По зову сердца [Мишель Энн Янг] (fb2) читать онлайн

Мишель Энн Янг По зову сердца

Глава 1

Лондон, апрель 1811 года

Блаженная тишина.

Люсинда Полгрейв, графиня Денби, постояла, приложив ухо к двери, которая вела в спальню мужа, и ей захотелось рассмеяться, закружиться, закричать: «Денби нет!» Какое счастье! У Люсинды даже закружилась голова.

Но тут над ней нависла фигура в черном.

Люсинда ахнула, сердце у нее бешено забилось. Пропади все пропадом! Почему дворецкий всегда подкрадывается к ней незаметно? Это высокомерное животное должно было бы больше заботиться о собственной жизни, поскольку, по мнению Денби, простой удар ее бедра способен кого угодно повергнуть наземь.

— Да, Галлоуэй? — К несчастью, в ее голосе прозвучали нотки страха.

Дворецкий расплылся в улыбке:

— Чай ждет миледи в гостиной. Как и его сиятельство. Радость Люсинды мгновенно померкла.

— Благодарю вас, Галлоуэй, Пожалуйста, приготовьте к обеду два прибора.

Улыбка дворецкого стала еще шире.

— Его сиятельство не будет обедать дома, миледи, — с торжествующим видом заявил дворецкий. Раздражение Люсинды уступило место радости.

— Это все, благодарю вас. — Она обошла дворецкого и направилась к холлу.

Дорожка в рубиновых тонах словно смеялась над ней своей яркостью. Положив на перила горячую влажную руку, Люсинда сбежала по изогнутой дубовой лестнице вниз, на первый этаж особняка в Мейфэре. Люсинда торопилась. Денби терпеть не может, когда она опаздывает. «Не слишком быстро», — напомнила она себе. Он не любит, когда она появляется разгоряченная и взволнованная. Проклятие! Что бы она ни сделала, он вечно недоволен.

В коридоре Люсинда остановилась у двери гостиной. Разгладив юбку цвета слоновой кости, потратила еще секунду, чтобы не выдать своего волнения, и медленно открыла дверь. Высокие окна в западном конце комнаты бросали полосы света на ковер кремового цвета, а синие стены и белый потолок придавали комнате прохладный вид.

Ее муж, граф Денби, сидел, ссутулившись, на диване ярко-синего цвета у мраморного камина, держа в руке бокал бренди. Его белокурые пряди были причесаны волосок к волоску. Он приветствовал ее появление мрачной гримасой, которая портила его красивое, как у Аполлона, лицо. Неужели она действительно когда-то считала это унылое выражение на его лице романтическим?

— Добрый вечер, Денби, — пробормотала Люсинда.

— Ради Бога, перестаньте топтаться на месте и сядьте. Люсинда села.

Он посмотрел на нее поверх бокала:

— Где это вы были?

Сердце у нее учащенно забилось. Она взглянула на бокал у него в руке. Худшие из его тирад начинались после третьего бокала. Глаза у него еще не помутнели, голос звучал бодро. Она натянуто улыбнулась:

— Где я была? Одевалась к обеду.

От пренебрежительного взгляда, которым он ее окинул, Люсинда похолодела.

— Не понимаю, зачем вы беспокоились.

— Дело в том, что я не ждала вас сегодня вечером. — Она указала на поднос. — Могу я предложить вам чашку чаю?

Он перевел взгляд на поднос, и она вздрогнула. Повар сегодня превзошел самого себя. На многоярусном блюде для сладкого лежали не только ее любимые лимонные пирожные, но еще и несколько кусочков глазированного фруктового пирога и разных марципановых сладостей. У Люсинды слюнки потекли.

— Господи, неужели вы намерены сожрать все это?

— Нет, я…

— Здесь никто, кроме вас, не станет, этого есть.

— Но я…

— А как же диета из бисквитов на воде и уксуса, который предписал вам доктор? Если вы настолько прожорливы, что не в состоянии придерживаться диеты хотя бы одну неделю, что будет с вашей фигурой? — Он презрительно усмехнулся. — Такой корове, как вы, требуется несколько месяцев, чтобы появились какие-то улучшения.

— Я плохо себя чувствовала. — От этой диеты она ощущала слабость, и, что хуже всего, ей очень хотелось сладкого. — Если вам так не нравится моя внешность, зачем вы женились на мне?

Глаза у него сузились, недовольная гримаса стала еще заметнее.

— Надеялся таким образом разрешить мои финансовые проблемы, а не разориться из-за вашего аппетита.

Люсинду охватила ярость.

— Дохода, который обеспечивает вам мой отец, более чем достаточно для комфортабельной жизни. — Судя по тому, как задрожали у него ноздри, она зашла слишком, далеко, но, поскольку им грозило банкротство, следовало образумить этого человека. — Если бы мы вложили часть этих средств…

— Довольно. Я джентльмен и не собираюсь надрываться из-за денег.

По его тону стало ясно, что разговор окончен. Люсинда хотела взять пирожное с лимонной начинкой. Денби схватил ее за руку.

— Положите на место, Люсинда.

Она опустила пирожное, как собака, которой приказали бросить кость. Денби отпустил ее, и она протянула руку к чайнику.

Божественный аромат ударил ей в ноздри. Она отпила успокаивающего напитка.

— Вы уверены, что не хотите чаю?

Он осушил бокал с бренди и поднялся. Она отпрянула, когда он навис над ней.

— Нет. Если бы вы действительно хотели мне помочь, отдали бы мне ваши карманные деньги. Не понимаю, почему ваш отец в первую очередь позаботился о ваших деньгах.

Это было еще одно яблоко раздора в их браке. Она не посмела сказать ему о том, что в последнюю минуту проявила самообладание и попросила отца оставить ей лично немного денег. Люсинда промолчала. Денби позвонил, а потом подошел к столику у стены, на котором стоял графин с бренди. Повернувшись к ней спиной, он наполнил себе очередной бокал.

Ее муж — модный щеголь, безупречно одетый, воплощенная изысканность. Неудивительно, что ее родители были вне себя от радости, когда их дочь, отнюдь не красавица, обратила на себя его внимание. Этот очаровательный молодой лорд казался таким… совершенным и так увлекся ею, едва она впервые появилась в Лондоне. Позже Люсинда поняла, что ему нужны были только ее деньги.

Как глупо было не рассмотреть, что скрывается за обаянием манер, а ведь она считала себя такой проницательной. Очевидно, понять деловой мир было гораздо легче, чем пресыщенных циничных людей из высшего общества. Ей вообще не следовало уезжать из Йоркшира. Как любил говорить ее муж, она не создана для светской жизни.

Галлоуэй постучал в дверь и вошел.

— Вы звонили, милорд?

— Да. Ее сиятельство закончила пить чай. Желудок Люсинды заурчал, протестуя. Со вчерашнего обеда она ничего не ела, если не считать сухого бисквита.

Денби сердито посмотрел на нее.

Она облизнула губы и подавила желание схватить с блюда кусочек фруктового пирога, прежде чем Галлоуэй уберет поднос. До обеда еще далеко. Но скоро Денби уйдет в свой клуб, и тогда Люсинда спустится в кухню и посмотрит, как готовят вечернюю трапезу. Это ведь вполне естественно — хозяйка дома хочет убедиться, что все будет приготовлено пристойно.

Звякнул колокольчик на парадной двери.

Галлоуэй посмотрел на Господина:

— Джеймс откроет, милорд. Это я отнесу обратно на кухню.

Из нижнего холла донеслись голоса.

— Кто бы это мог быть? — спросила Люсинда.

— Это Вейл. — Денби вскочил.

Герцог Вейл. Люсинда вздрогнула от отвращения.

— Тогда я пойду.

— Вы останетесь. И встретите его, как подобает хозяйке дома.

Она склонила голову в молчаливом согласии. Что еще ей оставалось делать?

— Проклятие, — сказал Денби. — Со всеми этими вашими препирательствами я чуть не забыл, зачем хотел видеть вас сегодня вечером. Я хотел сказать вам, что послезавтра мы едем в Суссекс. Карету приказано подать в полдень. Будьте готовы.

— Вы хотите сказать — в Денби-Холл?

— А куда же еще?

Они не бывали в поместье мужа со времени их медового месяца. Он настолько же ненавидел деревню, насколько Люсинда любила ее. Возможно, в поместье она найдет способ понравиться мужу и наконец-то подарит ему наследника.

Он сердито глянул на нее:

— Ради Бога, перестаньте смотреть на меня коровьими глазами. Клянусь, вместо того чтобы худеть, вы становитесь толще день ото дня.

— Надолго ли мы едем?

— На неделю-другую. Я пригласил друзей. Слабое дуновение надежды начало развеиваться.

— Друзей? — Какое-то дурное предчувствие зародилось у нее в душе, и от этого ей стало трудно дышать. — Вы, конечно, не хотите, чтобы я там присутствовала.

— Мне нужно, чтобы вы играли роль хозяйки дома.

— Я предпочитаю оставаться здесь. Мои родители приезжают в Лондон на этой неделе. Они пригласили нас на обед. Надеюсь, вы не забыли об этом?

Его передернуло.

— Очередной предлог наесться до отвала. Я долго буду помнить нашествие стада деревенщины, вознамерившейся потрясти общество появлением очередной раскормленной хрюшки.

Этого Люсинда не могла вынести.

— Как вы смеете?! Моя сестра хороша собой и добра. Вам известно, что я обещала вывести ее в свет в этом сезоне. — Люсинда судорожно сглотнула, с трудом сдержав слезы. Нет, она не заплачет, не унизится перед ним. — Наша родословная такая же древняя, как и ваша, Денби. А то и древнее.

— О да, воистину. У вашей семьи до войны не было ничего, кроме груды камней и нескольких акров пастбищ. Взгляните правде в глаза, Люсинда. От вашей семьи разит лавкой.

— В бизнесе моего отца нет ничего постыдного. Вы же не отказались принять у него деньги.

— Он платит мне за то, что я терплю вас.

Стук в дверь не дал ей сказать то, что она хотела.

Дверь отворилась, и показалась высокая худощавая фигура герцога Вейла. Герцог медленно вошел в гостиную. Если не считать безупречно белого накрахмаленного галстука, он был одет во все черное. Светские дамы были без ума от его изысканной манеры одеваться и восхищались его черными, как смоль волосами и благородными чертами лица. Прикрывшись веерами, они сплетничали о его победах. Люсинде его циничный рот и прямые черные брови казались сатанинскими. Его холодные серые глаза словно смотрели на мир с башни его собственной постройки, а его суровое молчание, пересыпаемое резкими замечаниями, действовало ей на нервы. Но хуже всего было то, что он вел ее мужа по пути к разорению.

Насмешливая улыбка изогнула тонкие губы Вейла, когда он осмотрел комнату через монокль, который держал в изящной белой руке.

— Ваш покорный слуга, леди Денби. Она присела в реверансе:

— Ваша светлость.

Он выпустил из руки монокль, который повис на ленте у него на шее.

— Прошу вас, не вставайте ради меня.

Радуясь, что он не собирается обращать на нее внимание, Люсинда села.

— Вы еще не готовы, Денби? — Вопреки его медлительной манере в голосе Вейла послышалось нетерпение.

— Хотите бренди, Вейл? — Денби жестом указал на графин. — Его вчера привезли на корабле из Райленда.

Она впилась ногтями в обивку кресла. «Откажись».

— Петтигру ждет нас в клубе «Уайтс», мы договорились там пообедать, — сказал Вейл.

— Пусть подождет. — Денби пошел налить бренди герцогу. — Мы с графиней обсуждали наш отъезд в Денби-Холл.

Вейл перевел взгляд с Денби на нее.

— Я и не знал, что леди Денби тоже собирается ехать. Возможно, я откажусь от приглашения Отфорда и поеду с вами.

— Она будет следить за порядком в доме, — сказал Денби, передавая Вейлу графин. — Это единственное, что она умеет делать.

Длинные гибкие пальцы Вейла вертели бокал с янтарным напитком, и взгляд его снова устремился на Люсинду. На этот раз она ответила ему взглядом на взгляд и почувствовала нечто вроде гордости, когда он снова занялся своим бренди. Его губы изогнулись в холодной улыбке.

— Уверен, вам понравится наше общество, леди Денби. — Моей жене не по вкусу наши развлечения, Вейл. Но она может устроить чертовски славный обед. Еда — ее особый талант. Разве не так, дорогая?

Люсинда подавила дрожь, вызванную его сладким голосом.

Некоторое время Вейл внимательно смотрел на нее.

— Но ведь еда не главное удовольствие в жизни. Бывают и более сладкие удовольствия.

Люсинда залилась румянцем. Как же ей омерзителен этот герцог!

— С меня более чем достаточно простой английской еды, ваша светлость.

Герцог поиграл моноклем.

— Дорогая леди, нам придется общаться друг с другом в течение нескольких дней, так что называйте меня просто Джульеном. Я с нетерпением жду, когда смогу узнать вас поближе.

К счастью, герцог повернулся к Денби.

— Вы, разумеется, сообщили леди Денби о… о женском обществе? — спросил он, растягивая слова. — Она превзойдет их всех. Эти малышки будут скрежетать зубами от зависти.

— В таком случае мне лучше остаться в Лондоне, — заявила Люсинда.

— Нет, я не хочу, чтобы леди Денби присматривала за домом, в то время как я развлекаюсь.

— Я отпустил домоправительницу, чтобы она навестила свое семейство. Вы нужны мне в Денби-Холле, — сказал Денби.

Вейл подошел к окну и посмотрел на улицу.

— Видите ли, леди Денби, — пробормотал он, — когда мы развлекаемся, то предпочитаем не беспокоить слуг, не выносить, как говорится, сор из избы. — Он посмотрел на Люсинду. — Я с величайшим удовольствием познакомлю вас с разнообразнейшими развлечениями, которые мы предоставляем женщинам, составляющим наше общество. Уверен, когда вы вкусите от всевозможных деликатесов, то убедитесь, что вам захочется вкушать их снова и снова.

Во рту у Люсинды пересохло. Грудь сдавило еще теснее. Неужели в каждом его слове скрывается неприкрытая похоть? По ее телу поползли мурашки, ей показалось, что она вывалялась в грязи.

Денби усмехался, глядя на своего друга, как влюбленный мальчишка. Неужели он не понимает, что говорит Вейл? Или ему на это наплевать?

— Думаю, даже ваш прославленный шарм не в состоянии расшевелить мою жену, Вейл, — сказал Денби.

По мнению Люсинды, шарма в герцоге было столько же, сколько в гадюке.

Денби посмотрел на нее:

— Единственное, что ее интересует, — это очередная еда, но вы можете попытаться.

— С нетерпением буду ждать, когда мне представится возможность сделать попытку, — прошептал Вейл, с ног до головы окинув взглядом Люсинду.

В последнее время ей стало казаться, что Денби будет счастлив любой ценой избавиться от нее. Будь он проклят. И будь, проклят герцог. Она не даст себя запугать двум закоренелым негодяям. Люсинда поднялась.

Денби отступил, чтобы не столкнуться с ней, и она подавила торжествующую улыбку. Но ведь все это бравада с ее стороны, попытка спасти лицо, толку от этого никакого не будет. Она должна что-то придумать.

— Прошу меня извинить, джентльмены, — сказала Люсинда, — но у меня много дел, поскольку я должна приготовиться к поездке в Суссекс.

Денби уставился на нее, прищурившись, и она попыталась не съежиться.

— Я присоединюсь к вам на улице, Вейл. Мне нужно кое-что сказать жене.

Герцог стоял в нерешительности. Что-то мелькнуло на его бесстрастном лице — то ли сожаление, то ли нетерпение. Он поклонился с томной грацией.

— Прощайте, леди Денби. Не задерживайтесь, Денби. Мой грум терпеть не может, когда лошади слишком долго стоят на улице. — С этими словами герцог вышел.

Зачем Денби понадобилось поговорить с ней? Она согласилась сделать так, как он хотел.

Люсинда сжала в кулаки руки, опущенные по бокам, вздернула подбородок и выдержала его взгляд.

От звука захлопнувшейся парадной двери Денби очнулся. Он положил руку ей на плечо. Она попыталась не вздрогнуть, но поняла, что ей это не удалось, когда его пальцы впились в нее.

— Я вам не верю. — Его тихий голос испугал ее больше, чем крик.

— Я никогда не давала вам ни малейшего повода не доверять мне, в отличие от вас.

— Поступай вы так, как вам говорят, этого никогда не случилось бы. — Он все сильнее давил ей на ключицу, напоминая, что он сильнее и поэтому всегда выигрывает. — Вы распорядитесь относительно завтрашнего дня.

— Хорошо, Денби. Он тряхнул ее.

— И не думайте о том, чтобы сбежать к вашей драгоценной семейке, Люсинда. Вы должны подчиняться мне. Если Вейл будет доволен, он проиграет в фараон. Так бывает всегда. А поскольку банкометом буду я, это поможет мне выплатить некоторые мои проигрыши. Вы будете делать все, чтобы доставить ему удовольствие. Вы меня понимаете? Все. Итак? — отрывисто спросил он.

— Да, — прошептала Люсинда. — Я понимаю.

— Так вы поможете мне, одолжив деньги из вашего дохода за этот месяц?

Не так она глупа, чтобы согласиться на это. Никогда больше. Нет, если она не хочет, чтобы у их дверей появился бейлиф. Даже если бы она отдала Денби все до последнего пенни, чтобы избавиться от него, он пошлет за ней, как только проиграет в карты. Она отвела глаза, опасаясь, как бы он не увидел по ее лицу, что она лжет.

— Я оплатила из них счета, в том, числе и счета от вашего портного, заплатила жалованье слугам. — Она снова перевела взгляд на его красивое лицо. — И купила вот это платье.

— Что заставило вас выбрать такой отвратительный цвет? — Его пальцы еще сильнее впились ей в плечо, точно когти. — Ради Бога, не оплачивайте больше никаких счетов, не спросив у меня.

— Мы разоримся.

— Вот как? — Он рассмеялся. — Неужели вы думаете, что ваш отец позволит своей драгоценной дочери голодать?

— Денби, если у вас финансовые проблемы, существуют иные способы разрешить их, не обязательно карточные игры. Даже небольшие суммы, если их вложить во что-то с толком, принесут хорошую прибыль. Я могла бы помочь вам, как помогала отцу.

— От вас, моя дорогая, никакой пользы, разве что вы произведете на свет наследника графа Денби.

«Бесплодна». Это слово повисло между ними, холодное, тяжелое и пустое. Боевой дух покинул ее, и она осталась безвольной и совершенно измученной. Она не могла сделать то единственное, чего ей хотелось больше всего на свете. Она испробовала все средства: пила травы, лежала в постели целыми днями, — ничто не помогало. Как женщина она потерпела поражение.

Он выпустил ее плечо, и она стала тереть ноющее место.

На лице его выразилось сожаление.

— Я сделал вам больно? — Он провел костяшками пальцев по ее ключице. — Я не хотел. Иногда вы так сердите меня, что я сам не ведаю, что творю.

— Это не имеет значения.

— Встряхнитесь, Люсинда. Посвятите завтрашний день сборам. Я полагаюсь на вас. — Он пошел к двери. Положив руку на дверную ручку, он обернулся и сверкнул своей удивительной улыбкой. — Я скажу повару, что вы вернулись к своей прежней диете. Желаю хорошо провести вечер, жена. Увидимся утром. — И, помахав ей рукой, он исчез за дверью.

Будь он проклят. Как ей хочется свернуть ему шею! Люсинда уставилась на блестящую белую дверь. С таким же успехом это могли быть прутья клетки. Ей придется поехать в Денби-Холл и развлекать его друзей-повес, выбора у нее нет. Потом опустилась в кресло, из которого недавно поднялась, и закрыла лицо руками.

На самом ли деле ее замужество потерпело крах по ее вине? Она пыталась нравиться мужу, хотела сделать его счастливым, стремилась снискать его любовь. Но он презирал ее, и не только потому, что она не может подарить ему наследника. Она ему не нравится. Быть может, если бы она родила ребенка в первый год их супружеской жизни, все было бы иначе. Ей страстно хотелось держать в руках младенца. Она любила малышей и надеялась, что у нее будет большая семья, как у ее родителей. Но надежды ее не сбылись.

Как может она поехать в Денби-Холл и подвергаться там позору, который Вейл описал в таких заманчивых подробностях? Но не поехать она не может. Если бы она обратилась к родителям, и они попытались бы вмешаться в ее семейную жизнь, разразился бы скандал, который погубил бы шансы ее младших сестер на удачное замужество. Люсинде казалось, что крылья у нее подрезаны, как у сидящих в клетке коноплянок, которых она видела на ярмарке в детстве. Даже если она пролезет сквозь прутья, полететь все равно не сможет.

Или сможет? Неужели у нее на самом деле нет выбора? Она протянула руку к ридикюлю, чтобы достать носовой платок, и уставилась на клочок ткани, обшитый: кружевом, один из шести штук, Которые она подрубала, когда была еще ребенком. Старательно вышитое «Л», увитое крошечными сердечками, все еще ждало начальной буквы имени ее мужа. Ее родители были настолько ослеплены, когда красавец Денби сделал предложение Люсинде, что та приняла это предложение без малейших колебаний. Но по какой-то причине она никогда не чувствовала желания закончить вышивку. Не было ли это дурным предзнаменованием?

«Возьми себя в руки, милая, — говорила себе Люсинда, — что пользы хандрить?» Она промокнула глаза платочком, высморкалась, сделала глубокий вдох, втянула в себя воздух и поняла, что приняла решение. Она ни за что не поедет в Денби-Холл.

Ключица, на которую давил Денби, снова заныла. Люсинда принялась растирать ее. Она придумывала различные варианты спасения и пришла к выводу, что надо бежать. Другого выхода нет.

Хьюго, капитан, лорд Уонстед, сердито смотрел на седеющий затылок военного врача, который ковырялся в его ране на левом бедре.

— Придется оперировать? Что вы хотите этим сказать? Операцию мне уже делали.

— Боюсь, милорд, там остался осколок. Его нужно извлечь, иначе придется ампутировать ногу.

По спине у Хьюго пробежал холодок.

— Нет, черт побери. Я не хочу потерять ногу.

Равно как он не хотел болтаться в Лиссабоне в этом импровизированном госпитале, устроенном в закутке какого-то монастыря. Когда человеку нечего делать, его посещают ненужные мысли.

Он заерзал на койке. То голова у него наклонялась под неудобным углом к стене, то нога свисала с конца койки.

— А нельзя ли подождать с операцией до моего возвращения в Англию? — Англия. Меньше всего ему хотелось бы отправиться в Англию, но он был последним в своем роду, и у него не было выбора. Новоиспеченный виконт Уэллсли настаивал, и Хьюго неохотно согласился. Краснощекий хирург поднял кустистые брови.

— Вы говорите о поездке по морю, сэр. Если этот осколок сдвинется с места, он может закупорить артерию. В таком случае вы потеряете не ногу, а жизнь.

— Хорошо. Делайте, если можете сделать хоть что-то.

— Я сделаю все, что в моих силах, милорд, — сказал хирург. Он выложил свои инструменты на обшарпанный карточный стол, стоявший у кровати.

— Сколько времени пройдет, прежде чем я смогу ходить? — спросил Хьюго.

— Две недели. А возможно, и три. Все будет зависеть от того, подчинитесь ли вы моим указаниям и вылечитесь быстро или будете ими пренебрегать и отправитесь на тот свет.

Хьюго невольно усмехнулся. У этого врача была репутация одного из лучших военных хирургов, но характер у него был ужасный.

— Обещаю, что буду вести себя хорошо.

— В таком случае обещаю поставить вас на ноги через две недели.

Врач протянул ему бутылку бренди:

— Выпейте. Это поможет вам выдержать боль и шок. — Он отступил немного и смерил Хьюго оценивающим взглядом. — Выпейте всю бутылку — при вашей комплекции меньшей дозой не обойтись. — Он пошел, тяжело ступая, к двери и, высунув голову наружу, крикнул: — Ординарец, прислать мне троих, чтобы держать пациента!

Хьюго знал, что его ждет, после того как шарлатан-лекарь последний раз рылся в его бедре. Потребовалось три недели, чтобы оправиться после этого. Но дела у него были плохи не только из-за ноги. Ему снились страшные сны не столько из-за боли в ране, сколько из-за чувства вины в том, что он сделал. Он просыпался в поту, его била дрожь, и в конце концов он стал бояться спать. Только бренди спасало от кошмаров, приносило оцепенение.

Кто бы мог предположить, что сила духа скрывается на дне бутылки? Возможно, это была истинная причина, почему Уэллсли хотел избавиться от него.

Он сделал хороший глоток. Бренди обожгло глотку и ударило по желудку как огненный залп. Хьюго погрузился в забвение, точно влекомый зовом сирены.

В келью ввалились два рядовых пехотинца и капрал.

— Неудивительно, доктор, что вам понадобились трое, это уж точно, — заявил худощавый вожак, ирландец. — Я не видал такого крупного быка, как этот капитан, за все мои годы в Португалии, это точно. — Он непристойно подмигнул. — Жаль бедных девчонок, если ваш Том такой же большой, как вы сами, сэр.

Все рассмеялись.

Не было на свете человека, который не задавался бы этим вопросом. Дураки, ублюдки. И началось это, еще когда ему было двенадцать лет.

— Держите свои страдания при себе, солдат, — язвительно сказал он, бросив взгляд туда, где простыня прикрывала его пах. — Бык может взревновать. — Он перевел взгляд на хирурга: — Давайте начинать, а?

Хирург подал ему скрученную полоску кожи:

— Держите это в зубах.

При мысли о том, что его ждет, у него перехватило дыхание. Хьюго стиснул зубами полоску кожи, сжал челюсти, закрыл глаза. Грубые руки схватили его за плечи, за ноги, за ступни. Он ощутил мускусный запах пота и кислую вонь страха. От кого это так разит — от него или от них? Наверное, ото всех.

— Готовы? — спросил хирург.

Он кивнул и проклял свою судьбу. Последний выстрел в тот день убил не того, кого нужно.

Глава 2

Часы у подножия лестницы пробили два. Люсинда, забившаяся под одеяло, слушала этот бой, раздающийся в тишине. Денби все еще не вернулся. Возможно, он останется ночевать сегодня у своей любовницы. Вряд ли, ведь утром они уезжают. Сердце у нее сильно забилось при мысли о саквояже, спрятанном под кроватью. Она упаковала его, чтобы взять с собой в карету, а горничная сложила сундуки, которые поедут отдельно.

Она напряженно вслушивалась, не приехал ли Денби, но слышала только собственное осторожное дыхание. В висках у нее пульсировало с частотой один удар в секунду. Часы пробили четверть. Карета прогрохотала по булыжникам в ночной тишине и остановилась. Хлопнула входная дверь. Сердце у нее упало. Денби вернулся.

Ей захотелось зарыться в одеяло или вскочить. Застыв, она слушала, как муж поднимается по лестнице и входит в свою комнату, как что-то говорит его камердинер, помогая ему приготовиться ко сну.

Она рассеянно потерла кожу на ключице. Захочет ли он осуществить сегодня свои супружеские права? Он часто делал это, когда бывал пьян. Но это не имеет значения. Он ни за что не заглянет под кровать. А что, если он ударится ногой о саквояж или запутается в ее спрятанной одежде?

Люсинда вскочила с кровати, все проверила. Из-под кровати ничего не торчало. Тяжело дыша, она торопливо залезла под одеяло, разгладила его.

Звуки в соседней комнате постепенно стихли. Из коридора доносились шаги камердинера. Люсинда ждала. «Пожалуйста, не входи сюда сегодня».

В доме снова воцарилась кошмарная тишина, когда слышно только тиканье часов и потрескивание балок. Случайный порыв ветра потряс окна. Ничего необычного, а потом… послышалось тихое похрапывание. Она разжала кулаки, которыми сжимала простыни, выскользнула из кровати, остановилась, прислушалась, впиваясь пальцами ног в толстый ворс ковра. Никаких нежелательных звуков не доносилось из его комнаты, и она пошарила под кроватью в поисках дорожного платья и плаща.

По телу ее бегали мурашки, когда она стянула с себя ночную рубашку и надела сорочку и корсет. Затем надела простое серое платье, завязала тесемки и заколола булавки со всей быстротой, на которую были способны ее дрожащие пальцы. Люсинда достала саквояж, в нем лежало несколько вещей, которые ей было под силу унести.

Под звуки мужниного храпа она окинула взглядом комнату. Когда Люсинда поселилась здесь, комната была красиво убрана в кремовых и белых тонах — такой она и осталась. Люсинда ничего здесь не меняла — ни картин, ни ценных украшений. Денби не выносил беспорядка. И поскольку он входил сюда когда хотел, она не чувствовала себя в этой комнате уютно и не желала сделать ее своей.

Расправив плечи, она накинула шерстяной, коричневый плащ и натянула на голову капюшон. Медленно, осторожно повернула дверную ручку. В коридоре было темно. Крепко держась за перила, она прокралась вниз по лестнице для слуг, прошла мимо лакея, который спал на стуле у боковой двери. Неслышно ступая, она прошла на цыпочках в кухню, где запах розмарина смешивался с запахом свежеиспеченного хлеба на утро. Очаг отбрасывал достаточно света, чтобы можно было разглядеть путь до кухонной двери.

Что там говорила верхняя горничная насчет ключа? А, вот он, в кармане передника кухарки, он висит сбоку от двери. Кухарка оставляет его там, чтобы нижняя горничная могла выскользнуть из дома и побывать у своего любовника. Кривая улыбка изогнула губы Люсинды. Денби пришел бы в ярость, узнай он об этом.

Тяжелый железный ключ холодил ей руку, пальцы искали на ощупь скважину замка. Затаив дыхание, она вставила в нее ключ и повернула. Хорошо смазанный затвор подался. Дверь беззвучно открылась. Мистер Галлоуэй терпеть не может скрипящие двери, как-то рано утром сообщила, хихикнув, горничная, когда разжигала огонь в камине. На сей раз Люсинда от всей души поблагодарила кичливого дворецкого.

Она вышла из дома. Холодный воздух ударил ей в лицо. Она закрыла за собой дверь и быстро прошла по дорожке сада к высоким деревянным воротам. Железный болт легко скользнул в сторону. Она всмотрелась в вонючий проулок позади конюшни. Никого. Люсинда подобрала юбки и пустилась бегом. С каждым шагом сердце ее выбивало одно слово — «свобода».

Дойдя до угла, она плотнее закуталась в плащ и оглянулась на особняк Денби. Этот дом был для^: нее просто крышей над головой. Тем лучше! Если ее уход не означает, что она потеряет мать с отцом, ее настоящий дом и семью, она будет совершенно счастлива. Слезы навернулись ей на глаза, и уличные фонари превратились в цепочку лун, окруженных ореолом. Не надо плакать. Она ведь приняла решение. Люсинда смахнула слезы. В кармане юбки у нее лежало немного денег. Несколько гиней, которые она отложила из своих карманных денег. Они помогут ей добиться своей цели.

Люсинда быстро дошла до Чарльз-стрит. Там она слегка улыбнулась. Недооценивая ее способность превращать пенни в фунты посредством инвестиций и полагая, что она использует все свои крошечные доходы, чтобы каждый месяц платить по счетам за хозяйство, Денби тем самым оставил дверь ее клетки приоткрытой. Сознание своих успехов придало ей уверенности в себе. Шаг ее стал тверже.

Самым трудным будет выдать себя за другую и найти человека в Сити, который не возражал бы против ведения дел женщины, которую считал бы вдовой. Поначалу она хотела использовать свои доходы, чтобы помочь Денби расплатиться с долгами, удивить его, показав, что она может внести вклад в их расходы. Потом начала кое-что понимать. Мужчинам, в частности Денби, не нужны жены, которые могут думать, рассуждать, считать. Ему требовалась фарфоровая куколка, чтобы хвастаться ею перед друзьями, или племенная кобыла, чтобы рожать детей. Поскольку она не годилась ни для того, ни для другого, она использует свои деньги, чтобы начать новую жизнь. Когда устроится, пошлет весточку своей семье.

Она вздрогнула от предрассветного холода. Тусклый свет редких уличных фонарей придавал домам угрожающий вид. Люсинда свернула на Беркли-стрит и направилась к Пиккадилли. Мимо проехал наемный экипаж. Кучер, сидевший на ящике, с надеждой посмотрел на нее. Но экипаж ей был не по карману. И потом, если его будут расспрашивать, он сможет указать, в какую сторону она шла. С каждым шагом она оказывалась дальше от особняка и каждое мгновение ожидала услышать крик, понять, что ее побег обнаружен, и что ее потащат домой.

Сзади послышались шаги. Она остановилась, прижалась к стене, спряталась в ее густой тени. Джентльмен в шляпе, вертя в руках трость, прошел мимо по другой стороне улицы, даже не взглянув в ее сторону.

Дыши ровно. Иди твердо, выше голову. Люди будут видеть всего лишь женщину, идущую по какому-то делу, или служанку, возвращающуюся домой. До нее доносились шумы Сити. Какому-то Чарли сообщали, что все хорошо; из окон трактира, в которых мерцал свет, доносился смех.

К тому времени, когда Люсинда добралась до стоянки дилижансов у трактира «Ангел», нервы у нее были натянуты как струна. Свет, горевший в окнах общего зала, манил войти, выпить хотя бы чашку горячего кофе. Или шоколада с теплыми сладкими рулетиками. Больше никогда в жизни она не возьмет в рот бисквита на воде.

Глупо. Как бы голодна она ни была, нельзя поддаваться соблазну. Вдова, покупающая билет и садящаяся в дилижанс, скорее всего не привлечет к себе внимания, в то время как женщина, расположившаяся в трактире на несколько часов поздно ночью, обязательно будет замечена.

Укрывшись в тени соседнего дома, Люсинда хорошо видела подходы к трактиру. Если муж придет сюда ее искать, она первая его увидит.

От страха колени у нее подгибались. Она отбросила мысли о Денби, не желая думать, какое наказание он придумает, если найдет ее.

Время тянулось медленно. Время от времени она переминалась с ноги на ногу — ноги уже начали ныть. Поначалу она думала, глядя на бледную серую полоску на небе, что принимает желаемое за действительное, но вот по мостовой со скрипом и стонами проехала запряженная волами, повозка в сторону Ковент-Гарден. Должно быть, скоро утро, если фермеры уже везут свой товар на рынок. Она вжалась спиной в стену, чтобы дать проехать повозке. Человек, правивший ею, дружелюбно кивнул ей. Вскоре на углу появился уличный метельщик, мальчик лет десяти, одетый в лохмотья.

Лондон просыпался.

Через двор напротив прошел, зевая, помощник конюха и стал убирать лопатой навоз. Он, остановился, чтобы поболтать с горничной, которая несла корзины с углем.

Простой люд занимался своим делом, словно все в мире было хорошо. Как странно. Как это бодрит. Скоро подъедет дилижанс и увезет ее к новой жизни.

— Тс-с, мисс, — прошипел ей в ухо чей-то голос. Сердце у Люсинды едва не выскочило из груди. Она резко повернулась, с трудом удержавшись, чтобы не издать тревожный возглас, и уставилась на неопрятную женщину, которая качала на коленях младенца примерно двух лет. Слава Богу. Никого из тех, кого она знает.

Как же это она проглядела появление этой женщины? Ведь так мог появиться кто-то из слуг Денби или он сам. Она прижала руку к груди, стараясь унять сердцебиение.

— Подержите? — повторил гнусавый голос.

— Что именно? — осторожно переспросила Люсинда.

— Вы подержите дите, пока я схожу вон туда? Меня туда не пустят с девкой. Я хочу узнать, нет ли у них места служанки.

Люсинда покачала головой.

— Мне очень жаль, но я жду дилижанс.

Женщина закашлялась, сотрясаясь всем телом от сухого кашля. Когда приступ прошел, она провела грязным рукавом своего платья по губам и носу.

— Я только на минутку, мисс. — Она сунула спящего ребенка в руки Люсинды с такой силой, что та пошатнулась. Если бы Люсинда не подхватила ребенка, женщина непременно уронила бы его на мостовую.

Обругав мальчишку с метлой, который хотел расчистить перед ней дорогу через грязь, женщина перешла улицу и вошла в трактир.

Дитя открыло синие глаза и воззрилось на Люсинду с серьезной задумчивостью. Люсинда рассматривала грязные щечки и губы, похожие на бутон розы. Бедняжка, какой он маленький и худенький. Она тревожно окинула взглядом улицу. Всего пару минуток, сказала женщина.

Уличный мальчишка прошел мимо, закинув метлу на плечо, держа большой палец за поясом, и глаза его понимающе блеснули. Шляпу он залихватски сдвинул на затылок.

— Дала деру, да? Здорово она вас одурачила.

— Прошу прощения?

— Бонни Синяя Отрава. — Он ткнул пальцем в сторону трактира. — Она вас обвела вокруг пальца.

Люсинде казалось, что оборвыш говорит на каком-то иностранном языке, хотя некоторые слова явно были английскими. Наверное, это сленг. Джеффри, ее брат, в свое время любил сленг, хотя его вариант был гораздо понятнее.

— Женщина попросила меня подержать ее ребенка, пока сама она пойдет узнать насчет работы.

Мальчишка расхохотался, запрокинув голову.

— Не видать вам ее как своих ушей.

— Хочешь сказать, что она не вернется? — Люсинда посмотрела на ребенка, который сунул в рот палец.

— Не, ни в жисть. А этого отнесите в работный дом. Там о нем позаботятся.

— А почему она не взяла с собой вот это? — Это? Она, Люсинда, только что назвала ребенка — «это».

— А он не ее. Ее сестра сбежала и бросила его. Старик собирается швырнуть его в реку.

— Утопить? — Во рту у нее пересохло. Мальчишка кивнул:

— Ага. Это самое лучшее, если хотите знать. Гораздо лучше, чем, если его кинут на попечение прихода и приставят к делу.

— Но тебе, я смотрю, очень неплохо, — возразила Люсинда.

— У меня свое дело, — сказал мальчишка, почесывая грязное ухо. — Это вот мой угол. И у меня есть место, где приклонить голову. Есть одна мочалка. Годится только в потаскухи, и то ненадолго. — Он потряс головой. — Отнесите его в работный дом.

Из его слов Люсинда поняла, что «мочалка» означает какую-то женщину, и ей не хотелось знать, что имеется в виду под словом «потаскуха».

— Это невозможно. Я пропущу дилижанс.

— Уедете завтра. — Он склонил голову набок. — Конечно, они подумают, что вы его мамаша, и вас тоже задержат.

Люсинда поняла, что попала в западню, что дверца плотно захлопнулась и ей нечем дышать. Она с трудом втянула в себя воздух.

— Вздор. Миссис Бонни — тетка этого ребенка, она пошла в трактир, искать работу. Она непременно вернется.

Мальчишка хихикнул:

— Миссис Бонни! Вот потеха!

Перехватив ребенка поудобнее, Люсинда надменно посмотрела на метельщика.

— Я сама найду эту миссис Бонни.

Она перешла на другую сторону и вошла в «Ангел». В закутке за входной дверью помещался чистильщик сапог; он поднял голову, склоненную над целым рядом сапог и ботинок, и щетка его застыла в воздухе.

— Чем могу быть полезен, мисс?

— Я ищу женщину, которая вошла сюда несколько минут назад. Она искала работу.

— Да, видел, вошла сюда одна, — согласился он. — Она выбежала через заднюю дверь.

— Через заднюю дверь?

— Это точно. — Он дернул головой. — Вон там. Сердце у Люсинды сжалось от дурных предчувствий, но она постаралась заглушить их.

— Она не могла уйти без ребенка.

— Если хотите знать, мисс, у нас здесь есть несколько таковских, это точно. Обманывают приличных людей. Лучше отнесите его в приют для брошенных детей. Они разберутся, что с ним делать.

— В приют? — Приют ступенью выше, чем работный дом.

— Да, в Ламбете. Вам придется объяснить, что это не ваше, иначе они не позволят вам это оставить. — Опять «это». Девчушка прислонилась головой к плечу Люсинды.

На дворе стук лошадиных подков и крики конюхов и клиентов возвестили о появлении дилижанса. Ее жизнь зависела от того, сядет ли она в этот дилижанс.

— А вы не могли бы отнести ее в Ламбет? Я вам заплачу.

Чистильщик покачал головой:

— Видите, сколько обувки. И все это нужно начистить к шести часам. — Он взял коричневый сапог, такой большой, что там мог бы поместиться теленок, и помахал им. — Шли бы вы лучше своей дорогой, мисс, не то хозяин увидит вас здесь и вызовет констебля.

Констебль захочет узнать ее имя. Он, быть может, даже будет настаивать на том, чтобы проводить ее домой. Она утратила дар речи, потому что ей показалось, что все кончено. Малышка тихонько захныкала.

— Наверное, есть хочет, — предположил чистильщик обуви. — В общем зале вам дадут хлеба на пенни и молока.

Люсинда была уверена, что в любой момент может появиться тетка девочки, и принесет свои извинения. А как же иначе? Не зная, что делать, Люсинда пошла на восхитительный запах кофе в общий зал, где пухлощекая женщина приветствовала ее из-за прилавка.

— Могу я получить теплого молока и булочку для ребенка? — спросила Люсинда, с горечью сознавая, что у нее едва хватит денег на себя и что она не может тратить их на еду для отпрыска другой женщины.

Женщина с улыбкой склонилась над ребенком и тут же отпрянула.

— Какой он грязный, ваш ребеночек. Девушка вроде вас должна в этом разбираться.

Девушка вроде нее? Люсинда раскрыла рот, чтобы поставить женщину на место, но потом поджала губы и промолчала, чтобы не привлекать к себе внимания.

— Мы в дороге, — слабым голосом сказала она.

— Хм, — сказала женщина. — Ну ладно. Садитесь вон там. Я принесу вам хлеба и молока для малышки и кофе для вас.

— Мне нельзя пропустить дилижанс.

— Не волнуйтесь. У вас есть в запасе добрых полчаса. Люсинда смотрела в огромные синие глаза ребенка.

Бедняжка. Что, если эта женщина вообще не вернется? И что, если она вернется? Кончит ли дитя свои дни в реке? В отчаянии люди на все готовы. Сбежала же она от мужа среди ночи. И тут Люсинду осенило. Денби никогда не придет в голову искать женщину с ребенком.

Трактирщица торопливо подошла к ней с корзинкой свежих булочек, кусочком масла, чашкой молока и чашкой кофе.

В животе у Люсинды заурчало. Но она отломила кусочек булочки и опустила в молоко. Потом поднесла пропитанный молоком хлеб к губам ребенка. Тот принялся сосать его, потом раскрыл ротик и немного откусил.

Господи. У ребенка полон рот зубов. Он, должно быть, старше, чем кажется.

— Как тебя зовут, малышка? — спросила Люсинда. — Я не могу все время называть тебя «дитя».

Малышка с надеждой смотрела на булочку. Люсинда отдала ей хлеб, и ребенок стал макать его в молоко. Пока она наслаждалась булочкой, Люсинда намазала маслом вторую для себя. В сочетании с кофе хлеб показался ей самым вкусным из всего, что она ела за эти годы. Обе жевали молча, пока не осталось ни крошки. Малышка села и огляделась:

— Мама!

Сердце Люсинды екнуло. Никто никогда не назовет ее мамой. У нее не будет своих детей. Она посмотрела на маленькое личико, обрамленное легкими белокурыми завитками, и не смогла сдержать улыбки.

— Мне кажется, милая, что ты София. — Это было имя, выбранное ею для дочери, которую она когда-то надеялась зачать. Она пощекотала девочку под подбородком. — София, давай воспользуемся туалетом, и, если твоя тетушка не вернется, нам нужно будет ехать.

Хьюго остановил Грифа на вершине Бикон-Хилл, вдохнул воздух, пропитанный запахом свежескошенной травы, и окинул взглядом великолепный сельский пейзаж Кента. После трех недель пребывания в военном госпитале с последующим штормом в Атлантике он не мог не оценить красоту Англии.

Высоко над головой раздавались мелодичные трели жаворонка. Он посмотрел на лазурное вечереющее небо и не увидел этой замечательной птички. Он не помнил, когда в последний раз слышал что-либо, кроме команд, стука сапог и грохота пушек. Что ж, возвратиться домой не так уж и плохо.

Среди этой идиллической красоты расположился приземистый Грейндж. В средние века это был наполовину деревянный господский дом-крепость; его очертания смягчались пристроенными со всех сторон каменными флигелями и служебными постройками, сооруженными многими поколениями Уонстедов. Еслисмотреть на него сзади, можно обнаружить следы изначального сооружения — наклонно идущую луговину с остатками рва, квадратную центральную часть дома и даже заложенные кирпичами бойницы по обеим сторонам библиотеки, бывшей башни. Если всмотреться пристальнее в луговину, по которой шла обсаженная деревьями главная алея, можно рассмотреть старое поле для ристалищ, где некогда сражались рыцари в латах. Спокойная гавань. По крайней мере, ему так казалось в детстве, прежде чем он узнал правду и ушел на войну.

Внутри у него все сжалось от мучительных воспоминаний. Ему даже захотелось дать стрекача. Он вздохнул. Больше ему некуда идти. Грейндж — это ответственность, которую он избегал много лет.

Поерзав в седле, чтобы унять ноющую боль в бедре, он вынул флягу и глотнул бренди. Подождал, пока притупляющее боль тепло распространится по телу. Потом вжал каблуки в бока Грифу, пустил жеребца легким галопом вниз по склону, краем незасеянного поля, и въехал в лес Брекли, через который можно было подъехать прямо к конюшне. Он проделал утомительную дорогу верхом от самого Портсмута, но его нетерпение, вероятно, передалось Грифу, который, как всегда, охотно поскакал.

Впереди справа мелькнуло что-то синее. Столкновение было неизбежно. Ребенок! Руки впились в поводья, тело изготовилось к рывку. Ребенок замер перед Грифом, издав пронзительный крик.

Жеребец взвился на дыбы и заплясал на задних ногах, фыркая и дрожа. Хьюго с трудом заставил Грифа опуститься на обочине. Холодный пот струился у Хьюго между лопатками — он представил себе трагедию, которая чуть было не произошла.

Из-за деревьев на обочине дороги выбежала женщина в сером и подхватила девочку на руки. Грудь у нее высоко вздымалась, она смотрела на Хьюго с упреком. На лице ее отразился ужас.

Хьюго спешился и потрепал Грифа по холке, чтобы успокоить. О чем только думала эта женщина, отпустив ребенка бегать по лесу? Его лесу, между прочим. Как она посмела подвергнуть ребенка такой опасности?

Ребенок зарылся лицом в пышную грудь женщины, а та уставилась на Хьюго. Крупная женщина, очень высокая, держится гордо. Не красавица по общепринятым стандартам, с орлиным носом и выступающим вперед подбородком. В отличие от испанских и португальских дам цвет ее кожи, напоминал взбитые сливки. На щеках — легкий румянец. Волосы — светло-каштановые.

Платье с высоким вырезом облегало ее пышные формы; она обладала той роскошной плотью, в которую мужчина может погрузиться, не опасаясь сокрушить хрупкие косточки. Она была из тех женщин, чья мягкость может приносить утешение в течение долгой ночи.

Ее полные губы изогнулись в улыбке, и он нахмурился. Неужели она видит в случившемся что-то смешное? Его охватило негодование — Хьюго не понял, негодует он на эту женщину или на свою реакцию на нее.

— Вы вторглись в чужие владения, мадам. Женщина вздохнула и расправила плечи.

— Прошу прощения, лорд Уонстед, если внезапное, появление моей дочери испугало вашу лошадь. — Голос у нее был низкий, приятный. Судя по манере говорить, женщина получила хорошее воспитание.

И она знает, кто он.

— Мадам, вы поставили меня в затруднительное положение.

Женщина попятилась и крепче обняла ребенка.

— Меня зовут миссис Томас Грэм, милорд. Слава Богу, она замужем.

Она указала куда-то за спину.

— Мы живем в Брайарзе на краю вашего леса. Это моя дочь София.

Хьюго никогда в жизни не слыхал о каком-то Брайарзе.

— Где? — переспросил он.

Женщина вызывающе вздернула подбородок:

— В Брайарзе, милорд.

Ребенок повернулся и указал на Грифа:

— Лошадка?

Миссис Грэм поймала маленькую ручку пальцами, покрытыми Йоркским загаром. — Тише, София.

Ее темные глаза встретились с его глазами; в ее глазах были ум и настороженность.

Чего она боится? Его? Его лошади? И почему его это интересует? Он прогнал прочь непрошеные мысли.

— Полагаю, миссис Грэм, вам следует внимательнее следить за вашим ребенком.

Он прикоснулся к шляпе и сел на успокоившегося Грифа.

Женщина отошла еще дальше, чтобы дать ему проехать, и присела в реверансе.

— Прошу прощения, милорд, что мы побеспокоили вас. Больше это не повторится. Всего хорошего.

Кем бы ни была эта женщина, он явно встревожил ее. И почувствовал сожаление. Да пропади она пропадом! Ему не в чем себя упрекнуть. Хьюго поклонился:

— Всего хорошего, сударыня.

Он пустил Грифа в сторону Уонстед-Мэнора. Перед его мысленным взором все еще стояла ее великолепная фигура. В эти дни он почти не замечал женщин. Не мог себе позволить замечать их ради них самих. Тем более замужних. Проклятие. Он взял флягу и глотнул.

Выехав из леса, Хьюго оглядел свой фамильный дом. Все было так, как десять лет назад. Березы, казалось, совсем не выросли, стволы их не стали более узловатыми и изогнутыми. Это обрадовало Хьюго.

Вот только испещренная тенями луговина под деревьями нуждалась в покосе, а старый плющ, которым были увиты задние окна, придавал дому таинственный вид. Хьюго направил Грифа к конюшне. Никто не вышел ему навстречу. Куда, черт побери, подевались конюхи? Бормоча себе под нос ругательства, Хьюго спешился, завел жеребца в первый же свободный денник и вошел туда сам — надо было почистить усталого Грифа. Чтобы на конюшне да не было слуг! Старый Браун получит нагоняй.

Обеспечив Грифа всем необходимым, Хьюго взял свою седельную сумку, пересек мощеный двор и вошел в дом через боковую дверь. Тяжело ступая, прошел по неосвещенному коридору. Неужели его не ждали?

Там, где коридор выходил в холл, бывший старинный средневековый зал, Хьюго остановился. Посредине холла на черно-белых плитах пола лежала серая ищейка, освещенная солнечными лучами, проникавшими в дом сквозь витражи круглого окна-розетки над парадной дверью. Собака подняла голову и оскалила зубы…..

— Леди! — проговорил Хьюго. Собака замахала хвостом.

Это не та собака, которая была его постоянным спутником в детстве, но, должно быть, из ее потомства. В два шага он оказался возле собаки и, присев на корточки, провел рукой по шелковистой шерсти и выпуклым ребрам. Собака преданно смотрела ему в глаза.

— Ну-ну, и что у нас написано здесь? — Он повернул ошейник и нашел на нем имя. — Белдерон.

Собака прижалась лбом к колену Хьюго и заскулила, помахивая хвостом, — она узнала хозяина.

— Ну-ну, мальчик, — сказал Хьюго. — Вот и я. Наконец-то дома.

Он поднялся, едва сдерживаясь, чтобы не застонать от боли в бедре. Надо выпить, черт побери.

— Джевенс! — крикнул он и распахнул дверь в кабинет. Все было по-прежнему.

— Джевенс! — заорал он и тут же умолк. Джевенс стоял рядом с ним, прядки волос липли к его лысеющей голове, как и десять лет назад.

— Добро пожаловать домой, милорд. — Мясистые челюсти Джевенса дрожали. Старческие голубые глаза казались водянистыми. — Мы ждали вас завтра. Не раньше.

— Я поехал сушей. Так быстрее. — Снова разболелось бедро. — У нас есть бренди?

— Конечно, милорд. Простите, что не предложил вам. Хьюго отмахнулся от его извинений. Дворецкий подошел к шкафчику, где отец Хьюго обычно держал напитки.

— Мы безмерно рады, что вы благополучно вернулись домой, милорд, — проговорил Джевенс, наливая бренди.

— Я тоже рад, что вернулся домой. Тут какая-то женщина гуляет в моем лесу. Некая миссис Грэм. Она живет в каком-то месте под названием Брайарз?

Джевенс едва заметно приподнял брови.

— Это вдовий дом, милорд. У Хьюго замерло сердце.

— Вдовий дом? — За сто лет ни одна женщина из семьи Уонстед не жила во вдовьем доме, потому что они никогда не переживали своих мужей. Но все равно сдать дом, предназначенный для членов семьи, как-то странно.

— Миссис Грэм называет его Брайарз, — продолжал Джевенс. — Она живет там уже около трех месяцев.

— Чем занимается ее муж?

— К сожалению, она вдова, милорд.

— Вдова? Браун сдал вдовий дом вдове? — Это не к добру. Потому что вдова эта чертовски привлекательна.

Джевенс воззрился на него:

— Да, милорд.

— Попросите Роджера Брауна зайти ко мне. Немедленно.

— Мистер Роджер Браун удалился на покой, милорд. Теперь в управляющих у нас его сын Рональд.

— Его сын? — Этот сын был юнцом, когда Хьюго ушел на войну.

— Славный молодой человек, очень расторопный, — сказал Джевенс. — Хочет вернуть поместье в то состояние, в котором оно находилось во времена вашего деда.

Хьюго опустился в кресло у заваленного бумагами письменного стола. Настроение у него стало улучшаться.

— Хорошо. Первое, что нужно будет сделать сегодня, — это предложить миссис Грэм хорошую сумму в качестве отступного. Эта женщина слишком вольно ведет себя на моей земле. Я не хочу, чтобы она жила здесь. — Он хотел видеть ее роскошное тело и великолепную грудь.

Джевенс замер.

— Не хотите, чтобы она жила здесь?

— Не хочу. — Он ткнул пальцем в сторону двери. — Ступайте. Эта женщина представляет собой угрозу — ее ребенок бегает по лесу. Мой конь едва не задавил его.

Дворецкий стоял как вкопанный, радость его затухала на глазах.

— Вы сказали, милорд, что хотите поговорить с мистером Брауном.

— Пошлите его ко мне. Кстати, почему никого нет на конюшне? Или об этом тоже нужно спрашивать у Брауна?

— Я передам мистеру Брауну, что вы желаете его видеть, милорд. Мы ждем его не ранее чем завтра. Что же до конюшен, то Альберт Фарроу поехал в деревню навестить дочь. Вернется к ночи.

— Альберт? Он все еще работает?

— Да, милорд. Нас мало осталось. Миссис Хобб, кухарка, Альберт и я. Не считая молодого мистера Брауна.

Почему отец так сильно сократил штат прислуги? Неудивительно, что домом и парком нужно как следует заняться. Он поговорит с новым управляющим со всей строгостью — и о нехватке слуг, и о сдаче внаем вдовьего дома. Он не желает, чтобы в его поместье жили посторонние женщины. Ему нужны только мир и покой. Он глотнул бренди. Превосходное бренди. Хорошо, что отец не позволил разорить его погреба, как все остальное в доме.

— Это все, Джевенс. Кстати, через пару дней прибудет Трент, мой камердинер, с вещами и лошадьми. Пока же обойдусь тем, что привез в седельной сумке.

— Да, милорд. — Морщинистое лицо Джевенса выразило улыбку. — Обед подадут в шесть. — И он вышел, шаркая ногами.

Хьюго снова глотнул бренди и почувствовал, как жар скользнул вниз и согрел живот. Боль в ноге стала стихать, как и прочие неприятные чувства.

Ничто из того, что он ожидал увидеть, вернувшись, не соответствовало его ожиданиям. Он чуть было не убил ребенка; женщина с телом, которое может свести мужчину с ума, поселилась на его земле; дом и поместье полностью обветшали.

Хьюго поднял бокал и поздравил себя с возвращением домой.

Он посмотрел на седельную сумку, которая лежала на полу там, где он бросил ее, войдя в кабинет. Пожалуй, надо отнести ее наверх и посмотреть, какие еще сюрпризы ждут его дома.

Глава 3

Люсинда взяла Софию за руку, и они пошли по лесной дорожке. Сердце у нее билось оттого, что чуть было, не произошло несчастье, а не оттого, что она увидела хозяина поместья — крупного мужчину верхом на великолепном жеребце. Оно билось вовсе не оттого, что его взгляд блуждал по ее телу, как будто лаская его. Огромный мужчина, с резкими чертами лица и телом закаленного воина, граф Уонстед, вызывал у нее такое же восхищение, какое вызывает хорошо выкованный меч. Он был неприветлив, сидел на жеребце, как рыцарь старых времен, защищающий свою землю. Когда он спешился, его угрюмый взгляд и отрывистые приказания могли испугать ее, если бы он с нежностью не погладил лошадь.

Деревья расступились, и открылся вид на холмистый пейзаж. Люсинда и София пробирались через высокую траву по луговине, простирающейся до озера, на котором жили лебеди. Постепенно сердце ее стало биться медленнее. Она посмотрела на Грейндж. Она надеялась, что граф не станет возражать против того, что они снова вторглись в его владения. Прогулка по его земле не причинит никакого вреда, и Люсинда обещала Софии, что сегодня они покормят лебедей.

Люсинда вздохнула. Лорд Уонстед, несомненно, красив. Она не настолько стара, чтобы не оценить в мужчине красоту. Вдруг он нашел ее привлекательной? Она едва не рассмеялась. Да, его глаза вспыхнули — но причиной тому был гнев. Лорд Уонстед невзлюбил ее с первого взгляда. Так что лучше держаться от него подальше.

Жаль, что у нее не хватило ума держаться подальше от Денби. Ее любящие родители были потрясены, когда красивый и знатный человек попросил у них позволения ухаживать за ней. Желая угодить им, дать им основания для гордости, Люсинда не смогла заглянуть поглубже и увидеть, что скрывается за его титулом и его обаянием. Он всех их одурачил. Но больше такое не повторится.

София высвободилась из рук Люсинды и присела на корточки у ее ног.

— Маргаритки, — сказала она и сорвала два цветка.

Люсинда тоже сорвала маргаритку и протянула девочке, чтобы та посмотрела на ее лепестки с розовыми кончиками.

— Рвать цветочки нужно вот так, малышка. Тогда у тебя будет длинный стебелек. Попробуй.

София бегала взад-вперед, время, от времени бросая цветы Люсинде на колени. Люсинда протыкала каждый стебелек ногтем и плела венок.

— Найди какой-нибудь большой цветок, — сказала Люсинда, когда девочка подбежала к ней в очередной раз.

— Большой-пребольшой, — повторила София и побежала искать цветок. — Такой? — пролепетала она, вернувшись.

Люсинда пощекотала ей животик.

— Дай-ка взглянуть.

София хихикнула и отпрыгнула от нее.

Какое счастье, что судьба послала ей этого ребенка.

Хьюго окинул взглядом комнату отца. Нет. Уже не его отца. Его комнату. Слава Богу, она кажется довольно чистой и весьма импозантной. Большая кровать посредине с гербами с изображениями кабанов и роз, украшающими все, начиная от темно-синих занавесей на кровати и кончая комодом с резьбой. Хьюго не помнил, заходил ли в эту комнату хоть раз в жизни.

Со странным ощущением вины он подошел к двери, ведущей в апартаменты графини, и вошел. Здесь тоже ничего не изменилось.

Хотел ли его отец сохранить эту комнату как святыню в память о той, которая жила здесь последней? Вряд ли. Или он просто не входил в нее с тех пор? У отца хватило здравого смысла больше не жениться. Да, он возложил выполнение этого неприятного долга на своего сына. Один раз, попытавшись, это сделать, Хьюго никогда больше не повторит такую попытку. Наследник его не заботит. Он просто больше не хочет обременять свою совесть еще одной смертью.

Пыль покрыла тонкую ткань на пологе в стиле Людовика XIV. Хьюго вспомнил, как спрятал лицо в эти нежные складки, и как мать мягко велела ему быть осторожнее.

Он был очень неуклюжим в детстве. Хьюго осторожно присел на краешек кровати, как делал это, когда был ребенком. Каждый день он рассказывал матери, что узнал на занятиях с учителем, а она лежала в постели в кружевном чепчике и халате и слабо улыбалась. Господи, она выглядела совсем больной, даже когда относительно хорошо себя чувствовала.

На его памяти в семье Уонстед две женщины принесли себя в жертву на алтарь продолжения рода. Хватит.

Воспоминания его проникли за крепко запертую дверь, и сердце у него сжалось. Нетвердой походкой он обошел вокруг кровати и вышел в коридор в поисках более радостных воспоминаний. Апартаменты графа находились в западном крыле и выходили на обсаженную деревьями аллею. В противоположной стороне находилась комната, которую он выбрал для себя, когда настало время покинуть детскую.

Хьюго прошел по галерее, соединяющей эти части дома, кивая угрюмым портретам предков на стенах, после чего углубился в узкий коридор с почерневшими балками, обшитый старинными панелями. Наверное, у него были причины выбрать именно эту часть дома — самые древние остатки изначального здания, выстроенного в эпоху Тюдоров. Быть может, мечты о рыцарях в сверкающих доспехах привели его сюда? Хьюго вздохнул. Скорее то была потребность быть как можно дальше от родителей и их несчастья.

Дверь в его прежнюю комнату вела в очередное святилище. На этот раз — в его собственное. Деревянная кровать, носившая следы битв с драконами, занимала одну стену. Стол, испещренный неизбежными зарубками, оставленными от скуки несколькими поколениями подростков семьи Уонстед, одаренных различными, художественными способностями, стоял на страже перед окном со средником. Хьюго провел пальцем по собственной зарубке, почувствовав удовлетворение оттого, что его прорезы были глубже, чем все остальные, и поэтому меньше подвержены разрушительной работе времени. Ромбовидные стекла в окне даже в самые светлые дни не пропускали много света. Черное пятно на турецком ковре напомнило ему тот день, когда он, тринадцатилетний, опрокинул чернильницу, потому что колени у него уже не помещались под столом. Учитель назвал его неуклюжим быком.

Хьюго подошел к окну и посмотрел вниз, на строгие ряды овощей в обнесенном стеной огороде. Некошеная трава за стеной шевельнулась и привлекла к себе его внимание. Разумеется, это вдова со своей дочерью резвится на его лугу.

Резвится. Вот слово, которое кажется совершенно неуместным в Грейндже. Даже с такого расстояния он видел улыбки на их лицах, когда она закружила в воздухе свое дитя, и ее юбки прижались к длинным сильным ногам и пышным округлым бедрам.

Волнение в крови заставило его нахмуриться. Ни к чему замечать ее округлости. Ему следует отвернуться, а не бросать на нее похотливые взгляды. Женщина поставила девочку на землю, и их длинные тени легли на траву. Рука об руку они пошли к озеру, которое под лучами солнца казалось наполненным медью.

Внезапно похоть, неотвратимая и острая, вцепилась в его плоть. Надо что-то делать с этой женщиной, лишившей его покоя, и девочкой, вызывающей невыносимо мучительные воспоминания. Он больше не хочет их здесь видеть.

Леденящая пустота у него в груди, казалось, разрастается.

