ОХОТА НА КРУТЫХ [Александр Граков] (fb2) читать онлайн

Александр ГРАКОВ
О Х О Т А Н А К Р У Т Ы Х

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ М Е Н Т Ё Н О К

Глава I ПОПУТЧИЦА

Фирменный поезд «Будапешт—Москва», постукивая на стыках, подходил к пограничной станции Чоп. Здесь заканчивалась территория Венгрии и начиналась Западная Украина, совсем недавно входившая в состав «союза нерушимых республик свободных...» Недовольно поворчав тормозами, состав дернулся в последний раз и замер. Окна девятого от головы поезда вагона СВ пришлись напротив больших окон вокзала.

— Внимание! Таможенный досмотр! Приготовьте документы и личные вещи! — сурово приказал динамик купе.

Жадно прильнувший к окну молодой человек лет тридцати досадливо скривился и, нехотя отклеившись от вагонного стекла, потянулся к боковому карману шикарного кожаного пиджака. Вскоре двери откатились и в купе вошли три человека в камуфляжной форме: младший лейтенант, лейтенант и миловидная девушка с погонами сержанта. Лейтенант, увидев пустующее место противоположного дивана, обрадовался так, словно нашел бумажник с валютой. Небрежно мазнув взглядом по раскрытому паспорту пассажира, в котором значилось: Михай Дьердь, год рождения 1963, венгр по национальности, он поинтересовался:

— Давно пустует?

— От самого Будапешта, — пассажир, заметив недоумение на лицах таможенников, пояснил: — Я закупил все купе. Знаете, какие иногда типы попадаются — испортят в дороге настроение на всю оставшуюся жизнь...

— Послушай, Михай, брат, — на лице лейтенанта появилось заискивающее выражение, — возьми к себе пассажирку, а?! Состав забит до отказа, но, хоть бы и было купейное место, эту велено устроить в СВ. Приказывать тебе не имею права, но прошу — прими эту стерву элитную! Она за два часа, пока сидела у нас в дежурке, засрала мозги всему наряду! Молодая, красивая, но — кобра во всех отношениях. А папаша, который притарабанил ее на новеньком «мерсе», шепнул что-то на ухо нашему майору, а тот нам: «Устроить на ближайший поезд в СВ...»

— Не могу! — прервал словоохотливого лейтенанта пассажир.

— То есть как это?! — не поняла таможня.

— А вот так это! — передразнил его Михай Дьердь. — Если она десятку человек засрала, как вы изволили выразиться, мозги, то что останется от меня, пока я доеду с ней до Москвы? Небось какое-нибудь дерьмо в фирменной упаковке, из тех — «новых русских»?! — Он еще раз скривился, будто пережевывал лимон.

— Та шо з ным байки справляешь, Василь! — влез в разговор младший «литер». — Вин хто по роду занятий? Коммэрсант? Ну и ссажуй його на станции дня пэрэвиркы документов! Може, вин шпиен замаскированный! Ач, як чеше по-москалячему! А на його мисто посадымо оту прыдурасту, давай швыдче, бо поизд за пъять хвылын видходыть.

Пассажир СВ колебался не более трех секунд.

— Подсаживайте, ваша взяла! — он безнадежно махнул рукой.

— Спасибо, брат! — как ни в чем не бывало сердечно поблагодарил его лейтенант и повернулся к дивчине-сержанту: — Марысь, слетай за той мымрой!

«Мымра» ступила на порог купе, когда поезд, тихо дернувшись, пошел отмерять украинские рельсы. Михай, взглянув на нее, крякнул и озадаченно почесал в затылке:

— Вот таких забот на мою голову как раз и не хватало!

Природа явно хотела проэкспериментировать, смешав в одном создании суперобразы русско-украинско-польской красоты. И, надо сказать, эксперимент удался.

Густые черные волосы крупными локонами обрамляли округлое лицо, тронутое золотистым загаром. Огромные, чуть вытянутые к вискам плаза, удивительно голубые, грозили притянуть, утопить навсегда в себе любой взгляд. И прекрасным дополнением к ним были четкий прямой носик, пухлый манящие губы и нежный подбородок.

За окнами поезда —конец сентября, и на девушке был легкий пуховый свитер и голубые джинсы в обтяжку. Не поскупившись на лицо мадам Природа не обделила ее и фигурой — одежда только подчеркивала это.

Такой шедевр невозможно было представить себе где-то на кухне за мытьем посуды или в ванной — за стиркой белья. Ее можно было только соответственно одеть, обуть и поставить где-нибудь на видном месте, любуясь ею и боготворя, как икону. Именно таких, знающих цену своей неотразимости, Михай опасался и сторонился, как ненужного яркого пустяка — красивой бутылки из- под заграничного бальзама или футляра от фирменного французского одеколона. И хранить ни к чему, и выбросить жалко.

Поэтому, когда это создание чирикнуло ему «доброе утро», он лишь небрежно ткнул пальцем в противоположный диван, сделав вид, что не заметил огромного кожаного «крокодила» в ее руке.

— Вот ваше место! Располагайтесь, а я пойду покурю.

И пошел в тамбур, еле протиснувшись мимо чемодана-чудовища. Высмолив пару «Данхилла», вернулся в купе. «Мымра» сидела на своем месте, уже переодетая в светло-серый, с зеленой окантовкой спортивный «Адидас», и разглядывала «Плейбой», обиженно поджав нижнюю губку — не привыкла, видимо, к таким вот «радушным» приемам. Михай прошел к окну и сел по другую сторону столика.

— Давайте знакомиться, раз уж выпало ехать вместе! Михай Дьердь, коммерсант, в Россию прибываю с целью заключения контрактов с фирмами на поставку различного оборудования и прочей дребедени...

Девушка оживилась и затараторила:

— А меня зовут Олесей. Мой папа...

— Достаточно! — сухо прервал ее Михай. — Меня вполне устраивает количество полученной информации. А что вы читаете, Олеся? — спросил неожиданно. — Ну, из художественного?

— Детективы! — Она была сбита с толку неожиданным поворотом знакомства.

Михай порылся в своей огромной спортивной сумке и извлек томик в ярком переплете:

— Держите! Джеймс Хедли Чейз «Золотым рыбкам негде спрятаться». На пару суток, до Москвы, вам этого хватит. И вот еще что, давайте сразу поставим все точки над «i»: влюбляться в вас я не собираюсь, для семейной жизни вы — лишь красивое бесплатное приложение, насиловать вас — себе дороже выйдет. А вести нудные дорожные разговоры у меня не хватает выдержки. Так что читайте себе спокойно и дайте почитать мне. Кстати, вагон-ресторан работает круглосуточно! — И он уткнулся в лежавшую до этого на столике книгу Сиднея Шелдона «Если наступит завтра».

Проштудировав пару страниц, оторвался от чтива и поразился перемене в Олесе: огромные глаза сузились и с яростью уперлись взглядом в него:

— Ненавижу! Всех вас... таких!

Михай с интересом захлопнул Шелдона.

— Ну-ка, ну-ка! Это за что же, позвольте спросить? За то, что пристроил вас и даже развлекаю? — мотнул головой в сторону так и не раскрытого томика Чейза. — И каких это — таких?

— Таких вот... правильных, как равносторонний треугольник. И как мой папочка неродной, от которого я хотела сбежать за границу. Снаружи вы чистенькие, ухоженные, неприступные и интеллигентные, а ковырни чуть глубже — сам провоняешься дерьмом! Не зная человека, судить о нем с первого взгляда или по сплетням сволочи с лейтенантскими погонами, которого я наградила оплеухой, вместо того чтобы пошире раздвинуть ноги, когда он полез ко мне в трусики искать контрабанду — это вы можете. А вот сердечности и теплоты в вас осталось не больше, чем у дохлой камбалы — холодной, скользкой и противной... А за место, которое вы уступили, я могу рассчитаться хоть сейчас. Не натурой, конечно, как принято у вас, а натуральными дензнаками, даже долларами, — глаза ее заволокло блестящей прозрачностью, скапливающейся за пушистыми ресницами.

Стараясь опередить подступающий водопад, Михай решительно бросил книгу на столик.

— Это папочка подбросил вас к поезду на «мерседесе»?

— Нет, это один из его «омоновцев». Они, заразы, в самый последний момент сняли меня. Катила бы я сейчас в самом противоположном направлении — за границу, — Олеся с тоской взглянула в окно.

— А кто вам мешает взять и пересесть в обратный поезд на следующей станции? Раз уж вы собрались всерьез за границу, значит, паспорт и виза у вас в порядке.

— Да у него, у папашки моего, все менты и таможенники закуплены на границе. Да еще эти мордовороты... В следующий раз они обещали меня просто прирезать, чтобы не возиться долго. Дескать, любимый папочка разрешил и даже настоятельно советовал им этот метод уговоров. И я ничуть не удивлюсь — маму мою за непослушание он уже казнил похожим способом.

— И вы так спокойно об этом говорите? — ужаснулся Михай.

— А мне уже все до фонаря, раз не сумела сбежать. В живых меня так или иначе не оставят, хоть, возможно, и довезут до Москвы. Слишком много я узнала. А могут вообще не довезти — выбросить где-нибудь по дороге, недаром ведь СВ подобрали — меньше свидетелей и окно широкое.

— Про свидетелей: мне что, тоже помолиться на всякий случай? — шутливо спросил Михай, веря и не веря ее исповеди.

— А они и без молитвы грехи отпускают! И без лишних разговоров.

В дверь купе вежливо постучали.

— Чай пить будете? — спросил мужской голос по ту сторону перегородки.

Услыхав его, Олеся вцепилась побелевшими пальцами в края дивана и, с мольбой и обреченностью одновременно, взглянула на Михая. Оценив ситуацию, он вырубил свет в купе и стал сбоку двери, под вешалкой.

— Ребята, я не знаю, кто вы и какого хрена вам надо, но догадываюсь: на проводников вы похожи, как пингвин на Красную Шапочку. В связи с этим хочу сказать — я венгерский коммерсант, и если вам нужен международный скандал, устроить его — раз плюнуть. Так что поищите для чаепития другое купе!

Ответом ему было молчание. Михай немного подождал, затем щелкнул задвижкой двери и выглянул наружу. Вагонный проход был пуст, как карманы бомжа с похмелья. Облегченно вздохнув, он вернулся в купе и подмигнул порядком струхнувшей Олесе:

— Как я их, а?

— А ты... вы что, в самом деле коммерсант? Венгерский?

— Ладно уж, — махнул рукой Михай, — называй на «ты». Разница в возрасте у нас десятка лет не превышает, и потом, раз ты чем-то насолила этим «крутым», значит, — свой человек. А бог нэ тэля, все баче видтиля, — ткнул пальцем в потолок купе.

Он полез в свой «дипломат», на ощупь вытащил из него бутылу французского коньяка, пару лимонов и пакетик с сахаром. Затем из кармана кожаного пиджака достал нож и нажал на кнопку. Щелчок — и пятнадцать сантиметров хромированной стали отразились в глазах восхищенной Олеси.

— Ух ты! — воскликнула она, как ребенок. — Дай посмотреть!

Михай без слов протянул нож рукояткой вперед. Она изображала вытянутое в прыжке туловище тигра, из оскаленной пасти которого вылетал остро отточенный клинок с изящно выгнутым кончиком, посередине ножа шла кровосточная канавка.

— Красивая работа! — повертела его в руках Олеся.

— Штучная работа! — поправил ее Михай, осторожно забирая нож, и не спеша стал нарезать на блюдце из-под графина лимоны. — Аналогов в мире нет. Но о нем чуть позже, а пока присаживайся к столику, будем пробовать лучший в мире французский коньяк и закусывать его грузинскими лимонами. Дорога у нас дальняя, и я постараюсь до ее окончания объяснить тебе разницу между продажными и непродажными ментами. На примерах из жизни моего очень-очень близкого друга, брата, можно сказать, и даже более того. Не беспокойся, до туалета я тебя провожу в случае чего — со мной не тронут. А если тронут...— здесь Михай улыбнулся хищновато. — Что ж, я давненько не был на тренировке и не прочь поразмяться! Ну а в Москве разберемся, кто кому чего должен, Москва разборки любит.

Глава II ДОЖИТЬ ДО «ДЕМБЕЛЯ»

— Мама, мама, что случилось? Не плачь, прошу тебя! — Девятилетний мальчуган теребил тихо плачущую за столом женщину, а у самого набегали на щеки бусинки-слезы.

— Ограбили нас, Игорек! — Мать обняла сына, прижала к себе. — Забрали последние деньги, пятьдесят три рубля — весь наш «капитал» до следующей зарплаты. Не знаю, на что жить будем, кто поможет! — В семидесятые годы пятьдесят три рубля — это были деньги. Надеяться действительно было не на кого. Того, кто Игоря зачал — их еще отцами называют, — он не помнил.

— Он был нечестный, плохой человек. Подло обманул и бросил . твою мать, — так объясняла внуку житейскую истину бабуля, когда он в семь лет пошел в школу, где впервые спросили об отце. Больше Игорь о нем не спрашивал...

... Вскоре в дом вошли они — «архангелы закона». Два милиционера долго и упорно расспрашивали маму, бабушку и соседей. Под запись допытывали, затем все в доме осмотрели, заглянув зачем-то даже в туалет соседей, и ушли, обронив на прощание фразу, актуальную, наверное, и по сей день в «совковых органах»:

— Надо порешать вопросы!

Девятилетнему Игорю Веснину так понравилась милицейская форма, оружие и методы розыска, очень похожие на игру «Угадай, где спрятал вещь?», что он решил так же попытаться что-либо найти. Искать начал в саду, потом во дворе, а затем подошел снаружи к окну, через форточку которого их «почистили». И нашел. Метрах в пяти от него, на мятой клумбе, отпечаток китайского кеда «сорок последнего» размера — туда вместилась пара его ступней. Игорь, недолго думая, отправился по родному шахтерскому городку искать хозяина этих самых китайских кед — уж очень велика была обида на подлого дядьку, оставившего их семью на полмесяца без куска хлеба. Долго ходил — до вечера. А вечером, возвращаясь домой по соседней улице, в скверике увидал мужиков, соображающих на троих. На одном из них были огромные китайские кеды!

Игорь за кустами подобрался почти вплотную к беседке.

— Слышь, Серега, — выбулькав стакан и смачно хрупнув огурцом, тот, в кедах, ткнул рядом сидящего локтем в бок, — как седни утром меня ломало! Ну и буханули вчера! А моя зараза рогом уперлась — не дам грошей, хочь режь. Чую — сдыхаю, в натуре! Ну и пошел прошвырнуться. Смотрю, у Весниных окно открыто, а дома — никого. Во, думаю, Бог послал для лечения больной души. Вот и кайфуем.

Мужик в кедах оказался дядей Володей, соседом Весниных, который на днях «откинулся по амнистии». Сидел за воровство.

Игорь вышел из кустов:

— Дядя, отдай деньги моей маме. А то она плачет, говорит, на хлеб до зарплаты не хватит. И у бабушки сердце заболело. Отдайте, а то я дяде милиционеру скажу, что вы взяли.

Ответ соседа был лаконичен:

— Ну ты, сявка, детям спать уже пора. Пшел отсель! — Подзатыльник развернул Игоря к выходу из беседки. Сзади послышался чей-то негромкий голос:

— Вовчик, ты че, крысой по жизни стал? Гляди, падла, бог шельму метит.

А Игорь, спотыкаясь о невидимые из-за горьких слез выбоины, думал, когда пойти пожаловаться в милицию, ибо для него она тогда была все: и бог, и власть, и справедливость.

Решил забежать утром, перед школой.

... Утром, умываясь, услышал разговор матери с кем-то у забора.

— Я ничего не понимаю, — твердила она.

— А чего там понимать, Мань! Я взял, я и возвращаю. Но — Христом-Богом молю, не ходи к ментам, я же на «надзоре», сразу закроют. Прости, соседка, бес попутал, — твердил автор вчерашнего подзатыльника Игорю. Мама соседа простила...

... Шли годы, Игорь рос, как и все пацаны: шлялся по улицам, дрался, заглядывал девчонкам под юбку, ругался с учителями. Но где бы ни увидел человека в милицейской форме — останавливался и со сладко замершим сердцем пялился на него: этот человек борется с «плохими», вырасту — и я таким стану. Стану! — это решение было твердым... Иногда, проходя мимо соседа, Вовки-вора, Игорь слыхал, как тот бурчал себе под нос:

— Мусоряга растет — замена ментам. Падла буду...

Когда Игорю стукнуло пятнадцать, он по совету матери стал готовиться к службе в «школе настоящих мужчин» — ею она считала тогдашнюю Советскую Армию. Гиря, гантели и эспандер стали его постоянными спутниками. Один из знакомых матери работал инструктором по самбо в милиции... Через два года Игорь имел «кандидата в мастера» по этому виду спорта, а еще — права водителя из автошколы ДОСААФ. В призывной 1981 год он часто просыпался среди ночи от горячего шепота бабули, стоящей на коленях перед висевшей в святом углу иконой:

— Господи всемогущий и всемилостивый! Спаси и сохрани нашу кровиночку от гибели, от этой напасти всенародной!

Под «всенародной напастью» подразумевался Афганистан...

Осенью на призывном пункте плачущая мать (а их сердца — родивших нас женщин — это уникальные неизведанные приборы, чувствующие беду заранее) просила только об одном:

— Вернись, Игорек! Вернись живым! Не дай Бог попасть в эту беду!

Дал все же Бог. «Повезло» Игорю — попал в ОКСВ — ограниченный контингент Советских войск в Афганистане.

Служба в «проклятом горном краю...» Ну что о ней сказать? О ней не любят вспоминать сами братки-афганцы. Тем не менее и показано, и написано, и рассказано об этой войне: и плохого, и хорошего, и явного вранья. Короче — кто был, тот не расскажет, а кто не был... Тому лучше промолчать.

Служил Игорь в мотострелках: вначале слушался «дедов» — они учили выживанию в этом дурдоме. И убивать учили, чтобы не быть убитым самому, и прикрывали собой их, «молодых», и не пускали вперед. А на втором году он сам «дедом» стал и так же оберегал новобранцев. Может быть, чересчур опекал — два раза пришлось съездить на «отдых» — в госпиталь: на живых русских женщин посмотреть, подлечиться, отоспаться. Ранений было два: пулевое в бедро и осколочное — в плечо. В эти два раза действительно повезло: пуля не задела ни кости, ни нерва, ни сухожилия, а осколок вообще насквозь прошел мякоть плеча.

Нормальные парни, не «чмошники» служили в Афгане, но возвращались оттуда такими, что дома их родные и близкие не узнавали:

— Господи, да что же с вами делали-то там?

Злые, голодные до всего, чуть что, сразу пускавшие в ход ноги и руки. Или — что под руки попадалось...

Таким вернулся «на гражданку» осенью 1983-го Игорь Веснин. Добрался до дома в Донбассе, а дома — никого. Соседка пояснила:

— В город мать ушла, на рынок.

Понятно — не ждала. Игорь ехал на родину «подарком» — сюрприз хотел преподнести, поэтому и не предупредил в последнем письме о «дембеле». Посидел у соседки, поболтали о новостях, одну из которых он знал из прошлогоднего письма матери: бабуля умерла прошлым летом. Мать из коммунистки-атеистки стала после похорон бабушки ярой христианкой, выпрашивая у Господа благополучного возвращения Игоря. Переняла бабушкину эстафету...

Мать задерживалась, и он решил сходить на кладбище проведать могилу самого дорогого после нее человека на Земле. Возвращаясь от бабулиной могилы уже к обеду, издали увидел у калитки застывшую в ожидании женщину. Мама! Подойдя ближе, Игорь поразился произошедшей за два года его отсутствия перемене в ней: изможденная, полуседая... Последние метры пробежал и молча стал перед ней, вглядываясь в дорогие, прокатанные безжалостным временем и судьбой черты. Она также без слов уткнулась в его мощную грудь.

— Мама! Ну все, успокойся и скажи хоть что-нибудь! — А у самого по лицу прокладывали дорожки первые в его сознательной жизни слезы. «Если в какой-то стране плачут мужчины — надо переделывать мужчин. Или переделывать страну!» — так сказал еще в древнее время один грузинский мудрец. И он был прав, черт побери, но, наверное, у его матери не было причин так переживать за сына, а у сына — за мать. Да и детей в грузинской семье раз в десять больше, чем в нашей!

— Сынок! И все-таки ты — живой! — захлебываясь слезами, смогла наконец выговорить мама.

Вот так они встретились. «Гражданка» приняла Игоря так же, как и тысячи пришедших «оттуда» до него: на медкомиссии перед приемом на работу в органы МВД больше всех он заинтересовал психолога, знакомого еще по допризывной комиссии. Если тоща их группу из тридцати человек смотрели за тридцать минут (по минуте на «рыло»), то сейчас так достал Игоря, что тот сгоряча ляпнул ему, что он сам чокнутый, если старается сделать психопатами других. И еще нарколог, этот тип, долго и нудно читал лекцию о вреде «долбежки». В конце концов Игорь предложил ему прошвырнуться в Афган хотя бы до первого боя, когда человека перерезают в упор пулеметной очередью. Или играют в футбол чьей-то оторванной башкой. Или по горлу — ножом... Долбанул бы он после всего этого на сон грядущий наркоты или обошелся стаканом чая... А вообще-то чего с ними спорить? Нельзя «долбить» — так нельзя. Тем более, что «там» Игорь этим делом не очень-то увлекался. Так, пяток раз при очень уж кошмарных снах. Ну вот, наконец-то! Сбылась мечта «молодых времен» — поступил-таки он в милицию. В патрульно-постовую службу. И пошло-поехало...

— Младший сержант патрульно-постовой службы Игорь Веснин после прохождения учебно-курсового комбината прибыл в ваше распоряжение!

Комбат ППС, полковник Николай Степанович Хроминов, «батя», досадливо бросил ручку, которой черкал что-то на листе:

— Ну чего орешь, словно двойню родил! Прибыл так прибыл — не генерал же с проверкой! Из-за тебя вон ошибку в донесении сделал. Кстати, не в курсе, как слово «легавый» пишется — с «е» или «я» второй буквы?

— По-моему, с «е»! — брякнул растерянный таким приемом Игорь.

— Ну и я так думаю! — обрадовался Николай Степанович и наморщил лоб. — Куда же тебя поставить на объект полегче для ознакомления, так сказать? Во, пойдешь на рынок городской, в помощники к Паршину. Он тебе и растолкует, что к чему. Идет?

— Идет, — машинально ответил Игорь. — А когда... это — на работу?

— А ты уже на работе. Со вчерашнего дня. Приказ о твоем зачислении в наши ряды я вчера еще подмахнул. Так что иди на склад, дополучи, что положено, и дуй на рынок — ищи Паршина.

На складе Игорь дополучил рацию, и милицейский УАЗ подбросил его к городскому рынку, который функционировал ежедневно. Кроме всяческого барахла, овощей и фруктов, торговали здесь и спиртовыми дрожжами — дефицитнейшим в Донбассе продуктом. Потому что обыкновенная магазинная водка считалась у шахтеров деликатесом, а для ежедневного потребления в каждом почти дворе производился самогон, который выпивался ежевечерне и еженощно в неимоверных количествах «для профилактики желудка от угольной и породной пыли». Этот метод лечения — «две капли воды на стакан самогона» — установили для себя сами шахтеры — от всех видов болезней.

Старшину Сашку Паршина Игорь обнаружил в неожиданном месте — возле общественного туалета за огромным дощатым складом, где тот охаживал дубинкой здоровенного мужика в телогрейке. Мужик даже не пытался защищаться, только согнулся и закрыл голову руками.

Они немного знали друг друга, поэтому Игорь не счел нужным представляться.

— За что ты его?

— Да понимаешь, какая скотина! Подошел сзади прилавка и, пока тетка отвешивала яблоки очередной покупательнице, спокойно выгреб деньги из сумки и пошел себе.

— А люди?

— А что люди? Люди думали, что он ее муж.

Мужик между тем, оценив ситуацию (два мента — двойная порция палок), отчаянно ломанулся к дыре в шлакоблочной стене, огораживающей территорию рынка.

— Куда?! — Ловкая подножка заставила его пропахать носом изрядный кусок каменистой донбасской землицы. Сашка подскочил к нему, рывком за шиворот поставил на ноги и, ловко охлопав карманы телогрейки, выгреб из одной деньги. Затем ногой наподдал мужику под зад.

— А вот теперь — беги!

Тот исчез в проломе.

— Ну что, пошли? — Сашка подмигнул Игорю.

— К тетке отдавать деньги? — догадался тот.

— К дядьке отдавать! — передразнил его Сашка. — Та тетка давно распрощалась с ними. Ну, накинет на килограмм по полтинничку-другому. Да она их уже давно от-торговала. А мы с тобой рванем сейчас в забегаловку к Гургену — есть туг один грузин... Надо же в конце концов обмыть твое поступление на службу в наши доблестные ряды защиты и обороны.

— Да я хотел с получки первой «поставить», — стушевался Игорь.

— Ха, глядите на него! Это со ста рублей оклада, что ли? А что матери домой понесешь?

Довод был веский и перевалил чашу колебания.

— Я тебя научу, как деньги делать, — разглагольствовал Сашка, зажевывая сочным шашлыком стакан водки. — Тебе повезло, что ты попал под мое начало сюда, на рынок. Мадам Фортуна побоялась в этом случае повернуться к тебе задом. Хоть ты на грузина и не похож, — хихикнул он.

— Я что-то тебя не пойму, — Игорь с подозрением уставился на него, — ты что, тоже чем-то подторговываешь?

Сашка со смеху чуть не подавился куском мяса.

— Ну даешь! Да ты разуй глаза, во что одет! На тебе же ФОРМА! А это — самый надежный гарант безопасности и всевластия на сегодняшний день. Я защищаю торгашей от хулиганья всякого, разбираю скандалы, распределяю места на рынке, у кого «бабок» побольше — тому поближе к главным воротам. Не за бесплатно же я должен все это делать!

— Да это же натуральная обдираловка, только узаконенная, — ужаснулся Игорь, — вместо того, чтобы защищать продавцов от грабителей, ты сам грабишь их! И это называется защитой и обороной? Чем же ты отличаешься от нашего офицерья, некоторые из них гнали эшелонами награбленное добро оттуда, из Афгана.

— А ты что, в Афгане служил? — поскучнел Сашка.

— Ну! — буркнул Игорь. — Только это к делу не относится. Я с детства мечтал поступить в милицию, чтобы защищать людей от подлецов и хапуг. А ты... эх! — Он отчаянно махнул рукой.

— Да пошутил я, дурень! — расхохотался Сашка. — На понт решил тебя взять — годишься в напарники или нет. Теперь вижу — годишься. Ну, пошли в обход, — посерьезнел он, взглянув на часы, — перед обедом наведем порядок на вверенной территории. Гурген, за мной должок! — крикнул он уже от выхода стоящему за стойкой забегаловки здоровенному грузину. Тот молча прижал обе руки к груди. Игорь, сделав вид, что поверил Сашкиным объяснениям насчет проверки, поплелся за ним.

— Так, ты давай направо по круговой, а я налево. В середине где-нибудь встретимся, — скомандовал Сашка. — И не вешай нос, «афганец»! — шутливо хлопнул он Игоря по плечу. Игорь взглянул в честные-честные и чуточку наивные Сашкины глаза и почти поверил в его искренность. Почти!..

Пройдя полкруга по периметру рынка, ничего подозрительного не обнаружив, потолкался в середине. Все было мирно-спокойно, только одно не ускользнуло от его взгляда: некоторые мужики и бабы, в большинстве с колясками прохаживающиеся между рядами, издали заметив его, торопливо закрывали полог коляски и спешили раствориться в толпе. Так и не встретив Сашку, он решил пройти по его маршруту. И здесь его не было. Собравшись пройти обратно, спросил на всякий случай крайнюю в ряду бабку, продававшую соленые огурцы:

— Бабуль, не видала, старшина милиции здесь не проходил?

— Энто Сашка-кугут, что ли? Проходил, милок, проходил. Всех уже проинспектировал, тепереча зашел Таньку проверить, — указала она на стоящий неподалеку ларь «Овощи-фрукты». — Только ты тихо заходь, чтоб цифры они там не перепутали, — непонятно объяснила она, растягивая в усмешке редкозубый старческий рот.

Ставни ларя были раскрыты, но занавески на окне выдачи задернуты и висела табличка «Переучет». Стараясь не громыхать, Игорь осторожно открыл дощатую дверь сбоку и вошел . Со свету сначала ничего не увидел, затем в полумраке проступила витрина с разложенными по отсекам картошкой, морковью, бураками и луком и наполовину прикрытая дверь в маленькую подсобку. Оттуда доносились голоса: Сашкин и еще один — нежный девичий.

— Так, а вот под картошкой еще ящичек, а под мешками — еще один! Говорил же тебе, Танюха, не будь такой гордой да заносчивой — все одно заловлю на горячем, — голос старшины был торжествующе-злорадным. Игорь хотел кашлянуть, но что-то сдерживало его, не дав вмешаться в разговор.

— Санек, — голос девушки был заискивающим, покорным, — жить же надо на что-то. Сам знаешь, на нашу шестидесяти-рублевую не очень разгонишься. А тут через две недели свадьба у нас с Серегой, да ты ведь приглашен! — девчонка чуть не плакала.

— Свадьба свадьбой, а торговать без накладных дрожжами — самая ярая спекуляция, и ты, Танюх, это отлично понимала. Поэтому будем составлять протокол.

— Сашенька, не надо, умоляю! Ведь это три года тюрьмы! Вместо свадьбы! Вся жизнь — наперекосяк! — девчонка уже рыдала. — Ну что ты хочешь? Забери все дрожжи, деньги забери — выручку, только протокола не надо.

— У тебя, Танюх, подороже денег есть. То, что я два года уже выпрашиваю!

— А-а-а, это... Ты что же это, сволочь? Ведь Серега — твой лучший друг!

— А разве ему обязательно знать об этом? Пусть это будет нашим маленьким секретом! И давай ближе к делу, иначе — протокол!

— Припер к стенке и пользуешься моментом, козел? — голос девчонки дрожал от ярости. — Знаешь, что никуда не денусь! И еще знаешь, что в любой другой обстановке, даже под расстрелом, я бы тебе не дала! Но за наше с Серегой счастье... На, пользуйся подачкой!

Нездоровое любопытство заставило Игоря заглянуть в полуоткрытую дверь подсобки. Солнечный лучик, пробившийся в щель дощатой стены, осветил девчонку, заваленную грудью на штабель мешков с картошкой, и Сашку, который, задрав юбку, лихорадочно сдирал трусики с выпуклого зада, не забывая при этом расстегивать ширинку форменных штанов. Вынув свое мужское достоинство, с маху, без подготовки, погрузил в нее. Болезненный Танин вскрик смешался с торжествующим Сашкиным.

— Попалась наконец-то! Все целку из себя строила, а Серега, оказывается, давно уже пробу с тебя снял, — тупо долдонил он, резко, рывками дергаясь взад-вперед, с явным садистским намерением причинить боль. Таня приглушенно стонала, закусив нижнюю губу, упершись невидящими глазами в солнечный лучик, как в спасительную соломинку...

Надо было уходить. На подгибающихся ватных ногах Игорь поплелся к выходу. Если бы она только позвала на помощь! Но помощь ей нужна теперь была лишь моральная, а физически — состоялась обыкновенная в наше шкурное время сделка: «баш на баш, дашь на дашь». Ну и что ж, что обыкновенную типографскую бумажку — бланк протокола сменяла на человеческое тело. Главное ведь — по согласию с обеих сторон. Но — неправильно это! Почему какое-то «чмо» в милицейской форме является вершителем человеческой судьбы, уподобясь Господу Богу? Почему? А хрен их разберет!

Уже подходя к выходу, услыхал из подсобки Сашкин голос:

— Говоришь, Сереге сливки все достались! Ну нет, не все! Вот здесь, рядышком, он небось не пробовал! — И тут же придушенный вопль Татьяны от раздирающей все тело боли (видно, зажал рот, чтобы не было слышно крика). Вот этого, последнего, Сашке делать не следовало. Если чуть раньше у Игоря и были какие-то сомнения и колебания, то теперь они разом отпали — все стало на свои места...

Они встретились в середине рынка — Сашка, догнав Игоря, припечатал сзади его спину ладонью.

— Ну что, двинем на обед?

Тот обернулся. Вид у старшины был еще тот: три кровавых борозды пересекали лоб и щеку, на которой вдобавок отпечаталась маленькая пятерня. Постояла, значит, за себя Танюха, хоть в последний момент...

— Где это тебя? — Игорь сделал озабоченно-изумленное лицо.

— Спекулянтка одна! Дрожжами из-под полы торговала, а когда попробовал задержать — вырвалась и убежала. Здоровенная баба попалась, мать ее! Ну что, идем обедать или нет?

— Конечно, идем! Только давай заскочим отольем!

Общественный туалет был почти пуст, только над последним у стены очком кряхтел небритый мужичок лет сорока. Игорь с полуоборота засадил Сашке ногой по почкам так, что тот влип в стену.

— Это тебе за продавщицу яблок!

— Е-о-о, мент мента! — Мужичок, забыв про спущенные штаны, пулей сквозанул из туалета — от греха подальше.

— Ты че, сука?! — отдышался Сашка, царапая ногтями пистолетную кобуру. И, взвыв, бросился на Игоря.

— А это — за Татьяну! — Встречный удар ногой в грудь послал Сапку на задерьмованный, в лужах мочи цементный пол, и он покатился по нему, судорожно пытаясь широко открытым ртом ухватить хоть немного воздуха. А в глазах стыло изумление.

— Откуда... про Танюху?!

— Оттуда! — Игорь ловко выхватил ПМ из Сашкиной кобуры, выщелкнул обойму, положил в карман, а пистолет сунул снова в кобуру.

— Много я перевидел ублюдков там, где служил, а такая сволочь, как ты, прямо скажу — попадалась очень редко. Но там существовал один хороший способ избавить мир от такой пакости... Жалею, что нельзя его применить здесь, «на гражданке». Но если уж потребуется — применю без колебаний. Это может произойти в двух случаях: если ты вконец «достанешь» меня или если что-нибудь еще случится с Татьяной. Забудь о ней, о том, что произошло в подсобке, забудь вообще, что она существует. Ну, а если вдруг я что-то услышу...

— Не услышишь! — мрачно процедил Сашка, с ненавистью разглядывая Игоря. — Она прямо с рынка помелась снимать судмедэкспертизу. На всякий случай. Скажет, что ее в подсобке изнасиловали двое неизвестных. Но если я коснусь ее или Серегиной личной жизни — в ход пойдут и справка, и анализы кожи из-под ногтей.

— Умная девочка! — не сдержался Игорь.

— Но ты, — продолжал Сашка, — лучше переводись отсюда куда-нибудь подальше. Рыло начистить я тебе, конечно, не смогу, но вот устроить что-нибудь такое... с летальным исходом — запросто. И поверь — приложу для этого все усилия!

— Охотно верю, — усмехнулся Игорь. — Это так похоже на тебя! А теперь, если тебе, конечно, не хочется добавки, кончай мыть полы формой и разойдемся тихо, как в море корабли. Обойму отдам в отделении!

Паршин не «стуканул» на Игоря — не в его интересах было. Но очень скоро Веснина перевели на другой объект— «каторжный» по объему работы — ресторан «Турист».

Глава III ПЕРЕМИРИЕ ПОСЛЕ ВОЙНЫ

— Миша, Миша! — Олеся ерзала на диване совсем как маленькая девочка. — Можно я тебя так буду называть, попроще? И... ну... мне надо! Понимаешь!

— В туалет? — усмехнулся Михай. — А что же тут непонятного?

Выглянув в окно, он вдруг заволновался.

— Ты посмотри, посмотри куда мы заехали!

— В тупик, что ли? — Олеся прилипла носом к стеклу. В темноте почти ничего не было видно, лишь изредка проносилась мимо окна цепочка огней, уходящих по диагонали на верх какой-то горы.

Михай вдруг поскучнел и прикусил язык.

— Донбасс это! А впереди — узловая станция Николаевка. Я уже здесь проезжал. Ну, двинулись, а то не дай Бог что случится!

— Не волнуйся, я с пеленок терпеливая! — засмеялась Олеся, и внезапно испуганно: — Ой, а эти полудурки в коридоре или в тамбуре?

— Да ты со мной, чего боишься-то?

— Ну да, ты что же, меня прям в туалет заведешь? А, была не была, пошли?

— Да они небось дрыхнут уже — первый час ночи, — успокоил ее Михай, выглядывая из купе. В проходе было пусто. Удивительно сонный вагон! Он прихватил со столика «Данхилл» и зажигалку и, проводив Олесю до туалета, открыл дверь в тамбур.

— Когда выйдешь, непременно позови!

Вышел, прикурил и стал жадно вглядываться в проносящиеся мимо огни. За спиной отворилась дверь перехода из соседнего вагона.

— Разрешите прикурить!

Обернулся. Молодой накачанный парень с короткой стрижкой правой рукой роется в боковом кармане. И еще успел заметить мелькнувший в переходе огонек сигареты.

— А-ах! — Парень начал гнуться от жесткою удара в солнечное сплетение, а Михай выворачивал из его руки револьвер с набалдашником глушителя. И тут же резко двинул ногой по приоткрытой двери прохода. Она захлопнулась, смачно приложив кого-то по ту сторону.

— Вот так! Ноу смокинг! — с удовлетворением констатировал он, разглядывая револьвер, и, услышав со стороны того, с короткой стрижкой, щелчок пружинного ножа, с маху приложил рукоять револьвера к его виску. Парень дернулся и завалился вбок по стене.

Сзади щелкнула дверь его вагона. Михай резко обернулся и... глушитель уперся в упругую девичью грудь.

— Миша! — воскликнула Олеся и тут же: — Ой, что же это?

— Твои знакомые! — успокоил ее Михай, нащупывая пульс на шее парня. — Боюсь, теперь мне надо сказать «ой»!

— Он что, мертвый? — ужаснулась Олеся.

— И как ты догадалась? Только не надо патетики: «лучше бы на его месте была я» — и всего такого прочего.

Он зашел в переходный тамбур. Там лежал еще один, вернее — полусидел. И — тоже без признаков жизни.

— Я сейчас, мигом. Подожди здесь! — Сунул ей в руки револьвер. — Увидишь еще кого из «знакомых» — стреляй без предупреждения. Да, а ты стрелять-то хоть умеешь?

— Я с тобой, Миша! — уцепилась за его руку Олеся, игнорируя заданный вопрос.

— Ну ладно, пошли!

Они быстро вернулись в купе, и Михай, порывшись в «дипломате», извлек из него трехгранный штырь с ручкой.

— Запрись и никого не впускай. Кроме меня, конечно!

Вернувшись в тамбур, вставил штырь в замочную скважину и... входная дверь распахнулась, впустив дождевую морось, свежий прохладный воздух и грохот вагонных колес. Михай не мешкая подтянул к проему парня с короткой стрижкой и вытолкнул наружу. Затем вытащил из перехода второго и, не разглядывая его, спустил следом. Отправил туда же валявшийся на полу пружинный нож, взяв его за рукоятку через носовой платок. Вытащил из-за пояса пистолет с глушителем, тщательно протер его тем же платком и, сожалеюще поцокав языком, швырнул туда же — в ночь. Закрыл дверь, прислушался. Тишина.

— Ну удивительно спящие вагоны! — вторично за эту ночь вырвалось у него. — Вот и все пока! Можно сказать — еще раз повезло.

Михай прикурил и жадно затянулся. Докурив, вернулся в купе.

— Собирайся!

Олеся пристально глядела на него.

— Ты не коммерсант! И мне надо в Москву, а не в какой-то вонючий Донбасс!

— Ну, женщины, вас не поймешь! То ей за границу надо, то в Москву. Впрочем, это твое личное дело. Я схожу в Николаевке, — и он начал надевать кожаный пиджак. Затем защелкнул «дипломат» и, подняв диванную крышку, достал кожаную сумку с блестящими застежками. И взялся за ручку двери.

— А я? — голос Олеси зазвенел от напряжения.

— А что ты? Встретишься в белокаменной с папочкой, покаешься, скажешь, что больше так не будешь, и заживете вновь тихо-мирно.

— И ты веришь в то, что говоришь? После всего, что произошло?

— А что произошло? — посерьезнел Михай. — Ничего не произошло. А то, что привиделось тебе в кошмарном сне, забудь, вычеркни из памяти! И меня, кстати, заодно. Считай, что я тоже тебе приснился.

— Нет, не посчитаю! Мне сейчас как никогда нужно крепкое мужское плечо, чтобы на него опереться. А ты, защитив, подло бросаешь меня на полдороге. Так не поступают честные и благородные мужчины, к которым ты себя, без сомнения, относишь!

— Да кто ты в конце концов такая, чтобы устраивать мне почти семейные сцены? — возмутился Михай. — Подкидыш какой- то. Да еще влип из-за тебя в «мокруху»! Меня теперь этот поезд довезет или к виселице, или к расстрельной стенке. И все по твоей милости! Кстати, тебе за пособничество в убийстве тоже статья светит. И немалая! Так что хочешь со мной идти — пошли, вместе добираться до Москвы будем. У меня на сердце спокойнее будет — никому ничего не сболтнешь. А не хочешь — катись колбаской дальше! Но учти, если они уж решили тебя пришить — сделают на все сто процентов, можешь не сомневаться. Я уже понял — эти, из «крутых», играют по-крупному. Так что не на этой станции, так на следующей из купе вполне могут вытащить твой хладный труп! — пугнул он Олесю напоследок.

Подействовало. Вытащила свой кожаный чемоданище и уставилась на Михая.

— Выйди, пожалуйста, мне переодеться надо!

Он пошел на перекур в тот же тамбур. Оглядел все напоследок тщательно, не забыв про переход. Везде чисто, никаких следов крови.

... На станции Николаевка Донецкой железной дороги к вагону номер девять от стоящего неподалеку на привокзальной площади «мерседеса» метнулись трое плотно сбитых парней в ветровках. Осмотрев пустое купе, переглянулись и забарабанили в закрытую дверь купе проводника. Оттуда высунулась заспанная физиономия.

— Ну чего тарабаните! Тут никто не выходит и не заходит! И вообще, пока не проедем Украину...

— Послушай, друг! — Один из парней сунул за пазуху проводнику стодолларовую купюру. Дверь мгновенно откатилась в сторону.

— Я вас внимательно слушаю!

— Тут девушка должна была ехать, в этом вагоне. В среднем купе! Ну, такая... «упакованная».

— Как же, помню, помню! — зачастил проводник. — Ее в Чопе подсадили.

— Не знаю, в Чопе или в жопе. Мне сейчас важно одно — куда она делась?

— Да спит небось, ночь ведь. Им обоим до самой Москвы!

— Сам ты спишь, козел сраный! — не выдержав, громыхнул старший тройки и схватил проводника за горло. — Говори, падла, где ссадил девку? И кто с ней в купе ехал? А ты, Федь, смотайся в соседний вагон и поищи там наших: Серого и Повидло. Тоже, суки, небось дрыхнут без задних ног, — обратился старший к одному из двоих.

— Ребята, на чем хотите поклянусь — нигде они не просились у меня, чтобы выпустил! А с девчонкой вашей здоровый такой венгр ехал, вернее — он закупил купе от самого Будапешта, а его уговорили взять в Чопе эту дамочку, — проводник уже понял, с кем имеет дело, и стал белее простыни, на которой спал до этого. Старший оценил его состояние и отпустил горло.

— Ладно, только в штаны не наложи, а то потом разговаривать с вонючим противно будет. Оставлю тебе сотню, если скажешь, давно ли ты их видел в вагоне.

— А две станции назад выходили на минутку: мужик покурить, а дамочка ваша, извините, в туалет, — проводник понял, что соврать в этой ситуации для него — святое дело. Скорее отстанут.

Подбежал Федя, которого послали в соседний вагон.

— Витек, там их нет!

— Как нет? Да что же это за паскудство? Тех нет, эти отсутствуют... Ни хрена не понимаю! Пусть шеф сам разбирается в этом кроссворде! Куда пошли! — рявкнул Витек на приятелей, взглянув на часы. — Поезд стоит еще десять минут. Прочесать все вагоны до отхода! Ты, — он ткнул в Федю, — в ту сторону, а мы — в противоположную.

Вскоре их и след простыл. Проводник с облегчением перевел дух, вытащил из-под майки стодолларовую купюру, любовно разгладил на столике и, внезапно плюнув, скомкал и запустил ею в приоткрытую дверь купе. Это была отличная ксерокопия...

Проводник во втором вагоне от головы поезда стоял возле приоткрытой двери тамбура и чесал пятерней в затылке.

— Вот зараза! Забыл-таки запереть на предыдущей стоянке! А все тот шахтер со свадьбы — выпей еще да выпей еще... Вот и допился, мать твою! Поскорей запереть, пока никто не вывалился. Уволят к чертям собачьим.

Заперев дверь, он прошел в свой закуток и, пошарив под нижней полкой, извлек оттуда початую бутылку «Российской». Налил в стакан, и только прицелился опрокинуть его — испытать радость похмелья, как дверь — хрясь! — распахнулась и в купе ворвались двое здоровых ребят.

— Батя, у тебя никто не выходил на этой станции?

— Слава Богу, до Луганска могу отдыхать. А что?

— Аничего! Причащайся на здоровье! — И парни исчезли так же внезапно, как появились.

Проводник выдохнул. Лаканул зелье и застыл умиротворенно, ощущая, как живительная влага рассасывается по организму. Состав плавно дернулся и пошел от станции.

— Ты куца меня тащишь? — в темном проулке за привокзальным рестораном Олеся резко выдернула свою руку из руки Михая. Тот, воспользовавшись случаем, поправил на плече кожаную сумку.

— Куда надо, туда и тащу! И давай поживее, если хочешь следы замести. Я же тебе говорил, что уже бывал в этих местах. Так вот, еще через квартал отсюда будет гостиница.

— А может, ты хочешь меня затащить куда-нибудь в уголок потемнее, изнасиловать и ограбить?

— Ты была замужем? — внезапно спросил ее Михай.

— Была, — машинально ответила Олеся. — А какое тебе, собственно говоря, дело?

— А такое, что изнасилованием замужнюю женщину напугать очень трудно. Для очистки совести конечно будет орать «помогите», но только вполголоса или шепотом, чтобы никто не услышал. А ограбить тебя я мог еще там, в вагоне. И вообще, ты мне порядком надоела своими капризами. Или иди за мной, или возвращайся к тем из «мерседеса».

При упоминании о «мерседесе» Олеся зябко передернула плечами и покорно поплелась за Михаем, помахивая «дипломатом». Ее «бегемота» тащил он.

Метров через двести из-за поворота им дружески подмигнула неоном вывеска «Гостиница».

— Дай сюда «дипломат»! — Он порылся в нем, вынул какой-то документ и вернул ей чемоданчик. — Пошли!

— Номер на двоих, по одному паспорту! Это моя жена, — Михай подал сонной администраторше паспорт. Та молча раскрыла его и заглянула. Вложенная пятидесятидолларовая купюра, как опавший осенью с дерева лист, слетела в выдвинутый ящик стола. Так же молча она протянула ключ и лишь затем промолвила:

— Комната 96, второй этаж. На сколько суток желаете остановиться?

Михай сунул ключ Олесе и, показав рукой, иди, мол, наверх, устраивайся, вернулся к барьеру администраторши.

— Вы, надеюсь, поймете мое щекотливое положение — моя репутация, ревнивый муж.... Кстати, он может прийти с дружками и спросить, не вселяли ли вы за последнюю пару-тройку часов симпатичную молодую женщину и мужчину, — вторая зеленоватая купюра такого же достоинства легла на полировку административного стола, — а вы...

— А я уже неделю никого не вселяла, — сонное лицо администратора чуть оживилось, купюра спорхнула туда же, куда и первая. — Мертвый сезон — конец сентября, — закончила она.

— Спасибо! — Михай пошел к лестнице.

— Не за что, у самой муж пьяница. Когда надоест это занятие, предупредите заранее об уходе.

Девяносто шестой оказался номером люкс с совмещенным санузлом, холодильником, телевизором, телефоном, платяным шкафом и двумя одинарными кроватями, стоящими одна возле другой с таким малым просветом, что их в двуспальную не составляло никакого труда скомбинировать.

Когда Михай вошел в номер, Олеся распаковывала чемодан. На свет появился все тот же серый «Адидас».

— Ну и как же мы будем? — спросила она напряженно.

— Что — как?—сделал непонимающее лицо Михай.

— Я в смысле — спать как будем? Вдвоем, в одном номере...

— Слушай, ты прекратишь свои дурацкие «как, зачем и почему»? — Он разозлился. — В спальном вагоне в одном купе на двух диванах ей, видишь ли, спать можно, а в такой же обстановке в гостинице — уже не то. Может, пойти попросить администратора приделать колеса к номеру или на худой случай — к твоей кровати, чтобы тебе спокойно дремалось? Никто на твою целомудренность посягать не собирается! В крайнем случае могу пойти и попросить отдельный номер, — скажу, что поругались. У нее небось в загашнике еще есть!

— Нет! — быстро отреагировала Олеся. — Одна я спать боюсь.

— Тьфу ты! Одна — боится, вдвоем — тоже. Хочешь, я тумбочку между кроватями поставлю?

— В два часа ночи грохотать на всю гостиницу. Очень милая самореклама, — съязвила она, направляясь с костюмом и махровым полотенцем к ванной. — Я иду купаться!

— Ая думал — в музей или в театр! — отлил ей Михай такую же монету. — Спокойной ночи!

— Ты что же, думаешь, я в ванной спать буду?

— Нет, просто я хотел сказать, что когда ты вернешься оттуда, я уже буду спать. — Он начал разбирать правую кровать.

Она фыркнула, скрываясь за дверью ванной.

... Михая разбудили какие-то посторонние звуки. Он потер глаза и взглянул на часы — без малого три. А разбудили его всхлипывания — Олеся сидела на краю левой кровати, уткнув голову в колени, и тихо плакала. Михай взглянул на ее сгорбленную горестную фигурку, и у него тревожно и сладко заныло сердце.

— Ты... чего? — спросил он почему-то шепотом.

Олеся повернула голову и на него взглянули огромные, чисто вымытые слезами глаза, в которых одновременно отразились обида, боль и нежность.

— Мне холодно, — так же прошептала она. — И очень-очень одиноко.

Михай встал, подошел и сел рядом. Осторожно обнял маленькую фигурку и спрятал у себя на груди ее голову, зарывшись лицом в пушистые густые волосы.

— А сейчас — тепло?

— Сейчас — хорошо! — прошептала Олеся и подняла лицо. Он поцеловал сперва по очереди закрытые глаза, затем — доверчиво раскрывшиеся губы...

—... Как неудобно, — бормотала она исцелованными, зашершавевшими губами спустя полчаса, поудобнее устраивая голову на мощной груди Михая, — вроде бы — две кровати, и в то же время — как бы ни одной подходящей. Правда ведь, Миша-Мишенька?

—Угу, — счастливо и умиротворенно в первый раз согласился с ней Михай.

... Олесе снился лимонад. Целый водопад его низвергался с выступу скалы, омывая ее волосы, грудь — все тело. А она, запрокинув голову и раскрыв рот, пила и пила его и никак не могла напиться. Восхитительно тонкий запах апельсина кружил голову, водопад переливался всеми цветами радуги... Она счастливо засмеялась и открыла глаза. В обыденной жизни, в отличие от сна, все оказалось намного проще: Михай, уже одетый, склонился над ней и водил у самого ее носа бокалом шипучего пенистого напитка. Олеся, выпростав из-под одеяла руку, жадно потянулась к нему, но Михай, рассмеявшись, отдернул руку с бокалом.

— Вставай, соня, уже обед!

— Я не соня, я Олеся, — сварливо поправила она его и вновь требовательно протянула руку. — Дай!

— А что за это? — хитро прищурился Михай.

— Бессовестный, ты авансом получил уже за бочку этой водички, — она поймала руку с бокалом, потянула к своим губам и, облив обнаженную грудь, жадно выпила напиток. — А теперь есть хочу!

— Пожалуйста! Сразу ужин, завтрак и обед ждут вас, мадам!

Действительно, на столике у стены красовались нарезанный крупными ломтями нежно-розовый копченый окорок, крупные свежие помидоры, зелень, хлеб и огромный арбуз.

— Ого! — Олеся удивилась. — Откуда?

— С рынка, конечно! Он тут недалеко. Так что если хочешь есть...

— Лицом к стене! — скомандовала Олеся. И мигом исчезла в ванной, прихватив разбросанную ночью одежду. Через пятнадцать минут они вдвоем уминали роскошный походный обед.

— А когда поедем дальше? — запивая еду лимонадом, спросила она.

— Дня через три! — посерьезнел Михай. — Раньше никак нельзя. . Твои знакомые устроили настоящую облаву по всему городку — ищут нас. Так, на всякий случай трясут. Они ведь точно не знают, на какой из трех станций мы сошли. Но трясут основательно. Наведывались и сюда, в гостиницу. Но мои доллары оказались посущественней совести администраторши Любы. Мы с тобой даже в регистрационной книге не отмечены. Одно меня волнует: о тех двоих, которые покинули поезд с моей помощью, — ни слухов, ни сплетен. Будто они не под откос вывалились, а воспарили в небо, подобно Иисусу Христу.

— А тебе какая забота об этих подонках? Папашка мой названый набирает к себе в ОМОН только кандидатов не меньше чем с пятнадцатилетним тюремным стажем и парой-тремя трупами за плечами. Ну как, успокоилась твоя совесть?

— Интересный у тебя папашка, оч-чень интересный, — протянул задумчиво Михай и внезапно оживился: — А знаешь, Олеська, мы, пожалуй, передохнем с недельку здесь, в Николаевке!

— А как же Москва?

— А что Москва? Она уже почти тыщу лет простояла, простоит еще неделю, я думаю. А мне здесь кое-какие дела обстряпать надо.

— Это что — по коммерческой линии? — с ехидцей ввернула Олеся.

— Ага, по ней самой. Что будем делать, спрашиваешь? Справлять между делами нашу медовую неделю.

— Если ты думаешь, что моя вчерашняя доверчивость и беззащитность дают тебе повод... — начала заводиться Олеся, но Михай, решительно обняв, закрыл ей рот долгим поцелуем. Побрыкав немного возмущенно ногами на вплотную стоящей к столу кровати, куда он толкнул ее, Олеся ответила Михаю...

— Ну хватит лизаться, — спустя два часа ласковой борьбы она оттолкнула его и, усевшись рядом на кровати, потребовала: — Давай рассказывай дальше!

— Про что рассказывать? — изумился он.

— Про Игоря, конечно, друга своего! Ты что думаешь — я забыла уже?

— А-а-а! — вспомнил Михай. — Ну что же, времени у нас навалом...

Глава IV СУЕТА СУЕТ

...Напарником Игоря на сей раз оказался сержант Кротенко — довольно оригинальный тип милиционера. Он мог долго и нудно перечислять статьи и пункты закона нарушителю, объясняя, за что и на сколько он сядет. Мог терпеливо, часами, выслушивать чьи-то бредни вместо правдивых показаний. Но если видел, что преступник плюет на закон, а это означало — ему в лицо, он поступал с ним по своему усмотрению и состоянию взрывного характера на данный момент. Чаще всего в камере предварительного заключения преступника встречали вопросом:

— Земеля, на тебе что — бульдозер разворачивался?

Из-за этой привязанности к закону и проходил Иван Николаевич до тридцати девяти лет в сержантских погонах. Это при почти двадцатилетнем стаже службы в органах ВД. Все объяснялось просто: не любил он также лизать задницы вышестоящему начальству. Но — служил классно, выполнял всю «чернуху» за разных чистоплюев, и за это пока оставался в органах милиции.

Познакомились они с Игорем также просто: Иван Николаевич пригласил его как-то вечером под 7 Ноября к себе домой на «ленивые вареники». Достал из холодильника бутылку водки и, дождавшись, когда жена уйдет вновь на кухню, сказал:

— Ну, давай, Игорек! За революцию, за Октябрь и за наше знакомство!

Выпив, продолжил:

— А теперь о службе. Будем мы с тобой не начальник и подчиненный, а просто —напарники. То есть в случае чего друг дружку прикрывать на равных, безо всяких скидок на звание и положение. И еще одно — ненавижу с мальства «стукачей». Не понравится что — говори прямо в глаза, не хрен с начальством шептаться за спиной. Запомни: у начальников свой круг интересов. И свой круг друзей. И в этот круг тебе никогда ни под каким соусом ме попасть, сколько бы ты ни продавал своих рядовых друзей. Ну, может, пару раз допустят за свой стол опрокинуть стопку-другую да рассказать свежий анекдот. Но опять же, соблюдая дистанцию. И еще запомни: если начальник хлопает тебя дружески по спине или лезет обниматься, это означает одно из двух: либо он в стельку пьян и уже не различает, кто перед ним, либо у него есть для тебя черновая работа, о которую он не хочет сам марать руки. И в том и в другом случае не спеши лобызаться с ним: похмелье может быть жестоким, а «чернуха» — опасна для здоровья. А в остальном — не стесняйся, спрашивай. Ресторан — это, брат, штука тонкая! Иной барин, швыряющий купюрами направо и налево, в конечном итоге может оказаться каким-нибудь кассиром, проматывающим казенные деньги. И наоборот, иной штатский, просидевший весь вечер за графинчиком простой водяры, — майором КГБ или следователем прокуратуры. Бывают компании покруче. Но о них — позже. В общем, если я скажу когда-нибудь тебе «нельзя» — слушайся безоговорочно, лучше позже. где-нибудь в темном углу набьешь мне рожу, если окажусь неправ. Давай договоримся здесь, сразу, чтобы в дальнейшем суметь понять друг друга в любой обстановке. Идет?

Немного подумав, Игорь протянул руку.

— Идет!

— Раз умеешь думать — сработаемся, — засмеялся Иван Николаевич.

На третьем дежурстве произошло то, что произошло. У них был в «Туристе» свой столик в самом дальнем от эстрады углу за огромным раскидистым фикусом, ветки которого дотягивались аж до дверей в отдельный «банкетный зал» — комнату примерно четыре на восемь с двумя длинными полированными столами и тремя десятками мягких стульев с велюровой обивкой. Вот с этого-то «зала» и снимались пенки выручки. Без «бумажника, обжигающего ляжку», как писал Шукшин, туда ходу не было. И гуляли там круто, часто уже при закрытом для остальных посетителей ресторане. Игорь удивлялся:

— Иван Николаевич, да отсюда любого засранца бери и раскручивай — верняк не меньше восьмерика срок потянет!

— Да?! — психанул вдруг младший лейтенант. — Я это и без тебя давно знаю, умник! А как ты его раскручивать собираешься, если его прикрывает целый штат бухгалтеров, плановый и экономический отделы, да в придачу пара всесторонне юридически подкованных платных адвокатов? Да с тебя скорее погоны сдерут, пока ты его посадишь! Так что и не пытайся, мой тебе дружеский совет.

В это дежурство Игорь все же попытался. В ресторане, как всегда по вечерам, было людно, играли «под заказ» эстрадники, а в банкетный зал чинно потянулись мужчины и женщины, «упакованные под завязку». Вскоре там блюзово застонали стереоколонки, а часа через полтора из дверей вывалилась компания: девица, размалеванная тенями для век так, что казалось, ей специально наставили «фонарей» под обоими глазами, и два парня — пьяные вдрабадан. Один из них, шатаясь, направился к музыкантам, сунул что-то крайнему и музыка внезапно смолкла, словно подавившись очередным аккордом. Гитарист подошел к микрофону.

— Наши гости, — поклон в сторону парней, — поздравляют Ларочку с днем рождения и просят исполнить в ее честь песню «Таганка». С удовольствием выполняем их просьбу.

— Таганка, Таганка, девчонка-хулиганка...

Когда песня смолкла, к гитаристу направился второй из парней.

— Песня «Таганка» исполняется на бис!

И вновь та же мелодия.

Когда парни уже вдвоем, прихватив хихикающую девицу, направились к эстраде в третий раз, можно предугадать, что произошло дальше. В зале зароптали. Сидевшие невдалеке за столиком трое грузин с двумя девушками заволновались. Один из них вскочил и, опередив парней, тоже что-то сунул гитаристу:

— А теперь по просьбе наших дорогих гостей из Грузии звучит песня «Ласточка»!

По тому, как небрежно гитарист отмахнулся от предложенной парнями купюры, можно было определить, что грузины действительно «дорогие» гости. Парни недоуменно переглянулись, затем тот, первый, сунул руку в боковой карман, выхватил пачку денег, рванул на ней банковскую упаковку и... дождь пятидесяток осыпал музыкантов. «Ласточка» мгновенно прервалась. Парень неловко взгромоздился на эстраду и вырвал из подставки микрофон.

— Ну что, чья взяла, чебуреки недоделанные? А теперь — наша! «Таганку» — до закрытия кабака!

Игорь с закаменевшим лицом рванулся к эстраде. Жесткая рука Ивана Николаевича придержала было его.

— Нельзя!

Но тормоза уже отказали. Вырвав руку, Игорь подошел к эстраде.

— Гражданин, прекратите хулиганство. Это не кабак, а общественный ресторан!

Парень с полминуты недоуменно разглядывал откуда-то появившегося «фраера» в штатском костюме. Затем обратился к другу:

— Лexa, спроси это насекомое, чего ему надо?

— Не нужно, я сам объясню! — остановил друга Игорь и, достав удостоверение, сунул его под нос любителю «бардов»: — Сержант милиции Игорь Веснин! Освободите эстраду и соберите деньги!

Удостоверение не положено выпускать из рук. Но Игорь Веснин еще не был профессионалом. Парень взял красную книжечку с золотым тиснением, взглянул на наклеенную фотографию:

— Это ж надо! Такой молодой и уже сержант!

И, внезапно рванув удостоверение по сгибу, швырнул половинки ему в лицо:

— Пошел вон, мразь! А это можешь засунуть в жопу!

Много чего не следовало ему говорить. Особенно этого. Игорь наступил ему на ногу и резко, с коротким выдохом, крюком снизу вверх засадил по нижней челюсти четырьмя костяшками оснований пальцев. Удар был настолько быстрым, что посетители ресторана не поняли, почему вдруг у малого закатились под лоб глаза и он без сознания рухнул там же, не сходя с места.

Зато понял второй и сунул руку в карман. Молниеносное дугообразное движение ноги — и он улетел в гущу эстрадников, загремев по пути медными тарелками ударника. Люди в зале замерли, затем... зааплодировали, как по команде. А на месте второго остался валяться никелированный пистолет, выпавший при ударе из рук.

— Всем оставаться на местах! Милиция! — В зал ворвались люди в форме.

Все послушались, лишь музыканты продолжали ползать по полу эстрады, лихорадочно рассовывая по карманам дармовую «шабашку».

— Что здесь происходит? — Только сейчас Игорь увидел дородного, с холеным лицом мужчину, вышедшего, по всей вероятности, из банкетного зала.

— Капитан, ко мне! — Старший по званию из числа ворвавшихся в ресторан на полусогнутых подлетел к нему.

—Товарищ полковник...

— Отставить. Проще, проще, капитан. Я спросил, что здесь происходит?

— Позвонили из РОВД, сказали — крупная драка! Сейчас разберемся, товарищ полковник...

— Звонил я ! — Подошедший сзади Иван Николаевич заслонил собой Игоря. — Сынок ваш, товарищ полковник, не в меру распоясался. А нас он бы не послушался!

Полковник поморщился так, будто лизнул муравьиного спирта. Подошел к очухавшемуся парню, рывком, за шиворот, поставил его на ноги и, кивая на рассыпанные деньги, спросил:

— Снова шикуешь? На какие такие заработанные?

И — почти в точности скопировал удар Игоря. По той же челюсти. Только не наступая на ноги. Хук был хорош — сынок порхнул за своим другом.

— Товарищ полковник, вот их пистолет! — Игорь за ствол поднял оружие с пола.

— Где? — полковник с интересом взял его. — Фу, какой грязный! — И, достав носовой платок, тщательно вытер оружие. Затем повернулся к Ивану Николаевичу.

— Товарищ младший лейтенант, вы были здесь и все видели, не так ли?

— Так точно! — тот кивнул головой.

— А не допускаете ли вы, что эта игрушка была потеряна каким-нибудь пьяным посетителем ресторана? Жаль, отпечатков пальцев нет на ней!

— Вполне допустимо, — согласился с ним Иван Николаевич.

— А за нарушение общественного порядка, я думаю, этих двоих стоит выдворить из культурного заведения, не так ли? Свободен, свободен, капитан, иди отдыхай с ребятами, мы туг сами разберемся с дежурными. — Когда милиция удалилась, переспросил утвердительно: — Не так ли, Иван Николаевич!

— Совершенно верно, Степан Ильич, выдворить надо бы.

— Пошли вон! — негромко жестким голосом произнес полковник, и его сынок с другом испарились, не забыв прихватить с собой намазанную Ларочку.

— Ну, я думаю, на этом инцидент можно считать исчерпанным. Что касается этого, — Степан Ильич поднял с пола половинки удостоверения Игоря, — с этим все будет в порядке, можете на меня положиться! А за моего идиота примите, сержант, глубочайшее извинение! Это все водка. У него расстроенная психика, и по заключению врачей ему нельзя ни грамма алкоголя. А эта шалава, видать, подпоила! Ну ничего, дома ему будет х-о-о-рошая добавка! Так как, принимаются мои извинения?

— Да что вы, товарищ полковник, — забормотал смущенно Игорь.

— Ну вот и ладушки, — прервал его Степан Ильич. — Моя дружба, поверь, сынок, многого стоит!

— А с этой игрушкой что делать? — спросил Иван Николаевич, кивая на пистолет в руке полковника.

— Ах, это! — Тот небрежно подкинул блеснувшее никелем оружие, поймал и протянул его младшему лейтенанту. — Возьмите и проведите устное расследование. В протокол можете не заносить! Вы меня поняли?

— Вполне, товарищ полковник, — ухмыльнувшись, тот сунул пистолет в карман.

— Я не понял, наш договор в силе или мне просить нового напарника? — с тихим бешенством спросил за столиком Иван Николаевич.

— Да я...— смутился Игорь, — ... но этот же ж гад!

— Этот гад — сын полковника Гальчевского, начальника областного отдела КГБ, — жестко просветил его младший лейтенант. — Даже если бы ты ему и его дружку нацепил наручники, капитан снял бы их, едва выйдя из дверей ресторана. А не снял бы, те откупились бы или «отмазались» если не у оперативников, то в дежурке РОВД или у следователя. А ты бы вылетел отсюда с переводом в какое-нибудь захолустье. Тебя устраивает такая перспектива?

— Не очень! — откровенно признался Игорь. — Но в Афгане я бы ему...

— Здесь не Афган! — прервал его младший лейтенант. — Там ты мог поквитаться в открытую, здесь — не пройдет. Здесь нужно другое...

— Что другое?

— Извини, задумался, — спохватился Иван Николаевич, — вот и занесло в сторону. Нервы надо зажать в кулак и слушаться моей команды! Сказал «нельзя», значит — нельзя! Ты знаешь, что будет, если мочиться против ветра?

— Будешь вонять мочой.

— Во-во! И есть еще поговорка: «Не тронь дерьмо — вонять не будешь».

— Но он же тронет других!

— А другие без формы. Вот и ответят тем же! Не беспокойся, такие долго не живут. Ты думаешь, против лома нет приема? Есть прием — длиннее лом! Ну, успокоился? А теперь пошли по домам — дежурство кончается!

Когда они вышли из ресторана, городок уже спал, на улице было тихо. И голос, раздавшийся сбоку, звучал ясно и отчетливо:

— Эй ты, ментёнок! Если тебя мой пахан облагодетельствует, то я, в отличие от него, с дерьмом смешаю! У меня вся ваша контора в одном кармане умещается. Запомни хорошо: мы еще встретимся! И я тебя трахну в задницу. Так же, как и любого другого вашего мента!

Они оглянулись. У стоящей на обочине «Волги» были распахнуты все четыре дверцы, а на ее капоте с бутылкой в руке восседал сынок полковника Гальчевского собственной персоной. Из глубины салона подмигивал огонек сигареты и доносилось ржание его дружка и крашеной шлюхи.

Иван Николаевич глубоко вздохнул, задержал воздух в легких и медленно выдохнул. Затем полез в карман и вынул презентованный полковником пистолет. Щелкнул затвором.

— Глядите на него! — пьяно захохотал младший Гальчевский, вытягивая, как указательный палец, бутылку, из которой лилось какое-то пойло. — Ну прям как в ковбойских вестернах! Ты никак, ментяра, стрелять собрался? А закон о применении оружия знаешь? Знаешь, конечно, иначе бы не носил столько лет эти сраные микромайорские погоны. Так говорит мой пахан, а он всегда прав! Даже когда неправ! — собственное остроумие так понравилось ему, что он, хохоча, чуть не свалился с капота «Волги».

Трах! — бутылка в его руке рассыпалась мелкими стеклянными брызгами, обдав костюм остатками пойла.

— Нападение на милицейский наряд при исполнении служебных обязанностей, — пояснил Иван Николаевич полковничьему сынку, у которого от неожиданности отвисла нижняя челюсть. — Два предупредительных выстрела в воздух, остальные — на поражение. Это был первый выстрел в воздух!

Трах! — задняя шина «Волги», взорвавшись сжатым воздухом, стукнула диском об асфальт!

— Ну вот, инструкция соблюдена, — с удовольствием констатировал младший лейтенант, перехватывая поудобнее руку с пистолетом, — а теперь...

Хулигана как ветром сдуло с капота. Та же сила втянула его внутрь машины, за баранку:

— Чокнутый! — И «Волга» рванула от них, виляя подбитым задом.

— Держи! — Иван Николаевич протянул тускло блестевший пистолет Игорю. — А патронов я тебе из кабинета вещдоков наберу, там есть всякого калибра. Но пристрелян как! — восхитился он. — Бери, бери! — сунул оружие в руку оторопевшему от неожиданности Игорю. — В залог нашей дружбы. У меня тоже есть в загашнике на всякий случай. Только не хвастайся особо и не вздумай регистрировать. Точно обещаю — когда-нибудь он тебя выручит!

— Спасибо! — пробормотал восхищенный Игорь, гладя скользкую от никеля сталь, и поднял повлажневшие глаза на напарника. — Иван Николаевич, а можно, я больше ничего не скажу?

— Можно, сынок! — хлопнул его по плечу младший лейтенант. — Вполне понимаю и разделяю твои чувства — сам когда-то был таким же пацаном. Ладно, хватит на сегодня, айда спать!

Глава V СЮРПРИЗЫ ШАХТЕРСКОГО ГОРОДКА

— Ладно, хватит на сегодня, давай передохнем, — Михай полагался с кровати. — Ну, что будем делать?

— Я бы с удовольствием еще поспала, — призналась Олеся, — а потом телевизор посмотрю...

— Что ж, не буду тебе мешать! — засмеялся Михай. — Пойду-ка я прогуляюсь по городку.

— Ты что? — испугалась Олеся. — А если те, папашины омоновцы...

— Да меня-то они в лицо не знают, — успокоил он ее. — А разведать обстановку надо. Так что закрывайся и — бай-бай. — Он нежно поцеловал ее и вышел из номера. Подождал, пока щелкнет замок, и спустился в холл.

За барьером никого не было видно. Ну и лады — меньше разговоров. Он вышел из гостиницы, уверенно свернул вправо по улице и через некоторое время вышел в центр городка, к магазину «Фестивальный». Зайдя в магазин, увидел то, что ожидал, — с полуподвальной стороны в нем помещалась закусочная. Двери ее были гостеприимно распахнуты, но внутри пока никого не было — шахтерня повалит сюда после трех часов пополудни — с первой смены. Чтобы смыть стаканом-двумя горькой водочки шахтерскую пыль, забившую Внутренности. Снаружи делала своё дело ежедневная баня.

По одну сторону обитого дюралевым листом прилавка стояла дородная буфетчица, перетирая граненые стаканы и пивные кружки. А по другую находился мужик, глянув на которого, Михай содрогнулся: желто-зеленого цвета лицо заросло рыжеватой щетиной, а руки тряслись так, словно его сутки держали в морозильнике. Мужик прижал их к груди и слезно умолял буфетчицу.

— Рай, ну налей хоть стаканчик мочи этой! — указал на пивной кран, торчащий на трубке прямо из дюрали прилавка. — Ты же видишь, пропадаю!

— Не дам и грамма! — отрезала буфетчица. — Козел ты, Ванька, а не шахтер — пить не умеешь! Твоя Инка всего две недели как в санаторий уехала, а ты все отпускные свои умудрился спустить. Добро бы сам, а то всякую шушеру до усрачки напаивал каждый день! И ще они теперь, дружки, с которыми ты целовался вон за тем столом? — указала она на дальний столик в темном углу.

— Цыц, Раиса! — мужик попытался грозно выпрямиться, но тут же со стоном хватился за голову. — Они такие же шахтеры, как и я! Сегодня я их опохмелил, а завтра — они меня выручат. Шахтерское братство нерушимо!

— Вот и приходи завтра, когда они тебя выручать будут! А сегодня вали отсюда, ты и так уже «под запись» на двадцать пять тысяч набрал. Когда рассчитаешься?

— Ты же знаешь, Рай, получка через неделю. Отдам с процентами!

— Знаю, что отдашь, — буркнула продавщица, помягчев лицом, — насчет этого вы честные. На вот бокал пива! А больше ничего не дам, и не проси!

— Может, водочки плеснешь внутрь, Рай? — заискивающе попросил мужик.

— Жри, а то и пиво заберу! — прикрикнула буфетчица, грозно потянувшись к бокалу. По ее лицу было видно, что власть над мужиками в этом питейном заведении доставляет ей какое-то садистское наслаждение. Видать, дома после смены ждал ее такой же вот муж — выпивоха, который и на оплеухи не скупился. Зато здесь, в этой грязной забегаловке... «Хоть на час власть — зато всласть» — вот что было сейчас написано на ее физиономии с тройным подбородком.

Мужик между тем, видя, что может остаться даже без этой похмельной крохи, схватил кружку и стал жадно пить пиво. Руки его ходили ходуном так, что он больше обливался, чем пил.

— Это бесполезно, — Михай подошел к прилавку.

— Что ты сказал? — мужик передохнул и прижал бокал к груди обеими руками.

— Бесполезно, говорю, пивом похмеляться! Там градусов почти нет. Да и те теплой водичкой разбавлены.

И видя, что буфетчица уже раскрыла рот, опередил залп ругани:

— Раечка, будь добра — бутылку водки, только чистой, не «женатой», пару копченых цыплят, скумбрию пожирнее и четыре пива. Бутылочного, — предупредив ее возражения, бросил на прилавок пятидесятитысячную купюру, — без сдачи!

Губастый рот буфетчицы вмиг поехал в улыбке от уха до уха, а купюра исчезла в кармане передника. Хлопнула дверца огромного, во всю стену холодильника и на прилавке в момент появилось требуемое, а сверх того отдельно на блюдце — два огромных, порезанных на дольки помидора.

— Кушайте на здоровье! — фальцетом запела она и кокетливо стрельнула взглядом на кожаный пиджак и фирменный галстук. — Из треста небось?

— Из треста, — не стал разочаровывать Михай и обернулся к мужику — ошалевшему и онемевшему. — Бери, Ваня, это пойло и закусь и пошли к твоему столику.

Мужик, не веря глазам своим, протянул трясущиеся руки и осторожно погладил запотевшую бутылку «Столичной», словно стирая с нее выступившие капельки влаги. Затем повернул лицо, по щеке которого ползла такая же капля, к буфетчице:

— Вот видишь, Раиска! Я же тебе говорил, что шахтерское братство нерушимо! А ты... эх! — Он осторожно прижал к груди бутылку, как до этого прижимал бокал — двумя руками, и тихо пошел в угол, к столику. Подойдя, спросил Михая: — А может, того, на свежий воздух, а? Подальше отсюда.

Ему уже явно было стыдно за свое недавнее попрошайничество.

—Да на воздух еще лучше,— согласился Михай и, прихватив пару стаканов, вышел из закусочной за Иваном в расположенный тут же, рядом, сквер — десяток деревьев белой акации с последними пожелтевшими листьями. Между деревьями, на вытоптанной полянке, был сооружен импровизированный стол — несколько ящиков и стулья из шлакоблочин. Как видно, не одним им приходила в голову похожая мысль. Выложив на ящики копченых цыплят, Михай щелкнул ножом и принялся нарезать скумбрию. Порезав, вытер его, сложил и спрятал в карман. Затем налил полный стакан водки.

— Классное перышко! — сказал Иван, жадно глядя на стакан.

— Сам знаю, — пошутил Михай, — давай, тяни!

— Отвернись, — тихо попросил Иван.

Михай понял, отвернулся. Послышалось позвякивание стекла о зубы, бульканье, затем всхлип и, наконец, глубокий затяжной выдох. Он повернулся к Ивану. Тот сидел тихо, сосредоточенно, весь уйдя в себя. Внезапно его дернуло вперед позывом рвоты, но неимоверными усилиями он сдержался, не вырвал. Через некоторое время лицо шахтера стало покрываться мелкими капельками пота, он снова глубоко вздохнул и наконец расслабился.

— Ох, хорошо!

Михай протянул откупоренную бутылку «Руси»:

— Запей пивком!

Иван залпом переполовинил бутылку и ухватил белый ломоть жирной скумбрии. По лицу его уже градом катился похмельной пот.

— Сними, тепло ведь, — пожалел Михай, указывая на его наглухо, до последней пуговицы застегнутый пиджак.

— Нельзя, — покачал головой Иван. — Перепугаешься еще!

Михай открыл рот, но спросить не успел.

— Ба, какие люди и без наручников! Ваня, братишка, ты ли это?

Он обернулся. От забегаловки подходила к их столу компания человек из восьми. Возраст разный, но все одеты одинаково — черные кожанки, джинсы «Кардинал» и десантные ботинки.

Иван вздрогнул и как-то сжался.

— Сволочи, нашли!

Подойдя к деревьям, компания остановилась. От нее отделился высоченный худой парень лет двадцати семи с монгольского типа лицом. Подошел, стал рядом со «столом».

— Че же не приглашаешь к столу, Ванюша? Ай встрече не рад?

— Присаживайся, Узбек, — нехотя, через силу выдавил Иван.

— А я не один, Ваня! Со мной еще семеро. На них этого выпивона и закуски мало. А денег, чтобы выпить и закусить, нет. Ждем, пока падла одна отдаст. Помнишь должок, Ваня? Что неделю назад брал?

— Помню, Узбек! Червонец брал.

— Червонец ты брал, Ваня, пообещав назавтра отдать. И не отдал. А часики тикают и долг растет. Потому что мы тебя на «счетчик» поставили! Ты понял, сука дешевая? А если понял — гони «полтинник».

Михай тоже уже понял, что «полтинник» этому Узбеку нужен как собаке пятая нога. Ему нужно было «отвязаться» на ком-то. И почему бы не покуражиться над спившимся шахтером, если за спиной кодло. Знал он таких, ой знал! Такой, как собака бешеная — не успокоится, пока кого-нибудь не тяпнет. И все-таки хотелось уйти от конфликта — не в интересах Михая сейчас «махаться». Он вытащил из кармана еще одну пятидесятитысячную.

— Держи, Узбек, должок за друга!

Тот взял бумажку, повертел в руках и... захохотал.

— Молодец, чувак! Понял, что его не минет чаша сия! Я это к чему клоню, — пояснил он Михаю, — что ты этой деньгой откупился. Значит, тебя бить не будем! Ну, если и будем, то не очень больно, не до смерти ..А вот Ване, другу твоему, придется влить по самое-самое, чтоб в будущем, если выживет, понимал: надо знать, у кого занимать, и знать, когда отдавать. Так что пока есть возможность, хиляй, фраерок, отсюда, а я вослед ручкой помашу. — Узбек выдернул правую руку из кармана кожанки — в ней тускло высветился свинцовый кастет.

— Узбек! — вдруг позвал его Иван, вставая со шлакоблочины и делая шаг к нему. — Отдай мужику бабки, Узбек!

— Що ты вякнул, покойничек? — обернулся к нему длинный и внезапно изменился в лице. Иван правой рукой крепко ухватился за его рукав, а левую сунул в карман пиджака, который был уже распахнут так, что под ним виднелась рубашка и еще кое-что: подмышками у шахтера были привязаны к телу две какие-то палки, обмотанные пропарафиненной бумагой.

— Ты знаешь, что это такое, Узбек? — тихо спросил Иван.

Тот молча кивнул с помертвевшим лицом.

— Ну, если даже и не понял — объясню на всякий случай, — уже весело продолжил шахтер. — В этих крутых пакетиках — аммонит — порошкообразное взрывчатое вещество для подрыва в шахтах особо крепких пород. Каждая шашка весит четыреста граммов. Этого хватит, чтобы разнести на куски нас с тобой, всех вокругстоящих и магазин заодно прихватить. Ты это знаешь! Детонаторы в шашках вставлены, один проводок подсоединен к батарейке в кармане, а второй пока у меня между пальцев левой руки. Пока, ибо мне уже на все плевать, в том числе и на тебя, дерьмо вонючее. Это ты, кстати, тоже знаешь. Так что, хочешь полетать, Узбек?

Тот в отрицании так завертел башкой, что Михай испугался — она у него отвалится еще до взрыва.

— А раз не хочешь, — продолжал Иван, — отдай человеку деньги и скажи своим козлам, чтобы они слиняли отсюда, да поживее.

— Идите, ребята, я догоню! — крикнул «козлам» Узбек, но те, тоже узрев взрывчатку, сами уже пятились за угол магазина, не сводя глаз с левой руки Ивана. А их предводитель протянул Михаю экспроприированную не столь давно пятидесятитысячную купюру.

— Э-э-э нет, так не пойдет! — запротестовал Иван. — За такие деньги демонстрировать такой боезапас? А ну, выворачивай карманы!

Длинный вывернул. На землю упала пачка «Кэмел», зажигалка и раздутое портмоне. Шахтер ногой швырнул его в сторону Михая.

— А теперь — беги! Пока я сосчитаю до пяти. Раз... Два...

Узбека уже не было возле них — он выглядывал из-за угла магазина.

— Ты покойник, Ваня! — закричал он. — Теперь уже на все сто процентов!

И исчез. Иван устало вздохнул и рукавом отер пот с лица.

— Это что — правда динамит? — спросил пораженный Михай.

— Я же сказал — аммонит, — поправил его Иван, рассовывая по карманам трофеи и закуривая «Кэмел». Заглянув в портмоне, он протяжно присвистнул и показал его Михаю — кошелек был битком набит крупными купюрами.

— А вот за эти деньги они тебя из-под земли выроют, — пообещал Михай.

— А-а-а, чему быть — того не миновать! — отчаянно махнул рукой его случайный знакомый. — Пошли лучше Райке долг отдадим.

Войдя в забегаловку, он предложил буфетчице:

— Станцуй на прилавке!

Та вылупила на него глаза.

— Ты шо, хорек затасканный?! «Белка» у тебя, что ли? Ну, в смысле — белая горячка?

— Никак нет, — Иван смеясь положил на прилавок пять десятитысячных купюр.— Танцуй за бабки. Только без трусов. Стриптиз называется.

— Шо? Без трусов? Да я тебя!.. — Раиса ухватила пустую пивную кружку. Иван добавил еще столько же бумажек. Рука буфетчицы отдернулась от кружки, словно от раскаленного утюга.

— А теперь будешь танцевать?

Раиса задумалась — лоб ее избороздили глубокие морщины, лицо покраснело от напряжения мысли.

— Ну! — подначил ее Иван. — Здесь твоя зарплата за полмесяца!

— Добавь свой долг, — сдалась наконец она.

Иван выложил еще два червонца. Буфетчица отчаянно махнула рукой и задрала пухлую ногу на прилавок.

— Иван, — негромко позвал Михай. Тот обернулся. — Вспомни себя сорок минут назад. Легко ли быть униженным?

— Эх! — тот рубанул рукой воздух. — Твоя взяла! Слазь, Раечка, пошутил я! А деньги забери. В счет будущего. Хотя я и сомневаюсь насчет будущего. Пошли, благодетель! Кстати, как хоть кличут тебя?

— Михай!

— Ну что ж, лучше, чем Узбек. Пошли, Михай!

Зашли в стоящий невдалеке гастроном. Иван шиканул — купил бутылку «Абсолюта», копченостей, сыра, масла и консервов.

— Все равно бабки как найденные, — объяснил Михаю.

— А куда идем?

— Ко мне домой. Моя стерва укатила, никто не будет мешать нашей мужской компании.

— А не боишься, что Узбек со товарищи нагрянет на хату?

— Слушай, чего ты меня пугаешь уже второй чае?—обозлился Иван. — Я десяток лет работаю мастером-взрывником на шахте, по-нашему — запальщиком. Мне бояться профессия не позволяет, понял? А Узбек со своими хмырями мою хату за три километра обходят.

— Почему?

— По кочану! Придешь — увидишь!

Жил Иван в серой пятиэтажке на недавно застроенном такими же «коробками» пустыре с кладбищем. Поднялись на третий этаж и вошли в однокомнатную квартиру. Квартира как квартира: совмещенный санузел, маленькая кухня, ковер в зале, лоджия. Михай заглянул на нее.

— Нравится? — Иван расставлял блюдца, нарезал колбасу и сыр, вскрыл банку консервов.

— Я думал, у тебя там гаубица стоит — отпугивать всяких-разных, — пошутил Михай. — Да сдери ты с себя это смертоубийство, — он указал на шашки аммонита на боку Ивана.

— Ах, это! — тот раскрутил и швырнул взрывпакеты под ноги Михая. Он испуганно отпрыгнул не хуже горного козла. — Не боись, — расхохотался Иван. — Они же без детонаторов не взрываются, если не треснуть сверху чем-нибудь. А теперь объясню причину, по которой Узбек сюда не сунет носа. Иди за мной, — он пошел в коридор. Михай—за ним. Подойдя к антресоли, Иван подставил снизу табуретку из кухни. — Полезай, посмотри.

Все пространство антресоли было забито такими же шашками со взрывчаткой, как те, на полу. Здесь же стояла коробка с детонаторами.

— Да-а-а! — уважительно протянул Михай. — Теперь понял!

— Ну понял, тогда давай к столу.

Налили, чокнулись, выпили.

— И давно ты с ней так близко познакомился? — Михай постучал ногтем по бутылке спиртного.

— Да нет, месяца три. Как только узнал, что моя драгоценная половина делит постель между мной и главным бухгалтером центральной обогатительной фабрики. Кстати, в санаторий путевку он ей организовал. Вместе и укатили. Да тут еще глядя на этого Узбека... Сволочь! Обложил весь поселок со своими подонками. Нигде не работают, а живут красиво. Потому что «крутые». Зарэкетировали весь рынок, киоски торговцев тоже подмяли под себя. Зна ешь, что они делают в день получки? Натолкут в порошок бутылочного стекла, затем в темном переулке сыпанут вдруг в глаза. Пока ослепший да частенько пьяный шахтер барахтается — они обшаривают карманы.

— А если кто сопротивляется?

— По темечку чем-нибудь тяжелым и — под террикон. Если породой не засыплет — находят трупы. И частенько.

— А что же милиция?

— А ты попробуй докажи, чьих рук это дело! Здесь мордобой и поножовщина — обыденное явление. Да и не возьмешь их так просто за жабры — везде свои адвокаты.

— Что ж ты с ними сегодня так круто?

— Надоело бояться! Да мне уже все до фени от такой жизни: работа — мрак, жена — блядь, выйдешь подышать свежим воздухом — и тут крысы! Убьют так убьют, хоть погуляю напоследок. Давай выпьем! — Иван вновь наполнил рюмки.

— Погоди, — отвел его руку с бутылкой Михай. — А они, эти — в кожанках, кучкуются где-нибудь? Ну,, должна же у них своя «контора» быть?

— Есть «контора»! — оживился Иван. — В старых дощатых складах за терриконом. У них там целый офис оборудован, даже с гаражом. Бывает, в другом городке машину у кого угонят — там перебивают номера и перекрашивают. Затем продают. А ты что — или в гости к ним собрался?

— Или! — подтвердил Михай. — Ты, кстати, сможешь еще сегодня рассчитаться с работы?

— Нон проблем! Я же в отпуске — только трудовую забрать! Но получка только через неделю!

— Ладно, разберемся с получкой потом, дуй в контору, пока не закрылась, бери расчет!

— А потом? — посмурнел вновь Иван.

— Забыл тебе сказать — я ведь проездом здесь. Не хочешь климат поменять?

— Давно хотел! — Иван улыбнулся. — Напарника вот только подходящего не находилось.

— Считай, что нашел! — подтолкнул его к выходу Михай. — Встретимся у тебя через пару часов, мне еще надо в гостинице дела уладить.

...Олеся встретила его градом упреков.

— Шляешься неизвестно где, а я переживай тут! И есть хочется ужасно, и выйти боюсь — еще наткнешься на улице на кого-нибудь из тех дуроломов приезжих.

— Здесь и своих до чертиков. — Михай принялся упаковывать сумку. — Собирайся, сейчас поедим в ресторане нормально и распрощаемся с Донбассом сегодня же.

— Ты купил билеты на поезд! — догадалась Олеся.

— Не совсем так. Но уедем сегодня обязательно. Надо уехать!

Когда они поднялись на третий этаж дома в микрорайоне, Иван зажевывал балыком очередную стопку «Абсолюта». Он был возбужден, но отнюдь не пьян.

— Все в порядке, Михай! — он помахал в воздухе темно-фиолетовой трудовой книжкой и осекся, увидев входящую следом Олесю. — Вот это сюрприз!

— Этот сюрприз зовут Олесей. Я ее люблю! — представил Михай девушку.

— Иван, — церемонно подал руку шахтер и заходил вокруг нее кругами, словно кот возле сала. — Если бы он сказал, что относится к вам равнодушно, я посоветовал бы ему выписать себе очки. И женился бы на вас, — признался Иван Олесе.

— У него есть жена! — предупредил ее Михай.

— А-а-а, стерва! — пренебрежительно махнул рукой Иван. — Она даже не стоит того, чтобы с ней разводиться. Я просто брошу ее и женюсь на другой. Похожей на вас, — польстил он снова девушке.

— Благодарю за комплименты, — поклонилась Олеся, — можно переходить на «ты».

— Тогда за стол! — скомандовал Иван.—Там и обсудим наши планы на сегодняшний вечер...

Глава VI «СВАДЬБА БЕЗ УСЛОВНОСТЕЙ»

Утром в РОВД Игоря ждал сюрприз: приказ о присвоении ему звания старшины милиции «за отличие в охране общественного порядка» и новенькие «корочки» — удостоверение.

— Растешь, сынок! — дружески похлопал его по плечу Иван Николаевич. — Глядишь, через месячишко и меня в звании догонишь!

— Не нужны мне их «шестерные» погоны! — чуть не заплакал Игорь. — Если бы не ты, я бы их...

— Если бы не я, —жестко прервал его младший лейтенант, — ты бы уже где-нибудь в переулке с проломанным черепом лежал из- за своей горячности. А погоны носи, ты их заслужил! Не то что некоторые сраные папенькины сынки, которые иногда делают карьеру за полчаса. Ты понимаешь, как странно устроена жизнь: дерьмо обычно быстро всплывает наверх, не давая подняться со дна золоту. Но когда его, дерьма, так много, что окружающая среда становится плотной, — приходит черед золота. Понял? Когда все чувствуют, еще немного — и задохнемся; только тоща начинают принимать какие-то меры: революции там, перевороты, выборы другой власти... Так что поступи наперекор установленному укладу: выплыви сам, чтобы дать всплыть другим.

— Таким, как ты, Иван Николаевич! — уточнил Игорь.

— Ну, за меня разговору нет, — смутился младший лейтенант, — мне через пяток лет — на пенсию. Хотя я еще могу поддержать на плаву кое-кого, а? — шутливо ткнул он Игоря локтем в бок.

Через сутки вечером они вновь заступили на дежурство в ресторане «Турист». И вновь: снующие официанты, жующие рты, танцующие пары, музыка «под заказ» и заполненный банкетный зал. На этот раз там гуляли свадьбу. И на этой свадьбе среди приглашенных присутствовал... «непьющий» сынок полковника Гальчевского. Проходя в туалет мимо их столика, он ощерился в улыбке:

— С повышением, ментёнок! Папашкина работа! Ну что ж, от него ты благодарности получил, должок остался лишь за мной? Не волнуйся, я рассчитываюсь тоже быстро!

— Нельзя! — тихо проговорил Иван Николаевич, сжимая под столом руку Игоря.

Тот глубоко вздохнул, задержал воздух, выдохнул.

— Не торопись, братишка, я могу и подождать с расчетом. Кого благодарить хоть в случае чего?

— Ты смотри, заговорил! — удивился младший Гальчевский. Благодарить будешь меня, Костю. Если будет чем благодарить — язык тебе я вырву!

