Феникс [Марина и Сергей Дяченко] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Марина и Сергей Дяченко Феникс


* * *


 - Восстанет, на что спорим?

 - Нифига не восстанет.

 - Так спорим?

 - Не восстанет!

 - Давай зажигалку. На что спорим, ну?

 На заднем дворе школы, позади поросшей травой спортплощадки, трое мальчишек поджигали феникса. Он вспыхивал, окутывался красными языками и распадался пеплом, чтобы через секунду восстать и появиться снова – живым и здоровым, с железной цепочкой на лапе.

 Цепочка не горела и не распадалась. Старший из мальчишек держал другой ее конец, затиснув в кулаке.


* * *


 Где-то за спортплощадкой, у бетонного забора, вспыхивало и гасло красное зарево. Дима сидел за последней партой у окна; места трех одноклассников пустовали. Вчера Длинный хвастался, что отец добыл ему феникса…

 - Греков, ты слушаешь?

 - Да, Ирин-Антоновн.

 - Так смотри на меня, а не в окно! Будущее воскресенье – день Выбора, ты знаешь?

 - Да.

 Ирина Антоновна вздрогнула и пригляделась внимательнее. Потом нахмурилась, будто вспомнив неприятное, вздохнула и продолжала, обращаясь теперь ко всему классу:

 - Рыба ищет где глубже, а человек – где лучше. В будущее воскресенье все мы будем выбирать, как нам дальше жить. Вы, как несовершеннолетние, не имеете права голоса, тем большее значение приобретает выбор ваших родителей…

 Дима вертел в руках карандаш. Кончик его был изгрызен, как облюбованное бобрами дерево.


* * *


 Вчера они ходили к нотариусу всей семьей… бывшей семьей. Отец нервничал, сжимал и разжимал пальцы, потом спохватывался, клал руки на колени, старался казаться спокойным и даже веселым.

 Дима, говоря официальным языком, «присоединялся к выбору мамы». Мама решила голосовать за «Синицу в руке». А отец сказал, что не станет выбирать «Синицу» даже под страхом расстрела – он еще молод, полон сил и хочет многого в жизни добиться.

 Он выбирает «Рывок в будущее», на эмблеме которого нарисован бегущий гепард.

 Диме снился этот гепард. Как он стелется в воздухе, будто дым от папиной сигареты. По закону, если бы Дима сказал нотариусу, что хочет остаться обязательно с папой… Да еще прибавил, что молод, полон сил, хочет многого в жизни добиться… Что-нибудь в этом роде, специальным языком, красивыми словами, как в рекламе. Тогда ему разрешили бы «присоединиться к выбору отца». И папа – Дима видел – немножко на это надеялся, но ведь рядом, касаясь Диминого плеча, сидела мама!

 Самым ужасным был момент, когда нотариус, толстая тетушка в сиреневой блузе, спросила Диму ласковым голосом, к чьему выбору он хочет присоединиться. Дима молчал; у нотариуса был маленький кабинет с террариумом, в котором жила двухголовая змея, и Дима смотрел на нее и думал: а что, если эти головы проголосуют по-разному?!

Его уговаривали минут двадцать. Он не отвечал и старался не плакать. В конце концов выдавил, как и было уговорено, что он «присоединяется к выбору матери». Нотариус двумя руками взяла печать, с натугой приподняла над столом и опустила на край заверенной бумаги, из-под печати повалил пар, а нотариус, отдуваясь, поздравила Диму с выбором… И у него потемнело перед глазами.

 Они вышли на улицу. Шел дождь. Дима плакал, уже не скрываясь, а отец кричал на маму, и капельки из его рта смешивались с дождинками:

 - Ну почему ты мне не доверяешь? Почему ты мне доверяла двенадцать лет, а теперь перестала?!

Мама стояла, бледная и очень твердая, цедила слова сквозь зубы, как цедят сквозь сито воду из-под макарон:

 - Я тебе доверяла. Я с твоей подачи проголосовала за «Любителей цветов» на прошлом Выборе! И что с нами сделали твои «цветы»? В каком мире пришлось жить столько лет, во что превратился твой сын в этом мире?!

Отец как-то весь провис, будто дождь размочил твердый стержень, на котором держалась его спина.

 - Чем же плох этот мир, ну, подумаешь, несколько странностей… Свет, вспомни, мы ведь решали вместе!

