Флинн [Грегори Макдональд] (fb2) читать онлайн

Грегори Макдональд Флинн

Крису и Дугу

Глава 1

— Доброй ночи, Гроувер. Я уверен, что все у тебя будет в полном порядке.

Флинн захлопнул дверцу черного «Форда».

— А ведь как хорошо быть опытным полицейским, — пробормотал он, минуя ворота. Прошел по дорожке, поднялся на крыльцо большого темного викторианского дома, нависшего над ним. — Даже если у тебя невысокий чин.

«Форд», взревев мотором, набрал скорость, нарушая покой спящей в два часа ночи улицы, взвизгнув тормозами, свернул за угол.

— Можно подумать, кто-то ждет его дома, — добавил Флинн, по-прежнему беседуя сам с собой.

Пока он шуровал ключом в замке, реактивный самолет поднялся со взлетной полосы бостонского аэропорта Логан на другой стороне залива и проревел в пятистах метрах над крышей его дома.

— О боже, — выдохнул Флинн. — Как хочется чаю!

Живя здесь, Флинн все время слышал этот шум. Одни соседи научились его не замечать, как водитель не замечает шуршания дворников. Другие, которых этот шум нервировал, каждые несколько недель собирались на митинги протеста.

Флинна самолеты нервировали, но на митинги он не ходил.

Просто страдал.

В гостиной, освещенной лампой, зажженной в холле, он посмотрел на свою виолончель, прислоненную к кабинетному роялю.

Однажды в два часа ночи, когда они только переехали в этот дом, Флинн полчаса играл на виолончели. Соседи пожаловались, даже те, кто давно перестал замечать рев самолетов. На следующее утро Элсбет твердо и однозначно заявили: «Самолеты и виолончель, да еще в два часа ночи — это уже перебор!»

— Так где же мой чай?

Он уже выпил полчашки, а чайник, составлявший ему компанию, еще бурлил и плевался, хотя он давно выключил электрическую плиту.

Еще один самолет прогремел над головой.

И кому охота улетать из Бостона в половине третьего ночи?

Он вот улетал из многих городов, но не помнил, чтобы хоть раз его самолет взмывал в воздух в столь поздний час.

— Па?

В дверях появилась Дженни.

В больших синих глазах еще стоял сон, золотые кудряшки растрепались, на щеках остались красные отметины от подушки. Дженни шел тринадцатый год, но проблемы переходного возраста, к примеру, прыщи, обошли ее стороной. На кухню она заявилась в халатике, с каким-то свертком под мышкой.

— Это ты, правда?

Она взобралась к нему на колени.

— Я получила подарок.

— Подарок? И кто прислал подарок моей Златовласке?

Из свертка она выудила белую визитную карточку.

— Тут написано «Ай Эм Флетчер».^[1] Забавно.

— Флетчер,^[2] говоришь? Забавная фамилия.

— Обращаясь к Ай Эм Флетчеру, мы должны называть его Ю Ар^[3] Флетчер?

— Я вижу, ты изучаешь спряжение.

Только Дженни могла рассмешить его без четверти три ночи, особенно после того, как Флинн арестовал милого мужчину, из самых добрых побуждений убившего свою старушку-мать, а потом позвонившего в полицию.

Гроувер, разумеется, был прав: мужчину следовало обвинить в умышленном убийстве. Убийство из милосердия закон не признавал: слишком многие могли бы воспользоваться этой лазейкой. Флинн предлагал в качестве обвинения убийство из любви, хотя и не знал, как отреагирует на это суд. Флинн вообще мало интересовался работой судов.

— Когда я в последний раз видел твоего Флетчера, он всем представлялся как Питер.

— Я его знаю? — спросила Дженни, которая могла не думать о милом мужчине, из милосердия убившем больную старушку-мать.

— Он приезжал сюда в воскресенье. Когда мы играли симфонию Бетховена. Ты, помнишь, восемнадцатую.

— А, такой симпатичный… Загорелый, мускулистый.

— Загорелый и мускулистый?

— Ну да.

— Давай посмотрим, что он написал.

Она передала ему визитку.

— Ага, читаем. «Дженни, позволь быть первым, кто подарит тебе что-то очень дорогое… Флетч». Боже мой, что же он тебе прислал?

Дженни покопалась в свертке.

— Мама говорит, это очень дорогое.

Она вытащила из бумаги брошку с рубином и бриллиантом.

Положила на ладонь, протянула отцу.

— Боже мой! Дай-ка взглянуть.

Флинн поднес брошку к глазам.

— Боже мой! Я думаю, камни настоящие.

— Бандероль пришла из Рио-де-Жанейро. Где это?

— В Бразилии.

— Так мило с его стороны.

— Да уж.

— Я хотела показать ее тебе.

— Ты можешь позволить себе страховку?

— Почему он прислал мне эту брошку?

— Что ж, Дженни, я тебе скажу. Мистер Флетчер обожает жениться.

— Правда?

— Да. Он уже женился раз или два.

— И он женится на мне?

— Похоже, желание у него есть.

— Как мило с его стороны прислать брошку заранее.

— Ты не сможешь ее носить.

— Мама сказала то же самое.

— Не могла не сказать.

— Но, па, в школе ставят пьесу.

— Как же без этого.

— Я должна играть принцессу. И миссис Бергер попросила принести из дома какое-нибудь украшение.

— Это невозможно. Ты хороша безо всяких украшений.

— Но брошка действительно красивая.

— Достаточно и костюма, который сшила тебе мама.

— Но мне нравится эта брошка, па.

— В мире много красивых драгоценностей, маленькая моя, но далеко не все их видят, я уж не говорю о том, что владеют ими. И уж, конечно, не в двенадцатилетнем возрасте. Я сохраню ее для тебя.

И он убрал брошь в карман пиджака.

— Так я не могу ее надеть? Даже на спектакль?

— Ты ее получишь, когда тебе исполнится двадцать один.

— Даже не восемнадцать?

— Только в том случае, если тебе потребуется оплатить обучение в колледже. Так для чего ты встала, помимо того, чтобы лишиться драгоценностей?

— Я хотела показать тебе брошку.

В дверном проеме замаячила длинная белая тень. Она зевала.

— Па?

— Боже мой. Еще один. А чайник выключен.

— У меня украли скрипку.

— Заходи.

Пятнадцатилетний мальчик переступил порог, гибкий, как тростинка, с торчащими во все стороны светлыми волосами, босиком, но в пижаме.

Даже не видя их, Флинн мог различить своих сыновей-близнецов по голосам. Рэнди произносил слова чуть медленнее брата. А на скрипке играл чуть лучше. Другие люди, приглядевшись, отмечали, что волосы Рэнди чуть светлее, а нос длиннее на пару миллиметров.

Он сел за стол, уперевшись в него локтями, поддерживая голову ладонями.

— Так ты говоришь, у тебя украли скрипку?

— Из моего шкафчика. В школе.

— В школе Картрайта?

От двери послышался другой мальчишеский голос — Тодда.

— Это правда, па.

Близнецы всегда стояли друг за друга горой, даже если их ни в чем не обвиняли и никто на них не нападал. Этому их научил Флинн. Ползая вместе с ними по полу, когда они еще не умели ходить, он показывал им, как обороняться от агрессора, надвигающегося с фронта, с фланга, с тыла.

— В школе уже давно пропадают вещи, — добавил Тодд.

Флинн смотрел на троих своих детей, не забывая о том, что часы показывают три ночи. Конечно, драгоценные камни и скрипки — интересные темы для разговора, но утром предстояло объясняться с их матерью.

— Скрипка-то хорошая, — вставил Рэнди.

— Действительно, — согласился Флинн.

— Она не застрахована? — Тодд прикрыл ладонью зевок.

— Нет. А разве шкафчик у тебя не запирается?

— Запирается, — ответил Рэнди.

— Они все запираются, — прикрыл его с фланга Тодд. — И из всех что-то тащат.

— Краж было много?

— Несколько десятков за последние недели, па.

Флинн смотрел на дно своей чашки и, пожалуй, впервые не смог бы ответить, кто из мальчиков это сказал.

Впрочем, никакого значения это не имело.

Они держались вместе.

— Что пропадало, помимо скрипки Рэнди?

— Деньги. Деньги, которые отец Хуана прислал ему из Мехико. — Похоже, Тодд собрался огласить весь длинный список.

— Много? — спросил Флинн.

— Триста долларов.

— Это аморально! — объявил Флинн, предчувствуя новые разоблачения.

— Ему их прислали на целый семестр.

— Я никогда не держал в руках трехсот лишних долларов.

— Ты не Хуан, — зевнул Рэнди.

— Футбольный мяч Марка, билет на самолет Джека, он собирался домой, в Лондон, загашник травки Никера…

— Что?

— Загашник травки, — вставил Рэнди.

— Много травки, па. На двести долларов с хвостиком. Его отец сунул ему травку в чемодан. Они выращивают ее у себя в Виргинии.

— И вы ее курите? — спросил Флинн.

— Редко, — ответил Тодд. — Только когда у нас контрольные по математике.

— Боже мой, зачем я только вернулся домой?

— У меня украли скрипку, — напомнил Рэнди, который никогда не забывал о главном.

Он вытер нос левой рукой. Лучше бы мать учила его играть на рояле, подумал Флинн.

Украсть рояль куда труднее, чем скрипку.

— Для детей у вас слишком много собственности.

— Не у нас, — Рэнди разом проснулся. — У меня была одна скрипка, и ее украли, — он изобразил печаль. — Хорошая была скрипка.

— Это точно, — кивнул Флинн.

— Ты должен ее найти, — пришел на помощь брату Тодд.

— Я? Почему я?

— Мы, — поправился Рэнди. — Как и раньше.

Флинн поднял чашку, чтобы допить последние капли.

— Картрайт — частная школа. — Дженни обмякла у него на руках, ни брошь с рубином и бриллиантом, ни разговоры об украденной скрипке не помешали ей заснуть в три часа ночи. — Что у вас там происходит, никого не касается. Бостонская полиция не имеет права вмешиваться, если только ее об этом не попросят. Насколько мне известно.

Чашка разлетелась вдребезги в его руке.

Тело Дженни напряглось.

Кухонный стол надвинулся на него.

За занавесками Элсбет на окне что-то вспыхнуло.

Потом грохнуло.

По запястью Флинна потекла кровь.

В дверях вскрикнул Тодд.

Мгновением позже все стояли у окна в темной столовой.

Лунный свет отражался от поверхности залива.

В небе над заливом желтое пламя вырывалось из огромного серебристого комка, падающего вниз.

На мгновение Флинн вернулся в юность, в объятый пожаром Мюнхен, стал таким же маленьким, как его дети.

Разнообразные предметы: багаж, кресла, люди, дождем сыпались с неба, исчезая в воде.

Несмотря на то что он тысячу раз слышал рев взлетающего самолета, Флинн помнил, что этот, который взорвался, только-только покинул взлетную полосу.

— Взорвался самолет, — объяснил он детям. — Все в порядке. — Вместе с детьми он глядел в окно. — Просто взорвался самолет.

Он подхватил Дженни на руки.

Дети должны знать, что они видят.

Горящие, умирающие люди падали с неба.

— Все в порядке, парни, — повторял он.

Сам самолет рухнул в залив тремя огромными кусками, подняв столбы брызг, засверкавшие в лунном свете.

В месте падения самого большого обломка над водой поднялось облако пара.

Держа Дженни, он попытался обнять сыновей. Как ни странно, ему это удалось: Дженни обвила руками его шею.

Он чувствовал, как обоих мальчиков бьет дрожь.

И только тут Флинн услышал доносящиеся сверху крики Элсбет на иврите: что происходит, что происходит, молитвы, тоже на иврите — реакция на войну на Среднем Востоке, которую ей случилось пережить.

— Все нормально, Элсбет! — крикнул он, почему-то по-немецки. — Просто авиакатастрофа!

Он услышал, как заплакал младенец, Джефф.

Глава 2

— А что в коробке из-под обуви, па?

Коробку он положил на стол в столовой, рядом с кофейной чашкой, не решившись оставить ее где-нибудь еще.

— Даже у такого идеального отца, как я, — Флинн разбивал ножом скорлупу сваренного вкрутую яйца, — который старается честно отвечать на все вопросы своих детей, бывают моменты, пусть и очень редкие, когда честно ответить ну никак нельзя, а лгать и увиливать ну никак не хочется.

— Понятно, — кивнул Тодд, — но что же в коробке?

— На данный момент могу предложить лишь достаточно грубый ответ: не твое дело.

— Ты не собираешься сказать нам, что в коробке? — спросил Рэнди.

— Не собираюсь.

С другой стороны тарелки Флинна лежал утренний выпуск «Бостон стар». О взрыве в газете не упоминалось. Катастрофа произошла уже после того, как номер ушел в печать.

Жаль, подумал Флинн, факты, изложенные черным по белому, могли бы успокоить его семейство.

Лица у Рэнди и Тодда осунулись, они ничего не хотели есть.

По лицу Дженни чувствовалось, что ей хочется поплакать. Слезы уже несколько раз начинали катиться из ее глаз, пока Элсбет не сказала ей, что с этим надо кончать.

Девятилетний Уинни сладко проспал всю ночь.

— Вам не повезло, — сказал Флинн близнецам и Дженни. — Ужасно видеть катастрофу, зная, что ты ничем не можешь помочь.

Едва рассвело, Флинн через дверь кухни вышел во двор.

Кроме Уинни и младенца, до утра никто не сомкнул глаз. До завтрака время тянулось очень медленно.

Флинн посидел с детьми.

Осмотрел окно в кухне, из которого вылетело стекло.

Маленькие суденышки, катера полиции, пожарного департамента, береговой охраны бороздили бухту, вылавливая все, что плавало на поверхности. Взрыв произошел в воздухе: большая часть вещественных улик ушла под воду.

Около забора, отделяющего двор от берега, Флинн нашел руку, аккуратно отрезанную по запястью. На бетонной отмостке. Три или четыре капельки крови темнели на бетоне. Очевидно, они вылетели из сосудов при ударе руки о бетон.

Мягкая, белая, крупная рука.

Флинн предположил, что принадлежала она мужчине средних лет, белому, скорее всего какому-нибудь чиновнику: мозолей на ладонях нет, ногти чистые, ухоженные.

Кольца на руке не было.

— Не следовало тебе рассыпаться, Чарли, — пробормотал Флинн. Обошел двор, каменистый берег, внимательно оглядел крышу, дабы убедиться, что других кусков человеческого тела, которые могли бы напугать его детей, поблизости нет.

С большим трудом Флинну удалось вызнать у жены, пока та готовила завтрак, где хранятся маленькие коробки. Вызнать без лишних вопросов с ее стороны.

Элсбет вошла в столовую с тарелкой гренков и кувшином апельсинового сока.

— Никто не ест, — констатировала она.

— Я ем, — возразил Флинн.

— Твоя жизнь полна трупов, па, — говорил Рэнди, уставившись на свою тарелку. — Ты все время в них по самые бедра.

— Не все время, — возразил Флинн. — Я могу отойти в сторону, когда ем.

Сев за стол, Элсбет разгладила фартук.

— Хватит об этом.

— Уже молчим, — заверил ее Флинн.

— Такое случается, — она обвела взглядом детей. — Это ужасно. Трагедия. Шок для тех, кому не повезло, кто стал невольным свидетелем. Но почему так много людей, которым следовало спать, оказались в три часа ночи на кухне? Что это за сборища, о которых я ничего не знаю? Если б вы все крепко спали, то утром у вас не щемило бы сердце. Вы бодрствовали, вы все видели: судьба повернулась к вам спиной. Вы ничего не могли сделать тогда, ничего не можете сделать и сейчас. Если б самолет взорвался не над нашим домом, а где-нибудь в Индии или Огайо, вы бы услышали об этом по радио и сказали: «Какая трагедия! Прими их к себе, Господи», и обо всем забыли бы. Точно так же вы должны поступить и сейчас. Забыть. Эта ужасная катастрофа не имеет к вам ни малейшего отношения. Вам следует сосредоточиться на текущих делах.

— Аминь, — выдохнул Флинн.

— А теперь ешьте.

Дети придвинулись к столу. Тодд взял гренок.

Только Элсбет продолжала смотреть на свою пустую тарелку, хотя только что советовала детям забыть о трагедии.

— Кстати, о текущих делах, — нарушил затягивающуюся паузу Флинн. — У нас нет лишнего стекла для окна в кухне. Ни в подвале, ни в гараже.

— Стекло я достану, — ответила ему Элсбет. — На кухне холодно. Мы греем улицу.

— Дело в том, что к десяти утра запасы у местного стекольщика иссякнут, — добавил Флинн. — Если от взрыва разлетелось одно из наших окон, значит, в округе разбились сотни других.

— Я знаю, каково стоять в очереди.

— Ты не следуешь собственному совету, — мягко упрекнул ее Флинн.

— Я знаю. Извини. Требуется время, чтобы оценить его мудрость. Тем более когда надо следовать собственным советам.

— Ты не ешь, — заметила Дженни.

— Я перекусила на кухне.

— Френни, пока ты был во дворе, звонил комиссар.

— Рановато он проснулся.

— Сказал, что уже на работе. Хочет видеть тебя немедленно. Также звонил сержант Уилен. Комиссар уже связывался с ним. Он заедет за тобой. Появится с минуты на минуту.

— Комиссар мог бы позавтракать перед работой. К чему такая спешка?

— У тебя есть другие дела? — спросила Элсбет.

— Я хотел попросить Гроувера отвезти меня сперва в школу наших мальчиков.

— В школу Картрайта? Когда комиссар звонит тебе в семь утра и говорит, что ты ему нужен?

— Я хочу убедиться, что «Делу скрипки Рэнди» будет уделено должное внимание.

— «Загадочное исчезновение», — предложил свой вариант Тодд.

— «Скрипичное дело», — внес свою лепту Уинни.

— Украсть скрипку — это ужасно, — покачала головой Элсбет. — Все равно что похитить человека. Кто мог на такое пойти?

— Именно это я и намерен выяснить, — ответил Флинн.

— Ты говорил, что бостонская полиция не может ничего сделать, если только к ней не обратятся, — напомнил Тодд.

— Я и собираюсь переговорить с вашим директором. Как там его зовут, доктор…

— Джек, — ответил Тодд.

— Джек?

— Джек Лубелл.

— Вы зовете вашего директора Джеком?

— Некоторые называют его Динг-Донг.

— Сокращенно Динг, — добавил Рэнди.

— В частной школе, обучение в которой я оплачиваю сверх налогов, вы зовете директора Джеком?

— Или Динг-Донгом, — уточнила Дженни.

— Это демократия, па, — пояснил Рэнди. — Все равны.

— Если директор вам ровня, почему он директор?

— А не ученик? — добавила Элсбет.

— Вы ходите в частную школу в синих джинсах, чистых кроссовках…

— У них еще хорошие свитера, — вставила Элсбет.

— Вам по пятнадцать лет, вы не умеете завязывать галстук, не можете отличить один цветок от другого и вы зовете вашего директора Джеком?

— Или Динг-Донгом, — не унималась Дженни.

— Сейчас все так одеваются, — ответил Тодд. — И Джек просит называть его Джеком.

— Хорошо ли это? — задал Флинн риторический вопрос.

— Кстати, — вспомнила Элсбет, — человек, который крахмалил твои рубашки, закрыл свое дело. Уже второй в этом году.

— Нет в этой стране уважения ни к старшим, ни к приличиям.

— Ты сам только что сказал, что комиссару следовало приходить на работу только после завтрака, — напомнила Дженни.

Флинн повернулся к Элсбет:

— Ты видела, что этот нехороший человек прислал Дженни?

— Да. Брошь.

— Послать такую брошь двенадцатилетней девочке!

— Она очень красивая. И дорогая.

— Это же неприлично!

— Мистер Ай Эм Флетчер поступил очень мило, послав мне такую очаровательную брошь. — Дженни содрала с локтя болячку. — Я собираюсь выйти за него замуж.

Флинн услышал, как открылась и закрылась входная дверь.

— Что? Собралась замуж за этого загорелого типа?

Сержант Уилен появился из холла.

— И что ты делаешь в моей столовой в восемь утра? — пожелал знать Флинн.

— Доброе утро, инспектор.

— Доброе утро, Гроувер.

— Комиссар хочет видеть вас немедленно.

— Комиссар, значит? Не пора ли нам называть его Эдди?

— Вы можете, если вам того хочется, сэр.

— Не желаете кофе, сержант? — спросила Элсбет.

— Премного благодарен, миссис Флинн, но у нас нет времени.

— Действительно нет, — Флинн встал, подхватив со стола коробку из-под обуви. — Нам надо завезти парней в школу, по пути.

— Но, инспектор…

— Гроувер, за те шесть часов, что я провел в доме, я только и делаю, что спорю, ни на секунду не сомкнув глаз. Поэтому никаких возражений с твоей стороны я больше не потерплю.

— Меня зовут не Гроувер.

Флинн протянул ему коробку.

— Вот, позволь дать тебе руку.

Глава 3

— Заходи, Френк.

Комиссар полиции Эдуард Д'Эзопо поднялся из-за стола, протянул руку.

— Хорошо, что ты смог так быстро приехать.

Часы показывали десять минут десятого.

— Мне пришлось подбросить детей до школы, — ответил Флинн. — На это ушла лишь минута.

Он поставил на стол комиссара коробку из-под обуви, пожал комиссару руку.

Ростом и шириной плеч комиссар практически не уступал Флинну, из-под шапки курчавых каштановых волос смотрели живые карие глаза. Однако от долгого сидения за столом и многочисленных обедов, спасибо пресс-службе полиции, талия у него чрезмерно увеличилась в размерах.

— Хочешь кофе?

— Я уже выпил свою чашку, благодарю.

— Ты, конечно, знаком с капитаном Рейганом.

Рейган, до выхода в отставку ему оставалось совсем ничего, в парадной капитанской форме сидел в кресле. То ли готовился к смотру, то ли к собственным похоронам.

— Доброе утро, Френк.

Флинн опустился в кожаное кресло напротив стола.

— Полагаю, ты знаешь, почему я пригласил тебя? — По тону чувствовалось, что комиссар полагает вопрос риторическим.

— Ротация, — ответил Флинн.

— Что такое ротация? — комиссар взглянул на капитана.

— Первый раз слышу.

— Может, у вас это называется по-другому, — продолжил Флинн. — Я говорю о том, чтобы убрать от меня этого милейшего сына бездетных родителей, Гроувера, и дать мне другого помощника, который по крайней мере способен выучить английский алфавит.

— Гроувер? — переспросил комиссар у капитана.

— Сержант Уилен, — ответил Рейган. — Послушай, Френк. Сержант Уилен — достаточно опытный полицейский, окончил академию. Он тут родился и вырос. Ты же приехал из другого города… из Вашингтона, не так ли? Или Чикаго? Конечно, список твоих достижений, арестов, вынесения обвинительных приговоров по делам, которые ты вел, впечатляет, и звание у тебя уникальное, за это ты должен благодарить комиссара, как и за отдельный кабинет в Олд-Рекордс-Билдинг, но настоящего полицейского опыта у тебя нет, города ты как следует не знаешь…

— А Гроувер к тому же племянник капитана Уолша?

— Он — хороший коп, Френк, — гнул свое Рейган. — И он сможет многому научиться, работая под твоим началом…

Комиссар взглянул на часы.

— Я не хочу говорить об этом. Френк, что ты собираешься делать этим утром?

— Хочу вздремнуть.

— Что?

— Я приехал домой в половине третьего. Из-за взрыва самолета всю ночь не спал…

— Совершенно верно. Ты живешь в Уинтропе, не так ли? Как Элизабет?

— Отлично.

— Дети?

— Отлично.

— Я как раз хотел поговорить с тобой о взрыве самолета. У тебя есть другие дела, которые ты не можешь отложить в сторону?

— Есть одно. Кража скрипки, — ответил Флинн.

— Что? — Капитан Рейган аж подпрыгнул.

— Прошлую ночь я провел с беднягой, который из милосердия задушил подушкой свою старую, смертельно больную мать.

Комиссар искоса взглянул на Флинна.

— Вроде бы это не очень сложное дело.

Капитан хлопнул себя по колену и расхохотался.

— Скажите мне, упрямец Флинн арестовал этого беднягу?

— Я предоставил это Гроуверу, — ответил Флинн. — Ему очень нравится сам процесс.

— Господи, — комиссар потер виски. — Когда этот самый, как его там, выучит алфавит, я попрошу его обучить меня. Я не понимаю, что вы такое говорите.

— Его зовут сержант Ричард Т. Уилен, — ответил Флинн. — Достоин очередного звания. Хватит ему работать у меня.

— Френк, — голос комиссара переполняло христианское смирение. — Прошлой ночью над Бостонским заливом взорвался самолет авиакомпании «Зефир». Только что взлетевший из аэропорта Логан.

— Если точно, в десять минут четвертого.

— Что еще ты об этом знаешь? — спросил комиссар.

— Я все видел. Услышал шум и выглянул в окно. Можно сказать, свидетель.

— Хорошо, — кивнул комиссар.

— Совсем не хорошо, — возразил Флинн. — Что еще известно?

— Совсем ничего. Рейс в Лондон. Пассажирский самолет. Боинг семьсот семь. Я прав, капитан?

Капитан кивнул.

— Мы все бросили в залив, — продолжил комиссар Д'Эзопо. — Патрульные, катера, пожарные. Появилась и береговая охрана, хотя, как я понимаю, о выживших речь идти не могла. Этим утром я договорился о приезде профессиональных водолазов с нефтяной платформы в Нантакете. Думаю, они уже приступили к работе. Я просил их доставать все, что они найдут.

— Господи, — капитан Рейган потер глаза. — Даже думать об этом не хочется.

— Они могут найти ящики с чаем, — улыбнулся Флинн. — С которого так и не уплатили налог Его Величеству.^[4]

— Военно-морской флот присылает водолазов из Флориды. Они прибудут ближе к вечеру.

— Моряки очень встревожены, — вставил капитан.

— Еще бы, — хмыкнул комиссар. — Какая-то информационная служба сообщила, что самолет, возможно, сбили ракетой.

— Сбили? — переспросил Флинн.

— Ракетой, — капитан Рейган рассмеялся. — Запущенной с подводной лодки.

— Какой-то старичок в Дорчестере, которого замучила бессонница, заявил, что видел вспышку на поверхности воды за устьем залива и попадание ракеты в самолет, — пояснил комиссар. — Почему пресса считает необходимым распространять любую чушь?

— Охотники за подлодками уже плывут из Ньюпорта в Род-Айленде, и Бэта, в Мэне. — В глазах капитана Рейгана играли смешинки. — Они используют любой повод выйти в море, а потом отметить это дело на берегу. Я знаю, сам служил на флоте.

— Мне почему-то представляется, — Флинн поднес спичку к трубке, — что бостонская полиция не должна заниматься этим делом.

— Она и не занимается, — заверил его комиссар. — Мы его просто не потянем. Можем быть лишь на подхвате.

— Тогда что вы хотите от меня? — полюбопытствовал Флинн.

— Федеральное бюро расследований направляет к нам свою команду. Так же как и Комитет авиационного контроля. Они уже летят сюда, в одном самолете.

— Разве можно сажать в один самолет так много важных персон?

Эдди Д'Эзопо встретился взглядом с Френком Флинном.

— Френк, у тебя есть опыт общения с федералами.

— Я знаю, что у вас сложилось такое впечатление.

— Чем бы ты ни занимался до того, как пришел к нам, у тебя больше опыта общения с федералами, чем у нас, не кажущих носа дальше родного города. Ты говоришь на их языке.

— Вы хотите сказать, что они говорят на немецком? — спросил Флинн.

— Я думаю, да. — Рейган вытянул ноги. — Думаю, да.

— Вы определили меня в сиделки.

— Я хочу, чтобы ты выполнял роль связующего звена между ними и управлением бостонской полиции. — Комиссар взглянул на часы. — Первая группа федералов прибывает в аэропорт Логан в десять двадцать. Я бы хотел, чтобы ты встретил самолет.

— Понятно.

— «Зефир эйруэйз» выделила ангар для сбора и анализа всего того, что достанут со дна залива. Ангар уже взят под охрану.

— Хотя там ничего нет, — вставил Рейган.

— «Зефир» также предоставила конференц-зал в аэропорту, в котором сможет собираться комиссия. Связь между комиссией и авиакомпанией будет осуществляться… — комиссар сверился с бумажкой, — …через Баумберга. Натана Баумберга.

— Натан Баумберг — шеф их пресс-службы? — спросил Флинн.

— Нет. Он — вице-президент компании, ведающий вопросами предполетной подготовки или что-то в этом роде. Инженер. Если судить по голосу, я разговаривал с ним по телефону, он очень молод и потрясен случившимся.

— Хорошо, — кивнул Флинн.

— Я попросил начальника аэропорта позаботиться о прессе. Им выделили комнату в основном здании аэропорта. Достаточно далеко и от ангара, и от конференц-зала. Пока пресса не знает, где находится этот самый ангар.

— Вы нарушаете право общественности быть в курсе событий.

— Я просто защищаю наше право узнавать все первыми, — возразил комиссар. — Тебе пора ехать.

— Уже уехал.

Флинн поднялся, направился к двери.

— Наконец-то мне дали легкое задание.

— Капитан Рейган проследит, чтобы во время расследования тебе не докучали другими делами.

Поднявшись, комиссар взял в руки коробку из-под обуви.

— Френк. Ты забыл свои ботинки.

— Это не мои ботинки, — от двери ответил Флинн.

— Тогда ленч.

Комиссар открыл коробку.

Его рот и глаза одновременно открылись во всю ширь.

Он выронил коробку. Из нее вывалилась человеческая рука.

— Господи!

— Кто будет есть такое на ленч? — Флинн вернулся к столу. — Этот сувенир я нашел этим утром в своем дворе.

Он вернул руку в коробку, закрыл крышкой, сунул коробку под мышку.

— Первым делом надо сказать Гроуверу, чтобы он отвез эту коробку в лабораторию. Не забыть бы об этом.

Глава 4

— Аэропорт, — пробурчал Флинн.

— О, нет.

Выражение лица сидящего за рулем черного «Форда» Гроувера изменилось: вечное недовольство сменилось тревогой.

— О, да!

Флинн уселся на пассажирское сиденье.

— Комиссар не поручил вам расследование падения самолета, не так ли?

— Это был взрыв в воздухе, а не падение, — уточнил Флинн. — И он поручил.

Гроувера аж перекосило.

— Он не мог этого сделать.

— Сделал, однако.

— О, нет!

— Я думаю, тебе пора заводить мотор.

Стремясь добраться до скоростной полосы, Гроувер застрял в пробке.

— Мы должны встретить передовой десант ФБР. Между прочим, вы называете их «фибби»?

— Нет, — Гроувер смотрел на номерной знак автомобиля, стоящего перед ними. — Мы их так не называем.

— А следовало бы. Фибби и каки.

— Каки?

— Комитет авиационного контроля.

— А, — Гроувер нажал на клаксон. — Этих мы тоже так не зовем.

— Я догадывался.

— Как ведется расследование таких дел, инспектор? С чего мы должны начать?

— Я надеялся услышать от тебя этот вопрос. Прежде всего я хочу, чтобы ты достал мне карту Бостона.

— Да, сэр.

— Потом я попрошу тебя красными точками нанести на нее все ломбарды в северной и восточной части города.

— Ломбарды?

— Я хочу, чтобы ты точно обозначил местонахождение каждого. А потом обвел синим кружком все те красные точки, обозначающие местонахождение ломбардов, которые находятся в непосредственной близости от автобусных остановок и станций подземки. Ты это понял?

— Какое отношение имеют ломбарды к авиакатастрофе?

— Увидишь.

Автомобиль чуть продвинулся.

— Когда мы должны там быть? — спросил Гроувер. — В аэропорту?

— Двадцать минут одиннадцатого.

Гроувер посмотрел на часы.

— Святой боже! — Он включил сирену и двумя колесами залез на бордюр разделительной полосы. — Уже четверть одиннадцатого.

— Я предчувствовал твою реакцию.

Автомобиль скатился с бордюра, рванул через перекресток на красный свет.

— Выключи! — рявкнул Флинн.

— Что?

— Выключи эту чертову сирену. Я приказываю!

Гроувер выключил сирену. Автомобиль сбросил скорость.

— От этого мерзкого воя у меня болят уши. Я не собираюсь ехать через город в автомобиле, визжащем, словно кот, которому подпалили шерсть.

— Вы это уже говорили, — пробурчал Гроувер.

— Неужели говорил?

— Да, сэр.

— Тогда тебе пора прислушаться к моим словам. А ты врубаешь сирену по поводу и без повода. Осторожно, грузовик!

Гроувер вывернул руль.

— При включенной сирене мне не пришлось бы увертываться от грузовика.

— Я знаю, — кивнул Флинн. — Уворачиваться пришлось бы ему, а я не уверен, что он с этим бы справился.

Лицо Гроувера закаменело. Он стукнул ладонью по рулю.

— Я вот думал о вас, пока ждал вашего возвращения от комиссара, — вырвалось у него.

— Неужто действительно думал?

— Откуда у вас так много денег?

— У меня много денег?

— Вы живете в большом доме в Уинтропе. У вас пятеро детей. Вы посылаете их всех в частные школы…

— Только не Джеффа. Ему десять месяцев от роду.

— Я слышал, Тодд или Рэнди, уж не знаю, кто из них….

— Обычно про них говорят Или-Тодд-Или-Рэнди. Официально, по школьным документам, они проходят как близнецы Флинн.

— …упомянул, что у вас ферма в Ирландии…

«Форд» свернул в длинный тоннель, ведущий к аэропорту.

Флинн подождал, пока они вновь не выбрались на свет божий.

— Детектив из тебя не получится. Все эти месяцы работаешь со мной от звонка до звонка и так и не понял, что я беру взятки.

Гроувер показал свою бляху мужчине, сидящему в будке у полосы, маркированной словами «ТОЛЬКО ДЛЯ СЛУЖЕБНЫХ АВТОМОБИЛЕЙ».

— И еще, — Гроувер поднял стекло. — Почему вы — инспектор, почему мы сидим на Крейджи-Лейн, в Олд-Рекордс-Билдинг? Почему нас не разместили в одном из участков или в управлении, как остальных?

— Тут два вопроса. Но ответ на них один и тот же.

Зажужжало радио.

Флинн снял микрофон с крюка.

— Доброе утро.

— Эдди Д'Эзопо, Френк, — послышался голос комиссара.

— Вам я уже говорил «доброе утро».

— Френк, по радио передали, что среди пассажиров самолета был судья Чарлз Флеминг.

— Правда?

— Федеральный судья, Френк.

— Но все-таки не член Верховного суда, не так ли?

— Важная персона, Френк.

— Политический выдвиженец?

— Именно так. Назначен лично президентом. Еще одна знаменитость — Дэрил Коновер.

— Актер?

— Да. Играет Гамлета в Колониальном театре. Правда, уже отыгрался. Никому не известно, что он делал на борту самолета, вылетевшего в Лондон в три часа ночи.

— Гамлет принял решение. Чего Уильям, конечно же, не хотел.

— Пока все, Френк. Будем на связи, я или капитан Рейган.

— Чао.

Френк вернул микрофон на крюк.

— Разве так можно говорить с комиссаром, — Гроувер покачал головой. — «Чао». Господи.

Дорогу, ведущую к терминалу «Зефир эйруэйз» забили фургоны телевизионных компаний, автомобили прессы, автомобили зевак, автомобили тех, кто хотел улететь. Их не пропускал полицейский кордон.

— Я поговорил с комиссаром о тебе, Гроувер.

Гроувер молчал, вцепившись в руль остановившегося «Форда».

— Я спросил, не думает ли он, что тебя пора повысить.

Медленно Гроувер повернулся к Флинну, встретился с ним взглядом.

— Правда?

— Конечно. Неужели ты думаешь, что я мог упустить такую возможность? — Флинн пошуровал под приборным щитком. — Почему ты не включишь эту чертову сирену? Или ты думаешь, что мы можем простоять здесь целый день?

Глава 5

В конференц-зале «Зефир эйруэйз» его встретили слишком уж яркий свет и жара. Несмотря на то что в огромные, от пола до потолка, от стены до стены, окна, выходящие на летное поле, светило солнце, горели все флюоресцентные лампы. Белые стены украшали картонные модели авиалайнеров. По борту каждого тянулась надпись «ЗЕФИР ЭЙРУЭЙЗ».

Середину конференц-зала занимал огромный, в форме эллипса, из полированного дерева, стол. Размерами он мог сойти за посадочную полосу.

Около стола стоял мольберт с большим плакатом, на котором красовался «Боинг-707».

В конференц-зале собралось человек пятнадцать мужчин. Практически все сняли пиджаки и распустили узел галстука, многие пили кофе из бумажных стаканчиков. Возрастом они разнились, от двадцати пяти до сорока пяти, но выглядели одинаково: широкие плечи, узкая талия, накачанные мышцы, короткая стрижка, квадратные челюсти.

По терминологии Флинна, фибби и каки.

Один из них, решительного вида, сидел у стола, положив одну ногу на стул, в окружении более молодых коллег.

— Флинн, — представился ему Флинн.

— Местная полиция?

— Да.

Мужчина пренебрежительно фыркнул.

— Тебе следовало прибыть сюда вовремя. Чем ты занимался, подыскивал себе ботинки?

Флинн попытался передать ему коробку из-под обуви.

Мужчина на нее даже не посмотрел, зато пронзил Флинна яростным взглядом.

— Послушай, Флинн, от местных лопухов нам ничего не нужно, кроме минимального содействия. Подай-принеси. И если вас просят встретить самолет в десять часов и двадцать минут, его должно встречать именно в указанное время!

Искоса глянув на Гроувера, Флинн увидел, что тот побледнел. По мнению сержанта, фибби использовал наиболее эффективный способ воздействия.

— Давай установим несколько основных правил, — продолжал мужчина. — Первое, в любой момент ты находишься у нас под рукой. Второе, ты не путаешься под ногами, делаешь только то, что тебе велено и когда велено. Третье, ты следишь за тем, чтобы управление бостонской полиции обеспечивало нас тем, что нам требуется, в тот самый момент, когда мы это затребовали. Четвертое, никого из полиции ты к нам и близко не подпускаешь. Мы не хотим, чтобы местные рвались в герои этого расследования. Пятое, ты не подпускаешь к нам репортеров, как местных, так и приезжих, пока у нас не возникнет желания пообщаться с ними. Это ясно?

Флетч улыбнулся.

— А скажите мне, ваш отец сказал вашей матери, как его зовут, в ночь, которую провел с ней?

Мужчины вытаращились на Флинна. Некоторые отступили на шаг.

Мужчина постарше возрастом, из тех немногих, кто не снял пиджак, подошел к ним.

— Инспектор Флинн? — Он протянул руку. — Джек Ронделл, ФБР. — Обмениваясь рукопожатием с Флинном, спросил мужчину, которого только что озадачил своим вопросом Флинн: — Вы уже ввели инспектора в курс дела, Хесс?

— Да, сэр.

— Хорошо. Я уверен, что мы можем рассчитывать на вашу помощь, инспектор. Все в сборе. Приступим.

Флинн передал коробку из-под обуви Ронделлу, тот — Хессу, далее коробка переходила из рук в руки, пока не попала к самому младшему из всех. Он открыл коробку, заглянул в нее, побледнел, покачнулся и рухнул на пол, лишившись чувств.

— Бедный Рансей, — вздохнул Ронделл. — Это его первое задание, не так ли?

* * *

После того как Рансея унесли, вместе с вещественной уликой, оставшиеся расселись вокруг стола. Первым представился Натан Баумберг: вице-президент авиакомпании «Зефир эйруэйз», ответственный за предполетную подготовку. Рядом с ним сидел Пол Киркман, руководивший обслуживанием пассажиров рейса Бостон — Лондон, подтянутый, на удивление хорошо выбритый мужчина, в свежей рубашке, словно он заступил на службу только сейчас, а не с полуночи.

А вот Баумберг, когда брился, порезал левую щеку, глаза его переполняла тревога, одна пуговица на рубашке, на уровне пупка, отлетела, а рукава, судя по всему, закатывали и раскатывали несколько раз.

— Прежде всего позвольте доложить вам то, что мы знаем, а потом я и Пол ответим на все ваши вопросы.

— Это не пресс-конференция, — бросил Хесс.

— Вы можете предложить более удобный способ обмена информацией? — спросил Баумберг.

— Нам не нужно ничего, кроме содействия.

— Продолжайте, мистер Баумберг, — прервал дискуссию Ронделл.

— Да, сэр. Посадка на рейс восемьдесят авиакомпании «Зефир» началась в два часа сорок минут по местному времени. Вылет по расписанию — три часа десять минут.

Вопрос: «Сколько летело пассажиров?»

Киркман: «Самолет был загружен полностью. Сорок восемь человек летело первым классом, шестьдесят два — экономическим, плюс восемь человек экипажа».

В.: «То есть на борту было сто восемнадцать человек?»

