Римская империя. Величие и падение Вечного города [Айзек Азимов] (fb2) читать онлайн

Айзек Азимов Римская империя Величие и падение Вечного города

Введение

В своей книге под названием «Римская республика»^[1] я описал историю возвышения Рима, который из маленькой деревушки, расположенной на берегу реки Тибр, превратился в столицу могущественной державы и стал величайшим из городов античного мира. В течение следующих двенадцати столетий его граждане правили самой обширной из всех империй, существовавших в древности, и диктовали свою волю всем окрестным народам. Соседние государства одно за другим превращались в римские провинции до тех пор, пока могущество Империи не потускнело и сила ее не пошла на спад. Теперь вспомним, как же все это начиналось.

Согласно легенде, Рим был основан в 753 г. до н. э., то есть за 753 года до Рождества Христова, или, вернее сказать, до времени, когда, как принято считать, родился Иисус.^[2]

Столетиями римляне пытались создать работоспособное правительство. Они свергли царей, правивших Римом в самом начале, и установили республику, создали законодательство и усилили свое влияние на сопредельные государства, подавив все попытки к сопротивлению. Слава римского оружия разнеслась далеко за пределы Империи, и враги научились бояться легионеров, являвшихся самой могущественной и организованной военной силой, какая только существовала в то время.

Нужно отметить, однако, что и они не всегда выходили победителями из очередных сражений. Однажды Рим едва не был разрушен варварами, обрушившимися на него в таких огромных количествах, что сил защитников просто не хватало. Как бы то ни было, но римляне выстояли, и к тому времени, когда город отпраздновал свое пятисотлетие, его граждане уже владели всем Аппенинским полуостровом. После этого они начали вести войны по всему Средиземноморью и снова чуть не потерпели поражение, но собрались с силами и сумели уничтожить своих врагов.

К тому времени, когда средиземноморские страны были присоединены к Империи, Рим стоял уже семь столетий. По мере расширения территории государства его бессменная столица становилась все могущественнее, пока не стала величайшим городом во всем регионе, местом, где определялась политика и закладывались основы процветания самых отдаленных уголков Империи.

Богатство и власть принесли с собой новые проблемы. Рим начал страдать от восстаний рабов, предательства союзников и более всего от соперничества воинственных полководцев, постоянно враждовавших между собой. Долгие военные походы приводили к тому, что солдаты учились повиноваться не абстрактной идее государства, а исключительно своему полководцу, который вел их в бой и которому они доверяли свою жизнь. Благодаря личной преданности каждого солдата в отдельности и всей армии в целом особенно способные военачальники получали возможность сражаться за власть.

Когда величайший полководец Рима, Юлий Цезарь, захватил бразды правления, в Империи ненадолго воцарился порядок. Он был достаточно силен, чтобы править огромной страной и вести завоевательные войны. Никто не мог и не смел оспаривать его права, так что в самом государстве воцарился мир, по крайней мере, до тех пор, пока в 44 г. до н. э. (709 г. AUC) Цезарь не был убит заговорщиками. После этого в Риме снова началась гражданская война.

На этот раз она не продлилась долго: внучатый племянник Цезаря, Октавиан, захватил власть и, в свою очередь, уничтожал всех своих недругов. В 29 г. до н. э. ситуация в стране окончательно пришла в равновесие. Войны, длившиеся семьсот лет, были закончены: и масштабные сражения за господство над сопредельными державами, и ужасные, прискорбные гражданские смуты.

Возможно, борьба ещё продолжалась на границах и в отдаленных частях Империи, но цивилизованные земли, лежавшие вблизи Средиземного моря, успокоились, а их обитатели спокойно предались радостям мирной жизни. Именно на этом месте я закончил свою книгу «Римская республика», и отсюда я начинаю новую повесть.

Глава 1 Август

Принципат

Когда в стране воцарился мир, Октавиан решил реорганизовать правительство. В то время Римом правил сенат, то есть группа людей, избранных из самых богатых и знатных римских семейств. Эта форма управления хорошо работала, пока Рим владел небольшой территорией, но все попытки по-прежнему пользоваться ею для управления огромным государством протяженностью в тысячи миль были обречены на провал. Сенаторы (люди, чаще всего сильно коррумпированные) грабили провинции, которые должны были защищать и всячески поддерживать, и решительно противостояли необходимым социальным реформам. Они могли бы подорвать могущество губернаторов и помешать им составить себе состояние, наживаясь на доходах, в общем-то принадлежащих государству, а не отдельным личностям. Большинство областных чиновников воспринимали подвластные территории как своего рода бенефиций и старались вытянуть из них все, что только можно, не заботясь об интересах казны.

В течение столетий длилось противостояние между партией сенаторов и влиятельными политиками, не входившими в сенат, но хотевшими получить свою долю власти и возможность увеличивать свои богатства грабежом. (Надо отметить, что и с той и с другой стороны встречались идеалисты, которые действительно хотели создать честное и работоспособное правительство.) Как сенаторы, так и оппозиция часто прибегали к насилию, и именно это привело к гражданским войнам, длившимся в течение пятидесяти лет.

Юлий Цезарь пытался избежать принятия решений, делавших законными неправедные поборы и позволявших сенаторам безнаказанно класть в свой карман доходы с провинций. С этой целью он настаивал на прекращении практики выбора в сенат исключительно римских граждан, рожденных и воспитанных в Италии, справедливо предполагая, что выходцы из отдаленных провинций больше знают о нуждах местного населения и не будут смотреть на него как на законную добычу. Цезарь пытался ввести таких людей в сенат и дать им возможность принимать законы, направленные на благо всей Империи в целом, а не только метрополии. Если бы ему удалось это сделать, в правительстве появились бы люди, которые выражали интересы всего государства.

Без сомнения, свою роль сыграло и то, что такое разрозненное правительство было бы легче убедить сделать его верховным правителем. Римские граждане имели глубочайшее предубеждение против того, чтобы власть была сосредоточена в руках одного человека, но жители провинций не видели в этом ничего дурного и с радостью согласились бы на то, чтобы ими единовластно правил Юлий. Затем, когда во главе государства встанет единый правитель, проще будет навести в нем порядок и сделать власть более эффективной (если допустить, что правитель будет человеком, способным единолично править страной). Безусловно, Юлий Цезарь справился бы с этой задачей.

В дальнейшем это могло бы иметь неоценимое значение для всей западной цивилизации, но проблема состояла в том, чтобы уничтожить все расовые и национальные различия и создать единую нацию. Слишком многие граждане Рима считали себя владельцами всех окрестных земель по праву завоевания и не желали отказываться от своих привилегий. Без сомнения, национальные предрассудки сыграли большую роль в том, что убийцы Цезаря решились на этот шаг.

Октавиан понял, что если он хочет реорганизовать правительство, то должен установить принцип единовластия. Однако судьба его двоюродного дяди доказывала, что к этому нужно подходить с большой осторожностью. Он решил не настаивать на абсолютной монархии и не пытаться распространить свое влияние далеко за пределы полуострова. Обе эти линии поведения сделали бы его очень непопулярным и увеличили бы риск оказаться мишенью наемного убийцы. Октавиан объявил о своем намерении возродить республиканский строй и править согласно добрым старым традициям, к которым римляне привыкли и которые учились уважать ещё с колыбели.

Можно сказать, что отчасти он выполнил свое обещание. Иноземные сенаторы, назначенные Цезарем, были смещены, остались только те, кто мог доказать чистоту своего происхождения. Казалось бы, теперь всё возвращается на круги своя и римские граждане становятся хозяевами всей Империи, однако в дальнейшем Октавиан отступил от своего намерения передать власть сенаторов в руки римских граждан. Он предпочел ограничить права высшего государственного органа и создать предпосылки для перехода власти в одни руки, которые не удалось сформировать его предшественнику. Процесс мог быть долгим, но начиная с момента прихода к власти Октавиана можно было считать, что это неизбежно.

Прежде всего он постановил, что сенаторы могут принимать решения по государственным вопросам так, как им заблагорассудится, давать любые рекомендации органам управления провинций и иметь голос в этих органах, а также назначать низших чинов по своему усмотрению. Однако Октавиан, который, в сущности, контролировал все государственные органы, оставил за собой право решать, кто войдет в сенат и кому будет воспрещен доступ туда, и каждый член правительства знал об этом. В результате, сколько бы вопрос ни обсуждался на заседаниях, сенаторы всегда принимали решение угодное правителю Республики, который вскоре должен был стать императором.

Октавиан добился того, чтобы сословие всадников перешло на его сторону. Эти люди составляли «средний класс» в государстве и отвечали за все, что только происходило вокруг, поэтому их поддержка была необыкновенно важна для правителя. Всадники назывались так потому, что во время военных действий приходили в армию конными и с оружием, записывались в кавалерию и служили в элитных войсках во время войны, в то время как пехотинцы вербовались из беднейших слоев населения. Некоторые соотносят название «всадники» с термином «рыцари», который употреблялся в Средние века для обозначения конного воина и также был связан с лошадьми, но это неверно. У рыцарей был совершенно другой социальный статус, поэтому я не буду использовать это слово в своей книге.

Всадники обычно были достаточно богаты, чтобы войти в сенат, но не принадлежали к знатнейшим семьям Рима. Октавиан сделал сенаторами некоторых из них, в то время как другие получили важные административные должности. Они, так сказать, стали «слугами народа». Таким образом, средний класс был всем обязан Октавиану и поэтому оставался верен ему и его наследникам.

Одной из важнейших сил, поддерживавших власть Октавиана, была армия. Она повиновалась только ему, поскольку никто другой не смог бы выплачивать огромное жалованье войскам. Как бы ни была сильна личная преданность полководцам, регулярная выплата денег обеспечивала лояльность солдат к правителю, который заботился об их нуждах и предохранял государство от амбиций военачальников и ужасов новой гражданской войны.

Октавиан тщательно распределил по всей Италии гарнизоны, в которых насчитывалось десять тысяч преданных воинов. Они образовали преторианскую гвардию (название появилось в те времена, когда полководец, он же претор, имел при себе группу солдат в качестве личной охраны). Преторианская гвардия подчинялась только Октавиану и представляла собой тот кнут, который он использовал, когда в его политических манипуляциях пряника оказывалось недостаточно. Кроме того, имелось специальное подразделение, насчитывавшее 1500 солдат и выполнявшее в Риме функции городской полиции. Таким образом, были предотвращены уличные беспорядки и мятежи, которые нередко возникали в период социального брожения и гражданских войн во времена, предшествовавшие правлению Октавиана.

Большая часть армии находилась за пределами Рима, где мятежные полководцы могли плести интриги, перетянуть на свою сторону сенат и, в конечном счёте, устроить революцию. Поэтому римские легионы (их было двадцать восемь, по шесть тысяч человек в каждом, вместе со вспомогательными частями численность армии доходила до 400 тысяч человек) находились на внешних границах Империи, в тех местах, где с наибольшей вероятностью можно было ожидать нашествия варваров. Таким образом, войска были заняты делом и не страдали от скуки, в то же время Октавиан полностью контролировал их, перемещая с места на место по своему желанию. Больше всего он заботился о том, чтобы все офицеры были местными по происхождению. То же самое относилось к солдатам элитных подразделений. Это утверждало господство Рима над своими провинциями и гарантировало, что армией будут командовать люди, верные римским традициям.

Надо сказать, что, хотя сенат сохранил свое традиционное господство над провинциями, теперь оно реально распространялось только на те земли, где не было солдат. Территории, занятые римской армией, контролировал лично Октавиан. В основном это были пограничные земли. Собственно говоря, правитель мог при необходимости распространить свое влияние даже на земли, подчинявшиеся сенату. Для этого достаточно было бы ввести туда войска, объяснив этот шаг стратегической необходимостью и блокировав управление со стороны сенаторов. Таким образом, Октавиан все больше приближался к тому, чтобы стать полновластным правителем всех территорий, подвластных римлянам.

Сенаторы понимали, что при любом признаке неподчинения они окажутся лицом к лицу с вооруженными людьми, которые убьют их без малейшей жалости, и они ничего не смогут сделать, чтобы защитить себя. Таким образом, их содействие реальному правителю государства было гарантировано соображениями личной безопасности. У них оставалась иллюзия власти, но фактически она уже принадлежала человеку, контролировавшему римскую армию.

В 27 г. до н. э. Октавиан объявил, что опасность беспорядков миновала, мир восстановлен и в стране все спокойно. Он сложил с себя все полномочия, включая командование армией, однако никто, и меньше всего сенаторы, не принял этого всерьез. Октавиан добивался того, чтобы сенат добровольно вручил ему все привилегии и власть. Таким образом он стал бы признанным главой государства, и никто не смог бы назвать его узурпатором.

Сенаторы отлично сыграли свою роль. Октавиана почтительно попросили принять на себя многочисленные должности, включая главнейшую — должность главнокомандующего армии. Его также попросили принять титул принцепса, что означало «первый среди горожан» (от этого слова произошло слово «принц»). Именно поэтому трехвековой период истории Рима, который начался в 27 г. до н. э. (726 г. AUC), иногда называют принципат.

В этом же году Октавиан получил титул Августа. Прежде этим словом называли некоторых богов, а смысл этого титула был в том, что боги, которых так называли, были ответственны за все хорошее, что происходит в мире. Таким образом, его носитель как бы возвышался над обыкновенными смертными и на него падал отсвет славы божества.

Октавиан принял предложенное имя, и впоследствии оно стало более известным, чем его собственное. Поэтому в дальнейшем в своей книге я буду называть его именно так.

Между тем солдаты называли Августа — император, что означало командующий или вождь. Он получил этот титул ещё во времена своих первых побед, в 43 г. до н. э., подавляя беспорядки, которые начались после убийства Цезаря. В современном языке это слово сохранилось, так что Август считается первым римским императором, а государство, которым он правил, Римской империей.

Поскольку в Риме всегда было два консула, Август вынужден был согласиться на то, чтобы одновременно с ним эту должность занимал ещё кто-то. Теоретически оба консула имели равные права, но все кандидаты прекрасно понимали, что своей властью лучше не пользоваться, и предоставляли императору управлять страной по собственному усмотрению.

Позднее Август упразднил обычай выбирать консулов, оставив это звание только как знак почета, которым ежегодно награждали сенаторов. Себя он сделал пожизненным трибуном, таким образом присвоив себе даже большую законодательную власть, чем та, которой обладали консулы. Кроме того, император стал великим понтификом, то есть главным жрецом, и таким образом сконцентрировал в своих руках все высшие должности в государстве. Октавиан правил, опираясь на древнейшие республиканские традиции, поэтому мало кто из граждан Римской империи ощущал, что что-то изменилось в управлении страной, за исключением того, что прекратились гражданские войны, а это, безусловно, было серьезным изменением к лучшему.

Только сенаторы, которые ещё помнили те времена, когда они были настоящими хозяевами положения, и немногие интеллектуалы, интересовавшиеся происходящим, понимали, какие глубокие перемены произошли в стране. Они страстно хотели вернуть прежнюю Республику, тем более что в воспоминаниях и исторических свитках она выглядела куда привлекательнее, чем на самом деле. Чем больше времени проходило, тем более благородными и величественными казались ушедшие времена. Таковы свойства человеческой памяти: люди обычно быстро забывают все дурное и помнят только то, что им хочется помнить, вне зависимости от того, как все происходило на самом деле.

Спокойствие в стране наступило не только благодаря авторитету и силе Августа. Во времена Республики деньги, необходимые для управления государством, всегда добывались крайне неэффективными методами. Налоги часто оседали только в карманах сборщиков, а государство было вынуждено добывать средства, грабя завоеванные земли. Римские граждане были освобождены от налогов в награду за то, что в давние времена помогли покорить земли соседей, многие горожане жили за счет правительства, а деньги поступали из провинций.

За столетие, предшествовавшее началу правления Августа, провинции были полностью разорены, сначала государственными налогами, затем правителями, которые на этой должности наживали себе состояние, и, наконец, поборами полководцев, которые иногда разворачивали небольшую гражданскую войну и вели себя так, словно находились на оккупированной территории.

Денежные аппетиты государства были настолько непомерны и так мало денег в конечном счете попадало в казну метрополии, что к концу периода захватнических войн, когда не осталось территорий, которые можно было разграбить, Римская империя оказалась на грани разорения.

Август не мог начать новые набеги для пополнения своих запасов. Все богатые земли, которых могла достичь римская армия, были уже захвачены. Оставшиеся земли заселяли варвары, от которых нельзя было ожидать высоких доходов, независимо от того, с какой жестокостью их будут выбивать. Для того чтобы обеспечить приток золота в казну, нужны были цивилизованные страны с мощной экономикой, а таковых поблизости уже не было.

Если бы такое положение продолжилось ещё какое-то время, Рим соскользнул бы в пучину анархии. Достаточно было бы того, чтобы солдатам в течение небольшого промежутка времени не выплачивали жалованье, и они бы взбунтовались. Тогда государство раскололось бы на части, как это за триста лет до этого случилось с империей Александра Македонского.

Август, понимая, что существование Империи как целостного государства находится под угрозой из-за финансового кризиса, сделал все, чтобы установить более честную систему сбора налогов. Наместникам провинций установили фиксированное жалованье и дали им понять, что за любую попытку что-нибудь прибавить к нему они будут немедленно и сурово наказаны. В свое время мошенники знали, что сенат отнесется к ним благосклонно, потому что каждый из его членов либо занимался тем же самым в прошлом, либо собирался в будущем организовать какие-нибудь махинации с государственными деньгами, однако у императора не было необходимости брать деньги, поскольку он и без того был самым богатым человеком в Империи. Каждая монетка, украденная на территории государства, была, собственно говоря, украдена из императорской сокровищницы, и Август постарался внушить всем уверенность, что в этом случае он не будет склонен даже к малейшим проявлениям жалости.

Далее, император постарался так перестроить систему налогообложения, чтобы как можно больше денег шло в казну метрополии и как можно меньше оседало в карманах сборщиков. Это много прибавило бы к государственным доходам: до тех пор проблема была не в том, что у населения завоеванных провинций нет денег, а в том, что они просто не доходят до места назначения.

Благодаря всем этим новшествам в провинции люди жили спокойно и более или менее счастливо. Может быть, они и сожалели, что политическая власть, которая казалась такой близкой во времена Юлия Цезаря, полностью ускользнула от них, но поскольку римская аристократия тоже оказалась не у дел, сожаление не было слишком сильным. И наконец, теперь в провинции видели, каким должно быть честное и разумное управление. Живя под властью своих правителей, они вынуждены были мириться с их прихотями и переменами политического курса при каждой смене власти, а теперь, когда огромным государством правил человек, старавшийся наладить работу местных органов управления так, чтобы все в Империи жили одинаково достойно, провинциалы вздохнули с облегчением.

Несмотря на налоговую реформу и уменьшение коррупции, доходы Империи ещё не достигли того уровня, чтобы покрывать все расходы, особенно с тех пор, как Август начал заниматься масштабной перестройкой Рима (по свидетельству историков, он сказал, что нашел город кирпичным и сделал его мраморным), созданием пожарных бригад, прокладкой дорог по всей Империи и другими, столь же дорогостоящими проектами.

Даже недостаток денег Август сумел использовать, чтобы ещё больше упрочить свою власть. После победы над Антонием и Клеопатрой он присоединил к Империи Египет не просто как очередную провинцию, но в качестве своей личной собственности. Ни один сенатор не мог попасть туда без особого разрешения императора.

В то время Египет был богатейшей страной Средиземноморья. Благодаря регулярным разливам Нила, орошавшего поля, там всегда были высокие урожаи и сельское хозяйство процветало. Таким образом, в Империю шли непрерывные поставки продовольствия. Налоги, которые собирали с многострадальных египтян, шли в личную казну Августа, и то же самое, под законными предлогами, происходило и со многими другими доходами. (Многие римские граждане завещали императору часть своего имущества. Иные делали это в благодарность за то, что он установил в стране мир, а иные для того, чтобы их наследники могли беспрепятственно получить оставшуюся часть.)

Таким образом, Август мог позволить себе выделить часть своих личных средств на нужды Империи. Можно подумать, что гораздо проще было бы направлять деньги непосредственно в казну метрополии, но Август считал, что если они будут проходить через его руки, то таким образом можно будет наказывать недовольных, лишая их финансовой помощи, или заслужить благодарность тех, кто эти деньги получил. Кроме того, поскольку только от него зависело жалованье военнослужащих, император мог быть уверен в преданности своей армии.

Правитель пытался усилить мощь Империи не только с помощью социальных реформ, но и используя политические жесты. Он возрождал древние римские обычаи, чтобы не допустить замещения их более пышными и красочными культами Востока, которые грозили заполонить Рим. Эти религии привозили с собой восточные пленники, которых захватывали в покоренных землях. Поскольку по римскому обычаю через какое-то время рабам могла быть по желанию хозяина дарована свобода, так называемые «вольноотпущенники», обладающие правами граждан, но не воспринявшие чуждую им культуру, все больше расселялись по территории. Август не хотел, чтобы чистокровное римское население было вытеснено этими пришельцами, поэтому его наименее популярные в народе реформы касались того, чтобы по возможности закрыть рабам путь к освобождению.

Таким образом, за те сорок пять лет, которые прошли с момента, когда он захватил власть, Август правил процветающей Империей и народом, живущим в мире и достатке.

Без сомнения, все эти реформы оказались поворотным пунктом в истории Рима. Если бы император Август оказался менее мудрым или не прожил так долго, Рим поглотила бы пучина междоусобных войн и, возможно, что через несколько поколений от государства не осталось бы и следа. Благодаря ему Римская империя оставалась сильной и неуязвимой в течение четырех столетий. Этого было достаточно, чтобы латинская культура так широко распространилась по всей Европе, что дальнейшие катаклизмы не смогли стереть ее с лица земли. Мы с вами — наследники латинян.

Нужно помнить, что христианство, основная религия западного мира, возникла во времена Империи, и оно не распространилось бы так быстро, если бы огромные просторы государства не дали возможность миссионерам добираться до самых отдаленных мест и путешествовать по отдаленным провинциям. Даже в наше время в обрядах католической церкви ощущается влияние Рима и звучит латынь, язык Империи.

Границы

Теперь давайте бросим беглый взгляд на то, что представляла собой Империя в 27 г. до н. э., в то время, когда Август стал императором.

Все земли, расположенные на берегах Средиземного моря, принадлежали либо напрямую Риму, либо находились под властью правителей, которые номинально являлись независимыми, но на деле полностью подчинялись метрополии. Эти монархи не могли взойти на трон иначе, как с позволения Рима, и в любой момент могли быть смещены волей императора. Поэтому они беспрекословно повиновались ему и иной раз в большей степени добивались того, что жители их страны начинали ощущать себя подданными Империи, чем это смогли бы сделать сами римские наместники.

Давайте начнем с того, что рассмотрим положение в Египте. Он находится на восточном конце южного берега Средиземного моря и дальше простирается на запад от побережья.

К западу от Египта располагались провинции Киренаика, Африка и Нумидия (именно в этом порядке). Африка включала в себя территорию, которой раньше владел Карфаген, город, который за два столетия до описываемых событий едва не стал причиной падения Рима. Старый Карфаген был практически полностью разрушен римлянами в 146 г. до н. э. (607 г. AUC), но незадолго до своей гибели Юлий Цезарь основал на этом месте очередную колонию. Возник новый, уже римский Карфаген, который в течение следующих шестисот лет оставался богатым и преуспевающим городом.

К западу от Нумидии, на территории, которую занимают современные государства Алжир и Марокко, находилось независимая Мавритания. Название произошло от имени местного племени «mauri» (от него впоследствии испанцы образовали свое собственное слово «moros», которым называли выходцев из Северной Африки и которое в современном русском языке трансформировалось в «мавры» и название государства Марокко).

Правитель Мавритании женился на Клеопатре Селене, дочери римского полководца Марка Антония и царицы Египта Клеопатры. У них родился сын, Птолемей (четырнадцать фараонов Египта, которые правили страной до восшествия на престол Клеопатры, носили это имя). В 18 г. н. э. он унаследовал трон.

К северу от Средиземного моря и к западу от Италии располагались два богатых государства: Галлия и Испания. Последняя (тогда она включала в себя не только современные испанские земли, но и территорию современной Португалии) впервые испытала на себе мощь римского оружия за два столетия до того, как император Август пришел к власти. В то время местные жители сумели оказать серьезное сопротивление римским легионам и отступали очень медленно, шаг за шагом. За каждый клочок земли приходилось вести ожесточенные бои, так что территория, подвластная Риму, увеличивалась очень медленно. Даже во времена Августа в Северной Испании ещё шли войны. Кантабры, племя, которое обитало в районе Бискайского залива, некоторое время сопротивлялось войскам императора, но в 19 г. н. э. было наконец покорено, и только после этого Испания стала мирной и благополучной провинцией Империи.

Август пытался завоевать эту землю не только силой оружия, но и мирным путем. Он построил на ее территории несколько городов, два из которых стоит упомянуть особо. Они были названы в честь самого императора: «Caesaraugustia» и «Augusta Emerita» (Август, отставной солдат). Оба города сохранились до наших дней под именами Сарагосы и Мериды.

В Галлию (которая включала в себя территорию современной Франции, Бельгии, части Германии, Нидерландов и Швейцарии к западу от Рейна) римские войска вошли гораздо позже, чем в Испанию, но ими командовал Юлий Цезарь, который всегда умел довести до конца однажды начатое дело. Под его командованием войска быстро справились с попытками местного населения оказать сопротивление захватчикам и покорили страну, однако Альпы, по которым проходила граница между Галлией и Испанией, ко времени прихода к власти императора Августа всё ещё оставались в руках тамошних племён.

К востоку от Италии лежит Адриатика. Противоположный берег моря являлся частью государства, которое римляне называли «Illyricum», а в русском языке это слово трансформировалось в «Иллирик». Его границы более или менее соответствовали нынешним границам Югославии. Когда Август стал императором, Рим более или менее контролировал только побережье Иллирика, местность, которую иногда называют Далмацией.

К юго-востоку от этой страны находились Македония и Греция. Обе они полностью принадлежали Риму.

К востоку от Греции лежит Эгейское море, на другой стороне которого находится полуостров Малая Азия (теперь это территория Турции). В период, когда Римская республика начала распространяться на Восток, Малая Азия представляла собой пеструю смесь греческих колоний, каждая из которых имела собственного правителя. Их нетрудно было присоединить к растущему государству, охваченному стремлением к экспансии, и процесс шел быстро. К тому времени, как Август пришел к власти, королевства на севере и западе Малой Азии уже стали римскими провинциями. Остальные территории находились под контролем Рима и уже не помышляли о независимости.

К югу от Малой Азии находилась Сирия, провинция Рима, и Иудея, которой с разрешения метрополии управлял собственный правитель. На юго-западе это государство примыкало к Египту.

Август позаботился о том, чтобы все провинции Империи были связаны между собой сетью дорог, которая постоянно расширялась и совершенствовалась. Эти дороги (по крайней мере, самые крупные из них) были построены на совесть и просуществовали невероятно долго.

Большая часть границ государства была прекрасно защищена от возможного вторжения извне. На юге и западе Империя пользовалась таким непререкаемым авторитетом, что совершенно нечего было опасаться вторжения захватчиков. На крайнем западе располагался бескрайний Атлантический океан, а на юге — непроходимая пустыня Сахара, которая оберегала границы Африки. Любой римлянин знал, что человек не в состоянии пересечь её из конца в конец и при этом остаться в живых.

На юге Египта находились загадочные истоки Нила, неизвестные древним. За тысячи лет до Августа эфиопские племена, которые населяли эти места, вели бесконечные войны с египтянами, однако эти времена давно прошли, и Эфиопия практически не внушала беспокойства. Птолемей даже основал там колонии, но никогда серьезно не пытался полностью захватить страну. Она была слишком дикой, чтобы представлять интерес для просвещенных завоевателей, и вести там военные действия мешал климат. Кроме того, в Эфиопии не было ничего такого, ради чего стоило бы рисковать обученной армией.

В 25 г. до н. э., после того как римляне оккупировали Египет, Гай Петроний в отместку за налет эфиопов совершил карательную экспедицию в глубь страны. Он отправился на юг и захватил часть Эфиопии, но Августу эта экспедиция показалась бессмысленной. Страна находилась слишком далеко от Рима и не стойла того, чтобы тратить на нее время и деньги. Император отозвал свои войска, после чего на южных границах Египта воцарился прочный мир. (Попытка пересечь Красное море и захватить Юго-Западную Аравию была приостановлена Августом приблизительно по тем же причинам. Ему показалось, что результат не будет стоить затраченных усилий.)

На юго-востоке Сирии и Иудеи находилась Аравийская пустыня, которая, так же как и Сахара, одновременно останавливала дальнейшее продвижение римских войск и охраняла границы Империи от нападения с этой стороны. Позднее имперские легионы все-таки продвинулись в глубь пустыни, но не слишком далеко. Жара и отсутствие крупных источников пресной воды не давала возможности вести через пески целые легионы, так что распространение территории Империи в этом направлении было прекращено по причинам, не зависящим от воли человека.

На Востоке ситуация была намного более опасной. Там находилось единственное государство, которое граничило с Римской империей и имело достаточно сил, чтобы противостоять ей, — Парфия, располагавшаяся на землях, в настоящее время в основном принадлежащих Ирану. Эта страна представляла собой восстановленное Персидское государство, за три столетия до описываемых событий захваченное и уничтоженное Александром Македонским. («Парфия» — одна из форм слова «Персия».) Наследники Александра принесли в страну зерна греческой культуры, но она там практически не прижилась.

Большая часть Азиатского региона империи Александра была захвачена одним из его военачальников, Селевком, и впоследствии называлось империей Селевкидов. Около 250 г. до н. э., когда государство постепенно ослабело и начало распадаться, парфянские племена завоевали независимость и постепенно распространили свое влияние в западном направлении за счет владений своих бывших господ.

В 64 г. до н. э. Рим аннексировал то, что осталось от империи Селевкидов (земли, граничившие с Сирией), и превратил их в одну из своих провинций. Теперь на востоке Римская империя стала ближайшим соседом Парфии. В 53 г. до н. э. римские войска без предупреждения вторглись в Парфию, но потерпели сокрушительное поражение. Парфяне захватили знамена поверженных легионов. Худшего позора римские воины не могли себе даже представить. Они жаждали мести, но удобного случая пришлось ждать довольно долго.

Через пятнадцать лет после неудачного первого похода римляне снова вторглись в Парфию и на этот раз добились определенного успеха. Несколько успешных боев частично удовлетворили уязвленную гордость непобедимых завоевателей, но знамена побежденных легионов по-прежнему оставались в руках парфян, и, следовательно, оскорбление не было окончательно смыто.

В дальнейшем события развивались примерно так, как при игре в перетягивание каната, причем пограничная Армения играла роль веревки. Она служила своеобразным буфером между двумя враждующими государствами; парфяне и римляне тянули каждый в свою сторону с переменным успехом, а основная тяжесть военных действий ложилась на территорию, на которой они в основном происходили.

Армения располагалась на западном конце полуострова Малая Азия, и к югу от нее находились Кавказские горы. Около 70 г. до н. э. римские войска проникли в глубь государства и установили над ним полный контроль. Однако, как только римлянам удавалось посадить своего ставленника на трон Армении, парфяне ухитрялись сместить его и взамен сделать царём собственного ставленника.

Август не чувствовал себя в силах начать большую завоевательную войну, чтобы решить эту проблему. Он вел процесс политических реформ и слишком нуждался в деньгах, чтобы начинать боевые действия, в окончательном исходе которых не был уверен. Парфия была сильным соперником, и потратить деньги на борьбу с ней означало отказаться от реформ в экономической и политической жизни государства и, вполне вероятно, в результате потерпеть сокрушительное поражение и подорвать свой престиж. Император решил оказывать на Парфию медленное, но непрекращающееся давление с целью не дать ей расширить свое влияние, максимально ослабить и потом добить одним мощным ударом.

В то время за трон Армении спорили две марионетки: парфянская и римская. Используя помощь своему ставленнику как предлог, император Август ввёл в страну римские войска под командованием своего пасынка. Римский кандидат был возведен на трон, а парфянского разбили наголову. После разгрома он был убит.

Парфия в это время тоже не могла открыто вступить в войну с Римом, поскольку ее раздирали внутренние проблемы. Когда Август продемонстрировал, что готов к мирным переговорам, обе стороны быстро пришли к соглашению, и в 20 г. до н. э. между государствами воцарился мир. Парфяне согласились вернуть знамена, захваченные тридцать три года назад. Таким образом, честь римского оружия была восстановлена, а осторожная тактика, которую избрал Август, полностью оправдала себя.

Нужно заметить, что римляне так и не смогли окончательно закрепиться в Армении. В течение тысячи лет она оставалась буферным государством, которое, подчиняясь прихотям войны, то возвращалось к Риму, то снова уходило из-под его влияния. Это не принесло ей независимости, зато сделало ареной непрекращающейся войны между двумя могущественными соседями.

Германцы

На севере европейской части владений Империи была совершенно другая ситуация. Там не было ни необжитых пустынь, ни более или менее цивилизованных земель с их коренными жителями, с которыми можно было бы заключить мир, долгий или короткий. Вместо этого там лежали дикие, непроходимые горы и леса, в которых обитали воинственные варвары. Римляне называли их «Germani», и это слово впоследствии трансформировалась в русском языке в название «германцы».

В 113 г. до н. э. произошло первое столкновение римлян с германцами. Тогда кимвры и тевтоны покинули племенные земли, расположенные где-то на побережье Северного моря и отправились на юг. С большими усилиями их разбили и на юге Галлии, и на севере Италии, но римляне поняли, что на севере появилась серьезная угроза, которая будет постоянно нарастать с течением времени.

Опасность стала немного меньше после того, как Юлий Цезарь в 51 г. до н. э. завоевал Галлию, в результате чего граница, проходящая по реке Рейн, оказалась полностью под контролем имперских войск. Поскольку римские легионы расположились вдоль западного берега Рейна, они, так же как и сама река, преградили путь варварским ордам. Эта граница оставалась практически неприступной (за исключением редких и несущественных прорывов) около четырех столетий.

Цезарь сделал даже больше. В 55-м и 53 гг. до н. э. он по разным поводам отправил две небольшие армии в поход в глубь германской территории, не с целью захватить её, но для того, чтобы германцы почувствовали мощь Рима и не смели нападать на него. Это была своего рода демонстрация военного превосходства и преимуществ организованной армии перед разрозненными силами варваров.

К востоку от Галлии граница Империи была намного слабее. Она проходила вдоль пересеченной, гористой местности, которую невозможно было полностью защитить и очень непросто удержать. Однако на расстоянии около 150 миль от этого рубежа лежала большая река Дунай, которая пересекала Европу с запада на восток. Если бы удалось продвинуться в глубь германской территории до Дуная, то можно было бы создать легко заметный, хорошо охраняемый барьер, который защитил бы Империю от нашествия северных варваров.

Во время наиболее воинственного периода своего правления Август отправил туда войска. Он не стремился захватить новые территории, а хотел только установить границу, на которой можно будет легко остановить врага или впоследствии сделать попытку расширения государства, которая при неудаче не принесет особых бед.

Римская армия продвигалась вперед, хотя медленно и с большим трудом. Для этого пришлось сперва пересечь Альпы, которые располагались в виде полукруга на северной границе Италии. Там Август в 24 г. до н. э. основал город, который назвал «Augusta Praetoria» (Претор Август). Этот город сохранился до наших дней и теперь называется Аоста.

Территории к северу и к востоку от Альп также были захвачены. Иллирик стал римским владением, а к востоку от него была основана провинция Мезия (теперь это Южная Югославия и Северная Болгария). К северу от Италии и Иллирика земли вокруг Дуная были поделены на три провинции: Рецию, Норик и Паннонию (с запада на восток). Теперь это приблизительно соответствует территориям Баварии, Австрии и Западной Венгрии.

К 9 г. до н. э. все земли вдоль течения Дуная, от его истоков и до устья, принадлежали Риму. В некоторых местах было неспокойно, но эти малосущественные восстания нетрудно было подавить. Единственной территорией в этом регионе, которой позволили сохранить некоторую самостоятельность, была Фракия (Южная Болгария). Поскольку она не располагалась непосредственно на берегу Дуная, а вожди местных племен не собирались сопротивляться Риму, страна ещё пятьдесят лет оставалась независимой. Римляне стремились привести к покорности воинственные племена, но хорошо понимали, что более мирные сами согласятся сделаться подданными Империи, если увидят, к чему приводит непокорность. В дальнейшем эта практика всегда оправдывала себя.

Для Августа было бы лучше, если бы он остановился на достигнутом и не старался захватить больше, чем смог бы удержать с имеющимися силами. Возможно, он и собирался это сделать, но развязать войну всегда легче, чем заключить мир. Остановиться на достигнутом императору помешали вполне объективные причины.

Германцы не хотели установления римского господства в Галлии, поскольку понимали, что в таком случае вскоре лишатся всех своих земель. Они не видели причин, по которым раз начавшаяся завоевательная война должна прекратиться, и опасались, что, покончив с соседями, легионеры примутся за них самих. Под давлением близкой угрозы лишиться своей независимости различные германские племена начали делать попытки к объединению, для того чтобы общими усилиями противостоять римлянам. Кроме того, они старались убедить коренное население Галлии начать освободительную войну и выгнать захватчиков со своих земель.

В обоихслучаях удалось добиться определенного успеха, но лишь отчасти. Очень трудно оказалось объединить все вольнолюбивые германские племена, и некоторые отказались от сотрудничества и предпочли остаться в стороне. В основном поэтому, когда восстание в Галлии все-таки разразилось, оно окончилось провалом, ведь для того, чтобы противостоять организованной военной силе Империи, требовалась крупная армия, которую не могли собрать вожди мелких племен. Концентрация сил оказалась невозможной из-за личных амбиций, а без помощи извне галльское восстание просто задохнулось.

Римским полководцам казалось совершенно ясным, что вторжение в Германию стало неизбежно. Это было единственным способом установить спокойствие в Галлии и могло помочь предотвратить создание мощного союза германских племен в том случае, если найдется достаточно мощный лидер, который мог бы силой заставить своевольные племена объединиться, наконец, в единую силу.

Этим вопросом занялись два приемных сына Августа.

У императора никогда не было своих сыновей. В 36 г. до н. э., незадолго до прихода к власти, он влюбился в молодую женщину по имени Ливия и женился на ней. Несмотря на свой возраст (ей было всего девятнадцать лет), это была сильная и способная женщина, которая была вполне достойна стать женой императора. Когда Август (или, вернее, Октавиан, как его тогда ещё называли) встретил Ливию, она уже была замужем, но в Риме того времени это не являлось серьезным препятствием. Август заставил мужа Ливии дать ей развод. До этого у него уже было две жены, и он развелся с обеими, что было очень легко сделать. Среди высших классов римского общества в этом не было ничего необычного. В римском законодательстве было записано вполне достаточно причин, по которым супруги могут расстаться, и процедура была максимально простой.

Когда Ливия встретила Августа, у нее уже был четырехлетний сын, и она была беременна вторым. Император усыновил обоих. Они выросли и стали очень способными полководцами, так что приемный отец полагался на молодых людей так же, как если бы они были его родными сыновьями.

Старшего сына Ливии звали Тиберий (Тиберий Клавдий Нерон Цезарь). Когда ему было двадцать, он уже сражался против кантабров в Северной Испании. Двумя годами позже, то есть в 20 г. до н. э., именно он повёл римские легионы в Армению и смог заставить парфян вернуть римские знамена. Затем император послал его на помощь младшему брату Друзу (Клавдий Нерон Друз), который сражался на севере Италии. В результате была прочно установлена граница по реке Днепр.

В 13 г. до н. э. Тиберия и Друза послали в Галлию, чтобы охранять берега Рейна, но на территории, расположенной вдоль Днепра, начались восстания, и Тиберия отозвали сражаться там. Друз один остался защищать границу и вполне в этом преуспел. Когда германские племена беспричинно вторглись в Галлию в 12 г. до н. э., Друз отогнал их назад. В следующие три года он то наступал, то отступал, но никогда не терпел поражений, хотя однажды попал в засаду и погиб бы, если бы германцы, которые были слишком уверены в победе, не начали грабежи. В результате их боевой порядок был расстроен и Друз сумел победить.

К 9 г. до н. э. (744 г. AUC), молодой полководец дошел до Эльбы, которая находилась в 250 милях от Рейна.

Возможно, что если бы в дальнейшем Друз стал императором Рима, то Германия была бы полностью захвачена, и тогда история пошла бы по другому пути. Возможно даже, что владения Империи могли бы распространиться до Вислы и Днестра, которые текут от Балтийского моря к Чёрному. Эта граница гораздо короче, чем та, которая проходит по Рейну и Дунаю, и ее гораздо проще было бы защищать. Германцев, которые живут в пределах имперской территории, можно было бы цивилизовать и привить им основы римской культуры, но… зачем тешить воображение, если в действительности этого так и не случилось? Говорить тут больше не о чем.

Когда Друз возвращался с берегов Эльбы к Рейну, его лошадь споткнулась на скаку и сбросила седока. Ранения оказались смертельными. Потеря полководца, которому в то время было всего тридцать один год, нанесла большой ущерб Риму.

Август немедленно передал полномочия Друза Тиберию, и положение ещё можно было спасти. Полководец следил, чтобы смерть брата не слишком вдохновила германцев. Он продолжал время от времени перебрасывать свою армию от Рейна до Эльбы. К сожалению, в то время у Тиберия случилась личная трагедия, сильно повлиявшая на его характер.

У Августа была дочь от первого брака, Юлия. Поскольку других детей у императора не было, её сыновья должны были унаследовать трон. Эта женщина родила пятерых детей, из них трех мальчиков, однако в 12 г. до н. э. её муж умер и оставил двадцатисемилетнюю женщину вдовой. Ливия, её мачеха, немедленно поняла, что из этого события можно извлечь выгоду. Её собственный сын, Тиберий, мог жениться на Юлии, и это увеличило бы его шансы стать императором. Если бы ко времени смерти Августа родные сыновья молодой женщины ещё не достигли совершеннолетия, то Тиберий унаследовал бы императорский титул, поскольку был бы не только пасынком Августа, но и его зятем.

Ливия быстро уговорила Августа устроить этот брак (она имела большое влияние на мужа). Единственным препятствием оставался сам Тиберий. Он к этому времени уже был женат и нежно любил свою супругу. Однако отец принудил его развестись и жениться на Юлии, женщине темпераментной и аморальной, к которой серьезный и строгий в нравственном отношении Тиберий не мог хорошо относиться. Эта свадьба разбила сердце Тиберия и оставила в его душе незаживающую рану.

После очередной германской кампании полководец почувствовал, что больше не может терпеть это положение вещей. Он попросил разрешения удалиться на греческий остров Родос, чтобы избавиться от ненавистного общества жены.

Август был очень сердит на своего нового зятя, так как считал, что тот пренебрегает своими обязанностями и оскорбительно ведет себя по отношению к Юлии. Когда Тиберий решил вернуться из своей добровольной ссылки, император запретил ему приезжать в Рим и только значительно позже, под давлением обстоятельств, неохотно согласился на это. Таким образом, Тиберий практически не участвовал в государственной жизни до 5 г. н. э., когда его услуги понадобились, чтобы подавить восстание, вспыхнувшее в Паннонии. Полководец отлично справился с этим заданием, и к 9 г. н. э. в провинции воцарился мир.

За те пятнадцать лет, которые Тиберий провел вдали от Германии, положение в этом регионе ухудшилось настолько, что это имело ужасные последствия как для Рима, так и для всего мира. Таким образом, эта насильственная женитьба дорого обошлась всем.

В 7 г. н. э. Август решил, что территория между Эльбой и Рейном, находящаяся в руках римлян, уже прочно вошла в Империю. Он решил создать там новую провинцию и отправил в Германию полководца Публия Квинтилия Вара. В 13 г. до н. э. он был консулом, а позднее стал наместником Сирии, причем правил гораздо лучше, чем можно было ожидать от ставленника Августа.

Вар начал внедрять римскую культуру в Германии с большим усердием, но без малейших признаков такта. Он не собирался щадить гордость вождей, тем более он, как и все римляне, считал их варварами и полагал, что оказывает им милость, приобщая к высокой культуре Империи. Его непродуманные действия немедленно заставили местные племена задуматься о восстании, лидером которого стал двадцатипятилетний Арминий (латинское произношение германского Hermann). В юности этот человек служил в римской армии, выучил латынь и даже получил гражданство. Однако это не означало, что он был готов покориться такому заносчивому римлянину, каким был Вар.

Арминий начал кампанию с прямого обмана. Он завоевал доверие Вара и в 9 г. н. э. уговорил его покинуть безопасные укрепления у Рейна и расположиться лагерем в глубине германской территории, где тому якобы было удобнее заниматься порученным делом. Затем Арминий поднял небольшое восстание, чтобы заманить полководца ещё глубже в германские леса, причем сам он и его доверенные лица входили в личную охрану Вара. Как только римская армия оказалась в Тевтобургском лесу, который находится примерно в восьмидесяти милях от Рейна, лидер повстанцев начал действовать. По его сигналу римскую армию неожиданно окружили со всех сторон, и ничего до последнего момента не подозревавшие солдаты во главе со своим полководцем вынуждены были вступить в неравный бой, закончившийся для римлян плачевно. Полководец и его войско храбро сражались, но их положение оказалось безнадежным. Через три дня все три римских легиона были полностью уничтожены. Неравенство сил оказалось настолько очевидным, что даже прекрасно обученные, опытные римские легионеры не смогли ничего поделать с многочисленными противниками, воодушевленными сознанием, что они борются за свою свободу.

Новости потрясли Рим, как удар молнии. Более двух столетий войска Империи не знали такого поражения, и Август просто не знал, что делать. Без резкого повышения налогов невозможно было снова собрать три легиона, и таким образом римская армия уменьшилась с двадцати восьми до двадцати пяти подразделений и надолго была ослаблена. Историки рассказывают, что якобы после получения этого известия император бил себя по голове и восклицал у стен своего дворца: «Вар, Вар, верни мне мои легионы!»

Тиберий немедленно отправился на театр военных действий и возглавил экспедицию через Рейн, которая должна была напомнить германцам о римской мощи и предотвратить их попытки закрепить свою победу и вторгнуться в Галлию. Странно, но этот поход не имел никакой конкретной цели, кроме чистой демонстрации превосходства в воинской силе. Полководец не предпринял никаких карательных мер и ни тогда, ни позже не сделал ни единой попытки завоевать Германию. Римляне просто оставили северных варваров в покое, границы, которые достигли было Эльбы, вернулись обратно к Рейну (хотя береговая линия к востоку от Рейна, которая теперь принадлежит Германии и Нидерландам, осталась римской) и там и осталась. Казалось, что инцидент исчерпал сам себя и был забыт.

Битва в Тевтобургском лесу стала одним из самых кровопролитных сражений в мировой истории. Германцы вернули себе независимость, и теперь до них доносились лишь отголоски римского влияния. Через четыре столетия германские племена, которые так и остались свободными, повергли Рим и превратили его в руины.

Век Августа

Правление Августа, мирное в Риме и благополучное для провинций, было отмечено расцветом культуры. Век Августа вместе с предыдущим периодом, когда великий оратор Цицерон находился на гребне славы, образует то, что принято называть золотым веком римской культуры.

Сам император очень интересовался литературой, поэтому поощрял и поддерживал писателей. Еще дальше в этом отношении пошел его ближайший друг, Гай Цильний Меценат, с которым они были знакомы ещё со школьных времен. В последние годы гражданской войны Меценат устраивал свои дела дома, предоставив императору заканчивать финальные сражения. После того как наступил мир, именно он уговорил Августа не пытаться восстановить республику, убедив его, что из-за этого в стране снова воцарится хаос. Это был исключительно влиятельный человек, и свои силы он тратил на благо государства, причем внес значительный вклад в развитие римской культуры, благодаря той поддержке, которую он оказывал талантливым людям.

Около 16 г. до н. э. Меценат, который скопил несметные богатства, отошел от политической жизни и начал тратить деньги на то, что всегда было его любимым занятием: на устройство жизни римских артистов, писателей и ученых. Он настолько преуспел в этом, что с тех пор меценатами называют богатых людей, покровительствующих искусству.

Наиболее известным писателем, который пользовался щедротами Мецената, был Публий Вергилий Марон, которого все теперь знают как Вергилия, автора «Эклог» и «Энеиды».

Писатель родился в 70 г. до н. э. близ Мантуи. После битвы при Филиппах, в которой Август одержал окончательную победу над убийцами Юлия Цезаря, он наградил всех своих солдат наделами земли в Италии (во время гражданской войны это было обычным делом). В 42 г. до н. э. отца Вергилия согнали с его участка, чтобы освободить место для одного из этих солдат.

К тому времени Вергилий уже приобрел некоторую известность в качестве поэта и был знаком с полководцем Гаем Азинием Поллионом, имевшим большое влияние в этой части Италии. Он позаботился о том, чтобы земля была возвращена отцу Вергилия, и познакомил его с Меценатом.

Вергилий уже успел написать несколько коротких отрывков, которые он назвал «Эклоги». В частности, в четвертой эклоге он говорил о близком рождении ребенка, который принесет миру царство добра. Никто точно не знает, кого он имел в виду на самом деле. Вполне возможно, писатель просто желал тонко польстить одному из своих благодетелей, жена которого в то время была беременна, однако позднее христиане утверждали, что Вергилий предсказал (возможно, сам того не понимая) рождение Иисуса. В «Божественной комедии», написанной Данте тринадцатью столетиями позже, Вергилий служил автору проводником по всем кругам ада.

По просьбе Мецената Вергилий написал «Георгики», поэму, восхваляющую сельское хозяйство и жизнь крестьянина. Ее название происходит от греческого слова, обозначающего сельского жителя. Вероятно, она предназначалась для того, чтобы помочь Августу достичь одной из его основных целей: заставить как можно больше народа заниматься сельским хозяйством и по возможности сократить поставки продовольствия из отдаленных провинций, ставившие жителей метрополии в зависимость от превратностей судьбы.

Август старался вернуть римских граждан к воображаемым красотам простой жизни, изображая их славных предков честными, достойными, храбрыми, работящими и исполненными чувства долга землепашцами, верными мужьями, заботливыми отцами и искренними патриотами. К сожалению, император не смог достичь своей цели, потому что во многих отношениях Рим того времени представлял собой образец развитого общества. Империя купалась в роскоши, а люди из высших классов общества не знали, чем себя занять, наслаждаясь праздностью. Что до беднейших классов, то для них было достаточно бесплатной еды, игр и торжественных церемоний. Моралисты не одобряли такого образа жизни и сравнивали римлян с другими народами и даже с их собственными предками, но даже самые суровые слова ничего не меняли. Несмотря на то что вергилиевские «Георгики» считались шедевром латинской литературы, их читали только патриции, у которых не было ни малейшего желания вернуться к земле и отказаться от привычных удовольствий. В размышлении о подобных вещах был приятный налет романтизма, но вряд ли кто-либо всерьез хотел бы уподобиться своим предкам в их трудах и тяготах, забросив пиры и увеселения ради прелестей простой сельской жизни.

Последующие годы Вергилий посвятил величественному эпосу в двенадцати книгах, «Энеиде». Полагают, что она была написана по заказу самого императора. В отношении сюжета этот труд был всего лишь слабой имитацией Гомера. Ее героем (надо сказать, довольно апатичным) стал троянский воин Эней, а сама эпопея рассказывает о его спасении из горящей Трои и долгом, полном приключений путешествии, после которого он наконец оказывается в Италии, где впоследствии его потомки положат начало Риму. Кроме того, там говорится, что у Энея был сын по имени Юл, от которого пошел род Юлиев (к нему принадлежали и Цезарь и Август).

Поэт работал над своим эпосом в течение многих лет, но он был ещё не совсем закончен, когда в 19 г. до н. э. его создатель скончался, завещав сжечь рукопись, которую считал ещё весьма далекой от совершенства. Однако Август не допустил этого, и «Энеида», которую немного усовершенствовали другие поэты, была наконец опубликована, после чего Вергилий прославился как один из величайших римских поэтов.

Следующим по значимости из писателей того времени был Квинт Флакк Гораций, сын вольноотпущенника, родившийся в 65 г. до н. э. и учившийся сначала в Риме, а затем в Афинах. Горацию самой судьбой было предназначено посвятить себя литературе, потому что солдата из него не вышло. Когда поэт был в Афинах, произошло убийство Юлия Цезаря, и Гораций присоединился к армии, собранной виновниками произошедшего. Он позорно бежал во время битвы при Филиппах и, хотя спасся, навсегда потерял вкус к военной карьере. Горацию удалось сохранить свою жизнь, несмотря на то что он оказался на стороне проигравших, но имущество его семьи было конфисковано. Поэт отправился в Рим и там познакомился с Вергилием, который, в свою очередь, представил его Меценату. Последний подарил начинающему дарованию землю и таким образом обеспечил ему финансовую независимость. Вскоре произведения Горация привлекли внимание императора и снискали ему известность в римском обществе.

В наше время короткие поэмы, оды и сатиры, созданные талантливым римским поэтом, но неудачливым воином, по-прежнему пользуются популярностью. Умер Гораций вскоре после смерти своего покровителя Мецената, в 8 г. до н. э.

Последним среди великих поэтов века Августа был Публий Овидий Назон. Он родился в семидесяти милях к востоку от Рима в 43 г. до н. э. Этот человек обладал независимым состоянием и наслаждался жизнью. Его поэмы были достаточно популярны, чтобы привлечь внимание богатых покровителей и обеспечить поэта доходом, позволившим ему окружить себя роскошью.

В своих поэмах Овидий настолько откровенно говорил о любви, что несколько шокировал целомудренного императора и тех из его приближенных, кто хотел изменить образ жизни римлян. Наиболее известная книга Овидия носит название «Метаморфозы». Это пересказ греческих мифов на латыни. Результат получился довольно-таки непристойным, но, судя по всему, автор был этим очень доволен.

В зрелом возрасте поэт оказался вовлеченным в скандал, связанный с распутным поведением дочери Августа, Юлии. Расстроенный император изгнал ее из Рима и, несмотря на все просьбы, так и не позволил вернуться назад. В 8 г. н. э. Овидий, которого император и без того недолюбливал, получил приказ уехать из страны. Последние годы жизни поэт провел в варварском городе в устье Дуная, где написал множество печальных поэм, которыми надеялся умилостивить императора и добиться позволения вернуться в Рим, но все напрасно. В 17 г. н. э. он умер в ссылке.

Величайшим прозаиком того времени был Тит Ливий, уроженец Падуи. Несмотря на то что писатель был республиканцем, Август хорошо относился к нему, поскольку Ливий никогда не вмешивался в политику и полностью посвятил свою жизнь литературе. По заказу императора он написал 142 тома, посвященные истории Рима от его основания и до смерти Друза. В 17 г. н. э. писатель умер.

Несмотря на то что до наших дней сохранилось всего 35 книг из этой эпопеи, Ливий был и остаётся самым популярным из римских историков. Сохранились только краткие пересказы остальных томов, но это не одно и то же. Единственный недостаток Ливия как историка состоит в том, что он пытается привлечь внимание аудитории пересказом легенд и мифов, не всегда заботясь о правдивости своего повествования, рисуя несколько более пеструю картину, чем хотелось бы видеть в труде добросовестного повествователя. Тем не менее, это не умаляет значимости его труда.

Большая часть истории Вечного города дошла до нас в литературных памятниках того времени. Во многих случаях они сохранились только частично, как это было с трудами Ливия. Только благодаря случайности мы можем получить детальную информацию о некоторых периодах римской истории. Другие известны лишь очень поверхностно.

Иудеи

Самым выдающимся событием за все время правления Августа, а возможно, и за всю историю цивилизованного мира была не завоевательная война или поражение в борьбе с германцами, не реформы, не создание произведений искусства и шедевров литературы. Это было рождение личности в некоей части Империи, которое в то время прошло совершенно незамеченным.

К югу от Сирии лежало Израильско-Иудейское государство. В течение двух сотен лет, со времен Авраама, в этой стране исповедовали строгий монотеизм. С 1000-го по 600 г. до н. э. евреи жили в независимом государстве, очень сильном во времена воинственного царя Давида, но постепенно ослабевшем и потерявшем свое влияние ещё до того, как в 586 г. до н. э. государство было уничтожено вавилонянами. Чуть меньше ста лет спустя их завоевали персы, и евреи получили разрешение восстановить древний Храм в своей прежней столице Иерусалиме.

После установления персидского господства евреи продолжали жить, не имея ни собственного царя, ни какой-либо политической или военной власти, но сохранив в неприкосновенности свою религию и воспоминания о былой независимости. Со временем Персию захватил Александр Македонский, а затем его власть унаследовали преемники, потомки военачальника Селевка. В 168 г. до н. э. император из династии Селевкидов, Антиох IV, запретил исповедание иудейской веры и сделал попытку превратить всех иудеев до последнего человека в ярых сторонников греческой цивилизации и культуры. В противном случае Антиох IV грозил уничтожить весь народ.

Евреи восстали против этой несправедливости и под предводительством Иуды Маккавея и его братьев отвоевали свою свободу. Около столетия ими правили потомки Маккавея, а Иудея шла своим путем, несмотря на то что её царь не принадлежал к «колену Давидову».

В 63 г. до н. э., когда потомки Маккавея вели ожесточенную войну друг с другом за право наследования, римляне двинулись на Восток, и наиболее слабые претенденты на престол Иудеи обратились к ним за помощью. Однако римляне решили, что безопаснее всего будет просто-напросто захватить все государство и посадить на трон человека, который будет полностью предан интересам Рима. Таким образом, правителем государства оказался ставленник Рима — человек по имени Антипатр.

Его преданность в основном объяснялась тем, что новый правитель был родом из Идумеи, страны, лежавшей к югу от Иудеи. В свое время ее покорил Маккавей и жители были насильно обращены в иудаизм, но это не уничтожило традиционную неприязнь, которая уже тысячу лет существовала между двумя соседними государствами. Иудеи считали Антипатра чужим, вне зависимости от того, в какой мере он был приверженцем их веры и ни за что не признали бы его законным царем, каким бы справедливым и милостивым ни было его правление, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как полагаться на помощь Рима и верно служить ему, что он и делал с неизменным успехом.

В 37 г. до н. э. на престол Иудеи взошел Ирод, второй сын Антипатра. Однако ему нелегко было удержаться на престоле, потому что в стране до сих пор было неспокойно, несмотря на все попытки умилостивить коренное население. Царь не только всячески поддерживал иудейскую веру, но и содействовал украшению Храма в Иерусалиме, пока он не стал куда величественнее первого, выстроенного Соломоном и разрушенного во время войны. Однако это не мешало ему быть человеком жестоким и подозрительным, жениться не менее десяти раз за время своей жизни и без зазрения совести казнить жён и даже детей, как только возникало малейшее подозрение, что они что-то замышляют против своего повелителя (говорят, что, когда Август услышал об одной из этих казней, он сказал: «Я предпочел бы быть свиньей Ирода, только бы не быть его сыном»).

Иудеи ненавидели царя Ирода. В течение сотен лет ими правили чужаки: вавилоняне, персы, греки и римляне — и все они были тиранами. Поэтому со временем они начали мечтать о том, что однажды вернется наследник Давида, который станет царем Иудеи, даст своему народу независимость и позволит занять достойное место в мире.

Поскольку у иудеев принято было возводить царей на престол, производя помазание священным маслом, отсюда и произошло слово «помазанник». На иврите слово «помазанник» звучит как «машиах» (мессия). Таким образом, все иудеи ожидали прихода мессии. Они никогда не забывали о том, как Иуда Маккавей избавил их от власти Селевкидов, хотя это казалось совершенно невозможным, и верили, что другой человек, не менее могущественный, сможет помочь своему народу свергнуть римлян.