 - То «доверяешь», - сказала мама желчно. – А то – «решали вместе». Так вот теперь, мой дорогой, «вместе» я решать не буду. Выбирая «Синицу», я, по крайней мере, знаю, что Димка нормально доживет до совершеннолетия. Я знаю, что делаю, ясно тебе? Я отвечаю за свой выбор, ясно?!

 - Зачем это нужно? – спросил Дима, о котором, кажется, забыли. – Зачем обязательно… Зачем выбирать?


* * *


 Вспыхивало и гасло красное зарево за спортплощадкой. Неужели они жгут феникса? Им интересно смотреть, как он раз за разом восстает из пепла?

 Родители Длинного и его дружков выбрали «Свободу». Это значит, что они навсегда исчезнут из Диминой жизни. Неизвестно, хорошей окажется эта «Свобода» или плохой: папа говорит, предвыборные обещания всегда отличаются от настоящей жизни. Но Диму судьба Длинного не волнует. Пусть они все делают, что хотят.

 - …Выбор, - говорил папа, - естественное состояние человека, природы, всего, что угодно. Ты рисовал блок-схемы алгоритмов? Если N больше десяти, иди налево, если меньше или равно десяти – иди направо… Если горит зеленый – переходи дорогу, красный или желтый – стой. Если сколопендра находится в тени – беги и вызывай милицию. Если она частично или полностью на солнце – замри и стой, задержав дыхание. Каждый день мы выбираем, каждую секунду в нашем организме делятся миллионы клеток… Клетка бессмертна, потому что не боится выбирать, Дим. Так почему боится Выбора человек?

 Дима мог бы сказать, что не хочет выбирать между папой и мамой. Но промолчал. Произнести это вслух – все равно, что ткнуть пальцем в незажившую рану.

 - Можно было бы иначе, - промямлил он, глядя на круги, расходящиеся по лужам.

 - Как? – удивился отец. – Ты хотел бы, чтобы за тебя выбирали другие? Хоть бы и твой одноклассник, этот, Длинный?

 - Нет, - Дима испугался. – Но можно было бы… как-то договориться. Например, если большинство людей выбирает «Рывок в будущее», то пусть и был бы этот «Рывок» для всех… Просто посчитать, что выбрали больше людей, и… пусть так будет!

 - Для всех? – спросил папа. В его голосе был ужас – потому, что он представил себе этот мир, и сожаление – оттого, что Дима еще такой маленький и глупый.

 - Для всех, - ответил Дима, заранее зная, что городит чушь.

 - Интересно, - вмешалась мама. – Если толпа дураков выберет, например, «Любителей пива», то и нам жить с ними в одном мире? И чувствовать себя неудачниками?

 Дима не нашелся, что ответить.

 Проползла по лужам сколопендра, большая, размером с детский велосипед. Солнца не было – сколопендра «находилась в тени»; папа подошел к ней без страха и брызнул из баллончика. Сколопендра вильнула, увернулась и нырнула в канализационный люк.

 - Жду – не дождусь, когда это кончится, - сказала мама. – Все-таки эти «любители цветов» - такая вероятностная аномалия…

 Дима ничего не понял из ее слов.


* * *


 Света любила дождь. Гроза приводила ее в восторг, монотонный осенний дождик навевал умиротворение. Сегодня стук капель по жестяным козырькам не казался ни мирным, ни сонным.

 Глубокая ночь. Спит Игорь – на диване, как всегда в последние дни. Закрылся в своей комнате Димка; спит он или не спит, проверить невозможно. Сын резко отдалился, ушел в себя, из него не вытянешь слова, кроме «Да» и «Нет». Может быть, бросить все, наплевать на все надежды… и согласиться на этот проклятый «Рывок в будущее»?

Бегущий гепард на эмблеме. Хищные люди, хищные планы. Амбиции, рейтинги, готовность расталкивать локтями. Вот что ждет Димку в этом мире; он же не конкурент по натуре, не хищник, не борец. Это его станут отшвыривать с дороги, об него вытирать ноги более удачливые, сильные… хищные. Каким надо быть безмозглым отцом, чтобы этого не понимать?!

 Света отбросила одеяло так, что оно упало на пол. Сунув ноги в тапочки, прошла на кухню, поставила чайник.

 Кем надо быть, чтобы своими руками тянуть сына в мир, где ему будет плохо? Где имя ему – «лузер»?

 - Ты эгоистка, - устало сказали за спиной.