Киркман: «Да, сэр».

В. (Флинн): «Как я понял из сообщения по радио, вы уже составили список пассажиров?»

Киркман: «Да, сэр. Сейчас его размножают. Через несколько минут вам всем раздадут копии».

В. (Флинн): «Фамилии и адреса?»

Киркман: «Да, сэр. Те адреса, которые у нас есть. Пассажиры далеко не всегда называют свои адреса. Я хочу сказать, для снижения налогов пассажиры, если они летят по делам, называют адреса своих предприятий».

В. (Флинн): «Кому вообще охота лететь в Лондон в три часа десять минут утра?»

Реплика (Хесс): «Дерьмо!»

Киркман: «Вы спрашиваете, почему вылет назначен на три часа десять минут утра?»

Р. (Флинн): «Совершенно верно».

Киркман: «На этот рейс собираются пассажиры с трех стыковочных рейсов: из Атланты, Чикаго и Сан-Франциско».

В. (Флинн): «То есть проживающих в Бостоне среди пассажиров лишь малая часть. Вам известно, какая именно?»

Киркман: «Еще нет, сэр. Сверка адресов это покажет».

Р. (Хесс): «Давайте перейдем к вопросам».

Баумберг: «Передний и центральный грузовые отсеки обслуживала смена, работавшая с четырех дня до полуночи. Таким образом, к полуночи она их заперла. Кормовые грузовые отсеки оставались открытыми до трех часов ночи, то есть практически до взлета. В них загрузили багаж пассажиров».

В.: «Какой груз находился в самолете?»

Баумберг: «Сейчас сказать не могу. С грузовыми декларациями работают. Будет составлен полный перечень».

В.: «Не было ли на борту опасного груза?»

Баумберг: «Нет, сэр. Это абсолютно исключено».

В. (Хесс): «Если вы не знаете полного перечня груза, как вы можете говорить, что на борту не было ничего опасного?»

Баумберг: «Это не допускается внутренними инструкциями компании. Опасный груз не отправляется пассажирскими рейсами».

Р. (Хесс): «Чушь собачья».

Баумберг: «Предполетную подготовку этого самолета вела смена, работавшая с четырех дня до полуночи. Формуляры, подтверждающие готовность самолета, заполнили и подписали до полуночи, а к двенадцати сорока пяти их проверил мой заместитель. В них нет ничего необычного. Все системы самолета функционировали как должно. Смена, заступившая в полночь, осмотрела самолет между двумя и тремя часами ночи. Никаких замечаний не возникло».

В.: «И когда они это фиксировали документально?»

Баумберг: «Сразу же после взрыва самолета».

В.: «Мистер Баумберг, технические средства обеспечения безопасности прошлой ночью работали нормально?»

Киркман: «Да, сэр. Я лично наблюдал за посадкой. Ничего необычного или подозрительного. Некоторые пассажиры, особенно из Сан-Франциско, были, конечно, навеселе…»

В.: «Что это значит?»

Киркман: «Они уже провели в воздухе несколько часов, прилетели из Сан-Франциско, в полете им предлагались спиртные напитки…»

В.: «Их багаж сканировался?»

Баумберг: «Да и нет».

Киркман: «Ручная кладь сканировалась. Ничего подозрительного».

Баумберг: «Установки сканирования багажа, которые установлены в грузовых отсеках, не очень надежны. Обычно мы сканируем те ящики и чемоданы, которые вызывают подозрение».

В.: «В то утро чей-нибудь багаж вызвал подозрение?»

Баумберг: «Насколько нам известно, нет. Разумеется, большая часть багажа поступила со стыковочных рейсов. Пассажиры между рейсами этот багаж не получали. Так что оснований для подозрений не было».

В.: «Другими словами, багаж, который поступал в грузовые отсеки, не сканировался вовсе?»

Баумберг: «На этот вопрос мы сможем ответить только после проведения внутреннего расследования».

В.: «Итак, мистер Баумберг, если мы правильно вас поняли, до выполнения рейса восемьдесят в Лондон этот самолет дожидался пассажиров в бостонском аэропорту?»

Баумберг: «Да, сэр. После того, какприбыл из Лондона в пять сорок вечера».

В.: «В Лондон на самолете полетел тот же экипаж?»

Баумберг: «Нет, сэр. Новый. Экипаж, прибывший вчера из Лондона, обратно поведет самолет завтра утром».

Киркман: «Если будут пассажиры».

В.: «Когда в последний раз проводилось техническое обслуживание самолета?»

Баумберг: «Вы хотите сказать, полная проверка всех бортовых систем?»

Р.: «Да».

Баумберг: «Шесть недель тому назад. Проверялось все: двигатели, электропроводка, шасси, фюзе…»

В.: «Выявлены какие-нибудь дефекты?»

Баумберг: «Нет. Этим утром я поднял все материалы. К самолету нет никаких претензий».

В.: «Мистер Баумберг, вы можете сказать, как и что взорвалось?»

Баумберг: «Нет, сэр. Сейчас в заливе работают водолазы. Военные моряки пришлют своих водолазов и специальное оборудование. Они приступят к работе во второй половине дня. Береговая охрана также поможет поднять на поверхность обломки самолета. „Зефир эйруэйз“ выделила ангар Д…»

Р.: «Как мило с их стороны».

Баумберг: «Все, найденное на дне залива, будет доставляться туда для дальнейшего осмотра».

В.: «Как я понимаю, „черный ящик“ еще не обнаружен?»

Баумберг: «Нет, сэр. И я не уверен, что от него будет какая-то польза. Самолет находился в воздухе меньше минуты».

В.: «И он бы не взлетел, будь обнаружена хоть одна неисправность?»

Баумберг: «Разумеется, нет. Утром я прослушал запись переговоров диспетчерского пункта и экипажа. Абсолютно ничего необычного».

В.: «И какое у вас сложилось впечатление от записи?»

Баумберг: «Рутина».

В.: «А как отреагировал пилот? В смысле, на взрыв?»

Баумберг: «Шумно втянул в себя воздух».

В.: «Вы хотите сказать, ахнул».

Баумберг: «Пожалуй. Пилот ахнул. Копии пленки вы получите».

— Что ж… — Джек Ронделл, положив одну руку на стол и прикрыв ее второй, похоже собрался подвести черту.

— Э… — Баумберг помялся. — В сегодняшней газете написано, что есть свидетель, из Дорчестера, который видел, как в самолет попала ракета, запущенная с моря.

— Конечно, — покивал Хесс. — Конечно, конечно, конечно. Самолет сбили террористы.

В конференц-зал вошла девушка, вручила каждому список пассажиров.

— Что ж, — продолжил Ронделл. — Полагаю, первым делом мы должны подготовить подробное донесение нашему руководству.

* * *

— Гроувер, загляни к людям, которые продают предполетную страховку, и выпиши имена и адреса тех пассажиров рейса восемьдесят, кто застраховался в аэропорту. Не с этого ли должен начать опытный полисмен?

— Да, сэр.

Они стояли в терминале «Зефир эйруэйз», каждый с копией списка пассажиров.

— Я возьму машину и вернусь на работу. Ты доберешься туда, как сумеешь.

— Инспектор, я не думаю, что вам следовало называть сотрудника ФБР ублюдком.^[5]

— Почему нет? Он же назвал тебя лопухом.

— Не так уж часто обычному полисмену выпадает шанс поработать с ФБР, да еще при расследовании такого важного дела.

— Я не думаю, что у меня радужные перспективы в ФБР.

— Но у меня они могут и быть.

— Интересная мысль. Действительно. Может, ты там и приживешься.

Флинн смотрел на дверь конференц-зала.

— А вот и наш ублюдок.

Хесс вышел из двери. В сопровождении троих мужчин. Двое охраняли его с боков, третий — сзади.

— Флинн!

Флинн двинулся к выходу из терминала.

— Куда это ты идешь?

— Иду искать убийцу, или убийц, ста восемнадцати человек.

Глава 6

На столе Флинна Коки оставил записку: «ПОЗВОНИТЕ КАП. РЕЙГАНУ».

— О-ля-ля.

Флинн глянул на кушетку в нише рядом с камином, в противоположной стене своего огромного, обшитого деревянными панелями кабинета, зажег настольную лампу.

— Эх, тоска-печаль.

Набрав номер полицейского управления и дожидаясь, пока его соединят с капитаном Рейганом, он развернулся на вращающемся кресле к выходящим на залив окнам.

Там кипела работа.

— Вы меня искали?

— Привет, Френк. Как прошло совещание?

— Фибби и каки пишут донесения руководству.

— Отлично, отлично, — капитан, похоже, его не слушал. — Подумал, что эта информация тебя заинтересует. ЛЛЛ только что сообщила, что берет на себя ответственность за взрыв самолета прошлой ночью.

— И что есть эти три эл?

— Насколько я понимаю, Лига лишних людей. Одна из этих безумных групп в Кембридже. Стремятся спасти мир, уничтожив половину населения.

— Вы сказали, Лига лишних людей?

— Да. Они утверждают, что на Земле слишком много людей. Их лозунг: «Проблема — в количестве». Полагаю, они хотят уничтожать нас тысячами, Френк.

— Потому что на Земле слишком много людей, так?

— Что-то в этом роде.

— Что ж, возможно, они и правы. Вопрос всегда один: где начинать?

— Видать, они начали с рейса восемьдесят «Зефир эйруэйз». Я не собираюсь прикидываться, будто понимаю этих психов, Френк.

— Как по-вашему, большая группа?

— Наши аналитики не исключают, что да. Уже не одну неделю их плакаты расклеивают как в Бостоне, так и в Кембридже. Их инструкции вытаскивают из почтовых ящиков. Кампания ведется мощная, для этого нужны кадры.

— И как такая группа берет ответственность за подобное деяние? Созывают пресс-конференцию, арендуют бальный зал отеля, угощают приглашенных вином и сыром?

— Час назад кто-то позвонил в «Бостон стар» и сказал, что ЛЛЛ берет на себя ответственность за взрывчатку, оставленную в багажной ячейке сорок три на автовокзале. Один из репортеров и пара наших парней уже там.

— И, как я понимаю, эта самая «Три эл», или как ее там, получит бесплатную рекламу, независимо от того, взорвали они самолет или нет?

— Естественно. «Стар» задержала вечерний выпуск.

— Что еще известно о Лиге лишних людей?

— Немного. Ничего.

— Разве нельзя найти их по плакатам? Через типографию?

— Все сделано вручную. Они используют картон от коробок. Рисуют и пишут с помощью баллончиков с краской, которые продаются где угодно. Их инструкции печатаются на пишущей машинке и размножаются на ксероксе. Одна лежит у меня на столе.

— И о чем речь?

— Основная идея проста: «Сделай одолжение — сдохни».

— Учитывая обстоятельства, хорошо бы им воспользоваться собственным советом.

— Мы их еще не нашли. Может, потому, что действуют они у нас недавно. Порядка шести недель. Мы связывались с другими полицейскими управлениями. Им они тоже незнакомы, но всем понятно, что речь идет о культе массовых убийств. Достаточно логичное объяснение гибели ста восемнадцати человек, Френк.

— Да. Кому — трагедия, кому — радость.

— Я позвоню тебе, как только получу копию их заявления, Френк. Зачитаю его тебе.

— Незачем, — ответил Флинн. — Я могу купить «Стар».

* * *

Вошел Коки, подволакивая левую ногу, с чашкой чая в правой руке.

— А, Коки! — воскликнул Флинн. — Что бы я без тебя делал.

Коки пролил несколько капель чая на сложенное полотенце, которое Флинн держал на углу стола именно на тот случай, что Коки прольет чай.

— Вот и славненько, — улыбнулся Флинн.

Детектив-лейтенант Уолтер Конкэннон арестовывал фальшивомонетчика Саймона Липтона (точнее, зачитывал преступнику его права), когда девятилетний сын Липтона, Пити, выстрелил в него из револьвера. Пуля задела позвоночник.

Липтона отправили в тюрьму, Пити — в исправительное учреждение, а детектив-лейтенант Уолтер Конкэннон вышел в отставку: левую часть его тела частично парализовало.

Флинн никогда не работал с лейтенантом, но заглянул на вечеринку по поводу его отставки и перекинулся с ним парой слов за партией в шахматы.

На следующее утро, в девять часов, Коки прихромал в кабинет Флинна на третьем этаже Олд-Рекордс-Билдинг на Крейджи-Лейн с шахматной доской под мышкой.

Под молчаливым взглядом Флинна Коки раскрыл доску на столике, что стоял у стены, и расставил фигуры.

Полчаса спустя он вышел и вернулся с двумя чашками фенхелевого чая. Поднос с чашками он держал правой рукой.

Поставил по чашке около черных и белых фигур.

Затем передвинул королевскую пешку на два поля.

С тех пор Кокки и обретался в кабинете, отвечал на телефонные звонки, заваривал чай, иногда печатал письмо правой рукой, всегда чистенький, аккуратный, в униформе патрульного, белой рубашке, при галстуке. В расследованиях же ему не было равных.

Флинн подозревал, что Коки и живет в Олд-Рекордс-Билдинг: нашел себе комнатку, поставил койку, шкаф, плитку, но прямого вопроса не задавал. Когда же он приглашал Коки домой, на воскресный концерт или обед, тот всегда отказывался.

А шахматный матч продолжался. Иногда Флинн выигрывал.

Флинн взял чашку с чаем.

— Я вижу, ты наконец-то пошел слоном.

Правая часть лица Коки улыбнулась.

Не беря в руки листка со списком пассажиров рейса восемьдесят, он внимательно просмотрел его.

— Убийства — уже пройденный этап, — прокомментировал Флинн. — Теперь пришел черед массовых убийств. С убийством на первые полосы газет не попадешь.

— Перси Липер, — озвучил Коки одну строку списка.

Коки открыл спортивный раздел утренней газеты, которую он уже положил на стол Флинна.

Флинн не знал, то ли Коки стал таким молчаливым после ранения, то ли всегда предпочитал словам дело: лучше быстро показать, чем долго рассказывать.

Заголовок гласил: «ЛАЙМИ^[6] ПРИМЕРЯЕТ КОРОНУ ЧЕМПИОНА В СРЕДНЕМ ВЕСЕ — Липер уложил Генри в девятом раунде».

Середину страницы занимал фотоснимок боксерского поединка: один из боксеров после удара второго валился на ринг.

Этот второй застыл, готовый нанести новый удар. Мышцы бугрились, из превращенного в лепешку носа текла кровь.

— Так это Перси Липер, — протянул Флетч. — В полночь — чемпион мира, через три часа с четвертью — обугленный труп. Сюжет, достойный Чосера, Коки, но мне почему-то не смешно.

Флинн полистал телефонный справочник: он собрался позвонить в школу Картрайта.

— Федеральный судья, актер, играющий в шекспировских пьесах, чемпион по боксу. «Лишние люди». Не верю!

* * *

В трубке послышался женский голос, несомненно секретаря.

— Школа Картрайта. Доброе утро.

— Доброе утро. Это мистер Флинн. Мне нужно поговорить с одним из моих сыновей, Рэнди или Тоддом.

— Я очень сожалею, мистер Флинн, но их нельзя отрывать от занятий. Они сейчас на спортивной площадке.

— Что вы сказали?

— Я сказала, что их нельзя отрывать от занятий. Они на спортивной площадке. Играют в футбол.

— Я слышал, что вы сказали. И попросил вас повторить то же самое, чтобы убедиться, что у вас хватит на это смелости. Теперь убедился, поэтому позвольте повторить то, что сказал вам я. Я сказал, что мне нужно поговорить с одним из моих сыновей. Сказал не потому, что того захотела моя левая нога. Сказал не потому, что один из моих сыновей стоит сейчас рядом с вами и ждет, когда вы передадите ему трубку. Если бы они сейчас не были чем-то заняты, у меня, безусловно, возник бы вопрос, а за что я плачу школе такие большие деньги? Опять же я не сказал, что прошу вашего разрешения на разговор с одним из моих сыновей. А теперь, если я выразился достаточно ясно, пожалуйста, подзовите к телефону одного из них, и как можно быстрее.

Последовала пауза: секретарь переваривала услышанное.

— Один момент, мистер Флинн.

Коки улыбался.

Флинн прикрыл микрофон рукой.

— Какой я, однако, грубиян. Но мне надоело слышать «нет», с какой бы просьбой, пусть и самой простой, не обращаешься к человеку. Подойди к любому прохожему на улице и предложи ему сказать на выбор «да» или «нет», так девяносто девять из ста скажут «нет».

— Если ты действительно подойдешь и обратишься с таким вопросом, тебя арестуют, — заметил Коки.

— Неужели?

— Это называется «приставание к людям в общественном месте».

— Как-то не подумал об этом. Да, похоже, у нас слишком много законов.

— Па?

Тодд тяжело дышал.

— Вы оба играете в футбол?

— Да.

— Хорошо. Потные и вонючие?

— Да.

— Отлично. Я не хочу, чтобы после игры вы принимали душ. Оба.

— Почему?

— Я знал, что ты задашь мне этот вопрос. Потому что у меня есть для вас одно поручение.

— Здорово.

— Я хочу, чтобы после школы вы вернулись домой, благоухая потом. Возьмете из корзины с грязной одеждой джинсы и все прочее. Что-то наденьте, остальное бросьте в рюкзаки, и отправляйтесь в подземку.

— Хорошо.

— Я хочу, чтобы ровно в пять часов вы вышли из станции подземки на Гарвард-сквер. Там увидите Гроувера. Он начнет на вас кричать, бросится за вами, попытается вас арестовать. Я хочу, чтобы вы устроили зевакам запоминающееся зрелище. Разбегайтесь в разные стороны, кричите сами, позвольте ему поймать одного из вас. Можете немного намять ему бока. Возражений нет?

— Нет.

— Вот и хорошо. Не понимаю, почему я всегда отдаю самые лакомые куски другим людям.

— Он нас арестует?

— Нет. Вы оба убежите. Порознь. Порознь и останетесь.

— А ради чего?

— Я посылаю вас в подполье. Хочу, чтобы вы помогали найти группу людей, обретающихся в Кембридже. Они называют себя Лигой лишних людей.

— О них недавно писали в газете.

— О них написали и сегодня. Они заявляют, что взрыв самолета — их работа. Очаровательная компания.

— Если кто-то из нас найдет эту группу, нам надо в нее внедриться?

— Да. За вами же гонятся копы.

— Я понял.

— Если одна из подпольных групп не подберет вас в течение часа после потасовки с Гроувером, начинайте спрашивать людей на улице, где вы сможете провести ночь. Если затея с Гроувером удастся, проблем с этим у вас не будет. Побег от копа — пропуск в любую подпольную группу.

— А потом мы должны выйти на «Три эл?»

— Да. Заголовки на первых полосах газет, особенно «Бостон стар», позволят вам затронуть эту тему. Повосхищайтесь героями.

— Нам не терпится влиться в их стройные ряды.

— Вот-вот. В похвалах не скупитесь. Сделайте все, что в ваших силах. Будьте осторожны. Отзванивайте матери каждый день ровно в четыре.

— Да, сэр.

— И помните — душ не принимать.

* * *

Коки все смотрел на список пассажиров.

— Нашел что-то интересное? — спросил Флинн.

Зазвонил телефон.

— Алло? — трубку взял Флинн.

— Тринадцатый?

— Да.

— Б. Н. на проводе. Один момент.

Секундная пауза.

— Френк!

Голос Б. Н. Зеро.^[7]

— Да, сэр.

— Сможешь встретиться со мной на аэродроме Хэнском? Я прилечу туда через час.

Часы показывали двенадцать тридцать пять.

— Буду там, сэр.

Флинн положил трубку. Не выпуская ее из руки, воскликнул: «Ха!»

— Что-то не так? — спросил Коки.

— Да, — кивнул Флинн. — У меня пустая чашка.

Коки коротко глянул на Флинна и вышел из кабинета с чашкой в руке.

* * *

— Элсбет?

— Я добыла оконное стекло. Мне даже не пришлось стоять в очереди. Какая удивительная страна. Всем всего хватает.

— Б. Н.

— О?

— Зеро.

— Собрать тебе чемодан? — без паузы спросила она.

— Думаю, что нет. Я встречаюсь с ним через час. Хотел, чтобы ты знала.

— На случай, что ты исчезнешь.

— Я попросил Рэнди и Тодда выполнить для меня одну работенку.

— Какую?

— Некая Лига лишних людей взяла на себя ответственность за взрыв самолета. Я попросил мальчиков выяснить, кто они и где окопались. На это может уйти несколько дней.

— О, Френни. Так ли необходимо задействовать их?

— Элсбет, возможно, эти люди убили сто восемнадцать человек.

— Да, конечно. Они будут в безопасности?

— Конечно. «Три эл» специализируется исключительно на массовых убийствах.

Глава 7

Гроувер вошел в кабинет с пакетом из коричневой бумаги.

— Где аэродром Хэнском? — спросил Флинн.

— Но дороге номер два.

— Сколько нужно времени, чтобы добраться туда?

— Полчаса. Даже меньше. Я принес нам сандвичи.

— А ты принес сандвич детективу-лейтенанту Уолтеру Конкэннону, отставнику?

— Я забыл. Вам я взял салат с курицей.

Он уже вытаскивал из пакета завернутые в бумагу сандвичи.

— Но главная новость не в этом, — продолжай Гроувер. — Догадайтесь, кто поднялся на борт самолета, застраховав свою жизнь на полмиллиона долларов?

— Пилот?

— Нет.

Гроувер вгрызся зубами в сандвич с ростбифом.

— Значит, мне осталось сто семнадцать догадок, так?

Коки вошел с чашкой чая.

— Достопочтенный Чарлз Флеминг. Судья Флеминг.

— Не может быть.

Коки поставил чашку на полотенце.

— Гроувер принес тебе сандвич, Коки.

Коки взглянул на сандвич, лежащий на столе Флинна, половину другого сандвича во рту Гроувера, хмыкнул.

— Тогда я съем его сам, — Флинн потянулся к сандвичу. — И где проживает достопочтенный?

— Усадьба «Мидоуз». Вуд-Лейн, Кендолл-Грин.

— Звучит неплохо.

— Там живут одни богачи.

— И где этот Кендолл-Грин?

— По дороге номер два.

— Рядом с аэропортом?

— Нет.

— Так с чем, ты говоришь, этот сандвич?

— Салат с курицей.

— Что ж, эта курица долго бегала, прежде чем ее успели изловить, чтобы приготовить сандвич. Мяса она дала мало. А что это за зелененькие катушки?

— Сельдерей.

— Одна из частей салата? Которые сцеплены воедино вот этой белой замазкой.

— Это майонез, инспектор.

— Великое достоинство американской расфасованной еды в степени ее готовности. Она даже пережевана.

— Вам не понравился ваш сандвич? — спросил Гроувер.

— Вокруг этого сандвича стоят три великих детектива, и каждому придется попотеть, чтобы обнаружить в нем куриное мясо.

— Он стоит полтора доллара.

— Твоему отцу следовало бы научить тебя не транжирить деньги. Так кто еще из пассажиров, поднявшихся на борт самолета, вылетающего глубокой ночью рейсом восемьдесят, удосужился застраховать свои последние мгновения?

— Еще один, — Гроувер заглянул в свой блокнот. — Некий Раймонд Гейгер, проживающий в Ньютоне, застраховал себя на пять тысяч долларов.

— Удивляться этому не приходится. Для одного человека пятьсот тысяч долларов все равно что для другого — пять. Однако полмиллиона большие деньги. Предполетную страховку обычно продают автоматы, не так ли? Такие машины, в которые суешь четвертаки?

— Долларовые купюры, — ответил Гроувер.

— Да, конечно. Нынче за четвертак не получишь ничего, кроме двух десятицентовиков и одного пятака.

— Я полагаю, что застраховались и другие пассажиры, инспектор?

— Неужели?

— Не забывайте, что многие из них прилетели в Бостон из Сан-Франциско, Чикаго, Атланты.

— Ага. А застраховаться они могли в аэропорту вылета. Мы это выяснять не будем. Пусть разбираются фибби. Наше участие в расследовании ограничено Бостоном.

— Это действительно одно из тех дел, что подпадают под юрисдикцию ФБР?

— Да.

— Только у них есть необходимые возможности для розыска преступников?

— Да.

— Я хочу сказать, мы должны только помогать им, не проявляя инициативы?

— Да, — в третий раз ответил инспектор Флинн.

Коки стоял над шахматной доской, анализируя позицию.

— Ты слышал о том, что среди пассажиров был Перси Липер, английский боксер, выигравший звание чемпиона мира в среднем весе?

— Фэбээровцы говорили об этом после вашего ухода, инспектор. Вчера вечером состоялся какой-то матч.

— Ты его видел?

— Я был с вами, инспектор.

— Да, конечно. Действительно, составлял мне компанию. А «Три эл», Лига лишних людей, сообщила в редакцию «Бостон стар», что она берет ответственность за взрыв самолета. Такие вот душки.

— Скорее психи, гребаные членососы!

— Ты их знаешь?

— Я знаю таких, как они.

— Они считают, нам подобных на Земле слишком много, и иногда мне кажется, что они недалеки от истины.

Гроувер промолчал.

— Кстати, я хочу, чтобы ровно в пять вечера ты встретил Тодда и Рэнди, когда те выйдут из станции подземки на Гарвард-сквер. Подойди к ним и сделай вид, что пытаешься их арестовать.

— Арестовать? Вы хотите, чтобы я арестовал ваших детей?

— Нет. Я хочу, чтобы ты сделал вид, что пытаешься их арестовать. Я хочу, чтобы все это видели и запомнили, но арестовывать их не надо.

— Инспектор…

— Я посылаю юношей в подполье, Гроувер. Хочу, чтобы они вышли на «Три эл».

— Они же ваши дети, инспектор.

— Конечно. Отличные парни.

— Инспектор, нехорошо использовать в расследовании преступления своих детей.

— Вроде бы ты об этом уже говорил.

— Не просто нехорошо — нельзя. Запрещено инструкцией полицейского управления. Им невозможно обеспечить прикрытие.

— Я уверен, что ты прав, Гроувер. Но, видишь ли, у меня своя система воспитания. Мне еще в ранней юности пришлось многое пережить, и я не вижу ничего плохого, если и они достаточно рано столкнутся с трудностями и научатся их преодолевать. Жизнь — это не только музыка Брамса, и если кто-то из отцов придерживается прямо противоположного мнения, он оказывает своим детям дурную услугу.

— Это неправильно, инспектор.

— Считай, что такая у нас семейная традиция. И делай то, что тебе сказано, с тем чтобы положить начало своим семейным традициям. А пока напоминаю тебе, что мне нужна карта Бостона с ломбардами, отмеченными красной точкой, особенно в северной и восточной частях города. Я хочу, чтобы каждую красную точку, расположенную вблизи автобусной остановки или станции подземки, обвели синим кружком. Тебе это ясно?

— Я не понимаю, какое отношение имеют ломбарды к взрыву самолета.

— Видишь ли, пути господа и полицейских инспекторов неисповедимы. А теперь, после этого великолепного ленча, состоящего, спасибо тебе, из сельдерея, замазки и не самого вкусного хлеба, мы сможем найти аэродром Хэнском?

Поднявшись, Флинн смял оберточную бумагу от сандвича в комок и швырнул в мусорную корзинку.

— Ты уже знаешь мой следующий ход, Коки?

Коки, оторвав взгляд от шахматной доски, усмехнулся.

— Не хочешь мне сказать, так? — Флинн посмотрел на шахматную доску. — Придется что-нибудь придумать.

— Инспектор, — Гроувер достал из кармана ключи от автомобиля, — с чего мы едем на аэродром Хэнском?

— Повидаться с одним моим другом, — ответил Флинн. — Он здесь пролетом, на пару минут.

Глава 8

У пандуса, ведущего на летное поле, стоял большой щит с надписью:

«ПРОЕЗД НА ЛЕТНОЕ ПОЛЕ ТОЛЬКО СОТРУДНИКАМ АЭРОДРОМА».

— Поехали, — бросил Флинн.

— Туда же нельзя.

— Другого пути все равно нет.

— Мы же не сотрудники аэродрома.

— Боюсь, нам могут задать этот вопрос.

Гроувер нажал на педаль газа. «Форд» скатился с пандуса на летное поле.

— Инспектор, это же «Ф-100». Истребитель.

— Да, ты прав. Я удивлен, что ты это знаешь.

— С кем вы встречаетесь?

— Давай посмотрим, где он остановится?

— Естественно, направится к зданиям. Ему же надо доложить о посадке.

— Давай все-таки посмотрим.

Самолет использовал лишь малую часть посадочной полосы, свернул с нее на первом же перекрестке, потом повернул налево и покатил к деревьям, окаймляющим дальний конец летного поля.

По небу плыли тяжелые облака.

Гроувер смотрел в зеркало заднего обзора.

— А вот и воздушная полиция.

— Поезжай к самолету.

— А как же «вэпэ»?

— Считай, что их нет. Нельзя заставлять человека ждать.

Гроувер на бешеной скорости погнал автомобиль через летное поле.

— Пока я буду беседовать с моим другом, воздушная полиция, несомненно, даст тебе возможность объясниться. Прежде всего извинись за то, что не предупредил их о нашем приезде. Скажи, что без ошибок у тебя не бывает.

— Только не у меня.

Когда они подъехали, фонари по-прежнему закрывали кабины пилота и пассажира. Двигатели урчали на малых оборотах.

Флинн вышел на бетон летного поля.

Фонарь кабины пассажира медленно отъехал назад.

Б. Н. Зеро отцепил ремни безопасности и снял шлем.

— Привет, Френк.

— Сэр.

Роста в Б. Н. Зеро было три фута и десять дюймов.

Так что с самолета он спускался с помощью изобретенного им метода, поскольку ему не подходили скобы, рассчитанные на нормальный человеческий рост. Хватался за скобу рукой, повисал на ней, нащупывал ногой другую скобу, опирался, перехватывал рукой за следующую, вновь повисал, и так далее.

У Флинна всегда возникало желание помочь ему, как он помог бы ребенку, но он прекрасно знал, что помощь эта будет воспринята как смертельное оскорбление.

Флинн давно уже работал с Джоном Роем Придди — Б. Н. Зеро.

— Я привез тебе чай, Френк.

— Отлично.

Маленький человечек снял перчатки, расстегнул «молнию» летного костюма.

— «Папайя минт». Пробовал его?

— Да, сэр.

— Держи. Выпей за мое здоровье.

— Спасибо, сэр.

— Как Элсбет?

— Отлично.

— Рэнди?

— Отлично.

— Тодд?

— Отлично.

— Дженни?

— Отлично.

— Уинни?

— Отлично.

— Джефф?

— Отлично.

— Ты выглядишь усталым, Френк.

— Да нет. Просто не спал эту ночь.

— Как в прежние времена, да, Френк? До того, как ты и я стали вести размеренную жизнь больших начальников. Маулейк, Хэйпур, Мейфкинг, Суакин. Мы там когда-нибудь спали, Френк?

— Редко.

Семьи у Джона Роя Придди не было.

И он ужасно не любил спать.

Не только крошечного роста, но еще и худой как щепка, он не спал дни и ночи напролет. Но, как бы долго он ни боролся со сном, его все равно мучили жуткие кошмары, он потел, стонал и кричал. За свою карьеру его трижды подвергали физическим пыткам, в трех разных странах. Пытали его мастера своего дела, и всякий раз продолжались пытки по месяцу и больше.

И Джон Рой Придди не мог проснуться без приступа рвоты. Его буквально выворачивало наизнанку, даже если в желудке ничего не было.

Флинн наблюдал за своим другом много лет, в разных концах света. Образ жизни Роя никогда не менялся. Но Флинн никак это не комментировал.

Разумеется, они никогда не спали в прежние времена… от которых их отделяло не так уж много месяцев.

Придди, будь на то его воля, вообще бы не спал.

— Холодный ветер, — заметил Б. Н. Зеро.

— Бостон, — пожал плечами Флинн.

— Давай пройдемся, — предложил Зеро.

— Почему нет?

Они направились к деревьям, растущим по краю летного поля.

— Что ты знаешь о взрыве рейса восемьдесят, Френк?

— Погибло сто восемнадцать человек. В самолете не было свободных мест. Взорвался он через минуту после взлета, в три десять ночи. Авиакомпания настаивает на полной исправности самолета. Они также говорят, что опасного груза на борту не было, но это пока не подтверждено. Пассажиры прошли обычный контроль, ничего подозрительного не зафиксировано. Проверка багажа вызывает сомнения, потому что поступил он из четырех городов: Бостона, Чикаго, Атланты и Сан-Франциско. Самолет разнесло вдребезги. Я это видел.

— Ты видел?

— Да.

Небо над Бостоном в ту ночь очистилось, так что он и его дети видели, как сто восемнадцать горящих и обугленных людей падают в воды залива.

— Практически все улики лежат на дне Бостонского залива.

— Практически все?

— Этим утром я нашел оторванную руку у себя во дворе.

— Готов спорить, ты сказал: «Не следовало тебе рассыпаться, Чарли». Когда нашел руку.

— Действительно, сказал. Про себя.

Придди рассмеялся.

— Помнится, ты сказал то же самое и в Сан-Матиасе. Помнишь? Везде валялись части тела.

— Когда трудно, шутка скрашивает жизнь, — заметил Флинн. — Чем хуже ситуация, тем нужнее шутка.

— Помогает сдержать тошноту, — и Придди искоса взглянул на Флинна.

— Версия, что самолет сбили ракетой, запущенной с подводной лодки, к рассмотрению не принята, — продолжал Флинн. — Я с этим еще не разбирался.

— Разберись.

— А стоит ли?

— Да. Нельзя исключить такую возможность.

— Я это уже понял, иначе мы не стояли бы на продуваемом холодным ветром летном поле. Вы хотите, чтобы я взял на себя это дело?

— Да. К сожалению, не смог дозвониться до тебя раньше. Такое вот совпадение: ты прячешься в бостонской полиции, пока все устаканится, и здесь же происходит взрыв. Нужный человек в нужном месте и в нужное время. — Шагая, Придди щелкнул каблуками. — Словно я сам так все и спланировал.

— Совершенно верно, — кивнул Флинн. — Из пассажиров заслуживают внимания только федеральный судья Чарлз Флеминг, он, кстати, перед самым полетом застраховал себя на полмиллиона долларов, актер Дэрил Коновер и молодой человек, выигравший матч на первенство мира в среднем весе. Перси Липер.

— Жаль, — вздохнул Придди. — Я этого не знал.

— Остальные фамилии ничего мне не говорят, да это и неважно. Когда гибнет сто восемнадцать человек… в действие вступают законы больших чисел, не так ли, Джон Рой? Сколько в такой группе может быть потенциальных самоубийц, фанатиков?

— Не так уж и много. Наш мир не такой уж безумный, хотя нас и стараются убедить в обратном.

— Вы уверены?

— Даже наши собственные жизненные впечатления, Френк, не должны помешать нам видеть перспективу.

— Тем не менее причиной такого вот массового убийства может стать стюардесса, выставившая своего дружка.

— Может.

— И уж последней в ряду подозреваемых стоит Лига лишних людей, которая взяла на себя ответственность за взрыв самолета. Это обычная кучка нигилистов. Я послал своих сыновей, чтобы они это выяснили.

— Рэнди и Тодда?

— Да.

— Отлично. Чем больший они приобретут опыт, тем лучше.

Флинн улыбнулся.

— Пусть расширяют свой кругозор.

— Не забывай, Френк, что ребенком ты внес свою лепту в борьбу с нацистской Германией, а потом поставил на этом крест и начал изучать философию в Дублине.

— Я видел ад.

— Но в конце концов философия тебе обрыдла, и ты вернулся к нам.

— Я накушался истин.

Какое-то время они шагали в молчании.

— И что ты можешь сказать, Френк?

— Расследование может занять годы. И шансы, что дело дойдет до суда, невелики.

Они повернули назад.

У самолета друг против друга, уперев руки в бока, едва не соприкасаясь носами, стояли Гроувер и сержант воздушной полиции. Оба с красными, потными лицами, они одновременно что-то кричали.

Гроувер попал в свою стихию. Не было для него большей радости, чем всласть накричаться.

Второй воздушный коп стоял рядом, сжимая в руках белую дубинку.

Пилот спарки «Ф-100» так и не появился. Фонарь передней кабины оставался закрытым.

— Ты кое-что упустил, Френк, — заметил Придди. — Я удивлен.

— И что же я упустил?

— В списке пассажиров.

— Я до сих пор в неведении, о благородный вождь Б. Н. Просветите меня.

— Трое мужчин поднялись на борт самолета вместе, с американскими паспортами на фамилии Эбботт, Бартлетт и Карсон.

— Эй, би, си,^[8] — кивнул Флинн. — Я чувствую, что такой уровень конспирации доступен только Государственному департаменту Соединенных Штатов Америки.

— Ты прав.

— Так кто же они?

— Не «они», а он. «Эбботт» — телохранитель. «Карсон» — телохранитель-секретарь, а вот «Бартлетт» — Рашин-аль-Хатид, министр иностранных дел Ифада.

— Ага!

— «Карсон» на самом деле Михсон Таха, «Эбботт» — Назим Салем Зияд.

— Здорово! Они опять провели нас.

— Кто-то нас провел.

— Что они здесь делали?

— Ты действительно не выспался, Френк. Что министр иностранных дел только что провозглашенной Республики Ифад мог делать в Бостоне?

— Банковские дела?

— Насколько нам известно, он приехал потому, что через один частный, имеющий безупречную репутацию банк решил обменять золото стоимостью в четверть миллиарда долларов на международные векселя.

— Какой банк?

— «Кассель-Уинтон».

— Никогда о таком не слышал.

— Разумеется, нет. Он не оказывает кредитных услуг населению. Частный банк, ведущий дела со многими странами.

— С чего такая секретность, Джон Рой? Я не понимаю.

— Френк, арабы обожают длинные свободные одежды. Бурнусы и солнцезащитные очки. Их дома окружены глухими заборами. Жен они держат под кроватями. Тебе все это известно.

— Но я не знаю, почему Государственный департамент Соединенных Штатов стал потворствовать скрытности арабов и обеспечил их американскими паспортами.

— Думаю, причин две. Во-первых, в Ифаде есть нефть, а Соединенные Штаты благоволят к странам, владеющим нефтью, пусть ее и немного. Во-вторых, Ифад намерен использовать международные векселя общей суммой в четверть миллиарда долларов на закупки американского оружия.

— Естественно, — кивнул Флинн. — Мне следовало самому догадаться об этом.

— Как ты, несомненно, знаешь, рядовой американский налогоплательщик всякий раз приходит в ярость, услышав, что его страна поставляет вооружение любому, кто готов заплатить.

— Только оборонительное оружие, — уточнил Флинн. — Я в этом абсолютно уверен.

— Перестань, — отрезал Придди. — Пошли назад. Я замерз.

— Как скажете. Итак, Рашин-аль-Хатид, министр иностранных дел Республики Ифад, также погиб этой ночью. И что это должно означать?

— Не знаю.

— Теперь нам остается только узнать, что на борту самолета был и президент Соединенных Штатов, в парике и с накладным носом.

— Нет, — качнул головой Придди. — Я видел его нынешним утром.

— Как он?

— О тебе не спрашивал.

— Наверное, вылетело из головы.

У самолета тем временем диспут сержантов завершился боевой ничьей. Оба, дуясь, стояли у своих автомобилей.

Однако дубинка не прошлась по спине Гроувера.

— Какая тебе нужна помощь, Френк?

— Хотелось бы пообщаться с руководством банка. «Кассель-Уинтон», так?

— Это можно устроить.

— Я хочу переговорить со всеми, кто виделся с министром и знает, чего он приезжал.

— Хорошо. Что еще?

— Пока все. Это непредвиденный элемент.

— Не думаю, что и министр ожидал подобного исхода.

— Посмею предположить, что нет. ФБР в курсе?

— Ни в коем разе. Не хватает нам еще их бесконечных донесений.

Они вновь остановились, чтобы копы не слышали завершения их разговора.

— Постарайся не раскрыться, Френк. Хотя это и непросто.

— Да я же вылитый бостонский полицейский.

— Я тебе верю. Но сам никогда в Бостоне не был. Хорошо получать жалованье в двух местах?

— С этим жить, конечно, легче.

— Ферма в Ирландии по-прежнему твоя?

— Да. Около Лох-Нафу.

— Тебе надо показать ее детям. Летом.

— Может, и покажу, — ответил Флинн. — Спасибо за чай.

Глава 9

— Дома никого нет, — констатировал Гроувер.

Флинн несколько раз нажимал на кнопку звонка усадьбы «Мидоуз», на Вуд-Лейн, в Кендолл-Грин.

Такие коттеджи, что стояли в конце длинной подъездной дорожки, петляющей меж ухоженных рощ и лужаек, низкие, вытянутые, с утопленными в ниши окнами и дверьми, куда чаще встречались на юге Франции, а не в окрестностях Бостона.

— Весной и летом тут особенно красиво, — заметил Флинн.

