но я не могу ускользнуть от Оливии, не писать же письмо в ее присутствии. Как бы я ни обожала ее, я не должна спугнуть ее. Она не может здесь быть со мной, когда приедет Тернер, который, несомненно, сделает это, когда получит мое письмо, надеюсь только, что я смогу его когда-нибудь отослать.

О Господи, вот и она.

Глава13

Тернер не знал, почему так долго оставался в Кенте. Двухдневная поездка быстро удлинилась, когда лорд Гарри решил, что желает приобрести собственность, и кроме этого, желает, устроить прием и присутствие его друзей было просто необходимо. Тернер не смог придумать предлога, чтобы вежливо отказаться. И честно говоря, он действительно не хотел уезжать, иначе пришлось бы вернуться в Лондон и мужественно выполнить свой долг.

Не то, чтобы он избегал женитьбы на Миранде. Как раз наоборот. Как только он примирился с мыслью о повторном браке, это перестало походить на ужасную судьбу.

Но, тем не менее, возвращаться не хотелось. Если бы он не умчался из города, приведя не слишком убедительное оправдание, то он, возможно, решил бы вопрос. Но чем больше он тянул, тем меньше ему хотелось думать об этой проблеме. Как же он объяснит свое отсутствие?

В общем, двухдневная поездка превратилась в недельный прием, что в свою очередь перетекло в двухнедельное мероприятие с охотой, гонками и большим количеством свободных женщин, которым предоставили «карт бланш». Тернер боялся воспользоваться последним. Он мог бы уклониться от ответственности перед Мирандой, но тем нее менее оставался верен ее.

Затем в Кент приехал Уинстон и продолжил развлекаться с такой энергий, что Тернер почувствовал себя обязанным остаться и по-братски проследить за ним. Это заняло еще две недели его времени, которое он с удовольствием потратил, поскольку все эти причины успокаивали чувство вины, которое он испытывал. Действительно, разве мог он оставить своего младшего брата? Если бы он отпустил его одного, то бедный мальчик, вероятно, закончил бы острым приступом французской болезни.

Наконец, он понял, что не может больше откладывать неизбежное, и вернулся в Лондон, чувствуя себя задницей. Миранда, наверное, кипятится. Для него было бы большой удачей, если бы она согласилась выйти за него. Итак, испытывая небольшой трепет, он прошагал к дому родителей и вошел в парадный холл.

Перед ним незамедлительно материализовался дворецкий.

—Хантли. — приветственно произнес Тернер. — Мисс Чивер дома? Или сестра?

—Нет, милорд.

—Хмм. И когда ожидается их возвращение.

—Не знаю, милорд.

—К обеду? Или к ужину?

—Полагаю, не в ближайшие несколько недель.

—Несколько недель. — Этого Тернер не ожидал. — Где они, черт возьми?

Хантли напрягся услышав ругательство.

— В Шотландии, милорд.

— В Шотландии? — Дьявол! Что, черт возьми, они там делают? У Миранды были родственники в Эдинбурге, но если у нее и были планы их посетить, то его она об этом не уведомила.

Минутку, Миранда не была обещана никакому шотландскому джентльмену, который был связан с ее бабушкой и дедушкой, ведь так? Кто-нибудь, конечно, сказал бы ему, если бы это имело место быть. Миранда, например. И Бог свидетель, что Оливия не умела хранить секреты.

Тернер зашагал к лестнице и начал кричать.

—Мама! Мама! — Он повернулся к Хантли. — Надеюсь, моя мать не понеслась также во весь опор в Шотландию.

—Нет, она дома, милорд.

Леди Ридланд поспешно спустилась вниз.

—В чем дело? Где ты был? Ты уехал в Кент, ничего мне не сказав.

—Почему Оливия и Миранда в Шотландии?

Леди Ридланд в удивлении подняла брови.

— Кто-то из семьи болен. Из семьи Миранды.

Тернер не нуждался в уточнении того, что было более чем очевидно, поскольку у Бивилстоков нет никаких родственников в Шотландии.

—И Оливия поехала с ней?

—Ну, они очень близки, ты же знаешь.

—Когда они вернутся назад?

—Я не могу ничего сказать о Миранде, но я написала Оливии, настаивая, чтобы она вернулась. Она прибудет через пару дней.

—Хорошо. — Проворчал Тернер.

—Уверена, что она будет рада твоей братской привязанности.

Тернер сузил глаза. Не послышался ли ему намек на сарказм в голосе матери. Он не был в этом уверен.

— Скоро увидимся, мама.

—Хорошо. О! Тернер?

—Да.

—Почему ты не проводишь больше времени со своим камердинером. Ты выглядишь оборванным.

Тернер зарычал, выходя из дома.

Два дня спустя, Тернеру сообщили, что его сестра возвратилась в Лондон. Тернер помчался домой, чтобы немедленно ее увидеть. Если и было что-то, что он ненавидел, так это — ожидание.

И если было что-то, что он ненавидел еще больше, так это чувство вины.

И он чувствовал себя чертовски виноватым в том, что заставил ждать Миранду больше шести недель.

Оливия была в своей спальне, когда он прибыл. И вместо того, чтобы подождать ее в гостиной, Тернер помчался наверх и постучал в дверь.

—Тернер! — воскликнула Оливия. — Боже мой! Что ты здесь делаешь?

—Действительно, что, Оливия? Кажется, я здесь живу. Помнишь?

—Да, да, конечно. — Оливия улыбнулась и села отступая. — И чему я обязана этому удовольствию?

Тернер открыл рот и затем закрыл его, будучи неуверен, о чем спросить. Он не мог просто подойти к ней и сказать: « Я соблазнил твою подругу и теперь должен поступить правильно. Теперь мне нужно найти ее в доме у бабушки и дедушки, в то время как один из них болен».

Тернер снова открыл рот.

—Да, Тернер.

И закрыл, чувствуя себя дураком.

—Ты хотел о чем-то спросить меня?

—Как Шотландия? — выдавил он из себя.

—Прекрасно. Ты когда-нибудь был там?

—Нет. А Миранда?

Оливия заколебалась перед ответом.

—Она в порядке. Она посылает привет.

Так или иначе, Тернер в этом засомневался. Он вздохнул. Он должен был подойти к этой теме осторожно.

—Она в хорошем расположении духа?

—Хмм, да. Да.

—Она не расстроена, что пропустила остальную часть сезона?

—Нет, конечно, нет. Она никогда не наслаждалась ним, с самого начала. Ты же знаешь это?

—Правда. — Он отвернулся и оказался перед окном, отбивая рукой нервный такт. — Она скоро вернется?

—Полагаю, она пробудет там еще несколько месяцев.

—Выходит, ее бабушка серьезно больна.

—Да.

—Я должен буду послать свои соболезнования.

—До этого не дойдет. — Сказала Оливия быстро. — Доктор сказал, что потребуется время, Хмм, по крайней мере, полгода, возможно чуть больше. Но он думает, что она выздоровеет.

—Понятно. И что это за болезнь?

—Женские проблемы. — Сказала Оливия, ее голос стал немного дерзким.

Тернер поднял брови. Женские проблемы у бабушки. Как интригующе. И подозрительно. Тернер обернулся.

—Надеюсь, это не заразно. Не хотел бы видеть Миранду заболевшей.

—О, нет. Эээ, болезнь не распространяется при общении, — Тернер не сводил тяжелого взгляда с ее лица, она добавила. — Только посмотри на меня. Я была там более двух недель и здорова как лошадь.

—Ты — да. Но хочу сказать, что волнуюсь о Миранде.

—О, нет. Ты не должен, — настаивала Оливия. — Она в порядке. Правда.

Тернер сузил глаза. Щеки его сестры стали розовыми.

—Ты что-то не договариваешь.

—Я…я не знаю, о чем ты говоришь. — Оливия запнулась. — И почему ты задаешь так много вопросов о Миранде.

—Она мой хороший друг, — ответил он мягко. — И я предлагаю сказать мне правду.

Оливия метнулась к другому краю кровати, когда он шагнул к ней.

—Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Это связано с каким-то мужчиной, — потребовал он. — Да? Это поэтому вы придумали невероятную сказку о больном родственнике.

—Это не сказка, — выпалила она.

—Скажи мне правду.

Она сжала губы.

—Оливия. — Сверлил он ее хищным взглядом.

—Тернер, — ее голос стал пронзительным. — Я не люблю этот твой взгляд. Я позову маму.

—Мама не доходит мне и до плеча. И она не сможет помешать задушить глупого ребенка.

—Тернер, ты с ума сошел.

—Кто он?

—Я не знаю, — вспыхнула она. — Я не знаю.

—Значит, есть кто-то.

—Да! Нет! Никого нет!

—Что, черт побери, происходит. — Ревность, чистая и неистово горячая захлестнула его.

—Ничего.

—Скажи мне, что случилось с Мирандой. — Он кружил вокруг кровати, пока не загнал Оливию в угол. Это был очень примитивной способ. Он боялся, что может потерять Миранду, и боялся, что с ней что-то произошло. Что если что-нибудь случилось с ней? Он никогда не думал, что благополучие Миранды может вызвать такое удушающее беспокойство. Но это было так. Господи! Это было ужасно. Он никогда так не беспокоился о ней.

Взгляд Оливии заметался, пока она искала способ от него убежать.

—Она в порядке, Тернер. Клянусь в этом.

Его большие руки спустились ей на плечи.

—Оливия, — сказал он низким голосом. Его синие глаза опасно мерцали яростью. — Я собираюсь сказать тебе кое-что. Когда мы были детьми, я никогда не бил тебя, несмотря на веские причины. — Он сделал паузу, угрожающе наклоняясь. — И я не склонен начинать это делать сейчас.

Ее нижняя губа начала дрожать.

— Но, если ты не скажешь мне прямо сейчас, в какую неприятность попала Миранда, ты действительно об этом сильно пожалеешь.

Тысячи эмоции исказили лицо Оливии, большинство из которых было связано с паникой и страхом.

—Тернер, — взмолилась она. — Она моя самая близкая подруга. Я не могу потерять ее доверие.

—Что с ней не так? — повторил он.

—Тернер…

—Скажи мне!

—Нет, я не могу, я … — Оливия побледнела. — О, Боже мой!

— Что?

—О, Боже мой! — задышала она взволнованно. — Это — ты!

Тернер еще ни разу не получал пощечины ни от сестры, ни от кого-нибудь еще….

—Как ты мог! — кричала Оливия, молотя кулачками по его груди. — Как ты мог! Ты животное! Ты слышишь меня? Животное! Это нечестно, что ты оставил ее.

Тернер неподвижно стоял в течение всей ее тирады, пытаясь осмыслить ее слова и гнев.

—Оливия, — медленно сказал он. — О чем ты говоришь?

—Миранда беременна, — яростно зашипела она. — Беременна!

Руки Тернера опустились, и он с размаху сел на кровать.

— Предполагаю, ты — отец! — сказала она холодно. — Это отвратительно. Ради Бога, Тернер. Ты же ей как брат!

Его ноздри раздулись.

— Не совсем.

— Ты же старше, чем она, и более опытный. Ты не должен был ее обманывать.

— Я не собираюсь объяснять тебе свои действия, — отрезал он холодно.

Оливия фыркнула.

— Почему она не сказала мне?

— Ты был в Кенте, если помнишь, выпивал и развратничал….

— Я не развратничал, — перебил он ее. — У меня не было другой женщины после Миранды.

— Прости, но в это трудно поверить, братец! Я презираю тебя. Выйди из моей комнаты.

— Беременна, — повторил он, как будто это могло помочь поверить. — Миранда. Ребенок. Бог мой!

— Немного поздновато для молитв, ты не находишь? — сказала Оливия пронзительным голосом. — Твое поведение хуже, чем просто предосудительное.

— Я не знал, что она беременна.

— Это имеет значение?

Тернер не ответил. У него не было ответа, когда он знал, насколько сильно ошибся. Он обхватил голову руками. В голове роились тысячи мыслей. Боже, если подумать каким эгоистичным он был… Он отложил объяснение с Мирандой просто потому, что был ленив. Он думал, она будет ждать его здесь, когда он вернется. Потому что….Просто…

Это было то, что она делала. Разве она не ждала его в течение стольких лет? Она не сказала….

Он был ослом. И не было никакого объяснения или оправдания. Он допустил это, а затем воспользовался преимуществом…и…

Никогда в самых диких мыслях, он не смог бы представить, что она окажется за триста миль от него, справляясь с беременностью, которая очень скоро обернется внебрачным ребенком.

Он просил сообщить ему, если это случится. Почему она не написала? Почему ничего не сказала?

Он посмотрел на свои руки. Они выглядели странными и чужими, когда он сгибал пальцы, а мышцы были напряженными и неуклюжими.

— Тернер?

Он мог слышать сестру, шепчущую его имя, но не мог ей ответить. Он чувствовал движения горла, но не мог ни говорить, ни дышать. Все что он мог делать это сидеть как дурак, и думать о Миранде.

Одна.

Она была одна и вероятно напугана. Она была одинока, когда могла бы быть уже замужем и удобно устроиться в доме, в Нортамберленде, где есть свежий воздух и полезная еда, и где он мог бы не спускать с нее глаз.

Ребенок.

Забавно, он всегда предполагал, что род продолжит Уинстон. Теперь же он ничего не хотел так сильно, как подержать в руках своего ребенка. Он надеялся, что это будет девочка. Он надеялся, что у нее будут карие глаза. Наследника он сможет получить позже. С Мирандой в постели об этом не стоило волноваться.

— Что ты собираешься делать? — потребовала ответа Оливия.

Тернер поднял голову. Его сестра стояла перед ним, воинственно уперев руки в бока.

— А что ты думаешь, я собираюсь с этим делать? — спросил он в свою очередь.

— Не знаю, Тернер. — На это раз в голосе Оливии сквозило сомнение. Тернер понял, что это было не возражение. Это был вызов. Оливия не была уверена, что он поступит честно.

Тернер никогда не чувствовал себя таким низким человеком.

Он встал, прочистил горло, и дрожащим глубоким голосом произнес:

—Оливия, дай, пожалуйста, адрес Миранды в Шотландии.

—С удовольствием. — Она прошла к столу, схватила лист бумаги и небрежно написала пару строчек. — Вот.

Тернер взял клочок бумаги свернул его и положил в карман.

—Спасибо.

Оливия демонстративно не ответила ему.

—Полагаю, мы не скоро увидимся.

—Надеюсь, что как минимум месяцев семь, — парировала она.

* * * * *

Тернер помчался через Англию в Эдинбург, обернувшись в рекордные четыре с половиной дня. Он добрался в шотландскую столицу уставший и запыленный, но это не имело для него значения. Каждый день, что Миранда провела там одна, мог бы быть другим днем, когда она, черт возьми, могла быть и не одна.

Прежде чем начать поиски дома, он еще раз проверил адрес. Дедушка и бабушка Миранды жили в фешенебельном районе Эдинбурга. Они были дворяне и, как он слышал, имели на севере поместье. Он вздохнул в надежде, что они проводят время в городе. Идея совершить поездку в горы вдохновения не вызывала. Он был совершенно вымотан.

Он резко постучал. Дверь открыл дворецкий, поприветствовав его столь же надменным английским акцентом, какой можно было встретить и в резиденции герцога.

— Я должен видеть мисс Чивер. — отрывисто произнес Тернер.

Дворецкий презрительно посмотрел на беспорядок в одежде Тернера.

— Ее здесь нет.

— Действительно нет? — тон Тернера подразумевал, что дворецкому он не доверял. Он не удивился бы, если бы узнал, что Миранда дала его описания домашним и велела не впускать.

— Вы можете вернуться позднее. Я буду счастлив передать ей сообщение…

— Я подожду, — Тернер прошел в небольшую гостиную.

— Смотрите сами, сэр, — отозвался дворецкий.

Тернер вынул одну из своих визиток и вручил ему. Дворецкий посмотрел на имя, потом на него, потом снова на имя. Очевидно, он не ожидал, что виконт может быть таким взъерошенным. Тернер криво ухмыльнулся. Иногда титул чертовски помогает.

— Если вы будете ждать, милорд, — сказал дворецкий немного приглушенным голосом, — я скажу горничной, чтобы принесла вам чаю.

— Да, пожалуйста.

Когда дворецкий выскользнул за дверь, Тернер принялся ходить по комнате, неспешно ее разглядывая. Родственники Миранды обладали отменным вкусом. Обстановка была сдержанной, в том классическом стиле, который никогда не будет казаться устаревшим или нелепым.

Праздно исследуя пейзажи на стене, он обдумывал, что сказать Миранде, хотя делал это тысячу раз во время поездки. Дворецкий не позвал охрану, когда услышал его имя. Вероятно, это был хороший знак.

Через несколько минут принесли чай, и поскольку Миранда не появилась вскоре после этого, Тернер предположил, что дворецкий не солгал. Без сомнения ее не было дома. Но он будет ждать сколько потребуется. Он принял решение и уже не сомневался.

Миранда была чувствительной девушкой. Она знала каким враждебным был мир к внебрачным детям. И их матерям. Как бы она не злилась на него, она не решится обречь ребенка на такую трудную жизнь.

Это был и его ребенок. Он защитит его имя. Так же как и Миранду. Он не хотел думать, что Миранда может остаться здесь надолго, даже если родственники приютят ее на этот неловкий период времени.

Тернер сидел за чаем более получаса, жуя уже шестую из принесенных ему булочек. У него была длинная поездка, и он не делал остановок, чтобы перекусить. Он поражался, насколько булочки были вкуснее тех, что он когда-либо пробовал в Англии, когда услышал звук открывающейся двери.

— Макдаунс!

Голос Миранды. Тернер встал. Надкушенная булочка все еще была в его руках. Шаги в холле, по-видимому, принадлежали дворецкому.

— Вы не могли бы меня освободить от этих свертков. Знаю, что должна была отправить их домой из магазина, но я слишком нетерпелива.

Тернер услышал шелест пакетов, передаваемых из рук в руки в сопровождении голоса дворецкого:

— Должен сообщить вам мисс Чивер, что к вам посетитель. Он ожидает вас в гостиной.

— Посетитель? Ко мне? Как странно! Это должно быть кто-то из Маклинсов. Я дружила с ними, когда проводила время в Шотландии. Должно быть, они узнали, что я в городе.

— Не думаю, что у него шотландское происхождение, мисс.

— Да? Тогда кто…

Тернер улыбнулся, поскольку голос Миранды затих в удивлении.

— Он был очень настойчив, мисс, — продолжил Макдаунс. — У меня есть его визитка.

Последовала длинная пауза, пока Миранда, наконец, не сказала.

— Пожалуйста, скажите ему, что я занята, — ее голос дрогнул на последнем слове, и она помчалась вверх по лестнице.

Тернер шагнул в холл как раз вовремя, чтобы столкнуться с дворецким, который смаковал мысль — как ловчее вышвырнуть его вон.

— Она не хочет вас видеть, милорд, — произнес дворецкий, без намека на улыбку. Тернер попытался обойти его.

— Она ошибается.

— Не думаю, милорд, — дворецкий ухватил его за пальто.

— Послушайте, — сказал Тернер, стараясь казаться благовоспитанным, насколько это было возможно, — Я не склонен бить вас.

— Я тоже.

Тернер посмотрел на него с презрением.

— Уйдите вон с моей дороги.

Дворецкий сложил руки и остался стоять на месте.

Тернер нахмурился и, дернув пальто в попытке освободиться, шагнул к лестнице.

—Миранда, — завопил он. — Спускайся сюда сейчас же! Немедленно! Нам есть, что обсудить…

Удар. О, Боже! Дворецкий ударил его кулаком в челюсть. Ошеломленный, Тернер потер лицо.

— Вы что, действительно безумны?

— Ничуть, милорд. Я горжусь своей работой.

Дворецкий принял боксерскую стойку с непринужденностью и изяществом настоящего профессионала. Он отнес это на счет Миранды — нанять боксера в качестве дворецкого.

— Послушайте, — примирительным тоном произнес Тернер. — Я должен поговорить с ней немедленно. Это имеет огромное значение. Репутация леди под угрозой.

Удар. От второго хука Тернер свалился.

— Это, милорд, за то, что вы подразумеваете, что леди неблагородна.

Тернер угрожающе сузил глаза и решил, что у него нет шанса выстоять против безумного дворецкого, учитывая два весьма ощутимых удара.

— Скажите мисс Чивер, — зло сказал он, — что я вернусь, и она должна будет меня принять.

Он в ярости выбежал из дома и спустился по ступенькам.

Крайне разгневанный, что девушка его не приняла, он обернулся, чтобы взглянуть на дом. Она стояла за открытым окном, нервно прикрыв рот рукой. Тернер нахмурился,поняв, что все еще держит в руках полусьеденную булочку.

Он бросил в окно, и она угодила ей в декольте.

Это принесло ему некоторое удовлетворение.

24 августа 1819 года.

О, дорогой. Конечно, я никогда не пошлю это письмо. Я провела целый день, составляя его, но когда пришло время его отправить, оно стало ненужным.

Я не знала плакать мне или радоваться.

И вот Тернер здесь. Он, наверное, как обычно, вытряс правду, из Оливии. Она никогда не предавала меня. Бедная Ливи. Должно быть, он был ужасен в гневе.

Очевидно, все еще такой. Он бросил в меня булку. Трудно поверить.

Глава 14

Два часа спустя Тернер объявился снова. На этот раз Миранда ждала его.

Она распахнула парадную дверь, прежде чем он успел постучать. Однако он даже не оступился, просто стоял там в красивой позе, одна рука, сжатая в кулак, застыла на полпути к двери.

— О, ради Бога, — сказала она раздраженно. — Входи.

Тернер вскинул брови.

— Ты ждала меня?

— Конечно.

И понимая, что не может больше этого откладывать, она, не оглядываясь, направилась в гостиную.

Он последовал за ней.

— Чего ты хочешь? — спросила она.

— Какое славное приветствие, Миранда, — сказал он спокойно, опрятный, бодрый, красивый и абсолютно расслабленный и — о! ей хотелось убить его. — Кто учил тебя манерам? — продолжил он. — Гунн Аттила?

Она стиснула зубы и повторила вопрос.

— Чего ты хочешь?

— Что ж, конечно, жениться на тебе.

Ну да, именно этого она ожидала с того момента, как увидела его. И никогда в жизни она так собой не гордилась, как когда сказала,

— Нет, спасибо.

— Нет… спасибо?

— Нет, спасибо, — дерзко повторила она. — Если это все, я провожу тебя до двери.

Но он поймал ее запястье, когда она сделала вид, что уходит из гостиной.

— Не так быстро.

Она могла сделать это. Она знала, что может. У нее есть гордость, и нет больше никаких обстоятельств, вынуждающих ее выйти за него. И она не выйдет. Неважно, как сильно стучит ее сердце, она не может сдаться. Он не любит ее. Он не ценит ее настолько, что ни разу даже не написал ей за полтора месяца, прошедшие с того времени, когда они вместе побывали в охотничьей сторожке.