Он отвернулся от окна, уставился на свою старую кровать и вдохнул запах плесени. Но это не имеет значения. Он теперь граф и поселится в отцовской комнате.

— Вы хотите выплатить миссис Грэм отступные? — Молодой мистер Браун, хмурый человек лет тридцати с открытым лицом и редкими каштановыми волосами, падающими на лоб, ушам своим не поверил. Будучи среднего роста и среднего веса, он стоял перед письменным столом Хьюго, застыв, как новобранец на параде. Но в голосе его слышались неприязненные нотки.

Хьюго поднял бровь. Большинство его бывших подчиненных поняли бы, что это не предвещает ничего хорошего. Но мистер Браун не придал этому никакого значения и продолжил:

— Она заплатила за год вперед с правом продлить договор. Мне придется взять назад свое слово.

— Слово, которое вы дали, не посоветовавшись со мной, — заявил Хьюго. — Вы превысили свои полномочия.

Браун судорожно сглотнул, его выпуклое адамово яблоко выступило над галстуком.

— Я сделал так, как считал лучшим для Грейнджа, милорд, который, как я полагал, передан под мою ответственность. Миссис Грэм — один из лучших ваших арендаторов.

Столь пылкое стремление защитить эту женщину ошеломило Хьюго. Неужели управляющий испытывает к вдове нечто большее, чем профессиональный интерес? Хьюго это не понравилось.

— Это так?

— Несомненно, милорд. Она даже начала преподавать в деревенской воскресной школе.

А Хьюго — чудовище, которое вознамерилось вышвырнуть ее из дома.

— Я готов дать ей время, чтобы она подыскала себе новое жилье.

Браун поджал губы.

— А где ваше сиятельство найдет арендатора, который согласится платить столь высокую цену за дом, который доброго слова не стоит?

Сарказм? Этот самоуверенный молодой человек, подумал Хьюго, нуждается в некоторой армейской выучке. Возможно, тогда он обретет умение подчиняться прямым командам, не задавая вопросов. Что, черт побери, случилось с Англией за последние несколько лет? Хьюго разозлился.

— Там же, полагаю, где вы нашли миссис Грэм, — ответил Хьюго ледяным тоном.

— Ее муж убит на войне, — сказал мистер Браун. — Она приехала сюда, чтобы пережить свое горе и хоть немного успокоиться. Кому это понимать, как не вам?

Хьюго изменился в лице. Солдатская вдова? Он подошел к окну и устремил взгляд на сорняки, растущие на средней части подъездной аллеи.

— Понятно.

— Она решила, что Блендой — идеальное место, где можно растить дочь.

Мистер Браун не скрывал своего негодования. Молодой Браун, сын управляющего, служившего семье Хьюго многие годы, не одобрял Хьюго. Можно не сомневаться — он находил недостатки и в старом графе.

— Что вас связывает с миссис Грэм? — спросил Хьюго, прищурившись.

Браун нахмурился:

— Не понимаю, о чем вы, милорд.

— Как бы это сказать, Браун? Вы… вы очень интересуетесь этой женщиной. — Вот так. Карты на стол. Хьюго предпочитает вести дела именно так. Он не собирается тайком собирать сплетни и слухи.

— Милорд! — Браун побледнел от гнева. — Миссис Грэм — благородная женщина. А поместью нужны деньги, чтобы платить жалованье слугам и покупать провизию.

— Объясните!

— Ваш отец вложил деньги в скачки.

Это был удар ниже пояса. Хьюго стал задыхаться. Проклятие. Ему нечего было возразить. Да, он строг относительно дисциплины, суров с лжецами и лентяями, но никогда он не бывал несправедливым. Если Браун сказал правду об отчаянном положении дел — а лгать у него не было оснований, — он поступил правильно, сдав вдовий дом.

— Хорошо. Я последую вашему совету. Браун заморгал.

— Милорд?

— Но сообщите миссис Грэм, что она и ее дочь не должны появляться в моем лесу и парке.

— Я передам ваши пожелания миссис Грэм, милорд. Уверен, вы не пожалеете о вашем решении.

Одним сожалением больше, одним меньше — не все ли равно.

— Уверен, миссис Грэм будет признательна вам — вы умеете убеждать, мистер Браун. А теперь сядьте и сообщите мне остальные плохие новости. — Он указал на стул перед письменным столом. — Объясните, почему на моих полях нет ни зерновых, ни скота.

Браун в изнеможении опустился на стул.

— Насколько я понял, вскоре, после того как вы вступили в армию, его сиятельство потерпел финансовый крах из-за купленных им лошадей.

Лошади. Страсть его отца.

— Понятно.

— Да, милорд. — Браун вздохнул. — Очевидно, его сиятельство и пытался восполнить свои потери на скачках в Ньюмаркете.

— И что же произошло?

— Полагаю, его сиятельство сильно запутался в долгах. Страх перед вашей гибелью и неприязнью вашего кузена заставил его отправиться на ярмарку невест. Он вел в Лондоне расточительный образ жизни, милорд. С тем, чтобы найти невесту.

Хьюго резко выпрямился.

— Что?!

Управляющий судорожно сглотнул.

— Он смело пустился в это предприятие. Насколько я понимаю, переговоры были почти завершены, когда… когда он…

— Неожиданно умер. И поделом ему. — В комнате стало холодно. Хьюго откинулся на стуле и уставился на низкий деревянный потолок, украшенный гербами всех английских, знатных домов шестнадцатого века. — Старый негодяй, — пробормотал он. — Знал, что может случиться, и все равно… — Он покачал головой.

— Прошу прощения, милорд?

Хьюго снова перевел взгляд на управляющего:

— И что нам теперь делать, хотел бы я знать? Браун смущенно кашлянул, прикрыв рот рукой.

— Его сиятельство, возможно, был на правильном пути, милорд. Существуют джентльмены из Сити, банкиры и им подобные или фабриканты с севера, которые будут рады принять потомка английской знати в свою семью, протянув ему руку, полную золота.

Хьюго изумленно посмотрел на него:

— Вы хотите продать меня, как премированного быка? Нет, Браун, ничего не получится.

— Уверен, мы могли бы заключить неплохую сделку. Вы герой, вернувшийся с войны, и к тому же граф.

Хьюго стукнул кулаком по столу.

— Нет! — гаркнул он. — Если вы еще раз заговорите об этом, я буду искать нового управляющего. Ясно?

— Да, милорд. — Браун опустил голову с сокрушенным видом.

Наконец-то этот малый слушает его.

— Хорошо. — Он схватил графин с бренди, плеснул в бокал и залпом осушил его. Внутренности обожгло. — А теперь скажите, до какой степени плохи мои дела. Говорите напрямик.

— Мне трудно говорить, милорд. Я не был знаком со всеми делами его сиятельства. Думаю, существуют кое-какие неуплаченные долги чести.

— Понятно. — Он приехал домой, ища покоя, а вышло, что он, сам того не зная, втянут в войну, идущую в его доме. И, кажется, отец выиграл первую битву.

— Я могу продать лошадей из своей упряжки. Трент доставит их сюда. Могу расстаться с охотничьим домиком, продать драгоценности моей матери.

Браун покачал головой.

— Полагаю, драгоценностей уже нет. Что же до лошадей, то самый лучший способ для джентльмена дать понять всем, что он в стесненных обстоятельствах, — продать конюшню, милорд. Ваш отец это понял.

Хьюго снова ударил кулаком по столу.

— Перестаньте мне объяснять, чего нельзя делать, предложите лучше что-нибудь полезное.

— Вам требуется вливание денег. Это была одна из причин, почему я сдал вдовий дом миссис Грэм. Она оплатила аренду на год вперед. Побольше таких арендаторов, как она, было бы для нас просто счастьем.

— Миссис Грэм выглядит воплощением всяческих добродетелей.

Браун раскрыл рот. Хьюго поднял руку.

— Не важно.

— Не пожелает ли ваше сиятельство занять денег?

— Опять влезать в долги? Браун скривился.

— Если деньгами распорядиться разумно и если у нас будет хороший урожай…

— Это бабушка надвое сказала. — Хьюго потер затылок. — Сколько это принесет? Есть у меня кредит в банке?

Браун передвинул на середину стола документ, лежавший с краешку.

— Год назад я приготовил подобный доклад для вашего отца, милорд. Он не стал смотреть его и пришел в ярость, когда я предложил сдать два луга сквайру под покосы и еще один — мистеру Мастеру из Хай-Эйкра под пастбище для овец. Полагаю, он не желал знать, что он в долгу как в шелку.

Написанные аккуратным почерком цифры на бумаге в основном были красного цвета, если не считать стоящих рядом с именем миссис Грэм. Речь уже не шла о том, что он будет терпеть ее присутствие. Ему нужны ее деньги. Хьюго почувствовал себя идиотом. Его бросило в жар. Наконец он взял себя в руки.

— Хорошо, Браун. Я ценю вашу честность и вашу помощь. Введите меня в курс ваших замыслов.

Одной рукой Люсинда крепко сжимала зонтик, другой — пальчики Софии, не обращая внимания на сырость, которая ползла вверх по юбке ее платья, и на то, что мокрая нижняя юбка прилипала к лодыжкам.

— София, милочка, старайся не наступать на лужи. — Она повела ребенка по краю, где было посуше, в то же время прикрывая ее от дождя.

Малышка выглянула из-под розовой шляпки с озорной улыбкой.

— Я говорю серьезно, — сказала Люсинда, покачав головой.

Увы, она не смогла устоять и улыбнулась в ответ. София любит шлепать по лужам. Но к несчастью, лужи эти полны грязи, и они тянутся все полмили между ней и каменными коттеджами работников, сгрудившимися в конце улицы. Его сиятельство действительно должен что-то сделать с этой улицей. Ее нужно осушить. Она никогда не видела ничего подобного в поместье ее отца. Люсинда посмотрела сквозь морось на свинцовое небо: не повернуть ли обратно? Но та часть ее души, которая знала, что такое долг, заставила ее идти дальше.

Чем скорее она выполнит свою задачу и принесет помощь тем, кому повезло меньше, как выразился викарий, тем быстрее вернется домой, выпьет чашку горячего чая и погреется у огня. Впервые июнь выдался таким холодным.

Люсинда с трудом шла по дороге, ее башмаки становились все тяжелее от налипшей на них грязи. Только первый коттедж в ряду домов, стоящих вдоль улицы, подавал признаки жизни, поняла она, подойдя к своей цели. Другие казались брошенными, ставни свободно болтались, двери были открыты всем ветрам. В городе столько бездомных, а здесь пустуют прекрасные дома. Она постучалась. Паренек лет тринадцати с копной рыжих волос, веснушчатым вздернутым носом и большими зелеными глазами открыл скрипучую дверь. Оттуда пахнуло застарелой сыростью и потянуло дымком.

Когда мальчик рассмотрел посетительниц, глаза его широко раскрылись. София спряталась за юбками Люсинды.

— Дома ли миссис Дрейбет? — спросила Люсинда.

— Ага, — ответил мальчик.

— Это хорошо. Я миссис Грэм. Викарий попросил меня зайти узнать, как себя чувствует твоя мама. Можно войти?

— Кто там, Том? — донесся дрожащий голос из глубины дома.

— Какая-то леди от викария! — крикнул мальчик, которому явно не хотелось открывать дверь пошире. — Хочет войти.

— Я принесла кое-что для маленького, — сказала Люсинда, — и еще хлеба и сыра для твоей мамы.

Мальчик просиял.

— Можно ей войти, мама? — крикнул он. — Она принесла чего-то маленькому.

После недолгого молчания послышался голос слабый, как шепот:

— Да. Да, пожалуй.

Приглашение было не очень любезным, и все же Люсинда обрадовалась.

Мальчик распахнул дверь. Люсинда пригнулась под притолокой и вошла. Коттедж очень походил на те, что она видела в отцовских владениях. Единственная комната, обставленная самодельной мебелью, у задней стены отгороженная занавеской кухня; лестница, ведущая наверх, в спальни.

Миссис Дрейбет сидела на низеньком табурете у слабого огня, горевшего в закопченном очаге. На руках она держала младенца с красным сморщенным личиком, видневшимся из-под светло-рыжих волос.

Воистину прекрасное зрелище.

Никогда еще собственные руки не казались Люсинде таким пустым, бесполезным приложением к такому же бесполезному телу. Комната расплылась у нее перед глазами, как будто с улицы вполз туман или из очага повалил дым. Лгунья. При виде детей у нее всегда наворачивались на глаза слезы. Она энергично заморгала.

София осторожно шагнула вперед.

— Младенчик, — прошептала она и коснулась его головки. — Какой хорошенький, — проговорила она тоже шепотом. По сравнению со здоровым розовым личиком Софии личико младенца казалось синеватым.

— Добрый день, миссис Дрейбет. Я миссис Грэм. — Люсинда улыбнулась женщине. — А это моя дочка София. Викарий попросил нас зайти к вам. Он хотел прийти сам, но его срочно вызвали к мистеру Праудфуту.

Женщина кивнула:

— Старому мистеру Праудфуту не понравится, когда ему напомнят, что ему недолго осталось пребывать в этом мире, но хорошо, что викарий всех посещает.

Люсинда поискала глазами, куда поставить свою корзинку. Несмотря на то, что кто-то попытался недавно подмести пол, в коттедже явно пахло сыростью. Слишком сыро было здесь для младенца и его матери. По окну стекали струйки воды. Люсинда нахмурилась.

— Крыша течет лишь, когда идет дождь, — сказала миссис Дрейбет. — Я-то обычно подметаю каждый день. Дик сказал, что потом принесет, свежей соломы, если сможет стянуть хоть малость с конюшни в «Красном льве». — Тут она опомнилась и прикрыла рот рукой. — Я хотела сказать — одолжит.

— А лорд Уонстед, наверное, не знает, что у вас течет крыша? Иначе он велел бы ее починить.

Женщина покачала головой.

— Мой Дик говорил об этом мистеру Брауну прошлой зимой, но тот ничем не может помочь. Приказание его сиятельства. Я имею в виду старого графа. Дик сказал, что новому лорду лучше ничего не говорить, а то вдруг он скажет, что нам больше нельзя тут оставаться. — В ее словах не было озлобленности, только смирение.

— Нельзя оставаться? Разве мистер Дрейбет не работает у его сиятельства? — спросила Люсинда.

Миссис Дрейбет пожала плечами.

— Вот уже два года, как здесь нет никакой работы. А, следовательно, и жалованья. Все уехали на север, но Дик, все еще ждет, может, что-то появится. Я не могла никуда ехать, тоже ждала. Дик подрабатывает в «Красном льве». Приносит для мальчонки немного хлеба поесть.

Неудивительно, что викарий так волновался из-за того, чтобы кто-нибудь навестил сегодня эту семью.

— А нового лорда мы и в глаза не видали с тех пор, как он вернулся, — сказала миссис Дрейбет.

Его вообще никто не видел. Со времени ее встречи с лордом Уонстедом в лесу три недели назад никто в деревне не видел его сиятельство. Даже в церкви. Он словно сквозь землю провалился. Поговаривали, будто он сторонится людей. Кое-кто говорил, будто он отшельник. Как он посмел бросить своих людей на произвол судьбы? Особенно такого крошечного ребенка? Люсинда прикусила язык. Если она будет бранить владельца поместья, это лишь огорчит болезненную миссис Дрейбет.

— У вас правда есть хлеб и сыр? — спросил мальчик, уставившись на корзинку Люсинды.

Люсинда поставила корзинку на дощатый стол у стены.

— Есть, и еще кое-что для малыша. Надеюсь, вы не возражаете, миссис Дрейбет? Мисс Кротчет сшила ночную рубашечку, здесь также есть куски фланели на пеленки и вязаное одеяльце от Энни Даннкнг. Хлеб испекли только сегодня утром. Викарий прислал круг сыра, а миссис Педдл — флягу крепкого портера. Это для вас, миссис Дрейбет, чтобы вы подкрепились.

Женщина глазам своим не верила.

— Подумать только. Это все викарий. Он очень добрый, я всегда говорила об этом моему Дику. — Миссис Дрейбет склонила голову набок. — Жена ему нужна, вот что. Негоже викарию жить одному.

Все разделяли мнение миссис Дрейбет, в том числе миссис Доусон, жена сквайра. Люсинда игнорировала намеки и продолжала носить полу траур как вид самозащиты.

Она перевела взгляд с дымящего очага на мальчика, который с жадностью смотрел на хлеб и сыр.

— У вас есть, что подбросить в огонь? Здесь холодновато для малыша.

— Есть немного дров у задней двери, — сказала миссис Дрейбет. — Но это наш запас на зиму. Мне не следовало разводить огонь, но малыш совсем замерз, бедненький.

Воистину бедненький.

— Пришлите вашего мальчика в Брайарз завтра утром, — сказала Люсинда. — У меня есть для него кое-какая работа, взамен он получит немного дров и ведерко угля. А пока что, молодой человек, подкиньте дров в огонь.

Бросив тоскливый взгляд на хлеб и сыр, лежавшие на столе, мальчик стукнул себя по лбу костяшками пальцев и бросился вон из комнаты.

Господи, к завтрашнему дню ей придется придумать какие-то поручения для него. Она посмотрела на темный влажный след, вьющийся по каменной стене. Или лорду Уонстеду придется найти какую-то работу для отца мальчика. Это интересная мысль.

— Всего хорошего, миссис Дрейбет, — сказала Люсинда. — Не забудьте, пожалуйста, прислать ко мне завтра вашего сына. Пойдем, София. Нам нужно зайти еще в один дом.

Она вышла, быстро закрыв за собой дверь, чтобы в дом не проник холод. Теперь они пойдут к лорду, бросившему своих людей на произвол судьбы. Она представила себе младенца с посиневшими губами, и кровь забурлила у нее в жилах.

Когда они добрались до Грейнджа, морось прекратилась, но настроение у Люсинды было таким же черным, как тучи, убегавшие за горизонт.

На конюшенном дворе они встретили Альберта.

— Добрый день, миссис Грэм, мисс София. Как поживаете?

— Добрый день, Альберт. У нас все в порядке, благодарю вас. Дома ли его сиятельство?

— Час назад вернулся из Мейдстона в очень плохом настроении.

Люсинда поморщилась. Не отложить ли свой визит на какой-нибудь другой день, когда его сиятельство будет в хорошем расположении духа? «Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня», — вспомнила она слова матери.

— Я рада, что он дома.

— А он почти всегда дома. Хотите, я присмотрю за маленькой леди, пока вы будете у его сиятельства? Отведу ее посмотреть лошадок?

София, уставшая от затянувшейся прогулки, запрыгала от радости:

— Лошадки.

У Люсинды не хватило духу отказать ей. Кроме того, с его сиятельством будет легче разговаривать, если не придется одновременно присматривать за этой озорницей.

— Ну, если она вам не помешает…

София ухватилась за грубую руку, протянутую ей.

— А больше тут и делать нечего, миссис Грэм, кроме как смотреть, есть ли сено в кормушке, пока не прибудут хозяйские лошади.

Можно не сомневаться — эти лошади будут содержаться лучше, чем люди, которые живут на его земле. При мысли об этом спина у нее стала несгибаемой, и она устремилась к парадной двери, утыканной железными гвоздями. Подняв круглый дверной молоток, Люсинда дважды постучала.

Прошло некоторое время, после чего дверь распахнулась, и появился пожилой дворецкий.

— Миссис Грэм, — проговорил он.

В Блендоне все всех знали.

— Мистер Джевенс, — сказала она, — я пришла поговорить с лордом Уонстедом.

— Его сиятельства нет дома, — сказал дворецкий не очень убедительно.

— Вздор. Альберт сообщил мне, что он вернулся час назад.

Дворецкий покраснел.

— Я хочу сказать, миссис Грэм, что его нет дома для посетителей.

— А он когда-нибудь бывает дома, Джевенс?

— Нет, миссис Грэм. Никогда.

— Тогда давайте считать, что это деловой визит, хорошо?

Люсинда вошла в холл, проскочив мимо дворецкого, который потрусил следом за ней. Теперь он может смело сказать, что Люсинда ворвалась в дом.

— Где он?

— У себя в кабинете.

Джевенс кивнул на дубовую дверь, ведущую из помещение, которое некогда было огромным средневековым залом. Каменный очаг в одном его конце был настолько велик, что в нем можно было стоять во весь рост. Подножие великолепной лестницы, украшенной почерневшей от времени резьбой, охранял доспех времен Кромвеля, огромный железный канделябр свисал с консольной балки. Великолепно, открыто для сквозняков и… необыкновенно мрачно. Люсинда посмотрела в зеркало, но не увидела своего отражения — зеркало было покрыто толстым слоем пыли.

Люсинда подошла к двери и остановилась, чтобы оправить платье. Последний раз она оправляла юбки перед дверью, когда Денби сделал ей последний выговор из-за угля. Это воспоминание походило на пощечину. В те дни Люсинда нервничала, боялась сказать что-то не то. Потом она взяла свою жизнь в собственные руки. Предстоящий разговор мог оказаться неприятным, но страха она не испытывала, только колени слегка дрожали, а сердце гулко билось.

Люсинда постучала в дверь.

— Войдите. — Голос у лорда был глубокий, приятный, звучный и очень мужской.

Люсинда вошла.

Ставни были открыты, но в комнате царил полумрак. Лорд сидел за письменным столом, склонившись над бумагами, и писал.

Люсинда закрыла дверь.

— Да? — сказал лорд Уонстед, поднял голову, прищурился и медленно встал. Перо выскользнуло из руки. Лорд окинул ее взглядом с ног до головы и вопросительно вскинул брови. — Какого чер…

— Миссис Грэм, милорд, — сказала Люсинда, злясь на себя за то, что голос ее дрогнул. — Мы познакомились в лесу около двух недель назад. Я снимаю…

— Я знаю, кто вы, миссис Грэм. Но не понимаю, как вы оказались здесь.

Он направился к камину, где висел звонок, и потянул ленту с явным намерением вызвать лакея, чтобы выпроводил ее. Поднялась огромная собака, лежавшая рядом со столом.

— Сидеть, Белдерон, — скомандовал Уонстед. Собака села.

— Прошу вас, милорд, будьте снисходительны. У меня к вам важное дело.

— Что случилось, миссис Грэм? У вас в кладовке завелись мыши? Вы хотите повесить какие-нибудь полки во вдо… в Брайарзе? Тогда обратитесь к мистеру Брауну.

Люсинда стянула с рук перчатки и сняла шляпку.

— Давайте сядем и побеседуем, как цивилизованные люди. — Люсинда подошла к стулу, стоявшему у письменного стола, и села.

Уонстед опустился в свое пухлое кресло.

— Не хотите ли чаю, миссис Грэм? — спросил Хьюго.

— Нет, благодарю вас. Я пришла, чтобы поговорить, с вами об одном из ваших работников и его семье.

— Какое вам до них дело, позвольте узнать? — прорычал Хьюго.

— Сегодня викарий попросил меня навестить миссис Дрейбет, отнести им кое-какие вещи от приходских дам для новорожденного.

— Дрейбет, — повторил Хьюго. — Дик Дрейбет? Я совсем забыл о старине Дике. Сколько лет не видел его.

— Видимо, так оно и есть, милорд.

В потемневших глазах Хьюго мелькнуло что-то похожее на стыд, и он перевел взгляд на бумаги, лежавшие на столе.

— Я очень занятой человек, миссис Грэм. Прошу вас, ближе к делу.

— Милорд, семейство Дрейбет живет в условиях, не подходящих даже для скотины, не говоря уже о людях и тем более о младенце.

Плечи его напряглись, на скулах вспыхнул румянец, пальцы судорожно сжали перо. Люсинда поняла, что зашла чересчур далеко. Мужчинам не нравится, когда им говорят правду в глаза, осуждая их поведение.

— Вы пришли сюда, чтобы сообщить, что какой-то дом в моем поместье требует ремонта?

— Д-да.

— Я понятия не имел об этом, — сказал Хьюго.

— Неудивительно. Вы же никуда не выходите с тех пор, как вернулись. А известно ли вам, что еще два коттеджа в этом ряду пустуют и, если не заняться ими, в ближайшее время рухнут?

— Я очень занят, — сказал Хьюго, бросив взгляд на бумаги. — У меня не было времени…

Не было времени? Что же он делал, сидя здесь взаперти, в одиночестве, в этом доме, похожем на усыпальницу? Кстати, этим домом тоже нужно заняться.

Вид у Хьюго был усталый, даже несколько взволнованный, как будто что-то пробилось сквозь его железную сдержанность.

Она вдруг пожалела, что говорила с ним так обвиняюще.

— Если я могу как-то помочь… Он закрыл глаза, выпрямился.

— Нет. Благодарю вас. Полагаю, вы сделали достаточно.

Он явно выпроваживает ее.

— Не стану мешать вам, милорд. Всего доброго.

— Всего хорошего, миссис Грэм. — Хьюго вежливо поклонился.

Приглашения снова зайти Люсинда не получила, но свой долг выполнила.

Она присела перед ним в глубоком реверансе, быть может, слишком демонстративном, но вполне соответствующем ее настроению, после чего покинула кабинет.

Глава 4

Церковь в нормандском стиле стояла в деревне Блендой примерно с той эпохи, когда Вильгельм Завоеватель прибыл к английским берегам. Хьюго сидел на передней скамье в гордом одиночестве. Ему казалось, будто глаза немногочисленной паствы буравят ему спину. Что ж, ничего удивительного в этом нет. Плохие землевладельцы часто губят своих арендаторов, в то время как хорошие приносят им процветание, на что и указала со всей откровенностью миссис Грэм. Пропади она пропадом, эта женщина.

Эта вдова-всезнайка со своей дочкой сидела позади, их разделяли несколько рядов. Хьюго мрачно улыбнулся, вспомнив, как храбро она себя вела, когда проникла в его дом несколько дней назад.

Хьюго слушал проповедь викария — высокого худого человека с копной черных волос и кожей белой, как пергамент. Его звучный голос наполнялся силой, а взгляд мягких синих глаз теплел не столько при виде сына покойного лендлорда, исполняющего свой долг,сколько при виде паствы.

Хьюго где-то встречался с этим человеком.

Простота и ободряющие слова проповеди проникали в его усталое сердце, поселив в нем надежду. Хьюго не помнил, испытывал ли когда-либо нечто подобное.

В конце службы паства поднялась, Хьюго тоже встал, морщась от боли в раненом бедре. Как того требовала традиция, он вышел из церкви первым, преодолевая боль в ноге быстрой ходьбой. Он почти пробежал по проходу между людьми, которые робко ему улыбались в ожидании, пока он пройдет. Видит Бог, порой их простая жизнь вызывала в нем зависть.

Он кивками отвечал на их приветствия, в том числе и на приветствие строго одетой миссис Грэм, стоявшей рядом со своей дочерью. Некоторые ряды скамей были почти пустыми. Если не предпринять эффективных мер для процветания в этом уголке Кента, скоро на его земле некому будет работать. Будь он неладен, этот банк в Мейдстоне. Там отказались предоставить ему заем немедленно и задают всевозможные, неудобные вопросы. Надо было поехать за займом в Лондон, в «Кауттс».

Будь неладен отец и его желание обзавестись еще одним наследником.

Щурясь от солнечного света, казавшегося особенно ярким после сумрака церкви, Хьюго вышел. День выдался прекрасный. По небу плыли пушистые облачка, на деревьях щебетали птицы. Дул свежий ветерок. В общем, Хьюго был рад, что вернулся в Англию.

Неожиданно перед ним появился викарий и протянул ему руку:

— Рад снова видеть вас, лорд Уонстед.

Должно быть, он бежал всю дорогу от ризницы. Хьюго пожал его сухую крепкую руку. Он знает этого человека. Кто же он?

— Пэсти, — сказал викарий с неодобрительной улыбкой. — Мы встречались в Итоне.

— Точно, Пэсти Постлтуэй. Вы были на два курса моложе меня. А я-то все утро ломаю голову, пытаюсь вспомнить. Я знал, что мы встречались не на войне.

Пэсти покачал головой:

— Нет. Честь отправиться служить в армию выпала на долю Джорджа, моего старшего брата. Я же всегда хотел стать служителем церкви. Кстати, теперь меня можно называть Питер.

— Заходите в Грейндж, Питер. Осушим бутылочку, поболтаем, вспомним прошлое.

Постлтуэй поблагодарил за приглашение кивком головы и повернулся к пастве.

Хьюго пошел к своей коляске. Кто-то окликнул его. Мысленно Хьюго скривился, но когда он повернулся, на лице у него была улыбка.

— Сквайр Доусон. Как поживаете?

Он подождал, когда с ним поравняется толстый седовласый джентльмен в старомодном фраке. Они обменялись рукопожатием.

— Главное, как поживаете вы, дорогой мальчик? Я слышал, вас ранили?

— Царапина, — сказал Хьюго. Он пытался сдержать волнение под проницательным взглядом старого друга их семьи. — Как поживают миссис и мисс Доусон?

— Прекрасно-прекрасно. Весь Лондон поставили на уши. Вы же знаете этих женщин.

Хьюго кивнул с таким видом, будто бы действительно знал их.

— А Артур? Что слышно о нем?

— Молодой шалопай. Я его не понимаю, милорд. И никогда не пойму. Связался с Эркерной шайкой, большинство из них, по слухам, приятели Принни.

Позор, ведь они друзья принца-регента.

— Артур исправится, он еще очень молод, — сказал Хьюго.

— И необуздан. Жаль, что вы уехали. Вы на него очень хорошо влияли. Он очень обиделся, когда вы пошли служить в армию, не сказав никому ни слова.

Хьюго устыдился собственной трусости.

— Отец не возражал.

— Вы должны были находиться здесь, учиться заботиться о поместье, вырастить наследника. — Упреки сквайра повисли в воздухе, как дурной запах.

Хьюго стоило больших усилий молча выдержать упреки старика. В графстве хорошо знали о честолюбивых замыслах миссис Доусон касательно ее дочери Кэтрин и Хьюго. Сам Хьюго молил Господа, чтобы Кэтрин обратила свой взор на кого-нибудь более достойного. Он никогда не испытывал никаких романтических чувств к Кэтрин, относясь к ней скорее как к младшей сестре, которая, по мнению его отца, слишком изящна для мужчины с таким телосложением, как Хьюго. Никогда его отец не был так близок к правде.

Сквайр поджал губы.

— Ни к чему ворошить старое, мой мальчик. Я ведь знаю вас всю жизнь. Что сделано, то сделано, а я не из тех, кто оплакивает то, что могло бы быть. Иначе я оплакивал бы этого шалопая — моего сынка.

Хьюго промолчал.

Сквайр плотнее натянул шляпу на голову.

— Приходите к нам обедать в следующее воскресенье. Дамы вернутся из Лондона. Миссис Доусон не простит мне, если я не приглашу вас. — Он хлопнул Хьюго по плечу.

Хьюго представил себе, что придется вести никчемную светскую беседу, терять попусту время в обществе миссис Доусон, и яркое утро несколько померкло в его глазах.

Сквайр пояснил:

— По крайней мере, мы с вами могли бы поговорить разумно. Миссис Доусон, конечно, пригласит для комплекта этого занудного викария и миссис Грэм.

Перспектива еще одного словесного сражения с миссис Грэм сверкнула, как маяк туманной ночью. Ощутив легкий укол совести из-за перемены своего настроения, Хьюго кивнул:

— Буду с нетерпением ждать этого дня.

Старый сквайр пошел, тяжело ступая, к поджидавшей его лошади. Хьюго уселся в двуколку, запряженную старым мерином по кличке Том. Когда же, наконец, появится Трент с лошадьми? Не к лицу графу ездить в таком неприличном экипаже. Кое-кто из его кредиторов действительно может усомниться в его финансовой стабильности. Пэсти — нет, Питер — кивнул ему, прощаясь, над головами толпы, в которой находилась и миссис Грэм. Стоя вместе с группой женщин, столпившихся у подножия церковной лестницы, она беседовала с пожилой леди, а дочка вцепилась в ее юбку. В отличие от него миссис Грэм чувствовала себя как дома в деревне Блендон. Рыжий мальчишка подбежал к ней и стал подпрыгивать, чтобы обратить на себя ее внимание. Помогло ли бы ему, Хьюго, если бы он тоже стал подпрыгивать рядом с ней?

Миссис Грэм наклонилась к мальчику, потом подняла глаза и, встретившись взглядом с Хьюго, удивилась и в то же время обрадовалась.

А-а, мальчишка, должно быть, сын Дика Дрейбета. У Дрейбетов почти все рыжеволосые.

Хьюго бросило в жар. Теперь миссис Грэм будет считать его слабовольным дурачком, которого она может обвести вокруг ее указующего пальца. А он не возражал бы, если бы она обхватила своими сильными стройными ногами его талию. Он представил себе эту плоть цвета сливок, эту щедрую пышность тела и едва не зарычал. Болван. Одно маленькое поощрение — и она будет постоянно совать нос в его дела. Их разговор в библиотеке ясно показал, что у него не хватит силы воли устоять перед ней. Хьюго был до такой степени увлечен, что согласился с ее требованиями, не возразив ни единым словом.

Хьюго хлестнул лошадь, и двуколка со скрипом тронулась. Придется дать понять этой вдове, что она его совершенно не интересует. Именно это он и сделает на обеде у Доусонов.

Сидя рядом с мисс Доусон в синей гостиной Доусонов, миниатюрной брюнеткой, лицо у которой было цвета персиков и сливок, а губам мог позавидовать бутон розы, Люсинда не отрывала глаз от своих рук, лежавших на коленях. Миссис Доусон, одетая в шелковое платье бледно-зеленого цвета, в чепце на седых волосах, болтала как сорока, а приземистый сквайр расхаживал среди мебели в стиле Людовика XIV.

Воистину то была сцена, приготовленная к появлению героя-победителя. Либо перспективного жениха. Люсинда с трудом скрывала охватившее ее волнение. Стоило ей вспомнить об их короткой встрече, как сердце у нее начинало учащенно биться. Она видела его в церкви — благородный аристократ, приветствующий своих нижестоящих соседей чопорным кивком. Это зрелище ничуть не успокоило Люсинду. Волнение ее возросло во сто крат, когда она увидела, как лорд возвышается над викарием.

Слушая рассказ Тома о том, как починили дырявую крышу, Люсинда заметила, что Уонстед наблюдает за ней, и, вспомнив о его мрачном взгляде, покраснела до корней волос и стала обмахиваться рукой.

— Какая жаркая погода для июня, — Люсинда чуть не застонала. Что за дурацкое замечание!

— Да, право, — произнесла мисс Доусон с приветливой улыбкой. — Хоть бы дождь пошел.

Сквайр вытащил часы, встряхнул их и быстро подошел к украшенному резьбой креслу рядом с женой. Единственному в комнате, имевшему солидный вид. Сквайр опустился в него.

— По-моему, дождей слишком много. Пшеница гниет на корню.

Из-за двери донесся шум. Миссис Доусон подняла голову.

— Кто бы это мог быть?

— Мама, это наверняка либо лорд Уонстед, либо преподобный Постлтуэй.

— Да, но кто именно? — спросила миссис Доусон.

— Скоро мы это узнаем, жена, — ответил мистер Доусон, поднимаясь с кресла. — Можете в этом не сомневаться.

— Лорд Уонстед и преподобный Постлтуэй, — доложил дворецкий.

— Вы приехали вместе? — спросила миссис Доусон, когда мужчины вошли в комнату. Викарий покачал головой:

— Мы встретились в дверях.

— Рад вас приветствовать, джентльмены.

Люсинда не могла не восхищаться Уонстедом. Неужели ее влечет к нему? Она тут же прогнала эту мысль.

— Прошу вас, джентльмены, входите. Уонстед, вы, конечно, знакомы с моей женой и дочерью.

— Разумеется. — Хьюго склонился к руке миссис Доусон.

Люсинда не могла справиться с охватившим ее волнением. Даже голос лорда возбуждал ее. Ей стоило немалых усилий взять себя в руки.

Мисс Доусон тоже не осталась равнодушной к Уонстеду. Протянув ему руку, она залилась румянцем.

— Добро пожаловать домой, Хьюго.

— Вижу, вы процветаете, — пробормотал он.

— Разрешите познакомить вас с миссис Грэм, — сказал Доусон.

Один шаг — и он оказался перед креслом Люсинды.

Этот человек прямо-таки навис над ней. Пальцы ее исчезли в его ладони, и хотя он сжал их только слегка, ее бросило в жар, и она снова ощутила волнение, не в силах противостоять его обаянию и мужественной красоте.

— Милорд.

Уонстед смотрел на нее равнодушно, лицо его оставалось непроницаемым.

— Как поживаете?

Люсинда, в общем-то, не ждала, что он проявит к ней какой-либо интерес после их последнего разговора, однако его холодная сдержанность подействовала на нее, как ушат ледяной воды. Но Люсинда интуитивно чувствовала, что под этой чопорной сдержанностью кроется одиночество, от которого Уонстед страдает.

Викарий тем временем здоровался с дамами Доусон.

— Миссис Грэм недавно приехала в нашу деревню, — рассказывал сквайр.

— Мы с миссис Грэм уже знакомы, — произнес лорд Уонстед. — Она снимает у меня дом.

— Вы уже встречались с миссис Грэм? — воскликнула миссис Доусон и посмотрела, прищурившись, сначала на него, потом на Люсинду.

— Я не была уверена, что вы пожелаете упомянуть о нашей короткой встрече, милорд, — пробормотала Люсинда.

Глаза у лорда Уонстеда потемнели.

— Вряд ли я мог о ней забыть. Полагаю, я должен извиниться перед вами, миссис Грэм. Я вел себя не очень любезно.

— Полагаю, милорд, что мы оба вели себя не очень любезно.

— Что-нибудь случилось? — спросила миссис Доусон. — Садитесь рядом со мной, Уонстед. Вы загородили всю комнату, и я ничего не слышу.

Лорд Уонстед склонил голову и уселся на хрупкий стульчик рядом с хозяйкой, как ему было велено, а преподобный Постлтуэй поклонился Люсинде, улыбнулся, поздоровался с ней и занял пустой стул между Люсиндой и мисс Доусон.

— Как поживаете, миссис Грэм? — Бледное лицо преподобного залилось румянцем. Он не смотрел в сторону мисс Доусон, но его волнение в присутствии красивой женщины, сидевшей рядом с ним, бросалось в глаза.

Люсинда натянуто улыбнулась:

— Хорошо, сэр. Но вам, кажется, нездоровится. Постлтуэй еще сильнее покраснел.

— Вовсе нет. Просто перегрелся от ходьбы.

— Ну, говорите же, Уонстед. Как вы познакомились с миссис Грэм? — прогудел сквайр со своего места у камина.

Люсинда с трепетом ждала рассказа о том, как она вмешалась в его личные дела. Достаточно одного его слова, чтобы настроить Доусонов против нее.

— Мы встретились в лесу Брекли, — сказал лорд Уонстед. — Я скакал на лошади, и чуть было не наехал на дочку миссис Грэм.

— О Господи! — ахнула мисс Доусон.

— Все было не совсем так, милорд, — возразила Люсинда. — София напугала лошадь его сиятельства. Он прекрасный наездник и ни на кого не может наехать.

— Вы мне льстите, миссис Грэм, — сказал Уонстед, криво усмехнувшись.

Миссис Доусон игриво похлопала Уонстеда веером по колену.

— Теперь, сэр, когда вы вернулись, надеюсь видеть вас чаще в Холле. Кэтрин ждет, не дождется снова оказаться в вашем обществе, не так ли, милочка? — Она выгнула бровь и посмотрела на дочь. — Вы будете вместе ездить верхом, как бывало в прежние времена.

— Мама, с Хьюго ездил Артур, а не я. Я еще сидела в классной комнате.

— Но теперь ты уже не сидишь в классной комнате, — весело заметила миссис Доусон.

Мисс Доусон покраснела.

— Прошу вас, матушка. Что подумает Хьюго? Видимо, лорд Уонстед почувствовал себя так, будто у него на шее затягивается петля, потому что невольно потянул себя за воротник.

— К сожалению, у меня нет ни времени, ни склонности к развлечениям. Мой долг приводить в порядок поместье.

— Рад слышать это, мой мальчик, — сказал сквайр. — Не понимаю, о чем думал ваш отец, когда так запустил свои дела.

— Ну, право же, мистер Доусон, — заметила миссис Доусон, — надеюсь, вы не собираетесь заводить разговор о делах в моей гостиной?

Сквайр нахмурился.

— Я только сказал…

— Хьюго, говорят, вас ранили, вы уже вполне оправились? — спросила мисс Доусон.

Лорд Уонстед заерзал на стуле, на его скулах проступил слабый румянец.

— Пустяки. Просто царапина.

— При Буссако, не так ли? — спросил викарий. — Мой брат писал, что там творилось что-то ужасное.

Лорд Уонстед кивнул:

— Воистину.

Раздражающе немногословный человек. Хотя Люсинде очень хотелось узнать новости о полке ее брата, она промолчала. Повышенный интерес к этой теме вызвал бы расспросы, а ей это ни к чему.

— Обед подан, сэр, — объявил появившийся в дверях дворецкий.

— Уонстед, дайте руку Кэтрин, — повелела миссис Доусон. — Постлтуэй, будьте добры, сопроводить миссис Грэм.

Объединив гостей в пары по своему усмотрению, миссис Доусон вплыла в столовую, опираясь на руку мужа. Кэтрин и лорд Уонстед обменялись гримасами, как старые друзья, и последовали за ними.

Старые друзья? Или нечто большее? Они, конечно, представляли собой потрясающую пару — высокий воин-герой и маленькая английская роза. Сердце ее болезненно сжалось. О чем она думает? У миссис Доусон весьма веские основания претендовать на такого жениха, как лорд Уонстед, для своей прелестной дочери. Люсинда не могла завидовать удаче этой милой мисс Доусон.

Викарий предложил Люсинде руку, и они пошли в арьергарде.

Огромный стол занимал всю длину комнаты, обшитой панелями, и трапеза была именно такой, какой и ожидала Люсинда. На обоих концах стола стояли канделябры. Очевидно, миссис Доусон вознамерилась произвести впечатление на лорда Уонстеда.

На том конце стола, где сидела хозяйка дома, викарий занимал Люсинду и миссис Доусон разговором, касающимся прихода и общих знакомых, а сквайр развлекал Уонстеда и мисс Доусон. При этом у Люсинды создалось впечатление, что граф уделяет больше внимания болтовне на их конце стола.

Первая перемена состояла из тушеной зайчатины и жареной свинины из собственного свинарника сквайра, с гарниром из зеленого горошка. Это напомнило Люсинде о трапезах у них дома, когда стол буквально прогибался под тяжестью блюд.

Семейные трапезы у Армитиджей были делом серьезным. Матушка обиделась бы, если бы картофель или кусочки жаркого остались несведёнными.

Бросив исподтишка взгляд на его сиятельство, Люсинда обнаружила, что он мало ест, то и дело наливает себе вина, а между бровями у него залегла глубокая складка. При его комплекции это было вредно для здоровья. Да что это она! Его благополучие ее не касается.

После того как унесли заливное и студень, вторую перемену — пирог с дичью, телячью ногу, — подали говяжий бок с гарниром из свежей зелени и блюдом из овощной смеси. Люсинда приняла из рук викария блюдо с говядиной и пастернаком в масле и передала его сквайру. Затем попробовала мясо. Прекрасно приготовленное, оно буквально таяло во рту. Люсинда старалась, есть медленно, а не как свинья из корыта, как ее постоянно упрекал Денби. Мать обучала ее манерам и не допустила бы ни малейшего отклонения от этикета. Просто у Люсинды был хороший аппетит, который, как не замедлил отметить Денби, передался ей по наследству.

На несколько минут разговор прекратился, и, воспользовавшись тишиной, викарий обратился к лорду Уонстеду, сидевшему на другом конце стола.

— Лорд Уонстед, есть у вас новости с Пиренеев? Люсинда не выдержала и подалась вперед. Мрачный взгляд Уонстеда задержался на ее лице, а потом обратился на викария.

— Почти никаких.

Люсинда постаралась не выдать своего разочарования.

— Веллингтон не может превзойти Наполеона, — заявил сквайр. — Об этом пишут газеты. Попомните мои слова, Бонапарт примет меры. Страна катится в преисподнюю, сэр.

— Полагаю, старый крючок знает, что делает, — возразил лорд Уонстед.

— Старый крючок? — переспросила мисс Доусон, смеясь. — Вы имеете в виду виконта Веллингтона?

— Уверяю вас, это знак величайшего уважения, — ответил лорд Уонстед.

— Я слышала, его прозвали так из-за его носа, — заметила миссис Доусон. — А вовсе не из уважения к его персоне. Есть более знатные семьи, достойные уважения. — Она бросила взгляд на лорда Уонстеда.

— Уэллсли заслужили свои почести, миссис Доусон. Их не поднесли им на блюдечке, — спокойно возразил лорд Уонстед.

Люсинда поняла, что лорд не хочет участвовать в матримониальной игре миссис Доусон, и настроение у нее поднялось.

— А кто сегодня присматривает за вашей дочкой, миссис Грэм? — поинтересовался викарий.

И снова взгляд лорда Уонстеда обратился к ней.

— Энни Даннинг, моя экономка.

— Славная женщина эта миссис Даннинг, — заметил викарий. — Это будет еще одна потеря для нашего прихода.

— Она уезжает? — спросила мисс Доусон. — Вы ее знаете, Хьюго. Это дочь Альберта Фарроу, она замужем за младшим сыном кузнеца, Сэмюелом Даннингом. Фарроу жила в Блендоне и работала в Грейндже всю жизнь. И Даннинги тоже.

— Она уедет, если ее мужу удастся найти работу на севере, — ответила Люсинда. — Выбора у нее нет.

Постлтуэй нахмурился.

— Все уезжают отсюда, их манят города обещанием работы.

— Вздор, сэр, — проговорил сквайр. — Сельская местность живет за счет ферм. Так было всегда.

— Позволю себе не согласиться, сэр, — возразил викарий. — Война приносит большие прибыли фабрикантам севера. Жалованье, которое они платят, больше того, которое могут предложить землевладельцы.

— К несчастью, — произнесла Люсинда, — без необходимых навыков сельские жители могут скорее попасть в дурную компанию, чем найти работу.

— Многие идут в рекруты и служат в армии, — сказал лорд Уонстед. — Видит Бог, они нам нужны.

— Война, сэр! — воскликнула миссис Доусон. — И политика. Вы, господа, только об этом и думаете. Я не желаю больше слышать об этом, прекратите, прошу вас.

— Приношу свои извинения, миссис Грэм, — сказал лорд Уонстед. — Мне следовало помнить, что подобные разговоры причиняют вам боль.

Люсинда уставилась на него. Конечно, он имеет в виду ее вымышленного мужа-солдата. Она не могла выдержать его прямой взгляд и опустила глаза на свою тарелку.

Вошел дворецкий, неся на подносе огромное блюдо с десертом, и поставил его на середину стола.

— Пудинг «плавучий остров», — сказала мисс Доусон, бросив взгляд на соседа по столу.

— Помню, он всегда вам нравился, — с удовлетворением сказала миссис Доусон.

— И Артуру тоже, — добавила мисс Доусон. Люсинда не ела пудинга «плавучий остров» с тех пор, как оставила родительский дом. Запах крема словно перенес ее в другой мир, где она была счастлива и любима.

— А я думал, встречу Артура здесь сегодня, — сказал Уонстед, когда лакей наполнил их тарелки.

— Он обещал приехать на бал, который мы устраиваем в честь дня моего рождения в конце месяца, — сообщила мисс Доусон.

— Если он сможет вырваться из Лондона, — добавила миссис Доусон. — Вы собираетесь застать конец лондонского сезона, лорд Уонстед?

— У меня нет ни малейшего желания ехать в Лондон, — ответил Хьюго.

Миссис Доусон просияла от радости:

— Значит, договорились. Вы приедете к нам на бал.

У лорда Уонстеда был вид человека, в которого попала пущенная им самим петарда. Люсинда с трудом сдержала улыбку. Она не могла не восхищаться тактикой миссис Доусон, хотя приемы ее при этом были просто шокирующими. Люсинда попробовала пудинг. На вкус он был таким же превосходным, как и на вид. Интересно, умеет ли Энни Даннинг приготовить такой?

— Я уже сыта по горло, — объявила мисс Доусон.

— Да ты ничего не ела, воробей и тот съел бы больше — сказал мистер Доусон, бросив взгляд на ее тарелку.

Неудивительно, что эта барышня такая изящная. Люсинда не выдержала бы таких ограничений, просто заболела бы. Она убедилась в этом на собственном опыте, когда жила с Денби. Даже при желании Люсинда не смогла бы похудеть.

— Вам нужно поддерживать силы, мисс Доусон, — вмешался викарий. — Ведь из-за упадка сил вы не сможете побывать на всех празднествах.

— Каких еще празднествах? — спросил лорд Уонстед, прищурившись.

— Мы собираемся устроить деревенский праздник, — ответил преподобный. — Чтобы собрать деньги для церкви и нанять школьного учителя. Миссис Грэм предложила нам подумать о том, чтобы открыть школу в деревне.

— Неужели в Блендоне столько детей, что стоит открывать школу? — удивился лорд Уонстед.

— Конечно, нет, — сказала миссис Доусон. — Зачем давать образование беднякам? Ведь потом неприятностей не оберешься.

Сердце у Люсинды упало. Сам того, не желая, лорд Уонстед сыграл на руку опасениям миссис Доусон.

— На окрестных фермах есть множество детей, не говоря уже о тех, которые живут в деревне. Поскольку в округе работы становится все меньше, многие стремятся в Лондон в надежде найти работу, — сказала она. — Будь они грамотны, скорее нашли бы для себя что-либо подходящее.

— Вы говорите так, миссис Грэм, будто убедились в этом на собственном опыте, — сказал лорд Уонстед. — Вы жили в Лондоне до того, как приехали в Кент?

Все взоры обратились на Люсинду. Ее бросило в жар. Дурацкий, просто дурацкий промах. Почему она не может держать язык за зубами?

— Я читала об этом в газетах, милорд.

— Но вы говорили об этом с жаром, — заметил Уонстед.

— Уверена, что тема не может оставить никого равнодушным, ведь речь идет об условиях жизни людей, милорд.

— Хорошо сказано, миссис Грэм, — вмешался в разговор Постлтуэй. — Но понимаете, Уонстед, мы в наших планах несколько ограничены. Деревенский луг здесь отнюдь не так велик, на нем не поместится столько людей, чтобы обеспечить достаточно большую прибыль.

Люсинда бросила на него благодарный взгляд.

Лорд Уонстед посмотрел на нее, потом на викария, потом опять на нее, взвешивая и оценивая. Вдруг у Люсинды вспотели ладони. Лицо ее залил румянец. Она положила вилку и ложку на свою пустую тарелку и вытерла рот салфеткой.

Миссис Доусон фыркнула:

— Кому захочется, чтобы орава деревенщины топталась на его земле, не говоря уже об отвратительных личностях, которых обычно привлекают подобные празднества? Не слушайте их, Уонстед, иначе в ваш парк соберется всякое отребье. Я отказалась приглашать их сюда. Леди, давайте удалимся в гостиную. Оставим джентльменов беседовать о войне и политике за портвейном, — предложила миссис Доусон. — Очень надеюсь, лорд Уонстед, что после этого вы сыграете с нами в карты. И вы тоже, викарий.

Люсинда надеялась уйти сразу же после обеда, но для игры в карты требуется четное число игроков, и было бы невежливо бросить хозяйку в столь затруднительном положении.

Люсинда так и не поняла, как оказалась партнершей лорда Уонстеда в игре в вист против старших Доусонов. Шансы были явно неравны. Наверное, ее погубил отказ сыграть на фортепьяно. В результате викарий, который весело признался, что карты его не интересуют, остался в обществе мисс Доусон петь баллады, и их голоса сливались в приятной гармонии в другом конце комнаты.

Сквайр сделал первый ход, и ход этот вызвал у Люсинды надежду, что первая партия окажется последней, поскольку они с лордом Уонстедом явно превосходят своих противников. Следующий ход был ее, и она тоже пошла с треф.

Миссис Доусон пошла с короля червей.

— О чем ты только думаешь, жена? — пробормотал сквайр, когда Хьюго пошел с козыря.

— Миссис Доусон не могла сделать ничего другого, — сказала Люсинда, которая терпела подобные замечания в течение всего вечера с нарастающим раздражением. — Король — это самая младшая червовая карта, которая осталась на руках у миссис Доусон, а у лорда Уонстеда есть только козыри.

Лорд Уонстед поднял брови и кольнул ее пронзительным взглядом.

— Какая наблюдательность, миссис Грэм.

Она поморщилась. Почему она никак не может запомнить, что женщинам не полагается уметь считать?

— Просто нужно запоминать, какие карты вышли до того.

— Запоминать все карты? — изумилась миссис Доусон.

— Миссис Грэм прекрасно разбирается во всякой цифири, — сказал викарий, радостно улыбнувшись всем собравшимся. — Она замечательно помогла мне с церковными счетами.

— Очень рада быть вам полезной, викарий, — сказала Люсинда.

Лорд Уонстед бросил на нее ленивый взгляд из-под опущенных век.

— В таком случае я доволен, что вы мой партнер, а не противник.

— Я не жульничаю, если вы это имеете в виду, — отозвалась Люсинда.

— Я ничего подобного не предполагал, миссис Грэм, — проговорил его сиятельство.

В голосе его не было раздражения. Пожалуй, зато время, что лорд Уонстед находился в гостях, он как-то стал мягче, но, заметив, сколько он выпил вина, Люсинда не стала бы держать пари насчет его настроения, Она промолчала.

— Должен сказать, миссис Грэм, что ваши познания сверхъестественны, — весело произнес сквайр.

Люсинда с вздохом опустила глаза на свою руку. Снова подтвердилась ее репутация странной женщины. Почему она не может быть такой, как остальные знакомые ей женщины, которые не разбираются ни в чем, кроме цен на муслин и модных фасонов шляп? Зачем вообще ей понадобилось что-то говорить? Она рассеянно потерла ключицу и подумала, не стоит ли ей вообще проиграть, чтобы показаться самой обычной женщиной. Пусть Уонстед решит, что она чудовищная игра природы.

Лорд Уонстед забрал взятку и выложил свою последнюю карту. Карта была козырной.

— Лично я предпочитаю картам шахматы. Вы играете в шахматы, миссис Грэм?

— В стратегическую игру, милорд? Да, в детстве играла с братом.

— Я не знала, что у вас есть родственники, — сказала миссис Доусон. — Где они живут?

Слова застряли в горле у Люсинды. Она положила на стол старший козырь, пользуясь паузой, чтобы собраться с мыслями.

— Мой брат живет на севере. — Проклятие. Слишком туманный, слишком уклончивый ответ. — В Йоркшире.

— А вам не кажется, что было бы удобнее жить ближе к родственникам? — Голос у лорда Уонстеда звучал лениво, но напряженное выражение лица выдавало его интерес.

Вдруг сердце ее пронзила тоска по своим, тоска такая острая, что на миг она утратила способность говорить. Она вздохнула.

— Я предпочитаю жить здесь.

Миссис Доусон приготовилась сделать ход. — Вам не найти лучшего графства для жизни, чем Кент, и деревни лучше, чем Блендон. — Миссис Доусон положила на стол червового туза.

Сквайр тяжело вздохнул.

— Ну вот, мы опять проиграли, миссис Доусон. — Он вытер платком вспотевший лоб. — Хорошая игра, скажем прямо. Кто-нибудь хочет еще сыграть?

— К сожалению, мне пора домой, — сказала Люсинда. — Я обещала Энни вернуться пораньше.

Право же, ей не следовало принимать приглашение миссис Доусон. Только просьба викария помочь ему получить согласие миссис Доусон устроить празднество в Холле подвигла ее на столь дерзкий шаг. К несчастью, из-за присутствия лорда Уонстеда она чувствовала себя более неловко, чем обычно при выходах в свет. Возможно, потому, что он все замечал и слишком внимательно слушал.

Люсинда поднялась и протянула руку хозяйке дома.

— Благодарю за приятный вечер.

Миссис Доусон широко раскрыла глаза, потому что джентльмены тоже встали.

Тут Люсинда поняла, что вела себя как настоящая светская дама, а не как вдова простого лейтенанта. Она присела перед хозяйкой в реверансе, простилась и надела накидку.

Дворецкий проводил ее до дверей, и она вышла. Вечер выдался теплый, после дождя пахло сыростью. Люсинда вышла за пределы круга света, отбрасываемого фонарем на крыльце, и темнота окутала ее как уютный плащ. Теперь, когда она освободилась от надоедливых вопросов и любопытных взглядов, можно было расслабиться. Люсинда с облегчением вздохнула. Никогда больше она не позволит завлечь себя в общество. Как всегда, ее подвел ее пылкий нрав. Снова обретя самообладание, она пошла по усыпанной гравием подъездной аллее.

Она остановилась, услышав позади шаги, и обернулась. Сердце у нее учащенно забилось, когда она увидела Уонстеда.

— Лорд Уонстед, — сказала она.

— Позвольте мне довезти вас до дома в моей коляске, миссис Грэм.

Как это ему удалось так быстро вырваться из тисков миссис Доусон? И зачем? Люсинда не могла справиться с охватившим ее волнением.

— Мне бы в голову не пришло беспокоить вас, милорд. Прошу вас, не покидайте общество из-за меня.

— Никакого беспокойства, миссис Грэм. Пойдемте. — Он взял ее за локоть, Люсинда ощутила тепло его руки. Стряхнуть с себя его руку было бы неучтиво, поэтому она повернула в сторону конюшни и ускорила шаг.

Уонстед убрал руку и пошел рядом с ней. Коляска ждала во дворе, рядом с лошадью стоял конюх. Должно быть, прежде чем последовать за ней, Уонстед передал на конюшню свое приказание.

Знай Люсинда, что он последует за ней, попыталась бы улизнуть. Но отказаться от поездки с ним в открытой коляске означало бы выказать свое особое недоверие к нему, неприличное для женщины, которая одна возвращается домой среди ночи. Уонстед помог ей усесться, положив свою крепкую руку на изгиб ее талии, и показался еще выше ростом и сильнее, потому что поднял ее словно пушинку.

Люсинда старалась не замечать, что она волнуется, что слегка задыхается и что происходящее доставляет ей огромное удовольствие. Да, она разволновалась — но это волнение вполне обоснованно, ведь она находится в обществе человека, который еще недавно смотрел на нее с негодованием.

Люсинда расправила юбки и выпрямилась, стараясь усидеть на своей части сиденья.

Хьюго в мгновение ока сел рядом с ней.

— Надеюсь, вы извините Старину Боба, — сказал он, легким ударом кнута пуская лошадь ровным шагом.

— Пешком я бы дошла быстрее.

Она почувствовала, что он ерзает на месте. Внутри у нее все сжалось. Денби терпеть не мог быстрого галопа, которым Люсинда любила ездить со своими братьями.

— Можно было бы и быстрее, если ехать между колеями, — сказал Хьюго. — Но я не хочу обижать Старину Боба, хотя, кажется, будто он предпочел бы пуститься вскачь. Вечер хороший, как раз для неторопливой поездки.

— Весьма признательна вам за внимание, — поблагодарила Люсинда.

— Но не за способ, каковым я его проявляю? — Он рассмеялся. — Прошу вас, миссис Грэм, не отвечайте на мой вопрос. Я просто не выдержу еще одного вашего упрека.

Уж не смеется ли он над ней? Внутри у Люсинды все сжалось. Она закрыла глаза, тщетно пытаясь успокоиться, но это было выше ее сил. Люсинда схватилась за бортик коляски, как за спасательный трос.

— Мне бы в голову не пришло критиковать ваш экипаж, милорд, поскольку своего у меня нет.

— Простите меня. Вдова, которая живет на солдатскую пенсию да еще растит ребенка, не может позволить себе лишнего.

Его голос звучал искренне, заботливо. Сердце у нее, кажется, успокоилось. На миг она закрыла глаза, собираясь с силами. В этом человеке таилась угроза, это был волк в медвежьем облике.

— Мне хватает. Некоторые живут на гораздо меньшие средства. Возьмите, к примеру, детей, наполняющих лондонские улицы.

Хьюго повернулся к ней, но в темноте Люсинда не могла рассмотреть выражение его лица.

— Значит, мы опять об этом, да?

Люсинда стиснула руки. Лучше хранить молчание, подумала она, однако знала, что не простит себе этого.

— Почему вы не позволяете викарию устроить праздник на вашей земле? Энни Даннинг говорит, что ваш дед всегда это разрешал.

— Да-да, припоминаю. Моя мать после смерти моего деда не выносила шума и суматохи. Она была болезненной, — добавил Хьюго. — Но помню, что в детстве я очень любил такие праздники.

— Устройте этот праздник, и пусть он ознаменует ваше вступление во владение поместьем. С вашей поддержкой мы, конечно же, соберем много гостей. Можно не сомневаться, все джентри графства пожелают вас приветствовать.

— Весьма любезно с вашей стороны, миссис Грэм, подумать о моем благополучии. — Он подавил вздох. — Я и оглянуться не успею, как они начнут подсовывать мне своих дочерей на выданье.

Люсинда не сдержала улыбку:

— Воистину устрашающая перспектива.

— Не то слово. Я бы предпочел столкнуться с маршалом Неем. — Его басовитый смешок прозвучал вполне благодушно.

С преднамеренной небрежностью она оперлась на спинку сиденья, не обращая внимания на горячие струйки, бегущие по жилам, отчего у нее на руках и на затылке поднялись волоски. Она ощущала его как мужчину. Ощущала его жар, который наплывал на нее волнами, его интерес к ней как к женщине. Она не могла вспомнить, когда чувствовала себя такой живой, такой женщиной с головы до пят. «Это грустно», — солгало ее тело.

— Миссис Грэм, благодарю вас за то, что вы обратили мое внимание на положение Дрейбетов, — сказал он. — А также прошу простить меня за грубость.

— Я признательна вам за то, что вы смогли так быстро починить им крышу, — сказала она.

Он вздохнул, и звук этот потонул в стуке копыт и скрипе колес.

— Это всего лишь латание дыр. До наступления зимы их коттедж нужно покрыть заново. Все эти дома нуждаются в хорошем ремонте, как вы справедливо заметили.

— Это дорого вам обойдется, но, полагаю, оно того стоит?

— Что-то я не припомню лейтенанта Грэма, — проговорил он неожиданно. Люсинда вздрогнула. — Какого полка?

— Восточно-Кентский королевский полк. — Слава Богу, эта ложь быстро пришла ей в голову.

— Прекрасный полк, — сказал он. — Они хорошо поработали при Опорто.

— Я знаю. — Люсинда помолчала. Она прочла некролог в «Таймс»: «Лейтенант Томас Грэм, двадцати пяти лет, Восточно-Кентского королевского полка, убит в незначительной перестрелке при Авиентесе». Ее поверенный узнал, что фамильный дом Грэмов унаследовал некий дальний родственник. — Это произошло вскоре после того, как…

— Прошу прощения, — сказал Уонстед. — Мне не следовало поднимать эту тему, травмировать вас. Просто я подумал, что мог знать вашего мужа. Сожалею о вашей утрате.