— А неплохо живут судьи, — Гроувер покачал головой. — И жизнью ему на улице рисковать не надо.

— Зато приходится выслушивать много лжи.

Маленький розовый мотоцикл с коляской свернул на подъездную дорожку и, скрипя гравием, покатил к ним.

На мотоциклисте был розовый нейлоновый комбинезон, розовый шлем, синие замшевые сапоги и перчатки.

— Кто же это к нам едет? — спросил, наверное, самого себя Флинн. — Никак везут яйца фламинго?

Мотоцикл остановился у тропинки, ведущей к парадной двери.

На спине мотоциклиста висел розовый рюкзак.

Не слезая с мотоцикла, не снимая пластмассовых очков, мотоциклист окинул их долгим взглядом.

Потом мотоциклист поднял очки на шлем, снял его и тряхнул длинными волосами.

— Быстро вы приехали, инспектор Флинн.

— А вы, простите, кто?

— Сасси Флеминг, — представилась дама на мотоцикле.

— Сасси, значит?

— Я, должно быть, вдова. Скорее всего. Я только что узнала об этом.

— Так вы — жена судьи Флеминга? — воскликнул Гроувер.

Она пристально посмотрела на него.

— Вдова Флеминг.

Слезла с мотоцикла, по тропинке направилась к ним.

— Плохие новости распространяются быстро. Я думала, до вашего приезда у меня будет час или два. — Она открыла дверь, знаком пригласила их войти. — Давно ждете?

Они промолчали.

Флинн наблюдал, как она сняла рюкзак, бросила на стул. Расстегнула до пояса «молнию» нейлонового комбинезона.

Повернулась к ним, глубоко вдохнула, уперлась руками в бока и посмотрела Флинну в глаза.

— Так что?

Флинн углядел крошечную зеленую точку в радужке ее левого глаза.

Побледнев, с чуть дрожащим подбородком, она прошла в гостиную. Остановилась у раздвижной двери, выходящей в сад.

Гроувер достал блокнот и ручку.

— Ваше полное имя? — спросил он.

— Сара Филлипс Флеминг, она же Сасси Филлипс, она же Сасси Флеминг, она же миссис Чарлз Флеминг, а также мисс Филлипс, миссис Флеминг, доктор Филлипс, доктор Флеминг. — Повернувшись к ним, она продолжила: — Адрес? Усадьба «Мидоуз», Вуд-Лейн, Кендолл-Грин, Массачусетс. Женщина, белая. Возраст? Тридцать один год. Гражданка США? Да. Род деятельности? Учитель. Никаких особых примет. — У нее повлажнели глаза. — Ранее не арестовывалась и не представала перед судом. Местопребывание в момент совершения преступления? Находилась с мужем в аэропорту до половины второго ночи, потом поехала домой и легла спать.

— Я должен предупредить вас… — начал Гроувер.

— Что все, сказанное мною, может использоваться в суде против меня, далее по тексту. — Слезы потекли из ее глаз. — Позволите, я покину вас на пару минут?

— Разумеется, — кивнул Флинн.

— Извините, — вернулась она меньше чем через пять минут. — Сейчас я, пожалуй, изумлена больше других. Прошлым вечером мы были такие счастливые.

Они слышали, как бежала вода в раковине.

Она расчесала волосы, сняла комбинезон. Вышла к ним в брючках и свитере под горло.

— Хотите что-нибудь выпить? — спросила она.

— Спасибо, не надо, — ответил Флинн.

— А как насчет ленча? Я вот поесть не успела. Впрочем, мне сейчас нельзя даже шерри. Алкоголь только усиливает шок. Может, вы выпьете за меня виски?

— Я его практически не пью, — ответил Флинн. — А Гроувер не заслуживает.

Она дружелюбно улыбнулась Гроуверу.

— Вы — сержант Уилен, не так ли?

Гроувера проняло.

— Да, мэм.

— Как идут дела в Олд-Рекордс-Билдинг? Скучновато, верно?

Гроувер коротко глянул на Флинна.

— На вас работает лейтенант Конкэннон, — Сасси смотрела уже на Флинна. — Разумеется, неофициально.

— Вы знаете лейтенанта Конкэннона? — спросил Флинн.

— Я разговаривала с ним по телефону. Настоящий мыслитель. Забавное это учреждение, полиция. Как только тело травмируется, его обладателя отправляют в отставку. Отсюда понятно, как ценится в полиции ум. Извините, что не предложила вам присесть. Я хочу постоять. — Она посмотрела на сад. — А еще лучше выйти в сад и повозиться с землей. — Она вновь взглянула в сторону усевшегося на диван Флинна. — По крайней мере, мне повезло, что арестовывать меня приехал Упрямец Флинн. Так вас называют? Упрямец Флинн?

— Откуда вы нас знаете? — спросил Флинн.

— Я — криминалист. Преподаю в юридической школе. Я также консультант бостонской полиции, полиции штата, полиции города Нью-Йорка.

— Понятно.

— Кстати, на одной из своих лекций я говорила о вас.

— И примером чего я могу послужить студентам… позвольте спросить?

— Примером человека, не имеющего ни полицейского опыта, ни подготовки, который, появившись ниоткуда, уникальным для городской полиции образом за короткий срок установил феноменальный рекорд в соотношении «задержание — обвинительный приговор». В чем ваш секрет, мистер Флинн?

— Хотелось бы услышать от вас.

— Я несколько раз проглядывала ваше досье. В нем недостает великого множества страниц.

— Неужели?

— Когда-нибудь вы расскажете мне о вашем таинственном прошлом?

— Возможно.

— Миссис Флеминг, если бы вы могли сообщить нам некоторые факты…

— Конечно. Что вас интересует? — Она села, положила руки на колени, ладонями вниз, опустила голову. — Вчера вечером я приехала домой в начале седьмого. От железнодорожной станции добралась на мотоцикле. Выпила стакан молока, съела несколько крекеров. Собрала чемодан Чарли. Приняла душ и переоделась. В половине девятого поехала в город на «Ауди» Чарли. Он уже ждал меня на тротуаре у здания суда. Ему пришлось задержаться в городе, чтобы секретарь успела допечатать его речь.

— Куда отправлялся ваш муж? — спросил Гроувер.

— Вернее, почему он полетел в Лондон? — уточнил Флинн.

— Ой, мне следовало рассказать вам об этом. Чарли — федеральный судья. Был федеральным судьей. Мы написали с ним книгу об американской системе наказаний. Не о тюрьмах. О природе наказания. У Чарли ума хватало на двоих, а то и на троих. Я хочу сказать, если человек совершает преступление против общества, каким должен быть идеальный ответ этого самого общества? Является ли тюрьма единственным выходом? — Она вскинула глаза на Флинна. — Учитывая обстоятельства, я словно произношу речь в свою защиту, не так ли?

— Продолжайте, — Флинн оставил ее вопрос без ответа.

— Книга вышла несколько месяцев тому назад. В Америке ее практически не заметили. В этой стране никто ничего не читает. Только «Юридический журнал» откликнулся короткой рецензией. А вот в Англии книга привлекла внимание. Господи, благослови англичан. Они читают. Короче, нас обоих или одного из нас пригласили на десятидневный лекционный тур. Мы решили, что поедет Чарли. Выступит в Оксфорде, на телевидении, потом в Кардиффе, Эдинбурге, Дублине.

— Почему вы решили, что ехать должен он? — спросил Флинн.

— Я сейчас очень занята. Никто не будет читать за меня лекции в университете. Конечно, у преподавателя бывают периоды, когда он может отъехать на десять-пятнадцать дней, но сейчас никак не получалось. А англичане уже все подготовили. Кроме того, Чарли стоило немного развеяться.

— Если я вас правильно понял, вы уговаривали своего мужа лететь в Англию, зная, что не сможете его сопровождать?

— Полагаю, что да.

— И вы собрали ему чемодан?

— Выглядит подозрительно, не так ли? Очевидно, я положила динамит, или бомбу, или что-то еще, такое же взрывоопасное, в чемодан.

— Очевидно, — согласился Флинн.

— Боже мой!

— Это признание вины? — спросил Гроувер.

— Дама поддерживает приятную беседу, — ответил Флинн.

— Не очень-то она приятная, инспектор.

— Значит, неприятную. Что вы сделали после того, как ваш муж сел в машину?

— Поехали на Четвертый причал. Там можно без труда припарковаться. Отлично пообедали. Съели запеченного в духовке фаршированного лобстера. Перед обедом выпили джина стоником. За обедом добавили вина. Много вина. Чарли напоминал школьника, отправляющегося на каникулы. Думаю, мы оба радовались тому, что наша книга произвела впечатление на англичан. Вы понимаете?

— Думаю, да, — кивнул Флинн.

— Мы дурачились, инспектор.

— Дурачились? — переспросил Гроувер.

— Даже федеральный судья может дурачиться, — ответила Сасси.

— Я давно это подозревал, — вставил Флинн.

— В аэропорт мы приехали в начале первого. Чарли зарегистрировал билет, сдал багаж. В одном из коридоров мы набрели на автомат, продающий страховые полисы. Не уверена, что вы сможете понять остальное.

— А вы все же попробуйте объяснить, — откликнулся Флинн.

— Мы вдруг превратились в подростков. Все началось с моих слов о том, что мне будет его недоставать. Он ответил, что ему будет недоставать меня куда больше, чем мне — его. Я возразила, что все будет с точностью до наоборот. И тут нам на пути попался этот автомат. Я сказала: «Сейчас я покажу тебе, как мне будет тебя недоставать». И заплатила за пятитысячную страховку. Он оскорбился и заплатил за полис в двадцать пять тысяч долларов. Я — за пятидесятитысячный. И ставки продолжали увеличиваться. Наверное, все дело в том, что у каждого из нас свои деньги. Так уж повелось. Вы понимаете, кто-то платит за петуньи, а кто-то — за маргаритки. В результате мы всего покупаем больше, чем нужно. Вот и тут мы продолжали эту глупую игру. В тот момент я понятия не имела, на какую сумму мы набрали страховки.

— Полмиллиона долларов, — просветил ее Флинн.

— Полмиллиона?

— Пятьсот тысяч.

— Господи. Я не вспомнила об этом безумии, пока не сошла с поезда час тому назад. Боже мой!

— Вы находитесь в щекотливой ситуации, — добавил Флинн.

— Потому-то я и не удивилась, увидев вас у дверей.

— Когда вы уехали из аэропорта?

— В начале второго. В час пятнадцать. В час тридцать. По расписанию у меня сегодня лекции, а Чарли купил себе детектив.

— Судья читает детективы? — спросил Гроувер.

— Обожает их.

— Ну и дела, — покачал головой Гроувер.

— Приехала домой на машине, выпила стакан молока, легла в постель. Утром проснулась поздно, позавтракала, поехала на мотоцикле на станцию, на поезде — в город. Аккурат к двенадцатичасовой лекции. О случившемся я ничего не знала. В коридоре столкнулась с Джимом Бартоном, улыбнулась ему, поздоровалась. На его лице отразилось недоумение, он развернулся и последовал за мной. «Что ты тут делаешь?» — спросил он. «А что такое?» — удивилась я. Он отвел меня в комнату отдыха, налил мне кофе. Рассказал мне о взрыве самолета. Вызвал сестру из медпункта. Она посидела со мной. Никакой таблетки не дала. Иначе я не доехала бы со станции на мотоцикле…

Голос у нее дрогнул.

Она достала из кармана салфетку.

— Бедный старина Чарли, — она высморкалась, — такой славный парень.

Гроувер листанул блокнот назад.

— Давайте…

— Не сейчас, Гроувер, — оборвал его Флинн. — Скажите мне, миссис Флеминг, у вас и вашего мужа есть дети?

— У Чарли есть сын, от первой жены. Чарлз-младший. Чики. Чуть моложе меня. Ему двадцать шесть. Чарли намного меня старше. Его первая жена умерла. Лейкемия. — Она убрала салфетку в карман. — Если Чарли мог достойно вести себя после смерти жены, я тоже смогу.

— А другие страховки у вашего мужа есть? — спросил Флинн.

— Я не знаю… Есть. Одна страховка, чтобы оплатить закладную на дом в случае его смерти. Кроме того, полагаю, он застрахован как федеральный служащий. Уж не знаю, сколько ему там причитается. Думаю, что немного. Чарли страховка не требовалась. Сын его вырос. Мы оба хорошо зарабатывали. Потому-то мы вчера и устроили эту глупую игру с автоматом. Такую бессмысленную!

— Как я понимаю, страховочные полисы вы получите по почте, — заметил Флинн. — Через день-два.

— Я их порву, — пообещала Сасси.

— Да, да, — кивнул Гроувер.

— Со здоровьем у вашего мужа проблем не было? — спросил Флинн.

— Нет. Он только что прошел ежегодную диспансеризацию. Для пятидесяти трех лет здоровье у него было отличное.

Флинн задался вопросом, а не принадлежала ли найденная им утром рука судье Чарлзу Флемингу.

— Его ничего не тяготило?

Гроувер удостоил Флинна мрачного взгляда: копы таких вопросов не задают.

— Нет. Правда, в воскресенье он ушел в себя, после отъезда Чики.

— Его сына?

— Да. Чики приезжал в воскресенье. Они вдвоем гуляли по лесу.

— И что озаботило вашего мужа?

— Он не сказал.

— А где живет Чики?

— Северный склон Бикон-Хилл. Маленькая холостяцкая квартирка.

— Чем он зарабатывает на жизнь?

Последовала долгая пауза.

— Он — фармацевт.

Вновь Гроувер листанул блокнот назад.

— Давайте посмотрим, все ли я записал правильно. Вы не возражали против того, чтобы ваш муж летел в Лондон один. Даже поощряли его к этому. В шесть вечера или около того вы вернулись домой и собрали ему чемодан. Он открывал чемодан?

— Нет.

— Вы поехали на машине в город, встретились с ним, потом повезли в ресторан, где и напоили. — Флинна передернуло. — По дороге в аэропорт за рулем сидели вы?

— Да.

— Вы подождали в аэропорту, пока он сдаст багаж.

— Да.

— Потом вы то ли сами, то ли, согласно вашим словам, вместе с вашим мужем, в затеянной вами игре, через автомат застраховали жизнь вашего мужа на пятьсот тысяч долларов.

— Получается, что так.

— Сразу после этого вы оставили его в аэропорту и поехали домой, хотя до отлета оставалось полтора часа.

— Совершенно верно.

— Приехали домой, легли спать одна, никто этого подтвердить не может, проснулись утром и поехали в город, ни о чем не подозревая. Вы не слушали радио, не читали газет, не смотрели телевизор?

— Нет.

Гроувер не удержался, чтобы не задать очевидного вопроса:

— Ваш муж был старше вас на двадцать два года?

— Да.

Гроувер вытянул голову вперед, словно козел, жаждущий ухватить травку, к которой его не пускала надетая на шею веревка.

— Миссис Флеминг, кто ваш любовник?

Ее глаза широко раскрылись.

На щеках вспыхнули пятна румянца.

Она промолчала.

— Опять же, — вмешался в дискуссию Флинн, — поскольку вы — криминалист, я могу предположить, что вы знаете, из каких компонентов состоит бомба и как собрать их воедино.

— Это не мой профиль, инспектор.

— Но вы смогли бы ее собрать, если б возникла такая необходимость.

— Полагаю, что да.

— Вы работаете консультантом полиции, следовательно, у вас есть доступ в полицейские лаборатории, поэтому вам достаточно просто добыть нужные компоненты.

— Да. Пожалуй. — Она встретилась взглядом с Флинном. — Мне идти за зубной щеткой?

Флинн поднялся.

— Нет.

— Инспектор! — взвился Гроувер.

— Что еще, Гроувер?

— Перед нами основной подозреваемый. Мотив, возможность, метод, доступ к…

— Я уверен, что ты прав, Гроувер.

— Инспектор, я намерен ее арестовать.

— Ты слишком торопишься, Гроувер.

— Отнюдь!

— Торопишься. Сейчас ты отвезешь меня в Олд-Рекордс-Билдинг.

Гроувер с досады стукнул ручкой о блокнот.

— Почему?

— Потому что Коки уже сделал ход слоном. А я только что понял, чем на это ответить.

Глава 10

Флинн передвинул коня на поле f3. На столе, помимо нескольких записок, каждая на отдельном листке бумаги, лежала карта Бостона с красными точками в северной и восточной частях города. Полдюжины красных точек удостоились и синих кружков вокруг них.

Работу Гроувера Коки взял на себя.

— Тебе пора на Гарвард-сквер, — напомнил Флинн Гроуверу. — Арестовывать моих сыновей.

— Я не хочу этого делать, — ответил Гроувер.

— Как только ты подашь рапорт о переводе, я тут же подпишу его. Несколько раз. Большими буквами.

— Я прошу о переводе пять раз в неделю. Шесть, если работаю по субботам.

— Жаль, что все твои просьбы остаются без ответа. Между прочим, а что ты сказал воздушной полиции на летном поле аэродрома Хэнском?

По дороге из Кендолл-Грин они не обменялись ни словом.

— Я сказал им, что вы — инспектор бостонской полиции и они сами могут спросить у вас, что вы тут делаете.

— Они не спросили. Это все, что ты им сказал?

— А что вы там, между прочим, делали?

— Мне привезли хорошего чая. «Папайя минт». За ним и ездил. — Он достал из кармана пакет. — Надо сказать об этом Коки. Сейчас самое время выпить чашечку.

Зазвонил телефон. Флинн снял трубку.

— А вы можете идти, сержант Уилен. Выполняйте свой долг. Попытайтесь кого-нибудь арестовать. Алло! — Последнее уже адресовалось собеседнику Флинна на другом конце провода.

— Флинн?

— Он самый. — Флинн уселся на вращающееся кресло. — Френсис Ксавьер, как сказала бы моя мама.

— Святой боже, ты даже не знаешь, как должно разговаривать по телефону!

— Думаю, что знаю, — ответил Флинн. — Берешься за ту часть телефонного аппарата, что размером поменьше и лежит сверху, один ее конец прикладываешь к уху, второй подносишь ко рту и как можно вежливее произносишь коротенькое словечко вроде «алло». Или я что-то сделал неправильно?

— Ты должен представиться. Кратко.

— То есть сказать: «Инспектор Флинн слушает?»

— Именно!

— Но если вы не знаете, кому звоните, с чего мне раскрывать вам личность того, с кем вы разговариваете? Что вы на это скажете?

— Это Хесс.

— Хесс?

— Фэ-бэ-эр.

— Фэ-бэ-эр?

— Федеральное бюро расследований, черт побери!

— А, фибби. Так бы и сказали.

— Где тебя черти носят весь день?

— Ездил за город. В Бостоне хорошая погода — редкость. Негоже разбрасываться такими подарками судьбы.

— Господи, ты серьезно?

— Мне кажется, что погода уже портится. С востока натягивает очень уж неприятные на вид облака…

— Я звоню не для того, чтобы трепаться о погоде!

— Жаль. Я силен в прогнозах…

— Тебе приказано работать с нами в тесном контакте. Где наш наземный транспорт?

— Дайте подумать. На земле, не так ли?

— В каком отеле ты забронировал нам номера?

— Номера я вам не бронировал, но мой человек сейчас стоит за билетами в Бостонскую оперу. Сегодня там дают вагнеровскую Goterdämmerung,^[9] и я подумал, что вам в самый раз…

Вошел Коки, заметил пакет «Папайя минт», взял его и скрылся за дверью.

— Святой боже, вы здесь все как на подбор. Вас не выковырять из местных пабов!

— Скажите мне, как вы решили поступить с «Тремя эл?»

— С кем?

— С Лигой лишних людей, — пояснил Флинн. — Возможно, в их идеях есть рациональное зерно, если, конечно, отбор лишних они предоставят мне.

— Что ты о них знаешь?

— Ходят всякие слухи.

На его столе лежал дневной номер «Стар», открытый на странице с заявлением Лиги.

— По их следу пустили двенадцать человек.

— И как они намерены их выследить?

— Это же рутинная полицейская работа, Флинн! Будут задавать вопросы.

— Ага! Так, значит, это делается. Что ж, флаг им в руки. Есть другие ниточки?

— Нет.

— Это правда?

— В той части, что касается тебя, да.

— А как насчет того парня из Дорчестера, который видел ракету, сбившую самолет?

— Чего только не привидится бостонским пьяницам?!

— То есть допрашивать его смысла нет?

— Разумеется, нет. Флинн, отрывай свою задницу от стула и на всех парусах несись в аэропорт Логан. Ты меня слышишь?

— Вы же просили только содействия, ничего больше.

— О прибытии доложишь мне лично. И поторапливайся. Иначе будешь пенять на себя.

— Пенять, так пенять.

— Ты меня слышал!

— Позвольте доложить, инспектор Френсис Ксавьер.

Флинн кладет трубку на рычаг.

* * *

Флинн сидел за столом, читая записки Коки.

«Инсп. — Три человека на взорванном самолете вместе, Эбботт, Бартлетт и Карсон. Эй-би-си. Подозрительно? Американские паспорта».

Флинн смял записку и бросил в мусорную корзину.

«Инсп. — Продюсер спектакля „Гамлет“ в Колониальном театре, Бейрд Хастингс, в армии США служил сапером-взрывником. Между ним и исполнителем главной роли Дэрилом Коновером произошла ссора. Причина неизвестна, но Коновер после спектакля отправился в аэропорт».

— Ура, — пробормотал Флинн. — Сюрпризам несть числа!

Потом он прочитал заявление Лиги лишних людей, опубликованное в «Стар»: «Мы, члены Лиги лишних людей, единые в необходимости создать более совершенное государство, восстановить справедливость, обеспечить спокойствие граждан, поднять всеобщее благосостояние и гарантировать свободу нам и нашим потомках, объявляем, что взрывом самолета, вылетевшего этой ночью в Лондон, повлекшим за собой гибель ста восемнадцати человек, мы начинаем кампанию массовых убийств.

Мы призываем всех здравомыслящих людей присоединиться к нам, использовать каждую возможность и все доступные средства, дабы отправить в мир иной как можно больше себе подобных.

В мире на исходе еда, свободные территории, воздух, нефть, чистая вода. Увеличение плотности населения приводит ко все новым и новым конфликтам. Естественные ресурсы тают, борьба за них — это новые войны. Государства бессильны. Тюрьмы переполнены. Ожидание суда затягивается на годы — правосудие не срабатывает. Перенаселенная Земля беззащитна перед нападением из космоса. Нет свободы ни нам, ни нашим потомкам. Нет спокойствия на улицах наших городов. О каком благосостоянии можно говорить в мире, где всем и каждому не хватает места?

Вот почему, без всякой ненависти, пока еще есть время, мы предлагаем программу массовых убийств.

Наша программа:

1. Если где-то собрались двое или больше людей, их надо убить.

2. Уничтожайте больницы, медицинские школы и другие учреждения жизнеобеспечения.

3. Поощряйте стремления политиков развязать войну, особенно термоядерную войну.

4. Требуйте разрешения свободного ношения оружия, провоцируйте бунты, устраивайте кампании гражданского неповиновения.

5. Заражайте кого только можно болезнями, особенно смертельными.

6. Убивайте всех, без классовых, расовых или этнических различий: никто не достоин жизни больше других.

Помните наш девиз:

Сделай миру одолжение — сдохни».

— Какие же они симпампули! — В этот самый момент Коки вошел в кабинет с подносом в правой руке. — После таких заявлений особенно хочется выпить хорошего чаю. Их родители должны гордиться тем, что произвели на свет божий такое потомство.

С заявлением соседствовал заголовок: «ЛИДЕРЫ БИЗНЕСА ОТВЕРГАЮТ ПРОГРАММУ ЛЛЛ».

Флинн пригубил чаю. Коки тем временем внимательно изучал позицию на шахматной доске.

— Отличный чай. А какой от него идет дух! Так что у нас еще?

«Инсп. — Я разговаривал с Полом Левиттом, спортивным обозревателем „Геролд Америкэн“. Он утверждает, что Марион „Фокер“ Генри, который проиграл матч на первенство мира в среднем весе Перси Липеру, не такой уж хороший боксер, хотя в этой стране считается номером один. Прозвище у него не „Фокер“, но так пишут в газетах. Подозревает, что мафия протолкнула его на первую позицию и вложила в него много денег. Считает, что есть смысл побеседовать с Элфом Уолбриджем, менеджером Фокера. Не исключает возможности того, что Липер согласился сдать бой, получил деньги, но своего обещания не выполнил. Потому-то так быстро и покинул страну».

— Ах, Коки, — покачал головой Флинн. — Идеи из тебя бьют фонтаном.

«Инсп. — Мне представляется, что бомбу мог собрать и подложить на борт самолета тот, кто хотел наказать как Дэрила Коновера (спектакль окончился в 10.48), так и Перси Липера (Фокера уложили на ринг в 11.03). Если под рукой были необходимые компоненты. У мафии они точно были. А у театрального продюсера?»

В последней записке Флинн прочитал:

«Инсп. — Связался с полицией Беверли. Продюсер Бейрд Хастингс (сменил имя, раньше был Робертом Калленом Хастингсом, в армии Бобом Хастингсом) брал лицензию на покупку динамита, который понадобился ему, чтобы взорвать скалу за его домом в Беверли-Фармз».

— Отличная работа, Коки. Ты просто гений! И час очень неплохой.

Флинн сунул карту Коки в карман.

— Если я кому-то понадоблюсь, скажи, что я добираюсь домой подземкой и автобусом. Предупреди, что всякий, кто тревожит меня вечером, может заказывать себе могилу.

Зазвонил телефон. Трубку взял Коки.

А пока можешь подумать, как выводить из-под удара ладью.

Коки зажал микрофон рукой.

Инспектор Хесс, Фэ-бэ-эр.

Ему можешь сказать, что я пошел облегчиться. И пожелай спокойной ночи.

Глава 11

— За этой историей стоят интересы очень серьезных людей. — Флинн стянул носок.

Он уже рассказал Элсбет обо всем, включая Б. Н. и министра иностранных дел Ифада.

Лежа в кровати, она раскрыла книгу Робинсона «Средневековье и современность».

— Ты вот будешь искать этих серьезных людей, а окажется, что причиной всему какой-нибудь мозгляк, который боялся умереть в одиночестве. — Она перевернула страницу. — Иди в постель.

Глава 12

Услышав, как открылась входная дверь, Флинн крикнул из столовой: «Ты каждое утро будешь приносить по одному гренку?»

Гроувер остановился на пороге.

— Что с вами случилось? — спросила Элсбет.

— Я получил приказ привезти вас в аэропорт Логан, инспектор. В ангар Д.

— Кто приказал?

— Капитан Рейган. Со слов комиссара.

— Хесс, — кивнул Флинн.

— Что с вами случилось? — повторила Элсбет.

Правый глаз Гроувера заплыл. На левой щеке краснела ссадина. Правые половины нижней и верхней губ распухли.

Гроувер промолчал.

— Как насчет кофе, сержант? — спросила Элсбет. — Дженни, принеси сержанту чашку.

— Я не буду пить кофе в этом доме…

— Да перестань, Гроувер, — начал Флинн.

— Это сделали ваши сыновья, — Гроувер картинно простер руку к Элсбет. — Ваше чертово отродье! Я их убью!

— Сержант, что за слова! — в голосе Элсбет слышался упрек.

— Клянусь, я их убью. Выбью из них все дерьмо. Сначала из одного, потом из другого.

— С двумя сразу тебе не справиться, — кивнул Флинн. — Это я уже понял.

— Да, я хотел схватить их обоих, когда они поднялись со станции подземки на Гарвард-сквер. Они бросились через четырехполосную дорогу. Расталкивали приличных людей, которые шли по тротуару на противоположной стороне. Одного, по виду профессора, сшибли с ног. Один побежал направо, второй — налево. Я погнался за тем, кто побежал налево.

— Решил, что шансов поймать его у тебя больше, — заметил Флинн. — Наверное, он обо что-то споткнулся.

— Я поймал маленького засранца около газетного киоска. Ударил его головой о прилавок. Завернул руки за спину. Практически надел на него наручники, но мешал этот чертов рюкзак. Собралась толпа, все наблюдали и кричали: «Позор! Оставьте ребенка в покое!» Я объяснил, что служу в полиции. Внезапно появляется второй, плечом врезается в бок, прыгает мне на спину, пытается сбить с ног. А когда я поворачиваюсь к нему, бьет в лицо. Я все держу первого за руку. Тогда он бьет меня по другой щеке. Я падаю назад на выносной столик с книгами, выставленными на продажу. Столик въезжает в витрину. Я слышу, как у меня за спиной рушится огромное толстое витринное стекло. Я кричу: «Я — полицейский! Черт вас побери!» Они бросаются бежать. Оттолкнувшись от столика, я хватаю одного за рюкзак. Тогда второй разворачивается и головой врезается мне в живот. От неожиданности я разжимаю руку. Тогда второй отвешивает мне оплеуху, и меня бросает в сторону. — Гроувер осторожно коснулся разбитых губ. — Если бы я упал на спину, то весь порезался бы.

— Однако! — вырвалось у Уинни.

— Они убежали? — спросил Флинн.

— Маленькие засранцы. — Гроувер метнул на Элсбет злобный взгляд.

— Они не пострадали? — спросила Элсбет.

— Следовало бы!

— Что произошло потом? — спросил Уинни.

— Выходит управляющий магазина, злобный, с полиловевшим лицом, сжатыми кулаками. Я решаю, что толпа успокоится быстрее, если я останусь сидеть на тротуаре. Зеваки всячески обзывают меня. А маленькие засранцы как сквозь землю провалились. Толпа пропустила их и сомкнулась вновь, вместо того чтобы помочь полицейскому. Управляющий кричит на меня.

Я объясняю ему, что я — сотрудник полиции.

Подходят два кембриджских копа, помахивая дубинками, в синей униформе. «Он — не коп, — говорит один управляющему. — Мы никогда его не видели». Тогда я показываю бляху бостонской полиции. Говорю: «Я — сержант бостонской полиции». «А, так ты бостонский полисмен, — тут они чуть не прошлись по мне дубинками. — Здесь не Бостон, а Кембридж! Что ты тут делаешь?» Я кричу, сидя на тротуаре, засыпанном осколками стекла: «Мой босс — инспектор Флинн, и о том, что я тут делаю, можете спросить у него»!

— Они не спросили, — вставил Флинн.

— «Инспектор Флинн? — один чуть не рассмеялся мне в лицо. — Придумай что-нибудь еще. В Кембридже никто не верит, что такой человек существует».

Гроувер все стоял в дверном проеме, побитый, печальный, руки его болтались как плети.

Потом он медленно покачал головой.

Губы его беззвучно шевелились.

— Бедный Гроувер! — Дженни стряхнула пальцем крошки от гренка.

Затягивающуюся паузу нарушил Флинн:

— Гроувер, выслушав тебя, я понял, что ты упустил важную часть инструктажа. Я приказал тебе притвориться, будто хочешь их арестовать. А задача действительно их арестовать тебе не ставилась. И если ты таки пытался надеть на одного из них наручники, то этим нарушил приказ. За что и пострадал.

— Я подумал, если поймаю одного… — Гроувер поник головой.

— …то покажешь себя молодцом перед толпой зевак. И твоя честь не пострадает, — закончил за него Флинн. — Этого как раз и не требовалось. Я хотел, чтобы они поработали на меня!

— Так и получилось, па, оба убежали, — резонно заметила Дженни.

— А сержанту Уилену досталось, — добавил Уинни. — И крепко досталось.

Флинн поднялся.

— Он получил не больше того, что заслужил.

— Я очень сожалею, сержант, — внесла свою лепту Элсбет. — Энергия из моих сыновей бьет ключом. Они могут справиться с кем угодно!

— Да, парни решительные. — Флинн надел пальто. — Впрочем, это неудивительно, воспитывал их я!

Глава 13

В огромном полутемном ледяном ангаре Хесс встретил Флинна злобным взглядом.

— А где твой помощник-недоумок?

— Я приказал ему ехать домой. Ему вчера немного намяли бока, разумеется, при выполнение боевого задания, и он слишком зол, чтобы принести хоть какую-то пользу. А уж ожидание около ломбардов совсем его деморализовало.

— Ломбардов? — рассеянно спросил Хесс. — Каких еще ломбардов?

— Мы остановились у трех или четырех, и я быстренько заглядывал в каждый. И вчера я побывал в пяти или шести. Пока результат нулевой. Вы и представить себе не можете, как много ломбардов в одном лишь Бостоне.

— Хватит вешать мне лапшу на уши, — прорычал Хесс. — Другими словами, ты и твой идиот-охранник вчера набрались, но ты утром встать смог, а он — нет.

— Неужели мы провели прошлый вечер там же, где и вы?

— Отнюдь. — И Хесс двинулся к группе фибби и каков. Возможно, миролюбие Хесса объяснялось именно тем, что он оторвался от стаи. А Флинн, на голову выше и куда как шире в плечах, стоял между Хессом и фибби с каками, причем ближе к Хессу.

Баумберг откашлялся.

В ангаре лежали обломки самолета, вылетевшего рейсом восемьдесят в Лондон.

Хвостовая часть, практически целая, с торчащей кверху антенной.

Передняя сильно помятая. Флинн заглянул в обугленное нутро. Мужчины с фонариками внимательно рассматривали пульт управления в кабине пилотов.

Ряд двойных кресел, как говорил Баумберг, из салона первого класса, левой его части, целый и невредимый, только обшивка кресел пропиталась морской водой. Ремни безопасности аккуратно срезали. Тела убрали.

Вероятно, люди, сидевшие на этих креслах, в них же и свалились с неба в воду.

Секции крыльев, три из четырех двигателей, большие и маленькие обломки самолета.

— Для тех, кто еще не знает, — Баумберг чуть ли не кричал, иначе в ангаре его бы не услышали. — Мы чуть ли не на сто процентов уверены, что самолет взорван бомбой, спрятанной в чемодане, который находился в заднем багажном отсеке по правому борту.

— Почему не на все сто? — спросил Хесс.

— Мы еще не нашли второй правый двигатель. Когда найдем, отпадут последние сомнения. Он находился рядом с местом взрыва.

— Вы хотите сказать, — подал голос молодой Рансей, — что причиной взрыва мог быть один из правых двигателей?

— Не совсем, — ответил Баумберг.

— Тогда что? — продолжил Рансей. — Какой-то узел двигателя мог взорваться, отлететь в багажный отсек и там взорваться вновь?

— Нет, — Баумберг слишком устал, чтобы реагировать на полную чушь. — Я не знаю, что говорю. У нас есть доказательства того, что взрыв произошел в правом заднем багажном отсеке. Стенку в этом месте вывернуло наружу.

— Тогда почему вы упомянули двигатель? — спросил Рансей.

— Потому что мы его еще не нашли. А когда найдем, похоже, он не скажет нам ничего нового.

— Мистер Баумберг, вы уже знаете, какой груз был на самолете? — спросил Флинн.

— Мы знаем, Флинн! — проорал Хесс. — Мы все знаем. Все, кто работает по этому делу!

— Может, кто-нибудь соблаговолит поделиться этим знанием со мной? — обратился Флинн ко всем присутствующим.

— Почта, Флинн! Почта! — проорал Хесс.

— Понятно. Что-нибудь еще?

Баумберг попытался улыбнуться.

— Еще ящик экспериментальных кондомов. Через Лондон их направляли в Индию.

— Кондомов? — переспросил Флинн.

— Презервативов.

— Ай-яй-яй, — покачал головой Флинн. — Если бы Лига лишних людей знала. А что в них было экспериментального?

— Заверяю вас, ничего взрывающегося в них не было.

Ему ответил общий хохот. Улыбнулся и сам Баумберг. Чувствовалось, что он на грани нервного срыва.

— Мистер Баумберг, мог человек, не собирающийся лететь этим рейсом, каким-то образом положить чемодан с бомбой в грузовой отсек?

— Конечно, — ответил Рансей. — Он мог дать его… он мог положить бомбу в чемодан пассажира.

— Или бомбу мог подложить в самолет кто-то из грузчиков, — поддакнул Флинн.

— Такое возможно, — быстро ответил Баумберг.

— Или, — продолжил Флинн, — какой-то человек, не имеющий никакого отношения ни к авиакомпании, ни к аэродромным службам, мог проникнуть на летное поле между полуночью и двумя часами ночи и подложить бомбу в самолет. Вы же сказали, что этот грузовой отсек был открыт настежь.

— Нет, — возразил Баумберг. — Не настежь. Конечно же, нет.

— Но доступ к нему был? — не унимался Флинн.

— Да, полагаю, что да. Но служба безопасности аэропорта…

— Неужели служба безопасности действительно обеспечивает полную безопасность? — спросил Флинн.

— Нет. Полагаю, что нет.

— И еще. Вы собирались выяснить, не показался ли чей-либо багаж подозрительным.

— Я выяснил. Не показался. Но, как вы понимаете, большая часть багажа поступила из других аэропортов. То есть тот багаж уже проверяли. К примеру, самолет, прилетевший из Сан-Франциско, опоздал. И багаж перевозили из самолета в самолет. В грузовое отделение аэропорта он не поступал. Было темно. Два часа ночи. Человеческая психология…

— А багаж бостонских пассажиров? — спросил Флинн.

— Никаких подозрений не возникло.

— Багаж сканировали? — спросил Флинн.

Баумберг потел, хотя в ангаре царил холод.

— Опять же человеческая психология. Видите ли, раз другая часть багажа, поступившая, скажем, из Сан-Франциско, не сканировалась…

— То не сканировались и чемоданы из Бостона?

Баумберг шумно сглотнул.

— Да.

— Значит, багаж пассажиров, летевших из Бостона, никакой проверки не проходил?

— Не совсем так. Наши сотрудники, принимающие багаж, прошли соответствующий инструктаж. Если они видят, что пассажир нервничает или чемодан слишком легкий или тяжелый…

— …или в нем что-то тикает, — вставил кто-то из каков.

— …тогда он помечает этот чемодан и его обязательно сканируют. Я повторяю, что те чемоданы и сумки пассажиров рейса восемьдесят не вызвали ни малейшего подозрения. Видите ли, багаж проходил внешний осмотр…

— Но ни один из чемоданов не открывали и не просвечивали, — уточнил Джек Ронделл.

— Конечно, не открывали. Пассажиры этого не любят. Требуются ключи, разрешение.

— Их все равно пришлось бы открывать в Лондоне, — вставил Хесс. — Чтобы пройти через таможню.

— Это совсем другое, — ответил Баумберг. — Таможня — государственное учреждение. Если они говорят: «Откройте чемодан», вы его открываете. Мы — частная авиакомпания. Мы не имеем дело с гражданами нашей страны или иностранцами. Для нас все — пассажиры. Человеческая психология…

— Профессор Баумберг! — взорвался Хесс. — Пора бы вам понять, что нас не интересует ваше толкование человеческой психологии!

Джек Ронделл с легким недоумением посмотрел на Хесса, улыбнулся.

— Думаю, мы можем поблагодарить вас, мистер Баумберг. Теперь мы знаем наверняка, что самолет взорвали и бомбу, с большой степенью вероятности, подложили в задний правый грузовой отсек в Бостоне. Наши эксперты склоняются к тому, что в качестве взрывного материала использован динамит, в каком количестве, пока сказать не могу, подрыв которого осуществлен сразу после взлета посредством радиосигнала, то ли из салона самолета, то ли с земли.

— Так ли это? — спросил Флинн.

— Да, инспектор. Это наша рабочая версия. Бомба с часовым устройством не могла бы взорваться через минуту после расчетного времени взлета. Сколько самолетов вылетают вовремя? Вероятность задержки слишком велика, особенно в это время года, в конце зимы, так что бомбой с заранее установленным часовым механизмом можно взорвать пустой самолет, стоящий на летном поле.

— Понятно, — кивнул Флинн.

— Далее, мы склоняемся к тому, что самолет взорвали с земли, а не из салона. Допустим, вы пассажир, в кармане у вас радиопередатчик, который взорвет и вас, и самолет. Нажмете вы кнопку сразу после взлета?

— Я бы сначала выпил чашку чая, — ответил Флинн.

— А вот человек, оставшийся на земле, должен подорвать бомбу сразу, пока самолет находится в пределах радиуса действия радиопередатчика.

— И каков радиус действия этой игрушки? — спросил Флинн.

— Игрушки! — возмущенно воскликнул Хесс.

— Порядка семи миль.

— Я думаю, мы можем утверждать, что у пассажиров радиопередатчиков не было, — вставил Баумберг. — Их не удалось бы пронести незамеченными.

— Радиопередатчик можно замаскировать, — ответили ему. — К примеру, под слуховой аппарат.

— Ясно, — сник Баумберг.

— То есть вы говорите, что самолет взорвал человек, находящийся в аэропорту, наблюдающий за его взлетом через окно?

— Все это умозаключения, инспектор, — ответил Ронделл. — Мы склоняемся к тому, что произошло все именно так.

— Но ведь в три часа ночи народу в аэропорту немного?