 Она подпрыгнула, как ужаленная:

 - Я эгоистка?! Ты… ты! Ты скотина! Тупая, эгоистичная… инфантильная! Ты не наигрался в гонки на машинках?! Тщеславная сволочь! Ты посмотри, до чего ты довел ребенка! Он же разрывается на части, он…

 Света разрыдалась.

 - Я довел ребенка, - сказал Игорь в зловещей тишине, прерываемой Светиными всхлипываниями. – Я. Понятно. Может быть, это я забираю его с собой? «Присоединяюсь к выбору матери»… Может быть, это ты останешься одна, без надежды увидеть сына хоть раз в жизни?!

 - Жалей себя, - злые слезы капали у Светы с подбородка. – Жалей.

 - Ты его спросила? Чего он хочет? Прозябать в сером мирке твоей «Синицы», который выберут все больные, депрессивные, неуверенные в себе, слабые, безвольные… Ленивые! Бездарные! Среди них будет Димка? Ему там будет хорошо?

 Чайник зафырчал, поводя кожистыми крыльями. Света выдернула из-под него горелку; чайник успокоился, пунктиром выпуская в потолок тонкую струйку пара.

 - Ему будет хорошо, - сказала Света сквозь зубы. – Я об этом позабочусь.


* * *


 Они опять орали на кухне.

 Дима лежал на спине, закинув руки за голову, слушая шум дождя. Прошел понедельник, наступил вторник, а в воскресенье – Выбор.

 Когда он вырастет… Он создаст свою информационную платформу. Свою собственную. Разработает программу и пойдет по дворам – собирать сторонников. Может быть, на это потребуется целая жизнь, - но когда его программу признают «дееспособной», и миллион человек на Земле согласится за нее голосовать – тогда Димкино изобретение зарегистрируют в Инфо-Избирательной комиссии.

 А платформа будет простая. Люди, выбравшие Димкин «квадратик» на избирательной панели, навсегда откажутся делить свой мир на части. Пусть они спорят, ругаются, даже воюют – но остаются в одной мировой «капельке», в одном времени и пространстве. Тогда люди, проголосовавшие за разное, смогут оставаться вместе…

 А как там феникс? Папа говорил, у них ограниченный ресурс. Они не могут восстанавливаться из пепла до бесконечности… И еще он говорил, что никакое человеческое чувство, даже самое сильное, не может длиться вечно…

«Процессы деления клеток лежат в основе роста и размножения любых организмов. У многоклеточных организмов с половым размножением различают два типа деления: митоз и мейоз. Главную роль в обоих типах деления играет самокопирование и распределение по дочерним клеткам носителей генов – хромосом…»

 Сквозь нудное учительское бормотание прорвался вкрадчивый папин голос:

 - Клетка бессмертна, Димочка, в отличие от нас. Ты видел, как танцуют хромосомы, когда приходит им время расходиться? Это таинство, это танец, они ходят по двое, а потом расстаются, потому что таковы законы природы…

 Дима заснул, когда на часах было шесть, и дождь прекратился.


* * *


 Горше предательства нет ничего.

 Игорь сидел за рабочим столом, но работать не мог, разумеется. Уже неделю на фирме никто не работал – делились планами. Кто-то трещал взахлеб, рассказывая, как развернет свои таланты в новоизбранном мире. Кто-то – такие дураки тоже попадались – до сих пор не знал, что выбрать. Вокруг этих последних вечно собирались крикливые стайки бездельников – уговаривали, нахваливали свой выбор и едко высмеивали чужой.

 Болтайте, думал Игорь. Там, куда я направляюсь, вас, бездельников, не будет. Рассасывайтесь по «Свободам», «Синицам», «Единству с природой» и прочим балластным мирам. Из всего отдела стоящих – трое-четверо человек, и они не болтают – сидят за столами, каждый занят делом… Или делает вид. Потому что работать в самом деле невозможно.

 Игорю тридцать четыре года. Чего он достиг? Ну, скажем, не последний человек на фирме, хорошо оплачиваемый специалист… Но этого мало. По его возможностям – отвратительно слабые результаты. Он готов на большее, и он годится на большее – после Выбора. В новых, гораздо более жестких условиях.

 Стоит ли жениться второй раз?