— Козел ты! — не сдержался Игорь. — И замашки у тебя козлиные.

— Что?! — взвился Костя и враз остыл. — Неохота свадьбу поганить. Но после я тебе сюрприз устрою! — пообещал, скрываясь за дверью банкетного зала.

Появился он оттуда спустя часа полтора-два, в разгар веселья. Музыканты на эстраде наяривали «Хаванагила», и он тащил за руку девчонку лет четырнадцати-пятнадцати с явной целью — потанцевать. Та упиралась слабо, видать, сильна была власть Костиного папаши.

— Костик, не надо, я не хочу! Ты пьян — на ногах еле держишься! Да и свадьба...

— При чем тут свадьба, хотел бы я знать? — заплетающимся языком папенькин сынок уговаривал девчонку. — В конце концов, замуж выходит твоя сестра, а не ты. А хочешь, с тобой свадьбу сейчас сыграем, а, Настенька?

— Ты что — всерьез? — сияющими глазами взглянула та на него.

— Конечно, всерьез! Только мы опустим все эти условности: марш Мендельсона, кольца, роспись, прочие старорежимные обряды и перейдем сразу к последнему акту действия — половому. То есть устроим с тобой брачную ночь, а? А после, в свободное время, распишемся. Хочешь! Настенька?

— Обманешь ведь, Костик? — Девочка, видимо, всерьез увлеклась этим подонком.

— Я обману? Да ни в коем разе! А может, и обману, — согласился с ней полковничий сын, — даже вероятнее всего. Но трахнуть я тебя хочу прямо сейчас, не сходя с места. Раздевайся, невеста! — Он подцепил тесемку ее открытого платья и рванул — обнажилась высокая девичья грудь. Девчонка ойкнула, прикрыла грудь обрывками платья.

— Костя, прекрати сейчас же или я уйду домой! — Она заплакала.

Тот, казалось, малость протрезвел, увидев, что натворил, и, косясь на столик милиционеров, принялся оправдываться:

— Прости, пожалуйста, Настенька, неудачная шутка. Ты же знаешь, как я тебя люблю! Ну не плачь, вон, всю краску размазала. Пойдем, я тебя умою, маленькая.

И как ребенка за ручку, повел ее к лестнице на первый этаж ресторана. А через двадцать минут к их столику подбежала девушка:

— Ой, скорее вниз, к туалету, там что-то случилось!

Игорь с младшим лейтенантом бросились к лестничному маршу.

... У дверей женского туалета стоял приятель Гальчевского, Лexa, возле него, переминаясь с ноги на ногу, несколько женщин, а он объяснял:

— Сестренку умоет и выйдут, потерпите пяток минут.

А изнутри доносились крики. Женские.

Игорь без разговоров с лету зацепил Лexy торцом раскрытой ладони под ухо и тот освободил проход, отлетев в сторону, а Иван Николаевич рванул на себя дверь туалета. Вбежав внутрь и захлопнув ее за собой, они поняли, что опоздали: руки Насти были привязаны к батарее водяного отопления, вечернее платье разорвано по всей спине, трусики валялись на кафельном подоконнике, а младший Гальчевский вгонял в нее раз за разом окровавленный член, тупо, по-бычьи повторяя:

— Люблю, люблю, люблю.

Кровь струилась по стройным Настиным ногам и капала на метлахскую плитку пола. А сама Настя исходила криком под навалившейся на нее тушей полковничьего сына. Иван Николаевич вырвал из кобуры пистолет и, недолго думая, приложил его рукояткой к голове Гальчевского. С коротким замахом, конечно. Тот оборвал свое мычание на полуслове и завалился под окно. Игорь распутал узлы вафельного полотенца, которым и были стянуты кисти девушки. Между тем Настя перестала кричать и теперь сквозь всхлипы и стоны рассказывала Ивану Николаевичу:

— Он завел... меня... умыть, затем стал вытирать лицо, руки, и вдруг... вдруг я оказалась привязанной, а он... он... — Она вновь зашлась в истерике.

В туалет набился народ, в основном женщины. Мужчины осторожно заглядывали из-за косяка распахнутых дверей. Внезапно в них сквозь толпу зевак прорвалась девушка в подвенечном платье. Увидев сестру в истерзанном виде, она присоединила свои рыдания к ее.

— Так! — с удовольствием констатировал младший лейтенант. — Факт изнасилования несовершеннолетней налицо. Наконец-то ты влип, Гальчевский! — наклонился он над очухавшимся насильником.

— А что тут такого? — огрызнулся тот. — Ну, стала женщиной вперед своей старшей сестрички. Подумаешь! У той еще вся брачная ночь впереди. Вот и сравняются! И вся любовь. И все в порядке!

— Нет не все, козел! — Иван Николаевич поднял его с пола рывком за волосы и защелкнул на руках наручники. — При таком количестве свидетелей тебе не помогут теперь ни твой папашка, ни сам Господь Бог — живо намажут лоб зеленкой. Ты сам сегодня, дружок, подписал себе расстрельную статью. Дошло до тебя наконец, подонок?

Кажется, начало доходить! Костик вдруг упал на колени прямо в лужу Настиной крови и, протягивая к ней скованные наручниками руки, завопил:

— Настенька, родная! Ведь ты же знаешь, как я тебя люблю! Я женюсь на тебе, Христом-Богом перед всеми клянусь — женюсь! Умоляю, спаси меня, не подводи под расстрел! Услышав слово «расстрел», Настя оторвалась от груди сестры и бросилась к Косте, охватив его голову руками:

— Нет, только не это, слышите! Я люблю его, люблю! Я сама... сама... по своей воле согласилась! Он не насиловал меня! Он меня любит!

Иван Николаевич понял, что вновь проигрывает в битве добра со злом. Он пытался оттащить Настю:

— Подумай хорошо, какое говно ты спасаешь! Нет в нем ни грамма любви ни к кому. Лишь себя он любит и ценит, и свою шкуру. Он никогда не женится на тебе. А если и женится... Хочешь, я нарисую картину вашей супружеской жизни: ты всегда будешь для него лишь рабой, подстилкой. Постоянные побои вместо поцелуев будут скрашивать серые будни твоей жизни. Он будет спать с тобой лишь по пьянке, а переспав, безо всякой жалости и совести передавать своим пьяным дружкам. А сам уйдет к очередной любовнице. Устраивает тебя такая жизнь, говори, устраивает?! — орал он ей в лицо, теребя Настю, как тряпичную куклу. Она же, закрыв глаза, твердила по-прежнему:

— Я сама... сама ему отдалась. По согласию!

Иван Николаевич глубоко вздохнул, задержал воздух, выдохнул. Затем твердо и спокойно спросил: — Ты хорошо подумала? В здравом уме и ясной памяти? Настя, не открывая глаз, утвердительно закивала.

— И все-таки придется составить протокол с места происшествия! Прошу двоих свидетелей проехать с нами в горотдел.

Услышав шум за спиной, он оглянулся и увидел спины торопившихся покинуть туалет людей. Вскоре они остались впятером: Костя в наручниках, Настя, он, Игорь и невеста в подвенечном платье — Настина сестра.

Такой поворот событий вполне устроил Гальчевского. Победоносно осклабившись, он протянул скованные руки вперед: — Снимай «браслеты», ментяра!

— Сейчас! — Иван Николаевич разомкнул железки. Продолжая ухмыляться, Костя потер запястья и открыл было рот, чтобы снова выдать какую-нибудь гадость. Жесткий удар коленом в промежность лишил его этого удовольствия. Он взвыл и начал приседать. Младший лейтенант ухватил его за волосы сзади, сунул с размаху мордой в унитаз, а другой рукой спустил воду. Продолжая периодически окунать голову сынка полковника в унитаз, он приговаривал:

— Жри, сволочь, дерьмо к дерьму — будет куча дерьма! Это тебе за бывшее и за будущее!

Выпустив наконец свою жертву, он обернулся к Игорю: — Пошли отсюда! Наше дежурство, кажется, закончилось. Без происшествий.

Они повернулись спиной к остающимся в туалете, поэтому не могли видеть, каким откровенно ненавидящим взглядом из-под разбитого лба проводил их младший Гальчевский...

А через три дня Ивана Николаевича не стало. Игорь знал, как опасна их служба, предполагал даже, что рано или поздно это может случиться с любым сотрудником горотдела. С любым... Но только не с Иваном Николаевичем. Слишком научен жизнью был старый опер, слишком хитер и изворотлив, чтобы просто так отдаться костлявой. Обхитрила, однако, она его... Этот вечер в «Туристе» начался тихо-мирно: банкетный зал впервые за месяц пустовал, посетители попались пристойные, не гонористые. Даже музыка звучала особо мирно: нежный блюз сменяло спокойное танго. Так он прошел, этот вечер, до самого закрытия ресторана. И, может быть, впервые за столько времени видел Игорь на обычно жестковатом лице младшего лейтенанта оживление, когда они вышли из душного фойе на свежий воздух улицы.

— Сейчас приду домой, спокойно почитаю газетку и как завалюсь под теплый бочок своей половины! — мечтательно потянулся Иван Николаевич и вдруг насторожился, резко опустил руки. Из темноты под яркий свет неоновой вывески ворвалась девушка в разодранном на плече платье со спутанными волосами и размазанной по лицу косметикой так, что невозможно даже было понять — красивая или уродина. Она с ходу вцепилась в их рукава;

— Слава Богу! Это вы! Помогите! Пожалуйста!

— В чем дело, гражданочка? — Иван Николаевич осторожно оторвал ее пальцы.

— Там сестру мою... какие-то... в подъезде. Я вырвалась... побежала. Только скорее, скорее! Ой, Ася! — она истерически рыдала.

— Где — там? — деловито и спокойно продолжил младший лейтенант.

— В двух кварталах отсюда... Недостроенное общежитие.

Они с Игорем хорошо знали это здание. Там остались еще какие-то отделочные работы, но через неделю его по плану было положено сдать в эксплуатацию. И сдадут — в этом никто не сомневался. Тем более — общежитие предназначалось для строителей. А крови эта «незавершенка» у всего РОВД попила немало. Ее давно уже обосновали под ночную гостиницу разные личности: от бомжей до картежников и тех, кому не хватило «спальни» под кустами. «Чистили» эту блатхату последнее время периодически и наконец вроде бы навели там чистоту, если не стерильную, то хотя бы относительную. И вот — снова..,

— Шляться, мадам, по ночам надо тоже с умом!—со злостью вырвалось у Ивана Николаевича. Еще бы, такой вечер перегадился! — А ну, вперед ! — Он лапнул за кобуру, выхватил пистолет и рванул по улице, Игорь, также передернув затвор своего ПМ, выданного не так давно, бросился следом. Позади, словно подкованная лошадь, цокала по асфальту каблуками зареванная девчонка. Подбегая к зданию будущего общежития, Игорь настороженно прислушался: ночная тишина ничем не нарушалась, а само здание казалось вымершим. Он повернулся к запыхавшейся девушке.

— Где? В каком подъезде?

Она судорожно двинула плечами и молча указала на крайний слева. Игорь ломанулся в теперь уже близкую дверь, не заметив тусклого маслянистого всплеска в правом от подъезда настежь распахнутом окне.

— Стой! — заорал сзади младший лейтенант. — Назад! Засада, твою мать!

Он отчаянно рывком выдвинулся вперед и принял в себя рокотнувшую из окна автоматную очередь, предназначенную на двоих. Но не всю. Тупым и горячим ударом в плечо, то самое, уже раз простреленное в Афгане, Игоря развернуло и бросило в черную пропасть, в никуда. Последнее, что он услышал при памяти, был звук взревевшего двигателя автомобиля...

Сознание он потерял ненадолго, от силы на минутку, и когда очнулся, Иван Николаевич был еще жив. Он лежал на спине и раскинутыми руками судорожно шарил по земле. Игорь, дергаясь от нестерпимой боли в плече, подлез к нему и, взглянув, понял — это все, конец! Изрешеченная с близкого расстояния, почти в упор, грудь младшего лейтенанта представляла собой месиво из ткани и крови. Но губы его шевелились — что-то шептали. Игорь наклонился к ним ближе, еще ближе.

— Сынок, ты здесь? Живой?

— Здесь я, батя! — сквозь клокотавшие в горле слезы впервые за многие-многие годы он выдавил из себя незнакомое доселе ему слово.

— Видишь... достали-таки! Ая их бил-то — жалеючи... Теперь ты один... Можно, сынок, можно...

— Что можно? Что, батя? — кричал Игорь в беспамятстве в омертвевшее уже лицо. — Куда ты, батя? Не надо! Нельзя, ты слышишь! Куда же я теперь?

И вдруг понял, что хотел сказать ему перед смертью его наставник и учитель жизни. Он развязывал ему руки, снимал с него «вето» на преступников. И если раньше одна сторона могла делать все, а другая — противоположная ей, лишь половину, ограниченная рамками законности, то теперь они стали на равные позиции. Просто теперь надо быть осторожнее, хитрее во время дежурства... Стоп! А если «их» вообще не трогать во время дежурства?! Притворяться этаким туповатым служакой. Зато...

— Жив? — склонился над ним коллега из подъехавшей на выстрелы патрульной машины.

Игорь облегченно мотнул головой и отключился.

Глава VII ЗАЧЕМ ВЫ, ДЕВОЧКИ...

Немного посидев за столом, для приличия, Михай решительно накрыл свою стопку ладонью.

— Хорош, Ваня. А то будет, как вчера!

— А что вчера, что вчера? — завелся с пол-оборота Иван, затем осекся, взглянув недоуменно на Михая и, наконец, до него дошло — расхохотался легко, заразительно. — Надо же, подловил! Не иначе, как теперешняя работа где-то вплотную состыковывается с милицейской. Ведь вчера еще ни ты меня, ни я тебя в глаза не видели! А как же догадался, что я пил и сколько?

— По твоему сегодняшнему состоянию наутро. — Михай улыбнулся, затем посерьезнел. — Ну ладно, о работе и прочих делах — попозже! Сейчас давай поговорим о твоих друзьях, ну тех, в кожанках.

— Таких друзей — за хрен и в музей! — обиделся Иван.

— Ну все-таки. Деньги у незнакомых не занимают.

— Да он сам, гад, подкатился со своим червонцем. На, мол, Ваня, на опохмел души, потом как-нибудь отдашь! Знал же я, идиот, для чего дают — чтобы повыпендриваться было потом над кем. Но немог ничего поделать с собой — горело все внутри, надо было чем-то залить. А в таком состоянии черту душу продашь, не то что этому драному Узбеку!

— Ладно, ладно, — притормозил его Михай. — Я тебе не батюшка, а твоя квартира — не приход, чтобы каяться. Давай, расскажи лучше, что они из себя представляют — эти кожаные орлы. И откуда взялась?

— А откуда в доме берутся грызуны и тараканы? Просто в один прекрасный день вылазят вдруг из щелей или дырок половых — и все, считай, явление состоялось. Так вот и эти. Поналазили из других городов, районов, областей. В Донбассе знаешь какая «текучка» кадров? Да и свое дерьмо поприлипало сразу же к ним, как гвоздики к магниту. Как говорят — рыбак рыбака видит издалека. Но эта тварь — Узбек — орудует здесь давненько уже. Кражи, рэкет, изнасилование девчонок, угон и перепродажа автомашин, даже наркотики — девяносто процентов его работы. Но хитрый и скользкий до беспонятия — все делает через подставных, «шестерок» для этого у него хватает. Два раза его уже пробовали посадить, даже сажали. Но дважды пришлось освободить — один раз за недостаточностью улик, второй — по амнистии. Я тебе скажу так, — заключил Иван, — если ты собираешься копать под Узбека — брось, лучше не связывайся, в этом деле я тебе не помощник. Если уж свои, местные, не нашли мотивов упрятать его за решетку, то приезжему тем паче ничего не светит.

— Ты рассказывай, рассказывай, — успокоил его Михай, — а выводы предоставь сделать мне.

— Да чего это я разливаюсь тут перед вами соловьем? — психанул вдруг Иван. — Я-то вон про тебя знаю только то, что зовут тебя Михаем и что карманы у тебя набиты бабками, как швейцарский банк. А может, ты сам из тех Узбеков, уж больно кликуха у тебя мудреная!

Михай молча достал паспорт и подал Ивану. Олеся сделала то же самое. Иван быстро перелистал документы.

— Ну что, успокоился? — спросил Михай, забирая назад свой паспорт.

— А может... — вякнул было Иван, но Олеся перебила его: — Слушай, Михай, чего ты все доказываешь ему? Билеты на поезд у нас есть, поехали отсюда! А он пусть остается со своими проблемами — семейными и бытовыми. По крайней мере — это его родной город, и если ему безразлично, что в конце концов изнасилованной может оказаться дочь или сестра — это его личное дело. У нас, по-моему, своих проблем хватает через край, чтобы размениваться на чужие!

— Нехорошо говоришь, — Иван глянул на нее искоса. — Это проблемы общие!

— А раз общие — то какого же ты разводишь тут сопли насчет подосланных и прочих? — теперь уже разозлился Михай. — Был бы я каким-нибудь блатным — стал бы я останавливать компанию Узбека там, возле пивнушки? И на хрена бы ты мне нужен был, скажи, со своим похмельным синдромом?

— Резонно, — подумав, Иван остыл окончательно. — Извините, ребята, шахта, нервная работа...

В дверь квартиры забарабанили кулаком, Иван вскочил, схватил с пола одну из аммонитных шашек и стал запихивать в нее карандаш детонатора. Михай щелкнул замками «дипломата»...

— Ванька! — голос из-за двери был старушечий. — Ванька, ирод! Опять дрыхнешь небось, зенки залив! А хто мне чивилизер отремонтирует?

Иван облегченно перевел дух и, рассмеявшись, щелкнул замком на входной двери. В нее тотчас влетела маленькая сухонькая старушка и с ходу набросилась на Ивана, игнорируя присутствие Олеси и Михая.

— Ты чего же это, стрекозел, обещал починить его еще надысь, на неделе, а сам резину тянешь! Здеся предвыборные выступления послухать нужно, а не моего деда.

— А ты что, теть Зин, никак свою кандидатуру в законодательное собрание выдвинула? — Иван возился с задвижкой двери на лоджию.

— Та не-е! — смутилась бабуся. — Но страсть как интересно их обещания слухать. Вот так послухаешь-послухаешь, и кажется — ну совсем капелюсечку нам до коммунизма дотянуть осталось. И ежели те, что сидят там, в верхах, выполнят то, что обещали в предвыборных выступлениях, то у нас точно — будет коммунизм. А Библию придется сховать куда ни то подальше. Потому как засветятся у них нимбы над головой и на земле будеть явных святых аж тыщу. А то и боле!

— На, теть Зин, свой «ящик», — Иван громыхнул на край стола черно-белого изображения телевизор огромных размеров. — Починил я его три дня назад, но времени не было зайти сказать тебе. Понимаешь — то работа, то...

— Понимаю, понимаю, Ванечка! — запела бабка Зина, кося хитрым глазом на уставленный закусками стол, одновременно ухитряясь при этом разглядывать Олесю. Михая за столом она как бы не брала во внимание. — Это где ж ты, Ванюш, откопал такую красавицу, а? На что твоя Инка и рожей, и задницей удалась, а эта, пожалуй, переплюнет ее! — вынесла она свой приговор и замолчала выжидающе.

— Теть Зин, еще один такой вопрос, и коробку эту, — Иван ткнул пальцем в телевизор, — через два этажа попрешь сама. Это гости ко мне приехали, муж с женой. Из Венгрии! — хвастанул он.

— Ух ты ж! — искренне изумилась баба. — Это ж надо! Счас вон все умные люди тикают из Советов, а эти сами приперли в катавасию.

— Теть Зин, тебе помочь? Или мы уходим! — многообещающе вопросил Иван.

— Помочь, помочь, Ванюша! — засуетилась бабка, откуда-то из-под полы выхватила литровую банку с чистейшей жидкостью.

— А это за труды твои. Можа, и самовар сремонтируешь?

— Гдe ж ты, бабуля, утром была со своей зарплатой? — посетовал Иван. — А самовар тащи, сремонтируем. Хотя нет, денька два-три потерпи, пока у меня кое-что прояснится, — вопросительно глянул на Михая. Тот утвердительно кивнул.

Иван не мешкая ухватил громадный «ящик» и поволок его к выходу вслед за бабкой. Хлопнула входная дверь, и Михай с Олесей остались одни. Она первой нарушила наступившую тишину, с подозрением глядя на него:

— Это ты... что там насчет любви говорил Ивану?

— Ах, это? — беспечно махнул рукой Михай. — Это я так, чтобы он не приставал. Ты бы видела, как заискрились его глаза при виде тебя — по короткому замыканию в каждом.

— Так ты... так ты!.. — от возмущения Олеся аж задохнулась, не находя слов. Наконец-то прорвало. — Болван бесчувственный, бревно, крокодил толстокожий! Хоть бы соврал что-нибудь про любовь, наплел какие-нибудь сказочки! Мы ведь, бабы, на лесть падкие. Так бы до Москвы добралась в неведении. А то получил свое и успокоился. Как же — считай сама в постель залезла к нему, как какая-то последняя... — не договорив, она зарыдала горько, взахлеб, размазывая по щекам краску. Михай бросился утешать ее.

— Ну что ты, как девочка маленькая, сразу: любишь — не любишь, плюнешь — поцелуешь... Я же тебе всего два слова ничего не значащих сказал — а ты в слезы. Пойми — мне уже не пятнадцать-семнадцать лет, когда иной вьюнош, выпросив у девочки поцелуй, клянется ей в любви и верности до гробовой доски. Я видел — тебе было очень одиноко и тяжело прошлой ночью. И я утешил и скрасил твое одиночество, как смог. И не нужно мерить это сразу любовной меркой. Одно то, что я потянул тебя за собой, уже доказывает, что ты мне не безразлична. Но любовь... Нет, такими словами не разбрасываются. Одно дело сказать это в шутку, в кругу друзей или знакомых, и совсем иное — любимой женщине. Тем более — была у меня любовь. И раз уж зашел этот разговор о любви, давай доведем его до конца. После того случая я женился в жизни два раза. И оба раза развелся, прожив супружеской жизнью лишь несколько лет. Почему? Да потому что везде: во сне ли, наяву — передо мной стояла она — моя первая любовь.

— Расскажи мне про нее, — тихо попросила Олеся.

— Хочешь стихотворением? Я никогда, до ее смерти, не написал ни строчки, даже не подозревал, что смогу написать. Но это вылилось само по себе, из души. И запомнилось, наверное, на всю жизнь.

— Прочти!

— Вот такая была любовь! — помолчав, сказал Михай. — Давно и недавно!

— А как же все-таки будет у нас? — спросила, придвигаясь ближе к нему, Олеся.

— Знаешь, не хочу тебя и себя обнадеживать, чтобы потом не ранить еще больнее, — признался ей Михай. — Ведь жизнь моя нынешняя, как в цыганском таборе — все время на колесах. И в ней пока не запланировано место для женщины. Я имею в виду постоянную, до конца. И потом, что ты знаешь обо мне? Вполне возможно, что узнав прошлое и одну из сторон моего настоящего, ты возненавидишь меня. И получится у нас, как в том стихотворении.

— Ну спасибо ! Ну удружил! — ноздри Олеси гневно раздувались, лицо побелело от негодования. — Ты что же, не понял, что сравнил меня сейчас с обыкновенной вагонной шлюхой? Меня, у которой пол-Москвы в ногах перевалялось, вымаливая разрешения послать букет роз за тридцать долларов. «Горящей спичкою любовь!» — передразнила она Михая, срываясь с места и запихивая в свой огромный чемодан разную мелочь. — Все вы, кобели нехолощеные, красиво поете, пока не трахнетесь с предметом обожания. А потом он сразу становится для вас БУ, предметом, бывшим в употреблении. И тотчас же обожание переносится на другой объект, стоящий внимания. Можно знать много стихотворений, красивых слов о любви, чести и достоинстве, но если здесь, — она прижала руки к груди, — вместо сердца трамвайный рельс, от таких людей надо держаться подальше! Ну и ладно, будем считать, что вчерашним трахом я рассчиталась-таки с тобой за спасение моей жизни. Адью, трезвомыслящий человек! До Москвы я знаю дорогу! Деньги имеются, — и, уже взявшись за ручку двери, дрожащим от ярости и слез голосом добавила: —- И не вздумай бежать за мной — я на лестнице начну все на себе рвать и кричать «помогите, насилуют». Ух, до чего же я тебя ненавижу!

Вторично за этот вечер грохнула входная дверь, а Михай стоял, открыв рот, не в силах что-нибудь вымолвить во время этого бурного всплеска негодования. Простояв так несколько минут, опомнившись и плюнув на все Олесины запреты, рванулся за ней следом. Выскочив из подъезда, остановился в недоумении: хоть и строились шахтерские микрорайоны в некотором беспорядке, все же расстояние во все стороны от дома, кроме тыльной, просматривалось порядочное. Но нище не было видно одинокой женской фигурки, волочащей кожаного «крокодила». Будто сквозь землю провалилась Олеся...

Глава VIII ПРО КАРТОШКУ И РАЗВРАТ

Похоронили Ивана Николаевича. Ему не присвоили очередного звания посмертно. Не того, видать, заслонил он своей грудью. Но младший лейтенант не обижался, он уже ни на кого не был в обиде — всем все простил. Зато не простил Игорь. Он еще там, валяясь на земле перед недостроенным общежитием, на крови Ивана Николаевича поклялся найти его убийц. И ту, которая навела на них. Ее нужно было отыскать в первую очередь, потому что убийц Игорь в лицо не видел, а девицу эту, хоть смутно, но помнил. Намазана она была, конечно, здорово, но не так, чтобы можно было смазать все черты лица. И еще — над верхней губой, почти у самой ноздри у нее была родинка. Маленькая черная точка, но именно она врезалась в память Игоря намертво.

Дежурил он там же, в «Туристе». Через двое суток — в ночь, затем через сутки — днем в патрульной машине. И во время дежурства, и после него —думал и искал, искал и думал. И придумал-таки, где следует искать эту девицу. Раз она так свободно ориентируется ночью — значит, ночной жизнью живет чаще, чем дневной. Раз так ловко разыграла спектакль, значит, или актриса, или проститутка, ибо только проститутка за хорошие деньги может разыграть такую страсть, на которую способна не каждая актриса. Ну, актрису обычно вряд ли потянет одну в темную улицу. Значит... И Игорь, объезжая на патрульной машине свой кусок городской территории, приглядывался к публике у кинотеатров, гостиниц, ресторанов, вокзала. А в «Туристе» начал иногда обходить столики посетителей, пристально вглядываясь в лица сидящих за ними женщин, чего раньше никогда не делал. Он много чего раньше не делал. Запустил тренировки по регулированию дыхания и приемам рукопашного боя, самбо и выборочно — восточным единоборствам, которые возобновил сейчас с самых азов, отрабатывая и шлифуя каждый прием с филигранной точностью. Для такой отработки нужен был надежный партнер. Он был у Игоря. После смерти Ивана Николаевича в напарники ему «батя» приказом назначил только-только поступившего к ним в ППС Борю Савелюка, недавно пришедшего из армии в черном берете. Десантник, «морская пехота». Дрался он классно, и руками, и ногами махал исправно, но до подготовки Игоря, который в любой прием вместе с силой вкладывал душу, ему было далековато. Боря отчаянно завидовал Игорю, перелетая через его голову, спину или бедро после очередного броска, матерился, морщась от боли, но, вскакивая, тут же требовал, тяжело дыша:

— Еще, в трикопыта мамочку! — это была его любимая поговорка.

Сдружились они быстро. Разница в возрасте была не такой уж большой, к тому же Борис, как и Игорь, ненавидел несправедливость, насилие, предательство.

А любопытен был до ужаса. Каждое новое, неизвестное, не ощупанное руками или хотя бы не охваченное взором тянуло его к себе, как хороший магнит обыкновенную булавку. И, может быть, по молодости лет плевать ему было на любую опасность, даже смертельную, если предмет наблюдений представлял для него интерес. Приемы он перенимал с лета, но доводить, отшлифовывать их у него не хватало терпения, и он частенько скулил:

— Ну, Гарик, давай дальше, ты мне уже этим захватом с переворотом все мозги поотшибал!

— А ты не падай на мозги! — шутил Игорь, вновь перебрасывая его через себя. — Для этого у тебя есть задница — она без серого вещества.

Оружие было Борькиной слабостью. Особенно револьверы и пистолеты. Видов и систем он знал великое множество, от австрийского «эрика» — малюсенького пистолета калибра 4,65 мм со стволом длиной в пять сантиметров до германского «Маузера-712», у которого длина ствола 140 мм. А однажды выспорил бутылку у заезжего майора-оружейника, заявив тому, что «маузер» десяти- и двадцатизарядный — это, мол, чепуха всеизвестная, а вот есть еще и шестизарядные пистолеты этой системы. Майор, однако, не ударил в грязь лицом и выспорил у него бутылку обратно, объяснив, что есть пистолеты меньше «эрика» — это «Колибри» системы Пеппера. Его длина всего 70 мм, а калибр патрона 2,7 мм. Пораженный Борька поставил майору две.

В данный момент Игорь нашел его в отделении. Устроившись в комнате для допросов, Борис с увлечением ковырялся в какой-то диковинной винтовке — с прямым прикладом, толстоствольной коробкой и трубой под ней. Также у нее были две спусковые скобы, удобная красивая рукоять и несколько скошенный магазин с патронами. Блаженная улыбка удовлетворенного любопытства сияла на его физиономии. Увидя вошедшего Игоря, он возбужденно заорал:

— Гарик, ты когда-нибудь видел хоть во сне такую штуковину? Это же легендарная штатовская! Штурмовая винтовка «Армалит-Р15», прообраз знаменитой М16! Гляди, шпарит что очередями, что одиночными. Да еще подствольный гранатомет М203! Странная штука! Никогда бы не подумал, что встречу это в прозаическом Донбассе. А привезли ее с Кубани продавцы картошки. Для самообороны —как объяснили. Кому понадобится отбирать у них картофель — ума не приложу!

— Да не картофель у них будут отбирать, дурья твоя башка! Деньги, которые они уторговали, — вот что интересует налетчиков. Кстати, не один уже предприимчивый хозяин с юга поплатился жизнью за удачно сбытый товар. Ты что, не в курсе?

— Да в курсе я, в курсе, но ты погляди, какая красавица! И оптику есть где пристроить...

У Игоря в голове мелькнула шальная мысль.

— Слушай, а ты задержал этого... любителя картошки?

— Обижаешь, начальник! Сидит в КПЗ мужичок. Нету майора нашего, чтобы допросить по всей строгости, вот он его и дожидается. Только знаешь, жаль мне почему-то этого колхозника. Ведь по мозолям на руках видно, что урожай сам вырастил. Да еще «Колхиду» нанял. Как пить дать впаяют ему за хранение огнестрельного оружия.

— А протокол задержания составил? — уточнил Игорь.

— Да нет пока, вот майор придет...

— А ну, тащи сюда своего колхозника! Да прибери с глаз эту артиллерию!

— Момент! — Борька ловко собрал винтовку, пощелкав затвором, затем довольно цокнул языком, сунул ее в какой-то закуток и выкатился из кабинета. Через десяток минут появился в сопровождении мужичка лет 35-40 в поношенной болоньевой куртке и черных штанах в серую полоску. Кисти его рук, которые мяли сейчас кепку-восьмиклинку, сразу привлекли к себе внимание: большие, со вздувшимися венами и выпуклыми желтяками мозолей на ладонях. Таким рукам подвластно все: топор, молоток, поперечная пила и рубанок, штурвал комбайна и черенок лопаты. А в случае грозящей Отчизне лихой напасти в эти же ладони удобно и ловко ляжет приклад винтовки или автомата, рукоятка танка или зенитного орудия. Закончатся патроны — эти жилистые руки перед смертным часом вопьются в шею оккупанта, чтобы не одному покидать этот мир. В общем, это надежные руки и принадлежали они надежному мужику.

Взор у надежного мужика, однако, был растерянным и безнадежным. Понял, что его ждет, и приготовился к худшему. Сжав намертво в руках кепку, умоляюще уставился на Игоря.

— Ребята, может, разойдемся как-нибудь, а? Что греха таить: попутал бес с винтовкой — обменял на кабанчика освежеванного. Но тому есть причина: прошлый год кум поехал на своем «газоне» промышлять картошкой — и ни слуху ни духу. Через полгода только под Таганрогом в лесополосе нашли его кости. По полушубку и лисьей шапке угадали. Ножом его... по горлу... от уха до уха. А денег нет...

— Как тебя по имени-отчеству? — спросил Игорь.

— Иван Федорович я! Ванька Гребов, колхозник.

— Картофель свой или колхозный, ворованный?

— Да что вы, ребята, у меня и справка из сельсовета имеется! Мой он, вот этими руками сажал, полол, подгортал да жука травил. Засуха была в этом году, так два раза пожарку нанимал поливать.

— Много продал?

— Почти всю, мешков пять осталось.

— Ничего, где-нибудь по пути продашь остаток.

— Это... как же... непонятно! — забормотал Ванька Гребов, колхозник, трясущимися губами, боясь поверить и понять услышанное.

— А так же — вали на все четыре стороны. Мы тебя отпускаем, — великодушно разрешил ему Борька, сразу же ухвативший мысль Игоря и обрадованный не меньше мужика. Сказав, он спохватился и вопросительно взглянул на напарника. Тот кивнул — правильно, мол.

— Уезжай, но только без винтовки. И никому, слышишь, даже жене, о том, куда она делась. Потерял, украли, в баню ушла... Но о том, где ты был, — ни гугу. Понял?

— Понял, ребята, ой как понял! — Мужик был рад до бесконечности. — И деньги можете оставить себе!

— Постой, какие деньги? — Игорь свирепо двинулся к Борьке.

— Да выручку я у него взял на сохранение, в сейфе нашем лежит! — закричал тот, выставляя вперед раскрытые ладони. — Сам знаешь, кто в КПЗ сидит! Что ты психуешь?

— Да так, вспомнил один случай на рынке! У тебя много детей? — спросил Игорь, повернувшись к Ивану Федоровичу.

— Трое, а что?

— Трое детей, а ты так легко отказываешься от заработанных тобой денег? Да я бы за них...

— Вот и я бы за них! И за кума! И еще за одного хорошего человека из соседней станицы. Но что я могу поделать? У тех — оружие, у вас закон. А как только я взял в руки оружие, чтобы защитить то, что заработал, — сразу очутился вне закона.

— Ладно, ладно! — похлопал его по плечу Борис. — Есть кому и без тебя защитить твое имущество — мы за это зарплату получаем.

Мужик хотел видно что-то возразить, но передумал и, взяв протянутые Борисом деньги, шагнул к выходу. Но, уже взявшись за ручку двери, оглянулся.

— Никогда раньше не думал, что встречу в милиции такую... отзывчивость. Но вот что я скажу напоследок, ребята. Вы, надеюсь, не думаете, что после этого случая я или мои односельчане перестанут возить продавать картофель?

— Не думаю, — признался Игорь.

— И пока нас будут убивать — мы будем вооружаться, об этом вы, наверное, тоже догадываетесь?

— Догадываемся, — снова согласился Игорь, — но ловить будем. И отбирать оружие будем.

— И сажать будут, — вмешался Борька, — если нарветесь на кого-нибудь... — он замялся.

— Да понял я! — усмехнулся Иван Федорович. — Так вот, чтобы не было впредь недоразумений с оружием, предлагаю вам обоим «шабашку». Мы выращиваем картошку, а вы приезжаете на Кубань и сопровождаете машины. Плата вперед. Очень хорошая плата — нам нужно найти тех, кто убивает. Найти и наказать. Безо всяких там судей, прокуроров, условных сроков и амнистий.

— Ты, друг, поосторожнее с выражениями, — Борис, однако, усмехнулся поощрительно, — понимай-таки, где находишься.

— Извините, ребята, увлекся. — Мужик решительно открыл дверь. — А о предложении подумайте. Если что, звоните в сельсовет и спросите меня, я в станице Российской председателем комиссии рабочего контроля.

— Подумаем, — пообещал Игорь. — А о винтовке ни гугу! В твоих же интересах.

— Не дураки, понимаем! — Мужик весело помахал на прощанье рукой.

— ...Хватит, забыли об этом! Игорь пресек попытку Бориса сказануть что-нибудь на прощанье хлопнувшей двери. — Только ствол понадежнее спрячь. Авось пригодится. А пока — поехали в патруль.

... В «Туристе» в этот вечер дежурили их сменщики — два молодых сержанта ППС. Вначале все шло обычным порядком — посетители, эстрада, музыка на заказ. А в десятом часу вечера сам директор ресторана Стефанович вышел в общий зал и сказал что-то музыкантам. И музыка резко смолкла. Стефанович снял микрофон с подставки.

— Уважаемые господа! Очень не хотелось бы вас огорчать, но несколько минут назад к нам поступил телефонный звонок неприятного содержания. Какой-то маньяк на полном серьезе утверждает, что совершенно случайно по пьянке забыл в нашем ресторане взрывное устройство с часовым механизмом. Но что самое неприятное — он забыл, на который час оно установлено. Так что, сами понимаете, бабахнуть может в каждый момент...

Договаривал он уже в пустом зале — посетители вдруг разом протрезвели и ломанулись в двери не хуже омоновцев, причем дамы выскочили первыми, хотя им никто не уступал дороги. Просто, видать, женский ум быстрее анализирует ситуацию...

С довольным видом оглядев брошенные впопыхах столы, директор прикрикнул на рванувшихся к телефону патрульных:

— Куда? Это шутка, ребята! Просто нужно срочно освободить помещение для особо важных гостей. Вам на этом приеме присутствовать вовсе не обязательно. Для полного сервиса... Ирочка! — внезапно крикнул он. Из дверей буфета появилась официантка с подносом, на нем белели два запечатанных конверта, которые она с улыбкой преподнесла сержантам. Те недоуменно переглянулись, распечатали конверты и у обоих отпали челюсти, после того как они заглянули внутрь.

— Это маленький презент за прерванную службу! — показал в улыбке Стефанович свои белоснежные вставные челюсти. — Впрочем, с вашим начальством также все согласовано, так что можете остаток вечера провести с чистой совестью в другом ресторане, в непринужденной, хе-хе, обстановке, так сказать. Проверить можно телефонным звонком.

После телефонного звонка испарились и стражи порядка. Тем временем зал преображался. Исчезла прежняя сервировка, пластиковые скатерти были заменены белоснежными льняными, верхний свет погас, а на каждый столик поставили светильники на батарейках, изображавшие свечу с мерцающим неярким пламенем, и по три розы в узких высоких вазах. Появились приборы и салфетки.

На эстраде тоже произошли изменения. Ансамбль из семи человек, включая трех певиц, в полном составе ушел и через некоторое время вернулся в ярких цыганских нарядах и с полнойэкипировкой: бубном, кастаньетами, маракасами и колокольчиками.

Тяжелыми плюшевыми шторами перекрыли оконные проемы.

Мероприятие обещало быть из ряда вон выходящим. Оно и было таким. К подъезду ресторана с мягким урчанием мощных двигателей подкатывали отсвечивающие лаком и никелем авто. Подержанных машин среди них не наблюдалось. Почти все — «Волги», но мелькнула пара «вольво» — большая редкость по тем временам. Хлопнули открываемые дверцы, и из салонов полезли такие люди, при виде которых у не успевших далеко отойти патрульных сержантов поневоле дух захватило.

— Слышь, Витек! — дернул один другого за рукав. — Это же ведь...

— Цыц, и забудь их имена! — оборвал его напарник. — Для своего же блага! Видишь, без жен приехали! Значит, на очередное «совещание»! Да, хоть глазком бы глянуть, как они там совещаться будут, — мечтательно добавил он, тем не менее утаскивая товарища подальше от места прерванного дежурства.

Из очередной подъехавшей «Волги» между тем вышли полковник Гальчевский и его сынок Костя... с Настей, той самой, которую он не так давно изнасиловал в туалете. Сейчас она что-то весело щебетала, повиснув у него на руке, видимо, конфликт давно был исчерпан. Остальная компания сплошь из мужчин — ответственных работников райкома и горкома партии. Увидев такое сборище элиты, Настя оробела:

— Костик, а что — женщин вообще здесь нет? Ты зачем меня привез сюда?

Младший Гальчевский захохотал:

— Дурочка, через час здесь будет столько женщин, что ты со счета собьешься! А привез я тебя, чтобы ты посмотрела настоящую жизнь. И тех, кто делают ее настоящей! Ну, и заодно... — он внезапно осекся, — впрочем, пусть это пока остается секретом — тем приятнее будет сюрприз.

— Кому приятнее?

— Ну, мне в первую очередь. А раз мне, то и тебе, конечно!

И он повел Настю в открытые двери двухэтажного ресторана, на втором этаже которого началось «совещание».

Открыл его все тот же старший Гальчевский. Нависнув над столиком с рюмкой коньяка в руке, он провозгласил:

— Друзья мои! Сегодня я произношу эти два слова с полной уверенностью в сказанном. Ибо годы напряженной работы от съезда к съезду, постоянная взаимовыручка и взаимодействие настолько сплотили и сблизили нас, что мы стали как бы одной большой единой семьей. Имя которой — партия. И сегодня я горд и рад вдвойне: тем, что я являюсь давним и, надеюсь, уважаемым членом этой семьи, и тем, что эта семья решила принять в свои ряды также и моего сына, — полковник областного РОВД повел рукой с рюмкой в сторону столика, за которым довольно скалился его отпрыск. — Позвольте представить вам нового члена Коммунистической партии Советского Союза, а также в одном лице с завтрашнего дня — директора крупнейшего в Донбассе коксохимического комплекса — на днях он успешно защитил диплом инженера-химика, Константина Степановича Гальчевского! Коська, встань, пусть тебя осмотрят и оценят.

Младший Гальчевский под шквал аплодисментов поднялся со стула и с достоинством поклонился на все четыре стороны.

— Годится! Орел! Весь в батьку! — раздались одобрительные выкрики. Но больше всех светилась счастьем Настя, от восхищения чуть подпрыгивая на сиденье мягкого стула.

— Просим вас в скромной мужской компании отметить с нами два этих радостных события, — Степан Ильич радушно повел рукой и добавил, хитро взглянув на Настю, — а может быть, заодно и третье?

Та засмущалась и спряталась за Костину спину. Тот скривился внезапно, словно грыз кислое яблоко, но промолчал, тут же вновь состроив торжественную физиономию. Приглашенные дружно чокнулись, лихо выпили и налегли на «скромную» трапезу: всевозможные салаты, вырезки, грудинки, копченые языки, колбасы, красиво разложенные на блюдах, перемежались паштетом тресковой печени, паюсной и зернистой икрой. Когда было выпито по три-четыре рюмки, столы пополнились целиком запеченными курами, утками, индейками. И пошла повальная пьянка. Ножи и вилки были отброшены в сторону, лица покраснели и залоснились — птицу разрывали на части руками. Отдыхавший до поры до времени эстрадный ансамбль выдал для начала Полонез Огинского. Мелодия была настоль чарующей, что на несколько минут в зале утих разноголосый шум — ее оценили по достоинству. Зато, когда музыка смолкла, он возобновился с новой силой — отдельные выкрики слились в единое целое:

— Жен-щин! Жен-щин! Жен-щин!!

Костя выскочил из-за стола и рванулся к выходу. Настя уцепилась за его рукав:

— Куда ты, Костик? Не оставляй меня одну!

— Цыц! — пьяно гаркнул новоиспеченный директор. — Не поняла, что ли — баб им нужно! Засиделись жеребцы! Кто же им кобылок подгонит, если не Гальчевский? А пока я буду в отъезде, тебя развлечет Николай Дмитриевич, — указал он на Настиного соседа по столику — полулысого, с двойным подбородком мужчину в дорогом шикарном костюме, при галстуке, который тут же под столом притер свое колено к ее платью. Увидев, что Настя испуганно отъехала вместе со своим стулом в противоположную сторону, Костя внезапно разозлился. — И не вздумай брыкаться! Такая честь выпадает не каждой девке — побыть наедине с первым секретарем обкома партии. Попасть наличный, так сказать, прием, — хохотнул он, довольный найденным выражением и, посуровев, прикрикнул: — Ты меня поняла?

— Поняла, Костик! — голос Насти в общем гаме был еле слышен.

— А я не понял, повтори громче! — сынок полковника явно издевался над раздавленной и униженной девушкой.

— Поняла я! — звонким, дрожащим голосом крикнула Настя.

— То-то же! — Костя, самодовольно ухмыльнувшись, исчез в дверном проеме. Его проводили подбадривающими воплями. И тот час же Настя почувствовала, как под столиком чужая рука задрала ей платье почти до пояса и потная мясистая ладонь соседа нагло влезла между ее слегка расставленных ног. В первый момент она онемела от неожиданности и не нашлась, что предпринять — лишь широко распахнутыми глазами в упор непонимающе уставилась на Николая Дмитриевича. А дрожащая от возбуждения рука между тем делала свое дело: грубо раздвинув пытающиеся сжаться ноги, сдвинула вбок мешающий треугольник материала трусиков и принялась теребить жесткие завитки волос и тереть лобок. Видимо, сосед считал себя знатоком эротического массажа и пытался таким способом до крайности возбудить девушку. Но достиг обратного эффекта. Настя съежилась, задергалась, пытаясь отбросить нахальную руку, и, умоляюще глядя на него, прошептала: — Не надо, прошу вас! Люди... стыдно...

На них обратили внимание из-за соседних столиков, и это, видимо, отрезвило Николая Дмитриевича — он убрал руку с ее живота и Настя поспешно поправила платье.

— Но выпить со мной ты, надеюсь, не откажешься? Из двух зол выбирают меньшее, и Настя поспешно ухватилась за рюмку, до краев наполненную водкой.

— За любовь! За нее пьют до дна! — предупредил он ее строго, следя за Настиной рукой. Пришлось выпить до дна. Настя задохнулась, заполошно ухватилась за фужер с минералкой. А когда отняла его от губ, рюмка вновь была наполнена водкой.

— А теперь — за родителей! Ведь ты их любишь, не так ли? — ласково спросил первый секретарь обкома. — За их здоровье, кстати, тоже пьют до дна!

Его желание споить Настю было явным. Но с другой стороны — отказать такому начальнику? Потом Костик не оберется неприятностей. Она всей душой любила того, кто сначала подло изнасиловал ее, а сейчас бросил на съедение этой акуле в шикарной экипировке!

Настя зажмурилась и решительно выпила вторую рюмку. Закусывая икрой, почувствовала внезапную горячую волну хмеля, поднимающуюся снизу, от живота, постепенно обволакивающую мозг. Все качнулось и поплыло, как в тумане, — слова из песни вполне подходили к ее теперешнему состоянию. Третью порцию обжигающей влаги — за друзей — она выпила машинально, не поморщившись и запила... шампанским, услужливо подсунутым соседом по столику. Юная, не познавшая практики жизни душа, — откуда ей было знать мощное взрывное действие на мозг смеси «водка-шампанское», сатанинский коктейль, который носит вполне безобидное имя столицы нашей Родины — «Огни Москвы». И поэтому, когда оркестр выдал танго и Николай Дмитриевич пригласил ее на танец, ей поневоле пришлось прижаться к нему, чтобы не упасть. А партнер вовсю пользовался предоставленной возможностью: положив обе руки на Настины ягодицы, он мял упругое молодое тело и отчаянно терся своей грудью о шишечки бюстгальтера. Затем приник жирными губами к ее тонкой шее и всосался в нее глубоким поцелуем.

Насте уже было все равно. Хмельной жар охватил тело приятной истомой, перед закрытыми глазами плыли разноцветные шары и кольца, а чужие руки уже не казались чужими — это были руки Костика, ее Костика — самого дорогого на земле человека. И она отдалась на волю этих рук, повторяя имя любимого там, в зале, во время танца, а затем лежа на одном из столов в темном банкетном зальчике, когда Николай Дмитриевич торопливо сдирал с нее трусики и колготки, поставив ее раздвинутые в стороны ноги на два стула у края стола. И лишь почувствовав в себе горячее, большое, таранившее низ живота, открыла глаза и, различив в хмельном тумане чужое лицо над собой, открыла рот, чтобы закричать. Его тотчас же перекрыла потная, скользкая, противная ладонь с пальцами-сосисками...

Вторым был полковник Гальчевский. А за его спиной толпились исходившие желанием самцы, до крайности возбужденные полутемной обстановкой интима, запахом секса и видом полуобнаженного девичьего тела, распятого на обеденном столе — руки Насти связали ее же колготками, пропустив их под столом. Вскоре она перестала сопротивляться... А затем и различать очередную рожу над ней, искаженную гримасой похоти...

Ее, может быть, в конце концов просто расплющили бы о стол массивными мужскими тушами, не ворвись в общий зал младший Гальчевский в самый разгар вакханалии. Он был не один — следом веселой вереницей потянулись раскрашенные особи женского пола, самой старшей из которых едва ли перевалило за двадцать.

— Прошу любить и жаловать! — Костя вознесся на эстраду и держал в руках микрофон. — Товарищи, попрошу минуту внимания ! Прежде всего условимся с дамами обращаться вежливо и культурно, все они вожатые пионерских лагерей. Это в дневное время. Ну, а в ночное — спросите у них самих. В общем, перефразировав мои начальные слова, скажем так — прошу их сперва жаловать, а затем уж любить!

Девочки быстро разошлись по столам, заполнив пустующие до этого стулья. Мужики жадно потянулись к этому цветнику, бросив на столе в банкетном зале одинокий цветок — истерзанный, смятый, с опавшими навек лепестками. Кто-то даже развязал ей руки. А кто-то уже и Косте успел шепнуть на ухо, что случилось с его предполагаемой невестой. Удовлетворенная ухмылка выползла на его губы.

— Даже папашка попробовал? Сработало-таки, а? Кто посмеет сказать, что Костя Гальчевский дурак? Ну, папочка, погоди, теперь ты у меня на крючке по гроб жизни! Откомандовался, хватит! Стоит мамочке словцо шепнуть и она тебе в момент яйца оторвет. Вместе с тем, что между ними! А Настька выдержит! Я ей не такие приемы показывал — отходила после, а здесь, подумаешь — десяток мужиков пропустила! Зато каких мужиков! Такой коллекцией не сможет похвастаться ни одна потаскуха в этом городе!

Перемалывая в голове эти мысли. Костя не терял времени даром: подливал окружающим напитки, тискал огромные тугие груди сидевшей рядом блондинки, втерев под столом свое колено между колен находившейся напротив брюнетки, успевая между делом травануть очередной секс-анекдот.

Веселье в зале между тем достигло апогея. Тосты и выкрики «За любовь!» следовали один за другим, причем всем было ясно, что пьют за свободную любовь, безо всяких выкрутасов. Один из подвыпивших мужей, взгромоздившись на эстраду, пытался читать рубай Омара Хайяма, но на второй строчке завял и понес что-то невразумительное. Микрофон у него отняла вспрыгнувшая следом на эстраду девица с красиво распущенными волосами и возбужденно блестевшими от выпитого большими подведенными глазами. Ей очень была к лицу родинка над верхней губкой, почти у самой правой ноздри — маленькая симпатичная черная точка.

— Хотите стихотворение? —- крикнула она в микрофон.

— Давай, Женька! — Костя Гальчевский отчаянно захлопал — видно, хорошо ее знал. — Про любовь?

— И про любовь тоже, — согласилась Женька.

Последние слова Женька произнесла с нажимом и плохо прикрытой ненавистью, вглядываясь в полумрак ресторанного зала, в спину младшего Гальчевского, который, облапив грудастую соседку по столу, увлекал ее в приоткрытую дверь банкетного зала. Затем перевела глаза на присутствующих, которые почему-то старались не встречаться с ней взглядами. В зале стояла мертвая тишина. И в эту тишину неожиданным фальцетом ворвался крик Кости, выскочившего из банкетного зала:

— Настька повесилась!!!

И следом — вопль той, грудастой.

Толпясь и опрокидывая стулья, все бросились к двери, из Которой только что выскочил полковничий сын. Врубили свет. Настя висела в проеме другой двери, ведущей в моечную. Петля из капроновых колготок свободным кольцом была привязана к бронзовому бра «под старину», укрепленному прямо над дверным проемом. Перед смертью она как смогла привела в порядок истерзанное платье...

Глава IX ОХОТА НА «МЕРСА»

Федька Змей и Санька Козырь с утра не выпили ни грамма. Потому что пить было нечего. И не на что. Вчера вечером было навалом, а сегодня утром—хрен на палочке. А голова трещала, и от сознания того, что ее нечем вылечить, становилось еще тоскливее на душе. Змей встал первым и, найдя в углу под раковиной среди мусора чинарик «пожирнее», чиркнул спичкой и глубоко затянулся. Однако тут же, заматерившись, отшвырнул «бычок» в сторону и ломанулся в туалет — прокуренное и проспиртованное нутро решительно отказывалось принимать утренний «завтрак». Проблевавшись и спустив воду в унитазе, Федюня вернулся в зал двухкомнатной квартиры, доставшейся ему после смерти матери, и стал оглядываться в поисках, чего бы еще заложить «под градусы». Увы, последнее время эта процедура повторялась столь часто, что закладывать было уже нечего: сиротливо белели голые стены, от телевизора остался лишь антенный кабель, а вместо бывшего паласа на пол был брошен хороший кусок линолеума прокладом вверх, «уведенный» Змеем с рядом стоящей пятиэтажной «незавершенки». Оставался диван-кровать, на котором храпел сейчас Санек Козырь, давнишний его кореш, которого выперла жена, дав ему в приданое штампик о разводе в паспорте, и которого Змей принял на свою жилплощадь по причине одиночества — от него жена ушла. А что: и собутыльник под рукой, и поговорить о политике есть с кем после третьего «приема», ну и на выпивку вдвоем всегда найти легче, чем одному. Подкатывались к ним насчет продажи квартиры, и не раз, но приятели не продавали ни в какую, понимая, что без квартиры их быстро загребут за бродяжничество и тунеядство. Еще не так давно оба они работали слесарями-инструментальщиками на РМЗ — ремонтно-механическом заводе, но — выпорхнули оттуда. В трудовых книжках значилось «по собственному желанию», а устно директор заявил им на прощание:

— Руки у вас золотые, но пасти — дырявые! Полечитесь — приходите.

Ха! Оно им надо? Электродрелями, надфильками, мечтиками, лерками и прочим инструментом для тонкой работы приятели запаслись давно, потихоньку «приватизировав» их с завода. Дело оставалось за малым — организовать кооператив. И они его организовали: вначале делали наборные мундштуки, авторучки с голыми бабами, а затем заказы пошли посерьезнее — выбросные ножи, переделка газового оружия под боевые патроны и даже изготовление запчастей к стрелковому оружию различных калибров. Под мастерскую была приспособлена спальня, где разместились и миниатюрный токарный станочек, и верстак с различными приспособлениями. Дела у друзей шли неплохо, появились солидные «крутые» клиенты, в карманах зашевелились даже баксы. Но верно говорится — на бочку меда всегда найдется ложка дерьма — однажды в квартиру позвонили, и двое молодых людей в штатском, показав красные «корочки», вежливо поинтересовались продукцией частной фирмы. Вот тоща поверили кооператоры, что Бог все же есть : последний «заказ» забрали утром, а к новому они собирались только-только приступить. Показав гостям образцы невостребованных мундштуков и авторучек, завалявшихся в углу с незапамятных времен, приятели вздохнули с облегчением: гости ушли, пообещав наведаться еще раз, для какого-то уточнения. А Змей и Козырь, перетрясшись, решили на время «завязать». Отпугнули милицией заказчиков и от нечего делать принялись пропивать подкопленные баксы. Все равно машину нельзя покупать — второй визит тех, с красными книжечками, предварит более тщательное расследование.

Вот так постепенно и оказались «на мели» — втянувшись в попойку, одним махом реализовали почти даром вещи, приобретенные раньше. Наступила расплата за бесконечную двухмесячную пьянку. Вчера, после «реализации» последней стоящей вещи в квартире — холодильника «Юрюзань», Федька Змей безапелляционно заявил приятелю, что окончательно порвал с алкоголем и женится. Женские, мол, руки в доме просто необходимы. Дама сердца у него есть, согласие получено, остается только сыграть свадьбу. На гостей вырученной суммы, естественно, не хватало, посаженым отцом согласился стать Козырь. Ему-то и поручил все заботы о «свадебном столе» Федюня, а сам пометелил за невестой. За столом, после третьего «горько», которое вдохновенно орал Санька, оказалось, что на исходе водка — «девственница» хлебала ее, как компот. Змей вылил остаток в свой стакан, опрокинул его и, взяв сумку, ушел в магазин за добавкой, наказав Козырю проверить невесту на верность ему. Тот проверил: когда Федя, позвякивая сумкой, нарисовался на пороге, Санька пробовал с ней уже четвертую позу. И, видимо, получалось — она прямо-таки визжала от наслаждения. Когда Змей собирался навешать ей за измену, заявила, что они с ним и не то что невенчаны, но даже и не расписаны, и что она вообще переходит жить к Сашке. В ответ Федюня любезно растворил входную дверь и широким жестом указал обоим на лестничную площадку — единственную Сашкину жилплощадь на сегодняшний день. Поколебавшись, невеста согласилась остаться, объяснив, что французская семья — это тоже семья: она может один день быть женой Сашки, а любовницей Феди, а на другой день — наоборот. Мысль показалась всем настолько свежей и неизбитой, что за стол уселись уже дружным семейным коллективом. А вот как потом спали — этого Змей, убей Бог, не помнил.

Голова от мыслей распухла еще больше. Федя со злостью долбанул ногой в порванном домашнем шлепанце по боку дивана-кровати.

— Ну ты, любовник, хватит дрыхнуть!

Сашка продрал глаза и вежливо поинтересовался, который час.

— А тебе не один хрен, все равно похмелиться нечем. Ты где невесту дел?

— Полежала со мной и пошла на топчан в мастерскую, то бишь — спальню.

— Со мной она тоже полежала и пошла к тебе в зал! — съязвил Федя и схватился за голову. — Е-о-о... давай лечиться, а то сдохну! Где остальные бабки от холодильника?

Санька похлопал по карманам — он спал в куртке. Пусто.

— По-моему, последний раз за подкреплением ходил ты!

Федя пошел за курткой в прихожую. На вешалке кожанки не было. У него начали зарождаться неясные подозрения.

— Ты почему у меня время спрашиваешь, у тебя ведь часы на руке были? Красивенькие такие, «Полет»? — спросил он, вернувшись, у Сашки.

— Полетел мой «Полет», видимо, за твоей кожанкой! И за остатком денежек, — невесело ухмыльнулся тот, садясь на диван и уже вникнув в ситуацию. — Эта твоя четырежды девственница взяла их, когда шла к тебе. Сказала, что ровно через два часа придет. Кстати, ты хоть имя ее спросил?

— Да что-то вроде не то Зина, не то Нина...

— Ты же говорил, что давно знаешь ее!

— Конечно давно, мы уже в трех компаниях вместе сидели! И два раза я ее трахал!

— А она нас всего один раз, но зато как! — восхитился Сашка и тут же вновь посмурнел. — Но ты прав — опохмелиться просто необходимо. А где взять мани-мани? — Его задумчивый взгляд остановился на телефоне, сиротливо стоящем на подоконнике.

— Не дам! — Федя телом закрыл аппарат. — Все заказы будущие без него растеряем!

И как бы в благодарность за защиту телефон залился веселым длинным звонком. Федя поднял трубку.

— Алле!

— Змей, ты?—Голос был знаком — Витьки Кука голос, соседа по подъезду.

— Почти я, — горько провякал Федя и разрешил: — Говори, чего надо?

— Счас к тебе придет парочка клиентов, — Кук частил скороговоркой, чувствовалось, что клиенты стоят у него за спиной, — клевое предложение для вас обоих, хочешь?

— Не хочу! — отозвался Федя. — К нам уже приходили двое — до сих пор икается. Да ты помнишь, я рассказывал!

— Да ни хрена ты не понял! — захлебнулся возмущением Кук. — Это настоящие клиенты, и платят они стоящие бабки. А дело — на стороне, а не на хате!

— Ждем! — коротко ответил Федя и положил трубку. — Сейчас придут делать нам предложение, — объяснил он Сашке, — а мы будем торговаться.

В дверь позвонили. Сашка понесся, открыл. Вошли двое ребят в кожанках, брюках «Кардинал» и десантных ботинках. Едва увидев их прически — «бобрик» — Федя понял, кто пришел. И понял еще, что не откажут они в их просьбе. Не посмеют отказать.

— Вы классно разбираетесь в машинах! — Это был не вопрос — утверждение пополам с похвалой звучало в голосе одного из них. Это было правдой. И Федя Змей, и Сашка Козырь любые марки машин знали как свои пять пальцев. Включая и иномарки. Причем не только снаружи, но и изнутри — ни одни двигатель не представлял для них тайны. Они могли организовать высококлассную ремонтную мастерскую. Но у них для этого не было самого малого — начального капитала, чтобы приобрести хотя бы клочок земли под мастерскую. И компаньоны, вытачивая мундштуки и переделывая газовые пистолеты, продолжали фанатично любить авто.

— Нам нужен хороший автомобиль. Очень хороший и очень быстрый. И два классных водителя. Всего на один день.

— Ну насчет водителей — нон проблем — они перед вами! — самодовольно приосанился Федя Змей, — а вот автомобиля у нас, к сожалению, нет, даже «Запорожца», — развел он руками.

— Нет, так будет — вы его угоните! — ответ парней был прост, как две копейки.

— Как это «угоните»? — взвился Сашка. — Да вы знаете, сколько за угон дают?! И зачем нам все это надо, интересно знать?

— Меньше будешь жать — дольше проживешь! — ухмыльнулся один из парней, — Вам он нужен всего на один день. Даже меньше. А насчет того, кто чего дает... — он небрежно швырнул на диван-кровать запечатанную пачку, — здесь тысяча баксов. Так что, как видите — даем мы. Но можем и отнять!

— А у нас и отнимать уже не хрен, — съязвил Сашка. — Ничего ценного!

— А жизнь? Разве ее измеришь деньгами? — Из другого кармана кожанки парень достал «Детоникс» — укороченную модель кольта, и взвел курок.

— Но где мы вам возьмем машину? — завопил Федя.

— Я же сказал — угоните. Садитесь на поезд, отъезжаете пару-тройку станций отсюда и осматриваетесь. На привокзальной площади есть много хороших легковушек, из них очень хороших штуки три-четыре, ну, а выбрать наилучшую — ваша проблема. Ровно через три дня, включая этот, вы с машиной подъезжаете к старым дощатым складам за терриконом. В одиннадцать утра. Дальше мы скажем, что делать. Это, — парень кивнул на пачку долларов, которая была уже в руках, — задаток, после получите каждый по две таких же.

— Это после чего? — задал Сашка вопрос.

— Ты так спешишь умереть? — Малый в кожанке навел пистолет в его лоб. — Мы ведь можем обойтись и одним водителем.

— Пошутить нельзя? — Санька Козырь сдал позиции.

— Ну вот и договорились. — Пистолет вновь вернулся в кожанку. — Предупреждать о чем-либо не будем — вы, надеюсь, не вчера с горшка слезли?

— Давненько! — попрощался с ними Змей.

— Ты знаешь, а я ведь хотел задать им еще один нескромный вопрос. — Козырь подбрасывал и ловил пачку долларов. — Что будет, если мы вдруг надумаем смыться с этими «зелененькими»?

— Считай, что они ответили сразу на два твоих вопроса, — успокоил его Федя. — Ты лучше ответь на мой: где будем брать «тачку»?

— Эх, Федя, нам ли с тобой горевать? — указал на доллары Козырь. — Поехали экспроприировать экспроприаторов — терять нам есть чего, как сказал тот мальчик в кожанке. Кстати, и похмелимся, и приоденемся.

— Кабак, на меньшее не согласен!

...Тем же вечером на станции Николаевка к двум парням, одетым в джинсы и куртки «мокрой» кожи, пытались подкатиться вокзальные проститутки:

— Мальчики, не желаете развлечься?

Федя рванулся было к ним, но Козырь придержал его за рукав.

— Та кожанка такая же была или похуже?

Змей поскучнел, шуганул проституток.

— Ты прав, с теми деньгами, что заимеем, мы половину незамужнего населения нашей Николаевки перетрахаем!

— И замужнего тоже! — мечтательно добавил Козырь и вдруг опять лапнул Федю за куртку. — Смотри, смотри!

Тот взглянул в указанном направлении. С подножки переднего вагона недавно прибывшего поезда скользнули и растворились в за-вокзапьной темноте две фигуры с огромным кожаным чемоданом — мужская и женская. И тут же на площадь со стороны города высунулся из боковой улицы зеленоватый новенький «мерседес», и из него к вагонам побежали трое парней в ветровках.

— Встречают кого-то? — высказал предположение Козырь.

— Ага! — согласился Змей, наблюдая, как парни, матерясь, обшаривают вагоны. — Тот, кого они встречают, не очень горит желанием целоваться с ними.

— Ты думаешь?.. — повел глазами Сашка в сторону первого вагона.

— Одно из двух, — развивал свою мысль Федя, — или в «мерсе» оперативники подъехали, а эти двое из первого вагона — аферисты-гастролеры, или... — он осекся. Троица, возбужденно поговорив, направилась к ним.

— Эй, мужики, не видели случайно здесь хмыря в кожаном пиджаке и бабу, ну — всю из себя? — вопрос был обращен к Козырю. Тот замешкался было, но за него ответил Федя:

— Ребята, да из этого поезда почти никто не выходил. Из предпоследнего только дедок вышел и прошкандылял через площадь.

— А ты откуда знаешь, что я про поезд спрашивал? — подозрительно уставился на него задававший вопросы.

— А вы так лихо по вагонам пробежались — ну прямо настоящий ОМОН! — попытался шуткануть Федя. Подействовало.

— Во, прям в точку! — заржал парень. Остальные поддержали. — Угадал, земеля — ОМОН и есть! Но не тот, что ты думаешь! — Парень обернулся к своим. — Поняли? Раньше они вылезли! На две станции раньше! Так что придется мотать назад и перетряхивать Ясиноватую и Ребровку заодно.

— Витек, но это же двести кэмэ! — пытались возразить двое. — А горючки — хрен целых ноль десятых.

— Цыц! — гаркнул на них старший. — Вы что, предпочитаете, чтобы вашими яйцами закусил бультерьер шефа? А по мне пусть лучше он давится яйцами того — в пиджаке, иностранца! А эту паскуду крашеную — дочку его... — он прикусил язык, метнул взгляд на Федю и Сашку, — слушайте, мужики, вы местные?

— Естественно! — подтвердил Федя.

— Знаете что — есть выгодное дело! Если усечете вдруг среди толпы народа вот такую деваху, — в руке Феди оказалось цветное фото Олеси, взглянув на которое, тот протяжно свистнул в немом восхищении, —- постарайтесь проследить, где она остановилась. С ней еще один такой... венгр будет в кожаном пиджаке. Это аванс, — стодолларовой купюрой он предупредил Сашкин вопрос — на хрена им это надо?— За ее адрес положим еще четыре такие бумажки. Да, а где вас найти в случае чего?

Сашка открыл было рот, но Федя наступил своим полуботинком на его.

— Записывай телефон. Так, на всякий случай!

— Резонно! — С любопытством поглядывая на него, Витек записал номер на пачке «Мальборо». — Ну, бывайте!

— А что она натворила, деваха эта? — Сашка все же не удержался.

— От папочки удрала, любимого, — ухмыльнулся Витек. — А он у нее стро-о-гий! Но богатый! — заржал, уже направляясь к «мерсу». — А ну, орлы, поехали на заправочную!

— Ты знаешь, какой номер хоть им дал? — напустился Сашка на Змея, когда машина отъехала, увозя троицу «встречающих».

— Мне да не знать! — ухмыльнулся тот. — Номера телефона с визитки тех двоих, с красными книжечками которые приходили.

— А зачем?

— А затем, Шурик, что им незачем знать наш адрес. Потому что эту «тачку» мы у них уведем.

— Что?! — ужаснулся Козырь. — А ты видел, как у них подмышки оттопыриваются?

— Заметил, не волнуйся, — успокоил его Змей. — А у тех, что заказывали музыку, эти оттопырки свободно в карманах болтаются. И к тому же адрес наш им известен. Улавливаешь разницу? Ну, а раз понял — прыгай в электричку — как раз до Ясиноватой.

Через два с половиной часа они были на месте. Выйдя из вагона, Федя перебросил из руки в руку чемоданчик с инструментами, дернул на себя массивную дверь вокзала и... нос к носу столкнулся с Витьком из «мерседеса».

— Ба-а-а! — протянул тот, осклабившись. — А кое-кто еще спорит, что земной шарик кругленький. Со свиданьицем, братишка!

— Наше вам! — поклонился Змей, отходя в сторону.

— Вы что, сявки, следить за нами вздумали? — зашипел на перроне Витек. Правая рука его проворно нырнула за пазуху. Козырь высунулся вперед. Он побледнел, но держался мужественно.

— Слушай, ты что, псих? Вы же видели, что мы ждали электричку. Намылились к куму в гости. Кум живет здесь, в городке. А с вами нам вообще делить нечего! Кстати, договор насчет девахи остается в силе, или аванс отдать?

Последний аргумент, видимо, переборол все сомнения. Витек вынул из бокового кармана «Мальборо», тряхнул пачкой.

— Угощайтесь, компаньоны! Может, подбросить к куму?

— Спасибочки, тут пешком три квартала, — Федя прикурил презентованную сигарету и потянул за собой Сашку, махнув на прощанье Витьку вспотевшей вдруг ладонью.

Они вышли через сквозной проход вокзала на автобусную стоянку и пошагали дальше, в темноту привокзального сквера.

— Эй, мужики, стойте! — Витек, выскочив из дверей, бежал за ними.

Они огляделись — «мерседес» стоял неподалеку от билетных касс, и двое «мальчиков» курили, прислонившись к облицовке.

— Если что — рвем когти! — пробормотал Сашка, приняв стойку марафонца перед забегом.

— Ну да, счас! — Федя сунул правую руку в карман кожанки.

— Послушайте, вы к куму надолго? — спросил, подбежав, Витек.

Змей вынул руку из кармана.

— На выходные, сегодня ж пятница!

— Может быть, заодно и о нашей девочке поспрашиваете, — нагло ухмыльнулся Витек.

— Богатый, говоришь, папа? — завелся Сашка. — Другой город, другие люди... — туманно начал он рассуждать, глядя в небо.

— Понял, — в его руке зашелестела сунутая туда бумажка.

— А с другой стороны, — взглянув в нее, повеселел Сашка, — кум — он все же родич какой-никакой, а у него здесь полно знакомых и друзей. Что в наших силах — сделаем, — прижал он руки к груди.

— Если что — ищите нас в районе привокзальной гостиницы. — Витек через площадь пошел к «мерседесу».

— У тебя что — действительно кум здесь живет? — спросил Змей.

— Ага, а вон его квартира, — указав на лавочки привокзального сквера, под твердил Козырь. — Пошли лучше подальше за деревья, открывай свой чемоданчик да доставай гостинцы — ночи нынче пошли прохладные.

Удалившись в глубь мини-парка, они уселись на лавочке, чтобы «уговорить» благоразумно прихваченную из дома бутылку водки и нехитрую снедь.

... Через четыре с половиной часа оставленный без присмотра «мерседес» рванул с места и пошел петлять по улицам города, выбираясь на автотрассу.

— Какие все-таки жадины эти «новые русские»! — вертя баранку, возмущался Козырь. — Почти сорок тысяч баксов ухлопать на эту железяку и пожалеть тройку паршивых «лимонов» на установление сигнализации!

Откуда ему было знать, что эта машина в сигнализации не нуждается. Ибо ее слишком хорошо знали в преступном мире. Папа Олеси пожертвовал для её поимки одним из своих личных автомобилей. Он был очень влиятельный человек. И о-о-очень богатый!

Глава Х КОНЕЦ БЕСПРЕДЕЛА

Выскочив из подъезда, Олеся увидела на автобусной остановке, метрах в пятнадцати от дома, готовящийся к отправке маршрутный автобус. Табличка на нем гласила «Микрорайон — Ж/д вокзал», и она, не раздумывая, вскочила на подножку, пихнув вперед свой чемодан. Автобус тут же тронулся, свернув за дом, и вскоре, петляя по микрорайону, выехал на трассу. Вначале свободных мест было много, но ее кожаный «крокодил» наглухо закупоривал проход между сиденьями, поэтому пришлось стать на задней площадке, держась за поручень у окна. Чемодан Олеся поставила у задней стенки и полезла в сумочку — надо было купить талоны на проезд.

— Уезжаешь? — сидевшая через два места пожилая женщина дружелюбно улыбалась, разглядывая Олесю и ее багаж. — В гостях была, — утвердительно заявила она.

— С чего вы взяли? — глядя на нее, Олеся невольно тоже улыбнулась, очень уж по-простецки завязывалось знакомство.

— Ну как же? Одежду у нас такую маркую редко надевают, ну и все остальное. — Женщина еще раз оглядела Олесину прическу, макияж, маникюр. — Не, точно из Питера или Москвы в гости приезжала. Я знаю — у меня две дочки в Москве учатся. Тётя Зоя я, еду вот на вокзал одну из них — Танюху встречать.

— А меня Олесей звать.

— Ничего, бывают и похуже имена, — успокоила ее тетя Зоя, хотела еще что-то добавить, но тут на остановке в автобус ввалилась такая толпа, что сразу заполнились свободные места и проход.

— На вокзале поговорим! — крикнула тетя Зоя Олесе. — А до него еще далече!

Чем ближе к центру города, тем плотнее становилась толпа. Олесю так притиснули к боковому стеклу, что уже невозможно было глубоко вздохнуть, не то что повернуться в какую-либо сторону. Казалось, всем пассажирам надо было только на конечную остановку — ж/д вокзал. Впереди нее стоял парень в прозрачной болоньевой разлетайке и ее груди плотно прижались к его спине. Олеся и не думала об этом, пока парень, как-то ухитрившись в такой давке развернуться, не оказался с ней лицом к лицу и не принялся нагло разглядывать ее. Гаденько так улыбаясь при этом прыщавым скуластым лицом. Тела их склеивались, словно в медленном танце, а парень не прилагал усилий отодвинуться, наоборот — его нога начала нахально искать просвет меж Олесиных коленей. Она вспыхнула.

— А ну, прекрати!

— Т-с-с! — парень приложил палец к губам и указал глазами вниз. Олеся взглянула туда и вздрогнула: блестящая полоска отточенной стали острым концом чуть касалась свитера в районе живота. Там все похолодело и сжалось, словно от обезболивающего укола.

— Возьми! — В левую ее опущенную ладонь ткнулось что-то горячее, упругое. Она машинально сжала ладонь и вдруг, почувствовав живую, пульсирующую плоть, поняла, что это такое, и, разжав пальцы, попыталась отпрянуть назад. Где там! Их так стиснули, что шевелиться было невозможно. Она открыла рот, чтобы закричать — в левом боку остро кольнуло. Олеся опустила глаза — кончик ножа вошел в свитер. Сознание замутилось, в голове сразу стало пусто и звонко, все звуки поплыли, отдалились, лишь осталось скуластое, в прыщах лицо и голос, который приказывал:

— Возьми... сожми!

Она, как зомби, выполнила приказ — сжала, отпустила, вновь сжала и вдруг увидела, как у этого, прыщавого глаза покатились под лоб, а в ладонь ей брызнула теплая липкая струя...

Водитель автобуса не мог предвидеть неожиданной ситуации: стоящий с мамой на тротуаре малыш лет пяти вдруг вырвал свою ладошку из ее руки и метнулся на проезжую часть дороги за каким-то фантиком. Но водитель был профессионалом, не раз побывавшим в таких вот и им подобных экстренных переделках. Он до полика вдавил педаль тормоза — громадина ЛАЗ замер буквально в считанных сантиметрах от белесой головки. Малыш был спасен.

Но не Олеся — силой инерции ее швырнуло вперед, на руку «антенщика» с ножом. А отдернуть руку было некуда...

— О-о-ой! — Она изо всех сил прижала ладонь к тому месту, где только что бок прошила раскаленная игла, пытаясь сжать, слепить пальцами края раны через свитер, а телом навалившись на того, кто вольно и невольно вогнал в нее нож. А он живым тараном с нечеловеческой силой пятился назад, спрессовывая толпу еще больше, стараясь создать пустоту между собой и Олесей. В эту пустоту она и рухнула.

Увидя завалившуюся девушку в голубом пуховом свитере, на левом боку которой расплывалось, ширилось пятно крови, толпа на некоторое время впала в шок. Этого времени хватило скуластому, чтобы надавить кнопку экстренной остановки и ласточкой выпрыгнуть в открывшуюся дверь. Если бы не ограждение тротуара, он сбежал бы. Но безжалостный металл труб, из которого оно было сварено, равнодушно принял на себя человеческое тело, вылетевшее из автобуса, которое грудью ударилось о него. Послышался глухой хруст, и оно тряпкой шмякнулось рядом с ограждением. Изо рта убийцы протек тоненький ручеек крови, ноги судорожно поджались и выпрямились... Смерть наступила мгновенно.

— Олеся, девочка, ну как же это?! — голосила на весь автобус тетя Зоя, помогая мужикам вынести на тротуар ее тело. Видимо, ее крик и вернул Олесю из небытия. Она с усилием разлепила ставшие многопудовыми веки, зашевелила губами:

— Михай, Мишенька, где ты?! — И опять ушла в черноту.

Тетя Зоя запихнула вслед за носилками в подлетевшую «скорую» огромный кожаный чемодан и, держа в руке Олесину сумочку, решительно влезла следом:

— Я ее родственница!

... Михай с Иваном ожесточенно сосали сигареты: Иван «Приму», а Михай «Данхилл». Иван озлобленно плюнул на асфальт перрона:

— Твою мать, прозевали!

Да, поезд на Москву ушел двадцать минут назад.

— Не хрен было вообще ее отпускать одну! — напустился Иван на Михая. — Я непомню уже, говорил тебе, что ты идиот, или нет?

— Да говорил, говорил! Сразу же как выбежал от бабки, — оправдывался Михай. — Но ты попробовал бы сам удержать ее.

— Классную бабу упустить! — не слушая его, долдонил свое Иван. — Такой шанс Судьба дает всего один раз в жизни, и, упустив его, ты автоматически становишься олухом, идиотом и неблагодарной скотиной. А это я тебе говорил?

— Да иди ты со своими разговорами знаешь куда?! — Михаю надоели Ивановы нравоучения. — Ничего я не упустил! Сейчас найду такси и догоню поезд. А там я знаю, что ей сказать.

— Значит, нравится она тебе, — подытожил Иван, — не нравилась бы, так не побежал бы следом. Уважаешь, значит, Олесю. А шахтеры тебе, выходит, уже до задницы?! Пусть и дальше насилуют их дочерей, убивают во время выдачи зарплаты и бьют морды их детям безо всякой на то причины... Я правильно тебя понял?

Михай враз остыл, подумал.

— Ты неправильно меня понял, Ваня! Я хотел тебе сказать — всю Москву перетрясу, но найду Олесю. Но это потом, сперва сделаем дело, как договорились!

— Вот это по-настоящему, по-шахтерски! — Иван хлопнул Михая по плечу. — А Олеська никуда не денется, вдвоем мы эту Москву обыщем в два раза быстрее.

... Две сотни километров до родной Николаевки Федя Змей и Сашка Козырь «сделали» за полтора часа. Скорость «мерседеса» плюс профессионализм сменяющих друг друга водителей да плюс пустующая ночью трасса.

— Федя, я хочу жрать, — когда въехали в городок, Козырь ожил и начал балагурить. — Чтобы за всю трассу ни один гаишник не остановил машину — это событие нужно отметить в хорошем кабаке!

— Ночном кабаке, — поправил его Федя.

— Не спорю — в хорошем ночном кабаке, — согласился с ним Сашка.

Таковым заведением слыл бар «Найт Катиш» ночная Катюша. Именно так звали владелицу бара — Катя. Вообще-то бар — он и есть бар, и, чтобы пробиться в лучшие, нужно было чем-то отличаться от остальных. «Найт Катиш» отличался. Прежде всего — здесь сияла чистота. Обслуживание было отменно изысканным и вежливым. Пьяным не наливали, на вынос не давали, а если кто начинал выступать — четверо дюжих парней быстро ставили на место зарвавшегося — он вылетал из бара, как пробка из бутылки, иногда с хорошей отметиной на физиономии.

Этот бар обходил стороной Узбек со своей компанией. По одной простой причине — отец Катюхи являлся главным прокурором Николаевки.

Музыка в баре была классная — четверо ребят и одна девчонка исполняли песни «живьем» по очереди. И на заказ — тоже.

Вот к нему-то и подкатил новехонький «мерседес». Куда как раз в это время подходили Иван с Михаем. Иван уговорил напарника перед «операцией немного отвлечься».

— Они, эти кожаные, все равно до утра там девиц трахают — часа в четыре только отпускают.

— А ты-то откуда так хорошо знаешь их расписание? — удивился Михай.

— Был и я одно время в этой гоп-компании, — помолчав, признался Иван. — До первой получки на шахте. И сразу отвалил.

— Так не червонец виной был там, возле забегаловки?

— Естественно! — пожал плечами Иван. — Так просто «своих» не отпускают.

— Стой! — возле «Найт Катиш» Михай притормозил его, указывая на подъехавший «мерс». — Эту машинку я помню. А вот водителей не узнаю, — разглядывал он вышедших из авто. — А ну, пошли за ними!

И, перебросив из руки в руку чемоданчик с изготовленными Иваном «штучками», на которые ушло три десятка аммонитных шашек, шесть детонаторов, три кольцевых магнита из списанных динамиков да три купленных в местном магазине будильника, теперь уже Михай потащил Ивана в бар вслед за Змеем и Козырем. Те же в предвкушении добавки после нервного потрясения в связи с угоном уже подошли к стойке бара, за которой сегодня стояла сама хозяйка — симпатичная девушка с длинной русой косой.

— Катюш, — разулыбался ей Козырь, — сделай нам бутылочку водки и пару салатов.

— А это не ваша машина случайно, ребята? — указала Катя на задок «мерседеса», виднеющийся сквозь дальний витраж бара.

— Нам ли иметь такие тачки, Кать? Конечно не наша! — и Козырь ей ни капли не солгал. — Скорее всего — вон тех орлов, — показал он на вошедших следом Ивана и Михая.

Получив требуемое и заплатив, они удалились за столик.

Иван с Михаем также подошли к стойке.

— Бутылочку коньяка, лимон и пачку «Кэмела», — потребовал Иван.

— Извините, господа, к вашим услугам все, кроме спиртного, — вежливо, но решительно отрезала Катя.

— Это почему же? — изумился Михай.

— Водителям спиртного не подаем, — объяснила барменша.

— А кто вам сказал, что мы водители?

— Вон те двое, — указала Катя, — и, по-моему, они правы.

— Ну что ж, на нет и суда нет, — Михай под стойкой наступил на ногу дернувшегося Ивана, — тогда два «Пепси» и мороженое.

— И «Кэмел», — поставил точку Иван.

— Один момент, — улыбнулась Катя — ей нравились сговорчивые посетители. На стойке тотчас же появился заказ.

— Так и не заправишься с твоими выкидонами! — Иван мрачно ковырялся в вазочке с мороженым.

— Во-первых, ты уже дома «Абсолютом» заправился неплохо, — Михай с улыбкой отхлебнул тоника, — а во-вторых, надо же узнать в конце концов, чья это иномарка.

А Федя с Сашкой в это время спорили, где до завтра поставить машину, так как своего гаража у них не было. Сошлись на одном друге с окраины городка — тот, разбив свой «Москвич», срочно продал его на запчасти и теперь копил на новый, а гараж пустовал. Обсудив проблему, заметили, что кончилась водка, и засобирались уходить. Заметив это, Михай быстро вывел Ивана из бара и подскочил к одному из частников, дежуривших со своими легковушками у бара, «на подхвате». Усевшись в машину и втащив следом напарника и чемоданчик, он сунул водителю хрусткую купюру.

— За тем «мерсом». Впритирочку!

— Понял! — Ночные «водилы» нелюбопытны.

Выйдя из бара, Федя и Сашка с маху плюхнулись на мягкие кожаные сиденья.

— Красота!

— Но не для вас, мальчики! — К виску каждого прилип холодный ствол, приставленный с заднего сиденья.

— Ну, не говорил я тебе, Витек, что мне эти хмыри не понравились еще там, на перроне? А ты — дочку шефа помогут найти! Вот и нашли!

— Да! — голос Витька Змей и Козырь угадали сразу. — Прав ты был, Федор, ой как прав! Признаю твою правоту, ящик коньяка за мной. Но я этот ящик, клянусь, выдавлю из этих козлов, прежде чем пристрелить их! А вначале... Для чего вам нужна была наша машина? — тон Витька не предвещал ничего хорошего.

— Покататься! — попробовал было вильнуть в сторону Федя Змей.

Раздался сдвоенный щелчок предохранителей — «крутые» без слов понимали друг друга.

— Постойте, ребята! — Козырь понял, что здесь шутки неуместны. — Заказ это!

— Кто заказывал?

— Да нас убьют, не задумываясь!

— А мы, думаешь, долго мыслить собираемся? Да мы таких щелкаем, как семечки! Ха, двумя больше, двумя меньше! Вы еще и живы-то благодаря тому, что нам нужно кое-что узнать. А ну, колись, халява!

— Это Узбека заказ, — выдавил из себя Змей.

— Кто такой?

— Местный «кругяк».

— Что, круче вареного яйца? — Витек засмеялся. — А ну, вылазь из салона!..

— Погоди! — Михай придержал руку «водилы», собирающегося повернуть ключ зажигания. — Здесь, по-моему, состоится какой-то спектакль.

Змей с Козырем вылезли с передних сидений наружу. Сашка с тоской глянул в темноту за углом бара.

— Завернуть за угол не успеешь — пуля быстрее тебя бегает! — продолжал балагурить Витек, защелкивая на его руке наручник. Рядом такую же операцию с тезкой проделал Федя-«крутой». Приковав наручниками правую руку Змея к левой Козыря, Витек с приятелем затолкали их на заднее сиденье и свободные руки пристегнули к ножкам передних сидений. Таким образом, Федя и Сашка оказались надежно прикованными в задней части салона.

— Выбирай одно из двух, — садясь за руль, посоветовал Витек, — или вы показываете дорогу к берлоге вашего Узбека, или мы вывозим вас к первой же балке за городом и оставляем. Естественно с вентиляцией в черепе. Ну так что, куда едем?

— Конечно, к Узбеку, — решил за двоих Федя Змей. — Только... — он замялся.

— Договаривай! — подбодрил его Витек.

— Их там с десяток наберется!

— Ничего, не таких имели. — Витек надавил какую-то кнопку на панели — нижняя крышка люка, вделанного в верх салона, поехала в сторону. К верхней крышке были пристегнуты «липучкой» четыре миниатюрных автомата.

— «Беретта», иначе «короткая винтовка», калибр пять пятьдесят шесть, длина ствола шестьдесят сантиметров, — угадал Козырь.

— Ого! — удивился Витек. — Откуда такие познания?

— Да мы их перещупали... — расхвастался было Сашка, но Федя перебил его:

— Приходилось выполнять заказы.

— Я раздумал вас убивать! — расщедрился Витек. — Нашему шефу позарез нужны специалисты по оружию. А то покупаем разную дрянь. Как вам мое предложение?

— А нам лишь бы платили, — пожал плечами Федя. Сашка заерзал на сиденье, — конфликт, похоже, разрешался полюбовно. Витек посигналил — из-за угла бара вывернулись две фигуры и полезли в машину. Такие же «мальчики».

— Далеко бы ты удрал? — улыбнулся Витек Сашке, включая зажигание...

— Вперед, за ними! — подтолкнул «водилу» Михай.

Машины, попетляв по ночному городку, выехали на окраину, здесь Иван придержал водителя:

— Стоп, мы приехали!

Тот пожал плечами и выключил двигатель. Задние фонари «мерседеса» скрылись в темноте.

— Ты чего? — отпустив частника, Михай подошел к Ивану.

— Дальше нельзя — я ведь тоже детективы по «ящику» смотрю иногда. Отсюда я дорогу найду — близко уже. Давай за мной, — и Иван зашагал к чернеющей в сумерках громадине террикона.

Обогнув его, они очутились перед длинным дощатым строением.

— Склады! — прошептал Иван и указал на стоящий возле большой двустворчатой двери «мерседес». Рядом стоял КамАЗ-рефрижератор. Иван поманил Михая за собой. Они зашли с тыльной стороны сарая, прошли немного вдоль стены и в одном месте Иван, поковырявшись немного, отодвинул в сторону широкую доску обшивки. Пространство за образовавшейся щелью было загорожено ящиками рядов в пять, поверх которых пробивался свет. Просветы между ящиками были, и в них можно было кое-что разглядеть.

— Что это нас встречать никто не выходит? — поинтересовался Витек, заглушив двигатель.

— Не до нас им сейчас, гостей принимают, — отозвался Змей.

— Ну, раз принимают — нужно идти, — хищно улыбнулся Витек и отлепил с крышки люка одну из «беретт». Остальные «мальчики» последовали его примеру.

— А вы пока посидите, подумайте о бренности земного существования.

Войдя внутрь склада, они поняли, почему их никто не встретил у выхода. Два видика, установленные в противоположных углах свободного офиса, выдавали такую крутую порнуху, на которую можно водить только граждан после восьмидесяти лет — когда все уже в организме атрофировано. В воздухе витал плотный пластмассовый запах перегоревшего наркотика. Пол в сарае был устлан соломой, поверх нее — спортивными матами. И на этих матах в самых интимных позах извивались с девочками тринадцати-пятнадцати лет молодцы Узбека. Столы с бутылками и закусками стояли по краям «борцовского ковра». Узбек сидел за одним из них, наблюдая живописный спектакль, широко расставив волосатые ноги и отхлебывая виски прямо из бутылки. Светловолосая головенка одной из «артисток» находилась между ляжек, ритмично опускаясь и поднимаясь — она делала ему минет.

Витек, оставаясь незамеченным, полюбовался вместе с ним этим представлением, затем разрядил в потолок полмагазина «беретты».

Все очумело повскакивали на ноги, кроме одной пары: что-то там заклинило и они никак не могли разъединиться. Белоголовая, подавившись, с ожесточением зашлась в кашле. Узбек недоуменно щурил глаза, разглядывая невесть откуда появившуюся четверку с автоматами.

— Всяких шлюх попрошу удалиться! — объявил Витек, помахивая «береттой». — Разговор предстоит сугубо мужской.

Девчонки стали одеваться. Наступившая тишина нарушалась лишь стонами той, на полу: партнер тщетно пытался выдернуть свое «оружие» из ее «ножен».

— Склещились, — презрительно высказался Узбек. — Спецукол нужен.

— А мы как раз из «Скорой помощи»! — Витек, не целясь, разрядил остаток магазина в лежащих на полу. После этой расправы в сарае воцарилась гробовая тишина, все, застыв, уставились на изрешеченные пулями тела. Витек, выщелкнув пустой магазин, вставил новый. Скрежетнул затвором. — Повторяю — присутствие дам не обязательно!

Тех как сквозняком выдуло — повыскакивали, в чем были.

— А теперь поговорим с тобой, — он подошел к Узбеку, стволом автомата подщелкнул снизу его отвисшую челюсть, — прикрой яйца и отвечай — зачем вам понадобилось угонять наш «мерседес»?

— Какой «мерседес»? — Мысли в затуманенной башке Узбека ворочались вяло... Витек помог им двигаться быстрее, слегка треснув его по башке затыльником «беретты».

— Зелененький такой. На который ты натравил двоих своих козлов!

— Ой, понял! Не мои это ребята, я их нанял только как водителей-профессионалов. Для дела!

— Для какого дела? — Витек, как бы играя, направил ствол между ног.

— Да подожди ты! — Узбек прикрыл свое наследство ладонями. — Серьезное дело! Завтра шахтерам зарплату привозят. После трехмесячной задержки. Я даже приблизительно не знаю, какая это сумма. Но догадываюсь — огромная! Офигенная просто-таки! Если ее взять — можно оставшуюся жизнь не работать!

— А деньги куда пока определят? — поинтересовался Витек.

— В Сбербанк местный. Но там охраны — раз плюнуть. Поэтому и раззвонила местная администрация, что зарплата будет только через неделю — пока посчитают да распределят...

— И как же ты зарплату думаешь вывезти? На таком заметном авто, как «мерседес»?