— Немного, — согласился Рансей. — Но кто-то есть.

— Инспектор, если бы вы поддерживали с нами более тесный контакт, то уже знали бы, что мы опрашиваем сотрудников аэропорта, которые работали прошлой ночью, не видели ли они кого, кто вел бы себя странно или подозрительно.

— Пока ничего?

— Пока ничего.

— Почему мы все это ему говорим? — спросил Хесс Ронделла. — Этот сукин сын только и делает, что ездит за город полюбоваться хорошей погодой да наведывается в кабаки.

— Потому что, — Ронделл улыбнулся Флинну одними губами. — Потому что теперь инспектор намерен активно нам помогать. Не так ли, инспектор?

— Да. «Когда констеблеву работу надо делать, от самого констебля проку нет». Правильно я процитировал эту фразу? Вряд ли. Надо обязательно заглянуть в первоисточник.

Глава 14

— Мне нравится Натан Баумберг. — Флинн сидел перед столом чисто выбритого, причесанного, отутюженного Пола Киркмана в его кабинете в отделе обслуживания пассажиров «Зефир эйруэйз». — Но я не понимаю, почему он принимает все это так близко к сердцу.

Киркман покачал головой.

— Натан — отличный парень. Очень совестливый. Прекрасно знает свое дело. И хороший друг. Но вы правы. Он очень нервничает. Боится, что ответственность за взрыв возложат на него.

— А такое возможно?

— Ни в коем разе. Самолет подготовили к рейсу как должно. Но какой-то псих подложил бомбу.

— Похоже на то.

— У меня, между прочим, те же мысли. Если я где-то дал маху, позволил психу пронести бомбу на борт самолета, меня уволят. Но моя жизнь на этом не закончится. В мире полным-полно психов. И мы не можем опознать их всех и взять под контроль.

— Психи зачастую выглядят и ведут себя как обычные люди, — кивнул Флинн. — Это — одна из составляющих их безумия.

— Конечно, у Ната дети. Я могу собрать вещички и уехать куда угодно и когда угодно. Дело в том, инспектор, что уволят скорее всего нас обоих. Наши имена теперь долго будут ассоциироваться с этим взрывом, во всяком случае, в авиационном бизнесе. Я-то смогу найти работу и в другой сфере. А вот Нат разбирается только в самолетах.

Флинн покрутил в руках незажженную трубку.

— Может Баумберг иметь какое-то отношение к взрыву?

Киркман молча смотрел на Флинна.

— Я хочу сказать, доступ к самолету у него был. Он — инженер. Скорее всего знает, как собрать бомбу. Никто не обратил бы на него внимания, если бы он расхаживал по зданию аэропорта с радиопередатчиком в руке. Вы часто пользуетесь мобильными рациями. Он мог дождаться, пока самолет взлетит…

— Я его не видел, инспектор. Он, должно быть, крепко спал в своей постели.

— Он мог не попасться вам на глаза. Аэропорт он знает как свои пять пальцев. Ума ему не занимать.

— Нат Баумберг — не псих, инспектор.

— Да, конечно. Я уверен, что вы правы. И я уверен, что его нервная реакция вполне адекватна, учитывая обстоятельства.

— Поверьте мне, инспектор, Нат Баумберг — честный, очень искренний, хороший человек. Я не говорю, что он и мухи не обидит. Одно время он много говорил о деятельности Лиги защиты евреев.

— Правда?

— Тогда меня это удивляло, но я находил тому оправдание. Родители его отца и семьи двух его дядьев погибли во время Холокоста.

— Действительно, логичная реакция.

— Он говорил мне, что поддерживает лигу материально. Поймите, пожалуйста, что речь идет не о его склонности к насилию. Она равна нулю. По моему разумению, он отошел от лиги именно из-за ее насильственных действий, направленных отнюдь не на защиту евреев. И он действительно человек очень искренний. Принимает близко к сердцу трагедии других людей.

— Он говорил вам, что отошел от лиги?

— Инспектор, был Нат членом Лиги защиты евреев или нет, это никакого значения не имеет. На борту самолета не было высокопоставленных арабов, точно так же, как и врагов государства Израиль или простых евреев. Я упомянул про ЛЗЕ лишь для того, чтобы показать, что Нат не выносит несправедливость.

— Но он никогда не говорил вам, что более не состоит в ЛЗЕ?

— В последнее время он вообще не говорил про лигу. Уже много лет.

Флинн выбил трубку в пепельницу.

— От вас, мистер Киркман, я хочу услышать, что все, кому следовало быть на борту, улетели.

— Что значит, следовало?

— Вы раздали всем списки. Сто десять пассажиров. Сорок восемь в первом классе, шестьдесят два в экономическом. Восемь человек экипажа. Откуда мы знаем, что все они находились на борту?

— Странный вопрос, инспектор.

— Ой ли?

— Да, странный. Я хочу сказать, список пассажиров мы раздали двадцать четыре часа тому назад. Все газеты его опубликовали. Неужели вы думаете, что человек, которого упомянули в списке, но который так и не поднялся на борт самолета, уже не объявился бы, чтобы сказать: «Эй, а я жив?»

— Да, я так думаю.

— Тогда я не понимаю вопроса.

— Зайдем с другой стороны. Допустим, на борту самолета был человек, которому быть там не полагалось, но через двадцать четыре часа после катастрофы в этом никто не признался… вы найдете это странным?

— Вы про безбилетников? «Зайцев»? На борту рейса восемьдесят «зайцев» не было.

— О «зайцах» не будем. Допустим, в последнюю минуту стюардессу свалил грипп, или она безумно влюбилась, или с ней случилось что-то еще, но она попросила подругу заменить ее. Вы бы об этом знали?

— Конечно. О таких заменах докладывают немедленно.

— Боюсь, я привел не очень удачный пример.

— Инспектор, вы когда-нибудь летали на пассажирских самолетах?

— Случалось.

— Я про трансатлантические. В другую страну?

— Раз или два.

— Тогда вы должны знать порядок. Позвольте объяснить. Если вы летите из одного города в другой в пределах страны, при покупке билета вы называете любые имя и фамилию, если, конечно, расплачиваетесь наличными. Такое право предоставлено вам законом. Назовитесь Авраамом Линкольном и летите отсюда в Атланту, штат Джорджия, и никто не будет тыкать в вас пальцем. Конечно, если вы назоветесь Авраамом Линкольном, а выпишете чек или предъявите кредитную карточку на имя Джефферсона Дэвиса,^[10] это может вызвать определенные подозрения.

— Только может, — покивал Флинн. — Только может. Главное для американца, чтобы чек или кредитная карточка были настоящими.

— Если вы улетаете за пределы страны, ситуация несколько иная. Вы подходите к стойке регистрации. Наш сотрудник берет у вас багаж. Вы даете ему билет. Он взвешивает ваш багаж. По вашему билету он заполняет маршрутный талон для вашего багажа. Записывает в талон, куда направляется багаж и каким рейсом. На вашем багаже должны быть бирки с вашими именем, фамилией и адресом. Он должен сверить фамилию на бирке с фамилией на билете, убедиться, что они совпадают. Если на вашем багаже бирок нет, он даст их вам и опять проверит.

— Но багаж не открывается и не досматривается, не так ли?

— Нет. Если сотрудник, принимающий багаж, думает, что в нем что-то подозрительное, или подозрения вызывает человек, сдающий багаж, он обращается ко мне. Но к рейсу восемьдесят меня не вызывали. Я сам пару раз подходил к регистрационной стойке.

— Иногда багаж сдают за других людей. За отца, мать, за всю семью. Сопровождающий…

— Ничего такого на рейсе восемьдесят не было. Так вот, от стойки пассажиры направляются к посадочной галерее. Они и ручная кладь проходят электронный контроль. Мы можем даже досмотреть ручную кладь, потому что контроль ведется в присутствии полиции. Поэтому я уверен, что эта версия ФБР — полная чушь. Никто не мог попасть в самолет с радиопередатчиком. Этого человека задержали бы.

— Они говорят, что радиопередатчик можно замаскировать, к примеру, под слуховой аппарат.

— О боже!

— За теми, кто настроен на волну преступности, не угонишься. Особенно за фибби.

— Хорошо. Затем пассажиры подходят к контрольному пункту. Они показывают билеты и паспорта. Наш представитель должен убедиться, что в паспортах фотографии именно тех людей, которые их предъявляют, а имя и фамилия в паспорте совпадают с именем и фамилией в билете. Он отрывает от билета корешок с фамилией пассажира. Дает пассажиру посадочный талон с указанием его места в салоне самолета. Так вот, инспектор, наш сотрудник на контрольном пункте собрал корешки всех билетов, проданных на рейс восемьдесят. Все до единого.

— Понятно. И каждый мог зарезервировать себе особое место, не так ли?

— Да. Многие зарезервировали. Когда покупали билеты и когда регистрировались на рейс. Вы понимаете, кто-то путешествует вместе. Кому-то нравится сидеть на крыле, а кому-то — перед ним. Кто-то хочет расположиться поближе к туалетам.

— За стойку электронного контроля, в посадочную галерею проходят не только пассажиры, но и другие люди? — спросил Флинн.

— Они не должны проходить, но проходят, — признал Киркман.

— Люди никогда не делают то, что должны, — заметил Флинн. — Это проклятие большинства из них.

— Посадочные талоны забирают у пассажиров в одном из двух мест: или стюардесса у самолетного люка, или стюард на входе в телескопический трап.

— Если талоны собирает стюардесса, они улетают с ней в Лондон?

— Нет. Она передает их стюарду перед закрытием люка.

— И где собирали посадочные талоны на этом рейсе?

— Точно сказать не могу, но думаю, что у входа в телескопический трап. У стюардесс и так хватало забот. Перед трансатлантическим рейсом люди всегда нервничают, а особенно в столь поздний час.

— Значит, стюардесса скорее всего посадочных талонов не видела?

— Скорее всего нет.

— А по головам пассажиров считали? Иногда такое случается.

— Не на этом рейсе. Зачем? Самолеты из других городов прибыли в Бостон задолго до вылета. Я хочу сказать, инспектор, что все посадочные талоны на рейс восемьдесят находятся у нас. Ровно сто десять талонов.

— Значит, по головам не считали.

— Посадочные талоны — это посадочные талоны, инспектор.

— Интересное наблюдение. Мистер Киркман, еще один вопрос. Вы несколько раз упоминали, что ту ночь провели в аэропорту, то есть посадка пассажиров на рейс восемьдесят и взлет самолета пришлись на вашу смену.

— Именно. Такая уж у меня работа. Когда взлетает очередной самолет нашей авиакомпании, у меня всегда вырывается вздох облегчения. Я как раз выдохнул, направился в свой кабинет и тут услышал взрыв.

— Да уж, взрыв вышел громкий, — кивнул Флинн.

— Если я не упал замертво в тот момент, значит, умру естественной смертью, — криво усмехнулся Киркман.

— Загадывать не стоит, — посоветовал ему Флинн. — Как знать, что нас ждет впереди? Но скажите мне, вы, часом, не обратили внимание на троих мужчин, которые путешествовали вместе, возможно, одетых в темные деловые костюмы? Может, они даже показались вам иностранцами. Фамилии их Бартлетт, Карсон и Эбботт?

Киркман взглянул на список пассажиров рейса восемьдесят.

— Эбботт, Бартлетт и Карсон, похоже, путешествовали вместе. Но они не иностранцы.

— Я знаю. Но вы обратили на них внимание?

— Раз уж вы спрашиваете, я скажу, что обратил. Я помню троих мужчин в темных деловых костюмах. Вели они себя очень тихо, держались в стороне от остальных пассажиров… особенно от пассажиров из Сан-Франциско.

— Почему именно от них?

— Видите ли, они летели большой компанией на какое-то театральное сборище, все друг друга знали, выпили по пути в Бостон. А когда они узнали, что с ними полетит Дэрил Коновер, великий английский актер, так просто обезумели от счастья. Нет, конечно, ничего плохого они не делали. Устроили ему восторженный прием. Он действительно знаменитость.

— И как отреагировала знаменитость?

— Достаточно терпимо. Сначала, правда, Коновер рассердился. Буркнулчто-то вроде: «Я очень устал. Вас не затруднит оставить меня в покое?» Они, конечно, не отставали. Тогда Коновер спросил стюарда, не сможет ли тот незамедлительно провести его в салон самолета.

— То есть он хотел попасть в самолет раньше остальных?

— Да.

— Ему разрешили?

— Да. Я сам провел его в салон первого класса. Он сказал, что нам следовало сделать это раньше. И был прав. Действительно следовало. Вы понимаете, знаменитости требуют особого внимания. Другие люди часто им досаждают. А они имеют право на то, чтобы их оставили в покое. Обычно таких, как Дэрил Коновер, мы проводим на борт самолета через зал VIP.^[11] Так проще и нам, и им.

— Так почему Коновера сразу не провели на борт самолета?

— Не знаю. Наверное, он приехал поздно и сразу пошел в посадочную галерею.

— Билет он выкупил заранее?

— Нет. Я видел, как он оплачивал билет в аэропорту.

— А как насчет Перси Липера?

— Не знаю я никакого Перси Липера.

— Он только что стал чемпионом мира в среднем весе.

— А, вот вы о ком. Да, боксер на борту был. С расквашенным носом. Перси Липер? Я подумал, что мы с ним наплачемся.

— Почему?

— Очень уж он был возбужденный.

— Выпил?

— Нет. Сначала я подумал, что он пьян. Даже отобрал у него банку с пивом. Нет, он просто не мог стоять на месте. Пританцовывал и обнимал парня, который летел с ним.

— Вы отобрали банку пива у чемпиона по боксу?

Киркман улыбнулся.

— Есть чем похвалиться, а? Если б я знал, что он — чемпион, подумал бы дважды, прежде чем подходить к нему.

— Он крепко набрался?

— Да нет. Наверное, просто радовался жизни. Еще он произнес какое-то странное слово. Вроде бы не к месту помянул пепперминт.^[12] Почему он вспомнил жвачку — не знаю.

Рука Киркмана, лежащая на столе, сжалась в кулак.

— Господи, а ведь все эти люди уже мертвы.

Глава 15

— Нет, не «то честный дух, скажу вам прямо»,^[13] а «то это честный дух, скажу вам прямо!»

Актеры на сцене повернулись к человеку, который орал, сидя в кресле у центрального прохода пустого темного зала.

— И до этого. Не «Куда идешь? Я дальше не пойду», а «Куда ведешь? Я дальше не пойду».

— Послушай, Бейрд, — обратился к нему со сцены режиссер, мужчина в очках, с текстом «Гамлета» в руке.

— Нет у Шекспира «как надо, на моем мече, как надо». У Шекспира «как должно, на моем мече, как должно».

— Бейрд, а может, ты все-таки доверишься мне?

— Нет, хрен тебе, нет!

— Бейрд, прислушайся к голосу разума. Ты попросил меня прилететь из Чикаго, чтобы порепетировать с Родди.

— Он же не знает роли!

— Господи, Бейрд, а чего ты ждал? — спросил Родди, для которого решался вопрос, быть ему или не быть Гамлетом. — В прошлое воскресенье я играл в «Музыканте» в Майами.

— Мне на это насрать! — бесновался Бейрд Хастингс в темном зале. — Ты не можешь научить его произносить правильный текст, Тони!

— Давай все делать по порядку, хорошо, Бейрд? Первым делом ему надо освоиться на сцене. Эта сцена больше той, на которой он работал раньше.

— Это все разговоры, — пробормотал Хастингс. — Я хочу, чтобы вечером он играл в спектакле!

Режиссер сочувственно взглянул на будущую звезду, прежде чем вновь обратиться к продюсеру.

— Это невозможно, Бейрд. Тебе вновь придется использовать дублера Коновера. Или закрыться на несколько дней.

— Я не собираюсь использовать этого гребаного дублера! Вчерашний спектакль он провалил! Род, ты говорил мне, что играл Гамлета в прошлом году. Я знаю, что играл!

— Играл, Бейрд. В Толедо, Давенпорте, Батте. Прошлой весной. Год тому назад!

— Он войдет в роль, Бейрд, — пришел на помощь Роду Тони. — Через несколько дней. На эти дни тебе лучше закрыть спектакль.

— Я не могу его закрыть. Если я закрою его на несколько дней, то на спектакле можно ставить крест. Если вы, парни, хотите работать, занавес должен подняться и сегодня. А как он поднимется, если этот болван не знает слов?

— Не знаю, но зато могу спеть «Семьдесят шесть тромбонов», — огрызнулся Род.

— Дай нам возможность спокойно поработать, Бейрд. Выйди из зала, а мы продолжим репетицию.

— «Гамлет» написан не вчера!

— Пожалуйста, Бейрд. Позволь нам порепетировать. Мы же стараемся.

Когда Бейрд Хастингс вылетел из темного зала, за ним последовал призрак Элсинора, Флинн.

Бейрд прямиком направился в маленький бар-ресторан, сел за дальний столик, крикнул официанту: «Налей мне чего-нибудь, в двойном размере! Джина мне! Смешай мне мартини!»

— Принести вам ленч, мистер Хастингс?

— Только в том случае, если ты сможешь сыграть Гамлета.

— Разумеется, я смогу сыграть Гамлета, — ответил официант.

Флинн стоял в полумраке бара-ресторана рядом со столиком Хастингса.

— Святой боже! — Хастингс вытаращился на него. — Это же король Датский. Явился мне, не Гамлету.

— Вообще-то я инспектор Флинн. Пришел задать вам пару вопросов. Касательно смерти Дэрила Коновера.

— А, так ты — призрак Дэрила Коновера.

— В определенном смысле меня можно назвать и призраком, — Флинн с трудом втиснулся за маленький столик.

— А в чем вопрос? Этот сукин сын погиб в авиакатастрофе? И поделом ему. Разлетелся на мелкие кусочки. Очень жаль, что мне не довелось это увидеть. За такое зрелище я бы заплатил по высшему разряду. Хочешь выпить? А роль Гамлета, ты, случайно, не знаешь?

— Нет, но зато могу спеть «Семьдесят шесть тромбонов».

Бейрд Хастингс пристально всмотрелся в него.

— Ты был в зале? Смешно, не правда ли? «Не знаю, но зато могу спеть „Семьдесят шесть тромбонов“». И я пытаюсь ввести его в «Гамлета». Сегодня! Господи, я сейчас разрыдаюсь.

Чтобы легче было смеяться, оба крупных мужчины отшвырнули от себя маленький столик.

— Так это вы взорвали сто восемнадцать человек в ночь с понедельника на вторник? — все еще смеясь, спросил Флинн.

— А сейчас ты спросишь… — Хастингс чуть ли не покатывался от смеха, — что я делал во вторник?

— Точнее, во вторник утром. А что вы делали сегодня?

— Нет, нет, сначала я должен ответить, что я делал во вторник. Мой ответ: «Во вторник я отдыхал». Забавно?

— Да, если вы на грани нервного срыва.

Официант принес полный стакан. Хастингс схватил его, но пить не стал.

— Вы — второй, — заметил Флинн, вспомнив Баумберга.

— В понедельник мы показали «Гамлета», — ровным, спокойным голосом продолжил Хастингс. — В Колониальном театре. В Бостоне.

— И вы поругались с Коновером.

— Как, вы сказали, вас зовут?

— Флинн. Инспектор Флинн.

— В день такой большой премьеры вы одновременно и очень возбуждены, и выжаты, как лимон. Потому что все ресурсы, физические, духовные, интеллектуальные, ушли на подготовку. В день премьеры все всех ненавидят. Понимаете?

— Понимаю.

— Вот почему пить в этот день нельзя. Иначе котел может взорваться.

— Понятно.

— Вот почему я вышел из себя, когда увидел, что Коновер после обеда выпивает в гримерной со своими друзьями. Я этого просто не ожидал. Тем более от великого английского актера. Но, наверное, он знал, что делает. Все-таки профессионал. Просто я этого не ожидал. И, конечно, сам был на пределе.

— Естественно.

— Первый акт прошел блестяще. Моя мечта становилась реальностью. Дэрил Коновер, играющий Гамлета в спектакле Бейрда Хастингса. Да, он был великолепен. В перерыве я попытался выразить ему свою признательность. И извиниться. Я сказал, что налетел на него только потому, что более молодые актеры, не профессионалы, которые тоже нервничали перед премьерой, видели, как он выпивал, и могли последовать его примеру. Сказал, как много значит для меня его согласие сыграть Галета. И допустил ошибку, сказав, что в постановку я вложил все свои деньги.

— Это была ошибка?

— Он сразу насторожился. Подумал, что я ставлю спектакль в долг.

— Этого я не понимаю.

— Это означает, что продюсер отдает все, что у него есть, в залог, чтобы гарантировать страховые выплаты членов профсоюзов. А за все остальное он расплачивается взятыми ссудами и деньгами, полученными от сборов. Он даже платит проценты по ссудам из тех денег, что получены от зрителей. Вникаете?

— Нет.

— Это означает, что каждый доллар, попадающий в кассу, немедленно уходит через дверь черного хода, обеспечивая бесперебойную работу шоу. Это означает, что у постановки нет серьезной материальной базы. Даже жалованье актерам и то платится из денег зрителей.

— И что?

— А то, инспектор, что таким образом продюсер финансирует новую, низкобюджетную пьесу с тремя действующими лицами и постоянными декорациями. Так не ставят шекспировскую пьесу с Дэрилом Коновером в главной роли.

— Он вас в этом обвинил?

— Да.

— И?

— Все так. — Хастингс осушил стакан. — Он сказал правду.

— Ясно. Вы не обеспечили надлежащего финансирования для вашего «Гамлета».

— Я мог бы. Но не стал. Что-то на меня нашло. Я хотел, чтобы это была моя антреприза. Только моя. Вот я и допустил главную продюсерскую ошибку. Не позаботился о финансовом тыле. Все потому, что я верил в себя. И в Дэрила Коновера.

— Как я понимаю, вы учитывали и мастерство мистера Шекспира.

— Он вышел из себя. Взорвался! Почему ему не сказали раньше? Если б я сказал, он никогда бы не согласился работать у меня. Его обманули, обвели вокруг пальца, уничтожили. Он не сможет заплатить английских налогов. Он не может работать в таких условиях, но не может и не работать. И уж конечно, он не может работать в Америке за так. Я уже подумал, что во втором действии мы его на сцене не увидим.

— Но он вышел.

— И сыграл великолепно. Дэрил Коновер был великим актером. Да упокоит Господь его душу! Однако, инспектор, между вторым и третьим действиями он забронировал билет в Лондон.

— Вы это знали?

— Он оставил дверь в гримерную открытой, когда звонил в авиакомпанию. Он не делал из этого тайны. За кулисами все гудело. Я знал.

Хастингс подождал, пока официант принесет ему второй стакан.

— Третий акт он отыграл бесподобно. Просто бесподобно. Его вызывали несчетное число раз. За сценой я попытался урезонить его, говорил, что он разоряет не только меня, лишает средств к существованию всех, кто связан с этой постановкой. Я сказал ему, что премьера удалась и теперь нам не о чем беспокоиться. Во всяком случае, с финансами все будет в порядке. И через три недели мы, как и намечалось, переберемся в Нью-Йорк. Он же ушел в себя. Так злился, что у него посерело лицо. Лишился дара речи. Захлопнул передо мной три двери.

— Вы не смогли удержать его на земле, поэтому взорвали самолет, так?

— Я знал, что он улетает, инспектор, но понятия не имел, каким рейсом.

— Выяснить это — пара пустяков. Как, по-вашему, сколько самолетов улетают из Бостона в Лондон в три часа ночи?

Хастингс взялся за второй стакан.

— Забавно. До этого момента я как-то не думал, что могу оказаться на скамье подсудимых.

— Как главный подозреваемый.

— Инспектор, позвольте спросить: как я, Бейрд Хастингс, мог взорвать самолет?

— Позвольте вам ответить, Бейрд Хастингс. Во-первых, вас зовут Роберт Каллен Хастингс. Под этим именем вы служили в армии Соединенных Штатов. И, позвольте вам напомнить, армия Соединенных Штатов готовила из вас сапера-подрывника.

— Боже мой!

— Бог тут ни при чем, а вот Коки приложил к этому руку.

— Так вы знаете, что в армии я был сапером-подрывником.

— Да. Выпейте. Это еще не все.

— Однако как я мог взорвать самолет?

— Сев в машину, как только стало ясно, что с Коновером договориться не удастся, поехать домой, на Беверли-Фармз, взять динамит, который вы купили, чтобы что-то взорвать на вашем участке…

— Боже мой!

— Нет, нет, об этом мне тоже сообщил Коки. Потом вы собрали бомбу, отвезли ее в аэропорт Логана, времени на это у вас было предостаточно… и подложили ее в грузовой отсек самолета, вылетающего рейсом восемьдесят в Лондон.

— Инспектор, перестаньте! Служба безопасности в аэропортах сейчас куда как надежнее, чем прежде. Вы же не можете сказать…

— Я могу сказать, что кто-то подложил бомбу в самолет. И вам не убедить меня, что Бейрду Хастингсу, театральному продюсеру, не под силу переодеться сотрудником какой-нибудь из наземных служб и спокойно подобраться к заднему правому грузовому отсеку этого злосчастного самолета!

— Господи!

— Да нет же, Коки!

— Напрасно вы так думаете, инспектор. У меня не хватило бы духу. Вы шутите? Убить сотню человек?

— Для вас все рухнуло, Роберт Каллен Хастингс. Каким-то образом вам удалось стать театральным продюсером, заполучить на роль Гамлета самого Дэрила Коновера, но вы упустили свой шанс! Вы сказали, что состояние у вас было ужасное. Вы сказали, что многое отдали бы за то, чтобы посмотреть, как Дэрила Коновера разорвет в клочья. Вы это видели, Роберт Хастингс! Стояли у окна аэропорта Логана и наблюдали!

Хастингс оглядел бар-ресторан. Флинн говорил очень убедительно, но тихо.

— Это же несерьезно, инспектор.

— У вас был мотив. Этот человек разорил вас.

— Но за это не убивают сотню невинных людей.

— А, вы про это… Если б вы не любили драму, то не нашли бы свое призвание в этом бизнесе.

— Все, кто связан с театром, — психи, так?

— Эффект для вас — не пустой звук.

— Инспектор, вы же говорите об убийстве, массовом убийстве.

— Далее, у вас были необходимые средства. Динамит.

— Да нет же. Я его использовал.

— Я предполагал, что услышу от вас эти слова. Я уверен, что ни один эксперт в мире, включая и вас, не сможет доказать, что вы использовали весь купленный динамит. Так ведь? Одна или две шашки наверняка лежат в вашем сарае.

Даже в полумраке бара-ресторана Флинн заметил, что лицо Хастингса побледнело, как мел.

— Далее, у вас есть необходимые навыки. Смастерить бомбу для вас проще простого.

— Инспектор, прошло двадцать пять лет. Двадцать пять. Я двадцать пять лет не касался взрывчатых веществ.

— Однако вы верили в свои силы, когда пошли в магазин и купили динамит, чтобы что-то взорвать в своем дворе.

Хастингс шумно выдохнул.

— Все так.

— У вас были время и возможность. У меня нет никаких сомнений, что при необходимости театральный продюсер смог бы пробраться в этот самолет.

— Вы меня арестовываете? — спросил Хастингс.

— Вы сознаетесь?

— Я не сознаюсь.

— Тогда я вас не арестовываю.

Бледный, как смерть, Хастингс с ужасом глядел на поднявшегося из-за стола Флинна.

— Почему?

— Надо дернуть и за другие ниточки.

— Но я — главный подозреваемый?

— Будьте уверены. Я хотел узнать следующее: поссорились ли вы с Коновером в тот вечер? И на вас ли разозлился Коновер. Ответы на свои вопросы я получил.

Голова Хастингса поникла.

— Могу я сказать вам одну вещь, инспектор?

— В свое оправдание?

Бейрд Хастингс заговорил, обращаясь к стакану:

— Это была лучшая постановка Гамлета… во все времена!

Глава 16

В Дорчестере было холодно и мокро. С залива дул восточный ветер.

Флинн поднял воротник пальто, ожидая, пока ему откроют дверь двухэтажного, выкрашенного белой краской, семейного коттеджа.

— Миссис Уиггерс? — Флинн коснулся рукой своей шляпы, когда женщина средних лет, в фартуке, чуть приоткрыла дверь. — Инспектор Флинн. Бостонская полиция. Ваш муж дома?

— Он спит.

— Он дома?

— Спит.

— Мне надо поговорить с ним.

— Дело важное?

— Насчет взрыва самолета.

— Хорошо.

Флинн удержал дверь, которую ветром едва не вырвало из руки женщины.

— Не самый хороший день, мэм.

— Обычный бостонский день. — Левой рукой она указала на дверь, ведущую в маленькую гостиную. — Я его разбужу.

В гостиной стояли диван, кофейный столик, два кресла и телевизор. Пол устилал ковер. Все чистенькое, как платье новобрачной. Одну стену украшало распятие, вторую — картина: парусник, несущийся по бурному морю. На кофейном столике лежали номера «Католик дайджест».

— Женщина, привыкшая страдать, — пробормотал Флинн. — Мужа нет дома до трех ночи, но он спит до полудня. От такого свидетеля узнаешь не много!..

С лестницы послышались шаги.

В гостиную вошел мужчина.

— Ричард Уиггерс?

— Да.

Высокий, широкоплечий, с узкой талией, ясным взглядом.

— Я — инспектор Флинн. Добрый день.

— Присядьте, инспектор.

— Благодарю, — Флинн сел. — Как я понимаю, никто из представителей власти не побывал здесь, чтобы уточнить ваше сообщение о ракете, сбившей самолет?

— Только газетчики. — Уиггерс устроился в кресле. — Меня это удивляет.

— Может, до вас просто не дошли руки. Фэбээровцы строчат отчет своему начальству. Вы только что спали? По вам не видно.

Уиггерсу, конечно, следовало побриться, но щетина еще не бросалась в глаза.

— Просыпаться мне не в диковинку.

— А для остальных, по-вашему, это редкость?

— Видите ли, я легок на подъем. Всегда готов вскочить с постели.

— Разумеется, — покивал Флинн. — А теперь позвольте задать вам первый вопрос, пусть он и не вызовет у вас положительных эмоций. Почему вы не спали в три часа ночи? Вкушали бокал старого вина?

— Что?

— Почему вас не было дома в три часа ночи?

— В три часа ночи я обычно на работе.

— В каком смысле?

— Инспектор, я — водитель машины «Скорой помощи». Вернее, мне принадлежит компания, занимающаяся оказанием скорой помощи населению. «Уиггерс эмбуланс компани».

— Правда?

— Всего три машины, но они мои.

— Святой боже! Так вы были не на вечеринке?

— На вечеринке? Нет. Я не пью, и никто из моих сотрудников тоже не пьет. Нельзя пить и водить машину, инспектор.

— Что-то такое я уже слышал.

— Я ехал из Бостонской городской больницы в гараж. Отвез туда инфарктника.

— Понятно. Вы ехали один?

— Нет. С Реем. Реем Тубергом. Еще один старина-пожарник.

— Простите?

— Мы все раньше работали в департаменте пожарной охраны. Главным образом в службе спасения. Отец оставил мне дом, поэтому, когда дети были маленькие, я мог откладывать деньги. Я купил машину «Скорой помощи» и стал подрабатывать на ней. Оказалось, что это выгодный бизнес. Я ушел из пожарников и купил новую машину. Первая была подержанная. Потом купил еще одну.

— Воплощение американской мечты.

Уиггерс пожал плечами.

— Деньги я зарабатываю практически те же, что и в пожарной охране, разве что у меня три машины «Скорой помощи», кое-какое оборудование и гараж на Берней-стрит. Я только плачу другие налоги, вот и вся разница. А рассказываю я вам все это лишь потому, что удивлен.

— Чем же?

— Я проработал в департаменте пожарной охраны одиннадцать лет. В Бостонском департаменте пожарной охраны.

— И что?

— Вы представились инспектором. В Бостонском управлении полиции инспекторов нет. Нет такого звания.

— Один есть, — ответил Флинн. — Я.

— Не понимаю.

— Не только вы, — пожал плечами Флинн. — Дело в том, что комиссар пожаловал мне особое звание, чтобы он знал, о ком речь, если люди скажут, «инспектор сделал то-то» или «инспектор не сделал того-то».

— Однако…

— Так мы говорили о ракете. Вас не затруднит рассказать, что вы видели?

— Это была ракета.

— Благодарю.

— Что еще это могло быть?

— Я при этом не присутствовал.

— Она вылетела из воды за устьем залива. И понеслась вверх.

— Какого она была цвета?

— Не могу сказать. То есть вроде бы она серебрилась в лунном свете. Но в основном я видел ее огненный хвост.

— А где вы находились, мистер Уиггерс, когда это произошло?

— На бульваре Морриси. Точнее, на мосту у Малибу-Бич.

— То есть вы видели ракету, поднявшуюся на востоке и полетевшую на запад?

— Да. Скорее на северо-запад.

— Другими словами, ракета летела к вам?

— Нет, она летела к северу. Ощущения, что она летит на меня, не было.

— Я вот думаю, как вы могли видеть огненный хвост за ракетой.

— Источник пламени я не видел, инспектор. Только огненный хвост, уж не знаю, как его точнее назвать. Который вырывался из ее торца.

— Ясно. И Туберг тоже все это видел?

— Нет. Я ему сказал: «Смотри!» Рей клевал носом. Я резко затормозил, прямо на мосту. В лунном свете увидел инверсионный след самолета, реактивного самолета. Ракета с ним пересеклась. Она как бы нагоняла самолет.

— Ракета покинула инверсионный след?

— Нет. Не знаю. Все произошло очень быстро. Тут же небо осветилось вспышкой. Самолет взорвался. Взрыв этот разбудил Рея. Он подпрыгнул и спросил: «Какого черта?»

— Но ракету он не видел?

— Нет.

— Но вы пытались указать вашему спутнику, Рею Тубергу, на ракету еще до взрыва? Вы сказали ему: «Смотри?»

— Да.

— До того, как взорвался самолет?

— Да.

— Он это подтвердит?

— Уже подтвердил.

— Ясно, — кивнул Флинн. — И что, позвольте спросить, вы сделали после этого?

— Развернул машину, включил сирену и погнал в аэропорт Логана.

— Почему?

— Я вожу машину «Скорой помощи», инспектор.

— Ой! Как я мог это забыть. Но ведь взрыв произошел над заливом.

— Я знаю. Наверное, я действовал автоматически. Мы увидели, как взорвался самолет, поэтому и помчались в аэропорт. Между прочим, не напрасно.

— Из аэропорта вы кого-то увезли в больницу?

— Девушку. Девушку, которая собирала билеты у пассажиров, улетевших этим рейсом… как их называют… стюардессу. У нее был шок. Она то и дело теряла сознание. А когда приходила в себя, говорила одно и то же: «Дэрил Коновер, Дэрил Коновер».

— Наверное, из всех пассажиров она узнала только его.

— Мы отвезли ее в Массачусетскую центральную больницу. Я думаю, ей сделали укол транквизизаторов. Не знаю.

— Хорошо, мистер Уиггерс. — Наверху включили пылесос. — Представители Комитета авиационного контроля заявили сегодня, что взрыв произошел на борту самолета. В грузовом отсеке. Они в этом абсолютно уверены.

Уиггерс молча смотрел на Флинна.

— Что вы на это скажете?

— Ничего, — ровным голосом ответил Уиггерс. — Инспектор, я ничего не понимаю ни в ракетах, ни в самолетах.

— Вы отвечаете только за то, что видели собственными глазами, так?

— Я отвечаю только за то, что я, как мне представляется, видел. Воображение может выделывать всякое. Некоторые настаивают, что видели летающие тарелки.

— Вы когда-нибудь видели летающую тарелку?

— Нет.

— Скажите мне, мистер Уиггерс, как газеты узнали о том, что вы видели ракету?

— В аэропорту. Там уже собрались репортеры. Я и сказал, что видел, как в самолет попала ракета. Я думал, другие люди тоже видели ракету. И они все подлетели ко мне.

— Не прошло и часа, как боевые корабли вышли в море.

— В последние… сколько прошло времени? Двадцать четыре часа… тридцать шесть? Я все время жду, что кто-то еще подтвердит мои слова. Скажет, что видел ракету.

— Вы чувствуете, что поставили себя в глупое положение?

— Естественно, чувствуешь себя дураком, если во всем мире ты один видел что-то особенное. Я словно встал на одну доску с теми, кто утверждает, что видел летающие тарелки.

— Похоже на то.

Уиггерс потер виски, пожал плечами.

— Но я видел ракету.

Глава 17

— Так вот, Коки, — Флинн уселся за свой стол. — Этим утром я пригладил перышки Гроуверу, насколько он мне это позволил, посетил несколько ломбардов, осмотрел куски и кусочки самолета, допросил сотрудника «Зефир эйруэйз», ведающего обслуживанием пассажиров, бродвейского продюсера и абсолютного трезвенника, который утверждает, что видел ракету, сбившую «семьсот седьмой». По крайней мере, Гроувер не будет кормить нас сегодня ленчем. Я отправил его домой. Надеюсь, там он и останется. К сожалению, не навсегда.

Коки протянул Флинну сложенную телеграмму.

— Как же так? — Флинн развернул телеграмму. — С чего такая скромность? По телефону ты принимаешь все адресованные мне сообщения.

Коки улыбался.

— Ага, ясно, — Флинн прочитал телеграмму: «ВСТРЕЧА С ФРИНГСОМ МЭТТОКОМ УИНТОНОМ ИЗ БАНКА КАССЕЛЬ-УИНТОН В ТРИ ТРИДЦАТЬ СЕГОДНЯ РИМ ХОЛОДНО ДОЖДЬ — БНЗ». — Ты не понял, о чем речь, поэтому сделал вид, что не знаешь, о чем телеграмма. А ты у нас дипломат, Коки.

Дальнейшее обсуждение телеграммы (молчаливый вопрос Коки, который Флинн оставил бы без ответа) прервал телефонный звонок.

— Френк?

— Он самый. Инспектор Френсис Ксавьер Флинн у телефона, Бостонское полицейское управление, Олд-Рекордс-Билдинг, третий этаж, Крейджи-Лейн, Бостон, Массачусетс, Новая Англия, Соединенные Штаты Америки. И с кем имею честь беседовать?

— Тим Рейган, Френк. Капитан Рейган.

— Ага! Я-то ждал звонка от фибби по фамилии Хесс.

— Френк, кто-нибудь говорил тебе, что некоторые твои действия лишены здравого смысла?

— Вроде я слышал что-то такое от жены. Раз или два.

— Я хочу сказать, ты очень умен, Френк, но…

— Я знаю, меня часто трудно понять. Мой совет — не надо и пытаться. В итоге все образуется.

— Сержант Уилен здесь. В управлении.

— Старина Гроувер? Я думал, он отлеживается в своей конуре.

— Что с ним случилось, Френк? Его сильно избили.

— Вы спрашиваете, что с ним случилось?

— Он нам не говорит. Заплывший глаз, порезанная щека, разбитые губы…

— А, вот вы про что! Разве он не упомянул, что вчера вечером на Гарвард-сквер на него напали два скрипача?

— Скрипача?

— Да. А теперь скажите мне, кто в здравом уме будет связываться с двумя скрипачами? А что делает Гроувер в управлении?

— Пытается посадить в камеру одного человека по обвинению в массовом убийстве. Конкретнее, по обвинению во взрыве самолета. Я подумал, если ты не знаешь, что он делает, пытается сделать, то знать тебе следует.

— Конечно. И кого он пытается посадить за решетку?

— Миссис Чарлз Флеминг.

— Сасси Флеминг?

— Жену судьи.

— Гроувер арестовал Сасси Флеминг?

— Привез ее сюда в наручниках.

— Потрясающе! Уже еду.

— Ты хочешь упрятать ее за решетку?

— Нет, — ответил Флинн. — Пригласить на ленч.

Глава 18

— Право же, инспектор, если вы хотели пригласить меня на ленч, хватило бы одного телефонного звонка, чтобы я обдумала ваше предложение. И вам не было нужды посылать за мной половину наличного состава полиции города Бостона и деревни Кендолл-Грин. В мою дверь ломились, меня обыскали, мне зачитали мои права, да так громко, что мне заложило уши, на меня надели наручники и под вой сирен доставили к вам. Я съем улиток. — Сасси Флеминг сидела, уперевшись локтями в стол, держа кисти рук на весу. На обоих запястьях виднелись следы от наручников. — Вам бы побольше уверенности в собственном сексуальном магнетизме. Конечно, вы, возможно, чувствовали, что неприлично приглашать на ленч только что овдовевшую женщину. И в этом я не могу с вами не согласиться. Неприлично. Но уж не стоило так грубо вторгаться в мою личную жизнь, нарушать мой покой, в конце концов, мешать мне скорбеть о безвременно покинувшем меня муже. И, пожалуй, зеленый салат.

— Это все?

— Нет, — ответила Сасси. — Не откажусь и от бокала белого столового вина.