Он мог быть джентльменом, но не был им.

— Миранда, — сказал он вкрадчиво, и она поняла, что он пытается соблазнить ее, если не чтобы затащить в постель, то хотя бы чтобы добиться ее согласия.

Она сделала глубокий вдох.

— Ты пришел сюда, ты поступил правильно, но я тебе отказала. Тебе больше не из-за чего чувствовать себя виноватым, так что ты можешь с чистой совестью вернуться в Англию. Прощай, Тернер.

— Я так не думаю, Миранда, — сказал он, усиливая хватку на запястье. — Нам многое нужно обсудить, тебе и мне.

— Эхмм, не так уж и много на самом деле. Хотя спасибо тебе за заботу. — Ее рука горела там, где он сжимал ее, и она знала, что если она намерена быть решительной, ей нужно избавиться от него как можно скорее.

Тернер захлопнул дверь ногой.

— Я не согласен.

— Тернер, не надо! — Миранда выдернула руку и попыталась добраться до двери, чтобы снова открыть ее, но он преградил ей путь. — Это дом моих бабушки и дедушки. Я не стану позорить их неприличным поведением.

— Я подумал, что тебя больше обеспокоит возможность, что они услышат то, что я должен сказать тебе.

Она мельком взглянула на неумолимое выражение его лица и закрыла рот.

— Очень хорошо. Говори, зачем ты пришел.

Его палец стал выводить ленивые круги на ее ладони.

— Я думал о тебе, Миранда.

— Да неужели? Это очень лестно.

Он проигнорировал ее язвительный тон и придвинулся поближе.

— А ты думала обо мне?

О, Боже Милосердный. Если бы он только знал.

— Иногда.

— Лишь иногда?

— Довольно редко.

Он притянул ее к себе, его ладонь мягко скользнула по ее руке.

— Насколько редко? — прошептал он.

— Почти никогда. — Но ее голос становился все тише и нерешительнее.

— В самом деле? — Он скептически приподнял бровь. — Думаю, вся эта шотландская еда сбила тебя с толку. Ты ела хаггис?

— Хаггис? — переспросила она едва слышно. Она ощущала, как легко становится у нее в груди, словно воздух стал опьяняющим, и она могла захмелеть, просто дыша в его присутствии.

— Угу. Отвратительная гадость, полагаю.

— Он… он не так уж и плох. — О чем он говорит? И почему он так на нее смотрит? Его глаза светились словно сапфиры. Нет, словно ночное небо в лунном свете. О, Господи. Не ее ли решимость только что вылетела в окно?

Тернер снисходительно улыбнулся.

— Твоя память так коротка, дорогая. Думаю, тебе нужно кое о чем напомнить. — Его губы нежно опустились на ее, разжигая огонь во всем ее теле. Она приникла к нему, выдохнув его имя.

Он прижал ее к себе еще крепче, мощь его плоти вжалась в нее.

— Ты чувствуешь, что делаешь со мной? — прошептал он. — Чувствуешь?

Миранда слабо кивнула, едва сознавая, что стоит посреди гостиной своих бабушки и дедушки.

— Только ты можешь сделать со мной такое, Миранда, — хрипло пробормотал он. — Только ты.

Это замечание задело расстроенную струну внутри нее, и она застыла в его объятиях. Разве не он провел только что целый месяц в Кенте со своим другом лордом Гарри Как-его-там? И разве Оливия не говорила ей, что такие развлечения включали в себя вино, виски и женщин? Безнравственных женщин. Множество безнравственных женщин.

— Что случилось, милая?

Он произнес слова шепотом у ее кожи, и часть ее хотела растаять прямо у его ног. Но она не позволит себя соблазнить. Только не в этот раз. Прежде чем она успела поменять свое решение, она положила ладони ему на груди и оттолкнула.

— Не пытайся сделать это со мной, — предупредила она.

— Сделать что? — Он был просто сама невинность.

Если бы у Миранды в руках была ваза, она бы запустила ею в него. А еще лучше, недоеденная булочка.

— Обольстить меня, чтобы я подчинилась твоей воле.

— Почему нет?

— Почему нет? — недоверчиво переспросила она. — Почему нет? Потому что я… потому что ты…

— Потому что почему? — Теперь он широко улыбался.

— Потому что… о! — Она воткнула кулаки в бока, и топнула ногой. Отчего разозлилась еще сильнее. Превратиться в такое — это унизительно.

— Ну-ну, Миранда.

— Не «нукай» мне, ты, надутый, чванливый…

— Я так понимаю, ты на меня злишься.

Она прищурила глаза.

— Ты всегда был умен, Тернер.

Он не обратил внимания на ее сарказм.

— Что ж, ладно — мне жаль. Я не собирался оставаться в Кенте так долго. Я не знаю, почему сделал это, и мне жаль. Это задумывалось как двухдневная поездка.

— Двухдневная поездка, которая продлилась почти два месяца? — фыркнула она. — Прости меня, но мне трудно в это поверить.

— Я не все это время был в Кенте. Когда я вернулся в Лондон, моя мать сказала, что ты ухаживаешь за больной родственницей. Пока не вернулась Оливия, я ни о чем не знал.

— Мне все равно, как долго ты был… где бы то ни было! — крикнула она, скрестив руки на груди. — Ты не должен был бросать меня вот так. Я могу понять, что тебе требовалось время подумать, потому что знаю, что ты никогда не хотел на мне жениться, но, Господи, Тернер, неужели тебе понадобилось семь недель? Ты не можешь так обращаться с женщиной! Это грубо, и некрасиво, и… и совсем не по-джентльменски!

Неужели это самое худшее, что она смогла для него придумать? Тернер едва сдержал улыбку. Это совсем не так плохо, как он думал.

— Ты права, — произнес он тихо.

— И кроме того… Что? — Она моргнула.

— Ты права.

— Вот как?

— Разве ты не этого хотела?

Она открыла рот, снова закрыла и сказала:

— Перестань пытаться смутить меня.

— Я не пытаюсь. Я соглашаюсь с тобой, если ты не заметила. — Он послал ей свою самую обворожительную улыбку. — Мои извинения приняты?

Миранда вздохнула. Должно быть объявлено незаконным, когда у мужчины было столько обаяния.

— Да, хорошо. Они приняты. Но что, — спросила она подозрительно, — ты делал в Кенте?

— Большей частью пил.

— И это все?

— Немного охотился.

— И?

— И делал все, что в моих силах, чтобы удержать Уинстона подальше от неприятностей, когда он приехал туда из Оксфорда. Должен сказать тебе, что эта работа задержала меня еще на две недели.

— И?

— Ты пытаешься спросить меня, были ли там женщины?

Она отвела взгляд от его лица.

— Возможно.

— Были.

Она попыталась проглотить огромный ком, который внезапно встал у нее в горле, делая шаг в сторону, чтобы он мог пройти к двери.

— Думаю, тебе лучше уйти, — тихо сказала она.

Он сжал ее предплечья и заставил посмотреть на себя.

— Я не прикасался ни к одной из них, Миранда. Ни к одной.

От страсти в его голосе ей захотелось плакать.

— Почему нет? — прошептала она.

— Я знал, что собираюсь жениться на тебе. И знал, каково это, когда тебе изменяют. — Он откашлялся. — Я никогда бы так с тобой не поступил.

— Почему нет? — Слова ее были едва слышным шепотом.

— Потому что мне не безразличны твои чувства. И я очень ценю тебя.

Она вырвалась из его рук и подошла к окну. Был ранний вечер, но летом дни в Шотландии были долгими. Солнце стояло высоко в небе, люди все еще сновали по улице, занимаясь своими ежедневными делами, словно у них не было никаких забот. Миранде захотелось стать одной из этих людей, захотелось уйти вниз по улице прочь от проблем и никогда не возвращаться.

Тернер хотел жениться на ней. Он оставался ей верен. Она должна плясать от радости. Но она не могла избавиться от ощущения, что он делает это из чувства долга, а не из любви и привязанности к ней. Если забыть о желании, конечно. Было абсолютно ясно, что он хотел ее.

По лицу ее скатилась слеза. Этого недостаточно. Могло бы быть, если бы она не любила его так сильно. Но это… Это было слишком нечестно. Это будет медленно убивать ее, пока от нее не останется ничего кроме унылой, безрадостной оболочки.

— Тернер, я… я признательна тебе за то, что ты проделал такой путь, чтобы меня увидеть. Я знаю, дорога была долгой. И это было действительно… — Она поискала подходящее слово. — …благородно с твоей стороны держаться подальше от всех этих женщин в Кенте. Уверена, они были очень красивы.

— Даже в половину не столь красивы, как ты, — прошептал он.

Она судорожно сглотнула. С каждой секундой это становилось все труднее. Она стиснула подоконник.

— Я не могу выйти за тебя.

Мертвая тишина. Миранда не оборачивалась. Она не могла видеть его, но могла чувствовать ярость, исходившую от него. Пожалуйста, пожалуйста, просто уходи, молилась она про себя. Не подходи ко мне. И прошу — о, пожалуйста, не прикасайся ко мне.

Ее мольбы остались без ответа, и его руки грубо легли на ее плечи, развернув ее лицом к нему.

— Что ты сказала?

— Я сказала, что не могу выйти за тебя замуж, — ответила она робко. Она вперила взгляд в пол. Его голубые глаза прожигали ее насквозь.

— Посмотри на меня, черт побери! О чем ты думаешь? Ты должна выйти за меня.

Она покачала головой.

— Ты — маленькая дурочка.

Миранда не знала, что сказать на это, поэтому промолчала.

— Ты забыла про это? — Он крепко прижал ее к себе и захватил ее губы своими. — Забыла?

— Нет.

— Тогда, может, ты забыла о том, что сказала мне, что любишь меня? — спросил он.

Миранде хотелось умереть на месте.

— Нет.

— Это ведь должно иметь значение, — сказал он и стал трясти ее, пока несколько ее прядей не выбились из-под заколок. — Разве нет?

— А ты когда-нибудь говорил мне, что любишь меня? — парировала она.

Он молча уставился на нее.

— Ты любишь меня? — Ее щеки загорелись от злости и смущения. — Любишь?

Тернер сглотнул, внезапно почувствовав, что задыхается. Стены словно сомкнулись вокруг него, и он не мог издать ни звука, не мог выговорить слова, которых она от него добивалась.

— Понятно, — сказала она шепотом.

Горло его судорожно сжалось. Почему он не может сказать это? Он не был уверен, что любит ее, но не был уверен, и что нет. И он, безусловно, не хотел сделать ей больно, так почему же он просто не сказал эти три слова, которые сделали бы ее счастливой?

Он говорил Летиции, что любит ее.

— Миранда, — сказал он запнувшись. — Я…

— Не говори этого, если это не правда! — выкрикнула она, голос ее прервался.

Тернер развернулся и прошел через комнату туда, где он заметил графин с бренди. На полке под ним стояла бутылка виски, и, не спросив разрешения, он плеснул его себе в стакан. Он сделал один огненный глоток, но лучше ему не стало.

— Миранда, — сказал он, желая, чтобы голос его звучат хоть чуточку ровнее. — Я не идеален.

— Но должен был быть! — крикнула она. — Знаешь, каким чудесным ты казался мне, когда я была маленькой? А ты даже не попытался. Ты это… просто ты. И ты заставил меня чувствовать себя, словно я не была такой уж неуклюжей девчонкой. А потом ты изменился, но я думала, что смогу изменить тебя опять. И я старалась, о, как я старалась, но этого было недостаточно. Меня было недостаточно.

— Миранда, дело не в тебе…

— Не надо придумывать мне оправданий! Я не могу быть тем, что тебе нужно, и я ненавижу тебя за это! Ты меня слышишь? Ненавижу! — Без сил, она отвернулась и обхватила себя руками, пытаясь остановить дрожь, охватившую ее тело.

— Ты не ненавидишь меня. — Голос его был мягким, и странно успокаивающим.

— Нет, — сказала она, подавив всхлип. — Не ненавижу. Но я ненавижу Летицию. Если бы она не умерла, я убила бы ее своими руками.

Один из уголков его рта приподнялся в кривой улыбке.

— Я делала бы это медленно и мучительно.

— Да ты — кровожадная, котенок, — сказал он, посылая ей просительную улыбку.

Она попыталась улыбнуться, но губы ее не желали подчиняться.

Последовало долгое молчание, прежде чем Тернер снова заговорил.

— Я попытаюсь сделать тебя счастливой, но я не могу быть всем, чего ты хочешь.

— Знаю, — горько сказала она. — Я думала, что можешь, но ошибалась.

— Но из нас могла бы получиться хорошая пара, Миранда. Лучше многих.

«Лучше многих» могло означать лишь, что они будут разговаривать друг с другом хотя бы раз в день. Да, у них мог бы получиться хороший брак. Хороший, но пустой. Она не думала, что сможет вынести жизнь с ним без любви. Она покачала головой.

— Черт побери, Миранда! Ты должна выйти за меня! — Когда она не обратила внимания на его вспышку, он воскликнул, — Ради Бога, женщина, ты носишь моего ребенка!

Вот оно. Она знала, что должна быть причина, почему он поехал так далеко, и с такой недвусмысленной целью. И хотя она высоко оценила его чувство чести — пусть и несколько запоздалое — она не могла скрывать тот факт, что ребенка больше нет. У нее пошли крови, а потом к ней вернулся аппетит, и ее ночной горшок снова стал использоваться по назначению.

Ее мать рассказывала ей о таком, говорила, что с ней было точь-в-точь то же самое дважды до рождения Миранды и трижды после. Может, это была неприличная тема для молодой женщины, которая еще даже не закончила школу, но леди Чивер знала, что умирает, и хотела передать своей дочери как можно больше женских знаний. Она сказала Миранде не огорчаться, если то же произойдет и с ней, что она всегда чувствовала, что те дети, которых она потеряла, не должны были родиться.

Миранда облизнула губы и сглотнула. А потом низким, серьезным голосом выговорила,

— Я не ношу твоего ребенка. Носила, но больше нет.

Тернер молчал. А потом сказал:

— Я тебе не верю.

Миранда замерла, изумленная.

— Прошу прощения.

Он пожал плечами.

— Я тебе не верю. Оливия сказала мне, что ты беременна.

— Была. Когда здесь была Оливия.

— Откуда мне знать, что ты не пытаешься просто избавиться от меня?

— Потому что я не идиотка, — резко бросила она. — Думаешь, я бы отказалась выйти за тебя, если бы носила твоего ребенка?

Казалось, он какое-то время обдумывал это, а затем скрестил руки на груди.

— Что ж, ты все равно скомпрометирована, и выйдешь за меня замуж.

— Нет, — сказала она насмешливо, — Не выйду.

— О, еще как выйдешь, — сказал он, глаза его безжалостно блеснули. — Ты просто еще об этом не знаешь.

Она отступила от него.

— Не вижу, как ты собираешься меня заставить.

Он сделал шаг вперед.

— Не вижу, как ты собираешься мне помешать.

— Я позову МакДаунса.

— Я так не думаю.

— Позову. Клянусь. — Она открыла рот, а затем искоса взглянула на него, чтобы посмотреть, внял ли он ее предупреждению.

— Действуй, — сказал он, небрежно пожав плечами. — На этот раз он не застанет меня врасплох.

— Мак…

Он с поразительной скоростью зажал ей рот рукой.

— Ты — маленькая дурочка. Даже не учитывая тот факт, что у меня нет никакого желания, чтобы твой стареющий боксер-дворецкий вмешивался в мои личные дела, ты подумала о том, что если он ворвется сюда, это лишь ускорит наш брак? Тебе ведь не хотелось бы оказаться в компрометирующем положении, не так ли?

Миранда пробормотала что-то ему в ладонь, а затем пихнула его в бедро, так что он убрал руку. Но она не стала снова звать МакДаунса. Как бы ей ни хотелось признавать это, он попал в точку.

— Тогда почему ты не дал мне закричать? — насмешливо спросила она. — А? Разве брак — это не то, чего ты хочешь?

— Да, но я подумал, что ты предпочтешь вступить в него, сохранив достоинство.

Миранда не смогла найтись с ответом, поэтому просто скрестила руки на груди.

— Теперь я хочу, чтобы ты меня выслушала, — сказал он тихим голосом, взяв ее рукой за подбородок и заставив посмотреть на него. — И выслушала внимательно, потому что я скажу это только один раз. Ты выйдешь за меня до конца недели. Поскольку ты так удобно сбежала в Шотландию, нам не нужна специальная лицензия. Тебе просто повезло, что я не потащил тебя в церковь прямо сейчас. Найди себе платье и какие-нибудь цветы, потому, милая, что, ты скоро сменишь имя.

Она злобно уставилась на него, не в силах придумать слов, которые могли бы подавить ее ярость.

— И даже не думай снова сбежать, — лениво произнес он. — Да, прими к сведению, я снял апартаменты всего через два дома отсюда и организовал круглосуточное наблюдение за этим домом. Ты не доберешься даже до конца улицы.

— О Боже, — выдохнула она. — Ты сошел с ума.

На это он рассмеялся.

— Подумай-ка вот над чем. Если я привезу сюда десяток человек и объясню им, что лишил тебя девственности, попросил тебя выйти за меня замуж, а ты мне отказала, кого, по-твоему, они сочтут сумасшедшим?

Она так кипела от злости, что ей казалось, что она может взорваться.

— Только не меня! — сказал он весело. — А сейчас поостынь, котенок, смотри на вещи оптимистично. Мы заведем еще детей и отлично проведем время за этим занятьем, обещаю никогда тебя не бить и не запрещать тебе делать что-то, если это не совсем глупо, и вы с Оливией наконец станете сестрами. Чего еще ты могла желать?

Любви. Но она не смогла произнести это слово.

— В конце концов, Миранда, ты могла бы оказаться в гораздо худшем положении.

Она все еще молчала.

— Многие женщины были бы рады поменяться с тобой местами.

Она подумала, есть ли хоть какой-нибудь способ стереть самодовольное выражение с его лица, не причиняя необратимого ущерба.

Он фамильярно наклонился к ней.

— И я обещаю тебе, я буду очень, очень внимателен к твоим желаниям.

Она сложила руки за спиной, потому что они начали трястись от разочарования и гнева.

— Когда-нибудь ты поблагодаришь меня за это.

Вот оно.

— Аааааа! — закричала она, ни с того ни с сего набросившись на него.

— Что за черт? — Тернер развернулся, пытаясь удержать ее и ее кулаки подальше от себя.

— Никогда — никогда больше не говори мне, «Когда-нибудь ты поблагодаришь меня за это»! Слышишь меня? Никогда!

— Перестань, женщина! О Господи, ты сошла с ума! — Он поднял руки, закрывая лицо. Его позиция была довольно-таки трусливой на его взгляд, но альтернативой было позволить ей случайно ткнуть его в глаз. Кроме того, он мало что мог сделать, потому что толком не мог защищаться. Он никогда не бил женщин, и не собирался начинать сейчас.

— И никогда больше не смей разговаривать со мной свысока, — потребовала она, гневно ткнув его пальцем в грудь.

— Успокойся, милая. Обещаю, я больше никогда не стану говорить с тобой свысока.

— Ты делаешь это сейчас, — выдавила она.

— Вовсе нет.

— Да, делаешь.

— Нет, не правда.

— Да, делаешь.

Господи, это начинает надоедать.

— Миранда, мы ведем себя как малые дети.

Она словно стала выше, а в глазах ее появилось дикое выражение, которое насторожило его. Слегка тряхнув головой, она прошипела,

— Мне все равно.

— Что ж, может, если ты начнешь вести себя как взрослый человек, я перестану говорить с тобой свысока.

Глаза ее сузились, и из горла вырвался хрип.

— Знаешь, Тернер? Иногда ты ведешь себя как полная задница. — Сказав это, она сжала руку в кулак, замахнулась и ударила изо всех сил.

— Проклятие! — Его рука взлетела к глазу, и он недоверчиво прикоснулся к горящей коже. — Кто, черт возьми, научил тебя драться?

Она самодовольно улыбнулась.

— МакДаунс.

24 АВГУСТА 1819—ПОЗЖЕ, ТЕМ ЖЕ ВЕЧЕРОМ

МакДаунс сообщил бабушке и дедушке о моем сегодняшнем посетителе, и они тут же догадались, кем он был для меня. Дедушка минут десять бушевал из-за того, что этот, не могу написать, чей сын наконец-то объявился, пока бабушка, в конце концов, не успокоила его и не спросила меня, зачем он приехал.

Я не могу им лгать. И никогда не могла. Я сказала им правду — что он приехал, чтобы жениться на мне. Они отнеслись к этому с большой радостью и еще более большим облегчением, пока я не сказала им, что отказала ему. Дедушка разразился еще одной тирадой, правда на этот раз ее причиной стала я и отсутствие у меня здравого смысла. Или, по крайне мере, мне показалось, что он сказал именно это. Он с северо-запада Шотландии, и хотя разговаривает на «королевском английском» с превосходным произношением, когда он расстроен, у него прорывается акцент.

А он, без всяких преувеличений, был ужасно расстроен.

Так что теперь все трое объединились против меня. Боюсь, что эта битва проиграна мною заранее.

Глава 15

Неодобрение, которому Миранда пыталась сопротивляться как можно дольше, витало в воздухе уже три дня.

Бабушка начала свою атаку, используя мягкий и практичный подход.

— Ну, дорогая,— сказала она.— Я понимаю, что лорд Тернер, возможно, промедлил со своими намерениями, но он же решился, а ты…

— Тебе не нет нужды говорить это,— Миранда отвечала, сильно покраснев.

— Но ты же это сделала.

— Я знаю.— Господи, конечно, она знала. Она с трудом могла думать о чем-нибудь другом.

— Но, дорогая, что не так с виконтом? Он кажется достаточно хорошим человеком, и он уверил нас, что он в состоянии содержать тебя и заботиться о тебе должным образом.

Миранда заскрежетала зубами. Тернер посетил их прошлым вечером, чтобы представиться ее дедушке и бабушке. Он влюбил в себя бабушку в течение часа. Его нужно держать подальше от женщин всех возрастов.

— Он достаточно привлекателен, — продолжала бабушка.— Тебе так не кажется? Конечно же, ты так думаешь. Кроме того, у него не такое лицо, что одни думают о нем, как о привлекательном, а другие - нет. Каждый находит его симпатичным. Ты не согласна?

Миранда-то была согласна, но не собиралась сообщать об этом.

—Конечно, любой может быть красивым, и так много красивых людей плохо воспитаны.— У Миранда не входило в намерения затрагивать эту тему. — И он производит впечатление умного человека, и он очень вежлив. В конце концов, Миранда, ты можешь все испортить.

Когда ее внучка не ответила, она проговорила с не характерной для нее строгостью.

— Ты же не думаешь, что ты в состоянии поступить по-другому.

