Чеховианец [Аркадий Тимофеевич Аверченко] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
Аркадий Аверченко Чеховианец
Память Антона Павловича Чехова для всех нас священна. Поэтому, с благоговейным чувством в годовщину его кончины возлагаем на дорогую могилу венок. Увы — венок терновый. Впрочем, Антон Чехов слишком русский писатель, чтобы мог надеяться на пошлейший лавровый венок. Русским писателями терновые венки более сродни. Итак:I
— Г. редактор! Вас спрашивают. — Кто? — Говорит: Чеховьянец. Должно, из армян. — Да что ему нужно? Чем занимается? — Я спрашивал. Говорит: Чеховьянец. — Странное занятие. Пригласите его; Вошедший господин вынул из кармана коробочку: открыл ее и последовательно разложил передо мной измятую, довольно грязную салфетку, две обгорелых спички, кусочек сахару и велосипедный билет за № 14121, выданный двинскому мещанину Терентию Иванову. — Вот. — Что это? — Не купите ли? Я внимательно осмотрел разложенные богатства. — Видите ли что… Я предпочитаю покупать спички неиспользованными, оптом, так… не менее целой коробки сразу. Сахар я приобретаю по знакомству, необгрызенный и, кроме того, стремлюсь, чтобы он был без желтых пятен. Покупка тоже оптовая: два-три фунта… Билет этот более полезен велосипедисту Терентию Иванову, чем мне — не велосипедисту и не Терентию Иванову. И, наконец, салфетка носит на себе очень заметный светлый знак из букв и орнамента: «Золотой Якорь». Ну, какой же я, посудите сами, Золотой Якорь?! — Ничего вы не понимаете, — сурово оборвал меня посетитель. — Я чеховианец. — Ага… Ну, что, как у вас на Кавказе… все спокойно? — На кой дьявол нам с вами Кавказ?! Я там никогда и не был! — Простите, но ваша фамилия… — Это моя профессия!? Посудите сами: раз есть пушкинианцы — почему не быть чеховианцам? — Допустим. Ну? Что вам нужно? — Купите у меня эти вещи для Чеховского музея. Замечательные реликвии. И недорого: пара спичек по 15 рублей — вместе уступлю за 25, сахар; ну, это… я сам на него смотрю сквозь пальцы. Три-пять рублей совершенно предовольно за этот увражик. Салфеточка — вещь диковинная. На ней, так сказать, отпечатлелись типично чеховские черты. А велосипедный билет?.. о, это вы должны у меня с руками оторвать. Хорошо было бы оторвать ему руки даже без этого билета. Но, признаться, велосипедный билет меня заинтриговал. — Что же это за билет? — А вы на фамилию обратили внимание? — Ну, да. Иванов. — То-то и оно. Прообраз знаменитой Чеховской драмы. — Это что же… Чехов своего «Иванова» и писал с этого… велосипедиста Терентия Иванова? — Нет, но фамилия! Замечаете — фамилия? Одна и та же. Родственники Терентия рассказывали мне, что гениальный писатель долго не мог остановиться на каком-нибудь названии своей пьесы, пока не познакомился с Терентием. Тут его и осенило! Взял и на звал: Иванов. Просто и мило. Этот билет был семейной реликвией, пока нужда не заела семью Ивановых. Тут-то я и подвернулся. Купил совсем за гроши: полтораста. Дайте нажить четвертной. Отдам за 175. — Спички тоже относятся к билету? — Нет, спички особо. Однажды был сильный ветер. Могучие деревья гнулись, как тростинки; и вот Антон Чехов, желая закурить трубку… — Полно вздор говорить. Чехов не курил ни только трубки, но даже папирос. — Курил! Ей Богу, верьте совести — курил. Только он стеснялся родных. Нежная, деликатная натура — не хотел никого огорчать. Тончайшая организация… Впрочем, спички я могу уступить и за две красненьких. Но очень хорошие спички. — На что они мне, — усмехнулся я. — Если бы еще были необгорелые… — Варвар! — хлопнул он меня салфеткой по плечу, кокетливо сощурясь. — Вандал! Спички, которые держали Чеховские пальцы!.. Вот сахар я не навязываю — хотите берите, хотите — нет. Всего-то ему и цена — пять целковых. — А в лавке берут 17 копеек за фунт. — Нет!.. И это называется культурный человек! И это называется писатель! Редактор! Знаете ли вы, что однажды в Москве незабвенный творец «Романа с контрабасом» пил кофе, и хозяйка наложила в чашку столько сахару, что он усмехнулся своей ласковой немного задумчивой улыбкой и сказал: «Ого! Сахару слишком много. Приторно!». Заметьте, какая чуткая организация, не выносящая ничего лишнего, ни каких преувеличений: «Приторно!». Хотите, я вам запишу этот случай? Или сами запишите… Только не забудьте эти чудесные, так рисующие Чехова, слова: «Ну, и навалили же вы сахару! Чуть сами туда не сели!». Какой истинно «чеховский» сарказм, какая ирония. Каждое слово алмаз. Вы только вслушайтесь в эту расстановку слов: «Ну, и напихали же вы сюда сладости! Как чашка не лопнет! Вас только заставь богу молиться!..» Это чудесное словечко «моление» Берете? — Что? — Сахар. — Ну его. — Странно. Неужели и салфетка для вас пустой звук? Видите, какая? — Да. Грязная. — Святая грязь! Однажды проникновенный творец «Лошадиной фамилии» ел у себя в Мелихове кисель. И вдруг ложкой как тяпнет по тарелке!..- 1
- 2
Последние комментарии
8 минут 11 секунд назад
25 минут 15 секунд назад
46 минут назад
3 часов 27 минут назад
10 часов 50 минут назад
16 часов 35 минут назад