— Я предпочитаю не говорить о муже.

Снова наступило молчание. Лорд Уонстед, должно быть, считает ее мегерой. Люсинда вздохнула.

— Прошу прощения за резкость. Это трудная для меня тема.

— Это я должен просить у вас прощения за мое любопытство.

Он настоящий джентльмен и больше не станет расспрашивать ее о муже, продолжать разговор на нежелательную для нее тему.

Показались темные очертания леса Брэкли, справа приветливо мигал фонарь. Стал, виден Брайарз — приземистое здание среди лесных теней, с уютными крепкими очертаниями, надежная гавань, где можно укрыться от пытливых вопросов. Коляска остановилась у ворот в низкой изгороди из бирючины.

— Вот вы и дома, миссис Грэм.

— Благодарю вас, милорд. — Она подобрала юбки и спрыгнула на землю прежде, чем он успел сам спрыгнуть и помочь ей.

У ворот она оглянулась.

Хьюго поднял руку, прощаясь, и смотрел, как она скользит по дорожке. Ее грациозные движения и покачивание бедер не могли оставить равнодушным ни одного мужчину. Уонстед не мог отвести от нее глаз.

Эта миссис Грэм — очаровательная смесь противоположностей. Острый ум и мягкое сердце. Внешне покорная, но сильная в своих страстях, с прямым взглядом, но при этом таинственная. Неприметное во время покоя, ее лицо загорается внутренней красотой, когда она говорит о вещах, близких ее сердцу, вроде этого праздника или о своем ребенке. Хотя в ее ответах на его расспросы касательно ее прошлого нет ничего необычного, она тщательно взвешивает каждое слово. Служа в армии, Уонстед хорошо изучил людей, которые лгут или много болтают, и умел распознавать уклончивость, если не явную ложь. Однако ему не хотелось думать, что миссис Грэм лгунья.

Уонстед тронул Старину Боба. Итак, у этой соблазнительной вдовушки есть секреты. Ну и пусть. Женщина с ребенком не может никому навредить, если только ее желание добыть деньги для прихода не является попыткой набить собственные карманы. За ней, конечно, стоит понаблюдать. К несчастью, он опасался, что его интерес к ней вызван не ее прошлым, а тем, как соблазнительно развеваются у нее юбки и какое горячее мягкое тело под ними скрывается.

Проклятие. Неужели он утратил рассудок? Нужно глотнуть чего-нибудь. Бокал бренди на ночь ослабит боль в ноге, а также другую боль, которую, как ему казалось, он научился подавлять.

Войдя в дом, Люсинда заметила, что комнаты, расположенные по обеим сторонам от входной двери, погружены в темноту. Полоска света под дверью в конце коридора заставила ее двинуться в сторону кухни. При звуке мужского голоса она остановилась. У Энни гости? Люсинда распахнула дверь.

На нее уставились две пары встревоженных глаз. По одну сторону стола сидел Альберт, по другую — Энни. Маленькая кухня с каменными стенами, с посверкивающими медными котелками, старомодным очагом и начищенной деревянной мебелью была, как всегда, уютна, но сейчас в ней чего-то не хватало.

Альберт встал из-за стола.

— Добрый вечер, миссис Грэм.

— Миссис Грэм, — сказала Энни, и в голосе ее прозвучало облегчение. — Слава Богу.

Все перевернулось у Люсинды внутри.

— Что случилось? Где София?

— С девочкой все в порядке, — успокоила ее Энни. — Спит в своей постельке. Это не из-за нее мы в тревоге.

У Люсинды словно гора с плеч свалилась. Она опустилась на стул.

— Тогда из-за чего?

— Может, выпьете чашку чаю? — спросила Энни; она вскочила из-за стола и тут же со стоном схватилась за поясницу. Затем сняла с полки чашку и блюдце. — А отец пока все вам расскажет.

Энни налила ей молока, потом чаю. Люсинда взяла у нее чашку и натянуто улыбнулась:

— А теперь рассказывайте, что случилось?

— Пусть отец расскажет, — сказала Энни, нахмурившись. — Он принес новости с постоялого двора.

Люсинда затаила дыхание, сердце у нее учащенно билось.

Сморщенные губы Альберта сжались, как будто хотели сдержать волнение.

— Помните, вы просили Энни рассказывать вам о любом незнакомце, который будет о вас расспрашивать?

Сердце у Люсинды упало. Нет-нет, прошло слишком много времени, чтобы кто-то мог выследить ее в этом уголке Кента.

— А кто-нибудь расспрашивал? — стараясь не выдать своей тревоги, поинтересовалась Люсинда.

Альберт кивнул:

— Сегодня вечером в «Красном льве» побывал сыщик с Боу-стрит. Он спрашивал у старого Педдла, не видел ли тот женщину плотного телосложения, проезжавшую здесь или живущую поблизости.

Кровь отхлынула от головы Люсинды, она ощутила слабость и головокружение. Ее охватил страх.

— И что сказал мистер Педдл?

— Я ему говорю, вдова миссис Грэм с маленькой дочкой приехала в Блендон месяца три назад.

— Вот что я хотела бы знать, миссис Грэм, зачем мистер Педдл вообще чего-то говорил? — Энни сердито глянула на отца. — Приезжают сюда, задают вопросы. Какое они имеют право?

— Женщины, — пробормотал он себе под нос. — Ясное дело, да? Не расскажи я про миссис Грэм, рассказал бы Педдл. А он мог забыть, что она приехала не одна, верно? Он мог забыть сказать про мисс Софию. Ведь сыщик искал одинокую женщину, а не миссис Грэм, верно? Даже если она… — Его лицо вспыхнуло, когда он посмотрел на Люсинду. — Но ведь это действительно кажется странным, поскольку вы говорили, что вас могут искать?

Несмотря на преклонный возраст, Альберт не утратил сообразительности. Выражение лица у Люсинды оставалось спокойным.

— И что сказал на это сыщик?

— Ничего он не сказал. Вид у него был разочарованный. Он допил свое хлебово, велел подать лошадь и убрался восвояси.

Стараясь держаться прямо, Люсинда кивнула, как будто все это не имело никакого значения. Но если этого человека действительно послал Денби, остановится ли он на этом?

— А больше он ничего не сказал?

— Нет, — хмуро ответил Альберт. — Этот дурень Педдл и впрямь заметил, что вы женщина крупная. Сыщику стало неинтересно, когда я сказал про вашу дочку.

Люсинда обхватила пальцами чашку. Будь, проклят Денби — если это он.

— Вы уверены, что он уехал? — спросила она у Альберта.

— Уверен, миссис Грэм. А что, у вас нелады с законом? — помолчав, спросил он.

Люсинда судорожно сглотнула.

— Я не сделала ничего дурного. Как я сказала Энни, когда приехала сюда, мой муж задолжал. Каким-то очень плохим людям. — Она ничего не могла поделать — голос ее звучал совсем тихо. При одной мысли о том, что кто-то посланный Денби вторгнется в ее новую жизнь, ее начала бить дрожь. — Я отдала им все, что принадлежало ему. То, что я взяла, было мое. — Хотя бы это было правдой.

— Вам нужно обратиться к властям, — сказала Энни.

— А как я смогу доказать, что мое, а что — его? Это невозможно.

— Она права, дочка. — Альберт допил свою чашку. — Сдается мне, я сказал все как надо. Я буду следить, не появится ли этот сыщик снова. Только вряд ли он вернется.

Если Денби вычеркнет Блендон из списка мест, где ее нужно искать, Блендон будет теперь самым безопасным местом для нее. Ей остается только надеяться, что Альберт прав. Ведь если она не может чувствовать себя в безопасности, забравшись в самую глушь, невозможно себе представить, где еще она могла бы спрятаться.

Глава 5

Дневной свет сочился сквозь окно кабинета и падал на гроссбух, исписанный какими-то иероглифическими письменами. Цифры смешивались со списками товаров, написанных неуверенным почерком. Хьюго поднял глаза на залитое слезами лицо кухарки, и от ужаса сердце у него упало. Это ощущение чем-то походило на то, что он испытал, когда столкнулся сфранцузским батальоном. По правде, говоря, в данный момент он предпочел бы французов.

Хьюго указал на статью, которая особенно испугала его.

— Что это такое? Три горшка яда?

Миссис Хобб склонилась над страницей. На лице ее отразилось напряжение.

— Думаю, сэр, это ягоды. Джем из ягод, вот это что. Его сиятельство, ваш отец, любил джем.

— Ну, это еще ничего. Она слабо улыбнулась.

— Тут все в беспорядке, милорд. Уж вы меня извините. Я делала что могла. Этим всегда занималась миссус. — Имелась в виду мать Хьюго. — Потом — миссис Хакстейбл. А у меня ничего не получалось. Когда она ушла, старый граф не очень этим интересовался, вот я и… — Она беспомощно махнула рукой на гроссбух. — Скажи я молодому мистеру Брауну, что у меня ничего не получается, он выгнал бы меня.

Пропади он пропадом, этот молодой мистер Браун с его упорядоченным умом, подумал Хьюго и мысленно вздохнул. Нет. Это несправедливо. Мистер Браун сделал что мог. Как и миссис Хобб, которая старалась делать все, что в ее силах. Его отец виноват в том, что не нанял более опытную экономку.

Он похлопал ее по плечу.

— Ничего страшного, миссис Хобб.

— Вы, конечно, захотите найти кого-нибудь на мое место, — сказала старая женщина.

Именно это он и собирался сделать. Но он посмотрел на ее встревоженное лицо, которое после многих лет работы у горячего очага приобрело красный оттенок, и сказал:

— Вовсе нет. Я разберусь, а потом, мы начнем все с нуля.

Слезы ее мгновенно высохли.

— Вы хороший человек, ваше сиятельство. Как и ваша покойная матушка.

И что хорошего получила его мать? — подумал Хьюго. Преждевременную могилу.

Проклятие. Если он не возьмет в свои руки счета по хозяйству, сквозь его пальцы утечет еще больше денег. Им уже привезли угля больше, чем потребуется, а ведь это им не по карману. Уголь свалили за конюшнями, пока освободится место в угольном погребе.

— Ступайте, миссис Хобб, я сам об этом позабочусь.

Старуха вышла, прихрамывая, прижав руку к морщинистому лбу. Ей действительно пора на покой, а это означает, что Хьюго должен обеспечить ее. Но сейчас у него нет средств рассчитаться с ней, нанять и кухарку, и экономку.

Хьюго положил гроссбух перед собой, перевернул его вверх ногами и обнаружил, что некоторые записи тоже сделаны вверх ногами.

Черт побери. В имении миллион дел, требующих его внимания. Необходимо решить, что и когда сажать, нужно найти деньги, чтобы купить семена и скот. Если молодой мистер Браун поймает его на том, что он занимается счетами миссис Хобб, ему, Хьюго, это дорого обойдется.

Боль в бедре скользнула вверх, добралась до зубов. Он помассировал ногу, пытаясь не думать о графине с бренди, который стоял рядом. Хьюго устремил взгляд на клочок синего неба, видневшегося в маленьком кусочке окна, не затянутом плющом. Нужно выйти из четырех стен, они давят на него. Чтобы иметь ясную голову, он должен двигаться, ощущать ветер на лице. Он поедет верхом посмотреть, каков травостой на верхних лугах, выяснит, можно ли уже косить, а потом снова примется за эти дурацкие счета.

Когда Хьюго галопом возвращался домой через лес Брекли, теплые лесные запахи напомнили ему о лучших днях — днях, которые он провел в Испании.

Деревья внезапно кончились, и открылась луговина. Ему показалось, что его привело сюда некое шестое чувство. Вздор. Но он придержал Грифа и поехал шагом.

На дальнем конце луговины, уютно расположившись среди орешин, лицом к аллее, стоял вдовий дом, недавно переименованный в Брайарз. Живописное великолепное разноцветье наполняло цветочные клумбы за низкой изгородью из бирючины. Увидев статную женщину в соломенной шляпе и сером платье с высоким вырезом, идущую по дорожке к задним воротам, он втянул в себя воздух. Миссис Грэм.

Она остановилась и посмотрела на него из-за изгороди. Взгляд у нее был холодный и оценивающий.

Почему бы ей и не смотреть на него? Верхом на Грифе он был заметен не меньше, чем движущийся монумент. Он прикоснулся хлыстом к шляпе и направил жеребца ближе к изгороди.

— Добрый день, миссис Грэм.

Маленькое личико выглянуло из-за ее юбок — ее дочка, которую он напугал до полусмерти в день их первой встречи. Хьюго нахмурился, и личико исчезло.

— Добрый день, милорд. — Миссис Грэм слегка присела в реверансе. И снова его поразила царственная грация ее движений.

— Прекрасный день, — проговорил он. Косноязычный болван. Не мог сказать ничего пооригинальнее.

— Замечательный, — отозвалась она с беглой улыбкой, которую Хьюго и не заметил бы, не вглядывайся он в ее лицо. — В это время года лучше всего находиться на воздухе.

На сем тема погоды была исчерпана. Что дальше?

Они смотрели друг на друга, стоя над пропастью, через которую перекинут мост из щебета птиц и шелеста ветерка в соседнем лесу. Кожа миссис Грэм была до того прозрачна, что к ней хотелось прикоснуться. Он видел ее шею, мягкую линию покатых плеч, спускающуюся к пышным грудям; кровь его бурлила. Простая шляпа с черными лентами и платье вдовьего цвета не могли скрыть ее роскошного тела, и это тело словно было создано для того, чтобы всех держать на расстоянии. Хьюго это казалось очаровательным, возбуждающим, почти что… непорочным. Он ощутил возбуждение в причинном месте. Проклятие.

Гриф заржал.

Что это с ним? У Хьюго уже давно не было женщины, много месяцев, но он не юнец и должен сдерживать свои порывы. С тех пор как умерла его бедная, застигнутая тьмой жена, Хьюго считал, что на свете нет женщины, которая способна его увлечь. Две смерти на его совести — больше чем достаточно.

Девочка выскочила вперед и протянула руки, сказав:

— Оп!

Гриф выкатил глаза.

— Тихо, — сказал Хьюго лошади.

Миссис Грэм схватила ребенка и прижала к себе.

— Прошу прощения, милорд. Нет, София, нельзя.

— Оп! — повторила девочка, помахав ручками.

— Чего она хочет? — спросил Хьюго, натягивая удила. Миссис Грэм широко улыбнулась:

— Альберт Фарроу сажает ее на Старину Боба всякий раз, когда она приходит на конюшню. — Улыбка сбежала с лица миссис Грэм. — Нет-нет, она не часто туда ходит.

Хьюго сжал кулаки. Жеребец отскочил в сторону. Хьюго спешился, прежде чем лошадь успела набедокурить.

— Вы куда-то идете? — Очередной дурацкий вопрос.

— К викарию пить чай. Уже опаздываю. — Она взяла ребенка на руки.

— Позвольте мне проводить вас. Даже днем женщине опасно идти одной через лес.

— Мистер Браун уверял меня, что этот короткий путь к деревне совершенно безопасен.

Чего еще ждать от Брауна.

— Никогда не знаешь, что может случиться. — Хьюго пошел рядом с ней.

— Возможно, вы правы. Неожиданно появится всадник, который скачет сломя голову.

Он улыбнулся, заметив, что миссис Грэм слегка покраснела.

— Это уж точно. Поэтому счел своим долгом проводить вас.

Они пошли по тенистой дорожке, вьющейся между деревьями. Где-то под бледно-зеленым пологом тихо ворковал голубь. Пел дрозд. С жужжанием пролетела пчела. С некоторым удивлением Хьюго обнаружил, что пребывает в умиротворенном настроении. Или он, наконец, признал Грейндж своим домом, несмотря на юношеские заявления о том, что здесь ему все ненавистно? Или то было спокойствие, вызванное присутствием этой женщины? Ни одно из этих объяснений не казалось ему правдоподобным.

— А какова цель вашего визита к викарию? — поинтересовался Хьюго.

— Собрание в связи с устройством деревенского праздника.

Ее низкий глубокий голос проник ему глубоко в душу.

— Что ж, цель благородная, — сказал Хьюго.

На обращенной к нему щеке цвета словной кости расцвели розы. Миссис Грэм опустила голову, и поля ее шляпы скрыли от него ее профиль.

В воздухе пахло зеленью, новой жизнью, все это смешивалось с исходившим от нее; запахом лаванды и женщины — запах, который ни с чем не спутаешь. Он уже забыл, как пьянит и радует, когда ты заставляешь женщину покраснеть, какое волнение вызывает ухаживание за женщиной. Никогда ничего подобного не возникало среди тех коммерческих занятий, к которым он уже успел привыкнуть.

— Мне приятно думать, что я могу оказаться полезной, — говорила она. — К несчастью, миссис Доусон категорически против этой идеи. — Она с надеждой посмотрела на Хьюго.

Глаза у нее темно-синие, а не черные, с серой каемкой. Хьюго никогда не видел глаз такого оттенка, хотя боль, скрытая в их глубине, была хорошо ему знакома. Внутри у него все сжалось при мысли о том, сколько страданий, он бы причинил, и о собственной трусости.

Проклятие. Когда же он поймет, что нельзя верхом на строевой лошади улаживать человеческие проблемы? Можно только усложнить их.

София подняла ручки.

— Оп!

— Упорная малышка, да? — сказал Хьюго, стараясь отвлечься от своих безрадостных мыслей. — Ну, давайте, маленькая барышня. — Он взял у миссис Грэм ребенка и усадил на седло.

— Это не опасно? — Страх звучал в ее голосе, и она протянула руки к ребенку.

Неподдельный страх. Вполне обоснованный. Тот страх, который испытала бы любая женщина рядом с ним, знай она правду.

— Это не опасно, пока я держу Грифа за уздечку.

Он хотел ее успокоить, но вместо этого в голосе его прозвучали досада и воинственность. Но это, похоже, возымело действие, потому что она опустила руки.

— Ну, как? — обратился Хьюго к малышке.

Она отважно ударила ножками по бокам Грифа, словно кавалерист королевской конной гвардии.

— Вперед!

Хьюго не удержался и фыркнул. Звук царапнул ему горло, но это было приятно.

— Господи, ведь Альберт учит ее приемам верховой езды.

— Прощу прощения, милорд.

— Не стоит извиняться, миссис Грэм. Вы можете гордиться своей малышкой. Такая самостоятельная.

— Гриф действительно прекрасное животное. — Миссис Грэм провела рукой по морде коня.

К удивлению Хьюго, Гриф отнесся к ее прикосновению точно так же, как отнесся бы сам Хьюго к тому, что ее пальцы погладили бы его по лицу. Он согласился бы, чтобы она трогала его везде, где ей угодно. Руки у нее, должно быть, прохладные и ласковые, легкие, как бабочки. И они будут сильными и крепкими, когда…

Он разозлился. Неужели он так долго прожил без женщины, что способен устремить свои вожделеющие взоры на вдову, которая заслуживает только уважения?

Люсинда, видимо, решила, что его гнев направлен на нее, — едва они дошли до развилки, как она протянула руки к девочке.

— Нам, право же, не следует больше навязывать вам свое общество.

Здорово он отпугнул ее. Ничего не скажешь, достойное поведение.

— Здесь вам уже ничто не грозит, — проговорил он, спокойно радуясь, что справился с собой. Хьюго снял ребенка с лошади и отдал матери.

Та поставила девочку на землю.

— София, скажи «благодарю вас».

— Нет, — крикнула девчушка. — Лошадка.

И топнула ногой. Миссис Грэм покраснела.

— Как видите, ее легко избаловать. — Она наклонилась к девочке, и Хьюго увидел ее изящную шею, которую ласкали тонкие прядки светло-каштановых волос. На мгновение он снова потерял над собой контроль.

— София, — сказала миссис Грэм, — никаких слез. Если будешь плохо себя вести, его сиятельство больше не позволит тебе кататься на его лошадке.

Девочка подняла глаза на мать, потом на Хьюго и сунула пальчик в рот. Хьюго кивнул.

— Скажи «до свидания» и «спасибо», — велела мать.

— Пасибо, — сказала девочка. — До сидання. И она помахала Хьюго ручкой.

— Благодарю вас за вашу снисходительность. Мне действительно нужно спешить; жители Блендона заждались меня.

— Это я должен вас благодарить за доставленное удовольствие. — На самом деле удовольствия он испытал меньше, чем ему хотелось бы.

Улыбка заиграла в уголках ее губ; он никогда не видел, чтобы миссис Грэм так улыбалась — словно она проследила за ходом его мыслей и они не вызвали у нее возражения.

— Кланяйтесь от меня преподобному Постлтуэю, — сказал Хьюго. — Я питаю к нему глубокую симпатию. Не то, что к другим обитателям этих мест.

Она рассмеялась:

— Непременно передам ваши соболезнования. Хьюго гордился тем, что заставил смеяться эту сдержанную женщину.

— Напомните ему о моем приглашении заглянуть ко мне.

Она кивнула с серьезным видом:

— Непременно. Надеюсь, вы не передумали устроить праздник на лугу в Грейндже?

Попался. Блестящий маневр, ничего не скажешь.

— Я всесторонне обдумаю этот вариант. Но взамен попрошу вас об одной услуге.

Она отступила от него на шаг.

Значит, она не осталась нечувствительной к притяжению, которое возникло между ними. Он постарался ничем не выдать своего восторга. Лицо его оставалось непроницаемым.

— Счета по хозяйству, которые подает мне кухарка, находятся в ужасном состоянии, в полном хаосе. Постлтуэй похвастался, что вы сильны в таких делах. Не могли бы вы помочь миссис Хобб разобраться со всем этим?

Она заморгала и отвернулась, устремив взгляд в пространство, словно… словно невинность его просьбы разочаровала ее. Хьюго мысленно посмеялся над собой — он принял желаемое за действительное.

— Вы хотите сказать, милорд, что в обмен за помощь с разборкой ваших счетов вы согласитесь устроить праздник на вашей земле?

Она настойчива и не очень доверчива.

— Да. Глупая идея. Простите, что заговорил об этом.

— Слишком поздно брать назад свое слово, милорд. Когда я могу встретиться с вашей экономкой?

Действительно, когда? От взволнованного блеска в ее глазах ему захотелось рассмеяться, как глупому мальчишке. Но вместо этого он отвел глаза, вспомнил о плачевном состоянии своих дел и пожалел, что завел об этом разговор.

— Мне потребуются положительные результаты, прежде чем я возьму на себя окончательные обязательства. Вы согласны?

Можно ли быть более необоснованным, более обескураживающим?

Она кивнула, едва заметно улыбнулась, нежные щеки вспыхнули розовым румянцем. Казалось, вуаль спала с чувственной восточной красавицы, и виной всему была лишь мимолетная улыбка.

— Среда не очень поздно? — спросила она озабоченно.

— Как и любой другой день, миссис Грэм. — Он отвесил ей резкий поклон, как старый огрубевший солдат.

— В таком случае всего хорошего, милорд.

Ему разрешили идти, словно младшему офицеру. Хьюго был восхищен. Эта женщина способна устыдить самого Веллингтона. Хьюго взлетел в седло, стараясь не показать, как ему больно смотреть ей вслед. Каждое движение ее бедер сопровождалось шелестом платья.

Зуд в его чреслах соединился с тупой болью в бедре. О чем только он думает? Неужели он ничему не научился? От женщин благородного происхождения нужно держаться подальше. После того, что он сделал со своей женой, ему нельзя прикасаться к порядочной женщине.

Но что влечет его в этой женщине? Что вызывает желание нарушить все свои клятвы — ее великолепное тело? Или серьезный вид? Или проблески глубоко запрятанной страстности? Или он понимает, что она тоже пережила глубокую утрату, о которой не может говорить, и это делает ее близкой ему по духу? Или атмосфера тайны, окружающая ее? Если он сорвет с нее плащ таинственности, утратит ли она свою опасную притягательность?

Ему хотелось сорвать с нее все.

Он представил себе это, и его жезл стал твердым как камень.

Да пропади оно всем пропадом!

Глава 6

В меньшей из двух спален на втором этаже в Брайарзе Люсинда склонилась над спящей Софией и прижалась губами к ее виску с голубоватыми жилками. На щечках девочки лежали длинные ресницы, и слюнка, пузырясь, увлажняла губы, похожие на бутон розы. Такая нежная, такая бесценная и такая беспомощная.

Всю жизнь она молила Господа, чтобы послал ей ребенка, и свершилось чудо — ангелочек перед ней. Но ее могут разоблачить. Визит сыщика тому свидетельство.

Подоткнув одеяло вокруг малышки, Люсинда взяла свечу и спустилась на кухню. Краснощекая Энни раскатывала тесто, стоя под полкой с начищенными котелками. Она вопросительно посмотрела на Люсинду.

— Уснула, — сказана та. Мармелад полез, цепляясь когтями, вверх по ее юбке, — оранжевого цвета пуховый шарик, который в одно прекрасное утро появился у их дверей. Тогда это были кожа да кости. Она вытащила его когти из юбки и потерлась щекой о мягкую пушистую мордочку.

— Она не проснется раньше чем через час-другой. К тому времени я непременно вернусь. — Люсинда положила котенка обратно в корзинку, стоявшую у очага. — Право, не стоит вас так нагружать. У вас и без того много дел.

— Да ничего, миссис Грэм. От вашей малышки никакого беспокойства. Я испеку пирог, а она, когда проснется, будет мне помогать готовить из остатков теста пирожки с джемом. Я так рада, что нашла это место, пока мой Сэм не начнет получать жалованье.

— Значит, он нашел работу?

— Нет, не нашел. Викарий сказал, что теперь, раз его сиятельство снова начал обрабатывать землю, в Грейндже будет работа, но пока ничего нет.

От тревожного выражения на лице собеседницы сердце у Люсинды заныло. Если бы она могла обнадежить ее, но пока на конюшне у графа не появится больше лошадей и больше орудий земледельческого труда, которые понадобится постоянно чинить, у здешнего кузнеца не будет достаточно работы, чтобы нанять еще одного работника, да еще с растущей семьей в придачу. Энни права: в Грейндже не видно никаких признаков улучшения положения. Единственное, чем занимается лорд Уонстед, — либо ездит верхом на своем жеребце, либо прячется у себя в кабинете. Он ничем не лучше Денби, который все свое время тратит на игру в карты.

— Сэм — славный человек. Он наверняка найдет что-нибудь еще до того, как у вас родится малыш, — сказала Люсинда.

Энни прижала руку к животу.

— Надеюсь, что так и будет.

При виде этого жеста Люсинде показалось, будто у нее между ребрами повернули острое лезвие. Ей никогда не узнать радости носить под сердцем ребенка. Она использовала все средства, известные женщинам. Красный олений рог, предложенный ее матерью, не помог, не помогло и вдыхание кошачьей мяты, которое посоветовал врач. Она хотела попробовать электрическую кровать, разрекламированную каким-то медиком, но когда она предложила это Денби, тот воспринял это как оскорбление его мужских достоинств.

Зачем тосковать о том, чего никогда не будет, если у нее есть София и свобода, а ведь всего несколько месяцев назад она не могла даже мечтать ни о том, ни о другом.

— Я всю жизнь прожила в Блендоне, — сказала Энни. — Даже подумать тошно, что придется отсюда уезжать. А уйду от вас — буду скучать по малышке.

— Ах, Энни, мы тоже будем по вас скучать.

Энни шмыгнула носом и вытерла глаза уголком передника.

— А не пора ли вам идти? Его сиятельство удивится, куда вы подевались.

По правде, говоря, Люсинда с нетерпением ждала этого вечера. Возможность получить подробные сведения о полке ее брата, который находится в Испании, была весьма соблазнительна. «И возможность провести время с ним», — шепнул ей внутренний голос. Она терпеть не могла этот голосок.

Люсинда сняла плащ и шляпу с вешалки и остановилась, услышав звук подъехавшего экипажа.

— Кто бы это мог быть? — спросила Энни. Люсинда выбежала в гостиную и раздвинула занавески.

— О, да это Альберт со своей двуколкой.

— Вот что я называю деликатностью, — сообщила Энни, которая вошла, тяжело ступая, в гостиную. — Его сиятельство, должно быть, ждет, не дождется вас по этому делу.

— Ждет меня, — проговорила Люсинда, и у нее задрожали колени. Может, Уонстед забеспокоился, что она не сдержит обещания?

Люсинда посмотрела в зеркало и увидела правду — мнимую вдовушку, пышнотелую, с заурядной внешностью, радующуюся крупинке внимания со стороны красивого солдата. Настроение у нее упало. Какова бы ни была причина его приветливого взгляда, причина эта не имела никакого отношения к ней, зато имела отношение к плачевному состоянию его счетов. Можно было бы как-то иначе уговорить его разрешить провести праздник на своем лугу. И если она не придет, он будет рад, что можно снова затвориться в своем логове.

Уонстед бесконечно одинок. Однако пытается скрыть это за приступами гнева и грубыми вопросами, но ее не одурачишь. Ей слишком хорошо известно, что такое отчаяние.

Праздник будет полезен не только местным жителям, но и Уонстеду. И чувства, которые она к нему питает, ровным счетом ничего не значат.

— Вы не волнуйтесь насчет малышки, — сказала Энни ей вслед.

О Софии Люсинда не волновалась. Ее встревожил визит сыщика. Что будет, если ее разоблачат?

Престарелый Джевенс встретил ее в холле, снял с нее накидку.

— Добрый вечер, миссис Грэм. Его сиятельство в библиотеке.

Лорд Уонстед просунул голову в дверной проем:

— А, вот и вы, наконец.

Сердце у нее екнуло. Люсинда старалась справиться с волнением, которого не испытывала с тех пор, как покинула классную комнату и появилась в первый раз на балу.

— Джевенс, попросите, пожалуйста, миссис Хобб подняться к нам, — сказал лорд Уонстед. — И принесите чай для миссис Грэм.

— Сию минуту, милорд.

Лорд Уонстед жестом предложил ей войти.

Проходя мимо него в библиотеку, Люсинда ощутила волнующий запах лавра и горячего мужского тела. Она огляделась. Две стены от пола до потолка занимали ряды книг в кожаных переплетах. Единственным чтением в ее лондонском доме был «Джентлменз мэгэзин» и «Ла белль ассамбле».

— Прошу вас, садитесь.

Он указал на мягкое кресло у незажженного камина. Кресла были большие — чтобы выдержать его крупное тело. И, как оказалось, удобные. Люсинда представила себе, как он сидит здесь вечерами с сигарой в руке, читает книгу или газету. Или играет в шахматы. Шахматная доска стоит на красивом столике красного дерева у камина. Черные, кажется, проигрывают. Люсинда тряхнула головой и села в предложенное кресло.

— Мне бы хотелось поскорее приступить к делу, милорд. Я должна быть дома, когда София проснется.

Он сжал жесткие губы, то ли потому, что ее слова вызвали у него раздражение, то ли потому что огорчили его, — она не поняла, поскольку в следующее мгновение лицо его снова стало непроницаемым. Да, этот человек бесконечно одинок.

Люсинду бросило в дрожь, она взяла себя в руки и указала на стол у окна, где лежали письменные принадлежности и гроссбух.

— Я буду работать там?

— Да, пожалуй. Прошу вас, садитесь, миссис Грэм. Миссис Хобб с минуты на минуту придет.

Люсинда села за стол.

Вошел Джевенс с серебряным подносом. За ним семенила старая женщина.

— Поставьте поднос на стол, — велел лорд Уонстед. — Садитесь, миссис Хобб. Слушайте, что скажет миссис Грэм. Она пришла нам помочь.

Неудивительно, что бедная женщина насмерть перепугалась, потому что вид у Уонстеда был, как у рассерженного медведя, и приказания он отдавал так, словно командовал парадом.

Люсинда приветливо улыбнулась миссис Хобб:

— Садитесь, миссис Хобб. Насколько я понимаю, расписки лежат в этой коробочке? Пусть она стоит здесь, между нами.

Джевенс поставил поднос у ее локтя. На нем Люсинда увидела три чашки с блюдцами и прекрасный серебряный чайный прибор. Она посмотрела на его сиятельство:

— Хотите чаю, лорд Уонстед?

— Нет, благодарю. — Он сел за шахматную доску с той стороны, где играли белые. — Уверен, что могу оставить все в ваших умелых руках.

Много времени прошло с тех пор, когда о ней отзывались с похвалой, — это было еще тогда, когда она помогала отцу в делах. Люсинда залилась румянцем. Это не ускользнуло от Уонстеда, и он едва заметно улыбнулся.

Люсинда принялась разливать чай. Рука у миссис Хобб дрожала так, что она даже не попыталась взять чашку.

Открыв гроссбух в том месте, где красной ленточкой были отмечены последние записи, Люсинда расстроилась.

Миссис Хобб тихонько вздохнула.

— Ужасный беспорядок, мэм.

— Как полагаете, миссис Грэм, вы сможете в этом разобраться и навести порядок? — спросил Уонстед и залпом осушил бокал с бренди.

— Будем делать это постепенно. — Люсинда листала страницы до тех пор, пока не обнаружила колонки аккуратных цифр и вразумительные записи. — Вот видите? Нужно начать с этого места.

— Ах, — воскликнула миссис Хобб, — этим записям уже год! Потребуется много времени, чтобы в них разобраться.

— Занимайтесь столько времени, сколько понадобится, миссис Грэм, — сказал Уонстед. — Я буду вашим должником до конца жизни.

— Вряд ли нам удастся проделать эту работу за один вечер.

Люсинда в два счета заполнила страницу собственными записями расходов и приходов, согласованными с расписками. Часы в холле пробили три. Неужели уже прошел час? Люсинда выпрямилась, ощущая напряжение между лопатками. Миссис Хобб буквально валилась с ног от усталости.

— На сегодня достаточно, — сказала Люсинда.

— Да, миссис Грэм. Благодарю вас. — Миссис Хобб вскочила с кресла, схватила поднос и исчезла за дверью.

— Надо же, — пробормотала Люсинда, — никогда бы не подумала, что она такая проворная.

Люсинда сложила в стопку квитанции, которые они согласовали с записями в гроссбухе.

Тихий глубокий смех у нее за спиной заставил ее вздрогнуть. Сердце учащенно забилось. Она не заметила, как Уонстед подошел к ней и наклонился над ее плечом.

— Что, очень плохо?

Люсинда взяла себя в руки и перевернула страницу, с которой начала все просматривать.

— Очень, — призналась она. — Видите ли, по одним счетам уплачено дважды, по другим — вообще не уплачено или уплачено совсем недавно.

Он придвинулся к ней совсем близко.

Люсинда пододвинула книгу к нему. Он не прореагировал на этот намек. Он касался плечом ее плеча, обдавая горячим дыханием.

— Здесь столько ошибок, что я, говоря по правде, удивляюсь, как вообще все не перепуталось так, что концов не найдешь.

— Полагаю, мистеру Брауну удавалось держать кредиторов на расстоянии.

Она закрыла гроссбух и нахмурилась.

— Вы не думаете, что он…

— Обманывал меня? Нет. Мой отец поступал нечестно. Он держал управляющего в неведении относительно состояния своих дел, поручая миссис Хобб платить по самым неотложным счетам, и при этом высасывал из имения все до последнего пенни.

Она резко повернулась на стуле и посмотрела на него.

— Не спрашивайте меня почему. Дела не в таком плохом положении, чтобы их нельзя было поправить. Но я должен знать, кому сколько должен. Я был бы весьма признателен, если бы вы сохранили в тайне то, что я вам сказал.

— Да, разумеется.

Уонстед вернулся к шахматной доске и уставился на нее невидящим, взглядом.

Люсинда аккуратно уложила счета в металлическую коробочку, закрыла гроссбух и поднялась.

— Когда бы вы хотели, чтобы я продолжила эту работу? Он стоял посреди комнаты, будто не слышал ее, — так стоит одинокий человек, потерпевший кораблекрушение, на охваченном бурей острове, — и смотрел на шахматную доску.

Черные фигуры блестели, как эбеновое дерево, а белые были как будто из слоновой кости.

— Великолепная работа, — сказала она, подойдя к нему.

— Это шахматы моего деда. В кабинете у меня другие, я привез их из Испании.

Люсинда машинально передвинула черную ладью на три клетки, отрезав отступление его ферзю.

— Хороший ход, — пробормотал Уонстед и пошел пешкой, заставив Люсинду отступить или потерять ферзя. Она похлопала пальцами по подбородку.

— Теперь вы действительно поставили меня в сложное положение. Если только… — И, сделав ход королем, она села в кресло, чтобы обдумать следующий ход.

Он сделал ход конем и тоже сел, рассматривая ее из-под полуопущенных век. Она внезапно ощутила себя кроликом, на которого уставился остроглазый волк, не понимающий, голоден он или просто хочет позабавиться.

— Ваш ход. — Казалось, его глубокий голос чувственно ласкает ее кожу. Дрожь пробежала по ее плечам. Руки и ноги ослабели. Она с трудом дышала, ей казалось, что в комнате совсем нет воздуха. В ее женской сердцевине что-то начало пульсировать.

Это нужно прекратить. Она не вправе увлечься этим человеком. Супружество уже доказало Люсинде, что она такая же женщина, как кресло, в котором она сидит. Ей вообще не следовало прикасаться к шахматным фигурам, но раз уж она это сделала, надо побыстрее закончить партию. Стараясь не обращать внимания на устремленный на нее взгляд, Люсинда обдумывала последствия каждого возможного хода. Только один имел минимальный шанс на выигрыш. Впрочем, можно сдаться, и пусть он считает ее дурой. Но она уже знала, что не сдастся. Она или выиграет, или проиграет по-настоящему.

Она играла, как обычно, осторожно, лорд Уонстед встречал ее ходы агрессивно, но без присущего Джеффри безрассудства, что давало ей преимущество. За игрой они болтали. Она узнала о его книжных пристрастиях и выяснила, что он так же хорошо знает Шекспира, как и она. Он расспрашивал ее о спектаклях, которые она видела. Стараясь произвести впечатление, она рассказала о маленьком театре на севере, о мистере Эдмунде Кине в его лучшей роли Ричарда III и о миссис Уэстон, прославившейся в роли Порции.

Всякий раз, когда он протягивал руку, чтобы сделать ход, резкий запах его одеколона, усиленный ярко выраженным запахом мужчины, ударял ей в нос. Каждый раз, когда она ловила его взгляд, она изо всех сил старалась не обращать внимания на предательскую дрожь, зарождавшуюся в ее женской сердцевине. С каждым мгновением струна между ними натягивалась все более туго.

— Что заставило вас поселиться в этой части Англии? — спросил он.

Застигнутая врасплох таким поворотом разговора, Люсинда не сразу нашлась что ответить. Чтобы скрыть свое смущение, она сделала необдуманный ход слоном.

— Я увидела объявление о сдаче в наем этого дома в «Таймс». Звучало очень заманчиво.

— Вы храбрая женщина, миссис Грэм. — Намек на улыбку придал его суровому лицу что-то чувственное.

Она едва удержалась, чтобы не вздохнуть.

— Храбрая?

— Да. — Он наклонил голову набок. — Живете одна и не жалуетесь.

Она не удержалась и скривила губы.

— У меня почти не было выбора. Взгляд его зеленых глаз пронзил ее.

— Вы не думали о том, чтобы поехать на север, к вашему брату?

Он не забыл того, что она как-то сказала.

— Нет. Мы с ним не ладим.

Он бросил взгляд на стол в другом конце комнаты.

— К счастью для меня, полагаю.

Снова намек на улыбку, от которой останавливается сердце, и во взгляде что-то похожее на тепло.

Жар пробежал по ее венам. Сердце подпрыгнуло, потом бешено забилось. Она стиснула руки на коленях, чтобы скрыть их дрожь.

— Кажется, ваш ход, милорд.

Невероятно, но он улыбнулся, открыто, весело. Сердце ее замерло.

— Вы имеете в виду шахматы?

— А что еще я могу иметь в виду? — парировала она, презрительной усмешкой защищаясь от этого демонстрирования обаяния, прекрасно понимая, что он говорит о своих вопросах, похожих на выпады рапиры, и о ее быстром парировании этих выпадов.

Он сделал ход слоном и блокировал ее короля.

— Шах.

От этой явной дерзости у Люсинды перехватило дыхание. Она позволила ему отвлечь себя, и вот результат. Попалась. Оставалось несколько ходов, но все они вели к одному. К его победе.

Она коснулась короля, обдумывая игру.

— Очень любезно с вашей стороны, миссис Грэм, — пробормотал он.

— Вы настоящий мастер, милорд. Он поморщился.

— На Пиренейском полуострове я частенько играл в шахматы. Зимой там почти нечего делать — только охотиться или играть в карты.

— Вы не любите охоту и карты?

— О нет, я охотился. — Он хохотнул. — Когда мяса не хватало, лишний заяц превращал обычную еду в пиршество.

— Тяжелая жизнь, — сказала Люсинда, подумав о брате и его коротких письмах домой.

— Зимой не так уж и плохо, — сказал Уонстед. — Если не считать скуки. — Он указал на доску. — Поэтому я и научился прилично играть в шахматы. — В уголках его глаз показались морщинки; когда он смеялся, его глаза были неотразимы. Люсинде захотелось потрогать эти морщинки. — Но вы не можете утверждать, что вы новичок, миссис Грэм. Вы применили хорошую стратегию с вашим ферзем. Заставили меня немного поволноваться.

Его великодушие пробило новую брешь в непроницаемой стене, которая окружала ее сердце.

— Благодарю вас, милорд.

— Вероятно, я должен дать вам шанс отыграться? Дразнящий свет в его глазах вызвал еще большее смятение в ее сердце. Она не нашлась, что ответить и улыбнулась. Его глаза округлились и вспыхнули жаром, все следы угрюмости развеялись, как туман в жаркий день. Ей хотелось потянуться через стол, положить ладони на его твердый подбородок, ощутить жар его кожи, запустить пальцы в темные кудри, падающие на воротник, прижаться к нему губами. Она представила себе, как его крепкие полные губы впиваются в ее губы, и мускулы внутри у нее сжались.

Его горячий взгляд разжигал огонь у нее в крови. Ничего подобного Люсинда никогда не испытывала.

Уонстед коснулся ее подбородка. Прикосновение обожгло ее.

Сердце у нее гулко стучало. Люсинде захотелось, чтобы он ее поцеловал.

Почему? Почему он ведет себя подобным образом? Считает ее дурнушкой, которая должна быть признательна за проявленное к ней внимание?

Люсинда отодвинулась, чтобы он не мог до нее дотянуться и не мог воздействовать на реакцию ее тела.

— Мне действительно пора идти.

— Спасаетесь бегством, миссис Грэм?

— Просто у меня много дел, милорд. — Она поднялась.

Он тоже встал.

— Приходите завтра. Она покачала головой.

— Викарий устраивает собрание, чтобы обсудить организацию предстоящего праздника.

— Тогда в пятницу?

— Я не могу оставить Софию.

В его глазах плясали изумрудные искорки.

— Возьмите ее с собой.

— Это исключено. Церковные счета — совсем другое дело. Викарий подотчетен приходским чиновникам. А то, о чем вы говорите, слишком личное. Вам нужна жена, милорд.

Он напрягся и замер. Прошло довольно много времени.

— У меня была жена, миссис Грэм. Была? Значит…

— Прошу прощения, милорд, — прошептала она. — Я не знала.

— Ваше сочувствие не по адресу, миссис Грэм, уверяю вас. Это моя жена заслуживает жалости.

Люсинде стало страшно. Она не знала, что и думать. Уонстед дернул шнурок звонка и пошатнулся.

Она посмотрела на остаток бренди в графине, стоявшем у его кресла. Должно быть, он выпил все, пока она сидела с миссис Хобб. Не потому ли он ею заинтересовался, несмотря на то, что она некрасива? Но во время игры в шахматы он казался совершенно нормальным. Стоит ему протрезветь, и он будет смотреть на нее совершенно другими глазами. Хорошо, что она это поняла.

Люсинда направилась к двери.

— Прошу вас, милорд, не беспокойте вашего дворецкого. Я знаю дорогу.

Заметив, что он нахмурился, Люсинда выскользнула за дверь.

Джевенс встретил ее в холле, держа в руках ее накидку. Прежде чем он успел заговорить, дверь библиотеки широко распахнулась.

Свет падал на лорда Уонстеда сзади, и лицо его оставалось в тени. Он прислонился к дверному косяку.

— Джевенс, попросите Альберта отвезти миссис Грэм домой, а потом принесите бренди.

— В этом нет необходимости, милорд, — сказала Люсинда. — Я могу дойти пешком.

— Я знаю, что вы можете дойти пешком, но вы поедете с Альбертом.

Он удалился в свое логово и захлопнул дверь.

— Лучше сделать так, как он говорит, миссис Грэм, — сказал Джевенс и пошел, шаркая, по боковому коридору.

Глава 7

Ему нужна жена. Ха. Хьюго смотрел на взятые и отданные шахматные фигуры. Неужели она намекала на себя, желая обрести положение в обществе? Нет, на нее это не похоже. Не потому ли он реагировал на ее слова так резко? Проклятие. Ему не нужна жена.

Но миссис Грэм ему нужна.

Он не винил миссис Грэм за склонность к уединению, но она казалась ему подозрительной. Ее выдавал загнанный взгляд, когда он расспрашивал ее, пытаясь узнать побольше, словно она ждала, что клетка захлопнется и ей из нее не выйти.

Джевенс принес бренди, лицо его выражало неодобрение.

— Будут еще приказания, милорд?

— Нет, благодарю. — Сознавая, что рука у него дрожит, он подождал, когда дворецкий уйдет, прежде чем наполнить бокал. Он сделал долгий медленный глоток и потер бедро. Раза два согнул ногу в колене, стараясь облегчить боль. Ему было хуже, чем когда-либо, — черт, да и выглядела рана ужасно. Придется, видимо, отправиться в Лондон, к этому чертову хирургу.

Услышав стук колес по гравию, Уонстед посмотрел в окно, как будто мог увидеть ее прямую фигуру в двуколке и лицо под полями простой шляпки.

Он обожает ее улыбку, от которой ее щеки становятся еще более округлыми, словно сочные груши. Уонстеду хотелось услышать, как она смеется. Но, находясь в его обществе, не очень-то посмеешься. Да он и не станет стараться, если хочет оставаться верным своей клятве. Кроме того, он обязан уважать ее верность мужу, который отдал жизнь за Англию. Он ощутил укол зависти. Неужели он завидует мертвому?!

Не исключено. Но почему с некоторых пор взгляд ее стал затравленным? Что-то тревожит ее? Но что? Эту загадку ему предстоит разгадать.

Она не нуждается в его помощи. Достаточно того, что он против собственной воли позволил ей остаться во вдовьем доме.

Нет, этого недостаточно. Совершенно недостаточно. Он доберется до сути того, что ее тревожит, пусть даже для этого придется устроить у себя этот дурацкий деревенский праздник.

Он заставит себя не думать о ее роскошном теле, о пышной груди, о ногах цвета сливок, которые обхватят его бедра. Чтобы прорваться сквозь заграждения, возведенные скрытностью этой женщины, необходимо выработать стратегический план, как для военной операции. Для этого нужно время.

Бедро у него дергалось и горело. Врач сказал, что потребуется время, пока нога заживет. Потребуется время, чтобы выяснить, на что смотрит миссис Грэм, оглядываясь на свое прошлое. Он налил себе бренди и опустился в кресло.

Денег у него мало, а времени с избытком.

— Доброе утро, миссис Грэм.

Люсинда, срезавшая розы, чтобы поставить их в вазу, испуганно выпрямилась.

Лорд Уонстед, в сапогах и с хлыстом в руке, стоял по другую сторону изгороди. Сердце у нее екнуло и замерло. Она нахмурилась.

— Я не слышала, как вы подъехали.

Это никак нельзя было счесть теплым приветствием. Она настороже, взволнована, часто дышит. Уонстед поморщился.

— Я приехал в экипаже. — Он ударил хлыстом себя по бедру.

— Я могу быть вам чем-нибудь полезна, милорд?

— Да, — сказал он. — Утро прекрасное, и я хочу вам кое-что показать.

Она удивилась.

— Вот как?

Он озорно усмехнулся:

— Я хочу показать вам луг, где будет устроен праздник.

От блеска в его глазах в венах ее загудела кровь, и Люсинда ощутила приятное тепло. Отчаянная попытка, которую она сделала, чтобы успокоиться, успеха не принесла.

Она покачала головой.

— Лучше отвезите туда преподобного Постлтуэя, милорд.

Любезное выражение на его лице исчезло.

— Это вы предложили, чтобы я устроил праздник на своей земле.

— Викарий возглавляет наш комитет.

— Я был бы признателен, если бы вы одобрили мою идею, — сказал Уонстед. — Понимаете, я вспомнил, что мой дед всегда отдавал под праздник нижнюю луговину у реки.

Так вот что он придумал, лишь бы не открывать свой дом для соседей.

— Понятно.

От ее неприязненного тона настроение у него испортилось.

— Это хорошее место. Не так далеко, из деревни оттуда: можно дойти пешком. Вы сначала посмотрите, а потом отказывайтесь.

Если она будет разъезжать по окрестностям с его сиятельством, пойдут сплетни.

— Сегодня у меня полно дел.

— Знаю. Во второй половине дня у вас собрание комитета. Вы захотите обсудить с ними мое предложение.

Господи, неужели у него на все готов ответ?

— Но София…

Энни высунула голову из задней двери, заметила его сиятельство и густо покраснела.

— Милорд, — ахнула она и хотела, было присесть в реверансе, но округлившийся живот позволил ей лишь наклонить голову. — Простите, что помешала.

— Миссис Даннинг, не так ли? — осведомился лорд Уонстед.

Энни просияла: — Да, милорд.

— Вы сможете присмотреть за мисс Софией пару часов? Мы с миссис Грэм должны сделать одно дело.

Люсинда воззрилась на него. Надменный повеса. Она уважаемая вдова, а не легкомысленная барышня, которую впервые повезли кататься в Гайд-парк. Люсинда решила отказаться.

— Да, милорд, — ответила Энни. — Езжайте, миссис Грэм. Я возьму Софию в деревню, пусть поиграет с двойняшками.

Господи, ну неужели перед ним никто не может устоять?

— Сегодня во второй половине дня мне нужно присутствовать на собрании.

— Ну и пожалуйста, — сказала Энни. — Я присмотрю за малышкой, как мы и договорились, а его сиятельство довезет вас до дома викария.

София протиснулась через дверь мимо Энни.

— Двойняшки? — спросила она с лучезарной улыбкой. Люсинда обескуражено вздохнула. Все против нее.

Как можно не отозваться на такое выражение детского личика?

— Хорошо. Пойду за шалью.

Люсинда поспешила в дом, на ходу отдавая Энни указания.

Она вышла через переднюю дверь, и остановилась при виде ожидающих на лужайке двух черных как смоль лошадей, запряженных в открытую коляску с высоким сиденьем.

— Боже мой, — выдохнула она. Лорд Уонстед повлек ее вперед.

— Они прибыли вчера вечером. — И он похлопал одну из лошадей по лоснящемуся боку.

Это были великолепные создания с блестящей шкурой и широкой грудью.

— До чего же они красивые! Я и не знала, что у вас есть такие прекрасные лошади. Вы знаток лошадиных статей, милорд.

Он бросил на нее резкий взгляд.

— Очевидно, вы тоже, миссис Грэм. Поскольку я знал, что Альберт в его возрасте не в состоянии ухаживать за ними, отослал их в мой охотничий домик, пока меня не было.

— Вы очень заботливы, милорд. Уонстед нахмурился.

— Это всего лишь здравый смысл.

Нет, это доброта, хоть он в этом и не признается. Чем больше она узнает его, тем больше понимает, что за грубой внешностью скрывается нежная душа.

— Если мы собираемся посмотреть на луг и вовремя вернуться на собрание, нам нужно поторопиться.

И снова на ней остановился его дразнящий взгляд, который так взволновал ее в среду.

— Позвольте, я помогу вам.

Обдумывая его намерение, она и представить себе не могла, что он может поднять ее так высоко, пока он не обхватил ее руками за талию, и она не взлетела вверх. При этом она ощутила себя необыкновенно женственной. Она положила руки на его широкие плечи и почувствовала, как под пальцами у нее перекатываются мускулы. Люсинда сразу же забыла о прошлом, об ошибках, о боли. И улыбнулась ему.

Он подмигнул ей, и она вспыхнула.

Уонстед усадил ее на сиденье и поморщился от боли. Люсинда смотрела, как он обходит коляску. Он явно не пьян. Но двигается как-тонеловко, прихрамывая. Он человек гордый и наверняка скрывает последствия полученных ран.

Уонстед сел рядом с ней и взялся за поводья.

— Ваша рана все еще беспокоит вас? — спросила Люсинда.

Уонстед пришел в замешательство. Он вывел коляску с лужайки, пустил лошадей быстрым шагом и сделал вид, будто это не стоило ему никакого труда. Когда-то она наблюдала, как Джеффри учится обращаться с поводьями, и сама попыталась править лошадью, поэтому не могла не восхищаться его искусством.

Экипаж свернул на дорогу, которая шла вдоль стены Грейнджа с одной стороны и зеленой изгородью с другой и вела к Блендону. Люсинда старалась не обращать внимания на крепкое мускулистое бедро рядом с собой, на широкие плечи, занимавшие слишком много места, на лимонный запах его мыла, от которого мысли у нее в голове путались, а внутренности превращались в кашеобразное варево.

— Она беспокоит вас? — снова спросила Люсинда. — Ваша рана?

Уонстед пожал плечами.

— В сырую погоду причиняет множество неудобств, — ответил он. — Или если я долго сижу без движения.

И, конечно же, эта рана причинила ему боль, когда он поднял особу весом с пони, хотя был слишком любезен, чтобы признаться в этом. Может быть, именно из-за раны он то и дело спотыкается? А вовсе не из-за бренди?

— Вам следовало бы обратиться за советом к доктору.

— Это касается только меня, миссис Грэм. — Взгляд его снова стал холодным.

— А разве только вас касается, что вы появляетесь у дома, где живет незамужняя женщина? Разве только вас касается, что вы разъезжаете с ней по окрестностям в экипаже, который молодые люди в Лондоне, насколько мне известно, называют «убийцей дамских репутаций»? И, тем не менее, вы этим занимаетесь.

— А вам многое известно из того, что говорят молодые люди в Лондоне?

Снова осторожное прощупывание. Снова он приблизился к ее оборонительным сооружениям, чтобы избежать ее вопросов.

— Даже до жителей севера доходят рассказы о великой столице. — Когда ее братья повзрослели, они только об этом и говорили.

— Пожалуй. Но от кого вы все это слышали?

— От мужа.

Она напомнила ему о своем положении вдовы, и это явно было для него шахом и матом. Она припрятала это наблюдение про запас и откинулась назад, на пружинистую спинку сиденья, наслаждаясь солнечным теплом на лице и втягивая в себя воздух, пропитанный запахом свежескошенной травы и сладкого клевера. Легкий ветерок шевелил пенистую листву дикой петрушки, в изобилии растущей вдоль обочины дороги. В зеленой изгороди распевали черные дрозды и чирикали воробьи.

Уонстед свернул с большака и поехал по проселку. Плети ежевики тянулись к ним, царапая борта экипажа, сквозь арки из березовых ветвей на тенистую дорожку падали золотистые лучи.

— Как красиво, — сказала Люсинда. — Куда ведет эта дорога?

— Увидите.

— Разумеется. Но мне хотелось бы знать, куда я еду.

— Зачем?

— Вы сказали, что это недалеко от деревни, но мы, судя по всему, едем в другом направлении.

— Склонна к подозрительности и любит командовать, — пробормотал он.

— Прошу прощения?

— Я сказал, что вы не только склонны к подозрительности, но и любите командовать в курятнике. — Он искоса посмотрел на нее, словно хотел узнать ее реакцию, но блеск в его глазах лишил его слова колкости.

Люсинда не сразу нашлась с ответом. Неожиданно лошади остановились в тупике, с трех сторон окруженном деревьями. Где-то вдали слышались звуки бегущей воды.

— Доехать в коляске можно только до этого места, — сказал он. — Дальше придется идти пешком.

Она ухватилась за его последние слова:

— Уверена, земля слишком сырая, чтобы идти пешком.

— Вздор. — Голос его прозвучал слишком самодовольно, и она сердито посмотрела на него, когда он помогал ей сойти на землю. Он держал ее в своих объятиях не дольше, чем требовалось, чтобы поставить на ноги, но когда отпустил, жар его рук остался на ее теле, которое когда-то страшилось мужских прикосновений, а теперь сожалело о том, что прикосновения эти кончились слишком быстро. Потрясающе приятное ощущение; ощущение, на котором ей не следовало бы зацикливаться.

Он пошарил под сиденьем, вытащил оттуда корзину с крышкой и что-то похожее на свернутый тент.

Она нахмурилась.

— Что это, сэр?

— Мне бы не хотелось, чтобы вы пропустили ленч.

Она росла с четырьмя братьями, и этот взгляд не одурачил ее. Несмотря на ее попытки держаться равнодушно, он ощущал ее реакцию на него, как и она, сама, и решил довести ее до крайности.

Люсинда едва удержалась, чтобы не посмеяться над его дерзким маневром.

— Земля слишком сырая, чтобы есть на открытом воздухе.

Он взмахнул тючком, который держал в руке.

— Здесь подстилка и одеяло. — Его глаза снова озорно блеснули. Он был совершенно уверен, что выиграл. — Способ, которому я научился в Испании. Когда спишь на голой земле, к утру все у тебя затекает и ноет.

— Представляю. Он рассмеялся.

— Большую часть времени мы стояли на постое у горожан.

— Да, мой бра… Том писал мне о том, как плохо бывает на постое, особенно если до этого в доме уже стояли французы.

Он, кажется, не заметил ее обмолвки.

— Он так писал? Значит, вы лучше осведомлены обо всем этом, чем большая часть англичан. Они, судя по всему, полагают, что война — это великолепное приключение.

— У меня на сей счет, нет никаких иллюзий.

Он с отвращением прошипел сквозь зубы:

— Черт бы побрал мой болтливый язык.

Он выглядел таким несчастным, что Люсинда невольно кивнула.

— Не хотите ли опереться о мою руку?

Люсинде показалось, будто солнце исчезло за облаками, которые плыли по небу. Внутренний голос твердил ей, что это к лучшему, но сердце у нее слегка сжалось. Это нужно прекратить. Ей хочется, чтобы все было иначе, но это не имеет значения — ей нечего предложить этому человеку, да и вообще кому бы то ни было.

— Я сама, благодарю вас.

Идя следом за ним, Люсинда перелезла по ступенькам через ограду и пошла по тропинке, огибающей заросли березы и лещины.

Деревья кончились, и открылся пейзаж, который она, когда была моложе, назвала бы волшебным. Перед ними простиралась луговина, поросшая изумрудной травой. С одной стороны эта луговина была ограничена говорливой речушкой, от дороги ее отгораживали деревья. Деревянный мостик со сплетенными рогожкой поручнями вел через поток к построенному в романском стиле летнему домику.

— Ода, — произнесла Люсинда. — Здесь великолепно. У деревьев, можно будет расставить палатки. Вон там устроить игры, — ну, знаете, бег парами, «яйцо и ложка» и все прочее для детей.

Услышав, что он резко втянул в себя воздух и чертыхнулся, Люсинда посмотрела на него и была поражена гримасой боли, исказившей его лицо.

— Прошу прощения. Я болтаю, а ваша нога причиняет вам страдания. Позвольте, я понесу что-нибудь из вещей.

— Из вещей? — На мгновение он пришел в замешательство, а потом опустил тючок и корзину на землю. — Простите. Что вы сказали?

Должно быть, он снова повредил ногу. Поскольку не хотел говорить на эту тему.

— Я просто восхищалась красотой этого места, прикидывая, где мы разместим палатки и устроим игры.

— Их можно разместить вон там, — сказал Уонстед; лицо его снова стало непроницаемым. — Много тени и достаточно далеко от реки, чтобы никто не свалился в воду.

— Нам понадобится навес на случай дождя. Нехорошо, если в эль попадет вода.

Напряженные складки вокруг его рта исчезли.

— А если будет жарко, кто-то из молодых, возможно, захочет искупаться. — Он округлил глаза и покачал головой. — Нет, это плохая идея.

Уонстед имеет в виду их одежду. Люсинда с трудом сдержала смех.

— Согласна. Но что нам понадобится, так это веревка, натянутая от одного берега до другого. Что скажете насчет состязаний — Грейндж против Холла?

— Пожалуй, — произнес он с сомнением. — Вряд ли Джевене или старый Альберт годятся для этого, а Дрейбет, насколько мне известно, работает теперь на конюшне.

— Человек вашего телосложения мог бы один составить целую команду.

— Эй, попрошу не насмехаться над теми, у кого не хватило ума, вовремя перестать расти.

— Но вы правы, — продолжала Люсинда. — Из мистера Брауна и Трента получилась бы хорошая команда.

Люсинда прошла по периметру, отмечая удобства то одного, то другого места. Лорд Уонстед следовал за ней. Он наклонился, сорвал травинку, натянул ее между пальцами и дунул. Раздался громкий и довольно грубый звук.

— Не очень-то музыкально, — сказала Люсинда.

Он проделал все во второй раз, звук стал более громким и долгим, и, наконец, ему удалось добиться того, что бы звук походил на побудку, при этом забавно раздувал щеки.

Люсинда рассмеялась и не могла остановиться. Она зажала руками уши.

— Прекратите сию же минуту, иначе я… Он посмотрел на нее с надеждой.

— Съедите весь ленч?

Тут в животе у Люсинды заурчало.

— Ленч так ленч.

— Слава Богу, — пылко проговорил Уонстед. — Я бы не посмел посмотреть в глаза миссис Хобб, если бы привез всю еду обратно.

Люсинда посерьезнела. Неужели все в деревне узнают об этом пикнике?

— Мы будем, есть под дубом. Там трава посуше, — сказал лорд Уонстед. Он оглянулся. — Но может быть, вы предпочитаете другое место?

— Лучшего места не найти.

Уонстед разложил подстилку и одеяло, поставил корзину в одном углу и взмахнул рукой.

— Прошу вас, садитесь.

Люсинда опустилась на колени на краешек одеяла. В столь маленькой деревне пикник в лесу с холостым мужчиной может вызвать настоящий скандал. И хотя она вдова, ее репутация может пострадать так же, как и у незамужней барышни. Ах, если бы она действительно была вдовой.

Уонстед сел рядом с ней и поднял крышку корзины.

— Интересно, что у нас здесь? Вино. Хлеб, сыр, холодный ростбиф. Два пирожных. Пикули. Яблоки и изюм.

Корзина казалась бездонной. Миссис Хобб плохо считает, но готовит великолепно.

— Она, видимо, решила, что в пикнике будут участвовать несколько человек.

— Вода, — сказал он, вынимая флягу и ставя рядом с Люсиндой. Потом поднял бутылку. — Вина?

— Мне, пожалуйста, воды.

Он открыл флягу. Люсинда вынула два толстых оловянных бокала и подала ему. Он наполнил один и вернул ей.