Прозвучавшие слова причинили сильную боль, но это была правда. Миранда спокойно сказала:

— Я могу и вовсе не выходить замуж.

Так как ее бабушка и не рассматривала это как вариант, она не удостоила эту реплику ответом.

— Я не имею в виду его титул,— заявила она твердо.— Или его состояние. Он был бы выгодной партией, даже если бы у него не было ни гроша за душой.

Миранда нашла способ отвечать, используя уклончивый горловой звук, качание головой, поворот головой и пожимание плечами. Она надеялась, что такого ответа будет достаточно, но оказалось, что это не так. Этим нападкам не было видно конца. Тернер начал следующий раунд, пытаясь воззвать к ее романтичной натуре. Огромные букеты цветов доставлялись почти каждые два часа, каждый букет сопровождался запиской: «Выходи за меня замуж, Миранда».

Миранда изо всех сил пыталась игнорировать их, но это не было так легко, потому что вскоре цветы заполонили весь дом. Потом Тернер начал действовать вместе с бабушкой, чье желание увидеть ее выходящей замуж за очаровательного и щедрого виконта просто удвоилось.

Затем дед предпринял попытку, но его подход был значительно более агрессивным:

— Ради бога, милая, — проревел он. — Ты в своем уме?

Поскольку Миранда была уже не совсем уверена, что знала ответ на этот вопрос, то она не ответила.

Тернер попытался во второй раз, правда, совершив тактическую ошибку. Он прислал записку, гласящую: «Я прощаю тебя за то, что ты ударила меня». Миранда сначала пришла в ярость. Записка была написана в таком снисходительным тоне, что у нее сразу же появилось огромное желание врезать ему кулаком при первом же удобном случае. Затем Миранда поняла, что это было мягкое предупреждение. Он больше не собирался мириться с ее упрямством.

На второй день осады она решила, что ей нужно подышать свежим воздухом — запах всех тех цветов был удушающим — поэтому Миранда надела шляпку и направилась в Квин Стрит Гарденз.

Тернер последовал за ней. Он не шутил, когда сказал ей, что держит дом под наблюдением. Он не удосужился проинформировать, что не нанимал профессионалов для этого. Его бедному камердинеру была оказана эта честь, и после восьми часов выглядывания из окна, он почувствовал облегчение, когда леди, о которой шла речь, наконец-то вышла на улицу, и он смог покинуть свой пост. Тернер улыбнулся, наблюдая за Мирандой, шедшей по парку быстрыми, размеренными шагами, затем он нахмурился и понял, что она не взяла с собой служанку. Эдинбург был не так опасен, как Лондон, но благовоспитанной леди не стоит рисковать, выходя из дому одной. Такое поведение нужно пресечь, сразу же после их свадьбы.

И они поженятся. Конец дискуссиям.

Но он, однако, собирался подойти к решению этого вопроса с определенной долей хитрости. Оглядываясь назад, та записка с его прощением была ошибкой. Ад, если бы он только знал, что она приведет Миранду в раздражение, когда писал ее, но он не мог уже ничего с этим поделать. Даже когда каждый раз, глядя в зеркало, он видел свой почерневший глаз.

Миранда вошла в парк и прогуливалась в течение нескольких минут, пока не нашла свободную скамью. Она стряхнула пыль, села и вытащила книгу из сумки, которую она принесла с собой.

Тернер улыбнулся со своего наблюдательного пункта. Ему нравилось смотреть на нее. Его удивило, насколько довольным он чувствовал себя просто стоя под деревом и наблюдая за ней, читающей книгу. Ее пальцы красиво изгибались, когда она переворачивала страницу. Ему вдруг представилась она, сидящая за письменным столом в гостиной, примыкающей к его спальне в доме в Нортумберленде. Она пишет письмо, возможно Оливии, и улыбается, перечисляя то, что с ней случилось за этот день.

Тернер внезапно понял, что этот брак не просто правильное решение, а единственное верное. Он будет счастлив с ней.

Свистя себе под нос, он прогулочным шагом двинулся к ней и плюхнулся рядом с ней.

— Привет, киска.

Она подняла глаза и вздохнула, одновременно округляя глаза:

— Это ты!

— Я очень надеюсь, что здесь никто кроме тебя так не здоровается!

Ее лицо исказилось при виде его лица

— Извини за твой глаз.

— О, если помнишь, то я уже простил тебя.

Она вытянулась в струнку:

— Я помню.

—Да, — пробормотал он.— Я так и думал.

Она замерла в ожидании, наверное, его ухода. Затем она многозначительно вернулась к чтению и заявила:

— Я пытаюсь читать.

—Вижу. Очень хорошо. Мне нравятся образованные женщины. — Он выдернул книгу из ее рук и перевернул, чтобы прочитать название.— «Гордость и предубеждение». Тебе нравиться это?

—Нравилось.

Он проигнорировал ее колкость, открывая книгу на первой странице, держа то место, что она читала указательным пальцем.

— Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену.

Миранда попыталась схватить том, но он отошел от нее.

—М-м-м,— задумался он. — Интересная мысль. Я определенно подыскиваю жену

— Езжай в Лондон, — парировала она. — Ты найдешь там уйму женщин.

— Я располагаю средствами. — Он подался вперед и ухмыльнулся ей в лицо.— Просто поясняю, если ты не поняла.

— Не могу выразить то облегчение, которое я испытываю при мысли, что ты никогда не будешь голодать.

Он хохотнул.

— О, Миранда, почему бы тебе не сдаться? Ты не выиграешь эту битву.

— Я и не думаю, что на свете есть священник, который может поженить пару без согласия невесты.

— Ты согласишься,— сказал он приятным тоном.

—О?

—Ты же любишь меня, помнишь?

Миранда поджала губы.

— Это было давно.

—Что? Два или три месяца назад? Не так давно. Это чувство вернется к тебе.

—Но не с твоей помощью.

—Такой острый язычок,— проговорил он с хитрой улыбкой.— Ты должна знать, что это одна из особенностей, что мне нравятся в тебе.

Ей пришлось крепко сжать пальцы, чтобы не обвить ими его шею.

— Думаю, я уже надышалась свежим воздухом, — объявила она, вставая и прижимая книгу к груди.— Я иду домой.

Он тотчас же встал.

— Тогда я провожу вас, леди Тернер.

Она резко обернулась.

— Как ты назвал меня?

—Просто пробую, насколько тебе подходит мое имя, — промурлыкал он.— Оно просто создано для тебя. Ты сама должна привыкнуть к нему как можно скорее.

Миранда покачала головой и направилась домой. Она попыталась держаться на несколько шагов впереди него, но его ноги были намного длиннее ее собственных, и он легко шел наравне с ней.

— Знаешь, Миранда, — сказал он ласково. — Если ты сможешь назвать хоть одну причину, почему нам не надо жениться, то я оставлю тебя в покое.

—Ты мне не нравишься

—Ложь, так что не считается.

Она немного подумала, по-прежнему идя так быстро, как только могла.

— Мне не нужны твои деньги.

—Конечно, не нужны, Оливия рассказала мне, что твоя мать оставила тебе небольшое наследство. Достаточное для того, чтобы жить на него. Но это недальновидно отказываться выходить замуж только потому, что ты не хочешь денег, тебе так не кажется?

Она сжала губы и продолжила свой путь. Они достигли ступенек, ведущих в дом ее бабушки и дедушки, и Миранда поднялась. Но перед тем, как она смогла войти, Тернер обхватил ее запястье, сжимая его достаточно сильно, чтобы дать ей понять, что он потерял всю свою шутливость.

И хотя он все еще улыбался, говоря:

— Вот видишь. Ни одной стоящей причины.

Она занервничала.

—Наверное, да, — ответила она холодно, - но нет и ни одной стоящей причины, чтобы сделать это.

—Твоя репутация - это не причина?— мягко поинтересовался он

Ее глаза настороженно встретились с его глазами.

— Но моей репутации ничего не угрожает.

—Правда?

Она жадно глотнула воздух.

— Ты не сделаешь это.

Он пожал плечами, крошечное движение заставило ее задрожать.

— Меня нельзя назвать безжалостным, но и нельзя меня недооценивать, Миранда, я женюсь на тебе.

—Почему ты так хочешь брака со мной?— закричала она. Ему не надо было жениться на ней. Его никто не заставлял. Миранда просто предлагала ему путь спасения на блюдечке с голубой каемочкой.

— Я джентльмен,— отрезал он. — Я отвечаю за свои проступки.

— Я проступок?— прошептала она. Потому что воздух был выбит из легких его словами. Шепот - вот и все, на что она была способна. Он стоял рядом, она никогда не видела его таким смущенным.

—Я не должен был соблазнять тебя. И не должен был оставлять тебя в течение всех последующих недель. Мне нет прощения за это. Но я никогда не позволю, чтобы моя честь была отброшена в сторону. И ты выйдешь за меня замуж.

—Тебе так дорога честь или я?— прошептала она.

Он посмотрел на нее так, словно она пропустила какой-то важный урок, затем сказал:

— Это одно и то же.

28 августа 1819.

Я вышла за него замуж.

Свадьба была небольшая. Крошечная, по правде говоря, на ней присутствовали дедушка и бабушка Миранды, жена викария и, по желанию невесты, МакДауны.

По настоянию Тернера, они уехали в его поместье в Нортумберленде прямо с церемонии, которая тоже, по его настоянию, была проведена в ужасно ранний час, чтобы они смогли вовремя вернуться в Роуздейл, поместье периода Реставрации, которое новоиспеченные муж и жена должны будут называть своим домом.

После того, как Миранда попрощалась со всеми, он помог ей сесть в экипаж, его руки задержались на ее талии. Странное, незнакомое чувство наполнило его, и Тернер немного удивился, осознав, что это удовлетворение.

Брак с Летицией принес многое, но не мир в его душу. Тернер вступал в союз с желанием и возбуждением головокружительной силы, которые быстро превратились в разочарование и разрушительное чувство потери. И когда брак закончился, единственное, что осталось — это злость.

Ему нравилась мысль о женитьбе на Миранде. Ей можно доверять. Она никогда его не предаст, ни телом, ни словами. И хотя он не испытывал такой одержимости, как к Летиции, он желал ее с такой силой, что до сих пор его удивляла. Каждый раз как он видел ее, вдыхал ее запах, слышал ее голос… Он хотел ее. Хотел положить свои руки на ее, почувствовать жар ее тела. Он хотел прижаться к ней, вдохнуть ее.

Каждый раз как он закрывал глаза, он возвращался в охотничий домик, вспоминая себя, накрывшего ее тело, охваченного глубоким чувством, каким-то примитивным и собственническим и немного диким.

Она была его. И она будет его снова.

Он сел в экипаж на то же сидение, но не рядом с ней. Он больше всего на свете хотел притянуть ее к себе, но знал, что ей нужно немного времени.

Они будут в пути весь день. Он сможет подождать. Он разглядывал ее в течение нескольких минут, в то время как экипаж ехал из Эдинбурга. Она крепко стиснула складки своего подвенечного платья цвета зеленой мяты. Ее кулаки были белого цвета, следствие расшатанных нервов. Дважды он порывался дотронуться до нее, но откидывался назад, неуверенный, будет ли его вторжение желанным. Несколько минут спустя он мягко сказал:

— Если тебе нужно выплакаться, я не буду тебя осуждать.

Она не повернулась.

— Я в порядке.

—Правда?

Она сглотнула.

— Конечно. Я только что вышла замуж, не так ли? Разве не это желает каждая женщина?

— Это то, что ты хочешь?

— Немного поздновато волноваться об этом?

Он криво улыбнулся.

— Я не так страшен, Миранда.

Она издала нервный смешок.

— Конечно, нет. Ты— то, что я всегда хотела. Ты же сам твердил мне об этом все эти дни. Я люблю тебя всю свою жизнь.

Он поймал себя на желании, чтобы ее слова не были произнесены в таком насмешливом тоне.

— Иди сюда,— потребовал он, беря ее за руку и притягивая ее к себе.

—Мне удобно и здесь… подожди…О!— Она была тесно прижата к нему, его рука стальным канатом обхватывала ее тело.

— Так намного лучше, правда?

— Мне не видно из окна, — пожаловалась она кисло.

— Там нет ничего нового, — он откинул занавеску и выглянул наружу. — Посмотрим: деревья, трава, коттедж, второй коттедж. Все как обычно.— Он взял ее за руку и лениво погладил ее пальцы.— Тебе понравилось кольцо?— поинтересовался он.— Оно довольно простое, но такие кольца — традиция нашей семьи.

Дыхание Миранды убыстрилось, когда ее руки были согреты его лаской.

— Оно прекрасно. Я…мне бы и не подошло что-нибудь роскошное.

— Я так не думаю. Ты очень элегантное маленькое создание.

Она покраснела, нервно крутя свое кольцо на пальце.

—О, но это именно Оливия, кто выбирает все мои наряды

— Тем не менее, я уверен, ты бы не выбрала что-то кричащее и вульгарное.

Миранда украдкой кинула взгляд на него. Он мягко улыбался, почти не опасно, но его пальцы творили порочные вещи с ее запястьем, посылая трепет и искры к самому ее центру. И потом он поднес ее руку к своим губам, прижимая поцелуй к внутренней стороне ее запястья.

— У меня есть кое-что для тебя, — промурлыкал он.

Она не осмелилась снова посмотреть на него. Даже если бы и хотела сохранить видимость своего самообладания.

—Повернись, — ласково приказал он. Положив два пальца на ее подбородок, наклонил ее лицо к себе. Нырнув в карман, он вытащил бархатную ювелирную коробочку.— В суматохе этой недели я забыл подарить тебе настоящие обручальное кольцо.

—О, это не важно, — быстро сказала она.

—Помолчи, киска, — ухмыльнулся он.— И прими свой подарок.

—Да, сэр,— пробормотала она, открывая коробочку. Внутри сверкал бриллиант овальной формы, окруженный двумя сапфирами.— Какое красивое кольцо, Тернер, — прошептала она. — Оно подходит к твоим глазам.

—Это не входило в мои намерения, уверяю тебя, — ответил он хриплым голосом. Он вынул кольцо и надел его на ее тоненький пальчик.— Подходит?

— Абсолютно.

— Ты уверена?

— Безусловно, Тернер. Я …спасибо. Ты очень внимателен. — Не найдя подходящих слов, она подалась вперед и быстро поцеловала его в щеку. Он обхватил ее лицо.

— Я не буду таким уж ужасным мужем.— Его лицо приблизилось, и его губы мягко прижались к ее. Она наклонилась к нему, соблазненная его теплом и мягким бормотанием.

— Такая мягкая, — прошептал он, выдергивая шпильки из ее волос, зарываясь в них руками. — Такая мягкая и такая сладкая. Я и не мечтал…

Миранда выгнула шею, давая его губам полный доступ.

— Никогда не мечтал о чем?

Его губы легко потерлись о ее кожу.

— Что это будет так. Что я буду так сильно тебя хотеть. Что такие чувства будут между нами.

— Я всегда знала. Я всегда знала.— Слова прозвучали до того, как она смогла их хорошенько обдумать, потом ей пришло в голову, что ей все равно. Сейчас, когда он ее так целует, сейчас, когда дыхание неровными толчками вырывалось из его легких, как и из ее.

— Какая ты умница, — промурлыкал он. — Мне надо было давно прислушаться к тебе. — Он начал спускать ее платье с плеч, затем он подарил поцелуй вершине ее груди, Миранда с трудом могла вынести этот огонь. Она выгнула спину, и когда его пальцы взялись за пуговицы платья, она не сопротивлялась. В считанные секунды ее одеяние скользнуло вниз, его рот нашел кончик ее груди.

Миранда застонала от шока и удовольствия.

— О, Тернер, я…— Она вздохнула.— Еще.

— Слушаюсь и повинуюсь.— Его губы двинулись к другой груди и одарили ту теми же мучительными ласками.

Он целовал и сосал, а его руки бродили. Вверх по ее ноге, вокруг талии — словно он хотел пометить ее, оставить на ней свое тавро.

Она чувствовала себя распутной. Она чувствовала себя женщиной. И она ощущала нужду, горящую в незнакомом местечке где-то глубоко внутри.

— Я хочу тебя,— выдохнула она, ее руки утонули в его волосах.— Я хочу…

Его пальцы поднялись вверх к ее самой нежной плоти.

—Я хочу это.

Он хохотнул в ее шею.

— К вашим услугам, леди Тернер.

У нее даже не было времени, чтобы удивиться новому имени. Он делал что-то — Боже, она не знала даже название этого места— и единственное, что оставалось ей— это закричать.

И затем он убрал — не свои пальцы, она бы убила его, если бы он это сделал, — а голову, чтобы взглянуть ей в глаза с искушающей улыбкой.

— Я знаю кое-что еще для тебя,— усмехнулся он.

Губы Миранды разошлись в немом удивлении, когда он нырнул на колени на пол экипажа.

— Тернер?— прошептала она, неуверенная в его замысле. Конечно же, он не…

Она глубоко вдохнула воздух, когда он исчез под юбками.

Затем она глубоко вдохнула воздух, когда она почувствовала его, горячего и требующего, целующего дорожку меж ее бедер.

И потом не осталось никаких сомнений в его намерениях. Его пальцы, которые только что творили такие прекрасные вещи с ней, сменили позицию. Он раздвигал ее, поняла она, разделял ее, подготавливая ее для…

Его губ.

После этого в ее голове не осталось не единой рациональной мысли. Чтобы она не чувствовала в первый раз — а первый раз был очень хорош — его нельзя было сравнить с этим. Его рот был волшебен, и она была околдована. И тогда она задрожала всем телом, каждой частичкой своей души.

Боже, подумала она, пытаясь отчаянно восстановить дыхание. Как можно пережить это?

Улыбающееся лицо Тернера внезапно появилось из-под юбки.

— Твой первый свадебный подарок, — объявил он.

—Я…я…

— Спасибо, будет достаточно,— сказал он нахально, как никогда.

—Спасибо, — выдохнула она.

Он поцеловал ее в губы.

— Всегда, пожалуйста.

Миранда наблюдала, как он надевал платье, осторожно прикрывая ее, и заканчивая свои действия похлопыванием по руке.

Его страсть, казалось, остыла, когда она все еще чувствовала пламя, лижущее ее изнутри.

— Ты не…

Кривая улыбка тронула его губы.

—Я ничего не хочу сильнее, но наша брачная ночь не должна свершиться в движущемся экипаже.

— Это не было брачной ночью?

Он покачал головой.

— Просто небольшое удовольствие для тебя.

—О, — Миранда пыталась вспомнить, почему она так упорно протестовала против свадьбы. Жизнь полная подобных удовольствий, это звучало довольно привлекательно.

Его тело расслабилось, она чувствовала дремоту, охватывающую ее, и она удобно устроилась на его плече.

— Мы повторим это снова?— пробормотала она, зарываясь в его тепло.

— Да,— промурлыкал он, улыбаясь про себя, смотря на нее, заснувшую.— Обещаю.

Глава 16

Роуздейл, по меркам высшего общества, был скромных размеров. Уютный и элегантный дом находился во владении Бивилстоков уже несколько поколений, и по обыкновению служил загородным домом старшему сыну до того, как он получал графский титул и Хейвербрикс в придачу. Тернер любил Роуздейл, любил его простые каменные стены и зубчатую крышу. Но больше всего он любил дикий пейзаж, укрощенный только сотнями кустов роз, которые с неистовым рвением были посажены вокруг дома.

Они прибыли поздно вечером, остановившись только на ленч близ границы. Миранда спала — она предупредила его, что мерное движение экипажа усыпляло ее — но Тернер не имел ничего против. Ему нравилась тишина ночи, когда только был слышен звук копыт лошадей, скрип экипажа и пение ветра. Ему нравился лунный свет, струящийся сквозь окна. И ему нравилось разглядывать свою жену, которая не была столь элегантна во сне — ее рот был приоткрыт, сказать по правде, она слегка похрапывала. Но он был в восторге даже от этого. Он не знал почему.

И ему нравилось знание об этом.

Он выпрыгнул из экипажа, приложил палец к губам, когда один из верховых предложил свою помощь, затем вернулся и поднял Миранду на руки. Она никогда не была в Роуздейле, хотя поместье и располагалось недалеко от озер. Он надеялся,что она полюбит его так же сильно, как любил он сам. Он был уверен в этом. Он начинал осознавать, что знает ее, как самого себя. Он не знал точно, когда это произошло, но он мог взглянуть на вещь и подумать, что Миранде это понравилось бы.

Тернер останавливался здесь по пути в Шотландию, и слуги были проинструктированы подготовить дом. Так как он не послал записку с точной датой их прибытия, то слуги не собрались внизу для знакомства с новой виконтессой. Тернер обрадовался этому факту, потому что не хотел будить Миранду.

Поднявшись в свою спальню, он с благодарностью заметил, что огонь уже горел в камине. Хотя на улице еще стоял август, ночи в Нортумберленде были уже холодные. Он осторожно положил Миранду на постель, пара лакеев внесла их скудный багаж. Тернер прошептал дворецкому, что виконтесса встретиться со слугами утром или, еще лучше, днем, и закрыл за ним дверь.

Миранда, перешедшая от похрапывания к беспокойному бормотанию, сменила позу и прижала подушку к груди. Тернер вернулся к ней, тихонько шикнул в ее ухо. Она, казалось, узнала его голос во сне и издала жалобный вздох, сразу же свернувшись в клубок.

—Не спи, - пробормотал он.— Давай снимем с тебя одежду.— Она лежала на боку, поэтому он беспрепятственно начал расстегивать пуговицы на спине. — Ты не могла бы сесть на минутку? Чтобы я снял твое платье.

Как сонный ребенок она позволила посадить себя.

— Где мы?— зевнула она, не совсем проснувшись.

—В Роуздейле. В твоем новом доме.— Он потянул ее юбки вверх, по бедрам, чтобы снять их через голову.

—Здесь красиво.— Она хлопнулась обратно на постель.

Он снисходительно улыбнулся и легко вернул ее в прежнее положение.

— Еще немножко.— Одним быстрым движением он стянул ее платье, оставляя ее в одной сорочке.

—Хорошо, — пробормотала она, пытаясь заползти обратно под покрывало.

—Не так быстро,— Он схватил ее за лодыжку.— Здесь нельзя спать одетым.— Сорочка присоединилась к платью на полу. Миранда, в конце концов, поняла, что обнажена, жалобно вздохнула и, укутавшись в одеяло, уснула.

Тернер хохотнул и покачал головой, глядя на жену. Замечал ли он когда-нибудь, какие длинные у нее ресницы? Наверное, это просто игра света. Он тоже устал, поэтому он быстро снял с себя одежду и лег в постель. Она лежала на боку, свернувшись в клубок, как маленький ребенок, поэтому он обвил ее рукой и притянул к себе на середину кровати, где смог прижаться к ее телу. Ее кожа была мягкой до невозможности, и он легонько провел рукой по ее теплому животу. Его прикосновение потревожило ее даже во сне — она издала писк и пошевелилась.