— Да нам бабки только взять в него и уйти по-быстрому. В нашем рефрижераторе — двойное дно и двойные стены. Холодильное оборудование мы выбросили, пенопласт — тоже. Вместо них заложим бабки, затем завинтим панели на место, фургон загружен ящиками со сгущенкой, — Узбек показал на стоящие у стены штабеля ящиков, — и — адью! Послушай, я, кажется, догадываюсь, чей «мерседес» угнали эти ослы, — обратился он к Витьку. — Вы из столицы?

— Так точно! — откозырял тот. — И теперь наш папа очень разгневается, если узнает о такой наглости!

— А ему разве обязательно знать? — заискивающе обратился Узбек.

— А как же? Наша служба и опасна, и трудна — не скажем мы, найдутся стукачи-доброхоты, и тогда нам вместо вас лежать во сырой земле! А зачем нам эта головная боль?

— Ребята, можно ведь договориться! Сообща, например, взять завтрашние денежки. Там, я думаю, хватит на всех с лихвой!

— А вот об этом предложении стоит подумать. — Витек и вправду задумался на минуту, затем заявил: — Но машину шефа я подставлять не намерен. Ищите другую.

— Где ж за такой короткий срок другую раздобудешь?

— А мое какое дело? «Скорую», например, угоните! Ее-то уж точно никто не остановит после «дела».

— Да ты что? — ужаснулся Узбек. — Среди бела дня, из больницы — «скорую»? Да менты через час ее найдут.

— А зачем из больницы? Сделайте ложный вызов. Мало ли, сколько времени медсестра будет находиться у больного, допустим, с признаками инфаркта?

— Ух ты, дельная мысль! — Узбек впервые расплылся в улыбке.

Дальше Михай слушать не стал. Он потянул Ивана за рукав от дыры в стене. Обежав сарай, они очутились перед машинами. Щелкнув замками чемоданчика, Михай протянул Ивану один из свертков.

— Ставь все три на полчаса.

Тот понял его сразу и, зажав в зубах американский фонарик-карандаш, завозился с будильниками самодельной мины. Та же операция повторилась еще в двух вариантах.

— А теперь?

— Одну под «мерса» и две под КамАЗ. Чтобы с гарантией!

И вдруг задняя дверца «мерседеса» начала приоткрываться. Михай молниеносно выхватил из кармана кожаного пиджака плоский пистолет.

— Ребята! — послышалось из салона легковушки. — Не стреляйте, свои мы!

— Так сразу и свои? — спросил Михай, приближаясь к «мерседесу» и щелкая предохранителем.

— Прикованы мы, наручниками. Булавочку бы какую или шпилечку, а? — голос Козыря был жалобно-умоляющим.

— Что мы вам — ночной галантерейный магазин? — фыркнул Михай, заметив «браслеты» на их руках. — А ну, пойди загляни в дверь, скоро там конференция закончится? — попросил он Ивана, роясь в кармане. Щелкнула пружина ножа, оскаленная пасть тигра блеснула в лунном свете. Михай вложил кончик ножа в отверстие наручника, чуть повернул, наклонил — рука Козыря освободилась.

— Спасибо, я теперь сам, — протянул тот руку за ножом.

— Э-э-э, нет, землячок, с этим ножичком я не расстаюсь, — еще три поворота лезвием, и Козырь со Змеем вывалились по разные стороны автомобиля. От двери набегал Иван.

— Скорее, они, кажется, собираются прощаться!

Дело в сарае действительно шло к завершению. Устный договор был заключен.

— Только без шуточек, орлы! — Подняв автомат, Витек начал отходить к двери задом, под прикрытием остальных стволов. — Если вы вздумаете, не дай, конечно, Боже, обойтись без нас, то я еще не забыл телефон милиции. Это так, к сведению, на всякий случай. Засим — спокойной ночи, — он взглянул на часы и поправился, — вернее, доброго утра! Можно не провожать, дорогу мы знаем.

Дверь захлопнулась. Подойдя к машине, Федя злобно выругался.

— Витек, заложники слиняли!

— А хрен с ними — патроны сэкономим! Хотел я еще парочку трупов этому «крутому всмятку» подбросить, а трупы сбежали! Ничего, их же эти и укокошат после — много ребятки знают.

Заводи, Федя, поехали, а вы держите пока дверь под прицелом — мало ли...

Услышав шум заработавшего двигателя, Узбек вскочил и стал поспешно натягивать штаны.

— Хватай оружие, ребята! Им нельзя уйти. Они должны исчезнуть, будто бы их никогда не было в нашем городе. Иначе нам — хана!

Из стенного шкафа повыхватывали K-50M, сильно смахивающие на «шмайссеры», и рванулись к двери. А когда выскочили наружу, увидели удаляющиеся стопари «мерседеса».

— В машину, Коля! Заводи КамАЗ, счас мы их на пересеченной местности в лепешку размажем. Остальные — в фургон! — командовал Узбек.

КамАЗ, взревев дизелем, рванулся вдогонку за легковушкой. Иван с Михаем вышли из сарая. Иван поднес руку к свету в дверном проеме:

— Десять минут еще погарцуют! — И они вошли внутрь.

— Вань, ищи горючку! — попросил Михай. — Не может быть, чтобы они ворованные машины заправляли на государственной заправке. Ба, а где же трупы?

Нигде не было видно следов расстрелянных на матах.

— Забрали с собой, а по дороге выбросят где-нибудь, — предположил Иван.

Горючее нашлось в самом дальнем углу сарая. Четыре двестилитровых бочки с бензином и две — с соляркой. Открутили пробки, понюхали.

— Бензин закручивай, а соляр переворачиваем! — скомандовал Михай. Перевернули бочки, затем отошли к двери и Михай, подняв с пола забытый в спешке бюстгальтер, пропитал его дизтопливом. Чиркнул зажигалкой, бросил горящий ком в угол.

— Гори, гори ясно, чтобы не погасло! — И они шагнули в ночь. Позади весело затрещали в пламени доски ящиков.

— Пошли в бар, отметим? — озорно глянул Иван на Михая.

— Теперь можно, — согласился тот. — Только... — услышав рокотнувшие вдали с некоторым промежутком два мощных взрыва, успокоился,— нет, ничего, пошли!

... Услыхав сзади рев дизеля, а затем увидев свет мощных фар, Витек заматерился:

— Так я и знал! Козлы, захотели наши шкуры прогладить! Ну-ка, ребята, опускайте боковые стекла, сейчас мы им покажем столичную «работу»!

Заговорили «беретты», высекая искры из капота приближающегося КамАЗа. В ответ оттуда стрекотал К-50М, очередь вдрызг разнесла заднее тонированное стекло легковушки.

— Витек, они догоняют! — истерично заорали с заднего сиденья.

— Жми, Федя! Дави на газ! — приказал Витек.

— Не могу! — простонал Федя. — Эти блядские дороги. У нас посадка низкая, враз срежет все под низом.

КамАЗ настигал «мерса». Где-нибудь на трассе они давно бы уже крутили фиги отставшей громадине, но здесь, на узкой проселочной гравийке, в выбоинах и трещинах, отечественный тягач явно превосходил в маневренности красивую заграничную игрушку. Команда Витька яростно отстреливалась, но капот железной махины неумолимо нависал над багажником «мерседеса»...

Вдруг он рванул вперед, как застоявшийся в загородке конь. Машина пошла плавно, без толчков.

— Ур-р-ра! — заорал Витек, наблюдая, как отдаляется свет единственной уцелевшей фары КамАЗа. — Что, суки, взяли? Мы еще попляшем на ваших могилах! — Автомобиль из тисков проселочной вырвался на пригородную трассу.

На грузовике, видимо, тоже поняли, что упустили выгодную ситуацию: КамАЗ резко сбросил скорость. И вдруг черноту ночи разорвала ярчайшая вспышка. В ее свете черными птахами порхнули в разные стороны куски облицовки «мерседеса» и человеческих теп. На месте дорогой игрушки пылал оранжевый факел.

В первый момент Узбек настолько обалдел от неожиданности, что потерял дар речи. Затем заорал:

— Ага-а! Бог все-таки есть, ребята, и он на нашей стороне!

Бог, может, и был, но в этой игре он сделал ничью: огромный грузовик силой сдвоенного взрыва подбросило над асфальтом. А по обочинам разлетелись уже его составные части. И то, что осталось от пассажиров и водителя...

Да, Иван не зря десяток лет ел свой хлеб! И не зря к слову «взрывник» добавляется уважительная приставка «мастер»!..

А за терриконом гудело, ярилось пламя. Десятилетиями просушенные доски горели легко и весело. Перед четырьмя пожарными машинами метался начальник вахты.

— Не дам тушить! Давно уже всем настохренел этот гадюшник!

Его слова перекрыли мощные взрывы — взлетели в воздух бочки с горючим. Пожарники пожали плечами и смотали шланги.

Глава XI НАЧАЛО ИСПОВЕДИ «ВОЛКА»

Зайдя во второй раз за сегодняшнюю ночь в уже знакомый «Найт Катиш», Иван и Михай поразились: за угловым столиком «уговаривали» бутылку Змей и Козырь — недавно освобожденные пленники «мерседеса».

— Ваня, заказывай! — Михай пошел в угол.

— Вот теперь верю, что слухи насчет круглости земного шарика — не сказки, — сказал он, усаживаясь на соседний стул. — А если бы сейчас вошли не мы, а Витек со своими омоновцами?

— Брось, дядя! — Козырь лихо хлопнул рюмку водки. — Видеть, конечно, мы мало что видели, зато уши каждое утро моем до пояса. Раз вошли сюда вы — маловероятно появление тех, в кожанках. А вы определенно «за наших»!

— Ну ладно, допустим, ты угадал, хотя я не очень понял, кто это — «ваши», — Михай откупорил бутылку коньяка, принесенную Иваном, и плеснул каждому в рюмку. — Давайте для начала познакомимся, затем вы нам расскажете свою историю, а мы вам — свою...

Окончили изливать друг другу души где-то часа через полтора, когда бутылки — и водочная, и коньячная — опустели. Иван пошел за добавкой.

— Да-а-а! — задумчиво протянул Михай. — Может, теперь хоть немного вздохнут шахтеры!

— Держи карман шире! — пьяно захохотал Сашка Козырь. — Мне ли, переделавшему столько шпалеров для этой публики, не знать, сколько их. Ты уничтожил лишь песчинку в пустыне, каплю в океане! Преступность не победить никогда! Пока есть бедные и богатые, богатые будут стремиться стать еще богаче, а бедные — грабить, чтобы дорасти до их уровня. А это — преступления, преступления и еще раз преступления! Ты думаешь, уничтожив банду Узбека, очистил городок Николаевку от преступности? Ни фига! Хочешь свежий примерчик — мне только что барменша Катюха рассказала? Сегодня, — Козырь взглянул на часы, — нет, вру — вчера среди бела дня какой-то сексуальный извращенец зарезал в автобусе приезжую девчонку. А ты — «вздохнут люди». Свято место пусто не бывает.

— А почему Именно приезжую? Что, на ней написано? — машинально спросил Михай.

— Да потому что она с чемоданом величиной с диван-кровать, вот почему! И одежда на ней уж больно шикарная.

— Постой, постой! — подскочил на стуле Михай. — Она не в голубом свитере была? .

— А хрен его знает! Спроси Катюху, она тем же автобусом ехала.

Михай сорвался с места и метнулся к стойке бара, чуть не сбив по пути Ивана, несущего в одной руке две бутылки, а в другой — четыре шампура с шашлыком.

Поговорив о чем-то с хозяйкой бара, Михай ожесточенно принялся накручивать диск телефона. Затем бегом вернулся к столику и схватил за рукав Ивана.

— Поехали!

— Куда? — Иван квадратными глазами уставился на него.

— Олеся нашлась! В больнице. Да поехали — дорогой все расскажу!

— А кто она тебе?! — крикнул вдогонку Федя. — Родственница, что ли?

— Хуже! — обернулся Иван от порога. — Он ее любит.

Больница в городке была одна. И реанимационное отделение тоже в единственном экземпляре. Там находилась Олеся.

— Проникающее ранение в живот, — сообщила Михаю диагноз дежурная медсестра, поднятая в шесть утра. — Ей повезло еще, что не задет ни один жизненно важный орган. Но крови чужой ей влили аж полтора литра. Заштопали живот быстро и качественно, так что никаких опасений за жизнь нет. Но очень слаба и напугана. Так что вам придется подождать лечащего врача — как он решит. Ну как, подождете?

— Конечно, подождем! — Иван потащил Михая на улицу, в скверик. — Слушай, спешка спешкой, но бутылку я с собой прихватил. И лимончик один.

— Хватит хлебать! — поставил точку Михай. — Второй день на взводе!

— А за здоровье Олеси? — хитро прищурился Иван.

— Ну, если за здоровье... — заколебался Михай.

Пришлось вместо точки ставить запятую.

— Но только по пятьдесят грамм, остальное выбрось! Не хватало еще пьяным к ней заявиться.

— А зачем выбрасывать? — Иван заметил направляющегося к крыльцу больницы мужчину в импортном плаще. — Земляк! Не выпьешь с нами за здоровье молодой симпатичной женщины?

— С удовольствием! — Увидев коньяк, мужчина охотно завернул в скверик. — За женщину не грех выпить! Владислав, — представился он.

— Я — Иван, а это — Михай, — Иван наливал коньяк в одноразовый стаканчик. — Извини, Влад, мы по-простецки, — протянул ему.

Тот выпил, бросил в рот дольку лимона.

— Заболел кто из родни? — Кивнул на здание больницы.

— Да невесту его ножом пырнул какой-то ханыга, — Иван, наливая снова, кивнул на Михая.

— Не Олесей звать? — спросил Владислав.

— Она самая, — заверил его Михай. — А вы что, отсюда?

— Это я ее зашивал! — признался Владислав. — Я хирург.

— Ну как она? — рванулся к нему Михай.

— Все в порядке, — успокоил его хирург. — А вот тому, кто ее пырнул, не повезло. Со всего маху грудью в железо... Помер.

— Ему повезло, — мрачно процедил Михай.

— Теперь и я того же мнения! — оценил его фигуру Владислав. — Ну что, еще по одной и пойдем, поговорите с ней?

— Знаете что? — Михай поднялся. — Мне бы только ваше разрешение, а я бы...

— Все понял, нон проблем. Ваня, я сейчас вернусь. У меня ведь сегодня выходной, просто утром вышел прогуляться и заодно навестить пациентку, — объяснил он Михаю уже на пороге больницы. — Только вы ненадолго, она очень слаба.

... Огромные глаза Олеси смотрели на него с таким ожиданием и невысказанной нежностью, что Михай с ходу осторожно приник к ее губам. Отстранился и увидел две слезы, прокладывающие по щекам дорожки из уголков глаз.

— Ну что ты, что ты, Леська, милая?! Все хорошо, что хорошо оканчивается!

— Я так тебя ждала, Михай-Мишенька! И верила, что придешь!

— А откуда такая уверенность? — пошутил Михай.

— Ну... ведь ты же недосказал историю о друге, — схитрила Олеся. — А у меня, наверное, теперь будет достаточно времени, чтобы выслушать ее всю до конца.

— Более чем достаточно! — вмешался стоящий в двери хирург. — Недельки три я вас здесь подержу — это точно. А пока — пошли, пошли,— заторопил он Михая. — Сдал я вам ее отремонтированную, все на своих местах — убедились, надеюсь, за мое кратковременное отсутствие, а теперь — пошли, зайдете завтра — сейчас ей глюкозу будут вливать.

— А читать ей можно?

— Не возбраняется — в умеренных дозах.

— Олесь, мы по пути к Ивану заскочили... я еще там, в гостинице хотел... в общем, спрячь пока, потом почитаешь, на сон грядущий. А я завтра приду обязательно. — Михай сунул ей под подушку пухлую общую тетрадь, затем обернулся и посмотрел на Владислава. Тот понял и отступил в коридор, захлопнул дверь. Михай наклонился к Олесе и... горячие руки обвили его шею, а ее губы приникли к его. Поцелуй получился затяжным. Михай чуть не задохнулся.

— Ты что делаешь, швы разойдутся!

— Да я выздоровела, как только ты в палату вошел. Уходи сейчас же, не то я разревусь как корова!

— До завтра! — Михай весело выкатился за дверь.

Вечером Олеся достала из-под подушки тетрадь, открыла ее. Первых страниц не было, записи начинались с пронумерованной двадцать второй.

«... Причину самоубийства Насти мне объяснил знакомый официант из «Туриста». С тех пор я и начал «волчатничать»: после службы, в свободное время, прогуливался вечерами и ночами по городу. И первым, кого я отловил, был младший Гальчевский, когда он вышел подышать свежим воздухом с проституткой. Я подстерег его за рестораном... Позже я читал Костино объяснение в органы внутренних дел: «Из темноты появился неизвестный, сильно ударил меня по голове ногой. Я упал. Он сказал моей подруге: «Вали отсюда, шкорка!» — а дальше бил ногами куда попало, в основном по груди, животу и половым органам. Затем взял меня за избитые органы, поставил на колени и полил мне голову своей мочой, сказав, что я — «чмо»...

Гальчевский три месяца провалялся в больнице, излечивая переломы — открытые и закрытые, а его папашка перевернул вверх дном весь городок, затем вывернул его наизнанку. Было одно только место, которое не догадался перетрясти, — ГУВД...

Несколько раз потерпевшие от меня «крутые» пытались скооперироваться, чтобы наказать «волка» из темноты. Но делали это так нелепо, что было просто смешно наблюдать, как их «шестерки» пытались за кем-то следить или хватали в темноте одиноких бомжей-алкашей. Зато я их отслеживал! Очередной из пострадавших обратился даже к нашему с Борькой патрулю:

— Ребята, найдите! Я классно заплачу! Найдите мне эту тварь, он же где-то рядом ошивается, гад!

В помощи «заказчику» было вежливо отказано. Борька, может быть, где-то краешком ума все же подозревал о моих похождениях, но, также зная мой взрывной характер, предпочитал молчать, ожидая, когда я все расскажу сам. Я тоже молчал пока, памятуя, что одному выпутываться во много раз легче, чем группой.

Через полгода, весной 84-го, меня и Борьку вызвал к себе комбат ППС, старый служака:

— Сынки, кто это так «шутит» на вашем объекте? Показатели преступности падают — это хорошо, но резко увеличилось число нападений на граждан за территориями гостиницы и ресторана. И что это за «волк»? Не ты ли, Веснин, из ума выжил? А может, твой напарник по молодости лет дурит?

«Сынки» молчали. Все закончилось тем, что в мае меня перебросили в Октябрьский РОВД на скучную работу — сидеть в «дежурке». Видимо, от расстройства чувств я в том же году поступил в Донецкую средне-специальную школу милиции, где и проучился до 1988 года. Заочная учеба хоть как-то отвлекала от серости будней службы по охране бомжей и алкашей в «обезьяннике» — комнате, где вместо стен — решетки. Еще была у меня тогда мечта — получив лейтенантские погоны и должность оперуполномоченного, дать жару «крутым» на всю катушку.

Шли годы... Конец восьмидесятых — процветание перестройки. Мама моя потихоньку дотягивала до пенсии. Женщины в моей жизни? Да, были и женщины, немало было встреч и расставаний, но все — без клятв в любви и сожаления о происшедшем. Так, несерьезно, мимолетом, горящей спичкой, как говорят. Настоящую «свою» найти не мог. То есть она была где-то, еще в семнадцатилетнем возрасте, но... Сейчас вспоминалась как очень хороший сон, который так быстро и трагически оборвался. С тех пор я возненавидел рокеров, хоть когда-то был им сам. И неплохим.

И вот... Уже перед выпускными экзаменами в школе милиции, в один из майских вечеров 1988 года, к нам в «дежурку» с криками о помощи вбежала молодая женщина — ее на улице ограбили: два каких-то паразита ударили в живот и отобрали сумку, в которой-то денег всего ничего. Но там были очень важные документы, а пострадавшая — главный бухгалтер крупного завода. Я тоща не на смене был, так просто зашел к своим потрепаться. Дежурный у той женщины заявление принял, а розыскники пообещали найти грабителей, естественно, «порешав вопросы». Ей было примерно лет тридцать пять — и великолепная фигура при этом. Я проводил женщину, по дороге успокаивая, как умел. Ее звали Наталья Сергеевна. Дома она пригласила меня на чашку кофе, познакомила с матерью. А вечером, довольно уже поздно, я ушел, пообещав позвонить. Сходил к себе, предупредил маму, что ночевать не буду, взял из своего инженерно-саперного склада в письменном столе моток капроновой нити, трехсотграммовую гирю, служебную РП-79 и пошел «погулять» в тот район, где ограбили Наталью. Около двух часов ночи состоялась интересная встреча: два типа «чистили» чьи-то «Жигули» шестой модели. Вот уж никак они не ожидали моего появления! Я не стал предъявлять удостоверение — хватило воспоминаний о первом случае в «Туристе», а сразу включил в работу веский аргумент — РП-79. Один из них послушно принял нужное положение — рылом в землю и лежать, а вот со вторым пришлось воевать — у него монтировка в руке была. Но против гирьки на шнурке не очень-то попрешь — я ему ее слегка метнул в голову. Дальше — краткий опрос «задержанных», основной темой которого было: свобода в обмен на информацию о том, кто «гопнул» даму в парке. Минут через пять «разговоров» жертва гирьки вспомнила, кто это натворил. Отправил за сумкой, а его дружка «припарковал» к дереву спиной, связав руки в обнимку за ствол. Ну а гирьку на шнуре с петлей подвесил к его мужской гордости. Это чтобы дружок его быстрее сбегал туда-обратно. И чтобы в сумке все было чин-чинарем... Неудачникам тем, наверное, надолго запомнился чокнутый мужик из ночи, который их зачем-то научил читать «Отче наш...» и бояться темноты.

В половине восьмого я стоял у проходной завода, где работала Наталья Сергеевна. Ждал ее, пряча за спиной сумку и... букет цветов. Тоща еще подумалось: «Осторожнее, Игорек! Первый раз даришь цветы женщине, и притом малознакомой. Не втрескаться бы, дружок!»

Она подошла, поздоровались. Сразу же сделала замечание, чтобы не «выкал», а называл просто Наташей. Тут я и вручил ей свои сюрпризы. Да, стоило из-за последующей сцены всю ночь не спать, честное слово — стоило! Так мы и познакомились...

Мне с ней было хорошо и интересно, но разница в возрасте в одиннадцать лет не в мою пользу и то, что она уже тоща была обеспеченной в плане финансов женщиной, а я «тянул» на свой оклад — все это не давало развиваться чему-то большему, кроме дружбы. Да и голова у меня забита другим была — учеба, служба, «плохие»...

Каждый человек в своей жизни, сознательно или нет, стремится к чему-то лучшему, чем он есть на самом деле, к своему идеалу, так сказать. А потом оказывается, что его нет. Прозевал его на каком-то этапе...

Летом я ей не звонил, сославшись на «госы», а когда надел офицерские погоны и начал вести розыскные дела по без вести пропавшим, честно сказать, о Наташе и забывать стал. Кто работал в угро — знает, что это за вид оперативной деятельности! Ну, а тем, кто не работал, могу немного пояснить: чтобы найти пропавшего, а значит — попавшего в беду человека, нужны и упорство, и терпение, и даже фанатизм своеобразный. Плюс ко всему необходимо иметь актерские навыки (уметь поставить себя на место пропавшего, прожить какое-то время его жизнью). Только тогда появится надежда найти хоть какой-то его след. И то, если начальство не будет «мутить»: перебрасывать сыщика на другие дела или перегружать новыми — до двенадцати-пятнадцати в неделю. А то и просто «прикрыть» дело, если это надо кому-то из «крутых». И само собой разумеется, что такие дела светят молодым сотрудникам, не успевшим еще устать от «решений вопросов» с помощью зеленого змия или ожирения. Ни на то, ни на другое у меня времени не было, да и опыта.

Первое дело, говорят, запоминается. Запомнилось оно и мне. Пропала Жанна Богатырева, пятнадцатилетняя девочка, исчезнувшая прямо среди бела дня в центре города еще в марте 1988 года (прошло уже полгода). После подробного ознакомления с делом стало ясно, что его толком никто не вел. Так, разные отписки от нечего делать да запросы типа «на деревню к дедушке». Факты по исчезновению были, честно говоря, не очень: девочка-еврейка вышла из дому за хлебом и... не вернулась! Сейчас уже трудно вспомнить, сколько раз я проверял очередную тупиковую версию с самого начала. И сколько раз возникало желание бросить, закрыть безнадежное дело, когда опускались руки. И так вот каждый день, а всего розыск длился... девять. Зацепиться за ниточку удалось только после того, как была составлена в конце концов реальная характеристика, а не со слов ее папы с мамой, на вторую, мало кому знакомую жизнь девушки. Секс-бомба «тихарка» с двенадцати лет, которая, начав свои похождения с чердака (на полчасика после уроков со старшеклассниками), дошла (на 3-4 часа, для мамы — пошла в кино) до постели Кости Холошенко, соседа по квартире — «пенсионера-бригадира», вышедшего в отставку из действующих рядов донецкого рэкета, открывавшего зарю преступного мира Донбасса еще в 1984 году. Я с ним только осенью встретился на его загородной даче-ферме, где у него в оранжереях и саду трудилось много «цыпочек» и «индюшек» в возрасте от пятнадцати лет, которых по вечерам Костя развлекал... собой, в основном всех сразу. Ну и, естественно, из «пенсионного фонда» шикарно оплачивал их труд птичий и щебетание. Этакий вальяжный индюк-производитель в собственном курятнике...

Но Костя сам хотел бы знать, куда делась его самая горячая в постели «субботняя курочка».

— Если ее замочили, ты, начальник, мне только скажи — кто? А я тебе тогда отвечу, сколько он еще проживет! — просил на прощание «директор фермы».

Так что к восьмому дню поисков я, как в той старой сказке, все еще сидел у разбитого корыта и начинал заново — с детского садика. И наконец-то результат: данные о друге раннего детства пропавшей — с четырех до восьми лет. В1988 году он уже представлял из себя «крутого» рокера с двухлетним стажем наркомана, дошедшего даже до иглы. Летом того же года с ним иногда на его «Яве» в самых злачных местах появлялась оборванная и «зачуханная» девчонка, по описанию похожая на Жанну. Мой визит для любителя мотоциклов и пятерых его дружков, сами понимаете, был неожиданным и крайне нежелательным: они только-только раскурились «планом». По предъявлении удостоверения я услышал ответ, не задав еще ни одного вопроса.

— Пошел ты в задницу, мусор! — орал кто-то из одурманенных наркотой парней.

Ну, такое трудно выдержать! У меня планка и упала. Итоги боя в этой блат-хате: у меня выбитый зуб, пацаны, пятеро в синяках и ушибах, связаны алюминиевой проволокой, перепуганный Вовочка-рокер складывает в свою кепку спичечные коробки с «планом» и десяток ампул морфина, а из четырех мотоциклов только один на ходу, остальные подлежат восстановлению.

— Вова, золотце мое, кепочку с товаром положи возле братков своих! Осторожнее! Вот так... А теперь у тебя пятнадцать минут на все: привести сюда Жанну, после этого вызвать милицию и встретить сотрудников вежливо и ласково... Пошел!

— Мусор, а мусор! Мой пахан, когда узнает про этот беспредел, с головой в говно тебя засунет! — ворчал кто-то из угла гаража Вовочки-рокера. На просьбу повторить высказывание никто не отозвался...

На следующий день я стоял в кабинете начальника райотдела и выслушивал приговор:

— Так, Веснин, Богатырева дома. Молодец! Но на хренаты, скажи на милость, теперь уже офицер — за старое берешься? Зачем ты избил малолеток? А потом ломом поуродовал мотоциклы? Что за методы? Это же делается не так. Надо было вызвать их повестками в кабинет, затем порешать вопросы с ними и их родителями... А ты еще вдобавок шумихи наделал с наркотиками. Скандалы у бедных стариков на работе, в высших инстанциях. Ну чего ты этим добился? И что мне с тобой теперь делать?

Куда меня определить, начальство решило только к декабрю: в командировки, куда попало. Желательно — подальше.

Глава ХII ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСПОВЕДИ. ОХРАННИК

В том же, я прямо скажу, паршивом для меня месяце я узнал страшную новость — Наталья мертва. Звонил ее матери, ходил вокруг их дома, но все безрезультатно — женщина не хотела разговаривать с офицером МВД. Пришлось за пару дней «прокрутить» всех Наташиных друзей, знакомых, коллег, дальних родственников, расспрашивая их о беде.

Выяснилось, после моего «отхода» она затосковала — женщина, оказывается, меня, идиота, любила. Одна из ее подруг призналась:

— Она от вас даже ребеночка хотела. Пусть без брака, пусть без мужа... Наташа все время плакала, даже на работе.

А ведь между нами ничего не было. Ни-че-го! Даже поцелуя! Отвлечь ее-от грустных мыслей вызвалась знакомая — городской лидер комсомольской организации, которая вытащила Наташу в конце сентября отдохнуть в ресторан. На банкет по случаю дня рождения второго секретаря обкома партии. Этот хренов именинник напоил Наташу и вечером в гостинице изнасиловал, наставив синяков по всему телу.

Когда женщина через месяц почувствовала, что беременна, она подала заявление об изнасиловании. Но в возбуждении уголовного дела ей было отказано — какой-то гад спасал моральный облик партийного лидера и примерного семьянина. А еще выяснилось, что этот партократ — папашка одного из парней наркото-рокеров, тех, из гаража Вдовченко. И еще — этот самый Пётр Иванович Шевченко уже обеспечил себе теплую старость — два совместных предприятия, оформленных на жену и его брата...

Наташа пошла на аборт, но сделали его неудачно — умерла. В начале рождества 1989 года я сидел у ее могилы, говорил с ней, как с живой, и пил из горла, не закусывая, горькую водку, подсоленную моими слезами. За спиной слышал шепот двух могильщиков:

— Во времена настали! Лейтенант милиции, в форме, а «квасит», как последний алкаш!

— Дурак ты, Митрыч! Что же, парень не человек? Видать, горе большое у него...

Еще там, на могиле, обкомовцу был вынесен приговор: виновен, накажу сам, без суда и следствия.

На службе меня не очень загружали — отдыхай, мол, перед командировкой. Я и отдыхал — за три дня узнал все: адреса домов и дач Шевченко, круг его знакомых, распорядок дня, привязанности партийного лидера... А спустя немного времени местная пресса потрясла городстрашной новостью: возвращаясь из командировки, опытный ответственный партийный работник трагически погиб, не справившись с управлением собственного автомобиля. Сгорбившим по покойнику, кстати, не сообщили, что в той же машине погибла семнадцатилетняя «свежая» проститутка из Киева, которую «глубокоуважаемый, безвременно ушедший из жизни Шевченко» трахал два дня на даче своего друга, удивляясь широте познаний и возможностей путаны.

А уж сообщить о том неизвестном, который вышел из темноты, насколько было нужно подрезал тормозные трубки автомобиля обкомовца, а затем опять канул в ночь — пресса тем более не могла — никто никого не видел...

Это был первый случай, когда я взял грех на душу. Все закончилось в секунды: машина Шевченко, летя по обледенелой дороге, на въезде в город с такой силой врезалась в бетон здания поста ГАИ, что экспертам осталось лишь зафиксировать факт несчастного случая — и только. Копаться было почти не в чем...

Новый год я встречал с мамой и воспоминаниями о Наташе. Уже зная, что в начале января еду на несколько месяцев в Москву, в командировку.

По приезде в первопрестольную узнал, что работа предстоит не в столице, а в Средней Азии. Снова братья-мусульмане! Встреча через шесть лет... Задача? Не очень сложная на первый взгляд — охранять следователя Грищука из очередной следственной бригады, дожимавшей дружков Адымова.

Здесь познакомился со своим командиром и напарником в одном лице — Олегом Калининым, москвичом, офицером КГБ. Получили оружие— АПС («стечкари»), взяли под охрану свой объект — следователя возрастом под шестьдесят, и улетели в теплые края...

Первый месяц на новом месте работали без ЧП, объедаясь бухарскими дынями. Но спустя некоторое время Олег предупредил:

— Будем шевелить дружков Саид-Бека! Ну, а он, паразит, скорее всего даст приказ своим нукерам — стрелять. Ведь о нашем «следоке» идет молва неповторимо неподкупного! Смотри, Веснин, поосторожнее! Если только ще увидишь ствол, решети его хозяина сразу и надолго!

Но наступивший вскоре инцидент я все-таки проспал — Калинин первым открыл огонь сразу на поражение в «дворника», вытаскивающего автомат из мусорной урны при виде нашего Грищука. «Дворник» так и лег подыхать на мусорку, нашпигованный пятью пулями, Олег заталкивал следователя обратно в холл гостиницы, прикрывая собой, а вот мне достался тип, который из моей зоны контроля бросился на меня с ножом. Этот придурок наступал оригинально — выписывал лезвием в воздухе такие восьмерки, что на секунду я опешил. Затем, отступая к стене, предупредил его, выхватив пистолет:

— Стой, дурак! Пристрелю ведь!

Несколько секунд его замешательства хватило, чтобы я взмахнул рукой. Через полчаса мой «клиент» был уже в реанимации с проломленным черепом — металл «стечкаря» оказался крепче кости.

В тот день мы с Олегом впервые заметили, что во время нападения, да и после него, за нами внимательно наблюдали из белого «мерса», новенького, но без номеров...

Происшествие мы обсудили тем же вечером на планерке с Калининым в спокойной обстановке. И приняли решение: если, не дай, конечно, Бог, нападение повторится и этот «мерс» будет нас снова пасти — при малейшем шевелении в нем открывать по этой тачке огонь на поражение. Не очень приятно работать на Востоке с его законами кровников, когда за тобой подсматривают, запоминая твой «фейс».

На исходе марта местный кагэбэшник подлил масла в огонь, предупредив:

— Ребята, будьте осторожнее! Эти твари тоже научились перестраиваться: Саид-Бек из наркото-хлебороба что-то резко становится борцом за национальные интересы «угнетенных» русскими мусульман. Даже в Мекку хадж собирается сделать в этом году!

В апреле следствие «доехало» до дачи родного племянника героя ислама. Обыск был полной неожиданностью и для хозяина (который Чисто случайно поехал отдохнуть в Бухару и дома отсутствовал), и для его обслуги — нукеры кайфовали внутри, обкурившись гашишем. К вечеру изъятых ценностей, оружия и наркоты набралось столько, что загружать ими пришлось самосвал. А еще в маленьком подвальчике (собственная тюрьма и камера пыток) были найдены восемь трупов, залитых тонким слоем бетона на очень небольшую глубину. Но сам владелец особняка так и не появился. Дожидаться его возврата в родные пенаты оставили засаду из шести оперов.

Грищук сел в «Волгу», усталым голосом скомандовал: «В гостиницу, домой!» — и сразу же отключился — уснул.

Начинало смеркаться. Мы с Олегом осмотрелись, подогнали не проявлявших особой спешки гаишников из сопровождавшей нас «Лады» и двинулись вперед. В этот вечер за рулем был я, а Калинин сидел сзади, рядом со следователем. Минут через десять мы въехали в узкую улочку, по обе стороны которой тянулись лишь глиняные стены.

Вдруг шедшая впереди «Лада» резко тормознула, развернувшись поперек дороги, а гаишники выскочили из салона и рванулись через стену в сад. И сразу слева загремели выстрелы, но стрелок брал выше — автоматная очередь долбила стену забора. Я даванул педаль тормоза и заорал Олегу:

— Слева, суки! Уходи!

Машина, тормозя, подняла огромное облако пыли — вроде дымзавесы, и поэтому на некоторое время напавшие потеряли цель из виду. Зато когда пыль немного осела, они решетили нашу «Волгу» уже от всей души. Но в ней к тому времени никого не было, Олег, накрыв своим телом Гришука, лежал под прикрытием корпуса машины и переднего колеса. А я, вспоминая все маты мира, полз по-пластунски вдоль стены по долбаной пыли, такой знакомой еще по Афгану, и думал лишь об одном: «Только бы бензобак «Волги» не ахнул! Ну а вам, нукеры, я устрою веселые поминки!»

Их было четверо, совсем не ожидавших моего появления сзади.

— Олухи, кто ж так воюет?

Мой АПС заговорил, когда до них оставалось метров двести. Но я прозевал момент, когда один из этих козлов готовил Олегу «подарок» — гранату Ф-1. Прежде чем его «достал» мой «стечкарь», он успел выдернуть кольцо и замахнуться. Но от встречи с пулями 38-го калибра его тело подбросило вверх и... граната полетела в мою сторону. После взрывая все-таки осознал» понял — вроде бы жив и цел! Только вот в ушах звенело, как после хорошей оплеухи, а из правого сочилось липкое. Ну, ясное дело — кровь!

Перед тем как выйти к Олегу, по старой афганской привычке, я проверил, все ли «мальчики» отдали душу аллаху. Затем собрал оружие и пошел, прокричав напарнику, что я иду. Тоже на всякий случай: не было полной уверенности, что меня, такого грязного, не перепутают с теми идиотами и не отправят мою душу вослед улетевшим...

У машины Калинин что-то кричал мне в ухо, но я ничего не слышал. Зато видел прекрасно — за его спиной, метрах в семидесяти, на перекрестке остановился белый «мерседес». И уже опускалось стекло передней дверцы...

В моем «стечкаре» было еще где-то пол-обоймы. Плюс пистолет в руке, готовый к «работе». Ну я и открыл огонь первым. Через несколько секунд стрелял уже и Олег. Сидя, прицельно, прикрывая своим телом так и не успевшего встать на ноги следователя...

По «мерсу» было «отработано» около четырех обойм. Из его дверцы свешивалась чья-то рука, выронившая на землю сорокапятизарядную АКСУ. Позже мы узнали, что в той тачке на месте пассажира сидел любимец Саид-Бека — его племянник Фархад...

В тот же вечер в гостинице у Грищука забарахлило сердце — первый инфаркт. А нам с Олегом прибыла смена.

Через несколько дней мы были уже в Москве. Нас поощрили двухнедельным отпуском, после которого предписывалось выйти на место постоянной службы. Калинин предложил мне провести отпуск у него в гостях, короче — в столице. Я с радостью принял предложение — когда-то еще будет время на полном серьезе познакомиться с красавицей-Москвой, тем более — майской, весенней. Но... Так получилось, что еще с марта я в Узбекистане «зашился» — не было времени позвонить домой, маме. И на третий день московского рандеву меня потрясла страшная весть: в конце апреля она скоропостижно скончалась. Маму убил рак. Хоронили ее первого мая дальние родственники и соседи, даже ограду сделали...

Сначала хотелось выйти и разнести к хренам свою контору вместе с начальниками и замполитом. За то, что не сообщили. Потом подумал: «А толку-то из этого?!» Они ведь даже не знали — начальник розыска признался. Хотя обо мне и моих родственниках должны были знать все — по должности.

— Бог им судья, скотам! — решил я тогда, и особо не выступал. А потом, когда вышел на службу, начальник отдела вызвал к себе в кабинет и совсем не командирским голосом попросил:

— Прости, Веснин, так вышло...

Таковы были итоги моей первой командировки, почти на полгода! В это время в родном моем шахтерском городке жизнь тоже не стояла на месте. Имелись новости и в «конторе» — старый генерал, начальник УВД области, резко решил уйти в отставку, на пенсию. А на его место прибыл мало кому известный генерал Сидоренко. Он с ходу назвал методы работы своего предшественника отсталыми и объявил войну организованной преступности «по-новому». Сначала был разогнан шестой отдел по борьбе именно с этими «крутыми». Опытные, знающие свое дело офицеры были переведены кто куда: в РОВД, следствие, дознание... Их места заняли дотоле никому не известные парни, служившие в «шестерке» вместе со своим Сидоренко в середине 80-х годов в... Узбекистане, где тот генерал занимал должность министра внутренних дел республики при Рашидове. Вот это-то мне больше всего и не понравилось.

Перед поездками «бригады» Гдляна и Иванова он как-то вовремя смотал удочки, согласившись даже на должность с понижением сначала в центре России, а позже выплыл в Донбассе. И теперь осваивал новые виды борьбы с «крутизной». В начале его деятельности, в марте 1989 года, при странных обстоятельствах погиб прокурор области, почему-то оказавшийся вдрызг пьяным за рулем «тойоты», принадлежавшей директору малого предприятия, да еще с двумя «валютными кобылами». Хотя ни алкашом, ни бабником прокурор никогда не слыл, а его «Волга» с личным водителем была всегда на ходу. А здесь — на тебе! Иномарка на скорости под сотню километров в час врезалась в бензовоз и все находившиеся в ней сгорели заживо. В кругах «оперов» ходили злые слухи, что новым прокурором области был назначен старый, проверенный друг генерала, тоже когда-то работавший в Средней Азии...

В мае, когда я находился в заслуженном двухнедельном отпуске, город наш облетела еще одна новость: старого «пахана» преступного мира нашего региона, авторитета Щербака зарезал якобы из-за какой-то девчонки «черный» засранец. И... бесследно исчез — как в воду канул. А через некоторое время погиб смертью храбрых заместитель «пахана» — Горбатый, занявший после смерти своего шефа руководящее кресло. У его ходовой классной «девятки» почему-то отказали тормоза. Да, это было что-то новенькое! Знающим оперативную обстановку в регионе было понятно, что так «борзеть» и такое выкинуть мог только человек, которого кто-то очень конкретно прикрывал и оказывал помощь при отходе.

Мне очень не нравилась вся эта возня. Особенно интересовал вопрос: кто же был тем профессионалом, который каким-то образом вычислил, на какой из восьми(!) своих тачек несговорчивый авторитет старой закалки поедет в тот день в соседнюю область с «визитом вежливости»? Очень интересный вопросик!

Но меня пока никто не дергал: даже мое домашнее, донецкое начальство не знало, чем я занимался полгода в Москве. Хотя частенько многие наезжали с расспросами. Мой ответ был однозначным: «Спецобъект в Царицыно охранял. И от скуки без вас, братцы, сдыхал среди «москалей».

Как-то раз в РОВД пошел слушок: началась «чистка» рядов нашей доблестной милиции. Операция проходит под названием «Чистые руки». Вскоре должна нагрянуть комиссия и к нам. И она грянула. Среди ее членов я углядел — кого бы вы думали? — Борьку Савелюка, моего бывшего напарника-сержанта, салагу, которого я четверку лет назад натаскивал по восточным единоборствам и рукопашному бою. Но Бог мой, если бы вы могли себе только представить, как за четыре-пять лет внешне может измениться человек! Вместо сопляка-сержанта — передо мной осанистый крупноплечий мужик со щегольскими усиками на симпатичной, раздавшейся вширь роже, с погонами...капитана. Честно скажу, я бы его не узнал, если бы он сам не бросился лобызаться:

— Гарик, сколько лет, сколько зим! Ты где запропал, хрен моржовый?

Мы отошли в сторонку — устроились в курилке. Мне нужно было узнать — не изменилось ли вместе с внешним видом его нутро. Все-таки комиссия «оттуда».

Нет, в душе он остался все тем же Борькой-сержантом — неугомонной натурой и страстным любителем оружия. Даже сейчас он постоянно таскал с собой в боковом кармане польский «радом» — красивый, мощный военный образец пистолета, особенностью которого, как похвастался Борька тут же, не сходя с места, была возможность постановки курка на предохранительный взвод с помощью специального рычажка, расположенного на кожухе — затворе слева. Я повертел в руках красивое оружие и осторожно поинтересовался, как он смог докатиться до жизни такой и где сейчас работает.

— Отвечу сразу на второй вопрос: работаю в одной из школ инструктором по рукопашному бою, а также ориентации на местности и выживанию в экстремальных условиях.

— Но ведь это — секретные сведения, а ты их вышлепываешь первому встречному! — ужаснулся я.

— Поэтому и вышлепываю, что ты мне — не первый встречный, — на полном серьезе ответил Борька и добавил не без ехидства: — В отличие от некоторых одиночек-мстителей четыре года назад!

— Так ты знал?

— Больше догадывался и старался не мешать. Все ждал, когда возьмешь напарником на ночную «охоту».

— Ну ты сам понимаешь, времена были, когда одному легче сохранить тайну. А ты тогда еще был, мягко говоря...

— Да ладно, не в обиде я! — махнул рукой Борька. — Зато теперь у меня такие широкие возможности, что ты ахнешь, если расскажу.

— Расскажешь! — заверил я его. — Дома за рюмочкой. А пока скажи, как попал туда, в эту школу?

— Ты меня здорово подучил драться, ну я пошел совершенствовать практику в Высшую школу милиции, — признался Борька. — А оттуда, видя мои способности, меня быстренько определили на спецкурсы в Среднюю Азию. Там после курсов работали на встречах в аэропортах, по охране всяких прилетающих знаменитостей, ну вроде прикрытия...

— Так мы и работать продолжали параллельно! — не удержался я.

— Вполне возможно! — не моргнув глазом, ответствовал Борька. — Как-то раз я с двумя напарниками без применения оружия уложил человек двенадцать террористов из какой-то там мусульманской группировки «Аллах акбар», пытавшихся захватить частный правительственный самолет вместе с его пассажирами. Представляешь, что там творилось? Они ведь тоже не любители какие-нибудь... один из моих напарников до сих пор на больничку работает. Мне повезло втройне: во-первых, живой и целый, во-вторых, досрочно выдали диплом и лишнюю звездочку на погоны в придачу, а в-третьих, — перевели оттуда к чертовой мамочке в Россию. За нами после той бойни в аэропорту всерьез охотиться начали.

— А третий напарник где?

— А третьему повезло там, возле самолета, но его достали после, в трикопыта мамочку, прямо на любовнице — в висок из снайперки. Организация у них вполне серьезная, так что я и здесь, дома, хожу оглядываясь.

— Ну, а арсенал наш цел? Помнишь того «картофельного» мужичка с Кубани? И его «артиллерию»?

— Винтовочка «Армалит АР-15»? Как же, как же! Я к ней прибор ночного видения достал и оптику. Смазана и спрятана у самого надежного человека на земле. А твой НЗ как поживает?

— Все на месте, — успокоил я его. — И еще кое-что в придачу.

— А теперь давай ты про свое житье-бытье, — попросил Борис.

Вкратце обрисовав ситуацию, я пожаловался ему, что вот уже считай два месяца сижу без дела: кража женского белья, которое сушилось во дворе, да разгон общества гомосеков в студенческом общежитии мединститута — какие же это «дела»?

— Не боись, подброшу по дружбе! — пообещал, отъезжая с комиссией, Борька. И в августе подбросил-таки через мое начальство дельце, по оценке моих коллег, совершенно «глухое» — о без вести пропавшем главвраче областной детской больницы докторе Агафонове, таинственно исчезнувшем из своего гаража майским вечером этого года. Он исчез бесследно, среди бела дня, и никто, естественно, ничего не видел. Ни уголовные элементы того района, где это случилось, ни придурки-рокеры не внесли ясности в странность происшествия: хозяин гаража как сквозь землю проваливается, зато авто его открыто настежь, ключи зажигания — в замке, документы, деньги, даже очки в целости и сохранности кто-то на следующий день аккуратно подсовывает под дверь квартиры доктора, затем звонит и уходит. Какая-то чертовщина!

Две недели я голову ломал, чего только не перепробовал предпринимать — ноль результатов. Начальство вошло в мое положение и мне предоставили еще пять дней, после которых дело следовало сдать в архив. Очередной «висяк», за который при проведении годовых итогов по головке не гладят. А вечером в мой кабинет, где я теперь довольно часто оставался ночевать после смерти матери, вошел прилично одетый, по виду — авторитетный мужчина лет пятидесяти пяти и отрекомендовался:

— Я родной брат Виталия Михайловича Агафонова. Приехал к вам из Москвы просто поговорить...

Смысл его «простого» разговора был прост: за три дня его краткого визита в Донецк я предоставляю ему любые сведения, проясняющие картину исчезновения его дорогого братца. А мне за это премия — пять тысяч баксов! О себе москвич рассказал немного: очень даже недавно служил на Лубянке, дошел до генеральского звания, но — устарел взглядами. Попросили «отойти в сторону», не мешать новым веяниям перестроечного периода.

Уходя от меня почти в час ночи, генерал в отставке очень просил помочь, а на прощанье оставил у меня всю имеющуюся в наличии валюту.

— Тратьте, как хотите, молодой человек, но дайте мне результаты! На вас я надеюсь — больше не на кого. Жить буду в доме Виталия, там меня и найдете в случае надобности.

За весь разговор наш он даже имени моего не спросил. Ну и мужичок!

Всю ту ночь я не спал — звонил, мотался по городу. «Ставил на уши» всех, кто хоть чем-то мог помочь: проституток, «стукачей», старых оперов-пенсионеров... А к десяти утра следующего дня, когда голова отказывалась соображать вообще и в частности, меня осенило — вспомнил о деле Богатыревой и помчался на «ферму» Холошенко.

— А-а-а, начальник! Как же, помню — это ты тогда Жанночку из гнилого болота тех молокососов вытащил. А чего же после не заходил? Загордился или компанией старика брезгуешь? Ага, вижу по глазам твоим, мусоренок, — помощь потребовалась? Угадал? Ну что ж, давай колись, ты меня с моей «птичкой» выручил, может быть, и я тебе пригожусь! А вообще предложил бы я тебе одну классную должность у себя, но... Опять же по глазам вижу — «шестерить» не любишь. Поэтому и не буду базлать. Короче, слушаю тебя внимательно, без понтов.

Любитель «птичек» выслушал мою просьбу, сходил в дом, позвонил в город и, вернувшись, почти три часа выяснял мое отношение к событиям в мире, России и нашем городе, угощая прекрасным французским коньяком... Уже во время обеда к нашему столу подлетела одна из «птичек», годящаяся по годам Холошенко если не во внучки, то в дочери — наверняка, и ангельским голосом прощебетала:

— Костенька, тебя к телефону!

А еще минут через десять Костенька сообщил мне, что в двадцать два ноль-ноль у меня и брата пропавшего Агафонова состоится встреча со «стукачом», который даст полную и правдивую информацию и возьмет за это тысячу баксов. На вопрос о компенсации за его хлопоты один из первых на Украине «полевых командиров» рэкета оскорбился:

— Слушайте, ментенок, вы мне этого не говорили, а я не слышал! И не рискуйте повторить свое предложение, ибо я прикажу своим цыпочкам зацеловать вас до смерти! Или вы согласны не до смерти?

Его встречная шутка-предложение мне понравилась. А вот вечерняя встреча с осведомителем напрочь отбила охоту веселиться. Насколько мне удалось понять, к нам подошел старый офицер СИЗО (следственного изолятора), добрейшей души человек, в свое время таскавший на свободу «телеги» авторитетов, «отдыхавших» временно в его заведении. Естественно, таскал не бесплатно. Он объяснил, что мальчики из сидоренской «шестерки» привозили в его «контору» Агафонова в мае (пропавшего он опознал по фотографии, показанной по телевидению). Регистрировать привезенного оперы почему-то не захотели — им была нужна лишь камера для «расспросов». «Расспрашивали с пристрастием» те орлы пожилого доктора до двух часов ночи. Тема «беседы»? Конечно, подслушал — откуда на имя доктора вклад в швейцарском банке на несколько сот тысяч долларов? Агафонов молчал до утра, а утром — помер. Сердце, видать, не выдержало одного из уколов в вену. Увозили его тело на той же «Ниве», что и привезли. Куда увезли и где тело? А хрен его знает! Может, и «проявится» где-нибудь после зимы из-под снега... А скорее всего — нет. Эти ребята умеют прятать концы.

— А где гарантия, что все это правда? — спросил я.

Мне ответил Агафонов-москвич:

— Молодой человек, вопросов больше не надо! Отдайте человеку деньга и отвезите меня куда-нибудь в гостиницу. Мне нужно подумать и отдохнуть!

Я отвез его в «Турист» — по старой дружбе и в память Ивана Николаевича для меня всегда держали номер в резерве.

На следующий день Агафонов-москвич дал мне свою визитку, попросив, если, не дай Бог, что случится со мной, обращаться к нему напрямую, и уже на трапе сунул в мой карман пять сотенных долларовых купюр из тех, что я вернул ему накануне вечером. И улетел. Может быть, кто-то и подумает: идиот, добыл информацию и отказался от трех тысяч баксов... Но остальные, думаю, меня поймут — по-другому я не смог...

Сроки агафоновского дела закончились. Результаты? Упаси Бог — ноль! В конце октября у меня состоялся нелицеприятный разговор с начальником РОВД:

— Веснин, а Веснин! Здесь у некоторых товарищей возникают разные нехорошие версии типа: а не твоих ли рук дело смерть Шевченко в ДТП (дорожно-транспортном происшествии) почти год назад? Сумку той бухгалтерши, с завода, вернул ты, перед этим «поставив на уши» всех ее знакомых и не очень! — Старый дотошный волк-оперативник подсовывал ловушку. Надо было отвечать.

— А я ее, может быть, любил — во всяком случае это мое личное дело! А насчет ДТП — мы с вами, товарищ полковник, давно уже не дети — нужны веские неопровержимые доказательства.

— Ты дывысь — грамотный какой стал! Так вот... Тобой тут слишком многие стали интересоваться — и КГБ, и наши — шестой отдел. Сделай доброе дело — «слиняй» в командировку от гpexa подальше! Пока тобой здесь не будет пахнуть, может, все и уляжется!

Думал я недолго — дома меня не удерживало ничего, а в Москве — может быть, снова с Олегом встречусь. Да и вообще — соскучился я по новому, засиделся... Уезжал, заплатив всю агафоновскую валюту за мраморное надгробие на могилу мамы — большое, видное издалека. А на напыленном портрете она — как живая!

В столице я с радостью узнал, что буду работать в паре снова с Калининым. Но известие, куда едем в очередную командировку, было не из разряда приятных — НКАО — Нагорно-Карабахская Автономная Область Азербайджана. Еще перед отправкой в Степанакерт мы уже знали, что там стреляют, и вовсе не учебными патронами. И стреляют с обеих сторон — и армяне, и азеры.

Охранять мы ехали своего старого знакомого — следователя Грищука. Ну и некоторых членов создаваемого комитета Вольского — нового органа управления разгорающимся конфликтом.

— Игорь, ты знаешь, мне что-то последнее время нехорошие сны начали сниться! Слушай, кажется, после той истории с Фархадом нас хотят гробануть! — делился со мной Калинин в самолете. — И старика нашего тоже! Ему-то уж по годам сам Бог велел на пенсию, а не шастать по таким вот поездкам, ища себе на задницу приключений...

Тогда я тактично промолчал...

Приехали мы в конце концов «в гости» к жителям древнего Арцаха. И началась «веселая» жизнь. Днем мы — друг, товарищ и брат и армянину, и азербайджанцу, а ночью... Не дай Бог без автомата в туалет вылазку сделать! Предсмертный хрип из-под ножа или вскрик после автоматной очереди и «не жди меня мама, хорошего сына!» А кто с ножом подкрался или резанул очередью — хрен их разберет! И у тех, и у других — своя правда! А мы — между этими правдами.

Новый 1990 год встретили в казарме солдат-десантников в Баллудже — горном, бывшем пионерском лагере под Степанакертом. А в конце января вместе со своим следователем нарвались на армянскую засаду. Нападавшим было «по фиг», кого грохнуть и за что, главное — оружие и УАЗ взять. Зажали нас на скале возле Шуши. И пришлось нам с Олегом почти три часа вести бой двумя «стечкарями», одним автоматом да десятком гранат. Вот это «Малаховка» была — похуже Афгана! Хотя хуже-лучше здесь понятие относительное. Главное, много боевиков было — человек двенадцать и все с автоматами. На хрена, спросите, АПСы им были нужны? Ну, это вопрос не для специалистов. Хороший, мобильный аппарат этот пистолетик, да еще и очередями шпарит в придачу. До чертиков, между прочим, в валюте ценится...

Братья-христиане армяне разозлились не на шутку, когда мы троих из них уложили навек «отдыхать»: кто-то притащил им гранатомет. Поздравили они нас с этим и тут же предложили жизнь в обмен на оружие. Как же, мы так сразу и поверили, бросившись в их объятия! «Следака» мы с Олегом собой прикрывали. А что делать, если увидели: метров с двухсот по нашей позиции какой-то басурман РПГ наводит. В нашем АКМС к тому времени все заряды вышли...

Прогремел взрыв, и мы с Олегом поделили несколько осколков: мне — в плечо, ему — в спину. Слава Богy, у этих паразитов это был первый и последний заряд к РПГ. Они еще потом пару раз в атаку поднимались, но у нас-то позиция получше была — захлебывались кровью братки-христиане. А затем в Вэшники на бэтээрах из Степанакерта прикатили. Долгонько же они перекрывали трехкилометровое расстояние от города, полного наших войск! Да ладно, чего уж рассуждать, выжили — и на том спасибо...

Потом был госпиталь, возвращение в Москву и снова — весна. Повторилась прошлогодняя история с отпуском. Но на этот раз ничто не омрачило его -— отдохнули с Олегом на полную катушку. Все, что я хотел увидеть, — увидел: от Оружейной палаты до кладбища на Ваганьково. Но уже в последний день перед отъездом Калинин подбросил-таки мне «пилюлю» со своей базы: Саид-Бек, «национальный лидер», отмазался подчистую — с него сняли все обвинения: и прошлые, и настоящие. И теперь он бредит и во сне, и наяву — найти убийц Фархада. А эта сволочь всегда своего добивалась...

Да еще беда с нашим подопечным «следаком». Грищук пошел как-то вечером свою псину в парк прогуливать, а домой не вернулся — в психушке оказался, с диагнозом «шизофрения». И, как говорят доктора, надолго его не хватит — стар уже...

— Игорь! Если что не так будет, сразу срывайся ко мне — вдвоем прорвемся, братан! — говорил мне перед самым отходом поезда Калинин. Кто же тогда мог знать, что это была наша последняя встреча.

Глава ХIII ПАЛАЧ ПОНЕВОЛЕ

В апреле 90-го я вновь вышел на службу в свой родной районный угрозыск. Много чего интересного произошло за время моего отсутствия в городе. Во-первых, в регионе утвердился новый, интеллигентный вид рэкета: и коммерсанты, и бригады воров-домушников, короче все, кому положено было платить, просто приходили в казино и проигрывали там именно те суммы, которые им насчитывали. Заправляли всем симпатичные, «чистые» от судимостей ребятки — бывшие спортсмены-разрядники. Так что тот, кто, не дай Боже, начинал «борзеть», имел дело или с ними, или с новым «паханом» города — Орехом (фраер, сделавший свое дело на фарцовке, даже в авторитетах никогда не ходил), или сразу... с шестым отделом УВД майора Тихонова — любимца нашего нового генерала. А все заведения для игры в рулетку и прочих способов выкачивания денег из клиента были собственностью жены Сидоренко и его сыночка Тимура — вот так!

Последними идиотами, кто не «увлекался» азартными играми и не понимал, кто в городе настоящий хозяин, были продавцы наркоты, которые свой бизнес делали втихаря, в стороне от всех. Но в марте 90-го разные неприятные события начали происходить и с ними. Один из них, кстати, самый «конкретный наркот» региона — Дервиш, как раз в Международный женский день привел к себе домой «свежую» четырнадцатилетнюю девочку и только-только собрался «обработать» ее, как входная дверь с грохотом вывалилась из пазов и в его «царстве страстей плоти» сразу стало тесно и душно — в гости к Дервишу пожаловал чуть ли не весь личный состав шестого отдела УВД вместе с начальником — майором Тихоновым. Который через полчаса тщательнейшего обыска и оформления всяких бумаженций зачитал несчастному наркодельцу обвинительное заключение без суда и следствия: во-первых, изнасилованная малолетка (показал готовое написанное и подписанное заявление «свеженькой» об изнасиловании), во-вторых, в урне за унитазом — о ужас! — полкило гашиша в целлофановом пакете, а во встроенном баре двадцать ампул морфина. Все, хана, влип по самое дальше некуда! Дервиш взмолился, учуяв жареное:

— Начальник, мы же с вами не идиоты! Ну зачем со мной — такими методами? Если вам известно обо мне все, как вы говорите, то хорошо должно бы быть известно и то, что дома я никогда «товар» не держу. Это не в моих интересах, чтобы он здесь присутствовал, значит, есть что мне сказать! Итак, где мы обсудим ваше предложение?

Дервиш был родом «с Одессы».

— В СИЗО поговорим. Может, там тебя и оставлю — в зависимости от результатов разговора!

Эту историю мне «нашептал на ушко» мой надежный и верный друг Боря Савелюк из команды инструкторов спецотдела ГУВД. Мы по-прежнему не обрывали нитей, связующих нашу дружбу. А может, и судьбы тоже.

... Через двое суток город вновь имел честь видеть Дервиша на свободе. Но... командир наркотов стал другим: часто без причины оглядывался, в срок приходил в казино «Информбизнесклуба» — бывшую гостиницу МВД и проигрывал, не дергаясь, нужную сумму. Остальных, мелкую рыбешку, приучали это делать более прозаичными способами: в ход шли кулаки, нош, дубинки, кастеты и даже удавки из басовых гитарных струн (перекрыть дыхалку, дать увидеть Смерть, и снова отпустить!). Действовало без промаха. «Дно» города подчинялось единой системе.

В мае, сразу же после празднования Дня Победы, меня вызвал к себе начальник райотдела и снабдил новостями—хорошей и плохой: мне присваивали звание старшего лейтенанта — хорошая новость, но вот, что меня в гости приглашал на беседу сам Тихонов в областное УВД, обрадовать никак не могло. Тем не менее ничего не поделаешь — в тот же день я побывал в его приемной, где капитан Вольвак — заместитель Тихонова объяснил мне, что его превосходительство будет ждать меня к 21.00 в кафе «Шок» в центре города. Об этой богадельне мне было известно достаточно много: цены там действительно сумасшедше-шокирующие, девочки варьете не признают во время танцев никакой одежды, более того — «Шок» является главным штабом команды Ореха. Перспектива приглашения, конечно, не из приятных, но из двух зол выбирают меньшее — переоделся в штатское и в назначенное время был на месте. Наткнувшись у входа на вопросительный взгляд одного из «быков», его охранявших, небрежно обронил: — Меня приглашали и ждут! Больше вопросов не возникло.

В зале «Шока» было тихо и пустынно. Лишь над столиком в углу, за которым сидели Тихонов и Вольвак, горел свет. Разговор получился длинным. Для начала они вывернули наизнанку мое «грязное белье»: всю жизнь, начиная с первого класса, «подвиги» Игоря Веснина, вначале сержанта, а затем лейтенанта. Доказательств для них не требовалось — они и так знали ВСЕ. Где, когда и что мы с Калининым творили в Средней Азии и как отвоевались с ним же последний раз в Карабахе... Честно признаюсь — от этого спокойного расклада моей биографии, особенно ее мельчайших подробностей, становилось жутковато. Продолжение монолога было еще «веселее». Оказывается, Тихонов и Саид-Бек в прошлом и настоящем — очень близкие друзья. Именно поэтому я еще числился в списках живых — «герой-исламист» без разрешения донецкого начальника «шестерки» не решался пока трогать слишком резвого лейтенанта-хохла. А вот «следак» и какой-то Калинин-Малинин из Москвы свое уже получили... Вот где пригодилась мне каратистская выдержка, а здравый смысл подсказал — нужно не подать вида, придуриться.

— Ну а я в чем виноват? Каюсь, не повезло, попал в компанию двух идиотов: неподкупно-честного завихренного «следака» и вконец звезданутого москаля, вечно влазившего куда не надо. За что, наверное, и получил свое.

Тихонову понравилось мое актерство: — Неплохо излагаешь, Веснин! Я, когда докладывал о твоих выходках генералу, сердцем чуял, что поумнеешь. Что сработаемся с тобой!

В конце официальной части этого вечера я уже неофициально числился в сотрудниках «команды № 6» с маленькой отсрочкой вступления в штат — выпросил перед новой службой отпуск для отдыха, сославшись на последнее, армянское ранение. Мой предполагаемо-будущий шеф не возражал.

Закрепила наш негласный договор программа отдыха под лозунгом «Кто не пьет — тот Родину продает» — это в отношении спиртного. А в отношении девочек из варьете — в сауне после часа ночи прозвучал призыв вообще из анекдотов о небезызвестном поручике Ржевском: «Не опозорим погоны, господа офицеры!»

В разгар веселья к Тихонову подвалил зам:

— Там на входе кот облезлый стоит — Орех. Просится поучаствовать!

Ответ шефа был лаконичен:

— Много хочет, фраер сраный! Передай ему, пусть знает свое место!

«Мероприятие» длилось до пяти утра, а в семь я уже плескался в своей ванне, соскребая мочалкой с тела губную помаду и запахи секса. И грязь от общения с этим гадом — моим будущим шефом. Но из души-то грязь не вымоешь!

В течение всего последующего дня я пытался дозвониться Олегу в Москву. Может, запугать просто решил меня мент-оборотень тем разговором накануне? На понт взять? Но... трубку никто не поднимал, даже ночью. Неужели майор правду выкладывал?

... Через пару дней, закончив все дела с оформлением отпуска с последующим переводом в областное УВД, я вылетал в Адлер. Почему на юг? Потому что не хотел раскрывать истинную причину поездки — в столицу к Калинину...

Лучше бы я туда не ездил! Тихонов не трепанулся — Олег был действительно мертв и даже похоронен. В то время, когда вывешивался приказ о присвоении мне старлея, надверную ручку его квартиры какая-то паскуда навесила мину. Судя по характеру повреждений в подъезде и телу Олега, это была ОЗМ на растяжке. При открытии двери прогремел сильнейший взрыв. Взрывной волной разнесло двери всех трех квартир на лестничной площадке, вынесло межэтажное окно вместе с рамой и скрутило в бублик перила лестничного марша. А тело Калинина, по рассказам его коллег-очевидцев, складывали в гроб по частям... Тяжело ранены были соседи — муж и жена как раз собирались выходить на работу. А из окон квартир пятнадцатиэтажного подъезда, как прощальный салют умирающему капитану, повылетали стекла...

Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Перекур в исповеди. Ибо впервые в жизни я по-настоящему растерялся. Да что же это такое? Я много смертей перевидел в Афгане; но «на гражданке»? Сколько же можно пить на могилах? Иван Николаевич, мама, Наташа, Олег. Кто будет следующим?

И еще — к чертям собачьим летели мои младенческие грезы о благородном рыцаре в милицейской форме — защитнике всех униженных и оскорбленных! О какой, к хренам, взаимовыручке и братстве может идти речь, если свои офицеры помогают гробить своих же? Небрежно эдак, между двумя стопарями «Абсолюта» или «Смирнова»!

Не спорю — большинство парней идет в милицию такими, каким в свое время рвался туда я, — полными патриотизма и всеохватывающего стремления напрочь искоренить на земле зло в любой его форме. Некоторые такими и остаются... Дорастают до полковничьих или до майорских погон из них единицы, да и то сказать — не всем же ходить в начальниках! Большой контингент сотрудников, пообтершись и внимательно осмотревшись, вскоре хватаются за головы — куда мы попали? Ибо, надев милицейскую форму, вместе с ней совершенно бесплатно получаешь как бы специальные очки — невидимые, выворачивающие наш с виду порядочный и благопристойный мир такой грязной изнанкой, что поневоле сам собой напрашивается вопрос: чему же с ранних лет учились в детских садах и школах все эти дяди и тети — развратные, ворующие, полные скрытой черной зависти друг к другу и стремления сделать свою карьеру на костях ближних? Таких много в нашем обществе, а разглядеть черное нутро, к примеру, вполне добропорядочного и обходительного бухгалтера-семьянина, по ночам насилующего и разрубающего на части малолеток, — это дано только людям в милицейских погонах, тем, кому по долгу службы положено разгребать всю эту грязь и дерьмо человеческих отношений, дабы докопаться до истины. А копаясь в грязи, сам того не замечая (или замечая), вымазываешься в ней. Иные так, слегка — почистил и отстало. Для иных же требуется хорошая стирка. Такие «стирки» во всех ГУВД, УВД, РОВД, конечно, проводятся: различные очередные «чистки» и операции типа «Чистые руки», но... В семье, как говорится, не без урода. К таким вот «уродам» и принадлежали Тихонов, Вольвак и им подобные, образуя во внутренних органах как бы свой обособленный круг, выход из которого для посвященных был один — смерть. Для врагов этого круга — то же самое. Так за кем же следующая очередь? Может, за мной? Ну уж хрен вам! Я не очень, конечно, обольщался насчет своих возможностей в противостоянии хорошо информированной и обеспеченной боевым прикрытием группы моего новоявленного «шефа», но — ведь и мы кое-что могем! И самым лучшим способом защиты в моем теперешнем положении я выбрал — нападение.

Через пару дней пребывания в столице я воспользовался визиткой Агафонова.

— Добрый день, Эдуард Михайлович! Это Веснин из Донецка. Я в Москве и мне позарез необходима ваша помощь!

Договорились встретиться у ресторана «Прага» в 20.00. А при встрече подтвердилось мое первоначальное предположение, что это — мужик из «серьезных»: его охраняли, по моим скромным подсчетам, около десятка неназойливых типов. И никаких-нибудь пацанов — конкретные «мэны» лет под сорок каждый, с гэбэшной школой организации охраны личности. Позже в беседе за столиком ресторана я изложил ему свою просьбу — загранпаспорт на любую фамилию и три тысячи баксов. Именно те три тысячи, которые я «недобрал» за сведения о его теперь уже покойном брате. Стыдно было просить больше, стыдно было вообще просить — а куда денешься? Эдуард Михайлович оставался хоть какой-то надеждой. Не помоги он мне — и я останусь «голым» перед хорошо оснащенной системой. В тот вечер я расслабился за тостами «в поминовение душ умерших и погибших», да и нервы подвели — нагрузился прилично, до отключки. Окончания беседы не помнил, а очнулся утром в номере гостиницы в Измайлово. На столе лежали конверт, несколько больших пакетов и записка.

«Молодой человек! Это все, чем я могу помочь в вашей ситуации. Желаю удачи и да хранит вас Господь!»

Подписи не было. Да и записка была написана коряво как-то, явно не интеллигентским почерком. Светиться старику было не к чему. Но по моим глазам он, видимо, понял мое теперешнее положение и сделал, может быть, немногое, но для меня сейчас очень важное. А то, что мы видимся в последний раз и обращаться больше к Агафонову ни с какими просьбами не стоит, — это я понял еще там, в ресторане, в самом начале разговора.

Ну что ж, большое мерси — хоть в малом не отказали! В конверте лежал новенький... загранпаспорт. Вот это скорость, вот это оперативность! Да, но где они взяли мою фотографию — это для меня непонятно до сих пор! Также в конверте — доллары, именно три тысячи. А в пакетах находилось несколько комплектов абсолютно новой одежды.

Я пробыл в Москве еще неделю, но вовсе не для отдыха — мотался по рынкам, толчкам, барахолкам, съездил даже по нескольким «темным» адресам в Солнцево и Люберцы — подкупал необходимую мне аппаратуру: три комплекта пластика с дистанционным управлением подрыва, пяток подслушивающих «жучков», диктофон... Оружие покупать не стал: кроме никелированного пистолета, подаренного в незапамятные времена еще Иваном Николаевичем, в тайнике вентиляционного колодца моей теперь уже квартиры хранился отлично смазанный «комбат магнум» 44-го калибра и сотня зарядов к нему. Где достал? «Экспроприировал» при «чистке» одной «малины» еще там, в Арцахе. А вот как провез оттуда — не расскажу, секрет не мой, им многие братки-спецназы пользуются...

Свой негласный приговор я вынес двоим — Тихонову и Саид-Беку — пусть «по-дружески» разделят одну смерть на двоих. Поездом со всем грузом вернулся в Адлер, где еще неделю отчаянно жарился на солнцепеке, чтобы по возвращении домой ни у кого из любопытных не возникало вопросов типа «В тени, что ли, браток загорал?», затем благополучно отъехал на родину и в середине июня вышел на службу в областное управление, к Тихонову «в команду». Шеф вызвал к себе, расспросил о ранении, отдыхе на море, затем перешел к объяснению моих новых служебных обязанностей с учетом уровня моей специальной подготовки и... преданности ему.

Дело было в следующем: у сынка генерала Сидоренко был сын Тимур — владелец двух казино, кикбоксер весом под 120 кг и... наркоман. А у этого Тимура была жена Анжела и сын Максим — двухлетний бутуз.

— Так вот, эта оборзевшая Анжела — неблагодарная тварь, в одно прекрасное утро собрала чемодан, прихватила с собой Максимку и хлопнула дверью генеральского дома. Теперь она сняла квартиру хрен знает где, в которой живет с каким-то мудаком и требует развода с Тимуром. Твоя задача: ее фраера отшить, устроиться в ту же фирму, куда влезла генеральская невестка, и выйти на уровень круглосуточного контроля за ее поведением. Прилипающих к ней придурков куда девать? Да куда хочешь, хоть кастрируй на месте! Но учти, Веснин, — мадам, поговаривают, башня любви. Так что смотри, как бы на этом деле свои яйца не потерять! — закончил «напутствие» Тихонов.

Уже через пяток дней тот мужчина, с которым крутила любовь Анжела, после двух моих ночных визитов к нему забыл, наверное, о том, что она вообще существует на свете: на первый раз я просто по-хорошему предложил ему (по телефону) сделать так, чтобы я его долго искал и не нашел. А когда это не сработало, нанес «визит вежливости» через две ночи на третью.Богатенький, конечно, Буратино был этот мужичок — из этих, которых сейчас «новыми русскими» называют: особняк на два этажа, забор кирпичный соответственно трехметровой высоты, две овчарки беспривязные по двору бегают, мордоворот в холле и всякие-разные причиндалы сигнализации в доме. Хорошо, в общем, жил — Анжела у него вроде второй запасной жены была. У нее тоже, наверное, к этому времени выветрились из головы детские идеалы типа Ассоль с алыми парусами залетного принца, и она предпочитала ездить в свободное от Тимура время в роскошном «кадиллаке», нежели испытывать романтическую любовь на продавленном матраце дешевой гостиницы. А может быть, там было совсем другое — черт их разберет, этих женщин!

Как бы там ни было, на третью ночь я к нему заявился. Для собачек специально купил на рынке импортного индюшиного фарша, добавил в него димедрола — двойную дозу на всякий случай, малого у входа хряснул по башке капроновым чулком с натрамбованным в него песком, а телефон и сигнализацию обесточил за забором, на вводе. До утра не вызовут, а мне всего-то полчаса нужно. Для жены этого чудака прихватил пузырек с эфиром, но он не понадобился — ночевали они в разных спальнях.

Да, так вот: когда я за связанные кисти рук подтянул его тушу на люстровом крюке, он что-то замычал сквозь пластырь, залепивший рот. В ответ я вежливо сообщил ему, что пластырь не сниму во имя сохранения тишины и спокойствия в его доме, и повторил просьбу оставить в покое Анжелу — то же, что говорил до этого по телефону. В ответ он отрицательно замотал башкой из стороны в сторону. Любовь, конечно, высокое чувство, но мне без положительного ответа уходить нельзя было — еще жить не надоело. Поэтому я стащил с него пижамные штаны, взял с ночного столика большую пепельницу, бросил в нее пару таблеток сухого горючего и, поджигая их, поинтересовался, какие из печеных яиц он больше всего уважает — всмятку или вкрутую? Так как мужик, естественно, не мог ничего ответить, то сделал большие глаза. Тогда я заверил его, что одно из двух недопеку, чтобы предоставить ему право выбора, и стал подсовывать пылающую пепельницу под его гениталии. Вы никогда не видели, как кивает китайский болванчик — статуэтка из фарфора? Вот так же закивал утвердительно и этот мужик, только раз в восемь чаще, так что я даже испугался за его голову — а ну отломится?

В общем, договорились мы с ним полюбовно. Как он там объяснился с Анжелой — его личное дело, но «кадиллак» больше не появлялся не то что у оплачиваемой квартиры, но даже в пределах трех кварталов от нее. А я принялся собирать информацию о мамочке генеральского внука, ну и заодно о всей семейке. А параллельно со всем этим и о своем шефе — его распорядке дня, привязанностях...

Вскоре я уже все знал о невестке генерала Сидоренко: полуузбечка-полурусская молодая женщина прошла путь от танцовщицы ночного варьете Ташкента в четырнадцать лет до матери его внука в шестнадцать, а затем и жены Тимура в семнадцать. А через год она сбежала из дома генерала, бросив даже документы — не выдержала издевательств постоянно «обдолбанного» кикбоксера. Его воспаленный наркотой ум подсовывал все новые «развлечения» для молодой жены: от «велосипеда» — вставленных между пальцев ног зажженных спичек во время сна до фантастически извращенных половых контактов. Все это уж никак не походило на поведение принца из феерии Грина. И Анжела сбежала от этого кошмара. Но если она думала, что на этом ее мучения прекратились, — глубоко ошиблась. Генеральскому сынку она вовсе не нужна была — папочка заставил его жениться на беременной девушке, спасая свой престиж. И выгони Тимур Анжелу сам — на этом бы все и закончилось — моя вещь, поигрался и выбросил. Но когда «кинули» его... Короче, покоя Анжела не получила. Постоянные, два-три раза в месяц наезды Тимура, издевательства, плевки в лицо, газетные и людские сплетни... Однажды вечером ее затащили в темный подъезд и «пропустили по кругу», в Подвале дома человек восемь парней с пустыми глазами. Закон? Он был в руках Сидоренко, а значит, — на их стороне... В августе по «нелегалке» я устроился в фирму «Интер-Вольво» начальником охраны. Там же секретарем директора работала Анжела Сидоренко. Мой предшественник — старый отставной полковник вдруг куда-то исчез. Тихонов выразился о нем так:

— Пошел похезать и не вернулся. Двинулся мозгами старпер, поэтому и «запечатали» так срочно в психушку. Что поделаешь — в жизни всякое бывает.

В городе к тому времени организованная преступность была полностью побеждена. Вернее... подчинена. А начальник УВД стал претендовать на депутатство в Верховном Совете Украины — ни больше ни меньше!

В сентябре у меня — день рождения. И подарочек я себе готовил отменный — «отработка» Тихонова. Уложился в срок...

Ночью того дня после трудов праведных Тихонов со своим холуем Вольваком на всю катушку «отдыхали» в кафе «Шок». Естественно, присутствовали дамочки из варьете. Их машины и вход в кафе «пасли» трое «быков» Ореха. Около часа ночи какой-то чокнутый минуты три обстреливал вход в «кайфовальню», загнав охрану по лестнице вниз почти до входа в зал, не давая высунуть головы наружу. Выстрелы по громкости не уступали дуплету из ружья, а пули были разрывные. Затем весь этот тарарам резко оборвался. Один из охранников, стискивая ТТ, осторожно спустя пару минут высунул голову из подвала. И никого не увидел. Минут через пять вокруг кафе уже полно было людей в форме, «брониках» и спецкасках: и ОМОН, и наша «шестерка» — все собрались «на войну». А воевать-то было не с кем!

Появился и командир Тихонов, направляясь к своей «Ладе» и на ходу застегивая рубашку.

— Сейчас мы отловим этого полудурка! Оцепить и прочесать ближайший район! — приказал он. — Чтобы таракан не просочился.

Ширинку на брюках он так и не успел застегнуть. Да и не понадобится она ему уже в том месте, куда попал. По крайней мере — я так надеюсь! Когда его тачка рванула с места, «таракан», о котором он распространялся, то бишь — я, стоял уже в толпе грузившихся по машинам «оперов» и поглаживал в кармане куртки дистанционный передатчик. Подождав, пока «шеф» чуть отъедет (чтобы людей не зацепить), я даванул кнопку «подрыв». Пластикат у бензобака, установленный на магните, — классная штука, хоть и страшно дорогая! Я уверен — Тихонов не мучился: «Ладу» и его полтела сразу разнесло на куски. Остальное догорело потом...

В день похорон останков шефа я на кладбище не пошел, объяснив Вольваку причину своего отказа: Анжела себя странно ведет. Хотя все было вроде бы нормально и ничто не предвещало предстоящей беды.

Работая на фирме, я никогда не брал с собой штатный ПМ, предпочитая удобный испанский «Лама Омни» — подарок Ивана Николаевича. Очень любопытным охранникам отвечал, что пистолет газовый. Красивая игрушка действительно мало походила на грозное оружие, коим являлась: калибр 9 мм и магазин на 13 патронов.

Проходя мимо офиса директора где-то около семи вечера, я увидел свет в приемной. И еще оттуда доносился шум борьбы, один раз даже что-то грохнулось о пол...

С ходу саданув ногой по двери приемной, я обалдел от впечатляющей картины: на секретарском столе лежала Анжела, совершенно голая — ее порванная одежда и трусики были разбросаны по всему кабинету. Навалившись всей тушей, ее насиловал Тимур Сидоренко с явно «обдолбленными» озверевшими глазами. Морда его была окровавлена — следы зубов Анжелы остались на ухе, щеке и нижней губе, а ручищи намертво сошлись на ее шее. Он орал:

— Кусаться еще будешь, мразь! Удушу, сука! Удушу, а потом еще раз трахну в кайф — дохлятину!

Женщина уже хрипела. Я попытался оторвать лапы Тимура от ее горла. Получилось — левую. А правой он, даже не поворачивая своей бычьей башки, звезданул меня в лицо — как от мухи отмахнулся. Ну я и порхнул вроде той мухи метра на три к стене, затем сполз по ней же на пол, в глазах замелькало какое-то созвездие. Пистолет выпал из-за пояса и валялся рядом на полу — я о нем даже забыл на какое-то время. Анжела уже снова хрипела. Пришлось доказывать этому буйволу, что я вовсе не какая-то там муха или комар — достав из бара бутылку с шампанским, я долбанул его по башке, уже не думая о последствиях. Обычного прохожего можно оглушить такой штукой, даже убить — смотря куда попадешь. А этому трактору с прицепом — хоть бы хны!

Но психанул он, конечно, еще больше. Взревел, как зверь, отскочил от стола, а затем схватил с тумбы в углу стоявший на ней компьютер и швырнул его в меня. Реакция после соприкосновения со стеной меня подвела-таки — экран дисплея с силой врезался мне в дыхалку. Теперь на смену звездам пришла темнота... А потом ощущение, будто по мне топчется слон или кто-то лупит трамбовкой. Это одуревший вконец генеральский сынок пытался с разгона запрыгнуть на меня обеими ногами. Слава Богу, что «мишень» мелковатой для него казалась — первый раз он промазал наполовину. Ну, а второго раза я уже ждать не стал — под руку попался мой «Лама Омни». Раздумывать, куда стрелять, тоже времени не оставалось — этот придурок разогнался по-новой... Пуля вошла с подбородка и страшно разворотила его череп...

— Тебя убьют, а меня изрежут на куски и собакам скормят! — Анжела за время наших с Тимуром «объяснений» пришла в себя и стояла у стола с безнадежно потухшим взглядом, дрожа всем телом.

Я деликатно отвернулся от голой женщины и похромал к выходу, буркнув:

— Задолбаются «они» меня искать!

Но она меня догнала, схватила за руку и... упала передо мной на колени:

— Спаси нас с Максимкой, увези отсюда куда-нибудь подальше!

И откуда она взялась на мою бедную голову?! Своих проблем через край, да и финансы, как говорят, «поют романсы» — агафоновских остатков всего-то триста баксов. А мадам без документов, да еще какой значимости «птичка»! Шуму будет на всю Россию, если не дальше. Но и бросить на съедение собакам... Короче, я человек мягкосердечный — «упаковал» Анжелу в штору из офиса, вызвал такси. А когда машина подъехала, включил сигнализацию и аккуратно замкнул офис. Пусть завтра сами разбираются что к чему!

Сначала заехали к подруге Анжелы — забрали Максимку. Потом, пока я собирался, посидели у меня. Затем заменили такси и рванули в Дебальцево. Итак, началась «гонка по кругу»!

Глава XIV НАШЕ ВАМ С КИСТОЧКОЙ

В середине сентября по подаренному мне Агафоновым паспорту на имя Николая Филипенко я снял двухкомнатный номер в гостинице «Закарпатье» города Ужгорода, в котором мы и поселились втроем: я, Анжела и Максим. Мне нужно было еще несколько дней, чтобы сделать ей паспорт, а затем выехать из этого треклятого Союза куда попало, желательно, конечно, подальше. А там будет видно!

Уходя из номера, я строго-настрого предупредил «мадам», чтобы она и носа за дверь не высовывала. И не вздумала какой-нибудь своей подружке звонить на Украину. Ей нужно было всего ничего: тихо-тихо дожидаться моего прихода, а чтобы не так боялась, оставил ей свой запасной «Комбат магнум», уже очищенный от смазки. За что дергать и на что нажимать, Анжела, оказывается, знала. Еще бы, в такой семейке воспитывалась!

За паспорт ужгородские «черти» запросили двести баксов, пообещав взамен 17 сентября к 10 утра — «будэ усэ як найкраще»!

Однажды ночью в мою комнату вошла Анжела.

— Максимку я спать уложила. Скучно одной, холодно! Согрей меня, пожалуйста!

Утром я осознал, насколько прав был в отношении нее покойный Тихонов — это же не женщина, а секс-машина какая-то! Та ночная выходка «мадам» всерьез не воспринималась — воля обстоятельств, так сказать, или благодарность за спасение себя и сына — как хотите, так и понимайте. Но отдавалась она самозабвенно, нисколько не играя — от всей души!

Семнадцатого сентября в обеденное время я возвращался в гостиницу, облегченный на двести долларов, зато с паспортом на имя Лапкиной Ольги. Не забыли ужгородские «черти» вписать в него и сына Максима. В фойе гостиницы было полно гостей — тургруппа какая-то приехала. А мне среди всей этой толчеи не понравились два типа, которые явно кого-то «выпасали». На всякий случай, незамеченным, я проскочил к портье — продлить пребывание в номере, а тот огорошил меня неожиданной новостью: требовалось оплатить телеграмму «моей» женщины, которую она отстучала из номера своей маме в Ташкент, уведомляя, что ее любимая доченька в самом скором времени уезжает за границу...

Ну что здесь можно сказать?! Баба — она и есть баба! И хоть ты ей трижды интеллигентное образование дай — все равно в ее сером веществе сохранится что-то куриное...

Наш номер был на четвертом этаже. Я, не вызывая лифта, стал подниматься по лестнице. И уже со второго этажа заметил на своем пролете... одного из парней Вольвака. Ясно — лестница перекрыта! Очень веселый карнавал получался — я-то совсем «пустой», все мои шмотки и аппаратура там, в номере. А в кармане — два теперь уже никому не нужных паспорта и денежный остаток — восемьдесят баксов... Вдоль стены мне удалось незамеченным пробраться на третий этаж и спрятаться в ближайшем к лестнице дверном проеме номера. Я стоял и слушал, а что мне оставалось делать?

Через несколько минут услышал командный рык Вольвака:

— Веснин, открывай, козел! — И стук ногами в дверь номера. Изнутри не отвечали. Затем — хруст и треск выбиваемой двери, непонятный шум и вновь голос бывшего заместителя Тихонова:

— Руки, сучка! Убери ствол, падла!

И следом — пара выстрелов, по звуку — из табельного ПМ, а не из моего «Комбат матнума». Все! Окончен бал, тушите свечи!

Я спустился вновь на второй этаж, выдавил дверь одного из номеров, окна которого выходили во двор... Через пяток минут, сделав небольшой крюк по улицам, стоял метрах в ста от входа в гостиницу, курил и наблюдал. Минут десять еще в фойе ничего не происходило, затем к подъезду подскочила «скорая», в которую быстро загрузили на носилках тело, покрытое окровавленной в двух местах простыней, а плачущего Максима запихивал в «Волгу» сам Вольвак. Я смотрел вслед отъезжающим машинам так долго, что догоревшая до фильтра сигарета прижгла мне пальцы, как бы напоминая — все кончено, очнись!

Рядом я увидел полуоткрытый канализационный люк. В него и полетели наши паспорта: оба моих — засвеченные, и Анжелкин, который ей уже никогда не понадобится...

Осень 90-го года. Западная Украина. Человек без документов, без денег, да еще и в розыске. Очень невеселая перспектива, доложу я вам!

Несколько дней я бомжевал, ночуя в лифтах многоэтажек — заклинив кнопку «СТОП». Потом закончились деньга, а есть хотелось. «Экспроприировал» в вечернем подъезде у какого-то хмыря с рынка валюту, которую тот весь день «честно» зарабатывал на обмене (не без обмана). А через некоторое время нашел работу — одному директору местного ресторана очень полюбились кулачные бои и он организовал у себя в подвале под «кабаком» нечто вроде ночного тотализатора. Нанимались туда не по конкурсу дипломов, а просмотром в показательных драках. Я прошел испытание — директору понравилась моя жесткость ударов и высокая выносливость в спаррингах, и мы с ним заключили устное «джентльменское соглашение» — он меня поит, кормит и одевает, а я, когда заработаю, если, конечно, выживу к тому времени, — отдам. А в конце 92-го, если надумаю уходить, он мне «выкатывает ксиву». Паспорт мне был нужен до зарезу, ну а розыск? Директор заверил меня, что все это — пыль дорожная и Западная Украина — вовсе не Восточная. Здесь и не таких прятали! С войны, мол, остатки войска Степы Бандеры живут й живут, кстати, яко у Христа за пазухой. Костелов здесь действительно — на каждом шагу, и на каждом Боженька с распростертыми крыльями-ручками: «Приди ко мне».

Ну и пошло-поехало: в неделю пара тренировок и один-два боя по выходным. Чаще выигрывал, но бывали и проигрыши. В марте, например, попался в соперники венгр Милош. Так он, гадский папа, внешность мою подпортил — шрам мне своей «тигровой лапой» от глаза до челюсти оставил на долгую память. Но тот бой он все равно проиграл. Позже, когда мы с ним крепко подружились, он признался, что после такого повреждения на лице никак не ожидал от русского столько злобы и ярости в атаке. А что мне делать — целовать его в задницу после того, как он испортил мою фотогеничность? И еще одну новость я от него узнал: оказывается, в том бою я победил одного из знаменитых «тигров» отряда спецподразделения наемников, дислоцирующихся в Боснии. Подготовку Милош и его соотрядники проходили — закачаешься! Он сам запросто выполнял заднее сальто из положения сидя на корточках...

И все-таки русская школа выживания и рукопашного боя оказалась на пункт выше. Хоть ножи он метал все-таки во много раз лучше меня. И в виде извинения за нанесенную «царапину» Милош подарил мне выбросной нож спецнаемников команды «Тигр», с которым, как он сам признался, не расставался никогда до того. Все мои возражения и отнекивания он решительно пресек, заявив, что если венгр что-нибудь дарит, то дарит от всей души, и это возврату не подлежит. Совсем как в наших комиссионках, подумалось тогда еще мне, с их идиотскими плакатами на полках «Купленная вещь обмену не подлежит». Шутки шутками, а растрогал он меня своим радушием до слез. Пришлось отдариваться классными часиками «Ролекс», которые я попутно с баксами «экспроприировал» в вечернем подъезде. В ответ Милош, узнав о моих проблемах с документами, неожиданно преподнес мне еще один поистине царский подарок — сделал через своих друзей мадьярский паспорт на имя Михая Дьердя — совершенно бесплатно.

В конце апреля 1991 года у меня накопилось три перелома кисти, сотрясение мозга и гематома надкостницы правой ноги. Зато я выжил, был свободен и имел в кармане аж два паспорта — второй, польский, на имя Войцеха Милашевича «подогнал» мне директор ресторана, как и договаривались. Еще в память о боях у меня скопилась кругленькая сумма в три с половиной тысячи баксов, с которой я, не медля и дня, укатил прямиком в Венгрию. Вы спросите — где в Венгрии можно отдохнуть? Любой мадьяр вам ответит — на Балатоне! Целых два месяца я бездельничал, смывая водичкой и выжигая солнцем все прошедшие проблемы и... придумывая себе новые: разработал детали поездки в гости к Саид-Беку. «Сжег» на отдыхе почти половину валюты и подучил за это время довольно сложный для меня язык венгров. А в конце июля стоял уже перед столом досмотра на таможенном контроле погранпоста в Чопе. Родные русские братки усердно искали что-то в моем новехоньком «дипломате», хотя там, кроме бланков коммерческих договоров и туалетных принадлежностей, ничего не было. А вот в кармане пиджака, в пачке «Данхилла», лежал единственный комплект пластиката «Мини». Ничего, провез без проблем! Перед вылетом в Ташкент проведал могилу Олега Калинина на московском кладбище, зарядился «добрейшими» чувствами к борцу с неверными и убыл...