Пальцы их соприкоснулись. Люсинда, как всегда, отреагировала на прикосновение. Она ничего не могла с собой поделать. Ее влекло к этому мужчине.

— Позвольте, я передам вам булочку и кусок ростбифа, — предложила Люсинда.

— Благодарю вас.

Люсинда положила себе пирог с мясной и картофельной начинкой, приправленной пряностями, сочный и необыкновенно вкусный.

— Мм…

— Нравится, да?

Он подумает, что она отвратительно прожорлива. Люсинда положила пирог на тарелку и подняла глаза на лорда Уонстеда.

— Великолепно.

Судя по его виду, нельзя было сказать, что она вызывает у него отвращение. Скорее наоборот.

— Я попросил миссис Хобб приготовить пирог особым образом. Можно мне попробовать?

Она протянула ему кусочек.

— О да. Таким он мне и запомнился. Самый вкусный пирог в Англии.

Она собралась, было рассказать о тех пирожках, которые пекла кухарка ее матери, но вовремя спохватилась.

— Скажите, миссис Грэм, у вас было счастливое детство с пикниками и тому подобным?

На Люсинду нахлынули воспоминания. Разумеется, было, подумала она. Вспомнила мать, братьев, сестер.

Люсинда была самой старшей. Остальные мал мала меньше. Вместе с ней всего девять. Пикники, разумеется, устраивали. Люсинда очень скучала по родителям, братьям и сестрам. Она совершила огромную ошибку, покинув ту усадьбу, где каждый уголок был любим, несмотря на размеры дома. Только теперь она это осознала.

— Блаженно счастливое, — ответила Люсинда. Уонстед округлил глаза:

— Блаженно?

Она посмотрела на лужайку, чтобы избежать его пронзительного взгляда. Не наговорила ли она лишнего? Но отречься от своей семьи было бы предательством.

— Да. Блаженно счастливое. — Она собрала остатки булочек и положила в корзину.

— В таком случае я вам завидую белой завистью. — Вы?

— Это кажется вам смешным, да? — Он вздохнул.

— Вы не были счастливы в детстве?

— По крайней мере, несчастен я не был. — Уонстед нахмурился. — Мы с отцом очень походили друг на друга.

— Вот как. Это очень похоже на… — Она чуть было не сказала на Джонатана, — моего брата. — Но мама поддерживала в доме мир.

— А вы похожи на вашу матушку?

— То есть, умею ли я поддерживать мир? Нет. — Люсинде не хотелось говорить о прошлом, и она сменила тему. — Почему вы пошли служить в армию?

Он едва заметно поморщился.

— Это длинная история. А что ваш муж? Нравилась ли ему армейская жизнь? Как он перенес разлуку с вами?

— Солдат идет туда, куда ему прикажут, милорд.

— Он знал о ребенке до того, как уехал?

— Нет. Появление дочери явилось настоящим сюрпризом. — Люсинда улыбнулась. — Этот сюрприз принес много радости.

— Остается лишь удивляться вашей храбрости. Растить ребенка одной!

— Делаю что могу. — Голос ее дрогнул, и она совсем расстроилась.

— Странно, что вы не вернулись в лоно вашей счастливой семьи.

Во рту у нее пересохло. Она судорожно сглотнула.

— Все изменилось.

— Роды были легкими? — спросил Уонстед. Люсинде стало не по себе.

Господи, о чем еще он может спросить? И что отвечать?

— Не очень подходящая тема для разговора, слишком интимная, но роды были легкие.

— Вам воистину повезло. — Он прислонился к дереву, закрыл глаза, расслабился и уже не казался таким суровым. Морщины на лбу и в уголках губ разгладились.

Ей захотелось поцеловать эти неулыбчивые губы. Но он не для нее. Другая женщина испытает радость, сделав его счастливым.

Обратил бы он на нее внимание, появись она в свете? Предпочел бы ее стройным, элегантным лондонским леди? Разумеется, нет. Если только не вознамерился жениться на деньгах.

Во рту у Люсинды пересохло. Сердце учащенно забилось. По телу побежали мурашки. В ней вспыхнуло желание.

Его взгляд упал на ее губы. Он придвинулся ближе.

«Отодвинься, Люсинда».

Он коснулся губами ее губ. Губы у него были горячие, мягкие, вызывающие желание.

Люсинда обвила руками его шею, пальцы скользнули в его шелковистые волосы.

Это было ни с чем не сравнимое блаженство.

Губы шевелились на ее губах, его язык дразнил, поощрял. Люсинда раскрыла губы. Ощутив во рту его язык, Люсинда, забыв обо всем на свете, выгнулась. Их сердца гулко стучали в унисон.

Горячее прикосновение его руки, описывающей круги на ее спине, повторяло осторожные толчки его языка, лишая ее воли.

Неожиданно Хьюго отодвинулся, его взгляд стая жестким.

Охваченная желанием, Люсинда забыла о своей; неполноценности. Она судорожно сглотнула и опустила глаза на одеяло, на остатки их пиршества. Она быстро сложила тарелки и уложила их в корзину. Все, что угодно, лишь бы не смотреть на него, не видеть презрения в его глазах, не ощущать глубину своего унижения.

Хьюго сел и положил свой бокал в корзину. Он собирался завоевать ее доверие, но утратил самообладание. Как это могло случиться после всего, что он знал о себе? Он швырнул ветчину в корзину.

Она выглядела такой красивой, раскрасневшейся, взгляд у нее был таинственный, пышная грудь была совсем рядом с ним. Мысль о том, что под пышной серой юбкой прячется соблазнительная плоть, мягкое тело, довела его до крайности. А сейчас казалось, что она вот-вот заплачет. Черт бы побрал все на свете. С каких это пор он утратил способность сдерживать свои инстинкты? Во время кампаний он месяцами не видел женщин и не испытывал ни малейшего желания совокупиться с первой попавшейся ему на дороге, а сейчас он повел себя как животное во время гона. Хотя понимал, что до добра это не доведет.

— Я должен извиниться перед вами, — сказал он. — Мне не следовало…

Она жестом остановила его.

— Это была ошибка. Давайте забудем о ней.

Он почувствовал себя набедокурившим мальчишкой. Возможно, он немного увлекся, но ведь она отвечала на его поцелуи.

На этот раз он пощадит ее стыдливость. Но в другой, будет действовать более осторожно. В другой раз? Хотя его тело отозвалось на эту перспективу, он понимал, что другого раза быть не должно.

Он ударил кулаком по дереву, с трудом поднялся, помог встать ей.

— И что же вы решили?

Она еще раз оглядела луговину и кивнула:

— Да, милорд, это место вполне подходит.

Глава 8

Укрытая от палящего солнца тенистым деревом, Люсинда сидела вместе с остальными дамами из организационного комитета и смотрела, как лорд Уонстед шагает по лужайке перед домом викария. Сегодня в его походке не было никаких признаков нерешительности. Люсинда старалась не замечать, как синий сюртук облегает его сильные плечи, как натягиваются панталоны на мускулистых ногах. До его прихода она то ужасалась, то мечтала о том, как они встретятся. На душе у нее было тревожно.

Преподобный Постлтуэй, широко улыбаясь, поднялся.

— Добро пожаловать, лорд Уонстед. Вы все же нашли время прийти.

— Добрый день, викарий. — Лорд Уонстед хлопнул по протянутой руке викария.

— Разрешите представить вас нашему комитету, — сказал Постлтуэй.

Лорд Уонстед кивнул:

— Весьма рад. Прошу вас, леди, не вставайте.

— Миссис Грэм вы, конечно, знаете.

Лорд Уонстед взял ее за руку и по-военному поклонился.

— Конечно. Как поживаете, миссис Грэм? — Он окинул ее пронзительным взглядом.

— Прекрасно, благодарю вас, милорд. Викарий пошел по кругу.

— Это миссис Педдл.

Сухопарая жена хозяина постоялого двора склонила голову.

— И мисс Кротчет.

Пухленькая швея вспыхнула, как школьница; ее яркое цветастое платье резко контрастировало с морщинами на напудренном лице.

— Я хорошо знаком с миссис Трип, — сказал лорд Уонстед, слегка поклонившись супруге мельника.

Как любезно приветствует он этих простых людей. С каким уважением. Совершенно новое ощущение наполнило грудь Люсинды, теплое и радостное. Гордость?

— Замечательно. — Викарий потер руки. — Сейчас подъедут дамы Доусон, и комитет будет в сборе. Прошу, милорд, садитесь.

Люсинда не удивилась, когда лорд Уонстед сел на свободное место рядом с ней. А потом то и дело на нее поглядывал, видимо, моля о помощи.

— Мы только что разбирались, в каком состоянии находятся наши дела, — сказал викарий. — Миссис Педдл сообщила, что пивовар доставит бочки с пивом за два дня до праздника.

Миссис Педдл пожевала поджатыми губами и кивнула.

— Миссис Трип, каковы планы насчет выпечки? — спросил викарий.

— Ах, — ответила миссис Трип, — мой Уильям обещал десять мешков муки. А мистер Белл заказал, коринки и сахара столько, что хватит на десять дюжин экклских слоек и десяток пирогов. Экклские слойки идут по пенни за штуку. Пироги по два пенса. Он поделит доходы ровно пополам.

— Знаете, — сказал викарий, — это щедро. Этого хватит, чтобы починить крышу школы.

— Еще одна дырявая крыша? — спросил лорд Уонстед. Три деревенские леди воззрились на него, как на заговорившего оракула.

— О да, — сказала мисс Кротчет. — Занавески в помещении для молитвенных собраний совсем рваные. Лорд Уонстед… Другой лорд Уонстед, я говорю о вашем отце. — Мисс Кротчет густо покраснела и умолкла.

— Мисс Кротчет хочет сказать, — любезно вмешался викарий, — что ваш отец и последний священник церкви Святой Марии не ладили. Покойный граф отозвал свою поддержку в самый решительный момент, и поэтому церковь оказалась в более плохом положении, чем могло быбыть.

Лорд Уонстед нахмурился.

— Прискорбно это слышать.

Леди выжидающе смотрели на него, как будто полагали, что он предложит оплатить все из собственного кармана.

— Именно с этой целью мы устраиваем праздник, — сказала Люсинда.

Викарий кивнул.

— Могу ли я сказать, как высоко мы ценим ваше согласие, предоставить нам луг у ручья, лорд Уонстед?

Напряжение графа явно ослабло.

— Миссис Грэм напомнила мне, что мой дед много, лет назад устраивал такие праздники.

Все устремили взгляды на нее. Как любезно с его стороны отдать ей должное. Он ласково посмотрел на нее. Люсинда покраснела. Опять? После пережитого на пикнике, Люсинда не могла ответить ему таким же взглядом и вздернула подбородок. — Благодарю вас, милорд. Викарий посмотрел на нее с сияющей, поистине ангельской улыбкой.

— А как насчет детских игр, которые мы собираемся устроить, миссис Грэм?

— С этим все в порядке, викарий, — ответила Люсинда почти спокойно, несмотря на устремленный на нее испытующий взгляд лорда Уонстеда. — Хозяин карусели в Мейдстоне согласился мне помочь.

Женский смех донесся из беленого дома, крытого соломой. Две модно одетые леди вышли из французских дверей в сад. Миниатюрная мисс Доусон в муслиновом платье светло-желтого цвета прошла по лужайке в сопровождении матери, одетой в прогулочное платье в зелено-красную полоску.

Викарий снова вскочил на ноги и бросился приветствовать вновь прибывших.

— Миссис Доусон, мисс Доусон! — крикнул он. — Наконец-то.

Мисс Доусон ускорила шаг.

— Прошу прощения. Мы не опоздали?

Лорд Уонстед поднялся. Видимо, он не остался равнодушен к прелестной девушке. Об этом свидетельствовало выражение его лица.

— Мисс Доусон. Добро пожаловать.

Должно быть, именно из-за мисс Доусон он и пришел на это собрание. На душе у Люсинды стало тяжело. Ее замысел вытащить его из его раковины привел к желаемому результату. Люсинда испытала не то зависть, не то ревность. Это не похоже на нее. У нее нет оснований, завидовать какой бы то ни было молодой женщине. И уж тем более ревновать.

Мисс Доусон, блестя глазами, кокетливо улыбнулась ему.

— Вот уж не ожидала встретить вас здесь, Уонстед. Пыхтя и отдуваясь, подошла миссис Доусон. В одной руке она держала зонтик, другой опиралась на локоть преподобного.

— Добрый день, миссис Доусон. — Лорд поклонился ей.

— Уонстед, — сказала миссис Доусон и, прищурившись, посмотрела сначала на Люсинду, потом на него, — вам не нравится общество?

Люсинда бросила на нее сердитый взгляд. Как только Уонстед почувствует, что его присутствие нежелательно, тотчас же вернется в свое логово.

— Мама! — воскликнула мисс Доусон, смеясь. Боль в груди Люсинды стала еще сильнее, а ведь ответная улыбка Уонстеда, изгиб его губ и морщинки у глаз должны были бы ее обрадовать. — Как можно быть такой себялюбивой?

Постлтуэй перевел взгляд с лорда Уонстеда на мисс Доусон.

— Пожалуй, мы можем заняться делом. Прошу вас, леди, садитесь.

Появилась экономка викария с чайным подносом и поставила его на маленький плетеный столик.

— Миссис Доусон, надеюсь, вы окажете нам честь и разольете чай? — сказал викарий, когда экономка ушла.

— Разумеется.

Пока миссис Доусон наливала чай, викарий рассказывал прибывшим леди о том, что сделано.

— В дополнение к детским играм, как сообщила мне миссис Педдл, некоторые мужчины наверняка захотят помериться силой. Поэтому нам понадобятся призы.

— И смазанная жиром свинья, — вставила мисс Трип. Миссис Педдл помахала натруженным пальцем.

— Только этого и не хватает лорду Уонстеду на его земле — чтобы орда пьяных мужланов гонялась за намазанной жиром свиньей по всему лугу.

— А как насчет смазанного жиром шеста? — спросил лорд Уонстед.

— Слишком много жира, — хихикнула мисс Кротчет.

— Тогда как насчет перетягивания каната? — Лорд Уонстед бросил взгляд на Люсинду. — Через реку.

— Это может немного охладить мужланов, если день выдастся жаркий. — Миссис Педдл скрепя сердце согласилась.

— Стрельба излука, — предложила миссис Трип.

— Все ясно, — сказала мисс Кротчет. — Ваш сын отлично стреляет излука. А мне хотелось бы видеть, как леди соревнуются в выпечке.

— Не забудьте приз за лучшее варенье, — проговорила миссис Доусон, наверняка имея в виду мастерство собственной кухарки.

Теперь, когда у них появилось такое место для праздника, где можно развернуться, идеи у собравшихся сыпались, как горох из мешка. Викарий записывал их на листе бумаги, а лорд Уонстед, почти все время хранивший молчание, лишь кивал в знак одобрения и едва заметно улыбался.

Обратиться за помощью к лорду Уонстеду было хорошей идеей, но в результате Люсинде пришлось рассортировать счета миссис Хобб. С этим она справилась без труда, но всякий раз заставала там Уонстеда. К счастью, его не оказалось дома, когда она пришла туда в пятницу, — лорда вызвали к одному из его арендаторов по какому-то делу. Люсинда и обрадовалась, и огорчилась. Полночи она пролежала без сна, размышляя о том, что ей делать, если он снова попытается ее поцеловать. А когда пришла к выводу, что он этого больше не сделает, ей пришлось бороться с мучительными протестами собственного тела. И теперь все это казалось, в общем-то, маловероятным.

— А как насчет того, чтобы детям покататься на пони? — спросила мисс Доусон, улыбаясь лорду Уонстеду поверх края своей чашки и вернув мысли Люсинды в настоящее.

Лорд Уонстед осторожно поставил свою чашку на колено. Она каким-то чудом удерживалась там. Он обратился к Люсинде.

— Организацией детских игр занимается, миссис Грэм. Что вы думаете об этом, миссис Грэм?

— Думаю, это было бы чудесно, — пробормотала она. Мисс Доусон повернулась на своем стуле и посмотрела на нее, слегка нахмурив свой алебастровый лоб.

— Знаете, миссис Грэм, всякий раз, когда мы встречаемся, я испытываю странное чувство — мне почему-то кажется, будто я вас уже видела. Вы не бывали в Лондоне?

Сердце у Люсинды упало. Они никогда не встречались, но мисс Доусон могла видеть в Лондоне Джонатана. Все говорили, что они похожи друг на друга как две капли воды. Вот невезение! Теперь и лорд Уонстед весь обратился в слух.

— Уверена, что запомнила бы, если бы мы с вами встречались. До замужества я редко бывала в Лондоне.

— Отвратительное место, — пробормотала миссис Педдл. — Я там однажды была. Из-за дыма нечем дышать.

— А мне бы очень хотелось съездить в Лондон, — едва слышно проговорила мисс Кротчет. — Вы только представьте, моя кузина, которая живет в Лондоне, часто видит, как король или члены королевской семьи проезжают в своих каретах.

Викарий хлопнул в ладоши.

— Леди, прошу вас, вернемся к нашим делам. Если мы будем устраивать все эти игры, кто-то должен их организовать.

— Я могу заняться катанием на пони, — сказала мисс Доусон, улыбнувшись лорду Уонстеду. — У Феи немного длинные зубы, но она очень хорошо подходит для маленьких детей.

— Эта старая толстуха все еще жива? — удивился лорд Уонстед.

— Она не толстуха, — возразила мисс Доусон, а потом рассмеялась. — Вы всегда были грубы с бедной старой Феей.

— Вы всегда давали ей слишком много лакомств.

Пока они перебрасывались фразами с легкостью давнишних друзей, Люсинде очень хотелось незаметно улизнуть с собрания, но она взяла себя в руки. Из мисс Доусон получится красивая графиня. Элегантная, очаровательная и восхитительно красивая. А Уонстед станет добрым и респектабельным мужем. Счастливый конец.

Но Люсинда ничего не могла с собой поделать, как ни старалась — сердцу не прикажешь.

— Я позабочусь о лучниках, — сказала миссис Трип. — Трип мне поможет.

— Я буду очень занята — мне придется следить, чтобы Педдл не раздавал в этот день слишком много пива, — произнесла жена трактирщика.

— Я напишу объявление о соревновании в выпечке, — сказал викарий, — и разошлю его во все соседние приходы.

— И о варенье — добавила миссис Доусон.

— Да-да, конечно. И о варенье. — Викарий деловито что-то записал.

— Я договорюсь о свинье и о жире, — сказал Хьюго. — Трент может организовать людей для этого дела.

Ну вот. Теперь, когда его что-то заинтересовало, он присоединился к общему разговору, именно это она и предполагала.

— А я попрошу парочку знакомых мне леди помочь с палатками, — сказала мисс Кротчет.

— Прекрасно, — кивнул викарий. — Судя по всему, нам нужно будет собраться еще раз-другой и обо всем договориться окончательно.

— Итак, мисс, — миссис Доусон повернулась к дочери, — если мы хотим приготовить дом к приезду гостей, нам нужно заняться приготовлениями.

— Гостей? — осведомился лорд Уонстед с удивленным видом.

— Да, — ответила миссис Доусон. — Артур везет из Лондона своих друзей на бал. Праздник будет прекрасным добавлением к нашему балу.

Из Лондона кто-то едет сюда? Сердце у Люсинды забилось быстро-быстро. Она-то думала, что на балу у сквайра будут только представители местного общества.

— Ах да, — сказал лорд Уонстед. — Припоминаю, вы говорили что-то в этом роде. — Похоже, лорд пришел в ужас так же, как и Люсинда.

— Вы обещали прийти, Уонстед. — Миссис Доусон похлопала дочь по колену. — Моя Кэтрин пользуется большим успехом. Вам следует пригласить ее танцевать заранее.

Мисс Доусон виновато улыбнулась лорду Уонстеду. Ей, видимо, стало стыдно за мать.

— Вы хотели быть нам полезным, Уонстед, — продолжала миссис Доусон. — Вот и предложите нескольким джентльменам остановиться у вас. Иначе им придется жить на постоялом дворе.

Лорд Уонстед окаменел, без сомнения, подумав об ужасающем состоянии своего дома.

— А что плохого в постоялом дворе? — возразила миссис Педдл. — Там прекрасные условия. Но мне вовсе не хотелось бы, чтобы у нас жила куча разгульной молодежи.

— Зачем же им жить в деревне? — осторожно проговорила мисс Доусон. — Мейдстон находится всего в получасе езды в карете.

— А Грейндж — меньше чем в десяти минутах ходьбы, — добавила миссис Доусон. — Вы сделали бы нам одолжение, Уонстед.

Лорд Уонстед помрачнел, взгляд его стал непроницаемым.

— Я вовсе не стремлюсь делать, кому бы то ни было одолжения, — проговорил он. Люсинда не могла не восхититься силой, которую он проявил, столкнувшись со столь устрашающим противником.

Миссис Доусон возмутилась:

— Ваш отец в этом убедился на своем горьком опыте. Воцарилось молчание.

— Не пытайтесь это отрицать, Уонстед, — наседала на него миссис Доусон. — Вы должны были жить здесь. Но вы уехали, и ваш отец страдал. Не говоря уже об остальных.

Люсинда ушам своим не верила. Хьюго изменил мисс Доусон и женился на другой?

Мисс Доусон покраснела, затем побледнела, бросила на лорда Уонстеда извиняющийся взгляд и встала.

— Мама, нам, право же, пора идти.

— Разумеется, — согласилась миссис Доусон, презрительно усмехнувшись, и поднялась, шурша юбками.

Преподобный Постлтуэй и лорд Уонстед тоже поднялись.

— Не беспокойтесь, викарий, не нужно нас провожать, — заявила миссис Доусон. — Приходите завтра в Холл. Обсудим ваше предложение поставить в церкви орган.

Лорд Уонстед и преподобный не двинулись с места, а обе леди удалились. Сдержанная ярость сверкала в глазах лорда Уонстеда, когда он посмотрел на собравшихся, которых внезапно охватило смущение. Когда его взгляд добрался до Люсинды, он словно пронзил ее безмолвным обвинением. Но она не отвела, свой взгляд. Если он поступил как-то неправильно с мисс Доусон, его дело все исправить. Быть может, бал, который дает миссис Доусон, предоставит для этого прекрасную возможность.

— Ну, знаете ли, — прошептала, наконец, мисс Кротчет.

— Мне, кажется, тоже пора идти, — сказала Люсинда, натянуто улыбнувшись. — Мне уже давно пора быть дома. До свидания.

— Ах нет, — простонала Люсинда, когда дым повалил из плиты. Кашляя, ощущая колющую боль в глазах и горле, ока взяла салфетку, схватила поднос с бисквитами и вытащила его из печки. Горячий противень ударился о металлическую подставку, которую она заранее поставила на стол. Люсинда замахала салфеткой, чтобы разогнать дым. София потянула ее за юбку. В ее мягких золотистых волосах болтался небесно-голубой бант под цвет платья.

— Бисквит?

— Подожди минутку, милочка, — сказала Люсинда, выложив печенье на тарелку.

Малышка протянула руку и согнула пальчики.

— Бисквит!

— Не может быть, чтобы ты проголодалась; мы же завтракали всего час назад.

Однако София не сводила глаз с печенья. Девочка, видимо, не забыла, что жила в Лондоне впроголодь.

— Обещаю, скоро ты получишь печенье. Пусть остынет, иначе обожжешь язычок. А пока я вскипячу чай.

София наклонила голову набок, подбородок у нее задрожал.

— Не плачь, детка. Ждать придется недолго. Будь хорошей девочкой, поиграй с Мармеладом. Я не хочу, чтобы вы с ним вертелись у меня под ногами, пока я кипячу воду.

София обошла кухонный стол и опустилась на корточки рядом с котенком, который растянулся на коврике у очага.

Люсинда стала счищать с бисквитов подгоревшие части.

— Я правильно поступила, что не пошла сегодня к викарию, — сказала Люсинда, кладя на тарелку маленький бисквит. — Мисс Кэтрин Доусон очень подходит его сиятельству. — Люсинда судорожно сглотнула и вытерла слезинку в уголке глаза.

София, щекотавшая котенку животик, подняла голову.

— Мама плачет?

— Это от дыма.

Люсинда подошла к окну, открыла его пошире, вдохнула полной грудью, успокоилась и вернулась к столу.

Ей не следует думать о лорде Уонстеде. Ее решение выйти из комитета — правильное решение. С нее вполне хватит забот о Софии и без вмешательства в дела викария. Он согласился с ее решением. С излишней готовностью, подумала Люсинда, сердито глядя на пар, поднимающийся над котелком. Она наполнила кипятком чайник и поставила его на поднос.

София подняла глаза.

— А гулять?

— Попозже. — Люсинда поставила на поднос тарелки и чашки и отнесла в гостиную.

Семеня следом за ней, София залезла на диван и откинулась на спинку, глядя в окно.

— Дядя идет.

— Какой дядя? — Не сыщик ли это с Боу-стрит? Она выглянула в окно.

— Лошадка, — сказала София, указав пальцем. Лорд Уонстед привязывал лошадь к воротам под проливным дождем.

— О Боже. — Что, если он захочет войти? Смесь паники и надежды лишила ее возможности двигаться. В доме пахло подгоревшими бисквитами, и она не может предложить ему приличного угощения, пока Энни не сходит утром на рынок. Возможно, не стоит открывать дверь? Она была бы в состоянии думать, если бы сердце у нее не билось так громко.

И еще одно. Если она так холодна, как утверждал Денби, почему она вспыхивает как свечка всякий раз, когда его сиятельство попадается ей на глаза? Нуда это не важно. Что ей делать сейчас?

София уставилась на нее.

— Дядя идет.

— Это лорд Уонстед. София, милочка, отойди от окна. Неприлично глазеть на людей.

Люсинда сняла передник и побежала на кухню, чтобы повесить его там. Пригладила волосы, поправила чепчик и ждала, когда он постучится.

В руку ей проскользнула ручка Софии, и девочка подняла на нее удивленный взгляд.

— Веди себя хорошо, София. Это очень важный человек. — Хозяин их жилища. Должно быть, поэтому в груди у нее такая дрожь, которая приводит ее в полное замешательство.

Громкий стук заставил ее подпрыгнуть. Она глубоко вздохнула, вытерла влажные ладони о юбку и открыла дверь.

— Лорд Уонстед, чем могу быть полезна? Он пристально посмотрел на нее.

— Хотелось бы знать, почему вас не было на собрании утром?

— Мне не на кого оставить Софию, — ответила Люсинда.

— Постлтуэй сказал, что вы отказались участвовать в комитете.

— Мое присутствие там не так уж важно, милорд.

Он еще больше нахмурился.

— Не так важно? Не вы ли уговорили меня посещать эти дурацкие собрания своими разговорами о служении общине, о гражданском долге?

— Но мы уже все сделали. Мисс Доусон займется организацией детских игр вместо меня. У нее для этого гораздо больше возможностей. Пони, деньги для наград… яйца.

— Яйца есть и в Грейндже.

Она ответила сердитым взглядом.

— Это ваши яйца.

— А это имеет значение?

Его негодование ударило ее, как волна. Но она стояла на своем, несмотря на его ярость.

— Это не имеет никакого значения! Вы внесли свой вклад, предоставив нам вашу землю. Мисс Доусон заботится о детских играх. Все в полном порядке.

— Это ради вас я согласился предоставить свою землю.

— Уверена, вы будете столь же великодушны по отношению к мисс Доусон.

Лорд нахмурился.

— Что вы хотите этим сказать? Люсинда с трудом сдерживала слезы.

— Хочу сказать — ради жителей деревни. Неожиданно появилась София.

— Мама плачет?

— Гром и молния! — воскликнул лорд Уонстед. — Сударыня, я зашел лишь для того, чтобы спросить, почему вас не было на собрании. Неужели мы не можем поговорить, как цивилизованные люди?

Слово «цивилизованный» явно не подходило к лорду Уонстеду в данный момент. Но она вела себя нелюбезно, держа его на пороге. Люсинда улыбнулась через силу, чопорно.

— Сегодня у моей экономки выходной, но мы с Софией как раз собрались пить чай. Не хотите ли присоединиться к нам?

Напряжение его явно спало.

— С большим удовольствием. — Он заглянул ей через плечо. — Вы что-то пекли?

— Не очень удачно. София подпрыгнула.

— Бисквиты, да, мама?

— Прошу вас, милорд, не стойте под дождем. Когда он нагнулся под притолокой, вода полилась с полей его шляпы.

— Проклятие, — тихонько произнес он.

Она сделала вид, будто не услышала, и посмотрела мимо него наружу.

— К сожалению, у меня нет конюшни для вашей лошади.

— Уверяю вас, мы с Грифом знавали и не такие передряги.

— Могу себе представить. — Она указала на гостиную и закрыла за ним переднюю дверь. — Садитесь, прошу вас.

Уонстед сел на диван.

Глава 9

Забыв обо всем, кроме угощения, София забралась на стул рядом с лордом и села, расправив юбочки.

— Чай и бисквиты, — сказала София.

— Великолепно, — сказал он.

— Бисквиты немного подгорели.

— Рад это слышать, — произнес Уонстед. — А я подумал, что дымит камин и придется ковыряться в нем кочергой. — Он озорно улыбнулся.

— Я бы не стала просить вас об этом прежде, чем вы выпьете чай.

— Вы очень любезны. — Он едва заметно улыбнулся.

Люсинда немного расслабилась. Гнев лорда налетел и прошел, как летняя гроза.

— Я принесу еще чашку, — сказана она и поспешила по коридору.

Вернувшись, с удивлением обнаружила, что Уонстед и София смотрят прямо перед собой, словно солдаты на параде. Люсинда села рядом с подносом.

— Молока, милорд?

— Да, прошу вас.

— Молока, пожалуйста, — сказала София, сложив ручки на груди.

Лорд Уонстед тоже сложил руки.

София скрестила ноги. Лорд Уонстед тоже скрестил ноги.

Люсинда добавила в две чашки немного молока, в третью налила половину, потом разлила чай.

Задержав ложечку над сахарницей, Люсинда наблюдала за Софией, которая вела себя все более и более странно, и ее улыбка становилась все шире и шире, а его сиятельство, казалось, не обращал никакого внимания на огромные голубые глаза, устремленные на него.

София сморщила носик. Он тоже сморщил нос. София нахмурилась. Он нахмурился. Она развела ноги, он развел ноги. София рассмеялась. Повернувшись, лорд Уонстед пощекотал ее под ребрышками, и она рухнула, захлебываясь от смеха, ему на колени.

— Перестаньте, — сказала Люсинда, даже не пытаясь скрыть улыбку. — София, сядь прямо, не то разольешь чай.

Лорд Уонстед погрозил пальцем:

— Будь хорошей девочкой.

— Это вы будьте хорошим, — возразила София. Люсинда затаила дыхание, ожидая грубого ответа, но лорд Уонстед положил руки на колени и ласково улыбнулся малышке.

— Я хороший.

София повторила все его движения. Он нравится малышке. Очень нравится. Ей он тоже, очень нравится. Люсинда отнесла две чашки к дивану и подала Софии чай. — Горячий? — спросила девочка.

— Нет, там много молока. Не обожжешься.

— Она подала чашку лорд Уонстеду, затем тарелку с бисквитами. София смотрела на бисквиты, не зная, какой взять.

— Они все одинаковые, милочка, — сказала Люсинда. — Возьми тот, который ближе всего к тебе, иначе его сиятельство подумает, что ты плохо воспитана.

София посмотрела на него и вытащила бисквит, лежавший в самом низу.

При этом второй бисквит едва не упал, лорд Уонстед подхватил его на лету.

— Благодарю вас, юная леди, — сказал он. — Очень любезно с вашей стороны.

София хихикнула, откусила большой кусок от своего бисквита, разбрасывая во все стороны крошки. Лорд Уонстед сунул себе в рот бисквит целиком. София посмотрела на него с нескрываемым восторгом.

— Ах, — сказала Люсинда, — это она пытается проделать свой очередной трюк. — Она поставила тарелку на стол и вернулась на свое место.

— Для такого маленького ребенка манеры у нее очень хорошие, — заметил лорд Уонстед. — Совершенно очаровательные. — Он улыбнулся.

Люсинда ответила ему улыбкой.

— Вы занимаетесь прекрасным делом, миссис Грэм. А теперь скажите, почему вы бросили деревенский праздник — и меня — на обитателей Блендона.

— Я не бросила праздник. Я сообщила все сведения викарию после окончания воскресной службы. Мисс Доусон относится к проектам с большим энтузиазмом, так пусть она этим и занимается. Он нахмурился.

— А мне что теперь делать?

Люсинда покраснела, потом побледнела, когда до нее дошел смысл намека.

— Это было бы с моей стороны самонадеянно, милорд.

— Не самонадеянно, миссис Грэм, а неправильно.

— Не понимаю.

— Почему-то все считают, что меня интересует мисс Доусон.

Люсинда встала, взяла у Софии чашку с блюдцем. Малышка прижалась щекой к его руке.

— Не хочешь ли поспать, София? — Люсинде не хотелось говорить на эту тему.

София еще крепче прижалась к лорду. Маленькая предательница.

— Пускай поспит, — сказал лорд Уонстед. — Итак, миссис Грэм, таково ваше мнение?

— Мое мнение ничего не значит.

— Стало быть, вы сообщите мне, что больше не станете помогать миссис Хобб с ее счетами. Очевидно, вы решили, что остальное она может сделать сама.

— Полагаю, достаточно будет еще одного раза.

— Итак, вы считаете, что выполнили наш договор? А я так не считаю, миссис Грэм. — Веселый великан, игравший с Софией, исчез; вместо него появился воин с жестким взглядом.

— Я согласилась навести порядок в ваших домашних счетах. И сделала это.

— Значит, я заключил весьма невыгодную сделку. — Почему же?

Он пожал плечами.

— Вы сделали свою работу за два-три вечера. В то время как я обречен на эту чепуху с праздником, на несколько недель. Стало быть, я оказался в наихудшем положении. Если только вы не пожелаете искупить свою, вину, сыграв со мной еще раз в шахматы.

Он умеет манипулировать людьми, этот повеса. Его улыбка застала ее врасплох.

— Вы выяснили у миссис Хобб, насколько больше времени я требовала длязавершения работы, да?

У него хватило благородства напустить на себя виноватый вид.

— Хотите, чтобы я сыграла с вами в шахматы? Почему?

— Потому что вы чертовски хорошо играете. — Он покраснел. — Прошу прощения. Я хочу сказать — вы очень хорошо играете. И еще потому, что мне нравится ваше общество.

Эти слова расшевелили чувства, которые, как ей казалось, она похоронила.

— Это неприлично. Попросите сквайра. Или преподобного Постлтуэя. Уверена, оба они будут рады оказать вам любезность.

— Мы взрослые люди, оба уже состояли в браке. Что здесь дурного?

Очевидно, он говорит о чем-то большем, чем просто партия в шахматы. Это, конечно, соблазнительно, но она не может себе этого позволить. Он думает, что она веселая вдова. Даже если бы она не была замужней женщиной, ей нечего предложить такому человеку, исполненному всевозможных мужских достоинств.

— Прошу прощения, милорд. Поймите, я не ищу мужского общества. Единственное, что мне нужно, — это обеспечить кров для моей дочери и жить спокойно.

— Если вы хотите покоя, зачем втягиваете других людей в ваши грандиозные планы улучшения этого мира?

— А разве желание улучшить участь окружающих не благородно?

— Вы опять отвечаете вопросом на вопрос. Вы что-то скрываете, миссис Грэм. Когда я спросил у мистера Брауна о вас, он ответил весьма уклончиво. Может быть, между вами и моим управляющим что-то есть? — Вы оскорбляете меня, милорд. Мне кажется, вам лучше уйти.

Он посмотрел на Софию.

— А мне кажется, из меня получилась очень хорошая подушка.

— Вы комфортабельны, как кровать, в которую насыпали камней, — парировала Люсинда.

Уонстед запрокинул голову и расхохотался. Это зрелище и этот звук совершенно обезоружили ее, не говоря уже о том, что они разрушили стену, которую она пыталась выстроить между ними. На месте этой стены она обнаружила желание положить голову ему на плечо и признать свое поражение.

— Миссис Грэм, давайте назовем это миром. Вам не нравится, когда я делаю намеки на ваш счет, мне не нравится, когда вы делаете неверные заключения обо мне и мисс Доусон. Мы с ней друзья детства. Ничего более.

Друзья, которые поженятся, судя по слухам. Все в деревне, не говоря уже о графстве, полагали, что мисс Доусон ждет, когда он вернется с войны. Если так, она обречена на разочарование. Если только у матушки мисс Доусон не получится перехитрить свою жертву.

— Вы хотели, чтобы я отдал свою землю для проведения праздника, — продолжал он. — Я хочу, чтобы вы заняли мое место в комитете и играли со мной в шахматы раз в неделю по вечерам. Неужели я прошу слишком много в обмен на причиняемые мне неудобства?

Она прищурилась. Не клонит ли он к тому, чтобы забраться обратно в свою раковину?

Полные подвижные губы скривились в улыбке.

— Прошу вас, миссис Грэм.

Все внутри у нее растаяло, как свеча, которую надолго оставили на солнце. Хватило одного этого слова и этой улыбки. Этот человек обладает обаянием Дон Жуана, а у нее не хватает силы воли сопротивляться.

— Хорошо, я продолжу работу в комитете и помогу миссис Хобб с ее счетами. А если останется время, будем играть в шахматы.

Он с облегчением вздохнул:

— Слава Богу, договорились.

София пошевелилась и перевернулась на спину; теперь ее голова лежала у него на бедре.

Кончиком пальца он коснулся золотистого локона:

— Наверное, ей лучше лечь в постель.

Уонстед поднял девочку, намереваясь отнести ее в постель.

Люсинда протянула руки, чтобы принять ее. Он покачал головой.

— Где она спит?

— Наверху, на втором этаже.

Уонстед вынес Софию из комнаты, поднялся на нижнюю ступеньку, со свистом выдохнул воздух, споткнулся. Люсинда запаниковала.

— Разрешите, я возьму ее.

— Не тревожьтесь, я ее не уроню.

В его нетерпеливом тоне она услышала смущение.

Люсинда жестом предложила ему идти вперед, последовала за ним, обошла его в дверях и откинула с кровати покрывало.

Уонстед бережно положил Софию на кровать. Люсинда старалась отогнать картины, возникшие у нее в голове, — яростный солдат, джентльмен, нежный отец, любовник… Все эти мысли Люсинда прогнала, но сердцу не прикажешь.

Пока она укрывала девочку и подтыкала одеяло под ее хрупкое тельце, он окинул взглядом скудную обстановку, кружевные занавеси на окне, маленькую деревянную куклу на туалетном столике.

— Вы хорошая мать, миссис Грэм. Люсинда прижала палец к губам.

— Давайте спустимся вниз, пока мы ее не разбудили. — Но дело было не в том, что ребёнок проснется. София спала, как ангел.

Он пошел за ней вниз по лестнице, а потом оглянулся.

— Ступеньки скрипят. Я попрошу Брауна посмотреть, не нужно ли их починить, и попрошу сделать перила.

Каждый день с тех пор, как они приехали сюда, Люсинда сетовала на отсутствие перил.

— Я не могу платить за дом больше, так что не беспокойтесь. Я заключила договор с мистером Брауном на этот дом, как он есть.

Он оглядел маленькую гостиную и сжал губы.

— Утром поговорю с Брауном.

— Право же, милорд, в этом нет необходимости. — Она улыбнулась. — Благодарю вас, что помогли мне с Софией. Когда-нибудь вы станете замечательным отцом.

— Благодарю, дети — это не для меня. — Пятна тусклого румянца выступили на его щеках. — Я ничего не имею против них, если они похожи на вашу дочку. Но младенцев не люблю. — Он поморщился. — Они так вопят.

Вспомнив, как относился Джеффри к младшим сестрам и братьям, Люсинда покачала головой.

— Вы скоро привыкнете, дети быстро растут. Уонстед остановил взгляд на ее губах, дыхание его участилось.

— Софии повезло, — тихо произнес он.

— Она очень милая, — прошептала Люсинда.

Он положил руку ей на плечо, рука была горячей и, казалось, прожгла ее насквозь.

— Я знаю, миссис Грэм, каких усилий вам стоит сохранить вашу семью. Вы на правильном пути.

Его губы — чувственные, зовущие, мягкие, как бархат, — были совсем близко от ее губ. Она попыталась посмеяться над его похвалой, но смогла лишь улыбнуться. Темный завиток волос упал на его широкий лоб. Ей захотелось откинуть этот завиток с его лица, разгладить его лоб, прижаться губами к его щеке. Но Люсинда лишь прерывисто вздохнула.

— София — моя радость, и от этого жизнь кажется мне не такой тяжелой.

— Вы могли бы многое принести в жертву тому, кого любите.

Она покачала головой.

— Возможно, не знаю. Знаю лишь, что должна заботиться о Софии.

Он придвинулся ближе, обдав горячим дыханием ее губы. Ее охватило желание.

Время, казалось, остановилось.

Господи, что она делает? Люсинда отскочила.

Уонстед вопросительно наклонил голову.

— Вы не можете отрицать, что нас влечет друг к другу.

— Будем считать, что это ошибка, милорд. — Она смотрела на него из-под опущенных ресниц. Ведь она вела себя ничем не лучше блудницы, а теперь отвергала его.

Он пришел в замешательство и резко поклонился.

— Прошу прощения, я неправильно истолковал ситуацию.

Единственное, чего Люсинда хотела, — спокойно жить с Софией. Но сама лишила себя покоя, то и дело совершая опрометчивые поступки.

— Прошу вас, не нужно никаких объяснений. По моей вине произошло недоразумение.

Люсинда виновата в том, что вышла замуж за Денби, в том, что у нее не хватило храбрости во всем разобраться. Но не убеги она от мужа, не встретилась бы с лордом Уонстедом.

— Не будем искать виноватых, — произнес Уонстед, кривя губы. — Впредь постараюсь вам не навязываться.

Люсинда промолчала, как ни горько ей было это слышать.

— Но наш договор по-прежнему остается в силе, миссис Грэм?

Что он имеет в виду?

— Вы вернетесь в комитет как представитель Грейнджа? Я сказал викарию, что вы вернетесь.

— Да, наш договор остается в силе, — прошептала Люсинда.

— Я рад. — Он крепко сжал ее руку и поднес к губам. Люсинду бросило в жар, голова закружилась. Какая же она дура!

— Благодарю вас, — произнес Уонстед.

— Всего хорошего, милорд. — Она указала на дверь.

— Всего хорошего, миссис Грэм. Буду ждать шахматной партии в среду.

С этими словами Уонстед вышел.

Люсинда не двинулась с места, пока стук копыт не затих вдали. Потом вернулась в гостиную и в полном изнеможении опустилась на диван. Это нужно прекратить. Сегодня же. Но почему у нее так хорошо на душе? Почему она счастлива?

Одна партия в шахматы. Что в этом дурного, если она ясно даст понять лорду, что они могут быть только друзьями? А он согласился предоставить для проведения праздника свою землю только потому, что она его попросила.

Когда праздник пройдет, она разорвет их договор.

— Джевенс сказал, что я найду вас здесь, миссис Грэм. Люсинда резко обернулась.

— Лорд Уонстед.

Великолепный темно-синий сюртук и накрахмаленная белая рубашка выгодно подчеркивали его суровые, строгие черты.

— Я не знала, что вы дома. Мистер Джевенс сказал, что вы не будете возражать, если я выберу себе книгу из вашей великолепной библиотеки.

— Большую часть книг собрал мой дед. Вы нашли что-нибудь себе по вкусу?

Она показала ему томик в зеленой кожаной обложке. «Макбет».

— А, Шекспир. Конечно. Вы говорили, что любите его пьесы.

Запомнил.

— Надеюсь, вы не возражаете?

— Пожалуйста, берите что хотите. Мне жаль, что столько книг пропадает без пользы.

— А вы их не читаете?

— Читаю. — Он озорно улыбнулся. — Но предпочитаю шахматы.

Она ничего не ответила, а он подошел к окну и посмотрел на изгиб обсаженной деревьями аллеи.

— Мой предок выстроил эту часть дома в шестнадцатом веке.

Тема довольно безобидная.

— И с тех пор дом принадлежал вашей семье?

— Да. Нам удалось выжить во времена Генриха Восьмого и Кромвеля. — Он повернулся к ней; улыбка придала его лицу сурового воина совершенно юношеский шарм.

— Действительно, повезло. — Предки самой Люсинды сохранили верность Стюартам и потеряли все, пока Реставрация не вернула им утраченное. С каким удовольствием она рассказала бы ему историю своей семьи, поделилась бы гордостью за своих праотцев. Она сплела пальцы. — Вы зачем-то искали меня, милорд? Я закончила наши дела с миссис Хобб.

Он выгнул бровь.

— Мне хотелось бы узнать ваше мнение об одном деле, требующем вкуса и здравого смысла. Кажется, вам дано в избытке и то, и другое.

— Мне, милорд?

— Да. Пойдемте со мной. — Он направился к двери напротив той, в которую она вошла.

— Куда мы идем? — Люсинда едва поспевала за Уонстедом.

— Поспешите, — бросил он через плечо.

Сгорая от любопытства, Люсинда подхватила юбки и побежала за ним по коридору, увешанному портретами в жестких гофрированных воротниках времен Тюдоров или в струящихся кружевах времен Стюартов; был среди них и некто сурового вида в черном с ног до головы. Без сомнения, сторонник Кромвеля.

Уонстед исчез в конце коридора, соединявшего дом эпохи Тюдоров с более новым крылом. Запыхавшись, Люсинда спросила:

— Что…

— Сюда. — Он распахнул дверь в одну из комнат. Это спальня? Люсинда попятилась.

— Извините, милорд, но мне пора домой.

Он заглянул в комнату и перевел взгляд на Люсинду.

— У вас слишком богатое воображение, миссис Грэм. Люсинда почувствовала, что краснеет. Неужели он догадался, что после пикника она только и мечтает о том, чтобы он снова прижался к ней всем телом? Знает ли он, что она была разочарована, поскольку ей показалось, что его поцелуй был не таким страстным, как ей хотелось бы. Люсинда бросила на него сердитый взгляд и вошла в комнату, прижимая к груди книгу — единственное средство самозащиты.

Люсинда огляделась. Кровать под пологом занимала один угол комнаты, в другом углу стояли дамский туалетный столик и табурет.

— Что вы хотели мне показать? — едва слышно спросила она.

— Мне хотелось бы устроить в этой комнате новомодный ватер-клозет и ванную. Что скажете?

— Ванна должна быть большой. Глаза Уонстеда почему-то блеснули.

— Надеюсь, достаточно большой, чтобы в ней могли поместиться двое.

Люсинда представила себе лорда Уонстеда в ванне, и внутри у нее вспыхнуло пламя, справиться с которым она не могла. Она постаралась, чтобы голос у нее звучал ровно, а мысли сосредоточились на предмете разговора.

— Но, насколько я понимаю, это спальня графини. Вы собираетесь переделать ее?

— А почему бы и нет? — Он прошел мимо нее и остановился в изножье кровати. — Ведь у меня нет жены. — В голосе прозвучали нотки радости, — Кроме того, — продолжал Уонстед, — комната большая — эта комната вполне годится для двоих. — Уонстед неожиданно привлек ее к себе. — Что скажете?

Жар его тела согревал ее. Голову туманил запах лимона и лавра. Люсинде хотелось припасть к его плечу, отдаться под защиту его мужской силы, открыть сердце и душу этому неожиданному дару — чему-то замечательному, что происходит в ее жизни.

Она прижала ладони к его груди и не могла отвести глаз от его губ, обещающих райское блаженство.

— Пустите меня, прошу вас, милорд.

— Вы все-таки боитесь меня, миссис Грэм? Не думал, что вы трусиха.

Что-то резкое в его голосе заставило ее замолчать, а его способность читать ее мысли показалась устрашающей. Но в глазах его была одна только доброта.

— Я должна счесть вас дерзким. Это нечестная игра, милорд.

— Зовите меня Хьюго. Вы счастливы?

— Скорее да, чем нет, милорд.

— Хьюго. — В его взгляде не было ничего угрожающего, но он не отпускал ее. Люсинда поняла, что он хочет ее.

И, помоги ей Бог, она тоже хочет его всеми фибрами своего существа. Никогда в жизни она не испытывала желания такой неопровержимой силы. Сердце билось, чувствуя одновременно волнение и страх. От все охватывающего желания согласиться во рту у нее пересохло, в груди заныло. К счастью, здравый смысл возобладал.

Его тяжелый вздох раздался в тишине.

— Вы, конечно, остаетесь верной вашему мужу? — Его мягкий баритон соблазнительно понизился. — Но ведь он, без сомнения, хотел лучшей жизни для своего ребенка, чем жизнь в стесненных обстоятельствах?

Он, конечно же, заметил скудную обстановку в ее доме, ее скромный образ жизни и вышедшие из моды платья. Это предложение представляло финансово обеспеченное будущее без всяких обязательств плюс утешение в его объятиях. Перспектива показалась ей весьма соблазнительной. Но если об этом когда-нибудь узнают ее родные… Или если Денби выяснит, где она живет… Но сейчас она могла думать лишь о руках, обнимавших ее, и мечтать о ласках.

Но если она согласится, если отбросит осторожность, понравится ли она ему как женщина, или он отвергнет ее с презрением?

— Я не могу, — сказала она. Он отпустил ее и отошел.

— Опять вы заставили меня позавидовать вашему мужу, Люсинда. — Он внимательно всматривался в нее. — Почему? Я знаю, вас влечет ко мне. Если не ваши слова, то ваши поцелуи говорят об этом. Почему бы, не обменять одиночество на то, что мы можем дать друг другу?

Между ними лежит слишком много лжи. Она заговорила о правде, отрицать которую он не мог:

— Вам нужны жена и наследник. Я не хочу вам мешать.

Хьюго повеселел.

— Если это единственное препятствие, оно улажено. Я не принадлежу к тем мужчинам, которые нарушают супружеские обеты. Я не собираюсь жениться.

— А наследник?

Он обхватил её лицо ладонями.

— Как я уже сказал вам, я не хочу иметь детей. Наследник у меня есть. Мой родственник.

Она всмотрелась в его глаза, стараясь отыскать там правду, но нашла лишь пыл, желание и томление.

Их губы слились. Она хочет его. Никогда в жизни она не испытывала такого сильного желания. Реально ли оно? Если действительно в ней скрывается женщина, этот мужчина выпустит ее на свободу. Или он подтвердит ясесто-чайшую проделку природы. Осмелится ли она выяснить это?

Но если хотя бы не сделает попытку, она всю жизнь будет жалеть об этом.

Люсинда обвила руками его шею и провела по его губам языком.

Он застонал и раскрыл губы.

— Люсинда, — пробормотал он.

«Хьюго, любовь моя», — прошептало ее сердце.

Глава 10

Руки горячие и крепкие, как сталь, подхватили ее. В его объятиях было безопасно и надежно. Прижавшись к его груди, Люсинда почувствовала себя хрупкой, драгоценной и невероятно женственной.

Хьюго отнес ее в свою комнату, подошел к огромной кровати с пологом на четырех столбиках и осторожно поставил Люсинду на ноги. Обхватил руками ее лицо, осыпал легкими поцелуями ее веки, нос, уголки рта.

Как медленно. Ей не нужно время, не то она начнет думать. Она взялась за пуговицы на его сюртуке.

Он застонал. Грудь его вздымалась часто и неровно, как и ее. Он сбросил сюртук, окинул Люсинду взглядом с ног до головы. Развязал тесемки ее платья. Увидев, что лиф остался на месте, нахмурился, но потом нашел булавки и вытащил.

Ей тоже захотелось увидеть его. Ее пальцы метнулись к пуговицам его жилета.

— Не волнуйтесь, любимая. — Голос его звучал хрипло. Любимая. От этого слова она утратила всякую возможность сопротивления.

Он снял жилет, сорвал с себя галстук, непослушными пальцами расстегнул у горла рубашку. Она увидела на его груди темные волосы. Коснулась этих упругих завитков, грубых, очень мужских. Потом нерешительно посмотрела на него. Не подумает ли он, что она слишком дерзка?

Люсинда смело положила ладонь ему на грудь, впитывая в себя ее жар.

Он резко втянул воздух.

Люсинда улыбнулась.

— Ах вы, маленькая распутница, — шутливо сказал он, не скрывая своего восторга.

Ему понравилось ее прикосновение. А она пришла в упоение, ощущая жесткие завитки над горячей кожей. Она запустила пальцы глубже в открытый ворот его рубашки и ощутила выпуклые мышцы его груди.

Он схватил Люсинду за руку, поднес ее к губам, поцеловал каждый палец, не сводя с нее глаз.

— Твоя очередь, — прошептал он.

Он коснулся губами ее шеи, вдохнул ее запах.

— Ты восхитительно пахнешь.

Он стянул с нее лиф платья, показались сорочка и корсет. Хьюго застонал, губы его скользнули по ее грудям, едва прикрытым тонкой сорочкой. Он развязал тесемки на сорочке, расшнуровал корсет легко и умело, и стал мять и тискать одну грудь; обвел пальцем сосок, который сразу же стал твердым и уперся в тонкую ткань сорочки.

Люсинда окаменела в ожидании боли, ощутила дурноту. Ей очень нравятся его поцелуи, его ласки, но боль, которую он ей причинит, она не вынесет.

Он посмотрел на нее:

— Что такое, любимая?

Чувство вины, горькое, как желчь, комком застряло у нее в горле. Он подумает, что она кокетка худшего пошиба. Покачав головой, Люсинда закрыла глаза.

— Простите меня. — Она отвела его руку и скрестила руки на своей полуоткрытой груди, внезапно с ужасом ощутив, что стоит перед ним полуобнаженная.

— Я причинил тебе боль? — Искреннее волнение в его голосе заставило ее посмотреть на него.

— Это я… это я виновата… — Она отступила, спина ее уперлась в край кровати. Бежать некуда. Люсинда отвернулась и уставилась на синий, с золотом, полог. — Я не могу.

Хьюго не шелохнулся, но она ощущала его взгляд на своем лице.

— Это бессмыслица. Вы целовали меня так, что… — Он коснулся пальцами ее подбородка. — Называй меня Хьюго и обращайся ко мне на ты.

Люсинда отпрянула. Хьюго отдернул руку. Застыв, он смотрел на нее. Люсинда не смела, на него взглянуть.

— Простите меня.

— Твой муж причинял тебе боль. — Он посмотрел на шрам у нее на ключице. — Это он сделал?

Люсинда кивнула.

— Это произошло случайно, — шепотом ответила она. — Он был пьян. — Ей самой очень хотелось в это верить.

— Он не хотел тебя обжечь сигарой?

— Я рассердила его, когда он был пьян. Хьюго вздохнул.

— Боже мой. Мужчина не вправе причинять боль женщине. Будь он трезвый или пьяный. — Он коснулся ее плеча. — Клянусь, я никогда не сделаю ничего подобного.

— Я знаю, вы не причините мне боли. Нарочно. Но я… — Крепко стиснув сорочку, прикрыв грудь, Люсинда отвернулась, чтобы не видеть выражения жалости на его лице. — Со мной что-то не так. Мне не нравится… это.

— Но ведь тебе нравятся поцелуи. Она вспыхнула.

— Это совсем другое.

— Он старался сделать больно, когда ласкал тебя? — О Боже. Она больше не вынесет.

— Прошу вас, милорд. Хьюго. Позвольте мне уйти.

— Ответь мне только на этот вопрос, Люсинда. Когда он ложился с тобой в постель, он делал тебе больно? Не только в первый раз, но и во все последующие?

— Да. Он говорил… что я… фригидная… — Она бросила быстрый взгляд на его лицо. — Он не мог возбудить меня, что бы ни делал. Под конец он даже не раздевался. Только выполнял свой долг и… — Голос ее дрогнул.

— А что он делал, чтобы возбудить тебя? Причинял боль?

— Он говорил, что это единственный способ заставить меня хоть что-то почувствовать.

— Ему доставляло удовольствие, что тебе больно и страшно. Хорошо, черт побери, что он мертв, иначе я убил бы его собственными руками.

— Потом он умолял простить его. Обвинял во всем меня, потому что я была равнодушна.

— Мерзавец. — Он обхватил руками ее лицо. — Бывают же такие мужчины — свиньи. Он делал это, чтобы доставить удовольствие себе, а не тебе. Люсинда, а ты не чувствовала, что что-то не так? Не говорила с твоей матерью? С какой-нибудь знакомой женщиной?

— Он пригрозил, что всем расскажет обо мне, если я хотя бы заикнусь об этом. — Она опустила ресницы, чтобы избежать его взгляда, зная, что он будет презирать ее за слабость. — Я не хотела, чтобы кто-то знал, что я… такая. — Фригидная. Холодная. Бесчувственная.

— Я в это не верю. Ты страстная женщина. Я почувствовал это в тот момент, когда встретил тебя. Этот… человек украл у тебя радость и наслаждение. Нельзя жить, думая, что между мужчиной и женщиной существует лишь то, что причиняет боль.

— А что, если вы ошибаетесь?

— Не ошибаюсь. Ты зажигаешь огонь в моей крови, когда я держу тебя в объятиях. Но ты никогда ничего не узнаешь наверняка, если не попытаешься. — Не прикасаясь к ней, он провел языком по ее губам.

Их языки сплелись и пустились в пляс. Охватившее ее желание возрастало с каждой секундой.

— Твой поцелуй опалил меня словно огнем. — Хьюго улыбнулся.

— Обнимите меня, — попросила Люсинда.

Хьюго выполнил ее просьбу. Стал ласкать ее, покрывать поцелуями. Коснулся грудей. Люсинда ахнула.

— Снимите рубашку. Я хочу посмотреть на вас.

Он сорвал с себя рубашку, не расстегивая, через голову и стоял не двигаясь.

Бронзовый бог войны. Но в отличие от статуи этот воин-бог жил, дышал. От него исходило тепло. Люсинда с восторгом смотрела на него.

Затем указала на белую дугообразную полоску на груди:

— Что это?

— Удар саблей.

— А это? — Ее палец задержался на шраме размером с крону у него на боку.

Он вздохнул и пожал плечами:

— Пуля задела.

— Вас могли убить.

— Да. — Он выгнул бровь. — Прикоснись ко мне, если хочешь.

Она облизнула губы и посмотрела на вертикальную линию темных волос, разделявшую его живот. Распластала ладони на его груди, ощутила, как соски затвердели под ее руками. Из груди его вырвался гортанный стон.

Она отпрянула.

— Умоляю, не останавливайся, — проговорил он. — Это такое наслаждение!

Она погладила его плечи.

Он обнял ее и стал поглаживать спину ритмическими кругами, ласкал ее грудь, пока соски ее не защипало, и они не запылали от жажды его прикосновений.

Дрожащими пальцами она исследовала контуры его мышц, руки, напрягшиеся под ее руками, его горячий плоский живот. Он с шумом втянул в себя воздух, когда она провела пальцем по линии волос к его ремню.

— Полежи со мной, Люсинда, — прошептал он ей в волосы.

— Да. — Неужели она произнесла это вслух?

Наверное, сказала, потому что одним плавным движением он положил ее на огромную кровать и вытянулся рядом.

Хьюго наклонил голову, и она подставила ему губы для поцелуя.

Он обхватил ее грудь. Люсинда насторожилась.

— Не бойся, больно не будет. Если не понравится, скажешь. Я остановлюсь.

Люсинда едва заметно кивнула.

Он поцеловал ее в уголок рта, в щеку, в подбородок, опуская голову все ниже.

Он прижался губами к ее груди сквозь сорочку. Она впилась пальцами ему в плечи.

— Ах, дорогая, — сказал он с вздохом, — не нужно молча терпеть меня. Скажи, чего ты хочешь.

— Мне нравится, — выдохнула Люсинда.

— Атак? — Он опустил голову еще ниже и провел языком по ее соску.

— Да, — прошептала она. Желание достигло своего апогея.

Ее тело превратилось в инструмент, на котором он мог играть, извлекая из его глубин чарующую музыку. Люсинда забыла обо всем на свете.

Его руки скользили по ее телу, трогали, ласкали и вызывали невообразимую сладость, шепча песню на ее коленях, и, наконец, они скользнули между ее ног.

Он поднял голову. Она разочарованно вздохнула.

— Ты меня убиваешь. Я хочу видеть тебя всю, — прошептал Хьюго и потянул кверху подол ее сорочки. Люсинда приподнялась, чтобы помочь ему полностью раздеть ее.

— Красавица. — Хьюго с благоговением смотрел на нее.

— Какая я красавица? Нос большой, подбородок квадратный, и вообще меня слишком много.

— Ты великолепна.

— Со зрением у меня все в порядке, милорд. Когда я смотрю в зеркало, вижу то, что видят все остальные.

Хьюго не сводил с нее глаз.

— Какие бедра, — прошептал он и даже застонал, представив себе, как эти бедра обхватят его.

— Мне бы тоже хотелось видеть вас всего, — хриплым шепотом, проговорила Люсинда. Хьюго поморщился.

— Боюсь, я представляю собой не очень-то красивое зрелище. — И он усмехнулся.

Люсинда протянула руку к его панталонам и нащупала пуговицу.

— Меня не испугает то, что я увижу.

— Дай мне снять сапоги, — сказал он, повернулся и сел, спустив ноги.

Люсинда очарованно смотрела, как он стягиваем облегающие панталоны со своих крепких узких бедер и мускулистых ног. Ей не следовало смотреть на него в этот момент, но это было выше ее сил.

Хьюго повернулся к ней. Его возбужденный жезл был огромным.

У Люсинды перехватило дыхание. Она отодвинулась.

Он стал на кровати на коленях, взял ее за руку и запечатлел на ее ладони поцелуй.

— Вот что сделала со мной твоя страсть. Я не причиню тебе боли, если буду осторожен. И если ты готова меня принять. Ты не фригидна, — продолжал он, — ты горячая, влажная, и ты готова. Докажи это самой себе. Позволь мне войти в тебя.

Искушение велико. Если она не согласится, то никогда ничего не узнает наверняка. — Да. Он запечатлел на ее губах страстный поцелуй.

— Вот еще что, дорогая.

Хьюго выдвинул ящичек стола, стоявшего у кровати, достал прозрачный пакетик и вынул из него что-то похожее на палец перчатки.

Люсинда отпрянула.

— Что это?

— Чтобы ты не забеременела.

Он улыбнулся, заметив ее недоумевающий взгляд.

Может ли она довериться ему? Она кивнула.

Он натянул неизвестный ей предмет на свой жезл и завязал бантиком узкую красную ленточку у самого основания.

— Как красиво! — Люсинда рассмеялась.

Хьюго поцеловал ее, коленом раздвинул ей ноги, и Люсинда снова почувствовала желание.

Его палец проскользнул в нее, ей это понравилось, но этого было недостаточно. И, наконец, его жезл уткнулся в нее.

Хьюго продолжал ласкать ее. Люсинда приподнялась, требуя большего.

Хьюго убрал палец. Она протестующе вскрикнула.

— Я не могу больше сдерживаться, — прошептал он. — Впусти меня.

«Верь ему», — сказало ей сердце.