Те из иудеев, которые хорошо понимали, насколько Римская империя сильнее, чем была во времена Антиоха IV империя Селевкидов, не верили, что эту проблему можно решить исключительно силовыми методами. Поэтому они начали мечтать о сверхъестественном мессии, который мог бы не просто освободить Иудею, а положить начало царству справедливости и добра. Весь мир объединился бы под знаменем веры в единого, истинного Бога. Благодаря тому, что коренному населению удалось сохранить в неприкосновенности свою религию, несмотря на многие сотни лет, проведенные под властью чужеземных правителей, эти мечты легко проникали в сердца людей и находили отклик у всех, кто чтил веру отцов и был достаточно умен, чтобы не верить в успех восстания против римской военной машины. В эти годы в Иудее то и дело появлялись люди, которые объявляли себя мессиями, и у каждого из них находились последователи. Иногда под предводительством таких личностей начинались восстания, однако все они были подавлены. Ирод и римляне начали внимательно следить за появлением новых мессий, небезосновательно считая их виновниками всевозможных государственных проблем и основными зачинщиками смуты среди подвластного им населения. Подстрекательство к мятежу всегда считалось государственным преступлением, а связать религиозные верования с политическими целями было нетрудно в ситуации, когда с точки зрения людей очередной пророк должен был принести освобождение отнюдь не в мистическом значении этого слова. Римляне знали, против кого должен был повести избранных новоявленный мессия, и были полны решимости подавить эти попытки в самом начале.

Согласно Новому Завету, с рождением мальчика по имени Иисус исполнились многочисленные пророчества, касающиеся мессии. Он появился на свет во времена правления царя Ирода, в небольшом городке Вифлееме. Согласно свидетельству апостола Матфея, царь, услышав о рождении этого ребенка, приказал убить всех детей до двух лет, которые родились в Вифлееме, по младенца Иисуса родители успели увезти в Египет и спасти.

Это событие не упоминается нигде, кроме Нового Завета, поэтому предпочтительнее всего рассматривать его как ещё одну легенду, возникшую на фоне обстоятельств, сопровождавших рождение мессии.

Примерно через пятьсот лет после смерти Ирода сирийский монах по имени Дионисий Малый провел тщательное исследование Библии и исторических документов римской эпохи и определил, что Иисус родился в 753 г. по римскому летосчислению. Эта версия в Европе стала общепринятой, так что упомянутый год стали считать первым в христианской эпохе, а основание Рима таким образом по новому летосчислению пришлось на 753 г. до н. э.

Тем не менее Дионисий, по всей видимости, был не прав. Совершенно точно установлено, что Ирод умер в 749 г. по римскому календарю, то есть в 4 г. до н. э. Если его так обеспокоило рождение Христа, следовательно, оно имело место никак не позднее 4 г., а может быть, и несколькими годами раньше. (Вывод, что Иисус родился за четыре года до начала христианской эпохи, звучит довольно странно, но версия Дионисия так прочно прижилась в огромном множестве исторических книг и документов, что отменить ее совершенно невозможно, да и не нужно.)

После смерти Ирода осталось трое сыновей, сумевших выжить, несмотря на почти маниакальную подозрительность отца. Каждый из них получил в наследство часть государства. Ирод Архелай стал править Иудеей и Самарией, областью к северу от Иудеи. Ироду Антипе досталась Галилея, находившаяся ещё дальше к северу, и Перея, область к востоку от реки Иордан. Наконец, Ирод Филипп получил в наследство Итурию, страну к северо-востоку от Галилеи.

Двое старших детей царя некоторое время правили своими областями, но Архелаю не удалось удержать трон. Он правил самым центром иудейских владений, включая древнюю столицу государства, Иерусалим, и местное население постоянно осыпало метрополию жалобами на дурное управление. Наконец, в 6 г. н. э. царь был низложен Августом и изгнан в Галлию. После этого довольно долгое время Галилеей и Самарией правили назначенные лично императором прокураторы.

Хотя Иисус родился в небольшом городке Вифлееме, который располагался к югу от Иерусалима и, согласно преданиям, должен был являться местом рождения мессии (поскольку тысячу лет назад именно там родился царь Давид), но его родители постоянно жили в Галилее, в городе Назарете. Поэтому мальчик вырос именно там, во владениях Антипы. Достигнув зрелого возраста, он собрал группу преданных учеников. Его учение становилось все более популярным, а сама личность Иисуса, по свидетельству его последователей, обладала исключительной притягательностью.

Некоторые из учеников вскоре начали считать Иисуса Мессией (это слово в настоящее время пишется с большой буквы и всегда прилагается к имени Иисуса, поскольку со времени его рождения тысячи миллионов людей верили в его божественное происхождение и высокое предназначение). По-гречески слово «помазанник» звучит как «Христос».

Вероятно, как римские, так и иудейские власти внимательно следили за Иисусом, потому что его мессианство грозило всяческими проблемами, вплоть до восстания. Религиозные деятели иудейского вероисповедания тоже предпочитали проявлять осторожность в такого рода вещах, поскольку знали, насколько легко восстание способно вызвать ответную реакцию со стороны римлян, которая окончательно уничтожит нацию. (Это действительно случилось полстолетия спустя, поэтому их страхи нельзя назвать напрасными.)

В то время, когда популярность Иисуса достигла апогея, Он отправился в Иерусалим на праздник Пасхи. При этом Он въехал в город верхом на осле, тем самым без слов признав себя мессией, поскольку, согласно пророчеству, изложенному в Ветхом Завете, мессия должен был появиться в городе именно таким образом.

Толпа, собравшаяся приветствовать Его, отлично поняла значение этого символа. Для властей этого было достаточно. Как только появилась возможность арестовать Иисуса, не поднимая шума (так, чтобы не вызвать резкой реакции учеников или восстания иудейских националистов, которое могло бы грозить серьёзными последствиями), его немедленно взяли под стражу. Один из учеников, по имени Иуда Искариот, раскрыл властям место, где остановился Мессия. Благодаря этому слово «Иуда» для многих стало синонимом предательства.

По мнению иудейских лидеров, Иисус был повинен в богохульстве и ложном объявлении себя мессией. Для римлян Его преступление было чисто политического свойства. Мессия был тем человеком, которого иудеи считали своим царем по праву. Таким образом, Иисус объявлял себя царем Иудеи и, следовательно, восставал против власти императора Рима, который считал себя единственным, кто может возводить на трон правителей.

Приблизительно в 29 г. н. э. Иисус предстал перед судом. Его обвинителем был шестой, со времени смещения Архелая, прокуратор Иудеи Понтий Пилат, назначенный на этот пост тремя годами раньше. По свидетельству Библии, он не хотел осуждать Иисуса и сделал это только подчиняясь давлению со стороны иудейских религиозных деятелей, которые понимали, что освобождение новоявленного мессии будет равносильно началу восстания и, в ответ на это, неизбежным репрессиям, которым подвергнут жителей римские власти.

Если Пилату необходимо было осудить Иисуса, то он должен был предъявить Ему обвинение в преступлении против власти Рима. Такие вещи, безусловно, находились в юрисдикции римского наместника и не подлежали суду иудейских властей, так что немедленно по предъявлении этого обвинения Иисус немедленно оказался во власти прокуратора. Его обвинили в измене метрополии и назначили обычное в этом случае наказание: распятие, одну из самых распространённых казней на Востоке и в Риме, которая, однако, никогда не применялась в Иудее и Греции. Одним из примеров массовых казней такого рода был случай с восстанием Спартака в Италии, которое было подавлено в 71 г. до н. э. В тот раз не менее шестисот пленных повстанцев было распято на крестах, которые протянулись на целые мили вдоль Аппиевой дороги, одной из главных магистралей Италии.

Таким образом, Иисус был распят, как ещё один восставший, заслуживший это в общем-то вполне банальное с точки зрения римских властей наказание. Казалось, что на этом все кончится. Ни один римлянин в то время не мог бы себе даже вообразить, началом каких великих событий послужит эта заурядная казнь.

Глава 2 Династия Августинов

Вопрос наследования

Августу было уже за семьдесят, когда он начал задумываться о смерти. Настало время выбрать себе преемника, человека, который стал бы следующим принцепсом в Риме. Если бы он был царем, то после его смерти престол автоматически перешел бы к ближайшему родственнику усопшего правителя, но здесь все было куда сложнее. Август был первым принцепсом, и не было никакого традиционного способа выбора того, кто займет этот пост после его смерти. Создание какой-то традиции, которая позволила бы обеспечить порядок наследования вновь созданного титула, а кроме того, дала бы возможность занять этот пост людям, способным сохранить и приумножить наследие императора, стало насущной необходимостью.

Августу было совершенно ясно, что если он не успеет назвать своего преемника, то многие полководцы решат воспользоваться открывшейся возможностью захватить престол Империи, используя поддержку своих солдат, и тогда неизбежно начнется новая гражданская война. Поэтому необходимо было не только немедленно выбрать следующего принцепса, но и заставить народ и сенат с радостью принять выбранную кандидатуру. Вполне естественно, что ему хотелось назначить на этот высокий пост кого-либо из своих родственников. Самой очевидной кандидатурой для передачи должности мог бы быть сын, но у Августа не было родных сыновей. Его единственным ребёнком была дочь, Юлия, которая расстроила отца своим легкомысленным и порочным нравом и в конце концов вызвала в нем отвращение. Ее поведение было жестокой насмешкой над попытками Августа улучшить нравы граждан Империи, поэтому он в гневе отправил дочь в бессрочную ссылку.

Первым мужем Юлии был Марк Випсаний Агриппа, близкий друг и советчик Августа ещё со школьных времён. Пока будущий принцепс, который мало что понимал в военном деле, сражался за власть над Империей, именно Агриппа воевал и выигрывал битвы для своего бывшего соученика и дал ему возможность заниматься политикой, не заботясь об усмирении мятежных. После наступления мира он наблюдал за перестройкой Рима и создал самый прекрасный храм в городе, Пантеон (посвящённый всем богам), и, кроме того, протянул несколько акведуков, обеспечивших водоснабжение столицы. У Агриппы и Юлии было пятеро детей, из них три сына. Таким образом, у Августа ещё до смерти его искреннего и преданного друга, последовавшей в 12 г. до н. э., появилось пятеро внуков. Двое старших сыновей этой четы, Гай Цезарь и Луций Цезарь, были очень многообещающими молодыми людьми. Безусловно, один из них оказался бы достойным кандидатом на титул принцепса после смерти Августа, но во 2 г. н. э. Луций заболел и умер в Массилии (Марсель). Его брат, будучи ещё юношей, отправился в небольшую военную экспедицию в Малую Азию, где был ранен в бою и в 4 г. н. э. скончался по пути домой. Младший сын Агриппы и Юлии, который родился уже после смерти своего отца, оказался сумасшедшим и поэтому постоянно находился под опекой.

У Августа осталось две внучки, но одна из них, которую тоже звали Юлией, была во всем похожа на мать. Она отличалась точно такой же беспечностью и любовью к удовольствиям, и поэтому вскоре после совершеннолетия непреклонный дед отправил в ссылку и ее. Он не собирался терпеть в своих внуках то, что ненавидел в их матери, и к тому же распутство Юлии-младшей воспринял как очередное оскорбление своим попыткам сделать жизнь римских граждан более достойной в нравственном отношении. Сам он всегда являл собой пример высочайшей морали, поэтому видеть, как родственники разрушают все то, что с таким трудом создавалось руками императора, было выше его сил.

Юлия прожила в изгнании двадцать лет, но ей так и не позволили вернуться в Рим. Август решил забыть о ее существовании и свято исполнил свое намерение, начисто выбросив из головы беспутную внучку. Таким образом, оставалась только вторая дочь Юлии-старшей, по имени Агриппа, о которой мы ещё будем говорить позже.

После всех трагедий, преследовавших его в личной жизни, Август был снова вынужден вернуться к кандидатуре своего приемного сына Тиберия. Хотя он не был кровным родственником, но принцепс официально усыновил его, а в Риме того времени это имело очень большое значение. Вдобавок он был родным сыном любимой жены Августа и членом аристократического рода Клавдиев по матери. По отцу Тиберий принадлежал к не менее аристократической семье Юлиев. По этой причине соответствующую династию императоров Рима, которая началась с Августа, нередко называют линией Юлиев — Клавдиев.

К тому времени, как принцепс задумался о преемнике, его пасынок был взрослым мужчиной около пятидесяти лет, заслуженным и прославленным полководцем. Кроме того, это был честный, добросовестный человек и строгий поборник морали. Без сомнения, из Тиберия должен был выйти отличный правитель. К сожалению, его характер оставлял желать лучшего: суровый и замкнутый (особенно с тех пор, как под давлением приемного отца вынужден был развестись с любимой женой), Тиберий не вызывал ни в ком особой любви. В этом нет ничего удивительного: тяжкий удар в молодости повлиял на его характер, необходимость жить с нелюбимой женщиной и затем долгая ссылка сделали его мрачным и замкнутым, лишили стремления к обществу и в конечном счете просто озлобили. Несмотря на все это, он был единственным возможным преемником Августа и его достоинства, хотя и не включавшие в себя личное обаяние, были неоспоримы.

Позднее многие историки утверждали, что он сам организовал свое избрание на пост принцепса, с помощью своей матери Ливии прибегнув к самым подлым трюкам. Эти люди рассказывают, что он отравил внуков Августа и способствовал смерти своего отчима. В действительности же все это очень сомнительно. Писатели, которые представляют все в таком свете, спустя два поколения являлись членами сенаторской партии и сожалели о так называемых добрых старых временах, которые представлялись им куда лучше, чем были на самом деле. Они ненавидели императоров, положивших конец существованию Республики, и любили рассказывать о них самые неправдоподобные истории. В наше время, естественно, трудно судить таким образом об уважаемых и маститых историках, таких, как, например, Тацит, но для них те времена были куда ближе, и люди представали не в виде отвлеченных фигур, а в виде вполне реальных личностей, приложивших руку к событиям, которые не вызывали восторга у сенаторов. Они потеряли все свое влияние под давлением все возрастающего могущества единовластных правителей Империи и вряд ли были в состоянии быть объективными по отношению к людям, которые оттеснили их от кормила власти. Как бы то ни было, но во времена Республики сенат пользовался огромным авторитетом, который сошёл на нет благодаря созданию принципата, и трудно винить людей за то, что кое-кто был этим весьма недоволен.

Наконец, в 14 г. н. э. (767 г. AUC) Август умер. Ему было семьдесят семь лет, и из них сорок три года он правил Римской империей. Почти что последние слова, которые он произнёс, обращаясь к тем, кто собрался у смертного ложа, были: «Как вы думаете, я хорошо сыграл пьесу своей жизни? Если да, рукоплещите мне!»

Безусловно, его жизнь заслуживала этих аплодисментов. Империя прочно стояла на ногах, а пять миллионов городских жителей и почти сотня миллионов поселян, составлявших ее население, жили в мире. Столетия жестокой борьбы, из которых состояла древняя история Рима, закончились расцветом, который принесло «мировое правление», и все это благодаря огромным усилиям Августа.

Оставалось только сохранять это спокойствие столько, сколько удастся.

Тиберий

После смерти Августа, его жена Ливия (которая пережила мужа на пятнадцать лет и умерла в 29 г. н. э., в исключительном для того времени возрасте восьмидесяти семи лет) немедленно отправила гонцов к Тиберию. В этот момент он во главе армии направлялся в Иллирик, намереваясь начать военные действия, но сразу же после получения письма от матери сложил с себя командование и вернулся в Рим, чтобы стать императором.

Как и Август в свое время, он предложил сенаторам уничтожить власть императора и восстановить Республику, но сделал это ничуть не более искренне. Это был всего лишь способ принудить сенат официально передать ему власть, таким образом усилив свои позиции и получив дополнительную поддержку. Сенаторы отлично понимали все это, но они также знали, какая анархия воцарится в государстве, если, что очень маловероятно, выяснится, что Тиберий говорит серьезно. Они ещё помнили гражданские войны, сотрясавшие империю во время вступления на престол Августа, и не хотели пережить это ещё раз. При жизни принцепса солдаты получали свое жалованье из его рук, и это гарантировало их абсолютную лояльность к верховному правителю, но после его смерти полководцы смогли бы легко вскружить головы своим легионерам и при их поддержке начать кровавую борьбу за власть, если бы титул немедленно не унаследовал законный, всеми признанный преемник покойного Августа.

Как бы то ни было, сенаторы поспешили вручить новому императору бразды правления. Они знали его сильный характер, признавали законность притязаний того, кого Август сам избрал в качестве своего наследника, и решили избежать кровавой смуты, последствия которой трудно было бы предсказать. Одобрения сената было вполне достаточно для того, чтобы завещание императора вступило в силу. Тиберий стал преемником Августа, законным правителем государства.

После того как он занял пост, завещанный приемным отцом, ему пришлось столкнуться с восстаниями римских легионов, стоявших лагерем на берегах Дуная и Рейна. В первом случае он отправил успокаивать солдат своего сына Друза Цезаря (его ещё иногда называли Друзом-младшим в отличие от дяди, Друза-старшего, брата нового императора). Вскоре бунтовщиков удалось усмирить.

Ситуация на берегу Рейна оказалась куда более опасной. После трагической гибели Вара эта граница Империи была очень неспокойной и нужны были особые средства, чтобы поддерживать боевой дух солдат, охранявших ее от нашествий германцев. Легионеры были в высшей степени преданы своему военачальнику Друзу-старшему, у которого в 15 г. до н. э. родился сын Германик Цезарь, названный в честь побед, которые его отец одержал над германцами. Когда Друз умер, мальчику было всего шесть лет, но к тому времени, как Арминий одержал свою знаменательную победу над римскими легионерами под командованием Вара, ему было уже двадцать четыре. Это был доблестный молодой человек и достойный потомок римской аристократии. Более того, он женился на Агриппе, достойной дочери Тиберия.

Август был настолько доволен сыном своего покойного приемыша, что отправил его вместе с Тиберием на границу, проходившую по берегу Рейна в самое критическое время, сразу после поражения Вара. Они оба прекрасно справились с ситуацией, и в то время, когда Август начал подготовку к передаче титула императора своему пасынку, он приказал Тиберию усыновить племянника и назначить его своим наследником в обход родного сына. Тиберий так и поступил.

В 14 г. н. э. Германика снова отправили на Рейн, уже одного, поскольку его приёмный отец в то же самое время направлялся в Иллирик. Когда Август скончался и Тиберий отбыл в Рим, чтобы получить из рук сената императорские регалии, молодой Германик неожиданно оказался среди восставших легионеров. Они требовали прибавки жалованья и сокращения срока службы, поскольку, как говорили солдаты, германская кампания оказалась чересчур сложным делом. Германик, искусно сочетая любезность и такт с безусловной твердостью, сумел успокоить легионы, пообещав им увеличение содержания.

Чтобы легионеры не страдали от безделья и ощутили сладость победы, молодой военачальник снова повел их в поход на германцев. Он вышел победителем в нескольких серьезных битвах и сумел показать противнику, что победа над Варом была делом случая и не стоит надеяться на скорое повторение такой удачи. Более того, Германик провел свои легионы через Тевтобургский лес, где он нашли побелевшие кости римских легионеров, погибших в известной битве, и похоронили эти останки. Во время этой кампании военачальнику удалось встретиться и сразиться с Арминием и разбить его армию с жестокостью, которая снова подняла престиж римского оружия, потерянный после поражения Вара.

Тиберий считал, что молодой Германик сделал великое дело на службе Империи. Германцы получили отличный урок и должны были надолго прекратить торжествовать по поводу своей единственной победы. Однако он, как и прежде Август, не видел никакого смысла в попытках восстановить прежнюю границу, проходившую по берегу Эльбы. Это обошлось бы куда дороже как с точки зрения денег, так и с точки зрения возможных потерь среди легионеров, чем Тиберий мог и хотел себе позволить. Поэтому в 16 г. н. э. император приказал своим войскам вернуться на берега Рейна и отозвал Германика обратно в Рим.

Сенаторская партия распространила слух, который в позднейшие времена стал считаться абсолютной истиной, что император сделал это из ненависти и зависти к молодому военачальнику. Говорили, что он не мог простить племяннику того, что его пришлось сделать наследником вместо родного сына и что император опасался его популярности среди солдат, и потому решил удалить из армии. Однако нет никаких сомнений, что император поступил разумно. Германцы действительно получили хороший урок, и после этого на границе у Рейна было спокойно в течение следующих двух столетий. С другой стороны, Германик потерял множество солдат и его победы дались нелегко. Если бы он продолжал свою опустошительную кампанию, то вполне возможно, что со временем германцы одолели бы его, а вторая победа над римлянами могла бы ободрить их настолько, что результатом было бы вторжение в Галлию.

То, что Тиберий не слишком сильно завидовал Германику, ясно видно хотя бы из того, что он назначил племянника правителем восточной части Империи и доверил уладить вопрос с Арменией, который давно его волновал. В тот момент Персия возобновила попытки захватить это буферное государство, которые она не раз повторяла и в будущем.

К сожалению, Германик не успел решить эту проблему. В 19 г. н. э. он умер в возрасте тридцати четырех лет. Хотя некоторые люди, такие, как Август и его жена Ливия, достигали довольно преклонного возраста, средний римлянин редко жил дольше сорока лет. Однако любители слухов и тогда и позже склонны были предполагать самое худшее. Немедленно появились предположения, что, к примеру, Тиберий приказал отравить Германика. Судя по всему, Агриппа разделяла эту версию.

Тиберию везло с наследниками ничуть не больше, чем его предшественнику Августу. Если он отравил Германика для того, чтобы его сын унаследовал власть над Империей, то этим надеждам не суждено было сбыться. В 23 г. н. э. Друз-младший умер в возрасте тридцати восьми лет.

Тиберий следовал политике, которую завещал ему первый принцепс, как во время войны, так и в мирных делах. Он точно так же не собирался тратить силы и деньги на ведение завоевательных войн только ради расширения территории и точно так же пристально следил за тем, чтобы провинции управлялись как следует и наместники были честными. Где только возможно, Тиберий старался присоединить соседние государства и сделать их римскими провинциями, но добивался этого мирным путем. Он предпочитал, например, дождаться смерти старого правителя и в суматохе захватить власть. Достаточно вспомнить, что, когда правитель Каппадокии, страны в Малой Азии, в 17 г. н. э. скончался, Тиберий превратил ее в одну из провинций Империи. Для этого не пришлось сражаться и терять людей в опустошительной войне. Достаточно было просто выбрать удачный момент, а этим искусством император владел вполне. Как политик, он далеко опередил свое время.

Когда Тиберий получил власть, он был уже немолод. К описываемому времени ему исполнилось шестьдесят пять лет, он был достаточно утомлен своей бурной жизнью и мечтал о том, чтоб переложить тяжесть власти на более молодые плечи, иными словами, выбрать того, кого в наше время называли бы премьер-министром. Для этой цели император выбрал Луция Элия Сеяна. Он был начальником преторианской гвардии, которая во времена Августа была мелкими подразделениями рассредоточена по всему Риму. Сеян уговорил императора собрать всех преторианцев в одном лагере поблизости от Рима, чтобы можно было быстро вызвать их в столицу в случае любой непредвиденной ситуации. Это сильно повысило авторитет их командира (и, как выяснилось в последующие годы, сделало их ещё более опасными для спокойствия Империи).

В историях, которые тогда рассказывали шепотом, Сеян представлялся каким-то монстром. Предполагали, что именно он организовал отравление Друза для того, чтобы впоследствии самому стать императором. Однако более вероятно, что в действительности Сеян был виновен только в применении суровых мер для того, чтобы власть императора намного превысила власть сената, то есть просто исполнял свои обязанности.

Тиберий не обладал присущей Августу способностью завоевывать сердца людей. В то время как принцепс мог совершенно спокойно гулять по улицам Рима в одиночку, ему приходилось держать личную охрану. Чем дальше во тьму веков уходило существование Республики, тем больше сенаторов идеализировало прошлое. Сеян уговорил Тиберия принимать суровые меры против членов сената, которые в открытую порицали идею принципата. В ответ на это историки следующих лет осыпали проклятиями как его, так и императора, чувствуя себя в безопасности от преследований. Вероятно, если бы они жили во времена Тиберия, то были бы куда сдержаннее в оценке происходящего.

Возможная угроза существованию Империи исходила не только от сенаторов. Судя по всему, Агриппа, жена Друза, плела интриги против Тиберия, которого подозревала в отравлении мужа. По всей видимости, она хотела посадить на трон одного из своих собственных детей и таким образом восстановить справедливость. В 30 г. н. э., устав от постоянного противоборства, Сеян уговорил императора изгнать дочь, и тремя годами позже она умерла в ссылке.

К 26 г. н. э. Тиберий был уже настолько уверен в способности Сеяна управлять государством, что решил полностью отойти от политической жизни и спокойно предаться печали о погибшем сыне. Поэтому он уехал на остров Капри, расположенный в Неапольском заливе, и решил спокойно отдохнуть в этом тихом уголке. Впоследствии распространились упорные слухи, что там Тиберий предался всевозможным видам жестокостей и сладострастных оргий. Трудно себе представить что-либо более несправедливое, чем эти рассказы. Прежде всего, император всю свою жизнь был поборником высокой морали и аскетом. К моменту отставки ему было семьдесят восемь лет, и, если бы даже он хотел на старости лет окунуться в дикий разгул, едва ли ему удалось бы это сделать по чисто физическим причинам.

В отсутствие императора Сеян дошёл до крайности. Законы против государственной измены стали настолько суровыми, что за неосторожным замечанием, порочащем Тиберия или принципат, мог последовать смертный приговор. Жителей Рима поощряли доносить на опрометчивых ораторов и щедро награждали за такой донос. Одним из ужасов этого периода римской истории стали профессиональные доносчики. Никто не мог чувствовать себя в безопасности от наветов, и люди боялись говорить откровенно даже с лучшими друзьями, ведь это не исключало того, что разговор будет услышан и передан по назначению, а затем последует конфискация имущества и казнь. Возможно, что Сеян усиливал террор, чтобы окончательно сломить дух сенаторов, если только для этого ещё нужно было что-то делать. Они и без того были так напуганы, что осмеливались только тихонько роптать и вспоминать о добрых старых временах, не помышляя об открытом мятеже.

Несмотря на свое отсутствие в Риме во время всех этих событий, подозрительный Тиберий наконец обратил внимание на излишнее рвение своего ставленника и проникся сомнениями. Как раз в это время Сеян собрался жениться на внучке императора, и вполне возможно, что ему в голову действительно приходили мысли о том, что он вполне может унаследовать власть над Империей. Вероятно, что именно это и не понравилось правителю. Во всяком случае, в 31 г. н. э. он послал с Капри письмо, в котором осудил его методы управления, и этого было достаточно для того, чтобы его всемогущий «премьер-министр» был немедленно казнён.

Калигула

Тиберий умер в 37 г. н. э. (790 г. AUC) после того, как правил страной в течение двадцати трех лет. Перед сенаторами снова встал вопрос о выборе преемника. У покойного императора не было живых детей, а его племянник Германик, который был назначен наследником, умер ещё много лет назад. Однако у него были дети. И один из сыновей военачальника был ещё жив. Это был Гай Цезарь, внучатый племянник Тиберия и правнук Ливии (жены Августа) по отцу, а по матери родственник Марка Антония.

Гай Цезарь родился в 12 г. н. э., когда Германик и Агриппина, его родители, находились в Германии, в военном лагере. Он провел первые несколько лет своей жизни среди легионеров, и эти грубые солдаты, восхищенные разнообразием скучной лагерной жизни, с удовольствием занимали сына своего командира. Германик, довольный возможностью поддержать настроение солдат, с раннего детства одевал сына так, как положено одеваться легионеру, включая миниатюрные копии солдатских сапог. При виде их солдаты просто валились на землю от смеха и прозвали ребенка Калигула^[3] («ботиночки»). Это прозвище привилось настолько, что впоследствии историки не называли его иначе, как глупой кличкой, придуманной скучающими легионерами.

В отличие от Августа и Тиберия Калигула не был приверженцем древних римских традиций. Его привезли к императорскому двору, где, с одной стороны, баловали и окружали роскошью как возможного преемника Тиберия, а с другой — мальчику всегда грозила смерть в результате дворцовых интриг, и поэтому ему рано пришлось научиться быть осторожным и подозрительным. Он дружил с несколькими наследниками трона того или другого сопредельного государства, которые по разным поводам приезжали в Рим. Одним из них был Ирод Агриппа, внук первого Ирода Иудейского. Эти люди привили ему любовь к восточному типу монархий, принципиально отличавшихся от Римской империи, где ещё витал дух Республики и всеобщего равенства. Воображение молодого человека рано поразила пышность восточных принцев и неограниченная власть, которой пользовались их отцы в своем государстве, так что неудивительно, что в душу его запала мысль сформировать свое правительство по тому же принципу.

Правление Калигулы начиналось довольно спокойно, его приветствовали с чувством огромного облегчения. Окружение молодого императора было куда веселее, чем во времена мрачного, немолодого Тиберия, к тому же он выглядел человеком более либеральным и склонным к развлечениям, причем настолько, что умудрился в один год растратить деньги, которые Август и Тиберий терпеливо собрали за семьдесят лет правления.

Однако в 38 г. н. э. Калигула серьезно заболел. Без сомнения, болезнь поразила его мозг, и молодой император сошел с ума. Позднее историки, преданные сенаторской партии, утверждали, что Калигула с самого детства был безумен, и изображали его закоренелым монстром. Несмотря на то что они преувеличивали, в этом рассуждении есть и доля правды. Некоторые действия императора говорят о том, что дворцовое воспитание вовсе не пошло ему на пользу.

После 38 г. н. э. года страсть к расточительству, и прежде ему присущая, обуяла Калигулу настолько, что ему пришлось прибегнуть к особым мерам для добывания денег. Потребность в дополнительных поступлениях сделала его тираном. В то время власть была большим искушением, потому что если богатый человек был обвинен в измене и казнен, то все его имущество конфисковалось в пользу государства и быстро перетекало в карманы императора, вне зависимости от того, было ли это обвинение справедливым или нет. Таким образом, простого каприза верховного правителя было достаточно для того, чтобы казнить неугодного ему по каким-то причинам человека, но и его богатство пополнило казну в обход законных наследников. Калигула широко пользовался своими правами. Как пример одного из наиболее ужасных злодеяний можно привести историю о том, как он велел привезти в Рим ни в чем не повинного короля Мавритании, потомка Марка Антония, и казнил его, забрав себе не только его личное состояние, по и деньги, принадлежавшие государству.

Калигула старался превратить римский принципат в подобие восточной монархии и заставить своих подданных почитать себя, как божество. В наиболее древних культурах божественные почести обычно воздавали умершим, но в особых случаях этого удостаивались и живые люди (исключение из этого правила составляли только иудеи). Римских императоров достаточно часто обожествляли после смерти. Такие вещи мало что значили в мире, где было множество богов, но зато очень льстили сенаторам, имевшим право решать, заслуживает ли император божественных почестей или нет. Чаще всего случалось, что это было единственным способом отомстить правителю, который нещадно притеснял их при жизни. Лишение божественного сана, естественно, не огорчало покойного, но зато приносило огромное удовлетворение живым.

Калигуле, одолеваемому мегаломанией, показалось мало этих почестей, и он потребовал, чтобы его провозгласили божеством ещё при жизни. Для Рима такая просьба была нарушением давних традиций, но у других народов подобные вещи случались. Например, в Египте фараон считался живым богом. Для египтянина в возведении живого человека в ранг божества не было ничего ужасного, потому что они вкладывали в термин «бог» вовсе не то значение, которое мы вкладываем сейчас. Тайна и почести, которыми окружена личность современного главы государства, не делают его небожителем. Они всего лишь возвышают его над общим уровнем, но не придают ему особой силы. Мы верим в трансцедентальную сущность высшей силы, стоящей над миром и принципиально отличной от людей, поэтому для нас невозможно обожествление конкретной личности. Однако боги древних обладали человеческими чертами, включая все присущие им слабости.

Римлян очень беспокоило то, что их император начал облекаться в одежды Юпитера и потребовал, чтобы его статуи устанавливали в соответствующих храмах на месте статуй верховного божества. Для тех, кто ещё помнил времена Республики и не отвык воспринимать его всего лишь как первого гражданина Рима, это обращение к обычаям варваров было чрезвычайно шокирующим. Август и Тиберий были «первыми среди равных» и носили титул принцепса. Теоретически, несмотря на свою мощь, они оставалась просто римскими горожанами, и любой другой гражданин метрополии мог считать себя равным им. Однако раз Калигула претендовал на роль божественного владыки, об этом уже не могло быть и речи. Таким образом все подданные Империи, не исключая и римских граждан, становились его рабами и теряли все свои привилегии.

В результате всех этих действий в Риме возник заговор против Калигулы. Закончилось всё тем, что в 41 г. н. э. (794 г. AUC) солдаты преторианской гвардии убили его вместе с женой и дочерью. В то время императору было всего лишь около тридцати лет.

Клавдий

Следует заметить, что это, первое в римской истории убийство императора (конечно же не последнее), было просто подарком для сената. Теперь, когда стало ясно, на что способен безумец, обладающий властью и титулом императора, уважение к системе принципата было подорвано. Последние события испортили его «имидж» и уничтожили все, чего добились более удачливые политические деятели за семьдесят лет разумного и твердого правления. Всеобщее настроение располагало к попыткам снова возродить Республику. К несчастью для сенаторов, они не имели права голоса в решении этого важного вопроса. Император был убит своими собственными солдатами, и только они могли решить, кто будет следующим владыкой Рима. Как бы то ни было, но именно армия имела право решающего голоса во всем, что происходило в государстве. Равной ей силы не существовало, и противопоставить ей было нечего.

В то время, когда разъярённые легионеры ворвались во дворец, рядом с императором был его дядя, Тиберий Клавдий Друз Нерон Германик, младший брат Германика и сын Друза-старшего, то есть ближайший родственник двух величайших героев первых дней создания Империи.

В отличие от отца и брата Клавдий с ранних лет был болезненным, некрасивым ребенком, поэтому вынужден был всегда оставаться на вторых ролях и терпеть пренебрежение родни. Он и сам всегда старался держаться в тени и постепенно прослыл дурачком. Это спасло его от придворных интриганов, которым Клавдий казался совершенно безопасным и неинтересным существом. В действительности же это был весьма неглупый человек. Он занимался историческими исследованиями и написал чрезвычайно интересные трактаты об этрусках и карфагенянах. Конечно же веселой золотой молодежи Рима такие занятия казались слишком эксцентричными. Римляне считали себя нацией воинов, призванных завоевать весь мир и распространить свои ценности на все покоренные народы. Нельзя сказать, что образованию молодежи уделялось мало внимания, но в зрелом возрасте мало кто хотел посвятить себя чему-либо, кроме развлечений или войны.

Возможно, Калигула был слегка привязан к дяде из-за его очевидной безобидности, а может быть, относился к нему как к чему-то вроде придворного шута. Как бы то ни было, но в начале правления нового императора Клавдий был назначен консулом. Мы уже упоминали о том, что, когда Калигулу убили, его дядя находился рядом с ним. Пока солдаты рыскали по дворцу, слепо убивая каждого, кого могли найти, опасаясь, что их застигнут на месте преступления, Клавдий в страхе прятался за какой-то занавеской. Как только легионеры немного успокоились, они обнаружили перепуганного историка и вытащили его из укрытия. Он на коленях молил убийц сжалиться, хотя те вовсе не собирались причинить ему вред. Солдаты отлично понимала, что стране нужен будет новый император, а человек, который пресмыкался перед ними, как-никак был членом знатного рода. Преторианцы вовсе не хотели смерти Клавдия; напротив, они попросили его стать новым императором Рима.

Возможно, что Клавдий вовсе не хотел принимать этот пост, но у него не было ни малейшей возможности спорить с вооруженными солдатами, занявшими дворец. Поэтому он не только согласился принять императорские регалии, но и пообещал после своего утверждения вознаградить преторианцев, создав при этом весьма плохой прецедент. Солдаты поняли, что могут торговаться и получать плату за то, что возведут на трон нового императора, и впоследствии цена за такую услугу неизменно возрастала.

Сенаторы осознали, что их надежды на восстановление республиканской формы правления канули в Лету. Не видя другого выхода, они согласились на требование преторианцев и признали Клавдия императором Рима.

К тому времени дяде прежнего властителя уже исполнилось пятьдесят лет. Всю свою жизнь он занимался учеными исследованиями и не был приспособлен для того, чтобы действовать или принимать серьезные решения. Собственно говоря, это был боязливый и слабовольный человек, никак не подходивший на роль правителя. Однако, раз уж так сложилась судьба, Клавдий сделал все возможное для того, чтобы править как можно лучше. Он продолжал перестраивать. Рим, расширил сеть дорог, связавших воедино все части Империи, и приказал вырыть озера, которые повысили урожайность пахотных земель. Естественно, ни о каких божественных почестях императору, так сильно задевших горожан, больше не было и речи. Клавдий поддерживал хорошие отношения с сенатом и во время всего своего правления оставался просто «первым среди равных» гражданином империи в лучших традициях августовской эпохи. Казалось бы, теперь все складывалось хорошо. Несмотря на мирный нрав Клавдия, границы Империи за время его правления сильно расширились. Он продолжал использовать политику своего предшественника, присоединяя к римским владениям сопредельные земли, которые почему-либо остались без надежного правителя. К примеру, с тех пор как Калигула казнил Птолемея, правителя Мавритании, там так никто и не взошел на трон. Местные жители противились плохо организованным попыткам молодого императора сделать эту страну очередной римской провинцией, но Клавдию удалось подавить восстание и в 42 г. н. э. добиться того, что не удалось его предшественнику.

В 43 г. н. э. за Мавританией последовала Ликия, государство на юго-западе Малой Азии, а в 46 г. н. э. к Империи присоединилась Фракия, лежавшая к северу от Эгейского моря. Таким образом, всего одно-два государства поблизости от имперских владений смогли на некоторое время сохранить независимость. К примеру, под властью своего собственного правителя ещё в течение целого поколения оставалась Коммагена, крошечное государство на востоке Малой Азии, которую Калигула по какому-то странному капризу решил снова отделить от Империи после того, как она уже стала римской провинцией.

Кроме всего прочего, во время правления Клавдия Римская империя шагнула за море и, перешагнув через Галлию, укрепилась в Британии. Британские острова (Великобритания, которая в настоящее время включает в себя Англию, Уэльс и Шотландию) отделяла от Галлии узкая полоска моря. В наши дни она зовется Английским каналом. До Юлия Цезаря практически никто из древних не забирался так далеко на север, разве что финикийцы и карфагеняне. Предполагается, что они достигли Британских островов в поисках олова, металла, необходимого для производства бронзы, но тщательно скрывали точное место, где добывали его, чтобы конкуренты не смогли воспользоваться этими знаниями и подорвать их монополию на торговлю оловом.

Юлий Цезарь впервые услышал о землях за морем во время покорения Галлии. Обитатели этих островов были сродни галлам и по культуре, и по языку, поэтому не побоялись послать войска, чтобы помочь своим родичам против римлян. Защищенные морем, они боялись римлян гораздо меньше, чем жители континента. Для того чтобы прекратить все это, Цезарь предпринял два рейда на Британские острова: в 55-м и 54 гг. до н. э. Второй оказался успешнее первого, и римские легионеры сумели продвинуться в глубь острова до реки Темзы. Однако в то время у Цезаря было слишком много забот, чтобы вести бесконечную войну с жителями таких отдаленных земель, и, немного попугав бриттов, чтобы отбить у них охоту и дальше помогать галлам, он оставил их в покое и вернулся на континент.

После этого о бриттах забыли почти на столетие. Со своих отдаленных островов они могли наблюдать за постепенным завоеванием Галлии и видели, как римская культура все больше входит в жизнь ближайших соседей. Это вызывало в островитянах растущее беспокойство, которое находило выход в непрестанных попытках устроить как можно больше беспорядков на земле галлов и склонить их к восстанию. Таким путем они хотели защитить себя, создать нечто вроде буфера между своим островом и Римом, могущество которого уже успели испытать на себе во времена Цезаря. Однако в правление Клавдия ситуация в Галлии благоприятствовала скорее римлянам, чем бриттам. В отличие от Августа и Тиберия, которые не стремились сделать жителей только что завоеванных провинций полноправными гражданами Империи, новый император решил, что все без исключения должны получать это высокое звание и пользоваться соответствующим уважением. Его дальновидная политика стабилизировала ситуацию и позволила сделать Галлию удобной базой для дальнейших завоеваний (через несколько десятилетий после смерти Августа, в 48 г. н. э., количество римских граждан возросло до шести миллионов человек).

Внутренняя политика Британских островов тоже располагала к началу вторжения. Проримский правитель Кунобелин (в шекспировской пьесе он назван Кимбеллином) умер, и власть в стране унаследовали два его сына, ненавидевшие Империю. Один из вождей, который разделял взгляды покойного правителя, послал в Рим известие и попросил помощи, которая тут же и прибыла. В 43 г. н. э. (796 г. AUC) легионеры высадились на юго-восточном побережье Англии (графство Кент). В то время эта часть Британских островов, благодаря постоянным торговым связям, и без того уже была наполовину римской, поэтому вскоре и без особых проблем весь юг острова превратился в одну из римских провинций. Остальные британцы вели отчаянную войну с оккупационной армией, в особенности в диких, холмистых районах на севере и западе. До 51 г. н. э. римлянам не удавалось схватить лидера повстанцев Каратака. Хорошее знание местности помогало местным жителям успешно прятаться от захватчиков и наносить неожиданные удары, но в конце концов превосходство в организации и опыте давало себя знать.

Десять лет спустя после поражения Каратака, в 61 г. н. э., царица Боудикка подняла восстание в восточной части Британии, к северу от Темзы, и чуть было не свела на нет все успехи римской армии, буквально сметя их легионы с лица земли. Для того чтобы окончательно покорить эту территорию, потребовалось ещё тридцать лет.

Дома Клавдия терзали собственные проблемы. Так уж получилось, что тихий и мирный по характеру император был полностью под каблуком у своей жены. Третьей супругой Клавдия, на которой он женился тогда же, когда стал императором, была Валерия Мессалина, мать Британника. Позднее историки сенаторского толка так ярко живописали ее пороки, что это имя стало синонимом распущенной и порочной женщины. Вероятно, император и сам подозревал, что Мессалина мечтает убить его и посадить на трон одного из своих любовников, и в 48 г. н. э. он приказал её казнить.

После этого император женился на Агриппине, сестре Калигулы, собственной племяннице. От первого брака у нее остался сын Домиций, который после того, как его мать стала императрицей, принял имя Нерон Клавдий Цезарь Домиций Германик. В истории этот человек, внук Германика и праправнук Августа, известен как Нерон.

Агриппина мечтала увидеть своего сына на троне Империи. Она уговорила Клавдия усыновить его и сделать своим наследником вместо родного сына, Британника, который был моложе. В 53 г. н. э. Нерон женился на дочери императора, Октавии, несмотря на то что оба были ещё молоды (жениху было пятнадцать, а невесте одиннадцать), и ещё больше укрепил свои позиции.

После того как её сын стал признанным наследником императора, Агриппина перестала нуждаться в Клавдии. По свидетельству историков, в 53 г. н. э. (807 г. AUC) она отравила мужа, заручившись обещанием преторианской гвардии объявить Нерона новым правителем и пообещав им за это большую награду. В то время если солдаты говорили «да», то сенаторы уже не смели ответить отказом. Таким образом, Нерон стал пятым императором Рима.

Нерон

Нерон взошёл на трон шестнадцати лет от роду и сперва, как и Калигула в начале своего правления, подавал большие надежды. Однако любому молодому человеку, любое желание которого мгновенно выполняется, трудно хотя бы в малейшей мере научиться самообладанию. В этом возрасте ещё тяжело контролировать себя, а обязанности государя слишком тягостны. В то же время император мог себе позволить любой каприз, и придворные с радостью пользовались случаем развлечь молодого человека, так что постепенно на скучные и утомительные дела оставалось все меньше времени.

Очень скоро Нерон начал сметать со своего пути любого, кто смел противиться выполнению его воли. Он отравил Британника, развёлся со своей молодой женой, изгнал её из Рима и в конце концов расправился с ней. К 59 г. н. э. Нерон стал настолько своевольным, что не постеснялся поднять руку на собственную мать и казнил Агриппину за то, что она пыталась управлять юным императором так же, как и Клавдием до него.

Как ни странно, в действительности Нерона совершенно не интересовала верховная власть над Империей. Его сокровенной мечтой было играть на сцене. В наше время сказали бы, что он был «без ума от театра». Император писал стихи, рисовал, играл на лире, пел и декламировал трагедии. Больше всего на свете ему нравилось участвовать в публичных представлениях и получать в награду аплодисменты. К сожалению, мы не можем судить о том, насколько он преуспел в этом, потому что никаких документов не сохранилось. Известно, что при каждой возможности его награждали рукоплесканиями и призами, но потому ли, что он действительно был хорошим актером, или потому, что был императором, неизвестно. Скорее всего, вторая причина более вероятна. С другой стороны, в дальнейшем историки сенаторского толка сделали все, чтобы выставить его притязания в смешном свете, и вполне возможно, что Нерон был вовсе не таким плохим актером, каким они хотели его представить. Может быть, если бы этот молодой человек, вместо того чтобы стать императором, занялся любимым делом, то вел бы вполне достойную жизнь и даже в какой-то степени заслужил бы известность, стал бы достойным гражданином и даже, кто знает, просто хорошим человеком. Однако случилось так, что императорская власть дала Нерону возможность прославиться как одному из самых отъявленных мерзавцев, каких только знала история.

Между тем, вне зависимости от той роскошной и беспутной жизни, которую вёл Нерон в столице, дела Империи шли своим чередом. На восточных границах снова появились проблемы, связанные с притязаниями Парфии на господство над Арменией, которая давно уже служила предметом бесконечных распрей. После смерти Клавдия марионеточный правитель, посаженный на трон Римом, был убит в схватке с пограничными племенами и царь Парфии решил воспользоваться периодом смуты. Его солдаты вторглись в Армению и возвели там на трон брата парфянского правителя по имени Тиридат.

Для того чтобы исправить положение, Нерон отправил на Восток армию под командованием Гнея Домиция Корбулона. Этот полководец успешно сражался под началом Клавдия в Германии и отлично освоил военную науку. В течение трех лет он тренировал свои легионы на Востоке, а затем в 58 г. н. э. (811 г. AUC) вторгся в Армению и через год полностью оккупировал эту страну, изгнал оттуда парфян и посадил на трон очередного ставленника Империи. Если бы в дальнейшем Корбулону позволили действовать по собственному усмотрению, то парфяне больше никогда бы не посмели претендовать на соседнее государство. Однако в планы Нерона не входили чрезмерные успехи его полководцев, которых он несколько опасался, поэтому он отозвал Корбулона и заменил его гораздо менее компетентным человеком. Видимо, благодаря его действиям в 62 г. н. э. римляне в Армении потерпели сокрушительное поражение. Нерону пришлось опять отправить Корбулона туда, и вскоре ему удалось поправить дело и восстановить мир в государстве. В конечном счёте Тиридат так и остался царем Армении, но в 63 г. н. э. он отправился в Рим и принял корону непосредственно из рук Нерона, таким образом хотя бы теоретически признав свою зависимость от Римской империи.

Когда армия была занята наведением порядка на границе с Арменией, в Иудее назревал кризис. Под властью династии Иродов и римским протекторатом жители этой страны становились все беспокойнее. Благодаря тому, что все вместе и каждый в отдельности в самое ближайшее время ожидали прихода мессии, им ни в коем случае не хотелось идти на компромиссы в вопросах религии. Хотя со времен славного и успешного восстания, поднятого Маккавеями против Антиоха IV, прошло уже два столетия, воспоминания о нем были свежи. Евреи резко выступили против любых почестей, которые можно было бы воспринимать как попытки навязать им поклонение императору в качестве живого бога или воспевание любых символов Империи. Когда армия Понтия Пилата вошла в Иерусалим, неся впереди штандарты с изображением императора Тиберия, в городе поднялось ужасное волнение. Этот символ жители восприняли как своего рода идола. Прокуратор был крайне удивлён, потому что не видел ничего плохого в изображении своего вождя на боевом знамени, однако во избежание народных волнений приказал убрать эти штандарты. Он прекрасно понимал, что меньше всего императору хотелось бы, чтобы в подвластном ему городе произошло восстание по такому пустяковому поводу. К счастью, Нерону не пришло в голову повторить ошибку своего предшественника, Калигулы, и потребовать восточных почестей. Он предавался веселью и мало заботился о нуждах государства, но в то же время и не пытался менять политику, освященную веками.

Трудно отрицать, что сами иудеи во многом были повинны в том, что произошло впоследствии. Их косность и категорическое неприятие чужих точек зрения вызывали глубочайшее неодобрение остальных жителей Империи, которые без труда воспринимали идею многобожества и в общем-то были совершенно равнодушны к тому, какую религию исповедовали их соседи. То, что иудеи считали истинным только своего единого Бога и относились с омерзением к идолопоклонничеству других народов, навлекло на них всеобщую ненависть. Это неудивительно при общей веротерпимости, царившей в Древнем мире. Тогда ещё не знали всеобщего фанатизма и религиозных войн, так что точка зрения иудеев была, мягко говоря, непонятна их соседям.

Внутри Александрии, столицы Египта, второго по величине города Империи (после Рима) и самого большого грекоговорящего поселения того времени, возникла колония иудеев, своего рода государство в государстве, чьи жители совершенно не смешивались с остальными обитателями Александрии и подчинялись только своим законам. В свое время Август, которого они поддержали в решающей битве за престол Империи, даровал им особые привилегии: к примеру, позволение не участвовать в официальных религиозных обрядах, связанных с почитанием особы императора, и освобождение от военной службы. Все это только усиливало недовольство греков. Они не могли понять, почему эти привилегии даются людям, не желающим участвовать в общественной жизни государства, в то время как остальные вынуждены участвовать в чуждых им обрядах. Греки имели собственную высокую культуру, развившуюся задолго до возникновения Империи, но подчинялись общим законам, так что их оскорбляли льготы, полученные непонятными и заносчивыми чужаками.

В Александрии начали вспыхивать антисемитские восстания. В ответ на это евреи отправили депутацию к Калигуле, требуя оградить их от нападок. Одновременно греки, которые не слишком надеялись на справедливость безумного императора, направили в Рим собственных посланцев, которые должны были убедить подозрительного владыку, что отказ иудеев признать культ божественного Калигулы — это настоящее предательство.

Император, жаждавший стать настоящим божеством ещё при жизни, повелел установить свои статуи в местах поклонения, посвященных высшим богам. В большинстве областей это приказание было немедленно выполнено. Для людей, которые признавали существование множества различных высших сил одновременно, дополнительный кусок камня в храме ровно ничего не значил. Однако когда Калигула повелел установить свое изображение в иерусалимском Храме, ему было отказано. Иудеи считали непростительным кощунством поместить статую смертного человека в доме единого, истинного Бога, и готовы были умереть, но не подчиниться насилию. Наместник Сирии всячески старался оттянуть решение этого вопроса и не раз писал Калигуле о причинах неповиновения жителей Иерусалима. В своем безумии император, вполне вероятно, просто приказал бы стереть непокорный город с лица земли, но сам был убит, и в результате уничтожение Иерусалима всё же было отложено на целое поколение.

Придя к власти, Клавдий посадил на иудейский престол своего старого друга, Ирода Агриппу, дав ему позволение править по своему усмотрению. Этому человеку удалось завоевать сердца иудеев и стать достаточно популярным в народе несмотря на то, что он был родом из Идумеи (история гласит, что однажды на Пасху Ирод Агриппа разрыдался, сокрушаясь, что сам он не иудейского происхождения, и все собравшиеся тоже плакали и говорили ему: «Нет, ты иудей и брат нам»).

К сожалению, его правление было недолгим. В 44 г. н. э., после всего лишь трех лет правления, Ирод Агриппа скончался. Некоторое время после этого частью страны правил его сын, Ирод Агриппа II, но остаток снова превратился в провинцию и оказался в руках римских прокураторов.

Частенько эти люди старались только для собственной выгоды, а один из них, назначенный Нероном, дошел до того, что разграбил сокровищницу Храма. Антиримские экстремисты, призывавшие народ Иудеи поднять восстание, приобретали все большую популярность. Несмотря на все попытки Ирода Агриппы II восстановить мир и спокойствие в стране, его просто не стали слушать. В 66 г. н. э. (819 г. AUC) вся Иудея была охвачена восстанием.

Необыкновенная мощь восставших застала римлян врасплох. Армия, находившаяся в Иудее, не в силах была справиться с ситуацией, и Нерону пришлось отправить на Восток три легиона под командованием Веспасиана (Тит Флавий Сабин Веспасиан). В свое время он сражался в Германии и затем участвовал в завоевании Британских островов и стоял во главе сил, оккупировавших остров Уайт. В 51 г. н. э. Веспасиан был назначен консулом, а затем стал наместником Африки. Ему, хоть и далеко не сразу, удалось выполнить новое задание, несмотря на то что иудеи сражались насмерть.

В 69 г. н. э. Веспасиан покинул Иудею, но оставил там своего сына Тита (полностью его звали так же, как и отца, Тит Флавий Сабин Веспасиан). Молодому человеку было поручено закончить начатое дело. 7 сентября 70 г. н. э. (823 г. AUC) он вошел в Иерусалим и во второй раз разрушил великий Храм (в первый раз это сделали пять столетий назад вавилоняне). В следующем году Титу устроили в Риме триумф. Сохранившаяся до наших дней арка Тита построена именно в честь этого события.

Иудеи, пережившие эти кровавые события и оставшиеся в родной стране, обнаружили, что вокруг царит полнейшее разорение. Храм был уничтожен, его священники перебиты, а римские легионы прочно утвердились в Иерусалиме, в самом сердце Иудеи.

Философия и религия

Несмотря на то что Иерусалим лежал в развалинах, борьба между римскими традициями и иудейской религией всё ещё продолжалась, только вышла за пределы страны. Ей предстояло ещё долго идти с переменным успехом.

Прежде всего следует сказать, что римские верования, в основном заимствованные от этрусков, были по сути своей связаны с природой и сельским хозяйством. Многочисленные боги и духи обозначали различные стихии, а ритуалы были связаны с тем, чтобы увеличить плодородность почвы, вызвать дождь или просто вымолить большой урожай в очередном году. В обществе, где в том случае, если урожай был плохим, населению грозил неизбежный голод, это вполне естественно. Кроме тех, что были связаны с явлениями природы, существовало ещё множество богов и духов, занятых домашними делами людей и событиями их личной жизни от рождения и до смерти. Религиозные ритуалы были очень простыми — такими, чтобы занятый своей работой крестьянин в любом случае мог выкроить для них немного времени. Единственным дополнением к старым верованиям за истекшие годы стал «имперский культ» — система ритуалов, которые служили к восхвалению правящего дома. Священники, занятые отправлением этого культа, воздавали божественные почести умершим владыкам и их жёнам.

Высшие классы римского общества многое в своей жизни заимствовали из греческой культуры. В частности, это относилось и к религии. Так, греческого Зевса начали отождествлять с римским Юпитером, Минерву с Афиной и так далее. Однако ко времени окончательного установления власти императора как греческая, так и римскаярелигия практически перестали существовать. Представители высших классов общества механически, без малейшего воодушевления, участвовали в ритуалах обеих. Слияние в данном случае произошло легко просто потому, что никого, по сути, не интересовали тонкости двух более или менее близких верований.

В конце концов, для общества, состоящего из аристократических, начитанных, хорошо образованных горожан, а не из некультурных крестьян, все эти примитивные культы уже не подходили. Современные люди начинали по-своему смотреть на происхождение Вселенной, а их интересы шли значительно дальше получения хорошего урожая и элементарной сытости. Теперь их больше всего занимало то, как потратить деньги и досуг с максимальной пользой и удовольствием для себя, удовлетворить свой интерес к познанию мира и желание познать тайны Вселенной. С этой целью греки создали развитую философию, а римляне затем переняли наследие некоторых из греческих мыслителей.

Одно из популярных направлений философии того времени создал Эпикур, родившийся в 341 г. до н. э. на греческом острове Самос. В 306 г. до н. э. он создал в Афинах школу, которая процветала до его смерти в 270 г. до н. э. Эпикур, следуя взглядам ранних греческих философов, считал, что все в мире состоит из крошечных кирпичиков, называемых атомами. Соответственно, все изменения в мире происходили от перегруппировки и уничтожения этих частиц. В философии Эпикура очень мало места отводилось для богов и их влияния на жизнь людей и события окружающего мира. Философские воззрения эпикурейцев были проникнуты духом атеизма, но при этом они говорили о том, что нужно легко и непринужденно участвовать во всех необходимых ритуалах для того, чтобы избежать споров с верующими и не создавать для себя ненужных проблем. С их точки зрения, во Вселенной, созданной из атомов и находящейся в постоянном движении, человек мог быть уверен в существовании только двух вещей: наслаждения и боли. Считалось совершенно естественным, что нужно жить так, чтобы по возможности избегать второго и полностью отдаваться первому, и, таким образом, оставалось только решить, что именно способно сделать человеческое существо максимально счастливым. Эпикур считал, что если небольшое количество приятных вещей делает людей счастливыми, то переизбыток во всем может пойти только во вред. Так, например, нет ничего хорошего в том, чтобы умирать от голода, но и переедание способно привести к плохому самочувствию, а больше всего радости можно получить, если соблюдать умеренность в еде, как и во всех остальных радостях жизни. Затем, говорил философ, не следует забывать о радостях духа, отдавать должное образованию и усовершенствованию знаний, дружбе и эмоциональной привязанности. Согласно Эпикуру, эти радости были приятнее и желаннее ординарных наслаждений плоти.

Не все последователи Эпикура в будущем были такими же сдержанными и умеренными во всем, как и их учитель. Проще всего было поставить на первое место радости плоти, однако при этом очень тяжело поставить предел своим желаниям. Они не видели, почему бы в полной мере не насладиться роскошью, которая окружала богатого римлянина со всех сторон, если завтра может быть уже поздно и ничего больше не будет. Именно поэтому слово «эпикуреец» вошло в русский язык со значением: «человек, неумеренно предающийся удовольствиям», хотя, в сущности, такое понимание этого термина входит в противоречие с действительными воззрениями древнего философа.

Учение Эпикура стало настолько популярным в Греции и Риме, что, с точки зрения иудеев, живших после времени правления Александра, все жители этих стран были его последователями. Иудеев, отказавшихся от своей религии в пользу греческой философии, называли epicutean, и до сих пор на иврите еврея-отступника зовут apikoros.

Римляне легко переняли учение греческого философа, тем более что Вечный город был куда богаче и могущественнее, чем греческие полисы, и роскошь там могла достигнуть куда более высокого уровня. Во времена Империи бывало, что самые худшие человеческие пороки прикрывались учением Эпикура. Пожалуй, если отвлечься от духовной части наследия этого философа, то его идеи максимально подходили развращённым и изнеженным жителям Рима. Несмотря на то что их традиционная религия не накладывала особо тяжких оков на повседневную жизнь своих последователей, а, напротив, поощряла к наслаждениям, всё же это не было её главным содержанием. Боги римлян обладали всеми присущими людям слабостями и, как следствие, в полной мере наслаждались ее радостями, но не делали это своей основной задачей, в то время как при желании такой постулат можно было легко найти в философии Эпикура, правда полностью при этом игнорируя другие части созданного им учения.

Одним из самых ярких примеров римлянина-эпикурейца может служить Гай Петроний. Это был человек больших способностей, одно время бывший консулом и некогда служивший наместником одной из провинций в Малой Азии. Однако он предпочитал проводить время в роскоши и ничегонеделании (очень напоминая этим современные «сливки общества»). Возможно, однако, что ему не так уж и нравилось собственное окружение, потому что его самая известная книга, сохранившаяся до наших дней и называвшаяся «Сатирикон», высмеивает безвкусную роскошь тогдашнего общества и людей, у которых средств было куда больше, чем образования, умевших только бессмысленно тратить свои деньги. Это довольно-таки злая и местами непристойная сатира, показывавшая, что за радостями плотского существования Петроний видел пресыщение и смерть. Однако как бы то ни было, но он настолько прославился своими познаниями в области удовольствий, что стал постоянным сотрапезником Нерона, его советником во всем, что касалось выдумывания новых игр и увеселений, помогавших хорошо проводить время. Его называли «arbiter elegantiarum» («знаток вкуса и стиля»), и, как следствие, со временем к его имени прибавилось прозвище Арбитр.

