Друзья Эдди Койла [Джордж Хиггинс] (fb2) читать онлайн

Джордж Хиггинс ДРУЗЬЯ ЭДДИ КОЙЛА 

Глава первая

Джеки Браун, парень двадцати шести лет, с непроницаемым лицом, пообещал достать несколько пистолетов.

- Я смогу их доставить к завтрашнему вечеру. Приволоку, наверное, штук шесть. А через неделю, ну, может, дней через десять, еще дюжину. Тут должен кое-кто нагрянуть — у него с десяток найдется, да только я, понимаешь, уже кое с кем об этом товаре толковал и обещал четыре ствола. Зачем-то они ему понадобились. Так что завтра вечером — шесть. А через неделю будет еще дюжина. Напротив Джеки Брауна сидел коренастый мужчина и ждал, пока остынет его кофе.

- Что-то мне это не больно нравится, — сказал он. — Что-то мне не улыбается отовариваться в лавке, где толчется еще куча народу. Я же не знаю, что твой покупатель собирается с этими «пушками» делать. Коли у моего клиента будут неприятности из-за того, что кто-то еще берет товар из этой кормушки, то, знаешь, и у меня тоже могут быть неприятности.

- Это ясно, — сказал Джеки Браун.

В пятницу рабочий день кончался чуть раньше обычного, и в этот ранний ноябрьский вечер люди уже спешили домой с работы. Инвалид на углу продавал бостонский «Рекорд» и надоедал прохожим криком из своей коляски.

- Да ничего тебе не ясно, — сказал коренастый. — На мне же лежит ответственность. Я привык работать аккуратно.

- Слушай, — сказал Джеки Браун. — Я же говорю: мне все ясно. Ты знаешь мое имя.

- Знаю, — буркнул коренастый.

- Ну и порядок! — сказал Джеки.

- Нет, не порядок, — ответил покупатель. — Хотел бы я, чтобы с каждым, кого я так вот знаю, как тебя, был полный порядок. Вот смотри! — Коренастый вытянул левую руку над пластиковым столиком. — Что это?

- Твоя рука, — сказал Браун.

- Хм, надеюсь, ты на «пушки» глядишь внимательнее, чем на эту руку, — поддел его коренастый. — Дай-ка сюда свою, умник!

Джеки Браун растопырил пальцы левой руки.

- Ну?

- Пересчитай, сколько у тебя костяшек на пальцах! — приказал коренастый.

- Что, все? — спросил Джеки Браун.

- Господи, — сказал коренастый. — Да считай сколько хочешь. У меня все равно на четыре больше. По две на каждом пальце. А знаешь, откуда? Я как-то купил товар у парня, который вроде тебя назвал мне свое имя, да только «пушки» у него были засвечены, и парень, для которого я их взял, отправился в Уолпол^[1] — «от пятнадцати до двадцати пяти». Он все еще там парится. Да у него друзья остались на воле. Они-то мне и подарили дополнительные четыре костяшки на левой руке. Зажали мне лапу в ящике письменного стола. А потом один из них ногой как врежет по ящику. Е-мое, как же больно было! Ты-то парень, не знаешь, каково это.

- Вот черт, — воскликнул Джеки Браун.

- А больнее всего было от того, что я ведь и сам понимал, что они со мной сделают. Представь: приходят к тебе и говорят, что ты кое-кому свинью подложил, что ты совершил ошибку, очень большую ошибку, и теперь за это кое-кто за решеткой парится, и понимаешь, говорят, мы-то лично против тебя ничего не имеем, но наказать надо. Так что, говорят, давай сюда руку. А ты думаешь про себя: не дам! Понял? Я когда еще совсем маленький был, ходил в воскресную школу, училка-монашка все мне говорила: «Руки на стол!» Поначалу я слушался и руки клал, а она мне по рукам стальной линейкой — прямо по костяшкам! Вот так-то. Но вот однажды я говорю ей — когда она мне свое: «Руки на стол!» — я ей и говорю: «Нет!». Так она мне, сука, этой линейкой прямо по роже со всего размаху влепила. И тут то же самое. Только эти ребята против тебя лично ничего не имеют, понял? Обычные ребята, каких на улице каждый день встречаешь, может, кто-то тебе из них даже нравится, а, может, и не нравится, может, ты с ними по стаканчику в баре пропускал, может, даже с ними вместе девок кадрил. И вот приходят к тебе и говорят: «Эй, Поли! Ты пойми, братишка, против тебя лично мы ничего не имеем. Но ты допустил ошибку. Давай руку. Мы же не будем в тебя из «пушки» палить, ты же знаешь». Так что пришлось руку им дать — а давать можно любую, какую хочешь — хоть левую, хоть правую. Я им дал левую, потому что я правша и наперед знал, что будет. Вот, значит, сунули они мне пальцы в ящик письменного стола и один из них ногой как врежет по ящику. Слыхал, как кости хрустят, когда ломаются? Это как лучину от полена откалываешь. А болит — ужас!

- Вот черт! — повторил Джеки Браун.

- Вот о том я и толкую, — сказал коренастый. — Я тогда месяц гипс носил. В дождь и сейчас болит страшно. Я эти пальцы согнуть не могу. В общем, мне наплевать, как ты себя назвал. Имя того торговца я ведь тоже знал, да это не спасло моих пальцев. Знать имя — этого не достаточно. Мне платят, чтобы я работал аккуратно. Интересно, что будет, коли один из твоих стволов «засветится». Может, мне потом придется себе костыли в аптеке примерять? Это же дело нешуточное. Я не знаю, кому ты раньше товар толкал, но мне вот шепнули тут, что у тебя есть пушки, а мне нужна пара-другая. Я просто страхуюсь, понял, чтобы дурака не свалять. А что будет, коли твой клиент, который четыре берет, толкнет одну «пушку» на сторону, а из нее потом легавого пришьют? Мне что, когти рвать из города?

- Нет, — ответил Джеки Браун.

- Нет? — переспросил коренастый. — Ну ладно, будем надеяться, что тут ты прав. Но только я не хочу больше пальцы калечить. И коли мне придется когти рвать из города, парень, то и тебе тоже придется. Ты это учти. Они со мной опять что-нибудь учудят, но с тобой разберутся покруче. Ты это запомни.

- Понял, — сказал Джеки Браун.

- Надеюсь, — ухмыльнулся коренастый. — Я уж не знаю, кому ты там раньше толкал товар, но должен тебя предупредить: эти ребята — крутые.

- Мои стволы не засветятся, — повторил Джеки Браун. — Я гарантирую.

- Это почему же?

- А потому. Это абсолютно новые «пушки», ты понял? Пристреляны, проверены — вот и все. Новехонькие стволы, в деле не были. Нетронутые. Бойки еще в тавоте. Если уронишь — курком в землю ткнутся — и ничего, понял? «Тридцать восьмые — специальные». Говорю тебе — классный товар.

- А, краденые! — отмахнулся коренастый. — Серийные номера сбиты. Так я в прошлый раз попался. Накрыли местечко, откуда «пушки» добывали, да и номера сверили. Так что ты, парень, поостерегся бы, а то нам с тобой вообще все пальцы открутят.

- Нет, — сказал Джеки Браун. — На них серийные номера стоят. Так что если найдут эту «пушку», то и номер на ней будет, не боись. Я тебе говорю, никак не доказать, что они краденые. Абсолютно новые пушки, в масле еще.

- С серийным номером? — переспросил коренастый.

- Да ты сам увидишь номер, — сказал Джеки.

- Модель армейской полиции, 1951 года выпуска, доставлены в Рок-Айленд, ни один не в розыске. Новехонькие «специальные».

- У тебя что, кто-то на оружейном заводе есть?

- Слушай, я торгую стволами. Я в деле уже давно, и очень редко кто оставался недоволен. Я могу достать тебе «четырехдюймовки»^[2] и «двухдюймовки». Только скажи, что тебе надо. Я доставлю все в лучшем виде.

- Почем? — спросил коренастый.

- Зависит от того, сколько берешь, — ответил Джеки.

- Зависит также, от того, сколько что я захочу заплатить. — Ну и почем?

- Восемьдесят, — сказал Джеки Браун.

- Восемьдесят? — удивился коренастый. — А ты вообще-то раньше имел дело с пушками? Восемьдесят — это ты, парень, загнул. Я же возьму у тебя тридцать штук. Да я могу пойти в любую оружейную лавку и взять там тридцать стволов по восемьдесят за штуку. Я чувствую, нам еще надо о цене малость потолковать.

- Хотел бы я на тебя посмотреть, как ты идешь в лавку и берешь тридцать стволов! — сказал Джеки Браун. — Я не знаю, кто ты, и не знаю, что у тебя на уме, да и знать мне не надо. Но я бы очень хотел посмотреть, как ты приходишь в оружейную лавку и говоришь, что у тебя есть покупатель на тридцать стволов, и почему бы тебе не получить оптовую скидку! Я бы очень хотел на это посмотреть. Да ведь ФБР будет у тебя за спиной прежде, чем ты начнешь отсчитывать бабки!

- Знаешь, парень, у нас в округе не одна оружейная лавка, — сказал коренастый.

- Для твоих дел — нет тут других лавок, — отрезал Джеки Браун. — Я тебе говорю: на сто миль в округе нет никого, кто мог бы достать тебе такой товар, как у меня — и ты это знаешь. Так что кончай мне мозги пудрить.

- Я раньше никогда не давал больше пятидесяти. И не собираюсь столько выкладывать. Да ведь и ты не найдешь сейчас клиента, который готов у тебя взять тридцать штук сразу. И учти: если это дело выгорит, я у тебя потом буду еще брать. Ты же привык толкать по два-три ствола, вот почему ты хочешь товар доставить в три-четыре приема.

- Да я могу хоть завтра толкнуть пятьдесят штук — и ты мне не нужен, — ответил Джеки. — Я просто не могу их все сразу получить. Я сбываю все, что могу достать. Спорим: если я пойду в церковь к исповеди и трижды прочту «Богородицу», поп у меня в конце исповеди спросит на ушко, не смогу ли я достать для него маленькую игрушку, которую можно носить под сутаной. Народ сегодня совсем свихнулся на «пушках». На прошлой неделе встречался я с одним мужиком, он прямо кипятком писал — достань ему «питон»! А я приволок ему на выбор три здоровенных «блэкхока» — шестидюймовки, «магнумы» сорок первого калибра. Так он схватил один «магнум», будто всю жизнь только о нем и мечтал. Надо было видеть, как этот мудак шел от меня: куртка пузырем стоит на боку, точно он дыню украл. Был у меня еще клиент — спрашивал, могу ли я достать автоматы. Он давал мне полтора «куска» за каждый — за любое количество. Ему было даже все равно, какого они калибра.

- Белый или черный? — спросил коренастый.

- Хороший, — ответил Браун. — Меня бы не удивило, если бы я смог достать ему то, что он хотел, за неделю. Хороший товар. «М-16», почти новенькие.

- Никогда я не понимал людей, которые хотят иметь дело с автоматами, — сказал коренастый. — Коли тебя с этим добром возьмут за жабры, это же верное пожизненное. И что с ним делать-то вообще — на войну идти, что ли? Автомат не спрячешь, в машине возить не станешь, да и кого можно пристрелить из автомата? Разве что стену из него продырявить сначала, чтобы добраться до того, за кем охотишься. А это риск. Нет, я с автоматами дела не имею. Лучше всего для таких дел — четырехдюймовый «смит». Отличная машина — и спрятать можно, и бьет без промаха.

- Мало, кто их любит: «смит-энд-вессон» слишком громоздкий, — сказал Джеки Браун, — На прошлой неделе был у меня человек, которому позарез нужны были «тридцать восьмые». Так я ему приволок один «смит» и «кольт»-«двухдюймовку». «Кольт» ему понравился, а вот насчет «смита» он что-то начал носом крутить. Стал меня спрашивать, на кой он ему сдался — что, говорит, может, ему кобуру нацепить себе на брюхо, чтобы его в ней носить, и все такое. Но, в общем, взял.

- Слушай, — сказал коренастый. — Мне нужно тридцать стволов. «Четырехдюймовки» и «двухдюймовки». «Тридцать восьмые». Возьму и «магнум» триста пятьдесят седьмой, колы попадется. Тридцать штук. Даю тысячу двести.

- Ни фига! — сказал Джеки Браун. — Я отдам по крайней мере по семьдесят за штуку.

- Даю полторы «штуки».

- Давай ни по-твоему, ни по-моему. Тысяча восемьсот.

- Но сначала покажешь товар, — сказал коренастый.

- Само собой, — сказал Джеки Браун. Выражение его лица изменилось: он улыбнулся.

Глава вторая

Молочный коктейль с клубничным мороженым и темно-зеленый «чарджер» попали в поле зрения коренастого мужчины почти одновременно. Официантка ушла, а он смотрел, как машина медленно проплыла мимо магазинов и остановилась на дальнем конце автостоянки. Он сорвал с соломинки обертку и начал неторопливо пить свой коктейль. Водитель из машины не вышел.

Коренастый расплатился за молочный коктейль и обратился к официантке:

- Скажите, где тут у вас туалет? Она махнула рукой в сторону кухни. Коренастый пошел по коридору, миновал туалет и подошел к чуть приоткрытой двери служебного выхода на платформу для приема грузов. Он вышел на грузовую платформу, присел на корточки и неуклюже спрыгнул на асфальт. В двухстах ярдах он увидел еще один служебный выход с грузовой платформой. Дойдя до платформы, он взобрался на нее и толкнул металлическую дверь с надписью:

ТОЛЬКО ПРОДУКТЫ.

За дверью он увидел молодого парня, который сортировал зеленый салат. Коренастый стал объяснять причину своего появления:

- У меня машина сломалась — там на улице. От вас можно позвонить?

Парень сказал, что телефон находится при входе в магазин, у касс. Коренастый вышел из магазина через центральный вход. Он оглядел автостоянку. Заметив «чарджер», он зашагал к нему.

Водитель открыл правую дверцу, и коренастый залез внутрь.

- Давно ждешь? — спросил коренастый.

Водителю было лет тридцать пять. На нем были замшевые сапоги, поношенные твидовые штаны, желтая водолазка и мотоциклетная куртка из черной блестящей кожи. Длинные волосы, на носу большие темные очки в серебряной оправе.

- Ровно столько, сколько тебе понадобилось, чтобы понять, что кругом все чисто. Какого черта ты выбрал это место? Ты здесь что, в парикмахерскую ходишь?

- Да нет, просто слышал, что сегодня будет специальная распродажа лыж, — ответил коренастый. — У тебя симпатичная машина. Чья — кого-нибудь, кого я знаю?

- Навряд ли! Один парень из западной части штата возил на ней самогон. Бедолага! Расплатился наликом и на первой же ездке попался. Не понимаю, как они вообще умудряются торговать, если им приходится покупать новую тачку всякий раз, когда они скидывают товар.

- Иногда у них все сходит чисто, — ответил коренастый.

- Я не знал, что ты и этим занимаешься, — сказал водитель.

- Да нет, просто слышу вокруг разговоры, понял? Люди нынче работают неаккуратно.

- Знаю, — сказал водитель. — Вот на прошлой неделе сам слышал, что тебе пятнадцатого января предстоит ехать в Нью-Хэмпшир на суд, и подумал: интересно, где же Эдди собирается праздновать Рождество?

- Потому-то я и интересуюсь лыжами, — сказал коренастый. — Уж коли мне туда ехать, то я решил: а почему бы не покататься там на лыжах, понял? Как думаешь, к тому времени снег выпадет?

- Я думаю, что уже и сейчас там снег, — сказал водитель.

- Потому как я вот подумал, — сказал коренастый, — коли там есть снег, то, может, ты со мной махнешь туда на выходные? Ты там будешь кум королю — при такой тачке, да в таком прикиде.

- И тогда во вторник мы сможем вместе поехать в суд?

- Ну да! Шикарно время проведем. У тебя есть шанс увидеться там со старыми друзьями. За кем ты теперь охотишься — за «голубенькими»?

- Меня бросили на наркотики, — сказал водитель. — Пока что мне удалось засечь только торговцев травкой, но, говорят, тут у нас балуются гашишем — в разных стремных местах, и меня попросили поискать там.

Коренастый спросил:

- Но ты все еще интересуешься автоматами, надо полагать.

- Это да! — сказал водитель. — Мне всегда интересно узнать, где можно купить автомат, а то и парочку.

- Так и думал. Я даже сказал себе: старина Дейв — надежный парень. Что же он теперь делает, не забыл ли он еще старых друзей и автоматы. Потому-то я тебя и искал.

- А кого же из старых друзей ты имеешь в виду? — спросил водитель.

- Ну, я вот думаю, — сказал коренастый, — может, тамошнего федерального прокурора. Он же твой старинный друг, коли мне память не изменяет.

- А, и ты решил, что мне доставит удовольствие перекинуться с ним парой-тройкой слов.

- Я решил: почему бы не спросить.

- Знаешь, слишком уж путь неблизкий, чтобы говорить с человеком, которому я могу просто позвонить по телефону. Хотя… если бы у меня был серьезный повод для разговора…

- Ну, — сказал коренастый, — у меня дома трое детишек, и мне сейчас никак нельзя идти на посадку, понял? Ребята растут, в школу ходят, а к ним там пристают, дразнят и все такое. Черт побери, мне же почти сорок пять!

- Это очень серьезный повод, — согласился водитель. — Но мне-то что с того? Сколько там тебе вешают — «пятерочку»?

- Мой адвокат думает, не больше двух лет.

- Ну, считай тебе повезло, если сумеешь отделаться двумя. У меня же там в грузовике было около двух сотен ящиков виски, насколько я помню, — и все не твое, а того парня из Берлингтона. А ты уже раньше допускал подобную ошибку.

- Я же говорю, — сказал коренастый. — Это все сплошная ошибка. Я занимался своим бизнесом, и дела у меня шли нормально, а этот парень звонит мне как-то, хотя знал, что я уже давно завязал, и спрашивает, не хочу ли я перегнать грузовик. Вот и все. Я и не знал, что этот парень из Берлингтона был от Адама.

- Я-то понимаю, как все вышло. Живет себе в Рентаме, в Массачусетсе, мужик вроде тебя, которого достали просьбами перегнать грузовик из Берлингтона в Портленд, особенно если учесть, что он сроду не зарабатывал грузоперевозками. Я-то могу понять, как все это случилось. Только странно, отчего это присяжные тебе не поверили.

- Адвокат — дурак, — сказал коренастый. — Он не такой башковитый, как ты. Он даже не дал мне встать и рассказать, как все было. Они так и не выслушали всю историю от начала до конца.

- А почему ты не подал апелляцию? — спросил водитель.

- Да я думал об этом, — ответил тот. — «В связи с некомпетентностью адвоката». Один мой приятель на этом выкарабкался. Но беда в том, что у меня времени не хватило собрать все бумаги. Я знаю одного парня, который мог бы мне совет дать, да он в Дэнбери,^[3] кажется, и что-то мне не хочется к нему лично обращаться. Хотя, я думаю, есть более простой способ уладить это дело.

- Ага, попросить меня поехать туда и поговорить с кем надо!

- Вообще-то кое-что даже покруче, — сказал коренастый. — Я надумал вот что: может, ты шепнешь прокурору, чтобы он сказал судье, как я в поте лица работал на дядю.^[4]

- Ну, это можно, — сказал водитель. — Но слушай, приятель, ты же ни хрена и не работал. Мы старые друзья, Эдди, и, может, мне полагается почетный значок «Славы бойскаута» за это. Но что я им о тебе-то скажу? Что ты помог нам конфисковать двести ящиков «Кэнэдиен клаб»? Вряд ли тебе это шибко поможет.

- А сколько раз я тебе звонил потом!

- Ну да, кое-что ценное ты мне сообщил, это точно. Ты вот сказал мне, что одного парня подстрелят, и верно: через пятнадцать минут его подстрелили. Ты сказал мне, что какие-то ребята собираются взять банк, но ты мне сообщил об этом не раньше, чем они, прихватив деньжата, сделали ноги и когда все уже об этом и так знали. Так на дядю не работают, Эдди. В эту работу надо вкладывать всю душу. Черт побери, я вот слыхал, что ты, может, не так прост, как кажешься. Толкуют, что ты, может, замешан в кое-какие более серьезные дела.

- Например? — спросил коренастый.

- Ну, сам знаешь, как можно относиться к сплетням. Я же не буду обвинять человека только на основании сплетен. Ты же меня хорошо знаешь.

- Ладно, — сказал коренастый. — Предположим, у нас зашел разговор об автоматах.

- Чтобы переменить тему.

- Да. Предположим, у тебя есть надежный осведомитель, который вывел тебя на цветного господина, прикупающего несколько автоматов. Армейских автоматов М-16. Неужели ты допустишь, чтобы такой парень — парень, который тебе так помогает, отправился за решетку и стал позорить своих детей?

- Давай сформулируем это иначе. Если бы я получил автоматы, и цветного господина, и парня, который этими автоматами торгует, и если бы все произошло вследствие того, что некто указал мне нужное время и нужное место, да у меня в кармане был бы ордер на арест, вот тогда я бы с удовольствием шепнул кому надо, что парень, который навел меня, и впрямь работает на дядю. У цветного господина есть друзья?

- Я бы не удивился, — сказал коренастый. — Если честно, то я обо всем узнал только вчера.

- И как же ты узнал? — спросил водитель.

- Ну, слово за слово, — сказал коренастый. — Ты же знаешь, как это бывает. С одним поговоришь, с другим поговоришь, и вдруг усекаешь: эге, да ведь ты кое-что знаешь!

- И когда это должно случиться?

- Еще не знаю, — сказал коренастый. — Смотри: я ведь сразу к тебе с этим пришел, как только узнал — сразу и пришел. Могу еще узнать, коли ты… коли тебя все это интересует. Думаю, через недельку или что-то около того. Может, мне тебе позвонить?

- О'кей, — сказал водитель. — Тебе что еще нужно?

- Мне нужно не засветиться, — ответил коренастый. — Я бы очень хотел, чтобы никто не стал слишком усиленно думать, какое к этому делу имею отношение я. И не хочу, чтобы у меня сидели на хвосте, ладно?

- Ладно. Сделаем по-твоему. Позвони мне, если еще что узнаешь, и если из этого что-нибудь выйдет, и я поймаю рыбку, то я расскажу об улове федеральному прокурору. Если рыбка сорвется, уговора не было. Уяснил?

Коренастый кивнул.

- Ну, счастливого Рождества, — попрощался водитель.

Глава третья

Трое здоровенных парней в нейлоновых ветровках и шерстяных рубашках, держа в руках по банке пива «Шэфер», прошли мимо коренастого мужчины в выход А, как только закончился первый тайм. Один из них сказал:

- Сам не понимаю: какого хрена я сюда каждую неделю прихожу, просто не понимаю. Смотреть на этих мудаков? Пятнадцать минут игры — и уже на восемнадцать очков в минусе. Ребята из «Буффало» их же просто отодрали. Я вписал в карточку девять очков,^[5] потому что думал: по крайней, мере, они на больше не сольют. Ну и игра!

Несколько минут спустя мужчина с красным лицом, изрытом оспинами, подошел к коренастому.

- Что-то я смотрю, ты не торопишься! — сказал коренастый.

- Послушай, — сказал подошедший. — Я сегодня встал чуть свет, повел детей в церковь, так они там подняли такой крик, что пришлось их увести обратно домой. А потом моя старуха завела свою песню о том, что меня вечно допоздна дома не бывает и что я никак не закончу красить дом и что машина уже которую неделю немыта, и тэ дэ, и тэ пэ. Я пока нашел место здесь на стоянке, объездился. Так что, давай-ка, заткнись, парень, с меня на сегодня довольно вони!

- Ладно, игра все равно никудышная.

- Да знаю. Я слушал репортаж по радио, пока ехал. Когда я выключил, счет был десять-ноль.

- Уже семнадцать-ноль, — сказал коренастый. — Они так и не забросили ни одного мяча. Я позавчера говорил с Диллоном — у него в баре — и спрашивал, нельзя ли чего сделать. Он сказал, что нет, что, мол, ничего тут не сделаешь. У них недостаточно сильная линия защиты, чтобы завалить обвинение, но и ничего такого нет, с помощью чего можно было бы вылезти, так что дело безнадежное.

- Я тут кое-что слышал о Диллоне, и это мне не понравилось, — сказал второй.

- Знаю, — согласился коренастый. — Я тоже слышал.

- Учти, он был той ночью с Артуром и поляком, и я еще слышал кое-что о большом жюри.^[6] И это мне совсем не понравилось.

- Ну, — сказал коренастый, — тебе-то не о чем беспокоиться. Ты к этому никакого отношения не имеешь.

- Обо мне ты не думай, — сказал второй. — Мне не нравится, что они подбираются к Артуру. В следующий раз, когда он пойдет на посадку, то будет сидеть две трети срока, по крайней мере — а Артур сейчас не в лучшей форме. Что-то он стал задумчивый. Когда он последний раз сидел в Биллерике, нам двоим пришлось ездить к нему — взбадривать — раз, — другой. Один из надзирателей заметил, что он там скорешился с капелланом, а эти ребята на Артура очень плохо влияют. Он чуть было не попал в большую беду, когда Льюиса повязали тогда с этими «пушками», да только они не смогли доказать, что это его рук дело.

- Артур — хороший мужик, — сказал коренастый.

- Артур мужик кремень, когда в деле, — уточнил второй. — Но стоит его посадить кое-куда, где у него появляется время для размышлений, он становится опасен. Он любому готов отсосать, лишь бы получить помилование.

- Ну, ты его знаешь лучше, чем я, — сказал коренастый. — Мне он всегда нравился.

- В деле он незаменим. Тут вопроса нет. Я бы и не взялся ни за что, если бы Артур не был с нами. Когда приходишь на место, обязательно или кто-нибудь наложит в штаны, или баба-кассирша начнет орать, или еще что — и тут уж у всех мандраж начинается, так что всегда надо иметь при себе Артура. Сколько помню, ни разу ни одного выстрела не было, когда Артур был в команде. Он просто говорит, что пристрелит любого, кто не будет выполнять его приказы — и все его слушаются. Верят Артуру на слово. У него вид такой, что смотришь на него и понимаешь: да, этот что говорит, то и делает, так что стой себе и не рыпайся. Только уж потом начинаешь волноваться за Артура. А так можно не беспокоиться, если только он не подзалетит на чем-либо. Тогда вот риск большой.

- Похоже, я достал тебе «пушки», — сказал коренастый.

- Как у них внешний вид — впечатляет?

- Должно быть, да. Придется выложить за них по семьдесят. Да, вид хороший. Новехонькие.

- Это хорошо. Не люблю идти на дело, когда у меня в кармане «пушка», из которой уже палили неизвестно где. Никогда же не знаешь, что может случиться. Идешь на простое дело, а вдруг прокол — и начинаешь думать: вот дело дрянь, по меньшей мере «от семи до десяти», в зависимости от того, кто председательствует, а потом выясняется, что они-таки раскопали, что твой ствол ранее фигурировал в перестрелке со смертельным исходом, и на тебя навешивают еще и «незаконное хранение орудия убийства». А ведь это в любом случае дело само по себе опасное.

- Об этом я и думал, — сказал коренастый. — Обычно не люблю таких накруток, но я пораскинул мозгами и решил, что коли этот товар и впрямь хорош, то он и стоит таких денег. А то что-то в последнее время со стволами стало совсем хреново, сам знаешь. Сплошная наколка. Вот паренек мне тут рассказывал: он одному черномазому стал толковать про склад, на который он глаз положил. Понимаешь, встретил он его у бюро по найму — просто искал кого-нибудь, кто мог бы посидеть в тачке, не вызывая ни у кого подозрений. Наликом — сотня, просто посидеть в тачке, и «штука», коли они возьмут то, на что надеялись. Дело было верняк, по его словам, видаки, швейные машинки, стереомагнитолы — все в таком духе. Шикарный товар, который можно было быстро толкнуть. И вот, значит, он этому черномазому и говорит, что ему бы надо разжиться «пушкой», а тот отвечает: ладно, я знаю, где достать классную штучку.

Короче, взяли они в дело этого негра и уже собираются загружаться в фургон, как тот парень спрашивает у негра: «Да, кстати, а ствол-то у тебя есть?». Черномазый отвечает: «Да-да, конечно» — открывает пакет — и что же там у него? Здоровенный немецкий маузер, автоматический — помнишь, у них еще такая деревянная кобура, которую можно приладить к рукоятке и использовать как ружье Шикарная вещь. Ну, ребята, все просто отпали. И вот, значит, едут они — «линнвэй», кажется, у них был. А парень-то и спрашивает негра: пушка твоя хоть заряжена? А этот дурень говорит: нет, мол, я его здесь буду заряжать. Достает он обойму, загоняет ее и тут вся эта гребаная обойма разряжается уж не знаю каким образом — та-да-да! Град девятимиллиметровых пуль, все стены изрешетил — народ из этого фургона чуть не в окошки выскочил. Само собой пришлось дело отменить и избавляться от испорченной тачки. Никого не задело — и то хорошо. А на следующий день парень мой пошел опять к этому складу — посмотреть, что и как, и видит: там уже понаехали на грузовиках мелкооптовые продавцы. Первый раз в жизни, говорит, со мной вышла такая наколка. И знаешь, говорит, что у них теперь на этом складе? Одеяла! Сотни, тысячи сраных одеял! А я, говорит, мог взять аппаратуры на миллион «зеленых», если бы не этот мудель-негр со свои маузером. Никогда, говорит, не доверяй черномазым. Никогда — понял? Они тебя обязательно наколют.

- Не люблю автоматические стволы, — сказал второй. — Был у меня такой однажды, достал я его и только направил на одного — слава те Господи, что он отпрыгнул в сторону. Потом я думаю: ну, если уж я его достал, дай-ка я проверю, что у него в патроннике. Смотрю: пусто! С этими штучками никогда не знаешь, что они учудят. Ведь если бы тот парень на меня попер, я бы и стоял, как дурак, нажимал бы на крючок, да все вхолостую — он бы мне башку снес. А то ведь просто времени нет проверять его, когда тебе нужно палить, да я и не встречал что-то никого, кто бы постоянно пользовался автоматическим и не оказался бы с ним рано или поздно в жопе. Из-за того, что эта дура даст осечку или заклинит как раз в тот момент, когда надо, чтобы она стреляла. Нет, я предпочитаю обычный револьвер.

- Значит, я достал то, что тебе нужно, — сказал коренастый. — Восемь штук. Пять «Смитов», «кольт-питон» и два «раджера». «Магнумы» сорок первого калибра. Эти «магнумы» прямо гаубицы, так что мне нужна твоя помощь. Дуло у него как Самнеровский туннель. С такой штуковиной ты мог бы взять банк в одиночку.

- А что «смиты»? — спросил второй. — Надеюсь, «тридцать восьмые»? Не уверен, что смогу достать патроны сорок первого калибра.

- Три — тридцать восьмого, — ответил коренастый. — Два — триста пятьдесят седьмого, но это не важно. Слушай, если тебе нужны патроны, я могу достать.

- Не надо, для «тридцать восьмых» у меня все есть, — похвастал второй. — Если сумеешь достать немного патронов для триста пятьдесят седьмого и сорок первого калибра, скажу спасибо. И во сколько мне это все встанет?

- Обычная ставка, — сказал коренастый. — Полторы штуки за «пушки» — за все сразу, как договаривались. Вместе с патронами — учитывая, что ты мой давний клиент и все такое.

- Тысяча двести. Это будет по-честному.

- Лады. Так… Но тебя ведь интересует и остальной заказ? То есть еще десять, по меньшей мере. Они будут в начале следующей недели. И кроме того, ты говорил, что тебе надо порядка тридцати, и по моим расчетам, они приедут еще до конца месяца.

- Ну конечно. Я возьму все, что ты достанешь. В понедельник нам понадобятся по крайней мере пять, может, и больше, если Артур решит подключить еще кого-нибудь для страховки. А я бы хотел иметь два про запас — в тачке, понимаешь? Так что, если на деле придется палить из одной «пушки», можно потом убрать отпечатки и выбросить одну «пушку» в реку, а другая останется в кармане. Короче, если все пойдет удачно, мы, наверное, утопим все те восемь, которые ты мне принесешь в понедельник вечером, то есть следующий комплект мне понадобится очень быстро.

- Ну, у меня же есть в запасе неделя, — сказал коренастый.

- Слушай, — сказал второй, — если мне удастся держать Артура в узде, у тебя, возможно, будет в запасе целый год. Этот идиот ни за что не согласится выбрасывать «пушки». Он их любит. Он испытывает к ним страстную привязанность. Уж не знаю, сколько раз я ему втолковывал: избавься ты от этого ствола, а он мне: «Нет, я заплатил за этот пистолет сто «зеленых» — не знаю, сколько на самом деле, — «а еще ни разу из него не выстрелил. Нет смысла выбрасывать!» А через три дня после дела в Лоуэлле его вяжут, с ним его пушка, и им даже не надо доказывать, что он участвовал в лоуэлльском налете. Ему с ходу дают «трояк» за «ношение без разрешения». А потом хохочут ему в рожу. Он такой упрямый, каких я еще не встречал. Но, думаю, эта посадка его хоть чему-то научила. Он уже отбарабанил сколько… двадцать месяцев за пушку, которая стоила ему каких-то сто «зеленых». Он, значит, сэкономил по пятерке в месяц. Ты за пятерку в месяц можешь сидеть дома при полной иллюминации, а Артур пыхтел в тюряге. Смешно! Но ты говоришь, я могу рассчитывать на эти тридцать стволов к Рождеству? Тогда давай, принимайся за работу.

- Лады, — сказал коренастый. — Когда они тебе понадобятся? Не завтра, надеюсь?

- Не понял… А, ты про это… Да нет, конечно через неделю. Но получить их я бы хотел завтра к вечеру.

- В том же месте?

- Боюсь, завтра, мне там будет несподручно… — задумался второй. — Мне надо еще кое-куда сгонять. Вот что, я тебе позвоню, ты выедешь, и мы встретимся. Я тебе позвоню и скажу, где я буду.

- Меня завтра может не быть дома, — сказал коренастый.

- О'кей. Я звякну Диллону, как только буду знать свой маршрут на завтра, сообщу ему, что я сказал своей жене, что еду к нему, и попрошу его, если она ему позвонит, передать, что я уже уехал, но вернусь, и тогда ей позвоню. А он перезвонит мне и скажет, что она звонила. Номер я ему оставлю. Это будет до девяти. Ты позвонишь Диллону и скажешь ему, что ты звонил мне домой, а моя жена сказала тебе, что я у Диллона, так что он ничего не заподозрит. Он даст тебе мой номер, ты сможешь там меня застать, и мы где-нибудь пересечемся. Идет?

- Надеюсь, она симпатичная, — ухмыльнулся коренастый. — Коли мне нужно пускаться на такие хитрости для того, чтобы твоя жена не знала, где ты, — тогда я очень надеюсь, что подружка симпатичная. Больше мне тебе сказать нечего.