— Да, — ответила она. — Пожалуйста. Поскорее, пока я не передумала.

Кровь прилила к его чреслам, опустошила разум, побуждая его зарыться в ее влажное горячее лоно по самую рукоять. Рассудок боролся в нем с требованием похоти и одержал верх. С этой женщиной все должно быть правильно. С его женщиной.

Он наклонился, чтобы испить сладость ее губ. Она ответила с таким пылом, что губы его обожгло. Ее великолепные груди прижимались к нему, моля о поцелуях. Он зарылся лицом в теплую аллею между ними, наполнил ими ладони. Ее страстные стоны казались ему ангельским пением.

Он осторожно вошел в нее. Вперед, требовало его тело. Не торопись, требовал рассудок. Он стиснул челюсти, замер и посмотрел ей в лицо.

Ее глаза широко раскрылись, потом стали ясными, как полуночное небо в горах Испании. Она обхватила его ногами и втянула в свой рай. Он проникал глубже с каждым толчком. Ни одна женщина не поощряла его с такой сладостью, никогда не вызывала у него такого возбуждения. Ее ладони гладили его плечи, ногти впились ему в спину, и она приподняла бедра ему навстречу. Крики наслаждения, издаваемые ею, были самыми сладкими звуками в мире.

Он больше не мог сдерживаться. Ее стоны освобождения смешались с его торжествующим криком.

Хьюго вышел из нее. Она пошевелилась и посмотрела на него с усталой улыбкой.

— Спи, — сказал Хьюго и скатился с нее. Затем привлек к себе и обнял.

Его женщина. Такая хрупкая. Такая уязвимая. Он измерил глубину ее настороженного молчания и нашел там сокровище, не имеющее себе равных. Внезапно будущее показалось ему не таким одиноким, если она согласится на то малое, что он может ей предложить.

Глава 11

Жар блаженства, от которого она вся расплавилась, теперь медленно остывал. Кто-то дышал у ее щеки. Кто-то теплый лежал рядом с ней. Хьюго. Удивительный, сильный, ласковый, полный сочувствия Хьюго. Этот мужчина подарил ей ее женственность, а это все равно, что подарить жизнь.

Люсинда открыла глаза. Окруженная синим пологом, схваченная кольцом его надежных рук, она не желала ничего — только прижаться к нему еще крепче и проспать так целый день. Здесь она в безопасности.

Но что будет, если он узнает, что она замужем, что тот, кто вызывает у него презрение, может вернуть ее себе? Ложь, к которой она прибегала ради самозащиты, казалась мельничным жерновом, висевшим у нее на шее, этот жернов затягивал ее в обман все глубже и глубже, а ведь она обманывает того, кто подарил ей радость жизни. Люсинде стало стыдно.

Она откинула простыню и приподнялась на локте.

Хьюго поднял голову.

— Уже проснулась, дорогая?

Со спутанными черными волосами, с полуоткрытыми глазами он выглядел необычайно чувственным и красивым. Люсинде не хотелось от него уходить.

— Мне пора домой.

Хьюго улыбнулся с довольным видом. Он словно помолодел, выражение озабоченности исчезло с лица, он походил на озорного мальчишку.

— Переезжай в Грейндж. Тогда не придется никуда торопиться.

— Переехать в Грейндж?

— Так удобнее.

Она позволила ему ласкать себя, и он, по-видимому, решил, что она согласна стать его любовницей. Мысль о том, что она будет каждую ночь лежать рядом с ним, целовать его, дарить ему наслаждение, разделять с ним ложе и жить с ним одной жизнью, — эта мысль была невероятно соблазнительна.

В порыве страсти она не подумала о том, что будет дальше.

— Нет.

Улыбка его исчезла. С задумчивым видом он погладил ее по руке.

— Я что-то сделал не так? — Он сверкнул зубами и наклонился к ней. — Или я чего-то не сделал?..

Люсинду снова охватило желание. Ей захотелось спрятать лицо у него на груди, забыть о своем долге перед Софией, перед своей семьей, перед самой собой. Но она взяла себя в руки.

— К вам это не имеет отношения. — Она поцеловала его в губы.

Он обнял ее за плечи. Власть, которой он обладал над ее телом, ужаснула Люсинду. Она оттолкнула его.

— Мне не хотелось бы переселяться в Грейндж.

В его глазах мелькнула боль, и сердце у Люсинды сжалось.

— Подумай, у тебя есть время.

Почему не он был первым мужчиной, которого она встретила? Как могла она отказать ему, не подумав? Мысль о том, что она никогда больше не ощутит блаженства, которое испытала с Хьюго, была невыносима.

— Я дам вам ответ в следующую среду.

— В среду? Почти через неделю. — В голосе его прозвучали раздражение и досада.

— А почему бы вам, не отпустить слуг в среду на весь вечер, чтобы они помогли приготовиться к субботнему празднику? Это даст нам возможность поговорить без помех.

Он задумчиво досмотрел на нее.

— Надеюсь, ты имеешь в виду не разговоры?

Люсинда с трудом сдержала смех. Она обвела взглядом его торс, посмотрела на бедро и ахнула. Вокруг отвратительного мокнущего шрама выступила сыпь.

— Боже милосердный! Что это?

Он нахмурился и закрыл ногу покрывалом.

— Ничего.

— Вид ужасный. Вам нужно показаться врачу. — Она потянула покрывало на себя.

Но он крепко держал его.

— Хирург уверял меня, что со временем все пройдет.

Она хотела возразить. Но слова замерли у нее на губах, когда она увидела выражение его лица. И вдруг ощущение безопасности исчезло. Обмотавшись простыней, Люсинда спустилась с кровати и схватила свою сорочку.

Он поймал ее, его пальцы сжали ее запястье. Люсинда посмотрела на него.

Он отбросил ее руку, как будто обжегся.

— Прости, я был с тобой груб.

Она заморгала. Он извиняется? А разве Денби не извинялся всякий раз, когда причинял ей боль? Она посмотрела на свое запястье. На нем не было ни следов пальцев, ни синяков, она не чувствовала боли. Хьюго не Денби. Он это уже доказал.

— Я тоже прошу прощения. Я слишком остро прореагировала.

Она коснулась его плеча, он ласково поцеловал ее пальцы. Желание расцвело в ней. Напряжение нарастало.

— Мне действительно нужно домой, не то София решит, что ее бросили.

Он улыбнулся.

— А если бы я сказал, что ты бросаешь меня?

Она рассмеялась.

— Обещаю дать вам ответ в среду, когда мы обсудим, что вы собираетесь делать вот с этим. — Она указала на его ногу.

Он тихо вздохнул.

— Кстати, не пора ли тебе перейти со мной на ты? Ведь это вполне естественно, когда люди занимаются любовью.

— Согласна, впредь буду обращаться к тебе на ты.

К ужасу Хьюго, в следующее воскресенье церковный двор походил скорее на Гайд-парк, чем на двор приходской церкви. Целый сад украшенных цветами шляпок расцвел на церковных ступенях и каскадом спускался к обсаженной тисом дорожке, проложенной среди могильных плит. Преподобный Постлтуэй в белом облачении порхал от одного цветка к другому.

Где только Доусоны отыскали всех этих людей?

Местные прихожане, казалось, были поражены не меньше Хьюго. Держались поодаль от приглашенных сквайром гостей, тайком бросая на них взгляды. Люсинда не обращала на гостей никакого внимания. Хьюго не ожидал, что она смешается с незнакомыми людьми, но думал, что ему удастся перекинуться с ней парой слов после службы. Но она ускользнула через боковые ворота; ее простая соломенная шляпка и приглушенное серое платье составляли резкий контраст с модными дамами, собравшимися вокруг Кэтрин.

Он представил себе, как побежит за ней и приведет ее обратно для моральной поддержки. Эта мысль его позабавила. Великолепная идея. Хороший способ убедить ее не переезжать в Грейндж.

В голове у него мелькнула мысль найти свой экипаж и убежать от толпы. Но он отогнал эту мысль. Его долг как ведущего члена общины приветствовать гостей соседа. С тем же ощущением угнетенности, какое охватывало его перед боем, он глубоко вздохнул, устремил взгляд на клетчатый жилет сквайра Доусона и ринулся в гущу битвы.

Сквайр представил его гостям. На этот раз его способность запоминать имена подвела Хьюго. Эти люди казались все на одно лицо. Некоторые задержали на нем взгляд. Все было бы не так плохо, если бы сквайр не представил его как героя.

— Рад видеть вас, Хью, — пробормотал кто-то у его локтя. — Я думал, вы избегаете подобных вещей. — Протяжная манера говорить, свойственная образованным людям, обещала внести приятное разнообразие в эту безликость.

Искренне обрадовавшись, Хьюго протянул руку невысокому светловолосому человеку, стоявшему рядом.

— Доусон! Я слышал, вы собираетесь приехать на бал, который устраивает ваша матушка.

Артур поморщился.

— Скорее за вспомоществованием.

— Перетрудились?

Артур огляделся и понизил голос:

— Тише, старина. Хотите, чтобы услышал мой отец? Я покручусь тут, увидимся позже. — Беспокойство в синих глазах молодого человека противоречило циничной складке его рта. Это напомнило Хьюго о выражении, которое появлялось на лицах юных офицеров, когда те понимали, что войско на противоположном склоне горы в три раза превосходит численностью то, что стоит позади них. Если Хьюго не ошибся, этот бедный недоумок действительно попал в беду.

Если Артур надеется, что у Хьюго есть деньжата, чтобы вызволить его из трудной ситуации, его ждет разочарование. Сдав поле в аренду одному из соседей-фермеров, Хьюго еле-еле наскреб сумму, достаточную, чтобы купить семена для будущего сева. Но он мог дать этому юному повесе совет.

— Приходите после обеда.

Собеседник отвлечет его мысли от Люсинды и ее ответа.

— Это поздно, — сказал Артур. — Я должен покрутиться среди гостей, иначе матушка закатит истерику. — И Артур указал на группу, которая шла по дорожке к своим экипажам.

— Я подожду, — ответил Хьюго.

Как ни старалась Люсинда глубоко дышать, она не могла унять дрожь в руках. Она разгладила одеяло, которым была укрыта София, и поцеловала спящую дочку в щеку.

Артур Доусон — брат мисс Доусон. Как же она раньше не вспомнила это имя? Не вспомнила, пока не увидела белокурого молодого человека рядом с его сестрой у церкви. Ей пришлось прижать руку к губам, чтобы не вскрикнуть.

Люсинда взяла свечу и пошла вниз. Доусон — это недавнее прибавление к лизоблюдам герцога Вейла, распутный молодой человек, который крутится вокруг герцога с очарованным видом. Доусон в отличие от Денби не принадлежал к тесному кругу знакомых Вейла. Он существовал на его окраинах, как щенок, ждущий, когда великий человек погладит его по головке. И это делало его опасным. Он, конечно, ухватится за любую возможность обратить на себя внимание Вейла, в том числе и выдав ее.

Если только он ее узнал. Надежда постучалась у дверей ее рассудка. Их никогда не знакомили официально, хотя пару раз она видела его издали. Но если она вспомнила его имя и узнала его, с таким же успехом он мог узнать и ее.

Люсинда вошла в гостиную. Горячий воск капнул ей на руку. Она вздрогнула и поставила свечу в подсвечник на столе. Блендой стал ее домом, ее жизнью. Она даже нашла человека, который искренне влюбился в нее. Что же делать? Люсинда опустилась на диван.

Утром, находясь на церковном дворе, тайком расспросив собравшихся, она пришла к выводу, что Доусону очень скоро надоест жить в деревне.

— Необузданный юнец, — сказала миссис Педдл.

— Он разобьет сердце своей матери, — грустно сообщила мисс Кротчет, — а ведь каким милым мальчиком был.

— Артачится в мамашиной узде, — таково было мнение еще одного местного жителя.

«Господи, прошу тебя, не дай ему остаться». Эта беззвучная молитва эхом отдалась в ее голове. Сможет ли она прятаться от Доусона до тех пор, пока не кончится праздник?

Бездельник-денди вроде Артура Доусона вряд ли обратит свои блуждающие взоры на почтенную вдову, не отличающуюся особой красотой. Если только кто-то или что-то не привлечет его внимания к ней.

Она сжала виски дрожащими пальцами. Время паниковать наступит тогда, когда она поймет, что он узнал ее. Если она постарается не привлекать к себе его внимания, если будет держаться подальше от Доусонов и их общества — и от Хьюго тоже, — все обойдется. Жаль только, что Хьюго подумает, будто она решила отказаться от его предложения. Но тут уж ничего не поделаешь.

Судьбой ей предначертано отказаться от Хьюго. Но это лучше, чем возвратиться к прежней жизни. Ни один мужчина не живет с любовницей всю жизнь.

Эта мысль беспокоила ее.

Артур опустился в кресло, стоявшее напротив Хьюго. Он вертел в руках бокал бренди — третий за этот вечер. Рассказ Артура о его бедах не очень отличался от рассказов младших офицеров в полку Хьюго — все те же проигрыши за карточным столом, расходы на портного, которые не соответствовали получаемым от отца суммам, а в основе всего — тревога, вызванная тем, что он разоряет семью. В отличие от Лондона в армии у молодых людей было меньше времени, чтобы попадать в подобное положение. С другой стороны, молодые офицеры, чьи головы были заняты такими глупостями, быстро погибали.

Хьюго пил бренди благоговейно, чтобы тепло медленно текло по пищеводу и скапливалось в желудке. Бренди притупляло дергающую боль в бедре и ноющую тоску по Люсинде. Она вознамерилась заставить его заняться раненой ногой. Другими словами — доконать его. От этой мысли ему захотелось улыбнуться.

Артур наклонился вперед, взгляд у него был пристальный.

— Объясните, Хью. Когда вы вернулись из университета, моя мать всем уши прожужжала, какая славная парочка получится из вас и Кэтрин. И вдруг вы идете служить в армию. Что случилось, черт побери?

— В каком смысле — случилось?

— Почему вы сбежали? Или наша семья не достаточно хороша для Уонстедов?

— Так вот как она это поняла? Между мной и Кэтрин никогда ничего не было. Я смотрел на нее как на вашу маленькую сестренку. Боже мой, да ведь она только что вышла из классной комнаты, когда я уехал. — Когда Хьюго окончил университет, он думал лишь о том, как бы уехать из Грейнджа, от мрачных взглядов отца и слез матери. Он думал лишь о побеге и постиг истину ценой жизни другого человека. После этого он кинулся в самую гущу военных действий.

Артур склонил голову набок.

— Должен сказать, я на самом деле считаю, что мать слегка привирала, но, судя по тому, что она говорила, можно было понять, что вы уже помолвлены.

Хьюго резко выпрямился.

— А теперь выслушайте меня.

— Незачем петушиться, старина. Подумайте, в прошлом сезоне она всем сообщала, что за Кэтрин ухаживает герцог, а герцог всего раз протанцевал с бедной девочкой. — Артур покачал головой. — Я искренне хотел, чтобы Кэтрин улыбнулась удача.

— Как вам, например? Артур зло посмотрел на него:

— Поверьте, моя мать не распоряжается моей жизнью, как распоряжается жизнью Кэтрин.

— Я никогда не видел вашу сестру такой красивой, как сейчас, — сказал Хьюго. — Не сомневаюсь, что скоро появится тот, кто ей нужен.

— Возможно, вы правы. — Артур залпом осушил бокал, который держал в руке. — Она повеселела с тех пор, как вернулась домой из Лондона. — Он посмотрел на пустой бокал.

Хьюго налил из графина и себе, и Артуру. Тот снова откинулся в кресле.

— Кстати, не вы ли хотели погубить мою жизнь, Хью?

— О чем вы, черт возьми? — Хьюго вскочил с кресла. Боль пронзила бедро. Закружилась голова. Он даже не мог выпрямиться.

Артур поднял руку.

— Сядьте, дружище. Я пошутил.

— Стоит вам выпить, и вы всегда начинаете нести вздор. Я думал, вы пойдете по стопам вашего дядюшки, который служил во флоте.

— Я как раз собирался это сделать. Все было улажено.

— И что вам помешало?

Артур откинулся назад и закинул ногу на ногу.

— Флот — тяжелая работа, старина. — Он отпил бренди из бокала.

Это был уже не тот Артур, которого Хьюго знал.

— Я вас понимаю. — Хьюго вдохнул густой запах бренди. — Есть еще одно неприятное обстоятельство — тебя могут застрелить.

Циничный денди исчез в мгновение ока. Артур резко выпрямился.

— Думаете, я трус?

От неожиданной боли в груди у Хьюго перехватило дыхание. Он потерял многих, которых называл друзьями, и видел жизни, разбитые до такой степени, что их уже никак нельзя было возродить, и на все это смотрел, как бы издали. Ничто не имело значения после того, что он сделал со своей женой. До сих пор не имело. Потрясенный, он сжал ножку бокала с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и разжал кулак.

— Если не боитесь, значит, вы глупец.

— Я хотел поступить во флот. Да, хотел: Вы никогда не думали об этом, насколько мне известно. Хотите знать, что произошло? В тот день, когда моя мать узнала, что вас ранили в первый раз, и все говорили о том, что теперь собственность графа перейдет к одному из дальних родственников, если вы умрете, она запретила мне идти служить на флот.

— Так вот из-за чего вся эта кутерьма. От обиды.

— Черт возьми, Хью. Вы понятия не имеете, каково это. Проводите вашу сестру туда-то; поухаживайте за какой-то старой леди там-то. Я всего лишь щенок на привязи. Я просил об офицерском чине, но отец отказался позволить моему дяде внести деньги. Он велел мне наслаждаться жизнью в Лондоне. Что я и делаю, будь она неладна, эта жизнь.

— Это куда приятнее, чем промаршировать три дня и три ночи, промокнув насквозь, с пустым животом и подчиненными, которые вот-вот пристрелят тебя. Последний раз, когда такое случилось, какой-то идиот начертил неправильную карту, и нам пришлось протопать всю дорогу обратно.

Артур окаменел.

— Я способен пережить некоторые неудобства.

— Еще бывает так, что приходится соскабливать со своего рукава мозги твоего лучшего друга, — сказал Хьюго, заметив, что лицо Артура приобрело бледно-зеленый оттенок. — Не говоря уже о том, чтобы использовать тела своих подчиненных для сооружения лестницы и подниматься по этой лестнице на стену.

Артур судорожно сглотнул, но тут же взял себя в руки.

— Вейл говорит, что все вы, герои, одинаковы. Считаете, что только вы заслужили славу.

— Если, по-вашему, все это похоже на славу, вы глупец. Это всего лишь выгребная яма. А ваш Вейл просто идиот.

— Он не идиот. Он законодатель моды, воплощение элегантности и вдобавок — верх совершенства. Вы наверняка слышали о нем.

— Нет, не слышал. — Хьюго окинул взглядом бутылку бренди, решая, поможет ли еще один бокал покончить с вздором, который несет Артур.

— Я вас познакомлю с ним, когда вы в следующий раз будете в Лондоне.

— С кем?

— С герцогом Вейлом.

Героическое обожание, которое Артур когда-то питал к Хьюго, теперь озаряло другого человека, этого герцога. Невольно Хьюго ощутил зависть.

— Полагаю, он и есть та причина, по которой вы доводите ваших родителей до отчаяния.

Едва эти слова сорвались с его языка, как он понял, что зашел слишком далеко. Артур не был готов посмотреть в лицо реальности. Он был изрядно пьян, и ему нужна была ласковая рука, он нуждался в том, чтобы кто-то дружески выслушал его горестные излияния вместо того, чтобы давать советы. Видит Бог, Хьюго достаточно вынес от критических высказываний своего отца и мог бы это понять.

Артур медленно поднялся.

— Пропади все пропадом. Вы такой же, как все они. Меня тошнит от вас.

Проклятие. Два месяца вне армии — и Хьюго уже утратил способность обращаться с людьми, в данном случае с легко возбудимыми мальчишками.

— Прошу прощения, Артур. Мне не стоило этого говорить.

Артур выпрямился, посмотрел ему в глаза и, пошатываясь, поклонился.

— Д-доброй н-ночи, капитан Уонстед. Не затрудняйтесь и не провожайте меня, Я знаю дорогу.

Он добрался до двери и с шумом захлопнул ее за собой.

Заварил же он кашу, черт побери. Теперь придется потратить уйму времени, чтобы все уладить.

Быть может, если он будет активнее участвовать в подготовке праздника и втянет в это дело Артура, он вызволит этого вздорного юнца из лап кошки. Дополнительные преимущества этого плана состояли в том, что он, Хьюго, будет рядом с Люсиндой. Лучше уж смотреть на нее, не прикасаясь, чем вообще ее не видеть.

Среда. Хьюго окинул взглядом библиотеку. Все готово. Шахматная доска перед камином. По дивану разбросаны большие мягкие подушки. На столе под салфеткой — сандвичи, бутылка холодного шампанского и два бокала ожидают в ведерке со льдом, спрятанным рядом с камином.

С этим шампанским и бокалами он прибег к помощи Трента. Конечно, Джевенс и бровью не повел бы, услышав просьбу о шампанском, но вот второй бокал… Трент принес его тайком.

Хьюго надеялся, что сегодня вечером объяснит Люсинде, как глупо встречаться тайком. Есть же определенные преимущества в положении графа. Ему совершенно наплевать, что подумают люди о его личной жизни. У него нет жены, о которой следовало бы беспокоиться.

Он посмотрел на часы. Почти шесть. Она может прийти в любую минуту. От предвкушения того, что его ждет, кровь быстрее бежала по жилам, а эротическое возбуждение все нарастало.

Всю неделю она избегала его взгляда, если они случайно встречались. Он видел ее на почте в деревне в понедельник, когда ездил верхом вместе с Артуром посмотреть на поля. Люсинда так побледнела; увидев их, что Хьюго спросил, хорошо ли она себя чувствует. Она почти не взглянула на него, быстро поздоровалась и поспешила прочь. Это вывело Хьюго из себя. Он желает ей добра. Хочет, чтобы Люсинда и ее ребенок жили в его доме, и он мог бы заботиться о них.

Он чуть было не познакомил ее с Артуром. В качестве кого? Задав себе этот вопрос, он остановился. Учитывая понятия Люсинды о приличиях, и манеру Артура вести себя как повеса, он представил себе, чем это может закончиться. Он, разумеется, не хочет дать Люсинде повод отказаться от его предложения.

Сегодня вечером он будет следовать плану своего сражения. Он уговорит Люсинду поселиться у него. Ей придется согласиться. Он не может жить в постоянном эротическом возбуждении, зная, что она порхает в доме по соседству, где она для него недоступна. Он зашагал по ковру перед шахматной доской. Он чувствовал себя как в Итоне, когда ожидал помощи из дома и голод его возрастал до невообразимых размеров.

Он жил с постоянным чувством голода, потому что в школе их кормили довольно скудно. Только прибытие раз в месяц печенья и бисквитов, испеченных их кухаркой, удерживало его от краж еды на кухне. Или, по крайней мере, стало удерживать после того, как его впервые подвергли унизительному наказанию на глазах у всех.

Теперешний голод был совершенно другого рода, более резкий и более властный. Этот голод пробудил в нем зверя, и он не был уверен, что сумеет держать его под контролем. Нет! Он должен держать его под контролем. Он не может рисковать. Нельзя, чтобы она стала его бояться. Она смелая женщина, но узнай она правду, сбежала бы от него.

Следовало бы сказать ей, почему он никогда больше не женится, почему может предложить ей только место любовницы.

Господи, как грубо это звучит. Отвратительно. Но, правда, еще отвратительнее. Лучше бы она держалась от него подальше. Хьюго сердито посмотрел на слона и поставил его на место. Напрасно он послал за ней Трента. Надо было поехать самому. Тогда, если бы она отказалась от его приглашения, это не стало бы всем известно. С другой стороны, если бы он поехал сам, соседи увидели бы ее в его экипаже и начались бы сплетни.

Какая-то помойная яма.

Колеса зашуршали по гравию, и он понял, что подъехал экипаж. Он слегка раздвинул занавеси. Увидел, как Трент почтительно помог ей сойти и проводил до входной двери. Славный человек этот Трент. И хороший солдат. Ему можно доверить любое поручение. Сегодня вечером это единственный слуга в доме, и он не появится, пока Хьюго не позвонит.

Он заставил себя усесться в кресло напротив двери. Нельзя, чтобы она заметила его нетерпение. Как никак он не мальчишка.

Входная дверь захлопнулась. Послышались шаги.

Хьюго вскочил и распахнул дверь.

Она смотрела на него, широко раскрыв глаза. Он помог ей освободиться от шали.

— Ты опоздала.

— София…

— Ну да не важно. — Он привлек ее к себе, вдохнул слабый запах лаванды и впился губами в ее губы.

Люсинда расслабилась. Она прижалась к нему, схватилась за его лацканы, закрыла глаза. Он пинком ноги захлопнул дверь.

Хьюго крепко прижал ее к себе.

Люсинда уперлась рукой ему в плечо, и он неохотно отпустил ее.

Не нужно было на нее набрасываться. Он заглушил мощное желание подхватить ее на руки и отнести наверх. Не надо действовать слишком поспешно.

— Пойдем, — сказал он. — Садись. Хьюго взял ее за руку и подвел к дивану.

Она села на краешек, держась очень прямо. Сцепила пальцы, положила руки на колени и опустила на них взгляд.

Сердце его сжалось. Он уже испытывал нечто подобное в разгар боя. Это был страх.

Люсинда подняла глаза.

— Милорд. Хьюго. Я должна кое в чем признаться вам.

Глава 12

Свет в глазах Хьюго сменился настороженностью. Люсинда вздохнула.

— Я не могу переехать в Грейндж. Наступило молчание.

— Не можешь или не хочешь? — холодно спросил он.

— Мне нравится моя жизнь такой, какая она есть. Как я объясню Софии мое положение… — Она вымученно улыбнулась.

Хьюго вскочил, подошел к консольному столику, взял бокал и наполнил его бренди. Сделал большой глоток.

— Тебя тревожит что-то еще. Я это чувствую. Ты боишься меня?

Она вздрогнула, услышав упрек в его тоне, увидев его испепеляющий взгляд.

— Мы почти не знаем друг друга. Я… я просто не хочу совершать того, о чем я потом пожалею.

— Ты боишься, что брошу тебя и дочку или причиню вам вред каким-то иным способом? Ты даже не перешла со мной на ты, как обещала.

Люсинда почувствовала — мысль о том, что она боится, что не доверяет ему, глубоко его ранила. Она покачала головой.

— Я не боюсь вас, то есть тебя.

Он внимательно всматривался в нее. Не в силах выдержать его суровый взгляд, Люсинда опустила глаза на свои руки.

Он подошел к ней, взял ее за подбородок, заглянул в глаза. Люсинда опустила ресницы, иначе ей пришлось бы отдать ему свое сердце.

— Если ты не боишься меня, дай мне время завоевать твое доверие.

Он коснулся губами ее губ, и восхитительная дрожь пробежала по ее спине.

Перспектива слишком соблазнительна. Но, учитывая, что поблизости слоняется Артур Доусон и то, что она вспыхивает, как девочка, каждый раз, когда видит Хьюго, все это опасно. Этот юнец рано или поздно заметит ее.

— Не знаю, что и сказать.

— Я помогу тебе принять решение. — Он запечатлел на ее губах страстный поцелуй.

Один поцелуй — и она пойдет домой. Поцелуй стал глубже и продолжался целую вечность. Только эта полная блаженства встреча — и она положит конец всему, скажет ему, что, если он не примет ее слово как окончательное, она прибегнет к последнему средству. Уедет из Блендона. Выбора у нее нет. Она не может рисковать тем, что ее узнают.

Мысль, рассудок и здравый смысл уплыли прочь, подхваченные страстью, но вот она пришла в себя, лежа на подлокотнике дивана и задыхаясь от желания. Она смотрела из-под тяжелых век, как он встал, и протянула руки, чтобы привлечь его к себе, но он разбросал диванные подушки на ковре перед камином, подошел к двери и повернул ключ. Сердце у нее учащенно билось. — Что ты делаешь? — Увидишь.

Он схватил бутылку шампанского и сжал пальцами пробку. Бросив на нее косой взгляд, спросил:

— Надеюсь, ты не возражаешь против капельки нектара богов?

Могла ли она устоять перед дьявольским блеском его глаз? Она покачала головой.

Пробка ударилась в потолок, Люсинда вскрикнула, потом рассмеялась.

Он наполнил два бокала до краев. Сел рядом с Люсиндой и поднес бокал к ее губам. Она хотела взять его.

Но он покачал головой:

— Закрой глаза.

Удивленная, но заинтригованная, Люсинда раскрыла губы, чтобы сделать глоток. Холодные пузырьки бросились ей в лицо потоком брызг. Губы ее увлажнил не краешек бокала, а его палец. Она слизала капельки жидкости и открыла глаза. Он окунул палец в бокал, обвел холодной жидкостью ее губы, наклонился и слизал эту жидкость.

— Хмм… Какой божественный вкус, — пробормотал он. Пузырьки шампанского пробрались в ее кровь и теперь искали выхода.

Когда он поднял голову, чтобы выпить шампанское, она ощутила на миг утрату, а потом улыбнулась, потому что он снова наклонился к ней и завладел ее губами.

Пузырившаяся пена перетекла ей в рот из его рта. Потрясенная и возбужденная странным ощущением, она проглотила ее. Потом, осмелев, просунула свой холодный язык в его горячий рот. Это было восхитительно.

Ей не хватило воздуха, она оттолкнула его и рассмеялась.

— Где это ты научился таким шалостям? Он опустил ресницы и скромно улыбнулся:

— Солдат получает самое разностороннее образование.

— Теперь я понимаю. Учебник постельной стратегии Веллингтона. — Она хихикнула. Неужели она опьянела от одного глотка шампанского? Или это вино желания бьется в ее жилах и заставляет ее вести себя подобным образом? Она прижала палец к губам. — Прошу прощения.

— Это еще не все, — сказал он. — Но тебе придется сесть прямо.

Люсинда села. Он встал и подхватил ее на руки. Она думала, что он пойдет наверх в свою спальню, и обвила руками его шею, но он остановился на ковре у камина и опустился на одно колено. Она почувствовала, что он вздрогнул, хотя и постарался скрыть это.

— Твоя нога! — воскликнула Люсинда. Он поморщился.

— Немного больно, только и всего.

— Может быть, не стоит…

— О нет, стоит. — Голос его прозвучал грубовато, но в нем таился смех. Он усадил ее среди подушек и быстро развязал тесемки платья. Она помогла ему, стянув платье через голову. За платьем тут же последовали сорочка и корсет. Оставшись в одних чулках и башмаках, она почувствовала себя странно порочной и беззащитной.

— А ты? — прошептала она. — Ты не разденешься? Как Денби.

От этого отвратительного воспоминания ее пробрал холод. Она замерла. Должно быть, он это заметил и истолковал как страх, потому что погладил ее по плечу.

— Не бойся, — шепнул он. Снял фрак, рубашку, ботинки и панталоны.

Она оперлась на локоть и смотрела на него, очарованная. Провела кончиками пальцев по его плоскому животу и легко коснулась повязки на раненом бедре. Великолепный мужчина.

Он вытянулся рядом с ней, когда она легла на бок и стала поглаживать его грудь и плечи. Он перегнулся через нее, чтобы взять свой бокал, и Люсинда заметила неопровержимые признаки его возбуждения.

И его желания. Желания, вызванного ею.

— Так удобнее? — пробормотал Хьюго, проследив за направлением ее взгляда.

Она кивнула.

Он поднес бокал к ее губам, и она немного отпила. Он поцеловал ее в щеку. Губы у него были нежные. Комната расплылась у нее перед глазами, словно в тумане.

— Ляг на живот, дорогая, — прошептал Хьюго. Она заколебалась, внезапно ощутив стыд.

— Доверься мне, Люсинда.

От мольбы, прозвучавшей в его голосе, сердце у нее сжалось. Выказать страх — значит, причинить ему боль. Она легла на живот, прижавшись щекой к бархатной подушке.

— Закрой глаза.

Она опустила веки и лежала, пытаясь понять, что он задумал.

На спину ей плеснуло что-то холодное. Она ахнула. Еще мгновение — и его горячий язык слизнул холодную жидкость. Она задрожала.

— Ч-что ты делаешь?

— Терпение. — Он снова налил холодной жидкости ей на поясницу и тут же слизнул ее.

Внутри у нее все расплавилось.

Влажным пальцем он стал описывать круги на внутренней стороне ее колена. Ее бросало то в жар, то в холод, а он все мучил и мучил ее, то лил на нее шампанское, то слизывал его, пока она не достигла оргазма.

Наслаждение, похоть, желание — все это он дарил ей своими губами, языком и умелыми пальцами. Она перекатилась на спину и впилась ему в плечи.

Чувственная улыбка искривила его губы.

— Я люблю огонь, который ты скрываешь под своим строгим платьем. Это весьма эротично.

— А ты? Ты хочешь испытать удовольствие? — спросила Люсинда, бросив взгляд на его жезл.

— Конечно, хочу. — Он прижался ногами к ее бедрам, протянул руку к своему фраку и достал прозрачный пакетик.

Кондом. Она остановила его своим прикосновением:

— Теперь моя очередь.

На лице его мелькнуло выражение недоумения и надежды, когда она, все еще глядя ему в глаза, взяла у него бокал с шампанским и отпила. Потом поцеловала его жезл, и шампанское обдало его холодной струей. Он резко втянул в себя воздух, а она принялась мучить его языком и губами. Он вцепился руками в ее волосы.

— Где ты научилась этим штучкам? — спросил Хьюго, не скрывая своего восторга.

— Я не была уверена, что тебе понравится.

— Дорогая, ты сводишь меня с ума. Каждый раз, когда я тебя вижу, мне хочется прикоснуться к тебе. Я вдыхаю запах твоих духов и думаю лишь о том, как ты прижимаешься ко мне. — Он в недоумении потряс головой. — Даже твой голос возбуждает меня.

Но ведь он никогда не будет принадлежать ей, подумала Люсинда.

Это ведь лишь похоть. Сердце тут ни при чем, так же как и душа. Люсинда подумала, что она в долгу перед Хьюго. Она не испытала бы ничего подобного, если бы не он.

— А теперь я должен войти в тебя. Немедленно.

Он быстро натянул кондом. Она отстранила его руку и завязала бантик. Хьюго прижал ее к подушкам и буквально ворвался в нее, при этом глядя ей в глаза.

Она стиснула ногами его бедра, гладила его плечи, открылась ему навстречу, поощряя его движением бедер.

— Я сейчас кончу, — выдохнул Хьюго.

— Правда?

— Маленькая ведьма.

Она дрожала в экстазе.

Хьюго не переставал стонать. Он старался продлить оргазм.

Долгое время он висел над ней, опустив голову, закрыв глаза, словно утратив все силы.

Ей как-то удалось приблизить к нему свои губы.

Он поднял веки. Ответил на ее поцелуй со сладостью, которая ударила ей в сердце, перекатился на бок и, обхватив ее руками, прижался щекой к ее быстро вздымающейся и опускающейся груди. Под звуки его тяжелого дыхания она погрузилась в дремоту, полную блаженства и лишенную снов.

Часы на камине пробили десять. Люсинда проснулась.

Хьюго посмотрел на нее, как змей-искуситель.

— Если бы ты переехала ко мне, тебе не пришлось бы спешить. Мы могли бы играть всю ночь.

Искушение было столь велико, что у нее просто разрывалось сердце.

— Прости меня, — прошептала Люсинда. Он покачал головой и улыбнулся.

— Не нужно просить прощения. Просто подумай над моим предложением.

— После праздника, — сказала Люсинда, всматриваясь в его лицо. — Пока он не кончится, я не смогу думать больше ни о чем.

Он сжал губы, но кивнул в ответ:

— Согласен, если это поможет тебе принять решение в мою пользу.

— Любитель манипулировать людьми.

— Любительница откладывать решения. Люсинда рассмеялась. Весело, открыто. Как смеялась когда-то в своей семье. Слезы обожгли ей глаза.

Они оделись в дружеском молчании, помогая друг другу, посмеиваясь, в то время как им следовало быть серьезными.

— Я позвоню Тренту, пусть отвезет тебя домой. Пока они ждали, Хьюго налил себе бокал бренди и подошел к окну.

— Не надо пить, — сказала Люсинда. — Когда мой муж напивался, он становился бешеным.

Хьюго поставил бокал на соседний стол с такой поспешностью, словно обжегся.

— Извини. Жаль, что не сказала мне раньше. Я могу и не пить.

Денби говорил то же самое после случая с сигарой. Он, дескать, забыл, что сигара у него во рту, но в глазах у него был злой блеск.

— Я не надеюсь, что ты перестанешь пить ради меня. Хьюго подошел к ней.

— Ну вот, опять ты за свое, ощетинилась, как щетка.

Это сравнение рассмешило ее. Хьюго обнял ее, поцеловал. Звук подъехавшего экипажа заставил их отойти друг от друга.

— Пропади он пропадом, этот Трент, — сказал Хьюго.

— Нет, — мягко возразила она. — Мне действительно нужно возвращаться домой.

— Когда я снова увижу тебя?

— После праздника.

— Через неделю?

Она хотела сказать, что им вообще не следует встречаться. Хьюго, вероятно, прочел ее мысли, потому что приложил палец к ее губам.

— Твое желание — приказ для меня.

В этот миг Люсинда поняла, что он никогда не примет никакого ответа, кроме «да». Если ее окончательное решение будет «нет», ей придется уехать из Блендона и они никогда больше не увидится, При мысли об этом Люсинду охватило отчаяние. Как она сможет жить без него?

* * *

Солнце позолотило Дингли-Делл. Господи, сколько же лет Хьюго не вспоминал название этого места, название, которое он дал ему в детстве. На изумрудной траве потные работники с ферм, закатав рукава, поднимали растяжки, полосатые навесы на шестах палаток бились на ветру, трепетали флажки. Через два часа в Блендоне начнется деревенский праздник.

Радостные, взволнованные мужчины и женщины, живущие в его владениях, окружили Хьюго. Люсинда была права. Людям нужно немного повеселиться, чтобы в их тяжелом, а зачастую просто ужасном существовании появился хотя бы какой-то просвет.

Он подумал о Люсинде и тут же заметил ее у мишени, приготовленной для стрельбы из лука. В своем строгом сером платье с белым накрахмаленным воротником Люсинда казалась скучной, немодной, совершенно непохожей на ту страстную женщину, которую он знал. Ему захотелось увидеть ее в драгоценностях и шелках, с розами в волосах.

Всякий раз, когда он смотрел на нее, она слегка опускала ресницы, и это говорило о том, что она чувствует его взгляд — тайное послание желания и тоски.

После их последнего свидания Хьюго пришел к выводу, что настало время вывести на поле битвы обаяние Уонстедов во всем его могуществе. Если это обаяние помогло его отцу завоевать самую известную после сестер Ганнинг красавицу, почему оно не поможет ему завоевать неуловимую миссис Грэм?

На этот раз ее оборонительные сооружения не устоят перед силой его убеждений. Он будет штурмовать ее укрепления одно за другим, пока она не поднимет белый флаг. Вертя в руках прогулочную трость, Хьюго направился к ней, викарию и остальным леди из комитета.

— Не здесь! — крикнула миссис Трип. — Вы разве не видите, что солнце будет бить лучникам в глаза?

Похожий на бычка паренек передвинул мишень на три фута вправо.

Люсинда покачала головой:

— Здесь нельзя. Если кто-то промахнется, стрела может попасть прямо в детей на карусели.

— Миссис Грэм права, — сказал Хьюго. Все четыре леди воззрились на него.

Люсинда вспомнила, что они не одни, и присела перед ним в реверансе. Хьюго терпеть не мог все эти формальности.

— Добрый день, леди!

— Добрый день, — чирикнули они в ответ.

— А почему бы, не поставить мишень вон туда, в угол? Тогда никто не окажется на пути.

— По-моему, милорд, мишень должна стоять на самом виду, чтобы привлечь больше зрителей, — произнесла миссис Трип.

— Лучше всего поставить ее ближе к пивному саду, — заявила миссис Педдл. — Это хорошо для торговли.

— Я согласна с его сиятельством, — сказала мисс Кротчет и густо покраснела.

— Я тоже, — сказала Люсинда. — Тогда будет больше места, где люди могли бы собраться и смотреть, а солнце будет позади лучников.

Миссис Трип поджала губы.

— В таком случае, миссис Грэм, мы так и сделаем. Фред, возьми это и отнеси вон туда. Мы поставим мишень там.

Многострадальный Фред с трудом поднял намазанное дегтем соломенное чучело и пошел следом за не терпящей возражений миссис Трип. С чучела на траву падали соломинки.

— Еще немного, и от мишени ничего не останется, — заметила Люсинда.

— Уверен, ему больше не придется перетаскивать ее, — сказал Хьюго и добавил, легко коснувшись ее плеча: — Могу я чем-нибудь помочь?

Мисс Кротчет уставилась на них, округлив глаза.

— Ах, извините меня, пожалуйста. Пойду, посмотрю, как расставляют столы для выпечки. Слуги сквайра Доусона наверняка поставят их на солнце.

— Да, — сказала миссис Педдл, — и если я не буду присматривать за Педдлом, он будет бесплатно давать им пиво на пробу, чтобы подкрепиться.

Глаза у Люсинды сверкнули.

— Это никуда не годится.

— Я угощу всех помощников пинтой эля, миссис Педдл, — сказал Хьюго. — Пошлите счет мистеру Брауну.

Лицо миссис Педдл посветлело.

— Это настоящий джентльменский поступок, милорд, право же. Извините, что ухожу, и скажите об этом Педдлу.

— Разумеется, — кивнул Хьюго.

Люсинда проводила ее взглядом и повернулась к Хьюго. Между бровями у нее залегла морщинка. Ему захотелось разгладить эту морщинку поцелуями.

— Вы сделали это нарочно? — спросила она.

— Что именно? — Он избегал ее взгляда.

— Избавились от них.

— Миссис Грэм, как вы можете так думать? Люсинда огляделась.

Викарий, помогая мисс Доусон привязать ее пони к изгороди, поймал взгляд Люсинды и махнул ей рукой. Хьюго счел это слишком фамильярным.

— Кажется, викарию нужна моя помощь, — сказала Люсинда.

— Пусть подождет, — бросил Хьюго.

— Признаться, я не понимаю, что еще требуется. Все, что мы задумали, на месте и готово.

— Есть еще кое-что, о чем никто не подумал.

— Что вы имеете в виду?

— Пойдемте со мной и увидите.

Ему хотелось взять ее за руку. Нет. Обнять за плечи и объявить свои права на нее перед всем миром. Но он удовольствовался тем, что коснулся ее спины, слегка подтолкнув в нужном направлении.

— Сюда.

Он указал на большую палатку, стоявшую под прямым углом к палатке Педдлов. Люсинда нахмурилась.

— Столы на козлах накрыты к ужину.

— Да. — Он поднял полог и наклонился. — Войдите сюда и увидите, что вы упустили.

Прохладный запах полотна и мятой травы наполнял, пустую палатку. Смягченный свет проникал сквозь полотняные стены. Как он велел вчера Брауну, в одном конце палатки трава была покрыта настилом из досок, за которым находился помост.

Люсинда прошла на середину дощатого пола и посмотрела на подставки для музыкантов и стулья, расставленные на помосте. Она повернулась, лицо ее сияло.

— Глазам своим не верю. Хьюго не сдержал улыбки.

— Неужели будут танцы?

— После ужина. У сквайра будет свой бал, у жителей деревни — свой.

Она подошла к нему.

— Это будет главным событием вечера. Они так обрадуются. Благодарю вас. — И она наклонилась к нему!

Она хотела поцеловать его в щеку, но он губами перехватил ее губы и привлек ее к себе.

С мгновение они стояли, прижавшись, друг к другу, ее руки лежали на его плечах, он обнимал ее за талию, казалось, они давно уже состоят в браке.

Люсинда отодвинулась.

— О Господи. — Она пригладила платье, коснулась волос и оглянулась через плечо. — Напрасно мы это делаем. Вдруг кто-нибудь увидит.

Это был ее последний бастион. На этот счет у него тоже имелся план.

— Музыканты приедут к началу ужина. Кто-то кашлянул снаружи палатки.

Люсинда отступила на шаг и уставилась на доски настила.

Вошел Трент, на лице у него была понимающая ухмылка.

— Вас ищет сквайр, милорд.

Хьюго расслабился. Ему следовало бы знать, что Трент будет прикрывать его с тыла.

— Это правда?

— Да, милорд. Минуту назад он был у палаток и теперь идет сюда.

— Спасибо, Трент. — Он обратился к Люсинде с грустной улыбкой: — Итак, миссис Грэм, полагаю, вы все это одобряете?

Губы у нее были розовые, на щеках пылал румянец. Она выглядела восхитительно. Да, подумал он, ощутив, как внутри у него угнездилось глубокое удовлетворение, у него есть очень недурной план, который он собирается осуществить чуть позже.

— По-моему, все великолепно, милорд, — сказала Люсинда.

Блеск в глазах Трента говорил о том, что его не обманула выдумка насчет осмотра палатки. Ухмыльнувшись, он вышел.

— Пойдемте, миссис Грэм?

— Пойдемте, милорд. — Люсинда вышла на солнце. Хьюго прищурился, ослепленный блеском дня. А стоявшая впереди него Люсинда замерла. И тут Хьюго понял почему. К ним приближался не только сквайр, но и все семейство Доусон.

— Ей-богу, Уонстед, — крикнул сквайру — все так, как в прежние времена!

— Зачем так кричать, Генри? Уонстед не глухой. Артур, шедший позади родителей, высунул язык, а изящная Кэтрин спокойно улыбнулась.

— А вон, — сказала Люсинда, указывая в противоположном направлении, — Энни и София. Мне нужно с ней поговорить. Прошу извинить меня, милорд.

Хьюго нечего было возразить. Увы.

Раскланиваясь и пожимая руки, Хьюго заметил, что Артур смотрит на Люсинду, которая с неприступным видом идет по луговине.

— Кто это? — спросил Артур, когда Хьюго пожал ему руку.

— Кто? — переспросил Хьюго, и волоски у него на затылке встали дыбом.

— Женщина, которую вы прятали в палатке.

— Мы просто осматривали палатку, — ответил Хьюго.

— Это миссис Грэм. Она настоящее сокровище. Почти все организовала сама, — сказала Кэтрин.

Артур посмотрел в ту сторону, где Люсинда болтала со своей экономкой.

— Не встречал ли я ее раньше? — Он нахмурился и покачал головой. — Поразительная женщина и очень подходит такому крупному мужчине, как вы. — Он хитро глянул на Хьюго.

Хьюго едва сдержался. Чтобы не ударить его. Но чего ему действительно хотелось, так это затащить Люсинду обратно в прохладный сумрак палатки и спрятать ее там, подобно дракону, который охраняет свое сокровище. Он держал сжатые в кулаки руки по швам, но — да поможет ему Бог — его стратегия на этот вечер должна сработать, или он сойдет с ума, и будет выть на луну.

— Это не имеет значения. — Миссис Доусон махнула зонтиком. — Хьюго, все ли будет готово вовремя? Мои гости из Лондона хотят побыть здесь до того, как начнется бал.

— Мама, — сказала Кэтрин, — совершенно ясно, что все в порядке. Не так ли, Хьюго?

Оторвав взгляд от Люсинды, Хьюго посмотрел на ее оживленное личико. Наконец-то Кэтрин начала перечить матери. Давно пора.

— Да. Я совершенно уверен, что все пройдет великолепно.

Глава 13

Люсинда взяла на руки Софию и потрогала ее влажный лобик.

— Ты что-то горяченькая, детка. — Она вытерла носовым платком капельки пота на лбу дочки. Платок тут же стал грязным. А ведь это был один из тех платков, которые она берегла на особый случай.

Энни покачала головой и улыбнулась.

— Сдается мне, она просто разволновалась. Мы хотели отвести вас домой позавтракать. Ведь вы почти ничего не ели утром.

Люсинда с благодарностью посмотрела на Энни.

— Вы правы. — Она откинула со лба девочки влажную прядку.

Энни положила руку себе на живот.

— Она никак не может понять, почему я не разрешила ей покататься на лошадке. — И она кивнула в сторону импровизированного загона, сооруженного Трентом и Альбертом.

— Лошадка сердится, — сказала Люсинда. — Энни, ваш отец сильно навредил всем нам, посадив ее на Старину Боба. — Она подумала о том, что у Софии никогда не будет собственной лошади, как было у нее самой в детстве. Если только она не поместит свои деньги как-то особенно удачно. Судя по последнему письму, полученному ею от ее поверенного в Сити, дела ее идут необычайно хорошо, но не настолько, чтобы она могла позволить себе тратить деньги на роскошь. Но может, она все-таки примет предложение Хьюго? Ей было бы легче противиться волшебству его прикосновений, если бы она могла думать только о себе. Лишать Софию того, к чему ее влечет, казалось ей проявлением жестокосердия.

И тут перед ее мысленным взором промелькнуло выражение лица мистера Доусона-младшего, замеченное ею несколько минут тому назад. Жизнь Софии станет гораздо тяжелее, если он узнает ее, Люсинду. Но поскольку он ее не узнал, хотя и видел несколько раз и здесь, и в деревне, быть может, этого никогда не случится. Маленький цветок надежды раскрылся в глубине ее души. Возможно, она действительно обеспечила себе второй шанс на счастье.

Она поставила Софию на землю и взяла ее за руку.

— Пойдем, позавтракаем. Здесь мне больше нечего делать. А вторая половина дня будет вся твоя, дорогая. Правда, же это замечательно?

Люди выстроились в длинную очередь, чтобы заплатить за вход на праздник. Рядом с Энни, которая надела свою лучшую воскресную шляпку, а оба ее мальчугана — новые костюмчики, стояла Люсинда. Без сомнения, праздник этого года войдет в анналы истории Блендона, как имевший огромный успех. Денег, собранных сегодня, хватит, чтобы починить церковную крышу и платить учителю за один или два рабочих дня в неделю. И еще этот день принес в деревню дух общности, который заставил людей, в том числе и Хьюго, подумать о своих соседях.

— Готова побожиться, — сказала Энни, вручая три пенни, улыбавшемуся церковному служителю, — в жизни не видела такого скопления народа.

На поле толпились празднично одетые деревенские жители, среди которых можно было заметить жителей соседнего городка Мейдстона. Крики разносчиков соперничали с зазываниями тех, кто старался привлечь покупателей, сидя в палатках. Неужели всего несколько месяцев назад она боялась выйти из своего лондонского особняка, потому что из-за постоянных насмешек мужа превратилась в неуклюжую дуреху?

Они прошли мимо киосков, стоявших в ряд, и вышли на середину поля.

— Объявления викария достигли цели, — сказала Люсинда, сжимая крошечную ручку Софии, — она боялась потерять девочку в толчее. Люсинда посмотрела на трехлетних близнецов Энни. Те держались ближе к материнским юбкам, глаза их были широко раскрыты. Славные ребятишки. Жаль, если этой семье придется перебраться на север в поисках работы.

София потянула ее за руку.

— Лошадка, — сказала она.

— А ты не хочешь попробовать «удачное погружение»? — спросила Люсинда, указывая на лохань для отрубей, сейчас лохань была наполнена деревянными стружками, и маленькая девочка с перевитыми лентами каштановыми кудрями глубоко засунула в стружки руки, стараясь выудить спрятанный в них приз. За ней стояла очередь взволнованных ребятишек, ждущих своей очереди. Призы были хорошие, их приготовила мисс Доусон.

Близнецы потащили Энни к жонглеру.

— Лошадка, — сказала София, выпятив нижнюю губку.

— Через минутку, милочка. Посмотри, как дядя ловит свои хорошенькие мячики. Правда, он очень ловкий?

Пока София с интересом смотрела на жонглера, Люсинда оглядывала толпу. Но не увидела никого из знакомых ни у загона, ни у палатки с элем. Потом она увидела его, Хьюго, крупного, крепкого, на голову выше окружающих. Какой он красивый, веселый, совсем не такой, каким был всего несколько недель назад, когда приехал. И все благодаря ей, Люсинда это знала.

Толпа разделилась надвое, оставив свободный проход посредине. Люсинде хотелось, чтобы он обернулся, окинул взглядом разделяющее их пространство и увидел ее. Но его внимание привлекла мисс Доусон. Она рассмеялась — наверное, тому, что он сказал, и он наклонил голову, чтобы услышать ее слова. Затем толпа снова сомкнулась. Люсинде очень хотелось прошагать по лугу, взять его под руку и объявить его своей собственностью. Но она не имеет на это права.

Она — беглая жена, которая должна держаться в тени, в лучшем случае быть любовницей. Люсинда с трудом сдержала слезы. Она должна быть благодарна судьбе. Она не станет жалеть себя. Ни теперь, ни когда-либо. Она шмыгнула носом. Порылась в ридикюле, нашла носовой платок, вытерла глаза, схватила Софию за руку и отвернулась.

— Мамочка сердится? — спросила София.

— Нет, малышка. Конечно, я не сержусь. Пойдем к Энни. — И она повела Софию к толпе, собравшейся вокруг жонглера.

Хотя Люсинда внимательно смотрела на жонглера, но видела лишь неясные очертания разноцветных шаров. Она закусила губу. Что это с ней? Она же хотела, чтобы Хьюго вернулся в общество, заинтересовался своим поместьем и соседями, а не просиживал вечера в одиночестве, играя в шахматы с самим собой. Она должна радоваться. У знатного человека есть обязанности, которые он должен выполнять, и одна из этих обязанностей — жениться и произвести на свет сына, чтобы продолжить свой род. Это ей внушали с детства. Она не должна ему мешать выполнять свой долг.

— Мамочка, — сказала София, подпрыгивая на месте, когда зрители захлопали жонглеру, и тот пустил шапку по кругу. — Лошадка. Сейчас. Пожалуйста.

Теперь Люсинда стояла перед выбором. Она не может позволить себе иметь избалованного ребенка, но нежно любимая дочка требует ее внимания.

— Вы идете, Энни? — спросила Люсинда.

— Разумеется, — ответила Энни. — Этого я ни за что не пропущу. Хочу посмотреть, как эти ребятки будут сидеть на лошади. — Близнецы прижались к матери. — Трусишки, — усмехнулась Энни.

— Миссис Грэм! Люсинда обернулась.

Рядом с ней отдувался разгоряченный парнишка, его рыжие волосы торчали из-под шапки, как спиральки.

— Я вас везде ищу. Энни удивилась.

— Что случилось, Том Дрейбет? — спросила Люсинда. — Я думала, ты помогаешь мистеру Педдлу.

— Вас требуют на стрельбище, — сказал Том. — Пошли. Там, правда, плохо.

Люсинда уставилась на него, сердце у нее упало. Ей не хотелось идти туда, где находится мисс Доусон со своими лондонскими друзьями.

— За соревнования лучников отвечает викарий.

— Так викарий и велел мне найти вас. Пожалуйста, миссис Грэм, это важно. — И обойдя какую-то женщину в шляпе, похожей на ведерко для угля, парнишка умчался.

— Боже милосердный! — сказала Энни, глядя вслед мальчишке. — Что там могло случиться? Может, какая-то леди упала в обморок? Вы знаете, как викарий полагается на вас, когда требуется помочь больному. София потянула ее за юбку.

— Да, детка. Одну минутку.

— Уж если викарий просит, вам надо пойти, — поторопила ее Энни. — Да вы не волнуйтесь. Софии будет хорошо со мной и мальчишками.

«Я не хочу, чтобы друзья Доусонов меня видели». Это непременно вызовет нежелательные вопросы. Но поскольку она уже видела всех их в церкви, она знает, что не встречалась ни с кем из них в своей прежней жизни.

— Идите, — сказала Энни. — А ты перестань дергать маму, детка. Вдруг кто-то изойдет кровью, пока вы придете туда?

— В таком случае им нужен врач, а не я, — пробормотала Люсинда. Она передала Энни несколько монеток. — Пусть София получит все, что хочет. Я вернусь, как только смогу.

— Мама должна уйти на некоторое время. Ты побудешь с Энни?

Глаза Софии наполнились слезами.

— Энни поведет тебя кататься на пони.

София посмотрела на экономку, та кивнула. Слезы мгновенно высохли. На губах появилась улыбка.

— Маленькая негодяйка, — рассмеялась Люсинда. Она подобрала юбки и поспешила за сыном Дрейбета. Придя на импровизированное стрельбище, Люсинда увидела две группы — жителей деревни и молодых гостей мисс Доусон. Они смотрели друг на друга настороженно, но ни больных, ни раненых видно не было, Люсинда нахмурилась. Соревнования должны были начаться полчаса назад.

Преподобный Постлтуэй подбежал к ней.

— Вот и вы.

— Чем могу помочь?

— Нам не хватает одной дамы, — выпалил викарий.

— Не поняла.

Миссис Трип вразвалку подошла к ним.

— Мы-то все устроили. Открытое соревнование. А потом вот этот, — она бросила сердитый взгляд на мистера Доусона, — сказал, что нужно, чтобы те, что из Лондона, состязались против деревенских, а нам нужно равное количество леди и джентльменов с каждой стороны. В нашей команде не хватает одной леди. — Она подбоченилась. — А наши мужчины проиграли состязание. — Она сердито посмотрела на пристыженных мужчин. — Так что мы, леди, обязаны выиграть.

— О Господи, — сказала Люсинда, растерявшись, она не понимала, зачем ее позвали. — Я не знаю никого…

Судя по всему, это потрясло викария.

— Но, миссис Грэм, вы, конечно же, не позволите команде Блендона проиграть. Я знаю, вы умеете стрелять из лука. Вы сами говорили мне об этом.

Недаром говорят: «Язык мой — враг мой».

— Ах, нет, я не могу, — сказала Люсинда. — Я вообще никогда не умела хорошо стрелять, к тому же давно не практиковалась. — Люсинда залилась румянцем: ей было стыдно лгать викарию.

Миссис Трип сложила руки на пышной груди.

— В деревне никого больше нет. Значит, с нами разделались.

— Миссис Грэм, прошу вас, — сказал викарий с ободряющей улыбкой. — Речь идет не о том, чтобы выиграть, а о том, чтобы соответствовать духу дня.

Люсинда посмотрела на него. Он не даст ей сорваться с крючка. И тут она ощутила странно-теплый, но вместе с тем болезненный укол, поняв, что викарий все это время старался сделать ее членом общины, так же как она пыталась вытащить Хьюго из его логова. Если она сейчас подведет их, они никогда ей этою не простят. Но видит Бог, как ей хочется быть где-то своей. Осмелится ли она поверить, что Денби навсегда ушел из ее жизни?

Она заметила, что Хьюго твердым шагом идет следом за ней, и сердце у нее подпрыгнуло от радости. Но она заставила себя смотреть на викария.

— Миссис Грэм? — Викарий улыбнулся еще шире. — Вы ведь сделаете это ради Блендона, да?

Остальные жители деревни с надеждой смотрели на нее.

Как можно подвести людей, которые были так добры к ней и Софии? И если учесть, что в их команду входит миссис Трип, мастер стрельбы из лука, не имеет значения, если она, Люсинда, проиграет в первом раунде. Она привлечет гораздо меньше внимания, чем привлекает в данный момент.

— Хорошо. Я попытаюсь. Миссис Трип просияла:

— Я знала, миссис Грэм, что вы нас не подведете.

— Теперь мы им покажем! — крикнул сын Дрейбета. На душе у Люсинды стало тепло, и она поняла, что поступила правильно.

— Браво, — сказал Хьюго, который подошел в этот момент.

— Благодарю вас, милорд.

Он молча отвернулся. С болью в сердце Люсинда смотрела из-под полей шляпки, как он возвращается к мисс Доусон и ее группе. Если он поселит в своем доме любовницу, это погубит его в глазах общества, как и ее, лишит его возможности общаться с равными себе. Она не может этого допустить.

— Слушайте все! — крикнул викарий. — Правила такие же, как и для мужчин, но мишень будет стоять ближе.

— Да не волнуйтесь вы так, миссис Грэм, — сказала миссис Трип. — Я практиковалась на стрельбище с моим сынком. Мы с вами можем победить соперниц.

— Очень на это надеюсь, Эльмира, — сказала мисс Кротчет.

Леди вытащили карточки с именами соперниц под аплодисменты толпы. Люсинда не сводила глаз с мишени, отвернувшись от жгучих любопытных взглядов; она никак не могла отделаться от ощущения, будто вышла из дома в одной сорочке. К тому же слишком узкой.

Первыми должны были выйти миссис Трип и самая младшая из гостей, мисс Эббот. Последняя пришла насоревнования подготовленной — на ней было платье цвета зеленого леса и щегольская шляпа а-ля Робин Гуд. Мисс Кротчет досталась по жребию мисс Доусон, которая выглядела скромной и застенчивой в простом белом муслине, отороченном розовыми бутонами.

Соперницей Люсинды была девица из разряда тех, кого называют бриллиантом чистой воды и несравненной красавицей нынешнего сезона, судя по тому, как мистер Доусон впивался взглядом в ее губы. Эта золотоволосая красавица была одета по последней парижской моде в довольно узкое батистовое платье, перехваченное под грудью, синей узорной лентой, и веллингтоновскую шляпу.

Оказавшись рядом с такой элегантной дамой, Люсинда в своем лучшем сером хлопчатобумажном платье почувствовала себя Золушкой. Зависть шевельнулась в ее груди. Но она подумала: не важно, как она одета и какая у нее фигура, главное, что Хьюго устремил на нее пылкий взгляд.

Вперед вышли две первые соперницы и к очевидной досаде миссис Трип, мисс Эббот умело обыграла ее.

— Мисс Эббот выходит в верхнюю строку, — объявил викарий и нацарапал ее имя мелом на доске.

Следующими были мисс Доусон и выступавшая от деревни мисс Кротчет. Швея казалась необыкновенно бледной и как-то неумело держала свой лук, подходя к черте.

— Ах, Эльмира, зачем только я позволила себя втянуть в это дело.

Миссис Трип, явно огорченная проигрышем, подбоченилась:

— Вы слышали, что сказал преподобный, Лидди. Дело не в выигрыше, дело в том, чтобы деревня не потеряла чести.

— Ну, старушка, вперед, — крикнул мистер Доусон сестре.

Несмотря на напряженную позу, мисс Доусон сделала три выстрела и попала почти в яблочко. Какая славная девушка, подумала Люсинда. Именно на такой девушке Хьюго должен жениться. Эта мысль причинила Люсинде боль, но она подумала, что надо быть справедливой.

Первая стрела мисс Кротчет упала к ее ногам. Вид у нее был подавленный.

— Я вам говорила, что у меня ничего не получится. Викарий подобрал зря потраченную стрелу и что-то сказал, чтобы утешить мисс Кротчет.

— Нам нужна эта победа, — прошептала миссис Трип на ухо Люсинде.

К чести нервической старой девы, она — при ободрении викария — всадила две оставшиеся стрелы в край мишени.

— В первую строку попадает мисс Доусон, — объявил викарий.

Следующей была красавица, и она отдала свой зонтик из переливчатого синего шелка мистеру Доусону.