Как и многие из друзей и приятелей Нерона, Петроний плохо кончил. У мнительного императора частенько бывали вспышки подозрительности, и благодаря одному из таких моментов писатель вынужден был в 66 г. н. э. покончить жизнь самоубийством, не дожидаясь, пока его убьют по приказу бывшего сотрапезника. В то время это не было чем-то исключительным, ведь римляне считали самоубийство вполне достойным делом. Их религия, в отличие от христианской, вовсе не запрещала своим последователям накладывать на себя руки. Тем не менее, такой конец выдающегося писателя нельзя не считать весьма плачевным.

Ещё одна из наиболее известных греческих философских школ была основана Зеноном, греком по происхождению, хотя, возможно, с примесью финикийской крови. Он родился примерно в то же время, что и Эпикур, на острове Кипр, принадлежавшем наполовину грекам и наполовину финикийцам.

Как и Эпикур, Зенон основал в Афинах собственную школу. Она располагалась во дворце неподалеку от рынка, славившегося своим портиком, украшенным росписью с изображением сцен Троянской войны. Его называли «stoa poikile» (раскрашенный портик). Отсюда произошло название философского направления, основанного Зеноном и сохранившегося в истории под именем стоицизма.

Стоики признавали существование высшего божества и были ближе всего к монотеизму. Однако они считали, что высшая сила может проявлять себя в деяниях младших богов и тех смертных, которых впоследствии обожествляли. Таким образом, это учение не отрицало ни одну из существующих религий. Его последователи считали, что живой человек должен по возможности избегать страданий, но не видели необходимости в том, чтобы посвящать свою жизнь наслаждениям. Они утверждали, что, во-первых, очень трудно решить, что именно является настоящей радостью, а во-вторых, при этом человек неминуемо подвергает себя новым мукам, когда наслаждение проходит и остаются только воспоминания о его потере, ведь богатство может быть растрачено, здоровье ухудшиться, а любимый человек — умереть. Поэтому стоики говорили, что единственный способ хорошо прожить свою жизнь — это быть выше как наслаждений, так и страданий и с одинаковой невозмутимостью принимать все превратности судьбы, поскольку тот, кто ничего не желает, ничего не может потерять. Стоики старались находить все необходимое внутри себя и полагали, что человек, который полностью владеет собой, не сможет стать рабом страсти, как бы сильна она пи была. Главное, по их мнению, — следовать принципам высокой морали и таким образом освободиться от неуверенности, всегда присутствующей в повседневной жизни. В современном языке слово «стоик» означает «человек, одинаково равнодушный и к боли, и к радости».

Вполне естественно, что во времена расцвета Империи такая философия не могла сравниться по популярности с философией Эпикура, но те, кто ценил классические добродетели граждан Республики: усердие, бесстрашие и абсолютную преданность долгу, одобряли учение стоиков, потому что находили в нем близкие принципы. Поэтому даже во времена, когда богатство и роскошь Рима достигли наивысшего расцвета, находились люди, которые разделяли воззрения Зенона. Надо сказать, что практически во все времена существования Империи находились те, кто грезил о простоте и мужестве основателей Рима, тем более что с течением времени их добродетели все больше расцветали в легендах.

Самым известным стоиком того периода был Сенека (Луций Анней Сенека), родившийся в 4 г. до н. э. в Кордове, Испания. Его отец был известным адвокатом, и будущий философ с юных лет занимался изучением права. Впоследствии он слушал лекции в римской школе стоиков и стал настолько известным оратором, что привлек к себе внимание Калигулы. Однако после смерти императора, в 41 г. н. э., Сенека ухитрился каким-то образом оскорбить Мессалину, жену его наследника, и она уговорила мужа выслать его из страны. После того как Клавдий казнил Мессалину, его вторая жена, Агриппина, вернула оратора из ссылки и в 49 г. н. э. сделала его наставником своего юного сына, Нерона. Сенека сделал все возможное, чтобы заинтересовать будущего императора учением стоиков, но, судя по всему, это ему так и не удалось.

За время своей жизни Сенека написал несколько работ, связанных с близким ему учением, и несколько трагедий, основанных на греческих мифах и отмеченных попытками копировать стиль греческого драматурга Еврипида. Они настолько наполнены эмоциональными бурями (что очень странно для человека, посвятившего свою жизнь распространению философии стоиков), что в настоящее время их не слишком ценят, даже несмотря на то, что это единственные трагедии, написанные римлянином, которые сохранились до наших дней. Однако в свое время Сенека был достаточно популярен, чтобы вызвать зависть Нерона. Император был слишком горд своими собственными успехами на литературном поприще, чтобы стерпеть присутствие соперника, тем более что многие римские граждане считали, что на самом деле все, что творил император, было написано рукой Сенеки, его учителя. По приказу Нерона писатель отказался от общественной жизни и прекратил постановку своих произведений. В 65 г. н. э., под предлогом, что он строил заговор с целью свержения существующей власти, его принудили совершить самоубийство.

Трудно было бы ожидать, чтобы беднейшие слои римского общества восприняли философию Эпикура или Зенона. Для того чтобы стать настоящими эпикурейцами, им не хватало богатства и досуга, а презирать удовольствия, которых не можешь себе позволить, — не слишком хорошее утешение. Для этих людей нужно было нечто более приемлемое, такое, что позволило бы надеяться на лучшую жизнь и хотя бы после смерти обещало блага, которых они не имели на земле. В качестве примера такой религии можно привести мистические культы греческого происхождения, которые были доступны только посвящённым. Предполагалось, что участники будут хранить молчание (mystes) о том, что видели и испытали во время обрядов. Отсюда пошло слово «мистический», в современном языке означающее «таинственный», «необъяснимый» и «непознаваемый».

Торжественность мистических ритуалов вызывала особые эмоции; они связывали участников братскими узами и позволяли им надеяться на жизнь после смерти, которую они в каждом случае представляли себе по-разному. Кроме того, они придавали смысл и цель повседневному существованию. Люди, объединенные единой верой, чувствовали, что идут к чему-то большему, к чему-то недостижимому для всех остальных.

Наиболее известными среди греческих мистических культов были Элевсинские мистерии, происходившие в городе с соответствующим названием, расположенном в нескольких милях к северо-западу от Афин. Ритуал был основан на греческом мифе о Деметре и Персефоне, ее дочери, которая была вынуждена спуститься в мир мертвых Гадес, но затем снова вернулась на землю с разрешения владыки загробного мира. Для большинства верующих эти события символизировали угасание живой природы осенью и ее последующее возрождение, но для посвященных их смысл заключался в возрождении людей после смерти и их пробуждении уже в новом качестве. Еще одной вариацией на ту же тему были Орфические мистерии, связанные с легендой о греческом певце Орфее, который также спускался в Гадес за своей невестой Эвридикой. Согласно преданию, владыка подземного царства позволил девушке отправиться следом за своим возлюбленным с тем условием, чтобы он по дороге ни в коем случае не оглядывался и не смотрел, идет ли она за ним. Певец не выполнил этого условия и не спас свою возлюбленную, но сам вернулся в мир живых.

Даже после того как Греция практически лишилась политического влияния в мире, ее мистические обряды сохранили свое значение. Нерон был настолько заинтересован Элевсинскими мистериями, что в 66 г., во время посещения Греции, попросил принять его в число посвященных. Однако его просьба была отвергнута. Убийство матери сделало его в глазах участников ритуала недостойным единения с другими людьми. Устроители мистерий имели право запретить участие в них любому, кого считали недостойным такой чести, и претензии в этом случае предъявить было некому. Чтобы хорошо проиллюстрировать значение мистических ритуалов в общественной жизни, надо отметить, что, несмотря на глубочайшее почтение, с которым они относились к Нерону, тогдашним греческим правителям не удалось заставить организаторов Элевсинских мистерий принять императора в число участников. В то же время в честь его приезда были организованы особые состязания, в которых он встречался с ведущими греческими чтецами, лиристами, певцами и колесничими и неизменно получал при этом первые призы. Однако ещё более замечательно, что сам император, который вовсе не отличался снисходительностью, даже не попытался как-то наказать организаторов мистерий за их отказ.

Греческие ритуалы отличались характерным для высокой культуры спокойствием и рассудительностью. Однако по мере того как влияние Римской империи распространялось дальше на Восток, в ее жизнь входили значительно более эмоциональные и красочные обряды, многие из которых также включали в себя мотивы смерти и возрождения, навеянные сменой времен года. Так, в Малой Азии существовал древний культ Кибелы, Великой матери богов, который во многом схож с культом Деметры. Еще в древности эти обряды проникли в Грецию, а в 204 г. до н. э., ещё тогда, когда римляне вели долгую и кровопролитную войну с Ганнибалом, попали в Рим. С большими церемониями из Малой Азии в Вечный город был перенесен камень, посвященный Кибеле, по преданию упавший с неба (вне всякого сомнения, это был метеорит). Сперва римляне довольно-таки прохладно относились к пышным церемониям и чужеземным жрецам, прибывшим вместе с камнем, но во времена ранней Империи культ Кибелы был уже одним из самых важных в Риме.

Со временем египетские божества тоже стали популярными среди жителей Империи. Во времена расцвета Греции самыми почитаемыми среди них были Осирис и Исида. Первый пережил смерть и возрождение, и считалось, что он воплощается в образе священного быка. Греки называли Осириса-Аписа Серапис, и этот культ, вместе с культом Исиды, был очень популярен в Греции около 200 г. до н. э. Столетием позже этот культ проник и в Рим. Август, римлянин старой закалки, не позволял исполнять эти обряды, но, когда императором стал Калигула, они получили официальное признание.

Богини, такие, как Деметра, Кибела и Исида, привлекали женщин и всех, кто ценил любовь и нежность. Мужские божества в основном являлись воплощениями ярости и войны и, соответственно, прежде всего покровительствовали солдатам. Поскольку женщины всегда играли существенную роль в общественной жизни Рима и Греции и во многом имели равные права с мужчинами, их влияние ощущалось и в области религии. Существовали особые обряды, к которым мужчины не допускались, и они считались не менее важными, чем те, что были связаны с Юпитером или Марсом.

Позднее с Востока, из Парфии и Персии, пришел в Рим культ Митры, божества, воплощением которого являлся солнечный диск. Обычно его изображали в виде юноши, поражающего быка, а ритуал инициации включал в себя принесение в жертву священного животного. Женщинам запрещалось участвовать в ритуалах, и таким образом митраизм остался мужской религией, в особенности любимой солдатами. Впервые митраисты появились в Риме во времена императора Тиберия.

Христианство

Нам осталось упомянуть только о религиях, которые возникли в Иудее. Первым среди них был собственно иудаизм, который постепенно, по мере распространения семитов, разошелся по всей Империи, в особенности на Востоке, хотя поселения людей, исповедовавших эту религию, были и в самом Риме.

Однако со временем число иудеев, живущих за пределами родной страны, во много раз превысило число оставшихся в традиционных местах их расселения. Естественно, эти люди практически забыли еврейский язык и научились говорить по-гречески, но не смогли отказаться от своей религии. Их священная книга, Библия, в 270 г. до н. э. была переведена на греческий, чтобы потомки выходцев из Иудеи, забывшие еврейский язык, смогли ее прочесть.

Некоторые иудеи настолько прониклись духом греческой философии, что начали отрицать постулаты своей религии. Одним из самых выдающихся деятелей этого направления был Филон, родившийся в 20 г. до н. э. в Александрии. Уже в довольно пожилом возрасте он возглавил делегацию, которая должна была обсудить иудейский вопрос с Калигулой.

В последние годы существования Республики и в первые годы после основания Империи некоторое количество римлян обратилось в иудаизм, включая людей, занимавших высокое положение в обществе. Эта религия имела все предпосылки для того, чтобы широко распространиться в мире, если бы иудейские первосвященники умели хотя бы иногда идти на компромиссы. У других религий были собственные ритуалы, но они не препятствовали неофитам участвовать в отправлении имперского культа. В то же время иудеи запрещали последователям своей религии участвовать даже в наиболее безобидных обрядах, не связанных с культом единого бога, и это означало, что римляне, принявшие иудаизм, вынуждены были полностью отрицать государственную религию и отказаться от общественной жизни, при этом подвергая себя риску быть обвиненными в государственной измене. Разные правители по-разному относились к имперскому культу, но никто не стал бы допускать пренебрежения к нему. Это был вопрос не столько религиозный, сколько политический, тем более что, кроме иудаизма, ни одна религия не была настолько нетерпима к чужим взглядам.

К тому же обряды, связанные с иудаизмом, были слишком запутанными и сложными для человека, который не привык к ним с детства, некоторые из них казались нелепыми и шокирующими тем, кто воспитывался на лучших образцах греческой философии. Тот, кто хотел стать иудеем, должен был подвергнуться болезненной операции обрезания. Произведенная в младенчестве, как это всегда и делалось в религиозных семьях, она не доставляла особых неприятностей, но взрослых неофитов одно это могло остановить на избранном пути. Наконец, сердцем этой религии был древний Храм в Иерусалиме и считалось, что только там можно по-настоящему приблизиться к Богу. В результате новообращенному необходимо было не только полностью перестроить свой образ жизни и перенести малоприятное хирургическое вмешательство, но и отправиться в длительное и небезопасное паломничество. Обилие этих препятствий вместе с религиозной нетерпимостью и косностью иудеев практически не давало им возможности вербовать новых последователей. Такие верования не имели никаких шансов на широкое распространение в Древнем мире, вообще по природе своей не склонном к фанатизму.

Восстание иудеев нанесло смертельный удар попыткам распространить их религию по Империи. Все иудеи начали считаться смертельными врагами Рима и потеряли последние остатки популярности. Престиж метрополии в государстве был необыкновенно силен, ее власть практически безгранична, и государственный преступник автоматически становился изгоем.

Необходимо отметить, что иудаизм не являлся единой религией; внутри него существовали различные секты, и некоторые из них были менее ортодоксальны и могли найти пути сближения с религиями греко-римского мира. Одна из таких сект была основана учениками Иисуса. После того как их учителя распяли, казалось, что дальнейшее существование этой секты невозможно, потому что его смерть была просто насмешкой над прошлыми претензиями на мессианство. Однако распространился слух, что через три дня после распятия Его снова видели и что Он воскрес из мёртвых. Иисус был не просто человеческим Мессией, царём, который сможет восстановить былую славу Иерусалима, но Сыном Господа, Чье царство находится на Небесах. Обещалось, что Он скоро вернется (правда, точно неизвестно когда), чтобы судить людей за их грехи и чтобы восстановить Град Божий.

Христиане (так стали называть учеников Христа и их последователей) вначале оставались иудеями по форме и содержанию, и в основном именно среди них вербовали неофитов. Однако многие оставались в душе истинными патриотами. Им ни к чему был мессия, который позволил себя убить и оставил свой народ погибать в рабстве; они хотели увидеть человека, который заявит о себе славными подвигами и сумеет сбросить власть римлян. Это было одной из причин, вызвавших кровавое восстание в Иерусалиме. В этой схватке сами христиане не приняли участия. У них уже был Мессия и уверенность, что Рим не продержится слишком долго, поэтому они не хотели мешать планам Господа и оставили ему право сокрушить этот город. Они проповедовали принцип непротивления злу, и это помешало им принять участие в восстании против римлян.

Отказ принять участи в борьбе против иноземных захватчиков в союзе со своими братьями сделал христиан-иудеев крайне непопулярными среди той части их народа, которая выжила в схватке, поэтому среди них новая религия не получила распространения. Несмотря на то что на них веками оказывалось сильнейшее давление, ортодоксальные иудеи до сих пор отказываются признать Христа истинным мессией. Однако то, что христиан не приняли другие иудеи, не означает, что эта религия всюду терпела поражение. То, что оно проникло к другим народам, в большой степени является заслугой иудея по имени Савл, который впоследствии стал известен под именем Павел, родственным первому, но по звучанию больше похожим на римское. Павел родился в городе Тарс на южном побережье Малой Азии в довольно зажиточной и влиятельной семье. Его отец (а следовательно, и он сам) был римским гражданином. Молодой человек был воспитан в строгом соблюдении законов Моисея в самом Иерусалиме и по вере являлся ортодоксальным иудеем — настолько, что, впервые познакомившись с учением христиан, проклинал их как отступников и возглавил движение за уничтожение этой религии. Впоследствии он добровольно отправился в Дамаск, чтобы и там преследовать ненавистных христиан, но, если верить истории, рассказанной в Библии, в дороге ему явился Иисус, и с этого момента Павел превратился в его ревностного последователя. Он начал проповедовать новую религию наиболее свободомыслящим из иудеев, и за это время пришел к выводу, что иудаизм очень далек от того, чтобы называться истинной религией, потому что в нем ненужные ритуалы затеняют истинную суть вещей и мешают увидеть Господа. Собственно говоря, для того, чтобы сделаться христианами, не нужно было проходить через процедуру обрезания и, кроме того, не приходилось запоминать сложный порядок обрядов, необходимых для истинного иудея; кроме того, можно было совершенно не думать об иудейском патриотизме и Храме Иерусалима. Таким образом, снималось большинство препятствий, помешавших иудаизму распространиться среди населения Империи. Почти сразу же после своего возникновения христианство начало быстро распространяться по островам Греции и Малой Азии и, наконец, проникло непосредственно в Италию. Распятие и воскрешение Христа, а также ритуалы, творившиеся в памятные дни этих событий, живо напоминали религиозные мистерии и потому были приятны массам. Образ Марии, матери Иисуса, нес на себе прикосновение тепла и женственности, а строгая мораль, которую предписывала новая религия, оказалась сродни философии стоиков. Таким образом, новая религия удовлетворяла запросам большинства. Нельзя сказать, чтобы ее воспринимали высшие классы общества, знакомые с философией Эпикура и мало думавшие о вечной жизни, но как раз в то время в подобной религии нуждалось большинство населения Империи, не видевшее большой радости в повседневности. Христианство предлагало им огромные возможности в обмен на минимум жертв, так что его широкое распространение среди беднейших слоев населения вскоре сделалось неизбежным.

Помимо всего прочего новая религия не была такой неподатливой, каким оставался иудаизм. По мере того как христианство распространялось среди людей, незнакомых с принципами иудейского вероисповедания, оно в равной мере впитывало в себя и воззрения греческих философов, и языческие обряды. К примеру, поклонники Митры (в течение двух столетий они были основными соперниками христиан) считали своим основным праздником 25 декабря. Митраизм являлся одной из форм поклонения солнцу, а на это число приходилось зимнее солнцестояние, после которого день вновь начинает удлиняться. В каком-то смысле это можно воспринимать как рождение светила и обещание того, что зима кончится, что скоро начнется лето и новая жизнь. Последователи других религий тоже отмечали этот праздник. К примеру, у римлян он считался посвященным богу плодородия Сатурну и в честь него проводились игрища под названием сатурналии. Это было время доброго согласия между людьми, когда даже рабам позволялось принять участие в общем веселье и на короткое время стать свободными гражданами. В эти дни все праздновали и дарили друг другу подарки. Христиане посчитали, что такой взрыв эмоций по поводу простой смены времен года стерпеть невозможно, но предпочли, вместо того чтобы бороться с праздником, приспособить его для своих целей, просто придав ему другое значение. Поскольку в Библии не было точной даты рождения Иисуса, решено было, что 25 декабря подходит для празднования годовщины этого события, точно так же как и любой другой день в году. Таким образом, появилось Рождество, которое и до сих пор отмечают именно в этот день. Даже в наши дни празднование 25 декабря сохранило некоторые черты римских сатурналий.

Для римлян, в особенности в первые полстолетия после смерти Иисуса, христиане были всего лишь очередной сектой в среде иудеев. Поскольку они не принимали участия в отправлении имперского культа, то считались опасными радикалами и потенциальными предателями. Эти опасения достигли высшей точки, когда в 64 г. н. э. (817 г. AUC) в Риме начался великий пожар, который продолжался в течение шести дней и уничтожил практически весь город. Нетрудно вообразить себе, каким образом это могло случиться. Беднейшие кварталы Рима состояли из полуразвалившихся деревянных лачуг, и любой пожар, начавшийся в одном доме, мог легко выйти из-под контроля и охватить весь город. Крупные пожары случались в Риме до Нерона, не раз происходили и после него, но из тех, о которых сохранились воспоминания, этот был самым ужасным.

В то время, когда началось бедствие, Нерон находился в Атинуме (современном Анзио), городке, располагавшемся на южном побережье Средиземного моря в тридцати милях от Рима. Как только весть о пожаре дошла до императора, он поспешил вернуться и сделал все возможное, чтобы организовать спасательные операции, построить временные убежища для тех, кто остался без крова, и т. д. Конечно же мания императорa устраивать зрелище из всего, что происходило вокруг, охватила Нерона и на этот раз. Глядя на ужасный пожар, охвативший город, на языки пламени, которые осветили все до горизонта, он вспомнил о великом пожаре Трои и не смог удержаться от того, чтобы достать свою лиру и спеть одну из лучших песен, посвященных этому событию. Так родилась легенда, что Нерон «играл на скрипке» (надо заметить, что этот инструмент появился только спустя столетия) в то время, когда на его глазах горел Рим.

После окончания бедствия были предприняты некоторые шаги для того, чтобы не допустить повторения этих печальных событий. Самые ужасные трущобы сломали, и при постройках было приказано придерживаться определенной высоты зданий для того, чтобы повысить устойчивость нижних этажей. Возможно, это было удобной возможностью перестроить Рим по новому, более разумному плану, но владельцы сгоревших зданий стремились вернуться на пепелище и снова отстроиться на новом месте, и Рим остался всё тем же плохо распланированным городом с запутанными узкими улочками.

Сам Нерон воспользовался случаем и построил для себя новый дворец из бетона, облицованного кирпичами; эта мощная конструкция, прекрасно защищенная от огня, вошла в моду и послужила образцом для многих обеспеченных жителей.

Конечно же римляне подозревали, что город загорелся не случайно. Скорее всего, Нерон полагал, что его враги постараются распустить слух о том, что император в припадке безумия сам поджег город. Поэтому он поторопился переложить всю вину за случившееся на плечи христиан и именно с этого момента христиан стали по-настоящему преследовать.

Многие погибли, встретившись на арене со львами, или другим, не менее ужасным образом. По преданию, в то время в городе находились Павел и Петр, старший из учеников Иисуса и руководитель христианской общины Рима (католики его считают первым епископом и, следовательно, первым папой римским). Говорят, что их обвинили в поджоге и за это предали мученической смерти. Гонения на христиан достигли такой силы, что, даже по свидетельствам нехристианских историков, сами римляне начали их жалеть. Все эти преследования сделали для распространения христианства в Империи больше, чем любые проповеди. Люди, которые мужественно умирали за свои убеждения, не могли не вызвать уважения у римских граждан — это было слишком сродни их собственной философии. Таким образом, усиливая репрессии, Нерон и его последователи ненароком добивались обратного эффекта.

Конец Нерона

Нерон, как и любой из первых императоров, был человеком подозрительным и немного побаивался римской аристократии. Его неизменно беспокоило то, что сенаторы до сих пор мечтают о возвращении своей прежней власти и славы, и потому он внимательно следил за ними и старался править твердой рукой. Однако жестокость Нерона только поощряла ненависть сената и заставляла его членов с горечью вспоминать о прошлом и сравнивать свое нынешнее унизительное положение с былыми славными днями, благодаря чему они постоянно плели заговоры с целью свержения императора. В 65 г. н. э. возникло движение за то, чтобы сместить Нерона и на его место посадить сенатора Гая Кальпурния Пизона. К сожалению, заговорщики не смогли достаточно быстро перейти к активным действиям, и кто-то успел донести об их планах императору. Результаты были ужасающими. Нерон казнил каждого, кто был причастен к заговору (или хотя бы был заподозрен в причастии). Так, Сенека и Петроний были вынуждены совершить самоубийство, а позднее та же участь постигла Корбулона, талантливого военачальника, очень отличившегося в борьбе с парфянами. Его убийство конечно же не могло быть с радостью воспринято солдатами и особенно сильно не понравилось командирам других римских легионов. Если казнь нескольких сенаторов и аристократов не вызвала бы у них ни малейшего волнения, то смерть соратника, естественно, задела за живое.

В то время большое недовольство вызывали события в Иудее, где простые крестьяне, незнакомые с военным делом, ухитрялись успешно противостоять непобедимым римским легионам. Проще всего в этой ситуации было возложить вину на беспомощность правительства, тем более что поездка Нерона в Грецию выглядела, как минимум, легкомысленно в то время, когда его солдаты умирали на поле боя (в этом смысле он действительно «играл на скрипке» в решающий момент). Военных шокировало то, что император участвует в представлениях наравне с профессиональными актёрами. Это были люди старой закалки, которые по-прежнему считали, что глава Империи должен быть воином и государственным мужем, а не балаганным кривлякой.

То здесь, то там в провинциях вспыхивали восстания легионеров, пытавшихся провозгласить императорами своих командиров. В 68 г. н. э. (821 г. AUC) Нерон поспешил вернуться в Италию, но это только ухудшило положение дел. Испанские легионеры возвели на престол своего командира Сервия Сульпиция Гальбу. Преторианская гвардия подтвердила их выбор и объявила Нерона государственным преступником.

После этого бывшему императору ничего не оставалось, кроме как убить себя для того, чтобы избежать позорной казни. После многих колебаний Нерон зарезался собственным мечом, по преданию воскликнув при этом: «Какой великий актёр умирает!» В то время ему было всего лишь тридцать один год.

Нерон был последним императором, происходившим из рода Августов. Если считать с 48 г. до н. э., когда Юлий Цезарь разбил Помпея, то род Юлиев — Клавдиев правил Римом около столетия и за это время дал ему одного диктатора и пять императоров.

Смерть Нерона не разрушила традиции его дома. После него в Риме было много единовластных правителей, и хотя ни один из них не мог похвастаться хотя бы каплей крови Цезаря или Августа, но все они использовали эти имена в качестве имперских титулов. Фактически, слово «цезарь» стало синонимом слова «император», и таким образом в настоящее время императора Германии и Австро-Венгрии называют «Kaiser» (это ближе к правильному произношению латинского оригинала, чем традиционное международное звучание; русское слово «царь» происходит из того же источника). В 1946 г. Болгарией правил царь Симеон II, а до 1947 г. титул британского императора Индии произносился как «Kaiser-i-Hind». Таким образом, уже в течение двух тысячелетий после насильственной смерти Юлия Цезаря его имя носят монархи всего мира.

Глава 3 Династия Веспасиана

Веспасиан

В одном отношении гибель Нерона нанесла страшный удар Империи: она заставила римлян, находившихся далеко от родного города, понять, что власть не принадлежит исключительно «династии» Августа, и каждый может стать императором — к примеру, один из военачальников. Это урок армия усвоила мгновенно. Являясь самой мощной силой во всем огромном государстве, она легко могла диктовать свою волю сенату, и если пока не претендовала на высшую власть в государстве, то, по крайней мере, уверена была в своем праве избирать того, кто будет осуществлять эту власть.

Надо сказать, что Гальба был очень неудачным кандидатом на пост императора. Ко времени смерти Нерона ему было уже больше семидесяти лет, от старости он лишился возможности ходить и вынужден был передвигаться на носилках. С точки зрения своих современников, он достиг уже крайне преклонного возраста и явно не мог занимать свой пост достаточно долго для того, чтобы совершить какие-то серьёзные перемены в политике страны. Затем, это был человек до крайности экономный. Возможно, что сама по себе эта привычка не являлась плохой, но Гальба попытался сэкономить за счет солдат, которые, напротив, ждали награды за помощь в получении власти, а их поддержка была необходима новому императору, чтобы удержаться на своем посту. Таким образом, в этом вопросе Гальба совершил прямо-таки самоубийственную ошибку.

В борьбу за престол Империи включились командиры других армий. Марк Сальвий Отон, командир, служивший под началом Гальбы, поднял восстание из-за того, что его бывший начальник назначил своим преемником совершенно другого человека. Ему удалось получить одобрение преторианцев, которые были злы на императора за то, что им не выплатили заслуженную награду за помощь в смене власти, и в результате всего лишь после семи месяцев правления Гальба был убит. Лидер повстанцев предъявил свои права на престол.

Сенат одобрил кандидатуру Отона (ничего другого ему не оставалось делать, раз преторианцы его поддержали), но он пробыл императором всего три месяца. Это объяснялось тем, что, хотя сенаторы и согласились с этим вариантом, не все легионы римской армии согласились подчиниться Отону. Если возможные потомки Цезаря и Августа ещё имели какие-то преимущества перед другими смертными в борьбе за обладание Империей, то больше их не имел никто, и солдаты в любом случае предпочли бы видеть на престоле своего собственного командира.

Во главе германских легионов в то время стоял Авл Вителлий, которого назначил на должность сам Гальба. Узнав о смерти принцепса, его солдаты отказались повиноваться Отону и провозгласили Вителлия императором. Армия во главе с ним выступила в сторону Италии, разбила войска Отона и убила его самого, таким образом дав своему командиру возможность официально предъявить свои права на высший государственный пост и получить одобрение сената.

Между тем командующий римскими войсками в Палестине Веспасиан, который в это время постепенно подавил восстание мятежных иудеев, сам провозгласил себя императором. Он занял Египет (таким образом отрезав Рим от поставок зерна), а затем вернулся в Италию и там разбил легионы Вителлия. После полугодового правления тот был убит, и в 69 г. (822 г. AUC) Веспасиан стал императором. Он оказался четвертым владыкой Рима за срок чуть более года (68–69 гг. часто называют «год четырех императоров»), и после его вступления в должность дела Империи постепенно пришли в порядок. Новый император происходил из рода Флавиев; дав начало новой династии, он стал родоначальником линии Флавиев.

Как и Гальба, Веспасиан был уже немолод. К моменту принятия титула императора ему было уже шестьдесят один год, но, в отличие от своего предшественника, он был крепок телом и умом. Благодаря активной поддержке армии Веспасиан вполне мог бы установить режим военного деспотизма, но он считал себя последователем Августа и предпочел сохранить принципат как единую систему управления. Первым делом он приступил к реформам. В результате безумной расточительности Калигулы и Нерона имперские финансы пришли в полный упадок, поэтому Веспасиану снова пришлось изменить систему налогообложения и ввести режим строжайшей экономии. Сам он был по натуре аскетом и ничего не имел против скромной жизни, а к тому же не страдал тщеславием и совершенно не стыдился того, что происходил из средних классов, в то время как прежние императоры все были аристократами по рождению. Впоследствии историки сенаторского толка обвиняли его в алчности и скупости точно так же бурно, как и Нерона — в расточительности, но эти нападки вполне можно считать преувеличением. Есть все основания полагать, что нововведения Веспасиана в тот момент были разумными и необходимыми.

Кроме всего прочего, бывший военачальник занялся реорганизацией армии и расформировал несколько легионов, принимавших наиболее активное участие в гражданской войне, предшествовавшей его возведению на трон. Таким образом он предполагал смирить армию, угрожавшую спокойствию государства, и выбить из головы солдат мысль, что реальная власть находится в их руках. Слишком легко до сих пор им удавалось диктовать свою волю сенату, и это необходимо было прекратить до того, как то же самое произойдет и с волей самого императора.

Безусловно, военная реформа была совершенно необходима. Еще во времена Августа римские легионы, находившиеся вдали от метрополии, все менее соответствовали своему названию, и это вполне понятно. Задачей солдат было поддержание порядка на границах Империи, и таким образом вполне естественно армия пополняла свои ряды за счёт жителей охраняемых провинций. Уроженцы Галлии, Паннонии и Фракии вступали в римские войска и становились отличными солдатами; очень часто они со временем получали римское гражданство. В этом были свои хорошие стороны. Таким образом жители вновь присоединенных провинций быстрее приобщались к римской культуре и начинали чувствовать себя истинными гражданами Империи. Шла постепенная романизация всего государства, и греко-римская культура широко распространялась до самых отдаленных границ Империи. С другой стороны, проникновение в армию иностранцев несло на себе отпечаток угрозы. Галл может носить тунику и читать латинских авторов, но ему никогда не проникнуться духом древнеримских традиций и не ощутить себя наследником Цезаря. Более того, ему будет очень трудно забыть о том, что эти самые носители традиций в конце концов перебили его предков и завоевали его родную страну. Если такой человек становился солдатом, то его преданность, безусловно, принадлежала легату, который умел управлять своим легионом, а не Риму и не сенаторам, о которых он имел самое смутное представление. Если такой легат прикажет своим солдатам идти войной на Рим, то они будут повиноваться ему просто потому, что привыкли к этому и не видят другого выхода. Традиции подчинения вождям были сильны в племенном обществе, в то время как само понятие государства было этим людям неведомо и непонятно. Этот тезис раз и навсегда достойно подтвердили события 69 г. н. э., когда армии из Испании, Галлии и Сирии пытались сделать своих легатов владыкамиВечного города, подчиняясь их приказам и забыв о том, что сами в широком смысле обязаны повиновением прежде всего государству, а не отдельным личностям.

Веспасиан не мог изменить существующего положения вещей; он был не в состоянии создать армию, целиком состоящую из римлян, потому что во всей стране не было достаточного количества людей, желающих сражаться. Жители провинций оказались слишком хорошими солдатами, чтобы позволить себе обходиться без них. Однако на преторианскую гвардию, которая постоянно находилась вблизи от Рима и потому была наиболее опасна, следовало обратить особое внимание: по крайней мере, она-то должна была состоять исключительно из уроженцев Италии, и Веспасиан лично проследил за тем, чтобы так оно и было. Более того, чтобы ещё вернее обеспечить себе поддержку преторианцев, он сделал их командиром своего сына, Тита.

Кроме всего прочего, император расформировал сенат, изгнав из него нелояльных членов и поставив на их место людей, ему преданных. Он принял меры для того, чтобы сенаторы не имели права голоса в решении государственных вопросов. Несмотря на общее стремление к экономии, он развернул общественные работы по благоустройству Рима, зная, что это даст работу многим гражданам и улучшит настроение в столице. К тому времени граждане не слишком интересовались положением дел на политической арене. То, что вызвало бы бурю возмущения во времена становления Империи, теперь прошло совершенно незамеченным. Вполне достаточно было того, что у многих появилась возможность заработать себе на жизнь — перестановки в сенате людей больше не интересовали.

Твёрдое руководство позволило Веспасиану восстановить престиж римского оружия, сильно упавший благодаря вялому, потворствующему своим слабостям Нерону. Восстание некоторых частей, базировавшихся в Галлии и представлявших серьезную угрозу, было подавлено, а Тит довершил разгром иудеев взятием Иерусалима. Веспасиан присоединил к Империи последние крохотные независимые государства, сохранившиеся на Востоке, и реорганизовал провинции, расположенные в Малой Азии. Провинция Сирия была расширена в восточном направлении и теперь включала в себя такой важный торговый город, как Пальмира. Таким образом, если бы парфяне решили воспользоваться революцией в Иудее и анархией 68 г. для своих целей, римлянам было бы нетрудно привести их к порядку. Парфия поняла намёк и не стала предпринимать активных действий, несмотря на кажущиеся благоприятными обстоятельства. В ситуации, когда Империей правил сильный монарх, они не давали большого выигрыша, учитывая, что Рим всегда славился своей армией. Единственное, что могло бы ослабить ее, — это неудачное руководство, а в то время ничего подобного не происходило.

Тит вернулся в Рим в 71 г. н. э. с почетными ранами, полученными в войне с иудеями. В честь отца и сына был устроен триумф, а популярность новой династии в глазах народа сильно возросла.

В 77 г. затихший было процесс завоевания Британии снова оживился. Под руководством такого энергичного военачальника, как Гней Юлий Агрикола, римляне полностью покорили Уэльс и двинулись на север, к 83 г. дойдя до того места, где теперь расположен Эбердин. В то же время римские корабли обогнули Шотландию с севера и вторглись в Ирландию. После завершения этой кампании в покоренных частях Британии полным ходом пошел процесс романизации населения.

Однако вскоре после начала британских завоеваний жизни Веспасиана пришёл конец. Он знал, что умирает, и, согласно традиции, предписывавшей оказывать усопшим императорам божественные почести, признал незадолго до конца: «Я чувствую, что становлюсь божеством». Перед самой смертью он приказал тем, кто находился поблизости, помочь ему подняться на ноги, сказав при этом: «Император должен умирать стоя».

Веспасиан умер в 79 г. (832 г. AUC), оставив Империю в цветущем состоянии. Десять лет его правления залечили раны, нанесённые Нероном.

Тит

Тит без малейших усилий унаследовал престол Империи, так как его отец, Веспасиан, заранее планировал передать ему власть и старался поручать ему государственные заботы, приучая народ к мысли о том, что Тит является его законным преемником. Впервые за все время существования принципата наследником императора становился его родной сын.

В юности Тит вёл довольно-таки рассеянный образ жизни, но народ любил его за щедрость и снисходительность к чужим слабостям, а кроме того, вступив на трон, он быстро остепенился и серьезно занялся государственными делами. Свою роль сыграли и его достижения на военном поприще. Единственное, чем были недовольны римские граждане, так это тем, что Тит полюбил женщину неримского происхождения. Случилось так, что во время Иудейской войны он встретил Беренику, сестру Ирода Агриппы II. Эти двое полюбили друг друга, и, возвращаясь в Рим, Тит взял молодую женщину с собой, собираясь жениться на ней, однако антисемитские настроения в метрополии были настолько сильны, что в конечном счёте императору пришлось, хотя и вопреки своему желанию, отослать невесту обратно в Иудею.

В целом (за исключением британской кампании) во время недолгого правления Тита в Империи царило спокойствие. Молодой человек полностью отказался от произвола, который царил во времена прежних императоров, и мог бы служить образцом превосходного правителя. К сожалению, он умер спустя всего лишь два года после своего отца в возрасте около сорока лет.

Во время недолгого правления Тита произошла катастрофа, которую история сохранила во всех подробностях. Поблизости от Неаполя находилась гора под названием Везувий, некогда бывшая действующим вулканом. В последнее время она никак себя не проявляла и поблизости от нее расположились города Геркуланум и Помпеи (последние — популярный римский курорт), а на склонах были разбросаны мелкие земельные хозяйства. Многие римляне имели виллы в Помпеях, в частности, известный оратор Цицерон.

В 63 г., ещё при Нероне, в том районе произошло землетрясение, частично разрушившее оба города, а в ноябре 79 г. вулкан проснулся окончательно, и в течение нескольких часов Геркуланум и Помпеи оказались погребены под слоем раскаленной лавы и пепла.

Для современных историков эта ужасная катастрофа имеет необыкновенное значение. Начиная с XVIII в. в Помпеях ведутся раскопки, и таким образом совершенно неповрежденное поселение как будто перенеслось из римской эпохи в наши дни со всеми своими храмами, театрами, гимнастическими залами, домами и магазинами и стало возможным увидеть произведения искусства, записи и даже нацарапанные скучающими людьми каракули на стенах. Любой историк порадовался бы, если б стало возможным почаще производить такие катастрофы без угрозы для жизни людей. Город является неоценимым памятником древней истории, настоящей находкой для археологов.

Тит поторопился прибыть на место происшествия, чтобы лично проследить за ходом спасательных работ и помочь выжившим, однако во время его отсутствия в Риме начался пожар, продолжавшийся три дня подряд, и императору пришлось вернуться, чтобы и там заняться восстановлением.

Если говорить о более приятных событиях, произошедших за время царствования этого правителя, то следует заметить, что императору удалось открыть новые бани (известные как термы Тита) и закончить постройку громадного амфитеатра, которую начал ещё его отец. Строительство началось на месте дворца Нерона; Веспасиан решил снести его и приспособить этот участок земли для общественных нужд. Амфитеатр, в котором можно было увидеть излюбленные зрелища римлян: гонки на колесницах, состязания гладиаторов и битвы диких зверей, был построен из камня и мог вместить пятьдесят тысяч человек, количество, которое и в наше время вызывает уважение.

Амфитеатр лучше всего было бы назвать флавианским, но поблизости от его стояла огромная, выше человеческого роста, статуя Нерона из тех, которые римляне называли colossae (от него произошло современное слово «колоссальный»), и амфитеатр назвали Colosseum (Колизей). Хотя от него остались только руины, но они настолько величественны, что и до сих пор возвышаются над многими строениями Рима.

Домициан

Когда после смерти Тита трон Империи унаследовал его младший брат, Тит Флавий Домициан, то история словно повернулась вспять. Если при Веспасиане и Тите нетрудно было представить, что вернулись времена Августа, то правление Домициана напоминало о Тиберии, в свое время унаследовавшем трон после первого императора Рима. Первые, оказывавшие должное уважение сенату, впоследствии получили «хорошую прессу» у историков соответствующей партии, а вторые были заклеймены всеми пороками, которые только могли увидеть или приписать им сочинители исторических трудов.

Как и Тиберий, Домициан по натуре был человеком холодным и скрытным и мало заботился о том, чтобы приобрести популярность. Он даже не пытался воздавать сенаторам традиционные почести и таким образом позволить им сохранить лицо. Благодаря этому позднейшие историки описывали его как жестокого тирана, которым он, возможно, и был по отношению к сенаторам, хотя в остальном его правление оставалось справедливым и твердым. Домициан поощрял семейные ценности и традиционные религиозные обряды, запретил обращение рабов в евнухов, восстановил храмы, уничтоженные пожаром 80 г., воздвиг в честь старшего брата сооружение, названное аркой Тита, создал публичные библиотеки и устраивал представления для народа. Кроме того, он усовершенствовал систему управления провинциями и старался по возможности защищать границы Империи.

Линия, образованная реками Рейн и Дунай, по которой проходила северная граница, была наиболее слабо защищена в том месте, где находились истоки обеих рек. Там, где теперь располагаются южногерманские города Баден и Вюртемберг, они образовывали дугу, далеко выступающую в направлении на юго-запад. Если бы германцы начали наступление в этом месте, то легко перерезали бы пути сообщения между Италией и Галлией, что повлекло бы за собой огромные проблемы. Во времена Домициана к такой угрозе следовало отнестись со всей серьезностью: местные германские племена хаттов то и дело вступали в стычки с римскими легионерами ещё со времен Августа, и император решил положить этому конец. В 83 г. он во главе своих войск пересек Рейн, разгромил германцев и приготовился надолго занять этот регион.

Как и Тиберий, Домициан не был заинтересован в неразумном (и дорогом) завоевании земель своих соседей; уничтожив угрозу со стороны германцев, он снова занял строго оборонительную позицию, построил вдоль опасного участка границы линию крепостей и таким образом снова сделал весь юго-западный участок германской границы безопасным.

Позднее император отозвал военачальника Агриколу из Британии, и этот шаг дал врагам Домициана повод обвинить его в жадности, хотя затянувшаяся кампания, вполне возможно, давно уже приносила куда больше убытка, чем прибыли. В самом деле, пустынные взгорья Северной Шотландии и дикие, населенные варварами торфяники Ирландии вряд ли стоили трудов, крови и золота, которые приходилось тратить на их завоевание. Домициану не хотелось заниматься этим, тем более что войска требовались в гораздо более близких частях Империи.

Точно так же, как это случилось с Тиберием полстолетия назад, замкнутый характер императора обрек его на одиночество. Поскольку он никому не доверял, то и не приобрел друзей, и, естественно, его замкнутость привела к тому, что придворные и военачальники все меньше доверяли Домициану и все больше верили слухам, что он замышляет массовые казни. Недостаток популярности привел к тому, что некоторые военачальники начали мечтать о мятеже, и в 88 г. Антоний Сатурнин, который во главе своих войск охранял германскую границу, объявил себя императором и поднял восстание, рассчитывая на помощь местных варварских племен. Это был первый предвестник ужасных времен, когда враждующие римские группировки во главе варваров пойдут по земле умирающей Империи. Обратившись за поддержкой к варварам, военачальник создал первый прецедент из тех, что впоследствии послужили к уничтожению государства.

В этот раз попытка не удалась, и Домициан без особого труда подавил восстание, но в результате подозрительность императора многократно усилилась, вылившись в массовое преследование тех, кто участвовал в восстании или симпатизировал ему, эти события сильно повлияли на его характер. Домициан начал казнить римских философов, идеализировавших времена Республики и таким образом автоматически выступавших против любого сильного императора. Он преследовал иудеев, рассеянных по всей Империи, зная, что они не станут лояльно относиться к тому, кто носит имя Флавиев, и, согласно историческим данным, организовывал гонения на христиан. Впрочем, стоит заметить, что в то время они вряд ли могли рассматриваться иначе, чем одна из иудейских сект, так что преследования носили скорее политический, чем религиозный характер. После кровавого восстания иудеи навсегда потеряли доверие Рима, а постепенное распространение христианства на землях, принадлежащих Империи, подстегнуло гонителей.

Для того чтобы предотвратить новые попытки военного переворота, Домициан приказал, чтобы каждый легион располагался отдельным лагерем вдоль границы. Это должно было помешать войскам объединить свои силы в борьбе против императора, но попутно привело к потере мобильности, поскольку теперь любую попытку легионеров вместе выступить против внешнего врага могли принять за предательство и начало заговора. Таким образом, защитники Рима намертво засели на своих позициях, потеряв гибкость и возможность успешно сдерживать варваров.

К примеру, во времена Домициана происходили кровавые стычки с даками, племенем, которое жило к северу от нижнего течения Дуная на территории нынешней Румынии. В 80 г. их вождем стал воинственный человек по имени Децебал. После его прихода к власти даки не раз зимой переправлялись через замерзший Дунай и вторгались в Мезию, римскую провинцию, которая находилась немного южнее. В результате императору пришлось принимать ответные меры. Он вытеснил даков из Мезии, вторгся на их собственную территорию и в течение нескольких лет вёл успешную войну, но восстание Сатурнина вынудило его отвести войска, а оставшиеся потерпели сокрушительное поражение. В дальнейшем неудачные попытки сражаться с германскими племенами к западу от Дакии доказали бессмысленность попыток продвинуться в этом направлении. Домициан решил, что будет гораздо проще принять от Децебала номинальную присягу и вручить ему корону, которую тот согласился принять из рук императора Рима. Этот шаг не имел реальных последствий: фактически он как был, так и остался независимым. Более того, начиная с 90 г. император платил повелителю Дакии ежегодную ренту в обмен на заверения о мире и прекращение набегов. Конечно, это было дешевле, чем продолжать войну, но оппозиция воспринимала эти выплаты как позорную дань, которую пришлось выплачивать в первый раз за всё время существования Рима.

В 96 г. (849 г. AUC) наступил конец власти императора. Последние годы Домициан правил исключительно с помощью террора, и наконец в результате дворцового заговора, в котором участвовала сама императрица, он был убит. Таким образом, прекратился род Флавиев, правивший Римом в течение двадцати семи лет и давший ему трёх императоров.

Глава 4 Династия Нервы

Нерва

Заговорщики приняли во внимание судьбу тех, кто поколение назад убил Нерона, и не дали противоборствующим военачальникам возможности начать войну за титул императора. Они заранее выбрали подходящего кандидата на престол. Поскольку сами заговорщики не были военными (но позаботились о том, чтобы заранее получить поддержку начальника преторианской гвардии), их выбор пал не на военачальника, а на сенатора.

Императором стал весьма уважаемый член сената Марк Кокцей Нерва, сын известного адвоката и друг императора Тиберия, в свое время пользовавшийся доверием Веспасиана и Тита, а в 90 г. бывший консулом в то же время, что и Домициан. Позднее он поссорился с императором и был изгнан в южную часть Италии. Ко времени смерти Домициана Нерве было уже за шестьдесят, и он не мог прожить особенно долго, но, вне всякого сомнения, заговорщики именно на это и рассчитывали и считали его правление только кратким периодом затишья, во время которого можно будет подыскать более достойного кандидата.

Нерва пытался прекратить взаимную ненависть между правительственными органами и воплотить в жизнь теорию, согласно которой Римская империя управляется сенатом, а император является только исполнителем его воли. Он пообещал, что ни один сенатор не будет казнен ни по какой причине, и выполнил свое обещание даже тогда, когда был обнаружен заговор против и его самого. Вопреки обычной практике, Нерва только изгнал главного заговорщика, но не казнил никого из участников мятежа. Основной чертой правления императора была строгая экономия, сопряженная, однако, со множеством добрых дел: он вернул политических изгнанников из ссылки, организовал государственную почтовую службу, создал благотворительные учреждения для нуждающихся детей и вообще показал себя добрым и милосердным человеком во всём.

Хотя забота Нервы о процветании и благополучии его подданных достойна всяческой похвалы, но именно при нем начались зловещие перемены, так повредившие государству: местные системы самоуправления, чувствуя постоянную поддержку сверху, все меньше и меньше были способны справляться со своими обязанностями и все больше и больше вопросов передавалось на рассмотрение императору. Он был вынужден один заботиться обо всем; и хорошо, когда это удавалось. Стоило только людям неспособным или нечестным прийти к власти в государстве, и что стало бы с провинциями, неспособными самостоятельно позаботится о себе? Впрочем, в то время, о котором мы говорим, удовлетворены были все, за исключением преторианской гвардии, которая любила Домициана, помнившего, чья поддержка помогает ему оставаться у власти, и потому щедро им платившего и дававшего всяческие льготы. Экономия Нервы и его зависимость от сената вызвала неудовольствие солдат и привела к тому, что они потребовали казнить организатора заговора против Домициана и собственного начальника, который поддержал его. В результате Нерва оказался в том же положении, в котором некогда побывал Гальба, но он встретил солдат с присущей ему храбростью и сам попытался запугать солдат своим авторитетом правителя. В результате он сохранил жизнь, но пережил жесточайшее унижение, когда преторианцы не только убили всех, кого хотели, но и заставили императора приказать сенату выразить им благодарность за это деяние. На эту жертву ему скрепя сердце пришлось пойти.

Нерва понял, что он не в состоянии самостоятельно справиться с армией и что его смерть повлечет за собой серьезные беспорядки. К тому же у него не было детей, на которых можно было бы положиться так же, как Веспасиан полагался на Тита. Поэтому он стал подыскивать способного и преданного полководца, которому можно было бы доверить управление Империей, усыновив его и объявив своим наследником по примеру Тиберия, и его выбор, на редкость мудрый, пал на Марка Ульпия Траяна. Этот человек родился в 53 г. в Испании и таким образом стал первым императором, который хотя и был по происхождению итальянцем, но появился на свет за пределами метрополии. Солдат и сын солдата, Траян всю свою жизнь провел в военном лагере и отличился как умелый и способный полководец. Через три месяца после официального усыновления Траяна Нерва умер, пробыв императором всего лишь полтора года, и его наследник благополучно унаследовал титул.

Траян собирался последовать примеру бывшего императора и так же, как он, поклялся не прикасаться к сенаторам и выбрать себе наследника путем усыновления. Таким образом, с Нервы началась династия императоров, самостоятельно и заранее выбиравших себе преемников. Иногда, по имени последнего из них, ее ещё называют династией Антонинов.

Серебряный век

С наступлением эры процветания, мира и безопасности, связанной с началом правления Нервы, римские аристократы, по всей видимости, вздохнули с облегчением, а римские историки принялись за книги, в которых описывали самыми чёрными красками всех прежних императоров, противопоставляя их добрым, уважительно относящимся к сенату правителям нового времени. Таким образом они, видимо, пытались доступным способом отомстить своим обидчикам. При этом писатели достигли своей цели в гораздо большей мере, нежели могли предполагать: некоторые из исторических трудов того времени сохранились до наших дней и навечно очернили имена первых императоров в глазах потомков. Как бы плохи они ни были на самом деле, но в описаниях историков сенаторской партии (и, как следствие, в общем мнении) стали ещё ужаснее, чем были или могли быть. Сейчас совершенно невозможно проверить описываемые ими факты, так как все, чем мы располагаем, — это труды пристрастных свидетелей, возможно всего лишь пересказывавших слухи или движимых собственными амбициями. Таким образом, вряд ли когда-нибудь удастся получить точные портреты императоров, стоявших у колыбели державы.

Самым крупным из историков того времени был Корнелий Тацит, сын полководца Агриколы, который установил владычество Рима в Британии и затем был отозван по приказу Домициана. Под владычеством Флавия он вполне преуспевал, но в последние годы правления Домициана его жизнь стала довольно беспокойной, да и судьба отца не давала ему поводов любить императора. Тацит написал историю Рима начиная со смерти Августа и заканчивая смертью Домициана и при этом строго придерживался точки зрения сенаторского республиканизма, он не нашел ничего хорошего ни в одном из императоров указанного периода. В особенности Тацит не любил Тиберия, вероятнее всего, по причине определённого сходства между ним и Домицианом.

Кроме того, он написал биографию Агриколы, книгу чрезвычайно ценную для нас, так как в ней описывались нравы и обычаи бриттов того времени. Между 89-м и 93 гг. Тацит отсутствовал в Риме. По всей вероятности, он провел это время в Германии и затем написал о ней книгу, которая в нынешний момент является единственным источником сведений о положении в стране в период ранней Империи. Можно только удивляться точности, с которой написана эта книга, несмотря на явные попытки автора противопоставить простую и суровую жизнь германцев декадентской роскоши римской жизни и таким образом преподать урок своим согражданам. Вероятно, с этой целью он местами кое-что приукрасил, а местами чересчур сгустил краски для того, чтобы подчеркнуть силу примера.

Младшим коллегой Тацита был Гай Светоний Транквилл, родившийся в 70 г. на побережье Африки. Его прославила книга «Жизнь двенадцати цезарей» — сборник сплетен о жизни Юлия Цезаря и первых одиннадцати императоров, начиная с Августа и заканчивая Домицианом. Светоний явно любил повторять скандальные истории и включил в свои книги много такого, что было опровергнуто современными историками как явные измышления, однако простой слог и шокирующие разоблачения сделали его книгу популярной даже и в наши дни.

Самым известным из историков неримского происхождения в то время был еврей по имени Иосиф (в латинском варианте Иосиф Флавий). Этот человек, родившийся в 37 г., не только хорошо знал религию и историю своего народа, но и имел достаточно широкие взгляды для того, чтобы дополнительно получить римское образование. Таким образом он смог действовать в обоих лагерях: в 64 г. Иосиф приехал в Рим, чтобы попытаться добиться более сдержанного и терпимого отношения к иудеям, а среди своего народа он проповедовал миролюбие и снисходительность по отношению к завоевателям, по возможности сдерживая амбиции наиболее ярых националистов.

Как бы то ни было, но Иосифу не удалось удержать своих соотечественников от попытки сбросить с себя власть Рима, и, когда разразилась Иудейская война, ему пришлось встать во главе восставших. Флавий мужественно сражался и довольно долго сопротивлялся превосходящим силам противника, но, когда все-таки пришлось сдаться, он не стал совершать самоубийства, как сделали более отчаянные иудеи. Напротив, он смирился с неизбежностью и последнюю четверть столетия прожил в Риме в качестве полноправного гражданина, сначала под покровительством Веспасиана, а затем Тита, и умер там же в 95 г. Несмотря на все превратности судьбы, Иосиф не забыл о своих несчастных соотечественниках. Он описал историю восстания и озаглавил ее «Иудейская война». Книга вышла в свет к концу правления Веспасиана. Кроме того, он написал свою автобиографию, в которой пытался опровергнуть обвинения в предательстве восставших, и ещё одну книгу, где разоблачал клевету на иудейскую веру, распространявшуюся антисемитами, которые приобрели большое влияние после восстания. Его шедевром стала книга «Иудейские древности», в которой пересказывалась история этого народа до начала восстания. Книга включала в себя пересказ Библии и параграф, в котором упоминается Иисус из Назарета. Это единственное свидетельство о существовании такой личности в литературе того времени, хотя большинство ученых считает этот раздел позднейшей вставкой какого-то ревностного христианина, которого обеспокоило отсутствие упоминания об Иисусе в трудах об Иудее времен Тиберия такого крупного историка.

В период правления Флавия сложился новый стиль литературы, который, однако, специалисты ставят ниже римской школы августовских времен и потому называют серебряным веком.

При Флавии появилось три выдающихся сатирика, писавших исключительно на злобу дня и таким образом вносивших свою лепту в исправления отечественной морали. Это были Авл Персий Флакк, Марк Валерий Марциал и Децим Юний Ювенал.

Персий начал писать первым. Собственно говоря, это произошло ещё до начала правления Флавия, поскольку он был известен ещё при Клавдии Нероне и умер, не достигнув тридцати лет. Без сомнения, если бы писатель прожил больше, то достиг бы величайшей славы, сделав мишенью своей сатиры литературные вкусы современного ему Рима, которые считал лучшим показателем падения общественной морали.

Марциал родился в Испании в 43 г., при Нероне переехал в Рим и прожил там до конца своих дней, то есть до 104 г. Известность Марциалу принесли короткие эпиграммы из двух-четырёх строчек, причем некоторые из них разили исключительно метко. За всю свою жизнь писатель создал 1500 эпиграмм, собранных в четыре книги, и в них высмеял все, что только казалось ему плохим или бесстыдным. Легко себе представить, что в то время его стихи были у всех на устах, а высмеянная им жертва ещё много лет после этого чувствовала себя неуютно.

Марциал не только был чрезвычайно популярен в свое время, ему покровительствовал Тит, а затем Домициан, отчасти потому, что его остроумие было искренним и неподдельным, а отчасти потому, что он позволял себя писать вирши, которые в наше время окрестили бы «грязными шуточками». В качестве примера можно привести следующую эпиграмму:

Это можно перевести так: «Я не люблю тебя, Сабидий; сам не знаю почему; но это я могу сказать тебе точно: я не люблю тебя, Сабидий».

В наше время эти стихи наиболее известны в вольном переводе Томаса Брауна, студента Оксфорда, обращенном к его декану по имени Джон Фелл:

Возможно, что Ювенала стоит считать наиболее талантливым и наиболее едким из всех сатириков серебряного века. Ему недоставало легкости и юмора, но это потому, что пороки общества не вызывали в писателе ничего, кроме яростного возмущения и отвращения. В равной мере порицая власть одного человека и власть толпы, Ювенал относился с омерзением к показной роскоши, находил практически все стороны римской жизни отвратительными. Именно ему принадлежит классическая фраза о том, что граждане Вечного города жаждут только «panem et circenses» (хлеба и зрелищ). Тем не менее, все это не означает, что Рим под владычеством императоров был хуже любого другого города в любой период мировой истории. Без сомнения, если бы Ювенал жил в наши дни, он писал бы настолько же горькие и справедливые сатиры о Нью-Йорке, Париже, Лондоне или Москве. Не стоит забывать о том, что неправильности и уродства окружающего мира заметить легче всего, но даже в самые худшие времена вокруг можно найти много доброго, хорошего и достойного, что проходит мимо нашего внимания и о чем не написано ни строчки. К сожалению, людям свойственно обращать больше внимания на плохое, чем на хорошее.

Приверженцем раннего стиля был поэт Марк Анней Лукиан, родившийся в 39 г. в Кордове (Испания). Он был племянником Сенеки, воспитателя Нерона. Лукиану принесла известность эпическая поэма о войне между Помпеем и Юлием Цезарем, единственная его работа, которая сохранилась до наших дней. Он был одним из близких друзей Нерона, но эта дружба стала для него столь же роковой, как и для его дяди. Император позавидовал всеобщему признанию, которое снискали поэмы Лукиана, и запретил ему выступать на публике. Поэт не смог этого перенести и примкнул к заговору с целью убийства Нерона, был схвачен, когда этот заговор раскрыли, и принужден к самоубийству, несмотря на то что он предал своих соратников и дал показания против них.

Ещё одним представителем «испанской школы», процветавшей в Риме при Флавии и включавшей в себя таких знаменитостей, как Сенека, Марциал и Лукиан, был Марк Фабий Квинтилиан, родившийся в Испании в 35 г. Он служил вместе с Гальбой и оказался в Риме в то время, когда пожилой военачальник ненадолго стал императором. В метрополии Квинтилиан прославился как один из лучших учителей ораторского искусства и риторики. Он первым среди преподавателей извлек пользу из интереса императора к образованию, получив от Веспасиана государственную стипендию. Квинтилиан был большим почитателем Цицерона и всячески старался избавить стиль тогдашней литературы от излишней вычурности, отличавшей ее от простоты и ясности римской словесности раннего периода.

Рим никогда не славился своими учеными; это была привилегия греков. Однако в первые сто лет со времени основания Империи появилось несколько людей, которые достойны упоминания в любой книге по истории науки.