 Нет. Семья превратится в обузу… В двадцать два завел ребенка – провалил аспирантуру. Теперь ему тридцать четыре, он по-прежнему молод, только стал умнее и крепче…

 Он поднял глаза. К уголку монитора лепилась скотчем Димкина фотография; поперхнувшись, Игорь встал. Налетел на Леночку, секретаршу, расписывающую кому-то прелести «Единства с природой». Вошел, не извинившись, натыкаясь на дверные косяки, будто слепой.

 Димка был страшно похож на Игоря в детстве. Совершенно тот же взгляд; ловя в лице сына свои черты, Игорь всегда гордился.

 Теперь ему было худо.

 Проглянуло солнце – впервые за несколько дней. Игорь шел, обходя побеги мухоедок, пробившиеся сквозь асфальт.  Мухоедки этой осенью не брезговали ни комарами, ни припозднившимися пчелами. Дрянь мирок, в этом Света права.  Когда они вместе выбирали «Любителей цветов», все виделось по-другому…

 Что там твердили агитаторы про «ответственность выбора»?! В те времена модным считалось голосовать за «Покой и порядок», но Игорь и Света – и с ними маленький Димка – выбрали «Любителей цветов», и сразу из кабинки на избирательном пункте шагнули в новую реальность – ту, где победили «Цветы».

 Мир оказался странным. Слишком абстрактная идея лежала в его основе, слишком непохожие люди его избрали – по разным причинам. Информационная среда, как могла, затягивала логические дыры; отсюда сколопендры на улицах, все эти мухоедки, растущие из асфальта, дома-бутоны и дома-батоны, да вот хоть бы и фениксы…

 Пару лет назад Димка просил феникса. Просил страстно, но Игорь не мог эту тварь достать, а потому «сыграл воспитателя»: заявил, что Дима такого подарка не достоин, учится средне, не видит цели в жизни… Интересно: добудь тогда Игорь феникса и подари сыну – это сыграло бы роль? Изменило бы судьбу, смог бы Дима ответить нотариусу: «соглашаюсь с выбором отца»?!

 Из-за угла показалась сколопендра. Она была хвостом в тени, а мордой уже на солнце, поэтом Игорь привычно замер. Сколопендра пересекла тротуар и исчезла в зарослях колючих кустов напротив.

 Нельзя купить сына. Нельзя купить любовь, она живет какое-то время, как человек… И умирает. Только клетка бессмертна. Клетка делится, и делится еще, из одного старого выходит два молодых, и четыре молодых, и так, в геометрической прогрессии, целая площадь молодых, довольных, сильных организмов на месте одного дряхлого, усталого старика…

 Ноги привели Игоря к школе. Уроки еще не закончились, но Длинный Славка и двое его приятелей сидели на спинке скамейки, поставив ноги на сиденье, и ели из кульков что-то малоаппетитное, перемазанное томатом.

 - Эй, юноши, скоро звонок? – крикнул Игорь тем иронично-командным тоном, который только и возможен при вынужденном разговоре с трудными подростками.

 Сидевший справа хмыкнул. Сидевший слева почесал нос. Длинный Славка подумал и ответил:

 - Через двадцать минут.

 На запястье у него была намотана железная цепочка.

 Игорь поплелся обратно. Навстречу шла Света; Игорь остановился. Она идет, она нашла его, она скажет, что передумала…

 Мимо прошла чужая женщина, только издали, только чуть-чуть похожая на жену.

 Остро заболело сердце. Игорь нашел скамейку, уже перепачканную чьими-то ногами, и уселся на краешек.

 Горше предательства нет ничего…

 Как он любил эту женщину. Как оберегал ее от всего: сквозняков, безденежья, плохих известий. Как всякий раз радовался, возвращаясь домой, зная, что ему сейчас откроют. И как сам распахивал дверь, когда она возвращалась с работы, пропахшая свежестью и дождем, легкая, вечно в светлой одежде, с просветленным лицом. Он называл ее «Свет», в этом не было ни капли умильности, только правда.

 А теперь Свет обернулся глухой стеной. И хоть бейся головой, хоть кричи – не услышит. Одна надежда – Светка никогда не узнает об этих тошнотворных, об этих предательских его мыслях: «Стоит ли жениться второй раз?»


* * *


 - У меня есть мысль, - сказала мама как бы небрежно, но Димка весь напрягся от радостного предчувствия: все и решилось. Все уладилось. Мама что-то придумала, и папа согласится. Пожалуйста, пусть он согласится!

 - Мысль? – вежливо переспросил папа. – Какая?