Глава четвертая

- Ты помнишь Эдди Кривопалого? — спросил Дейв. — Эдди Койла? Парня, которому изуродовали пальцы на левой руке после того, как Билли Уоллеса отправили в места не столь отдаленные: Билли погорел на «пушке», которую Эдди у кого-то для него купил. Эдди вляпался в историю в Нью-Хэмпшире, когда вез несколько ящиков ворованного виски. Дело было как раз год назад.

- Это тот, который берет банки? — спросил Уотерс. — Парень из Натика?

- Это его кореш, — сказал Дейв. — Арти Ван. Артур Валантропо. Эдди не работает с банками. Он простой вор. Он не любит серьезные дела, хотя не исключаю, что если бы ему приперло, он мог бы обделать любое дело.

- Нет, я имел в виду совсем другого, — сказал Уотерс. — Он тоже тусуется вокруг Арти Вана. Ван сел за ношение оружия, и тот парень приезжал к нему на свидания. У него такая рожа, словно он оспой болел или еще чем-то таким.

- Мне это ни о чем не говорит.

- У него еще итальянская фамилия. Я потом вспомню. Вертится на языке — что-то вроде Сканлона — но не Сканлон, это точно.

- Да, — сказал Дейв. — Так вот мне тут звонил Койл, и я с ним встречался.

- А мне казалось, мы тебя перевели в Управление по борьбе с наркотиками, — сказал Уотерс.

- Передали. До сих пор не могу найти слов благодарности. Но вот всплыл этот Койл, и я подумал: может, он чего скажет мне про наркодела.

- Как же! — сказал Уотерс.

- Я был страшно разочарован, — сказал Дейв. — Так я ему и заявил.

- И что ему надо было?

- Он отправляется на вынесение приговора в Нью-Хэмпшир сразу после Нового Года, — сказал Дейв.

- И ему нужны рекомендации?

- Об этом он и хотел меня попросить. Во всяком случае, так он сказал.

- Что он может предложить?

- Черных террористов, — сказал Дейв. — Утверждает, что ему известна некая группа, которая собирается купить партию автоматов.

- Ты поверил?

- Думаю, он мне не соврал. Во всяком случае, то, что он мне рассказал, похоже на правду. Он сказал, что знает мало — так оно и есть — об этом деле, во всяком случае.

- Может, там и знать-то нечего. С тех пор, как мы стали заметать «крутых ребят»,^[7] у нас появилось много стукачей на черных террористов. «Пантеры»^[8] для мафии прямо как манна небесная. Они готовы сдать нам десяток черномазых за одного своего — в любой день. По-моему, это прекрасно.

- В этом есть смысл, — сказал Дейв. — По мне уж лучше пусть «крутые» сдают нам «пантер», чем обделывают с «пантерами» дела.

- Поговаривают, что так оно сейчас и происходит, — сказал Уотерс.

- Вряд ли. Во всяком случае, не у нас. Не сомневаюсь, что они толкутся у одной кормушки, но вместе дела не делают. Пока. «Крутые ребята» ведь расисты — сам знаешь.

- Скализи! — вспомнил Уотерс. — Парень, который крутится вокруг Арти Вана — Скализи. Джимми. Тот еще фрукт. Сукин сын, каких мало. Диллан и Морисси — ребята из Управления полиции штата — начали раскалывать Арти Вана, когда тот сидел в Биллерике. И вот Арти уже начал давать слабину — как вдруг, представь себе, заявляется этот Скализи с дружками навестить Арти. Так после того свидания Арти как воды в рот набрал. По-моему, этот Скализи большой дипломат с пистолетом за пазухой.

- То-то и оно! Почему я так удивился, — сказал Дейв. — Уж не знаю, все мне говорит Эдди Кривопалый из того, что ему известно о черных террористах, или нет. Он знает, конечно, что я легавый, что я федеральный агент, поэтому смекает, что у меня на «пантер» большой зуб. Правда, он даже ни разу и слова-то «пантеры» не произнес. Но Эдди не дурак. Что-то у него на уме есть. И мне очень интересно узнать: только ли он думает о том, как получить рекомендацию от «дяди» накануне вынесения ему приговора или еще о чем-то. Думаю, что не только.

- Почему? — спросил Уотерс.

- А как этот Эдди Кривопалый вдруг узнал, что какой-то черномазый покупает автоматы? — сказал Дейв. — Он что, тусуется с черными? Нет, это не его компания. Так кто же тут еще замешан? Некто, кто торгует автоматами. Так. А с чего это Эдди Кривопалый тусуется с парнем, торгующим автоматами?

- Эдди Кривопалый пытается перекупить несколько стволов, — предположил Уотерс.

- Точно! — сказал Дейв. — Эдди не любит автоматы, но он уже однажды лопухнулся на торговле оружием. Вот тогда-то ему руку и изуродовали. Мне кажется, Эдди опять занялся бизнесом. И вот что я думаю: он пришел ко мне специально на тот случай, если вдруг его возьмут на торговле оружием — ему все сойдет: он же, мол, работает на нас!

- Неплохо бы сцапать парня, с которым он делает бизнес, — сказал Уотерс. — Он ведь снабжает оружием мафию — это по меньшей мере, а может быть и «пантер». Я хочу с ним познакомиться. Мы можем привязать Эдди Койлу хвост?

- Конечно, и он его заметит через пять минут — ну, через шесть. Эдди — не самый храбрый парень на свете, но он не дурак и в последнее время стал очень осторожным. Нет, так не пойдет.

- А как пойдет? — спросил Уотерс.

- Перво-наперво сними меня с охоты за торговцами наркотиками, — сказал Дейв. — Вряд ли в Управлении будут слишком сильно упираться. Ведь я пока что добыл им наркоты не больше, чем любой старшеклассник сумеет произвести в домашних условиях за один день лабораторных опытов.

- Посмотрим, как это у меня получится. Ну, предположим, я тебя верну к нам. И что ты тогда будешь делать?

- Эдди Койл весь соткан из застарелых привычек, — сказал Дейв. — Попробую сыграть на этом.

Глава пятая

В семи с половиной милях от Палмера шоссе номер 20 делает поворот к северу как раз у подножия горы, потом резко отклоняется к югу, так что площадка для отдыха остается близ сосновой рощи. Поздним вечером бородатый молодой водитель двухдверного «карманн гайа» свернул с шоссе на усеянную щебнем площадку для парковки, выключил фары и стал ждать. Изо рта у него шел пар и превращался в мелкие капельки испарины на внутренней стороне лобового стекла, и вскоре декабрьский мороз покрыл инеем металлическую окантовку стекла.

В кромешной тьме Джеки Браун съехал с массачусетского шоссе у Чарлтона, и его «роудраннер» теперь бросало из стороны в сторону на крутых виражах. Он ехал на полной скорости в западном направлении, к шоссе номер 20. Он прибыл на площадку для отдыха минут через пятнадцать после того, как там остановился бородач на «карманн гайе», встал рядом, заглушил мотор и прождал минут пять. Правый подфарник «карманн гайи» мигнул. Джеки Браун вылез из машины.

В салоне «гайи» сильно пахло пластмассой, маслом и свежей краской. Джеки Браун сказал:

- Хорошо, что ты предупредил, что у тебя новая тачка. А то я бы тебя не узнал. Что случилось с твоей старушкой?

- Получил счет на страховку, — объяснил бородач. — Был в ездке, и пришлось мне оплатить просроченный счет. Это мне обошлось слишком дорого, так что я решил — на фига! Чертова машина сжирала все мои бабки.

- Да, но гоняла она точно птичка, которой в жопу вставили бенгальский огонь, — заметил Джеки.

- Я уже стал слишком старым для этих забав, — сказал бородач. Вкалываю целыми днями за сто семьдесят «зеленых» в неделю и просто не могу себе позволить просаживать на бензин все деньги. Я уже подумываю, что пора мне жениться и осесть.

- Ты же у меня почти на содержании! — возмутился Джеки Браун.

- Фигня! — ответил бородач. — За последние полгода я наторговал тебе товара на три семьсот. Они вылетели у меня только так! Пора мне остановиться, вот что я тебе скажу. Если так дело будет продолжаться, я и глазом не успею моргнуть, как окажусь за решеткой.

- Ладно, — сказал Джеки Браун. — Просто сегодня неудачный день. Товар с тобой? Это все, что меня интересует. Бабки при мне.

- Я достал две дюжины, — сказал бородач. Он протянул руку назад и вытащил большую продуктовую сумку из багажного отделения. — Почти все «четырехдюймовки».

- Ну и отлично. Бабки вот здесь. Четыре восемьсот — правильно?

- Правильно. А почему это вдруг сегодня все «отлично»? Это ведь «четырехдюймовки». Полгода назад ты и слышать не хотел ни о чем другом — подавай тебе только двухдюймовые стволы. И вдруг все изменилось. Что же?

- Я вышел на новый уровень торговли, — сказал Джеки Браун.

- С кем же ты, черт тебя возьми, имеешь дело? — спросил бородач. — Неужели, ты связался с мафией или еще с кем-то в таком духе?

Джеки Браун улыбнулся.

- Позволь Мне быть с тобой откровенным. Я, честное благородное слово, сам ничего не знаю. Есть черный, который вечно крутится вокруг меня, но у него плоховато с бабками, да и кроме того, у него такие запросы, что ты его удовлетворить не сможешь. Придется мне добывать у кого-то еще. Потом есть у меня этот толстяк тридцатишестилетний или тридцатисемилетний. И хрен его знает, чем он занимается. С виду — простой барыга, я даже не знаю, как его зовут. Он все вкручивает мне, будто он — Пол, но я что-то сомневаюсь. Этот хмырь готов схватить все, что я ему ни принесу. Никогда еще не видел мужика, который был бы так помешан на пушках. Четырехдюймовые, двухдюймовые, «тридцать восьмые», «магнумы», «сорок первые», «сорок пятые», «сорок четвертые» — все, что угодно. Он берет все подряд — выкладывает бабки за любой ствол. Этот кретин берет по дюжине стволов в неделю, а потом приходит и клянчит еще. Так что, если бы ты меня спросил, я бы сказал: наверное, этот мужик тусуется с мафией, но только он мне ничего не докладывает, а я и не спрашиваю. Он платит мне наличными долларами, а больше меня ничего не интересует. То же самое и с черномазым. Я на выходные летал в Нассау и снял там такую пышечку-кошечку, что закачаешься, и этот толстый, который берет все подряд, все мне оплатил — и поездку, и девочку. По-моему, это высший класс. Да пусть он трудится хоть на Армию Спасения, если хочет, мне-то что. Он приносит бабки, а меня это очень даже устраивает.

- И я тебя очень даже устраиваю, — добавилбородач.

- Слушай, я даю тебе по двадцатке за каждую железку, которая тебе ровным счетом ничего не стоит, — сказал Джеки Браун. — И от меня у тебя никаких хлопот. А я тебя ни о чем не спрашиваю, не пытаюсь расколоть. Хотя знаю, на что ты тратишь бабки, точно знаю, но пока ты со мной работаешь, меня это устраивает. И если ты захочешь подпалить мне яйца, я тут же раздую костер под твоими. Ты же можешь схлопотать «десятку» за свои делишки. А то, что ты оказываешь мне слуги, — так это же мелочь, и я это прекрасно понимаю. Для тебя это просто приработок, — так что не забывайся! У меня ведь тоже есть телефон. Я же могу позвонить легавым в Спрингфилд^[9] быстрее, чем ты позвонишь легавым в Бостон.

- Ну и сука же ты! — воскликнул бородач.

- Увидимся на следующей неделе, — невозмутимо попрощался Браун. — Мне нужно по крайней мере две дюжины. Бабки привезу.

Глава шестая

Дилло верил, что боится.

- А то бы я тебе, конечно же, помог. — Он сидел на лавке в парке на Коммон.^[10] Ноябрьское солнце светило вовсю. Он чуть пригнулся, держась за живот. — То есть я что, я-то понимаю, чего ты хочешь, и верю, что ты меня прикроешь. Но вот что я тебе скажу: ты этого не сможешь сделать, просто не сможешь. Потому что ни у кого это не получится, понял? Ни у кого. Я сам в это дело вляпался — и, похоже, мне не выпутаться.

Фоли молчал.

На ступеньках у входа в метро на углу Бойлстон и Тремонт-стрит семь попрошаек занимались своим привычным делом. Шестеро из них сидели, опершись спинами о стену, и обсуждали какие-то важные дела. Несмотря на солнце, все были в пальто, шапках и поношенных башмаках, потому что то ли им было холодно, то ли в их памяти еще были живы воспоминания о том, что зима опять неминуемо наступит, так что им понадобится теплая одежда, которую они не решились оставить в заброшенном доме, где провели эту ночь. Самый молодой из попрошаек обращался к бизнесменам и женщинам, спешащим мимо с продуктовыми сумками. Он работал умело — вырастал перед ними, стараясь загородить дорогу и заставлял выслушать свою речь. Трудновато отказать такому бедняге в четвертаке после того, как ты его заметил и выслушал его исповедь. Не невозможно, а просто трудно. Молодой попрошайка довольно проворно осуществлял свои маневры и успешнее остальных отрабатывал номер. Диллон говорил и, не отрываясь, смотрел на него.

- Я тебе вот что скажу. Главное, что меня тревожит, это фургон. Может, это смешно, потому что ты, наверное, считаешь, что меня должны беспокоить прежде всего ребята в фургоне, или парень, которого я и знать не знаю, — он наблюдает за мной шибко пристально у меня в баре…

Чуть севернее, на Тремонт-стрит, сразу за информационным стендом и фонтаном парочка проповедников собрала вокруг себя небольшую толпу идущих на работу секретарш и зевак. Женщина была высокого роста, с сильным голосом; в руках она держала мегафон, помогавший ей вести проповедь. Мужчина-коротышка обходил слушателей и раздавал им листовки. Ветер приносил обрывки ее речи, которая отвлекла внимание Диллона от попрошаек.

- И вот что интересно, — говорил он. — Когда я сюда шел, я все глядел по сторонам — нет ли кого поблизости, кто слишком мной интересуется, и если да, то кто бы это мог быть. В общем, иду я себе, перехожу улицу, иду мимо вон тех двоих, и эта тетка говорит: «Если вы не примете Иисуса, Господа нашего Христа, вы погибнете, погибнете и будете гореть в вечном огне». Ну а теперь скажи-ка мне, с чего это я вдруг стал задумываться о таких вещах? Пару недель назад два джентльмена из Детройта пришли ко мне, заказали по стаканчику, потом огляделись по сторонам и, знаешь, что один мне сказал: мы, говорит, должны сотрудничать в одном деле. Он мне дал время подумать, и пока я думал, я позвонил кое-кому. Так что очень быстро ко мне подоспели шесть или семь приятелей, а я, улучив момент, выскочил в подсобку и взял там кусок трубы, который у меня на всякий случай припасен. Я им врезал пару раз, и мы их вышвырнули на улицу.

А позавчера вечером заваливаются ко мне пятеро жлобов — судя по рожам, вылитые индейцы — это, значит, для разнообразия, заказывают сначала «огненной воды», а потом начинают у меня мебель крушить. Так что мне опять пришлось звать своих и пускать в ход ту же трубу.

И после всего этого вон та баба будет мне вкручивать про вечные муки ада, я-то считаю себя не совсем уж глупым, по большому счету, ну время от времени, конечно, я бухаю по-черному, но только я точно тебе говорю: я бы подошел к ней с той самой трубой под мышкой и спросил: «Ну, а что ты мне скажешь про этих ребят из Детройта, скажи уж! И про индейцев. Что, твой Иисус меня за них накажет?» А потом взял бы ее за буфер да вмазал ей этой трубой по роже, чтобы в чувство привести.

Молодой бродяга заловил в самом центре площади упитанного бизнесмена средних лет. Так они и стояли у всех на виду.

- Я тебе вот еще что скажу, — продолжал Диллон. — Этот сопляк, может, и впрямь бездомный, голодный и больной, но он красиво двигается. Наверно, раньше в баскетбол играл. Ну да ладно, у меня еще чуточку смекалки сохранилось, и трубу свою я сегодня не взял, так что я тетке ничего не сказал и не вмазал ей, как хотел. Да что с них взять, раз уж им втемяшилось в башку, что надо торчать на улице целый день и разоряться про Царствие Божие, — от этого же любой свихнется! Я знал одного парня, мы с ним встретились в Люисбурге, когда я загремел туда по приговору Федерального суда, три… нет, четыре года назад. Я уж не помню, за что он сидел. В общем, неплохой парень. Здоровенный такой, бывший боксер. Он сам родом откуда-то из под Бедфорда. Мы с ним закорешились.

Я первым вышел. Сюда вернулся. Сообщил ему, где я. Когда его помиловали, он отправился к себе, к жене и к ее матери, но знал, где меня искать, если вдруг я ему понадоблюсь. И очень скоро я ему понадобился. Потому что обе эти бабы очень скоро ему всю плешь проели. Португалки-зануды, знаешь, есть такие. Представляешь, что они учудили, пока он в тюряге парился? Решили, что нечего им больше в католичках ходить — и заделались свидетелями Иеговы. А-ат-лично! Парень возвращается домой — он был классный строитель, — находит работу, каждый вечер дома. Так вот, по телику идет бейсбол или что там еще, а они его тащат на угол к ближайшему супермаркету, чтобы он там с ними проповедовал Христа каждому встречному-поперечному.

Так он стал наезжать ко мне — как выпадет свободный денек, так он ко мне: пожить в тишине и покое. А потом смотрю: он как-то приехал, а назад не едет. Я и говорю ему: ты чего тут делаешь? А он: «Слушай, Бога ради, только ты уж мне не начинай эту волынку». У меня была комнатенка, я как раз тогда с женой разъехался — и комнатенка свободная была. Я его к себе пустил. Живи, парень. Он смотрит телевизор, пивко попивает, пока я целый день на работе, не знаю уж, чем он еще занимался. Может, что и делал.

Ну, натурально, в свое время инспектор по делам о помиловании подает рапорт, что, мол, парень перестал приходить отмечаться — а это правда — и что его жена заявила, что он не появляется дома, — что тоже правда — и что он снюхался с известным уголовником (это я) — и это тоже правда — и что он бросил работу и его нынешнее местонахождение неизвестно. Короче, как-то вечером заявляется ко мне судебный исполнитель и парня опять в тюрягу сажают: за нарушение условий помилования. Плюс пьянство. Да, чуть не забыл. Говорю тебе: эти две бабы запроповедывали ему мозги так, что он загремел обратно в тюрягу. С такими людьми разве можно по-хорошему? Да с ними и говорить смысла нет.

Диллон расправил плечи, откинулся на спинку скамейки и тут же опять согнулся. Упитанный бизнесмен сделал обманное движение корпусом и спасся от молодого попрошайки.

- Это меня беспокоит, понимаешь? Просто есть вещи, с которыми можно справиться, а есть вещи, с которыми, как ни крути, ничего нельзя поделать. Пока понимаешь это, пока сечешь разницу — если сечешь, жить еще можно. Бот почему я так напрягся, когда увидел эту тетку с мегафоном: потому что только на минуту я вдруг перестал сечь эту разницу. Ведь можно вляпаться в такую историю, что уже ничего не сможешь сделать и никак не выпутаешься.

Стая голубей совершила привычный шумный круг над тротуаром и опустилась около старушки, которая начала бросать им крошки из большого картонного пакета.

- Я тут слышал недавно — парень выступал по телевизору, — сказал Диллон. — О голубях рассказывал. Назвал их летучими крысами. По-моему, здорово сказанул. Он что-то рассказывал, что им надо скармливать то ли аспирин, то ли еще что-то, чтобы они все подохли. Представляешь, он ведь это вполне серьезно говорил. Этому парню голуби насрали раз-другой, вот он и взбесился. То ли костюм испортили, то ли еще что. Так он решил до конца дней мстить этим голубям — потому что они испоганили его стодолларовый костюм. Да только ему за ними не угнаться. В одном только Бостоне, наверное, десять миллионов голубей, и каждый день они откладывают яйца, а это значит, что количество голубей все время растет, и все они срут на нас — тонны говна! В любую погоду. А этот парень из Нью-Йорка говорит, что скоро он их всех истребит.

- Так ты слушай, что я тебе говорю, — продолжал Диллон, — ты пойми. Не то, чтоб я тебе не доверял или что еще. Я же знаю, ты парень свой, мне так сказали, и я верю. Но то, о чем ты просишь — я же за такое дело должен буду до гробовой доски бегать от них, понимаешь? Что, сбежать куда-нибудь, спрятаться? Да нельзя от них спрятаться, вот и все — от них не спрячешься. Этот парень, о котором я тебе говорил, помнишь, у него жена заделалась Свидетелем Иеговы? Так вот, это никак не повлияло на ее привычки, а как он мне рассказывал, она очень уважала это дело. Два раза каждую ночь — это уж будь любезен! В Люисбурге он мне все говорил, что копит малафью, сам ни раз себя не ублажал, потому как, когда он домой вернется, ему надо будет отчет держать за каждую каплю. Когда он сюда в первый раз заявился, немного трехнутый, я его спросил, ну и как, говорю, у тебя с ней в этом деле? А он мне говорит: «Знаешь, говорит, ей никогда не нравилось только одно: брать в рот. Но с тех пор, как я вернулся, говорит, все время ее на это дело подбиваю — так у нее по крайней мере рот занят». Понимаешь? Мужик совсем офонарел, мужик из сил выбивается, работает как вол, и понимает, что все понапрасну, и в один прекрасный день просто делает ноги, пакует чемоданишко и рвет от нее когти, куда глаза глядят. Тут только один выход.

Понимаешь, я-то это знаю. Если уж чему быть, значит того не миновать. Один мой кореш, которому я как-то дал от ворот поворот — не стал ему подавать, погнал про меня волну, что я, якобы, тусуюсь с людьми, с которыми мне бы не стоило тусоваться. Что правда: конечно, а иначе я бы тут с тобой не сидел. Но он-то сам, похоже, тем же занимается. Все ведь стараются выискать себе контакт — кто ж будет срать в свой колодец, может, как-нибудь из него придется водицы напиться. Словом, пошел слушок, что собирается большое жюри, а потом до меня доходит слух, ну, ты сам знаешь, какой.

- Видел я этот фургон, — добавил Диллон. — Вот это меня и поразило. Можно посадить в этот фургон двух ребят — так они тебе хоть Папу Римского добудут. Я такой движок видел за всю жизнь только раз — в «кадиллаке». Так что бежать-то некуда, поскольку куда бы ты ни побежал, этот фургон рванет прямехонько за тобой следом. А ветровое стекло… Этот фургон похож на старенький хлебный, какие раньше были, может, на молочный фургон, и на ветровом стекле — там с правой стороны есть окошечко, которое можно открыть и высунуть наружу ствол винтовки. Если ты едешь на тачке впереди этого фургона и им надо тебя подстрелить — будь спок, они тебя подстрелят. Представляешь, они, похоже, поставили там даже гироскоп. Как в самолете. Так что они от тебя не отцепятся. И вот представь: ты на Мистик-бридж, этот хренов фургон летит за тобой, правая створка ветрового стекла поднимается, и я хочу спросить — тогда что прикажешь делать? Тут тебе остается только искренне раскаяться в содеянном — вот что тебе и остается, потому что у тебя будет только выбор между их винтовкой и рекой, а это уже не играет особой роли.

- Да я к тому же и не вожу. Конечно, если бы я мог купить себе тачку, я бы не стал брать от тебя по двадцатке в неделю. Я на этом мосту бываю, только когда возвращаюсь на автобусе домой с ипподрома. Ты понимаешь, куда я клоню? Это очень серьезные ребята. Я их знаю, как свои пять. И ты это знаешь. Для чуваков, которые водят, у них есть этот фургон, для чуваков вроде меня, которые ходят пешком, у них еще что-то.

Солнце светило, небо было ясное, голуби поклевывали хлебные крошки на асфальте.

- Ты же не понимаешь, к чему я клоню, — продолжал Диллон. — Они пока хотели меня просто припугнуть — и им это удалось. Я боюсь. Я боюсь страшно и делаю только то, что другие делают, я как все — и я не хочу иметь дело с большим жюри, может, только потому, что боюсь. Пусть они утрутся. «Он нас забоялся и не стал капать». А может, и нет. А я все же соглашаюсь тебе помогать, что бы там ни было, но с меня хватит. Я хочу спокойно ходить по улицам, хочу четко видеть разницу: что опасно, а что нет. Мне тут недавно пришло письмо от парня, о котором я тебе рассказывал, и знаешь, что он пишет? Он пишет: «Мне осталось семь месяцев, а потом меня отпустят вчистую. Ни инспектора по делам о помиловании — ничего! А пока я хочу для себя решить — убить мне эту суку или нет. Сейчас я думаю — не стоит».

Ты понимаешь? Никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Никогда не знаешь, что они сделают. Если бы я знал наверняка, мне было бы все равно. Им бы и фургон не надо было выкатывать — я бы сам себя порешил.

- О'кей, — сказал Дейв. — Скажи, разве я тебе когда-нибудь обещал, что мы тебе обеспечим спокойную жизнь? Разве я когда-нибудь говорил тебе такую туфту?

- Нет. Ты мне лапшу на уши не вешал. Никогда. Это точно.

- О'кей. Я понимаю, в какой ты сейчас ситуации. О поляке ты мне ничего не скажешь. Ничего. Ну и ладно.

- Спасибо, — сказал Диллон.

- Ни хрена, спасибо! — сказал Дейв. — Мы же старые друзья. Я еще ни разу в жизни не просил друга сделать то, чего он сделать не может, если я знал, что он этого сделать не может. Да сейчас весь город затаился из-за этого большого жюри. У нас сейчас тишь да гладь, какой еще не было.

- Да, сейчас мало что происходит, — согласился Диллон.

- Господи ты Боже мой! — воскликнул Дейв. — Да я и сам в курсе. Знаешь, меня же посадили на наркотики. Меня не было в городе недели три. И что же, я возвращаюсь — и оказывается, все тихо. За время моего отсутствия ничего не произошло. Вы, ребята, похоже, в прятки друг с другом играете. Да им бы надо созывать это большое жюри раз в три недели. Это уж точно! Тогда вы малость простынете. Мне начхать, если этих ребят не возьмут. Уровень преступности снизился на шестьдесят процентов — так что пусть об этом беспокоятся крутые.

- Кончай свистеть, — сказал Диллон.

- Послушай, в городе все тихо. Ты можешь говорить все, что хочешь, но большое жюри взяло вас, ребята, за яйца, да так крепко, что вам скоро будет ни вздохнуть, ни охнуть. К концу недели Арти Ван сядет на углу чистить ботинки прохожим или начнет торговать газетами у метро, а, может, заделается сутенером. Тебе придется оформлять пособие по безработице, парень!

- Перестань! — крикнул Диллон.

- Ну хорошо, это был дешевый треп. Извиняюсь. Но в городе и впрямь все тихо, ничего не происходит.

- Кое-что происходит.

- Ребята собрались у кого-то на хазе посмотреть порнушку? — сказал Дейв.

- Хочешь знать? — спросил Диллон. — Я сам не понимаю, что именно происходит. Меня в последнее время стали избегать. Но кое-что происходит. В бар все время названивают, спрашивают кого-то. Не знаю уж, что именно, но что-то готовится.

- Вот тебе твоя двадцатка, — сказал Дейв. — Кто названивает?

- Помнишь Эдди Кривопалого?

- Очень хорошо помню, — сказал Дейв. — Кто ему нужен?

- Джимми Скализи, — ответил Диллон.

- Да ну! И он нашел его?

- Не знаю. Я у них только на связи.

- Но тебе же называют номера, — сказал Дейв.

- Телефонные номера — подумаешь! У меня же лицензия на торговлю спиртным. Я законопослушный гражданин.

- Ты работаешь на парня, у которого есть лицензия, — возразил Дейв. — Ты его хоть раз видел? У тебя несколько судимостей.^[11]

- Ну ты же знаешь, как оно бывает, — сказал Диллон. — Да, я работаю на парня, у которого есть лицензия на торговлю спиртным. Иногда я сам это забываю.

- Хочешь забыть наш разговор? — спросил Дейв.

- Еще как!

- Ну, тогда веселого Рождества.

Глава седьмая

Сэмюэль Т. Партридж услышал, что жена и дети спускаются вниз: длинные полы их банных халатов шуршали о ковровую дорожку, устилавшую ступеньки лестницы. Девчонки громко обсуждали дела в детском саду, а сын что-то спрашивал у матери о завтраке. Сэмюэль лениво принял душ и побрился, потом оделся и отправился завтракать. Его ждали обычные яичница и кофе.

Спустившись в гостиную он увидел, что дети стоят около кресла-качалки. В кресле-качалке сидела жена. Лица у всех были очень бледными. На кушетке сидело трое мужчин, одетых в голубые нейлоновые ветровки, а лица их скрывали натянутые через голову нейлоновые чулки. Каждый держал в руке по револьверу.

- Папа! Папа! — сказал сын.

- Мистер Партридж, — сказал один из гостей. Черты его лица были пугающе искажены под плотно облегающим нейлоном. — Вы являетесь вице-президентом Первого сельскохозяйственного коммерческого банка. Мы сейчас поедем в банк — вы, я и мой друг. Другой мой друг останется здесь, в доме, с вашей женой и детьми и проследит, чтобы с ними ничего не случилось. С ними и с вами ничего не случится, если вы будете делать то, что я вам скажу. Если вы откажетесь, по крайней мере, одного из вас придется убить. Вы поняли?

Сэм Партридж проглотил гнев вместе с внезапно скопившейся во рту слюной.

- Понял, — сказал он.

- Наденьте пальто, — сказал гость.

Сэм Партридж поцеловал жену в лоб. Потом поцеловал по очереди детей и сказал:

- Не бойтесь, все будет хорошо. Слушайтесь маму. Все будет хорошо.

По щекам жены катились слезы.

- Ну-ну! — сказал он. — Они вас не тронут, им же нужны деньги, а не ваши жизни.

Она вздрогнула в его объятиях.

- Это правда, — сказал гость. — Мы не любим обижать людей. Мы любим деньги. Если вы не начнете делать какие-нибудь глупости, никто не пострадает. Ну, поехали в банк, мистер Партридж.

На подъездной аллее позади дома стоял старенький четырехдверный «форд» голубого цвета. Впереди сидели двое в таких же масках из чулок, и голубых нейлоновых ветровках. Сэм Партридж сел сзади. Двое из тех, что ворвались в дом, сели по бокам от него. Водитель заметил:

- Вы поздно встаете, мистер Партридж. Мы вас очень долго ждали.

- Извините за причиненное беспокойство, — ответил Сэм Партридж.

Человек, который выступал в роли парламентера в доме Партриджа, заговорил:

- Я понимаю, что вы сейчас испытываете. Я вижу, вы смелый человек. Вам не надо это доказывать лишний раз. Парень, к которому вы только что обратились, убил по крайней мере двоих. Насколько мне известно. О своих делах я не стану вам рассказывать. Сидите спокойно и постарайтесь вести себя благоразумно. Это ведь не ваши деньги. Все застраховано. Нам нужны только деньги. Мы не хотим никого покалечить. Нам придется, если что, но мы этого не хотим. Вы согласны вести себя благоразумно?

Сэм Партридж промолчал.

- Готов поспорить, что бы будете вести себя благоразумно, — продолжал парламентер. Он вытащил голубой платок из кармана куртки и передал его Сэму Партриджу. — Я хочу вас попросить завязать свои глаза. Я помогу вам сделать узел. Потом сядьте на пол вот здесь.

«Форд» тронулся, как только Партридж присел на корточки между передним и задним сиденьем.

- Не пытайтесь подсматривать, — сказал парламентер. — Нам надо снять эти дурацкие чулки на то время, что мы будем ехать. Когда мы подъедем к банку, пожалуйста, потерпите, пока мы снова их наденем. Мы зайдем в банк с заднего входа, как вы обычно туда и заходите. Мы будем все время вместе. О моих друзьях не беспокойтесь. А своим сотрудникам скажите, чтобы они ни под каким видом не открывали центральный вход и не раздвигали шторы. Мы подождем, когда реле времени откроет замок хранилища. Потом мои друзья займутся наличностью. Когда мы закончим, вернемся в эту машину. Вы скажете своим сотрудникам, чтобы они не вызывали полицию. Я понимаю, что это не очень удобно, но вам все-таки придется вернуться в этой машине домой таким же образом. Мы заберем нашего друга, который остался у вас дома. Когда отъедем на безопасное расстояние, мы вас отпустим. Мы не собираемся стрелять в вас, но убьем, если вы нас вынудите. Точно так же мы не собираемся стрелять ни в кого в банке, если только кто-то не выкинет какую-нибудь шутку. Вы правильно сказали: нам нужны деньги. Поняли?

Сэм Партридж промолчал.

- Вы меня не раздражайте, — сказал налетчик. — У меня же пистолет в руке. Так что, не надо меня сердить. Вы меня поняли?

- Понял, — сказал Сзм Партридж.

В банке, когда Сэм Партридж объяснил сотрудникам сложившуюся ситуацию, миссис Гринен тихо разрыдалась.

- И скажите им о тревоге! — шепнул налетчик.

- Через несколько минут, — сказал Сэм, — сработает реле времени, и замок хранилища откроется. Эти люди возьмут оттуда то, за чем они сюда пришли. Потом я уеду с ними. Мы поедем ко мне домой. Там остался еще один человек — с моими домашними. Мы заберем его и уедем. Этот человек пообещал мне, что ни я, ни моя семья не пострадаем, если никто не станет им мешать. Меня отпустят, как только они удостоверятся, что им удалось уйти. У меня нет другого выбора — приходится верить им на слово. Поэтому я вас всех прошу: не включайте сигнал тревоги.

- Скажите им: пусть сядут на пол, — продолжал налетчик.

- Пожалуйста, все сядьте на пол.

Миссис Гринен и остальные неловко устроились на полу.

- Пошли к сейфу, — сказал налетчик.

Стоя у двери большого банковского хранилища, Сэм Партридж сконцентрировал свое внимание на двух предметах. На крошечном циферблате в стальной двери над замком: часы показывали восемь сорок пять. Две стрелки слились в одну. Минутная стрелка словно замерла. В восемнадцати дюймах левее циферблата, в двух футах ниже уровня глаз, Сэм видел руку налетчика в черной перчатке. Рука крепко сжимала большой черный револьвер. Сэм видел, что вдоль ствола идет продольная насечка, а рукоятка расширяется у основания, скрывая верхнюю часть ладони. Еще он рассмотрел золотые крупинки, впаянные в черную сталь барабана. Курок револьвера был оттянут назад. Минутная стрелка, казалось, не двигалась.

- Когда открывается замок? — спросил налетчик.

- В восемь сорок восемь, — ответил Сэм равнодушно.