— Все будет хорошо,— прошептал он. Сначала между ними возникла привязанность, которая потом перешла во влечение, а это намного больше, чем у большинства пар. Он поцеловал ее, обводя языком контур ее губ.

Ее глаза распахнулись.

— Ты похожа на Спящую Красавицу,— прошелестел он. — Разбуженную поцелуем.

—Где мы?— поинтересовалась она хриплым голосом.

—В Роуздейле. Ты уже спрашивала у меня.

—Правда? Не помню.

Не в силах сдержаться он поцеловал ее снова.

— М-м-м, ты такая сладкая.

Она издала вздох удовольствия от поцелуя, но было видно, что она не могла открыть глаза.

— Тернер?

— Да, конечно?

— Мне жаль.

— Жаль что?

— Мне жаль, что я не смогла… что я устала, — зевнула она. — Не выполнила свой долг.

Он криво улыбнулся и притянул ее к себе в объятья.

— Ш-ш-ш, — прошептал он, целуя шею.— Не думай об этом как о долге. Я не буду навязываться уставшей женщине. У нас еще много времени. Не волнуйся.

Но она уже спала.

Он потерся губами о ее волосы.

— У нас впереди еще вся жизнь.

Миранда проснулась первой на следующее утро, широко зевая перед тем, как открыть глаза. Дневной свет прорывался сквозь шторы, но она не знала, солнце ли сделало постель такой уютной и теплой. Рука Тернера обнимала ее талию, а сама Миранда обвилась вокруг нее. Боже, этот мужчина излучал жар.

Она выбралась из-под него, чтобы лучше рассмотреть его, пока он спит. Его лицо всегда выглядело мальчишечьим, но во сне эффект был ошеломляющим. Он казался ангелом, без следа цинизма, что иногда затемнял его глаза.

— Нужно поблагодарить за это Летицию,— прошептала Миранда, дотрагиваясь до его щеки.

Он пошевелился, бормоча что-то во сне.

— Не сейчас, любовь моя, — проговорила она, чувствую себя достаточно храброй, чтобы воспользоваться ласковым обращением, зная, что тот ее не слышит.— Мне нравиться смотреть, как он спит.

Тернер продолжал спать, и она прислушивалась к его дыханию. Это был рай.

Он зашевелился, его тело вытянулось еще до того, как он открыл глаза. И вот он лежит, глядя на нее сонными глазами и улыбаясь.

— Доброе утро, — сказал он охрипшим голосом.

— Утро доброе.

Он зевнул.

— Ты давно не спишь?

— Нет, всего несколько минут.

— Проголодалась? Я могу попросить подать завтрак.— Миранда покачала головой.

Тернер снова зевнул и затем улыбнулся ей в лицо.

— Ты такая розовая по утрам.

— Розовая?— Она не могла не почувствовать себя заинтригованной.

— М-м-м, твоя кожа… она светится.

— Нет, не светится.

— Светится, поверь мне.

— Моя мама всегда советовала мне не доверять мужчинам, которые говорят: « Поверь мне».

— Да, но твоя мама не знала меня так хорошо,— произнес он обиженно. Он дотронулся до ее губ указательным пальцем. — Они тоже розовые.

— Правда?— поинтересовалась она, задохнувшись.

— М-м-м. Очень розовые. Но не такие розовые, как другие части твоего тела.

Миранда сильно покраснела.

— Вот эти, например,— прошептал ее мужчина, — задевая ладонью ее соски. Его рука нежно обхватила ее щеку.— Ты очень устала прошлой ночью.

— Да.

— Слишком устала, чтобы заняться кое-какими серьезными вещами.

Девушка нервно сглотнула, пытаясь не застонать, когда его рука очертила изгиб ее спины.

— Думаю, пора скрепить наш брак, — пробормотал он, его губы согрели ее ухо. Он притянул ее к себе на живот, и она поняла, как сильно он ее хотел.

Миранда подарила ему улыбку, полную добродушного неодобрения.

— Мы уже занимались же этим. Немного преждевременно, если помнишь.

— Это не считается,— проговорил он весело, отмахивая ее доводы.— Мы не были женаты.

— Если это не считается, то мы бы не поженились.

Тернер подтвердил ее слова распутной улыбкой.

— Допустим, ты права. Но все же сложилось хорошо. Ты могла бы не волноваться.

Миранда могла бы быть абсолютно невинной, но она знала достаточно, чтобы округлить глаза, услышав последнее утверждение. Но она не успела сделать замечание, так как его рука двинулась к ее груди, и он начал вытворять что-то с вершинкой ее груди, что отзывалось, она могла поклясться, томительной болью между ног.

Она почувствовала, что скользит, сползает на подушки, казалось, что все внутри нее скользит от его прикосновений, тает каждый сантиметр ее кожи. Он поцеловал ее груди, ее живот, ее ноги. Словно не существовало ни одной части тела, которая не интересовала его. Миранда не знала, как поступить. Она лежала на спине, открытая его любопытным рукам и рту, извиваясь и постанывая, ощутив, что чувства переполняют ее.

— Тебе нравиться это?— прошептал Тернер, исследуя заднюю сторону колена своими губами.

— Мне все нравиться,— выдохнула она

Он вернулся к ее рту и быстро поцеловал.

— Не могу выразить, какое удовольствие я получаю, слыша это.

— Это не прилично.

Он усмехнулся.

— Не более того, чем мы занимались в карете.

Она покраснела от воспоминаний, потом закусила губу, пытаясь остановить, готовую вырваться, мольбу о повторении.

Но он прочитал ее мысли, или, по крайней мере, понял по лицу, и издал мурлыканье, поцелуями спускаясь вдоль ее тела прямо к центру ее женственности. Его губы сначала дотронулись до внутренней стороны бедер.

— О, да, — вздохнула она без всякого смущения. Ей было все равно, вела ли она себя как распутная девка. Она просто хотела удовольствия.

— Такая сладка,— прошептал он и положил руку на мягкий кустик волос и раздвинул ее ноги еще шире. Его горячее дыхание коснулось ее кожи, ее ноги напряглись.— Нет, нет, нет,— сказал он, удивление сквозило в его голосе, когда он мягко раскрывал ее. Затем поцелуем прильнул к самой чувствительной плоти.

Миранда не в силах произнести что-то разумное, закричала от пронзительного ощущения. Было ли это болью или удовольствием? Она не знала. Ее руки, которые до этого сжались в кулаки, взлетели к голове Тернера и зарылись в волосы. Когда ее бедра задвигались под ним, он сделал движение, словно желая встать, но ее руки твердо прижали его к себе. Наконец-то он высвободился из ее хватки и поднялся вверх, пока его губы не оказались на одном уровне с ее.

— Я думал, что ты не дашь мне вздохнуть.

Миранда не знала, что сможет еще сильнее покраснеть.

Он уткнулся в ее ухо.

— Тебе понравилось?— Она кивнула не в состоянии извлечь ни звука.

— Тебе еще надо научиться многим, многим вещам.

— Смогу ли я..? О, как это спросить?

Тот снисходительно улыбнулся, глядя на нее.

— Сможешь что?

Она сглотнула, избавляясь от смущения.

— Можно дотронуться до тебя?

В ответ он взял ее руку и направил ее вниз. Когда она достигли его мужественности, ее рука инстинктивно отдернулась. На ощупь Тернер был намного горячее, чем она ожидала, и намного, намного тверже. Тернер терпеливо вернул ее руку, и на этот раз она погладила его, удивляясь мягкости его кожи.

— Он так сильно отличается от меня,— удивилась она. — Очень странно.

Он хохотнул, частично потому, что это был единственный способ сдержать рвущееся наружу желание.

— Мне никогда не казалось это странным.

— Я хочу увидеть его.

— О, Боже, Миранда,— прохрипел он сквозь стиснутые зубы.

— Нет, это я, — она отбросила покрывала, и он предстал обнаженным перед его глазами.— О, мой бог,— задохнулась она. И это входило в нее? Она с трудом могла поверить этому. Все еще преисполненная огромным любопытством, она обхватила его рукой и легонько сжала.

Тернер чуть не упал с кровати.

Она сразу же выпустила его.

— Я причинила тебе боль?

— Нет, — проскрежетал тот.— Сделай это снова.

Губы Миранды изогнулись в улыбке, полной женского удовлетворения, и она повторила свою ласку.

— Могу я поцеловать тебя?

— Лучше не делать этого,— яростно проговорил он.

— О, я думала, что если ты целовал меня…

Тернер издал примитивное рычание, перевернул ее на спину и устроился между ее бедрами.

— Позже. Ты сможешь сделать это позже.— Не способный контролировать свою страсть, его рот с силой прижался к ее губам, заявляя права на нее. Он раздвинул ее бедра коленом, заставляя раскрыться еще шире.

Миранда инстинктивно согнула колени, позволяя ему войти в нее. Он беспрепятственно скользнул в нее, она изумилась, как сильно ее тело растягивалось, чтобы принять его.

Он начал медленно двигаться вперед назад, поддерживая ровный ритм.

— О, Миранда,— простонал он.— О, мой бог.

— Я знаю. Я знаю.— Ее голова моталась из стороны в сторону. Его вес прижимал ее к постели, но она не могла спокойно лежать.

— Ты моя, — прорычал он, ускоряя ритм.— Моя.

В ответ она застонала.

Он приостановился, его глаза мерцали странным светом.

— Скажи это.

— Я твоя,— прошептала она.

— Каждый дюйм твоего тела. Каждый дюйм твоего сладкого тела. Отсюда,— он обхватил ее грудь.— Досюда, — он скользнул пальцем вдоль ее щеки.— Досюда, — он вышел из нее, только самым кончиком оставаясь в ней, а затем резко пронзил ее, достав до самой сути.

— О, Боже, да, Тернер. Все, что ты захочешь.

— Я хочу тебя.

— Я твоя. Клянусь.

— Никого кроме меня. Обещай.— Он снова почти вышел из нее.

Она ощутила пустоту внутри и почти прокричала.

— Обещаю,— вздохнула она.— Пожалуйста… вернись ко мне.

Он скользнул обратно, отчего она издала всхлип облегчения, смешанного с желанием.

— Не будет другого мужчины. Слышишь?

Миранда знала, что его требование основывалось на предательстве Летиции, но она была слишком сильно охвачена страстью, чтобы отчитать за его сравнение с прошлой женой.

— Никого, клянусь! Я никогда не захочу никого кроме тебя.

— Никогда,— твердо сказал он.

— Никогда! Пожалуйста, Тернер, пожалуйста. Ты мне нужен. Мне нужен…

— Я знаю, что тебе нужно.— Его губы сомкнулись на ее соске, при этом ускорил движения внутри нее. Она почувствовала давление, растущее в ней. Спазмы удовольствия проходили через все тело. И она внезапно поняла, что не вынесет этого больше, ее тело содрогнулось в конвульсиях, сжимаясь вокруг его плоти, подобно шелковой перчатке. Она прокричала его имя, схватившись за его руки, ее плечи оторвались от кровати.

Острое ощущение ее освобождения подтолкнуло Тернера к краю, и он громко вскрикнул, в последний раз войдя в нее. Его удовлетворение было глубоким, и он не мог поверить скорости, с которой изливался в нее. Он бессильно лежал на ней. Никогда ему не было так хорошо, никогда. Даже в их последний раз. Словно каждое движение, каждое касание усиливалось его знанием, что она принадлежит ему и только ему. Он был поражен собственническим чувством, оглушен тем, что заставил ее поклясться в верности. Ему претил тот факт, что он манипулировал ею в момент страсти, потакая свои детским потребностям.

Разозлилась ли она? Возненавидела ли она его?

Он приподнял голову и посмотрел вниз на ее лицо. Глаза Миранды были закрыты, а губы изгибались в полуулыбке. Она выглядела абсолютно удовлетворенной, и он быстро принял решение, что если она не оскорблена его действиями или вопросами, то он и не будет упоминать об этом.

— Розовенькая киска, — прошептал Тернер, поглаживая ее щеку.

— Все еще?— лениво переспросила она, не открывая глаз.

— Даже еще больше порозовела,— улыбнулся мужчина, приподнимаясь на локтях, чтобы снять с нее вес своего тела. Он пробежался пальцем по контору ее щеки, начиная с уголка рта, а затем прикоснулся к нежной коже вокруг глаз. Он слегка потрогал ее ресницы.— Открой глаза.

Она подняла веки.

— Доброе утро.

— И впрямь доброе утро,— ухмыльнулся он по-мальчишечьи.

Она почувствовала смущение под его пристальным взглядом.

— Тебе удобно?

— Все в порядке.

— Но твои руки…

— Достаточно сильны, чтобы довольно долго выдерживать мой вес. Кроме того, я наслаждаюсь, глядя на тебя.

Застеснявшись, она робко перевела взгляд.

— Нет, нет. Не отворачивайся.— Тернер дотронулся до ее подбородка и приподнял его, пока она не посмотрела ему в лицо.— Ты очень красива.

— Я не красива,— ответила она голосом, говорящим «я уверена, что ты лжешь».

— Перестанешь ли ты спорить со мной? Я старше тебя и видел множество женщин.

— Видел?— с сомнением спросила она.

— Ну это, моя дорогая жена, тема для другого разговора, и которая не подлежит обсуждению. Я совсем не хотел бы указывать, что я больший знаток в этом деле, чем ты, прими мои слова на веру. Если я говорю, ты красива, то ты красива.

— Правда, Тернер, ты очень мил…

Он коснулся своим носом ее.

— Ты начинаешь меня раздражать, жена.

— О, Боже, я не хотела делать этого.

— Я тоже так думаю.

Ее губы скривились в озорной улыбке.

— Ты очень красив.

— Спасибо,— великодушно произнес он.— Видишь, как любезно я принял комплимент?

— Ты немного разрушил эффект, указав на свои хорошие манеры.

Он покачал головой

--- Какой у тебя рот. Мне придется что-нибудь сделать с ним.

— Поцеловать?— с надеждой поинтересовалась она.

— М-м-м, без проблем. — Его язык обрисовал контур ее губ. — Очень хорошо. Очень вкусно.

— Я не фруктовый пирог,— возразила она.

— Снова этот ротик,— заявил он, вздыхая.

— Тебе придется целовать его, чтобы я ничего не говорила.

Он вздохнул, словно мучимый болью. На этот раз он принялся исследовать ее рот, его язык пробежался по гладкой белизне зубов. Когда он снова поднял голову и посмотрел ей в лицо, она сияла. Это слово идеально подходила для описания блеска, исходящего от ее кожи.

— Мой, Бог, Миранда,— сказал он хрипло.— Ты настоящая красавица.

Он наклонился, перекатился на свою сторону кровати и схватил ее в охапку.

— Я никого не знаю подобного тебе, — прошептал он, еще сильнее прижимая ее к себе.— Давай просто полежим.

Он заснул, думая, что это отличный способ начать их брак.

6 Ноября 1819.

Сегодня началась десятая неделя моего замужества — и третья с тех пор, как у меня были месячные. Я была бы не удивлена, что уже забеременела, так быстро — Тернер самый внимательный муж.

Я не жалуюсь.

12 Января 1820.

Когда я шагнула в ванну этим вечером, я могла поклясться, что увидела выпуклость внизу живота. Я верю, что беременна. И верю, что он там останется.

30 Апреля 1820.

Я огромна, а осталось еще три месяца. Тернер, кажется, обожает мою круглоту. Он убежден, что будет девочка. Он шепчет: « Я люблю тебя» моему животу. Но только животу. Не мне. Чтобы быть честной, я тоже не произношу эти слова, но уверена, он знает, что я чувствую. Я говорила о своей любви ему еще до брака, и он однажды произнес, что человек не может разлюбить так легко.

Я знаю, он заботится обо мне. Почему он не может полюбить меня? И если он любит, почему не говорит?

Глава 17

Шли месяцы, и молодожены счастливо нежились, поглощенные умиротворенной рутиной. Тернер, который пережил адское существование с Летицией, постоянно удивлялся тому, каким приятным может быть брак, если он устроен с верным человеком. Миранда была абсолютным наслаждением для него. Он любил наблюдать, как она читает книгу, расчесывает волосы, дает инструкции домоправительнице — он любил наблюдать, как она занимается абсолютно всем. И он постоянно искал предлог коснуться ее. Он бы указал на невидимую пылинку у нее на платье, а потом смахнул бы ее в сторону. Пряди ее волос упали бы спутавшись, и он бы бормотал, поправляя их.

И она никогда, казалось, не возражала. Иногда, когда она была занята, она отмахивалась от его руки, но чаще просто улыбалась, склоняя голову, чтобы только почувствовать, только ощутить, как ее щека покоится в его ладони.

Но иногда, когда она не замечала, что он наблюдает за ней, ему удавалось уловить ее полный тоски взгляд. Но она всегда отводила глаза настолько быстро, что он часто совершенно не мог быть уверен, было ли это на самом деле. Но он знал, что так и есть, потому что когда он закрывал свои глаза ночью, он видел ее собственные, с той вспышкой печали, что разрывала его на части.

Он знал, чего она хотела. Это должно было быть так просто. Три простых слова. И в самом деле, неужели он не может просто их произнести? Даже если бы он и не подразумевал любви, то неужели это не стоит того, чтобы видеть ее счастливой?

Порой он даже пытался сказать это, пытался заставить свой рот произнести слова, но постоянно его как-будто сковывал приступ удушья, будто само дыхание застревало у него в горле.

И ирония в том, что он действительно считал, что мог бы любить ее. Он знал, что он не сможет жить дальше, если с ней что-то произойдет. Но с другой стороны тогда, давно, он считал, что любил Летицию.

В Миранде же он любил все — от ее слегка вздернутого носика, до ее холодного остроумия, которого она никогда не жалела для него. Но было ли это той самой любовью?

И если так и есть то, как узнать наверняка? На этот раз он хотел быть абсолютно уверенным. Он хотел своего рода неоспоримого доказательства. Однажды он поверил что любил, полагая, что легкомысленная смесь желания и одержимости и есть любовь. Чем же еще это могло быть?

Но сейчас он был старше. Был мудрее — что хорошо, и циничней — что плохо.

Большую часть времени он был в состоянии отбросить эти мысли прочь из головы. Женщины могли обсуждать и обдумывать (а потом снова обсуждать) все что хотели. Он же предпочитал обдумывать вопрос один раз, возможно дважды, и останавливаться на этом.

И потому он был еще более раздражителен из-за того, что никак не мог сдвинуть эту проблему с мертвой точки. Его жизнь была прекрасна. Восхитительна. Счастлива. И он не должен попусту тратить энергию и ценные мысли на обдумывание всех тонкостей ощущений его сердца. Он должен научиться наслаждаться его множественными дарами и не зацикливаться на этом.

И он как раз делал именно это — концентрировался на вопросе о том, почему он не должен всего этого делать, когда услышал стук в дверь.

— Войдите!

В дверном проеме показалась голова Миранды.

— Я не помешала?

— Нет, конечно же, нет. Входи.

Она распахнула двери, освобождая больше пространства для прохода, и вошла в комнату. Тернеру пришлось сдерживать улыбку при взгляде на нее. В последнее время ее живот, казалось, предшествовал ей самой на добрых пять секунд. Она увидела его улыбку и посмотрела вниз с угрюмым сожалением.

— Я стала просто огромной, да?

— Ну что ты!

Она вздохнула.

— Ты наверняка лгал мне, чтобы пощадить мои чувства, и говорил, что я не такая уж и огромная. Женщины в моем положении очень эмоциональны, ты же знаешь, — она обошла вокруг стула около его стола и оперлась руками о подлокотники, чтобы сесть в него.

Тернер моментально вскочил на ноги, чтобы помочь ей устроиться.

— Мне кажется, что ты мне нравишься большой.

Она фыркнула.

— Тебе всего лишь нравиться лицезреть явные доказательства твоей мужественности.

Он улыбнулся этим словам.

— Она толкалась сегодня?

— Нет. И я не так уж уверена, что он — это она.

— Конечно он — это она. Это совершенно очевидно.

— Я подозреваю, ты хочешь открыть курсы психологического акушерства?

Его брови приподнялись.

— Следи за словами, жена.

Миранда закатила глаза и протянула ему лист бумаги.

— Я получила письмо от твоей матери сегодня. И подумала, что тебе будет интересно прочитать его.

Он взял письмо из ее рук и начал читать его, праздно вышагивая по комнате. Он должен был отложить разговор со своей семьей о женитьбе насколько только было возможно, но уже через два месяца после свадьбы, Миранда убедила его, что он больше не может избегать этого. Как и предполагалось, все были шокированы (за исключением Оливии, у которой было некое подозрение по поводу того, что происходило), и пришлось мчаться в Роуздейл, чтобы оценить ситуацию. Его мать бормотала что-то типа «Я и не мечтала…» по нескольку сотен раз, Уинстон воротил носом, но в целом Миранда плавно перешла от Чивер к Бивилсток. Ведь фактически она была частью семьи и прежде.

— У Уинстона целая куча неприятностей в Оксфордском университете,— пробормотал Тернер, пробегая глазами по строчкам.

— Да, но этого и следовало ожидать, как по мне.

Он удивленно взглянул на нее.

— Что это значит?

— Не думай, что я никогда не слышала о твоих выходках в университете.

Он усмехнулся.

— Я более зрел сейчас.

— Остается надеяться, что так и есть.

Он подошел к ней и поцеловал сначала кончик носа, а затем живот.

— Мне жаль, что я не могу пойти в Оксфорд, — промолвила она с тоской. — Мне бы понравилось слушать все те лекции.

— Не все. Поверь мне, большинство из них до ужаса скучные.

— Я все же думаю, что мне бы понравилось.

Он пожал плечами.

— Возможно. Ты чертовски более интеллектуальна, чем большинство мужчин, которых я знаю.

— Проведя почти целый сезон в Лондоне, должна сказать, что совсем не трудно быть сообразительней многих мужчин из высшего общества.

— Нынешняя компания исключена, я надеюсь.

Она любезно кивнула.

— Конечно же.

Он покачал головой, направляясь к столу. Это — как раз то, что он больше всего любил в их браке — эти изворотливые незначительные беседы, заполняющие их дни. Он снова сел и взял в руки документ, который просматривал до того, как она вошла.

— Похоже, мне придется отправиться в Лондон.

— Сейчас? Неужели там кто-то еще остался?

— Очень немногие, — допустил он. Парламент закрыл сессию, и многие представители высшего общества покинули город и разъехались по своим загородным домам. — Но мой хороший друг там. И он нуждается в моей поддержке в одном деловом предприятии.

— Ты хотел бы, чтобы я поехала с тобой?

— Больше всего. Но я не допущу, чтобы ты путешествовала в таком положении.

— Я чувствую себя совершенно здоровой.

— И я верю тебе, но будет слишком опрометчиво подвергать тебя такому риску. И, надо сказать, ты стала слишком… — он откашлялся — неповоротливой.