Скорее всего, самым выдающимся среди них был Гай Плиний Секунд, уроженец местечка, называвшемся по-латыни Novum Comum (современное Комо). Во времена Клавдия он командовал войсками в Германии, но только после прихода к власти Веспасиана (с которым Плиний дружил) он смог полностью проявить свои способности. В это время ученый стал управителем Галлии и Испании. Плиний был человеком широкой эрудиции и удивительной любознательности, в любой свободный момент он писал. Главной его работой стала тридцатисемитомная «Естественная история», опубликованная в 77 г. и посвященная наследнику престола Титу. Это произведение не было оригинальным трудом, это результат кропотливого исследования двух тысяч книг, написанных почти пятьюстами древних ученых. При этом Плиний не отдавал предпочтения никому и, к сожалению, часто включал в свой труд неожиданные и интересные факты в ущерб более правдоподобным и содержательным.

Часть этой работы касалась астрономии и географии, но в наибольшей степени «Естественная история» была посвящена зоологии, и здесь писатель подробно, многословно описывал единорогов, русалок, летающих лошадей, людей безо рта или с непропорционально большими ногами и т. д. Книга, с которой было сделано множество копий, сохранилась благодаря своей занимательности, в то время как множество строгого фактического материала исчезло без следа. В Средневековье и немного позже эту книгу ценили и в большинстве своем принимали на веру все, что в ней описывалось.

Гибель Плиния была одновременно драматичной и трагической. Во времена Тита он командовал флотом, стоявшим в Неаполе, и с одного из своих кораблей увидел извержение Везувия. Пожелав рассмотреть эту картину поближе и, несомненно, впоследствии все подробно описать, Плиний сошел на берег, но замешкался с возвращением и был погребён под слоем пепла и лавы. Его тело впоследствии было найдено.

Ещё одним ученым, работы которого сохранились до наших дней, был Авл Корнелий Цельс, живший во времена правления императора Тиберия. Для своих читателей он собрал воедино некоторые крохи греческой науки; книги о греческой медицине были неизвестны в Новое время, и Цельс получил незаслуженное признание как величайший врач.

В правление Калигулы Помпоний Мела (еще один испанский ученый того времени) написал небольшую популярную книжку по географии, взяв за основу работы греческих астрономов и тщательно исключив цифры, делавшие их слишком сложными для восприятия. В свое время она была очень популярна и сохранилась до Средних веков. На тот период времени это было все, что осталось от греческих познаний в географии.

Безусловным вкладом в развитие инженерного дела, способностью к которому римляне всегда отличались, стали работы Марка Витрувия Поллиона, жившего при Августе. Он опубликовал фундаментальный труд по архитектуре и тем подтвердил славу граждан Империи как величайших инженеров мира. Книга, посвященная императору, надолго осталась одной из классических работ в своей области.

Аналогичные труды в области других прикладных наук создал Секст Юлий Фронтин, родившийся около 30 г. При Веспасиане он был наместником Британии и написал книги по освоению земель и военной науке, которые не сохранились до наших дней. В 97 г. император Нерва сделал его смотрителем водоснабжения в Риме, и результатом этого назначения стала книга в двух томах, описывающая акведуки. Вероятно, это самая информативная работа по римской инженерии, которая дошла до нас. Фронтин был очень горд достижениями своих соотечественников и скептически сравнивал их со зрелищными, но бесполезными сооружениями египтян и греков.

Закатившаяся звезда греческой науки ещё сияла над горизонтом в ранний имперский период. Один из греческих врачей, Диоскорид, служил в армии Нерона и там изучал способы приготовления растительных лекарств. В этой связи Диоскорид написал пять книг, составивших единую систему фармакопеи и сохранившихся до Средних веков.

Приблизительно в то же время в Александрии жил некий Геро (или Герон), возможно, самый гениальный инженер и изобретатель древности. Наиболее известно одно из его изобретений: полая сфера с гнутыми ручками, в которую наливалась и кипятилась вода, причем пар, выходивший под давлением из этих ручек, заставлял сферу кружиться (примерно тот же принцип положен в основу большинства современных машин для поливки газонов). В сущности, это очень примитивный паровой двигатель, и если бы общество того времени больше интересовалось наукой, вполне вероятно, что это изобретение привело бы к промышленной революции, которая произошла только семнадцать столетий спустя. Кроме того, Герон изучал механику и воздушные потоки и написал по этому поводу несколько работ, далеко опередивших свое время.

Как бы то ни было, но литература и наука, которые цвели пышным цветом в неверные времена таких тиранов, как Калигула, Нерон и Домициан, постепенно умерла во времена мягких, просвещенных правителей, наследовавших Нерве. В дальнейшем развитие литературы и науки постепенно затухало и наконец в период смутных времен, предшествовавших распаду Империи, замерло совсем, и на долгое время.

Траян

Тот факт, что провинциал, подобный Траяну, смог стать популярным императором, говорит о том, что Римская империя стала чем-то большим, чем та метрополия с централизованным управлением из Италии, о котором мечтал Август. Скорее здесь воплотились великие планы Юлия Цезаря, которой хотел создать свою империю на основе сотрудничества между всеми провинциями и позволить им участвовать в управлении страной.

Когда Нерва умер, Траян проводил инспекцию района на пересечении Дуная и Рейна, недавно укрепленного Домицианом, и вернулся не раньше, чем полностью убедился в том, что это пересечение хорошо прикрыто от вторжений. То, что его отсутствие не вызвало никаких беспорядков, означает, что все население огромной страны с радостью приветствовало спокойствие, царившее при Нерве, и хотело только одного: чтобы так продолжалось и дальше.

В 99 г., когда Траян вернулся в Рим, ему устроили триумф, а твердый характер быстро позволил ему полностью подчинить себе преторианскую гвардию.

Новый император произвёл некоторые изменения в международной политике Рима. Со времён победы над Варом в Германии имперские войска занимали исключительно оборонительную позицию и расширяли свою территорию только за счёт поглощения сопредельных государств или таких уединенных уголков, как Британия и граница Рейна — Дуная, не принимая серьезных решений, способных задеть могущественных соседей. Траян начал действовать другим путем. По его мнению, Риму для развития не хватало сильных врагов, и самым серьезным показателем этого являлась дань, с помощью которой Домициану удавалось покупать мир с даками. Император решил положить конец этой позорной практике и в жестоком бою доказать военное превосходство Рима над своими соседями. С этой целью Траян практически тут же после своего возвращения в Рим начал готовиться к тому, чтобы свести счеты с даками. Прежде всего он прекратил выплату дани, а когда Децебал (который был всё ещё жив и по-прежнему правил страной) ответил серией рейдов в глубь имперской территории, он в 101 г. двинул свои войска в восточном направлении. Два года спустя Децебал был полностью разбит и заключил мир с римлянами. Вдобавок ко всему ему пришлось разрешить им строить гарнизоны на своей территории. Новое положение дел было не менее унизительно для Децебала, чем выплата дани — для Рима, вдобавок враги даже не попытались сделать хоть что-то, чтобы позволить ему сохранить лицо. Именно поэтому в 105 г. он снова начал войну и снова потерпел поражение, настолько сокрушительное, что в припадке отчаяния совершил самоубийство.

В этот раз Траян не стал ограничиваться полумерами. В 107 г. он аннексировал Дакию и сделал ее римской провинцией, а затем принялся активно поощрять создание новых колоний и городов на территории бывшей Дакии, так что она очень быстро романизировалась. Прибрежные районы к северу от Чёрного моря и к востоку от Дакии не попали под владычество Траяна, но там уже давно стояли греческие города, над которыми нетрудно было установить протекторат, а это значило, что каждый дюйм земли на побережье Средиземного моря теперь принадлежал Империи. Ни до ни после Рима в человеческой истории не было момента, когда все эти территории находились бы под властью одного человека.

В Дакии всегда было неспокойно. К северу и востоку за ее пределами жили варварские племена, а границы страны не защищали никакие естественные рубежи, так что она постоянно подвергалась нападениям. В течение тех полутора столетий, что Дакия принадлежала Римской империи, в нее постоянно приходилось вкладывать больше, чем она стоила, хотя эта страна была очень ценной в качестве буфера для богатых провинций к югу от Дуная.

Как ни странно, но следы романизации видны в Дакии гораздо лучше, чем в провинциях, которые принадлежали Империи дольше. Теперь территория Дакии принадлежит Румынии, хотя более правильным было бы называть эту страну Романией, поскольку само название её происходит от Рима, а современные ее обитатели считают себя потомками колонистов, переселившихся туда во время правления Траяна. Нужно отметить, что язык румын родственен латинскому и считается одним из романских наравне с французским, итальянским, испанским и португальским. Он практически не изменился в течение столетий, хотя страну окружал океан людей, говорящих на языках славянской группы.

В честь победы над даками Траян воздвиг на римском форуме грандиозную колонну в 110 футов высотой, которая стоит на том же месте и в наши дни. Она покрыта спиральными барельефами, отражающими историю дакской кампании и состоящими из 2500 фигур, объединенных во множество сцен — от приготовлений к войне или захвата пленных и до триумфального возвращения императора в Рим.

На родине Траян следовал примеру Нервы, и в Риме царили патернализм и милосердие. Император даже продолжал покровительствовать бедным детям, правда, не только из одного гуманизма. Уровень рождаемости в Империи продолжал падать, и возникала вполне реальная опасность, что впоследствии государству будет не хватать солдат для поддержания порядка. Траян надеялся с помощью пособий бедным семьям, имеющим детей, избежать этой угрозы.^[4]

Естественно, необходимо помнить, что во времена Римской империи средний уровень смертности был намного выше, чем в наши времена, и вдобавок люди жили меньше. Таким образом, для Рима падение рождаемости было гораздо большей угрозой, чем теперь для нас, так что использовать термин «самоубийство нации» и сравнивать нынешнее положение вещей с ситуацией в Римской империи того времени значит полностью игнорировать важную разницу в положении дел теперь и тогда.

Отсутствие Траяна в столице, позволившее снова восстановить поблекшую было славу римского оружия, имело свои недостатки: оно привело к тому, что представители власти в провинциях, лишившись постоянного надзора, снова начали проявлять склонность к коррупции. Города, в особенности восточные, демонстрировали непрерывно снижающуюся способность заниматься собственными финансовыми делами, а вмешательство не только в процесс сбора налогов, но и в строительство дорог и другие общественные работы со стороны высшей власти привело к тому, что наместники на местах все больше и больше полагались на помощь метрополии. Например, в 111 г. Траяну пришлось сделать Плиния Младшего (племянникатого Плиния, который трагически погиб при извержении Везувия и которого иногда называют Плинием Старшим) наместником Вифинии и дать ему задание реорганизовать провинцию, чтобы выправить ее финансовое положение.

Плиний Младший дружил со многими светилами литературного мира того времени, к примеру с Марциалом и Тацитом, и сам пробовал взять в руки перо. Наибольшую известность принесли ему письма, которые он писал явно с целью дальнейшей публикации. Одно из них имеет наибольшее значение для современных историков: это письмо, которое Плиний отправил Траяну из Вифинии. В нем говорилось, что, судя по всему, христиан наказывают только за то, что они исповедуют эту религию, и автору казалось, что если удастся уговорить некоторых сменить вероисповедание, то затем их можно было бы простить и оставить в покое. Кроме того, Плиний отказывался осуждать людей на основе анонимных доносов. Он обращал внимание на то, что христиане ведут себя не как разбойники, а, напротив, следуют правилам высокой морали. Плиний указывал, что христианская религия быстро распространяется в пределах Римской империи и, возможно, этот процесс можно было бы приостановить, если отменить излишние строгости.

Траян быстро ответил на письмо и в своем послании одобрил действия наместника Вифинии, позволив тому не реагировать на анонимные доносы и, более того, отменив розыск христиан. Он сообщил, что законно попавших под суд и законно осужденных христиан нужно будет наказывать в соответствии с нужными статьями, но Плинию не стоит отвлекаться от своих дел для того, чтобы разыскивать их (без сомнения, на современном языке мы назвали бы Плиния и Траяна людьми веротерпимыми). Это утверждение автора довольно спорно. Действительно, Плиний в этом письме отказывается осуждать христиан на основании анонимных доносов, но в том случае, если будет доказано, что человек — христианин и отказывается отречься от своей веры, он должен быть казнён.

Плиний Младший умер вскоре после того, как написал это письмо, и, вероятнее всего, до самой смерти исполнял обязанности наместника Вифинии.

Период мира, начавшийся после дакской кампании, не продлился долго, и вскоре начались трудности на Востоке. Даки попросили помощи у персов, старых врагов Рима, и Траян не забыл об этом. Кроме того, Армения всё ещё оставалась спорной территорией, разделявшей владения обеих громадных империй. Последнее серьезное столкновение по этому поводу произошло во время правления Нерона, и с тех пор ситуация в Армении оставалась более или менее стабильной.

В 113 г. парфянский царь Хозрой посадил на трон Армении свою марионетку и таким образом прекратил перемирие, длившееся пятьдесят лет. С его стороны это было большой глупостью, поскольку Парфию ослабили гражданские войны между претендентами на престол, периодически вспыхивавшие в течение десятилетий, в то время как Рим переживал период расцвета. Фактически в течение последних двадцати лет римские воины постепенно просачивались в восточном направлении к границам Аравии. В 105 г. торговый город Петра, к юго-востоку от Иудеи, и Синайский полуостров, находившийся между Египтом и Иудеей, стали частью Империи и составили провинцию Аравия. Таким образом, позиции Рима на востоке упрочились, и он получил возможность легко вести войну с Парфией.

Должно быть, Хозрой понял свою ошибку, поскольку он вскоре попытался успокоить Траяна, однако безуспешно, поскольку император уже принял решение. В 114 г. он вместе со своими солдатами отправился в восточном направлении, практически без боя захватил Армению и сделал её римской провинцией, а затем двинулся на юго-восток, подошел к столице Парфии Ктесифону, взял его, пересёк Месопотамию и остановился на берегу Персидского залива. Это был самый дальний поход на Восток, который когда-либо удавался римлянам. По свидетельству историков, шестидесятилетний Траян посмотрел с берега залива в направлении Персии и Индии, где когда-то, четыре с половиной столетия назад, Александр Великий одержал потрясающие победы, и печально заметил: «Если бы только я был моложе…» Кто знает, какой величины достигла бы территория Империи, если бы великий римский завоеватель действительно был моложе. Даже в таком почтенном возрасте он сумел расширить ее границы до непревзойденных пределов, а если бы так продолжалось и дальше, то результаты могли бы оказаться просто невероятными.

К тому времени Римская империя достигла величайшего расцвета за всю свою историю. В 116 г. (869 г. AUC) Траян превратил в римские провинции Ассирию и Месопотамию и провел восточную границу Империи по берегу реки Тигр. Земли, принадлежащие государству, были связаны между собой 180 тысячами миль дорог и составляли примерно три с половиной миллиона миль площади, то есть, грубо говоря, равнялись территории современных Соединённых Штатов Америки. Населения, по всей вероятности, было около 100 миллионов человек, причем миллион из них жил в самом Риме. Даже по нашим меркам Империя была большим государством. Неудивительно, что она произвела на современников настолько поразительное впечатление, что катастрофы, наконец погубившие державу, не смогли стереть память о ней в веках.

Так получилось, что парфян было куда проще разбить, чем удержать в покорности. Почти сразу же они возобновили военные действия, и Траяну, получившему сведения о возникших беспорядках, пришлось отступить с самых дальних рубежей, которые ему удалось захватить. В 117 г. он умер по дороге в Рим где-то на юге Малой Азии.

Адриан

Примерно к 106 г. Траян принял окончательное решение по поводу своего преемника: им стал Публий Элий Адриан, сын его двоюродной сестры. Он верно и успешно служил государству во время дакской кампании, а впоследствии женился на внучатой племяннице императора, поэтому его права не оспаривались, а когда после смерти Траяна Адриан взошёл на трон Римской империи, он добился расположения солдат, раздав им большое количество денег. Характерной чертой нового правителя можно назвать то, что он отказался от римского обычая начисто бриться, принятого три столетия назад, и стал первым императором Рима, носившим бороду. До сих пор это относилось исключительно к восточным владыкам.

Империя, которой он правил, была менее сильной и великой, чем это могло показаться с первого взгляда. Завоевания Траяна, вне зависимости от того, насколько они тешили гордость римских патриотов, подорвали экономику страны и во многих регионах вызвали сильный упадок. Если бы в этой ситуации Адриан попытался сохранить Империю в границах, обозначенных его предшественником, то столкнулся бы с проблемой снабжения огромной армии в течение долгой войны на Востоке и, соответственно, с дальнейшим упадком благосостояния внутри страны, экономика которой и без того оставляла желать лучшего. Адриан решил не рисковать своим новообретённым положением и не пытался соперничать со своим предшественником. Если бы он попробовал расширить свои владения или стал распылять свои силы, стараясь сберечь новые земли, то мог бы столкнуться с противодействием населения страны, которое в условиях общего спада экономики вынуждено было бы кормить и снаряжать войска.

Если Траян пытался играть роль нового Юлия Цезаря, то его наследник стремился быть похожим на Августа. Он снизил притязания Рима, отказался от только что завоёванных территорий и установил твёрдые и хорошо защищённые границы, в которых Империя могла бы процветать, и за эти пределы он не собирался посылать войска. С этой целью император решил отказаться от всех провинций, присоединенных Траяном, и в результате после нескольких лет, в течение которых Империя распространилась шире, чем когда бы то ни было, начался долгий, медленный откат назад, который продолжался в течение тринадцати столетий и не остановился до тех пор, пока не пал последний из городов. Благодаря Траяну римская держава побывала в зените своей славы, но удержать ее было невозможно: этому мешала и экономическая ситуация в стране, и политическая — за ее пределами. Вечный соперник Рима, Парфия, ждала только подходящего момента, чтобы нанести ответный удар и вернуть себе утраченные земли. Пытаться сохранить их с помощью силы в такой ситуации было бы равносильно самоубийству, поэтому Адриан предпочел решить проблему мирным путем. Весь район Месопотамии был возвращен Парфии, и восточная граница была установлена в верхнем течении Евфрата, которую было гораздо проще защищать, чем границу по Тигру. Истощённая недавней войной Парфия ни в коем случае не стала бы оспаривать эти границы, тем более что ее национальная гордость уже была восстановлена.

Что касается Армении, то император снова сделал её зависимым государством и удовлетворился этим, не предпринимая попыток сделать ее провинцией. Все эти перемены означали сокращение территории Римской империи к Востоку на пятьсот миль и конец недолгого пребывания ее власти на побережье Каспийского моря и Персидского залива, но, в сущности, все это только пошло ей на пользу. Избыток территории в любом случае невозможно было бы защищать, к тому же разоренные войной земли вряд ли могли принести какой бы то ни было доход. Напротив, пришлось бы вложить дополнительные средства в восстановление хозяйства и распространение римской культуры, создать новые административные посты и гарнизоны для поддержания порядка и подавления возможных бунтов, содержать многочисленные войска на границах и т. д.

У Адриана были в тот момент гораздо более насущные проблемы. Он вынужден был противостоять набегам варваров в Дакии. Хотя император крайне неохотно вступил в эту войну, но позволить противнику захватить страну, в которой уже поселились римские колонисты, было невозможно, как бы ни хотелось императору позабыть и об этом достижении Траяна. Советники и, вероятно, собственные чувства быстро заставили его передумать. Из положения было только два выхода: либо дать варварам такой урок, чтобы они надолго раздумали пересекать границы провинции, либо оставить римских граждан без защиты на территории, постоянно разграбляемой врагами. Давая разрешение селиться на новой территории, государство и его правитель ручались за безопасность этого мероприятия, и не обеспечить её значило потерять лицо.

Адриан продолжал и расширил благотворительные мероприятия, начатые Нервой и Траяном. Он даже издал законы, предписывавшие более справедливое обращение с рабами, которых к тому времени в самом Риме насчитывалось почти 400 тысяч, хотя это количество постепенно снижалось. Кроме того, он поощрял создание бесплатных школ для бедных. В отношении сената тоже все осталось по-прежнему: император относился к нему с уважением и, когда несколько заговорщиков были убиты преторианской гвардией, сделал все, чтобы очиститься от подозрения, что это было сделано по его наущению. С помощью реорганизации системы сбора налогов Адриану удалось увеличить доход Империи и в то же время снизить бремя отдельных налогоплательщиков. Кроме того, он перестроил Пантеон, пострадавший при пожаре, и сделал его ещё более величественным, чем когда-либо.

Несмотря на все усилия, предпринимаемые в этом направлении, экономика Римской империи находилась не в лучшем состоянии, в особенности это относилось к сельскому хозяйству. Когда Август установил принципат и положил конец столетним завоеваниям, он тем самым уничтожил приток множества дешевых рабов из покоренных стран. Их заменили свободные арендаторы, которые передвигались из конца в конец Империи в поисках более выгодных условий работы, поскольку сами уже не являлись ничьей собственностью и не были обязаны работать в каком-то определенном месте. На фоне общего снижения рождаемости все больше возрастал процент солдат и городских жителей, не участвующих в процессе производства продуктов питания, так что становилось все труднее найти сельскохозяйственных рабочих, а плата на их услуги взлетела до заоблачных высот (или, по крайней мере, так казалось землевладельцам). Таким образом, постепенно возникала необходимость в законах, регулирующих перемещения таких рабочих, препятствующих им уходить со своих рабочих мест и привязывающих к конкретному участку земли. При Адриане начали появляться робкие зачатки законов, которые затем, во времена Средневековья, превратились в крепостное право. Экономическое положение тогдашнего общества требовало участия бесплатной рабочей силы, вне зависимости от того, назывались ли такие люди рабами или нет. Должно было пройти ещё много лет, прежде чем наемные рабочие станут силой, с которой в любом случае приходилось считаться.

Хотя Адриан и относился с уважением к сенату, престиж его постепенно падал. Уже не могло быть и речи о том, чтобы сенаторы участвовали в создании законов; таковыми считались только эдикты императора. Конечно же такой мудрый человек, как Адриан, не издавал эдиктов по одному капризу, в каждом отдельном случае он собирал нескольких известных юристов и обсуждал с ними проект нового закона.

Император был большим интеллектуалом, любителем антиквариата и интересовался процветанием всей Империи, не только одной Италии. Однако большую часть своего правления, продлившегося двадцать один год, он провел в праздных путешествиях по провинциям, позволяя жителям лицезреть себя и сам наблюдая за их жизнью. В 121 г. он отправился на север и запад Империи, проехал через Галлию и Германию и затем отправился в Британию. К тому времени она была в той или иной степени римской уже в течение восьмидесяти лет, но северные нагорья, населенные дикими пиктами, продолжали оставаться за пределами досягаемости. В этом случае Адриан жаждал развязывать войну не больше, чем в любом другом месте, и потому он приказал построить в самом узком месте острова стену (её назвали Адриановым валом). Она находилась приблизительно там, где теперь проходит граница между Англией и Шотландией. Римляне засели к югу от этой стены, которую легко было защищать от неорганизованных нашествий диких племен, и в течение следующих трех столетий римская Британия жила в относительном мире и процветании.

Адриан посетил Испанию и Африку, а затем отправился на Восток. К тому времени отношения с Парфией снова испортились, но император предпринял беспрецедентный шаг, проведя нечто вроде современного саммита с парфянским царем, в ходе которого удалось уладить все разногласия. После этого он смог наконец посетить Грецию, куда стремился всю свою жизнь.

К началу правления Адриана со времен расцвета греческой культуры прошло пять с половиной столетий. Афины времён Перикла были так же далеко, как от нас Флоренция в период Ренессанса. Однако образованные люди понимали, насколько необыкновенным явлением в истории человечества было время расцвета Афин, и Адриан осознавал это более, чем кто бы то ни было. В 125 г. (878 г. AUC), во время посещения Афин, император сделал для города все, что только мог. Он пошел на множество экономических и политических уступок, восстановил старые здания и построил новые и всячески пытался возродить былую славу города. При этом он даже принял участие в Элевсинских мистериях, в чём было когда-то отказано Нерону.

Адриан основал новые города, самым важным из которых был построенный во Фракии Адрианополис (город Адриана). По-английски этот город называется Адрианополь, а в наше время он является частью Турции и носит название Эдирне.

В 129 г. император вернулся в Афины, чтоб провести там ещё больше времени, а затем снова отправился в Египет и на Восток. В разорённой, практически уничтоженной Иудее Адриан сделал серьёзную ошибку: он приказал перестроить разрушенный Иерусалим, сделав его римским городом, а на месте уничтоженного пятьдесят лет назад Храма построить святилище Юпитера. Оставшиеся в стране иудеи снова подняли восстание; святость Иерусалима была слишком дорога им, чтобы стерпеть подобное унижение.

Нужно заметить, что в любом случае ситуация в Иудее была неспокойной. Даже несмотря на то что во времена Нервы и Траяна к иудеям стали относиться заметно лучше, они не перестали мечтать о пришествии мессии и испытывать возмущение при мысли о разрушенном Храме. В то время, когда Траян сражался на Востоке, они подняли восстание в Кирене, к востоку от Египта, и таким образом вложили свою лепту в окончание победоносных завоеваний императора в этом направлении. Восстание было подавлено, но это только усилило скрытое возмущение, вырвавшееся наружу после того, как император приказал восстановить разрушенный Иерусалим.

Лидером повстанцев стал Бар-Кохба («сын звезды»), которого рабби Акиба, главный учитель иудейской веры, провозгласил мессией. Восстание было обречено на поражение; Акибу вскоре схватили и предали мучительной смерти, после чего в течение следующих трех лет все иудейские крепости пали, несмотря на беспримерный героизм защитников, а Бар-Кохбу схватили и в 135 г. (888 г. AUC) казнили.

Иудея была очищена от коренного населения; им было запрещено приближаться к Иерусалиму, и на две тысячи лет иудеи перестали существовать как нация. Начался долгий кошмар, столетие за столетием они везде были бесправным меньшинством, всеми ненавидимым и презираемым, преследуемым и убиваемым и, несмотря на это, каким-то образом ухитрившимся выжить и сохранить свою культуру и религию. Возможно, большой степени этому помогла та самая изоляция, на которую обрекла история народ иудеев. Не имея своей родины, они не могли надеяться на снисходительность или искать чьей-то помощи, поэтому замыкались в себе и жили закрытыми общинами, внутри которой древнее знание оставалось в неприкосновенности.

Адриана очень интересовала литература. Некоторое время его личным секретарем был Светоний. Кроме того, император покровительствовал Плутарху, великому греческому писателю того времени, и даже сделал его к концу жизни прокуратором Греции. Таким образом Адриан польстил грекам, возвысив их соотечественника. Плутарх был живым воплощением последних остатков греческой культуры. Под властью Империи страна оправилась от опустошения, вызванного раздорами между городами, последовавшими за вторжениями македонян и римлян, и гражданскими войнами, частично проходившими на ее территории. В результате всех этих событий ее население сильно сократилось и дух ослаб, но греки жили среди остатков давно минувшей славы, окруженные архитектурными и художественными шедеврами, чье величие уже померкло. Восхищение императора послужило стимулом для восстановления гордости обитателей Греции. Она воплотилась в трудах Плутарха, самым известным из которых является произведение под названием «Параллельные жизни», состоящее из биографий римлян и греков, в которых было много общего. Они образовывали пары, как, например, Ромул и Тезей, строитель Рима и строитель Афин в их классическом воплощении. Юлий Цезарь и Александр Великий составляли следующую пару, а затем шли Кориолан, предавший Рим, и Алкивиад, предавший Афины. Эта книга была настолько хорошо написана и содержала такие интересные истории о жизни героев, что она остается популярной и по сей день.

Другим писателем, процветавшим под покровительством Адриана, был Флавий Арриан. Он родился в Византии в 96 г., а в 131 г. император сделал его наместником Каппадокии. При нападении аланов, варварского племени, пришедшего из-за границ Армении, он стоял во главе римской армии, и это был первый раз, когда имперскими легионами командовал грек. Арриан написал несколько книг, из которых наиболее известной стала биография Александра Великого. Возможно, что материал для нее был взят из современных источников, включая биографию, написанную Птолемеем, другом и полководцем Александра, который после его смерти стал правителем Египта.

Адриан сам иногда пробовал свои силы в качестве писателя и любил соревноваться с профессионалами, хотя и не обладал болезненным тщеславием Нерона. Незадолго до смерти, предчувствуя ее, император написал небольшую оду своей душе. Она оказалась настолько хороша, что вошла во многие поэтические антологии и считается шедевром:

В переводе это звучит так: «Нежная, чувствительная душа, гость и товарищ моего тела, куда ты уходишь, бледная, холодная и нагая, безрадостная, как никогда прежде?»

Антонин Пий

У Адриана, как и у Нервы и Траяна, не было детей, но он ещё задолго до смерти позаботился о том, чтобы выбрать себе преемника. Судя по всему, первый кандидат на императорский престол был выбран не вполне удачно, но, к счастью, он умер раньше Адриана и таким образом дал ему возможность выбрать ещё раз.

Во второй раз все получилось хорошо: император сделал своим наследником Тита Аврелия Фульвия Ария Антонина, отлично показавшего себя на различных государственных должностях. Он был консулом в 120 г., а затем довольно долгое время занимал пост правителя провинции Азия. Поскольку к тому времени, когда на него пал выбор императора, Антонину было уже пятьдесят два года, пришлось тут же выбрать следующего наследника на случай его неожиданной смерти. Сразу два человека стали следующими претендентами на трои: племянник жены Антонина и ещё один молодой человек, подававший большие надежды.

Адриан умер в 138 г. (891 г. AUC), и Антонин без малейших затруднений занял его место. Вероятно, это был самый добрый и милосердный император за все время существования государства: он продолжал проводить политику патернализма и развил и упрочил все послабления, принятые для христиан, тем более что к тому времени разница между ними и иудеями была видна каждому язычнику-римлянину так же ясно, как и то, что последователи этих родственных религий относились друг к другу с исключительной враждебностью. Поскольку при Адриане иудеи подняли восстание против Рима, на христиан сразу же стали смотреть другими глазами согласно старой поговорке: «Враг моего врага — мой друг». К тому же сама философия христиан благоприятствовала снисходительности: в этом мире они проповедовали повиновение законному правителю, смирение и кротость. Учитывая, что эта религия уже широко распространилась по территории и Империи, но затронула практически только беднейшие слои населения, такое положение дел было на руку императору. В любом случае, ознакомившись с сущностью этого учения, нетрудно было понять, что государству от него не будет никакого вреда.

Последователи новой религии гораздо больше стремились увеличить свои ряды, чем это делали иудеи, и гораздо больше в этом преуспели. Быстрее всего христианство распространялось среди женщин, рабов и бедняков, которым нечего было ждать в этой жизни даже в те времена, когда в Империи царили мир и процветание. Для таких людей религия, которая была полностью обращена к посмертному существованию, а эту жизнь считала исключительно испытанием, призванным выбрать достойных настоящей жизни, была большим утешением.

В течение довольно долгого времени христианство распространялось исключительно среди горожан; сельское население, погруженное в повседневную жизнь и приверженное древним традициям, было полностью изолировано от притока новых идей. Фактически, английское слово «pagan», обозначающее «язычник», человек, не принадлежащий ни к христианам, ни к иудеям и исповедующий свою национальную религию, произошло от латинского слова, обозначающего «крестьянин», то есть живущий в деревне (pagus). Точно так же английское слово «heathen» (язычник) обозначает, по сути дела, того, кто живет в вересковой пустоши (heath), то есть в отдаленной загородной местности. Тем не менее, не стоит думать о христианстве как о религии, исповедуемой исключительно городским пролетариатом. В какой-то мере оно распространилось и среди образованной части населения; в христианство перешли даже некоторые философы. Примером может служить Юстин Мученик. Он родился около 100 г. в государстве, которое некогда называлось Иудеей. Несмотря на язычников-родителей и греческое обучение, он не смог удержаться от знакомства со священными книгами иудеев и историей смерти и воскрешения Христа. Юстин обратился в христианство, не отказавшись при этом от занятий философией, и использовал ее для того, чтобы доказывать истинность христианской религии, и таким образом стал ее верным апологетом (человек, который защищает определённый принцип). Он обменивался памфлетами с прославленными иудеями и открыл школу в Риме, где преподавал основы вероучения. Судя по всему, труды Юстина дошли до Адриана или Антонина и достаточно повлияли на них, чтобы склонить к терпимости по отношению к христианам, которую Антонин впоследствии начал проявлять ко всем иудеям, несмотря на последнее восстание. По всей вероятности, ему казалось, что не стоит проявлять излишнюю суровость к людям, которые и без того уже лишились родины и величайшей святыни своей религии — Храма в Иерусалиме.

Хотя Антонин был уже немолод, когда взошел на престол, он правил ещё в течение двадцати трех лет и умер в возрасте семидесяти четырех лет. Его правление было отмечено исключительным миролюбием и терпимостью. Духовно это было время полного расцвета Римской империи, но, тем не менее, оно почти не упоминается в истории из-за того, что слишком мало произошло запоминающихся событий (только такие события, как войны, эпидемии, вторжения и стихийные бедствия, способны дать красочный заголовок и наполнить исторические труды запоминающимся материалом). Конечно же нельзя сказать, что при Адриане жизнь была бурной и красочной, но для населения страны это было к лучшему. В истории Римской империи мало периодов, когда люди могли бы просто спокойно жить и радоваться этому: слишком воинственной она была изначально и слишком велики были ее притязания. Слабых соседей удавалось разбить и аннексировать их земли, оставались сильные, с которыми приходилось вести постоянную борьбу. В этой ситуации нельзя не отдать должное императору, который был достаточно мягким и разумным человеком, чтобы не вести опустошительных войн и при этом сохранить мир в стране и не вызвать упадка в экономике, а, напротив, заставить свое государство процветать.

Император не разделял любви своего предшественника к путешествиям: он обратил внимание, что, хотя это и сделало Адриана чрезвычайно популярным в провинциях, но неизменно опустошало местную казну. Вполне естественно, что император не мог въехать в город как простой смертный: его встречали пышными церемониями, устраивали в честь него многолюдные празднества, длившиеся по нескольку дней кряду, окружали развлечениями, но ведь все это стоило денег и шло за счет местного бюджета, далеко не всегда находившегося в лучшем состоянии и без дополнительной нагрузки. Более того, римляне были недовольны тем, что император долгое время отсутствует в метрополии и таким образом как бы отрицает значимость Италии для всего государства в целом. В ответ после смерти Адриана сенат всячески препятствовал тому, чтобы ему воздавали божественные почести, и Антонину потребовалось употребить все свое влияние, чтобы в конце концов добиться этого. Это было воспринято как проявление уважения и сыновних чувств к почившему императору и приемному отцу нынешнего. Таким образом, Антонин заслужил свое второе имя, Пий, то есть «благочестивый». Эта характерная черта многое говорит о личности правителя: мало кто в его положении проявил бы такую преданность и благодарность и пошел на открытое столкновение с государственным органом, к которому до того времени он проявлял подчеркнутое уважение. Республиканские добродетели были отнюдь не чужды Антонину, и если бы он не относился с таким глубоким почтением к своему предшественнику, то ни за что не стал бы принижать авторитет сената, заставляя его отказаться от однажды принятого решения. Тем не менее, в данном случае император настоял на своем мягко, но решительно.

Единственные неприятности на границе, которые были во время правления Антонина, произошли в Британии. Враждебные племена, жившие к северу от Адрианова вала, то и дело совершали набеги в южном направлении, но римский наместник сумел их сдержать. Для того чтобы заставить этих варваров отказаться от нападений, от устья реки Форт до устья Клайда построили второе укрепление, которое назвали стена Антонина, и она послужила очередным препятствием на пути диких племён.

Антонин скончался в 161 г. (914 г. AUC) так же мирно, как и жил. В последний день капитан дворцовой охраны явился к императору, чтобы получить пароль на текущий день. Тот ответил «Спокойствие» и умер.

Марк Аврелий

Из двух наследников, которых император выбрал себе по настоянию Адриана, права одного были подтверждены незадолго до его смерти. Это был Марк Элий Аврелий Антонин, пасынок Антонина. Другой, Луций Аврелий Вер, был отвергнут. Его посчитали недостойным доверия из-за легкомысленного характера и склонности к излишествам, однако Марк Аврелий, который всегда следовал принципам строгой морали, посчитал выбор императора достаточным поводом, чтобы предложить Луцию Веру разделить с ним права и обязанности главы Империи. Впервые в римской истории правили одновременно два императора, и таким образом был создан важный прецедент на будущее. В дальнейшем такая ситуация складывалась постоянно и в свое время была подтверждена законом, но случай с Аврелием и Вером можно считать началом традиции.

Откровенно говоря, соправитель императора ни капли не интересовался делами государства и предпочитал проводить свою жизнь в погоне за удовольствиями. Поэтому Марка Аврелия, взявшего на себя все тяготы управления страной, помнят, а его коллегу забыли. Далеко не во всех хронологических таблицах и даже исторических хрониках можно встретить имя Луция Вера; он оставил настолько незначительный след в истории, что проще всего о нем даже не вспоминать. В отличие от него пасынок Антонина оказался образцовым правителем. Пятьсот лет назад Платон сказал, что в мире не наступит равновесие до тех пор, пока владыки не сделаются философами или философы — владыками, и это утверждение воплотилось в жизнь благодаря Марку Аврелию, потому что он был могущественным правителем и одновременно философом, труды которого до сих пор не потеряли своей значимости. Новый император был по убеждениям стоиком. Под мягким правлением Антонинов эта философия приобрела большое уважение в народе. Философия стоиков отличалась простотой и ясностью, к тому же была близка всем, кто чтил древние римские традиции. Как бы то ни было, но ленью и роскошью нельзя по-настоящему наполнить свою жизнь, со временем они вызывают пресыщение, в то время как духовная пища не приедается никогда. Мирные времена способствовали размышлениям, а для тех, кто задумывался над смыслом жизни, уверенная и спокойная философия стоиков подходила как нельзя лучше.

Во времена Римской империи наиболее известным представителем стоицизма был Эпиктет, грек по происхождению, который родился в 60 г. и большую часть своей жизни прожил в рабстве. Он был слаб здоровьем и хром (возможно, что этому было виной жестокое обращение хозяина). Еще ребенком Эпиктета привезли в Рим, и там ему удавалось иногда посещать лекции стоиков, в результате чего он принял их учение, а когда освободился из рабства, сам стал преподавать стоицизм. Случилось так, что во времена правления Домициана он оказался среди тех философов, которым приказано было покинуть страну. В 89 г. Эпиктет уехал в Никополис, город, который Август основал после своей окончательной победы над Марком Антонием под Актием. Остаток своей жизни Эпиктет преподавал в Никополисе и создал свою школу. Он считается одним из классических философов периода древней истории.

Эпиктет не оставил нам ни одной книги, но одним из самых известных его учеников был Арриан (тот, что написал биографию Александра Великого), и он изложил взгляды своего учителя в двух книгах, однако до наших дней дошла только часть одной из них. Философия Эпиктета отличалась добротой и гуманизмом. «Живи и дай жить другим», «Выноси и терпи» — вот цитаты из его лекций, которые дошли до наших дней в переложении Арриана. Они настолько не потеряли своего значения за прошедшие века, что люди повторяют эти слова до сих пор, даже не представляя, насколько далеко по временной шкале отстоит от нас их автор. По всей вероятности, некоторые положения являются универсальными для жизни человеческого общества, и если даже их и можно отнести к определенному виду философии, то при всем желании трудно опровергнуть.

В юности Марка Аврелия привлекло учение стоиков, и он стал самым известным его последователем, поскольку был императором. Он верил не в счастье, а в спокойствие, ценил мудрость, справедливость, стойкость и сдержанность, не терялся ни перед одним из препятствий на пути к выполнению своего долга. В течение своей жизни, наполненной битвами, он записывал свои мысли в книжку, которая дошла до нас под названием «Размышления». Даже теперь ее ценят как записки человека, сумевшего остаться добрым в исключительно трудных условиях. Как видно на примере многих и многих людей, занимающих высокие посты, власть в состоянии испортить даже самую сильную личность. Удивительно, что в том положении, в котором он оказался, этот человек сумел остаться философом в самом высоком смысле этого слова и сохранить себя, в то же время принося огромную пользу своему народу.

Марку Аврелию не удалось прожить мирную жизнь, которую он вполне заслуживал, но в этом не было его вины. Если бы это зависело от воли императора, то в Империи на долгие века сохранилась ситуация, создавшаяся при жизни его предшественника. Отсутствие военных действий, мирный уклад жизни и постепенное развитие хозяйства на благо всех жителей державы более чем устраивало императора-философа: он не хотел расширять свою территорию за счёт владений соседей, и без того озлобленных постоянной агрессией Рима, не хотел наживать богатство грабежом. Его идеалами были мир и труд, заслуженное процветание страны под властью мягкого и заботливого правителя. К сожалению, на практике все произошло совершенно иначе. Всю свою жизнь Марк Аврелий вынужден был сражаться с разнообразными врагами, и, несмотря на попытки мирного урегулирования конфликтов, их все же приходилось разрешать силой оружия. Похоже на то, что исключительное спокойствие, воцарившееся в империи во время правления Антонина, закончилось с его смертью, и со всех сторон неприятели начали восставать против Рима.

На Востоке поднял голову давний противник, Парфия. Правитель этой страны снова сделал попытку посадить на армянский престол свою марионетку, а затем его войска вторглись в Сирию, после чего война стала уже неизбежной. Под командованием соправителя Марка Аврелия, Луция Вера, римские легионы спешно двинулись в восточном направлении.

Парфяне были побеждены, и римляне отомстили им, вторгшись в Месопотамию, где они сожгли дотла столицу государства, Ктесифон. К 166 г. был восстановлен мир, а тремя годами позже Луций Вер умер, оставив Марка Аврелия единственным правителем Рима.

Парфянскую войну можно было бы считать триумфом римского оружия, но так может показаться только на первый взгляд. Некоторые обстоятельства обратили эту победу в орудие, чуть не погубившее Римскую империю.

Человеческий улей, клубившийся в течение долгих столетий на Дальнем Востоке, в Китае и Индии, был прекрасным рассадником для различного рода заболеваний, таких, как холера и бубонная чума. В этих местах болезни носят эндемический характер, то есть всегда присутствуют в зачаточной форме, а стоит вирусу породить новый штамм повышенной вирулентности, как болезнь вспыхивает вновь и начинает распространяться во всех направлениях: её переносят путешественники, солдаты и просто напуганные люди, спасающиеся от эпидемии. В поисках безопасного места они покидают дома и отправляются в путь в надежде избежать угрозы, но смерть идет за ними по пятам, поражая не только беженцев, но и всех, с кем они соприкасаются. Таким образом, вместо того чтобы остаться в том регионе, где вспыхнула эпидемия, смертоносные бактерии распространяются по огромной площади. Каждый раз, как это происходит, «мор» переносится в западном направлении и расходится по Европе. Нужно отметить, что в то время люди понятия не имели о каком бы то ни было лечении подобных болезней, поэтому зараженным оставалось только умирать или выздоравливать в том случае, если организм окажется достаточно крепким, чтобы противостоять заразе. Некоторые счастливчики обладали природным иммунитетом, но таких, естественно, было немного, поэтому в случае появления чумы вымирали целые города. Европейцы обладали меньшей устойчивостью к инфекции, чем их восточные соседи, поэтому для них приход эпидемии означал верную гибель.

Одно из таких несчастий опустошило Афины в начале их долгой войны со Спартой, примерно за шестьсот лет до начала правления Марка Аврелия. Болезнь убила Перикла и, возможно, стала одной из причин, по которым Афины проиграли эту войну. Таким образом, отчасти из-за эпидемии город потерял былую славу и начался постепенный упадок Греции, ведь Афины были центром науки и культуры и потеря части их граждан явилась ударом по всей культуре страны. Другая эпидемия (знаменитая Чёрная смерть) пронеслась над Европой двенадцать столетий спустя после Марка Аврелия и убила треть населения континента.

Между этими двумя поветриями было одно, менее значительное, которое произошло как раз в то время, о котором мы сейчас говорим. Это была эпидемия оспы. Солдаты, воевавшие в Парфии, заразились и, возвращаясь домой, принесли ее с собой. Эпидемия серьезно затронула население Европы. Она поражала и солдат, и крестьян и таким образом серьёзно ослабила мощь Империи. Количество жителей Рима начало стремительно сокращаться, и это уже нельзя было остановить. Только в XX в. количество людей, живущих в Вечном городе, снова стало таким же, как во времена Августа и Траяна.

Снижение численности населения принесло за собой другие беды, поскольку Марк Аврелий, пытаясь восстановить его, поощрял иммиграцию северных варваров в пределы Империи и таким образом сделал первый шаг к тому, чтобы романизация севера постепенно сменилась германизацией Империи. После того как варвары, вступив на новую территорию, организовывали там поселение, выгнать их оттуда уже было практически невозможно. Это были всего лишь первые, робкие попытки колонизации, переселившиеся на римские земли германцы ещё не имели политического влияния на дела государства, но начало было положено, и процесс, завершившийся окончательным распадом Империи, начался с этих мер, в свое время казавшихся естественными и безобидными.

Испуганным людям было необходимо найти причину своих несчастий, и в результате во всем обвинили христиан. Снова начались преследования, и среди тех, кто погиб в этой охоте на ведьм, оказался Юстин Мученик. Без сомнения, Марк Аврелий не одобрял этих действий, но он мало что мог сделать против обезумевшей толпы. Даже самый сильный император не в состоянии противостоять единой воле народа, а его предшественники, начиная с Нерона, убеждали граждан во вредоносности христианского учения и злонамеренности его последователей. Двадцати трех лет, в течение которых Антонии не занимался искоренением этого вероучения, оказалось недостаточно, чтобы побороть укоренившийся предрассудок, к тому же дело было даже не столько в нем, сколько в том, что эти люди являлись удобной и безопасной мишенью для выражения народного гнева, как и всякое гонимое меньшинство. Попытайся император сделать хоть что-либо, чтобы защитить их, он нигде не встретил бы поддержки, а направлять солдат против толпы, растерзавшей нескольких никому не известных людей, возможно к тому же принадлежавших ко всеми презираемой иудейской расе, было бы просто неразумно. Жертв в таком случае оказалось бы гораздо больше, а народное возмущение изрядно повредило бы самому правителю, решившемуся на такой беспрецедентный шаг.

Откровенно говоря, император свято верил в могущество единой государственной религии как средства объединения людей и создания единой империи из тех, кто так сильно различался языком и культурой. Должно быть, для него христиане были опасной силой, способной расчленить государство, а опасность для Рима была настолько велика, что он не собирался терпеть возможных революционеров. Поэтому вполне возможно, что он предпочел не замечать преследований, которых теоретически не одобрял.

Основной внешней угрозой для Рима являлось объединение германских племен под владычеством маркоманов, живших на территории нынешней Северной Баварии. Они способствовали объединению всех племен, к северу от Дуная. Улучив момент, когда римляне были полностью заняты войной с парфянами, они начали нападать на северные границы Империи и в течение пятнадцати лет изматывали римские войска. Марку Аврелию приходилось перебрасывать войска с одного опасного участка на другой, причем стоило победить германцев в одном месте, как они тут же вновь поднимали голову в другом. Здесь варварам пригодилось то, что племена были разделены и подчинялись только своим вождям, не желавшим заключать союзы с другими; таким образом, в то время, когда одни воевали и отвлекали на себя внимание римлян, другие могли собраться с силами и перегруппироваться для того, чтобы снова начать вторжение. Серьезных результатов боевые действия такого характера принести не могли, но германцам того периода, по большому счету, нужно было не столько расширить свою территорию, сколько захватить богатую добычу, а это им в большинстве случаев удавалось. Хотя римские войска всегда отличались повышенной мобильностью, но необходимость то и дело перебрасывать свои силы с одного участка границы на другой позволяла противнику находить все новые лазейки и совершать рейды в глубь территории Империи, грабя близлежащие земли и тут же возвращаясь обратно. Для того чтобы защищать одновременно все рубежи огромной державы, не хватило бы никаких сил и средств, так что императору приходилось непрерывно маневрировать с целью уследить за всем, что происходило вокруг. В этой ситуации германцы хотя и несли определенные потери, но уничтожить их полностью не удавалось. Можно считать, что римляневыиграли эту войну, однако если прежде они побеждали и завоевывали варварские земли, присоединяя их к империи, то теперь удавалось только отбросить германцев от границы и не дать им проникнуть в глубь римской территории. При таком положении вещей в следующем столетии должны были произойти великие потрясения — и так оно и вышло.

В 180 г. (933 г. AUC) Марк Аврелий умер в военном лагере, пробыв императором девятнадцать лет. В то время германская кампания всё ещё продолжалась.

Век Антонинов

Начиная с момента вступления на престол Нервы в 96 г. и заканчивая смертью Марка Аврелия в 180 г. Империя пережила восьмидесятичетырёхлетний период мира под властью терпимого, справедливого правительства. В это время шли войны то с парфянами, то с даками, то с бретонцами, но это происходило далеко от Рима, в большинстве случаев бои шли на неприятельской территории и практически не затрагивали римские провинции. Случались и беспорядки, из которых особенно серьезным стало восстание иудеев во время правления Адриана, а иной раз мятежи начинались по вине военачальников, как в том случае, когда способный полководец, командовавший сирийскими легионами, в 175 г. получил фальшивое известие о смерти Марка Аврелия от рук маркоманов и решил объявить себя императором. Все эти восстания были благополучно подавлены и на фоне общего спокойствия оказались не более чем булавочными уколами.

Как бы то ни было, но в XVIII в. английский историк Эдуард Гиббон высказал знаменитое утверждение, что во всей истории человечества никогда ещё много людей в одно и то же время не были так счастливы, как в Римской империи во времена правления династии Антонинов. В какой-то мере он был прав. Если взять в качестве примера исключительно территорию Средиземноморья, то в материальном плане там жилось легче, чем когда-либо за столетия непрерывных континентальных войн, когда одно государство то и дело нападало на другое. Более того, во время правления Антонинов на территории Средиземноморья было лучше, чем в течение многих последующих столетий, когда ее раздирали гражданские войны и терзали нашествия варваров или ещё позже, когда она разделилась на множество мелких соперничающих государств.

Несмотря на то что правление этой династии было отмечено миром и спокойствием, это было спокойствие полного истощения. Средиземноморье истощило себя в постоянных войнах с греками и римлянами, а когда Империя, казалось бы, такая сильная, впоследствии столкнулась с великими потрясениями, то была слишком измучена, чтобы устоять, даже несмотря на то, что ее жители сражались мужественно и не щадили себя. Эпидемия 166 г. была последней каплей, погубившей в обитателях имперских земель остатки воли к жизни. Уровень рождаемости продолжал падать в то время, когда государство и без того обезлюдело после нашествия оспы. Страх, который люди испытали в то время, тоже не прошел для них даром. В финансовых делах государства царил разлад, усиленный затянувшейся германской кампанией, а попытки императора превратить жизнь Рима в один большой праздник и таким образом поднять настроение его граждан продолжали все больше подрывать экономику государства. Сотни тысяч жителей столицы бесплатно получали еду, что ложилось дополнительным бременем на казну, и без того полупустую.

Во времена Антонинов уже каждый третий день считался праздником, который отмечали представлениями, гонками на колесницах, гладиаторскими боями или играми со зверями. Всё это стоило безумных денег, постоянные расходы плохо действовали на экономику, давали лишь кратковременное веселье, которое не стоило затраченных денег и усилий. Вероятно, большинство людей, которое наслаждалось праздностью, не думало о том, чего это будет стоить их потомкам. Впрочем, вполне возможно, что это их вовсе не волновало, точно так же как наше поколение совершенно не беспокоит бездумное загрязнение окружающей среды и уничтожение природных ресурсов. Вся эта бездумность не менее ужасна, и потому мы не имеем морального права укорять римлян за их расточительность. По большому счету, они транжирили всего лишь деньги, в то время как мы уничтожаем не более и не менее как среду обитания собственных потомков.

Упадок, начавшийся во время правления династии Антонинов, отразился на литературе. Единственной значимой фигурой этого периода был Луций Апулей, родившийся в Нумидии около 124 г. Он учился в Афинах и какое-то время прожил в Риме, но большую часть жизни провел в Карфагене.

Наибольшую известность писателю принесла книга, которую обычно называют «Золотой осёл». Это фантастическая история рассказывает о человеке, превращённом в осла, и о его приключениях в этом обличье. Включённая в книгу история под названием «Амур и Психея» — наверняка одна из самых очаровательных сказок, написанных на основе древних мифов.

Наука также клонилась к закату. В связи с веком Антонинов стоит упомянуть всего лишь два имени: Клавдия Птолемея, более известного как просто Птолемей, или Птоломей, и Галена. Первый, грек (или, возможно, египтянин) по происхождению, жил в Египте во время правления Адриана и Антонина. Он вкратце изложил содержание работ греческих астрономов в энциклопедической книге, которая сохранилась до Средних веков, в то время как все источники, на которые он ссылался, были утеряны. В течение пятнадцати столетий работа Птолемея была единственным источником сведений об астрономии, и, поскольку в картине мира, нарисованной этим учёным, Земля находилась в центре, такую модель иногда ещё называют системой Птолемея.

Другим был греческий медик, родившийся в Малой Азии около 130 г. В 164 г. он поселился в Риме и некоторое время занимал пост придворного врача Марка Аврелия. Гален написал много трудов по медицине, также сохранявшихся в течение Средних веков и не потерявших актуальности и в настоящее время.

Бремя управления Империей становилось все тяжелее и все меньше находилось людей, готовых нести его на своих плечах. При таком положении вещей этот груз неизбежно должен был раздавить государство, и так оно впоследствии и вышло. Несмотря на все это, упадок был всего лишь относительным и затронул далеко не все области жизни. В век, когда в умах людей посмертное существование приобретало все большее значение, поднимались дискуссии о природе загробного мира и подобного рода идеи завоевывали все большую популярность. Можно, однако, оспорить утверждение, что именно поглощённость людей новыми интеллектуальными диалогами по вопросам теологии привела к упадку в литературе и науке. Развитие философии, к примеру, никак не повлияло на другие интеллектуальные процессы, поэтому нельзя считать, что теология пошла им во вред. История вполне ясно доказывает, что разные ветви просвещения могут развиваться параллельно и что их взаимосвязь никогда не ведет к деградации.

Дискуссии о религиозных догматах шли не только между иудеями и христианами. Внутри христианских общин появились различные соперничающие группировки. (Когда одна из разновидностей религии одерживает верх над своими соперницами, она становится ортодоксальной, от греческого слова, означающего «правильное учение», в то время как остальные считаются «еретическими», от другого греческого слова, обозначающего «тот, кто выбирает сам».) Таким образом, теологам обоих направлений приходилось сражаться на два фронта: во-первых, против последователей других верований и, во-вторых, против своих же сторонников, несогласных с доктриной в одном или нескольких пунктах. Так зарождались религиозные противоборства, которые достигли пика в период Средневековья. Древний мир не знал войн по религиозным соображениям: они возникли благодаря нетерпимости иудеев и развились с приходом христианства. Впоследствии должно будет пройти очень много времени, пока хотя бы в некоторых местах веротерпимость станет нормой жизни.

В качестве примера можно привести секту гностиков. В первые двести лет христианской эры существовало большое количество «профессиональных» последователей этой религии, которые создали систему мировоззрения, получившую название «гностицизм». Она стала одной из первых ересей. Название этого учения произошло от греческого слова, обозначающего «знание», поскольку гностики считали, что спасения можно достичь только изучив истинную систему мироздания, а достичь этого можно с помощью исследований и божественного откровения. Собственно говоря, гностицизм (в его основных положениях) возник раньше христианства и содержал элементы персидской религии, особенно в той части, которая касалась существования доброго и злого начала, борющихся друг с другом. С приходом христианства многие гностики восприняли элементы нового учения, причем некоторые из них считали Бога воплощением добра, но слишком далеким от людей и недоступным пониманию. Они полагали, что мир создан злым началом, воплощенным в Иегове из Ветхого Завета. Иисус, сын далекого божества, пришел на землю для того, чтобы спасти людей от злого Иеговы. Судя по всему, эти гностики были ярыми антисемитами.

С другой стороны, те, кого мы сейчас считаем ортодоксальными христианами, признавали божественный авторитет Ветхого Завета и считали Иегову богом. Таким образом, мировоззрение людей, которые считали его дьяволом, могло только привести их в ужас. Это был первый (но далеко не последний) конфликт на почве теологии, который повернул христиан против своих же братьев, с которыми они начали сражаться ещё более жестоко, чем с последователями других религий. Все дело, по всей вероятности, в том, что язычники были слишком далеки от представления о едином Создателе, их религия конкурировала с христианской, не затрагивая основ, так что можно было считать, что эти люди просто ошибались и не видели истины. Те же, кто больше походил на христиан, но в то же время по-своему понимал догматы их религии, даже извращал их, выглядели более страшными врагами, чем обычные неверующие.

Отдельные учителя, ссылаясь на некоторые знания или откровения, по примеру Христа проповедовали покаяние и святость. Одним из таких был Монтан, появившийся во время правления Антонина Пия и говоривший, что Господь самолично велел ему сообщить о грядущем конце света и втором пришествии Христа. Это была ещё одна версия мессианства; иудеи из поколения в поколение ждали прихода избавителя, и время от времени какой-нибудь из проповедников начинал предсказывать его скорое рождение, и всегда находились люди, которые в него верили. После того как некоторые иудеи и все возрастающее количество последователей других религий признали Иисуса мессией, начался новый период ожидания его второго пришествия, и снова находились люди, которые верили в это. Опять же, в каждом поколении находились проповедники, которые объявляли о том, что это случится с минуты на минуту (в наше время это проповедуют члены секты свидетели Иеговы).

Монтан создал секту монтанистов, веривших, что, поскольку второе пришествие Христа уже близко, к нему нужно подготовиться, отбросив все бренное, избегая греха и живя добродетельной жизнью. Он проповедовал то, что бы мы сейчас назвали пуританизмом.

Постепенно все больше людей отдавали свою энергию на то, чтобы спорить о загробном мире, вместо того чтобы попытаться обустроить нынешний, который презирали и в лучшем случае находили никчемным, а в худшем — злым. Начало упадка Римской империи совпало с появлением религии, заставлявшей задумываться не о повседневных делах, а о том, что ждёт после смерти.

Коммод

Всё было бы ещё не так плохо, если б Марк Аврелий последовал примеру четырех предыдущих императоров и назначил себе достойного преемника, хорошо показавшего себя на государственной и военной службе. Однако он этого не сделал и тем самым оказал Империи плохую услугу, разрушив все доброе, что было сделано им самим и его предшественниками.

К несчастью для государства, у Марка Аврелия был сын, и он сделал его своим наследником. В 177 г. этот шестнадцатилетний мальчик стал его соправителем.

Опасность людей, рожденных для трона, в том, что они с юных лет испорчены лестью, избытком власти и ошибочно считают случайность рождения признаком высоких достоинств. Так случилось с Калигулой и Нероном, и то же самое повторилось с сыном императора Марка Аврелия, Марком Луцием Элием Аврелием Коммодом Антонином. К тому времени, как он унаследовал престол, молодому человеку было всего лишь девятнадцать лет.

Коммод по природе своей не был воином, поэтому он быстро заключил мир с маркоманами и полностью посвятил себя удовольствиям, переложив тяготы управления на плечи чиновников. Это опасная практика, поскольку люди обычно не склонны обвинять в своих несчастьях лично императора (или короля, или президента), им гораздо проще обвинить во всем случившемся «проклятых фаворитов» (или чиновников, или бюрократов). Коммоду не хватало смелости защищать своих помощников, и он легко приносил их в жертву толпе, как только это начинало казаться самым простым выходом из положения. Таким образом, мало того что делами государства вынуждены были заниматься приближенные правителя, но среди них все меньше оставалось умных и способных людей. Вообще мало кто способен справиться с проблемами такой огромной державы, какой была Римская империя. Даже войти в курс всех дел и то было нелегко, не говоря уже о том, чтобы заниматься восстановлением экономики, изрядно подорванной за последнее время, защищать границы и наблюдать за деятельностью администрации провинций. Для этого нужны были не только разумные люди, нужен был постоянный и внимательный надзор, а в том случае если чиновники на высших государственных должностях менялись слишком быстро, то этого никак не могло произойти. За каждым смещением такого должностного лица следует период растерянности, когда дела переходят в новые руки и, в сущности, все приходит в запустение. В то же время финансовые дела государства требовали бы постоянного внимания даже в том случае, если бы во главе его стоял человек мудрый и экономный, а молодого правителя таковым назвать было нельзя. Он бездумно растрачивал на удовольствия огромные средства, и это ложилось дополнительным бременем на имперскую казну, в то время как следовало бы ввести режим строгой бережливости. С учетом общего упадка экономики налоги поступали хуже, чем хотелось бы, и таким образом финансовое положение державы ухудшалось день ото дня.