В августе в столице Узбекистана появился представитель одной из венгерских фирм с целью заключения договоров о крупных поставках в Будапешт знаменитых среднеазиатских дынь. Солидный был «мэн», в костюмчике, с кейсом и при валюте. Ну сами посудите, к кому я мог попасть с такими выгодными сделками? Через пять дней меня пригласил к себе домой сам Саид-Бек. Для оказания восточного гостеприимства, ну и, само собой, подписания договора. Посиделки затянулись допоздна, и в конце концов иностранца, по восточному обычаю, оставили ночевать в доме национального лидера. На следующий день меня любезно, на машине хозяина, подвезли к зданию аэропорта на московский рейс. Для них я улетел в Шереметьево. Для себя же остался в Ташкенте — перед самым вылетом спустился по трапу, нанял такси — и к вечеру вновь был у дома Саид-Бека. А попозже, ночью, кровать, на которой он развлекался с очередной молодой женой, порхнула в воздух, подброшенная взрывом. Женщина получила легкое ранение и ошалело металась по двору, а вот Сайду не повезло — взрывом ему напрочь оторвало башку. Я гордился собой — мина была заложена удачно!

Через несколько дней я довольно спокойно, без проблем, добрался до Москвы. А тут — на тебе! 19 августа, ГКЧП, страсти-мордасти! Во блин, влип! Насмотрелся я этого «кино» на улицах столицы! Ну прям тебе — натуральный боевик в лучших традициях Голливуда! Но права русская народная пословица: нет худа без добра! Во время этого невеселого кинофильма повстречался я с братками-ребятами из Союза ветеранов Афганистана. Когда окончился весь тот бардак в Москве, я им представился как бывший пленный с 1983 года, в конце всех своих мытарств осевший в Венгрии. И предложил многим членам их «конторы» организовать отличный и недорогой пансион в Мадьярщине, на Балатоне. Хоть круглосуточно!

Ну и закрутился: начал возить, обустраивать на месте, сопровождать группы отдыхающих парней, в свое время хлебнувших горюшка через край. И венгры молодцы! Когда увидели и узнали, кого я к ним вожу, — процент для меня сбросили до сорока.

В сентябре я познакомился с воронежским «афганцем» Костей Думенко — он в 1986-м командовал взводом десанта и в одном из выходов потерял ступню — на мину напоролся. Поговорив с ним, мы решили попробовать «сделать» свою коммерцию — под зимний сезон подбросить мадьярским модницам хоперские пуховые платки. Такой товар Венгрия еще не видела — получилось о-бал-ден-но!!! До рождества 1992 года чистая прибыль составила около двенадцати тысяч долларов на двоих. На праздники я решил съездить в Союз: отвезти очередную сумму «капусты» Косте в Воронеж и встретить Новый год на развалинах Родины.

В поезде по дороге в Москву я и познакомился с Юдит — симпатичной венгеркой, во времена не столь отдаленные учившейся в столице. Она ехала встречать праздник на... Красной площади в кругу своих бывших однокурсников. Оригинальная идея, не правда ли? Но моя оказалась «круче» — к Костиной родне, в глубинку Воронежской области, в русский снег, морозы, бревенчатый дом и парную баньку! Уговаривал Юдит до самой Москвы. Согласилась! И не пожалела об этом, ну а я — тем более. Боже ж ты мой, как классно мы провели это время! Прошел Новый год, затем старый... И только к 20 января мы засобирались обратно в Будапешт. Юдит пищала от счастья — бабушка Кости подарила интересной венгерке несколько пуховых платков на память. Это была как бы своеобразная плата за ту помощь, которую Юдит оказывала бабуле по дому, не брезгуя никакой работой. Той зимой Юдит исполнилось двадцать пять — к этому времени женщины уже не имеют никаких комплексов по отношению к мужчинам. Мы жили с ней без особых объяснений, как муж и жена. Да что там, главное — нам было хорошо, а время — мудрый старик — все рассудит и расставит по своим местам. В Воронеже я взял очередной груз платков, отдал Косте «зеленые», и мы с Юдит уехали, погостив еще пару дней в семье Думенко с Костей, его женой Лидой и парой близняшек-очаровашек трехлетнего возраста — девчонок.

В Будапеште все шло о'кей, и в апреле мы с Юдит решили обвенчаться, а в середине марта я собирался отвезти Косте валюту. Но выехать в Воронеж пришлось на пять дней раньше. Костю убили...

Ничего не сказав Юдит о его смерти, я пообещал ей скоро обернуться и собрал, на всякий случай, всю свободную валюту и дорожный набор бизнесмена —- «дипломат» с бланками договоров. Затем самолетом вылетел в Россию.

А в Воронеже случилось следующее: 8 Марта Костя решил «погудеть круто» с друзьями-афганцами. Ну а какой женский праздник без цветов? Обратились к поставщикам этого товара с юга, торгашам-азерам. Заплатили им и получили груз вечером 7-го, как и договорились. Все было в порядке, безо всяких там ля-ля. Международный женский день отмечали супервесело в кафе — женщины буквально купались в цветах... А утром 9-го марта Лиде, Костиной жене, показалось подозрительным слишком уж частое шатание «черных» возле их дома. Но дозвониться ему на фирму она не смогла — Костя уехал за платками в область. А поздно вечером сосед нашел тело «афганца» возле их дома: горло перерезано от уха до уха, глазницы пустые, нет ушей, а в открытом рту отрезанный половой член... В милиции завели уголовное дело. Первоначальная версия была — работа какого-то маньяка.

А после Костиных похорон «афганцы» устроили свой сход. Почерк убийцы был очень хорошо знаком всем побывавшим на той проклятой войне. Оставалось лишь принять решение — что делать? В горячке было решено идти на рынок и «мочить» всех мусульман подряд. Глупое решение с непредсказуемыми последствиями. Так я им и заявил, добавив, что «гражданка» — это далеко не Афган. Здесь свои понятия о законности и праве. В конце напомнил об их семьях. Тогда меня попросили предложить что-нибудь посущественнее. В конце концов сошлись на том, что я попытаюсь «раскрутить» сам эту бодягу — один ведь незаметнее, чем куча, но если понадобится помощь — зову их сразу всех.

Затем я целый день просидел в доме Кости за бутылкой коньяка, утешая, как мог, убитую горем Лиду (близняшек забрала на время ее мать) и попутно прокручивая в деталях план предстоящей операции, решил сыграть еще один спектакль под названием «Бизнесмен». Братки-«афганцы» помогли распустить по городу слухи о богатом венгре. Я же в свою очередь шатался по рынку и на ломаном русском интересовался поставками ранних цветов и фруктов в Будапешт, но только крупными оптовыми партиями, это, видимо, и послужило причиной — я был приглашен на мощный банкет в ресторане, посвященный будущим партнерам по бизнесу. «Партнеров» собралась уйма, в основном «черные» — грузины, азербайджанцы, армяне. Но «пойла» хватало на всех! Уже в конце вечера мне удалось подслушать интересный диалог за одним из столиков.

— С русскими свиньями дело иметь? Да брось ты! Уж лучше с этим вон венгром!

— А в случае разборки?

— Моджахедов вызовем! Слыхал, как Хайрулла своего должника достал? А менты обделаются, но не найдут, кто...

С самым разговорчивым азером я и согласился подписать контракт. А обсуждать его условия он пригласил меня в свой номер... Опрометчивый шаг... Через сутки его нашли плавающим в ванне. Утонул по какой-то причине. Следов насилия на его теле не было, поэтому следствие причину определило довольно шустро: перебрал на банкете, в ванне заснул и захлебнулся.

Но перед тем как захлебнуться окончательно он мне все же поведал кое-что интересное. Хайрулла — полевой командир «духов», оказывается, несколько раз на войне встречался с «шурави Думенко». Встречи были не из приятных — ребята из взвода разведки к чертям собачьим разнесли три каравана коренного афганца, естественно — не с глиняными горшками. Таким образом — навернулись все мечты Хайруллы о счастливом обеспеченном будущем. И именно поэтому не стала эта отпетая сволочь лидером исламской партии — как мечталось. Там, в Афгане, за куда меньшие обиды глотки перегрызают, а уж такая отпечаталась в памяти Хайруллы навечно. От одного из пленных моджахеддин узнал, что командиром группы десантников, раздолбавших его будущее, был Константин Думенко из Воронежа. Прошли годы, и Хайрулла со взводом борцов за веру попал в Карабах — помогать азерам в их «священной» войне с неверными. Ну, а благодаря «меченому», приведшему к развалу как Союза, так и его единую паспортную систему, этот фанат мести купил паспорт гражданина Азербайджана и вместе с «цветочниками» добрался в Воронеж... Остальное для шакала, привычного орудовать ножом исподтишка, было нетрудно.

— Где Хайрулла может быть сейчас, после выполнения «священного» обета?

— Отпуск у него должен был закончиться — в Карабахе, наверное, со взводом! — разговорчивый посмотрел умоляюще.

— Что ж, огромное спасибо тебе за исчерпывающую информацию! Это дело надо обмыть! — Я окунул его голову в ванну и подержал его там не пять минут, как говорится в инструкции по спасению утопающих, а на всякий случай удвоил норму. Плавай, друг, на здоровье!..

В Карабах я ехал по польскому паспорту на имя Милошевича как доброволец-наемник, желающий воевать против армян. Но — в подразделении профессионалов — чтобы веселее было жить и «работать»..

Отправили меня в тот раз в Баку киевские азеры коммерческим рейсом. Все шло нормалек. Лишь при оформлении в армию у азербайджанских командиров возник существенный вопрос. Почему именно в батальон «афганцев»? Не шпион ли? Ответ на языке долларов-баксов богатого и щедрого поляка Войцеха помог быстро замять этот неприятный вопрос. Мало ли что: засиделся в кресле дядя, хочется нервы пощекотать. Убивают? А где сейчас не убивают? У меня сосед вышел из своего подъезда, а тут как раз грузовик занесло. Раз — ив лепешку соседа! А вы — война, война...

Добрался я, короче, куда надо! Взяли механиком-водителем на БМП-2. Кантовались мы в одном из домов, а в соседнем, полуразрушенном, была казарма взвода Хайруллы. Почти месяц пришлось угробить, дожидаясь благоприятного момента. Дождался наконец! В первых числах мая на позициях Мардакертского района был праздник. Нет, не день международной солидарности трудящихся, а совсем противоположный: разведка «духов» на выходе отбила у армян целый пакет гашиша. Граммов на семьсот тянул «довесок»! К ночи почти все, да чего там — все «бойцы за веру», включая самого командира Хайруллу, дико «обдолбились» в своей казарме. Даже постовики в окопах кайфовали. А два дежуривших у костра часовых и не вякнули, когда я им в спину загнал по штык-ножу. Дальше? Завел «двойку», раскатал по камешку казарму Хайруллы, наматывая полуживых «духов» на гусеницы-траки, замуровал их останки в грунт на разворотах, да и рванул на полном ходу через нейтралку к армянам. По ходу развернул башню и из скорострельной пушки начал прощаться с «братками-азерами»! Не повезло мне в самом конце «беседы», уже перед постами армян нарвался на противотанковую мину... А может быть, повезло: «бээмпэшка» в куски, а у меня — девять осколков в обеих ногах — зато живой.

Братья-армяне в Ереване лечили почти два месяца. После четвертой операции пришлось заново учиться ходить... А в сентябре 1992-го лишь благодаря помощи братков-афганцев из Воронежа добрался на костылях в Будапешт к Юдит...

Вот уже почти три года прошло. Скоро Юдит подарит мне кого-то, дай Бог — сына! Живем хорошо, коммерция — «на ходу», есть поставщики из России — я только принимаю товар на месте и рассчитываюсь. Сделал пластическую операцию — шрамы от «тигриной лапы» Милоша и осколков заживают, рассасываются. Вместе с кошмарными воспоминаниями о моем родном... дурдоме-«совке»...»

На этом записи в общей тетради Михая обрывались.

Глава XV КТО ЕСТЬ КТО?

Он появился в палате Олеси лишь на четвертый день ее пребывания под надзором хирурга Владислава — давал время пережить случившееся с ней, а заодно переварить прочитанное в дневнике — догадывалась Олеся.

Михай вошел, положил на тумбочку роскошный букет роз, перебивших своим запахом лекарственный состав воздуха, и, не поцеловав ее, осторожно присел на стул у кровати.

— Здравствуй, Леся! Ну как рана — не беспокоит?

— Оправдываться пришел? — Олеся сухими глазами насмешливо разглядывала его.

— В чем... оправдываться?

— Ну как же — жена с ребенком ждут в Будапеште, а ты здесь, на Украине, уже братика или сестренку пытаешься ему сотворить! А я вот целый день вчера лежала и думала — на кой черт ты мне это чтиво притащил? Если только для того, чтобы показать нелюбовь к бывшей Родине и любовь к Юдит, то об этом предпочитают молчать при посторонних людях, к числу которых, насколько поняла, отношусь и я. А если для того, чтобы отдалить меня от себя, то добился этого целиком и полностью — я тебя уже ненавижу. И себя тоже! Боже ты мой, и какая же я идиотка — полезла в постель к мужику, не потрудившись даже взглянуть на девятую страничку его паспорта! Но теперь все — считай, что я сполна расплатилась гостиничной ночью за все доставленные тебе беспокойства! Завтра же уеду в столицу, к проклятому папочке... — Олеся на миг запнулась, о чем-то вспомнив, затем продолжила уже без прежней горячности — ... да хоть к черту в объятия, лишь бы не лицезреть твою противную рожу! Двуличную, кстати, рожу, и в прямом, и в переносном смысле! А ты можешь катиться в свой теперь уже Будапешт, в объятия венгерочки... — Здесь она наконец заплакала — зло, беспомощно, сквозь прозрачные слезы вперив в Михая наполненные неприкрытой ненавистью зрачки.

— Некуда мне ехать! — он говорил медленно, с горечью и тоской. — Нет у меня ни ласковых объятий, ни будущего ребенка, ни венгерочки Юдит...

— Как это? — не поняла Олеся.

— Ты думаешь, для чего я дал тебе прочесть мои воспоминания: чтобы ты осознала — я полностью вверяю свою судьбу, и бывшую, и настоящую, в твои руки. За этой тетрадью охотились многие, но никто из них не прочел и листочка. Здесь, в этих листочках, все, что связывает меня с прошлой, «совковой» жизнью, — мои оставшиеся в живых друзья, мои планы и надежды, даже мои мысли... Мне нужно было все это рассказать кому-то. А более близкого человека, чем ты, Олеся, я не нашел. А Юдит убита. Вместе с неродившимся сыном. Моим сыном, которого я так никогда и не увижу! — Михай спрятал лицо в ладонях.

— Постой, постой! — затеребила его руки Олеся: — Как, когда это произошло? Ведь твой дневник оканчивается этим годом, даже почти этим месяцем! Что же могло случиться?

— Мафия вынесла мне приговор. Не та, местная мафия — те просто сопляки перед разветвленной, отлично информированной организацией, филиалы которой находятся во всех крупных регионах мира. Да, мира, ты не ослышалась! И Саид-Бек, Тихонов, Хайрулла, Шевченко — пешки в этой организации. Ее членам нет нужды конспирироваться — высочайшие посты и звания позволяют им делать деньги открыто — не боясь закона. Да они его сами и создают — этот закон. Чтобы затем беззаконно нарушать! Ну, ты догадываешься, о ком я. Видимо, крепко насолил я кому-то, неожиданно вышибив с поля их пешки! А без них и королю наступает хана — рано или поздно. Долго они вычисляли, кто мог так чисто убрать пособников! Но, видимо, все же пришло-таки кому-то в голову, что их судьбы в какой-то точке времени так или иначе соприкасались с моей...

Полмесяца назад мы собирались с Юдит в Россию — уж очень ностальгия заела меня по родным местам. Хотя, если сравнить природу Балатона и воздух Донбасса... Но Родина есть Родина, какой бы она ни была! А поехать решили в своей новой машине — совсем недавно я приобрел «форд-таурас» с кондиционером — специально для беременной Юдит. Машину она предпочла вести сама, не доверяя моему профессионализму жизнь будущего ребенка. В это утро Юдит была как никогда весела, я тоже. Поездка обещала быть классной, и она постоянно теребила меня: «Поедем! Поедем!» Вещи я вынес на крыльцо и уже трамбовал наличку в нательный пояс с кармашками — в России не очень доверяют чекам и кредитным карточкам. Юдит же, дурачась, мешала мне, и вскоре я ее шуганул из дома прогреть двигатель машины. Это занятие ей нравилось, и она мигом выскочила из дома. А через три минуты во всех окнах и дверях повылетали стекла от мощного взрыва. Когца выскочил на крыльцо — спасать было нечего: остатки «форда», чадя, догорали. От моей же Юдит не осталось ничего, даже горсточки пепла, чтобы похоронить. Они ошиблись, подключив пластикат к замку зажигания: вместо одного погибли двое — Юдит и неродившийся ребенок... Но попытались тут же исправить ошибку, выпустив по крыльцу очередь из бешено промчавшейся мимо «мазды». Я не прятался — шоковое состояние! Но кто-то, видимо, меня бережет — пули не зацепили... Могила Юдит все же есть на одном из кладбищ Будапешта — я сложил в гроб все, что осталось от «форда». Там, я надеюсь, есть и ее частица... Дом продал почти за полцены — «они» знали мое местожительство, значит, мне в нем нечего делать. Оставаться там — жгла память о несостоявшейся семье. Решил все же поехать в Россию — к Боре Савелюку, посоветоваться, как жить дальше.

— А как ты узнал, что это — мафия? — потрясенная его рассказом, Олеся едва шевелила онемевшими вдруг губами.

— Он же, Борька, и предупредил по междугородке, что они вышли на мой след. Но я не думал, что так скоро до меня доберутся, — устало ответил Михай.

— Прошло всего полмесяца со дня смерти жены, а ты успел переспать с другой! — с женской непоследовательностью воскликнула вдруг Олеся. — Каким же ты выглядишь сейчас перед ее памятью?

— Памяти Юдит я не изменил! Просто мне нужно было, очень нужно чем-то перебить тоску и постоянные мысли о ней! — признался Михай.— Да и у тебя тоже, как мне показалось тогда в гостинице, состояние было не из лучших. И потом, мы ведь с Юдит так и не расписались, собирались сделать это в России — обвенчаться в церкви и все такое прочее...

— Сколько месяцев беременности было у Юдит? — помолчав, спросила Олеся.

— Она была на седьмом месяце, а что?

— Просто я думаю — кто бы вас обвенчал с таким животом?

— За валюту сейчас делается все!

— Игорь, я тебя теперь буду называть так! — ушла от горечи разговора Олеся. — Игорь, скажи мне — откуда этот Боря откопал в Будапеште твой номер телефона? Он что — знает твою венгерскую фамилию?

— Н-н-нет, не знает! — проговорил после минутного молчания Игорь Веснин, подумав, добавил: — Действительно, откуда? Тем более почти три года в Союзе обо мне ни слуху ни духу не было... Вот это загадка!

— Никакой загадки здесь нет. Мафия вычислила тебя, но полной уверенности, что Михай Дьердь и есть тот самый Игорь Веснин, которого нужно убрать, у них не было... Кстати, Боря твой звал тебя в гости? Сам, без твоей инициативы!

— Еще как звал! Даже предателем нашей дружбы обозвал!

— И ты сразу засобирался в Россию, чтобы с ним посоветоваться о будущей жизни! Это первое доказательство, что ты есть ты. Ну, а второе — они могли прислать для твоего устранения того, кто разглядел твое бывшее лицо после пластической операции. Это должен быть человек, который очень близко соприкасался с тобой по работе в органах ГБ, но ускользнул от твоего правосудия в свое время...

— Вольвак, сволочь! — закричал Игорь, ударив себя ладонью полбу. — Только этот шакал избежал моей кары...

— И постарался покарать тебя сам! — безжалостно окончила Олеся.

— Но ведь это значит... Борька... нет, ничего не понимаю! — признался Игорь.

— И не поймешь, пока сам не расхлебаешь эту кашу до конца!

— Погоди, — перебил Олесю Игорь, пристально вглядываясь в нее, — а откуда ты этой аналитики нахваталась? У нас в шестом отделе бывало не каждый «опер» мог так все разложить по полочкам.

— Подумаешь, ваш шестой отдел! — презрительно сморщила носик Олеся. — Да меня лучшие папочкины шерлоки холмсы в интуиции и анализе событий перешибить не могли! Ты думаешь, почему он за мной по всей России и даже за ее пределы своих омоновцев разослал? Ему моя голова нужна, вернее — серое вещество в ней, а на остальное — наплевать с высокой горы! Если бы можно было — он бы одну мою голову на манер котелка профессора Доуэля из фантастики А. Беляева выставил на своем ночном столике, чтобы советоваться... А мне этот «крутой» мафиози до того осточертел, что я от него на край света сбежала бы. Боже, сколько грязи вокруг него, хоть сам он и чистеньким выскакивает из любой ситуации! В основном — благодаря мне! Да ты его хорошо знаешь! — вдруг глянула Олеся на Игоря. — Ну, конечно, не так хорошо, как я, но пару раз с ним встречался. И, кстати, благодарен был ему за эти встречи!

— Ты меня заинтриговала! И как же фамилия твоего папочки?

— Агафонов.

— Что?! — Игорь чуть не свалился со стула. — Мой бывший благодетель Эдуард Михайлович?

— И одно из главных действующих лиц трагедии твоей жизни, — уточнила Олеся.

— Но ведь он определенно знал, для чего ссужал меня долларами и поддельными документами! У меня в голове не укладывается — свои против своих! И потом — его брат, Виталий Михайлович, доктор... Его ведь пытали!

— А ты знаешь, кто его пытал? Твои «друзья», ныне покойные — Тихонов и Саид-Бек. Через руки этого доктора из Западной Украины в Восточную и дальше — в Союз прошли десятки, а может бьгть, и сотни килограммов гашиша. Так что ему было что откладывать в швейцарском банке! И пытали его не напрасно — Тихонову и Саид-Беку был нужен код доступа к его сейфу. А братку его, папашке моему, просто нужно было знать, ЧТО у него выпытывали, а уж КТО пытал — он вычислил запросто. Тоже, между прочим, не без моей помощи! — самодовольно улыбнулась Олеся.

— Но ведь в паспорте твоем — совершенно другая фамилия!

— Я говорила, а ты пропустил мимо ушей, что Агафонов — не родной мой отец. Отчим, понимаешь? Мамочку мою, валютную проститутку, он подобрал в холле московского «Интуриста». На ночь, естественно. Но ее красота и то умение, с каким она в любом импотенте могла разбудить секс-зверя, увлекли заклятого холостяка настолько, что он предложил ей провести совместно и следующую ночь, а затем просто купил все последующие в обмен на роскошную жизнь и брачный контракт. Многое он ей прощал за их брачную пятилетку. Но однажды, когда узнал, что она в его открытом «мерсе» трахалась по пьянке с очередным молокососом-любовником почти на виду в одном из скверов Москвы, рассвирепел настолько, что приказал своим омоновцам сперва «пропустить ее по кругу», а затем голой провести по всему электропоезду, следующему до Сергиева Посада, с табличкой на груди: «Заклейменная проститутка»... Представляешь, двухчасовая прогулка на виду у публики ! Откачать ее не удалось. Мне до сих пор невдомек, кто больше виноват в этой смерти — моя совсем пропащая «маман» или папа-отчим Агафонов!

— А ты?

— До ее замужества я жила у бабушки в том же Сергиевом Посаде, совсем недалеко от резиденции Патриарха всея Руси Алексия II, в пятиэтажках-«хрущобах». А после Эдуард Михайлович забрал меня в столицу, в свой пятикомнатный офис-квартиру. Не знаю, какие виды он имел на меня, скорее всего — подсунуть под какого-нибудь сынка «шишкаря». Что и попытался в конце концов сделать. Но я люблю свободу, особенно в выборе будущего супруга. По-хорошему папа Эдик бы не уступил, поэтому пришлось «сделать ноги». Ну, а остальное ты знаешь! — Олеся устало откинулась на подушки — не до конца еще поправилась после операции.

— Нет, не все! — Игорь мягко придержал ее руку. — Откуда ты так хорошо знаешь следственную практику?

— Ах, это? — Олеся небрежно махнула рукой. — У меня какието скрытые способности к аналитическому мышлению. Это один из психиатров сказал, к которым таскал меня Агафонов после одного интересного случая. И еще добавил тот псих — неисчерпаемые резервы этого самого мышления.

— А что за случай?

— Да так себе! Один из «челноков» Агафонова, кстати, тот же Хайрулла — он тогда еще «на посылках» был, отвез очень большую партию наркотиков солидному клиенту. Не помню сейчас точно, сколько килограммов было в партии — три года назад дело было, зато помню сумму, имполученную, — три с лишним миллиона. Это в те времена, когда «Жигули» шестой модели стоили около восьми тысяч «деревянных». Так вот, на обратном пути он с этой суммой заехал на свадьбу родственницы в одну из станиц Краснодарского края. На денек всего-то заехал. А на Кубани свадьбы гуляют всю ночь напролет. Хайруллане выдержал такой нагрузки и где-то среди ночи отключился. Родственники, как водится, уложили его на запасную кровать для гостей. А когда он утром проснулся и сунулся в свой кожаный портфель, деньги тютю — исчезли!

— Три миллиона теми деньгами — в портфеле? — недоверчиво переспросил Игорь.

— Тьфу ты! Забыла объяснить — в сертификатах они были. Ну знаешь, бумажки такие с водяными знаками: сдаешь определенную сумму в сберкассу...

— Да знаю, знаю, — отмахнулся Игорь, — рассказывай дальше.

— В общем — пропали эти сертификаты! Добро бы хоть деньги, а то бумажки на предъявителя, по паспорту. Однако при определенной сноровке и умении... Хотя какие там сноровка и умение в колхозе, где крупная наличность лишь у председателя да главы администрации сельсовета. Короче, прибегает ныне покойный Хайрулла к Агафонову и — бац тому в ноги! Не знаю, блажит, куда деньги делись, тамошний участковый всех урок перетряс — и местных, и залетных — нет ни у кого. Эдуард Михайлович «отвалил» ему восемь омоновцев:

— Если через три дня деньги не будут на моем письменном столе — вот этот песик любит печеные яйца! — показал на своего комнатного бультерьера и добавил: — Но исключительно человеческие!

А эта образина комнатная как будто понимает хозяина — начинает облизываться и скалить зубы. Эти омоновцы сгоряча чуть сразу не оторвали гениталии Хайруллы.

— Из-за тебя, чебурек недоделанный, и нам без наследства оставаться?!

Однако перетрясли станицу на совесть — заглянули в каждый дом и хату. А сертификатов нет. И не сдает никто ни в одну из ближайших сберкасс — номера-то Хайрулла все же догадался продублировать.

Агафонов обычно своим словам хозяин был — что сказал, то обязательно сделает! И омоновцы, и сам Хайрулла уже не сомневались, что тот комнатный гад прибавит в весе от калорий пищи, приготовленной из их наследства. Вот тогда я спросила отчима, отчего они все трясутся. Он мне с досадой выложил ту историю и результаты поисков.

— А дети маленькие есть у этих родственников? — поинтересовалась я.

Агафонов думал не больше пяти секунд. Потом вдруг сорвался с места, чмокнул меня в лоб и исчез...

Сертификаты лежали в кукольной коробке Ленки — трехлетней внучки хозяйки дома. Из них получилась красивая яркая подстилка...

После того случая я получила в подарок норковую шубку и стала главным секретарем Эдуарда Михайловича, причем — освобожденным. А Хейрулла и омоновцы остались производителями. Они так бурно выражали мне свою признательность за спасенное мужское достоинство, что я их быстренько отшила, во избежание всяческих последствий...

— Но ты была замужем! — уточнил Игорь.

— Да, так же, как и ты был женат! — зло отрезала Олеся. — Ой, прости, я не хотела... Но мне настолько неприятны воспоминания об этом трехнедельном замужестве, что я предпочитаю не вспоминать о нем совсем. Одним словом, в тех кругах, в которые я вышла замуж, после пары брачных ночей с мужем невестку почему-то должен опробовать и свекор. Ну не скотство ли?

— Ну ладно, отдыхай! — поднялся со стула Игорь. — По моим скромным подсчетам, у тебя еще две недели, как сказал наш друг-хирург Владислав, а у нас с Иваном еще кое-какие дела имеются в этом регионе.

— Один вопрос! — его Олеся. — Весь дневник у тебя написан фиолетовой пастой, а последняя глава — черной. Почему?

— Ты что, следователь на допросе? — встречным вопросом ответил смущенный Игорь. — Почему да почему! Просто паста кончилась, вот и дописал, какая под руку попалась.

— Да? — прищурилась Олеся. — А она совершенно свежая, эта черная паста, даже мажется на палец. Кстати, у тебя нет с собой авторучки, я тут хотела на полях твоего дневника кое-какие заметки сделать!

Игорь сунул было руку к боковому карману кожаного пиджака, покопался там и... развел руками.

— Нет, к сожалению, у Ивана на квартире оставил. И вообще — верни дневник! Почитала и хватит, это тебе не тетрадь по чистописанию.

— На! — Олеся швырнула ему общую тетрадь, ойкнула и схватилась за левый бок. Игорь бросился к ней, но она замахала руками, иди, мол.

— Последний вопрос можно, Михай? — догнал его уже у двери Олесин голос.

Игорь обернулся и, взглянув в широко распахнутые глаза, увидел в них ту же боль и ожидание, что и там, в гостинице ночью.

— Ты... меня... не поцелуешь?!

— Нет! — ответил он. — Теперь буду ждать положенных сорока дней. — И, уже отворив дверь, тихо добавил: — Хотя очень хотелось бы.

Дверь захлопнулась. А Олеся, уставив глаза в потолок, улыбалась чему-то своему. 

Глава XVI СПИД И КОМПРОМАТ

Да, дел у Игоря и Ивана в Донбассе было навалом. Прежде всего рассказать Ивану свою биографию. Тот слушал молча, не перебивая, лишь прикуривая сигареты одну за другой. А когда Игорь окончил «исповедь», хлопнул его по плечу:

— А сразу не мог рассказать? Земляк называется! Взял себе какую-то кликуху нерусскую и в каждом уже подозреваешь мудака! Нехорошо, согласен со мной?

— Согласен, потому и рассказал! Да мне и деваться некуда. Этот паспорт, — Игорь повертел венгерскую «ксиву», — меня сейчас только угробить может — «засвеченный». А другого у меня, увы, нет.

— Зато есть баксы, — ухмыльнулся Иван. — А за баксы в Донбассе тебя Борисом Ельциным сделают. Если, конечно, пожелаешь.

— Не хочу быть президентом, — засмеялся вслед за ним Игорь, — из них мало кто своей смертью помирает. А американца могут?

— Я же тебе сказал — хоть австрийского шпиона! Пошли в моментальную фотографию!

И на следующий же день Игорь держал в руках английский паспорт на имя Джека Тэтчера. С двухмесячной визой. Взглянув на фамилию, он крякнул:

— Вы что же это из меня отпрыска знаменитой фамилии сотворили? Не могли что-нибудь поскромнее подобрать?

— Шахтеры, Игорек, народ необразованный! Что на ум первое пришло — то и вляпали! Насчет чего достать, переделать, переклеить — это запросто, а вот другое... Да ты и сам это хорошо знаешь. Скажи мне лучше другое — по-капиталистически шпрехаешь хоть немного?

— Что я, даром за границей столько околачивался? Ускоренные курсы английского с американским уклоном плюс практика... Андэстэнд?

— Чего? — возмутился Иван. — Ты мне баки не забивай, лучше говори, что дальше делать будем?

— Нужно съездить в Донецк. Погулять, приглядеться кое к чему...

— Всего-то? Поехали хоть сейчас!

— Не пыли, пехота! — осадил его Игорь. — Это же мой родной город. Меня там не только наша «шестерка», но и вся местная шушера как облупленного знает... Не поможет никакая пластическая операция!

— Тогда сделаем по-другому, — перестроился Иван. — Пошли к дяде Семену в драмтеатр. Это мой дядька, он там гримером работает.

Еще через пару часов Игоря не узнала бы и родня. Щегольские усики только украсили его лицо, а накладные бакенбарды изменили до неузнаваемости.

— Ни дать ни взять — выпитый аферист из «Двенадцати стульев»! — восхищенно заорал Иван, узрев его новую физиономию. — Как его там?

— Остап Бендер! — подсказал Игорь, разглядывая себя в зеркале.

— Во, в точку! Поехали, а то автобус прозеваем!

В Донецке они сняли номер на двоих в «Туристе», том самом, откуда начиналась «карьера» сержанта Игоря Веснина. Сняли вполне официально — американский корреспондент с гидом. Никого это не удивило — в последнее время по причине частых забастовок шахтеров из-за невыплаченной вовремя зарплаты Донбасс недостатка в любопытных не испытывал (журналистскую карточку Игорю «сделали» там же, где и паспорт).

А на следующий день они с Иваном прогуливались по скверику напротив массивного здания РОВД. После двухчасовой «прогулки» Иван забастовал:

— Послушай, Игорь, мы долго тут будем шляться, как проститутки на панели? Давай сядем хоть на лавочку и ты объяснишь мне, что нам надо от этой хаты?

Только сели на лавочку — к подъезду подкатила черная «Волга». Из нее выбрался... Вольвак собственной персоной. Это был сюрприз, но еще не полный. С другой стороны машины, опираясь на палочку, вылезал... Костя Гальчевский, сынок полковника. Господи, как эта нечисть умеет находить друг друга? По запаху, что ли? Но все-таки, как же тебе повезло, Игорек!

— Видишь эту парочку? — он сжал руку Ивана. — Мне нужно знать о них все: кем в настоящее время работают и где их настоящее местожительство, есть ли дачи и где они находятся, сколько у каждого любовниц и их адреса... И главное — все о родственниках вон того, с палочкой!

— Что, знакомых встретил? — спросил Иван, пристально вглядываясь в поднимавшихся по лестнице мужчин.

— Один из них — отъявленный убийца! Тот, с палочкой, лишь косвенно виноват в гибели по крайней мере двоих, — Игорь вспомнил Настю и Ивана Николаевича, — а может, и не косвенно — в таком вот содружестве! Ишь, как спелись, гады! Мог ли я подумать тогда, в детстве, что среди настоящих, честных мужиков в милицейской форме попадаются вот такие?! Да я бы плюнул в лицо тому, кто сказал такое!

— Да брось ты, друг! — Иван старался его успокоить. — Общество издавна делится на хороших и плохих. И хороших больше — это доказано. Потому что будь иначе — плохие давно бы сожрали хороших.

— Почему же в таком случае хорошие не поглотят плохих, если их больше?

— Потому что они действуют другими методами. Гуманными!

— Так что же получается — зло будет вечно жить на земле?

— А иначе нечего будет делать людям в милицейской форме! Они — санитары нашего общества. А санитары нужны всегда и везде.

— Ладно, Ваня, так мы ни до чего не договоримся. Кончай пудрить мне мозги и дуй добывать информацию. Деньги в портмоне не перевелись?

— Да еще есть — деревянные. Но, насколько я вижу по твоему поведению, — баксы имеют большую пробивную силу!

— Держи! — Игорь сунул ему пачку «зеленых». — Но учти — они убывают быстрее!

— Знаем, не калеки! Иди в гостиницу и жди меня к вечеру. Надо несколько знакомых навестить.

— И где их только у тебя нет? — удивился Игорь.

— Водка сокращает расстояние и сближает людей. Не знаю, кто из великих это сказал, но по-моему — я! Чао, до вечера!

А Игорь пошел на кладбище. Ему было кого навестить! Мама, Иван Николаевич, бабушка, та же Настя... Все могилки обошел, всех помянул из купленной тут же за оградой в коммерческом киоске бутылки коньяка, отдающего растворимым кофе. И здесь же, на этом кладбище, наткнулся на роскошный поясной бюст мужчины за оградой из золотистых кованых цепей. Подошел ближе — что-то уж больно знакомое мелькнуло в надменно-мраморном профиле. И прочел на эмалевой табличке постамента:

Гальчевский

Степан ИЛЬИЧ

Полковник, сотрудник органов

государственной безопасности,

трагически погиб в автомобильной

катастрофе.

1939-1995 гг.

Спи спокойно, дорогой наш человек!

От любящих жены и сына.

Вот это да! Старый волчара загнулся не по своей воле! А по чьей же тогда?

Может быть, слово «любящих» на эмалевой табличке следовало бы взять в кавычки? Любя ведь тоже можно спровадить на тот свет — одно другому не мешает. «В автомобильной катастрофе...» Г-м-м! С этим бы разобраться, старый хрен ведь тоже цеплялся за жизнь — дай Боже! Ладно, разберемся после, сейчас бы с живыми разобраться! Раз Вольвак и младший Гальчевский спелись — без крупной аферы не обойдется — эти просто так дружбу друг дружке не предложат. Посмотрим, что «выловит» Иван.

Иван выловил действительно экземпляр — пожилого человека, на которого смело можно вешать этикетку «старик». Среднего роста, худющий до такой степени, что это было видно даже под синим в серую полоску костюмом, в Очках и совершенно лысый, если не считать легкого сивого пуха в том месте на голове, которое у некоторых индейских племен принято было сдирать на скальп. Но водку потреблял с достоинством.

Когда Игорь вошел в номер — между Иваном и стариком стояла порожняя бутылка «Посольской». Но запасная была только начата.

— Игорь! — в нетрезвом умилении Иван раскрыл объятая. — Я тут уже больше часа талдычу этому...

— Стоп! — прервал родственные словоизлияния Игорь. — Ты же сказал — к вечеру!

— Мне некогда ждать! — поднялся из-за стола старик. — И водку с вашим... не знаю, кем он вам приходится, я пил чисто символически, поджидая вас. Ибо, насколько понял, заказчик вы!

— Смотря что заказывать! — ответил Игорь.

— Давайте не будем принюхиваться друг к другу. Я рискую гораздо больше вашего! Вы, насколько я понял, ищете компромат на Вольвака и Гальчевского, а он у меня есть. Полный и подробный. — Старик достал из-под стола «дипломат», щелкнул замками и вынул из него две ледериновые папки. — Здесь вся их деятельность в свободное время, если можно так выразиться. Начиная с 1991 года. Это вас устроит?

Игорь протянул руку к папкам — старик живо спрятал их за спину.

— Пять тысяч долларов! — он назвал сумму твердо, уверенно.

— Сколько? — Игоря словно током долбануло.

— Вы не ослышались — эта документы стоят того! И валюта у вас должна быть — вы знали, за чем шли.

— А если я тебе сейчас по твоему плешивому котелку вот этим? — Иван очнулся от шокового состояния и ухватился за горлышко посудины из-под «Посольской». Даже ему, в общем-то привычному к большим шахтерским заработкам, цифра выкупа показалась ошеломляющей. — Даже вякнуть, бля, не успеешь!

— Успею, — жестко усмехнулся старик и протянул папки Игорю. — Я по глазам вижу — вы накажете их. И я доверяю вам. Кроме того... Вам, надеюсь, знакомо слово пластикат?

Игорь кивнул утвердительно.

— Так я и думал. Откройте папки!

В середину каждой была вложена толстая прокладка-лист, запаянная в полиэтилен. В середине каждого «листа» — миниатюрный кружочек вдавленного в пластичную массу детонатора. Игорь протяжно засвистел.

— Это что? — Иван сунул нос в папку.

— Этого ты на своих курсах не проходил, — ответил Игорь мастеру-взрывнику. — Этих листочков хватит, чтобы пол гостиницы в космос запустить! Дистанционка, как я думаю, у вас в кармане...

— Уже в руках! — Старик вынул из кармана коробочку. — Теперь можете бегло ознакомиться.

Игорь быстро перелистал папки. Фотоснимки, ксерокопии документов, аудиокассеты, видео... На лицевых страницах — анфас и в профиль рожи Вольвака и Гальчевского Кости... Достаточно.

— Иван, сядь и налей всем, а я пока в ванную, извините, мне нужно...

— Понимаю и охотно выпью с вами на «посошок»... Не более того! — Старик улыбнулся и лицо его стало знакомым, где-то виденным.

Игорь метнулся в санузел, сбросил рубашку и стал отдирать «липучку» на широком поясе с валютой. Насчитав необходимую сумму, оделся, вернулся.

— Вот! — Выложил на стол деньги. — Не бойтесь, не поддельные.

— Я же сказал — я вам верю! А теперь пусть ваш друг отнесет деньги вниз, на улицу и передаст их вон тому парню, стоящему возле «Москвича-2141».

— А не боишься, папаша? — спросил, вернувшись спустя пять минут, Иван. — Баксов-то куча! Сквозанет твой малый сейчас в Сочи... Кстати, там в октябре еще купаются...

— Это мой внук, — передавая «дистанционку» Игорю, ответил старик, — а он не так воспитан.

— И все-таки, — решил после стопки «на посошок» поговорить Игорь, — передавая такие материалы, Вы подписываете себе, мягко говоря, «вышку». Вас вычислят вслед за нашими действиями — ведь ваша работа, конечно, напрямую связана с этими документами.

— Надеясь на вашу порядочность, я попрошу вас, ребята, об одном одолжении: начать свои действия через неделю-полторы.

— Да что вам даст несчастная неделя?

— Много чего... Сын и невестка уже в Израиле. Машина, на которой уехал внук, продана. Загранпаспорта и визы оформлены. Так что через неделю мы с внуком будем уже далеко... Если вы нам предоставите эту неделю, конечно.

— Предоставим, — заверил его Иван. — А за что вы их... так? — указал на папки.

— С нами должна была ехать еще и моя внучка, — глухо проговорил старик. — Но она покончила самоубийством. В ресторане «Турист»...

— Постойте! — рванулся Игорь к уходящему. — Внучку вашу звали...

— Настей! — Хлопнувшая дверь поставила точку в их беседе.

— Едем домой, в Николаевку! — Игорь выковырял из взрывчатки детонаторы, вынул батарейки из коробочки пульта. — Или я этих гадов прямо возле РОВД рвану!

— Вся милиция-то чем виновата? — резонно упрекнул его Иван...

Прямо с вокзала Игорь хотел ехать в больницу, к Олесе, но Иван придержал его:

— Пошли хоть помоемся, мало ли чего в тех гостиницах!

Возле подъезда дома они наткнулись на бабу Зину, «дежурившую» на лавочке:

— Вань, Инка твоя вернулась! — Любопытство так и перло из нее. — Бить будешь али как?

— На хрен она мне теперь нужна! Пусть второй женой у бухгалтера живет, — отмахнулся от бабки Иван. — Пошли, пошли, — подтолкнул от попятившегося было от входа Игоря. — Хоть глянешь на живую современную стерву!

В комнате за столом сидела красивая «наштукатуренная» под завязку женщина с пышной белокурой прической.

— Чего заявилась так рано? — с порога брякнул ей Иван. — Тебе еще полторы недели на вольном траханье предписано находиться.

— Ой, Ванечка! — Инна схватилась за голову и... бросилась к мужу в ноги. — Прости меня ради Бога, Ванечка!

— Бог простит! И твой бухгалтер облезлый. — Иван отодрал ее руки от колен. — А я развожусь с тобой! Решительно и окончательно ! И приговор обжалованию не подлежит.

— Да не за это я, Ваня! — Женщина рыдала на полу. — СПИД у меня обнаружили...

— Ха, напугала, — засмеялся Иван. — Ты вечно что-нибудь прихватыва... Что?! — Только сейчас до него дошел смысл сказанного. — Что ты сказала?!!

— Мой анализ на СПИД в санатории дал положительный результат.

— Ой, — тихо сказал шахтер и осторожно опустился на стул. — А этот твой бухгалтер?

— Он меня заразил, подлец. Еще месяц назад! Сам признался мне.

— А может — это не СПИД вовсе? Сифилис там, гонорея... — безнадежно спросил Иван.

— В санаторной лаборатории ошибки исключены! Мне предложили уехать по-хорошему и стать на учет здесь, пообещав сохранить анонимность.

— Так! — Иван полез на антресоль, достал пачку палочек аммонита, затолкал в них детонаторы и вынул из стола батарейку. Затем прямо из горлышка высадил полбутылки «Абсолюта». — Говори, где живет эта гнида плешивая?

Игорь, стоявший до этого у двери, попытался его образумить:

— Стой, Ваня, давай разберемся!

Иван поднес батарейки к тонким проводкам детонатора.

— Отойди, миротворец! А то прямо здесь тарарам устрою!

— Да нет его дома, Ваня! — запричитала вновь Инна. — Он все деньги с кассы фабрики снял и сейчас прогуливает их! Два чемодана денег и все самыми крупными купюрами!

— Это ты разглядела, — зло захохотал Иван. — А вот СПИДоносца — нет! Ну что же, — проговорил он, остывая, и бросил на стол взрывчатку, — тебя-то Бог наказал справедливо, но меня-то — за что? — не горечью добавил: — Наверное, за слишком верную любовь.

— Да не болен ты, наверное, Ваня! Ты же последние два месяца со мной постоянно ругался и пил! Один раз спьяну залез и то не до конца...

— Здесь и одного раза вполне могло хватить, до конца ли, до начала... — хмуро оборвал ее Иван. — Эх, не пойду я проверяться — не хочу крутить рулетку! — Обернулся к Игорю.—Ты где жил до появления у меня?

— В гостинице!

— Ну так пошли в гостиницу из этого... — он огляделся, — болота.

... На Инну наткнулась утром любопытная баба Зина. Обманутая тишиной квартиры шахтера с распахнутой входной дверью, она зашла внутрь, обследовала зал и, заглянув в санузел, заорала на всю пятиэтажку: тело любовницы бухгалтера плавало в кроваво-красной воде, наполнившей ванну, а через ее край свешивалась рука с широкой резаной раной у кисти. На полу валялось окровавленное лезвие «Спутник». 

Глава XVII МАКСМЭНЗ

Похоронили Инну неловко, торопливо — людей почти не было. На следующий день после поминок Игорь потащил Ивана в больницу.

— Пошли хоть проветришься. Закиснешь тут в гостинице!

В квартире оставаться на ночь они почему-то не решались. По пути Игорь заскочил в гастроном и вышел оттуда... с двумя бутылками «Наполеона». У шахтера расширились глаза.

— Коньяк-то зачем?

— Да ни за чем — Владу, за то, что на ноги Олесю поставил!

В больнице они быстро нашли хирурга, и Игорь, поднеся к его носу полиэтиленовый пакет с коньяком, чуть приоткрыл. Тот оказался сообразительным.

— Пошли в мой кабинет!

Пили из стаканов. После второго круга Игорь указал Владиславу на Ивана.

— Возьми у него кровь на анализ!

Иван рванулся, вскочил и... осел под рукой Игоря.

— Сиди! Так надо! Рубить надо с маху, чтобы потом не мучиться сомнениями.

— Послушайте, ребята! — Влад не понял. — Зачем кровь?

— Проба на ВИЧ-инфекцию, — пояснил Игорь. — Только тихо. И быстро!

— Надо значит надо! — бормотал Влад, вводя толстую иглу в вену Ивана. Затем ушел в лабораторию. Не было его часа полтора.

Когда вошел в кабинет, коньяка в бутылках не было, но Иван поднялся навстречу совершенно трезвый. Только очень-очень бледный...

— Ты покойник, — свирепо рыкнул на него Влад, — если тотчас же не поставишь бедному хирургу коньяк! Это же свинство — в гостях выжрать свой же подарок! Да здоров ты, здоров, — успокоил он шахтера, — здоровее меня раза в два!

— Так-то лучше! — Игорь обнял засиявшего друга.

— А если бы...

— Тогда бы я сам посоветовал тебе застрелиться! — И не понять было, в шутку или всерьез сказал это Игорь. — А теперь пошли к Олесе!

— Нет уж, теперь сам иди к ней! — Влад взял под руку Ивана. — А у меня рабочий день закончился.

И они, поняв друг друга, потопали к выходу...

Войдя в одиночную палату, Игорь открыл рот и шумно втянул в себя воздух. Запаха лекарств не существовало — его перебил нежный аромат, наплывавший, как морские волны. Цветы были повсюду: на подоконнике огромного окна, на столике в углу, в ведрах на полу... Даже на тумбочке в изголовье кровати, на которой сидела улыбающаяся Олеся, даже на кровати лежал огромный букет.

— Здравствуй, Олеся!,

— Здравствуй, Михай-Игорек! А ведь ты врун, Игорек! Натуральное трепло, говоря русским языком, и вдобавок — зазнайка!

— С чего это ты взяла? — попробовал он защититься.

— Не было в твоей жизни никакой Юдит! И любви с ней у тебя никогда не было! В противном случае я снимаю с себя звание лучшего аналитика команды Агафонова! Или я не права?

— Права, Лесечка, еще как права — не было у меня никакой любви с Юдит! Но сама она существовала, это точно. И погибла действительно в моей машине. Она была женой соседа венгра и часто пользовалась ею, когда сын, баскетболист, уезжая на соревнования, брал их авто. Я включил ее в конец дневника, который дописал там, в гостинице, пока ты утром спала... сам не знаю почему... так, на всякий случай.

— Негодяй! — Точно брошенная охапка цветов осыпала его пахучим дождем. — Воспользовался слабостью девушки и решил уйти от ответственности? Кем же тебя называть после этого?

— Сдаюсь! — Игорь поднял вверх руки, забеспокоился. — А тебе можно уже... такие вот упражнения? — показал на рассыпанные цветы.

— Мне теперь все можно! Владислав сказал утром. Но ты мне не заговаривай зубы — кем мне тебя называть после всего, что было между нами?

— Ну, женихом называй, мужем, любовником, да кем хочешь — все равно я теперь точно знаю, что люблю тебя. И пусть кто-нибудь попробует отобрать у меня эту любовь! Плевал я на всю мафию мира! — Он присел на кровать и, осторожно прижимая Олесю к себе, поцеловал ее нежную шею, затем прошептал в ухо: — А тебе правда все-все можно?

— Кто же об этом жену спрашивает? — Олеся звонко рассмеялась, встала с кровати и, достав из кармана цветастого халата ключ, заперлась изнутри. — Ключ и цветы принес утром Владислав, — объяснила она, — вы ведь с Иваном звонили, искали его...

Тут же, у двери, она развязала тесемки халата и передернула плечами. Он волнами осел у ее ног. Игорь, потрясенный, словно приклеился к кровати, впав в шоковое состояние.

Под халатом на Олесе не было ничего. Яркие солнечные лучи обтекали точеное тело с золотистым загаром, рельефно обрисовывая упругие груди, плоский живот и изящные стройные ноги, создавая как бы дымку, ореол, ауру вокруг крутых бедер и темного треугольника жестких курчавых волос...

— Ты меня любишь сегодня! А сколько еще будешь любить?

— Вечность! — Игорь облизал пересохшие вдруг губы. — Вечность и еще тысячу лет!

Оконное стекло легонько звякнуло. Он обернулся поглядеть на глупую птицу, пытающуюся прорваться в палату, и увидел в стекле маленькую дырочку. Он бы ее не увидел вовсе, если бы не трещины, паутиной расползшиеся. Что это? Услышав сзади всхлип, он резко обернулся. Все было так же, как и пять секунд назад, с небольшим дополнением: под левой грудью Олеси краснело пятнышко, из которого вытекали капли крови — одна, вторая, третья, — образовывая на теле кровавую канавку. А ее прекрасное тело клонилось, заваливалось в ту же, левую сторону, как бы перевешиваемое кусочком свинца, застрявшим внутри.

— Что это? — тупо повторил свою мысль Игорь, подхватывая падающую Олесю и укладывая ее на кровать. Очнувшись от шока, закричал, глядя не на нее, а на дырку в окне: — Кто это?!!

— Агафонов! — отозвалось эхо. Это было не эхо — последнее «прощай» Олеси. Умерла она через две секунды, резко дернувшись молодым, так и не испытавшим настоящей замужней жизни, телом...

А большое окно палаты стеклянно ахнуло, осыпаясь теперь уже крупными осколками: вторая пуля, с визгом срикошетив от противоположной стены, разнесла на куски вазу с цветами, стоявшую на столике в ушу. Инстинкт самосохранения сработал помимо воли Игоря — упав на пол, он перекатился к ножкам изголовья кровати. Как видно, зря — выстрелов больше не последовало. Он был жив, да! Но любовь у него отобрали. Вместе с любимой...

— Слушай, Игорь, так нельзя! Девятый день лакаешь коньяк, как газировку! Ты на свою рожу глянь! — Иван совал зеркало Игорю, валявшемуся в одежде на диване. Тот затянул в него и невольно охнул. Обрюзгшее, заросшее темно-ржавой щетиной лицо как нельзя более подходило под определение «рожа». А Иван не унимался: —Ты знаешь, права поговорка: чтобы оценить свою сущность, надо поглядеть на поведение соседа и примерить его на себя. Я поглядел на тебя в запое — и бросил пить. Да, я в какой-то мере благодарен водке — может быть, она меня и спасла от СПИДа! Но не век же ее жрать! И Олесю не вернешь даже удесятеренной дозой того, что ты перекачал из соседнего коммерческого ларька, я уж не говорю про мою непутевую Инку, и...

В дверь квартиры позвонили. Иван мягко спрыгнул босыми ногами с дивана, и в его руках очутился... никелированный «Лама Омни», выхваченный из-под матраца кровати. Посмотрев в глазок, он облегченно вздохнул и откинул цепочку.

— Баба Зина прибыла! — Пистолет вновь нырнул под матрац.

Это действительно была она. Старушка влетела в квартиру и юлой завертелась на месте.

— И где они?

— В ванной, баб Зин, пошли помогу! — Они вдвоем с Иваном прошли в санузел и загремели там пустыми бутылками. Вскоре вышли, и взгляд шахтера споткнулся о картонную коробку с четырьмя полными «Наполеонами» — остатки полуторанедельных поминок. — И это забирай!

— Та как же можно, Ванюха, — питье-то дорогое больно.

— Забирай, забирай, бабуля, нам оно больше не понадобится! — успокоил Иван ее совесть.

— Неужели бросили ковтать ее, окаянную?! — ахнула бабка и от избытка чувств перекрестилась. — Слава те, Господи! Ну пошли, подмогнешь!

Через десяток минут они вернулись — баба Зина тащила кастрюлю, из которой в прокуренную комнату прорвался аппетитный запах.

— Борщика свеженького принесла вам, а то больно на мартовских котов смахивать стали! Помянуть, конечно, надо (она была в курсе обеих трагедий), но в крайности ударяться не след. А ну, марш на кухню, марахвет буду наводить!

На кухне, хлебая наваристый украинский борщ, Игорь обратился к Ивану:

— Вопрос номер один: как с памятниками — все в порядке?

Они похоронили Инну и Олесю рядом — в одной оградке на местном кладбище. И памятники заказали одинаковые. И надписи — схожие:

Почему судьба, заботясь об усопших,

Так полна несправедливости к живым ?

— Все в порядке, — успокоил Иван, — все на месте. Но с деньгами — швах! Могу с полной уверенностью заявить: мы с тобой — банкроты!

Игорь бросился к нательному поясу. В одном из кармашков сиротливо зеленела сотенная банкнота. Он поднял глаза на шахтера, тот утверждающе кивнул.

— Это все! — и вывернул пустое портмоне.

— Ладно, выкрутимся! Теперь вопрос номер два: как у тебя оказался мой пистолет?

— Да ты же из него собирался расстрелять Агафонова, Вольвака и Гальчевского. Неужели не помнишь? — изумился шахтер. — Еще и меня за компанию чуть не прихватил!

— Не помню ни фига! — признался Игорь. — Хорошо, третий вопрос — ты зачем с оружием к двери бросаешься? Насколько мне известно — Узбек с приятелями тебе больше не докучают. Значит, появился кто-то еще, новый?

— Еще как появился! Через день после смерти Олеси в больницу заявилась пара каких-то лоботрясов, якобы ее родственники — требовали вещи погибшей. Владислав отказал им, предложив зайти на следующий день. А вечером этого же дня была попытка ограбления камеры хранения вещей больных.

— И чемодан Олеси исчез?!

— Как же он мог исчезнуть, — оскорбился даже Иван, — если к тому времени лежал у меня на антресоли? А в складе ничего не пропало. Как мы с Владом и думали.

— Молодцы, ребята! Значит, пока я здесь пьянствовал...

— Мы решали кое-какие проблемы, — скромно подтвердил Иван. — Но, наверное, не до конца, потому что сегодняшней ночью кто-то осторожненько пытался без спросу войти в квартиру. Я сразу понял, что это не баба Зина: подошел к двери и спросил, кто там. На всякий случай передернул затвор пистолета. Естественно — мне не ответили...

— Им очень нужны вещи Олеси, — задумался Игорь. — Что в них загадочного?

— Узнаем, когда уйдет баба Зина!

— Кто стрелял, не нашли?

— Неизвестно. Стреляли с крыши котельной школы, расположенной в сотне метров от больницы. Тип оружия — винтовка ТОЗ — «мелкашка» — калибр 5,6.

— А ведь выстрелов было два! — Игорь помотал головой. — Ничего, узнаем правду! Пойду побреюсь.

Пока он приводил себя в порядок, баба Зина удалилась с сознанием выполненного долга — квартира была проветрена и сияла чистотой.

Иван достал с антресоли кожаного «крокодила». Вещей было раз-два и обчелся: спортивный костюм «Адидас», кое-что из нижнего белья и... норковая шубка. Гордилась, видимо, Олеся званием «высшего аналитика». Шубка была свернута в большой конверт и перевязана длинным капроновым бантом. Там же, в чемодане, была и сумка. Иван вывернул ее содержимое на стол. Косметичка, пудреница, зеркальце, помада, пачка долларовых купюр разного достоинства, загранпаспорт с визой, разрешение на обмен валюты, горстка жетонов для телефона-автомата и метро. Больше в ней ничего не было, не считая, конечно, щетки для волос.

— Как же так? — Иван в растерянности смотрел на Игоря. — Из-за этого барахла погибла такая девушка?! Да в жизнь не поверю!

Игорь между тем взвесил на руке шубку и, покачав головой, попытался развязать бант. Не вышло — завязано было намертво. Щелкнул выбросной нож, и оскаленная пасть тигра выплюнула сверкающее, остро отточенное лезвие. Капроновый узел распался, шубка была развернута, и Игорь понял, что не ошибся в предположениях, — внутри находилось кое-что, заслуживающее внимания. План двухэтажного здания, заламированный в полиэтиленовую пленку, размерами в газетный лист, большой замшевый альбом для фотоснимков и замшевый же мешочек, очень тяжелый, стянутый по горловине шелковым шнурком.

Игорь, решив поудобнее рассмотреть чертёж, развернул его. План здания был выполнен очень тщательно, в трех цветах: черный, синий и красный. Внизу пометки: синяя черточка, а напротив — сокращенно «пот. х.», ниже — красный кружок и тоже сокращенно «зам. с-ф». В левом верхнем углу плана красной тушью был красиво выписан адрес: С. П., Кленовый пр., д. № 7.

Тем временем Иван завладел альбомом и, раскрыв его, потрясенно присвистнул. Повертел его и так, и эдак, разглядывая, затем перевернул страницу, странно хмыкнул, взглянув на снимки, перевернул следующую — тихо ойкнул и заматерился, затем пошел лихорадочно листать страницы одну за другой и, внезапно отбросив его на рядом стоящую кровать, захохотал — дико, облегченно.

— Ты чего? — Игорь оторвался от плана. — Не двинулся, случаем?

— Я-то? Нисколечки! Но ты — точно двинешься, если взглянешь на эту фотоколлекцию! И малым облегчением тебе будет то, что траур можешь снять с себя досрочно. Ибо если разделить его поровну на каждого из этого альбома — у тебя уже и так перебор во времени!

Игорь подхватил альбом, раскрыл. Первую страницу целиком занимал цветной снимок Олеси: в полный рост она возлежала на тахте, совершенно обнаженная, в самой из соблазнительных поз Данаи — заложив руки за голову и подавшись чуть вперед, так, что все выступы и промежности обрисовывались рельефно, с четкостью, поражающей воображение, мужское, конечно. Да, снимок делался действительно фотохудожником, мастером своего дела. Но и заслуг Олеси умалять не следовало... Игорь перевернул страницу. На следующем снимке... Агафонов нежно обнимал одной рукой полуобнаженное плечо Олеси в вечернем платье. Надо же, какое проявление родственных чувств! А вот на следующей странице альбома «родственные» чувства сменились совсем на другие: она лежала в объятиях Эдуарда Михайловича совершенно голая. Кстати, и Агафонов был без ничего. Но до половины снизу парочку прикрывало голубое стеганое одеяло. Следующие фото пошли безо всякого прикрытия: сцены совокупления Олеси и «папочки» были ярки и поразительно впечатляющи. И поз ими было испробовано великое множество — не иначе всю «Кама-Сутру» проштудировали.

— Вот тебе и папа с дочкой! — Игорь растерялся. — Это что же, выходит она — его любовница?

— И не только его! Ты листай, листай дальше!

С половины альбома снимки пошли черно-белые. Но не менее впечатляющие. На каждом последующем Олеся занималась любовью с новым партнером. Причем здесь ее «родственниками» были очень молодые парни с накачанной мускулатурой. Можно было даже сказать — перекачанной — бугры мышц уродовали на иных снимках молодое тело. Постельные сцены в большинстве повторялись, менялись лишь партнеры. Но партнершей во всех случаях была она — Олеся.

— Вот это да-а-а! — теперь пришел черед свистеть Игорю. — Она что, весь клуб культуристов перетрахала, что ли?

— Ты вглядись в их лица! — Иван аж вздрагивал от возбуждения. — Скажи, ты где-нибудь такие рожи встречал?

Только теперь, оставив на время Олесю, Игорь внимательно вгляделся в лица ее партнеров и... невольно вздрогнул. Глаза. Взгляд их был совершенно пустым, устремленным в никуда. Такой взгляд бывает у слепых — направленный при разговоре мимо вас, в сторону. И выражение лиц — равнодушно-безразличное. Словно эти парни не наслаждались сексом с красивой девушкой, а занимались обязательной работой по чьему-то приказу.

— Ну скажи, скажи — на кого они похожи? — приплясывал рядом Иван.

— На сумасшедших! И еще на зомби — такими их описывает и показывает Запад.

— Во, в точку попал! Я тоже сразу так подумал! — торжествовал шахтер.

— Вань, здесь еще кое-что есть, — на каждом черно-белом снимке в правом нижнем углу стояли буквы и цифры: А-8, А-14, Б-43 ... и так далее.

— Серии и номера — это ясно. Но вот откуда и кого — это неясно.

— Ладно, потом будем гадать, давай посмотрим, что в тряпке!

В тяжелом замшевом мешочке лежала довольно увесистая связка ключей на большом кольце с цепочкой. Вместо брелока к цепочке был подвешен... кусок золота размером со спичечный коробок.

— Ого! — изумился Иван. — Да тут хватит, чтобы вставить зубы половине жителей Николаевки!

— Гляди, как бы свои не посеять! — прервал его восторги Игорь.

— Здесь какая-то хреновина! — Иван перевернул мешочек, потряс. Изнутри вывалилась зажигалка, отсвечивающая матово-желтым.

— «Ронсон», — дорогая штука! На ней буквы, гляди!

Действительно, одну из сторон плоской вещицы занимал искусно выгравированный рисунок: нераспустившийся бутон лилии, а под ним — две скрещенные молнии.

— Ну череп и кости — я еще понимаю, да это и козе понятно! Но что означает эта фигня — сам черт не разберет! — Иван задумчиво скреб в затылке.

— Однозначно — знак какого-то общества. Но вот какого, это ты верно подметил — надо думать. Их же сейчас — сект и общин — на каждом ушу по куче. А ну, постой!

На оборотной стороне зажигалки стояли две витиевато гравированные заглавные буквы «О» и «К».

— Дай-ка ее заграничный паспорт!

Он был выписан на Олесю Кринченко.

— Вот теперь ясно — это визитная карточка! А куда с ней ткнуться — опять неясно!

— Послушай, Игорь! — Иван ерзал на ступе. — А документы старика...

— Умница! — Игорь быстро достал из «дипломата» папки, раскрыл первую попавшуюся... Вольвак Виктор Генрихович, 1916 г. р., место рождения — «пятая колонна» в Прибалтике. Послужной список, спецподготовка... ого! — разведывательно-диверсионная школа... Ага, вот! «С сентября 1993 года занят подготовкой специального контингента отрядов особого Назначения для свободно-полевых поисков. Места дислокации отрядов — «горячие точки» ближнего зарубежья. По совместительству занят на должности заместителя начальника РОВД по отбору кадрового состава среди сотрудников милиции». Ни фига не понятно! Что же у него тогда за основная работа, если должность зам начальника милиции — совмещенная? Может, Гальчевский разъяснит? Открываем вторую папку... Гальчевский Константин Степанович, 1961 г. р., родился... крестился... так — в 1979 году призывной комиссией освобожден от действительной по причине психической неполноценности... В 1991 году принят в районное ОВД на должность агента-осведомителя. Тоже по совместительству, основная работа — заместитель директора одного из крупнейших коксохимических заводов Донбасса. Ни хрена себе, это в двадцать лет-то, да еще с расстроенной психикой! Налицо явная «волосатая рука» в верхах — протекцией так и прет отовсюду!

А через два года Гальчевский — главный спонсор организации «Перекресток молний», занимающейся, насколько понял Игорь, усовершенствованием препарата для ускоренного развития мышечной системы и быстроты реакции... Типа современных анаболиков, что ли? Нет, здесь написано «безо всяких побочных эффектов в развитии организма». Это уже что-то новое!..

Здесь же, в папках, копии документов-пропусков, по которым из «горячих точек» Афгана и Карабаха под видом металлолома в закрытых пульмановских вагонах вывозились тысячи тонн «барахла»: аудио- и видеоаппаратура, мебель ценных пород дерева, автомобили и ковры — их было особенно много. Отдельно велся реестр предметов искусства, старины, кожаных и меховых изделий. И здесь же — наркотики — их тоже вывозили огромными партиями. И конечным пунктом назначения для «дури» был... коксохимический завод, заместителем директора которого являлся Костя Гальчевский.

— Зачем заводу столько наркоты? — схватился за голову Иван.

— А кто их знает? Может, пуговицы какие особенные делают для модниц! — отозвался Игорь. — Ладно, давай кассеты!

На аудио были записи бесед, договоров, сделок, величина сумм которых порой сшибала с ног почище спирта. Фамилии Гальчевского и Вольвака присутствовали обязательно в каждой.

На видеокассете запись была недолгой — минут тридцать. То, что они там увидели, оставило вполне равнодушным Ивана — каратэ, ай-ки-до, у-шу, приемы рукопашного боя... этого он по «видаку» насмотрелся достаточно... Зато другое настолько поразило Игоря, что он буквально прилип к экрану телевизора.

— Ну чего ты там не видал? Обыкновенный мордобой, возведенный в культ спорта! — Иван щегольнул недавно вычитанным выражением.

— Ты плохо глядел, иди сюда! — Игорь вновь подтащил его к телевизору. — Посмотри-ка на бойцов внимательнее, узнаешь?

— Мать мою Марусей звали! Да это ж из альбома!

Действительно, несколько раз в парных поединках мелькнули знакомые физиономии с фотографий — равнодушные лица, пустые глаза.

— Смотри еще внимательнее!

Скорость выполнения приемов нарастала. К концу боя сражавшиеся не замедляли темпа, как предполагалось в схватке на выносливость, а наоборот — убыстряли его, ставя блоки, нанося удары и уходя от них уже с тройной скоростью.

— Ой, мамочка, смотри!

Внезапно один из бойцов стремительно пробежал по боковой стене, потолку, затем оттолкнулся от него и, сделав сальто, с маху нанес удар обеими ногами в... пустое место. Ибо противника его там уже не оказалось — он выполнял точно такой же трюк в противоположную сторону. Вообще-то Игорь с Иваном заметили еще одну особенность — несмотря на всю серьезность поединков и на то, что схватки проходили без каких-либо средств защиты, на телах и лицах соперников почти не оставалось последствий боя — синяков, ссадин, царапин, а тем более — переломов. Это говорило о том, что они сражаются на равных — уверенный контрприем против приема, будто каждый заранее знал, куда ударит противник. При такой сумасшедшей скорости это было нереально даже в учебно-показательном бою (а что здесь был настоящий, не приходилось сомневаться), однако это было так.

— Фантастика! Это монтаж, наверное, с утроенной скоростью! — Игорь в возбуждении кричал, не замечая этого.

— А это что, тоже монтаж? — Иван мрачно указал на экран.

На нем после титра «Максмэнз» (стрелки) можно было наблюдать следующее: один из «культуристов» вышел со спортивной пятизарядкой в поле, а спустя некоторое время с двух сторон экрана стали вылетать тарелочки, причем залпами по четыре-пять сразу. И за то время, пока они взлетали, этот вундеркинд успевал расстрелять всю обойму. Сбивались, правда, не все мишени, но три — обязательно.

— Однако еще одна моя теория летит к черту! — Игорь заскреб затылок.

— Это какая?

— Я думал, это ускоренные бои слепых, — признался он, — но теперь вижу — они любому зрячему сотню очков форы дадут!

Заключительные кадры пленки добили их окончательно. На них двое «культуристов» выступили впоединке с двумя десятками бойцов, одетых в черное, на манер ниндзя. И здесь быстрота реакции полуголых силачей была такова, что за ходом поединка невозможно было уследить: временами то здесь, то там из толпы на травяном кругу вылетала фигура в черном и, шлепнувшись на траву, замирала в неподвижности. Толпа таяла с быстротой снега в тазе, поставленном на плиту. Под конец в кругу осталось четверо: двое против двоих . Вот здесь и произошло то, что долго потом еще мучило Игоря во сне кошмарами: один из «культуристов», выйдя из ближнего со своим соперником, резко подпрыгнул вверх, одновременно оборачиваясь вокруг своей оси. Его вытянутая горизонтально ступня, составляющая единую прямую с ногой, шумно рассекла воздух и... голова его противника, отделившись от туловища, улетела куда-то за край экрана, а тело мешком осело на траву. Его напарник поступил еще проще: поставив блок левой руки, правою с огромной силой выбросил вперед. Экран телевизора и высококачественная пленка показали все четко и ясно — пробив грудную клетку, кулак «культуриста» до запястья погрузился в тело соперника. А когда вышел из него, давая возможность упасть поверженному, — окровавленные пальцы сжимали темно-коричневый комок...

— Сердце!!! — в ужасе закричал Иван. — Он же ему сердце вырвал!

— Не ори, я хорошо вижу! — Игорь протянул руку к телевизору, чтобы выключить его. И вдруг лужайка на экране пропала, зато высветился великолепный вид на красивый водоем, заросший по берегам осокой и камышом, окруженный со всех сторон могучими соснами. Среди этих сосен стояли два здания, сложенные из толстых сосновых бревен. На переднем плане виднелся лодочный причал, а на заднем — еще какие-то строения. На экране возникла надпись: «Озеро Беляевское, Северский Донец», затем замелькал черно-белый «снег». Все! 

Глава XVIII ПЕРВЫЙ «ПРЕЗЕНТ»

— Как тебе это нравится? — Иван запыхтел сигаретой.

— Мне это не нравится совсем! — Игорь сердито сунул в рот фильтр «Данхилла» и чиркнул зажигалкой-визиткой. Пламя, к его удивлению, вспыхнуло. — Вольвак давно наступил мне на мозоль, а в этом году достал окончательно, согнав с насиженного места, да и Гальчевский — засранец еще тот! Я приехал разделаться с ним один на один, но бороться с системой — все равно что пытаться остановить на полном ходу состав — раздавит и не заметит.

— Слабо? — подначил его Иван.

— Да ты хоть представляешь себе, куда суешь меня и хочешь влезть сам? У меня шестой дан каратэ, черный пояс по рукопашному бою, я могу спокойно помахаться с тремя-пятью мужиками. Нормальными мужиками, заметь, а не такими вот летающими придурками! Он же меня на десерт сожрет и не кашлянет даже. Если бы мне кто сказал раньше, что такие существуют, я послал бы его подальше и посоветовал сходить к психиатру. Но документальные факты — вещь упрямая. И если такие вот вундеркинды действительно есть на белом свете, то бишь в России, значит, есть кому их делать такими. А в одиночку, без денег, лаборатории и прикрытия такие дела не затеваются. Раз здесь замешаны Вольвак и Гальчевский — значит, объединились власть и финансы. У них есть все: хорошее оружие, деньги, люди и закон. А что есть у нас с тобой?

— Я тебе задал всего один вопрос, а ты мне лекцию читаешь. Ты что, правда сдрейфил?

— Да не сдрейфил я! — поморщился Игорь. — Просто вслух прикидываю: если у нас с тобой ничего нет из вышеперечисленного, то есть один довольно оригинальный выход.

— Какой же?

— Достать все это! Айда на толчок! — И он решительно отцепил со связки ключа золотой брелок...

Они уже вышли из подъезда» когда Иван рванулся назад.

— Ты куда?

— Сигареты на столе забыл. Я сейчас! — Через десяток минут он действительно вернулся. Они успели на автобус в 10.40 и через час с небольшим были в Донецке. Центральный толчок города был похож на давку в автобусе в часы пик. Сразу от входа плотная масса людей подхватила их и понесла, словно морская волна, не поинтересовавшись даже, куда именно им надо. Иван пристроился сзади Игоря и, управляя им, как доской виндсерфинга, вскоре добился своего — людская волна выплюнула их в самом крайнем ряду внутреннего, так называемого «черного толчка». Игорь прошелся за Иваном сквозь двойной ряд «челноков» и презрительно скривился.

— Ты куда меня привел? Здесь же все для детей!

Действительно, перед плотными шеренгами торгашей на различных «витринах» — столиках, ящиках, а то и просто на куске клеенки или полиэтилена — были разложены самые несерьезные вещи: маленькие перочинные ножички, детские пластмассовые пугачи и автоматы, карнавальные хлопушки, разные модели автомобильчиков и другие детские игрушки. Одно только удивило Игоря — среди обросших мужиков-продавцов, преимущественно кавказской национальности, не было ни одной женщины. И еще: абсолютно на всех лотках стояли таблички «Куплю доллары» или «Куплю золото». Иван подошел к одному из продавцов, похожему на абрека, заросшему по самые глаза.

— Есть рыжье...

На заросшей роже не дрогнул ни один волосок.

— Покажи!

Иван вынул «Ронсон», и «абрек» презрительно скривился:

— Позолоченная. Гуляй дальше!

Игорь подошел и разжал кулак с брелоком. «Абрек» дернулся чуть заметно и показал зубы — улыбнулся. Стрекотнул что-то своему соседу, обернулся к друзьям.

— Пошли, взвесить надо!

Зашли в один из шлакоблочных сараев, расположенных впритык к высокому забору. В отгороженной угловой коморке на столе — микроскоп, пузырек с серной кислотой и аптекарские весы с разновесками. Окон нет, под потолком — яркая лампа на шнуре, возле дальней стены звено из четырех стульев — явно из какого-то кинотеатра или зала заседаний. «Абрек» молча указал им на стулья и протянул руку.

— Давай!

Игорь вложил в нее скользкий комочек металла.

Нацмен положил золото под микроскоп, капнул на него кислоты, затем царапнул кончиком кухонного ножа, заглянул в окуляр.

Что он там увидел — Бог его знает, но оторвался от трубки с веселой и довольной ухмылкой.

— Где брал такой товар? Еще есть?

— Давай сперва за этот сторгуемся! — Игорь протянул руку к слитку. «Абрек» накрыл его своей.

— Пятнадцать баксов за грамм!

— Ты что, за фраеров нас держишь? — Игорь решил — перейти на «феню»: — «Кинуть» хочешь?

— Ваша цена? — нацмен прищурился.

Игорь чуть замешкался. Золотой крестик 120-150 «штук» стоит. А он весит ровно грамм. А курс доллара...

— Двадцать два!

Вроде бы угадал, «абрек» поморщился.

— Слушай, мне тоже навар нужен, да?!

Игорь как-то в бытность «опером» слышал на допросе одну фразу. Решил попробовать.

— Рыжье высокой пробы, с латунью можно плавить!

«Абрек» протяжно свистнул, с уважением посмотрел на него.

— Двадцать! — И протянул руку. Игорь понял: это настоящая цена — и пожал ее.

Покупатель положил брусочек на чашечку весов. На вторую ему пришлось перебросать чуть ли не все разновески. Наконец клювики выровнялись.

— Триста двадцать восемь грамм. Веришь?

— Доверяем, конечно, но проверить не мешает! — Иван отцепил чашечку весов, перебрал разновески. — Все верно!

— Шесть тысяч пятьсот шестьдесят баксов! — подсчитал «абрек».

— Шесть с половиной тысяч! — «уточнил» Игорь.

«Абрек» кивнул с достоинством—спасибо, мол, за подачку в шестьдесят баксов, и вышел.

— Я за деньгами!

Вернулся быстро с потертым «дипломатом» в руках. Положил на стол, открыл.

— Считать будешь?

Позади Игоря раздался лязг передергиваемого затвора. Он обернулся — ствол «Лама Омни» в руке Ивана был направлен в лоб «абреку». А в дверях конторки стоял его близнец — такой же обросший, с маленьким, словно игрушечным автоматом.

— Такой товар нужен? — не дрогнув под стволом, спокойно вопросил покупатель. — Чехословацкий «скорпион», калибр 9 мм. Пистолет-пулемет, помешается за поясом. Пятьсот баксов. С магазином на двадцать патронов.

— Давайте два за девятьсот, с четырьмя магазинами.

«Абрек» согласно кивнул.

— Что нужно еще?

Игорь начал перечислять:

— Два облегченных бронежилета со стальными воротничками, четыре «жучка», две рации «Уоки-токи», три «Магнитки», полсотни патронов к «Армалит АР-15», из них двадцать — разрывных, оптический прицел ночного видения, пяток гранат Ф-1, два десантных ножа.

— Ого! Слушай, брат, не в Чечню собрались? — остро взглянул на него «абрек».

— У нас своей войны хватает через край! — успокоил его Игорь.

— Добро! — «Абрек» долго водил карандашом по листу бумага, затем объявил, придвинув к себе «дипломат»: — Больше тысячи не хватает!

Пришлось вычеркнуть из списка гранаты, ножи, два подслушивающих устройства и одну мину-магнитку. Получилось шестьсот долларов остатка.

— Прямо сейчас пойдешь воевать или домой доставить? — усмехнулся довольный сделкой «абрек».

— Домой! — Игорь назвал адрес... гостиницы.

— Осторожный! — усмехнулся вновь «абрек», из чего Игорь заключил, что адрес гостиницы ему отлично известен.

— Давай задаток — третью часть и к вечеру жди у подъезда.

— А во сколько поточней?

— Ты к вечеру выйди, а мы подойдем, — уклонился от ответа лоточник...

Вечером к стоящему у подъезда гостиницы Ивану подкатила вишневая «вольво» и из ее багажника выгрузили коробку с надписью «Горизонт» — цветной телевизор, со всех сторон, как и положено, склеенную скотчем. Получив остальную часть денег, пассажиры «вольво» уехали. А Иван с Игорем, наняв такси, перевезли «телевизор» на квартиру Ивана. Количество и наименование товара совпали со списком. А еще через пару дней они выехали с двумя тяжелыми чемоданами в поселок Красный Лиман, расположенный на правом берегу реки Северский Донец, в двенадцати километрах от озера Белявского. Ключ от квартиры оставили бабе Зине, а хирургу Владиславу сказали «до свидания». Красный Лиман с большой натяжкой можно было назвать поселком. Деревня на десяток дворов — это да. В один из дворов, к бабке Ефимовне, у которой год назад помер дед, друзья стали на постой. Она с радостью приняла на квартиру «дачников» из Луганска — пару недель будет с кем поговорить по вечерам. Устроившись, Игорь вновь засобирался в дорогу.

— Жируй тут дня три, — сказал он Ивану, — лови рыбку, собирай с бабушкой грибы и помогай ей по хозяйству. А я по делу!

И уехал в поселок Счастье — именно там жила Степанида Львовна, мать Бори Савелюка, в прошлом — напарника и друга, а сейчас... Кто знает? Меняются времена, а люди подавно. Не позвонил ему Игорь в Москву о своем визите на Родину, хотя ох как руки чесались! Насторожил все-таки Борькин звонок туда, на Балатон, даже без Олесиных рассуждений насторожил. Не позвонил и сейчас. Авось помнит его Степанида Львовна, хоть и были они с Борькой у нее дома всего пару раз по два дня — выходных.

К ее дворику недалеко от малой ТЭЦ — теплоэлектроцентрали, все же подошел с опаской — а вдруг Борька в гости нагрянул?

Возле одного из дворов сидела на бревне девчонка лет двенадцати — книжку читала. Подошел.

— Скажи, красавица, Степанида Львовна дома?

Та оторвалась от книги:

— Еще нема! Пошла по хлеб. Та он вже вертается ваша титка Степа!

Игорь хмыкнул, спросил еще:

— А дядя Боря не приехал?

— Вид его вже два мисяци ничего нэмае. Титка плаче, а куды ихать — нэзнае.

— Спасибо, девочка! — Игорь пошел навстречу женщине. — Здравствуйте, Степанида Львовна!

Та прищурилась, вгляделась, затем бросилась вдруг ему на грудь, зарыдала.

— Ой, Игорек, ты приехал, а от Бори ни ответа, ни привета!

— Ну, если он мне месяц назад аж в Венгрию дозвонился, значит, жив ваш Борька на все сто процентов! — пошутил Игорь.

Тетка Степа отступила на шаг, слезы моментально высохли.

— А не брешешь? — она испытующе смотрела на него.

— Перекреститься?

— Та не, верю так... Та що ж мы стоим, пошли, пошли во двор!

Через полчаса Игорь, вымытый в летнем душе, сидел за столом под вишней и, прихлебывая сладкую вишневую наливку, наворачивал из огромной миски вареники с картошкой.

Проглотив очередной, он открыл было рот, чтобы начать «разведку» насчет винтовки, но внимание отвлек подъехавший на велосипеде почтальон.

— Теть Степ, — заорал он из-за забора, — тебе телеграммы, распишись!

— От Бори! — Степанида Львовна метнулась к нему.

Материнское сердце очень чувствительно — обе телеграммы были от Бориса. Но предназначались разным людям, хоть адрес — один. Первая гласила: «Луганская область, Счастье, Савелюк Степаниде Львовне. Жив, здоров, целую. Боря. Накорми Игоря». А вторую, подлиннее, тетя Степа протянула Игорю!

«Гарик, привет! Мама знает. Срочно выезжай. Адрес: Краснодарский край, станица Российская. Встретим. Борька».

— Вы что, сговорились? — Тетя Степа грозно надвигалась на Игоря. — Сто лет он, видишь ли, друга не видел! А он знает даже, куда ты поехал!

— Теть Степ! — взмолился Игорь. — Да не знаю я, клянусь, откуда он проведал, где я буду сегодня! Вы же в курсе, в каких он кругах вращается, вам и карты в руки. А для меня эта телеграмма — такой же сюрприз, как и для вас!

— Разыграли старую! — не успокаивалась мать Бориса. — Вот дам сейчас по шее — сразу все сюрпризы поотпадают! Хотя, — она враз остыла, — жив и ладно. За одно это все остальное можно простить. Давай выкладывай, за чем приехал? — Похоже, до конца она Игорю так и не поверила. А он не стал тратить время на переубеждения.

— Железки мне нужны, упакованные — по Борькиным рассказам — винтовку он разобрал.

— А ведь упредил он меня в прошлый приезд, что ты однажды можешь нагрянуть, — призналась тетя Степа, — и пакет оставил для тебя. Пошли!

Она подвела Игоря к колодцу в глубине двора, откинула ляду со сруба. Изнутри шибануло прохладой, а пятнышко воды высветилось метров на пятнадцать ниже поверхности земли.

— Ищи в правом углу гвоздь забитый, а на нем нитку капроновую. Ниже, ниже! — Игорь перегнулся вовнутрь, пошарил в указанном углу, нащупал нить. — Тяни!

Вскоре из глубины колодца был извлечен мокрый скользкий целлофановый пакет.

Взвесил на руке — тяжелый...

Переночевав, Игорь уехал в Лиман. Ефимовна встретила у калитки.

— Ой, Игорек, пошли скорей в хату, с Иваном худо!

С Иваном и впрямь было худо. Он лежал на кровати, укрытый простыней. Сплошной синяк расплывался на всю левую половину его лица, нос закрывала гипсовая нашлепка, разбитые губы смахивали на две переваренные сардельки. Под простыней угадывались еще какие-то нарушения в пропорциях тела, и когда Игорь ее откинул — невольно ойкнул сам: тело шахтера было в сплошных кровоподтеках и ссадинах, а правая ключица, левая рука и левая нога — загипсованы.

— Это кто ж его так? — ужаснулся Игорь. Иван ответить не мог — только стонал и охал, беспомощно шевеля губами. Ответила бабка.

— Ходил он куда-то с вечера. За речку на пароме переехал. Мне сказал — за грибами. А утром его какая-то машина привезла к нашей амбулатории и уехала. Весь переломанный был и в кровище. Фельдшерица Галька его обмыла, подлечила и укол вкатила против боли. Сказала, что срочно в город надо в больницу. Теперь вот ждут, пока «скорую помощь» нашу наладят, чтобы отвезти.

Сейчас хоть в память пришел, сердешный, а утром вовсе как неживой был... — причитала она за спиной Игоря.

А он уже все понял и попросил Ефимовну собрать чего-нибудь поесть.

— Там был? — спросил он у Ивана, когда бабуля вышла из комнаты!

Тот, охнув, слабо кивнул головой.

— Ходил, надеюсь, без оружия?

Снова слабый утвердительный кивок.

Надо было срочно уходить. Не дожидаясь «скорой». С кем уходить-то? Игорь вышел к бабке.

— Машина своя есть у кого?..

Через полчаса они уехали из негостеприимной деревни. Сосед Ефимовны подбросил их до трассы. А там, на попутном частнике — домой, в Николаевку, докатили...

А вечером к бабке Ефимовне нагрянули «гости» в погонах с большими звездочками. Долго допытывались о «дачниках из Луганска», щупали соседа, даже доехали с ним до трассы. И уехали ни с чем, от души выматерившись на прощанье совсем не по-интеллигентному.

— Теперь ты заметил, надеюсь, как хорошо иметь друга-врача, — самодовольно разглагольствовал на следующее утро Владислав, хитро поглядывая на Игоря, сидящего в его кабинете, и два дежурных стакана, в которые хирург наплескал уже по второй дозе.

— Отремонтировал я Ваньку на... ну, может, не на все сто процентов, но жить будет определенно. И плясать будет — гипс с ноги я убрал. Перестаралась деревенская врачиха, у него там не перелом — вывих. Но ключица и рука действительно перебиты. А выглядит наш друг так, словно по нему, как по Красной площади, прошвырнулся парад боевой техники. В общем на месяц, как минимум, мы смело можем исключить его из нашей компании, — щелкнул Владислав ногтем по коньячной бутылке.

— А поговорить с ним можно?

— Хоть спеть дуэтом! — усмехнулся хирург. — С его негритянскими губами только в джазе сейчас и выступать. Но хорошего понемногу, — предупредил напоследок.

Выглядел Иван по сравнению со вчерашним лучше, по крайней мере, не стонал и не охал.

— Какого черта ты поперся на эту дачу один? — напустился на него Игорь.

— Разведка боем, — попытался скроить улыбку шахтер.

— Давай рассказывай!

— Влез я, значит, на паром, отдал три «штуки» за перевоз и потопал прекрасным сосновым лесом, помахивая ведром, которое у бабушки взял в аренду под грибы. Дорогу спрашивать не у кого, да она одна там всего, причем хорошо накатанная. Только когда до озера дошла, раздвоилась. По какой, думаешь, я пошел — левой или правой?

— По левой, конечно, — тебя вечно черти несут куда не следует!

— Насчет чертей ты, может, и угадал, а вот направление... Прямо я пошел — там такая неширокая дорожка в кусты нырнула. Ну я тоже! По пути нашел штук пять каких-то поганок — в грибах-то я вообще не волоку. Может быть, эти поганки меня и спасли...

Да, так вот, вышел я прямо на берег озера. Успел еще увидеть дом; красивый такой, из бревен клепанный, а вокруг металлическая сетка метра три высотой.

— Сетка-то вокруг чего? — перебил Игорь.

— А вокруг озера, насколько видно было, ну и, конечно, вокруг дачи. Тропинка упиралась в калитку, проделанную в сетке. А в озере купались молодые парни, совершенно голые. Но это я сперва думал, что купались, а потом, приглядевшись, понял — они дрались! Стоя по горло в воде, а иные и под воду ныряли.

— Есть такие тренировки, — согласился Игорь. — А дальше?

— Кабы это тренировки были, я бы так и сказал! — оскорбился Иван. — Дрались они, на полном серьезе вырубали друг друга. Тех, кто нырял от полученных ударов и долго не выныривал, вытаскивали мужики в аквалангах... А дальше — меня сзади похлопали по плечу. Я обернулся и увидел одного из тех, на фотографиях. Только глаза у него были сейчас живыми и злыми до чрезвычайности. Однако он вежливо поинтересовался, кто я и какого хрена околачиваюсь возле тренировочной базы сборной России по вольной борьбе. Когда я ему так же вежливо ответил, что собираю грибочки на маринад, он мне посоветовал собирать их в другом месте, объяснив, что здесь растут только несъедобные — от них зубы выпадают. Я вообще человек понятливый, но когда мне начинают угрожать!.. Короче, посоветовал ему катиться за свою сетку и не указывать, какой сорт грибов мне жрать. А что, может, я их для своей любимой тещи собираю?!

— И тебя отходили, конечно! — уточнил Игорь.

— Не сразу, не сразу. Сперва я помял о башку того советчика ведро, а уж затем... Кстати, ты с Ефимовной за него рассчитался?

— Она мне не напомнила, — сердито ответил Игорь. — А я уж, позволь, напомню тебе твои слова насчет ишака, идиота, придурка... Все эпитеты с полной уверенностью можешь отнести на свой счет, понял? Кстати, Ефимовна говорила, что тебя доставили обратно на машине. Через паром, что ли?

— Не-а, там километрах в пятидесяти ниже мост имеется, по нему меня и провезли. Они думали — я сознание потерял, а я хитрый...

— Если б ты был хитрый — ты бы один не сунулся туда! Мне вот очень интересно, почему они тебя там же, в озере, не утопили. Свидетелей ведь нет...

— Ждали, когда ты им эту идею подскажешь! — обиделся шахтер. — Тоже мне, земляк называется. Между прочим, они знали, что нас двое приехало.

— Ага, значит, твоим видом хотели напугать меня по возвращении. А они у тебя случайно не спрашивали, куда я уехал?

— Да они, наверное, и не знали, что ты укатил. Спросили один раз, где, мол, твой друг? А я им ответил, что ты в другую сторону за грибами ушел!

— А кто тебя спрашивал, не помнишь?

— Я эту рожу теперь долго помнить буду! Пока не рассчитаюсь сполна! Да ты его знаешь — Гальчевский... 

Глава XIX ГЕННАДИЙ РИЩЕНКО, СПЕЦНАЗ

На следующее утро Игорь выехал поездом «Москва—Краснодар», оставляя Ивана Владиславу — долечивать. Ехал он по американскому паспорту на имя Джека Тэтчера. Все прошло, как у Маяковского:

К одним паспортам — улыбка у рта,

К другим — отношение плевое...

Американский брали с почтением.

На станции Российская поезд стоял всего две минуты. Соскочив с подножки, Игорь завертел головой, пытаясь в надвигающихся сумерках разглядеть, куда идти дальше.

— Гарик!

Из-за небольшого станционного здания вывернулся Борька Савелюк, облапил его и, дружески хлопая по спине и бокам, потащил в просвет между вокзалом и кустом густо разросшейся у перрона сирени.

— Постой, постой, — пытался отбиться Игорь, — ты куда меня волокешь?

— После, все после! — Борька затащил его за здание, втолкнул на заднее сиденье черной «Волги», упал на переднее и приказал парню за рулем:

— Славик, домой!

От станции до станицы ехали еще минут пятнадцать. Первую половину дороги Борька молчал, дымя сигаретой, а Игорь и подавно, разглядывая его плотно сбитую, неимоверно раздавшуюся в плечах фигуру. Видать по всему, времени зря не терял — кожаная куртка угрожающе потрескивала от малейшего резкого движения. Затылок — бычий, а лицо...

— Ты где морду так наел? — Игорю надоело молчать.

Борька оторвался от своего занятия — он разглядывал в зеркало заднего обзора остающуюся позади дорогу — и повеселевшим голосом вновь обратился к водителю:

— Все о'кей, Славик, позади чисто!

Тот кивнул и сбросил скорость. Теперь машина шла под восемьдесят.

— Где фотографию, спрашиваешь, отшлифовал? — обернулся Борька к Игорю. — На казенных, естественно, харчах. Спецпаек, братишка, — это не минимальная корзина!

— Как же вас теперь называть? — хлопнул его по плечу Игорь.

— Майором можешь кликать! А что, вполне заслуженное звание...

— В отличие от первого! — съязвил Игорь. — Широко шагаешь, Борюсик. «персоналкой» обзавелся...