Флинн перечислил официанту, что они будут есть и пить.

— Скажите мне, что вы не имеете никакого отношения к моему аресту, — продолжила Сасси.

— Я не имею никакого отношения к вашему аресту. Я отослал Гроувера в его конуру зализывать раны на соломенной подстилке… я не сомневался, что он именно этим и занимается.

— Как же его так избили?

— А, вы об этом. Гроуверу удивительно не везет с арестами.

— Я бы не возражала, появись он у моей двери с ордером на арест в одной руке и молнией в другой, но Кендолл-Грин не подпадает под вашу юрисдикцию, поэтому ему пришлось прихватить с собой местного копа. А их в Кендолл-Грин всего два. Мне это очень не понравилось. Особенно после того, как в прошлом году я пробила в совете деревни постановление о покупке им обоим новой формы.

— Я не могу даже извиниться, — ответил Флинн. — Я этого не делал. Даже не знал, что он задумал. Как вы себя чувствуете?

— Лучше, чем я ожидала. Вчера я заняла у соседа лошадь и долго-долго скакала по окрестностям.

— И вам полегчало?

— Надо же было чем-то занять себя, Френк. Нельзя забиваться в угол и плакать. На следующей неделе я вернусь на работу. В понедельник. А там начнется весна, и я смогу работать в саду.

— Давно вы вышли замуж за судью?

— Почти пять лет тому назад. — Им принесли ленч, они начали есть. — Теперь вы начнете анализировать мое решение выйти замуж за мужчину, который годился мне в отцы?

— Нет.

— У меня не было отцовского комплекса. Мой отец жив, здоров, работает. Мы очень близки. Чарли и я очень любили друг друга. Конечно, разница в двадцать два года накладывала отпечаток на наши отношения. Я хочу сказать, мы оба знали, что мои потребности в сексе больше, чем у него, но мы никогда не думали, что я должна отказываться от своей сексуальной независимости. Я, кстати, отказалась. Добровольно. Чарли был таким интересным человеком, что я…

— Ешьте ваши улитки. Я пригласил вас на ленч не для того, чтобы вы умерли с голоду.

— Не для того?

— Нет.

— Тогда почему?

— Вам бы побольше уверенности в собственном сексуальном магнетизме.

— Правда? — Сасси рассмеялась, несколько нервно. — Вы просто стараетесь подбодрить молодую вдову.

— Возможно.

— Инспектор Френсис Флинн. Женат. Четверо детей…

— Пятеро. Джеффу десять месяцев.

— Влюблен в свою жену.

— По уши. Абсолютно.

Он оторвался от омлета, откинулся на спинку стула.

— Видите ли, каждому мужчине присущ врожденный инстинкт, противостоящий желанию женщины полностью подчинить его себе, как бы этот мужчина ни считал себя ей обязанным, как бы он ни любил ее. И пусть женщине кажется, что она знает о своем мужчине все, может дать подробный отчет о каждом моменте его дня и ночи, на самом деле это не так. Этого не допускает упомянутый мной инстинкт. Мужчине необходимо иметь какую-то частичку себя свободной, принадлежащей только ему. Особенно это трудно тому мужчине, который любит глубоко и искренне. Но, для блага женщины, так же, как и для своего собственного, эта частичка остается, он оставляет ее для себя. Эта частичка тоже имеет право на любовь, на флирт. И, какой бы близкой ни была мужчине женщина, он должен умирать в одиночестве. Только по этой причине, даже если бы других и не было, ни один мужчина, ни одна женщина, как бы они ни любили друг друга, не отдаст свое право иногда оставаться наедине с собой. Не отдаст свою индивидуальность. Не отдаст самое сокровенное. Так уж мы все устроены. Это относится и к женщинам. Да возлюбит нас всех Господь.

Сасси долго смотрела в свою тарелку.

— По-крайней мере, у вас добрый психоанализ. Полагаю, он стоит дороже десяти центов.

— Не меньше одиннадцати, — согласился Флинн.

— Вы умеет подбодрить человека.

— Я включу этот монолог в маленькую книгу проповедей. Называется она «Да, мир огромен, и везде живут люди».

— Пришлите мне экземпляр, — попросила Сасси.

— Позволю себе вручить его вам лично. — Флинн заказал чай. — Как я понимаю, ваш приемный сын вам не звонил. Чарлз-младший. Чики, так вы его называли?

— Нет, не звонил. Может, он не знает, что его отец погиб?

— Об этом знает весь мир.

— Наверное, скорбит в своей норе, как я — в моей. Надо ему позвонить.

— А представляется, что ему следовало позвонить вам.

— Если в семье смерть, не время выяснять отношения, — ответила Сасси. — Выпендриваться.

— Тогда почему вы ему не позвонили?

— Я… не знаю. Просто не хотела впутываться в дела Чики.

— В смысле?

— Смерть Чарли для меня огромная потеря. И я не хочу усугублять свои переживания общением с Чики. Я — эгоистка?

— Не знаю. А чем вам не угодил Чики?

— У него свои закидоны. Он — игрок. Азартный игрок. Иногда его как лихорадка охватывает. И ничто не может его остановить. Чего мы только не делали. Женился он молодым. Естественно, она от него ушла. Слава богу, детей не было. У Чики деньги не задерживаются. Не только деньги. Он продал тостер. Продал кровать.

— Он — фармацевт?

— Да. И практически постоянно работает. Уж не знаю, как ему это удается. Когда у него случается приступ игровой лихорадки, он становится сам не свой. Начисто забывает о том, что есть здравый смысл. Я считаю, что в таком состоянии он просто опасен. Кто знает, кому и что он может выписать. Он же настаивает, что именно в эти моменты ум у него, как никогда, ясный. Действительно, пока он никого не убил… насколько нам известно.

— Вы и судья, естественно, водили его к психоаналитику.

— К десяткам. Безрезультатно. Он сопротивляется изо всех сил. Я думаю, прежде всего он негативно воспринимает меня, моя сфера — психология преступников. Поэтому отношение ко мне он переносит на всех психоаналитиков, к которым мы его посылали. Каждый раз, когда Чики залезал в долги, а Чарли оплачивал их, ему ставилось одно условие: он идет к психоаналитику и лечится. Ничего из этого не получалось.

— И какие у него бывали долги?

— Три тысячи долларов. Год тому назад — семь тысяч. Шесть месяцев тому назад — двенадцать тысяч. Как видите, с кредитом у него все в порядке.

— А в последние шесть месяцев он денег не просил?

— Насколько мне известно, нет, — ответила Сасси.

— Вам известно другое, — мягко укорил ее Флинн. — Вы знаете, что в воскресенье Чики увел отца в лес, чтобы вновь попросить у него денег.

— Я ничего такого не знаю.

— Вы не знаете, но догадываетесь.

— Пожалуй, догадываюсь.

— Вы сказали, что судья вернулся с прогулки подавленным.

— Да. Но не сказал мне, в чем причина.

— Обычно он говорит вам о долгах Чики?

— Рано или поздно.

— Но на этот раз ничего не сказал.

— Следующим вечером он улетал в Англию. Наверное, не хотел огорчать меня перед отлетом.

— Вы говорите, больших денег у судьи не было?

— Нет. Не было. Наши доходы, правда, превышали расходы, поэтому какие-то деньги лежали у нас на банковском счету. Мы клали их на депозит, потому что знали, что рано или поздно они понадобятся Чики. В последний раз, когда речь зашла о двенадцати тысячах долларов, Чарли пришлось брать в банке ссуду.

— Он расплатился с банком?

— Да. Я в этом уверена. Но не знаю, сколько у него сейчас денег на счету. — Сасси отодвинула пустую чашку. — Бедный Чики. Не повезло ему. Такой важный, умный, красивый отец. Ну ни в чем он не мог с ним соперничать. И все-таки я думаю, что в глубине души Чики любил отца. Обожал его. Отец был для него богом. И я не знаю, кого Чики больше наказывал своей страстью к игре, себя или отца. Наверное, обоих. То ли он пытался доказать, что его отец — не бог, то ли наоборот. Представить себе не могу, что он сейчас делает.

— Сасси. — Флинн помолчал. — Вы должны смотреть правде в глаза. Вполне возможно, что перед тем, как сесть в самолет, улетающий в Англию, ваш муж знал, что ему нужны деньги, много денег.

— Я это понимаю, Френк. — В ее глазах застыла боль. — Я не говорю вам ничего такого, о чем я сама уже не подумала. Но концы с концами не сходятся.

— Что не сходится?

— Утром я получила письмо. Вы помните, то ли Гроувер, то ли вы сами сказали, что в утренней почте я получу страховой полис на полмиллиона долларов.

— Да, — кивнул Флинн. — Я и сказал.

— Так вот, полиса я не получила. В страховой компании работают умные люди. Я получила письмо, в котором указано, что сумма страхования жизни при воздушном перелете не может превышать ста двадцати пяти тысяч долларов. Вроде бы на автомате все так и написано, большими буквами. Но мы резвились, как дети. Люди указывали на нас пальцами. Если б мы думали о том, чтобы застраховаться, а не устроили из этого игру, мы, конечно, заметили бы это предупреждение, не так ли?

— Не знаю, — ответил Флинн. — Откровенно говоря, мне с трудом верится, что кто-то сводит счеты с жизнью и при этом убивает еще сто семнадцать человек за сто двадцать пять тысяч долларов, даже за пятьсот тысяч. С предупреждением или без оного.

— Тем не менее в письме указано, что эти сто двадцать пять тысяч мне выплатят лишь после завершения расследования.

— Понятно.

— Страховка не имеет к случившемуся никакого отношения, Френк. Никакого.

— Сейчас не имеет.

— О чем вы?

— Могла иметь в понедельник, во всяком случае, для судьи.

— Он был очень осмотрительным человеком, инспектор. Такой ошибки он бы не допустил, уверяю вас.

— С другой стороны, миссис Флеминг, в большинстве ситуаций подозрение никогда не падает на судью и его жену. — Флинн расплатился по счету. — Более не смею тревожить вас в вашем горе.

— Спасибо вам.

— Я не собирался так подробно допрашивать вас.

— Но допросили.

— Из-за Чики.

— Кто-то из нас упомянул его.

— Уж не я ли?

— Думаю, что вы, инспектор.

— А потом уж пришлось с этим разобраться. Я думаю, оно и к лучшему, вы должны быть готовы к любому развитию событий. Даже если вам придется только утешить вашего приемного сына… а вам придется, знаете ли.

— Знаю.

— Между прочим, если Чики опять в долгах, вы заплатите по его счетам?

— Полагаю, что да.

— И будете платить дальше?

— Нет. Это будет последний раз.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

— Я на это надеюсь. Пойдемте, я поймаю вам такси.

— Посмею ли я покинуть вас?

— Вы о чем?

— О Гроувере. Сержанте Ричарде Т. Уилене. Откуда мне знать, не поджидает ли он меня у двери моего дома, чтобы вновь заковать в наручники?

— Поскольку он сам захотел сегодня поработать, я приказал ему допросить вдову еще одного пассажира, который перед отлетом застраховал свою жизнь… всего лишь на пять тысяч долларов. Я бы сказал, расходы на похороны. Скромный, видать, был человек. Вдова, ее фамилия Гейгер, проживает в Ньютоне.

— Мне очень ее жаль.

— Не волнуйтесь. Никто более не арестует вас, отныне и во веки веков. Разве что я сам.

Глава 19

— Заходите, мистер Флинн, — мужчина в темно-коричневом костюме поднялся из-за огромного стола.

Часы показывали три тридцать.

Двое других мужчин, сидевших в креслах, встали, чтобы пожать руку Флинну.

— Я — Генри Уинтон. Это Кларк Фрингс и Роберт Мэтток.

Флинн пожал руку каждому. Пальто он снял внизу.

Одну из стен кабинета украшал морской пейзаж Тернера.^[14]

— Как долетели? — спросил Уинтон.

— Отлично.

— В Риме в это время года прекрасная погода.

— Я улетал под дождем, — ответил Флинн. — И холод пробирал до костей.

Он-то гадал, с чего это Б. Н. сообщал ему о римской погоде. Как выяснилось, чтобы Флинну было чем подкрепить свою легенду.

Поскольку в телеграмме не указывалось, какую организацию он представляет, Флинн решил, что такого вопроса ему не зададут.

Для того чтобы эти трое господ поняли, что с ним можно иметь дело, хватило и невинного вопроса о погоде.

— Присядьте, мистер Флинн. Мы постараемся ответить на все ваши вопросы.

Банк «Кассель-Уинтон» Флинн нашел не без труда.

Располагался он в конце переулка в гугенотском районе города, Бей-Виллидж, далеко от финансового центра города. С улицы Флинн увидел только кафетерий.

Чтобы попасть в переулок, Флинну пришлось подняться на три ступени, ведущие к кафетерию, а затем спуститься по трем ступеням с другой стороны кафетерия.

Табличка с номером 11, всего в переулке Флинн насчитал шесть номеров, висела на среднем доме слева. Дальний конец переулка перегораживали каменные тумбы с натянутой между ними железной цепью.

Ему пришлось позвонить в звонок и подождать, пока невысокий мужчина откроет ему маленькую дверь. Флинн представился только по фамилии. Невысокого мужчину больше интересовало другое: пришел ли Флинн один, нет ли в переулке кого-то еще.

Повесив пальто Флинна в стенной шкаф, мужчина повел его по устланной ковром лестнице. На втором этаже, в комнате по его левую руку, Флинн увидел официанта, убирающего посуду со стола. Две двери вели в комнаты, находящиеся с другой стороны столовой.

На третьем этаже коридоры уходили вдаль, мимо закрытых дверей.

Очевидно, банк «Кассель-Уинтон» занимал все три здания по одну сторону переулка, но вход в него был только один.

Кабинет Генри Уинтона, в который пригласили Флинна, находился в среднем здании.

Все четверо сели.

— Рашин-аль-Хатид. — Флинн достал трубку из нагрудного кармана. — Министр иностранных дел Республики Ифад. Мне нужна полная информация.

— Конечно, — кивнул Кларк Фрингс.

— Мистер Флинн, — подал голос Роберт Мэтток, — вы, разумеется, понимаете, что мы никогда не обсуждаем ни поведения наших клиентов, ни дел наших клиентов. Мистер Уинтон полагает, что в данном случае есть веские причины для того, чтобы мы отступили от наших правил.

— Есть. — Флинн пососал неразожженную трубку.

— Понятно, — теперь кивнул Мэтток.

— Мистер Флинн, существует вероятность того, что самолет, вылетевший рейсом восемьдесят в Лондон, сбила ракета?

— Существует. — Флинн продолжал сосать неразожженную трубку.

— Я думаю, у нас есть все основания ответить на вопрос мистера Флинна, — внес свою лепту Уинтон.

— Да, — согласился с ним Фрингс.

— Прежде всего, вам известно, что министр, его секретарь и телохранитель находились в нашей стране по паспортам, выданным Государственным департаментом Соединенных Штатов? — спросил Роберт Мэтток.

— Известно. — Флинн достал из кармана пиджака табачный кисет.

— На фамилии Карсон, Бартлетт и Эбботт, — уточнил Фрингс.

— Что они здесь делали? — спросил Флинн.

— Решали банковские вопросы. — Фрингс бросил осторожный взгляд на Уинтона.

— Связанные с международными векселями, — уточнил Уинтон.

— Очень сложные вопросы, — добавил Мэтток.

— Охотно верю. — Флинн начал набивать трубку табаком. — Надеюсь, вы сможете мне все объяснить.

Мэтток и Фрингс посмотрели на Уинтона.

— Что ж. — Уинтон уселся поудобнее. — Видите ли, насколько нам известно, у новой Республики Ифад возникла необходимость обновить свой арсенал.

— Ифад закупает оружие, — кивнул Флинн.

— Исключительно оборонительное оружие, — вставил Мэтток.

— У Соединенных Штатов, — добавил Фрингс. — Отсюда, естественно, и американские паспорта.

— На какую сумму? — спросил Флинн.

— Ну, — Уинтон наклонился вперед, — это зависит от стоимости денег на конкретный момент.

— Какова общая сумма международных векселей, полученная Республикой Ифад?

Все, включая Флинна, смотрели на Уинтона.

— Четверть миллиарда долларов.

Фрингс откашлялся.

— Не так уж и много, мистер Флинн, учитывая общий оборот международной торговли оружием.

— Я знаю, — ответил Флинн.

— Дело это не столь сложное, как представил его мистер Мэтток, — продолжил Уинтон. — Видите ли, у Ифада есть золотой запас стоимостью в четверть миллиарда долларов. Золото куплено на доходы от продажи нефти…

— Где золото? — спросил Флинн.

— В Ифаде, — ответил Фрингс. — В подземелье президентского дворца.

Рука Флинна с зажженной спичкой застыла над трубкой.

— Вы серьезно?

— Я видел его там две недели тому назад. Туда ведут ступеньки. Железная дверь. Охрана.

Уинтон рассмеялся.

— Именно так, мистер Флинн. Видите ли, мы, банкиры, ответственны за то, чтобы деньги не лежали мертвым грузом. Их задача — крутиться, способствовать созданию новых рабочих мест…

— …и оружия для Ифада, — добавил Флинн.

— Мы готовы поставить что угодно, при условии, что деньги за продукцию получат наши заводы, — согласился Уинтон. — Им потребовалось оружие.

— Им не требовалось ничего, кроме оружия, — уточнил Мэтток.

— Что им необходимо, так это кондиционеры, — добавил Фрингс. — Вы бывали в тех краях, мистер Флинн?

Флинн не ответил.

— Мы говорили с ними о кондиционерах, — вставил Уинтон. — О строительстве заводов для заморозки овощей, ирригационных системах…

— Им требовалось… — начал Мэтток.

— Только оружие, — закончил за него Фрингс.

— Понятно, — кивнул Флинн. — Вот с вашей помощью Республика Ифад и получила международные векселя на сумму двести пятьдесят миллионов долларов.

— Да, — кивнул Уинтон.

— И на эти векселя Ифад закупил американское оружие?

— Да, — кивнул Уинтон.

— Как проводилась сделка? Особенно меня интересует временной фактор.

— Ну… — Фрингс посмотрел на Уинтона.

— Боюсь, я не понял вопроса, — сказал Мэтток.

— Человек сел в самолет в три часа ночи, а десять минут спустя самолет взорвался. Я хочу знать, что этому предшествовало.

— Ясно, — кивнул Мэтток.

— Министр, — начал Уинтон, — Рашин-аль-Хатид, прибыл на прошлой неделе. В среду, не так ли?

— В среду, — подтвердил Мэтток.

— Разумеется, о предстоящей сделке мы знали и раньше. Кларк Фрингс уже побывал в Ифаде и провел предварительные переговоры…

— Чтобы убедиться, что золото у них действительно есть, — вставил Фрингс.

Уинтон рассмеялся.

— Совершенно верно. Проведение такой сделки особых хлопот не вызывает. Конечно, на уик-энд работу пришлось прервать. Но к вечеру понедельника у нас уже были необходимые договоренности с Лондоном, Цюрихом, Римом. Последним пришло подтверждение из Токио. Мы дали в честь министра небольшой обед, подписали оставшиеся бумаги. Что еще? Министр связался со своей столицей. Мистер Фрингс отвез его в аэропорт.

— Вы говорите, министр связывался со своей столицей?

— Связывался его секретарь. Он же говорил по телефону.

— А что случилось с подписанными документами?

— Мы не готовы раскрывать детали соглашения, мистер Флинн, — быстро ответил Уинтон. — Боюсь, вам придется представить соответствующие документы, из генеральной прокуратуры или министерства юстиции, чтобы увидеть их. Разумеется, мы не совершали ничего противозаконного, но мы должны заботиться о нашей международной репутации.

— Я не прошу вас показывать мне документы, — уточнил Флинн. — Я спрашиваю, где они сейчас?

— Наш пакет документов — у нас, — ответил Уинтон. — Второй — у министра.

— Он взял документы с собой?

— Да, — кивнул Уинтон. — Насколько нам известно. Это стандартная процедура.

— На следующее утро, согласно договоренностям с министром, мы сообщили нашим партнерам о совершении сделки, — добавил Мэтток. — О чем тут говорить!

Флинн повернулся к нему.

— О чем тут говорить?

— Банковская деятельность должна продолжаться, — заметил Уинтон. — Смерть одного человека… Я хочу сказать, это договоренности очень деликатные.

— Расскажите мне о министре. — Флинн примял уложенный в трубку табак. — Что он был за человек?

— Очень осторожный, — трое мужчин рассмеялись.

— Насколько мне известно, мистер Фрингс знал министра лучше других, — пояснил Уинтон.

— Мы смеемся, мистер Флинн, потому что министр был сверхосторожным человеком.

— Даже по нашим стандартам, — вставил Мэтток.

— Большую часть времени со среды до понедельника мы, можно сказать, водили его за руку. Этот человек, министр, никогда не участвовал в подобных переговорах. Впрочем, другого и не ожидалось. На этом посту он недавно. В Ифаде новое правительство…

— С образованием и воспитанием у него не очень? — спросил Флинн.

— Да уж… — Уинтон поправил темно-зеленый галстук, хорошо гармонирующий с темно-коричневым костюмом. — Новое правительство только получило власть. Они находят в подвале золото стоимостью в четверть миллиарда долларов. Представляя народ, впервые заключают соглашение с солидным партнером…

— Он нервничал? — спросил Флинн.

— Это мягко сказано, — ответил Фрингс.

— Проявлял запредельную осторожность, — добавил Мэтток.

— Вновь и вновь просматривал документы. Спотыкался на самых простых, стандартных фразах. К воскресенью все тексты пришлось перевести по семь раз, растолковывать и объяснять снова и снова.

— Он не знал, что он делает? — спросил Флинн.

— Он не знал, что он делает, — согласился Уинтон. — Дело в том, мистер Флинн, что особой нужды в его присутствии не было. Мы, разумеется, с радостью уделили бы ему свое время, несмотря на все трудности…

Вновь трое мужчин рассмеялись.

— …но на самом-то деле мы просто учили его азам…

— Какие возникли трудности? — спросил Флинн.

— Бытовые проблемы, — ответил Фрингс. — Еда, напитки. Это какая-то фантастика. В четверг нам пришлось нанять консультанта. Чтобы знать, что ему можно предлагать, а что — нет. Разумеется, о спиртном не могло идти и речи. А уж насчет диеты… Сплошные суеверия.

— В наши дни, мистер Флинн, — объяснил Уинтон, — арабские бизнесмены не столь жестко придерживаются законов ислама. Во всяком случае, по приезде в Америку.

— Даже секретарь министра, мистер Михсон, и тот давал себе поблажку. Но только не Рашин. Михсон и тот выказывал признаки раздражения.

— Министр был на редкость пунктуален и педантичен. Во всем, — добавил Уинтон.

— Вы облегченно вздохнули, проводив его, — в голосе Флинна не слышалось вопросительных интонаций.

Уинтон улыбнулся.

— Мы ничего такого не говорили.

— И мистер Фрингс отвез его в аэропорт? — спросил Флинн.

— Да, — кивнул Фрингс. — На банковском «Линкольне». Который потом подбросил меня домой.

— Вы не заходили с министром в здание аэропорта?

— Нет, — покачал головой Фрингс. — Не хотел привлекать лишнего внимания. Если человек путешествует в сопровождении секретаря и телохранителя, это уже может вызвать вопросы. И потом…

— Вы облегченно вздохнули, проводив его.

— Я ничего такого не говорил, — вскинул руки Фрингс.

— Как он себя вел по дороге в аэропорт? Нормально?

— Для него — да. Сидел в углу, сжимая в руках «дипломат». Благодарил нас. За хорошо проведенное время.

— Что ж, — Флинн поднялся. — Позвольте и мне поблагодарить вас. За хорошо проведенное время.

Уинтон рассмеялся.

— Вы не доставили нам ни малейших хлопот, мистер Флинн.

— Теперь вы в этом уверены, не так ли? — спросил Флинн.

— Сразу отправляетесь в Рим? — полюбопытствовал Мэтток.

— Возможно.

— Я могу отвезти вас в аэропорт, мистер Флинн, — предложил Фрингс. Искренне, без задних мыслей.

— Вот уж нет, — ответил Флинн. — Как знать, может, я тоже суеверный человек.

Глава 20

Если Сасси не ошиблась и в квартире Чарлза Флеминга-младшего на Форстер-стрит царил бардак, Флинн так этого и не узнал.

Через тонкую дверь он слышал два одновременно работающих радиоканала.

Флинну пришлось барабанить в дверь кулаком.

— Кто там?

Громкость радиопередач не уменьшилась.

— Инспектор Флинн! Бостонская полиция!

— Уходите!

— Он говорит, уходите, — пробормотал Флинн. — Кем же мне следовало представиться, чтобы выполнять свою работу? Откройте! — закричал он. — Мне надо с вами поговорить!

— Вы хотите поговорить со мной о моем отце? — в голосе Чики слышались истерические нотки.

— Да! Вы правы, молодой человек!

Голос Чики приблизился к двери, стал спокойнее.

— У вас есть ордер?

Флинн замялся. Все-таки сын судьи. Наверное, знал, о чем говорит.

— Какой ордер? — осторожно спросил Флинн.

— Ордер на обыск, — ответил Чики. — Ордер на арест.

— У меня есть обаятельная улыбка, — ответил Флинн.

— Убирайтесь! — завопил Чики.

— Слушай, парень, мне надо только поговорить с тобой. Ни об обыске, ни об аресте речь не идет!

Громкость радио стала запредельной.

— Убирайтесь отсюда! — Истерический вопль. — Убирайтесь! Убирайтесь! Убирайтесь!

— Ну, хорошо. — Флинн застегнул пальто. — Этого молодого человека ждут серьезные неприятности… только потому, что он настаивает на соблюдении своих конституционных прав.

Глава 21

— До свидания, Факер.

Марион «Фокер» (как приходилась называть его в газетах^[15]) Генри, экс-чемпион по боксу в среднем весе, не ответил.

Флинн не очень-то напирал на него с вопросами, понимая, что боксер если что-то и знал, то очень мало.

Сам боксер, избитый, подавленный, сидел в пластиковом кресле в спальне «люкса» дешевого отеля неподалеку от Бостонского парка. При задернутых шторах. Горела только лампочка на прикроватном столике. Широкие плечи распирали рубашку, руки далеко торчали из рукавов. На груди рубашка чуть не лопалась, на талии висела свободно. Одежда не смотрелась на Марионе Генри. Ему, как греческой статуе, как грузовику «Мак», как любому скульптурному произведению покровы только мешали.

Уставившись в дальний, темный угол спальни, Факер выслушивал вопросы Флинна, не реагируя на них.

Наконец он поднял громадную руку и несколько раз провел ладонью по волосам, от макушки ко лбу, словно выдавливая из них воду после душа, потом энергично, круговыми движениями, потер лицо. И наклонился вперед, подперев руками подбородок.

Боксер плакал.

— Послушайте, — Элф Уолбридж закрыл дверь между гостиной, куда вышли он и Флинн, и спальней, где остался Факер. — Инспектор, — Элф Уолбридж, менеджер Факера, не выделялся ни мускулами, ни ростом: костлявый коротышка. — Вы должны понять.

— И что я должен понять? — спросил Флинн.

— Парень сам не свой.

— Тогда какой же?

— Я не подпускаю к нему репортеров. Нам следовало бы вернуться в Детройт. Но парень не может шевельнуться, — Элф указал на дверь в спальню, — скорбит о Перси Липере.

— Все так, но я не понимаю, — признал Флинн.

— Послушайте. Вы когда-нибудь боксировали?

— По предварительной договоренности — нет.

— А могли бы, комплекция у вас подходящая. Послушайте. Боксеру необходима психологическая подготовка. Все те долгие недели, пока идут тренировки. Я должен убить этого сукиного сына. Я должен убить этого мерзавца. Кроссы по пять миль, прыжки через скакалку, работа с грушей, спарринг, все подчинено одной мысли: Я должен его убить, я должен его убить. И все говорят тебе: «Убей мерзавца, Факер, убей его, убей».

— Я согласен, — кивнул Флинн. — Метафора убедительная.

— Послушайте. Подумайте, что он чувствует. Он выходит на ринг, готовый убить мерзавца. Борьба честная. Он проигрывает Липеру. Возвращается в отель, весь избитый, как физически, так и морально, страдающий. Пресса и знать его не хочет, он опять никто, вот тут он начинает по-настоящему ненавидеть. Понимаете? Та психологическая подготовка, на которую потрачены недели, забывается. Такое происходит всегда. Ему действительно хочется убить мерзавца. Он жаждет нового поединка. Я убью мерзавца, Элф, действительно, убью. И когда он пребывает в таком настроении, в три часа ночи, в пять утра, он узнает, что этот гребаный самолет взорвался с Перси Липером на борту, его разнесло в клочья над этим гребаным заливом. Понимаете?

— Думаю, что да, — ответил Флинн.

— Послушайте, парень действительно страдает. Чувствует себя виновным в смерти сотни людей. Он верит, что и впрямь желал Липеру смерти. Мысль об этом колом стоит в его голове. Можете вы это понять?

— Понять я могу, — ответил Флинн. — Но я и не собирался записывать Факера в подозреваемые. Он — не убийца. Скорее убийцу надо искать среди тех, кто стоит за ним, его друзей и спонсоров.

Элф вскинул подбородок.

— Вы это о ком?

— О вас. И ваших друзьях.

— Что вы такое говорите?

— Я говорю о мафии, — ответил Флинн.

— О чем вы говорите? О мафии?

— Мафии, — кивнул Флинн.

— Господи! Всякий раз, когда речь заходит о спортивном поединке, обязательно упоминается мафия. Конечно, в Факера вкладывались деньги, и мы не всегда знали, откуда они берутся. То же самое происходит в торговле недвижимостью. В банковском деле. И в полиции тоже, Флинн.

— Полагаю, вы правы.

— Тогда о чем вы толкуете?

— Допустим, Липеру заплатили за то, чтобы он проиграл, а он понял, что выигрывает у вашего Факера, и ему это понравилось. А может, он просто не смог сдержать себя и выиграл…

— Ничего такого не было! — от переполнявшего его негодования коротышка даже стал выше ростом. — Ничего!

— Дело в том, — продолжал Флинн ровным голосом, — что Перси Липер, выиграв поединок, улетел домой первым же самолетом, через четыре часа после того, как уложил на пол своего соперника, и самолет этот взорвался.

— Ничего такого не было!

— Было, — вздохнул Флинн. — Самолет взорвался.

— Послушайте. Липер просто хотел побыстрее добраться до дома, пока фэны еще праздновали его победу. В аэропорту его встретили бы, как героя. Так всегда бывает. Поддержка болельщиков укрепляет моральный дух.

— Самолет взорвался.

— Ничего такого не было. Послушайте. Вы рехнулись? Большие парни так не играют. Послушайте, сколько можно потерять на таком поединке? Полмиллиона? Возможно. Миллион? В среднем весе таких денег нет. И вы думаете, что за полмиллиона большие парни будут взрывать самолет с сотней пассажиров на борту? Ерунда.

— Я незнаком с «большими парнями».

— Мелкая сошка? Возможно. Вроде одного здешнего фармацевта, который уже задолжал сотню штук. Раньше он всегда отдавал долги, поэтому ему дали поставить еще сотню на Факера. Но он проиграл.

— Фармацевт?

— Теперь он в отчаянии. Дядя или банкир денег не дает. Что вы скажете? Сумасшедший!

— Фамилия этого фармацевта, часом, не Флеминг?

— Не знаю. Слышал об этом в здешнем баре. Чики. Фамилии не помню. Вот он мог взорвать самолет. Убить сто человек? У больших парней хватит хладнокровия не идти на такое, Флинн. А вы как думаете? Вы же знаете, что не только в Америке есть мафия. Почему вы не думаете, что английская мафия заплатила нам за поражение?

— Заплатила?

— Да нет! Никто никому не платил. Поединок был честный. Когда речь заходит о звании чемпиона мира, Флинн, в такие игры не играют. Поверьте мне. Чересчур дорого. Слишком много глаз и ушей. Может подорвать всю систему. Послушайте, — он взял газету с кофейного столика, вновь бросил ее, — я признаю. Факер победил несколько боксеров классом повыше его. И что? Звание чемпиона он завоевал честно. А вот побить Липера он никак не мог. Все это знали, за исключением одного глупого фармацевта из Бостона. Вы думаете, большие парни этого не знали? Как бы не так. Возможно, все подстроено с самого начала. Вы меня понимаете? Признаю. Кто-то хотел, чтобы мой парень выглядел лучше, чем он есть на самом деле. На протяжении длительного времени. Но Липер классом повыше. Вот он ему и вмазал.

Коротышка упал в обитое дешевым дерматином кресло.

— Со смертью Липера кто становится чемпионом? — спросил Флинн.

— Никто. Будет организован новый поединок.

— Но смерть Липера возвращает вашего парня на вершину, не так ли?

— Похоже на то.

— Даже без чемпионского звания он сохраняет прежнюю позицию: чтобы стать чемпионом, надо его побить?

— Полагаю, что да.

— Только полагаете? Вы это знаете! Иначе не сидели бы в этом дерьмовом отеле и не нянчились со своим «ребеночком». Так?

Элф Уолбридж закинул руки за голову, посмотрел на Флинна.

— Знаете, Флинн, а вы смелый парень.

— Вполне вероятно, что кому-то не хотелось, чтобы титул чемпиона мира в среднем весе покинул Соединенные Штаты. Если прикинуть, какие тут открываются возможности, станет ясно, что речь идет о миллионах и миллионах долларов, а не о каких-то сотнях тысяч.

— Вы на ложном пути, Флинн. Послушайте меня: вы на ложном пути.

— Ой ли?

— Абсолютно на ложном. — Коротышка наклонился вперед. На лбу выступил пот. — А если нет, заверяю вас, мы с Факером ничего не знаем.

— Это понятно. Но у меня нет уверенности в том, что парень, который сидит сейчас в темной спальне, не думает о том же теми остатками мозга, что еще могут соображать.

— Говорю вам, причина его вины чисто психологическая.

— Позвоните мне, если один из вас захочет назвать мне какие-нибудь фамилии.

— Да, да, — покивал Элф Уолбридж. — Мы с вами свяжемся.

Глава 22

— Пока не очень, — Флинн говорил в микрофон телефонной трубки. — Есть интересные местные ниточки, но до настоящего прорыва дело не дошло.

На другом конце провода Джон Рой Придди, Б. Н. Зеро, молча ждал продолжения.

В кабинете Флинн развернулся на своем кресле к окну, положил ноги на батарею, оглядел залив.

— К примеру, английский актер, Дэрил Коновер, после первого спектакля со скандалом отказался играть в дорогостоящей постановке Гамлета, оставив продюсера Бейрда Хастингса один на один со стаей мяукающих котов, требующих ужина. Еще будучи Робертом Калленом Хастингсом, наш продюсер служил в армии Соединенных Штатов сапером, и что-нибудь взорвать для него пара пустяков. Нам также известно, что он купил динамит, чтобы убрать что-то лишнее из своего сада.

— Звучит неплохо, — ответил Б. Н. Зеро.

— Действительно, неплохо. Мы знаем, что он покупал динамит не для того, чтобы взорвать самолет, ни о какой преднамеренности речи нет, но в понедельник вечером, когда Коновер сделал ему ручкой, разорив полностью и окончательно, динамит у него мог быть. А пообщавшись с ним, я понял, что он — человек настроения.

— Надо бы копнуть глубже.

— Да. Мы постараемся узнать, где был Хастингс с одиннадцати тридцати до трех часов ночи с понедельника на вторник. Это просто.

— Ты еще не узнал?

— Есть Лига лишних людей, которая радостно взяла на себя ответственность за фейерверк в воздухе. Никто и пальцем о палец не ударил, чтобы найти их. Как я вам и говорил, я направил по их следу моих сыновей, Тодда и Рэнди. Пока они не дали о себе знать.

— Понятно.

— Есть еще один вариант. Как я вам говорил, этим рейсом улетел английский боксер, Перси Липер. Он только что выиграл звание чемпиона мира в среднем весе.

— А он тут при чем?

— Сейчас объясню. Ходит слух, что за его соперником, Факером Генри, экс-чемпионом, стоит мафия. Липер мог их обмануть, выиграть бой, получив деньги за проигрыш. Или они просто не хотели, чтобы эта сторона Атлантического океана лишилась титула чемпиона мира. В любом случае на текущий момент на вершине снова Факер. Именно его надо побить, чтобы стать чемпионом. А контроль над следующими матчами за этот титул может принести миллионы долларов, не говоря уже о незаконных прибылях, получаемых от тотализатора.

— Факер? Такое, значит, его настоящее прозвище?

— Да.

— В газетах пишут «Фокер».

— Я знаю.

— А у меня даже мысли такой не возникло.

— Газеты еще не печатают абсолютной правды. Хоть каких-то норм приличия они придерживаются.

— Я, правда, всегда задавался вопросом, а что означает «Фокер».

— Факер, — ответил Флинн.

— Что еще, Френк? Не уходи в сторону.

— Натан Баумберг. Вице-президент «Зефир эйруэйз». Шеф предполетной подготовки. Так или иначе связан с Лигой защиты евреев.

— Ух ты.

— Именно так. Однако, вроде бы тут концы с концами не сходятся. Мотив, возможность, средства у него были. Однако у нас еще нет доказательств того, что Баумберг знал, мог знать, что Рашин-аль-Хатид, министр иностранных дел Ифада, полетит этим рейсом, под чужим именем, с американским паспортом, закупив для Республики Ифад оружия на двести пятьдесят миллионов долларов.

— Разведка у ЛЗЕ не так уж хороша, Френк.

— Я думаю о том же.

— Более того, ЛЗЕ никогда не пойдет на такое. Убить более ста невинных людей…

— Согласен, не пойдет. Уверен, что не пойдет. Но вот некоторые ее члены, особенно бывшие, могут пойти. Беда таких групп в том, что руководство не может контролировать действия своих подчиненных. Особенно экс-подчиненных. Людей, которые вышли из ЛЗЕ, недовольные теми или иными действиями лиги.

— И какова цель взрыва… наказать?

— Могли они остановить продажу оружия, убив Рашин-аль-Хатида по пути домой с четвертью миллиарда долларов в кармане?

— Интересный вопрос, Френк. Я как раз собирался сказать тебе, что сделка о продаже оружия Республике Ифад сегодня расторгнута.

— Расторгнута?

— Да.

— На всю сумму?

— На все четверть миллиона.

— Кто ее расторг? Соединенные Штаты?

— Нет. Республика Ифад. Без указания причины. Соединенные Штаты намеревались выполнить условия достигнутого соглашения.

— Другого никто и не ожидал.

— Я бы так не думал.

— Так, может, они напугались?

— Возможно.

— Скажите мне, сэр, из Ифада уже поступило сообщение о смерти их министра иностранных дел?

— Еще нет.

— Странно.

— Не так уж и странно. Парень путешествовал по подложному паспорту. Не волнуйся. Он погибнет на следующей неделе в автомобильной аварии в пустыне Зол.

— Тогда есть еще одна интригующая версия. Связана она с сыном судьи, большим любителем азартных игр. Раньше долги за него платил отец. Но теперь молодой человек перестарался. Влез в такие долги, что отец оплатить их никак не может. Зато поднимается на борт того самого самолета, предварительно застраховав свою жизнь на полмиллиона долларов, так он, во всяком случае, думает… и самолет взрывается.

— Фамилия?

— Флеминг.

— Судья Флеминг?

— И сын. Очень больной молодой человек. Молодой человек, пребывающий в состоянии крайнего отчаяния.

— Звучит неплохо.

— Вы это уже говорили. Есть нестыковки. Вроде бы молодой человек в аэропорт не приезжал. Отца он уж точно не провожал. И юный Флеминг не захотел поговорить со мной добровольно. И во-вторых, деньги по страховке получит не он, а его мачеха. — После короткой паузы Флинн продолжил: — На борту самолета находилось сто восемнадцать человек. Мы рассмотрели самые очевидные версии.

— За пару дней ты много чего раскопал, Френк.

— Мы еще даже не начали. Как я и говорил, прорыва пока нет. Я не слышал колокольчика, который, как вы знаете, звякает у меня в голове. Скоро я познакомлю со всеми этими версиями ФБР, передам их на блюдечке с голубой каемочкой, чтобы они могли размотать каждую, а потом буду искать что-то еще.

— Не отчаивайся, Френк.

— Стараюсь. Но найти причину одномоментной гибели ста восемнадцати человек… Она есть, должна быть, но она прячется в стоге сена, словно иголка… Вы хотели сообщить мне что-то еще?

— Военно-морской флот США доложил, что в понедельник вечером в Массачусетский залив заплывала русская подводная лодка.

— Не может быть! Вновь оживает версия с ракетой.

— Они ведут свое расследование. Имелось решение оставить подводную лодку в покое. Принятое на самом высоком государственному уровне.

— Не счесть чудес твоих, господи!