Как и большинство слабых правителей, Коммод очень боялся покушений и при этом полагал, что наиболее вероятными участниками заговора могут быть сенаторы. По этой причине завершился длительный период, в течение которого сенат работал рука об руку с императорами, и снова воцарилась власть террора, когда один донос о неосторожно сказанном слове или внезапное, беспочвенное подозрение могло привести к ссылке или казни. Конечно же теперь сенат был уже не тот, что прежде, — даже во времена Августа, не говоря уже о великих днях существования Республики. В нем больше не заседали представители древней римской аристократии: большинство из них погибло в гражданских войнах, которые предшествовали установлению власти императора, а тех, что остались, уничтожили Калигула, Нерон и Домициан. В царствование Антонина сенаторов набирали из нового класса гражданских служащих, и благодаря этому его престиж упал необыкновенно низко. С сенаторами перестали считаться; о положении дел, существовавшем при Антонине, не могло быть и речи. И все же император считал сенаторов достаточно опасными.

Судя по всему, Коммод, как и Нерон, был чудовищно тщеславен и в погоне за славой потворствовал самым низменным страстям. В конечном счете Нерон старался удовлетворить свою гордость, вступая в интеллектуальные поединки, соревнуясь с поэтами, певцами или актерами, а Коммод по натуре своей был прирожденным гладиатором. Ему нравилось убивать зверей на арене (с безопасного расстояния), и полагаю, что он участвовал в настоящих гладиаторских боях. Хотя римляне любили смотреть на то, как мужественные, хорошо вооруженные люди сражаются друг с другом не на жизнь, а на смерть, но все же они понимали, что участники таких боев занимают очень низкое положение в обществе, и таким образом император позорит себя, участвуя в подобных забавах. В римском обществе гладиаторы стояли даже ниже плебеев, которые все же были свободными людьми. На арене же сражались рабы, которых покупали, как зверей, и стравливали друг с другом точно так же, как стравливают зверей. Отношение к ним было соответствующее, так что, поставив себя в один ряд с гладиаторами, Коммод несказанно запятнал своё имя.

Расточительность императора опустошала казну, и государство потрясали экономические катаклизмы. Ситуация требовала пристального внимания компетентных людей, серьезных перемен в финансовой стратегии, а Коммод продолжал забавляться и не обращал ни малейшего внимания на то, что подданные величайшей из Империй живут в нищете.

Вполне естественно, что новый Нерон кончил тем же, что и его предшественник. Неустойчивый характер и склонность к вспышкам неоправданной жестокости оттолкнули от него всех. У императора не было друзей, не было искренних советников. Самые близкие к нему люди больше всего боялись его капризов и потому очень хотели обеспечить себе безопасность, избавившись от них раз и навсегда. В 192 г. (945 г. AUC) любовница Коммода, Марсия, вместе с несколькими дворцовыми чиновниками составила заговор, в результате которого император был задушен профессиональным борцом и умер, можно сказать, как настоящий гладиатор. К тому моменту ему, как и Нерону, был тридцать один год.

Коммод был последним в роду Нервы. Его потомки правили почти столетие и дали Риму семь императоров (если считать соправителя Марка Аврелия, Луция Вера).

Глава 5 Династия Севера

Септимий Север

До того времени уже две великие династии прекратили своё существование со смертью императоров, сперва Нерона, а затем и Домициана. В первый раз сенаторам, не успевшим подготовиться к последствиям этой смерти, пришлось вступить в небольшую гражданскую войну (к счастью, она закончилась удачно). Во второй раз сенат был готов ко всему, и дела с самого начала пошли на лад. После смерти Коммода правительство постаралось точно воспроизвести свои действия во время второго происшествия того же рода: в то время наследником Домициана стал пожилой, уважаемый сенатор Нерва, в этот раз императору должен был унаследовать не менее пожилой и не менее уважаемый человек по имени Публий Хельвий Пертинакс. Он родился в 126 г., в правление Адриана, и происходил из бедной семьи. С большим трудом Пертинаксу удалось достичь высокого положения на государственной службе, так что ко времени смерти Коммода он занимал пост, аналогичный сегодняшнему положению мэра города Рима.

Как и Нерва, Пертинакс чувствовал себя слишком старым, чтобы согласиться выполнять тяжелые обязанности главы государства, и попытался отказаться от этой чести, однако преторианцы не позволили ему этого. Их военачальники (участвовавшие в заговоре против Коммода) приказали избрать императором именно Пертинакса, и ему пришлось, хотя и с тяжелым сердцем, принять этот пост по настоянию гвардии. С военными, увы, не приходилось спорить: они имели достаточно власти, по крайней мере в переходный период, чтобы настоять на своём.

Однако вскоре преторианцы изменили свое мнение. Едва взойдя на престол, Пертинакс попытался восстановить экономику страны, подорванную расточительностью своего предшественника, точно так же как это в свое время сделал Гальба. Его попытка имела такой же результат: гвардейцы подняли восстание, и когда император вышел, чтобы поговорить с ними, то был убит. Таким образом, правление Пертинакса продлилось всего лишь три месяца.

За этим убийством последовала сцена, в полной мере отразившая упадок римских нравов, степень власти, которую получили в империи солдаты, и то, насколько мало они пеклись о такой абстрактной вещи, как благо государства. Преторианская гвардия выставила должность императора на аукцион. Их угрюмая уверенность, что Пертинакс мечтал уменьшить их доходы, привела к тому, что они решили не позволить следующему императору сделать что-либо в этом роде и предложили провозгласить правителем Рима того, кто предложит им большее вознаграждение. Прослышав об этом, один из богатых сенаторов по имени Марк Дидий Юлиан решил вступить в торги, но, возможно, исключительно шутки ради выиграл их, предложив преторианцам сумму, равную в пересчете на современную валюту 1250 долларам на человека. После этого его немедленно провозгласили императором. И раньше случалось, что государственные должности покупали и продавали, но никогда ещё это не делалось настолько открыто и никогда на аукцион не выставлялся такой высокий пост. Однако случилось так, что Дидию Юлиану удалось всего лишь купить себе за очень большую цену смерть. После убийства Нерона каждый легион стремился в Рим, а каждый военачальник считал себя вправе претендовать на престол империи, и момент после смерти Коммода не стал исключением: британские, сирийские и дунайские легионы начали борьбу за вожделенный приз.

Полководец, войска которого стояли на Дунае, оказался самым быстрым. Это был провинциал по имени Септимий Север, родившийся в Африке в 146 г. Возможно, что по происхождению он даже не был итальянцем, поскольку выучил латынь уже в зрелом возрасте и весь остаток жизни говорил с иностранным акцентом.

Полководец отправился в Рим в самый разгар суматохи, вызванной восстанием, и как только в июне 193 г. он оказался в Италии, преторианцы немедленно провозгласили его императором (как бы то ни было, но за спиной у Севера стояла мощная армия). Сенат с радостью согласился, и бедного, глупого Юлиана казнили через два месяца после начала его правления. В то время как его тащили прочь из дворца, он не переставал повторять: «Кому я причинил зло? Кого я обидел?» Конечно же никого; но когда человек идет на рискованную игру, он должен быть готов к тому, что придется платить за проигрыш.

В качестве императора Северу прежде всего необходимо было справиться с мятежными военачальниками. После того как он принял титул, пути назад уже не было: удачливый кандидат на звание императора не мог позволить себе оставить остальных претендентов в живых, поскольку, если военного однажды обуяла жажда власти, ему уже никогда нельзя будет доверять. Более того, неудачники отлично понимали все это и потому продолжали сражаться. За избранием нового императора последовала первая серьезная гражданская война за последние двести лет. После смерти Нерона она продолжалась всего лишь год и стоила гораздо меньшей крови, после смерти Коммода — четыре года, причем во время этой войны произошли серьезные сражения и погибло много людей. Римляне сражались против римлян с той же яростью, что и против варваров; это ещё больше подчеркивало, насколько армия перестала зависеть от государства.

Первым делом Север отправился на Восток, чтобы скрестить мечи с Песцением Нигером, командующим сирийскими легионами. Оба полководца были давно знакомы и в свое время одновременно служили консулами, но при этом Нигер оказался самым популярным из противоборствующих полководцев, имел достаточно сил, чтобы захватить Египет и отрезать Рим от поставок зерна, поэтому Северу пришлось забыть о старой дружбе и принять решительные меры, чтобы не допустить такого исхода.

Популярность оказалась гибельной для Нигера: восточные провинции так быстро покорились ему, что он не стал предпринимать больше никаких действий, остался в Сирии в относительной безопасности и позволил Северу навязать ему бой на своих условиях. Более энергичный полководец сам пришел за своим соперником, выиграл подряд несколько битв в Малой Азии и в 194 г. захватил в плен и казнил на месте Нигера, пытавшегося отступить в сторону Парфии.

После этого осталось разбить полководца Децима Клодия Септимия Альбина, командующего войсками в Британии. Его войска были последним препятствием, отделявшим удачливого военачальника от окончательной победы. Одержав верх над Альбином, Север мог уже никого не бояться и с триумфом вернуться в Рим, где никто больше не осмеливался бы оспаривать его права на престол.

В первое время Север обеспечил себе нейтралитет со стороны британских легионов, назначив их полководца своим наследником и таким образом выиграв время, необходимое, чтобы уничтожить Нигера. Альбин надеялся на то, что оба его врага поставят друг друга в патовое положение, но после гибели сирийского полководца понял, что нападение на него — только вопрос времени. Поэтому он решил напасть первым: провозгласил себя императором и в 197 г. отправился маршем на Галлию.

Энергичный Север двинул свои войска на север, чтобы там встретить своего последнего соперника. Под Лугдуном (современный Лион), в то время величайшим городом Галлии, обе армии сошлись и произошло величайшее со времен битвы при Филиппах за полтора столетия до этого столкновение римлян с римлянами. Войска Севера одержали полную победу, а Лугдун был разграблен настолько основательно, что в течение всего периода древней истории не смог восстановить своего могущества. Ценой этих разрушений Север наконец в 197 г. (950 г. AUC) стал неоспоримым властелином Империи.

Римское государство полностью покорилось новому императору, точно так же как это столетие с четвертью назад случилось с Веспасианом, однако на этот раз оно было гораздо слабее: эпидемия истощила Империю, ее население неуклонно продолжало сокращаться. Кроме того, гражданская война нанесла жителям ряд психологических и физических ударов. В этих условиях Север не мог даже попытаться восстановить августовскую модель принципата, как это собирался сделать Веспасиан; впрочем, возможно, что он и не хотел этого делать. Вместо этого он воспринял как должное тот факт, что властелином Рима можно считать человека, командующего большой армией, и ни сенаторы, ни народ ничего не могут противопоставить этой силе. Результатом явилась реорганизация войск. Север повысил плату солдатам, позволил им жениться во время действительной службы и зачастую либо вводил их в ряды среднего класса, либо просто позволял выйти в отставку. Он поставил себя во главе всех военных сил Империи, отстранив сенат даже от номинального управления отдельными легионами, увеличил размеры армии, доведя количество легионов до тридцати трех (во времена правления Августа их было всего лишь двадцать пять), и усилил дополнительные войска, так что к 200 г. общее число солдат в военных силах Империи, возможно, превышало 400 тысяч.

Более того, Север разоружил и распустил преторианскую гвардию, которая продала Империю, и заменил ее одним из своих дунайских легионов. Впоследствии все преторианцы вербовались из обычных солдат, и, таким образом, это подразделение уже никогда больше не включало в себя одних итальянцев. Поместив свой легион непосредственно в метрополии, император повторил шаг, предпринятый Августом двести лет назад, и в результате сделал Италию такой же провинцией, как и все прочие, перестав выделять ее среди других. Таким образом, с этого времени все части Римской империи стали равноправными и все одинаково подчинялись армии и её лидеру.

Под властью Севера продолжался процесс централизации Империи; он разделил некоторые из провинций на более мелкие части, так чтобы дать наместникам ещё меньше власти, и изрядно усложнил иерархию государственных служащих. Теперь она представляла собой обширную пирамиду, во главе которой стоял сам император.

В целом это твёрдое правление пошло на благо государству, которое могло жить под властью военной деспотии с большим успехом, чем во времена расточительности или анархии. Фактически во время правления Севера границы Империи оставались неприступными несмотря на то, что войска были заняты сражениями друг с другом вместо того, чтобы охранять внешние рубежи. К счастью, в то время величайший соперник Рима, Парфия, была занята постоянными гражданскими войнами, которые ослабляли ее с такой скоростью, что Рим, несмотря на общий упадок, по-прежнему находился в лучшем положении. Когда парфяне все же начали наступление, рассчитывая воспользоваться тяжелым положением соперничающей державы, Север был готов дать им достойный отпор: война с иностранцами была именно тем удачным случаем, который мог основательно сплотить государство под его властью. В 197 г. легионы императора, вдохновлённые недавней победой над Альбином, снова отправились на Восток и без труда разбили врага. Когда в 202 г. император вернулся в Рим, его встретили триумфом, и в честь своей очередной победы он построил арку, сохранившуюся до нынешних дней.

В период мира, который последовал за этими событиями, Север занялся реорганизацией судопроизводства и государственных финансов. В этом ему помогал известный юрист Эмилий Папиниан, пересмотревший римское законодательство и чьи поправки стали основой законов, действующих в течении трех последующих столетий. Однако, несмотря на все усилия, финансовые преобразования не помогли остановить упадок Империи. Север был вынужден снизить содержание серебра в монетах, а это один из наиболее характерных признаков экономического спада.

Жена императора, Юлия Домна, интересовалась философией и сумела придать его царствованию оттенок интеллектуального превосходства, совершенно чуждый императору-полководцу. К примеру, она окружила себя такими людьми, как врач Гален (он прожил при дворе свои последние годы и умер около 200 г.), Диоген, которого обычно звали Диогеном Лаэртским по названию городка в Малой Азии, откуда он был родом. Его слава объясняется тем, что этот человек написал краткие биографии известных философов древности, рассчитанные на среднего читателя и в основном состоящие из сплетен о личной жизни ученых и особо драматическими цитатами из их работ. Без сомнения, эта книга очень подходила для праздных джентльменов, готовых с удовольствием поболтать о философах и философии, не давая себе тяжкого труда прочесть все, что те написали, а серьезные ученые того времени считали ее недостойной внимания. Тем не менее, широкая популярность сочинения Диогена означала, что с его книги сделали множество копий, которые сохранились до наших дней, в то время как более достойные, но менее известные сочинения погибли. Таким образом, о некоторых великих философах древности мы знаем только то, что говорится в книге Диогена Лаэртского, и нужно быть благодарными ему хотя бы за это.

Сам император Север дружил с Дио Кассием, довольно известным историком. Его отец во времена правления Марка Аврелия служил наместником Малой Азии, и Дио Кассий родился там же, но в 180 г. переехал в Рим, при Коммоде входил в сенат и сумел пережить это трудное время, тогда как многие из приближённых императора погибли от его руки. При Севере и его ближайших преемниках он занимал высокие государственные должности. Кассий написал историю Рима, из которой до нас дошли части, касающиеся последних пятидесяти лет существования Республики и первых пятидесяти после установления власти Империи. Именно этим книгам мы обязаны тем, что довольно много знаем о временах Цезаря и Антония.

В 208 г. императору пришлось лично отправиться в Британию, чтобы способствовать активной борьбе с горцами дикого севера. Она уже слишком многого стоила Риму; местные оккупационные легионы были истощены постоянными столкновениями, регулярное снабжение на острове организовать было нельзя, и оружие, продукты и снаряжение приходилось перебрасывать морем с материка. В конечном счете, учитывая, что подавление восстаний в Британии стоило куда больше, чем она приносила дохода, Септимию Северу пришлось удовлетвориться номинальными жестами, призванными продемонстрировать местным племенам варваров силу римского оружия. Он добился некоторых уступок и использовал их как предлог для прекращения военных действий, чтобы скрыть тот факт, что, в сущности, его легионы вынуждены были отступить, оставив завоеванные рубежи. Император решил оставить без охраны стену Антонина, построенную за пятьдесят лет до описываемых событий в Шотландии, и приказал своим солдатам отступить к Адрианову валу, заняв там оборону. Эту позицию было гораздо удобнее защищать, там римские легионы и остались до тех пор, пока не вынуждены были по политическим соображениям окончательно оставить Британию.

Северу не суждено было покинуть остров. Ко времени этого похода ему было уже далеко за шестьдесят, он многие годы ужасно страдал от подагры и в 211 г. (964 г. AUC) умер от этой болезни в Эборакуме (современный Йорк).

Каракалла

Для того чтобы увеличить свою популярность и сделать более законным получение титула императора, Север не отказал себе в удовольствии официально заявить, что он является сыном Марка Аврелия и братом Коммода. Это отразилось на имени его старшего сына: изначально его звали Бассиан, но после того как его отец взошел на престол, молодой человек стал Марком Аврелием Антонином. Однако, как и в случае с Калигулой, его имя заменили прозвищем, названием любимой одежды молодого человека, длинного плаща вроде тех, которые носили галлы и который назывался каракалла.

Каракалла вместе с братом, Гетой, служил в Британии во время последней кампании Севера, и после его смерти оба брата унаследовали престол в качестве соправителей, так же как это полстолетия назад случилось с Марком Аврелием и Луцием Вером. Однако Каракалла не собирался отказываться от власти, к тому же братья ненавидели друг друга лютой ненавистью. В Британии они на короткое время заключили мир, но при первой же возможности поторопились вернуться в Рим и, так или иначе, начать борьбу друг с другом. В 212 г. Каракалла победил, убив Гету и всех, кого подозревал в сочувствии ему, и таким образом обеспечив себе возможность спокойно править государством. Солдат он щедро наградил деньгами и взамен обрел их поддержку, после чего уже и вовсе не о чем стало беспокоиться. Поддерживаемый армией своего государства, император мог быть уверен, что никто не посмеет оспорить его права или покуситься на то, что он считал своим.

Самым известным римлянином, павшим в борьбе нового императора против сторонников своего брата, был Папиниан, друг и советник Септимия Севера, известный составитель законов. Он сопровождал отца нынешнего правителя в походе на Британию, а после его смерти сделался опекуном Каракаллы и Геты, которым тогда было немногим более двадцати лет. Папиниан старался сохранить мир между братьями, но потерпел неудачу и, как это часто бывает с миротворцами, завоевал ненависть обеих сторон, так что, скорее всего, ему не удалось бы уцелеть и в том случае, если бы в борьбе за власть победил Гета.

Каракаллу, как и Калигулу, Нерона и Коммода, испортило дворцовое воспитание, поэтому он не сумел стать сильным императором и правил всего лишь шесть лет. За это время была создана одна значительная постройка: гигантские термы Каракаллы, занимавшие пространство в 33 акра. Развалины этого сооружения всё ещё стоят в Риме и привлекают внимание туристов.

В течение всей истории Рима привычка к омовениям приобретала всё большую популярность, а в имперские времена форма этого действия достигла вершин роскоши. Общедоступные бани (термы) представляли собой огромные анфилады комнат, где купальщик мог переходить из ванны в ванну, причем в каждой поддерживалась определенная температура. Существовали парильни, гимнастические залы и комнаты для умащения и массажа и даже комнаты отдыха, где посетитель мог почитать, побеседовать или услышать декламацию. Все это стоило не слишком дорого, и потому бани были очень популярны. Граждане, обладавшие хотя бы минимальными средствами, проводили в термах целые дни, между омовениями читая свитки знаменитых философов, беседуя между собой или закусывая. Таким образом, в общественной жизни Рима бани играли приблизительно такую же роль, как клубы для британских джентльменов недавнего времени.

Конечно, гораздо лучше, что люди идут в такие заведения, а не на бои гладиаторов или схватки диких зверей, но, тем не менее, римские сатирики, философы-стоики и ранние христиане считали роскошь, окружающую бани, бессмысленной и попросту неприличной. В основном осуждались те, где мужчины и женщины проводили время в одном помещении, что давало повод строгим моралистам вообразить, что в купальнях творятся всяческие мерзости, чего в действительности, вполне возможно, вовсе и не было. Древний мир относился к наготе совершенно иначе, чем это принято у нас; только христиане считали красоту человеческого тела греховной. К примеру, греческие атлеты соревновались совершенно обнаженными, и это никого не шокировало. Поэтому вовсе не обязательно, что мужчины и женщины в банях предавались разврату. Скорее всего, вероятность этого не больше, чем, скажем, на современном пляже.

Другим важным событием, произошедшим в царствование Каракаллы, было издание в 212 г. (965 г. AUC) эдикта, даровавшего римское гражданство всем свободным жителям Империи. Это оказалось не такой уж большой милостью; различие между людьми, официально получившими гражданство, и остальными постепенно исчезало, да и значение самого титула при военном деспотизме практически свелось к нулю. Фактически Каракалла просто хотел извлечь из эдикта определенную выгоду: граждане Рима платили налоги, которые все остальные не обязаны были платить, и с помощью такого новшества император несколько повысил доходы государства.

На границах Каракалла продолжал вести агрессивную политику. В 214 г. он сражался на всем протяжении Дуная и не пускал германцев дальше берега реки, а затем отправился на Восток продолжать непрерывную войну с персами и, как и его отец, сделал удачную вылазку в глубь Месопотамии.

Как бы то ни было, но жестокость императора начинала все больше беспокоить его союзников. К примеру, он приказал своим солдатам разграбить Александрию, вторую по величине столицу Империи, и при этом тысячи жителей города были убиты на месте. Было понятно, что такой человек не постесняется перебить своих последователей под каким-нибудь вымышленным предлогом, если только они не позаботятся о том, чтобы нанести удар первыми. Так они и сделали: в 217 г. (970 г. AUC) Каракалла был убит по наущению одного из своих офицеров, Марка Опилия Макрина. Точно так же, как Нерон и Коммод, он умер насильственной смертью в возрасте тридцати одного года.

После этого убийства Макрин провозгласил себя императором. Это был первый в истории Рима случай, когда высший государственный пост занял представитель среднего класса, поскольку Макрин происходил из семьи небогатых горожан, живших в Мавритании, и ни в коем случае не смог бы официальным путем добиться хотя бы ранга сенатора, даже несмотря на то, что теперь это было доступно людям сравнительно низкого происхождения.

Макрин явно хотел улучшить положение Империи: он снизил некоторые налоги и делал попытки уменьшить расходы на содержание армии, при этом увеличив дисциплину в войсках (а это всегда является опасной практикой). Более или менее ему удавалось держать ситуацию под контролем, но, к сожалению, положение страны резко изменилось. Парфяне воспользовались неразберихой, возникшей после смерти Каракаллы, и вторглись в Сирию, разбив римские легионы. В результате Макрин вынужден был подписать договор о мире на очень невыгодных условиях и таким образом вызвал возмущение солдат, заставив их начать поиски нового кандидата на престол.

Александр Север

Таким кандидатом должен был стать человек, находившийся в родстве с Каракаллой и таким образом принадлежащий к роду Севера. У самого императора детей не было, но были близкие родственники по женской линии: у его матери, умершей вскоре после его гибели, была сестра, Юлия Меса, а у той были две дочери: Юлия Соэмия и Юлия Мамея. Каждая из них приходилась Каракалле кузиной, и у каждой был юный сын. Ребёнка первой звали Бассиан, а второй — Алексиан.

Бассиан жил вместе со своей матерью в местечке под названием Эмеса, в Сирии. Ко времени смерти дяди ему было семнадцать лет и он служил священником в храме Солнца. В тех местах бога солнца называли Элагабал, и впоследствии романизированной формой этого имени стали называть и императора (иногда это имя произносят ещё и как Гелиогабал, поскольку приставка гелио- по-гречески также означает солнце).

Бабушка Элагабала, Юлия Меса, подкупила бунтующих солдат обещанием денег и распространила слух, что молодой священник является родным сыном Каракаллы. Элагабал принял имя Марк Аврелий Антонин и был провозглашен императором. Макрин пытался протестовать против этого избрания, но после битвы бежал, был схвачен и казнён, на чём и кончилось его правление, продлившееся чуть больше года.

Элагабал с триумфом отправился в Рим, и вместе с ним туда прибыли все три Юлии: его бабка, мать и тетка, которые и стали настоящими правительницами, а императора убедили назначить двоюродного брата Алексиана своим наследником. Молодой священник оказался никуда не годным императором, жалким подставным лицом, а вдобавок привез с собой в столицу сирийские обычаи, которые откровенно шокировали римлян. Он ввел культ своего божества и велел доставить в метрополию его символ, конический чёрный камень. Вдобавок он оказался склонным к самодурству и жестокости ничуть не меньше, чем все остальные молодые императоры, так что к 222 г. преторианская гвардия, уставшая от всего этого, убила Элагабала и его мать, а затем чёрный камень вместе с новым культом вернулся обратно в Сирию, так и не прижившись в Римской империи.

Двоюродный брат и наследник императора, Алексиан, в свою очередь, был провозглашен императором. После своего избрания он принял имя Марк Аврелий Александр Север для того, чтобы продемонстрировать свои родственные отношения с двумя великими правителями Рима (имя Александр появилось благодаря тому, что молодой человек родился в Финикии, то ли непосредственно в храме, посвященном Александру Великому, то ли поблизости от него). Обычно его называют просто Александр Север.

К сожалению, он не был воплощением великого македонскогополководца или хотя бы Септимия Севера. Это был всего лишь семнадцатилетний мальчик, полностью подчиняющийся своей матери и бабке и не имеющий своего мнения ни по одному из действительно важных вопросов. Когда в 226 г. бабка умерла, Юлия Мамея стала единоличной властительницей империи. Правила она достаточно мягко и совершенно честно пыталась восстановить ту ситуацию, которая сложилась в государстве в правление династии Антонинов. С этой целью она собрала совет из сенаторов и законоведов для решения государственных вопросов, причём в него, в частности, вошёл Домиций Ульпиан, коллега Папиниана, который очень хорошо себя проявил при Септимии Севере и Каракалле. Элагабал отправил его в ссылку, но следующий император вернул обратно в Рим. В первую часть правления Александра Севера Ульпиан практически исполнял обязанности премьер-министра.

К сожалению, оказалось, что время невозможно повернуть вспять: экономика государства по-прежнему находилась в плачевном состоянии, а валюта обесценивалась. К тому же на Востоке появился новый враг.

Парфянское вторжение в Сирию после смерти Каракаллы оказалось последней военной авантюрой этого государства. Приходилось прилагать все большие усилия для того, чтобы поддерживать мир в различных провинциях, а в результате постоянные войны с Римом и непрекращающиеся гражданские войны окончательно уничтожили Парфию. В течение трехсот лет парфяне более или менее успешно сражались с Империей, но теперь этому навсегда пришел конец, однако это не значило, что отныне на Востоке у римлян не было ни одного противника. В 226 г. Ардашир, правитель Персии, восстал против последнего парфянского царя и сам возвел себя на трон. Таким образом, на место Парфии пришла Персидская империя. Для того чтобы отличить это новое государство от того, которое пять с половиной столетий назад уничтожил Александр Великий, его иногда называют Новой (или Нео-) Персидской империей. Благодаря тому, что новый царь вел свою родословную от правителя по имени Сасан, его государство ещё иногда называют империей Сасанидов.

Для Рима эти изменения значили мало: люди, жившие к востоку от Сирии, по-прежнему были врагами, вне зависимости от того, называли ли они себя парфянами или персами и кто ими правил. Фактически ситуация стала ещё хуже, поскольку Сасаниды считали себя наследниками древних персидских царей и претендовали на все земли, захваченные Александром, то есть на Малую Азию, Египет и Сирию. Они вполне могли подтвердить свои претензии оружием, особенно после успешного завоевания парфянских земель, так что римляне оказались перед лицом ещё большей угрозы, чем это было в последние годы.

К 230 г. персы начали вторгаться в восточные провинции Империи, и Александру Северу пришлось отправиться туда во главе своей армии. Точно неизвестно, как проходил этот поход, но, хотя Александр вскоре триумфально вернулся в Рим, приписывая себе всевозможные победы, очевидно, что война просто в очередной раз зашла в тупик. Противники обладали примерно равными силами, несмотря на то что персы хуже знали местность и не могли тщательно планировать свои боевые действия, но всё же сделали достаточно, чтобы победа не досталась ни той, ни другой стороне.

Во время отсутствия императора германцы снова начали пересекать Рейн и вторгаться в Галлию, поэтому Александру пришлось отправиться на север. К сожалению, и он, и его мать пытались экономить на содержании армии и таким образом вызвали растущее недовольство солдат. То и дело в течение царствования Александра Севера вспыхивали восстания, причем во время одного из них, в 222 г., старый юрист Ульпиан был убит прямо на глазах своего императора. Однако на этот раз солдаты готовы были идти до конца. В Галлии, когда Александр, для того чтобы прекратить набеги, был вынужден откупиться от германцев, солдаты воспользовались этим предлогом для того, чтобы поднять мятеж из якобы патриотических побуждений. В 235 г. (988 г. AUC) они обвинили императора в неспособности добиться каких-либо результатов (возможно, они были правы по сути, если не по форме) и убили его вместе с матерью.

Правление Александра Севера оказалось последним временем в истории Римской империи, когда хотя бы делались попытки сохранить некую форму гражданского правления. Впоследствии в государстве царил неприкрытый военный деспотизм.

Со смертью Александра оборвался род Севера, который правил Римом в течение сорока двух лет (за исключением одного года номинального правления Макрина). Если учитывать Гету, то эта династия дала Риму пять императоров.

Христианские писатели

В течение периода все нарастающей угрозы безопасности Империи, последовавшего за смертью Марка Аврелия, христианство постепенно набирало силу, в особенности в городах. В наибольшей степени эта тенденция проявлялась на грекоговорящем Востоке. Появилось множество ученых трудов, связанных с этой религией. Тех, кто во время существования Римской империи наиболее рьяно защищал христианство, впоследствии стали называть отцами церкви, причем подразделяли их на греческих и латинских, в зависимости от языка, на котором они писали. До сих пор не существует определенного соглашения относительно того, кого именно следует причислять к отцам церкви, и, безусловно, в этой книге не будет попыток уточнить этот вопрос. Тех, кто будет перечислен ниже, относят к упомянутой категории те или иные группировки христиан.

Климент Александрийский (Тит Флавий Климент) родился около 150 г. в Афинах, в семье язычников, и, вероятнее всего, был посвящен в определенные тайны до того, как обратился в христианство. Позднее он учился и жил в столице Египта и основал там учебное заведение, которое иногда называют Александрийской школой теологии. Климент зашел даже дальше Юстина Мартира в попытках обратить все знания греков на пользу христианской доктрине: он смотрел на свою религию как на некоего рода философию, причем намного превосходящую философию греков. Он пытался доказать, что иудейские манускрипты древнее греческих, и утверждал, что в первых записана вся истина, в то время как вторые несут в себе только ее часть. Ни один из отцов церкви раннего периода не был настолько искушен в греческой философии и не изучал ее так, как изучал Климент для того, чтобы доказать свои положения.

Одним из студентов Климента был Ориген, который впоследствии стал ещё более известным, чем его учитель. Он родился около 185 г. в Александрии в семье христиан. Отец Оригена умер мученической смертью, а сам он посвятил свою жизнь религиозным исследованиям и даже кастрировал себя для того, чтобы мысли о женщинах и семье не отвлекали от работы. Популярность его учения и книг, подкрепленная тем, что его воззрения включали в себя многие элементы философии Платона, привела ко множеству столкновений с правительством. Тем не менее, он писал многотомные труды и вступил в полемику с греческим писателем по имени Цельс (не тем знаменитым ученым I столетия, а философом-платоником, жившим полутора столетиями позже). Цельс написал сдержанную и критичную книгу, направленную против христианства, которое в то время было всего лишь одним из малых культов, и в ней подверг сомнению возможность непорочного зачатия, воскрешения из мертвых и прочих чудес, используя те же аргументы, которые приводят и современные скептики. Это была первая книга, написанная язычником, в которой христианская доктрина подверглась серьезному рассмотрению. Она оказалась чересчур рациональной и не рассчитанной на массовый успех и не сохранилась до наших дней. Мы и вовсе не знали бы о ее существовании, если бы Ориген не написал книгу «Против Цельса», в которой привел цитаты из девяти-десяти книг своего оппонента и таким образом не сохранил бы их для потомства. Работа Оригена оказалась самой полной и доскональной книгой, написанной в защиту христианства и опубликованной в древности.

После смерти Марка Аврелия церковные писатели появились и на западе, причем это были переселенцы из Греции, колыбели философии. Первым из них был Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан, родившийся около 150 г. в Карфагене. Практически именно он создал христианскую литературу латинского направления, хотя сам с тем же успехом мог говорить и читать по-гречески. Родители Тертуллиана были язычниками, и сам он собирался сделать карьеру на государственной службе, но, попав уже в зрелом возрасте в Рим, обратился в христианство и вернулся в Карфаген, где и прожил до конца жизни, покончив с мечтами о возвышении. Его книги помогли снизить популярность учения гностиков, которая с этого времени неуклонно падала.

Тертуллиан был монтанистом и потому больше всего старался склонить христиан вести пуританский образ жизни. В конечном счёте это привело к тому, что ему пришлось порвать с карфагенской церковью, которой он служил, и продолжать свои труды в небольшой монтанистской общине, существовавшей невдалеке от города, однако вплоть до своей смерти в 222 г. он оставался очень влиятельным лицом.

Фасций Цецилий Киприан, живший в Африке, был ещё одним известным писателем того времени. Он родился в 200 г., также в семье язычников и также обратился в христианство в довольно зрелом возрасте. В конечном счете он сделался епископом Карфагена и начал писать книги, по стилю напоминающие труды Тертуллиана. Киприан умер мученической смертью в 258 г.

Растущая мощь христианства была настолько заметна, что снисходительный в отношении религии Александр Север, который старался умиротворить все народы, живущие в Империи, и с этой целью проявлял интерес ко всем основным религиям, добавил бюст Иисуса Христа к изображениям других божеств и пророков, украшавших его кабинет.

Вполне естественно, что на языческих философов оказала влияния растущая сила новой религии: стоики, которые никогда не были популярны за пределами весьма тонкого слоя правящего класса, полностью потеряли свое влияние со смертью Марка Аврелия и появилась новая версия идей греческих философов, к примеру Платона, в которой его учение стало более таинственным и глубоким. Неоплатонизм представлял собой попытку философов найти новую эмоциональную основу для своего учения, не прибегая к доктринам христианства. Самым известным из неоплатоников был Плотин, родившийся около 205 г. в Египте в римской семье и учившийся в Александрии. В 244 г. он вернулся в Рим и проповедовал свою сложную, мистическую философию вплоть до смерти в 270 г.

Хотя неоплатонизм не смог стать основной философией Империи, многие из его идей проникли в христианское учение, в особенности в церкви, существовавшие в восточной части государства.

Глава 6 Анархия

Персы и готы

Уже дважды в истории династии римских императоров пресекались и начиналась гражданская война. После убийства Нерона в 68 г. она была не слишком серьезной, но после убийства Коммода в 192 г. смута была очень жестокой и продлилась целых пять лет, причем к тому времени сама Империя была уже гораздо слабее и с трудом смогла вынести подобные потрясения.

Теперь, когда после смерти в 235 г. Александра Севера разразилась целая серия гражданских войн и нашествий захватчиков, Рим был ещё слабее, и потому длившиеся в течение пятидесяти лет несчастья разорвали Империю на части. В течение этих лет на императорский титул более или менее успешно претендовало двадцать шесть человек, и ещё большее количество людей совершили неудачные попытки занять престол. Все они погибли насильственной смертью.

Основной причиной анархии было то, что армия правила страной, не будучи при этом единой силой, связанной хоть какими бы то ни было общими идеалами. Солдат набирали в основном из провинций, из низших классов общества, а условия жизни полностью отделяли их от гражданских лиц. Более того, среди легионеров было все больше северных варваров — германцев, которые готовы были присоединиться к кому угодно ради денег и высокого уровня жизни, который давала армия (если сравнивать с их положением на родине). Эти люди приходили из-за северных границ Империи, а сами римляне проявляли все меньшее желание идти на военную службу. Любой легат мог с помощью своих солдат взойти на трон Империи, и хотя в то время это было всего лишь усложненным способом самоубийства, но кандидаты никогда не заставляли себя ждать, и каждый из них старался заняться каким-нибудь серьезным делом, выглядевшим достаточно курьезно на фоне тех почти непреодолимых трудностей, которые встречали каждого нового правителя.

Пятьдесят лет анархии в Римском государстве начались, когда Гай Юлий Вер Максимин, гигант крестьянин родом из Фракии, главарь заговорщиков, которые убили в Галлии Александра Севера, прямо на том же месте объявил себя императором. Это был первый правитель, не имевший практически никаких заслуг, кроме ранга простого легионера, и не сумевший распространить свое влияние на ту самую армию, на власть над которой так решительно претендовал.

Далеко на севере в то же время была сделана попытка воспользоваться прецедентом и выбрать императора, так же как сто пятьдесят лет назад был выбран Нерва. Верховным главой государства провозгласили Марка Антония Гордиана, заслуженного человека преклонного возраста, который родился в 159 г. и считал, что ведет свой род от самого Траяна. Этот человек прожил достойную и плодотворную жизнь, вполне достойную потомка Антонинов: в правление Александра Севера он был наместником Африки и всё ещё занимал этот пост, когда расквартированные там легионы потребовали, чтобы он принял пост императора. Гордиан помнил не только успех Нервы, но и провал Пертинакса, и потому указал солдатам на то, что слишком стар и не в силах нести бремя управления страной, но его доводы не были приняты во внимание. Солдаты пригрозили Гордиану смертью в случае отказа, и он скрепя сердце вынужден был согласиться с тем условием, что его сын станет соправителем государства. Оба были провозглашены императорами и в истории известны как Гордиан I и Гордиан II (последний остался в истории как большой почитатель литературы, его библиотека насчитывала 62 тысячи томов).

Кандидатуры обоих были одобрены сенатом, но, несмотря на это, они правили немногим больше месяца. Гордиан II погиб в схватке с военными из оппозиционной группировки, а его отец в припадке отчаяния покончил жизнь самоубийством.

Между тем Максимин был также убит собственными солдатами, а полководцы, которые уничтожили Гордиана, погибли от рук других солдат, чьи командиры жаждали власти. В то время в Риме находился двенадцатилетний внук и тезка Гордиана I, и сенат настоял на том, чтобы он стал следующим императором. Таким образом, правление Гордиана III началось в 238 г. (991 г. AUC). Он продержался на троне несколько лет, и на это время ситуация стабилизировалась, а в государстве на время воцарился мир, который вскоре был нарушен вторжением иноземных захватчиков.

В 241 г. второй царь из династии Сасанидов, Шапур I, взошел на престол Персии и решил показать, что способен вести завоевательные войны. Он совершенно не опасался противодействия со стороны Империи, где правителей убивают чуть ли не в ту же минуту, как они восходят на трон, поэтому спокойно вторгся в Сирию и занял Антиохию, столицу провинции.

Молодой император Гордиан III отнюдь не был воином, но зато к этому времени уже успел жениться, и его тесть, Гай Фурий Тимеситей, занял его место во главе римских легионов, проведя успешные бои и сумев выбить персов из Сирии. К сожалению, в 243 г. он умер от инфекции, и армия перешла под контроль Марка Юлия Филиппа, который убил юного Гордиана и в 244 г. провозгласил себя императором.

Филипп родился в провинции Аравия и потому был известен в истории под именем Филиппа Араба. По причине того, что ему нужно было спешить в Рим, чтобы подтвердить свои права на престол, он спешно заключил мир с Персией, дав большой выкуп за то, чтобы соперники на время отказались от своих притязаний. Правление Филиппа продолжалось пять лет и было отмечено только одним значительным событием: в это время Рим отпраздновал свою тысячелетнюю годовщину. Согласно современному летосчислению, это был 248 г. В свое время Август ввел обычай отмечать конец определенной эпохи в жизни города особо изощренными секулярными играми (слово произошло от латинского термина, обозначавшего цикл или период в мировой истории, так что оно имеет дополнительное значение «мирской» в противовес «религиозному»). Самым разумным оказалось проводить такие игры в конце каждого столетия существования города: такие игры проводил Клавдий в 800 г. и Антонин Пий в 900-м, но игры, устроенные Филиппом в 1000 г., оказались самыми знаменательными в истории Рима и в то же время последними. Больше секулярные игры не проводились никогда.

Тысячный год не принёс Филиппу счастья. Во всех концах страны происходили мятежи солдат. Императору пришлось отправить одного из своих сторонников, Гая Мессия Квинта Траяна Деция, на Дунай для того, чтобы подавить восстание, но по прибытии солдаты провозгласили его главой государства. Деций не желал такого исхода дела и с радостью бы отказался от предложенной чести, но в то время для объявленного кандидата не было пути назад, поскольку в случае отказа его ждала бы немедленная смерть. Таким образом, военачальник возглавил восстание и повел свои войска на Италию. В 249 г. Филипп был убит в бою на севере страны, и Деций действительно стал императором.

К этому времени рост числа христиан начал беспокоить правительство и народ. На фоне воцарившегося беспорядка они оказались виновниками всего происшедшего, как это было во время великого пожара Рима при Нероне и во время чумы при Марке Аврелии. Максимин, действуя в противовес мягкой политике Александра Севера, которого он убил, принял некоторые меры предосторожности против распространения этой религии, но он правил слишком недолго и власть его была слишком слаба, чтобы как-нибудь серьезно помешать этому процессу. Филипп Араб, жена которого предположительно была христианкой, относился к религии терпимо, но после того, как Деций взошел на престол, разразилась буря. С 250 г. имперский культ сделался обязательным для всех верноподданных жителей государства, а отказ бросить щепотку благовоний на алтарь и пробормотать бессмысленную формулу, в чем и заключался весь обряд, был достаточным поводом для казни. Таким образом, этот обряд приобрел для граждан Империи такое же значение, какое в свое время имела «присяга в благонадежности» для некоторых американцев.

Многие христиане предпочли умереть как мученики, но не выполнять языческие обряды, к которым они относили имперский культ. Одной из наиболее известных жертв преследований Деция был Ориген: его не убили, но обошлись с ним так жестоко, что писатель прожил недолго. Киприан Карфагенский был просто казнен, а вместе с ним — епископы Рима, Антиохии и Иерусалима. В результате всего этого римские христиане вынуждены были уйти в подполье. Они обосновались в катакомбах, потайной системе нор и подземных проходов, использовавшихся для захоронения усопших, а в те времена приспособленных для тайных христианских церквей и религиозных собраний.

Во времена правления Деция активизировалась новая группа варваров — готы, племя германского происхождения, которое в дохристианскую эру проживало на территории современной Швеции (даже сейчас остров в Балтийском море, к юго-востоку от Швеции, именуется Готланд).

Ко времени правления Августа они, по-видимому, продвинулись на юго-запад и заняли территорию современной Польши. Таким образом, готы в течение столетий продвигались в этом направлении, пока, при Каракалле, не достигли Чёрного моря и здесь не разделились на две группы. Одна из них осела на восточных равнинах в том месте, где теперь находится Украина (это были восточные готы, или, иначе, остготы. Название происходит от немецкого слова «ost», что значит «восток»). Вторая группа осталась на западе и продолжала продвигаться в глубь римской провинции Дакии. Это были так называемые западные готы, или вестготы, или визиготы. Последнее название, возможно, происходит от древнего тевтонского слова со значением «хороший», то есть является некой формой бахвальства, так часто присущего человеческой натуре.

В 214 г. Каракалла отбил первое наступление визиготов, но их нашествия становились все чаще, поскольку расквартированные в Дакии легионы предпочитали восставать против власти Рима вместо того, чтобы бороться с варварами. Хуже того, чем больше рос процент этих самых варваров в армии, тем сильнее становилось для них искушение присоединиться к разграблению имперских провинций и получить свою долю в легко доставшейся добыче вместо того, чтобы рисковать жизнью и вступать в бой с людьми, которые в конечном счёте были их соотечественниками.

Ко времени прихода к власти Деция варвары затопили Дакию и вытеснили римлян, которые остались только на нескольких сильно укрепленных форпостах. Затем они дошли до Дуная, пересекли его и понесли смерть и разрушение в провинции, которые не испытывали ужаса варварских нашествий уже полторы сотни лет.

Деций сражался с этими племенами и выиграл несколько битв, но в 251 г. (1004 г. AUC) потерпел поражение и был убит. В истории Римской империи это был первый случай, когда император погиб в сражении с внешним врагом.

Одного из подчиненных Деция, Гая Вибия Требония Галла, выбрали императором вместо погибшего. Он попытался исправить дело, подкупив готов для того, чтобы заставить их прекратить набеги, но хотя они и взяли деньги, через некоторое время снова возобновили свое рейды и начали проникать даже в Грецию и Малую Азию. Сами Афины в 267 г. были разграблены!

Поскольку угроза нападения готов заставила римские войска сконцентрироваться в низовьях Дуная, верхнее его течение и Рейн остались менее защищенными, и другие германские племена сумели извлечь из этого выгоду. Южногерманское племя алеманнов вторглось в Северную Италию, а вновь объединенные германцы, называвшие себя франки (свободные люди), в 256 г. пересекли Рейн и совершали набеги по всей Галлии и проникли в Испанию. Некоторые отряды доходили даже до Африки.

В городах Империи жители впали в отчаяние и, понимая, что больше не существует сильной армии и разумного правительства, способных защитить их от уничтожения, начали строить стены и готовиться к тому, чтобы пережить осаду.

Тем временем Галл погиб в бою с восставшими военачальниками, и в 253 г. трон унаследовал Публий Лициний Валериан, его подчиненный, который прибыл слишком поздно, чтобы спасти своего начальника. Он сделал своего сына Галлиена соправителем, и вместе они попытались справиться с кризисом, но эта задача оказалась выше человеческих сил. Северные границы были сильно ослаблены. Правителям удалось разбить варваров к югу от Дуная и отбросить и вытеснить германцев из Галлии, но сразу после этого маркоманы вторглись в Месопотамию. Как только император отправлял свои войска в одном направлении, враги вторгались с другой стороны. У Галлиена был близкий друг-неоплатоник, философ Плотин, который поддерживал его, но по этому поводу можно сказать только одно: трудно представить, чтобы в такие тяжелые времена философия могла утешить императора. Даже самые изощренные сентенции вряд ли оказались бы в состоянии заставить германцев вернуться на свои земли.

В сложившейся ситуации Персия воспользовалась случаем и снова подняла голову. Шапур I всё ещё царствовал и не забыл своего поражения. Юному Гордиану III и его воинственному тестю удалось победить царя Персии, но с тех пор Империя в течение десяти лет переживала разного рода катастрофы, и царь решил попробовать ещё раз: он снова двинулся на Сирию и занял Антиохию. Валериан поторопился отправиться со своими войсками на Восток, чтобы защитить имперские владения, и ему удалось выбить персов из Антиохии, но там среди его солдат начался мор. Валериан, понимая, что его армия сильно ослаблена болезнью, согласился вступить в мирные переговоры, но был предательски захвачен в плен. Начиная с 259 г. (1012 г. AUC) он жил в заточении, и о его дальнейшей судьбе ничего достоверного неизвестно, хотя то и дело возникали и менялись различные слухи. По-видимому, Валериан так и умер в плену. Впервые в истории Рима случилось так, что император был живым захвачен врагами, и это оказалось весьма чувствительным ударом по престижу государства.

После исчезновение своего отца Галлиен продолжал править в одиночку, но в это время возникло столько претендентов на престол, что в исторических хрониках этот период называют «тридцать тиранов» (ссылка на известный, очень похожий по сути период в истории Афин). Это небольшое преувеличение: в действительности их было не тридцать, а всего восемнадцать, но и этого оказалось более чем достаточно. При всех этих провокациях Галлиен не утратил мягкости характера, и в то время, как его отец Валериан продолжал преследования христиан, начатые Децием, он вернулся к политике религиозной терпимости.

Для Римской империи 260 г. был очень тяжелым годом. Казалось, что государство находится в прострации и упадке: один из императоров находился в плену, а другой непрерывно и бессмысленно сражался то на одном рубеже, то на другом. Западная треть империи — Галлия, Испания и Британия — попала под власть соперничающих полководцев, и Галлиен, сражаясь против них, был убит, а его сын ранен. Ему пришлось отказаться от попытки вернуть западную часть своих земель, и таким образом Галльская империя оставалась независимой в течение следующих четырнадцати лет.

Между тем Шапур I после пленения Валериана снова вторгся в Сирию и совершал набеги в глубь Малой Азии. То, что его продвижение было остановлено, явилось заслугой не римского оружия, а маленького государства, которое до этого времени ничем, в сущности, себя не проявило.

В Сирии, примерно в 150 милях к юго-востоку от Антиохии, существовал город, который, согласно иудейским источникам, основал царь Соломон. Этот город назывался Тадмур (город пальм), но греки и римляне звали его Пальмирой. Во время правления Веспасиана он подпал под римское владычество, а ко времени Антонинов был уже богатым и процветающим, поскольку по своему местоположению это была идеальная стоянка для караванов, шедших через пустыню. Адриан однажды посетил Пальмиру и дал ее обитателям звание римских граждан, а ко времени правления Каракаллы они начинали давать своим детям римские имена. Александр Север посетил этот город во время своей восточной кампании и дал правителю Септимию Оденату и его сыну и тёзке звание сенаторов. Таким образом, Пальмира была по духу римской, несмотря на наличие собственного правительства, и готова была оказать посильную пользу Империи, оказавшейся в затруднительном положении.

Оденат-младший правил Пальмирой в период после пленения Валериана. Он старался поддержать баланс сил в регионе и потому предпочел подчиниться далекому Риму, в тот момент, по-видимому, находившемуся в состоянии глубокого упадка, вместо того чтобы попасть под власть более близкой и сильной Персии, которая вряд ли позволила бы Пальмире сохранить свою независимость. По этим соображениям Оденат начал войну против своих соседей, которую Галлиен не мог развернуть, поскольку был слишком занят защитой Империи. В ряде стычек он разбил персидские войска и даже проник далеко в глубь соседней территории и, вдохновленный своими успехами, решился отправиться в Малую Азию и сразиться с готами, но они ушли оттуда раньше, чем туда смогли прийти войска Одената.

В благодарность за все эти услуги Галлиен даровал Оденату титул «вождя Востока» с правом передавать этот титул по наследству и посланником в восточных провинциях, которые только благодаря ему не стали собственностью Персии. Однако в 267 г. в зените своей славы Оденат и его сын были убиты и бразды правления взяла сильная духом жена «вождя Востока», Септимия Зенобия. После того как в 268 г. Галлиен был убит собственными солдатами, она поступила так, будто считала себя не только наследницей своего мужа и правительницей восточных земель, но и в качестве опекунши своего младшего сына наследницей императорского трона: уже получив власть над Сирией, она отправилась завоевывать Египет и Малую Азию. В 271 г. Зенобия провозгласила себя императрицей, а своего сына императором.

Таким образом, Римская империя распалась на три части. Восток и Запад оказались независимыми, и Рим контролировал только центральную часть государства: саму Италию, Грецию, Иллирик и Африку. Естественно, что в этой ситуации экономика пришла в полнейший упадок, финансовые дела страны находились в состоянии хаоса, а количество населения снижалось быстрее, чем когда бы то ни было. Целое поколение видело на своем веку только различного рода катаклизмы, которые разрушили Империю, и нигде не было видно выхода из этой почти безнадёжной ситуации.

Возрождение

Из тисков разрушения государство вырвал первый среди замечательных правителей, происходивших из Иллирика.

В 268 г., после смерти Галлиена, солдаты провозгласили императором Марка Аврелия Клавдия, впоследствии известного как Клавдий II. Этот человек успешно служил Децию, Валериану и Галлиену, а теперь, взойдя на престол, повел не менее успешную борьбу с варварами. Ее результаты были превосходными: Клавдий разбил алеманнов в Северной Италии и прогнал их обратно за Альпы, затем отправился в Мезию и встретился лицом к лицу с готами, готовившимися к новому набегу. В 269-м или 270 гг. он одержал над ними потрясающие победы и был провозглашен за это Клавдием Готским (имя было дано в честь великих завоеваний, как в славные дни Республики).

Клавдий стал единственным императором этого периода, который погиб ненасильственной смертью. В 270 г. (1023 г. AUC) он заболел и умер, как мог бы умереть любой римлянин, но перед этим сумел оказать Империи последнюю услугу — назначить себе достойного преемника, командира кавалерии, также родом из Иллирика, Луция Домиция Аврелиана. Он взошел на престол и обнаружил, что все сделанное его предшественником пошло прахом. Побежденные варвары решили, что с появлением нового императора у них появился шанс начать все сначала, и принялись совершать набеги в южном направлении. Для того чтобы показать, в данном случае что у сильного императора появился достойный преемник, Аврелиану пришлось ещё раз разбить и готов, и алеманнов.

Поскольку северные границы после этого оказались хотя бы в какой-то мере безопасными, взгляд Аврелиана устремился на Восток, где Зенобия правила, утопая в роскоши. Император отлично понимал, что немедленное путешествие в Пальмиру обернётся очередными нашествиями с севера, и в 271 г. принял отчаянное решение: начать строить стену вокруг Рима — мера, которая показывает, насколько слабой стала Империя, столица которой в течение пятисот лет не нуждалась в иной защите, кроме мужества своих воинов.

Затем император вызвал из Дакии всех колонистов и расселил их к югу от Дуная, так как ему показалось бессмысленным защищать совершенно открытую провинцию от нашествий готов: цена такой защиты была непомерной, а результаты — более чем скромными. Таким образом, через полтора столетия после завоеваний Траяна римляне оставили провинцию Дакия.

После этого Аврелиан решил, что может смело отправляться на Восток. Он вошел в Малую Азию, покоряя все города, которые смели оказывать сопротивление, вторгся в Сирию, под Антиохией разбил воинов Пальмиры и наконец захватил сам город. Вначале император предполагал заключить мир на мягких условиях, но после того как жители города восстали и перебили гарнизон, который он оставил уходя, Аврелиан приказал сровнять Пальмиру с землей. Это произошло в 273 г. Могущество города было уничтожено навечно; сейчас на этом месте нет ничего, кроме развалин и нескольких жалких лачуг.

После своего восточного похода Аврелиан двинулся на Запад и обнаружил, что захватить Галлию не составит никакого труда, поскольку ее правитель стар и слаб и сам переживает трудности из-за варварских нашествий. Он понимал, что становиться на пути блестящего завоевателя бессмысленно, потому что бороться с ним он все равно не сможет, поэтому галльский «император» немедленно при приближении войск сдался, и в 274 г. (1027 г. AUC) западная провинция вернулась в состав Римской империи.

Аврелиан вернулся в Рим и ещё до конца 274 г. отпраздновал величественный триумф, причем во время шествия за его колесницей вели скованную золотыми цепями Зенобию. Императора провозгласили «восстановителем государства». Это звание, вычеканенное на монетах, отлитых в том году, не было пустым звуком: Аврелиан и его предшественник Клавдий II прогнали варваров со своих земель и восстановили западные и восточные границы Империи, заслужив тем самым всяческую славу.

Неуемному правителю теперь оставалось только преподать хороший урок персам, заставив их бояться римлян так же, как в свое время их боялись парфяне. С этой мыслью он отправился на Восток, но привычку, созданную десятилетиями, невозможно изжить до конца: солдаты, которые без труда убивали слабых и бездарных полководцев, с той же легкостью убили и воинственного императора. В 275 г. Аврелиан погиб во Фракии от руки собственных легионеров.

Марк Клавдий Тацит, ставший наследником убитого императора, сделал неожиданный для того времени ход, попытавшись вернуться назад и восстановить гражданскую власть. Это был богатый, старый и знатный римлянин, которого (против его воли) сенат облек императорской властью. С неожиданным мужеством Тацит (заявлявший, что ведет свой род от историка с тем же именем) попытался стать вторым Нервой. Он решил хотя бы частично вернуть власть сенату и провести некоторые реформы, но так уж случилось, что ни один император того времени не мог быть занят ничем другим, кроме сражений с германскими племенами, и тут старый Тацит не стал исключением. Готы снова вторглись в Малую Азию, и против них нужно было послать армию, так что императору пришлось вступить в войну, и, хотя варвары были побеждены, Тацит умер, пробыв на троне всего лишь полгода. Ходят обычные слухи, что его убили собственные солдаты, но император был так стар, что можно смело предположить смерть от естественных причин.

Легионами, расположившимися на востоке, при Таците командовал Марк Аврелий Проб, родившийся в Паннонии (провинция к северу от Иллирика) и честно сражавшийся до того времени под началом Аврелиана. Как только пост императора оказался вакантным, солдаты провозгласили его императором, и он продолжил охоту за готами в Малой Азии.

Однако, как только на Востоке наконец смогли вздохнуть спокойно, император совершил ошибку: ему казалось, что люди, с охотой рисковавшие своей жизнью в войне с готами, с не меньшей охотой поработают немного ради мира. Для того чтобы не прекращались поставки зерна из Египта в Рим, необходимо было вычистить каналы, по которым оно перевозилось, ведь голод оказался бы не менее страшным врагом, чем племена варваров. Проб поставил солдат на эту работу, и в отместку в 281 г. они убили его.

После этого императором стал очередной житель Иллирика (третий по счету), Марк Аврелий Кар. Как и Проб, он сражался в войсках Аврелиана и стал первым императором, который совершенно не счел нужным испросить хотя бы формального согласия сената на свое утверждение в высшей государственной должности и принять из его рук все связанные с ней права. Откровенно говоря, согласие сената давно уже по-настоящему не требовалось и довольно часто случалось, что недовольных сенаторов просто силой принуждали его дать, но до сих пор каждый император делал это жест, каким бы бессмысленным он ни был. Тот факт, что Кар не удосужился позаботиться об этом, свидетельствует о том, как низко упал престиж сенаторов в Империи и насколько близок был крах всех основ августовского принципата.

Кар наказал убийц своего предшественника, но не сделал никаких попыток установить мир и занять солдат работой. Если они хотели войны, то император был готов дать то, что у него просят: в 282 г. он оставил своего сына защищать государство и отправился в Персию, чтобы завершить дело, начатое Аврелианом, которое уже в течение семи лет оставалось незавершенным и требовало к себе пристального внимания.

В Персии Кар действовал на удивление удачно: по примеру Траяна он очистил от врагов Армению и Месопотамию и начал наступление на Ктесифон, но в 238 г. также был убит своими солдатами, которые, как оказалось, хотя и хотели войны, но не в таких количествах. Судя по всему, ничто не могло разорвать этот порочный круг: старый или молодой, воинственный или спокойный, победоносный или неудачливый, император был обречен погибнуть от рук своих собственных людей. В течение пятидесяти лет дела шли именно таким образом, и ничто не могло помешать ситуации развиваться таким же образом и впредь. Необходим был человек достаточно сильный, с хорошим потенциалом, который смог бы выработать новую систему правления, адекватную современным условиям. Принципат «умер», и государству требовался новый Август, готовый положить конец постоянным гражданским войнам и создать, в очередной раз, совершенно новую форму правления. Такой человек нашёлся: это был четвёртый уроженец Иллирика, Диокл.

Глава 7 Диоклетиан

Конец принципата

Диокл происходил из бедной семьи, а свое греческое имя получил, видимо, потому, что жил в Диоклее, деревушке на побережье в Иллирике. Он отличился, служа в армии при Аврелиане и Пробе, и, начав с простого солдата, ко времени смерти Кара дослужился до командира императорских телохранителей. Когда сорокалетнего Диокла его подчиненные провозгласили императором, он отказался просить согласия у сената и первым делом устроил громкий судебный процесс над военачальником, который, как предполагалось, организовал убийство Кара, и затем казнил его собственной рукой. Таким образом, он сразу показал свое отношение к людям, которые осмеливаются убивать императоров — в особенности теперь, когда сам стал одним из них. За последние полстолетия средняя продолжительность жизни императора (если не считать соправителей, узурпаторов и неудачливых претендентов на престол) составляла около двух лет, но Диокл твёрдо решил исправить положение и прожить как можно дольше после своего избрания.

