Время страстей [Хэдер Грэм Позессер] (fb2) читать онлайн

Хэдер Грэм Позессер Время страстей

Часть I НЕЗНАКОМЕЦ

Глава первая

Лето 1862 года

На границе штатов Канзас и Миссури

Цокот копыт звучал как предупреждение. Непрерывный дробный стук, порождавший у Кристин первобытный страх. Странно, но до того, как она услышала эти приближающиеся звуки ударов конских копыт, она не думала об опасности. День как день, ничего особенного, а может быть, она слишком наивна – ждала грозы, а совсем не того урагана, что, похоже, надвигался.

В воздухе чувствовалось какое-то тревожное ожидание. Идя с реки по дорожке сада, Кристин остановилась. Легкий бриз стих. Зловещая тишина окружала ее. Она невольно взглянула вверх на небо и увидела голубизну – прозрачную голубизну, ни единого облачка в голубой бесконечности.

Такое затишье бывает перед грозой, поду мала она. Здесь, в Миссури, на границе со штатом Канзас, сильные грозы случались часто. Чистое небо внезапно подергивалось дымкой, и начинали сверкать молнии, казалось возникавшие из ничего.

И тогда она услышала цокот копыт.

Кристин посмотрела на простирающуюся перед ней равнину: подхваченные ветром перекати-поле неслись по иссушенной земле. Вечные бродяги…

Внезапно страх проник в ее душу. Прошу тебя, Господи, только не это!

Шеннон…

Кристин побежала. Ее сердце забилось сильнее, в такт нарастающему цокоту копыт.

В прошлый раз они пришли в такой же безоблачный день и выволокли отца из дома. Он лежал в луже крови, а она стояла рядом и ничего не могла сделать. Брат Мэтью спасся. И присоединился к частям Армии Союза^[1] неподалеку от Миссисипи. Он сказал, что ей не грозит опасность. Достаточно, что они убили отца на его собственном дворе.

Кровь… В те годы только так и говорили: истекающий кровью Канзас^[2]. И хотя семья Кристин, или то, что от нее осталось, жила на миссурийской стороне границы штатов, кровь здесь тоже лилась рекой. Война между штатами превращалась в дикую бессмысленную бойню. Люди погибали не в битвах, их хватали и без всякого суда зверски казнили. Кристин не питала никаких иллюзий: жизнь везде была одинаковой. Мечта о свободе, о бесконечной мирной равнине, о жизни достойной и счастливой утонула в потоках крови. Мечта умерла, и все же казалось: она должна продолжать бороться. Ее отец погиб за это, и его убийцы думали, что Кристин покинет эти края, убежит. Но она не могла. Надо бороться! Больше ей ничего не оставалось.

Шеннон.

Ком подступил к горлу. Шеннон здесь, в доме. Юная, испуганная, такая ранимая.

Кристин бежала, не чуя под собой ног; цокот копыт становился все громче. Сколько их на этот раз? Десятка два, как в тот день, когда они пришли, чтобы убить отца? Или меньше? Может быть, узнали, что Мэтью ушел на войну, и что в доме никого не осталось, кроме двух девушек и нескольких работников! В прошлый раз они уже хотели забрать Самсона и Далилу, не понимая, что эти двое свободны и сами хозяева своей судьбы. Отец, хотя и не был фанатиком аболиционистом^[3], любил Самсона, простого незлобивого парня, и, когда тот женился, освободил его вместе с женой. Маленький Дэниел родился свободным, и они пришли сюда все вместе в поисках мечты…

Кристин споткнулась и упала. Всадники были уже за деревьями слева от нее. Она слышала их крики и поняла, что они из тех, кто убивают весь скот, какой только попадался на пути.

Девушка вскочила на ноги, откинула растрепавшиеся волосы, еще влажные после утреннего купания в реке.

Они сумеют дать отпор налетчикам, на этот раз она подготовилась. Она уже не будет думать, как тогда, что среди этих людей могут быть их друзья и знакомые. Что они способны быть человечными, что они наслышаны о морали или хотя бы о простой порядочности. Теперь она уже не верит в подобные вещи. Всадники выскочили из-за деревьев, когда ей до дома оставалось еще несколько сот ярдов.

– Самсон! – закричала она. – Самсон! Дай мне пистолет. Самсон!

Самсон, высокий худощавый негр, появился в дверях дома. Он взглянул на Кристин, потом на всадников, скачущих по кукурузному полю, топча нежные зеленые ростки.

– Бегите, мисс Кристин, бегите! Она задыхалась от быстрого бега.

– Кольт! Дай мне скорее кольт папы! И скажи Шеннон, пусть спрячется в погребе!

– Самсон, что там такое?

Негр обернулся. За его спиной стояла Шеннон.

– Налетчики, – угрюмо ответил он. – Где Далила?

– На заднем дворе, кормит цыплят.

Его жена в сарае. Господи, тихо взмолился он, дай ей разума оставаться там!

– Шеннон, – сказал он девушке, – спрячься в погреб!

Она ушла, и Самсон поспешил в переднюю, но остановился, услышав за спиной какой-то странный шум. Когда шум повторился, он снова выглянул за дверь. Всадников, преследующих Кристин, было человек двадцать. Возможно, часть большого отряда, совершающего налеты. Скорее всего, из отряда Куонтрилла^[4].

Сам Куонтрилл был отъявленным негодяем. Он сеял смерть и ужас везде, где только появлялся. Когда-то Куонтрилл и Гейбриэл Маккайи, отец Кристин и Шеннон, ходили в приятелях, но один из приспешников Куонтрилла – Зик Моро – положил глаз на Кристин. Она не хотела иметь с ним ничего общего. Кристин любила Пола Смита. Но Пол Смит погиб. Убит, как ее отец, как сотни других знакомых и незнакомых людей.

Теперь Зик Моро возвратился. Он пришел за Кристин. Самсон был уверен в этом.

– Самсон!

Его глаза встретились с глазами Кристин. Он увидел в них отчаяние и мольбу.

Возможно, налетчики и богобоязненные люди, но, если человек с черным цветом кожи поднимет на них оружие, они с живого сдерут с него кожу. Но значит, такова его судьба! Гейбриэл Маккайи был самым порядочным и справедливым человеком, какого Самсон когда-либо встречал. И он готов пожертвовать собой ради дочери старого Гейба.

Самсон повернулся, чтобы взять оружие, но тут же замер как вкопанный. Глаза его расширились, стало трудно дышать, в горле пересохло.

Зик Моро стоял в дверях, на натертом дубовом полу, и держал в руке пистолет, направленный прямо на Самсона.

Тихий звук сзади привлек внимание Самсона. Он быстро обернулся и увидел незнакомого мужчину, державшего Далилу: одна его рука лежала у нее на талии, другой он зажимал ей рот.

– Гляди, Самсон, – сказал Зик. – Веди себя хорошо, а то я живо вздерну тебя на первом попавшемся суку. А я потом посмотрю, как твою женщину и твоего кутенка продадут где-нибудь с аукциона.

Зик Моро ухмыльнулся. У него были темные вьющиеся волосы, пышные усы, и Самсон подумал, что он гораздо лучше смотрелся бы в совсем другой обстановке, с колодой карт например, чем так, как сейчас. Зик был красивым парнем, только вот глаза… Холодные и пустые – так всегда говорила Кристин.

Самсон улыбнулся.

– Это ведь вы убили Гейбриэла?

Зик по-прежнему держал пистолет наизготове. Самсон был высоким, добрых шесть футов и шесть дюймов, и мускулистым. Но Зик знал, что Самсон не сдвинется с места, будет смирно стоять, пока Далила находится в руках его людей.

– Так вот, Зик, Гейб был моим другом. У него хватало дурных знакомых, и он часто говорил лишнее, но я сильно горевал, когда услышал, что с ним случилось. И мне горько, очень горько сознавать, что молодой Мэтью вынужден был убежать к янки.

– Самсон!

Услышав срывающийся на крик голос Кристин, негр обернулся: Кристин была уже почти у самого дома, но всадники окружили ее плотным кольцом. Девушка задыхалась в облаке пыли, но всякий раз, когда она пыталась вырваться из этого кольца, ее снова загоняли в середину.

Наконец один из всадников – парень в военном мундире с прокуренными желтыми зубами – подъехал к ней вплотную и наклонился. Кристин вскинула руки, и Самсон увидел, как кровь потекла по его щеке. Лошадь под всадником встала на дыбы и заржала, когда он туго натянул поводья. В ответ парень ударил Кристин хлыстом, и та упала. Самсон видел, как лошадь снова и снова вскидывалась на дыбы, и ее копыта едва не доставали до лица Кристин. Девушка лежала неподвижно и с ненавистью смотрела на человека на лошади.

Самсон повернулся к двери, намереваясь броситься к ней на помощь, но Зик зашел к нему со спины и с силой ударил его рукояткой пистолета по голове.

Кристин вскрикнула, увидев, как Самсон упал, и на лбу у него появилась кровь. И тут она заметила Зика: перешагнув через тело Самсона, он направился к ней. Вслед за ним вышел человек, таща за собой Далилу. Бедная женщина так истошно кричала, что Зик обернулся и толкнул ее на распластавшегося Самсона. Рыдая, Далила обняла мужа.

Люди вокруг Кристин замолчали. Она поднялась на ноги и взглянула на Зика. Ей даже удалось изобразить на лице что-то вроде улыбки.

– О, мистер Моро, рада вас видеть. – В ее голосе слышались нотки сарказма.

Зик Моро глубоко вздохнул.

– Дражайшая Кристин, ты что же, все еще не понимаешь своим крохотным умишком, что попала в большую беду?

– В беду, Зик? Я не вижу никакой беды. Беда – это когда с чем-то трудно сладить, а ты не более чем муха, которую надо прихлопнуть.

– Посмотри вокруг, Кристин. Ты всегда была дерзкой девчонкой. Эти парни и я – мы считаем, что пришло время расплатиться сполна за все. Так что ты и в самом деле в большой беде. – Он направился к ней.

Кристин едва сдержалась. Только теперь она узнала, что такое настоящая ненависть. Она ненавидела Зика, ненавидела яростно, отчаянно. Девушка, не отрываясь, смотрела на него и внезапно поняла, почему он пришел, почему сейчас медленно к ней приближался, почему так нагло улыбался. Его привела сюда жажда мести.

Плевать ей на него! И бояться его нечего. Она знала, что будет драться, пока дышит, пока бьется ее сердце. Ему невдомек, что она уже победила. Победила потому, что всей душой ненавидела его.

Между тем Зик медленно к ней приближался, и зловещая улыбка все так же играла на его губах.

– Ударь меня, – тихо произнес он. – Я хочу, чтобы ты ударила меня.

– Ты мне противен, – сквозь зубы проговорила Кристин. Она не сказала ему, что придет время, и он заплатит за все, не угрожала отомстить.

– Ты знаешь, что когда-то я хотел жениться на тебе. Да, я хотел переехать на Дикий Запад и жениться на тебе. Я мечтал напасть на золотоносную жилу в Калифорнии и затем хотел построить для тебя красивый дом на холме и ввести тебя хозяйкой в этот дом, сделать настоящей леди.

– Я и есть настоящая леди, Зик. А ты просто подлец, и никакое золото не переделает тебя.

Кристин выпрямилась и гордо вскинула голову. Она почувствовала, как глубоко внутри ее рождается страх. Этот человек не хотел, чтобы она умерла, он хотел ее унизить. Хотел, чтобы она кричала от страха, чтобы просила пощады, и она испугалась, что ему удастся заставить ее сделать это.

Зика никогда не будут судить. Никогда… что бы он с ней ни сделал.

По-прежнему улыбаясь, он приближался к ней. Его люди кричали и свистели.

Кристин вскрикнула. Она схватила комок грязи и бросила в лицо Зику, а затем рванулась в сторону. И снова желтозубый всадник преградил ей путь.

Она услышала, как Зик выругался, и, обернувшись, увидела, что он снова почти рядом с ней. Грязное пятно красовалось на его лице, брызги грязи застряли в усах. Она метнулась к нему. Свист и улюлюканье окружавших их всадников становились все громче и настойчивей.

Убежать было невозможно. Зик схватил ее за руку. Она уперлась ему в грудь и постаралась высвободиться. В бешенстве она ударила его коленом в пах. Зик закричал от боли и отпустил ее.

Кто-то захохотал, и, прежде чем Кристин успела перевести дух, рука Зика снова схватила ее. У нее закружилась голова. Она стала в исступлении брыкаться и кричать. Вокруг нее все громче кричали, смеялись, свистели. Кристин отбивалась изо всех сил, чувствуя, как ее ногти царапают его кожу. Зик выругался и ударил ее, ударил так сильно, что она потеряла равновесие и упала.

Зик действовал быстро. Он схватил ее, пока у нее еще все плыло перед глазами. Люди на лошадях подбадривали его выкриками одобрения.

Зик всей тяжестью тела навалился на нее и прижал ее руки к земле. Ловя ртом воздух, она заметила, что красивое лицо Зика стало совсем белым, багровые следы от ее ногтей красовались на его щеке. Он был в ярости. Размахнувшись, он с силой ударил ее опять, и снова все поплыло у нее перед глазами.

Кристин долго не могла прийти в себя и лишь как сквозь сон чувствовала, что он рвет на ней одежду, и только когда лиф ее платья был разорван и Зик принялся за юбку, она овладела собой, закричала и снова стала обороняться.

Зик мрачно взглянул на нее. Затем улыбнулся.

– Стерва, – процедил он сквозь зубы и бросился на Кристин, пытаясь поцеловать ее.

Кристин чувствовала, как его руки скользят по ее телу. Она отвернулась, слезы душили ее. Сама мысль, что он пытается ее поцеловать, была непереносима.

Ей удалось укусить Зика за нижнюю губу. Тот вскрикнул и отпрянул; тонкая струйка крови потекла по его подбородку.

– Ты хочешь, милашка, чтобы я взял тебя силой? – прорычал он. – Получай же, мисс Гордячка…

Он рванул ее юбку и схватил за бедро. Кристин вся сжалась, настолько отвратительно грубой была его атака.

И в этот момент мир, казалось, взорвался: раздался оглушительный грохот, брызги грязи полетели в нее, девушка даже почувствовала, как скрипит на зубах песок. Она удивленно распахнула глаза и увидела, что Зик, который все еще стоял над ней, также несколько озадачен. Даже всадники вокруг поутихли.

В ста ярдах от них застыл одинокий всадник.

Его шапка с пером была низко надвинута на лоб. Он с видимой беспечностью держал наизготове пару шестизарядных револьверов. Из одного из них он, похоже, только что стрелял. Именно этот выстрел и произвел на бандитов столь сильное впечатление. Из седельного мешка незнакомца выглядывала винтовка.

Его лошадь, огромное ухоженное животное, сдвинулась с места и направилась к группе людей, окружавших Кристин. Всадник остановился в нескольких футах от них. Кристин изумленно разглядывала его. Брюки из грубой ткани, хлопчатобумажная рубашка, куртка, на шее небрежно повязан шарф. Он не носил формы ни одной из воюющих армий и вы глядел, скорее, как скотовод или фермер.

У одинокого всадника было мужественное, словно высеченное из камня лицо, темные волосы, слегка тронутые сединой. В усах и бороде тоже серебрилась седина, и глаза под дугами черных как смоль бровей были серо-стального цвета.

– Оставь ее, парень, – скомандовал незнакомец Зику. Его голос был глубоким и сильным. Он говорил тихо, но каждое слово звучало четко и весомо; он явно привык, что бы его слушались.

– Да кто меня заставит? – прорычал Зик в ответ.

Он мог себе позволить задать этот вопрос. В конце концов, его окружали преданные ему люди, а незнакомец был один.

– Еще раз повторяю, парень: отстань от этой леди. Похоже, она не хочет иметь с тобой дела.

Солнце спряталось за тучу, и незнакомец внезапно превратился в черный силуэт, в привидение на гигантском коне.

Зик хмыкнул и, как показалось Кристин, потянулся за кольтом. Она вскрикнула. Воздух прорезал еще один крик. На грудь Кристин брызнули капли крови. Она с удивлением поняла, что кричал Зик, и это его кровь пролилась ей на грудь. Пуля незнакомца угодила ему в кисть.

– Идиоты! – набросился Зик на своих людей. – Стреляйте же в этого ублюдка!

Кристин снова закричала. Несколько всадников вскинули ружья, но выстрелить они не успели. Незнакомец действовал стремительно. Как молнии с ослепительным блеском вылетали пули из его револьверов, и люди падали навзничь. Прекратив стрелять, незнакомец спешился. Один револьвер он сунул за пояс, другой по-прежнему держал в руке. Он медленно приближался к Кристин.

– Я не люблю убивать, – сказал он Зику, – хладнокровное убийство – это не по мне. Итак, я снова говорю тебе: оставь в покое эту леди. Она не хочет иметь с тобой дела.

Зик ругнулся и вскочил на ноги. Они смерили друг друга взглядом.

– Ты вроде мне знаком, – проговорил Зик.

Незнакомец подошел ближе и быстрым ловким движением вышиб у Зика кольт.

– Может, и знаком. – Он помолчал. – Думаю, тебе лучше убраться отсюда, согласен?

Зик нагнулся и, подняв шляпу, стал ее яростно отряхивать от пыли, шлепая ею по бедру. Он пристально смотрел на незнакомца.

– Ты еще получишь свое, приятель, – тихо пообещал он.

Незнакомец молча пожал плечами, но глаза его красноречиво выражали его чувства.

– Ты, милашка, тоже получишь свое. – Зик бросил свирепый взгляд на Кристин.

– На твоем месте, – спокойно проговорил незнакомец, – я бы убирался отсюда поскорее, пока есть возможность.

Зик нахлобучил шляпу на затылок и направился к одной из лошадей, оставшихся без всадника.

– Забери с собой этих подонков. – Не знакомец указал на тела убитых и раненых, распластавшиеся на земле.

Зик кивнул своим людям. Несколько человек подобрали покойников, раненых и умирающих и взгромоздили их на лошадей.

– Ты мне за все заплатишь, – снова угрожающе процедил Зик и повернул лошадь.

Незнакомец посмотрел вслед удаляющимся всадникам, затем повернулся к Кристин. Та почувствовала, как кровь приливает к лицу, и схватилась за порванное платье.

– Спасибо, – тихо сказала она. Мужчина улыбнулся, и Кристин ощутила дрожь во всем теле. Он не отвернулся и смотрел на нее оценивающе, даже не пытаясь скрыть это.

Кристин облизала пересохшие губы, желая заставить свое сердце биться не так бешено и стараясь смотреть незнакомцу в глаза. Но ей это не удавалось, и от этого она краснела еще больше.

Ветер улегся. Солнце снова ярко засияло на голубом небе. Было ли это затишье перед бурей? Кристин улавливала что-то незнакомое в воздухе, какие-то едва различимые разряды, как будто между ней и незнакомцем вспыхивали и гасли молнии. Необъяснимая тревога проникла в ее душу.

Он протянул руку и неожиданно дотронулся до нее, скользнув пальцами по подбородку.

– Думаю, вы можете предложить бродяге поесть, мисс…

– …Маккайи. Кристин Маккайи, – представилась она.

– Кристин, – пробормотал он. Затем снова улыбнулся. – Я бы не прочь что-нибудь пожевать.

– Конечно…

Кристин не могла отвести от него глаз. Она очень надеялась, что он не чувствует ее испуга.

Незнакомец снова улыбнулся и поцеловал ее руку. Кристин залилась краской, внезапно осознавая, что все ее прелести открыты его взгляду: шемизетка и платье порваны как раз на груди. Она с трудом сглотнула и попыталась прикрыться. Незнакомец опустил глаза, скрывая улыбку, затем кивнул на Самсона, который лежал у двери.

– Мне кажется, нам нужно осмотреть сначала вашего друга, Кристин, – сказал он.

Далила поднялась, стараясь помочь Самсону.

– Входите, мистер, – сказала она. – Я приготовлю для вас лучшую еду, какую готовят на этом берегу Миссури. Мисс Кристин, вы тоже идите сюда. Сейчас согрею воду, что бы вы могли отмыться.

Кристин кивнула, вновь покраснев.

– Что с Шеннон? – шепотом спросила она Далилу.

– Ваша сестра в погребе. Все хорошо. О, слава небесам, все, кажется, хорошо…

Незнакомец пошел к дому, Кристин последовала за ним, глядя на его широкие плечи. Но вдруг остановилась, задрожав.

Он пришел неизвестно откуда, из бескрайней равнины, и спас ее от ужаса и отчаяния. Однако Зик Моро уехал отсюда живой, и он, несомненно, вернется, обязательно вернется, когда благородного незнакомца с ними не будет, и она снова останется здесь одна.

Еще ничего не кончено. Зик приезжал за ней, и он приедет снова. Он не сражается за Миссури, за Юг, за законы рыцарской чести. Война для него – возможность грабить, убивать, мародерствовать и… насильничать. Он приедет за ней. Он выждал момент, когда они меньше всего этого ждали, и снова выберет такой же момент.

Им придется уехать отсюда, подумала Кристин. Это ее дом, единственный дом, который у нее когда-либо был, сколько она себя помнила. Эта земля была мечтой, осуществившейся мечтой бедного ирландского иммигранта. Но этот иммигрант лежит в земле. Гейбриэл Маккайи лежит со своей Кэтлин на маленьком кладбище, что неподалеку от дома. Он лежит там с юным Джо Дженли, который пытался защитить его. Мечта умерла, как и ее отец.

Кристин не могла этого так оставить. Она должна уничтожить всех зиков моро. Она не могла допустить, чтобы отец умер напрасно. Но она боролась и потерпела поражение.

На этот раз она не потерпела поражения, потому что появился незнакомец.

Кристин подтянулась, расправила плечи и посмотрела вслед высокому темноволосому мужчине, который шел впереди легко и с какой-то особенной грацией. Человек с целым набором револьверов и винтовкой. Человек, который целился и попадал в цель с поразительной, сверхъестественной точностью и скоростью.

Кто он?

И вдруг она поняла, что это не имеет значения, ей все равно. Она задумчиво прищурила глаза. И последовала в дом за темноволосым незнакомцем.

Глава вторая

В огромном очаге на кухне весело горел огонь. По запахам, доносившимся с кухни, Кристин могла угадать, что готовила Далила. Эти запахи перекрывали аромат розового мыла, которым она пользовалась. Изрядный кусок бекона шипел на сковороде, она слышала запахи студня из свинины с кукурузной крупой, блинчиков с топленым маслом и сладким сиропом. Далила, конечно же, приготовит яйца своим, каким-то ей одной известным способом, с ломтиками ветчины и хорошо выдержанным сыром. Все это время они экономили продукты. Если не нагрянут головорезы Куонтрилла, захватывающие лошадей и скот, то могут, что еще хуже, пожаловать воины Армии Союза, чтобы пополнить свои запасы провианта. Кристин уже давно утратила иллюзии о человечности каждой из воюющих сторон. И в одной, и в другой армии люди называли себя солдатами, но на деле были лишь ворами и убийцами. Это была не война, а бойня, кровавая, безумная схватка всех со всеми.

Удивительно, как у них еще оставались какие-то продукты. Конечно, их выручал потайной погреб. Много раз они сами скрывались в нем. Но сегодня особый день. Сегодня для всех них праздник.

Незнакомец заслужил, чтобы в его честь устроили пиршество.

Дверь в кухню открылась, и Кристин глубже нырнула в пенящуюся воду, налитую в большую медную ванну, которую мать Кристин везла с собой из Бристоля, далекого английского города. Но, как, оказалось, волновалась Кристин зря: вошла Далила.

– Как вы тут, детка? – спросила она. Далила зашла в чулан и взяла бутылку лучшей мадеры из запасов отца Кристин. Она сняла чайник с плиты, чтобы добавить горячей воды в ванну.

Кристин посмотрела в черные глаза негритянки.

– Мне кажется, я никогда не отмоюсь, Далила. Никогда… Даже если буду мыться до Страшного суда.

Далила вылила остатки воды из чайника, выпрямилась и поставила чайник обратно на плиту. Затем подошла проверить бекон.

– Могло быть еще хуже, – тихо сказала она, глядя в окно. – Хвала Господу за маленькие чудеса, что он посылает нам. – Она обернулась к Кристин. – Вы бы поспешили, дорогая моя.

Кристин кивнула и улыбнулась.

– Узнали, как его зовут?

Дверь в кухню внезапно отворилась, и Кристин снова нырнула в воду. Вошла Шеннон, раскрасневшаяся, хорошенькая и очень взволнованная.

– Кристин, ты все еще не вылезла из ванны?

Кристин смотрела на сестру и не знала, сердиться ей или радоваться. Она все еще была под впечатлением утренних событий. Конечно, Шеннон спряталась в погребе. И Кристин хотела, чтобы она спряталась. Похоже, все оказались вовлеченными в эту войну, она никому не позволила остаться в стороне: мужчина ты или женщина, каждый вынужден был выбрать какую-то сторону, выжить можно было, лишь ожесточившись. А Кристин хотела уберечь сестру. Она хотела, чтобы Шеннон сохранила веру в людей и добро. Ей недавно исполнилось семнадцать, и она должна была верить в чистоту человеческих отношений. Она такая юная, светлая, такая хорошенькая… Голубоглазая, с золотистыми волосами, сама красота и чистота. Кристин казалось, что она никогда не была такой. Когда она смотрела на себя в зеркало, то видела лишь жесткие черты лица, ледяной взгляд. И понимала, что выглядит гораздо старше своих восемнадцати лет.

За последние два года, ей казалось, она постарела лет на десять. Жизнь многому научила ее, горе и страдания оставили свой след на ее лице.

– Я сейчас приду, Шеннон, – заверила Кристин сестру.

– Слейтер, – проговорила Далила.

– Что-что? – переспросила Кристин.

– Слейтер. – Шеннон подошла к ванне, встала рядом на колени, опершись локтями о борта. – Его зовут Коул Слейтер.

– Вот как… – пробормотала Кристин. Коул Слейтер. Она мысленно повторила это имя. Имя достаточно простое. Почему, подумала она, он не захотел назвать его?

Шеннон вскочила на ноги.

– Кристин, наверное, никогда не вылезет из этой ванны. Мне взять мадеру, Далила?

– Похоже, кто-то влюбился! – усмехнулась Кристин.

– Я просто стараюсь быть вежливой, – раздраженно возразила Шеннон. Она поставила бокалы и бутылку вина на маленький поднос. – Честно говоря, Кристин, он очень обходительный человек: сказал, чтобы я не торопила тебя, мол, понимает – тебе нужно сегодня долго отмываться. Но я думаю, ты просто глупая, невежа и злюка. А еще знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты боишься его.

Кристин сощурила глаза и взглянула на сестру так, будто сейчас выскочит из ванны и поколотит ее. Но шутки шутками, а все было гораздо серьезнее на самом деле.

– Я не боюсь Зика Моро или даже Билла Куонтрилла со всеми его бандитами, Шеннон. У меня просто трезвый взгляд на вещи: для этих людей нет ничего святого. Я не боюсь и этого бродяги тоже.

– Но вы должны быть благодарны ему, – мягко напомнила ей Далила.

– Прости, – прошептала Шеннон. Кристин посмотрела на сестру и, увидев боль в ее глазах, тут же ее пожалела. Шеннон испытывала те же ужасы, что и она сама. Просто она была младшей, и на ней не лежало бремя ответственности.

– Захвати, пожалуйста, мадеру и иди. Я тоже сейчас приду, – улыбнулась она Шеннон.

Та улыбнулась в ответ, взяла поднос и вышла из кухни. Кристин подмигнула Далиле.

– Отцовскую мадеру пустили в дело, а? Не слишком ли большая честь для простого бродяги?

Далила хмыкнула, расправляя чистую нижнюю юбку, которую принесла для Кристин.

– Он не простой бродяга. Мы с вами обе это знаем. Бьюсь об заклад, вы благодарны ему по гроб жизни. Может, вас бы Моро и не пристукнул, а вот Самсона бы не пощадил. Слейтер спас жизнь моему мужу, да и мне не мыкаться на невольничьем рынке. Так что, уж будьте уверены, я его ценю, и весьма.

Кристин улыбнулась. Будь мать – настоящая аристократка – жива, ее бы покоробил грубоватый язык Далилы. А папу нет. Папа стал скотоводом и фермером; он изучил все сложности жизни на границе. И просто посмеялся бы над логикой рассуждений Далилы. И он был бы тоже рад и благодарен за то, что Далила жива и здорова, потому что и она, и Самсон – часть их семьи.

– Дай мне полотенце, Далила, – попросила Кристин, снова думая о незнакомце, появившемся как нельзя кстати. Нет, он не простой бродяга: взять хотя бы то, как он обращается с оружием. Кто же он тогда? Может быть, стрелок из Техаса? Или же пришел с Дальнего Запада, из Калифорнии? Откуда-то, где он научился так искусно стрелять?

Да и походка у него какая-то особенно красивая, подумала Кристин. Ее охватила дрожь, когда она вспомнила тишину, которая последовала за его выстрелом. Вспомнила глаза незнакомца, когда он приказал Зику отпустить ее. Глаза цвета серого графита, стальной взгляд, твердый и беспощадный. Она вспомнила, как ладно сидела куртка на его широких плечах, всю его высокую стройную фигуру, вспомнила, как он смотрел на нее. И тепло вовсе не от только что принятой горячей ванны разливалось в ней.

Это не был взгляд влюбленного, тут же напомнила Кристин себе. Она знала, что это такое. Знала, как влюбляются. Такой взгляд – легкий и нежный, неспешный и добрый… Так она смотрела на Пола, и так он смотрел на нее, когда они стояли рядом, и он держал ее за руку. Сначала он делал это немного неловко, иногда даже заикался, когда говорил с ней, нежно шептал ей что-то. Они любили друг друга. Их отношения можно было назвать романтическими… Но никогда рядом с Полом она не ощущала этого странного жара внутри себя. Ей было достаточно держать его руку в своей. Им было радостно си деть рядом и мечтать. Она никогда не представляла себе его обнаженным.

Испугавшись собственных мыслей, Кристин тяжело вздохнула. Она вообще никогда не представляла себе обнаженным ни единого мужчины, и, уж конечно, не этого незнакомца. Нет, его взгляд не был нежным, его взгляд был оценивающим, как если бы он осматривал лошадь, и ему нравилось то, что он видел: крепкие кости, здоровые зубы. А потом он улыбнулся, и улыбка его получилась… по крайней мере, доброй.

И все же он так посмотрел на нее…

И он видел ее почти нагой.

Кристин почувствовала, что краска заливает все ее тело. Она поднялась, чтобы дотянуться до полотенца, затем снова опустилась в воду, устыдившись того, как напряглись ее груди, как затвердели соски. Кристин молила Бога, чтобы Далила ничего не заметила.

Но Далила заметила.

– Вы замерзли?

Кристин завернулась в большое полотенце.

– Немного прохладно, – солгала она.

– Подойдите к огню, хорошо оботритесь. Я помогу вам одеться.

Кристин кивнула, насухо вытираясь. Огонь согрел ее, языки пламени едва не касались тела. По крайней мере, это будет объяснением, почему она покраснела.

Закончив вытираться, она скользнула в старое кресло-качалку, стоявшее у очага. Далила подала ей корсет, панталоны и чулки. Кристин быстро надела нитяные чулки и пан талоны, затем Далила приказала ей задержать дыхание и стала затягивать корсет.

Кристин удивленно вскинула брови, когда увидела, что за платье ей принесла Далила. Это не было одно из ее повседневных хлопчатобумажных платьев, Далила выбрала платье из муслина с нежно-голубыми цветами и двумя рядами черно-белых кружев по краю рукавов-фонариков, лифа и юбки. Это было одно из самых нарядных ее платьев.

– Далила…

– Наденьте это платье, детка. Наденьте, разве вы забыли, что у нас сегодня праздник?

– Ну да, конечно, – улыбнулась Кристин, но тут же снова почувствовала дрожь. Она боялась, что сейчас расплачется. Они не могли жить по-прежнему, не замечая происходящего. Отца убили, и то же самое, или даже еще хуже, могло произойти сегодня.

Сегодня их спасли, но это лишь временно, Зик еще вернется.

– Господи, Господи… – проговорила Далила, и они крепко обнялись. – Что же мы будем делать? – спросила Далила.

– Мы… нам надо убедить его пожить здесь немного… какое-то время, – тихо ответила Кристин.

– Ему, наверное, нужно работать, – проговорила задумчиво Далила.

– Разве он похож на человека, который ищет работу? – спросила Кристин, улыбаясь. Она повернулась спиной к Далиле. – Застегни мне платье, пожалуйста.

Далила занялась многочисленными крючками, убирая пышные волосы Кристин, мешавшие ей застегнуть платье. Когда она, наконец, закончила, то отступила на шаг, повернув к себе Кристин. Ее широкое лицо светилось доброй улыбкой.

– Мисс Кристин, вы самая красивая девушка на свете!

Кристин покраснела. Эти дни она не чувствовала себя красивой, она чувствовала себя усталой, постаревшей и измученной.

– Теперь причешитесь. Ваши шелковые туфельки возле двери, наденьте их. И ступайте туда, наконец, и выясните, что, кроме имени, можно узнать об этом человеке.

– Да, да, – пробормотала Кристин. Далила нашарила у себя в карманах щетку для волос. Кристин, встав на цыпочки, старалась рассмотреть себя в маленьком зеркале, висевшем на кухонной двери. Она расчесала волосы, откинув их со лба и оставив свободно спускаться по плечам. Она похлопала себя по щекам и немного покусала губы, чтобы не выглядеть слишком бледной, Кристин подумала о человеке, который находился сейчас в их доме. При одной мысли о нем она густо покраснела, не нужно было, и хлопать себя по щекам.

– Спасибо, – поблагодарила она Далилу, возвращая ей щетку для волос. Она подошла к двери и, рывком открыв ее, поспешила в комнаты.

Сначала Кристин прошла столовую. Мама всегда хотела иметь столовую, а не просто комнату со столом посередине и разной другой мебелью, как в домах на большинстве соседних ранчо. Столовая должна быть совершенно особенной, считала она. И сейчас Кристин отметила, что их столовая именно такая, особенная, красиво обставленная. Стол в стиле чиппендейл^[5] покрыт кружевной скатертью. На нем лучшее серебро матери, хрусталь, тарелки тонкого фарфора. Стол накрыт на троих. Остальные будут есть в доме для прислуги. Кристин не могла показать незнакомцу, что они с Шеннон обычно садятся за стол вместе с Самсоном и Далилой. И конечно же, они не пользуются каждый день серебром и этой красивой посудой.

Затем Кристин прошла в скромную гостиную. Здесь тоже горел камин, перед ним на деревянном полу лежал плетеный коврик. В большие окна лились потоки солнечного света. Мама всегда любила яркие, вещи. Тяжелые малиновые с белой отделкой портьеры на окнах, после захода солнца их задернут. В комнате изящная мебель: маленький диван, кушетка, красивые деревянные стулья, спинет^[6], на котором учились играть она и Шеннон. Кристин отметила, что комната удивительно уютная, здесь чувствуется женская рука, едва ли здесь понравилось бы мужчине. В соседней комнате, Кристин знала, находятся сейчас незнакомец и ее сестра. Это кабинет отца и одновременно библиотека. Там масса полок с книгами, огромный дубовый письменный стол и пара диванчиков, рассчитанных на двоих, которые поставлены по обе стороны камина.

Кристин не ошиблась. Открыв дверь в библиотеку, она увидела незнакомца… нет, Коула, его зовут Коул Слейтер, и надо перестать думать о нем как о незнакомце. Это была большая комната. Здесь пахло трубочным табаком и кожей, и все здесь напоминало ей об отце.

Коул хорошо смотрелся в этой комнате. Он снял свою шляпу с пером, шпоры с сапог и куртку. Кристин остановилась, досадуя, что снова чувствует дрожь при одном только взгляде на этого человека.

Он сидел, положив обутые в сапоги ноги на одну из скамеечек, которые в беспорядке стояли вдоль книжных полок. Его сапоги были высокими, наподобие кавалерийских. Брюки обтягивали длинные стройные ноги, выдавая красивую линию сильных бедер и контуры ягодиц. Он был широкоплеч, с развитой мускулатурой и все же производил впечатление худощавого человека. В расстегнутом вороте его рубашки виднелись темные волосы, и Кристин подумала, что, вероятно, вся его грудь покрыта темными волосами.

Вдруг она заметила, что и Коул тоже смотрит на ее грудь и улыбка прячется в уголках его губ. Она почти опустила ресницы. Почти. Ее глаза были на одном уровне с его глазами, и она немного приподняла подбородок. Затем кивком головы указала на отцовскую рюмку, которую он держал. Эта маленькая ликерная рюмочка казалась просто крохотной в его бронзовой от загара сильной руке с длинны ми пальцами. Кристин улыбнулась.

– Вижу, Шеннон уже позаботилась о вас. Он с улыбкой взглянул на сияющую Шеннон. Она сидела на одном из диванчиков.

– Ваша сестра – самая очаровательная и обходительная хозяйка, каких я знал.

Шеннон зарделась от удовольствия, затем засмеялась и вскочила на ноги с забавной смесью грации и неуклюжести; точно молодой жеребенок, подумала Кристин.

– Во всяком случае, я стараюсь, – сказала Шеннон. – А вы даже не представлены друг другу по всем правилам. Мисс Кристин Маккайи, разрешите вам представить мистера Коула Слейтера. Мистер Слейтер, это моя сестра Кристин Маккайи.

Коул Слейтер встал и сделал шаг вперед. Он взял руку Кристин, и их глаза встретились как раз перед тем, как он наклонил голову, и губы его коснулись ее руки.

– Рад познакомиться, мисс Маккайи. Очень рад.

– Я тоже рада, мистер Слейтер. – Кристин пыталась по его выговору определить, откуда он родом, и не смогла. Он говорил иначе, чем уроженцы Дальнего Юга и Новой Англии^[7]. Он не был иностранцем, но и характерного говора жителей Среднего Запада она тоже не уловила.

Он все еще держал ее руку в своей. Кристин почувствовала тепло его губ, когда он коснулся ее кожи, и это ощущение, казалось, проникло в нее и уже жарким потоком растекалось по всему телу. Кристин поспешно отняла руку.

– Мы, в самом деле, не знаем, как и благодарить вас, – сказала она, замерев и глядя ему прямо в глаза.

– Не стоит меня благодарить. Просто я оказался в нужный момент в нужном месте, вот и все. Кстати, я чертовски голоден, а запахи доносятся такие, что просто слюнки текут. Накормите меня – и будем квиты.

Кристин удивленно взглянула на него.

– Вы меня простите, если я считаю свою жизнь, своих друзей, свою сестру, свою…

– Девственность? – вставил он.

– Свою личность, – спокойно поправила его Кристин и продолжила: —…много дороже даже самой вкусной еды.

– Ну, видите ли… – Он поставил пустую рюмку, задумчиво глядя на Кристин. – Я считаю, что вы стоите больше, много больше, мисс Маккайи. И все же жизнь – это не поход в магазин одежды. Я не продаю свои услуги ни за какую цену. Я действительно рад, что оказался здесь, когда был нужен. Если я чем-то помог вам…

– Вы знаете, что очень помогли мне. Вы спасли всех нас.

– Ну, хорошо, я помог вам. И очень рад быть вам полезен.

Кристин подумала, что его голос подходит к его глазам. Это не баритон, но глубокий голос с жесткими нотками, и казалось, тому, что он говорит, можно безусловно доверять. Бродяга, человек, знающий толк в оружии… Сегодня он смотрел смерти в лицо почти безразлично. Откуда он пришел, этот человек?

Кристин отступила назад. Он был высоко го роста, более шести футов, а она не больше пяти футов и двух дюймов. Она чувствовала себя комфортнее, когда между ними было хотя бы небольшое расстояние.

Это расстояние помогало ее сердцу не так сильно биться, помогало ее крови не так стремительно мчаться по жилам. Встревоженная, она спрашивала себя, что в нем было та кого, что рождало в ней эти ощущения. Все это было для нее ново, даже с Полом она не испытывала ничего подобного.

Конечно, она была осведомлена о некоторых сторонах жизни. Даже Шеннон это знала. В конце концов, они жили на ранчо. Племенные быки ее отца, не раз получавшие всевозможные призы, – самое ценное, что он после себя оставил. И неважно, что много скота у них украли: Кристин знала, что с этими быками она может начать все сначала. Но именно из-за того, что они имели дело с животными, ни для кого не могло остаться секретом, как происходит оплодотворение.

Все это казалось очень грубым. А сегодня Кристин чуть не стала жертвой страсти Зика Моро. После столкновения с ним ей отчего-то подумалось, что быки в подобной ситуации вели себя, в отличие от него, как благородные джентльмены. Она все знала, но и представить себе не могла, что женщина способна мечтать о близости с мужчиной, думать о том, как бы его руки ласкали ее, как его губы касались бы не только ее губ…

Ей хотелось закричать. Она внезапно подумала, что Коул способен читать ее мысли, потому что он снова улыбнулся, и его улыбка, казалось, достигала ее сердца и души, согревала ее. Он, конечно же, знал это…

Кристин бросила на него сердитый взгляд и отвернулась, забыв, что он спас ее от участи более страшной, чем смерть.

– Еда, которую вы так высоко цените, мистер Слейтер, в это самое время ставится на стол. Шеннон… давайте все перейдем в столовую.

Коул Слейтер последовал за хозяйкой через гостиную в столовую, внезапно ощутив нежный запах, исходящий от ее кожи. Затем он заметил, что ее благоухающая кожа такая гладкая и мягкая, как кремовый шелк… и такая соблазнительная… Ее волосы, свободно спускающиеся по плечам, напоминали золотые нити, а глаза были спокойными и удивительно мудрыми.

Совсем недавно неподалеку отсюда он видел ее другой – всю измазанную грязью. Он видел ее внутреннюю силу, но она казалась ему совсем юной. Девочка, которая бешено защищалась от целой оравы озверевших мужчин. Но вот этот образ подернулся дымкой тумана, и теперь он видел ее как сквозь яркую красную вспышку.

Ему следовало убить этого ублюдка. И не важно, каково его собственное прошлое, не важно, каковы его принципы. Этого негодяя, Зика Моро, надо было прикончить. Зик узнал его. Ну и что ж, он тоже узнал Зика. Зик относился к тем выродкам, которые могли не моргнув выстрелить в безоружного человека.

Зик хотел эту девушку, очень хотел. Нет, хотел эту женщину, мысленно поправил Коул себя. Она совсем не ребенок. Сколько ей? Возможно, двадцать? Или она старше? Ее глаза говорят об опыте, о том же говорят ее грациозные движения и чувство собственного достоинства.

Она настоящая женщина.

Страстное, сильное и отчаянное желание, как вспышка молнии среди ясной голубизны неба, внезапно обожгло его, проникло в тело, отозвалось глухой болью в паху. Он был рад, что идет за Кристин и Шеннон, рад, что они не видят его. Коул стиснул зубы, почувствовав, как эта боль подступила к сердцу. Кристин – благопристойная женщина, и эта женщина, девушка, так отчаянно боролась с сильным мужчиной. Благопристойная и еще невинная, оставшаяся невинной благодаря тому, что он подоспел вовремя.

На таких, как она, мужчины женятся.

Тяжело дыша сквозь сжатые зубы, Коул гадал, есть ли здесь где-нибудь поблизости бордель. Едва ли. Наверное, рядом протекает быстрая речка. Он поест и – с головой в холодную воду.

Будь она проклята, внезапно с яростью подумал он. Возможно, она и невинна, но уж слишком откровенные взгляды на него бросала. В ее темных глазах можно было слишком многое прочесть. Такая чувственная и влекущая. Он мог поклясться, что Кристин думала о вещах, о которых ей не следовало думать.

Он поест и уйдет. И он должен помнить, что его опыт много больше, чем ее. Неужели она думает, что может играть с ним в кошки-мышки? Она, скорее всего, этого не знает, но мышкой-то в этой игре будет именно она…

И все же, сидя за столом, где место хозяйки дома занимала Кристин, он снова ощутил, как его поразила вспышка молнии. Он почувствовал это, когда Кристин заговорила. Разряд молнии поразил его, когда она слегка коснулась кончиками пальцев его руки, передавая масло, когда их колени случайно столкнулись под столом.

– И все же… – Кристин протянула ему блюдо с блинчиками, – откуда же вы родом, мистер Слейтер?

Она смотрела, как незнакомец кладет себе на тарелку блинчики. Он густо намазал их маслом и щедро полил сиропом. Отправив вилку с куском блинчика в рот, он тщательно прожевал его, проглотил и затем сказал:

– Где родился, где бывал… Долгая история.

Долгая история… Кристин откинулась на спинку стула, разочарованная его ответом.

В комнату вошла Далила с кофейником в руках.

– Мистер Слейтер, – сказала она, наливая ему кофе, – вы еще что-нибудь хотите?

– Спасибо, Далила, не надо ничего. Так вкусно я еще никогда не ел.

На лице Далилы расцвела улыбка. Кристин взглянула на нее, когда Коул, наклонив го лову, стал пить кофе. Далила легко подтолкнула ее. Кристин мысленно вздохнула, глазами ответив на ее немой вопрос. Обе они хорошо понимали, как имнужен Коул Слейтер.

– И куда вы теперь направляетесь, мистер Слейтер? – спросила Кристин.

Он пожал плечами.

– Просто иду, куда глаза глядят, мисс Маккайи.

– Честно говоря, – произнесла Кристин, играя вилкой, – сегодня утром ваши глаза глядели в нужном направлении, сэр.

Он выпрямился и несколько мгновений пристально разглядывал ее.

– Я уже сказал вам, мэм, я рад, что моя помощь пришлась вам кстати. – Кристин решила, что это все, что он собирался сказать, но, подавшись немного вперед и опершись локтями о стол, он продолжал, устремив на нее серо-стальные глаза: – Как вы ухитрились перейти дорогу этому Моро? – Он снова помрачнел. – Он что, один из парней Куонтрилла?

Кристин кивнула.

– Она отказала ему, вот что случилось, – объяснила Шеннон. – Папа знал Куонтрилла. Этот ублюдок…

– Шеннон! – возмутилась Кристин.

Но Шеннон, не обращая внимания на воз глас сестры, продолжила:

– Он считает себя едва ли не Иисусом Христом, вернувшимся на землю…

– Шеннон! Что бы сказал отец?! Ты должна вести себя, как подобает леди!

Шеннон раздраженно поморщилась.

– Ну ладно! Понимаете, мистер Слейтер, этот Куонтрилл просто проклятый предатель, вот и все! – не унималась она. – Он был партизаном в Канзасе и грабил южан! Потом привел сюда банду аболиционистов, будто бы для того, чтобы добыть разведывательные данные, и обманул их! Он говорил, будто бы его старшего брата убили партизаны, но у него вообще не было старшего брата, а эти дураки попались на его басни!

Кристин сидела опустив голову.

– Куонтрилл – убийца, – тихо проговорила она. – Но обычно он не трогает женщин.

– А Зик убивает, – опять вставила Шеннон. – Зик убил бы любого. Сейчас он хочет убить Кристин, потому что она отвергла его. Она любила Пола.

– Пола?

– Шеннон!

– Да, Пола Смита. Пол был похож на папу. У него в этой войне не было своих интересов. Он просто хотел работать на ранчо, быть фермером. Но когда пришли бушхокеры^[8] и убили нашего папочку, Пол с группой джейхокеров^[9] отправился на поиски парней Зика. Кристин об этом не знала, пока они не прислали домой его лошадь. Его убили где-то на юго-западе, и мы даже не знаем, где лежат его останки. Папу мы хоть похоронили по-человечески.

Кристин почувствовала на себе взгляд Коула. Она вскинула голову, но ничего в его взгляде прочесть не смогла.

– Так что сегодняшний рейд не был случайным, – проговорил он, не спрашивая, а скорее утверждая.

– Не был, – подтвердила Кристин. Она почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Он должен понять, что все они зависят от милости Зика и его головорезов.

– Вы должны уехать отсюда, – сказал Коул.

– Что?

– Вы должны уехать отсюда, – повторил он. – Складывайте вещи, возьмите кого-нибудь в провожатые и немедля уезжайте отсюда.

Слова Коула звучали как приказ. Но что Кристин могла сказать в ответ? Он случайно проезжал мимо и спас ее, но все произошло случайно. Он ничем ей не обязан, это она обязана ему.

– Я не могу уехать отсюда. Мой отец умер на этой земле. Я должна сохранить ее в память о нем.

– Для чего сохранить? Ваш отец умер, и, если вы останетесь здесь, вас может постичь та же участь.

– Это все, что вы можете сказать?

– А что вы хотите, чтобы я сказал? Я ни чего не могу изменить в этой войне, и правду не скроешь. Поверьте мне. Я бы сделал что-нибудь, если б мог.

Впервые она услышала горечь в его голосе. Снова у нее промелькнула мысль о его прошлом, но тут она увидела, что он встает, и ее охватила паника. Он не мог вот так просто уехать от них.

Кристин тоже поднялась.

– Ведь вы еще не уезжаете?

Он покачал головой.

– Я заметил сигары в кабинете вашего отца. Не возражаете, если возьму одну?

Кристин молча кивнула. Он не уезжал. Пока еще он с ними.

Она слышала его шаги, когда он шел по столовой, слышала, как они затихли, когда он прошел по плетеному коврику. Наконец открылась и закрылась задняя дверь.

– Кристин, что с тобой? – Шеннон с беспокойством смотрела на сестру. – Ты такая бледная.

Кристин улыбнулась, закусив нижнюю губу, и, тряхнув головой, крепко сжала руку сестры.

– Иди помоги Далиле убрать все, ладно? Шеннон кивнула. Кристин повернулась и пошла за Коулом.

Он был на дворе, курил отменную гаванскую сигару, прислонившись к стене загона для скота, и смотрел, как годовалый жеребенок топчется возле матери.

Он услышал шаги Кристин и повернулся. Он ждал, пока она подойдет, с любопытством разглядывая ее.

Кристин не знала, как ей сказать то, что она собиралась сказать. Сжав руки за спиной, она подошла к нему, как ей хотелось верить, с легкой улыбкой на лице. Когда-то она умела очаровывать мужчин. Когда-то… Она могла смеяться, поддразнивать и флиртовать, могла без устали танцевать.

Все это было так давно. Сейчас она чувствовала себя юной и неуверенной в себе девочкой. Она очаровывала мальчиков, а сейчас перед ней мужчина.

Она встала, как и Коул, прислонившись к деревянным воротам корраля.

– У нас хорошее ранчо, – сказала Кристин.

Какой жесткий у него взгляд, подумала она. Он не дает женщине пустить в ход ее уловки. Не дает ей улыбаться, флиртовать, поддразнивать.

– Да, хорошее ранчо, – согласился он.

– Как мне сказать вам, насколько мы ценим вашу помощь…

– Вы уже сказали. Говорите прямо, мисс Маккайи, – проговорил он. – Ведь вы хотите что-то мне сказать. Вот и скажите.

– Я… я… Вам не откажешь в проницательности. – Она метнула на него сердитый взгляд, резко повернулась и уже хотела уйти.

– Останьтесь и скажите, что хотели! – приказал он.

Кристин поняла, что он привык отдавать приказы. И привык, чтобы эти приказы выполнялись.

Но она не собиралась ему подчиняться. Она остановилась на миг, но тут же, расправив плечи, пошла прочь.

Она слышала, как его сапоги мягко ступа ли по земле, но не думала, что он последует за ней, пока не почувствовала, как его сильные руки легли ей на плечи и повернули ее лицом к себе.

– Так что же вы хотите, мисс Маккайи? – спросил он.

Кристин остро чувствовала прикосновение его рук, чувствовала, как он близко. Вдыхала запах кожи, отцовской сигары и едва уловимый запах мадеры. Ей хотелось убежать, но в то же время хотелось дотронуться до его лица и расстегнуть его рубашку, чтобы увидеть темные волосы, которые, она это знала, покрывают его грудь.

– Я хочу, чтобы вы остались у нас.

Он смотрел на нее настороженно, выжидающе.

– Я останусь до тех пор, пока вы не подыщете себе провожатых и не уедете отсюда.

– Нет. – В горле у нее пересохло. Она не могла говорить. Облизала губы и почувствовала, что он смотрит на ее рот. – Я… я хочу, чтобы вы остались до тех пор, пока… пока я не смогу что-нибудь сделать с Зиком.

– Кто-то должен убить Зика.

– Да.

Последовало долгое-долгое молчание. Он освободил ее плечи, окинул ее взглядом.

– Я понимаю, – сказал он. – Вы хотите, чтобы я нашел Зика и убил его ради вас.

Кристин ничего не ответила.

– Я не убиваю вот так хладнокровно, – проговорил он.

Она была не в силах выдержать его требовательный взгляд.

– Я… я не в состоянии бросить ранчо. Я могу вам предложить работу.

– Мне не нужна работа.

– Я… – Она помолчала, затем, в отчаянии стиснув руки, продолжила: – Я могу щедро вознаградить вас.

Он удивленно поднял брови. Улыбка осветила его лицо, и внезапно оно стало необыкновенно привлекательным. И он был явно моложе, чем Кристин думала вначале.

– Щедро вознаградить меня? – повторил он за ней.

Кристин кивнула. У нее появилось желание ударить его, сделать что-то, чтобы он перестал смотреть на нее так, будто она скаковая лошадь.

– Подойдите, – сказал он.

– Что?

– Подойдите сюда.

– Но… я и так здесь.

– Ближе.

Он положил ей руки на плечи и притянул к себе.

Улыбнулся. И неожиданно прильнул к ее губам.

Удивительно, но это прикосновение оказалось совсем легким. Она успела подумать, что должна прогнать это ощущение, такое удивительное, та кое влекущее. И не могла ничего сделать.

Желание захватило Коула. Его язык проникал все дальше, все глубже в рот Кристин. Она едва не задохнулась.

Что-то внутри ее переворачивалось, и это было очень приятно. Тепло разливалось внутри, наполняло ее до краев. Она не отвечала на его поцелуй, но и не противилась ему. Ей было стыдно, возможно, еще более стыдно, чем сегодня утром.

Потому что она хотела этого. И наслаждалась волной новых ощущений, захвативших ее.

Внезапно Коул отпустил ее. От неожиданности Кристин чуть не упала, и он вынужден был поддержать ее.

Он смотрел на нее сверху вниз. Ее губы распухли и были влажными, глаза устремлены на него. Коул разозлился на себя.

– Так как вы хотели вознаградить меня? – спросил он.

У Кристин кружилась голова. Что он имеет в виду?

– Ты даже не умеешь целоваться, – сказал он резко.

– Что? – пролепетала она, ошеломленная.

– Простите, – произнес он примирительно. Теперь его голос звучал немного мягче.

– Будьте вы прокляты! – крикнула Кристин. – Я хотела договориться с вами! Если б вы остались…

– Прекратите! – хрипло остановил он ее. – Простите меня. У меня просто нет ни времени, ни терпения для глупой маленькой девственницы.

– Что-что? – Она отступила назад, упираясь руками в бедра и пристально глядя на него. Какая наглость! Ей хотелось кричать, плакать…

– Я не ищу любви, мисс Маккайи. Порой мне нужна женщина, и тогда неважно, кто она, важно, чтобы она была опытной и хорошо знала свое дело. Понимаете?

– О да, я понимаю. Но я нуждаюсь в по мощи. Нуждаюсь в вас. Разве это для вас ни чего не значит?

– Я же сказал вам, я не хочу иметь дело с девственницей…

– Ну, тогда, простите, я отлучусь на часик. Вы подождете? – выпалила Кристин. Глаза ее яростно блестели. – Я только сбегаю и быстренько пересплю с первым попавшимся скотником или пастухом!..

Она задыхалась от душившей ее ярости. Коул схватил ее за руку и рванул к себе.

– Замолчи! И откуда ты, черт возьми, взялась с таким языком? – в сердцах воскликнул он.

– Пустите меня! Это не ваше дело! Здесь грубый мир, Слейтер! – Она отчаянно колотила его в грудь. Но он не чувствовал ее ударов.

– Чтобы я никогда не слышал от тебя ни чего подобного!

– Да кто вы мне? Отец? – выкрикнула Кристин. Она была близка к тому, чтобы расплакаться, и старалась всеми силами сдержаться. Только не здесь, не сейчас, не перед этим бродягой! Он заставил ее почувствовать себя такой же юной, наивной, глупой и растерянной, как Шеннон. – Пустите меня!

– Нет, я тебе не отец. Я совершенно незнакомый тебе человек, которого ты пытаешься затянуть в постель, – сказал он.

– Забудьте об этом. Просто отпустите меня.

– Успокойтесь, мисс Маккайи. – Он резко встряхнул ее разок-другой.

Наконец Кристин прекратила бить его кулаками. Она откинула голову назад, и ее волосы мягкими золотыми прядями рассыпались по его рукам, а глаза, как два голубых огонька, сверкали, глядя на его суровое лицо.

– Дайте мне немного времени, – произнес он очень тихо, и этот тихий глубокий голос вновь заставил ее задрожать. – Я подумаю о вашем предложении.

– Что? – шепотом осторожно переспросила Кристин.

Он бережно отстранил ее.

– Я сказал, мисс Маккайи, что обдумаю ваше предложение. Я останусь у вас ночевать. Возьму одеяло и устроюсь в доме для прислуги, а утром дам вам ответ. – Он наклонил голову, повернулся и пошел к дому.

Глава третья

Кристин, горя от ярости, вернулась в дом. Коула Слейтера нигде не было видно, и это ее обрадовало.

Он унизил ее, оттолкнув, когда она была уже готова отдаться ему, забыв про честь и гордость. Как бы ей хотелось бросить в лицо этому человеку резкие, обидные слова, сказать ему, что он грязный бандит, не лучше, чем остальные. Но она понимала, это была бы ложь. Он спас ее от Зика, от человека, который убил ее отца. Она его должница.

И она ему заплатит, подумала она. Своим унижением.

Кристин вошла в столовую. Далила, напевая спиричуэл^[10], осторожно убирала со стола хрусталь и фарфор. Она с любопытством взглянула на девушку, продолжая петь.

– Где Шеннон? – спросила Кристин.

– На дворе, кормит цыплят, – ответила Далила.

Кристин решила помочь убрать со стола, но, когда она слишком резко взялась за тонкую тарелку, Далила отстранила ее.

– Прости, – пробормотала Кристин.

– Кристин, посуде вашей матушки будет только на пользу, если вы пойдете и займетесь чем-нибудь другим.

Кристин послушно отошла, держа руки за спиной.

– Вы не поинтересовались у мистера Слейтера, откуда он идет и куда направляется? – спросила Далила.

– Меня не интересует, откуда мистер Слейтер идет и куда он направляется, – как могла вежливо ответила Кристин.

Далила бросила на нее быстрый взгляд.

– Этот человек спас нас, – резко проговорила она.

Кристин в раздражении пересекла комнату и подошла к окну.

– Он спас нас… а теперь ему решительно на нас наплевать…

– Он уже уезжает?

Кристин тихо вздохнула. Она видела, как Шеннон возле сарая разбрасывала цыплятам корм. Если у нее сохранилась хоть капля здравого смысла, она должна уехать. Ей дорога Шеннон, дороги Далила и Самсон. Она должна все сделать, чтобы защитить их.

Но ей также была дорога и ее мечта. Мечта и земля. И где она будет жить, если покинет ранчо? Она никогда бы не присоединилась к южанам – слишком жестоко обошлись они с ее семьей, – не могла она и, покинув Миссури, переселиться на территорию янки. Ей оставалось отчаянно бороться. Но она была беспомощна в этой борьбе. Куда бы она ни направилась – будь это Ричмонд, Виргиния или столица Вашингтон, – везде жизнь была такой же суровой и тяжелой, как здесь, на границе истекающего кровью Канзаса. Везде люди убивают людей так же бессердечно.

– Кристин? – позвала Далила.