— Обзавелся, — согласился тот. — Дали, а у меня совести не хватило отказаться. Зато водителя себе сам подбирал... Ладно, приедем — познакомишься. — Въехали в станицу, проскочили дамбу через неширокую — метров до ста — речку и, попетляв по улицам, остановились у забора, за которым виднелся дом из кирпича с мансардой.

— Приехали, — обронил водитель в первый раз. Прошли за ним во двор — сплошную беседку, сваренную из арматуры, заросшую по верху виноградной лозой и листьями так, что солнцу было трудно прорваться. Слева щелкнул выключателем, и яркий свет высветил крупные виноградные гроздья, висящие над столом, накрытым клеенкой.

— Ну что, посидим здесь? — Борис опустился на лавку, идущую вдоль стола. — Знакомьтесь.

— Славик! — протянул ладонь водитель. — Если хотите — пойдем в дом, мама все равно ночует у сестры — боится одна...

— Игорь, — пожал руку Веснин, — давайте на свежем воздухе, если можно.

— Конечно! Вы тут пока поговорите, а я сейчас! — Славик скрылся в доме.

— Не знаю, с чего начать! — признался Борька после минутного молчания.

— Давай — с момента моего убытия из России! — подсказал Игорь.

— Ну что ж! Много чего произошло за эти три года. И я мог бы сейчас быть уже не майором, а... — Борька безнадежно махнул рукой. — В общем, пришлось мне как-то в то время выехать в командировку на грузинское побережье. Склад с оружием там какие-то орлы «бомбанули» и перепрятали, чтобы после стволы сбывать в Чечню. Но не это главное. Шашлыки там из людей делали, представляешь? Обычных бомжей и бичей разделывали и пускали на полуфабрикат. А в прессе стали появляться заказные статьи о всяких НЛО — неопознанных летающих объектах, похищающих людей безвозвратно.

Для отвода глаз, конечно. Да ты это должен помнить, если газеты читал. «Фабрика по производству полуфабрикатов» находилась на окраине одного поселка, недалеко от Сухуми.

Так вот, из Москвы я и рванул в это место, бросив на время тренировочные занятия. Предписание было: на месте разобраться — где правда, а где вымысел, и при содействии местных властей прекратить это «безобразие». Ведь ТАМ думали — это очередная «утка», каких по побережью набрешут вам немало. А действительность оказалась в сто раз страшнее «утки». Мало того, что...

Стук калитки заставил всех, в том числе и подошедшего к столу с двумя графинами в руках Славку, обернуться в ту сторону.

— Гек! —Славка брякнул графины на стол и бросился обнимать вошедшего во двор парня в джинсовом костюме. Затем затормошил его. — Ну что, ну как?

— Довез в целости и сохранности, как и договаривались. Старики мои рады до неприличия. Особенно мама, она у меня медсестрой работает там же, в Боровичах, под Барнаулом. Как же — под ее опеку невестку с подругой поручили! Так что не беспокойся — и твоя Вика, и моя Алена в надежных руках.

— И что же ты, так вот сразу и смылся из родных Боровичей? — подначил Борька.

— Ребята, столько водки, пока был в селе, я за все свои молодые годы не выпил! — признался Гек, возбужденно блестя тазами от воспоминаний, и туг же сник. — Но какая же паскудная страна у нас стала, скажу я вам! Чтобы добраться до юга Западной Сибири, нужно десяток таможен пройти! Это долго надо думать, чтобы довести людей до такого унижения. Перестройщики долбанные, в гроб их трикопыта мамочку! Тьфу, дожился, уже твоими присказками заговорил, — смущенно тянул он на Борьку.

— Ладно, ближе к делу! —прервал тот его. — Устроили своих жен, и хорошо! Далеко до них кое-кому придется добираться, ежели что... — пошутил невесело.

— Знаю я этих «кое-кого», — ответил ему такой же улыбкой Гек, — руки у них длинные — дотянутся и туда. Но я тоже кое-что подготовил там, на месте — живо обрубят!

— А говоришь — водку пил! — поймал его Борис.

— Одно другому не мешает. А ты сведения раздобыл?

— Да, выяснил все подробности дела, хотя чуть не полетела моя башка. Вместе с погонами майорскими!

— Рассказывай, что же ты? — подскочил к нему Славка.

— Всему свое время, ночь длинная, — угомонил тот его. — Ты что в графинах приволок?

— Вино домашнее, высший класс!

— Ну так давайте выпьем за знакомство, а потом уж — о твоем отце.

— Да ты скажи хоть, жив он или нет? — допытывался Славка.

— Нет! — посуровел Борис. — Впрочем, как вы и предполагали.

Славка враз посмурнел и уселся за стол, разливая вино в чашки из-под чая.

— Надежда — она, конечно, нужна, — продолжил Борис, — но то, что за три года натворил твой старик, ни в какие рамки не укладывается даже там, в Москве! Но, как я и сказал — всему свое время. Первый тост, — поднял он чашку, — пусть не покажется кое-кому банальным и избитым. Но тем, кто не бросил Родину в трудное время всей этой перестроечной мути, не смылся за границу в самые гадкие девяностый и следующий год, он подойдет: за Россию, ее возрождение, за то, что она еще удивит весь мир своей выносливостью и способностью, подобно Фениксу, возрождаться из пепла!

Стук сдвинутых чашек послужил одобрением тосту.

— А теперь слушайте дальше! — зажевывая виноградом, Борис подмигнул Геку. — Эти-то двое знают, о чем речь, сами были непосредственными участниками. Но, я думаю, послушают мой рассказ с удовольствием, а неточности исправят и дополнят. Так вот, поехал я в командировку на неделю, а задержаться пришлось на месяц. С «шашлычниками» Гек и ребята разобрались, нашли и склад с оружием в горах, но здесь выплыло еще одно дело — кто-то «стучал» местным мафиози о всех готовящихся против них акциях, в то же время продолжая усердно снабжать их оружием с воздуха, по всей вероятности, чтобы не закрылся «коридор» в Чечню. В форме в Грузии, как вы понимаете, делать мне было нечего. Нужно было срочно искать «крышу». И я нашел ее — поступил в школу рукопашного боя, которую вы открыли, — обернулся он к Геку.

— И сразу стал ее лучшим учеником! — подтвердил тот.

— Еще бы! — воскликнул Борис. — А ты знаешь, кто меня перед этим натаскивал? Познакомьтесь — Игорь Веснин, старлей угpo...

— Бывший старлей угро, — поправил его Игорь, крепко пожимая руку Гека, затем Славкину.

— Геннадий Рищенко, спецназ! — представился Гек. — Кстати, тоже бывший, ныне — безработный.

— Вячеслав Гребов, тоже пока вроде домработницы, — признался Славка.

— Ну, а меня вы все знаете! — подвел черту Борис.

— Знаем-то все, да не знаем обо всем! — запротестовал Игорь. — Где ты сейчас и с кем, для меня лично темный лес!

— Да расскажу по ходу дела! — успокоил его Борис. — Ты вот глядишь на этих двух ребят и наверное думаешь, худые, мол, и небось кашляют! А не знаешь, допустим, того, что на их счету десятка два ухлопанных бандитов, взорванная дача, машина и на много, очень много «лимонов» найденного золота, наркоты, бриллиантов и оружия...

— Очень приятно! — поклонился Игорь.

— Но чтоб вы не зазнавались, орлы, скажу сразу — у Веснина тоже в активе и взрывы, и сожженная «малина»...

— В общем, один ты у нас чистенький и незапятнанный. Это хочешь сказать? — зло прервал его Гек.

— Ты меня не так понял! — смутился Борис. — Я только хотел сказать — а насолили вы кое-кому порядочно. И еще точно знаю — в покое вас не оставят, пока не загонят на два метра ниже поверхности...

— А ты? — спросил вновь Гек. — Ты ведь нам помогал тогда «чистить» город! Да и после...

— Ты не учел одного — я выполнял задание! И на службе я пока вне подозрения. Относительно связи с вами в недавних событиях. Видите, даже повышение по службе получил за те грузино-абхазские операции, что мы вместе проворачивали. Ну что, не доперли еще? Нужен я вам сейчас в этой вот роли — майор ОСЗП, то бишь отдела спецзаданий правительства.

— Ф-ф-фу ты... — передохнул Игорь. — А я уж хотел в морду сунуть...

— Так для чего мы здесь сегодня собрались? — спросил Гек.

— Чтобы помочь Славке. И Игорю. И тебе, Гек... Ну и мне, конечно! — улыбнулся Борис. — Дело в том, что я нашел «стукача» в наших органах. — Даже двоих. Одного, правда, твой отец благополучно убрал по «спецзаказу», — обратился он к Славке. — Кстати, Игорь, ты не забыл, откуда у нас появилась та классная винтовка? «Армалит АР-15», которую, я не сомневаюсь, ты уже вытащил из колодца?

— Конечно, помню — у колхозника, продавца картошки, забрали!

— А ты не помнишь, откуда он был и как его звали?

— С Кубани он был, из станицы... Постой, постой!

— Вот мы и пришли к истине! — заключил Борис. — Иван Федорович был Славкиным отцом, понял? Так что, если бы мы ему помогли тогда, как он просил, пару раз провезти груз до места, шуганули бы рэкет, может быть, и не произошло бы того, что произошло...

— Да что произошло-то? — Теперь уже все придвинулись ближе к Борису.

— Только ша, ребята, — предупредил их тот, — это дело лежит в особом сейфе с грифом «Только для особого пользования». Давайте-ка я начну с самого начала. Дело под кодовым названием «Янус» легло в сейф после того, как однажды майским утром тысяча девятьсот девяносто пятого года вышел из дома в станице Российской ее коренной житель Иван Федорович Гребов с тем, чтобы не вернуться более никогда. Исчез бесследно среди бела дня, как в воду канул. Жил себе, не тужил бывший шахтер, затем колхозный пенсионер, выращивал на своих пятидесяти огородных сотках отличную картошку, приторговывал ею, зарабатывая вовсе нелишнюю в семье для перестроечных времен деньгу, и на тебе — пропал!.. Дома — горе, супруга, несколько месяцев осаждавшая районный и краевой угрозыски, сдалась под конец и съездила в Донбасс, где Иван Федорович в свое время, по молодости, «отбабахал» в забое двенадцать с лишком лет, зарабатывая себе приличную пенсию к пятидесяти годам... И там — ничего, то есть ни слуху ни духу о бывшем шахтере. Перенеся инфаркт, супруга наконец успокоилась...

Старшая дочь и ее муж после бесполезных жалоб в прокуратору на бездействие милиции тоже поостыли. Все еще на что-то надеясь, не сообщали трагическую новость ни Славке, ни деду Федору на побережье. Не хотели добавлять горя в семью, все надеясь, авось найдется. Ох, это русское «авось»!

И только внучка Инночка, двухлетняя «розочка», как часто называл ее Иван Федорович, пыталась еще позвать иногда: «Де-да, де-да!», — вновь вызывая слезы на глазах у женщин. В очередной раз, четыре месяца после пропажи отца, поехала дочь в милицию, к «оперу», который специализировался на розыске без вести пропавших — «ну что, новостей нет?»

— Женщина, я вам сто раз уже повторял, будут новости — вызовем, сообщим! — сразу сорвался на крик усталый старлей, по лицу которого трудно было определить, от чего он больше устал — от работы или борьбы с «зеленым змием». — Вы только жалобы писать умеете, а мне работать надо! В день иногда до десятка заявлений по «без вести»...

Расстроенная женщина вновь не принесла домой обнадеживающей вести.

... В наше время один поэт сказал: «Переделать можно рожу, а вот душу — никогда!» Компетентным диаспорам с их устарелыми методами работы изменения во время перестройки давались не так-то просто. Ни через год, ни через столетие правду об исчезновении Ивана Федоровича семья, быть может, так и не узнала бы. Так же, как и о местонахождении могилы — ее попросту нет! То, что произошло с этим человеком, в прошлом — передовиком труда, воспитанном на моральном кодексе строителя коммунизма, и кто виноват в «крутом» переломе его судьбы... — об этом разговор особый...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ О Х О Т А  НА  « К Р У Т Ы Х »

Глава I ОБИДА ЦЕНОЮ В ЖИЗНЬ...

... Гребов родился на Кубани в 1939 году, после коллективизации, которая, благодаря «волшебной палочке» большевиков, смешала в Кучу богатых и бедных, получив гибрид — нищие колхозы, которые и до сей поры остались козлами отпущения у нашей, столь богатой на дураков-министров, страны. А что, скажете — не так? Попробуем заглянуть в историю, но не ту, из «совковых» учебников, где вовсю расхваливалась привольная, сытая и веселая жизнь колхозника, а в жизненную, отмеченную до 1953 года палочками вместо трудодней, когда последняя копейка выгребалась на оплату внутренних займов страны — коричневых, зеленых и розовых бумажек с водяными разводами, которыми до 1975 года можно было смело подтирать, извините, задницу. А за каждую горсть найденной в кармане пшеницы давалось соответственно год «курорта» в местах столь отдаленных, что иная семья так и не могла дождаться возвращения оттуда кормильца по прошествии отмеренного законом срока. Великого Отца Всех Народов сменил через некоторое время Великий Экспериментатор, до самозабвения возлюбивший кукурузу, который чуть было не въехал на початке в коммунизм... И колхозники вновь стали жертвами эксперимента, вынужденные сеять вместо первосортной элитной пшеницы «американку» трехметрового роста с двумя початками на стебле. И давиться кукурузным хлебом пополам с горохом... Кто знает, до какого коммунизма доехала бы страна, не произойди однажды мини-переворот в правительстве — тихий, почти незаметный, если не считать небольшой статейки в тогдашней «Правде». И пришел к власти Великий Коллекционер автомобилей, загрантурне, золотых звездочек и поцелуев «взасос». Увеличивший со временем внешний долг государства Российского на несколько десятков миллиардов долларов, человек, о котором народ сложил загадку: «На «б» называется, по свету мотается», и еще едва ли не самое рекордное количество анекдотов. Но добил колхозы все же не он. Эта честь выпала на долю Великого Перестройщика, который, начав перекраивать существующий строй с вырубки виноградных плантаций и введения «сухого закона», решил заодно перекроить и страну, оставив от нее одну пятнадцатую часть. А заканчивает эту эстафету Великий Экономист, приведший и колхозы, и страну к великой... пропасти, с черной повязкой на глазах. Резко разделивший современное общество на «новых русских» и «новых нищих». К последней категории в первую очередь относятся бывшие колхозники — нынешние члены АО, суть жизни которых не изменилась с вывеской на здании правления: и народной, и рабочей формой одежды одновременно колхозникам тридцатых годов служили телогрейка, резиновые сапоги и штаны х/б. Изменилась ли эта форма в девяностые?

...Отец Ивана трудился на кузне — махал полупудовым «ударником» до самой пенсии. А вот сам Иван в начале своей рабочей карьеры изменил колхозным традициям — «сорвался» на шахты Донбасса, отпахал там срок, положенный для солидной пенсии шахтера, и вернулся вновь на Кубань уже с деньгами для приобретения кирпичного дома и... женитьбы. С последующей, конечно, работой в колхозе, где он неожиданно для себя вскоре увлекся селекцией... картофеля на своем приусадебном участке. Благо, для этого были подходящие условия — полгектара плодороднейшего кубанского чернозема. Селекция, однако, не помешала еще одному жизненному «хобби»: воспроизводству детей — через год после свадьбы жена подарила ему дочь.

Но основным увлечением с малых лет для Ивана были книги. Приключения, интриги, аферы, детективы тянули его к себе мощным магнитом почище водки и наркотика — страстей, унесших безвременно немало шахтерской братии в мир иной. Сладостно-призрачная книжная жизнь манила к себе вновь и вновь, требуя дополнительной «подкормки», и к 1990 году домашняя библиотека Ивана Федоровича насчитывала несколько тысяч экземпляров — от захудалых уличных брошюр до первоклассных изданий в тисненых переплетах. И почти все они предлагали шикарную жизнь, так несовместимую с настоящей: уборка дерьма из-под свиней и птицы, посадка, окучивание, сбор картофеля с последующей его реализацией за тридевять земель (кубанские рынки осенью переполнены этой культурой) да скучное, опостылевшее за два с лишним десятка лет супружеской жизни траханье с замученной колхозной жизнью женой. Нет, в книжной жизни Иван Федорович выполнял совершенно противоположные функции: жил в шикарных отелях, развлекался с чернокожими мулатками и просаживал в казино за ночь целые состояния. Но существовать грезами, невыносимо страдая затем от похмелья реальностью, — разве это нормальная жизнь? Так бы, наверное, и прожил до скончания века пенсионер в пятьдесят лет, листая книжные страницы, если бы... Ограбили его еще в 1983 году, в одной из коммерческих поездок — подчистую выгребли деньги за проданную на таганрогском рынке картошку. Вернее, не только у него...

«Гамбалил» на нее в том году Иван Федорович яростно, до самозабвения. Посадил «рябуху» ранней весной — лишь только сошел снег. А затем полол, окучивал, снова полол... Не отставал от него и кум, крестивший Славку. Как будто знали, что Бог вознаградит за все. И он вознаградил... В конце июня сняли урожай сами-десять — по полведра крупных, с яблоко, клубней с каждого куста. Радовались огромному урожаю, как дети, в мечтах уже распределив дни недели — кому в будущем водить «Москвич», купленный в складчину на деньги, вырученные от продажи картофеля. ЗИЛ бортовой наняли в колхозе. Загрузили полным мешком, «под завязку», и рванули в Таганрог — на рынок, еще затемно.

То ли день был удачным, то ли Бог продолжал им покровительствовать, но покупатели атаковали единственную машину со свежим ранним картофелем, словно батальон смертников вставший на их пути дот. Видимо, изголодались люди по свежим витаминам, поэтому, не торгуясь, совали измятые деньги и рвали, рвали из рук кумовьев наполненные отборными клубнями ведра. Кубанский картофель ценился на любом рынке, но такого ажиотажа они не видели давненько.

В полдень, забросив в кузов грузовика последний пустой мешок, Иван Федорович взглянул на кума, водителя и... заразительно расхохотался — до того чумазыми и потными были приятели. Впрочем, как и он сам. Зато деньгами была набита кирзовая хозяйственная сумка. Уже по первому прикиду было ясно, что хватит на «Москвич», еще и кое на что из мебели останется...

Ехали назад весело, в дороге обсуждали все достоинства будущей четырехколесной мечты. И приехали... На шестьдесят третьем километре, в распадке, по узкой, в выбоинах, трассе их обшарпанный ЗИЛ обошла новенькая белая «семерка» с голубыми полосами по бокам и магнитной «мигалкой» на крыше, из бокового окошка которой полосатая палочка недвусмысленно указала на обочину. Притормозили. Остановилась впереди «семерка» и сразу же сдала назад, под правую дверцу грузовика. Сердце Ивана Федоровича тревожно екнуло, когда в салоне он не увидел милицейской формы. Рука его помимо воли нырнула в открытую кирзовую сумку, захватила денег, сколько влезло в пятерню, и сунула их... под задницу. Затем еще раз... Кум, сидевший с краю, изумленно вскинул брови, хотел спросить и не успел — резко рванули снаружи дверцу, в открывшийся проем влетел свежий предвечерний ветерок и заглянул... ствол «калаша». А над ним смеющаяся, заросшая рыжей щетиной рожа.

— Эй, папаши, за превышение скорости знаете, что бывает?

А сзади рыжего подпирали еще трое — с пистолетами в лапах.

Их старенький ЗИЛок еле выжимал восемьдесят, но водила заполошно ухватился за документы, путевку, все еще надеясь, что это — родное, сто раз проклятое им ГАИ.

— Да мы ничего такого... сейчас... штраф!

— Сумку! — потребовал рыжий, тьма стволом в живот кума. — Ту, в которую на базаре бабки скирдовали!

Ясно — пасли от самого рынка, с места торговли. Кум начал заливаться пунцовой краской, затем побледнел лицом, а натруженные пальцы намертво сжали заскорузлую кирзу, в которой ютилась такая теперь хрупкая и наивная мечта о минимальных жизненных удобствах... Рыжий повел стволом...

— Мне ведь один хрен — из-под живых ее вытянуть или из-под жмуриков!

— Отдай! — Иван Федорович глядел вбок, на трассу, по которой проносились равнодушные к их проблемам автомобили. Кум затрясшимися вдруг руками отдал сумку рыжему. Тот передал автомат за спину, заглянул в нее, встряхнул содержимое.

— Это все? — взглянул на лицо кума, по которому скатывались одна за другой крупные мужские слезы, и засмеялся:

— Не плачь, дядя, еще наторгуешь!

Затем задернул «молнию» и небрежно швырнул сумку враскрытую дверцу «семерки». Шутливо погрозил пальцем водителю:

— Не превышай, друг, сотни кэмэ!

А Иван Федорович уставился на «семерку», с боков которой уже сдирали липкие синие полоски, а с крыши снимали «мигалку». Спектакль окончился...

Деньги из-под его задницы забрал кум сразу же по приезде домой. А через три дня ввалился в дом Ивана Федоровича с мешком за плечами и вывалил из него на обеденный стол две вещи: автомат Калашникова унифицированный и странно-красивую винтовку, каких пенсионер на своем веку еще не видывал.

— Выбирай!

Иван Федорович не стал задавать идиотских вопросов, а молча потянул к себе красавицу-винтовку...

Последним из мешка выкатилась пара рубчатых кругляшей.

— Ф-1, — лаконично объяснил кум, — на сдачу дали!

И на следующий год вновь поехали с картошкой на тот же рынок. Гребли крахмальный продукт не так активно, как в прошлый раз, но после обеда подвалил хороший перекупщик и оптом забрал остаток у них, не обращая внимания на торгашей из Курска, заваливших рынок дешевым кормовым картофелем. Кубанский ценился особо.

Иван Федорович деликатно намекнул куму: дело, мол, к вечеру, можно переночевать и на рынке. Но тот как с цепи сорвался:

— Домой, кумэло, только домой! Да не боись ты — снаряд два раза в одну воронку не попадет — по теории вероятности!

Хреновая у него была теория вероятности — их грузовик догнали через полета километров. Та же белая «семерка», закамуфлированная под ГАИ, прижала к обочине и голос из динамика приказал остановиться. А сзади подперла вишневая «шестерка»...

У кумовьев был целый год, чтобы не за одной бутылкой «обсосать» детали предстоящей операции. Долгими зимними вечерами прорабатывалось бесчисленное множество вариантов. В том числе и этот. И когда их бортовой КамАЗ остановился, за руль сел Иван Федорович, оттеснил водителя в середину, а кум сам любезно отворил дверцу подсунувшейся прямо под ступеньку «семерке», за рулем которой был их старый прошлогодний знакомый, только рыжая морда его стала за это время раза в полтора пошире. Кума он, видимо, угадал еще на рынке, поэтому даже выходить не стал из салона — просто опустил боковое стекло.

— Привет, землячок! Узнал «крестного»? Делиться будете, или как?

— Делиться-то зачем? — весело ответил кум. — Забирай все! — И в салон «семерки» вкатился один из рубчатых кругляшей, полученных им «на сдачу» в прошлом году. Естественно, граната была без предохранительной чеки.

Иван Федорович тоже не терял времени даром — врубил двигатель, заднюю скорость, до полика вдавил газовую педаль... Из «шестерки» в живых остался один; он как раз вышел на обочину — отлить, а когда увидел, как махина КамАЗа наползает на хрупкий «жигуленок», делая фарш из живой плоти, металла и пластмассы, сиганул в придорожный чахлый лесок, забыв застегнуть ширинку. Догнать его сейчас, пожалуй, не смогла бы и пуля — ввиду отсутствия сектора обзора.

«Семерке» повезло меньше — чего не сделал взрыв, то довершило пламя. Удивительно быстро горят эти столь дорогие модели!

— А теперь, дорогой, твой черед! — уступил водителю баранку Иван Федорович. — Давай, разворачивайся и дуй обратно в Таганрог на всех парах!

— Это еще зачем? — удивился тот.

— Это чтобы за нами не гнались разные любопытные, а просто встречались в пути! — доходчиво пояснил ему кум, пряча замасленный мешок с не пригодившимся оружием в приваренное дополнительное дно — под «бардачком» с инструментами, между кабиной и передним бортом. Мазутом оно было заляпано под один колер с остальным металлом.

Перед постом ГАИ, чтобы не испытывать судьбу, свернули на Азов, проселочными дорогами нащупали трассу и, оставив сбоку Таганрогский залив, вернулись домой.

Происшествие, на удивление, осталось без последствий. Кумовья в этом убедились, переворошив кипу прессы, местной и центральной — везде было тихо — ни заметки, ни строки. Иван Федорович даже слегка огорчился:

— Вот дают, писаки-журналисты! Такая бойня на трассе, а им хоть бы хны!

— Ты вон про Афганистан лучше прочти! — прервал его нытье кум. — Там целая армия ни хрена не может сделать, а тут — каких-то две легковушки раздолбанных. Если уж там смогли журналистам лапши на уши навешать, то местной печати варежку заткнуть — раз плюнуть! Молчат, значит, кому-то огласка невыгодна. Ну, нам-то это на руку! Поехали еще разок смотаемся, Вань! Тогда не одного, а двух «Москвичей» возьмем, каждому по четыре колеса!

— Ты что! — замахал руками Иван Федорович. — И думать не моги, пока все не утрясется! Печать-то молчит, да слухи идут!

— Да плевать нам на слухи! — расходился упоенный победой кум. — Тех гадов мы подавили, а на случай чего — с нами Бог и наша артиллерия! — намекнул на припрятанное оружие.

— Нет, кум, не уговаривай! — упрямо гнул свое Иван Федорович. — Чует мое сердце — неладно что-то, раз не кричат повсюду о тех трупах на дороге. Змея жалит исподтишка и насмерть! Не езди, пусть утрясется — на следующий год рванем вместе. В другое место — на Шахты!

— Ну и сиди на печи, дурень! — плюнул в сердцах кум. — Так и скажи, что мандраж бьет! Без риска в этой жизни хорошо не проживешь, запомни!

Оформил в колхозе грузовик-двухтонник по доверенности, загрузил его остатками картофеля, сунул под сиденье «Калаш» с двумя обоймами и погнал машину по проторенной дороге — на рынок Таганрога. И... сгинул. Вместе с грузовиком. Лишь по весне вытаял из-подо льда на Азовских лиманах. Видать, угадал-таки на рынке его тот единственный, сбежавший от возмездия на трассе.

Иван Гребов был по натуре человек не злой. Но в этой ситуации психанул настолько, что в следующем сезоне погнал нанятую машину с выращенным картофелем именно туда, в Таганрог, на тот же рынок и на то же место. Голос рассудка и крестьянскую осторожность затмили в этот раз проснувшиеся шахтерская удаль и наплевательское отношение к опасности, с которой горняки заходят в стволовую клеть, с бешеной скоростью проваливающуюся в недра земли на километровую глубину. И еще — ненависть к трутням, пожирающим месячный взяток пчел. Поэтому винтовку особо и не маскировал, чтобы была все время под рукой. А гранату просто сунул в «бардачок» кабины «ГАЗона». Искал он на рынке того, сбежавшего из раздавленной КамАЗом «шестерки», хотя запомнил его довольно смутно. А напоролся на Борьку Савелюка и Игоря Веснина, которые по-тихому конфисковали у него оружие...

Домой, в станицу, он вернулся раздавленный и униженный беспределом, творящимся там, за пределами его колхозного мирка. Как же так? Что же это за перестройка и демократия такие, если те, кто кормится, богатеют и жиреют, а те, кто их кормит, год от года нищают и со временем превращаются в рабов? А если попробуют, не дай Бог, выбиться «в люди», их тут же ограбят или государство, или порожденное им зло — рэкетиры и всякие другие «крутые», которые руки приложить к труду брезгуют, а вот голова у них насчет афер и прочих пакостей против работяги соображает великолепно! А простому, значит, колхознику думать не дано, его можно запросто «мочить», как обыкновенного племенного бычка? Ну уж, хрен вам!

Долгие шесть лет —до пенсии — таил зло и вынашивал планы мести Иван Федорович...

И он придумал, как отомстить всем этим «крутым». То, что поставило с ног на голову относительно спокойную жизнь уголовников «в законе» и создало немало проблем правоохранительным органам — на довольно долгий для следственной практики период...

Если бы бывший шахтер, а ныне пенсионер-колхозник поменьше читал детективов и боевиков, он вряд ли решился на этот шаг — уйти в киллеры-«заказники». То есть затронуть раздел криминалистики, именуемой «заказное убийство». Раздел новый для нашего общества, ибо года три назад киллеры представали перед нами лишь с экранов телевизоров зарубежных передач, и то с замотанными в тряпку мордами. Да и сейчас еще житель каких-нибудь «Нью-Васюков» произносит это слово с улыбкой, потому что современного члена акционерного какого-нибудь общества убивать не за что — ему зарплату по семь-восемь месяцев не выдают. Разве что межу сосед с соседом не поделит и тоща наймет местного алкаша за бутылку паточной сивухи подпалить у недруга сарай...

Совсем другое значение слово «киллер» приобретает в городе, особенно крупном, где эта профессия стала почитаемым и... ненавидимым ремеслом в среде «новых русских» при особо «крутых разборках», когда на противника по бизнесу уже не действуют ни шантаж, ни угрозы. Киллеров боятся, ненавидят и стараются ухлопать. Поэтому идут в их ряды те, кто надеется прожить подольше, — профессионалы. Дилетанты составляют исключение. Исключением являлся и Иван Федорович. В том случае, что прочитанный криминал просеивался в его мозгу, и наиболее удачные аферы, приемы, правила конспирации оседали в памяти, наподобие крупинок золота в решете-грохоте...

Оружия он лишился, но у него оставались деньги от продажи урожая, а за деньги на краснодарском и ростовском «толчках» можно в пост-перестроечное время купить все — от комплекта милицейской формы до пульта управления баллистической ракетой. А Гребову нужна была самая малость — малокалиберная винтовка «ТОЗ», которую он благополучно «выудил» за довольно сходную цену. «Мелкашка» в простонародье. Зять его — прекрасный токарь, через неделю выдал ему образец высококачественного мастерства: с глушителем собственной конструкции, приспособлением под оптику, и притом великолепной портативности — винтовка разбиралась и собиралась в течение нескольких минут. Зять получил в качестве вознаграждения за работу трехмесячного кабанчика, а Иван Федорович — классное бесшумное орудие убийства. Принеся винтовку домой, он разобрал ее, протер части, залил их солидолом, упаковал в бумагу, целлофан и... утопил до поры до времени в зарослях камыша, благо огороды почти всех жителей станицы выходят задами к реке. После этого сел продумывать план действий: индивидуальность работы, расчет с клиентом без риска быть «прокинутым», переноска оружия, его доставка к месту «работы»...

Через некоторое время бандероли с частями винтовки были отправлены в Волгоград, до востребования. В тот же вечер Гребов заявил родственникам, что уезжает в Краснодар хлопотать насчет увеличения пенсии. Жить будет на квартире у земляка. Супруга, зная покладистый характер Ивана Федоровича, тем не менее была приятно удивлена его желанием «выбить» лишнюю копейку и проводила его на рейсовый автобус. Вечером семья собралась у телевизора смотреть «Поле чудес», а Гребов в это время спокойно спал в самолете рейсом Краснодар-Адлер...

Глава II ЕСЛИ СМОЖЕШЬ — ЖИВИ!

Вообще-то в Сочи хоть и «темные ночи», как поется в небезызвестной песенке, январь там — мертвый сезон. Но эта скучная и серая пора как нельзя более подходит для «сходняков» и разборок преуспевающих дельцов различного пошиба. И среди уголовных элементов и «новых русских», заполняющих дорогие отели, гостиницы и рестораны, бытует твердое мнение, что зря наше «совковое» правительство в доперестроечное время разменивалось на пятилетки ударного труда: если бы министры разрабатывали планы подъема СССР каждый год или, скажем, полугодие, мы бы с вами, уважаемые, давно спали под одним общим большим одеялом при наступившем коммунизме. Но каждый народ, говорят, заслуживает царя по своему образу и подобию, поэтому оставим эту тему для историков — те любят копаться в «грязном белье». Но что зима на побережье-курорте — лучшее время для философского мышления и разработки планов на будущий сезон признавали все «авторитеты» и охотно использовали для этих целей полупустую сейчас элитарную квадратуру...

Кстати, далеко не все «собрания» в ресторанах проходят тихо-мирно. В один из вечеров разгорелся небольшой конфликт между двумя коммерсантами — прямо за столиком, во время отдыха после «трудовых будней».

— Я же тебе сказал — она пойдет со мной! А ты себе еще зацепишь! — слегка изменившимся под давлением «Посольской» голосом выговаривал один из них своему напарнику, шея и пальцы которого были перегружены золотом.

— Ну ты оборзел, Рафик! На мои бабки жрешь, кайфуешь, да еще и телку норовишь увести! А мне что — и рот нельзя уже открыть? — ответствовал его коллега.

— Володя, не зарывайся! Телка — не твоя жена покуда, хотя, видимо, тебе на роду написано иметь супругу-шлюху. А насчет бабок — Мы их вкладывали в дело фифти-фйфти, и если еще ты раз откроешь хлебало насчет иждивенства — подавишся свинцом! Гляди, я два раза не предупреждаю! — Рафик был резок.

В таком вот темпе разговор продолжался еще минут пять, ни у кого из окружающих не вызывая, казалось, особого внимания — здесь привыкли к разборкам покруче. И тем не менее сидящий за соседним столиком мужик до шевеления ушей вслушивался в их «душевную» беседу. Коша психованный Рафик наконец отвалил от стола победителем, держа руку на заднице своей размалеванной добычи, за стол к коммерсанту подсел пожилой с проседью в волосах мужичок:

— Что, есть проблема, сынок?

Обалдевший уже от водки Володя разоткровенничался:

— Да охамел этот мудило нерусское — ни хрена толкового не делает, а вот бабки прожигать да моих телок трахать — на это у него талант неописуемый! Век бы его, суку, больше не видеть!

— А хочешь — заплати, и будешь тогда вспоминать о нем в прошедшем времени! Насколько я расслышал — его деньги уже в деле, а дело ваше — «на мази».

— Ты че, папаша? — отшатнулся вмиг протрезвевший ревнивец. — На «мокруху» тянешь? За такие вещи быстро лоб зеленкой мажут!

— Да ты ни сном ни духом ведать об этом деле не будешь! — успокоил его Федорович. — И оплату я беру в конце...

«Хоть и круто чешет старик, но, судя по всему, лох натуральный! — мелькнуло в голове у Володи. —Такого не грех и «кинуть» после всего...»

Торговались по жизни Рафика недолго — «всего-то» две тысячи баксов... Договор был тут же обмыт шампанским, а к концу вечера Гребов имел подробную информацию о своей первой жертве, местом проживания которой был город Белгород — также Володина родина. Все старался Иван Федорович запомнить, отложить в памяти, данные и адреса не записывая.

Через пару дней на глав почтамте Волгограда были получены три бандероли и тут же переправлены в Белгород. А сам Иван Федорович согласно инструкции супербоевика проводил предварительную работу: отслеживание режима дня будущей жертвы, выбор позиции для выстрела. Вскоре таковая нашлась — окошко подвала здания напротив. И результат не замедлил сказаться: ранним морозным февральским утром Рафик Алимжанов был обнаружен на выходе из своего подъезда с простреленной головой. Выстрела никто не слышал. Предполагаемую позицию киллера вычислили, но гильзы в подвале так и не нашли — на выбрасыватель Гребов надел специально сшитый холщовый мешок. В Белгородском ГУВД, в отделе расследования убийств, был зарегистрирован очередной «висяк» — нераскрытое депо...

А три посылки с «запчастями» были отправлены в Ростов-на-Дону — поближе к дому Ивана Федоровича. Заказчик Володя после смерти компаньона чувствовал какую-то неуютность — на душе кошки скребли. Ему было бы радоваться: избавился от недруга, фирма процветает, больше никто не посягнет на его любовниц, ан нет!.. Дурное предчувствие не отпускало его. И не напрасно. Поздно вечером в его роскошных апартаментах прозвучал телефонный звонок. По «междугородке» звонил «дядя Леша», как он представился в сочинском ресторане.

— Ну как, племянничек, доволен? Еще бы — я и мои мальчики работаем только качественно! Теперь об оплате. За разговор я, так и быть, заплачу, но и ты не мешкай! У тебя есть всего пару часов, в течение которых ты должен отправить в Киев до востребования на фамилию Петренко валютный перевод. На шесть тысяч баксов!

У коммерсанта Володи отвисла челюсть, а в горле что-то пересохло.

— Но... мы ведь на две договорились! — попробовал пискнуть он.

— Инфляция, брат, ничего не поделаешь! Ну, если ты не хочешь платить, я возьму эти деньги с родственников твоего компаньона. Они ведь «кровники», люди горячие, за наводку на того, кто принес горе в их семью, любые проценты отвалят. А может быть, еще и «работу» закажут по тебе и твоим родственникам. Ну а что заказ у нас выполняется своевременно и со стопроцентной гарантией, тебе уже хорошо известно. В общем, думай, у тебя еще масса времени — час пятьдесят минут!

... Деньги пришли полностью в назначенный срок.

Приехав домой, Иван Федорович прежде всего закупил в местном сельпо ящик водки и устроил дома небольшой сабантуй, на который пригласил самых языкатых родственников и одностаничников. Повод для пьянки он объяснил под большим, разумеется, секретом где-то после четвертой или пятой стопки: нашел, мол, в Краснодаре отличную работу за доллары — агентом по распространению компьютерной техники. Уловка сработала без промаха — наутро его «секрет» знала уже вся станина. Алиби на будущее он себе обеспечил, причем подкрепленное купленными на ростовском толчке сертификатами, накладными, командировочными и прочим бюрократическим бумажным хламом. В семье особых проблем по частым отлучкам не возникало — жене он отдавал «много» — до двадцати процентов с очередного заказа. А заказы поищи. Искал их Гребов сам, сам же и выполнял, не допуская никого к своей «святая святых». В деловые контакты ни с кем не вступал. Отработав заказ и получив с клиентов по счету, никогда больше не появлялся в этом месте...

Вторая жизнь, богатая — та, из прочитанных книжек, возникла как бы сама собой, с появлением больших денег: шикарная квартира в Ростове, красивые любовницы, годящиеся порой во внучки, презентабельные рестораны и казино... Одного лишь не позволял себе Иван Федорович — автомобиля, ибо страх как боялся влипнуть в какую-нибудь аварию: лишние разборки, а там чего-нибудь не то вякнешь...

К концу 1994 года по мелким заказам он уже не работал. Так, иногда, скуки ради, выполнял роль «дворника».

Директору одного из совместных предприятий, например, который не поделил с администрацией доходы «на благотворительность» (в нужных пропорциях), был устроен «маленький сюрприз» на базе «Ф-1»: граната — в распорку под колесо автомобиля с внутренней стороны, а кольцо — осторожно вытащено. Сработало от легкого дрожания запущенного двигателя — непонятливый директор скончался на месте взрыва, схлопотав четыре осколка... Иногда хотелось острых ощущений грубого убийства, и «дядя Леша» не отказывал себе. Так погибла «крутая» валютная проститутка в Питере, надумавшая вместе с «быками» — своим прикрытием, — фотографиями и негативами с постельными сценами прошантажировать скандинавского дипломата. Несмотря на то, что красавица очень плотно опекалась своими парнями, в один из теплых майских дней она была найдена в своей квартире с проломленным черепом. Кому могло прийти в голову, что орудием убийства явилась обыкновенная бутылка из-под шампанского, плотно набитая песком? Нелепо было и с убийцей. Единственным человеком, которого «быки» пропустили в квартиру путаны, был старик-электрик, пришедший починить как-то вдруг вышедшую из строя электропроводку. Этого «электрика» охрана больше так и не встретила, хоть ребята на совесть перетрясли весь Питер... Из квартиры несостоявшейся шантажистки исчезли негативы и фотографии неприличных похождений иностранца. А заодно — изрядная сумма денег в конвертируемой валюте и большая шкатулка с «бирюльками» — драгоценными украшениями, которые «валютная мадам» любила и коллекционировала с самозабвением, ложась под консулов, дипломатов и прочих иностранных деятелей, находящихся с «дружеским визитом» в России. Этот-то «клад» и искали ее телохранители...

По всем заказам Гребов работал четко, расчетливо и хладнокровно. Да, это была именно та жизнь, о которой он долго мечтал: интересная в плане новых острых ощущений и оплачиваемая так, что вскоре он не знал, куда девать заработанное. «Светиться» слишком часто — себе дороже выйдет... И он начал потихоньку переводить баксы в золото, постепенно превращаясь в того, против кого выступил с самого начала.

С женой прекрасно отметили серебряную свадьбу: неделю станица «стояла на ушах», а брачную ночь Иван Федорович «отработал» так, что наутро жена, пунцовая от счастья и смущения, призналась:

— Ну ты, отец, и дал жару! За все четверть века оправдался!

Еще бы! У супруга в Ростове уже давно был прикуплен свой частный врач — светило медицинской науки какой-то там кафедры. Один укол в задницу — и три года можешь трахаться направо и налево, как молодой жеребчик-производитель. На трехлетний юбилей внучки Инночки дед облагодетельствовал ее мамочку золотым «Картье» — точнейшим женским хронометром, а затем, растроганный счастьем, светившимся в тазах дочки и зятя, махнул на все рукой и подарил им в «нагрузку» пятидверную «Таврию» — на большее не рисковал...

Легенда о помощнике поддерживалась благодаря четкому выполнению, качеству работы и держала многих авторитетов «в стойле». Да и случай время от времени... Однажды один из них, законник преступного мира России, так наотдыхался с друзьями, что наутро был найден в своей комнате мертвым, а рядом с кроватью на полу валялся шприц с остатками морфина. Заключение по вскрытию было однозначным: «смерть наступила в результате попадания воздуха в вену». «Свои» приняли версию как должное — покойник иногда баловался этим делом. Правда, в ту ночь на даче кайфовали не только хозяин с гостями — в конце застолья «долбилась» уже и охрана, в результате прозевавшая визит старика, пришедшего из близлежащего соснового бора где-то под утро. Уходил Гребов с той дачи улыбаясь — до чего же все просто: посидел с вечера в кустах с биноклем, померз, естественно, а затем — десять минут работы. Клиент будет доволен, ну и... слегка огорчен — в плане финансовом. Пока все шло хорошо.

«Разве за тот уголь, что я выдавал на-гора в течение двенадцати с лишним лет, за все завалы, переломы, ковыряние в дерьме колхозном до самой пенсии я у тебя, Родина-мать, не заработал хотя бы такой жизни, как, допустим, у двадцатипятилетнего директора какого-нибудь кооператива «Шило-мыло» Шкета Засрачникова? Что ж ты молчишь, старуха гнилая? Наплодила, зараза, министров-капиталистов, которые сорок процентов сырьевых запасов твоих уже перегнали за «бугор» и живут на дивиденды припеваючи, как хотят! Вот и я буду жить, как могу и хочу, а свою сраную мораль можешь засунуть себе в одно место!» — со злорадством размышлял иногда Гребов. Он стал частым гостем — на пару деньков — то в Дагомысе, то в Москве. В ресторанах «Космос» и «Прага» двери для него были всегда открыты. Но в тех местах, где отдыхал, на заказ не шел никогда. Там его уважали, а многие холуи и «шестерки» с подобострастием ждали подачки в виде десятидолларовой купюры, которую он всегда, как бы мимоходом, совал на «чай». Если бы в то время какой-нибудь оперативник-«профи» угро захотел проанализировать методы устранения, находившиеся на вооружении Гребова, вывод был бы однозначным — нестандартно, нетрадиционно, иногда и нелогично, а то и парадоксально, да еще с применением недюжинных актерских способностей. В доказательство — еще один эпизод его работы.

Киев. Одна из многочисленных девятиэтажек района. Оболонь. Здесь проживал бывший офицер КГБ, оперативник Александр Петрович Лисовцев, оказавшийся во времена перестройки «не ко двору». В свое время работал в региональном управлении. Так вот, жил он — не тужил и потихоньку подрабатывал — собирал информацию о махинациях с углем на Украине одного из московских коммерческих банков. Ну и, естественно, — о криминальном происхождении

капитала этого банка. Зачем собирал? Александр Петрович был человеком дальновидным, ему очень хотелось безбедной старости, да и деткам в наследство неплохо бы оставить кое-чего. Для этого и пригодятся документики — компроматы на новоявленных финансовых магнатов. Шантаж, угрозы? А как же сейчас иначе, если хочет жить «по-новому»?

Не спешил Лисовцев, тщательно обдумывая и планируя каждый ход будущей операции. Но где-то «прокололся» — о его «трудах» узнали — Иван Федорович получил заказ...

Лисовцев к этому времени имел два кооператива, специализировавшихся на туризме, и жил безбедно, имея на всякий случай крутосуточную охрану из «подкачанных» мальчиков.

И вот на крыше десятиподъездного дома, в котором он обитал, в одной из лифтерских, поселился бомж, замерзающий по ночам от холода. Грязный, вшивый, в лохмотьях, с таким смрадным запахом немытого тела, что прохожие обычно отворачивались и спешили проскочить мимо, само собой, не стараясь запомнить его приметы... Через несколько недель опера угрозыска не смогли даже приблизительно составить его словесный портрет. Нищий, грязный, вонючий, в общем — обычный алкаш! — описывали его опрашиваемые люди.

Во время его проживания на крыше никто, естественно, не обратил внимания на то, что старик наблюдает за Лисовцевым, иногда сбрасывает мелкие камешки с крыши и... расшатывает бетонный блок ограждения.

В одно прекрасное утро будущий шантажист вышел на прогулку в сопровождении своей любимой таксы и двух амбалов-охранников. Отправился в парк, как всегда — короткой дорожкой вдоль стены дома... И здесь «случайно» сорвавшийся с крыши бетонный блок накрыл его вместе с таксой, пощадив охранников, шествующих чуть сзади. Тело было изуродовано до неузнаваемости.

«Несчастный случай в связи с аварийным состоянием ограждения» — с этой версией чуть позже согласились все. А что было делать? Преступника-то не было! А очередной заказчик «дяди Леши» через некоторое время «осчастливился» резким возрастанием цены заказа — в два с половиной раза...

Глава III КОНЦЫ В ВОДУ!

В одну из рождественских ночей 95-го года отдыхавшему в семейной обстановке Ивану Федоровичу приснился сон: лежит он на пляже, загорает... И вдруг гаснет солнце, и наступившая темнота давит на него — на каждый миллиметр тела, как обвалившаяся неожиданно порода в лаве. Страшно давит — трещат кости, лопаются вены и сухожилия... Очнулся он на кровати в холодном поту.Фу ты, и приснится же гадость такая! Сны его никогда не сбывались, да и не верил он во всю эту ерундистику. Но в новом 1995 году Провидение уже готовило «презент» бывшему шахтеру.

До апреля он развлекался,. как мог — денег было валом, а работать в морозном и слякотном климате — лень. Поэтому смотался «в командировку» на Гавайи, погрел кости на солнечном пляже, да заодно спустил в казино несколько тысяч баксов, благо там не спрашивают, откуда они берутся. Но, прибыв домой ко дню рождения «всесоюзного деда» В. И. Ленина, вскоре заскучал и стал собираться в очередную поездку — манила острота ощущений. Позже в его бумагах был найден очередной заказ с выездом в Москву. 25 апреля Гребов, отправляя винтовку, упаковал затвор и оптику в фанерный ящик, даже не вспомнив, что такого никогда себе не позволял — раньше были только мягкие бандероли. Но то ли европейское солнце подплавило мозги, то ли права народная мудрость, что «и на старуху бывает проруха», — как бы там ни было — посылка ушла. А на следующий день и сам Иван Федорович преспокойно уехал в первопрестольную, на предварительную работу.

Первого мая на территории Лубянки отрабатывали свои оперативные задачи с помощью скрытой камеры и при выгрузке багажа в случайно разбитой фанерной посылке зафиксировали факт нахождения оптики и затвора от огнестрельного оружия. Этот груз сотрудниками КГБ был немедленно взят под контроль. А второго мая в дневное время эту уже отремонтированную посылку и еще две бандероли получил на глав почтамте один из солнцевских алкашей — Николай Пронин и отвез груз к себе домой. Когда же вечером был задержан за хранение огнестрельного оружия, возмущению его не было предела.

— Да откуда же я знал, что там? Подошел мужик, сунул «полтинник», попросил получить на мой паспорт, так как свой — утерял... Сегодня в десять вечера придет забирать свое барахло. Обещал еще столько же дать. Сто тысяч — за такие бабки я на пузе станцую, начальник!

В назначенное время в дверь позвонили... Это была первая и... последняя встреча Ивана Федоровича с сотрудниками КГБ. Следователю попался крепкий орешек. С Гребовым они были почти одногодки. Только вот старый гэбэшник оттачивал свое мастерство не методом изучения опыта боевиков и детективов, а на практике — в свое время небезрезультатно поработал над переправкой «тупых идиотов — диссидентов» из нормального состояния в психиатрические лечебницы. И еще одна характерная черта служебной деятельности следователя Трунова — беспредел в отношении подследственных. Но тут уж ничего не поделаешь — старая школа кадров. Да и с «талантливой» нынешней «зеленью» опытом нужно делиться — не уносить же с собой в могилу такой «бесценный» груз!

На изъятой винтовке — ни одного отпечатка пальцев, но «аппарат» наследил по девяти убийствам, причем в двух случаях убийца «перебежал дорожку» органам: в первом случае валютная проститутка, устраненная бутылкой с песком, работала на нашу доблестную контрразведку, а во втором — одним из заказчиков по Киеву прошел сыночек бывшего члена Политбюро ЦК КПСС, начальник одного из отделов в конторе на Лубянке...

Свою защиту Гребов выстроил четко, осмысленно, буквально издеваясь над следствием:

— Винтовка? Первый раз слышу! Какой-то незнакомец попросил провернуть дело с посылками за триста штук «деревянных»! Его словесный портрет? Да хоть сто порций! (Описал Наполеона, еще и с веселыми прибаутками). Что делал в Москве? А что делают еще полтора миллиона приезжих? Обыск дома? Со всем нашим удовольствием! Убийства? Какие? Доказательства пожалуйте, господин следователь!

Все эти выходки пенсионера в конце концов «достали» Трунова. Оперативник, разозленный «следак» и арестованный вылетели сперва в Краснодар, затем в Донецк — на место прежней работы пенсионера... А пятого мая к детскому садику станицы Российской, в который родители водили внучку Инночку, подкатила «Волга» и два молодых человека интеллигентного вида отправились на беседу с заведующей учреждением. Через шесть часов донецкие «опера» доставили ребенка в СИЗО...

В кабинете находились трое: Трунов, Гребов и еще один оперативник.

— Колись, Ваня, хорош тюльку травить! Пиши, предупреждаю, а то будешь после на нас обижаться и... на том свете! — урезонивал подследственного Трунов.

— Да о чем вы?! — изумился Гребов. — И, кстати — не пора ли нам душевно распрощаться — время нашего общения истекает! — улыбаясь, продолжил он.

— Ну что ж! — Трунов тяжело вздохнул. — Ты сам на это напросился ! Я передаю тебя моему донецкому коллеге! — указал он на напарника.

Второй опер без разговоров снял трубку с телефонного аппарата и набрал номер. Послушал ответ и коротко приказал:

— Веди! И «психа» не забудь!

Улыбка сразу сползла с лица Гребова, когда в кабинете появилась его внучка, которая с криком «Де-да!» бросилась к нему. Лицо пожилого человека посерело. Зато веселым голосом заговорил тот, второй:

— Целуйся с Внучкой, ты, козел! От души целуй ее, а то, может, в последний раз видишь нормальной! Сейчас наш медик введет в вену препарат, и через полчаса она навсегда станет законченной шизофреничкой. Потом ребята отвезут ее домой, а воспитатель и заведующая ничего не видели и не знают. Бывает такое в детстве, ха-ха... Ходит, ходит ребенок, а потом — бац, и дура на всю оставшуюся жизнь! На раздумье тебе, старик, — две минуты!

«Следак» шел на беспредел, но его почти собачье чутье на преступника не подвело и в этот раз. Не прошло и минуты, как раздался хриплый, вмиг постаревший голос Гребова:

— Убери отсюда ребенка, гад!

Затем он попросил сигарету и впервые в жизни закурил. Рассказывал свои истории он почти двенадцать часов. Менялись печатающие на машинке сотрудники, а Иван Федорович все говорил...

Обалдевший Трунов взял несколько отпечатанных листов еще не законченного повествования и вышел позвонить по прямому проводу в Москву. В разговоре с Лубянкой процитировал некоторые абзацы признания и вернулся в свой кабинет с категоричным приказом: задержанного устранить без суда и следствия, а само «дело» запрятать в такое место, где его вряд ли найдут любопытные... Слишком много наговорил кубанский гений криминалистики Иван Федорович Гребов... Восемнадцать человек за три года...

Многие из нас увлекаются рыбалкой. Природа Северского Донца способствует этому увлечению — речка не очень широкая, с многочисленными заводями и заросшими берегами. И поэтому посидеть на утренней зорьке с удочкой в руках — класс! Да здесь миллион долларов за один воздух отдать не жалко!

В предрассветных сумерках из рыбацкой плоскодонки на середине реки булькнув, ушел в воду огромный целлофановый мешок с привязанными к нему стальной проволокой железобетонными столбиками. Груз был тяжелый, но, покоряясь течению, ушел не вертикально вниз, а чуть наискось. На двух «рыбаков», опустивших груз в реку, никто не обратил внимания. В наше время лучше ничего не видеть и не слышать.

Бели бы Иван Федорович Гребов не был мертв уже до того, как его упаковали, он бы наверняка успел удивиться схожести их с кумом судеб. За исключением того, что он прожил больше его на несколько лет шикарной и страшной жизни... Но о ней, как и о конце «дяди Леши», мало кто знал. Пропал человек без вести. А на деле — в прямом смысле — в воду канул... 

Глава IV ПОСЛЕДСТВИЯ «ЛОМКИ»

— Налей винца, а то в горле пересохло от твоих повествований ! — Гек протянул руку к графину и чуть было не опрокинул его, услышав за спиной голос:

— Енто што ж, едрит твой ангидрид, получается — я из своего Ваньки самолично убивца сотворил?

— Дед Федя! — рванулся из-за стола Славка к вышедшему из темноты старику в белоснежном костюме и в пробковом головном шлеме. — Ты откуда?

— Со Швеции, эсэсвенно,— ответствовал дед, обнимаясь с ребятами, затем с достоинством пожал руку Игорю. — Не знаю пока, шо ты за птица, но упреждаю на всякий-який: ежели свяжешься с ентими орлами, тебе быстренько перья обскубут! Раз они собрались до кучи — значит, затевают какую-нито ахверу! Так шо там с Ванькой? — обернулся он вновь к Борису. — Ежели я правильно тебя понял — он кучу народу перестрелял — за шо его утопили. Все верно?

— Почти, — ответил Борька. — Только не ты, дед Федь, сделал из него убийцу, а вся наша общественно-политическая система. И еще: те, которых ваш сын отстреливал, — не народ, а его нахлебники. Ну, а что его в конце концов достали — тут видно влияние закона физики: «на каждое действие существует противодействие». И как принять надлежит сей факт, это уже ваши со Славкой личные отношения...

— Лады! — прервал его дед Федя. — Что было — того не вернешь! А тебе, Славка, я скажу: какой-никакой, а Ванька был отцом. Но с другой стороны — тебе ишо тут долго околачиваться, а разные ненужные факты в биографии — на кой хрен они? Значить, решим так: ежели пропал он без вести — нехай таковым и числится в истории нашей станицы. Потому как определять вину и правоту предоставлено не нам, а Богу, поскольку душа его уже там, наверху!

— Значит, просто забудем Борькин рассказ? — серьезно спросил Гек.

— Значит, так! — согласился с ним дед и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу — будто комара надоедливого сгонял: — Едрит твой ангидрид, вот склероз долбаный, про дочку-то я забыл совсем!

— Ка-какую еще дочку? —еле выговорил обалдевший от неожиданности Славка. — Ты что, деда, хочешь сказать, что у вас с этой шведкой?..

— От дурень! — с сожалением глянул на него дед. — Ты хучь бы подумал, откель у нас возьмется младенец за полтора месяца! Не, мы с Эльзой получше придумали — взяли на воспитание готовую уже — семнадцатилетнюю... Ну — удочерили, чи как оно там называется ! — смущенно признался он и заорал на улицу: — Гретка, ты иде там, давай сюды!

— Сейчас! — и в калитку скакнуло стройное создание с гривой распушенных льняных волос, одетое в майку и короткую плиссированную юбку. Разглядев ее как следует, под электрическим светом от лампы, все дружно ахнули, поняв смущение деда Феди: девчонка была не то что красива — она была миловидна до ужаса: большие голубые глаза, маленький курносый носик, чуть великоватый рот с четко выписанными губами и симпатичные ямочки на щеках.

— Дед?! — укоризненно повернулся Славка.

— Ну, не удочерили, так увнучили! — попробовал защититься дед Федя. — Моя Лизавета и Грета сразу до души друг другу припали там, в детдоме для особо одаренных. А вы ж знаете — ежели ей чего глянется — она енто быстро к рукам приберет. Как меня, к примеру! — прибеднился он.

— Да ладно, дед, не юли! — великодушно махнул рукой Гек.

— Там еще неизвестно, кто кого захомутал! Геннадий! — взял он в руку хрупкую на вид ладонь девушки и удивленно вскинул брови, ощутив жесткое, цепкое ответное пожатие.

— Я не все шло досказал! — влез дед в церемонию знакомства. — Гретка воспитывалась в спецшколе ентих... как их?

— Амазонок! — подсказала девушка.

— Во, точно! Дык она русский наш знает, как я «Отче наш». И енто ишо не все — кидает ножи на сколько хошь метров, шпарит из автомата и пистолета, умеет ездить на машине, и черт-те что еще! Да — и классно дерется, кстати! — дед представлял Гретку с такой горячностью, словно не знакомил ее, а собирался замуж выдавать. Та лишь мило улыбалась, не переставая знакомиться с присутствующими. Дед Федор, видимо, устав молоть языком, подтянул ближе к лавке одну из принесенных сумок, порылся в ней, звякнул и вынул на свет плоскую четырехугольную бутылку.

— «Амаретто»! — невольно вырвалось у тех, кто его хорошо знал.

— А как же! — гордо подбоченился дед. — Мы ежели чего хлебаем — то на постоянку! Расселись за столом, разлили по чайным чашкам.

— Так на чем мы остановились? — обратился Борис к Геку.

— Кто кому и в чем будет помогать!

— Один момент? — Игорь придвинулся ближе к Борису. — Ответь мне еще на такой вопрос: как фамилия второго «опера» на допросе Славкиного отца, ну того, который внучку хотел психичкой сделать?

— А зачем тебе? — враз потух Борька, затем махнул рукой. — Да что там, все равно узнаешь! Вольвак его фамилия.

— Как я и предполагал. — Гекова улыбка не предвещала ничего хорошего. — Знаете, какое у меня предложение? Поспать сегодня, а с утра разобраться, что к чему!

На том и порешили...

Расходясь по комнатам, не заметили вокруг ничего подозрительного. Да и не могли заметить: постоялец тетки Катерины в доме напротив, квартирующий у нее третью неделю, наблюдал за ними в бинокль с инфракрасной оптикой, лежа на самом верху высоченного сеновала. Дождавшись, пока в доме напротив погаснут огни, взял в руки трубку радиотелефона с подсветкой.

— Алло, шеф, птички в гнездышке! Повторяю — птички...

— Пошел на хрен! — перебил его грубый голос. — Говори по русски — все собрались?

— Даже с избытком! Пара незнакомых — девка и мужик!

— Ну и ладно, фиг с ними! С утра начинайте операцию. Только дайте им хорошо выспаться, а то припрете с петухами... Бабу обработали?

— Еще неделю назад! Согласилась на все сто — ей теперь боязно одной ночевать!

— За ценой не стойте! Знаю я вас, живоглотов — за копейку удавиться готовы! Если не выгорит дело — лучше на глаза мне не показывайтесь — шкуры на барабан посдираю! Все!

Жорик Чичев, по кличке Чич, со вздохом сложил трубку, засунул ее в пластиковый пакет рядом с биноклем и затолкал пакет поглубже в сено. Везет же некоторым — у кого бабок валом! Этот вот, с которым только что базарил, заведет сейчас тачку свою и рванет в город — по хорям. А завтра днем отсыпаться будет в теплой постельке с гидроматрацем. Ему же с корешками предстоит завтра занудная и нервная работа — отчаянно торговаться с хозяйкой дома напротив за право его обладания. Шеф выделил сто «лимонов». И на покупку усадьбы и на все прочие расходы, включая и накладные. Но столько харь напоить и прокормить... Дело в том, что, кроме Чича, в станице «работали» по этому варианту еще шесть человек, по предварительной версии — бригада «шабашников», прибывшая в бывший колхоз, а ныне акционерное общество, якобы для строительства корпуса нового телятника. В действительности же все семеро любыми путями должны были уговорить тетю Дуню, супружницу пропавшего без вести Ивана Федоровича Гребова, поскорее продать участок с домом, садом и виноградником. На кой хрен шефу эта хаза, когда у него своих две дачи, никто из них спросить не отважился. Надо — значит, надо!

Почву для более гладкого урегулирования вопроса купли-продажи Жорик стал подготавливать уже через два дня по прибытии в станицу, не дожидаясь основной бригады. Суеверных на Кубани, надо сказать, еще полным-полно, и тетка Дуня не была исключением из их числа. После трех месяцев бесплодных хождений по различным инстанциям в поисках пропавшего мужа она стала плохо спать: по ночам в пустом огромном доме слышались подозрительные охи, вздохи, различные шорохи и стуки... А однажды, дрожа под одеялом, она расслышала в соседней комнате шарканье и старческое покашливание... Объяснение, конечно, существует для любых мистических проявлений: если долго прислушиваться в темноте, чего-то страшась и ожидая увидеть, то в результате притока адреналина в кору головного мозга эта чертовщина обязательно примерещится. Так было и в этом случае: потрескивание обоев на стене в совокупности с едва уловимыми шорохами, производимыми по дому котом Васькой, были приняты тетей Дуней заявление покойного мужа (что Гребов мертв — подсказывала ее душа). Так что к приезду Чича она была уже наполовину готова продать усадьбу и перебраться жить к сестре, которую ее благоверный сделал вдовой через десяток лет после свадьбы, сгорев от страстной любви к «зеленому змию». Вдовам, конечно, веселее было коротать жизнь вдвоем. Беспокоили до поры до времени тетю Дуню лишь Неустроенные дед Федя и Славка, которые в это время были заняты какими-то делами на побережье Черного моря.

В конце концов, она решилась — отправила им письмо с подробным описанием того, что случилось, и просьбой посоветовать — как поступить с домом. Подтолкнула ее к письму вовсе не жажда денег, хотя деньги для потомков казаков никогда лишними не бывают по причине их постоянной нехватки. Дело в том, что последние две недели кошмары по ночам стали являться с завидным постоянством: сперва что-то скрипело и постукивало в окна, затем однажды, уже под утро, во входную дверь забарабанили.

Тетя Дуня спросонья бросилась к ней, откинула крюк и... в открывшийся проем вместе с серым утренним светом ввалился замшелый почерневший кладбищенский крест. Хозяйка своплем скаканула через него и как была — в одной рубашке — понеслась по улице к сестре, распугивая идущих к пастбищу коров. Когда сестра Маня, отпоив прибежавшую валерьянкой, потребовала объяснений ее неглиже — выложила все, как есть — про полтергейст. Маня, конечно, мало поверила ее объяснению, потому как третий год жила без мужа и ничего такого ей не являлось, так она и сказала единокровной родственнице. Оскорбленная таким недоверием тетя Дуня сразу пришла в себя и заявила сестре, что если бы у нее, как у некоторых, было на каждую ночь по станичному хахалю-кобелю, ей некогда было бы следить за разными там явлениями. Но так как она, опять же не в пример некоторым, верна навеки памяти своего Вани, то... Короче, помирившись, сестрички сошлись на том, что пару ночей Маня проведет у Дуни и если рассказы той не подтвердятся, будет хлопотать о переводе ее в стардом — благо переводиться недалеко — здесь же, в станице. Однако уже на следующую ночь от идеи стардома пришлось отказаться: в открывшуюся внезапно дверь спальни важно вошел... светящийся человеческий череп, с жужжанием пробежался под кровать, на которой тряслись от страха обе сестры, затем вернулся к порогу и исчез за ним. Дверь захлопнулась, зато раздался стук в окно. Тетя Дуня и Маня перевели квадратные глаза туда и, заорав от ужаса, стали рвать другу друга одеяло: в ярком лунном свете снаружи стоял Иван Федорович и приветственно делал им ручкой. На этом кошмар закончился, но перебраться сестрам пришлось в другую комнату: спать на мокрой перине не очень-то приятно...

Как только чуть разъяснилось на дворе, они дружно перетащили вещи Дуни к Мане, которая жертвовала в этом случае личной жизнью — мужиков она любила поболе, чем ее покойный супруг первак из патоки. Но в сарае было полно сена, и эта проблема отпала как-то сама собой. А зимой... впрочем, Маня была оптимисткой...

Жорик от удовольствия чуть не запил — ведь он на девяносто процентов сделал работу всей «бригады» — значит, бабки остальные — его. Ну, поставит ящика три-четыре «Российской». Ну, закусь там, то-се! Опять же бабцы! Но если он договорится по дешевке с этой долбаной вдовой, на которую потратил столько сил и энергии... Ха, фокус с ниткой, иголкой и канифолью, конечно, известен любому дурню: воткнул иглу в переплет окна поближе к стеклу, к игле — длинную нитку в ушко привязал... И сиди себе за углом, води по нитке канифолью. Душу выматывает, между прочим!

Зато потом, когда крест с кладбища пер, намаялся! Хорошо, всего один мужик по дороге встретился, да и тот — в стельку. Заматерился, попробовал перекреститься — рукой мимо рожи промахивается. Плюнул и пошел дальше — как бык... это... отлил, одним словом! Проспится — забудет!

Сложнее всего было на завершающей стадии: череп выпросил у кладбищенского сторожа — он в нем «бычки» гасил недокуренные, фосфору — у местной «химички» — мазать якобы поплавки для ночной рыбалки, а вот за детской радиоуправляемой моделью автомобиля пришлось аж в Краснодар сбегать! Зато какой эффект?! Ну, а с образом покойного Гребова — проще простого! Фотографией шеф снабдил каждого — чтобы хозяйке его представиться вроде друга по бывшей работе в забое. Остальное — дело техники: немного грима, парик и — никакой одежды! Не привык, правда, перед двумя бабами — нагишом да без продолжения... Ну да ничего — для пользы дела можно и потерпеть! А сейчас терпеть не хотелось. Две недели полового воздержания давали о себе знать: Жорику уже минуло двадцать семь — мужик в соку, «качок» — в городской местности он себе не позволял и трех дней пропускать «вхолостую». И если бы не приказ шефа — вплотную заняться «делом», забыв обо всем остальном, да не маячившие в перспективе крупные, очень крупные бабки, — он бы уже семенил не одну станичную «телку». А сегодня можно. Дело, считай, сделано, клиент морально подготовлен... Правда, старик этот — свекор да пацан-сынок приплелись... Так у них свое жилье — у одного в Швеции, у другого — где-то в Грузии или Абхазии. На хрен им квартира в какой-то станице, пусть даже родимой?!

С такими мыслями Чич топал по ночной улице, все более приближаясь к колхозной овчарне на ее окраине, которая находилась по соседству с СТФ — свинофермой. На территории овчарни был выстроен большой кирпичный дом для обслуживающего персонала, в который администрация акционерного общества

временно поместила бригаду «шабашников». Подход к этому дому со стороны станицы был один — по неширокой, метра в три, перемычке между двумя отстойниками — жижесборниками, то бишь глубоким вонючим котлованом правильной четырехугольной формы, в который стекала жижа с очистных фермерских транспортеров. Там она годами и отстаивалась, постепенно испаряясь и высыхая. Чич, зажав нос, галопом перелетел плотину, и вскоре стоял у дверей дома. Сразу было ясно — идет большой «гудеж»: во всех комнатах — яркий свет из-за занавесок, вовсю наяривает кассетник, а песни перемежаются плотным матом... Жорик распахнул дверь и... еле устоял на ногах: клубы табачного дыма, перемешанного с кислым тяжелым запахом застолья и вонью нестираных носков швырнули его назад. Но сзади напирал «духан» отстойников, а из двух зол выбирают меньшее — он решительно шагнул внутрь, профессиональным «зэковским» взглядом охватывая сразу все: простой дощатый стол, уставленный бутылками и закусью, кодляк шабашников за ним, их бригадира Хачика, почему-то стоящего и отчаянно жестикулирующего и... девчонку лет тринадцати в голубых джинсах, шикарной замшевой укороченной курточке — неподалеку от него.

При виде Жорика спор будто обрезало. Он был среди них «авторитетом» — у него «казна», за ним — полномочия шефа.

— Ба, какие люди — и без наручников! — раскинув радушно грабли, Хачик шел обниматься.

— Ша! — отстранил его Чич. — Сначала объясни, что это за элемент? — указал взглядом на девчонку.

— Падлой буду — не знаю! — Хачик смущенно отступил. — Две минуты перед тобой зашла! И с порога — базар за «травку»! Еще даже не познакомились!

— Ты кто такая, откуда? — Чич шагнул к девчонке и едва взглянул на нее, сразу все понял. Круги под глазами очень симпатичного личика, трясущиеся пальцы, нервное подергивание плеч... Ее «ломало» самым натуральным образом.

— Зойка я! Здесь в турлагере живем, из Тулы приехали на уборку яблок. Дайте, дайте, хоть «окосячок» курнуть?!! Я знаю, у вас есть, ребята в лагере говорили!

— Прокололся, сука! — Чич резанул Хачика взглядом.— Размениваться начал, дешевка поганая?! Из-за мелочевки дело сыплешь?!

— Да я, Жора! — начал отступать тот под давлением взгляда. — Всего одному хмырю».. пару «пяточек»... — В дверь вдруг постучали снаружи.

— Ждешь кого?! — враз остыл Чич.

— Наши все домаI — Хачик метнул глазами по углам.

— Сидеть! — Жорик посадил взглядом вскочивших из-за стола.

— Ой, мамочки! — Зойка вдруг вцепилась в рукав его куртки» — Спрячьте меня куда-нибудь!

Хачик скользнул к соседней комнате, сделал пригласительный жест... Чич толкнул туда Зойку, подумал и... шагнул следом, щелкнул выключателем. Свет погас.

— Эй, ребята, откройте. Это я, Денис! — донесся голос с улицы. Хачик с улыбкой распахнул дверь.

— А-а-а, дарагой, пачему кричишь? Маг поет — не слышно ничего. Дверь открыта — зачем стучать? Захади, гостем будешь!

В щель неплотно прикрытой двери Жорик наблюдал: в комнату с улицы шагнул парень лет семнадцати, за ним еще один. Как видно, их знали — рожи всех сидящих за столом расплылись в притворно-радостных ухмылках.

— В чем дело, дарагой? — переспросил Хачик. — Снова проблемы?

— Да ну, Хачик. нам того «пластилина», что вы вчера подкинули, на всех желающих хватает. Когда закончится — еще скинемся, я приду. А проблема есть — Зойка наша пропала. Прямо с дискотеки куда-то смылась. И Алика бросила! — показал он на соседа.

— Невеста, э?! — хитро прищурился Хачик, остальные за столом насмешливо заржали.

— Может, и невеста, — запальчиво выкрикнул покрасневший Алик. — Только наркоманка она! Мы просто так — балуемся, а ее брат давно на иглу посадил...Но я ее вылечу! Вылечу... и женюсь,— проговорил он уже тихо.

— Любишь? — вновь прищурился Хачик, и сам же ответил: — Конечно, любишь! Наверное, ха-а-рошая и красивая девчонка твоя Зоя — жаль, не видел, оценить не могу!

— А... у вас ее не было? — обвел комнату настороженным взглядом Алик, задержав его на чуть открытой двери в темноту соседней.

— Не веришь? — прижал обе руки к груди Хачик. — Мне не веришь? Вчера доверял, когда брал кайф, — сегодня предаешь веру! Смотри, пожалуйста, сколько хочешь смотри! — шагнул к двери.

— Что вы, что вы! — Алик смущенно потянул приятеля к выходу, — Верим! Просто зашли спросить — мы-то обыскали уже и лагерь, и дискотеку. Она ведь такая — пока не уколется или не напьется вдрызг...

— Ну и пьет, наверное, твоя невеста возле какого-нибудь «комка» — вон их сколько развелось вокруг, и половина — ночные! — успокоил их Хачик, а закрывая дверь, добавил: — Не беспокойся, друг, если придет — прогоню в лагерь!

— Ой, а я сам тебя хотел об этом попросить! — обрадовался Алик.

— Что же я — законов дружбы не почитаю?! — искренне обиделся бригадир...

Чич вывел Зойку спустя минут десять после ухода ребят — ее уже начало трясти, а зубы не попадали один на один. Она ничего не могла сказать и только тазами, полными мольбы и боли, обводила каждого по очереди. Вдруг протянула дрожащую руку к мочке уха, рванула — на маленькой ладони, протянутой к ним, тускло блестела сережка с блестящим камешком.

— Мамин... подарок... золотая, — только и смогла выговорить прыгающими губами.

Хачик тут же подскочил, выхватил. Взамен положил на ладошку маленькую ампулку и шприц.

— Молодец, ченч мы уважаем!

— Что же ты делаешь, паскуда?! — тихо спросил его Чич. — Ты понимаешь, что ты сейчас утворил? Она же завтра половину лагеря сюда за морфином пришлет! И сама придет! А если ты не дашь, они тебя со всеми потрохами в ближайшую ментовку сдадут!

Зойка между тем перестала обращать на них внимание. Мир ее замкнулся на ампуле с наркотиком и шприце. Отломив стеклянную головку, она последним, видимо, усилием воли уняла дрожь в руках и, высосав морфин из сосудика в шприц, судорожным движением дернула «молнию» на джинсах и спустила их до колен, не сознавая уже, что стоит не среди своих друзей и подруг по лагерю, но среди волков, готовых в любой момент растерзать любого, кто заблудится и забредет в чащу леса — их владения...

Обнажились великолепные, упругие, смуглые еще после летнего загара бедра и ягодицы, слегка прикрытые ажурными черными трусиками. В бедро и всадила шприц Зойка. Медленно, сдерживаясь, вдавила поршень до упора и закрыла глаза — в ожидании «прихода»...

Жорик почувствовал, как сразу вдруг запершило и пересохло в горле. Он кашлянул:

— Тебе лет... сколько?

— Пятнадцать! — с облегчением выдохнула Зойка, не открывая глаз, и добавила, немного погодя, мечтательно и замедленно: — С по... ло... виной!

Чич уже принял решение, твердое, окончательное, не подлежащее обжалованию. И его понял и «бригадир», и вся остальная «бригада» — напружинились, приготовились к прыжку...

— Стоять! — тихо приказал Чич, раздергивая молнию на своей куртке и отводя ее левую полу, чтобы всем было видно высветившуюся из-за пояса брюк рукоять «ТТ». — Стоять, гниды, и ждать своего часа!

Затем осторожно положил ладонь на Зойкину теплую ягодицу.

— Хочешь, маленькая, я тебе сказку расскажу?

— Хочу, — томно улыбнулась Зойка и слабеющими руками попыталась потянуть джинсы кверху.

— Не стоит, — мягко отвел ее руки Жорик. — Я сам отнесу тебя в кроватку.

Он подхватил Зойку на руки. Взгляды присутствующих жгли их, сжигали!

— Отнеси... папа! — она мягко охватила руками шею. — И, пожалуйста, раздень! Мне сейчас... так... хорошо!

С доброй отеческой улыбкой на лице Жорик Чич толкнул ногой дверь в соседнюю комнату. Ногой же и захлопнул ее...

«Шабашники», тяжело выдохнув, опустились на лавки — кто где стоял. Хачик обвел всех прищуренным оценивающим взглядом, затем подошел к стоящему в углу магнитофону, врубил его на полную мощность.

— Наливай, братва! Сегодня отвязываемся!

Пили стаканами, прислушиваясь к доносящимся из спальни девичьим вскрикам, стонам и утробному рычанию Жорика.

Примерно через полчаса он появился, наконец, из черноты дверного проема, на ходу застегивая брюки. Присев к столу, махом выцедил услужливо поднесенный стакан водяры, затянулся сигаретой, негромко обронил:

— Хороша конфетка! Следующий!

Хачик козлом скаканул к двери, ощерился.

— По старшинству, мальчики!

В темноте смутно угадывалось девичье тело, раскинувшееся поперек двух составленных вместе кроватей. На ходу стаскивая штаны, Хачик ринулся на него, с маху вошел и завыл, дергаясь, кончая после долгого воздержания в возбужденном состоянии. Затем замер, отходя, и вдруг ощутил — что-то не то в этом неподвижно лежащем под ним теле. Одновременно почувствовав под руками влажное, липкое, рывком вскочил, ударил кулаком по выключателю на стене и... отшатнулся от увиденного. Кровь была повсюду — на теле Зойки, во всех мыслимых и немыслимых местах, на простынях, наволочке, даже на спинках кроватей остались кровавые отпечатки ладоней. А само ее тело было изгрызано и исцарапано, словно изорвано собачьими клыками, тем более страшной казалась застывшая на лице блаженная улыбка удовлетворения. Застывшая уже навечно...

Как был, в трусах — рванулся на свет и... наткнулся на жесткий металл ствола — «ТТ» уперся ему под ребро. Чич щелкнул взводимым курком.

— Ты что, гад? — заколотился Хачик. — Она же мертвая!

— А ты думал, козел, я вам ее отдам?! — издевательски ухмыльнулся ему в лицо Жорик. — Хрен вам, что мое — то мое насовсем! Я не хотел, видит Бог, устраивать весь этот спектакль — его затеял ты, когда сунул «морфин». После этого ее нельзя было уже упускать! Ты подписал ей смертный приговор! А я просто сделал Зойкину смерть более легкой и приятной — двойная доза и перепихон напоследок. Так что душа ее отошла в мир иной, кайфуя в пути. А ты что, хочешь догнать ее? — невинно поинтересовался Чич, вдавив ствол посильнее и кладя палец на спусковую скобу.

— Нет!! — заорал Хачик. — Но... труп... что с ним делать?

— А это уже ваши проблемы! Меня здесь никогда не видели и даже не знают, что я с вами знаком... Moгу только подсказать, если у тебя котелок не варит, — проектная глубина жижесборника возле вашей хазы — восемь метров... Плюс-минус пару метров на таких «шабашников»-долбуев, как вы! И вот еще один бесплатный сорвет: не дожидаясь утра, дергайте отсюда по всем углам России, а лучше СНГ. Документов вы еще в правление не сдавали... Да вас и искать не станут — доказательств нет... то есть не будет, я надеюсь. Засим — чао, мальчики! — Жорик спиной пошел к двери, проводя стволом из стороны в сторону.

— Хряй, падла! — Хачик упал на лавку и присосался к горлышку наполовину опорожненной бутылки.

...Мягкое урчание двигателя арендованного МАЗа не потревожило даже собак в крайних домах станицы. Многометровый вылет стрелы автокрана позволил опустить упакованное в два пластиковых мешка тело Зойки с привязанными железобетонными перемычками точно в середину вонючей лагуны. Жижа сытно чавкнула, поглотив жертву. Хачику пришлось лезть по стреле — обрезать веревку...

У него еще хватило ума создать некое подобие алиби — поднять среди ночи заместителя председателя и сообщить ему, что они уезжают по телеграмме на срочный объект под Москвой и сюда вернутся через пару месяцев. Зампред не очень уважал нацменов, тем более, что из «навара» при расчетах с ним ему ничего не перепадало, поэтому, зевнув, от всей души послал на... к черту и Хачика, и весь его кодляк...

А Зойку так и не искали. Правда, участковый для очистки совести потыкал шестом у края обеих лагун... То ли друзья и родители посчитали, что она сбежала в конце концов в Лиепаю, как постоянно обещала всем, «поймав кайф», то ли... В общем — в станице Российской после отъезда тургруппы так больше никто из Тулы и не появился.

Зато Жорик в ту ночь чуть не плясал от радости. Если у этих козлов еще осталось масло в голове, они-таки свалят из станицы не мешкая. А это означает, что, провернув операцию с куплей-продажей до конца в одиночку, он отхватывает солидный навар... Чич с детства не приучен был расставаться с понравившейся ему вещью — так уж воспитал его папа-фарцовщик. Вскоре папа ушел в тюрьму на неопределенное количество лет, ибо, освобожденный по амнистии, взялся за старое и снова влип, а дурная привычка у Жорика осталась. Только теперь он для достижения желаемого за неимением денег использовал силу, ум и хитрость. И всегда достигал положительного результата — сказывался, вероятно, какой-то процент наследственности...

Глава V ДРАМА В РОССИЙСКОЙ

Яша Тимкин на ощупь пробрался в сарай, отсыпал из закрома полмешка комбикорма и, шикнув на кобеля, прокрался на улицу, где его поджидал кум Гришка, пританцовывающий от желания опохмелиться. Время было позднее, ночное, все «комки» позакрывались до десяти утра, и заветное «лекарство» найти можно было только у Алки-вдовушки — самогон у нее не переводился. Денег Алка не признавала, только бартер — мешок корма на четверть зелья. Кумовьям и полмешка за глаза хватало на опохмелку до самого утра. А там — будет день — будет пища! Зятья Яша и Гришка были никчемными — запойными, а потому и перепадало им частенько — и от жен, и от тещ. Зато ночь была их! Операцию «комбикорм» они проводили не в первый раз — и пока благополучно. Все дело в конспирации. Кумовья не перли, как другие дурни, мешок по улице: ночь ночью, а вдруг кто встретится из одностаничников — тогда завтра каюк. По станице новости разносятся со скоростью прямо-таки космической... Так было и в этот раз.

— Ну что, задами вдоль речки? — предложил Гришка. Яшка одобрительно гмыкнул и передал ему мешок. Таков неписаный закон: если один набирает корм у себя дома — другой обязан тащить мешок до пункта назначения. И приготовить закусь соответственно: пару Головок лука, кусок сала и хлеб. Взамен мешка Яшка и принял от кума завернутый в газету «тормозок». Пошли они вдоль речки, заросшей камышом, — самый безопасный путь к любой станичной хате. И идти-то было — каких-то четыре огорода, пятый — Алкин. В предчувствии скорой выпивки Гришка разговорился.

— А помнишь, Яш, каких мы здесь сазанов по весне острогой долбили?,

— Еще бы! — откликнулся кум, поправляя сунутый за пазуху сверток — сырая газета разлезлась и что-то мокрое норовило проскользнуть в спортивное трико. — Да шо ж ты там за еду набрал, шо она разбегается из пакета?

— Ты че, это ж огурцы соленые — с перчиком,укропом... Я там еще и две перчины положил.

— Одна из них уже у меня под резинкой трусов! — мрачно сообщил ему кум.

— Так выкинь ее!

— Раздавилась, падлюка! — через несколько шагов вновь послышался Яшкин голос, а затем: — Ой, ой-ей-ей! Мамочки, не могу уже!

— Ты чего?! — встревожился Гришка. Мешок за плечами не давал ему повернуться.

— Сок с этого перцу попал...ох!...на... — окончания фразы не последовало.

Гришка отмерил еще шагов пять и, не слыша кума, забеспокоился. Наконец, опустив мешок на землю, оглянулся. Кума сзади не было.

— Яша, ты где?

В темноте недалеко от него забурлило и, наконец, послышался голос кума:

— Где, где, в копанке, твою мать. Гребовы, гады, вырыли прям на дороге.

— Ну так вылазь, какого ты там застрял?

— Да к штанине какая-то хреновина прицепилась! — Яшка уже вылез из ямы с водой и теперь распутывал проволоку, вцепившуюся в трико.— Гришка, ты гля, тут шо-то в мешок замотано!

Кума взорвало.

— Да брось ты его к едреной матери — мероприятие на фиг загубишь! Тут полтора литра водки прокисает, голова трещит, а он тряпки всякие разглядывает!

— И то правда! — Яшка шваркнул перевязанный проволокой мешок на середину огорода Гребовых. — Пусть сами свое дерьмо убирают! Но закусь, Гриша, я утопил-таки. Ничо, была бы водка, а к водке глотка...

До двора Алки-вдовушки оставался переход в один огород, и они, сообща выкрутив Яшкины штаны, потопали к намеченной цели. Но знай кумовья, что находится внутри пакета, обмотанного старым мешком, послали бы подальше и Алку, и комбикорм, который перли на горбу... Так иногда Провидение-Судьба подсовывает труженику-пахарю добрячий груз золота килограммов эдак на пять, а он, повертев его в руках и не найдя другого применения, использует под гнет в бочке с квашеной капустой, не разглядев в куске грязного металла его благородного внутреннего содержания...

...Тетка Дуня спозаранку летела к своему двору — деревенское «Би-Би-Си» — баба бабе сказала — сработало безотказно. Открыв калитку, она сразу увидела деда Федора, склонившегося над столом, и, раскинув руки, посеменила к нему:

— Папа-а-а!!!

— Цыц!! Замри!! — дед Федор осторожно добулькал в чайную чашку «Амаретто», затем подтянул расписные штаны, такую же пижаму и только Потом шагнул к дочери, крепко обнял ее и расцеловал в обе щеки.

— Вот теперь гутен морген, Дуняха!

— Чего?! — тетя Дуня прервала лобызание и подозрительно уставилась на стол с бутылкой. — Никак допился, папаня?

— Да енто Лизуха моя так меня будит по утрам, когда кохве в кровать приносит! — объяснил дед и, проследив за ее взглядом, добавил: — А енто с утреца — для бодрости духу, так сказать. Омерзение у меня с утра от... ну... — он сделал в воздухе широкий круг рукой.

— Ага! — догадалась тетя Дуня. — Значит, наша Кубань после твоей занюханной Швеции тебе уже не нравится? Родину продал, старый кобель? — грозно рявкнула она.

— Дура ты, што ли, Дунька? Да омерзение — в смысле замерз я — с утреца-то прохладно уже, вот и решил для сугреву... — Дед, вспомнив, видимо, что в чашку уже налито, переполовинил ее, и, враз повеселев, продолжал: — А ты игде его такой патриоткой стала? Не на хверме своей, случаем, митинги с бугаями проводишь?

— Та ну тебя! — тетке надоело пререкаться с ним, и она махнула рукой. — Пойду огурчиков свежих выберу гостям, а то покупатель на дом скоро заявится.

— Не хочешь, значит, здесь жить? — дед Федор задумчиво доцедил из чашки.

— Не хочу, пап! — тетка Дуня пошла на огород. Грязный ком, опутанный проволокой, она углядела сразу — он валялся как раз посреди ее любимой грядки с поздними огурчиками.

— Ироды! — всплеснула она руками. — Опять, небось, дохлого поросенка подбросили! — Все это могло относиться как к близ живущим соседям, так и ко всей станице в целом. Была у некоторых станичан дурная привычка — издохшую дворовую живность подбросить в огород соседа — до скотомогильника долго везти.

Проворно ухватившись за проволоку, она живо огляделась — не видит ли кто, и уже намеревалась залупить комок грязной мешковины в соседние камыши, когда та развернулась и изнутри выскользнул и шлепнулся вновь на грядки увесистый пластиковый пакет, крест-накрест обмотанный «скотчем». Тут уже сыграло роль любопытство. Зашвырнув в камыши проволоку и тряпку, тетка ухватила яркий пакет и побежала во двор к деду, который уплетал виноград прямо с лозы над столом, перемежая его «Амаретто».

— Папань, гля, шо я в огороде нашла! — шлепнула она сверток на стол. — Вчера не было, а седни появился.

— А вдруг это бомба? — пугнул ее дед. — Видела по телеку чеченские... это... террористы везде их подсовывают?

— Тер-ро...ристы? — тетка Дуня села мимо лавки.

— Они самые! — подтвердил дед, ощупывая пластик. — А ну, дай нож! — Ликер уже сделал свое дело, ему сейчас было по фиг, что там заклеено.

— Ой, папа, не надо! — тетке было уже страшно. — Я побегу лучше участкового подыму!

— Это Вовку, что ли? — дед Федор пренебрежительно махнул рукой. — Да я ентого засранца ишо в детсаде за таблицу умножения гонял, куды ему!..

— Этот засранец майор уже! — оскорбилась за местную власть дочка.

— Тем более, — неопределенно изрек дед. — Ты мне ножик дашь, или рвать его вставными зубами? — прикрикнул он на дочку.

Получив желаемое, пошел все же на огород, сел на размежевке, закурил «Пьер Карден» и решительно вспорол пластик.

— Твою маму мерин нюхал! — дед еще не привык к шведскому этикету.

На сыроватый кубанский чернозем из распоротого чрева свертка поползли змеи. Но не живые — натуральные: по пластику скользили бусы и ожерелья из жемчуга, аметиста и теплого янтаря, браслеты из благородного металла, украшенные сверкающими камешками, и из камней, скрепленных между собой таким же металлом... Дед Федор ошарашенно затряс головой, затем торопливо снял пижаму, простелил, потряс над ней разрезанным пакетом. Изнутри теперь посыпалась разная мелочь, серьги, кольца, подвески, кулончики и медальоны с цепочками... И что-то оставалось еще внутри — зацепилось, не хотело выходить на свет. Дед запустил руку нащупал, потянул..«и зажмурился от яростного, слепящего разноцветного блеска — утреннее солнце отразилось в бесчисленных мелких камешках...

Это была камея — огромная золотая раковина. Вделанные в нее драгоценные мелкие камешки образовывали панно: два бутона розы, а между ними — пышно распустившийся цветок. На зеленых изумрудных листьях и на алых лепестках роз сияли капельки росы — бриллианты. Алмазной пылью осыпаны и края раковины. Вся композиция была настолько яркой и живой, что массивная золотая цепь из крупных колец как бы терялась на ее фоне, делалась воздушной...

— Закрой хлебало, старый пердун, и собери цацки вот сюда! — на кучу драгоценностей шлепнулась мягкая охотничья сумка из выделанной кожи на длинном ремешке, а к затылку деда прилип противно-прохладный металл...

Жорик Чич с раннего утра занял удобную позицию на самом верху сеновала и в бинокль наблюдал за соседним двором — оценивал силы противника. Огород Гребовых отсюда был тоже как на ладони, так что манипуляции деда Федора с предполагаемой «бомбой» Жорик видел отлично. А когда увидел то, из-за чего, собственно, и была затеяна вся эта катавасия с куплей-продажей дома, не выдержал и вмешался в ход событий, насадив предварительно на свой «ТТ» глушитель. Убивать — оно, конечно, нежелательно, но если что-то или кто-то вздумает помешать — пусть обижается на себя в связи с вынужденными обстоятельствами. Чич уже предвкушал победу, полную и окончательную: бабки, предназначенные для покупки дома, он, конечно, возьмет себе — в виде премии за отлично выполненную работу. «Ну и в виде компенсации за потраченные нервы прихватит-перепрячет что-нибудь из этих игрушек — шеф знает только про камею, а точного количества драгоценностей, так же, как и их списка — нет. Теперь осталось совсем немного — пока те, в доме, еще не проснулись — оглушить эту старую развалину и смотаться втихую из станицы...

Планы его, однако, нарушила тетка Дуня. Выждав некоторое время в деревянной будке туалета, куда спряталась на случай взрыва, и не слыша оного, она несмело высунула голову из прикрытой двери и», увидела отца, стоящего на коленях, а над ним — соседского квартиранта Жору с длинным пистолетом. Не раздумывая и минуты, она ухватила грабли, прислоненные к летнему туалету, и, размахивая ими, понеслась к «убивце».

Жорик, как и дед, завороженный видом сокровищ, увидел тетку Дуню уже метрах в пяти. На раздумье ему было отпущено еще меньше, чем ей перед этим, поэтому он просто вскинул «ТТ» и дважды нажал на спуск. Два мягких хлопка решили исход так и не начавшегося сражения в его пользу: тетка Дуня словно споткнулась на бегу и мягко завалилась набок, так и не выпустив из рук свое оружие. Не мешкая ни секунды, Жорик с маху приложился рукояткой пистолета к затылку деда. Тот охнул и осел на землю, а Чич, отбросив пистолет, стал лихорадочно запихивать в охотничью сумку скользкие украшения.

— Браво, браво, бис! — послышалось рядом, и он мгновенно протянул руку к лежащему на земле «ТТ».

— Не стоит! — нога в замшевом ботинке отбросила «ствол» в сторону. — У меня реакция быстрее. К тому же я подготовлен, а ты вот забыл об осторожности.

Жорик наконец поднял голову. Фотографии Славки, деда Федора, даже Гека у него были — снабдил шеф перед началом операции. Этот, стоящий возле него, был один из незнакомцев, как он доложил вчера. Второй была девчонка.