Вступив на трон, он принял новое имя — Гай Аврелий Валерий Диоклетиан (в истории он известен просто как Диоклетиан) и в 284 г. уехал из Рима в Никомедию, город на северо-западе Малой Азии, где и создал себе резиденцию, в которой бывал так часто, как только позволяли обстоятельства. Никомедия на все время правления Диоклетиана стала столицей Империи. Такой важный факт доказывает то, что ясно было уже давно: Италия больше не являлась главной провинцией Империи, а Рим не являлся столицей правящей династии. Фактически, для императора этого периода просто неразумно было восседать в Риме, как это делал Август или хотя бы Антонии Пий: основной его задачей было защищать Империю от нашествий врага и всегда быть в пределах досягаемости на случай, если нужно будет срочно мчаться во главе своей армии в какую-либо провинцию. В Никомедии Диоклетиан оказывался одновременно на разумном расстоянии от персидской границы на юго-востоке и от готских орд на северо-западе, поэтому он оставался там всё то время, пока не участвовал в военных действиях.

За время своего правления Диоклетиан сделал всё, чтобы полностью преобразовать своё государство. Первой его, заботой стала защита особы императора. Августу, который жил в мирное время в центре спокойной Италии, где практически не было войск, было хорошо играть роль «первого гражданина Рима», отличающегося от своих собратьев только тем, что случайно оказался на престоле. Теперешний император был постоянно окружен вооруженными людьми и находился в беспокойной стране, склонной к восстаниям, подверженной набегам варваров, которые отражала армия, сама наполовину состоящая из тех же варваров, только принятых на римскую службу. В такой ситуации спокойно бродить среди своих солдат значило напрашиваться на удар копьем в спину; за последние пятьдесят лет две дюжины императоров подтвердили это своим примером.

Диоклетиан отказался от такой практики. Он перестал быть просто «первым гражданином» и стал «господином» (dominus). В дворцовый обиход он ввел ритуалы, принесенные с Востока: люди могли приходить к нему только в том случае, если были призваны, и приближаться не иначе как с глубокими поклонами. Было создано множество церемоний, призванных окружать особу императора ореолом благоговения и трепета для того, чтобы выделить его из круга обычных людей. В предыдущие царствования уже начинался постепенный процесс такого рода, но Диоклетиан сильно усовершенствовал его и сделал обязательным.

Таким образом, стало ясно, что период существования принципата, продлившийся три сотни лет, закончен. Хотя Диоклетиан никогда не называл себя царем, фактически он стал им, а Римская империя превратилась в монархию. Сенат в Риме продолжал по-прежнему собираться, но превратился всего лишь в своего рода клуб людей, которым оставалось только вздыхать и грезить о временах Республики, справедливых законах и армии, послушной главной политической силе в государстве — сенаторам.

Система правления, выработанная Диоклетианом, соответствовала своему времени, точно так же как принципат Августа — своему. Недостижимая, окруженная почтением фигура императора, сопровождаемая клубами фимиама, ревом труб и поклонами толпы придворных, внушала солдатам преклонение и трепет; такого императора им трудно было бы убить, одно суеверие способно было удержать людей от этого шага. По этой причине Диоклетиан смог пробыть на престоле двадцать один год, то есть намного дольше, чем удавалось римским императорам со времени смерти Антонина Пия, за полторы сотни лет до этого. Более того, хотя и после Диоклетиана в государстве было вполне достаточно своих забот и проблем, но времена, когда императоров одного за другим убивали и опустевший престол занимал следующий избранник, ушли безвозвратно. Империя снова встала на ноги.

Впрочем, хотя в положении государства и наметились перемены к лучшему, оно по-прежнему оставалось весьма шатким: нельзя было отмахнуться от разрушений,причиненных набегами варваров и мором. Фактически попытки Диоклетиана справиться с набегами меняли ситуацию к худшему, потому что с этой целью он решил содержать армию больших размеров, чем содержал Август, и при этом в стране, где было куда меньше возможностей и которая могла себе позволить кормить меньшее количество солдат. По мере уменьшения населения снижалось и количество налогоплательщиков, денег в казну поступало все меньше, и они нужны были для другого, но по приказу императора все шло на поддержание и развитие военной машины. То, что теперь римские легионы состояли в основном из наемников, мягко говоря, не улучшало положения. Для того чтобы поддерживать численность армии на нужном уровне, Диоклетиану и его наследникам приходилось повышать налоги. В течение последнего столетия стоимость денег постоянно падала, поэтому налоги платились натурой, причем муниципальные власти отвечали за их сбор и в случае недостачи вынуждены были покрывать ее из собственного кармана. В результате они тяжко притесняли население, поскольку на самих чиновников постоянно давили высшие государственные органы. От этого страдала экономика страны. Мелкие землевладельцы, не в силах прокормиться, уходили в большие хозяйства в качестве простых работников, но ремесленникам и торговцам запрещалось искать себе другие средства к существованию. Был издан закон, запрещающий им под страхом сурового наказания менять профессию, так что они вынуждены были постоянно заниматься каждый своим делом, таким образом поддерживая экономику страны, но зарабатывая только на то, чтобы кое-как прокормиться. Им не было позволено даже вербоваться в солдаты, чтобы прокормить семьи.

Ближе к концу своего царствования император осознал, что невыносимые повинности душат большую часть населения страны и в 301 г. (1054 г. AUC) издал знаменитый эдикт Диоклетиана, с помощью которого попытался стабилизировать положение вещей, установив максимум цен и максимальную заработную плату. Предполагалось, что таким образом можно будет предотвратить положение дел, при котором крупные землевладельцы требуют такие цены на продукты, при которых люди умирают от голода, а рабочие получают слишком высокую плату из-за того, что их слишком мало. Несмотря на то что у Диоклетиана были самые добрые намерения, и даже несмотря на то что за невыполнение условий эдикта полагалась смертная казнь, эта попытка провалилась. Ничто не могло предотвратить постепенный развал экономики.

Большинству населения Империи не было прока ото всех начинаний правительства. Что значило для них, выиграют ли войну варвары или римские солдаты, когда и те и другие состояли из варваров и одинаково сильно опустошали земли, по которым проходили? Кроме того, никакие солдаты не могли оставить за собой такую пустоту, какую оставлял сборщик налогов.

Нет ничего удивительного в том, что население Империи становилось все более пассивным и не имело причин проявлять патриотизм или отождествлять себя со всем государством. Если бы римские легионы пали под натиском варваров pi орды германцев взяли над ними верх, то население, скорее всего, не оказало бы им ни малейшего сопротивления; не было бы ни партизанской войны, ни народных восстаний. Когда пришло время, так и случилось.

Тем не менее, какие бы муки ни терпела Империя, но Диоклетиан дважды облагодетельствовал ее: он дал ей надежную армию и правительство, жесткое, но зато стабильное. Без сомнения, если бы не его усилия, то пятидесятилетняя анархия не была бы остановлена, и Империя рухнула бы гораздо раньше, чем это случилось на самом деле.

Тетрархия

Стремление Диоклетиана к стабилизации положения в стране было не слишком трудно удовлетворить, поскольку он сразу понял, что это задача не для одного человека. Проблем было слишком много, Империя сильно пострадала от кризиса, границы во многих местах были слабы, так что невозможно было, чтобы император занимался всеми этими делами сам. Соответственно, он решил найти себе помощника. Такие случаи уже бывали прежде: Марк Аврелий правил вместе с Луцием Вером в качестве соправителя и таким образом в Империи в течение восьми лет было двойное правительство (диархия). С того времени ещё несколько императоров, взошедших на престол на короткое время, делили власть со своими сыновьями или родственниками, однако до сих пор такие вещи были обусловлены какими-нибудь особыми обстоятельствами и не являлись официальной государственной политикой. Диоклетиан попытался решить этот вопрос законодательным путем. В 286 г. (1039 г. AUC) он сделал соправителем Марка Аврелия Валерия Максимиана, своего старого друга и ровесника родом из Паннонии, который также происходил из крестьянской семьи, также дослужился от простого солдата до полководца, но при этом не блистал особым умом. В нем император видел верного помощника, на которого можно положиться в том случае, если нужно будет предпринять активные военные действия, и который может беспрекословно выполнить любой приказ, однако недостаточно хладнокровного и способного для того, чтобы попытаться сместить своего господина.

Диоклетиан взял себе восточную часть Империи, а Максимиану отдал западную. Такое административное деление просуществовало, с некоторыми перерывами, до самого конца, так что начиная с 286 г. можно говорить о Восточной и Западной Римской империи. Это ни в коем случае не означало, что римляне разделились на две нации: теоретически государство считалось единым.

Может показаться, что Максимиану досталась лучшая часть государства, поскольку Западная Римская империя оказалась больше Восточной, и более того, там говорили на латыни, поскольку в этот участок входила вся Италия вместе с Римом. Однако все это было не так уж важно. Восточная Римская империя была меньше, ее жители говорили по-гречески и дальше ушли от старых римских традиций, но зато она была богаче. Рим имел не более чем сентиментальное значение для жителей государства, а Никомедия стала правительственным центром. Даже Максимиан не сделал Рим своей столицей, когда перебрался на запад, а остался в Медиолане (современный Милан). В основном он поступил так потому, что с точки зрения защиты от нашествий варваров, пересекавших Рейн и верхнее течение Дуная, этот город был гораздо лучше расположен. Тем не менее, Вечный город сохранил свои традиционные привилегии. Как напоминание о прошлом, когда римляне завоевывали весь мир, для жителей города продолжали устраивать бесплатные зрелища и раздавать им еду. Более того, жизнь в западной части Империи была далеко не синекурой. Максимиану пришлось справляться с множеством внутренних проблем: крестьяне в Галлии устраивали восстания и орды их бесцельно прокатывались по стране, поджигая и разрушая все вокруг в безумном порыве возмущения тем, что жили в обществе, которое их безжалостно грабило и ничего не хотело давать взамен. Крестьянам все это не приносило никакой пользы, кроме сиюминутного удовольствия видеть, как гибнет собственность богачей, но Максимиану приходилось постоянно сражаться с ними, сталкивая свои варварские легионы с невооруженными толпами людей и убивая их до тех пор, пока оставшиеся не начинали просить пощады.

В то время как одной рукой Максимиан колотил галльских крестьян, другой ему приходилось хоть как-то защищать Британию, потому что германские варвары вышли в море и стали совершать набеги на остров. Это вынудило самого правителя построить флот, но, хотя мысль была хорошая, сам план провалился, поскольку адмирал, которому была поручена постройка, сразу же по окончании её вступил в сговор с варварами и провозгласил себя императором Британии. Используя флот (теперь уже свой собственный), он принудил императора признать себя господином всего атлантического побережья державы. Поскольку Максимиану была дана неограниченная власть, и, следовательно, он мог объявить войну бунтовщикам без согласия Диоклетиана, он так и сделал, но и тут ему не повезло: заново отстроенный флот был в один момент уничтожен во время шторма, так что Максимиан мог только скрипеть зубами, не в силах ничего больше сделать.

Диоклетиану показалось, что и двух правителей недостаточно для успешного решения всех проблем, и в 293 г. (1046 г. AUC) он удвоил их число. Он и Максимиан носили титул августа, и каждый выбрал себе преемника, дав ему титул цезаря. Таким образом, оба императора получили помощников, в которых остро нуждались, и вдобавок решили проблему наследования, поскольку теоретически оба цезаря могли автоматически сделаться августами, при этом пользуясь всеми преимуществами опыта, который накопили под руководством двух старших правителей.

Своим цезарем Диоклетиан выбрал Гая Галерия Валерия Максимиана, который женился на дочери императора и таким образом стал его приемным сыном и преемником. Этот сорокалетний мужчина, хорошо зарекомендовавший себя как солдат, встал во главе Европейских провинций к югу от Дуная, включая Фракию, откуда он был родом. Диоклетиан оставил себе Азию и Египет.

Максимиан также отдал свою дочь человеку, которого выбрал цезарем: это был Клавдий Валерий Констанций, более известный как Констанций Хлор (Бледный), возможно из-за светлого цвета лица. Его можно также называть Констанцием I, в отличие от внука, носившего такое же имя и правившего через пятьдесят лет после своего деда.

Констанций тоже родился в Иллирике и ко времени своего избрания уже правил родной провинцией, причем не только эффективно, но и с присущей ему мягкостью и гуманизмом (качества очень необычные для того времени). Максимиан отдал своему зятю Испанию, Галлию и Британию, а себе оставил Италию и Африку. После того как империю поделили на четыре части и возникла так называемая тетрархия, события приняли другой оборот: Констанций столкнулся лицом к лицу с британскими и галльскими повстанцами. Сперва он обеспечил безопасность границы, проходившей по берегу Рейна, а затем занялся Британией: построил ещё один флот и с его помощью перебросил на остров свою армию. К 300 г. власть Империи в этом регионе была восстановлена, и Констанций создал в Британии свое правительство, мягкое и разумное.

Между тем на Востоке Диоклетиан отправился в Египет и подавил восстание полководцев, одновременно дав Галерию инструкции по управлению Персией. Обе миссии он выполнил успешно, и к 300 г. во всей Империи из конца в конец воцарился мир и, что больше похоже на чудо, ее границы больше никто не нарушал.

В 303 г. (1056 г. AUC) Диоклетиан отправился в Рим, где его и Максимиана чествовали триумфом. Однако случилось так, что путешествие оказалось не слишком приятным: император не любил бывшую столицу, и ее жители платили ему той же монетой. Несмотря на то что Диоклетиан приказал выстроить в Риме новые бани, библиотеку, музей и другие строения, римляне отнеслись мрачно к императору, который забросил древнюю столицу, и в результате он уехал, не прожив в Риме и месяца. В течение следующих шестнадцати лет Диоклетиан сделал то, что могло бы показаться сверхчеловечески трудной задачей: он не только остался императором, но и властвовал над всеми тремя своими соправителями. В это время продолжалась реорганизация страны, империю поделили на четыре префектуры, названные так потому, что во главе местной администрации стояли префекты (производная от латинского слова, означающего «возглавлять»). Это были: Европейские провинции, находившиеся к северо-западу от Италии, Италия и Африка к западу от Египта, Европейские провинции к востоку от Италии и Азия и Египет.

Каждой из этих префектур правил цезарь или август, и каждая из них была поделена на несколько диоцезов (производная от латинского слова, означающего в переводе «домашнее хозяйство». Видимо, предполагалось, что в этом управитель должен быть знатоком). Каждый диоцез подразделялся на провинции, и в конечном счете таких провинций в Империи была сто одна, причем каждая из них была, достаточно мала, чтобы наместнику было легко ей управлять. Все нити правления шли непосредственно к императору, который имел специальную тайную службу, поставлявшую ему сведения обо всех чиновниках.

Армия была организована так, чтобы существовать абсолютно независимо от гражданского правительства. В каждой провинции располагался гарнизон под командованием офицера со званием «dux» (вождь), а некоторые армейские командиры носили титулы «comes» (в значении «компаньон», так сказать, друг императора).

Реорганизация, проведённая Диоклетианом и его последователями, оказалась неуклюжей и негибкой, а существование четырёх императорских дворов и множества чиновников, необходимых для координации действий, делала её ещё и чудовищно дорогой, однако ещё два столетия она не позволяла империи распасться. Отдельные части этой системы вошли в традицию, просуществовавшую более тысячи лет. Даже после того, как Империя перестала существовать, возникшие на её месте государства отчасти сохранили принятую организацию, а некоторые титулы сохранились и до наших дней. В английском языке присутствуют несколько видоизмененные слова «duke» (герцог) и «count» (граф). Некоторые элементы римского административного деления сохранились в лексиконе католической церкви: район, находящийся под властью одного епископа, англичане называют «diocese».

Епископы

Система Диоклетиана была не единственной реальной силой в империи того времени: беспорядки и разрушения периода анархии привели к росту популярности христианского вероучения, несмотря на все предосторожности, принятые во время правления Деция и Валерия. При Диоклетиане христианами считало себя десять процентов населения страны, более того, это были очень важные десять процентов, поскольку эти люди отличались организованностью и пылкой верой в свои убеждения, в то время как языческое большинство относилось к религии прохладно, а то и равнодушно.

Причин роста количества христиан несколько: во-первых, разлад в мире заставлял думать о том, что близится конец света и скоро произойдет предсказанное второе пришествие Христа. Эта мысль поддерживала чувства верующих и поощряла колеблющихся вступить в их ряды. Затем, спад социальной жизни и все усиливающиеся трудности делали для них земную жизнь менее привлекательной, а обещание посмертной — напротив, более желанным. Таким образом, к христианам примкнули те, кто находил их видение загробного мира более подходящим для себя, чем обещания приверженцев других культов. И наконец, по мере того как Империя теряла свой престиж, церковь набирала силу и начала казаться многим якорем спасения в бушующем море.

С другой стороны, хотя христианская церковь и обрела новых последователей, у нее появились и новые трудности. Прежде она состояла исключительно из мечтателей, жаждущих мученической смерти, теперь же многие новообращенные были обычными людьми, жаждущими не подвигов, а спокойной, обыденной жизни. Они и делали христианство все более уравновешенным и, так сказать, респектабельным. Рядовые христиане хотели, чтобы как можно больше стало обрядов и почитаемых святынь, в холодном и пустом, абсолютном в своей неизменности монотеизме им не хватало драматизма. Так появилось и расцвело поклонение принципу женственности, воплощенному в матери Иисуса, Марии, а затем добавились различные святые и мученики, которые тоже стали объектами поклонения. Ритуалы в их честь, часто представлявшие собой несколько видоизменённые языческие обряды, становились все более сложными, и это также помогало распространению христианства, поскольку таким образом постепенно сглаживалась разница между христианством и языческими культами и людям становилось проще перейти от одного к другому.

Между тем, чем сложнее становились ритуалы и чем больше росло число сторонников христианской религии, тем больше находилось место для многообразных противоречий, так что разница становилась заметной не только от провинции к провинции, но и от церкви к церкви, более того, даже в одном храме могли найтись приверженцы различных точек зрения. Это неизбежно создавало почву для столкновений. Для непосвященных такие различия могли казаться небольшими и малозначимыми, не стоящими особого внимания, но для истинно верующих каждая крупица ритуала являлась ниточкой, связывающей их с небом, а любое отклонение грозило смертью в огненном аду. Таким образом, речь шла уже не просто о жизни и смерти; на карту было поставлено вечное блаженство или вечные муки, а в таком случае даже самая мельчайшая разница могла показаться огромной. Подобные вариации в выполнении обрядов могли бы привести к серьезным разногласиям и своего рода гражданской войне внутри церкви, которая разорвала бы ее на части и в конце концов уничтожила. Этого не произошло исключительно благодаря тому, что отцы церкви создали жесткую иерархию и вопросы веры и ритуала позволялось решать только священнослужителям высшего ранга. Так, все церкви и духовенство в определённом регионе подчинялись своему епископу (производная от греческого слова, обозначающего «надзиратель»), который имел власть решать все вопросы, связанные с религией. Можно задать вопрос: что же происходило в том случае, если один епископ не соглашался с другим? Безусловно, такое случалось достаточно часто, но уже к концу III столетия появился обычай собирать так называемые соборы (по-гречески synodos — встреча), на которых епископы могли встретиться и обсудить все спорные вопросы. Решено было, что все принятое на соборах должно быть обязательно для христианских священников, так чтобы все верующие могли принять единый образ мысли и следовать одинаковым правилам. Согласно этой точке зрения, могла существовать только одна, вселенская церковь, или, по-гречески, католическая. Таким образом, решение, принятое на соборе, являлось позицией всей церкви, а все остальное, соответственно, — ересью.

В принципе все епископы были равны, но на практике это было не совсем так: в крупных, густонаселенных городах было больше христиан и находились самые влиятельные церкви, которые привлекали к себе наиболее способных людей. Нетрудно догадаться, что епископами таких городов, как Антиохия или Александрия, были великие люди, искушенные в науке и литературе, сами пишущие многотомные сочинения и возглавляющие могущественные фракции на соборах.

Кроме всего прочего, в восточной части империи существовало несколько крупных городов, епископы которых часто были не согласны со своими собратьями. На Западе, где христиан в среднем было меньше и они имели меньше влияния до времени правления Диоклетиана, существовал только один влиятельный епископ: епископ Рима. В целом жители Запада были менее образованы, имели более слабые философские традиции и не были склонны вступать в религиозные споры. Ни один из тогдашних епископов Рима не был известным писателем или участником диспутов; это были мягкие, спокойные люди, не склонные защищать уже проигранное дело или принимать взгляды меньшинства, а это означало, что их, и только их, никогда не обвиняли в ереси. Они были ортодоксальны до мозга костей. Более того, вокруг Вечного города всё ещё витал ореол власти. Вне зависимости от того, находилось там правительство или нет, согласно общему убеждению, именно он был центром мира, и таким образом римские епископы для большинства являлись как бы церковным эквивалентом императора, и это особенно подчеркивалось тем, что, согласно легенде, первым епископом Рима был Петр, ученик Иисуса Христа. Таким образом, несмотря на то что по крайней мере в первые столетия после возникновения христианства римские епископы ничем особенно не выделялись, в особенности по сравнению с их коллегами из Александрии, Антиохии или Карфагена, будущее (по крайней мере, в основной части христианского мира) принадлежало им.

Диоклетиан, обдумывая положение дел в Империи, обратил внимание, что его власть подрывается и уменьшается растущим влиянием христианской церкви. Это беспокоило его, но ещё больше, согласно историческим данным, это беспокоило его цезаря и наследника, Галерия. По его настоянию в 303 г. император начал активную кампанию против всех христиан, однако более против церковных организаций, которых он по-настоящему боялся, чем против отдельных приверженцев религии. Церкви сравнивали с землей, кресты уничтожали, священные книги силой отбирали у епископов-хранителей и затем сжигали, а иногда, в тех случаях, если языческие толпы выходили из-под контроля, уничтожали и самих христиан. Естественно, во время этой кампании приверженцев христианской церкви сняли со всех государственных должностей, принудили оставить службу в армии или покинуть двор, не давали им нормально существовать. Это была хотя и самая жестокая, но зато последняя волна преследований христиан. Однако как бы то ни было, она не распространилась по всей империи; Констанций, известный своей мягкостью, не стал применять репрессии в своей части империи, несмотря на то что являлся солнцепоклонником, а не христианином.

Организация преследований христиан оказалась последним государственным деянием Диоклетиана. Он устал душой от тягот управления Империей, а неудачный визит в Рим вызвал у него глубокую депрессию. Вскоре после возвращения в Никомедию император заболел. Ему было уже около шестидесяти лет, и двадцать из них он правил, так что болезнь оказалась последней каплей: Диоклетиан поддался уговором Галерия, который жаждал сменить его на троне, и отрёкся от звания императора в 305 г. (1058 г. AUC). В истории человечества большая редкость случаи, когда правитель отказывается от власти только потому, что стар и устал, но все же они бывают, и Диоклетиан может служить примером такого явления.

Бывший император удалился в город Салона, поблизости от деревушки, где когда-то родился, и выстроил себе там дворец, в котором и провел последние восемь лет своей жизни. (В конечном счёте этот дворец разрушился, но после нашествия варваров, случившегося через триста лет после смерти Диоклетиана, некоторые люди перебрались в развалины и стали жить там. Вокруг первых строений возник город Спалатум, сейчас известный итальянцам как Спалато, а югославам как Сплит.)

Глава 8 Династия Констанция

Константин I

У Диоклетиана было чёткое представление о том, как должен действовать принцип тетрархии. Когда он отрекся от престола, то принудил своего соправителя-августа Максимиана сделать то же самое, чтобы оба цезаря, Галерий и Констанций, тут же встали на их место и, в свою очередь, выбрали себе помощников и преемников. В идеале на этот пост должны были быть избраны два хороших, опытных, твердых, способных и верных интересам государства солдата, которые затем в один прекрасный день смогут сменить августов и выбрать взамен себе двух достойных цезарей. Если бы только идеи Диоклетиана удалось провести в жизнь, то больше никогда не возникало бы споров о наследовании императорского титула, и на троне сменяли один другого императоры, способные справиться с тяготами правления. К сожалению, люди есть люди, и им свойственно идти наперекор разуму. Оба августа имели различное мнение по поводу выбора своих преемников, и оба предпочитали родственников незнакомцам, хотя бы и более подходящих для управления государством.

В данном случае Галерий, который напрямую унаследовал Диоклетиану и правил Восточной Римской империей, не смог удержаться от того, чтобы считать себя старшим среди правителей, каким действительно был его предшественник. Поэтому он немедленно назначил сразу двух цезарей, одного для себя и другого для Констанция, причём даже не позаботившись посоветоваться с ним в решении этого вопроса (возможно, что Галерий не любил его за мягкость, проявленную в отношении христиан. В его части империи преследования церкви не прекращались ни на минуту). В качестве своего цезаря и наследника Галерий избрал одного из племянников, Максимина Дайа, а Констанцию должен был унаследовать один из его людей, Флавий Валерий Север. Таким образом, от власти оказался отстранен Марк Аврелий Валерий Максенций, сын старого соправителя Максимиана. Он немедленно почувствовал себя оскорбленным, считая, что имеет наследственное право на трон своего отца, провозгласил себя императором Рима и призвал Максимиана с целью вернуть ему власть (старик очень страдал по поводу своей вынужденной отставки и с радостью вернулся к императорским обязанностям).

Галерий был, мягко говоря, недоволен таким поворотом событий. Он послал Севера во главе своей армии в Италию, но тот был побежден и убит, а Максенций по-прежнему правил страной.

Констанций радовался не более, чем все остальные; у него тоже был сын, которому не предоставили ни малейшего шанса занять один из престолов, так что если бы он не был в тот момент занят борьбой с северными племенами в Британии, то, без сомнения, поступил бы так же, как и Максенций. Однако прежде, чем это могло случиться, он умер в Эборакуме, в том самом месте, где сто лет назад умер Септимий Север. Это произошло в 306 г.

Тем не менее, перед смертью Констанций успел представить войску своего сына Гая Флавия Аврелия Клавдия Константина, к тому времени юношу восемнадцати лет от роду. После смерти отца солдаты немедленно провозгласили его императором. Историки называют его Константином I, поскольку впоследствии появилось ещё несколько императоров с тем же именем.

Молодой человек родился около 288 г., в то время, когда Констанций был ещё наместником Иллирика. В то время они жили в городе Найсусе (современный Ниш, Югославия), так что Константина можно считать ещё одним государственным мужем родом из Иллирика. Собственно говоря, он был незаконным сыном, поскольку его мать была бедной содержательницей постоялого двора, чем-то заинтересовавшей правителя (из-за того, что Констанций провёл последние свои годы в Британии, родилась легенда, что мать мальчика была правительницей одного из островных племён, но конечно же это не так). Юность Константин провёл при дворе Диоклетиана, где мудрый император держал его в качестве своего рода залога преданности его отца. После того как правитель отрекся от престола, мальчик остался во дворце под присмотром Галерия, которому также не мог доверять: пока Констанций был жив, Галерий не посмел бы тронуть мальчика из опасения мести со стороны его отца, но, поскольку август умирал, Константин понял, что вскоре он будет куда полезнее новому правителю мертвым, чем живым. Поэтому он ускользнул из дворца и отправился в Европу, сумев избежать преследований агентов Галерия и невредимым добраться до Британии, где его немедленно провозгласили императором. (По другой, менее драматической версии произошедшего Констанций немедленно после смерти Диоклетиана потребовал отправить мальчика к нему, и Галерий, хоть и неохотно, вынужден был выполнить эту просьбу.)

Для того чтобы выстоять против гнева Галерия, Константин начал искать союзников. С этой целью он женился на дочери старого императора Максимиана, и тот немедленно назвал своего нового зятя соправителем. Теперь Галерию на западе противостояли трое: Максимиан, его сын Максенций и его зять Константин. Таким образом, когда император попытался вторгнуться в Италию, он был разгромлен и принужден отступить. После этого Галерий обратился к бывшему императору, Диоклетиану, и попросил его как-то повлиять на события. В 310 г. тот в последний раз в своей жизни ненадолго вмешался в государственные дела и низложил Максимиана и назначил императором западной части государства Валерия Лициниана Лициния. Константина успокоили тем, что подтвердили его права соправителя. Естественно, Максимиан протестовал против того, что его уже второй раз заставили отречься от престола, и пытался бороться против остальных, но был полностью разбит Константином, который и без помощи тестя добился желанного положения, более не нуждался в нем и без малейших угрызений совести распорядился старика казнить.

Галерий умер в 311 г. (1064 г. AUC), и ему наследовал Максимин Дайа, его цезарь. Он продолжал преследования христиан и попытался усилить свои позиции, договорившись с Максенцием, всё ещё правившим в Италии. Таким образом, дело снова дошло до гражданской войны, где, с одной стороны, были Максенций в Италии и Максимин Дайа в Малой Азии, а с другой — Константин в Галлии и Лициний в провинциях, прилегающих к Дунаю. В 312 г. Константин вторгся в Италию. Уже в третий раз его войска переходили эту границу для того, чтобы встретиться с армией Максенция, но если в прошлые два раза это кончилось немедленным поражением и позорным бегством, то теперь Константин разбил своего противника в долине реки По и отправился прямиком к Риму. Максенций был готов ко встрече. Обе армии столкнулись возле моста через Тибр (Мильвийский мост), причем если Константину требовалось пересечь его, то его противнику необходимо было не допустить этого.

Перед битвой Константин (согласно утверждениям историков христианства) увидел в облаках сияющий крест и произнес историческую фразу: «in hoc signo vinces» (с этим знаком, вперед). Полагают, что знамение воодушевило полководца, который приказал начертать знак креста на щитах своих солдат и затем смело ринулся в бой. В этой схватке войска Максенция были полностью разбиты и сам он убит. Таким образом, Константин стал господином Запада, а сенат добровольно провозгласил его императором. В первую очередь он распустил преторианскую гвардию, так что эта шайка, причинившая множество бед государству, смещавшая и назначавшая императоров по собственной прихоти, прекратила свое существование.

Полагают, что знамение, увиденное Константином в небе накануне боя, побудило его принять христианство, но это вовсе не так. Константин был хитрым политиком, что доказывает история его жизни, и, скорее всего, в действительности он оказался просто первым императором, пришедшим к выводу, что христианской религии принадлежит большое будущее. Он решил, что нет смысла преследовать людей, которые впоследствии будут иметь большую власть. Лучше присоединиться к ним и таким образом тоже оказаться победителем. Так он и сделал, однако не раньше, чем жизнь его подошла к концу, когда он был уверен, что может без малейшего вреда для себя стать христианином (в конце концов, до последних лет правления Константина последователи этой религии оставались в меньшинстве). Константин заботливо продолжал воздавать почести богу-солнцу, которому поклонялся его отец, и не позволил себя окрестить до того момента, пока не оказался на смертном одре. Таким образом, все грехи императора были смыты в то время, когда он был уже не в состоянии совершить новые. Тем не менее, хотя Константин не стал христианином немедленно после окончания битвы на Мильвийском мосту, он начал совершать шаги для того, чтобы сделать свою империю христианской, или хотя бы для того, чтобы завоевать верность христианской части населения.

Лициний на Востоке разбил войска Максимина Дайы, и в 313 г. (1066 г. AUC) оба победителя встретились в Милане. Здесь Константин и Лициний подписали миланский эдикт, гарантировавший всем жителям империи свободу вероисповедания. Таким образом, христиане смогли открыто поклоняться своему Богу, более того, эта религия впервые получила признание государства.

В том же году Диоклетиан умер. Со времени своего отречения он успел увидеть, как его попытка установить автоматический порядок наследования вызвала гражданскую войну и полностью пошли прахом все труды по искоренению христианства, однако, скорее всего, это было ему уже безразлично. Без сомнения, в своем уединенном дворце бывший император провел самые счастливые годы жизни. За несколько лет до описываемых событий Максимиан написал ему и предложил вернуться на престол, и Диоклетиан ответил: «Если бы ты приехал в Салону и увидел, какие овощи я вырастил в моем саду своими собственными руками, ты больше не говорил бы со мной об империи».

Глупец Максимиан пошёл своим путём и погиб насильственной смертью, а Диоклетиан умер в мире и спокойствии, до конца оставшись мудрецом.

Никейский собор

Теперь бремя управления Империей лежало на плечах Константина. Первое время он делил его с Лицинием, но с каждым годом между ними возникало все больше и больше разногласий. Соправители остались врагами, и по мере того, как император все большее внимание уделял развитию христианства, Лициний восставал против него, так что в 314-м и 324 гг. они сражались друг против друга, и во второй раз Лициний был убит в схватке, а Константин стал единовластным правителем объединённой империи.

Константин развил и дополнил реформы Диоклетиана. Большая часть изменений, приписываемых первому, на самом деле являлась заслугой последнего. Например, Константин продолжал стремиться к установлению абсолютной монархии, в 325 г. стал носить диадему (узкий белый хлопковый платок, который в знак высшей власти носили цари Персии и эллинских государств, возникших на ее развалинах). Каждый последующий император украшал свою диадему, как и другие символы и атрибуты верховной власти^[5]. Вскоре диадема стала пурпурной (цвет Римской империи) и ее стали украшать жемчугом.

Некоторые новшества, введённые Диоклетианом, претерпели изменения при Константине. Он отменил избрание августов и цезарей и вернулся к более естественной системе наследования согласно кровному родству, сделав наследниками своих сыновей.

Константин, как и его предшественник, продолжал брать в армию варваров и даже позволил им селиться на малонаселенных землях, принадлежащих Империи. В целом, если бы государство было сильным и его культура достаточно мощной, чтобы поглотить варварскую и сделать пришельцев настоящими римлянами, эта мера имела бы смысл, но, к сожалению, Империя была недостаточно здоровой и процветающей, чтобы этого добиться.

Правление императора Константина отмечено рядом законодательных реформ, причем на большинство из них повлияли основы христианского учения. Отношение к узникам и рабам сделалось более гуманным, но, с другой стороны, преступления против морали (в особенности против сексуальной морали) наказывались куда строже, чем раньше. Кроме того, он сделал воскресенье официальным выходным днем, однако в то время это был день, посвященный Солнцу, что и день Господень. Показав себя если не христианином, то по крайней мере истинным сторонником этого вероучения, Константин стал проявлять живой интерес к церковным делам. Прежде, если возникали споры между епископами, им не к кому было обратиться и оставалось только сражаться друг с другом, однако и в этом случае выигравшая сторона была не властна принудить оппонентов принять свою точку зрения. Теперь епископы могли обратиться за разрешением проблемы к высшей власти, то есть попросить возможно набожного и верующего и безо всяких сомнений могущественного императора разрешить их спор. В этом случае победившие могли обрушить на своих соперников всю мощь государственной власти.

В ранний период правления Константина церковь раздирали споры вокруг донатистской ереси, названной по имени епископа Карфагена Доната, наиболее известного из защитников этого принципа. Именно в связи со спорами о положениях Доната Константин впервые оказался вовлеченным в теологический диспут. Вопрос заключался в том, может ли вероотступник исполнять обязанности священника. Донатисты имели пуританские взгляды и считали, что все служители церкви должны быть святыми и могут исполнять свои обязанности только до тех пор, пока они чисты пред Господом. Однако во время преследований, затеянных Диоклетианом и Галерием, многие священники, чтобы избежать мученической смерти, отдавали священные книги, которые хранили у себя, и отрекались от христианства. Когда давление уменьшилось, они возвращались в лоно церкви, но вопрос заключался в том: могут ли они продолжать служить Господу? Наиболее снисходительные отцы церкви считали, что священники тоже люди и перед лицом мучительной смерти имеют право отступить, что у них есть много возможностей искупить этот грех. Более того, они говорили, что если церковные святыни теряют свою силу, когда к ним прикасается отступник, то как вообще можно полагаться на них? Как можно быть уверенным, что священник не совершил какого-либо греха? Таким образом, они утверждали, что церковь сама по себе свята и имеет духовную силу, действующую даже в том случае, когда посредником между Богом и людьми является несовершенный человек.

В Карфагене победили донатисты, которые не были столь снисходительны, но их противники обратились за помощью к императору. В 314 г. Константин собрал специальный собор, который вынес решение не в пользу донатистов. В 316 г. император лично выслушал все аргументы за и против и подтвердил это решение. Оно принесло мало пользы; точно так же, как никакие эдикты языческого императора не могли полностью уничтожить христианство, так и эдикты верующего императора не были способны справиться с ересью. Донатисты закрепились в Африке несмотря на то, что против них выходил указ за указом. Постепенно число приверженцев ереси и мощь секты падали, но она просуществовало вплоть до вторжения арабов тремя столетиями спустя, которое вообще уничтожило христиан в Северной Африке, не пощадив ни донатистов, ни сторонников ортодоксальной церкви.

Хотя вмешательство Константина ничего существенно не изменило, но был создан важный прецедент: император в данном случае действовал как глава всей церкви и она предоставила ему соответствующие полномочия. Это было первым шагом к началу борьбы между церковью и государством, которая в той или иной форме продолжается и по сей день.

Поскольку к 324 г. Константин был абсолютным правителем объединенной империи, он мог более открыто проявлять свои симпатии к христианской религии. Таким образом, он решил созвать собор епископов для того, чтобы справиться с более серьезной и широко распространенной ересью, чем донатизм. В то время такие соборы уже стали традицией, но во время правления императоров-язычников проводить их было трудно, и многие боялись отправляться в далекий путь. Теперь ситуация кардинально изменилась: все епископы получили официальное приглашение и гарантированную защиту государства, с полного согласия императора. Это должен был быть Вселенский собор, первый из множества других.

В 325 г. (1078 г. AUC) епископы собрались в городе Никее, в Византии. Он находился неподалеку от столицы Диоклетиана Никомедии, которую Константин также сделал своей резиденцией. Кроме всего прочего, в Никею легко было добраться из больших центров христианского учения на Востоке, в особенности из Александрии, Антиохии и Иерусалима. Из-за большого расстояния епископы с запада прибыли в меньшем количестве, но некоторые приехали на собор из самой Испании. Основным вопросом, для обсуждения которого собирались все присутствующие, была арианская ересь. Несколько последних десятилетий один священник из Александрии по имени Арий проповедовал строгую монотеистическую доктрину. Он говорил, что существует только один Господь, принципиально отличающийся от своих созданий. Иисус, хотя и превосходящий возможностями любого человека или любое другое создание, был, тем не менее, сам создан Богом и не был вечным в том понимании, в котором вечен его создатель. Другими словами, когда-то единый Господь существовал, а Иисуса ещё не было. Некоторыми качествами он походил на Бога, но не был идентичен ему (в греческом языке слова, означающие «похожий» и «идентичный», различаются единственной буквой, йотой, самым маленьким значком в алфавите. Удивительно, что столетия горя, отчаяния и кровопролития последовали за спором из-за присутствия или отсутствия крохотной буковки).

Противоположное мнение наиболее искусно защищал Афанасий, простой священник также родом из Александрии. Он считал, что члены Троицы (Ветхозаветный Бог, Сын, то есть Иисус и Святой Дух, олицетворяющий то, что Господь вложил в природу и человека) — это различные аспекты одного и того же божества, что все они никем не созданы, вечны и полностью идентичны, а не просто похожи.

Сперва в Александрии, а затем и в других частях Империи начались споры между партией ариан и партией сторонников Афанасия, которые постепенно перешли в серьезные ссоры, где епископы осыпали друг друга проклятиями. Константин наблюдал за развитием ситуации с растущим недовольством. Поскольку он собирался использовать церковь в качестве орудия, помогающего Империи оставаться единой и сильной, необходимо было не допустить раскола из-за религиозных несогласий. Вопрос о доктрине следовало решить немедленно, раз и навсегда. Именно по этой причине император созвал Первый Вселенский собор в Никее. На соборе, длившемся с 20 мая по 25 июня, было вынесено решение в пользу доктрины Афанасия. Таким образом она стала официальным учением христианской церкви.

Однако собор в Никее принёс мало пользы. Последователи Ария так и уехали с него арианами и продолжали рьяно защищать свое учение. Кроме того, сам Константин постепенно начал разделять их мнение. Евсевий, епископ Никомедии и один из главных ариан, приобрел большое влияние на императора, и Афанасий первым среди множества изгнанников был вынужден отправиться в ссылку. Таким образом, на Востоке резкое противоборство продолжалось ещё полстолетия, причем в это время большинство императоров было за Ария. Вышло, что таким образом была проведена новая граница, отделявшая Восток от Запада. Сперва такой линией был язык: в одной из частей империи говорили по-гречески, в другой — по-латыни. Затем при Диоклетиане произошло политическое деление, также на восточную и западную области, и наконец началась религиозная дифференциация. Запад в основном оставался привержен ортодоксальному христианству, в то время как на Востоке обосновалась большая и влиятельная группа ариан. Это было только первое из множества религиозных делений, которые распространялись все шире и становились все глубже до тех пор, пока восточная и западная ветви христианства семь столетий спустя не разошлись окончательно.

Константинополь

Даже в то время, пока шёл Никейский собор, император Константин думало том, где расположить новую столицу империи. С тех пор как он превратил свое государство в абсолютную монархию, с точки зрения здравого смысла столица могла быть где угодно, поскольку Империей правил не город Рим и не любой другой город, а только император, и таким образом столицей могло считаться любое место, где он присутствовал. Уже более поколения наиболее могущественные владыки, такие, как Диоклетиан, Галерий и Константин, жили на Востоке, в основном в Никомедии, поскольку эта часть Империи была богаче, сильнее и ее границы в тот период были наиболее уязвимы из-за постоянных нашествий персов и готов, так что императору необходимо было оставаться там. Вопрос был только в том, является ли Никомедия самым удобным местом в восточных провинциях.

Константин обдумал этот вопрос, и его внимание привлек древний город Византий, основанный греками тысячу лет назад (в 657 г. до н. э. или в 96 г. по античному летосчислению) в чрезвычайно подходящем месте. Он был расположен в пятидесяти милях к западу от Никомедии на европейской стороне Босфора, узкого пролива, который должны были пересекать все корабли, везущие зерно с огромных полей к северу от Чёрного моря к богатым и густонаселенным городам Греции, Малой Азии и Сирии.

С самого момента основания Византий оказался на этом огромном торговом пути и, соответственно, начал быстро преуспевать. Все могло бы быть ещё лучше, если бы не постоянные столкновения сил более могучих, чем небольшой город. Весь период своего расцвета, длившегося с 300-го по 500 г. до н. э., Афины зависели от поставок зерна, которое привозили с Чёрного моря, иначе невозможно было бы прокормить население. Поэтому они постоянно сражались за право владеть Византием то с персами, то со Спартой, то с Македонией. Византий отличался тем, что в нём легко было выдерживать осады благодаря стратегически удачному расположению. Город с трех сторон был окружен водой, так что недостаточно было начать осаду только на суше. Нападающим необходимо было одинаково хорошо сражаться на земле и на море (или иметь за степами города подкупленного предателя), чтобы иметь шанс захватить Византий. К примеру, в 339 г. до н. э. его жители успешно выдержали осаду войск Филиппа Македонского, отца царя Александра Великого. Это было одним из немногих его поражений.

Когда Рим начал властвовать над Востоком, Византий вступил с ним в союз и ко времени правления Веспасиана был независимым городом со своей системой управления. Однако император старательно уничтожил остатки такого самоуправления в Малой Азии, и Византий не стал исключением из правила.

После смерти Коммода для города пришли тяжелые времена: он вступил в гражданскую войну, неправильно выбрав сторону. Византийцы сражались за Нигера и против Септимия Севера, который осадил город и взял его в 196 г., отдав на поток и разграбление. После этого Византий так и не смог оправиться полностью; он был восстановлен и влачил существование одного из малых центров провинции, когда на него упал взгляд императора Константина. Во время войны с Лицинием в 324 г. он осадил и взял Византий, и потому отлично знал этот город и понимал его стратегическое значение.

Вскоре после собора в Никее Константин начал расширять Византий, для чего пригласил рабочих и архитекторов со всей империи и ассигновал на восстановление огромную сумму. В государстве больше не было такого количества талантливых скульпторов и художников, какое было необходимо для создания такой прекрасной столицы, которая была бы достойна огромной и могущественной империи, так что Константин сделал следующий отличный ход: он перерыл все старые города Империи, забрал оттуда статуи и другие произведения искусства и украсил лучшими из них Византий. Памятники искусства сняли с их мест и перевезли на Восток.

11 мая 330 г. (1083 г. AUC) на карте появилась новая столица Империи. Ее назвали Nova Roma (Новый Рим), или Konstantinou polis (Город Константина). Последнее имя закрепилось и со временем трансформировалось в современное название города — Константинополь. Император не только приказал устраивать там такие же игры и зрелища, которые всегда устраивались в Риме, но и распорядился, чтобы жителям Константинополя также бесплатно раздавали еду. Десятью годами позже в новой столице уже заседал сенат, во всех отношениях аналогичный тому, который находился в Риме. Константинополь быстро рос, поскольку благодаря постоянному присутствию императора и двора туда переселилось множество государственных чиновников, сделавших его самым престижным городом Империи. Люди переезжали туда из других городов, в одночасье сделавшихся провинциальными, так что в течение одного столетия Константинополь превзошел Рим размерами и богатством. Ему суждено было в течение следующей тысячи лет оставаться самым сильным, богатым и процветающим городом Европы.

Появление новой столицы существенно повлияло на церковь. Благодаря тому, что теперь епископ Константинопольский постоянно находился поблизости от императора, он стал важной персоной, а город оказался одним из религиозных центров, епископы которых выделялись среди своих собратьев. Их называли патриархами, то есть «старшими отцами», или, если учитывать, что обращение «отец» обычно применялось к священнослужителям, «первосвященниками». Всего патриархов было пять: епископ Иерусалима, возвысившийся благодаря тому, что его епархия была непосредственно связана с событиями, описанными в Библии, и епископы четырех крупнейших городов Империи: Рима, Константинополя, Антиохии и Александрии. Патриархи трех из них очень страдали от своей близости к Константинополю, затмевавшему их величие, и постепенно их влияние падало. Потребовалось сравнительно немного времени для того, чтобы патриарх Константинопольский стал фактически главой христианской церкви в восточной части Империи.

Действительно, соперничать с Константинополем мог только сравнительно отдаленный и потому независимый римский патриархат. Он был единственным на латиноговорящем Западе, и на его стороне было магическое слово «Рим». Пускай император перебрался в новую столицу, пускай за ним последовали все гражданские чиновники и представители многих влиятельных семей и вместе с ними ушло богатство и влияние, но епископ Рима остался на своем месте. На его стороне были не только религиозные чувства населения, поддерживающего ортодоксальную церковь и выступающего против утонченного, неустойчивого и склонного к диспутам Востока, но и сила патриотизма. Всегда существовали те, кто презирал претензии греков, подпавших под власть Рима каких-то пять столетий назад, на власть над Западом. Столетиями в истории христианства разгорался конфликт между епископами Рима и Константинополя. Этой битве суждено было длиться вечно, никогда не приходя к окончательной победе одной из сторон.

Ближе к концу правления Константину пришлось снова столкнуться с угрозой нашествия варваров. В большинстве своем границы Империи не нарушались со времён анархии, возникшей в III столетии; Диоклетиан и Константин сумели настолько твердо контролировать свою армию, что она успешно поддерживала порядок на границе и Империя могла даже позволить себе роскошь вести гражданские войны. Теперь, в 332 г., готы снова пересекли Дунай в его нижнем течении, и императору пришлось встретиться с ними лицом к лицу. Он отлично справился со своей задачей: готы понесли огромные потери и вынуждены были срочно начать отступление и вернуться на свою сторону Дуная.

К тому времени здоровье Константина сильно ухудшилось; ему было уже далеко за пятьдесят, и он устал от тягот управления страной. Как ни странно, но император умер не в Константинополе — он вернулся в свою старую резиденцию в Никомедии для отдыха и перемены обстановки и там серьезно заболел. В 337 г. (1090 г. AUC), почувствовав приближение конца, он принял крещение и умер. После того как в Британии его впервые провозгласили императором, прошел тридцать один год. Со времен Августа ни один император не правил так долго. В течение этого периода Константин помог сделать христианство государственной религией Римской империи и создать новую столицу, названную его именем. Историки христианства, восхищавшиеся его деяниями, называют его Константином Великим, но, как бы ни был могущественен император, в то время он уже не мог остановить упадок Рима. Константин, как и его предшественник, Диоклетиан, отсрочил гибель Империи, но предотвратить ее было уже невозможно. Во всех сферах государственной жизни царил разлад, экономика неуклонно падала, граждане страдали под бременем налогов и не могли достойно содержать свои семьи, а сельское хозяйство рушилось из-за постоянного недостатка рабочих рук. На севере росла огромная сила, которая со временем должна была окончательно погубить державу августа. Тем не менее, Константин сделал все, что только было в его силах, и на какое-то время удержал Империю от окончательного распада.

Констанций II

У Константина осталось три сына: Флавий Клавдий Константин, Флавий Юлий Констанций II и Флавий Юлий Констанс. После смерти отца они поделили между собой империю, причем восточная ее часть полностью отошла к среднему брату, а двое других поделили между собой западную — Константину досталась Британия, Галлия и Испания, а Констансу — Италия, Иллирик и Африка.

Эти братья были первыми в истории Рима императорами, воспитанными в христианских традициях. Очень хотелось бы сказать, что в результате этого в государстве произошли огромные перемены, но, к сожалению, это невозможно. Сыновья Константина были жестокими и себялюбивыми людьми: к примеру, практически первым деянием Констанция после вступления на престол было убийство двух его кузенов и других членов семьи с целью не дать им возможности предъявить права на власть. Что касается двух других братьев, то Константин, как старший, претендовал на право называться верховным правителем, и, когда его брат Констанс воспротивился этому и потребовал равноправия, Константин вторгся в Италию. Однако его брат победил и в 340 г. убил императора. Некоторое время после этого два оставшихся брата правили совместно: Констанс на западе, а Констанций на востоке. Однако в 350 г. Констанса убил один из его полководцев, сам претендовавший на власть. В ответ последний из оставшихся сыновей императора Константина I во главе своей армии отправился на Запад, напал на полководца и в конце концов убил его.

В 351 г. (1104 г. AUC) Римской империей снова правил один человек, Констанций II. Практически с того момента, когда после смерти отца он вступил на престол, ему приходилось отбивать нападения персов, так что это царствование нельзя назвать мирным.

После того как в 297 г. Галерий разбил персидскую армию, наступил период мира, который продолжался в течение всей жизни следующего императора. В 310 г. умер царь Персии, и приближенные отделались от его сыновей, потому что хотели отдать корону ещё не рожденному сыну одной из жен покойного государя. Они рассчитывали на появление очередного отпрыска царской династии, который, однако, ещё долго не сможет взять власть в свои руки, и в течение всего этого периода вельможи могли самовластно править страной. Родился мальчик, его немедленно короновали и дали ему имя Шапур II. Все время, пока он был ещё мал, Персией правили представители могущественных и знатных семей, непрерывно вынужденных защищать свои владения от нашествий арабов (самовластное правление вечно спорящих вельмож всегда гибельно для государства и даже для них самих, но каким-то образом этот простой факт неизменно проходит мимо внимания людей, которые стараются только извлечь выгоду из слабости собственной нации). Однако к 327 г. Шапур стал достаточно взрослым, чтобы взять власть в свои руки и немедленно начать военные действия против соседей. Он вторгся в Аравию и на какое-то время сумел привести к покорности местные племена. В 337 г., после смерти Константина II, Шапур решил воспользоваться случаем и вторгся в западные провинции Империи. Собственно говоря, это было всего лишь продолжение бесконечной войны между Персией и Грецией (и позднее Римом), которая к тому времени длилась уже восемьсот лет. Однако на этот раз появилось нечто новое: эти земли стали христианскими.

Как универсальная религия, христианство не собиралось ограничивать свое распространение пределами Римской империи; пылкие миссионеры стремились спасать души и за ее границами. Одним из них был Григорий, названный Просветителем, согласно преданиям, перс по рождению. Его отец погиб на войне, когда Григорий был ещё ребенком, и нянька, ревностная христианка, перевезла мальчика в Малую Азию, где и воспитала в духе своего учения. Впоследствии он отправился на северо-восток, в буферное государство Армению, где уже тогда наблюдались следы влияния христианского учения. Григорий довершил дело: к 303 г. он обратил в свою веру армянского короля Тиридата и убедил его вырвать последние побеги язычества на территории своей страны, сделав христианство государственной религией. Таким образом, армяне стали первой нацией, состоящей исключительно из христиан: в то время даже Римская империя официально оставалась языческой, более того, именно тогда Диоклетиан и Галерий вели последние и самые жестокие в истории преследования христиан.

Когда Константин I официально сделал Империю христианской, это серьезно изменило баланс сил в регионе. В течение четырехсот лет Армения балансировала между Римом и Персией (или, ещё раньше, Парфией), однако теперь было совершенно ясно, что она гораздо ближе к христианской Империи, чем к ее соседям-язычникам. Более того, новая религия проникла даже в саму Персию и расколола ее на две части: в случае войны неясно было, за кем пойдут персы-христиане. Поэтому Шапур начал массовое преследование последователей Христа в своей стране, и, таким образом, война между Римом и Персией приобрела не только политический, но и религиозный характер. Она была только первой в серии сражений, происходивших между христианской Империей и языческим Востоком.

Констанций II не слишком преуспел, сражаясь со своим энергичным противником: персидские войска постоянно одерживали победу в открытом бою, однако у них никогда не было достаточно сил, чтобы захватить ключевые точки Империи и оккупировать провинции. В частности, крепость Нисибис в Верхней Месопотамии, около трехсот миль к северо-востоку от Антиохии, была несокрушимым бастионом: трижды Шапур осаждал ее и трижды вынужден был отступить, понеся поражение.

Тем не менее, ни один правитель не может целиком и полностью посвятить себя войне. Войска Шапура сталкивались с варварами, атаковавшими восточные провинции Империи, и не могли со всей силой обрушиться на Рим, а Констанция беспокоили династические проблемы, и он не мог полностью отдать себя ведению войны.

Юлиан

Оба брата Констанция умерли, не оставив наследников. У него самого тоже не было детей, вдобавок он убил большинство своих родственников по линии Констанция Хлора. Таким образом, возникал вопрос: где найти человека, которого он смог бы назначить своим цезарем и наследником, способным разделить с ним бремя управления Империей?

Из всех мужчин в роду остались только два молодых человека, сыновья сводного брата Константина I, которого он приказал в свое время казнить. Молодые люди были внуками Констанция Хлора и двоюродными братьями Констанция II. Этих двоих звали Флавий Клавдий Констанций Галл и Флавий Клавдий Юлиан. В то время, когда их отец погиб, они были ещё совсем детьми, и даже Констанций чувствовал, что не способен убить таких малышей. Галл был достаточно взрослым, чтобы его изгнали из Константинополя и затем держали под строгим наблюдением, однако Юлиан (в то время ему было шесть лет от роду) на некоторое время остался в столице под наблюдением епископа Евсевия Никомедийского, одного из основных проповедников арианства (сам император имел схожие взгляды). Мальчика воспитывали в строгих христианских традициях. Ни Галл, ни Юлиан не могли себе представить, когда переменчивому и вспыльчивому императору придет в голову распорядиться казнить их, так что нельзя сказать, чтобы юность мальчиков прошла спокойно. Постоянный страх оставил свой след в их душе, впрочем, в такой ситуации трудно было ожидать чего-либо другого.

В 351 г. Констанций был на Западе и сражался с властолюбивым полководцем, убившим его младшего брата Констанса. В это время, в связи с непрекращающимися проблемами с Персией, ему нужен был надежный человек на Востоке, и он остановил свой выбор на Галле. Двадцатипятилетний мужчина внезапно из узника сделался цезарем Антиохии. В знак нового положения его женили на Констанции, сестре императора Констанция. Галл мало подходил для такого важного задания; о своенравии и жестокости его и его жены рассказывают множество легенд. Одно это не слишком беспокоило Констанция, но стали ходить слухи, что эти двое составили заговор с целью свергнуть его с престола, а это было уже совсем другое дело. После того как Констанция умерла (от естественных причин), Галл был арестован, император приказал привести его к себе, судил и приговорил к смертной казни. Это произошло в 354 г.

Юлиан, которого освободили после того, как его брат по отцу стал цезарем, был внезапно изгнан из столицы и заключен под стражу, но на следующий год изнуренный борьбой с германцами Констанций более чем когда-либо ощутил необходимость иметь под рукой человека, на которого можно было бы положиться. Из всех мужчин в семье остался только Юлиан, так что в 355 г. император дал ему титул цезаря и отправил на Запад в то время, как сам на Востоке в очередной раз вступил в схватку с персами.

Основной задачей Юлиана было справиться с германскими племенами, в особенности с франками, которые то и дело вторгались в Галлию, пересекая Рейн и уходя далеко в глубь провинции. Как новый Юлий Цезарь, молодой полководец (с таким похожим именем), несмотря на возраст (ему было чуть больше двадцати лет) и полное отсутствие военного опыта, мужественно атаковал и отбросил германцев, освободив провинцию. Он даже трижды успешно перешел Рейн, чтобы дать урок врагу (сам Цезарь имел на своем счету только два подобных рейда).

Штаб-квартира Юлиана находилась в городке под названием Лютеция (по имени местного племени). Полностью римское наименование звучало как Lutetia Parisiorum, поэтому иногда город называли также и Парижем. Как раз в то время, когда там жил Юлиан, последнее имя окончательно вошло в употребление и таким образом запечатлелось в истории, став со временем знаменитым.

Благодаря своим способностям и хорошему характеру Юлиан приобрел огромную популярность и, так как ничто не привлекает сердца лучше, чем успех, стал настоящим любимцем армии. Вдумчивый и мрачный Констанций издалека следил за ростом славы своего цезаря и злился, поскольку отлично понимал, что его постоянные неудачи в борьбе с Персией на фоне успехов его кузена выделяются особенно ярко. Рубежи Империи начали шататься, и в 359 г. крепость Амида, находившаяся в сотне миль от Нисибиса, пала после десятинедельной осады. Констанций воспользовался этим предлогом для того, чтобы ослабить армию Юлиана, вызвав часть солдат к себе на Восток. Тот возражал, зная, что в этих условиях варвары могут опять начать свои набеги на Галлию, но, увидев непреклонность императора, подчинился. Однако солдаты отказались покинуть своего командира и потребовали, чтобы он провозгласил себя императором. Юлиану не оставалось ничего другого, кроме как согласиться. Во главе своих войск он отправился на Восток, к Константинополю, а Констанций двинулся из Сирии ему навстречу, в то время как персидский царь Шапур потирал руки при мысли о гражданской войне, которая должна была неизбежно последовать за этими событиями. Однако этого не случилось: ещё до того, как обе армии встретились на поле боя, Констанций умер от болезни в Тарсе и в 361 г. (1114 г. AUC) Юлиан стал правителем всей Империи.

Юлиан был весьма необычным императором. Несмотря на то что его воспитывали в духе христианского вероучения, он его не принял. Констанций II, христианский император, убил его семью, а сам Юлиан все время жил в страхе за свою жизнь, так что не мог считать, что религия, допускающая жестокость и тиранство, может отличаться от других в лучшую сторону. Вместо этого он увлекся трудами языческих философов (в то время половина Империи была всё ещё населена язычниками). В этих книгах он нашел воспоминания о Древней Греции ученых и демократов, подернутые золотым сиянием семи прошедших столетий. Втайне Юлиан сам стал язычником и даже был посвящён в Элевсинские мистерии. Он мечтал вернуть прекрасные времена, когда Платон преподавал в своей Академии, обучая студентов и ведя диспуты с другими философами. Конечно же то время было не менее жестоким, но когда люди вспоминают о прошлом, то им обычно представляются самые светлые моменты, так уж устроена человеческая память.

После того как Константин умер и Юлиан был избран императором, он открыто провозгласил себя язычником и поэтому стал известен в истории как Юлиан Отступник (конечно, прежде никто не дал Константину такого прозвища за то, что он отверг свою веру и обратился в христианство. Все зависит от того, кто пишет исторические труды). Император не пытался преследовать христиан. Вместо этого он провозгласил свободу вероисповедания и постановил с одинаковой терпимостью относиться и к иудеям, и к язычникам, и к христианам. Более того, он официально разрешил желающим исповедовать любые ереси, возникшие внутри церкви, и вызвал из ссылки всех епископов, которых изгнали по этой причине. Совершенно ясно, что он считал репрессии по отношению к христианам ненужными и полагал, что если приверженцам ортодоксального христианства, донатизма и дюжины других «измов» драться друг с другом без поддержки государства, то вскоре христиане распадутся на множество слабых, враждующих сект и потеряют всякую власть. (Его оценка была совершенно правильной. В точности так и случилось во многих местах современного мира, но Юлиан царствовал слишком недолго, чтобы успеть воплотить свои планы в жизнь.)