– Слейтер… – пробормотала Кристин. Она чувствовала, что ее гордость уязвлена. Она предложила самую дорогую награду – себя, а он объявил, что его это не интересует, объявил так грубо…

– Кристин, если вы почему-то злитесь на этого человека, не забывайте, что мы тоже здесь. Вы же понимаете меня, мисси^[11]?

Далила подошла к ней.

– Люди Куонтрилла схватят нас, и им ни чего не стоит нас повесить. Вы видели, что они сделали с вашим отцом? У меня сын, Кристин, и…

– Ах, Далила! Я делаю, что могу! – воскликнула Кристин, останавливая ее. И попыталась ободряюще улыбнуться. Не рассказывать же Далиле, что она предложила ему себя, но из этого ничего не вышло. Даже не сумела возбудить этого мужчину!

Кристин сжала зубы. Как бы она хотела видеть этого человека отчаявшимся, умоляющим; хотела бы видеть, как он сохнет по ней, а она держится с ним холодно, высокомерно, с презрением смотрит на него и уходит. И более всего ей хотелось бы рассмеяться ему в лицо. Если б не эта война, она могла бы так сделать. Она могла бы выйти замуж за любого молодого фермера в округе, она могла бы…

Пол… Она могла бы стать женой Пола. Кристин похолодела. Пол так сильно любил ее, так нежно. Высокий, белокурый красавец с зелеными глазами, он следовал за ней повсюду, с ним было легко, у него была такая нежная улыбка.

Пол мертв. Пришла война, Пол погиб, как и много других мужчин, так что выбор у нее невелик. Да, Слейтер унизил ее. Но, кроме унижения, осталось ощущение жара, чувство, что он проникает в нее, горячее, постыдное желание чего-то, чего она не знала и не понимала. Она любила Пола, но никогда ничего подобного не чувствовала, когда была с ним рядом. Никогда… Коул Слейтер напугал ее. Ей не понравились чувства, которые он в ней пробудил. Он разбил ее веру в собственные силы.

– Коул Слейтер остается ночевать, – сказала она Далиле.

– Вот и славно!

– Не радуйся, – остановила ее Кристин. – Он переночует в доме для прислуги, а утром, наверное, уедет.

– Утром? – тупо переспросила Далила. – Кристин, я не хочу вам предлагать что-то неприличное, детка, но я уверена, будь вы с ним поласковее…

– Далила, – пробормотала Кристин, к ней наконец вернулось чувство юмора, – не уверена, что еще помню, что такое «приличное». Я пыталась, ей-Богу пыталась. – Она пожала плечами. – Ничем не смогу вам помочь. Я приду через минуту, ладно?

Кристин поспешила к лестнице, на ходу поцеловав Далилу в щеку. Она почувствовала на себе ее тревожный взгляд, но, дойдя до лестничной площадки, уже забыла о ней.

Дом теперь казался ей опустевшим.

Далила и Самсон с их ребенком занимали комнаты на третьем этаже. Комнаты Кристин и Шеннон – здесь, на втором. Но комната Мэтью теперь пуста, как и большая спальня родителей. Пустыми стояли и обе комнаты для гостей. Они не принимали гостей уже очень-очень давно.

Кристин прошла в прихожую, подошла к комнате родителей, открыла дверь и с тихой улыбкой остановилась на пороге. Ее мать умерла давно, но отец все никак не мог расстаться с громоздкой баварской кроватью, которую мать так любила. Он спал на ней один. Теперь Далила по-прежнему тщательно полировала красное дерево, стелила свежее белье, как будто надеялась, что отец однажды вернется.

Кристин вошла в комнату. По обе стороны от окна стояли два больших шкафа. В одном все еще находились вещи отца, а в другом – матери.

Мы не отличаемся тягой к переменам, подумала Кристин. Она улыбнулась. Типично ирландская черта, говорил всегда в таких случаях отец. Ирландцы слишком сентиментальны. Но это хорошо. Это связывает с прошлым. Мечта не умирает. Когда-нибудь внуки отца займут эту комнату. Возможно, дети Мэтью. Если Мэтью уцелеет в этой войне. Ему, парню-южанину, нелегко будет сражаться на стороне армии янки.

Кристин отвернулась. Если Зик Моро будет продолжать свое грязное дело, никто из них не уцелеет в этой войне. И когда он уничтожит их, он сожжет их дом, все сровняет с землей.

Она уже собралась, было уйти, но задержалась. Внезапно она представила себе Коула Слейтера, вытянувшегося на этой кровати красного дерева. Кровать была действительно большая, ее вполне хватило бы для мужчины столь высокого роста. Вспомнив его ленивую, небрежную улыбку, она снова ощутила знакомый вихрь, ураган жара и пламени…

Кристин стиснула зубы, крепко зажмурилась и мысленно решила для себя: ей противно думать о Коуле Слейтере и неприятно быть должницей этого человека, вызвавшего в ней неведомые доселе ощущения.

Кристин захлопнула дверь родительской спальни и пошла к себе в комнату. Она сбросила нарядное платье на кровать, туда же полетели ее шелковые туфельки и корсет. Она надела хлопчатобумажную блузку, брюки и высокие кожаные сапоги. Одевшись так, она направилась в конюшню. Она не взяла седла, но, сняв с крючка на стене уздечку, вошла в стойло, где стояла ее лошадь по кличке Дебютантка. Это была кобыла арабских кровей. Отец получил ее в подарок от приятеля из Чикаго, с которым его связывал бизнес. Лошадь была гнедой с белыми носками и белым пятном на носу. Она всегда высоко задирала хвост на скаку. Кристин любила ее. Она удивлялась, что эту лошадь до сих пор не украли. Пасла она ее обычно на дальних лугах, куда бандиты еще не заглядывали.

– Здравствуй, красавица, – протянув гостинец своей любимице, прошептала Кристин. Дебютантка легко толкнула ее. Кристин потрепала кобылу по бархатному носу, затем вскочила ей на спину. Дебютантка головой открыла дверь стойла, и Кристин поехала, отпустив поводья.

Как приятно было скакать! Приятно чувствовать, как ветер упруго ударяет в лицо, приятно ощущать вечернюю прохладу. Кристин была рада, что решила прокатиться без седла. Теперь она могла чувствовать всю мощь животного под ней, ритм галопа, то напрягающиеся, то ослабевающие мускулы. Кристин приникла к шее Дебютантки. Густая грива разметалась и хлестала ее по щекам. Она радостно смеялась, счастливая уже тем, что просто жива.

Вдруг Кристин поняла, что за ней кто-то скачет.

Она попыталась оглянуться. Но волосы падали ей на лицо, закрывали глаза. Однако краем глаза она сумела разглядеть скачущего во весь опор всадника. Ее охватила паника. Теперь она летела как ветер. Может ли ее лошадь скакать еще быстрее?

– Дебютантка, пожалуйста! Мы должны стать ветром!

Кристин крепче сжала коленями бока лошади. Они скакали все быстрее и быстрее. Ее арабская кобыла была легкой и грациозной, но, похоже, лошадь, скакавшая за ними, была куда сильнее. Или же Дебютантка начала уставать.

– Пожалуйста!

Кристин еще ниже прижалась к шее кобылы. Она мысленно представляла себе пространство, расстилавшееся перед ней. Пол когда-то владел этой землей. Впереди направо будет дубовая роща; там высокие деревья, и она сможет укрыться от преследователя.

Вскоре Кристин увидела рощу и направила туда лошадь. Затем натянула поводья: скакать галопом среди густо растущих деревьев уже было нельзя. Она сворачивала то вправо, то влево, все дальше углубляясь в лабиринт деревьев. Затем остановилась, спрыгнула с лошади и взяла ее под уздцы.

Кристин искала укрытие, сердце ее бешено билось.

Если Зик вернулся, если он найдет ее сейчас… Она молила Бога даровать ей смерть в этом случае. Но ведь он один на этот раз. Она сможет бороться с ним, подумала Кристин, призывая все свое мужество.

За ее спиной хрустнула ветка. Она обернулась. Ничего не видно. Но она знала, что ее преследователь тоже спешился и продолжает следовать за ней.

Ветки деревьев смыкались над ее головой. День уже не был таким ясным и солнечным, таинственная зеленая мгла стояла вокруг, в воздухе посвежело. Кристин почувствовала озноб.

Даже не взяла с собой оружия, вспомнила Кристин с сожалением. Какая глупость! После того, что случилось этим утром, она уезжает так далеко от дома, не имея в кармане даже ножа, чтобы защитить себя.

Кристин отыскала толстую крепкую палку. За ее спиной снова раздался треск. Она выпустила поводья лошади и спряталась за дубом. Кто-то двигался по направлению к ней.

Преследователь был уже совсем рядом. Она была полна решимости нанести первый удар.

– Черт возьми! – выругался мужчина.

Кристин взмахнула палкой. Мужчина как раз поднял руку, и сильный удар пришелся по его руке.

Последовал ответный удар, и Кристин упала в грязь. Через мгновение мужчина был уже на ней. Она начала отбиваться, как вдруг услышала:

– Прекрати, Кристин!

Он поймал кисти ее рук и крепко сжал их. Кристин изумленно поморгала. Это был Коул Слейтер.

– Вы?!

Он провел рукой по щеке.

– Ну и саданула ты меня.

– Саданула, – машинально повторила Кристин. – Вы, вы… – Она дрожала от страха и ярости, была почти в истерике и, не осознавая, что делает, снова ударила его по лицу. Глаза Коула сузились, он весь напрягся. Задыхаясь, Кристин смотрела вокруг, ища глазами другое оружие. Ее пальцы впились в какую-то палку, и она угрожающе подняла ее.

Коул выхватил у нее из рук палку и сломал ее о колено, затем грубо притянул Кристин к себе.

– Ты соображаешь, что делаешь? – спросил он.

Она еще не видела его таким разгневанным, даже когда он выступил один против Зика и его бандитов. Тогда он казался спокойным и холодным, как весенний ручей. Теперь его глаза стали темно-серыми, как зимнее небо, а губы побелели от гнева.

Кристин крепко сжала зубы и изо всех сил старалась освободиться из его объятий.

– Что я делаю? Вы до смерти напугали меня.

Он еще сильнее прижал ее к себе и почти шепотом проговорил:

– Глупая девчонка. После того, что случилось утром, ты скачешь в лес одна, никого не предупредив.

– Я не глупая, и я не девчонка, мистер Слейтер, и докажу это, как только вы уберете свои руки от меня.

– Так-так, кого мы видим – неприступная красавица южанка!

Кристин заскрежетала зубами, желая подавить в себе неутихающую ярость и чувствуя, как снова где-то в глубине ее рождается уже знакомое волнение. Он был слишком близко. Он касался ее, она могла видеть силу его гнева, мощь его тела и пугалась своих собственных ощущений.

– Пустите меня. Кто вы, собственно, такой?

– Человек, который спас тебе жизнь.

– Я уже устала выражать вам свою признательность.

– Признательность? Это палкой-то по руке?

– Я не знала, что это вы! Почему вы ни чего не сказали? Не предупредили меня…

– Скорость, с какой ты неслась, не слишком располагала к дружеской беседе.

– Зачем вы поскакали за мной?

– Боялся, что ты попадешь в беду.

– Боялись? Я думала, что не стою ваших волнений.

– Я еще ничего не решил. Ты девчонка, и притом глупая. Ты даже не дала парням Моро убраться подальше отсюда. Разве для того я спас тебя от банды насильников утром, чтобы ты попала в их лапы после полудня?

– Ну что ж, мистер Слейтер, тогда я бы не была больше докучливой девственницей.

Кристин замерла, когда он ударил ее наотмашь по щеке. Слезы хлынули из ее глаз, хотя ей вовсе не было больно. Она не ожидала от него такой реакции и не представляла себе, что сама станет так унижаться.

– Пустите меня! – крикнула она.

– Я не хочу этого больше слышать, Кристин. Поняла? – Он встал и наклонился, чтобы помочь ей подняться. Она, не обращая внимания на его протянутую руку, решила подняться сама, но он не дал ей сделать это. Он поймал ее руки и потянул вверх. Кристин ненавидела его в этот момент, ненавидела потому, что нуждалась в нем. Ненавидела еще и потому, что волны тепла разливались у нее по телу от его прикосновения, и внутри ее рождалось какое-то непонятное желание. Ее завораживал его запах, ей хотелось дотронуться до его лица, почувствовать мягкость его бороды…

Вновь испытать всепоглощающее чудо его поцелуя.

Она резко вскочила, и ветки захрустели у нее под ногами. Она свистнула, кликнув Дебютантку, и пошла к ней. Коул последовал за Кристин, отряхивая свою шляпу.

– Кристин…

Она обернулась.

– Вы знаете, я все гадала, откуда вы. Так вот, вы не южанин и не джентльмен.

– В самом деле? – поинтересовался он. Какое-то время они смотрели в глаза друг другу. Затем его губы скривились в грустной улыбке. – Я искренне начинаю сомневаться, что ты леди с Юга, и вообще в том, что ты леди.

Кристин холодно улыбнулась. Он больше не дотронулся до нее. Она отвернулась, распрямила плечи и пошла к поджидавшей лошади.

– Простите, последнее время о хороших манерах пришлось позабыть.

Когда она подошла к Дебютантке, Коул оказался рядом. Она не ждала его помощи, но он помог ей сесть на лошадь и, улыбаясь, посмотрел на нее.

– А я ведь могу принять твое великодушное предложение.

– Мое великодушное предложение?

– Да. – Его глаза внезапно блеснули. Теперь они были цвета серебра. Улыбка сделала его лицо молодым и добрым. Он засмеялся. – Я могу переспать с тобой. Спасти тебя от самой себя.

Она хотела что-то сказать. Хотела сказать, что берет свои слова назад, что она скорее ляжет в постель с Зиком или с любым из его дружков, чем проведет ночь с ним! Но Коул уже отвернулся от нее. Он вскочил на своего большого черного коня. А наездник он отличный…

Кристин поспешила выбраться из рощи и направилась домой. Она не оглядывалась назад. Всю дорогу она скакала впереди, Коул же молча следовал за ней.

Когда они подъезжали к дому, ее снова охватила дрожь. Она не хотела видеть его, не хотела говорить с ним. Все было ужасной ошибкой. Ему просто нужно место, где переночевать, чтобы утром двинуться в путь. Она даже не знает, кто этот человек, в тревоге напоминала себе Кристин.

Когда они спешились, она, наконец, сказала, не глядя на него:

– Слуги завтракают у себя в шесть часов. Спокойной ночи и еще раз спасибо за то, что спасли нас. Век не забуду.

– Кристин…

Она, не обратив внимания на его оклик, повела Дебютантку в конюшню. Сердце Кристин бешено забилось, когда ей показалось, что он пошел следом. Но ей это только показалось.

Кристин не стала чистить Дебютантку, как делала это всегда, только завела лошадь в стойло. Она думала, прогулка поможет ей привести мысли в порядок, но все оказалось наоборот.

Коула Слейтера нигде не было видно. Кристин вошла в дом. Тихо. Портьеры задернуты от послеполуденного солнца. Девушка закусила губу, решая, что ей делать. Внезапно ее охватило уныние. Все потеряно. Придется уехать отсюда, и она должна быть благодарна, что все они живы, и еще она должна понять, что в дальнейшем их некому будет защитить.

Имело ли это теперь значение? Они уже потеряли так много – отец, Пол… Весь ее мир перевернулся. Она пыталась что-то делать, чтобы спасти этот мир. Что-то… Но этого оказалось мало.

С тихим вздохом она пошла к лестнице. Наверху остановилась. Снова сильно забилось сердце.

Здесь, на втором этаже, с ней кто-то был.

Кто-то находился в спальне ее родителей.

Кристин говорила себе, что это Далила или же Шеннон, но вот она услышала, как Далила внизу зовет Шеннон и та ей весело отвечает.

– О Господи, – прошептала она и схватилась за горло. Возмущение замутило рассудок. Она не могла допустить, чтобы Зик или кто-то из его молодчиков пробрались в эту комнату. Это комната ее отца, место, которое он любил, где все напоминало о нем!

Кристин подошла к двери. Если Зик там, она убьет его голыми руками! Но… кого она увидела?.. Это был Коул Слейтер. Его мешок лежал на стеганом ватном одеяле, и он что-то доставал оттуда. Коул удивленно обернулся, когда заметил, что она стоит в дверном проеме. Он нахмурился, заметив ее не слишком дружелюбный взгляд, и быстро подошел к ней.

– Что случилось, Кристин?

Она качнула головой, не в силах говорить.

– Я… я не ожидала, что вы… Я хочу сказать, что не ожидала вас здесь увидеть, – на конец объяснила она.

Он пожал плечами и, вернувшись в комнату, вынул из мешка рубашку и подошел к зеркалу.

– Я не собирался заходить сюда, но Далила настаивала. Она говорит, что в доме полно места. – Он помолчал, потом повернулся к ней. – Я сделал что-то не так? Ты хочешь, чтобы я ушел отсюда?

Кристин отрицательно покачала головой и глотнула воздуха, снова почувствовав, что что-то мешает ей говорить.

– Нет-нет. Все хорошо.

Он хотел подойти к ней, но она быстро повернулась и убежала в свою комнату.

Кристин не могла понять, что с ней происходит. Она не осмеливалась сесть и подумать, не позволяла себе анализировать свои чувства.

Уже вечером она вышла поговорить со слугами. У них остался Джейкоб, которому было около семидесяти, и двое его внуков – Джош и Трин, оба моложе ее. Их отца убили в Манассасе в начале войны. Был еще Пит, старше Джейкоба, но отчаянно не желавший этого признавать. Вот и все. Только двое стариков и двое юношей. Но все же они как-то остались живы…

Ей сказали, что снова украли несколько голов скота. Кристин только пожала плечами, узнав эту новость. Значит, парни Зика ушли не с пустыми руками. Они просто взяли, что хотели.

Пит погрозил ей пальцем.

– Мы слышали, что случилось этим утром, мисси. Думаю, пора вам уходить отсюда.

Кристин погладила его по жидким седым волосам.

– А как же ты, Пит?

– Я здесь живу давно. Доживу уж до конца своих дней.

– Ну, ладно, мы посмотрим, – улыбнулась Кристин.

– У вас в доме, я слышал, гостит человек по имени Слейтер?

Улыбка сошла с лица Кристин.

– Да, Пит. Ты знаешь его?

Старик взглянул на деревянную палку, которую обстругивал, и покачал головой.

– Не могу сказать, что знаю.

Кристин понимала, что старик говорит ей неправду, и старалась понять почему. Он был так предан ее семье.

– Но ты же назвал его имя.

– Услышал от кого-то. Я еще слышал, что он сумел избавиться от целой своры вороватых крыс. – Он посмотрел на Кристин, указывая на нее ножом, которым работал. – Вы не можете сражаться с такими, как Зик Моро, Кристин. Он не знает, что такое милосердие или справедливость. – Пит сплюнул на землю. Они все одинаковые, что бушхокеры, что джейхокеры. Пора отсюда уезжать.

– Может, ты и прав, – рассеянно ответила Кристин. Она встала с тюка сена, на котором сидела. – Может быть.

– Ваш отец умер, Кристин. Вы красивая и сильная, но недостаточно сильная, чтобы победить Зика.

Пит выжидающе смотрел на нее. Кристин подумала, что сейчас рассмеется. Все думают, что она способна сотворить чудо. Все думают, что стоит ей только взмахнуть ресницами и улыбнуться Коулу Слейтеру, и он тут же ринется им на помощь. Если бы они знали…

– Мы поговорим об этом утром, – сказала она Питу.

В дом она вернулась к вечеру. Далила снова подала ужин на дорогой посуде. Она подготовила подслащенную медом ветчину, батат, блюдо из репы и черничный пирог.

Шеннон весь ужин щебетала с Коулом Слейтером. Они вели себя так, будто не было войны, не было ужасов, что она несла с собой. Шеннон – красивая и обаятельная, и Коул – настоящий джентльмен. Кристин пыталась улыбаться, пыталась отвечать, если к ней обращались, но все время она помнила, что между ней и Коулом произошло. И еще она помнила, что отчаянно нуждается в его помощи. Она ненавидела его, и в то же время одно только его случайное прикосновение заставляло ее вздрагивать.

За ужином она выпила мадеры больше, чем следовало. Когда Коул вышел, чтобы выкурить сигару, Кристин решила принять ванну. Она надеялась, что Далила подумает, будто она все еще не смыла зловонную грязь сегодняшнего утра.

Шеннон была славной, нежной, заботливой. Кристин поняла, когда сестра целовала ее на ночь, что Шеннон страдает больше, чем Кристин кажется. Просто она не показывает вида, переносит все стойко, пытаясь облегчить страдания сестры улыбкой и смехом.

Шеннон пожелала ей спокойной ночи и ушла к себе.

Кристин, удалившись к себе в комнату, достала свою лучшую ночную рубашку. Это была часть приданого, оставленного ей матерью. Рубашка была сшита из легкого шелка, отделана на груди кружевами и спадала мягкими фалдами к ногам. Кристин надела ее и опустилась на кровать. Внешне спокойная, но внутри ее разгорался пожар.

Она должна заставить его остаться, чего бы ей это ни стоило. Наконец она услышала шаги Коула на лестнице. Вот он прошел коридор, открылась дверь спальни родителей и закрылась. Кристин ждала, ждала, сколько могла, сколько осмеливалась ждать. Затем подошла к двери, проскользнула по коридору. Внезапно ее охватила паника. Кристин на мгновение подумала, не сошла ли она с ума, или, может быть, мир и вправду перевернулся. Ничто уже не будет снова таким, как прежде.

Она ненавидит его, говорила себе Кристин. Он уже отверг ее однажды, но когда-нибудь она возьмет над ним верх. Кристин взялась за дверную ручку и медленно повернула ее. Затем легко толкнула дверь.

В комнате было темно. Только полоса лунного света лежала на полу. Несколько секунд Кристин стояла неподвижно, привыкая к темноте. Она поступила глупо: слишком долго ждала, Коул, вероятно, уже крепко спит.

Но Коул не спал. Он сидел на кровати в рубашке нараспашку и смотрел на нее. Хотя и было темно, она знала, что он следит за ней. Он ждал и явно забавлялся ее нерешительностью.

– Иди сюда, Кристин, – тихо проговорил Коул. Он не говорил шепотом, как человек, который боится, что его поймают за бесчестным делом. Он говорил тихо, учитывая, что в доме они не одни. Кристин решила, что он и думать забыл об их соглашении. И все же нет, он ждал ее, чтобы выполнить это соглашение.

Мужчины…

– Я… я… просто хотела посмотреть, не нужно ли вам чего-нибудь.

– Конечно. – Он понимающе улыбнулся. – Нет, мне ничего не нужно. Спасибо.

Бессовестный… Он старается все ей усложнить.

– Премиленькую экипировку вы выбрали, чтобы навещать своих гостей-мужчин, а, мэм? – Последнее слово он произнес, по-южному растягивая, и она почувствовала, что начинает злиться. Откуда же он, черт возьми!

– Рада, что вам понравилось, – парировала она.

– О, мне понравилось. Очень понравилось.

Они оказались в тупике. Нет, это она оказалась в тупике.

– Видите ли…

– Подойди сюда, Кристин.

– Это вы подойдите сюда.

– Ну, если ты настаиваешь…

Она должна была знать, что он, всего вероятнее, лежит под простынями голый. Но ведь, в конце концов, она пришла соблазнить его. Кристин не представляла себе, как он выглядит без одежды. Темнота ночи, белые простыни… Она знала, что эта темнота скрывает обнаженного мужчину, но не знала, каким этот обнаженный мужчина мог быть.

Кристин смотрела на него и чувствовала, что краска заливает ее лицо. Она хотела закричать, убежать, но ничего этого была не в состоянии сделать.

Несмотря на все усилия, выдержать его взгляд она не могла. Кристин знала, что он все это понимает и это его забавляет. Но она не двигалась, стояла молча и тогда, когда он, наконец, встал с ней рядом, упираясь руками в бедра. Она ухитрилась откинуть голову назад и встретить его взгляд с некоторым вызовом.

Он оперся о стену обеими руками, положив их по обе стороны от ее головы.

– Ну, как, нравится то, что ты видишь? – вежливо поинтересовался он.

– Вас не мешает хорошенько вздуть, – так же вежливо произнесла она.

– Но вы это уже сделали – правда, не слишком сильно.

– Вот и хорошо.

Ее начала бить дрожь. Сейчас это было почти незаметно, но дрожь усиливалась. Он стоял так близко от нее, что… почти касался ее ночной рубашки. Она чувствовала его дыхание на своей щеке, чувствовала волны тепла, исходящие от него. Кристин закусила губу, стараясь сдержаться.

Коул оторвал ее от стены, дотронулся ладонью до ее щеки, легко потрепал пальцами. Кристин смотрела на него, оцепенев, не в силах двигаться. Вдруг она поняла: он чувствует, что она дрожит. Они смотрели друг другу в глаза. Коул опустил руку ниже и коснулся ее груди.

Это прикосновение было таким интимным и вместе с тем таким смелым, что она чуть не закричала. Большим пальцем он нажал на сосок, и от этого по всему ее телу побежали волны, вызвавшие почти болезненное ощущение. Кристин задержала дыхание, не давая крику сорваться с губ. Девушка видела, что он наблюдает за ее реакцией. Она отвела его руку и попыталась оттолкнуть его, но он взял ее за плечи и прижал к стене.

– Я ранил твои чувства. Я еще не знал, что тебе недостает уверенности в себе. Ты всегда должна знать, что красива, у тебя роскошные золотистые волосы и тело Венеры. Кристин, дело не в тебе, а во мне. Это у меня не осталось душевных сил, эмоций. Я не могу дать тебе то, в чем ты нуждаешься, чего ты хочешь. Проклятье! Неужели ты не пони маешь? Я хочу тебя. Я сделан из плоти и крови и всего остального, что Господь Бог вкладывает в мужчин. И я хочу тебя. Сейчас… И, черт возьми, я хотел тебя сразу после того, как вырвал из лап этого мерзавца. Я не лучше его, в самом деле, я ничем не лучше его. Понимаешь?

Она стояла, прижавшись к стене. Она ненавидела его, ненавидела себя. Она снова проиграла.

– Я знаю только одно: вы нужны мне. Эмоции! Я видела, как убили моего отца, и Пол…

– Да, и Пол.

– …и Пол тоже мертв. Так что, если вас волнуют какие-то эмоции, вы глупец. Я хочу, чтобы вы помогли мне избавиться от Зика Моро.

– Ты хочешь, чтобы я убил его.

– Готова заплатить за это любую цену.

– Но я уже говорил… я не убиваю людей хладнокровно.

– Тогда мне нужна ваша защита.

– Насколько это необходимо?

– Отчаянно необходимо, вы это знаете.

– Покажите мне.

Кристин приблизилась к нему и обняла за шею. Внезапно она поняла, что не имеет представления о том, что делать дальше. Инстинктивно она подалась вперед, прижалась к нему так, что могла чувствовать его обнаженное тело сквозь тонкий шелк ночной рубашки. Затем привстала на цыпочки и прижалась губами к его губам. Она чувствовала его, чувствовала, как рядом с ней пульсирует и наливается силой его плоть. Она чувствовала стальные мускулы его груди, живота, бедер. Его сильные руки обняли ее. Кристин робко провела языком по его губам, и все перед ней пошло кругами. Она пришла, чтобы соблазнить его, и готова была отдаться ему, желая, чтобы он сделал с ней, что хочет.

Только бы он помог ей…

Она почувствовала, как вспыхнула в нем страсть, когда он обнял ее; в этот момент победа была на ее стороне. Она вся горела, желание сжигало ее, и она не знала, куда это ее приведет.

Губы Коула накрыли ее рот, и с каждой секундой она все быстрее стала погружаться в мир, где не было уже ничего, кроме ощущений. Кровь бешено пульсировала в жилах, в ушах шумело так, что казалось, морские волны бьют о берег. Его поцелуй был ее жизнью, его тело – ее спасением. Ее охватил страх и исступленный восторг.

Внезапно Коул оттолкнул ее. Он тяжело дышал, почти задыхался. Он долго смотрел на нее, и этот взгляд казался ей приближением бури. Затем покачал головой.

– Иди спать, Кристин.

Она с шумом глотнула воздух.

– Я полная дура!.. И теперь… Да будьте вы прокляты!

Кристин со всей силы толкнула его. Коул пошатнулся. Она нащупала дверную ручку, открыла дверь и метнулась в коридор. Влетев в свою комнату, она бросилась на постель, слезы и ярость душили ее.

Дверь в ее комнату скрипнула и отворилась. Кристин повернулась. На пороге стоял Коул, он последовал за ней, даже не потрудившись одеться.

– Убирайтесь! – выкрикнула она.

Не обращая внимания на ее окрик, он спокойно подошел к ее кровати. Кристин вскочила, готовая дать отпор. Все было бесполезно. В мгновение ока он оказался рядом. Она попыталась встать, но он уже был на кровати. Схватив ее руки в свои, он опрокинул ее на спину.

– Я сейчас закричу! – выдохнула она. – Придет Самсон и…

– Ну, так кричи!

Она затаила дыхание. Коул прижал ее к кровати.

– Почему вы не оставите меня в покое?

– Ты же хотела заключить со мной сделку? – хрипло проговорил он.

– Что?

– Ты сказала, что готова заключить сделку. Ну что ж, давай поговорим. Я готов вести переговоры.

Часть II ЛЮБОВНИК

Глава четвертая

Какое счастье, что в комнате темно! Лицо Коула и его тело скрывала темнота, и Кристин молила Бога, чтобы ее собственные лицо и действия тоже скрывала ночь. Ей хотелось ненавидеть его, но она не могла. И еще она не могла думать ни о чем другом, кроме этого сильного мужского тела, такого горячего и близкого.

Он пришел сюда, обнаженный, чтобы принять ее предложение, так, по крайней мере, ей казалось. И все же он снова злился, злился даже больше, чем раньше.

Луна, внезапно выглянувшая из-за тучи, осветила комнату. Кристин увидела его лицо с резкими чертами, лицо почти жестокое, напряженное, будто он переживал какую-то внутреннюю боль.

– Вести переговоры? – шепотом пере спросила она.

– Во-первых, мисс Кристин, если вы собираетесь вести игру, убедитесь, что играете с полной колодой карт.

– Я не знаю, что…

– Это точно, – перебил он ее. – Именно поэтому я и хочу вам кое-что объяснить. Я люблю встречу в честном, открытом бою, но не пойду и не совершу убийства ни ради вас, ни ради себя, ни ради кого бы то ни было. Вы это понимаете?

Она кивнула. По правде говоря, она не понимала его, но боялась это признать. Она запуталась. Война и убийства все перевернули с ног на голову. Она, Кристин Маккайи, воспитанная в лучших традициях добропорядочного Юга, лежит в постели с голым незнакомым мужчиной… И не выражает при этом протеста.

– Все очень просто, мисс Кристин. Никакой сентиментальности.

Намеренное растягивание слов раздражало Кристин. Она боялась Коула. Она снова вспомнила, как быстро он выхватил кольты и ружье, и вздрогнула. Вокруг Коула была аура опасности, которая, как ни странно, притягиваладевушку.

Кристин чувствовала, как пульсирует его плоть рядом с ее животом, и прилагала титанические усилия, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Она помнила, что хотела соблазнить его, оставить его вздыхающим, сгорающим от желания, обезумевшим от вожделения.

Теперь Кристин поняла, что такого никогда не будет. Она не сможет, торжествуя свою победу над ним, отвергнуть его. Он сначала посмеялся над ней, но теперь решил взять ее, и она была уверена, что он презирает ее с каждой минутой все больше. Она собралась с силами и шепотом сказала:

– Все очень просто. Мне нужен опытный стрелок. И все. А насчет сентиментальности не тревожьтесь, я вряд ли способна кого бы то ни было полюбить.

Легкая ухмылка искривила его губы.

– Эта сделка, леди, будет заключена на моих условиях. Никакого вторжения в чужую жизнь, никаких вопросов. И я не стану убивать Зика. Я буду преследовать, когда надо. Я сделаю все, чтобы вы с Шеннон были в безопасности на вашем ранчо. Но у меня также есть и другие обязательства, Кристин. О них я тоже не могу забывать.

Она молча слушала его, не зная, что сказать или сделать. У него все так просто. Поразительно бесцеремонный тип. Похоже, ему и дела нет до собственной наготы.

Коул потрепал ее по щеке.

– Но почему? – спросил он.

Она изумленно тряхнула головой.

– Что «почему»?

– Ты предлагаешь мне то, что хотел Зик.

– Я ненавижу его. Ненавижу больше, чем вы можете себе представить. Он убил моего отца. Я скорее лягу в постель с бизоном, чем с этим мерзавцем.

– Понимаю. А я, надо полагать, на ступеньку выше бизона?

– На ступеньку ниже.

– Может, мне лучше уехать?

Кристин охватила паника. Она готова была на все, лишь бы удержать его, но гордость не позволяла унижаться. Кристин заметила, что он снова улыбается, снова его забавляет ее замешательство. Он наклонился и тихо заговорил. Его дыхание щекотало ей кожу, и мягкая борода ласкала ей подбородок.

– Будет еще один пункт в нашем договоре, мисс Маккайи.

Ее сердце немилосердно забилось, все тело напряглось.

– Какой же, мистер Слейтер?

– Я люблю, чтобы мои женщины испытывали голод. Нет, мэм, пожалуй, этого мало, я хочу, чтобы они умирали от желания.

Его слова и шепот делали свое дело. Как, впрочем, и ленивая едкая улыбка. Дрожь пробежала по телу Кристин. Она чувствовала себя раздавленной, и ей снова захотелось ударить его, но она боялась. Нет, не того, что он обидит ее. Может, это безумие, но она верила, что он никогда ее не обидит. Она терялась в догадках, что было причиной того безумия. Новые ощущения, которые породил в ней этот мужчина? Он заставил ее ощутить себя живой, как никогда прежде, терзаемой противоречивыми мыслями, потрясенной и… жаждущей каких-то сладких переживаний.

А между тем она лежала холодная и неподвижная, оцепеневшая от страха, страха, что ей не удастся удовлетворить его требования, что у нее нет того, что способно удержать его. Женщины… Во множественном числе. Ему нравится, чтобы его женщины испытывали голод… Нет, чтобы они умирали от желания.

Кристин совсем не знала его и, как и он, не хотела никаких осложнений, но то, что грозило произойти между ними, весьма и весьма осложнило бы им жизнь. Лежа с ним рядом, не в силах шелохнуться, она вдруг ощутила горькую обиду. Она жертвовала своей гордостью, своей честью ради этого чело века, а он ставил ее в ряд с другими женщинами, с которыми когда-то имел дело.

Коул коснулся ее подбородка, затем прижался губами к ее губам, щекоча усами ее кожу.

– Голод, моя прелесть. – В темноте Кристин почувствовала, что он улыбается. – Это так же возбуждает, как лежать в постели с куском льда.

Она, не глядя, шлепнула его, но он поймал ее руки, придавив к постели. Она сжала зубы, когда его смеющиеся глаза приблизились к ней.

– Простите, мистер Слейтер. Я неопытна. Отпустите меня. Вы же не хотите, чтобы я своим криком подняла на ноги весь дом.

– Кристин, черт тебя побери…

– Нет, черт вас побери! – Она готова была заплакать. Ну почему все получилось именно так? Не такой должна быть эта ночь, не такой она виделась Кристин в ее грезах. Совсем не такой. Эта ночь должна была быть после свадьбы. И всегда рядом с Кристин был Пол. В этом не было ничего отвратительного или неловкого. В ее грезах не было даже обнаженных тел, они были прикрыты покрывалами, и даже там она была одета в белое, и Пол шептал ей, как он ее любит и какая она красивая, и все это было необыкновенно чисто и невинно…

Тогда она не знала этих новых ощущений. И она не знала, что сможет продать себя мужчине, которому совершенно безразлична.

– Пожалуйста, – вдруг вскрикнула Кристин, пытаясь ускользнуть от его прикосновений. Слезы хлынули из ее глаз, и она отвернулась, чтобы он их не заметил. Она не могла больше вынести унижения. – Оставьте меня! Я… я не могу быть такой, как вы хотите, я не могу…

– Кристин!

Она затихла, услышав страдание и нежность в возгласе Коула. Он легко коснулся ее щеки. Затем придвинулся и обнял ее. Кристин с удивлением обнаружила, что он тоже дрожит, весь горит, как в лихорадке. Он снова и снова повторял ее имя, целовал ее лицо.

– Разве ты не видишь? Я не хочу привязываться к тебе. Я не хочу желать тебя вот так!

В его голосе она слышала страсть, глухую, тревожную. В его голосе была также и горечь, жгучая и болезненная. Он продолжал гладить ее руки, целовать ее, и это распаляло его. Каждое его прикосновение обжигало Кристин. Его руки были то нежными, то требовательными, то снова ласковыми и кроткими.

– Я не хочу желать тебя, – бормотал он, – но, Боже правый, я хочу тебя…

Затем он поцеловал ее, и все доводы разума испарились. Не о чем было говорить, поздно было рассуждать. Кристин прижалась к нему, позабыв обо всем на свете.

Казалось, все чувства нахлынули на нее разом. Голод… его рот был ненасытен, и он готов был поглотить ее всю. Его губы мяли, терзали ее губы, его язык, казалось, погружался в самые глубины ее существа, лаская, мучая, еще больше возбуждая ее.

Руки Коула скользили по ее телу, страстные и дерзкие. И в то же время его ласки были нежными, даже трепетными, но вдруг он с силой прижался к ней, будто желая на веки соединиться с ней.

Кристин не заметила, когда страх и дрожь прекратились, и началось что-то совсем иное. Она даже не заметила, когда успела снять тонкую ночную рубашку, не заметила, потому что его прикосновения были такими легкими, такими сладостными, стремительными. Может, это он ее снял? Она только видела, что Коул склонился к ее груди. Ласкал рукой ее грудь, целовал сосок, осторожно касался его зубами, сосал самый кончик его. Ласки Коула становились все требовательнее. Кристин готова была кричать. Никогда ни с кем она не была так близка, не знала, что способна испытывать подобные ощущения, что эти самые ощущения могут породить пальцы мужчины. Она вцепилась Коулу в плечи, едва сознавая, что делает ему больно. Сейчас ей казалось, что ее носит по волнам бушующего моря и Коул – ее спасательный круг.

А буря грозила перерасти в ураган. Губы Коула целовали ее шею, руки ласкали ее бедра, ягодицы. Движения его тела были быстрыми, и Кристин пыталась приноровиться к его ритму, но не могла. Она задыхалась, в изумлении ловя каждое новое ощущение. Он снова и снова ласкал ее. Его губы спускались от груди к животу. Его борода и усы безжалостно дразнили ее нежную кожу. Кристин почувствовала, как Коул коленом раздвигает ей ноги, и поняла, что наступает решающий момент, который изменит ее жизнь навсегда. Но даже тогда она не остановилась. Да и могла ли она бороться с ураганом?

И вдруг Коул замер. Его руки лежали по обе стороны от ее головы, он целовал ее с удивительной нежностью и шептал ей прямо в рот:.

– Ты чувствуешь голод?

Кристин не хотела отвечать. Все было настолько ново, настолько удивительно. Она лишь кивнула, но ему этого было мало.

– Кристин!

– Пожалуйста…

– Скажи мне.

– О Господи! – вскрикнула она, пытаясь выскользнуть из-под него. Но не смогла, Коул крепко держал ее. Она вскинула на него глаза, ее припухшие губы были полураскрыты, волосы золотой массой разметались на груди.

Коул улыбался, глядя на нее. Он положил руку на пульсирующую жилку на стройной шее, затем его рука скользнула ниже, коснулась груди, сделала круг на животе, опустилась еще ниже… Он гладил ее бедра и, не отрываясь, смотрел на нее. Внезапно Кристин почувствовала его руку внутри себя, двигающуюся в каком-то расслабляющем ритме.

Кристин снова вскрикнула и попыталась вывернуться из-под Коула, но он ее не отпускал. Он смотрел ей в глаза, следил, как поднимается и опускается ее грудь, как Кристин ловит губами воздух. Он прижался ртом к ее губам, целовал их, затем снова начал шептать:

– Да. Теперь ты… испытываешь голод.

Было ли это правдой? Было ли голодом то, что она ощущала? Ей казалось, она вся горит. Это скорее пожар… Она радовалась, что сейчас темно, что сейчас ночь и луна спряталась за тучу; она верила, что ее грех скроет эта ночь, все то, что она дает и что получает. Кристин все еще не могла понять, как такое случилось, что она лежит здесь с ним, и все же, вопреки здравому смыслу, она ни за что на свете не хотела, чтобы все было иначе. Она снова тихо вскрикнула и обвила руками его шею, уткнулась в его грудь. Непонятное чувство нарастало в ней, Кристин задыхалась, что-то бессвязно бормотала, прижимаясь к его груди и едва осознавая, что ее бедра двигаются в одном ритме с ним, что он не пере стает гладить и ласкать ее и эти ласки становятся все более волнующими и опасными.

Коул смутно чувствовал, что не должен быть здесь. Он должен был сказать ей сегодня утром, что не сможет остаться на ранчо, что ничто не заставит его помочь ей. Менее всего он хотел связываться с ней. У него есть свои обязательства, и ни смерть, ни дьявол не помешают ему выполнить их.

А тут эта девственница…

Это тоже последнее, что ему было нужно. Она ожесточилась, была вся изломанная. Война сделала ее такой, война, и смерть, и боль, и кровь. Но она оставалась невинной. Он подумал, что может заставить ее быть активнее, но он также подумал, что у него хватит выдержки не тронуть ее. Он был изнурен. Он был изнурен, а она заслуживала большего. Но он живой, вполне нормальный мужчина, и она возбудила в нем желание. Возможно, он знал, что это должно было случиться, а может быть, и не ожидал этого вообще, но теперь, когда это случилось, он уже не мог даже пытаться препятствовать этому. Она билась в золотых сетях желания и страсти, обволакивающих ее, как и ее золотые роскошные волосы, влажные от испарины, покрывающей их жаждущие освобождения тела. Кристин была изысканно красива, с тонкими чертами лица, высокими скулами, маленьким прямым носом и небесно-голубыми глазами, оттененными густыми ресницами. Сейчас он видел страсть в этих глазах, они сверкали от страсти. И ее рот… с полными податливыми губами, чувственный… Она была такой мягкой, сладкой, созданной для любви. Высокая упругая грудь, гибкая талия, округлые бедра. Он не собирался оставаться. Он и ехать-то сюда не собирался. Он не собирался прикасаться к ней…

Но он прикоснулся.

И она отвечала на его движения, двигалась с изумительной грацией. Она издавала милые тихие звуки, которые отзывались в его теле, волновали его кровь, мутили рассудок. Только одна мысль вела его: он должен обладать ею, она должна стать его, или же он сойдет с ума. Прижимаясь к нему, Кристин выгибалась в его объятиях. Несмотря на все его усилия, агония прошлых месяцев стерлась из его памяти, месть, которую он вынашивал, тоже забылась. Даже настоящее ничего не значило. Все, что имело значение сейчас, – эта женщина, и она рядом, горячая, влажная, жаждущая удовлетворения.

Коул почти грубо потянул к себе Кристин. Глаза девушки расширились. Он поцеловал ее долгим страстным поцелуем, обхватив руками за спину. Он все время боролся с собой, думая о том, что она девственница. Наконец он снова поцеловал ее и… вошел в нее.

Он сделал это медленно, до боли медленно, а она была уже влажной, готовой принять его. Но он чувствовал, что она дрожит, слышал приглушенный вскрик, когда Кристин уткнулась в его грудь.

Коул слышал такой же вскрик раньше. В день своей свадьбы. В первую брачную ночь. На мгновение он увидел в этом иронию судьбы и возненавидел и ее, и себя. С минуту он лежал неподвижно. Затем почувствовал, как Кристин дрожит. Должно быть, она плачет, догадался Коул и стал шептать ей что-то успокоительное.

Да, с ним подобное уже случалось. Он нежно обнимал женщину. И тоже был ее первым мужчиной.

Он ласкал Кристин, обещал свою помощь. И затем снова овладевал ею, сначала медленно, осторожно, нежно. И она двигалась под ним сначала робко. Она принимала его, перестав плакать, шок прошел, и снова нарастало напряжение.

Осторожность и рассудительность покинули Коула. Жажда, которую ему неистово хотелось утолить, захватила его. Он не помнил, когда еще был так возбужден, а возбуждение все возрастало. Он ласкал ее грудь, восхищался нежностью кожи, вдыхал чистый сладкий запах разметавшихся волос, и опьянение страстью захватывало его все больше и больше. Наконец, откинув назад голову, он вскрикнул, все его тело молнией пронзила судорога. Снова и снова он входил в эту женщину. Она закричала, и он понял, что она достигла сладкого удовлетворения, и был рад, что сумел ей подарить его. Она лежала притихшая. Последние всплески возбуждения пронзили его огнем, и последний раз он глубоко вошел в нее. Это было потрясающе, он не помнил, когда еще испытывал такое не обыкновенное наслаждение.

Коул упал обессиленный, тяжело дыша; пот струился по его телу. Кристин молчала. Он дотронулся до ее щеки, она была мокрой от слез.

Внезапно он разозлился на себя и на нее. Этого не должно было случиться. Она должна была выйти замуж за какого-нибудь молодого парня, одетая в белое подвенечное платье, и должна была быть любима, а не просто желанна.

От прикосновения Коула Кристин резко отодвинулась, и он позволил ей отвернуться. Плечи ее вздрагивали – похоже, плачет. Конечно, она имела право плакать, но это его обидело. Он был с ней нежен, еще нежнее, чем с Элизабет. С Элизабет…

Ну вот… Он осмелился мысленно произнести ее имя.

Коул сжал зубы, но мучительная боль не отпускала. Он хотел, чтобы она исчезла, но, видимо, эта боль навсегда останется с ним.

– Вы можете… можете идти теперь к себе, – отчужденным голосом произнесла Кристин.

– Что? – резко переспросил он.

– Наша сделка. – Она говорила тихо, слезы душили ее. – Теперь… можно считать, мы ее заключили…

Он колебался какое-то мгновение.

– Да, ваша чертова сделка заключена, мисс Маккайи, – ответил он.

– Тогда вы можете… уйти. Через дверь…

Коул не понимал, какой бес в него вселился. Он уже не думал о том, услышат ли его другие обитатели дома, не думал ни о чем вообще. Он вскочил в ярости и повернул Кристин лицом к себе. И заговорил колко, стараясь, чтобы каждое его слово мучило, жалило, причиняло боль, как удар хлыста:

– Ни за что на свете, моя крошка. Это ты пригласила меня сюда. И вот я здесь. Это была игра, Кристин, и ты знала, что мы будем играть по моим правилам.

– Господи! – воскликнула она, вырываясь из его рук. – Неужели в вас нет ни капли уважения, ни капли…

– Жалости? Ни на йоту. Ты получила то, что хотела.

Ах, чертовка, до чего же красива, подумал он. Лунный свет играл на ее груди, влажная кожа чуть блестела… соски по-прежнему твердые. Он снова почувствовал, как внутри все напряглось, и вновь накатила жаркая волна. Снова вернулась боль. Боль измены. Боль предательства. Он не испытывал этой боли, когда развлекался со шлюхами или трактирными девками. Но с этой юной и невинной красавицей все было иначе.

Он выругался и повернулся к ней спиной.

– Ложись спать, Кристин.

Она застыла в недоумении.

– Ложиться спать? – переспросила она.

– Да, черт подери, ложись спать. – Он повернулся к ней и внезапно придавил ее к кровати. Она стала вырываться, однако он был не склонен продолжать борьбу. Им овладела ярость, ярость и гнев, и он не мог с собой совладать. Коул хорошенько встряхнул ее. – Спокойной ночи, Кристин. Ложись спать.

– Уходите, – упрямо проговорила она.

– Будь я проклят, если это сделаю.

– Тогда уйду я.

– И будь я проклят, если ты уйдешь. А теперь спи!

Он снова повернулся к ней спиной. Он и сам не знал, для чего решил настоять, но отступать было уже поздно.

Он почувствовал, когда она начала подниматься, и с пугающей быстротой повернулся, удержав ее рукой за талию. Кристин затихла, но он слышал, что ее сердце билось как у испуганной лани.

– Ложись спать!

У нее стучали зубы, но она не двигалась. Коул знал, что она решила ждать до тех пор, пока он не заснет, и тогда она тихонько выскользнет из комнаты. Он улыбнулся. Нет, у нее ничего не выйдет. Он ведь почувствует ее малейшее движение и проснется.

Когда она попыталась сдвинуться с места, он не открыл глаз, но сильнее сжал ее. Он слышал, как она тихо произнесла молитву, слышал звуки, подозрительно похожие на всхлипы, примешивающиеся к шепоту.

Вышло так, что первой уснула Кристин, совершенно обессиленная, а он первым проснулся утром. Коул встал, не одеваясь, и смотрел в окно на ясный летний день. Прекрасное ранчо, подумал он. Он понимал, что Кристин проснется с мыслью, что этой ночью она продала себя задорого.

Коул тоже продал себя дорого. Он продал свою честь, и теперь ему придется остаться и защищать эту девушку и это ранчо. Он подошел к постели. Смятые простыни напоминали о бурной ночи.

На лицо Кристин упали длинные пряди волос, закрывая глаза от слепящих солнечных лучей. Одну руку она прижимала к сердцу. Коул укрыл Кристин простыней и легким пледом. Затем направился к двери, оглянулся и вернулся в комнату в противоположном конце коридора, чтобы умыться и одеться.

Проснувшись, Кристин сразу поняла, что уже поздно. Она открыла глаза и увидела, что солнце стоит высоко; она снова закрыла глаза и вздрогнула. Она почти убедила себя, что все, что произошло ночью, ей всего лишь приснилось. Но нет, Коул Слейтер определенно был здесь. Она залилась краской. В дверь постучали.

– Кристин? – раздался голос Шеннон. Кристин села на кровати прямо, подтянув повыше простыню. Плед, наброшенный сверху, казалось, скрывал грехи этой ночи.

– Шеннон, минутку! – крикнула она. Ее ночная рубашка валялась на полу возле кровати. Кристин потянулась за ней, поморщившись от какой-то тянущей боли внизу живота. Увидев, что рубашка разорвана, Кристин скомкала ее, сунула в шкаф и натянула на себя старую фланелевую рубашку. Затаив дыхание, она пригласила Шеннон войти. Та вошла с кофейником, чашкой и завтраком на серебряном подносе. Кристин с удивлением взглянула на младшую сестру.

– Доброе утро, соня, – поздоровалась Шеннон.

– Завтрак? В постель? – На ранчо много работали, и завтрак в постели был роскошью, которой они себе никогда не позволяли. – Это после того, как я проспала все утро?

– Далила собиралась тебя разбудить, но Коул сказал, что у тебя был слишком тяжелый день и тебе надо дать выспаться.

– Коул так и сказал?

– Я ездила на северное пастбище с Коулом и Питом, там все в порядке, – не ответив на ее вопрос, сообщила Шеннон.

Кристин чмокнула сестру в щеку и порхнула обратно в постель, снова ощутив уже знакомую тянущую боль. Ей было даже немножко больно сидеть. Она почувствовала, как ее лицо заливается краской, и опустила голову, стараясь скрыть смущение. Волосы упали ей на лицо. Она все еще не знала, ненавидит ли она Коула, или же чувства к нему изменились, стали теплее.

Кристин отчего-то не могла унять дрожь. Она прерывисто дышала, и сердце ее билось так сильно, что казалось, даже Шеннон может услышать его удары. Она не могла забыть эту ночь, не могла забыть свои новые ощущения, не зная, то ли удивляться им, то ли быть за них благодарной, то ли пугаться, то ли стыдиться. Будущее виделось ей в тумане. Они заключили сделку. Он сказал, что останется, и не ушел из ее комнаты, и она…

Она не могла не думать о том, что он собирается делать дальше. Собирается ли он повторить такую ночь снова?..

– Господи, Кристин! Ты вся горишь! – с тревогой воскликнула Шеннон.

– Нет-нет, все хорошо, – быстро сказала Кристин. Она слишком торопилась выпить кофе и обожгла губы. Поставив чашку на поднос, поблагодарила: – Очень вкусно. Такой завтрак…

– Это тоже была идея Коула, – с улыбкой прощебетала Шеннон. – Ему казалось, ты после вчерашнего будешь не в себе.

– Он так и сказал? Да? – Кристин яростно откусила кусок бекона. Он опять смеется над ней. Как бы ей хотелось влепить ему пощечину! Но Кристин тут же остановила себя. Он ее предупреждал. Игра будет вестись по его правилам. И в этой игре у нее был единственный выигрыш – безопасность. Она сама согласилась с его условиями. Кристин хотела соблазнить его, она знала: то, что произошло, должно было случиться, она сама хотела заключить эту сделку. Правда, теперь она была не совсем уверена, кто кого соблазнил. – А где сейчас Коул? – спросила Кристин, удивляясь, что ест с таким аппетитом.

Шеннон пожала плечами.

– Точно не могу сказать. Но знаешь что? – Глаза Шеннон горели.

– Что?

– Он говорит, что поживет у нас немного. Правда, это замечательно?

Кристин кивнула:

– Да, замечательно.

– Самсон говорит, это чудо. Он еще говорит, что Бог, наконец, смилостивился над нами.

– Конечно, пути Господни неисповедимы, – сухо отозвалась Кристин.

Шеннон, сидевшая в изножье постели, вскочила и обняла сестру.

– Все у нас наладится, – прошептала она. – Все наладится!

Кристин подумала, что она явно недооценивала то влияние, которое война оказала на ее младшую сестру. Она не меньше самой Кристин переживала из-за смерти их отца. Она так же сильно научилась ненавидеть.

– Мне нужно идти вниз. Далила печет хлеб и что-то консервирует. Я обещала помочь ей.

– Я тоже сейчас спущусь, – кивнула Кристин.

Когда Шеннон ушла, она стала мыться, думая о прикосновениях Коула, о том, что он сделал с ней. И снова задрожала при воспоминании об ощущениях, которые испытала. Среди бойни, которая шла вокруг, короткий, украденный момент наслаждения…

Постыдного наслаждения.

Наслаждения…

Кристин гадала, действительно ли все это было и повторится ли снова. Она оделась, отчаянно стараясь отогнать все эти мысли. Если ей это не удастся, она будет ходить красная, как свекла, целый день.

Она надела свою рабочую одежду – рубашку, бриджи и сапоги. На северном пастбище упала ограда, и Кристин сказала Питу, что приедет посмотреть. Хотя денег становилось все меньше, все же они могли себе позволить починить ограду. И если Кристин удастся продержаться еще немного, весной она сможет диктовать своим покупателям хорошие цены. Она все время должна помнить, что борется за землю. Ничто другое не имеет значения.

Кристин уже направилась к дверям, затем вспомнила о своем белье и простынях.

Обычно постели убирает Далила, сама она и Шеннон убираются в доме. Самсон чинит, что необходимо. Пит и Кристин работают на ранчо. Так у них распределены обязанности.

Но Кристин не хотелось, чтобы Далила убирала ее постель. Только не сегодня.

Коул любит, чтобы женщины были голодными. Женщины. Во множественном числе.

Мысленно послав ему яростные проклятия, Кристин сорвала простыни с постели, бросила их на пол и принялась пинать ногами, потом, сообразив, как смешно вымещать свою злобу на белье, скомкала их. По дороге на конюшню она бросила белье в большой бак для мусора. Позднее она сожжет все это вместе с пустыми пакетами из-под продуктов.

Она шла на конюшню, чтобы оседлать Дебютантку и поехать на пастбище. У входа она остановилась, увидев, что там Коул. Он стоял и чистил своего черного породистого коня. Кристин еще раз отметила, какое это красивое животное.

Как и его хозяин…

Она была еще не готова встретиться с Коулом Слейтером. Она уже повернулась, чтобы уйти, но он, заметив ее, обернулся. Кристин ничего не оставалось, как взглянуть ему в глаза.

Он смотрел на нее долгим, задумчивым и, как ей показалось, беспощадным взглядом. Ей почудилось, будто он насмехается над ней, потому что на его губах блуждала улыбка. Временами у нее создавалось впечатление, что он ненавидит ее, но тут же его взгляд теплел, становился нежным. Все это было похоже на то, каким он был с ней этой ночью.

Она не должна думать об этом. Кристин снова зарделась и была вынуждена опустить глаза, чтобы успокоиться. Она горячо молилась, чтобы ей удалось казаться раскованной хотя бы во время этой встречи. Но было просто невозможно стоять сейчас здесь и не вспоминать, что было этой ночью между ними. Ничего не проходит бесследно. Она уже никогда не сможет смотреть на жизнь как прежде. Да и Коул… Забыть ту ночь нельзя…

– Хорошо спала? – спросил он после за тянувшегося молчания.

В этом вопросе было что-то дразнящее, насмешливое, и это помогло Кристин принять решение. Она распрямила плечи и попыталась пройти мимо него к стойлу Дебютантки. Коул поймал ее за руку и повернул к себе. Теперь его глаза были серьезными.

– Куда собираешься ехать?

– На северное пастбище. Я должна посмотреть ограду. Мне следовало туда съездить вчера, но… – Она остановилась.

Он нетерпеливо тряхнул головой.

– Я сам туда поеду и встречусь с Питом.

– Но это мое ранчо!

– Теперь это моя забота, мисс Маккайи. – Он выпустил ее руку и положил свои руки на бедра, в одной руке он держал щетку для чистки коня. – Ведь мы заключили одну забавную сделку…

– Забавную?! – Кристин задыхалась от ярости. На этот раз она его ударит, даст ему пощечину.

Она размахнулась, но осуществить свое намерение не смогла: Коул схватил ее за руку.

– Прости, Кристин. Я не хотел тебя обидеть. Так получилось.

– Очень сожалею, что разочаровала вас. Она подумала, что он смутится. Но ничего подобного. Это ей стало неловко, а он продолжал улыбаться.

– Ты не разочаровала меня. Напротив, превзошла мои самые смелые ожидания. Прости, я не хотел обидеть или оскорбить тебя. Я имел в виду только то, что тебе не следует ехать туда, вообще нечего здесь делать.

– Вы не измените своего решения? – спросила она.

На его губах снова появилась улыбка. Коул сдвинул на затылок шляпу с пером и покачал головой.

– Нет, Кристин, – тихо ответил он. От его низкого дразнящего голоса у нее поползли мурашки по спине. – Я всегда соблюдаю договоренности. Но будь я проклят, если позволю тебе удирать, когда тебе заблагорассудится.

– Но я…

– Запомни, Кристин, мы играем по моим правилам. И ты теперь не будешь ездить никуда.

– Но…

– Если только попробуешь, ноги моей здесь не будет!

– Но… я уже вам заплатила! – вырвалось у Кристин.

Его брови поползли вверх и губы скривились в подобии улыбки.

– Заплатила?

– Вы знаете, что я имею в виду.

Он покачал головой:

– Нет, черт возьми, не знаю. Так вот что это было? Одна ночь в твоих объятиях – и предполагается, что теперь я с удовольствием отдам свою жизнь за тебя?

– Вы не южанин!

– А разве я говорил что-то подобное?

– Да вы вообще не имеете представления об элементарных правилах приличия!

– Разумеется, ведь я не джентльмен. Может, уже жалеешь о нашей сделке? – поинтересовался Коул.

Кристин выпрямилась, отважившись на контратаку.

– Так, значит, вы не с Юга?

– Разве это так важно, откуда я?

– Может быть, и важно!

Коул взял ее руку и задержал в своей. Они смотрели друг на друга. За ними стоял и пофыркивал огромный черный конь. Коул долго не отводил взгляда. Лицо его было серьезно. Затем он сказал:

– Нет, Кристин, это не важно. Ничто меня касающееся не имеет сейчас значения. Ни каких вопросов. Никакого вторжения в мою жизнь. Помни это.