В июле они с детьми ездили в Нью-Хэмпшир и сняли в Кентервиле коттедж на берегу озера. Однажды утром он взял напрокат лодку, простую алюминиевую лодку с мотором, и, пока жена спала, отправился с детьми порыбачить. Около одиннадцати они вернулись, потому что сыну захотелось в туалет. Они причалили к берегу, и дети побежали по тропинке в высокую траву, а потом по траве к дому. Сэм вытащил из лодки леску с болтающимися на ней четырьмя маленькими щучками и бросил рыбу на тропинку. Потом полез в лодку за удочками, коробкой с наживкой, термосом и ребячьими свитерами. Схватив все это в охапку, он выпрямился и поглядел на тропинку, на то место, куда бросил рыбу.

На береговой гальке, недалеко от брошенных рыб, лежала, свернувшись кольцами, толстая гремучая змея. Голова ее возвышалась над землей, наверное, на целый фут. Хвост с погремушками лежал возле толстых колец змеиного тела. Она только что выползла из воды. Ее гладкое мускулистое тело было мокрым и поблескивало на солнце. На коже отчетливо были видны коричнево-черные узоры. Черные глаза змеи блестели, а тонкий черный язычок то и дело вылезал из почти плотно сжатого рта. Кожа под нижней челюстью была светлая. Солнце приятно грело змею и Сэма, которого прошиб холодный пот. И он, и змея оставались неподвижными, только черный тонкий змеиный язык, как черное пламя, то появлялся, то исчезал. Прошла, кажется, целая вечность. Сэм почувствовал страшную слабость. Поза, в которой он замер с детскими вещами и снастями, была страшно неудобной, и мускулы уже начали ныть. А имея, похоже, пригрелась на солнышке. Она не издавала ни звука. Сэм стал лихорадочно вспоминать — и не мог вспомнить, начинают ли гремучие змею греметь своими погремушками перед тем, как броситься в атаку на противника. Снова и снова он уверял себя, что это не имеет никакого значения, что эта змея без труда сумеет осуществить свой инстинктивный ритуал достаточно быстро, чтобы потом метнуть свое гибкое тело на него, а он не успеет увернуться. И снова и снова он пытался себя успокоить. «Эй, послушай, мысленно обратился он тогда к змее, вот рыба, можешь ее взять. Ты слышишь? Можешь сожрать эту чертову рыбу!».

Змея оставалась неподвижной еще какое-то время. Потом ее кольца начали выпрямляться. Сэм решил отпрыгнуть, как только она начнет подползать к нему. Он знал, что в воде гремучие плавают быстрее, чем люди, и у него под рукой не было никакого оружия. Змея точно подчинила его своей воле. Она медленно развернулась на гальке. Камушки под ее весом с хрустом откатывались в сторону. Змея устремилась вверх по склону, в противоположную от их коттеджа сторону. Вскоре она исчезла в траве. Сэм осторожно сложил все вещи на дно лодки, и тут его охватила дрожь…

Налетчик спросил:

- Ну, долго еще ждать?

Сэм перевел взгляд с блестящего черного револьвера на часы.

- Что-то стрелка совсем не двигается. Сейчас, наверное, восемь сорок семь. Вообще-то время по ним узнавать нельзя. Эти часы просто показывают, что реле работает… Когда он рассказал жене про змею, она заявила, что они немедленно уезжают, и пускай оставшиеся четыре дня, уже оплаченные, пропадают. Но он возразил ей: «Мы тут пробыли — сколько, девять дней? А змея тут прожила всю жизнь, и судя по ее размеру, живет она уже порядочно. Наверное, тут везде змеи. Она же не укусила детей. Так что нет оснований считать, что до субботы она станет агрессивнее. Мы же не можем сбежать отсюда куда-нибудь в Ирландию только потому, что существует опасность быть укушенным змеей». И они остались. Но с того дня стали внимательно осматриваться по сторонам, когда ходили по высокой траве вблизи коттеджа и по береговой гальке и когда плавали в озере. Сэм постоянно выискивал в воде плоскую головку с блестящими глазами и толстыми кольцами гибкого тела.

- Может, попробуете? — спросил налетчик. — Или если замок открыть раньше времени, сработает сигнализация?

- Нет, — сказал Сэм. — Просто замок не откроется. Но в нужное время замок щелкает. Так что нет смысла даже пытаться открыть сейф, пока не раздастся щелчок.

В этот момент внутри замка что-то хрустнуло.

- Вот! — сказал Сэм. Он стал крутить колесо замка.

Налетчик сказал:

- Когда откроете, отойдите к своему рабочему столу, чтобы я мог видеть и вас, и всех остальных одновременно.

Сэм встал около своего стола и начал рассматривать фотографии жены и детей. Эти снимки он сделал когда-то давно. На его столе стояла подставка для ручек. В ней торчали две ручки. Рядом с подставкой — радиоприемник. Жена дала ему приемник, чтобы он мог его слушать в те дни, когда задерживался в банке допоздна. На краю стола лежала сложенная вчерашняя «Уолл-стрит джорнэл». Миссис Гринен разбирала утреннюю почту и всегда приносила ему газету. Теперь ее привычный трудовой ритм нарушен. Она весь день не присядет: последние клиенты начнут названивать в банк, интересоваться процентами, депозитами и снятыми со счетов суммами, потому что чеки, отправляемые по почте, сегодня запоздают. Нет, нет, что-то обязательно появится в глистах, что-то скажут в теленовостях.

Двое других налетчиков, зашедших в банк, сдвинулись с места. У них в руках появились зеленые пластиковые мешки, которые они вытащили из-под курток и развернули. Они вошли в хранилище, ни слова не говоря. Черный револьвер не шелохнулся.

Двое вышли из хранилища. Они положили туго набитые зеленые мешки на пол. Один из них достал третий мешок и развернул его. Он снова вошел внутрь. Другой вытащил револьвер и кивнул.

Парламентер сказал Сэму:

- Когда он вернется, напомните своим сотрудникам о сигнализации. Потом скажите, что будет небольшая стрельба, но никто не пострадает. Мне придется ликвидировать вот эти телекамеры.

- Не утруждайте себя, — ответил ему Сэм. — Они установлены для того, чтобы отслеживать людей, которые обналичивают фальшивые чеки, за чем мы обычно не можем проследить. Все присутствующие здесь и так наблюдали вас в течение десяти минут. Они же вас не смогли рассмотреть. Зачем рисковать? Тут рядом есть аптека, и она уже открыта. Если вы думаете, что у нас звуконепроницаемые стены, то вы ошибаетесь. Когда начнется стрельба, сюда наверняка кто-нибудь придет.

- Смотри-ка, дельный совет, — сказал парламентер.

- Я просто не хочу сам пострадать и не хочу, чтобы пострадали другие, — объяснил Сэм. — Вы же предупредили, что не будете стрелять. Я вам верю. Эти камеры зафиксировали то же, что видел и я: группу перепуганных людей и трех мужчин с чулками на головах. В таком случае вам придется всех нас тоже убить.

- Ладно, — согласился парламентер. Третий налетчик вышел из хранилища с туго набитым мешком. — Вот что скажите им: мои друзья сейчас выйдут на улицу и сядут в машину. Потом выйдем мы с вами и поедем к вам домой. Ваши сотрудники должны открыть банк и в течение часа, по крайней мере, никому ничего не говорить о случившемся. Если они выполнят все это, может быть, вы останетесь в живых.

- Послушайте! — обратился Сэм к сотрудникам банка. — Мы сейчас уедем. Как только задняя дверь служебного выхода закроется, поднимитесь с пола и займите свои рабочие места. Откройте центральную дверь и раздвиньте шторы. Делайте вид, что ничего не случилось. Очень важно, чтобы у этих людей был по крайней мере час времени на отход. Я знаю, вам это будет нелегко. Но сделайте все, что в ваших силах, и если кто-нибудь придет в банк и попросит выдать ему крупную сумму наличными, скажите, что дверь хранилища сломалась, и мы вызвали мастера открыть замок.

Обратившись к парламентеру, он сказал:

- Пусть кто-нибудь из ваших закроет дверь хранилища.

Парламентер жестом указал на дверь. Второй налетчик пошел ее закрывать. Парламентер кивнул, и двое других налетчиков подхватили пластиковые мешки с пола и исчезли в коридоре, ведущем к служебному выходу.

- Пожалуйста, не забудьте, что я вам сказал, — обратился Сэм к сотрудникам банка. — Все теперь будет зависеть от вас — и тогда никто не пострадает. Пожалуйста, постарайтесь.

Оказавшись в машине, Сэм не увидел пластиковых мешков. Потом он заметил, что отсутствует один из грабителей. Он сел рядом с парламентером на заднее сиденье. Водитель завел мотор.

- А теперь, мистер Партридж, — сказал парламентер. — Я прошу вас снова надеть на глаза повязку и присесть здесь на полу. Мои друзья, сидящие на переднем сиденье, снимут свои маски. Когда мы приедем к вам домой, я помогу вам выйти из машины. Вы снимите повязку, чтобы не напугать ваших домашних. Мы заберем нашего друга и вернемся в машину. Вы опять наденете повязку, и, если все будет нормально, вы очень скоро окажетесь на свободе в полном здравии. Поняли?

В гостиной жена и дети, похоже, продолжали оставаться на тех же местах, где он их увидел, спустившись по лестнице утром. Жена сидела в кресле-качалке, дети обступили ее с трех сторон. Он с первого взгляда понял, что за все это время они не проронили ни слова. Четвертый грабитель поднялся с кушетки, едва они показались на пороге.

Сэм сказал:

- Я должен ненадолго уехать с этими людьми, и все будет в порядке, ладно? — Дети молчали. Он обратился к жене: — Знаешь, позвони в школу и скажи, что мы все заболели, а дети сегодня на занятия не придут.

- И ни слова больше, — сказал парламентер.

- Я же делаю все, как вы и просили, — сказал Сэм. — Если она не позвонит в школу, они сами начнут звонить.

- Замечательно. Смотрите только, чтобы она по ошибке не набрала номер полиции штата. Ну, пошли!

Выйдя на улицу, Сэм опять надел повязку на глаза. От внезапной смены дневного света на тьму у него закололо в глазах. Его повели к машине. Там его прижали к полу. Он услышал, как взревел мотор, до его слуха донесся металлический лязг трансмиссии — машина дала задний ход. Потом он почувствовал, что «форд» рванулся вперед. А чуть погодя понял, что они выехали с подъездной аллеи на улицу и свернули налево. Когда машина притормозила и свернула направо, он догадался, что они едут по шоссе номер 47. Машина проехала довольно большое расстояние без остановки. Сэм стал думать, сколько светофоров они могли проехать. Но не мог в точности сосчитать. Он уже не понимал, где они едут. В машине все молчали. Один раз он услышал, как чиркнули спичкой, потом запахло сигаретным дымом. Он подумал: «Ну вот уже скоро».

Двигатель заурчал по-другому, и машина медленно сбросила скорость. Парламентер сказал:

- Я сейчас открою дверь. Обопритесь ладонями о сидение и сядьте. Я возьму вас под руку и выведу из машины. Мы находимся у кромки пастбища. Когда вы выйдете, я укажу вам направление, и вы пойдете прямо. Вы услышите, как я сяду в машину. Стекло будет опущено. Я нацелю на вас револьвер и буду держать на мушке. Вы идите как можно дальше. Через какое-то время вы услышите, как машина отъезжает. Обещаю вам, мы будем тут довольно долго. На слух вы не сможете определить, здесь мы еще или нас уже нет. Сосчитайте до ста. Потом снимите повязку с глаз и молите Бога, чтобы мы уже были далеко.

От долгого лежания в скрюченной позе у Сэма затекли ноги. Он, пошатываясь, встал на обочине. Парламентер взял его за плечо и отвел в поле. Сэм почувствовал, что стоит в высокой мокрой траве.

- Идите, мистер Партридж, — сказал парламентер. — И спасибо за сотрудничество.

Сэм услышал, как зашуршали шины по гравию. Он шагал вперед во тьме, и неровная поверхность поля пугала его. Он боялся оступиться и упасть в канаву. Он боялся наступить на змею. Он досчитал до тридцати четырех и сбился. Он начал считать заново и дошел до пятидесяти. Ему стало трудно дышать. «Ну все, думал он, ну все. Больше не могу ждать!» Он снял повязку, думая, что сейчас ему выстрелят в спину. Он стоял один-одинешенек на огромном ровном пастбище, окаймленном дубами и кленами. Голые деревья уныло чернели в утреннем ноябрьском небе. Он на мгновение зажмурился, потом обернулся и увидел ярдах в двадцати позади себя пустое шоссе. На негнущихся ногах он побежал к шоссе.

Глава восьмая

Без пяти шесть Дейв Фоли вырвался из потока транспорта на шоссе номер 128 и припарковал свой «чарджер» на автостоянке перед гриль-баром «Ред Коуч» в Брейнтри. Он вошел в бар и сел за столик в дальнем конце зала, так, чтобы видеть вход и телевизор над стойкой бара. Он заказал водку-мартини со льдом и лимонной коркой. После того, как белый диктор энергично перечислил основные события дня, начали передавать вечернюю сводку новостей. Когда официантка поставила перед Фоли его стакан, чернокожий репортер — у него были обильные складки кожи под нижней челюстью и сильный северо-восточный акцент — сообщил первую новость:

- Сегодня утром четверо вооруженных людей в масках из нейлоновых чулок совершили налет на Первый сельскохозяйственный коммерческий банк в Хоупдейле и похитили девяносто семь тысяч долларов. Бандиты ворвались в дом одного из руководителей банка Сэмюэля Партриджа на рассвете. Взяв в качестве заложников членов семьи банкира и оставив одного сообщника в доме, грабители заставили Партриджа сопровождать их в банк. Служащие банка под дулами пистолетов были вынуждены позволить грабителям забрать из большого банковского сейфа практически всю имеющуюся наличность, за исключением нескольких монет и банкнот малого достоинства. После налета Партриджа отвезли обратно к нему домой. Там к бандитам присоединился их сообщник, которого они оставляли сторожить членов семьи банкира. Патриджа с завязанными глазами снова посадили в машину и высадили на шоссе номер 116 близ Аксбриджа, на границе с Род-Айлендом. Голубой «форд» — по-видимому, машина, которой воспользовались грабители для бегства с места преступления, — был обнаружен в двух милях от этого места. Следствие ведут спецподразделения ФБР и полиции штата. Как сообщил мне сам Партридж…

Рослый негр в голубом двубортном шелковом костюме вошел в бар и замер, обводя помещение глазами. Фоли встал и помахал ему.

- Дитцер, — воскликнул Фоли, — как проходит у тебя борьба за гражданские права?

- Мы явно проигрываем, — ответил негр. — Утром я своей сказал, чтобы к ужину не ждала, так мне теперь придется три месяца выносить мусор, а по субботам водить детей в зоосад.

- А что вообще слышно, старина? — спросил Фоли.

- Слышно, что тут иногда подают стаканчик, — сказал негр. — Можно и мне?

Фоли махнул официантке, указал на свой стакан и поднял вверх два пальца.

А пожрать тут нельзя, Фол? — спросил негр.

- Отчего же, можно и пожрать, — сказал Фоли.

Я беру бифштекс.

- «Дядя» платит? — спросил негр.

Меня бы это не удивило.

- Ага, ну вот теперь я кое-что начинаю припоминать. Так о чем мы?

- Да я вот решил заняться налетами, — сказал Фоли. — Хочу сколотить сборную команду. Мы же будем непобедимыми, Дитдер. Четверо каких-то сопляков, ничуть не круче, чем мы с тобой, сегодня утром взяли без шума девяносто семь штук из какого-то занюханного банка. А мы с тобой — достойные молодые люди, добрые отцы семейств, сидим на говенной зарплате.

- По радио сообщили — сто пять тысяч, — сказал негр.

- Ну вот видишь, Дитцер, — сказал Фоли. — За полдня работы! Теперь им только надо думать, как бы не попасть в лапы фэ-бэ-эровцам. Ты будешь вытряхивать мусорное ведро аж до Пасхи, а они будут загорать на пляже в Антигуа. А я буду бегать как бобик в снегу по уши до Дня рождения Вашингтона,^[12] выслеживая домохозяек, которые платят по десятке за шесть унций липтоновского чая и за две унции дрянной травы.

- А я вот подумываю: не пойти ли в коммуну к хипарям, — сказал негр. — Я слыхал, есть одно клевое местечко под Лоуэллом. Приглашаются все желающие: ходишь без одежды и целый день трахаешь кого ни попадя, а потом всю ночь сосешь домашнее вино. Одна только заковырка: я слыхал, они там только и жрут что одну репу.

- Ты уже слишком стар для коммуны, — сказал Фоли. — Тебя не примут. Тебе бы больше подошла государственная должность с хорошим жалованьем и секретаршей, которая приходила бы к тебе в кабинет, раздевалась до трусиков и отсасывала…

- Я уже пробовал наниматься на такую работу, — сказал негр. — У меня как раз была одна должность на примете. Платят тридцать кусков в год, дают «кадиллак» и белого шофера. Но мне сказали, место уже занято. Каким-то хмырем с юридического факультета Гарварда, который отрастил себе патлы до пупа, бороденку и расхаживает в ковбойских сапогах. Мне сказали, что у меня не та квалификация, чтобы вести народ в землю обетованную и что им нужен симпатичный еврейчик, который не моется по утрам.

- А мне казалось, у евреев с гражданскими правами все в порядке, — сказал Фоли.

- И мне казалось, — сказал негр. — Теперь им подавай хорошую работу.

- Твои братья будут очень огорчены, когда узнают об этом. Может, мне позвонить в военную разведку, чтобы они зарядили свои кинокамеры и готовились к мощной демонстрации протеста?

- Может, и не стоит. Тут надо действовать по-другому: замолвить словечко какому-нибудь шибко совестливому окружному прокурору, и он с ними живо разберется.

- Может, достаточно будет задействовать члена муниципального совета? — спросил Фоли.

- Это даже лучше, — сказал негр. — А еще лучше — если это будет женщина! Они все очень сердобольные. С ними всегда можно договориться.

- Ладно, а как поживают братья?

- Ах, бедный Дитцер, так ты ничему и не научился! Неужели ты не понял еще, что если тебе нюнит белый, значит у него опять вырос зуб на пантер».

- Что, Фол, опять «пантеры»?

- Сам не знаю, — ответил Фоли. — Я не знаю, его. Я даже, по правде сказать, не знаю, есть ли вообще что-нибудь. Но меня бы не очень удивило, ее ни бы я узнал, что тут опять действовали «пантеры». Если верить газетам, они большую часть времени проводят в залах суда, где стреляют друг в дружку.

- Ну, не все они! — сказал негр. — Простые бойцы работают официантами.

- А может, кто-то из них хочет приобрести автоматы?

- Почему бы и нет. Многие же вопят: «Долой свиней!» Если бы я был с ними, я бы уж точно захотел прикупить автомат на тот случай, когда «свиньи» озвереют.

- А ты никого не знаешь, кто хочет купить? — спросил Фоли.

- Брось, Дейв! — обиделся негр. — Ты же меня знаешь: черномазый на побегушках у белого господина. Я знаю о «пантерах» не больше твоего. Не больше других братьев. Неужели у тебя кроме меня никого нет? Неужели вы, ребята, не сумели никого завербовать там у них, чтобы он вам стучал? То есть, если ты меня спрашиваешь о чем-то, ты мне говоришь: парень, помоги, очень надо. Ты хочешь узнать, о чем болтают на улицах, — я тебе могу сказать. Но я же на госслужбе! Пусть и правительство у меня не то, но все ж таки на госслужбе. Братья со мной ни о чем не толкуют. Нет, конечно, болтают о том о сем. Но серьезно — никогда. Если бы они закупали танки, они бы мне об этом ни за что не рассказали.

- Дитцер, окажи мне услугу. Я хочу, чтобы ты навострил уши. Порасспроси людей. У меня есть сведения, что братья что-то замышляют. Они прикупают «пушки» у кого-то, кто связан с «крутыми» из мафии. И это меня беспокоит.

- Господи! — удивился негр. — Ну, о конкуренции между ними я слыхал. Всегда найдется какой-нибудь идиот, который вздумает с ними тягаться. Но договор? Это для меня новость.

- И для меня новость, — сказал Фоли. — Слушай, постарайся что-нибудь узнать, а, Дитцер?

Глава девятая

Джеки Браун нашел светло-коричневый «микроавтобус» на верхнем уровне подземного гаража на Коммон — у входа в метро на углу Бикон-стрит и Чарльз-стрит. В салоне микроавтобуса было темно. Все окошки были затянуты цветастыми шторами. Незанавешенным было только боковое стекло водителя. Он постучал по стеклу.

В окошке показалось пухлое лицо, обрамленное всклокоченными светлыми волосами до плеч. На лице поблескивали глаза, в которых застыло подозрение. Джеки Браун молча смотрел на водителя. Через некоторое время водитель поднял руку и приоткрылфорточку.

- Чего тебе? — спросил он.

- А тебе? — спросил Джеки Браун. — Мне тут кое-кто сказал, что у тебя в чем-то нужда.

- Что-то я не понял, — произнес голос из микроавтобуса.

- Ну и х… с тобой! — сказал Джеки Бран. Он повернулся и пошел.

Опустилось заднее левое стекло. Другой голос, чуть повыше первого, произнес:

- Ты что-нибудь продаешь?

- Смотря что, — уклончиво ответил Джеки Браун.

- Погоди!

Джеки Браун обернулся. Но назад не пошел. Он стоял шагах в десяти от микроавтобуса.

Он ждал.

За стеклом дверцы водителя снова появилось пухлое лицо. Снова приоткрылась форточка, и тот же голос произнес:

- Ты легавый?

- Естественно! — воскликнул Джеки Браун.

- Кончай вешать туфту, мужик! Ты что, тот парень, которого мы ждем?

- Смотря кого вы ждете, — сказал Джеки Браун. — И смотря что вам нужно.

- Погоди! — Лицо за стеклом исчезло. Потом появилось снова. — Подойди к автобусу.

Задняя дверца микроавтобуса распахнулась, и за ней Джеки Браун увидел девушку, которая пригласила его залезть внутрь. Она была похожа на Миа Фарроу. Он вытаращился на нее.

- Ты кто?

- Иди сюда! — приказала она.

Внутри автобуса оказались крошечный умывальник и двуспальная кровать. И средневолновый радиоприемник. На кровати лежал автоматический пистолет сорок пятого калибра. По полу были рассыпаны книжонки в бумажных обложках. Из салона сильно пахнуло сигаретным дымом.

- Послушай, — сказал Джеки. — Я пришел сюда делать бизнес. А вам бы, ребята, только потрахаться да травку покурить. На хрена вы меня вызвали? Я-то решил, что иду на встречу дело обсуждать.

Из-за спинки сидения водителя показалось пухлое лицо.

- Это Андреа, — произнес обладатель пухлого лица. — А я Пит.

- А я Джеки, — ответил Джеки Браун. — Ну и какого черта ты тут делаешь, Андреа?

- Это все имущество Андреа, — сказал парень и ткнул пальцем в потолок, потом в стены микроавтобуса. — У Андреа есть бабки. Андреа хотела с тобой повидаться.

- Я хотела с тобой повидаться, — подтвердила Андреа.

- Извини, — сказал Джеки Браун. — Наверно, мне дали не тот номер. Я думал, что мне назначил встречу покупатель.

- А ты решил, что это будет черный? — спросила Андреа.

- Угу!

- Это был Милт. Он с нами. Милт — наш. Он тебе говорил о нас. Это мы хотели с тобой повидаться.

- Зачем?

- Мы так понимаем, что ты можешь достать автоматы?

- Слушай, девочка, — сказал Джеки, — если ты хочешь подпалить себе жопу — дело твое. Но на хрена тебе автомат?

- Я хочу взять банк, — ответила она.

- Могу сделать тебе пять автоматов к пятнице, — сказал Джеки Браун. — «М-16». Триста пятьдесят — штука. Если нужны патроны, добавишь.

- Сколько добавить?

- Двести пятьдесят за пятьсот.

- То есть всего две тысячи!

- Что-то вроде того.

- Будь здесь в пятницу с товаром.

- Половину гони сейчас, — сказал Джеки Браун. — Автоматы — товар крутой. Штуку вперед.

- Выдай ему тысячу долларов, Пит, — распорядилась Андреа.

Джеки Браун взял конверт с деньгами. Там было двадцать пять пятидесяток.

- В пятницу вечером в половине девятого, — повторила девушка.

- В пятницу днем в половине четвертого, — начал Джеки Браун, — Позвонишь вот по этому номеру и попросишь Эстер. Тебе скажут, что Эстер вышла, и спросят, куда тебе можно позвонить. Оставайся в телефонной будке — дашь им номер телефона-автомата. Трубку не вешай, держи у уха. Делай вид, что разговариваешь. Рычаг нажми и жди звонка. Через три минуты телефон зазвонит. Тебе скажут, куда ехать — это будет место, куда можно добраться от центра Бостона за сорок минут. И учти: через сорок пять минут после того, как тебе скажут, куда ехать, автоматы оттуда уплывут, и этот твой аванс тоже уйдет.

- Что-то мне это не нравится, — сказал Пит.

- Мне насрать на то, нравится тебе или нет, — продолжал Джеки Браун. — Когда я толкаю автоматы таким, как вы, у меня всегда возникают две проблемы. Первая — торговля автоматами В этом штате за такие дела светит «пожизненное». Вторая — то, что их приходится продавать таким, как вы. Вам нельзя верить. Если вам известно, когда и где я буду, всегда есть риск, что остальных денег я не увижу. И есть риск, что у меня отберут мои автоматы. И вот еще что: остаток денег привезете с собой. Не будет бабок, не будет и автоматов. Приедете только вы двое. Это учтите. У меня немножко больше, чем пять автоматов. И те, другие, будут держать вас на прицеле.

- Сволочь! — не выдержала Андреа.

- Жизнь — суровая штука, — сказал Джеки Браун. — Очень суровая штука. Спокойной ночи.

Глава десятая

Коренастый, похоже, торопился и не был расположен к долгой беседе.

- За тобой еще десять «пушек». Нужны срочно. Когда я их получу?

Джеки Браун пожал плечами.

- А я откуда знаю? Я тебе приволок первую партию, когда обещал, а вторую дюжину вообще на неделю раньше срока. Сам нидишь, я делаю все, что могу. Иногда на это требуется немало времени.

- Вот со временем у меня как раз и напряг, — вздохнул коренастый. — Я же тебе говорил, с кем я имею дело. Они меня торопят. Завтра я должен встретиться с покупателем. Мне нужны «пушки».

- К завтрашнему вечеру не получится, — ответил Джеки. — Я вряд ли смогу их приволочь раньше конца недели. Ты же должен понимать: с конвейера сходит определенное количество оружия и в определенный срок. А когда у тебя смешанный комплект, то это потому, что ты получаешь часть стволов со склада, а часть прямо с конвейера. Я понятия не имею, что они сейчас там выпускают. Может, они гонят новенькие из нержавейки. Просто не знаю. Мне надо пару дней, чтобы выяснить, что у них есть.

- Мне наплевать, из нержавейки или нет, — вспылил коренастый. — Товар нужен к завтрашнему вечеру. У меня будет дальняя ездка, и мне нужно иметь товар при себе.

- Не выйдет, — спокойно сказал Джеки Бран. — Ничего не выйдет. Не могу. Я же сказал: я достаю качественный товар. На это нужно время. Это же тебе не буханку хлеба купить. У меня налажено дело, все работает, как часы. И мой товар — надежный, из-за которого ни у кого не будет неприятностей. И я не собираюсь все это запороть только потому, что вам, ребята, невтерпеж. Мне же надо о будущем думать. Так что ты им скажи: погодите! Товар в пути. К чему такая спешка?

- Первое, что я когда-то запомнил, парень, это никогда никого не спрашивать, почему такая спешка, — ответил коренастый. — Мне сказали: надо торопиться. А я им уже обещал, что они могут на меня положиться. Ведь ты мне сказал, что я могу положиться на тебя. А теперь все выходит по-другому: и у кого-то из нас двоих могут возникнуть большие проблемы. И вот что я тебе скажу, малыш. Это второй урок, который я выучил. Если у одного из нас будут проблемы, то будут они у тебя, это я тебе говорю точно.

- Э, послушай… — начал Джеки Браун.

- Ничего не послушаю! — прервал его коренастый. — Я старше тебя. Всю свою жизнь я просиживал штаны то в одной забегаловке, то в другой и вел дела с такой же вот, как ты, шантрапой, пил себе кофе, жрал там какую-то дрянь и смотрел, как другие отправляются загорать во Флориду, а я в это время вкалываю, как сволочь, чтобы было, чем на следующей неделе расплатиться со слесарем. И в тюряге я сидел, но больше рисковать мне нельзя. Ты можешь мне сколько угодно гнать туфту, вешать лапшу на уши и мозги канифолить. Ты еще сопляк, а туда же: хвост распускаешь передо мной: «Да я такой, да я сякой, да я дела делаю, да ты все получишь, вот увидишь. Все будет полный порядок!». По и ты тоже заруби себе кое-что на носу, малыш. Я тебе советую: лучше запомни это сейчас, потому как, коли ты это обещал и коли ты меня подставил па своих обещаниях, то, парень, ты уж будь добр, не подводи меня и обещания выполняй. Потому что, коли ты сказал: будет так-то, то и должно быть так-то, а не иначе, а коли этого не происходит, то уж будь добр, бери ноги в руки и суетись, суетись! Так что кончай мне гнать эту туфту. Добывай мне к завтрашнему дню десять «пушек», деньги у меня приготовлены, и они мне не нужны завтра к вечеру. Встречаемся на том же месте, что и раньше: я туда подъеду, и ты подъезжай с этими своими «пушками». А если не приедешь, то я тебя начну искать и найду, найду обязательно, потому что искать тебя буду не я один. А мы знаем, как отыскивать людей.

- Сегодня я уезжаю в Род-Айленд, — сказал Джеки Браун. — Вернусь поздно. А завтра, ближе к вечеру мне надо кое с кем повидаться. Можем встретиться завтра где-нибудь пораньше? Я смогу освободиться, скажем, к трем? Потому что ты появился чуть раньше, чем мы договаривались, понимаешь, а у меня на завтра уже назначена встреча. Я же тебе говорю!

- Завтра днем — хорошо, — согласился коренастый. — Увидимся завтра днем на том же месте, что и раньше. У тебя все тот же «плимут»?

- Да. Но меня место не устраивает. Слишком далеко. Мне надо быть здесь к четырем. Я не успею. Я не хочу… не могу так рисковать. Мне надо еще в одно место поспеть.

- Знаешь, где находится торговый центр «Фреш понд»? — спросил коренастый. — В Кеймбридже.

- Ну, — сказал Джеки Браун.

- Там есть бакалея и «Вулворт». Я буду в одном из этих магазинов завтра в три. Встанешь на стоянке. Я тебя увижу. Если все будет чисто, если я решу, что все чисто, я выйду и мы с этим делом закончим. Жди не больше десяти минут. Если я не выйду, значит, что-то не так. Сваливай и отправляйся к тому самому автомату, который ты знаешь. Я тебе туда позвоню и мы передоговоримся.

- За тобой хвост? — спросил Джеки Браун.

- В следующем месяце мне выносят приговор в Ныо-Хэмпшире, — сказал коренастый. — Мне сейчас ни в коем случае нельзя засветиться. Надо быть очень осторожным.

- Ясно, — сказал Джеки. — Но если у нас там сорвется, я не вернусь туда, где мы раньше встречались. Я просто не смогу. Если завтра днем не выгорит, тогда давай встретимся завтра же вечером. Позвони и скажи время, оставь мне номер или адрес и я буду там, где скажешь.

- Ладно, — сказал коренастый. — Завтра я тебя разыщу.

- Не забудь бабки, — напомнил Джеки Браун. — Шестьсот. Возьми с собой. Я это дельце проверну быстро, и мне понадобятся бабки.

- Не дрейфь, — сказал коренастый. — Будут бабки.

Глава одиннадцатая

Фоли извинился за опоздание.

- Мне передали, что ты звонил в контору. А я выбегал в кафетерий. Торопился, как мог. Ну, что случилось?

На площади Лафайетт уличные фонари разогнали сумрак осеннего вечера. У входа в метро пели и танцевали бритоголовые кришнаиты. На них были шафранные одеяния, потрепанные серые свитера и тапки на босу ногу.

- Ничего страшного, — сказал Диллон. — Я не тороплюсь. Но только я подумал, может, тебе это покажется важным. Знаешь, я тут пока сидел, все глядел на этих болванов с косичками и размалеванными рожами, как они тут скачут — да еще приволокли ребенка — смотри: похож на немца или шведа, а вон видишь, его мама и папа скачут, как сумасшедшие, точно в индейцев играют. Ох, бедный малыш. И что он будет делать, когда вырастет? На его месте я бы, наверное, кого-нибудь грохнул. А начал бы с мамочки и папочки, для затравки.

- Э, послушай, — успокоил его Фоли. — Они же никому не мешают.

- Ну и что, — сказал Диллон. — Сам знаю, что никому не мешают, да только я же вижу, как они кидаются на прохожих, на полном серьезе, понимаешь? Прямо-таки уговаривают тебя! Они считают, что все мы должны снять штаны, надеть эти дурацкие халаты, пойти с ними вскачь да еще в барабаны бить. Они же уверены, что рано или поздно так и будет. Это же бред какой-то, а? Я видел, как они подъехали на своем новеньком «олдсе» — куплен, надо думать, на деньги остолопов, которым они морочат голову, — и вот я думаю: так кто же глупее? Они, которые заставляют этих простофиль с ними отплясывать, или я? У меня вот нет новенького «олдса», а есть у меня в кармане только лотерейная карточка на следующий матч, из которой явствует, что я, дурак, опять поставил на «Пэте», сам не знаю, почему. Ничему-то меня жизнь не учит.

- Ты зачем меня вызвал? — перебил его Фоли.

- Слушай, — спросил Диллон, — помнишь нашу последнюю встречу: ты мне все вкручивал, будто в городе ничего не происходит, и все тихо. А я тебе сказал: нет, что-то происходит, да я только не знаю, что. Ну так вот, я был прав.

- Это смотря, что ты имеешь в виду, — ответил Фоли. — Много чего происходит, да только я что-то не вижу, чтобы «крутые» на этом наварили что-нибудь.

- Ну, — сказал Диллон, — сейчас никогда не знаешь, куда смотреть… Но вот что, ты у меня спрашивал, что происходит, а я тебе сказал, что ребята суетятся, все кому-то названивают. Ко мне часто звонят, ищут одного, другого, когда у меня такого нет, а потом вдруг тот, кого ищут, заявляется собственной персоной. А, может, он сам звонит и спрашивает, не звонил ли кто ему. Теперь не так-то много осталось парней, которые дело делают, и они не хотят, чтобы об их делах жены прознали. Не забыл?

- Нет. Ты говорил, что у Эдди Кривопалого какие-то дела с Джимми Скализи.

