Скептик [Аркадий Тимофеевич Аверченко] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Аркадий Аверченко Скептик
I.
Восемь лет тому назад мне пришлось прожить около двух недель в одном из небольших городков Харьковской губернии — именно, в Змиеве. Жить пришлось у сиделицы казенной винной лавки, бойкой расторопной женщины, которая делала десяток дел сразу — успевая продавать меланхоличным змиевским пьяницам водку, готовить мне обед и, кроме того, в промежутках ругательски-ругать своего сына Стешу. Стеша был молодец девятнадцати лет, всю свою недолгую жизнь пробродивший из угла в угол, самоуглубленный дурень, ленивый, как корова, и прожорливый, как удав. С утра, восстав от сна, он умывался, аккуратно напивался чаю, и опять ложился на диван — неофициально, — как он говорил. Так, лежа на диване и перелистывая «Ниву» за 1880 год — ждал обеда. — Ты хоть бы чем-нибудь занялся! — кричала сиделица винной лавки, выглядывая изредка из дверей. — А чем я займусь там, — возражал Стеша хриплым голосом. — О, Господи! Другие люди, как люди! Служат, дело делают, а этот, как колода!.. Нислимо ли это — здоровый молодой человек, и целыми днями диваны протирает! — «Нислимо!» — сурово сипел Стеша. — Говорить бы, как следует, по-русски выучились! — Убирайся отсюда, с дивана! Это что еще такое за моду выдумал — по диванам разлеживаться. Все соседы с тебя смеются!.. — «Соседы!» Не умеете говорить, так молчали бы. — То-то вот нам, неумеющим, и приходится кормить вас, умеющих-то? Профессор какой? Пошел прочь с дивана Подбоченившись она наступала на Стешу. Когда же слова не помогали, она схватывала его за руку и сбрасывала с дивана на пол. Он тяжело шлепался, вставал, забирал свою «Ниву» и, мурлыча какой-то бессмысленный мотив, хладнокровно переходил на крылечко, выходившее на засоренный, залитый помоями двор. — Хоть бы за что-нибудь ты взялся, чучело ты разнесчастное. И как это так человек жить может? — Тюр-лю-лю, пам-пам-пам, — тянул лениво Стеша, перелистывая осточертевшую и ему самому и окружающим — «Ниву» за 1880 год. Перелистав «Ниву», Стеша съедал кусок черного хлеба с салом, выпивал чудовищную жестяную кружку воды и заходил ко мне «поговорить». — Что скажете, молодой человек? — спрашивал я его, откладывая начатое письмо или книгу. Он садился верхом на стул, шлепая для развлечения ладонью по спинке его и изредка поглядывая на меня с той сосредоточенностью, которая была ему свойственна. — А что, — спрашивал он меня после долгого молчания, — Правда, что в Петербурге пешком по улицам нельзя ходить?.. — Почему? — Такое там движение на улицах, что сейчас же задавят. — Это верно, — подтверждал я. — Там даже на каждой улице ящики такие устроены… — Для чего? — А чтоб задавленных складывать, пока родственники ни разберут. — Да ну? — Уверяю вас. — Да ведь дорого… — Что дорого? — На извозчиках все время ездить. — Что ж делать. Кому дорого, того и давят. Похлопывая ладонью по спинке стула, он принимался тянуть свой непонятный мотив: «тюр-лю-лю, пам-пам-пам»… — А правда, что в Петербурге в театрах совсем голых женщин показывают? — Правда. — Да как же так полиция позволяет? — А ей-то что? Это здесь только и то стыдно, и это стыдно. А там в столице на это смотрят спустя рукава. — Да ну? — Вот вам и «ну». — Тюр-лю-лю, пам-пам-пам! А скажите, правда вот, что говорят в ресторане там, если поужинать, — так рублей сорок за это берут. — Сорок? Слишком вы дешевы, молодой человек… И триста заплатите, если не все пятьсот. — Да ну? За то там и жалованье