Миранда состроила гримасу.

— Интересно, что еще ты мог бы сказать, чтобы заставить меня чувствовать себя еще менее привлекательной?

Его губы дрогнули, и он склонился, чтобы поцеловать ее щеку.

— Я не уеду надолго. Всего лишь на две недели, я думаю.

— Две недели, — сказала она тоскливо.

— Дорога займет где-то по четыре дня в каждую сторону. А из-за недавнего дождя дороги будут просто ужасны.

— Я буду скучать по тебе.

Он на мгновение задержал паузу, прежде чем ответить.

— Я буду скучать по тебе тоже.

Сначала она ничего не говорила. А потом вздохнула, и этот ничтожный, тоскливый звук сдавил его сердце. Но затем ее поведение изменилось, и она стала более оживленной.

— Я предполагаю, что есть кое-что, что сможет меня занять, — сказала она со вздохом. — Я хотела бы отремонтировать западную комнату. Обивка ужасно истерлась. Возможно, я попрошу Оливию навестить меня. Она хорошо разбирается в таких вещах.

Тернер тепло улыбнулся ей. Ему доставляло удовольствие то, что она полюбила его дом так же сильно, как и он сам.

— Я доверяю твоему мнению. Ты не нуждаешься в помощи Оливии.

— И все же, я должна насладиться ее компанией в то время, пока тебя не будет.

— Тогда пригласи ее во что бы то ни стало. — Он взглянул на часы. — Ты не голодна? Уже довольно позднее время.

Она рассеянно погладила свой живот.

— Не слишком голодна, я думаю. Но, пожалуй, могла бы съесть кусочек или два.

— Больше чем два, — сказал он твердо. - Больше, чем три. Ты же теперь ешь не только для себя одной, знаешь ли.

Он шагнул к двери.

— Я спущусь на кухню и принесу чего-нибудь.

— Можно просто позвонить в колокольчик…

— Нет—нет, так будет намного быстрее.

— Но я не… — однако, было уже поздно. Он уже выскочил за дверь и не мог услышать ее. Она улыбнулась сама себе, удобно расположившись и подогнув ноги. Никто не мог сомневаться в подлинности беспокойства Тернера из-за нее и ребенка. Это проявлялось в его стремлении взбить подушки перед тем, как она ложилась в постель, в его непрестанном контроле за тем, чтобы она питалась только самой хорошей и полезной пищей, и особенно в его настойчивом рвении каждую ночь прикладывать свое ухо к ее животу и слушать, как шевелится малыш.

— Я думаю, что она брыкнула ножкой, — воскликнул он взволнованно.

— Это наверняка была отрыжка, — дразнила она его однажды.

Тернер абсолютно проигнорировал ее юмор, поднял голову и взглянул на нее обеспокоено.

— Они могут рыгнуть там? Это нормально?

Она мягко и снисходительно улыбнулась.

— Я не знаю.

— Тогда мне стоит спросить врача.

Она взяла его за руку и тянула до тех пор, пока он не оказался сбоку от нее.

— Я уверена, что все нормально.

— Но…

— Если ты пошлешь за врачом, то он решит, что ты сошел с ума.

— Но…

— Давай лучше спать. Вот так, обними меня. Крепче, — она вздохнула и прижалась к нему. — Вот. Теперь я могу попробовать заснуть.

Оглядываясь назад, Миранда улыбнулась воспоминаниям. Сотни раз он делал разные вещи, показывая свою любовь к ней. Ведь любил же он? Как он мог смотреть на нее с такой нежностью и не любить? Почему она настолько уверена в его чувствах?

Поскольку он никогда не произносил их вслух, она отвечала тем же молчанием. О, он хвалил ее и часто акцентировал внимание на том, как счастлив, что женился на ней. Это были жесточайшие, убийственные пытки. И он понятия не имел, чему он ее подвергал. Он думал, что он добр и внимателен. И так и было.

Но каждый раз, когда он смотрел на нее и улыбался с тем теплым, секретным, свойственным только ему очарованием, она думала — в течение одной секунды, затаив дыхание, она думала, что он наклонится вперед и прошепчет:

Я люблю тебя. И каждый раз, когда этого не происходило, а он всего лишь касался губами ее щеки, или ерошил ей волосы, или спрашивал, довольна ли она, Бога ради, своим проклятым пудингом — она чувствовала, как что-то сжимается внутри нее. Всего лишь слабое сдавливание, которое оставляет лишь небольшой след, но все эти рубцы на ее сердце накапливались, и с каждым днем все труднее было делать вид, что жизнь представляет собой твою осуществившуюся мечту.

Она пыталась быть терпеливой. Последнее, чего она хотела от него, была ложь. И слова любви были бы только разрушительными, если бы не имели под собой никакой опоры.

Но она не хотела думать об этом. Не сейчас, когда он настолько мил и обходителен, а она должна быть абсолютно счастливой.

И она была. На самом деле. Почти. Лишь только малая ее частичка все еще стремилась разобраться во всем, и это становилось раздражающим, потому что она совершенно не хотела потратить все силы и энергию на обдумывание вещей, которые совершенно не поддавались контролю.

Она всего лишь хотела жить одним мгновением, наслаждаясь благосклонностью небес и совсем не задумываясь обо всем.

Тернер зашел как раз вовремя и запечатлел поцелуй у нее на макушке.

— Миссис Хигхем сказала, что принесет поднос едой через несколько минут.

— Я же говорила тебе, что ты не должен был утруждать себя и спускаться, — ворчала Миранда. — Я так и знала, что ничего не будет готово.

— Если бы я не спустился сам, — сказал он сухим тоном, — то мне пришлось бы ждать служанку, которая пришла бы узнать, что мне потребовалось. Тогда пришлось бы ждать, пока она спустится вниз на кухню, а потом мне пришлось бы ждать, пока миссис Хигхем приготовила бы нам еду, а тогда…

Миранда подняла свою руку.

— Хватит! Я поняла суть.

— Так будет намного быстрее. — Он наклонился вперед с дьявольской усмешкой. — Я не терпеливый человек.

Она тоже, подумала Миранда с сожалением.

Но ее муж, не обративший внимания на ее бурные мысли, просто улыбнулся, пристально вглядываясь в окно. Легкий слой снега покрывал деревья.

Лакей и служанка проскользнули в комнату, неся поднос с едой и расставляя ее на столе Тернера.

— Разве ты не волнуешься за бумаги? — спросила Миранда.

— С ними все будет в порядке, — он спихнул их в одну кучу.

— Но разве они не перемешались?

Он пожал плечами.

— Я хочу есть. Это важнее. Ты более важна.

Служанка испустила небольшой вздох при этих его словах и Миранда широко улыбнулась. Домашняя прислуга, скорее всего, думала, что он выражает свои чувства к ней всякий раз, как только они остаются наедине.

— Ну что ж, — сказал он оживленно, — вот немного говядины - питательное тушеное мясо, киска. Я хочу, чтобы ты съела каждый кусочек.

Миранда с сомнением смотрела на блюдо, что он поставил перед ней. Потребовалась бы целая армия беременных женщин, чтобы справиться со всем этим.

— Ты шутишь, — сказала она.

— Нисколько, — он опустил ложку в тушеное мясо и поднес ее ко рту Миранды.

— В самом деле, Тернер, я не могу…

Он впихнул ложку ей в рот.

Она сидела шокированная в течение секунды, затем медленно прожевала и глотнула.

— Я могу есть сама.

— Но так намного забавнее.

— Для тебя, насм…

И ложка снова оказалась у нее во рту.

Миранда глотнула.

— Это смешно.

— Нисколько.

— Это своеобразный способ заставить меня помолчать, не так ли?

— Нет, я бы ни за что не пропустил того последнего предложения.

— Тернер ты…

Поймал ее снова.

— Неисправимый?

— Да, — пробормотала она, давясь.

— О, дорогая, у тебя осталось немного на подбородке.

— Но ведь ложка у тебя.

— Сиди не двигаясь, — он наклонился и облизал губами пролившийся соус с ее кожи. — Ммм, восхитительно!

— Попробуй чуть-чуть, — бесстрастно произнесла она, — тут еще много.

— О, но я не хотел бы лишить тебя ценных питательных веществ.

Она фыркнула в ответ.

— Вот еще кусочек, дорогая… о, я, кажется, снова немного промазал, — его язык проворно очистил беспорядок.

— Ты сделал это специально! — обвиняла она.

— И преднамеренно испортил еду, которая была бы очень полезна для моей беременной жены?! — и он оскорблено прижал одну руку к груди. — Каким же негодяем ты меня должна считать!

— Ну, возможно, не негодяем, но вот коварным малым…

— Победа!

Она пригрозила ему пальцем.

— Мммм…гмм…уммм…

— Не разговаривай с набитым ртом. Это очень некрасиво.

Она глотнула.

— Я сказала, что у меня будет вендетта. Ты… — она замолкла, когда ложка стукнула ей по носу.

— Ну вот, посмотри, что ты наделала! — сказал он, преувеличенно качая головой. — Ты так дергалась, что я не попал тебе в рот. Сиди спокойно сейчас.

Она поджала губы, но не могла сдержать явного признака улыбки, так и рвавшейся наружу.

— Вот, хорошая девочка, — пробормотал он, наклоняясь вперед. Он обхватил губами кончик ее носа и немного пососал его, пока не исчез весь соус.

— Тернер!

— Ты единственная в мире женщина с чувствительным к щекотке носом, — посмеялся он. — Я точно был в здравом уме, когда женился на тебе.

— Хватит! Хватит! Хватит!

— Вымазывать тебе лицо, или целовать?

Ее дыхание застряло в ее горле.

— Вымазывать мне лицо. Тебе не нужны предлоги, чтобы целовать меня.

Он наклонился вперед.

— Нет?

— Нет.

— Представь себе мое облегчение. — Его нос коснулся ее.

— Тернер?

— Ммм?…

— Если ты сейчас же не поцелуешь меня, то я просто сойду с ума.

Он раздразнил ее целым всплеском мелких поцелуев.

— Так пойдет?

Она покачала головой.

Он углубил поцелуй.

— А так?

— Боюсь, что нет.

— Что же тебе нужно? — прошептал он, касаясь дыханием ее губ

— Что нужно тебе? — возразила она. Переместив руки на его плечи, она по привычке начала разминать их.

И это немедленно рассеяло его страсть.

— О Боже, Миранда!

Тело его немного расслабилось.

— Прошу тебя, только не останавливайся!

— Это превосходно, — сказала она, слабо улыбаясь. — Ты будто глина в моих руках.

— Что угодно, — простонал он. — Только не останавливайся.

— Почему ты так напряжен?

Он открыл глаза и бросил на не косой взгляд.

— Ты очень хорошо знаешь почему.

Она покраснела. Ее врач сообщил ей во время последнего визита, что настало время прекратить супружеские отношения. Тернер не прекращал ворчать в течение недели.

— Я отказываюсь верить, — сказала она, сжимая пальцами его плечи, и улыбнулась, когда он протестующее застонал, — что я — единственная причина твоих болей в пояснице.

— Стресс от того, что я не могу заняться с тобой любовью в совокупности с физическим напряжением от переноса твоего огромного тела вверх по лестнице…

— Ты не должен был нести меня вверх по лестнице!

— Да, что ж, я подумаю об этом… и этого было достаточно для того, чтобы у меня разболелась поясница. Правее… — он покрутил рукой вокруг указываемого места на спине, — там…

Миранда поджала губы, но тем не менее начала тереть в том месте, что он указал.

— Вы, мой лорд, просто большой ребенок.

— Угуумм…ммм.. — согласился он, его голова клонилась в сторону. — Ты не против, если я прилягу? Так тебе будет удобней.

Миранда задавалась вопросом, как ему удалось уломать ее сделать ему массаж тут же, на ковре. Но она наслаждалась этим тоже. Она любила касаться его, любила запоминать контуры его тела. Улыбнувшись себе, она вытащила его рубашку из-за пояса бриджей и просунула руки под нее так, чтобы могла касаться его кожи. Она была теплой и шелковистой, и она гладила ее руками, только чтобы ощущать золотистую мягкость, присущую только ему.

— Мне жаль, что ты не можешь помассировать спину и мне, — услышала она свой голос. Прошло уже много недель с тех пор, когда она могла лежать на животе.

Он повернул свою голову так, чтобы она могла его видеть, и улыбнулся. Затем, с глухим стоном он сел.

— Сиди и не двигайся, — сказал он мягко, поворачивая ее так, чтобы он мог массировать ее спину.

Это было подобно райскому наслаждению.

— О, Тернер, — вздыхала она, — я так чудесно себя чувствую!

Он шумно втянул воздух, и она извернулась, чтобы лучше видеть его лицо.

— Я сожалею, — сказала она, немного виновато, так как читала борьбу страстного желания и сдержанности у него на лице. — Я скучаю по тебе тоже, если это даст тебе хоть какое-то утешение.

Он прижал ее к себе, сжимая ее так сильно, как только мог, но, в то же время, стараясь не давить на живот.

— Это не твоя вина, киска.

— Я знаю, но мне все равно очень жаль. Я ужасно по тебе скучаю, — она понизила голос. — Иногда ты бываешь настолько глубоко во мне, что мне кажется, будто ты касаешься моего сердца. Я скучаю по этому больше всего.

— Не говори так.

— Мне жаль.

— И ради Бога, прекрати извиняться!

Она почти хихикнула.

— Хорошо. Беру свои слова обратно. Но мне все же обидно, что ты…эээ… не находишься в таком вот положении. Это несправедливо.

— Это — больше чем справедливо. Я получаю здоровую жену и прекрасного малыша. И все, что я должен для этого делать — это воздерживаться в течение нескольких месяцев.

— Но ты не должен, — пробормотала она с намеком, и ее рука поползла к пуговицам его бриджей. — Ты не должен.

— Миранда, прекрати. Я не могу сделать это.

— Ты не должен, — повторила она, распахивая его уже незаправленную рубашку и целуя его в плоский живот.

— Что… о Боже, Миранда... — прерывисто простонал он.

Ее губы переместились еще ниже.

— О Боже, Миранда!

7 мая, 1820

Я бесстыдна.

Но мой муж не жалуется.

Глава 18

На следующее утро Тернер нежно поцеловал жену в лоб.

— Ты уверена, что будешь в порядке без меня?

Миранда сглотнула и кивнула в ответ, пытаясь сдержать слезы, и поклялась про себя, что ни за что не будет рыдать.

Небо все еще было темным, но Тернер хотел пораньше отбыть в Лондон. Она сидела в кровати, а ее руки покоились на животе, в то время как она наблюдала, как он одевается.

— Твой камердинер получит апоплексический удар, — сказала она, пытаясь подразнить его. — Тебе ведь известно, что он думает, что ты не знаешь, как одеть себя должным образом.

Одетый только в одни бриджи, Тернер подошел к кровати и взгромоздился на краю.

— Ты уверена, что не возражаешь против моего отъезда?

— Конечно, возражаю. Для меня намного лучше, чтобы ты был здесь, — неуверенная улыбка коснулась ее лица. — Но я буду в порядке. И, скорее всего, сделаю гораздо больше работы, чем если бы ты был здесь и отвлекал меня.

— О! Неужели я действительно так тебя отвлекаю?

— Очень. Хотя… — она застенчиво улыбнулась, — в последнее время я не могу быть очень—то отвлеченной.

— Мммм… печально, но верно. Я, к сожалению, все время отвлечен. - Он сжал пальцами ее подбородок и прижался к ней губами в неистово-нежном поцелуе. — Все время я вижу тебя.

— Все время?

Он серьезно кивнул.

— Но я похожа на корову.

— Ммм-хм — его губы ни на секунду не отрывались от нее, — но на очень привлекательную корову.

— Ты негодяй! — она отстранилась и игриво ударила его по плечу.

Он плутовски улыбнулся в ответ.

— Кажется, эта поездка пойдет на пользу моему здоровью. Моему телу уж точно. Просто удача, что я не сильно пострадал.

Она надула губки и высунула язык.

Он хмыкнул, а затем встал и пересек комнату.

— Я вижу, что материнство совершенно не добавило тебе зрелости.

Ее подушка полетела через всю комнату.

Тернер немедленно вернулся к ней, распластавшись на кровати рядом с ней.

— Возможно, мне следует остаться, чтобы крепко держать тебя в узде.

— Возможно, и следует.

Он поцеловал ее снова, на этот раз с едва сдерживаемой страстью и эмоциональностью.

— Я говорил тебе, — пробормотал он, исследуя губами нежные грани ее лица, — как я обожаю быть женатым на тебе?

— С-сегодня нет.

— Рановато ведь еще пока. Но ты все же можешь простить мне мою ошибку, — он поймал ее мочку уха зубами. — Я уверен, что говорил тебе вчера.

«И позавчера» — подумала Миранда с горьковато-сладким ощущением. «И за два дня до этого тоже». Но почему это всегда всего лишь слова типа «Мне нравится быть с тобой» или «Мне нравится делать это с тобой вместе» и никогда «Я люблю тебя»? Он, казалось, никогда и не побуждал себя произнести эти слова. «Я обожаю тебя», «я обожаю быть женатым на тебе» — эти выражения очевидно, были намного безопасней.

Тернер поймал ее печальный взгляд.

— Что-то не так, киска?

— Нет, нет, — солгала она. — Я только… я просто буду скучать по тебе, вот и все.

— Я буду скучать по тебе тоже, — он поцеловал ее последний раз, а затем встал, чтобы надеть рубашку.

Миранда наблюдала, как он перемещался по комнате, собирая свои вещи. Он подбирал и скручивал в рулоны листы бумаги. Он не собирался ничего говорить, пока она не начала бы первой. И почему он должен? Он совершенно очевидно был доволен положением вещей. Она должна была решить эту проблему, но она была так напугана — так напугана, что он не протянет к ней руки и не скажет, что он всего лишь ждал, пока она признается ему снова, как сильно его любит. Но больше всего она была напугана тем, что он будет лишь неловко мяться и говорить что-то типа вроде того, с чего и начиналось: «Ты же знаешь, как ты мне нравишься, Миранда…»

Эта мысль была столь пугающей, что Миранда начала дрожать и задержала дыхание, боясь вздохнуть.

— Ты действительно уверена, что чувствуешь себя хорошо? — заботливо спросил Тернер.

Как, должно быть, легко было бы солгать ему. Всего лишь пару слов и он остался бы здесь, согревая ее ночью и целуя так нежно, что она вполне могла бы позволить себе поверить, что он действительно любит ее. Но если единственное, в чем они нуждались в своих отношениях, была правда, то она должна была сказать ее.

— Я действительно в порядке, Тернер. Это просто обычная утренняя дрожь. Я думаю, мое тело еще спит.

— Как и еще одна частичка тебя, я полагаю. Я не хочу, чтобы ты перенапрягалась в то время, пока меня не будет. Меньше чем через два месяца ты должна…

Она криво улыбнулась.

— Вряд ли я об этом забуду.

— Вот и хорошо. У тебя ведь там мой ребенок, в конце концов, — Тернер надел пальто и наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание.

— Мой ребенок также.

— Ммм… я знаю, — он выпрямился, готовясь уйти. — Именно поэтому я так ее люблю уже.

— Тернер!

Он обернулся. Ее голос казался странным, почти испуганным.

— Что такое, Миранда?

— Я только хотела сказать тебе… то есть я хотела, чтобы ты знал…

— Что такое, Миранда?

— Я только хотела, чтобы ты знал, что я люблю тебя, — поток слов сорвался с ее губ, будто она боялась, что если замедлится хоть на секунду, то потеряет всю свою храбрость совсем.

Он застыл так, как будто его тело совсем окоченело. Он ждал этого. Ведь ждал же? И разве это было плохо? Разве он не хотел ее любви?

Он встретился с ней глазами, и он мог слышать, о чем она думала — «Не разбивай мое сердце, Тернер. Пожалуйста, не разбивай мне сердце»

Губы Тернера разомкнулись. За прошедшее время он хотел, чтобы она сказалаэто снова, но сейчас, когда она это сделала, он почувствовал, как невидимая петля стянулась у него на горле. Он не мог дышать. Он не мог думать. И, конечно, он не мог смотреть прямо, потому что все, что он мог увидеть перед собой, были большие карие глаза, и они выглядели такими отчаянными.

— Миранда, я… — он задыхался словами. Почему он не мог сказать этого? Разве он не чувствовал этого? Почему это было столь трудно?

— Не надо, Тернер, — сказала она дрожащим голосом, — ничего не говори. Просто забудь об этом.

Что-то дрогнуло в его голосе.

— Ты же знаешь, как я забочусь о тебе.

— Желаю хорошо провести время в Лондоне.

Ее голос был сухим и таким опостылевшим, и Тернер знал, что не может оставить все как есть.

— Миранда, пожалуйста.

— Не говори со мной! — выкрикнула она. — Я не хочу слушать твои пустые оправдания, я не хочу выслушивать твои банальности. Я вообще ничего не хочу слышать!

Кроме «Я люблю тебя».

Невысказанные слова тяжело висели в воздухе между ними. Тернер чувствовал, что она ускользает все дальше и дальше от него, но он ощущал себя совершенно бессильным остановить ту пропасть, что раздвигалась между ними. Он знал, что ему нужно было сделать, и это не казалось таким уж сложным. Всего лишь три маленьких слова, Бога ради. И он хотел сказать их. Но он стоял на краю чего-то и никак не мог сделать последний шаг.

Это было неправильно. Это не имело смысла. Он не знал, боялся ли он любить ее, или боялся того, что она любила его. Он не знал, боялся ли он вообще. Возможно, он был просто мертв внутри, с разбитым от первого брака сердцем, не способным на нормальные чувства.

— Любимая, — начал он, пытаясь придумать что-то, что сделало бы ее счастливой. Или, если это было невозможно, просто убрало бы эту опустошенность из ее глаз.

— Не называй меня так, — сказала она так тихо, что он едва смог услышать ее. — Называй меня как прежде, моим именем.

Он хотел вопить. Он хотел кричать. Он хотел трясти ее за плечи и заставить понять, что она ничего не понимает. Но он не знал, как сделать одну из этих вещей и потому он просто кивнул головой и сказал:

— Я увижу тебя через несколько недель.

Она кивнула. Один раз. И затем отвела взгляд.

— Надеюсь, что так и будет.

— До свидания, — сказал он мягко и закрыл за собой дверь.

* * * * *

— Ты много чего можешь сделать с зеленым, — сказала Оливия, перебирая потрепанные портьеры в западной гостиной. — Ты всегда замечательно выглядела в зеленом.

— Я не собираюсь одевать портьеры, — ответила Миранда.

— Да, я знаю, но все хотят видеть лучшее в гостиной, разве ты так не думаешь?

— Я полагаю, есть один такой человек, — Миранда повернулась, дразня Оливию ее запальчивой речью.