Юлиан вёл высокоморальный образ жизни, старался править разумно, спокойно и справедливо, с уважением относился к сенату и, в общем и целом, был по сути более христианином, чем какой-либо император до или после него. Он даже пытался изменить язычество в сторону монотеизма и соблюдения христианской этики, однако это не сделало его более приятным для христиан того времени, скорее напротив. Для них добродетельный язычник был опаснее, чем злой, поскольку он выглядел более привлекательно.

После того как он утвердился на троне и создал основу религиозного порядка, который надеялся закрепить, Юлиан повел свои войска в Сирию, чтобы завершить давний спор с Персией. Здесь он надеялся продолжить войну в своем излюбленном стиле. Если в Галлии он играл роль Юлия Цезаря, то на Востоке хотел быть не менее чем Траяном. Император отправил свой флот по реке Евфрат, а сам во главе сильной армии отправился через Месопотамию, как и его предшественник. Таким образом, Юлиан достиг столицы Персии Ктесифона и перешёл Тигр, при каждом столкновении одерживая верх над противником. Однако после этого он допустил фатальную ошибку: военный успех в юности воодушевил его и он вообразил себя полководцем более великим, чем Траян, он вообразил себя Александром Великим. Посчитав слишком низким для себя осаждать Ктесифон, император решил просто преследовать персидскую армию, как когда-то сделал его кумир.

К несчастью для Юлиана, на свете жил всего лишь один Александр. У лукавого Шапура было достаточно места для отступления, поэтому он сумел сохранить свои войска нетронутыми и избежать прямого столкновения. Персы просто исчезли, и Юлиан напрасно доводил своих солдат до полного изнеможения. В результате ему пришлось возвращаться назад через жаркие, пустынные земли, на каждом шагу сражаясь с летучими отрядами противника.

Пока Юлиан был жив, римляне выходили победителями из любой битвы, но с каждым разом его армия слабела. Затем, 26 июля 383 г. (1116 г. AUC), Юлиан получил удар копьем, который нанёс неизвестный. Рассказывали, что это копье бросил перс, но в конечном счете вероятнее всего, что это сделал один из его собственных солдат-христиан. Как бы то ни было, Юлиан умер в возрасте тридцати двух лет, пробыв императором в течение двенадцати месяцев.

Согласно известной (но, скорее всего, фальшивой) легенде, последними словами Юлиана были: «Vicisti, Galileae» («Ты победил, галилеянин»). Даже если в действительности он и не говорил этого, то во всяком случае мог сказать; попытка восстановить язычество или хотя бы ввести религиозную терпимость с его смертью была обречена на неудачу. Никогда более язычник не занимал престол империи, и язычество постепенно умирало, хотя ещё полтора столетия в Афинах оставались философы-язычники.

С тех пор как в 293 г. Констанций Хлор стал одним из четырех правителей империи, прошло уже семьдесят лет, и за это время пятеро его наследников правили различными частями государства. Однако у Юлиана не было детей, и с его смертью род Констанция по мужской линии прекратился.

Глава 9 Династия Валентиниана

Валентиниан и Валент

После смерти Юлиана армия тут же на месте провозгласила императором Флавия Клавдия Иовиана, полководца, единственным достоинством которого была принадлежность к христианской религии. Без сомнения, многие восприняли катастрофу, которой закончился поход, как возмездие за неверие Юлиана и могли почувствовать себя в безопасности, только поставив над собой императора-христианина.

Иовиан сделал две вещи: отказался от религиозной политики своего предшественника и вернулся к положению вещей, существовавшему при Константине (хотя и не пытался преследовать язычников), и отказался от военной политики обоих императоров, заключив мир с Шапуром на очень невыгодных условиях. Он оставил Армению и другие регионы, которые принадлежали Риму ещё со времен Диоклетиана, и, в качестве особого унижения, сам отдал персам крепость Нисибис, которую они так и не смогли взять в честном бою. Этот мир был заключен для того, чтобы Иовиан смог как можно скорее вернуться в Константинополь и полностью завладеть властью над Империей. Однако по пути назад он умер, и в 364 г. в столицу привезли только его тело.

Солдаты выбрали другого императора. На этот раз им стал способный офицер по имени Флавий Валентиниан, уроженец Паннонии. Он разделил бремя правления со своим братом, Валентом. Валентиниан был христианином, но спокойно относился к различным религиозным взглядам, в то время как его соправитель являлся ревностным поклонником арианства. Тем не менее, несмотря на разницу в темпераменте и воззрениях, братья прекрасно находили между собой общий язык. Валентиниан был самым способным из них двоих; он был плохо образован и не доверял высшим классам, но это привело только к попыткам улучшить положение большей части населения государства, нужды которой он понимал больше, чем кто бы то ни было. Природный ум возмещал ему недостаток учености и позволил бы стать превосходным правителем, если бы не помешали обстоятельства политической жизни. К сожалению, все ею усилия пропали даром: они были принесены в жертву военной необходимости.

Валент остался на Востоке, а Валентиниан занялся защитой Запада и сделал своей столицей Медиолан. После того как Юлиан ушел из Галлии, германцы снова осмелели до того, что начали пересекать Рейн, однако в Валентиниане они нашли достойного преемника покойного императора. Им снова пришлось отступать, и снова в отместку римские легионы пересекали Рейн в обратную сторону, не щадя захватчиков. После укрощения варваров Валентиниан направился на юг для того, чтобы навести порядок в верхнем течении Дуная, в то время как один из его способных полководцев, Феодосий, был занят тем же самым в Британии. Ему удалось прогнать с римских территорий пиктов и скоттов.

К сожалению, в 375 г. Валентиниан умер от инсульта во время переговоров с главой одного из варварских племен. Что же касается Феодосия, офицеры, которых он изобличил в коррупции, ложно обвинили его в измене и в том же году казнили.

Наследником Валентиниана стал его старший сын, Флавий Грациан, правивший вместе со своим братом по отцу Флавием Валентинианом II. Последнему в то время было всего лишь четыре года от роду, поэтому Грациан один владел Западом.

Тем временем на Востоке собирались мрачные тучи. Уже сто лет с четвертью в землях к северу от Дуная и Чёрного моря жили готы, более или менее постоянно воевавшие с римлянами, но раз за разом проигрывавшие, поскольку все это время государством правили способные правители. Теперь варвары встретились с куда более ужасным противником, и он пришел из-за границ Азии.

На необитаемых просторах Центральной Азии в течение всей истории этой страны то и дело появлялись всадники. Эти места служили отличным пастбищем для лошадей диких кочевников, сильных людей, способных есть, пить и спать в седле, для которых дом был везде и нигде и которые перебирались с одного места на другое, всюду, где только растет трава. В удачные года, когда дождей было достаточно, толпы кочевников становилось больше, но если один за другим следовали сезоны сплошной засухи, то их земли уже не могли прокормить своих обитателей, и они устремлялись вперед, прочь из степи. Свои стада и семьи они приводили с собой. Если нужно, то эти люди могли обходиться минимальной пищей: лошадиной кровью или кобыльим молоком, так что им не приходилось беспокоиться о снабжении своей орды. На быстрых лошадях они способны были двигаться с такой же скоростью, с которой перебрасывается современная армия, и обрушиваться на ничего не подозревающих людей с быстротой молнии. Их быстрое приближение и жестокая атака наводили ужас, точно так же как и сбивающая с толку способность исчезать при встрече с серьезным сопротивлением и снова появляться с самых неожиданных сторон.

Смена обитателей районов к северу от Чёрного моря, вероятно, объяснялась вот такими неожиданными нашествиями кочевников из азиатских степей. Во времена Гомера там жили киммерийцы, во времена Геродота их сменили скифы, а ко времени образования Рима их место заняли сарматы.

Необычно было только то, что пришедшие затем готы появились не с востока, а с европейского севера. Теперь, при Валентиниане и Валенте, установился новый порядок: на Запад надвигалась новая волна кочевников. Столетиями это племя нападало на Китай с юга и востока. Для защиты от них в III столетии до н. э. (в то время, когда Рим сражался с Карфагеном) была построена Великая стена, огромное сооружение длиной в тысячу миль, которая должна была сдержать волну нашествия.

Возможно, что постройка этого укрепления стала большим несчастьем для Европы, поскольку потерпевшие неудачу на Востоке кочевники двинулись на Запад. Удивленные и испуганные жители западных земель назвали захватчиков гуннами.

В 374 г. кочевники достигли земель к северу от Чёрного моря, принадлежавших остготам, покорив и принудив к союзу все племена, с которыми столкнулись по дороге. Остготы были побеждены и вынуждены были покориться, а гунны пошли дальше, чтобы атаковать вестготов, живших к северу от Дуная. Слишком напуганные, чтобы пытаться противостоять захватчикам, те отошли к Дунаю и в 376 г. обратились к своим старым врагам, римлянам, с просьбой позволить им укрыться на территории Империи. Римляне поставили жесткие условия: готы должны были прийти безоружными, а их женщины — отправиться в Азию в качестве заложников. Поскольку у варваров не было другого выбора, они согласились, и таким образом несколько сотен тысяч готов наводнили земли Империи в то время, когда гунны достигли Дуная.

Всё было бы ещё ничего, если бы римляне устояли перед искушением воспользоваться несчастьем своих соседей, однако этого не случилось. Готам приходилось покупать еду по завышенным ценам, им всеми возможными способами давали понять, что они являются трусами и слабаками (в какой-то мере так оно и было, но это не значит, что подобное отношение им нравилось). В результате готы каким-то образом раздобыли оружие и начали вести себя так, как будто вторглись в Империю, а не явились просить там убежища. Они даже объединялись с теми самыми гуннами, от которых бежали, поскольку те тоже хотели получить кусок римского пирога. Новости о грабежах достигли императора, когда он был в Сирии и снова во главе своей армии сражался с престарелым персидским царем (в это время Шапуру было уже под семьдесят, и всю свою долгую жизнь он правил страной и вел войны с Римом).

В 378 г. Валент быстро отправился со своей армией на Запад, чтобы сразиться с готскими ордами, появившимися неподалеку от Адрианополя, города, основанного императором Адрианом двести пятьдесят лет назад. Войска Валента превосходили готов числом, и он не стал дожидаться своего племянника Грациана, спешившего на Восток, с подкреплением. Император посчитал, что справится своими силами, и жестоко ошибся; вероятно, дополнительные войска тоже не спасли бы его, ведь приближалась новая эпоха в военном деле. В течение всего периода древней истории на поле боя господами положения были пехотинцы. Именно из них состояли македонские фаланги, захватившие для Александра Великого огромные земли на Востоке, и именно они взяли для Рима всю территорию Средиземноморья. В римскую армию входили всадники и кавалерия, но их было мало, и содержание их стоило дорого, причем в истории войн Греции и Рима они редко играли решающую роль. Верховые солдаты могли только поддержать кавалерию и при умелом руководстве могли превратить отступление врага в беспорядочное бегство или совершить успешный рейд на лагерь ничего не подозревающего противника, но в открытом бою против сильного и решительного противника они были совершенно бесполезны. Одной из возможных причин было то, что древние кавалеристы не знали стремян и потому не могли устойчиво держаться на коне. Удар копьем мог легко сбросить всадника на землю, и потому они вынуждены были сохранять дистанцию, что неизбежно снижало эффективность этого рода войск. Именно степные всадники изобрели стремена. Благодаря им они могли по желанию поворачивать коня и уклоняться от нападения, при этом твердо держась в седле. Человек в седле со стременами способен был не упасть с лошади при ударе копьем и в ответ нанести сильный удар мечом сверху вниз, способный убить легковооруженного пехотинца. Римским легионерам пришлось приспособиться к необходимости противостоять все более многочисленным и умелым вражеским конникам: их оружие сделалось легче для того, чтобы быть более подвижным, пришлось положить конец традиции строить укрепленный лагерь каждый раз, как войска останавливались на ночлег. Мечи стали делать длиннее, в обиход вошли копья, поскольку для того, чтобы с земли поразить всадника, нужно было длинное оружие. Риму пришлось отказаться от традиций тысячелетней давности и начать использовать конницу, так что вскоре число всадников превысило число пехотинцев. Тем не менее, Рим по-прежнему полагался на пеших солдат; такие легионы всегда побеждали до сих пор, и так должно было продолжиться до скончания века.

В Адрианополе римские легионы столкнулись с объединенной кавалерией готов и гуннов, снабженных стременами и как никогда умелых. Против них пехотинцы оказались беззащитны: их просто согнали вместе и перебили. Римская армия была полностью уничтожена вместе со своим командиром, императором Валентом. Так в 378 г. (1131 г. AUC), в битве при Адрианополе, закончилась эпоха пехоты. Легионы, которые так долго поддерживали гордость римского оружия, были уничтожены как полезная боевая единица, и в течение следующей тысячи лет Европой правили всадники. Пехотинцы снова понадобились не раньше, чем был впервые изобретён порох.

Феодосий

После смерти Валента Грациан практически стал единственным правителем государства: маленького Валентиниана II вряд ли стоит принимать в расчет. Это было больше, чем мог выдержать двадцатилетний молодой человек, и потому он начал искать того, кто мог бы разделить с ним бремя правления. Выбор пал на Феодосия, которому в то время было около тридцати трех лет. Его отцом был способный и удачливый военачальник, сумевший установить мир в Британии и затем несправедливо казнённый.

Феодосий решил проблему с восставшими готами не в открытом столкновении (он понимал, что события при Адрианополе не должны повториться вновь), а с помощью дипломатии. Он избавился от противника не уничтожая его напрямую, а вместо этого лавируя между различными фракциями и уговаривая их членов вступать в римскую армию. Кроме того, он согласился позволить им жить к югу от Дуная в качестве союзников Империи, но под властью собственных правителей и по своим законам.

Таким образом, мало-помалу границы утвердились, а в провинциях наступил мир, который, однако, был достигнут дорогой ценой: был создан прецедент, согласно которому внутри границ государства существовали варварские государства. Вдобавок теперь римская армия практически целиком состояла из варваров, и если, согласно современным требованиям, римляне хотели сражаться с помощью кавалерии, то вынуждены были целиком положиться на варварских всадников, которые заняли все высшие военные должности. Только сам император, остававшийся римлянином в том смысле, что происходил из рода людей, родившихся внутри границ Империи, стоял выше их. Если бы страной правил слабый император, то именно германцы оказались бы истинными господами страны, и это время вскоре настало.

Во время правления Грациана и Феодосия Империя окончательно отвернулась от язычества: все больше людей переходило в христианство, и этот процесс нарастал лавинообразно теперь, когда страной правили императоры-христиане. Обращенные язычники ещё мало интересовались новой религией, но их дети уже воспитывались в современном духе. Древней культуре Греции и Рима пришёл конец.

Одним из главных действующих лиц, присутствовавших при кончине язычества, был Амвросий, сын государственного чиновника высокого ранга, родившийся около 340 г. Со временем он также поступил на государственную службу и собирался сделать карьеру на этом поприще, но случайно оказался вовлеченным в конфликт между местными общинами ортодоксальных христиан и ариан, вызванный смертью епископа Миланского и последующими спорами относительно личности его преемника. Амвросий успешно решил дело в пользу ортодоксов и в 374 г. неожиданно сам стал епископом.

В течение IV столетия, когда столицей Западной империи был Медиолан, епископ этого города был самым влиятельным духовным лицом на Западе и совершенно затмил (правда, только на время) своих собратьев. В наибольшей степени это проявлялось в то время, когда должность занимал Амвросий, исключительно бесстрашный и активный священнослужитель. Он имел огромное влияние на Грациана и сумел принудить его отказаться от прежней политики веротерпимости. Теперь вся мощь Империи должна была обрушиться на оставшихся язычников. В 382 г. император отверг титул верховного понтифика, дававший ему право исполнять обязанности верховного жреца языческой части населения государства, и убрал алтарь победы из сената. Амвросию удалось настоять на своем не только в вопросах отношения к язычникам, но и в том, что касалось арианской ереси. В первый раз со времен Вселенского собора в Никее, прошедшего полстолетия назад, императором западной части империи был правоверный христианин, с этого самого времени начался постепенный закат арианства. Делалось все для того, чтобы империя стала свободной от ересей. Тем не менее, Грациан потерял популярность среди населения, поскольку все больше интересовался прелестями власти, а не обязанностями, которые она накладывала на императора. Немедленно нашлись люди, которые очень хотели заменить его на высшем государственном посту. В 383 г. (1136 г. AUC) британские легионы провозгласили императором своего военачальника, Магна Максима, и вторглись в Галлию.

К тому времени Феодосий ещё не закончил усмирять готов на Востоке и не мог распылять свои силы, поэтому ему пришлось признать узурпатора при условии, что тот позволит Валентиниану II, родственнику Грациана, править Италией. Это не было идеальным решением, поскольку Валентиниан во всем подчинялся своей матери, убежденной арианке, а та постаралась сделать все возможное, чтобы укрепить ересь. Когда через несколько лет Максим вторгся в Италию, у Феодосия появился шанс изменить ситуацию к лучшему. К тому времени он вступил в новый брак, взяв в жены Галлу, сестру Валентиниана II и дочь Валентиниана I, и, так сказать, стал членом семьи. Это давало ему моральное право мстить за смерть Грациана. Феодосий заключил очередной невыгодный мир с персами и во главе своей армии отправился в Северную Италию, где в 388 г. разбил Максима и убил его.

Теперь Феодосий правил всей Европой. Он отпраздновал свою победу в Риме и сделал молодого Валентиниана II номинальным правителем Галлии, оставив наблюдать за ним одного из своих полководцев, франка по имени Арбогаст. Тот сумел очистить провинцию от сторонников Максима и занял главенствующее положение в этой части страны. Впервые в истории за спиной номинального главы государства стоял полководец-германец. В течение следующего столетия это стало нормальной ситуацией на западе Империи.

С возрастом Валентиниан становился все более своевольным и проявлял такую тягу к независимости, что в 392 г. (1145 г. AUC) Арбогаст убил его, и императору Феодосию снова пришлось мстить за одного из своих соправителей. Ему вполне удалось это сделать: в 394 г. император разбил франков и снова объединил империю после того, как генерал Арбогаст покончил жизнь самоубийством. В последний раз государством правил один человек. Случай с Арбогастом не заставил Феодосия прекратить использовать германцев на высших постах. Фактически у него просто не было выбора: только армия могла защитить императора, в особенности молодого, а все военачальники этой армии были германцами.

Один из тех офицеров, которым Феодосий доверял больше всего, ближе к концу своего правления носил имя Флавий Стилихон. Согласно принятым историческим данным, онпроисходил из вандалов, германского племени, нападавшего на владения Империи в недавнем прошлом и в ближайшем будущем собиравшегося повторить свои набеги. Тем не менее, Стилихон был верной опорой императора.

После смерти Валентиниана II, убежденного арианина, и после того, как Феодосий стал править всей Империей, влияние церкви в государстве резко усилилось и процесс преобразования религии пошел быстрым ходом. За заслуги императора на этом поприще благодарные христиане назвали его Феодосием Великим. Одним из примеров подобных заслуг можно считать запрет на проведение Олимпийских игр, который был издан в 394 г. Игры проводились в Греции начиная с 776 г. до н. э., то есть почти двенадцать столетий, и не были восстановлены в течение ещё примерно тысячи пятисот лет. Однако самое известное событие времен правления Феодосия произошло в 390 г., в то время, когда Арбогаст и Валентиниан II ещё правили в Галлии. В тот год офицеры в Фессалониках, городе на северо-востоке Греции, были растерзаны возмущённой толпой в ходе маловажного местного инцидента. В порыве слепой ярости император приказал отдать город на разграбление своим солдатам, и в ходе резни погибло около семи тысяч горожан.

Испуганный этим действием Амвросий, епископ Миланский, запретил Феодосию участвовать во всех церковных ритуалах до тех пор, пока тот не принесет публичное покаяние за свои грехи. Император продержался восемь месяцев, но наконец вынужден был исполнить это требование. Таким образом, был дан первый пример того, как церковь может не только действовать независимо от государства, но и в чем-то быть выше его. Очень показательно, что это произошло именно в Восточной империи, поскольку именно там столетие за столетием церковь все больше и больше влияла на государство.

Феодосий умер в 395 г. (1148 г. AUC), и, как ни удивительно, после этого Империя не сдала своих позиций. В течение полутора столетий ее правителям удавалось постоянно отбивать нашествия варваров, да вдобавок периодически сражаться с персами, зарившимися на ее границы, и справляться с мятежными полководцами внутри державы. Она выдержала распри между христианами и язычниками, арианами и католиками, раздиравшими государство на части, в то время как экономика падала, люди теряли надежду, армия много раз терпела поражение и наконец была просто-напросто вырезана под Адрианополем. Администрация Империи теперь полностью состояла из германцев, но всё-таки она выжила. Несмотря ни на что, границы государства оставались нетронутыми. Те провинции, которые в свое время завоевал Траян, то есть Дакия, Армения и Месопотамия, откололись от Империи, но сама она осталась целой.

Частично это случилось из-за того, что варвары были неорганизованны. Они никогда не объединяли свои силы под командованием одного лидера для того, чтобы вместе напасть на земли Империи, и вместо этого производили короткие рейды, эффективные только в то время, когда государство оставалось без надзора или его правители были заняты гражданскими войнами. Лишь изредка могли варварские толпы противостоять римской армии, которой командовал способный полководец. Короче говоря, для того чтобы варвары смогли уничтожить Империю или хотя бы большую ее часть, необходимо было, чтобы она сама развалилась изнутри. Даже различные катастрофы, следовавшие одна за другой в течение полутора столетий, недостаточно подточили Империю, чтобы она могла пасть под натиском врага. Только не сейчас. Смерть Феодосия ещё не предвещала конца.

Тем не менее, никогда ещё Империя не была настолько близка к окончательному поражению, как тогда. Все труды императоров и военачальников в течение полутора сотен лет, все сверхчеловеческие усилия Аврелиана, Диоклетиана, Константина, Юлиана, Валентиниана и Феодосия привели только к тому, что римлянам едва удавалось удержать свои рубежи. Персия всё ещё точила зубы на Сирию, германцы то и дело пересекали Рейн и Дунай (в то время как гунны позади них нетерпеливо ожидали своей очереди), и при первой возможности узурпаторы стремились захватить власть над государством. Если говорить точно, то в Империи были места, где ситуация улучшилась со времен анархии, охватившей всю страну во время, предшествовавшее началу правления Диоклетиана. Египет и Сирию можно было почти назвать процветающими провинциями, и в то время как большинство населения постепенно разорялось, некоторые местные землевладельцы становились всё богаче и богаче.

Тем не менее, в общем и целом можно было сказать, что корабль под названием «Империя» тонет и все попытки удержать его на плаву только лишали команду последних сил: ещё немного уменьшалось население, города немного больше беднели и разрушались, а администрация чуть-чуть дальше сползала в болото коррупции и беспомощности.

Интеллектуальная жизнь страны шла на спад вместе со всем остальным. Языческая литература (что вполне естественно) исчезала, и на фоне общего заката вспыхивали только отдельные лучи света. Так, например, Квинт Аврелий Симмах, родившийся около 345 г., стал последним представителем добродетельного и преуспевающего язычества в Риме. Он занимал множество высоких постов и был уважаем всеми за честность и гуманность. Это был последний из языческих ораторов, который не боялся письменно выступать против неизбежного распространения христианства. Он был одним из последних сенаторов, не исповедовавших христианскую религию, и когда Грациан убрал из сената алтарь Победы, то Симмах отправил письмо Валентиниану II, номинальному правителю Италии, прося его о том, чтобы символ старого Рима был восстановлен на прежнем месте. Этого не случилось, и взамен автора письма изгнали из Рима, однако позднее простили, он продолжал служить Империи на высоких государственных постах и впоследствии почил в мире.

Римский поэт Децим Магн Авзоний представлял собой нечто вроде полуязычника. Он родился в Бурдигале (современный Бордо) около 310 г. и впоследствии создал в этом городе популярную школу риторики. Его отец был придворным медиком Валентиниана I, сам он впоследствии сделался наставником юного Грациана. Для того чтобы занять эту должность, пришлось перейти в христианство. Во время правления своего ученика Авзоний получил много почестей и среди них должность консула, но после его смерти вернулся в родной город и продолжал писать скверные стихи до самой смерти, которая последовала в почтенном возрасте восьмидесяти лет.

Монашество

Как бы то ни было, но литература, написанная на церковной латыни, процветала. Амвросий Миланский писал одну книгу за другой, но важнее всего для религии того времени были труды Иеронима. Он родился в Иллирике около 340 г. и, несмотря на то что его родители были христианами и воспитали сына в духе этой религии, питал пристрастие к языческой науке и литературе. Более того, священные книги христиан отталкивали его своей неуклюжестью и тем бедным языком, которым они были написаны. Иероним решил подготовить свой перевод Библии на латинский язык и с этой целью отправился на Восток, где выучил не только греческий, но и еврейский, после чего действительно заново перевел священную книгу, не пренебрегая помощью ученых раввинов. Результатом его труда стала так называемая Вульгата (то есть книга, написанная «вульгарным» языком обыкновенных людей Запада, латынью, в то время как на Востоке говорили исключительно на греческом и еврейском, на которых был написан, соответственно, Новый и Ветхий Заветы). Именно Вульгата до сих пор является официальной Библией католиков.

Иероним ненадолго вернулся в Рим, но затем вернулся на Восток и там в 420 г. умер в городе Вифлееме. В течение своей жизни он был строгим приверженцем обета безбрачия и монашества — понятий, которые появились и закрепились в сознании христиан IV столетия.

Монашество (от греческого слова, обозначающего «один») — это обычай отрешаться от мира, в большинстве случаев для того, чтобы порочная роскошь каждодневной жизни не отвлекала от стремлений к добродетельной жизни или служению Господу. Еще до появления христианства существовали группы иудеев, которые жили отдельными коммунами в труднодоступных районах, где могли полностью сосредоточиться на поклонении Всевышнему. Некоторые греческие философы также различными способами уходили от мира, чему примером может служить Диоген.

Обычно монахи стремились вести самую простую жизнь, отчасти из-за того, что в отдаленных и изолированных районах государства трудно было пользоваться какими-то благами, отчасти из-за того, что считали это для себя благом, поскольку чем больше они отвергали нужды и желания плоти, тем легче могли полностью сконцентрироваться на своей вере. Такое пренебрежение своими потребностями носит название «аскетизм», которое происходит от греческого слова, обозначающего «упражнение». В древности атлеты перед соревнованиями отказывались от любых излишеств, и таким образом как бы считалось, что монахи занимаются «тренировкой», готовясь к вечной жизни.

Ранние христиане обычно были аскетами, поскольку многие удовольствия жизни обычного римлянина с точки зрения их религии считались аморальными или идолопоклонническими. Однако христианство постепенно распространялось, и, по мере того как росло количество его приверженцев, многим аскетам стало казаться, что просто быть хорошим христианином теперь уже недостаточно.

Первым монахом был египтянин по имени Антоний, о котором рассказывали, что он прожил сотню лет, с 250-го по 350 г. В возрасте двадцати лет он удалился в пустыню, чтобы вести простую, одинокую жизнь, и об этом периоде его жизни писатели (такие, как, например, Афанасий) рассказывают множество драматических историй. Говорят, что ему пришлось противостоять искушениям, которые насылал на него дьявол и которые представляли собой множество роскошных и сладострастных видений.

Пример Антония получил большую популярность, и в египетских пустынях появилось множество монахов. Такое явление нетрудно объяснить: для истинно набожного христианина пустыня была именно тем местом, где он мог с максимальной легкостью избежать греха и проложить себе дорогу на небеса. Для других, менее набожных, это был способ уйти от тягостного мира.

Такой тип одинокого монашества, хотя и очень подходил по значению, таил в себе некоторые опасности. С одной стороны, монахи, предоставленные сами себе, могли выбирать себе форму подвижничества, и иной раз они были чрезвычайно эксцентричными. Так, сирийский монах по имени Симеон (он жил с 390-го по 459 г.) практиковал практически непредставимую форму самоистязания: он построил столбы и жил на них, лишь изредка спускаясь вниз, в течение тридцати лет. За это его прозвали Симеоном Столпником. Очень неприятно представлять себе, на что могла быть похожа такая жизнь, поэтому многие не могли удержаться от сомнений в том, что такие подвиги угодны Господу.

С другой стороны, одинокие монахи смогли избежать греха и искушения, удаляясь от мира, но таким образом они также избегали своих обязанностей и труда. Таким образом, было ли правильно спасать собственную душу и с этой целью уходить от множества других, которые не меньше нуждались в спасении?

Первым, кто придумал альтернативную форму монашества, был Василий, епископ Кесарии (столицы провинции Каппадокия, расположенной в Малой Азии). Он родился в 330 г. в семье, весьма влиятельной в церкви. Заинтересовавшись монашеством, молодой человек отправился изучать его и много путешествовал по Египту и Сирии, встречаясь там с монахами и вникая в их образ жизни. Это общение привело к тому, что он решил изобрести лучшую и более полезную форму подвижничества, способную повернуть энергию людей на службу Богу, а не заставлять их прятаться и жить в отдаленных уголках страны.

Согласно теории Василия, вместо того чтобы жить в полной изоляции, монахи селились отдельной коммуной, и таким образом, хотя каждый из них был членом такой общины, вся она в целом была избавлена от искушений. Более того, он не делал аскетизм единственной целью жизни, группа должна была не только молиться, но и работать, причем работой люди занимались не с целью подвижничества, а для того, чтобы творить добрые дела для человечества. Это означало, что община располагалась поблизости от крупных населенных пунктов, так, чтобы туда проникало ее влияние. В то время как монахи скрывались от мирских искушений они должны были приносить пользу.

Хотя в большинстве своем идеи епископа Василия нашли применение на Востоке, в V в. н. э. они проникли и в Италию.

Аркадий

После смерти Феодосия два его юных сына унаследовали трон. Старший, Аркадий, семнадцати лет от роду, правил Восточной Римской империей, а младший, которому было всего одиннадцать, — Западной.

Теоретически Империя по-прежнему была едина и неделима, а два императора просто делили между собой бразды правления. Это было верным во времена, предшествовавшие царствованию Диоклетиана: к примеру, законы и эдикты исходили из уст обоих правителей. Затем, с 509 г. до н. э., существовал институт консульства. В Риме каждый год избирали или назначали консулов, причем в более позднее время резиденция одного из них находилась в бывшей столице, а другого — в Константинополе (этот институт продолжал существовать до 514 г., то есть продержался около тысячи лет).

Несмотря на все эти исторические прецеденты, теперь, после смерти Феодосия, обе половины Империи стали независимыми и даже враждебными. Часто правители готовы были причинить зло друг другу только для того, чтобы извлечь из этого хотя бы минимальную выгоду.

Один из споров, разделявших Империю, касался территории. Иллирик лежал к западу от границы, которая шла с севера на юг и разделяла владения двух императоров и обычно считалась частью Западной империи. Тем не менее восточные соседи жаждали заполучить ее и захватили часть провинции. Этот факт не мог пройти мимо внимания двора Западной империи и послужил причиной постоянных разногласий. Именно этот спор между двумя жесткими правителями и разделил Империю, а не тот простой факт, что их было двое.

Более того, существовала ещё одна сила — религиозный спор между Востоком и Западом, то есть медленно развивающаяся война за первенство между епископом Рима и патриархом Константинополя. Признаки этих разногласий проявились в связи с религиозным спором, потрясавшим в то время Восточную империю и связанным с человеком, самой судьбой предназначенным для того, чтобы стать самым известным из отцов церкви — Иоанном Златоустом. Своим прозвищем он был обязан незаурядному таланту оратора и тому эффекту, который его речи производили на аудиторию.

Иоанн Златоуст родился в 345 г. в Антиохии. Его родители были знатными и богатыми людьми, а сам он обучился праву. Без сомнения, благодаря его красноречию и природным дарованиям он стал бы отличным юристом. Однако в 370 г. он пришел к религии и решил стать отшельником, на долгие годы похоронив себя в пустынях к востоку от Антиохии. Только тяжелая болезнь заставила Иоанна вернуться в мир. Он стал священником и вскоре приобрел огромную популярность у тех, кто собирался послушать его проповеди. Это происходило не только благодаря его искусству оратора, но и потому, что он вел высокоморальный образ жизни и пользовался своим богатством и влиянием для того, чтобы помогать людям: строил больницы, заботился о бедных и творил другие добрые дела, сделавшие его любимцем народа.

В 398 г., через три года после смерти Феодосия, патриарх Константинопольский умер, и Иоанн Златоуст занял его место. Теперь он мог простирать свое влияние дальше и воспользовался этой возможностью.

Громовые проповеди, клеймящие роскошь и безнравственность, стали звучать ещё громче. Новый патриарх настоял на том, чтобы священники были целомудренны, и если кто-либо вызывал на себя его гнев, то его острый язык жестоко клеймил отступника (если и был у Иоанна какой-либо грех, то это его способность легко приходить в негодование). Естественно, что таким образом он нажил себе врагов среди священнослужителей, которых осуждал, а также среди тех, кто завидовал ему. Поскольку епископ Александрии Феофил был одновременно любителем роскоши и завистником, он стал основный противником Иоанна Златоуста.

Так уж случилось, что Феофил был фаворитом императрицы Евдоксии, дочери германского вождя. Это была женщина железной воли, и ее слабовольный муж подчинялся ей во всем. Более того, она питала самые недобрые чувства к Златоусту, поскольку его обвинения в распущенности не раз без стеснения проникали в императорский дворец. Евдоксия любила веселье, а патриарх упрекал ее за это в самых суровых выражениях.

В 403 г. собрался особый собор, на котором Феофил должен был обвинить Иоанна в ереси, и приговор по этому делу был уже вынесен заранее. Златоуст отказался присутствовать при разборе своего дела, и в результате его лишили звания патриарха и приговорили к ссылке. После оглашения решения собора в народе поднялась буря возмущения, и спустя два дня Евдоксии пришлось вернуть ссыльного. Императрица приступила к подготовке более тщательно спланированного нападения.

Новый собор собрался в следующем, 404 г., и в этот раз в Константинополь пришел отряд германских наемников. Солдатам не было дела до того, кто выиграет спор: Феофил или Иоанн, они готовы были выполнять любые приказы, в том числе и приказ начать резню среди населения города. Народ очень хорошо понимал это и ничего на этот раз не смог поделать.

Иоанна Златоуста отправили в ссылку в городок на восточном краю Малой Азии, за 400 миль от Константинополя, и больше он уже не возвращался в столицу. Тем не менее из этих отдаленных мест он поддерживал связь со своими сторонниками по всей Империи. Более того, он, не боясь последствий, посылал письма епископу Рима и Гонорию, императору Запада, с просьбой пересмотреть его дело. Как для константинопольского двора, так и для церкви это было самое худшее, что могло быть сделано. Таким образом Иоанн открыто признавал старшинство правителя западной части Империи и епископа Римского.

Евдоксия к тому времени умерла, но императора смогли наконец убедить, что неистового старца необходимо заставить замолчать. Ему было приказано переехать ещё дальше от Константинополя, на самый северо-восточный край Империи. В 407 г. по дороге туда он скончался. На следующий год умер и Аркадий, император Востока.

Даже смерть Иоанна Златоуста не погасила пламя любви к нему со стороны жителей Константинополя. Огромное количество людей отказалось признать нового патриарха до тех пор, пока имя Златоуста не будет очищено от позора, и правительству пришлось пойти на это. Спустя тридцать лет прах старца с огромными почестями перенесли обратно в Константинополь. Обвинения с него были сняты, и он был причислен к лику святых, а сыну Евдоксии и Аркадия, унаследовавшему трон Константинополя, пришлось пройти через длительную церемонию покаяния во искупление грехов отца и матери.

Как бы то ни было, но всё это не могло не подорвать престиж константинопольской патриархии, а позднее споры за главенство, шедшие между церковью и государством, ослабили его ещё больше. По мере того как это происходило, рос авторитет епископа Рима. Последнее особенно верно в свете того, что соперничавшая с Римом миланская епархия неожиданно потеряла популярность, как мы с вами увидим далее.

Аларих Вестгот

В то время, когда императорский двор, епископы и простые жители Константинополя наблюдали за взлётами и падениями Иоанна Златоуста, на границах происходили грозные события, начавшиеся ещё со времени смерти Феодосия.

Его сыновья, Аркадий и Гонорий, были ещё юными, слабыми и неспособными к управлению государством. Унаследовав престол, они, согласно требованию отца, находились под опекой. Наставником старшего был галльский полководец Руфин, наставником младшего — потомок вандалов Стилихон. Оба с самого начала были на ножах друг с другом из-за того, что Руфин захватил восточную часть Иллирика, а его соперник твердо решил вернуть себе эти земли. К сожалению, им не удалось уладить между собой этот спор: этому помешали вестготы. Со времен битвы при Адрианополе прошло почти двадцать лет, но Мезия всё ещё была под их властью. Конечно же это были уже не те варвары, которые впервые появились на римских границах полтора столетия тому назад, — в какой-то степени они сами стали римлянами.

Благодаря активной деятельности человека, также принадлежащего к вестготам, они быстро восприняли местную религию. На языке вестготов имя этого человека обозначало «маленький волк», а в латинской версии звучало как Ульфила.

Он родился около 311 г. к северу от Дуная, там, где была Дакия. Когда Ульфиле было немногим больше двадцати лет, он посетил тогда только строившийся Константинополь, то ли в качестве члена посольства готов, отправленного со специальной миссией, то ли в составе группы заложников. Как бы то ни было, но он обратился в христианство в те дни, когда эта религия переживала первые годы своего официального признания, так что молодой человек загорелся желанием принести новую религию своему собственному народу. Весь остаток жизни он посвятил этой задаче и вел миссионерскую деятельность среди готов.

В частности, его усилия в этом направлении увенчались переводом Библии на готский язык, причем для этого ему пришлось создать письменность, которой до того его народ не имел. Некоторые фрагменты этого перевода сохранились (в основном это части Нового Завета) и являются единственными письменными документами на готском языке, которые дошли до наших дней.

Ульфиле не удалось обратить большинство своих соплеменников, но семя было посеяно и в свое время дало плоды. Он собрал вокруг себя свою паству, и ее влияние постепенно росло.

Нужно отметить, что при обращении готов Ульфила пользовался тем вариантом религии, который воспринял в Константинополе, а там его учителями были ариане, и, следовательно, сам он тоже следовал этому учению. Предполагается, что в 383 г. он вернулся в столицу для того, чтобы участвовать в соборе арианских епископов, которые уже предвидели, чем грозит им правление императора Феодосия. Ульфила умер ещё до того, как смог увидеть это.

В результате его миссионерской деятельности появились новообращенные не только в его собственном племени, но и в других, родственных. В то время как арианство как религия быстро теряло свое значение внутри Империи, оно все шире распространялось за ее пределами, и значение этого факта не стоит недооценивать. Когда пришел день и орды варваров завладели большей частью Западной империи, именно их религия не дала им слиться с коренным населением, здесь ариане столкнулись с церковью, и это помешало им образовать единую нацию. Зато это способствовало разрушению древней культуры Римской державы.

Когда император Феодосий умер, лидером ариан был Аларих, вождь вестготов, родившийся около 370 г. на острове в устье Дуная. Впоследствии он стал одним из полководцев императора и верно служил ему, ведя в бой своих собратьев-готов. Естественно, что он был уверен в милости своего повелителя и в том, что после его смерти получит высокий пост, поэтому был очень возмущен, когда его обошли и назначили опекунами правителей Руфина и Стилихона. В отместку он решил взять силой то, что не смог получить по закону.

Если бы Империя твердо встала у него на пути, то Аларих мало что смог бы противопоставить её мощи и остался бы в истории всего лишь как ещё один вождь варваров, пытавшийся разграбить её земли и потерпевший поражение. Шанс на победу ему дало то, что императоры восточной и западной части государства способны были видеть противника только друг в друге и не замечали внешней угрозы. Как в Милане, так и в Константинополе влиятельные сановники были в любой момент готовы договориться с варварами и использовать их для того, чтобы грабить и разрушать владения другой стороны. В результате Алариху удалось остаться невредимым в хаосе этого взаимного противостояния и стать одним из великих вождей варварских племен, которые в конечном счете уничтожили Римскую империю.

Вникнув в ситуацию, он начал действовать прямо, как всегда. Отправился к Константинополю, рассчитывая на то, что в страхе перед приближением большого войска никто не посмеет загородить ему дорогу.

Откровенно говоря, в то время правитель Константинополя был гораздо больше заинтересован в том, чтобы не дать Стилихону снова отвоевать Иллирик, чем в попытке остановить вторжение Алариха во Фракию. Стилихон легко мог отрезать дорогу варварским отрядам, но ему не дали этого сделать, и он вернулся в Италию и в отместку организовал убийство Руфина. К сожалению, это не исправило ситуации: новые министры, занявшие ключевые посты в Константинополе, точно так же отказывались смотреть вперед и продолжали преследовать свои цели.

Быстрое наступление на столицу не принесло результатов. Аларих знал, что со своими нынешними силами он будет не в состоянии штурмовать ее укрепления, поэтому он развернул свои войска и напал на беззащитную Грецию. Никто не посмел его остановить.

В течение последних четырехсот лет в Греции царил мир и её жители совершенно забыли о том, что всё может быть совсем иначе. Ничего не осталось от прежнего величия, и всё это время страна провела в грёзах о прошлом. Многие из старинных статуй, монументов и храмов всё ещё возвышались на своих местах, но многие пали под натиском времени, погибнув из-за страха христианских правителей перед языческими богами, или были перевезены для украшения строившегося Константинополя.

Храмы опустели, даже Дельфы лежали в руинах. Разве что Элевсинские мистерии проводились по-прежнему, несмотря на то, что христиане смотрели на них враждебно. Но нынешние события могли все изменить. Приближались орды готов под предводительством Алариха, который хотя и исповедовал арианство, но не собирался, вступив в Элевсин, потакать язычникам. В 396 г. (1149 г. AUC) древнему ритуалу пришёл конец.

Фивы спасли от разграбления их стены, а Афины пощадили, поскольку даже варвары помнили об их давно минувшем могуществе. Аларих прошёл дальше к Пелопоннесу и остался там на зиму, и никто не посмел его тронуть.

Между тем на западе Стилихон снова собрал свою армию и двинулся в поход. Чувствуя, что Константинополь находится в слишком отчаянном положении, чтобы пытаться остановить его, военачальник решил, что сможет одолеть Алариха, взяв под свое командование объединенные силы всей Империи.

Кампания началась хорошо: обойдя Константинополь, Стилихон направился к Пелопоннесу и начал теснить противника, казалось бы загнав того в крепкую ловушку. Тем не менее, Аларих сумел ускользнуть, после чего пошли разговоры, что Стилихону нужно было только показать превосходство Западной империи по части военных действий и что он нарочно позволил неприятелю уйти для того, чтобы использовать его в качестве пугала и таким образом заставить константинопольское правительство признать его неоспоримым главой всей державы.

Если так, то Восточная империя сумела обыграть военачальника, а вернее, сумела предать его прежде, чем он сам смог бы это сделать с ней. Правитель столицы присвоил Алариху титул наместника спорной провинции Иллирик. С точки зрения недальновидного политика это был умный ход: таким образом удалось, с одной стороны, подкупить варвара и возложить на него ответственность за провинцию, на которую претендовал его соперник, а с другой — гарантировать, что эти двое всегда будут видеть друг в друге врагов. Таким образом они хотели побить противника его же собственным оружием.

Некоторое время как Стилихон, так и Аларих выжидали, присматриваясь друг к другу и выбирая подходящий для нападения момент. Наконец последний решил, что время пришло, и в 400 г. (1153 г. AUC) двинул свои войска в западном направлении и вторгся на север Италии. Стилихон не сразу отреагировал на этот маневр, но наконец также двинулся на север для того, чтобы встретить своего врага. Обе армии (состоявшие конечно же из готов) столкнулись на северо-западном краю современной Италии. В 402 г., в Пасхальное воскресенье, Стилихон начал атаку, к которой его противник был совершенно не готов, поскольку не мог представить, что такое может случиться в этот святой день. В результате военачальник Западной империи одержал практически полную победу и завершил кампанию битвой у Вероны, на востоке страны. В 403 г. Алариху пришлось покинуть Италию и отступить назад в Иллирик, чтобы перевести дух и собраться с силами для новых боёв.

Тем не менее государству был нанесен заметный ущерб: готы угрожали Медиолану, который был столицей Западной империи в течение последних ста лет, и правительство перестало чувствовать себя там в безопасности. В 404 г. (1157 г. AUC) молодой император, бывший, как и его брат Аркадий, таким же ничтожеством, перебрался в Равенну. Город находился примерно в 280 милях к юго-востоку от берегов Адриатики и был так хорошо расположен и защищен, что стал центром императорской власти ещё на три с половиной столетия. Побочным эффектом этого переселения было то, что епископ Миланский потерял свой престиж главного священнослужителя Западной империи и перестал быть конкурентом епископа Рима в борьбе за духовную власть.

Затем угроза императорскому двору потребовала спешного вызова нескольких легионов из отдаленных мест. Армия, находившаяся в Британии, была ослаблена ещё двадцать лет назад, в то время, когда был убит Грациан. Этим солдатам пришлось участвовать в краткой гражданской войне, последовавшей за смертью императора, и многие из них так и не вернулись на остров. После нового панического требования подкреплений остаткам британских легионов пришлось медленно, но неуклонно отходить назад от стены Адриана, так как всех, кого только можно было забрать с острова, отправили воевать с Аларихом в Италии.

Некоторые солдаты вернулись назад после окончания боев, но к тому времени пикты толпами двинулись с гор Шотландии на юг, а германцы то и дело пересекали Северное море и нападали с запада. Римским солдатам оставалось только развлекаться тем, что провозглашать своих полководцев императорами. К 407 г. (1160 г. AUC) римляне навсегда оставили остров, и после трех с половиной сотен лет связи с их цивилизацией Британия снова погрузилась в пучину варварства и язычества, доставшись германским варварам.

Сама по себе потеря Британии не была фатальной для Империи. Она была не более важной, чем Дакия, присоединилась к государству также недавно и к тому же была оторвана от материка и отделена морем от остальных провинций.

Тем не менее это сильно повлияло на общее состояние мировой политики. То, что Западная империя была полностью занята борьбой с Аларихом, дало другим германским племенам возможность показать себя. Те, кто жил к востоку от Рейна и к северу от верховьев Дуная, ощущали на себе постоянное давление наступающего войска гуннов. Племена, происходившие из этих верховий, римляне именовали свевы (или, в русском прочтении, швабы), в своем наступлении на юг пересекли Альпы и снова вторглись в Северную Италию сразу же после того, как Стилихон вытеснил оттуда Алариха. В 405 г. военачальнику удалось разбить и их, но только после того, как он практически оголил границу, проходившую по Рейну.

В последний день 406 г. свевы вместе с несколькими отрядами вандалов (родного племени Стилихона) и аланами, племенем не германского происхождения, пришедшим с гор Кавказа, пересекли Рейн, не встретив достойного сопротивления. Они пересекли Галлию и направились в Испанию, а к 409 г. расселились там: свевы на северо-западе, вандалы на юге, а аланы на территории между нами (от вандалов осталась память, сохранившаяся до наших дней: в названии провинции Андалузия, в котором редуцировалась начальная буква «В»).

Вероятно, в то время нашествие германцев с юга и запада не казалось римлянам чем-то новым: в конце концов, они периодически вторгались в Галлию уже около двухсот лет и грабили постепенно слабеющую Империю. До тех пор, хотя и ценой все больших усилий, их всегда удавалось отбросить назад: прошло всего лишь пятьдесят лет, когда это удалось сделать Юлиану.

Тем не менее вторжение 409 г. отличалось от всех прошлых, поскольку на этот раз варвары никуда не ушли. Одно племя могло уничтожить другое и занять земли, где прежде жили побеждённые, но очистить западные провинции от присутствия варваров уже не удавалось никому.

Вполне возможно, что такого бы не случилось, если бы Стилихон продолжал нести службу, но то, что не смогли сделать враги, сделали союзники. Военачальник разбил в Северной Италии сперва вестготов, потом свевов, но не смог справиться со своим императором.

Враги Стилихона убедили Гонория, что его полководец собирается возвести на трон своего собственного сына, и слабоумный император поверил этому. Он приказал казнить военачальника, таким образом легализовав убийство, которое не смели совершить другие, и Стилихона обезглавили в августе 408 г. (1161 г. AUC). Этой невероятной глупостью был подписан смертный приговор существованию Западной империи.

До сих пор готы, служившие в армии Стилихона, были лояльны по отношению к римскому правительству, но его смерть поразила их, а последующие репрессии со стороны министров, старавшихся искоренить арианство в армии, привели их в бешенство. Варвары десятками тысяч дезертировали и переходили на службу в армию Алариха, который по-прежнему ждал своего часа за пределами Италии. Набрав достаточно сил, он перешел границу, и на этот раз в провинции не было ни Стилихона, ни армии, способной остановить его продвижение. Не встречая заметного сопротивления, военачальник во главе своих солдат отправился маршем на юг и в течение месяца после самоубийственной акции Гонория оказался под стенами Рима. Впервые за шестьсот лет враг стоял у ворот Вечного города — такого не было с тех пор, когда его осаждал Ганнибал.

Однако Аларих не собирался разрушать Рим. Даже сами победители не могли тогда поверить в то, что Западной империи приходит конец, слишком невероятна была эта мысль. Великое государство стояло так долго и твердо, что его существование стало словно одним из законов природы, а попытки уничтожить великую державу выглядели почти кощунственными. Все, что хотел получить Аларих, — это часть ее обширных земель, титул наместника провинции и командующего войсками, а также земли и добычу для своих солдат.

Рим беспомощно капитулировал перед победителями, но для того, чтобы добиться своих целей, Алариху необходимо было согласие императора, а его-то он и не мог получить. Хорошо укрепленная, практически неприступная Равенна находилась в безопасности от нашествия готов, и министры без труда убедили Гонория отказаться удовлетворить требования их предводителя. (Они были в безопасности и могли позволить себе быть храбрецами.)

Алариху пришлось вернуться назад и вторично осадить Рим, чтобы вынудить правительство согласиться на свои условия, а когда император снова отступил от своего слова, то вернуться и в третий раз, в 410 г. (1163 г. AUC). Эту осаду довели до конца. В августе, всего лишь через два года после смерти Стилихона, Рим сдался, и впервые с 390 г. до н. э. (то есть за восемьсот лет) варварская армия оккупировала и разграбила город Сципиона, Цезаря и Марка Аврелия.

Аларих удерживал город всего лишь шесть дней, а затем отправился на юг. Грабежи не причинили городу большого вреда, но ударили по его престижу и нанесли Империи тяжелейший удар. Ужас, который наводило на окрестные народы имя Рима, растаял без следа.

Вероятно, Аларих двинулся к югу с целью построить флот, пересечь Средиземное море и вторгнуться в отдаленную провинцию Империи, Африку, чтобы стать ее господином точно так же, как вандалы, свевы и аланы стали господами Испании, но его остановил враг более великий, чем римская армия. Его корабли погибли во время шторма, а вскоре после этого он умер от лихорадки в Южной Италии, оставив наследником своего сводного брата Атаульфа.

Глава 10 Германские королевства

Теодорих, король вестготов

Как и Аларих, Атаульф жаждал занять высокий пост в римском государстве, но не допускал и мысли о том, что ее может сменить империя, принадлежащая готам. Он отправился в Южную Галлию и нашел там достаточно добычи и вдобавок сумел вытянуть у римского правительства солидную сумму денег за то, чтобы сохранить некое подобие мира. В то же время Атаульф готовился к свадьбе с Галлой Плацидией, сводной сестрой императора. Благодаря такому браку он вошёл в семью правящей династии и смог остаться в провинции на относительно законных основаниях.

Между тем при императорском дворе наконец нашлась достойная замена для казненного Стилихона — римлянин по имени Констанций. Это был один из немногих людей на Западе, происходивших не из варварского племени и тем не менее способных вполне эффективно командовать войсками и даже иногда, при благоприятных обстоятельствах, одерживать победы.

Констанций решил, что самым выгодным способом борьбы с германскими захватчиками будет натравить одно племя на другое. С этой целью он убедил Атаульфа, что как сводный брат императора по жене и союзник Рима он обязан повести своих воинов против германцев, вторгшихся в Испанию. Атаульф так и сделал, возможно, потому, что собирался сам разграбить провинцию, однако в 415 г. его убили. Наследник вождя, Валлия, продолжил войну и практически уничтожил аланов, отогнал свевов в северо-западную часть провинции, а оставшихся вандалов прижал к морю на юге Испании.

Вестготы могли бы закончить начатое и окончательно уничтожить всех, кто поселился в Испании, но основная задача для того, кто натравливает своих соперников друг на друга, — не дать одному из них одержать полную победу. Императорский двор не посмел дать вестготам возможность покончить с остальными германцами и уговорил их уйти из Испании до того, как последние из их противников были окончательно разгромлены.

Валлия умер в 419 г., и вестготы покинули освобожденную провинцию и вернулись в Галлию уже под командованием его преемника, Теодориха I.

Даже в этом случае результаты кампании, в которой германцы сражались против своих родичей, сказались на Риме плачевно. Остготы под предводительством Теодориха поселились в Юго-Западной Галлии. Еще в 418 г. (1171 г. AUC) они заложили основы того, что впоследствии стало называться Тулузским королевством, по имени главного города, где находился двор короля. Это было первое из германских королевств, и, в отличие от ранее возникавших на территории Империи варварских государств, они не признавали главенства Рима. Это были независимые державы, которые надолго появились на карте (в том или ином виде созданные германцами королевства просуществовали в течение трёхсот лет).

Надо сказать, что эти государства считались союзниками Империи и обычно находились с ней в дружеских отношениях. Тем не менее, теперь юго-запад Галлии принадлежал вестготам, и с течением времени они мало-помалу завладевали всем западом Европы. Таким образом, давно воспринявшими римскую культуру крестьянами некогда захваченных земель начала править аристократия германских землевладельцев.

Замечательно то, как быстро германцы превратились из беглецов в обладателей собственных независимых земель. В 376 г. их племена пересекли нижнее течение Дуная, спасаясь от гуннов, которые собирались поработить их, а через каких-нибудь сорок лет отобрали у римлян около тысячи квадратных миль их территории и стали господами этой земли под владычеством собственного короля, Теодориха I, и император Запада вынужден был признать его равным себе.

Гейзерих, король вандалов

В Испании вандалы, измочаленные и избитые во время бешеной атаки вестготов, с трудом удерживались на самой южной оконечности провинции, но, к счастью, именно это обстоятельство подсказало им наилучший выход из положения. Они нашли себе земли, где ещё в течение ста лет жили в славе и мощи — римскую часть Африки, включавшую в себя североафриканское побережье к западу от Египта со столицей Карфагеном.

Эти места многое дали христианской истории: здесь базировались приверженцы ересей пуританского толка (таких, как монтанизм и донатизм), отсюда были родом такие писатели раннехристианской эпохи, как Тертуллиан и Киприан. Теперь, ближе к концу той части истории, которая целиком принадлежала Риму, здесь в 354 г. родился величайший из отцов церкви, Аврелий Августин. Его семья жила в маленьком африканском городке примерно в 150 милях к западу от Карфагена. Мать Августина была христианкой, а отец — язычником, и сам он не сразу определился в том, какую религию желает исповедовать. В юности он склонялся к новой секте людей, называвших себя манихейцами по имени своего основателя, Мани, родившегося в Персии в 215 г.

Мани создал религию, во многом схожую с митраизмом, а тот, в свою очередь, заимствовал у персидских религий понятие о двух равновеликих силах: добре и зле (сами иудеи заимствовали идею такого дуализма в то время, когда они жили под властью Персидской империй, только после этого сатана, или Князь тьмы, становится противником Господа Бога в священных книгах евреев, однако разница между ними и манихеями состоит в том, что ни иудеи, ни пришедшие позднее христиане не считали сатану равным Богу ни по силе, ни по значению).

К персидскому дуализму Мани добавил строгую мораль, заимствованную у христиан и иудеев, так что, несмотря на все преследования на родине, религия распространилась по Римской империи как раз перед тем, как христианство получило официальное признание. Диоклетиан относился к манихеям с глубочайшей подозрительностью, поскольку считал, что они могут быть агентами Персии. В 297 г. из этих соображений он начал кампанию против этой секты — такую же, как шесть лет спустя против христиан. Однако ни одна из них не принесла императору ожидаемого результата.

На некоторое время легализация христианства помогла распространиться религии манихейцев, но через некоторое время выяснилось, что императоры отдают предпочтение христианству или арианству. Ереси могли процветать в то время, когда все христиане былибесправными и гонимыми, а в новой ситуации столкнулись с куда большими трудностями, поскольку их преследовали и собратья по религии. Таким образом, многие последователи сект предпочли расстаться со своими верованиями и обратиться к манихейству.

Есть нечто драматическое в космическом столкновении сил зла и сил добра. Мужчины и женщины, поддерживавшие то, что считали хорошим, ощущали себя участниками вселенской битвы и видели в своих противниках сторонников всего злого, что только есть на земле, и, несмотря на их временное преимущество, считали, что те обречены на финальное поражение. Для тех же, кто смотрел на мир как на огромный заговор (некоторые полагали, что все вокруг находится во власти злых людей или сил), манихейство было особенно притягательно.

Ко времени юности Августина эта секта достигла своего расцвета, и молодой человек поддался ее влиянию. Кроме того, его очень интересовал неоплатонизм, и он с огромным интересом читал работы Плотина. Однако, как оказалось, увлечение и тем и другим было всего лишь ступенями в развитии будущего богослова. Бесконечные поиски истины вкупе с влиянием сильной и верующей матери в конце концов привели его к христианству. В 384 г. Августин отправился в Медиолан (в то время столицу и религиозный центр Западной империи), и епископ Амвросий Медиоланский обратил его. В 387 г. молодой человек наконец принял крещение.

Августин вернулся в Африку и в 395 г. стал епископом Гиппона, маленького морского порта к северу от того места, где он родился. Здесь он жил в течение тридцати четырех лет, и благодаря этому городок, который иначе остался бы никому не известным (примечательным было разве что то, что, возможно, именно там тремя столетиями раньше родился историк Светоний), знает весь христианский мир.

Письма Августина расходились по всей империи, из его проповедей составляли книги, и, кроме того, он сам написал множество работ, посвященных различным вопросам теологии. Богослов твердо боролся с различными ересями, процветавшими в Африке, и верил (возможно, в большой степени благодаря своим юношеским заблуждениям) в изначальную греховность всего рода человеческого. По его мнению, каждый индивидуум рождался с пятном «первородного греха» с того самого времени, как Адам и Ева ослушались приказания Господа в Эдемском саду. Пятно это могло смыть только крещение, и каждый ребёнок, умерший без него, обречён был на вечное проклятие. Кроме того, он верил в «предназначение», существующий с самого начала времен божий замысел, направляющий каждую стадию развития человеческой истории и неизменный. По мнению Августина, все, что только могло случиться, было изначально предначертано Создателем.

Вскоре после того, как он получил сан епископа, Августин написал книгу под названием «Исповедь» — очень личную и, по всей вероятности, правдивую автобиографию, в которой он не забыл упомянуть о грехах своей молодости. Эта книга не потеряла популярности и по сей день.

Поле разграбления Рима Аларихом Августин написал другую книгу: большой труд, называвшийся «О граде божьем», призванный защитить христианство от новых нападок язычников. Они говорили, что Рим достиг мирового могущества и ни разу не был низвержен до тех пор, пока хранил веру в богов своих предков, и их недовольство появлением новых святынь привело к тому, что в город ворвались варвары. Они спрашивали: «Где же был ваш христианский Бог и почему он не смог защитить свою столицу?»