— Если вы можете помочь мисс Кротчет, викарий, — сказал мистер Доусон, подняв бровь и провожая соперницу Люсинды к черте, — я могу предоставить мою помощь мисс Белль.

«Вот уж воистину мисс Белль — то есть красавица», — сухо подумала Люсинда, услышав, как эта великолепная молодая леди хихикнула, ничуть не смутившись. А когда молодой человек прижался щекой к ее щеке, помогая ей прицелиться, ее плечи затряслись от смеха.

Капризная, дерзкая девица. Люсинда прищурилась. Кто-то должен отвести молодого джентльмена в сторону и напомнить ему о его обязанностях, прежде чем безобидный флирт зайдет слишком далеко.

— Готово, — сказал Артур.

Мисс Белль выстрелила. Стрела попала в мишень всего в нескольких дюймах от яблочка. «Очевидно, юная леди обладает талантами не только в одной сфере», — подумала Люсинда.

— Браво! — крикнул Артур. По толпе зрителей прошелестели аплодисменты.

Две другие стрелы мисс Белль воткнулись дальше от центра мишени, чем первая, но достаточно близко от него, чтобы это было вызовом для Люсинды. Красавица бросила на нее быстрый торжествующий взгляд. От этого вызова кровь у Люсинды забурлила, хотя она и постаралась не обращать на это внимания.

— Миссис Грэм, — мрачно сказала миссис Трип, — возьмите мой лук. Он замечательный. Обычно я никому его не одалживаю. Но мы должны пустить в ход все средства.

С ужасом чувствуя, что все взгляды устремлены на нее, Люсинда взяла лук, подошла к черте и стала на одну линию с мишенью. Попробовала тетиву. Она подалась легко, но врезалась в ее хлопчатобумажную перчатку.

Мисс Доусон, должно быть, заметила ее затруднения, потому что бросилась к ней:

— Возьмите мою перчатку, она кожаная. Люсинда сразу определила, что перчатка будет ей мала.

— Благодарю вас. Я уверена, что у меня все получится.

Вперед вышла мисс Эббот с дружелюбной улыбкой на лице:

— У нас почти одинаковый размер. Возьмите мою. Я не хочу, чтобы говорили, будто мой выигрыш несправедлив, потому что у меня были преимущества.

Какое великодушие. Но Люсинда от подруги мисс Доусон ничего другого и не ожидала. Перчатка была тесна, но все-таки позволяла сжать руку в кулак. Сойдет.

— Могу я вам помочь? — прошептал ей на ухо Хьюго. — Будет справедливо, если вы получите такую же помощь, что и ваша соперница, но не от мистера Доусона. — Глаза его зловеще блеснули. Это говорило о том, что он убьет каждого, кто предложит ей свою помощь.

О чем только он думает? Неужели не понимает, что они дают пищу для сплетен? Или хочет поддержать ее руку, чтобы она не дрогнула? Но каковы бы ни были его намерения, он заставил ее пульс биться слишком быстро. Она часто задышала, колени у нее ослабели. Как можно сосредоточиться, когда он стоит так близко?

— Станьте одним плечом вперед, — скомандовал Хьюго. — Не торопитесь. — Он тоже придвинулся, чтобы помочь ей прицелиться. Она ощутила запах его одеколона, и это напомнило ей о чувственных наслаждениях, которые она испытала в его объятиях. Словно искра пробежала между ними. Прикоснись он к ней, она вспыхнула бы огнем.

Его глаза блеснули, казалось, он хорошо понимал, как реагирует ее тело на его близость. К счастью, он отошел прежде, чем она ощутила слабость в коленях.

— Желаю удачи.

Эти ласковые слова придали ей сил.

Люсинда сделала глубокий вдох, прицелилась, подставила щеку прохладному ветерку и выстрелила.

Стрела попала в яблочко. Она стреляла так же метко, как и много лет назад.

Люсинда послала еще две стрелы, которые легли почти рядом с первой.

Раздался взрыв аплодисментов. Хьюго распирало от гордости. Это было видно по блеску его глаз.

— Прекрасно, — сказала миссис Трип.

— Ах, дорогая, блестяще, просто блестяще, — запричитала мисс Кротчет. — Не знала, что вы так мастерски стреляете.

— Новичкам везет, — отозвалась Люсинда. В конце концов, можно будет, и проиграть в следующем раунде.

Викарий решил, что Люсинда, как единственный член деревенской команды, будет соревноваться с победительницей — мисс Эббот или мисс Доусон.

Мисс Эббот с легкостью выиграла у мисс Доусон, которая отнеслась к насмешкам своего брата очень спокойно.

В последнем раунде состязались Люсинда и мисс Эббот, и вторая стреляла первой. Эта ловкая молодая леди воткнула свои стрелы аккуратно вокруг центра мишени.

Люсинде оставалось только выстрелить немного похуже и исчезнуть в толпе, пока все будут поздравлять соперницу.

— Честь Блендона зависит от вас, — угрюмо заявила миссис Трип. — Наши мужчины проиграли. Нельзя допустить, чтобы мы тоже проиграли. — Голос миссис Трип дрогнул от слез.

Люсинда посмотрела на взволнованные лица жителей деревни. Они не должны проиграть только потому, что сама она хочет отказаться от выигрыша. Проиграет она или выиграет, совесть ее будет спокойна, если она сделает все, что в ее силах.

Люсинда решительно шагнула к черте и выпустила стрелы быстро, плавно, одну за другой.

Блендонцы тяжело вздохнули, от мишени полетели щепки.

— Все стрелы попали в яблочко! — закричал викарий, подбегая к мишени.

— Ну и ну, — произнесла миссис Трип, — где это вы научились так стрелять?

— Брат научил, — ответила Люсинда, не скрывая восторга.

Деревенские зрители разразились приветственными криками. Преподобный Постлтуэй вручил Люсинде серебряную ложку с гравировкой, обе команды собрались вокруг нее, молодые леди смешались с деревенскими, все пожимали ей руку, поздравляли, и наконец она поняла, что сейчас пальцы ее не выдержат и сломаются. Викарий хлопнул в ладоши.

— Теперь нам предстоит свинья, намазанная жиром! — крикнул он.

Толпа разошлась. Ловля свиньи всегда была любимым развлечением, особенно если учесть, что победитель получал ее в собственность.

— Вы не перестаете удивлять меня, — сказал Хьюго, подойдя к ней. — Никогда не видел, чтобы женщина умела так стрелять, не всякий мужчина способен на такое.

— Повезло, — сказала Люсинда! — Новичкам везет.

— Почему у меня создалось такое впечатление, будто вы что-то скрываете?

— Все мы что-нибудь скрываем, милорд. — Она бросила взгляд на его бедро.

Он неловко переступил с ноги на ногу. — Да. Об этом я и хотел поговорить с вами, но сейчас мне придется быть судьей состязаний с участием свиньи. — С этими словами Хьюго ушел.

Люсинда вздохнула. Она вышла из испытаний невредимой, мистер Доусон явно не узнал ее. Осталось только решить, как быть с Хьюго.

* * *

До конца праздника Люсинде удавалось избегать Хьюго и гостей сквайра. Наконец сникла даже неутомимая София.

— Кататься на лошадке, — сказала она, когда Люсинда попыталась заинтересовать ее очередной игрой, участники которой должны ловить зубами яблоки, висевшие на ветках.

Люсинда наклонилась и улыбнулась, глядя на розовое личико девочки. Вытерла капельки пота на ее верхней губе.

— А как насчет лимонада?

— Лимонад, — кивнула София в знак согласия. — А потом лошадка.

Люсинда пощекотала ее под подбородком.

— Ты очень упорная молодая леди. Вся в меня. Давай найдем где-нибудь тень и выпьем чего-нибудь вкусного и прохладного. А потом пойдем к загону.

Они пробрались сквозь толпу у палаток. Люсинда купила лимонад у паренька с подносом, висевшим у него на шее. Они допили освежающий напиток, и дошли до лошадей, стоявших в ряд у изгороди.

— Она опять хочет покататься, — сказала Люсинда усталому Альберту.

— Ну, так пошли, мисси, — отозвался он. — Оп! — Он усадил Софию на маленького пони, обернулся и посмотрел на Люсинду. — А вы идите, посмотрите, как перетягивают канат. — Альберт подмигнул. — Хозяин в одной из команд. Он разделся и только выгадал от этого.

Люсинду бросило в жар.

— Альберт!

Тот подмигнул и шлепнул пони по кострецу.

— Ступайте. Повеселитесь малость, миссис Грэм. А я присмотрю за этим привеском.

— Я не привесок, — сказала София и ударила пони пятками. — Вперед, Фея.

Люсинда закусила губу. Ей бы хотелось посмотреть, как мужчины состязаются в силе. Хьюго тоже собирался участвовать в состязаниях. С его-то ногой!

— Я только погляжу одним глазком, — сказала она вслед Альберту. — Посмотрю, все ли с ним в порядке.

Люсинда оставила кружки из-под лимонада у миссис Педдл и поспешила к толпе, собравшейся на берегу ручья.

Она пробиралась вперед, пока не увидела двух удерживающих канат работников. И тут у нее перехватило дыхание. На противоположном берегу стоял Хьюго — без сюртука, с раскрытым воротом, закатав рукава рубашки. Он представлял собой весьма соблазнительное зрелище. Широкий лоб его блестел от пота, он собирался тянуть канат вместе с другими мужчинами. От зрелища вздувшихся мускулов под тонким полотном у нее пересохло во рту и сердце учащенно забилось.

Ему не следовало этим заниматься, ведь рана еще не зажила.

Кто-то из мужчин уступил ей место.

— Идите сюда, мэм. Станьте тут. — Он указал на место перед собой. — Мне будет видно через ваше плечо.

Она не собиралась подходить так близко, но если что-то случится с Хьюго, не помешает, если она будет рядом. Она посмотрела на лица зрителей, все смеялись и подбадривали криками соревнующихся, и никто не смотрел на нее. Хьюго поплевал на ладони и взялся за веревку. Остальные члены его команды сделали то же самое. Непристойности и добродушные шутки перелетали над ручьем от одной команды к другой.

Трент присоединился к команде Грейнджа. Он что-то тихо говорил Хьюго, словно уговаривал его. Конечно, Трент знает, что у него ранена нога. Ей хотелось, чтобы Хьюго услышал его резоны, но Хьюго лишь пожал плечами.

Ее тревога улеглась, когда Трент устроился позади своего господина, потеснив человека, стоявшего сзади. Трент проследит, чтобы с Хьюго ничего не случилось. Ей хотелось на это надеяться.

Она разжала уже занывшие кулаки. Хьюго знает, чем рискует; незачем ей так волноваться.

— Вы готовы? — крикнул сквайр, утирая лоб носовым платком.

Мужчины кивнули и натянули канат. Двое в хвосте каждой команды обмотали его свободные концы вокруг пояса и уперлись каблуками в землю.

Канат натянулся до предела. Белый носовой платок, привязанный посередине, повис, а потом затрепетал на легком ветерке. Если этот платок передвинется слишком далеко в ту или в другую сторону, одна из команд окажется в воде.

— Тяните! — крикнул сквайр.

Каждый член обеих команд уперся пятками и потянул на себя. От напряжения мышцы Хьюго подрагивали. Люсинда представила себе, как ему больно. Глупец.

Прижав руку к губам, она подошла ближе.

— Тяни! — орал Хьюго своей команде. Вторая команда подалась на один дюйм.

— Тяни! — крикнул их предводитель. Господи, да ведь это Артур Доусон. Кто бы мог подумать, что этот апатичный денди присоединится к состязанию? И заметьте, у него был совершенно другой вид теперь, когда он снял с себя свою модную одежду. Он не был великаном, как Хьюго, но был мускулист, подтянут и исполнен мрачной решимости.

Громкие крики толпы заглушали крики соревнующихся. Носовой платок двигался взад-вперед над водой, сначала одна команда одерживала верх, потом другая. Земля у них под ногами превратилась в месиво, так что они стали оскальзываться и падать.

С лицами, красными от напряжения, с выступающими жилами на шеях, они тянули, что было сил. Боль на лице Хьюго разрывала сердце Люсинды. Неужели они не видят, как ему больно? Больше она не могла смотреть на это. Нужно это прекратить. И она двинулась вперед.

И тут что-то случилось. Хьюго потянул, Трент выбрал провисший кусок каната, и команда Грейнджа дернула на себя. В команде Холла замыкающий игрок, кузнец, оступился и начал скользить.

Команда Хьюго оказалась на еще нетронутой земле. Они отвоевывали каждый шаг назад. Один дюйм. Еще один. Мускулы на спинах, руках и ногах напряглись воистину с животной силой. Пот градом лился с лиц, на которых застыло мучительное выражение, тела наклонились почти параллельно земле. Люсинда затаила дыхание, уверенная, что Хьюго в любой момент может выйти из строя.

А потом все кончилось. Команда Доусона попадала, как кегли. Это было поражение. Они съехали по плоскому берегу в воду. Команда Хьюго упала на спину.

Артур Доусон лежал в ручье и смеялся так, что набрал полный рот воды, и, отплевываясь, поднялся на ноги. Покрытый грязью Хьюго собрал всех своих и прыгнул в ручей, разбрызгивая воду и громко крича в знак победы. Мужчины обменивались рукопожатиями, хлопали друг друга по спине и окунали друг друга в воду.

Мужчины. Просто дети-переростки.

Хьюго, смеющийся, обнимающей за плечи Трента, поднял голову и увидел ее. Усмехнулся. Вид у него был счастливый и оживленный. Радость переполняла сердце Люсинды. Она улыбнулась и покачала головой.

Хьюго повернулся, чтобы пожать руку Артуру Доусону, но Доусон смотрел на нее, а не на Хьюго, и в его прищуренных глазах читалось понимание.

Сердце у нее замерло. Что он увидел? Мало подходящих друг другу любовников или беглую графиню? Все внутри у нее перевернулось. Ей захотелось бежать, но, охваченная ужасом, она не могла отвести глаз от этих двух мужчин.

Доусон что-то сказал и ткнул локтем под ребра Хьюго, бросив при этом косой взгляд на Люсинду.

Она довольно наслышалась непристойных замечаний своего мужа, чтобы предположить, о чем он говорил. Слова его не имели отношения к ее имени. Хьюго вспыхнул, и это подтвердило ее подозрения. Ей стало стыдно.

Она выбралась из толпы. О чем только она думала? Зачем уставилась на него, как влюбленная горничная? Когда, наконец, она возьмется за ум? Она позволила себе увлечься недостижимыми мечтами. Не лучше ли прекратить эту связь прежде, чем она падет так, что никогда не сможет искупить грех своего падения?

Вдруг солнце показалось ей не таким жарким, а синее небо не таким ярким. Если бы она не видела по обвисшим флажкам, что сейчас полный штиль, она могла бы подумать, что потянуло холодным ветерком. Она пошла, искать Софию. Она обещала, и она даст ответ Хьюго в среду. Выражение лица Артура Доусона послужило тем сигналом, который был ей нужен.

Энни стояла у загона рядом с Альбертом, держа на руках раскрасневшуюся Софию.

— Бедняжечка, она устала и разгорячилась. Сдается мне, мы все достаточно повеселились для одного дня.

— Вы правы. Я никогда не видела ее такой уставшей.

— А почему бы вам, не остаться на ужин и танцы? Вы же хотели. И мисс Кротчет надеется на вашу помощь. А я отнесу малышку домой. — Энни потерла живот и рассмеялась. — По правде, говоря, я до смерти устала.

— Ах, Энни, мне не следовало оставлять на вас Софию на целый день. С ней нелегко.

Энни взъерошила волосы девочки.

— Перестаньте. Беспокойства от нее никакого, и потом мой папаша с ней занимался. Вот он-то ее и утомил.

Альберт, который помогал похожему на ангелочка маленькому мальчику с копной черных кудрей сесть на пони, остановился и подмигнул Люсинде.

— Никакого беспокойства от этой малышки, — сказал он и отошел.

В настоящий момент было ясно, что хлопот с Софией не предвидится. Веки у нее отяжелели от волнений, пережитых за день, на щеках алели два пятна. Но Люсинде очень хотелось остаться. Если она чем-то займется, это отвлечет ее от мыслей о предстоящем свидании с Хьюго. Энни права — она обещала помочь.

Она посмотрела на усталую Энни, которая раскраснелась почти так же, как София.

— Вы уверены?

— Говорю же вам, — сказала Энни! — Я только заберу Джейни и мальчиков с кукольного представления и пойду домой.

Люсинда смотрела вслед Энни, которая пробиралась сквозь толпу. Головка Софии лежала у нее на плече. Как повезло им с Софией, что у них такие хорошие друзья. Она чуть не потеряла счастливое место, которое нашла для себя и дочки, позволив склонить себя к чему-то, что, по ее мнению, дурно. И не в первый раз.

Они с Хьюго должны снова стать друзьями, не более. Она скажет ему об этом.

Глава 14

Хьюго еще раз прикоснулся к своему галстуку, и Трент с понимающей ухмылкой подал ему фрак.

— Никогда не видел вас таким веселым, капитан. С тех пор как я знаю вас.

— Запомните, Трент, я больше не капитан. Кстати, что вы хотите этим сказать?

— Вы насвистывали.

— Неужели? — А он и не заметил.

Трент расправил черный вечерний фрак на плечах Хьюго и хмыкнул.

— Точно.

Настроение у Хьюго было безоблачным. Он принял очень важное решение. Хьюго посмотрел на себя в зеркало. Пригладил волосы. Он выглядит моложе. В Лондоне можно будет постричься.

— Значит, с нетерпением ждете этого бала, сэр? Пора вам заняться чем-то другим, а не только беспокоиться о своем поместье.

Хьюго тяжело вздохнул. Он до такой степени сосредоточился на будущем, что почти забыл, почему так разоделся.

— Вечер будет довольно приятным. — Он заметил, что в его голосе не прозвучало восторга, как было только что. Черт возьми, этого Трента с его подначками. Вечно лезет не в свое дело.

Трент подобрал с пола два рваных шейных платка и пошел к кучке мокрых полотенец и грязного белья, лежавшей у лохани для купания.

— Это все та вдова? Миссис Грэм?

Сунув в карман маленький батистовый носовой платочек, Хьюго самодовольно ухмыльнулся:

— Не понимаю, о чем вы. Трент помрачнел.

— Будьте осторожны. Может быть, у нее есть семья, которая только и ждет, чтобы воспользоваться вашей оплошностью.

— Что за чушь вы несете!

— Она ведет себя как-то странно. — Трент взмахнул мочалкой. — Альберт словно воды в рот набрал, не отвечает даже на самые простые вопросы.

Люсинда тоже молчит. Хьюго ничего не знает о ее прошлом. Да и не хочет знать. Он знает ее саму. И этого достаточно.

Трент пожал плечами и понес охапку грязного белья к двери.

— Я вам больше не понадоблюсь сегодня?

— Нет. Куда вы собрались?

— Хочу пойти в деревню на танцы. Говорят, Мельникова дочка — девица увлекающаяся.

Хьюго подумал о том, что Трент будет выделывать курбеты с податливой девицей, пока он, Хьюго, любезничает с жеманными юными леди в Холле. Эта мысль немного испортила ему настроение.

— Следите за собой, Трент. Это мои люди. Я за них в ответе. Втянете девчонку в неприятности — вас окрутят еще до того, как осядет пена на кружке пива.

Трент усмехнулся:

— Боитесь, что я обставлю вас с миссис Грэм?

Он закрыл за собой дверь прежде, чем Хьюго успел запустить ему в голову щетку.

Хьюго не боялся, что Трент обставит его. Трент собственной кровью доказал свою преданность, но на танцах в деревне будут и другие мужчины. Браун, здешние фермеры. Кто-то из них может соблазнить Люсинду выйти замуж прежде, чем у Хьюго появится возможность сделать ей предложение. Хьюго не понимал, почему она отказалась от приглашения на бал к сквайру, почему предпочла остаться на празднике. Казалось, ей больше нравится общаться с деревенскими жителями, чем с Доусонами и их гостями. Упрямая благодетельница.

Хьюго очень не хотелось идти на бал к Доусонам. Он хотел отказаться, а не выполнять свой долг землевладельца.

Когда ужин подошел к концу, и деревенские леди под бдительным оком мисс Кротчет убрали остатки угощения, мужчины передвинули столы и скамьи, расставив их по периметру палатки.

Поскольку мисс Кротчет была одной из немногих присутствующих здесь одиноких леди, она пристроилась ужинать рядом с Люсиндой. Потом они выбрали стол в тени, подальше от выпивох, столпившихся у стойки.

Оркестр появился к концу ужина и заиграл веселый контрданс. Люсинда забыла, как любила танцевать, то есть заглушила в себе эту любовь, поскольку герцог Вейл презирал танцы, а стало быть, Денби тоже их презирал. Кроме того, в последний раз, когда Люсинда присоединилась к танцующим, ее элегантный муж сравнил ее с телкой. Люсинда с трудом сдержала улыбку. Здесь она чувствовала себя своей.

И все же она не забыла, как ей было больно в то время, какой униженной и ничтожной она себя ощущала. Только теперь она осознала, как далеко ушла от светской жизни с тех пор. И к счастью, иначе она могла бы встретиться с мисс Доусон или с кем-то из ее друзей в Лондоне. Люсинда поступила правильно, когда сбежала и отреклась от той своей жизни, даже если это и вызвало скандал. К тому же любой скандал длится только до той поры, пока не разразится новый. Единственное, что могло бы сделать ее жизнь совершенно счастливой, — это возможность время от времени видеться со своими родными. Но об этом нечего даже мечтать.

Мисс Кротчет придвинулась к ней.

— Нам сегодня повезло с погодой, миссис Грэм. — Морщинистое лицо старой девы расплылось в улыбке. — Викарий за ужином поблагодарил весь комитет.

Люсинда улыбнулась.

— Да, он настоящий джентльмен. — Ее взгляд переместился на долговязого викария, который беседовал с группой прихожан.

— Мне будет не хватать нашей работы в комитете, — сказала мисс Кротчет.

В ее грустных глазах Люсинда прочла свое будущее. Как вдова, она не имеет права выйти замуж, и ей тоже придется смотреть издали на то, как веселятся другие пары. Когда София вырастет и покинет свой дом, Люсинда останется одна. Она выросла в очень большой семье и не привыкла к одиночеству. Ощутив родство с хрупкой пожилой леди, Люсинда пожала ей руку.

— Уверена, у викария много замыслов, как собрать еще денег.

Мисс Кротчет приободрилась.

— Как удачно, что вам удалось уговорить его сиятельство разрешить нам воспользоваться его землей.

— На самом деле особенных уговоров не потребовалось. — По крайней мере, таких уговоров, какие имела в виду мисс Кротчет. Люсинда вспыхнула при мысли о том, как именно она уговорила Хьюго, и, чтобы скрыть смущение, забарабанила пальцами по столу в такт музыке, заигравшей старинный английский танец «Роджер де Каверли».

— Я бы сказала, хорошо, что он больше похож на своего деда, чем на отца, — продолжала мисс Кротчет с видом заговорщицы. — Знаете, у старика были свои трудности. Бедняга.

Хьюго никогда не говорил о своем отце.

— Трудности?

Мисс Кротчет понизила голос и придвинула губы к уху Люсинды.

— Трудности с женщинами. С графиней. Такая красивая леди, какой и не сыщешь, но такая хрупкая. По словам ее горничной, он заставлял ее плакать всякий раз, когда приходил к ней, грубиян этакий. Она часто ездила по поместью, утешала бедных и больных, ну прямо святая. — Она кивнула с глубокомысленным видом. — Я слышала, что после ее смерти старый граф снова задумал жениться.

Это сплетни. Люсинда приписала это вымыслу, основанному на очень скудных фактах. То же было и у них — арендаторы всегда следят за обитателями большого дома, кладут их жизни под микроскоп и делают собственные, зачастую неверные выводы.

— Я уверена, что у каждой истории есть две стороны, — твердо сказала Люсинда.

К ним подошел мистер Браун и неловко поклонился.

— Не окажете ли мне честь, миссис Грэм, потанцевать со мной?

Мисс Кротчет рассмеялась:

— Потанцуйте, миссис Грэм. В ближайшее время никаких праздников больше не предвидится. А до Рождества еще далеко.

Люсинда заколебалась. Ведь она пришла сюда, можно сказать, в трауре. Все знали, что муж ее погиб на войне. Оркестр заиграл котильон.

— Потанцуем, — сказала она, поднявшись. Люсинда была выше худощавого управляющего и раза в два тяжелее его, но мистера Брауна это, видимо, не волновало. Он повел ее в самый конец первой группы. Поскольку число танцующих было равным, они подождали, пока первые пары закончат свои фигуры.

Браун оказался сносным, хотя и немного неуклюжим танцором и чрезмерно увлекался поворотами. Он не раз наступал ей на ноги или шел в неверном направлении.

Задыхаясь и смеясь, она позволила ему проводить себя на место.

— Благодарю вас, сэр, это было в высшей степени приятно.

Он поклонился.

— Благодарю вас, миссис Грэм. — Шея у него стала кирпично-красного цвета.

— Здесь жарко, не правда ли? — Мисс Кротчет лукаво улыбнулась.

Браун судорожно сглотнул.

— Да, пожалуй. Еще раз спасибо, миссис Грэм. Браун отошел, на лице его отразилось волнение. Напрасно она согласилась с ним танцевать.

— Ну, надо же! — сказала мисс Кротчет. — Вы всех сегодня очаровали. Сперва его сиятельство, потом мистера Брауна.

Люсинда покраснела. Настроение у нее испортилось. Неужели Хьюго похвалялся тем, что покорил свою вдовицу-арендаторшу? В это не хотелось верить. Она огляделась, чтобы отвлечься.

— Смотрите, здесь Трент, камердинер его сиятельства, у стойки. Интересно, хорошо ли он провел день? Он недурно поработал, это очевидно.

Одна обутая в сапог нога этого негодяя стояла на скамье, в руке он держал плоскую бутыль с элем. Он наклонялся, и что-то шептал на ушко хорошенькой деревенской девушке, дочке Трипа, — у юной леди была репутация, которую никак нельзя назвать безупречной.

— Бог мой, — ахнула мисс Кротчет, — а вот и его сиятельство! Беседует с викарием.

Хьюго? Здесь? При одном упоминании его имени Люсинда ожила.

— Ну, надо же, до чего хорош собой! — заворковала мисс Кротчет. — Какая фигура, настоящая военная выправка!

Очень любезно с его стороны зайти посмотреть, как мы проводим тут время.

Пожилая леди бросила любопытный взгляд на Люсинду. Та с невозмутимым видом смотрела, как владелец поместья навещает своих крестьян. Но она тут же прогнала эту мысль. Хьюго много сделал для своих арендаторов и тех, кто материально зависит от него. Не было никакой надобности появляться здесь, чтобы снискать их благосклонность, но он появился. Еще одно доказательство того, что она больше не нужна, чтобы вытаскивать его из его логова. Сердце у Люсинды сжалось, но охватившая ее радость победила.

Хьюго в этот момент беседовал с викарием, но взгляд его блуждал по палатке и, наконец, остановился на Люсинде. Люсинда поняла, что он ищет ее. И столько тепла было в его тоскующем взгляде, что Люсинда ощутила его на своей коже. Она прикрыла глаза, губы ее тронула приветливая улыбка. Но она тут же выпрямилась и устремила взгляд на танцующих.

Она заметила краешком глаза, что собеседники обменялись рукопожатием. Вот и хорошо. Он уходит. Но если это ее обрадовало, почему она испытала разочарование, и сердце у нее болезненно сжалось? Но в следующее мгновение он двинулся по палатке, и радость снова охватила Люсинду.

Небрежный, грубовато-сердечный и необыкновенно привлекательный, он прошел по всей палатке, кому-то пожал руку, кого-то похлопал по спине. Деревенские жители почтительно приветствовали его. Чарующая улыбка, которой он одарил миссис Педдл, стоявшую за стойкой, быстро исчезла с его лица, когда та жеманно улыбнулась в ответ. Он также обменялся парой слов с Трентом.

Хьюго принял кружку эля от кузнеца — замыкающего игрока при перетягивании каната — и залпом осушил ее.

Кузнец, который не уступал Хьюго в ширине плеч, был очень доволен.

Всего за пару недель этот угрюмый медведь превратился в очаровательного светского человека. Если бы судьба была к ним добрее, и они встретились бы раньше! Нельзя с ним встречаться и не рассказать ему правду. Как он поступит, узнав, что Денби жив? Вернет ее мужу? Холодок пробежал у нее по спине. Нет, Хьюго не сделает этого. Или сделает? Риск был велик.

Люсинда с трудом сдерживала слезы. Она должна покончить с их связью. Их интимные отношения добром не кончатся.

В этот момент Хьюго навис над ней.

— Добрый вечер, леди, — сказал он, сверкнув зубами, и поклонился. — Надеюсь, вы хорошо проводите время?

— Как любезно, что вы этим интересуетесь, милорд, — с преувеличенным восторгом проговорила мисс Кротчет. — Я как раз говорила миссис Грэм: все совсем как в прежние дни.

Всю силу своего жаркого взгляда он устремил на Люсинду. Сердце у нее сжалось. Она не могла дышать.

— Не думала, что увижу вас здесь, милорд. Насколько мне известно, вас ждут на балу у Доусонов.

— Я решил, что здесь будет веселее.

Уж не смеется ли он над ней? Фермеры и работники прыгали по дощатому настилу. Все весело смеялись.

— Окажите мне честь, потанцуйте со мной, миссис Грэм. Люсинда хотела отказаться, но подумала, что отказ ранит его гордость.

К тому же ей очень хотелось танцевать.

Люсинда легко коснулась его ладони, и это прикосновение потрясло ее. Жесткая линия его рта стала мягче, он помог ей встать, взгляд у него был довольный, как будто она сделала нечто большее, чем просто согласилась потанцевать с ним.

Хьюго подвел ее к помосту.

— Вальс, если можно, — обратился он к дирижеру.

Вальс? Как неприлично. Только самые смелые хозяйки позволяли танцевать вальс на своих балах. Однажды дождливым вечером, когда Денби уехал на охоту, Джеффри научил ее этому танцу. Танец был просто скандальный. И веселый. Вряд ли деревенский оркестр умеет играть вальс. Но они умели.

Хьюго обнял ее и закружил. Судя по его довольному лицу, он все продумал заранее.

В палатке послышались возгласы. Кое-кто из молодежи присоединился к ним на дощатом настиле. Но никто не умел танцевать так, как Хьюго.

Люсинда решила взять от этого танца все, что можно. Не исключено, что очень скоро они расстанутся. Хорошо, что на них смотрит вся деревня. Одному Богу известно, что могло бы произойти, будь они здесь одни.

Лгунья. Она очень хорошо знала, что именно.

Люсинда посмотрела на него — вежливое выражение на лице и огонь в глазах — и поняла, что он чувствует то же самое.

— Вы хорошо танцуете, — сказала она.

— Вы тоже.

— Вы рисковали. А вдруг оказалось бы, что я не умею вальсировать?

Он рассмеялся.

— После сегодняшней стрельбы из лука я уже не удивляюсь вашим многочисленным талантам. — Его пристальный взгляд, устремленный на нее, заключал в себе вопрос, на который она ни за что не стала бы отвечать. — И потом, — продолжал он, — Веллингтон требует, чтобы все его офицеры умели танцевать. Если бы потребовалось, я мог бы просто вести вас.

Она посмотрела на Трента.

— Этот приказ распространяется и на денщиков?

— Нет. Трент — совсем другое дело.

Но бывший денщик Люсинду не интересовал. Музыка убаюкивала ее разум, ноги двигались, радуясь танцу, а грешное тело реагировало на каждое его прикосновение.

Хьюго хороший и добрый, он пришел сюда, чтобы танцевать с ней. Что еще важнее, он подарил ей ее женственность. Ее замужество не удалось не потому, что она фригидна. Если требования ее тела в данный момент что-то означают, значит, дело совершенно в другом. Предаваться любовным ласкам с Хьюго вошло у нее в пагубную привычку. А то, что она при этом потеряла частицу своего сердца, было, как говаривал ее отец, еще одной маленькой житейской трагедией.

Хьюго едва заметно сбился с ритма. Поморщился.

— Достаточно ли окрепла ваша нога для танцев? — спросила Люсинда.

— Вы всегда беспокоитесь о ком-то другом, да? Беспокоитесь о деревенских жителях и о новой крыше викария, не говоря уже о Софии. Вы внесли и меня в список тех, за кого несете ответственность?

Если бы только она могла это сделать.

— Вам нужно показаться врачу.

— А кто заботится о вас, Люсинда?

Она вздрогнула, услышав свое имя, и оглянулась, но никто этого, кажется, не заметил.

— Я вполне довольна своей жизнью. У меня есть дом, есть работа в приходе, есть дочь.

— Но вы заслуживаете гораздо большего.

Не так давно она верила, что не заслуживает вообще ничего. А теперь получила все, чего захотела, даже больше.

Они танцевали молча. Люсинда чувствовала, что Хьюго охвачен желанием. Она тоже хотела его, но не могла дать волю своим эмоциям, поскольку вокруг были люди. Музыка кончилась слишком быстро.

Хьюго поклонился, поблагодарил, Люсинда присела в реверансе.

— Давайте уйдем отсюда, — тихо произнес он.

— Хорошо. Мы встретимся с вами у того дерева, под которым у нас был пикник.

Хьюго проводил Люсинду к ее столу и пожелал всего хорошего мисс Кротчет.

Люсинда видела, как он переговаривался с разными людьми, проходя мимо их столов, как простился с викарием, прежде чем раствориться в ночной тьме. Должна ли она пойти за ним? Или лучше ускользнуть незаметно домой? И что потом? Он будет ее искать. Избежать встречи с ним невозможно.

Люсинда взяла свою шаль и ридикюль.

— Уже уходите? — спросила мисс Кротчет с лукавой улыбкой.

— Мне нужно забрать Софию, — сказала она, пытаясь ничем не выдать признаки нетерпеливого предвкушения того, что ее ждет, скрыть трепет сердца, учащенное дыхание.

— Я пошла бы с вами, но Джон Коуфилд попросил меня потанцевать с ним шотландский контрданс.

— Прошу вас, не уходите из-за меня. Вы сами сказали, что в ближайшее время никаких праздников не предвидится. — Люсинда погладила ее по костлявому плечику. — Доброй ночи.

Мисс Кротчет улыбнулась:

— Увидимся утром в церкви. Люсинда выскользнула из палатки.

Ночь выдалась безлунная. Люсинда вгляделась в темноту и вздрогнула, когда Хьюго обнял ее за талию и привлек к себе.

Она ощутила запах лавра и дыма от костра. Его губы нашли ее губы. Когда он оторвался от нее, она прижалась щекой к его крепкой груди и прислушалась к ровному биению его сердца.

— Мне хотелось сделать это в конце нашего танца, — сказал Хьюго. — Я уже думал, что ты вообще не придешь.

— Мне нужно было проститься с мисс Кротчет.

— Ярад, что ты согласилась встретиться со мной.

Когда она объявит о своем решении, это никогда больше не повторится. После этой ночи у нее останутся только воспоминания.

Из палатки появилась хихикающая пара.

— Вряд ли нам стоит оставаться здесь, — прошептала Люсинда. — Нас может кто-нибудь увидеть.

Он вздохнул.

— Проклятие. Терпеть не могу прятаться.

Скоро ему не придется тревожиться об этом. Ощущение, что нужно торопиться, воспламенило ее кровь. У них мало времени.

— Вам скоро нужно будет идти на бал? Снова в темноте раздался тихий вздох.

— Бал начнется в одиннадцать часов. Дамам нужно время, чтобы переодеться. Мне придется уйти через полчаса или около того.

Как мало у них времени, подумал Хьюго. Завтра он уезжает в Лондон.

Люсинда верит ему. Ее доверие ему необходимо.

— Давай пройдемся. Люсинда кивнула.

Он взял ее за руку, и они пошли по берегу реки. До них донеслись звуки музыки, она становилась то громче, то затихала, как будто бог Пан то подбегал к ним, то отбегал, чтобы подразнить их своей веселой игрой на свирели.

Хорошо, что он решил заглянуть сюда по дороге к Холлу. Заглянуть? Проклятие. Да он просто не мог не прийти сюда. И он повернул Люсинду к себе.

Она вопросительно посмотрела на него, обхватила его голову руками, привлекла к себе и поцеловала.

Ему показалось, что сердце у него сейчас разорвется.

Она покусывала его губу, ласкала языком, и он обезумел. Люсинда прижалась к нему, не переставая гладить его шею, плечи, спину…

Она его женщина. Желание поставить на ней это клеймо сводило его с ума. Но нельзя же взять ее здесь, на земле, он не животное во время гона. Хьюго отодвинулся, потом прижал ее к стволу ивы.

Люсинда тихо рассмеялась.

Хьюго впился в ее губы. А она целовала его с отчаянной настойчивостью, и от этого кровь его обратилась в пар и иссушила все мысли в голове. Он стал мять ее пышную грудь. Люсинда застонала от удовольствия.

Возбуждение его достигло своего апогея.

Застонав, он провел рукой по ее ребрам, ниже, по бедру, прижимавшемуся к нему.

Хьюго задрал на ней юбки и прикоснулся к телу там, где кончались чулки.

Она провела рукой по его затвердевшему жезлу.

Он не должен терять самообладания.

Хьюго сжал ее пальцы на своем жезле, обтянутом панталонами.

— Хьюго, — прошептала она. — Можно мне…

— Ну конечно. — Он расстегнул панталоны. Холодные пальцы проникли под подол его рубашки.

Холодная ладонь сомкнулась вокруг его жезла, сжала ее. Потом она подняла ногу, обвила ее вокруг его бедра. Она его хочет. Он должен войти в нее хотя бы на миг.

Одним движением он приподнял ее, прижал к дереву и вошел в ее влажное горячее лоно. Без предохранительного средства войти дальше он не мог. Черт побери. Он, вероятно, не увидит ее пару недель. Две минуты наслаждения для себя не помешают, прежде чем он удовлетворит ее.

Она сжала его плечи, запрокинула голову и вобрала его в себя так глубоко, как не вбирала еще ни одна женщина.

И все-таки он не должен терять самообладания, подвергать Люсинду опасности.

Еще рано. Пока он в ней, пока она еще не кончила.

Как ни требовала его плоть освобождения, он не разрешал себе этого. Боролся. Держался до последнего.

Люсинда тихо застонала. Хьюго обезумел. Впился в ее губы, проглотил ее крики. Ее сотрясал оргазм, она сжала мышцами его жезл, она впилась в него. И он взорвался.

Они блаженно обмякли и вместе прижались к дереву. Она поцеловала его в шею и упала ему на плечо.

Понадобилась вся его сила, чтобы удержаться на ногах. Он никогда не достигал таких высот так быстро. И тут в голове у него прояснилось. Он излил в ее драгоценное тело свое трижды проклятое семя.

— Люсинда, — сказал он. И замолчал, потому что сказать было нечего.

Она положила голову ему на грудь.

— Хьюго, нам нужно поговорить.

— Миссис Грэм! — донесся до них тоненький голосок оттуда, где играла музыка, и горел свет. — Миссис Грэм, где вы?

Глава 15

— Это, кажется, Джейни. — Люсинда оттолкнула Хьюго.

Хьюго опустил ее на землю и помог привести себя в порядок.

— Миссис Грэм! Где вы?

— Господи, что-то случилось с Софией. — Люсинда пустилась бежать, подобрав юбки.

— Осторожнее. — Хьюго схватил ее за руки. — Тропинка вот здесь.

— Джейни! — крикнула Люсинда, — Я здесь.

Девочка бросилась к ней, глаза у нее были широко раскрыты, вид полубезумный, она накинула плащ прямо на ночную рубашку.

— Ах, миссис Грэм! — крикнула девочка. — София! София заболела и зовет вас. Мама послала меня за вами.

Как она могла? Как можно было находиться здесь, в то время как она нужна Софии? Хьюго схватил ее за плечо.

— Я отвезу вас в своей коляске. Так будет быстрее. Они подбежали к краю поля, увлекая за собой Джейни.

Люсинда толкнула запыхавшуюся девочку на сиденье и села позади нее. Хьюго отвязал лошадей и вспрыгнул на козлы. Она скорее бы добежала. Люсинда уже приготовилась спрыгнуть, но сильная рука преградила ей дорогу.

— Спокойнее. — Его ровный голос привел ее в чувство. Он взмахнул кнутом. Лошади пустились легким галопом.

Она потянула Джейни за рукав.

— Что случилось с Софией?

— Жар у нее. Мама думает, что это корь.

Корь. От кори дети, бывает, что и умирают. Она не может потерять Софию. Разумные мысли вылетели у нее из головы, а каждый нерв сосредоточился на одном — когда же они, наконец, приедут. Ничто не могло пробиться сквозь туман панического страха, окутавшего Люсинду. Минуты или часы прошли, прежде чем они подъехали к коттеджу Энни на другом конце деревни?

Лошади остановились. Люсинда спрыгнула на землю. Хьюго подхватил ее.

— Успокойтесь, — сказал он. — Если вы сломаете себе шею, это мало чем поможет делу. Я привезу врача.

Люсинда кивнула и бросилась к входной двери.

* * *

— Хьюго гнал лошадей обратно к коттеджу Даннингов как можно скорее, угрюмо сознавая, что врач вцепился в борта коляски одной рукой, а другой придерживает шляпу на голове. Он был в отчаянии. Быть может, если бы она переехала в Грейндж, как он предлагал, этого не случилось бы, или по крайней мере он не чувствовал бы себя таким беспомощным.

— Вам повезло, что вы застали меня дома, милорд, — сказал врач. — Еще десять минут — и я уехал бы к сквайру Доусону.

— Я ценю, что вы изменили ваши планы, доктор. И конечно, отвезу вас в Холл после того, как вы осмотрите ребенка.

— Если вы и дальше будете ехать вот так, милорд, я смогу прибыть туда даже раньше моей жены.

Хьюго усмехнулся:

— Счет пришлете мне.

— Это как? Черт побери.

— Миссис Грэм — мой друг. Я просто случайно оказался рядом, когда ей сообщили о болезни ее дочери.

— Хмм…

Хьюго не интересовало, что подумал врач, лишь бы он помог девочке.

Они проехали мимо «Красного льва», окна в котором, на этот раз были темные, потому что Педдл зашибал деньгу на празднике. Наконец Хьюго остановил лошадей у коттеджа Даннингов. Приехали, слава Богу.

Врач, слишком грузный для своих пятидесяти лет, отдувался, сходя с коляски.

— Проклятые новомодные, штучки, — пробормотал он, поставив ногу на terra firma.^[1]

Наверное, их приезда ждали, потому что из входной двери пролился свет прямо на улицу, и продолжалось это достаточно долго, чтобы пропустить какую-то невысокую фигуру. Если волнуется даже спокойная мать троих детей, это не предвещает ничего хорошего для Софии. Хьюго стиснул зубы и спрыгнул на землю, стараясь не показать при этом, как тяжело дышит он сам. Танцы и то, что последовало за ними, не пошли на пользу его ноге. Бедро у него горело.

Мир, казалось, перевернулся с тошнотворной скоростью. То, что днем было прекрасным, вечером превратилось в кошмар. Сначала он утратил самообладание, а теперь еще и это. Ему хотелось прибить кого-нибудь или сбежать в горы, как презренному трусу. Вечно он убегает. Он убежал от отца, потом убежал в ту ночь, когда по его вине умерла его жена Хуанита. Сегодня он находится там, где ему положено находиться. Он не покинет Люсинду в беде, как покинул свою мать и свою жену.

Он подошел к лошадям, напряжение у него в спине было почти невыносимым, жаркое дыхание лошадей обдавало ему лицо. Запах лошадей, и кожи в теплом ночном воздухе напомнил ему о ночах в Испании. О кошмарах. Господи, ведь с тех пор, как он встретил Люсинду, его перестали мучить кошмары, но сейчас он жил как в кошмарном сне.

На мгновение свет из открывшейся двери ослепил его.

— Лорд Уонстед? Это Люсинда.

— Я здесь. — Хьюго обошел лошадей. — Как малышка?

— Врач отослал меня. Я задаю слишком много вопросов. — В голосе ее слышались слезы, Хьюго показалось, будто ему вонзили нож в сердце.

— Он вообще-то что-нибудь сказал?

— У нее жар. Он выслушал ее грудь, но сказал, что ничего не слышит, кроме моего голоса. Я не могла сидеть молча и вышла сюда.

Хьюго не знал, как ее утешить.

— Энни говорит, что это может быть все, что угодно. — Люсинда провела рукой по лицу. — София для меня — главное в жизни. Если с ней что-нибудь случится.

— Все будет хорошо. — Да услышит его Господь. Дети ведь такие хрупкие существа. Как и их матери. Если ребенок умрет… Он отогнал эту мысль. — Я пошлю сообщение вашей семье, если это поможет.

Она отпрянула.

— Моей семье? Нет. Он шагнул к ней.

— Они, конечно же, захотят помочь, узнав, что случилось.

— Я отдалилась от своей семьи. Я не могу… не хочу просить их о помощи.

Хьюго в растерянности забарабанил пальцами по бортику коляски и выбранился.

Она вздрогнула и попятилась.

— Простите меня. Я на вас не сержусь. Но я терпеть не могу сидеть, сложа руки.

— Ваше присутствие здесь значит для меня больше, чем я могу выразить, — прошептала Люсинда.

Он обнял ее и прижался губами к ее волосам.

Люсинда с трудом сдерживала слезы. Еще немного — и она разрыдается. Нужно ее отвлечь. Такой маневр всегда действовал на его подчиненных.

— Я еще раньше хотел вам сказать, что завтра уезжаю в Лондон.

Он погладил ее по плечу.

— Я послал записку, в которой просил врача меня осмотреть.

— Это насчет вашей ноги? Он кивнул.

— Я рада. Надеюсь, вам там помогут.

Она могла подумать о нем в своем теперешнем положении, и это поколебало все стены, которые он выстроил вокруг своего сердца. Он слегка сжал ее плечо.

Сообщив ей о своих намерениях, он связал себя обязательством. Он отогнал от себя мысли о ланцетах и криках.

— Я не уеду, пока не удостоверюсь, что с Софией все в порядке.

— Благодарю вас, но в этом, право же, нет необходимости.

Уж не хочет ли она сказать, что у нее нет необходимости в нем? Никогда он еще не чувствовал себя так неуверенно с женщиной.

Снова распахнулась входная дверь. Люсинда отпрянула от него, его рука показалась ему пустой и ненужной. Но он ничего не сказал. Он не намерен удерживать ее вдали от ее дочки, но при этом не имеет права разделять при посторонних ее страдания. Пока не имеет.

— Миссис Грэм! — позвала Энни.

— Я здесь. — Люсинда поспешила в дом, даже не оглянувшись.

Хьюго уставился на дверь. С таким же успехом это могли быть стены Буссако. Он не мог пробиться сквозь эту дверь. Томился на ничейной земле — своем постоянном местопребывании. Проклятие.

Только тот, кто может предложить свою любовь, будет допущен в этот внутренний круг.

Любовь. У этого слова был зловещий отголосок. Ему нужно дружеское общение и телесный комфорт. Но любовь? Не это ли чувство наполняет сердце до разрыва, хотя он и думал, что заморозил его до состояния небытия? Или это просто сочувствие?

Хьюго ждал. С ребенком все будет в порядке. Маленькая София поправится. Он не желал думать о плохом.

Хьюго повернул коляску в обратном направлении. Когда он остановил лошадей, дверь снова открылась, на этот раз появился врач. За ним шла Энни.

Хьюго прищурился:

— Что с девочкой?

— Перегрелась на солнце, — ответил врач. — И вероятно, перекормили сладким. — Он сердито посмотрел на пристыженную Энни.

— Она так радовалась, — сказала Энни, бросив умоляющий взгляд на Хьюго. — Я и решила, что она просто разволновалась.

— Избаловали, — сказал врач. Потом бросил взгляд на Хьюго. — Я оставил миссис Грэм подробные инструкции. Кажется, она достаточно разумна, чтобы выполнять их. Я навещу девочку утром. — Он закинул свою сумку на сиденье коляски. — А теперь, ваше сиятельство, отвезите-ка меня на бал, пока моя жена не положила мою голову на блюдо.

— Ребенок поправится? Вы уверены?

— Да, милорд, — сухо ответил врач. — Ей нужны прохлада, покой и снотворное.

У Хьюго, словно гора с плеч свалилась.

Врач сел в коляску. Хьюго вспрыгнул и сел рядом с ним.

— Милорд, — окликнула его Энни, — миссис Грэм велела поблагодарить вас и передать, чтобы вы не забыли о вашей поездке в Лондон.

Ну что с ней поделаешь, с этой миссис Грэм. Хьюго улыбнулся.

Стол холодил голую спину Хьюго.

— Так-так, — проговорил знаменитый хирург. И ткнул в самый центр распухшего красного месива на его бедре.

Скрипнув зубами, Хьюго устремил взгляд в окно, стараясь рассмотреть между почерневшими каминными трубами те немногие облака, которые можно было там увидеть и которые плыли по клочку туманной синевы; он предпочитал не смотреть на поднос, стоявший радом, где лежали наготове ножики, пилочки и пинцеты — орудия хирурга-моряка, который отпилил за свою жизнь больше конечностей, чем он, Хьюго, съел обедов.

Воистину утешительная мысль.

Лондон. Он не был здесь со времен окончания учебы. Две предыдущие недели, пока он болтался в Лондоне и ждал: своего визита к этому врачу, были сущим адом… Его взгляд упал на сюртук, аккуратно сложенный на стуле, вспомнил, что лежит у него в кармане, и улыбнулся. Он хотя, бы не зря потратил эти дни.

Доктор ткнул в мокнущую сморщенную рану.

Хьюго подпрыгнул.

— Да чтоб вас. — Он едва удержался, чтобы не дать доктору по физиономии.

— Вы лучше глотните-ка вот это. — Хирург протянул ему стеклянный пузырек.

— Это что?

— Опиум. От боли.

— Хотите оперировать прямо сейчас? — Хьюго судорожно сглотнул. В любой момент его нога может оказаться лежащей на черно-белых плитках пола. Эта мысль ему совершенно не понравилась. Он поерзал по столу, готовясь спрыгнуть.

— Ябы не назвал это операцией, — сказал врач. — Мне кажется, там внутри что-то есть. Хочу посмотреть. — Он взял с подноса ланцет и щипцы.

Хьюго это не понравилось.

— Последний раз врач сказал, что удалил все фрагменты.

— Вот как. Значит, у вас была не одна операция?

— Не одна. Один раз в Буссако, потом — в Лиссабоне, Доктор Маллет порекомендовал мне показаться вам, если будут проблемы.

— Маллет — хороший человек.

— Ну, как хороший, если он оставил там что-то.

— Но мы об этом не узнаем, пока вы не дадите мне взглянуть. И вот что я скажу вам, милорд. Лучше вам не станет, пока мыне вскроем рану. Вам повезло, что вы пришли сейчас. Через месяц мне пришлось бы ампутировать ногу. Даю слово.

Проклятые доктора. Хьюго хотелось завыть от ярости.

— Хорошо. Смотрите все, что хотите. Но отрезать ногу я не позволю.

— Предпочитаете умереть?

Два месяца тому назад, глядя в бесконечное пустое будущее, борясь в одиночку со своими демонами, он, пожалуй, согласился бы. Но сейчас промолчал.

— Может быть, вы предпочитаете бренди? У меня есть, — сказал хирург, помахав у него под носом пузырьком с опиумом.

Но кто знает, что сделает этот любитель резать, пока он будет находиться в пьяном бесчувствии?

— Ни то, ни другое.

Хьюго сжал кулаки и почувствовал, что в ладонях у него оказалась какая-то полоска ткани. Он нашел ее на траве после праздника, узнал маленькие синие цветочки и инициалы и хотел вернуть ее Люсинде перед отъездом в Лондон. Хьюго подвес ленточку к носу, вдохнул запах лаванды и женщины. Его женщины.

— Ну, если вы потеряете сознание, постарайтесь упасть на спину, иначе я могу перерезать вам артерию. — Врач протянул ему полоску кожи. — Закусите ее, и не вздумайте меня ударить.

— Вы видели много сражений на флоте, да? — спросил Хьюго.

Хирург невесело улыбнулся:

— Слишком много.

Хьюго в точности знал, что чувствует врач. Он взял кожу в рот и смотрел, как ланцет приближается к его бедру. Мышцы бедра сжались сами по себе.

Хирург нанес быстрый колющий удар.

Боль стрельнула по ноге прямо в желудок.

— Иисусе. Проклятие. Дерьмо, — вырвались из его глотки приглушенные слова.

— И это лучшее, на что вы способны? — спросил врач. — Все вы, армейские, одинаковы. Ничем не лучше уличных девок. — Он промокнул салфеткой хлынувшую из раны кровь.

— Негодяй. — Хьюго плюнул, стараясь не выронить кожаную полоску. Он старался дышать через нос, вместо того чтобы отплатить доктору его же монетой.

— Посидите еще немного спокойно, прошу вас, милорд.

Хирург передвинул очки со лба на нос.

— Увеличительные стекла, — сказал он, склоняясь над ногой Хьюго. Единственное, что тот мог разглядеть сквозь слезы в глазах, был седеющий затылок врача и коричневая родинка у него на шее.

Еще один мучительный удар. Иисусе. Что же он делает?

— Ага! — В этом возгласе прозвучало что-то зловещее.

— Что? — процедил Хьюго сквозь зубы.

Хирург выпрямился. Он шлепнул салфеткой по ране и положил на нее руку Хьюго.

— Прижмите.

И он поднял что-то такое, что походило на толстый волос или на короткий окровавленный кусок струны.

— Ну-ну. Посмотрите-ка, что тут у нас.

Хьюго вынул изо рта мокрую полоску кожи и сглотнул, чтобы увлажнить язык.

— Что это?

— Если не ошибаюсь, это галун. И хороший галун, золотой. Будь он дешевым, вызвал бы гораздо худшее осложнение.

— Галун?

— От военной формы. Должно быть, его вогнало в рану вместе с пулей. Неудивительно, что Маллет не нашел его, когда искал осколки. Ума не приложу, как это могло попасть в ногу. Обычно мы находим такие вещи в плечевых ранах или в предплечье. Они попадают туда с мундира, как вы понимаете. Один раз я даже нашел пуговицу через несколько месяцев после того, как рана зажила. Она сама вышла на поверхность.

Галун с мундира щеголя Бейнбриджа. Хьюго вспомнил этого красивого смеющегося молодого лейтенанта. Его начало мутить.

— Пушечное ядро оторвало голову человеку, стоявшему рядом со мной, — сказал он. — Он подбежал ко мне за пару мгновений перед тем, как это случилось. На самом деле это я должен был умереть.

— Вот оно что, — сказал хирург. — И все это время вы разгуливали, нося в себе кусочек его мундира.

Во рту у Хьюго появился острый привкус тошноты. Бедняга Бейнбридж. Будь Хьюго командиром получше, этот юноша, возможно, остался бы жив. Равно как и другие его подчиненные. Хьюго отвлек себя от запаха пороха и грохота пушки. Эта часть его жизни закончилась, и лучше всего забыть о ней, как и вообще о большей части его жизни.

Хирург бросил окровавленный кусочек галуна на поднос.

— Теперь остается только прочистить рану, наложить шов, и вы будете почти как новенький. Если в рану не попадет инфекция. Тогда ногу придется ампутировать.

Зачем он говорит с такой надеждой? Хьюго напрягся.

— Вы уверены, что не хотите ничего выпить от боли?

— Нет.

Хирург продел нить в иглу.

— Знаете, если бы вы еще потянули время, мне пришлось бы искать признаки гангрены. Вы были на волосок от ампутации, милорд.

Значит, нужно поблагодарить Люсинду за его ничего нестоящую жизнь. И он нашел отличный способ сделать это. Способ этот пришел ему в голову в ночь праздника. Поскольку у нее уже есть ребенок, она не очень захочет иметь еще детей. Он может жениться на ней, зная, что ей никогда не придется испытать мучения жены Уонстеда.

Он позволил робкой надежде на будущее заслонить страдания прошлого. Он зажал в зубах кожаную полоску, а врач принялся за свою работу.

Через две недели после операции боль превратилась, в далекое воспоминание. Теперь Хьюго мог ходить, не опираясь на Трента. Бодрой походкой Хьюго шел в толпе по Бонд-стрит, весело крутя в руках свою трость. Пешеходы обтекали его, как обтекают пушку кавалеристы, идущие в атаку. Ему оставалось сделать еще одно дело и побывать в игорном доме с Артуром, а потом можно будет ехать домой. К Люсинде.

Он представил себе, какое у нее будет лицо, когда он попросит ее стать его женой, и ему захотелось пуститься в пляс прямо на улице. Разве это не прекрасно? Он усмехнулся метельщику, который расчистил перед ним улицу, когда он собрался перейти на другую сторону, и бросил ему шиллинг. Мальчишка сунул монету в карман, словно опасаясь, что Хьюго заметит свою ошибку.

Переулок, который он искал, был по правую руку. Он замедлил шаг, высматривая вывеску над незаметной дверью в лавку. «Миссис Симс, товары для джентльменов». Когда он вошел, звякнул звонок, висевший на двери.

— Добрый вечер, сэр, — проговорила женщина средних лет, стоявшая за прилавком. — Чем могу быть полезна?

— Кондомы.

— Хорошо, сэр. Сколько?

— Я бы хотел, чтобы мне постоянно доставляли их на дом. Дюжину.

— Хорошо, сэр. Это заказ на каждые три месяца?

Ну, уж нет, он надеялся, что этого не хватит.

— На каждый месяц. Счет пошлете на этот адрес. — И он подал женщине свою визитную карточку.

Она улыбнулась.

— Хотите, как старый солдат, всегда быть наготове и участвовать в парадах постоянно, сэр?

Он безучастно посмотрел в ее понимающие мутные глаза, а потом понял, что она говорит о его анатомии, а не о его бывшей профессии. Хьюго усмехнулся:

— Да. Собираюсь.

Она хрипло хохотнула.

— Значит, вы желаете забрать с собой запас на первый месяц, сэр?

— Это хорошая мысль, — Он порылся в поисках денег.

— Не беспокойтесь, сэр. Я припишу сумму к вашему счету. Заказ будет доставляться вам первого числа каждого месяца регулярно. Если вам понадобится большее количество, пришлите мне записку.

Большее количество.

— Пусть лучше доставят две дюжины. На всякий случай.

— Вот оно что. Новый роман, не так ли? Потому что я представить себе не могу, чтобы такой джентльмен, как вы, открыл бордель.

— Бог мой. Разумеется, нет.

— И я не могу себе представить, что вы будете посещать ее три раза в день.

— Мадам, вас это не касается. Женщина наклонила голову набок.

— А если это постоянная связь, вам не подарят французскую болезнь. Значит, вы пользуетесь ими, чтобы не иметь детей. Весьма благородно с вашей стороны, — женщина бросила взгляд на его карточку, — лорд Уонстед. Не каждый джентльмен думает о том, в каком положении окажется свет его любви, родив незаконного ребенка.

Жена. Она будет его женой. Он едва удержался, чтобы не похлопать себя по карману, где лежало специальное разрешение на брак, которое он получил еще до своего визита к хирургу.

Судя по всему, женщина и не рассчитывала на ответ, потому что она сняла с полки коробку и поставила на прилавок.

— Это вас обеспечит на то время, пока не доставят заказ. Заказ будет, завернут в коричневую бумагу, обратного адреса не будет, только пометка «лично и конфиденциально». Могу ли я предложить вашему сиятельству что-нибудь еще? — Она кивнула на стеклянный шкаф, в котором лежало все — от таблеток, повышающих либидо, до искусственных пенисов всех размеров.

— Нет, благодарю.

Она окинула его взглядом.

— В самом деле. Судя по вашему виду, вы вполне можете обойтись собственной оснасткой и не нуждаетесь ни в каких добавочных средствах.

— Всего хорошего, миссис Симс.

— Всего хорошего, лорд Уонстед.

Выйдя на улицу, Хьюго почувствовал, что по спине у него сбегает струйка пота. А чего он ожидал? Когда заказываешь такое количество кондомов, это не может не вызвать комментариев. Но он знал наверняка, что не посмеет подойти к Люсинде без предохранительного средства. Он не повторит ошибки, совершенной в ту ночь, как бы ни был возбужден. Он не хочет быть виновником еще одной смерти.

Дойдя до угла, Хьюго увидел, что мальчишки-метельщика и след простыл. Наверное, побежал в соседний трактир, радуясь золотой монете, которую бросил ему сумасшедший господин. Хьюго обошел кучку навоза, дымившуюся на мостовой, увернулся от тяжело груженной повозки угольщика, обошел извозчика, наклонившегося над стопорами колес, и пошел в свою гостиницу.

Еще одна ночь в этом вонючем шумном городе — и можно возвращаться в Грейндж.

Домой.

Впервые после стольких лет ему захотелось домой. Он сам себе не поверил — все дело было в Люсинде. Он шел по улице, и его ничуть не тревожило, что кто-то увидит его дурацкую улыбку.

Глава 16

Трент смахнул с фрака Хьюго кусочек корпии и отступил.

— Что-нибудь еще, милорд?

— Нет. Идите, веселитесь. — Хьюго указал на пакет, лежавший на кровати. — Запаситесь парочкой этих штуковин. Не забудьте подержать их перед применением пару часов в воде.

Трент поморщился.

— Терпеть не могу пользоваться ими. Это все равно, что купаться в высоких сапогах.

— Это лучше, чем пустить все на самотек.

Трент сгреб горсточку «французских писем» и сунул в карман.

— Благодарю вас, милорд.

В дверь гостиной двухкомнатного номера постучали.

— Это, должно быть, мистер Доусон, — сказал Хьюго. — Впустите его и можете идти.

— Так точно, сэр. — Трент отдал честь, а затем подмигнул. — Простите, милорд, — пробормотал он и вышел.

От старых привычек трудно избавиться, подумал Хьюго.

Из гостиной донеслись мужские голоса, и входная дверь закрылась. Хьюго снова посмотрел в зеркало. В синем фраке, в шейном платке, завязанном модным узлом, он вполне может сойти за одного из друзей Артура. При его крупном телосложении сойти за денди просто невозможно. Ему любопытно было посмотреть на друзей Артура то ли для того, чтобы успокоить сквайра, то ли чтобы предостеречь самого Артура. Хьюго вышел через дверь между комнатами и нашел в гостиной Артура, развалившегося в кресле; судя по выражению его лица, Артур скучал, что тоже было модно.

— Трент сказал, что здесь у вас нет никакой выпивки. При мысли о хорошем крепком напитке руки у Хьюго вспотели.

— Куда вы собираетесь отвести меня? В какой-то притон, как вы выразились?

Лицо Артура оживилось. Он встал.

— Уверяю вас, этот клуб — просто блеск. Он открылся всего пару лет назад. Вейл тщательно отбирает его членов. Мне понадобилась не одна неделя, чтобы получить туда доступ.