— О, прекрати. Если тебе не нужен мой совет, то ты не должна была меня приглашать, — губы Оливии изогнулись в простодушной улыбке. — Я так рада, что ты это сделала. Я ужасно по тебе скучала, Миранда. Хейвербрикс ужасно унылый зимой. Фиона Беннет продолжает обращаться ко мне.

— Отвратительное обстоятельство, — согласилась Миранда.

— От явной скуки у меня появляется желание принять одно из ее приглашений.

— О, прошу тебя, не делай этого.

— Ты же не сердишься больше из-за того инцидента с лентой у меня на дне рождения, правда?

Миранда свела большой и указательный пальцы на расстоянии полдюйма друг от друга.

— Разве что чуть-чуть.

— Слава Богу. Оставим это. В конце концов, ты умыкнула Тернера. И прямо у нас из-под носа, — Оливия все еще немного обижалась, что она была не в курсе отношений своего брата и лучшей подруги. — Хотя, должна признать, он поступил совершенно по-свински, сбежав в Лондон и оставив тебя здесь одну.

Миранда натянуто улыбнулась за складками ткани, которую перебирала.

— Все не так плохо, — пробормотала она.

— Но твое время так близко, — Оливия выступила вперед. — Он не должен был оставлять тебя одну.

— Он не оставил, — сказала Миранда твердо, пытаясь сменить тему разговора. — Ты ведь здесь, не так ли??

— Да, да, и я осталась бы до рождения ребенка, если бы могла, но мама говорит, что это неприлично для девушки, не состоящей в браке.

— Я не могу придумать ничего более приличного, — парировала Миранда. — Можно подумать, ты не окажешься в таком же положении через несколько лет.

— Мне потребуется муж для начала, — напомнила ей Оливия.

— Я не вижу проблемы с этим. Сколько предложений ты получала в этом году? Шесть?

— Восемь.

— Тогда никаких жалоб.

— Я не жалуюсь, я просто… О, неважно. Она говорит, что я должна остаться в Роуздейле. Мне не разрешили остаться с тобой.

— Гардины, — напомнила ей Миранда.

— Да, конечно, — сказала Оливия оживленно. — Если мы сделаем зеленую обивку, то портьеры могут быть контрастирующим цветом. Возможно, дополнительный оттенок для драпировки.

Миранда кивнула и надлежаще улыбнулась, однако мысли ее были далеко. В Лондоне, если быть точной. Ее муж вторгался в ее мысли каждую секунду, каждый день. Она могла обсуждать вопрос с домоправительницей, когда его улыбка внезапно всплывала у нее перед глазами. Она не могла дочитать книгу, потому что звук его смеха постоянно звучал у нее в ушах. И ночью, когда она почти спала, легкое, мягкое прикосновение его поцелуя дразнило ее губы, пока она не начинала заболевать желанием почувствовать его теплое тело рядом с собой.

— Миранда? Миранда!

Миранда услышала Оливию, нетерпеливо повторявшую ее имя.

— Что? О, я сожалею, Ливии. Мой ум был за мили отсюда.

— Я знаю. Он проживает в Роуздейле сейчас, вроде как.

Миранда изобразила сердечный вздох.

— Это ребенок, кажется. Все это делает меня ужасно плаксивой.

Через два месяца, подумала она с сожалением, она не сможет списывать свои моментальные помутнения рассудка на ребенка, и что она тогда будет делать?

Она вежливо улыбнулась Оливии.

— Что ты хотела сказать мне?

— Я просто собиралась сказать, что если тебе не нравится зеленый цвет, то мы можем просто переделать комнату в цвете дымчатой розы. Ты могла бы назвать ее розовым салоном. Что совершенно подходит Роуздейлу.

— Тебе не кажется, что это будет чересчур женственно? — спросила Миранда. — Тернер тоже иногда пользуется этой комнатой.

— Хм… это проблема.

Миранда даже не сознавала, что сжала руки в кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. Забавно, что даже упоминание о нем может так вывести ее из равновесия.

— С другой стороны, — сказала она, опасно прищуривая глаза, — мне всегда нравился дымчатый цвет. Давай сделаем так.

— Ты правда уверена? — теперь сомневалась Оливия. — Тернер…

— Оставь Тернера, — Миранда прервала ее с такой запальчивостью, что Оливия недоуменно приподняла брови. — Если он хотел высказать мнение по поводу обстановки, то ему не следовало уезжать в Лондон.

— Не будь такой раздражительной, — примирительно сказала Оливия, — я уверена, он очень по тебе скучает.

— Ерунда. Он наверняка не думает обо мне вообще.

* * * * *

Она часто являлась ему.

После четырех бесконечных дней в закрытом пространстве кареты Тернер думал, что сможет выкинуть из головы мысли о Миранде, как только достигнет Лондона со всеми его развлечениями.

Однако он ошибался.

Их последний разговор всплывал в его памяти много раз, снова и снова, но каждый раз, когда Тернер пытался изменить его ход, притвориться, что он сказал что-нибудь другое, придумал что-нибудь еще, чтобы сказать, все исчезало. Память расплывалась, и оставались лишь ее глаза, большие, карие, и полные боли.

Он чувствовал совершенно незнакомую ему эмоцию, вину. Она горела, колола, сжимала горло. Гнев был намного, намного легче. Гнев был чист. И он был целенаправлен. И всегда не на него.

На Летицию. На многих ее мужчин. Но никогда на него.

Но сейчас — сейчас это было нечто другое. И не было никакой возможности жить так дальше. Они могли бы быть счастливы снова, ведь так? Он был счастлив прежде. Она тоже. Она, конечно же, могла жаловаться на его недостатки, но он всегда знал, что она была счастлива.

И она будет счастлива снова, поклялся он. Однажды Миранда призналась, что он заботится о ней всеми известными ему способами. Они могли бы вернуться к тому удобному положению вещей, которое вошло в их жизнь со времени женитьбы. У нее был бы ребенок. Они были бы семьей. Он любил бы ее своими руками, своими губами, всем что угодно, но не словами.

Он победил ее однажды. И он сможет сделать это снова.

* * * * *

Две недели спустя Миранда сидела в своем новом розовом салоне, пытаясь читать книгу, но тратила гораздо больше времени, просто наблюдая в окно. Тернер предупредил, что он прибудет в течение нескольких следующих дней, и она не могла помешать своему сердцу биться быстрее каждый раз, как только слышала шум похожий на прибывающий экипаж.

Солнце опустилось за линию горизонта прежде, чем она успела заметить, что не перевернула ни одной страницы. Заинтригованный слуга принес ужин, который он забыла попросить подать, и Миранда, едва доев свою порцию супа, уснула на софе.

Через несколько часов экипаж, который она так старательно высматривала, остановился у парадного входа, и Тернер, утомленный путешествием, но все же жаждущий увидеть свою жену, спрыгнул вниз. Он достал одну из своих сумок и забрал с собой аккуратно обернутый пакет, оставив остальную часть багажа лакеям. Он осмотрел дом и заметил, что в их спальне не горел свет. Он надеялся, что Миранда еще не спала, потому что он не смог бы разбудить ее, но он так хотел поговорить с ней этим вечером, что постарался бы загладить вину.

Он потоптался в передней, пытаясь очистить грязь с ботинок, Дворецкий, который высматривал его почти так же долго, как и Миранда, открыл двери прежде, чем он успел постучать.

— Добрый вечер, Брирли! — приветливо сказал Тернер.

— Позвольте быть первым, кто поприветствует вас дома, милорд?

— Спасибо. Моя жена еще бодрствует?

— Я полагаю, что она находится в розовом салоне, милорд. Читает, судя по всему.

Тернер сбросил с плеч свое пальто.

— Ей, безусловно, нравится это занятие.

— Нам повезло иметь такую начитанную хозяйку, — добавил Брирли.

Тернер моргнул.

— У нас нет розового салона.

— Теперь есть, милорд. В старой западной комнате.

— О, так она ее обустроила. Что ж, хорошо для нее. Я хочу, чтобы она считала это место своим домом.

— Так же, как и все мы, милорд.

Тернер улыбнулся. Миранда пробудила горячую привязанность среди домашней прислуги. Служанки, несомненно, боготворили ее.

— Пойду удивлю ее, — он прошагал через холл, заворачивая направо, пока не достиг когда-то привычной западной комнаты. Дверь была немного приоткрыта, и Тернер смог увидеть свет свечи. Глупая женщина. Она должна была знать, что для чтения нужно больше одной горящей свечи.

Он надавил на дверь, приоткрывая ее еще на несколько дюймов и просунул голову, заглядывая внутрь. Миранда откинулась назад на диване, и ее рот был немного приоткрыт во сне. Книга лежала у нее на животе, а полусъеденный ужин стоял рядом на столе. Она выглядела настолько прекрасной и невинной, что у него защемило сердце. Он скучал по ней во время поездки — он думал о ней, об их злосчастном расставании, почти каждую минуту. Но только в этот миг, когда он увидел ее закрытые глаза, мерное движение ее груди во время дыхания, он понял, насколько сильно соскучился по ней.

Он сказал, что не будет будить ее, но это было тогда, когда он думал, что застанет ее в их спальне. Ее просто необходимо было разбудить, чтобы отвести спать наверх, в кровать, поэтому он собирался сделать именно это.

Он подошел к дивану, отодвинул в сторону ужин и взгромоздился на стол, оставив пакет у себя на коленях

— Проснись, люби… — он осекся, запоздало вспомнив, что она требовала никогда не говорить слова привязанности больше. Он коснулся ее плеча. — Проснись, Миранда.

Она моргнула.

— Тернер? — ее голос был хриплым ото сна.

— Привет, киска. — Разрази ее гром, если она не хотела, чтобы он назвал ее так. И будь он проклят, если ему не хотелось назвать ее белее нежно.

— А я уже почти, — зевнула она, — уже почти разочаровалась в тебе.

— Я же сказал, что прибуду сегодня.

— Но дороги…

— Они были не настолько плохи, — улыбнулся он ей. Ее сонный ум еще не вспомнил, что она была обижена на него, и он не видел причины напоминать ей об этом. Он коснулся ее щеки. — Я скучал по тебе.

Миранда снова зевнула.

— Правда?

— Очень, — он сделал паузу. — А ты скучала по мне?

— Я…да, — лгать не имело никакого смысла. Он уже и так знал, что она любит его. — Ты хорошо провел время в Лондоне? — вежливо спросила она его.

— Я бы хотел, чтобы ты была со мной, - ответил он. Его речь была такой уравновешенной, как будто он тщательно все взвешивал, чтобы ничем не оскорбить ее.

А затем спросил все так же вежливо.

— А как ты проводила время, пока меня не было?

— Оливия приезжала на несколько дней.

— Да?

Миранда кивнула, а затем произнесла:

— Однако, несмотря на все это, у меня была уйма времени для размышлений.

Повисла долгая тишина.

— Я вижу.

Она наблюдала, как он положил свой пакет, а затем встал и подошел к горящей свече.

— Здесь весьма темно, — сказал он, но было что-то неестественное в его тоне, и она жалела, что не могла видеть его лицо, потому что он понял свечу, чтобы осветить все кругом.

— Я заснула, когда еще смеркалось, — сказала она ему, потому что… хорошо, потому что было что-то вроде некого негласного соглашения между ними поддерживать вежливую, радушную, светскую беседу, лишь бы не касаться реальности.

— Правда? — ответил он. — Сейчас темнеет весьма рано. Ты, должно быть, очень устала.

— Довольно утомительно носить еще одного человечка внутри себя.

Он улыбнулся. Наконец-то.

— Осталось не долго.

— Да. Но я хочу, чтобы этот последний месяц прошел как можно более приятно.

Слова повисли в воздухе. Она произнесла их совершенно невинно, и он не сбирался извращать их.

— Что ты хочешь этим сказать? — осторожно спросил он, подбирая наиболее мягкие и точные слова, поэтому она не могла не заметить его серьезности.

— Я имею ввиду… — она нервно сглотнула, желая сложить руки перед собой или упереть их в бедра, лишь бы не сидеть в такой вот совершенно уязвимо позе, раскинувшись на диване. — Я имела ввиду, что не смогу жить дальше так, как раньше.

— Я думал, мы были счастливы, — сказал он осторожно.

— Да, были. И я была… Вернее, не была…

— Так была или не была, киска? Или то, или другое.

— И то, и другое, — сказала она, ненавидя низкий утвердительный тон его голоса. — Разве ты не понимаешь? — она посмотрела прямо на него. — Нет, я вижу, что не понимаешь.

— Я не знаю, чего ты хочешь от меня, — сказал он категорически. Но они оба знали, что он лгал.

— Я хочу знать, что я значу для тебя, Тернер.

— Что ты значишь для меня? — спросил он недоверчиво. — Что ты значишь для меня? Кровавый ад, женщина. Ты — моя жена. Что еще ты должна знать?

— Я должна знать, что ты любишь меня! — взорвалась она, неуклюже пытаясь встать на ноги. Он не ответил, а лишь стоял с подергивающимся на щеке мускулом, и она добавила: — Или должна знать, что не любишь.

—Что это, черт возьми, значит?

— Это значит, что я хочу знать, что ты чувствуешь. Я должна знать, что ты чувствуешь ко мне. Если ты не… если ты не… — она сжала глаза и стиснула кулаки, пытаясь собраться сказать то, что собиралась. — Не имеет значения, если тебя это не волнует. Просто я должна знать.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — он сердито запустил пятерню себе в волосы. — Каждую минуту я повторяю, что обожаю тебя.

— Ты не говоришь, что обожаешь меня. Ты говоришь, что обожаешь быть женатым на мне.

— Какая разница? — справедливо завопил он.

— Возможно, ты всего лишь обожаешь быть женатым.

— После Летиции? — выплюнул он.

— Я сожалею, — произнесла она, и так и было. В этом отношении. Но не в другом. — Есть разница, — тихо сказала она. — Большая. Я хочу знать, заботишься ли ты обо мне не только из-за того, что я заставляю тебя чувствовать эту необходимость.

Он оперся руками о подоконник, тягостно прислонился к стеклу, вглядываясь в темноту за окном. Она могла видеть только его спину, но она ясно услышала, как он сказал:

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Ты не хочешь знать, — вскипела она. — Ты боишься думать об этом. Ты…

Тернер вихрем обернулся и заставил ее замолчать таким тяжелым взглядом, какого ей еще никогда не доводилось видеть. Даже той ночью, когда он впервые поцеловал ее, даже когда он сидел один, напиваясь после похорон Летиции, даже тогда он не смотрел так, как сейчас.

Он двинулся на нее, и во всех его движениях сквозил бурлящий гнев.

— Я не муж-деспот, но даже моя мягкость не простирается столь далеко, чтобы меня называли трусом. Осторожней подбирай слова, жена.

— И ты тоже мог бы выражать свое мнение с большей осторожностью, — возразила она, ощущая, как от его фальшивых интонаций холодом обдало спину. — Я не совсем глупа, — она дрожала всем телом, поскольку каждое слово давалось ей с трудом. — Ластиться к тебе означало бы, что я совсем потеряла разум.

— О Боже, Миранда! Когда я относился к тебе таким образом? Когда? Ответь мне, потому что меня просто раздирает любопытство.

Миранда запнулась, не в состоянии принять его вызов. Наконец она сказала:

— Мне не нравится выслушивать твой высокомерный тон, Тернер.

— Тогда не провоцируй меня, — его поведение больше походило на насмешку.

— Не провоцировать тебя? — воскликнула она недоверчиво. — Да это ты провоцируешь меня.

— Я не делал этого, черт возьми, Миранда! В одно мгновение мне казалось, что мы были блаженно счастливы, а в другое — ты набросилась на меня как фурия, обвиняя Бог знает в каком преступлении, и…

Он остановился, когда почувствовал, как ее пальцы впились ему в плечо.

— Ты думал, что мы были блаженно счастливы?

Где-то одно мгновение он смотрел на нее так, будто был безмерно удивлен.

— Конечно, — сказал он. — Я говорил тебе об этом все время… — он одернул себя и, закатив глаза, отстранил ее. — О, но я забыл. Все, что я делал или все, что я говорил — ничего не имело значения. Ты не хотела знать, что я счастлив с тобой. Тебя не волновало, нравится ли мне быть с тобой. Тебе всего лишь хотелось узнать мои чувства.

И затем, потому что она не могла не сказать этого, она прошептала:

— Что ты чувствуешь ко мне?

Это было подобно тому, будто она уколола его булавкой. Он всегда был сплошным зарядом энергии, в постоянном движении, насмешливые слова всегда потоком лились из его уст, но сейчас… Сейчас он стоял здесь, совершенно безмолвно, только уставившись на нее так, будто она запустила саму Горгону в их гостиную.

— Миранда, я…я…

— Что ты, Тернер? Что ты?

— Я, о, Иисусе, Миранда, это не справедливо.

— Ты не можешь сказать этого, — ее глаза наполнились ужасом. До этого момента у нее еще теплилась надежда, что он залпом выпалит признание, что, возможно, он просто долго все обдумывает, и в такой вот напряженный момент, когда их страсть так накалена, слова сами польются из его губ, и он поймет, что любит ее.

— Боже мой, — Миранда тяжело дышала. Маленький кусочек сердца, который всегда надеялся, что он приедет, чтобы любить ее, засох и умер в один миг, вырвав у нее часть ее души.

— Боже мой, — казала она снова. — Ты не можешь этого сказать.

Тернер видел пустоту в ее глазах и понял, что потерял ее.

— Я не хочу причинять тебе боль, — как-то совсем неубедительно произнес он.

— Слишком поздно! — слова застряли у нее в горле, и она медленно пошла к двери.

— Подожди! — она обернулась, остановившись.

Он наклонился вниз и поднял пакет, который принес с собой.

— Вот, — сказал он приглушенно. — Я принес тебе это.

Миранда взяла пакет из его рук, уставившись на его спину, когда он выходил из комнаты. Дрожащими руками она распаковала его. «Le Morte d’Arthur». Та самая копия из магазина для джентльменов, которую она так хотела.

— О, Тернер, — прошептала она. — Почему ты должен пойти и сделать что-то такое милое? Почему ты не даешь мне просто ненавидеть тебя?

Много часов спустя, она вытирала книгу носовым платком и надеялась, то ее соленые слезы не причинят особого вреда кожаному переплету.

7 ИЮНЯ 1820

Леди Ридленд и Оливия прибыли сегодня, чтобы ожидать рождения «наследника», потому что все семейство Бивилсток ждет этого. Врач, кажется, не думает, что я рожу к концу месяца, но леди Ридленд сказала, что не хочет рисковать.

Я уверена, что они заметили, что мы с Тернером больше не разделяем спальню. Это, конечно, необычно для супружеских пар делить одну спальню, но в последний раз, когда они приезжали, мы именно это и делали. Поэтому сейчас они наверняка задаются вопросом о нашем отдалении. Прошло уже две недели с тех пор, как я перенесла свои вещи.

Моя постель пуста и холодна. Я ненавижу это.

Я даже совершенно не взволнована по поводу рождения ребенка.

Глава 19

Следующие несколько недель были отвратительны. Тернер с отвращением поглощал свою еду и сразу скрывался в своем кабинете: необходимость сидеть за столом напротив Миранды в течение часа, была невыносима. На этот раз он потерял ее, и это было нестерпимой мукой — видеть ее пустые, лишенные эмоций глаза. Если Миранда не способна была чувствовать что-либо больше, то Тернер чувствовал слишком много. Он был зол на нее за то, что она попыталась вынудить его признаться в чувствах, которые он не был уверен, что чувствовал. Он был зол на нее оттого, что она разочаровалась в их браке, решив, что он не прошел некий тест. Он чувствовал вину оттого, что сделал ее такой несчастной. Он был смущен, не зная как вести себя с ней, и напуган, полагая, что уже никогда не вернет ее. Он был зол на самого себя оттого, что не мог сказать ей, что любит ее, и чувствовал себя не в своей тарелке, не имея представления о том, как узнать: любит он ее или нет? Но главное — он был одинок. Он был одинок без своей жены. Он скучал по ней и всем этим ее забавным комментариям и остроумным словечкам. Время от времени он украдкой вглядывался в ее лицо, пытаясь вновь увидеть ту женщину, на которой женился. Но не находил ее. Миранда стала другой. Казалось, ее больше ничего не волнует. Совсем ничего.

Его мать, которая приехала, чтобы побыть с ними до рождения ребенка, разыскала его, чтобы сказать, что Миранда снова почти ничего не съела. Он с проклятием вздохнул. Должна же она понимать как это больно. Он едва удержался от того, чтобы найти ее и хорошенько встряхнуть. Вместо этого он отдал слугам распоряжение осторожно наблюдать за ней. Ежедневно, обычно к вечеру, они отчитывались ему, когда он сидел в кабинете, обдумывая «эффект стирания» алкоголя за очередной порцией выпивки. Этот вечер не отличался от других; он приканчивал третий бокал бренди, когда услышал легкий стук в дверь.

— Войдите.

К его большому удивлению, это была его мать. Он вежливо кивнул.

— Полагаю, ты пришла, чтобы отчитать меня.

Леди Ридланд скрестила руки.

— Ты только что думал о том, что нуждаешься в наказании?

Улыбка вышла совсем не веселой.

— Почему бы тебе не высказать мне все? Уверен, у тебя длинный список.

— Ты видел свою жену на прошлой неделе?

— Нет. Не думаю. Хотя, постой! — он глотнул бренди, — Я встретил ее в зале пару дней назад. Кажется, это было во вторник.

— Она беременна уже больше восьми месяцев, Найджел.

— Уверяю тебя, я знаю это.

— Ты просто негодяй, ты совсем не обращаешь на нее внимания, когда она в таком состоянии.

Он сделал еще один большой глоток.

— Пойми одну вещь, это она не обращает на меня внимания, а не наоборот. И не называй меня Найджелом.

— Пожалуйста! Я вообще никак не буду называть тебя, черт возьми!

Тернер удивленно приподнял брови, впервые услышав из уст матери ругательство.

— Поздравляю, ты опустилась до моего уровня.

— Дай мне это! — она выхватила стакан из его руки. Янтарная жидкость выплеснулась на стол, — Ты поражаешь меня, Найджел. Ты так же отвратителен, как тогда, когда был женат на Летиции. Такой же мерзкий и грубый, — она замолкла, когда его рука схватила ее за запястье.

— Никогда не смей сравнивать Миранду и Летицию, — угрожающе произнес он.

— Я и не сравнивала! — ее глаза расширились от удивления, — Даже и не думала об этом.

— Вот и хорошо, — он внезапно отпустил ее и отошел к окну. Пейзаж был столь же угрюм, как и его настроение.

Его мать довольно долго молчала, пока, наконец, не спросила его:

— Как ты намереваешься спасти ваш брак, Тернер?

Он устало вздохнул:

— Почему ты думаешь, что это именно я должен спасать наш брак?

— Милостивый Боже, ты только посмотри на девочку. Совершенно очевидно, что она любит тебя.

Его пальцы вцепились в подоконник так, что побелели костяшки.