получают, небось, большое? — Да уж… Конечно, маленький писец получает пустяки, рублей двести-триста в месяц… а кто повыше — восемьсот, и тысячу, и две. Нищему меньше рубля не дают. За то и нищие есть, которые на Невском по три дома имеют. Получив на все свои вопросы точные обоснованные ответы, юноша Стеша, без всякого признака удивления на лице, уходил, волоча ноги и напевая «тюр-лю-лю, пам-пам-пам!». Заходил в винную лавку и торопил мать насчет обеда. Однажды, он пришел ко мне и, вместо того, чтобы расспрашивать меня о Петербурге, разоткровенничался сам: — А я вчера анекдот слышал: один жид пришел по делам к помещику, а тот схватил ружье и говорит: «плавай, жидовская морда, а то застрелю!» Ну, жид, конечно, испугался, упал на землю и сделал вид, будто плавает. А потом помещик засмеялся и сказал: «Благодари Бога, что я тебя нырять еще не заставил!». Здорово, а? Я пожал плечами. — Серо! — Как вы говорите? — Серо. Стеша удивленно взглянул на меня и умолк. Я заговорил о чем-то другом, но он перебил меня: — Так как вы сказали? «Серо»? Ха-ха! — Да уж… неважный ваш анекдотец. — «Серо», значить? Здорово… Ха-ха! Он потрепал меня по плечу и ушел, волоча за собой громадные, в тяжелых сапогах ноги. На другой день я уехал.II.
И опять, совсем недавно, попал я в Змиев. Над Россией пронеслась революция, в Петербурге уже несколько лет работала Государственная Дума, а Змиев остался таким же… Пыльные безлюдные улицы, выводок цыплят у забора, и одинокий пьяный, лежащий в тени, около бакалейной лавки с вывеской:«Бакалея с продажей всего».
Лавочник был тот же самый — и узнал он меня сразу же, как только я зашел к нему. Сколько перевидал за эти восемь лет новых людей этот бедняга? Вероятно, не более десятка. — Опять к нам? — сказал он с такой небрежностью, будто бы я уезжал из Змиева недели на две. — Ну, Что ж… поживите, поживите… У нас тут не скучно. — А что сиделица, у которой я жил? — Будем говорить, она померла. А сынок ейный Степан Захарыч женились и казенной лавкой заведуют. Умнейшая голова! Я изумленно поглядел на лавочника. — Это он умнейшая голова? Да ведь он был глуп, как бревно. — Молоды были, — серьезно возразил лавочник. — А теперь в больших умниках состоять. Вы то, господин, рассудите, что пост ихний небольшой — сиделец винной лавки, а компания у них самая отборная: председатель управы, господин доктор, учитель гимназии бывает и прочие сливки общества. С дураком бы возиться не стали… — Да в чем же его ум? — Надо быть, в разговоре. Ведь, господа, они, известно, как: сойдутся и разговаривают промеж себя. Да вот сюда в лавку идет учитель Выдыбаев — их хороший знакомый. Они вам лучше все и объяснят. Действительно, в лавку зашел сухой, длинный господин с бледным лицом. Я извинился, назвал себя и прямо приступил к делу. — Скажите, правду говорят, что Стеша Козелков, сиделец, считается тут у вас — personа grаtа? Бледный учитель задумчиво покивал головой. — Как вам сказать… Что-то в нем есть такое, что, действительно, отличает его среди других индивидов нашего богоспасаемого болота… Есть в нем настоящая желчь, скептицизм, чутье и вкус… Он тонок, беспощаден в своих характеристиках, и у дам пользуется даже некоторым успехом, как, вообще, все, что выдается над уровнем. Любопытный человек, советую познакомиться. Я пожал плечами, расплатился и ушел. Стешу встречать не приходилось, но зато, через день после разговора с учителем, попал я на вечеринку к ветеринарному врачу Кривулину. Никого почти не зная, слонялся я из угла в угол, поглядывая на рассыпавшихся по