- Я говорил об Эдди Кривопалом, говорил и о Скализи. Только не помню, чтобы я говорил, что у них какие-то общие дела. Я тебе просто упоминал про них в разговоре — вот и все. И что они часто звонят друг другу. Этот Койл, уж не знаю, как он вообще умудряется ковылять по улицам — у него полные карманы десятицентовиков. Брось его в воду — так ко дну пойдет топором. Вот, сколько у него серебра в карманах!

- Так, ну ладно, — сказал Фоли. — Значит, Эдди часто звонит по телефону.

- А Скализи я уже давно не видел.

- Это я уже знаю. Никто не видел Скализи. Я слышал, он был во Флориде, загорал.

- А я слышал, что нет, — сказал Диллон. — Я слышал, он недавно наварил приличные бабки.

- И это тоже знаю, — сказал Фоли. — Что, все один?

- Ну да! Ты же знаешь Джимми — его любят. Я гак считаю, что дружок щедро его отблагодарил, понимаешь?

- Хорошо иметь друзей.

- А то! Вчера мне в бар позвонил Скализи, но парня, которого он искал, у меня не оказалось, и я ему говорю: ну конечно, передам, что ты звонил, куда тебе можно позвонить? Можешь дать номер? А он мне: «Я тут не задержусь. Но это очень важно. Скажи-ка ему, как только увидишь, что дело важное и что я хочу с ним потолковать — он поймет».

- Та-ак, — сказал Фоли.

- И вот сегодня, — продолжал Диллон. — Сижу я у себя, слушаю рок-станцию и как обычно, мозги у меня уже набекрень — я, может, за весь день продал пива на четыре доллара — никто теперь не берет спиртное, и вот заваливается ко мне, кто бы ты думал — парень, которому Джимми Скал вчера весь день названивал. Ну я, как обычно, дневную выручку пересчитал — жалкие крохи — и потом подхожу к нему, а у него рожа мрачнее тучи — точно ему яйца прищемило дверью в метро, и я ему говорю: слушай, приятель, тебе что принести? А он заказывает стаканчик чистого и пива, господи-прости. Ну, приношу ему и знаешь, заговариваю ему зубы, то да се, а потом говорю — мол, так много людей звонят — и вспоминаю, что его как раз вчера у меня разыскивали. И говорю ему: «Слушай, Джимми Скал с тобой связался?». Ну, тут у него рожа вытягивается, и он говорит: «Нет, я и не знал, что он меня ищет». И по тому, какая у него рожа, я понимаю, что, похоже, он и в самом деле, не знал — такая у него была рожа, точно ему ведро воды на голову вылили. А я говорю: «Ну да, звонил вчера вечером, тебя спрашивал. Сказал, что дело срочное. Так он тебя не нашел?». Понимаешь, я его малость поддеваю. «Нет, говорит, не нашел. А что, он номер оставил?». Я, значит, стою, продолжаю дурака валять, говорю, что так много народу звонит, разве всех упомнишь, все чего-то просят кому-то передать, так что мне и клиентов некогда обслуживать, потому что вечно приходится отвечать на эти дурацкие звонки, а мне все равно никто не доверяет — я же простой телефонист на коммутаторе… Короче, я ему говорю: «Да нет. Я спросил, как ему позвонить, а он говорит, что уезжает, и просил просто передать, что дело срочное и ему надо с тобой потолковать». Этот парень, значит, сидит себе и вдруг как вскочит, чистяк залпом заглотнул, потом пивом запил, и я уж подумал, что сейчас он расколется. А он мне: «Повтори, да побыстрее!». Налил я ему по новой. Он хлопнул и вторую в момент, бросил какие-то бабки па прилавок и соскочил с табурета, знаешь, точно сейчас уписается. «Я ухожу, говорит, на час примерно, попозже зайду узнать, не звонил ли кто мне, и если кто позвонит, ты не забудь, а тому, кто позвонит, скажи, что я еду на место и буду там, как только встречусь с парнем. Лады?».

- Мне-то что, — говорю я, — продолжал Диллон. — И он ушел. Ну и что ты теперь скажешь?

- Так кто это был? — спросил Фоли.

- Вот это самое интересное, — сказал Диллон. — Это был Эдди Койл. Занятно, а?

Глава двенадцатая

- Меня прислал Дак, — сказал Джеки Браун, обращаясь к обшарпанной зеленой двери квартиры на третьем этаже. На лестничной площадке витал запах тушеных овощей.

Дверь бесшумно отворилась. На пол упал сноп света, и глазам Джеки Брауна снова пришлось привыкать к новому освещению. Он увидел кусочек мужской головы: глаз, ухо и пол носа. Опустив глаза чуть ниже, он увидел, что обе руки крепко сжимают двустволку-обрез длиной не больше фута.

- Что нужно Даку? — спросил мужчина. Он не брился дня три.

- Дак просит меня иногда оказать ему помощь, — сказал Джеки Браун. — И я помогаю. А теперь он просит, чтобы ты мне помог — в счет его долга.

- И чем именно помочь? — спросил небритый.

- Предположим, я скажу, что мне надо десять штук и у меня с собой бабки? — сказал Джеки Браун. — Тебя это устроит?

Дверь открылась шире и небритый отошел в сторону, не опуская двустволки.

- Входи, — сказал он. — Надеюсь, ты понимаешь, что я пущу в ход эту штуку, если решу, что мне не по душе твои разговоры. Входи и выкладывай.

Джеки Браун вошел в квартиру. Весь пол был устлан белым пушистым ковром. Стены задрапированы оранжевым, на паласе по углам комнаты стояли черные кожаные кресла. В центре комнаты стоял массивный стол из стекла в хромированной оправе. Рядом со столом у стены черная кожаная кушетка. Но кушетке были разбросаны золотистые и оранжевые подушки. А на кушетке, поджав ноги, сидела девчонка с длинными светлыми волосами в белом кашемировом свитере на молнии. Молния была расстегнута почти до середины груди. Лифчика на девушке не оказалось. Из невидимых динамиков доносилась песня в исполнении Мика Джаггера и «Роллинг стоунз». В углу с потолка свисала на серебряной цепи белая шарообразная лампа, освещающая плакат, на котором оранжевым по белому фону было написано:

«АЛТАМОНТ.

НУ ВОТ И ВСТРЕТИЛИСЬ».

- Очень мило здесь, — сказал Джеки Браун.

Небритый обратился к девушке:

- Оставь нас, Грейс.

Девчонка соскользнула с кушетки и вышла из комнаты.

- Давай-ка поглядим на бабки, — начал разговор небритый.

- Давай-ка поговорим вначале о товаре, — ответил Джеки Браун. — Мне нужно десять штук, «тридцать восьмых» или чего-нибудь получше. Сейчас. Дак сказал, у тебя есть.

- Ты давно знаешь Дака? — спросил небритый.

- С тех пор, как меня замели пять лет назад — он сидел в соседней камере.

- Все еще балуешься?

- Нет, — ответил Джеки. — Это ведь было задолго до того, как я узнал, что можно по-умному делать бабки. То были забавы несмышленыша.

- Видишься с другими ребятами? — спросил небритый.

- Видел кое-кого пару лет назад, — ответил Джеки Браун. — Я тут как-то оказался по делам, да заметил, что там, за городом полно бывших зэков, так что я сделал паузу, выждал денек — а тут как раз происходит это дело в Лоуэлле, ну, в конце концов все улеглось. Босс должен был быть в городе.

- А он и был, — сказал небритый. — У них военный совет тут собирался.

- На карьере, — сказал Джеки Браун. — Я знаю. Кое-кто из «Апостолов», кое-кто из «Невольников». Я слыхал, они задумали какое-то совместное предприятие. Они хотели ко мне подкатиться с предложением, но я им послал весточку, что, мол, нет, хватит, я с этим завязал, да к тому же у меня уже был уговор с другими людьми, и учтите, говорю, я ведь не знаю, с кем вы теперь, а у меня уговор с другими, так что, мол, я остаюсь с «Ангелами». Все мои друзья, все, кого я знал, и кто еще в бизнесе, остались с «Ангелами», так что обратной дороги уже нет.

- Занимаешься чем-нибудь? — спросил небритый.

- Слушай, — сказал Джеки Браун. — Может, ты опустишь эту херовину и мы спокойно поговорим? Я малость спешу. Мне надо увидеть человека, а это неблизко, и я хочу еще поспеть сегодня к ужину. Нет, я ничего не продаю «Ангелам». Я сейчас приторговываю «пушками» — не такими, как этот твой дробовик. «Ангелам» такого добра не надо.

Небритый поставил двустволку на предохранитель, но из рук не выпустил.

- Пожалуй, могу достать тебе десяток. Это тебе обойдется в пятьсот, но предупреждаю: товар скоропортящийся. И за ним надо ехать. Бабки вперед.

- Бабки вперед, — повторил Джеки Браун. Он достал бумажник и вынул из него конверт с пятидесятками. Отсчитал десять купюр.

- А помельче нет? — спросил небритый.

- Нет, — сказал Джеки Браун. — Это же американские деньги. Да к тому же, тебя десятки и двадцатки не устроили бы. Сейчас слишком много развелось самодельных десяток и двадцаток. А пятидесятки — самое милое дело. Ехать далеко?

- Около часа, — сказал небритый. — Грейс, я отъеду. Скоро вернусь.

- И куда? — спросил Джеки Браун.

- А что?

- Если на юг, то я поеду за тобой на своей тачке. Я же сказал тебе: мне надо сегодня поспеть еще в одно место.

- Никакой «своей тачки»! — отрезал небритый. — Поедем в моей. И не спрашивай, куда. Пошли через черный ход.

- Боже милостивый! — воскликнул Джеки Браун. — Сегодня мне, видно, суждено домой вернуться под утро.

Глава тринадцатая

В ресторанчике «Дэзи» на Фаунтин-стрит в Провиденсе Джеки Браун нашел парня с сальными каштановыми волосами и бледным лицом. На нем была дешевенькая тенниска и полотняные штаны. Ему бы не мешало побриться.

Вид у него был озабоченный. Он сидел один в кабинке у стены в дальнем углу зала.

Джеки Браун подошел к его столику.

- Если бы я тебе сказал, что ищу парня, который служил с моим братом в морской пехоте, как думаешь, ты бы помог мне его найти?

Глаза парня повеселели.

- Ох, а то я уж начал волноваться. Мы же договорились на семь тридцать. Я уже три порции яиц всмятку уплел.

- Зря ты яйца жрешь, — сказал Джеки Браун. — После них живот пучит хуже, чем от пива.

- Я люблю яйца, — сказал парень. — Мы получаем лишь яичный порошок, так что нам дают только омлет. Всякий раз, когда ухожу в увольнительную, иду в ресторан и заказываю себе яйца всмятку.

- И печенье? — спросил Джеки Браун.

- Чего?

- Неважно. Я же ехал в такую даль не о яйцах толковать. Я приехал сюда дело делать. Так давай ближе к делу. Куда мы идем?

- Слушай, — сказал парень. — Я и сам не знаю, есть ли там они еще. То есть уже десять и вообще… Я не имел возможности проверить. Мы должны были подойти туда к четверти девятого. А теперь я уж и не знаю, что делать.

- Нам надо куда-то ехать? — спросил Джеки Браун.

- Ну да. Мы же так договаривались. Меня оставили здесь тебя дожидаться, а сами ушли, и я должен тебя туда привезти. Мы там должны быть в восемь пятнадцать и взять эти штуки. То есть так мы договаривались, но уже поздно — вот в чем дело. И я тебя должен предупредить: я не знаю, там ли они еще. Так что нам остается поехать туда и посмотреть. Я тут не при чем.

- Так куда надо ехать? — переспросил Джеки Браун. — Только не говори, что на юг.

- Вот туда и надо. Нам надо доехать до того места, где мы договорились встретиться.

- Господи. Я весь день за рулем. Ну ладно, поехали.

«Роудраннер» произвел на парня огромное впечатление.

- И сколько он тебе стоил? — спросил он.

- Слушай, я не знаю. Я взял его год назад. Что-то порядка четырех «кусков».

- У него наверно, ломовой движок? Дизель?

- «Полусферка». Двигатель с полусферической камерой сгорания, «триста восемьдесят три». И ничего — фурычит.

- А как тебе удалось достать трансмиссию с автоматическим переключением? Если бы у меня была такая тачка, я бы предпочел херстовский рычаг.

- Тебе бы сразу расхотелось — когда бы пришлось то и дело менять сцепление, — сказал Джеки Браун. — Стоит несколько раз ошибиться и передернуть рычаг не так, как в коробке начинает так стучать, что хоть уши затыкай… А если через одну передачу случайно перескочишь — клапана может выбить: они тебе могут капот прошить, точно автоматной очередью. А «Торкфлайт-автомат» — самое оно: надежный, безопасный, надо только приноровиться — и тачка будет бегать только так. Ну, и куда теперь?

- Слушай, — сказал юнец, — значит, едешь по фривею на юг. А если хочешь, то на этой тачке мы через пятнадцать минут будем на месте.

- Не хочу: если меня сегодня заловит дорожный патруль с грузом, мне больше солнца не видать. Так что всю дорогу соблюдаем лимит скорости — усек?

- Жалко, — сказал юнец. — Я давно мечтал поглядеть, на что способны такие машины.

- Вот что я тебе скажу: добудь для меня, скажем, еще штук двадцать пять или тридцать этих автоматов, и ты себе сам сможешь такую же купить — тогда и поглядишь. Но сегодня я законопослушный гражданин — и точка.

«Роундраннер» съехал с федерального шоссе номер 495 на дорожной развязке у поворота на Уорвик и понесся по тихим улочкам.

- Теперь надо проехать милю, и почти перед самым Ист-Гринвичем сверни налево. А там гляди в оба, потому что там шоссе спускается прямо к берегу, а потом будет сразу правый поворот на проселок.

- Куда это ты меня тащишь, мать твою? — сказал Джеки Браун.

Машина юркнула в узкую улочку, которая побежала, извиваясь, вниз по пологому холму. Свисающие с сверху ветви хвойных деревьев били по крыше и по стеклам. Время от времени, когда дорога шла вверх, лучи фар освещали верхушки деревьев. У подножия горы дорога уткнулась в небольшое красное здание, за которым виднелись причалы. Несколько яхт мирно покачивались на якорях в темной воде.

- Здесь направо, — сказал юнец — Проезжай ярдов сто и окажешься на вырубке. Они там. На конной ферме. Там можно взять лошадь и покататься.

Джеки Браун направил «роудраннер» к автостоянке перед красным зданием. Он выключил фары. Потом дал задний ход и развернулся. Когда он закончил маневр, «роудраннер» встал капотом к холмистой дороге, по которой они ехали. В воде залива отражалась луна. Джеки Браун поставил переключатель скоростей на нейтралку, опустил стекло, и в салон порвался соленый морской воздух.

- Вылезай, — сказал он.

- Нет, — сказал юнец. — Сейчас надо вон туда на гору.

- Ну и отлично, — сказал Джеки Бран. — Вылезай и отправляйся туда на гору, приводи своих дружков. Пусть берут автоматы и идут сюда — мы тут и обделаем наше дело. Здесь, а не там.

- Почему? — спросил юнец.

- Потому что мне кажется, тебе необходимо немного поразмяться. К тому же я боюсь лошадей. И люблю лунный свет. И я не мудак, чтобы ехать на тачке куда-то в лес, где засели два хмыря с автоматами, которые знают, что я при бабках. Жизнь суровая штука, малыш, но она беспощадна к мудакам. А теперь иди и приводи их сюда, я вас тут подожду. Когда вернешься, я скажу, что делать дальше. Ну, вперед!

Юнец вылез и захлопнул дверцу. Джеки Браун потянулся к дверце и запер ее. Потом достал из бардачка хромированный автоматический сорок пятого калибра. Он включил подфарники, оттянул затвор и загнал патрон в патронник. После чего снял пистолет с предохранителя и положил на приборную доску за руль. Потом достал из-под приборной доски хромированный аккумуляторный фонарик. Он подключил его к прикуривателю и положил рядом с пистолетом. Двигатель тихо урчал. Он слышал, как шуршат лодки, соприкасаясь бортами у причалов. Он пристально смотрел на дорогу.

Из тьмы на залитую лунным светом стоянку вышли трое. Двое несли автоматы. Они неуверенно приблизились к «роудраннеру».

- Это слишком далеко, — крикнул Джеки Браун и, взяв фонарик, посветил им. — Вы двое, отдайте автоматы парню, который приехал со мной. А сами стойте, где стоите.

Юнец с трудом взял в охапку автоматы.

- Теперь подойди к машине. Когда подойдешь, я изнутри открою багажник. Положи автоматы в багажник и закрой. Потом подойди сюда к окну и я передам тебе бабки. А вы, ребята, стойте там и без шуток. Тут у меня автоматический сорок пятого калибра, и вы у меня на прицеле. Если вздумаете шутить — проковыряю каждому в башке пару дырок.

Юнец выполнил приказ. Джеки Браун нажал кнопку внутренней блокировки замка багажника. Он услышал, как багажник открылся. Потом до его слуха донеслось металлическое клацанье падающих автоматов.

- Захлопни багажник, — сказал он. И услышал лязг замка. — Теперь иди сюда, но не загораживай луч фонарика.

Юнец подошел к дверце водителя.

- Где же боеприпасы? — спросил Джеки Браун.

- Что? — не понял юнец.

- Где патроны, засранец? — повторил Джеки Браун. — Я же тебе сказал, что мне нужно пятьсот. Ну и где же эти пятьсот патронов?

Ой, — испугался юнец, — мы не смогли достать боеприпасы.

Вы не смогли! Вы смогли упереть автоматы со склада, но патроны вы упереть не смогли. Ну и что и буду делать с автоматами без патронов? Куда я все это теперь дену?

- Слушай, — сказал юнец. — Мы достанем патроны, честно. Я не вру. Парень, который должен был достать нам патроны, прихворнул и не был в карауле, когда мы попали в оружейку. А рисковать, просить кого-то еще, не хотели — мы же не были умерены, что это дело выгорит.

- Ладно, — сказал Джеки Браун. — Я тебе прощаю. Вот ровно пятьсот за автоматы. Придется удержать с вас две сотни за то, что вы меня так накололи с боеприпасами. Господи, самая моя большая слабость — это то, что у меня добрая душа. Ну, когда достанешь остальное, звони, понял?

- Понял. Большое спасибо.

- И кончай жрать яйца! — сказал Джеки Браун. — А то наживешь себе язву.

Глава четырнадцатая

Фоли и Уотерс сидели в кабинете начальника, задрав ноги на его стол. По телевизору шла финальная часть шоу Дэвида Фроста.

- Спасибо, что подождал меня, Мори, — сказал Фоли. — Я и не думал, что увижу тебя сегодня. А потом он мне позвонил, и после разговора я решил, что лучше мне вернуться.

- Все в порядке, — ответил Уотерс. — Моя жена все талдычит мне, что напрасно я это делаю — торчу в правительственном учреждении после окончания рабочего дня, но я-то думаю: черт, должен же я взять этих засранцев с их бомбами. Было бы честно дать им шанс пустить в меня пулю, как думаешь?

- Слушай, — сказал Фоли. — Пора мне раз и навсегда кончать с этой охотой за наркотой. Эдди Кривопалый что-то замышляет. Ни с того ни с сего парень начинает везде светиться, то он вызывает меня, то сегодня я узнаю, что он играет в игры со Скализи. Сначала — братья, теперь — «крутые ребята», к тому же я что-то давно от него не получал никаких вестей. Пожалуй, лучше мне тут побыть. Из этого может что-то сложиться.

- А «Пантер» ты на этот счет не прощупывал? — спросил Уотерс.

- Без толку, — ответил Фоли. — Я обратился к старому верному Дитцеру — а к кому же еще я могу обратиться? Он ни хрена не знает — так он мне сказал. Я уже целый год убеждаю Чики Ливитта, что нам надо туда кого-нибудь подсадить, а мы не подсаживаем, потому что у нас, видите ли, нет на это средств. А Дитцер знает не больше моего — один прок от него, что он парень честный и говорит об этом прямо.

- Наверное, Бюро должно этим заниматься?

- А мы сообщили в Бюро? Нет, я уверен. Никто даже не почесался.

- Мы сообщили в Бюро, — сказал Уотерс. — Я сам туда звонил. Они об этом ничего не знают. Но пообещали заняться.

- Ага, и поблагодарили за сигнал. А как насчет полиции штата — они что-нибудь делают?

- Все идет нормально — так они считают. Полицейское управление Бостона — аналогично. По-моему, этот Койл просто тебя обманул.

- Мне тоже так кажется, — сказал Фоли. — Но я бы очень хотел узнать, чего он добивается. У этого сукина сына денег — куры не клюют, а он все суетится, как никто другой. Сегодня он здесь, завтра он там, — прямо как бездомный пес. Дорого бы я дал за то, чтобы узнать хотя бы о половине его гешефтов.

- Он работает где-нибудь?

- Да. Он экспедитор в «Арлисс тракинг», ночной экспедитор, но попробуй его там найти! Он работает как Санта Клаус.

- «Арлисс тракинг», говоришь? Где-то я уже слышал это название.

- Эта компания проходит по восьми или десяти делам, — сказал Фоли. — Хорошая крыша для мафии. Все они платят подоходный налог по данным из бухгалтерии «Арлисс», но никто там работает. Эта компания нанимает кучу людей, которые ни хрена не делают. У них девять «линкольнов-континенталей» и по меньшей мере четыре лимузина «кадиллак». Это же рекорд! Фриц недавно засек Дэнни Теоса в большом «бэрде» и записал номер. Машина зарегистрирована за Кристалом Фордом и сдана в аренду «Арлисс тракинг».

Шоу Дэвида Фроста закончилось и начались «новости». Диктор сказал:

- Сегодня рано утром в Уилбрэме четверо вооруженных бандитов ворвались в дом чернокожего офицера службы безопасности. Бандиты терроризировали членов его семьи и вынудили его открыть им хранилище банка «Коннектикут ривер». По официальным сведениям, похищено более восьмидесяти тысяч долларов. Обращает на себя внимание тот факт, что ограбление было схоже с тем, что произошло в понедельник в Первом сельскохозяйственном коммерческом банке в Хоупдейле. Делом занимается ФБР. Ведется тщательное расследование.

- Скализи когда-нибудь так работал? — спросил Уотерс.

- Я мало что знаю про Скализи, — сказал Фоли. — Если хочешь знать истинную правду. Один мой приятель утверждает, что в последнее время Скализи страшно занят: у него не было даже времени подождать у телефона звонка приятеля. Но мне казалось, что Скализи — наемный убийца и другими делами как-то не занимается.

- Они расширяют бизнес, — сказал Уотерс.

- Это мне известно. Мой приятель — хозяин бара, где «крутые ребята» часто бывают, и я знаю, что и он знает, что я это знаю. Но помимо этого бара он точно занимается еще какими-то делишками, о чем я и не догадываюсь. Он странный тип. Я встречался с ним раз сто и, поверишь ли, так и не понял, стоящую информацию он мне гонит или нет. Я всегда даю ему двадцатку, и он вечно канючит, просит добавить, и тем не менее я точно знаю, что он у них постоянно что-то наваривает — нутром это чувствую. Это как будто сидишь в кино, а тот, другой, тоже с тобой, но только он знает, что произойдет дальше. А я не знаю. У меня все время такое ощущение, что он меня разыгрывает.

- И чем он, по-твоему, занимается? — спросил Уотерс.

- Трудно сказать. Чем он со мной занимается — это ясно. Он держит меня про запас. Если его зацапают, он придет ко мне и скажет «Эй, друг, помоги мне. Я же тебе помогал. Ты же парень честный — или нет?». Но добрую половину информации, которую я узнаю от него, я получаю, просто слушая его треп. Он и не подозревает об этом. А другая половина — да, это, как правило, о ком-то другом, о ком-то, кого он терпеть не может, или о ком-то, кто встал ему поперек дороги и кому он хочет отомстить. Я почти уверен, что он был замешан в этом деле с поляком. Голову даю на отсечение. Я его видел несколько дней назад, мы с ним давно уже не встречались, и вот я ему говорю: «Ну, что, мы все еще друзья, Диллон?» Это было как раз после моей встречи с Эдди Кривопалым на площади. А он завел эту свою волынку о том, как он боится, как он боится со мной говорить, как он боится пойти давать показания перед большим жюри, что все в городе затаились и выжидают. Но насколько мне известно, ближайшее большое жюри окружной прокурор собирает по делу поляка, и они как я слышал, выставят там другого парня, Стралники, Страдновкски?

- Стравински, — подсказал Уотерс. — Джимми-Кит.

- Полячишка! Ну да, он. Они выставят другого поляка. Но мне-то что за дело до этого процесса? Того полячишку ухлопали два года назад, и меня это уже не волнует. Но мой приятель по этому поводу что-то очень разволновался, и у него прямо гора с плеч, когда я начал расспрашивать его о чем-то другом — точно он наконец-то облегчился после четырехдневной задержки мочи. Так-то я и узнал об этом деле. Он мне все выложил просто так, представляешь, просто потому, что у него от сердца отлегло, когда я перестал его тянуть в суд.

- А кто еще проходит по этому делу? — спросил Уотерс. — По делу об убийстве поляка?

- Целая команда молодцов, — ответил Фоли. — Так я полагаю, во есяком случае. Полячишка всю жизнь занимался только кражами, но стал лениться. Помнишь, они как-то увели со склада «Эллайд сторидж» товара на сто тысяч, а потом кто-то увел у них краденое. Началась страшная война, и шла она довольно долго, пока поляка не нашли мертвым в багажнике «меркюри» в Челси. До меня дошли слухи, что это работа Арти Вана.

- Вот тоже интересный субъект, — сказал Уотерс. — Мне всегда казалось, что Арти Ван совершил куда больше подвигов, чем за ним числится.

- Да, темный субъект, — согласился Фоли. — Насколько я знаю, парень играет без дураков. Пока не пойдет на посадку. Там такие люди обычно начинают ломаться. Но на улице это — железобетонная стена. Я слышал, ему звонили из Провиденса^[13] всякий раз, когда надо было выполнить какую-нибудь особенно неприятную работу. Просили Арти Вана отправиться на маршрут. Но это только слухи.

- А не слышал ли ты чего-нибудь о делах между Арти Ваном и Джимми Скализи?

- О совместных делах — нет, — сказал Фоли.

- А вот интересно, ты не думаешь, что эти два банка — дело рук Вана и Скализи?

- Есть такое подозрение. Но меня заботит другое: какова тут роль Эдди Койла.

- Предположим, что Эдди Койл был у них оружейником? — сказал Уотерс. — Но это только предположение.

- Трудно сказать, — ответил Фоли. — Койл — мелкая сошка. Неприятностей от него много, конечно, но в общем-то он мелковат. Что-то мне трудно себе представить, что он тут замешан. Но можно проверить.

- Так проверь, — сказал Уотерс. — А я позвоню и Управление по наркотикам и скажу им, что я тебя на пару недель забираю у них. Они возражать не станут, я думаю.

Глава пятнадцатая

Джеки Браун медленно въехал на «роудраннере» на автостоянку у торгового центра «Фреш понд», нашел свободное место среди верениц автомобилей, встал и заглушил мотор, потом посмотрел на часы. Два пятьдесят восемь. Он открыл бардачок, вытащил кассету и вставил ее в магнитофон. Джонни Кэш запел балладу о Фолсомской тюрьме.

В пять минут четвертого Джеки Браун уже дремал. Коренастый мужчина постучал пальцем по стеклу. Джеки Браун вскинул голову и огляделся. Коренастый подкатил к машине продуктовую тележку с пакетами. Он знаком предложил Джеки Брауну вылезти из машины.

- Где? — спросил коренастый.

- В багажнике, — ответил Джеки Браун.

- Они во что-то уложены?

- В ящик. Большой ящик с старыми газетами.

- Хорошо, — сказал коренастый. — У меня есть пустой мешок. Вот возьми. Потом мы пойдем к багажнику, ты откроешь, а я положу внутрь несколько пакетов. Со стороны будет казаться, что это я для тебя купил. Ты переложишь «пушки» в мешок и положишь мешок ко мне в тележку. Никто на нас внимания не обратит.

- Бабки где? — спросил Джеки Браун.

- Здесь, — сказал коренастый. Он передал ему шестьсот долларов десятками и двадцатками.

- А они настоящие?

- Если окажутся фальшивыми, дай мне знать, я предъявлю претензии своему банкиру. Хочешь пересчитать?

- Нет, — отмахнулся Джеки Браун. — У меня мало времени. Мне надо быть на станции у сто двадцать восьмого шоссе в пол-пятого. Так что давай поторопимся.

- Не возражаю, — сказал коренастый. Он покатил продуктовую тележку к багажнику.

- А что в твоих пакетах? — спросил Джеки Браун.

Хлеб. Мужчинам хлеб полезен. Можешь скормить его голубям. Или покорми белочек. Белки любят хлеб.

- Жена тебя заставляет и по магазинам ходить?

- Друг мой, у тебя же мало времени, да и сам и спешу. Потому-то мне некогда рассказывать тебе о всех перипетиях своей семейной жизни. Кроме того, ты мне все равно не поверишь. Я не верил раньше, когда мне рассказывали. И ты не поверишь, если я тебе начну рассказывать. Давай займемся делом.

Джеки Браун открыл багажник. Внутри стоял картонный ящик, набитый газетами. Поверх ящика лежали пять новеньких автоматов «М-16».

- Ну надо же! — воскликнул коренастый.

- Не писай кипятком, — осадил его Джеки Браун. — Это не для тебя. Твой товар в ящике, я же сказал.

- Слушай, Бога ради, засунь это добро в ящик и мотай отсюда, — сказал коренастый. — По-моему, это армейские.

- Точно. Армейские.

- Автоматы?

- Автоматы. Единственная вещь, которая куда лучше автомата — это «кольт» АР-пятнадцатый. Но эти игрушки тоже неплохие. Хочешь взглянуть?

- Нет! Загружай пакет! — Коренастый поднял пакет с хлебом и положил его в багажник.

Джеки Браун бросил пакет с пистолетами в тележку.

- Ну, все в порядке?

- Положи-ка сверху пару батонов хлеба, — сказал коренастый. — А то вдруг кому-то придет в голову заглянуть внутрь.

Джеки Браун положил на револьверы два длинных батона хлеба с отрубями.

- Здесь девять «тридцать восьмерок» и один «триста пятьдесят седьмой», — сказал он. — Тоже неплохой товар. Надеюсь, ты оценишь мою услугу по достоинству.

- Друг мой, — сказал коренастый. — Всевышний уже занес твое имя в свою золотую книжечку. Я тебе позвоню.

Джеки Браун смотрел, как коренастый катит свою тележку по автостоянке. Потом он исчез за фургоном. Джеки Браун захлопнул багажник «роудраннера» и сел за руль. Мотор взревел. Проезжая мимо автофургона, он увидел, как коренастый захлопывает багажник старенького «кадиллака». Номера он не разобрал. Джеки Браун помахал ему рукой. Коренастый сделал вид, что они не знакомы.

- Надо думать, скоро я обо всем узнаю, — пробормотал Джеки Браун. — Надо думать, очень скоро.

Глава шестнадцатая

Эдди Койл сунул руки в карманы и привалился спиной к зеленому металлическому столбу, подпирающему аркаду торгового комплекса. Под аркадой стояли в ряд телефонные будки. Женщина за стеклом шевелила губами, словно тщательно проговаривала каждое из сотен произносимых ею слов. Коротышка в золотистой рубашке-«поло» прижимал трубку к уху и стоял с отсутствующим выражением лица. Иногда он что-то говорил и микрофон.

Первым вышел коротышка.

- Извините, что так долго, — сказал он.

- Ничего страшного, — сказал Эдди Койл. — Я тоже подолгу занимаю телефон.

Коротышка ухмыльнулся.

Зайдя в телефонную будку, Эдди Койл бросил в щель десятидентовик и набрал бостонский номер.

- Можно Фоли? — сказал он и, помолчав, продолжал: — Нет, имя я называть не буду. Дайте мне Фоли ихватит дурака валять! Дейв! Ну, наконец-то я тебя поймал. Хорошо. То есть что значит «кто то»? У нас же общие знакомые в Нью-Хэмпшире.

Это Эдди. Ну да. Помнишь, тебе нужен был веский повод? Да. Повод есть. Сегодня в половине пятого мальчонка в «роудраннере» цвета металлик, массачусетский номер КХ-4-197 встретится кое с кем на железнодорожной станции около шоссе номер 128. Он продаст им пять армейских автоматов «М-16». Автоматы находятся в багажнике «роудраннера». — Койл замолчал. — КХ-4-197, - повторил он. — «Роудраннер», цвет металлик. Пареньку лет двадцать шесть. Вес сто шестьдесят. Черные волосы, короткие. Бачки. Замшевая куртка. Джинсы — голубые, «левайс». Коричневые замшевые сапоги с бахромой. Обычно носит темные очки, — Койл опять замолчал. — Не знаю, кому он их собирается продать. Если выберешься туда, может, сам и узнаешь. — Койл снова замолчал. — Да уж я думаю. Так ты не забудь, ладно? Видишь, какую новость я тебе выдал. — Койл опять замолчал. — Рад стараться. Мне ж всегда приятно оказать услугу старому другу, у которого к тому же хорошая память.

Эдди Койл осторожно повесил трубку на рычаг. Он открыл дверь телефонной будки и увидел полную женщину лет пятидесяти. Она смотрела на него в упор.

- Что-то вы очень долго, — сказала она.

- Я звонил своей бедной больной матушке, — сказал он.

- О! — воскликнула она, и ее лицо тут же приобрело сердобольное выражение. — Извините. И давно она болеет?

Эдди Койл улыбнулся.

- Флаг вам в руки, леди, и идите на…!

Глава семнадцатая

В Уотертауне Джеки Браун попал в пробку. Ему удалось вырваться, но в Ньютоне он опять застрял. На шоссе номер 128 он влился в трехрядный поток рабочих первой смены, спешащих домой, и тут уж беспрепятственно понесся вперед, делая пятьдесят миль в час. В Нидхеме столкнулись три машины, и он терпеливо дожидался на второй полосе, зажатый со всех сторон сотнями машин, а солнце уже завалилось к западу и небо подернулось исчерним сумраком. В десять минут пятого он умудрился вырваться из затора и опять набрал свои пятьдесят в час. В четыре двадцать пять он уже был на эстакаде около железнодорожной станции. Сбавив скорость до двадцати в час, он въехал на парковку и стал искать коричневый «микроавтобус». Не найдя его, он припарковался у здания станции. Джеки Браун открыл бардачок, достал кассету и вставил в магнитофон. Запел Глен Кэмбелл. У Джеки Брауна были красные воспаленные глаза. Он съехал на правое сиденье и прикрыл веки. За последние сутки он покрыл триста миль и спал часа четыре.

Дейв Фоли и Кийт Моран сидели в зеленом «чарджере» неподалеку.