Хьюго мысленно вздохнул. Судя по всем признакам, вечер будет очень скучный. Наверняка ему придется вытаскивать Артура из долговой ямы и везти домой в стельку пьяного. Но обещание нарушать нельзя. Хьюго взял со стойки у двери шляпу и трость.

— Пойдем пешком или возьмем извозчика?

— Пешком, — ответил Артур. — Это недалеко. Незачем заталкивать в вонючий кеб мужчину ваших габаритов.

— Совершенно с вами согласен. — Хьюго хлопнул его по плечу. — Ведите меня.

По вечерам в Лондоне, несмотря на летнюю жару, на улицах толпятся щеголи и пьяницы. Проститутки в кричащих туалетах стараются занять более выгодное место на углах улиц, и воздух пропитан запахом свалки и дорогого одеколона. К счастью, «Олмак» в это время года закрыт. Вряд ли Артур потащит его в примерно такое же заведение.

Они прошли по Мейфэру, погруженному в мрачные сумерки, болтая о подвигах, которые Веллингтон совершил в Испании в прошлом месяце.

— Как вы можете стоять в стороне от таких волнующих событий? — спросил Артур. — Теперь ход войны принял, наконец, другой оборот. Разумеется, вам мешает рана. Но мне жаль, что я в этом не участвовал.

Волнение в голосе молодого человека потрясло Хьюго, как удар под дых. Точно также был взволнован Бейнбридж за момент до того, как пушечное ядро оборвало его жизнь.

— Вам лучше оставаться здесь.

Артур посмотрел на него как на умалишенного. Они свернули на Сент-Джеймс-сквер. Хьюго нахмурился.

— Почему все так таинственно? Я член клуба «Уайтс» и клуба «Брукс».

— Там зеленая тоска. Нам сюда. Артур повел его в неосвещенный проулок рядом с какой-то таверной. Хьюго поморщился, наступив на что-то похожее по консистенции на патоку. В нос ему ударил запах гнилых овощей. Все это типично для Лондона. Проулок выходил во двор, и Артур громко постучал в черную дверь, которую давно следовало бы покрасить. Стук его напоминал условный знак.

— Господи, Артур, во что это вы впутались?

— Ни во что. — Он хохотнул. — Я здесь впервые. Думаю, это одна из шуточек Вейла. Он с неделю позабавится с нами, а потом скажет, что все это смертельно скучно, и отправится в Брайтон нанести визит принцу.

Прежде чем Хьюго предложил оставить всю эту дурацкую затею, дверь распахнулась, и перед ними предстал мужчина, выглядевший так, словно лицо его расплющила упавшая с большой высоты наковальня.

— Здрасьте, мистер Доусон.

— Здравствуйте, Перкинс. — Артур протянул ему свою шляпу.

— Зачем вы пришли? — спросил Перкинс. — У нас только для членов.

Вместо того чтобы послать наглого типа ко всем чертям, Артур возмутился:

— Его светлость сказал, что я могу прийти сюда нынче вечером.

Перкинс почесал подбородок.

— А-а, теперь вспомнил. А это ваш дружок, о котором вы говорили его светлости?

— Да, Перкинс. Это лорд Уонстед.

— Вот здоровяк, верно? Настоящий тяжеловес. Кулаки — что твои окорока. Вряд ли вам понадобятся два раунда, а, милорд?

Хьюго внимательно посмотрел на Перкинса.

— Я вас знаю. Видел, как вы однажды дрались в Нью-маркете. Практиковались в боксе. Тогда вас называли Джек Перкинс — Ветряная Мельница.

— Провалиться мне на этом месте! Это же, сколько лет назад было? Вы были тогда совсем еще дите.

— А знаете, Джек Перкинс, — сказал Хьюго, — если вы с тех пор не научились прикрываться, я в одну минуту отобью вам легкие.

— Ну, ясное дело, сэр, но за эту минуту я много чего с вами сделаю, это уж точно.

Хьюго рассмеялся:

— По полной программе, да, нахал вы этакий? Перкинс ударил правой, Хьюго мгновенно отбил.

— Блокируете удары не хуже меня, — пробормотал Перкинс. — А вот их светлость ни в коем разе не позволяют мне пользоваться всей пятерней, только открывать дверь да принимать шляпы и плащи, так что давайте сюда вашу.

Отдав ему шляпу, Хьюго поднялся следом за Артуром по узкой лестнице. Они вошли в комнату. Шторы на окнах были плотно задернуты, горели две лампы, свисавшие с низкого почерневшего потолка. Шестеро мужчин расположились вокруг длинного стола, покрытого зеленым сукном.

Сидевший во главе стола джентльмен поднял голову при их появлении. Его взгляд напомнил Хьюго о ястребе, высматривающем добычу.

— Бог мой, Артур. Этот бегемот и есть ваш друг-солдат? Сидевший справа от него белокурый Адонис хихикнул. «Лизоблюд», — подумал Хьюго.

Артур подошел к сидевшему во главе стола.

— Вейл, разрешите представить вам лорда Уонстеда, в прошлом капитана от инфантерии его величества. Дрался при Буссако. Хьюго, это герцог Вейл.

— Ваше преклонение перед героями не вызывает сомнений, Доусон, — сказал Вейл.

Хьюго удивился, когда герцог, встав, оказался почти одного с ним роста; герцог протянул ему руку и широко улыбнулся.

— Уонстед, я слышал о вас много хорошего. Добро пожаловать в клуб «Пропавшая графиня». Это Денби. — Он указал на светловолосого лизоблюда, который в ответ надул губы. — Петтигру, — сказал герцог, продолжая представлять присутствующих.

Элегантный денди, глянув поверх плеча Денби, отвесил поклон.

— А эти джентльмены — Отфорд, Сандерсон и Лонгфилд.

Мужчины, сидевшие вокруг стола, приветствовали новичков. Вейл указал на пустой стул слева от себя:

— Садитесь. У Петтигру кончились наличные. Теперь он пытается помочь Денби проиграть его состояние.

Петтигру — обладатель подбородка, походившего на фонарь, — потянул себя за нижнюю губу.

— Ему моя помощь ни к чему.

Рядом с локтем Денби лежала кучка расписок, готовых присоединиться к тем, что лежали на кону.

Поскольку Хьюго не мог отказаться, не оскорбив при этом человека, принадлежащего к королевской семье, и не свернув нос Артуру, и потому что он приготовился именно к чему-то подобному, он сел за стол. От бренди отказался. Артур с самодовольным видом плюхнулся на соседний стул, держа в руке полный бокал бренди.

Вейл бросил несколько фишек на кон, Лонгфилд, жизнерадостный деревенский сквайр, сложил свои карты.

— Для меня слишком высоки ставки. Игра пошла; банк держал Вейл.

— Обычно меня не приглашают играть с Вейлом, — шепнул Артур на ухо Хьюго. — Даже в клубе «Уайтс».

Оно и к лучшему, потому что ставка была сотня гиней. Сквайр Доусон стал бы банкротом за одну ночь.

Игра кончилась, Денби нацарапал что-то на очередной полоске бумаги.

— Проклятие, Вейл. Вам везет.

— Ему всегда везет, — сказал Отфорд и поднялся, почесывая свой небритый подбородок. — Я ощипан. Ни перышка не осталось, чтобы летать. Пожалуй, зайду к миссис Биксби. Может, кто-то из её девочек сумеет возбудить старую развалину. — Он похотливо подмигнул. — Идемте, Петтигру?

Тот допил бренди и потянулся.

— Уже утро?

— Нет, — ответил Хьюго. — Вечер только начинается.

— Боже милосердный, — сказал Петтигру. — Мы просидели за столом, двадцать четыре часа краду. Это рекорд, а?

— Нет, — возразил Вейл. — Я играл в фараон сорок восемь часов, не вставая — это было пять лет назад.

— И выиграли? — спросил Артур, вытаращив глаза. Вейл бросил взгляд на Артура.

— Кажется, выиграл. Лонгфилд загоготал.

— Разорил полного надежд, виконта, если не ошибаюсь, — сказал он и добавил: — Тот покончил с собой на другой день. — Он бросил робкий взгляд в сторону Вейла.

— И поделом этому дураку, — сказал Вейл ледяным тоном.

Наступило молчание. Вейл сгреб свой выигрыш, кое-как сложил расписки Денби.

— Так пойдем к миссис Биксби или нет? — спросил Отфорд.

— Разумеется, пойдем, — ответил Петтигру и взял друга под руку. — Всем доброй ночи.

Вейл махнул бледной вялой рукой в их удаляющиеся спины и снова стал раздавать карты, включив в игру Хьюго и Артура.

— Шиллинг очко? — спросила он.

Хьюго ушам своим не поверил, Настолько вдруг уменьшились ставки.

— Послушайте, Вейл, — запротестовал Денби. — Вы не должны…

Вейл поднял бровь, и Денби умолк.

Хьюго внимательно посмотрел на герцога. Ради кого понизили ставки? Ради него или ради Артура? Как бы то ни было, Вейл почему-то вызывал уважение. С первого взгляда этот человек не понравился ему, но он разбирался в людях и увидел в герцоге нечто большее, скрытое под поверхностью. Бросив быстрый взгляд на свои карты, он увидел, что выигрыш ему не светит. Одна игра, и он уйдет.

— Артур сказал, что вы были ранены, — обратился Вейл к Хьюго.

Хьюго вздохнул. Он жив, тогда как мог бы уже лежать в могиле. По крайней мере, так он думал еще два месяца назад.

— Царапина.

Денби посмотрел на свои карты и театрально застонал. Вейл презрительно скривился:

— Получили для разнообразия хорошую карту?

Хьюго с трудом сдержал смех. Вейл, несмотря на рассеянный вид, не был пьян в отличие от остальных. Что же делает такой человек, как он, здесь, в обществе кучки бездельников?

Хьюго выложил бубнового валета.

— Как вы назвали этот клуб? «Пропавшая графиня»? Сандерсон указал на Денби:

— Он потерял жену.

— Я не потерял ее, трепло вы этакое. Она сбежала.

— Дала деру, — услужливо подсказал Лонгфилд.

— Полагаю, вы ее не видели, а, Уонстед? — спросил Сандерсон с язвительной улыбкой.

— Не нужно было оставлять ее без присмотра, — пробормотал Лонгфилд. — Я бы не оставил.

— Я не оставлял ее без присмотра, — сказал Денби. — Эта сука сбежала ночью.

— Я же сказал. Он потерял ее, — сказал Сандерсон. Господи. Хьюго уставился на этого красивого молодого человека:

— Зачем же вы хотите ее вернуть, если она сбежала от вас?

Вейл бросил на Хьюго быстрый взгляд.

— Здесь-то и зарыта собака, друг мой.

— Ее идиот-папаша перестал выдавать мне ее карманные деньги. Не хочет выдать ни пенни, пока не узнает, куда она подевалась. Подозревает, что я ее прикончил. Моя пропавшая графиня. Толстая бесплодная корова. Деньги — единственное, что она принесла в наш брак.

В груди Хьюго шевельнулась жалость к оклеветанной графине.

— Вот она, — сказал Денби. — Я решил, что в клубе должен висеть ее портрет.

Хьюго повернулся и посмотрел на портрет.

Ему показалось, что время прекратило свой бег. На портрете была изображена молодая аристократка в бледно-синем платье с низким вырезом, открывавшим великолепную грудь.

Люсинда.

«Пропавшая графиня. Толстая бесплодная корова», — стучало у него в голове. Черт побери. Этот хнычущий жалкий идиот — ее муж. Ублюдок, издевавшийся над ней.

Хьюго казалось, будто на грудь ему упал кусок льда весом в четырнадцать фунтов, вышиб дух из тела, и пробрал холодом до костей.

Вейл внимательно смотрел на него. Он переводил взгляд с портрета на Хьюго. Господи. Если герцог заподозрит… Хьюго охватила жажда крови. Он сжал кулаки. Он убил бы всех находившихся в комнате. Но, охваченный яростью и горечью он все-таки сумел сохранить спокойствие, лицо его оставалось непроницаемым. Нужно поскорее убраться отсюда, прежде чем острый, как рапира, ум Вейла проникнет сквозь дымовую завесу равнодушия Хьюго. Если уже не проник.

Шум крови в висках заглушил голос Артура, который тоже смотрел на портрет.

— Хьюго, а ведь это… Хьюго с силой опустил ногу.

— Так мы играем или нет?

— Черт побери, Уонстед, — сказал Артур. — Будьте осторожнее, когда ставите ваше копыто. — Он снова посмотрел на портрет.

Денби перегнулся через стол и схватил Артура за руку, виновыплеснулось из его бокала на зеленое сукно сверкающими, как кровь, каплями.

— Вот черт! Вы ее видели.

Все находившиеся в этом отвратительном, месте, повернулись к Артуру. Он сделал глубокий вдох.

«Заткнись!» — приказал ему Хьюго взглядом.

Должно быть, Артур понял, потому что покачал головой:

— Нет. Сначала мне показалось, что она на кого-то похожа, но я ошибся. Я никогда ее не встречал.

Саидерсон хихикнул и тут же закрыл рот. — С тех пор как она ушла, в нашем распоряжении остался; только запах ее духов.

В распоряжении Хьюго было нечто гораздо большее. Денби опустился на стул.

— Будь вы неладны, Сандерсон. С чего это мне волноваться? Вейл сказал, что найдет ее. И найдет. Не так ли, Вейл?

Подонок, не смог найти даже собственную жену. Хьюго сжал в руке карты, чтобы не свернуть шею Денби.

Вейл посмотрел на своего друга:

— Можете быть уверены, Денби, ваша жена, в конце концов, окажется там, где ей место, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни.

Какую игру ведет Вейл в этой партии? Внезапно графин с бренди, который стоял у локтя герцога, показался Хьюго необыкновенно привлекательным. Он уже ничего не видел, кроме этого графина. Он ощутил на языке терпкий вкус. Захотелось напиться до отупения.

Нет. Не здесь. Не сейчас. Боль билась у него в голове в такт ударам сердца. Нужно выбраться отсюда. Ему нужен воздух, ему нужно подумать.

— Так мы играем или нет?

Вейл побарабанил по столу длинными белыми пальцами, глядя на Хьюго так, будто мог увидеть, что делается у него в голове, и прочесть его мысли.

— Согласен с вами, Уонстед. Если Денби хочет сидеть и лить слезы в свой бокал, это его дело. Я найду способ лучше провести вечер.

Хьюго, не глядя, швырнул на кон несколько гиней:

— Я воодушевлю вас.

— Мы с вами люди одного склада, — сказал Вейл. — Либо рискуем, все потерять, либо все берем. — И он выложил на стол целую гору золота. — Я участвую.

Интересно, что он имеет в виду? Денби нацарапал свое имя на расписке. Сандерсон и Лонгфилд положили свои карты лицом вниз.

Артур раздумывал, потом положил карты на стол.

— Мои карты ужасны.

Вейл вопросительно посмотрел на Хьюго.

Пропади оно все пропадом. Хьюго предпочел бы умереть, но не дать ни пенни этим негодяям, но он должен закончить игру. Он пододвинул к центру стола еще десять гиней.

Вейл внимательно посмотрел в свои карты, потом снова на Хьюго. И положил карты лицом вниз.

— Я не играю. А вы, Денби? Денби побледнел.

— Я был уверен, что вы выиграете, Вейл. Я не могу позволить, чтобы какой-то незнакомец с улицы взял мои расписки. И не могу заплатить.

Хьюго, выигравший и злой, вскочил на ноги:

— В таком случае не показывайтесь в обществе, потому что еще до конца этого дня все будут знать, что вы изменили долгу чести.

— Вы этого не сделаете, — хрипло сказал Денби. Артур потянул Хьюго за рукав.

— Уонстед, дайте ему шанс отыграться.

Глаза у Хьюго затянуло красной дымкой, ярость, казалось, вот-вот одержит верх над рассудком.

— Если вы и дальше будете играть с этими… негодяями, которые притворяются людьми, значит, вы еще глупее, чем я полагал, Артур Доусон. Если ваш отец отречется от вас, вы этого заслужили.

Артур раскрыл рот.

Хьюго сгреб свой выигрыш, в том числе и расписки Денби, и поспешил к выходу.

Артур догнал его и схватил за руку уже на выходе.

— Хьюго, старина…

— Прочь отсюда, — прорычал Хьюго.

Перкинс подал им шляпы, и Хьюго вышел в проулок.

— Что происходит, черт возьми? — Артур оглянулся через плечо и понизил голос. — Это же миссис Грэм. Когда я увидел ее на празднике в деревне, лицо ее мне показалось знакомым. Но пока не увидел ее портрет, я не догадывался. Я, должно быть, видел ее где-то с Денби.

Хьюго схватил Артура за горло и сжал так, что у того едва не вылезли глаза из орбит, он начал задыхаться. Хьюго слегка ослабил хватку.

— Поклянитесь, что не скажете ни слова никому из этих ублюдков.

Артур вцепился ему в запястья.

— Клянусь.

— Нарушите слово — я вас убью. Поняли? Артур схватился за горло.

— Я поклялся. За кого же вы меня принимаете, Уонстед?

— За презренного дурака. Такого же, как и я сам. — И очевидно, такого же, как Денби. Да, Люсинде придется ответить на некоторые вопросы.

Она не вдова. Она бросила законного мужа, пренебрегла данными у алтаря обетами, громоздила одну ложь на другую. У Хьюго это не укладывалось в голове. Его охватило отчаяние. Ведь он собирался жениться на ней. Люсинда разбила ему сердце.

Что ждет его в будущем? Как он сможет жить без нее? Ведь она спасла его от одиночества. С этой женщиной он познал счастье, о котором и мечтать не мог.

К Брайарзу подъехал экипаж. Стоя на коленях, Люсинда, которая укладывала последний сундук, подняла голову. София спала.

Люсинда поднялась с колен. Голова у нее закружилась. Она постояла не шевелясь. Она, должно быть, слишком резко поднялась, или же ей просто нужно поесть. Младенец, которого она носит под сердцем, то и дело дает о себе знать. Они с Хьюго зачали ребенка! Он всегда будет напоминать ей Хьюго, которого она никогда больше не увидит. Она уедет раньше, чем он вернется из Лондона.

Дитя будет постоянно напоминать ей о нем, но она понимала, что Хьюго не сможет разделить с ней ее радость. Он не любит ее, она всего лишь возбуждает его как женщина. Он удовлетворяет свою похоть — вот и все. Дети ему не нужны, он постоянно говорит об этом. Лучшеей уехать прежде, чем он узнает все и решит, что его долг — поддержать ее дитя. И потом, как только станет видно, что она в положении, жить в деревне она уже не сможет.

С дорожки, ведущей к двери, донеслись шаги. Это вернуло Люсинду к реальности. Чтобы не разбудить Софию, Люсинда сбежала вниз и открыла дверь.

Это был Хьюго. Почему он вернулся на целых две недели раньше, чем она ожидала?

— Лорд Уонстед, вас не ждали раньше следующей неделя.

— Трент! — крикнул Хьюго слуге. — Поезжайте домой в коляске. Я вернусь пешком.

Трент уехал.

— Милорд, по-вашему, разумно проделывать такой путь пешком?

— О, это более чем разумно, леди Денби.

Он знает. Земля у нее под ногами покачнулась. Она прислонилась к дверному косяку. Хьюго подошел к ней.

— Вам нечего сказать в свою защиту, леди Денби?

— Я… — Разве можно словами развеять чудовищную боль в его глазах? — Мне очень жаль, — прошептала она.

— Вам жаль. — Он вскинул брови. — Неужели? А вы понимаете, в какое положение поставили меня?

Она покачала головой.

— Я был вынужден лгать человеку относительно его жены. Честь требовала, чтобы я сказал ему правду, а я лгал именно так, как вы лгали мне. В кого я превратился?

Он не выдал ее. Люсинда прижалась к косяку и обхватила себя за талию.

— Я не хотела…

— Вы не хотели? — Его сарказм хлестнул ее, как кнут. — Не хотели одурачить всех нас? Вы знаете, чем я занимался в Лондоне?

Люсинда с опаской посмотрела на него:

— Были у врача.

Он порылся в кармане жилета, вытащил кольцо, сверкнувшее синей вспышкой.

— Я купил вот это.

С болью в сердце она смотрела на кольцо, затем подняла глаза на Хьюго.

— Будь оно проклято, это обручальное кольцо. — Он медленно и отчетливо произнес эти слова. Потом рассмеялся. — Вы, без сомнения, очень умно разыграли меня.

Она шагнула к нему.

— Хьюго, прошу вас. Милорд. Вы не поняли. Я хотела рассказать вам правду.

— Чего я не понял? — спросил он ледяным тоном. — Что вы жили в этом доме как самозванка? Прежде чем уехать из Лондона, я навел справки о пропавшей леди Денби. У вас нет ребенка. — В его глазах теперь была только суровая отчужденность, как если бы он понятия не имел, кто она, и его это не интересовало. Холодный взгляд ранил гораздо сильнее, чем презрительные слова.

Она отступила на шаг.

— Пьяница с куриными мозгами, за которого вы вышли замуж, ищет вас по всей Англии. Как вы думаете, сколько времени пройдет, прежде чем он найдет вас здесь?

Он тяжело вздохнул, стараясь сохранить самообладание.

— Артур Доусон знает, кто вы. В любой момент он может рассказать своему кумиру Вейлу, и вас найдут. Вы должны уехать отсюда, как только рассветет.

Она была настолько потрясена, что лишилась дара речи.

— Я… — Ей некуда идти. Новый дом освободится не раньше первого числа следующего месяца.

— Вы что, не понимаете? Как главное лицо в этих краях, я обязан выполнять закон. Вас нашли. — Он вытащил из кармана конверт. — Здесь банковский чек на Коттса. Воспользуйтесь этими деньгами, чтобы уехать как можно дальше, в Ирландию, Шотландию. Если ваша семья не захочет вам помочь, это лучшее, что вы можете сделать. Мистер Браун приедет за вами рано утром и отвезет вас в Лондон.

Хьюго протянул ей конверт.

Потрясенная Люсинда застыла на месте. Тогда Хьюго швырнул бумагу на пол к ее ногам. Она посмотрела на него.

— Бегите, Люсинда, — устало проговорил Хьюго. — Без оглядки. — Он расправил плечи. — Единственное хорошее во всей этой катастрофе — я понял, что у вас не может быть детей. За это я благодарю Господа… Если бы были хотя бы малейшие шансы на то, что мой ребенок будет принадлежать этому отвратительному дрянному типу, за которого вы вышли замуж, мне бы пришлось его убить. А болтаться на виселице из-за лживой шлюхи мне бы не хотелось.

Душевная мука, которая слышалась в каждом его слове, не оставила Люсинду равнодушной. Она никогда не думала, что причинит кому-нибудь такую боль, и меньше всех — этому человеку. Но разве она не сделала все, что в ее силах, чтобы не заниматься с ним любовью? Но он буквально преследовал ее и, в конце концов, добился своего. А теперь во всем винит ее, как Денби.

Люсинду охватила ярость. Глаза ее метали молнии.

— Черт бы вас побрал, Уонстед. То, что я дала вам, я дала по своей воле — потому что хотела вас. Если бы вы спросили меня, хочу ли я выйти за вас замуж, я бы сказала «нет». Но вы не спрашивали. Вы типичный надменный самец, который взялся решать мою судьбу. С какой стати? Я отдала вам мое тело и — видит Бог — свою любовь, но я не дала вам права распоряжаться моей жизнью.

Люсинда сорвалась на крик.

В этот момент наверху заплакала София.

— Вы разбудили ребенка, — сказала Люсинда. — Буду вам признательна, если вы уберетесь отсюда.

— Взаимно, — сказал Хьюго и замахнулся на нее. Люсинда отпрянула, а Хьюго рассмеялся, швырнул кольцо в клумбу с розами у дверей и пошел по дорожке. У ворот он оглянулся. — Бегите далеко и быстро, Люсинда. — После чего чопорно поклонился и исчез в лесу.

Люсинда долго смотрела ему вслед.

— Мамочка! — позвала София.

— Иду, детка, — прошептала Люсинда. Слезы высохли, и она кончиком языка ощутила, какие они соленые. Страдания Хьюго тяжким бременем легли ей на плечи. До этого дня она не понимала, какая уязвимость скрывается под его мужской гордостью. Невыносимая боль наполнила ее грудь. Она согнулась, прижала руки к талии, рыдания сотрясали ее так, чтоона задыхалась.

Она так и собиралась сделать — уехать. Пойти своим путем. Никогда больше не видеть его. Но расстаться врагами…

— Мамочка!

София. Она должна думать о Софии. И о младенце. Она носит дитя. Дитя ее и Хьюго. Это все, что у нее осталось от него. Она знала это с того мгновения, как поняла, что забеременела.

На следующее утро прибыл мрачный мистер Браун. Прибыл он, как ни странно, не один. Следом за ним приехал в коляске преподобный Постлтуэй. У обоих мужчин был смущенный и растерянный вид.

Люсинда предложила им войти. Они уселись рядышком на диване, и мистер Браун объяснил, что встретил викария по дороге сюда и рассказал ему о внезапном деспотическом приказе лендлорда расторгнуть с ней договор об аренде.

Значит, Хьюго решил изобразить из себя тирана. А Люсинда сделала вид, будто ничего особенного не произошло, расправила плечи и заговорила бодрым тоном:

— Надеюсь, его сиятельство не поставил вам в вину, мистер Браун, что вы согласились сдать мне этот дом?

— Нет. Его сиятельство не хотел ничего обсуждать. Викарий в крайнем изумлении переводил взгляд с Люсинды на управляющего.

— Не понимаю, почему лорд Уонстед расторгнул договор. Но вы вправе остаться.

— Я все равно собиралась уехать в конце месяца, чтобы поселиться ближе к своей родне, — солгала Люсинда.

— А мне казалось, вам нравится житьв Блендоне, — сказал викарий.

Браун кивнул.

— Нравилось, — ответила Люсинда. — Но меня ищет один человек, от которого я скрываюсь. Его сиятельство узнал об этом, когда был в Лондоне.

Постлтуэй вытаращил глаза и облизнул губы.

— У вас неприятности с законом? Помолчав, Люсинда ответила:

— Никаких преступлений я не совершала.

— Понимаю, — сказал викарий, который, судя по выражению его лица, абсолютно ничего не понимал. Он поерзал на диване, кадык у него бешено подпрыгивал.

Мистер Браун вынул из кармана сюртука толстый конверт и протянул Люсинде.

— Что это? — спросила та, заметив в уголке герб Уонстедов.

— Остаток суммы за наем жилища.

Люсинда взяла конверт, встала, чтобы положить его на стол, а потом взяла другой конверт, который Хьюго швырнул ей накануне. В нем лежала банкнота в тысячу фунтов — большая сумма, и, как она полагала, гораздо большая, чем та, которую мог себе позволить Хьюго. Она протянула этот конверт мистеру Брауну.

— Прошу вас, верните это его сиятельству с благодарностью от меня.

Ей не нужна его щедрость. Очень уж она походит на отступное, которое выдают отставленной содержанке, а она никогда не считала себя таковой. Зато вернуть деньги за аренду вполне справедливо.

Викарий пару раз открыл и снова закрыл рот. Он походил на рыбу, выброшенную на берег, его обычно бледное лицо пошло красными пятнами.

— Миссис Грэм, меня удивляет, что его сиятельство предупредил вас в последний момент.

— Вы несправедливы к его сиятельству, — спокойно возразила Люсинда. — Он сделал все, что в его силах, чтобы помочь мне. Как я уже сказала, я сняла другой дом, и теперь мне придется подождать в Лондоне, пока он освободится.

— Лондон — опасное место для одинокой женщины, — заметил викарий.

Он понятия не имел, насколько это место опасно. Во рту у Люсинды пересохло при мысли о возвращении в Лондон. Всю ночь она думала и о том, куда ей деваться.

Викарий шагнул к камину. Остановился, расставив ноги, спиной к Люсинде. Потер подбородок.

— Вы могли бы на несколько дней остановиться в доме викария.

Мистер Браун нахмурился.

— Но пойдут сплетни и пересуды.

— Вряд ли я смогу жить в вашем доме, преподобный. Я незамужняя женщина. Что подумают прихожане? — Что подумает Хьюго? Впрочем, думать хуже чем он думает о ней сейчас, просто невозможно.

— Это никого не касается, кроме нас, — сказал викарий. Это касается Денби. В любой момент он может появиться и увезти ее к себе.

— Человек, который меня ищет, представляет собой опасность для любого, кто станет у него на пути. Я не могу остаться в Блендоне.

Викарий прищурился.

— На несколько дней. До конца месяца, как вы планировали. Уверяю вас, моя экономка живет совершенно отдельно. Никому не нужно об этом знать, кроме нас троих, и еще одной особы, которой я мог бы доверить собственную жизнь. Это мисс Доусон. — Он произнес ее имя с таким почтением, что у Люсинды не осталось никаких сомнений относительно его чувств.

Она закусила губу.

— Я думаю, брат мисс Доусон сможет заподозрить правду.

Викарий смутился.

— Артур Доусон — шалопай. А мисс Доусон будет все держать в тайне, в ней можно не сомневаться, когда речь идет об испытании преданности. Она ведь будет моей женой.

Это откровенное признание так поразило Люсинду, что она на мгновение потеряла дар речи.

— О Боже. А ее матушка знает? Плечи его обмякли.

— Пока еще нет, — уклончиво ответил викарий. — Ну что, миссис Грэм, согласны?

— Вы с малышкой не будете несколько дней выходить из дома, — поддержал его мистер Браун. — Когда наступит время, я отвезу вас в Мейдстон и посажу в почтовую карету.

— Ну вот, — сказал викарий. — Договорились. Никто из них не знает, на что способен Денби. Ее рука потянулась к ключице, как будто она ощутила сквозь ткань платья ожог от сигары. Если он найдет ее и увезет в Лондон, неизвестно, что ее ждет. Второй раз сбежать ей наверняка не удастся.

— Человек, о котором я говорю, склонен к насилию. Мистер Браун словно оцепенел, а потом вскочил со стиснутыми кулаками.

— Скажите мне, кто это. Я разберусь с этим мерзавцем.

— Успокойтесь, Браун, — пробормотал викарий. — Миссис Грэм, мой христианский долг предложить вам убежище. — По напряжению в его голосе Люсинда поняла, что он догадался об истинной причине ее страха. И понял, чем рискует, — не только лично, но и своей карьерой священнослужителя. Единственное, что она могла сделать, — это возблагодарить Господа за счастье иметь таких хороших друзей и уповать на то, что им никогда не придется пострадать от руки мстительного Денби. Вот и еще одно основание не воспользоваться их добротой. Но Денби, не обнаружив Люсинду в Брайарзе, будет искать где-то в другом месте.

— Мне кажется, я поставлю вас в очень трудное положение.

— Это самое меньшее, что я могу сделать после того, что вы сделали для деревни, — сказал викарий.

— Вот именно, — подтвердил мистер Браун. Болезненный комок, горячий и твердый, застрял у нее в горле. Глаза у нее затуманились. Измученная бессонницей, усталая, Люсинда кивнула:

— Я согласна пожить в вашем доме до конца месяца.

Мистер Браун посмотрел на ее сундук, стоявший посредине комнаты, и на чемодан подле него.

— Это все?

— Все, если не считать Софии, которая спит наверху. И котенка. Могу я взять его с собой?

— Конечно, — сказал викарий. Он потер руки. — В тесноте, да не в обиде.

— Я возьму вещи, викарий, — сказал Браун. — Миссис Грэм, вы понесете ребенка.

Через несколько минут Люсинда сидела подле преподобного Постлтуэя, держа на руках сонную Софию; котенок, сидевший у ее ног в корзинке, громко выражал свой протест. Она со слезами смотрела на место, ставшее ее домом на короткое время. Цветы кивали головками на легком ветерке, словно прощаясь с ней.

— Мне будет не хватать этого дома и деревни.

Стоявший рядом с коляской мистер Браун проследил за направлением ее взгляда. Его губы сжались в тонкую прямую линию.

— Мне приказали нанять двух человек разобрать его по камешку. Его сиятельство желает иметь лужайку, засаженную деревьями.

Люсинда онемела от боли, более сильной, чем все, что она испытала в жизни. Как же сильно ранила она своего медведя, если он вознамерился уничтожить все, что напоминало о ней.

Глава 17

— Пожалуйста, миссис Грэм, — ласково произнесла мисс Доусон. — Сядьте и выпейте со мной чаю.

Люсинда хотела отказаться, но сочла это невежливым, даже грубым. Она присела на краешек стула.

— Вы очень любезны, что зашли, мисс Доусон, хотя, насколько мне известно, гости еще не разъехались из Холла.

Мисс Доусон махнула рукой.

— Вовсе, нет. И потом моя подруга мисс Эббот уехала позавчера, так что составить мне компанию просто некому. — Она налила чаю и подала чашку Люсинде. Мисс Доусон похлопала по подушке возле себя. — Садитесь сюда.

Люсинда скрыла нетерпеливый вздох и опустилась на диван рядом с маленькой леди, стараясь не занять места больше, чем ей полагается.

— Я огорчилась, узнав, что лорд Уонстед попросил вас уехать, — сказала мисс Доусон.

— Это было сделано по обоюдному согласию.

— Скорее по обоюдному несогласию, сказала бы я.

— Прошу вас, мисс Доусон, не нужно обвинять лорда Уонстеда в моем отъезде.

Мисс Доусон поджала губы.

— Постлтуэй вкратце рассказал мне о случившемся. Я полагаю, вы и Хьюго поссорились. Я была уверена, что вы с ним прекрасная пара. Непременно надо вас помирить.

Люсинда держалась замкнуто, слезы она держала на цепи под наружным самообладанием, которое она за эти дни превратила в каменную крепость.

— Вы неверно поняли ситуацию. Мистер Браун сдал дом без согласия его сиятельства. Лорд Уонстед потребовал, чтобы я нашла другой дом, поскольку у него есть свои планы касательно Брайарза.

Мисс Доусон опечалилась.

— Это из-за ребенка, да? Он всегда говорил, что не любит детей, это одна из причин, из-за которой я никогда не смотрела на Хьюго как на будущего мужа. Разумеется, в том случае, если бы он сделал мне предложение. Но Хьюго никогда не проявлял ко мне интереса.

— Викарий сказал мне, что между вами существует полное взаимопонимание, — сказала Люсинда, которой стало, жаль смутившуюся девушку.

Озорной блеск появился в темных глазах мисс Доусон.

— Хмм… Больше, чем взаимопонимание. Маме об этом не надо говорить, пока положение Питера не упрочится.

Вряд ли Люсинда стала бы рассказывать миссис Доусон что бы то ни было, но она кивнула.

— Не могу поверить, что все случилось так быстро. — Девушка вспыхнула. — Я хочу сказать — что мы полюбили друг друга. Мы встретились в начале сезона, а теперь выжидаем подходящий момент, чтобы сообщить эту новость маме. — Она вздохнула. — К несчастью, приезд Хьюго в Бленд, он разбудил матушкины старые мечты. Я надеялась, что вы с Хьюго поможете нам выбраться из трудного положения.

Люсинда захлопала ресницами от такой откровенности.

— Неужели вы подумали, что лорд Уонстед и я…

— Да все в этом уверены. В день праздника от вас двоих пахло апрелем и маем. Даже мисс Эббот заметила это. И вдруг Питер говорит, что вы собрали вещи в тот день, когда Уонстед вернулся из Лондона. Я ушам своим не поверила. Он что-то не то вам сказал? Временами он бывает, грубоват, но у него доброе сердце.

— Я никогда не выйду замуж за лорда Уонстеда.

— Неужели ваш первый брак был так ужасен? Люсинде вдруг захотелось рассказать Мисс Доусон всю правду, но она вовремя спохватилась.

— Пожалуйста, не задавайте мне больше никаких вопросов. Мы с лордом Уонстедом договорились, что будет лучше, если мы с ним никогда не увидимся. Я наняла дом в другой части Англии.

— Вы женщина-загадка, миссис Грэм. Я сказала об этом Питеру после нашей первой встречи. Но обещаю больше не давить на вас. Я должна научиться таким вещам, если хочу стать хорошей женой викарию.

К радости Люсинды, викарий выбрал именно этот момент, чтобы присоединиться к ним. Преподобный Постлтуэй смотрел то на одну женщину, то на другую и ласково улыбался.

— А, время чаепития. Приятно ли вы побеседовали, леди?

Почти так же приятно, как если бы ходили по горячим углям.

Хьюго смотрел на заголовки в газете: «Веллингтону не удалось прорваться».

Проклятые кабинетные вояки. Или они думают, что генерал не взвесил все «за» и «против»? После того как Веллингтон одержал в войне с Францией несколько самых блестящих побед, имевших место за последние десятилетия, он знает, что может и чего не может сделать его армия.

Ощутив резкую боль в виске, Хьюго отшвырнул «Таймс». Скосив глаза, смотрел, как в солнечном луче пляшут пылинки, уставился на лужицу, которую этот луч образовал на вытертом ковре. Уехала ли она туда, где ей ничто не грозит? Надо было поехать с ней, посмотреть, как она устроится, но, учитывая очевидные подозрения Вейла, он не счел это благоразумным. К тому же если он узнает, где Люсинда, слишком велико будет искушение вернуть ее обратно.

Хьюго подошел к консольному столику. Графин с бренди притягивал его словно магнит. Никакого бренди. Он обещал.

Приняла ли она необходимые меры, чтобы ее не нашли? Хьюго почесал в затылке. Если бы только он не расстегивал проклятые штаны, если бы не погнался за счастьем, которого не заслуживает, ничего этого не произошло бы.

Нет. Он покачал головой. Рано или поздно Артур увидел бы этот портрет. Он поступил правильно, выгнав ее из Блендона, позволив ей уехать. Но почему же он ощущает такую пустоту? И почему, черт побери, она оказалась замужней?

Хьюго тяжело опустился на стул. Ему нужно работать. Привести в порядок поместье. Но зачем? Пусть его родственник борется с трудностями. А сам он вернется в свой полк, потому что нога у него теперь как новенькая. Все лучше, чем сидеть в пустом доме, где каждый угол, каждая трещина в полу напоминает о Люсинде.

В дверь постучали.

— Войдите.

Вошел, шаркая, Джевенс. Подал Хьюго маленькую квадратную коробочку, обернутую в коричневую бумагу.

— Вам посылка, милорд. Без адреса отправителя. Какой мрачный юмор. Кондомы. Хьюго не знал, плакать ему или смеяться.

Его рука потянулась к кармашку для часов, повертела золотое кольцо, которое он подобрал с земли в лесу, нащупал сквозь клочок ваты, в которую оно было завернуто, твердые грани драгоценных камней цвета летнего неба. Никчемное напоминание.

— Сожгите это, — пробормотал он. — Или отдайте Тренту. — Придется послать старой карге записку, отменяющую заказ. Он снова посмотрел на бумаги, лежавшие на столе.

Джевенс кашлянул.

— Некая особа просит у вас аудиенции, милорд.

— Я сказал, что никого не принимаю, — ответил Хьюго, не поднимая глаз.

— Так я и сказал этой особе, милорд. Но он настаивает на встрече. Вот его визитная карточка.

На карточке было написано: «Джером Скрипе, бывший сыщик с Боу-стрит. Расследование».

— Какого черта? — рявкнул Хьюго. — Вышвырните его вон.

— Это невозможно. — Приятный человек средних лет с редеющими каштановыми волосами в кричаще-ярком красном жилете шагнул через порог. — Не вините вашего дворецкого, милорд. Он сделал все, что мог, чтобы не впустить меня, но ему это не удалось.

— Как вы смеете врываться в мой дом, сэр? Если вы не уйдете немедленно, я прикажу вас арестовать.

— Спокойно сэр. Я просто выполняю свою работу.

— Мне нет дела до вашей работы.

— Думаю, что есть, милорд. Я только задам вам парочку вопросов. Это займет минуту-другую, не больше. — Он многозначительно взглянул на Джевенса. — Лучше бы наедине, ваше сиятельство.

Хьюго сердито посмотрел на дворецкого:

— Это все, Джевенс.

Сыщик, не дожидаясь приглашения, сел на стулу письменного стола. Наглый мерзавец.

Хьюго тяжело опустился на свое место.

— Ну?

— До прошлой недели в вашем доме под названием Брайарз жила арендаторша. Некая миссис Грэм.

— Да. Ну и что?

— Где она в настоящий момент?

— Откуда мне знать?

— Она наверняка оставила свой новый адрес?

С какой стати? Чтобы он мог писать ей любовные письма? От этой мысли у него перехватило дыхание. Не поэтому ли он пребывает в оцепенении? Он ее любит?

Хьюго с усилием заставил себя посмотреть на сыщика:

— Если она оставила свой новый адрес, то передала его моему управляющему.

— Откуда она приехала? Она должна была как-то представиться.

Хьюго приготовился ответить. Скрипе усмехнулся:

— Знаю, ваше сиятельство. Обратиться к управляющему. Могу я поговорить с вашим управляющим?

— Его нет в имении. Он уехал по делам, — ответил Хьюго. Вот тебе, пронырливый ублюдок. А ему, Хьюго, придется теперь придумать поручение для Брауна.

— Когда он вернется?

Поскольку невозможно помешать ему, расспросить Брауна, Хьюго может хотя бы предупредить управляющего, дать ему время, чтобы тот обдумал ответы.

— Мистер Браун вернется завтра.

— Вот и хорошо. Я найму комнату в этой славненькой таверне в деревне и завтра зайду к нему.

— Как хотите, дело ваше.

Скрипе направился к двери. Потом с улыбкой обернулся:

— Если те, кто ищет миссис Грэм, не найдут ее в ближайшее время, это может плохо для нее кончиться.

— Вы угрожаете мне?

— Не мое дело возводить обвинения, ваше сиятельство. Но если вы приняли это на свой счет…

Хьюго никак не прореагировал на слова сыщика.

— Всего хорошего, сэр.

— Всего хорошего, ваша светлость. Рад был познакомиться.

Хьюго стоял неподвижно, пока не услышал, что закрылась входная дверь, и экипаж отъехал. Затем опустился на стул и задумался. Если бы Люсинда взяла его деньги, он не тревожился бы так. Он не спал ночами. Есть ли у нее и у малышки крыша над головой? Сбежав от мужа, она поступила правильно, а вовсе не трусливо. Если бы он думал о ней, а не о собственной персоне, признал бы, что Люсинде, женщине тонкого воспитания и благородного происхождения, потребовалась огромная смелость, чтобы бросить все и начать жить сначала.

Сама мысль о том, что Люсинда снова окажется во власти ее тупоголового распутного мужа, привела его в ярость.

К несчастью, Хьюго не знал, куда она уехала.

— Джевенс! — взревел он. Дворецкий заглянул в комнату.

— Что-нибудь случилось, милорд?

— Приведите сюда Брауна. Немедленно.

Из кухни на первом этаже в комнату Люсинды проникали запахи стряпни, и желудок ее взбунтовался. Она подбежала к ведру, стоявшему у ее кровати, и наклонилась над ним. Ее мать во время беременности не страдала от приступов тошноты больше двух недель, и Люсинда надеялась, что у нее будет так же. Наконец тошнота отступила. Люсинда прополоскала рот. Господи, хоть бы ее не тошнило, когда завтра она отправится в Корнуолл.

Ей еще нужно закончить сборы. Вернувшись к кровати, она взяла платье и сунула его в сундук, вытирая слезы. Глупо лить слезы, когда для этого нет серьезных причин.

А какие страдания она причинила Хьюго.

Викарий сказал, что Хьюго снова заперся в Грейндже, не хочет никого видеть. Собирается покинуть имение и вернуться в свой полк. За неправильный выбор, сделанный в молодости, приходится платить высокую цену. Намерение Хьюго жениться на ней явилось для Люсинды полной неожиданностью. Хьюго ни разу не сказал, что любит ее. Просто им было хорошо в постели. Но чтобы создать семью и растить детей, муж и жена должны любить друг друга. А Хьюго не нужны дети. Он не раз говорил об этом. И очень боялся, как бы Люсинда не забеременела.

А вот она по-настоящему любит его. И счастлива, что носит под сердцем его ребенка.

Но об этом Хьюго никогда не узнает.

Сборы были закончены, викария куда-то вызвали, Люсинде делать было нечего, и она смотрела, как София играет с игрушечными солдатиками, выстроенными в ряд на подоконнике. Раздался резкий стук в дверь.

— Дядя пришел, — сказала София, выглянув в окно. Сердце у Люсинды забилось быстрее. Неужели Хьюго узнал, где она живет?

— Кто это?

— Какой-то дядя.

Значит, не Хьюго. Разочарованная, она отложила штопку и встала. Стараясь оставаться невидимой, она посмотрела в окно. Посетителя скрывал навес над крыльцом, но на лужайке не было ни экипажа, ни лошади. Наверное, кто-то из деревенских ищет викария. Скоро посетитель уйдет.

Стук повторился.

— Я пойду. — И София побежала к двери. Люсинда поспешила за ней.

— Нет, София. Вернись.

Слишком поздно. Привстав на цыпочки, малышка отодвинула засов.

Дверь распахнулась.

— Осторожно! — сказала Люсинда и вздрогнула. Денби.

— Дорогая. Слава Богу. Наконец-то я нашел вас.

Люсинда оцепенела.

— Что вы здесь делаете? — Она огляделась. — София, поди сюда!

Денби улыбнулся своей очаровательной улыбкой:

— Вы чуть было, не одурачили меня, спрятавшись за детскими юбками.

— Что вам нужно?

— Я приехал за вами. Отвезу вас домой. — Он перестал улыбаться.

— София, иди сюда! — Если она доберется до кухни, можно будет выбежать из дома через черный ход и спрятаться в лесу.

Денби выгнул бровь.

— Разве так приветствуют мужа? — Он опустился на корточки, лицо его оказалось на одном уровне с личиком девочки, и он улыбнулся ей ангельской улыбкой. — София. Тебя так зовут?

Та кивнула и сунула в рот палец.

— София, это плохой дядя. Иди сюда.

Малышка оторвала взгляд от Денби и сделала шаг в сторону Люсинды.

Денби схватил ее за руку.

— Мама! — закричала испуганная София, широко раскрыв глаза.

— Отпустите ее, Денби.

Денби встал, все еще держа девочку. Жестокое торжество наполнило его глаза и искривило тонко очерченный рот.

— Где вы ее нашли?

— Не ваше дело, — бросила Люсинда. — Теперь она моя дочь.

— Поедете со мной добровольно — с ней ничего не случится. Будете мне перечить — и…

Он протянул руку к Люсинде.

— Сбежав, вы сделали из меня посмешище. Ваш отец перестал давать мне деньги, которые выделял вам, и я в долгу как в шелку. Поедемте домой, сейчас же, сегодня же, и я больше ни слова вам не скажу.

Страх овладел ею. Страх этот ширился и углублялся, пока она не поняла, что он поглотит ее целиком. Она немного приблизилась к кухонной двери.

Денби не шелохнулся.

София заныла и попробовала вырваться. Он сжал ее руку сильнее. На глазах у девочки выступили слезы.

— Отпустите ее! Вы делаете ей больно! — закричала Люсинда.

— Нет, — сказал Денби. — Это вы делаете ей больно. Еще один шаг к этой двери — и я не отвечаю за то, что случится с этим невоспитанным ребенком.

Она не могла позволить ему причинить боль Софии. Она сделала шаг к нему, потом другой. Взяла его протянутую руку, ощутила, как его холодные сухие пальцы обвились вокруг ее пальцев. Вздрогнула, когда он привлек ее к себе.

— Ах ты, сука, — прошипел он. — Как ты посмела!

— Отпустите ее, — прошептала она. — Вы обещали.

— Вы всегда были наивны.

— Если из-за вас с ее головы упадет хотя бы один волосок, я найду способ призвать вас к правосудию.

— Вы осмелели, дорогая за то время, что жили без меня.

Денби отпустил Софию. Она с плачем зарылась лицом в юбки Люсинды.

— О вашем поведении мы поговорим позже, женушка, — пообещал Денби. — Поторопитесь. Меня ждет экипаж.

— Как вы меня нашли? Через сыщика?

— Я не нанимал сыщика. Может быть, это сделал Вейл. Он разослал людей на поиски.

Денби вытолкнул Люсинду за дверь. Она прищурилась, выйдя на яркий солнечный свет из полумрака прихожей.

— Наконец-то фортуна улыбнулась мне, — продолжал он. — Один мой знакомый видел вас на каком-то деревенском празднике.

Артур Доусон. Больше некому. Надо было бежать, как только она узнала его. Не имеет значения, кто ее выдал. Ее поймали. Все остальное не важно.

Денби тащил ее по дорожке к воротам, вцепившись одной рукой в ее запястье, а другой обхватив ее за талию.

Плачущая София цеплялась за ее юбки. Люсинда протянула руку, чтобы взять ее.

Денби оттолкнул малышку.

— Что вы делаете? — Люсинда остановилась.

— Где Уонстед? Я слышал, он увивался у ваших юбок.

— Это ложь.

— Неужели? Я все слышал о вас, двух голубках-неразлучниках. Вся деревня об этом говорит.

— Лорд Уонстед — мой землевладелец.

— И он вас выгнал, не так ли? Наверное, понял, какая вы холодная сучка.

Люсинда промолчала.

— Язык проглотили?

Она ни за что не признается этому подонку в том, что любит Хьюго. Денби нарочно протащил ее мимо воротного столба так, что она ударилась об него. Люсинда схватилась за этот столб.

— Я не поеду без Софии.

— Где вы нашли этого ребенка? На улице? — Он рассмеялся. — Подобрали маленькую грязную уличную девчонку, как подобрали бездомную собаку, которую навязали своему отцу, когда мы были обручены?

— Вы не можете бросить ее здесь. Кроме меня, у нее никого нет.

— Пусть ее забирают в приют.

Денби снова оттолкнул плачущую Софию. Она упала на обочину.

— Мамочка, — захныкала она, — мамочка! — А потом громко закричала.

Люсинда не отпускала воротный столб, и тогда Денби с силой ударил по костяшкам ее пальцев. Она едва удержалась от крика и разжала руку. Он подхватил ее, перекинул через плечо и пошел, пошатываясь.

Впервые в жизни она порадовалась, что достаточно много весит. Люсинда пинала его ногами, колотила кулаками по спине.

Тут она услышала позвякивание уздечки и стук лошадиных копыт. Викарий вернулся, с облегчением подумала Люсинда. Он не может помешать Денби, забрать жену, но Люсинда попросит его позаботиться о Софии.

— Господи, — пробормотал Денби.

В поле зрения Люсинды показались копыта четырех черных лошадей. Это не гнедой мерин викария.

— Я рад вас видеть! — крикнул Денби, когда лошади остановились. Лакей спрыгнул на землю, чтобы помочь сойти человеку, сидевшему в экипаже.

Люсинда обернулась.

— Нет… нет… — прошептала она.

— Вижу, вы нашли жену, Денби, — сказал герцог Вейл, стряхнув пылинку с черного сюртука.

Глава 18

При мысли о том, что он снова увидит Люсинду, у Хьюго закружилась голова, хотя при воспоминании о том, как он обрушился на нее всей своей словесной мощью, его бросило в жар. Но он отодвинул укоры совести в сторону. Его чувства не имеют значения ввиду грозящей ей опасности, хотя его мучило сознание, что он не вправе защищать ее. Он схватил Брауна за лацканы.

— Если не хотите, чтобы я дух из вас вышиб, скажите, где она.

Опять он утратил самообладание. Хьюго отпустил Брауна и отступил.

— Прошу прощения, но это важно. Где она?

— Я не могу вам помочь, милорд. Это прерогатива миссис Грэм — сообщать вам о ее местонахождении.

Гнусный мерзавец, но он совершенно прав. Любая попытка запугать управляющего не даст результатов.

— Только что ко мне приходил сыщик с Боу-стрит, Кто-то должен предупредить ее.

Браун побледнел.

— Здесь? В Грейндже?

— Еще и получаса не прошло. Он сказал, что пока не выяснит, где она, не уедет из Кента. Опросит всех до единого жителей.

— Это из-за вас она оказалась в опасности. И вы думаете, я поверю вам после этого?

Когда-то Люсинда ему поверила.

«Видит Бог, я отдала вам свою любовь», — сказала она. Но любовь ему не нужна. Он просто хочет ее спасти.

Всю жизнь Хьюго пытался защищать невиновных. И это ему не удавалось.

— Прошу прощения, Браун. Где бы она ни находилась, я считаю, что ей грозит опасность. Если она уехала из Кента, нам не о чем беспокоиться, но если вы знаете, где она, пошлите ей записку. Предупредите ее, что она должна спрятаться. Имя сыщика — Скрипе. Тот, кто его нанял, не отступится от намеченной цели. Браун кивнул.

— Я передам ей, милорд.

«Передам»? Уж не хочет ли он сказать, что Люсинда прячется где-то поблизости, несмотря на его предостережение?

— Прекрасно.

— Будут еще приказания, милорд? — чопорно спросил Браун. — Возможно, вы хотите, чтобы я попросил вас об увольнении?

— Нет, не хочу. Когда речь идет о миссис Грэм, я веду себя глупо, но я не кретин.

— Разумеется, вы не кретин, милорд.

— Ступайте, Браун. Пошлите записку миссис Грэм.

Управляющий поклонился и вышел.

Оставшись один, Хьюго стал мерить шагами комнату. Он должен объяснить ей, что необходимо торопиться. Хьюго застегнул сюртук. Он предпримет обычную вечернюю поездку верхом. Если увидит Брауна, это будет просто совпадением. Хьюго схватил шляпу и пошел на конюшню. Впервые за два дня у него появилась цель, и это очистило его разум от паутины несчастья. При мысли о том, что он увидит Люсинду еще один, последний раз, его сердце гулко забилось.

От желания поторопиться все его мышцы были напряжены, но он заставил себя войти в конюшню неторопливо. Бросил со двора быстрый взгляд в окно конторы Брауна и увидел, что того нет. Очевидно, он и не думал писать никаких записок. Хьюго скривил губы. Как он и опасался, она все еще где-то поблизости. Можно не сомневаться — лошади Брауна нет в конюшне. Он окинул взглядом помещение.

— Добрый день, ваша светлость. — Альберт с хмурым видом опирался на вилы.

Из денника появился Трент. — Все готово, милорд. Альберт погрозил пальцем.

— Осторожнее с этим животным. Я только что срезал опухоль вот здесь, справа, где поджилки.

— Хорошо, — сказал Хьюго. — Браун только что уехал, да?

Трент кивнул.

— Жаль. Я хотел попросить его съездить в Хай-Эйкр, посмотреть коров, которых мы могли бы купить. Придется поискать его. По какой дороге он поехал?

— На Блендон, — сказал Трент, выводя Грифа из денника и наклоняясь, чтобы помочь Хьюго. — Уехал слишком поспешно.

Хьюго направил лошадь со двора.

— Смотрите, не попадите в кроличью нору, — крикнул Альберт точно так же, как делал, когда Хьюго был мальчишкой.

Хьюго махнул кнутом, давая знать, что понял, и пустил лошадь рысью. Трент покачал головой и скрылся в сарае.

Будь он проклят, думал Хьюго, если не ощущает себя упрямым юнцом, который пустился в какое-то сумасбродное приключение. Будь он проклят, если ему не было при этом хорошо, потому что он совершал нечто достойное. Или было бы хорошо, если бы его не грыз страх из-за опасности, грозящей Люсинде.

Гриф быстро покрывал расстояние. Хьюго внимательно высматривал Брауна. Вот он. Облако пыли на дороге впереди. Браун явно держит свое слово и хочет предупредить Люсинду прямо сейчас, и если повезет, он не обернется и не увидит, что Хьюго едет следом. Держа его в поле зрения, но, не сокращая дистанции, Хьюго последовал за ним в деревню. Должно быть, Люсинда у Даннингов. Очевидно, что она переехала туда. И глупо.

Он заметил, что Педдл, которой катил бочку по вымощенному булыжником двору трактира, помахал ему рукой, и махнул в ответ.

Браун, не снижая скорости, проехал мимо коттеджа Энни Даннинг.

Хьюго нахмурился. И куда теперь? Управляющий свернул в проулок. В этом направлении был только один дом. Она у Постлтуэя! В доме викария ей не грозит опасность. Желание увидеть Люсинду заставило Хьюго броситься за управляющим, не обдумав последствий своего поступка. Люсинда твердо решила никогда больше не видеть его, Хьюго. Он охотнее столкнулся бы со всей великой армией Бонапарта, чем с ее возмущением. Он улыбнулся. Она была великолепна в своем гневе. Хьюго гордился ею. Если бы только он мог ее освободить!

Эта мысль ворвалась ему в голову, точно пушечное ядро. В его власти сделать так, что ее муж никогда больше не прикоснется к ней. Он круто повернул Грифа. Фаэтон доставит его в Лондон задолго до того, как сыщик передаст сообщение Денби. Ссора за карточным столом или огромный долг — и все будет улажено.

Схватив ее запястье, Денби поставил Люсинду на ноги. Теперь, уже не прижатая животом к его плечу, она смогла перевести дух. Господи. Вейл. Она пыталась высвободить руку, которую Денби сжимал мертвой хваткой.

Человек в красном жилете вышел из экипажа следом за герцогом. Сыщик. Еще один враг. Сердце у Люсинды упало. Трое мужчин против одной женщины. Жалкие трусы.

При виде Люсинды сыщик нахмурился.

— Слишком поздно, ваша светлость. Вейл поднял бровь.

— Да, судя по всему.

— Я не ожидал увидеть вас здесь, Вейл, — сказал Денби. — Но я буду вам очень признателен, если вы одолжите мне ваш экипаж. Этот чертов парень с почты, не хочет возвращаться в Лондон, пока я не покажу ему наличные. Или, может быть, вы одолжите мне пони?

Рыдающая София пробежала позади них и обхватила руками ноги Люсинды.

— Мамочка.

Вейл вскинул вторую бровь.

— Совершенно очаровательная картина.

— Вы гадина, — сказала Люсинда. — Я никуда не поеду ни с одним из вас.

— Вы моя жена, — сказал Денби. — Объясните ей это, Вейл. Она, похоже, не понимает этого. Она мое имущество, моя собственность, так же, как моя лошадь.

— И вы обращаетесь со мной хуже, чем со своей проклятой лошадью! — крикнула Люсинда; София стиснула ее колени, мешая ее попыткам вырваться.

Денби занес кулак.

С быстротой молнии Вейл шагнул вперед и схватил Денби за запястье. При этом он прерывисто дышал, грудь у него вздымалась и опускалась.

— Глупец. Неужели вы хотите ударить вашу жену на людях? Или вы полагаете, что ее семья не узнает об этом? Никаких денег вы не получите. Не надейтесь.

Краска сползла с лица Денби. Губы презрительно скривились.

— Разумеется, я не хочу, чтобы она выглядела хуже, чем уже выглядит.

Вейл бросил взгляд на Люсинду. Ей хотелось умереть со стыда, исчезнуть в пыли у своих ног. Но она вздернула подбородок.

— Вы знали, как я выгляжу, когда женились на мне, Денби.

— Хватит препираться, садитесь в экипаж! — завопил Денби.

— Прошу вас, леди Денби, там вам будет удобнее, чем в почтовой карете, — промурлыкал Вейл.

Сыщик кашлянул.

— Ничего другого вам не остается, ваше сиятельство. Не то мы привлечем к себе внимание. — Он указал на одинокого всадника, скачущего галопом по проулку.

Мистер Браун. Сердце у Люсинды подпрыгнуло от радости, когда она узнала управляющего. Он, разумеется, спешит ей на помощь, нужно только потянуть время.

— Я никуда не поеду без дочери.

Вид у Вейла стал удивленный, но скучающее выражение мгновенно вернулось к нему.

— Не вижу вреда в том, чтобы взять ребенка.

— Нет, — возразил Денби. — Я не подбираю уличных найденышей.

— Ну-ну, мальчик мой, — пробормотал Вейл, положив руку на плечо Денби. — Приедем в Лондон и во всем разберемся.

— Ага, — сказал сыщик, открывая дверцу кареты. Денби глубоко вздохнул. Лицо у него стало красным.

— Господи Иисусе, — он схватил Софию в охапку и швырнул на обочину, — я не пущу в свой дом эту засранку!

София закричала.

Люсинда проскользнула под вытянутой рукой Денби и упала на колени подле вопящего ребенка. Притянула девочку к себе, принялась укачивать.

— Все хорошо, детка. Мама с тобой.

— Что здесь происходит?

Люсинда оглянулась на испуганное лицо мистера Брауна.

— Миссис Грэм, с вами все в порядке? — Он спрыгнул с лошади. Окинул взглядом мужчин, стоявших кружком у экипажа.

Денби торопливо шагнул к Люсинде.

— Сэр, то, что здесь происходит, вас не касается. Я граф Денби. Эта женщина моя жена, и я приехал сюда, чтобы отвезти ее домой.

Лицо, плечи, все тело мистера Брауна поникло. Жестом, выражающим беспомощность, он поднял руки.

— Прошу прощения. Я приехал предупредить вас, что этот человек, — он посмотрел на сыщика, — побывал в Грейндже.

— Увы, дружище, вы здесь de trop,^[2] — скучающим тоном проговорил Вейл.

Мистер Браун сжал кулаки.

— А вы кто такой?

— Я герцог Вейл. А с кем я имею удовольствие беседовать?

Управляющий словно съежился под своим коричневым сюртуком. Люсинде захотелось влепить Вейлу пощечину.

— Это мистер Браун, управляющий лорда Уонстеда.

— Весьма рад, уверяю вас, — сказал Вейл. — Полагаю, вам лучше уехать отсюда. — Он открыл свою табакерку и посмотрел на Люсинду, которая укачивала плачущую Софию. — По зрелом размышлении вы могли бы позаботиться о ребенке.

— Нет! — крикнула Люсинда, вскочив на ноги. — София останется со мной.

— Это семейное дело, — сказал мистер Браун. Денби улучил момент и привлек ее к себе. София испустила пронзительный вопль.

Денби отставил ногу для пинка. Люсинда успела поставить на его пути голень. Боль пронзила ее ногу. Она опустилась на землю.

— Скрипе, — сказал Вейл, — возьмите ребенка. Денби, усадите вашу жену в мою карету.

Сыщик взял Софию, которая еще громче завопила.

Денби обхватил Люсинду за плечи. Она ударила его локтем в ребра и с радостью услышала, как он охнул. Затем принялась пинать его ногами. Ее пинки не производили никакого эффекта, потому что она была в мягких туфлях, а он в сапогах.

Денби тащил ее к карете. Люсинда волочила ноги, царапала ему пальцы, попыталась укусить в руку.

— Она не хочет идти! — воскликнул мистер Браун. — Оставьте ее.

— Прошу вас, леди Денби, — сказал Вейл, — обещаю, ничего плохого с вашим ребенком не случится.

— Лжец! — крикнула Люсинда, задыхаясь и всхлипывая. — Я знаю, что вы задумали!

И тут, перекрывая гул у нее в ушах и крики Софии, раздался очередной стук копыт.

Огромный черный жеребец остановился на полном скаку.

— Что здесь происходит, черт возьми? — взревел Хьюго.