 Они сидели на кухне. Может быть, последний раз ужинали втроем. Был четверг.

 - Да. Я согласна… Отказаться от «Синицы» и выбрать что-нибудь другое. Хоть бы и «Единство с природой», там здравые мысли в программе… и мне нравится Петрова, их лидер, по-моему, исключительно приятный, вменяемый человек…

 - Как это меняет наша положение? – в голосе отца был такой холод, что Дима, обмирая, понял: согласия не будет.

 - Ну, - мама, кажется, тоже услышала лед в этом голосе и тоже растерялась. – Мне кажется… если мы оба чуть отступим от наших планов ради, гм…

 И быстро посмотрела на Диму. И тут же отвела глаза.

 - Об этом обязательно заговаривать сейчас? – отец смотрел себе в тарелку.

 - А когда? – очень тихо спросила мама. – Завтра уже пятница.

 - Светлана. Я похож на капризного ребенка? Который меняет решение по пять раз на дню?

 Стало тихо.

 - Я похож на нерешительного дурачка? – отец повысил голос. – По-твоему, я упрямлюсь просто из-за мерзости врожденной? И если бы я не был уверен, что «Рывок» - лучшее, что может быть для общества, для меня, для… для ребенка! И для тебя! Если бы я не был в этом уверен – я стал бы… пошел бы, согласился на…

 Он говорил все глуше, а потом оттолкнул тарелку и вышел, оставив Диму и маму за столом. Мама посидела минутку, потом тоже встала и вышла в ванную, и тут же включила воду на полную мощность крана.

 Дима долил себе чая из старого кожистого чайника.

 Сегодня в школе он спросил у Длинного, где феникс.

 - Сгорел, - ответил Славка и сплюнул. – А тебе что?


* * *


 Он стоял у руля их семейной лодки, всегда в одиночку принимал самые важные решения. Жена ему доверяла, как ребенок – взрослому. Радостно и свободно.

 Игорь сам выбирал врачей для Димки, который в детстве тяжело болел. Ни разу не ошибся. Он выбирал, куда они поедут летом, и что купить в первую очередь, и на какую тему Свете писать диплом, и куда устраиваться на работу; в контору, где она работала сейчас, он же сам ее и «сосватал», ко всеобщему удовольствию.

 Как получилось, что он потерял ее доверие? Что, когда он сделал не так?

 Помнится, он вошел в комнату, а на экране телевизора был этот очкастый лидер «Синицы» - лысенький, тощий, стареющий неудачник. И пел сладким голоском о прелестях своей платформы, а Света внимательно слушала. Игорь засмеялся без всякой задней мысли, вот, мол, какой дурак велеречивый. Света нахмурилась и сказала, что не такой уж и дурак. Игорь сказал, что человеку с лицом, как у этого лидера, он не доверил бы мусор выносить, а Света неожиданно возмутилась: при чем тут лицо! Почитай программу «Синицы в руке», там все правильно написано! Тогда уже Игорь перестал смеяться и заявил, что программа «Синицы» - просто картонная дурилка для дебилов. Света вдруг обиделась до слез и сказала, что у них на работе все выбирают «Синицу». И Маргарита Павловна, а она отнюдь не «дебилка»! И что Игорь мог бы уважать чуть больше выбор других людей… и самих людей, если на то пошло!

 Он удивился тогда и расстроился. Но ссориться не стал; сам на досуге пересмотрел программу «Синицы». Это было так называемое «социально ориентированное общество» - рай для бездельников и пенсионеров. Он сказал об этом Свете, та надулась и несколько дней ходила сама не своя. А когда он наконец попробовал объясниться – ни с того ни с сего заявила, что хочет выбрать «Синицу», что это наиболее комфортный мир для нее – и для Димки!

 Как у нее повернулся язык?!

 Нет, не так. Почему он не сумел ее убедить? Ведь он убеждал ее, бывало, в чем угодно, он мог уверить ее, что зимой жарко и люди ходят в плавках. Куда девалась любовь? Почему какая-то «Синица» дороже ей, чем муж?!

Игорь ворочался на диване в гостиной, рискуя протереть боками толстую обивку. Последняя ночь его мучений; завтра уже начнутся сожаления о том, чего не вернуть. Завтра он потеряет сразу и жену, и сына – по собственной воле, из-за необъяснимого упрямства этой бабы.