– Я запомню, мистер Слейтер. – Она вы дернула свою руку и пошла к стойлу Дебютантки. Пусть ехать она никуда не собирается, но, во всяком случае, уйдет от него. Она только погладит лошадь по бархатному носу, и все. Впрочем, она не представляла себе, как будет сносить подобное отношение Коула к себе в дальнейшем. Она была точно дикий зверь, запертый в клетку. Чувства кипели в ней, Коул поселил смятение в ее душе.

Потрепав по носу Дебютантку и пообещав ей шепотом, что вернется, чтобы почистить и покормить ее, как только Коул уйдет из конюшни, Кристин повернулась, чтобы уйти, полная решимости сохранить остатки достоинства.

– Кстати, Кристин… – начал Коул.

Она остановилась. Затем, вся как натянутая струна, повернулась к нему. Коул смотрел в ее сторону, в то же время чистя щеткой лоснящиеся бока своего коня.

– Почему бы тебе не перенести свои вещи в спальню твоих родителей? Нам было бы там просторнее.

– Что?

– Ты слышала, что я сказал.

– Но… но тогда все узнают! И вообще: сколько еще раз вы намерены…

– Получать оплату? – вежливо осведомился Коул. Он, казалось, даже не обращал на нее внимания. Он пощекотал уши лошади и только потом взглянул на Кристин. – Ты хочешь крови, Кристин. Заплатить придется дорого. А что до остальных, то да, я хочу, чтобы все узнали.

– Но…

– Правила устанавливаю я, забыла?

– Я не могу, не могу пройти через это…

– Далила поймет, и Шеннон, и Сэм тоже, и Пит, и все. И если Зик Моро что-то об этом услышит, он тоже поймет.

– Но…

– Сделай это, Кристин.

Она резко повернулась и, не оборачиваясь, в слепой ярости бросилась вон из конюшни. Вбежав в дом, она долго не могла успокоиться. Если бы она была мужчиной… она бы убежала отсюда и присоединилась к армии.

Ей было даже безразлично, к какой армии присоединиться. Лишь бы там был кто-нибудь, кто ненавидит Куонтрилла и его бандитов.

– Кристин, это вы? – Улыбающаяся Далила вышла в коридор. – Хотите нам помочь? Мы с Шеннон закатываем банки с вареньем. Я бы тогда поставила в печь хлеб.

– Д-да… конечно, – ответила Кристин. О да, с каким удовольствием она бы убежала из дому и присоединилась к армии!

В кухню с сияющей улыбкой вошла Шеннон.

– Ты нашла Коула?

– Да, я его нашла.

Шеннон радостно кивнула. Было очевидно, что ей по душе происходящее. Они все, должно быть, с ума посходили, решила про себя Кристин.

– Он хочет, чтобы мы с ним поселились в комнате родителей, – выпалила без всякого предупреждения Кристин.

Шеннон выронила из рук банку с вареньем.

Далила, вымешивающая тесто для хлеба, застыла.

Обе изумленно посмотрели на Кристин, затем – друг на друга.

– Ну скажите же что-нибудь! – не выдержала Кристин. – Помогите мне принять какое-то решение.

– Ты не можешь! – с трудом выдавила Шеннон.

– Мне кажется, вы уже приняли решение, – мягко проговорила Далила. – Но это несправедливо! Это просто несправедливо… И все же…

– Он во много раз лучше, чем Зик Моро, – рассудила Шеннон. Она наклонилась, чтобы собрать с пола осколки стекла. – Да, может быть, ты должна поступить именно так. Он действительно много лучше Зика.

– И поэтому я должна спать с ним? – Кристин рухнула в кресло возле камина. – Я не могу поверить, что способна так поступить, – пробормотала она.

– Сейчас другие времена, – тихо проговорила Шеннон, глядя куда-то в пол, затем подняла глаза на сестру. – Кристин, мы должны смотреть правде в глаза. Он нам нужен. Или придется бросить все и уехать отсюда.

– Шеннон! – взорвалась Кристин. – Не притворяйся, будто тебя это не шокирует. Отец перевернулся бы в своей могиле. Мы даже не знаем, откуда он родом, этот мистер Слейтер!

Голубые глаза Шеннон расширились.

– Ну почему же, Кристин, мы все знаем.

– Что?

Лицо Шеннон осветила улыбка.

– Он из Миссури. Нет, родом он из Виргинии, но его семья купила большой участок земли. Я думаю, они сделали деньги на табаке, много денег. Он поступил в Уэст-Пойнт^[12] и учился вместе с Джебом Стюартом!

Кристин смотрела на сестру, которая, казалось, была в восторге от всего, что узнала. Шеннон считала генерала Армии Конфедерации Джеба Стюарта самым красивым и самым галантным джентльменом на всем белом свете, так что реакция младшей сестры ее не удивила. Удивило Кристин то, что Шеннон так много знала о Слейтере.

– Что? – снова переспросила она, пораженная.

Шеннон вздохнула и терпеливо, точно не понятливому ребенку, повторила:

– Он уроженец Виргинии, Кристин. Приехал в Миссури. Поступил в Уэст-Пойнт. Учился вместе со Стюартом. Воевал в Канзасе.

– Замечательно, – пробормотала Кристин. Итак, он южанин. Но армейской формы не носит. Он один из них, один из тех, кто бежал с Куонтриллом… Она сама тоже южанка, с тоской подумала Кристин. Но не все южане похожи на Зика Моро.

Однако Коул…

Коул многое рассказал Шеннон о себе. Хотя и не на все вопросы были получены ответы.

Он учился в Уэст-Пойнте, служил до войны в Армии Союза с галантным офицером кавалерии южан Джебом Стюартом. Но сейчас он не в военной форме. Не в форме Армии Союза и не в форме Армии Конфедерации. Почему же?

Далила помешала что-то на огне, вытерла руки передником.

– Ну, Кристин, что будем делать? Если хотите, я пойду и перенесу ваши вещи.

Кристин с трудом сглотнула ком, вставший в горле. Она хотела протестовать, хотела отказаться делить комнату с Коулом Слейтером. Она взглянула на Далилу. Та молчала. Кристин кивнула. Она должна либо уехать отсюда, либо держаться за Слейтера. Выбора у нее не было. Но она поклялась себе, что разузнает все об этом человеке.

Глава пятая

Весь день Кристин думала о том, что ждет ее ночью. Она ходила взад-вперед по лестнице. Хотя ей и претило, она сделала то, что сказал ей Коул: взяв несколько своих платьев и ночных рубашек, повесила их в шкаф в спальне родителей.

Шеннон поднялась наверх, когда Кристин была там. В ее понимающем взгляде было что-то, что заставило Кристин почувствовать ужасный стыд.

– Коул… мистер Слейтер… считает, что Зик должен думать, будто между нами есть что-то… ну, что он и я…

– Я все понимаю, – тихо проговорила Шеннон. Как она повзрослела, подумала Кристин. Последовала неловкая тишина, но затем Шеннон, стоявшая до этого в дверях, вошла в комнату и обняла сестру. – Мне он нравится, – сказала она. – Очень нравится.

– Только потому, что он знаком с Джебом Стюартом?

Шеннон состроила гримасу.

– Это способствует. – Она присела на кровать. – Объясни мне, что происходит? – спросила она тихо.

– Что ты имеешь в виду?

– Так много хороших людей. Генерал Ли^[13] вот тоже джентльмен во всех отношениях, и Джеб Стюарт такой энергичный, решительный! И в то же время здесь…

– …у нас одни бушхокеры и джейхокеры, – закончила за нее Кристин. Она села подле Шеннон и обняла ее. – И не забывай, – напомнила она сестре, – наш брат воюет в Армии Линкольна.

– Я никогда не забываю! – ответила Шеннон.

Они долго молча сидели рядом. Внезапно во дворе раздались выстрелы. Кристин вскочила и подбежала к окну.

Там были Коул и Самсон. Коул надевал на колья ограды пустые бутылки из-под ликеров и тоников – они должны были служить мишенями. Он уже расставил первую серию таких мишеней. Кристин смотрела, как он установил новые бутылки, затем повертел на пальце свой кольт и вложил его обратно в кобуру. Постояв какое-то время неподвижно, он выхватил кольт и в мгновение ока расстрелял еще один ряд бутылок. После этого Коул заговорил с Самсоном, и Кристин поняла, что у них идет урок стрельбы.

Теперь настала очередь Самсона стрелять из ружья. Кристин напряглась, чтобы услышать слова Коула.

– Парни Куонтрилла обычно имеют при себе четыре или пять кольтов, дробовик или винтовку, а порой и то и другое каждый. Вот почему они бьют войска Армии Союза. Они хорошо вооружены, а эти мальчики в синем^[14] все еще пытаются стрелять из карабинов, заряжающихся с дула. Зик всегда будет хорошо вооружен, а потому мы должны быть всегда готовы дать ему отпор. Понимаешь, Сэм?

– Да, мистер Слейтер, я это понимаю.

– Ну, давай снова. Держи руку твердо и сжимай курок, не двигай его.

Коул снял шляпу, пригладил волосы и вновь надел ее, надвинув на глаза.

– Давай! – сказал он, и Самсон принялся стрелять. Он разбил вдребезги множество бутылок и довольно засмеялся. Коул похлопал его по спине в знак одобрения и поздравил с первым успехом. Затем голоса мужчин затихли, Кристин больше ничего не услышала.

Внезапно Коул взглянул на окно, и Кристин не успела отойти.

Он улыбнулся и помахал рукой. Она уже хотела помахать ему в ответ, но заметила, что рядом с ней стоит Шеннон и что Коул машет рукой ее сестре, а не ей, потому что Шеннон радостно приветствует его.

– Мы перевозим Кристин! – крикнула ему Шеннон.

Кристин смешалась. Она почувствовала, что Коул смотрит на нее, видела его ленивую усмешку. Ей хотелось стукнуть Шеннон. Вместо этого она просто отошла от окна.

– Вы подниметесь? – спросила Шеннон.

– Шеннон! – зашипела на нее Кристин. Но Коул покачал головой. Он был красив в этот момент, такой же высокий, как Самсон, стройный и сильный.

– Скажи сестре, что я сейчас еду к Питу. Возможно, ненадолго. Если получится, постараюсь кое-что сегодня сделать.

Шеннон повернулась к Кристин.

– Коул сказал…

– Я слышала, что сказал Коул.

– Шеннон! – позвал Коул.

– Что, Коул?

– Скажи своей сестре, что я могу вернуться поздно. Скажи, что она не должна ждать меня.

Шеннон снова повернулась к Кристин.

– Коул сказал…

– Да слышала я все!

Кристин повернулась и пулей выскочила из комнаты. Она вбежала в свою спальню и захлопнула дверь. Сев на кровать, сжала руками виски. Голова раскалывалась, а нервы были в таком же состоянии, как бутылки, которые расстреливал Коул.

Он вдребезги расстреливал весь ее мир…

Ей нужно со всем этим справиться. Ей нужно, чтобы он был рядом. Она желала его. И ненавидела его.

Она молила Бога, чтобы тот помог ей узнать все о Коуле. Но не надеялась, что это у нее получится. Коул не позволит никому приблизиться к себе. Никому не позволит.

Никакого вторжения в его жизнь… Никакого.

Она и не думала вторгаться. И, вероятно, он не мог довести ее нервы до такого состояния, как Зик Моро, заставивший ее трястись от ненависти.

Или все же мог?

Если он и приходил ночью, Кристин об этом не знала. Она лежала с открытыми глазами, пока не забрезжил рассвет, и усталость не взяла свое. Когда она проснулась, был уже почти полдень. Будить ее никто не заходил. Когда она спустилась вниз, Далила возилась с огромным горшком с щелоком, а Шеннон занималась с их последним жеребенком-двухлеткой. Кристин тоже хотела что-то делать, объехать владения, но Самсон, застав ее в конюшне, предупредил, что Коул сказал, чтобы она оставалась дома. Она закусила губу, но послушалась, и Самсон с гордостью продемонстрировал ей, чему он научился.

Кристин и в самом деле была поражена, как быстро он одолел премудрости стрельбы, и не преминула сообщить ему об этом, но затем, посмотрев на ограду, вздохнула:

– Разве этого достаточно, Самсон? Разве этого достаточно? Против Зика?

– Может быть, меня одного и недостаточно, но мистер Слейтер собрал всех наших сегодня утром, он рассказывал про оружие, учил стрелять из него.

– Тебе он, похоже, пришелся по душе, Самсон?

– Да. Да, мисс, это верно. Он меня похвалил сегодня утром; и когда я ему рассказал, каким ученым был ваш отец, он сказал, что считает, будто учеными могут быть и черные, и белые люди, и будто он гордится, что познакомился со мной.

– Вот и замечательно, Самсон. Просто замечательно, – улыбнулась Кристин.

Они оба замолчали; вдруг Кристин стало неловко: интересно, а что на самом деле думает Самсон о ней и Коуле Слейтере?

– Мир уже не тот, что прежде, мисс Кристин, – наконец проговорил Самсон. – Мир совсем другой. – Он пожевал травинку и посмотрел вдаль, на пастбища. – Мир изменился, и нам остается только молиться, чтобы все снова стало как прежде, когда кончится война.

Кристин кивнула. Затем повернулась к Самсону и обняла его. Что бы она делала без него и Далилы?

И снова Кристин не видела Коула весь день и весь вечер; и только когда уже стемнело, она услышала смех и звуки скрипки Пита, доносившиеся из дома для слуг. Ночь Кристин снова провела одна на широкой постели в родительской спальне.

К утру она опять не знала, ложился ли Коул здесь спать или нет. Почему-то ей казалось, что не ложился, и Кристин старалась понять, зачем он затеял все это, если, как выясняется, мало интересуется ею. Возмущение ее росло, но надо было помнить, скольким она ему обязана: он остался с ними. Кристин боялась, что он может уехать.

И все же она ничего не могла поделать с собой. Обида, ненависть – назови это как хочешь. Предполагалось, что он желал ее, что у них соглашение, сделка. Но он попросту пользуется ее слабостью. Нет, лучше покончить со всеми мыслями о нем, со всякими желаниями. А то, что произошло, – это просто из любопытства, убеждала она себя. Но не могла отрицать, что с момента, когда он появился, она все время в напряжении. Кристин ясно понимала, что испытывает какие-то новые для нее чувства.

Следующий день Коул провел на ранчо, никуда не отлучаясь. Встретив ее в коридоре, он нацепил на нее свою шляпу, и на смешливая, озорная улыбка появилась на его лице.

– Подождите, – крикнула она, когда он двинулся дальше. – Куда вы?

– Сгонять отбившихся от стада животных.

– Позвольте мне поехать.

– Нет. – Его улыбка погасла.

– Но…

– Играем по моим правилам, Кристин.

– Но как же?..

– По моим правилам.

Она стиснула зубы и вся сжалась, молча глядя на него. Он снова улыбнулся.

– Вечером я вернусь к ужину. Мечтаю полакомиться бифштексом со сладким картофелем и горохом, который так хорошо готовит Далила, ну и конечно, черничным пирогом на десерт. А потом… – Он понизил голос до шепота, но, не договорив, приподнял шляпу, повернулся и вышел.

И снова Кристин не знала, где он провел ночь.

Наступил день, неудачный день. Кристин кормила цыплят, чистила лошадь. Затем играла с маленьким Дэниелом, не уставая удивляться, несмотря на свое дурное настроение, как с каждым днем взрослеет ребенок. Несколько раз она поднималась наверх. Потом вдруг обнаружила, что сидит в изножье большой родительской кровати.

Мешок с вещами Коула лежал на полу возле шкафа. Кристин долго смотрела на него, затем, решившись, поднялась с постели и подошла к нему. Открыв мешок, Кристин стала перебирать его содержимое. Там было совсем немного вещей. Кошелек Коул, наверное, взял с собой. Она увидела кружку для бритья и оловянную тарелку, кожаный мешочек с табаком, другой с кофе и пакет сухарей.

Еще там была серебряная рамка-футляр. Мгновение Кристин колебалась, потом нашла зажим и, нажав на него, открыла рамку. Она была двойная, и на каждой ее стороне было по фотографии. С одной на Кристин смотрела женщина, очень красивая, с огромными глазами, темными волосами и ослепительной улыбкой. На другой эта женщина была вместе с мужчиной. С Коулом. Видимо, они снимались до войны, так как Коул был в форме кавалерии Соединенных Штатов. На женщине – красивое длинное платье с кринолином и изящная шляпка со множеством перьев. Они не смотрели в объектив фотоаппарата, они смотрели друг на друга. И в их глазах было столько нежности и столько любви, что Кристин почувствовала, чтовторгается во что-то священное. Она закрыла футляр и положила назад в мешок, стараясь сложить все так, чтобы Коул не заметил, что кто-то касался его вещей. Впрочем, это не имеет никакого значения, сказала она себе уныло, он должен предвидеть, что люди, в доме которых он живет и которые ничего о нем не знают, постараются найти возможность узнать его лучше. И все же ее поведение не заслуживало оправдания.

Эта женщина умерла, подумала Кристин.

Она не могла объяснить, почему так решила, но была уверена в этом. Коул Слейтер любил ее, и Кристин знала, что он не находился бы сейчас здесь, будь эта женщина с фотографии жива.

Приближалось время ужина, и в доме, как казалось Кристин, стояла зловещая тишина. Далила ушла кормить слуг, стол накрыли для семьи. На троих…

В этот вечер не поставили их лучший сервиз. Шеннон разложила оловянные тарелки, и атмосфера в столовой казалась такой же гнетущей, как уныло-серый цвет посуды.

Весь день Коул отсутствовал. Кристин изо всех сил старалась быть полезной в домашних делах, но день все равно получился каким-то бездарным. Ей не удавалось справиться со своим настроением. Из головы не шло обещание Коула быть дома этой ночью. Не могла она забыть и женщину с фотографии, не могла забыть удивительного наплыва чувств, которые вызвало это фото.

Кристин оделась к обеду.

Она была хозяйкой ранчо. Оно находилось на границе штатов Канзас и Миссури, и все здесь резко отличалось от изящных домов и плантаций, расположенных дальше на восток, но Кристин была женщиной, и она очень любила наряды. Однажды отец ей даже сказал, что это ее слабое место, но в глазах его сверкнули озорные искорки. Отец всегда хотел, чтобы его дочери росли настоящими леди. Работящими, умеющими делать все – и, не смотря ни на что, настоящими леди. Ему всегда доставляло удовольствие выполнять капризы Кристин, позволять ей рассматривать ткани, покупать последние номера журнала мод «Леди Годой», как только они появлялись в продаже в их местах. Ее шкаф до сих пор был полон платьев, а в сундуках лежало множество нижних юбок и кринолинов, шемизеток и корсетов, чулок и панталон. Когда-то все эти вещи придавали ее жизни на ранчо определенную утонченность. Когда-то… до того, как началась эта резня. Днем они работали в поте лица. Пыль и грязь оседали на их одежде. Вечером они умывались, переодевались, и после ужина отец усаживался с сигарой в свое любимое кресло, а Кристин и Шеннон по очереди играли на спинете. Что до Кристин, у нее был довольно сносный голос, а вот Шеннон пела – как соловей.

Случались вечера, когда с ними был Пол. Иногда зимой за окнами завывал ветер, но дома им было тепло и уютно – тепло от огня в камине и от любви и веселья, которые их объединяли.

Она подумала, что все это Зик особенно ненавидел. Он никогда не мог понять, что веселье и любовь нельзя купить или украсть. Он называл ее предателем дела южан, но она ни когда не предавала свой Юг. Она только научилась презирать Зика, и еще она потеряла своего отца и Пола.

Сегодня Кристин много вспоминала Пола. Он любил книги и выглядел особенно красивым, когда сидел у камина, такой оживленный, рассказывая о трудах Готорна^[15] и Вальтера Скотта. Никто не сказал ей, что Пол помчался за Зиком. У нее не было возможности остановить его. Теперь Кристин мучительно размышляла о том, любила ли она Пола на самом деле. О, конечно же, любила! Он был таким чудесным, добрым, скромным, заботливым. И с ним она часто смеялась.

Но она никогда не думала о Поле так, как о Коуле Слейтере, никогда не представляла себя делающей с Полом то, что она делала недавно с Коулом. Нет, она не любила Коула Слейтера. Она не могла его любить даже теперь. Разве женщина способна любить мужчину, который так с ней обращался?

Но как выбросить мысли о нем из головы? Как могла она забыть все, что пережила и перечувствовала с тех пор, как впервые увидела этого человека? Как могла она забыть то, что произошло между ними? Кристин понимала, что теперь ей будет трудно даже просто находиться с ним в одной комнате. У нее мгновенно подступал комок к горлу и учащалось дыхание, она не могла оставаться спокойной, ей хотелось убежать всякий раз, когда она встречала его. Глядя на него, Кристин вспоминала ночь, которую они провели вместе, и не знала, куда деть глаза. Она мечтала только о том, чтобы спрятаться куда-то. Кристин больше стыдилась не того, что произошло между ними, а того, что это произвело на нее такое впечатление. Потому что она все еще чувствовала, как вспыхивают внутри ее искорки возбуждения, когда он входил в комнату, когда она ощущала его присутствие.

И сегодня инстинктивно почувствовала, когда он вошел в дом.

Уже наступила осень, и вечера были прохладными. Кристин надела белое платье из мягкого бархата с черным кантом. Лиф платья был с низким вырезом. Под широкую юбку она надела кринолин и три нижние юбки. Она попросила Далилу так туго стянуть ей корсет, что не была уверена, сможет ли вообще дышать в этот вечер.

Внезапно забота о своей внешности стала для нее необыкновенно важна. Коул не был с ней жесток, но он насмехался над ней, будто снова и снова предупреждал, что их близость не имела ничего общего с его личной жизнью, не была частью этой его жизни. Это сильно ущемляло ее гордость, и она мечтала оставить его валяться в пыли. Когда-нибудь. Когда она больше не будет нуждаться в нем.

Девушка подобрала волосы и сделала высокую прическу, оставив одну длинную прядь, которая спускалась по шее и красиво ложилась возле ложбинки на груди.

Кристин никогда не пользовалась губной помадой – отец не позволял ее вообще держать в доме. Она пощипала себе щеки и слегка покусала губы, чтобы сделать их поярче. И все же, взглянув в зеркало, она увидела, что ужасно бледна и выглядит скорее как испуганная девчонка, нежели как женщина, владелица ранчо, хозяйка собственной судьбы.

Кристин старалась грациозно спуститься с лестницы, но, чувствуя какую-то слабость в коленях, передумала и быстро сбежала вниз.

Шеннон ставила чашки на стол. Она взглянула на сестру, но ничего не сказала. Кристин не спросила о Коуле.

– Он в кабинете папы, – не выдержала Шеннон.

Кристин кивнула и вышла из столовой. Подойдя к кабинету, толкнула дверь и остановилась на пороге.

Коул сидел за письменным столом отца, читал газету. Его брови слились в одну темную линию. Кристин еле сдержалась, чтобы не уйти. Он оторвался от газеты и взглянул на нее. Кристин была уверена, что он вздрогнул от неожиданности, но Коул сумел быстро скрыть это и вежливо поднялся, не отрывая от нее взгляда.

– Плохие новости? – спросила она, указывая на газету.

Коул пожал плечами.

– Сегодня ничего особенного.

– Не пишут о великой победе южан? О замечательном поражении Армии Союза?

– Вы говорите это не без горечи.

– Так и есть.

– У вас родственник в армии?

– Мой брат.

– С северянами или с южанами?

– С северянами. Он в войске штата Иллинойс. – Кристин колебалась, ей не хотелось, чтобы Коул считал их предателями дела южан. – Мэтью был здесь, когда убили отца. Он научился ненавидеть.

– Понимаю.

Она кивнула, затем с любопытством спросила:

– А из ваших кто-нибудь служит, мистер Слейтер?

– Да.

– На стороне северян или южан? Он немного помолчал.

– И там, и там.

– Вы были в Армии Союза?

– Да. – Он снова помолчал. Потом тихо сказал: – И каждый раз, когда я просматриваю список убитых – с каждой стороны, – у меня, черт возьми, замирает сердце. Вы видели самое ужасное, Кристин. На каждой из сторон есть люди добрые и порядочные, самые лучшие из когда-либо появившихся на свет, не важно, откуда они родом.

Момент был необычный. Кристин была растрогана, она испытывала сейчас какое-то теплое чувство к Коулу, чувство, глубина которого была выше ее понимания; ей было радостно, что он здесь, что он остался из-за нее.

Но лишь на мгновение.

Коул повернулся, и она увидела его жесткий профиль. Кристин невольно вспомнила женщину на фотографии. Должно быть, он сильно любил эту женщину. Кристин вдруг стало неловко, нервы снова напряглись до предела.

– Ужин, наверное, уже на столе, – сказала она.

Коул кивнул.

– Хотите, я принесу вам выпить? Или что-нибудь?..

Или что-нибудь. Кристин видела, как при этих словах вялая усмешка искривила его губы. Она покраснела, чувствуя себя дурочкой. Он снова кивнул.

– Мадеру?

– Глоток виски было бы чудесно.

Кристин кивнула, гадая, что заставило ее сказать так. Коул сидел ближе к шкафу, где стояла бутылка виски, чем она, и он знал это, но не сделал ни малейшего движения, чтобы взять эту бутылку. Он не отрываясь, с на смешливой улыбкой смотрел на Кристин. Она подошла и взяла виски из шкафчика. Теперь они были очень близко друг от друга. Он по-прежнему неподвижно сидел за столом. На нем все еще были облегающие бриджи, хлопчатобумажная рубашка и сапоги для верховой езды. Она знала, что он ездил на дальний выгон к Питу, знала также, что, по всей видимости, он кое-что понимал в скотоводстве. И если верить Шеннон, то он жил где-то неподалеку отсюда.

Она налила двойную порцию янтарной жидкости, чувствуя, как Коул неотрывно наблюдает за ней. Протянула ему стакан, но казалось, он не замечал этого. Он смотрел ей в глаза, и его взгляд потемнел, как небо перед торнадо.

Коул потянулся и дотронулся до золотой пряди ее волос, лежавшей у ложбинки, разделявшей ее груди. Он накрутил ее волосы на палец, большим пальцем коснулся ее кожи. Кристин застыла. Странный звук вырвался из ее горла, и внезапно множество адских огней обожгли ее, отнимая все ее силы. Она смотрела на Коула, но его взгляд был прикован к ее волосам и тому месту, которого он коснулся. Она почувствовала жар, излучаемый его телом, и задрожала, вспоминая его мощные обнаженные плечи, твердый живот, сильные бедра.

И еще она вспомнила быстроту его движений. Он опытный стрелок, подумала она, привыкший к жестокости.

Нет. Он учился в Уэст-Пойнте, был капитаном кавалерии в армии Соединенных Штатов. Во всяком случае, так он сказал Шеннон.

Разве все это имеет значение? Он сейчас здесь, и пока он здесь, она может не бояться всех зиков моро, какие только есть на свете. И еще, подумала она, они заключили не иначе как дьявольскую сделку, потому что, когда он смотрит на нее, когда он до нее дотрагивается, даже так легко, как он это только что сделал, она чувствует, как вершится адское проклятие и тысячи медленных огней терзают ее.

– Вы всегда так одеваетесь к ужину? – поинтересовался Коул, и от одного звука его голоса у Кристин по спине пробежали мурашки.

– Всегда, – ухитрилась она пролепетать в ответ.

Его пальцы по-прежнему были в опасной близости от ее груди. Затем он поймал ее взгляд и медленно выпустил золотую прядь ее волос. В воздухе повисло тревожное молчание, и Кристин испугалась, что колени ее вот-вот подогнутся, и она упадет. Рука дрогнула, она едва не разлила виски. Коул взял стакан и поставил его на стол. Кристин почувствовала горячий след его пальцев на своей руке, и казалось, воздух между ними гудит от напряжения.

– Вы очень красивая женщина, мисс Маккайи, – проговорил Коул тихо, и она почти осязаемо ощутила его голос, необычайно чувственный.

– Значит, вы не… не слишком разочарованы нашей сделкой?

Коул улыбнулся, и его серые с серебристым отливом глаза озорно блеснули.

– А была ли нам нужна сделка?

– Я не понимаю, о чем вы, – проговорила Кристин, хотя отлично понимала, что он хочет сказать.

Блеск в его глазах исчез. Он поднял стакан с виски и залпом выпил его.

– Я по-прежнему не знаю, что, черт возьми, я здесь делаю, – пробормотал он.

– Я думала… – начала Кристин, и ее лицо залилось краской.

Он дотронулся до ее щеки.

– Вы думали, оплата поступила своевременно и сполна, так ведь?

Она оттолкнула его руку, не желая, чтобы он до нее дотрагивался. Не теперь.

– У вас прямо-таки талант заставлять женщину чувствовать себя ничтожеством, – проговорила Кристин так сладко, как только могла. Он приподнял бровь, и она увидела, как насмешливое выражение снова появилось на его лице. Она не трусиха, нет, но сейчас бороться с ним у нее не было сил. Сейчас ей больше всего хотелось убежать.

– Я и не думал заставлять вас чувствовать себя ничтожеством.

– И, тем не менее, вы это сделали. Прошлой ночью. – Пристально взглянув на него, Кристин собралась уйти.

Затем, помедлив немного, снова повернулась к нему. Она совсем забыла, как нуждается в его помощи. Видимо, Коул все понял, судя по циничной усмешке, заигравшей на его губах.

– Не волнуйтесь, – мягко произнес он. – Я не ухожу от вас. Пока еще нет.

Кристин облизнула пересохшие губы.

– Нет? – переспросила она.

– Ну, мисс Маккайи! Я не посмею бросить леди в таком отчаянном положении. Как я могу?

– Что вы имеете в виду?

Он поднял стакан.

– Понимайте, как вам будет угодно, мэм. Кристин мысленно наградила его крепким словцом и подошла к столу. Она выхватила стакан из рук Коула, и в этот миг ей захотелось вылить его содержимое ему на голову, но она передумала.

Кристин залпом выпила виски, у нее закружилась голова, и в горле разгорелся костер. Двойной виски, разом… Но она взяла себя в руки и даже умудрилась изобразить улыбку.

– Вы ничего не должны мне.

– Нет, дорогая. Это вы должны мне. – Коул улыбнулся, взял у нее стакан и налил себе виски. – И я с нетерпением жду очередного взноса.

Кристин опять выхватила у него стакан и выпила до дна. Она не понимала, гнев или желание движет ею. Со звоном поставив стакан, она хотела уже повернуться и уйти, но Коул поймал ее за руку и потянул назад. Кристин откинула голову, глядя ему в глаза.

– Разве это не то, чего вы хотите? – спросил ее Коул.

– Я хочу отомстить, и ничего больше, – ответила она.

– Так уж и ничего больше?

– Я хочу, чтобы вы… у нас остались. Хочу продолжать вести хозяйство на ранчо. Хочу иметь то, что мне принадлежит.

– Драгоценное ранчо, – мрачно пробормотал он.

Страх постучался в ее сердце.

– Коул… мистер Слейтер, вы ведь… вы не возьмете назад свое слово? Правда?

– Нет, пока вы будете соблюдать мои правила.

У Кристин кружилась голова. Она выпила так много виски. Коул был таким теплым, близким, таким чертовски привлекательным и волнующе мужественным. И она уже делила с ним постель.

Мама перевернулась бы в могиле, подумала Кристин.

Он использовал ее. Использовал ее, потому что любил другую женщину и теперь ему на все наплевать.

– Ваши правила! Но не забывайте, что это ранчо принадлежит мне!

Она высвободила свою руку и на этот раз ушла. Она не боялась, что Коул покинет их. Он слишком хорошо проводил здесь время, мучая ее, чтобы теперь уехать.

Дойдя до столовой, она очень удивилась, обнаружив его за своей спиной. Коул следовал за ней совсем тихо. Это привело ее в бешенство.

– Прекратите! – зашипела на него она. Шеннон вышла из кухни. Далила – следом за ней. Они обе остановились, пораженные. Коул не обращал на них внимания.

– Прекратить что? – спросил он, явно поддразнивая Кристин.

– Красться за мной!

– Но я не крался за вами. Вы мне сказали, что пора идти ужинать, вот я и пошел.

– Вот те на! – пробормотала Шеннон, глядя на сестру. – Кристин, да ты выпила!

– Да! – отрывисто бросила Кристин, метнув сердитый взгляд на Коула. – И возможно, я еще выпью, много больше, до того… до того как…

– Сядьте, черт вас дери! – гаркнул Коул. Он схватил Кристин за руку, придвинул стул и не слишком галантно усадил. Ее широкие юбки разметались. Он пригладил их и пододвинул стул к столу.

Кристин хотелось вести себя с достоинством. Ей хотелось быть утонченной и элегантной, и более того: ей хотелось контролировать себя.

– Вы наглый негодяй! – медленно прошептала она.

– Кристин, замолчите.

Она начала отодвигаться от стола, но он не позволил ей.

– Не смей!

– Него…

– Ну же, Кристин. – Он наклонился к ней. – Или хочешь выйти? Подышать свежим воздухом?

И тут виски ударило ей в голову. Она расхохоталась.

– И пострелять из пистолетов?

– Не думаю, что это поможет, дорогая.

Рюмка ликера, которую она выпила, пришлась как нельзя кстати. Если Коул здесь пробудет долго, подумала Кристин, она рискует превратиться в пьяницу.

– Так как же насчет ужина? – вежливо поинтересовался Коул.

В комнате стояла тишина. Шеннон во все глаза смотрела на него.

– Садись! – сказал ей Коул.

Шеннон поспешно села и тут же низко опустила голову, исподлобья поглядывая на Кристин, которая вдруг громко икнула.

Коул застонал, затем взглянул на Далилу.

– А разве вы с Самсоном не едите здесь?

– О нет, сэр! – запротестовала Далила. – Вы же знаете, для черных людей это было бы неправильно…

– Далила, не мели ты… – Он оборвал себя на полуслове, глядя то на подошедшего Самсона, то на Кристин. Шеннон чувствовала, что вот-вот расхохочется.

– …чушь, – добавила за него Кристин.

Шеннон не выдержала и рассмеялась. Да же на лице Далилы появилось что-то вроде улыбки.

– Возьми своего мужа, женщина, и садись за стол, – проговорил Коул. – Однажды я имел возможность убедиться, что черный человек ничем не хуже белого. Он спас мне жизнь. Ну, ладно, хватит разговоров, давайте ужинать.

– Конечно, сэр, конечно, – проговорила довольная Далила. – Ну и ну! Ну и ну! – бормотала она, направляясь на кухню.

Кристин сидела, чопорно сложив руки на коленях. Ее платье отчего-то показалось ей удивительно тяжелым. Она чувствовала себя так, будто вот-вот упадет. Кристин видела, что Коул смотрит на нее, и, хоть она и старалась не обращать на него внимания, ей это было приятно.

Далила вернулась с кухни.

Коул выжидательно смотрел на нее.

– Вы никогда не моете ей рот мылом? – Он указал на Кристин.

Кристин выпрямилась и сказала Коулу, что он напоминает ей нечто, что люди должны стирать со своих башмаков, возвращаясь в дом со скотного двора.

Шеннон затаила дыхание, затем начала тихонько хихикать. Далила застыла на месте. Лицо Самсона посерело.

Коул сохранял спокойствие. Но это было спокойствие перед грозой. И вдруг он взорвался. Он резко встал, и Кристин вся сжалась в комочек, когда он, подойдя к ней, отодвинул ее стул от стола. Он поднял ее, перекинул через плечо. Кристин бранила его, молотила руками по спине. Что за манеры у этого человека, которого она впустила в свой дом, мелькнуло в голове Кристин. Он направился к лестнице.

– Что вы делаете? – пронзительно закричала она.

– Хочу уложить тебя в постель.

– А я не хочу!

– Играем по моим правилам, мисс Маккайи.

Все смотрели на нее: Шеннон, Далила и Самсон, и они не сделали даже попытки прийти ей на выручку. Они просто внимательно следили за происходящим. Кристин подняла голову и увидела, что Далила открыто посмеивается, а Самсон старается скрыть улыбку.

– Вот сукин сын! – вскрикнула Кристин.

– Мы сейчас должны будем что-то сделать с твоим ртом, – мрачно пообещал ей Коул.

– Это мой дом!

– Но правила игры – мои!

Кристин высказала ему все, что он может сделать со своими правилами, но было уже поздно. Они уже поднялись наверх. Коул толкнул дверь в комнату, которую по его распоряжению они должны были делить, и в следующий момент Кристин оказалась на кровати. Она хотела, было подняться, но, застонав, обхватила голову руками.

Прямо перед собой Кристин увидела Коула, с хитрой усмешкой взиравшего на нее.

– В чем дело? Я думал, что вы можете пить наравне с любым мужчиной к западу от Миссисипи, пока тот не свалится под стол.

– Мадеру, – пролепетала Кристин. – Не виски.

Внезапно она почувствовала, что рука Коула оказалась на ее ноге – он снимал с нее туфлю. Кристин удалось сесть, и она снова принялась кулачками бить его по спине.

– Что вы делаете?

– Снимаю с вас туфли.

Но вот туфли уже были сняты, однако он не собирался оставлять ее в покое, его руки касались ее ног, скользили по икрам. Когда Кристин почувствовала его пальцы на своем бедре, она вскрикнула и попыталась остановить его.

– Черт возьми, Коул Слейтер…

Договорить ей не удалось, потому что он быстро повернулся и так потянул ее за коле но, что она снова распласталась на кровати. В руках Коула оказались ее шелковые чулки, которые он небрежно бросил на пол. Кристин попыталась подняться, но он опустился на кровать и весом своего тела придавил ее.

– Где же проклятые шнурки от всех этих штук? – бормотал он, стараясь разобраться с кринолином.

Кристин вырывалась, мешая ему, но он все-таки нашел шнурки. Она дотянулась до его рук, но они работали проворно, освобождая ее от кринолина и нижних юбок. Теперь он потянул ее к себе и стал расстегивать крючки на платье. Через несколько секунд он справился со своей задачей, и Кристин осталась в панталонах, шемизетке и корсете.

– Иди сюда! – скомандовал он.

Кристин вскрикнула, стараясь высвободиться, но он притянул ее к себе за шнурки корсета. Коул ослабил шнурки, и Кристин глубоко вздохнула, удивляясь потоку воздуха, хлынувшему в ее легкие. Теперь на ней не было ничего, кроме тонкой шемизетки и панталон. Кристин терпела явное поражение.

Она начала громко протестовать. Коул взял ее за плечи и опрокинул на кровать.

– Успокойся и ложись спать! – скомандовал он.

Коул навис над ней, и глаза его были цвета стали. Кристин хотелось ударить его по самодовольному лицу. Она сделала попытку, но промахнулась. Он дернулся в сторону и поймал ее руку.

– Играем по моим правилам.

И снова Кристин высказала ему, что он может сделать со своими правилами.

– Оставайся здесь, или я останусь здесь с тобой.

Она лежала спокойно, стараясь уловить смысл его слов. Комната плыла перед глазами. Вдруг до нее дошло. Он смотрел на нее, затем опустил голову ниже и поцеловал, и где-то в глубине замутненного алкоголем разума и оскорбленного сердца она поняла, что он желал ее. Она знала также, что он ее не любил, совсем не любил.

Поцелуй был тяжелым, требовательным, этим поцелуем, он как бы наказывал ее. Но уже следующий долгий поцелуй выдал растущую страсть Коула. И снова предательская дрожь охватила Кристин, внезапно она ощутила горячее желание, но ей хотелось, чтобы он любил ее нежно, чтобы не один животный инстинкт двигал им.

Кристин задыхалась, боролась с туманом от выпитого виски, застлавшим ей разум и сердце. Ей нужно остановить Коула. Он не должен делать это сейчас. Будет лучше, если он уйдет. Кристин знала это. Ведь он не хотел никакого вмешательства в личную жизнь. А она могла так легко влюбиться в него.

Кристин заставила себя отвлечься, не отдаваться чувствам, позволить всей горечи за хватить ее, чтобы исходящий от Коула жар не коснулся ее. Она встретила взгляд его серо-стальных глаз и сказала ему спокойно, каким-то бесцветным голосом:

– Кем она была тебе? Женой?

Коул застыл, слова окатили его точно ледяной волной. Он хмуро смотрел на Кристин, сжав губы, затем отпрянул от нее и сел на край кровати. Провел рукой по волосам, зажал висок, будто стараясь унять нестерпимую боль.

– Ложись спать, – устало проговорил он. – И держись подальше от крепких напитков.

Кристин заслонила глаза рукой.

– Ваши правила, – пробормотала она.

– Мне не нравится такая борьба, Кристин, – сказал он угрюмо, – но…

– Но что?

– Ты начинаешь ее, и я буду заканчивать. Всякий раз.

Он поднялся с кровати. Кристин вновь начала бить дрожь. Он накрыл ее пледом, ей стало теплее. Он наклонился к ней.

– Спи, – тихо проговорил Коул, и голос его звучал почти нежно. Почти…

Он вышел. Кристин слышала, как медленно закрылась дверь, и она испугалась, когда слезы полились у нее из глаз. Она не плакала с тех пор, как ей сообщили, что умер Пол.

Глава шестая

Это все виски, думала Кристин, лежа в темноте. Она чувствовала себя несчастной, голова у нее кружилась. Положив руку на глаза, она пыталась понять, что заставило ее выпить так много. Все, что произошло, было для нее унизительно, но она сама виновата. Сейчас уже ничего не поправишь, ей остается только лежать вот так и переживать.

В каком-то смысле она ни о чем не сожалела. Она смутно слышала звуки, доносившиеся из столовой. Там ужинали, и она задавалась вопросом, сели ли за общий стол Самсон и Далила. Коул Слейтер был необычный человек. Очень необычный.

Темнота сгущалась вокруг нее. Она знала, что должна сожалеть, что позволила себе взорваться, но была тому рада. Виски помогло ей забыться. Впервые она не чувствовала ужасной, постоянно терзавшей ее боли. Она не помнила сейчас, как умер отец, как ее брат Мэтью выступил против своих и ушел с Армией Союза.

Она даже не помнила отчетливо свою близость с Коулом Слейтером; не помнила, что значит быть настолько возбужденной, чтобы утратить всю житейскую мудрость, какую она постигла за последние суровые годы. Не помнила, что значит бояться и в то же время желать чего-то, страстно желать чего-то непостижимого.

Странно, но благодаря выпитому виски она ощутила мир и покой.

Кристин закрыла глаза и, должно быть, задремала. Потом – она не помнила, наяву все происходило или же ей это приснилось, – когда она открыла глаза, вся комната купалась в лунном свете. В голове у нее все еще стоял туман, и на душе было покойно.

Коул был с ней в комнате.

Он осторожно вошел, и дверь за ним тихо закрылась. Он стоял, упершись руками в бедра, и смотрел на нее. Лунный свет освещал его лицо, оно было одновременно суровым и красивым. Он долго стоял не шелохнувшись. За окнами поднялся ветер, оттуда раздавались не то стоны, не то шепот. Ей представлялось, что там за окнами перекати-поле, подхваченные ветром, кружатся в странном сладострастном танце, уклоняясь от наносимых со всех сторон ударов, – очень похоже на нее. Сердце Кристин падало и подскакивало, как легкие кустики перекати-поле на ветру, металось в отчаянии.

Нет…

Коул был похож на фантастическое существо, хитрый, как пума, сильный, как орел. И он стоял здесь, держа руки на бедрах, прислонившись к стене, будто ожидал кого-то, будто прислушивался к звукам ночи.

Наконец Коул шевельнулся, расстегнул манжеты, снял сапоги, стянул носки. Подошел к постели молча, босой, кинул свой пояс с кобурой рядом. Затем взглянул на Кристин и заметил, что она открыла глаза.

– Проснулась?

Она кивнула с серьезным видом, но тут же улыбнулась.

– Простите меня. Этим вечером я была не в себе. И я… я не хочу бороться.

Расстегивая свою рубашку, он сел подле нее на кровать. Все так же продолжая смотреть на нее, он протянул руку и коснулся ее щеки.

– Я тоже не хочу бороться, Кристин. На твою долю выпало немало испытаний, но ты справилась. Любой другой давно бы сломался.

Голос его звучал тихо, пальцы нежно гладили ее по щеке. Кристин молчала, но он по-прежнему не отводил глаз от нее, и вдруг ей показалось, что шепот ветра проник в нее, пробежал по ее телу, заполнил вены. Ей было тепло. Она едва понимала, что с ней. Конечно же, она еще спит. Конечно же, все это ей снится. И этот человек – всего лишь блик луны. Видение, рожденное в облаках воображения.

Но все было наяву. Все было реально. Он склонился над ней и поцеловал. Сначала он только легко коснулся ее губ, затем языком провел по ним и, почувствовав их вкус, скользнул языком к ней в рот. Кристин обвила руками его шею и ощутила твердую, как сталь, грудь. Его руки обняли ее одновременно сильно и нежно. Он гладил ее волосы, перебирая пальцами шелковистые локоны, ласкал руки, целовал шею, спускаясь ниже, к месту, где отделанный кружевом вырез рубашки открывал ложбинку между грудями. Он остановился и поцеловал сосок сквозь тонкую ткань. Кристин тихо вскрикнула. Он быстро поднял голову, снова поцеловал ее в губы, а за тем, встав с кровати, сбросил рубашку и бриджи. Луна освещала его. Он был высокий и сильный, худой и мускулистый, его кожа отливала медью, плечи блестели. Кристин смотрела на него. Если бы ей это снилось, она была бы благодарна за подобный сон. Она желала его. Отчаянно. Желала душой и разумом, желала каждой клеточкой своего существа.

И он не отвергал ее.

Он сел рядом, взял ее руки в свои. Она напряженно ждала, что он снова ее поцелует, но он потянул ленты ее рубашки и освободил грудь, после наклонил голову, коснулся языком ее соска, и тот напрягся. Кристин, не отдавая себе отчета в том, что делает, выгнулась ему навстречу, вцепилась в его волосы и бес связно попросила прийти к ней. Его руки дарили ей ласки, и ей хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно. Его поцелуи, казалось, настигали каждый участок ее тела. Кристин старалась удержать его, прикрепить к себе намертво. Она вся извивалась, чувствуя, как что-то зарождается внутри ее, будто лава поднимается к поверхности земли. И земля кипела, извергала жар и клубы пара. Коул прижимал ее к себе. Ее руки касались его тела, ощущая напряжение сильных мускулов. Эти прикосновения распаляли ее, звали к еще более острым ощущениям. Она не узнавала себя. Превратилась в какую-то распутницу! Чувствовала его руки то на своих бедрах, то на животе и двигалась навстречу его прикосновениям, навстречу тому, что они сулили. Она заставила себя дотронуться до его жаркой пульсирующей плоти – и была потрясена своей смелостью. Странный восторг охватил ее, на мгновение она испугалась, что потеряет сознание.

Время остановилось, оно утратило свое значение. Единственное, что было для Кристин реальным, – это сила мужчины рядом с ней и его требовательный взгляд. Его дыхание превратилось в ветер, настойчивость – в бурю. Он больше не дразнил ее. Его ласки уже не были осторожными. Она вскрикивала, а он ловил губами ее вскрики. Он накрыл ее своим телом, и ее ноги оказались у него за спиной. Он смотрел на нее, не отрываясь. Кристин открыла, было, рот, чтобы остановить его, но так ничего и не смогла сказать. Он коснулся самых ее чувствительных мест, и она дернула головой и закусила губу, чтобы не закричать, но сдержаться ей не удалось, и из уст ее вырвался крик. Она вся подалась вперед, судорожно двигаясь, и услышала тихий смешок Коула. Ей хотелось ударить его, спрятаться. Но он был сверху и держал ее руки в своих, и внезапно он вошел в нее, и огонь обжег всю ее. Его руки обнимали ее ягодицы, и снова он вводил ее в захватывающий ритм движений.

Кристин закрыла глаза и спрятала лицо на его груди, почувствовав языком солоноватый вкус его кожи. Куда-то исчезла его нежность. Движения стали быстрыми, резкими, истовы ми, она боялась потерять себя в нем и все же следовала каждому его движению. Ее охватил экстаз еще более сильный, чем прежде. Вдруг он упал рядом с ней, гладя спутанные пряди ее влажных от пота волос.

Они молчали.

Ветер стих.

Сердце Кристин неистово билось. Должно быть, Коул почувствовал это, потому что обнял и притянул ее к себе. Спать так было чудесно, ее спина касалась его груди, и Кристин не думала ни о ветре, ни о ночи. Лунный свет все еще лился сквозь окна в комнату и освещал их. Может быть, все это ей снилось? Кристин не могла точно сказать. Она закрыла глаза и уснула.

Коул тоже уснул. И настал черед его снам. Ночной кошмар прошлого, ночной кошмар, который мучил его в любое время – спал он или бодрствовал.

Страшные картины медленно проплывали перед ним… Этот сон всегда начинался с определенного звука: тихого, продолжительного рокота, как бой множества барабанов. Это был звук топота копыт несущихся лошадей.

Звук нарастал, приближался. Коул слышал крики, их невозможно было разобрать, совершенно невозможно… Затем он начинал понимать, что эти копыта стучат под ним, что всадник он. Он мчится на огромной скорости, он отчаянно спешит, он стремится попасть домой, до того как…

Дым. Он проникал в поры его кожи, наполнял нос и рот, он чувствовал кисловатый привкус дыма. Этот запах ему что-то напоминал. Холод пробежал по его спине. Он узнал этот запах – запах обгоревшего тела.

Ужасная картина предстала перед ним. Горел дом, горел амбар.

И он увидел Элизабет.

Она бежала к нему, бежала со всех ног. Он выкрикивал ее имя, его голос срывался, это уже был хрип. И все время он слышал под собой бесконечный топот лошадиных копыт. Он мчался по равнине, сквозь низкорослый колючий кустарник. И она бежала навстречу. Она звала его, но он не слышал ее голоса. Она никак не могла добежать до него.

Вот она упала, исчезла из виду. Он мчался все быстрее и упал с лошади, выкрикивая ее имя снова и снова.

Он искал в траве, пока не нашел ее. Ее волосы, длинные роскошные волосы цвета эбенового дерева, мягкими шелковистыми волнами разметались по земле.

– Элизабет…

Он приподнял ее и посмотрел вниз – все внизу было красным. Красная жидкость струилась по нему, стекала с его рук. Красная жидкость, реки красной жидкости… все кругом было красным. Это был цвет крови…

Он откинул назад голову и закричал, и крик его эхом разнесся по бескрайней равнине…

Коул проснулся весь в поту. Его била дрожь. Он тряхнул головой, стараясь сбросить остатки сна, и увидел женщину рядом с собой. Увидел ее золотистые волосы, увидел, как легко поднимается и опускается ее грудь. Она спала.

Коул встал и подошел к окну. Светила луна. Он не разбудил Кристин, она даже не пошевельнулась. Возможно, он постепенно поправляется – во всяком случае, не кричит так громко во сне.

Он подошел к кровати и посмотрел на Кристин. Она лежала перед ним такая красивая, юная, чистая. Ему вдруг до дрожи в руках захотелось встряхнуть ее, сказать ей, что она не понимает, какой невероятно опасной может оказаться игра, в которую она играет. Возможно, она знает…

Он вернулся к окну и снова стал смотреть на луну. Постепенно напряжение стало спадать. Он вздохнул. Постояв немного, пошел к кровати и не мог удержаться, чтобы не дотронуться до нее. Ему это было нужно как воздух.

Коулу не спалось. Он лежал без сна до самого рассвета. Потом встал, оделся и вышел из дома. Он смотрел на равнину, расстилавшуюся перед ним, и вновь видел Элизабет, бегущую к нему. Он закрыл глаза, и она пропала, но осталась боль, боль, которая всегда была с ним. Она переполняла его, грызла изнутри. Коул распрямил плечи, и боль начала медленно рассасываться, но он знал, что полностью она никогда не исчезнет. Она ледяными пальцами сковывала его сердце, и он вновь и вновь задавался вопросом, что, черт возьми, делает здесь, затем напоминал себе, что согласился на «сделку» и дела его шли успешно. Он обернулся и стал смотреть на окно спальни. За этим окном спала Кристин. Он зашагал обратно к дому.

Кристин не ожидала, что он так грубо разбудит ее. Еще секунду назад она нежилась в блаженном сне, и вот уже он сдернул с нее одеяло.

Протестуя, Кристин ухватилась за одеяло и села, натянув его до подбородка, глаза ее сверкали от ярости и возмущения. Она видела, что он, полностью одетый, стоит у посте ли, холодно глядя на нее.

– Я хочу, чтобы мы прошли в кабинет. Прямо сейчас. Если вы ждете моей помощи, вам лучше показать мне расчетные книги.

– Я спущусь в кабинет, как только буду готова, – заявила она. Кристин не могла понять этого человека. Она не могла понять его странное поведение. После всего, что было у них ночью, он вел себя с ней как чужой. Это ранило и оскорбляло ее.

– Вставай.

Глаза ее сузились, она была готова растерзать его.

– Как только вы выйдете, я встану. И спущусь, когда буду готова.

Коул снова стянул с нее одеяло. Кристин потянулась за ним, но опоздала – оно оказалось на полу. Коул бесстрастно смотрел на нее, взгляд его серо-стальных глаз скользил по ее обнаженному телу. Кристин спрыгнула с постели, осыпая его проклятиями, и подскочила к нему. Он поймал ее руки, и на лице его появилась мрачная и какая-то самодовольная усмешка. Казалось, он ищет повод для ссоры. Она старалась высвободиться из его рук. Ее смущал дневной свет и то, что она стоит перед ним нагая, в то время как он полностью одет. Он притянул ее ближе к себе. Кристин почувствовала, как царапнула ее пряжка его ремня, почувствовала прикосновение ткани его рубашки к голому телу, но более всего она почувствовала жаркое кипение в его груди, несмотря на то, что внешне он казался спокойным, даже холодным, и контролирующим себя.

– Я же сказал тебе, – резко бросил он, – я решаю, что и как делать. И ты не должна нежиться в постели целое утро. Ты хозяйка ранчо, и тебе не следует это забывать. Или ты просто играешь в хозяйку ранчо? Ты чувствуешь себя таковой, только когда скачешь с парнями на лошади? Или когда изображаешь из себя высокородную леди?

Кристин была возмущена, хотя и старалась это скрыть за улыбкой. Вся в напряжении и все еще прижатая к его груди, она смотрела ему в глаза и улыбалась.

– Я ни во что не играю, мистер Слейтер. Я, в самом деле, хозяйка ранчо, и, возможно, гораздо лучшая, чем вы были или будете. Так говорите, вы решаете, что и как делать? Ну что ж, прекрасно. Но только отныне, если вы захотите меня разбудить, пожалуйста, стучите в дверь. Один стук в дверь, мистер Слейтер, и я обещаю вам, что буду в порядке менее чем через пять минут. И никогда не ведите себя со мной так, как сегодня!

Его брови медленно поднялись, к улыбке добавилось удивление. Он выпустил ее и уперся руками в бедра.

Коул, не отрываясь, смотрел на Кристин, и его взгляд обжигал ее. В какой-то момент ей показалось, что он собирается прямо сейчас, здесь, при ярком свете дня схватить ее в объятия. В какой-то момент она была даже уверена, что он отнесет ее в постель и немедленно овладеет ею при свете солнца.

Ей нужно протестовать, кричать…

Но она не могла понять, боится ли она или желает, чтобы он сделал это, чтобы она оказалась в его объятиях…

Он вежливо прикоснулся пальцами к шляпе, прежде чем уйти.

– Я решаю, что и как делать. Все решаю я, Кристин. – Он резко захлопнул за собой дверь.

Кристин умылась и оделась, снова и снова гадая, что за чудовище она привела в свой дом. Она дотронулась до своих щек – они горели.

Когда она спустилась в столовую, Коул заканчивал свой завтрак. Он бросил на стол скомканную салфетку и встал, увидев ее. Кристин подошла к столу.

– Вам блинов, моя милая? – спросила ее Далила.

Коул оказался возле Кристин раньше, чем она успела сесть, и взял ее за руку.

– Дай ей чашку кофе, Далила. И больше ничего. Нам нужно идти работать.

Кристин могла устроить сцену, как сделала это накануне за ужином. Далила вопросительно смотрела на нее, Самсон и Шеннон с интересом следили за развитием событий. Все ждали.

Негодяй! – подумала Кристин. Он во всем виноват! Но вчера вечером была виновата она… Кристин знала, что снова сядет в лужу, если позволит разразиться новому скандалу.

– Все верно. У нас сегодня очень много дел, – мягко подтвердила она. – Дай мне только кофе, Далила. – Она взяла чашку, улыбкой поблагодарила Далилу и высвободила руку из пальцев Коула. Быстро выпила кофе и сказала: – Пойдемте, мистер Слейтер. Время не ждет.

Он последовал за ней в кабинет. Кристин была уверена, что он уже побывал здесь сегодня. Бухгалтерские книги лежали на столе, и, прежде чем она успела сесть, на нее обрушился шквал вопросов. Где она закупает продукты, сколько и как часто? Думала ли она над тем, как следует перегонять стадо, чтобы избежать столкновений с солдатами, будь то конфедераты или унионисты? Рассчитывает ли она оставлять скот пастись более длительное время? Есть ли у нее планы введения в стадо новых пород? И так далее и так далее.

Кристин ни разу не сбилась, отвечая на вопросы. Она была хозяйкой ранчо, сообразительная, решительная, образованная, и ей хотелось, чтобы Коул знал это. Временами ей казалось, что он просто бродяга и не имеет никакого права на все эти расспросы. Но потом она вспоминала, что сама просила его остаться, что ей отчаянно нужна его по мощь.

Она вспоминала, на что пошла, лишь бы он остался. И он остался, а она стала совсем другой, во всех смыслах другой. Но как бы то ни было, он не имеет права так с ней обращаться.

Внезапно Коул закрыл бухгалтерскую книгу и поднялся. Он пристально посмотрел на Кристин. Похоже, он собирался ей что-то сказать. Коул нетерпеливо тряхнул головой.

– Мне пора ехать, – проговорил он. Нахлобучив шляпу на голову, он обошел стол.

Кристин встала из-за стола быстро и, как она надеялась, с достоинством.

– Вы позволите мне сопровождать вас?

– Нет, я не хочу, чтобы ты ехала со мной.

– Я могла бы показать вам…

– Ты разве не слышала, что я сказал? Или ты просто не способна что-либо слышать? Я все посмотрю сам. Я посмотрю все, что хочу посмотреть. А ты будь здесь, дома. Если забредешь слишком далеко и встретишься с Зиком, на этот раз тебе придется выпутываться самой.

Может быть, так было бы лучше! – хотелось ей крикнуть. Но она не сделала этого. Зик убил ее отца. Какими бы отвратительными ни казались ей манеры Коула, его нельзя сравнивать с Зиком.

Скрестив руки на груди, Кристин высоко вскинула голову.

– Не смею задерживать вас, – сказала она с издевкой.

Он прошел мимо нее.

Кристин не знала, куда он отправился. Она была почти уверена, что он никогда не ездил далеко.

Коул оставил на столе газету, и Кристин присела и стала просматривать статьи. Война. Только о ней и писали, о войсках Армии Союза, удерживающих Канзас, о мерах, которые они намерены предпринять против Куонтрилла и его головорезов.

Война и еще раз война… Армия Союза захватила Новый Орлеан, и Грант^[16] клянется, что скоро он возьмет Виксберг. Но независимо от того, одержит ли победу Армия Союза или нет, есть что-то, что останется неизменным. На востоке генерал Ли попусту тратит время и силы. У него намного меньше людей, амуниции, его солдаты хуже питаются. Но он человек исключительных способностей, и даже тот факт, что газета выходила в городе, кишевшем янки, не мог изменить тональность статей. Юг все еще силен. Они могут бить его и бьют, но на Юге есть такие одаренные люди, как Ли и Джексон Каменная Стена^[17], такие бесстрашные, как Джеб Стюарт и Морган Хант, и другие, подобные им.

