Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
улыбаясь, они вручили
моей жене букет роз, мне
– литровую бутылку ŤАбсолютаť,
и мы сели за стол.
Вы знаете, как американцы
пьют водку. Это
– непристойность. Это – позор нации. Великий народ,
подаривший миру Марка
Твена и высадивший первого
человека на луну, понятия
не имеет, как надо пить
водку. Они её разбавляют! Чем угодно – томатным
соком, апельсиновым
соком, тоником, даже холодным
чаем. При одной
мысли об этом экран компьютера
темнеет у меня перед
глазами, и горло перехватывает
спазма от боли за мою
великую новую родину.
Впрочем, в тот вечер
я не думал об этом. Захваченный ожиданием
надвигавшейся на меня
значительности, я чувствовал
себя американцем и готов
был разделить
их позорные навыки. Поэтому я спросил,
чем мои гости хотят разбавлять
водку. Услышав
этот вопрос, мистер О’Миллэн
потупился.
– Я думал, русские
пьют водку прямо так,
не разбавляя, –
сказал он, и в голосе его
прозвучала тоска и надежда.
– Пожалуйста. Конечно.
Как хотите, – сказал
я и посмотрел на мистера
Цвайхмана. Всё-таки,
он был начальник, из Вашингтона.
– Я вас предупреждал,
что он ирландец, – сказал
мистер Цвайхман и, неожиданно
перейдя на русский язык,
добавил с лёгким акцентом:
– Меня можете не спрашивать.
До войны я жил
в Воронеже.
Я налил, и мы выпили
за здоровье хозяйки
дома, как галантно предложил
мистер Цвайхман. Я налил снова, и мы
выпили за наше благополучное
прибытие в Америку, как
предложил мистер О’Миллэн.
Потом мы выпили за моё
здоровье. Потом
– за процветание Соединённых
Штатов. Потом
– за наши с женой успехи
в работе и личной жизни.
Потом – за успехи американских
атлетов в предстоящих
олимпиадах. Потом
– почему-то за дружбу
американского и пуэрториканкского
народов.
После каждого
тоста я ожидал, что мои
гости, наконец, заговорят
о важном государственном
деле, по которому они
приехали. Но они
говорили обо всём на
свете – о старых фильмах,
о плохом климате в Вашингтоне,
о болезнях позвоночника,
о своих огородах и своих
семьях. Оказалось,
что у мистера О’Миллэна
шесть детей, и мы выпили
за здоровье каждого
из них в отдельности. Потом оказалось,
что двое из них замужем,
и мы выпили за счастье
их семей, каждой в отдельности. К тому времени,
когда дело дошло до здоровья
моего двоюродного брата,
я уже слабо соображал,
за что и с кем я пью. ŤАбсолютť кончился,
и я достал из холодильника
бутылку ŤВольфшмитаť. Конечно, подавать
ŤВольфшмитť после ŤАбсолютаť
позорно, но мои гости
приняли это проявление
бедности с благородным
снисхождением. Около
одиннадцати часов вечера
мы пересели на диван. Мистер Цвайхман,
которого я к тому времени
уже запросто называл
Бобом, сказал:
– Теперь
поговорим о деле. Бизнес есть бизнес. Ты приехал из страны,
с которой мы находимся
в состоянии холодной
войны. Наше правительство
интересуют все секреты
этой страны, какие ты
знаешь.
–
Ребята, – сказал
я, с трудом ворочая английским
языком, – можете на меня положиться. Я сделаю всё возможное,
чтобы мы с вами одержали
победу в холодной войне. Но никаких секретов
я не знаю. Мне их
не доверяли.
Это была сущая
правда. Я был инженером-строителем,
и все мои профессиональные
знания ограничивались
тем, как месить бетон
и ругаться матом с рабочими,
что вряд ли могло заинтересовать
правительство Соединённых
Штатов. Мой друг
Боб Цвайхман огорчился.
– Слушай,
вспомни что-нибудь, –
сказал он. – Ты мне друг или портянка? Как я буду отчитываться
перед начальством?
Я напряг память
и, к своему удивлению,
кое-что вспомнил. Я сказал:
– Боб, я знаю
один советский секрет. Отметки.
– Не годится,
– вздохнул Боб.
– К сожалению,
твои школьные отметки
нашу разведку не интересуют.
Я понял, что мой
друг далёк от точных
и естественных наук
и, как мог, объяснил ему,
что отметка есть понятие
физическое. Так
называется превышение
уровня земли над уровнем
океана. Абсолютная
отметка.
– Понятно,
– сказал Боб, проявляя
сообразительность опытного
разведчика. – Что
ж тут секретного?
– Чёрт его
знает, – признался я. –
Почему-то абсолютные
отметки там засекречены. Но некоторые из
них я знаю на память. Тех мест, где я
бывал. Могу выдать
в целях борьбы с коммунистической
экспансией.
– Давай,
– нехотя
Последние комментарии
1 час 6 минут назад
1 час 26 минут назад
1 час 51 минут назад
1 час 55 минут назад
11 часов 26 минут назад
11 часов 29 минут назад