Неман! Неман! Я — Дунай! [Василий Прохорович Агафонов] (fb2) читать постранично

Василий Прохорович Агафонов Неман! Неман! Я — Дунай! /Литературная запись А. П. Ланщикова/

Василий Прохорович Агафонов

Школа жизни

1

Был на исходе 1935 год. В нашем батальоне готовились к встрече Нового года, но меня занимало другое. В кармане уже лежал железнодорожный билет до Новоград-Волынского. А в предписании значилось: «Капитан Агафонов Василий Прохорович направляется в 14-ю кавалерийскую дивизию на должность начальника связи…»

Меня не столько обрадовало повышение в должности, сколько перевод в кавалерию. Конница! Кажется, мои детские мечты начинали сбываться! Перед глазами невольно встали картины далекого детства…

Долгий зимний вечер. За окнами, залепленными мохнатым инеем, протяжно воет сиплый ветер. А в доме тепло. Потрескивают дрова в печи. В горнице за столом сидит отец, он деловито водит пальцем по книжным строкам, мягко шевелит губами — читает.

Гулко хлопает дверь. На пороге вырастает заснеженная громада. Это дед Самсон, деревенский сторож. Он в длинном тулупе, здоровенных валенках и с колотушкой в руке. Под удары этой колотушки засыпает наша деревня Якунино, затерявшаяся в снегах Ярославской губернии.

Нас, детей, рано отправляют спать. Тепло на печи, сладко пахнет овчиной и сушеным льняным семенем… А отец подолгу сидит с дедом Самсоном. Они вспоминают о былом, главным образом службу в армии.

Видимо, под впечатлением этих разговоров у меня и зародилась мечта стать военным, и непременно кавалеристом. Зажмурив глаза, я пытался представить отчаянную рубку с неприятелем и, конечно, выходил победителем из всех битв.

Теперь я понимаю, что так влекло меня в конницу. Прежде всего скорость. Молодость всегда дружит со скоростью. А еще — естественная для крестьянина любовь к лошади — главному помощнику во всех деревенских работах.

И вот много лет спустя осуществлялась мечта моего детства…

Со смешанным чувством покидал я свой отдельный батальон связи 82-й стрелковой дивизии. Радость сменялась тревогой. Как примут меня, пехотинца? Как относятся кавалеристы к технической связи? Что, наконец, вообще ожидает меня на новом месте?

До вокзала добирался трамваем. Два красных вагончика, раскачиваясь из стороны в сторону, неслись среди высоких сугробов, оглашая вечернюю тишину своим частым звоном. На окраине дома были занесены чуть ли не под самые крыши, и казалось, что бледный белесый свет, пробивавшийся сквозь обросшие инеем окна, подсвечивает откуда-то снизу, из-под сугробов.

Только вокзал щедро разбрасывает свет во все стороны. Густое белое облако застряло в его двери, и туда непрестанно ныряют людские фигуры. А высоко в черном небе застыли клубы крутого пара. Сквозь тяжелое шипение пронзительно всхлипывают паровозы.

На перроне нелюдно: провожающие, не дожидаясь сигнала отправления, спешат вернуться домой. Холодно. Да и час поздний. В вагоне тепло, пассажиры уже освободились от тулупов, поддевок, платков и напоминают людей, только что вернувшихся из бани. Сидят распаренные.

За окном вздрагивает колокол, и наш состав медленно набирает скорость. Впереди — сотни верст пути, а в конце его — незнакомый Новоград-Волынский.

Переезды не были для нас редкостью: переводили из одной части в другую, иногда даже из одного рода войск в другой, так что мы в конце концов привыкли к кочевому образу жизни.

* * *

Задержавшись в Москве на два дня, я прибыл к месту назначения под самый Новый год. День облачный, серый. Низкие рваные облака кружат по горизонту. Пронесется по улицам ветер — и сразу запахнет мокрыми заборами и прелой сырой листвой. Дорога уныло чавкает черной грязью. Кое-где по канавам да в плотных зарослях жухлой травы сохранились клочки непрочного снега.

Добравшись до штаба дивизии, я представился начальнику штаба полковнику Козачку. Сергей Борисович Козачек как-то сразу располагал к себе. Во время разговора он часто улыбался, охотно отвечал на вопросы, поинтересовался моим семейным положением.

С. Б. Козачек (фото 1966 г.)

— Как только примете дела и немного обвыкнете, дадим отпуск, съездите за семьей, — пообещал начальник штаба. — Без семьи трудно спокойно работать… А впрочем, скажу по секрету, но только, пожалуйста, не пугайтесь: работать спокойно у нас вообще трудно — кавалерия!

По всему было видно — Сергей Борисович очень любил конницу и гордился своей принадлежностью к ней. Небольшого роста, плотный, он расхаживал по комнате, позвякивал шпорами и дружески внушал мне:

— Кавалерия, товарищ Агафонов, самый маневренный род войск. Запомните, она может вести бой и в пешем строю. В этом случае главной становится проводная связь. Но как только оборона противника будет прорвана и последует команда: «Коноводы, лошадей!» — бросайте свою проволоку и переходите на радио.

— Все понятно, товарищ