Кристин положила голову на прохладное дерево письменного стола. Новости не сделали ее счастливее, не заставили гордиться. Напротив, они испугали ее. Все, что она прочитала, означало, что война будет продолжаться бесконечно. Никто, ни одна из сторон, не собирался уступать противнику.

И головорезы Куонтрилла будут бесконечно совершать свои налеты…

В дверь постучали. Кристин подняла голову. В кабинет заглянула Далила; мгновение поколебавшись, спросила:

– Как насчет того, чтобы поесть чего-нибудь? Блины, бекон?

В животе у Кристин заурчало. Ей хотелось есть. Вчера она осталась без ужина, сегодня ничего не ела на завтрак. Она встала и поло жила руки в задние карманы бриджей.

– Блины – звучит соблазнительно.

– Хорошо, приходите.

– Далила, подожди.

Далила остановилась. Их глаза встретились.

– Как ты думаешь, я правильно поступаю?

– Милая вы моя, а что еще остается? Кристин покачала головой.

– Вчера вечером он выставил меня полной дурой, Далила.

– Вы это сами допустили.

– Да, я позволила. Но…

– …он нам нужен, – закончила за нее Далила. Затем она как-то смущенно улыбнулась, и Кристин была уверена, что та покраснела, только, будь ее кожа оттенком светлее, это было бы заметно. – Он нам нужен, и он нам нравится. Мне так он по душе. Вы правильнопоступаете.

Кристин зарделась.

– Я же не вышла за него замуж, Далила. Я… я его любовница.

– Вы хорошо поступаете, – повторила Далила. – И не важно, каким он кажется. Парень он приличный и честный. Вот как я думаю. – Она помолчала. – Ну, так пойдемте и поешьте чего-нибудь.

Кристин последовала за ней.

После завтрака она занялась с жаром домашней работой: чистила, подметала дом, по том отправилась на конюшню – там работы всегда было невпроворот. Вернувшись в дом, приняла ванну. Мысли ее были заняты Коулом. Чувства, которые она испытывала к нему, были не похожи на те, что она испытывала к Зику, и все же она ненавидела Коула Слейтера. Только и делает, что думает о нем все время. Ей хотелось быть чистой, хоте лось, чтобы от нее хорошо пахло, просто по тому, что он все время присутствовал в ее воображении.

Она дала себе зарок, что будет холодной и неприступной и исполненной достоинства и за обедом, и весь вечер.

Но он не вернулся к обеду. Он вообще не вернулся. В полночь Кристин уже не могла больше ждать и поднялась наверх. Ей удалось не заснуть еще в течение часа, но затем сон сморил ее. Она предусмотрительно надела пуритански скромную ночную рубашку со множеством маленьких пуговиц у ворота.

А Коул не спешил возвращаться в дом, ожидая, когда Кристин заснет. Он курил сигару и тянул бренди, гадая, где могут находиться молодчики Куонтрилла.

Куонтрилл, думал Коул, конечно, не подарок, но он еще не самое худшее. Его приспешники – вот кого следует опасаться. Билл Андерсон, Зик – кровавые убийцы. Коул слышал, что некоторые из парней Куонтрилла хотят, как индейцы, снимать скальпы со своих жертв.

И Куонтрилл за южан…

А подобные Лейну и Дженнисону – за северян. Они убивают каждого, кто стоит на их пути. Высмеивают войну, которую обе стороны ведут, отчаянно сражаясь каждая за свои идеалы.

Высоко над ним курился дым, и внезапно он вздрогнул. Весь день перед ним стояло лицо Элизабет, но сейчас, когда закрыл глаза, он увидел Кристин. Увидел, как она смело отбивается от нападавших на нее бандитов. Увидел ее упавшую в грязь.

Он отряхнул пыль с рук и отер их о брюки.

Кристин была жива, Элизабет – умерла. Она умерла из-за Дока Дженнисона и его джейхокеров; на Кристин напали партизаны-конфедераты. Вдруг Коул поймал себя на мысли, что зол на Кристин за то, что она жива, а Элизабет – нет. И он знал, что не сможет никогда ей это объяснить.

Он бросил сигару на землю, задавил ее каблуком сапога. Затем обернулся. Он не мог отказаться ни от одного из требований, которые ей предъявил. И очень важно, чтобы Куонтрилл знал об их интимных отношениях.

Коул посмотрел на дом и вошел в него. На какой-то момент задержался в прихожей. Это был хороший дом, добротный и вместе с тем уютный и красивый. Коул постоял не много, затем прошел к лестнице и стал тихо подниматься. Добравшись до своей комнаты, он открыл дверь, гадая, не вернулась ли Кристин к себе в спальню.

Но она не вернулась к себе. Свернувшись калачиком, она спала здесь на кровати. Ее волосы разметались по подушке. Коул быстро сбросил одежду и подошел к кровати; перед тем как откинуть покрывало и лечь, он убрал со своей подушки прядь волос Кристин и по чувствовал легкий запах роз. И тотчас же его бросило в жар. Он вовсе не хотел этого. Все, что он сделал, – это дотронулся до ее волос, увидел ее спящую, такую беспомощную, – и вот уже охвачен страстью.

Коул вытянулся на кровати и уставился в потолок, выстукивая что-то у себя на груди. Она крепко спала, и даже если бы бодрствовала, то, конечно же, не слишком-то желала бы его в этот момент.

Минуту спустя он смотрел на нее, не в силах сдержать желание, требующее выхода, по том склонился над ней. Он снова коснулся ее волос, напоминая себе, что они должны быть черными. Он не любил эту девушку.

Скользнув рукой под ее ночную рубашку, он медленно, легко гладил ее тело, следуя от икры ноги выше, выше, по изгибу бедра. Его рука обогнула, едва коснувшись, ее ягодицы. Коул обнял спящую девушку, притянул к себе, прижался ртом к ее губам.

Кристин инстинктивно ответила на его по целуй. Ее руки обняли его, и всем телом она прижалась к нему. Губы ее раскрылись и пропустили его язык. Он сильнее обнял ее и, потянув вверх ее рубашку, накрыл ее своим горячим телом. Она не открывала глаз, еще не вполне проснувшись.

Он попытался снова поцеловать ее, но она отвернула голову, и его губы оказались у нее на шее.

– Ты ведешь себя как тиран.

– Знаю. Я сожалею.

– Ты ведешь…

Коул заглушил протесты Кристин поцелуем. Затем он обнял ее, начал гладить по волосам. Но когда Кристин оторвалась от него, ловя губами воздух, он снова быстро поцеловал ее.

– Я сожалею, я черт знает, как сожалею. Кристин молчала, глядя на него в темноте ночи. Она лежала неподвижно, чувствуя, как жарко пульсирует рядом с ней его плоть. Если она будет бороться, он уедет от них. И она подчинилась его страсти, глядя на Коула широко раскрытыми глазами. Когда он овладел ею, Кристин тихо вскрикнула, обвила руками его шею и спрятала лицо на его влажной груди. А он погружался все глубже, глубже…

Кристин, сама, о том не догадываясь, была очень чувственной и открывала перед Коулом настоящую бездну наслаждений, о чем он не мог и мечтать. Некоторое время спустя, когда он лежал обессиленный и пряди ее волос касались его груди, он опять напомнил себе, что они золотистые, а не цвета эбенового де рева. Они с Кристин чужие друг другу люди, которых столкнула судьба на дорогах жизни. Они просто были нужны друг другу, и… все.

Если он сейчас закроет глаза, то увидит Элизабет, бегущую к нему. Она бежит, бежит, бежит…

Но не лицо Элизабет видел он теперь в своих снах. Мягкие светлые волосы развевались за спиной женщины, которая бежала к нему в его грезах. Кристин бежала к нему во тьме ночи, и он хотел, чтобы она достигла его, но боялся этого. Он боялся, что, обняв ее, увидит кровь на своих руках. Боялся, что поймает взгляд удивительных голубых глаз Кристин и увидит ее кровь, стекающую по его рукам.

Глава седьмая

Проснувшись, Кристин услышала выстрелы – Самсон и Далила тренировались в стрельбе из кольта. Быстро надев хлопчатобумажную рубашку, бриджи и сапоги, она поспешила вниз и вышла во двор. Стреляя, Далила всякий раз отскакивала из-за отдачи, но на лице ее было выражение упорства и решительности. Коул улыбнулся. Взглянув на Кристин, он заметил недовольство на ее лице. Она покраснела. Ночь они провели вместе, думала она. Но ночь-то – это одно, а яркий свет дня – совсем другое. Она не будет больше вести себя как ребенок. И она не собирается делать вид, что его ласки ничего для нее не значат, что он не разбудил в ней женщину, жаждущую удовольствий. И что из того, если это не соответствует всем моральным устоям? Убийство тоже не соответствует. Мир больше не живет согласно прежним моральным устоям. Кристин ничего не имела против близости с Коулом. Он умел обращаться с женщинами, умел быть нежным, страстным и вызывать ответную страсть. Даже сейчас, когда он смотрел на нее, Кристин чувствовала возбуждение, и ей это было нисколько не неприятно. Похоже, Коул не понимает, что с ней делает. Он молчит. Он смотрит на нее. Ожидая…

– Миз^[18] Кристин, я сейчас собью все эти бутылки, – похвалилась Далила.

Кристин попыталась улыбнуться.

– Далила, ты можешь научиться всему, если захочешь. – Она сунула руки в карманы бриджей и обратилась к Коулу: – Можно мне поговорить с вами минутку?

– Говори, – сказал Коул.

Он говорил, что сожалеет о том, как вел себя с ней, но его поведение сегодня немногим отличается от того, что было ранее. Он даже не слез с ограды, когда отвечал ей.

– Наедине, – попросила Кристин.

Коул пожал плечами и уже собрался спрыгнуть вниз.

– Не стоит беспокоиться, мистер Слейтер, – проговорил за спиной Кристин Самсон. Она удивленно обернулась. Самсон смотрел на нее почти жалостливо, с печальной улыбкой. – Нет тут неуважения, миз Кристин, вы знаете это. Но ведь вы собираетесь ему сказать, что не хотите, чтоб он учил нас стрелять. Мы ведь свободные черные люди. Она думает, если мы будем стрелять, нас просто выставят на аукцион и не станут убивать или вздергивать на виселице. Мы с Далилой много говорили об этом. Мы здесь все заодно. Если опять, какая беда придет, мы должны держаться вместе. Далила может стрелять, как и все. Вы видите, миз Кристин, я вот свободный человек уже давно, и это очень хорошо.

– Самсон… – начала Кристин, но от волнения запнулась, – Самсон, если ты останешься жив, ты сможешь снова получить свободу. А если ты умрешь…

– Я верю, что Бог наш милостив, миз Кристин. Мы здесь все заодно, миз Кристин.

Она серьезно взглянула на Коула. Тот только пожал плечами.

– Вы глупец! – бросила она ему. – Самсон – черный человек.

– Самсон – прежде всего человек, – ответил он. – Свободный человек. Твой отец сделал его свободным. Как я погляжу, он сделал свой выбор.

Все смотрели на Кристин. Стояли неподвижно и молчали. Солнце лило свой яркий свет на всех. Коул буравил ее взглядом. Она так и не научилась читать его мысли и движения души по глазам. Я не знаю этого человека, совсем не знаю его! Ее внезапно охватила паника. Но разве это имеет значение? – спрашивала она себя. Какая теперь разница! Выбор сделан.

– Мне пора по хозяйству хлопотать, – сказала Далила. – Я должна забрать Дэниела и отпустить Шеннон, чтобы она пришла сюда.

– Шеннон? – прошептала Кристин. Коул, наконец, спрыгнул с ограды. Он взял кольт у Далилы и медленно перезарядил его. Шляпа, низко надвинутая на лоб, скрывала его глаза, когда он заговорил.

– Ты хочешь, чтобы твоя сестренка была беспомощной? – Он пристально посмотрел в глаза Кристин.

Она одарила его лучезарной улыбкой и взяла у него оружие. На задней ограде был установлен ряд бутылок. Она тянула время, целясь так же медленно и тщательно, как он только что заряжал кольт. Она помнила все, чему когда-то отец и Пол учили ее. Помнила об отдаче и помнила, что это может быть очень опасно для женщины. Мягко нажми на курок. Не толкай его резко назад…

Кристин ни разу не промахнулась. Шесть выстрелов – и шесть бутылок разбилось вдребезги. Осколки искрились на солнце. С радостной улыбкой она повернулась к Коулу, изящным жестом протягивая ему кольт.

Он не был поражен, не похоже даже было, что он удивился. Он изучал ее. Затем вытащил из кобуры за поясом другой кольт и подал ей.

– А если цель будет двигаться? – спросил он.

– Испытайте меня.

Коул кивнул Самсону. Тот одобрительно ухмыльнулся. Подняв бутылку, он высоко подбросил ее. Кристин поймала цель, когда бутылка была в самой своей высокой точке, перед тем как начала падать. И снова солнце играло и переливалось в осколках всеми цветами радуги.

– Неплохо, – пробормотал Коул. Он снова надел шляпу и пристально посмотрел на нее. – А как дела у Шеннон?

Шеннон как раз выходила из дома. Далила спешила ей на смену. Сегодня Шеннон надела одежду для работы. Она выглядела в ней еще женственнее, чем в платье, – бриджи и строгая рубашка подчеркивали ее формы. Она лукаво взглянула на Кристин, и та поняла, что ее сестра думает о вчерашнем инциденте за ужином. Ей захотелось хорошенько отшлепать ее, но она сдержала себя – не стоит обижаться. Кристин решила проигнорировать насмешку сестры.

– Шеннон, Коул хочет посмотреть, как ты стреляешь.

– Знаю. – Она улыбнулась Коулу. Он ей нравился. Очень нравился. Кристин готова была поколотить ее. В один прекрасный день он испарится, хотелось ей сказать сестре. Не трать силы!

Потом ей подумалось, кому больше нужно такое предупреждение: Шеннон или ей самой?

– Покажи ему, – проговорила она.

Шеннон не заставила себя долго ждать.

Она стреляла даже лучше, чем Кристин, и Коул отметил это. Он не был склонен расточать комплименты, но всегда был с Шеннон предупредительнее, чем с кем-либо другим.

– Хорошо, просто чертовски хорошо, – похвалил он.

Шеннон зарделась, радуясь этой похвале.

Кристин пошла к дому. Коул настаивал, чтобы она никуда не отлучалась. Если она его ослушается, он уедет и оставит их на милость головорезов Зика. Она постарается быть сегодня сдержанной, сохранять чувство собственного достоинства и не втягиваться ни в какие ссоры.

– Кристин! – окликнул ее Коул.

Она обернулась.

– Что ты делаешь? – Его шляпа с пером лихо сидела на макушке. Он стоял, упершись руками в бока. Было в нем что-то непримиримое, непостижимое и жестокое. И поэтому она желала его. Его нельзя покорить. Это не удастся ни банде Куонтрилла, ни… ей.

От этой последней мысли ее бросило в дрожь.

– Мне нужно кое-что записать, проверить счета, в общем, бумажная работа, – спокойно ответила Кристин. – Я не помышляю делать что-либо против ваших правил, мистер Слейтер, – добавила она и ушла.

Позднее он куда-то ускакал на лошади. Кристин знала, что он уехал, – слышала цокот копыт его лошади, когда сидела в кабинете, стараясь сосредоточиться на работе. Подойдя к окну, она посмотрела Коулу вслед, и на сердце у нее было неспокойно. Она привыкла принимать живейшее участие во всех делах на ранчо.

Но сейчас ставки были высоки. Чертовски высоки. Она заставила себя сесть за стол. Под считала деньги, которые сможет получить за говядину, прикинула расстояние, на которое придется перегонять скот. Карандаш остановился, она подняла голову от бумаги и задумалась: интересно, как поведет себя Коул, когда вернется домой к ужину сегодня вечером?

Если он вообще вернется к ужину сегодня вечером.

Это не имеет значения, сказала она себе. Она постоянно забывала, что происходящее между ними – всего лишь сделка. Кристин была уверена, что он-то уж ни на секунду этого не забывает.

Ей следует научиться быть равнодушной. Вежливой, услужливой, сдержанной и… равнодушной. Она должна сохранять расстояние между ними. Если она этого не сделает, по том будет больно.

Возможно, сейчас уже поздно. Возможно, она уже подошла слишком близко к огню. Она не настолько наивна, чтобы не видеть, что нравится ему, но она также не настолько наивна, чтобы не понимать, что это ничего не значит для него. Он был холоден, как зимняя стужа. Нет, нельзя сказать, что она его не интересует. Но мало. И она была уверена, что большего интереса с его стороны она никогда не дождется.

Кристин мысленно встряхнулась и решила, что будет постоянно напоминать себе, что это вынужденная мера. И все же она все время возвращалась к мысли о том, как он поведет себя, если вернется к ужину, и снова клялась себе, что ее поведение будет самым достойным на всем Юге Америки.

Коул вернулся вечером.

Кристин выглядела очаровательно. Она тщательно оделась к ужину, выбрав элегантное платье из мягкой голубой парчи на легкой подкладке с объемной, по последней моде, юбкой. Она помнила, какой была мать, и старалась быть такой же изящной, элегантной и немного церемонной, как она. Во время ужина Кристин обращалась к Коулу не иначе как «мистер Слейтер». Он смотрел на нее и отвечал добродушно и вежливо, будто всю жизнь вращался в самом аристократическом обществе.

После ужина он как-то сразу выскользнул из дома. Кристин долго не ложилась спать, но, наконец, когда все остальные отправились по своим спальням, она тоже пошла наверх. Подойдя к окну, она увидела Коула на крыльце дома. Он курил сигару и потягивал бренди. Опершись о колонну, он смотрел вверх на ночное небо.

Интересно, о чем он сейчас думает? В душе Кристин зашевелилось любопытство. Вдруг он повернулся и посмотрел на ее окно. Лицо Кристин залилось краской. Коул улыбнулся ей.

– Добрый вечер, – тихо сказал он.

Она не могла ответить. Он внимательно смотрел на нее еще несколько мгновений, его улыбка стала мягче, усы и ухоженная бородка не могли скрыть ее.

– Я сейчас поднимусь.

Сердце Кристин бешено заколотилось, и она едва не ушиблась головой об оконную раму, торопясь спрятаться. Стараясь совладать с собой, она напомнила себе, что решила вести себя сдержанно, с достоинством и уж никак не волноваться.

Но, услышав его шаги на лестнице, вновь затрепетала. Вот он уже в коридоре, открывает дверь, входит в комнату. Коул несколько секунд смотрел на нее, наблюдая, как поднимается и опускается ее грудь в глубоком вырезе платья. Видел, как пульсирует голубая жилка на ее длинной изящной шее. Он улыбался, и Кристин почувствовала необыкновенную нежность в улыбке, в устремленных на нее глазах.

– Иди ко мне, – тихо проговорил он и протянул ей руку.

Кристин взяла ее и очутилась в его объятиях. И в этом не было для нее ничего не ловкого. Он поцеловал ее, коснулся рукой ее лица, потом повернул к себе спиной, и от каждого прикосновения его пальцев к ее обнаженной спине, когда он расстегивал ей платье, горела кожа. Кристин казалось, что ее кожа так же бьется и пульсирует, как ее сердце. Ей вдруг пришло в голову, что его умение раздевать женщин пришло с опытом, их у него наверняка было немало… Но разве это сейчас имело значение? Имело значение лишь то, что ее одежда была на полу. Коул поднял ее на руки, и снова мягкий свет луны струился в комнату. Коул отнес ее на кровать и бережно опустил. Она видела, как страсть зажигает искры в его глазах, и обняла его, вдыхая его запах, ощущая силу его мускулов, требовательное напряжение всего его тела. Где-то по равнине, гонимые ветром, метались кустики перекати-поле, где-то выл и стонал ветер, но здесь буря чувств двух людей была сладостной и волнующе неистовой; эта буря сулила им исступленную радость.

Где-то далеко бушевали битвы. Где-то северяне сражались с южанами, и страна захлебывалась в крови, в которой гибла ее молодежь, убивая друг друга. Потоки крови заливали Канзас и Миссури, как будто их общая артерия была разрезана. Но сегодня Кристин не думала обо всем этом.

Она была в объятиях Коула. Она училась, где следует прикасаться к нему, как двигаться, как забыть обо всем на свете от его близости. И никакое вино не способно было до вести до такого исступленного восторга, такого сладостного и обволакивающего.

В эту ночь он уснул раньше ее. Кристин разглядывала его лицо, и ей страстно хотелось протянуть руку и коснуться его, но она не смела. Она будто впервые видела его прямой нос, высокие скулы, широкий лоб, красивой формы подбородок, скрытый бородой. Она гадала о происхождении тонких шрамов на его плечах и груди, вспомнила, что он служил в кавалерии Армии Союза до войны. В каких же сражениях ему пришлось участвовать?.. Ей так хотелось дотронуться до него.

Кристин было, потянулась, но тут же отдернула руку. Коул был для нее загадкой, волнующей, неразрешимой. Он притягивал ее, как огонь бабочку, и одновременно пугал. В нем было столько неизвестного. Но страх ее усиливался от сознания, что он никогда не останется здесь, хоть она и нравится ему. Да, она ему очень нравится. Он даже терпит ее вспышки гнева и непредсказуемость поведения. Он может быть предупредительным, нежным, и, как ей кажется, он искренен – как и она – в своей всепоглощающей страсти.

Но она чувствовала, что он не останется, не может остаться. Во всяком случае, надолго. Хуже того, она чувствовала, что он никогда не сможет полюбить ее, в то время как она очень легко может влюбиться в него. Кристин пришло на ум, что другие мужчины бледнеют рядом с ним. Другие мужчины… если вообще кто-нибудь останется, когда эта бойня закончится.

Она встала с постели и, подойдя к окну, вгляделась в темноту ночи. Луна стояла высоко, все казалось таким мирным. Кристин вздохнула. Для остальной страны война началась с первыми выстрелами, которые прозвучали в форте Самтер в апреле 1861 года, но Канзас, казалось, всегда истекал кровью, и Миссури вместе с ним. Армия Северной Виргинии^[19] нанесла поражение Потомакской армии^[20] в битве при Манассасе дважды, в то время как вдоль реки Миссисипи войскам северян везло намного больше. Северяне выиграли битву при Шилоу, а в прошлом апреле Новый Орлеан пал под напором войск Армии Союза под командованием Фаррагута.

Все это для нее важно, думала Кристин. Для нее важно, кто выиграл сражение, и кто потерпел поражение. Все заботит ее. В Шарпсберге, на реке Антиетам-Крик в штате Мэриленд, обе стороны понесли огромные потери. Кристин как раз приезжала в город, когда поступили списки погибших, – количество их было огромным. Все газеты буквально крича ли, что там состоялась самая кровавая за всю войну битва, что люди шагали по крови, что тела погибших падали на груды мертвых тел. Она видела кругом слезы матерей, жен и воз любленных – как из семей, где молодые люди ушли на войну, чтобы сражаться на стороне Армии Союза, так и из тех, чьи сыновья и мужья присоединились к конфедератам. Она искала в списках погибших имя Мэтью и, не обнаружив его, возблагодарила Бога. Но она видела слезы вокруг, видела отчаяние родителей, сестер, братьев. И все же иногда ей казалось, что настоящая война где-то далеко. Здесь война сводилась к актам терроризма. Люди здесь не сражались с другими людьми, они просто убивали. Все, что она хотела, – это выжить.

Внезапно Кристин почувствовала озноб. В комнате было прохладно, а она ничего не на дела на себя. Обернувшись, она увидела, что Коул не спит и смотрит на нее. Его глаза таинственно блестели, и снова она подумала, что не знает, какие мысли его одолевают. Его взгляд скользил по ней, точно ласкал.

– С тобой все в порядке? – спросил он. Кристин почувствовала, что вот-вот расплачется, сама не зная, почему.

– Просто я думала о войне, – тихо ответила она.

Его взгляд померк.

– Она теперь кажется чем-то далеким, правда? И еще я думаю, что мы воевали со всем не на той войне, что остальная страна. – В его голосе слышалась горечь, и Кристин вдруг почувствовала холод отчуждения, сквозивший в его словах. Коул словно забыл, что она здесь. Но вот он снова посмотрел на нее, и взгляд его был печальным и удивительно нежным. – Не думай об этом, – сказал он Кристин. – Не думай о войне. Ты все равно ничего не сможешь изменить.

Кристин хотела что-то сказать, но от волнения у нее сел голос, и она только кивнула в знак согласия.

– Ложись. Уже очень поздно, – произнес он. Даже когда он говорил шепотом, его голос был глубокий и сильный. Этот голос словно входил в нее и поднимал в душе ветер. Она забыла о войне, забыла обо всем на свете. И откуда только взялась такая смелость? Стоит перед ним нагая… Надо что-то накинуть на себя, чтобы соблюсти приличия.

Но Кристин этого не сделала. Она выпрямилась, откинула назад голову, и волосы ее золотым огнем рассыпались по спине. Она подошла к Коулу. Если между ними ничего другого нет, пусть будет хотя бы честность. Она хотела его. Она ждала ночи, ждала ощущений, которые испытывала в его объятиях, ждала экстаза, который был сладостнее, чем сама жизнь.

Коул подумал, глядя на нее, что она нарочно дразнит его: походка медленная, двигается с кошачьей грацией. Он был рад, что прикрыт одеялом, – он воспламенился сразу. Сжав пальцы, он ждал ее. Ждал, когда она окажется рядом с ним. Едва она приблизилась, он потянул ее к себе и обнял. Он цело вал ее губы и стонал от сладкой истомы и исступленной радости.

Коул никогда не думал, что такое может случиться, но Кристин стала своего рода оазисом в пустыне этой жизни. Она красива, как солнечный восход, как бескрайнее поле пшеницы до этой кровавой войны. И он желал ее. Он и не заметил, как она стала ему необходима. Ее глаза казались ему далеким морем, которое звало его; золотые пряди ее волос были сетями, в которые он попался и которые сулили ему рай. Коул не мог ее полюбить, но мог желать ее. И он страстно желал. Чувствовал голод и не мог насытиться. Казалось бы, лежал, уже полностью удовлетворенный, но одно ее движение – и страсть вспыхивала в нем снова. Он сделал ее женщиной, но даже сейчас в ней оставалось что-то беспомощно-невинное, и это поражало и озадачивало его. И вечно хотелось прикасаться к ней, ласкать изысканно красивое лицо, наслаждаться опьяняющими округлостями ее грудей, вдыхать ее запах.

Этому надо положить конец, Коул понимал это. Но когда она вот так обвивала его шею руками… Нет, так не должно продолжаться.

Но какие бы доводы он ни приводил, страсть рассудку не подчинялась. Он смотрел в ее глаза, голубые глаза, нежные, лучистые, напоенные страстью. Прижав ее к себе, он погружался в нее, как погружаются в сон. Она утишала его боль, дарила ему мгновения экстаза. Он не мог вспомнить, чтобы так нуждался в какой-либо другой женщине. Не мог вспомнить, чтобы так неистово, так отчаянно билось его сердце.

Он никогда не испытывал ничего подобного. Красивая, грациозная, чувственная, она двигалась под ним. Он весь превратился в туго натянутую пружину, потом качнулся и задрожал, и спазмы сотрясали его тело…

Она заснула. Коул положил локоть себе под голову и уставился в потолок, испещренный странными в лунном свете тенями.

Так не должно быть, думал он. Когда месть теснит его душу и сердце опустошено, он поступает нечестно по отношению к ней. Но он ничего не мог с собой поделать. Она сама попросила его об этой сделке. Он не принуждал ее.

Но это не служило ему оправданием.

Она была нужна ему…

И это не оправдывало его. Но истина заключалась в том, что каким-то образом их жизни переплелись. Этого отрицать никак нельзя.

Коул повернулся к ней. Теперь он видел всю ее: гибкое тело, пряди ее волос на плечах, непокорные и в то же время какие-то по-детски мягкие. Он видел ее лицо, полураскрытые губы, чувствовал легкое дыхание. Видел бровь и осторожно к ней прикоснулся, точно стараясь смягчить немного суровую линию. Она такая юная и так много выстрадала. Но она борец по натуре. Неважно, что ей пришлось испытать, она все равно не сдается, борется. Может быть, поэтому он и не мог покинуть ее.

Но ему придется ее покинуть, напомнил он себе. И скоро. Коул встал с постели и подошел к окну. Он должен будет скоро покинуть ее, по крайней мере, на время.

Коул стоял и думал. Завтра он поедет в город и зайдет на телеграф. Он надеялся получить известие, которого ждал. Ему нужно будет уехать, но он не хочет оставлять ее здесь одну. Не теперь.

Но сколько времени он сможет охранять ее?

И сколько времени он может предаваться мечтам? Он закрыл глаза. И думал, думал об одной смерти, о другой…

Назревающая проблема мучила его. При мысли, что Кристин останется на ранчо одна, у него холодело сердце. Он не знал, как поступить. Нет, он знал. Что бы ни случилось: придут янки или рейдеры Куонтрилла, – он сумеет найти способ охранять ее. Он был уверен в этом, хотя и не знал, откуда бралась такая уверенность. Возможно, все объяснялось тем, что это для него было делом чести, а в этом мире осталось слишком мало места для чести.

А может быть, и тем, что он так страстно желал ее. Тем, что она одна могла заглушить его постоянную, непроходящую боль. Тем, что, когда был с ней, он почти забывался…

Но он не хотел ничего забывать…

Нет, хотел. На короткие сладостные мгновения, что она дарила ему.

Какова бы ни была причина, пришел Коул к выводу, они заключили сделку. Он должен защищать ее, даже если все ее тело зарастет волосами, и у нее появятся усы, поклялся он себе.

Коул вяло улыбнулся. Ну почему он не может быть честен с самим собой? Он нужен ей, и она желанна ему. Такова суть их сделки.

Нет, он должен защищать ее, и он, черт возьми, сделает это, и никогда не будет держать ее в руках истекающую кровью. Он защитит ее, чтобы не повторилось то, что было однажды.

Он попытался привести мысли в порядок. Он защитит Кристин. У него есть силы. Он нашел выход. Они должны помогать друг другу, и он сможет уехать. Когда-нибудь эта война кончится.

Боже, сделай это, просил он. Она должна, наконец, кончиться.

Дни тянулись однообразно. Однажды Коул позволил Кристин поехать с ним. Это было необходимо, так как все мужчины с ранчо были заняты скотом. Кристин показала Коулу границы своих земель, пруды и водопой, показала места, где во время сильных дождей происходит затопление. Они вместе искали отбившегося от стада теленка и ездили в город покупать ограду для северного выгона.

Хотя они и были вместе, но чувствовали себя как-то неловко. Они вели себя как самые вежливые товарищи по работе, обходительные и доброжелательные знакомые.

Кристин и Шеннон всегда переодевались к ужину, потому что Кристин решила соблюдать хотя бы какие-то традиции. Разговор за ужином велся неспешный, немного чопорный. Впрочем, Коул редко говорил с ней о чем-либо, кроме как о делах на ранчо и о том, что ей надо быть осторожной. Она ни когда не должна ходить без оружия, ни она, ни Шеннон. Предупреждать Далилу и Самсона он отчего-то не считал нужным.

Коул всегда подчеркнуто вежливо относился к Шеннон. Кристин видела, как прямо на глазах взрослеет ее маленькая сестренка. Скоро Шеннон исполнится восемнадцать, она уже почти взрослая женщина. Коул обращался с ней как с ребенком, не уничижительно, но с мягким терпением, которое раздражало Кристин. Ей хотелось, чтобы часть этого терпения перепадала и ей. Иногда она задавала Коулу глупые вопросы, но в таких случаях он не обращал на нее внимания или же менял тему разговора. Когда она спрашивала его, почему он так стремится сохранить в тайне все, что касается его прошлого, он неизменно отвечал, что не желает посвящать ее в свои дела, так что нечего и спрашивать.

И не важно, что она в бешенстве убегала из комнаты, не важно, что слишком резко отвечала ему. Он позволял ей выговориться.

Но ночью все было по-прежнему.

Временами Кристин не могла поверить в перемены, произошедшие с ней. Неужели когда-то она была такой – невинной, испуганной, наивной девушкой? Что бы между ними ни происходило, как бы временами она ни была зла на Коула, она с нетерпением ждала ночей. И, даже если она отворачивалась от него, он осторожно гладил ее спину, его пальцы спускались к ягодицам так легко, что она думала, будто ей это кажется. Но его прикосновения пронзали ее молнией, они всегда роняли в нее семена желания. Когда Кристин делала вид, что не обращает на него внимания, Коул отворачивался. Она тихо вздыхала, притворялась спящей и сворачивалась калачиком… И лежала без движения до тех пор, пока он снова не дотрагивался до нее. И тогда она чувствовала, как он улыбается, догадываясь, что она не спит и совсем не против близости.

Так все и шло…

Так все шло до тех пор, пока однажды холодным утром Кристин не проснулась одна. В этом не было ничего необычного. Коул часто вставал раньше ее. Но почему-то она подумала, что сегодня все не так, как обычно. Она почувствовала, как в ней нарастает страх.

Он ушел…

Кристин услышала цокот копыт. Всадник. Схватив покрывало с кровати, она подбежала к окну и посмотрела вниз. К загону только что подъехал мужчина на большом гнедом коне.

Кристин закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Он был одет в серое. Кристин внимательно рассматривала его – униформа с золотым кантом. Кавалерия. Этот человек был южанин, офицер кавалерии.

Она быстро оделась, натянула рубашку, бриджи и сапоги. Она говорила себе, что и она южанка, она родилась южанкой, и только Куонтрилл заставил ее бояться и ненавидеть собственный народ. Кристин попыталась улыбнуться, вспомнив, что любимый герой Шеннон, Джеб Стюарт, офицер кавалерии южан.

Но это не помогло. Страх охватывал ее все сильнее, она гадала, не подослан ли этот офицер Зиком и его людьми. Коул велел ей никогда не ходить безоружной. Она доказала, что может пользоваться кольтом, и делать это хорошо. Она надела узкий пояс с кобурой и, нервничая, проверила, заряжен ли кольт. За тем стала спускаться по лестнице.

В доме было тихо. Где Шеннон? – подумала она, и сразу ей представилась ужасная картина: ее красавицу сестру затащили в конюшню бандиты и зверски насилуют.

Кристин глотнула воздуха и попыталась успокоиться: она волнуется напрасно. Но в доме было как-то уж слишком тихо, и она все еще не могла избавиться от чувства, что Коул ушел. Ушел не просто куда-то, чтобы вскоре вернуться, он ушел… Кристин не могла объяснить, почему она это знала. Была какая-то пустота. Эта пустота терзала ее, вселяла в нее тревогу.

– Далила?

Никто не отозвался. Ни Далилы, ни Самсона нигде не было видно. Кристин не слышала, чтобы плакал ребенок, понятия не имела, где может быть Шеннон.

Офицер-кавалерист не спешил стучать в дверь.

Кристин выскользнула через черный вход, осторожно, стараясь не хлопнуть дверью. Ступая быстро и тихо, как только могла, Кристин подошла к углу дома. И человек, и лошадь исчезли. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она бросилась бежать к амбару, стараясь держаться ближе к стенам построек. На миг она остановилась, чтобы перевести дыхание. Кровь стучала в висках, и Кристин отчаянно старалась унять бешеное биение сердца.

Обогнув угол, она наткнулась на винтовку. Подняв глаза, увидела того самого незнакомца, который приехал на ее ранчо. Его одежда была покрыта пылью и потрепана, золотые эполеты потерлись.

– Бросьте оружие! – крикнул он ей. Взгляд его темно-голубых глаз был пристальный, даже, скорее, острый как бритва.

Кристин только сейчас заметила, что нацелила на него кольт.

– Это вы бросьте оружие! – выкрикнула она.

Офицер улыбнулся. Кристин обратила внимание, что он молод и очень хорош собой. И еще он ей кого-то напоминал, но она не могла понять кого.

– Эта винтовка может продырявить вас.

– Нет, это не столь уж надежное оружие.

– На таком расстоянии промахнуться не возможно.

– Кольт продырявит вам голову раньше.

Он был высокий, мужественный. И Кристин была уверена, что он не собирается обидеть ее. Но все же она не опустила кольт. Жизнь научила ее учитывать любую возможность.

– Вы Кристин Маккайи?

– Да.

Он засмеялся и опустил винтовку.

– Ради Бога, скажите, почему вы так боитесь меня?

Кристин сунула кольт в кобуру; инстинкт подсказывал ей, что она вне опасности.

– Поймите, это мое ранчо. Кто вы такой – не знаю. Въехали на чужую территорию, вынюхиваете здесь что-то… Кто вы, черт возьми?

– Вынюхиваю? – возмутился он, но в глазах его засветились искорки. Он снял с головы шляпу и отвесил низкий поклон с поистине рыцарской галантностью. – Мисс Маккайи, смею вас уверить, что Слейтеры вынюхиванием не занимаются.

– Слейтеры? – переспросила Кристин и нахмурилась.

– Разрешите представиться: капитан Малакай Слейтер, мэм. Я брат Коула. Нахожусь в отпуске или же, точнее будет сказать, при исполнении нового задания. Вы, конечно, сейчас мне скажете, что Коул ни о чем вас не предупреждал?

Кристин почувствовала, что у нее подгибаются колени. Коул уехал. И даже не попрощался с ней.

– Коул…

– У него неотложные дела. Какое-то время я побуду здесь с вами. Если не возражаете.

Она, конечно, возражала. Она решительно возражала. И не против того, чтобы Малакай был здесь, а против того, что уехал Коул. Она заставила себя улыбнуться и протянула ему руку.

– Что вы, мистер Слейтер, я очень рада и благодарна вам за то, что вы приехали.

– Спасибо вам, мисс Маккайи. – Он взял ее протянутую руку и поднес к губам. Затем его голубые глаза встретились с ее глазами, и она поняла, что он все знает. И было… в его взгляде что-то, что говорило ей – он понимает ее чувства.

Кристин вдруг отдернула руку.

– О Господи!

– В чем дело?

– Вы же офицер Армии Конфедерации!

Он выпрямился, и лицо его приняло упрямое выражение, так напомнившее выражение, нередко появлявшееся на лице Коула.

– Мисс, я слышал, что жители штата Миссури все еще считают себя южанами – во всяком случае, в большинстве своем.

Кристин кивнула.

– Да, вы правы, мистер Слейтер. Но здесь граница штата. Добрая половина территории здесь занята федеральными войсками.

– Не волнуйтесь за меня. Я быстро переоденусь в штатское платье, и федералы меня не узнают.

Она снова покачала головой.

– Видите ли, дело в том, что у меня есть брат, который…

– Янки?

– О… да, янки.

Этот молодой человек был очень похож на Коула. Несомненно, очень похож. Высокий, широкоплечий. Сейчас, казалось, он взорвется от ее слов. Но он сдержался и неожиданно рассмеялся.

– Ну, разве не адская штука эта война? Адская штука.

И тут раздался выстрел. Пуля пришлась в стену позади них. Деревянные щепки полете ли во все стороны.

– Что за черт? – выругался Малакай. Он пригнул Кристин к земле, закрывая ее своим телом. И снова раздался выстрел, и другая пуля попала в стену, вызвав каскад щепок, осыпавших их. – Проклятие! Что происходит, черт возьми? – повторял Малакай.

В самом деле, что происходит? Кристин не имела ни малейшего представления, кто стреляет в них.

Глава восьмая

Кристин лежала лицом к земле, песок скрипел на зубах. Малакай лежал на ней сверху, защищая ее. Наконец стрельба прекратилась, и они услышали тихие шаги.

– А ну слезай с нее, мерзавец!

Кристин чуть не расхохоталась с облегчением. Это была ее младшая сестра.

– Осторожно с этой штуковиной, девочка, – медленно проговорил Малакай, поднимаясь. Он смотрел сузившимися от гнева глазами на Шеннон.

Кристин вскочила на ноги и встала между ними.

– Я вам не девочка и, клянусь, умею обращаться с этим кольтом, – парировала с вызовом Шеннон.

– Ах ты, маленькая… – начал Малакай.

– Стойте, остановитесь! – попросила Кристин, потянувшись за кольтом Шеннон. Она не могла себе представить, как будет объяснять Коулу Слейтеру, почему убили его брата на ее ранчо, если вдруг, не дай Бог, та кое произойдет. – Шеннон…

– Кристин, он же, может быть, один из головорезов Куонтрилла…

– Ты что, не узнаешь форму кавалерии? Кристин окончательно потеряла терпение и выскочила вперед.

– Да помолчите же хоть минутку, мистер Слейтер. Шеннон, это брат Коула.

Глаза Шеннон расширились от удивления. Она посмотрела на Малакая, потом снова на Кристин.

– Ты уверена? Он же совсем не похож!

– У нас одинаковые большие пальцы на ногах, – язвительно ответил Малакай. Шеннон вся сжалась.

И вдруг снова раздался выстрел. Все трое растерянно уставились друг на друга. Град деревянных щепок посыпался на них, когда еще одна пуля угодила в стену амбара.

– На землю… – крикнул Малакай.

– Брось оружие! – приказ был отдан тоном командира. Стрелявший был мужчиной.

Шеннон не собиралась слушаться. Она обернулась, целясь в Малакая. Тот выругался и ударил ее по запястью. Кольт упал на землю, и Шеннон разразилась ругательствами. Малакай не остался в долгу, бросив Шеннон что-то обидное. Кристин была в замешательстве. Как эти двое могут стоять тут и переругиваться, когда кто-то стреляет в них? Она поняла, что выстрелы были предупредительными. Кристин оглядела двор и увидела, что из тени от ворот вышел какой-то человек. Он был молод, одет как фермер: в высоких сапогах, куртке и шляпе с широкими, опущенными книзу полями, надвинутой низко на лоб. Малакай не обращал на него внимания. Подойдя к Кристин, незнакомец приподнял шляпу.

– У них обоих жуткие характеры.

– Вы так думаете? – Кристин скрестила руки на груди и посмотрела на молодого человека, который только что стрелял. Шеннон все еще дралась с Малакаем. – Зачем вы стреляли в нас?

– Мне показалось, что эта малышка задумала продырявить старину Малакая, – серьезно ответил молодой человек. У него были глаза какого-то странного серо-голубого цвета и рыжеватые волосы. Он снова улыбнулся. Его улыбка была такой располагающей, что Кристин невольно улыбнулась ему в ответ.

– Как я понимаю, вы еще один Слейтер? Или вы друг их семьи?

Он протянул руку:

– Джейми, мэм.

Малакай в этот момент издал какой-то странный звук, похожий на рычание.

– Проклятая девчонка укусила меня! – пророкотал он.

– Шеннон! – не выдержала Кристин. Малакай продолжал держать Шеннон, обвив рукой ее талию, хоть она и больно укусила его. Ноги Шеннон едва доставали до земли.

– Ай да Малакай! – Джейми горестно покачал головой. – Он доблестно сражался с Грантом при Шилоу, но не может сладить с маленькой девчушкой.

– Я не… – успела произнести Шеннон.

– Ты глупая девчонка! – крикнул Малакай, наконец, выпуская ее и подталкивая к Кристин. Шеннон хотела, было снова наброситься на него с кулаками, но Кристин удержала сестру:

– Шеннон, пожалуйста!

Но Шеннон все еще испепеляла взглядом Малакая.

– Я вовсе не глупая девчонка. Ты напал на мою сестру.

– А ты напала на моего брата, – весело вставил Джейми. – Вы оба виноваты, и будь Коул здесь, он бы сказал, что мы сборище идиотов, но так как Коула здесь нет, Малакай и я приехали вместо него. Может, попытаемся начать все сначала?

– Вас тоже прислал Коул? – спросила Кристин у Джейми.

– Да, мэм, так точно.

– Понимаю, – проговорила Кристин.

– Нет, мэм. Сомневаюсь, что вы что-то понимаете. Ему надо уладить одно дело.

– Я так ей и сказал, – вставил Малакай.

– Мой брат – офицер кавалерии! – не унималась Шеннон. – Если он узнает, что ты побывал на его ранчо, он тебя уничтожит!

Малакай качнул головой, и было видно, что он с трудом сдерживается. Затем он вздохнул и подчеркнуто спокойно произнес:

– Я думал, что буду искать банду Куонтрилла, а не охранять никудышный товар! – Нахлобучив шляпу на самый лоб, он направился к дому.

Кристин, немало забавляясь сценой, смотрела ему вслед. Шеннон, пораженная, стояла, уперев руки в бедра.

– И куда же это ты направился? – окликнула она Малакая.

Тот остановился и обернулся.

– В дом. Чтобы выпить чашку кофе и позавтракать. И если тебе это не по душе, девочка, так тебе же и хуже. Будешь все объяснять Коулу, когда увидишь его. Он попросил меня побыть здесь, и я здесь и не уйду отсюда, пока он не вернется. До этого времени тебе придется быть с нами обоими любезной. А вообще, держись подальше от меня. Не попадайся мне на глаза. – Он помолчал, затем снова тихо выругался. – Черт подери, я мог бы себе воевать с янки, и мне бы это стоило меньше нервов, чем сегодняшнее утро! – Он пошел к дому. Кристин видела, что Далила стоит на ступеньках и с улыбкой наблюдает за ними.

– Вы, должно быть, мистер Малакай? – услышала Кристин голос Далилы и удивленно подняла брови. Ни сама Кристин, ни Шеннон не знали, что должны приехать братья Коула, а вот Далиле это было известно. Значит, Коул сообщил Далиле о своем отъезде, а с ними даже словом не обмолвился.

Кристин сжала кулаки, мысленно тысячу раз проклиная Коула. И что же это за дело, которое ему нужно уладить? Они заключили сделку. Зик все еще где-то рядом. Ей не нужна эта парочка нянек, его братья. Ей нужен человек, который сможет защитить ее от Зика.

И еще ей нужно, чтобы Коул поговорил с ней, чтобы он рассказал ей о своей жизни, а не просто – вот как сегодня – ушел от нее на рассвете.

– Заходите, – между тем пригласила Далила Малакая. – Завтрак на столе.

Кристин почувствовала на себе взгляд Джейми. Она повернулась к нему и покраснела, удивленная глубоким пониманием в его глазах. Он словно читал ее мысли или же догадывался о ее отношениях с Коулом. Нет, похоже, он уже знал об их отношениях, когда ехал сюда. Она могла прочесть это в его глазах, устремленных на нее.

Затем он улыбнулся, как если бы решил для себя, что она ему по душе, и Кристинулыбнулась ему в ответ. Джейми ей решительно нравился. И Малакай ей тоже нравился. Ей даже понравилась их перепалка с Шеннон. Глядя на них, ей хотелось смеяться. А желание улыбаться в последнее время у нее возникало нечасто.

– Я тоже ужасно голоден, – сказал Джейми. Он подал ей руку. – Пойдемте завтракать.

Секунду поколебавшись, Кристин взяла его под руку, и они вместе пошли к дому. Остановившись, она обернулась и взглянула на сестру.

– Шеннон, а ты?

– Я не буду завтракать, – в сердцах заявила Шеннон, провожая сердитым взглядом Малакая. – Я не хочу сидеть рядом с… – Она за молчала, заметив, что Джейми напряженно следит за ней. – Я не голодна. – Повернувшись, она решительно зашагала к амбару.

Кристин вновь посмотрела на Джейми.

– Ну, так, где же все-таки Коул? Вы знаете, за мной не надо так уж присматривать, но у нас с Коулом соглашение.

Кристин пыталась по его глазам что-нибудь понять, одновременно прилагая усилия, чтобы не покраснеть.

– Вы потом сами поговорите с Коулом о том, где он был, – ответил ей Джейми, и она поняла, что никто из Слейтеров не собирается рассказывать ей о том, где Коул и что он делает. – Что до вашего соглашения с Коулом, то потому мы и здесь. Мы знаем Куонтрилла и его парней. Мы приехали сюда, что бы защитить вас, если понадобится. Вы что, возражаете?

– Нет… я… ну, конечно же, нет. Мы вам очень рады, – проговорила она с вымученной улыбкой. Им тут действительно рады. Так оно и есть…

Но как же ей хотелось знать, куда уехал Коул! Она гадала, не связан ли его отъезд с другой женщиной и, если это так, сможет ли она это перенести.

Только бы не влюбиться в него, снова предупредила она себя. Но он уехал, а она сама не своя, и, пожалуй, уже поздно предупреждать себя. Он не принимает их отношения близко к сердцу, в отличие от нее, и это мучило ее.

– Джейми, мы действительно вам очень рады. – Улыбка словно приклеилась к ее лицу. – Пойдемте, Далила готовит необыкновенно вкусно.

Коул держал путь на юго-восток. Чем больше он углублялся в земли штата Миссури, тем менее откровенны и словоохотливы были люди, когда речь заходила о Куонтрилле и его банде. Коул считал это естественным, хотя и отвратительным явлением. Причина его уходит корнями в 1850-е годы, когда Джон Браун^[21] прибыл в Миссури со своими последователями и перебил всех рабовладельцев. Коул не мог понять, что за человек Джон Браун. Он видел его на суде, и тогда ему показалось, что Джон Браун просто фанатик. Но тогда же он еще подумал, что Джон Браун глубоко убежден в своих словах. По его мнению, только кровавая резня может смыть со страны позор и грех рабства.

Джон Браун со своими сторонниками напал на арсенал в Харперс-Ферри^[22]. Роберта Ли, тогда офицера Армии США, послали захватить Джона Брауна. Джеб Стюарт с воина ми тоже был туда послан. Коул был тогда с ними, скакал бок о бок с Джебом. Они захватили Джона Брауна и передали его в Чарлстон, чтобы он предстал перед судом. Тогда не было никакой Конфедерации. И Коул не знал, что будет дальше.

На Севере скоро стали распевать слезливые песенки типа: «Тело Джона Брауна в могиле истлевает», позабыв о том, что, даже если человек и был богобоязненным, убийца есть убийца.

И в Миссури научились мстить.

Куонтрилла и его парней здесь почитали, народ не видел ничего, кроме смерти и погромов от джейхокеров. Коул старался действовать осторожно. Когда он останавливался на какой-нибудь ферме, то просил сначала глоток воды из колодца, затем спрашивал, не знает ли кто-нибудь, где можно найти Куонтрилла или кого-то из его парней. Он вел себя вежливо, улыбался, старался подражать речи селян, говорил с неизменным уважением.

В ответ ему указывали все далее и далее на юг. Наконец в маленьком городке, почти в пятидесяти милях к югу от Оцеолы, он услышал, что Куонтрилл сидит в местном салуне.

Здесь никто никого не боялся: город охраняли парни Куонтрилла. Позиции южан здесь были сильны. За городом, на ферме, Коула пригласили к столу, и словоохотливый хозяин заверил его, что этим вечером, около шести часов, Куонтрилла можно встретить в салуне. Коул ехал очень осторожно. Если он сначала увидит Куонтрилла или Андерсона, это хорошо, но ему не хотелось бы наткнуться на Зика, только не теперь. И все же, если это случится, у него наготове шестизарядные кольты и две винтовки – все заряжено.

Когда он въехал в город, все кругом было спокойно. Почти не чувствовалось, что идет война. Красиво одетые женщины в модных шляпках толпились возле магазина. Когда Коул, проезжая мимо, приподнял шляпу, приветствуя их, они покраснели и зашептались.

Потом уже Коул понял, что этот тихий маленький городок имеет бурную внутреннюю жизнь, и он вовсе не такой спокойный, каким кажется на первый взгляд. Он услышал впереди взрывы смеха и звуки музыки: играли на пианино. Вскоре он увидел вывеску «Салун "Красная дверь"». Перед входом стояли на привязи восемь лошадей.

Там явно гуляют Куонтрилл и его компания, подумал Коул. Остановив лошадь, он спешился, кинул поводья на столб и отряхнул руки. Затем направился к красной двери, которая и дала название салуну.

Коул вошел и остановился, вглядываясь в зал. Когда глаза привыкли к полумраку, он быстро обвел оценивающим взглядом посетителей салуна «Красная дверь».

Зика среди них не было.

Но Уильям Кларк Куонтрилл был, он играл в карты за круглым столом, откинувшись на спинку стула, держа тонкую сигару во рту. Это был человек с очень бледным лицом, темными волосами и аккуратно подстриженными рыжеватыми усами. Он увидел Коула в тот же момент, когда Коул увидел его, и улыбнулся. Потом бросил карты на стол и поднялся. Куонтрилл был среднего роста, где-то пять футов девять дюймов. Ничего в этом человеке не выдавало грозу Запада. Ничего, за исключением глаз. От его бледно-голубых глаз веяло смертью.

– Коул. Коул Слейтер. Ей-Богу, он, разрази меня гром! Чему обязан такой честью?

Коул не ответил. Он оглядывал зал, оглядывал внимательно. Зика здесь определенно не было, но Коул знал точно, что Куонтрилл здесь со своими приспешниками. И верно. Коул узнал других четверых, сидевших за столом. Это были молодые новобранцы. Джеймсы – Джесси и Фрэнк – сидели рядом с Биллом Андерсоном и недоростком Арчи Клеменсом. Коул также был уверен, что в салуне есть и другие люди из отряда Куонтрилла. Конечно, здесь ему нечего бояться. Его в этих местах считали героем.

Коул явился сюда не для того, чтобы затевать драку. Он вошел в салун и направился к столу, где играли в покер. Пианист перестал играть. Все в зале смотрели на Коула. Он подошел к Куонтриллу. Тот протянул руку. Коул пожал ее.

– Куонтрилл, – приветствовал его Коул, кивая остальным сидящим за покерным сто ликом: – Джесси, Фрэнк, Арчи, Билл. Вы все здорово выглядите. Похоже, война – это для вас то, что надо.

– Быть бушхокером мне и впрямь подходит, – согласился Арчи Клеменс. – Черт подери, Коул, я бы не мог это сделать в обычном воинском подразделении. Кроме того, я воюю с янки за Миссури, так-то вот. Конечно, ты тоже не в регулярной армии, так ведь, Коул? Как теперь тебя называют? Шпионом? Разведчиком? Или ты все еще просто грабитель с большой дороги?

– Я майор, Арчи, так меня и называют, – решительно ответил Коул.

Куонтрилл внимательно наблюдал за Коулом, потом, повернувшись к пианисту, сказал:

– Ну, что там у тебя случилось, Джуда? Сыграй нам что-нибудь, да повеселей. Арчи, и ты, Билл, заберите этих парней Джеймсов в бар и угостите их виски. Мне кажется, Коул проделал этот путь, потому что у него есть, что мне рассказать. И я хочу его послушать.

Арчи встал, но посмотрел на Коула с подозрением.

– Ты один, Коул?

– Да, Арчи, я один.

Арчи кивнул. Джесси Джеймс, совсем юнец, уставился на Коула.

– Приятно видеть вас снова, майор Слейтер. Нам вас не хватало.

Разумеется, такого стрелка, как он, нужно поискать. Потерянные парни, что они будут делать, когда война кончится? Если, конечно, они останутся живы.

– Береги себя, Джесси. И ты тоже, Фрэнк, – сказал Коул. Он подвинул стул рядом с Куонтриллом. Куонтрилл начал сдавать карты.

– Ты еще играешь, Коул?

– Никогда не бросал, – ответил тот, забирая свои карты.

Полная брюнетка с кудрявой шевелюрой в черных ажурных чулках и ярко-красном платье подошла к их столу. Слегка подтолкнув локтем Куонтрилла, она дружески улыбнулась Коулу.

– Ты ведь угостишь своего приятеля стаканчиком виски, Уилли?

– Само собой. Принеси-ка самое лучшее. У нас в гостях настоящий разведчик Армии конфедератов. Но раньше он был среди моих парней, Дженнифер. Да, когда-то он был одним из лучших моих парней.

– Он и должен быть одним из лучших, я уверена, – растягивая слова и хлопая накрашенными ресницами, произнесла Дженнифер.

Коул поблагодарил ее легкой улыбкой, с удивлением обнаружив, что не испытывает никаких эмоций по отношению к ней. А она между тем была прехорошенькая, очень сексуальная, однако ничего внутри него не шевельнулось. Что это с тобой, парень? – спросил он себя. Ладно, еще будет время разобраться. Впереди долгий путь, вот и подумает. Нет, он не должен думать ни о чем таком. Не теперь, когда его красавица жена лежит в земле.

– Принеси ему виски, – бросил Куонтрилл. Дженнифер, недовольно надув губки, ушла. – Ну, так о чем ты хочешь поговорить? – обратился Куонтрилл к Коулу.

– О сестрах Маккайи, – прямо заявил Коул.

Куонтрилл нахмурился. Ясно было, что это имя он слышит впервые, о чем он и сказал:

– Я их не знаю.

По всей видимости, это была правда, игру Коул распознал бы сразу.

Вернулась Дженнифер с бутылкой хорошего ирландского виски и парой стаканов. Она собралась, было обслужить посетителей, но Куонтрилл велел ей уйти и сам налил виски в стаканы.

– Это твой парень, Зик, наведывался к ним.

Куонтрилл встретил нахмуренный взгляд Коула.

– Зик? Зик Моро? Я даже не подозревал, что вы с ним знакомы. Зик присоединился к нам, когда ты уже ушел.

– Не совсем так. Мы с ним встречались. Но в последнюю нашу встречу он не узнал меня.

В холодных глазах Куонтрилла засветилась догадка.

– Ранчо неподалеку от границы? Так это был ты, Коул?

– Да, это был я. – Коул подался вперед, взял свой стакан и одним глотком выпил его содержимое. Ничего не скажешь, виски было отменное. Мягкое и крепкое, такое редко встретишь теперь на Юге. Он налил себе еще. Он чувствовал на себе взгляд Куонтрилла. И чувствовал, что Куонтрилл не сердится на него, скорее, то, о чем рассказал Коул, его забавляет.

– Так, значит, ты приезжал проучить моих парней?

Куонтрилл налил себе еще виски, затем откинулся на спинку стула и поболтал жидкость в стакане, любуясь ее янтарным цветом. Коул посмотрел на него.

– Нет, случайно оказался поблизости и увидел твоих парней. По правде говоря, меня чуть наизнанку не вывернуло, когда я узнал, что за войну они ведут. Сначала они зверски расправились со стариком. Потом пришли за его дочерьми. Похоже, молодой леди уготована злая судьба из-за того, что ей не понравился Зик Моро.

Куонтрилл пожал плечами. Лицо приняло натянутое выражение.

– Тебе не по душе мои методы?

– Ты превратился в хладнокровного убийцу, Куонтрилл.

– Я понятия не имел, что произошло на этом ранчо.

– Я тебе верю, – проговорил Коул. Куонтрилл какое-то мгновение молча смотрел на него, потом слабая улыбка скривила его губы.

– Черт подери, Коул, ты мне напоминаешь проклятых янки, говоришь прямо как они.

– Я не янки.

– Ну, тогда влюбленного в янки.

– Я не хочу, чтобы трогали эту девушку, Куонтрилл.

– Вот тебе на! – Куонтрилл откинулся назад, лениво водя пальцем по краю стакана. – Сдается мне, вы не были таким разборчивым в методах в феврале шестьдесят первого, мистер Слейтер. Кто в то время командовал джейхокерами? Джим Лейн? Или Док Дженнисон? Разве не они отдавали приказ стрелять? Теперь это уже не важно? Они нагрянули в Миссури как ураган. – Куонтрилл наклонился вперед и оперся локтями о стол. – Да, сэр, как ураган. Они сожгли твой дом, но этого им показалось мало. Им надо было еще позабавиться с миссис Слейтер, Конечно, она была красавицей, правда, мистер Слейтер?

Коул почувствовал, как внутри него все сжалось. Ком подступил к горлу. Он страстно желал задушить в этот момент Куонтрилла.

– Нет, Коул Слейтер, ты с обидчиками не церемонился, когда я встретил тебя впервые. У тебя на уме была месть, и ничего больше.