— Но, Френк, никто не может понять, зачем русским это понадобилось… сбивать американский пассажирский самолет.

— Продемонстрировать миру свои возможности.

— Я думаю, Френк, все и так знают, на что они способны.

— Вы полагаете, что свободолюбивая Республика Ифад каким-то образом оскорбила великий и могучий Союз Советских Социалистических Республик?

Джон Рой Придди рассмеялся.

— Или это имело какое-то отношение к продаже оружия Соединенными Штатами?

— Ерунда, — отмахнулся Б. Н. Зеро. — Мы говорим о каких-то четверти миллиарда долларов.

— Простите?

— Сверхдержавы на такие мелочи внимания не обращают. Тебе нужно что-нибудь еще, Френк?

— Да. Фотографии Рашин-аль-Хатида, Михсона Тахи и Назима Салема Зияда. Подойдут копии с их паспортных фотографий.

— Это вряд ли. Как ты понимаешь, их сделали расплывчатыми.

— Лучше такие, чем ничего. Я хочу выяснить, чем занимались наши приятели в Бостоне, помимо бесед с банкирами.

— Завтра утром они будут у тебя на столе.

— Благодарю.

* * *

— Гроувер ждет внизу в машине, — предупредил Коки, — чтобы отвезти тебя в аэропорт.

— И в ломбарды. Не забывай про ломбарды по дороге домой.

— Кабинет инспектора Флинна, — отчеканил Коки в телефонную трубку.

— Ах, Коки! Чашка горячего чая. Что может быть лучше после трудов праведных?

Коки протянул трубку Флинну.

— Хесс. ФБР.

— Флинн, ты действительно арестовал этим утром миссис Чарлз Флеминг?

— Да, — ответил Флинн. — Действительно.

— Ты решился на такую глупость, не посоветовавшись с нами?

— Решился.

— Да что на тебя нашло?

— Получил дельный совет. От подчиненных.

— Ах ты, паршивый членосос, проклятый сукин сын!

— Я слышу, вы повысили голос.

— Сукин сын!

— Держите себя в руках, а не то я положу трубку и пожалуюсь на телефонный узел, что мне звонят какие-то люди и грязно ругаются.

— Я же сказал тебе, чтобы ты ничего не делал без нашего ведома!

— Я слышал.

— Тогда какого хрена ты арестовываешь жену федерального судьи по обвинению в массовом убийстве, не имея никаких улик?

Флинн вытащил из кармана брошь с бриллиантом и рубином, ту самую, что И. М. Флетчер прислал Дженни, повертел в руке, наслаждаясь игрой света в камнях.

— Ничего страшного не произошло. Я отпустил даму, угостив ее ленчем.

— Святой боже!

— Вопрос закрыт. На время.

— Черта с два! Последний раз, Флинн, я приказываю тебе явиться в командный центр! Немедленно!

— Командный центр? Что у вас проходит под этим названием, душный конференц-зал или ангар, в котором холодно, как в Арктике?

Приезжай сюда! Конференц-зал! Быстро!

Я не появляюсь в аэропорту, даже если вы будете угощать мороженым всех, кто еще не дожил до сорока двух лет!

Глава 23

— Аэропорт, — Флинн устроился поудобнее на переднем сиденье рядом с Гроувером. — Командный центр. Потом, по пути домой, остановимся у ломбарда.

— Ломбарда.

Гроувер с такой силой вывернул руль, что автомобиль буквально спрыгнул с тротуара. Включил щетки, разгоняя конденсирующийся на стекле туман.

— Как самочувствие? — полюбопытствовал Флинн.

Заплывший глаз Гроувера со времени их последней встречи заметно полиловел.

— Ладно, — продолжил Флинн, не дождавшись ответа. — Может, доложишь мне о визите к вдове Гейгера?

— Ничего нет.

— И дома тоже? Ничего?

— Нет улик.

— А, ты об этом.

— Ее муж, некий Раймонд Гейгер…

— Никос Раймонд Гейгер?

— Некий Раймонд Гейгер.

— Понятно.

— …торговал обувью.

— Ясно, — кивнул Флинн.

— В ночь с понедельника на вторник собирался вылететь в Лондон рейсом восемьдесят авиакомпании «Зефир эйруэйз».

— Любопытно.

— После деловых встреч в Лондоне хотел поехать во Франкфурт. Это в Германии. Семья обеспеченная. Большой дом. «Линкольн-Контитенталь» последней модели, «Меркьюри». Лужайки. Дети.

— А почему он застраховал свою жизнь на пять тысяч долларов перед посадкой в самолет?

— Жена говорит, что он всегда так делает. Суеверие. На похороны.

— Опять суеверие!

— По словам жены, он считал, что с ним ничего не случится, если он будет покупать страховой полис перед посадкой в самолет. Со страховкой, мол, ему никакая катастрофа не страшна.

— Вот уж никогда не видел в страховом полисе ничего смешного. А Флеминги тоже над ним смеялись. Наверное, страховые компании не понимают, что работают в увеселительном бизнесе. Когда догадаются, перестанут платить по полисам. Шутка, понимаешь.

— Страховку они все равно не получат, — добавил Гроувер.

— Как так?

— Во всяком случае, не получат сразу. Миссис Гейгер показала мне письмо, в котором указано, что страховая компания приостанавливает все платежи до полного расследования взрыва самолета, вылетевшего из Бостона в Лондон рейсом восемьдесят.

Через тоннель они ехали медленно, но зато без остановок.

Когда они вновь выехали на свет божий, Флинн повернулся к Гроуверу.

— Может, ты скажешь, что на тебя нашло, что побудило поехать в Кендолл-Грин и арестовать миссис Чарлз Флеминг, никого не поставив в известность о своих намерениях?

— Вас побудило бы то же самое, если б у вас была должная полицейская подготовка или опыт.

Гроувер показал свою бляху кассиру, сидевшему в будке у въезда на платную дорогу, и вновь поднял стекло.

— Так что же это было? — спросил Флинн.

— Дерьмо, — процедил Гроувер. — Вы и ваши женщины.

— Я и мои женщины?

— Копа учат, инспектор, — сержант подчеркнул звание Флинна, — в любой ситуации сохранять хладнокровие, не поддаваться эмоциям.

— Как приятно это слышать.

— В тот день, когда мы вместе приехали к дому Флемингов, вы не могли оторвать от нее глаз.

— Все так. Женщина она интересная.

— Вы смотрели на нее круглыми глазами, — заявил Гроувер. — Она ослепила вас!

— Ослепила? Круглые глаза? Гроувер, а не податься ли тебе в поэты?

— Вам захотелось трахнуть ее. Прямо там. И не отпирайтесь.

— Не буду отпираться. Хоть и не знаю, от чего.

— Господи, розовый мотоцикл! Жена федерального судьи, сама преподает в колледже, консультирует бостонскую полицию… и ездит на розовом мотоцикле. О, боже!

— Да, розовый мотоцикл покорил мое сердце, — признал Флинн.

— Вы не слышали ни одного ее слова. А ведь она созналась в совершении преступления, Френк! Но вы ее не слышали.

— Нет. Я не слышал ее признания.

— Посудите сами, Френк. Судья был старше ее на двадцать два года. Ей — тридцать один. Ему — пятьдесят три.

— Помнится, она что-то говорила по этому поводу.

— Она заезжает за мужем на работу, везет в ресторан у залива, где они обедают с большим количеством спиртного. Потом она отвозит его в аэропорт. Это существенно. Сразу ясно, что она пила гораздо меньше, чем он. То есть старикан здорово набрался.

— Понятно.

Гроувер припарковал «Форд» у тротуара напротив входа в терминал «Зефир эйруэйз» и выключил двигатель.

— А здесь, в аэропорту, она реализует свой замысел, приводит старикана к автомату, где он страхует свою жизнь на полмиллиона долларов. Притворяется, что не знает о страховом максимуме в сто двадцать пять тысяч. Это часть ее плана. Потом она может заявить, что с автоматом они просто играли, никакого злого умысла не было.

— Естественно.

К ним уже направлялся патрульный в блестящем дождевике.

— Она дожидается, пока чемодан судьи отправят на борт самолета. И сама говорит, что вещи собирала она, а судья в чемодан даже не заглянул.

Патрульный с силой забарабанил кулаком по стеклу со стороны Флинна.

Флинн даже не взглянул в его сторону.

— Потом она говорит, что поехала домой, легла спать и даже не знала, что этот чертов самолет взорвался сразу после взлета.

— Я по-прежнему не вижу никаких новых улик.

Патрульный все барабанил по стеклу, рискуя его разбить.

Флинн медленно опустил стекло, посмотрел на копа.

— Что вам угодно?

— Убирайте отсюда машину! Здесь стоянка запрещена! Живо!

— Нет, — ответил Флинн и поднял стекло. — Из сказанного тобой, Гроувер, я все равно не понимаю, почему ты решил арестовать миссис Флеминг.

— Все знают, что сын судьи — азартный игрок.

— Все?

— Все.

Патрульный уже барабанил кулаком по крыше автомобиля.

— Уж не обижайтесь, инспектор, — продолжил Гроувер с явным намерением обидеть, — но вы не коп.

Патрульный барабанил по крыше все сильнее.

Флинн чуть опустил стекло.

— Прекратите, — и опять поднял стекло.

— Возможно, этот парень, Чарлз Флеминг-младший, опять залез в долги.

— Я подозреваю, что так оно и есть.

— И это вам ни о чем не говорит?

— Нет. У нас нет доказательств того, что Чики был в аэропорту. Второе, получателем страховки указан не Чики. Его мачеха. — Флинн открыл дверцу, начал выбираться из кабины. — Не думаю, что ты знаешь больше моего, Гроувер.

— Я не знаю. Но вы слепы.

— Это возможно.

Патрульный уже стоял перед капотом, записывал номерной знак.

— Подумайте о тридцатиоднолетней девахе на розовом мотоцикле и пятидесятитрехлетнем дряхлом муже.

— Я думал.

Он уже выбрался на тротуар.

— Вы же не будете говорить мне, что эта дамочка смотрела только на своего мужа.

— Может, и нет.

Патрульный с силой вдавил квитанцию в грудь Флинна.

— Это самый большой штраф, какой ты платил в своей жизни, приятель.

Флинн не стал мешать квитанции падать на мокрый асфальт.

— А теперь живо убирайте отсюда машину!

— Отвали, — коротко бросил Флинн.

— Инспектор, вы по-прежнему не видите главного. — Гроувер вылез на мостовую, и теперь они говорили через мокрую крышу автомобиля.

— Инспектор? — переспросил патрульный.

— Миссис Флеминг тридцать один год, а ее приемному сыну — двадцать шесть.

— Ага! — вырвалось у Флинна.

Патрульный начал обходить «Форд» спереди, держа курс на Гроувера.

— Инспектор? — повторил он.

— Ага! — Флинн смотрел на Гроувера. — Так вот, значит, о чем ты думаешь?

— Именно об этом.

— Это инспектор Флинн? — спросил патрульный.

— Отвали, — рыкнул Гроувер.

Сержант Ричард Т. Уилен забрался в кабину, захлопнул дверцу, застыл.

— Г-м-м! — Флинн взглянул на патрульного: — Вот, значит, о чем он думает.

Флинн шагнул к бордюрному камню, открыл дверцу, наклонился, всунулся в кабину.

Гроувер смотрел прямо перед собой, сложив руки на груди.

— Ты считаешь, что Сасси убила судью, потому что влюблена в Чики?

— Да.

— Господи! Если бы в ФБР могли оценить безупречность логики, на которой строятся твои умозаключения, они никогда не стали бы жаловаться мне на тебя.

Флинн подцепил квитанцию носком ботинка, двинул ее в сторону патрульного.

— Вы мусорите.

Глава 24

Пола Киркмана Флинн нашел в коридоре отдела пассажирского обслуживания «Зефир эйруэйз». Даже в конце рабочего дня Киркман выглядел свеженьким, чистеньким, отглаженным.

— Привет.

— Привет, инспектор.

— Я не уверен в том, что мне нужно…

— А кто из нас, смертных, может со всей определенностью сказать, что ему нужно? Пройдемте в мой кабинет, — предложил Киркман.

Флюоресцентные лампы на потолке пульсировали.

На столе Киркмана лежала большая цветная схема пассажирских салонов «Боинга-707».

С какими-то надписями, стрелками, направленными к креслам.

Киркман сел за стол.

— А это что?

— Провел кое-какие исследования, — Киркман развернул схему к Флинну. — Подумал, вдруг кому-то понадобится. Я отметил, где сидели некоторые из пассажиров.

— Не все?

— Не все могут зарезервировать определенное место. Только пассажиры первого класса. А пассажиры экономического, если они только специально не просят посадить их в то или иное кресло, просто делятся на две группы: курящие и некурящие.

— Понятно, — кивнул Флинн. — И я вижу, что вы учились в хорошей школе — ваш почерк разобрать невозможно.

Киркман обошел стол, встал рядом с Флинном. Пробежался пальцем по первому ряду кресел.

— Видите? Маккарти, Хоун, Кэйрн, едва выговорил, Норрис, Голдман, Уилкокс.

— Ясно. А где, к примеру, сидел Дэрил Коновер?

— Здесь. Кресло пятнадцать-D.

— Откуда взялся пятнадцатый ряд? В первом салоне их всего двенадцать.

— Все ряды пассажирских кресел в самолетах «Зефир эйруэйз» нумеруются двузначными числами. По приказу главного дизайнера компании или какого-то другого гения. Это как-то связано с формой пластинок, которыми он украшает ручки кресел. Неразберихи от этого только прибавляется. Пассажиры, входя в салон, проходят мимо своего места, а потом возвращаются назад, мешая остальным. Первый ряд в салоне первого класса обозначен как десятый.

— То есть в первом классе находятся ряды с десятого по двадцать первый включительно?

— Двадцать второй, — поправил его Киркман. — Тринадцатого ряда нет.

— Ага, — кивнул Флинн. — Плохая примета.

— В этом рейсе все ряды оказались одинаково неудачными.

— А где сидел Липер?

— В конце салона. Вместе с менеджером. Ряд двадцать второй, места С и D. Разумеется, мы не знаем, кто из них двоих сидел на каком кресле.

— А судья Флеминг?

— С другой стороны прохода. Впереди. Четырнадцатый ряд, место А.

— То есть на самом деле он сидел на тринадцатом ряду, не так ли?

— Полагаю, что да. Или на четвертом.

— А трое мужчин, путешествующих вместе? — спросил Флинн. — Карсон, Бартлетт и Эбботт?

— Они занимали вот эти три кресла, — ответил Киркман. — Ряд семнадцать, А, В и, через проход, С.

Все еще в шляпе, в расстегнутом пальто, Флинн вскинул голову, всмотрелся в лицо Киркмана.

— В чем дело, инспектор? У вас такое лицо, словно вы муху проглотили.

Флинн ответил после долгой паузы, не сводя глаз с Киркмана.

— А вы у нас аккуратист.

— Благодарю. На моей работе без этого нельзя.

— Все время имеете дело с пассажирами, — покивал Флинн. — Как я понимаю, стараетесь изо всех сил, поддерживая имидж «Зефир эйруэйз».

Киркман вновь сел за стол.

— Стараюсь.

— Я именно об этом. Вы провожали пассажиров, улетающих в Лондон в три часа ночи: — Флинн уперся руками в колени. — Они собрались вместе из четырех городов Америки, включая Бостон. В этот час ваши сотрудники, конечно, были не в лучшей форме. Так?

— Так.

— Вы стояли в зале вылета, в вашем фирменном блейзере от «Зефир эйруэйз», у телескопического трапа, и что вы держали в руке?

— Ничего.

— Вы держали в руке пивную банку.

Киркман на мгновение задумался, вспоминая.

— Вы взяли пивную банку у Перси Липера, когда он направлялся к телескопическому трапу.

— Да.

— Что вы с ней сделали? Вы не могли бросить ее в мусорную корзинку, потому что Липер вскрыл банку, но пиво до конца не выпил.

— Точно.

— Однако ваша подготовка, образ компании, созданию которого вы содействуете, не позволяли вам стоять в зале вылета в фирменном блейзере и с банкой пива в руке. Я прав?

— Да.

— И что вы с ней сделали?

— Направился с ней в свой кабинет, сюда.

— Могу я утверждать, что вы направились в свой кабинет, едва банка с пивом перекочевала из руки Перси Липера в вашу?

— Да.

— То есть, если бы не банка, вы ушли бы из зала вылета позже?

— Да. Я ушел сразу.

— До того, как задраили пассажирский люк самолета?

— Не знаю. Не уверен.

— Но такое возможно?

— Да.

— Хорошо, мистер Киркман. Вчера вы сказали, что Перси Липер был последним пассажиром, поднявшимся на борт самолета.

— Я так думаю. Скорее всего последним.

— Вы также сказали вчера, что стюардесса, встречающая пассажиров, не видела посадочных талонов, потому что их собирал стюард у телескопического трапа.

— Я думаю, да.

— Раз стюардесса не собирала посадочные талоны, она не могла знать, сколько пассажиров должно быть на борту, а потому едва ли стала бы обращать внимание на пустое кресло, так?

— Мы ищем пассажира или пассажиров, только в том случае, если билет продан, а посадочный талон не сдан. На тот рейс стюард собрал все талоны. — Киркман коротко глянул на настенные часы. — Я не понимаю, к чему вы клоните, инспектор.

— Рассматриваю возможность того, что кто-то мог зайти в салон самолета, а потом выйти из него. Вы бы его не увидели. Вы уже несли в свой кабинет пивную банку.

— Стюардесса увидела бы его.

— В этом у меня тоже нет уверенности. Вы сказали, что в такой час, особенно на трансатлантическом рейсе, пассажиры вечно чем-то недовольны и что-то требуют. Так что в проходах суета. Опять же добавьте фактор Перси Липера. Энергичный, отлично сложенный мужчина, с синяками и наклейками на лице, который от счастья не может усидеть на одном месте. Естественно, он же стал чемпионом мира! Так что понятно, куда в этот момент смотрели все стюардессы, — на него.

— Инспектор, вчера мы подробно все обсудили. Почему этот человек или люди, которым следовало быть на борту, но которых там не оказалось, до сих пор не дали о себе знать?

— Об этом и речь.

— И потом Комитет авиационного контроля и Баумберг говорят, что бомба находилась не в пассажирском салоне, а в грузовом отсеке.

— Я знаю.

— Тогда зачем кому-то входить в самолет, чтобы потом выйти из него?

— Чтобы отдать вам посадочный талон.

— Не понимаю.

Флинн расправил поля мягкой твидовой шляпы.

— Опасно низводить людей до клочков бумаги. Иногда люди этим пользуются и оставляют вместо себя эти самые бумажонки.

— Так и произошло? — спросил Киркман. — В этот раз так и произошло?

— Возможно, — Флинн встал. — Возможно.

Глава 25

— Где-то здесь есть ломбард, — Флинн протер запотевшее ветровое стекло правой рукой. В левой он держал карту Коки. — Вот он. Остановись.

Гроувер нажал на педаль тормоза, машина остановилась чуть ли не посередине улицы. Он повернул ключ зажигания, выключая двигатель.

— Хорошо. Обиталище дьявола еще работает. Я скоро вернусь.

Стоя на тротуаре, он прижался лицом к мокрой решетке, вглядываясь сквозь запотевшее стекло в выставленные в витрине фотоаппараты, гитары, радиоприемники, трубы, наградные ленты, драгоценности, телевизоры и… скрипки. Особенно его заинтересовала скрипка, стоявшая в глубине витрины, еще не покрывшаяся пылью.

«Я отсюда слышу, как сладко она играет», — подумал Флинн.

Войдя в ломбард, указал на заинтересовавшую его скрипку:

— Если не возражаете, я хочу взглянуть на эту скрипку.

Из клетушки в дальнем конце ломбарда ему ответил старческий голос: «А так не видно?»

— Мне надо подержать ее в руках.

— Эта скрипка не продается, — продребезжало в ответ.

— В этом вы абсолютно правы.

Флинн достал скрипку из витрины и с ней направился к забранному решеткой оконцу, за которым сидел хозяин ломбарда.

— Эта скрипка заложена недавно. Срок выкупа еще не подошел.

— Тогда что она делает в витрине?

За решеткой седой старичок в белой, слишком большой для него рубашке, составлялв столбик монетки. Он пожал плечами.

— Это скрипка моего сына.

Старичок вновь пожал плечами:

— Если скрипка его, пусть принесет квитанцию. Вместе с деньгами.

— И сколько денег вы от него ждете?

Старичок посмотрел на бирку, которая висела на грифе скрипки.

— Сто долларов.

— Вы хотите сказать, что ссудили под эту скрипку сто долларов?

— Конечно. Это хорошая скрипка. Можете убедиться в этом сами.

— Где смычок?

— А вы пальцами.

Флинн ногтем поддел крайнюю струну.

— Сразу видно, вы не умеете играть на скрипке.

— А вы не только хозяин ломбарда, но и музыкальный критик?

— Поставьте скрипку на витрину, мистер. Она еще не продается.

— Естественно. Я забираю ее с собой.

Старичок недоуменно глядел на него сквозь решетку.

— Не заплатив вам ни цента, — добавил Флинн.

— Послушайте, мистер, разве я виноват в том, что ваш сын заложил мне свою скрипку?

— Мой сын? — Флинн изобразил изумление. — Вы хотите сказать, что скрипку принес вам рыжеволосый подросток?

Хозяин ломбарда глянул на густые темно-русые волосы Флинна.

— Да. Именно так.

— Слава богу! — Флинн изобразил безмерное облегчение. — Мой сын — блондин.

Старичок встретился с Флинном взглядом.

— Вы купили краденое, — отчеканил Флинн.

— Мистер, в этом штате действует закон, защищающий владельцев ломбардов от обвинений в скупке краденого.

— Неужели?

— Если мы что-то покупаем, подо что-то ссужаем деньги, нам нет нужды требовать доказательств того, что человек, предлагающий нам ту или иную вещь, является ее владельцем.

— У нас слишком много законов, — вздохнул Флинн.

У боковой стены на полу лежали с полдюжины скрипичных футляров.

Флинну потребовалась лишь секунда, чтобы поднять футляр Рэнди и поднести его к зарешеченному окошку.

— Бывал ли я в этом ломбарде раньше? — спросил Флинн.

— Возможно, — ответил старичок.

— Бывал ли я здесь после того, как в ломбарде появилась эта скрипка?

— Возможно.

— Скрипка, что я держу в правой руке, прибыла в ломбард в футляре, который я держу в левой?

— Возможно.

— Как зовут человека, который заложил эту скрипку?

— Я не знаю.

— Вы не обязаны спрашивать его имя, фамилию, адрес?

— Нет.

— Какой чудесный у нас закон, — пробурчал Флинн. — Очевидно, вам пришлось открыть футляр, чтобы достать скрипку?

— Возможно.

— И вы заметили, что внутри большими буквами написаны инициалы Р. Ф.?

Хозяин ломбарда молчал.

Положив скрипку на полку, Флинн раскрыл футляр. На крышке синели большие буквы Р. Ф.

— Вы спросили у человека, который принес вам скрипку, его ли инициалы Р. Ф.?

Флинн повернул футляр так, чтобы хозяин ломбарда мог разглядеть инициалы.

— Это могли быть инициалы предыдущего владельца скрипки.

— Не могли, а есть. Инициалы предыдущего и нынешнего владельца. — Флинн положил скрипку в футляр. — Вы не приняли необходимых мер предосторожности, дабы убедиться, что вы не скупаете краденое.

— Каких еще мер? Закон…

— К черту закон! — отрезал инспектор бостонской полиции Френсис Ксавьер Флинн. — Законов у нас слишком много!

— Мистер, если вы попытаетесь вынести скрипку из ломбарда, я вызову полицию.

— Я и есть полиция! — рыкнул инспектор бостонской полиции Френсис Ксавьер Флинн. У старичка округлились глаза. — Одну минуту.

Флинн порылся в карманах.

Показал хозяину ломбарда бляху.

— Вы — тот инспектор Флинн? Я читал о вас в газетах.

— Скоро вы прочтете в газетах о себе. Вы не только купили скрипку, зная, что она краденая. Вы купили ее у несовершеннолетнего!

Вновь старичок взглянул на него.

— Вы сами сказали, что эту скрипку вам продал подросток.

— Возможно.

— Пожалуйста, опишите мне этого подростка. Волосы рыжие?

Хозяин ломбарда мигнул.

— Разумеется, нет, — покивал Флинн. — Такого быть не могло. Рыжеволосые познают законы жизни в самом юном возрасте и никогда не совершают преступления в присутствии свидетелей. Так как выглядел подросток?

— Обычный парень.

— Черный или белый?

— Белый. Волосы черные.

— Сколько лет?

— Восемнадцать.

— Значит, пятнадцать?

— Возможно.

— Крепкий или хилый?

— Крепкий. Невысокий. Но кость широкая.

— Особые приметы?

— Обычный подросток, инспектор. Очень чистенький. С аккуратной прической.

— Чудо из чудес. Цвет глаз?

— Не знаю.

— Шрамы на лице?

— Нет. Сколотый зуб. Передний, — хозяин магазина показал на свои вставные, какой именно.

— Передний, — Флинн смотрел на вставные зубы старичка. — Один или два?

— Два. Кажется.

— А теперь вопрос исключительно из любопытства. По какому случаю вы все это запомнили?

— Очень чистенький парень, инспектор. Такое ощущение, что о нем хорошо заботятся. И тут сколотые зубы, да еще передние.

— Понятно, — кивнул Флинн. — Раз уж вы достаточно хорошо разглядели его, вернемся к возрасту подростка. Вы бы дали ему скорее пятнадцать лет, чем восемнадцать?

— Возможно.

Флинн снял футляр с прилавка.

— Благодарю вас за содействие.

Хозяин ломбарда пожал плечами.

Гроувер не сдвинул машину с середину мостовой.

Флинн положил скрипку на заднее сиденье.

Уселся на переднее.

— Тебя не затруднит подбросить меня до дома?

Гроувер так сильно нажал на педаль газа, что задние колеса провернулись на мокрой мостовой.

— Дерьмо! — вырвалось у него. — Еще одна скрипка!

Глава 26

Умывшись, Флинн сел во главе обеденного стола.

— Мальчики отзвонили?

Элсбет разливала суп.

— Тодд позвонил без пяти четыре. Рэнди — в четверть пятого.

Флинн положил салфетку на колени.

— Что-нибудь сообщили?

— С ними все в порядке, ничего больше.

— Хорошо.

Флинн попробовал только что сваренный Элсбет суп. Каждый день она готовила новый.

— Я нашел скрипку Рэнди. В ломбарде. Но забыл ее в машине.

Он намазал крекер сливочным сыром.

— Поверишь ли, министр иностранных дел Ифада, Рашин-аль-Хатид, под чужим паспортом улетел в Лондон рейсом восемьдесят авиакомпании «Зефир эйруэйз». Сидел он в семнадцатом ряду, кресло А, В или С.

— Это невозможно.

Сев напротив мужа, Элсбет пригубила суп.

— И ты так считаешь?

— Мало соли, — вынесла вердикт Элсбет. — Дженни, передай отцу соль.

Глава 27

— Михсон Таха? — осведомился Флинн.

Мужчина, открывший дверь «люкса», настороженно оглядывал Флинна.

В белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, без галстука, крепкий, широкоплечий мужчина с толстой, мускулистой шеей.

Такой в секретари не годился.

— Нет, конечно. Вы — Назим Салем Зияд.

Мужчина начал закрывать дверь.

Флинн сильно пнул ее, дверь выскользнула из рук Зияда, отбросила его в гостиную.

Флинн переступил порог.

— Прошу меня извинить, но мне надо поговорить с министром. Моя фамилия Флинн.

Все утро он объезжал службы безопасности различных первоклассных отелей Бостона, всюду показывая паспортные фотографии Михсона Тахи, Назима Салема Зияда и Рашин-аль-Хатида, задавая один и тот же простой вопрос: «Не вселялись ли в ваш отель трое мужчин, путешествующих вместе, под любыми фамилиями, в ночь с понедельника на вторник или чуть позже?»

Просматривались регистрационные книги, опрашивались портье и коридорные.

В одном отеле Флинн познакомился с президентом одного из канадских банков, которого сопровождали секретарь и шофер.

Наконец в одном из самых новых и дорогих отелей Бостона, «Королевском», портье сообщил Флинну, что трое мужчин прибыли во вторник утром, между половиной четвертого и четырьмя утра, и сняли «люкс». По фотографиям Флинна опознать их никто не смог. Завтракали, обедали и ужинали мужчины исключительно в «люксе».

В регистрационной книге они значились под фамилиями Десмонд, Эдуардс и Франчини.^[16]

— О-ля-ля, — промурлыкал Флинн. — Мы их нашли.

Флинну потребовалось несколько минут, чтобы убедить босса службы безопасности отеля «Королевский» не сопровождать его к «люксу», который занимали мужчины.

Причины своего интереса к этой троице Флинн объяснять не стал.

«Люкс» состоял из гостиной, двух спален и ванны. Через открытую дверь одной спальни Флинн видел две разобранные, сбитые постели.

Дверь второй спальни была закрыта.

Мужчина, сложением пожиже Назима Салема Зияда, в пиджаке и при галстуке, поднялся с дивана. Он проглядывал свежий номер «Плейбоя».

— Вы — Михсон Таха, — в голосе Флинна не слышалось вопросительных интонаций.

— А кто, позвольте спросить, вы?

— Раз я сюда пришел, значит, так надо.

Когда Флинн открывал дверь второй спальни, Михсон Таха схватил его за плечо.

Каблуком правого ботинка Флинн врезал ему по голени.

Михсон тут же убрал руки с плеча Флинна.

Рашин-аль-Хатид, министр иностранных дел Ифада, сидел на кровати, подложив под спину подушки, и читал старую, в кожаном переплете книгу.

— Добрый день, ваше превосходительство. — Флинн плотно закрыл за собой дверь. — Рад видеть вас в полном здравии.

Его превосходительство смотрел на Флетча поверх книги. Молча.

На нем тоже была белая рубашка, застегнутая на все пуговицы.

Никаких вещей в спальне Флинн не обнаружил.

Вещи остались в самолете.

Когда Флинн двинулся к изножию кровати, дверь в спальню вновь открылась.

Вошли Назим Салем Зияд и Михсон Таха.

Встали по обе стороны двери. Михсон Таха потирал ушибленную голень.

— Мне вменена печальная обязанность расследовать взрыв самолета, вылетевшего в Лондон рейсом восемьдесят авиакомпании «Зефир эйруэйз» в ночь с понедельника на вторник.

— Ужасный инцидент в долгой и ранее безупречной истории пассажирских перевозок, — отметил министр.

— Пятно, — согласился Флинн. — Пятно на репутации.

Министр положил книгу на живот.

— Мне хватило мудрости не лететь этим рейсом.

— Я знаю, — кивнул Флинн.

— Мы поднялись на борт самолета в твердом намерении улететь в Лондон, — устало продолжил министр, — в полной уверенности, что к нам отнесутся с должным почтением, но были жестоко разочарованы в своих надеждах.

— Вас хотели посадить на семнадцатый ряд, — уточнил Флинн.

— Да. Эти молодые дамы, которые рассаживали нас, сказали, что ничем не могут нам помочь, поскольку нас трое и мы путешествуем вместе. Одна из них сказала, что, возможно, ей удастся посадить нас на другие места, но только после взлета, но я, разумеется, не мог на это согласиться. Да и вообще эти молодые дамы едва замечали нас, потому что во все глаза смотрели на молодого человека, вошедшего в салон сразу за нами. С заклеенным пластырем лицом, машущего кулаками и назойливо повторяющего одно слово — «пеппеминт».

— Поэтому вы покинули самолет, — подытожил Флинн.

— У меня не было иного выбора, кроме как принять такое решение. В моих краях семнадцать считается самым несчастливым числом.

— Как у нас тринадцать, — кивнул Флинн.

— Ваше отношение к числу тринадцать основано на заблуждениях.

— И я всегда придерживался того же мнения, — согласился Флинн с его превосходительством.

— Я вообще не полетел бы на самолете, в салоне которого есть семнадцатый ряд. И то, что «Зефир эйруэйз» предложила мне лететь на таком самолете, можно истолковать однозначно: эта авиакомпания продемонстрировала полное пренебрежение к мудрости моего народа. Оскорбила нас до глубины души. — Его превосходительство улыбнулся своему помощнику: — И я крайне признателен моему секретарю, который указал на номер того ряда, в который нас хотели усадить. Иначе я бы ничего не заметил. Я просто не ожидал подобного безобразия.

— Что ж, — Флинн смотрел на министра, — именно таким я вас и представлял.

— Разве вы можете сказать, что я поступил неправильно? — спросил министр. — Останься я в в том кресле, я бы давно умер.

— Конечно, самолет же взорвался.

— Но без меня.

— И семнадцатый ряд на самом деле седьмой, если отсчет вести с единицы, или шестнадцатый, если считать от десяти и опустить тринадцать, как и сделали в «Зефир эйруэйз». Сто пятнадцать человек отправились в мир иной, но вы, ваше превосходительство, благодаря своей мудрости, наблюдательности и поддержке высших сил избежали этой участи.

Министр иностранных дел кивнул, показывая, что полностью согласен с выводом Флинна.

— Но мне любопытно, — продолжил Флинн, — почему вы храните в тайне свое спасение?

— В тайне?

— Вроде бы никому не известно, что вы остались в живых.

— Но нас послали сюда с очень ответственной дипломатической миссией, мистер… э…

— Френсис Ксавьер Флинн.

— Мистер Френсис Ксавьер Флинн. Ваш Государственный департамент снабдил нас, как бы это сказать, специальными паспортами, чтобы мы могли попасть на территорию Соединенных Штатов и завершить очень деликатные переговоры на условиях полной анонимности…

— Знаю я о ваших липовых паспортах, — кивнул Флинн. — Известно мне кое-что и о вашей деликатной миссии.

— Тогда вы понимаете, что мы не можем объявить о нашем чудесном, как вы сказали, спасении от беды.

— Действительно, логичное решение. А вот скажите мне, поедатель фиников, кому-нибудь вы сообщили о том, что вы все еще дышите?

Глаза министра превратились в щелочки.

— Мы поставили в известность нашу столицу.

— И как они отреагировали? — спросил Флинн. — Улицы заполнил ликующий народ?

— Мы ожидаем инструкций.

— Ожидаете, значит? А кто-нибудь подумал о том, чтобы уведомить великодушный и заботливый Государственный департамент Соединенных Штатов Америки о том, что владельцы липовых паспортов, выданных на фамилии Эбботт, Бартлетт и Карсон, в настоящий момент обретаются все в тех же Соединенных Штатах под фамилиями Десмонд, Эдуардс и Франчини?

— Такое уведомление, при необходимости, должно поступить из нашей столицы, — ответил Рашин-аль-Хатид.

— И пока, насколько вам известно, — Флинн подмигнул министру иностранных дел, — ваша столица словно воды в рот набрала.

Легкая тень тревоги пробежала по лицу министра.

— Мистер Ксавьер Флинн, мое правительство примет нужное решение в нужное время.

— Конечно, конечно. А пока мы имеем министра иностранных дел Республики Ифад чудесным образом вознесшимся из царства мертвых на четырнадцатый этаж бостонского отеля, точнее, на тринадцатый этаж. И теперь у вас на троих три липовых паспорта и шесть липовых фамилий. Между прочим, где вы взяли книгу, которую читаете? Она на арабском?

Прежде чем ответить, министр бросил короткий взгляд на телохранителя.

— В моем «дипломате».

— Ваш «дипломат» не нырнул в Бостонский залив вместе с самолетом?

— Нет. Я взял его с собой.

— И все бумаги сохранились?

Вновь пауза.

— Да.

— По весне не счесть не только цветов, но и чудес.

У двери спальни Флинн обернулся.

— Если не возражаете, я воспользуюсь вашим телефоном. Я устанавливаю у дверей вашего «люкса» круглосуточную охрану. Ни один человек, включая вас, не имеет права войти или выйти из «люкса» без моего разрешения.

— Мы арестованы, мистер Ксавьер Флинн?

— Защищены, — ответил Флинн. — Моя задача — защитить вас от всякого рода неожиданностей.

Глава 28

— Это еще что?

Флинн наклонился вперед, чуть ли не ткнулся носом в запотевшее, в каплях дождя лобовое стекло.

У ступеней, ведущих к Олд-Рекордс-Билдинг на Крейджи-Лейн, собралась толпа. Три телефургона от трех ведущих телекомпаний, машины с названиями различных газет на бортах запрудили мостовую. Кто-то из репортеров держал в руках телекамеры, кто-то — фотоаппараты, кто-то — микрофоны.

На ступенях, ведущих к Олд-Рекордс-Билдинг, лицом к толпе стоял Бейрд (Роберт Каллен) Хастингс, очень мрачный, засунув руки в карманы, подняв воротник.

— Останови машину, — приказал Флинн Гроуверу. — Дай-ка я выйду. На это надо посмотреть.

Хастингс отвечал на вопрос:

— В убийстве меня не обвинили. В массовом убийстве. Насколько мне известно, пока против меня не выдвинуто обвинение в этом чудовищном преступлении. Меня только допрашивали. Основательно. Полиция.

Следующего вопроса Флинн не услышал.

— Да, — ответил Бейрд Хастингс. — Мне сказали, что я — главный подозреваемый.

Не расслышал Флинн и третьего вопроса.

— Разумеется. Я это признаю. Когда я служил в армии, мне приходилось иметь дело со взрывчаткой. Более того, по военной специальности я — сапер-подрывник.

— И кто сказал вам, что вы — главный подозреваемый?

— Инспектор Флинн.

Флинн стоял позади толпы репортеров, поэтому большинство вопросов не долетали до него.

— Нет, сейчас ни динамита, ни других взрывчатых веществ у меня нет.

Опять Флинн не услышал вопроса.

— Да, это правда. Недавно я покупал динамит. И у меня была лицензия на его использование. Я хочу сказать, на покупку и использование. Я использовал его, чтобы взорвать скалы на моем участке.

— Ходят слухи, что часть динамита у вас осталась.

— Это не так. Я использовал весь динамит. Можете в любое время прийти ко мне. Сами увидите плоды моих трудов.

— Как мы можем увидеть скалы, которых уже нет?

— Мистер Хастингс, раз вы использовали для подрыва скал весь купленный вами динамит, значит, вы знали заранее, сколько его вам понадобится. Я хочу сказать, в обращении с динамитом вы не новичок.

— Конечно. Динамит — не то вещество, которое оставляют без присмотра.

— Таким образом, вы представляете себе, сколько нужно динамита, чтобы подорвать «Боинг-707?»

Хастингс пожал плечами:

— Не много.

— Немного динамита?

— Именно так. Чтобы взорвать самолет, много динамита не нужно.

Очередной вопрос унес ветер.

Хастингс потер кончик носа.

— Я очень любил этого человека. Дэрил Коновер был одним из величайших актеров нашего времени… и не только шекспировского театра. Может, самым великим. — Рука Хастингса что-то смахнула с его правого глаза. — Мне он был и очень близким другом.

— Это правда, что вы крепко повздорили в день премьеры?

— Разумеется, нет.

— Тогда почему он так внезапно улетел в Лондон?

— Что-то его расстроило. Очень расстроило. Что-то связанное с налогами. Английскими налогами.

— Поэтому он полетел домой? В Англию? Чтобы заплатить налоги?

Хастингс засек в толпе Флинна.

Быстро отвел глаза.

Помедлил с ответом.

— Коновер уехал не насовсем. Он не отказался играть в моем «Гамлете». Просто у него возникли серьезные личные проблемы. Что-то, связанное с налогами. Мы как раз изыскивали способ все уладить.

Флинн, прорезая толпу, поднимался по ступеням, держа курс на дверь. Уже подходя к ней, с поднятым воротником, надвинув шляпу на лоб, он услышал очередной ответ Хастингса: «Да. Я здесь, потому что меня ждут новые допросы. Я хочу сказать, полиция еще не все выяснила. Меня хочет видеть… инспектор Флинн».

* * *

В кабинете, жалея о том, что не перекусил в отеле, Флинн слушал рокочущий в телефонной трубке голос Джона Роя Придди — Б. Н. Зеро.

— Должен сообщить тебе ужасную новость, Френк.

— Неужели?

— Да. Я так не люблю говорить о грустном.

— Но разве вам нравится, чтобы эти грустные новости вытягивали из вас?

— Умер один из твоих друзей, Френк.

— И кто же?

— Ты уверен, что готов услышать печальную весть?

— Постараюсь выдержать удар.

— Ты сидишь, Френк?

— Подпрыгиваю от нетерпения. Меня могут упомянуть в завещании.

— Я получил две депеши из Эйнсли, столицы Республики Ифад.

— Нет! Только не это!

— К сожалению.

— Не может быть!

— В первой написано, зачитываю дословно: «Правительство Республики Ифад…»

— Это невозможно!

— «…с прискорбием сообщает о смерти министра иностранных дел Рашин-аль-Хатида, сорока шести лет».