* * *


 Чайный сервиз с голубой сеточкой появлялся на столе в новогоднее утро, и еще на чей-нибудь день рождения. И на утро Выбора; стол накрыт был скупо, но нарядно. Ели молча. Игорь выпил две чашки кофе, Дима почти не притронулся к яичнице. Света часто поднималась из-за стола, якобы по делу, а на самом деле затем, чтобы тихо постоять, глядя на струйку воды в раковине.

 Согласно традиции, отправляясь на Выбор, следует надевать только новую одежду. Игорь хранил в шкафу песочного цвета костюм, немного не по сезону, но зато новехонький. Света когда-то рассказывала, как пойдет в лучшее ателье и пошьет себе потрясающее платье, но сегодня утром на ней были юбка и свитер, новые, но, в общем-то, вполне обыкновенные.

 Дима – в новой рубашке и новых джинсах – казался бледной лохматой куклой.

 - Причешись.

 - Я уже причесывался.

 - Посмотри на себя в зеркало! Это ведь неаккуратно!

 - Сойдет и так.

 У парня были воспаленные, лихорадочные глаза. Игорь не мог смотреть на сына – отводил взгляд.

 Он переложил валидольные капсулы в правый карман, чтобы, в случае чего, быстро дотянуться. Света с виду казалась совершенно здоровой, даже бодрой; завидная выдержка. Она уже смирилась, мысленно строит будущее в своей «Синице»… А может быть, у нее там и человечек присмотрен? На роль мужа и отца? И все ее упрямство – не более чем средство заново наладить личную жизнь?

 Почему раньше такая простая мысль не приходила Игорю в голову?!

 - Дима, - сказал он, будто выплюнул. – Выйди.

 Сын посмотрел исподлобья. Несколько секунд, как показалось Игорю, раздумывал, подчиниться или нет – ведь Игорь ему, считай, уже не отец. Но все-таки вышел.


* * *


 Света глядела на мужа снизу вверх, не понимая, что происходит.

 Все-таки передумал?

 Нет. Глаза недобрые.

 - Ты… Игорь навалился ладонями на стол, так что звякнули чашки. – Ты… с кем спуталась? Кто тебя там ждет? Кто-то с работы?!

 Он схватил ее за мягкий ворот свитера. Она отстранилась, и его пальцы соскользнули. В жизни не поднимал руку на женщину, и, пожалуй, поздно учиться.

 - Идиот, - сказала с брезгливостью. – Чего еще выдумал.

 - Ты только учти – счастья у вас не будет. Счастье на предательстве… не строится!

 - Придурок, - она поднялась, отряхивая юбку. – Никого у меня нет… У меня один мужчина был в жизни – ты!

 Слезы брызнули из ее глаз, как по трубочкам – в разные стороны.

 - Любила… тебя, придурка… так не бывает, чтобы у бабы один мужик за всю жизнь… только я, кретинка, на такое способна… Ну и сама виновата! Сама… А теперь убирайся, делай что хочешь, мы пошли…

 И она стала звать во весь голос:

 - Дима! Дима!

 Вышел сын, сунув руки в карманы джинсов. Ни на кого не глядя, ушел в коридор, только на пороге споткнулся и чуть не упал. Света вышла за ним, хлопнув дверью; Игорь остался один в кухне и только сейчас заметил, что синяя чашечка из праздничного сервиза упала на бок и лежит, и пятно недопитого чая расплывается по скатерти.


* * *


 Перед избирательным участком играла музыка. Духовой оркестр, и рядом джаз, и рядом огромные колонки с попсовыми записями, и странно – музыкальные потоки не мешали друг другу. Не смешивались.

 Процессы деления клеток лежат в основе роста и размножения любых организмов. Наш мир стал слишком разным, думал Игорь. Его раздирают противоречия; он разделится, чтобы выжить. И какое счастье – самому выбирать свое будущее.

 Люди обнимались, целовались, смеялись и плакали, махали руками, поднимаясь на крыльцо избирательного пункта. Как на вокзале, подумал Игорь. Нет, хуже. Ведь на вокзале люди прощаются на время, пусть надолго.

 В толпе шаталось много пьяных. Их провожали беззлобными советами: «Против квадратика не промахнись!» Раннее утро сменилось поздним, людей перед крыльцом все меньше, всем не терпится в новую жизнь… Только некоторые оригиналы тянут до последнего, до одиннадцати вечера. И совсем уж странные личности не голосуют вовсе – в полночь Избирательная комиссия распределит их по новым мирам, раскидает случайно, как карты.