Коул заставил себя улыбнуться.

– Ты ошибаешься, Куонтрилл. Да, я хотел отомстить, но я никогда не убивал хладнокровно, просто ради того, чтобы убить. Я не способен был вытаскивать из постелей испуганных, ни в чем не повинных женщин, что бы надругаться над ними. Или же расстреливать стариков и детей.

– Черт возьми, Коул, дети сражаются на этой войне.

– И в этом весь ужас, Куонтрилл. Весь кровавый ужас войны. Это ад, дикость, жестокость.

– Мы воюем так же, как воюют с нами, – такова простая истина. Ты поговори с такими, как Лейн или Дженнисон. Расскажи им о ни в чем не повинных людях. Ты не можешь ничего изменить, Коул. Ни ты, ни кто-то другой. Никто…

– Сегодня я приехал сюда не для того, чтобы положить конец войне, Куонтрилл, – спокойно сказал Коул.

– Ты просто хочешь, чтобы я приструнил Зика, так ведь? Я правильно понял тебя?

– Правильно, – кивнул Коул, – ты его приструнишь, или же я убью его.

Куонтрилл осклабился и пожал плечами.

– Ты переоцениваешь мою власть, Слейтер. Ты хочешь, чтобы я держал в узде Зика, в то время как эта девушка тебе никто. Вообще никто. Она тебе не сестра, не жена. И, черт возьми, если я верно понял, Зик первый положил на нее глаз. Так что же ты хочешь от меня? Что я могу сделать?

– Ты можешь остановить его.

Куонтрилл снова откинулся назад. Казалось, он был в недоумении. Рассеянно подняв руку, он уронил ее на колени.

– Что, собственно, ты так волнуешься? Ты ведь сам можешь справиться с Зиком. На сколько я знаю, ты можешь справиться с дюжиной любых парней.

– Я не стремлюсь к расправе, Куонтрилл.

– А… и ты не собираешься проводить зиму здесь. Хм… Ну, да и мы тоже. Мы скоро двинемся на юг…

– Я хочу гарантий, Куонтрилл.

Куонтрилл молчал. Он поднял стакан, откинул назад голову и залпом выпил виски, затем вытер рот рукавом. Глаза его были устремлены на Коула.

– Женись на ней.

– Что? – изумился Коул.

– Ты хочешь, чтобы я гарантировал этой девушке безопасность? Но Зик первый ее заприметил. И, похоже, он очень хочет ее заполучить. Так что ты должен дать мне какую-то зацепку. Какую-то причину, почему ему следует держаться от нее подальше. Давай я скажу моим парням, что это твоя жена и потому им следует ее обходить стороной. Она станет женой добропорядочного конфедерата. Это они поймут.

Коул покачал головой.

– Я никогда снова не женюсь, Куонтрилл. Никогда…

– Тогда кто же тебе эта Маккайи?

И, правда, кто? – спросил Коул себя.

– Просто я не хочу, чтобы ее трогали, и все.

Куонтрилл медленно покачал головой, и в его бледно-голубых глазах Коул заметил что-то вроде сочувствия.

– Тогда я ничего не могу сделать, Слейтер. Ничего. Пока не появится убедительная причина.

Как выбраться из этой ситуации? Куонтрилл вроде бы готов помочь ему. Он ничего не хочет усложнять.

– Мы скоро уйдем отсюда, – сказал Куонтрилл. – Возможно, это будет еще один месяц рейдов. Затем настанет зима. К этому времени я думаю быть много южнее. Зимой в Канзасе трудно добывать продовольствие и воевать. Может быть, эта девчонка будет в безопасности. Во всяком случае я со своим отрядом буду уже где-нибудь там, где потеплее. Но джейхокеры могут нагрянуть к ней на ранчо.

– Еще один месяц, – пробормотал Коул. Куонтрилл пожал плечами.

Несколько секунд оба молча смотрели друг на друга. Затем Куонтрилл налил в стаканы виски.

Коул не мог жениться на Кристин. Она не может быть его женой. У него была жена. Теперь она мертва.

Он взял стакан и опрокинул его содержимое в себя. Огненная жидкость обожгла горло.

– Ты направляешься на восток? – поинтересовался Куонтрилл.

Коул кивнул. Может, ему и не следовало сообщать об этом Куонтриллу, но тот все равно узнал бы, что рано или поздно он поедет в Ричмонд, и, вероятно, довольно скоро.

Коул поставил стакан на стол. Пианист снова прекратил играть. В салуне повисла тишина. Глаза всех присутствующих были устремлены на Коула и Куонтрилла.

Коул поднялся.

– Я собираюсь жениться на ней, – сказал он Куонтриллу. Затем обвел взглядом лица сидящих вокруг. – Я собираюсь жениться на Кристин Маккайи и не хочу, чтобы кто-нибудь обидел ее. Ни ее, ни ее сестру. Ранчо Маккайи будет моим ранчо, и я обещаю медленную, мучительную смерть любому, кто только задумает посягнуть на мою собственность.

Куонтрилл тоже встал и посмотрел на своих людей.

– Черт побери, Коул, мы ведь здесь все заодно, правда, парни?

Какое-то время стояла тишина, потом послышался шепот одобрения. Куонтрилл поднял бутылку виски.

– Давайте выпьем! Выпьем за мисс Маккайи, невесту Коула Слейтера! Не бойся, Слейтер, никто здесь и не подумает посягнуть на твою собственность или на твою женщину. Она под нашей защитой. Даю слово чести.

Куонтрилл говорил громко и отчетливо. Он знал: как он сказал, так и будет. Кристин опасность больше не грозит.

Куонтрилл протянул руку Коулу, и тот пожал ее. Они стояли какое-то время, глядя в глаза друг другу. Куонтрилл улыбнулся. Коул отступил назад, осмотрел зал салуна и повернулся, чтобы уйти. Он был сейчас спиной к этим людям, но, вероятно, никогда не был в большей безопасности, чем сейчас. Куонтрилл гарантировал его безопасность.

Он вышел, широко расправив плечи. Светило солнце, его лучи приятно согревали своим теплом, но ветер был холодный. Осень кончалась, уступая дорогу зиме.

Он только что сказал, что женится на ней.

Проклятие…

Коул взял поводья своего коня, вскочил на него и поехал вниз по улице.

Теперь уже нельзя отступать. Он сказал, что сделает это, и должен сдержать слово. Он должен жениться на ней.

Но в действительности это было невозможно. Он ни о чем таком и не думал. Однако получается, что это единственный выход, – значит, так тому и быть.

Холод сдавил его сердце. Он не может сделать это. Не может жениться на другой женщине, не может назвать ее своей женой.

Он женится на ней. Но никогда не назовет ее своей женой.

Малакай был куда серьезнее Джейми, поняла Кристин. Как и Коул, Малакай учился в Уэст-Пойнте. Он изучал военное дело, историю войн, начиная от военных кампаний Александра Македонского до наполеоновских попыток установить власть над Европой и Россией. Он понимал ситуацию на Юге сейчас, во время Войны за независимость, и, быть может, это понимание и было причиной его серьезности. Отпуск его продлится не более трех недель, так что вскоре ему придется вернуться в свою часть. Означало ли это, что Коул так скоро приедет назад, гадала Кристин. Малакай относился к ней с большим уважением, предупредительно. Он ей казался последним из настоящих джентльменов-южан, быть может, последним из настоящих офицеров кавалерии. Между тем Шеннон по-прежнему относилась к нему враждебно. Со времени его приезда она превратилась в унионистку. Ей очень нравилось стращать Малакая и Джейми тем, что ее брат вернется и сотрет их в порошок. Джейми забавляло наблюдать за Шеннон. Малакай считал ее ужасной надоедой. У Кристин было много своих проблем, так что она решила оставить Шеннон разбираться с ее собственными самой.

Кристин не думала, что Мэтью вернется домой в эти три недели. В последнем из по лученных от него писем он сообщал, что его часть посылают на восток и что он сражается вместе с Потомакской армией. Пока оставался на ранчо, Малакай не надевал своей серой униформы. По слухам, патрули федералов доходили до границы, так что лучше для него было ходить в штатском.

Сегодня – прошло уже две недели после его приезда – Кристин, едва услышав цокот копыт, поспешила к воротам. К величайшему своему удивлению, она увидела, как Джейми сидит на ступеньках, и что-то строгает, а Малакай держит Шеннон в объятиях и страстно целует. Пораженная увиденным, Кристин взглянула на Джейми, и тот указал ей на двоих удалявшихся всадников в голубой форме Армии Союза.

– Она тут начала городить невесть что, – растягивая слова, сказал Джейми. – Малакаю вовсе не улыбается просидеть до конца войны в тюрьме у янки, вот и пришлось заткнуть ей рот.

Раздался звук пощечины. Кристин обернулась и увидела, как Малакай потирает щеку.

Речь Шеннон, мягко говоря, была цветистой. Она сравнивала Малакая Слейтера с крысой, с гремучей змеей и техасским скорпионом. Малакай не обращал внимания на ее слова. Кристин охнула, когда он схватил Шеннон поперек туловища и приготовился отшлепать ее. Та закричала. Джейми сохранял нейтралитет. Кристин решила, что ей пора, наконец, вмешаться. Она стала просить Малакая отпустить Шеннон. Сначала он был глух к ее просьбам. У Кристин не хватило бы сил высвободить сестру, вступив в драку с молодым человеком, так что ей оставалось только взывать к его рыцарскому великодушию.

– Малакай, я уверена, она не имела в виду…

– Черт подери, именно имела, – закричал, не выдержав, Малакай. – И я мог попасть под пули янки, но будь я проклят, если сгнию в тюрьме по милости этой маленькой мерзавки со злобным сердцем!

Его ладонь со всего маху опустилась на мягкое место Шеннон.

– Крыса! – взвизгнула Шеннон.

– Пожалуйста… – начала Кристин.

Малакай поудобнее перехватил Шеннон, готовый на этот раз по-настоящему проучить ее. Джейми вдруг поднялся на ноги, бросил нож и деревянную чурку, которую выстругивал, и схватился за кобуру.

– Лошади! – шепотом произнес он.

Все затихли. Не отпуская Шеннон, Малакай застыл на месте. Шеннон тоже замерла и, наконец, замолчала.

Кристин взглянула на Джейми. Она увидела страх в его глазах. Патруль унионистов вполне мог вернуться, не слишком убежденный игрой Малакая.

И вот показались всадники. Их было двое.

Кристин заметила, как несколько ослабло напряжение Джейми. Малакай, похоже, тоже спокойно вздохнул. Его желание проучить Шеннон остыло. Он отпустил ее и присел на деревянную ступеньку. Шеннон начала что-то лепетать. Малакай не обращал на нее внимания. Кристин не могла отчетливо видеть всадников, но ей показалось, что Джейми и Малакай знали что-то такое, что ей было неизвестно.

Потом она узнала лошадь Коула. Это возвращался Коул.

Ее вдруг бросило в жар, потом она почувствовала озноб. Ее сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. В душе точно бились легкими крылышками множество бабочек. И снова ее бросало то в жар, то в холод. Коул…

Как бы то ни было, она думала только о нем с того самого момента, как он уехал. Спала она или бодрствовала, ее сердце и разум были полны только им. Она касалась подушки, где лежала его голова, и вспоминала, как он стоял нагой у окна. Она вспоминала его лежащим рядом с ней, ощущение, которое оставляло прикосновение его пальцев к ее телу, вспоминала ошеломляющий жар его сильного мускулистого тела, бурю его страсти. Все эти мысли обжигали ее, она старалась освободиться от них, но они оставались с ней. В ее снах Коул вновь и вновь приходил к ней, молчаливый и прекрасный. И он нежно обнимал ее…

И в снах ее бушевал пожар страсти. Коул улыбался, улыбался с обволакивающей нежностью. Что-то шептал ей.

Он любил ее…

Он не любил ее.

Коул подъехал ближе. Рядом с ним был полный человек средних лет. Кристин едва взглянула на него. Она видела только Коула, и его глаза тоже были обращены на нее. И сердце ее похолодело, потому что он смотрел на нее с каким-то исступлением и ненавистью. Она схватилась за горло и невольно отступила назад, гадая, что же такое случилось, почему он так смотрит на нее.

– Коул вернулся. – Реплика Джейми показалась всем излишней.

– Коул! – вырвалось у Шеннон, и она со всех ног бросилась к нему. Кристин не могла сдвинуться с места.

Лошадь Коула перебирала ногами, и Шеннон стояла рядом, восхищенно глядя на него, протягивая к нему руки. Кристин заметила, с какой добротой смотрит он на ее сестру, и, если он и волновался, то хорошо скрывал это. Возле дома Коул спешился. Оба его брата – Джейми и Малакай – стояли здесь, молча ожидая, когда он заговорит. Он подошел к ним и поздоровался:

– Малакай… Джейми…

Он пожал руки братьев, и Джейми хитро улыбнулся, в то время как Малакай продолжал оставаться серьезным. Коул снова взглянул на Кристин, и она готова была вновь попятиться назад, если бы уже и так не упиралась спиной в дверь. Он окинул ее взглядом, холодным, как ветер во время торнадо, и, как показалось девушке, зловеще усмехнулся.

У Кристин пересохло во рту, запершило в горле. Говорить она не могла. Она была благодарна Шеннон, которая без умолку тараторила, как она рада видеть Коула, как благодарна ему за то, что он вернулся.

Затем она вдруг замолчала, и Кристин вспомнила, что спутник Коула все еще сидит верхом на лошади. Ведь она была здесь хозяйкой. Она должна пригласить его в дом, предложить ему выпить что-то освежающее после долгой дороги. Она должна что-то сказать Коулу тоже. Если ей только удастся сдвинуться с места. Ей тут же подумалось, что и Коул тоже должен что-то сделать, оказать внимание этому человеку, не оставлять же его вот так сидеть верхом на лошади.

Кристин оторвала глаза от Коула и тут же встретилась взглядом с незнакомым пожилым человеком. Ей удалось изобразить на лице какое-то подобие улыбки.

– Добрый день, сэр. Входите, пожалуйста. Джейми улыбнулся.

– Коул, ты забыл представить нам своего спутника. Кто он?

Коул повернулся к нему.

– Простите меня, преподобный отец. Пожалуйста, спешивайтесь.

– Премного обязан, – ответил тот, слезая с лошади.

Джейми вышел вперед, чтобы привязать лошадей.

– Это преподобный отец Сэмюэл Коттер; _ представил Коул. – Преподобный отец, это мои братья Малакай и Джейми, у двери стоит мисс Кристин Маккайи, а рядом со мной – мисс Шеннон Маккайи.

Священник приподнял шляпу.

– Рад познакомиться, леди. Джентльмены…

Они еще немного все постояли. Преподобный отец неловко вертел в руках шляпу. У него хорошее лицо, подумала Кристин, открытая улыбка и такие сияющие хитрые маленькие глазки. Она чувствовала, что ей следует быть более гостеприимной, но она никак не могла справиться со своим замешательством.

– Может быть, нам всем пройти в дом? – сказал Джейми.

– Преподобный отец, вам можно предложить шерри? – пробормотала Шеннон.

– Преподобный отец предпочел бы виски! – проговорил священник, маленькие глазки его лукаво сверкнули.

Малакай рассмеялся. Коул подошел к Кристин, глаза его были того же цвета, что кавалерийская сабля Малакая. Он положил руки ей на плечи, и она едва удержалась, что бы не вскрикнуть.

– Ты загородила дверь, Кристин, – сказал он.

– О! – Она быстро отскочила, высвободившись. Лицо ее залилось краской. Кристин взглянула на священника. – Простите, сэр, я так невежлива. Пожалуйста, пожалуйста, входите. – Она замолчала, глядя на суровое, бесстрастное лицо Коула, потом снова перевела взгляд на священника. – Вы… вы приехали к нам?..

– Чтобы обвенчать вас, мисс. – Брови маленького человека взлетели вверх.

– Обвенчать меня? С кем?

– Ну не со мной, конечно. – Преподобный отец весело рассмеялся, забавляясь собственной шуткой. – Я приехал, чтобы обвенчать вас с мистером Слейтером.

– Что? – Кристин чуть не задохнулась. Она снова посмотрела на Коула, увидела ледяной холод и ненависть в его глазах, и тут же решила, что это, должно быть, злая шутка. – Нет! Я не могу выйти замуж за мистера Слейтера, – сказала она с отчаянной решимостью.

Коул опять положил руки ей на плечи. Его глаза смотрели на нее с вызовом, требовательно. Его пальцы впивались в ее тело грубо и безжалостно.

– Ты выйдешь за меня замуж, Кристин. Сейчас. Пока у нас гостит наш добрый друг, преподобный отец. Мне потребовалось четыре дня, чтобы отыскать его, и теперь я не хочу новых хлопот.

Она сжала зубы; он больно давил на ее плечи, на ее волю. Ей хотелось заплакать, но она не могла этого сделать, как не могла объяснить, почему не может выйти замуж за Коула, поскольку сама эта мысль заставляет его смотреть на нее с такой ненавистью.

– Я не буду…

– Нет, будешь!

Он повернул ее за плечи и почти втолкнул в дом. Она еще чувствовала его прикосновение, его тело излучало тепло и силу, и они передавались ей.

– Черт возьми, Кристин, перестань! Ты это сделаешь!

Внезапно слезы брызнули из ее глаз. Она мечтала о свадьбе, но все должно было быть совсем по-другому. Почему он так смотрит на нее? Он не должен так смотреть.

– Почему? – наконец пролепетала она.

– Мы должны это сделать.

– Но… – Ей нужно было спасти остатки гордости. – Я не люблю тебя.

– А я не люблю тебя.

– Тогда…

– Кристин, ты должна выбирать.

– Понимаю. Это угроза. Если я откажусь, ты уедешь.

– Я должен уехать, Кристин. В любом случае. И это единственное, что я могу для тебя сделать. Это единственный способ, каким я могу спасти тебя, обеспечить тебе безопасность.

– Но я не могу пойти на это…

– Тогда тебе придется ждать в гости Зика Моро. И если ты не думаешь о себе, подумай о Шеннон.

– Это ведь насмешка, пародия!

На мгновение его глаза блеснули. Он снова превратился в незнакомца, каким она впервые увидела его. Коул, хоть и был рядом, казалось, находился где-то далеко.

– Война и есть пародия, Кристин. Не унывай! Она когда-нибудь закончится, и ты сможешь развестись со мной. Уверен, у тебя будет масса причин для этого. Но сейчас, мисс Маккайи, прошу вас, идите в гостиную и мило улыбнитесь славному отцу Сэмюэлу.

Часть III МУЖ

Глава девятая

День свадьбы был совсем не таким, каким он виделся Кристин в грезах.

Коул и священник все еще были покрыты дорожной пылью. Сама Кристин так и осталась в простом хлопчатобумажном платье с единственной нижней юбкой, потому что Коул нетерпеливо выругался, когда она только заикнулась о том, чтобы переодеться. На Шеннон были рубашка и бриджи. Единственной деталью, как-то напоминавшей венчанье, был маленький букетик цветов в ее руках – букет из папоротника и поздних маргариток, которые нарвала Далила.

Они стояли в гостиной. Коул выглядел мрачным, священник старался быть любезным. Малакай был шафером, Шеннон исполняла роль подружки невесты, Джейми, Далила и Самсон были гостями. Священник долго прочищал горло. Он хотел сказать много, хо тел сказать о святости брака и взаимных обязательствах, которые берут на себя мужчина и женщина. Коул нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Затем, не выдержав, он гаркнул на преподобного отца:

– Ну же, начинай церемонию, священник!

И преподобный отец торопливо начал.

Кристин слушала его монотонный голос, оглядывала красивую гостиную матери и думала о свадьбе ее родителей. Все у них было иначе. Она знала: они любили друг друга. Она вспоминала глаза отца и то, как их застилал туман, когда при нем произносили имя матери. Ее родители строили свою жизнь, мечтали, и эта мечта была прекрасна в мире грез, и сами их грезы были прекрасны. Но они с Коулом не живут в мире грез, и Коул не любит ее. Он даже не скрывает этого.

– Кристин?

– Что?

Она испуганно подняла на него глаза. Кристин наблюдала за всем как бы со стороны: она в простом бумажном платье, он в костюме из грубой ткани, на котором осела дорожная пыль. Коул взял ее за руку, ладонь его была сухой и горячей. От волнения Кристин едва дышала, глаза ее расширились.

– Кристин! – Глаза Коула отливали стальным блеском, в них таилось раздражение. – Преподобный отец задал тебе вопрос.

Она перевела взгляд на священника. Он покраснел и явно чувствовал себя неловко, но старался улыбаться.

– Кристин… берешь ли ты этого мужчину в законные мужья, чтобы любить, беречь и слушаться его? И в горе, и в радости? Отныне и навсегда?

Она рассеянно смотрела на него. Это все неправда. Он не любит ее. И она не любит его.

– Я…

– Кристин! – Коул сжал ее руку.

– Коул… – Она повернулась к нему, пытаясь высвободить свою руку. – Коул, это необычайно благородно с твоей стороны, честное слово. Но очень жаль, я не думаю…

– Кристин! – выдохнула Шеннон.

– Послушай-ка… – начал Коул, и в его тоне звучала неприкрытая угроза, как раскат грома. Но что он может сделать ей здесь, перед всеми этими людьми? – подумала она.

Он схватил ее за плечи и резким движением притянул к себе. Священник занервничал.

– Мистер Слейтер, если юная леди не готова сделать такой шаг, если она не столь сильно любит вас…

– Она любит, любит! – оборвал его Коул. Он провел руками по волосам Кристин и жарко поцеловал ее. Он целовал ее с такой страстью, что она почувствовала, как краска заливает всю ее, от корней волос до кончиков пальцев на ногах. Его губы жгли огнем, язык погружался глубоко в ее рот. Она не могла дышать, едва держалась на ногах, у нее начали дрожать колени.

– В самом деле, если… – вновь запротестовал священник.

– Они действительно любят друг друга, – искренне заверил его Джейми.

– Коул… – Малакай тронул брата за плечо. – Я… считаю, ты уже ответил за себя.

Коул оторвался от Кристин, обратив к ней горящие мольбой глаза.

– Скажи: «Я согласна», скажи это, Кристин, – прошептал он.

Она судорожно глотнула воздух. Она хотела качнуть головой и не могла.

– Скажи: «Я согласна», – настаивал Коул. Кристин казалось, что ее сердце сейчас разорвется. Она с трудом разжала припухшие губы.

– Ради Бога, скажи это! – шептала ей Шеннон. – Он нужен нам. Не будь такой наивной!

Кристин кивнула, но не могла вымолвить ни слова. Коул схватил ее пальцы и переплел со своими.

– «Я согласна», Кристин! Ну же, давай!

Наконец она пролепетала:

– Я согласна.

– Продолжайте же! – пророкотал Коул, обращаясь к священнику.

Тот задал Коулу тот же вопрос, что и Кристин.

– Я согласен! – почти выплюнул Коул. Его губы сложились в какое-то подобие презрительной усмешки, или Кристин только так показалось? Она старалась выдернуть свою руку, но Коул крепко держал ее и надел кольцо на палец. Это было широкое золотое кольцо, слишком большое для нее.

Кристин слышала, как Далила заметила, что если перевить кольцо проволочкой, то будет в самый раз. Затем преподобный отец объявил их мужем и женой, и только тогда Коул отпустил ее. Все молчали, никто не проронил ни слова. В комнате повисла тишина. Наконец Далила сказала:

– Думаю, бутылочка белого вина была бы сейчас в самый раз. Самсон, пожалуйста, сходи в погреб принеси ее.

– И правда, на венчании всегда пьют вино, – согласился Самсон.

В комнате снова воцарилось молчание. Кристин была все еще в оцепенении. Ей то становилось жарко, то ее знобило. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой. Коул отодвинулся подальше от нее, как будто теперь, когда необходимые слова были произнесены, ему неприятно было даже прикасаться к ней. Коул поблагодарил священника и расплатился с ним. Только потом он, казалось, вспомнил о существовании Кристин. Ей следовало подписать свидетельство о браке.

Она снова замялась. Он схватил ее руку и стал водить ею по бумаге – так она нацарапала свое имя. Все происходило словно во сне. Далила сообщила, что накроет холодный ужин, и Шеннон вызвалась помочь ей. Кристин опустилась в одно из глубоких плюшевых кресел, стоявших в гости ной. Джейми встал рядом с ней, положив руку ей на плечо.

– На самом деле он не такой плохой, – шепнул он Кристин на ухо.

– Настоящее чудовище. – Девушка сжала кулаки.

Джейми засмеялся, потом его лицо посерьезнело. Он сел на диван напротив нее и взял ее руки в свои.

– Кристин, вы должны попытаться понять Коула.

– Он не хочет, чтобы я его понимала, – тихо отозвалась она.

– Вы ведь не боитесь его, правда? – спросил Джейми.

На мгновение она задумалась, потом со слабой улыбкой покачала головой.

– Бояться Коула? Никогда. Он спас мне жизнь. Нет, Джейми, я не боюсь его. Я просто хочу, чтобы…

– Что? – подтолкнул ее к ответу Джейми, увидев, что Кристин запнулась, уставившись в одну точку.

Он проследил за ее взглядом. Девушка смотрела на Коула. Почесывая затылок, он разговаривал с Малакаем. Он выглядит усталым, отметила Кристин. Она закусила губу, ей вдруг захотелось, чтобы венчание было настоящим. Как было бы приятно, подумала она, подойти к нему сзади и, поднявшись на цыпочки, дотронуться до его плеч, прижаться щекой к его спине и представить на миг, что нет войны, нет Зика, нет хаоса…

– Я бы хотела понять его, – наконец проговорила она, глядя на Джейми. – Вы поможете мне?

Он выпрямился и выпустил ее руки.

– Извините, Кристин. Я не могу. – Он встал с дивана и улыбнулся. – Взгляните-ка, Далила – настоящее сокровище. Она уже подает холодный ужин. У нее и печенье, и соус, и овощи, да еще и ветчина. Пойдемте! – Он снова взял Кристин за руки, помогая встать. Неожиданно, в порыве чувств он горячо поцеловал ее в щеку. – Теперь ты моя сестричка! – прошептал он.

Кристин взглянула через плечо Джейми и заметила, что Коул пристально наблюдает за ними. Порыв младшего брата заставил его нахмуриться.

– Я не очень голодна, Джейми, – сказала Кристин. И это действительно было так. Ей во все не хотелось есть. Она улыбнулась юноше и шепотом проговорила: – Спасибо, Джейми. – Почувствовав, что вот-вот расплачется, она встряхнулась. Все это просто абсурд. Да, сейчас они смущены, минутное замешательство, все взволнованны.

Коул, по всей видимости, тоже не проголодался. Он ждал с едва скрываемым нетерпением, когда его братья закончат трапезу. Когда же они закончили, он решительно направился к двери, и братья последовали за ним. На пороге Коул остановился и сказал Кристин:

– Мы поедем посмотреть, как обстоят дела на ранчо. Хочу поговорить с работниками.

Он торопился сообщить об их свадьбе, поняла Кристин. Она кивнула, снова увидев лихорадочный блеск в его глазах – не может дождаться момента, когда покинет ее. Но тогда зачем же, со злостью размышляла она, Коул устроил все это? Уж конечно его обязательство перед ней не требовало жениться на ней.

Коул взглянул на священника, еще раз поблагодарил его за то, что тот проделал такой путь, и посоветовал скорее отправляться домой. Затем снова застыл, словно пытался что-то вспомнить. Малакай и Джейми неловко переминались с ноги на ногу, обмениваясь тревожными взглядами.

– Напиши брату, – обратился Коул, наконец, к Кристин. – Немедля напиши ему. Не исключено, что я могу остановить пулю янки до того, как произойдет непоправимое, не хочу, чтобы произошла глупая ошибка.

Братья ушли. Кристин встала и смотрела, как за ними закрылась дверь, слушала, как затихали вдали их шаги. Внезапно в глазах у нее потемнело, к сердцу подступила боль.

– Кристин! – сквозь туман услышала она голос Шеннон.

Это было последнее, что она услышала. Потеряв сознание, Кристин упала на пол.

Несколькими часами позднее братья Слейтер вернулись после поездки по ранчо. Они рассказали всем неграм, работавшим на ранчо, о том, что хозяйка вышла замуж. Старый Пит сплюнул на землю и заявил Коулу, что он чертовски рад. Казалось, он понял, что брак Коула и Кристин защитит их всех от Зика Моро. Его мало интересовало, будет ли настоящим этот брак. Он, видимо, считал, что это не его дело.

День выдался тихий. Когда братья повернули к дому, уже подступала ночь, и тьма быстро сгущалась. И все же, когда до дома было рукой подать, Коул вдруг остановился на привал.

Джейми разжег костер, Малакай расседлал лошадей, Коул вынул бутылку виски, сушеную говядину и сухари. На черном бархате ночного неба одна за другой зажигались звезды.

Малакай чувствовал, что нервное напряжение не оставляет брата. Пусть отдохнет, подумал Малакай. Пусть все идет своим чередом. Кристин Маккайи, нет, теперь уже Кристин Слейтер, – молодая, красивая и умная женщина, и, если он не ошибается, она любит Коула. Коул еще весь во власти воспоминаний о пережитой трагедии, чтобы понять это. Впрочем, даже если бы он и понял, вряд ли что-либо изменилось бы. Малакай знал, что его брат разыгрывает из себя благородного рыцаря. Он знал также, что Кристин предпочла бы, чтобы он этого не делал. Малакай вздохнул: как сложится жизнь этих двух людей – им одним решать. А он должен уехать. Он солдат на службе в регулярной армии, и его отпуск подходит к концу.

– Все молчат, точно языки проглотили, – заметил Джейми, отпив немного виски.

– Языки проглотили? – переспросил Коул.

– Черт возьми, да! Ты взял себе в жены отличную женщину, молодую, с роскошным телом…

– А что, собственно, ты знаешь о ее теле? – вспылил Коул.

– Ну-ну, не заводитесь! – проворчал Малакай. Он один был настроен на мирный лад. Он, впрочем, как и Джейми, понимал, что беспокоит Коула. – Джейми, прекрати.

– Почему? Коул думает, что одному ему война причинила страдания?

– Да что ты, молокосос… – начал Коул со злостью.

– Этот молокосос со всех ног примчался, когда ты его позвал, – остановил его Малакай. – Так что замолчи. И вообще, черт подери, вы оба, прекратите!

– Просто я считаю, что он должен ценить эту женщину. Вот и все. А если он не собирается этого делать, нечего было связывать ее обязательствами.

Коул, взбешенный, посмотрел на Малакая.

– Заставишь ты его замолчать или это сделать мне?

– Идет война, парни! – напомнил им обоим Малакай.

– Он должен быть добрым и порядочным с ней. – Джейми не слышал его.

– Проклятие! Я и так с ней добр и куда уж более порядочен! – взревел Коул.

– Ты оставил ее одну в первую брачную ночь…

– Оставить ее одну – это самое доброе и порядочное, что я мог сделать! – воскликнул Коул. Он выхватил бутылку виски из рук бра та. – Ты еще слишком молод, чтобы понимать такие вещи.

– Черт возьми, я слишком стар, – тихо сказал Джейми. Он грустно улыбнулся брату, и напряжение между ними стало рассеиваться. – Мне двадцать, Коул. По некоторым стандартам это весьма почтенный возраст. Семнадцатилетние мальчишки сплошь и рядом гибнут в этой войне.

– Куонтрилл набирает в свой отряд одних юнцов, – сказал Коул, как-то неопределенно махнув рукой. – У него Джеймсы, Янгеры. И этот мясник Билл Андерсон. А он совсем ребенок…

Коул глотнул виски. Он сегодня изрядно набрался.

Малакай потянулся за бутылкой. Отблески огня играли в его волосах. Золотистые брови поползли вверх.

– Ты думаешь, Куонтрилл может действительно контролировать этих людей? Думаешь, что, женившись на Кристин, ты тем самым обеспечишь ей безопасность?

Коул посмотрел вдаль, на равнину перед ним, терзаемую порывами ветра. Выплюнув травинку, которую жевал, он посмотрел на своих братьев, с нескрываемой тревогой взиравших на него. Внутреннее напряжение мешало ему улыбнуться. Они переживают за не го. Есть что-то в этом ранчо Маккайи, что привораживало его. Здесь была совсем другая жизнь, и даже сражение между Севером и Югом, казалось, переставало иметь значение. Ранчо – как раз то место, где можно обрести покой, когда кругом царит такая жестокость, что ум цепенеет.

– Я знаю, что Куонтрилл вот-вот двинется на юг, чтобы перезимовать там. Он не любит холод. Еще одинрейд, и он двинется на юг, я уверен. Может, в Арканзас или Техас. Я буду держаться поблизости, пока он не уедет. Затем я отправлюсь в Ричмонд^[23]. Если смогу найти железнодорожные пути, которые еще не разрушены, я успею.

– Если Джефферсон Дэвис^[24] все еще в своем кабинете, – мрачно заметил Джейми.

Коул внимательно посмотрел на него.

– Почему ты так говоришь? Ты что-то слышал?

– Ничего. Просто это сражение при Шарпсберге… Там было столько убитых. Горы трупов…

– Будь осторожен даже здесь, – предупредил Коула Малакай. – Патруль федералов все время рыскает вокруг ранчо Маккайи.

– Да, я знаю.

– Эта маленькая ведьма сегодня чуть меня им не сдала.

– Ведьма? – переспросил в недоумении Коул.

– Шеннон, – внес ясность Джейми.

– С женой тебе повезло, Коул, но вот с золовкой и шурином… – проворчал Малакай.

– Он, конечно, не имеет в виду брата-янки, – засмеялся Джейми.

Малакай выглядел так, будто готов был кого-нибудь убить. Коул рассмеялся.

– Я, похоже, пропустил немало интересного. Что тут у вас произошло? – поинтересовался он.

– Так, детские шалости, – ответил Малакай, небрежно махнув рукой. Он потянулся за бутылкой виски. Гнев его быстро угас.

– Она еще совсем ребенок, – сказал Джейми. – Когда повзрослеет, станет такой же милой, как твоя жена, Коул.

Малакай и Коул переглянулись.

– Нам удастся покончить с войной, если мы сейчас же отправим этого парня в Вашингтон, чтобы он там заговорил командование Армии Союза.

Коул одобрительно хмыкнул. Джейми улыбнулся и, откинув голову назад, стал смотреть на звезды.

– Знаешь, Коул, – вдруг сказал он, – прости меня, право же… – Последовало молчание. Только сучья потрескивали в костре. – Будь я на твоем месте, я не сидел бы здесь. Имея такую жену, которая ждет тебя. Жену, у которой такие красивые золотистые волосы и глаза как сапфиры. А походка… как она покачивает бедрами… Ох, я могу только вообразить, что бы я…

– Сукин сын!

Коул вскочил и бросил в огонь почти пустую бутылку виски. Жидкость зашипела. Джейми вмиг тоже оказался на ногах, глядя на потемневшие от ярости глаза брата. Малакай встал между ними. Он не верил в то, что Коул бросится на Джейми, но знал и то, что Коул ни когда не был в таком состоянии, Не понимал он, и что случилось с Джейми, зачем он так раздражает брата.

– Коул… – Малакай взял брата за руку.

– Нет! – Джейми остановил Малакая. – Если он хочет ударить меня – пусть. Дай ему это сделать. Если он думает, что после того, как побьет меня, ему станет легче, – прекрасно. Дай ему сделать больно мне, а не этой бедной девушке, что ждет его дома. По крайней мере, я знаю, почему он меня бьет. Она же, черт возьми, даже не знает, откуда у него такая ненависть к ней.

– Какая, к черту, разница? – снова загремел Коул. – Все, что ей от меня нужно, – это защита!

– Она заслуживает хотя бы вежливости от тебя.

– Я сказал тебе…

– Да, да, ты пришел с каким-то хилым извинением. Ты негодяй.

– Ты не знаешь…

– Я знаю, что не мою жену убили джейхокеры, но мы тоже любили ее, Коул. И она любила тебя, и она не хотела бы, чтобы ты превратил свою жизнь в одну слепую месть, в одну отвратительную месть.

– Но я должен…

– Коул! – закричал Малакай.

Спиртного было выпито слишком много.

Сейчас не стоило доводить Коула до бешенства, но Джейми, казалось, было все равно. И вот Коул потерял контроль над собой. Он выхватил свою руку из рук Малакая и с внезапной яростью набросился на Джейми. Мгновение – и они оба уже катались в пыли.

– О Господи! – выдохнул Малакай. – Да успокойтесь же вы оба!

– Ты не знаешь! Ты ничего не знаешь! – яростно выкрикивал Коул. – Не ты нашел ее, не ты чувствовал, как ее кровь сочится по твоим пальцам. Не ты видел, как умирает любимая. Не видел ее закрытых глаз, не чувствовал, как холодеет ее тело!

– Коул!

Коул вцепился Джейми в шею, но тот даже не пытался сопротивляться, он позволил Коулу душить себя. Малакай старался оттащить его, и Коул наконец осознал, что делает. В ужасе он отпустил брата. Затем, постояв немного, отошел в сторону и встал спиной к братьям.

– Мне надо держаться подальше от Кристин, – тихо сказал Коул.

Джейми смотрел на Малакая, потирая свое горло.

– Ошибаешься, братец, – возразил Малакай. – Тебе нужно быть с ней.

Коул повернулся, подошел к Джейми и положил руки ему на плечи.

– Ты в порядке?

– Да, живой, – кивнул Джейми и улыбнулся.

Коул подошел к своей лошади, отвязал поводья и вскочил на нее, даже не оседлав.

– Ты возвращаешься? – спросил его Малакай.

– Только чтобы взять еще одну бутылку виски.

Малакай и Джейми понимающе кивнули. Они смотрели вслед Коулу. Казалось, его лошадь не скакала, а летела в темноте ночи.

– Он отправился домой, просто чтобы взять еще одну бутылку виски, – повторил слова брата Джейми.

Малакай рассмеялся.

– Давай заключим пари. Как ты думаешь, когда он нам ее доставит?

Джейми улыбнулся.

– Тебе придется утром везти его седло. – Он снова улегся на землю и вытянул ноги. – Плохо, что на меня сестры не хватило! Их только две… – простонал он, трогая снова себя за горло, болевшее после стычки с Коулом.

Малакай что-то невнятно пробормотал, натянул свою шляпу на лоб и закрыл глаза. Костер постепенно догорал. Наконец братья заснули.

Подъезжая к дому, Коул услышал лай одной из собак Пита. Затем появился сам Пит, без рубашки, в явно наспех натянутых брюках, из-под которых торчали кальсоны.

– Это я, Пит, – окликнул его Коул.

– Добрый вечер, хозяин, – приветливо поздоровался Пит и пошел обратно, в дом для прислуги.

Коул спешился, соскользнув со спины лошади без обычного для него изящества. Он тряхнул головой. Виски явно подействовало на него сильнее, чем он ожидал, но недостаточно, чтобы заставить его забыть боль, постоянно мучившую его. Он не хотел шуметь, но ему казалось, что ступеньки неимоверно скрипят от каждого его шага.

В доме было темно. Коул прошел через переднюю и гостиную в комнату, которая была кабинетом Гейбриэла Маккайи. Он нашел спички и зажег масляную лампу на письменном столе, затем сел в кресло, положив ноги на стол, и стал шарить рукой в ящиках в поисках бутылки.

Внезапно он услышал шум и напрягся. Все его рефлексы, на время подавленные алкоголем, ожили. Он быстро спустил ноги на пол, вскочил и потянулся за кольтом.

Направив кольт на дверь, он увидел в проеме Кристин с двустволкой в руках, которая целилась ему прямо в голову. Коул выругался, сунул револьвер обратно в кобуру и нырнул в кресло.

– Какого черта ты здесь делаешь? – проворчал он.

– Что я здесь делаю? Сукин ты сын… – Опустив ружье, Кристин вошла в кабинет и остановилась перед письменным столом. Мягкий свет лампы освещал ее. Волосы были распущены, они, точно солнечные лучи, падали ей на плечи. Кристин была в наглухо за стегнутой ночной рубашке, но свет масляной лампы проникал сквозь легкую ткань, и Коул мог видеть ее чуть покачивающиеся бедра, округлые груди, мягкие и плавные линии девичьей фигурки, и вдруг от одного ее вида ему сделалось больно. Как будто чья-то могущественная рука настигла его, схватила и по капле выжимает из него жизнь. Он почувствовал, как сильно стучит его сердце, как дрожь пробегает по его телу. Ему хотелось протянуть к ней руки, коснуться ее. А в голубых глазах Кристин застыл гнев, но этот гнев не охладил его, напротив, он только заставил его сердце биться еще яростнее.

Он не любил ее. Любить ее было бы несправедливо. Но он женился на ней. Что же ей, черт возьми, еще нужно?

– Что ты здесь делаешь? – резко спросила она.

– Кристин, положи ружье и иди спать.

– Ты до смерти перепугал меня! И ты сам учил меня не ходить без оружия.

– Кристин, положи ружье. – Мгновение он колебался. Потом вдруг улыбнулся. – Ну же, пойдем спать. Вместе.

Она широко открыла глаза.

– Ты сошел с ума, Коул Слейтер.

– В самом деле? – Он обошел стол, двигаясь медленно, лениво, но с видимой целью.

Кристин снова подняла ружье.

– Точно! Ты и впрямь не в своем уме.

– Ты моя жена.

– И поэтому ты ушел из дома после полудня и возвратился только в три ночи? Говорю вам, мистер Слейтер, если только вы собираетесь дотронуться до меня, значит, вы не в своем уме.

Он действительно был не в своем уме. Коул яростно глотнул воздух. Он так много забыл, пытался забыть. Он забыл, как горделиво она держала голову, забыл, как она красива и чувственна и что ее прикосновение пьянило его сильнее, чем виски или вино или самое лучшее бренди. Он так много забыл…

Но теперь он вспомнил. Напряжение внутри него нарастало, становилось почти невыносимым. Он сделал шаг вперед, Кристин вскинула ружье. Он широко улыбался.

– Стреляй, Кристин.

– Я так и сделаю, черт возьми!

Коул расхохотался. Приблизившись к ней, он выхватил из ее рук ружье и притянул девушку к себе. Он наклонил голову и впился губами в ее губы. Его поцелуй не был грубым, Коул будто утолял жажду. В какой-то момент Кристин хотела высвободиться из его объятий, но поцелуй опалил ее жаром, желание стало невыносимым; ей хотелось, чтобы он крепче сжал ее в своих объятиях.

Кристин подняла лицо, и их глаза встретились.

– Нет! – сказала она сердито, но Коул, не обращая внимания на протест, поднял ее на руки. Ее глаза все еще метали молнии, но руки, будто сами собой обвили его шею.

Он легко понес ее через темный коридор вверх по лестнице в спальню. Затворив дверь ногой, он опустил Кристин на пол у окна. Лунный свет высветил ее женственные фор мы.

– Ты ужасный! – прошептала она.

Он с нежностью смотрел на нее и улыбался.

– А ты красивая.

– Ты отвратительный!

Он поцеловал ее в лоб, в щеки, провел кончиком языка по ее губам. Его пальцы нащупали крошечные пуговицы на ее рубашке, он попытался их расстегнуть, но тщетно, тог да Коул нетерпеливо рванул рубашку. Лунный свет упал на ее обнаженное тело. Коул застонал и поцеловал ее в плечо, в шею, чувствуя, как все сильнее бьется ее сердце.

– А и в самом деле, какая теперь разница? – прошептал он.

Она ничего не сказала. Он гладил ее грудь, затем коснулся губами соска. Щекотал его зубами, глубоко вобрал в рот, ласкал языком. Реки удовольствия разливались внутри нее, Кристин потянула пальцами его волосы. Соскользнув вниз, он обхватил ее бедра.

– Какая теперь разница?.. – повторил он, глядя в ее удивленные глаза. Влажным язы ком он коснулся ее пупка.

– Да! – пролепетала она.

Он начал постепенно отодвигаться от нее, но она не отпускала его. Он покрывал ее живот поцелуями, держа за ягодицы, прижимал к себе, скользил языком к золотистому треугольнику между ног. Она задрожала и вскрикнула, но он крепко держал ее и, когда ноги уже отказывались держать ее, осторожно опустил Кристин на пол и нежно накрыл ее рот своим.

– Разве это действительно так важно? – снова спросил он.

– Нет! – прошептала Кристин и отпустила его, дала ему раздеться.

Она была так красива сейчас в лунном свете!.. Желание росло в нем, захватывало его целиком. Он вздохнул. Она была здесь, с ним, так близко, теплое и тайное убежище от его боли. Ничего на земле больше не существовало.

И он бросился в это убежище. Она отвечала ему, понимала каждое его движение. Обжигала его жарким пламенем, заставляла его любить ее. Радостное облегчение они почувствовали одновременно. Она задрожала, судорожно ловя воздух ртом, и он с силой сжал ее в объятиях. Пот струился по его телу, он слышал ее частое дыхание, слышал, как постепенно все ровнее начинает биться ее сердце.

Он погладил ее по волосам, наслаждаясь их мягкостью. Вдруг он вспомнил, что женился на этой женщине, и ненависть снова охватила его.

Он должен был что-нибудь сказать ей. Что-нибудь нежное и ласковое. Но он не мог заставить себя сделать это.

Коул встал. Нагнувшись, он поднял ее, нагую, на руки. Она молчала, опустив глаза, волосы падали ей на лицо. Он положил ее на кровать. Наконец их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах ту же муку, что терзала его сердце. Кристин была так красива… Сейчас, обнаженная, она казалась ему богиней. Он накрыл ее одеялом. Ее глаза-сапфиры с мольбой смотрели на него.

– Прости… меня, – наконец пробормотал он.

Она что-то пролепетала в ответ и отвернулась.

Какой-то момент Коул смотрел на нее, потом лег рядом. Скрестив руки за головой, он уставился в потолок. Сон долго не приходил к нему, и Коул знал, что Кристин тоже не спит.

Когда рассвело, он оделся и вышел.

А Кристин, наконец, заснула. Она с горечью сказала себе, что имеет право оставаться в постели хоть целый день. Она молодая жена, и наступало утро после ее первой брачной ночи.

Когда она поднялась, Коула в доме не было. Шеннон сказала, что он куда-то ушел с Малакаем.

Джейми остался в доме. Он рассказал Кристин, что у них кончается соль и необходимо иметь на зиму пару блоков, чтобы хватило скоту. Коул распорядился, чтобы, когда встанет, она съездила с Питом в город и купила соль.

Армия Союза контролировала большую часть приграничной территории; несмотря на спорадические набеги Куонтрилла, в городе было спокойнее, чем на ранчо Маккайи. Кристин обрадовалась, что можно уехать из дома.

Езды было часа три. Городок Литтл-Форд был маленький, но имел два салуна, один вполне приличный отель, двух врачей достаточно почтенного возраста, чтобы их освободили от военной службы, и три магазина с самыми разнообразными товарами; как раз в магазине она встретила Томми Норлея, журналиста и старого друга Пола еще со времен их службы на канзасской границе.

– Кристин! – Прихрамывая, он подошел к ней, приподнял шляпу в знак приветствия и взял ее руки в свои. – Кристин, как вы? Думаю, вам с Шеннон надо уехать отсюда. Или, может быть, переехать в город. Или даже в Калифорнию!

Она улыбнулась. Томми был стройным юношей с бледным лицом и темными живыми глазами, над верхней губой – тонкая полоска усов.

– Спасибо, Томми. У меня все хорошо. – Последний раз они виделись, когда хоронили ее отца. Он тогда написал острую статью о набегах партизан.

– Вы должны уехать, Кристин.

Она предпочла сменить тему:

– Томми, вы хромаете? Он горестно усмехнулся.

– Попал в капкан Куонтрилла.

У Кристин тревожно забилось сердце.

– Как это произошло?

– На прошлой неделе этот негодяй напал на Шонитаун. Я как раз сопровождал продовольственный поезд конфедератов. Его головорезы остановили поезд. – Томми замолчал и взглянул на нее, раздумывая, можно ли рассказывать леди обо всем, что с ним произошло.

– Томми, говорите! Я хочу знать!

Он вздохнул.

– Это было ужасно. Куонтрилл и его бандиты напали на нас, как стая индейцев, с криками, визгом, улюлюканьем. Они убили пятнадцать человек, машинистов и сопровождающих. Я скатился на обочину дороги в листву. Пуля задела мне икру, но я остался жив. Потом эти подонки вошли в город и расстреляли с десяток или больше ни в чем не по винных людей. А после, двигаясь дальше, они сожгли дотла деревню, что попалась им на пути.

– Господи! Как ужасно! – охнула Кристин.

– Уезжайте в Канзас. Я открываю офис в Лоренсе. Уверен, там вы будете в безопасности.

Она улыбнулась.

– Томми, мой дом – в Миссури.

– Но здесь вам грозит опасность.

– Я не могу бросить ранчо. – Кристин подумала, стоит ли ему говорить о своей не давней свадьбе, целью которой было спасти ранчо, и что ей, вероятно, будет действительно грозить опасность – только от ее мужа, если она оставит его и убежит в Канзас.

– Видели бы вы этих мерзавцев, – пробормотал Томми. – Кристин, это же не люди, это дикари…

Она подошла к прилавку магазина, внезапно почувствовав себя совсем разбитой. Томми продолжал что-то говорить, она кивала из вежливости. Кристин искренне переживала за Томми. Он был хорошим другом Пола. Не то чтобы она начала забывать Пола. Не то чтобы она перестала любить его. Нет… Но Коул был живой и сильный, и он был рядом с ней, сейчас.

Кристин поколебалась, затем все-таки спросила Томми, не может ли он передать Мэтью письмо от нее. Он согласился, и она, купив бумагу и конверт, быстро написала письмо брату. Ей нелегко было объяснить скоропалительное замужество, но она постаралась сделать это по возможности осторожно и деликатно.

Поцеловав Томми на прощание, она вы шла из магазина. Пит купил блоки соли и за полнил оставшееся в повозке место мешками с люцерной. По дороге домой Кристин рассказала ему, что случилось в Шонитауне. Новости, услышанные от давнего друга, необычайно взволновали ее.

Когда они приехали на ранчо, Кристин все еще чувствовала себя неважно. Она отправилась на семейное кладбище и постояла у могил родителей. Продрогшая, она пыталась молиться, но мысли в голове путались. Внезапно Кристин почувствовала, что сзади нее кто-то стоит, и в тот же миг поняла, что это Коул. Она разозлилась, сама не зная почему, – быть может, потому, что догадывалась: Коул не испытывает к ней никаких чувств. А вот она, похоже, любит его. Конечно, его влекло к ней, быть может, он даже нуждался в ней, но не любил ее.

Она резко обернулась, готовая к сражению.

– Куонтрилл и его зверье на прошлой неделе напали на Шонитаун. Они убили людей, сопровождавших поезд с продовольствием, вошли в городок и расстреляли несколько человек, потом сожгли близлежащую деревню дотла.

Глаза Коула сузились. Он искоса взглянул на нее, но ничего не сказал. Кристин подошла к нему и уперлась кулачками в его грудь.

– Ведь он капитан! Конфедераты сделали его капитаном!

Он сжал кисти ее рук.

– Я не одобряю действия Куонтрилла, и ты знаешь это. Губернатор Миссури смотрит на все, что он вытворяет, сквозь пальцы.

– Пусти меня! – сердито проговорила она.

– Нет, послушайте меня минутку, леди. Куонтрилл не один такой жестокий. Он появился после подобных действий других. Лейна и Дженнисона. Юнионисты, Кристин! Джейхокеры! Хочешь узнать о некоторых их делах? Они нападали на фермы, вытаскивали из домов людей и убивали их – муж чин и женщин! Они их пытали, мучили, насиловали точно так же, как это делает Куонтрилл! Запомни это, Кристин! Хорошо запомни это!

Он оттолкнул ее от себя и зашагал к дому.

Немного подождав после того, как за ним захлопнулась дверь, Кристин пошла следом. Она уже не знала, хочется ли ей продолжать борьбу или как-то поладить с ним.

Но это уже не имело значения. Этой ночью он не ночевал дома.

Глава десятая

Где Коул провел ночь, неизвестно, но за завтраком он сел за стол вместе со всеми. Кристин злилась. Что могут подумать другие? Он уходил и приходил, как ветер, не считаясь с ее чувствами. На вопросы Коула Кристин отвечала резко. Когда он попросил ее передать ему молоко, ей вдруг захотелось плеснуть им ему в лицо. Словно догадавшись, он поймал ее руку раньше, чем она успела это сделать. Он сверлил ее взглядом, и она отвела глаза в сторону.

Ей не нравилось, что Коул так холодно держится с ней. А так хотелось сделать все, чтобы он снова был рядом!

Коул весь день пребывал в скверном на строении. Надо было успеть переделать массу дел до прихода зимы. Коул волновался, что может не успеть всего до того, как уедет на восток, а Малакай и Джейми вернутся в свои воинские части. Они провели день, собирая скот, чтобы Пит смог перегнать его на рынок. Кристин удивилась, узнав, что Коул собирался позволить ей продать скот на территории юнионистов, но он напомнил ей, что ранчо принадлежит ее брату Мэтью, который сражается на стороне юнионистов. Коул сам не мог двинуться на север, но Питу ничто не препятствовало отправиться туда со скотом. Малакай и Джейми останутся на ранчо до конца недели, пока он не вернется.

К ужину настроение Коула немного улучшилось, но Кристин старалась держаться от него на расстоянии. В этот вечер Коул, Джейми и Малакай сели за стол вместе с Кристин и Шеннон, только Далила отказалась – она прислуживала за ужином. Джейми всех весе лил. Он рассказал сестрам историю о паре молотков, которые его мать купила для Коула и Малакая, когда они были еще маленькими. Мальчишки, разумеется, использовали их по назначению – набросились с ними друг на друга. Даже Шеннон смеялась и на время оставила словесную войну, которую беспрестанно вела с Малакаем. Коул с улыбкой слушал эту историю и, когда в какой-то момент его глаза встретились с глазами Кристин, одарил ее чарующей улыбкой и застенчиво пожал плечами.

После ужина Кристин играла на спинете, а Шеннон пела. Она исполнила несколько веселых песенок, потом популярное переложение «Лорены» – баллады о солдате, который вернулся домой с войны и узнал, что любимая не дождалась его. Когда песня кончилась, все замолчали. Коул встал и взволнованно сказал Шеннон, что она очень красиво пела, а затем, извинившись, вышел.

Закусив губу, Кристин смотрела ему вслед. Джейми, желая подбодрить, похлопал ее по плечу. Малакай, воспользовавшись паузой, оттеснил Шеннон и затянул «Дикси»^[25]. Когда он кончил, Шеннон заняла место у спинета с другой стороны и спела «Тело Джона Брауна».

– Шеннон Маккайи, вы глупая девчонка, – небрежно бросил Малакай.

– А вы – крыса, – тут же парировала Шеннон.

– Ну же! Вы как маленькие дети! – попытался утихомирить их Джейми.

Но Шеннон опять что-то выпалила, и хотя Кристин видела, что Малакай изо всех сил старался стерпеть, он все-таки снова резко ей ответил, и их перепалка возобновилась.

Кристин встала и оставила их перебраниваться друг с другом. Поднявшись в спальню, она удивилась, что Коул уже в постели. Кристин подумала, что он спит, и осторожно, чтобы не беспокоить его, легла рядом, но он повернулся и обнял ее. Она пыталась разглядеть выражение его глаз в темноте, но видела только их серебристый блеск. Она хотела, было сказать ему что-то, но он накрыл ее рот поцелуем. Сначала нежно, потом со все возрастающей страстью. Утолив свой голод, он прижал ее к себе, уткнувшись подбородком в золотистые волосы. Они молчали. Кристин знала, что он долго ждал ее, лежа без сна, и хотела сказать что-нибудь. Просить прощения было глупо, поскольку она не сделала ничего плохого, а потому молчала.

В конце концов, Кристин заснула.

Среди ночи ее что-то разбудило. Сначала она не могла понять, что это. Она слышала какой-то хрип, слова, которые не могла разобрать. Борясь со сном, открыла глаза как раз в тот момент, когда рука Коула взметнулась к ее плечу.

Она села в постели и позвала его. Он не отвечал, тогда она потянулась за спичкой, чтобы зажечь масляную лампу на прикроватном столике. Тусклый свет осветил комнату, упал на Коула. Его глаза были закрыты, плечи и грудь блестели от пота, мускулы были напряжены, пальцы рук судорожно вцепились в покрывало. Внезапно лицо Коула исказила судорога, голова заметалась по подушке, и он закричал: «Нет!»

– Коул! – затрясла его Кристин. – Коул!

– Нет! – снова вскрикнул он.

Коул приоткрыл глаза, но явно не видел ее. Он снова вскрикнул, наклонился к ней и с силой ее толкнул. Кристин упала на пол. Он вздрогнул и распахнул глаза.

– Кристин?

Он прошептал ее имя медленно, с испугом. Было что-то в его голосе, чего она не слышала никогда раньше, какие-то нотки страха, и это тронуло ее.

– Я здесь, – так же шепотом ответила она, потирая ушибленный бок.

Он увидел, что ее нет рядом, и выругался. Быстро вскочив с постели, взял ее за руки. Она услышала, как сильно бьется его сердце; когда он укладывал ее снова на кровать, она почувствовала, как он все еще дрожит.

– Ты ушиблась. Я сделал тебе больно. Извини… – хрипло проговорил он.

Она покачала головой и прижалась к его груди.

– Нет, мне совсем не больно. Я не ушиблась, это правда.

Коул ничего не сказал, даже не пошевельнулся, просто сидел на кровати и обнимал ее.

Она хотела, чтобы эти мгновения длились вечно. С ней никто никогда не был так не жен. Она была желанная, ею восхищались, в ней нуждались. Но никогда никто не проявлял к ней столько нежности.

– Тебе приснился страшный сон, – осторожно сказала она.

– Да, – ответил Коул.

– Может, расскажешь?..

– Нет.

Его ответ прозвучал не грубо, но категорично. Кристин вся сжалась, и она знала, что Коул это почувствовал. Она смотрела, как он встал, подошел к окну, и чувствовала, как темная паутина боли оплетает его сердце. Свою тайну он предпочитал держать в себе… Коул долго стоял у окна, глядя в ночь. Кристин видела, как постепенно он успокаивается, страшное напряжение спадало.

– Коул, – тихо позвала она.

Наконец он обернулся и подошел к кровати. Кристин была рада, когда он снова лег рядом с ней, обнял и положил её голову себе на грудь. Он гладил ее по волосам.

– Коул, пожалуйста…

– Не надо, Кристин.

Она замолчала. Коул по-прежнему нежно обнимал ее.

– Завтра мне нужно уехать, – проговорил он.

– Куда ты едешь?

– На восток.

– Зачем?

Он долго молчал.

– Кристин, есть вещи, которые ты, возможно, не хотела бы услышать, и мне незачем говорить их тебе.

– Никаких вопросов, никакого вмешательства в личную жизнь, – пробормотала она. Коул не ответил, но она ощутила, как снова напряглись его мускулы.

– Поздно, – произнес он. – Ты должна…

Она приподнялась и накрыла его рот своими губами, не дав договорить. Вероятно, ей следовало рассердиться или, по крайней мере, быть холодной и сдержанной. Ничто не изменилось. Он женился на ней, но по-прежнему не допускал никакого вмешательства в свою жизнь.

Для нее это не имело значения. Не сейчас. Сейчас она осознавала лишь, что он уезжает и что в такое время будущее любого человека неопределенно. Она остановила его слова легким поцелуем и накрыла его тело своим. Ее бедра независимо от ее воли совершали плавные движения, соски, касавшиеся его груди, напряглись.