Незнакомый мужик был без оружия, и это в корне меняло ситуацию. Жорик мгновенно сгруппировался, перекатился вбок, через секунду вскочил уже с готовым к бою пистолетом в руках и... полетел на землю от резкого, с разворота, удара ногой. Оружие порхнуло в другую сторону. Незнакомец весело оскалился:

— Я же предупреждал! Знакомиться будем?

— На улице с первым встречным не знакомлюсь! — буркнул Чич, не рискуя подняться.

— Савелюк, Борис! А ты Чич — клевый чувак! — Жорик насторожился: «Клевый чувак» — поговорка шефа.

— Да от него я! — понял его состояние Борис. — Просто тебя заслал снаружи, а меня изнутри — для стопроцентного успеха. — Он протянул руку, помог Жорику подняться и протянул ему тонкий нейлоновый шнур: — На, вяжи старика!

Жорик поднял пистолет, снял набалдашник глушителя и сунул «ствол» в кобуру под мышку. Затем озадаченно завертел в руках шнур.

— Не могешь? — пренебрежительно ухмыльнулся Борис. — Гляди и учись!

Он в три секунды связал большие пальцы рук деда Федора у него за спиной, затем достал из кармана рулон скотча, оторвал кусок и залепил его рот.

— А теперь пошли в дом! — бросил на плечо ремешок охотничьей сумки, словно расстался с ней всего минуту назад. И Жорик понял — Борис плавней!

Проходя по размежевке, Савелюк словно бы не заметил лежавшую возле дорожки тетю Дуню, лишь проходя бросил Жорику через плечо:

— Эту... в холодок, чтоб не видно было!

Чич ухватил женщину за ноги, поволок за летний туалет, стоящий под майскими вишнями. Юбка на ней бесстыдно задралась, обнажив крепкие полные ноги. Но не это сейчас волновало Жорика — в доме оставались трое врагов и девчонка, которых как можно быстрее нужно нейтрализовать, пока они не проснулись. Девчонку можно...

...Окна и двери дома были распахнуты, в комнатах витал сладковатый, щекочущий ноздри запах, а в углу большой прихожей — сваленные в кучу, словно кули камыша, тела Игоря, Славки и Гека, обмотанные кусками бельевой веревки.

— Как же ты их — сам? — удивился Жорик. Борис самодовольно ухмыльнулся, подбросил на руке картонный цилиндрик, похожий на большую новогоднюю хлопушку.

— Усыпляющий газ — дернул за шнурочек, вышел покурить и через десять минут проветривай помещение! Мыши, между прочим, не выдерживают — дохнут.

— А эта... девчонка где? — осторожно поинтересовался Жорик.

— Смылась, сикушка! Она ведь в другой комнате спала. Пока я то да се — в окно и сиганула. Как ты думаешь, побежит она к участковому?

— А что она ему может напеть? У нее пока только догадки, и она их обязательно проверит. Значит, околачивается где-то поблизости.

— Примерно так и я подумал! — признался Борис. — А ну, веди сюда эту старую кочерыжку, будем решать — что с ним делать!

Вскоре Чич ввел в комнату очухавшегося деда Федора, толкнул его на стул. Борька между тем сунул каждому из лежащих в ушу под нос какую-то ампулку, затем похлопал по щекам... Первым подал голос Игорь:

— Ну и сука же ты, Савелюк! Догадывался я, кое-что подозревал...

— А я тебя опередил, — довольно засмеялся Борька. — Кстати, не промажь я еще там, в Балатоне, сегодня одной проблемой было бы меньше.

— Так это ты из легковушки стрелял? — понял Игорь. — А я-то все голову ломаю — откуда у тебя мой номер телефона и кого послал тогда на опознание Вольвак!

— Ну, кто еще тебя знает лучше, чем я? Эх, жаль — эта шалава вперед тебя в салон нырнула, да и с зарядом промахнулся я — нужно было пластикат с дистанционкой!

— Значит, и Юдит подорвалась с твоей помощью! — горько уточнил Игорь — Когда же ты, гад, из закадычного друга врагом стал?

— Я тебе, в трикопыта мамочку, никогда другом и не был! — криво ухмыльнулся Савелюк. — Притворяться другом и быть им — две совершенно противоположные вещи. Сперва я ненавидел тебя за то, что ты был техничнее меня в рукопашном бое, а затем — за твой успех в коммерции, в делах любви... Да-да, и любви тоже! Поэтому и пакостил тебе, где только мог. Сперва подсунул «мертвое дело», «висяк», помнишь, — про братца некоего Агафонова? Затем без моей «помощи» ты отправлялся два раза туда, откуда не каждый возвращается. Но ты вернулся — живой и даже не искалеченный. Ты думаешь — я терял тебя? Нет, я тебя пас, вел до самого Будапешта и дальше! Я знаю о твоей коммерции и интимной жизни больше, чем ты сам, — мое звание и место службы позволяют мне знать... Кстати, это по моей подсказухе Хайрулла — полевой командир «духов», — вышел на твоего компаньона Костю Думенко и зарезал его. Не допытал ты тогда в ванне Хайруллу, ой не допытал! Хотя, что со старлея возьмешь?!

— А мне теперь ясно, как ты свои майорские погоны заработал! Жопы лизал вышестоящему начальству!

— Что поделаешь, — шутливо поклонился сидящему на полу Игорю Борька, — се ля ви такая — не лизну я, лизнет другой, а я останусь в стороне! Зато у меня есть теперь почти все, а выгорит наше дело — буду иметь столько, что на три жизни хватит, да еще и с присыпкой!

— Все ясно! — скривился от ненависти Игорь. — Связался с Вольваком и Гальчевским, и думаете втроем весь мир перевернуть, супермены сраные? Есть у меня отличное досье по этому делу! На тебя, правда, нет, но хватит и того, что есть на тех двух полудурков, чтобы понять вашу затею!

— И в чем же, по-твоему, она состоит? — прищурился Борис.

— Переворот хотите устроить, вроде августовского путча трехлетней давности! Но только там спектакль Горбачев себе устроил, а здесь вы хотите все провернуть по-серьезному. Для того и понаделали из молодых парней безмозглых болванов, подчиняющихся заложенному в их памяти коду. Знаем, читали об этом! Гитлер, кстати, тоже пытался создать армию психов, каким был сам, для захвата в сорок третьем Тегеранской конференции. Но кто-то из его приближенных вовремя сообщил о готовящейся акции — десант расстреляли в воздухе, не дав ему приземлиться. Любой мало-мальски думающий мужик не потерпит, чтобы им всю жизнь командовали шизофреники... Думаете, вы свой план удержите в секрете, империалисты недоделанные?

— Ну ты, гений, говори да не заговаривайся! — шагнул к нему Савелюк, с яростью замахиваясь, и, внезапно остыв, засмеялся: — Хотя что это я спорю с покойником? Да-да, с тех пор, как к тебе в руки попали документы нашей организации «Перекресток молний», тебе следовало самому, не дожидаясь помощи от нас, покончить жизнь самоубийством! Почему, спросишь, я тебя не убил сегодня сразу? Не могу, дорогой бывший корефан, потому что вынесенный тебе приговор, который, кстати, привести в исполнение должен я, утвердил казнь в другом исполнении: четвертование. Но перед этим — обрезать с тела все выступающие части... Ну, ты меня понял, надеюсь? Рот мы тебе, конечно, заклеим... А что касается сохранения тайны архивов — об этом можешь не беспокоиться! Правда, маленькую промашку мы допустили — позволили старому еврею кое-что передать тебе. Ну кто же думал, что ему, кроме зарплаты, захочется еще и «шабашку» сбить? Но мы быстро исправили ошибку — зарыли его вместе с внуком на кладбище в чужой могиле — поверх старого гроба. Живьем, кстати, зарыли — пусть Родину не продают! Не расскажет уже ничего и твой друг шахтер.

— Что вы, сволочи, с Иваном сделали? — рванулся к Борьке Игорь.

— А тебе не все равно? — усмехнулся Савелюк, отфутболив его ногой на прежнее место. — Встретитесь на том свете — он тебе все подробно и опишет... Ох, чуть не забыл! — повернулся он к Славке. — Огромнейшее спасибо твоему папаньке за «мелкашку» с оптикой и глушителем, на расстоянии до двухсот пятидесяти метров — незаменимое оружие.

— Спасибо не булькает! — буркнул еще плохо пришедший в себя Славка.

— Что ты сказал?

— Я говорю — лучше маленький червонец, чем большое спасибо!

— Юморист, значит? — недобро усмехнулся Борька. — Помню, помню вас с дедом еще по школе рукопашного боя! Что ж, вы умрете смертью полегче — мы вам на головы пакеты натянем.

— А мне ты что уготовил? — подал голос очухавшийся Гек.

— А-а-а, герой сухумского периода! Тебе самое почетное — пуля в лоб!

— Спасибо за мягкую затычку! — попытался Генка поклониться.

— Ладно, ладно, спасибо будешь говорить, когда посмотришь спектакль. Стрелять мы тебя будем последним. А ты, дед, чего молчишь? Выбирай сам себе кончину, какая по душе, старикам везде у нас почет, — раздобрился Борька.

— Я вот прежде спросить тебя хочу, — обратился к нему дед Федя, — вы зачем мою дочку Дуняху убили?

— В пределах самообороны, дед, только в пределах самообороны! — заерничал перед ним Жорик. — В грабле той двенадцать зубьев — никакой бы индпошив меня не залатал после ее обработки!

— Ну что ж, что сделано — того не воротишь! — пожевал губами дед. —Тапереча ишо вопрос: куды вы Гретку дели?

— Кого?! — не понял Жорик.

— Убежала она, старик! В окно успела выпрыгнуть твоя увнученная! — пояснил Борька. — Как думаешь, не побежит стучать участковому? — задал он деду вопрос, который до этого задавал уже Чичу.

— Не, не побегить! — качнул дед Федя головой.

— Струсит! — торжествующе объяснил Жорик Савелюку.

— Гретка не из таковых, — спокойным голосом опроверг дед его теорию. — Она вас просто убьет!

— Что?! Что ты сказал, старый пидор? — Чич зашелся в истерическом хохоте. — Нет, ты слышал, Борь, эта шмакодявка нас... Из чего? — обернулся он к деду. — Из двухстволки своей? — намекнул на принадлежность Греты к женскому полу. — И то, небось, один ствол еще не прочищен! Ну ничего, поймаю ее, — он насадил глушитель на вытянутый из наплечной кобуры «ТТ», — у меня шомпол для нее есть — спецкалибра! — и оглушительно захохотал своей шутке.

— Ш-ш-ша! — прошептало в комнате и пистолет из его руки полетел на пол, а правую ладонь пробила стрела с ярким оперением.

— Я же говорил — Гретка убьет! — спокойно констатировал дед Федя. — У ей — межнародный класс по стрельбе из лука, а лук — завсегда с собой! Для тренировки. Ишо забыл добавить— она мое тело охраняеть, ну ета... как его?

— Телохранитель?! — веря и не веря, воскликнул Гек. — Эта девчонка?!

— Ента девчонка натворила шухеру в Боснии, пока мы ее с Эльзой не вытянули оттель. У ей спецподготовка с двенадцати лет, есть такая секретная школа — набирают детдомовских сызмалу. Кого — в телохранители готовят, а кого — прямиком в наемники! Вот она и пощипала миротворцев из ООН! Шустрая, в обчем, девка! — объяснил Геку дед.

Дед Федя заговаривал зубы — это Гек понял, когда Славка, каким-то образом распутавший на себе узлы, внезапно прыгнул к Савелюку и, набросив ему на шею обрывок веревки, с остервенением стал затягивать удавку.

— Пакет, говоришь? Я тебе прежде хрен на задницу натяну! Борька захрипел и ухватился обеими руками за веревку, выгнувшись вперед — Славка коленом уперся в его поясницу. Гек и Игорь одновременно катнулись по полу к пистолету, один — что бы отбросить его подальше, а Игорь с маху подсек ноги Жорика. Гек опоздал на чуть-чуть, какую-то долю секунды. Чич упал, конечно, но упал на «ТТ». И с пола, навскидку, засадил в напряженную Славину спину пол-обоймы. Тело того враз обмякло, и он отвалился от Борьки, оставив веревку на его шее.

— Ну, паскуды! — Чич вскочил на ноги, водя стволом с Гека на Игоря — выбирал, в кого первого выстрелить, с левой руки он стрелял так же, как и с правой, — отлично. Но упустил Жорик в горячке одну маленькую деталь — он стоял посередине комнаты, на фоне открытого окна...

— Ш-ш-ша! — вновь прошептал воздух, и вторая стрела вошла ему точно в ямку между ключицами. Захрипев и забулькав горлом, Чич вскинул к нему руки. Третий смертоносный наконечник попал в грудную клетку. Он так и рухнул на пол — лицом к окну, словно пытаясь в последний раз взглянуть на ту, для которой уже подготовили «достойный шомпол».

Все застыли в секундном шоке при виде двух таких быстрых смертей. Все, кроме Савелюка. Выхватив из «дипломата», стоящего в углу комнаты, две дымовые шашки, он чиркнул зажигалкой и выбросил их — одну в окно, через которое влетели жалящие насмерть стрелы, другую — за порог входной двери. Затем подхватил с пола пистолет Жорика, расстрелял остаток обоймы по едва видневшейся в дыму девичьей фигурке на копне сена во дворе напротив и, подхватив по пути лежащую на столе охотничью сумку, побежал к стоящей у калитки «Волге». Под прикрытием дымовой завесы план его удался на все сто процентов — он, целый и невредимый, влетел в салон автомобиля. Задыхаясь, нашарил в кармане запасные ключи и, врубив зажигание, рванул с места так, что в стороны полетели ошметки травы, растущей тут же, за двором. Удивительно, но за все это время по нему так никто и не выстрелил...

Некому было стрелять. Две пули из остатков обоймы «ТТ» достались Грете — за годы нахождения в спецшколе контрразведки Савелюк научился поражать цель по малейшему шороху, а не то что ростовую мишень... Она скатилась с копны — недавнего наблюдательного поста покойного теперь Жоры Чича — и попыталась подняться. Это удалось с неимоверным трудом, две пули — в животе и груди — давали о себе знать, с каждой секундой Грета слабела все больше и больше. Поэтому, определив в густом дыму входную дверь в доме напротив, просто упала на пол и поползла с десантным ножом в руке к деду Федору, оставляя на дощатом крашеном полу широкую кровавую полосу. У нее еще хватило сил перерезать острым лезвием опутывающие деда веревки. Все, ее миссия была окончена! Она спасла от смерти, охранила то тело, которое ей довелось охранять! Человека, которого она за столь короткое время пребывания в их доме в Швеции, а затем здесь, в России, успела полюбить как отца, дедушку, как человека, наконец, за его неиссякаемый юмор и ласково-насмешливое отношение к окружающим. А дед Федор, выхватив из ее ослабевших рук нож, перерезал путы на Геке и Игоре, затем бросился к внуку, но, поняв, что Славке уже ничем не помочь, сел возле него на пол и тихо, по-старчески, заплакал. Много смертей перевидал дед за свою семидесятилетнюю жизнь: и в голодные годы, и в разведке во время войны, да и в последнее время их было.немало. Но то были чужие смерти, как бы не коснувшиеся его сердца, души... А здесь в течение нескольких часов он воочию видел гибель двух ближайших родственников — дочери и внука. А тот, кто прямо и косвенно виноват в их гибели...

— Ушел все же, волчара! — дед не заметил, что мыслит уже вслух.

Умирающая Грета правильно поняла его слова. Торжествующая улыбка появилась на ее побелевших от потери крови губах:

— Далеко не уйдет!

— Как не уйдет? — не поверил дед. — Уже ушел!

Грета слабым шевелением пальцев указала на карман джинсовой куртки. Гек понял, пошарил в нем ивытащил... обыкновенный презерватив, набитый каким-то темным порошком.

— Я ему в бак... — прошептала Грета.

— Вот теперь все ясно! — вмешался Игорь. — Это марганцовокислый калий. При соединении с бензином дает сильнейшую взрывную смесь... А тонкую резину бензин разъедает за...

...Выехав за станицу, Борька прибавил газу и наконец-таки отдышался. «Да-а, здорово эта сикушка уделала Жорика! Даже попрощаться не смог по-человечески — глотка-то продырявлена! Но и я ее, кажется, зацепил — вверх тормашками полетела с копны... А вот на тех двоих — дед не в счет — снова зарядов не хватило... Надо же, в третий раз Веснин от явной смерти уходит! Ничего, теперь мы рисковать не будем — пошлем пару наших обалдуев, они его и дружка быстренько приговорят, вякнуть не успеют. А у меня есть более приятная работа — перевести в доллары побрякушки из охотничьей сумки. Выплыли, наконец-таки, бриллиантики и золото той валютной проститутки из Питера, которую ныне покойный Иван Федорович Гребов «благословил» в ее же квартире бутылкой из-под шампанского, наполненной песком. И, уходя, прихватил эти «бирюльки». Многие точили зубы на них, потому что знали об их существовании — путана не делала из этого секрета, уверенная на все сто в своих «быках»-телохранителях. Часто цепляла «цацки», собираясь на какой-нибудь светский раут с очередным поклонником из дипломатического корпуса. Ну и доцеплялась... Однако, каков пенсионер-снайпер! Даже под последней пыткой, когда из его внучки чуть дурочку не сделали, не указал точное местонахождение тайника. Сказал, что под полом в большой комнате. Из-за этого и пришлось разыграть весь этот спектакль с покупкой дома. Эх, пропали, однако, сто «лимонов» — Жорику они теперь ни к чему, а мне бы очень пригодились! — размышлял Борька Савелюк, все более удаляясь от станицы.

— Ничего! С этим сокровищем... — Он хлопнул по кожаной охотничьей сумке, лежащей на соседнем сиденье и... сразу почувствовал — что-то не так! Не было в сумке той округлости, приятной сытости туго набитого за обедом желудка — она топорщилась мелкими острыми гранями... Рывком остановил «Волгу». Сзади раздался возмущенный сигнал, и водитель «Жигулей», обогнавших его машину, отчаянно завертел пальцем у виска — что ж ты делаешь, придурок? Однако Борьке на эту мелочь некогда было обращать внимание. Рванув молнию застежки, он перевернул сумку. На соседнее сиденье с шорохом и стуком высыпалась кучка... гравия, которым была посыпана дорожка во дворе Гребовых.

Это она! Та сучка белявая! Пока он распинался там, в доме, упиваясь своей властью над беззащитными, связанными по рукам и ногам пленниками, пока придумывал способы их казни, она подменила драгоценности на это вот дерьмо. «Ну погодите, суки, еще не вечер! — пообещал Савелюк и, лихорадочно открыв багажник «Волги», перетащил из него в салон «АКСУ» с четырьмя запасными магазинами и подсумок с гранатами. — Ну, падаль! Я вам сейчас устрою Мамаево побоище! Не то что от дома — от вашей вонючей станицы камня на камне не оставлю!» По части терактов Борис читал на курсах цикл лекций, поэтому угроза не была пустой. Круто развернувшись, он с яростью рванул назад, в то место, откуда двадцать минут назад убегал с позором, но богатый — как он думал. Попадись сейчас Савелюку гаишники или пэпээсники — расстрелял бы, не задумываясь, походя, как будто устраняя с дороги досадное препятствие...

Не дал Бог свинье рог. Уже на въезде в станицу бензин в баке сделал свое дело, «докушав» тонкую резиновую пленку, отделяющую Жизнь от Смерти... Перепуганные мощным взрывом на пролегающей рядом трассе, коровы фермы, задрав хвосты, проломили хилую изгородь выгульного база и ломанулись в близлежащую посадку. А выскочившие из корпуса скотники, разинув рты, смотрели на ярко пылающую, разорванную пополам «Волгу». Из которой так никто и не выскочил. Не успел, видимо...

— Сейчас, Грета, сейчас! — бормотал Игорь. Он стянул с нее куртку, разорвал цветастую рубашку и теперь пытался наложить повязку из куска простыни, которая постоянно сползала с высокой, упругой девичьей груди.

— Не суетись, Игорь, не стоит! — девушка положила свою ладонь поверх его, и он с ужасом почувствовал, как уходит тепло из молодого красивого тела. — Эта болезнь неизлечима, я много видела таких там, в Боснии... Послушай, золото и бусы из сумки того... который уехал, — в помойном ведре, под вишней. Там же и... — Грета запнулась и внезапно глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, ласково провела холодной уже ладонью по его руке, — а знаешь, я бы тебя полюбила... такого! Я ведь еще никого... — голова откинулась на подложенную под нее джинсовую куртку...

Игорь прикрыл остановившиеся глаза Греты, набросил на тело остатки лежащей рядом простыни... Все, пора возвращаться к прозе жизни! Он взглянул на часы — половина шестого. Сейчас станица начнет просыпаться.

Где-то ахнул мощный взрыв и высоко в небо вознесся клуб черного дыма пополам с пылью.

— Поминальный салют в честь погибших! — Гек, слышавший предпоследнюю фразу Греты, уже входил в дом с пластмассовым зеленым ведром, накрытым крышкой. Откинул крышку и... остолбенел. Ведро доверху было заполнено пачками купюр стотысячного достоинства.

— Одна, две, три, десять! — пересчитал. — Ровно сто миллионов! А под ними — драгоценности! Так что Боря Савелюк улетел на небо порожняком!

— Ой, лышенько, да что это делается?! — в дом влетела сестра тети Дуни. — Не иначе, дудаевцы на нас напали!... — она враз осеклась и закрыла рот ладошками, увидя на полу трупы.

— Замолчь, Манька, и слухай сюды! — цыкнул на меньшую дочь дед Федор. Затем вкратце обрисовал ей положение вещей. Когда рассказывал про смерть тетки Дуни, сам чуть не заплакал, однако усилием воли сдержался. Окончив рассказ, обернулся к Геку и Игорю.

— Что делать будем? Поплакать еще успеем, сейчас нужно что-то конкретное!

— С милицией нам встречаться никак нельзя, — первым отреагировал Игорь. — Если ситуация в Российской находится под контролем у кого-то из высших чиновников, а это скорее всего так и есть, через час-два жди гостей на вертолете. И в случае нашего задержания из камеры нам один выход — на тот свет. Такие свидетели, как мы с вами, нежелательны для любой структуры. Да еще с таким багажом... — кивнул он на ведро.

— Что ж ты предлагаешь? — не выдержал дед Федор.

— Я высказал причины, теперь ваш ход, — Игорь взглянул на Гека.

— Нужно уходить! — твердо выговорил тот. — Дед Федя прав — поплакать мы еще успеем, сначала нужно отомстить за них. Наступать нам сейчас не с руки — значит, нужно пока отступить — разведать, что к чему, и подготовиться. Эх, машину бы нам сейчас! — протянул он мечтательно.

Дед Федор отсчитал из ведра три пачки стотысячных, остальные протянул дочери:

— На, Манька! Это на похороны... — он смахнул непрошеную слезу.

Дочь с ужасом глядела на руки деда — такие деньги она видела впервые в жизни.

— Это много, папа!

— Они вам понадобятся еще и на покупку другой машины. А «Таврию», ту, что Ванька зятю купил, отдадите нам. И чем быстрее, тем лучше!— крикнул он вслед выбегающей из калитки дочери.

...Через полчаса они проселочными дорогами уехали из станицы. А через час с небольшим на околице ее приземлился темно-зеленый вертолет...

Глава VI ВОССОЕДИНЕНИЕ

Таможни, и российскую, и украинскую, проскочили быстро — помог английский паспорт Игоря, и в Николаевку въезжали после полудня. Игорь подрулил прямо к зданию городской больницы. Владислав был на месте. Увидев входящего в кабинет Игоря в сопровождении Гека и деда, горестно развел руками.

— Когда и как это случилось? — Веснин опустился на кушетку у стены.

— Сразу же вечером, как только ты уехал. Он сидел в постели — мерял температуру, рядом была медсестра... Выстрела никто не слышал. А пуля маленькая такая, мягкая, прошла в висок навылет.

— Опять мелкашка! — Игорь закрыл лицо руками, затих.

— А знаешь, я вот тут думал, — Владислав прикоснулся к его руке, — может, Ивану легче... — Я это к чему: СПИД у него все же был — анализы его дали положительные результаты. Но тогда я просто не мог ему сказать правду, да и тебе тоже...

— Наврал, значит! — горько усмехнулся Игорь. — Ну, и кому от этого легче?

— Ему легче, Ивану! Умер-то он с сознанием своей полноценности в нашем обществе...

— А-а-а, теперь все равно, с какой стороны ни подходи — смерть всегда остается смертью. Когда похоронили?

— Сегодня утром. Родственников у него нет, а высокие чины из милиции приказали: хоронить немедленно после вскрытия.

— А они чего-нибудь искали, чины эти высокие?

— Да вроде бы ничего. Тобой вот только интересовались усиленно: что да как, да куда уехал? Я им сказал, что на какое-то предприятие областное, для заключения договора на поставку какого-то там оборудования.

— Ну, и что?

— Ну, и уехали! А мне было приказано: как только приедешь — позвонить на 02.

— Позвонил?

— Да иди ты знаешь куда?! — разозлился Владислав. — Пошли лучше помянем Ивана.

— Поехали сначала в «Гастроном», а затем к Ивану на квартиру! — распорядился Игорь.

— А ключи?

— Вот они, — тряхнул связкой Игорь. — Когда я уезжал, он мне их отдал вместе с доверенностью на квартиру. Пока он, дескать, в больнице... — Веснин осекся.

— Ладно, поехали, — решительно мотнул головой Владислав. Поднялись на третий этаж, Игорь протянул руку с ключом к замочной скважине.

— Стой! — перехватил ее Гек. — Погоди! А вдруг там «гости» побывали?!

— Слухай, Генка, сызнова ты со своими штучками-дрючками?! — закипятился дед Федя. — Скоро хвамилии своей пужаться будешь!

— И все же — проверить не мешает! — Игорь убрал руку от замка. — Здесь внизу как раз баба Зина живет... Пошли! — махнул он Геку. — Ты помоложе.

Вскоре вернулся и подмигнул успокаивающе — ждите, мол!

Минут через десять по ту сторону двери послышался щелчок отпираемого замка и дверь распахнулась. Гек приглашающе поманил изнутри. Дед Федор первым шагнул в квартиру, тут же ойкнули взлетел по лестничному маршу на пролет выше, побив все рекорды скорости.

Игорь заглянул в открывшийся проем двери... почувствовал, как на голове шевелятся волосы. Все аммонитные шашки с антресоли были аккуратно сложены на кухонном табурете сразу за дверью, в каждую шашку всажен детонатор, а проводки разделены по контактам на два жгута. Здесь же, к ножке табуретки, лейкопластырем была прикреплена обыкновенная плоская батарейка. Один жгут прикручен к минусовой клемме, второй чуть-чуть не касался плюсовой — ему не давала этого сделать тонкая капроновая нить, пропущенная через колечко из скрепки, прибитой к стене маленьким гвоздиком, и натянутая между клеммой и дверной ручкой. Стоило чуть-чуть приоткрыть дверь — нить через кольцо натянется, жгутик из проводов коснется плюсовой клеммы...

— Да здесь на весь дом с избытком хватило бы! — ахнул Владислав.

— Заходите, я уже провода от батарейки убрал! — пригласил вновь Гек. — А без электричества аммонит не опасен. По крайней мере, в комнатных условиях.

— А ежели все жахнет? — дед на сей раз переступил порог последним, с опаской косясь на страшный заряд.

— Тогда ты и «мама» сказать не успеешь! — «успокоил» его Гек, выдергивая детонаторы из круглых пакетиков.

Вошли в квартиру, огляделись. Посетителям, собственно, не нужно было устраивать особого бардака при обыске: все материалы по делу организации «Перекресток молний» лежали на виду — в единственной на всю квартиру тумбочке. Что поделаешь — не думали Игорь с Иваном, не гадали, что их так быстро вычислят...

Тумбочка так и осталась раскрытой, ни бумаг, ни кассет в ней не было. Интересно... он подошел к книжной полке, снял с нее «Робинзона Крузо», открыл — пластикат был на месте. Значит, больше нигде ничего не искали. А что им искать — получили все, за чем приходили.

Он поставил «книгу» на место и пошел на кухню. На столе уже стояли бутылки и закуска. Молча разлил, молча выпили, молча посидели. Наконец, дед Федор обратился к Геку:

— Геш, ты помнишь, мне на курорте читал стихи, про Расею.

Тот кивнул утвердительно.

— А ишо могешь такое... для души?

Вместо ответа Гек начал:

— Классные стихи! — Игорь схватил Гека за руку. — Твои?

— А то чьи же?! — возмутился за Генку дед. — Он их на раз клепает! Сядем, бывалыча, с им на пару вечерком, дербалызнем по «Амаретту», а утром, глядишь, — уже стих волокеть!

— Ты никак, дед, в соавторы набиваешься? — прищурился Гек.

— Та ты шо, Господь с тобой! — замахал на него руками дед Федя. — Я ж слова его... склишать не умею. Да и с памятью шо-то не то стало. Крутится в башке уже третий год один и тот же стишок, а более — ничего. Хотите, прочитаю! Вот стою на асфальте я, в лыжи обутый. То ли лыжи — не те, то ли я?..

— Да, поздновато ты в поэты ударился! — посочувствовал ему Владислав. — Лет эдак бы на полета раньше...

— Ладно, давай ближе к делу! — прервал их Гек и, расстегнув спортивную сумку, скомандовал. — А ну, освободите стол!

На освободившееся пространство он высыпал драгоценности.

— Сперва объясните, откуда они взялись в станице?

— Ну, рассказ про мого сынка ты слыхал от того бандюги, шо Игорехиным другом прикидывался, — начал объяснять дед Федя. — По моему разумению, енти цацки он прихватил, когда одну проститутку по заказу пришил...

— Ты где, дед, блатных слов таких успел нахвататься? — изумился Генка.

— С кем поведесси... — намекнул дед и продолжил: —Так вот, скорее всего, Ванька мой их где-то в камышах затырил, а моя дочка Манька нашла... или хто-нибудь...

— Ну, продолжай! — поощрили его.

— А хто-то из следователей или, не дай бог, бандюков пронюхал про его хованку и вот тут-то все и началось... — дед посмурнел лицом. — Господи, сколь хороших людей из-за ентих побрякушек жизни наклали!

— Версия принимается. — Гек задумчиво уставился на Игоря. — Ну, а ты как в нашу компанию влип?

— Долго рассказывать, — замялся тот.

— Давай решим так: если ты едешь, куда собирался, один — на этом закончим разговор и дальнейшее знакомство! Но если решишь остаться с нами — рассказывай о себе все! О нас ты знаешь, а нам в компании темные лошадки не нужны! — жестко закончил Гек и добавил: — Подумай хорошо, прежде чем решиться!

Веснин думал не более пары минут — пока докуривал «Данхилл».

— Вы мне частично уже помогли: выявить и уничтожить одного из «стукачей» шестого отдела моего бывшего ЮВД. Да и дальше без посторонней помощи я вряд ли обойдусь. Поэтому слушайте... — и он пересказал новым друзьям автобиографию из общей тетради. Окончив исповедь, обратился к ним:

— А теперь вам решать — стоит ли связываться со мной! Дело, за которое я взялся, может закончиться в любую минуту по причине внезапной смерти — моей и вашей, если вы влезете в него. Я ведь не только хочу покарать Вольвака и Гальчевского — ублюдков, искалечивших не одну человеческую судьбу. Я также хочу узнать что-нибудь о Максиме — сыне Анжелы, убитой Вольваком в гостиничном номере. За несколько дней мы с ним привязались друг к другу... Его отец — зверь и наркоман — убит, а я, думаю, смогу заменить ребенку родителей. В память о Юдит, которая все-таки была, к убийству которой приложил руки и Вольвак. Но вновь предостерегаю вас: я замахнулся на очень хорошо подкованного и грамотного во всех отношениях противника, к тому же имеющего на руках главный козырь — Власть. Надежды на успех мало, очень мало...

— Но она все же есть? — невинно поинтересовался Гек. Игорь взглянул в его лицо, затем лицо деда Федора, Владислава и, все поняв, облегченно засмеялся.

— С такой-то подмогой?! Больше, чем наполовину!

Гек обернулся к Владиславу:

— Ну, тебе-то с твоей мирной профессией сам Бог велел держаться от нас подальше.

— Обижаешь, начальник, — запротестовал тот. — С вами мне как раз по пути. Хватит того, что мои обожаемые предки до двадцати двух лет делали из меня мимозу в вазочке. Вы вон сколько объездили, повидали, а я... Окончил лишь медицинский да курсы электроники при вузе. Сейчас мне двадцать пять, из них три года занимаюсь культуризмом. И до сих пор не женат. И не женюсь, пока не рассмотрю этот паскудный мир во всех его тонах: цветных и черно-белых. Короче — я с вами! — закончил решительно Владислав.

— Да Господи, хто ж тебя не пущаить? — засмеялся дед Федор. — Пожить всегда успеешь, а вот помереть красиво — ето да, его не каждый смогеть!

— Ты что городишь, дед? Кто туг помирать собирается, да еще красиво? — постучал по столу Гек.

— Да енто я так! — смутился тот. — Выразиться захотелось... по-душевному!

— Вот и выражайся сейчас! — Игорь разлил по рюмкам коньяк. — Давай, говори тост!

— Убиенных мы помянули, — дед Федя кашлянул, убрав хрипотцу из горла, — сейчас давайте думать о живых. Я вот во время войны, кады служил в разведке... — глянул на Гека, показывающего кулак, и, поперхнувшись, скомкал окончание тоста, — общем, я хотел сказать — за дружбу, ето... как его... ага — единство...

— В общем — вперед, к победе коммунизма! — съехидничал Гек, видя замешательство деда. — Слазь с трибуны, дед Федь! Рассказы о рыбалке у тебя, конечно, бесподобны, а вот с тостами — напряженка. Ну, ты, да самогон. Какие уж тут тосты!

— Ах, так! — рассвирепел дед. — Ну, тады слухай, молокосос! В шестнадцать лет ума нет — не будет его в двадцать. В двадцать лет здоровья нет — не будет его и в тридцать. В тридцать лет жены нет — не будет ее и в сорок. В сорок лет счастья нет — не будет и дальше. Давайте ж выпьем за то, шо б все к нам приходило вовремя! — он хитро взглянул на Гека.

— Ну, дед Федь, что я могу сказать, — рассмеялся тот. — Одним словом — могешь!

— То-то же! — дед победоносно хлопнул рюмку и сел на место.

— Так что же будем делать с этим добром? — Игорь, запустив пальцы в груду драгоценностей, рассеянно перебирал их. — Сдать государству — а где оно, государство? Дойдут эти цацки до первой инстанции и начнут рассасываться, распыляться — к каждому современному чиновнику чего-нибудь прилипнет. Так что в конечном итоге — не видать нам ни этой красоты, ни причитающегося вознаграждения . И потом — на них же кровь! Ну, может, и не на всех, но на некоторых — точно. Особенно на этой штуке, — он выгреб из кучки раковину с розами, и все вновь залюбовались игрой света в драгоценном рисунке на камее. — Эх, черт, даже подарить некому!

— У меня есть предложение! — подал голос Влад. — Но оно... как это, не коммерческое, вот!

— Ты давай, подбрасывай идею, а мы вместе подумаем! — поощрил его Гек.

— Ну, у нашего городка давно уже нет родильного отделения! Нужно красивое, светлое здание с современным оборудованием, реанимационным отделением для недоношенных младенцев, отделением искусственного вскармливания и... ну много чего еще надо! Прибыли, конечно, оно в будущем не принесет...

— Кто тебе сказал, что не принесет? — загорелся идеей Гек. — А прибыль России в населении — это ты не считаешь? Да ведь каждая спасенная маленькая жизнь — это, может быть, Чайковский или Кулибин в будущем!

— Или алкаш какой-нибудь, а то и маньяк, навроде Чикатило! — добавил дед Федя.

— Не надо утрировать, — обернулся к нему Гек, — нужно надеяться на лучшее! Ну что, строим детский реанимационный центр? — обратился он ко всем.

— А при нем — музыкальную школу, — добавил Игорь.

— А еще — театральную студию, — внес предложение Влад.

— И хвизкультурный комплекс — ну, школу рукопашного бою, помнишь, как там, на побережье? — поставил точку дед.

Таким образом — негласно все сказали «да».

— Ну ладно, это все еще нужно продать, — Гек сгреб сокровища в спортивную сумку, — а пока найти гараж — побеспокоиться о нашей «Таврии» не мешало бы.

— Кажется, о ней кое-кто побеспокоился, — подошедший к окну Влад заинтересованно глядел вниз, на угол дома, возле которого они оставили машину. Игорь с Геком бросились к нему, выглянули. Возле их малолитражки суетились две мужские фигуры. Вот одна из них нырнула в салон. Минута — и двигатель завелся. Второй, обежав машину, полез на второе сиденье. Но взглядом мазнул сразу по всем этажам.

— Федя! — узнал его Игорь. — Ну погоди, змеюка подколодная!

— А ты что, знаком с ним? — спросил Гек. Пришлось рассказывать про этих двух ребят, а заодно о банде Узбека...

— И они, сволочи, отблагодарили меня за то, что я их из такого дерьма вытащил! — воскликнул Игорь.

— Ну, они же не знали, чью машину угоняют! — успокоил его Гек. — К тому же ты знаешь, где их искать.

— Конечно, знаю! В баре «Найт Катиш!»

Глава VII КОНЕЦ «ТАВРИИ», ИЛИ ВОСКРЕСШИЕ ИЗ МЕРТВЫХ

А Федя Змей и Сашка Козырь сегодня шиковали. Давненько у них не было классного «навара». Да можно сказать, с той ночи, когда их чуть не угробили в складе за угнанный «мерседес»... После этого оба кореша жестко сели на «мель». Как-то разом перестали приносить «стволы» на переделку, а авторучки с голыми бабами и мундштуки им было лень уже «ставить на поток». Денег было очень мало — сами по себе отпали собутыльники в ночном баре, а дальше — и само посещение бара. Дошло до того, что накануне вечером Змей, лазивший по карманам своих шмоток в поисках завалявшейся купюры любого достоинства, наткнулся на трудовую книжку и, ностальгически вздыхая, принялся оплакивать горючими слезами место последней работы — ремонтно-механический завод.

— Помнишь, Санек, какой там коллектив дружный?

— Алкашня такая же, как и везде! — Козырь был злой с очередного похмелья и поэтому сейчас был похож на включенный в сеть утюг — с виду холодный, а плюнь — зашипит. — Пока бабки у тебя есть — ты им друг, товарищ и брат, а если ходишь голый, как бубен, оббегают десятой дорогой, чтобы за руку не подержаться — вроде как от чесоточного.

— Тем не менее, с похмелья пропасть не давали! — не унимался Федюня.

— И только-то! Кто мне больше всех нравился на РМЗ, так это крановщицы наши, две сестрички-близняшки — Анька и Янка, помнишь? — впал, наконец, в ностальгию и Козырь. — Бывало завалишь в обеденный перерыв одну из них где-нибудь в уголке потемнее...

— И трахнешь, не зная кого — то ли Аньку, то ли Янку! — ввернул Змей.

— Зато безотказные, как... как наш телефон, — кивнул Санька на единственную ценную вещь, оставшуюся в квартире. Как в прямом, так и в переносном смысле: продавать на «барахолке» больше было нечего — из обстановки оставили минимум необходимого, а по телефону поступали заказы.

— А может, вернемся на завод, Сань? — робко намекнул Змей, Робко, потому что они, уйдя с предприятия, поклялись: больше туда ни ногой.

— Еще чего?! — взорвался Козырь, затем махнул безнадежно рукой. — А может, и вернемся! Ладно, давай спать пораньше ляжем, завтра решим, как быть!

Нет, все же правильно они решили, не пропив свою последнюю надежду — телефон. Он-то и спае их, веселой заливистой трелью подняв с постелей в девять часов утра. Вначале Санька хотел запустить в аппарат подушкой без наволочки, но затем вспомнил, что женщины им не звонили уже давно, потому как их не было — постоянных, а у временных они даже имени не спрашивали. За полбутылки «червивки» отработал — и ладушки, гуляй: ты налево, я направо!.. И не подцепил ни один пока ничего дурного на конец, потому что от прежней, сытой жизни у них осталось несметное количество презервативов всех мастей и фирм, которые удавалось достать Змею — он их в свое время коллекционировал. И, конечно жег испытывал на очередной «невесте», завербованной по пьяни на квартиру. А Козырь, по мере трезвости, помогал ему в «испытаниях». Они бы, может быть, давно позагоняли и это, сейчас дорогостоящее средство предохранения, но дело в том, что чувство аккуратности у них потихоньку атрофировалось в связи с повышенными запоями, и, использовав «предохранитель», они остальное швыряли куда попало — на кухонный стол, за тумбочку, в пепельницу... А покупать надорванные кое-как в пьяной спешке пакетики, да со следами томата из-под килек, согласитесь сами, отважится не каждый, если он не самоубийца, конечно... Вот они, скрепя сердце, и использовали поневоле старые запасы.

Сейчас телефонный звонок мог обозначать только одно: заказ. Или звонок из домоуправления о внесении платы за квартиру. Но Змею не хотелось в это солнечное утро забивать себе голову кошмарами, поэтому он весело и нежно подхватил трубку. И не ошибся в предположениях.

— Нужно угнать машину! — сказали без предисловий и обиняков на другом конце провода. Голос был мужской, грубый, привыкший повелевать.

Федя был готов к любым заказам: сконструировать разборной автомат, сделать пулю «дум-дум», даже переделать баллистическую ракету в гранатомет... Но угон? Еще свежи были воспоминания того, складского кошмара. Он тут же попробовал вильнуть в сторону:

— Знаете, мы с корешком не сильны в иномарках! Если бы «Запорожец» там или «Москвич», — он бил наверняка, зная, что такие модели не угоняются. И промахнулся.

— Это «Таврия»! — голос в трубке был спокоен и невозмутим. — Пятидверная. Выпуска этого года. Для вас с корешком это пустяк. Для вас и «мерседес» пустяк!

Федя похолодел: все знает, скотина! Он еще раз попробовал уйти в сторону:

— А откуда вы наш телефончик...

— Брось! — сказал голос в трубке. — Все ты знаешь и все понимаешь прекрасно! Да, я не назвал цену заказа! Пять «лимонов». Плата вперед.

— Деревянных? — вякнул на всякий случай в трубку Федя. Козырь поставил уши топориком.

— А ты что, баксы хочешь? — впервые хохотнули на противоположном конце. — Так пойди в Сбербанк и переведи по курсу! Все! — Змей нутром чувствовал — тем «Таврия» очень нужна. Именно эта, которую они заказывают!

— Десять! — сказал он в трубку твердо и однозначно.

— Ну, ты даешь! — удивилась трубка. — Это же половина ее цены! Впрочем — хрен с тобой! Но — пять сейчас, остальные — после дела!

— Добро! — согласился Федя в свою очередь. — Где тачка?

— Она будет через пару часов стоять или у городской больницы, или в новом микрорайоне возле одиннадцатого дома. Пригоните ее на заброшенную шахту. Знаешь, где это?

— Я здесь родился! — с оскорбленным достоинством ответил Федя. — Лучше скажи, когда бабки будут? — Санька Козырь прилип ухом к трубке с другой стороны.

— А они уже лежат в вашем почтовом ящике! Но смотри — мы платим не за туфту! — голос из веселого враз превратился в угрожающий.

— А мы, если беремся, туфту не гоним! — с достоинством ответил Федя, но, видимо, зря изображал достоинство — в трубке пульсировали гудки отбоя. Он положил трубку на аппарат и обернулся, чтобы поделиться радостной вестью с другом, но его уже не было в квартире. Ворвался Козырь через три минуты и метнул в потолок запечатанную пачку пятидесятитысячных.

— Ур-р-ра-а!!! — завопил он. — Гип-гип калифам из Багдада!!!

— Ну, ты не очень-то! — попробовал осадить его Змей. — Эти бабки еще отработать надо!

— Говори, чего надо! Снести наш дом, убить соседа, продать душу дьяволу?

— Угнать «Таврию»! — Федя уже улыбался — от уха до уха.

— Всего-то? Да за такие я ее по запчастям перенесу! По болтику, по гаечке...

— Не требуется, им нужна целая! — и Змей досказал Саньке то, что тот не слышал.

— Но это же чепуха! Такие деньги палить из-за консервной банки, хоть и модернизированной? Да это дилетанты какие-то!

— Дилетанты не разбрасываются миллионами, да будет тебе известно! Значит, нужна им эта машина! А нам нужны деньги! И опохмелиться, кстати, тоже нужно! — Федя на правах договаривающейся стороны поднял с пола пачку, выдернул из нее один хрусткий листочек и потопал к двери, швырнув остальные деньги на диван-кровать.

— Ты куда это намылился? — заступил ему дорогу Козырь.

— В «Гастроном», куда же еще?!

— А потом сивухой провонять салон машины?! Нет уж, дружище, теперь потерпи.

— Ты же сам страдаешь со вчерашнего вечера!

— Ничего, перестрадаю, больше терпел. Но из-за какого-то молокососа-пэпээсника завалить всю операцию — ты представляешь последствия?

— Нет, — честно признался Змей.

— Ну и я пока не представляю. Так что подвяжи хлебало на время.

Операция прошла так легко, что даже оптимиста Змея насторожила: во-первых, дверцы «Таврии» были не замкнуты, во-вторых, ключи зажигания торчали в замке, а в третьих, автомобиль стоял на углу здания почти с тыльной стороны дома. И все-таки Санька на всякий случай оставил Змея снаружи: а вдруг в салоне что-нибудь непредвиденное типа «кочерги», медвежьего капкана или, не дай Бог, разрядника какого. Однако все обошлось, двигатель завелся с пол-оборота, и Федя с легкой душой, оглядевшись на всякий случай, сиганул в салон с другой стороны. Тогда-то его и заметил Игорь. Случайность? Но вся наша жизнь состоит из случайностей... До старого заброшенного поселка они доехали за каких-то полчаса. Подкатили к истощившейся шахте — никого. Подождали минут десять — еще меньше гостей!

— Да что ж это такое? — выматерился Козырь в сердцах. — Заказывают, заказ...

Федя Змей дернул его за рукав и повел глазами вправо. Из-за отвалов пустой породы показался роскошный черный «вольво» последней модели с затонированными стеклами.

— Вот тебе и дилетанты! — ахнул Козырь. Не доезжая до них метров пяти, черная махина тормознула. В приоткрывшейся дверце показалась рука в белой перчатке, поманила.

— Иди ты! — подтолкнул Козырь приятеля. Федя пошел. Та же рука в перчатке нырнула обратно в салон и тут же появилась обратно с «дипломатом».

— Положи его в «Таврию»! А машину столкните в шурф!

Эта ямина глубиной метров в восемьдесят служила некогда запасным выходом из шахты. Теперь ее края обвалились и получилась воронка огромного диаметра.

— А потом ты нас пристрелишь? — криво усмехнулся Змей непослушными губами.

— Нет, — прозвучало из салона. — Вы нам еще будете нужны. — Сказано было твердо, безо всяких эмоций. И Федя почему-то поверил. Зашвырнул «дипломат» на переднее сиденье «Таврии», захлопнул дверцы и подмигнул Козырю.

— Пособляй!

Вдвоем они без особого труда подопхнули малолитражку к воронке, затем, поднатужившись, изо всех сил толкнули ее вниз, в бездну и... Змей почувствовал шевеление почвы под ногами. В долю секунды он понял, что будет дальше.

— Беги! — Федя на последнем рывке мощным толчком отправил тщедушного Козыря метра на два-три вперед, за зону обвала. А сам поехал вместе с осыпающимся грунтом вслед за «Таврией», медленно, но уверенно сползающей к черной страшной дыре... Все они были детьми Донбасса — Санька сразу допер, что угрожает компаньону и другу по застольям. Понять-то понял, а что делать?.. И тут взгляд его споткнулся о кусок троса — обрывка тяги к вагонетке. Трос был диаметром миллиметров пятнадцати в поперечнике и длины достаточной, но чтобы его метнуть, нужна была сила Феди Змея. Санька же был слабее его где-то вполовину. Это понял и Змей, голова которого уже скрывалась за краем воронки. Он улыбнулся напоследок Козырю побледневшими губами!

— Что ж, прощай, кореш!

— Я тебе дам — прощай! — заорал в бешенстве Санька. — А где я жить буду, ты подумал, твою в бога душу мать! А женить меня кто обещал? — он с остервенением ухватил кусок троса, подбежал к краю ямы и, не обращая внимания на оползень, метнул его, целясь ниже Феди. Попал. И дружок, проползая, ухватился в него мертвой хваткой и... пополз ниже, увлекая за собой Козыря.

— Говорил дурню — беги, а теперь вот вместе!... вниз! — с усилием выговорил он.

— А на хера мне жить, если ты на моих глазах скопытнешься?!

Падение вдруг замедлилось, а потом и вовсе прекратилось. Все кончилось, что ли? Федя глянул вниз и вздрогнул от радости: дойдя до отверстия-провала, «Таврия» на несколько мгновений перекрыла его своим корпусом...

— Беги, Феденька! — отчаянно заорал Козырь, поняв тоже, что Судьба дает им один-единственный шанс. Тот, которого иные ждут всю жизнь и умирают, так и не дождавшись... Увидев, что Змей, перехватываясь по тросу руками, оказался рядом, он вместе с ним одним броском вырвался из зоны обвала и покатился по земле дальше, дальше от этой черной дыры в никуда, хохоча истерично, обращаясь неизвестно к кому:

— Что, лидеры, взяли?! Нас просто так не поджаришь!

Рядом молча, переживая недавний шок, лежал Федя Змей... Полежав, огляделись — иномарка будто бы и не стояла всего пять минут назад рядом с ними.

— Смылись, курвы! А платить кто будет?! — заорал Козырь дрожащим голосом. Он вскочил, подбежал к тому месту, где недавно разговаривал с «белыми перчатками» и... поперхнулся последним матюком — на месте машины лежала пачка пятидесятитысячных — точный близнец той — на диван-кровати. Позади них глухо ухнуло. Они обернулись — «Таврии» не было, а земля пополам с породой медленно успокаивалась, застывая в неподвижности. И лишь прожорливая черная пасть шурфа напоминала о том, что могло произойти!

— Пошли отсюда! — Козырь, подобрав деньги, тянул Федю к трассе, проходящей километрах в двух от старого поселка. Вышли на нее и стали, поджидая рейсовый автобус. Федя еще трясущимися руками выудил из кармана пачку «Кэмела», чиркнул зажигалкой и... выронил и то и другое — так ахнуло за спиной. Вздрогнув, оба оглянулись: над шурфом стоял огромный черный столб, образуя вверху грибообразное облако. Они переглянулись.

— «Дипломат?» — спросил Санька.

— И «Таврия»! — уточнил Федя, все же прикуривая... В высоком голубом небе пробивалась уже кое-где седина — признак осени. Но жаворонки над покрытой ковылем, полынью и бессмертником степью заливались еще по-летнему радостно и беззаботно.

— Хорошо жить! — толкнул Змей в бок напарника.

— А хорошо жить, как говаривал Никулин в известной комедии, еще лучше! — Козырь, засмеявшись облегченно, подбросил на руке пачку денег и вдруг ринулся к другу, повалил его на траву, растущую у обочины, и принялся тыкать в нее носом Федину физиономию.

— Вот тебе, вот тебе! Бросить меня, гад, захотел?!

Змей не сопротивлялся — сегодня сила была на стороне тщедушного Козыря.

Глава VIII САЛОН «ИНТИМ» — ПРЕДОПЛАТА

Приехав домой, Федя первым делом послал Саньку в близлежащий «Гастроном» за покупками согласно составленному ими в автобусе списку, а сам метнулся к участковому, управдому, в паспортный стол — благо все было рядом, под рукой. И когда Козырь вполз в квартиру, до отказа загруженный пакетами, свертками и позвякивающей стеклотарой сумкой, он торжественно сунул ему под нос картонную книжицу.

— Вот!!

Санька, угадав свой паспорт, враз забеспокоился.

— Участковый навещал?!

— Я сам к нему ходил! — засмеялся Федя. — Прописал тебя в этой квартире! Да еще задним числом, четырехгодичной давности. Оказывается, никаких проблем — сунул двести тысяч — и ты, Сань, живешь со мной четыре года. Ну, врубился?!

Санька Козырь никогда в жизни не имел собственного жилища. Даже женившись, три года прожил в примаках у тещи, откуда его благополучно и спровадили после очередного запоя. И поэтому в вопросах жилплощади разбирался, как кот в апельсинах.

— Ну, живу — спасибо, что не гонишь! — поблагодарил он Федю, раскладывая на кухне принесенную снедь.

— Дурень! После четырех лет совместного проживания на одной площади ты имеешь полное право на часть ее. Родственников у меня не осталось, так что в случае моей смерти ты можешь спокойно пользоваться жилплощадью. На всякий пожарный я тебе и дарственную составил. Во, гляди!

— А ты что, помирать собрался? — покосился на него Санька, разглядывая подсунутую бумажку.

— Да нет... — смутился Федя. — Это я так... вдруг...

— Никакого «вдруг» не будет! — твердо заявил Козырь. — Если загнемся от водки, то разом — потому как потребляем ее в равных дозах. А за прописку спасибо, если честно — надоело уже бомжевать, — признался он.

— Да ладно! — махнул Федя на недогадливого друга. — Объясню как-нибудь потом, более доходчиво. А сейчас давай хоть по-людски пожрем за столько дней поста!

Сели, выпили, заново попереживали случай на старой шахте... Феде не сиделось на месте. Он с тоской оглядел опустевшую квартиру, расшатанный кухонный стол в грязных пятнах прошедших застолий и внезапно стукнул по нему кулаком.

— Что же это мы с тобой, Санек, живем, как в пещере? Сами хрен знает на кого похожи, и в комнату стыдно женщину пригласить!

— Ты на что это намекаешь? — насторожился Козырь, вспоминая последнюю «свадьбу», стоившую им куртки, часов и денег.

— Да ни на что я не намекаю! — заорал Федя. — Одевайся и пошли по магазинам!

Шахтерские микрорайоны удобны тем, что существуют как государство в государстве: магазинов, магазинчиков и простых закусочных здесь столько же, сколько и в центре города. Если не больше.

Первым делом они приобрели набор мялкой мебели за миллион триста, которую грузчики сразу же затащили в их квартиру на втором этаже. Затем обновили кухонный стол, прикупили четыре полированных табурета и большой палас в зал. Видеодвойка отняла у них еще два «лимона», взяли, что подешевле, — «Фунай». Федя остановился было в задумчивости возле двухкамерного холодильника, но Санька решительно потянул его дальше.

— Пошли, пошли! Из шести не вылазить — нам еще одеться надо и жить на что-то!

На оставшиеся два миллиона из шести, определенных Козырем к затратам, приоделись сами. Затем по молчаливому обоюдному согласию выдраили квартиру до зеркального блеска, постелили палас, расставили новую мебель, выбросив в подвал старый стол и переставив диван-кровать в мастерскую, и присели в кресла, отдыхая. Квартира приняла вполне божеский вид. Они взглянули друг на друга и... расхохотались.

— Ты о чем думал? — сквозь смех спросил Змей.

— О том же, о чем и ты, — больше из этой квартиры ничего не пропивается! Так?!

— Точно! — подтвердил Федя. — Очень жутко на душе от голых стен... Поставь там чего-нибудь! — Санька сунул кассету в приемник магнитофона. На экране высветилась такая порнуха, что Федя ойкнул и заерзал в кресле. Потом не выдержал:

— Ты что, онаниста из меня хочешь сотворить? Где этой мути набрал?

— Да там же, в магазине. Попросил у пацана что-нибудь эротическое, ну, он мне и сунул из-под прилавка, — оправдывался Козырь.

— «Школьницы без комплексов», — прочел на кассете Змей название фильма, а ниже — более мелко: — «Суперэротика». — Г-м-м, нет чтобы по-русски написать «траханье», так они разные красивые слова понапридумывали! А хочешь, — обратился он к Козырю, — мы себе настоящую суперэротику устроим?

— Как это? — не понял тот.

— Погоди, я сейчас! — Федя мотнулся на кухню и сразу же вышел оттуда с газетой в руке. — Смотри сюда, в отдел рекламы и объявлений. Видишь, пишут — «Салон «Интим» «Отдыхайте с нами!» Факс, телефон, все, как полагается... Ну, позвоним?!

— А что там, в этом «Интиме»?

— Девочки на заказ, балда! Чистенькие, подмытые, красивые, пахнущие духами, а не «Анапой», — доходчиво объяснил другу Федя.

— Можно подумать — ты уже не с одной переспал оттуда! — съехидничал Козырь.

— Да нет... — смутился Федя, — я в кино видел как-то. Но страшно хотелось попробовать хоть раз в жизни!

— А что?! — загорелся Козырь. — Деньги у нас есть, одеты мы вполне прилично, пойла и закуски — полный стол... Звони! — наконец решился он.

Федя подсунул новое кресло к телефону и набрал указанный в газете номер.

— Салон «Интим». Услуги на дому! — музыкой прозвучал в мембране чарующий девичий голосок. И замолчал выжидающе.

— Мне бы... это... девочку на дом! — осмелев, Федя добавил: — А можно расценки узнать?!

— Тридцать долларов в час! — прошептала собеседница. — Какую желаете: блондинку, шатенку, брюнетку?.,. Полную, стройную, среднюю? Бюст, цвет глаз, рост, манеру поведения?..

— Подождите! — взмолился Федя. — Я... мне... — не знаю! — признался наконец он.

— В первый раз заказываете? — догадался «Интим». — Но это вас не оправдывает — надо было заранее представить себе девушку своей мечты!

— А вот вы какая? — ринулся, как в омут головой, Федя.

— Блондинка, глаза зеленые, рост сто шестьдесят два, бюст девяносто, — автоматически отбарабанила собеседница и тут же добавила, — но я не обслуживаю клиентов!

— Тогда мне — такую же! — выдал Федя.

— Принято! — на том конце линии — никакого смущения необычностью заказа. — Сообщите, пожалуйста, ваш адрес и продолжительность услуг?

— Часа хватит вполне! — Федя вдруг увидел, что Санька показывает ему кулак, и поспешно добавил в трубку: — Погодите... я тут с другом...

— Принято! — вновь прощебетало в трубке. — Сто двадцать долларов!

— Но я ведь сказал — нас двое, а не четверо! — изумился Федя.

— А что вы думали — вдвоем целый час «работать» с одной девушкой, а платить обыкновенно? — голос стал сердитым. — Или заказывайте двух, или доплачивайте за извращения!

— Что?! — Федя даже поперхнулся от обиды. — А... просто поговорить с ней можно? В кинопригласить или в ресторан?

— В кино или в ресторан можете пригласить любую шлюху с панели! — «птичка» на том конце провода превращалась в зверя. — А у нас обслуживание на дому! Доходчиво я объясняю?

— Вполне! — буркнул Федя в трубку.

— Заказ принимать или вы отменяете его?

— Принимайте! — Федя продиктовал адрес. — Хоть погляжу, что там у вас за шлюхи особенные... Это вам за извращение! — добавил он на прощание и бросил трубку.

— А обо мне ты подумал? — с обидой бросился к нему Козырь. — Тоже мне, друг называется! Я его, считай, от смерти спас, а он проститутку не может лишнюю заказать!

— Ну-ка прикинь, почем курс доллара сегодня? — вместо ответа попросил Федя и достал карманный калькулятор. Подсчитав, присвистнул.

— Ого! Почти сто пятьдесят «тонн» за одно-единственное мгновение кайфа... Знаешь что? Уступаю ее тебе! А я, — он выгреб из тумбочки пару замусоленных пакетиков с презервативами, — пойду лучше на вокзал схожу. Там отношение все же попроще, пару бутылок «бормотухи», пара червонцев — и она твоя! — он вышел в прихожую, подержал в руках новую кожанку, повесил ее и решительно нацепил старую джинсовую куртку...

— Ты куда? — вцепился в него Санька. — Это что же получается — сам договорился, а меня подставляешь?

— Ну ты же хотел получить импозантную деваху? Вот и наслаждайся экзотикой... и эротикой заодно! — Федя шагнул к двери.

— Нет! — заорал Сашка. — Я не знаю, о чем с ней разговаривать!

— Да не надо с ней разговаривать! — разозлился Федя. — Берешь... — Его прервал звонок во входную дверь.

— Эх, ни на хрена ты не годен как самостоятельная личность! — вздохнул Змей, щелкая замком. В проеме нарисовался прототип, знакомый Феде по не столь отдаленным встречам — прическа «бобрик», плотная фигура...

— Куда?! — он загородил дорогу. — Кто такой?

— Салон «Интим»! Заказывали? — парень легко, словно переносную вешалку, отодвинул массивного Змея и шагнул в прихожую. За ним появился второй — точная копия. Они молча обошли квартиру, заглядывая во все углы. Первый остановился в спальне у миниатюрного токарно-фрезерного комплекса.

— А это что?

— Трахательный станок, не видишь, что ли? Как у Екатерины Второй! — съязвил Федя.

— Между прочим, мы девочку вызывали!.. — прорвало наконец и Козыря.

— Будет вам и девочка! — второй «качок» вынул из кармана радиотелефон, набрал номер.

— Жека, поднимайся наверх! Все чисто! — И вскоре в сопровождении третьего телохранителя через порог переступило создание, при виде которого у Змея дух перехватило. Именно о таких говорят поэты «девушка моей мечты»: густые пышные светлые волосы с бронзовым отливом, серо-зеленые глаза, губки, носик, бедра, бюст — все в полнейшем ажуре... Как у Венеры Милосской. Даже руки были на месте. Феерия, сказка!

— Добрый вечер! — поздоровалась «сказка». — Я Евгения!

У Козыря и красноречие откуда-то появилось.

— Господи! — вдыхая запах «Кристиан Диор», он не сводил влюбленного взгляда с прелестной родинки над ее верхней губкой, почти у самого носика. — Неужели в нашей занюханной России остались еще такие экземпляры?! Да с Вашими данными я уже за «бугор» укатил бы с каким-нибудь шейхом в качестве его самой любимой жены!

— Не дал Бог свинье рог! — хмыкнул один из охранников, но настолько тихо, что его услыхал лишь Федя, да и то потому, что стоял почти впритык к нему. Ну, может, еще Женя.

— Что ты сказал? — развернулся к охраннику Змей.

— Он сказал, что таких, как я, в России много, а шейхов единицы, — успокоила его девушка по вызову. — Кстати, знакомиться будем? — она протянула надушенную ладошку.

— Обязательно, — успокоил ее Змей, галантно целуя запястье и, переглянувшись с Козырем, решительно добавил: — Но не здесь, а в ресторане!

— Это что еще за фокусы? — запротестовал один из охранников. — Такого договора не было!

— А мы его пересмотрим — договор, — Козырь умоляюще посмотрел на «качков». — Ребята, у нас с другом сегодня... ну что-то вроде дня рождения. А я лично ни разу за всю свою сознательную жизнь не появлялся в приличном обществе с такой... — он влюбленно взглянул на очаровательный «заказ», — с такой обалденной женщиной! Ну, отступите хоть раз от инструкции — сделайте людям приятное! А мы постараемся сделать приятным ваш вечер! — он перевел взгляд на Федю.

Тот утвердительно кивнул и, вынув из кармана чуть потощавшую пачку пятидесятитысячных, похлопал ею о ладонь.

— Здесь хватит и на учетверенный тариф, и на оплату вашего и нашего стола по полному пансиону! Ну как, идет?

— Не положено по инструкции во избежание всяческих непредвиденных конфликтных ситуаций, — не унимался тот же парень, видимо, старший «звена». Двое тактично молчали, глядя на деньга в руке Змея.

— Лесик, — разрядила напряженную обстановку Женя, взяв старшего под руку, — можно тебя на секундочку? — и потянула его за собой на лестничную площадку.

— Ну что ты к ребятам прилип со своей инструкцией? Видишь, закомплексованы они, хотят расслабиться.

— Во-первых, у них на кухонном столе коньяка столько, что им можно роту солдат раскомплексовать! А во-вторых, Женька, ты лезешь не в свои дела: всего неделю, как поступила в фирму, еще не была в настоящей «работе», а уже начинаешь свои права качать! Гляди, это может не понравиться Эльдару.

— Плевать мне на вашего Эльдара! У меня месячный испытательный срок — я еще никакого контракта не подписывала... Пойми, Лесик, каждой женщине приятно внимание мужчин, банальное ухаживание, если хочешь, а не сам процесс, как выражается ваш уважаемый шеф. И потом, — добавила Женька, хитро глядя на старшего «звена», — о цене с ребятами можешь договариваться сам, тет-а-тет, так сказать!

Глава IX КОГДА ПЛАЧЕТ ЖЕНЩИНА...

— Слухай, Генка, а на кой хрен сдалась ента машинка?! — дед Федор намекал на угнанную «Таврию». — Дошкандыбали на ей сюды — и ладно. Теперча за ее, едрит твой ангидрид, ишо и свару устраивать? А я так скажу — не приносит она счастья никому, та железяка. От глянь, к примеру, на меня — до семьдесят годков пехом проходил — и хучь бы хны! — Дед действительно выглядел много моложе своих годков. Виной ли тому работа кузнеца, которой он посвятил почти всю свою колхозную жизнь, или щедрая на здоровье кубанская природа — но тянул он от силы на пятьдесят с гаком.

— Да не в машине дело, дед Федь! — доказывал ему Гек. — Ну, может, приложусь я пару раз к шеям этих Игоревых друзей, чтоб не брали без спросу чужую вещь! А в остальном ты прав — автомобиль «засвечен» и дальнейшей эксплуатации нами не подлежит. Да и гаража, чтобы спрятать его, у нас Нет. Здесь дело в другом: если эти два друга родились здесь и знают вся и всех, как говорит Игорь...

— С полным на то основанием! — подтвердил Веснин.

— ...То получается — лучших проводников по Донбассу нам не найти.

— Эх, Ивана бы сейчас, — посмурнел лицом Игорь. Влад согласно кивнул.

— За Ивана мы еще кое с кем сочтемся, — твердо пообещал Гек. — А сейчас нам нужна кое-какая информация местного значения. И дать ее могут только эти двое...

— Еще тетя Зина, — намекнул Игорь.

— Информация твоей тети Зины — это сборник анекдотов из жизни шахтеров. А нам нужны достоверные сведения. Итак, мы с тобой идем в «Найт Катиш». Дед Федя и Влад остаются дома...

— Вон они! — через огромное стекло бара Игорь показывал на устроившихся за угловым столиком Саньку Козыря и Федю Змея в компании с шикарной рыжеволосой женщиной, при виде которой Игоря Веснина что-то слабо толкнуло изнутри — он ее уже где-то видел. Но черты лица сквозь толстое стекло прорисовывались неотчетливо, и он решил попристальней разглядеть ее там, внутри. А вот троих «мальчиков» за соседним столиком он разглядел хорошо. Угадал их и Гек — точно такие же телохранители сидели в ресторане равнинного городка, они с Володькой тогда здорово им накостыляли!

— Они что, с охранниками сидят? — спросил он у Игоря. — Такие неприкосновенные личности?

— Да ты что? — воскликнул Игорь. — По рассказам — у них сегодня густо, а завтра — пусто! Но, судя по их поведению, они являются непременным приложением к угловому столику. Значит, со Змеем, по всей вероятности, сегодня густо! — Игорь кивнул на столики, сервированные отнюдь не кабачковой икрой.

— Пропили машину, заразы! — догадался Гек.

— Вполне вероятно. — Они сели за свободный столик в противоположном углу — прямо напротив витража. Генка пошел к стойке бара, а Игорь принялся разглядывать рыжеволосую. Нет, далековато, да и полумрак... Но что-то знакомо-тревожащее было в ее облике. На него пахнуло прошлым.

— Ну и Катюха! — Гек со стуком припечатал к поверхности стола бутылку «Блэк Хос», поставил два салата и две коробки «Оранжа» с торчащими из них соломинками. — Ты знаешь, она одна управляет этим заведением! Вот это бой-деваха!

— Знаю, — не поворачивая головы, ответил Игорь. — Не одна она здесь управляется. Ее папаша — прокурор этого города. А если понадобится кого выбросить на улицу — пяток ребят в запасе, всегда под рукой. — Он вдруг заметил, что на него уставился во все глаза Федя Змей, и приветственно помахал ему рукой.

— Санек, кого я вижу! — Федя расцвел в улыбке. — Ведь это же тот парень, который месяц назад со своим другом раздолбал к едрене-фене банду Узбека, помнишь?

— А как же — Михай! Здорово они выручили нас тогда! Слушай, пойди поставь ему чего-нибудь выпить, а?! — Федя видел, что Козырю ой как хочется остаться наедине с Женей. Ну и ладно. Он метнулся к Кате, стоящей за стойкой, и вскоре уже направлялся к столику Гека и Игоря, таща в обеих руках дюжину шампанского. Присел на свободный стул.

— Привет, Михаил! — поставив бутылки на стол, он облапил Игоря, как близкого друга, и протянул руку для знакомства Геку. — Федя! Друг моего друга — мой друг! Угощайтесь!

— Шикуешь, Федя, — Игорь, прищурясь, глянул на него в упор. — По дешевке, небось, «Таврию» толкнул?

— Ка-какую «Таврию»? — Змей чуть со стула не свалился.

— Ту, что ты у меня в обед угнал. — И Федя понял — Игорь знает все. Он чуть не заплакал:

— Да откуда же мы знали, что это твоя черепаха? Нам позвонили, заказали ее, даже указали, где стоять будет...

— Кто звонил? — Гек подвинулся ближе к Феде.

— А хрен их знает! По телефону рожу не показывают.

— Ну, когда передавали, рассчитывались, — наседал Гек. — Не невидимки же ее забирали.

— А ее и не забирали, — признался Федя. — Ее уничтожили.

— Как уничтожили?

— Да еще нашими руками, — продолжал Змей. — Мы ее столкнули в старую выработку в заброшенном поселке. Еще и мину с часовым механизмом в «дипломат» положили на сиденье...

— Расскажи! — потребовал Игорь. Змей в красках расписал уничтожение «Таврии». Особенно сгустил их при описании того, как они с Козырем чуть не нырнули в шурф следом за автомобилем. И про иномарку не забыл.

— Черная «вольво», говоришь? — Игорь задумался. — А ведь это уже кое-что. Их в области, наверное, — раз-два и обчелся. — Вот что! — обратился он к Феде. — Ты прошлый раз намекал, что у тебя хороший знакомый сидит в ГАИ на компьютере?

— Не один «пузырек» с ним уговорили, а что? — Федя понял: гроза проходит стороной.

— Я тебе и дружку, наверное, прощу эту несчастную «Таврию», если ты... Номера «вольво», конечно, не помните?

— Обижаешь, начальник! РДР 17-53!

— Во! Если твой дружок определит, кому принадлежит эта «вольво»!

— И все? — обрадованный донельзя Змей подхватился со стула.

— Какой ты шустрый! — притормозил его Игорь. — Еще одно условие: эта женщина, которая с вами сидит... Кстати, три амбала за соседним столиком — ее охрана?

— Евгении? Да. «Крутые» ребята, между прочим.

— Ну, если между прочим... Так вот, мне они вряд ли дадут с ней потанцевать, а ты, небось, уже достаточно заплатил за это право...

— Откуда тебе... — запротестовал Федя.

— Цыц! — перебил его Игорь. — Пригласи ее просто потанцевать и проведи как можно ближе у нашего столика. — Добро? И мы в расчете за «Таврию»!

— Сделаем, не сомневайся! — Федя с легким сердцем вернулся за свой столик.

— Знакомых встретил? — спросила Женя, прервав оживленную беседу с Козырем.

— Еще каких! — откликнулся Федя. — Санька их знает тоже. Между прочим, Игорь давно в тебя влюблен без памяти, а признаться боится! — трепанулся Змей. Он без промаха бил по женскому самолюбию. Сейчас должен был последовать вопрос, которого он ждал. И вопрос последовал.

— Какой Игорь? — живо заинтересовалась Женя.

— Вот тот, с краю, симпатичный, с голубыми глазами. — Змей был отличным психологом.

— Да как же я на таком расстоянии разгляжу его глаза? — рассердилась она. — И потом, они оба с краю сидят.

— Пошли потанцуем? — предложил Федя. — Подойдем поближе — я покажу. — Музыка в баре играла беспрерывно, парочки танцевали тоже постоянно, так что с этим проблем не было. Они были в другом...

Когда Федя и Женя встали из-за столика, охранники тоже привскочили.

— Ку-у-да?!

— Потанцевать! — Женя безмятежно улыбнулась Лесику.

— Сидите! Осталось двадцать минут, а там — все свободны!

— Ты, что, живоглот! — напустился на него Змей. — За такие бабки мне с ней и потанцевать нельзя?

— Договаривались за столиком посидеть! — Лесик был неумолим.

— За какие - такие бабки, Федя? — невинно пропела Женя. — Что, много там было?

Лесик поспешно махнул рукой.

— Идите! Но это — первый и последний танец! Ваше время, сэр, истекло! — издевательски ухмыльнулся он Змею в лицо — ты, мол, даже не представляешь, что ты потерял, выбрав этот бар вместо постели. Лох, натуральный лох.

Ха! Знал бы он! Они в этом баре нашли гораздо больше — утерянное - было доверие! О деньгах — такой мелочи в сравнении с человеческими чувствами — Змей давно позабыл.

Плавные волны блюза несли их между столиками. Проводя эту восхитительную женщину мимо Игоря, Федя повел на него глазами.

— Вот он!

И Женька подарила симпатичному мужчине одну из своих очаровательных улыбок. А Игорь... Теперь пришел его черед вцепиться в края стула, чтобы не упасть. Он узнал эту дамочку. Правда, прошел десяток лет, и она из растрепанной девчонки превратилась в стройную красивую женщину. Но родинка у самой ноздри — маленькая симпатичная черная точка... Десять, нет, одиннадцать лет назад он искал ее по всему Донецку, до боли в глазах вглядываясь в проплывающие мимо окошек патрульной машины женские лица. Это она — та сучка, которая во время последнего дежурства возле ресторана «Турист» навела их на автоматные стволы бандитской «малины» в недостроенном общежитии! Для Ивана Николаевича, старлея, первого преподавателя школы жизни, эта ночь стала последней... А для Игоря обернулась двухнедельным постельным режимом. Иван Николаевич уже сшил, наверное, а эта... Решение пришло внезапно.

— Разрешите! — он отодвинул плечом опешившего Федю и заглянул в лицо Жени.

— Разрешаю! — улыбнувшись еще раз, она смело положила руки ему на плечи.

Змею ничего не оставалось, как поплестись за свой столик. Вот теперь уже охранники всполошились всерьез. И бросились спасать собственность «Интима». Проходя мимо Змея, Лесик нехорошо оскалился:

— Ты знаешь, как это называется? Непредвиденными обстоятельствами! — он похлопал по левой стороне груди.

— Эй, чувак, отвали от нее! — двое амбалов уже топтались возле танцующей пары.

— Почему? — искренне удивился Игорь. — Я спросил разрешения у дамы, она дала согласие...

— Короче так, мужик! — подскочивший Лесик с ходу влез в «базар». — Дама пойдет с нами, а ты делаешь ноги отсюда...

— Не-а! — обворожительно улыбнулся ему Игорь.

— А у меня ты согласие спросил? — вмешалась Женя, гневно глядя на Лесика. — Я ведь пока еще не ваша собственность.

— Ты собственность «Интима», — гнул свое Лесик.

— Я сама себе собственность, понял, ты, ублюдок? — психанула женщина. — Поделили, твари, Россию на собственность, а теперь уже людей делить начали? Вот вам, выкусите! — она скрутила маленький изящный кукиш и сунула его под нос охраннику. Этого Лесик вынести не мог.

— Ах ты, шалава! — взревел он, выхватывая из-за пазухи револьвер. И тут случилось невероятное — из-за спины его высунулась рука, легонько стукнула под кисть... Мгновение — и Лесик уже судорожно сжимал и разжимал пальцы, хватая ими воздух. А за его спиной Гек вертел в руках оружие, разглядывая его.

— Интересная модель! Испанская «Астра» с укороченным стволом, калибр тридцать восемь. Где достал?

Лесик угрожающе рванулся...

— И стреляет, наверное? — Гек как бы случайно щелкнул курком, направив ствол в грудь охранника. Тот замер на месте.

— Это еще что такое? Вы почему пристаете к ним? — за спинами охранников стояла владелица бара — Катя. Вся злость, накопившаяся к этому времени у Лесика, вылилась на нее.

— Сучка! Торгашка сраная! Да ты знаешь, что с тобой было бы, если бы ты не сидела под нашей «крышей»? Тебя бы давно уже трахали во все дырки за неуплату по «счетчику»! Не помог бы и папашка-прокурор! — распалясь, он орал на все помещение.

Катя стояла перед ним спокойно, только гневно раздувались побелевшие ноздри.

— За мои деньги, в моем заведении меня же оскорблять! — она повернулась, зашла за стойку бара и, нажав кнопку, произнесла в решеточку микрофона:

— Мальчики, меня оскорбляют!

Спустя пять секунд входные двери пропустили в зал ребят в спортивных костюмах, рельефно обрисовывающих грудные мышцы. В руках у каждого — городошная бита.

— А мы идем мимо с тренировки — говорят, Катю обижают! — один из парней подошел к стойке. — И кто же это, Катюш?

Та молча указала на троих, стоявших посреди бара в напряженном ожидании. Гек с Игорем и Женей уже смирно сидели за столиком.

— Лесик?! — ласково улыбнулся парень. — Мы же договорились, что за «месячными» ты будешь заходить с черного хода. И только! А ты набрался наглости впереться со своими вонючими «шестерками», да еще вдобавок оскорбить очаровательную хозяйку?! Нехорошо, Лесик, очень нехорошо. Придется извиниться.

— Не нужны мне извинения этого подонка! — выкрикнула Катя сквозь слезы. — А завтра он снова придет и будет обливать меня грязью!

— Извинения не принимаются! — констатировал парень. — Ну что ж, тогда извините вы нас!

Биты в руках парней замелькали с такой быстротой, что посетители не успевали следить за точкой удара. Лесик и его напарники пробовали сначала отчаянно отбивать палки, но их реакция была слабее раза в три. Некоторое время слышался лишь глухой стук, как будто выбивали большой палас. Затем один из телохранителей, не выдержав, закричал от боли в сломанной переносице и ломанулся к выходу. За ним бежать уже было не позорно, и двое оставшихся бросились следом. Лесик, стараясь сохранить престиж, уносил ноги последним и это его подвело: один из нападавших сунул биту в его ходули и он грохнулся об пол лицом. К нему подскочил тот, первый парень и, подняв за волосы голову Лесика, приставил к его разбитому носу неизвестно откуда появившийся в его руке пистолет.

— Жаль, что ты не вытащил из кармана ничего огнестрельного при моих ребятах! Я бы с удовольствием потратился на патроны ! Ну, ничего — это не уйдет, если тебя вдруг снова занесет не с той стороны. Тебе разрешено заходить только с черного хода. Повтори!

— Только с черного... — послушно повторил Лесик.

— И напоследок совет: не пытайся сдать нас ментам за оружие. Разрешение на него у ребят имеется. Кстати, подписанное самим прокурором города — Катиным отцом. А теперь — убирайся, гнида! Нет, сперва все же извинись перед хозяйкой!

Лесик встал, деревянным шагом подошел к стойке бара и, косо поглядывая на Катю одним глазом (другой заплыл огромным фингалом), просипел:

— Извините, пожалуйста, Екатерина Витальевна! — затем развернулся и потопал к выходу. Теперь его никто не удерживал, лишь Катя хохотала в спину — зло, издевательски! Игорь обернулся к столу в противоположном углу — Козыря и Змея там давно и след простыл.

— Вот заразы! — не удержался он. — Опять сбежали!

— Да я вам их адрес могу назвать, — засмеялась Женя, — запросто найдете. — Она, по всей вероятности, нисколько не жалела о потере телохранителей из «Интима».

— Ты мне лучше вот что скажи! — тяжело глядя на нее, Игорь цедил слова, из последних сил сдерживаясь, чтобы не вцепиться руками в хрупкую лебединую шею и рывком не свернуть ее. — Тебя кошмары по ночам не мучают?

— А почему вдруг на «ты»? — оскорбилась Женя. Мы что, знакомы близко?

— И давно уже, почти одиннадцать лет! Вспомни восемьдесят четвертый год, ресторан «Турист» и двух облапошенных твоей молодостью милиционеров, которых ты заманила на автоматные стволы. Вот этот кошмар не должен тебе давать спать по ночам все последующие годы. Может, поэтому ты и не спишь, а «работаешь»? — безжалостно спросил Игорь.

По мере его обвинения лицо молодой женщины белело, а к концу речи она закрыла его руками.

— Не нужно, пожалуйста, не нужно! — умоляюще прошептала она из-под ладоней. — Я не хотела, не знала! Это все он, проклятый, подстроил!

— Кто — он? — жестко спросил Игорь.

— Гальчевский Костя! Он сказал, что попугать вас хочет, наденет маску и выскочит из темноты, а когда я ему про пятнадцать суток напомнила — только рассмеялся и сказал, что ему не привыкать.

— И ты поверила ему? — ужаснулся Игорь.

— А что мне оставалось делать? Мне было пятнадцать лет и я... я ждала от него ребенка. Да, я любила его! Его многие дурочки тогда любили: красивого, умного, талантливого и... богатого. А я, чтобы заработать себе на школьную форму к осени, подрабатывала летом пионервожатой в лагере. А он привез какую-то делегацию из горкома партии. Там меня и подцепил. Я ему отдалась в первый же вечер. Он же, сволочь, начитанный, стихов уйму про любовь знает, ну, и все такое прочее — как заморочить голову глупой еще девчонке! Так что уговорить меня, что в случае с вами — просто глупая шутка, ему ничего не стоило — я в рот ему заглядывала, ловила каждое слово.

— И когда же похмелье наступило? — помолчав, обронил Игорь.

— Когда он Настю оставил на растерзание этим... партработникам, а сам приехал в пионерлагерь — уговаривать меня и еще нескольких таких же куриц поучаствовать в веселой вечеринке, где жратвы навалом. А у нас на ужин были — чай и овсяная каша с молоком! Только поэтому мы и поехали... — Женя всхлипнула, затем зарыдала в полный голос, не стесняясь посетителей. Немного успокоившись, продолжала:

— Настя своей смертью, не зная того, многих из нас тогда спасла от бесчестья, а мне лично открыла глаза на этого подонка. Ведь он же просто использовал девчонку, которая его любила, для своей карьеры — подсунул почти силой под первого секретаря обкома партии, от подписи которого зависело: быть ему замдиректора коксохимического завода или оставаться «шестеркой» на всю жизнь. Это я уже потом разузнала. А тогда... был бы у меня пистолет — клянусь, я не пожалела бы на него всех патронов!

— И что потом?

— Через два дня после того случая у общежития я сделала аборт. А через две недели он пришел валяться у меня в ногах, клялся в вечной любви и упрашивал никому не говорить о случившемся. Я изодрала ему ногтями лицо и выгнала вон.

— Он и Насте клялся в любви до гроба, даже обещал жениться, когда понял, что ему светит за изнасилование несовершеннолетней! Кстати, Настя и была этой самой несовершеннолетней! — рассказал ей Игорь. — Она же его и спасла от тюрьмы, а то и чего покруче.

— Что уж теперь? — вздохнула Женя, пряча в сумочку платочек. — Но кошмары этих двух вечеров, вы правы, преследуют меня постоянно. Я уже и к психотерапевту ходила, и к бабкам-знахаркам, даже к экстрасенсу одному... Вроде бы на время прекратится, а затем — вновь...

— Замужем была? — спросил Игорь.

— Была, — вновь тяжело вздохнула Женя. — Восемь лет промучилась, алкаш достался такой же, как и мои покойные родители. Те допились до того, что продали дом, а на вырученные деньги продолжали пить, пока не сгорели, а этого белая горячка в дурдом загнала. А жили мы у его родителей...

— Так тебе, получается, и жить негде? А дети?

— Какие дети с таким пропойцей — себя бы прокормить! А жить действительно негде — разве иначе я пошла бы в этот придурастый салон?— Женя вновь закрылась ладонями.

— Да ладно, брось ты, не реви, — попытался утешить ее Игорь, — придумаем чего-нибудь, правда, Гек? — обратился он за поддержкой к Геку.

Тот вроде бы не слышал его, уставя глаза в пространство и шевеля губами.

Игорь пожал плечами, налил шампанского и подал его Жене.

— На вот, выпей и успокойся! С твоей внешностью да не устроиться ! Тебе в актрисы прямая дорога или в манекенщицы!

— Пробовала в актрисы! — всхлипнула Женя, беря бокал. — В первый же вечер режиссер одной самодеятельной киностудии завалил меня на диван еще до подписания контракта. Пообещал, что я в новом фильме буду играть главную героиню. А наутро оказалось, что на эту роль уже назначена его жена. И в салонах моды точно также — если не трахнешься с режиссером, продюсером... Противно, так противно, что повеситься хочется! — Она залпом выпила шампанское.

— А деньги хоть есть у тебя?

— Есть, — Женя невесело улыбнулась, открывая сумочку. — Около миллиона.

— Ого! — воскликнул Игорь, но, увидев деньги, которые она достала, поправился: — Да это же хохлобаксы!

— Да, это карбованцы, — подтвердила Женя. — Их хватит, чтобы только за одну из этих бутылок расплатиться, — кивнула она на шампанское.

— Вспомнил ! — крикнул вдруг Гек. — Хотите стихотворение послушать? — И, не дожидаясь ответа, начал:

— Хорошие стихи! — Женя улыбнулась Геку. — Это твои, я знаю. Но почему — грустные?

— Далеко любимая! — вздохнул Гек тяжко. — А я ведь тоже пишу! — объявила она. — И тоже — почему-то грустные. Может, любовь такая есть? А может, потому что в стихах — зима, она замораживает любовь. До весны... Потому и грустно.

— Пошли домой, а то я сейчас заплачу! — Игорь сгреб со стола неоткрытые бутылки с шампанским и виски и торжественно заявил: — Я знаю, где ты будешь жить. У бабы Зины!

Глава Х КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ

Но так просто уйти им не удалось. К столику подошел один из музыкантов и обратился к Геку:

— Там парень один на улице хочет потолковать с тобой! — Сейчас подойду! — Гек поднялся из-за стола. — Я с тобой! — Игорь рванулся следом. Когда проходили мимо стойки, Катя подмигнула им:

— Не бойтесь, у моих мальчиков все схвачено! У входных дверей бара стояла знакомая фигура — Лесик. Игорь подошел к нему.

— Вы что-то забыли, синьор?

— Я насчет Женьки... — начал было Лесик, но Гек перебил его: — Об этом не может быть и речи! Она не ваша игрушка!

— Да не о том я! — поморщился охранник. — Ей лицо или фигуру могут испортить!

— Как это? — не врубился Игорь.

— А вот так это: или бритвой по лицу писанут, или мотоцикл «случайно» собьет! — объяснил Лесик. — В первом случае — красоты как не бывало, во втором — в лучшем случае — хромота...

— Ты что, гад, опять со своими угрозами? — схватил его за грудки Гек. Из темноты тотчас же, пошлепывая о ладони увесистыми битами, выступили фигуры.

— Да нет, ребята, что вы, не угрожаю я! — боясь повторения пройденного, Лесик заговорил быстрее: — Просто так ее из «Интима» уже не отпустят, раз она влезла туда. Откупные нужны — неустойкой называются...

— Сколько? — перебил его Игорь.

— Лимон! — выдохнул Лесик.

— Хохлобаксами? — попытался уточнить Гек, но охранник презрительно скривился:

— Их уже и за семечки не берут!

— На! — Игорь совал ему в руку горсть бумажек. — Остальное — вам на семечки. Теперь-то, надеюсь, вопрос исчерпан?

— Отдай, пожалуйста, револьвер! — тихо попросил Гека Лесик. — Он... газовый, зарегистрирован...

Гек выхватил оружие, вгляделся пристальнее.

— Как же я мог так облажаться? Ну выпитая «Астра»! Держи, — он сунул револьвер Лесику, — да больше не махай им почем зря.

— Нервы, — вздохнул тог, пряча оружие. — А вы ништяк ребята! — уронил, отходя.

— Ладно-ладно, проваливай! — засмеялся Игорь. — Все мы хорошие...

У бабы Зины свет не горел — спала, значит.

— А-а-а, до утра как-нибудь перекантуемся! — беспечно махнул рукой Игорь. — Ты, Жень, на кровати, дед Федя — на диване, а мы втроем— на ковре. Вообще-то... если ты боишься...

— Запомни, Игорь! — наставительно перебила его Женя. — Четверо нормальных мужчин никогда не изнасилуют спящую среди них женщину.

— Почему? — в один голос изумились приятели.

— Да потому что всю ночь будут подглядывать друг за другом, притворяясь спящими, — Женя засмеялась и вошла в открытую Игорем дверь.

Дед Федя, сидящий за кухонным столом напротив Влада, чуть не подавился очередным глотком «Амаретто».

— Едрит твой ангидрид! Енто што же, в баре там всем по такой красавице выдают? — он юлой завертелся вокруг нее, оглядывая со всех сторон и не переставая цокать от восхищения языком. Вошедший вслед за Женей Гек прыснул, глядя на него.

— Недаром ты, Жень, включила нашего деда в список настоящих мужчин, — пояснил он всем причину своего веселья.

— А ты што, не веришь? — подскочил к нему дед. — Дак спроси мою Лизуху... — тут уже грохнул общий хохот. Поняв, что сболтнул лишнее, дед подумал и... треснул Гека по шее.

— Не провоцируй другой раз!

— Да он мусульманин, ваш дед! — заорал от стола уже порядком захмелевший Влад. — Свинину не ест, — показал он на банку тушенки, — а закусывать больше нечем. Значит, мусульманин!

— Да я ее, энту свинину, принципиально потреблять перестал после одного антиресного случая! — попытался реабилитировать себя дед Федя. Тут же все насели:

— Расскажи!

— Ладно! — махнул рукой. — Специально для вас, — поклонился Жене. — Было енто зимой, как раз под Новый год... — Здесь обычно при каждом новом изложении этого замечательного случая дед Федор обязательно вставляет новое начало, а то и вовсе ставит всю историю с ног наголову. Так что позвольте, уважаемый Читатель, самому Автору рассказать, что вышло у двух кумовьев из попытки зарезать к новогоднему стопу свинью Машку, ибо кому же еще знать более достоверно то, что написал сам...

Дед Федор сидел на табурете у печи и пыхтел в поддувало «Примой». Стекла окошка семиградусный морозец покрыл замысловатыми виньетками, но в печи озорно потрескивали дрова. Несмотря на теплый дух в хате, никакого предновогоднего настроения у деда не было и в помине, хоть и оставалось до праздника всего ничего — два дня. Объяснялась его хандра просто — вечор с кумом Василием, корешом его годов, выкушали литр отменного «первака», который добыли самым что ни на есть незаконным способом — вскрыв сундук бабы Фроси — дедовой супружницы, и долив тут же десятилитровую бутыль чистейшей «артезианской». Бабка Фрося, вернувшись с посиделок, поймала обоих на месте преступления, когда от «доказательств» оставалось едва граммов сто, а кумовья, обнявшись, в два голоса вовсю орали песню «Ой ты, Галю...» С порога оценив обстановку, она засветила любезного супруга сброшенным с ноги валенком, а деда Васю просто вышвырнула за дверь, благо, жил он через дорогу.

К чувству обиды за довесок валенком примешивалась еще и частица вины за вчерашнее — самогон все-таки бабка для новогоднего стола запаривала.

— Эх, рановато мы с кумом начали отмечать праздник! — терзался дед Федя.

Хлопнула входная дверь и в хату вкатилась дородная баба Фрося, потирая озябшие на морозе руки.

— Сидишь тут! — с ходу накинулась она на деда. — А свинью кто резать будет? А ну, бегом за тем храпоидолом Васькой, а то мы с евонной Анькой колбасы к празднику начинить не успеем!

Это означало прощение за вчерашний налет на сундук, ибо что-что, а не разговаривать с супругом после ссоры бабка могла неделями. Синдром вины сразу же улетучился, и дед Федя, натянув кожух и нахлобучив шапку, заспешил к куму через дорогу.

— Я к свахе за машинкой для колбас! — вдогонку ему закричала половина. — Глядите мне тут!

А навстречу деду из калитки напротив уже спешил кум, как-то странно и часто моргая правым глазом. За его спиной грозной тенью возвышалась Анюта — деда Василия жена.

— Ты, Васька, гляделку часом не вывихнул? — поинтересовался, подходя, дед Федор.

— Федька, ты скажи, нет — ты скажи — говорила вчера твоя, что сегодня надо свинью резать? Или не говорила?