- Мы могли бы взять его прямо сейчас, — сказал Моран.

- Могли бы, — сказал Фоли. — Но могли бы сделать как полагается: дождаться, пока кто-нибудь приедет и возьмет товар. Так мы и сделаем.

У входа в здание станции стояли Эрни Сотер и Дик Феррис из Управления полиции штата Массачусетс. Они были в блейзерах и слаксах и непринужденно болтали. Феррис стоял спиной к «роуд-раннеру».

- Что говоришь? — просил Феррис. — Да мы могли бы его взять прямо сейчас.

- Да, — сказал Сотер. — Но тогда Фоли нас пристрелит и будет прав. Заткнись, а?

Голубой «скайларк» въехал на парковку и встал в сотне ярдов от машины Джеки Брауна. За рулем сидел Тобин Эймс. Рядом с ним находился Дональд Морисси.

- Фоли уже здесь? — спросил Морисси.

- Да, кажется, вон он, — показал Эймс. — В зеленом «чарджере». Это он?

- Он, — сказал Морисси.

- Поглядывай за ним, — сказал Эймс. — А я послежу за «роудраннером». Когда Фоли двинется, скажи мне.

Без двадцати пяти сумерки уже сгустились. Коричневый «микробус» съехал с шоссе номер 128 на станционную парковку. Он поехал по второй полосе со скоростью, наверное, десять миль в час, дергаясь всякий раз, когда двигатель пытался заглохнуть. Микроавтобус то набирал, то опять сбрасывал скорость. Шторки на окнах микроавтобуса раздвинулись. Подъехав сзади к «роудраннеру», он почти остановился, но потом проехал дальше вдоль вереницы автомобилей. Водитель «микробуса» нашел свободное место и встал. Он вышел — молодой парень с длинными волосами и пухлым лицом. На нем была голубая фланелевая рубашка и джинсы, направленные в черные сапоги. Открылась правая дверца и из микроавтобуса выскочила тоненькая девица лет двадцати двух с коротко стриженными светлыми волосами, в джинсах «левайс» и голубой джинсовой рубашке.

Они остановились позади микроавтобуса и стали разговаривать. Потом подошли к «роудраннеру».

- Смотри-ка, не черномазые! — сказал Тобин Эймс. — Совсем не черномазые. Это же белые ребята!

- Слушай, заткнись, Тобин! — оборвал его Морисси. — Что ж ты думаешь, тут кругом одни черномазые?

Морисси задохнулся, не договорив. Он изогнулся назад и подхватил с пола два короткоствольных «ремингтона» — помповые ружья-дробовики двенадцатого калибра. Из внутреннего кармана куртки он достал десяток красных пулек и начал вставлять их в магазины.

Фоли спросил:

- Знаешь этих?

- Нет, не знаю, — сказал Моран. — Похожи на студентов-радикалов, но сейчас все похожи на студентов-радикалов, да только на самом деле те, кто совсем не похож на студентов-радикалов, как раз и есть самые настоящие радикалы.

- Но эти-то, деловые, приехали за автоматами, не забывай! — подчеркнул Фоли.

- Это, конечно, о чем-то говорит, — согласился Моран. — Да только я этих ребят не знаю. Правда, псе эти сволочи на одно лицо. — Они с Фоли сидели в «чарджере», держа дробовики на коленях.

А на платформе стоял Эрни Сотер и через плечо Ферриса наблюдал за подъехавшими парнем и девицей.

- Парочка — обычная шпана, — сказал он. — Террористы. Знаешь, Дик, по-моему, кто-то свихнулся. Не знаю только кто — они или мы, но кто-то определенно свихнулся. Хотел бы я знать, кто.

Парень наклонился к дверце «роудраннера» и постучал по стеклу. Джеки Браун открыл левый глаз. Потом неторопливо опустил стекло.

- Ну? — сказал он.

- Послушайте, мистер, — сказал парень. — Очень неловко вас тревожить, но скажите, не договаривались ли мы с вами о встрече?

- Ну!

- Так и…

- Что «так и…»?

- Мы будем заниматься делом?

- А то, — сказал Джеки Браун. — Вот сейчас по сторонам будем глядеть.

- Кончай свои мудацкие штучки, — сказала девушка. — На хрена ты нас сюда позвал? Мы что, будем брать автоматы при всем народе? Это что, такая шутка?

- Я просто очень осторожный мальчик, — сказал Джеки Браун. — Я собираюсь просидеть тут часика два, может, сосну. И если за это время хоть одна машина, которая тут стояла, когда я въехал, не исчезнет, я сразу пойму, в чем дело. Где-нибудь в полседьмого я пойму, хотите вы меня наколоть или нет. Если я пойму, что не хотите, я вам подам знак, и мы поедем в укромное место. Я отдам вам автоматы, вы отдадите мне бабки — вот и все.

- Ты что же, вытащил нас сюда, чтобы шутки с нами шутить?

- Малышка, я занимаюсь бизнесом и стараюсь держаться подальше от тюряги. У меня там в багажнике добра на пять пожизненных. Так что я сделаю все, чтобы только не пойти на посадку, В пределах разумного, конечно. Так что ты остынь. Я всю ночь за рулем и теперь мне нужно малость поспать.

- Нам что — остаться здесь и ждать? — спросил парень.

- Слушай, мужик, — сказал Джеки Браун, — мне все равно, что вы будете делать. Я вот собираюсь тут соснуть. Я не привык, знаешь ли, толкать автоматическое оружие в таком людном месте, как это. Но отсюда мне очень удобно проверить, не подвалили ли вы сюда с целой шоблой заинтересованных лиц. Можете оставаться, можете отвалить. В шесть тридцать я отсюда снимаюсь и еду и другое место. Можете подождать тоже, а можете свалить, куда хотите, но к шести тридцати подруливайте сюда, и если все будет тип-топ, я скажу, где мы встретимся.

- Мать твою! — крикнул парень.

- Нет, — сказала девушка, — он прав. Он прав, «Я с ним согласна.

- Ну, и какого черта я тут буду делать? — спросил парень. — Ждать здесь до посинения?

- Можешь съездить пожрать, — ответил Джеки Браун. — В шести милях отсюда есть забегаловка.

- О'кей, — сказал парень, — поедем жрать. А затем вернемся. И что потом?

- Пока не знаю. Если окажется, что все эти тачки на стоянке ждут поездов, то мы просто отвалим куда-нибудь, и я толкну вам автоматы. Если же хоть одна тачка будет торчать здесь все эти два часа, может, мы никуда и не поедем. Если же поедем, то вы рванете по шоссе на юг, а может, и на север, а я рвану в прямо противоположную сторону, и мы встретимся на месте, которое я еще не определил. Вы получите свои сраные автоматы, я получу бабки.

- И патроны, — напомнила девушка. — Нам нужны патроны.

- Нет, — сказал Джеки Браун. — Патронов не будет.

- Ах ты сука! — в сердцах воскликнула девушка.

- Мы это не будем обсуждать. Я вам очень оперативно добыл автоматы. А патроны не добыл. Если смогу, приволоку. Но пока достать патроны не удалось. Я работаю сейчас над этим.

- И когда же мы получим патроны? — спросил парень.

- Если бы я сам знал, когда, — сказал Джеки Браун. — Я же говорю: я над этим работаю. Будут вам патроны. Если сами сможете добыть быстрее, полный вперед. Если хотите, чтобы этим занимался я, не морочьте мне голову — сидите и ждите. Если честно, мне насрать на все это.

- Шутишь, парень! — пригрозила ему девушка.

- Если думаешь, что я шучу, — ответил ей Джеки, — садись в свой сраный «микроавтобус» и вали отсюда к чертям собачьим. И на этом закончим. Ты меня не обижай. У меня есть пять автоматов и по крайней мере пятьдесят покупателей умоляют продать им эти автоматы. Делайте, ребята, как знаете, а меня обижать не надо. В полседьмого я сваливаю отсюда. Если хотите получить эти автоматы, подваливайте сюда к этому Бремени. Решайте.

- Деньги! — сказал парень. — Верни нам задаток.

- А х… тебе! — вспылил Джеки Браун. — У нас был уговор. Я готов его выполнить. Если вы хотите дать задний ход, ради Бога. Но задаток не возвращается.

- Ах ты сволочь! — процедил сквозь зубы парень.

- Перестань, Питер! — успокоила его девушка. — Поехали перекусим. Поговорим.

- Очень разумное предложение, — сказал Джеки Браун. Он поднял стекло и откинулся на спинку сиденья.

Парень и девушка повернулись и зашагали прочь от «роудраннера». Они шли рядом и беседовали. Дошли до своего «микробуса», сели. Вспыхнули подфарники, и из выхлопной трубы вырвался голубоватый дымок. Микроавтобус направился к выезду со стоянки.

- Черт побери! — воскликнул Фоли.

- Спокойно, — сказал Моран. — Может, они подъедут к нему сзади.

«Микробус» ехал мимо припаркованных автомобилей. Доехав до конца полосы, он свернул направо и помчался к северной эстакаде у выезда с территории станции.

- Черт побери! — повторил Фоли.

- Ну, давай решать, — сказал Моран, — пока они не выскочили на шоссе. На чем мы можем к ним прицепиться?

- Нет, — ответил Фоли. — Ни на чем мы к ним не прицепимся.

- Ладно, — сказал Моран. — Тогда есть два варианта. Он все еще здесь. Похоже, он тут залег. Мы подождем, пока он сорвется, и тогда мы его одержим.

- Пока он не выедет на шоссе, — добавил Фоли.

- Да. Но мы можем подождать, и если нам повезет, они вернутся, и мы всю эту компанию задержим.

- Или они вернутся, сорвутся куда-нибудь, и мы потеряем их на шоссе, — размышлял вслух Фоли.

- Верно, — согласился с ним Моран. — Значит, у нас есть три альтернативы. Ну и что будем делать?

- А он стоит, как вкопанный. Сдается мне, что он спит. Так что будем ждать. Но если мы лопухнемся, пять автоматов уплывут к террористам или еще куда, и как мы потом будем за них отчитываться?

- А хрен его знает. Как?

- А никак, — сказал Фоли. — Мне кажется, сделка сорвалась. Ну что, у нас есть основания арестовать его прямо сейчас, а?

- Верно, — согласился Моран.

- Погоди, я еще помозгую.

- Не могу отказать тебе в этом.

- Так, мы его берем, — сказал Фоли. Он нажал на кнопку включения подфарников. В густых сумерках четыре раза мигнули огоньки.

Сотер и Феррис, стоящие на платформе, вытащили свои «тридцать восьмые-специальные» и сунули их в карманы блейзеров. Они спустились с платформы и зашагали вдоль ряда автомобилей к «роудраннеру».

Тобин Эймс повернул ключ зажигания, и «скайларк» дал задний ход. Тобин Эймс медленно вырулил на полосу и поплыл наперерез «роудраннеру».

Джеки Браун сидел с закрытыми глазами, откинув голов назад.

Фоли и Моран вышли из «чарджера». Они надели дождевики. Потом взяли с сидений свои дробовики и спрятали их под плащами. И тот и другой держали правые руки под полами плащей, крепко прижимая дробовики к телу. Они двинулись к «роудраннеру».

Пропуская стайку спешащих на поезд людей, Фоли и Моран остановились.

Зайдя за «роудраннер», Фоли и Моран разделились. Фоли остался стоять сзади. Моран сделал несколько шагов в сторону и остановился. Феррис и Сотер стояли и беседовали на соседней полосе.

Эймс медленно ехал на «скайларке». Фары были потушены. Какой-то пешеход крикнул ему:

- Эй, парень, фары включи!

Эймс отпустил газ, и «скайларк» потащился сотом тихо. Когда «скайларк» поравнялся с «роуд-раннером», Эймс остановился футах в четырех от его заднего бампера. Он поставил переключатель передач на нейтралку. Потом открыл дверцу и вышел. В руках он держал дробовик. Морисси выпрыгнул из правой дверцы. У него в руках тоже был дробовик. Он припал к дверце «скайларка», прижимая ружье к животу. Эймс присел на одно колено за «скайларком» и уперся локтями в капот. Навел ствол на окно водителя «роудраннера».

А Джеки Браун в это время сидел с закрытыми глазами и спал.

Сотер и Феррис разделились. Сотер остался на месте, вытащил револьвер и снял его с предохранителя. Он стоял чуть наискосок от левой передней дверцы «роудраннера». Феррис занял такую же позицию справа.

Двое пешеходов остановились.

- Эй, что тут такое происходит? — спросил один.

Тобин Эймс, не спуская глаз с «роудраннера», сказал:

- У этого парня не выплачена страховка. Проходите, не задерживайтесь. Мы из министерства финансов.

Пешеходы потрусили прочь. Пробежав ярдов сто, они остановились. Вечерний туман уже клубился над Дедхемскими болотами за железнодорожным полотном. Туман облепил легкими шапками лампы уличных фонарей.

Фоли приблизился к «роудраннеру» слева. Моран — справа.

Фоли выхватил из-под плаща дробовик. Он медленно поднял ствол к окну «роудраннера» и бесшумно прижал его к стеклу.

Моран отошел от «роудраннера» на два шага. Он упер приклад дробовика себе в живот, придерживая ствол локтем правой руки. Левой рукой он схватился за помповый затвор. Потом медленно навел ствол на окно.

Джеки Браун с закрытыми глазами вкушал отдохновение после долгой ночной поездки и всех переживаний, связанных с ней.

Фоли постучал по стеклу «роудраннера». Джеки Браун лениво повернул голову. Открыл левый глаз. Его взгляд сконцентрировался на незнакомом лице за окном.

- Ну чего? — спросил он.

Левой рукой Фоли подал знак, чтобы он опустил стекло.

Джеки Браун кивнул, подался вперед и опустил стекло.

- Ну чего? — повторил он.

- Министерство финансов Соединенных Штатов,^[14] — сказал Фоли. — Ты арестован. Выходи медленно и спокойно. Руки держи у нас на виду. Одно неверное движение, приятель, и ты — труп.

Он поднял дробовик и помахал им перед лицом Джеки Брауна. Потом положил левую ладонь на затвор и крепко сжал его.

- Мать твою поперек и вдоль! — выругался Джеки Браун. Он глянул вправо. Там стоял Моран, прицелившись в стекло. Спереди к «роудраннеру» приближались двое с револьверами, направленными на него сквозь лобовое стекло.

- В чем дело? — тянул он время.

- Вылезай из машины! — Фоли взялся за ручку и нажал. Дверца открылась. — Вылезай! — Ствол дробовика по-прежнему был нацелен в голову Джеки Брауна.

- Эй! — сказал Джеки Браун, высунув ноги из машины. — Послушайте!

Фоли схватил его за шиворот и выволок из машины. Потом резко развернул лицом к себе.

- Положи ладони на крышу, — скомандовал Фоли. — Ноги расставь.

Джеки Браун повиновался. Он почувствовал, как чужие ладони стали похлопывать его с боков.

- Что за дела-то? — спросил он.

Моран, Сотер и Феррис обогнули «роудраннер» и направили свои стволы на Джеки Брауна. Эймс и Морисси остались стоять, где стояли. Моран передал дробовик Сотеру, который поставил свой «специальный» на предохранитель и навел на Джеки Брауна дробовик Морана. Моран вытащил из кармана брюк бумажник, откуда достал закатанную в пластик карточку. При голубоватом сиянии фонарей он начал читать:

- «Вы арестованы за нарушение федеральных законов. Прежде чем мы начнем задавать вам вопросы, мы обязаны сообщить вам ваши права, гарантированные конституцией Соединенных Штатов».

- Я знаю свои права, — ответил Джеки Браун.

- Заткни пасть, ублюдок, и слушай, — сказал Фоли. — Заткни свою сраную пасть и слушай, что тебе говорят.

- «Вы не обязаны отвечать на наши вопросы, — продолжал Моран. — Вы имеете право молчать. Если же вы будете отвечать на наши вопросы, то ваши ответы могут быть потом использованы как улики против вас в ходе судебного процесса». Вы все поняли из того, что я вам зачитал?

- Конечно, понял, — сказал Джеки Бран. — Что ж вы думаете, я совсем последний мудель?

- Заткнись и стой смирно, а не то я снесу тебе башку. — Фоли положил ствол «ремингтона» Брауну на плечо. Ствол скользнул к затылку.

- «Вы имеете право прибегнуть к услугам адвоката», — продолжал читать Моран. — У вас есть адвокат?

- Нет у меня никакого адвоката, Господи ты Боже мой! — воскликнул Джеки Браун. — Откуда? Меня же только что арестовали!

- «Если вы захотите прибегнуть к услугам адвоката, — продолжал Морган, — вам достаточно поставить нас об этом в известность, и вам дадут возможность и время нанять себе адвоката и обсудить с ним ваше дело. Вы имеете право, прежде чем давать показания, обсудить ваше дело с адвокатом»; Вы поняли то, что я вам прочитал?

Джеки Браун не ответил. Фоли ткнул его стволом «ремингтона».

- Отвечай! — приказал он.

- Конечно, понял, — сказал Джеки Браун.

- «Если же вы не в состоянии нанять себе адвоката, — продолжал Моран, — суд назначит вам государственного адвоката». Вам это ясно?

- Ясно, — сказал Джеки Браун.

- «Вы, однако, можете пренебречь вышеперечисленными правами и отвечать на наши вопросы». Вы намереваетесь отвечать на наши вопросы? — спросил Моран. — …вам» — буркнул Джеки Браун.

- Вы поняли, какими правами вы обладаете? — спросил Моран.

- Да, — закричал Джеки Бран. — Да! Да! Да!!!

- Заткнись, — спокойно сказал Моран. — Повернись и давай сюда запястья.

Фоли наложил на запястья наручники, захлопнул их и объявил:

- Ты арестован по статье двадцать шестой, раздел пятьдесят восемь-шестьдесят один Уголовного кодекса Соединенных Штатов: «Автоматического оружия без разрешения на его приобретение и хранение».

- Эй! — воскликнул Джеки Браун.

- Заткнись! — осадил его Фоли. — Чтоб я от тебя больше ни слова не слышал. Захлопни свое хлебало. Полезай в машину. На заднее сидение. Моран, садись рядом с ним и держи на мушке. Если шевельнется, снеси ему башку к чертовой матери.

Фоли достал из кармана дождевика переговорник и включил его.

- Доложи, — сказал он, — что мы взяли его там, где ему и полагалось быть, и скажи, что нам нужен ордер на обыск его машины. Мы скоро будем.

- Так вы все знали! — удивился Джеки Браун. — И вы все знали заранее! Вы знали, что я буду здесь!

- А как же! — отозвался Фоли, залезая в «роудраннер». — Эймс! Попроси Морисси пригнать в участок мою машину. Ключи под сидением. Что еще? — обратился он к Джеки Брауну.

- Ах, гад ползучий! — возмутился Джеки Браун. — Какой же ползучий гад!!

- Кто гад ползучий? — поинтересовался Фоли.

Джеки Браун посмотрел на него.

- Нет, ничего, я с этим сам разберусь.

Глава восемнадцатая

На заброшенном песчаном карьере в городке Орандж, штат Массачусетс, есть трейлерный парк. Эдди Койл осторожно вел свой старенький «кадиллак», включив дальний свет. Широченные шины то и дело терлись о бордюр слишком узкой подъездной аллеи. Он притормозил около бело-голубого трейлера. К скользкой лесенке, ведущей к входной двери, были приделаны железные перильца. По нижнему периметру трейлер был отделан широкой серебряной пленкой. Окошки трейлера были занавешены. Сквозь занавески пробивался свет.

Эдди Койл вырубил фары и заглушил мотор «каддилака». Потом вылез из машины и тихо зашагал ко входу в трейлер. В дверном окне показалось женское лицо. Эдди Койл терпеливо дожидался. Дверь приоткрылась.

- Да? — спросила женщина.

- Я привез для Джимми кое-какие продукты, — сказал Эдди Койл.

- Он вас ждет?

- Не знаю, — ответил Койл. — Он просто попросил меня приехать сегодня — вот и все. Я добирался сюда два часа. Надеюсь, что ждет.

- Подождите минутку, — сказала женщина. Дверь закрылась. Эдди Койл остался стоять на холоде.

Дверь снова приоткрылась. Показалось мужское лицо в оспинах.

- Кто здесь? — спросил мужчина.

- Койл. Я привез продукты.

Дверь широко распахнулась. В освещенном дверном проеме стоял Джимми Скализи в тенниске и в серых штанах.

- Здорово, Эдди! Ну и молодец. Давай, заноси добро сюда. Я бы помог тебе, да боюсь задницу простудить.

- Ничего, я сам, — сказал Койл. Он отправился к «кадиллаку», открыл багажник и стал доставать продуктовые пакеты. Он относил их к двери трейлера и передавал Скализи. Всего было шесть пакетов.

- Заходи, — пригласил Скализи. Койл вошел в трейлер за хозяином. — Это Ванда, — представил Скализи женщину.

Росту в Ванде было пять футов десять дюймов и несу порядка ста тридцати фунтов. У нее были большие груди, что Койл сразу заприметил, потому что на ней была надета тенниска и лифчик в красный цветочек. Еще на ней были грязно-белые штаны. В промежности виднелись темные пятна.

- Привет, — сказала она.

- Чем занимаешься? — просил Койл.

- Она работает в авиакомпании «Нортист», — ответил за нее Скализи.

- Я стюардесса, — сказала ока.

- Неужели! — удивился Койл. Ванда улыбнулась.

- Что в пакетах? — спросил Скализи.

- Мясо, пиво, и это дело, — сказал Койл. — Ну коли ты спросил, могу я попросить пивка?

- Ванда, — сказал Скализи. — Принеси ему пива. Мы будем в гостиной.

В гостиной трейлера стояло черное кожаное кресло и такая же кушетка. Скализи сел в кресло. Койл с благодарным видом опустился на кушетку. На прилавке, отгораживающем гостиную от столовой, стоял переносной цветной телевизор. Звук был выключен. Диктор шевелил губами и держал перед камерой туристическую карту Гавайских островов.

- Очень славно тут, — заметил Койл. — Мне тоже случалось пару раз залегать на дно, но условия были куда хуже.

- А я не залег на дно, — сказал Скализи. — Я тут живу уже два с половиной года.

- Сочувствую!

- Не надо. Я арендую этот трейлер. Я же бульдозерист. У меня сезонная работа. Хозяин парка в курсе. Он во мне души не чает. Он считает меня подарком судьбы.

- А твоя жена в курсе? — спросил Койл.

- Чего не знаешь, о том голова не болит, — ответил Скализи. — Нет, не в курсе.

- Она считает, что ты торгуешь в Бостоне журналами?

- Не знаю, что она считает, — сказал Скализи.

- Я говорю ей, что мне надо ненадолго уехать. И она не задает вопросов.

- Нет, ты посмотри! — удивился Койл. — Надо мне с тобой как-нибудь об этом потолковать. Как же тебе это удается?

- Все дело в доверии! Посмотри ей прямо в глаза и скажи ласково: «Мне надо отъехать ненадолго». Они это съедают вместе с наживкой.

- Надо будет тебе познакомиться с моей женой, — сказал Койл. — Попробуй ты ей скажи что-нибудь подобное, она тебе такую козью морду состроит!

Посмотрел бы я на тебя! Нет, определенно надо мне тебя с ней познакомить!

Скализи рассмеялся. Койл мотнул головой в сторону кухни.

- Она тоже очень мила. Где ты ее откопал?

- А, случайно, был как-то в «Арлисс», один парень с ней туда зашел. Мы с ней разговорились. Ну и пошло.

Койл почесал себе промежность.

- Тут у нас жарковато, — сказал Скализи. — Она ходит без штанов. Я спрашиваю — чего без штанов? А она говорит: да нет у меня штанов. Когда готовит, ходит только в колготках. Да в комбинезоне, а штаны не носит. А я, бывает, подхожу к ней сзади и рукой шасть туда! Она тут же загорается, как спичка. Знаешь, такой бабы сроду не видел.

- Ну и ну, — удивленно сказал Эдди Койл.

- А вообще жизнь клевая. Если не даешь слабину, жизнь клевая!

- А ты сейчас чем занят? — спросил Эдди Койл.

- Смотрел матч с «Брюинз». Классная команда. Когда работаешь на стройке, одно только неудобство. Приходится торчать здесь целыми днями. На игры «Брюинз» не походишь. А жаль, мне этого так не хватает.

- Знаешь, — сказал Эдди Койл, — с теликом оно даже лучше. Я был как-то на стадионе — да ты же помнишь, и я тогда подумал: ну, идет по телику говенная игра — так выключи и не смотри, займись другим делом. Я об этом еще Джоуну говорил в салуне у Диллона. Он ходил смотреть игру «Силз» и сказал мне: ну, черт возьми, игра была скучнейшая, но что делать? Заплатил за билет — сиди и смотри до конца. Они думают, что могут победить, если начнут скидывать рукавицы да пускать в ход кулаки, а ты сиди и смотри! За билет-то уплачено и уйти жалко!

- Да знаю! — сказал Скализи. — А я скучаю по нашим. Бывало, идешь с утреца рыбачить, вечером заваливаешься на матч. Здорово, а? Здорово было. Мне это нравилось.

- Девчонки там все ходят в штанах, — заметил Эдди Койл.

- Я не о том. Я же не жалуюсь, понимаешь. Просто, говорю, мне этого сейчас не хватает.

- А вообще-то все идет хорошо, — сказал Эдди Койл.

- Все хорошо, — подтвердил Скализи. — Все идет как по маслу. Артур ведет себя тихо. Да, все хорошо. Так ты принес?

- В кухне сложил. В пакетах, под столом. Все как договаривались.

- Ты в этот раз здорово потрудился, — сказал Скализи. — Я тебе серьезно говорю: я очень тебе благодарен за работу. Знаешь, мне даже удалось уговорить Артура вести себя благоразумно с «пушками». Как только он начал залупаться, я ему сказал: «Слушай Артур, ты же знаешь, Эдди нас пока что не подводил. Он еще достанет. Так что давай кидай ты эту игрушку в речку и пошли отсюда». Он чуть не плакал, бедняга! Прямо как от сердца отрывал! Если Артуру в руки попадает хорошая игрушка, он не может с ней расстаться. Но все-таки согласился. А ведь это совсем другое дело, понимаешь? Так оно куда безопаснее, если знаешь, что тебе потом никто не навесит засвеченную «пушку», если вдруг тебя сцапают по подозрению. Так что это со-овсем другое дело!

Вошла Ванда с подносом. На подносе стоял графин с пивом и два стакана.

- Ты принес очень хорошее мясо, — сказала она. — Я его, когда убирала в холодильник, развернула посмотреть.

- Да-да! Спасибо, — подхватил Скализи. — Сколько я тебе должен за продукты?

- Сейчас подсчитаю, — сказал Койл. — Тысячу двести за первую партию — восемь штук. Потом была еще дюжина — это тысяча восемьсот. А теперь еще десять. Это еще полторы штуки. Итого четыре пятьсот. Включая бифштексы.

- Господи! — ужаснулась Ванда. — Дороговато что-то за мясо.

- Заткнись, Ванда, — строго сказал ей Скализи.

- Ты знаешь, кажется, моего друга, — продолжала она. — Великий гангстер!

- Я же сказал — заткнись!

- Пошел ты на х…! Я же слышала, что ты обо мне говорил. Из кухни. Я все слышала. Какое его собачье дело — ношу я штаны или нет? Что я тебе — игрушка, которой можно прихвастнуть? Да мой брательник расписывает свой «мустанг» с таким же гонором, как ты — меня. «Я лезу ей туда, она загорается, как спичка!» Черт тебя возьми! Я-то думала, мы друзья. Я-то думала, у нас все по-серьезному! Сволочь ты!

- У тебя тоже так бывает? — спросил Скализи у Эдди Койла.

- Да, не совсем так, но, в общем, то же самое. Л у кого нет?

- И ты пошел на… — добавила Ванда.

- Я думаю, это все дурное влияние феминизма, — сказал Скализи. — Господи, кто бы подсказал, что мне с ней делать?

- А по-моему, у них просто мозги куриные, — ответил Эдди Койл. — Знаешь, целый день как белки в колесе носятся. Торчат дома целыми днями, да думают свои думы, а к тому моменту, как ты домой возвращаешься, они уже накручивают себя до предела. И заводятся с пол-оборота. А делов-то всего — ну, машину не там поставил. Нет, им бы наши заботы. Вот что я думаю. Они бы тогда по-другому запели.

- Я работаю, между прочим, — вставила Ванда. — Я, может, работаю больше, чем вы оба, бездельники сраные! Я себя сама содержу!

- Я же просил тебя заткнуться, — напомнил Скализи.

- А я тебе сказала, чтобы ты шел на… — сказала Ванда. — будет он еще обо мне такое говорить! А тебе бы понравилось, если бы я начала продавщице в супермаркете рассказывать, какой у тебя конец, да что ты просишь меня с ним выделывать? Как бы тебе это понравилось, а?

Скализи вскочил с кресла и влепил Ванде пощечину.

- Я же сказал: заткнись! Я сказал. Захлопни пасть.

- А вот нет! — не унималась Ванда. Она не плакала. — Нет, не будет этого. Тебе сегодня лучше бы ночью спать с открытыми глазами, потому что, может, я решу тебе молотком промеж глаз врезать, ублюдок!

Ванда выбежала из гостиной и что есть силы рванула дверь-гармошку спального отсека трейлера.

- Ты когда-нибудь трахал бабу? — спросил Скализи.

- А то нет! — ухмыльнулся Эдди Койл.

- Ты когда-нибудь трахал бабу без лишней болтовни? — уточнил Скализи. — Я в буквальном смысле. Я начинаю понимать ребят, которые предпочитают сходить к отелю, снять девку за двадцатку. Я серьезно. Платишь ей и говоришь: «А ну-ка сделай мне». И она делает. И никакой головной боли. Все чисто — с гарантией, — и ты получаешь, что хочешь. Я всегда думал: ну, каждому мужику приходится за это платить. Можно вообще без бабы обойтись. Но эта стерва вечно ноет и собачится, и мне иногда так осточертеет, что я думаю: это же все можно получить без лишних разговоров и занудства, понимаешь? Я с этой бабой уже полтора года живу. И я точно знаю: ее может отодрать любой, кто ей в самолете скажет: «пожалуйста, мисс» и «спасибо, мисс»! А мне наплевать. То есть, я-то не отрицаю: да, я не идеал. Но ведь и она же знала, на что шла, я ее за руку не тянул. Но представляешь, что она делает! Она бесится только потому, что я говорю ей правду в глаза. Да, не носит она штанов. Это же и слепому видно. Да ты и сам увидел — только взглянул на нее. Ну и что тут такого обидного? Баба она клевая, и задница у нее, и иллюминатор — дай Боже! И кончает только так. И я об этом прямо говорю — так чего же она бесится? Я не понимаю.

- Слушай, — сказал Эдди Койл. — Они же все малость прибалделые. Вот прихожу позавчера домой. Как раз у меня накануне была пруха. Приношу шестьсот пятьдесят «зеленых». Шесть сотен и пятьдесят! Думаю: куплю ей новый телевизор, она от него не отходит целый день. Пускай смотрит. Ну, думаю, обрадуется. И что же? Подхожу к двери. И первое, что она мне говорит: «Ты где шлялся? Плита коптит, а я мастеру не могу дозвониться!» Ну, я тут же забываю о телике. Утром ушел чуть свет и вернулся затемно. А она, конечно, не в себе. Да ну се. Я пошел и открыл счет в банке. На свое имя. В феврале или марте у меня, может, выгорит одно дельце, в Майами поеду, погреюсь на солнышке. И черт с ней.

- Кстати, — вспомнил Скализи. — Деньги. Сколько?

- Четыре пятьсот.

- Сейчас принесу, — сказал Скализи, встал и вышел. Он вернулся через несколько минут с пачкой банкнот. Подал пачку Койлу.

- Пересчитай, — сказал он.

- Нет, — ответил Койл. Он взял пачку и сунул в карман. — Нет, ты меня никогда не накалывал. Я тебе доверяю.

Он встал.

- Уже уходишь?

- Путь неблизкий, — заметил Койл. — Тебе больше ничего не нужно? Может, еще «пушки» понадобятся?

- Вряд ли. Знаешь, я тебе свистну. Но похоже, мы пока на этом остановимся. Ты будешь в городе?

- По крайней мере до конца месяца. Приближается эта сессия в Нью-Хэмпшире. Не знаю…

- Что, будут проблемы?

- Сам не знаю, — сказал Койл. — Поживем — увидим. Может, и обойдется. А черт, да разве тут можно знать заранее? Чему быть, того не миновать. Приходится смириться. Не знаю.

- Ну, надеюсь, ты выкарабкаешься, — сказал Скализи.

- Я тоже надеюсь, — ответил Эдди Койл. — Очень надеюсь.

Глава девятнадцатая

Джеки Браун с непроницаемым лицом сидел в приемной, положив на колени руки в наручниках. Тобин Эймс с дробовиком в руках сидел напротив него за письменным столом и не спускал с него глаз. Уотерс и Фоли сидели в кабинете начальника и сквозь стеклянную перегородку смотрели на Джека Брауна и Тобина Эймса.

- Он что-нибудь сказал? — спросил Уотерс.

- Он сказал, что знает свои права, — ответил Фоли. — Он парень крепкий, я тебе доложу.

- Когда вы его арестовали?

- Примерно без четверти пять.

- Вы, надо думать, заезжали куда-то промочить горло по пути сюда?

- Слушай, ты когда-нибудь ездил вечером по сто двадцать восьмому шоссе? — спросил Фоли. — Мы отвезли его в контору судебного исполнителя, запечатлели его рожу, сняли отпечатки и прямиком сюда.

- Ну ладно, — сказал Уотерс. — Уже почти пол-девятого. Он тебе сегодня еще понадобится?

- Естественно. Мы должны предъявить ему обвинение.

- Хорошо. Это блестящая идея. И какое же обвинение ты ему собираешься предъявить?

- Двадцать шестая статья, раздел пятьдесят восемь-шестьдесят один. Хранение незарегистрированных автоматов. Пять штук.

- Ну, так чего же ты ждешь — Пасхи? Ты уже четыре часа его водишь за собой. Ему давно уже надо было предъявлять обвинение.

- Я это не хуже тебя знаю, Мори, — сказал Фоли, — но я же не могу родить этот чертов ордер. Моран должен был привезти ордер на обыск его машины. Потом мы ее обыскали. Мы нашли автоматы. Теперь Моран сочиняет обвинительное заключение. Я уже связался с судьей, так что он в курсе. Как только Моран закончит, мы поедем.

- У меня пропали билеты на сегодняшний матч «Брюинз», — вздохнул Уотерс.

- Да, я знаю, — сказал Фоли. — Извини, брат. Но я хотел с тобой потолковать.

- Давай потолкуем.

- Теперь что мне делать?

- То есть после того, как отпустишь его под залог и все такое? — сказал Уотерс. — Сначала ты должен отпустить его под залог.