Кристи щекотала волосами шею, плечи, грудь Коула, ласкала все его тело губами и кончиками пальцев. Временами у нее вырывались страстные стоны, жаркое пламя жгло ее. Она скользила все ниже и ниже по его телу. Погрузив свои пальцы в ее волосы, он, задыхаясь, произносил ее имя. Она уже не помнила себя. Она была уверена в своей власти над ним. Он подтянул ее к себе и стал лихорадочно целовать в губы, затем перевернул на спину и лег на нее. Он овладел ею с дикой страстью и одновременно с бесконечной нежностью.

Кристин думала, что умрет от восторга.

Коул крепко держал ее в своих объятиях. Он молчал и гладил ей волосы, и сейчас ей было этого достаточно…

Наутро, когда она проснулась, его уже не было рядом – он уехал.

Через три дня, когда Кристин набирала воду в поилку для скота, она увидела вдали одинокого всадника, направлявшегося к их дому. На мгновение ее сердце забилось, она подумала, что это возвращается Коул. Но уже в следующее мгновение поняла, что ошиблась. Лошадь была не его, и всадник сидел в седле иначе, чем Коул.

– Малакай! – позвала она. Братья Коула останутся с ней еще на несколько дней. Кристин нахмурилась и закусила губу, глядя на приближающегося всадника. Она знала, что это не Зик. Зик никогда не ездил один. Но ведь ей нечего бояться парней Куонтрилла. Коул женился на ней, чтобы защитить ее, и, кроме того, Куонтрилл на зиму отправляется на юг. У нее нет причин для тревоги.

И все же она боялась.

– Малакай! – снова позвала она.

– В чем дело? – Он появился в дверях амбара, заложив большие пальцы рук за ремень. Подойдя к ней, он тоже стал смотреть на приближающегося всадника. Глаза его сузились. – Андерсон, – прошептал он.

– Кто?

– Его зовут Билл Андерсон. Он… из отряда Куонтрилла.

– Что ему здесь нужно? Похоже, он едет один, – с тревогой сказала Кристин.

– Да, один, – подтвердил Малакай.

Из амбара вышел Джейми, без куртки, в рубашке с засученными рукавами. Взглянул на всадника.

– Я думал, Куонтрилл уже двинулся на юг. Это же Билл Андерсон.

Малакай кивнул.

– Похоже, он один.

Между тем всадник был уже совсем близко. Он был молод, очень молод. Несмотря на густую бороду и усы, видно было, что он еще совсем мальчишка. Кристин содрогнулась при мысли, что он с отрядом Куонтрилла совершает набеги, грабит и убивает людей.

Юноша остановил свою лошадь перед ни ми. Кристин видела, что он хорошо вооружен, с кольтами на поясе и винтовками по обе стороны седла.

– Привет, Малакай, Джейми.

– Привет, Билл, – довольно дружелюбно отозвался Малакай. Джейми кивнул.

– Коул направился на восток, верно? – спросил Андерсон. Он улыбнулся Кристин, ожидая, когда его ей представят. – Вы его новая жена, мэм? Рад познакомиться.

Он протянул ей руку. Кристин отчего-то подумала: сколько крови пролила эта рука?.. Но протянула в ответ свою и заставила себя улыбнуться.

– Да, я его новая жена, – проговорила она. О том, что испытывает радость из-за знакомства с ним, заставить себя сказать Кристин не могла. Она и находиться-то рядом с ним не хотела.

– Кристин Слейтер, это Билл Андерсон, – представил Малакай и спросил: – Какого черта ты здесь делаешь, Билл? Ты ведь знаешь, вокруг ранчо рыскают соддаты-юнионисты.

– Вот именно, – подтвердил Джейми. – Тучи федералов в этих местах. И ты знаешь, что они поговаривают о вас? Никакой пощады. Если попадете в их лапы, они тут же вздернут вас.

– Слышал, слышал. Но вы-то тут разве в безопасности? Ты, Малакай? И ты, Джейми?

– Мы в регулярной армии, как-никак, – сказал Джейми.

Андерсон пожал плечами:

– Прежде чем повесить, им нужно сначала изловить нас. А мы не стоим на месте. У меня… тут были дела неподалеку. Я собираюсь присоединиться к Куонтриллу в Арканзасе. Вот и подумал: заеду-ка я сюда да поем чего-нибудь домашнего.

Малакай ответил прежде, чем это сделала Кристин:

– Конечно, Билл. Джейми, пойди скажи Далиле, чтобы приготовила что-нибудь вкусненькое. Скажи ей, что у нас в гостях один из парней Куонтрилла.

Джейми поспешил к дому. Далила уже стояла в дверях. Кристин увидела, как из-за плеча Далилы показалась светлая головка Шеннон. Всплеск возмущения – и дверь захлопнулась. Джейми уже торопливо шел обратно к ним.

– Малакай, Далила хочет поговорить с тобой. У нее какая-то проблема.

Малакай удивленно поднял брови и, ни слова не говоря, пошел к дому. Кристин стояла с застывшей на лице глупой улыбкой и глядела на Билла Андерсона. Ей хотелось закричать, расцарапать в кровь его детское лицо. Разве ему не понятно? Разве он не знает, что ему здесь не рады?

Молодчики Куонтрилла пришли и убили ее отца. Такие вот, как он. Он один из них. Ей хотелось плюнуть ему в лицо.

Но, очевидно, он появился здесь не просто так, и, похоже, Малакай считает необходимым, чтобы он убедился, что Кристин в самом деле жена Коула и теперь здесь его дом.

Кристин слышала возмущенные голоса, доносившиеся из дома. Она закусила губу. Наверное, Шеннон поняла, что приехал кто-то из отряда Куонтрилла, и не намерена была молчать. И уж конечно, она не будет сидеть с ним за одним столом.

Андерсон вопросительно посмотрел в сторону дома.

– Моя сестра, – вежливо пояснила Кристин.

– Ее младшая сестренка, – поправил Джейми. Он улыбнулся Кристин, но она видела в его глазах предупреждение. Им нужно сделать так, чтобы Билл Андерсон поверил, что Шеннон – совсем еще ребенок.

Им необходимо держать Шеннон подальше от него.

Видимо, именно это и делал сейчас Малакай, потому что крики постепенно затихали, и наконец воцарилась тишина.

На крыльце появился Малакай, на щеке его горел отпечаток ладошки – вне всякого сомнения, Шеннон.

– Заходи, Билл. Выпьем бренди, а Далила тем временем накроет на стол.

Билл смотрел то на Малакая, то на Кристин.

– Это сделала ваша… э… младшая сестренка, миссис Слейтер?

– Она просто взбалмошная маленькая девчонка, – проговорила Кристин, по-прежнему улыбаясь. Она взглянула на Малакая.

Он потрогал свою щеку и пожал плечами.

– Плохо, что ее не послали в Потомакскую армию, тогда бы мы в считанные часы выиграли эту войну. Сам старик Авраам Линкольн подумал бы, что сецессия^[26] – это просто благо, пока Шеннон Маккайи на стороне Конфедерации.

– Малакай, – срывающимся голосом сказала Кристин, – вы говорите о моей сестре!

– Мне следовало бы отдать ее Биллу Андерсону, – пробормотал Малакай.

– Малакай!

Андерсон повернулся и с любопытством смотрел на них обоих.

– Так, где же ваша сестра? – поинтересовался он.

– Ребеночка уложили бай-бай, – усмехнулся Малакай. – Мы ей не позволяем есть за одним столом со взрослыми, когда у нас гости. Иногда она выплевывает пищу. Знаешь, как это бывает с малышами.

Кристин косо взглянула на Малакая. Тот посмотрел ей в глаза с самым невинным видом.

– Мистер Андерсон, могу я вам предложить что-нибудь выпить? Может быть, виски?

– С удовольствием, мэм.

Кристин провела его в кабинет отца и налила в стакан янтарного напитка. Когда он осматривал комнату, вошел Малакай и шепотом сообщил Кристин, что Шеннон в погребе.

– И она согласилась там сидеть? – удивилась Кристин, широко открыв глаза.

– Конечно, а что ей оставалось делать? – сказал Малакай.

Вскоре они сели за стол. Сочные куски мяса, жареный картофель, кабачки и яблочный пирог на десерт. У Билла Андерсона оказался отменный аппетит. Кристин мысленно усмехнулась, напомнив себе, что он еще растет.

За едой он был вежлив, как и полагается джентльмену-южанину. Лишь когда подали кофе с пирогом, он рассказал, зачем приехал сюда.

– Я тут видел вашего мужа, мэм. Кристин отрезала ему еще кусок пирога.

– В самом деле? – заинтересовалась она.

– Да, когда он приезжал повидать Куонтрилла. Он очень волновался за вас. Сцена, скажу вам, была прямо-таки трогательная.

Кристин положила кусок пирога на его тарелку.

– Вот как? – Она взглянула на Малакая. Его глаза сузились, но он оставался спокоен.

– Вы, наверное, знаете, он когда-то был одним из наших.

– Что? – От неожиданности Кристин села.

Джейми прочистил горло. Малакай сидел неподвижно.

Билл Андерсон вытер рот салфеткой и вежливо улыбнулся.

– Коул – один из самых метких стрелков, каких я когда-либо встречал. Черт возьми, он один стоит целой армии. Он чертовски хорош. Все были рады, когда он воевал среди нас.

Кристин молчала, чувствуя, как кровь отливает от щек.

Билл Андерсон подцепил вилкой кусок пи рога.

– Да, мэм, Коул Слейтер был таким же, как Зик Моро. Точно таким же.

В мгновение ока Малакай вскочил на ноги. В руках у него блеснул нож, и он приставил его к горлу Андерсона.

– Мой брат никогда не был таким, как Зик Моро.

Джейми вскочил вслед за ним. Но оттащить брата ему не удалось. Тогда Кристин схватила Малакая за руку. Тот, взглянув на нее, отступил на шаг. Билл Андерсон встал и поправил куртку. Он посмотрел на Малакая, и смертельная ярость застыла в его глазах.

– Ты умрешь за это, Слейтер.

– Может, и умру, но не за это, Андерсон! – бросил Малакай.

– Джентльмены, джентльмены! – Кристин едва дышала от страха, но старалась говорить, как могла, уверенно. – Успокойтесь, пожалуйста. Вы немного забылись…

Это возымело действие. Как большинство южан, их с малолетства учили быть вежливы ми с дамами, их учили, что дурные манеры – это недопустимо для джентльмена. Мужчины отошли друг от друга, но чувствовалось, что они еще не остыли.

– Значит, ты приехал сюда только для этого? – спокойно проговорил Малакай. – Только для того, чтобы расстроить мою свояченицу? Бьюсь об заклад, это Зик Моро просил тебя сделать это.

– Может, да, а может, и нет, – ответил Андерсон. Он потянулся к буфету, где лежала его шляпа. – Может быть, просто потому, что она имеет право знать, что Коул Слейтер был бушхокером. Ты будешь это отрицать, Малакай?

Кристин взглянула на Малакая. Тот скрипнул зубами, но промолчал.

Андерсон надел шляпу и повернулся к Кристин:

– Премного благодарен за угощение, мэм. Премного благодарен. Капитан Куонтрилл хочет, чтобы вы знали: вы можете ничего не бояться, мэм. И он сожалеет, что вам доставили неприятности, вам и вашим близким. Если б он знал, что все вы на стороне Конфедерации, ничего бы не случилось.

Все это была ложь, чистой воды ложь, но Кристин ничего не сказала. Андерсон направился к выходу, и Кристин слышала, как за ним захлопнулась дверь.

Далила вышла из кухни. Старые часы в прихожей пробили час. Все молча стояли в столовой, пока не услышали, как цокот копыт лошади Билла Андерсона не растворился в пыли миссурийской равнины.

Кристин резко повернулась к Малакаю, глаза ее метали молнии.

– Это правда?

– Кристин… – начал, было, он и замолчал.

– Это правда? – потребовала ответа она. – Коул – один из них?

– Нет! – воскликнул Джейми, выступив вперед. – Он не один из них. Теперь нет.

Кристин повернулась к юноше:

– Но он был с ними? Это правда или нет?

– Да, черт возьми, он был! Но у него имелась очень веская причина.

– Джейми! – остановил его Малакай.

– О Господи! – выдохнула Кристин. Она без сил опустилась на стул. Малакай взял ее за руку, но она вырвалась и снова вскочила на ноги. – Как вы не понимаете? Они же убийцы! Они убили моего отца!

– На этой войне много убийц, – сказал Малакай. – Куонтрилл – лишь один из них.

– Но именно бандиты Куонтрилла убили моего отца, – возразила Кристин. – Именно они приходили за мной.

На лице Малакая застыло напряженное выражение.

– Кристин, дела Коула – это дела Коула. Когда он найдет нужным, он, может быть, все объяснит. Он просил нас с Джейми не вмешиваться. Возможно, он знал, как вы отреагируете на подобные новости. Не торопитесь осуждать его. Помните, он пришел сюда не для того, чтобы обидеть вас. – Малакай повернулся и пошел к двери.

– Он участвовал в рейдах Куонтрилла, – прошептала Кристин.

– Коул сделал лучшее, что мог, для вас, – тихо сказал Малакай. Он оглянулся. – Вы можете позволить своей сестре выйти. Я связал ее там внизу, чтобы не вздумала появиться перед Биллом Андерсоном. Едва ли бы ему понравилось то, что она собиралась сказать ему, а вот то, как она выглядит… ему могло даже слишком понравиться.

Малакай вышел. Внезапно всем показа лось, что часы тикают слишком громко. Кристин, совсем растерянная, взглянула на Джейми.

Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась какая-то жалкая.

– Похоже, я мало, что могу сказать. Но я люблю своего брата и считаю, что он хороший человек. Есть вещи, объяснить которые может только он. – Он помолчал, смущенно глядя на Кристин. Затем пожал плечами, и тоже вышел.

Кристин долго сидела в столовой. Она со всем забыла о Шеннон и, только почти через час, вспомнив о ней, спустилась в погреб. Шеннон была похожа на раненую тигрицу. Она возмущалась, сыпала ругательствами, клялась, что, если Малакая не убьют на войне, это сделает она.

Вполне возможно, что Шеннон разорвала бы его на мелкие кусочки, но, к счастью для себя, он уехал осматривать ограду на дальние пастбища.

Шеннон набросилась на Кристин:

– Как ты могла? Как ты могла? Впустить этого человека в наш дом, в папин кабинет! После того, что они сделали!..

– Шеннон, пойми, я сделала это, чтобы Куонтрилл раз и навсегда оставил нас в покое. Может, ты забыла Зика? Я – нет!

– Подожди, вот вернется Мэтью, – не унималась Шеннон, – уж он позаботится об этих убийцах из отряда Куонтрилла… и о Малакае, и…

– Шеннон, – устало проговорила Кристин, – я думала, ты сама собираешься позаботиться о Малакае. – Кристин чувствовала себя неимоверно усталой. – Если уж ты хочешь убить кого-то из братьев Слейтер, убей того, кого следует.

– Что ты имеешь в виду? – в недоумении спросила Шеннон.

– Коул… – тихо, но отчетливо произнесла Кристин, печально глядя на сестру. – Коул Слейтер, человек, за которого я вышла замуж, участвовал в рейдах Куонтрилла. Он был одним из них…

– Коул? – Глаза Шеннон лихорадочно блестели. – Я не верю тебе!

– Это правда, Шеннон. Билл Андерсон приезжал, чтобы сказать это мне. Он хотел, чтобы я узнала, что вышла замуж за человека, который ничем не лучше Зика Моро.

– Он лжет!

– Не лжет. Малакай подтвердил это.

– Тогда и Малакай тоже лжет!

– Нет, Шеннон. Малакай не станет мне лгать.

Несколько секунд Шеннон молчала. Затем повернулась к сестре:

– Они из Миссури, Кристин. Они не могут не быть конфедератами. Мы тоже были конфедератами. Я думаю, пока… пока не убили отца. Пока Мэтью не присоединился к юнионистам. И если Коул и участвовал в рейдах с Куонтриллом… ну что ж, думаю, у него были на то причины. Коул совсем не та кой, как Зик. И мы с тобой знаем это.

Кристин улыбнулась. Шеннон права. И Малакай тоже прав. Коул совсем не похож на Зика. И все же ей было больно. Она злилась, потому что была напугана. И потому что любила его.

– Может быть, ты и права, Шеннон, – тихо сказала она.

– Коул никогда не сделал бы ничего бесчестного! Он не сделал бы! – с жаром воскликнула Шеннон. – И…

– И что?

– И он твой муж, Кристин. Ты должна это помнить. Ты вышла за него замуж. Теперь он твой муж.

– Я дам ему шанс все мне объяснить, – сказала Кристин. Она даст ему шанс. Но когда? Он уехал, и неизвестно, когда она снова, увидит его.

Через два дня Пит с другими работниками вернулись после продажи скота. Джейми и Малакай готовились к отъезду в свои армейские части. Кристин сожалела, что повздорила с Малакаем. Она горячо обняла его, обещая молиться за них, затем поцеловала Джейми, и он заверил ее, что, как только его часть будет где-нибудь неподалеку, обязательно заглянет проведать их с Шеннон.

Шеннон поцеловала Джейми, а потом поцеловала Малакая. Он обнял ее на миг, печально улыбнулся.

И оба брата ускакали.

Кристин и Шеннон смотрели им вслед, пока те не скрылись из виду. Подул холодный ветер, растрепал волосы Кристин, запутался в ее юбках. Наступала зима. Кристин вздрогнула. Ей было холодно и одиноко.

Глава одиннадцатая

Зима была длинной и холодной. В декабре Шеннон исполнилось восемнадцать, а в январе Кристин отметила свое девятнадцатилетие. Зима оказалась не только холодной, но и спокойной – зловеще спокойной.

В конце февраля к ним наведывались юнионисты и забрали пахотных мулов. Молодой капитан, возглавлявший отряд, дал Кристин за них доллары янки. Капитан привез письмо от Мэтью, – письмо, которое передавалось от солдата к солдату, пока не пришло к ней.

Видимо, Мэтью не получил письмо, которое Кристин послала ему через Томми, – он никак не отреагировал на сообщение о ее за мужестве. Не знал он ничего и о набеге Зика Моро на ранчо после смерти их отца.

Грустно было читать это письмо. Сначала Мэтью писал, что он молится, чтобы у них с Шеннон все было благополучно. Затем шел долгий рассказ о трудностях военного быта: сон в палатках, подъем в пять утра, бесконечная муштра и в дождь, и в снег. Далее он рассказывал о первом большом сражении, в котором принимал участие. Страх ожидания, грохот пушек, ружейные залпы, крики и стоны умирающих. Хуже всего было ночью, когда пикеты находились так близко, что с ними можно было перекликаться. Он писал:

«Кристин, мы их предупреждаем, чтобы прятались, иначе наши снайперы перестреляют их. В прошлом месяце мы стояли лагерем на реке; днем сражались, ночью торговали с противником. У нас кончился табак, но оставалось много кофе, а эти ребята с Миссисипи, наоборот, имели полно табака и совсем мало кофе, так что мы исправляли эту ситуацию. А потом былаперестрелка. Я столкнулся лицом к лицу с Генри – мы с ним только перед этим сделку совершили, если можно так сказать. Я не мог ни нажать на курок, ни поднять палаш. Вдруг раздался выстрел, и Генри повалился на мою лошадь и посмотрел на меня, перед тем как умереть, и сказал, чтобы я забрал его табак – не хочет огорчать мать, она не знает, что он курил. А потом спросил: «А что, если тебя убьют?» Я попытался засмеяться и сказал ему, что моя мать умерла, и отец тоже, а мои сестры все поймут, так что ничего, если я умру, и при мне будут и карты, и табак, и все такое. Он тоже попытался улыбнуться. Потом закрыл глаза и упал. Я был потрясен. Иногда и те, и другие пристают ко мне: что, мол, парень из Миссури делает в синей форме? Я могу им ответить только одно: они все равно не поймут. Самое худшее вот что: война – это, конечно, ужас но, но это все-таки лучше, чем находиться дома. Это лучше, чем Куонтрилл, и Джим Лейн, и Док Дженнисон. Здесь мы убиваем людей, но убиваем в бою, а не нападаем на безоружных, не убиваем хладнокровно. Мы не грабим, не насильничаем и не устраиваем резни. Иногда с трудом вспоминается, что я был хозяином приграничного ранчо и вообще не хотел никакой войны и что не питал особых симпатий ни к одной из сторон. Только Джейк Армстронг из Канзаса это понимает. Если джейхокеры забирают твое добро, убивают твоих близких, тогда ты становишься конфедератом. А если бушхокеры сжигают твою ферму, тогда ты присоединяешься к юнионистам, и никакого значения не имеет, где ты родился.

Вот так, сестренки. Я вовсе не хотел огорчать вас. Снова молю Бога, чтобы мое письмо застало вас здоровыми и благополучными. Кристин, еще раз прошу: возьми Шеннон и уезжай с ранчо, если почувствуешь хоть малейшую опасность. Они убили отца, они этого хотели, но я все еще волнуюсь за вас обеих и молю Бога, чтобы получить отпуск и поскорее повидаться с вами. За меня не беспокойтесь – у меня все хорошо. Пишу незадолго до Рождества 1862 года. С любовью, ваш брат Мэтью».

Он также прислал ей свое жалованье, выплачиваемое в Армии Союза. Кристин пересчитала деньги и вышла из дома. Неподалеку от амбара у нее был устроен маленький сейф, там хранилось золото, вырученное от продажи скота, и доллары, которые ей дал капитан-янки за мулов. Туда она добавила деньги, присланные Мэтью. Она чувствовала себя подавленной, волновалась, но теперь, несмотря на содержание письма Мэтью, она ощутила прилив новых сил. Ей надо продолжать бороться. Когда-нибудь Мэтью вернется домой. А до этого она сохранит ранчо.

К апрелю Кристин не удалось купить мулов, поэтому распахивать поле пришлось им самим – ей, Шеннон и Самсону. Работа была тяжелая и изнурительная, но Кристин знала, что, поскольку доставать продукты становится все труднее и труднее, им необходимо выращивать собственные овощи. Они с Шеннон по очереди шли за плугом, в то время как Самсон тянул плуг спереди. Стадо у них было небольшое, но вскоре должны были появиться на свет новые телята. По утрам Кристин планировала с Питом работу на день, потом работала без отдыха возле дома и садилась ужинать, только когда темнело. К вечеру Кристин так уставала, что думать о войне уже не было сил.

Она не позволяла себе вспоминать о Коуле, хотя иногда он являлся ей во сне. Порой, ложась спать, она представляла себе, что он с ней рядом. В такие мгновения она забывала, что он был одним из рейдеров Куонтрилла, она помнила только, что это был человек, который разбудил в ней женщину, вспоминала его прикосновения…

Но… Коул был когда-то одним из бандитов Куонтрилла, как и Зик Моро. Узнав та кое, она уже не сможет относиться к нему как прежде. Кто знает, чем он занимался в банде Куонтрилла? Жег, грабил, убивал, мародерствовал, а может быть, и насиловал женщин? Ей оставалось только догадываться. Он пришел к ней как спаситель, это так, но она знала, что людям Куонтрилла неведомы законы морали и порядочности. Она хотела, что бы он вернулся к ней и сказал, что все это неправда.

Но он не мог ничего опровергнуть, потому что это была правда. Так сказал Малакай. Он знал, что ее это ранит, но не посмел ей солгать.

Весна тянулась медленно. Как-то в мае, когда Кристин с Самсоном работали на южном поле, к ним внезапно прискакал с северного пастбища Пит.

– Он вернулся, миз Слейтер, вернулся. Говорят, что Куонтрилл и его отряд снова здесь хозяева!

До дома было еще далеко, когда Коул остановил лошадь и стал вглядываться. Пейзаж вокруг казался вполне мирным. Возле крыльца росли маргаритки, и кто-то – Кристин или Шеннон – повесил маленькие цветочные горшки над входной дверью.

Все выглядело мирно, вполне мирно. Его сердце забилось, он вдруг осознал, каким долгим было его отсутствие. Коул даже не знал почему, но его возвращение затянулось. Его это не волновало до той поры, пока он не узнал, что Куонтрилл решил вернуться на прежнее место. Всю зиму и ранней весной Коула не покидали мысли о Кристин. Он хотел ее. Хотел со страстью, которая обжигала его, заставляла подолгу мечтать, глядя на ночное небо. Иногда ему казалось, что стоит только протянуть руку, и он коснется ее. И тогда он видел как наяву ее волосы, спадающие на плечи, удивительную голубизну глаз…

А иногда по ночам ему снились кошмары: запах дыма, звуки выстрелов; его жена – его первая жена, – убегающая от грозящей ей опасности…

Коул страдал, находясь вдали от Кристин. Он нуждался в ней. Он желал ее. Со слепой, обжигающей страстью желал ее. Но он знал, что ночные кошмары не оставят его до тех пор, пока жив убийца его жены. Не оставят, пока идет война.

Он снова натянул поводья и медленно поехал к дому. Дыхание его становилось чаще, сердце колотилось сильнее. Казалось, кровь быстрее течет по жилам. Ему стало жарко, он нервничал. Он так давно не видел ее. Почти полгода.

Но она его жена.

Коул глотнул воздуха и стал представлять себе их встречу. Он вспомнил ночь перед своим отъездом, возбуждение, огнем горевшее в его теле, – огнем, обжигавшим его сердце, проникавшим в легкие, жегшим кончики его пальцев.

Не так уж плохо все у них было, подумал он. В подобных обстоятельствах могло быть и хуже. Вот когда кончится война…

Коул снова остановился, гадая, кончится ли вообще когда-нибудь эта война. Начиная с 1855 года в Канзасе и Миссури люди жили в условиях непрекращающихся перестрелок, первое сражение за форт Самтер произошло только в апреле шестьдесят первого. Затем Коул мрачно вспомнил, как повстанцы думали, что смогут наголову разбить янки за две недели, и янки перед битвой при Манассасе считали, что легко расправятся с конфедератами. Но Север был более непреклонен, чем это воображал Юг, а Юг – более полон решимости бороться, чем Север считал возможным. И война все тянулась и тянулась. Уже два года… и конца не было видно.

Состоялось немало крупных сражений. Восточный фронт, Западный фронт. Флот юнионистов, флот конфедератов, морские бои бронированных судов^[27]. Пал Новый Орлеан, в осаде Виксберг. В памяти людей все еще битва при Антиетаме, когда на земле лежали горы трупов и текли реки крови.

Коул взглянул на свои потертые перчатки. Он был в полной форме. На серой шерстяной накидке и куртке сверкали золотые кавалерийские эполеты; теперь он официально считался разведчиком, приписан к кавалерии, и никто больше не мог его назвать шпионом. Это важное различие, подумал Коул. И особенно важно, что в качестве разведчика он мог проводить много времени, наблюдая за обеими сторонами границы, проходящей между штатами Миссури и Канзас. Он уныло вспомнил, чего это стоило. В январе он предстал перед Кабинетом правительства конфедератов и честно доложил о своих наблюдениях; так честно, как только мог, рассказал о действиях джейхокеров. Джим Лейн и Док Дженнисон, которые командовали джейхокерами, – красноногие, как их называли иногда из-за их формы, – были настоящие звери.

До конца своих дней Коул будет ненавидеть джейхокеров. До конца своих дней будет мстить им. Но ненависть его поутихла, когда он увидел, что идет настоящая война, в ходе которой люди в синем и люди в сером сражаются с определенной долей человечности и порядочности. Отдельные могущественные политики и военные руководители юнионистов осознавали жестокость джейхокеров, и люди, подобные генерал-майору Хэллеку, научились их контролировать.

Но никто не контролировал Куонтрилла.

Этой весной генерал Роберт Ли стал командующим Армией Конфедерации. Когда Коул познакомился с этим высоким, исполненным достоинства человеком, то высказал все, что думал по поводу войны: война отвратительна, отвратительны кровь и смерть, отвратительны стоны и крики солдат, искалеченных и умирающих на искореженной снарядами земле. Но ничего нет более отврати тельного, чем пренебрежение гуманностью, бесчеловечность, царившие на границе Канзаса и Миссури. Генерал Ли долго и внимательно слушал Коула, его сообщения выслушал и президент Конфедерации Джефферсон Дэвис. Джуда П. Бенджамин, военный министр, прислушался к советам Коула, и когда Куонтрилл попросил содействия и признания, его просьбу отклонили.

Коул думал о том, прекратится ли когда-нибудь насилие, о том, сможет ли он когда-нибудь очистить свое сердце от ненависти.

Внезапно он забыл о войне, забыл обо всем. Он увидел колодец слева от дома и Кристин, набиравшую воду. Она только что вытащила ведро воды.

Волосы ее были заплетены в косы, но несколько золотистых прядей выбились из плена заколок и упали на плечи. На ней была простая льняная юбка без кипы нижних юбок, верхние пуговицы блузки расстегнуты. Зачерпнув ковшом в ведре, разгоряченная, она жадно пила холодную воду, затем, откинув назад голову, стала лить воду из ковша прямо на лицо и шею.

У Коула засосало под ложечкой, сильнее забилось сердце. Она казалась ему сейчас та кой соблазнительной, такой чувственной… Он пришпорил лошадь.

Коул скакал галопом. Кристин обернулась, удивленная. Вода текла по блузке, и мокрая ткань обрисовывала ее грудь. При виде его глаза Кристин расширились – сначала от замешательства, как он думал, затем от радости узнавания. Он подъехал, спрыгнул с лошади. Ее лицо было влажным, губы приоткрыты. Она была сейчас изумительно хороша.

– Коул… – пролепетала она.

Он с силой притянул ее к себе. Отыскав ее губы, жадно поцеловал, и поцелуй этот оказался слаще, чем он мог себе представить. Она была так женственна… Он расстегнул блузку и дотронулся до ее груди, нащупав твердый, как камешек, сосок. Она обмякла в его объятиях. Она задыхалась и дрожала от его прикосновений. Губы раскрылись шире, впустив его язык в жаркую влажность ее рта.

И вдруг Кристин стала вырываться. Он, изумленный, ослабил объятия. Она попятилась назад, вытирая рукой рот, словно выпила яда. Ее широко открытые глаза горели ненавистью.

– Негодяй! – выдохнула она. Оглядев его с головы до ног, добавила: – В форме конфедератов! Разве ты не знаешь, что весь наш край кишит янки?!

– Я сейчас сниму форму, – пожал Коул плечами.

Она упрямо качнула головой. Ее все еще била дрожь, и он это видел. Ее пальцы теребили ткань юбки, то собирая, то отпуская ее. Влажная блузка все еще четко обрисовывала груди и маленькие бугорки сосков. Коул сделал шаг вперед.

– Ради Бога, Кристин, что с тобой? Ты моя жена, ты помнишь это?..

– Не притрагивайся ко мне!

– Почему, черт возьми?

– Ты бушхокер! – выпалила она. – Ты такой же, как Зик!

Коул застыл на месте, размышляя, как она узнала об этом. Легкий туман застлал его глаза, холодный туман отчужденности. Но это же в действительности не имеет значения. У него на то были свои причины. Он презирал Куонтрилла. Хотя, попадись ему в те времена, когда он был в его банде, те люди, которым он хотел отомстить, Коул вряд ли уступил бы кому-либо из молодчиков Куонтрилла в жестокости.

– Твой приятель заезжал к нам осенью, вскоре после твоего отъезда, – сказала Кристин. – Билл Андерсон. Ты помнишь его? Он тебя хорошо помнит.

– Я давно расстался с Куонтриллом.

– О, я это вижу. У тебя настоящая форма конфедерата. Красивая форма, Коул. И ты красиво ее носишь. Но она не скрывает твоего истинного лица! С кого ты ее стянул? С какого-нибудь убитого бедняги?

Он занес руку, но вовремя остановился.

– Эта форма – моя, – ответил он сквозь зубы. – Это правда, как, правда и то, что ты моя жена.

Кристин побледнела. И вздрогнула, когда он взял ее за плечи.

– Кристин… – начал, было, он, но мужской голос оборвал его на полуслове:

– Оставь ее в покое!

Коул развернулся, выхватив кольт.

– Нет! – услышал он крик Кристин. – Нет, Мэтью, не надо! Коул, нет! – Она метнулась к руке Коула, и он не успел выстрелить, а затем она заслонила его собой от высокого юноши в синей форме Армии Союза, который уже вскинул винтовку.

Прозвучал выстрел. Все произошло слишком быстро. Коул почувствовал, как пуля задела его голову. Теплая кровь обожгла висок. Глаза его затуманились. И все это из-за Кристин, подумал Коул. Если бы не стычка с ней, он не утратил бы бдительности и услышал приближающуюся опасность. Сквозь туман до него донеслись слова человека, который выстрелил в него:

– Ты сошла с ума, пусти! Я хочу избавить тебя от этого шакала.

– Мэтью, этот шакал – мой муж!

Коул постепенно приходил в сознание. Он был ранен и потерял много крови. Прошло уже немало времени, понял он, потому что за окном уже стемнело. Рядом с ним на столике стояла масляная лампа, ее мягкий свет озарял комнату.

Он находился в спальне, их спальне. Он несколько раз моргнул, чтобы сфокусировать взгляд. Он мог видеть окно и тонкую струйку лунного света. Дотронулся до головы – она была перевязана. Кто-то снял с него мундир, смыл дорожную грязь, положил на прохладные чистые простыни.

Кто-то. Его жена. Нет, не его жена. Кристин. Да, она его жена. Он женился на ней. Теперь она его жена.

Кристин остановила его, не дала убить человека. Но она остановила и этого человека, не дала убить его, Коула.

Внезапно он почувствовал острую боль в виске. Но понял и то, что пуля лишь слегка задела его.

По ступенькам лестницы застучали быстрые шаги, остановились возле двери в спальню. Коул быстро закрыл глаза. Кто-то вошел в комнату. Это оказалась Далила. Она говорила шепотом:

– По-прежнему без сознания. – Она потрогала его горло, потом грудь. – Живой, да и лихорадки нет, Бог миловал.

– Слава Богу! – услышал он еще один голос – Кристин. Коул почувствовал слабый запах ее легких духов, ощутил прикосновение ее пальцев, прохладных и нежных, к своему лицу. Затем зазвучал мужской голос. Мэтью… Она назвала его Мэтью. Конечно, это ее брат. Тот самый, кому он просил ее написать обо всем. Если б она написала, ничего бы не произошло.

– Он же мятежник, Кристин… После всего, что произошло…

– Да, черт возьми, после всего, что произошло, – прошептала молодая женщина. – И не пытайся меня осуждать! Ты уехал, присоединился к армии! Шеннон и я не имели такой возможности. К нам снова наведывался Зик…

– Моро вернулся? – ужаснулся Мэтью.

– Не так громко, – попросила Кристин. По ее голосу чувствовалось, что она очень утомлена. Коулу захотелось открыть глаза, обнять ее, отогнать все ужасы, которые принесла ей война. Но он не мог, что-то внутри не позволяло ему сделать это.

А может быть, она и не хотела этого. Может быть, она никогда не простит ему то, что он воевал в отряде Куонтрилла. Да он и не нуждается, чтобы ему это прощали, будь он проклят, если станет ей объяснять. И все же…

– Кристин, – севшим голосом попросил Мэтью, – расскажи, что у вас здесь случилось?

– Ничего не случилось. Но могло. Зик со своими головорезами хотел тут поразвлечься со мной, а потом, скорее всего, пристрелить. Еще он собирался продать Самсона и Далилу. Но ему не удалось, и все благодаря вот этому человеку. Он, к счастью, проезжал мимо, и Зику не повезло.

– Зик убит?

– Нет. Ему пришлось убраться. – Она помолчала. – Понимаешь, Мэтью, он не убивает людей просто так, хладнокровно. Я хотела, чтобы Коул убил его, но он не сделал этого. А потом… Ну, в общем, это долгая история. Но с тех пор как он на мне женился, здесь стало спокойнее. Они все… боятся его.

– Черт подери, Кристин… – Он осекся. Коул слышал, что Кристин тихо плакала, а Мэтью утешал ее. Коул сжал зубы: ее слезы были ему больнее, чем боль раны. Коул чуть приоткрыл глаза и искоса взглянул на Мэтью Маккайи. Это был высокий молодой мужчина с рыжеватыми волосами и голубыми, как у его сестер, глазами.

Коул пошевелился и широко открыл глаза. Брат и сестра отпрянули друг от друга. Кристин склонилась над Коулом и потрогала лоб. Ее мягкие волосы упали ему на грудь.

– Коул?

Он ничего не ответил, только кивнул. И увидел беспокойство в ее глазах. Это обрадовало его. Она ненавидит его за прошлое, но, по крайней мере, смерти его не желает.

– Познакомься, это Мэтью, мой брат. Я писала ему, но письма моего он не получил. Он не знал, что… что мы поженились.

Коул снова кивнул и перевел глаза на юношу. Тот все еще был в форме. От Коула не ускользнуло, что форма Мэтью Маккайи была куда лучше сшита, чем его собственная, и куда в лучшем состоянии, чем у большинства солдат-южан. Кольцо блокады сжималось. На Юге всего не хватало – лекарств, одежды, амуниции, продуктов. Всего. Он горестно улыбнулся. Юг гордился своим великолепием, своим блеском. Ли был великолепен, Джексон был великолепен, Стюарт был тоже великолепен. Но когда южанин погибал в бою, его некем было заменить. На войне люди самое ценное, а Конфедерации явно не хватало людей.

Юнионисты же, напротив, казалось, имели неистощимый запас солдат, добровольцев, наемников. И внезапная мысль, как вспышка молнии, мелькнула в голове Коула: южанам никогда не выиграть эту войну.

– Ваше имя – Коул, правильно? Коул Слейтер? – Мэтью обошел кровать и сел в изножье. Неловко глотнул воздуха. – Вы спасли жизнь и честь моих сестер, и я благодарен вам за это. Ни за что бы не выстрелил, если б знал. Виновата форма. Я с северянами. – Он говорил это, как бы оправдываясь. Нелегко было жителю Миссури воевать за северян.

– Вы имели на то причину. – Голос Коула звучал глухо.

Мэтью кивнул:

– Да, причина была. – Он колебался. – Сейчас я приехал домой в отпуск; наверное, и вы тоже?

– Что-то вроде того, – ответил Коул. Кристин вздохнула, но ничего не сказала. Коул не смотрел в ее сторону. Он улыбнулся Мэтью и потянулся к ее руке. Он знал, что Кристин разыгрывает из себя любящую жену перед братом, и гадал, как далеко она зайдет. Она позволила ему взять свою руку, обнять.

– Нам надо поладить, пока мы оба здесь, – проговорил Мэтью. Он протянул руку Коулу, и тот пожал ее. – Вам это подходит, мятежник?

– Вполне подходит, янки. Мэтью вдруг залился краской.

– Мне, пожалуй, лучше уйти, оставить вас вдвоем. – Он быстро встал.

Кристин тоже вскочила.

– Подожди! Я с тобой!

Мэтью подозрительно взглянул на нее.

– Но…

– Дорогая… – жалобно протянул Коул.

– Что, милый? – с невыразимой нежностью отозвалась Кристин. Казалось, сладкий сироп капал с ее уст. – Я не хочу беспокоить тебя сегодня. Тебе нужно отдыхать.

Поцеловав его в лоб, она выбежала из комнаты.

Мэтью улыбнулся.

– Скверная штука война, верно?

– Чертовски скверная, – согласился Коул.

– Она упрямая, – сказал Мэтью.

– Пожалуй, тут я согласен с тобой, янки. Мэтью засмеялся и вышел, закрыв за собой дверь.

Прошло три дня. Коул уже чувствовал себя почти здоровым и как никогда одиноким. Кристин ухитрялась избегать его, ссылаясь на то, что ему нужен покой. А ночи проводила в своей спальне. Но на третью ночь Коул проснулся, услышав, как Кристин вошла к нему.

Она стояла, прислонившись спиной к двери, и прислушивалась, не спит ли он.

Коул тихо поднялся и подошел к ней, закрыл ладонью ее рот и притянул к себе. Она попыталась крикнуть и высвободиться из его объятий.

– Тише! – остановил он ее.

Она укусила его руку, и он тихо выругался.

– Пусти меня! – сдавленным шепотом произнесла она.

– Ни за что на свете, миссис Слейтер!

– Бушхокер!

Коул усмехнулся.

– Не забывай, ты моя жена, Кристин.

– Если попытаешься взять меня силой – закричу, и Мэтью убьет тебя.

– Если я захочу приласкать тебя, кто же назовет это насилием? – возразил Коул.

– Пусти…

Но Коул и не думал отпускать ее. Он прижался к ее губам, держа так крепко, что она не могла пошевелиться. Затем поймал кисти тонких рук и сцепил их за ее спиной, прижимаясь нагим телом к ней все крепче. На Кристин была легкая ночная рубашка, не скрывающая от Коула все соблазнительные изгибы ее тела.

Наконец он оторвался от ее губ, и она смогла вздохнуть. Он стал целовать ее грудь через тонкую ткань.

– Я закричу! – прошептала она.

– Кричи, – ответил Коул, поднял ее и понес в постель, лихорадочно нащупывая за стежку ее рубашки. Когда усилия его увенчались успехом, он принялся целовать ее всю, и его поцелуи оставляли жаркий след на ее коже. Она умоляла его остановиться, а потом обвила руками его шею и притянула его голову к себе, покрывая поцелуями. Она вновь и вновь целовала его, говорила, что он негодяй, и вздрагивала от наслаждения, когда он лас кал ее бедра. Его ласки становились все более интимными, все более требовательными.

– Ну же, кричи, – шептал он ей. – Кричи, если ты чувствуешь, что должна…

Она вскрикнула, когда он овладел ею, но его рот заглушил ее крик.

Сколько раз она мечтала вновь оказаться в его объятиях!.. Он ласкал ее, и она ощущала сладостное волнение, ожидание, облегчение. Затем он вдруг отодвинулся от нее, и ей стало холодно и одиноко. Но он вновь стал целовать ее лоб, щеки, грудь, бедра… Он осторожно перевернул ее, и его жаркие губы проложили огненную дорожку на ее спине. И снова она лежала на спине, и его отливающие серебристым блеском глаза оказывались над ее глазами, и она стонала от удовольствия, когда их тела сливались…

Проснувшись среди ночи, Кристин начала яростно корить себя за то, что изменила своим принципам. Ведь Коул участвовал в налетах Куонтрилла! Она чуть не плакала от ярости, от злости на него и на себя.

Остаток ночи она провела, повернувшись к нему спиной, и он не пытался дотронуться до нее. Утром Кристин ушла в свою спальню. За обедом она была вежлива, хотя ей хотелось кричать. Ее раздражало то, что ее брат и Коул беседуют о скоте, о делах на ранчо так, словно они старые друзья. Шеннон в разговорах с Мэтью не переставала восхищаться Коулом, он для нее был герой несмотря ни на что.

Но он же бушхокер! – хотелось крикнуть Кристин, но она не могла сделать это. Мэтью убил бы Коула, если б узнал.

Вечером, когда все расходились отдыхать, Мэтью поднялся наверх вместе с ними, и Кристин ничего другого не оставалось, как последовать за Коулом в родительскую спальню. Едва дверь закрылась, Кристин обернулась к Коулу. Он стоял так близко, что она могла чувствовать его теплое дыхание.

– Я ненавижу тебя, – проговорила она. Он долго молчал. Ей хотелось убежать, но она сдержалась.

– Сомневаюсь, Кристин, – произнес он, наконец. – Но если тебе так угодно думать…

Он снял с себя одежду и бросил там, где стоял. Потом лег в постель. Кристин осталась стоять неподвижно у двери. Он загасил лампу, а она все продолжала стоять. Потом, наконец, разделась и, оставшись в рубашке, робко прилегла на краешек кровати. Она знала, что Коул не спит, но он не сделал попытки дотронуться до нее. Так она лежала долго, пока сон не сморил ее.

Проснувшись, Кристин обнаружила, что ее рубашка соскользнула, открывая плечи и грудь, а Коул не отрываясь, смотрит на нее. Он подвинулся к ней медленно, очень медленно. При желании она могла бы убежать, но она лежала не двигаясь. Каждая клеточка ее тела была полна ожидания, желание наполняло всю ее, и, когда он накрыл ее своим те лом, она задрожала от восторга.

Она не знала, что сказать ему, как начать разговор. Быстро поднявшись с постели, она оделась, зная, что он не сводит с нее глаз.

– Где ты был? – наконец спросила она.

– В Ричмонде.

– Не с…

– Ты знаешь, что я не был с Куонтриллом. Ты видела мою форму.

Кристин пожала плечами.

– Некоторые из них тоже носят форму конфедератов.

– Я не был с Куонтриллом.

Кристин колебалась. Она стояла, теребя пуговицы. Коул встал и подошел к ней сзади.

– Ты долго у нас пробудешь?

– Еще неделю.

– Так же, как Мэтью, – пробормотала она.

– Так же, как Мэтью.

– И куда ты направишься теперь?

– В часть, где служит Малакай.

Она стояла в замешательстве. «Ты лжешь!» – хотелось ей крикнуть. Слезы навертывались на глаза. Она не знала, верить ему или нет.

Он повернул ее лицом к себе.

– Я специальный атташе генерала Ли, Кристин. Официально я в кавалерии. Я майор, но единственный человек, перед которым я в ответе, – это сам великий старик Ли. И по возвращении я постараюсь ему как можно точнее рассказать, что происходит там, где я был.

Кристин вскинула голову.

– И что же ты расскажешь ему?

– Правду.

– Правду?

– Да. Правду, как я ее вижу.

Какой-то миг они смотрели друг на друга.

Враждебность застыла в глазах Кристин.

– Мне очень жаль, Коул, – проговорила она. – Я не могу тебя простить.

– Черт возьми, Кристин, я никогда и не просил тебя об этом! – сказал он и отвернулся. Он хочет, чтобы я ушла, подумала Кристин. Закусив губу, она покинула комнату.

Весь день она избегала встреч с Коулом. За обедом была как никогда молчалива. Мэтью, обеспокоенный, спросил, не заболела ли она. Кристин ответила, что просто устала. Она рано пошла наверх в спальню.

Кристин разделась и легла в постель. Она лежала без сна и ждала. Когда Коул лег рядом с ней, она придвинулась к нему. В ту ночь, показалось ему, она была более страстной, чем всегда. Отдавалась ему с нежностью и отчаянием.

Так проходили день за днем, ночь за ночью, пока не настало время отъезда.

Коул и Мэтью стояли перед домом, готовые вскочить на лошадей, два человека, которых Кристин любила: один – одетый в серую, другой – в синюю форму. Оба красивые, молодые, оба уносили с собой частицу ее души.

Кристин молчала. Шеннон плакала и обнимала то одного, то другого. Кристин поцеловала и обняла брата, затем ей нужно было попрощаться с Коулом. Она вдруг подумала обо всех, кто погиб в эти дни и кто погибнет потом. Кристин не хотела отпускать Коула. Она не могла объяснить ему, не могла сказать, что ненавидит и любит его одновременно.

Она обняла его и страстно поцеловала. И они стояли так, задыхаясь от волнения, глядя друг на друга. Потом он вскочил на лошадь.

Шеннон и Кристин стояли и смотрели, как мужчины пожали друг другу руки. Один из них поехал на запад, другой – на восток. Коул – в Канзас, Мэтью – в Миссури.

Шеннон была готова заплакать.

– Они снова покинули нас, – вздохнула Кристин и прижалась к сестре. – Пойдем. Надо прополоть огород. Сейчас жарко, и работа будет не из легких. Мы и думать о них забудем.

– Мы будем о них думать, – возразила Шеннон. Глаза ее блестели от слез.

И это Шеннон, подумала Кристин, всегда такая непримиримая, категоричная. Она знала, если Шеннон даст волю слезам, то проплачет целый день.

– Ладно, пойдем работать.

Едва они принялись за прополку, как услышали приближающийся цокот копыт. Кристин обернулась в смутной надежде, что это возвращается Коул или ее брат. Шеннон ей что-то крикнула.

Неужели Зик? – мелькнуло в голове Кристин.

Но это был не он. Они увидели отряд юнионистов. Впереди скакал капитан в такой же форме, как у Мэтью. Перед домом они остановились, но не спешились.

– Кристин Слейтер! – позвал капитан.

Он, наверное, ровесник Мэтью, подумала Кристин.

– Да? – ответила она, подходя к нему.

Он неловко сглотнул.

– Вы арестованы.

– Что? – переспросила она, скорее удивленная, чем испуганная.

Его кадык смешно подпрыгивал.

– Да, мэм. Сожалею. Вы и ваша сестра арестованы по приказу генерала Хэллека. Я в самом деле сожалею, но нам велено арестовать всех женщин в округе, которые помогали Куонтриллу и его людям, оказывали им содействие.

– Помогали и оказывали содействие?! – вскрикнула Кристин.

Она начала смеяться так, что не могла остановиться.

– Возьмите ее.

– А ну-ка подождите! – крикнула с крыльца Далила.

Капитан покачал головой.

– Возьмите миссис Слейтер и ту, что помоложе, тоже.

Один солдат слез с лошади и потянул Кристин за руку. Она с силой вырвалась.

Молодой солдат беспомощно взглянул на капитана:

– Сэр…

– Мой брат в Армии Союза! – выкрикнула Кристин. – Моего отца убили бушхокеры, и вы арестуете меня за… за помощь Куонтриллу? Какого!..

Солдат снова протянул к ней руку, и она ударила его в живот. Шеннон закричала, Далила сбежала по ступенькам крыльца со скалкой в руках.

– Помоги нам Бог, – проговорил молодой капитан. – Мало нам мятежников, так Хэллек подкинул еще эту работенку с женщинами! – Он спешился и подошел к Кристин. – Возьмите же ее…

Двое солдат схватили Кристин за руки. Она со злостью посмотрела на капитана.

– Очень сожалею, мэм, – искренне проговорил он, затем ударил ее в подбородок, и она, как подкошенная, упала ему на руки.

Глава двенадцатая

– Какие же у тебя светлые волосы! Совсем белые! – Джозефина Андерсон восхищенно пропускала сквозь пальцы пряди волос Шеннон. Сама она была хорошенькой молодой женщиной с пухлыми щеками, улыбчивой и легко краснела. Но едва рядом оказывались янки, ее улыбка мгновенно гасла. Джозефину, последовательную конфедератку, и ее сестру Мэри взяли через несколько дней после ареста Кристин и Шеннон. Теперь все они делили угол в большой комнате на втором этаже ветхого дома в Канзас-Сити. Кристин прониклась искренней симпатией к сестрам, не смотря на их фанатизм. Их братом, как выяснилось, был не кто иной, как Билл Андерсон, тот самый Билл Андерсон, который сообщил Кристин о том, что Коул был некогда в отряде Куонтрилла.

Ну, так что же? Кристин с самого начала сообщила девушкам, что знает их Билли. Она также рассказала им, что случилось с ее отцом. Да, разумеется, ей бы хотелось жить в другой стране, где люди не разделены на два противоборствующих лагеря.

Слова Кристин удивили сестер, но они уважали ее право иметь свою позицию, даже если она и чужда им.

Когда было упомянуто имя Коула, Мэри отреагировала на это так же восторженно, как Шеннон.

– Ты действительно вышла за него замуж? – изумилась она.

Коул бывал у них, когда еще воевал в отряде Куонтрилла. Они не слишком много знали о нем, лишь то, что у него была какая-то тайна.

– Он очень скрытный, ну вы сами знаете, – сказала Мэри.

– А какие у него глаза… – Джозефина мечтательно вздохнула.

– Как жаль, что он покинул Куонтрилла! – с жаром проговорила Мэри. – Он бы уже наверняка очистил половину Канзаса к этому времени.

Кристин заверила их, что Коул по-прежнему служит в рядах Армии Конфедерации, в кавалерии, как и его братья. Затем Шеннон стала им рассказывать про Мэтью, и как он присоединился к Армии Союза после смерти их отца.

Ужасная трагедия, согласились Мэри и Джозефина.

– Удивительно, как он еще не стал джейхокером, – проговорила Джозефина. – Мне так жаль. Вы живете в Миссури, ваш брат – в синей форме, а муж одной из вас – в се рой. Как ужасно…

Понимание – вот что самое главное. Именно оно помогло женщинам найти общий язык и сблизиться.

Все лето генерал Юинг, командующий местным отрядом Армии Союза, держал женщин под арестом, чтобы их мужчины не могли прийти к ним за продуктами и одеждой. Власти не были к женщинам жестоки, их не обижали. Молодые офицеры вели себя сдержанно, несмотря на вспышки недовольства со стороны заключенных женщин. Их недовольство было вполне оправданно, если учесть условия, в которых их содержали: полуразвалившееся здание, готовое рухнуть в любой момент, скудная пища, антисанитарные условия… Да еще полнейшее бездействие.

Кристин отчаянно рвалась домой. Говорила, убеждала, что ее задержали напрасно, что ее должны отпустить. Тюремщики извинялись, неловко опускали глаза, но ничего не могли сделать. В конце концов, она смирилась.

Она чувствовала себя разбитой, сломленной. В первые недели после ареста ее часто тошнило. Кристин считала, что в этом виновата недоброкачественная пища. Но причина была совсем в другом, теперь она знала. Она беременна. В феврале будущего года она родит ребенка Коула. Это ее ошеломило. Хотя чему она удивляется? Если женщина спит с мужчиной, то у них вполне могут появиться дети.

Кристин сама не понимала, рада ли она своей беременности. Порой она лежала и мысленно бранила Бога, который допустил, чтобы ее ребенок появился на свет в то время, когда родные могут быть смертельными врагами, когда убийство и кровопролитие – обычное дело.

Порой ночью Кристин дотрагивалась до своего еще плоского живота и представляла себе, каким будет ее ребенок. И в эти мгновения, хотя и злилась на Коула, хотя и считала, что он такой же негодяй, как Зик, она знала, что любит его. И хотела его ребенка. Маленького мальчика с такими же, как у Коула, блестящими серыми глазами. Или девочку. А возможно, ребенок будет со светлыми, как у нее, волосами и голубыми глазами… На кого бы ни было похоже ее дитя, ему судьбой уготовано быть красивым. Кристин верила в это.

Ребенок Коула… Она мечтала взять его на руки. Мечтала увидеть Коула, все рассказать ему.

Но временами она начинала мучиться сомнениями. Возможно, Коул не обрадуется известию. Вероятно, он захочет развестись с ней, как только кончится эта война, с горечью думала Кристин.

Ну и пусть. Ей это не важно. Она хотела ребенка, хотела его растить и любить и хотела, чтобы он жил в мирное время. Война не может длиться бесконечно. И ей все равно, кто победит. Главное, чтобы кончилась война. Чтобы ее ребенок мог смеяться и бегать по полям, смотреть на солнце и радоваться его теплу.

И больше всего Кристин хотела, чтобы он родился дома. Не дай Бог, если он появится на свет здесь, в этом ужасном месте.

Кристин оторвалась от письма, которое писала брату, с просьбой сделать что-нибудь, чтобы освободили ее и Шеннон. Другие три женщины в комнате развлекались, представляя, будто бы собираются на бал.

Джозефина только что уложила волосы Шеннон в затейливую прическу.

– Шеннон, право же, ты выглядишь очень мило!

– Благодарю вас, мэм, – жеманно ответила Шеннон. Затем вздохнула. – Вот бы посмотреть на себя…

Мэри порылась под подушкой и нашла маленькое зеркальце.

– Вот, возьми, Шеннон.

Внезапно в комнате воцарилась тишина. Вошел капитан Элсворт, молодой офицер федеральных войск. Глаза женщин, полные тревоги, устремились на него.

Он обратился к Кристин:

– Миссис Слейтер, пройдите, пожалуйста, со мной.

Кристин быстро отложила бумагу и ручку, встала, нервно теребя юбку, попыталась сплести пальцы вместе, чтобы успокоиться.

Женщина средних лет окликнула капитана:

– Сынок, не топай ты так по этому полу! Уж больно он ветхий, провалишься еще, не приведи Господь!

Капитан Элсворт кивнул.

– Простите, миссис Тодд. Место это ужасное, я знаю, вот все собираюсь заняться ремонтом.

– А вы не утруждайте себя! – весело вставила Мэри Андерсон. – Просто скажите, что находиться здесь нельзя, и пусть отпустят нас домой. А еще скажите, что приедет мой брат и всех ваших командиров перестреляет.

– Да, мисс Андерсон, – сказал капитан Элсворт. – В том-то и дело, что ваш брат уже приходил убить нас всех. – Он вежливо поклонился. Затем взял Кристин за локоть и вывел из комнаты. Они сошли по шаткой лестнице вниз к двери в кабинет майора. Кристин с волнением смотрела на Элсворта. – Все в порядке, миссис Слейтер. Майор Эмери хочет поговорить с вами.

Капитан отворил перед ней дверь. Прежде Кристин не встречалась с майором Эмери. Это был высокий, плотного сложения человек, с вьющимися густыми седыми волосами и пышными усами. Из-под широких бровей смотрели спокойные голубые глаза. Он кажется добрым человеком, подумала Кристин.

– Присаживайтесь, пожалуйста, миссис Слейтер. – Кристин молча села. Майор знаком отпустил капитана Элсворта и улыбнулся Кристин. – Могу я вам предложить чаю, миссис Слейтер?

– Нет, благодарю вас. – Кристин выпрямилась, напоминая себе, что, каким бы добродушным он ни казался, он для нее захватчик.

Майор снова улыбнулся и откинулся на спинку стула.

– Миссис Слейтер, я всячески стараюсь получить приказ на освобождение вас и вашей сестры.

У Кристин вырвался возглас изумления. Майор Эмери продолжал улыбаться. Он подался вперед.

– Боюсь, это займет несколько дней.

Кристин и Шеннон находились здесь уже почти три месяца. Разве еще несколько дней имели значение?

– Это благодаря моему брату? – спросила Кристин. – Мэтью узнал, что мы здесь? Я не хотела ему поначалу сообщать, чтобы он не волновался за нас, идя в бой, но как раз сейчас я писала ему…

– Нет-нет, миссис Слейтер. Я ничего не получал от вашего брата.

– Понимаю, – с горечью пробормотала Кристин. – Наконец-то вы пришли к заключению, что женщина, чей отец был убит людьми Куонтрилла, вряд ли станет оказывать содействие врагам. В этом причина? Майор Эмери покачал головой.

– Нет. Этому содействовал ваш муж, – спокойно ответил он.

– Мой муж? – подозрительно взглянув на него, переспросила Кристин. – Майор, ведь я здесь из-за того, что вышла замуж за Коула Слейтера. Ведь мне никто не верит, что он уже больше не с Куонтриллом.

Майор Эмери встал и посмотрел в окно. Затем повернулся к Кристин:

– А сами вы верите этому, молодая леди?

– Что? – Она почувствовала, что лицо ее заливает краска.

– Верите ли вы ему сами?

– Ну… конечно! – кивнула она, хотя это было вовсе не так.

Эмери снова сел и улыбнулся.

– Я знаю одно: вы должны верить вашему мужу. Полностью верить.

Кристин растерянно смотрела на майора.

– Держу пари, что знаю вашего мужа лучше, чем вы, миссис Слейтер. По крайней мере, кое в чем.

Кристин сжала губы под его насмешливым взглядом. Майор неплохой человек, решила она, обходительный, по-отцовски заботливый, но сейчас, похоже, развлекается, играя с ней.

– Майор…

Он посерьезнел.

– Коул Слейтер был военным. Он учился в Уэст-Пойнте вместе с Джебом Стюартом. Вы знали об этом?

Да, он что-то об этом говорил Шеннон. Шеннон, а не ей.

– Да, я знаю, что он был военным. Майор Эмери кивнул.

– Коул Слейтер был одним из самых многообещающих молодых кавалеристов, каких я когда-либо знал. Он воевал в Мексике, был со мной на Западе. Особенно он проявил себя в делах с индейцами – храбро воевал с ними и, что еще важнее, умел вести с ними переговоры. И еще он умел договариваться о сохранении перемирия. А потом началась эта война.

– И он вышел в отставку, – пробормотала Кристин.