— Бедняга. Он долго страдал?

— «Министр скончался скоропостижно, предположительно от сердечного приступа, поздно вечером, за рабочим столом».

— Он умер, служа родине.

— Мне продолжать? Там написано, что он занимал этот высокий пост только шесть недель…

— Шесть недель?

— Да.

— Он вознесся.

— Что?

— В данный момент он находится на четырнадцатом этаже бостонского отеля.

— Кто «он»?

— Рашин-аль-Хатид. А также Назим Салем Зияд. И Михсон Таха.

— Ты серьезно?

— Да. Только что ушел от них.

— И что они там делают?

— Сомневаюсь, что ждут четвертого, чтобы сыграть в бридж.

— В самолете их не было?

— Они зашли в салон и тут же вышли. Поэтому мы и думали, что они улетели. Они сдали посадочные талоны. Но авиакомпания поступила бестактно, попытавшись посадить его превосходительство на семнадцатый ряд.

— Какой кошмар!

— У всех случаются проколы. Даже у авиакомпаний.

— Значит, они покинули самолет? И никто этого не заметил?

— Получается, что нет.

— Тогда почему они молчат?

— Ожидают инструкций из столицы.

— Ага! Похоже, инструкции они получили! Это называется, выкручивайтесь, как знаете, Френк.

— Помнится, один раз такое случилось и со мной. Но не думаю, что мне надо напоминать вам об этом, сэр.

— И что ты собираешься с ними делать?

— В данный момент их охраняет доблестная бостонская полиция. Я поставил копа у двери их «люкса».

— Кто-нибудь об этом знает?

— Нет.

— Хорошо. Пусть так и будет. Ты хочешь узнать содержание второй депеши?

— Если она такая же забавная, как первая.

— Депеша неофициальная. От наших агентов в Ифаде.

— Сэр, я в нетерпении.

— Они сообщают, что Китай продает Ифаду оружие на полмиллиарда долларов.

Взгляд Флинна обежал четыре угла стола. Потом вновь сосредоточился на его середине.

— Френк? Ты меня слышишь?

— Думаю, что да. Но не уверен. Это достоверная информация?

— Возможно, — ответил Б. Н. Зеро. — Возможно, и нет.

— Скажите мне, сэр. Тот переводчик с китайского все еще живет в Монреале?

— Да.

— По тому же адресу?

— Да. Ты хочешь повидаться с ним?

— Не знаю, — ответил Флинн. — Сейчас я ничего не знаю.

— Я рад, что ты занялся этим делом, Френк.

— Той ночью в Массачусетском заливе засекли русскую подлодку. Русскую, так, не китайскую?

— Совершенно верно. Русскую.

— В этом деле больно уж много свободных концов.

— Потому-то оно такое интересное, не так ли, Френк?

— …Все так.

* * *

— Я не знаю, каким должен быть следующий ход.

Флинн стоял над шахматной доской, оценивая позицию. Он услышал, как в кабинет вошел Коки, подволакивая левую ногу.

Коки бросил взгляд на доску, потом на Флинна.

— Не знаешь?

— Нет. Не знаю. Это означает, что надо подумать.

— В коридоре ждет мистер Хастингс. Хочет повидаться с тобой.

— Я знаю. Читал об этом в газетах. Или прочту.

— Пригласить его в кабинет?

— Валяй, Коки. Преодолевая страх и колебания, мы ищем путь к спасению. После его ухода я тоже покину этот кабинет. Собираюсь посетить школу Картрайта. Немного отдохнуть и расслабиться, если ты понимаешь, о чем я.

Коки улыбнулся.

— Следующий ход очевиден, инспектор.

— Неужели? Действительно.

Бейрд Хастингс вошел в кабинет Флинна, так и не вытащив руки из карманов.

— Вы неплохо сыграли роль прокурора. Едва ли у меня получилось бы лучше. Если б я собрал пресс-конференцию.

Губы Хастингса искривились в легкой улыбке.

— Поверите ли, но в данный момент у меня нет никакого желания допрашивать вас. Мне не хочется разочаровывать вашу аудиторию, но…

— Я же говорил вам, инспектор, я не остановлюсь ни перед чем, лишь бы не допустить закрытия «Гамлета». Даже без Дэрила Коновера.

— Ни перед чем?

— Именно так. Пусть даже меня обвинят в этом чудовищном преступлении.

— Ни перед чем… Мистер Хастингс, это означает, что вы действительно могли его совершить.

— Карьера и благополучие слишком многих людей зависят от того, будем ли мы и дальше играть «Гамлета», даже если этот говнюк Коновер сделал нам ручкой.

— Уже и говнюк? «Я очень любил этого человека, — процитировал Флинн. — Дэрил Коновер был одним из величайших актеров нашего времени… и не только шекспировского театра. Может, самым великим, — Флинн выдержал драматическую паузу. — Мне он был и очень близким другом». Вы это сказали сами?

— А из вас получился бы неплохой актер, инспектор.

— Спасибо тебе, господи, за мои ирландские уши. Интонации они улавливают безошибочно. Разумеется, вы забыли упомянуть, что ваши благосостояние и карьера напрямую зависят от того, будут ли в Колониальном театре давать «Гамлета». С Дэрилом Коновером. Или без него.

— Я честно об этом сказал.

— Сказали, но только мне.

— Благодаря этой пресс-конференции зал снова будет полон, и мы, возможно, попадем в Нью-Йорк.

— Я и сам догадался, к чему вы клоните. Надеюсь, вы извините меня, если я не прав, но я думаю, что в вашем бизнесе такой прием называется не иначе как дешевый рекламный трюк. Я не ошибся?

— Послушайте. Люди повалят в театр, чтобы только взглянуть на меня. Меня — главного подозреваемого. Они будут сидеть в зале, смотреть на Рода, мордующего «Гамлета», но видеть они будут Дэрила Коновера, скорбеть о нем, утешать себя мыслью о том, что этого Гамлета уже никому не удастся сравнить с другим, коноверовским.

— И все это время, — добавил Флинн, — вы будете мрачно бродить по театру, составляя конкуренцию отцу Гамлета, печальный и взвинченный, дозволяя людям щекотать свои нервы мыслью о том, что именно вы, возможно, убили Дэрила Коновера и еще сто семнадцать человек. Вы тоже не без таланта, мистер Хастингс.

Бейрд Хастингс долго смотрел в пол.

Потом вскинул глаза на Флинна.

— Вы ставите мне это в вину?

— Я думаю, что на моей памяти это самая эффектная попытка снять подозрения с главного подозреваемого.

Глава 29

— Вы только посмотрите, что у меня здесь.

Флинн изобразил искреннее изумление, обнаружив в кармане жилетки брошь, которую Ирвин Морис Флетчер прислал его дочери.

Он протянул брошь парню, который стоял рядом. Тот взял брошь.

— Камни настоящие?

— Да.

Хоккейная команда школы Картрайта закончила тренировку десять или пятнадцать минут тому назад (до этого Флинн полчаса следил, как тренер гоняет их по льду), и мальчишки, стянув потную форму с разгоряченных тел, уже засунули ее в металлические ящики.

Из душа они возвращались с раскрасневшейся от мыла и горячей воды кожей.

Одежду они натягивали прямо на мокрое тело. Сушили только волосы, которые потом аккуратно причесывали.

Проблемы с зубами были у троих. У одного недоставало верхнего зуба (из душевой он вернулся с вставным). Второму скололи два нижних. Третьему — два верхних.

Брошь Дженни переходила из рук в руки.

— Подумать только, подарить такую вещицу двенадцатилетней девочке! — воскликнул Флинн.

— Что? Эту брошь подарили Дженни?

— Да.

— А что это за красный камень? — спросил кто-то из мальчишек.

— Рубин, — ответил Флинн.

— У моей сестры есть такая брошь, — сказал мальчишка.

— Нет у нее такой броши, — возразил другой.

— Точно нет, — согласился с ним Флинн.

Повернулся спиной к мальчишкам, подошел к фонтанчику, попил водички.

Когда вновь посмотрел на мальчишек, брошь исчезла.

Парень, которому он давал брошь, надевал свитер. «На коньках ты отдыхаешь, как Бобби Орр, Тони, — говорил он кому-то. — Жаль, что во всем остальном ты ему сильно уступаешь».

У двери другой парень застегивал куртку.

С двумя сколотыми верхними зубами.

Он взял ранец с учебниками со скамьи, открыл дверь свободной рукой и вышел, ни с кем не попрощавшись. Один.

Лавируя между одевающимися мальчишками, Флинн последовал за ним.

Глава 30

Он подождал, пока парень оглянется и увидит: Флинн идет следом. В темноте белки парня белели, как два блюдца.

— Подожди меня, юноша. Составлю тебе компанию.

Мальчишка остановился. Под уличным фонарем.

— Откуда вы знаете, что нам по дороге?

— Куда бы ты ни шел, юноша, я могу сказать тебе, что идешь ты не туда.

Дыхание мальчишки участилось.

Флинн подошел к нему вплотную.

— Ты — вор.

Тело мальчишки, готового сорваться с места, напряглось.

Флинн положил ему руку на плечо и сжал, показывая мальчишке, что от него, Флинна, тому не уйти.

— Вы не имеете права…

Флинн расстегнул «молнию» на нижнем правом кармане куртки, порылся в нем левой рукой.

Достал из кармана брошку Дженни.

Сунул ее под нос подростку. Камни заиграли в свете уличного фонаря.

Мальчишка отвел глаза.

— Может, ты еще и не вор, — мягко продолжил Флинн, — но в последнее время ты много чего украл.

Флинн опустил брошь в карман своего пальто. Отпустил плечо подростка.

— Как тебя зовут, юноша?

— Вы — отец Тодда Флинна?

— Да.

— Черт.

— Может, теперь ты скажешь мне свое имя?

— Что вы теперь сделаете? Я насчет брошки?

— Постараюсь вместе с тобой разобраться, почему так вышло. Почему ты воруешь.

— Вы собираетесь сдать меня? Отвести к копам?

Флинн улыбался.

— Господи, — вырвалось у подростка. — Вы же коп. Инспектор Флинн. Дерьмо!

— Хватит болтовни. Скажешь ты наконец, как тебя зовут?

Подросток оглянулся на школьные ворота.

— Кэри. Кэри Дикерман. И что теперь сделаете со мной?

— Думаю, мы пройдемся. Далеко ты живешь?

— В двух кварталах.

— В путь, юноша! Мы будем идти, а ты — говорить.

Мужчина и подросток зашагали по темному зимнему тротуару. Молчание нарушил Флинн:

— Скажи мне, почему ты тащишь все, что не привинчено к полу?

— А что еще мне остается делать?

— Вроде бы на свете много других занятий.

Кэри пожал плечами:

— Деньги.

Флинн молчал.

Кэри перекинул ранец с учебниками с одного плеча на другое.

Потом вернул его на прежнее место.

— Отец ушел.

— Это, конечно, печально.

С придыханием, не останавливаясь, Кэри выплеснул все:

— После Рождества. Не мог больше терпеть. Не знал, что и делать. Я понятия не имею, где он сейчас. Он старался. Действительно старался. Винил себя. Говорил, что все это из-за него. И просто не знал, что делать. Не доверял даже себе. Он… боялся, что потеряет и меня. Ушел. Бедняга.

Они замедлили шаг.

— Дом, — продолжил Кэри. — Я ничего не знаю о закладных… банках. Нужна еда. Я заплатил за газ.

Флинн положил руку подростку на плечо.

— Я еще надеюсь, что он вернется.

Кэри выскользнул из-под руки Флинна.

— Я заходил в электрическую компанию, телефонную. Заплатил наличными. Насчет учебы я ничего не делал. Даже не знаю, сколько стоит мое обучение.

Дыхание Кэри стало ровнее.

— Отец просто не знал, что и делать. Обиделся. Разочаровался. Не знал, что предпринять.

Кэри Дикерман остановился у скромного кирпичного дома.

— Ты тут живешь?

— Да.

Свет горел в одном окне.

— Можно мне войти?

Подросток всмотрелся в лицо Флинна.

— А вы хотите…

— Да.

Кэри пожал плечами и поднялся по ступенькам. Достал ключ из заднего кармана брюк, открыл дверь.

Флинн вошел в дом. Кэри пытался вытащить ключ из замка.

В гостиной на деревянном стуле с жесткой спинкой сидела женщина, скрестив ноги в лодыжках, положив руки на колени.

Рядом с ней, на перевернутом деревянном ящике из-под грейпфрутов, стояли полная окурков пепельница и несколько стаканов.

Освещала гостиную настольная лампа, стоявшая на полу, в отдалении от женщины.

Другой мебели в гостиной не было.

Флинн обратил внимание, что волосы женщины аккуратно расчесаны, а зрачков практически нет — только серая радужка.

Флинн остался на пороге гостиной.

Женщина посмотрела на Флинна.

— Это… Кэри… ты… Кэри?

Кэри закрыл входную дверь.

Остался в прихожей, глядя на сидящую в гостиной мать.

— Там стояло пианино, — вырвалось у него.

— Ты знаешь, что она принимает? — спросил Флинн.

— Нет. И я не знаю, где она это хранит. Не знаю, как принимает и когда.

— Понятно, — кивнул Флинн. — Мне следовало бы побольше знать об этом, но я не знаю. Скажи мне, юноша, ты сможешь сам приготовить себе ужин?

— Конечно. — Кэри мотнул головой в сторону матери: — Она также пьет. А ведь была такой хорошей женщиной.

— И что ты будешь с ней делать? Уложишь в постель?

— Нет. Мне придется оставить ее здесь. Я только заберу ее сигареты. И спички. Чтобы она не сожгла то, что осталось в доме. Ничто ей не чуждо. Она пьет, курит, ширяется, глотает колеса. Полный букет.

Кэри вздохнул и сел на другой стул.

— Скажи мне, сынок, почему ты никому об этом не сказал?

— Об этом не будешь кричать на всех углах.

— Да, конечно, но… твоя мать больна, Кэри. Ты это понимаешь?

Кэри покачал головой.

— Семья Дикерман состоит в церковной общине?

— Да, при методистской церкви. Методистская церковь Уэнтуорта. Конечно, мы давно туда не ходили.

— Знаешь, парень, я подозреваю, ты хотел попасться на краже гораздо раньше. Я прав?

Кэри встал.

— Мне надо делать уроки.

Подхватил с пола ранец с книгами.

— Между прочим, сколько тебе дали в ломбарде за скрипку Рэнди?

— Двадцать долларов, — Кэри пожал плечами. — Он знал, что скрипка краденая.

Флинн наблюдал, как подросток поднимается по лестнице, с учебниками и гордо поднятой головой.

Потом ушел.

Глава 31

— Па?

— Добрый вечер, Рэнди, — Флинн взглянул на часы. Четверть третьего. — Доброе утро.

Флинн пришлепал в коридор босиком. Отступил на шаг, чтобы встать на коврик.

— Я нашел «Три эл».

— Правда? Молодец. Где они?

— Дом тринадцать девятнадцать по Фоберг-стрит.

— И где ты сейчас?

— В телефонной будке на улице. У винного магазина «Носорог».

— Понял! Что ты можешь сказать? Кто они? Сколько их?

— Тебя ждет сюрприз.

— Не может быть.

— Ты не поверишь, но Лига лишних людей — это один чокнутый с пишущей машинкой и баллончиком с краской.

— Я поверю чему угодно.

— Он — псих, па. Он не мог взорвать самолет.

— Почему ты так решил?

— Он не смог бы подготовить взрыв. Он не может упорядочить даже свою жизнь. Говорю тебе, па, у него совсем съехала крыша. Он чокнулся.

— Ты уверен, что он не входит в какую-то группу?

— Он и есть группа. Вся группа. Этот парень, один из тех, с кем я познакомился, привел меня к нему.

— Откуда он узнал про «Три эл?»

— В Кембридже о Джейде знают все. Он — местная знаменитость.

— Все, кроме полиции.

— Полиция тоже знает. Они просто не хотят его сдавать. Он абсолютно безобиден.

— Он называет себя Джейдом?

— Да. Я говорил с ним с одиннадцати часов. Вернее, слушал его бред.

— Он сказал что-нибудь о самолете?

— Он вещал о норках.

— Норках?

— Ну да, маленьких таких зверьках, из которых шьют шубы.

— Ничего про них не знаю.

— Джейд говорит, что при малейшем признаке опасности они пожирают своих детенышей.

— И того же, после взрыва самолета, он ждал от бостонцев?

— Он не взрывал самолет, па.

— Второй парень с тобой?

— Нет, я подождал, пока он уйдет, а уж потом позвонил тебе.

— Хорошо, Рэнди. Оставайся там. Около винного магазина. «Носорог», говоришь? Я созвонюсь с кембриджской полицией и тоже подъеду.

— Можешь не торопиться, па. Если хочешь, выпей перед уходом чашечку чая.

— Спасибо, сынок. До скорой встречи.

— Ты приедешь с Гроувером?

— Учитывая некоторые известные тебе обстоятельства, Гроувера лучше оставить в его конуре… где он, я надеюсь, сейчас и пребывает. При упоминании твоего имени он переходит на крик. Хотя я не могу понять почему.

Рэнди расхохотался.

— У тебя все в порядке?

— Конечно.

— Хорошо, Рэнди. Буду через несколько минут.

— Я голоден.

— Что?

— Есть хочется!

— А разве с тобой бывало иначе?

* * *

Флинн не положил трубку даже после двенадцатого гудка.

— Алло?

— Сасси?

— Кто это?

— Френк Флинн, Сасси. Можете проснуться?

— Я приняла таблетку. Секонал. Который час?

— Без двадцати пяти три. Напеть вам мелодию «Frère Jacques»?^[17]

— С Чики все в порядке?

— Почему вы спрашиваете?

— Вы звоните мне в половине третьего ночи…

— Я хочу, чтобы вы в самое ближайшее время встретились со мной у дома тринадцать девятнадцать по Фоберг-стрит в Кембридже.

— Что?

— Ориентируйтесь на вывеску винного магазина «Носорог». Я буду поблизости.

— Френк, право же! Если вы именно так устраиваете встречи с…

— Хватит! Я звоню по делу.

— Естественно. Все-таки половина третьего ночи.

— Мы нашли «Три эл».

— Лигу лишних людей?

— Совершенно верно.

— Послушайте, Френк, я не хочу принимать участие в штурме, вдыхать слезоточивый газ, слышать треск пулеметов и грохот базук. Это не по моей части.

— Для спящего вы что-то очень разговорчивы.

— Вы меня слышали.

— Слышал. А теперь почистите перышки и, пожалуйста, скоренько приезжайте в Кембридж. У вас же есть розовый мотоцикл.

— Мотоцикл?

— Обещаю вам, базуки стрелять не будут. И пулеметы тоже.

— А как насчет слезоточивого газа?

— Вы покинете Кембридж без единой слезинки.

— Ладно. Хорошо хоть, я знаю, что вы не пьете. Какой номер дома по Фоберг-стрит?

— Тринадцать-девятнадцать. Около винного магазина «Носорог». Запомните?

— Да.

— Хорошо. С вами приятно иметь дело.

Глава 32

— Сволочи! — угрожающе вопил мужчина.

Он держал их на пороге грязной обшарпанной квартиры на втором этаже дома 1319 по Фоберг-стрит, нацелив на них баллончик с краской.

Стоило кому-то из них, а у порога сгрудились два кембриджских детектива, Флинн, Сасси Флеминг и Рэнди, что-то сказать или шагнуть вперед, мужчина, называвший себя Джейд, он же Лига лишних людей, нажимал на кнопку. Из баллончика вырывалось облако черной краски и медленно оседало на пол: они находились на безопасном расстоянии.

При этом Джейд проповедовал:

— Убивайте с любовью, говорю я. Убивайте с любовью! Пока не поздно, убивайте с любовью! Скоро нам не хватит земли. Скоро нам не хватит еды. Скоро нам не хватит воды. Скоро нам не хватит воздуха. Вот тогда настанет Армагеддон! Брат будет убивать брата, отец — ребенка, не из любви, а в ненависти, не из доброты, а от жадности! Землю, еду, воду, воздух он возжелает для себя!

Флинн раз за разом делал шажок вперед и тут же подавался назад. В результате все новые облачка черной краски пятнали пол.

А в баллончике, соответственно, краски оставалось все меньше.

— Убивайте невинных сейчас! Убивайте невинных безвинно! Пусть ничто не удерживает вас от убийств по любви!

Худой, как спичка, Джейд, стоял на полу босиком, одетый в черные брюки и когда-то белую футболку. Немытые черные вьющиеся волосы торчали во все стороны, падали на плечи. А за толстенными линзами очков безумным светом горели его глаза.

— Когда-то давно возникла необходимость привести людей в этот мир. Кормить животных, валить лес, пахать поля. Но теперь, теперь! Господи, теперь! Долг каждого — освободить мир от как можно большего числа людей. (Черное облачко.) Не приближайтесь ко мне. Я — ваш пророк!

На карточном столике стояла пишущая машинка «ИБМ». Стула не было. На полу, у стен, лежали и стояли плакаты, изготовленные из картона с надписями черной краской: «УБЕЙ СОСЕДА!», «МАССОВЫЕ УБИЙСТВА — НА КОНВЕЙЕР!», «УБИВАЙ БЕЗ РАЗБОРА!», «ВНЕСИ СВОЮ ЛЕПТУ — УБЕЙ КОГО-НИБУДЬ СЕГОДНЯ!» Некоторые плакаты украшали красные и зеленые завитушки.

В углу лежали газеты. Пропитанные мочой. На них — человеческие экскременты.

Запах краски перебивал остальные, более неприятные запахи.

— Слушайте слова Гераклита и осваивайте приемы благородной войны! (Черное облачко!) Возьмите ваших молодых, ваших здоровых, ваших сильных — самых лучших — и поставьте друг против друга с мечами в руках.) (Облачко краски.) Особенно молодых, физически крепких, не познавших женщину! Используйте их как пушечное мясо! Уничтожьте их, прежде чем они уничтожат вас, прежде чем они уничтожат жизнь… прежде чем они наплодят себе подобных!

Приехав на Фоберг-стрит, Флинн не нашел Рэнди у винного магазина «Носорог».

Вместе с двумя кембриджскими копами Рэнди отправился в квартиру на втором этаже дома 1319.

Их прибытие положило начало Речи Джейда.

Флинн пожал руки копам, протянул Рэнди сандвич с ореховым маслом и бутылку кока-колы.

Несмотря на запах, несмотря на призывы к смерти, Рэнди в один момент слупил сандвич, запив его кокой.

— Человек создал эти замечательные машины смерти лишь для того, чтобы использовать их! И он их обязательно использует. Вспомним об отравляющих газах, запрещенных Женевской конвенцией! (Черное облачко!) А теперь подумаем о тех ядовитых веществах, что вываливаются на нас из каждой дымовой или канализационной трубы? Разве они не запрещены той же Женевской конвенцией? На Земле уже идет война, война презрения и жадности, и вот оно, оружие этой войны. Это война человека против себя самого!

Вскоре прибыла и Сасси, в элегантном бежевом брючном костюме, поморщила носик, в квартире пророка пахло отнюдь не благовониями, присоединилась к слушателям.

— Убивайте с открытой душой, говорю я! Избавьтесь от презрения и жадности. Убивайте не тайно, но открыто, с верой, надеждой и любовью, ибо убийства эти несут добро и милосердны по сути!

— Негоже слушать такое отцу пятерых детей, — пожаловался Флинн Сасси.

— Как я понимаю, вы признаете, что не все ваши решения правильные.

— Признаю, — Флинн положил руку на плечо Рэнди. — Всегда признавал.

Один из кембриджских детективов повернулся к нему.

— Машина у нас внизу, инспектор. Мы можем забрать эту обезьяну.

— И что вы с ним сделаете?

— Я с ним разберусь, Френк, — вставила Сасси. — Это по моей части.

— Это доктор Сара Флеминг, — представил Флинн даму кембриджским детективам.

Детективы пожали ей руку.

— Я о вас слышал, — улыбнулся один.

— Благодарю.

— Ваша помощь будет очень кстати. У нас столько таких мартышек, что впору открывать зоопарк.

— Интересный тип, — заметила Сасси. — Рассуждает абсолютно здраво, отталкиваясь от исходной аксиомы.

— Да, — согласился детектив. — Совсем чокнулся.

— Хорошо. — Флинн повернулся к детективам. — Вы уже поняли, как опустошить баллончик. Шаг вперед и тут же назад. Это просто.

— СДОХНИТЕ!

Джейд, видя, что его уже не слушают, возвысил голос.

— ЭТО САМОЕ МЕНЬШЕЕ, что вы можете сделать для мира. Не способны улучшить его, убивая других, — освободите то место, что занимаете сами!

— Пошли, Рэнди. Давай освободим то место, что мы сейчас занимаем. Домой и спать.

— Спасибо, что позвонили мне, Френк, — Сасси коснулась его руки. — Я проведу с нашим пророком смерти курс терапии.

— Самолет он не взрывал?

— Нет. Я в этом уверена.

— А вы?

Она в изумлении уставилась на Флинна, улыбнулась, но ничего не сказала.

* * *

Рэнди бросил рюкзак на заднее сиденье семейного автомобиля, черного «Чекера», сел на переднее, рядом с отцом.

— Отличная работа, юноша! — Флинн повернул в сторону Массачусетс-авеню.

— Теперь я могу принять душ?

Флинн потянул носом воздух.

— Я тебе это настоятельно рекомендую.

Глава 33

В пятницу утром, после завтрака, Флинн вымыл кофейную чашку и наполнил ее травяным чаем.

Затем унес ее в кабинет и плотно притворил за собой дверь.

Нашел в телефонном справочнике нужный ему номер, набрал.

— Методистская церковь Уэнтуорта. Доброе утро.

— Я не знаю, как вас зовут…

— Джерри Лашер.

— Вы — тамошний священник?

— Да. Чем я могу вам помочь?

— С вами говорит мистер Финнеган, доктор Лашер. Из «Трех эл».

В трубке ахнули.

— Из Лиги людской ласки, — уточнил Флинн.

— Понятно, — отозвались на другом конце провода.

— Наша цель — помогать людям.

— Слава богу. Я думал, что вы, понимаете, из другой лиги, о которой…

— Нет, нет. Ваша паства может ни о чем не беспокоиться, — заверил его Флинн.

— …я читал в газетах, — закончил фразу священник.

— Как я понимаю, среди ваших прихожан есть семья по фамилии Дикерман?

— Дикерман. Да. Дикерман. Действительно, раньше они посещали нашу церковь.

— Раньше?

— Да. Я думаю, они переехали. Уже с год как.

— Они не переехали, доктор Лашер.

— Нет? Может, они присоединились к другой общине.

— Они не присоединились к другой общине.

— Да? А что с ними случилось? Я уже год их не видел.

— У них серьезные неприятности.

— Какая жалость. Я могу что-нибудь сделать?

— Миссис Дикерман пристрастилась к наркотикам.

— О, это ужасно!

— Мистер Дикерман, не зная, как удержать ситуацию под контролем и, возможно, виня во всем себя, перед Рождеством ушел из дома, бросив семью.

— Какой кошмар. Что-то похожее случилось у нас в тысяча…

— Случилось и сейчас, доктор Лашер. Я полагаю, что семья Дикерман нуждается в поддержке общины.

— Да, конечно.

— Я даже думаю, что мистер Дикерман подался в горы, или куда-то еще, в надежде, что община не бросит его семью и окажет ей необходимую помощь.

— Мы не могли помочь, потому что ничего не знали.

— Вот для этого и нужна Лига людской ласки, доктор Лашер. Наше дело — подать сигнал тревоги.

— Вроде бы у них был мальчик. Симпатичный парень…

— Да. Кэри Дикерман. Ему почти пятнадцать.

— Такой взрослый?

— Такой взрослый. Но недостаточно взрослый по закону, чтобы пойти работать.

— Это одна из тех ситуаций…

— Совершенно верно, — согласился Флинн.

— Сейчас в доме Дикерманов кто-нибудь есть?

— Думаю, что да, — ответил Флинн. — Вчера вечером я видел миссис Дикерман в состоянии наркотического транса. Мальчик, полагаю, сейчас в школе. Хороший юноша.

— Я немедленно иду туда. Только узнаю, может ли пойти со мной доктор Мур. Вы с ним знакомы?

— Нет.

— Он — мой прихожанин и работает именно с такими пациентами. Не жалеет времени для церкви. Вы полагаете, что миссис Дикерман нуждается в госпитализации?

— Да. Я в этом уверен. Но квалифицированное заключение сможет дать только доктор Мур.

— Что ж, мы этим займемся немедленно. В таких делах… Между прочим, а как зовут миссис Дикерман?

— Не знаю.

— Было бы проще, знаете ли, если б мы обратились к ней по имени.

— Вы абсолютно правы.

— Я вам очень признателен за этот звонок. Между прочим, вы и ваша Лига лишних людей, ой, простите, людской ласки, намерены и дальше участвовать в судьбе семьи Дикерман?

— Нет, — ответил Флинн. — Наше дело — дать вам знать.

— Премного вам благодарен. Я вот думаю, может, у вас есть какие-то фонды, которые вы могли бы использовать в…

— Нет. Таких фондов у нас нет.

Положив трубку, Флинн отпил чаю.

— Теперь позвоним Динг-Донгу, — сказал он себе.

— Я звоню по другому поводу, мистер Лубелл.

— Какому же?

— У меня и некоторых моих друзей появилось немного лишних денег, за счет налоговых льгот, знаете ли, вот мы решили объединиться и создать Лигу людской ласки…

— Милое название.

— Рад, что вам нравится. Наша лига учредила стипендию одному из учеников вашей школы. Мы будем оплачивать ему обучение, питание, проживание, короче, все его расходы на протяжении…

— Так это прекрасно! У нас есть несколько достойных кандидатов. Взять вот девочку из Ирана. У ее отца всегда проблемы с получением денег из этой страны для оплаты обучения дочери. Процесс этот сложный…

— Мы уже выбрали ученика, который будет получать стипендию.

— Правда?

— Это Кэри Дикерман.

— Кэри? Почему Кэри?

— А почему нет?

— Но… я хочу сказать, они и сами могут оплачивать его обучение. Они же живут на соседней улице. Ему что идти домой, что в общежитие. Еще один наш кандидат — мальчик из Оклахомы. Он подал документы в нашу школу. Как мы слышали, талантливый танцор.

— Как я понимаю, сейчас плата за обучение Кэри не вносится?

— Вроде бы да, но это временно. Он сказал, что его отец в длительной деловой поездке, то ли в Пакистане, то ли в…

— Он — хороший ученик?

— В последнее время нет. В этом семестре оценки у него стали хуже. Что-то его тревожит, вы знаете, как это бывает у подростков.

— Знаю.

— И есть еще мальчик по фамилии Фокс, из Бостона. Его отец выдувает стекло, в Бостонском центре искусств…

— Кэри играет в хоккей?

— Он не будет играть, если у него появится академическая задолженность.

— Значит, с этим разобрались, — подвел итог Флинн. — Стипендию будет получать Кэри Дикерман.

— Мистер Флинн…

— И я попрошу вас об одном одолжении, мистер Лубелл. Не рассказывайте юному Дикерману о нашем разговоре. Вы понимаете, Рэнди и Тодд — его одноклассники, так что…

— Разумеется.

— Вы можете сказать, если уж он спросит, что его счета оплачивает «Три эл», Лига людской ласки…

Директор молчал.

— Так что теперь складывайте его счета со счетами моих сыновей и посылайте их по моему адресу…

Директор молчал.

— Кстати, Кэри Дикерман завтра должен поселиться в общежитии.

— Да?

— Да. Так уж получилось, что его матери надо срочно выехать к отцу, в Пакистан, но Кэри об этом еще не знает. Вы сможете найти для него комнату, не так ли?

— Мы постараемся.

— Вот и отлично. Премного благодарен вам за содействие, господин директор.

— Да, но… — начал Джек Лубелл.

— До свидания.

* * *

Флинн допил чай и сказал себе: «Полагаю, наш дорогой Пол Киркман, чистенький, свеженький, отутюженный, сидит сейчас в своем кабинете, за своим столом, в фирменном блейзере „Зефир эйруэйз“ и ожидает моего звонка».

Глава 34

— А, Коки! — Флинн влетел в кабинет, бросил шляпу на подоконник, придавил сверху пальто. — Теперь я знаю свой следующий ход.

На шахматной доске он переставил коня на g5.

— Не зря говорят, что утро вечера мудренее.

Он сел за стол.

— Что это? Бюллетень из ФБР? Когда это я попал в их рассылочный список?

— Курьер притащил его час тому назад, — ответил Коки. — С грифом «Совершенно секретно». Без конверта.

— Ага! — Флинн заглянул на последнюю страницу. — Теперь я понимаю, почему удостоен такой чести. Эти сукины дети скалят зубы. Ты только послушай. Коки. «В ходе расследования полицейское управление Бостона, представленное инспектором Ф. К. Флинном, не только не оказывало нам никакого содействия, но зачастую мешало. На совещаниях инспектор Флинн так и сыпал уводящими в сторону вопросами…» Не удивительно, что они держат эту чушь под грифом «Совершенно секретно». Моя милая мамочка перевернулась бы в гробу, если б услышала об этом. А где Гроувер?

— Едет сюда.

— О чем еще они пишут? Ага, фибби составили список главных подозреваемых. И кто же в нем числится? Лига лишних людей, «хорошо организованная, радикальная организация, действующая в масштабе всей страны, члены и адреса не установлены». Бейрд Хастингс, театральный продюсер. Миссис Чарлз Флеминг. Чарлз Флеминг-младший. Аннетт Гейгер. Элф Уолбридж. Знакомые все лица. Александр Коффин… А это еще кто? «Пассажир из Атланты, сотрудник департамента коммунальных услуг, постоянно наблюдается у психиатра, с явно выраженными суицидальными тенденциями, причина его появления на борту не установлена». Еще два пассажира… Натан Баумберг! Ого, я не думал, что они до него доберутся. Хесс не мог не включить его в список подозреваемых. Знаешь, Коки, по-моему, и без нашего содействия они неплохо управляются… Алло! — бросил Флинн в телефонную трубку.

— Па?

— Тодд? Где ты, юноша?

— В Кембридже.

— Молодец.

— Я позвонил маме, и она сказала, что Рэнди уже спит дома, а с «Тремя эл» вы разобрались ночью.

— Разобрались. Окончательно и бесповоротно.

— Так вся лига состояла из одного человека?

— Из одного. Но со столь явно выраженной суицидальной тенденцией, что он не мог держать ее при себе.

— Могу я ехать домой?

— Конечно, юноша. А где ты был?

— Попал в группу активного секса.

— Активного секса. А это что еще означает?

— То и означает, па.

— Я все-таки не понимаю, что именно.

— Люди.

— Это мне ясно.

— Люди, которые активно занимаются сексом.

— Да? И как они это делают?

— Друг с другом, па.

— О? Пятнадцатилетние?

— Сексу все возрасты покорны, па. Одной даме было под восемьдесят.

— Боже ты мой! Так ты принял во всем этом активное участие?

— Да, сэр.

— Тебе понравилось?

— Да, сэр.

— Это ж надо! Узнал что-нибудь новенькое?

— Да, сэр.

— А как же твои поиски «Трех эл»?

— Мне было не до этого, па.

— Похоже на то.

— Па, я ужасно устал.

— И это понятно. Если я не ошибаюсь, тебе не помешает укол антибиотика?

— Да, сэр. Не повредит.

— По дороге домой загляни к доктору Муру. Теду Муру. Я думаю, сейчас доктора в кабинете нет, но ты его дождись.

— Ты ему позвонишь?

— Ты стесняешься рассказать обо всем?

— Да.

— Я ему объясню. Скажу, что тебя заразили при выполнении боевого задания.

— Спасибо, па.

— Ни о чем не беспокойся. А в остальном ты в порядке?

— О, да. Все было прекрасно, па.

— К сожалению, все хорошее когда-нибудь да заканчивается, не так ли?

— Я совершенно вымотался.

— Слишком много хорошего.

— Я там был нарасхват.

— Рад это слышать. Кстати, я забыл сказать Рэнди, что нашел его скрипку.

— Где?

— В ломбарде. Скажешь ему об этом, хорошо?

— Ты знаешь, кто ее украл?

— Откуда мне знать?

— Ты — коп.

— Мне было не до того. А теперь отправляйся на встречу с доктором Муром и его шприцем. Маме я все объясню.

— Ладно.

— Скрипка лежит на заднем сиденье полицейского автомобиля. Я принесу ее домой, когда появлюсь там в следующий раз. Я надеюсь, что новые познания в активном сексе не отразятся на твоем умении играть на скрипке?

— Уверен, что нет.

— Это хорошо. До скорой встречи.

* * *

Пока Флинн искал в справочнике телефон отеля «Королевский», Коки рассортировывал записки, которые оставил на столе инспектора.

Одну протянул Флинну.

— Что это?

«Инсп. — Звонил Пол Левитт, спортивный обозреватель „Геролд Америкэн“. Прочитал в своей газете, что, по свидетельствам очевидцев, Перси Липер, перед тем как зайти в салон самолета, повторял слово „пеппеминт“. Пол думает, что знает, о чем речь. Очередной претендент на звание чемпиона мира в среднем весе, с которым предстояло встретиться Липеру, — боксер из Пуэрто-Рико, Хосе „Пепе“ Минц. Забавно, не так ли?»

— Действительно, — кивнул Флинн. — И мистер Левитт сказал, что боксерские трусы у сеньора Пепе Минца разрисованы, как обертка жевательной резинки?

Коки ухмыльнулся половиной лица.

Флинн снял телефонную трубку.

— А теперь давай надавим на его превосходительство.

Правая рука Коки дернулась.

— Он жив?

— Надеюсь на то.

* * *

— Да?

Голос тихий, прямо-таки шепот, испуганный.

— Ваше превосходительство?

Секундное колебание.

— Да?

— Говорит инспектор Френсис Ксавьер Флинн.

— Доброе утро, мистер Ксавьер Флинн. Ваш охранник все еще стоит у двери.

— Ваше превосходительство, Назим Салем Зияд или Михсон Таха находятся рядом с вами?

— Нет. Я — в спальне. Они — в гостиной. Дверь закрыта.

— У меня к вам личный разговор. Я не хочу, чтобы они нас слышали.

— Все в порядке, мистер Ксавьер Флинн. Я заметил, что в этой спальне телефонный номер отличается от телефонного номера в гостиной и другой спальне.

— Хорошо. Как по-вашему, они слышали телефонный звонок?

— Я снял трубку сразу же. В гостиной работает телевизор. Михсон Таха пристрастился к вашим телевизионным передачам, в ходе которых участникам раздают разные призы…

— Ваше превосходительство, я хочу поделиться с вами некоторыми любопытными фактами, ознакомившись с которыми, вы, в своей мудрости, решитесь мне открыться.

— Открыться?

— Поговорить со мной начистоту.

— Но разумеется, мистер Ксавьер Флинн. Я…

— Я не могу связать эти факты между собой, но вам, возможно, это удастся.

— Я уверен, что не смогу сообщить вам что-то новое. Мое правительство…

— …я хотел поговорить с вами и о вашем правительстве.

— Мое правительство…

— Использовало вас и выбросило за ненадобностью. Можете вы хоть минуту послушать?

— Разумеется, мистер Ксавьер Флинн, но…

— Во-первых, ваше превосходительство, ваше правительство аннулировало сделку о покупке оружия, которую вы, от его лица, заключили с Соединенными Штатами.

— Как такое могло случиться? Мы удачно завершили нашу миссию, подписали необходимые…

— Во-вторых, по неофициальным каналам нам сообщили, что ваше правительство заключило другую сделку о покупке оружия, с Китайской Народной Республикой.

— С Красным Китаем? Это очень маловероятно, мистер Ксавьер Флинн. Идеологически наши государства…

— Третье, ваше правительство официально сообщило о вашей смерти от сердечного приступа, двое суток тому назад, в Эйнсли.

— То есть как?

— Вам об этом известно?

— Нет.

— Иногда самые важные новости, касающиеся непосредственно нас, мы узнаем последними, — в голосе Флинна слышалось сочувствие. — Вы мертвы.

— Но, мистер Ксавьер Флинн, это же очевидно, что…

— Вы по-прежнему можете есть и пить.

— …я жив. Мое правительство, в своей мудрости…

— В четвертых… вот сейчас слушайте особенно внимательно. Пол Киркман, который заведует в «Зефир эйруэйз» пассажирскими перевозками, утверждает, что вас хотели посадить на семнадцатый ряд не по прихоти стюардессы. Эти места были зарезервированы за вами.

— Как?

— Их заранее забронировали именно для вашей троицы. Скажите мне, кто занимался покупкой билетов?

— Как кто? Михсон Таха.

— А когда вы поднялись на борт самолета, вылетающего рейсом восемьдесят в Лондон, кто указал, что ваши места находятся в семнадцатом ряду?

