Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
— А у меня не было всего этого, — сказала Валя.
— Чего не было? — спросил Дима.
— Того, что у тебя: «Синей птицы» в Художественном театре, елки с цветными лампочками, подарков ко дню рождения. Я и вообще-то никогда не справляла свой день рождения…
— Жаль, — сказал Дима.
— Говорят, детство всегда при нас, в кармане, что ли…
Он улыбнулся:
— Как зажигалка или записная книжка?
Она нахмурилась.
— Почему ты смеешься? Разве то, что я говорю, смешно?
— Нет, — сказал он, — совсем не смешно.
Смотрел на нее, сердитую, с коротко стриженными волосами — кажется, вот такая умышленно растрепанная прическа называется «Гаврош», — загорелую до того, «что глаза стали совершенно светлые, словно отмытые. Пожалел про себя: «А она права, детства у нее в общем-то не было…»
— Пошли купаться, — предложил он.
— Подожди, давай еще полежим немного на солнце…
— Ладно…
— Я подремлю, — сказала Валя, — немножечко, минут пятнадцать, а ты лежи и молчи.
На берегу реки разрослись густые липы. До чего прохладно под ними, ни одного солнечного луча не пропустят, зато выйдешь к воде, и сразу же в лицо ринется ослепительный светоносный жар солнца, и река в солнечных бликах, даже глядеть на нее больно…
Он отошел от Вали, лег в тени под липой, которую помнил еще давно, с той поры, как пошел в школу.
Он рос, переходил из класса в класс, а липа старела незаметно для всех, ширилась, словно бы толстела от старости, и ветви кое-где поредели, потому что иные поломались, а новые не выросли…
«Неужели и я когда-нибудь буду старым? — подумал он. — Нет, не хочу быть старым, постараюсь не стареть, это, наверное, можно — удержать молодость, но для этого надо заниматься спортом…»
Он передвинулся из тени на солнце. Сразу же стало жарко. Почти так же жарко, как на пляже где-нибудь в Евпатории или в Сочи…
Хватит! Пора купаться. И Валю взять с собой, а не то она и вправду заснет, а на солнце спать — нет ничего вреднее, это все знают…
Он вскочил с земли. Дернул Валю за руку.
— Пошли окунемся…
2
Валя познакомилась с Димой в Москве, на стадионе «Динамо». Он сидел впереди нее, и она поначалу не обратила на него никакого внимания: кругом было столько народа…
Потом на поле выбежали футболисты. Стадион разом выдохнул:
— Старички явились…
Это был матч ветеранов. Играли две команды, их так и называли: первая и вторая.
Когда-то имена «старичков» гремели. Спроси в ту пору любого мальчишку, и он подряд, без запинки перечислит всех: и Костеркина, и Яранцева, и Миловзорова, и братьев Бахрушиных — Костю и Кирилла.
Настал день, и они исчезли. Вернее, просто перестали играть в сборной, ушли из своих команд, и на их место пришли новенькие, быстро завоевавшие известность. И уже никто не вспоминал о тех, когда-то знаменитым, прославленных, чьи имена печатались в газетах и упоминались по радио.
А между тем никуда они не исчезли. Одни стали тренерами, другие — педагогами, третьи — еще кем-то.
Но как же им, наверно, хотелось хотя бы еще раз выйти на поле..
И вот матч ветеранов. Опять все как было.
Зеленое поле, трибуны, заполненные болельщиками. Судья со свистком и по краям одетые в синие тренировочные костюмы мальчишки, для которых поднять далеко залетевший в аут мяч — дело самой что ни на есть высокой чести.
Нюся, Валина подруга, купила две палочки эскимо. Одну отдала Вале:
— Попробуй московское мороженое!
Валя усмехнулась:
— Неужели не жалко?
— Чего жалко? — переспросила Нюся. Потом поняла, натянуто засмеялась: — Да ты что?
Нюся была жадненькой. Это было известно всем ее одноклассникам.
— Ладно, — сказала Валя, — попробую ваше московское мороженое…
Нюся добавила с притворным равнодушием:
— Если захочешь, я могу еще купить пломбир или стаканчик…
Валя не слушала ее, смотрела на футболистов, бегавших по полю.
Стадион бесновался. Болельщики кричали в голос:
— Давай, давай!..
Но мяч опять пролетал мимо ворот.
— Смешные эти старцы! — сказала Нюся.
— Чем же смешные? — удивилась Валя.
— Бегают, суетятся, будто и в самом деле за кубок борются!
— А мне их жаль.
Нюся широко раскрыла маленькие, в редких ресницах глаза:
— Вот еще, чего это их жалеть?
— Наверно, им трудно бегать.
— Подумаешь… — равнодушно уронила Нюся, облизывая липкие
Последние комментарии
1 час 27 минут назад
1 час 30 минут назад
1 час 30 минут назад
1 час 40 минут назад
1 час 42 минут назад
1 час 52 минут назад