- Знаю-знаю. Но потом-то что?

- А что, есть выбор?

- Да, — сказал Фоли. — Мы можем его отпустить. Судья с чистым сердцем отпустит его под личную ответственность. Мы можем сказать: «Ну, мистер Браун, увидимся в суде». А потом будем из кожи лезть, чтобы этого сукина сына осудили.

- Ты думаешь, тебе это удастся? — спросил Уотерс.

- Думаю, да. Ублюдок, который просиживает кресло федерального обвинителя, вряд ли сможет на сей раз к чему-нибудь придраться. Я сделал все так, что комар носа не подточит, и Моран тоже обо всем позаботился. Говорю тебе: если бы этот молокосос захотел сходить помочиться, я бы получил ордер прежде, чем отпустить его в сортир.

- Ну, допустим, — согласился Уотерс, — ты отпустишь его под залог, а потом добьешься обвинительного приговора, дальше что?

- Я бы мог кое-что сказать ему на прощание.

- Например?

- Ну, например, — сказал Фоли, — что, как он догадывается, кое-кто на него накапал. Он же не идиот. Сразу просек, что нам кто-то стукнул, когда он будет на станции. Пока мы сюда ехали, он два раза интересовался, кто нам сообщил, что он там будет.

- Ты это занес в протокол задержания, я надеюсь? — спросил Уотерс.

- Занес.

- Ладно. Итак, он интересовался, — сказал Уотерс. — Ну и что?

- Может, намекнуть ему?

- Намекнуть на что?

- Ну, тут у нас есть выбор, — сказал Фоли. — Можно намекнуть ему, что на него капнули ребята из микроавтобуса.

- И он поверит? — спросил Уотерс.

- Возможно, нет. Может, поверит, но скорее всего — нет.

- Тогда зачем это ему говорить?

- Чтобы узнать их имена, — сказал Фоли. — Я же не настаиваю, что нам непременно так надо сделать. Я просто предлагаю.

- У тебя есть номер микроавтобуса? — спросил Уотерс.

- Да.

- Ну, тогда рано или поздно мы узнаем, кто там был, верно?

- Не исключено, — согласился Фоли. — Если только его не угнали.

- Допустим, что нет, — сказал Уотерс. — Тогда что мы получим?

- Их имена, — сказал Фоли.

- Ага, и в качестве аргумента обвинения можно сказать, что они подъехали на микроавтобусе к железнодорожной станции. Это что, преступление — подъехать к станции?

- Чтобы приобрести там автоматы — конечно!

- А как ты это докажешь? Кто даст показания?

- Джеки Браун.

- А если он будет молчать?

- Тогда никто не даст показаний. Во всем мире нет других свидетелей.

- И все равно ты считаешь, что факт нарушения федерального законодательства налицо?

- Не сомневаюсь, — сказал Фоли.

- Не сомневаешься, но доказать этого не можешь.

- Выходит так.

- Какова другая альтернатива?

- Мы можем сказать ему, что на него навел Койл.

- Мысль интересная, — сказал Уотерс. — А зачем нам это ему говорить?

- А пусть он взбесится, — сказал Фоли. — Я уверен, что у него были какие-то серьезные делишки с Койлом. Вот я и скажу ему, что стукнул на него Койл — он взбесится и расскажет мне, что у него там было с Койлом.

- Думаешь, это тебе что-то даст?

- Ну, ты же сам мне говорил, что мол, предположим, что Койл добывал оружие для ребят, которые взяли три банка. Если это так, то, очень может статься, что именно Джеки Браун и поставлял им это оружие.

- У тебя руки чешутся поймать этих ребят? — сказал Уотерс.

- Еще как чешутся.

- О'кей, ну, скажешь ты это Брауну. А потом что?

- Не знаю.

- А я знаю, — сказал Уотерс. — Ему предъявят обвинение в незаконном хранении автоматического оружия. Потом выпустят под залог. Тогда что?

- Он побежит разыскивать Койла.

- Это ясно, что он побежит разыскивать Койла, и когда он его найдет, — убьет. Ну и что мы будем с этого иметь? Одного торговца автоматами и труп мелкого стукача. Ты что, этого добиваешься?

- Пожалуй, что и нет, — ответил Фоли. — А нельзя ли его не отпускать под залог?

- Нет, — сказал Уотерс. — «Целью отпуска под залог…». Мне прочесть тебе лекцию на эту тему?

- Не надо, — сказал Фоли. — Я помню: «…чтобы обеспечить явку обвиняемого на судебное заседание». Даже если его взяли с автоматами?

- Даже если его взяли с автоматами, — сказал Уотерс.

- Ну ладно, пускай он выходит под залог. И все равно я ему скажу.

- И после этого он тебе что-нибудь сам скажет.

- Возможно, и нет. Он похоже, такой тип, который смолчит, даже если увидит, что у тебя дом горит.

- Ну, так что же будет дальше? — спросил Уотерс.

- Он пойдет искать Койла. А я привяжу ему хвост.

- Перестань!

- Я поставлю ему сигналку в машину, — сказал Фоли. — И буду следить за его перемещениями по радии.

- Прямо как в «Невыполнимой миссии»,^[15] — усмехнулся Уотерс.

- Да, я обожаю Ефрема Цимбалиста, — схазал Фоли. — Не меньше, чем Фэ-бэ-эр.

- Не забудь мне напомнить перевести тебя в Топику!^[16] — сказал Уотерс. — Другие гениальные идеи есть?

- Можно сказать ему, что его заложил парень, который продал ему автоматы.

- А вот это мысль! Давай-ка ее обмозгуем. Кто это?

- Какой-нибудь желторотый новобранец с базы, не иначе.

- А где он раздобыл автоматы?

- Возможно что это его табельное оружие. Его и еще четырех засранцев, которым понадобились бабки, чтобы снять себе первоклассную шлюху.

- Автоматы пронумерованы?

- А как же!

- Серийный номер регистрируется за определенным солдатом, когда он получает табельное оружие — так?

- Так, — сказал Фоли.

- Солдат обязан доложить о пропаже оружия и дать объяснения — так?

- Так.

- И что мы с этого можем иметь? — спросил Уотерс. — Мы ведь и так на них выйдем в любом случае.

- Ты прав, — сказал Фоли. — Не буду говорить ему, что это солдат.

- И не говори, что его заложили ребята из микроавтобуса. И не говори, что Койл.

- Я вообще ему ничего не скажу — отпущу его под личную ответственность.

- И что потом?

- Он займется своими делишками, — сказал Фоли. — А я буду рыть землю носом, чтобы суд вынес этому ублюдку обвинительный приговор.

- Но он-то что будет делать?

- Он отправится домой и будет долго думать.

- Верно. Он не дурак, говоришь? И что же он надумает?

- Первое, о чем он подумает: уж не те ли ребята из микроавтобуса его заложили.

- Верно. И к какому выводу он придет?

- Он сделает вывод, что нет, не они. Они туда приехали, но они же ничего не знали. И он поймет, что это не они.

- И что он будет делать дальше? — спросил Уотерс.

- Он начнет думать, кто бы еще мог его заложить.

- И кого он начнет прощупывать?

- Сначала Койла, — сказал Фоли. — Если ему известно имя Койла. Он сегодня виделся с Койлом, могу поспорить. Койл, возможно, случайно увидел автоматы. И он подумает на Койла.

- А как мог Койл увидеть автоматы? — спросил Уотерс.

- Молокосос открыл багажник и…

- А зачем ему открывать багажник на виду у Койла?

- Чтобы достать оттуда что-то для Койла, — сказал Фоли. — Тут нет сомнений.

- Что, Койл купил у него что-то для себя? — спросил Уотерс.

- Не сомневаюсь, что и Койл мог продать ему эти автоматы, — сказал Фоли.

- А где Койл мог их достать? Армейские автоматы! Нет. Койл, скорее, сам что-то покупал у мальчишки.

- Тогда он решит, что это Койл, и пойдет его искать, — сказал Фоли. — И как мы в таком случае поступим?

- Ты думаешь, ему известно, кто такой Койл и где его искать? — спросил Уотерс.

- Может быть. А может, и нет. Скорее, нет. Может, он знает только его имя. Но не фамилию. С кем он тусуется? Возможно. Он парень неглупый, настырный. Он, наверное, сразу решил про себя, что Койл из мафии, как только тот заикнулся об оружии, Койл же не с «пантерами», это точно, и он не со студентами-террористами. Скорее всего, парень понял, что Койл — гангстер.

- О'кей! — сказал Уотерс. — Похоже, теперь у нас что-то сложилось. Парня мы отпускаем под залог, и он начинает искать того, кто его подставил. Он начинает обдумывать ситуацию и решает, что подставили его ребята из мафии. Если у него котелок варит, он не пойдет рыскать по городу, чтобы пристрелить кого-то из них. А котелок у него варит. Поэтому он попытается расквитаться с ним. Ну, а как может какой-то молокосос расквитаться с кем-то из мафии — с кем-то, кто его подставил?

- Ну, — сказал Фоли, — он может позвонить ему среди ночи и начать дышать в трубку.

- Да. Или подбросить яду ему в водопровод или распустить по городу сплетню, что его жена трахается с мистером Смитом. Но есть способ куда проще.

- Несомненно. Можно позвонить приятелю, работающему в правоохранительных органах, и накапать на паскуду, которая накапала на тебя.

- Точно! А теперь вот о чем подумай: можешь ли ты как-нибудь изобразить свое глубокое душевное огорчение тем фактом, что тебе пришлось арестовать Джеки Брауна, которого, как ты чувствуешь, кто-то подло подставил?

- Я подумаю над этим. Мне, знаешь, всегда не правилось, когда таких вот сопляков подставляют.

- Как я тебя понимаю! — сказал Уотерс.

- Особенно если учесть, что мы упустили студентов-террористов, — сказал Фоли. — Это парень, конечно, поганец, но особого вреда от него никому нет.

Глава двадцатая

Роберт Л. Биггерс, которого всю ночь мучила бессонница, лениво поглощал завтрак, уткнувшись в утреннюю газету. В кухню сонно вошла жена с ребенком на руках.

- У тебя голова болит? — спросила она.

- Не больше, чем всегда, а что?

- Да что-то ты сегодня рано. Я уж думала, что-нибудь случилось.

- Нет, ничего, — сказал он. — Просто я — ранняя пташка. Ведь верно говорят: ранней пташке достается самый толстый червячок. Я сегодня встал пораньше, чтобы побыстрее управиться с рождественскими счетами. К тому же, может, удастся побыстрее вернуться домой.

- Ну, удачи тебе, — сказала она.

- Спасибо, — он поцеловал ее на прощанье.

Роберт Биггерс запер машину и зашагал через автостоянку у торгового центра «Вест Маршаллфилд» к главному зданию кооперативного банка «Массачусетс бей». Он открыл своим ключом входную дверь банка и, войдя, запер ее на ключ. Он пошел прямо в гардероб, на ходу снял пальто и повесил его на крючок. Потом он вошел в вестибюль, напевая песенку группы «Суприма», которую слышал по радио в машине по дороге сюда. Перед ним стоял мужчина среднего роста. На мужчине была надета нейлоновая лыжная куртка оранжевого цвета, а на лице — нейлоновый чулок. В правой руке мужчина сжимал большой черный револьвер.

- Что за черт? — удивленно воскликнул Роберт Биггерс.

Мужчина махнул револьвером вправо.

Роберт Биггерс повысил голос:

- Какого черта вы здесь делаете? Что,… вашу мать, происходит?

- Пошел! — произнес мужчина.

Гарри Бэррелл сидел в своем кабинете, сложив ладони на животе. В рядом с ним находились еще двое. На них были такие же, как на незнакомце, оранжевые куртки, а на лицах нейлоновые чулки. Оба держали наготове черные револьверы.

- Это налет, Боб, — сказал Гарри Бэррелл. — Надеюсь, что ни ты, ни другие сотрудники не станете предпринимать никаких героических или идиотских шагов — что в данных обстоятельствах практически одно и то же. У этих людей есть сообщник — он остался у меня дома и взял в заложники мою жену, у которой сейчас, вероятно, началась истерика. Они заверили меня, что не хотят никого калечить — им нужны только деньги. Оставайся здесь до открытия банка, а потом иди и занимайся своим обычным делом. Когда часовой замок хранилища откроется, они возьмут деньги и уйдут. Я поеду вместе с ними. Пожалуйста, не пытайся им помешать — и тогда все будет хорошо.

- Боже ты мой! — ужаснулся Роберт Биггерс.

- В этом нет ничего необычного, — успокоил его Гарри Бэррелл. — Я в банковском бизнесе уже тридцать пять лет. И я знаю, что такое налет — это уже четвертый раз на моей памяти. Опыт подсказывает, что налетчики обычно выполняют свои обещания. Они не обманывают. Этим людям нужны деньги. Они не хотят причинить нам вреда. Если мы будем сидеть и помалкивать, с нами все будет хорошо.

- Ничего мы им не дадим!

- Боюсь, придется. Помалкивай, и все будет хорошо. Так, теперь я попрошу тебя кое-что сделать. Ты в состоянии?

- Конечно, — ответил Роберт Биггерс.

- Иди к входной двери. Когда сотрудники будут приходить в банк, впускай их в здание и всякий раз запирай за ними дверь. Веди их в гардероб и объясни, что тут происходит, а главное — предупреди их, чтобы они ни в коем случае ничего не предпринимали, дабы не подвергать нас всех опасности. Не забывай, что в данную минуту моя жена сидит дома под дулом пистолета. Ты можешь это сделать?

Заговорил один из мужчин:

- Смотри, чтобы все себя хорошо вели. Никаких резких телодвижений, никаких сигналов тревоги, ничего. Вот о чем он тебя просит.

- Я все сделаю, — сказал Роберт Биггерс.

- Ну и хорошо, — обрадовался Гарри Бэррелл. — А теперь иди и помни, что я на тебя полагаюсь.

Роберт Биггерс сел за свой стол и уставился в стену. Мозг его лихорадочно работал, но мысли путались. Когда прибыли трое кассиров, он их впустил, говоря всем одно и то же: «Нас грабят. Грабители ждут, пока сработает часовой замок хранилища. Не шумите, сидите смирно. Их сообщник остался с миссис Бэррелл и ждет их там».

Потом он провел кассиров в гардероб. Нэнси Уильямс, единственная из всех, не стала молчать. Ей было девятнадцать, она только в июне прошлого года закончила среднюю школу. Девушка широко раскрыла глаза и ахнула.

- Да вы шутите!

- Нет, — сказал он.

- Они что, правда здесь?

Они стояли в коридоре рядом с гардеробом. Пока разговаривали, один из вооруженных людей вырос у них за спинами. Нэнси Уильямс резко обернулась и видела черный револьвер.

- Ой, мамочка! — вскрикнула она.

В душе Роберта Биггерса вдруг поднялась волна гнева и желания защитить девушку. Три раза по четвергам, после закрытия банка, он приглашал ее на ужин в ресторан «Постхаус».

За ужином он заказывал ей несколько коктейлей. Потом вез ее в мотель «Лэнтерн лодж». Там в номере он раздевал ее и драл как хотел. Она была молоденькая и упругая, и ее соски напрягались под его решительными пальцами.

- Не бойся! — он пытался успокоить девушку.

- Иди работай, малышка! — сказал грабитель. Он махнул своим револьвером. — И ты тоже, герой! И хорош околачиваться в гардеробной!

Нэнси Уильяме на несколько секунд замерла, словно раздумывая, но потом двинулась к своей конторке.

- Ах ты, какая у нас попочка! — причмокнул от восторга грабитель. — А ты, парень, имеешь свою долю?

Роберт Биггерс молча посмотрел на него.

- Слушай, мужик, — сказал грабитель, — мне наплевать, что у тебя там с этой цыпой. Я просто спросил. А теперь марш отсюда и занимайся своими делами. Пошел!

Роберт Биггерс вернулся к своему столу.

В восемь пятьдесят сработало реле времени, и замок открылся. Гарри Бэррелл в сопровождении двух вооруженных мужчин вышел из кабинета. Один из грабителей направил свой револьвер на мистера Бэррелла. Двое других сунули револьверы за пояс и вытащили из-под курток плотные пластиковые мешки. Они вошли в хранилище. Через несколько минут один из них вернулся, неся в руках два раздувшихся пластиковых мешка. Потом снова вошел в хранилище. Скоро оба появились с очередным грузом.

- Послушайте меня, пожалуйста, — сказал сотрудникам мистер Бэррелл. — Я сейчас уеду с этими людьми. Мы поедем ко мне домой — заберем человека, который остался там с моей женой. Потом я поеду с этими людьми. Они отпустят меня, когда поймут, что находятся в безопасности. Прошу вас, сделайте это ради меня — ничего не предпринимайте до десяти часов. Не поднимайте жалюзи на окнах до девяти пятнадцати. Затем впустите клиентов, и постарайтесь держаться спокойно, точно ничего не произошло. Если кто-то востребует крупную сумму наличными, скажите, что часовой замок заклинило, и я уехал вызвать мастера. Вам ясно?

Кассиры закивали.

Мистер Бэррелл и его сопровождающий вышли через запасной выход. Остальные двое продолжали стоять у двери в депозитарий. Они снова вытащили револьверы. Потом один из них сунул револьвер за пояс. Другой держал свою «пушку» в правой руке. Оба слегка наклонились, чтобы подхватить с пола пластиковые мешки.

Роберт Биггерс медленно переместил левую ногу влево и нажал на кнопку тревоги под столом. Его лицо разгладилось, когда носок ботинка опустился на кнопку. Сигнал тревоги подавался бесшумно. Сирена выла только в полицейском участке.

Мужчина с револьвером в правой руке спросил:

- Ты что там сделал?

Роберт Биггерс посмотрел на него.

- Я спрашиваю: что ты там сделал?

Роберт Биггерс молча смотрел на него.

- Ты нажал на кнопку тревоги! — закричал грабитель. — Ах ты мудак сраный!

- Ничего я не нажимал, — ответил Роберт Биггерс.

- Брешь, сука, — не поверил ему грабитель. Черный револьвер приблизился к лицу Роберта Биггерса. — Я же предупреждал тебя, чтобы ты ничего не делал. А ты сделал! Мудак сраный!

В момент отдачи после выстрела револьвер дернулся назад. Биггерс вставал с кресла, пытаясь что-то возражать, и пуля угодила ему в живот. Он рухнул на стол. Вторая пуля попала ему в правую часть груди, и он осел на подлокотник кресла. На его лице застыло удивленно-протестующее выражение.

- А вы, все, быстро в хранилище! — приказал грабитель.

Кассиры замешкались. У Нэнси Уильямс было онемевшее от испуга лицо.

- Я сказал: марш в хранилище — все! — повторил грабитель и махнул револьвером в сторону раскрытой двери. Он захлопнул за ними стальную дверь и с лязгом закрутил колесо замка. — Пошли!

Второй уже был в коридоре, торопясь к запасному выходу из здания. Он нес три мешка с деньгами. В служебном отсеке банка Роберт Л. Биггерс истекал кровью, свесившись с подлокотника кресла. Кровь капала на оранжевый палас, устилавший пол банка, а на лице Биггерса было все то же выражение изумленного невинного протеста.

На автостоянке возле банка двое мужчин забросили мешки с деньгами в белый четырехдверный «плимут». В зеленом четырехдверном «понтиаке» сидел первый бандит с Гарри Бэрреллом. Грабитель, стрелявший в Биггерса, крикнул:

- Рвем когти! Быстро рвем когти!

Грабитель в зеленом «понтиаке» размахнулся и ударил стволом револьвера Гарри Бэррелла по затылку. Бэррелл завалился влево. Грабитель сорвал с лица чулок и открыл дверцу:

- Я разберусь с ним. На то же место. Едем!

Двое других уже сидели в «плимуте». Автомобиль медленно выехал на проезжую часть, ни разу не скрипнув шинами. Когда «плимут» подъехал к автостоянке перед центральным входом в банк, он уже набрал приличную скорость, но едва ли привлек к себе чье-то внимание. Сидящие в нем люди были уже без масок.

Зеленый «понтиак» выехал с заднего двора банка и промчался через автостоянку перед центральным входом. Обе машины уехали в разные стороны.

Глава двадцать первая

Дежурный по Управлению оправдывался:

- Я попросил его назваться, мистер Фоли, но он не назвался.

Фоли сказал, что ничего страшного, и снял трубку:

- Фоли слушает.

- Это Эдди, — произнес мужской голос. — Я знаю, что ты занят и все такое, но мне просто интересно, как там все прошло. Мышка в мышеловке?

- Да, — сказал Фоли. — Я как раз собирался с тобой связаться, но потом решил, что лучше не надо. Да, все прошло хорошо, как по маслу. У нас пять штук «М-шестнадцатых», как ты и обещал.

- Ну и ладненько, — сказал Эдди Койл. — Очень рад это слышать. Он получит срок?

- Думаю, да.

- Ну и ладненько. Ну, и этого достаточно?

- Достаточно — для чего?

- Ну, ты же говорил, что тебе нужен повод. Тогда, когда мы виделись и говорили о предстоящем деле в Нью-Хэмпшире, ты мне сказал, что тебе нужен повод. Теперь-то ты можешь пойти со мной к ним и сказать, какой я хороший парень?

- А, ты про свой грузовик! — догадался Фоли. — С краденым виски.

- Ну да, Дейв. Слышь, кончай комедию ломать, а? Ты же знаешь, о чем я. Так ты это сделаешь для меня?

- Я уже звонил, — сказал Фоли. — Я позвонил тамошнему федеральному прокурору и сказал ему, что ты нам очень помог в осуществлении ареста крупного преступника и что с твоей помощью мы конфисковали пять краденых армейских автоматов и арестовали известного торговца краденым оружием. Доволен?

- Пожалуй, — сказал Эдди. — Как ты думаешь, это поможет?

- Не знаю, — сказал Фоли. — Он порядочный гад, этот прокурор. Он все, конечно, записал, а потом говорит: «Ну, это уже кое-что».

- А что это значит?

- Я ему сказал, что арест не состоялся бы без твоей помощи, а он говорит: «Ну ладно. А теперь-то он вам продолжает помогать? Было бы лучше, если бы я точно знал, что он участвует в других ваших операциях».

- В других операциях? Ему что, этого мало?

- Не знаю, мало ему или нет, — ответил Фоли. — Я передаю тебе наш разговор. Он просто сказал, что было бы лучше, если бы ты участвовал в еще какой-нибудь операции. Знаешь, как оно бывает: одно дело — просто совершить обмен — одного парня на другого. Но когда речь идет о парне, которому грозит срок, то тут надо предложить что-то более существенное, с чем можно идти устраивать торг, понимаешь? Вот что он, я думаю, имел в виду.

- Вот сука, — сказал Эдди.

- Послушай-ка, — продолжал Фоли. — Я его понимаю. Он же в другом округе, пойми. Его ребята зацапали тебя там, и зацапали чисто, с поличным.

Ты не стал его уламывать, и он преспокойно довел дело до суда, а ты ведь и не рассчитывал, что тебя оправдают, только потому, что ты не захотел с ним подружиться.

- Он предлагал мне сдать тех ребят, которые сперли ящики с виски, — сказал Эдди.

- Да, я знаю! Но ведь и его ты не можешь за это осуждать, верно? И ты не раскололся. Вот он тебе и впарил обвинение, и теперь ты у него на крючке. И вдруг кто-то из совершенно другого округа ему звонит и пытается за тебя замолвить словечко: мол, знаешь, Койл тут мне оказал услугу, отпусти-ка ты его! Что за дела? Вполне естественно, что он говорит на это: «Ну что ж, очень мило, что он на тебя так славно поработал. Но я-то до сих пор не знаю, кто увел те ящики с виски! Почему это я должен делать поблажки парню, который не захотел мне оказать услугу?». И что прикажешь мне ему на это возразить? Я бы, знаешь, точно так же поступил, если бы позвонил мне вдруг какой-нибудь хмырь из Нью-Хэмпшира и сообщил, что этот Джеки Браун оказал ему как-то услугу. Подумаешь! Мне-то что этот Джеки Браун сделал такого хорошего?

- А этот сопляк ничего для тебя не собирается сделать? — спросил Эдди Койл.

- Я бы так сформулировал, — ответил Фоли. — Он сейчас над этим размышляет. Очень серьезно размышляет. Я намекнул ему, что дело может окончиться пятью годами, но мы ведь можем передать его полиции штата, хотя нам этого и очень не хочется, но если мы его им передадим… Ну, если полиция штата берет тебя с пятью автоматами в багажнике, то это верное пожизненное плюс еще два года с хвостиком. Он меня спросил, что ему светит, если его будут судить в местном федеральном суде, и я ему честно сказал, что все будет зависеть от судьи: возможно, от двух до пяти. А потом, когда ему предъявили обвинение и оформили отпуск под залог, уже когда мы спускались в лифте, он и говорит: «О'кей, говорит, мы, наверное, скоро увидимся. Когда мне вернут мою тачку?». А я глаза на него вытаращил и говорю: «Да не получишь ты свою тачку, Джеки! Этот автомобиль был использован как инструмент совершения преступления, им воспользовались для перевозки контрабанды. Он теперь передан в распоряжение Соединенных Штатов Америки». А он тоже смотрит на меня, точно не понимает, о чем это я, и говорит, что выложил за него четыре тысячи. И я ему говорю: «Слушай, я тебя понимаю. Но у нас же не было выхода. Машины нет — забудь про нее, хотя ты к ней уже успел привязаться. Машину теперь будут использовать для государственных нужд. Все, забудь про нее». А он все смотрит на меня, а я ему говорю: «Тот парень, у которого был «чарджер» — теперь я на нем езжу — тоже вроде тебя горевал. Но что поделаешь, ничего не попишешь. Такое вот дело — никуда не денешься от этого». Так что он понял, что мы шутки шутить не намерены. И я не удивлюсь, если он вдруг в один прекрасный день заявится ко мне что-нибудь шепнуть.

- Слушай, — сказал Койл. — Я не могу сдать этому прокурору тех ребят в Нью-Хэмпшире. Ты должен ему позвонить и все объяснить. Если я их заложу, считай, что я уже труп, вот такое дело. Что же, он хочет попросить меня ради этого совершить самоубийство?

- Он от тебя ничего не хочет, — ответил Фоли. — Он не просил тебя заложить ему Джеки Брауна. Это же твоя идея. Ты сам выступаешь в роли просителя.

- Но ты же мне предложил! — перешел на крик Койл. — Ты же сказал, что тебе нужен хороший повод. И я дал тебе этот повод.

- Верно, — согласился Фоли. — Я сказал, что не буду ради тебя никому звонить, пока ты не окажешь мне какую-нибудь услугу. Вот ты и оказал мне услугу, и я стал действовать: я позвонил, как мы и договаривались. Но прокурор, которому я позвонил, не клюнул. Он же не обещал мне, что побежит к судье замаливать за тебя словечко, если ты поможешь нам взять преступника. Он вообще никакого отношения к этому Джеки Брауну не имеет. И я тебе не говорил, что он имеет хоть какое-то отношение. Ты сдал нам Джеки Брауна, чтобы я позвонил в Нью-Хэмпшир. И я позвонил. Тебе не нравится результат моего разговора с прокурором. Но я-то что могу поделать, Эдди? Ты же взрослый мужик, ты должен понимать.

- Так, теперь, значит, я должен оказать услугу еще и ему, — сказал Эдди Койл. — И как же, хотел бы я знать, мне это сделать? Я и в Нью-Хэмпшире не бываю, я не знаю, что там за дела.

- Но ты же знал о торговле краденым спиртным, — сказал Фоли. — Ты много чего знал, но не сказал. Ты не раскололся. А ребята, которые не раскалываются, обычно и идут на посадку, Эдди, такое случается везде и всюду, насколько мне известно.

- Да не мог я сдать ему тех ребят! — опять закричал Эдди. — Они бы меня пришили. Должен же он хоть это понимать!

- А он, вероятно, и понимает, — ответил Фоли. — Он же не утверждал, что ты должен был рассказать ему, от кого и кому ты вез виски. Он просто сказал, что было бы лучше, если бы он мог пойти к судье и сказать ему: так мол и так, этот парень, то есть ты, уже оказал хорошую услугу «дяде» и теперь продолжает работать на «дядю».

Вот тогда бы он сделал это с чистым сердцем, потому что понял бы, что ты и впрямь исправился и сошел с кривой дорожки, что ты не просто предлагаешь нам выкуп за то, чтобы тебя не отправляли пыхтеть в тюрягу. Вот что ему нужно, насколько я могу судить.

- Значит, ты мне намекаешь, что я должен стать у вас постоянным стукачом, — сказал Эдди Койл. — Постоянно… твою мать, кого-нибудь закладывать?

- Ничего подобного я тебе не говорю! Ты вообще не обязан делать то, что тебе не нравится, кроме одного: через три недели ты должен явиться в федеральный суд Нью-Хэмпшира для вынесения тебе приговора за перевозку краденого. Это ты обязан сделать. Если ты не явишься, они выпишут повестку, и судебный исполнитель приведет тебя туда под стражей. Но это единственное, что ты должен сделать. В остальном же ты волен поступать, как тебе хочется.

- Это несправедливо, — обиделся Эдди Койл. — Ты меня подставил.

- Слушай, Эдди, сходи-ка проветрись, выпей пивка и подумай хорошенько. Один какой-то сраный Эдди Койл есть Эдди Койл — и ничего больше. Ты хотел, чтобы я позвонил. Ты заложил парня только для того, чтобы я позвонил. И я позвонил. Если тебе этого мало, пойди подумай, что ты можешь в этой ситуации предложить. Ты знаешь, как со мной связаться. Если тебе не захочется со мной связываться, ну что ж. Не будем друг на друга в обиде. Между нами все было по-честному. Конечно, я могу понять мужика, которому противно закладывать друзей. Я могу это понять. Но ты и меня пойми. Все, что я могу для тебя сделать, — это только то, что я тебе обещал. И я свое обещание выполнил. Л что ты дальше будешь делать, зависит только от тебя.

- И как это я не догадался, что нельзя доверяться легавому! — съязвил Эдди Койл. — Что же это меня мама в детстве не предупредила!

- Всем надо слушаться своих мам, — невозмутимо подвел итог Фоли. — Если захочешь поговорить, ты знаешь, как меня найти.

Глава двадцать вторая

Капрал полиции штата Массачусетс Варденэ завтракал в два часа дня в кафе авиакомпании «Истерн эрлайнз» в бостонском аэропорту «Логан». Перед ним лежала газета «Рекорд». Он читал заметку, озаглавленную:

«ВТОРОЙ БАНКИР УМЕР ОТ РАН ПОСЛЕ НАЛЕТА В ВЕСТ-МАРШАЛЛФИЛДЕ».

В ней говорилось, что управляющий банком Гарольд У. Бэррелл умер три дня спустя после того, как он получил удар по черепу пистолетом во время ограбления банка, когда было похищено шестьдесят восемь тысяч долларов. В статье также упоминалось, что Роберт Л. Биггерс был застрелен в здании банка.

Ванда Эммет в униформе стюардессы авиакомпании «Нортист» села на табурет за стойкой бара рядом с капралом Варденэ.

- Ты здороваешься со старыми друзьями после того, как тебя повысили, Роже? — спросила она.

- А, Ванда, — обернулся Варденэ. — Как делишки?

- Неплохо, — ответила Ванда. — Ничего хорошего, но и плохого ничего.

- Улетаешь? Или прилетела? — спросил Варденэ.

- Только с самолета. Я теперь на чартере в Майами. Вчера туда, сегодня обратно.

- И как маршрут?

- Да, знаешь, в это время года какой уж бизнес! Сейчас мне нравится, но я с ужасом думаю, каково оно будет через месяц, когда набьется полный салон пассажиров — детишки орут, бабы вечно чего-то требуют. Я расстраиваюсь от одной мысли об этом не меньше, чем когда их вижу в самолете, представляешь!

- А здесь что ты делаешь?

- У меня машина на служебной стоянке. Вчера я приехала сюда очень поздно, перед самым вылетом, и парковка перед аэровокзалом была забита. Вот я и оставила машину на служебной стоянке.

- Я и не знал, что ты сама водишь, — сказал Варденэ. — А не проще ли взять такси?

- Ох, да я уж давно не живу на Бикон-стрит, — сказала она. — Я же переехала.

- Это еще почему?

- Появился заманчивый вариант. По крайней мере, мне тогда так казалось. Мне осточертела Сюзи и ее вечные бигуди, а потом вдруг подвернулся этот вариант — и я переехала.

- И где же ты теперь обитаешь?

- Ты не поверишь! Аж в Орандже. Я живу в Орандже.

- Господи, — воскликнул Варденэ. — Это же у черта на рогах. Сколько это отсюда — часа три езды?

- Два, — уточнила она. — Я надеялась, что там хорошее место для лыж и вообще. Но потом выяснилось: все зря.

- У тебя там квартира?

- Трейлер. Я живу в трейлере.

- И как оно в трейлере? — спросил он. — Я и сам подумываю об этом. Знаешь, получил я вчера свой налоговый счет и думаю: а может, найти себе что-нибудь в этом роде. Как там жизнь-то, ничего?

- Тебе это бы не подошло, — сказал она. — У тебя сколько — двое ребятишек? Твоя жена бы не выдержала. То есть я хочу сказать, мы там живем вдвоем, и меня часто не бывает дома, но все равно, теснотища и вообще куча неудобств. Нет, ты бы тоже не выдержал. Там и мебель поставить некуда, представляешь? И вечно у всех на виду. Никуда не приткнешься. Нет, тебе бы это не подошло.

- Пожалуй, — согласился Варденэ. — Но я тебе скажу: Боже ты мой, посмотришь на этот проклятый счет — плакать хочется. Я уже начинаю думать: черт побери, да у меня уходит два или три доллара в день просто на то, что я живу в этом городе.

- Слушай, Роже, мы еще друзья или как? — перебила его Ванда.

- А то как же! — ответил полицейский.

- Ну, тогда слушай, — сказала она. — Почему я спрашиваю — если бы я тебе кое-что рассказала, как другу и вообще, ты бы мог не упоминать мое имя, ну, понимаешь?

- Конечно! Я бы по крайней мере попытался.

- Э-э! Попытки не достаточно. Ты ни в коем случае не должен упоминать мое имя. Иначе я тебе ничего не скажу.

- О'кей! — сказал он. — Не будет твоего имени.

Ванда открыла сумку и вытащила из нее зеленую сберегательную книжку. На обложке было написано:

«Первый федеральный сберегательный и заемный банк Флориды».

- Видал? — спросила она.

- Ну и что?

- Я вчера открыла счет — положила деньги на депозит. Пятьсот долларов.

- Ну и что?

Ванда снова открыла сумку и выудила из нее целую пачку красных, голубых, коричневых и зеленых сберегательных книжек.

- Это то же самое. Я открыла все эти счета вчера.

- И все во флоридских банках?

