Хроники Сен-Жермена [Челси Куинн Ярбро] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

избранницами целой плеяды мужчин в нашем роду, как верно подметил кузен Чарльз, становились женщины… неподходящего толка. Серена происходила из гугенотской семьи, — прибавил он важно, словно это что-нибудь объясняло.

— О да, и эта вот гугенотка всем доставляла немало хлопот, — тихо рассмеялся хозяин. — В последний раз я видел ее скачущей на жеребце по Костволдсским холмам. Местные жители были просто скандализированы. Ей запретили участвовать в состязаниях, и она разозлилась, Заявила, что спорт для нее слишком пресен, и унеслась… в туманную даль.

— Уиттенфильд… — напомнил все тот же округлый гость.

— Ах, ну да, зеркало. — Граф с задумчивым видом приложился к портвейну. — Зеркало досталось нам от нее. Конечно, это наследство, фамильная ценность. — Он вновь замолчал, чтобы сделать новый глоток. — Говорят, оно венецианское, ему лет триста пятьдесят… или чуть меньше. Рама появилась позднее. Марсден, оценщик, решил, что она австрийской работы.

— Венгерской, — пробормотал шестой гость, но его никто не услышал.

— Ну вот… — Уиттенфильд рассудительно покивал, наполняя свой опустевший бокал живительной влагой. — Просто изумительное вино, — причмокнув, выдохнул он.

— Чарльз, вам надо было пойти в актеры, — строго сказал Доминик, усаживаясь поближе к камину.

— Ну хорошо, — капитулировал Уиттенфильд, — продолжаю. Я уже сказал вам, что само зеркало венецианское и что ему более трехсот лет. Марсден допускает, что самая ранняя дата его изготовления — примерно тысяча пятьсот семидесятый год, но это, я думаю, вряд ли. В любом случае мы можем быть уверены, что в тысяча шестьсот десятом году оно уже существовало, а год этот очень для нашей истории важен. Да-а… год одна тысяча шестьсот десятый… — Он откинулся в кресле, переложил поудобнее ноги и серьезнейшим тоном продолжил: — Не сомневаюсь, что тогдашняя жизнь Европы была гораздо более хаотичной, чем в наши благословенные времена…

— Это, — вставил полный гость, — вряд ли что объясняет.

— Твилфорд, ради Бога, не давайте ему повода опять отклониться от темы, — с негодованием прошептал Доминик.

— Как я сказал, — благодушно поморщился Чарльз, — европейцам тогда жилось тяжеленько. Во Франции убили Генриха Четвертого, наследником его стал девятилетний сынок. Вы знаете, во что он потом превратился. Король Яков выставил себя полным олухом, распустив парламент и арестовав Арабеллу Стюарт за брак с Уильямом Сеймуром. Одного из русских царей свергли, я уж не помню какого. Кажется, на его место прочили некоего прусского принца…

— Польского, — вежливо поправил шестой гость. — Свергли Василия Шуйского. Для того чтобы возвести на трон Владислава, сына Сигизмунда Третьего.

— Очень может быть, — согласился Уиттенфильд. — Испания и Голландия все еще грызлись между собой, германские протестантские княжества рвали на части соседи… Согласитесь, во всех этих фактах веселого мало. Тут-то как раз и случилось, что пра-пра-пра… в общем, трижды по три раза прабабка моей двоюродной бабки Серены оказалась…

— Чарльз, — запротестовал Твилфорд, — вы шутите? Девятижды прабабка!

— Нет конечно, — откликнулся удивленно Уиттенфильд. — Серена родилась в тысяча восемьсот семнадцатом году. Ее мать, Евгения, — в тысяча семьсот девяносто втором. Мать Евгении, Софья, — в тысяча семьсот семьдесят четвертом. Мать Софьи, Элизабет, появилась на свет в тысяча семьсот сорок втором, а ее мать, Кассандра, — в тысяча семьсот двадцать шестом. Мать Кассандры звали Амелия Джоанна, и она родилась не то в тысяча семьсот четвертом, не то в тысяча семьсот пятом году, более точная дата нам не известна. Тогда реки Англии выходили из берегов, потом людей стала трепать лихорадка — короче, новорожденных регистрировали не очень-то скрупулезно. Мать Амелии Джоанны, Маргарет, родилась в тысяча шестьсот восемьдесят восьмом году, а ее мать, Софрония, — в тысяча шестьсот шестьдесят четвертом.

— Как раз подоспела к лондонской чуме и пожару, — изрек Доминик.

— Да, и эти несчастья пощадили в семье лишь троих. Выжили только Софрония с братом Уильямом и их матушка, Хана. Ужасные, если вдуматься, времена! Впоследствии Уильям пережил четырех жен, что произвели на свет восемнадцать детей, Софрония родила шестерых, и даже Ханна, повторно выскочив замуж, сподобилась трижды разрешиться от бремени. Мать Ханны звали Лукрецией, она родилась в тысяча шестьсот двадцать девятом году. Ее мать, Сесилия, — в тысяча шестьсот седьмом году, но разговор пойдет о ее родительнице — Сабрине, каковая, в чем вы сами теперь убедились, и впрямь является девятой прабабкой моей двоюродной бабки Серены. — Рассказчик вновь усмехнулся. — Лукреция была не очень-то счастлива. Девчонку тринадцати лет выдали за распутника, которому уже было за пятьдесят. В разных флигелях своего основного поместья он содержал двух любовниц, а сколько кишело там девок — никто и не помнит. Не удивительно, что характер бедняжки стал