– Не сразу. Он вышел в отставку только после того, как сожгли его дом и убили жену.

– Убили его жену? – Кристин так и подскочила. Майор заботливо усадил ее на место. Затем присел на стол и, скрестив руки на груди, посмотрел на нее с доброй улыбкой.

– Я так и полагал, что вы могли не знать этого. Коул скрытный человек. Молчаливый… Он был офицером Армии Союза, когда Южная Каролина вышла из Союза. Но это не имело значения для джейхокеров. Он был миссурийцем. Джим Лейн издал приказ, где говорилось, что любой, кто нелоялен к Союзу, должен быть убит. И джейхокеры Джима Лейна поспешили. Они устроили налет на его дом и сожгли его. В это время Коул объезжал округу. Его жена была красавицей, настоящей красавицей. Славная, милая девушка родом из Нового Орлеана. Она выскочила из дома, и эти бандиты набросились на нее. Но она умела стрелять, Коул научил ее. Она пристрелила нескольких бандитов. Коул как раз возвращался домой, когда увидел ее бегущую к нему навстречу. Какой-то негодяй выстрелил ей в спину… Когда Коул приблизился к ней, она уже умирала. Она ждала их первенца. Говорят, была на пятом месяце. Конечно, раз убили его беременную жену, то решили и его прикончить. Коула серьезно ранили и бросили умирать, но он крепкий орешек. Он выжил.

– И тогда он присоединился к Куонтриллу, – прошептала Кристин. – Ей не хватало воздуха. Перед ее глазами вставала страшная картина горящего дома Коула, она почти чувствовала запах дыма, слышала крики его жены. Внезапно ей стало нехорошо, к горлу подступила тошнота.

– О Господи! – выдохнула она.

Майор Эмери крикнул, чтобы принесли воды.

К ужасу Кристин, ее вывернуло наизнанку. Майор Эмери, как истинный джентльмен, положил ей на лоб мокрое полотенце и настоял, чтобы она выпила стакан чая с молоком, что бы успокоить боль в животе. Когда они снова остались одни, он спросил ее:

– Вы ждете ребенка, миссис Слейтер?

Она уныло кивнула.

– Теперь я абсолютно уверен, вы не должны здесь больше оставаться. Я не верю, что Коул Слейтер все еще с Куонтриллом. Хочу, чтобы вы знали, мэм, что я считаю наших джейхокеров такими же мерзавцами, как и бушхокеров. Все они просто убийцы. А Коул не убийца. Думаю, он присоединился к Куонтриллу только для того, чтобы найти человека, который устроил налет на его ранчо. Только для этого. Но его нелегко найти, потому что он вышел в отставку вместе с Лейном. А Лейн, черт подери, сенатор. Но этот человек, спаливший дом Коула, вернулся в Канзас и так же, как Лейн, разбогател, и в его подчинении много людей. Коул понял, что ему не добраться до этого типа, даже с Куонтриллом. И еще он понял, что Куонтрилл – убийца. Теперь Коул в регулярной армии, это точно.

Кристин отхлебнула немного чаю и кивнула. Боль захлестнула ее. Она была несправедлива к Коулу, забыла обо всем, что он сделал для нее, после того как Билл Андерсон сказал ей, что Коул участвовал в рейдах Куонтрилла. Ей отчаянно захотелось снова увидеть его. Обнять. Заставить забыть хоть на мгновение то, что случилось с ним.

Война делает людей жестокими. Кристин знала, что война ожесточила и ее. Что уж говорить о Коуле? Теперь, как никогда раньше, она с новой силой осознала жестокую реальность: он не любит ее и никогда не полюбит. Единственная любовь в его жизни – его первая жена.

– Миссис Слейтер?

Кристин взглянула на майора.

– Да… да, я думаю, он в регулярной армии. Так… так он говорил.

Вдруг майор нахмурился и поднял глаза к потолку.

И тогда это началось. Кристин почувствовала, как задрожал под ней пол.

– Гром и молнии! – Майор Эмери вскочил на ноги, перепрыгнул через стол и стащил Кристин со стула. Затем распахнул настежь дверь и прижал к косяку испуганную женщину, закрывая ее своим телом.

Внезапно отовсюду полетели доски, и клубы пыли наполнили комнату. Кристин услышала страшные крики. Здание начало оседать.

– Шеннон! – закричала Кристин. – Шеннон! – Она попыталась вырваться из рук майора, но не смогла. Он держал ее слишком крепко. Грохот продолжался, доски, куски штукатурки летели со всех сторон. Внезапно прямо перед Кристин, сорвавшись сверху, упала женщина. Кристин бросилась к ней.

Это была Джозефина Андерсон, и Кристин сразу поняла, что она мертва. В широко рас крытых глазах застыла смерть.

– Джо! – Кристин дотронулась до еще теплого тела и закрыла смотрящие в одну точку глаза. Потом взглянула вверх в образовавшуюся дыру.

– Шеннон! – позвала она, глядя туда, где еще недавно были коридор и лестница. Рыдания и крики звенели в воздухе. –Шеннон!

– Миссис Слейтер! Вы должны помнить о вашем ребенке! – убеждал ее майор.

Но Кристин не слушала; спотыкаясь, она пробиралась среди обломков досок. Она нашла Мэри Андерсон, скорчившуюся под завалом. Разобрав доски, Кристин наклонилась над девушкой и нащупала пульс. Мэри была жива.

– Джо? – открыв глаза, позвала она.

– Это Кристин, Мэри. Все… все будет хорошо. – Она сжала руку девушки и огляделась. – Здесь нужна помощь! – крикнула Кристин, чувствуя, как ее душат слезы. Где же Шеннон?

Подбежали несколько молоденьких медсестер. Кристин отошла, когда они склонились над Мэри. Откуда-то снаружи доносился звон колоколов и громкий цокот копыт.

– Миссис Слейтер! – Майор Эмери не отходил от Кристин.

– Шеннон!

Из кучи обломков торчала чья-то рука. Кристин начала разгребать доски. Женщина под ними была мертва. Кристин зарыдала и отвернулась.

– Кристин! – раздалось внезапно откуда-то сверху.

Молодая женщина подняла глаза. Шеннон, мертвенно-бледная, висела, уцепившись за доску, которая раскачивалась и, казалось, вот-вот оторвется.

– Шеннон! Держись! Еще немного, совсем немножко…

Раздался треск – это хрустнула доска. Ноги Шеннон болтались над самой головой Кристин.

– Держись!

– Нет, мисс Маккайи, теперь прыгайте! Не бойтесь, я поймаю вас.

Это был капитал Элсворт. Он оттолкнул Кристин и протянул руки к Шеннон.

– Ну же, прыгайте! Пожалуйста, пока доска не обломилась.

Если это произойдет, Шеннон рухнет на частокол досок, торчащих из пола, все это понимали.

– Шеннон! Черт возьми, где твое мужество? Прыгай! – закричала Кристин.

– А и, правда, два раза не умирать!

Шеннон разжала пальцы и упала прямо в объятия капитана Элсворта – тот, не удержавшись на ногах, постарался приземлиться на более или менее расчищенный участок пола.

– Надо уходить отсюда! – закричал майор Эмери. Он схватил Кристин и потащил ее из разрушенного дома. Капитан Элсворт с Шеннон на руках последовал за ними. Когда все наконец оказались на улице, Кристин и Шеннон, рыдая, бросились в объятия друг друга.

– Джо…

– Джо погибла, – тихо проговорила Кристин. Сестры взглянули друг на друга и вдруг поняли, как им повезло, что они остались живы. И снова они обнялись со слезами на глазах, прислушиваясь к крикам и стонам вокруг. Из дома выносили женщин, некоторые из них были живы, многие ранены, а некоторые… мертвы.

Неделю спустя Кристин и Шеннон находились в доме Бетти, сестры капитана Элсворта.

Кроме Джозефины Андерсон погибли еще четыре женщины. По слухам, Билл Андерсон пришел в бешенство и просто рвал и метал, когда узнал о гибели сестры. Многие конфедераты говорили, что генерал Юинг специально приказал, чтобы женщин разместили в ветхом строении, где неминуемо должна была случиться катастрофа. Мало того, генерал Юинг издал общий приказ номер десять, предписывавший всем женам и детям бушхокеров выселяться из штата Миссури.

В этот вечер майор Эмери отправился в маленький дом на окраине города вместе с капитаном Элсвортом. Между Шеннон и молодым капитаном явно возникла симпатия, и Кристин не препятствовала этому. Капитан нравился ей. Спокойный, начитанный, неизменно вежливый молодой человек. Шеннон исполнилось восемнадцать, она уже достаточно взрослая женщина и может иметь собственное мнение.

Хотя оба, капитан и майор, были, как всегда, любезны, Кристин чувствовала, что случилось что-то плохое. Майор вызвал ее на крыльцо. Он смотрел на луну, вертя свою шляпу в руках.

– Вчера Куонтрилл напал на Лоренс в штате Канзас.

– О Господи! – охнула Кристин.

– Там была страшная кровавая резня, – мрачно продолжал майор. – Почти весь город сровняли с землей. По меньшей мере, сто человек убито… одного двенадцатилетнего мальчика застрелили за то, что на нем была юнионистская форма. Куонтрилл потерял только одного из своих людей – Ларкина Скэгса, в прошлом баптистского священника. Он так напился, что не смог уйти с Куонтриллом. Один индеец нашел его и застрелил, потом уже те горожане, что остались живы, разорвали его на куски. – Майор Эмери помолчал немного. – Что же это происходит? Мы не лучше дикарей.

Кристин хотелось сказать что-нибудь, утешить его. Она знала, много хороших людей испытывали такое же отчаяние. Но она не могла придумать, что ему сказать.

Он повернулся и прикоснулся к шляпе, отдавая Кристин честь.

– Вы свободны, молодая леди. Я постараюсь проследить, чтобы вас и вашу сестру доставили домой с охраной.

– Но как…

Усмешка скривила его нижнюю губу.

– Кто-то связался с вашим братом, и он поднял всех на ноги, дошел до самых верхов. И потом…

– Что – потом?

Он пожал плечами.

– Видите ли, Кристин, я знаю Коула. И много людей в кавалерии его знают, нам прекрасно известно, что никакой он не преступник. Но другие по-прежнему считают его бандитом. Однако сейчас ходят слухи, что Коул, услышав о вашем с Шеннон аресте, разозлился невероятно. Люди боятся, что он нагрянет и разнесет весь город, чтобы освободить жену. Так что я решил, будет лучше, если я отпущу вас.

Кристин долго молча смотрела на него. Потом поцеловала его в щеку:

– Спасибо вам.

– Когда увидите Коула, передайте ему привет от меня. Скажите, что нам его недостает. Я никогда не встречал человека, который был бы лучшим наездником или стрелял так же хорошо, как он.

Кристин кивнула.

– Спасибо. Большое вам спасибо за все.

– Будьте с ним рядом. Вы нужны ему. Кристин печально улыбнулась.

– Он не любит меня. Он женился на мне лишь для того, чтобы защитить.

– Любовь приходит разными путями, молодая леди. Дайте ему немного времени. Эта война когда-нибудь кончится.

Он снова прикоснулся к шляпе и ушел.

Чтобы отомстить за нападение на Лоренс, генерал Юинг издал общий приказ номер одиннадцать, который предписывал почти всем жителям Миссури покинуть свои жилища. Этот исход был ужасным, самым ужасным зрелищем из тех, какие довелось Кристин видеть с самого начала войны. Бедные фермеры вынуждены были бросать то немногое, что имели; тех, кто отказывался покидать насиженные места, расстреливали. Майор Эмери отправил Кристин и Шеннон домой, сдержав свое обещание, потому что ранчо Маккайи принадлежало Мэтью – солдату Армии Союза.

Молодой лейтенант, который сопровождал их, ужаснулся, увидев эвакуацию жителей штата. Он даже сказал Кристин, что это одна из самых жестоких мер, какие он знал.

– Эта война никогда не кончится, – угрюмо проговорил он. – Мы, похоже, сами не даем ей кончиться. Мирные жители должны покинуть свои фермы, а потом, когда они уйдут, сюда нагрянут бушхокеры и разграбят все, что здесь останется!

Именно так все и вышло, Кристин в этом сама убедилась. Когда они вернулись на ранчо и жизнь начала входить в свое обычное русло, Пит часто приходил к ней вечером и рассказывал, что видел, как горит очередной фермерский дом, или же находил забитый скот – верный признак, что там побывали налетчики и поживились чужим добром.

В середине сентября пришло письмо от Мэтью. Он хотел взять отпуск, чтобы навестить их, но ему никак не удавалось. Мэтью писал:

«Мятежники в худшей форме, чем мы. Думаю, может быть, к Рождеству я смогу вы рваться домой. В маленьком городке Геттисберге в Пенсильвании было сражение^[28]. Говорят, там творилось что-то страшное, но генерала Ли сумели остановить и вынудили отступить к югу. С тех пор появилась новая надежда, что война может кончиться. Некоторые считают, что южан поставят на колени, но они не знают южан. Я не могу представить твоего мужа, Кристин, на коленях, и еще я никогда не забываю, что сам из Миссури. Я молюсь, чтобы война кончилась. Вчера я видел, как умирал мой приятель от дизентерии. Похоже, совсем не обязательно воевать, чтобы погибнуть на этой войне. Джону Мэплу, которого ранило в последнем бою, ампутировали ногу. Морфия нет, в качестве анестезии – виски. Его крики невозможно было выносить. Люди гибнут в страшных мучениях от ран.

Прости, Кристин, я снова говорю о вещах, которые не предназначены для женских ушей, но ты моя сестра. Не могу нарадоваться, что вы с Шеннон снова дома. Все, кто слышал об этом несчастном случае в Канзас-Сити, были в ужасе. Я холодел при одной только мысли, что вы могли погибнуть, и с волнением ждал известий от вас.

Как я уже сказал, мятежников сильно потрепали. У них хорошие генералы, но им не кем заменить погибших. Я пишу тебе, зная, что ты, наверное, волнуешься за своего мужа. Если ты не видела его, не думай о худшем. Просто ему, вероятно, не дают отпуск. Они отчаялись удержать Вирджинию, и, возможно, теперь он на Востоке».

Кристин отложила письмо брата и устремила взгляд в окно. Когда в следующий раз она увидит Коула? И увидит ли вообще? Участвовал ли Коул в Геттисбергском сражении? Об этом сражении постоянно говорили в Канзас-Сити. Там погибло чудовищно много людей. Кристин регулярно просматривала списки убитых, искала его имя и не находила. Однажды она чуть не лишилась чувств, наткнувшись на сообщение об убитом Слейтере, потом увидела, что это был Сэмюэл Слейтер из Южной Каролины, а не Коул.

Нет смысла сидеть у окна и ждать, Коул от этого не вернется. Не вернется, как бы ей ни хотелось. Каждую ночь она оставляла на окне зажженную лампу в надежде, что он, подъезжая к дому, издалека увидит огонек. Но она знала, что ему было бы очень трудно прорваться домой. Юнионисты установили жесткий контроль над этой территорией. Почти всегда где-то поблизости находились их патрули.

Каждый вечер Кристин стояла на крыльце и ждала. Все напрасно.

Но одной сентябрьской ночью…

Весь день не было и намека на ветер, однако к вечеру погода переменилась, и шары перекати-поля начали подниматься от земли.

Сначала Кристин подумала, что ей просто показалось. Однако звук повторился. Она научилась слушать. Надо только закрыть глаза. Она вдруг почувствовала, как дрожит дощатый пол под ее ногами.

Кристин выскочила во двор. Цокот копыт приближался… Одинокий всадник…

Она вбежала в дом: нужно взять один из шестизарядных кольтов Коула или винтовку. Заняв выжидательную позицию, Кристин вскоре почувствовала, что продрогла насквозь на ветру, стоя босыми ногами на холодной земле, в одной только тонкой ночной рубашке.

И вот она увидела лошадь, увидела всадника, и радость охватила ее, она не могла поверить собственным глазам.

– Коул!

– Кристин! – Коул осадил лошадь и быстро спрыгнул на землю. Он нахмурился, увидев ее, но она подбежала к нему, смеясь, и бросилась в объятия.

Коул почувствовал ее, мягкую, свежую, чистую, такую, о которой он мечтал, какой представлял себе. Дорога домой выдалась для него долгой, трудной и опасной. Он скакал много дней, стараясь не столкнуться с патрулем юнионистов.

Но теперь Кристин в его объятиях. Не нужно никаких вопросов, никаких ответов. Она с ним, шепчет его имя. Ее шелковистые волосы рассыпались по его рукам. Она прижимается к нему, такая женственная, такая нежная. Коул чуть не задохнулся от нахлынувших чувств. Он втянул в себя воздух, ее тонкий запах. Его сердце бешено забилось, по телу пробежала дрожь.

– Кристин…

Она обвила его шею руками и поцеловала. Она целовала его, изголодавшись, устав ждать, страстно, как только может целовать влюбленная женщина. Когда его язык проник в ее рот, она, обмякшая, вдруг ослабев, упала на его руки. Он долго смотрел в ее глаза, блестевшие, как голубые сапфиры в лунном сиянии.

– Что ты здесь делаешь?

– Жду тебя.

– Ты же не могла знать, что я приеду.

– Я всегда жду, – ответила она и робко улыбнулась.

Коулу показалось, будто земля ускользает из-под его ног, и он сильнее прижал ее к себе.

– Когда я услышал, что ты в Канзас-Сити, все рвался приехать к тебе. Но Малакай и Джейми остановили меня. Затем я узнал, что рухнуло то здание, где тебя держали под арестом, и почти в то же время узнал, что тебя отпустили…

– Не говори ничего! – Она прижала палец к губам. Снова улыбнулась. Теперь ее улыбка была радостной, сияющей. – Все хорошо. Мы дома. Шеннон и я – мы дома, и ты тоже вернулся домой.

Нет, это не его дом, хотел, было возразить Коул, но понял, что сейчас не время. Он гладил ее по голове, погружая пальцы в ее волосы. Затем поднял на руки и перенес через порог, не отрывая глаз от ее лица.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они оказались в спальне. Коул вспомнил о своем коне. Добрался ли он до поилки? Впрочем, если и нет, то этому животному доводилось коротать и более трудные ночи в пути.

Сейчас Коула занимала только женщина, которую он держал в своих объятиях, только сладость возвращения домой.

Он опустил ее на пол. Дрожащими пальца ми расстегнул пуговицы на ночной рубашке, и она соскользнула к ногам Кристин. Он смотрел на нее и хотел, чтобы этот момент запечатлелся в его памяти навсегда. Ее глаза блестели. Улыбка звала.

Он коснулся ее.

Ему захотелось запомнить ощущение, которое вызывала кожа Кристин, и он снова и снова дотрагивался до нее, восторгаясь ее мягкостью и шелковистостью. Желание росло в нем. Перевернув Кристин, он стал целовать ее спину, гладить руками ягодицы. Он хотел целовать и чувствовать всю ее, упиваться дивным и родным запахом… Кристин выдохнула его имя с такой страстью, что он схватил ее и отнес на кровать.

Она, задыхаясь от страстного желания, шептала ему, как хочет его, как он ей нужен; она судорожно помогала ему скинуть одежду. Мягкая, как пух, нежная, как бриз, чувственная, как земля, она дотрагивалась до него, гладила и любила его. И, наконец, они слились в единое целое, мужчина и женщина…

Всю эту ночь она ощущала, как свежий ветер любви разгоняет все ужасы страшного мира, унося ее на облаках счастья. Разлука и ожидание сделали свое дело, и первые часы, проведенные вместе, были оглушительными для них обоих. Утолив голод долгого ожидания, они ласкали друг друга теперь медленнее, нежнее.

И ночь окутывала их своим темным покрывалом.

Кристин не знала, сколько раз за эту ночь он овладевал ею, не знала, спала ли она, но Коул всегда был рядом. Она понимала лишь, что, сколько бы она ни прожила, сколько бы времени ни прошло, она никогда не забудет эту красоту желания, возникшего между ними.

Забрезжил рассвет.

Кристин лежала в объятиях Коула, раздумывая, как ему сказать о своей беременности. Не заметил ли он этого сам, ведь у нее уже немного изменилась фигура. Но нет. Она улыбнулась: ему, наверное, нужно, чтобы она совсем растолстела, только тогда он заметит. Едва она открыла рот, он заговорил сам. Война – вот что волновало его.

– Самая большая потеря – это Джексон Каменная Стена. Ли мог бы взять Геттисберг, если бы не потерял Джексона. Первое сражение Ли без Джексона. Господи, как мне недостает этого человека!

– Шшш… – прошептала Кристин. Она провела пальцем по лицу Коула и почувствовала его напряжение и боль.

– А Морган… Помоги, Господь, Моргану. Он должен спастись. – Коул покачал голо вой. Затем повернулся к Кристин, снова обнял ее и зарылся лицом в ее волосы. – Как я могу рассказывать тебе эти вещи? Ты столько сама перенесла, столько видела ужасов. Этот кошмар в Канзас-Сити…

– Там многие погибли, так страшно… – проговорила Кристин. Потом улыбнулась и добавила: – Но майор Эмери был очень добр ко мне.

Внезапно Коул весь напрягся и похолодел.

– Эмери?

Она не поняла внезапной перемены, произошедшей в нем.

– Да. Он сказал, что вы служили вместе до войны. Он…

Коул сел.

– Что – он? – потребовал Коул. Кристин не ответила, и он с силой схватил ее за плечи. – Что – он?

– Перестань! Ты делаешь мне больно! – Кристин вырвалась из его рук. – Он рассказал мне о твоей жене.

Коул вдруг улыбнулся. Улыбка получилась невеселая.

– Понимаю, – тихо сказал он.

– Что ты понимаешь? – спросила Кристин.

– Ничего, Кристин, ничего. – Отбросив в сторону покрывало, он встал и начал подбирать свою разбросанную по полу одежду.

– Коул!

Он влез в брюки, натянул рубашку. Не обращая внимания на Кристин, сел и принялся надевать сапоги. Она нахмурилась, когда поняла, что он надевает полностью всю униформу. Он бы не делал этого, если бы собирался остаться.

– Коул, ты ведь не можешь вот так уехать?

Он встал. Потом кивнул. Выражение его лица было, как никогда, серьезно. Коул приподнял ее голову за подбородок.

– У меня было только пять дней. Три из них я пробирался сквозь заслон федеральных войск. Нужно молиться, чтобы обратный путь занял меньше времени. – Он наклонился и легко поцеловал ее в губы. – Ты очень красивая, Кристин, – пробормотал Коул. Но он был уже далеко от нее. Очень далеко.

– Коул… – выдохнула она. У нее заныло сердце. Ей столько нужно было ему сказать, но теперь все это уже не имело значения. Она его чем-то обидела. Но чем, она понять не могла. – Коул, я не понимаю…

– Кристин, я не хочу твоей жалости. Не хочу. Это бесполезно. Я гадал этой ночью, что же было между нами. Ведь когда я уезжал в мае, ты была со мной просто вежлива. Можешь ненавидеть меня, если хочешь, но, ради Бога, только не жалей!

Ошеломленная, она застыла, глядя на него, стараясь сдержать слезы, готовые хлынуть из глаз.

– Я думал о том, чтобы тебе с Шеннон перебраться в Лондон, пока здесь все не кончится. Я имею некоторое влияние на Куонтрилла, но боюсь, моего влияния на янки маловато. Это опасное место…

– Уходи! – проговорила Кристин.

– Кристин?..

– Возвращайся к своим проклятым конфедератам! – выкрикнула она. – Я уже сталкивалась с янки и благодарна им, они были со мной поразительно вежливы.

– Кристин…

– Мне и здесь хорошо! Клянусь! Нам здесь хорошо.

Он постоял молча, потом накинул мундир на плечи и надел шляпу.

– Кристин…

– Ты уберешься отсюда или нет? Тебе не нужна моя жалость, ты хочешь моей ненависти! Ну, так получай ее! Уходи!

– Как знаешь, Кристин!

Он снова подошел к кровати и прижал ее к своей груди. Она хотела вырваться, хотела сказать ему, что готова и в самом деле возненавидеть его. Но он снова покидал ее, снова уходил на войну. А она боялась войны. На войне слишком часто убивают…

И она ответила на его поцелуй со всей страстью, какую испытывала к этому человеку. Она старалась запомнить каждое свое ощущение. Ведь он снова уходит…

Потом он оторвался от нее, глаза их встретились, и он очень медленно и бережно уложил ее на кровать.

Они не сказали друг другу ни слова. Он легко поцеловал ее в лоб и вышел из комнаты.

Часть IV ВНЕ ЗАКОНА

Глава тринадцатая

Июнь 1864 г.

Лучше бы он не появлялся в Канзасе.

Коул знал, что ему не следовало приезжать в Канзас. Разведывательная миссия в Кентукки – это одно. Оттуда он мог довольно легко перебраться в Вирджинию или в Мэриленд. Даже в Огайо с ним бы ничего не случилось. На востоке страны не так быстро вешают человека по подозрению в шпионаже. И не расстреливают человека на месте; во всяком случае, насколько Коул слышал, это бывает не так часто.

Ему никак не следовало приезжать в Канзас.

Но положение южан было критическим. Генерал Ли потерял Джексона Каменную Стену. Бесконечно много людей погибло. Смертельно ранили Джеба Стюарта, именно его смерть явилась самой серьезной потерей. Коул вспоминал их дни в Уэст-Пойнте, вспоминал их совместные проделки во время поездки на Запад. Незадолго перед смертью Джеба умерла его маленькая дочь. Рассказывают, когда он умирал, то с улыбкой ждал, когда встретится с ней на небесах. Его похоронили на Голливудском кладбище. Коул побывал на его могиле. Коулу не верилось, что Джеймс Юэл Браун Стюарт, его друг, отважный кавалерист, мертв. Коул навестил Флору, жену Джеба, погоревал с ней о потере. Нелегко пришлось этой женщине. Муж был генералом Армии Конфедерации. А отец – генерал армии юнионистов…

Коулу снова пришлось отправиться в путь, на этот раз вести переговоры с индейцами племен чироки и чокто, которых нужно было убедить воевать на стороне Конфедерации. Войска юнионистов приближались к Ричмонду, и генералу Ли во что бы то ни стало нужно было защитить столицу.

Из Вирджинии Коул отправился в Теннесси, там он получил приказ присоединиться к воинской части своего брата. Петля все туже и туже затягивалась на шее Конфедерации. Джону Ханту Моргану удалось бежать из плена, и теперь ему нужна была информация о войсках юнионистов, посланных в Кентукки и Теннесси из Канзас-Сити. Коул отправился на это задание только по одной причине – чтобы оказаться поближе к Кристин. Ему не обходимо было встретиться с ней. Они так давно не виделись и расстались не слишком красиво. Он получил от нее несколько писем – немногословных, коротких записок; она сообщала, что у них все хорошо, что та часть Миссури, где расположено их ранчо, находится под контролем юнионистов и потому ему лучше держаться подальше от их мест, чтобы избежать неприятностей.

Джейми и Малакай получали от нее куда более пространные и теплые письма, но и в них Кристин сообщала не слишком много. Все письма были похожи одно на другое. Кристин вспоминала какой-нибудь смешной случай из жизни, желая повеселить братьев, заканчивались же письма всегда одинаково – словами о том, что она молится за них. О том, что Шеннон увлечена капитаном Элсвортом и переписывается с ним, Кристин, конечно же, не смогла умолчать. Она находит его очаровательным и достойным джентльменом. Он янки, но Кристин была уверена – семья забудет об этом, когда война закончится. Все они должны забыть о том, что разделяло людей во время войны, ради того, чтобы жить.

Коул вовсе не был в этом уверен. Существовала часть его прошлого, которую он не мог и едва ли когда-нибудь сможет забыть, пока не отомстит. Он не успокоится до тех пор, пока не умрут «красноногие» бандиты, которые сожгли его дом и убили его жену. Не сможет жить спокойно, каким бы сладким ни было искушение.

Он сидел в дальнем углу салуна, низко надвинув на лоб шляпу, потягивал виски и прислушивался к разговорам. Он довольно быстро узнал, что лейтенант Биллингсли переведет отряд в восемьсот человек из Канзаса в Топело, а затем в Кентукки на следующей неделе. В салуне было полно молоденьких солдат-юнионистов, совсем мальчиков, еще не узнавших суровость войны в полной мере. К каждой группе новобранцев были приставлены один-два солдата постарше. На Коула никто не обращал внимания. На нем были хлопчатобумажная рубашка и штаны из грубой ткани, жилет из воловьей кожи. Кое-кто из посетителей поинтересовался, почему он не в военной форме. У Коула наготове была история о том, что он едет домой после ранения в битве при Шилоу. После такого признания ему прислали бутылку виски. На всякий случай Коул еще глубже надвинул на лоб шляпу и продолжал слушать. Он узнал все, что ему было нужно, теперь пора уходить. Он хочет повидаться со своей женой.

Его жена…

Теперь он может это сказать. И только изредка печаль накатывает на него. Его жена… Его жену убили, и он женился во второй раз – на маленькой злючке с золотистыми волосами.

И вот выясняется, что ей все известно. Проклятый Эмери! Он не имел права ей рассказывать. Теперь он никогда не узнает… никогда не узнает, каковы на самом деле ее чувства. Н-да… Война – не слишком подходящее время, чтобы жениться. Коул мог по пальцам пересчитать, сколько раз виделся с Кристин, он злился на нее, но всегда восхищался ее мужеством.

Прошло время, и он понял, что она нужна ему.

Как воздух. Как вода. Как сама земля. Она необходима. Когда ее не было рядом, его все еще мучили ночные кошмары, но время медленно залечивало раны. Все чаще теперь ему снилась Кристин, ее мягкая улыбка, большие блестящие глаза.

Она ему небезразлична – этого Коул не отрицал. Просто боялся привязаться к ней. Еще больше он боялся, что она станет испытывать к нему жалость. Одна мысль об этом приводила его в ярость. Он уже было, решил, что никогда больше не увидит ее, вот только кончится война. Но стоило подумать об этом, как его охватывала паника. Он всем сердцем хотел вернуться на этот маленький клочок земли на границе Миссури, где просто сможет быть с ней, прикасаться к ее лицу, рукам…

А если он и вернется, что хорошего, мрачно размышлял Коул, может из этого получиться? Он никогда не остановится. До тех пор, пока один из них не умрет. Он – или Фитц. Может быть, и не его выстрел убил жену Коула, но Фитц организовал налет на его ранчо. За несколько месяцев, что Коул участвовал в рейдах с Куонтриллом, ему удалось встретить людей, которые были тогда с Фитцем.

Но он никогда не встречался с самим Генри Фитцем.

Внезапно ход его мыслей прервался. Что-то подсказывало ему, что он в опасности. Возможно, это был глухой стук каблуков новой пары блестящих сапог юнионистов по полу салуна, возможно, что-то витало в воздухе. А может быть, он так долго жил рядом с опасностью, что научился различать ее запах?

Нет, ему ни при каком условии не следовало появляться в Канзасе.

Не то чтобы при нем не было оружия. Он вооружен. А у этих бедных юнцов в салуне допотопные ружья, заряжающиеся с дула. Вероятно, он мог бы уложить дюжину, если не больше, прежде чем мальчишки успеют понять, в чем дело. Но он не хотел убивать их. Он всегда ненавидел кровопролитие.

Коул решил уйти, моля Бога, чтобы вновь пришедшим в салун не оказался кто-нибудь, кто мог его узнать. Но едва Коул увидел лицо этого человека, сердце его упало. Его ровесник, судя по знакам отличия – лейтенант, темноволосый, с длинной бородой; морщины, изрезавшие его лицо, делали его суровым и указывали, что ему уже далеко за тридцать.

У каждого из нас за плечами длинные дороги войны, уныло подумал Коул. Он знал этого офицера. Курт Тейлор вместе с Коулом ездил в индейские поселения, тогда еще был жив Джеб Стюарт. Курт Тейлор был, как и Коул, выпускником Уэст-Пойнта. Они бок о бок много раз сражались с индейцами племени сиу. Но теперь они по разные стороны баррикады.

Когда Коул встал, Тейлор заметил его. Их взгляды встретились. Коул колебался. Он не собирался стрелять, пока Тейлор не схватится за оружие. Коул не привык убивать детей, а выстрели он, это бы означало именно убийство этих зеленых юнцов. Он посмотрел на мальчишек у стойки бара. Большинство из них и школу не окончили, когда в Канзас пришла война.

Тейлор, сделай же что-нибудь, мысленно молил Коул. Скажи хоть слово. Но тот будто застыл. Они стояли и смотрели друг на друга как завороженные.

Затем, к удивлению Коула, Тейлор приподнял свою шляпу.

– Привет! – сказал он и прошел мимо. Тейлор узнал его, Коул был в этом уверен. Он заметил, как блеснули глаза Тейлора. Но, по всей видимости, он решил не выдавать старого друга. Курт Тейлор прошел к стойке бара. Солдаты встали, приветствуя его, он скомандовал «вольно», и они вернулись к тому, что делали раньше, однако теперь чувствовали себя несколько скованно из-за присутствия офицера. Тейлор не обращал внимания ни на них, ни на Коула. Он заказал себе бренди, залпом выпил бокал и заказал еще. Затем повернулся и, облокотившись о стойку бара, окинул взглядом зал.

– Знаете ли, парни, – начал он, – сама война, служба в армии всегда мне казались делом благородным. Мы должны были защищать жителей Америки от индейцев. Мы должны были приглядывать за Мексикой, потом наши люди двинулись в Техас. Теперь наша великая страна разделена, мы воюем с наши ми братьями-южанами. А что нам еще остается? Мы военные и делаем то, что должны делать.

Он помолчал и осушил второй бокал бренди. Он не смотрел на Коула, хотя тот прекрасно понимал, что Тейлор говорит для него.

– Бушхокеры! – Тейлор сплюнул на пол. – И кровавые убийцы джейхокеры… То, что делают и те, и другие, одинаково мерзко. Мы видели этих джейхокеров… Они повернули половину Канзаса и Миссури против юнионистов. Мы потеряли, отдали Конфедерации людей, которые не владели рабами, не принимали участия в войне, мы их потеряли, потому что их ужасали действия джейхокеров. Отряд Куонтрилла появился после того, как Лейн и Дженнисон начали свои проклятые рейды.

– Извините… – начал было один из новобранцев.

– Нет, молодой человек! Я вас не извиню! – резко оборвал его Курт Тейлор. – Убийство есть убийство. И я слышал, что один из самых кровавых канзасских убийц сейчас находится здесь, в этом городе. Его имя Генри Фитц. Он думал, что сделает политическую карьеру, убивая миссурийцев. Он забыл, что в Канзасе есть благородные люди, которые никогда не смирятся с убийством женщин и детей, неважно, кто это делает: бушхокеры или джейхокеры. – Он пристально посмотрел на Коула и затем повернулся к нему спиной.

Он знал, что Коул не выстрелит в него. Не в его стиле стрелять человеку в спину.

Коул весь дрожал, он почувствовал зуд в руках. Он вообще не собирался вынимать оружие. Он хотел найти Фитца, вцепиться руками ему в горло и выжать из него жизнь.

– Еще бренди, бармен. Будьте осторожны, парни, не попадайтесь Фитцу под горячую руку. Он со своим отрядом расположился на Мейн-стрит, в конюшнях Маккинли. Их всего около дюжины, но все равно не стоит попадаться им на глаза.

Он поставил бокал на стойку, глянул искоса на Коула и вышел из салуна.

Через несколько минут Коул тоже покинул салун. Он пытался понять, зачем его старый товарищ по оружию устроил это представление? Для того чтобы Коул побыстрее убрался из города, или для того, чтобы остался? Коул, прищурившись, посмотрел на полуденное солнце и улыбнулся, затем отвязал лошадь и вскочил на нее. Эту кобылу ему дал Малакай, так Коул не вызывал подозрений: его коня здесь слишком хорошо знали.

Тейлор указал ему, где можно найти Фитца. На Мейнт-стрит.

Коул пустил лошадь шагом. Через секунду он уже ехал рысью, потом легким галопом, потом – галопом. Он несся мимо парикмахерской, банка, редакции газеты, магазинов. Он скакал мимо рядов аккуратных домов с палисадниками за белыми оградами, потом оказался на дороге, ведущей к фермам, расположенным за пределами города.

Вероятно, он взял правильное направление, потому что внезапно увидел прямо перед собой группу военных. Это были «красноногие», как их называли из-за цвета их форменных рейтуз. Рейдеры. Убийцы. Раньше их вожаком был Джим Лейн. Теперь сенатор Джим Лейн заседает в Вашингтоне, и даже Док Дженнисон, который принял командование над «красноногими» после Лейна, тоже делает себе карьеру. А бандой руководит Генри Фитц и сеет ужас среди невинных людей.

«Красноногие» приближались, и Коул пустил лошадь медленным шагом. Генри Фитц ехал верхом на пегой лошади в самом центре группы. Сузив свои маленькие темные глазки, он смотрел на дорогу, на Коула.

Коул продолжал ехать. Он должен это сделать. Должен убить Фитца. И возможно, сам умрет…

А будет ли сожалеть Кристин? – вдруг подумал он. Коул никогда не сомневался в ее благодарности, но сейчас он гадал, что она почувствует, когда узнает, что его застрелили на одной из дорог Канзаса. Будет ли она плакать по нему? Будет ли тосковать? Будет ли ругать его за бессмысленную смерть, за то, что оставил ее одну?

На мгновение он закрыл глаза. Он должен это сделать. Если хочет, чтобы у них с Кристин было какое-то будущее, он должен это сделать. Сейчас…

В этот миг он вспомнил пламя, отчетливо вспомнил потрескивание огня и кислый запах дыма. И вспомнил ее, бегущую к нему навстречу. Вспомнил, как коснулся ее, как она посмотрела на него, улыбнулась и закрыла навсегда глаза. Еще он вспомнил кровь, ее кровь, текущую по его рукам…

Я любил тебя! – кричало его сердце. Я любил тебя, Элизабет! Всем своим сердцем, всей душой.

И в этот момент он понял, наконец, что любит и Кристин тоже. Он должен похоронить прошлое, потому что хочет иметь будущее с Кристин. Он боялся полюбить снова. Он не хотел, чтобы новая любовь разрушила его память об Элизабет. Но теперь он знал, Элизабет не была бы против того, чтобы он любил Кристин, любил ее сильно в память об их с Элизабет любви.

Он остановил лошадь. «Красноногие» ехали легкой рысью, не ожидая ничего плохого от одинокого всадника. Но лицо Фитца, ехавшего в центре группы, было хмурым. Шапка глубоко надвинута на заросшее бородой лицо, глаза совсем скрылись в складках кожи.

– Будь ты проклят! – воскликнул Коул. Затем усмехнулся: – Так долго ехать до Канзаса, чтобы здесь погибнуть? А, парень? – И он потянулся за кольтом.

Коул действовал молниеносно. На войне быстрота реакции ценится на вес золота. А человек, одержимый жаждой мести, способен проявлять небывалую ловкость. Коул всегда знал, что однажды встретит этого человека.

И вот он его встретил. Блеснул кольт. Держа поводья в зубах, Коул сжал ногами круп лошади и ринулся прямо в центр группы «красноногих». Он видел, как рубашка Фитца стала пунцовой от крови, как он упал. Все остальное происходило для Коула словно в тумане. Он слышал крики людей, ржание лошадей, почувствовал, как пуля попала в его лошадь и та стала валиться под ним на бок. Он отскочил от упавшей лошади, выхватил свои винтовки и снова стал стрелять. Казалось, перестрелка длилась вечно.

Затем наступила тишина. Он огляделся, держа в каждой руке по винтовке со взведенным курком. Живыми остались трое. Они стояли, подняв руки вверх. Их лица ему ничего не говорили. Он не знал этих людей.

Коул поспешно вскочил в седло большой и мощной рыжевато-серой кобылы. Искоса поглядывая на троих «красноногих», он ударил каблуками по ее бокам. Выбор оказался неплохим. Лошадь рванула вперед, и Коул почувствовал силу этого животного, его скорость. Коул поскакал вперед, сердце бешено билось в его груди, кровь стучала в висках.

Он остался жив.

Но на подъезде к городу он увидел солдат. Ряды синих мундиров. По обе стороны дороги. Он замедлил ход. Свернуть было некуда. Все кончено. Они соорудят виселицу в центре города и вздернут его как бушхокера.

Внезапно Коул увидел Курта Тейлора, тот ехал прямо к нему.

– Послушайте, здесь на окраине города была какая-то перестрелка. Так что, путник, поспешите-ка отсюда и дайте военным делать свою работу.

Коул едва дышал, руки его тряслись. Тейлор подмигнул ему.

– Кто-нибудь должен сообщить Коулу Слейтеру, – сказал он, – что человек, который убил его жену, мертв, а еще – что сам Слейтер теперь вне закона в этих краях. Кто-то должен его предупредить, чтобы он поскорее отправлялся в глубь Южных штатов. Я-то знаю, что Слейтер не преступник, но есть многие, кто не служили с ним, как когда-то довелось мне, и потому считают, что ему место на виселице.

– Премного вам благодарен, сэр, – наконец проговорил Коул. – Если встречу его, непременно все передам.

И он поскакал сквозь ряды синих мундиров, не останавливаясь, не оглядываясь назад.

Вдруг он почувствовал, что у него по бедру течет кровь. Его ранили, а он даже не за метил. Впрочем, это не имело значения. Он не должен останавливаться. Нужно добраться до дома. Скоро ночь – хорошее время для передвижения.

Проехав с некоторое время, он понял, что за ним кто-то следует. Он быстро свернул с дороги, спешился и завел лошадь в кусты. Вскоре Коул увидел всадника. Когда всадник оказался прямо напротив, Коул выскочил из засады и набросился на него, свалив человека на землю.

– Проклятие! Коул Слейтер! Ты в своем уме?

– Тейлор!

Коул помог Тейлору встать.

– Вот сукин сын! – рассмеялся Тейлор и похлопал Коула по плечу. – Кто-нибудь тебе говорил, что Юг проигрывает войну?

– А что изменилось бы, если бы мне сказали? – ответил вопросом на вопрос Коул. – Я мало, чем способен помочь. – Он помолчал, потом усмехнулся. Курт, в самом деле, был замечательным другом. – Спасибо тебе. Спасибо за помощь. Я видел так много людей, готовых разорвать друг друга на куски. Для тебя, правда, важнее, чем цвет формы. Я не забуду этого, Курт. Никогда.

– Я не сделал ничего, что бы Бог не назвал правильным, – сказал Курт. – Ты убил его, Коул. Ты убил этого грязного ублюдка. Тебя теперь могут за это пристрелить, даже не пытаясь выяснить, почему ты это сделал.

– Да, знаю.

– Надеюсь, ты направляешься на юг?

– На восток, а потом на юг.

– Не задерживайся у границы слишком долго, – посоветовал Тейлор. – Даже чтобы взглянуть на своего парня. Майор Эмери сказал, чтобы я предупредил тебя, если встречу…

– Что? – Коул недоуменно вскинул брови. – Какого парня?

– Твоего сына, конечно, – ответил Тейлор. – Он родился в феврале. Как я слышал, отличный малый. Капитан Элсворт ездит туда часто и рассказывает, что оба – и мать, и ребенок – чувствуют себя прекрасно. Не помню точно, как его назвали, но Элсворт говорит, малыш крупный, здоровый и волосы уже такие, что многие девушки позавидуют… Коул, в чем дело? Ты что, ничего не знал? Только прошу тебя, не несись как сумасшедший, после того, что сегодня здесь случилось. Будь осторожнее. Слышишь, Слейтер? Большинство парней из Армии Союза убили бы меня, если б узнали, что я позволил тебе ускользнуть. Понял?

– Я буду осторожен, – ответил Коул.

Да, он будет осторожен. Он будет дьявольски осторожен. Ведь надо же кому-то задать Кристин трепку!

Почему она ничего не сказала ему?

Четвертое июля 1864 года выдалось жарким и влажным, ни ветерка. Для Кристин этот день был трудным. Слишком много надо было сделать, о многом подумать. Главное – выделить, что для нее самое важное, поскольку если беспокоиться о пустяках, так можно с ума сойти.

Но четвертое июля было особенно трудным днем.

Везде отмечали праздник. Солдаты-юнионисты салютовали из винтовок, фермеры устраивали фейерверки. Каждый оружейный выстрел напоминал Кристин, что ее муж мог встретиться с ее братом на поле боя в любой момент, что война на самом деле еще не закончена, что страна, празднующая свой день рождения, все еще разделена.

В воздухе стояла дымная завеса, шум не давал малышу уснуть, он капризничал. Кристин сидела с ним внизу, в гостиной, и Дэниел, сынишка Далилы, которому было почти три года, играл рядом, смеялся и строил малышу забавные рожицы. Затем Коул Гейбриэл Слейтер решил, что терпел довольно, он положил в рот один из своих пухленьких маленьких пальчиков и заревел в полный голос.

– И так целый день! – воскликнула Кристин. Она взяла ребенка и пошла с ним наверх. Далила, оторвавшись от шитья, посмотрела ей вслед. Шеннон молча перебирала клавиши спинета. Самсон покачал головой.

– Жаркие дни стоят, Господи, какие жаркие дни, – пробормотал он. – Скоро придут негры. Пойду отнесу им тушеного мяса.

Кристин присела на кровать со своим неугомонным сыном и расстегнула блузку, что бы покормить его грудью.

Она кормила мальчика и улыбалась, глядя, как он сжимает сосок с удивительной силой, и, как всегда при кормлении, ее охватила бесконечная нежность, она притянула его маленькое тельце ближе к себе. В последний месяц цвет его глаз изменился, они стали серебристо-серыми, совсем как у Коула. А волосы у него почти как у нее, только светлее. Ее мальчик красив, несомненно красив. Он родился десятого февраля. Она гладила его щечку и улыбалась, вспоминая тот день. Шел снег, и было очень холодно; она несла сено лошадям, когда почувствовала первые боли. Доктор Кавано не сможет приехать из города, ей тоже не добраться к нему. Пит ужасно расстроился, а Далила заверила ее, что пройдет еще немало времени, пока ребенок родится. Это ее успокоило.

Сколько времени прошло? Кристин показалось, что вечность. Какая несправедливость, думала она, мужчины уходят на войну, подставляя себя под пули, в то время как женщины в страшных муках рожают детей. Она металась и кричала, что ненавидит Коула Слейтера, равно как и вообще всех мужчин в мире. Если останется жива, клялась она, ни за что в жизни больше не будет рожать.

Далила прятала ухмылку и заверяла Кристин, что она обязательно останется жива и, вероятнее всего, родит еще с полдюжины детишек. Шеннон, влюбленная в капитана Элсворта, мечтательно заявила, что ни за что бы не стала причитать и жаловаться, если бы оказалась на месте сестры.

Когда боль отступила, Кристин улыбнулась Шеннон.

– Ты, в самом деле, любишь капитана Элсворта?

Шеннон кивнула, глаза ее заблестели.

– О Кристин! Он спас мне жизнь, поймал меня, когда я падала. Он вел себя как герой. О Кристин! Разве у тебя к Коулу не такие чувства?

Кристин задумалась. О да, ее сердце всегда радостно билось, стоило ей увидеть его. Она вспомнила его объятия, страсть и нежность. С каким-то трепетом вспомнила, как он порой смотрел на нее, как ласкал ее этот взгляд. Вспомнила высшее наслаждение…

Затем на память пришли его гнев и раздражительность, вспомнилось, каким холодным и отчужденным стал Коул, когда она попыталась расспросить его о прошлом. Он любил другую женщину, и хотя та женщина умерла, она всегда останется соперницей Кристин.

– Коул герой! – шептала Шеннон. – Кристин, как ты можешь забыть это? Он пришел сюда и спас нам жизнь! И если тебе кажется, что у тебя тяжелые роды, то… это Бог наказывает тебя за то, что не сказала мужу о ребенке!

Я хотела сказать, чуть не вырвалось у Кристин. Но как объяснить отчужденность Коула, стоило ей заговорить о несчастье, случившемся с его женой, как объяснить, что Коул вовсе не любит ее?

– Что он мог сделать? Идет война… – только и ответила она.

Страшная боль снова сжала Кристин, словно тисками, и она начала честить Коула. Шеннон лишь смеялась.

Кристин родила малыша на рассвете. Когда он лежал у нее на руках, красный и пронзительно кричащий, Кристин поняла, что до сих пор никогда не испытывала такую любовь и такую нежность. И она истово молилась, чтобы отец ее ребенка был жив, чтобы он вернулся домой, и они были бы все вместе. Она клялась, что никогда не станет задавать ему вопросы, на которые он не сможет ответить, и не станет просить у него то, что он не готов ей дать…

Кормить ребенка было самой большой ее радостью. Кристин забывала обо всем, забывала о войне и даже о том, что отца ее ребенка, может быть, уже нет на свете. Она любила серьезные глаза малыша. Она перебирала его крохотные пальчики на руках и ногах и думала о том, как замечательно он набирает вес и какой он большой. Когда вырастет, наверняка будет такой же статный, как его отец. Милая мордашка с маленькой ямочкой на подбородке. Кристин гадала, есть ли у Коула на под бородке такая ямочка, ведь Коул всегда носил бороду.

Далила предупредила, чтобы Кристин не кормила Гейба, как они называли мальчика, долго одной грудью. Тогда ребенок не захочет сосать другую грудь, и у Кристин начнутся неприятности с молоком. Она осторожно оторвала его от левой руки, посмеиваясь над его явным неудовольствием.

– О небо, да ты еще более требовательный, чем твой отец! – сказала Кристин мальчику, качая его и поглаживая по спинке. И вдруг она почувствовала, что они не одни в комнате. Она была так поглощена своим сынишкой, что не заметила, как открылась и закрылась дверь.

Какое-то странное ощущение заставило ее обернуться. Коул стоял и смотрел на нее. Кристин чуть не задохнулась.

Ее герой.

Он был одет в полную униформу серого цвета с золотыми нашивками, палаш опасно выглядывал из ножен. Он похудел. Лицо его было мертвенно-бледным, а глаза… глаза жгли ее жарким огнем.

– Коул! – прошептала Кристин, соображая, сколько же времени он тут стоит. Она вдруг покраснела – неважно, что он отец ее ребенка, она почувствовала себя из-за его присутствиякак-то неловко.

Он подошел к ней – и неожиданно для самой себя Кристин отшатнулась. Он потянулся к ребенку – она прижала мальчика к себе. Тогда он заговорил хриплым, срывающимся голосом:

– Господи, Кристин, дай его мне.

– Коул…

Кристин положила ребенка так, чтобы Коул мог взять его. Она стала судорожно застегивать блузку, но он не смотрел на нее. Взгляд его был устремлен на ребенка. Ей хотелось броситься ему на шею, обнять его. Прошло столько времени с их последней встречи. Но он казался ей таким чужим…

Он вел себя так, словно ее не было в комнате. Положив плачущего ребенка на спинку, Коул распеленал его, чтобы увидеть полностью. Кристин могла ему сказать, что Гейб красивый и здоровый ребенок, что все у него в порядке, но она молчала. Она знала, что Коул сам должен в этом убедиться. Внезапно Кристин засомневалась: может, следовало написать ему о сыне? Но что бы из этого вышло? Он все равно не смог бы приехать. Ведь ему здесь грозит опасность. Коулу не стоило появляться здесь и сейчас. Вокруг слишком много юнионистов. Но в этом ли истинная причина ее нежелания сообщать о сыне? Тогда, в ту их последнюю встречу, она скрыла это, поскольку решила, что безразлична ему…

Гейб перестал плакать и поднял глазки на отца. Он изучал лицо Коула так же серьезно и осознанно, как его отец. Мальчик лежал теперь совершенно спокойно. Затем он, видимо, решил, что с отцом побыл достаточно. Ему нужна была мать. Он поднял свои полненькие ножки, засучил ими, сморщил личико и громко закричал. От его крика Кристин встрепенулась, теплая волна захлестнула ее грудь, пятна молока выступили на блузке, которую она слишком туго запахнула. Коул снова завернул сына в пеленку, поднял его и прижал к груди. Кристин протянула к нему руки:

– Пожалуйста, Коул, дай его мне. Он… он голодный.

С минуту Коул колебался, глядя на нее тяжелым взглядом. Потом протянул ей ребенка. Кристин наклонила голову. Ей захотелось, чтобы Коула здесь не было, но, если он уйдет, напомнила она себе, его могут убить. Она покраснела, вспомнив, как провели они ту ночь, после которой она забеременела. И, дотронувшись до щечки ребенка, распахнула блузку, и маленький рот снова принялся сосать ее грудь. Малыш сосал и чмокал. Кристин чувствовала, что не может поднять глаза, хотя знала: Коул смотрит на нее.

Они молчали, в комнате слышно было только причмокивание мальчика. Потом оно стихло, Гейб задремал. Закусив губу, Кристин встала и уложила его в кроватку, которую Самсон достал с чердака. И все время она чувствовала на себе взгляд Коула.

Но до сих пор он не дотронулся до нее, не заговорил с ней. Он стоял у кроватки и смотрел на ребенка, потом наклонился к нему. Кристин едва сдержалась, чтобы не запротестовать. Она видела, как длинные пальцы Коула нежно коснулись щечки мальчика. Кристин начала застегивать пуговицы блузки, затем вспомнила о мокрых пятнах от молока и поняла, что этот ее жест выглядел глупо. Снова краснея, она поспешила переодеться в другое платье, но Коул, казалось, ничего не замечал. Кристин подумала, что ей лучше уйти и оставить его одного, но, едва она направилась к двери, он тут же повернулся к ней, и она поняла, что он наблюдал за каждым ее движением.

– Ну, и куда же ты уходишь?

Он произнес это тихо, но в голосе его слышались гнев и угроза.

– Я подумала, что ты хочешь есть.

Он молча смотрел на Кристин. Затем подошел и с силой сжал ее руки.

– Черт возьми, Кристин! Ты же знала! Знала и не сказала мне! Как ты могла скрыть такое?

Кристин попыталась высвободиться, но не смогла. В глазах Коула она видела непреклонность.

– Какое ты имеешь право!.. – Она задыхалась от негодования. – Приезжаешь, когда захочешь… Ты, может быть, чувствуешь свою ответственность передо мной…

– Я приезжаю сюда, когда могу прорваться! – оборвал он ее. Кристин откинула голову назад, в глазах заблестели слезы, но она смотрела прямо на него. – Леди, разве вы не знаете, что идет война?! Я сделал все, что было в человеческих силах, я все дал тебе…

– Нет! Нет… ты не дал мне всего! Ты ни когда не давал мне даже маленькую частицу твоего…

– Я был на волосок от смерти! Столько раз подвергался опасности. Меня могли убить, а я так бы и не узнал, что у меня есть сын!

– Пусти меня!

– Нет!

– Пожалуйста!

Он был так близко. Кристин чувствовала жар его тела. Ей хотелось коснуться его лица и разгладить темные круги вокруг глаз, хотелось заполнить пустоту его сердца. Ей хотелось увидеть страсть в его глазах. И снова теплая волна захлестнула ее грудь – теперь причиной этого был не ребенок, а Коул. Она желала его. Хотела, чтобы он любил ее.

– Пожалуйста! – тихо повторила Кристин. Она была так рада его видеть, рада, что они снова вместе, хотя вокруг буйствует война. – Я собиралась рассказать, когда ты был здесь, но мы поссорились из-за майора Эмери, из-за того, что он все мне рассказал. Мистер Коул Слейтер не мог этого вынести! Ты человек, Коул, и, конечно, тебе может быть больно! И я, должно быть, тоже обидела тебя, потому что могла, сама того не зная, разбередить твои раны. То, что случилось с тобой, действительно ужасно…

– Кристин, перестань!

– Нет! Не перестану! Сколько у тебя есть времени на этот раз? Одна неделя? Один день? Или один час? Уверена, что немного. Вокруг полно федералов. Так что ты перестань сердиться и послушай меня! Я благодарна тебе, Коул, бесконечно благодарна. И я рада, что мы заключили с тобой сделку, искренне рада. Ты выполнил все свои обещания, которые дал мне. Но не кричи на меня теперь! Я не писала о сыне, потому что боялась за тебя. Я знала, что ты прилетишь в тот же момент, позабыв об опасности…

– Да я…

– Уверена, ты бросил бы все. Страх за меня заставил бы тебя приехать… – Кристин помолчала, вспомнив о том, что случилось с первой женой Коула. – О Господи, Коул, прости меня… Я просто представила себе, что ты поспешишь, потому что она… потому что я…

– Да что ты такое говоришь?! – хрипло воскликнул он.

Кристин печально покачала головой.

– Твоя жена, твоя первая жена… Вы ждали ребенка. Прости, но я думала, ты никогда не сможешь забыть ее и предпочтешь…

– Чтобы ты умерла? Боже мой, Кристин, да как ты могла подумать!.. – Он притянул ее к себе, провел рукой по ее голове и вдруг наклонился и зарылся головой в ее волосы. – Никогда, никогда не думай так! – повторил он. Затем взглянул на нее и улыбнулся. Улыбка получилась усталой, Кристин увидела, как последний год состарил его, и сердце ее сжалось. – Он красивый парень. Самый замечательный ребенок, какого я видел. И он мой. Спасибо тебе.

– О Коул! – прошептала Кристин. Она готова была расплакаться.

Он заметил это и изменил тон:

– И все же мне хочется выпороть тебя за то, что скрыла от меня правду!

– Коул, я, в самом деле, ничего не хотела скрывать. Я боялась… Похоже, я всегда чего-то боюсь.

– Я знаю, знаю… – Он сильнее прижал ее к себе.

– Коул, ты, наверное, голоден. Позволь мне спуститься вниз и сказать Далиле…

– Не теперь.

– Коул, тебе нужно…

– Мне нужна моя жена, – сказал он. – Мне очень-очень нужна моя жена.

Он наклонил голову и поцеловал ее, затем поднял на руки, и они вместе упали на кровать.

– У нас есть сын, Кристин, – проговорил Коул, и она засмеялась. – У нас есть сын, и он такой красивый… и ты тоже… красивая.

Прошло немало времени, прежде чем они вспомнили об обеде.

Глава четырнадцатая

Кристин переживала свои лучшие дни. Она не выясняла отношений с Коулом, а просто наслаждалась тем, что он рядом, и это было чудесно.

Далеко от дома они старались не уходить. Коул рассказал, как трудно было ему избегать патрулей, когда он возвращался на ранчо. Кристин знала эти места достаточно хорошо, чтобы гулять там, где их никто не побеспокоит. Они устраивали пикники на берегу реки, куда уходили вместе с ребенком, и, пока он спал, купались, любили друг друга.

Вечерами они сидели под луной, и ветер играл над ними в ветвях деревьев. Кристин прислушивалась к разговорам Коула и Самсона, и, казалось, каждое предложение они начинали словами: «Вот кончится война…»

Ночью, лежа в постели рядом с мужем, Кристин спрашивала, кончится ли когда-нибудь эта война. Он гладил ее по голове.

– Она уже кончается, Кристин. Нас бьют, нанося раз за разом, все более сильные удары, как блохи изводят вконец сильное красивое животное. Война кончается. Я удивлюсь, если Конфедерация просуществует еще год. Мы и так долго держались лишь на одном мужестве. Этот Линкольн упрямый малый. Он готов пойти, на что угодно ради Союза.

Коул говорил устало, но без сожаления. Кристин погладила его по груди.

– А ты не можешь теперь взять и остаться? Раз ты знаешь, что вы все равно проигрываете…

– Нет, не могу, ты это знаешь.

– Не знаю! Ты сделал все, что мог, для Конфедерации! Ты не можешь…

– Кристин, Кристин! – Он взял ее руки в свои. – Пока длится война, я вне закона. Если останусь здесь, мне грозит опасность. Если какой-нибудь командир, ищущий славы, услышит о том, что я на ранчо, он примчится немедля, чтобы повесить меня. А если мне суждено умереть, пусть это произойдет на поле боя, уж лучше так, чем болтаться на веревке.