- Все во флоридских банках. А две недели назад у меня был льготный рейс, мы летали в Нассау. И там я тоже открыла несколько банковских счетов. И еще я открыла счета в Орандже.

- И сколько же всего? — спросил Варденэ.

- Думаю, теперь их около тридцати пяти. А может, и сорок.

- И сколько же на них денег?

- Ну, так сразу я бы сказала — тысяч сорок пять. Может больше, может меньше, но в принципе что-то около того.

- Но это же колоссальная сумма для простой служащей! — удивился Варденэ.

- Это уж точно! Но самое забавное то, что все деньги, которые я клала на счет, были наличные. Все. Только пятидесятки и помельче.

- Ну, теперь я вижу, что не тем занимаюсь в жизни, — сказал Варденэ. — Когда в последний раз я видел сберкнижку со своим именем, там что-то говорилось о закладной. Я до сих пор не верил, что есть люди, которые могут себе позволить откладывать лишние деньги. Я-то думал, что деньги нужны для того, чтобы их тратить.

- Я же не сказала, что все эти книжки выписаны на мое имя, — возразила Ванда.

- А на чье? Ты думаешь, я знаю этого человека?

- Тут не один человек, — объяснила Ванда. — Но вряд ли ты знаешь их всех. Понимаешь, я-то знаю, кто открыл эти счета, но думаю, что всех тех, на кого выписаны книжки, вообще не существуют в природе. Я думаю, все они — это он.

- Должно быть, очень богатенький господин.

- Но только очень хорошо это скрывает. Уж от меня-то, во всяком случае, скрывает особенно тщательно.

- У него умер богатый дядюшка и оставил большое наследство?

- Три богатых дядюшки. И все они умерли в этом месяце.

- Это занятно, — сказал Варденэ.

- Совсем нет. Насколько я понимаю, у него есть еще один и прекрасно себя чувствует.

- Они что, все занимались банковским бизнесом? — спросил Варденэ.

- Он мне про них не рассказывал. Все, что я знаю, это то, что он очень рано уходит и возвращается после обеда с горящими глазами. Потом он заглатывает восемь или девять порций виски и бросается читать газеты и смотреть телевизор. К ужину у него разыгрывается страшная мигрень, так что он не в состоянии сесть за руль, и мне приходится отправляться в киоск за газетами. Ах да, еще у него есть несколько здоровенных восьмиволновых приемников, которые принимают и короткие, и средние, и УКВ, и переговоры пилотов, а еще один есть — так тот настроен на частоту полицейских переговорников. Да-да, именно полицейских. И когда он ходит навещать кого-нибудь из своих дядьев, он всегда берет с собой его в машину, а когда возвращается и приносит приемник обратно, то слушает его всю ночь. Но так бывает, только когда один из его дядьев вдруг прихворнет, и он уезжает его навестить.

- А с ним кто-нибудь общается? — спросил Варденэ.

- Этого я не знаю. Иногда заходит к нему какой-то тип, они о чем-то говорят. Этот парень оставляет ему большой картонный пакет, ужасно тяжелый, словно там какие-то железки. Так однажды было. Как раз перед тем, как умер его дядя. Он ужасно становится нервный, когда ему кажется, что очередной дядя скоро заболеет. У нас же в трейлере нет телефона. И когда ему кажется, что дядя заболел, он ненадолго отлучается — позвонить.

- Узнать, как здоровье, — вставил Варденэ.

- Наверно! А потом через несколько дней он дает мне конверты с деньгами, простые белые конверты, и просит отнести эти деньги в банк и открыть счета на фамилии, которые он, по-моему, с ходу придумывает, и мне приходится все свободное время, пока я по Флориде, бегать по банкам и открывать счета.

- И как ты думаешь, когда окочурится тот, что сейчас хворает? — спросил Варденэ.

- Трудно сказать, один умер вот только позавчера. И что странно — они все никак не могут умереть одновременно. Они умирают где-то с перерывом в одну неделю, а заболевают, почему-то, всегда рано утром. И ему приходится навещать их. Я бы не удивилась, если бы тот, что еще жив, дал дуба на будущей неделе. И если бы я была этим дядей, то не стала бы строить далеко идущих планов, скажем, после вторника.

- А не знаешь ли ты, случаем, где живет тот, который еще жив? — спросил Варденэ.

- Я тебе вот что скажу. Позавчера я была дома, и пришел к нему парень, которого он называет Артур. Но я тогда была в ванной, и он пошел сам открывать, а обычно открываю я. Он, похоже, считает, раз я стюардесса, то мне и положено двери открывать, пальто принимать, да выпивку подносить его друзьям. Ну, в общем, он в тот день совсем был не в духе. Ко всему придирался, всем был недоволен, словно забыл, сколько я для него делаю, что все свое свободное время бегаю для него по флоридским банкам счета открывать. Он даже раза два отвесил мне, потому что я что-то сказала ему поперек. Короче, я была в ванной, причесывалась, когда он впустил этого Артура, и я не могла всего слышать, о чем они там беседовали, но только Артур тоже был страшно не в духе. Словом, совещаются они там о чем-то тихо-тихо, бу-бу-бу да бу-бу-бу, и вот Артур и говорит: «Ну и что, теперь все сорвется в Линне?». А мой дружок ему отвечает: «Нет, ничего не сорвется в Линне, и самое главное теперь — только смотреть, как бы Фритци опять с катушек не слетел. И все. Надо на этот раз отправить его к Уэйлену, а в банке оставить Доини, потому что никто еще ничего не допер и можно закончить начатое». А потом он и говорит, дружок-то мой: «И не ори ты так, понял? Она же здесь. Ты что, не знаешь, что бабе нельзя доверять!».

- Значит, ты думаешь, что последний дядя живет в Линне? — спросил Варденэ. — И где этот Лини, ты не знаешь?

- Понятия не имею, — сказала Ванда. — Все, что я слышала, я тебе рассказала.

- Слушай, а не можешь ли ты разузнать, где этот Лини? — попросил Варденэ. — А потом позвонишь мне.

- Нет. Я не смогу. Я же тебе говорю, они при мне ничего не обсуждают. Мой дружок любит только обсуждать со своими мужиками, как он меня трахает. Это он любит обсуждать. Но обычно они при мне ни о чем не говорят. Понял?

- Да, — сказал Варденэ. — Да, понял. Я тебе очень благодарен, Ванда.

- Ну и ладненько. И не забудь — я тебе ничего не говорила! И никаких «если» — иначе мне не жить.

- Ясно, — согласился Варденэ. — Но скажи только, мы с тобой о Джимми говорили, у которого так много дядьев?

- Что-то я сейчас не могу припомнить его имя, — сказала Ванда. — Попозже вспомню, наверное.

- Спасибо тебе, Ванда.

- Да ладно уж, чего там, Роже. Ты же хороший парень.

Глава двадцать третья

Диллон сказал, что вряд ли Фоли это заинтересует.

- Я сначала думал, что не стоит срывать человека с места из-за какой-то ерунды, у тебя ведь и так полно работы, я же знаю. А потом вот что подумал: пусть сам решает, важно это или нет, понимаешь, а вдруг дело серьезное? Так что спасибо, что пришел.

Они встретились перед «Уолдорфом» и теперь стояли лицом к городскому парку. На противоположной стороне перекрестка Арлингтон-стрит и Бойлстон — стрит расположился органист, поставив на тротуар табличку, в которой предлагал свои услуги для обслуживания банкетов и семейных торжеств. Выходящие из универсама «Шрив» элегантно одетые люди старались пройти мимо него, и только один толстяк в твидовом пиджаке остановился перед ним с самодовольной улыбкой на лице.

- Может, хочешь, зайдем куда-нибудь, выпьем по чашке кофе? — спросил Фоли.

- Не стоит, — сказал Диллон. — У меня и так что-то неладно с желудком. Я думаю, уж не от кофе ли. У меня за стойкой бара есть комнатенка, я там держу кофейник и, пока обслуживаю клиентов, частенько прикладываюсь к его содержимому. За день я выдуваю два с половиной кофейника, и, кажется, это слишком много. Под конец дня меня с этого кофе блевать тянет.

На другой стороне улицы, как раз напротив органиста, собралась группа ребят и девчонок с длиннющими волосами. Все они были в армейских куртках. Несколько ребят сидели на ступеньках Арлингтонской церкви. На углу Арлингтон-стрит стояли торговцы газетами.

- Тогда можно по чашке чаю, — предложил Фоли.

- Да нет, спасибо, — отказался Диллон. — Терпеть не могу чая. Моя старуха, с того самого дня, как мы поженились, только чаем и поит. Поэтому я терпеть его не могу. Если уж что и пить, так кофе. Иногда я заказываю себе стакан молока. Это вещь.

Высокий молодой парень на той стороне Арлингтон-стрит, как только светофор останавливал поток транспорта, выходил на проезжую часть и, идя между рядами автомобилей, предлагал газеты.

- И что за дрянь он там продает? — поинтересовался Диллон. — Что-нибудь запрещенное, не иначе!

- Наверное, «Феникс», — высказал предположение Фоли. — Я тут проходил как-то вечером и видел, что ребята торговали «Фениксом».

- Это еще что такое? — спросил Диллон. — Это не за нее их арестовывают?

- Вряд ли. Кажется, за какую-то другую. Только я забыл название. Сам не знаю. Я их не покупаю.

- И, небось, продает-то две штуки в день, — продолжал Диллон. — Ну и хрена он хочет этим доказать?

- Э, да просто чтобы чем-то заняться.

- Ну да! Просто чтобы чем-то заняться. Бездельники чертовы, шли бы лучше работать, если им нечем руки занять. Заходил ко мне тут на днях такой же сопляк — так у него была одна из этих газетенок — «Трах» называется. Знаешь, что у них там?

- Похабные картинки, — ответил Фоли.

- Да все, что хочешь, — сказал Диллон. — Черт, была там одна картинка — никак этот парень сам ее и послал им. Стоит он в парке, кругом снег, а сам абсолютно голый и хрен его свисает, как шланг. И такая поганая усмешечка на харе. Только представь себе!

- Наверное, он нарасхват, — сказал Фоли.

- Это уж точно, — подтвердил Диллон. — Есть у меня приятель, он держит книжный магазинчик такой, знаешь, из этих… Продает, надо думать, журналы с голыми девками. Так он процветает! Он рассказывал, что журналы с голыми мужиками идут только так — с голыми мужиками, у которых вот такие здоровенные концы! Я у него спрашиваю: да кто же их покупает-то? А он говорит: а те самые ребята, что покупают журналы с голыми девками.

- В странном мире мы живем, — заметил Фоли.

- И чем дольше я живу, тем все более странным он становится, — согласился Диллон. — Я что-то сомневаюсь, что такие журнальчики можно ввезти в страну из-за границы. Слушай, почему бы вам, ребята, не перестать гоняться за серьезными людьми, которые занимаются своим бизнесом? Не лучше ли перекрыть доступ этой похабщине, которой сегодня вон сколько развелось?

- Э, — сказал Фоли, — только не надо катить на меня баллон. Этим пусть занимается почтовое управление, или таможня, или чья эта там забота. Я с этим дерьмом дела иметь не хочу. К тому же, так можно того твоего приятеля лишить доходов. Ты разве этого хочешь?

- Дейв, — ответил Диллон. — У меня четкое убеждение, что ты не сможешь лишить моего приятеля доходов, если только не подложишь ему под задницу бомбу, понял? Я этого парня знаю уже шесть лет, я не помню, чтобы он хоть раз оказался на мели, чтобы он хоть раз имел какие-то неприятности. У него всегда в кармане бабки, он всегда одевается фу-ты ну-ты! Всегда при галстучке и при пиджачишке и, думаю, этот магазинчик — его девятое дело. Был у него салун какое-то время, потом он что-то делал в шоу-бизнесе. В прошлом году я видел его на ипподроме. У него шикарный «кадиллак». Тогда же он пригласил меня в Новый Орлеан на «Суперкубок», и он все мне сам оформил по полной программе — билеты на самолет, билет на матч, гостиницу. Я ему говорю: слушай, чего тебе от меня надо? И знаешь, что он мне сказал? Он сказал: «Да нет, ничего, просто я подумал, тебе захочется посмотреть игру — вот и все». Так оно и было! Мужик, что надо!

- А зачем ему торговать журналами с голыми девками? — спросил Фоли.

- Вот тот-то и оно, — сказал Диллон — Я у него раз спросил то же самое, а он говорит: «Слушай, так ведь люди покупают эту дрянь. Думаешь, мне очень важно, от чего у этого парня встает? Это его проблемы. Если он желает что-нибудь купить, кто я такой, чтобы ему запрещать? Мне нравится другое — но это уже мое дело. Я не помню, чтобы кто-нибудь из моих покупателей приходил ко мне и запрещал заниматься тем, чем мне нравится. Так в чем проблема?» Тогда я у него спрашиваю: а не думаешь ли ты, что твои покупатели потом идут на улицу и подлавливают малышню в темных подворотнях? А он говорит: «Нет, не думаю. Я думаю, они идут к себе домой и дрочатся там до умопомрачения». Ну как тут можно быть уверенным, а? Я этого не понимаю.

- Послушай, — сказал Фоли, — что же все-таки происходит, ты не хочешь мне сказать?

- Ах да, — спохватился Диллон. — Ну, точно я ничего не знаю, понял? Но есть одно… Помнишь, мы говорили об Эдди Кривопалом — ну, когда виделись в последний раз?

- Ему все время кто-то звонил? — догадался Фоли.

- Да. От Джимми Скала.

- И он был очень расстроен.

- Ужасно расстроен! Просто с лица спал.

- Да-да, — сказал Фоли.

- Ну вот, теперь мне ясно, откуда у него столько денег, — сказал Диллон. — На него это не похоже. То он все ходил — у него всего пара долларов при себе. А теперь у него карман отяжелел.

- Ну, и сколько у него? Примерно?

- Ну, точно не скажу. Я только краем глаза заметил эту пачку, понял? Но там была приличная сумма. Я бы сказал, у него там, по меньшей мере, тысчонки две было.

- А как это тебе удалось углядеть?

- Он заходил позапрошлый вечер, — объяснил Диллон. — Заказал стаканчик виски и пива. Зашел в семь, в половине восьмого, или что-то около того, а это тоже на него не похоже, понял? То он обычно приходит днем, то его раньше одиннадцати не увидишь. Но вот тут на днях приходит как раз к ужину, делает заказ, я его обслуживаю, а он сидит, читает беговой бюллетень, молчит, как рыба, а потом приходит и другой. Чуть попозже приходит другой.

- Ты его знаешь? — спросил Фоли.

- Ну, допустим, да. Я бы его узнал, если бы еще раз встретил, идет? Но теперь я что-то не припомню его имени. Если не возражаешь, я бы предпочел не называть.

- О'кэй.

- Так, приходит этот второй, — и они с Эдди идут в кабинку, понял? Они там толкуют о своем, а я вижу: у того, второго, на столе ничего нет, а он у меня не в первый раз, так что я ему давно кредит открыл. Наливаю я немного бурбона со льдом, «Уайлд тэрки», беру бутылку «Будвайзера», иду туда и ставлю все это на стол перед ним. А Эдди держит в лапе эту пачку денег, потом кладет ее в карман, а тот, второй, забирает со стола несколько бумажек. Вот так я и увидел.

- И ты не догадываешься, что у них за дела?

- Слушай, я же серьезно: об этом втором парне я тебе ничего не говорил!

- Ладно, мне на него наплевать. Я просто так спросил.

- Слушай, это не имеет отношения к тому, о чем мы толковали с тобой, понял? Так, между нами говоря, я бы не удивился, если бы Эдди вдруг себе купил телевизор, видеосистему. Но только строго между нами. Я никого больше сюда не хочу впутывать. Деньги — ты же знаешь сам, что это такое, так? Но вот второй парень тут совсем не при чем.

- Ну ладно, — сказал Фоли. — Так, что это за деньги, как по-твоему?

- Не знаю. Я же говорю: Эдди не тот мужик, у которого водятся деньжата, понял? Ко вот я вижу эти деньги и думаю: та-ак, может тебе об этом будет интересно узнать. Ты на него дело завел?

- Я бы так сформулировал, — сказал Фоли. — На него дело завело правительство Соединенных Штатов, но это дело раскручивается в Нью-Хэмпшире. Он там перевозил краденое спиртное. Так что, может, и у меня на него дело, я не знаю.

- А я думал, все уже в прошлом, — удивился Диллон. — Я уж думал, он за все получил сполна, когда… когда это было — в прошлом месяце или что-то около этого? Ну, в общем, давно уже.

- Его признали виновным, — уточнил Фоли, — но он туда едет в будущем месяце на вынесение приговора. Ходили разговоры, что, может, дело будет пересмотрено, или что-то вроде того. Может, и раньше, не знаю.

- И что он за это получит? Срок?

- Я не очень в курсе его дела, — сказал Фоли. — Там же не наша юрисдикция. Думаю, вероятность срока есть. Но я, ей-богу, не знаю. Я просто слышал тут на днях случайно, кто-то упоминал об этом деле, вот я и подумал о нем, когда ты мне сказал, помнишь?

- Эдди страх, как не любит сидеть, — заметил Диллон.

- Ну, а кто же любит, — улыбнулся Фоли. — Я, знаешь, многих видел, кто шел на посадку, и, может, только один или два из всех сказал потом, что им там очень даже понравилось.

- М-да. Но слушай, он же Должен знать, он должен был с кем-то об этом поговорить, а? Он же мог что-то придумать.

- Возможно, — сказал Фоли.

- Так, ну какого же, спрашивается, рожна он тогда покупает цветной телик, если не сегодня-завтра сядет.

- Может, захотел сделать маленький подарок жене? Чтобы она не скучала и ждала его, пока он пыхтит.

- Очень сомнительно, — сказал Диллон. — Я Эдди неплохо знаю, это совсем не в его духе. Он с ней не так уж ладит.

- А подружка у него есть? — спросил Фоли. — Может, он хочет сделать подарок своей подружке?

- Нет, он уходит в загулы иногда, но постоянной у него нет. Да, мне кажется, он не особенно-то этим интересуется, чтобы палку кому кинуть. А что, теперь не разрешают с собой в камеру приносить телик?

- Не разрешают, — ответил Фоли. — По моим сведениям, нет.

- Да уж, вряд ли. Что-то я не припомню такого, когда сам там был. Нет, видимо, Эдди просто считает, что не сядет. И мне интересно, почему он так считает.

- А мне интересно, откуда у него деньги. Это меня беспокоит. Мне всегда казалось, что он просто стоит на подхвате. Интересно, что же он такого сделал, чтобы заработать большие деньги.

- Очень интересно, а? — сказал Диллон. — Я тебе вот, что скажу: ты пойди пораскинь мозгами, как это такая мелкота, как Эдди Койл, мог заполучить такую кучу денег, а я пойду да покумекаю, как это мужик с таким прошлым, как у него, считает, что он не сядет за краденое виски. И, может, я кое с кем потолкую, а потом тебе расскажу. Идет?

- Отлично, — согласился Фоли. — Буду ждать от тебя весточки.

Глава двадцать четвертая

Во вторник, без четверти шесть, когда над прибрежным шоссе в Нейханте забрезжил рассвет, Фритци Веббер в голубом «бьюике ле сейбре» остановился на обочине. За ним следовал Скализи в светло-коричневом четырехдверном «шевроле». На заднем сидении «шевроле» сидел Артур Валантропо. Пока Веббер запирал свой «бьюик» и пересаживался в «шевроле», из выхлопной трубы «шевроле» в холодный утренний воздух поднялось плотное облачко дыма.

- Все нормально? — спросил Скализи. На нем была зеленая нейлоновая ветровка. На голову натянут чулок. На заднем сидении Артур Валантропо натягивал себе на голову узкий нейлоновый чулок, так, чтобы черты его лица трансформировались в нечто неопределенное. Веббер, достав из кармана куртки такой же чулок, кивнул.

- Хвоста не было? — спросил Валантропо.

- Я не заметил, — сказал Веббер. — Всю дорогу от Фолл-Ривер я был один на шоссе. Если за мной следили, то только с самолета. А как Донни, с ним все окэй?

- Мы видели, как он там разворачивался, — ответил Скализи, выруливая на шоссе. — Он махнул нам,что все в порядке, так что, думаю, все действительно в порядке.

- Хорошо, — сказал Веббер. Он был уже в маске. — Я все думаю: чего это Диллон, сука, занервничал? — он сунул руку под сидение и выудил оттуда бумажный пакет, из которого вытащил револьвер «питон» триста пятьдесят седьмого калибра и открыл барабан. Из кармана куртки он достал пять патронов и стал вставлять их в обойму.

- Его беспокоит Койл, — объяснил Скализи. — Я ему верю. Он боится, как бы Койл нас не заложил из-за той бодяги, которая у него в Нью-Хэмпшире.

- Это он может, — заметил Валантропо.

«Шевроле» свернул с прибрежного шоссе на тихую улочку. Большие жилые дома, построенные в начале века, стояли далеко от проезжей части, скрытые за высокими каменными стенами и кустарниками, все еще зелеными, хотя уже кончалась осень.

- Это невозможно, — сказал Скализи. — Он ни черта не знает. Я ему никогда ничего не рассказывал. Все, что ему известно, так это то, что у нас была нужда в «пушках». И еще он знает, что мы используем их для стрельбы по мишеням — вот и все.

- Да, так было, пока мы не занялись делом, — заметил Валантропо. И когда мы провернули первое дело, он все понял. Койл не дурак, сам знаешь.

- Знаю, — согласился Скализи. — Я также знаю, что ему покалечили руку, потому что он неаккуратно себя повел. Он слишком не дурак, чтоб снова сказаться неаккуратным в этом деле. И кроме того — ну ладно, предположим, он хотел бы сдать нас легавым. А что он знает? Что он бы им сказал? Он только и может сказать, что мы, по его разумению, могли сделать. Но он же не узнает, куда мы отправимся в следующий раз, пока мы там не побываем. Говорю тебе, чтобы Койл нас заложил — этого просто не может быть. Это просто невозможно.

Скализи направил «шевроле» на длинную мощенную белым камнем подъездную аллею к дому 16 на Пеликан-хилл. На крутом вираже шины взвизгнули. В сотне ярдов от проезжей части, овеваемый морским бризом, величественно возвышался трехэтажный серо-белый дом.

- Этот Узйлен неплохо устроился, — сказал Веббер. — У него есть детишки?

- Взрослые, и давно с ним не живут, — ответил Валантропо. В доме только он и его жена. Жена — милая тетенька. Она, пожалуй, сварганит тебе горячий завтрак, пока вы будете нас ждать.

- Ох, как же я не люблю ожидание! — сказал Веббер. — Слава Богу, что это последнее дело. Вечно сижу, как на иголках, не знаю, что там у вас происходит.

- Да ты и в банке был, как на иголках, — вставил Валантропо. — Поэтому Донни теперь пойдет с нами, а ты будешь сидеть здесь, а не наоборот.

- Слушай, — сказал Веббер. — Разве я один? Вон как Джимми трахнул того старикана по башке… Почитай, что в газетах пишут!

- У старика оказалась слабая черепушка, — пошутил Скализи. — Мне случалось за свою жизнь лупить по башке многих, и куда посильнее, но никто не сдох.

- Да, — сказал Валантропо. — Не забывай, что Джимми пришлось отключить этого старика, потому что ты все запорол в банке! Сколько раз я тебе втолковывал — если убьешь кого-нибудь, будь уверен: за тобой вдогонку пустится целая армия!

- Слушай, — стал оправдываться Веббер, — он же нажал на кнопку тревоги. Разве нет? Мы им сказали: «Не поднимайте шума — никого не тронем». Мы же им сказали. Ну что за дела! Я считаю, если они не делают того, что им говорят, их надо мочить. Мне наплевать на них: я считаю, что их надо мочить!

- Но не тогда, когда все деньги уже у нас, — сказал Валантропо. — Это можно сделать, когда ты только въехал в банк, тут я с тобой согласен. Надо же себя обезопасить. Конечно. Но когда ты уже на выходе, когда ты деньги взял — не надо! Когда ты уже ногу занес за порог, черт побери, тут-то какой смысл? Чего ты добьешься стрельбой, когда ты, считай, ушел, а они подняли тревогу. Или ты думаешь, что если пришьешь парня, который нажал кнопку, то сигнал не сработает? Нет, парень, этим ты только все усугубишь. У тебя и времени-то не остается делать ноги. Ты только добиваешься того, что все звереют, начинается беготня и все такое. Это просто ни к чему, совершенно ни к чему. Я тебе повторяю: не стреляй, парень, не стреляй ни в кого, если только у тебя нет другого выхода.

- Нет, — ответил Веббер. — Я с тобой не согласен.

«Шевроле» плавно доехал до конца аллеи и бесшумно остановился у гаража. Скализи тихо повернул ключ зажигания, точно этим можно было снизить до минимума посторонние звуки.

- Ну и хрен с тобой, — сказал Валантропо. — Можешь со мной не соглашаться, но делай, как я говорю.

- А теперь вы оба, мать вашу, затыкайтесь, и пошли делом заниматься, — прошептал Скализи. — Я уже утомился вас слушать.

Они медленно вылезли из машины и неплотно прикрыли дверцы. В утреннем свете они сначала взглянули друг на друга сквозь нейлоновые маски.

Потом осмотрелись вокруг. Тихо сошли со щебенки подъездной аллеи и ступили на траву. Они шли к дому гуськом, двигаясь по кромке зеленой лужайки. Иней таял и оседал каплями на их спортивных тапочках. Дойдя до задней двери, Скализи и Валантропо отстали шагов на шесть от Веббера. Оба держали в руках револьверы. Веббер переложил свой револьвер в левую ладонь. Держа его стволом вверх, Веббер вытащил из рукава узкий шпатель с деревянной ручкой. Он шагнул с травы на первую ступеньку заднего крыльца. Скализи и Валантропо замерли по обе стороны от двери.

Веббер присел на корточки перед сетчатой дверью и стал изучать дверной косяк. Зажав шпатель в зубах, он начал возиться с ручкой. Та повернулась без звука. За сетчатой была деревянная застекленная дверь. Скализи, придерживая левой рукой сетчатую дверь, заглянул Вебберу через плечо.

- Ну, как замок? — спросил он шепотом.

- Обычный, с цилиндром, — сказал Веббер тоже шепотом. Он внезапно резко выпрямился и стал вглядываться внутрь дома через стекло.

- И цепочка? — прошептал Скализи.

- Нет, — прошептал Веббер. Он завел левую руку за спину и сунул «питон» за пояс. Он снова склонился к двери. Скализи увидел, как лезвие шпателя прошло между дверным косяком и дверью. Тихо лязгнул металл. Веббер с силой надавил на дверь — та бесшумно отворилась.

Валантропо поднялся на крыльцо. Оставляя влажные следы на полу, они вошли в прихожую. В рассветной мгле они прошли мимо висящих на вешалке пальто, поднялись по лестнице в три ступеньки и открыли дверь на кухню. За исключением легкого поскрипывания влажных подошв по полу, в доме стояла гробовая тишина.

В кухне Веббер обернулся и изобразил улыбку под нейлоновой улыбку.

- Ну как? — прошептал он.

В саду между домом и гаражом Эрни Сотер прижал к бедру приклад своего «винчестера» двенадцатого калибра и помахал в сторону кустов за домом. Дик Феррис, пригибаясь низко к земле, побежал к гаражу. В руках у него был автомат «Томпсон». Сотер поглядел в окна второго этажа. У края окна, выходящего на задний двор, Сотер увидел Томми Дэмона. Сотер поднял руку ладонью вперед. Лицо Дэмона исчезло.

В кухне Скализи тихо крался к двери, ведущей в коридор. В двери на высоте талии было вставлено небольшое рифленое стекло. Он положил руку в перчатке на стекло и нажал. Дверь тихо открылась. Он повернулся к Валантропо и Вебберу. Поднял вверх большой палец.

Валантропо стоял у кухонного стола. Когда Скализи подал сигнал, Валантропо поднял стул и опустил чуть поодаль от стола. Потом положил свой револьвер на стол и сел на стул.

Скализи вернулся к столу. Он тоже взял стул и тихо сел. Сложил руки на бедрах, держа револьвер в правой руке и чуть расслабив ладонь.

Веббер протиснулся между Валантропо и стеной. Он положил свой револьвер на стол, потом бесшумно выдвинул стул и сел.

- Сколько ждать? — прошептал он.

- Старик встает первым и спускается на кухню. Судя по моим наблюдениям. Не знаю, когда встает старуха. Подождем — увидим Прямо над их головами раздались шаги. Они прислушались. На втором этаже явно ходил не один человек.

- Ну и чудненько, — сказал Веббер. — Мамочка и папочка спускаются вниз вместе.

Они вслушались в шаги на лестнице. Схватили револьверы. Все трое уставились на дверь, ведущую в коридор, а Феррис и Сотер вошли в кухню через заднюю дверь. Когда три головы повернулись на шум сзади, Дэмон и Руфус Билли вошли в кухню через дверь в коридор и взяли их на прицел своих дробовиков. Сотер сказал:

- С первым апреля, мудилы грешные!

Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем трое мужчин в масках осторожно положили свои револьверы на стол.

Глава двадцать пятая

Эдди Койл проспал. Когда он открыл глаза, было уже почти девять. Он быстро принял душ и побрился. Затем вышел в коридор и отправился на кухню в мрачном расположении духа. Жена смотрела телевизор и пила кофе.

- Какого черта ты меня не разбудила? — спросил он.

Она, не отрывая глаз от экрана, сказала:

- Слушай, вчера я тебя разбудила, и ты разорялся, какого черта я не дала тебе поспать. Сегодня я дала тебе поспать, и ты разоряешься, почему я не разбудила тебя. Что с тобой, тебе нужен хорошенький заряд для дневного безделья?

- У мня сегодня дела, — сказал он и налил себе кофе. — Мне надо кое-кому позвонить.

Жена вздохнула и начала медленно подниматься с кушетки.

- Знаю-знаю: пойди сходи в спальню, пока я поговорю по телефону. Иногда мне кажется, что я вышла замуж за президента Соединенных Штатов. Что за секреты, которых недостойно мое ухо? Мне казалось, я вышла замуж за тебя.

Эдди Койл ничего не ответил и смотрел, как жена выходит из кухни. Через несколько секунд он услышал шум льющейся воды в ванной. Тогда он снял телефонную трубку.

- Это Эдди, — сказал он, когда его соединили с Фоли. — Слушай, мне надо с тобой поговорить.

- Сначала скажи, в чем дело, — ответил Фоли. — Потом скажи, зачем. А то я смотрю, ты после с трудом вспоминаешь детали нашего уговора.

- Слушай, — перебил его Койл. — Забудь про ту фигню. Я хочу, чтобы ты позвонил в Нью-Хэмпшир и спросил его, достаточно ли будет того, что я собираюсь сдать тебе ребят, которые берут банки?

- Каких ребят? — спросил Фоли. — Какие банки?

- Ты сам знаешь, каких ребят и какие банки, — сказал Койл. — Я же не говорю, что я собираюсь их тебе сдать. Я просто хочу знать, достаточно ли ему будет этого?

- Предположим, достаточно. И что, ты собираешься мне их сдать?

- Не знаю, — сказал Койл. Он поднял левую ладонь с изуродованными пальцами и внимательно посмотрел на нее. — Может, придумаю что-нибудь более безопасное. Не знаю. Я просто хочу знать, что будет, если я решу. Согласится ли он тогда снять меня с крючка.

- Знаешь, я у него спрошу. Это все, что я могу тебе обещать.

- Хорошо. Можешь переговорить с ним до полудня?

- Наверное. К этому времени у меня что-нибудь для тебя будет.

- Идет. Где мы встретимся?

- Позвони мне в контору, — сказал Фоли. — Я буду на месте.

- Нет, — заупрямился Койл. — Я хочу с тобой встретиться, чтобы точно понять, что происходит.

- Ладно, — сказал Фоли. — Ты Кеймбридж знаешь? Сентрал-сквер? Ты знаешь это место?

- Еще бы. Я там вырос.

- Отлично. Там есть аптека, прямо на большом перекрестке.

- Да, — сказал Койл.

- Я буду в этой аптеке ровно в полдень.

- Я могу опоздать.

- Я буду тебя там ждать до половины первого, — сказал Фоли. — Больше не смогу. У меня сегодня встреча с одним приятелем.

- Хорошо, — сказал Койл. — Если я решу прийти, буду. Если я не приду, считай, что я передумал.

Глава двадцать шестая

Диллон нашел серебристый «континенталь» с черным виниловым верхом на автостоянке Колумбийского вокзала в Дорчестере. За рулем сидел человек. Диллон открыл правую переднюю дверцу и залез в машину.

- Извини, что пришлось тебя поднимать в такую рань, — сказал человек. Он был в темных очках, тучный, с оливкового цвета кожей, в строгий темном костюме. В зубах была зажата сигарета.

- Ничего страшного, — ответил Диллон. — Но я же работаю до поздней ночи, понял? Обычно встаю в полдень, не раньше.

- Дело срочное, — сказал человек. — Я думал, может, ты сумеешь нам поспособствовать в одном дельце.

- Очень может быть, — согласился Диллон. — Кто его знает, конечно, но очень может быть.

- Это очень важно, — сказал человек. — Потому-то я тебя и сорвал. Босс сказал мне, что надо обратиться к тому, кому мы доверяем, на кого можно положиться на все сто, понимаешь?

Малыш был ему как родной, вот потому-то мы порем горячку.

- Я не поспеваю за тобой, — перебил его Диллон. — Какой малыш?

- Донни Гудуэзер. Ты его должен знать. Он был для него как сын. Кое-кто поговаривает, что так оно и есть на самом деле.

- Никогда о таком не слыхал, — сказал Диллон.

- Ну, услышишь. Его взяли сегодня утром в Линне.

- Кто взял? Слушай, не хочется выглядеть полным идиотом, но ты же меня знаешь: если ему нужно, я готов.

- Рад это слышать. Ходили тут всякие разговоры. Ты, мол, боялся, что дело может дойти до Большого жюри. Но я рад, что ты сейчас это сказал. Босс будет доволен.

- Так о чем речь, черт побери? — не выдержал Диллон.

- О полиции штата, — спокойно сказал человек в темных очках. — Похоже, дело было так: сидел Донни сегодня утром у Колониального кооперативного банка, словно ждал кого-то, но вместо тех, кого он ожидал увидеть, он увидел легавых в масках и куртках. Он вылез из своей машины — а у него на лице тоже маска и в руках «пушка», а они ему говорят, что он арестован. Ну, и, сам понимаешь, начинается пальба. Малыша подстрелили, и он не дожил до прибытия судмедэксперта. Босс страшно расстроен.

- У кого-то еще проблемы? — спросил Диллон.