— Я не заметил признаков этого в последнее время.

— Конечно, как ты мог заметить. Ты не видишь ее неделями. Я очень надеюсь, ради тебя самого, что ты не успел убить то, что она чувствовала к тебе.

Тернер промолчал. Он очень хотел, чтобы беседа закончилась.

— Она стала совсем другой, не той, что была всего несколько месяцев назад, — продолжала его мать, — Она была так счастлива. Она готова была для тебя на все.

— Все меняется, мама, — коротко сказал он.

— Но все можно вернуть, — сказала леди Ридланд мягким, но настойчивым голосом, — Пообедай сегодня с нами. Без тебя это очень неловко.

— Со мной будет еще более неловко, уверяю тебя.

— Позволь мне самой судить об этом.

Тернер выпрямился, судорожно вздохнув. Действительно ли его мать была права? И он и Миранда вправду могли разрешить свои проблемы?

— Летиция все еще здесь, в этом доме, — мягко сказал его мать, — Позволь ей уйти. Позволь Миранде излечить тебя. Она сможет, ты знаешь. Только дай ей шанс.

Он почувствовал руку матери на своем плече, но не обернулся. Он не мог позволить, чтобы она увидела его искаженное от боли лицо.

* * * * *

Первая схватка сжала ее живот примерно за час до того, как она должна была спуститься к обеду. Пораженная, Миранда положила руку на живот. Доктор сказал, что роды, вероятно, начнутся недели через две.

— Отлично. Похоже, ты собрался раньше, — сказала она мягко, — Ты ведь подождешь до ужина, не так ли? Я очень хочу есть. Я не ела толком несколько недель, ты знаешь, я нуждаюсь в некоторой пище.

В ответ она получила пинок.

— Значит это твой ответ, не так ли? — прошептала Миранда, улыбнувшись впервые за последние недели, — Давай заключим сделку. Ты позволишь мне спокойно пообедать, а я обещаю не называть тебя Ифигенией.

Ответом был второй пинок.

— Если ты девочка, конечно. Если ты — мальчик, то обещаю не называть тебя…Найджелом! — она рассмеялась. Какой незнакомый звук и…какой хороший. — Да, я обещаю не называть тебя Найджелом.

На этот раз пинка не последовало.

— Хорошо. Теперь давай нас оденем.

Миранда позвонила своей горничной, и час спустя уже спускалась по лестнице в столовую изо всех сил цепляясь за перила. Она не знала, почему не захотела сказать кому-нибудь, что роды вероятно уже близко, видимо из ее обычного отвращения к шумихе вокруг себя. Кроме того, если не считать схваток, случавшихся каждые десять минут, она чувствовала себя прекрасно. И уж конечно у нее не было никакого желания лежать в постели. Она только надеялась, что ребенок подождет окончания обеда. В процессе появления детей на свет было определенно нечто смущающее, и у нее не было никакого желания учиться этому на обеденном столе.

— О, это ты, Миранда, — окликнула ее Оливия, — Мы пили аперитив и собрались идти к столу. Присоединишься к нам?

Миранда кивнула и последовала за подругой.

— Ты выглядишь немного странно, Миранда, — заметила Оливия, — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Я чувствую себя большой, спасибо.

— Ну, скоро ты снова сожмешься.

Скорее, чем кто-либо полагает, усмехнулась про себя Миранда.

Леди Ридланд вручила ей стакан лимонада.

— Спасибо, — поблагодарила она ее. — Что-то мне очень хочется пить.

Забыв об этикете, Миранда залпом выпила свой лимонад. Не говоря ни слова, леди Ридланд снова наполнила ее стакан. Миранда выпила его почти так же быстро.

— Как вы думаете, ужин уже готов? — спросила она, — Я ужасно хочу есть.

Это было только половиной правды. В действительности ей придется рожать на обеденном столе, если они задержатся немного дольше.

— Разумеется, — ответила леди Ридланд, немного озадаченная рвением невестки. — Приглашай всех к столу. В конце концов, это твой дом, Миранда.

— Действительно, — она язвительно усмехнулась и, обхватив свой живот, как будто могла сдержать этим все, шагнула в зал.

И уткнулась прямо в Тернера.

— Добрый вечер, Миранда.

Его голос был глубоким и хриплым, и она почувствовала, как дрогнуло ее сердце.

— Я полагаю, с тобой все хорошо? — спросил он

Она кивнула, пытаясь не смотреть на него. Последний месяц она потратила на то, чтобы научиться не таять от тоски и желания всякий раз, когда его видела. Она научилась в этой школе прятать свои чувства за маской безразличия. Все знали, что он опустошил ее, но она не нуждалась во всех, чтобы видеть это каждый раз, когда заходила в комнату.

— Прошу прощения, — пробормотала она, обходя его.

Тернер поймал ее руку:

— Позволь мне проводить тебя, котенок.

Нижняя губа Миранды задрожала. Чего он пытается добиться? Если бы она чувствовала себя менее смущенной или менее беременной, она, вероятно, попыталась бы увернуться от предложенной им руки, но раз это было не так, она позволила ему проводить ее к столу.

Тернер не произнес ни слова во время первых перемен блюд, так же как и Миранда, которая была счастлива избежать беседы, поглощенная едой. Леди Ридланд и Оливия попытались вовлечь ее в разговор, но Миранде всегда удавалось вовремя набить рот. Она спасалась от ответов жуя, глотая и бормоча «я действительно очень голодна».

Это работало первые три блюда, пока ребенок не прекратил сотрудничать. Она думала, что выглядит вполне нормально и не выказывает реакцию на боль, но должно быть вздрагивала, потому что Тернер резко посмотрел на нее и спросил: «Что-то не так?»

Она вяло улыбалась, жевала, глотала и бормотала: «Ничего. Но я действительно очень хочу есть».

— Мы это видим, — сухо прокомментировала Оливия, заработав от матери порицающий взгляд.

Миранда откусила кусок цыпленка в миндале и снова вздрогнула. На сей раз Тернер был уверен, что видел это.

— Ты издала какой-то звук, — сказал он твердо, — Я слышал тебя. Что не так?

Она жевала и глотала.

— Ничего. Но я очень хочу есть.

— Наверное, ты ешь слишком быстро, — предположила Оливия.

Миранда тут же ухватилась за это оправдание.

— Да, да, вероятно так оно и было. Я буду есть помедленнее.

К счастью, беседа изменила направление, когда леди Ридланд вовлекла Тернера в обсуждение билля, который он недавно поддержал в парламенте. Миранда почувствовала облегчение оттого, что его внимание было занято другим. Он слишком пристально наблюдал за ней, и становилось трудно сохранять безмятежный вид во время схваток.

Ее живот снова сократился, и на сей раз она потеряла терпение.

— Прекрати это, — прошептала она, — или ты точно будешь Ифигенией.

— Ты что-то сказала, Миранда? — спросила Оливия.

— О, нет, нет, ничего.

Через пару минут ее живот снова схватило.

— Прекрати это, Найджел, — зашептала она, — Мы же заключили сделку.

— Я уверена, ты что-то сказала, — вскинулась Оливия.

— Ты только что назвала меня Найджелом? — спросил Тернер.

Забавно, подумала Миранда, то, что его назвали Найджелом, кажется, расстраивает его больше чем то, что она покинула его постель.

— Конечно, нет. Тебе показалось. По правде говоря, я устала. Думаю, я удалюсь, если вы не против, — она начала вставать и почувствовала, как по ногам потекло. Она снова села. — Пожалуй, я подожду десерт.

Леди Ридланд вышла, извинившись и утверждая, что она на диете и не в силах перенести, как остальные будут есть пудинг. Ее уход сделал еще более трудными для Миранды попытки избежать беседы, но она приложила все усилия, изображая, как увлечена едой и надеясь, что никто не задаст ей вопрос. Наконец с едой было покончено. Тернер встал и подошел к ней, предлагая ей руку.

— Нет, я полагаю, я еще посижу здесь немного. Я немного устала, знаешь, — она почти физически ощутила, как краска залила ее шею. О Боже, никто никогда не писал в книгах об этикете по поводу того, что надо делать, когда ребенок хочет родиться в столовой. Миранда сидела ни жива ни мертва, и была так напугана, что казалось ни за что не смогла бы встать со стула.

— Ты хотела бы другое обслуживание? — тон Тернера был сух.

— Да, пожалуйста, — ответила она срывающимся голосом.

— Миранда, ты уверена, что чувствуешь себя хорошо? — спросила Оливия, когда Тернер ушел, чтобы вызвать лакея, — Ты выглядишь очень странно.

— Позови свою мать, — прокаркала Мирнада, — Уже.

— Это…???

Миранда кивнула.

— О, мой Бог, — Оливия судорожно сглотнула, — Началось

— Что началось? — спросил раздраженно Тернер. И увидел испуганное выражение лица Миранды. — Святой кровавый ад. Это началось.

Он шагнул через комнату и подхватил жену на руки, не обращая внимания, что ее мокрые юбки пачкают дорогое сукно сюртука. Миранда вцепилась в него, забыв все свои клятвы оставаться безразличной к нему. Она спрятала лицо у него на плече, позволяя его силе просочиться в нее. Она нуждалась в этом, и будет нуждаться еще много часов впереди.

— Маленькая дурочка, — бормотал он, — Как долго ты сидела и терпела эту боль?

Она не хотела отвечать, зная, что заработает выговор. Тернер нес ее вверх по лестнице в комнату для гостей, которая уже была подготовлена. К тому времени, как он уложил ее в кровать, прибежала запыхавшаяся леди Ридланд.

— Спасибо, Тернер, — сказала она быстро, — Пойди, пошли за доктором.

— Брейли уже позаботился об этом, — ответил он, взволнованно смотря на Миранду.

— Хорошо, тогда пойди, займи себя чем-нибудь. Выпей.

— Я не хочу пить.

Леди Ридланд вздохнула:

— Я обязательно должна тебе все объяснять? Выйди.

— Зачем? — Тернер выглядел удивленным.

— Мужчине нечего делать при родах.

— Зато было, что делать до того, — пробормотал он.

Миранда густо покраснела:

— Тернер, пожалуйста, — попросила она.

Он посмотрел вниз не нее:

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Да. Нет. Не знаю.

Он упер руки в бока и твердо сказал:

— Я думаю, что я должен остаться. Это и мой ребенок тоже.

— О. Очень хорошо. Только, пойди вон в тот угол, и не путайся под ногами, — леди Ридланд махнула рукой, отгоняя его.

Очередная схватка скрутила Миранду.

— Ааааайййй, — простонала она.

— Каково это было? — Тернер кинулся к ней, — Это нормально? Если она…

— Тернер, помолчи! — воскликнула леди Ридланд, — Ты заставляешь ее нервничать, — она повернулась к Миранде и прижала к ее лбу влажное полотенце. — Не забивай себе голову, дорогая. Это совершенно нормально.

— Я знаю. Я… — она сделала паузу, чтобы отдышаться. — Можно мне избавиться от этого платья?

— О, милая, конечно. Мне так жаль. Совсем забыла об этом. Тебе ведь неудобно. Тернер, подойди сюда и помоги мне.

— Нет! — воскликнула резко Миранда.

Тернер остановился и его лицо застыло.

— Я имею в виду, либо это делаете только вы, либо только он, — сказала Миранда свекрови, — Но не оба.

— Ты сейчас немного не в себе, — сказал леди Ридланд успокаивающе, — Ты не можешь ясно мыслить.

— Нет! Он может сделать это, если вы позволите, потому что он….уже меня видел. Или вы можете сделать это, потому что вы — женщина. Но я не хочу, чтобы вы видели меня, в то время как он видит меня. Разве вы не понимаете? — Миранда схватила руку женщины с необычной для нее силой.

Тернер отошел в угол, подавив улыбку.

— Уступаю эту честь тебе, мама, — сказал он, изо всех сил стараясь не рассмеяться. Слегка поклонившись, он вышел из комнаты. Тернер сдерживался половину пути к залу, прежде чем позволил себе рассмеяться. Какой забавный набор предрассудков имела его жена.

В спальне Миранда стискивала зубы, пережидая очередную схватку, пока леди Ридланд освобождала ее от одежды.

— Он ушел? — спросила она. Она не доверяла ему, поэтому не рискнула оглядеться.

Ее свекровь кивнула:

— Он не будет нас беспокоить.

— Это не беспокойство, — сказала Миранда прежде, чем успела хорошенько подумать.

— Конечно, да. Мужчина не должен присутствовать при родах. Это грязно, это больно, и он не знает, как быть полезным. Лучше пусть сидит снаружи и обдумывает варианты — как вознаградить тебя за твою тяжелую работу.

— Он купил мне книгу, — прошептала Миранда.

— Книгу? Я думала о бриллиантах.

— Это тоже было бы не плохо, — слабо сказала Миранда.

— Я шепну ему на ушко, — леди Ридланд закончила облачать Миранду в длинную ночную рубашку и взбила подушки позади нее.

— Вот так. Тебе удобно?

Боль скрутила ее живот.

— Нет. Да, — скрипнула Миранда зубами.

— Это было по-другому? — спросила леди Ридланд, — Прекрасно. Схватки становятся чаще. Это могут быть очень быстрые роды. Я надеюсь, что доктор Уинтерс скоро прибудет.

Миранда задержала дыхание, пережидая волну боли, и кивнула, соглашаясь.

Леди Ридланд сочувственно погладила ее по лицу

— Если это заставит тебя почувствовать себя лучше, — сказала она, — то с близнецами все намного хуже.

— Не помогает, — задыхаясь, прошептала Миранда.

— Я не заставила тебя почувствовать себя немного лучше?

— Нет.

Леди Ридланд вздохнула.

— Я и не думала, что это случится на самом деле. Не волнуйся, — добавила она. — Скоро все закончится.

* * * * *

Двадцать два часа спустя, Миранда захотела узнать другое значение слова «скоро». Все ее тело пронизывала боль, ее дыхание больше походило на удушье, ей казалось, что она так и не сможет получить достаточно воздуха. А схватки продолжали прибывать и каждый раз сильнее, чем в предыдущий.

—Я чувствую, что это снова начинается, — хныкала она.

Леди Ридланд немедленно промокнула ее лоб прохладным влажным полотенцем.

— Потерпи, милая.

— Я не могу…. Я не буду…Кровавый ад! — завопила она, используя любимое ругательство мужа.

В зале напрягся Тернер, слыша ее крик. После того как он покинул комнату из-за проблем Миранды с платьем, мать убедила его, что будет лучше, если он посидит в зале, вне пределов слышимости. Оливия принесла из соседней гостиной два стула и старательно составляла ему компанию, пытаясь не вздрагивать, когда Миранда вопила от боли.

— Это было похоже на плохой крик, — нервно сказала она, пытаясь завести беседу.

Тернер впился в нее взглядом. Похоже, она сказала неправильную вещь.

— Я уверена, то все скоро закончится, — сказала Оливия больше с надеждой, чем с уверенностью, — Я не думаю, что все может стать хуже.

Миранда снова кричала, и явно в муке.

— По крайне мере, я так не думаю, — слабо добавила Оливия.

Тернер уронил голову на руки.

— Я больше никогда не прикоснусь к ней, — простонал он.

— Он больше никогда не прикоснется ко мне, — услышали они рев Миранды.

— Отлично. Похоже, твоя жена не будет возражать по этому пункту, — прощебетала Оливия. Она легонько ткнула его кулачком в подбородок, — Встряхнись, большой брат. Ты собираешься стать папой.

— Я надеюсь, что скоро, — пробормотал он, — Я не думаю, что смогу выносить это дольше.

— Если тебе так плохо, подумай, каково сейчас Миранде.

Он выпрямился, в ужасе уставившись на нее. Она снова сказала неправильную вещь. Оливия захлопнула рот.

А в это время комнате, Миранда смертельной хваткой вцепилась в руку своей свекрови.

— Прекратите это, — стонала она, — Пожалуйста, сделайте так, чтобы это прекратилось.

— Это скоро закончится, уверяю тебя.

Миранда потянула ее к себе, так что они оказались лицом к лицу:

— Вы говорили это вчера!

— Прошу прощения, леди Ридланд,— произнес доктор Уинтерс, прибывший спустя час, как начались роды.

— Могу я поговорить с вами?

— Да. Да, конечно, — ответила леди Ридланд, осторожно высвобождаясь из руки Миранды, — Я буду рядом. Я обещаю.

Миранда отрывисто кивнула и ухватилась за простыни, нуждаясь в чем-нибудь, чтобы сжимать, когда боль разрывала тело. Она откинула голову, пытаясь поглубже вздохнуть. Где же Тернер? Разве он не понимал, что нужен ей здесь? Ее нужны были его тепло, его улыбка, но больше всего ее нужна была его сила, потому что она не была уверена, что у нее достаточно собственной, чтобы пройти это испытание. Но она была упряма, и у нее была своя гордость, она не могла пересилить себя, чтобы спросить леди Ридланд, где он был. Вместо этого она стиснула зубы, попытавшись не кричать от боли.

— Миранда? — леди Ридланд обеспокоено смотрела на нее, — Миранда, милая, доктор говорит, что ты должна сильнее тужиться. Малыш нуждается в небольшой помощи, чтобы родиться.

— Я так устала, — захныкала она, — Я больше не могу.

«Мне нужен Тернер». Но она не знала, как произнести эти слова.

— Нет, ты можешь. Если ты только еще немного постараешься, все закончится быстрее.

— Я не могу…Я не могу…Йаааааааа!

— Вот так, леди Тернер, — оживленно сказал доктор Уинтерс, — Теперь тужьтесь.

— Я … О. Мне больно. Мне больно.

— Тужьтесь. Я вижу головку.

— Правда? — Миранда попыталась поднять голову.

— Шшшшш, не напрягай свою шею, — остерегла леди Ридланд, — Ты все равно ничего не увидишь. Поверь мне.

— Продолжайте тужиться, — скомандовал доктор.

— Я пытаюсь. Я пытаюсь, — Миранда стиснула зубы и напряглась, — Это…Вы можете.., — Она сделала несколько судорожных глотков воздуха. — Это он или она?

— Я еще не могу сказать, — ответил доктор Уинтерс, — Держитесь. Еще немного…Вот.. так.

Как только появилась головка, следом быстро выскользнуло крошечное тельце.

— Это девочка!

— Девочка? — Миранда тяжело дышала. Она устало вздохнула. — Конечно, девочка. Тернер всегда получает то, что хочет.

Леди Ридланд открыла дверь и выглянула в зал, пока доктор занимался ребенком.

— Тернер?

Он поднял кверху измученное лицо.

— Все закончилось, Тернер. Это — девочка. У тебя есть дочь.

— Девочка? — эхом отозвался Тернер. Он был вымотан долгим ожиданием в зале, почти сутки слыша, как кричит от боли его жена, и не совсем еще осознал, что все закончилось, он стал отцом.

— Она прекрасна, — улыбнулась его мать, — Просто очаровательна.

— Девочка, — сказал он снова, ошеломленно покачав головой. Он повернулся к сестре, которая разделила с ним это ожидание.

— Девочка. Оливия, у меня есть девочка! — и, удивив их обоих, крепко ее обнял.

— Я знаю, я знаю, — Оливия с трудом сдерживала слезы. Тернер еще раз сдавил ее в объятиях и обернулся к матери.

— Какого цвета у нее глаза? Коричневые?

Леди Ридланд удивленно улыбнулась.

— Я не знаю, милый. Я даже не посмотрела. Глаза у младенцевчасто меняют цвет, пока они маленькие. Некоторое время мы не будем знать наверняка, какие у нее глаза.

— Они будут коричневые, — твердо сказал Тернер.

Оливия уставилась на него широко раскрытыми глазами, словно внезапно поняла что-то:

— Ты любишь ее.

— Мм? Что ты сказала, проказница?

— Ты любишь ее. Ты любишь Миранду.

Забавно, но тот комок в горле, который он всегда чувствовал при упоминании слова на букву Л, исчез.

— Я… — Тернер замер, приоткрыв рот от изумления.

— Ты любишь ее, — повторила Оливия.

— Я думаю…что я… да, — произнес он в недоумении, — Я люблю ее. Я люблю Миранду..

— Самое время, чтобы наконец понять это, — ехидно сказала его мать.

Тернер сел, разинув рот, пораженный тем насколько все, что он чувствовал, оказалось просто. Почему ему нужно было так много времени, чтобы понять это? Это должно было быть ясно как божий день. Он любит Миранду. Он любит в ней все, от изящно изогнутых бровей до порой саркастических насмешек и очаровательного наклона головы, когда что-то привлекает ее внимание. Он любит ее остроумие, ее теплоту, ее верность. Он даже любит то, как расположены глаза на ее лице. И вот теперь она подарила ему ребенка. Она лежала там, в кровати и трудилась много часов, испытывая боль, все для того, чтобы подарить ему ребенка. На глаза ему навернулись слезы.

— Я хочу ее увидеть, — произнес он задыхаясь от эмоций.

— Доктор осматривает ребенка, он будет готов через минуту, — ответила его мать.

— Нет. Я хочу видеть Миранду.

— О. Хорошо, почему бы нет. Подожди немного. Доктор Уинтерз?

Они услышали приглушенное ругательство, а затем ребенка сунули в руки бабушке. Тернер заглянул в приоткрытую дверь.

— Что случилось?

— Она теряет слишком много крови, — мрачно произнес доктор.

Тернер, застыв от ужаса, смотрел вниз на свою жену. Всюду была кровь, казалось, она лилась из нее потоком, ее лицо было смертельно бледно.

— О, Господи, — сдавленным голосом сказал он. — О, Миранда..

Сегодня я родила тебя. Я еще не знаю твоего имени. Они даже не позволили мне подержать тебя. Я думаю, что могла бы назвать тебя в честь своей мамы. Она была прекрасной женщиной и всегда крепко обнимала меня перед сном. Ее звали Кэролайн. Я надеюсь, что Тернеру понравится это имя. Мы никогда не обсуждали имена для тебя.

Действительно ли я сплю? Я могу слышать все, что делается вокруг меня, но, кажется, я ничего не говорю им. Я попытаюсь вспомнить все эти слова в моей голове, чтобы записать их позже.

Я думаю, что я сплю….

Глава 20

Доктору удалось остановить кровотечение, но он удрученно качал головой, пока мыл руки.

— Она потеряла много крови, — сказал он мрачно, — Она очень слаба.

— Но она выкарабкается? — с тревогой спросил Тернер.

Доктор Уинтерс печально пожал плечами:

— Мы можем только надеяться.

Не принимая такой ответ, Тернер обошел доктора и сел на стул у постели жены. Он взял ее безвольную руку и сжал ее.

— Она выживет, — сказал он хрипло. — Она сможет.

Леди Ридланд откашлялась.

— Доктор Уинтерз, у вас есть предположения, что могла вызвать такое кровотечение?

— Это мог быть разрыв в матке. Вероятно, это случилось, когда выходил послед.