 Очередь двигалась быстро. Над кабинками, задернутыми зеленым сукном, зажигались и гасли красные огоньки. Игорь заверил свою личность при входе, дождался, когда над ближайшей кабинкой погас красный огонек, и вошел.

 Большая – в рост человека – светящаяся панель. Анимационные заставки: победно скачет какой-то стилизованный атлет… Рвутся цепи, и еще раз рвутся… Распускается цветочек… Машет крыльями синица… Бежит гепард на логотипе «Рывка». Всего-то нужно коснуться его пальцем.

 Вот они, миры на выбор, миры на Выбор. Отобранные, выверенные, протестированные, доступные каждому, на любой вкус. Там, внизу избирательного списка, пенится и пустеет, и снова пенится кружка: «Любителей пива» тоже кто-то выбирает, правда, Игорь не хотел бы оказаться в их мире…

 Осталось только ткнуть пальцем в бегущего гепарда. Все решено.


* * *


 Все решено.

 Рядом, в пустой кабинке для сопровождающих несовершеннолетних, ждал Дима. Света стояла перед панелью, и щека у нее горела; только что Света сама себе закатила пощечину. Пока никто не видел.

 Как он мог только подумать. Нагородить ерунды, приплести какого-то соперника…

 Не было у него соперников. Никогда. Он бывал вздорным, несговорчивым. Упрямым. Он бывал невыносимым. Кроме него, у Светы не будет мужчины, она просто не сможет терпеть рядом кого-то, рядом, где был Игорь…

 Не все ли равно, где жить?!


* * *


 Я тебя теряю, подумал Игорь в панике. Я теряю себя.

 Бросаю, как ненужную вещь? Я – бросаю Светку?! Она пропадет без меня, но дело не в этом… Я пропаду без нее. Чертов я палач, разве все мои амбиции стоят единственного седого волоса не ее висках?

 А Дима?!

 Он шагнул к панели. Протянул руку; сейчас он коснется мерцающей поверхности, разбегутся волны, и зазвучит музыкальный сигнал – выбор сделан…


* * *


 Захлебываясь слезами, Света выбрала на панели знак с бегущим гепардом. Выбрала «Рывок» - для себя и для сына.

 В это же самое мгновение – а может, секундой спустя, - палец Игоря выбрал на панели «Синицу».

 Грянул звуковой сигнал. Панель растаяла. Открылся портал; Игорь зажмурился, испытывая небывалое в жизни облегчение. Как хорошо. Как просто.

 Не все ли равно, где жить?


* * *


 - Нет! Нет!!!

 Он проснулся на полу – во сне скатился с дивана. Перехватило горло; прошло несколько секунд, прежде чем отпустил спазм, и Игорь смог наконец-то дышать.

 - Нет… - пробормотал, нащупывая край дивана. – Какой… какой сегодня день?

 За окном потихоньку светало. Света босиком стояла в проеме двери. Глаза у нее были совсем больные.

 - Ты что?

 - Какой сегодня день?!

 - Вос… воскресенье. День Выбора, - Света сглотнула. – Послушай, мне только что приснилось… самый страшный в жизни кошмар. Послушай… Что с тобой?!


* * *


 Ранним утром воскресенья Дима Греков стоял на коленях перед кучкой пепла за спортивной площадкой. Его трясло от озноба, и ныла спина; Дима осторожно, как мог, собирал пепел и отогревал дыханием.

 Пепел не был совершенно сухим. Не был он и мокрым. Черно-серый, нежный и мягкий, он светлел от дыхания и становился, кажется, с каждой секундой подвижнее, суше.

 Потом еще слышно затрещала маленькая молния. Пепел пришел в движение, запорошил Диме глаза…

 Феникс, большой и немного встрепанный, сидел на обожженном кирпиче. По его рыжей шкуре бегали искры.


* * *


 Они лежали, обнявшись, боясь разжать руки.

 За окном давно рассвело, и открылись избирательные участки.


* * *


 Дима Греков шел домой, и на плече у него сидел феникс. Прохожие оборачивались. Золотистые блики падали на стекла витрин и на мокрый асфальт.

 Дима плакал. Феникс топтался широкими лапами по его плечу, щекотал шею и вылизывал щеку горячим шершавым языком.


КОНЕЦ


Оглавление

  • Марина и Сергей Дяченко Феникс