— Та вроде говорила, — ошарашенно ответил дед, — только не вчера, а седни...

— Енто у него похмельный синдром еще действует, — туманно, по-научному, объяснил бабе Ане ее супруг. — Да какая разница — вчера, сегодня? Главное — надо сполнять работу. Так, Федя?

Обалдевший от этого напора кум неопределенно мотнул головой.

— А где Фрося? — спросила баба Анюта.

— За ентой... хреновиной пошла, ну, которой начинять...

— А га, ясно, пойду столы под мясо готовить, — она сразу успокоилась.

— Так ты, Анют, плеснула бы нам чего-нибудь? — засуетился дед Василь. — Для сугреву, так сказать...

— Цыц! — шикнула на него жена. — Вчера нагрелись до чертиков. Под свежину и налью. А пока — быстро за дело!

А дело, надо сказать, было сложноватым, ибо свинье шел уже второй год, кормили ее на совесть, так что вымахала она под три увесистых центнера. Сажок, где она содержалась, был явно маловат, и потому кумовья решили просто выпереть Машку оттуда и ужена воле, во дворе, произвести экзекуцию.

— Давай, Федька, залазь и вышибай ее оттель! — безапелляционно заявил Василь.

— А чего это я, с какой такой стати? — сразу же встал на дыбы кум. — У тебя вон рожа пошире моей раза в полтора, да и в плечах опять же.

— Хто в ентом дворе хозяин? — заорал дед Василь. — Свинья твоя, ты и доставай ее оттель! А я пойду пока ножик принесу, — и он поспешно скрылся за калиткой. Крякнув с досады, дед Федя согнулся вдвое и с трудом втиснулся в противоположный угол.

— А ну, пошла отсель, квартирантка недорезанная! — прохрипел согнутый вдвое дед, пихая Машку обеими руками в направлении дверцы, а затем, обозлившись, ухитрился двинуть ее ногой в зад. Это было его ошибкой. Свинья, утробно взвыв свинячьим фальцетом, заметалась в тесном и темном пространстве сажка, прижав, наконец, деда Федора своей тушей так, что у того в глазах помутилось. Очухавшись, он почувствовал, что сидит... в корытце со свинячьей похлебкой, а самой Машки и след простыл: она уже весело носилась по двору, забыв обиду, нанесенную его ногой в валенке. Зато теперь обиделся дед.

— Ах ты, полуфабрикат ходячий! Меня, кавалера двух орденов Славы и медали «За отвагу» — задницей в грязь?! Да я из тебя безо всякой машинки счас колбасу наделаю!

Подобрав валявшийся здесь же здоровенный кол, он решительно двинулся в атаку. Машка, углядев грозный заряд, поняла, видимо, что шутки кончились, едва начавшись. Поэтому, всхрапнув как-то по-лошадиному, понеслась по периметру хоздвора, отгороженного глухим забором. Как раз в это время в приоткрывшуюся калитку занесло деда Василия, весело помахивающего огромным немецким тесаком времен давно прошедшей войны. В другой руке была зажата поллитровка, заткнутая кукурузной кочерыжкой. Трехсоткилограммовый таран со вздыбленной щетиной подсек его как раз под коленки. Тесак полетел в одну сторону, поллитровка, блеснув на солнышке, — через забор, а сам кум, проехав на Машкиной спине пару метров, благополучно зарылся носом в кучу навоза, оставленную до весны посреди двора. На пару минут замерли все трое: свинья — в углу, а деды — кто где. Вытряхнувшись наконец из кучи, дед Васька взвыл:

— Федька, ты знаешь, какую свинью подсунула нам ента тварь? Я ведь бутылку на коленях у невестки выклянчивал! Ну, хвашистка проклятая, счас я тебя успокою!

Скрывшись на минуту в сарае, он появился оттуда, пряча за спиной киянку — трехкилограммовый деревянный молоток для жестяных работ.

— А ну, лови ее за ухи, я ей в лоб закатаю! Оглушим, а потом спокойно дорежем!

— Ну уж нет, я раз попробовал в сажке! — ответствовал дед Федя, забирая у него молоток. — Лови теперь ты, ты поздоровее...

Зажав Машку в углу двора, дед Василь молодецки ухватил ее за уши-лопухи:

— Лупи!!!

Кум отчаянно взмахнул деревянной кувалдой, свинья дернулась в сторону... Раздался истошный вопль деда Василя: — Шо ш ты, гад, по рукам! — и он, подвывая от боли, рванул к калитке, впопыхах дернув ее на себя непослушной рукой. Она, конечно, захлопнулась, а с той стороны раздался веселый щелчок — задвижка упала в паз. Кумовья остались взаперти в обществе очумевшей хавроньи.

Дед Федор подхватил с земли отлетевший немецкий тесак:

— Не боись, Василь, я в войну в разведке метров на двадцать в живую мишень — хвашистов — такие ножички кидал!

Просвистев в воздухе, грозное оружие отсекло у Машки кончик уха и мягко вошло в стену саманного сарая.

— Промазал, надо же! — возбужденно заорал дед Федя и... осекся.

Взбесившаяся свинья уже не убегала от них. Опустив голову к земле, она рыла передним копьггцем землю. Налитые кровью и ненавистью глаза были устремлены на кумовьев... Первым оценил надвигающуюся опасность дед Василь: метнувшись к сажку, он взлетел на его крышу как Валерий Брумель — только без шеста.

А дед Федор не успел. Поэтому пришлось ему поменяться ролями с бывшей жертвой, и теперь уже он молодецкими прыжками измерял хоздвор, спасаясь от свинского возмездия. Наконец, улучив момент, кузнечиком скакнул через забор... Когда баба Фрося с машинкой для выделки колбас вошла в хату, кумовья приканчивали чудом не разбившуюся бутылку. Она открыла рот, но Федя опередил ее совершенно трезвым голосом:

—Ты знаешь, Фрось, я тебя давно уже не просил о чем-то важном. А теперича вот просю: давай оставим Машку на приплод. А на Новый год свари холодца — вон сколько глупых утей и кур по двору шастают.

И дед Василь в знак согласия проголосовал «за» незабинтованной рукой...

— А я с тех пор в рот не беру свинины! — торжественно заявил дед Федя, когда унялся за столом хохот. — Понял, шо иная хрюшка по уму иногда могеть обойти какого-нибудь современного начальника!

— Так, сазанятину ты не ешь, — констатировал Гек, намекая на рассказ деда о рыбалке все с тем же кумом, — свинину тоже не потребляешь... Чем же ты живешь?

— Геночка, на свете, да будет тебе известно, ще много витамину «це»: яйце, маслице, говяжье мясце и колбаски кильце. Так шо я з голодухи не пропаду!

Посидели еще чуть-чуть и Влад, решительно поднявшись, покачнулся — выпитое с дедом не прошло бесследно.

— Мне пора! Еще нужно позвонить кое-кому из знакомых зубных техников. Они передадут по цепочке дальше. Так что золото я беру на себя. Ну, и кое-что из украшений, — у всех коллег, в отличие от меня, есть жены, и почти у всех — любовницы. Так что...

— Остальное реализую я, — перебил Игорь, — у меня достаточно каналов по коммерции. Кроме того, — он усмехнулся, вспомнив «абрека» с «толчка», продававшего им оружие, — есть еще кое-кто, покруче! Да, кстати, — обернулся он к надевающему плащ хирургу, — ты не подскажешь, где хранишь то, что мы с Иваном тебе передали?

— В морге! — ответил Влад и, увидев изумление на лице Игоря, добавил со смехом: — А что, ты против? Мертвые хранят тайну куда дольше живых. Итак, крайний ящик справа в среднем ряду. Запомнил?

— Сам достанешь, — брезгливо скривился Игорь.

— Ладно. Утром я вас разбужу, чтобы сообщить результаты сделок. Думаю, они будут утешительными — я все силы приложу, чтобы женщины нашего города были спокойны за свое будущее потомство. Чао! — он помахал всем рукой и шагнул к двери.

— Эй, постой! — Игорь взглянул на часы. — Последний автобус ушел полчаса назад.

— А я натакси, — Влад беспечно взмахнул рукой. — Или на частнике. Их сейчас как грибов после дождя.

— Хочешь совет? — Гек подошел к нему вплотную. — Не садись в первую машину.

— А брось ты свои гангстерские наблюдения! Кому нужен хирург какой-то задрипанной больницы? — Влад опять рассмеялся и пошел, чуть качаясь, вниз по лестнице... Женя робко огляделась в однокомнатной квартире:

— А... как жея? В смысле...

— Пару пустяков! — успокоил ее Гек. — Игорь, давай кухонный стол сюда, в комнату. А кресло-кровать — на кухню. Вот так! Спокойной ночи! 

 Глава XI СМЕРТЬ ПО ПРОЗВИЩУ «БАЗУКА»

Выйдя из подъезда, Владислав полной грудью втянул в себя прохладный ночной воздух и поморщился. Атмосфера Донбасса, конечно, не райские сады, но отрезвила немного — и ладно. Из-за угла ближайшего дома вывернула машина с зеленым фонариком над ветровым стеклом.

В сторону трассы — то, что надо! Влад поднял руку и, вспомнив предостережения Генки, тут же опустил ее, потом поднял снова.

Какого черта? Такси — не частник! И притом — спать зверски хочется, а не в детективы играть. Такси, по инерции проскочив пару метров, остановилось.

— Что, дядя, боишься? — в приоткрытое боковое окошко виднелась смеющаяся рожа молодого водителя — совсем парнишки.

— Боюсь! — не стал бравировать Влад, тяжело плюхаясь на сиденье рядом с ним.

— И правильно делаешь! — к его затылку с заднего сиденья прислонили металлическое, жесткое и холодное. — Поехали, Вист! А ты не дергайся, фрайер!

Сердце хирурга враз покатилось куда-то далеко-далеко, а рубашка ознобно прилипла к спине. Он сызмальства не был храбрецом, но и на трусость жизнь его не проверяла — наверное, некогда было: в школу и из нее возили в папиной машине, занятия музыкой проводил вызванный на дом преподаватель, а в общежитии медицинского института у него полно было телохранителей, охочих до той обильной и вкусной жратвы, которой снабжали чадолюбивые предки. На три последних года оторвался он всего от них, занявшись культуризмом, да и оторвался — понятие относительное: квартира в центре была куплена на деньги родителей, деньги ему постоянно «подсыпали», зарплата хирурга уходила на ресторан и «девочек», до которых Владик был большой охотник. Так что в разговоре с Геком и Игорем он рисанулся и немного приукрасил свое нежелание жениться. Но к приключениям его тянуло — а кого не тянет! Только не к таким вот — с пистолетом у затылка.

— Что вам нужно? — вспомнил он первое правило прочитанных и просмотренных на видео боевиков — торговаться за жизнь.

— Пока что — адрес твоей квартиры, — процедили сзади. Он назвал его. И замолчал. Молчал всю дорогу до подъезда, а дальше — по принуждению, пока поднимались на второй этаж — пистолет уперся в ребро. Молча своим ключом открыл дверь. А потом ему связали руки за спиной и бросили в польское кресло — тоже подарок родителей. Теперь-то он разглядел похитителей. Их было трое, включая водителя такси. Двое молодых, третьему лет тридцать. Он-то и был старшим! И вопросы задавал только он.

— Сколько их?

— Кого? — не понял Владислав. Пощечина, вторая...

— Это для непонятливых! Повторяю — сколько их?

— Четверо, — признался Влад. А почему он, собственно, должен делать из этого тайну?

— Как попали в квартиру? Она же была заминирована?

— Гек снял заряд. Через лоджию.

Старший молчал, а затем разразился матом.

— Как фамилия этого Гека?

— Геннадий... Рищенко, — вспомнил церемонию знакомства Влад.

— сволочь! — выругался вновь старший. — И здесь вынырнул! Брюлики у них?

— Что? — прикинулся непонятливым хирург.

— Драгоценности, мудак! Ожерелья, браслеты, бусы: жемчуг и камешки!

— Н-н-не знаю! — выдавил из себя Влад.

— Сейчас узнаешь! Вист, принеси плоскогубцы и паяльник! — Они ходили на «работу» со своим инструментом. И пока водитель спускался за ним, Влад принял твердое решение — будет молчать. Он был медиком и, когда требовалось, научился отключать в себе сознание и рефлексы. Его молчание хоть как-то поможет новым друзьям выжить в этом подлом мире. Пока враги будут в неведении...

Его пытали. Очень долго и мучительно — сорвали ногти на всех пальцах, выдернули плоскогубцами все зубы, включив магнитофон на полную мощность; заклеив рот пластырем, рвали волосы. Влад только мычал — боль доходила даже в подсознание. Когда же, очнувшись от очередного обморока, увидел, что они сделали посредством раскаленного паяльника с его гениталиями, перестал даже мычать... Но человеческое терпение не беспредельно, под утро, когда паяльник медленно стали загонять в задний проход, он заговорил. Выложил все о новых друзьях: их пол и возраст, ближайшие планы на будущее. Рассказывал об украшениях со всеми подробностями и о золоте. О золоте его похитители раньше не знали — он это понял по удивленным взглядам, которыми они обменялись... Если бы его спросили о спрятанном в морге оружии, Влад рассказал бы и это — он уже себя не контролировал...

Выйдя во двор, налетчики сели в стоящее возле детской игровой площадки такси и, отъехав метров сто от дома, остановились, вышли из машины, отмыли грязь с номеров, сняли с крыши магнитный зеленый фонарик, а с боков отодрали липкую ленту с шашечками. Из-под нее проявились красные полосы и надпись «Скорая помощь на дому». Вот и все! Фыркнув выхлопом, машина умчалась в неизвестность...

...Игорь стоял над мертвым телом Влада и не знал, что сказать: волосы шевелились на голове от увиденного. В этом истерзанном, окровавленном, голом куске мяса человеческое угадывалось с трудом. И лишь разбросанная по всей комнате знакомая одежда подтверждала — да, в комнате его бывший друг-хирург!

— Ну что они такого могли у него выпытывать? — скрежетнул за спиной Игоря зубами Гек. — Чего они еще не знали, паскуды! И что это должно обозначать?

— А ты не догадался? — жестко ответил Игорь. — Почему они не спрятали тело и не уничтожили следы? И позвонили нам?

...Звонок раздался в полпятого утра. Мужской голос лишь назвал адрес: Ленина 12, квартира 23. И сразу трубку положили. Но Игорь-то знал адрес Влада!

— Обложили, сволочи! — отозвался Гек. — Документы, взрывчатка в доме, «Таврия», теперь Влад! Пугают. Хотят, чтобы мы отдали те побрякушки и свалили по-хорошему из города. Так?

— Так! Но уйти нам уже не дадут. По крайней мере — нам двоим. Дед Федя и Женя им не помеха.

— Значит, будут еще звонить.

— И назначат встречу. А мы на нее согласимся. Ладно, пошли отсюда! Своего они добились — мы посмотрели. И сделали свои выводы! Теперь лишь бы не наследить здесь. А о теле Влада позаботятся, мы же им пока не нужны!

Игорь ошибся. Едва они вышли, как из-за угла вывернула «Скорая помощь на дому» и на бешеной скорости понеслась к ним.

— Назад! — Гек потянул Игоря в подъезд. Они прыгнули в него и сразу же упали на метлахскую плитку пола, ожидая выстрелов. Их не последовало.

— Психотерапия, — горько усмехнулся Игорь, поднимаясь.

— Пошли, я уже знаю, что нужно делать.

Женя и дед нетерпеливо поджидали их.

— Ну что, как там Влад?

— Уехал Влад! — сообщил им Гек... — Кто-то позвонил ему и сказал, что если он через час не уберется из города — зарежут родителей.

— Первым же поездом и укатил, — подтвердил Игорь. — Кстати, Женя, ты говорила, что знаешь адрес Козыря и Змея. А телефон их, случайно, не знаешь?

— Случайно знаю! — засмеялась Женя. — «Интим» все фиксирует.

... Санька и Федя сразу поняли, когда Лесик начал угрожать, — сейчас будет шухер. И вовремя смыться — самое здравое решение. Так они и поступили, прихватив с собой выпивку и закуску, за которую было заплачено. Когда Змей рассказал Козырю, на каких условиях им прощают загубленную «Таврию», Санька аж подпрыгнул от восхищения.

— И деньги оставил? — подозрительно покосился он на Федю.

— А что туг оставлять? — приуныл Федя. — Три «лимона» каких-то и осталось!

— Вы посмотрите на этого полоумного! — воскликнул Козырь, обращаясь к звездам, усеявшим небо. — Еще вчера вечером он искал в квартире завалившуюся где-нибудь тысячу, а сегодня — три миллиона для него — «каких-то»! — передразнил он Федю.

— Что поделаешь, — невесело ответил тот, вспоминая роскошную Евгению, которую у них буквально отняли, — что поделаешь — сегодня наши запросы побольше!

— А ты сможешь добыть им информацию о «вольво»? — снова затормошил его Саня.

— Без проблем. У меня в ГАИ бывший одноклассник работает, как раз с компьютером, в который данные заносятся.

— Так иди звони ему! — хлопнул его Козырь по плечу. — А с этими данными бабки хорошие раздобыть — раз плюнуть!

— Сейчас рано еще — он в час ночи заступает.

— Что же до часу делать? — Санька вдруг остановился и, вкрадчиво заглядывая в Федины глаза, сказал:

— А знаешь, пошли они на хрен — все эти расфуфыренные мадам из всяких «Интимов», «Кретинов»... Я так думаю — это не для простого советского человека, а для разных там извращенцев. Пошли-ка на вокзал, а? Закуси и пойла у нас навалом...

— Только домой не вести, — предупредил Федя, вспоминая, с каким трудом приводилась в нормальный вид квартира.

— Та ни Боже ж мой! И не подумаю! — обрадованный Козырь тут же вынул из сумки початую бутылку коньяка, потянул из нее и передал Феде — причащаться.

— И презервативы повыбрасывали, — побрыкался для приличия Змей.

—Тогда — минет, и никаких гвоздей! — торжественно провозгласил Козырь и, подумав, добавил: — А там посмотрим, в какой из вагонов на запасных путях нас пригласят — плацкартный, общий или мягкий. Элита — она всегда, брат, на высоте!

И они, обнявшись, потопали к вагонам, стоящим в тупике железнодорожного вокзала.

...После, ночью уже, когда они ввалились в квартиру, вымазанные дешевой губной помадой, Федя Змей куда-то кому-то звонил, обещая пол-ящика водки, что-то корябал на листке из тетрадки... Козырь же видел все это в тумане, поэтому, кое-как раздевшись, брякнулся на новый диван-кровать и сразу же отключился.

Разбудил их рано утром телефонный звонок. Звенел долго и настойчиво, потому что Федя упорно не желал подыматься в такую рань. А Козырь вообще игнорировал телефон. Наконец, Федя дотянулся до трубки.

— Алле, — буркнул хриплым голосом.

— Уговор помнишь? — на том конце провода выжидающе замолчали.

Федя начал усиленно вентилировать мозга: с кем уговор, о чем? Голос вроде бы знакомый... Бля-а-а, это же он, Михай! Взгляд Змея начал метаться из стороны в сторону, как у загнанной курицы и вдруг... споткнулся о бумажку с нацарапанными на ней каракулями. Он вчитался, и лицо его постепенно просветлело. Есть!

— Конечно, помню, Михай! Почти всю ночь не спал! (И он не врал.)

— Сделал?

— Ты понимаешь!.. — Федя замялся. — Короче, оказывается — это секретные сведения!

— И что — твой друг не дает их?

— Да нет... дает, но...

— Сколько? — перебил его голос в трубке.

— Пять лимонов! — постарался твердо выговорить Змей.

— Дай ему три и пусть заткнется!

— Я сейчас ему перезвоню! Но дело в том, что... у нас нет лишних денег! Понимаешь, мы еще вчера... мебель, телевизор... то-се...

— Вот от этого «то-се» ты в конце концов и загнешься! — снова перебил его Игорь. — Ладно, звони и быстрее гони сведения!

— А деньги?

— Ну что ты, как попка? Пообещай, а я подвезу.

Федя положил трубку осторожно, словно боясь, что она рассыплется, и с влюбленностью поглядел на телефон. Родненький ты наш! И что бы без тебя делали, как бы жили!

Через сорок минут Игорь давил на кнопку звонка, а Гек стоял сбоку двери с его «Лама Омни» в руке. Так что вместо «здрасьте» открывшему дверь Феде прямо в нос уперлось дуло автоматического пистолета.Он туг же механически вскинул руки кверху.

— Одни? «Гостей» нет? — быстро спросил Игорь.

Федя помотал головой — ответ отрицательный. Прошли в квартиру, обошли ее — Саня Козырь лишь очумело пялился с диван-кровати.

— За сколько договорился? — спросил Игорь.

— Окончательно — четыре, Михай! И то — как другу!

— Держи! — Игорь сунул ему надорванную пачку стотысячных. — Как я и рассчитывал! Давай данные!

Федя передал ему аккуратно переписанные — насколько позволяли дрожащие с похмелья руки — ночные каракули. Игорь тут же развернул бумажку, прочел и передал Геку.

Автомобиль «вольво», черного цвета, госномер «17-53 РДР», владелец — Гальчевский Константин Степанович, 1961 г. р., место работы — ОКХЗ г. Николаевки, должность — зам. директора. Домашний адрес: г. Донецк, ул. Дмитрова, телефон... дача на 30-м километре, адрес дачи...»

— Благодарю, ты заработал эти деньга! — хлопнул Федора по плечу Игорь. — Впрочем, не отработав еще те... — он испытующе взглянул в глаза бывшего слесаря. Тот мужественно выдержал его взгляд.

— Хапуга! Дерут, понимаешь, с простого работяга! — выразился он по поводу приятеля из ГАИ.

— Да! — Гек вернулся от двери, куда пошел вслед за Игорем. — Вы, кажется, опохмеляться собрались?

— Да! — непроизвольно вырвалось у Феди, но он тут же спохватился. — А с чего ты взял?

— Так, сорока на хвосте принесла! — усмехнулся Гек, воротя нос от «аромата» перегара. — Хотите совет? Похмельем займитесь на свежем воздухе — здесь у вас душно. Очень душно! — подчеркнул, выходя из квартиры.

Федя недоуменно пожал плечами, но решил последовать совету — квартиру необходимо проветрить. Войдя в комнату, он стал тормошить кореша, хлопая его по щеке переполовиненной пачкой стотысячных.

— Вставай, ишак карабахский! Пока ты здесь дрых, я деньги зарабатывал.

Козырь с недоумением взглянул на деньги в его руках.

— Ты что, в «голубые» записался?

— Дурак! — Федя жалеюще поглядел на него.

— Ну, просто я не представляю, где еще можно отлохматить столько бабок за ночь, нет, даже за полночи? — вспомнил он их ночные похождения.

— Я же сказал — идиот! Эти деньги я заработал одним телефонным звонком. — Что было бы, если бы он не позвонил: об этом Федя старался не думать, с содроганием в душе вспоминая прилипший к его носу длиннющий ствол «Лама Омни»...

— Пошли скорее, «обмоем» этот счастливый звонок!

Такой командой Козыря можно поднять, пожалуй, даже из могилы. И через десять минут он, побритый, причесанный и умытый стоял в прихожей.

— Куда пойдем?

Федя неопределенно махнул рукой.

— Пошли к ближайшему «Гастроному», а там — смотря по обстоятельствам...

Они были уже на полпути к цели, когда Змей остановился и хлопнул себя по лбу.

— Черт, деньги забыл выложить дома! И вчерашние, и сегодняшние — все при мне.

Санька встал, как вкопанный. Кому-кому, а ему-то отлично было известно, куда могут деться «лишние» бабки во время опохмелки! Наконец, он просиял.

— Паспорта наши еще при тебе?

— Ну! — буркнул Змей.

— Оставим сотню тысяч — на сегодня хватит, а остальные — в Сбербанк, под проценты! А то возвращаться — дурная примета!

— Гений! — хлопнул его по спине Федя. — И что бы я без тебя делал?

Через час они, уже в компании новых «друзей», сидели в детском скверике, закусывая «Столичную» жирной копченой скумбрией. Спешащие на утренний автобус жильцы соседних домов невольно задерживали взгляд на этой компании: одни с неодобрением, другие — с явной завистью.

А в небольшой рощице, метрах в ста пятидесяти от их дома, у «кобры» — высокого фонарного столба, остановился грузовик с телескопической вышкой. В корзинку вышки влез рабочий с какой-то зачехленной штукой, инструментальной сумкой и матовой сливообразной лампой в руках. Штоки телевышки начали выдвигаться, корзинка поехала вверх и вскоре остановилась перед корпусом «кобры» метрах в семи над землей. Рабочий огляделся. Людей вокруг не было. Он снял чехол со «штуки», выдвинул и повернул сзади, щелкнул чем-то спереди и получилась труба диаметром с бутылку, с прицельной планкой. Рабочий положил трубку на правое плечо, посмотрел в прицел, подвинтил что-то, снова посмотрел.... Раздался хлопок, шипение, и кумулятивный заряд, одолев сто пятьдесят метров за какую-нибудь секунду, врезался в кухонное окно Фединой квартиры — как раз туда, где они с Козырем утром намеревались опрокинуть по стопарю...

— Майна! — рабочий помахал водителю, и корзинка поехала вниз. Затем он перелез в кабинку для перевозки электриков здесь же, в кузове, и грузовик, выскочив на трассу, влился в поток таких же машин-работяг. Начинался обычный рабочий день...

Взрыв жахнул после второго стакана «Столичной», да такой, что Козырь чуть не подавился самым лакомым кусочком копченой рыбины — из середины тушки. Они с Федей переглянулись и, поняв друг друга, бросились к своему дому. Там уже собралась толпа, метался управдом. Взрывом разворотило газовую печку, начисто снесло подвесные шкафы, а кухонный стол превратился в куски прессованной плитки. Волной же вынесло две двери — кухонную и входную.

Федя крякнул и, почесав затылок, глянул на приятеля. Оба они были оптимистами, иначе не жили бы холостяцкой жизнью, а посему, сопоставив произошедший случай с предупреждением Гека, поняли, как крупно им повезло, причем дважды за один раз: во-первых — остались живы, а во-вторых, у обоих была дурная привычка хранить «свободные» деньги в правом ящике кухонного стола...

После небольшого объяснения с прибывшей милицией, управдомом, страховой комиссией и репортером местной газеты «Труд горняка» они с легкой душой отправились продолжать похмелье, отдав новую видеодвойку на временное хранение соседу, сын которого пришел в неописуемый восторг. Остальное вроде бы не должно было пропасть — милиция сразу же поставила караул в подъезде и площадкой выше, опасаясь повторения теракта — такова была первая версия. 

Глава ХII СЛУЧАЙ В МОРГЕ

— Надо уходить, уезжать к чертям собачьим, пока нас не уничтожили здесь, в Николаевке! — Гек сидел на диван-кровати, а Игорь, дед Федя и Женя — кто где в Ивановой квартире. — Вы же видите — они обложили нас со всех сторон, а мы не знаем даже — кто!

— Ну, допустим, кто — это мы почти выяснили! — Игорь поднялся из кресла и теперь задумчиво бродил по комнате. — Если здесь замешан Гальчевский — без Вольвака уж точно не обошлось! А может, наоборот, но это сути дела не меняет. Знаем мы и за что — сумка с драгоценностями у нас, а архив организации «Перекресток молний» — у них, но уже рассекреченный нами. Значит, не будет никакого звонка с предложением встречи, никаких других предложений. Ты прав, Гек, нас постараются ликвидировать. И как можно скорее, чтобы мы не успели натравить на них журналистов. Поэтому мое предложение такое: не медля и дня, переехать в Донецк. Почему? Да потому что в городе, где проживают Гальчевский и, судя по всему, Вольвак, нас постараются уничтожить тихо и незаметно, а это намного сложнее, чем грубая работа, которую они пытаются осуществить здесь. Кроме того, там у меня уже есть кое-какие связи. И, наконец, оттуда ходит рейсовый автобус до логова этой банды — озера Беляевского. Ну, не до самого озера, но там уже рукой подать. А прежде чем переехать в Донецк, нужно здесь сделать две вещи: во-первых, посетить морг местной больницы и забрать оттуда то, что я некогда отдал Владиславу.

— Поконкретней, — заинтересовался Гек.

— Два компактных автомата, пара облегченных «броников» со спецворотничками, отличная винтовка и боеприпасы к ней и еще кое-что. И второе, нужно убрать подальше от нас Женю и деда Федора...

— Т-ты што ж ета, — подскочил на стуле доселе внимательно слушавший его дед, — никак, в утиль меня списать вздумал? Не пойдеть! — помахал он пальцем у носа оторопевшего Игоря. — Я усю войну в разведке кантовался, да и на побережье, в горах, не так давно чтобы, с хлопцами ентими, — он ткнул на Гека, — шандарахали бандюгов — токи тырса сыпалась! Да ежли б не я, — расходился дед, — там бы уже весь Кавказский хребет давно махвия захватила бы! Я их лично, вот ентими руками изничтожал десятками на закусон...

— И «Амаретто» запивал! — прервал не в меру разгорячившегося деда Федора Гек. — Хорошо, хорошо, Россия не забудет твоих подвигов, и, может быть, где-нибудь под Сухуми или в Теберде одну из скал назовут твоим именем! А почему бы тебе, правда, не рвануть пока в Швецию, проведать Эльзу, а через месячишко-другой, по снежку, вновь нагрянуть сюда? К тому времени, надеюсь, все утрясется!

Дед Федя укоризненно тянул на него.

— И ты в ту дудку? Ты хоть знаешь, кем для нас Гретка была? Дороже иной внучки! И шо я теперь Лизавете скажу по приезду туды? Шо внучку убили, а я до конца не отомстил гадам? Не, Генка, ты как знаешь, а я еду в ентот Донецк — хучь с вами, хучь без вас! Знаю я уже достаточно, так шо не пропаду!

— Да кто ж тебя гонит, дед Федя! — Игорь уже и сам не рад был, что затеял отвадить деда от участия в предстоящих событиях. — Это я так, в целях твоей же безопасности... Но вот Женю...

— А мне вообще некуда идти! — ее серо-зеленые глаза были полны слез. — И, кроме того — Иван Николаевич... Настя...

— Сдаюсь! — Игорь поднял руки вверх...

Сторож местного морга Илья Семеныч был сегодня вечером «не в духах», как говорят, ему не принесли очередного «калыма». Захлестнувшая Россию волна повсеместной приватизации и коммерциализации никак не могла обойти стороной и Украину, а мелкие брызги этой волны попали и на Илью Семеновича — он тоже заболел возможностью заработать легкие и притом немалые «деревянные» вместо положенных на зарплату нищенских «хохлобаксов». Вы спросите — что может иметь здравомыслящий человек с такого неперспективного заведения, как обыкновенный морг городской больницы? Ну, с какой стороны подойти к этому вопросу! Илья Семенович, например, подошел с коммерческой. В голодающий по нынешним временам Донбасс со всех сторон перли мясо ищущие рынки сбыта бывшие колхозы, а ныне акционерные общества Кубани. На родине их продукция мало кого интересовала — рынки и многочисленные базарчики Краснодарского края, Ростова и Ставрополья были завалены дешевыми куриными окорочками, индюшиными ножками, печенью и фаршем — шло планомерное уничтожение сельского хозяйства. Свежее забойное мясо не брали на местах, и приходилось переть его за полтысячи километров, чтобы хоть затраты на кормежку оправдать. А мясо, как известно, — скоропортящийся продукт! Вот тут-то оптовым торгашам и приходилось поневоле обращаться к Илье Семенычу, в полном распоряжении которого находилось восемьдесят холодильно-морозильных камер, расположенных в три ряда, по два яруса в каждом. Причем каждая камера — из классной нержавейки, и в нее можно — если хорошо постараться — уложить две коровьих туши зараз. Кусками, конечно. Ну, а свинина там, баранина — мелочь. И в иную особо удачную неделю выручку свою Иван Семеныч подсчитывал с помощью калькулятора... Трупы? А что трупы? В довольно большом подвальном помещении всегда держалась минусовая температура, а самый дальний угол подвала по бетонному полу был застелен красивой финской клеенкой, затрат на которую не пожалел простой сторож. Были у него уже и свои мастера по ремонту холодильной аппаратуры, работающие по вызову на договорной основе. Были и санитары — для выдачи трупов — чтобы родственникам или знакомым не носить. Организовал предприимчивый сторож и кабинет макияжа при своем заведении с двумя высокооплачиваемыми специалистами, перекупленными в гримерной городского театра. Так что любого вида покойник выходил из их рук писаным красавцем. Стоило это, конечно, денег, но родственники обычно не торговались, потому как не хотелось лишних хлопот дома — здесь, у Ильи Семеныча, все было под рукой: дешевые костюмы и обувь для усопших, цветы, венки, гробы, гипюр, ленты и даже мелкие гвозди для обивки. Он уже давно приватизировал этот морг, завалив подачками местное начальство, он был директором похоронного комплекса, но по-прежнему оставался по ночам, отсыпаясь днем, за сторожа, коим и числился в отделе кадров больницы. Потому что была у Ильи Семеныча еще одна «левая» работенка, о которой знали лишь избранные люди городка. Знали и молчали, ибо вякнешь — себе дороже выйдет... Иногда ночью к моргу подъезжал маленький черный «ниссан» — фургон, или «Волга», «Нива», «Жигули»... Из них дюжими ребятами вынимался большой пластиковый мешок или два, а то и три. Ребята раскладывали их по ячейкам, а уходя, говорили одну из фраз: «На пару дней», или «...три дня», или «...неделю» — больше недели мешки не лежали. Забирали точно в срок. Оставляя на столе в конторке плотный пакет. А в нем — хрусткие купюры...

Илья Семеныч никогда не заглядывал в пластиковые мешки — можно было самому попасть в один из таких. Не спрашивал он и откуда их привозят, и куда увозят, но подозревал, что его услугами пользуется как местная мафия, так и милиция. Впрочем, ребята и тех и этих были одинаково крепкими, в одинаковых кожанках...

Огорчало только Илью Семеныча одно: надо было делиться барышами с хирургом местной больницы — Владиславом, который, собственно, и подсказал ему идею о создании этого комплекса, и даже помог протолкнуть ее в верхах. Но огорчало недолго —поразмыслив, Илья Семеныч понял, что в мире есть люди, которые придумывают идеи, и люди, которые их осуществляют. И те и другие работают друг на друга, а значит, — одинаково. Поэтому и получать они должны соответственно. И он покорно отстегивал хирургу каждый месяц, изредка выполняя его мелкие поручения, вроде того, недельной давности: Владислав тогда с каким-то мужиком заволокли в подвал пластиковый мешок, сунули его в крайний правый ящик и удалились. Срок назван почему-то не был. Когда же Илья Семеныч попробовал заикнуться о нем, Владислав резко оборвал его:

— Не твое дело! Сообщу дополнительно!

Пока не сообщил. Ну и ладно, лишь бы эти козлы пришли!.. Была одна маленькая слабость у сторожа — обожал коньяк «Наполеон». Но сам не платил за него — Боже упаси! Каждую ночь бутылку этого великолепного напитка обязан был доставлять ему очередной клиент, мясо которого в этот раз лежало в холодильных ячейках. Сегодня это был житель из Ставрополья — привез баранину. Мясо заложил в камеры, а «калыма» до сих пор нет! Сволочь! Ничего, на этот случай у Ильи Семеныча тоже есть кое-что — завтра же утром несчастного заставят забрать весь товар. А рыночные морозильники «забиты» на полгода вперед...

Его мысли перебило какое-то шуршание возле конторки, расположенной метрах в двадцати от лавочки у входа в морг, на которой он сидел сейчас. Там что-то звякнуло. Илья Семеныч насторожился и, щелкнув курком новенькой пятизарядной «бельгийки», мелким шагом двинулся туда. Мало ли что — всякого хулиганья сейчас на улицах полно, а в конторке у него — моноблок «Шарп», да и магазин «готового платья» рядом. Поэтому он, держа ружье наизготове, добросовестно обошел и конторку, и магазин, не заметив, как в приоткрытые ворота прошмыгнули три тени, скрывшиеся затем в дверях морга...

От угла конторки шмыгнул в темноту какой-то заблудший кот. Сторож, выругавшись; закинул ружье за спину и вновь направился к лавочке. Но не дошел. Послышался мягкий рокот работающего двигателя, и у ворот тормознула белая «ауди», а затем перед Ильей Семенычем предстал ее хозяин — с пакетом в руке.

— Извини, дорогой! Дела с документами, только сейчас из ресторана — еле все уладил с начальством! — это был клиент из Ставрополя.

— Они, значит, для тебя начальство, а я нет? Меня вот с покойничками никто по ресторанам не водит! — развернув пакет, Илья Семеныч увидел не одну, а две бутылки «Наполеона», зажаренную до румяной корочки, еще горячую курицу и несколько смягчился. — Ладно, ладно, езжай, трахай свое «начальство». Все вы, чебуреки, такие, чуть что — на Украину и стараетесь как можно больше наших баб использовать!— Илья Семеныч не страдал недостатком зрения, поэтому успел заметить в боковом окошке «ауди» любопытствующее женское личико украинской национальности.

Обидевшись на «чебурека», сын степей Ставрополья попрощался и уехал, так ничего и не сказав сторожу о тачке на резиновом ходу, стоящей сбоку ворот, на которую он чуть было не наехал. Да и было ли вообще ему дело до какой-то прозаической тачки, когда под боком сидела красавица Яринка, уже пообещавшая «роскошную ночь»? Разумеется, тоже не за «хохлобаксы»...

А скуповатый и расчетливый Илья Семеныч, замкнув в сейфе конторки две дорогие бутылки, вновь уселся на лавочку, предавшись безрадостным мыслям о том, что завтра явится за очередной «зарплатой» хирург Владислав нему придется скрепя сердце отдать «Наполеон» с тем, чтобы тот «продвинул» в верхах проект еще одного магазина.

Может быть, его настроение изменилось бы, знай он, что не придет его «коллега по бизнесу» ни завтра, ни послезавтра — вообще не появится больше в его жизни, — содержимое большого пластикового мешка в одной из ячеек, привезенного сегодня рано поутру маленьким черным «ниссаном», было тому надежной гарантией...

В подвале что-то щелкнуло, затем раздался скрежет. Да что это с ним сегодня — разная чертовщина мерещиться начинает? Покойники — вообще-то жмурики порядочные, не гулящие, и все же... Холодок легко прошелся по спине сторожа. Это в России только сегодня возобновился бум на христовую веру — больше и верить-то не в кого. А на Украине от Бога отступали редко даже в самые тяжелые времена перекройки старых учебников и существующей религии. Панас Мирный, Шевченко и Гоголь как были, так и остались здесь классиками навечно. Илья Семеныч был набожным человеком. Библию всегда держал при себе — а как же?! — дежурил, считай, у врат небесных, там, где душа расстается с телом. Но наравне с Библией обожал Гоголя и проштудировал его, считай, от корки до корки, особенно произведения избранные. Это не могло пройти бесследно, и хоть считал он себя не трусом, все же иногда вздрагивал от подозрительного стука или бряка — таковы уж человеческие рефлексы. Ему, конечно, не очень-то светило лезть среди ночи к мертвецам, но должность не позволила расслабиться, и он, войдя в подвал, щелкнул выключателем. Тусклый свет двух неонок (больше Илья Семеныч не позволял ставить — по причине экономии электроэнергии) выхватил из темноты три ряда холодильников — как в автоматических камерах хранения. Мерно, убаюкивающе гудел холодильный агрегат, крылья которого раскинулись сразу же у входа, по обе стороны ступенек. Все было спокойно, но долг обязывал проверить до конца, поэтому Илья Семеныч, прислонив ружье к перилам, сошел вниз по лестнице и прошвырнулся аж до дальнего закутка — нигде ничего не нарушало сонного царства мертвых. С облегчением вздохнув, он вернулся на лавочку и, прислонив к ней «бельгийку», задумался. С чего бы это ему мерещится? И решил — с устатку. Вон, глаза помимо воли прикрываются и сладко так дремлется!.. Надо бы, надо «Наполеончику»...

Его легонько тронули за плечо. Очередной клиент, что ли? Илья Семеныч открыл глаза и увидел у лавки старика, босого, в длинной белой рубахе и белых штанах. Старик держал в руке бутылку темного стекла и жалобно-умоляюще глядел на сторожа:

— Пить хочется, сынок! Стаканчика не найдется?

В кармане запасливого сторожа всегда находился складной дорожный стаканчик с зеркальцем на дне, но первому встречному... Он прикинул возраст старика к своему, пятидесятилетнему, и вычислил — да, в отцы годится! Поэтому не заорал, а вполне миролюбиво заговорил:

— Слушай, папаша, шел бы ты домой опохмеляться! Ночь на дворе, а ты шляешься тут, как... как привидение, — нашел наконец подходящее слово. — Учти, белая горячка еще никого до добра не доводила, быстро окажешься тут — в моем заведении! Так что шлепай, откуда... — он глянул на ворота, в которые, как подозревал, старик забрел по неведению, и... чуть язык себе не откусил — на них висел огромный амбарный замок с цепью — сам же замкнул, когда шел проверять подвал.

Откуда же этого занесло? Илья Семеныч провел взглядом по железобетонным плитам забора, огораживающего территорию морга — через него можно было лишь перелететь, и перевел его на старика.

— А я уже вторую неделю, как у тебя здесь, внизу квартирую! — пояснил тот, поняв его немой вопрос и снова попросил: — Дай стаканчик — жажда замучила!

«Бомж! — понял сторож. — Обыкновенный бомжака, каких везде сейчас не счесть!» Он машинально вынул стаканчик, брякнув лежащими там же ключами, а сам продолжал думать, наблюдая, как старик, свинтив пробку, наливает из бутылки в стакан темную густую жидкость.

Сторожа вдруг словно толкнуло изнутри. Живет в подвале... Это при минусовой-то температуре? Почти что голый? Его начало трясти мелкой дрожью, он уже с ужасом глядел на неизвестно откуда взявшегося дедка, припоминая невольно сюжеты из «Вия» и «Майской ночи»... Тихонько потянул к себе пятизарядку... А старик, с удовольствием выпив из стакана, утерся рукавом длинной рубахи и, налив снова, протянул его Илье Семенычу. Тот машинально взял, а старик продолжал:

— Да ты пей, пей — вкуснятина, какую не везде найдешь! Дык о чем бишь я? Ага, о квартире. Две недели, почитай, валяюсь в ентом ящике, а родственнички не едуть забирать. А седни решил — все, баста! Пойду сам поезд встречать. Ты мне скажи, сколь времени, только выпей сперва? Получше твово «Наполеона» будет!

Илья Семеныч машинально отхлебнул и взглянул на часы — десять минут первого... Старик, между тем, забрал у него стакан, с видимым удовольствием допил остатки и вновь утерся рукавом рубахи. Только теперь Илья Семеныч заметил на рукаве кровавые полосы, остающиеся после каждой такой процедуры и ощутил терпкий солоноватый привкус, как после... Он вскочил с лавки, чувствуя, как леденеет сердце, схватил «бельгийку», клацнул взводимым курком...

— Ты что мне дал выпить, образина проклятая?

— Кровь! — Старик улыбнулся, обнажив вдруг длинные клыки по краям белых, сверкающих в лунном свете зубов — вовсе не старческих.

— Обыкновенная человеческая кровь! Из свежины, что утром привезли... — Он шел, оскалившись, к Илье Семенычу, протягивая ему бутылку вполне нормальной рукой, тогда как на другой, свободной, неизвестно когда успели вырасти длинные, острые когти-ножи... «Картечь, конечно, не серебряная пуля, но на время успокоит этого...» — остатками мужества успел подумать сторож, давя на спусковой крючок. Щелчок! — осечка. Он снова взвел, даванул, потом снова... наконец, выщелкнул магазин — пустое нутро его оскалилось пружинами. А вампир был уже совсем рядом — у самого лица щелкали когти-лезвия, белый смеющийся оскал все ближе... ближе... остатки храбрости покинули Илью Семеныча — в его крови остался лишь адреналин. К тому же ему изменил самый близкий в эту ночь друг —оружие. В данной ситуации у Ильи Семеныча было только два выхода: либо умереть от разрыва сердца, либо потерять сознание. Сердце у него было еще о-го-го, поэтому он избрал второй вариант...

Дед Федор наклонился над упавшим, убедился, что тот жив, достал из его кармана ключи и отпер ворота. После этого подошел к двери морга.

— Эй, иде вы там, вылазьте!

Из дверей показались Игорь и Гек — они тащили большой пластиковый мешок.

— Быстрее, быстрее, покаместь не очухался! — торопил их дед, склоняясь над «бельгийкой». — Генка, тебе замыкать! — Тоненько пискнули рессоры тележки на резиновом ходу, звякнула цепь с замком, все стихло.

Илья Семеныч очнулся минут через пять. Обвел полубезумным взглядом вверенное ему пространство — везде порядок, все на местах. На слабых ногах бросился к воротам, ощупал замок, подергал цепь, затем метнулся к ружью, выдрал магазин... Тускло блеснула латунь тупорылых зарядов. С облегчением вытер рукавом холодный пот со лба, затем перекрестился трижды и прочел про себя «Отче наш...» На душе стало легко и умиротворенно. Прошел к лавочке, сел с краешку — поджатая нога толкнула что-то пяткой. Сторож заглянул подлавку... из перевернутой бутылки на желтеющую траву выбулькивалось темное, густое пойло... Рядом стоял налитый до краев дорожный стакан...

Он тонко, по-заячьи вскрикнул и, подхватив ружье, метнулся в конторку, захлопнув за собой крепкую дверь...

В эту ночь проходящих мимо, наверное, неприятно поразило бы неприличное поведение доселе спокойных обитателей морга: до самого утра с его территории доносились интимные стоны и возгласы включенной на всю мощь видеодвойки, перемежаемые иногда песнями «По Муромской дорожке» и «Выхожу один я на дорогу» в пьяном исполнении. Да изредка звучали выстрелы из «бельгийки» — Илья Семеныч, опорожнив полторы бутылки «Наполеона», стрелял по входной двери конторки на любой шорох за ней... Некому было оценить боевое искусство сторожа, так же, как и некому разделить с ним компанию — покойники мирно покоились в целлофановых мешках и на финской клеенке, а люди ночью предпочитали не ходить мимо территории морга — боялись... 

Глава ХIII ПРО ЖИЗНЬ-ЖЕСТЯНКУ

В эту ночь Федя Змей и Санька Козырь спали плохо — по комнатам гуляли сквозняки. Они успели купить у пронырливого управдома две новых двери: кухонную и входную — с глазком, за которые тот содрал с них ровно миллион. Двери вставил сосед-плотник за ящик водки. Назавтра он же пообещал сварганить на работе оконный блок и тут же установить его. Еще восемьсот тысяч. А новая плита, кухонный гарнитур, плиточка, обои, услуги... Ойкнув, Федя решительно поднялся — все равно от этих мыслей не уснуть, прошел в зал, щелкнул выключателем и... увидел Саньку, который сидел на новой тахте, выковыривая «Кэмел» из пачки.

— Тоже не спится?

— Да какой тут к хренам сон?! Того и гляди — гранату запустят в окно или еще какую-нибудь фиговину! И дернул же нас черт связаться с этими двумя! За один звонок — четыре миллиона! — передразнил он вчерашний голос друга. — Вот и приклей теперь их себе на задницу — эти лимоны! Затрат-то на десять, как минимум!

— Ты забыл — сперва была «Таврия»! — напомнил ему Федя. — А Михай — уже следствие!

— А-а-а! — махнул рукой Козырь. — Какая, к долбаной матери, разница: следствие, причина... Главное — влипли мы с тобой меж двух огней. Пока дают деньги и те, и эти, а чуть что — и от тех, и от этих по пуле схлопочем. Или чего существенней, навроде этого, — он мотнул головой в сторону развороченный кухни. — Пока они, возможно, просто попугать решили — отвалите, мол, от этих ребят — они смертники! А после и нас в тот же списочек внесут — не успеем и лапками дрыгнуть! Так что, Федя, сейчас мы с тобой по лезвию бритвы ходим, и, по-моему, пока не поздно, пришло время выбирать, куда падать — влево или вправо.

— Ну что ж, ты меня почти убедил, — вздохнул Змей. — Доставай заначку, сейчас и устроим производственное совещание.

Опохмелившись, они приняли твердое решение: выходить из запоев! А чтобы этот процесс прошел гладко и безболезненно, набрали лучшего, по их мнению, «лекарства» — водки «Абсолют» с лимонником. Ну и к ней, естественно, соответствующей закуски: грибной паштет, голландское сливочное масло и нежнейшую бастурму — копченую вырезку со специями. Козырь прихватил еще и сыр «Камамбер», завернутый в серебристую фольгу с яркой нашлепкой-этикеткой.

— Его все рекламы расхваливают.

Сейчас Федя подозрительно принюхивался, пока Саня сдирал фольгу с куска этого сыра.

— Это что еще за дерьмо?

Действительно — то, что Козырь выложил на тарелку, сыром можно было назвать с большой натяжкой. Ноздреватый — да, но весь покрыт серо-зелеными пятнами плесени. Вдобавок от него шел резкий, неприятный запах.

— Как от протухшей рыбы воняет! — дал более точное определение Федя, демонстративно зажимая ноздри.

— Что ты понимаешь в деликатесах? — возмутился Санька, отрезав себе кусочек и храбро поднося его ко рту — попробовать. — Его все высшее общество Франции и Англии потребляет на дипломатических приемах!

— Может, оно и так, но ты на всякий случай уйди на кухню — хоть не на моих глазах помирать будешь. Опять же — сквознячок там, а от него духан, как от... неподмывшейся бабы! — выразился, наконец, Змей. Козырь, совсем было грызнувший, икнул, услыхав его последнее определение, и сквозанул в туалет. Вернулся, вытирая рот.

— Вечно ты испортишь людям аппетит своим хамским юмором ! За что же я сорок тысяч вылупил?

— За то, что я тебя от верной смерти спас! И дам урок на будущее: никогда не жрать разное дерьмо в заграничной упаковке, если рядом есть свое, крестьянское сырье! — захохотал Федя и принес с подоконника завернутый в бумагу кусок ноздреватого янтарно-белого «Российского» сыра. — А эту гадость выбрось! Им вон, — кивнул в сторону окна, за которым раздавалось голодное мяуканье бродячих котов. Козырь последовал его совету — перегнувшись через подоконник, метнул кусок невостребованного «Камамбера» на кучу отбросов возле мусорного контейнера. К нему тотчас метнулись три облезлых кота. Но дальше произошло невероятное: унюхав запах сыра, производители семейства кошачьих вякнули в унисон, подняли дыбом шерсть на холке и сквозанули от контейнера в разные стороны.

— Понял теперь? — спросил примостившийся рядом Змей.

— Да это вон парочка по дороге прошла, — попробовал реабилитироваться Козырь, — потому коты и напугались.

— Напуганное голодное животное, убегая, все равно утащит с собой аппетитный кусок, — авторитетно заявил Змей.

— Ладно, твоя взяла! — сдался Сашка. — Что я — не патриот своей Родины?

В это время стоящий на подоконнике телефон залился веселой трелью, заставившей от неожиданности вздрогнуть обоих.

— Федя, не подходи! — Козырь умоляюще глядел на Змея. — У нас своих проблем по горло.

— А может, этот звонок поможет хоть частично их разрешить? — он снял трубку и сразу же угадал голос Михая.

— Есть предложение — денежное!

— Огромное мерси! — Федя поклонился трубке. — Знаешь, где они у нас сидят, твои предложения? — он вкратце рассказал звонившему о последствиях утреннего визита.

Тот помолчал минуту, затем тихо посовещался с кем-то рядом стоящим, прикрыв мембрану ладонью.

— Все будет компенсировано, Федя. Без проблем! А сейчас нужна машина.

— Снова угонять? — ужаснулся Козырь.

— Ну, мы же не такие кровожадные, как некоторые ваши заказчики. Нам просто нужен транспорт — мы уезжаем отсюда. Насовсем!

— Ф-фу-у! — одна проблема, кажется, отпадает. — Какой марки и куда ехать? — Федя уже начал прикидывать.

— Нужен «рафик» — микроавтобус. И водитель, который умеет держать язык за зубами. А ехать километров двести отсюда. Ну как, есть такое дело?

— Да есть «рафик» на примете! Но, во-первых, ночь на дворе, во-вторых — хозяин скуповат. И еще не знаю — поедет ли он!

— За соответствующее вознаграждение, плюс ночной тариф, плюс компенсация за срочность?! Цену пусть назовет сам.

— Когда нужна машина? — решился, наконец, Козырь.

— Через час. А как водила — не болтлив?

— Ты знаешь, — осторожно начал Змей, — мы с Саней пока не «приняли»...

— Чудесно! — прервалего Игорь. — Лучших водителей мы не могли бы пожелать! Ждем через час... — он продиктовал адрес. — Найдете?

— Спрашиваешь! — обиделся Змей. — «Таврию» же вашу нашли?

— Тьфу ты! — Игорь засмеялся. — Ну, тогда до встречи!..

— Что — опять? — Козырь глядел на Змея с тревогой.

— Ты помнишь начало нашего разговора, ну там, где ты про лезвие бритвы распространялся? Ну так вот, я принял решение — на какую сторону упасть! А ты? — в упор спросил его Федя. Козырь помедлил мгновение.

— Кто звонил?

— Михай, помнишь, чью «Таврию» мы... Ну, так как, куда падаешь?

— Ну, я думаю — вместе подниматься легче.

— Правильно думаешь! — легко засмеявшись, Федя обнял его. — Давай собираться в дорогу.

Был у них микроавтобус. И ключи от гаража были. Этот «рафик» соседа-кооператора они с Козырем «лизали» уже месяц — в перерывах между пьянками. И, надо сказать, из развалюхи, которую сосед купил по цене утиля, создали замечательную вещь: полностью перебрали двигатель, расточив цилиндры, заменили карбюратор, стартер, радиатор — все, что на их взгляд могло когда-нибудь забарахлить в пути. Затем взялись за корпус: подварили днище, выправили все вмятины, затонировали половину стекол и, наконец, выменяв на ящик водки в своем родном РМЗ четыре банки австрийской эмалевой краски разного колера, разделали корпус «рафика» так, что один из членов «приемной комиссии» — любопытных соседей, пришедших поглазеть на окончание работ, — тут же, не сходя с места, предложил бартер: «Форд» выпуска 1986 года с кондиционером. На что заказчик, стоявший здесь же с отвисшей от изумления челюстью, весело послал его... в общем, далеко-далеко. Осталось всего-ничего — натянуть На сиденья заказанные в индпошиве велюровые чехлы и обкатать движок. И — вот она — обкатка!

Так что Федя, говоря о хозяине, слегка покривил душой. Но на то и кличка Змей была ему дана — за ум, хитрость и изворотливость. Он умел думать на пару ходов вперед. Бросить бы ему водку и заняться коммерцией — давно бы или в тюрьме сидел, или выбился в «новые русские»! Скорее всего — второе. Но — каждый хозяин своей судьбы! Взять хотя бы того же Козыря — по-своему интересна его судьба, которой он сам же и распорядился: со школьной скамьи пристрастился к картам. Не то чтобы они его интересовали как средство наживы — пленили разнообразием комбинаций, возможностью аналитического расклада и неизбежностью выигрыша при трезвом, холодном уме и определенной ловкости рук. С таким подходом он также мог приобрести вполне мирную гражданскую специальность — фокусника в цирке, например. А вместо этого, закончив кое-как школу, пошел по притонам, игорным домам, хазам и «малинам», выигрывая и просаживая целые состояния, но — никогда не влезал в долг.

Женившись, Санька продолжал играть, объяснив жене, что по роду своей работы в одном из главных учреждений города ему приходится часто бывать в командировках. А так как «зарплату» он всегда приносил бешеную, откладывая из каждого выигрыша на «получку», то жену вообще не интересовали тонкости его «работы».

Козырь не боялся тюрьмы — умел выходить из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций. Но в тюрьму он все же попал, за... выигрыш.

Как-то раз, находясь во вполне респектабельной компании, где играли после застолья лишь в покер и преферанс, ну, может, изредка — во французскую «баккара», один из чиновников, лаканув чуть больше меры, принялся расписывать свое пролетарское прошлое, затем — развлечения простых рабочих, исподволь переходя к картам. И здесь во всеуслышание объявил, что ему нет равных на Украине, а может быть, и в России в «секу» — простую распространенную карточную игру. А надо сказать — «сека» была если не самой любимой, то уж наверняка глубокоуважаемой игрой Саньки — именно в ней оттачивались его выдержка, глазомер и ловкость рук. В нее он еще никогда не проигрывал, по крайней мере — по-крупному. В другое время — по трезвянке, Сашка, может быть, и не полез бы на рожон. Но, будучи также подшофе, обиделся за свой престиж и предложил сыграть с капиталистом тет-а-тет.

— Что же вы, пролетарий, можете поставить? — оценил чиновник презрительным взглядом его костюм — явно не от Славы Зайцева.

— Свой имидж! — прозвучал ответ. — И еще вот это! — на сукно стола шлепнулся кошелек с крупной суммой — очередной «получкой» для жены.

Развлечение было из ряда вон выходящим, и многие потянулись к карточному столу, забросив скучные светские разговоры.

Раздали карты. Санька, посмотрев свои, сбросил их — играли без прикупа. Чиновник снял первый банк. Перетасовал, раздал. Козырь, просмотрев, прошел. Противник добавил. Санька перекрыл последними деньгами из кошелька, открылся: тридцать одно. А у противника — три валета.

— Заберите свое лицо, хвастун, и отдайте мне ваши деньги! — чиновник презрительно сгреб со стола бумажки, бросив в лицо Сашки ненужный пустой кошелек. Сашка побелел и скрипнул зубами.

— Сыграем еще?

— У вас есть еще один имидж? — чиновник просто издевался над ним. Козырь снял с запястья золотые часы с браслетом — единственная прихоть, которую он позволил себе однажды с очень крупного «навара».

— На три предыдущих ставки?

Это означало — ему можно поставить в банк, один раз пройти и следующим ходом перекрыть.

— Принимается... — чиновник взглядом уже примерял часы к своей руке.

— Разрешите перетасовать? — Сашка протянул руку к колоде.

— Не доверяете? — противник уже откровенно насмешливо разглядывал «дилетанта». — Ну что ж. Бог в помощь!

Но когда увидел, как профессионально быстро зафыркала колода в его руке, слегка встревожился. Поздно! Сашке всего лишь раз нужно было подержаться за нее... Чиновник срезал, раздал. Сашка объявил.

— Прошел, не глядя!

Это означало — если противник глянет свои карты — он должен удвоить ставку. Глянул и удвоил.

— Второй раз — не глядя!

Лицо чиновника слегка покраснело. Но он так же молча поставил вдвойне и торжествующе улыбнулся — у него на руках туз, десятка и джокер — итого тридцать два. А этому дилетанту нельзя даже посмотреть свои карты, денег осталось — только чтобы открыться.

— Перекрываю остатком! Можете открыть свои карты! — предложил, улыбаясь, Козырь.

— Сопляк! Ты даже правил игры толком не знаешь! — вспыхнул «мастер». — Ну что ж, любуйся! — и с торжеством выложил свой набор.

— Еще не вечер! — Санька спокойно разложил на сукне три дамы.

— Повезло дураку! — фыркнул насмешливо чиновник... Больше он ни разу не выиграл. Проиграл все имеющиеся в наличии деньги, затем то, что лежало у него в сейфе — доверенное лицо смоталось домой, а под конец поставил на кон... свою жену.

— Вы соображаете, на ком хотите меня женить? — теперь уже пришел черед Сашки улыбнуться издевательски, смерив взглядом пятидесятишестилетнюю тушу чиновника. — Я ведь еще мальчик!

Трясущейся от бешенства и азарта рукой тот буквально вырвал из опустевшего бумажника фотографию и швырнул ее в банк. Козырь поднял, вгляделся и вздрогнул: с цветного фото на него смотрело юное, до жути красивое создание.

— Это ваша... внучка?

— Это моя жена, черт тебя побери, а она всегда, всю жизнь приносит мне счастье! — заорал, брызжа слюной, чиновник. — Я выиграю!

— Ты проиграешь, старый козел! — спокойно ответил Сашка, тасуя карты. — Хоть я и ставлю против нее все, что имею — весь выигрыш плюс свои деньги и часы! Оставляю себе только свой имидж — свое лицо, потому что я, в конце концов, его и не проигрывал. Но ты — все равно проиграешь. Бог не допустит, чтобы того, кто приносит счастье, ставили на карту!

И он, конечно же, проиграл, ибо Сашка не постеснялся подмастить себе три чистых туза — для полной гарантии. Он знал, что это его ошибка — власть предержащие не прощают публичных оскорблений. Но ничего не мог с собой поделать — он уже до глубины души ненавидел этого жирного игрока человеческими телами и душами, ему хотелось наказать его. И наказал... Едва успел дома отдать жене «получку», как дверь вышибли дюжие омоновцы, и через пару часов по наспех состряпанному обвинению в ограблении всеми уважаемого человека он уже сидел в СИЗО. Затем режим — особый. Освободился по амнистии через три года уже с кличкой Козырь, некоей выигранной на зоне суммой и шикарным костюмом. Все быстро спустил после того, как его выперли супруга с тещей, заявив, что если он выиграл чужую жену — с таким же успехом может проиграть свою. Что же, она по-своему была права. Не будет же Козырь ей доказывать, что еще в лагере решил по выходе на волю окончательно «завязать» с картами. Бесполезно... В одной из попоек он познакомился со Змеем. И стал тем, кем стал...

Федя и Санька открыли гараж, выкатили из него сияющий свежей краской микроавтобус и принялись дозаправлять бак горючим из стоявших в углу канистр. Внезапно Федя, бросив Козырю «я сейчас», скрылся в доме. У него всегда имелось в запасе несколько незаполненных бланков доверенностей на передачу автомобиля другому лицу — с соответствующими печатями и подписями. При их нынешней профессии они были необходимы, как воздух, поэтому и купил он их, не постоял за ценой. Заполнив один из бланков на свое имя, а второй на Козыря, Федя пояснил ему:

— Будем гнать по очереди!

Они были готовы в дорогу.

А в это время в квартире Ивана шли свои приготовления. Вернувшись из похода в морг, Игорь, дед Федя и Гек постучали в квартиру этажом ниже — к бабе Зине. Та открыла, молча впустила их, но, закрыв дверь, затараторила:

— Были, были ироды, те, что давеча приходили! — она имела в виду тот день, когда квартира оказалась заминированной.

— Да, шлялись вечером двое в кожанках, обнюхивали! — подтвердила сидевшая здесь же Женя. — И, знаете, мне кажется, они снова придут.

— Несомненно! — подтвердил Гек. — А мы подготовимся! Игорь, ты в квартире, а я снаружи!..

Вскоре Игорь вернулся в квартиру бабы Зины через лоджию, разматывая за собой тонкий капроновый шнурок.

— Теть Зин, вы знаете, кто эти двое, что приходили тогда и сегодня? — спросил он.

— Ворюги какие-нито, их же теперь везде полно.

— Убийцы это, теть Зин! Это они убили Ивана. И Владислава тоже, — безжалостно добавил он.

— Ой! — обе женщины вскрикнули, затем Женя вгляделась в лицо Игоря. — Ты же говорил — он уехал!

— Не уехал он — не успел, — коротко вздохнул Игорь. — Вам, тетя Зина, легкое задание: как только услышите, что они вошли в Иванову квартиру, потяните за шнурок, а когда он ослабнет — смотайте! И все — можете ложиться спать. Сделаете?

— Да я им за Ивана!.. — баба Зина сжала сухонькие кулачки, затем внезапно попросила. — Слышь, Игорь, дай мне ентот... трахтомат!

— Не нужен вам автомат, теть Зин! Вы их и так накажете! Только очень прошу — не забудьте смотать шнур.

— Да как же я могу забыть такую нужную в хозяйстве вещь! — бабка намотала шнурок на ручку окна.

Игорь огляделся, будто впервые увидел бабкину квартиру. Голые побеленные стены, старенькая кровать и такой же комод, этажерка с журналами и газетами... Сердце сжималось от жалости при виде этой убогой обстановки. А сколько их сейчас, не имеющих жилья вообще: выгнанных бессердечными родственниками, обманутых аферистами-«кормильцами» и облапошенных приватсистемой? Вклады, которые они копили десятилетиями, в один день обратились в ничто, и теперь им, чтобы помереть по-человечески, надо искать богатого спонсора.

— Бабушка, — он взял ее за сухонькие, костлявые пальчики и чуть сжал их, глядя прямо в старческие выцветшие глаза, — у нас сейчас есть деньги, которые мы должны отдать. Но поверьте мне — пройдет совсем немного времени — у вас будет все для обеспеченной сытой старости... — он махнул рукой, отвернулся.

— Да я ж разве за деньги, сынок! — тихо проговорила баба Зина, и мутные слезинки покатились из ее глаз, застревая на морщинках. — Ивана жалко мне — такой хороший, работящий мужик, а вот гляди ж ты, не повезло ни в жизни, ни в смерти.

Глава XIV НАКАЗАННОЕ ЗЛО

— Поехали! — Гек вошел в прихожую. — Машина у подъезда. Снаружи все в порядке, — успокоил он Игоря, — у меня тоже все готово!

Быстро упаковали вещи, сумку, оружие в мешке — загрузили в «рафик». Дед Федор подошел к бабке Зине.

— Ну, Зинуля, прощевай! Не болей и жди перевода! А может, еще в гости наведаемся!..

Баба Зина перекрестила удаляющиеся к трассе красные огоньки стоп-сигналов...

«Гости» появились под самое утро. Двое вошли в подъезд, а третий, с «дипломатом» в руке, обошел дом и двинулся к стоящему метрах в двухстах цоколю строящегося дома. Возле него на временных путях стоял башенный кран, кабинку которого и наметил для себя третий «гость». Вскарабкавшись по лесенке на пятнадцатиметровую высоту, он вошел в будку управления, уселся на широкое дерматиновое сиденье и первым делом высадил локтем боковое окошко. Затем пристроил в углу кабины ручной фонарик и открыл «дипломат». Тускло блеснули части какого-то механизма. «Гость» наклонился над «дипломатом», раздалось три щелчка, и в руках у него появилась маленькая винтовка с оптикой. Он повозился, устраиваясь поудобнее, и, выставив ствол в боковое окошко, приник глазом к окуляру. Ночь сразу же превратилась в оранжево-красные сумерки, но два окна на третьем этаже дома напротив прорисовались в перекрестке прицела резко и отчетливо. «Гость» замер в ожидании. Он мог выдержать в таком положении несколько часов подряд: не двигаясь, даже, кажется, не дыша. Ему за это платили. Очень хорошо платили — долларами. И в Афгане, и в Карабахе, даже в Чечне успел побывать... Чудом уцелев, этот «дикий гусь» скопил немало баксов для будущего отъезда за рубеж. У него не было Родины — хоть родился в России. Он был наемником-профессионалом, классным снайпером. И для него было все равно, кого убить: азербайджанца, армянина, чеченца, русского... Лишь бы платили. Сейчас платили за русских — двоих он уже убрал, и обоих в больнице: красивую бабу и мужика. Завтра ему обещали заплатить за четверых. Авансом. Неважно, за сколько времени он их убьет. А что убьет — это однозначно — задание он привык выполнять безукоризненно...

Если бы он догадался заглянуть под сиденье — в инструментальный ящик — постарался бы, пожалуй, как можно быстрее оказаться отсюда подальше. Не заметил «гость» и еще одного: тонкого капронового шнурочка, натянутого поперек входа в кабину крана. Гек допустил ошибку — слишком низко натянул его, и наемник, входя, просто перешагнул через него — ему повезло еще раз в жизни. И теперь он ждал...

Те двое, что вошли в подъезд, бесшумно поднялись на третий этаж и встали по обе стороны двери. Но это им казалось, что они ступали бесшумно — баба Зина была начеку, хоть и не спала всю ночь. Она подошла к окну и, смотав шнур с ручки, крепко зажала его в ладони...

Висту и тому, второму, тоже была обещана плата за этих четверых. Те, кто их посылал, перестраховались — лучше заплатить вдвойне, зато быть полностью уверенными в успехе. Эти были вооружены пистолетами с глушителями — оружием ночных убийц. Вист прошептал напарнику:

— Как только откроем — ты на кухню, я — в комнату!

Тот молча кивнул, вставляя отмычку в-дверной замок. И, как только он клацнул, с Маху, плечом открыл дверь и ломанулся в прихожую. Вист за ним — след в след.

Услыхав грохот открываемой двери наверху, баба Зина потянула за шнур... Вист с напарником успели еще удивиться тому, что вход на кухню оказался перегороженным шкафом. Но отпрянуть от дула штурмовой винтовки АР-15, закрепленной Игорем в одной из ячеек на уровне живота, они не сумели — шнур был натянут, регулятор винтовки стоял в положении «непрерывная стрельба», а 900 выстрелов в минуту — это не шуточки! Винтовка загрохотала, начиняя свинцом живот напарника. Последним импульсивным движением он рванулся в сторону, и это погубило Виста. Он успел лишь развернуться к выходу — пули перебили позвоночник, застряв внутри. Из горла хлынула кровь, помешав заорать от ужаса.

Из 20 имеющихся в магазине патронов по налетчикам успело вылететь больше половины, прежде чем со смазанной салом спусковой скобы от сотрясения при отдаче не соскользнула петелька наброшенного на нее капронового шнурка. Баба Зина, почувствовав слабину, быстренько смотала его и, сунув в карман старого байкового халатика, приоткрыла дверь на лестничную площадку.

Подъезд уже гудел. Тогда она, осмелев, поднялась на этаж выше...

Напарник Виста умер сразу, Вист же еще некоторое время жил, пытаясь зачем-то дотянуться до вылетевшего из руки пистолета. Старушка подошла, посмотрела на убийцу и плюнула ему в лицо. Удивленные соседи, повыскакивавшие из квартир, глядели на нее во все глаза.

— Собаке и смерть собачья! — пояснила им баба Зина. Худших ругательных слов она не знала, поэтому молча повернулась и спустилась по ступенькам лестницы к своей квартире.

Услыхав выстрелы в квартире, да еще очередью, наемник в кабине крана переполошился — так быть не должно! У Виста с напарником оружие — значит... Значит, надо дергать отсюда и как можно быстрее! Профессиональным движением он разобрал винтовку, сложил в «дипломат» и, открыв дверцу, шагнул на ступеньку металлической лестницы. За порог второй ногой он, конечно, не зацепился бы, но вот каблук... Видимо, закончились отмеренные жизнью счастливые шансы в его судьбе...

Взрыв был страшным — чтобы не выбрасывать лишнее, Гек не поленился затащить на такую высоту весь заряд, оставленный недавно для них в квартире. Так что до земли не долетело даже намека на останки от «гостя» и мелкокалиберной винтовки ТОЗ — той самой, из которой когда-то бывший шахтер Иван Федорович «выполнял заказы»...

В Донецк приехали ранним утром. В городе Игорь сразу же подсказал направление — на «толчок». Подъехали и остановились на платной стоянке невдалеке от средних ворот высокого забора из железобетонных плит, огораживающего центральный оплот рыночной экономики города на данный отрезок времени. Несмотря на ранний час, здесь уже кипел людской муравейник: одни туда, другие — с приобретенной «вещью» и облегченными карманами — назад. Здесь же, в самой толчее, сновали вездесущие «щипачи», «антенщики», «резчики» сумок и прочая шушера, организующая игры в мгновенную рулетку, «три листика», «наперстки», «лото», «угадай шарик», которые кричали в гудящую толпу: «Дядя-тетя, брось кубики, просто подойди и брось — больше ничего!» Иногда попадался очередной лопушистый, бросал кубики, ему орали: «Ты выиграл!» и совали насильно пачку денег, а через полчаса игры он уже плелся на выход к воротам без выигранных бабок и без своих, кляня громогласно свою беспросветную дурь и тот миг, когда поддался на уговоры — взял в руки эти треклятые кубики. Или карты, фишки, костяшки домино, карточки — не важно что — все это направлено на одно: избавить покупателя от бремени «лишних денег».

Сразу же за воротами, у стены, завешанной коврами всех мастей, стояли в ряд женщины — малолетки и зрелые, усиленно демонстрируя проходящим мимо мужикам соблазнительно голые части своего тела — вымытые, чистенькие, только что из-под утреннего душа. И иному мужу ох как хотелось потеряться от сопровождающей его жены в этом людском водовороте... И терялись, освобождаясь заодно от припрятанных «на черный день» заначек в поясах брюк. Тем более, что «бюро услуг» располагалось прямо за этими коврами, за фанерно-реечным пространством, разделенным фанерными же перегородками на «сферы обслуги». И клиент, спешивший облегчить десятиминутную страсть — пока на него не успела объявить местный розыск якобы потерянная в давке супруга — слышал через тонкую перегородку: слева от себя — сладострастное причмокивание, а справа — такие интимные вздохи и стоны, которым позавидовала бы не одна актриса из «порнухи»... Если же кабинки справа и слева пустовали временно — в них включались магнитофоны с ранее записанными этими же звуками... Больше десяти минут бешеной гонки в таком вот сопровождении ни один «клиент» еще не выдерживал — к обоюдному удовольствию — время ценили на одном уровне с деньгами. Были здесь и милиционеры с дубинками и рациями — как положено; ходили, проверяли, иногда ловили не в меру зарвавшегося «щипача», получали с него за углом «откупные» и, наподдав ногой в зад, снова отпускали на «промысел» с наказом — больше не попадаться. Если попадался вновь — давали пару тумаков, но сумма «откупного» оставалась прежней — закон есть закон! Бывало, скуки ради — брали приглянувшуюся проститутку и шли за ней «проверять порядок» в «бюро обслуги». Возвращались оттуда возбужденные и похорошевшие, чтобы с новыми силами «следить за соблюдением порядка на вверенной им территории». И следили — драк почти не наблюдалось. Ну, иногда, хапнет какой сучонок у зазевавшейся бабы сумку, а озверевшая толпа его поймает — нужно идти вызволять сучонка — за это тоже заплачено, еще с самого утра «на всякий случай». Вообще-то, все места давно уже арендованы и раскуплены постоянными «барыгами», но иногда случается — путают ряды и места, а потом с помощью кулака или кастета стараются доказать свои полномочия. Для того и нужна милиция — расставить всех по своим местам. И слупить «штраф» с заблудшей овцы. А как же — на «толчке» платится за все!.. И все это — на одних воротах. А их в бетонном заборе — шесть...

— Мы сейчас! — Игорь потащил Гека прямиком к «игрушечным» рядам, пренебрегая другими соблазнами. Что он будет делать, если на месте не окажется знакомого «абрека», об этом сейчас не хотелось думать!

...Все было так же, как и полмесяца назад, те же игрушечные ножи, пистолеты, воинское снаряжение, но теперь-то Игорь был в курсе, что скрывается за этими образцами! И «абрек» на месте — солидные предприниматели не бывают «случайными» на таких больших и выгодных аренах сделок. И глаз у него был зоркий, наметанный — враз угадал Игоря — по морде стало видно. Но Гек ему был незнаком, поэтому обросшая физиономия «абрека» вновь приняла скучающее выражение. Только рука беспокойно скользнула в карман дубленки.

— Привет! — Игорь протянул ему руку.

— Здравствуйте! — «абрек» осторожно пожал ее.

— Дело есть!

— Какие дела, дорогой? Вот все мои дела, выбирай! — он широким жестом обвел игрушки, разложенные на складном столике.

— А это? — Игорь, усмехнувшись, показал на табличку «Куплю $ и золото».

— Ну, это так, жене, чтоб часто не ругалась! — «абрек» тоже улыбнулся. Он упорно не желал узнавать Игоря — косился глазом на стоящего рядом Гека.

— Да свой это! — успокоил его Игорь. — Слушай, нужно нам-таки познакомиться и хорошо поговорить.

— Хорошо поговорить? В такой обстановке? — «абрек» указал на галдящих вокруг людей...

— Брось пока свой бизнес, есть дело поважнее! — не унимался Игорь.

— Слушай, что может быть важнее денег в наше время? А мне этот бизнес деньги дает! — обиделся за свой товар «абрек».

— Мы тебе больше дадим! — обнадежил его Игорь. «Абрек» сразу посерьезнел и что-то проджеркотал рядом стоящему товарищу. Лицо того не изменилось — он лишь согласно кивнул бритой головой.

— Ну пошли...

Вскоре все, включая Женю, деда Федю, Козыря и Змея, сидели за столиком в уютном кафе «Фанта» недалеко от рынка. Посреди стола на блюде паровала Гора шашлыков, перед мужчинами стояло баночное пиво, а перед Женей — вазочка с мороженым и бокал напитка, который значился на вывеске кафе.

Познакомились. Умар, так звали «абрека», сразу перешел к делу.

— Что есть? То, что приносил прошлый раз, есть?

— А кроме него, тебя что, ничего больше не интересует? — ухмыльнулся Игорь.

— Иконы и картины не берем! — запротестовал Умар. — Национальное достояние...

— Ну уж, да уж! — жестко ухмыльнулся Гек. — Просто ужасно нетранспортабельные вещи?

— Можно сказать и так! — цепко глянул на него Умар.

— Но об этом — позже! — перевел разговор Игорь. — Нам сейчас квартира нужна. Хорошая квартира.

— А как же та, на которой вы раньше с другом жили? — хитро прищурился Умар. — Кстати, почему его с вами нет?

— Убили Ивана, — жестко ответил Игорь. — Система наша современная угробила. А квартира наша «засвечена». Я тебе очень много сказал. Вынужден был сказать, чтобы ты поверил нам, — признался он Умару.

— Я умею ценить доверие, — спокойно и просто сказал тот.

— Когда вам нужна квартира?

— Сейчас.

— Тогда покушайте спокойно минут двадцать, мне нужно поговорить по телефону.

Вернулся он быстрее.

— Вам очень нужен центр города для проживания?

— Нет, не очень, — признался ему Гек. — Даже, скорее, наоборот.

— Так я и думал! — удовлетворенно кивнул Умар. — Сейчас поедем смотреть — вам подойдет. Еще чего-нибудь нужно?

— Оценщик драгоценностей, но не твой — независимый нужен.

— Ого! — глаза Умара хищно блеснули. — Много их у тебя?

— Хватит, — успокоил его Игорь. — И вот еще что: те чехословацкие «Скорпионы», которые ты продал нам прошлый раз, как думаешь, действующие?

— Обижаешь, брат! Дерьмо не продаем! Классный автомат!

— Ну и я так думаю! Так вот, я хотел тебя обрадовать — они все еще у нас!

— Зачем такие нескромные намеки? — обиделся Умар. — Познакомился со мной, дружбу предлагаешь, а сам оружием грозишь.

— Да это я так... к слову пришлось! — смутился Игорь. — Ну что, поехали квартиру смотреть?

«Квартира» оказалась домом из шести комнат, расположенным на окраине города, в частном секторе. Три спальни, совмещенный санузел, кухня с польской газовой плитой. Светло, красиво, уютно. Цветы на окнах, аквариум, правда, пустой...

— А хозяева где?

— В Израиле хозяева, — Умар улыбнулся и добавил. — Пока. А дом охранять надо, за цветами следить надо... Сто тысяч в месяц! — сказал он вдруг.

— Нормально! — Гек достал две пятидесятитысячные. — Получите!

— С каждого сто тысяч. Итого, пятьсот!

Дед Федя, который затеял уже с Женей шутливую перебранку из-за одной спальни, насторожил уши.

— Слушай, сынок, можа счас и новая арихметика пошла, но нас же четверо, а наскольки нас кадысь учили в ЦПШ — центрально-приходской школе — четыре по сто будеть...

— Плюс сто за коммунальные услуги, — объяснил ему Умар. — Раз вы живете — не должен же я платить за газ, свет, воду и электричество.

— Ну, енто дело другое! — смирился дед. — Ты мне вот что скажи, Умар, «Амаретто» у вас здесь имеется?

— И даже дешевле, чем где-либо, дарагой! Здесь находится завод по его разливу, — попытался обрадовать его Умар. — Ближайший киоск — через два двора.

— Вот едрит твой ангидрид! — зачесал дед затылок. — И чевой-то мне всю дорогу казалось, что его производють в Италии?!

— Ну, у нас сейчас все производят где-то, а разливать везут в Россию и на Украину! — разъяснил ему Гек.

— Тады я пошел — прогуляться! — засобирался дед Федя.

— Подождите, я с вами! — Женя, смущаясь, объяснила: — Купить на себя что-нибудь надо!

Только теперь все уставились на нее, словно увидев в другом свете. Она была в одном платье. В том, в котором ее доставила машина из «Интима». В нем же она была и в баре, и в квартирах, и в машине по дороге сюда. И дед Федор был одет не по сезону: на дворе октябрь, а он — в белом полотняном костюме (пробковый шлем дед посеял еще на Кубани).

— Да-а-а! — протянул Игорь. — Дела наши, заботы!.. И в гору некогда глянуть, как говорила моя мама. Вот что, посидите, пожалуйста, десять минут — не разбегайтесь.

— Слушай, Игорь, пора отпускать «рафик», — напомнил ему Гек. Козырь и Змей как вошли, так и сидели сейчас на стульях у окна — тихо, спокойно. А что? Будешь рыпаться, лезть на рожон — можешь остаться без обещанной платы — дело ведь уже сделано.

— Так, и о вас забыли! — обернулся к ним Игорь. — Гек, пошарь в сумке, сколько там бумажек осталось. — Тот прошел в другую комнату, куда выгрузили вещи из «рафика». Вернувшись, бросил на стол остатки денег.

— Вот!

— Женя, ты у нас отныне будешь за бухгалтера и секретаря, — распорядился Игорь. — Согласна? Считай тогда, сколько там?

— Восемнадцать миллионов четыреста шестьдесят две тысячи! — через две минуты доложила Женя. Бумажки порхали в ее руках изумительно быстро.

— Ребята, — обратился Игорь к Саньке и Феде, — больше пятнадцати лимонов мы вам выделить не можем! Это вместе с компенсацией за квартиру, — намекнул он на теракт.

Козырь чуть не свалился со стула. Федя тоже впал в шоковое состояние.

— Конечно, понимаем — маловато! — по-своему оценил их состояние Гек (в телефонном ночном разговоре с Игорем Федя так приукрасил картину разрушения, что выходило — квартира полностью в руинах, а они с Козырем живут в чужом гараже, изредка позволяя себе зайти и позвонить по чудом уцелевшему телефону), — но...

— Да Боже мой! — перебил его Федя, чуть дрожащими руками принимая отсчитанную Женей сумму. — Неужели мы не понимаем, как тяжело сейчас народу в непрекращающейся инфляции.

— Ничего, он по дороге на сквознячке отойдет! — успокоил всех Козырь, волоча Федю к выходу. — Это у него от паров бензина иногда короткое замыкание бывает. Телефончик не забыли? — крикнул он на прощанье. — Если что — названивайте.

— А с этим что делать? — Женя собрала остальные купюры в целлофановый пакет.

— А это тебе. Пойди, приоденься. Или нет, стой! Сто-о-ой! — заорал он, выбегая на крыльцо. Федя, увидев его, обомлел.

— Поняли, паразиты, что лишку переплатили! Хиряем, Саня!

Он повернул ключ, даванул педаль газа... мотор заворочал тяжело, надсадно. Но вхолостую, первый раз в жизни подвела его техника. И в такой момент!

— Подсос убери, ишак! — заорал Козырь. — Залил свечи...

Поздно. Игорь был уже у кабины... улыбался.

— Чуть не забыл, ребята! — он протянул Феде в окошко пакет с остатками денег.

— Не откажите еще в одной просьбе — передайте эти деньги бабе Зине — ну, той, что нас ночью провожала. Ее квартира — прямо под Ивановой. И еще — вот это, — он разжал кулак и на Федину подставленную ладонь скользнул изумительной работы золотой крестик с цепочкой. — Сделаете? — он улыбнулся.

— Да я ей самолично его на грудь повешу! — поклялся просиявший Федя. Когда отъехали немного, Козырь незлобно пихнул его локтем в бок:

— Паразиты, паразиты... Не суди по себе обо всех!

Глава XV ВСЕЛЕНСКИЕ ТОРГИ

Игорь вернулся в комнату. Умар терпеливо ждал его. У калитки скрипнули тормоза подъехавшей машины.

— Вернулись? — Игорь рванулся с места. — Какого черта...

— Не суетись! — придержал его Умар. — Оценщик приехал!

За окнами хлопнула дверца и в дом вошел осанистый мужчина с солидным брюшком и высокомерным взглядом.

— Здравствуйте! — поздоровался он со всеми, кроме Умара, и представился: — Леонид Григорьевич, эксперт-ювелир, — и поставил у стола пузатый портфель.

— Здравствуйте! — ответствовал Игорь. — Надеюсь, вы предупреждены о конфиденциальности нашей сделки?

— Он предупрежден! — усмехнулся Умар. — Давно предупрежден — за то и платим!

Взгляд ювелира сразу из высокомерного сменился на испуганный. Игорь переглянулся с Геком. Тот вышел в другую комнату, затем вернулся со спортивной сумкой.

— Ну, оценяйте! — и вывалил ее содержимое на стол. У ювелира туда же упали с носа только что надетые очки. Умар подался вперед... и сел под тяжелым взглядом Гека. Женя ойкнула, затем завизжала от восхищения. А дед Федя остался невозмутим — чего-чего, а на сокровища он нагляделся!

Леонид Григорьевич задрожавшими вдруг руками осторожно потрогал лежавшую с краю длинную нитку жемчужных бус и повернул растерянное лицо к Игорю:

— Я... я не знаю!

— Что вы не знаете? — прищурился Игорь.

— Н-не знаю, как оценять.

— А чего здесь не знать? — влез Гек в разговор. — Бери каждую вещь и разглядывай.

— Молодой человек, не учите меня работать, — повернулся к нему уже пришедший в себя эксперт. — Я просто хотел сказать, что здесь работы — не на один час, а возможно — и день! А неоценимых вещей нет, это только в книгах об этом сюсюкают! Ну так что, приступим? — Леонид Григорьевич смотрел уже на Умара. Тот закрыл глаза, снова открыл, затем ошалело помотал головой.

— Лично у меня таких денег нет и не будет никогда! Но спонсоров я найти могу. У меня есть двое знакомых, которые по мелочам не размениваются. И я думаю, вам лучше поговорить с ними без посредников.

— Слушай, Умар, — обратился к нему Гек, — а как ты себе представляешь оплату комиссионных? — Теперь уже черед Умара пришел выдавить из себя «н-не знаю...»

— А давай сделаем так! — продолжил Гек. Он сгреб со стола золотую мелочь: кольца, броши» серый, цепочки — сколько захватил в руке, и придвинул эту кучку к нему. — Это тебе за то, что ты нашел нам ювелира и сведешь с покупателями! Эксперта ты, надеюсь, тоже не забудешь! — Умар согласно кивнул головой, не сводя глаз с уже принадлежавшего ему золота.

— И еще одно условие: твои люди оденут, как положено, Женю и деда Федю...

— Это мелочи, — отмахнулся тот.

— Ну и ладненько, — удовлетворенно закончил Гак. — А остальное пусть покупают твои клиенты.

— Вы хоть представляете себе, какие это деньги? — выдохнул Умар. — Да на них можно выстроить государство в государстве!

— Именно это мы и собираемся сделать, — подтвердил Игорь. — Ну, звони своим миллиардерам!

— И вы мне доверяете? — воскликнул Умар. — А вдруг я позвоню...

— Никаких «вдруг» не будет! — перебил его Игорь. — Во-первых, под столом в пакете — полкило пластиката, так что пока твои нукеры доберутся до этого, — кивнул он на стол, — ты уже будешь разговаривать с Аллахом, а мы, естественно, — с Богом! А во-вторых, — он сходил в спальню и вернулся оттуда с автоматом «Скорпион», — пусть еще попробуют добраться до цацек! — И он подбросил на ладони ключ от входных дверей. — Уразумел?

— Хорошо, я звоню! — Умар направился к телефону.

— Один момент! — остановил его Игорь. — Эти... твои крезы, они не знают в лицо Леонида Григорьевича? — указал он на ювелира.

— Это наш эксперт! — просто сказал Умар.

— Великолепно! Тогда не говори им, пожалуйста, что он ювелир. А вы, Леонид Григорьевич, быстренько прикиньте на глазок хоть приблизительную стоимость этих вещиц и сумму напишите вот здесь, — он подал ему ручку и блокнотик.

— Но это будет эфемерная оценка, — запротестовал было тот, затем согласился, — ну хорошо... я попробую.

Взяв блокнотик и ручку, ювелир углубился в подсчеты, время от времени откладывая ту или иную вещь в другую кучку. Когда он окончил, первая исчезла. Начеркав на другой страничке окончательный итог, он протянул блокнот Игорю и Геку.

— Повторяю — сумма очень и очень приблизительная!

Гек изумленно свистнул и поинтересовался:

— Это в рублях столько-то?

— Нет, в копейках! — съязвил Игорь. Ювелир с достоинством поднялся.

— Молодые люди, во всем мире ювелирные изделия оцениваются только в валюте! В данном случае это — доллары!

— Ух ты! — теперь изумился Игорь. Умар из прихожей звонил минут пятнадцать.

— Самолет прилетит через полтора часа, — объявил он, возвратившись.

— Енто што ж, получается, твои покупатели живуть хрен знает где? — спросил дед Федор и виновато Поглядел на Женю — извини, мол, ежели что.

— А давайте попробуем угадать, — предложила та. — Если они из России, — Умар кивнул согласно, — то, значит, где у нас сейчас самое большое количество «новых русских» проживает?

— В Израиле! — брякнул Гек. Все рассмеялись, а он покраснел.

— Ну что смеетесь?! Я, конечно, мог сказать — в Москве, в Питере и других крупных городах России... Но, если по правде, то остается все-таки Израиль, потому что порожняком туда не принимают. Помните, сколько ученых туда сбежало за время перестройки? У меня даже стихотворение есть про это время:

— Да оно у тебя не только про то время, оно актуально и сейчас! — Игорь вдруг занервничал: — Эй, Умар, ты что это там Жене нашептываешь? Тебе что — своих трех жен мало?

— Ну, допустим, жена у меня одна, но я с удовольствием взял бы Евгению к ней в напарницы, — ответил шуткой на шутку Умар, — но знаю — она не согласится, ибо, как сказано в одной рекламе, при всем богатстве выбора другой альтернативы нет, — он указал на деда Федю, Игоря и Гека, затем засмеявшись, добавил: — А ты прав, я действительно хочу украсть у вас ее и почтенного уважаемого человека, — он поклонился деду, — на то время, пока мы будем ждать самолет. Люди прибудут респектабельные, и вам, я уверен, не захочется ударить перед ними в грязь лицом. А если короче — попробую подобрать для них что-нибудь из одежды.

— Ой, Умар, — погрозил ему пальцем Игорь, — я почти уверен — не тот ты человек, за которого себя выдаешь, но если что... — продолжил он жестко.

— Только не надо мне угрожать, ты, надеюсь, уже понял, что это бесполезно. Один умный человек придумал пословицу, — продолжал Умар, сгребая в карман долю, выделенную ему Геком, — которая гласит: «Лучше довольствоваться частью, чем потерять все!» Я всю жизнь следую этой пословице и пока что больше приобрел, чем потерял. Выводы сделай сам! — закончил он, протягивая ладонь. Игорь бросил в нее ключи от входных дверей и развел руками.

— Мне остается только довериться тебе!

— И ты не прогадаешь. — Умар повел за собой Женю и деда Федора.

Вскоре от дома отъехала «девятка», на которой прибыл ювелир. Игорь с Геком остались в обществе Леонида Григорьевича.

— Вы что-то определенно скрываете от нас, уважаемый, — обратился вдруг Игорь к нему. Ювелир, вздрогнув, отлучился от своих мыслей и испуганно взглянул на них.

— Нет-нет, что вы! Меня пригласили оценить вещи, я их оценил, вот и все!

— Вы знаете про Умара больше, чем мы. Говорите! — жестко потребовал Игорь. Они уже давно заметили, каким взглядом хозяина глядел на ювелира Умар и с каким подобострастием отвечал ему Леонид Григорьевич.

— А вам это надо? — со злостью вдруг огрызнулся ювелир. — Получите свои деньги и тут же забудете о моем существовании! Все вы такие, «новые русские!» — Вдруг он упал лицом в скрещенные на столе руки и... зарыдал.

Гек бросился к стоящему у стены холодильнику, открыл его. Тот был до отказа забит холодными закусками и напитками. Нет, не в Израиле хозяева этого дома, а где-то рядом! И вдруг похолодело сердце. Дед Федор, Женя... Ведь их можно запросто взять как заложников, а потом требовать выкуп. И они отдадут за них любую, даже... Он наугад выхватил из холодильника водку — «Абсолют-Курант», бегом вернулся к столу, своротил пробку и разлил в три стакана, найденные на кухне.