всем комнатам гостей, споривших, пивших водку и пытавшихся даже танцевать. Наконец, подсел я к нескольким девицам, смущенно замолчавшим при моем приближении… — Что же вы замолчали? — как можно добродушнее спросил я. — Может быть, поверяете друг другу какие-нибудь мрачные тайны, а? — Что вы этим хотите сказать? — ядовито спросила полная барышня в сиреневом платье. — Да вот у вас был такой заговорщицкий вид… Полная барышня критически пожала плечами. — Вы думаете, это особенно остроумно, да? — О, помилуйте, — рассмеялся я. — У меня вовсе не было мысли сказать что-либо сногсшибательно остроумное… Я спросил просто так… — Просто так? Вы думаете, это особенно глубоко? Да? Она победоносно оглядела подруг, будто ожидая что они скажут: «Ну, и бойкая эта Любочка… Даже столичного гостя забьет и загонит в угол». — Глубокая мысль, — возразил я, улыбнувшись, — опасная вещь; у края ее всегда голова кружится… Многие сваливались и ломали себе на дне голову. — Что вы хотите этим сказать? — подхватила сиреневая барышня. — Вы думаете, это особенно тонко, да? Успокойтесь, не удивили… Садитесь, единица! Большинство подруг сиреневой барышни засмеялись… Я пожал плечами, встал и побрел в другую комнату. Меня догнала голубенькая барышня и миролюбиво сказала: — Вы на них не обижайтесь. Они дуры… Ломаются, ломаются, а зачем — и сами не знают. Это их Степан Захарыч испортил. Они все ему подражают… — Однако, — подумал я, — этот человек успел уже создать свою школу, — Вот он, представьте себе, — сказала голубая барышня, — интересный человек… — Кто? — Да Степан же Захарыч… В нем есть что-то такое… Вы знаете, его многие ненавидят, но все боятся… Да вот он сам. Видите — он всегда приходить позже… Хотите, я вас познакомлю? Заинтересованный, я поспешил навстречу этому неразгаданному, удивительному человеку, который покорил весь Змиев. Стеша Козелков узнал меня сразу, но встретил серьезно, с большим достоинством. — Ну, здравствуйте, здравствуйте… — солидно пробасил он. — Как у вас там, в Петербурге? — Да Что ж у нас… Переглядыванием занимаемся. Он поднял брови: — То-есть?.. — Да так: Петербург с надеждой поглядывает на провинцию, а провинция на Петербург. Так и переглядываемся. — Серо! — веско сказал Козелков. — Что-о? — Серо! — Что — серо? — Сказано серо. Неостроумно. — Браво, Степан Захарыч, — сказал фельдшер. — Он не даст змиевцев в обиду. — Да, — подхватил кто-то. — Этот не ударит лицом в грязь! Я смущенно глядел на Козелкова, а он расправил бороду и спросил: — Женаты? — Нет. — Почему? — Да знаете, как сказал один древний мудрец: не женишься — будешь жить, как человек, а умрешь, как собака; женишься — проживешь, как собака, зато умрешь, как человек… Вот я еще и не остановил выбора ни на одном из этих способов смерти. Козелков выслушал меня с некоторым оттенком превосходства и, подумав, сказал критически: — Серо! — Да… Уж вы с ним не спорьте, — сказал хозяин дома, беря меня за талию. — На него угодить трудненько. Заклюет! Пойдемте лучше выпьем водки… Степан Захарыч! Рюмочку водки, а? — Водка? — поморщился Стеша. — Серо! — Ну, уж вы скептик известный… Раскритикуете все так, что живого места не останется. — Эх, Стеша, — горько подумал я, плетясь за ними в столовую. — Хоть бы из благодарности ты меня пощадил… За словцо-то. Ведь я же обронил… Но Стеша и за ужином был беспощаден. — Серо! — кричал он скептически…
Последние комментарии
6 часов 17 минут назад
6 часов 20 минут назад
2 дней 12 часов назад
2 дней 17 часов назад
2 дней 18 часов назад
2 дней 20 часов назад