– Коул, перестань…

– И это еще не все, Кристин. Я играю в команде и не должен оставлять своих товарищей. Если не вернусь, Малакай убьет меня как предателя.

– Он не сделает этого!

– Не он, так кто-то другой.

– Коул…

– Кристин, я должен вернуться.

– Коул…

Он придвинулся к ней, обнял и поцеловал.

– Теперь там, на войне, я буду думать о моем сыне. Спасибо тебе за Гейба, Кристин. Спасибо… – Он целовал ее в губы, в лоб, в шею, в ложбинку между грудями. Она пыталась говорить, спорить, но он спускался все ниже, и у нее перехватило дыхание. Она не могла вспомнить потом, что хотела сказать, помнила только главное: желание, чтобы он оставался с ней как можно дольше.

На следующий день неожиданно приехал Мэтью, и это было еще одной радостью для Кристин. Но он предупредил сестру, что их обоих – ее и Коула – могут убить, если узнают, что они вместе.

Мэтью приехал ненадолго – всего на один день. Вечером они с Коулом закрылись в библиотеке. Кристин, желая знать, о чем они говорят, потребовала впустить ее.

– В чем дело? – возмутилась она. – По чему такая секретность?

– Коул должен уехать, – проговорил Мэтью. – Сегодня же вечером.

– Почему?

Мэтью взглянул на Коула. Тот пожал плечами и стал объяснять:

– Мэтью передает ранчо под защиту федеральных войск.

– Но…

– Я не могу оставаться здесь, Кристин. И группа Куонтрилла раскололась.

– Вот как…

– Весной, – пояснил Мэтью, – в отряде Куонтрилла, когда он находился в Техасе, вспыхнула крупная ссора. В результате отряд распался. Сколько-то человек теперь под началом Билла Андерсона, есть своя группа у Джорджа Тодда. Куонтрилл тоже имеет сторонников. Билл летом совершил несколько нападений на федералов, и Арчи Клеменс снимал скальпы с людей, которых он убил. Ситуация опасная: никто не знает, с кем Зик Моро и где он. Так что, Кристин, Коулу нужно уезжать отсюда. А тебя кто-то должен защищать.

Слезы навернулись ей на глаза, она стиснула зубы, чтобы не заплакать.

– Коул, твои вещи готовы, Далила все выстирала. Шеннон соберет тебе что-нибудь в дорогу.

Она вышла в коридор. Коул догнал ее там и, взяв на руки, понес наверх, в их комнату. Она плакала все время, пока он ее ласкал, и слезы ее капали ему на плечи, на грудь. Все его лицо было мокрым от ее слез.

Потом он поцеловал ребенка и прижал его к груди. Кристин настояла на своем и вышла проводить его. Когда Коул уже вскочил на лошадь, он наклонился и снова поцеловал ее. Она держала их сына у груди, махала рукой ему вслед.

Этой же ночью несколько солдат-юнионистов поселились у них на ранчо в доме для прислуги. Кристин понимала, что это необходимо, но все же ей было тяжело.

Тринадцатого сентября их навестил майор Эмери. Кристин была немало удивлена его визитом, но выражение его лица не на шутку встревожило ее. Кристин побледнела, перед глазами ее все поплыло, и ей показалось, что она теряет сознание.

– О Господи, что-нибудь с Коулом…

– Нет-нет, миссис Слейтер, – поспешил заверить ее Эмери, взяв Гейба на руки. – У вас прекрасный парнишка, мэм. Прекрасный парнишка. – Майор Эмери как-то неловко огляделся. – Я не думаю, что вашей сестре нужно знать это, но вам скажу… капитан Элсворт убит.

– О, нет!

– Это все Билл Андерсон. С тех пор как погибла его сестра, говорят, он просто как бешеный в каждом бою. – Майор сплюнул на землю. – Он устраивал взрывы в Централии, в штате Иллинойс. Заставил раздеться двадцать пять безоружных солдат и почти всех расстрелял. Воинская часть, посланная за ним, пострадала еще больше. Там было на стоящее побоище. По меньшей мере, сто убитых скальпированы, горы трупов с отрубленными конечностями…

– О Боже, Боже…

Это охнула Шеннон. Кристин обернулась и увидела, что девушка стоит на крыльце. Она слышала каждое слово, побледнела как полотно и качнулась. Майор Эмери кинулся к ней, чтобы поддержать.

– Пожалуйста, отведите ее в комнату, – попросила Кристин.

Майор кивнул, поднял Шеннон на руки и понес наверх.

– Среди солдат, которые находятся у вас на ранчо, есть хирург. Я его сейчас пришлю, и он даст ей что-нибудь успокаивающее.

Однако врач пришел не сразу. Шеннон была безутешна. Она рыдала так сильно, что Кристин испугалась за нее. Но потом Шеннон затихла, и молчание ее было еще хуже, чем слезы. Кристин знала, что не сможет успокоить сестру, да и вряд ли кто-то сможет это сделать.

Осень принесла южанам новые несчастья. Генерал Шерман шел к морю через Джорджию и обе Каролины; от сообщений о его политике «выжженной земли» стыла в жилах кровь. На западе страны дефиле юнионистов было почти закончено.

Двадцать первого октября погиб Джордж Тодд, пуля снайпера попала ему в затылок. Пять дней спустя на северо-западе Миссури был убит Билл Андерсон. Кристин несколько встревожило то, с каким ликованием Шеннон встретила известие об их смерти.

Настал и закончился День благодарения. Он прошел очень тихо. Кристин не сочла возможным пригласить на праздничный обед солдат-юнионистов, охранявших их, ведь Коул Слейтер воевал на стороне Конфедерации.

На Рождество приехал Мэтью, Кристин была несказанно рада ему. Мэтью сообщил ей последние новости: Коул все еще на свободе; Джон Хант Морган, отважный командир кавалеристов, убит. Где теперь Коул, Малакай и Джейми и к какой части они приписаны, Мэтью не знал.

Этой ночью Кристин не сдержала слез. Сколько горя принесла эта война! Отец ее умер. Пол погиб. Она больше никого не хотела потерять. Ей тяжело было смотреть на Шеннон. Она не видела ни разу, чтобы сестра улыбалась, с того дня, как майор Эмери сообщил о смерти капитана Элсворта.

Рождественский ужин прошел тихо, как и все праздники в последнее время. Кристин села к спинету и заиграла рождественские гимны; Шеннон спустя минуту стремительно убежала наверх, в свою комнату. Кристин оборвала игру.

Мэтью нарушил воцарившуюся тишину:

– Вряд ли в ближайшее время можно ждать изменений к лучшему.

– Но говорят, что война почти закончилась. Ведь она действительно почти закончилась.

– Война, но не ненависть. Ненависть будет длиться еще лет сто, Кристин. Все это очень нелегко. Восстановление будет медленным и тяжелым.

– Я знаю, – прошептала Кристин.

– Запомни: если Коул появится, он не должен здесь долго задерживаться. Нигде в этих местах он не будет в безопасности до тех пор, пока не установится какой-то мир. Он сможет вздохнуть спокойно, только если будет объявлена амнистия.

Пальцы Кристин дрожали. Она кивнула.

– Он не вернется. Пока… пока все не будет позади.

Мэтью поцеловал ее и пошел наверх. Кристин смотрела на огонь в камине, пока он почти не догорел.

В феврале отмечали первый день рождения Гейба. Для юнионистов месяц оказался успешным, для Конфедерации новости с фронта были самыми неутешительными. Шерман опустошил юг страны. Ли сражался в Вирджинии. Джефферсон Дэвис и кабинет конфедератов покидали Ричмонд полдюжины раз.

К марту все только и говорили что о походе на Петербург. Грант бился в Вирджинии с прошлого лета, и бои там были суровые.

Кристин уже привыкла к тому, что на территории ее ранчо постоянно размещали людей. Это в большинстве своем были фермеры, владельцы ранчо. Кристин слышала, как они мечтательно говорили о том времени, когда кончится война, и они смогут вернуться в свои дома. Генерал Армии Конфедерации Кирби-Смит^[29] все еще мужественно бился на Западе, южане еще вели бои на Востоке, проявляя чудеса героизма, но предсмертная агония уже охватила страну, которая никогда не имела возможности дышать воздухом свободы.

Майор Эмери как-то приезжал навестить Кристин. Они долго беседовали. Как гостеприимная хозяйка, она угостила его обедом. Когда он уехал, Кристин еще не знала, что видит его живым последний раз.

Наступил апрель. Генерал Ли собирал силы вокруг Ричмонда для отчаянной попытки защитить столицу Конфедерации. Гейб учился ходить, и Кристин согласилась с Самсоном и Питом, что ему можно позволить посидеть на лошади.

Однажды, теплым апрельским днем, выйдя из дома, Кристин внезапно почувствовала что-то неладное. Стояла какая-то странная тишина. Ни голосов, ни смеха. Солдат-юнионистов, охранявших ранчо, нигде не было видно.

И Пит с Самсоном куда-то подевались.

– Самсон? – позвала Кристин.

Дверь амбара жалобно скрипнула, словно порыв ветра распахнул ее, но погода стояла безветренная. Кристин посмотрела в сторону амбара и увидела человека. Он сжимал свою руку, из которой лилась кровь. Кристин едва не вскрикнула, но вовремя остановилась – осторожность превыше всего. Прижав Гейба к себе, она со всех ног бросилась обратно в дом.

– Шеннон! – позвала она. В передней схватила пояс с двумя шестизарядными кольтами Коула. Коул настаивал, чтобы они всегда были заряжены. Дрожащими руками Кристин надела пояс и потянулась за «спенсером» – магазинной винтовкой, которую Мэтью привез под Рождество. – Шеннон! – снова тревожно позвала она.

Девушка сбежала по ступенькам лестницы, бледная, с расширившимися глазами.

– Что-то случилось. Возьми Гейба…

– Нет! Дай мне винтовку!

– Шеннон, пожалуйста…

– Я же стреляю лучше тебя!

– Может, и так, но я не такая отчаянная и безрассудная, как ты, – оборвала ее Кристин. – Возьми Гейба и иди наверх; если придется, будешь стрелять из окна.

– Но в чем дело?

Кристин не могла объяснить, как она это почувствовала.

– Вернулся Зик. Он где-то поблизости. Шеннон, пожалуйста, не дай им забрать моего ребенка!

Она передала Гейбриэла сестре и снова бросилась к двери. Шеннон смотрела ей вслед. Гейб начал плакать, она крепче прижала его к себе и поспешила наверх.

– Пресвятая Дева Мария! – пробормотал рядовой Уотсон. – Вы только поглядите! Полоумный янки, один, идет прямо к нам.

Коул оторвал глаза от ружья, которое чистил, и взглянул, куда указывал Уотсон. Он увидел идущую рысью лошадь. По тому, как сидел на ней всадник, Коул понял, что тот ранен, и ранен серьезно.

– Может, пристрелим его? – предложил кто-то с усмешкой.

– Это, похоже, уже сделали за нас, – был ему ответ.

– Оставьте его, парни, – сказал Коул, поднимаясь и с любопытством вглядываясь во всадника.

Коула произвели в полковники, и он был старшим по званию в части. Малакай теперь стал майором, а Джейми – капитаном. Все трое служили в маленьком отряде и решили, чего бы это им ни стоило, разыскать Кирби-Смита и присоединиться к нему, но последний месяц они жили на этой заброшенной ферме, в доме, скрытом в глубине разросшегося сада.

– Я знаю этого человека, – внезапно проговорил Коул. Он поспешил вперед, за ним бросились братья и остальные подчиненные.

Когда он подбежал к лошади, юноша без сил упал ему на руки. Коул опустил его на землю и перевязал своим шарфом, чтобы остановить кровь, сочившуюся из-под лопатки.

– Мэтью Маккайи, что, черт возьми, ты здесь делаешь? – спросил Коул. Он посмотрел на капитана Роджера Торнбилла, отрядного медика, затем снова перевел взгляд на Мэтью, размышляя о там, как его шурин сумел найти их отряд. Но сейчас, решил он, это не имеет значения. Во всяком случае, сейчас Мэтью у него под присмотром.

– Давайте перенесем его в дом, – сказал капитан Торнбилл. Люди начали поднимать Мэтью. Тот открыл глаза, большие голубые глаза, и Коул сразу вспомнил свою жену, такую близкую и такую далекую. Мэтью протянул руку и схватил Коула за лацкан мундира.

– Коул, послушай меня…

– Вы хорошо знаете этого синебрюхого, полковник? – спросил капитан Торнбилл.

– Он брат моей жены. Я его достаточно хорошо знаю.

– Давайте побыстрее занесем его в дом. Он истекает кровью.

– Мэтью… – Коул взял руку, вцепившуюся в него. – Мэтью, капитан поможет тебе. Клянусь, он так и сделает. – Коул подумал, что Мэтью, возможно, боится доверять врачу конфедератов. Медики и той и другой стороны хвастались, что поубивали врагов больше, чем все артиллерийские расчеты, вместе взятые.

– Коул! Ради Бога! Послушай меня! – задыхаясь, проговорил Мэтью, сжимая пальцы Коула. – Зик…

– Что?

Мэтью с трудом перевел дыхание.

– Мы встретились с ним к юго-востоку отсюда, в маленьком местечке Джеймс-Форк. Нас было всего три десятка, мы шли по направлению к Теннесси. Меня ранили, я упал, и бандиты решили, что со мной все кончено. Потом я слышал, как он говорил… говорил, что сейчас же поспешит к Кристин Маккайи, рассказать о том, как подстрелил ее братца. Они остались на ночь в Джеймс-Форке. Я дождался, пока они хорошенько напьются, нашел лошадь, и вот я здесь…

Коул стоял мертвенно-бледный и напряженный как струна, не замечая, как больно он сжимал плечи Мэтью, пока капитан Торнбилл не сказал мягко:

– Отпустите его, полковник.

– Как ты нашел нас? – осторожно спросил Джейми. В этот момент он был, пожалуй, единственный, кто мог мыслить рационально.

Мэтью улыбнулся.

– Ваше местонахождение, джентльмены, для многих не секрет. Курт Тейлор был в разведке несколько недель назад. Некоторые из высоких чинов тоже знают, где вы… Просто они надеются, что война закончится раньше, чем они придут и выгонят вас отсюда. – Улыбка его потухла, он закашлялся и застонал от боли.

– Быстро перенесите его в дом! – приказал Торнбилл.

Полдюжины людей бросились выполнять приказ. Джейми Слейтер осторожно поддерживал голову Мэтью и его раненое плечо.

– Слейтер! Ты должен ехать туда. Ты и твои люди… У вас есть шанс… Поезжайте на запад…

Коул пошел за ними в дом.

– На ранчо должны быть янки, – сказал он. – Я знаю это.

– Это знает и Зик Моро, – задыхаясь, произнес Мэтью. И вдруг глаза его закрылись.

– Он умер? – упавшим голосом спросил Малакай.

Торнбилл отрицательно покачал головой.

– Обморок от потери крови. Просто удивительно, как он сюда добрался.

Носилки внесли в дом. Коул остановился во дворе. Сколько у него людей? Кроме его братьев и врача, у него в отряде был сержант, два капрала и двадцать два рядовых. Им повезло остаться в живых. Как мог он просить их идти с ним умирать сейчас, когда конец войны совсем близок?

– Я вас должен покинуть, парни, – сказал он. Солдаты, которые не были заняты с Мэтью, молча окружили его. – Этот бой будет личным, и некоторые из вас могут сказать, что это будет бой против одного из ваших…

– Что до меня, то Куонтрилла и его выродков я никогда не считал своими, – проговорил Бо Дженкинс, который в мирное время держал свой магазинчик. – Ни один южанин не станет просто так убивать человека.

– Рад слышать это, рядовой Дженкинс, – тихо сказал Коул. – Но все же я не могу, не имею права просить вас идти со мной, вас могут убить…

– Бросьте, полковник, чем это отличается от других боев? – спросил Дженкинс.

Его брат Джон встал рядом с ним:

– Сэр, мы уже давно с вами. Так что последуем за вами и сейчас. Вы что, полковник, думаете, мы надеемся жить вечно?

Коул невольно улыбнулся.

– Ну, тогда собирайтесь. Нам придется нестись во весь опор.

Взяв оружие, Кристин вышла из дома, и направились к амбару, где лежал, истекая кровью, солдат. Она остановилась возле двери, помедлила, толкнула дверь ногой, и вошла, готовая выстрелить в любой момент. Привыкнув к полумраку, она разглядела по крайней мере пятерых человек в синей форме, распростертых на земле. Их застигли врасплох за игрой в покер, об этом свидетельствовали карты, разбросанные повсюду.

Кристин судорожно глотнула воздуха.

– Уберите их! – раздался откуда-то мужской голос.

Один из молодчиков Зика, поняла Кристин. Она похолодела, понимая, что может не успеть выстрелить достаточно быстро.

Внезапно над самым ее плечом раздался выстрел. Она вскрикнула от неожиданности, соображая, ранило ли ее. Нет, пуля ее не задела. Она посмотрела туда, откуда раздался выстрел. Это был солдат-янки. Он лежал неподвижно, когда Кристин вошла, вот она и решила, что его убили. Но нет, его лишь ранили, он улыбается ей. Кристин повернулась. За ее спиной лежал человек, мертвый человек. В его груди зияла рана.

Она повесила кольты на пояс, подбежала к юноше, спасшему ей жизнь, и упала не колени перед ним.

– Благослови вас Бог! Что я могу…

– Леди, спасайтесь! – прошептал янки и сморщился от боли. – Если все будет хорошо, вы вернетесь ко мне. Мне чертовски жаль, но больше я ничем не смогу вам помочь. У меня перебита нога. Будьте осторожны. Он в доме.

Холодок пробежал по спине Кристин.

– Он… где?

– Моро, их вожак, в доме.

Он в доме, там, где ее сестра и ребенок. Кристин бросилась к двери. Она увидела Самсона и Пита, лежащих у дальней стены амбара. Пит был мертв, его глаза широко открыты. Самсон тяжело дышал, тонкая струйка крови стекала по его виску.

На секунду Кристин остановилась, оторвала полоску ткани от своей юбки, чтобы перевязать рану, а затем выбежала во двор и через загон для скота – прямо к дому. Кольты снова были у нее наготове.

Внезапно раздался выстрел. Кристин остановилась, глядя, как пыль взвилась в том месте, куда угодила пуля. Она подняла глаза вверх.

У окна ее спальни стоял Зик, держа Шеннон за волосы.

– Бросьте оружие, миссис Слейтер! – заорал Зик. – Быстро! Иначе все это золото, что я держу в руке, смешается с кровью.

Кристин в отчаянии смотрела на него. Она слышала шарканье ног и знала, что это его люди выглядывают из дома для прислуги, из большого дома, из-за загонов для скота. Она огляделась по сторонам. Сколько их? Двадцать? Тридцать? Трудно сказать.

– Брось их на землю, Кристин, только осторожно! – Зик рассмеялся, указывая пальцем на Шеннон. – Она стала хорошенькой. Пожалуй, даже красивее, чем ты. Хотя… как сказать… Для меня вы обе точно гремучие змеи.

Шеннон выругалась и яростно вцепилась в руку Зика зубами. Зик тоже выругался и наотмашь ударил ее. Вдруг Гейб начал плакать. Кристин невольно вскрикнула и тут же закусила губу.

Шеннон взвизгнула – Зик рванул ее за волосы. Он грязно выругался и снова крикнул Кристин:

– Брось оружие, или я для начала убью твоего щенка. Я вырву его ноги, потом руки и, если он еще будет трепыхаться, отрежу ему уши!

Кристин бросила кольты на землю. Она слышала, как Зик расхохотался, потом Шеннон исчезла в окне. К Кристин стали подходить головорезы из банды Зика. Она закрыла глаза и попыталась не обращать внимания на насмешки и отвратительный запах, исходивший от мужчин, которые обступали ее.

Дверь дома распахнулась, и появился Зик, толкая перед собой Шеннон. Шеннон была бледной, но Кристин, как это ни странно, обрадовалась, увидев, что ярость сестры сильнее страха. Еще будет время испугаться.

Продолжая держать Шеннон за волосы, Зик вытолкнул ее в центр круга. Он подошел вплотную к Кристин и усмехнулся.

– Сейчас я расскажу тебе наши планы на сегодня, Кристин. Просто чтобы ты знала, чего ожидать. Так вот, что у нас будет. Видишь вон парня, Гарри, того, что с деревянной ногой и гнилыми зубами? Так вот, он прямо сохнет по тебе, а потому на очереди первый. Я поиграю с твоей маленькой сестренкой. Свежее мяско… Потом… Ну, черт возьми, мы научились расплачиваться, и расплачиваться той же монетой. Мы тебя оставим живой. По крайней мере, пока будут гореть твой дом и амбар. Ты должна услышать, как кричат лошади. Это и в самом деле чудесные звуки, ты же любишь лошадей… Затем Гарри, может быть, снимет с тебя скальп. Он перенял это искусство от самого малыша Арчи Клеменса. Но посмотрим, как пойдет день, может быть, у нас на все не хватит времени. В этих местах полным-полно янки. Вы это знаете, миссис Слейтер? Конечно, знаете. Ведь ваш братец – предатель-янки. Так ведь? Но не волнуйтесь за него. Прошлой ночью я пристрелил его.

У Кристин подогнулись колени, и она села прямо на землю. Мэтью! Не может быть! Нет!

Зик рассмеялся.

Что-то внутри у нее оборвалось. Она вскочила на ноги и с яростью бросилась на Зика. Шеннон быстро сориентировалась, и обе они упали на него, кусая, царапая. Зик закричал, но никто из его людей поначалу не бросился ему на выручку. Стрелять они не могли: боялись попасть в своего вожака.

И тут раздался звук, до боли узнаваемый. Сомнений быть не могло, это конный отряд.

– Спасайтесь! – закричал один из бушхокеров.

Зик, изловчившись, сбросил, наконец, Шеннон на землю. С силой ударив Кристин по лицу, он, схватив ее, оглушенную ударом, за волосы, потащил к ступенькам крыльца и остановился за креслом-качалкой.

Цокот копыт слышался уже совсем близко, он звучал как тысяча барабанов.

– Ублюдок! – пробормотал Зик. – Как он мог узнать?..

Только когда Зик примостил свою винтовку на качалке и начал прицеливаться, Кристин сумела взглянуть на всадников.

Они были в серых довольно потрепанных униформах, но на лошадях держались великолепно. Клич мятежников взорвал воздух, и лошади остановились у дома, взметая столбы пыли. Раздался ружейный залп, Кристин вскрикнула.

Впереди всех скакал Коул, рядом – Малакай и Джейми.

Армия Союза проигрывала сражения с бушхокерами, потому что те имели прекрасное вооружение и действовали быстро и слаженно, но теперь им предстояло сразиться с человеком, который хорошо знал их повадки. С человеком, который умел действовать еще быстрее, чем они. С человеком, небольшой отряд которого был вооружен так же хорошо, как и они. И солдаты этого отряда горели желанием спасти свои честь и достоинство в войне, которую им суждено было проиграть. Они боролись против своих, потому что эти «свои» предали закон Юга, за который многие из них положили жизни.

Кристин ничего не видела из-за пыли, поднятой копытами лошадей, из-за огня и дыма выстрелов. Она только знала, что Зик остервенело тянул ее в дом.

Она упиралась. Он грозился, что пристрелит ее, но Кристин было все равно. Он убил Мэтью, убил ее отца и, наверное, убьет ее. Она надеялась только, что Далила отыскала Гейба и спряталась где-нибудь с ним. Кристин хотела, чтобы ее сын остался жив. Она хотела, чтобы хоть что-то доброе, хорошее выросло из пыли и пепла этой войны. Она хотела, чтобы ее ребенок, ребенок Коула, жил, не зная ужасов кровавой междуусобицы.

– Проклятая! – заорал Зик. Он с яростью заломил руку Кристин за спину, и она закричала от боли. Он толкнул ее к двери, затем в дом. Он толкал ее к лестнице, но боль в руке стала такой нестерпимой, что Кристин споткнулась на ступеньках.

– Может, у нас есть немного времени. Кто знает, вдруг возня затянется… Так что я не против поиметь тебя прямо на кровати Коула Слейтера, а потом посмотрю, как он захлебнется собственной кровью.

Внезапно входная дверь открылась, и в проеме показался Коул. Зик развернулся, выставив Кристин впереди себя как прикрытие.

Коул не двигался. В левой руке он держал кавалерийскую саблю, правой целился из кольта.

– Положи оружие, Слейтер, но только медленно, – проговорил Зик. Он мертвой хваткой вцепился в Кристин, а она едва не задохнулась от вони его немытого тела и дыхания, отдающего перегаром.

– Убери грязные лапы от моей жены, Зик.

– Ты знаешь, Слейтер, я поздно пришел к Куонтриллу. Вот почему не вспомнил тебя, когда мы встретились в первый раз. Но теперь-то все вспомнил. И мечтал увидеть тебя снова. Поверь, я много думал об этом. Так что опусти пистолет. Хочешь посмотреть, как я разряжу это серебристое дуло прямо ей в горло? Подумай, как потечет кровь, ее кровь, Слейтер.

И вдруг они услышали плач. Плакал Гейб. Далила, наверное, с ним где-то поблизости, подумала Кристин.

У нее засосало под ложечкой. Она увидела, как побледнел Коул. Зик ухмыльнулся.

– У тебя славный парень, Слейтер, – растягивая слова, проговорил Зик. Он приставил дуло пистолета к щеке Кристин. – В самом деле, славная жена и славный сын. Если хочешь видеть их живыми, опусти пистолет тихо и спокойно. Никаких резких движений.

– Никаких резких движений, – эхом повторил Коул.

Малыш, продолжал плакать. Кристин закусила губу; как только Коул опустит пистолет, Зик убьет его, а она так много должна ему сказать. Гейб теперь уже ходит, даже лепечет что-то. Она научила его говорить слово «папа». У него самый звонкий в мире смех, и глаза у него так похожи на глаза его отца…

– Коул, нет! – вырвалось у нее.

Он улыбнулся ей.

– Я должен сделать это, Кристин.

Зик захохотал.

– Да, он должен сделать это!

Коул посмотрел на Кристин и улыбнулся.

– Я никогда не говорил тебе, что люблю тебя. Знай же, я люблю тебя всем сердцем.

– О Господи, Коул!

– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Пригни голову, Кристин.

– Что? – выдохнула она.

Он не бросил свой кольт. Он целился поверх ее головы. Она вскрикнула, и весь мир взорвался.

Глава пятнадцатая

Кристин упала, ноги отказывались ее держать. Единственное, что отпечаталось в ее сознании, – выстрел. Единственный выстрел, который сделал Коул. Ответного выстрела не последовало.

Тело Зика рухнуло на нее. Кристин мгновенно пришла в себя. Краем глаза увидела голову Зика – невидящий взгляд уставился в стену, на лбу чудовищная рана. Она попыталась сбросить его, но тщетно. И тут сильные руки обвились вокруг нее и вытянули из-под Зика. Кристин не могла оторвать от него глаз – ужасающее зрелище, от которого стынет кровь и жилах.

– Кристин! – Коул обнял ее.

Она подняла глаза. В его взгляде светилась тревога.

– Ты не ранена?

Кристин покачала головой. Говорить она не могла. Она посмотрела на него и уронила голову ему на грудь, заплакав. Он гладил ее по волосам, бормотал что-то ласковое, утешая ее.

– Как ты узнал, что мы в беде? Они убили всех солдат, что охраняли ранчо. Хотя нет, некоторые, может быть, еще живы. Надо помочь им! Один из них спас меня. – Слезы с новой силой хлынули у нее из глаз, как Кристин ни старалась сдержаться. – Коул! Он убил Мэтью! Он разыскал моего брата и убил его.

– Тише, милая, успокойся, – шептал Коул, прижав ее к себе и гладя по волосам. Подняв ее голову за подбородок, он посмотрел ей в глаза. Хотел убедиться в том, что она в состоянии понять, что он говорит. – Кристин, с Мэтью все в порядке. То есть, прости, не совсем в порядке. Он ранен, но он жив. Я бы никогда не узнал… – Внезапно Коул замолчал, словно потерял дар речи. Он держал ее в объятиях, и руки его дрожали. Все самое плохое было позади, и теперь напряжение дало себя знать. – Отряд Мэтью атаковали. Зик решил, что твой брат умер, но он был лишь ранен и ночью бежал. Слава Богу, янки было известно, где мы находимся, и Мэтью хорошо знал местность, так что он быстро добрался до меня.

В глазах Кристин вспыхнула радость, которой она еще не смела поверить.

– Коул! Пожалуйста… ты так говоришь, чтобы меня…

– Это правда, Кристин, клянусь тебе.

– Но они не придут за тобой? Янки позволят тебе…

– Мои друзья караулят в нужных местах, – ответил Коул с грустной улыбкой. – Так что я надеюсь… Может, когда все кончится, ненависть и злоба исчезнут. Что-то останется навсегда в памяти… Но, Господи, как я хочу, чтобы все это кончилось. Хочу, чтобы весь этот кошмар остался позади!

Он снова прижал ее к себе, и она услышала, как сильно бьется его сердце. Грубая шерсть его мундира колола ей щеку, и Кристин казалось, что она никогда не была так счастлива, как сейчас. Ей захотелось посмотреть на него и снова увидеть, как он улыбается, как блестят его глаза, когда он обнимает ее, а более всего ей хотелось, чтобы он снова заговорил. Вдруг скажет, что любит ее.

Конечно, время для этого было неподходящее. У нее в ногах лежал труп, и, хотя вы стрелы на дворе стихли, там тоже на земле были трупы. И, слава Богу, оставались живые, которые нуждались в помощи. Ей надо было бежать в амбар к тому молодому янки, что спас ей жизнь, и… она должна найти своего сына.

– Кристин… – начал было Коул, но его прервал душераздирающий крик.

– Миз Кристин! Мистер Коул! О Господи… Хвала Всевышнему… – это появилась Далила с Гейбом на руках. Мальчик отчаянно вырывался. Коул смотрел на сына с трепетом отца, не видевшего своего ребенка долгое-долгое время. Смотрел и не узнавал, так вырос его мальчик.

У Кристин заблестели глаза.

– Он уже ходит! И говорит! И я его научила говорить слово «папа».

Далила, увидев тело Зика, плюнула на него и переступила, чтобы подойти к Коулу, затем опустила Гейба на пол. В первый момент мальчик пошатнулся, Коул опустился на колени и протянул к нему руки. Гейб сделал несколько неуклюжих шажков, с опаской поглядывая на незнакомца.

– Скажи «папа», – попросила его Кристин.

Но Гейбриэл, похоже, не собирался ничего говорить. Он отвернулся от незнакомого мужчины, стоявшего на коленях, и зарылся лицом в юбки матери. Кристин засмеялась и подняла его на руки. Она так сильно прижала его к себе, что мальчик громко запротестовал.

– О, Гейб! – лепетала Кристин, гладя его. Коул поднялся с колен и взял у нее своего плачущего сына. Он поднял Гейбриэла на вытянутых руках и смотрел своими серыми с серебристым блеском глазами в его тоже серые глаза.

– Я твой папа, маленький ты мой человечек! – засмеялся Коул. – Тебе лучше начинать привыкать к этому.

Конечно, Гейбриэл не мог понять, что говорил ему Коул, но засмеялся в ответ, будто решил принять этого незнакомца. Коул улыбнулся Кристин.

Внезапно в дверях послышалась какая-то возня.

– Отпустите меня, подлец!

Малакай втащил Шеннон в дом. Лицо его потемнело от злости.

– Я готов сражаться с бушхокерами, с проклятыми янки, но, Коул, будь я проклят, уволь, не могу справиться с этой девчонкой!

– Отпустите меня! – снова потребовала Шеннон.

Малакай отпустил ее слишком резко, так что она, чтобы удержать равновесие, сделала несколько шагов – и оказалась рядом с телом Зика Моро.

Она вскрикнула и закрыла рот руками.

Кристин посмотрела на Малакая и удивленно приподняла бровь.

– Я понятия не имел, что здесь у вас творится, – ответил тот. – Я просто не хотел, чтобы она нарвалась на пулю или чтобы из-за нее пристрелили вас или Коула. Если бы ее убили, сама была бы виновата, но, раз она ваша сестра, я подумал, что надо попытаться спасти ее.

Шеннон молчала, все еще глядя на Зика. Потом отвернулась, плечи ее затряслись, она расплакалась.

Кристин хотела подойти к сестре, но Коул остановил ее. Малакай осторожно попытался оттянуть Шеннон в сторону.

– Ну же, все кончено. Все позади, – грубовато проговорил он. – Чего теперь распускать нюни?

Шеннон моментально перестала плакать и только хлюпала носом. Малакай протянул ей носовой платок, она вытерла лицо и кивнула в знак благодарности.

– Я никогда не распускаю нюни… Вы… неотесанный дикарь!

– Ну, хорошо! Пора приниматься за дело.

– За дело?

– Есть раненые. Им нужна помощь. Конечно, если вы, черт возьми, не слишком слабонервная и изнеженная девица, чтобы помочь людям, которые готовы были умереть, спасая вашу жалкую жизнь.

– Жалкую?

– Идите же!

– Я иду, Малакай Слейтер! Иду, потому что они хорошие люди, пусть и мятежники! Я иду к ним, потому что сама так решила, и я никогда-никогда не стану делать что-либо только потому, что вы мне велели! Вам ясно?

Она тряхнула золотистыми локонами и с самым независимым видом прошла мимо него. Ее уход был бы великолепным, если б не одна деталь. Малакай отвесил ей звонкий шлепок пониже спины, когда она проходила мимо него. Шеннон взвизгнула и наотмашь стукнула его по лицу. Малакай поймал ее за локоть и повернул к себе, лицо его выражало самую лютую ненависть.

– Малакай, пожалуйста, она моя сестра! – мягко напомнила Кристин.

Он медленно разжал руку и отпустил Шеннон.

– Вот уж спасибо! Как вы добры, сэр! – затараторила Шеннон и, больно стукнув его по голени ногой, выскочила за дверь.

Кристин не смогла сдержать улыбки, Коул засмеялся, и Гейб тоже последовал примеру отца. Далила смеялась вместе с ними, потом, спохватившись, воскликнула:

– Самсон! Мой муж… О, мистер Слейтер!

– В амбаре, – быстро проговорила Кристин, глядя на Коула. – Он был еще жив…

Коул немедля бросился туда, Далила за ним. Кристин тоже пустилась бежать, но, оказавшись на крыльце, остановилась как вкопанная, увидев ужасную картину.

Везде были разбросаны тела. Люди в серой униформе собирали их, оттаскивали в сторону. Какой-то молодой человек кивнул ей. Кристин видела, что он смертельно устал. Она глотнула воздуха и, подбежав к нему, схватила его за руку.

– Спасибо вам. Спасибо, что пришли. Он улыбнулся и приподнял шляпу.

– Я пойду куда угодно за полковником Слейтером, мэм. Я так рад, что мы успели вовремя.

Его ждала тяжелая работа, и он откланялся. Кристин услышала, как кто-то зовет, просит пить. Поспешив к колодцу, она увидела там одного из солдат Коула, сжимавшего рукой плечо и пытавшегося встать на ноги.

– Сейчас, сейчас! – прошептала она, зачерпывая воду. Гейб засмеялся. Он, видимо, подумал, что с ним играют.

– Спасибо, мэм, – поблагодарил солдат. Он поморщился, и Кристин увидела пулю, застрявшую у него в плече.

– Помогите мне! – позвала она.

Раненого подняли и отнесли в дом, в гостиную, которая уже превратилась в лазарет. Люди Коула кипятили воду, рвали простыни на бинты, оказывали помощь раненым. Гейб отказался засыпать, так что Кристин соорудила в гостиной маленький манеж, оставила его там и занялась ранеными. Ей помогали Шеннон и Далила. Опасаться за жизнь Самсона причин не было, да и сам он, не желая сидеть без дела, вскоре присоединился к женщинам. Надо было убрать тело Зика Моро из дома. Шеннон, увидев мужчин, выносящих труп, закричала:

– Пожалуйста, пожалуйста! Прошу вас! Не хороните этого человека на нашем ранчо!

– Мисс Маккайи…

– Пожалуйста, пусть грифы растерзают его, пусть его загрызут волки, только прошу вас, не хороните его в нашей земле.

И тогда несколько солдат взяли телегу и, погрузив на него Зика и тела других бушхокеров, повезли их куда-то прочь от ранчо.

Пита, несколько убитых из отряда Коула и солдат, охранявших ранчо, которых перестреляли бушхокеры, похоронили на семейном кладбище, рядом с могилами отца и матери Кристин.

К вечеру большая часть следов схватки была убрана. Далила приготовила вкусный и обильный ужин.

В десять часов вечера они услышали скрип повозки. Коул только что кончил ужинать и потягивал бренди накрыльце. Гейбриэла уложили спать, и Кристин сидела у ног Коула, слушая печальную мелодию, которую кто-то из солдат выводил на губной гармошке.

Кристин почувствовала, как Коул напрягся. Затем вспомнила, что он везде расставил караулы, и откуда-то из темноты донесся клич мятежников. Повозка приближалась.

– Что это, Коул? – шепотом спросила Кристин.

– Это сюрприз, – ответил он, сжимая ее плечо.

Она спустилась с ним во двор.

– Кристин… Шеннон… – раздался тихий голос из повозки.

– Мэтью! – Кристин бросилась к нему.

– Осторожно, сестричка, не задуши меня, я все-таки ранен!

– О, Мэтью! – Шеннон мчалась к повозке со всех ног.

Мэтью внесли в дом и уложили в его ком нате.

– Кристин! – Он потянул ее к себе. – Кристин, скоро сюда нагрянут янки. Они увидят, что майор Эмери и их солдаты убиты. Они, конечно, обрадуются, что Коул со своими людьми успел вовремя и спас вас, но война еще не кончена. Им придется либо взять Коула в плен, либо устроить тут сражение, и тогда снова будут гибнуть люди. Совершенно бессмысленно гибнуть… Возможно, они герои, и на той, и на другой стороне, но разве это важно? Ты меня понимаешь, Кристин?

Нет, она его не понимала. Или, может быть, понимала, но не хотела соглашаться с тем, что он говорил. Она не вынесет, если ее муж так скоро снова уедет.

– Пойми, Коул все еще считается вне закона. Теперь еще боле, чем раньше.

– Но почему?

– Он должен был тебе сам объяснить. Главное одно: ему необходимо уехать сегодня ночью, сейчас!

Кристин почувствовала, как слабеет.

– Спасибо, Мэтью, – только и могла сказать она.

Кристин погасила лампу и вышла. С мгновение она колебалась, прислонившись спиной к закрытой двери.

Спустившись вниз, она обнаружила собирающихся к отъезду солдат. Похоже, они знали, что оставаться здесь для них небезопасно. Врач из отряда Коула, который так заботливо ухаживал за братом Кристин, теперь проверял повязки и накладывал раненым солдатам свежие. Увидев молодую женщину, он улыбнулся:

– Ваш брат скоро поправится. Старайтесь держать рану в чистоте. Не используйте дважды один ватный тампон или губку, когда будете промывать рану. Я все больше убеждаюсь, что инфекция именно так попадает в рану. Похоже, мы больше следим за санитарией, чем эти синебрюхие. – Он помолчал, вид у него был усталый. – Ваш брат – хороший человек. Берегите его.

– Спасибо вам, капитан Торнбилл, – поблагодарила Кристин. Он уже повернулся, чтобы уходить, но она остановила его, легко дотронувшись до его руки. – Капитан, вы уверены, что эти люди могут отправиться в путь?

– Самые тяжелые ранения получили янки, которых мы нашли в доме для прислуги, а им не нужно никуда уезжать. У моих людей – у одного перелом ноги, у другого сломана рука, у нескольких ранения в плечо, и двое с сотрясением мозга. Они смогут ехать в повозке. – Капитан помолчал, печально глядя на нее. – Миссис Слейтер, уж лучше трястись в повозке, чем оказаться в плену у янки. Я не из тех, кто говорит, что янки мясники, но я слышал мало утешительного о лагерных тюрьмах, будь то лагеря янки или же конфедератов.

Здоровые солдаты прошли мимо нее, готовые к отъезду. Коула нигде не было видно. Малакай подошел к Кристин сзади и обнял ее за плечи.

– Надеюсь, Коул не станет возражать, – сказал он и поцеловал ее в щеку. – Черт возьми, мне все равно, даже если он и будет возражать! – И он снова поцеловал ее. Кристин не заметила, что слезы текут по ее щекам, пока он не вытер их.

– О, Малакай…

– Все хорошо. Мы не уйдем далеко отсюда.

– Мы будем совсем близко. – Это сказал Джейми. Он подошел, обнял Кристин и тоже поцеловал в щеку. – Берегите себя, сестренка, слышите?

Она кивнула, не в силах произнести ни слова.

– Коул…

– Коул здесь, – проговорил ее муж. Слезы застилали ей глаза и мешали смотреть. Он обнял ее. – Ну же! – прошептал он, целуя ее. – Прекрати! Ты не можешь провожать моих братьев со слезами на глазах!

– Твоих братьев?..

Она резко повернулась. Коул смотрел по верх ее головы. Малакай дотронулся до своей шляпы и улыбнулся, Коул ответил ему улыбкой. Малакай и Джейми вышли.

– Я сегодня не уезжаю, Кристин, – помолчав, сказал Коул.

– Что? – прошептала она.

Тут они услышали, как Шеннон ласково прощается с Джейми и не так ласково – с Малакаем. Коул усмехнулся, Кристин тоже понимающе улыбнулась. Ее глаза искали его взгляд. Дверь открылась, и появилась Шеннон.

– О, простите! – пробормотала она.

Ни Коул, ни Кристин не обернулись. Они слышали, как Шеннон на цыпочках прошла в гостиную и осталась там с раненым солдатом-юнионистом.

Какой он красивый, подумала Кристин, глядя на Коула. Он самый красивый на свете. Похудел, седые пряди серебрятся в волосах, поблескивают в бороде, но и они были красивыми. Они так гармонировали с серебристым цветом его глаз…

– Коул, – горячо зашептала Кристин, – тебе надо уезжать! Мэтью сказал, что ты вне закона…

– Они не знают, что я здесь. Все мои люди ушли. Мою лошадь захватили с собой. Они знают, как раствориться в ночи. А я останусь здесь, с моей женой.

– О!..

– Если она примет меня.

– Коул… – Кристин дотронулась до его щеки, нежно провела пальцами по бороде. – Она примет тебя!

Коул взял ее руку и стал целовать пальцы. Молча поднял Кристин на руки и внес в их спальню. Там он остановился, прислонившись к двери. Кристин, улыбаясь, смотрела на него.

– Никогда не думал, что мы сейчас будем вместе, – прошептал он.

– Но мы вместе, – сказала она.

– Да, мы вместе.

Он опустил ее на ноги. Кристин потянулась к его шляпе и бросила ее на пол, отстегнула кобуру, старательно расстегнула мундир и форменную рубашку; когда она увидела его голые плечи и грудь, сладостное чувство ожидания захлестнуло ее. Ее пальцы стали вдруг неловкими, дрожь волнами прошла по телу. Она прошептала его имя, прижалась губами к его груди, нашла пульсирующую жилку у основания шеи. Он поймал ее губы и поцеловал страстным, голодным поцелуем, он упивался ею, ощущая, как подкатывают и захлестывают его горячие волны страстного желания. Кристин почти не дышала, когда он отпустил ее из объятий и стал расстегивать пуговицы ее платья. У него тоже тряслись руки, но вскоре платье упало на пол, за ним последовала рубашка и нижние юбки, оставались еще чулки и туфли, но Коул поднял Кристин и понес к кровати, остановившись взглянуть на Гейбриэла, сладко спавшего в своей кроватке в углу комнаты.

Коул опустил ее на кровать, и сам упал рядом. Пальцы Кристин гладили его голову. Он застонал и стал снова и снова целовать ее губы, грудь, лаская языком соски.

– О, Коул! – Желание будто молнией пронзило ее всю… Она чувствовала на себе тело Коула, его нежные и требовательные прикосновения, видела его глаза, смотревшие в ее глаза, жадно смотревшие на ее тело… Она ощущала, как желание растет в нем, превращается в грозу, готовую вот-вот раз разиться.

Он целовал ее живот, гладил бедра, легко касался золотистого треугольника между ног. Потом ловко снял с нее туфли, чулки и под вязки. И снова оказался на ней, языком прокладывая жаркую дорожку от ее шеи к ложбинке между грудями, ниже, к пупку, и еще ниже, к самому очагу, где уже разгоралось жаркое пламя…

Коул на секунду остановился. Кристин открыла глаза, а он застонал и спрятал голову у нее на груди.

– Как я люблю тебя, Кристин, как я люблю!

– Коул, – прошептала она, крепче прижимаясь к нему. – Пожалуйста…

Он отодвинулся от нее:

– Ну?

И тут она поняла, чего он хочет. Прильнув к нему, Кристин заговорила:

– Коул, я всегда буду любить тебя! Я так люблю тебя! Я даже не предполагала, что могу так любить, я боялась, я знала, что ты ни когда не любил меня.

– Я тоже не думал, не осмеливался поддаться чувствам, – тихо проговорил он.

– Скажи это еще раз, – попросила Кристин.

– Я тебя люблю. Я тебя люблю, Кристин Маккайи-Слейтер, и клянусь, буду любить до конца моих дней.

– Коул! – Она прижалась лицом к его груди. Тело его было горячим и влажным…

Он любил ее…

Позднее этой ночью, много позднее, когда главные слова были сказаны, Коул обнял ее и рассказал обо всем. Сначала о том дне, когда пришли джейхокеры, сожгли его дом и убили жену. Кристин понимала, как тяжело ему говорить об этом, но не останавливала его, потому что важно было, чтобы он рассказал все, чтобы он открыл ей свою душу, как она открыла ему свою. А ему было важно довериться ей; исцеляющая сила слов врачевала его истерзанную душу, очищала ее.

Кристин слушала и больше не боялась его печального прошлого. Коул рассказал ей о том, что произошло в Канзасе, как он встретил своего старого друга Курта Тейлора и как тот предупредил его, что Генри Фитц со своими джейхокерами в городе.

– Я убил его, Кристин. Я знал, что делаю. Знал, как это опасно, но должен был встретиться с ним лицом к лицу. – Он сильнее обнял ее. – Я должен был сделать это, чтобы у нас с тобой было будущее. Ты понимаешь?

Ей не нужно было отвечать ему. Она поцеловала его, и он застонал от наслаждения и стал гладить ее волосы. И снова они ласкали друг друга. И ласки их были такими нежны ми, такими отчаянными и страстными… Они словно клялись друг другу, что сделают все возможное, чтобы быть счастливыми вместе.

Заснули они только перед рассветом. Но, едва первые лучи солнца проникли в комнату, Кристин проснулась. Начинался день, светлый и яркий, как радуга.

Под окнами раздался цокот копыт. Кристин в испуге вскочила с постели. Внизу у колодца стоял офицер-юнионист. Она взглянула на Коула; ей показалось, что он спит. Черты его лица смягчились, напряженность исчезла.

Кристин быстро натянула платье и босиком выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь. Стараясь не шуметь, она легко спустилась с лестницы и поспешила к колодцу. Она не представляла себе, как сейчас выглядит, какою ее увидел этот человек. Она была бледна, голубые глаза широко открыты, волосы в беспорядке падали на взволнованное лицо.

Он улыбнулся, оглядел ее с головы до ног… и вдруг очень позавидовал Коулу Слейтеру.

– Доброе утро, мэм. Это ранчо Маккайи?

– Да, мой брат – офицер Армии Союза. Он сейчас дома, поправляется после ранения.

А мой муж – офицер Армии Конфедерации, тоже сейчас в доме, и это большой риск, подумала она.

– У вас такая чистая и вкусная вода. Спасибо.

– Пейте, пожалуйста.

– Сюда наведывался Зик Моро со своими головорезами и убил почти всех солдат, так?

Кристин со вздохом кивнула.

– Сегодня, немного позднее, приедут врачи, чтобы помочь раненым.

– Это хорошо. Мы уже оказали им первую помощь, сделали все, что могли.

– Не сомневаюсь.

– Может быть, зайдете в дом?

Он покачал головой:

– Нет. Я здесь неофициально, приехал, лишь чтобы сказать вам, мэм: война окончена. Да, все решилось, не хватает только это отметить. Потребуется время, чтобы войска сдались. Кирби-Смит – упорная душа. Гордец, отважный воин, но…

– Война закончилась? – чуть слышно переспросила Кристин.

– Да, мэм, как я и сказал вам, все уже решено. Два дня назад, двенадцатого апреля, генерал Роберт Э. Ли вручил документы о капитуляции Армии Конфедерации генералу Улиссу С. Гранту в маленьком городке Аппоматокс-Куртхаус. Говорят, президент Линкольн решил, что эта великая страна должна как можно быстрее объединиться, чтобы мир и братские отношения установились снова между Севером и Югом.

Кристин била дрожь. Коленки подгибались, губы тряслись. Офицер помог ей подняться на крыльцо. Она кивком поблагодарила его.

– Война действительно закончена? Это правда?

– Да, это правда. Я слышал, говорят, что полковник Слейтер со своими людьми приезжал сюда вчера. Слышал, будто они прикончили Зика Моро и его бандитов. Это очень хорошо, мэм. Я рад вам сказать, что командование Армии и судьи тоже услышат об этом. – Он улыбнулся. – Конечно, люди Слейтера ушли?

Кристин кивнула:

– Да… они ушли.

– Вы его жена?

– Я его жена.

– Кто-то должен ему сообщить, что война закончилась. Конечно, его нужно предупредить, что следует быть осторожным. Есть люди, которые хотят заполучить его голову. Ну, например, за то, что он был с Куонтриллом, вы знаете, и потом за то, что случилось в Канзасе… – Он пожал плечами. – Если вам удастся повидать его, миссис Слейтер, постарайтесь убедить его какое-то время залечь на дно. Может быть, поехать в Техас. У Фитца есть брат, и он, конечно, поднимет шум. Но скажите Слейтеру, пусть запомнит, война закончилась. Все теперь будет хорошо. Слышите? Скажите ему – так просил передать Курт Тейлор.

Кристин снова кивнула.

– Спасибо за воду. Вкусная у вас вода.

– Рада, что вам она понравилась. Кристин стояла и ждала. Ждала, пока офицер Армии Союза в синей форме не исчез за линией горизонта, оставив за собой столб пыли.

Она бросилась наверх.

– Коул! Коул!

Она неслась через две ступеньки. Он стоял у окна и все видел.

– Закончилась! Война закончилась! Ли капитулировал! Есть части, которые еще не сдаются, но уже подписан договор! О, Коул! – Кристин обхватила руками его лицо и поцеловала. Она целовала его шею, плечи, ее радость была настолько безграничной, что Коул не смог сдержать улыбку.

– Кристин, Кристин… все не может быть так просто…

– Нет, это не просто, – проговорила она и рассказала ему все, что только что узнала от офицера-юниониста. – Его зовут Курт Тейлор, он сказал, что тебе следует пока отсидеться в Техасе, – закончила она.

– Я так и сделаю, – кивнул Коул.

– Мы так и сделаем, – поправила его Кристин.

– Мы? – спросил он, приподнимая бровь. – Помнится, тут одна леди мне говорила, что не хочет покидать это ранчо. Она даже продала свою честь мятежнику с дурной репутацией, чтобы остаться здесь, на своей земле.

Кристин улыбнулась. Она никогда еще не чувствовала такого прилива сил, такого страстного и трепетного желания жить, такого радостного ощущения мира вокруг нее. Стояла весна, и война закончилась. Закончилась…

– Это не мое ранчо. Мэтью здесь хозяин. И он сейчас здесь. Видишь, самое время уезжать отсюда. И я считаю, что продала свою честь за хорошую цену. А сейчас посмотри, какой замечательный у меня сын. И…

– И?..

– И есть еще кое-что. Я отчаянно влюбилась в этого мятежника с дурной репутацией. Даже когда мне хотелось задушить его своими руками, я отчаянно любила его.

– Отчаянно?

– Невероятно, безумно!

– Правда? – Коул сжал ее пальцы и поцеловал их. Кристин почувствовала, как дрожь пробежала по его телу, и заглянула ему в глаза.

– Коул?

– У нас с тобой есть будущее.

– Да!

– Мы увидим, как вырастет Гейбриэл, и у нас будут еще дети. И я смогу их держать на руках, когда они будут еще совсем маленькими.

– И ты сможешь менять им пеленки, – добавила Кристин.

Он улыбнулся и снова поцеловал ее.

– Коул? – вздохнула она.

– Да, любовь моя?

Она ему улыбалась. Ее улыбка была одновременно чувственной и немного ленивой.

– Когда ты отправишься в Техас, я последую за тобой. Я последую за тобой, куда бы ты ни поехал. Но сейчас…

– Да?

– Мы никогда не занимались с тобой любовью в мирное время. Никогда. – Глаза ее заблестели. – Мы никогда не занимались любовью в мирное время и не шептали, что любим друг друга!

Коул откинул голову назад и рассмеялся. Глаза его, устремленные на нее, отливали се ребристым светом, и Кристин подумала, что он всегда будет ее рыцарем, который ворвался в ее жизнь, как герой, повел из тьмы к свету. Они еще идут по этому пути. Еще будут боль и утраты, будет время скорбеть по Питу, который всегда был ее другом, всегда защищал ее. Будет время воздать почести майору Эмери, который тоже был ее другом, благородным и заботливым, до самого конца.

Но сейчас они были вместе. Коул лукаво усмехнулся.

– Ну, тогда мы должны заняться любовью в мирное время и шептать друг другу слова любви. Кристин!

– Да?

Он стал целовать ее.

– Я люблю тебя, – слышала она его жаркий шепот. – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!..

Буря страсти захватила их, и они шептали друг другу слова любви.

Лучи солнца осветили комнату, набирал силу новый день.

Коул гладил волосы жены, смотрел на нее с нежностью и благодарностью за все, что она дала ему. Смотрел, как прибывает свет нового дня.

Он знал, что страна еще долго будет залечивать раны войны. Долгое, долгое время. И много времени потребуется, чтобы страна стала единой. Кристин взялась исцелить его, и их сердца сейчас вместе.

– Начинается новая эра, – проговорил он.

– Что?

– Я сказал, что люблю тебя! – уклонился он от ответа.

Война не кончится так легко, как думает Кристин. Жизнь полна сложностей. Но у них есть будущее.

И Техас может немного, совсем немного подождать.

Авторское заключение

Война не кончилась так просто, особенно на западе страны, на границе штатов Канзас и Миссури, где она, по сути дела, и началась задолго до выстрелов в форте Самтере.

Генерал Кирби-Смит со своими частями держался до 26 мая – вплоть до этого дня последнее подразделение войск южан оставалось на боевых позициях.

Уильям К. Куонтрилл умер 6 июня 1865 года, получив смертельное ранение в бою с юнионистами во время рейда в Луисвилл (штат Кентукки). Умирая, он клялся, что если бы взял в плен Джима Лейна, Главаря джейхокеров до того, как их Главарем стал Док Дженнисон, он бы сжег его заживо.

Сам Джим Лейн сделал свой последний выстрел 1 июля 1865 года – он выстрелил себе в рот.

Фрэнк и Джесси Джеймсы и братья Янгер – люди Куонтрилла – продолжали свои бесчестные деяния и в мирное время.

Коула и Кристин ждало будущее со множеством проблем и радостей, которые жизнь преподносила им.

А Малакай и Шеннон… Ну, это уже со всем другая история.

Примечания

1

Армия северян во время Гражданской войны. – Здесь и далее прим. перев.

(обратно)

2

В штате Канзас социальные волнения и беспорядки возникли до начала в США Гражданской войны. Ссылку на «истекающий кровью Канзас» аболиционисты использовали в борьбе против сторонников рабства.

(обратно)

3

Аболиционисты – сторонники политического движения за отмену рабства, начало которого относится к 30-м гг. XIX в.

(обратно)

4

Куонтрилл, Уильям Кларк (1837–1865) – командир одного из отрядов южан во время Гражданской войны. Совершал со своим отрядом дерзкие набеги; остался в памяти американцев как кровавый убийца.

(обратно)

5

Стиль английской мебели XVIII в., с обилием тонкой резьбы. Назван по имени краснодеревщика Томаса Чиппендейла (1718–1779).

(обратно)

6

Музыкальный инструмент, разновидность клавесина, небольшого размера. Появился в Италии в XV в., служил для домашнего музицирования.

(обратно)

7

Исторически сложившийся в начале XVIII в. регион на северо-востоке страны. В настоящее время включает штаты: Вермонт, Коннектикут, Массачусетс, Мэн, Нью-Хэмпшир и Род-Айленд.

(обратно)

8

Прозвище партизан-конфедератов во время Гражданской войны.

(обратно)

9

Прозвище канзасских партизан – противников рабства.

(обратно)

10

Религиозного содержания песня; жанр возник среди негров-рабов Юга Америки перед Гражданской войной.

(обратно)

11

Ласковое обращение к молоденькой девушке.

(обратно)

12

Академия Сухопутных войск, находящаяся на юго-востоке штата Нью-Йорк.

(обратно)

13

Ли, Роберт Эдуард (1807–1870) – генерал, участник Гражданской войны, выпускник Уэст-Пойнта.

(обратно)

14

Синее и серое – противопоставление армий северян (Армия Союза), носивших синюю форму, и южан (Армия Конфедерации), носивших серую форму, во время Гражданской войны.

(обратно)

15

Готорн, Натаниэл (1804–1864) – крупный американский писатель. Ему принадлежат сборник рассказов, исторические очерки, переложения классических мифов для детей.

(обратно)

16

Грант, Улисс С. (1822–1885) – главнокомандующий Армии Союза в 1868–1876 гг.; дважды избирался президентом США.

(обратно)

17

Джексон, Томас Джонатан (1824–1863) – генерал Армии Конфедерации; за оборону в первой битве, при Булл-Ране, получил прозвище Каменная Стена.

(обратно)

18

Просторечное произношение слова «миссис».

(обратно)

19

Официальное название наиболее известной Армии Конфедерации, которую возглавлял генерал Роберт Ли.

(обратно)

20

Дивизия северян, созданная для охраны подступов к реке Потомак и защиты г. Вашингтона.

(обратно)

21

Браун, Джон (1800–1859) – лидер аболиционистского движения в Канзасе. После разгрома восстания за освобождение рабов в 1859 г. в Виргинии был повешен.

(обратно)

22

Город в штате Западная Виргиния. С 1796 г. здесь находился арсенал США. В 1859 г. Джон Браун занял арсенал и был захвачен отрядом полковника Р. Ли.

(обратно)

23

Ричмонд – город в центральной части штата Виргиния; с 1861 года был столицей Конфедерации.

(обратно)

24

Дэвис, Джефферсон (1808–1889) – президент Конфедеративных штатов Америки, избран в 1861 году.

(обратно)

25

«Дикси» или «Земля Дикси» – песня, ставшая официальным гимном конфедератов. Дикси – так называли Южные Штаты.

(обратно)

26

Выход Южных Штатов из Союза.

(обратно)

27

Бронированное судно – военное судно с деревянным остовом, обшитым железными листами. Первый в истории морской бой между такими судами произошел 9 марта 1862 года, во время Гражданской войны.

(обратно)

28

Здесь 1–3 июля 1863 года состоялось одно из крупнейших сражений Гражданской войны.

(обратно)

29

Эдмунд Кирби-Смит (1824–1893) последним из генералов Армии Конфедерации сдался 26 мая 1865 года северянам.

(обратно)

Оглавление

Часть I НЕЗНАКОМЕЦ

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

Часть II ЛЮБОВНИК

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

Часть III МУЖ

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

Часть IV ВНЕ ЗАКОНА

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

Авторское заключение

*** Примечания ***