У Люсинды сердце ушло в пятки. Теперь Хьюго увидит своими глазами, что на самом деле представляет собой ее замужество. Из всего, что произошло, это самое худшее. Она обмякла в руках Денби.

— Ну-ну, смотрите-ка, кто приехал, — сказал Денби. — Человек, укравший у меня жену…

Хьюго смотрел на сопливого труса, который держал Люсинду. Жаль, что при нем нет его сабли. А еще лучше — пистолета. Нужно было одолжить у Педдла его мушкет, когда он остановился узнать у него о сыщике, а тот рассказал о внезапном появлении экипажей, направлявшихся к дому викария.

Он спрыгнул на землю и перекинул поводья через забор из штакетника.

Денби еще сильнее сжал плечи Люеинды.

— Явились за вашей шлюхой? Удивительно, как это вы не устали от этой апатичной свиньи. Убирайтесь отсюда, Уонстед. Вы здесь не нужны. — Он встряхнул Люсинду, и она с трудом удержалась, чтобы не закричать от боли.

Хьюго услышал ее тихий сдавленный стон, вздрогнул и шагнул вперед, сжав кулаки.

— Отпустите ее.

— Не подходите, — сказал Денби. — Ей же будет хуже. Хьюго замер на месте, с трудом сдержавшись, чтобы не заехать Денби в физиономию, а Артура подвесить за большие пальцы. Хьюго посмотрел на остальных мужчин, собравшихся вокруг сверкающей черной кареты — взволнованного Брауна, настороженного сыщика и кажущегося беспечным, но тоже настороженного герцога Вейла. Трое против двух. Силы неравны. Браун попятился, Хьюго вздохнул. Трое против одного. Нужно придумать план нападения, спасти Люсинду от этого ублюдка, чего бы это ему ни стоило.

Вейл поднял бровь:

— Уонстед. Хьюго поклонился:

— Ваша светлость, я полагаю, Скрипе — ваш человек? Герцог кивнул.

Ну конечно. Перевес значительный.

— Кажется, леди Денби не хочет ехать с вами, лорд Денби, — сказал Хьюго.

— Моя шлюха-жена сделает так, как ей прикажут.

— Разведитесь с ней. Назовите меня в вашем иске. Я не буду его оспаривать.

— И лишиться доступа к ее деньгам? Я не дурак!

— Я дам вам денег, — сказал Хьюго. У него была банкнота, которую он занял, чтобы помочь Люсинде.

— Нет! — крикнула та.

— Вы мне симпатичны, Уонстед, — проговорил Вейл. — Я предлагал заплатить за нее несколько месяцев тому назад. Как раз перед тем, как она сбежала.

Люсинда с отвращением посмотрела на него:

— Что я сделала, чтобы поощрить вас сделать мне такое чудовищное предложение?

— Дорогая, вы пленили мое сердце. — Он беспечно рассмеялся. — То, что от него осталось.

Почему-то Хьюго почувствовал, что, несмотря на цинизм заявления Вейла, в нем есть доля истины. И еще одна странность — герцог и его человек явились отдельно от Денби, который, судя по всему, прибыл в почтовой карете, которая ждала в отдалении на лужайке. Очевидно, Вейл вел свою собственную игру.

— Я дам вдвое больше того, что предложит Вейл, — сказал Хьюго. — Если у нее не может быть детей, как вы сказали, зачем ее удерживать?

— Это хорошее предложение, Денби, — согласился Вейл. — Вы могли бы снова жениться и обзавестись наследником.

— Откуда ему знать, что это не он виноват в том, что у нас не было детей? — закричала Люсинда и тут же испугалась, потому что Денби занес кулак.

— Вы… проклятая свинья. Как вы смеете?!

— А вы подумайте об этом, — протянул Вейл. — Ведь у леди Элизабет тоже нет детей, не так ли?

Охваченный ужасом, Хьюго смотрел, как Денби круто повернулся и уставился на герцога.

— На что вы намекаете, Вейл? — спросил Денби. Если она не бесплодна… Хьюго стало не по себе. Вейл пожал плечами:

— Я плохо в этом разбираюсь.

— Черт вас побери. Леди Элизабет принимает меры. Или вы думаете, она хочет родить ублюдка?

У Хьюго точно гора с плеч свалилась. Ну конечно. Он шагнул к обезумевшему Денби, оказавшись на пару футов ближе к Люсинде. Один сильный рывок освободит ее из тисков этого человека. Хватит секунды, чтобы усадить ее на Грифа и увезти прежде, чем Денби успеет перевести дух.

Должно быть, Денби заметил его движение краешком глаза, потому что круто повернулся.

— Она стоит десять тысяч фунтов, вложенных в государственные процентные бумаги, — заявил Денби. — У вас есть такие деньги? Наличными?

— Нет! — крикнула Люсинда. Денби встряхнул ее.

Хьюго был потрясен, но виду не подал.

— Не сейчас, — сказал Хьюго. — Мне придется продать часть своей земли.

— А вы что скажете, Вейл? — Денби, слегка разжав руки, повернулся к герцогу. — Сколько вы заплатите, чтобы залезть на эту толстую свинью?

Кровь бросилась в голову Хьюго. Глаза застлало красной пеленой. Он выбросил вперед кулак. Денби отпрянул. Кулак Хьюго скользнул по его подбородку.

Денби выругался и осторожно потрогал челюсть.

Прежде чем Хьюго обрел равновесие для второго удара, Денби толкнул Люсинду к Вейлу:

— Подержите эту суку. Сыщик отдал Софию Люсинде.

Хьюго поднял кулаки и принял боевую стойку. Денби приготовился к защите.

— Я думал, вы деретесь только с женщинами и детьми, — сказал Хьюго и ударил слева.

Денби присел и ударил Хьюго сапогом в бедро. Прямо в шрам. Хьюго пошатнулся от неожиданной боли. Люсинда закричала.

Тяжело дыша носом, Денби усмехнулся и нанес быстрый удар Хьюго в живот.

— Я слышал о вашей ране, дружище.

Хьюго сделал обманный выпад правой в ребра Денби и движением вверх левой ударил в челюсть. Денби не устоял и упал на задницу.

— Ублюдок, — сказал Денби. — Я бы не отдал ее тебе, будь я даже нищим.

— Вы и есть нищий — заметил Вейл. Он сунул табакерку в карман и поднес к глазам лорнет, — Кулачный бой — вещь весьма грубая, — посетовал он. — Дуэль гораздо благороднее.

Денби коснулся кончиками пальцев носа, из которого текла кровь, и с ненавистью посмотрел на Хьюго.

— Я убью вас. — Денби вытащил из кармана пистолет. — Не важно, что вы говорите, Уонстед. Она моя жена, И я могу делать с ней все, что захочу. Ударьте меня еще раз, а пострадает от этого она.

Хьюго замер на месте.

— Трус.

— Попробуйте прикоснуться к ней, и я посажу ее в погреб, где кишат крысы, у меня в Денби-Холле есть такое славное местечко.

Охваченная ужасом и отвращением, Люсинда изменилась в лице.

Хьюго показалось, что он обезумел от ярости, и он уцепился за ниточку здравого смысла.

— Думаете, ее отец будет давать вам деньги при сложившихся обстоятельствах?

Денби скорчил гримасу.

— Уонстед, — сказал Вейл. Хьюго посмотрел на него.

— Берегитесь, Уонстед. — Герцог говорил тихо, но в его тоне звучала угроза, хотя ни он, ни его пособник, судя по всему, не собирались прийти на помощь Денби.

Денби с трудом поднялся с земли, стряхнул пыль с бриджей. Пожал плечами.

— Ее отец заплатит и больше, лишь бы вызволить ее из погреба. Как вы считаете, Люсинда?

— Я думаю, мой отец сделает все, что в его силах лишь бы освободить меня от вас.

— Жаль, что вы не подумали об этом раньше, дорогая, — сказал Вейл.

Хьюго посмотрел на него.

Какое-то движение, которое он заметил краешком глаза, привлекло его внимание, и в тот же момент сыщик крикнул:

— Смотрите на пистолет!

Хьюго круто повернулся. Денби нацелил на него пистолет.

— Молитесь, Уонстед.

— Нет! — закричала Люсинда. — Не надо, Денби. Прошу вас. Я поеду с вами. Я сделаю все, что вы скажете. — Она сунула Софию в руки сыщика.

— Ну и ну! — хмыкнул тот. Хьюго развел руки.

— Давайте. Стреляйте. Вас за это повесят.

— Вот как? — Из носа Денби капала кровь. Он откашлялся и сплюнул. — Вейл скажет, что это была самозащита.

— Я расскажу, — заявила Люсинда. — Я всем расскажу, какой вы трус, вы стреляете в безоружного человека.

— Я тоже расскажу, — раздался чей-тоголос, Постлтуэй. И Кэтрин. Они выбежали из ворот дома викария, бледные, потрясенные.

— Отведите Кэтрин обратно в дом, викарий, — велел Хьюго.

Они не шелохнулись. Он должен взять все в свои руки, прежде чем кто-то еще пострадает.

— Вы не убьете меня, Денби, — насмешливо сказал Хьюго. — Для этого вы слишком трусливы.

Денби дернул головой, глаза у него горели.

Сыщик посадил Софию в карету. Люсинде придется последовать за ней.

Наверное, Денби пришла в голову та же мысль, потому что он толкнул жену к открытой дверце кареты. Хьюго делал ставку на то, что герцог позаботится о ней, как бы ни развивались события. Люсинда не шелохнулась. Пистолет Денби словно загипнотизировал ее.

— Мамочка, — хныкала София.

— Садитесь в карету, Люсинда, — прошептал Хьюго. Краешком глаза он увидел, что Вейл едва заметно кивнул.

Жаль, что он был не прав по отношению к герцогу. Он шагнул навстречу пистолету.

— Чего вы ждете? Я спал с вашей женой.

Потрясенная, Люсинда отпрянула. Хьюго было больно ранить ее, но это помогло, потому что теперь все внимание Денби сосредоточилось на нем. Граф взвел курок.

— Негодяй. Вы надеетесь, что меня повесят, если я убью вас. — Его распухшие губы скривились в улыбке — так мог бы улыбаться череп. — Но вы ни в чем не виноваты, Уонстед. — Он кивнул в сторону Люсинды. — Вот ее нужно наказать.

— Бога ради, Денби, — сказал Вейл. — Опустите пистолет. Мне это уже надоело. Графиня, садитесь в карету, если вам дорог этот ребенок.

Денби в бешенстве посмотрел на Вейла. Пистолет дрогнул.

Хьюго приготовился прыгнуть. Люсинда бросилась между ним и Денби. Хьюго отшвырнул ее в сторону одной рукой, другой ударил по пистолету.

Раздался выстрел. Потом еще один. Денби промахнулся и упал, потеряв равновесие. Люсинда рухнула на землю.

— Нет! — закричал Хьюго.

Глава 19

Хьюго опустился на колени рядом с Люсиндой, добежав до нее как раз перед тем, как подоспела Кэтрин.

— Славный выстрел, ваша светлость, — произнес Скрипе.

— Я думаю, она в обмороке, — сказала Кэтрин. Она опустилась на колени и принялась растирать руки Люсинде. — Постлтуэй, в моем ридикюле есть нюхательная соль. Найдите ее, пожалуйста.

Постлтуэй порылся в ридикюле. Хьюго перевел взгляд с мертвого Денби на Вейла, который, морщась от боли, прислонился к карете.

— Благодарю за помощь, ваша светлость, но вам не следовало его убивать. Вы предстанете перед судом пэров.

Вейл через силу улыбнулся:

— Это единственное, что я мог сделать, мой дорогой. Не думаю, что в Англии найдется суд, который обвинит меня. Это ведь самозащита.

— Само… — Капля чего-то темного и густого упала на безупречно начищенные сапоги герцога. — Господи, дружище, вы ранены.

— Да, — отозвался герцог, в его глазах, полных боли, блеснуло озорство. — Дьявольски повезло.

— Ваша светлость, — сказал Скрипе, — дайте-ка, я пущу в ход мои гляделки. — Он расстегнул сюртук на герцоге и стянул его с одного плеча. Потом расстегнул черный жилет; показалась белая рубашка в пятнах крови, с дырой у самого плеча. Скрипе вытащил носовой платок в пятнах.

— Господи, — сказал Вейл. — Надеюсь, он чистый?

— Ясное дело, чистый, — пробормотал Скрипе и стал стягивать руку жгутом.

Хьюго повернулся к Люсинде. Глаза у нее были открыты, и она смотрела, не отрываясь на неподвижное тело Денби.

— Он мертв?

— Да, дорогая, — сказала Кэтрин. — Без сомнения. Люсинда вздрогнула и отвела взгляд.

— Где София? — шепотом спросила она. Девочка выглянула из дверцы кареты.

— Плохой дядя ушел? — спросила она.

Люсинда рассмеялась сквозь слезы. Хьюго тоже не сдержал слез. Вот дурак. Он отодвинулся от Люсинды, хотя жаждал заключить ее в объятия. Но если он это сделает, дороги назад уже не будет. Когда он смотрел, как она падает, ощущение полной беспомощности заставило его застыть от ужаса. При этом он с беспощадной ясностью понял правду. Герцог рисковал жизнью, чтобы спасти ее. Герцог оказался намного благороднее, чем он сам.

Малышка спрыгнула со ступенек кареты, а Постлтуэй и Кэтрин помогли Люсинде подняться. Скрипе достал из кареты одеяло и накинул его на мертвого Денби.

Люсинда повернулась к герцогу.

— Благодарю вас, ваша светлость, — сказала она сухо. — Я так и не поняла, почему вы это сделали, но благодарю вас за помощь.

Взгляд Вейла смягчился.

— Я знаю, что вам пришлось пережить, дорогая. Знаю, что вы считали меня человеком безнравственным. Вы же меня просто поразили. — Он покачал головой. — Я думал, вы уедете к родителям после того, как я дал вам понять, какого рода загородный прием задумал устроить этот болван.

— Н-но ведь это вы втягивали его в порочный и беспутный образ жизни. Все идеи исходили от вас.

Скрипе туго затянул жгут, Вейл поморщился.

— Виноват, увы. Это был единственный способ, который я смог придумать, чтобы держать этого негодяя подальше от вас. — Он на секунду закрыл глаза. — Мне жаль, что он заставил вас страдать, дорогая. Не находись я в своем поместье, когда он сделал вам предложение, я не допустил бы, чтобы он женился на вас. Я знал, что он негодяй. Что ему нужны не вы, а ваше приданое. Но он очень торопился со свадьбой, и когда я вернулся в Лондон, было уже слишком поздно.

Хьюго полагал, что Люсинда упадет в объятия своего спасителя. Нет сомнений в том, что Люсинда дорога ему. Он рискнул ради нее жизнью. Именно такого мужа заслужила Люсинда — обаятельного, богатого и явно влюбленного.

Однако Люсинда не шелохнулась. Герцог обвел взглядом всех, кто находился поблизости, и вопросительно посмотрел на Хьюго.

Люсинда пристально смотрела на него. Хьюго покачал головой и попятился к изгороди, где стоял Гриф.

Герцог глубоко вздохнул. Улыбка появилась на его тонких губах — редкий случай, — превратив его из циничного дьявола в мрачного ангела.

— Леди Денби, — сказал Вейл, — почту за честь, если вы согласитесь стать моей женой.

Хьюго обернулся, сердце у него гулко стучало, ему стало трудно дышать. Какая женщина откажется от самого богатого человека в Англии, к тому же обладающего титулом герцога? После того, что ей пришлось пережить. Она заслужила такого мужа, как Вейл. Все, что мог бы ей предложить Хьюго, — это куча долгов и сердце, скованное льдом. Он ничем не лучше ее покойного мужа. Однажды она сказала Хьюго: «Я никогда не позволю вам властвовать надо мной». Однако Хьюго не удивился, когда Люсинда покачала головой.

— Вы очень добры, ваша светлость. Но я вас не люблю. — И она бросила на Хьюго взгляд, полный тоски.

В душе у него мелькнул проблеск надежды, но он тут же затоптал его. Глупо строить супружество на таком основании, как любовь. От любви мужчина становится слабее; любовь делает житейский путь невозможно мучительным. Любовь требует душу, а он оставил свою душу в Испании, похороненную под горячей сухой землей.

«Дай ей время обдумать предложение герцога, и она поймет все его выгоды. А если не поймет, вернется к родителям». Хьюго схватил поводья и отвязал их от облупленной изгороди. Сунул ногу в стремя и сел в седло.

— Герцог сделал вам хорошее предложение, леди Денби. Лучшее из всех, что вы можете получить.

Он прикоснулся к шляпе и направил Грифа по проулку.

Кэтрин бросилась к Люсинде и обняла ее за плечи, но та не могла отвести взгляд от широкой спины, удалявшейся прочь. Она не нужна Хьюго. Внезапно ощутив дурноту, она обхватила себя руками за талию. Она носит его дитя, но она не нужна ему. Он не знает о ребенке. Но если она ему скажет…

И навяжет себя человеку, который отверг ее, тогда как она призналась ему в любви? Что с ним произошло? Когда он не знал о Денби, он хотел на ней жениться. Это было предательство, это было непонятно. Почему он изменился теперь, когда она овдовела? Что заставило его передумать? Предложение герцога?

Она должна узнать. Люсинда повернулась к Постлтуэю:

— Можно мне пожить здесь еще несколько дней? Постлтуэй удивился. Кэтрин изумленно ахнула.

— Ваша семья очень беспокоится с тех пор, как вы исчезли. Они будут рады узнать, что вы живы и здоровы, — сказал Вейл.

— Вы с ними говорили? — спросила Люсинда.

— Скрипе — их человек. Ваш брат Джеффри нанял его. Когда я узнал, что мы заняты одним делом, мы объединили наши усилия. Девочка сбила нас со следа на некоторое время.

— Джеффри в Англии? Вейл кивнул.

— Скрипе вчера послал ему записку. Ваш брат, а быть может, и ваш отец завтра приедут, леди Денби.

— Приедут сюда? В дом викария?

Герцог посмотрел на викария, который еще не оправился от изумления.

— Можно леди Денби остаться здесь до приезда ее брата?

Кэтрин покачала головой:

— Я и слышать об этом не хочу. Леди Денби, вы поживете в Холле, пока не оправитесь настолько, что сможете отправиться в путь.

Постлтуэй облегченно вздохнул.

Странная пустота образовалась в груди Люсинды, даже новости о приезде ее родных не могли эту пустоту заполнить.

— Если вы последуете моему совету, ваша светлость, — вмешался в разговор Скрипе, — то, как можно скорее покажетесь доктору. Пуля застряла в плече. Ее нужно вытащить, иначе к утру, вы ноги протянете. Мы займем комнату в местном трактире. Я пришило сюда судью позаботиться о теле и сделать заявление.

— Своевременное напоминание, Скрипе, — вздохнув, сказал герцог. — Надеюсь, в этом отвратительном трактире найдутся для нас комнаты.

Скрипе помог ему сесть в карету.

— Нам приготовят комнаты, ваша светлость.

— Я поеду вперед, — сказал мистер Браун, — поговорю с Педдлом, пошлю за доктором, а потом отправлюсь к сквайру.

— Хорошая мысль, — сказала Кэтрин. — Отец любит играть роль судьи и огорчится, если вы не вызовете его сразу же. Может быть, вы также передадите, матушке, что у нас будет гостья? — Она взяла Люсинду за руку. — Я думаю, миссис Грэм… то есть леди Денби, что вам лучше уйти в дом. Полагаю, всем нам не помешает чашка чаю.

— И бисквиты, — сказала София, подпрыгнув от радости.

Люсинда с трудом отвела взгляд от того места, где в конце проулка исчез Хьюго, и привлекла к себе Софию.

— Да. Чашка чаю — это именно то, что нужно.

А также какое-то время, чтобы собраться с мыслями.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? — ласково спросила Кэтрин, когда чаепитие закончилось, и Софию уложили спать.

Люсинда колебалась, глядя в сочувственные, хотя и несколько смущенные глаза Кэтрин.

— Не понимаю, почему Хьюго… лорд Уонстед уехал вот так. Что я сделала неправильно?

Кэтрин поджала губки и медленно покачала головой.

— К сожалению, не могу вам помочь. Его отец любил жесткую дисциплину, это был человек холодный, но Хьюго всегда был добрым и ласковым, характером он пошел в мать, а внешностью — в отца. — Кэтрин посмотрела на свои руки, лежавшие на коленях, и вздохнула. — Война явно изменила его, сделала суровым и отчужденным. За исключением тех моментов, когда он смотрит на вас. — Она пожала плечами. — Мы все изменились. Посмотрите на Артура. Он никогда не интересовался одеждой и картами. А теперь превратился в денди худшего толка.

— Хьюго явно обрадовался, когда Вейл сделал мне предложение. — Вспомнив об этом, Люсинда ощутила болезненный укол в сердце.

В глазах Кэтрин блеснули слезы.

— Не знаю, что вам сказать.

Люсинда встала и принялась ходить перед камином, вертя в руках носовой платок. Быть может, после знакомства с Денби отвращение, которое Хьюго испытал к нему, перешло и на нее? Успокоится ли она, если не услышит правду от него самого?

— Я должна поговорить с ним.

— Могу пригласить его в Холл завтра.

— Нет. Я должна поговорить с ним наедине. — Кэтрин округлила глаза, но Люсинда продолжила: — Сегодня среда. Я поеду в Грейндж после обеда, когда уложу Софию.

Кэтрин схватила ее за руку.

— Вы очень смелая.

— Завтра приедут мои родные, — сказала Люсинда. — Так что это моя последняя возможность. Я могу, одолжить у вас лошадь?

Стемнело задолго до того, как Люсинда прокралась через огород Грейнджа. Проходя мимо пышных кустов, растущих вдоль дорожки, она втянула в себя запах лаванды. Только отблески молодой луны светились на ромбовидных окнах задней стены дома. Внутри было темно. В последний раз, когда она кралась в темноте, она бежала из Лондона. Та далекая ночь привела ее к Хьюго.

Настороженная, затаив дыхание, с гулко бьющимся сердцем, Люсинда нажала на ручку задней двери. Быть может, она ошиблась, и теперь слугам уже не дают выходных дней по следам?

Крадясь по кухне, она ощутила, что волосы у нее на затылке стали дыбом, как будто кто-то смотрел на нее. Люсинда остановилась. На каминной полке тикали часы, угли, которые сгребли в кучу, отбрасывали красный отблеск на чистые горшки и начищенные плиты пола. Не было ни видно, ни слышно никого из прислуги. Лежавший у очага Белдерон поднял огромную голову и потянул черным носом.

— Это я, — прошептала Люсинда.

Собака стукнула хвостом и снова опустила голову на скрещенные лапы.

— Ты хороший сторожевой пес.

Дверь в коридор скрипнула, когда Люсинда закрыла ее за собой. Она остановилась, прислушиваясь. Тишина. Люсинда на цыпочках вошла в огромный холл. Ни души. Темно. Только у подножия лестницы горит лампа. Люсинда заглянула в кабинет, потом в библиотеку. Никого.

Сердце у нее упало. Не мог же он так быстро вернуться в свой полк? Держась одной рукой за холодные перила, другой, приподняв повыше юбки на случай, если придется убегать, Люсинда поднялась.

У комнаты Хьюго остановилась. Кажется, она тоже погружена во мрак.

Дрожащими пальцами Люсинда повернула ручку и осторожно толкнула дверь. Подождала. Прислушалась. Скрипнула кровать. Раздалось приглушенное ругательство. Тяжелое дыхание. Это дыхание бодрствующего или спящего глубоким сном человека? Люсинда открыла дверь чуть шире и скользнула в комнату.

Ставни были открыты, лунный свет бросал жуткие тени на пол и на стены. Постепенно прояснились очертания мебели, кресла у стены, блеск бронзовой ручки на комоде; стоявшее на нем зеркало отбрасывало лунный луч на огромную кровать.

Настороженная, готовая в любой момент пуститься наутек, Люсинда подкралась ближе к кровати с той стороны, которая была ближе к двери. Обнаженная грудь Хьюго вздымалась и опускалась, глаза оставались в тени. Наблюдает ли он за ней, выжидая, когда она подойдет ближе, чтобы наброситься на нее? Запах мыла и спящего мужчины ударил ей в нос; запах этот манил и пугал одновременно.

Хьюго перевернулся на бок, ударил кулаком по подушке. Придет ли он в ярость, увидев ее?

Почему он не захотел разговаривать с ней? Или, быть может, посмотрел на нее глазами Денби и увидел, какая она безобразная? В таком случае она напрасно сюда пришла, обрекла себя тем самым на унижения.

Крадучись Люсинда подошла еще ближе.

Хьюго пошевелился. Одеяло сползло ниже. Он застонал и отвернулся от нее. Замерев, она подождала, пока его дыхание снова не станет ровным. Во рту у нее пересохло при виде этого сильного мускулистого тела. Как же она соскучилась по нему за эти недели! Соскучилась по его прикосновениям, его пылу, по наслаждению ощущать его плоть в себе.

Она крепко зажмурилась и вспомнила, как она решила проститься с ним в ночь праздника, поскольку в качестве замужней женщины ей не следовало продолжать их связь. Теперь обстоятельства изменились. Почему же тогда он отдал ее герцогу?

Увидела ли она в его глазах облегчение или сожаление? Если бы знать это наверняка!

На цыпочках она подошла к изголовью его кровати, опасаясь, как бы он ее не увидел, и, желая этого, затаив дыхание, она сняла платье. Корсет и сорочка упали на пол.

Господи, как холодно. Можно подумать, что сейчас в разгаре зима. Но дрожала она не от холода, а от страха. Сжав пальцами, край простыни, она ждала. Ей показалось, что он стал дышать глубже.

Сейчас. Если она не сделает этого сейчас, она сдастся, как сдавалась всегда. В кои-то веки она получила возможность распоряжаться собственной жизнью и дойти до конца, как бы мучительно это ни было.

Люсинда присела на краешек кровати и залезла под одеяло.

Она потыкалась носом в его спину, лизнула его, ощутила соленый вкус и пряный запах мужчины. Потерлась щекой о его лопатку и провела пальцем вокруг уха.

Его ягодицы сильнее прижались к ее ногам, зажигая искры наслаждения в ее лоне. Люсинду бросило в жар.

Она обвела пальцем его предплечье, потерла его сосок.

Он гортанно застонал. Хьюго. Ее медведь. Люсинда улыбнулась.

Хьюго перевернулся на спину. Люсинда резко отодвинулась, чтобы он не смял ее своим плечом. Бодрствующий или спящий, он, конечно же, не возражал против ее присутствия, и Люсинда почувствовала облегчение.

Она погладила его мускулистый живот. Оперлась на локоть и наклонилась, чтобы коснуться губами его соска. Грубые волосы щекотали ей губы и язык. Маленькая бусинка затвердела от ее прикосновения.

Люсинда провела рукой по собственной груди и почувствовала, что ее сосок тоже затвердел. Тогда она потерлась им о его бицепс и задрожала от восхитительного ощущения. Едва сдержав стон, вызванный желанием, она окинула его тело алчным взглядом. Он лежал неподвижно; глаза закрыты, лицо напряженное, но не мрачное, ноги широко раскинуты, под простыней на чреслах виднелся бугорок.

«Потрогай его там», — шепнул ей внутренний голос. От этой смелой идеи внутри у нее все задрожало. Желание нарастало. Она стянула с Хьюго простыню, так что теперь он был доступен ее взгляду во всей своей возбужденной красе. Вдруг его рука метнулась к его чреслам. Он обхватил свой член пальцами и стал дергать его. Люсинда замерла, а он застонал от удовольствия.

Не раздумывая, она обхватила его член пальцами ниже его пальцев. Хьюго замер. Рука его упала.

Люсинда затаила дыхание. Потом сжала пальцы, а он гортанно застонал, накрыл ее пальцы своими, словно призывая ее сжимать сильнее.

Она посмотрела на его лицо. Неужели он спит? Глаза у него по-прежнему закрыты, губы разжаты, грудь вздымается и опадает в ритме ее ласк. Забраться к нему в постель было поступком порочным и безумным. Как будто она какая-нибудь шлюха. Если он проснется и найдет ее играющей его телом, как будто это тело принадлежит ей, ее распутство вызовет у него отвращение. Люсинда отпустила его.

С быстротой молнии он обхватил ее за талию и положил на себя. Он хочет ее.

И она хочет его. Как цветок увядает зимой без солнечного света, ее сердце сжималось при мысли о том, что она никогда больше не увидит его лица и не ощутит магии его прикосновений.

Люсинда села на него верхом, он вошел в нее.

— Люсинда… Любимая…

Слезы брызнули из ее глаз. Любимая. Как долго она ждала этого слова!

— Люсинда!

— Хьюго, — прошептала она.

— А я думал, мне это снится, любимая.

Любимая. На этот раз он произнес это слово, уже проснувшись. Сердце у нее запело. Но тело требовало своего. И они вместе ускорили ритм своего соития, который становился все быстрее, удары — сильнее; казалось, это будет продолжаться вечно. Их тела терлись друг о друга, одной рукой он ласкал по очереди ее груди, ее пальцы теребили его соски, впивались в них ногтями, пока он, в свою очередь, не закричал.

Он принялся ласкать ее грудь, и она застонала от удовольствия.

— О Боже! — воскликнул он, приподнял ее и перевернулся на спину, прорычав: — Моя очередь.

Она обхватила его лицо ладонями, коснулась языком его губ.

— Прими меня всего, — сказал он и вошел в нее. Люсинда, близкая к оргазму, корчилась и извивалась.

Они вместе взлетели на вершину блаженства. После чего Люсинда погрузилась в глубокий сон.

Хьюго не сводил с нее глаз. Он даже зажег свечу, стоявшую у кровати. Хьюго был счастлив, что Люсинда рядом, не хотел думать о том, что это последний раз. Придя к нему этой ночью, она просто отдалила их расставание. «Так тебе и надо, эгоистичный негодяй».

Он ощутил момент, когда она проснулась, хотя она и не открыла глаз. Шея у нее напряглась, дыхание остановилось.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

— Нам нужно поговорить.

— О чем? — спросил Хьюго.

Она отодвинулась. Чем дальше они друг от друга, тем будет легче. Он решил держаться честно и грубо.

— Почему я вам больше не нужна? — Голос ее дрогнул от слез.

— Вы мне лгали. Я терпеть не могу, когда из меня делают дурака.

— Это единственная причина? — с притворным спокойствием спросила Люсинда.

— Да.

— Вы лжете, я слышу это по вашему тону. Позвольте мне высказать предположение. Все было хорошо, когда вырешили сделать предложение вдове, которую могли бы прятать в деревне. — Голос ее дрогнул. — Но теперь, зная, кто я, вы не можете на мне жениться, вам будет стыдно показываться со мной на людях.

Хьюго хотелось заключить ее в объятия, поцелуем стереть слёзы, которые — он знал это и, не глядя — дрожат у нее на ресницах. Но он не шелохнулся.

— Герцог сделал вам прекрасное предложение. С моим не сравнить.

— Герцог ни слова не сказал о том, что любит меня. Я заслуживаю большего.

— Подумайте об этом. Пусть пройдет какое-то время. Она презрительно усмехнулась и погрузилась в молчание. Хьюго почувствовал, что раздавил что-то изящное и ценное, сокрушил железными копытами боевой лошади или растоптал каблуком сапога. Но он не стал просить прощения.

Пропасть между ними становилась все глубже и глубже.

— Вы меня не любите?

— Мужчина и женщина могут желать друг друга до безумия, — сказал он. — Но в любовь я не верю. — Он не смеет верить в нее.

Пропасть становилась все глубже. Он почувствовал это, хотя Люсинда не пошевелилась. Она ускользала от него, но именно этого он и хотел.

— То, что вы описываете, похоть. Любовь непостижима. Желание умереть, чтобы другой жил, — вот что значит любовь.

— Мелодраматический вздор, — пробормотал Хьюго. Он вспомнил, как решительно вел себя несколькими часами раньше, и почувствовал угол совести. Любовь опасное чувство, она заставляет человека страдать, когда он теряет того, кого любит. Он страдал, потеряв мать, страдал, потеряв жену и ребенка, но если что-нибудь случится с Люсиндой, он будет страдать в десять раз сильнее. Трус.

— Где вы находитесь в настоящий момент? — спросил он. — Вы приехали сюда из дома викария? Я отвезу вас обратно.

Она посмотрела на него.

— Я остановилась в Холле. Кэтрин была так любезна, что одолжила мне свою лошадь.

— И вас совершенно не заботит ваша репутация? Вы явились сюда среди ночи.

— Нисколечко.

— Вам пора возвращаться, пока вас не хватились. — Ей пора возвращаться, прежде чем желание взять ее не одержит верх над доводами рассудка. Ее запах, запах их ласк наполнял каждый его вдох, и сознание того, что она находится совсем рядом, воспламеняло в нем кровь, поэтому было очень трудно здраво мыслить. А ему требовались все его умственные способности, чтобы уходить от ответов на ее вопросы.

— Значит, вы не верите в любовь? Вот от таких вопросов.

— Нет, не верю. А если бы и верил, я не тот человек, который вам нужен. Герцог спас сегодня вам жизнь. — Он позволил себе горько улыбнуться, и отвел руку, хотя ему страшно хотелось ощущать тепло ее тела. — Если не ошибаюсь, у него все было под рукой, пока я шел ощупью.

— Должна признаться, — я ошиблась относительно герцога. Отчасти.

— Как ошибаетесь относительно меня. Я вам не пара.

— Вы говорите это потому, что я совершила ошибку в своем суждении о Денби, а стало быть, не способна понять, чего хочу?

— Господи. Вы одна из самых умных женщин из всех, кого я знаю. Среди светских женщин нет такой, которая могла бы пойти своим путем, как это сделали вы.

— Комплименты? Они ничего не значат, Хьюго, если скрывают правду. Вы чего-то недоговариваете.

Ему хотелось послать ее ко всем чертям, закрыть дверь и зализывать раны, которые она наносила ему каждым сказанным словом. Он боялся, что ее удовлетворит только правда. Она уйдет, если узнает, что он на самом деле за человек.

— Вы меня не знаете. Я принадлежу к тому типу людей, которые убегают. Я убежал от отца, бросил свою мать, убежал из Испании. Я трус.

— Все говорят, что вы герой.

— Настоящие герои погибли. А я стою без толку в стороне, в то время как другой человек спасает мою женщину.

— Вашу женщину? — Она села, длинные прямые волосы рассыпались по плечам, обрамляя лицо и смягчая его черты. Бедра прикрывала простыня. Люсинда походила на наяду, встающую из волн.

Недосягаемая богиня.

Совершенно сбивающее с толку видение.

— Вы меня не слушаете. Мне пришла в голову бредовая мысль, что никто не заботится о вашем благосостоянии, что вы могли бы жить здесь со мной в этой старой развалине и быть счастливой. В любой момент бейлиф может оказаться у моих дверей. Вы видели, в каком состоянии находятся счета по хозяйству. Поверьте, это лишь малая часть того плохого, что здесь творится. Как могу я позволить женщине с вашими перспективами жить в такой убогой обстановке? Вам, разумеется, нужно искать что-то получше.

— И вы решили отдать меня герцогу? — спросила Люсинда.

Он стиснул зубы.

— Вы не вещь, и я не могу отдать вас. — Голос у Хьюго дрогнул.

— А ребенок?

Черт бы ее побрал. Она знает все его слабости.

— Она забудет обо мне через полмесяца. Скажите Вейлу, чтобы он купил ей пони.

Она положила руку на свой слегка округлившийся живот.

— Я говорю не о Софии.

— Что?!

— Я жду ребенка от вас.

Он спрыгнул с кровати, дошел до окна, вернулся.

— Нет! — крикнул он. — Это невозможно. Ваш муж поклялся, что у вас не может быть детей.

— Он ошибался. — Люсинда подтянула простыню к подбородку. — Разве это так плохо?

— Плохо! — взревел Хьюго. — Хуже и быть не может! Вы ошиблись. Или… — Он сердито посмотрел на нее. — Это ребенок вашего мужа, а вы пытаетесь выдать его за моего. Скажите мне. Я не буду возражать.

Она покачала головой.

— Проклятие! — Он прошел по комнате, добрался до туалетного столика. — Нет! — закричал он своему отражению в зеркале. Потом ударил кулаком по зеркалу. Оно разлетелось на множество осколков, и в этих осколках отразились кусочки его, Хьюго. — Проклятие! Нет! — Ему хотелось свернуться в комок, зарыдать, молиться каким-то богам. Он не допустит этого во второй раз.

— Что с вами? — шепотом спросила Люсинда.

Она сидела на кровати его отца, лицо у нее было белее простыни, которую она прижимала к груди, и она смотрела на него как на выходца из Бедлама. Каковым он и был.

— Я говорил вам. Я не хочу иметь детей. Терпеть их не могу. Избавьтесь от него.

— Вы говорите несерьезно. Вы привыкнете к этой мысли. — Люсинда едва сдерживала слезы.

Ему хотелось выть и крушить все вокруг. Все, что угодно, только не это. Он провел рукой по туалетному столику, сбросив на пол щетки, одеколон и осколки зеркала.

Люсинда подалась назад, уперлась в изголовье кровати и огляделась диким взглядом.

— Если вы оставите этого ребенка, вы все равно, что умрете, — сказал он, — Я говорил вам, что был женат, да? Рассказывал вам о своей жене-испанке.

— Вы сказали, что были женаты. И больше ничего.

— Я убил ее. Через девять месяцев вы тоже будете мертвы. Кто тогда будет заботиться о Софии?

— Прекратите! — крикнула она. — Вы меня пугаете.

— Гораздо меньше, чем вы меня. Хотите умереть? Она в оцепенении смотрела на него, закусив нижнюю губу, стараясь унять дрожь.

— Расскажите, что произошло. Позвольте мне оценить возможную опасность.

Этого он не ожидал. А вдруг его рассказ подействует? Можно подать свою историю в таких мрачных тонах, что это напугает самую смелую женщину в мире, а Люсинде — видит Бог — смелости не занимать.

Он подошел к кровати и тут понял, что он голый. Присел на краешек рядом с ней. Провел рукой по заросшему щетиной подбородку.

— С чего начать?

— Сначала.

Но он не мог думать об этом теперь.

— Я встретил Хуаниту зимой в офицерском клубе. Все молодые люди увивались вокруг нее. Я захотел ее в тот момент, когда увидел. Большинство испанских женщин — хрупкие и маленькие, а она… она была высокая, крепкая, этакое изобилие зовущей плоти. Одинокая, она нуждалась в защите. Хуанита была не глупа. Она понимала, что другие ребята возьмут то, что она может предложить, без каких бы то ни было условий. Положение у нее было отчаянное, родственники либо умерли, либо исчезли, денег ни гроша. В любой момент она могла не устоять и согласиться на временную связь просто взамен на еду. Чтобы спасти ее от этого и сохранить для себя, я сделал ей предложение. Мой отец начал пилить меня, заставляя жениться, едва я кончил учебу.

Легкое прикосновение к плечу заставило его вздрогнуть. Он посмотрел на ее нежную белую руку. Немного расслабился.

— Вы правильно поступили. Он фыркнул.

— О да, очень по-джентльменски. Давайте будем честными. Я был охвачен похотью. — Он с трудом продолжал: — Она приняла мое предложение, и мы вытащили священника из постели прямо среди ночи.

— Как романтично.

— Я сделал предложение. Я должен был поступить как порядочный человек. Написал об этом отцу. Он хотел, чтобы я женился на англичанке, но мне было все равно. Это он настоял на том, чтобы я пошел служить. Сказал, что мне нужно закалиться. Если бы я представлял себе, что он имел в виду, никогда бы не женился.

Люсинда на миг перестала поглаживать его, а потом продолжила.

— От отца я получил немногословные поздравления с пожеланием «выполнять свой долг». Мать очень обрадовалась. Она велела мне как можно скорее зачать ребенка и сообщить ей, как только это произойдет. Мне показалось это странным, но я был рад, что с ее стороны не было никаких упреков насчет выбора жены из низших классов, к тому же иностранки. Она написала, что рада. Тогда-то мне и следовало предположить…

— Что именно?

— Что жизнь моей матери висела на волоске.

— Почему?

— Дайте мне закончить. Хуанита забеременела сразу же. Беременность протекала без осложнений, несмотря на то, что мы переезжали с одной отвратительной квартиры на другую и иногда даже спали в палатках. Все, казалось, идет как по маслу. Пока не пришло время младенцу появиться на свет.

Он содрогнулся, вспомнив кровь и крики.

— Врач сказал, что младенец идет боком. У меня были сомнения, воспоминания, подслушанные обрывки ссор моих родителей. Раньше я не обращал на них внимания. Мы стояли на постое в какой-то отвратительной конюшне вместе с лошадьми. Это продолжалось долго. Весь день и всю следующую ночь. Под конец я не мог больше выдержать этого — ее криков, она обзывала меня негодяем, каких свет не видывал, и я знал в глубине души, что она права. Это было бесчеловечно, ненормально, как сказала одна из лагерных женщин. Я ушел и напился. Проклятый трус. Когда я вернулся, она была мертва. И ребенок тоже. Я убил их, посеяв свое семя в ее утробе. Неужели вы не понимаете? С вами я поступил точно так же.

Он отвернулся от нее и свернулся в комок, оживляя в памяти те ужасные часы и пришедшее с ними понимание, что ему следовало знать, почему отец начал настаивать на его женитьбе, едва он достиг совершеннолетия. Его рождение повредило что-то у его матери, а два предшествующих выкидыша еще больше ухудшили положение. Вместо того чтобы возненавидеть себя, его отец обвинял Хьюго, когда его мать отказывалась выполнять свой супружеский долг.

— Как-то раз я услышал, как мать кричит на отца: «Все графини в вашей семье умерли от родов!» Так оно и было. Неужели вы не понимаете? Я знал правду и все-таки сделал ее беременной. — Его голос упал до шепота. — Я не убью больше ни одну женщину.

Он спрятал лицо в подушку точно так, как делал это, когда был мальчишкой.

— Позже я написал отцу и сказал, что покончил с этими делами. Никаких детей. На мне цепочка прервется. А теперь вот это?

Он ударил кулаком по подушке.

— Я не хочу быть виновником еще одной смерти. Вы знаете, что сделал мой отец? Есть у вас хоть какое-то представление об этом? Он сказал, что, если я не желаю дать ему сына, он получит свое от моей матери. Ее письмо погнало меня через всю Испанию. Она молила меня еще раз жениться, подарить отцу надежду. Когда письмо дошло до меня, она была мертва. Он убил ее, пытаясь зачать еще ребенка. Она еще не остыла в земле, а он уже искал себе новую жену. Знаете, что было в его последнем письме? «Я всегда знал, что ты пошел в мать, но не думал, что ты трус. Ты слишком мягок для Уонстеда». Да, возможно, по природе своей я не Уонстед, но мое семя все равно проклято.

— Тише, — сказала она. — Обещаю вам, что не умру. Люсинда упрямо сжала губы, и его охватило отчаяние.

— Я не могу воспользоваться этим шансом. Я слишком сильно люблю вас.

Люсинда тихонько ахнула, и Хьюго замолчал. Он сказал, что любит ее.

Люсинда прижалась щекой к его спине.

Он не даст жизнь еще одному убийце женщин.

— Вы не должны рожать этого ребенка. Молчание. Никакого прямого отказа. Что делать, если она не станет слушать его доводов?

Будучи не в состоянии двигаться, он долго лежал так, а она гладила его плечи, ерошила волосы, наполняла его покоем, а он-то считал всегда, что покой для него — вещь недостижимая. Он пил силу из ее духа, ее храбрости, потому что у него ничего этого не осталось. Крепкий узел ярости, который он завязал вокруг сердца, ярости, которая защищала его, медленно развязывался, оставляя его беззащитным. Там, в глубине, он обнаружил что-то новое. Надежду. Крошечное зернышко надежды, что с Люсиндой его жизнь, возможно, будет иной. Если бы только она послушалась его.

Когда он, наконец, обрел дар речи, перевернулся на спину и посмотрел в ее тревожные глаза.

— Ради меня, ради себя, вы должны… мне очень жаль. Я слишком труслив, чтобы пройти через это еще раз.

Она вздохнула.

— Нет, Хьюго. Простите меня. Моя мать произвела на свет девять здоровых детей. С вами или без вас, я выношу этого ребенка. Больше всего на свете я хочу именно этого.

Из его груди вырвался стон.

— И я никак не могу остановить вас? Она покачала головой.

— И не думайте, что я выйду замуж за герцога Вейла. Он посмотрел в ее полуночные глаза и увидел, что она плакала. Он заставил ее плакать, а ведь единственное, чего он хотел, — это чтобы она была счастлива. Он представил себе, что она живет одна, как жила все эти месяцы. Даже если родители будут ей помогать, мысль о том, что она даст жизнь его ребенку, наполнила его ужасом, а она, судя по всему, смотрела в неведомое будущее с удивительным спокойствием.

— Вы не оставили мне выбора. Люсинда, я вас люблю. Я не позволю вам страдать в одиночестве. Вы выйдете за меня замуж?

Она спрятала лицо у него на плече.

— Выйдете? — снова спросил он.

— Да. Да. — Люсинда поцеловала его в губы, осыпала поцелуями его лицо. — Да.

— Это будет ад.

— Обещаю, что все будет прекрасно.

В дверь постучали. Они уставились друг на друга. Они были измучены и не способны никого видеть. Хьюго посмотрел на окно. Никакого признака рассвета. Слишком рано для горничной разводить огонь, и потом, горничная не стала бы стучать.

— Тише. Может, они уйдут. Стук не повторился.

Он привлек ее к себе и вдохнул запах ее волос.

— Я вас люблю.

— Вам к лицу говорить это. Быть может, я вас вознагражу.

Он усмехнулся:

— Что вы задумали?

Но тут снова раздался стук, на этот раз более настойчивый.

— Милорд! Это Трент.

— Милорд, какой-то джентльмен хочет вас видеть.

— Кто это?

— Некий лейтенант Армитидж. Десятого полка.

— Джеффри? — пискнула Люсинда. — Мой брат?

— Пропади он пропадом. В хорошенькое положение мы попали.

Он спрыгнул с кровати, стараясь не наступить на осколки зеркала, схватил халат и домашние туфли.

Когда он оделся, Люсинда уже надела сорочку и платье.

— Я пойду с вами.

— Нет, дорогая. Он может меня застрелить, когда поймет, что вы лежали со мной в постели. Я хочу ему все объяснить.

Она бросила взгляд на свое отражение в зеркале, висевшем над камином, и увидела с гордостью, что у нее вид женщины, которую долго и страстно ласкали, у которой губы распухли от поцелуев, а волосы спутаны.

— Нет. Вы не знаете Джеффри, — возразила она. — Он мне ближе всех остальных братьев. Лучше я сама с ним поговорю.

Хьюго вздохнул:

— Упрямая девчонка. Ладно, я стану позади вас. Она фыркнула.

В дверь снова постучали.

— Милорд, этот человек грозится, что поднимется наверх и выломает дверь, если вы не сойдете вниз через пять минут.

Хьюго распахнул дверь.

— Мы идем.

При виде Люсинды Трент отступил на шаг. Затем покачал головой и пошел вниз.

Они направились следом за ним рука об руку. Удивительно, думала Люсинда, что Джеффри здесь, и как неловко, что он приехал и нашел ее в постели с любовником. То есть с ее будущим мужем. Сердце у нее радостно подпрыгнуло.

— Я отвел его в библиотеку, милорд, — сказал Трент. — Сдается мне, это довольно горячий молодой джентльмен. Кавалерист. Джевенс все еще приводит себя в чувство на кухне при помощи бренди.

— Он ему угрожал, да? — мрачно спросил Хьюго.

— Это не похоже на Джеффри, — возразила Люсинда.

— Вы, вероятно, не видели его, когда честь его сестры поставлена на кон, дорогая. Разрешите мне поговорить с ним.

Он не стал дожидаться ответа, открыл дверь библиотеки и вошел.

Джеффри стоял у камина. Он выглядел просто великолепно в своем синем кавалерийском мундире; отороченном мехом плаще, висевшем на одном плече. Головной убор он держал под мышкой, как и полагается настоящему военному. С тех пор как она в последний раз его видела, он стал шире в плечах и выше ростом. Он выглядел почти таким же крупным, как отец, а по весу, пожалуй, превосходил Хьюго.

Он зло посмотрел на Хьюго, щеки у него были румяные, что говорило о прекрасном здоровье и немалой толике гнева.

— Хорошо, что вы приняли меня, Уонстед. — Потом он посмотрел на Люсинду и округлил глаза. — Господи, да ты здесь! Как ты могла? Ведь мы так тревожились о тебе!

— Что? — воскликнула Люсинда, потрясенная и уязвленная критическими словами брата, которого считала самым близким человеком. — Интересно, кто ты такой, по-твоему, что являешься сюда и сообщаешь мне, что я должна и чего не должна делать?

Джеффри ушам своим не верил.

Она никогда раньше не была такой воинственной.

Хьюго поднял руку в умиротворяющем жесте.

— Оставьте это мне, Люсинда. — Он повернулся к Джеффри. — Я знаю, это выглядит дурно, но я просил вашу сестру стать моей женой.

Джеффри опустился в ближайшее кресло и провел рукой по своим светло-каштановым волосам.

— Слава Богу. Не знаю, каким образом я мог бы рассказать матушке эту историю.

— Как ты меня нашел? — спросила Люсинда.

— Через мисс Доусон. Люсинда прищурилась.

— Я вытянул это из нее, — поспешно проговорил Джеффри. — Я пригрозил, что убью кого-нибудь или покалечу, поскольку никто в Холле не смог сказать мне, где ты, и тогда она открыла твою тайну.

Хьюго обнял Люсинду за плечи и подвел к дивану. Он так заботливо помог ей усесться, что у нее заныло сердце.

— Знаете, я ведь не инвалид. Джеффри воззрился на нее:

— Что случилось?

— Я жду ребенка. Джеффри вскочил с кресла.

— Что? — воскликнул он.

— Да сядьте же, Бога ради, — сказал Хьюго. — Мы собираемся пожениться.

— Расскажи ему о нашей матушке, Джеффри, — попросила брата Люсинда. — О том, что она производила на свет детей с такой легкостью, с какой пробка вылетает из бутылки шампанского, и я уверена, что у меня будет точно также.

У Джеффри челюсть отвисла.

— Сколько вы весили, когда появились на свет? — спросил Хьюго.

— Не помню.

Люсинда запустила ему в голову подушкой.

— Ладно, мир. Судя по словам нашей няни, я был огромным. А что?

— Хьюго боится, что я умру родами. Джеффри слегка позеленел.

А она обняла Хьюго за талию и положила голову на его горячую грудь, где ей было так спокойно. Он помешкал, потом провел руками по ее спине, погладил по волосам.

— Расскажи ему о, Брендоне, Джеффри, — велела она. — Как он, как девочки? Как папа с мамой?

Джеффри остановил ее жестом.

— Прошу тебя, не все вопросы сразу. Все в добром здравии, но волновались о тебе.

— А Брендон? Джеффри погрустнел.

— Кажется, все в порядке. Не знаю только, годится ли он для армии.

— Я не об этом, — сказала Люсинда. — Расскажи Хьюго о том, когда Брендон родился. — Она обратилась к Хьюго: — Брендон — это самый младший из всех братьев. По словам матушки, он был просто огромным.

Джеффри кивнул:

— Он выше меня ростом. Наша матушка, видите ли, весит немало. Она не могла бы быть с мужчиной, менее крупным, чем наш папа.

— А я очень похожа на маму, — добавила Люсинда. Хьюго помотал головой.

— Я умру, если буду думать, что вы умираете. Она ткнула его локтем под ребра.

— Значит, мы с вами оба умрем, и для нас это уже не будет иметь никакого значения.

— Люсинда! Не кощунствуй!

Сердце у нее начало биться в обычном ритме. Кажется, все уладится, если она сумеет сделать так, что он будет спокоен. Он обнял ее и страстно поцеловал. Когда же, наконец, оторвался от ее губ, чтобы перевести дух, посмотрел на нее с улыбкой.

— Господи, любимая, что я сделал, чтобы заслужить такую, как ты?

— Ты хороший человек, и я люблю тебя. Я рада, что мы нашли друг друга.

Он посерьезнел и посмотрел на Джеффри, который молча разглядывал носки своих сапог:

— Полагаю, ваш отец благословит нас.

— Он сказал, что убьет вас, если вы не женитесь. Он сейчас на постоялом дворе с Вейлом.

— Господи, — только и мог сказать Хьюго.

— Как себя чувствует Вейл? — спросила Люсинда.

— Будет жить, — сказал Джеффри и бросил на нее взгляд, говоривший о том, что речь идет не о ране.

Она заглянула в глубину своей души и увидела, что Вейл не привлекал ее никогда, ни в малейшей степени, даже до того, как втянул ее мужа в свою орбиту.

— Как вы считаете, можно мне выпить чашку чаю? — Она положила руку на живот, ощущая легкое головокружение. — С бисквитом?

Хьюго вдруг встревожился.

— Не хотите ли прилечь? Поднять ноги повыше?

— Нет, Хьюго. Не нужно обращаться со мной как с инвалидом. Я просто хочу немного поесть.

Он перевел дух.

— Надеюсь, с вами все в порядке. Кстати, кто отец вашей хорошенькой дочки?

— Мне бы тоже хотелось это знать, — сказал Джеффри, хмурясь.

Люсинда рассмеялась:

— Скоро она станет дочерью Хьюго. А если говорить честно, я понятия не имею. Я ее нашла.

— Похоже, этот рассказ мы прибережем на другой раз, — сказал Джеффри.

— Вот именно, — согласился Хьюго. — Трент!

Трент тут же просунул голову в дверь.

— Все в порядке, милорд?

— Все отлично, замечательно. Пожалуйста, принесите чаю для будущей графини Уонстед.

Трент ухмыльнулся.

— Сию минуту, милорд. Могу ли я вас поздравить?

Эпилог

Люсинда разнежилась под жарким летним солнцем и отложила носовой платок, который принесла из дома, чтобы украсить его вышивкой. Платок был последним из шести, на нем уже было вышито «X», сплетенное с «Л». Оставалось только вышить гирлянду из анютиных глазок. Но Мармелад решил, что ее колени — прекрасное место, чтобы поспать, едва она вдела в иголку первую шелковую нитку.

Люсинда откинулась на подушки и посмотрела из-под зонтика на синее безоблачное небо.

Сопение, послышавшееся от стоявшей рядом с ней плетеной корзинки, заставило ее резко выпрямиться.

— Белдерон, не суй туда свой нос!

Ищейка поджала хвост и, прижав уши, посмотрела на нее.

— Я знаю, ты ничего ему не сделаешь, но я только что его уложила. Учитывая, что и ты, и его отец постоянно тычут в него, чтобы убедиться, что он настоящий, я удивляюсь, что ребенку вообще удается поспать.

Она откинула мягкое голубое одеяльце и посмотрела на крупную голову сына и копну его темных волос. Крепко спящий, он был похож на Хьюго. Люсинда улыбнулась.

Крик, раздавшийся в загоне, заставил Люсинду поднять глаза, она увидела, что София летит через бревно на своем пони. Люсинда вскочила, но тут поняла, что Хьюго крепко держит лошадку за поводья.

Мармелад с неудовольствием посмотрел на нее и пошел, задрав хвост, к дому, без сомнения, на поиски Энни.

Сердце у нее медленно опустилось из горла на свое место. Она наклонилась над Джонатаном Джеффри Хьюго Малбери, новоиспеченным виконтом Лефроем.

— Надеюсь, ты не будешь пугать меня так, когда вырастешь, — сказала она, щекоча его щечку. — Ты уже достаточно напугал своего отца в тот день, когда появился на свет. — Слава Богу, мать Люсинды приехала помочь, иначе бедный Хьюго пустил бы себе пулю в лоб еще до конца ночи. — В следующий раз все будет гораздо легче. Ты хочешь братика или сестричку? — Она погладила себя по животу. — Твоему папе мы пока ничего не скажем, если ты будешь хорошим мальчиком.

— Миледи, — окликнул Люсинду Джевенс.

Она обернулась в сторону дома и увидела, что дворецкий с трудом тащится вниз с террасы, а следом за ним идут трое, один из которых одет в синюю форму с блестящим золотым галуном.

— Это Джеффри, — сообщила она спящему Джонатану. — Целый и невредимый.

Хьюго, должно быть, тоже увидел гостей, потому что оставил Софию на Трента и направился к ним от загона, застегивая на ходу пуговицы сюртука.

— Его светлость герцог Вейл, капитан Армитидж и мистер Артур Доусон, миледи, — доложил Джевенс, подмигнув Люсинде.

— Спасибо, Джевенс. Попросите, пожалуйста, миссис Даннинг через полчаса прислать чай на террасу.

Джевенс поклонился и ушел.

— Леди Уонстед, — сказал Вейл. — Прошу вас, не вставайте ради нас.

Люсинда протянула ему руку.

— Ваша светлость, как мило, что вы зашли. Джеффри, очень рада тебя видеть. Поздравляю с повышением. Я и не знала, что ты в Англии.

— Депеши от Веллингтона. Просит еще оружия и рекрутов. Я налетел на Вейла у штаба конногвардейского полка, и он предложил отвезти меня сюда.

Люсинда послала улыбку апатичному аристократу и заметила в его серых глазах холодную сдержанность с оттенком грусти.

— Очень любезно с вашей стороны, ваша светлость. Сказав, что мы вам рады, я говорю и от имени Хьюго.

— Вы очень любезны, миледи. Помните мистера Доусона? — Его светлость указал на молодого человека с длинными изящными пальцами.

— Мистер Доусон, — кивнула Люсинда.

Мистер Доусон вздрогнул от ее сухого тона. Так ему и надо. Он не вправе надеяться, что будет желанным гостем в ее доме. Он ведь не сдержал слово, данное Хьюго.

Джеффри присел на корточки перед корзинкой со спящим Джонатаном и заглянул в нее.

— Как поживает мой племянник?

— Прекрасно, — ответила Люсинда.

— Здесь у нас нос, которым можно гордиться, Вейл, — сказал Джеффри. — Посмотрите-ка.

Вейл наклонился и кивнул глубокомысленно, хотя и отчужденно.

— Нос действительно выдающийся.

Джеффри пощекотал спящего виконта под подбородком и выпрямился, увидев Хьюго.

— Вейл, — сказал Хьюго. — Армитидж. — Он обменялся рукопожатиями с обоими. Затем повернулся, чтобы поздороваться с Артуром. На этот раз он ограничился кивком. — Доусон.

— Черт побери, Хьюго, — сказал Артур. — К чему такая чопорность?

— Я думаю, пора разрядить атмосферу, — сказал Вейл.

— Атмосфера разрядится, если Доусон уберется отсюда, — отозвался Хьюго.

Артур зло посмотрел на него.

— Выслушайте Вейла, и если после этого вам все равно захочется вышвырнуть меня, будь, по-вашему.

— По-моему, вас нужно бросить в пруд к уткам, — сказал Хьюго.

— Хьюго, — остановила его Люсинда, — не груби. Его светлость хочет тебе что-то сказать.

Вейл поклонился.

— Благодарю вас, леди Уонстед. Ваша любезность потрясла мою смиренную душу.

— Ближе к делу, Вейл. — В голосе Хьюго послышалась опасная нотка, и Люсинда вздрогнула. Нечто вроде небольшой ревности, чтобы оживить кровь.

Вейл едва заметно усмехнулся, словно прочел ее мысли.

— Вы считаете, что это Доусон не удержал язык за зубами и рассказал Денби, где найти леди Уонстед?

— Никто другой не мог этого сделать, — сказал Хьюго, зло посмотрев на Артура.

— Мог, — возразил Вейл. — Я встретился с ней на прошлой неделе. Это некая мисс Эббот. Очевидно, она наткнулась на Денби на Бонд-стрит и совершенно случайно упомянула о некоей способной и пышнотелой лучнице, которая остановилась в доме викария и которая обыграла ее на соревнованиях в Кенте. Денби вцепился в нее, как собака в кость, пока не вытянул все подробности, а потом сел в почтовую карету.

— Я, кстати, не знал, что леди Уонстед переехала в дом викария, — сказал Артур.

— Да, вы не знали. — Люсинда взглянула на Хьюго, который стоял как громом пораженный.

Затем он протянул руку молодому человеку.

— Кажется, я должен извиниться перед вами, Артур. Тот вздохнул.

— Меня это не волнует. — Он пожал протянутую руку. — Я только хочу, чтобы мы остались друзьями. У меня есть замечательные новости. Мой дядя купил мне патент для вступления в армию.

— Что скажет об этом ваша матушка? — спросила Люсинда.

— О, она готовится к свадьбе Кэтрин — викарий наконец-то огорошил ее своим предложением. Надеюсь, когда это произойдет, я уже буду на борту судна, направляющегося в Лиссабон.

— Берегите себя, юноша, — сказал Хьюго.

Артур посмотрел на свои башмаки, потом бросил застенчивый взгляд на Хьюго.

— Я надеялся, что вы дадите мне несколько ценных советов.

— С удовольствием. Пойдемте в библиотеку. У меня там есть карты и мои дневники. И кажется, плащ-палатка. Пойдемте, Вейл?

— Нет, я побуду здесь в обществе леди Уонстед.

Джеффри взял Хьюго под руку.

— Я пойду, если вы обещаете угостить меня одной из ваших прекрасных сигар, которые мы курили, когда я был здесь в последний раз.

— Уж эти мне шурины, — пробормотал Хьюго, хлопнув Артура по спине.

— Итак, — сказал Вейл, когда остальные уже не могли их услышать. — Все хорошо, что хорошо кончается.

Все еще печалясь из-за того, как неверно судила о нем, Люсинда робко улыбнулась ему.

— А что же вы? Нет ли счастливых концов на вашем горизонте?

— Учитывая мою склонность к путешествиям, леди Уонстед, это кажется в высшей степени, невероятным.

— Мы бы не подошли друг другу. Ваш склад ума слишком язвителен для такой мягкой натуры, как у меня. Мне пришлось бы то и дело извиняться за ваши резкие замечания.

Он оправил манжеты, выступающие из рукавов.

— Ах, дорогая леди, не думайте, что я чахну. Совсем наоборот. И кто знает, где мужчина найдет родственную душу. Вряд ли Хьюго, к примеру, когда-нибудь думал, что вы будете жить в его поместье.

— Наверняка он так не думал. — Она улыбнулась, а ее взгляд остановился на широких плечах любимого мужа, который шел мимо желтых роз и пурпурных анютиных глазок. Она смотрела, как он поднялся по ступеням к балкону, шедшему вдоль всей задней стены дома, и подумала — сколько времени пройдет, прежде чем гости оставят их в их синей спальне с пологом над кроватью и новомодной ванной, которая стояла теперь в соседней комнате и была достаточно большой, чтобы в ней могли поместиться двое.

Возможно, герцог и услышал ее счастливый вздох, но не подал виду.

Примечания

1

твердую землю (лат.)

(обратно)

2

лишний (фр.)

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Эпилог

*** Примечания ***