— Михсон Таха.

— Именно так.

— У меня кружится голова…

— Ваше превосходительство, я полагаю, вы до сих пор не убиты только потому, что два дня тому назад я нашел вас в бостонском отеле живым и невредимым. Обдумайте мои слова.

— Тут нечего и думать. Как скоро вы сможете приехать сюда, мистер Ксавьер Флинн?

* * *

— Можем ехать? — спросил Флинн вошедшего Гроувера.

— Куда?

— Отель «Королевский».

— Инспектор, я слышал по радио, что у ФБР большие успехи в расследовании взрыва «семьсот седьмого». Нам надо ехать в аэропорт.

— Хочешь присутствовать при задержании преступника? — Флинн уже надевал пальто. — Мы едем в отель «Королевский».

Коки протянул Флинну еще одну записку.

— А это что? Самые свежие новости о Факере Генри и Пепе Минце?

«Инсп. — Лаборатория закончила анализ человеческой кисти, найденной в вашем дворе. Согласно их исследованиям, эту кисть не могло оторвать в результате взрыва самолета в ночь с понедельника на вторник. Они говорят, что руку отрезали от тела не позднее субботы».

— Господи! — Флинн нахлобучил шляпу. — И все это время отрезанная кисть лежала у меня во дворе! Что ж, ничего не попишешь. В путь, Гроувер. Нас ждет отель «Королевский».

Глава 35

— Гроувер, арестуй этих людей!

Воспользовавшись ключом, взятым у полисмена, охранявшего дверь, Флинн ворвался в гостиную.

Михсон Таха и Назим Салем Зияд вскочили. Удобно устроившись, один на диване, второй — в кресле, они смотрели телевизионную викторину «Выигрывай! Выигрывай! Выигрывай!»

На лице Гроувера, переступившего порог, отразилось недоумение.

— Кто?

— Ты!

— Арестовать кого?

— Вот этих людей, известных как Эбботт и Карсон, или как Десмонд и Эдуардс. Пару фамилий можешь выбирать любую.

— За что?

— За что?

— Мои слова, инспектор? За что?

— Мне без разницы. За то, что они смотрят телевизор днем! За массовое убийство! Как тебе больше нравится.

— Инспектор, мы не можем ни с того ни с сего арестовывать людей.

— Арестуй их за ношение оружия без соответствующего разрешения.

— Они носят оружие без разрешения?

— Если нет, дай им свой револьвер.

— Инспектор…

— Арестуй их за воспрепятствование отправлению правосудия.

Михсон Таха и Назим Салем Зияд стояли не шевелясь, лишь переводили взгляды с Флинна на Гроувера.

— Они ничему не препятствуют. Наоборот, мы ворвались в их комнату без ордера.

Открылась дверь в спальню.

В дверном проеме возник Рашин-аль-Хатид, безукоризненно одетый. Сложил руки на груди.

— За сопротивление аресту, — предложил Флинн.

— Они не сопротивляются!

— Зато ты сопротивляешься! Вот уж не думал, что доживу до того дня, когда ты не захочешь кого-то арестовать.

— Инспектор…

— Взять их! — обратился Флинн к затянутому в форму копу. — Наденьте на них наручники. Уведите вниз. Посадите в патрульную машину. Отвезите в полицейское управление. И, черт побери, отправьте в камеру! Я хочу поговорить с его превосходительством.

— Его превосходительством? — переспросил Гроувер.

* * *

— Так что вы хотели сказать, ваше превосходительство?

Рашин-аль-Хатид сидел на краешке кровати, положив руки на колени.

Флинн закрыл дверь в гостиную.

— Что-то насчет мудрости вашего правительства?

— Я не знаю, что и сказать, мистер Ксавьер Флинн.

— Я рассчитываю, что слова вы найдете.

— Я верю, что моей жизни угрожает опасность, как вы и сказали. Однако я не знаю, по какой причине. Я выполнил свою миссию. Не моя вина, что самолет взорвался в небе. Однако, когда твое правительство объявляет миру о твоей смерти…

— Возникает некоторая неопределенность, не так ли?

— Да…

— И некоторая тревога.

— Да.

— И еще, возможно, любопытство?

— Мистер Ксавьер Флинн, любопытство не покидало меня с самого начала.

— Неужели?

— Да. Видите ли, с самого начала я задавался вопросом, почему я? Я ничем не прославился, меня никто не знает. Я — не родственник президента. А обычно такой важный пост, как министр иностранных дел, отходит к одному из ближайших родственников главы государства.

— Тут вы правы.

— У меня нет семьи. Родители умерли. Я не женат. Моего брата убили при последнем перевороте, когда к власти пришло нынешнее правительство. Поначалу у меня возникла мысль, что этот пост мне даровали как компенсацию за его смерть. Но нет, он был простым фермером, который ночью угодил под колеса военного джипа. При последнем перевороте погибло много людей, мистер Ксавьер Флинн. Я даже не принимал в нем участия. Лежал дома, с тяжелой простудой.

— Сожалею, что так вышло.

— Благодарю вас.

— Но теперь вам лучше?

— Да, от той простуды не осталось и следа.

— Хорошо.

— Я — обычный бухгалтер, мистер Ксавьер Флинн. Надеюсь, вы понимаете, что в этой профессии нет ничего героического. Мое дело — заносить числа, которые называет мне мой начальник, в бухгалтерские книги. Утром я заношу их в одну книгу, во второй половине дня — в другую.

— Понятно.

— Тогда, наверное, вы можете представить себе мое изумление, когда однажды утром мой начальник вызвал меня и сказал, что мне велено явиться в президентский дворец. К самому президенту. «Но кто будет записывать числа в книгу?» — спросил я. Я до сих пор не знаю, кто ведет сейчас мои бухгалтерские книги, мистер Ксавьер Флинн.

— И президент тут же назначил вас министром иностранных дел?

— Он оказал мне такую честь. Лично привел меня в мой новый кабинет, вызвал машину, которая отвезла меня в мой новый дом неподалеку от дворца. В тот же день пришли портные, чтобы сшить мне новую одежду. И с того незабываемого дня меня не покидает любопытство.

— Когда это случилось?

— Шесть или семь недель тому назад. Все произошло так быстро. Я, конечно, сказал себе, что мое назначение на столь высокий пост обусловлено тем, что я никогда не сходил с пути, начертанного Аллахом, и…

— Вам удалось поработать министром иностранных дел?

— Особых дел у меня не было. Михсон Таха, мой секретарь, очень знающий человек. Он заверил меня, что вся работа должна ложиться на плечи сотрудников министерства, а отнюдь не министра. А через день или два президент начал объяснять подробности предстоящей мне миссии. Я далеко не сразу понял, чего от меня хотят, но президент проявил ангельское терпение. А когда приехал американский бизнесмен, мистер Фрингс, из банка «Кассель-Уинтон», по вопросу, связанному с международными векселями, мне выпала честь принять его у себя…

— А потом вы отправились в Америку, с вашими секретарем и телохранителем….

— Я всегда хотел побывать в Соединенных Штатах Америки. По правде говоря, и в других странах тоже.

— Однако вас не оставляло любопытство, почему именно вам поручили столь важное дело.

— Оно не оставляет меня и сейчас, мистер Ксавьер Флинн.

— Вы хорошо говорите по-английски.

— Английский язык — моя страсть. Об этом знает только моя канарейка, но моя единственная радость в жизни — писать стихи на английском.

— Ваша канарейка?

— Говорю вам, у меня никого нет. Только моя канарейка слышала, как я читаю свои стихи. Я думаю, они ей нравились. Она всегда хорошо спала, послушав мои стихи. Конечно, в моей стране многие хорошо говорят по-английски. Но мой отец был конюхом и…

— Понятно. И вы до сих пор не знаете, почему вас назначили министром иностранных дел?

— Нет. Я же не родственник президента, мистер Ксавьер Флинн. А вот Михсон Таха — родственник.

— Михсон Таха — родственник президента?

— Да. Мой секретарь. Если не ошибаюсь, его троюродный брат. И при этом он очень компетентный человек…

— Готов спорить, что так оно и есть.

Флинн открыл дверь в гостиную. Гроувер, коп, секретарь и телохранитель уже отбыли.

— Возьмите ваш паспорт, — приказал Флинн Рашин-аль-Хатиду.

— Куда мы едем, мистер Ксавьер Флинн?

— В Монреаль. Это в Канаде. Повидаться с одним другом. Китайским другом. Мистером Цинем. Но сначала мне надо позвонить.

Глава 36

— Не волнуйтесь, — Флинн под руку провел Рашин-аль-Хатида, министра иностранных дел Республики Ифад, в терминал авиакомпании «Эйр Канада». — На этом самолете вы не увидите семнадцатого ряда. Я об этом позабочусь.

— Даже возвращение в аэропорт вызывает у меня дрожь, мистер Ксавьер Флинн. Если кто-то в нынешние времена взрывает самолеты, боюсь, мне негоже летать на них. Как бы не нарушить предначертанное Аллахом.

— Посмотрите, — Флинн его словно и не слышал. — У нас шестая посадочная галерея. Можно ли желать большего?

Министр пожал плечами:

— Четвертая была бы еще привлекательней…

— Флинн.

Из кафетерия появился Хесс с двумя фибби.

— Как приятно тебя видеть, — криво усмехнулся Хесс. — Должно быть, прослышал о наших успехах. А это кто?

— Джордж Харрис, — Флинн быстро подсчитал, какая буква стоит в английском алфавите седьмой.^[18] — Как и я, большой любитель рыбалки.

— Очень рад с вами познакомиться, сэр, — Рашин-аль-Хатид поклонился, протянул руку, которую Хесс машинально, поклон его поразил, пожал. — Хотя я не причиню вреда ни одному живому существу, будь то мушка в воздухе или рыба в воде, я наслышан о разнообразных видах рыб, которые водятся в озерах и реках Соединенных Штатов Аме…

— Заткнись, — оборвал министра Флинн. — Он пьян, — объяснил Флинн Хессу. — Перебрал аэропортовских коктейлей.

— Так ты с ним не только рыбачишь, но и пьешь, Флинн? Еще один алкаш?

— О, нет, сэр… — Большего Рашин-аль-Хатид сказать не успел, потому что Флинн широкой спиной отсек его от Хесса.

— Так о каком вы говорите успехе, фибби Хесс? — спросил Флинн. — Вы уже нашли номер бостонского отеля?

Двое сопровождающих Хесса переглянулись и улыбнулись друг другу: ну и шутник этот бостонский коп.

— Дело закрыто, — ответил Хесс.

— Дело?

— Расследование взрыва самолета.

— А-а-а, — протянул Флинн. — Вот вы о чем. И какой же «успех» «закрыл дело?»

— Флеминг.

— Флеминг?

— Флеминг.

— Флеминг?

— Чарлз Флеминг-младший, который вчера вечером покончил с собой. В своей квартире. На какой улице? — спросил Хесс другого фибби.

— Форстер-стрит.

— На Форстер-стрит. В нашем отчете указано, что сегодня мы намеревались допросить его. Так что мы двигались в правильном направлении.

— То же самое говорила и борзая, не догнавшая зайца, — кивнул Флинн. — Так Чики покончил с собой?

— Ты его знал?

— Никогда не видел.

— В этой игре очень важно выбрать правильное направление, Флинн.

— И каким образом самоубийство Чики «закрывает дело» об убийстве более чем ста человек?

— Он был по уши в долгах. Азартные игры, тотализатор. Мы это знали.

— Все это знали, кроме тех из нас, кому пришлось с этим разбираться.

— Он зашел слишком далеко. Раньше ему всегда помогал его отец, судья. Но тут сумма долга оказалась слишком велика. Думаю, его отец это знал.

— И что?

— Так вот, Флинн, никакому отцу не хочется, чтобы его сыну перешибли руки и ноги. Вот он и сломался.

— Логично. Но вы говорите о федеральном судье Соединенных Штатов. Обычно федералы стоят друг за друга стеной, защищают честь мундира.

— Обычно. Но только не говори мне, что он не знал, какая участь ждала его сына, если бы тот не отдал долг.

— Но он — федеральный судья, всю жизнь стоял на страже закона. Чтобы он убил больше ста человек?

— Всякое случается. А ты не оценил бы здоровье своего сына дороже жизни сотни людей?

— Возможно, — кивнул Флинн. — Возможно.

— Наверняка, Флинн. Такова уж человеческая природа.

— Вот человек, который насквозь видит себе подобных, — указал Флинн на Хесса, обращаясь к его сопровождающим. — Молодец!

Оба согласно кивнули.

— Судья перед вылетом застраховал свою жизнь, во всяком случае, думал, что застраховал, на полмиллиона долларов. В действительности его страховку по федеральному закону ограничил потолок в сто двадцать пять тысяч.

— Вы, феды, всегда начеку. На все у вас есть закон.

— Но и такой страховки хватило бы, чтобы оплатить все долги.

— До боксерского матча, — уточнил Флинн.

— Какого боксерского матча? — спросил Хесс.

— Кто упомянул про боксерский матч? — Флинн грозно глянул на Рашин-аль-Хатида.

— Я не поклонник видов спорта, которым присуще физическое насилие, но я понимаю, почему вы, господа, считаете необходимым развитие не только духовных, но и…

— Хесс, это интересная версия, — оборвал Рашин-аль-Хатида Флинн, — но вам нужны доказательства, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Версия? А как насчет предсмертной записки?

— Иногда… У вас есть хоть одна?

— Есть. Написанная почерком Чарлза Флеминга-младшего. Он перерезал себе вены, так что на записке пятна его крови.

По системе громкой связи объявили, что начинается посадка на самолет «Эйр Канада», вылетающий в Монреаль.

Хесс шагнул к Флинну.

— В записке сказано, мистер Флинн: «Он сделал это ради меня».

— Ага! — воскликнул Флинн. — «Он сделал это ради меня». Действительно. Наводит на размышления.

— Наводит на размышления?

— Видите ли, бенефициарием, то есть лицом, получающим страховку, судья указал не Чики. У вас это не вызвало никаких вопросов?

— Естественно, не Чики. Своему сыну он не доверял. Страховку получила бы его жена.

— Значит, вы обвиняете и ее?

— Нет, Флинн, — Хесс смиренно вздохнул: сколько же можно разобъяснять элементарные вещи. — Но она, разумеется, оплатила бы долги из страховки судьи, узнав, что это вопрос жизни или смерти.

— Такова уж человеческая природа? — спросил Флинн.

— Естественно.

— Так вы думаете, что Чарлз-младший знал, что его отец собирается взорвать самолет?

— Нет, — ответил другой фибби. — Но потом он сообразил, что к чему.

— Тогда какой прок от предсмертной записки?

Хесс приблизился к Флинну еще на шаг.

— Только судья и его сын знали, что они сказали друг другу в воскресенье, когда вдвоем ушли на прогулку в лес. И оба мертвы.

— Ага, — кивнул Флинн. — Вот этим и можно прикрыть дело!

Вновь объявили посадку на монреальский рейс.

— Что же, мне представляется, что у вас есть основа для очень хорошего отчета! — Он пожал руку Хессу. — Блестящего отчета. Господи, благослови ФБР и всех маленьких фибби!

* * *

— Прибавим шагу, — Флинн вновь ухватил его превосходительство за локоть. — Мы опаздываем на самолет, а мне еще надо позвонить.

Он захлопнул дверь телефонной будки перед носом его превосходительства.

— Элсбет?

— Оба мальчика дома, — доложила она. — Тодд пришел час тому назад.

— Хорошо, хорошо.

— Позвонил он раньше.

— Отлично.

— Я попросила его перезвонить тебе.

— Он перезвонил.

— Френни, мне показалось, он ужасно устал.

— Я знаю.

— Совершенно вымотался. Я даже подумала, не заболел ли он.

— Не волнуйся, он не болен.

— Откуда ты знаешь?

— Он просто устал. Я звоню из аэропорта.

— Он так устал, что ничего не смог мне рассказать.

— Я опаздываю на самолет.

— Ты знаешь, что он делал?

— Да.

— И что он делал?

— О, Элсбет! Занимался физической подготовкой.

— Физической? Это хорошо.

— И он сказал, что ему понравилось.

— Два дня и три ночи занимался физической подготовкой?

— Он сказал, что попал в очень активную группу. Они не давали себе ни секунды передышки.

— Френни, он как-то странно ходит.

— Наверное, болят мышцы.

— Сделать ему массаж?

— Не надо. Он сам придет в норму. Дай ему отоспаться. Побольше яиц, сыра, и он будет как огурчик. Я опаздываю на самолет.

— Куда ты летишь, или лучше не спрашивать?

— Я собираюсь навестить мистера Циня. В Монреале.

— Вернешься завтра?

— Думаю, что да. Тебе что-нибудь нужно в Монреале?

— Ты мог бы привести гаванских сигар. Гостям нравится, когда их угощают гаванской сигарой.

— Ладно.

— Ты помнишь, как провозят контрабанду?

— Конечно. Главное сохранять невинный вид и во всем винить жену. Слушай, сможешь оказать мне услугу?

— Конечно.

— Сасси Флеминг.

— Ты говорил про нее.

— Пожалуйста, найди ее или дома, или в университете.

— Хорошо.

— Скажи ей, что судья не взрывал самолет, хотя в ближайшие несколько часов она услышит обратное.

— А кто говорит, что взорвал?

— Чики, его сын, покончил с собой.

— Это опечалит ее.

— И оставил предсмертную записку, в которой указал, что судья взорвал самолет ради него. Маленький мерзавец!

— Это еще хуже.

— Завари ей чай, добавь в него капельку шерри. Уговори проехаться верхом. Ей это нравится.

— Не беспокойся, Френни.

— Я поговорю с ней, как только вернусь. До встречи.

Глава 37

— Видите ли, я уверен, что некие люди заранее позаботились о том, чтобы его превосходительство не улетел этим рейсом, — говорил Флинн. — Его секретарь Михсон Таха, как выяснилось, кузен президента Ифада, специально забронировал места на семнадцатом ряду, прекрасно зная, что его превосходительство никогда не сядет в семнадцатый ряд, а потом, как только они вошли в салон, указал его превосходительству номер ряда. Естественно, его превосходительство тут же покинул самолет.

— Понятно. — Мистер Цинь лежал на диване, перекатывая баскетбольный мяч по плоскому животу. — Вопрос — почему? И вы думаете, что ответ надо искать в Китайской Народной Республике.

— Да.

Рашин-аль-Хатид сидел на стуле с деревянной спинкой в библиотеке особняка, сложенного из серого камня на вершине холма, совсем как студент, в присутствии которого родители и учитель обсуждают возникшие у него проблемы.

— Я уверен, что нашего невинного бухгалтера из Ифада подставили, чтобы провернуть за его спиной некую операцию. Но я не знаю, кто подставил, почему и что это за операция.

— М-м-м-м, — прокомментировал его слова Цинь.

Флинн и Рашин-аль-Хатид прибыли в Монреаль в пятницу, около четырех пополудни, и такси по заснеженным улицам доставило их на вершину холма, с которой открывался отличный вид на город.

На крыше особняка громоздилось сложное устройство, отдаленно напоминающее телевизионную антенну. Флинн, однако, знал, что функциональные возможности этого устройства гораздо шире. Не составляла для него тайны и истинная причина пребывания мистера Циня в канадском городе, расположенном у самой границы Соединенных Штатов.

Соотечественник мистера Циня проводил их в библиотеку, налил чаю и сказал, что мистер Цинь должен подойти с минуты на минуту.

Мистер Цинь появился еще до того, как они допили чай.

— Простите, что не смог вас встретить. Я был в сарае, тренировал броски по кольцу. Вы не назвали мне точное время вашего приезда, а я так люблю баскетбол.

Лоб его блестел от пота, носки кроссовок припорошил снежок.

— Как поживаете, товарищ министр? — одной рукой прижимая мяч к боку, Цинь протянул вторую Рашин-аль-Хатиду. — Я очень огорчился, узнав о вашей скоропостижной смерти от сердечного приступа. Вы же так молоды. Теперь вам лучше, после того как мистер Флинн оживил вас?

— Спасибо, у меня нет причин жаловаться на здоровье, — ответил Рашин-аль-Хатид. — Видите ли, я всегда придерживался строгой диеты, избегал излишеств как…

— А вы, мистер Флинн? Я так рад лично познакомиться с вами и убедиться, что многочисленные слухи о вашей смерти тоже сильно преувеличены и абсолютно не соответствуют действительности.

— И что же вы такое слышали? — полюбопытствовал Флинн.

— К примеру, что вы госпитализированы в Новой Зеландии, не можете ни встать, ни сесть и, простите, ходите под себя. А может, в Швейцарии? Или даже в Швеции?

— Я в полном здравии, — ответил Флинн.

— Два мертвеца в моем доме. — Цинь застучал мячом по деревянному полу. — Возможно, кто-то сочтет такое за честь, но я сомневаюсь, что представителю Китайской Народной Республики пристало иметь дело с мертвецами.

— В этом нет ничего плохого, — заверил его Рашин-аль-Хатид. — Ибо сказал пророк…

— Баскетбол, — прервал его Цинь, — древняя китайская игра.

— Неужели? — удивился Флинн.

— Во всяком случае, — мяч ударялся об пол и взлетал к руке Циня, чтобы тут же вернуться обратно, — игры, от которых ведет свое начало баскетбол, появились в Китае.

Цинь вновь улегся на диван.

Перекатывая мяч по животу с руки на руку, выслушал Флинна.

— М-м-м-м, — иногда срывалось с его губ.

Единственный раз он посмотрел на Флинна, когда тот упомянул о сделке, согласно которой Китайская Народная Республика соглашалась продать Республике Ифад оружие на сумму в полмиллиарда долларов.

Вновь отвернувшись, Цинь отреагировал привычным «м-м-м-м».

— Я полагаю, — заключил Флинн, — что бомбу на борт самолета, вылетавшего рейсом восемьдесят в Лондон, подложили Михсон Таха и Назим Салем Зияд.

Министр иностранных дел ахнул, с ужасом глядя на Флинна.

— Логичное предположение, — сказал Цинь баскетбольному мячу. — По моему разумению.

— Так что вы на это скажете?

Цинь сел, положил мяч на диван рядом с собой.

— Если и скажу, то утром, за завтраком. После того, как переговорю с Пекином. Вы ради этого и приехали, не так ли?

— Совершенно верно, — кивнул Флинн.

— К сожалению, я должен лететь в Квебек-Сити. Меня пригласили на обед. К еще большему сожалению, я не могу взять вас с собой, потому что меня ждут одного.

Флинн улыбнулся.

— Тем лучше. Значит, мы сможем рано пообедать и рано лечь спать.

— Разумеется, мистер Флинн. О вас позаботятся. Вам нужно что-нибудь еще? Если это в наших силах, мы будем рады помочь.

— Сигары, — ответил Флинн. — Гаванские сигары, для моей жены.

— Да, конечно, — кивнул Цинь. — Ввоз гаванских сигар в Соединенные Штаты строго воспрещен. Они будут у вас к завтраку. — Цинь подхватил мяч и направился к выходу. У двери остановился, оглянулся. — Просто удивительно, мистер Флинн, сколь часто, занимаясь проблемами развивающихся наций «третьего мира», нам приходится сталкиваться с вашей организацией — Без Названия.

— Мир становится меньше, — ответил Б. Н. Тринадцатый. — В этом все дело.

Глава 38

— К сожалению, вынужден сообщить вам, — все трое сидели за столом, завтракали. Цинь заговорил, намазывая гренок маслом, — что этим утром корабль Китайской Народной Республики с грузом оружия для Республики Ифад бесследно исчез в Персидском заливе. Очень удивительно. — Цинь откусил кусочек гренка. — Такой большой корабль.

Под взглядами Френсиса Ксавьера Флинна и Рашин-аль-Хатида Цинь занялся содержимым тарелки. Сначала попробовал яичницу с канадским беконом, потом жареный картофель.

А вот Рашин-аль-Хатиду завтрак, поданный в доме мистера Циня, пришелся не по вкусу.

— Хотя корабль плыл под флагом Китайской Народной Республики и команда состояла исключительно из наших товарищей, в Сингапуре, в соответствии со стандартными процедурами, новыми владельцами корабля и груза стали пять агентов Республики Ифад.

Цинь отрезал и положил в рот кусок сосиски.

— Таким образом, поскольку корабль стал собственностью Республики Ифад, боюсь, что ваша страна, товарищ министр, понесла существенные материальные потери.

— Корабль затонул? — спросил министр.

— Самолеты взрываются, — Цинь пожал плечами. — Корабли тонут.

— Китаю заплатили за оружие? — спросил Цинь.

— Вот это самый щекотливый момент, — ответил Цинь. — Мы смогли выяснить, спасибо вам, мистер Флинн, что у наших контрагентов с самого начала не было намерений полностью расплатиться с Китаем. Подчеркиваю, полностью.

— Я это отметил, — кивнул Флинн.

На завтрак Цинь пришел в другом спортивном костюме, с эмблемой другого университета.

Баскетбольный мяч лежал на соседнем стуле.

— Насколько мы понимаем, исходя из того, что рассказали мне вы, мистер Флинн, и из других надежных источников, нашего друга, его превосходительство, бухгалтера, у которого в родной стране не было ни родственников, ни друзей, но который хорошо знал английский, назначили министром иностранных дел Республики Ифад только с одной целью: чтобы он умер дважды, а потом погиб от руки убийцы.

Рашин-аль-Хатид еще не прикоснулся к завтраку.

— Его отправили в Соединенные Штаты с важной миссией. Он полагал, что ему поручили превратить принадлежащее его стране золото стоимостью в четверть миллиарда долларов в международные векселя на ту же сумму и потратить их на закупку оружия в Соединенных Штатах. Очень простая операция. Чтобы ее осуществить, достаточно нескольких телефонных звонков. Так что, ваше превосходительство, — жующий Цинь повернулся к министру, — нужды в вашей поездке в Америку не было никакой.

Но почему вас послали за океан? — задал Цинь весьма уместный вопрос и сам же ответил на него: — Чтобы выгадать для вашего правительства несколько дней, товарищ министр, в течение которых оно намеревалось обмануть Китайскую Народную Республику.

Белая рубашка Рашин-аль-Хатида выглядела не так уж и плохо, учитывая, что он носил ее то ли пятый, то ли шестой день. Она оставалась относительно белой, вроде бы даже и выглаженной. Флинн подумал, что его превосходительство лично стирает ее в уединении своей ванной.

— Одновременно с переговорами, которое ваше правительство вело с Соединенными Штатами о покупке оружия на четверть миллиарда долларов, велись и другие переговоры, с Китайской Народной Республикой, о покупке оружия уже на полмиллиарда долларов.

К сожалению, ваше превосходительство, золото, которым располагала ваша страна, стоило только четверть миллиарда долларов.

Лицо его превосходительства цветом сравнялось с рубашкой.

— Как могла Китайская Народная Республика пойти на такую сделку? Мы продавали Ифаду оружие на полмиллиарда, получая взамен золото стоимостью в четверть миллиарда долларов и международные векселя на такую же сумму. Наши представители побывали в Ифаде и убедились в наличии золота. Через несколько часов после взрыва самолета, вылетевшего из Бостона в Лондон рейсом восемьдесят, наши представители убедились и в том, что Ифаду принадлежат международные векселя стоимостью в четверть миллиарда долларов.

— Эти векселя оставались на их балансе и позже.

— Почему? Из-за двойственной политики правительства Соединенных Штатов. Только ему было известно, что вы и ваши документы находились на борту рейса восемьдесят. Возможно, американские чиновники решили, что Ифад не направил в Соединенные Штаты золото только потому, что страна скорбит о вашей безвременной кончине и опять же не получила соответствующих документов. Соединенные Штаты не могли объявить о вашем присутствии на борту взорвавшегося самолета, потому что вы путешествовали по липовым американским паспортам, а Соединенные Штаты не хотели предавать гласности тот факт, что Государственный департамент снабжает липовыми паспортами арабских покупателей оружия.

Таким образом, возникла так называемая дипломатическая пауза.

Цинь большим пальцем отодвинул пустую тарелку.

— Ифадское золото находилось на пути в Китай, китайское оружие — в Ифад. Американскую сделку отменили, и Соединенные Штаты тем более не спешили объяснить международным финансовым институтам, откуда у Ифада появились международные векселя. И тут сообщили о вашейвторой смерти, ваше превосходительство, от сердечного приступа в рабочем кабинете в Эйнсли. Вы же все это время спокойно сидели в бостонском отеле, со всеми документами, касающимися международных векселей, на случай, что мое правительство в Пекине в последний момент забеспокоится и пожелает с ними ознакомиться. Как только китайское оружие достигло бы берегов Ифада, вас, ваше превосходительство, ждала бы третья смерть, на этот раз куда более реальная для вас. От руки настоящего убийцы.

Рашин-аль-Хатид не просто побледнел — посерел.

С большим трудом ему удалось заговорить:

— Но с чего у моего правительства возникли такие дьявольские замыслы?

— Ваше правительство и не собирается управлять своей страной, — ответил Флинн.

— К сожалению, это не единичный случай, — вставил Цинь.

— Его куда в большей степени интересует торговля оружием.

— Вашему правительству хотелось продавать оружие другим странам, — добавил Цинь.

— Меня бы убили? — у Рашин-аль-Хатида сел голос. — По указанию моего правительства? Меня бы убили Михсон Таха и Назим Салем Зияд?

Цинь пожал плечами.

— Такова жизнь, товарищ ваше превосходительство.

Медленно, с большим трудом, Рашин-аль-Хатид поднялся из-за стола.

Еще медленнее поклонился.

— Прошу меня извинить.

И, волоча ноги, покинул столовую, осторожно притворив за собой дверь.

Цинь проводил его взглядом.

— Приходится иной раз ставить на место эти наглые государства «третьего мира», Флинн. Пока они не научатся вести себя в приличном обществе.

Флинн достал трубку и кисет с табаком.

— Дело ведь не в «третьем мире». Воры и бандиты есть везде.

Цинь захохотал.

— Забавно, однако. Эти мерзавцы хотели кинуть и Соединенные Штаты Америки, и Китайскую Народную Республику. А мы постоянно забываем, что они думают, будто им это по силам.

Флинн молча раскурил трубку.

— А что будет с нашим другом-бухгалтером? — спросил он.

— Мы его не бросим, — ответил Цинь. — Лишний наблюдатель на Ближнем Востоке не помешает.

— Сомневаюсь, что он будет работать на вас.

— Личный опыт — лучший учитель, Флинн. Рашин-аль-Хатид уже многому научился.

— Это точно.

— Еще чаю, Флинн?

— Пожалуй, мне пора. Гроувер встречает мой самолет в Бостоне.

Прежде чем выйти из столовой, Цинь взял с буфета коробку и протянул Флинну.

— Сигары. Для вашей жены.

— Премного вам благодарен. Скажите мне, Цинь, а где сейчас ифадское золото?

Цинь пожал плечами.

— Корабли встречаются в ночи. Одни тонут, другие — нет.

— Золото в Китае?

— Оно пойдет на зубы тысяч и тысяч китайских рабочих и крестьян. Подумайте об этом, Флинн.

— Да уж, пойдет.

Цинь проводил Флинна, открыл входную дверь.

— Китайский корабль с оружием действительно утонул? — спросил Флинн, попыхивая трубкой.

— Нет, — ответил Цинь. — Но утонули пять агентов Ифада, их выбросили за борт…

Глава 39

— Извини, Френк, что пришлось попросить тебя заехать ко мне в субботу, — комиссар бостонской полиции Эдуард Д'Эзопо, без кителя, со съехавшим набок узлом галстука, поднялся из-за стола и протянул свою ручищу. — Я знаю, что тебе хочется домой.

Вновь при разговоре присутствовал капитан Рейган, в парадной форме, готовый отправиться то ли на свадьбу, то ли на похороны.

— Я все равно проезжал мимо, — Флинн пожал комиссару руку.

Устроился в кресле у стола, пододвинул к себе пепельницу.

Сел и комиссар, закинул руки за голову.

— Наверное, ты знаешь, о чем я хочу поговорить с тобой, Френк.

— О ротации?

Флинн выбил трубку о пепельницу.

Капитан Рейган рассмеялся и замахал рукой, словно отгоняя мух.

— Это слово означает, что инспектор Флинн хочет перевести племянника капитана Уолша в патрульные.

— Нет, сейчас речь пойдет не об этом. — Комиссар наклонился вперед, положил руки на стол. — Дело в том, Френк, что победить их невозможно.

— Я слышал, — кивнул Флинн.

— И никто еще не выдерживал общения с федами. Во всяком случае, длительное время.

— Фибби хотят, чтобы меня отозвали? — спросил Флетч.

— Кто такие фибби? — спросил комиссар Рейгана.

— Аквариумные рыбки? — предположил тот.

— ФБР, — пояснил Флинн.

— Именно так. Они говорят, что тебя никогда нет. Что ты им не помогаешь. Что они не понимают половины того, что ты им говоришь… и в этом я готов с ними согласиться. Ты арестовал вдову федерального судьи…

— …только на время ленча.

— Они не согласны с твоим решением по Лиге лишних людей.

Перочинным ножичком Флинн чистил трубку.

— И я согласен с тем, что ты сказал сразу же, Френк. Это дело, по большому счету, не имеет отношения к бостонской полиции. И я понимаю, почему тебе не хотелось носить горшок за, как ты их называешь, фибби?

— Благодарю.

Флинн продул трубку.

— Хочешь взять несколько дней?

— Не откажусь.

— Я рад, что ты решил отдохнуть.

— Очень благодарен.

— Для общения с фибби нам нужен дипломат.

— Это точно.

— Такой человек, который больше соответствует их образу копа.

— Да, конечно, — кивнул Флинн. — Позволите предложить достойного кандидата?

— Ах, — вздохнул капитан Рейган. — Опять всплывает имя сержанта Уилена.

— Я уже поручил это дело капитану Рейгану, Френк.

Рейган хлопнул себя ладонью по колену и рассмеялся.

— Я уйду на пенсию за сотню лет до того, как найдут виновных!

— Ну, не знаю. Фибби говорят, что они уже вышли на преступников.

— Чарлз Флеминг-младший и его папашка? — спросил Флинн.

— Да нет же. — Комиссар взглянул на листок бумаги, лежащий у него на столе. — Хастингс. Бейрд Хастингс. Театральный продюсер.

— Хорошо, хорошо. Это решение вполне устроит Китайскую Народную Республику, Соединенные Штаты и Ифад. Более того, оно устроит и Бейрда Хастингса.

Комиссар лишь мигнул.

— И у них еще останется возможность отойти на запасные позиции. Я имею в виду Элфа Уолбриджа и его предпочитающих не светиться друзей.

— Это еще кто? — спросил комиссар.

— Менеджер Факера Генри. С ним фибби еще не разбирались.

— Френк, что ты такое говоришь?

— Несу чушь. От расстройства. Все-таки меня отстранили отдела.

Комиссар схватил со стола другой листок.

— А у меня есть другое дело, которое может заинтересовать тебя, Френк.

— Неужели? — Флинн сунул в рот пустую трубку.

— Да. Двух мужчин, которых освободили из тюрьмы этим утром, убили прямо на тротуаре, прежде чем они успели остановить такси. Расстреляли из автомата. — Комиссар посмотрел на капитана. — Прямо-таки гангстерская разборка, как прежде, не так ли?

— А как они оказались за решеткой? — спросил Флинн.

Комиссар проконсультировался с листком.

— Заговор с целью совершения мисдиминора…^[19] Уж не знаю, что это означает.

— Их фамилии? — спросил Флинн.

— Э… Эбботт и Карсон. Паспорта у них американские. Адрес — отель «Королевский», — комиссар рассмеялся. — Довольно дорогое место, чтобы договариваться о совершении мисдиминора.

— Я вот подумал… — начал Флинн.

— О чем? — спросил комиссар.

Флинн вытащил пустую трубку изо рта.

— Племянник капитана Уолша, как известно всем сидящим в этом кабинете, какое-то время работал со мной. И я думаю, не пора ли ему выходить в автономное плавание? Не поручить ли ему это дело? По-моему, вполне достойное начало.

Рейган застонал.

— Опять Уилен.

— Гроувер, — уточнил Флинн.

— Неплохая идея, Френк, — оживился комиссар.

— Вы понимаете, парню надо дать шанс. Вы сами говорили мне, что полицейскую академию он закончил чуть ли не с отличием.

— А он готов к самостоятельной работе, Френк? — спросил комиссар.

— Если кто-то и готов, так это он.

— Хорошо, Френк. Капитан Рейган посмотрит, у кого сейчас это дело, и свяжется с сержантом Гроувером.

— Уиленом, — поправил его Рейган.

— Уиленом, — повторил комиссар.

— Отлично, — кивнул Флинн. — Отлично.

Уперевшись ладонями в стол, комиссар поднялся.

— Что ж, для субботнего дня стол у меня относительно чист. — Он широко улыбнулся Флинну. — На нем даже нет коробки из-под обуви.

— Моего «ленча», — рассмеялся Флинн. — Чья это была рука, Френк?

— Понятия не имею, — ответил Флинн. — Ни малейшего понятия.

Глава 40

— Я уверен, что ты прав, Гроувер. Я уверен, что ты прав. Доброй ночи.

Флинн захлопнул дверцу черного «Форда».

По дороге он вволю наслушался жалоб Гроувера. Он, Флинн, поставил крест на их участии в самом крупном в истории бостонской полиции расследовании, и теперь ему, Гроуверу, не светит работа в Федеральном бюро расследований. Даже тот факт, что Гроуверу поручили расследование загадочного двойного убийства на тротуаре, не подсластило пилюлю.

«Форд», взревев мотором, набрал скорость и, взвизгнув тормозами, свернул за угол.

— Можно подумать, кто-то ждет его дома, — пробурчал Флинн себе под нос.

Со скрипкой под мышкой Флинн прошел ворота и по дорожке двинулся к большому викторианскому дому.

Реактивный самолет, поднявшийся со взлетной полосы аэропорта Логан, заревел над заливом.

Флинн поднял голову, когда самолет пролетал над домом. Громадина. «Боинг-747». Необъятный фюзеляж с рядами иллюминаторов, помигивающие красные и зеленые огоньки. От рева мощных двигателей прогибались барабанные перепонки.

Флинну очень хотелось протянуть руку и сдернуть самолет с неба.

Но самолет улетел, а он поднялся на крыльцо, свободной рукой достал ключ, вставил в замок.

— О боже, — выдохнул Флинн. — Как хочется чаю!

* * *

— Это директор?

— Да. Джек Лубелл.

— Доброе утро, мистер Лубелл. С вами говорит мистер Флинн, отец небезызвестных вам «двойняшек Флиннов».

— Да, конечно. Я говорил с Рэнди вчера. Он сказал вам об этом?

— Рэнди два последних дня в школу не ходил.

— Значит, с Тоддом.

— Тодд тоже.

— Они заболели?

— Нет. Им пришлось пропустить занятия по другой причине.

— К сожалению, наши поиски скрипки Рэнди пока не увенчались успехом.

— Это прискорбно.

— Я надеюсь, вы не собираетесь привлекать к этой истории полицию. Я хочу сказать…

Примечания

1

Инициалы Ирвина Мориса Флетчера произносятся как «я есть».

(обратно)

2

Волей автора И. М. Флетчер и Флинн встретились в романе «Сознавайтесь, Флетч», удостоенном премии Эдгара По, одном из лучших в сериале о Флетче, включающем девять романов.

(обратно)

3

Ты есть (англ.).

(обратно)

4

Речь идет о Бостонском чаепитии: в декабре 1773 г. в знак протеста против беспошлинного ввоза английского чая члены организации «Сыны свободы» проникли на английские корабли и сбросили в воду партию чая.

(обратно)

5

В смысле рожденным вне брака.

(обратно)

6

Пренебрежительно-насмешливое прозвище англичан.

(обратно)

7

Zero — ноль (англ.).

(обратно)

8

Три вышеуказанные фамилии (Abbott, Bartlett, Carson) начинаются с трех первых букв английского алфавита.

(обратно)

9

Опера «Гибель богов».

(обратно)

10

Дэвис, Джефферсон (1808–1889) — во время Гражданской войны президент Конфедеративных Штатов Америки, совпадение фамилий.

(обратно)

11

VIР (very impotent person) — очень важная персона (англ.).

(обратно)

12

Мята перечная и название жевательной резинки.

(обратно)

13

Здесь и далее цитаты из «Гамлета» по переводу М. Л. Лозинского.

(обратно)

14

Тернер, Уильям (1775–1851), английский живописец и график.

(обратно)

15

Действительно, слово Fucker, учитывая значение глагола to fuck, на странице газеты неуместно.

(обратно)

16

Фамилии начинаются с D, Е, F — четвертой, пятой и шестой букв английского алфавита.

(обратно)

17

Братец Жак (фр.).

(обратно)

18

Речь идет о букве Н, с которой начинается фамилия Harris (Харрис).

(обратно)

19

Категория наименее опасных преступлений, граничащих с административными правонарушениями.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

*** Примечания ***