Августин перебрал всю известную ему историю, доказывая, что все государства переживали взлеты и падения и что это есть часть единого божественного замысла. Рим не был исключением: все, что вознеслось, со временем должно рухнуть. Однако, замечал богослов, когда германцы грабили город, то отнеслись к жителям мягко и не тронули религиозные святыни, а языческие боги не могли сделать то же самое для своих поклонников. В любом случае, заканчивал он, упадок Рима — это всего лишь прелюдия к созданию последнего города — небесного Града Божьего, который никогда не будет разрушен, но будет стоять как величественное завершение плана Создателя.

Одним из учеников Августина был Павел Оросий, родившийся в Таррагоне, в Испании. По просьбе своего учителя он написал книгу по мировой истории, которую назвал «История против язычников» и посвятил Августину. Он также пытался доказать, что Римская империя пала из-за грехов языческой эры и что христианство не разрушило ее, но, напротив, помогло спасти то, что ещё осталось.

Свою великую книгу Августин закончил в 426 г. и остаток жизни провел, наблюдая за ещё худшими бедами, чем те, что происходили раньше: бедами, которые принесли государству интриги двора в Равенне, приведшие к тому, что вандалы с южной оконечности Испании пришли в Африку.

Гонорий умер в 423 г. (1176 г. AUC) там же, в Равенне, после двадцати восьми лет бесславного правления, ставших катастрофическими для Империи. Его не беспокоило то, что за это время Рим был разграблен и несколько провинций уплыло из его рук: этот человек был и оставался полнейшим ничтожеством.

Полководец Гонория Констанций, женился на его сводной сестре Галле Плациде, вдове Атаульфа Вестгота, и на некоторое время стал Констанцием III, владыкой Запада. На этой части Империи словно лежало какое-то проклятие: сильные правители быстро умирали, зато ничтожества продолжали жить. Семь месяцев спустя после своего избрания Констанций III умер, и, когда, два года спустя, за ним последовал Гонорий, его сын унаследовал престол.

Мальчику, правившему под именем Валентиниана III, было всего шесть лет; он был внуком Феодосия и по материнской линии правнуком Валентиниана I. Из-за своего возраста император ничего не значил в политической жизни, и вокруг плелись интриги за право влиять на его решения. Конечно же в этом вопросе право первенства принадлежало его матери, и потому вопрос был только в том, кто сможет влиять на нее. За это право боролись два полководца, Флавий Аэций и Бонифаций. Первый, вероятнее всего, происходил из какого-то варварского племени; в любом случае он провел несколько лет у Алариха в качестве заложника, а позднее ещё несколько лет у гуннов, так что это оказало на него определенное влияние. В 424 г. он вошел в Италию во главе армии, состоявшей из варваров, включая гуннов (впрочем, надо заметить, что в то время все солдаты были варварами), и занял то место, которое оставалось за ним в течение всей его жизни.

Несмотря на то что Бонифаций был не менее способным полководцем, Аэций совершенно затмил его. Военачальника сделали правителем Африки и таким образом убрали из Равенны, совершенно отстранив от политической жизни. Аэций смог в полной мере влиять на мать императора, не боясь соперников.

В Африке Бонифаций осознал всю невыгодность своего положения и задумался о восстании. В страхе полностью потерять свое политическое влияние он готов был применить для сокрушения врага любое орудие и сделал ужасную ошибку: позвал к себе на помощь варваров.

Самыми ближними, к кому он мог обратиться, были вандалы. В то время они всё ещё находились на юге Италии и положение их было настолько непрочным, что, как правильно рассудил Бонифаций, они были бы рады пойти к нему на службу. Он не предусмотрел, да и не мог предусмотреть, что племя только что выбрало себе нового вождя, Гейзериха, которому в то время было уже около сорока. Этот человек оказался одной из самых примечательных личностей того времени.

В 428 г. (1181 г. AUC) Гейзерих принял предложение Бонифация, и с помощью предоставленного им флота около 80 тысяч вандалов переправились на побережье Африки. Несмотря на это, Гейзерих вовсе не собирался ставить себя в положение наёмника, когда огромный континент лежал у его ног.

Ситуация благоприятствовала вождю вандалов. В холмистых и пустынных районах Мавритании и Нумидии жили местные племена, которые никогда полностью не покорялись римским наместникам, правившим из прибрежных городов. Кроме того, там были донатисты и прочие еретики, недовольные суровостью епископа Августина и готовые объединиться с варварами-арианами против владычества христиан.

Бонифаций осознал свою ошибку и помирился с императорским двором (в то время Аэций находился в Галлии). Однако к тому времени воины Гейзериха уже заполонили Африку, за исключением нескольких прибрежных городов: Карфагена, Гиппона и Кирты (последняя находилась в сотне миль к западу от резиденции епископа).

Гейзерих осадил Гиппон, который держался два года благодаря тому, что припасы туда можно было доставлять морем. Впервые за долгое время объединившиеся, Восточная и Западная империи совместно поддерживали город, но это ни к чему не привело, поскольку обе посланные Бонифацием армии Гейзерих разбил на берегу Африки. В 431 г. Гиппон пал, но его епископ, Августин, не увидел этого. Он скончался во время осады.

Бонифаций вернулся в Италию и там столкнулся в бою со своим вечным противником, Аэцием. Ему удалось победить, но вскоре после окончания сражения полководец скончался от ран.

В 435 г. Гейзерих заключил договор о признании африканского королевства вандалов с императорским двором в Равенне и таким образом упрочил свое положение. Римляне давно жаждали этого мира, поскольку Египет был основным имперским поставщиком зерна, и с их точки зрения можно было позволить кому угодно править Африкой, лишь бы эти поставки не прекращались.

Согласно условиям договора Гейзерих обязался не трогать Карфаген (который ещё не был завоеван). Король согласился — но только до тех пор, пока это было ему выгодно. В 439 г. (1192 г. AUC) он отправился со своими солдатами в Карфаген, захватил его и сделал своей столицей, базой для флота, который на двадцать лет сделал его ужасом Средиземноморья.

Аттила, вождь гуннов

В то время как вандалы захватили юг империи, а вестготы твердо расположились в ее западных провинциях, с севера надвигалась ещё одна большая угроза. Гунны снова начали мигрировать на запад.

Поход начался почти сто лет назад, и за это время они продвинулись от Центральной Азии до равнин к северу от Чёрного моря, вытеснили вестготов на территорию Римской империи и начали свое долгое наступление, которое привело Западную Европу на грань катастрофы.

В то время, когда готы и вандалы завоевывали себе победу, гунны вели себя сравнительно тихо. Они совершали грабительские набеги на границах империи то в одном, то в другом месте, но не пытались вторгнуться в ее пределы. Отчасти это происходило потому, что Восточная империя была лучше защищена, чем Западная: после того как в 408 г. умер Аркадий, на престол взошел его семилетний сын, Феодосий II (или, как его ещё называли, Феодосий Младший). Достигнув совершеннолетия, он оказался более сильным правителем, чем был его отец, и вдобавок отличался обаянием и доброжелательностью, снискавшим ему популярность в народе. Во время его долгого правления, длившегося сорок лет, положение Восточной империи несколько стабилизировалось. Он расширил Константинополь и усилил его оборону, открыл новые школы и собрал государственные законы в книгу, названную в его честь «Кодексом Феодосия».

Персы (давние враги, на время забытые из-за угрозы нашествия северных варваров) получили отпор во время двух относительно удачных войн, и в то время как западные границы империи постоянно подвергались испытанию, восточные оставались нерушимыми.

Всё шло хорошо до того момента, пока вождями племени гуннов не стали два брата, Аттила и Бледа. Первый, всегда доминировавший в этом союзе, сразу же предпринял устрашающий рейд в сторону Рима и таким образом вынудил Феодосия согласиться на выплату дани в 700 фунтов золота за каждый мирный год.

Аттила сдержал свое обещание и действительно сохранял мир, но очень недолгое время, которое он использовал для того, чтобы увеличить мощь своей армии и отправить своих конников покорять славян, живших на равнинах Центральной Европы, ближе к востоку. Кроме того, он отправил свои войска на запад, и они вторглись в Германию, сильно ослабевшую и обезлюдевшую из-за того, что множество людей перебралось на запад Империи.

Давление гуннов в западном направлении заставило ещё несколько германских племен отступить и пересечь Рейн. Это были бургувды, отдельные отряды которых участвовали ещё в наступлении свевов. Теперь, в 436–437 гг., отдельные группы бургундов снова отправились в Галлию и после того, как поражение, нанесенное им Аэцием, разбило их мечты о дальнейших завоеваниях, поселились в юго-восточной части провинции.

Кроме бургундов, гунны согнали с насиженных мест ещё и франков. Еще сто лет назад они пытались перебраться в Галлию, но Юлиан так основательно разбил их войска, что с тех пор подобных попыток не предпринималось. Теперь же они оккупировали северо-восточную часть Галлии, но римскому полководцу удалось остановить и их приближение.

В 440 г. ещё одна группа германских племен: англы, саксы и юты, прежде обитавшие к северу и северо-востоку от франков в тех местах, где теперь находится Дания и Западная Германия, вынуждены была пересечь море. Они вторглись в Британию, снова впавшую в варварство после ухода римских легионов, и в 449 г. в современном графстве Кент (на юго-востоке острова) появилось первое поселение ютов. В течение столетий после этого англосаксы постепенно расселялись на севере и западе Британии, подавляя яростное сопротивление местных племён — кельтов. В конечном счете, некоторые из них перебрались на северо-западное побережье Галлии и основали государство, впоследствии известное как Бретань.

В 445 г. (1198 г. AUC) умер Бледа, и Аттила, лишённый его сдерживающего влияния, стал полновластным правителем огромной империи, простирающейся от Каспийского моря до Рейна. Ее границы полностью повторяли северные границы римского государства. Военачальник решил вести более активную политику и вторгся в Восточную империю, правителям которой до сих пор удавалось откупаться от него тонной золота в год (за последнее время размеры дани выросли).

Феодосий II умер в 450 г. (1203 г. AUC), и престол Империи унаследовала его сестра Пульхерия. Она понимала, что не справится со множеством трудностей без мужской поддержки, и потому вышла замуж за Марциана, фракийца, хотя и незнатного, но отличавшегося способностями к командованию армий.

Такие изменения в составе правительства дали о себе знать почти сразу же: когда Аттила прислал за ежегодной данью, то получил отказ и приглашение немедленно начать войну.

Военачальник гуннов отказался принять вызов Марциана. Он не собирался затевать сражение с опытным полководцем, способным доставить немало хлопот, когда на западе лежали земли, которыми правил слабый император. Существует легенда, что сестра Валентиниана III, Гонория, которую за неблаговидные поступки заключили в тюрьму, тайком прислала Аттиле свое кольцо и предложила прийти и потребовать ее руки. Это могло бы послужить вождю гуннов предлогом начать вторжение, которое он и без того уже давно планировал.

Практически сразу же после того как Марциан стал императором и прислал ему вызов, на который он не ответил, Аттила был готов пересечь Рейн и войти в Галлию.

Уже целое поколение провинция была сценой, на которой разыгрывались битвы между Аэцием, представлявшим императрицу, и различными германскими племенами. Полководец творил чудеса: ему удалось удержать вестготов на юго-западе, бургундов на юго-востоке, франков на северо-востоке и бретонцев на северо-западе. Основная часть Центральной Галлии по-прежнему принадлежала Риму. Иногда Аэция называют «последним римлянином» за эти победы, ведь Империи больше не удавалось их одерживать.

Ситуация изменилась: навстречу полководцу шли не германцы, спасающиеся от нашествия гуннов, а сами гунны. Когда Аттила со своими войсками в 451 г. (1204 г. AUC) пересек Рейн, Аэций вынужден был заключить союз с Теодорихом I, королем вандалов. Между тем франки и бургунды также осознали опасность и стали стекаться на помощь римской армии.

В Северной Галлии встретились две армии: одна под командованием Аттилы, включавшая в себя подкрепление из числа воинов германских племен, покоренных гуннами (в частности, остготов), и другая под командованием Аэция, состоявшая из вестготов. Они столкнулись в том месте, которое называлось Каталау некой равниной по имени кельтского племени, обитавшего там. Главный город этой местности назывался Шалон (он находился примерно в девяноста милях от Парижа), и таким образом у битвы, произошедшей между готскими армиями, есть два названия: битва при Шалоне или битва на Каталаунской равнине, но в любом случае нужно отметить, что тут сражение происходило между родственными племенами.

Аэций расположил свои войска на левом фланге, а вестготов — на правом. Более слабые его союзники оказались в центре, куда, по мнению полководца, должен был прийтись основной удар (Аттила всегда находился в центре своих войск). Так и случилось. Гунны ударили в лоб и пробились вперед, оба крыла сомкнулись вокруг них, окружили и перебили.

Если бы римский полководец поставил себе задачу достойно завершить это сражение, гунны были бы полностью уничтожены и их вождь убит, но Аэций всегда был в большей мере политиком, чем военачальником, и он рассуждал, что вестготам нельзя позволять довершить начатое и одержать полную победу над врагом. В сражении погиб старый король Теодорих, и здесь Аэций увидел шанс ослабить своих союзников. У него в заложниках на случай, если вестготы решат перекинуться на сторону своих сородичей, находился сын короля, Торизмунд, и полководец, сообщив ему о смерти отца, предложил взять свою армию и мчаться домой для того, чтобы кто-нибудь не опередил наследника и не занял престол. Исчезновение вестготов дало возможность Аттиле вместе с остатками его войска улизнуть с поля боя, зато теперь Аэций мог быть уверен, что его недавние союзники немедленно ввяжутся в небольшую гражданскую войну. Его расчеты оказались верными: Торизмунд стал королем, но не прошло и года, как он погиб от руки своего младшего брата, и тот сел на престол под именем Теодориха II.

Это сомнительное дело под Шалоном действительно удержало Аттилу от завоевания Галлии, но не остановило продвижение гуннов и таким образом не заслуживает чести называться «решающей победой», как склонны считать историки.

Аттила реорганизовал свою армию, собрался с силами и в 452 г. вторгся в Италию, под тем предлогом, который предоставила ему Гонория, предложив жениться на ней. Он осадил Аквилею, город на северном побережье Адриатики, и через три месяца взял и разрушил его. Некоторые из местных обитателей, спасая свою жизнь, укрылись в болотистой местности на западе, и историки говорят, что таким образом зародилось поселение, которое впоследствии стали называть Венецией.

Италия оказалось беззащитной против кочевников, которые хвалились тем, что «трава никогда не вырастет там, где прошли копыта наших коней». Священники провозгласили их оружием, с помощью которого Господь наказывает грешников, или «бичом божьим».

Никто не помешал Аттиле подойти вместе со своей армией к Риму. Валентиниан III укрылся в Равенне, точно так же как в свое время в страхе перед Аларихом это сделал Гонорий. Единственный, кто мог бы противостоять орде кочевников, был епископ Рима Лев, возведенный в этот сан в 440 г. За его дела историки прибавили к его имени титул Великий.

То, что в то время римская кафедра стала несомненным лидером в западном церковном мире, не было исключительно его заслугой. Перенос столицы из Медиолана в Равенну подорвал авторитет местного епископа, а формирование варварских королевств в Галлии, Испании и Африке уменьшило влияние и других священнослужителей.

Обращение «папа» в значении «отец» на многих языках принадлежало всем священникам. Во времена поздней Римской империи так стали называть епископов и в особенности самых влиятельных из них.

Когда Лев был епископом Рима, на западе к нему начали обращаться «папа», вкладывая в это слово особый смысл. Оно стало общеупотребительным, и потому его считают основоположником института папства.

Лев непременно участвовал во всех религиозных диспутах своего времени и не стеснялся вести себя так, как будто был главой всей церкви. Это мнение передалось всем остальным; папа показал свою силу, начав суровые репрессии против манихеев, и таким образом организовал кампанию, которая покончила с их попытками спорить с христианством за право владеть сердцами и душами людей (религия не умерла, но вынуждены была уйти в подполье и породила многие ереси, возникшие в период Средневековья. Особенно сильно её влияние было заметно на юге Франции).

Своими действиями в отношении Аттилы Лев дополнительно поднял свой престиж. За неимением политических лидеров Риму приходилось рассчитывать только на помощь своего епископа, и эта помощь пришла: с беспримерным мужеством папа вместе со своей свитой отправился на север, чтобы встретиться с вождем гуннов. Свидание произошло в 250 милях к северу от Рима, на реке По. Лев появился при всех регалиях своего сана и со всей возможной торжественностью объявил Аттиле, что тот должен забыть о мысли напасть на священный город Рим.

Согласно легенде, твердость Льва, его величественная внешность и ореол папства смутили военачальника, вызвали у него благоговение (или священный страх) и принудили повернуть назад. В конце концов, не стоило забывать о том, что Аларих умер вскоре после разграбления Рима. Возможно, свои слова папа подкрепил чем-нибудь более существенным: крупным выкупом за отказ от руки Гонории, и золото оказалось не менее серьезным аргументом, чем страх Господень.

В 453 г. (1206 г. AUC) Аттила покинул Италию и вернулся в свой лагерь, где женился, хотя и так содержал огромный гарем. После шумного празднества он удалился в свою палатку и в ту же ночь умер при таинственных обстоятельствах.

Его империю разделили между собой многочисленные сыновья, но скоро она исчезла под натиском германцев, восставших в тот момент, когда они услышали о смерти вождя гуннов. В 454 г. они разбили кочевников и рассеяли их войска. Угроза нашествия миновала.

Недолго после этого прожил и великий противник Аттилы. С точки зрения императорского двора, их полководцу слишком долго и слишком сильно везло. Сперва он одолел своего соперника, Бонифация, затем врага империи Аттилу, а в промежутке умудрялся держать в повиновении многочисленные германские племена. Армия была слепо предана своему военачальнику, и повсюду его сопровождали орды варваров-телохранителей.

Никчемный император достиг зрелости и уже четверть столетия пробыл на престоле исключительно благодаря военным способностям своего полководца, но не хотел оказаться на вторых ролях. Ему не нравилось то, что пришлось согласиться устроить свадьбу собственной дочери с сыном Аэция, и когда прошел слух, что военачальник хочет отдать ему престол, то Валентиниан III поверил этому так же легко, как в свое время его дядя Гонорий поверил подобным же измышлениям относительно Стилихона. Более того, в какой-то мере Аэций сам предопределил свой конец, поскольку по высокомерию и самодовольству пренебрег необходимыми мерами предосторожности.

В сентябре 454 г. он пришел на встречу с императором для того, чтобы окончательно обсудить условия брака между их детьми, и не взял с собой охрану. Обсуждаемый вопрос лишь подтвердил подозрения Валентиниана. Внезапно он выхватил меч и набросился на Аэция. Это был сигнал — в тот же момент придворные окружили полководца и мгновенно изрубили его на куски.

Предательство ни в коей мере не помогло Валентиниану обрести спокойствие. Произошедшее не только сделало его исключительно непопулярным в империи, надеявшейся на защиту опытного полководца, но и привело к смерти так же верно, как если бы он совершил самоубийство вместо убийства. Полгода спустя, в марте 455 г. (1208 г. AUC), двое людей, в свое время бывших личными телохранителями Аэция, подстерегли императора и зарубили его насмерть.

Валентиниан был последним мужчиной-правителем по линии Валентиниана I. Последней в этом роду была Пульхерия, жена императора Марциана. Она умерла в 453 г., и на этом прекратилась династия, члены которой правили государством почти сто лет. Муж пережил её на четыре года.

Гейзерих, король вандалов

В обеих частях Империи теперь пришлось выбирать новых правителей.

Самым могущественным человеком в Константинополе был германец Аспар, командир варварских войск, охранявших столицу. Он без труда мог бы стать императором, но понимал, что как арианин не может рассчитывать на полную поддержку населения. Грядущее столкновение с оппозицией не стоило вложенного труда, и он решил возвести на престол какого-нибудь малозначащего человека, исповедующего католицизм, и через него править государством. Выбор Аспара пал на Льва Фракийского, немолодого и уважаемого военачальника. Побочным эффектом этого избрания было изменение в приоритете при коронации императора: в свое время для этого требовалось согласие сената, затем армии, а теперь пришел черед церкви. Лев I получил свою пурпурную диадему из рук патриарха Константинопольского, и с тех пор это стало привилегией первосвященника.

Как прежде Марциан, этот полководец сделал куда больше, чем от него ожидали. Прежде всего он не согласился стать марионеткой Аспара и с первого же дня старался упрочить свое положение. С этой целью новый император заменил дворцовую гвардию, состоявшую из германцев, уроженцами Исаврийских гор, племенем с востока Малой Азии. Такая перестановка означала, что ему больше нечего бояться смерти от рук собственных телохранителей в том случае, если он перейдет дорогу Аспару. Безопасность императора была гарантирована тем, что он отдал свою дочь вождю исаврийцев, принявшему греческое имя Зинон.

Этот ключевой маневр символизировал расхождение в истории Восточной и Западной империи: в то время как со времен смерти Феодосия I Запад становился все более германским, на Востоке шёл обратный процесс. После убийства Руфина германцам все труднее становилось действовать как хозяевам страны, а в правление Льва I их все больше вытесняли исаврийцы и другие племена, пришедшие из-за границ государства. Таким образом, сформировалась национальная армия, которая могла защититься от внутреннего врага и в течение следующей тысячи лет помогала Востоку жить более или менее спокойно.

После смерти Валентиниана III на престол Западной империи взошел римский патриций Петроний Максим. Для того чтобы придать своему избранию видимость законности, он принудил вдову своего предшественника Евдоксию стать его женой. Согласно преданиям, она отказывалась от этой партии, поскольку, во-первых, презирала немолодого императора, а во-вторых, подозревала, что он причастен к убийству её первого мужа.

В это время на Западе самой влиятельной личностью был пожилой уже Гейзерих, король вандалов. Ему было за шестьдесят, и под его предводительством племя владело Африкой уже около четверти столетия, но воинственность его ничуть не иссякла. Другие могущественные правители, его современники, Аттила и Теодорих, были мертвы, но он по-прежнему оставался в силе.

Более того, в V столетии он единственный из варварских королей построил свой собственный флот, и хотя не смог стать единовластным правителем Африки, как это было с римлянами (местные племена вернули себе Мавританию и часть Нумидии), но по морю его войска могли добраться куда угодно. Гейзерих владел Корсикой, Сардинией, Балеарскими островами и даже частью побережья Сицилии. Он совершал набеги вдоль прибрежной полосы материка то на востоке, то на западе, и при его жизни, казалось бы, возродилась древняя империя Карфагена. Теперь Рим столкнулся с ней точно так же, как это было семьсот лет назад, но это не был прежний могущественный и непобедимый город. Мало того что римляне и сами ничего не могли противопоставить могущественному вандалу, но императрица Евдоксия сама предложила Гейзериху напасть на столицу, описывая ее слабость и гарантируя успех. Вероятно, она пыталась спастись от ненавистного мужа даже ценой разрушения родного города.

Такое приглашение Гейзериху не нужно было повторять дважды. С приходом июня 455 г. (1208 г. AUC) его корабли появились в устье Тибрa. Император Петроний пытался бежать, но погиб от рук перепуганных жителей, пытавшихся таким образом умилостивить завоевателя. Вандалы беспрепятственно вошли в город.

Папа Лев пытался использовать свое влияние, чтобы воздействовать на Гейзериха так же, как в свое время на Аттилу, но на этот раз ситуация резко переменилась. Вождь гуннов был язычником, в котором нетрудно было пробудить религиозный трепет торжественным выходом, но для арианина Гейзериха слова католического епископа не значили ничего. Спустя сорок пять лет после Алариха Рим был разграблен во второй раз. В этой ситуации была некая горькая ирония, ведь завоеватели пришли из Карфагена, и нетрудно было представить себе призрак Ганнибала, с радостью следящий за уничтожением своего давнего врага.

Гейзерих был человеком практичным: он пришел за добычей и не собирался чинить бессмысленные разрушения или садистски терзать население города. В течение двух недель его воины систематически прочесали весь город и забрали все ценное, что можно было снять и увезти с собой в Карфаген, так что Рим после их вторжения остался нищим, но фактически не поврежденным, как и после нашествия варваров Алариха. Самое странное, что ограбленные римляне стали называть словом «вандал» тех, кто неразумно крушит все вокруг себя, и слово в этом значении дошло до наших дней, хотя ничего такого, как мы видим, на самом деле не было.

Среди прочего Гейзерих увёз с собой священные сосуды иудеев, которые Тит перенёс в Рим из разрушенного Храма почти четыреста лет назад. Они тоже отправились в Карфаген.

Что касается Евдоксии, то она получила то, что заслужила. Вместо того чтобы вернуть ей свободу и восстановить поруганную честь, холодный и лишённый сентиментальных чувств Гейзерих отобрал у неё все драгоценности и вместе с обеими дочерьми отправил в Африку в качестве пленниц.

Разграбление Рима вызвало прилив меланхолии и рассуждений об исторической справедливости, в том числе и у многих историков того времени, в частности у Гая Соллия Аполлинария Сидона. Этот галл родился в 430 г. и пережил все стадии заката Западной империи. Он напомнил о том, каким образом, согласно известной легенде, был создан Рим.

Ромул и Рем на рассвете ждали знамения, и второй из них увидел шесть орлов (или грифов), а первый — двенадцать. Знамение было более благоприятным для Ромула, и именно он построил город.

В римской истории существовало поверье, что эти птицы символизировали столетия существования Империи. Таким образом, если бы основателем ее столицы стал Рем, то она просуществовала бы шестьсот лет, то есть до 153 г. до н. э. Примерно в это время был наконец-то уничтожен Карфаген. Историк спрашивал себя: неужели в этом случае римляне проиграли бы Ганнибалу в битве при Каннах и тогда в течение ближайших пятидесяти лет погибли бы от рук своих врагов?

Поскольку город всё-таки выстроил Ромул, ему было отпущено двенадцать столетий жизни, по одному на каждого увиденного орла. Это время закончилось в 447 г. (1200 г. AUC), и вскоре после этого Гейзерих пришел, чтобы уничтожить Рим (можно было подумать, что рано или поздно Вечный город должен был погибнуть от руки карфагенца). «Теперь, о Рим, ты знаешь, что тебе назначено», — писал Сидон.

Рицимер, вождь свевов

За то, что осталось от западной части римского государства, снова сражались два военачальника, каждый из которых в свое время служил под командованием Аэция. Одним из них был Марк Авит, происходивший из старой галльской семьи, а другим — Рицимер, сын вождя племени свевов.

Авит в своей родной провинции проводил ту же политику, что и его бывший начальник, то есть пытался использовать различные варварские племена, чтобы спасти то, что осталось от римского наследия. Он заключил союз с королем вестготов Теодорихом II, который воспользовался миром в Галлии для того, чтобы собрать свои войска в Испании. В 456 г. он начал расширять свои владения за счет территории свевов. К тому времени вся Испания уже принадлежала вестготам, они правили всеми землями от Бретани до Гибралтара, за исключением северных гор провинции, где оставшимся свевам и коренным жителям этих мест — баскам — удалось сохранить некоторое подобие независимости.

Между тем Авита привлекала мысль, что Гейзерих разграбил Рим и оставил вакантным престол Империи. Он получил принципиальное согласие императора восточной части государства, Марциана, и имел мощного союзника в лице главы вестготов, так что вскоре, уже в 456 г., стал владыкой Западной империи.

Ему противостоял Рицимер. Свеву по рождению не мог быть приятен человек, который заключил союз с вестготами и помог им практически вытеснить его сородичей из Испании. Недовольство этого человека стоило принимать в расчет: в том же 456 г. он уничтожил флот вандалов вблизи Корсики, и все, кто осознавал важность победы римского оружия над ненавистными соседями, боготворили полководца. Когда Рицимер предложил Авиту отречься от престола, ему ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться. После этого целых шестнадцать лет вождь свевов был настоящим правителем Рима и смещал или назначал императоров по своему желанию.

Первым он короновал Юлия Валерия Майориана, который также сражался под началом Аэция и был сведущ в военном деле. На повестке дня стояла война с вандалами, и такой человек необходим был государству. В результате этого избрания на группу вандалов, грабившую побережье Италии к юго-востоку от Рима, неожиданно напали солдаты императора и в жестокой схватке отогнали их обратно к кораблям.

Первая победа так воодушевила Майориана, что он построил свои собственные корабли, чтобы вторгнуться в Африку, но для этого ему необходима была помощь короля вестготов. Сперва Теодорих II, знавший о судьбе своего давнего союзника Авита, отказался. Однако после того, как в Галлии имперские войска разбили вестготов, ему показалось более разумным объединиться с ними в борьбе против вандалов, так же как за восемь лет до того сделал его отец в сражениях с гуннами. Таким образом, у Карфагена появился объединенный флот римлян и готов. Тем временем Гейзерих не дремал. В 460 г. он напал на верфь с недостроенными кораблями имперского флота и уничтожил их, вынудив Майориана заключить мир и бесславно вернуться в Рим. После этого Рицимер решил, что император перестал быть полезным, и вынудил его сложить с себя корону. Через несколько дней Майориан умер, возможно, от яда.

Лев I, правитель Восточной империи, отказывался санкционировать избрание нового кандидата на престол. Он стал настолько силен, что задумался об объединении державы под своей рукой, как это сто лет назад сделал Феодосий I. Для этого ему понадобилось посадить на западный престол человека, которым можно было бы легко манипулировать. Недолгие переговоры с Рицимером привели к тому, что этим человеком стал Антемий, зять императора Марциана. В 467 г. (1220 г. AUC) он взошел на трон и закрепил свое положение тем, что выдал, дочь за Рицимера, настоящего владыку Рима.

Следующим шагом императора Льва была отправка собственного флота против вандалов. Он хотел закончить дело, начатое Майорианом, то есть завоевать Африку. Кроме славы это принесло бы ему и дополнительную власть, и кто знает, что еще. Лев построил огромный флот из 1100 кораблей, способный нести в общей сложности 100 тысяч человек. С этими силами он захватил Сардинию и затем высадил своих солдат в Африке. Казалось, что дело обернется плохо для Гейзериха, которому в то время было уже около восьмидесяти лет, но годы не заставили его потерять военную смекалку, и он заметил, что все эти многочисленные корабли плохо охраняются и стоят настолько скученно, что представляют собой отличную цель. Поздно ночью к стоянке подошли брандеры^[6], и вскоре флот пришёл в полный беспорядок. Имперцам пришлось срочно спасаться, и вся экспедиция к побережью Африки провалилась.

Как бы то ни было, но Лев I сумел извлечь пользу даже из своего поражения: он возложил всю вину за произошедшее на своего полководца Аспара, и в 471 г. казнил его. Таким образом, германскому влиянию на Востоке пришел конец.

На Западе Рицимер сделал примерно то же самое, то есть обвинил Антемия в провале всей операции, и в 472 г. сместил его, а затем сам выбрал очередную марионетку, поскольку его соправитель находился не в том положении, чтобы ставить условия. Новым императором стал Анций Олибрий, женатый на дочери Валентиниана III Плацидии и таким образом в некотором роде имевший отношение к славе Феодосия I. Как бы то ни было, но и Олибрий, и Рицимер умерли в том же году.

Таким образом, Лев I мог свободно выбирать соправителя себе по вкусу, и он остановился на кандидатуре своего родственника Юлия Непота. В 474 г. планы императора нарушила смерть. Он так и не смог объединить державу, как намеревался, более того, его внук, сын генерала исаврийских телохранителей, умер, пробыв на престоле всего несколько месяцев. Его отец Зинон стал правителем Восточной империи.

В то время границы государства оставались практически теми же, какими они были ко времени смерти Феодосия I, и были недалеки от тех, что существовали триста пятьдесят лет назад при Адриане. С Западной империей дело обстояло хуже. В 466 г. Теодориха II, короля вестготов, убил его брат Эрих, и при нем королевство достигло пика своего могущества. Правитель опубликовал свою версию римских законов, приспособленных к нуждам готов, и таким образом заложил основу нового законодательства. Судя по всему, под властью варваров, не придававших большого значения условностям, местные жители чувствовали себя лучше, чем во времена римского владычества. Им было позволено подчиняться собственным законам, их права уважались, за исключением, может быть, права собственности. Готы забрали себе две трети всех земель, скота и рабов, так что землевладельцы, естественно, пострадали от их нашествия. Затем, ещё одним поводом для недовольства было то, что пришельцы оказались ревностными арианами, то есть еретиками с точки зрения жителей-католиков. Тем не менее, со временем стало ясно, что всё не так уж страшно.

Юго-восточная часть Галлии подпала под власть бургундов, и теперь границы их земель совпадали с границами государства вестготов. На юго-востоке Британии твёрдо закрепились англосаксы.

В Северной Галлии ещё оставалось коренное население. Этим людям удалось сформировать королевство Суассон, названное по имени города, находившегося примерно в шестидесяти милях к северо-западу от Парижа. Правил ими Сиагрий, последний властитель Галлии, которого хотя бы в какой-то мере можно было бы считать римлянином, даже несмотря на то, что он восстал против метрополии и объявил свое государство независимым.

В Африке по-прежнему правил Гейзерих. Он умер только в 477 г., дожив до восьмидесяти семи лет. Почти полстолетия король вандалов одерживал победы и твёрдой рукой управлял страной. Это был самый удачливый и способный из всех варваров, которые в V столетии разрушили Римскую империю. Ко времени его смерти от всех владений в руках императора остались только сама Италия и Иллирик.

Одоакр, вождь герулов

После смерти Рицимера остатки земель на Западе достались другому военачальнику, Оресту. Он принудил Юлия Непота отречься от престола и заменил его своим сыном, Ромулом Августом. Это произошло в 475 г.

Имя нового правителя можно было назвать по-своему знаменательным: его первая часть принадлежала человеку, основавшему Рим, а вторая — тому, кто создал Империю. Тем не менее, ничего хорошего его избрание государству не принесло: в то время мальчику было всего четырнадцать лет и его имя вскоре сократили так, что оно стало звучать как Ромул Августул (Ромул, маленький император). Именно эта форма сохранилась применительно к нему в истории.

Практически немедленно после коронации у Ромула начались трения с варварами, служившими Империи, поэтому оно продлилось всего лишь чуть меньше года. Германцам не давала покоя мысль, что в таких провинциях, как Галлия, Испания и Африка, их сородичи правят, а не служат правителям. Они потребовали себе треть территории Италии.

Орест, настоящий господин страны, отказал им в этом, и наемники собрались под командованием военачальника Одоакра (происходившего из племени герулов), чтобы силой взять всю Империю, раз уж им не хотели добровольно выделить ее часть. Оресту пришлось отступить в Северную Италию, где он был захвачен и казнён.

4 сентября 476 г. Ромул Августул был вынужден отречься, и его дальнейшая судьба неизвестна. Одоакр не позаботился о том, чтобы создать марионеточного правителя, так что у западной части державы не было императора до тех пор, пока не явился знаменитый Шарлемань (Карл Великий). Впрочем, государство, которым он правил, не имело ничего общего с Римской империей времен Августа и Траяна.

Англоязычные историки называют 476 г. (1229 г. AUC) годом падения Римской империи, но это неверно, и в то время никто так не думал. Она всё ещё существовала и была одним из самых могущественных государств в Европе со своей столицей в Константинополе, где правил Зинон. Тенденция игнорировать историю восточной части страны возникла потому, что современные британцы пользуются исключительно наследием Западной империи.

С точки зрения современников Ромула Августула, несмотря на то что государство частично было оккупировано германцами, теоретически все эти земли оставались имперским владением. Часто германские правители носили титулы патрициев, или консулов, и считали это для себя большой честью.

Сам Зинон никогда не признавал Августула своим соправителем. Он считал мальчика узурпатором, а законным обладателем престола — его предшественника, Юлия Непота, после низложения бежавшего из Рима и оказавшегося в Иллирике, где и играл роль императора Запада, признанного Зиноном.

До 480 г. (1233 г. AUC), то есть до смерти Непота, в формальном смысле Западная империя продолжала свое существование. Только после его убийства трон опустел, с точки зрения восточного соседа. После этого, опять-такитеоретически, Империя снова стала единой, как и во времена Константина и Феодосия, а Зинон стал ее единственным владыкой. Он даровал Одоакру титул патриция, а тот в ответ признал его императором и сам себя называл всего лишь королем Италии, принадлежавшей германцам.

После убийства Юлия Непота Одоакр вторгся в Иллирик под предлогом, что хочет отомстить за него, и действительно сделал это, убив одного из виновных, но в то же время захватил провинцию. С точки зрения Зинона, это сделало его слишком сильным. Он начал искать способ нейтрализовать угрозу, оказавшуюся в неуютной близости от его границ. В поисках способа избавиться от Одоакра Зинон обратился к остготам.

Теодорих, король остготов

За сто лет до описываемых событий остготы попали под власть надвигающейся орды гуннов, в то время как их соплеменники вестготы сумели избежать этой участи, укрывшись на территории Римской империи. В течение восьмидесяти лет после этого первые находились в подчиненном положении и, в частности, сражались на стороне кочевников в битве на Каталаунской равнине. После смерти Аттилы и исчезновения империи гуннов остготы освободились из плена и поселились к югу от Дуная, периодически совершая набеги на земли Восточной империи, чем изрядно беспокоили константинопольское правительство. В 474 г. их вождем стал сильный лидер по имени Теодорих.

Зинону казалось, что, заключив союз с этим человеком, он убьёт одним выстрелом двух зайцев: можно будет отправить его сражаться с Одоакром и таким образом, как минимум, убрать остготов подальше от своих земель, а тем временем в начавшийся войне оба противника будут сильно ослаблены.

В 488 г. (1241 г. AUC) Теодорих с благословения Зинона отправился на Запад. Он вошел в Италию, в двух успешных сражениях разбил врага и к 489 г. уже осаждал Равенну, где укрылся Одоакр. Город долго сопротивлялся, но осаждающие были терпеливы, и в 493 г. (1246 г. AUC) ему пришлось сдаться. Вопреки условиям капитуляции, вождь остготов собственными руками убил своего плененного противника. Теодорих стал безусловным монархом Италии, Иллирика и земель к северу и западу от Италии и правил из Равенны. Анастасий, взошедший на константинопольский престол после смерти Зинона, подтвердил его притязания, так что в течение следующего поколения вождь остготов правил своим королевством, причем настолько мягко и мудро, с такой заботой о процветании своих владений, что заслужил титул Великого.

Таким образом, первая четверть VI столетия была весьма необычна для Италии: по сравнению с ужасными временами, наступившими после вторжения Алариха, итальянцы под властью Теодориха жили как в раю. Фактически со времён Марка Аврелия (то есть уже триста лет) у них не было лучшего правителя.

Император старался сохранить римские традиции. Хотя его готы захватили большую часть государственных земель, они заботились о том, чтобы максимально справедливо отнестись к частным собственникам. Римлянам не чинили никакого вреда, и они могли занимать государственные должности точно так же, как во времена расцвета империи этим правом обладали германцы. Коррупция среди чиновников свелась к минимуму, налоги снизили, порты благоустроили, а болота осушили. В мирное время снова начало развиваться сельское хозяйство. Рим, практически неповрежденный во время двух вторжений, жил спокойно, и сенат по-прежнему пользовался уважением. Несмотря на то, что сам Теодорих был арианином, он снисходительно относился к католицизму. (Во владениях вандалов и вестготов, также арианских, католики подвергались гонениям.)

Казалось даже, что свет римской культуры может опять воссиять над миром. В 490 г. родился Кассиодор, известный хранитель памятников литературы. При дворе Теодориха и его наследников он служил казначеем и посвятил свою жизнь приобретению знаний. Он основал два монастыря, обитатели которых занимались тем, что хранили и переписывали книги, и сам писал многотомные работы по истории, теологии и грамматике. Без сомнения, если бы написанная им история готов сохранилась до наших дней, то она была бы ценнейшим источником, но, к сожалению, она пропала.

Боэций, родившийся в 480 г., был последним из античных философов. В 510 г. он служил консулом, его сыновья выполняли ту же роль в 522 г. Из-за этого он был на верху блаженства, поскольку, несмотря на то что эти титулы были не больше чем незначащей формальностью, ему казалось, что Рим так же силен, как и прежде. К сожалению, это счастье закончилось, когда ближе к концу жизни ставший с возрастом подозрительным Теодорих заключил Боэция в тюрьму по подозрению в связях с императором Востока. (В конечном счёте его казнили.) Предполагают, что Боэций был христианином, но об этом нельзя судить на основании его философских работ: они пронизаны стоицизмом, свойственным скорее дням расцвета языческой империи. Писатель перевел на латынь некоторые из работ Аристотеля и написал комментарии к Цицерону, Евклиду и другим авторам. К началу Средневековья оригиналы работ этих ученых не сохранились, так что комментарии Боэция оказались последним лучом древнего знания, освещавшим подступающую тьму.

В VI столетии ещё можно было надеяться на то, что Рим сумеет погасить эффект варварских нашествий, коренные жители смешаются с германцами и вместе воссоздадут объединенную империю, более сильную, чем когда бы то ни было. К сожалению, этому помешала религия. Германцы были арианами и не могли смешаться с католиками так, как два народа могут смешиваться друг с другом.

В Северо-Восточной Галлии вождём франков, которые до сих пор жили относительно мирно, стал воинственный и энергичный лидер по имени Кловис. В 481 г., при избрании, ему было всего пятнадцать лет, но за время подготовки к войне он успел стать двадцатилетним юношей, полностью готовым выполнить свои завоевательные планы. Первой целью Кловиса стало королевство Суассон, которым правил Сиагрий. В 486 г. (1239 г. AUC) оно было атаковано, разгромлено, а его король убит. Таким образом, последний клочок территории, некогда представлявшей собой часть Западной Римской империи и населённый её коренными жителями, пал под натиском варваров.

Долгий период существования Империи подошел к концу. С тех пор как на берегах Тибра была построена деревушка под названием Рим, прошло тысяча двести тридцать девять лет, римляне успели стать величайшей нацией Древнего мира, создать государство, объединявшее в себе сотни миллионов людей, и законодательство, пережившее его. Его влияние затронуло даже Восток. Теперь, в 486 г. (1239 г. AUC), на Западе не было ни одного правителя, который по праву мог бы назвать себя наследником римских традиций.

По правде говоря, восточная часть империи осталась практически нетронутой, и там ещё были великие властители, но эта часть мира исчезла с горизонта западного мира. В медленном развитии новой цивилизации свою роль должна была сыграть Европа, но кто будет ее творцом? Франки и готы начали этот процесс позднее за ними последуют ломбардцы, норманны и арабы. Даже бывшая Восточная империя со временем поддастся их влиянию, но на данный момент законными наследниками Рима были франки. Победа Кловиса в Суассоне стала первым лепетом новой империи, следом за созданием которой должна была прийти новая культура — франкская — и развиваться постепенно, от расцвета Средневековья и до наших дней.

Династические таблицы

I. Династия Августинов

(27 до н. э. — 68)

II. Династия Веспасиана

(69 г. н. э. — 96 г. н. э.)

III. Династия Нервы

(96 г. н. э. — 192 г. н. э.)

IV. Династия Септимия Севера

(193–235)

V. Династия Констанция I Хлора

(293–363)

VI. Династия Валентиниана I

(364–472)

Таблица дат

до н. э. (AUC)

753 (1) Основание Рима

509 (244) Создание Римской республики

390 (363) Галлы оккупировали Рим

270 (483) Римляне завладели всей Италией

216 (537) Римляне проигрывают Ганнибалу битву при Каннах

202 (551) Римляне берут Карфаген

133 (620) Римляне контролируют практически всё Средиземноморье

101 (652) Марий уничтожает захватчиков-германцев

70 (683) Рождение Вергилия

65 (688) Рождение Горация

63 (690) Рождение Октавиана (Августа)

59 (694) Рождение Ливия

44 (709) Убийство Юлия Цезаря

43 (710) Рождение Овидия

42 (711) Рождение Тиберия

29 (724) Октавиан становится владыкой Рима

27 (726) Октавиан принимает титул августа и превращает Римскую республику в империю

19 (734) Смерть Вергилия

9 (744) Римские войска достигли Эльбы

8 (745) Смерть Горация

4 (749) Рождение Иисуса

н. э. (AUC)

9 (762) Римляне проигрывают битву в Тевтобургском лесу и вынуждены отступить к Рейну. Рождение Веспасиана

14 (767) Смерть Августа. Императором становится Тиберий

17 (770) Смерть Овидия и Ливия

29 (782) Распятие Христа

35 (788) Рождение Нервы

37 (790) Смерть Тиберия. Императором становится Калигула. Обращение Петра

41 (794) Убийство Калигулы. Императором становится Клавдий

43 (796) Римская армия начинает завоевание Британии

52 (805) Рождение Траяна

54 (807) Смерть Клавдия. Императором становится Нерон

58 (811) Корбулон одерживает победу над парфянами

60 (813) Рождение Ювенала

61 (814) Восстание Боудикки в Британии

64 (817) Великий пожар Рима. Начало преследования христиан. Мученическая смерть Петра и Павла

65 (818) Смерть Сенеки и Лукиана

66 (819) Начало восстания иудеев. Нерону отказывают в позволении участвовать в Элевсинских мистериях

68 (821) Самоубийство Нерона

69 (822) Императором становится Веспасиан

70 (823) Тит берёт штурмом Иерусалим и разрушает Храм

76 (829) Рождение Адриана

79 (832) Смерть Веспасиана. Императором становится Тит. Гибель Помпей

81 (834) Смерть Тита. Императором становится Домициан

83 (836) Агрикола окончательно завоевывает Уэльс и юг Шотландии. Домициан оккупирует район слияния Рейна и Дуная

86 (839) Рождение Антонина Пия

90 (843) Домициан соглашается на ежегодную выплату дани дакам

96 (849) Убийство Домициана. Императором становится Нерва

100 (853) Смерть Квинтилиана

104 (857) Смерть Марциала

107 (860) Траян полностью завоевывает Дакию

112 (865) Плиний Младший и Траян ведут переписку о возможности более терпимого отношения к христианам

114 (867) Траян достигает Персидского залива. Римская империя находится на вершине расцвета

117 (870) Смерть Траяна. Адриан становится императором и дает приказ своим войскам оставить Месопотамию и Армению

118 (871) Смерть Тацита

121 (874) В Британии строится Адрианов вал. Рождение Марка Аврелия. Смерть Светония

125 (878 Адриан приезжает в Афины. Основание Адрианополя

132 (885) Восстание иудеев против Адриана

135 (888) Иудея очищена от коренного населения

138 (891) Смерть Адриана. Императором становится Антонин Пий. Смерть Ювенала

140 (893) Смерть Эпиктета

142 (895) Шотландию пересекает стена Антонина

146 (899) Рождение Септимия Севера

160 (913) Рождение Тертуллиана

161 (914) Смерть Антонина Пия. Марк Аврелий и Луций Вер становятся соправителями Империи

166 (919) Империю опустошает чума, пришедшая с Востока

169 (922) Смерть Луция Вера. Марк Аврелий один правит государством

180 (933) Смерть Марка Аврелия. Императором становится Коммод

185 (938) Рождение Оригена

192 (945) Убийство Коммода

193 (946) Императором становится Септимий Север

197 (950) Септимий Север разграбляет Лугдунум и уничтожает последнего соперника

211 (964) Смерть Септимия Севера. Каракалла и Гета становятся соправителями Империи

212 (965) Убийство Геты. Все свободные жители Империи получают римское гражданство

217 (970) Убийство Каракаллы

218 (971) Императором становится Элагабал

222 (975) Убийство Элагабала. Императором становится Александр Север

225 (978) Смерть Тертуллиана

226 (979) Установление империи Сасанидов

235 (988) Убийство Александра Севера

238 (991) Гордиан III становится императором

243 (996) Победа над Шапуром I в Персии

244 (997) Убийство Гордиана III

245 (998) Рождение Диоклетиана

248 (1001) Празднество в честь завершения первого тысячелетия существования Рима

249 (1002) Филипп Араб гибнет в бою. Диоклетиан становится императором

250 (1003) Деций начинает преследования христиан

251 (1004) Деций гибнет в бою с готами. Императором становится Галл. Смерть Оригена

253 (1006) Галл гибнет в бою. Валериан и Галлиен становятся соправителями Империи

259 (1012) Шапур I захватывает в плен Валериана

260 (1013) В западных провинциях поднимается восстание, они становятся независимыми

267 (1020) Готы разграбляют Афины. Оденат убит после того, как ему удалось оттеснить персов

268 (1021) Убийство Галлиена. Императором становится Клавдий II. Зенобия, вдова Одената, захватывает власть над восточными провинциями

270 (1023) Клавдий одерживает победу над готами и умирает от естественных причин. Императором становится Аврелиан. Смерть Плотина

271 (1024) Аврелиан начинает строить вокруг Рима стену с укреплениями. Римские войска уходят из Дакии

272 (1025) Смерть Шапура I Персидского

273 (1026) Аврелиан уничтожает Пальмиру и возвращает себе восточные провинции

274 (1027) Аврелиан захватывает западные провинции и снова становится единственным правителем Империи

275 (1028) Убийство Аврелиана

276 (1029) Императором становится сперва Тацит, а затем Проб

280 (1033) Рождение Константина I

281 (1034) Убийство Проба. Кар становится императором без согласия сената

283 (1036) Убийство Кара. Императором становится Диоклетиан

285 (1038) Антоний создает институт монашества

286 (1039) Диоклетиан делает Максимиана своим соправителем и делит государство на Восточную и Западную империи. Максимиан сделал своей столицей Медиолан

293 (1046) Галерий и Констанций Хлор получают титулы цезарей

297 (1050) Констанций Хлор отвоевывает Британию

297 (1054) Неудачная попытка Диоклетиана установить твёрдые цены и заработную плату

301 (1056) Диоклетиан начинает преследования христиан. Армения официально становится христианской страной

305 (1058) Диоклетиан отрекается от престола. Императором становится Галерий

306 (1059) Смерть Констанция Хлора. Императором провозглашают Константина I

309 (1062) Рождение Шапура II Персидского

310 (1063) Смерть Максимиана. Соправителем Галерия становится Лициний

311 (1064) Смерть Галерия

312 (1065) Константин I побеждает в битве на Мильвийском мосту. Отношение императора к христианству меняется

313 (1066) Издание миланского эдикта, провозглашающего религиозную веротерпимость. Смерть Диоклетиана

321 (1074) Рождение Валентиниана I

324 (1077) Смерть Лициния. Константин I становится единовластным правителем Империи

325 (1078) Вселенский собор в Никее

330 (1083) Столицей Восточной империи становится Константинополь

331 (1084) Рождение Юлиана

337 (1090) Смерть Константина I. Три его сына становятся соправителями Империи

340 (1093) Рождение Амвросия и Иеронима. Смерть Константина II

345 (1098) Рождение Иоанна Златоуста

346 (1099) Рождение Феодосия I

350 (1103) Смерть Констанса

351 (1104) Констанций II становится единовластным правителем Империи

354 (1107) Рождение Августина

355 (1108) Юлиан становится цезарем. Начинается Галльская кампания

359 (1112) Шапур II захватывает Амиду. Рождение Стилихона

361 (1114) Смерть Констанция II. Юлиан становится императором и делает попытки восстановить язычество

363 (1116) Провал вторжения в Персию. Смерть Юлиана. Императором становится Иовиан. Окончательная победа христианства

364 (1117) Смерть Иовиана. Валентиниан и Валент становятся соправителями Империи

370 (1123) Рождение Алариха Остгота

374 (1127) Амвросий становится епископом Медиолана. Гунны продвигаются на Запад и атакуют готов

375 (1128) Смерть Валентиниана I. Грациан и Валентиниан II становятся соправителями Империи

376 (1129) Спасаясь от гуннов, вестготы переходят Дунай

378 (1131) Готская кавалерия наголову разбивает и уничтожает римские легионы в битве при Адрианополе. Смерть Валента. Соимператором становится Феодосий

379 (1132) Смерть Шапура II

382 (1135) Грациан слагает с себя титул верховного понтифика и убирает из сената алтарь Победы

383 (1136) Убийство Грациана

390 (1143) Амвросий вынуждает Феодосия принести покаяние за разграбление Фессалоник. Рождение Гейзериха Вандала. Рождение Льва (впоследствии папы Льва I)

392 (1145) Убийство Валентиниана II

394 (1147) Империя объединяется под властью Феодосия. Олимпийские игры прекращают своё существование. Римская империя официально становится католическим государством

395 (1148) Смерть Феодосия. Аркадий становится правителем восточной, а Гонорий — западной части Империи. Августин назначен епископом Гиппона

396 (1149) Аларих вторгается в Грецию, грабит Элевсин и уничтожает храм Коры. Рождение Аэция

397 (1150) Смерть Амвросия

398 (1151) Иоанн Златоуст становится патриархом Константинополя

400 (1153) Аларих вторгается в Северную Италию

402 (1155) Стилихон побеждает Алариха

404 (1157) Столица Западной империи переносится из Медиолана в Равенну. Иоанн Златоуст отправляется в изгнание

406 (1159) Рождение Аттилы. Германцы пересекли Рейн и навсегда остались там

407 (1160) Римляне оставляют Британию

408 (1161) Казнь Стилихона. Аларих снова вторгается в Италию. Смерть Аркадия. Повелителем Восточной империи становится Феодосий II

409 (1162) Свевы, аланы и вандалы селятся в Испании

410 (1163) Разграбление Рима Аларихом. Смерть Алариха

415 (1168) Остготы одерживают победу над другими германскими племенами в Испании

418 (1171) Теодорих II создает первое германское королевство в Тулузе

420 (1173) Смерть Иеронима

423 (1176) Смерть Гонория. Повелителем Западной империи становится Валентиниан III

426 (1181) Бонифаций приглашает в Африку Гейзериха и его вандалов

428 (1183) Смерть Августина

430 (1184) Гейзерих захватывает Гиппон

431 (1186) Аттила и Бледа вместе правят гуннами

436 (1191) Гунны вынуждают бургундов и франков пересечь Рейн и войти в Галлию

439 (1192) Гейзерих захватывает Карфаген

440 (1193) Лев I становится папой

445 (1198) Смерть Бледы. Аттила становится полновластным правителем гуннов

450 (1203) Смерть Феодосия II. Восточным императором становится Марциан

451 (1204) Аэций с помощью вестготов побеждает Аттилу. Смерть Теодориха I, короля вестготов

452 (1205) Аттила вторгается в Италию и поворачивает назад по приказу папы. Основание Венеции

453 (1206) Смерть Аттилы

454 (1207) Германцы уничтожают империю гуннов. Убийство Аэция. Рождение Теодориха Остгота

455 (1208) Убийство Валентиниана III. Разграбление Рима Гейзерихом

456 (1209) Теодорих II захватывает Испанию

457 (1210) Смерть Марциана. Лев I становится императором Востока. На Западе фактически правит Рицимер Свев. Майориан с его позволения становится императором

460 (1213) Полный провал операции Восточной империи, направленной против Гейзериха

461 (1214) Смерть Майориана. Смерть папы Льва I 466 1219 Смерть Теодориха II, короля вестготов. Рождение Кловиса

468 (1221) Полный провал операции Западной империи, направленной против Гейзериха

472 (1225) Смерть Рицимера

473 (1226) Лев I коронует Юлия Непота

474 (1227) Смерть Льва I. Зинон становится императором Востока

475 (1228) Юлий Непот вынужденно отрекается от престола. Императором становится Ромул Августул

476 (1229) Отречение Ромула Августула. Одоакр правит Италией. Падение Римской империи

477 (1230) Смерть Гейзериха

480 (1233) Убийство Юлия Непота

481 (1234) Кловис становится королем франков

484 (1237) Смерть Эриха. Аларих становится королем вестготов

486 (1239) Кловис захватывает королевство Суассон и таким образом уничтожает последние следы римского правления на Западе

488 (1241) Теодорих I с войском остготов вторгается в Италию

491 (1244) Смерть Зинона. Анастасий становится императором Востока

493 (1246) Теодорих I берет штурмом Равенну и убивает Одоакра

СОДЕРЖАНИЕ

Введение … 7

Глава 1. Август

Принципат … 10

Границы … 23

Германцы … 31

Век Августа … 41

Иудеи … 47

Глава 2. Династия Августинов

Вопрос наследования … 56

Тиберий … 61

Калигула … 69

Клавдий … 73

Нерон … 80

Философия и религия … 87

Христианство … 99

Конец Нерона … 107

Глава 3. Династия Веспасиана

Веспасиан … 110

Тит … 117

Домициан … 120

Глава 4. Династия Нервы

Нерва … 125

Серебряный век … 128

Траян … 138

Адриан … 146

Антонин Пий … 155

Марк Аврелий … 160

Век Антонинов … 169

Коммод … 176

Глава 5. Династия Севера

Септимий Север … 180

Каракалла … 189

Александр Север … 193

Христианские писатели … 198

Глава 6. Анархия

Персы и готы … 202

Возрождение … 213

Глава 7. Диоклетиан

Конец принципата … 219

Тетрархия … 224

Епископы … 231

Глава 8. Династия Констанция

Константин I … 237

Никейский собор … 243

Константинополь … 249

Констанций II … 255

Юлиан … 259

Глава 9. Династия Валентиниана

Валентиниан и Валент … 266

Феодосий … 273

Монашество … 280

Аркадий … 284

Аларих Вестгот … 289

Глава 10. Германские королевства

Теодорих, король вестготов … 300

Гейзерих, король вандалов … 302

Аттила, вождь гуннов … 310

Гейзерих, король вандалов … 319

Рицимер, вождь свевов … 324

Одоакр, вождь герулов … 329

Теодорих, король остготов … 331

Династические таблицы

Династия Августинов … 337

Династия Веспасиана … 337

Династия Нервы … 338

Династия Септимия Севера … 338

Династия Констанция I Хлора … 339

Династия Валентиниана I … 339

Таблица дат … 340

Примечания

1

Азимов А. Римская республика. М.: Центрполиграф, 2003.

(обратно)

2

Римляне начинали летосчисление с первого года «Ab Urbe Condita» (AUC), то есть со дня основания города. В своей книге я буду давать важнейшие даты как по римскому, так и по современному летосчислению.

(обратно)

3

В букв. переводе с латинского — сапожок. (Примеч. ред.)

(обратно)

4

Такое снижение рождаемости чаще всего объясняют либо эгоистичной роскошью высших классов, либо общей апатией, постепенно охватывавшей низшие. Недавно было замечено, что спад рождаемости в больших городах Империи совпадает с тем моментом, когда они стали достаточно богаты и развиты, чтобы создать центральное водоснабжение. Вода распространялась по свинцовым трубам, а результатом этого во многих случаях было хроническое отравление свинцом, дополнительно снижавшее способность к деторождению.

(обратно)

5

Видимо, это неизбежный процесс. При упадке реальной власти символы могущества постоянно множатся и становятся изощрённее.

(обратно)

6

Брандеры — небольшие суда, начиненные большим количеством воспламеняющегося материала. Их поджигают и пускают на скопление вражеских судов с целью вызвать на них пожар.

(обратно)

Оглавление

Введение

Глава 1 Август

  Принципат

  Границы

  Германцы

  Век Августа

  Иудеи

Глава 2 Династия Августинов

  Вопрос наследования

  Тиберий

  Калигула

  Клавдий

  Нерон

  Философия и религия

  Христианство

  Конец Нерона

Глава 3 Династия Веспасиана

  Веспасиан

  Тит

  Домициан

Глава 4 Династия Нервы

  Нерва

  Серебряный век

  Траян

  Адриан

  Антонин Пий

  Марк Аврелий

  Век Антонинов

  Коммод

Глава 5 Династия Севера

  Септимий Север

  Каракалла

  Александр Север

  Христианские писатели

Глава 6 Анархия

  Персы и готы

  Возрождение

Глава 7 Диоклетиан

  Конец принципата

  Тетрархия

  Епископы

Глава 8 Династия Констанция

  Константин I

  Никейский собор

  Константинополь

  Констанций II

  Юлиан

Глава 9 Династия Валентиниана

  Валентиниан и Валент

  Феодосий

  Монашество

  Аркадий

  Аларих Вестгот

Глава 10 Германские королевства

  Теодорих, король вестготов

  Гейзерих, король вандалов

  Аттила, вождь гуннов

  Гейзерих, король вандалов

  Рицимер, вождь свевов

  Одоакр, вождь герулов

  Теодорих, король остготов

Династические таблицы

Таблица дат

*** Примечания ***