— Такое часто случается?

Доктор кивнул.

— Боюсь, что мне пора идти. Меня ждет еще одна пациентка, и мне надо хоть немного поспать, чтобы суметь должным образом помочь ей.

— Но Миранда.., — леди Ридланд осеклась, посмотрев на свою невестку с тревогой и страхом.

— Я больше ничего не могу сделать для нее. Мы можем только надеяться и молиться, что ее тело залечит разрыв, и он не будет снова кровоточить.

— А если это случиться? — решительно спросил Тернер.

— Если случится, надо наложить чистый бандаж, так как сделал я. И пошлите за мной.

— И если мы все это сделаем, есть хоть один чертов шанс, что вы доберетесь сюда вовремя? — язвительно процедил Тернер, от горя и ужаса растеряв всю свою вежливость.

Доктор не ответил, лишь кивнул головой.

— Леди Ридланд. Лорд Тернер.

Когда дверь за ним закрылась, леди Ридланд подошла к сыну.

— Тернер, — мягко сказала она, — тебе надо отдохнуть. Ты не спал всю ночь.

— Ты тоже.

— Да, но я …, — она умолкла. Если бы ее муж умирал, то она хотела бы быть с ним. Она наклонилась и поцеловала Тернера в макушку. — Я оставлю тебя с ней.

Он обернулся к ней и его глаза опасно вспыхнули.

— Черт побери, мама! Мне не нужно говорить ей последнее «прощай»! Не говори так, будто она умирает!

— Конечно, нет, — но ее глаза, наполненные сочувствием и горем, сказали ему совсем другое. Она тихо вышла из комнаты.

Тернер не сводил глаз с бледного лица Миранды, его горло сдавил спазм.

— Я должен был сказать тебе, что я люблю тебя, — хрипло произнес он, — Я должен был сказать тебе. Это ведь все, что ты хотела услышать, да? А я был слишком глуп, чтобы понять это. Я думаю, что я любил тебя все время, любимая. Все время. Каждую минуту, с того момента, в карете, когда ты сказала мне, что любишь меня. Я был…

Ему показалось, что что-то шевельнулось в ее лице и он умолк. Но это была всего лишь его собственная тень, скользившая по ее лицу оттого, что он раскачивался взад и вперед.

— Я был так удивлен, — продолжил он, как только смог снова говорить. — Так удивлен, что кто-то мог любить меня и не желать поработить меня. Так удивлен, что ты могла любить меня и не хотела меня изменить. И я…я не думал, что смогу снова полюбить. Но я был неправ!

Он судорожно стискивал руки, едва сдерживая себя, чтобы не взять ее за плечи и встряхнуть.

— Я был не прав, черт побери, и это была не твоя ошибка. Это была не твоя ошибка, котенок. Это была моя ошибка. Или может быть Летиции, но определенно не твоя.

Он поднес ее руку к губам.

— Это никогда не было твоей ошибкой, котенок, — сказал с мольбой в голосе, — Вернись ко мне. Пожалуйста. Я клянусь, ты пугаешь меня. Ты ведь не хочешь напугать меня, правда? Уверяю тебя, это выглядит не очень-то красиво.

Ответа не последовало. Он отчаянно желал, чтобы она кашлянула или беспокойно пошевелилась или еще хоть что-нибудь. Но она просто лежала, так неподвижно, что леденящий ужас охватил его и он отчаянно перевернул ее руку, чтобы нащупать пульс на внутренней стороне запястья. Тернер вздохнул от облегчения. Пульс был. Едва ощутимый, но был.

Он утомленно зевнул. Он совершенно вымотался, и его веки слипались, но он не мог позволить себе заснуть. Он должен был быть с ней. Он должен был видеть ее, слышать, как она дышит, видеть, как отблески света играют на ее коже.

— Здесь слишком темно, — пробормотал он, поднимаясь на ноги, — Это похоже на покойницкую.

Он стал обыскивать комнату, судорожно открывая ящики тумбочек и шкафов, пока не нашел еще несколько свечей. Он зажег их все, рассовав по светильникам. И все равно было еще слишком темно. Он кинулся к двери и, распахнув, ее завопил:

— Брейли, мама, Оливия!

На его зов немедленно явились человек восемь, опасаясь худшего.

— Мне нужны свечи, много свечей, — сказал Тернер, бодрым голосом заглушая свой страх и усталость. Несколько горничных немедленно понеслись прочь.

— Но здесь уже и так достаточно светло, — произнесла Оливия, заглядывая в комнату. Она замерла, увидев Миранду, ее лучшую подругу с младенчества, лежащую так неподвижно.

— С ней все будет в порядке? — прошептала она.

— С нее все будет прекрасно, — огрызнулся Тернер. — При условии, что здесь будет немного больше света.

Оливия откашлялась.

— Можно мне войти, я хочу ей кое-что сказать.

— Она не собирается умирать! — взорвался Тернер. — Ты слышишь меня? Она не собирается умирать. Не никакой нужды говорить ей прощай. Ты не должна прощаться с ней.

— Но если все-таки она… — упорствовала Оливия, смахивая слезы, катящиеся по щекам. — Я должна прикоснуться…

Потеряв всякий контроль, Тернер схватил сестру за плечи и прижал к стене

— Она не собирается умирать, — сказал он глухим убийственным голосом. — И я был бы признателен, если бы вы все прекратили думать иначе.

Оливия судорожно кивнула. Тернер внезапно отпустил ее и уставился на свои руки так, будто они были чужими.

— Боже мой, — срывающимся голосом произнес он. — Что я делаю?

— Все в порядке, Тернер, — Оливия осторожно, успокаивающе коснулась его плеча. — Ты просто устал.

— Нет, я не могу. Не сейчас, когда она нуждается во мне, я должен быть сильным для нее, — он шагнул назад в комнату и сел рядом с женой. — Сейчас я — не имею значения, — пробормотал он, с трудом сглотнув. — Ничто не имеет значения, только Миранда.

Близорукая горничная вошла в комнату, принеся несколько свечек.

— Зажгите их все, — приказал Тернер, — Я хочу, чтобы здесь было светло как днем. Вы слышите меня? Как днем, — он вернулся к Миранде и погладил ее по лицу, — Она всегда любила солнечные дни, — он в ужасе замолк и отчаянно посмотрел на сестру. — Я хотел сказать, она любит солнечные дни.

Оливия больше не могла видеть брата в таком состоянии, она кивнула и тихо вышла.

Несколько часов спустя, леди Ридланд вошла в комнату с маленьким свертком на руках, завернутым в розовое одеяльце.

— Я принесла твою дочь, — произнесла она мягко.

Тернер оглянулся, потрясенно поняв, что совсем забыл о существовании этого крошечного человечка. Он недоуменно уставился на нее.

— Она такая маленькая.

Его мать улыбнулась.

— Обычно все младенцы такие.

— Я знаю, но….посмотри на нее, — он протянул к ней свой указательный палец. Крошечные пальчики схватили его с удивительной силой. Тернер взглянул на мать с изумлением от вида этой новой жизни, так ясно написанном на его застывшем лице.

— Я могу подержать ее?

— Конечно, — леди Ридланд осторожно вложила сверток в его руки, — Она твоя, ты же знаешь.

— А вот и ты, да? — он посмотрел вниз на розовенькое личико и коснулся крошечного носика, — Как твои дела? Добро пожаловать в мир, котенок.

—Котенок? — удивилась леди Ридланд, — Какое забавное прозвище.

Тернер покачал головой.

— Нет, это не забавно. Это прекрасно, — он посмотрел на мать. — Как долго она еще будет такой маленькой?

— О, я не знаю. По крайней мере, еще некоторое время, — она подошла к окну и раздвинула шторы. — Светает. Оливия сказала мне, что ты хотел больше света в этой комнате.

Он кивнул не в силах отвести от дочери взгляда.

Леди Ридланд закончила суетиться у окна и вернулась к нему.

— Да, Тернер… у нее карие глаза.

— Правда? — он снова взглянул на ребенка. Ее глазки были закрыты — она спала. — Я знал, что так и будет.

— Это хорошо, она не хотела бы разочаровать своего папу в свой первый день, не правда ли?

— Или свою маму, — Тернер посмотрел на все еще смертельно бледную Миранду и прижал к себе этот крохотный комочек новой жизни. Леди Ридланд поглядела на синие глаза своего сына, точно такие же, как у нее, и сказала:

— Осмелюсь предположить, что Миранда надеялась на синие глаза.

Тернер неловко сглотнул. Миранда любила его так долго и преданно, а он отверг ее. Теперь он мог потерять ее, и она никогда не узнает, что он понял, какой тупой задницей он был. Она никогда не узнает, что он любит ее.

— Осмелюсь предположить, что она их получит, — сказал он сдавленным голосом. — Ей только надо будет подождать до следующего раза.

Леди Ридланд прикусила губу.

— Конечно, дорогой, — сочувственно произнесла она. — Ты уже подумал, как назовешь девочку?

Он удивленно вскинул голову, сообразив, что никогда не думал над тем, какое имя дать ребенку.

— Я… Нет, я забыл об этом.

— Оливия и я думали о некоторых симпатичных именах. Что ты скажешь о Джулиане? Или Клэр. Я предложила Фиону, но Оливии не понравилось.

— Миранда никогда бы не позволила назвать свою дочь Фиона, — сказал он тупо. — Она всегда ненавидела Фиону Беннет.

— Ту маленькую девочку, которая живет неподалеку от Хейвербрикса? Я не знала об этом.

— Это спорный вопрос, мама. Я не назову ее никак, пока не посоветуюсь с Мирандой.

Леди Ридланд снова сглотнула.

— Конечно. Дорогой. Я буду только…, я оставлю тебя пока. Побудь немного со своей семьей.

Тернер посмотрел на свою жену, потом на дочь.

— Это твоя мама, — прошептал он, — Она очень устала. Ей понадобилось много сил, чтобы ты родилась. Не могу понять почему. Ты ведь такая маленькая. — Он коснулся одного из ее крошечных пальчиков, словно подтверждая это. — Я не думаю, что она успела тебя увидеть. Но я знаю, что она бы очень хотела. Она взяла бы тебя на руки, обняла и поцеловала тебя. Ты знаешь почему? — он неловко смахнул слезу. — Потому что она любит тебя, вот почему. И я держу пари, что она любит тебя даже больше, чем меня. И я думаю, что она должна любить меня совсем мало, за то, что я вел себя не так, как должен был.

Он украдкой взглянул на Миранду, чтобы удостовериться, что она очнулась прежде, чем он добавил:

— Мужчины могут быть задницами. Мы глупы и тупы, и мы редко открываем свои глаза достаточно широко, чтобы видеть все те подарки, что преподносит нам судьба. Но я вижу тебя, — добавил он, улыбаясь дочери. — И вижу твою маму, и я надеюсь, что ее сердце достаточно большое, чтобы простить меня в последний раз. Думаю, что это так и есть. У твоей мамы есть благородство.

Малышка загулькала, заставляя Тернера восхищенно улыбнуться:

— Я вижу, что ты согласна со мной. Ты очень умна для только что родившегося человечка. Но с другой стороны, чему я удивляюсь - твоя мама тоже очень умна.

Ребенок заворковал.

— Ты льстишь мне, котенок. Но сейчас я склонен думать, что и я тоже умен, — он посмотрел на Миранду и прошептал. — Только двое из нас знают, насколько глупым я был.

Девочка по-детски загукала, вынуждая Тернера полагать, что его дочь была самым умным ребенком на всех Британских островах.

— Ты хочешь познакомиться со своей мамой, котенок? Почему бы мне не представить вас друг другу? — его движения были неуклюжими, он никогда раньше не держал детей на руках, но все-таки ему удалось уложить дочь на сгибе руки Миранды.

— Вот так. Мммм, там тепло, не так ли? Я бы хотел поменяться с тобой местами. У твоей мамы очень нежная кожа, — он коснулся щечки ребенка. — Не такая нежная, как у тебя, но все-таки. Ты, моя маленькая, удивительно прекрасна.

Ребенок заволновался и, покряхтев, издал громкий вопль.

— О, дорогая, — пробормотал Тернер в недоумении. Он взял ее на руки и стал качать, придерживая головку так, как делала его мать.

— Тише. Тише. Шшшшш. Успокойся. Вот так.

Но очевидно его просьбы не были услышаны, потому что она заревела еще громче.

Послышался стук в дверь, и внутрь заглянула леди Ридланд.

— Хочешь, чтобы я взяла ее, Тернер?

Он покачал головой, не желая расставаться с дочерью.

— Я думаю,что она хочет есть, Тернер. Кормилица уже пришла, она в соседней комнате.

— О, конечно, — он выглядел смущенным, когда вручал ребенка матери. — Возьми ее.

Он снова был наедине с Мирандой. Она так и не пошевелилась за все время его бессменной вахты, если не считать легкого вздымания груди, когда она дышала.

— Вот и утро, Миранда, — сказал он, снова взяв ее за руку и пытаясь проникнуть в ее сознание, — Время просыпаться. Ты встаешь? Если не для себя, то ради меня. Я ужасно устал, но ты знаешь, я не смогу заснуть, пока ты не проснешься.

Но она не двигалась. Она не поворачивалась во время своего сна, не похрапывала, она его пугала.

— Миранда, — сказал он, слыша панику в своем голосе. — Уже хватит. Ты слышишь меня? Этого достаточно. Тебе нужно…

Его голос сорвался, он больше не мог продолжать. Он стиснул ее руку и отвел взгляд. Глаза застилали слезы. Как он собирался жить без нее? Как он будет воспитывать их дочь один? Как он узнает, как ее назвать? И самое ужасное, как он будет жить, если она умрет, так и не услышав от него, что он любит ее?

С отчаянной решимостью, он вытер слезы и вернулся к ней.

— Я люблю тебя, Мирнада, — сказал он громко, надеясь, что сможет достучаться до нее, сквозь окутывающий ее сознание туман, даже если она уже не проснется. Его голос стал настойчивым. — Я люблю тебя. Тебя. Не то, что ты делаешь для меня и не то, что ты заставляешь меня чувствовать. Только тебя.

С ее губ сорвался едва различимый звук, такой тихий, что Тернер подумал, что ему показалось.

— Ты что-то сказала? — Его глаза отчаянно вглядывались в ее лицо, ища малейшие признаки движения. Ее губы снова дрогнули, и его сердце подпрыгнуло от радости.

— Что ты сказала, Миранда? Пожалуйста, скажи это еще раз. Я не расслышал, — он приблизил к ее губам свое ухо. Ее голос был слаб, но слово было отчетливо слышно:

— Хорошо.

Тернер начал смеяться. Он не мог остановиться. Как это похоже на Миранду, сказать что-то осмысленное лежа на предположительно смертном ложе.

— С тобой все в порядке, не правда ли?

Ее подбородок переместился не более чем на четверть дюйма, но это определенно был кивок. Вне себя от счастья и облегчения, он побежал к двери, чтобы прокричать хорошие новости для всех обитателей дома. Его мать, Оливия и большая часть слуг собрались в зале.

— Она в порядке, — задыхаясь, произнес он, не заботясь о том, что его лицо залито слезами. — Она в порядке.

— Тернер, — донесся до него хриплый голос из кровати.

— Что, любимая? — кинулся он к ней.

— Кэролайн, — сказала она тихо, изо всех сил стараясь изогнуть непослушные губы в улыбке. — Назови ее Кэролайн.

Он прижался к ее руке поцелуем.

— Значит Кэролайн. Ты подарила мне прекрасную маленькую девочку.

— Ты всегда получаешь то, что хочешь, — прошептала она.

Он пристально, с любовью смотрел на нее, понимая внезапно степень чуда, которое возвратило ее из небытия.

— Да, — сказал он хрипло, — Кажется так и есть.

* * * * *

Несколько дней спустя, Миранда чувствовала себя гораздо лучше. По ее просьбе ее перенесли в спальню, которую они с Тернером разделяли в первые месяцы их брака. Эта обстановка умиротворяла ее и она хотела показать мужу, что желает реального брака. Они принадлежали друг другу. Это было так просто.

Она все еще не вставала с постели, но силы понемногу возвращались к ней, и щеки окрасил здоровый румянец. Хотя возможно это было от любви. Миранда никогда не чувствовала раньше и малой доли тех эмоций, что переполняли ее сейчас. Тернер, казалось, не мог произнести и двух предложений, не выпалив их. Кэролайн вызывала в них обоих такую любовь, что это было неописуемо.

Оливия и леди Ридланд тоже тряслись над нею, но Тернер попытался свести их вмешательство к минимуму, желая получить жену только для себя. Как-то, проснувшись после дневного сна, она увидела Тернера, сидящего рядом с ней.

— Добрый вечер, — пробормотал он.

— Вечер? Уже вечер? — она сладко зевнула.

— По крайней мере, полдень уже далеко позади.

— Замечательно. Я никогда не чувствовала себя такой ленивой.

— Ты заслужила это, — уверил он ее, его синие глаза светились теплотой и любовью. — Каждую минуту.

— Как малышка?

Тернер улыбнулся. Ей удавалось задать этот вопрос в течение первой минуты любой их беседы.

— Очень хорошо. Должен признаться, она получила пару отличных легких.

— Она такая милая, правда?

Он кивнул.

— Такая же, как и ее мать.

— О, я не настолько мила.

Он наклонился, чтобы чмокнуть ее в нос.

— Там, под ершистым характером, ты очень мила. Верь мне. Я проверял.

Она покраснела.

— Ты неисправим.

— Я счастлив, — он поправился. — Очень, очень, счастлив.

— Тернер?

Он пристально посмотрел на нее, слыша сомнение в ее голосе.

— Что, любимая?

— Что случилось?

— Я не уверен, что понимаю, что ты имеешь в виду.

Она открыла рот, потом закрыла его, очевидно пытаясь найти правильные слова.

— Почему ты вдруг…внезапно все понял…

— То, что я люблю тебя?

Она молча кивнула.

— Я не знаю. Я думаю, что это было во мне все время. Только я был слишком слеп, чтобы это разглядеть.

Она нервно сглотнула.

— Это случилось, когда я чуть не умерла?

Она не знала почему, но мысль о том, что он не смог распознать свою любовь, пока не понял, что может навсегда потерять ее, ей не слишком понравилась. Он покачал головой.

— Это случилось, когда родилась Кэролайн. Я слышал ее крик, и это звук был так…так…, я не могу описать это, но я немедленно понял, что люблю ее. О, Миранда, отцовство — удивительная вещь. Когда я держу ее в своих руках…. Мне так жаль, что ты не знала этого, то на что это походило.

— Полагаю, это походило на материнство, — сказала она насмешливо.

Он коснулся указательным пальцем ее губ.

— Помолчи. Позволь мне закончить свою историю. У меня есть друзья, у которых дети, и они говорили мне, как это замечательно, когда на свет появляется новая жизнь, которая является частью тебя самого, твоей плотью и кровью. Но я, — он откашлялся, — я понял, что люблю ее не потому, что она часть меня, я люблю ее потому, что она часть тебя.

Глаза Миранды наполнились слезами.

— О, Тернер.

— Нет, дай я закончу. Я не знаю, что я сделал или сказал, чтобы заслужить тебя, Миранда, но теперь, когда у меня есть ты, я не отпущу тебя. Я очень тебя люблю, — он сглотнул, задохнувшись от эмоций. — Вот так.

— О, Тернер, и я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, правда?

Он кивнул.

— И я благодарю тебя за это. Это самый драгоценный подарок, который я когда-либо получал.

— Мы будем счастливы, правда ведь? — она робко улыбнулась ему.

— Без сомненья, любимая, без сомненья.

— И у нас будут еще дети?

Выражение его лица стало строгим.

— Только при условии, что ты не будешь меня так пугать. Кроме того, лучший способ избежать появления детей — воздержание, а я не думаю, что буду в состоянии это выдержать.

Она покраснела, но все же сказала:

— Хорошо.

Он склонился к ней и поцеловал ее таким страстным поцелуем, на какой только мог решиться.

— Тебе нужно еще отдыхать, — сказал он, с трудом отрываясь от нее.

— Нет, нет. Пожалуйста, не уходи. Я совсем не устала.

— Ты уверена?

Какое счастье было знать, что кто-то о ней так заботится.

— Да, уверена. Но я хочу, чтобы ты принес мне кое-что. Ты не возражаешь?

— Конечно, нет. Что это?

Она показала рукой:

— Там, на моем столе в гостиной лежит обитая зеленым шелком шкатулка. В ней ключ.

Тернер вопросительно приподнял брови, но вышел в гостиную.

— Зеленая шкатулка, — уточнил он.

— Да.

—Вот он, — он вернулся в спальню, держа ключ.

— Хорошо. Теперь, если ты вернешься к моему столу, то найдешь там большую деревянную коробку в ящике с приданым.

Тернер вышел обратно в гостиную.

— Боже, какой тяжелый. Что здесь у тебя? Камни?

— Книги.

— Книги? Что за книги могут быть настолько драгоценны, что должны быть заперты на ключ?

— Это мои дневники.

Он вновь вошел в спальню, обеими руками держа деревянную коробку.

— Ты ведешь дневник? Не знал об этом.

— Ты сам мне это посоветовал.

Он обернулся.

— Не было такого.

— Было. В тот день, когда мы встретились в первый раз. Я рассказала тебе о Фионе Беннет и о том, какой гадкой она была, и ты подсказал мне завести дневник.

— Я это сделал?

— Угу. И я точно помню, что ты сказал мне. Я спросила тебя, зачем мне нужен дневник, а ты ответил: «Поскольку, когда ты превратишься в себя, и станешь столь же красива, как уже умна, то сможешь в любой момент заглянуть в свой дневник и понять, как глупы такие девочки, как Фиона Беннет. И посмеешься, когда вспомнишь, что мама говорила, что твои ноги выросли из плеч. И, может быть, с улыбкой вспомнишь обо мне и сегодняшнем, таком интересном, разговоре».

Он потрясенно уставился на нее, смутно припоминая тот день.

— И ты сказала, что всегда будешь вспоминать обо мне с улыбкой.

Она кивнула.

— Я запомнила то, что ты сказал дословно. Это была самая хорошая вещь, которую кто-либо мне говорил.

— Бог мой, Миранда, — сказал он с благоговением. — Ты действительно любишь меня, правда?

Она кивнула.

— С того самого дня. Принеси мне коробку.

Он поставил ящик на кровать и вручил ей ключ. Она открыла ее и вытащила несколько книжиц. Некоторые были в кожаном переплете, некоторые обтянуты девичьей цветастой тканью, наконец, она достала самый простой блокнот, вроде тех, что были у него, когда он еще учился.

— Этот был первым, — сказала она, осторожно открывая дневник, — Я действительно любила тебя все это время. Вот смотри.

Он глянул вниз на первую страницу.

2 Марта 1810

Сегодня я влюбилась.

Слезы брызнули у него из глаз.

— Я тоже, моя любовь. Я тоже.

Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20