- У Джимми Скала, Артура Валантропо и Фритца Веббера, — сказал человек в темных очках. — Их всех повязали в одном доме в Нейханте сегодня утром. Как я слышал, в особняке казначея этого самого Колониального кооперативного. Джимми с Арти и этот щенок пошли в особняк, а Донни оставили ждать у банка. Эти трое вошли в дом, а там уже тьма легавых. Потом легавые сняли с Арти и Джимми маски и куртки, переоделись и поехали с другим легавым в банк в машине Джимми. Так они с Донни и столкнулись нос к носу. Легавые вылезли из машины, в масках, конечно, ну и, сам знаешь, когда в маске, кто его там разберет, и Донни, ничего не подозревая, вылез из машины. Так я слышал, а рассказал мне это все Поли Ледук, адвокат Скала. Он мне сразу позвонил, как только переговорил с Джимми в участке. Короче, вылезает Донни из машины, а легавые и говорят: «Руки вверх, ты арестован». Ну, хотя он еще совсем сопляк, да только паренек не из пугливых. Если парень боссу и не был сыном, босс любил его как раз за то, что он не размазня. Словом, паренек открывает пальбу. Ну, его изрешетили.

- Да ты что! — воскликнул Диллон.

- Вот то-то и оно. Этим троим уже предъявили обвинение в убийстве, сегодня днем состоится предварительное слушание, ну и, само собой, всех троих поставят перед Большим жюри. Босс просто рвет и мечет.

- Я его понимаю, — сказал Диллон.

- Я тоже его понимаю.

- Но вот Джимми я не понимаю, — сказал Диллон. — Мое мнение: это он все запорол.

- Почему ты так думаешь?

- Я его предупреждал. Тут одному мужику, которого мы со Скалом очень хорошо знаем, кое-что подвалило. Ему скоро ехать на вынесение приговора, и ему светит срок без помилования, понял? Но только этот мужик так себя ведет, точно в тюрягу идти не собирается, и мне это, надо сказать, очень не понравилось, понял? С чего это он так уверен, а? Может, он подумывает, кого бы заложить? В общем, я звонил Джимми и все ему сказал. Я сказал: «Вы лучше переждите пару деньков, повремените. А то тут что-то нехорошее происходит. Мне очень это не нравится». А он и слушать не стал. Полез напролом!

- Этот мужик… — сказал человек в темных очках. — Мы его знаем?

- Возможно, — сказал Диллон. — Нам уже пришлось его в свое время наказать. Он подставил Билли Уоллеса с «пушкой», за которой тянулся длинный шлейф. Пришлось его поучить уму-разуму. Я думал, это его кое-чему научило. Я ему иногда подбрасываю какую-никакую работенку.

- Это Койл, что ли? — спросил человек в темных очках.

- Он самый. Я попросил его как-то перегнать грузовик — груз был мой и еще одного парня из Нью-Хэмпшира, а он попался с грузом. Потому-то он и едет туда на вынесение приговора. Тогда он не раскололся, но ему светит посадка, и он это знает. Я еще подумал: может, ему пришло в голову меня заложить, хотя, конечно, он бы не стал этого делать, не оформив предварительно завещания. Вот я и думаю, что это он заложил Джимми и Арти вместо меня. Сволочь!

- Да, о нем Скал упоминал, — сказал человек в темных очках. — Ледук и с боссом говорил о нем. О Койле. Об Эдди Кривопалом. Точно, это он.

- Хочешь его пришить? — спросил Диллон.

- Босс хочет, — ответил человек в темных очках. — Более того. Он хочет, чтобы это произошло сегодня вечером.

- Сегодня вечером не могу, — сказал Диллон. — Только не сегодня. Знаешь, для этого же время нужно. Надо кое-что подготовить. Мне машина с водителем нужна, игрушка. И надо еще его выманить. Черт побери, уж если я мочу — так я делаю все, как надо, а не как какой-нибудь молокосос, который застукал свою девку в койке с мужиком.

- Он сказал: сегодня вечером.

- Ну тогда поезжай к нему и скажи… Скажи, что ты со мной говорил, а он меня знает, он знает мне дену… Ты ему скажи: «Диллон пришьет. Но он хочет, чтобы все было, как надо. Он все оформит так, что ни единая живая душа не пронюхает». Вот так и скажи ему.

- Ты хочешь, чтобы все было чисто, — заметил человек в темных очках. — И учти: контракт с тобой будет.

- Уж будь уверен: очень хочу, чтоб все было чисто, — сказал Диллон. — Я беру по-божески. Пять штук вперед. Кстати, о деньгах, где и когда?

- У меня пока нет. Сделаешь работу, получишь.

- Ага! — воскликнул Диллон. — У самого во-от такая тачка со стереоприемником, костюмчик за четыреста «зеленых», ботиночки, а хочет, чтобы я шел на мокрое дело за здорово живешь. Я тебе вот, что хочу сказать, голуба, так дела не делаются! Я вообще уже начинаю сомневаться, на самом ли деле тебя босс послал? Насколько я помню, раньше он такие дела обделывал совсем по-другому. Всегда очень аккуратно, всегда спокойно, без суеты. А не так — раз-два, взял за горло — пинок под зад — давай-давай! Да еще у всех на виду. Что с вами, ребята, вы совсем там офонарели?

- Послушай!

- Ничего не хочу слушать! — сказал Диллон. — Я его уважаю. И хочу, чтобы он меня тоже уважал. Он знает, как я работаю, что это за работа, потому-то он ко мне и обращается. Со мной дело делается так: деньги вперед. Нет денег — нет работы. Наликом. Кредитные карточки я не принимаю, банковские чеки тоже. А теперь я тебе вот что скажу: поезжай к нему и скажи: «У Диллона все будет готово: машина, «пушка» и все прочее. У него все будет готово — останется только нажать на кнопочку». Вот это ты ему и скажи. Но без денег не возвращайся. Я, конечно, готов оказать услугу, но надо думать и о других вещах. В этой жизни все можно делать, как надо и как не надо. Если, конечно, ты хочешь, чтобы я просто сдал Койла легавым, то пожалуйста, могу и сегодня — и к тому же задаром.

- Кончай мне мозги полоскать, — ответил человек в темных очках. — Хорош трепать, что ты его легавым сдашь. Придет пора, когда кому-то надо будет отправиться в мир иной, мы тебе сообщим. Ты знаешь, как обделывать эти дела.

- Это точно — знаю, — сказал Диллон. — Вот потому-то я и ломаю башку, все пытаюсь понять, что же, мать твою, происходит. Может, и впрямь, что-то очень чудное, чего я не понимаю. Ну ладно, где меня найти, ты знаешь. Я все подготовлю, но я с места не сдвинусь, пока не получу бабки, слышишь?

- Ему это не понравится, — заметил человек в темных очках.

- Он меня искал, — сказал Диллон. — Значит, ему нужно, чтобы я для него что-то сделал. Я ему нужен! Он меня просил сделать для него кое-что очень непростое, и я сделал, но никто не пострадал, кроме того парня, кому и надо было пострадать. Никто, слышишь, никогда за мою работу ни разу не отправлялся в камеру смертников — это я точно знаю.

- Босс знает, что ты мастер своего дела, — сказал человек в темных очках.

- Вот и славно. Я буду у себя в баре. Если я тебе понадоблюсь — звони. Посмотрим, что можно сделать. Но мы все будем делать как надо, да?

- Увидимся, — ответил человек в темных очках.

Глава двадцать седьмая

- Он не пришел, — сказал Фоли. — Я торчал там полчаса, и успел съесть сэндвич с сыром, кофе выпить. Господи, я уж и забыл, что это за дрянь — сэндвич с сыром. Словно жуешь кусок линолеума, представляешь?

- Надо мазать майонезом, — подсказал Уотерс. — Сначала намажь на хлеб майонез, потом клади сыр — а то все будет безвкусно.

- Первый раз слышу, — удивился Фоли. — Мазать надо снаружи?

- Да нет, мажешь внутри. А сверху масло и сыр. А когда сыр в печке расплавится, майонез и придаст ему аромат и вкус. Только надо брать настоящий майонез, яичный. Можно, конечно, взять салатный соус, которым многие пользуются как майонезом. Можно и его взять. Да только вкус будет совсем не такой. Этот соус то ли пастеризованный, то ли еще что. В общем, совсем другой вкус.

- В этой аптеке в такие тонкости не вдаются, — сказал Фоли. — Что за черт, идешь, заказываешь сэндвич с сыром — у них там их делая гора, уже готовых, на подносе: официантка вытаскивает один из этого штабеля, с оранжевым сыром, мажет его каким-то жиром — делает вид, что маслом, но уверен, что это никакое не масло, а потом уходит на кухню и сует его в жаровню. Мой бедный желудок все еще пытается перемолоть эту резину в нечто питательное. Такое ощущение, что я проглотил два куска хозяйственного мыла. Подогретого, правда. Слушай, если я заболею, тебе придется оформлять мне пенсию по инвалидности.

- По-моему, ты и так сполна пользуешься всеми льготами, — заметил Уотерс. — Привыкли, понимаешь, жить за счет «Дяди». Обедают только на фарфоре при свечах! Агенты в штатском, прости Господи! Думаешь, я не знаю, что вы друг дружку угощаете на государственные денежки? Сукины дети! Тебе бы только на пользу пошло проехаться хоть раз в неделю по маршруту от «Джо» до «Немо». По гангстерским притонам. Они же не ошиваются в шикарных кабаках, где кусок бифштекса стоит девять долларов и которые вечно фигурируют на твоих ваучерах.^[17] А «крутые» заседают в дешевых кафешках, где и ты бы сам торчал, если бы не мог все списывать на ваучеры.

- Ну, тем не менее, — невозмутимо продолжал Фоли, — он не пришел. Сижу я там, строю глазки официантке, пью кока-колу и вдруг у меня начинает болеть мочевой пузырь — представляешь? Я расплачиваюсь, выхожу на улицу, но не очень расстроенный. Ведь он же предупреждал, что, может, и не придет. Достаю я пятнадцать центов, покупаю «Рекорд» и что же я там вижу — что ребят, которых он хотел мне сторговать, взяли сегодня утром в Линне. Это многое объясняет.

- Один из них убит в перестрелке, — сказал Уотерс. — Гудуэзер. Кажется, он начал шуметь или еще что.

- Наверное, — согласился Фоли. — Надо мне позвонить Сотеру, порасспросить об этом. Принесу ему свои извинения. Я и не думал, что он такой меткий стрелок. И что они им навесили?

- Грабеж со взломом, слушаться будет в окружном суде, — сказал Уотерс. — Ну, а теперь у Большого жюри будет целый букет эпизодов. Смотри-ка: два убийства с отягчающими, три ограбления банка, грабеж со взломом в домах этих банкиров, может быть, еще скупка краденого оружия, угон автомобиля, преступный сговор. Я ничего не упустил?

- Богохульство, — добавил Фоли. — Я всегда мечтал обвинить кого-нибудь из них в богохульстве и сквернословии.

- Ну, и что теперь ждет твоего приятеля с отдавленными пальцами?

- Похоже, пойдет за решетку. Нью-хэмпширскому прокурору показалось мало, что он подставил нам Джеки Брауна, и я не думаю, что у него еще есть что-нибудь, что он сможет нам предложить.

- М-да, — сказал Уотерс. — Жаль.

Глава двадцать восьмая

Койл пришел к Диллону в бар сразу после половины четвертого. Он сел за стойку, поднял правую ладонь и уронил ее на прилавок.

Диллон налил Койлу двойную порцию виски и пива. Он поставил стаканы перед Койлом.

- Что, хорошие деньги ловишь? — спросил Диллон.

Койл отпил виски. Потом пригубил пиво.

- Это не совсем так. Кстати, если бы ты спросил, я бы тебе сказал: сегодня у меня денек хреновый.

- А что так? — что случилось утром в Линне?

- Да-а, кошмар! — сказал Диллон. — Я так понимаю, что у этого паренька, которого там ухлопали, полный порядок в Провиденсе?

- Не знаю, не слышал. Налей-ка еще виски. — Пока Диллон подливал ему в стакан, Койл говорил. — Но это единственное, чего я не знал. Теперь все понятно.

- Да, черт, — продолжил беседу Диллон. — Но ты, вроде, к этому не имеешь отношения? Насколько я знаю, они были белые, совершеннолетние, в здравом уме. Они же сами должны были понимать, куда лезут. Взрослые же люди.

- Да, — не слушал его Койл. — Теперь Арти Вану крышка. Да и Джимми тоже. С другой стороны, ведь сколько ребят, на которых висит убийство с отягчающими, гуляют на свободе, а? Точно они невинные ангелочки. Хотя они не ангелочки вовсе.

- Надо на это смотреть философски, — сказал Диллон. — Когда-то проигрываешь, когда-то выигрываешь, понял? Они имели сколько? Около четверти «лимона» в месяц? А тут дело такое: стоит перегнуть палку — и шандец. Этим должно было все кончиться. А они перегнули, да еще, сам знаешь, двоих ухлопали. А если палку перегибаешь, то и получай, что заработал. Обратно ничего не переиграешь.

- М-да, — согласился Койл. — Их точно кто-то подставил. Вот это меня и занимает. Легавые же их поджидали в том доме. Кто-то назвал им адрес. Хотел бы я знать, кто.

- Надо думать, они тоже! — сказал Диллон. — Да, я думаю, их это тоже оч-чень занимает.

- Господи! — воскликнул Койл. — Я же знаю Джимми Скала, я же его отлично знаю. Да что тебе рассказывать. Ты и сам в курсе. Мы с Джимми знакомы с… да уж Бог знает, сколько. Жаль, что он вляпался в эту историю. Я же знаю, что теперь будет — теперь ему не видать солнца ясного, как своих ушей. Ему влепят пожизненное.

- Никогда не знаешь наперед, — ответил Диллон.

- Может, им удалось избавиться от вещдоков. Такое бывает. Да и жюри может выкинуть какой-нибудь фортель. Может, еще и отделаются легким испугом. Никогда нельзя ничего знать наперед.

- Можно было бы отделаться легким испугом на первый раз, — сказал Койл. — А они потрудились в поте лица, сам знаешь. Наследили в четырех округах. Я так думаю, что они каждый раз брали банк в другом округе. Рано или поздно их должны были повязать. Теперь уже все.

- И все же, — продолжал гнуть свою линию Диллон, — они сами понимали, на что идут. О тебе вот, кто-нибудь убивался?

- Нет, — сказал Койл. — Смотри-ка, ты и глазом не моргнул спросить у меня об этом.

- Ну, ты не выдержал. Получил срок и не стал плакать никому в жилетку, мол, я не виноват, я не хотел, послушайте, я вам заложу кого-нибудь, только отпустите меня. Ты же этого не сделал. Так что ты их уважай, как они тебя уважают, понял? Ты же поступил, как взрослый мужчина, так теперь надейся, что и они поступят, как взрослые мужчины.

- Мне еще далеко до взрослого мужчины. Это произойдет через пару недель, — пояснил Койл.

- А я думал, все уже утряслось, — удивился Диллон. — Я думал, вся эта история тихо и мирно закончилась.

- Да, — сказал Койл. — Все разрешилось. Тихо и мирно. Я отправляюсь в Дэнбери — вот и все.

- Надолго?

- Мой адвокат, — ответил Койл, — мой великий адвокат, мать его в душу, говорит: дадут года два.

- Значит, отсидишь месяцев восемь, — сказал Диллон. — Сидишь всегда треть от полного срока. Это же фигня. Ты выйдешь как раз осенью, накануне открытия нового сезона. Не бэ. Да у тебя, как я видел, и деньжата завелись. Ты же в порядке. Не убивайся ты так!

- Ничего не могу с собой поделать, — сказал Койл. — Хреново мне, очень хреново. Этот Скал, он же мужик кремень, сам знаешь. Вана я не знаю. Но я знаю Скала — он мужик, что надо. Но очень мне его жалко, очень. Он получит как минимум пожизненное.

У дальнего конца стойки бара зазвонил телефон, и какой-то мужчина снял трубку. Он крикнул:

- Это тебя, Диллон!

- Я сейчас, — сказал Диллон. — Налить тебе еще одну на дорожку?

- Да, — согласился Койл. — И еще пивка.

Разговаривая по телефону, Диллон смотрел на Койла.

- Да, я узнал тебя. Смешно: он сейчас как раз у меня. Разыгрывает целый спектакль. Крокодиловы слезы льет. Все сокрушается, кто же это мог их подставить. У меня просто руки трясутся от злости. Нет, нет, когда до этого дела дойдет, руки трястись не будут. Слушай, пришли человека с деньгами ко мне сегодня. Я посмотрю, что можно будет сделать. Да, может быть, сегодня вечером. Но я ничего не обещаю. Мне нужна машина. Да, и водитель. Но сначала деньги. Деньги вперед. Ладно, я получу деньги, и тогда посмотрю, что можно сделать.

- Слушай, — сказал Диллон Койлу, ставя перед ним виски и пиво. — Кончай хандрить, вот, что я тебе скажу. Звонил мой приятель, он не может пойти сегодня вечером на игру «Брюинз». Как насчет того, чтобы забыть все свои горести и сходить со мной на игру? Поужинаем где-нибудь, я возьму на вечер отгул, посмотрим хороший матч, а? С «Рейнджерс». Что скажешь?

- А что, может, и сходим, — ответил Койл.

- Да конечно, пойдем! Заходи сюда около шести. Я бы тебя тут оставил, да только боюсь, что если ты будешь продолжать в таком же духе, то когда придет время идти на игру, ты совсем лыка вязать не будешь. А мы пойдем поужинаем, закажем вина, бифштекс, потом сходим на матч. Я тебе гарантирую: вернешься вечером домой, и тебе на все будет начихать.

- Давай сходим. Пойду позвоню жене.

- Э, послушай, ты можешь хоть раз в жизни забыть о ней! Откуда ты знаешь, а может, мы еще чем решим заняться, может, тебе не захочется прямиком домой бежать? Зачем тебе ей звонить?

- Ты прав, — сказал Койл. — Мне надо еще кое-что сделать. Ну, увидимся здесь в шесть.

В четверть шестого юнец в черной водолазке и замшевом пиджаке вошел в бар Диллона. Спросил, где найти хозяина. Он передал Диллону длинный конверт, довольно-таки толстый конверт.

- Порядок? — спросил юнец.

- Порядок с чем? — переспросил Диллон.

- Ну, порядок? — повторил юнец. — Просто порядок и все.

- Ну, если порядок, — сказал Диллон, — тогда тебе не о чем беспокоиться. А если не порядок, то есть о чем. Проваливай.

Глава двадцать девятая

На протяжении всего вечера Койл много пил. Во время первого периода он выпил с Диллоном по пиву. Бобби Орр повел «Брюинз» в атаку. Он обвел сразу трех игроков «Рейнджерса», потом срезал угол и устремился к воротам нью — йоркцев, там сделал потрясающий разворот корпусом и бросил шайбу в верхний левый угол. И Койл вместе с Диллоном и остальными четырнадцатью тысячами девятистами шестьюдесятью пятью зрителями вскочил на ноги и бурно выразил свой восторг. Диктор объявил:

- Шайбу забросил Орр, номер четвертый! — и раздалась новая овация.

Место рядом с Койлом пустовало. Диллон сказал:

- Понять не могу, куда он запропастился. Тот мой знакомый — я тебе о нем говорил, — ом отдал мне оба билета. Я пригласил племянника жены. И понять не могу, куда он делся. А говорит, что любит хоккей, сопляк. Я не знаю, когда он успевает в колледж ходить — торчит целыми днями здесь, клянчит билеты. Ему двадцать. Толковый мальчишка.

Толковый мальчишка пришел в перерыве между первым и вторым периодом. Он извинился за опоздание.

- Я был дома, — сказал он. — Мне все передали, но пришлось взять у приятеля тачку, а то я уж думал: пропущу матч!

- Ты что, не мог приехать на трамвае? — спросил Койл.

- Но не в этот же сраный Суомпскотт! — ответил юнец серьезно. — После девяти в Суомпскотт уже не попадешь. Точно говорю.

- Ну так, — сказал Диллон, — кто хочет пива?

- Я буду пиво, — сказал Койл. Юнец тоже захотел пива. И Диллон тоже.

Во втором периоде «Рейнджерс» забросили Чиверсу штуку. Сэндерсон отправился на две штрафные минуты за игру высоко поднятой клюшкой. Сэндерсон вернулся в поле. Эспозито получил двухминутный штраф за толчок локтем. Сэндерсон ударил Далласа Смита за то, что тот сыграл опасно против вратаря «Рейнджерс». Орр ударил Эспозито за то, что тот ударил Бачика.

В перерыве между вторым и третьим периодом Койл с трудом мог разобрать, о чем беседует Диллон с племянником своей жены. Койл отправился в туалет. Когда он встал с места, Диллон заметил, что неплохо бы еще взять пива. Койл вернулся с тремя бутылками, судорожно вцепившись в них. На штанах у него виднелись пятна пролитого пива.

- В этой толчее и пиво-то не донесешь, — оправдывался он.

- Нельзя пить пиво в зале, — сказал юнец.

- Слушай, так ты хочешь пива или нет? — спросил Койл.

В начале третьего периода «Рейнджере» пропустил еще одну шайбу. Сэндерсона удалили на пять минут за драку. «Брюинз» выиграли 3:2.

- Классно! — сказал Койл. — Ты видал, каков малыш! Сколько ему, двадцать один? Да он же лучший в мире хоккеист. Надо запомнить: номер четыре. Бобби Орр. У него большое будущее.

- Послушай, — понизил голос Диллон. — Забыл тебе сказать. Есть девочки.

- Господи, — сказал Койл. — Сам не знаю. Поздновато уже.

- Да перестань! Проведем ночку славно.

- Э! — вставил юнец, — я не могу. Я должен вернуть тачку. Мне надо домой.

- Где твоя машина? — спросил Диллон у Койла.

- В Кеймбридже, — ответил Койл. — Я там был сегодня и к тебе приехал на трамвае. А ее там и оставил.

- Черт! — сказал Диллон. — Эти девочки… Они нас ждут. Но до них надо еще добираться. Они в Бруклайне.

- Слушайте, — предложил юнец. — Я могу подбросить вас до его тачки в Кеймбридж, а потом поеду домой. У меня завтра экзамен, я не могу сегодня допоздна гулять.

В баре на втором этаже спорткомплекса «Бостон гарден», дожидаясь, пока схлынет толпа они выпили по маленькой. Когда они вышли на улицу, Диллон с трудом держался на ногах. Койл тоже еле передвигался.

- Ну, два старикана, что бы вы делали без меня! — сказал юнец.

Они спотыкаясь, пересекли трамвайные пути.

У юнца оказался белый четырехдверный «форд-галакси» 1968 года выпуска. Он открыл правую переднюю дверцу. Диллон и Койл, покачиваясь, стояли перед открытой дверцей.

- Слушай, — сказал Диллон, — садись вперед, я сяду сзади. Лады?

- Лады, — согласился Койл. Он плюхнулся на переднее сидение.

Диллон поспешно сбежал машину сзади. Юнец отпер левую переднюю дверцу, протянул руку назад и отомкнул заднюю левую.

Диллон сел за водителем. Койл откинул голову на подголовник. Он тяжело, с присвистом дышал.

- Ты уверен: вести сможешь? — спросил Диллон у Койла.

- Да, конечно, — сказал Койл, прикрыв глаза. — Я в полном порядке. Не ссы. Здорово провели время.

- Проведем еще лучше, — добавил Диллон. Он скрючился, опустил руку к полу и пошарил. Под правым сиденьем он нащупал револьвер «арминиус» двадцать второго калибра, с полным барабаном. Он поднял его и положил себе на колени.

- Я не знаю, куда ехать, — сказал юнец, отгоняя машину задним ходом через трамвайные рельсы.

- Эй, скажи ему, куда ехать, — сказал Диллон Койлу. Койл похрапывал.

- Выезжай к главному входу «Гардена», — сказал Диллон. — Езжай мимо касс и, если он проснется, рви на шоссе Монсиньор О'Брайен. А пока просто вперед.

- Я догадываюсь, что будет, — сказал юнец.

- Молодец, — похвалил его Диллон. — Очень рад это слышать. Ты смотри на дорогу. На твоем месте я бы рванул в Белмонт, и ехал бы там, где движение поменьше, чтобы не привлекать к себе внимания. Я бы рванул по шоссе номер 2 и попытался найти серый «форд» с откидным верхом на стоянке у Вест — Энд Боулинг-аллей. Чтобы обезопасить себя от всяких неожиданностей. На твоем месте я бы доехал до аллей, встал бы позади того серого «форда», а потом рванул обратно в Бостон.

- Кто-то что-то говорил о деньгах, — сказал юнец.

- На твоем месте, — ответил Диллон, — я бы лучше поискал серый «форд». Поедешь на этом «форде» обратно в Бостон и высадишь меня. И на твоем месте я бы порылся в бардачке у того «форда» и нашел бы там тысячу долларов, а потом уж бросил бы его в негритянском районе.

- А не наследишь? — спросил юнец.

- Разве медведь срет около своей берлоги? — спросил Диллон.

Как только они проехали мост через реку и оказались в Кеймбридже, на улицах сразу стало мало машин. Они мчались на север, по шоссе номер 91. Когда они проехали мили три, стрелка спидометра показывала шестьдесят пять миль.

- Тебе скоро сворачивать, — напомнил Диллон.

- Да знаю, знаю, — сказал юнец.

Когда их «форд» остался на автостраде в одиночестве, Диллон поднял револьвер и приблизил ствол к голове Койла. Ствол был нацелен в нижнюю часть черепа, под левое ухо. Диллон оттянул курок. Первая пуля вошла куда надо. Диллон продолжал стрелять. Наконец, револьвер щелкнул: барабан опустел. Койл лежал, уткнувшись головой в раму между стеклами. Спидометр показывал восемьдесят пять.

- Сбрось скорость, болван! — приказал Диллон.

- Ты что, хочешь, чтобы нас арестовала дорожная полиция?

- Я волнуюсь, — признался юнец. — Ты так много стрелял.

- Девять раз, — сказал Диллон. В машине воняло порохом.

- Я чуть не оглох, — сказал юнец.

- Потому-то я и использую «двадцать второй», — сказал Диллон. — Если бы я тут стал палить из «тридцать восьмого», тебя бы сдуло с шоссе.

- Он мертвый?

- Если нет, то уже никогда не умрет, — сказал Диллон. — А теперь давай — сбавляй скорость и сворачивай куда-нибудь.

На аллее было темно. Юнец припарковался позади серого «форда» с откидным верхом.

- Слышь, а он при таком освещении выглядит точь-в-точь, как наша тачка, — сказал юнец.

- Ну наконец-то ты допер. В том-то весь смысл. Легавые видели тут этот «форд» весь вечер. А теперь они увидят вот этот, почти такой же. И не будут его шмонать еще часа два. Помоги-ка мне загрузить.

Они стащили тело Койла на пол под правое заднее сидение и вылезли из «форда-галакси».

- Запри машину, — распорядился Диллон. — Чтобы любопытные нос не совали.

Они забрались в серый «форд» с откидным верхом. Тот завелся с пол-оборота.

- Классная тачка, — сказал юнец.

- Неплохая, — согласился Диллон. — Теперь поезжай по Мемориэл-драйв и потом через мост на Массачусетс-авеню. Надо мне скинуть эту пушку.

Глава тридцатая

Джеки Браун, парень двадцати семи лет, с непроницаемым видом сидел на скамье подсудимых в зале номер четыре федерального окружного суда Массачусетса.

Секретарь выкликнул номер слушающегося дела: семьдесят четыре-сто двадцать один-Д, «Соединенные Штаты Америки против Джеки Брауна». Судебный пристав попросил Джеки Брауна встать.

Вместе с Джеки Брауном встал также мужчина, сидевший в зале.

- По настоящему делу оглашается обвинение, ваша честь, — сказал он. — В зале присутствует адвокат подсудимого.

Секретарь сказал:

- Джеки Браун, вам предъявляется обвинение в хранении пяти автоматов, не зарегистрированных за вами в национальном реестре огнестрельного оружия, находящегося в личном пользовании. Что вы скажете на это обвинение — признаете вы себя виновным или не признаете?

Теперь со своего места чуть привстал Фостер Кларк, адвокат подсудимого.

- Не признаю, — прошептал он хрипло.

Джеки Браун с раздражением взглянул на Фостера Кларка и сказал:

- Не признаю.

- Под залог, — сказал судья.

- Обвиняемый освобождается под залог в десять тысяч долларов под личную ответственность, — заявил прокурор. — Правительство рекомендует оставить сумму залога без изменения.

- Возражения? — спросил судья.

- Нет, — ответил Фостер Кларк.

- Дело готово к судопроизводству? — спросил судья.

- Правительство готово, — сказал обвинитель.

- Обвиняемый, — сказал адвокат, — просит дать ему отсрочку в двадцать дней на подготовку особого ходатайства.

- Принимается, — сказал судья. Он сверился с календарем. — Слушание дела назначается на шестое января. Как долго, по мнению правительства, продлится этот процесс?

- У нас есть девять свидетелей, — сообщил прокурор. — Два дня. Возможно, два с половиной.

- Объявляется перерыв, — сказал судья.

В коридоре перед залом судебных заседаний номер четыре Фостер Кларк догнал прокурора.

- Я вот что думаю, — сказал он. — А что, процесс и в самом деле состоится?

- Ну, это будет зависеть от него. Он же молчит. Его ничем не прошибешь, если ты это имеешь в виду. Он не хочет даже рта раскрыть.

- Я надеюсь, нам удастся прийти к чему-то взаимоприемлемому, — сказал Кларк. — У меня, правда, еще не было возможности поговорить с ним об этом, но я просто интересуюсь.

- Так поговори! — посоветовал прокурор. — Узнай, чего он хочет, чего от него можно ждать, и позвони мне.

- Предположим, он заговорит, — сказал Кларк, — что бы ты в таком случае мог порекомендовать?

- Слушай! Ты же прекрасно понимаешь: я не могу говорить о таких вещах. Я никогда не знаю наверняка, о чем меня попросит босс. Так что зачем дурачить друг друга. Мое предположение такое: он получит небольшой срок, если признает себя виновным, и большой срок, если не признает.

- Господи ты Боже мой! Да вы, ребята, готовы весь мир упрятать за решетку! Он же совсем еще молодой парень. У него нет судимостей. Он никому не хотел причинить вреда. Он и в суде-то еще ни разу не был за всю свою жизнь. Его, если уж на то пошло, дорожная полиция ни разу не штрафовала!

- Мне это все известно, — сказал прокурор. — Мне известно также, что он ездил на машине стоимостью четыре тысячи и что ему уже двадцать семь лет, и мы никак не можем установить его последнее место работы. Он самый обычный, самый отъявленный торговец краденым оружием — вот и все, и если бы он захотел, он мог бы заложить половину ребят из местной мафии и процентов сорок местных малин, но он этого сделать не захотел. Ладно. Он не раскололся. Ну что ж, те, кто не колются, обычно и отбывают срок.

- Значит, он должен заговорить, — сказал Кларк.

- Ничего подобного. Он ничего не должен, кроме как решить для себя, что для него важнее — рассказать нам о тех, кто нас очень интересует, или отправится в Дэнбери и пройти курс перевоспитания.

- Выбор очень суровый, — попробовал смягчить прокурора Кларк.

- Как раз по нему, — отрезал тот. — Послушай, давай не будем юлить. Ты же прекрасно понимаешь, что за фрукт тебе достался: он премерзкий парень. До сих пор ему просто везло. До сих пор ему все сходило с рук. И ты прекрасно понимаешь, что у меня есть против него: я взял его с поличным. Ты же с ним разговаривал. Ты с ним виделся и все ему объяснил: либо он расколется, либо будет трубить срок, а он послал тебя или предложил нечто подобное в более вежливой форме. В общем, теперь тебе придется проводить процесс, потому что он признает себя виновным тольков том случае, если мы с ним договоримся и его отпустят на все четыре, стороны, а я не собираюсь договариваться с торговцем автоматами, который не хочет мне ничего рассказывать. Так что мы проведем этот процесс, и он займет у нас два — два с половиной дня. И парня осудят. Босс потребует от меня, чтобы я просил три года, а может и пять, а судья скажет: два, а может и три, а ты подашь апелляцию и потом, может быть, ко дню рождения Вашингтона, судебные исполнители возьмут его под белые руки и поведут отдыхать в Дэнбери. Господи, да он будет на свободе через год-полтора. Ему же влепят не «двадцатку» строгого режима.

- А еще через год-полтора, — продолжил мысль адвокат, — он снова попадется. Здесь или в каком-то другом округе, и мне опять придется уламывать какого-нибудь ублюдка, может быть, опять тебя, и мы опять встретимся в зале суда, и его опять отправят за решетку. Когда-нибудь это кончится? Когда? Что-нибудь вообще меняется в этом поганом бизнесе?

- Ну что ты, Фосс, — сказал прокурор, беря Кларка за рукав, — конечно, меняется. Не принимай ты это так близко к сердцу. Кто-то из нас умирает, кто-то стареет и выходит на пенсию, старые ребята исчезают с горизонта, появляются новые. Да каждый день все меняется!

- Только что-то не очень заметно, — стоял на своем Кларк.

- А вот это верно, — согласился прокурор. — Это ты очень верно подметил.

Примечания

1

Федеральная тюрьма (зд. и далее прим. переводчика).

(обратно)

2

Т. е. со стволами длиной в 4 дюйма.

(обратно)

3

Федеральная тюрьма.

(обратно)

4

На жаргоне: государство, правительственное учреждение (сокращение от «дядя Сэм»)

(обратно)

5

Имеется в виду баскетбольный тотализатор.

(обратно)

6

Большое жюри присяжных выносит решение о предании суду по обвинению, предъявленному в ходе следствия.

(обратно)

7

На жаргоне: члены мафиозных группировок

(обратно)

8

Имеется в виду террористическая организация чернокожих американцев «Черные пантеры»

(обратно)

9

В Спрингфилде, штат Массачусетс, расположен большой оружейный завод.

(обратно)

10

Площадь в центре Бостона.

(обратно)

11

В США бывшим уголовникам не дают лицензию на торговлю.

(обратно)

12

Национальный американский праздник, отмечаемый 22 февраля.

(обратно)

13

Город в штате Род-Айленд, «столица» мафии.

(обратно)

14

Министерству финансов США подчинено Управление по контролю за алкогольными напитками, табачными изделиями и огнестрельным оружием.

(обратно)

15

Знаменитый Голливудский боевик.

(обратно)

16

Город в штате Канзас, где находится региональный филиал ФБР

(обратно)

17

При исполнении служебных обязанностей агенты федеральных служб пользуются специальными ваучерами на питание, проезд и т. п., по которым им возмещают расходы.

(обратно)

Оглавление

Джордж Хиггинс ДРУЗЬЯ ЭДДИ КОЙЛА 

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

  Глава двадцать четвертая

  Глава двадцать пятая

  Глава двадцать шестая

  Глава двадцать седьмая

  Глава двадцать восьмая

  Глава двадцать девятая

  Глава тридцатая

*** Примечания ***