— Пей, дядя! — он подсунул стакан почти под нос ювелира и добавил к нему яблоко из того же холодильника. — Пей и рассказывай, ибо если с дедом и Женей что-нибудь случится, ты отсюда живым не выйдешь, это я тебе говорю!

Видимо, Игорь был того же мнения — он чокнулся с Геком, выпил и стал грызть яблоко, не сводя пристального взгляда с эксперта. Тот не стал отказываться от предложенного угощения, залпом выцедил стакан благородного, с фруктовым привкусом напитка, и уставился в стену дома, переваривая то ли водку, то ли недвусмысленную угрозу Гека. Наконец, шумно вздохнув, перевел взгляд на них.

— Ничего они не сделают вашим друзьям. И вам ничего не сделают, в смысле — плохого. Деньги вы получите сполна — им очень нужны драгоценности.

— А кому это — им? И зачем? — почти в один голос поинтересовались приятели. Игорь поднялся от стола и закрыл входную дверь.

— Сквозняком по ногам тянет, — объяснил. — Давайте выкладывайте! — Это уже ювелиру.

— Ну, не могу сказать точно — кому, но это очень мощная организация. А закупают и продают они оружие. Драгоценности и золото нужны для наращивания и отмывания капитала, ну, денег, которые свозятся сюда отовсюду. Эта группа в Донецке — лишь филиал, которых по странам СНГ разбросано... я даже не знаю — сколько, — признался ювелир.

— С одним из них я сталкивался уже — недалеко от Сухуми, — подтвердил Гек. — Но там, кроме оружия, чего только не было наворочано: и порнофильмы, и наркота, и даже шашлыки из человечины!

— Это уже местных «крутых» дополнения, которые эта организация старается сурово пресекать! — возразил ювелир, и Геку тотчас же вспомнилось ночное нападение на игорный салон «Бирюзы». Неудачное, надо сказать, нападение — три трупа и покореженный о прибрежные камни «Форд».

— А вообще-то им нужно только оружие, медикаменты и продовольствие, — продолжал Леонид Григорьевич. — Для этого они скупают золото, бриллианты, затем перепродают их, а на навар заказывают стволы здесь же, в России и на Украине. Не брезгуют и фальшивыми авизо... Так что за деньги и друзей можете не волноваться — получите и то и другое в целости и сохранности — им огласка не нужна, — усмехнулся ювелир.

— А как же вы-то попали к ним?

— Им нужен был оценщик, классный специалист, и они его, то есть меня, заполучили довольно просто: одна из вполне официальных фирм по изготовлению ювелирных изделий для индивидуальных заказчиков сдала мне на комиссию крупную партию бриллиантов, пообещав забрать их после оценки. Работал я в «Ювелирторге» и, естественно, подлинность камней определял на работе — там для этого имеются все условия и приборы, кстати. Да и брать что-либо домой я опасался; правды и легенды о грандиозных «наездах», грабежах ювелиров ходит немало. Носил с собой я лишь документы — дома, на досуге, их легче заполнять. Так было и в этот раз: не дождавшись приезда клиентов до конца рабочего дня, я взял документы, чтобыдома подбить итоговый баланс стоимости. И вдруг вечером звонят мне из этой фирмы и просят отдать им оцененные бриллианты и документы к ним. Пришли, мол, сразу четыре заказа на очень крупную сумму. Я им вежливо отвечаю — у меня, мол, только документы, за бриллиантами приходите завтра, так как наша контора, в отличие от вашей, работает не в три смены, а лишь до шести вечера. Они, естественно, настаивают. Но что я могу сделать — сигнализация включена, все двери опечатаны...

Конечно, я мог бы туг же позвонить директору нашей фирмы, посоветоваться с ним, но я не стал этого делать. Потому что эти парни попросили у меня хотя бы документы, характеризующие бриллианты, с тем, чтобы оформить эти четыре заказа, пока их не перехватили другие.

— И вы им отдали документы? — спросил Гек.

— Они предложили мне сумму, в пять раз превышающую оговоренную в документах, — развел руками ювелир.

— У вас что, денег мало? — презрительно спросил Игорь.

— Не то чтобы, но я не привык от них отказываться, — со вздохом признался Леонид Григорьевич.

— Хотите, я расскажу, что произошло дальше? Вы утром спокойненько притопали на работу, спустя некоторое время пришли они и потребовали бриллианты. А когца вы их достали из сейфа, это оказались...

— Отлично сделанные стразы, — согласился ювелир. — До сих пор я не понимаю, как они ночью отсоединили сигнализацию, вскрыли сейф, подменили камни, а потом все снова привели в порядок?

— И понимать нечего, — объяснил ему Гек. — Им не нужно было ничего отсоединять или вскрывать. Тем более — ночью лезть в вашу дурацкую фирму, чтобы ненароком хватануть пулю охранника. У них там был свой человек. Или они просто подкупили кого-нибудь, кто, кроме вас, знал шифр сейфа. Ну, например...

— Светочка, секретарша нашего директора! — воскликнул Леонид Григорьевич. — Она постоянно терлась возле меня, просила показать вновь поступившие вещи, подолгу любовалась ими... Сучка! — вдруг выругался ювелир.

— А сами, небось, ее?.. — подковырнул его Игорь.

— Ни-ни, что вы! — замахал руками Леонид Григорьевич, затем все же признался: — Ну, давала она пощупать там... за разные места, поцеловать иногда... Но больше ничего между нами не было, клянусь!

— А вам и этого хватало — дома, небось, на жене отыгрывались. Ну, а дальше что? — спросил Игорь.

— Фирма выставила мне счет на сто пятьдесят тысяч долларов. Так как у меня таких денег не было, они дали мне сбежать и, сразу же отловив, заперли в подвал. Потом принесли мне туда газету с объявленным всероссийским розыском и предложили отработать эти денежки у них под крылышком, пока все не утрясется. И второй годя уже на них работаю, — снова вздохнул ювелир.

— Вам что, плохо живется? — Гек иронически поглядывал на его живот.

— Да нет! — поняв его, Леонид Григорьевич порозовел. — У меня есть все: еда и выпивка — какая пожелается, девочек — пожалуйста, видео, телевизор и газеты — сколько душе угодно! Но дети, понимаете? У меня двое мальчуганов и девочка, взрослые уже... Я их честности учил всю жизнь, а тут об отце такое... А теперь еще и Светка, паскуда!

— Реабилитации хочется, а теперь еще и чувство мести затрахает! — догадался Гек. — А вы бы...

К дому подъехала машина. Гек подскочил к окну, выглянул.

— Да, вот это картинка! — в комнату вошли Умар, дед Федя и Женя. На ней был легкий кожаный плащ, из-под распахнутых пол которого высвечивался шикарный вязаный костюм, а на ногах — немецкие сапоги «Маршалл». Ансамбль дополнялся длинным белым шелковым шарфом. Деда тоже было не угадать: серые шерстяные брюки, того же цвета жакет с белоснежной рубашкой, а сверху накинута ковбойская замшевая куртка с бахромой. Обут он был в легкие, на микропорке, замшевые туфли.

— Вот, чем богаты... — пошутил Умар.

— Ну что, спрыснем обновку? — увидел он на столе водку. Уверенно подошел к холодильнику, открыл его, задержался на мгновение и вернулся к столу с точно такой же водкой, плюс бутылкой шампанского «Мадам Клико». «Девятка» Умара отъехала от дома.

— Гостей встречать поехал, — объяснил он. — Давайте на стол накрывать. Женя, помогай!

— Одну минутку! — Игорь сбегал в комнату с вещами и, вернувшись, протянул Жене меховой комок.

— Ну-ка, примерь! — Это была норковая шубка из чемодана Олеси.

Женя восхищенно взвизгнула, сбросила плащ и, встряхнув шубу, надела ее. Дорогой мех заискрился, переливаясь в дневном свете.

— Королева! — восхищенно зацокал языком Умар. — Слушай, у тебя муж есть?! — А Игорь глядел на безмятежно порхавшую у зеркала Женю. Тоска и грусть по ушедшей и раздавленной бестолковым временем молодости охватывали душу, а вместе с ними накатывала волна злости на тех, кто из него — мечтателя и честного служаки — сделал убийцу и авантюриста, из Олеси — испытательный сексодром, а из Женьки — невольную пособницу убийц и чуть ли не панельную девку. «Есть ли здесь личная вина каждого из нас? — думал он. — А хрен его знает: человек предполагает, а жизнь — располагает!»

Глава XVI АМАЗОНКИ

Вскоре стол был накрыт по всем правилам этикета. Из двухкамерного холодильника, оказывается, много чего можно извлечь, да и Умар с дедом вошли в дом не с пустыми руками. А вскоре подъехали и гости: два представительных нацмена.

— Сархан и Джафар! — представил их Умар и пошел на улицу отпустить «погулять водителя» — как он объяснил. Гек это понял так — «левые» деньги еще никому не мешали. Только перезнакомились и уселись за стол переговоров, как на улице послышался сплошной треск выхлопов и крики. Умар подбежал к окну — на лице его выразились досада и тревога. Дальше он действовал вообще непонятно: поднял голову к небольшой люстре.

— Паша, нам нужно укрытие!

Все, кроме гостей, смотрели на него с изумлением.

— Быстро под стол! — скомандовал вдруг Умар.

Гек покрутил пальцем у виска.

— Ты что, опупел?! — Но Игорь был догадливей. Затянув под стол, он увидел черную дыру прямоугольного люка, ступеньки, уходящие вниз, а внизу свет. Тогда он тоже подошел к окну: по улице взад-вперед метались двухцветные «Явы», распугивая и давя зазевавшихся кур, а на мотоциклах девахи лет по двадцать пять, в кожаных штанах и куртках. Все мотоциклы были черного цвета — в тон одеянию «амазонок», оборудованных «елочками», противотуманками, фарами-искателями на рулях и еще черт знает чем, отчего выглядели внушительно и интригующе одновременно. Рокеры! Вернее — рокерши, ибо ни одного лица мужского пола среди шестерки бестолково носящихся по улице наездниц он так и не увидел. «Нет, семи мотоциклов», — поправил он себя: седьмой, «Харлей Дэвидсон», стоял в проулке. На сиденье, поджав колено к подбородку, сидела красивая девушка. Распущенные темно-каштановые волосы свободными волнами ниспадали на голубую джинсовую куртку с нашитыми на ней кожаными подлокотниками. Сбоку на сиденье лежал «глухой» шлем «Меркурий». И еще одну особенность успел приметить Игорь: с правой стороны у заднего сиденья каждого мотоцикла была приторочена в вертикальном положении длинная кобура. И из каждой торчал полированный приклад.

— Ой, Кирка! — восторженно послышалось под ухом у Игоря. Он обернулся резко — губы оказавшейся тут же Жени невольно соприкоснулись с его губами — настолько близко она стояла за его спиной. Оба на секунду оторопели.

— Это подружка моя, Кирка Агафонова, мы с ней вместе на актрис пробовались, — торопливо объясняла Женя, тут же отпрянув от него. — Вот девка боевая, никого и ничего не боится! Тот режиссер пробовал ее после меня на следующий день завалить в том же кабинете — чуть без наследства не остался — так она въехала ему коленом между ног! А потом добавила по голове какой-то лампой для подсветки, подожгла шторы на окнах, спокойно закрыла дверь и ушла. Представляешь — еле потушили!

— Постой, постой — как, ты сказала, ее фамилия?

— Агафонова, Кира Агафонова! А что, ты ее знаешь? — удивилась Женя.

Так — все дороги ведут в Рим...

— Ну, может, не ее... — неуверенно начал Игорь. Между тем кутерьма на улице стала затихать. Мотоциклы, глухо урча, выстраивались в одну шеренгу по обе стороны от «Харлея». Почти к каждому седлу шнуром за лапы была подвязана курица, а то и две. «Амазонки» слезали со своих «коней»...

— Под стол, я сказал! — глухо прорычал Умар. В руке его был пистолет. Гости и Леонид Григорьевич были уже там, внизу. За ними полез дед Федор. Гек, ухватив сумку с драгоценностями, еще раз поболтал пальцами у виска, показывая свою независимость, и нырнул следом. Игорю ничего не оставалось, как последовать его примеру. А Женя в упор глянула в насмешливые глаза Умара и... повернулась к выходу.

— Я пойду поздороваюсь с подругой! А ты можешь стрелять. В спину! — она вышла из комнаты.

Умар еще раз восхищенно качнул головой и спрятал пистолет.

— Только о нас ни слова, пожалуйста! — сказал он вслед Жене. — Хозяйка здесь ты, а нас вообще не существует. Поняла?

Она ничего не ответила, лишь на секунду замедлила шаг. Этого Умару было достаточно — он шагнул в отверстие. Через три секунды створки сошлись — под столом снова был пол, покрытый утепленным линолеумом.

— Кирка-а! — Женя понеслась с крыльца, широко раскинув руки. Девушка на «Харлее» вздрогнула, вгляделась в бегущую и прыгнула с сиденья. Шлем, кувыркаясь, полетел в сторону.

— Женька! — подруги сплелись в объятии, будто сто лет не виделись. Хотя прошло с их последней встречи всего-то чуть больше полугода. Но Кира за эти полгода изменилась, наверное, куда как больше Жени: красивое загорелое лицо было жестким, властным и уверенным. Такие же манеры поведения — отстранившись от подруги, она скомандовала своим «амазонкам»:

— А ну, давайте сюда! Жень, ты еще помнишь пионерлагеря?

Да, это были они, те самые пионервожатые, которых когда-то младший Гальчевский заманил сладкими обещаниями в «Турист» для развлечения партийной братии. И которых спасла от позора Настя своим самоубийством. Они с веселым визгом окружили Женю.

— Помнишь?.. А помнишь?

Наконец, навспоминались.

— А куры-то вам зачем? — кивнула Женя на привязанные тушки.

— Как зачем? Из них шашлык куриный над костром получится — закачаешься! — объяснила Кира, будто бы Женька только вчера его ела.

— Так вы голодные? — догадалась она.

— Не без этого! — согласилась Кира. — Но ты знаешь, как выходим из этой проблемы? Заходим в любой дом побогаче и нас там кормят до отвала. Ну, не сразу! — Кира подошла к «Харлею», ловко выхватила из кобуры обрез «вертикали» и щелкнула сдвоенным курком. — Зато после вот этого — точно. Помнишь соревнования по стрельбе среди пионервожатых? — она вскинула обрез и нажала на скобу — телевизионную антенну соседнего дома словно корова языком слизнула.

— Да, ты всегда была в числе лучших. — Женя взяла в руки теплый лакированный приклад. — А если милиция?

— У всех у нас — удостоверения охотсоюза. Кроме того — разрешение охоты во всех заповедниках. Ты же знаешь, кто мой папашка? — прищурилась Кира.

— Только догадываюсь! — вздохнул а Женя. — А у них? — указала на подруг.

— Поменьше рангом, но покруче прокурора! Так что нам — все по фиг.

— Ну тогда пошли обедать! — решилась Женя...

— Да, если тебя так кормит твой спонсор, то ты через год на дойную корову начнешь смахивать! — Кира перемалывала белоснежными зубами индюшиную ногу, запивая ее шампанским. «Амазонки» не отставали — этикет стола давно был нарушен.

А Женя продолжала им «вешать на уши лапшу» о богатом и красивом спонсоре, которого нашла, срисовывая в уме черты его лица с физиономии Игоря и чувствуя тоску, которая все больше наполняла ее — вот уедут сейчас ее взбалмошные неуязвимые для Закона подружки... а кто она тому же Игорю, Геку, дедушке? У них — свои проблемы, а она повисла у них «на хвосте», как... как...

— Жень, поехали с нами?! — угадала Кира ее настроение. — На «лошадку» мы тебе наскребем через неделю, а то хочешь, завтра своему предку дам телеграмму — и через три дня выбирай в любом мотомагазине? Свободная любовь, свободные поступки... Поехали?! — она уже наелась и ходила по дому, оглядывая комнаты.

— Нет, Кирочка ты моя — молоточек! — Женя поймала ее в объятия, расцеловала и грустно поглядела в глаза. — Ты знаешь, я тебя очень люблю и буду скучать без тебя. Но у меня, наверное, чего-то не хватает в организме или в натуре — искорки, что ли, без которой не заработает мотор твоего мотоцикла. Ну, ты меня поймешь! — улыбнулась она. — Каждому свое: тебе — мотоцикл и вопя, мне — спонсор и такой вот дом...

— Я тебя тоже люблю! — ворчливо проговорила Кира, вырываясь из ее объятий и протирая глаза. — Но облизываться вовсе не обязательно! Ладно, не хочешь — как желаешь! Тогда вот, держи! — она порылась в боковом кармане и сунула Жене плотный скользкий кусочек мелованного картона — визитную карточку. — В случае, если у твоего спонсора не хватит вдруг на тебя денег или срочно понадобится чего-нибудь... звони по этому номеру и через сутки я тебя найду, о'кей? — улыбнулась она в свою очередь.

— О'кей, — вновь вздохнула Женя, — но боюсь, Кир, надолго и тебя не хватит. Четверть века разменяли как-никак!

— Ну-ну, я же сказала — найду тебя в любом случае! Даже если помощь понадобится мне моральная! — она скрылась в спальне и выскочила из нее с автоматом «Скорпион» в руке. — Ух ты! — Кира и так, и этак пристраивала микрооружие то к поясу, то под мышку, наконец подняла умоляющие глаза на подругу.

— Это твоего спонсора? Крутой он, видимо, у тебя! Слушай, Жень, подари, а?! Или продай! Мне такой вот маленький позарез необходим! А у него их целых два!.. Ну Жень, ну Женечка, а? — она терлась о Женю как кошка, выпрашивающая кусочек пахучей сардельки.

— Ну что ты, как кутенок? — Женя беспечно махнула рукой. — А-а, забирай, как-нибудь оправдаюсь!

— Ой, Женька! — Кира звонко чмокнула ее и объявила своим «амазонкам». — Бабоньки, по коням! Ну, давай, не болей! — это Жене.

Долго прощаться она не умела. Через минуту-две треск мотоциклетных моторов перекрыл тявканье соседских собак, а еще через две затих вдали. После этого все, включая и Пашу-охранника, вылезли из подвала. Женя посмотрела на них и фыркнула.

— А я думала — вы там позамерзали насмерть!

— Пойди взгляни! — Умар приглашающе повел рукой. Она спустилась по ступенькам, огляделась; никакого намека на сырость в этой большой комнате подо всем домом: палас на полу, ковры на стене, современная мебель, телевизор... Как наверху, даже еще лучше! Она вернулась в комнату.

Квадратный Паша-охранник прибрал уже со стола и сервировал по-новой. Женя бросилась ему помогать. Все почему-то молчали. Заговорили, когда вновь уселись за стол и разлили выпивку: Жене — в фужер, остальным — в маленькие хрустальные рюмки. Умар встал и поднял свою.

— Давайте начну я, потому что остальные пока не знают, с чего начать и о чем спросить! Да, это дом нашей организации, какой — не скажу, да и не нужно вам ее название — оно популярно там, на нашей родине, а здесь для вас пустой звук! Задачи нашей миссии вам уже объяснил Леонид Григорьевич, которого специально оставили с вами для того, чтобы он «раскололся», так сказать. Вы, надеюсь, с интересом проглядели это интервью в видеозаписи? — обратился он к Игорю и Геку. Тем ничего не оставалось, как кивнуть утвердительно качество пленки и звук были действительно идеальными.

— Ну, что еще сказать — нам нужно оружие, и мы его покупаем, где только можно. В основном, в России, где полным ходом идет конверсия. А насчет Леонида Григорьевича, — Умар повернулся к перепуганному ювелиру, — можете не беспокоиться: никто ему никакого криминала не шил, газета с объявленным всероссийским розыском поддельная — сейчас ее свободно можно состряпать за час — при соответствующем, разумеется, вознаграждении. А семье вашей мы сообщили, что вы уехали отрабатывать долг фирмы за границу на год. На очень засекреченный объект по производству нового типа алмазных резцов. Каждый месяц им переводится определенная сумма, конечно, в валюте — из Швеции. Сколько? Ну, примерно раз в десять больше вашего оклада. Вас устраивает такой расклад?

— Вполне! — согласился окрыленный ювелир. — Но эту Светку-секретутку...

— Ах, оставьте! — махнул рукой Умар. — Что куплено, то куплено. Вы-то сами вспомните, за что к нам попали? — хитро спросил он.

— За жадность мою дурацкую! А когда мне можно... это... ну — домой?

— Через неделю. Наша миссия здесь заканчивается, а смены не предвидится — на родине конфликт, похоже, идет на убыль. Но не советовал бы там, дома, особо распускать язык — у вас, оказывается, богатая фантазия в общении с секс-девочками, которых вам предоставляли время от времени для разгрузки, так сказать, а видеокассет мы на такое дело не жалеем. Так что понимаете: язык ваш — враг ваш. Что касается вас, — обернулся он к Игорю и остальным, — я думаю, не в ваших интересах особо распространяться о сумме, которую тебе, Игорь, Леонид Григорьевич нарисовал в блокнотике и которую вы сейчас получите: за что и от кого вручены эти деньги. Я правильно мыслю?

— Давайте уж быстрей покончим с этим делом! — высказался за всех Гек.

— Я считаю это согласием со мной. А посему... — Умар кивнул Джафару и Сархану. Те переглянулись, и Сархан спросил у Игоря: — Сколько?

Тот молча протянул им блокнотик. Прочтя сумму, Джафар вынул из кармана маленький ключ и отпер им наручник, которым рука Сархана была прикована к черному пузатому чемоданчику средних размеров. Тот, проведя рукой по ребру чемоданчика, с силой нажал на небольшой выступ и только потом набрал шифр на комбинированном замке. Затем откинул крышку и глазам присутствующих предстало зрелище, при виде которого по всем канонам детективного жанра положено ахнуть: ровные стопки стодолларовых банкнот заполняли почти все его пространство. К боковой стенке чемоданчика изнутри была прикреплена продолговатая коробка с зеленоватым табло и крохотной пульсирующей красной индикаторной лампочкой. Сархан молча отсчитал из чемоданчика тридцать пачек, сложил их в «дипломат» Джафара, остальное пододвинул к Игорю, Геку, деду Феде и Жене, сгрудившимся на другом краю стола.

— Миллион семьсот! — подытожил Умар. — Пересчитывать будете?

— Послушайте, так не бывает! — воскликнула очнувшаяся от шока Женя. — Это же фантастическая, нереальная сумма!

— С чево ето ты взяла, шо нереальна? — тут же откликнулся дед Федя. — У моей Лизаветы в Швеции их двести с лишком, ентих лимонов! В наследство хапнула, — пояснил он. — Однако же до седнишнего дня я и представить не мог, как ето они выглядають. Да у меня у самого лимон есть, — похвастался он, порылся в кармане и бросил на стол блеснувший металлический желтый прямоугольник.

— Золотая кредитная карточка! — с уважением повертел его в руках Умар. — По этой карточке вам в любом из центральных банков Москвы, введенных в единую банковскую систему, выдадут желаемую сумму в любой конвертируемой валюте.

— Ой, дедушка Федечка, ты у нас завидный жених — миллионер! — засмеялась Женька.

— Значит, и нам в Москве можно получить такую же? — спросил Игорь.

— Отчего же нет? — пожал плечами Джафар. — Там вас с распростертыми объятиями примут. Ну что, мы полетели? — обернулся он к Умару. — Последний вопрос, — попросил Гек, тыча пальцем в коробку с индикатором. — Это что тут такое?

— Это предохранитель! — объяснил Сархан. — На случай нападения с целью захвата чемодана. Вот здесь на ручке — кнопочка. Нажимаешь один раз — включается режим готовности. При повторном нажатии взрыв с сорокасекундным замедлением. Вот этот выступ на ребре — выключатель готовности. Просто и надежно, с гарантией! — засмеялся он. После того как инкассаторы уехали на «девятке» Умара, тот спросил:

— Ну что, остаетесь на неделю?

— Еще как остаемся! — за всех ответил Игорь. — У нас тут дел непочатый край.

Глава ХVII К СОЖАЛЕНЬЮ, ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ...

Рано утром Игорь скорым поездом уехал в Москву — обменять доллары на карточку. Ребятам он оставил пятьдесят тысяч баксов.

— Это на все расходы, — заявил он деду Федору и Жене, — какие, Гек объяснит.

Разговор у них с Генкой был затяжной — далеко за полночь. Игорь рассказал ему об озере Беляевском, культуристах-суперменах, пересказал вкратце содержимое досье на Гальчевского и Вольвака.

— Постарайся не влезать сам и не втягивать Женю и деда в это дело, — попросил он. — Лучше всего нанять частных сыскарей, вон сколько объявлений в газетах. Сами до моего приезда оставайтесь в стороне. А я в Москве на месте попробую разобраться с Агафоновым. Есть между ними связь какая-то: на визитке, которую Жене дала Кира, та же эмблема организации «Перекресток молний». И в досье на этих гадов встречается это название. Так что, давайте, вы раскручивайте потихоньку здесь, а я в Москве. Через неделю встретимся и состыкуем сведения!

С тем Игорь и убыл. А Гек, оставшись с дедом Федей и Женей, задумался. Для поездки на озеро нужна машина. Ну это — на потом.

А пока надо нанимать частных сыщиков. За советом он решил обратиться к негласному хозяину дома — Паше-охраннику. Повод нашелся быстро. Оказывается, у деда Федора три дня назад был день рожденья. Он и сам как-то забыл об этом за всеми хлопотами, а теперь вот вспомнил. Отмечать решили вечером, о чем и заявили Паше. Кличка «Квадрат» шла ему как нельзя кстати — низкий, с широченными плечами и полным отсутствием талии. Получив приглашение на торжество, он, ни слова не сказав, исчез из дома после обеда. Женя и Гек также пошли выбирать деду подарок.

— Только ты того, — предостерег старик Гека, — ежели надумаешь чего дарить навроде тех трусов, шо подсунул мне на море, лучче сразу сбегай куда ни то подале — оторву башку и скажу, шо так и было!

Генка по дороге к городу рассказал историю с секс-шортами Жене — та чуть из рейсового автобуса на остановке не выпала от смеха.

А выбрали они подарок деду — закачаешься! Электроразрядник шоковый — почти такой же, как тот, что остался у Володьки на побережье. Но этот — за четыреста долларов был модернизированный — плевался сгустками энергии на расстояние до четырех метров. Фантастика! Когда Гек усомнился в таких супервозможностях похожей на обыкновенный туристический фонарик штуки, продавец принялся клясться и божиться, а под конец навел ее на Гека и предложил испытать на нем, в случае бездействия обещая выплатить компенсацию. Пришлось поверить на слово. Но дома обрадованный донельзя дед быстро нашел объект для испытаний: он вышел на улицу, прицелился в соседского индюка и нажал кнопку. Из узкого отверстия на конце «фонарика» вылетело маленькое голубоватое облачко — индюк тут же перевернулся лапами кверху. На беду эти «испытания» углядел сосед: взбешенный недавней потерей нескольких кур, которых увезли с собой «амазонки», и антенны, начисто срезанной дуплетом из обреза, он решил отыграться на старике — взял в руки хороший кол и вышел на улицу «побеседовать». Пришлось Геку, осознающему всю правоту соседа, да и во избежание лишних слухов, отваливать за бедную птицу сто пятьдесят тысяч «деревянных» — благо были разменянные баксы. Это, конечно, много, но, по уверениям соседа, — мало, ибо индюк, по его же словам, обещал вырасти до размеров коровы... Этому пришлось поверить на слово, ибо несчастный так больше и не воскрес: то ли заряд был слишком мощный, то ли индюк — немощный. Сосед его дорезал в нагрузку к рублям.

Паша Квадрат заявился к вечеру на собственной «Оке»: привез борщ, гуляш и пирожки — все горячее, только что приготовленное его женой, как он сам похвастался. А сосед Вася, выпытав у Жени, что за праздник они собираются отмечать, заставил жену запечь пострадавшего индюка со сметаной в духовке и пришел с ним вечером мириться — украинцы сами по себе народ добродушный, это им просто президенты никудышные достаются, потому и в неладах до сих пор Украина с Россией. Впрочем, оно и наши — не из лучших.

Вася быстро нализался и все пытался подарить деду Феде сто пятьдесят тысяч — его же деньги за индюка. Если бы жена его быстренько не прибрала вместе с деньгами, непременно подарил бы. После того как они остались в своем «семейном кругу», так сказать, Гек начал подход к делу.

— Паша, нам нужна помощь парочки классных сыщиков!

Паша уже тоже крепко выпил, поэтому долго резину тянуть не стал — тут же, в прихожей, снял трубку и позвонил, как уверял, двум своим лучшим друзьям — бывшим ментам, пригласив их прямо надень рождения. Те приехали. Познакомились, посидели, затем стали говорить о деле, и тогда выяснилось, что два бывших сержанта служили когда-то в роте ППС по охране порядка в ресторане «Турист» и очень хорошо помнят и самоубийство Насти, и смерть Ивана Николаевича... А ушли они из рядов милиции после беспредела, начавшего там твориться. Ушли, а через несколько лет организовали частное сыскное бюро. Вольвака и Гальчевского они знали, как облупленных, но разговор о них вели осторожно. Один из них, Витя, после четвертой стопки «Абсолют-Куранта» доказывал Геку:

— Это знаешь, какие люди?! Это очень «крутые» люди! И брать их надо наверняка, и один раз — за жабры!

А когда сыскари услышали о сумме гонорара в тысячу долларов за подробные сведения, которые помогли бы «взять за жабры» этих «крутых» людей, вмиг протрезвели. После обыкновенных обесцененных в сорок раз к рублю карбованцев получить чистоганом тысячу баксов! Они сразу же засобирались домой.

— Нет, нет, никаких «на коня»! Нам завтра с Сеней рано вставать ! В общем, как только что-нибудь стоящее — так сразу несем! Будет — будет! Готовьте баксы!..

Золотым парнем оказался Паша Квадрат, а еще более ценными — его друзья-сыскари.

Вскоре Женя пошла спать. А трое мужиков, разом покончив с таким сложным делом, решили «отвязаться». «Отвязывались» до трех часов утра. Гек еще смог кое-как добраться до кровати, а Паша и именинник уснули прямо за столом: один головой в блюде с недоеденными пирожками, а другой в обнимку с квадратной бутылкой «Амаретто».

Однако, когда утром Женя, умывшись и почистив зубы, пошла их будить, все трое дружно отказались от завтрака, заявив, что лучше компенсируют это время сном. Причем Паша Квадрат спал уже в подвале, а дед Федя — в своей единоличной спальне. Женя пожала плечами, поставила себе фильм по Чейзу «Гриф—птица терпеливая» и вскоре с головой ушла в невероятные приключения четырех наемников-авантюристов... Первым поднялся Гек — его организм быстрее справился с алкоголем. Поглядел на увлекшуюся фильмом Женю и пошел в ванну — отмокать. Следом к стопу приплелся дед Федя. Плеснув себе в стакан пойла на абрикосовых косточках, он вскоре ожил.

— Слышь, Ген! — окликнул Гека, вышедшего из душа посвежевшим. — А у тебя любовь была? — Гек глянул на уменьшившуюся в бутылке жидкость, затем на деда.

— На любовь потянуло? Понятно!..

— Ничего тебе не понятно! Я вот о самой наипервейшей любви хочу спросить! Писал ты кому-нибудь в школе стихи?

— Свой первый стих, дед Федь, я сразу после школы написал. Мы тогда в станице у моря на практике были.

— Ну вот и прочти его! — не унимался старик, показывая глазами на Женю: не видишь, мол, что ли — скучно ей одной среди мужиков. Та уже оторвалась от телевизора, с интересом глядя на них — стихи Женька обожала, даже сама пыталась сочинять.

— Пожалуйста! — пожал плечами Гек.

Телевизор давно был выключен — Женя внимала красивым словам.

—Да, мне бы так научиться писать, — с легкой завистью сказала она.

— Научишься! — заверил ее Гек. — Ты уже отличные стихи пишешь. Дед! — неожиданно обернулся он к деду Федору — тот чуть не поперхнулся второй порцией своего любимого напитка. — Рассказал бы что-нибудь, а?

Дед Федя только этого и ждал — после второго стакана он любил рассказывать.

— Ну, слухайте! — он затянулся «Пьером Карденом» — на меньшее после женитьбы на Эльзе-миллионерше его теперь нельзя было уговорить — и начал: — Было енто аккурат в разгар лечебной сутолоки, кады одни кинулись вылечивать свои болячки наговорами, колдовством, зачарованной водой, гипнозом и прочей хреновиной, а другие, наоборот, к телевизорам — лечить свои енти самые болячки. И чего тольки люди не понаходили враз у себя — ума не приложишь. Кума, к примеру, моя, — усю жизню на хверме чувалы с комбикормом протаскала, чуть не по пять пудов кажный, а оказалось — с грыжей работала! Как она ей не мешала — до сих пор в толк не возьму! Дак мы с Василем, кумом моим, и порешили — ежели Чумаки там и Кашпировские могут лечить с телевизора, то неужли мы с им напрямую не избавим от хворобы с десяток наших станичан?! Как, зна-ца, решили, так и сделали!

По-первах, для ради рекламы, похмелили несколько наших мужиков бальзамом из красивой бутылки, которую у меня в чулане нашли — племяш прошлый год из городу привозил в ей какое-то пойло — с ног сшибаеть, что трактор без прицепу! — ром называется. Бальзам утворили сами: на бутылку первака — две ложки горчицы, ложку молотого перцу и пакетик ванилину. А Василь для ентой же рекламы вылечил суседку — бабку Степаниду от проносу: набрал дубовой коры на пилораме, потолок, вскипятил и дал выпить — за два часа как рукой сняло.

Слухи по станице ползуть быстро — на другое утро у нашей калитки толпилось десяток мужиков с помятыми рожами и три молодицы. А у нас уже и табличка готова была — мы с Васькой весь вечер малевали: плата по таксе, а такса — бутылка. С самогоном, само собой. Мужики, рассудив, наверно, шо бутылкой любой дурак и сам подлечится, отвалили. Остался один — местный зубной техник, на которого, кстати, у Васьки зуб имелся — он ему коронки такие поставил, шо нижняя челюсть с верхней на полтора сантиметра не сходились. Пустили его первого. Лабораторию мы оборудовали в нашем зимнике — один хрен до осени пустует. Выгребли солому, повесили пару простыней, поставили старое кресло да протерли окно — чем не кабинет? Входит тот техник, жалуется: в голове, дескать, шумит по вечерам и круги цветные перед гляделками. Ну, по гипнозу Васька — ен здорово умел выклянчивать у невестки и тещи сто грамм на опохмелку. Встал он перед техником, руки вытянул — чуть не в морду ему тычет и давай того уговаривать —счас я, мол, до тридцати досчитаю — и ты заснешь, а проснесси — все будет о'кей. Ну и начал считать, а тот техник — бугай здоровый, чтоб его загипнотизировать — и двумя Кашпировскими не обойдесси. Гляжу — кум уже до двадцати пяти дошел, а тот боров и зенки прикрывать не желаить! Надо было спасать престиж хвирмы: достал я из пристройки деревянную киянку, подкрался ззаду и ахнул ту интелипупию по башке. Загипнотизировался, как миленький! Васька кричит на меня — шо ж ты, гад, пациентов гробишь! А я ему в ответ — пошли лучче к нему домой, глянем, можеть, где-то шо-то капает, а он человек нервный... Пошли, и вправду — краник газовый пропускает. Замазали быстренько мылом, закрутили и назад. Клиент очухаться уже успел: иде я, спрашивает, И что со мной? Ну, мы ево быстренько домой оттарабанили, пообещав — не будет больше шумов в голове.

Через два дня он нам литру чистейшего спирту приволок — все, говорит, прошло. Шо-то помогло — то ли киянка, то ли мыло. Молодицы в тот день, услышав вопль техника, — кады я его киянкой благословил — посмывались было от греха, но на следующий день одна все ж насмелилась — пришла. Детей, грит, с мужем у ей нету уже шестой год; безвыходное, грит, положение. Ну, нам-то с Васькой известно, шо таких положений не бывает — племяш у меня и на ентот год гостил — через неделю уезжать собирался... Короче, в следующем месяце молодичка проверилась в районе — мальчика определили. Приходили с мужем — благодарили. А у ей один вопрос: куды-то ваш ассистент запропастился?

Дальше дело пошло как по маслу — валом народ повалил. Пришлось нам с кумом книжки разные на рынке прикупить: народную медицину, лечение травами, ну и всякие такие...

— А бросили почему это дело, дед? — на полном серьезе спросил Гек.

— Моя Фрося и Васькина Анюта прикрыли енту лавочку — такса-то за визит у нас прежняя была — жидкая! Уже от алкоголизму нас лечить собрались. Ну, а какой же уважающий себя экстрасенс позволит, штобы лечили ево? Пришлось бросить.

Поговорили еще о том, о сем, и Женя вновь включила телевизор. А Гек пошел звонить Козырю к Змею — договориться о поездке на Северский Донец. Вернулся недоумевая.

— Не отвечает номер! Что ж они, еще до Николаевки не доехали? Не иначе — в дороге что-то случилось!

Глава ХVIII НОЧЬ ИЗ 1001...

Случилось, конечно... Санька и Федя, проезжая через центр города, не преминули прикупить в дорогу и напитков, и закуски. Много и притом самых дорогих. Запаслись ими на месяц вперед.

— Федюня! — Санька с ужасом глядел на багажник, заваленный свертками и бутылками. — Неужели мы с тобой когда-то это сожрем и выпьем?

— Не тушуйся, братан! — хлопнул его по плечу Федя. — Было бы что... Гулять так гулять — когда мы еще такую деньгу зашибем?

Купили еще два двуспальных матраца с поролоновой начинкой, два пуховых стеганых одеяла и подушки — на новую мебель и поехали из города. А к вечеру на трассе, среди степи, что-то скрежетнуло в заднем колесе, и Федя, резко надавив на тормоз, заматерился — как никогда в жизни.

— Ты чего? — Козырь вытаращился на Змея.

— Полуось правая, туды ее мать! На контргайке резьба ржавая была, все заменить собирался...

— Федя, ты что хочешь этим сказать? — переполошился Санька. — А... где запасная?

— В магазине запасная! — буркнул Змей, вытаскивая молоток из ящика с инструментами. — Или на станции техобслуживания. А до ближайшей, кстати, сколько?

— По атласу — двадцать четыре кэмэ! — откликнулся Козырь.

— И пешком, гадство, не дойдешь! — подосадовал Федя. — Ладно, попробуем зачеканить!

Попробовал. Проехали пару километров — снова скрежет.

— Все! — сказал Змей, съезжая с придорожной посадки. — Будем ночевать. Ночью нас никто не остановит. — Он поставил «рафик» на широкой полосе зеленой травы между обочиной трассы и деревьями, вынул из «бардачка» целлофановый пакет с деньгами, большой охотничий нож и направился в посадку.

— Эй, ты куда? — вопросил Козырь.

— Посса... дику погулять! — огрызнулся Федя. — А заодно и бабки закопаю — мало ли какая зараза ночью наскочит.

— Накаркай еще! — засмеялся Санька и добавил: — Копай, копай, да смотри, чтобы посадку не пришлось перекапывать утром ! Тоже мне — пират Кидд!

Зато ужин они устроили себе на славу: постелили новую клеенку, а на нее наставили выпивки и деликатесов. Аккумулятор на «рафике» тоже был новым, поэтому Змей рискнул подвесить на крайнюю ветку из посадки «переноску» — стало относительно светло и уютно.

— Эх, бабцов бы! — вздохнул Санька, разглядывая роскошный «стол».

— Приедем — будут у нас бабы, — пообещал ему Федя. — Нормальные бабы, не из вагонов — пойдем в театр и познакомимся. Сто лет в театре не был! — Козырь выцедил из одноразового стаканчика «Ереванский, пять звездочек» и мечтательно уставился в звездное небо. — С женой когда-то ходили! Представляешь, Федь: бархатный занавес, ложи, партер...

Мечты его были прерваны самым прозаическим образом — у обочины напротив них тормознули две легковушки. Из них вылезли шестеро парней и не спеша, вразвалочку направились к «столу».

— Ну, вот, я же говорил — накаркаешь! — Козырь подтянул поближе охотничий нож.

— А мы проезжали мимо, глядим — огонек! — заговорил, подходя ближе, высокий широкоплечий с ярко-рыжей шевелюрой и конопушками вокруг носа. — Пришлось возвращаться — надо ж нанести визит вежливости! А мы вежливые, правильно я говорю, Шутя?

Тот, к которому он обращался — худой, нескладный парень, угодливо заржал.

— Ты, Синьор, как всегда, прав, даже когда УПК против тебя!

— Нет, Шутя, ты вежливый, видишь, люди не понимают твоих зашифрованных выражений. Это он об уголовно-процессуальном кодексе, — пояснил Синьор, Остальные пассажиры легковушек стали полукольцом вокруг стола.

— Есть проблемы, ребята? — мирно поинтересовался Змей.

— Есть, — согласился с ним Синьор. — В горле пересохло, а колонки поблизости нет! Угостите?

— Пожалуйста! — Федя указал на стол.

— Спасибо! — вежливо поблагодарил Синьор и вдруг без замаха засадил Феде носком тяжелого ботинка в челюсть — тот покатился по траве. Козырь мгновенно вскочил на ноги — в руке блеснуло широкое лезвие.

— Паскуды, крови захотели?

Звякнуло, и блестящая металлическая цепь, обвив его запястье, больно рванула руку в сторону. Нож перехватил один из «пассажиров».

— Мы тебе счас за «паскуду» им же кое-что вырежем!

Санька, извернувшись, успел все же достать ногой того, с цепью, и тут же рухнул на траву, обливаясь кровью: сдвоенный удар в пах и под ребра послал его в нокаут, а на затылок опустился зажатый в кулаке кастет. Федю вырубили металлической дубинкой, обтянутой резиной... Козырь быстро пришел в себя. Попытался поднять голову — резкая боль пронзила затылок. Скосив глаза, увидел — «пассажиры» вытаскивают из их машины запасы продовольствия, а рыжий роется в бардачке.

— Ребята! — заорал вдруг он. — Гляди, бабульки!

«Откуда деньги, ведь Федя закопал их в посадке?» — успел подумать Санька и вдруг увидел — сбоку набегает Змей с хорошей дубиной из сушняка.

— Отдай старушкины деньги, козел! — Дубина с хряском переломилась о спину рыжего — сухостой, видать, с гнильцой попался. Тем не менее рыжий резко выгнулся назад и стал заваливаться вбок, схватившись за левое плечо и подвывая от боли. Из рук его выпала толстая пачка.

— Шутя! — заорал он, матерясь в бога и креста. — Режь их! Вали обоих!

Все выскочили из «рафика» и стали толпой, заслонив главаря. Из толпы выдвинулся нескладный, худой парень. В вытянутой руке его взблескивало лезвие охотничьего ножа — их ножа. Федя начал медленно отступать к Саньке, тот встал, поджидая его. Внутри было холодно и пусто.

«И убежать некуда! — с тоской оглянулся Козырь. — Степь — машинами размажут! Неужели все?» Ножи блеснули еще у нескольких из толпы — приговор был подписан... Рокот нескольких работающих двигателей заставил оглянуться всех. Но Федя и Санька стояли лицом к дороге — они увидели первыми — с трассы на полянку слетели семь мотоциклов и перегородили пространство до посадки позади «рафика» относительно ровной шеренгой. Слепящие фары осветили место чуть не свершившегося убийства до мельчайших подробностей: Федю и Саньку с окровавленными лицами и толпу ублюдков перед ними — с ножами, цепями и дубинками. Моторы смолкли разом — будто кто рубильник откинул.

— Потушите свет, лидеры! — заорал Синьор, вскакивая из-под машины. — А то мы вам сейчас эти фары на жопы понатягиваем!

— Слушаем и повинуемся, наш повелитель! — Фары мотоциклов погасли. А в круг света, отбрасываемый «переноской», вышли семь девушек в кожаных костюмах.

«Нашли где свидания устраивать! — подумал Санька, и еще: — Надо же нам было обломаться именно здесь!»

— Ребята, да это же девки! — облегченно и радостно заорал Шутя — видно, драться не входило в его планы. — Обыкновенные мокрощелки!

— Господи! — вздохнула впереди идущая с распущенными каштановыми волосами. — И когда же мы научим этих тварей с уважением относиться к женскому полу? Ну чего ради вы пристали к этим юношам, да еще шестеро на двоих? Привыкли выискивать тех, кто послабее, шакалы? — Правую руку она держала за спиной.

— Шутя, у нас презервативы есть? — обратился Синьор к нескладному. — А то хрен их знает, что у них между ног затаилось? Еще поймаешь на конец то ли два пера, то ли трипера! Счас мы вас трахать будем! — обратился он к Кире (разумеется, это была она), — сперва всех хором, а потом — кому какая понравится! Но сперва разберемся до конца с этими! — он обернулся назад. — Шутя, Атас, я кому сказал — перережьте глотки этим...

— Стоять! — в руке Киры появился двуствольный обрез. И такие же — у остальных «амазонок». «Пассажиров» враз охватил шок. — Сейчас вы, хамы, друг друга в задницу будете трахать! Здесь, при нас! Ну-ка, начинайте!

«Пассажиры», открыв рты, в немом изумлении глядели на «амазонок».

— Не понимают! — Кира обратилась к рядом стоящей девушке. — Лада, объясни! — Та подошла к ближе всех стоящему «пассажиру» и прикладом заехала ему по зубам.

— А ну, быстро железки на землю! — Пассажиры, взглянув в четырнадцать дырочек-стволов, послушно выполнили приказ — в траву полетели ножи, цепи, дубинки.

— Ребята, кому сдаетесь, мокрощелкам? — истерично заорал Синьор. — Да они же блефуют. Они стрелять не будут! Зато я буду! — он выхватил из кармана куртки револьвер и вскинул его. Кира небрежно мотнула стволом в его сторону — крупная дробь вынесла револьвер и оторвала два пальца на руке парня.

— Аптечка есть в машине? — спросила Кира у Шутя. — Лада, проводи!

Девушка, уперев стволы обреза в поясницу «шестерки» Синьора, довела его до машины и назад.

— Перевяжи руку своему хозяину! — Шутя исполнил приказ.

— А теперь снимай штаны ему и себе и трахай его! Я буду считать всего до пяти! — Кира перезарядила обрез. — Раз... два... — При счете «пять» Шутя, уперев своего шефа руками в ствол ближайшего дерева, засаживал ему в анус свое мужское достоинство. Тот только скрипел зубами.

— А вы посчитайте для остальных! —повернулась Кира к подругам.

— Надеюсь, нас это не касается? — спросил, подбегая к ней, Санька. И поспешно добавил: — Мадам!

— Нет, конечно! — та пожала плечами. — Вы же пострадавшая сторона? — И, взглянув на его окровавленное лицо, спросила: — Это они тебя так?

— И моего друга тоже! — указал Козырь на Федю, который, невзирая на боль от побоев, давился смехом, наблюдая, как матерятся насилуемые своими же бандиты. К заднице каждого было приставлено по два обреза. Затем по команде Киры они поменялись местами. «Опущенные» со злостью принялись «обрабатывать» своих насильников. Наконец Кира громко кашлянула: — Вы, господа, так увлечены новым для вас занятием, а между тем, я бы хотела задать один вопрос — не ваша ли машина горит на трассе? — И тотчас же вспыхнула от брошенной бутылки с бензином задняя легковушка. А Кира продолжала:

— Я думаю, вам хватит и одной машины. Кто первый в нее заскочит, тот и уедет. Оставшихся придется закопать в этой посадке. Бегом — марш!

«Пассажиры», подхватив штаны, ринулись к уцелевшей легковушке. «Амазонки» же начали изо всех стволов палить по горящей машине, поэтому в переднюю утрамбовались все бежавшие — желающих остаться не нашлось. Легковушка рванула с места и вскоре исчезла из поля зрения. Удивительно, но за время разыгравшейся на полянке драмы по трассе не проскочила ни одна машина — ни туда, ни обратно.

— Вы едете не по главной трассе, хоть и более короткой, до Новоазовска. Здесь нет постов ГАИ и всего две станции техобслуживания с магазинчиками. Поэтому и шалят по этой и подобной им дорогам такие вот «шакалы» — грабят случайные авто, насилуют женщин... Случаются и убийства—в общей неразберихе это сходит с рук, — объяснила приятелям их неожиданная спасительница.

После всего, что произошло, не пригласить «амазонок» к столу приятели посчитали верхом невежества. Была и другая подспудная мысль — о надежности охраны на сегодняшнюю ночь. Но они ее тщательно маскировали, каждый в себе.

— А вы, значит, вроде странствующих рыцарей? Только те защищали дам от разбойников, а вы, наоборот, — от кавалеров? — усмехнулся Козырь, чокнувшись с Кирой. Та внимательно посмотрела на него.

— Вполне возможно, если бы они ответили вежливо — мы поехали бы дальше своей дорогой. А что бы делали вы?

Санька хотел признаться ей, что совсем собрался было читать отходную молитву, но за него сказал Федя:

— Они не ответили бы вежливо — не то воспитание!

— Совершенно согласна с тобой, поэтому давайте сменим тему. Почему вы остановились в поле?

— Да гайка с полуоси слетела, — с досадой ответил Федя. — Малая деталь, а без нее — хана машине, а смотаться до ближайшей СТО не на чем.

— Как это не на чем? — Кира привстала: — Лада, заводи мотор! Мухой туда и обратно! Деньги есть? — обернулась она к Феде. Тот с готовностью ринулся к «рафику» и через некоторое время вернулся с деньгами и бракованной гайкой.

— На! — протянул он девушке деньги. — Здесь с гонораром за ночной визит! — и внезапно застыл, только сейчас разглядев «амазонку». Потом тихо и убежденно произнес: — Ей-богу, я еще такой красивой в жизни не видел! — Девушка внезапно покраснела так, что это стало видно даже при свете «переноски», выхватила у Феди деньги, гайку и побежала к своему мотоциклу.

— Видишь, ты ей тоже понравился! — констатировала Кира и, засмеявшись, вновь чокнулась с Козырем, подмигнув ему: — А ты тоже парень ничего!

— Мне это говорили, — подтвердил Санька, — еще родители в детстве.

Лада вернулась через полтора часа — когда все уже порядочно «согрелись».

— Перерыла весь поселок, — только и сказала она, передавая Феде новенькую гайку. Ну зачем ему знать, что она вместе с поселком подняла в два часа ночи с постели заодно и завгаражом местного облпотребсоюза?..

Но дефицитную деталь в воздухе перехватила рука Киры. Она шало поглядела на Козыря.

— Утром и отремонтируете. Не будете же вы в темноте ковыряться?

Санька хотел ей резонно заметить, что для этого и существует переноска, но его вновь опередил Федя, уже шепчущийся о чем-то с Ладой.

— Конечно, Кир, конечно, о чем речь? Утро, как говорят, вечера мудренее!

— А как же спать будем? — вопрос вновь задал Козырь.

— У нас есть палатка, но она четырехместная, ну, от силы пятеро влезут. Значит, двоих вы возьмете к себе на квартиру! — рассудила Кира и, отойдя к группе «амазонок», пошепталась с ними. Тотчас же пятеро из них, отцепив с одного из мотоциклов большой сверток, пошли за посадку, к недалекой скирде соломы на уже вспаханном поле. Такой же сверток Козырь заметил и на «Харлее», но поинтересоваться у Киры, для каких он целей служит, посчитал невежливым. Между тем, Федя уже пооткручивал на полу «рафика» гайки креплений и выбросил на полянку четыре сиденья. Теперь в салоне хватило места, чтобы на клеенку расстелить оба матраца. Одной из простыней перегородили проход. Кира и Лада скользнули за нее, пошуршали одеждой, пошептались и вскоре затихли — по всей вероятности, уснули. А Санька ворочался, ища для сна удобное положение — новый матрац почему-то казался жарким и каким-то ребристым, что ли. А может, не матрац тому виной был? В голове Козыря, пока девушки раздевались там, за перегородкой из тонкой материи, мысли скакали, как караси, на раскаленной сковородке, а слух обострился настолько, что он слышал не только свое бухающее в грудную клетку сердце, но даже шум бегущей по венам крови. Ну, а что делалось на той половине — тем паче: вот проскрипела кожа сбрасываемых костюмов, затем протрещали кнопки расстегиваемых пуловеров и зашуршали скатываемые с ног колготки... В заключение, как два выстрела в ухо — два пластиковых щелчка с небольшим интервалом, и воспаленный мозг Козыря настолько ярко и мощно нарисовал в его сознании упругие, аппетитные женские груди, вырывающиеся из тесноты ажурного бюстгальтера, что не выдержал — схватил сигареты, зажигалку и пулей вылетел из салона «рафика». Тотчас же рядом с ним оказался Федя.

— Дай закурить, я что-то свои сигареты не найду!

— Руки небось дрожат? — с ехидцей подковырнул его Козырь, вышибая щелчком из пачки сигарету. — А мне так... — он внезапно заткнулся, пораженный увиденным — из салона «рафика» ступила на траву полянки женская фигура, закутанная с ног до головы в простыню. В неясном свете луны облепившая ее белая материя четко очертила линию широких бедер, узкой талии и... остальное дорисовала фантазия.

— Ты что, жука глотнул какого ненароком? — забеспокоился Змей и повернул голову туда, куда вытаращился его товарищ. — Ой, Лада! — Федя рванулся к девушке, бережно поддержал ее под локоть и о чем-то заговорил вполголоса.

«Да ну вас! — решил Козырь. — Пойду-ка я отолью, да спать завалюсь! А чувства свои надо зажать в кулак!» — вспомнил он вычитанную однажды фразу и неожиданно разозлился — какой идиот так пишет? Попробуй, зажми эти чувства, если на штанах вон спереди молния разъехалась — новую переставлять придется. С этими мыслями он и пошел в посадку — как можно глубже, чтобы ненароком не споткнуться о какую-нибудь из тех — в палатке.

Когда же вернулся на полянку, покурив и немного успокоившись, никого на ней не увидел.

Разувшись у входа в машину, в полной темноте стал потихоньку продвигаться вперед, и только спустя несколько мгновений сознание подсказало Саньке, что ступает он по скользкой клеенке — матраца на ней не было.

— Что за черт! — он опустился на четвереньки, затем встал на колени, пополз, ощупывая пространство перед собой, и... неожиданно ощутил под ладонями то, что так ярко примерещилось ему двадцать минут назад — тугую, горячую женскую грудь... На секунду его разбил паралич — он не знал, что делать — потихоньку удрать назад, на полянку, извиниться или... Последнюю мысль он не успел додумать — теплые женские руки обвили его шею, пытаясь притянуть, наклонить голову к его же рукам, к этой восхитительно-волнующей груди с быстро твердеющими сосками. Удивительно — Козырь не испытал даже боли в затылке, куда его не так давно тюкнули кастетом — то ли из-за мягкости женских рук, то ли оттого, что не особо сопротивлялся их нажиму — дурак он, что ли? Поцелуй губ, встретивших его губы, был затяжным и оглушающе-сладким. После этого он вообще потерял всякую способность к сопротивлению и отдался на волю рук, которые его раздевали, ласково поворачивая с боку на бок.

— Кирочка!

— Молчи! — она положила свою теплую ладонь на его губы. — Сейчас тебе будет хорошо, — и принялась сантиметр за сантиметром целовать его обнаженное тело, все ближе и ближе опускаясь к низу живота...

— Нет! — Санька перехватил ее у самой цели. — Если ты это сделаешь, я тут же взорвусь, иссякну, а мне бы этого так не хотелось!

Он схватил ее под мышки, рывком завалил на матрац, подмял под себя и впился долгим поцелуем в твердый набухший сосок. Кира отчаянно, хрипло застонала, судорожно вонзив ногти в его спину, а он уже перешел ко второй груди. Она стала извиваться под Козырем, выгибаясь в пояснице, ее выпуклость терлась о его мужское Достоинство — звала, требовала....

— Дай! — хрипло шептала Кира в его ухо, нежно покусывая. — Дай мне его, дай, дай... дай...

— На! — Санька рывком вдвинулся в уже подготовленную, жадно раскрывшуюся навстречу ему раковину.

— О-о-о! — сладострастный стон удовлетворения вырвался из Кириной груди и она обхватила его так, словно подозревала — сейчас все кончится — он уйдет! Санька, также все еще боявшийся, что это — продолжение его недавних грез, не выпускал ее из своих объятий, опасаясь поверить так неожиданно привалившему СЧАСТЬЮ! Так они ласкали друг друга, стараясь друг для друга, а вместе — для себя... И в омут вечного наслаждения нырнули вместе, вскрикнув разом — в унисон...

Очнулся Санька от ощущения невозвратной потери и, чтобы вернуть утраченное, потянулся к той, которая дала ему давно забытое чувство облегчения и уверенности в себе.

— Кира, милая! — и наткнулся на пустоту. Тщетно он шарил по матрацу в поисках согревающего душу и тело ласкового и желанного создания, именуемого любимой женщиной — Киры не было.

«Раз она ушла — значит, так надо! Захочет — вернется!» — решил Козырь и неожиданно провалился в глубокий сон.

...Вновь очнулся он, почувствовав кого-то возле себя — его вновь ласкала женщина.

— Кира? — он обхватил руками горячее, упругое тело и с изумлением понял — это не она! Чуть-чуть не та фигура, чуть-чуть не те губы — теперь жестковатые, а главное — язык. Он нахально раздвинул его зубы и ворвался в рот, шустро исследовав нёбо. Но как же приятна была его наглость! Теперь уже Санька расслабился и позволил этим умелым губам и языку делать все, что заблагорассудится. И результат не замедлил сказаться — через десять минут Санька застонал от наслаждения и овладел женским телом, вначале полностью подчинив его себе — чтобы не страдала мужская независимость...

Она исчезла внезапно — так же, как и Кира — лишь слабо колыхнулся воздух под матрацем. «Как рыбка в воду»,— пришло на ум сравнение. Теперь Санька и не помышлял уже о сне — лежал и ждал с открытыми глазами.

И ожидание пришло — счастье повторилось в тройном варианте. Теперь оно воплотилось в худенькое, гибкое тело, обвившее Саньку, словно змея. И тело это вытворяло такое, что покойник не отказался бы вернуться с того света на полчаса уединения с этим существом. А Санька-то не был покойником...

Проснулся он перед самым рассветом, хотя и спал-то от силы часа два. Под пуховым одеялом было тепло, даже жарко. Но не только от одеяла шел жар. Рядом с собой в сером утреннем свете он разглядел... Киру, сжавшуюся калачиком и сладко посапывающую во сне. Только теперь он по-настоящему смог разглядеть и оценить, какое божественное тело Судьба подарила ему ночью! Ну Кто бы мог подумать, что с такой фигурой и нежнейшим выражением красивого лица во сне наяву эта женщина может запросто отстрелить из ружья пару пальцев? Да еще — дуплетом!

Санька залюбовался линиями ее совершенного тела, уже не думая об утренней прохладе, которая, видимо, разбудила Киру. Она сладко потянулась — рука ее наткнулась на Санькин живот, скользнула ниже... Кира засмеялась и, распахнув большие карие глаза, уставилась на него, не убирая своей руки.

— Что ты сейчас чувствуешь?

— Мне очень, очень хорошо, и я пустой до звона в ушах! — признался Сашка.

— Это наш закон — мужчин, которых мы пожелаем, делить поровну между всеми. Но с сегодняшнего дня я в него внесу одно исключение — тебя я делить больше не собираюсь ни с кем! — заявила предводительница «амазонок».

— Я, между прочим, того же мнения насчет тебя, — согласился с ней Санька и вдруг замолчал, усердно шевеля губами и загибая пальцы на руке.

— Ты что? — встревожилась Кира, привстав и заглянув в его лицо.

— Федьке досталось больше, — закончив подсчеты, объявил Санька. — На одну.

— А ты хотел бы его догнать? — она скользнула губами вслед за своей рукой.

— Естественно! — дрогнувшим голосом произнес Козырь. — Иначе какой же я после этого мужик!..

Глава XIX ПРОБНЫЙ ВЫСТРЕЛ

До столицы России Игорь доехал благополучно. Чтобы не заполнять декларацию, попросил впереди стоящего мужчину купить два билета н свой документ вместо одного. Правда, в Харькове молодой Таможенник, проверяя его английский паспорт, спросил как бы вскользь, мимолетом:

— Вот ар ю? (Чем вы занимаетесь?)

На что Игорь, даже не поворачивая головы от окна, легко ответил:

— Ай эм бизнесмен. (Я бизнесмен, коммерсант).

— Ол зе бест. (Всего хорошего), — приложил таможенник руку к пилотке.

— Сэнк ю! (Благодарю вас!), — кивнул Игорь, забирая паспорт. И все — до самой Москвы.

Прямо с Курского он направил свои стопы в ближайший крупный банк, где без проблем получил карточку в обмен на доллары, оставив себе «на мелкие расходы».

Номер снял в гостинице «Россия» — благо под рукой была. Устроившись, приняв душ, поднял трубку телефона и набрал семизначный номер, списанный с визитки, которую Кира Агафонова оставила Жене. После трех гудков вызова в мембране послышался голос:

— Частный клуб-сервис «Перекресток молний» слушает! — Вот так — вполне открыто и никакой тебе конспирации! Игорь решил идти напролом.

— Мне нужен Эдуард Михайлович Агафонов! — нате вам. В трубке повисла минута молчания. Затем тот же голос спросил:

— Что бы вы хотели ему передать?

— Это я ему скажу, — не очень вежливо ответил Игорь. Снова возникла пауза. Затем:

— Извините, но мы вынуждены спросить вас о степени важности разговора. По пустякам Эдуарда Михайловича приказано не тревожить.

Да, повторяется старая московская история — те же загадки, та же таинственность.

— Передайте Эдуарду Михайловичу, что разговор вплотную касается его приемной дочери Олеси.

— Назовите, пожалуйста, номер вашего телефона, вам перезвонят, — на сей раз ответили почти мгновенно.

— Я звоню из номера гостиницы «Россия», — Игорь продиктовал номер телефона со вставленной в аппарат бумажки.

— Принято! Ждите, пожалуйста, вам обязательно позвонят!

Пожалуйста, дольше ждали! Игорь закурил «Данхилл» и от нечего делать включил телевизор. Перебрал каналы: «НТВ», «2x2», ОРТ, Российский... ничего интересного. Зазвонил телефон. Он выключил телевизор, метнулся к аппарату, схватил трубку.

— Алло! — спокойный, этакий вальяжный голос. — С кем я говорю?

— Вы меня знаете, Эдуард Михайлович, но по телефону вряд ли вспомните. Я не так давно разговаривал с вашей дочерью...

— Где вы с ней разговаривали? — быстро перебил он Игоря.

— Простите, но это не телефонный разговор.

— Тогда вот что: вы местный? Нет? Берите такси, езжайте по шоссе Энтузиастов до улицы Плеханова. Там, возле автозаправки, свернете вправо и подъедете к красному кирпичному зданию старой постройки. Вас встретят. Да, еще: таксисту скажете — оплата на месте — двойная!

Он и здесь остался верен созданному имиджу — добрый старый меценат. Что ж, поехали, посмотрим, куда ты нас заведешь, шоссе Энтузиастов.

Приехали к красному дому, как и было сказано, возле которого переминались с ноги на нoгy пяток «мэнов» образца 1990 года — ни дать ни взять — охрана Агафонова пятилетней давности, во время последней его встречи с Игорем Весниным, тогдашним старлеем угро. Они-то и расплатились с водителем, а затем, вежливо обстучав Игоревы карманы, бока и грудь, проводили его на второй этаж в не очень роскошную квартиру — явно снятую на время беседы тет-а-тет. Агафонов уже был там — сидел в темном вязаном халате перед столиком, ставленным напитками и закуской на любой вкус.

— Проходите, молодой человек, и присаживайтесь! — Эдуард Михайлович указал на кресло напротив. Вежливости в обращении за прошедшие годы он не изменил, как не претерпел изменений и сам: чисто выбритое, без единой морщинки лицо, аккуратная прическа и высокая, подтянутая фигура удивительно сохранившегося для шестидесяти пяти лет мужчины, которого язык не поворачивался назвать стариком. Возраст выдавали лишь поседевшие виски и некрашеные серебристые волосы.

Опускаясь в кресло напротив окна, Игорь мельком взглянул в него и успел заметить за недалекой трубой котельной притаившегося снайпера, разглядывающего его сквозь оптику прицела.

— Ваш? — указал на него Игорь.

— А вы глазасты, молодой человек! — не поворачивая головы к окну, констатировал Агафонов.

— Жизнь пошла такая: хочешь жить — умей вертеться и смотреть! — пошутил в ответ Веснин.

— И где же вы видели мою дочь, позвольте вас спросить?

— Мы были попутчиками в купе поезда «Будапешт-Москва»... вернее — мне подсадили ее в купе на таможне станции Чоп.

— И вы поехали до... — подсказал ему Эдуард Михайлович.

— Мы собирались ехать до самой Москвы, — невозмутимо продолжал Игорь, — но планы наши, вернее, Олесины планы, были нарушены какими-то ребятами с не очень приличными манерами поведения, короче — бандитами чистейшей марки. Не знаю, чего уж они хотели от нее, знаю лишь одно — напугали своим преследованием до ужаса. И мне волей-неволей пришлось спасать ее от их нападок — каким бы я себя джентльменом чувствовал, если бы допустил, чтобы даму, скрасившую мое одиночество в дороге, лапали, извините за грубое выражение, какие-то вульгарные личности в спортивных костюмах...

— Благородно, оч-чень благородно, — похлопал в ладоши Агафонов.

— Я обманул их бдительность (о двух трупах, выброшенных из вагона, Игорь, естественно, умолчал), и мы сошли на станции Николаевка Донецкой области. Там я ее устроил в местную гостиницу, затем, убедившись в том, что те подонки потеряли след, я распрощался с ней и поехал дальше по своим коммерческим делам. Да, перед моим отъездом, узнав, что я буду в Москве с неделю, она просила зайти к вам в гости и, если к тому времени она не успеет справиться с какими-то там срочно появившимися у нее в Донецке делами, передать вам от нее большой привет и небольшой сувенир. Что я и делаю. — Игорь, сунув руку в карман, заметил, как снайпер за трубой котельной нервно потянулся к спуску винтовки, и быстро выдернул руку. Эдуард Михайлович понял его проблему и, засмеявшись, поднял вверх свою ладонь с растопыренными пальцами. Стрелок сразу успокоился.

— Вы только резко не дергайтесь, — объяснил Агафонов, — и все будет в порядке.

— Понимаете, очень неудобно себя чувствовать, зная, что кто-то издали исследует твою черепную коробку, — признался ему Игорь.

Эдуард Михайлович немного подумал, затем помахал ладонью влево-вправо.

— Разделяю ваше мнение, молодой человек, — снайпера за трубой уже не было.

— Ну, где же сувенир?

Игорь достал из кармана позолоченную зажигалку «Ронсон» — ту, что нашли в шубке, и передал ее Агафонову. Тот взял блестящую вещицу, оглядел ее с обеих сторон и опустил в карман халата.

— Огромнейшее вам спасибо, вы даже не представляете, как я скучаю без моей Олеси!

— Не стоит благодарности, — ответил Веснин, — я просто ответил любезностью на любезность.

— Что? — изумился Агафонов. — Что вы сказали?

— Я отблагодарил вас за ту услугу, которую вы мне оказали пять лет назад здесь, в Москве, выручив из весьма щекотливого положения, — признался Игорь.

— У меня очень хорошая память на лица, особенно на тех, кому я делаю доброе дело и кто отвечает мне тем же. Отлично запоминаю я и своих врагов, — добавил Эдуард Михайлович с такой сатанинской улыбкой, что у Игоря невольно морозом сыпануло по спине. Однако Агафонов тут же спохватился и злобная усмешка сменилась на отеческую добрую улыбку. — Однако в моей картотеке памяти вас нет ни в том, ни в другом списке.

— Дай Бог подольше числиться в первом, — полушутя воскликнул Веснин.

— Дай Бог, — на полном серьезе согласился с ним Агафонов. — Но кто же вы?

— Вспомните старшего лейтенанта Донецкого уголовного розыска, который вел дело q вашем пропавшем без вести брате, Виталии Михайловиче, историю которого впоследствии нам рассказал старый офицер СИЗО. Убийц тогда так и не нашли.

— Ну, конечно, мне да не помнить родного брата! Жаль Виталия, а еще больше Киру — его дочь! Как она убивалась! Я ее взял на воспитание — заменил отца. Но в последнее время девочка совсем от рук отбилась, — пожаловался Эдуард Михайлович. — Попросила купить ей какой-то заграничный мотоцикл ценой в новейшую марку «мерседеса»... Да дело не в деньгах, — махнул он рукой, — она сколотила группу таких же отчаянных девчонок, у которых папы, кстати, очень ответственные работники параллельного с моим ведомства, и укатила с ними — куда бы вы думали — в турне по России и Украине... Предлагали мы им путевки в Египет, Рим, Майами, Лос-Анджелес... да куда только ни предлагали — ни в какую! Независимость им, видите ли, дороже. Вот вам современная молодежь — деньги для них ровным счетом ничего не значат.

«Это когда их девать некуда, — подумал невольно Игорь. — Так вот ты кто — Кира Агафонова!» А он-то поначалу принял ее за обыкновенную авантюристку, спекулирующую именем-фамилией знаменитого «крутяка». «А кто же, в конце концов, ты, «крутяк»?» — он с интересом взглянул на него. Агафонов понял этот взгляд по-своему.

— Вспомнил я вас, молодой человек, конечно, вспомнил! У вас были проблемы с документами и э-э-э... некоторой суммой наличности.

— Три тысячи долларов, — Игорь достал из кармана деньги, положил на столик. — Вот они.

— Что вы, что вы? — замахал руками Агафонов. — Я, если уж даю, то без отдачи. А вы, насколько я понял, преуспели в жизни? — хитро взглянул он на Игоря.

— Не без этого, — засмеялся тот. — И вот все хочу у вас спросить — что это за клуб «Перекресток молний»?

— А-а-а, так, блажь старческая! — Эдуард Михайлович смущенно улыбнулся. — На склоне лет, знаете ли, тянет к общению с интеллигентными людьми: посидеть в компании, выпить рюмочку хорошего ликера, ну и посмотреть на красивую женскую фигуру, если хотите. В нашей жизни так мало радостей, отпущенных провидением, и создать их для себя искусственно — не вижу в этом ничего плохого. Да вы заходите, если будет время, я и мои коллеги с удовольствием познакомимся с вами поближе.

— Клуб-то частный, — намекнул Игорь.

— Ах, да! — Эдуард Михайлович сунул руку в нагрудный кармашек вязаного халата и протянул Игорю плотный кусочек картона — визитку, такую же, как та, которую дала Жене Кира.

— По ней и пройдете — без задержки.

— Спасибо большое! — он взял визитку. — А... Олеся не приехала?

— К сожалению, — развел руками Агафонов. — Кстати, она вам ничего больше не передавала для меня? И еще — не говорила, что за срочные дела у нее в Донецке?

— Для вас, кроме сувенира и привета, — больше ничего! А насчет дел — бумаги она какие-то хотела передать одному ответственному лицу... не бесплатно.

Гнев исказил лицо Агафонова, но он тут же взял себя в руки.

— А фамилию этого ответственного лица она, случайно, не называла?

— Называла вскользь, но у меня... знаете... память на фамилии неважная, — замялся Игорь. — Птичья фамилия: не то Вороний, не то Галкин...

— Не Гальчевский?

— Во, точно — он самый! Я еще вспомнил тогда — начальником областного КГБ у нас полковник Гальчевский работал. Не его ли родственник?

— Возможно, возможно! — забормотал Агафонов. Игорь увидел уже — тот думает о чем-то своем, ему не до него. Пришла пора сматывать удочки.

— Эдуард Михайлович, мне пора, — Игорь взглянул на часы. — Еще в два банка заскочить сегодня надо.

— Огромное спасибо за весточку от дочери! — Агафонов и не думал задерживать его. — Надеюсь еще сегодня встретиться с вами в нашем клубе. Заходите — с десяти вечера до полуночи приятно проведете время.

— Спасибо, непременно постараюсь! — Игорь пошел к двери.

— Молодой человек! — уже на пороге окликнул его Агафонов и, когда Игорь повернулся, добавил, пристально глядя ему в глаза: — Мне не хотелось бы в вас разочаровываться.

— А я в вас давно влюблен! — Веснин дружелюбно помахал ему на прощанье.

— Вам куда? — у входа в подъезд стояла черная «вольво». Водитель предупредительно придерживал распахнутую дверцу. Снова Агафонов?!

— Гостиница «Россия», — Игорь сел на переднее сиденье — не отказываться же!

Его довезли прямо до кинотеатра, расположенного под пандусом гостиницы.

— Спасибо! — он вышел из машины, хлопнул дверцей, помедлил, закуривая. И увидел то, что ожидал: задний номер «вольво» — РДР 17-53...

«Та-а-к, и этот «крокодил» здесь! — размышлял Игорь в номере гостиницы. — Переполошились, сволочи, к шефу побежали за советом! Однако почему же тогда Агафонов отпустил меня после «встречи»? Следить за мной? К чему? Знают они обо мне больше, чем я сам. Одного, однако, они не знают, — понял Игорь, — куда девался клад пенсионера Гребова! Единственное звено, которое выпало из поля их зрения, — дом Умара. А с ним — и сокровища, которые они «выпасли» в станице Российской. Выпасли, а взять не взяли. Подвел их Боря Савелюк, крепко подвел... Ищите теперь «брюлики» где-нибудь в ближнем зарубежье! — Игорь злорадно усмехнулся. — Однако теперь самое время брать за жабры эту троицу. С чем брать-то — документов нет, значит, доказательств — тоже никаких. И в сейф РОВД их больше не положат — рассекречены. А куда же тогда? И кто их взял? Вольвак и Гальчевский? Компромат на себя они давно бы уже уничтожили, если б знали, что он существует. Значит, бумаги нужны Агафонову, чтобы время от времени накидывать уздечку на Гальчевского и Вольвака, если те вдруг «встанут на дыбы». Значит, бумаги — у Агафонова. Но где он их хранит? В клубе? Маловероятно — людей много, опять же — и Гальчевский, и Вольвак туда вхожи. Дома? Такие вещи дома не хранят — на случай обыска дом — оптимальный вариант. На даче? Должна же у него быть дача? Постой, постой...»

Игорь, нажав на выступ ребра в чемоданчике из-под долларов, открыл его и достал заламинированный в полиэтилен план двухэтажного здания, который они с Иваном нашли завернутым в шубке Олеси после ее смерти. Так — кружочки, черточки, условные обозначения «пот. х» и «зам. с-ф.». Что могут обозначать эти слова на чертеже, который прячут, а затем воруют? Что-то тайное, потайное... Стоп-стоп, нашел! Потайной ход, вот что такое; «пот. х.». Значит, «зам. с-ф.» — это не что иное, как замаскированный сейф!

Игорь гордился собой — школа утро не прошла бесследно! Теперь бы еще адрес угадать! Что здесь? Ага — С. П., Кленовый пр., д. №7. Ну, это семечки. Куда у нас электрички ходят? Мышастово, Пушкино... так, так — Александрове, Сергиев Посад». Вот! Сергиев Посад, Кленовый проезд, дом № 7. Поехали на разведку!

Однако прежде чем ехать, Игорь сделал несколько дел: в ближайшем офисе снял ксерокопию плана, сунув машинистке пять баксов, а в Китай-городе сделал дубликаты ключей со связки, найденной там же — среди вещей Олеси. После чего поехал на Ярославский вокзал и положил двойники ключей и плана в камеру хранения, а ключик от нее спрятал в номере — под ванной, в сыром и темном уголке, куда не достает шваброй даже уборщица.

После чего по телефону вызвал такси. За рулем его оказался молодой смышленый парень с хитрым взглядом — себе на уме.

— Куда едем? — деловито спросил он.

— Сергиев Посад!

— Ку-у-да? — парень скривился так, будто ему предлагали повеситься. — Сотня кэмэ в одну сторону да столько же — обратно...

— Ну, для тебя, я думаю, важен не так сам процесс, как его конечный результат! — Игорь хлопнул по сгибу кисти пачкой долларов. — И выключи, будь добр, счетчик, лучше включи вместо него магнитофон.

— Понял! — водила весело хлопнул по рычажку счетчика и воткнул кассету... Только тронулись — в «задок» им пристроилась черная «вольво».

— Ты столицу хорошо знаешь? — поинтересовался Игорь у водилы.

— Я ее сперва на мотоцикле всю обнюхал, — похвастал тот.

— Рокер бывший, значит, — догадался Игорь. — Ну, тогда давай с тобой пари заключим, — он положил на приборный щиток перед его носом двадцатидолларовую бумажку. — Видишь черную иномарку сзади? Так вот, если она потеряется вдруг, я о ней скучать не буду — значит, ты выиграл! Идет?

Паренек мельком взглянул в окно, затем перевел взгляд на купюру.

— Нам во время работы запрещают играть в азартные игры! Игорь добавил еще такую же бумажку — водила и глазом не моргнул.

— Ну, у вас и запросы! — Игорь, вздохнув, добавил третью.

— А теперь — держись! — паренек переключил скорость. В глазах Игоря замелькали огоньки светофоров, улочки, закоулки, какие-то тупики, переходы... и внезапно они вырвались на широкую четырехрядную магистраль. Игорь оглянулся — сзади было чисто. Повернул голову — на приборном щитке тоже.

— Ну ты даешь! — он с уважением поглядел на парня.

— Даешь ты! — возразил тот. — А я всего лишь отрабатываю данное!

Через час с небольшим они вкатывались в бывший Загорск.

— Куда теперь? — спросил парень.

— На железнодорожную станцию! Далеко это?

— Рядом. — Такси, проехав два квартала, вырулило на площадь перед вокзалом.

— А теперь полегонечку к Кленовому проезду! — Игорю надо было запомнить дорогу.

— Знаем и такой! А дом под каким номером?

— Под седьмым. Найдешь?

— Да этот особнячок здесь ориентиром служит! А к кому ты, если не секрет?

— Подруга одна в гости приглашала, если буду в Москве.

— Кирка, что ли? Так она в путешествие укатила — «Харлея» нового обкатывать.

— А ты ее откуда знаешь? — изумился Игорь.

— Ха, да эту потрясную деваху пол-Москвы знает! Знаешь, какие она вечеринки закатывает на этой даче?! А вот захомутать ее еще никому не удалось, — признался парень.

— Надо же! — казалось, Игорь беспредельно огорчен. — Ну ладно, поехали, хоть посмотрю, где обитает, может, еще разок заскочу перед отъездом!

Подъехали к даче, огороженной трехметровой изгородью из кованых витых прутьев в полруки толщиной. Сквозь густой частокол рисунка проглядывался массивный двухэтажный особняк из розового «итальянского» кирпича. Четыре башни по углам делали его похожим на минарет, а венчали ансамбль различные мансарды, башенки и теремки. Все вместе было очень красиво — особенно выделялась отделка мрамором и цветной черепицей.

— Ну, что я говорил! — парень гордился этим великолепием, будто оно принадлежало ему.

— Позвать бы кого, может, все-таки приехала Кира? — попросил Игорь.

— Да я же точно знаю — в разъездах она! — вроде бы даже обиделся парень. — Ну, не веришь — спросим сейчас! — он выскочил из машины, подошел к огромным воротам и... грохнул по ним ногой.

Спустя немного отворилась входная дверь, и на пороге нарисовался здоровый бугай, поигрывая милицейской двуручной дубинкой.

— Звонка не видишь, мудозвон! — заорал он от дверей.

— Привет, Коляй, ты что, не узнаешь? — заорал в ответ парень. — Кирка дома?

— А-а-а, это ты, Стольник! — Коляй прошел к воротам, пощелкал запорами калитки, вделанной в ворота, и распахнул ее. — Ты что, не знаешь, что она на «Харлее» отвалила?

— Да знаю я! — с досадой ответил Стольник. — Но вот ему край повидать ее надо. Спецом человек из Москвы прикатил!

— Знакомый? — Коляй смерил Игоря подозрительным взглядом.

— Знакомый! — спокойно подтвердил тот.

— Ну, если очень надо — подожди немного. Звонила сегодня, через три дня обещала быть дома.

— Спасибо, я подожду! — Игорь знал теперь почти все, что надо.

— А то зайдите, — добродушно предложил Коляй, — виски имеется, порнушку новую подбросили кассетчики, — поглядим, посидим, побалдеем. Скучно одному!

— А ты телку приведи! — засмеялся Стольник.

— Ты что, офонарел? Кирка узнает, что без ее разрешения приводил, живо вылечу! А где я еще такую клевую работу найду? Нет уж, через недельку Куцый сменит — я на полмесяца отвяжусь! Так что, зайдете? Мужикам можно!

— Спасибо, Кира приедет — тогда, — попрощался Игорь. Теперь он знал все.

— А я за рулем, Коляй! Сменишься — заглядывай! — хлопнул Стольник по плечу бугая. — Ну, бывай!

— Пока! — Коляй запирал калитку с той стороны.

— Домой? — спросил водила, подразумевая гостиницу.

— Домой! — согласился с ним Игорь. — А почему Стольник?

— А ты по трассе у меня на спидометре видел меньше? — вопросом на вопрос ответил водила.

Глава XX ЕСТЬ ЕЩЕ БОГ!

Федя закрутил последнюю футорку, двинул для порядка ногой по колесу.

— Все о'кэй! Поехали, что ли?

«Амазонки» укатили час назад.

— Не люблю прощаться! — Кира впрыгнула в седло «Харлея». — Мы еще встретимся, Сашок, и очень скоро!

Она взяла их номер телефона, обещая поделиться им с Ладой, которая сейчас всхлипывала у Змея на груди. Остальные наездницы исподтишка стреляли взглядами — определить, какая из них ночью отдалась ему, а какая — Феде, сейчас не представлялось возможным. Да и надо ли?

— Мы поедем вперед — не выставили, случаем, эти паразиты засаду в дороге? — высказала предположение Кира и скомандовала: — По коням!

Рев моторов на несколько секунд заглушил птичье щебетание в посадке, затем, удаляясь, затих. И вот теперь предстояло ехать им.

— Федя! — Санька вздохнул и словно с обрыва нырнул. — А Кира — мировая девчонка!

— Да-а, — согласился тот, — но Лада все-таки женственнее, мягче.

— Что она тебе — подушка, что ли? — огрызнулся, сразу посмурнев, Сашка и добавил язвительно: — А ты вполне уверен, что оцениваешь именно Ладу, а не какую-нибудь из трех последующих?

— Ну, без продолжения и у тебя не обошлось! — отпарировал Федя. — И вообще — давай не будем перегаживать впечатления от минувшей ночи? Садись, поехали!

— Давай! — миролюбиво согласился Санька, прыгая в салон «рафика». Там он закурил, затянулся и мечтательно поставил точку в беседе.— А Кира все же лучше всех!

Вскоре впереди они заметили облако черного дыма, поднимавшееся к небу в стоячем утреннем воздухе.

— Горит что-то! — забеспокоился Козырь. Горела станция техобслуживания, вернее, то, что от нее осталось. Разметанные взрывом куски строения валялись тут и там, а чадили остатки скатов и прочих резинотехнических Изделий, продававшихся здесь еще вчера. А рядом догорали остовы трех машин бортового грузовика и двух легковушек. Стоящая неподалеку бензоколонка почему-то не пострадала. Вокруг горящего строения и машин метались плотные ребята, упакованные в «джинсу» и кожу, среди которых Змей с Козырем угадали нескольких вчерашних «пассажиров», напавших на них возле посадки. Те, видимо, тоже угадали злополучный «рафик», проносившийся мимо, но им теперь оставалось лишь в бессильной злобе размахивать кулаками. Впрочем — хлопнула пара выстрелов — дробь протарахтела по крыше фургона. Тем дело и закончилось.

— Ну и девки! — Змей восхищенно вертел головой. — Нет, ты понял, что они здесь утворили?

— А чего не понять? — Козырь захохотал. — Эти друзья выбросили торгашей из станции и устроили здесь засаду, поджидая нас. А дождались девчат. Те, конечно, не стали с ними долго базарить, и при их состоянии вооружения, я не сомневаюсь, были и гранаты. Ну, они и шандарахнули их в машины, а заодно и зданию перепало. Судя по тому, как распсиховались эти «пассажиры», наши девочки не понесли урона — поэтому их здесь нет. Ну, как тебе моя теория?

— Шерлок Холмс! — воскликнул Федя. — Твой метод дедукции нужно опубликовать в книге Гиннесса! А теперь скажи, что нас ожидает дома?

— Теплый душ, полкило водяры и поролоновый матрац! — отбарабанил Санька. — На женщину меня не потянет как минимум две недели!

— Ну, это смотря на какую! — не согласился с ним Федя, прибавляя газу... Они еще пару раз останавливались — перекусить и заправиться — и в Николаевку приехали после обеда. Сосед встретил их возле гаража.

— Ну как, нормально обкатали?

— Работает, как часики! — успокоил его Козырь. — А к нам гостей не было? — спросил чисто машинально, для порядка.

— Были! — удивил их неожиданно сосед. — Как только ночью вы отъехали, так они аккурат утром и прикатили. На иномарке.

— Много их было?

— Четверо! Здоровые ребята, каждый — как сарай с пристройкой. Долго допытывались, куда вы могли задеваться.

— Ну, и что ты им ответил?

— Сказал, что обкатывать машину пошали. Куда-то в Россию и обратно.

— Нормалек сказал! — одобрил Козырь. — На какой, говоришь, машине приезжали?

— На «вольво»! Чернющая, как наш котяра.

— Ой-ой! — сказал Козырь. — Федя, это не заказ!

— Хорошие ребята, — продолжал балагурить между тем сосед, — пятьдесят долларов дали.

— Это за что же? — насторожился Змей.

— Ну, чтобы я за вашей квартирой приглядывал и позвонил им сразу же по номеру, который они мне оставили.

— Ладно, давай телефон, мы им сами позвоним, — Федя протянул руку.

— Будете еще утруждаться, я им позвонил, как только увидел «рафик» во дворе.

— Что ж ты, скотина, раньше молчал? — заорал Козырь, хватая его за глотку.

— Вот я вам и говорю! — сосед отдирал его руки. — А ты драться сразу...

— Федя! — Козырь отпустил соседа и жалобно уставился на Змея. — Нам туг не жить! Эти мастодонты не дадут умереть своей смертью на новых поролоновых матрацах. Надо линять отсюда, Федя! И чем скорее мы уедем — тем дольше проживем!

— Понял я это уже! — Змей почесал затылок и к соседу: — Меняем нашу квартиру на твой шарабан? — указал на «рафик».

Сосед оторопел от неожиданности: то душили, теперь квартиру предлагают... Однако быстро опомнился:

— Ребята, машина новая, лимонов пятьдесят потянет — не меньше...

— Ах ты, рожа твоя неумытая! Да новой-то мы ее сделали, а не ты!

— А на материалы расходные я давал, — не сдавался сосед.

— Короче, как знаешь! — рубанул Федя ладонью воздух. — Не буду я, пожалуй, с тобой меняться — управдом давно эту квартиру для своего племяша выклянчивает. За десять тысяч баксов! — он решительно двинулся к подъезду. Сосед понял — жадность губит не только фрайера.

— По рукам, Федя, только давай оформлять быстрее! — он уже боялся, что-то может случиться, помешать сделке. В этом Федя был с ним солидарен.

— Ну, вы пока здесь раскручивайтесь, а я, — Козырь достал из «бардачка» машины малый сверток с деньгами, — смотаюсь в одно место! — И он поехал к бабе Зине, одинокой старой женщине, живущей в новом шахтерском микрорайоне.

Когда он через полтора часа вернулся назад, сделка обмена была завершена к обоюдному согласию обеих сторон — Федя заплатил за переоформление машины, сосед — за спецналог на квартиру. Теперь они сидели в скверике перед бутылкой «настоящего Распутина» и обмывали вторую Федину сделку — он удачно «толкнул» управдому видеодвойку и мягкую мебель — остальное отходило в наследство соседу. Кроме инструмента — Змей аккуратно упаковал его в большой ящик и примостил в задней части «рафика», нашел среди запчастей и пару прежних, сделанных, но невостребованных заказов, которые упаковал туда же.

— Ты что же это водку жрешь? Когда у нас за плечами... — Козырь глянул на соседа, осекся и уже более миролюбиво досказал Феде: — Вот сейчас тебе на закусь пару свинцовых огурчиков подкинут или гарбуз, как намедни в квартиру — живо подавишься!

— Только за руль сядешь ты! — Федя сразу засобирался.

— Ну естественно! — успокоил его Санька. — Я же вижу, сколько в бутылке осталось!

— А вообще-то, — разглагольствовал Змей, пока Козырь выруливал со двора, — все уважающие себя бандиты ездят к своим жертвам либо ночью, либо под утро, когда... — он вдруг замолчал, а затем тревожно заорал Козырю в затылок: — Жми, Санек, дави на газ!

Тот обернулся и в заднее стекло увидел: в ворота, из которых они только что вырулили, въезжают две иномарки. И хотя «вольво» среди них не было, и так ясно стало, по чью душу завернули в их двор одинаково стриженые мальчики с бычьими шеями, до отказа заполнившие салоны машин.

Козырь насмешливо глянул на Змея:

— По всему видно — нам достались не уважающие себя бандиты...

Погоню они заметили уже на трассе — по прямой видно далеко. И что «рафику» от иномарок не уйти, ясно стало сразу: расстояние между преследователями и преследуемыми сокращалось довольно быстро.

— Санек, нам от них не удрать! — тихо и обреченно сказал Федя.

— Сам знаю! — огрызнулся Козырь. — Так что ж ты теперь посоветуешь — остановиться и поздороваться?

— Нет, но...

— Вот сиди и не гавкай под руку!

Но Федя не хотел сидеть. Через минуту гремел чем-то железным в углу.

— Ты что там делаешь?

— Сейчас увидишь! — Федя сел на переднее сиденье и положил рядом с собой две коробки из фанеры, похожие на почтовые бандероли. Козырь протяжно свистнул.

— Так ты их не выкинул тогда?

Дело в том, что месяца два назад им сделали необычный заказ: изготовить две компактные мины с часовым механизмом. Два мужичка, заказавшие их, уходя, оставили взрывчатку, капсюли и двое дешевых механических часов с секундными стрелками. Феде заказ показался настолько интересным, что он проковырялся с ним две недели. Но сделал. А заказчики не явились и до сей поры — скорее всего, в какой-то точке милиция их опередила. Ну, и слава Богу — когда заказ был готов, по телевизору показали последствия одного из терактов в Индии — Козырь навсегда закаялся делать такие вот «игрушки», а Феде посоветовал утопить их в общественном туалете. Ну а потом за всеми делами и заботами забыли об этих минах, и лишь сегодня Федя нашел их в хламе, куда запрятал тоща, пожалев свой труд. Теперь он ковырялся в одной из них, сосредоточенно сопя носом.

— Что ты это хочешь делать? — поинтересовался Козырь.

— Поставлю на пять секунд взрыватель и вышвырну в окно! — просто ответил Федя.

— А если не успеешь выбросить?

Змей пожал плечами — дурацкий, мол, вопрос.

— Это что же, нас прям здесь разнесет на кусочки? — психанул Козырь, кося одним глазом на мину. — А ну, вылазь на дорогу и экспериментируй там, террорист хренов! — заорал он. Затемвзглянул назад — передняя иномарка была уже метрах в семидесяти. Боковые стекла в ней опустились и из них высунулись автоматные стволы.

— А впрочем, — резонно рассудил Санька, — один хрен — разорвет нас твоей миной или расстреляют эти вон обезьяны... От руки своего все-таки смерть не такая противная. Давай, швыряй, только замедлитель поставь на десять секунд, не на пять — у тебя сейчас глаз косой, а механизм у часов нежный... — он увидел иномарку уже метрах в двадцати и заорал: — Да бросай ты быстрее, алкоголик несчастный, а то они из нас дуршлаги начнут делать!

— Сейчас! — Федя пыхтел у задней двери «рафика». — Замок... дверца... не открывается!

— А часы поставил?

— Угу!

— Так какого же ты рассусоливаешь? Выбей заднее стекло и швыряй!

— Жалко! Я за него на «толчке» двести «тонн» отвалил!

— Ах ты!.. — Санька не успел продолжить — плотный автоматный огонь «выдул» заднее стекло. Федя немедля вышвырнул через него мину.

Рвануло так, что подскочил задок «рафика». Иномарка после автоматного залпа приотстала, и это спасло ее. На секунды, не более. Скорость была такой, что водитель не сумел бы избежать вырытой взрывом большой ямы, если бы даже захотел. Машина на скорости нырнула в воронку. Полыхнул яркий факел взрыва. Следующая за ней вторая иномарка резко тормознула, свернула на обочину, чудом не перевернувшись, пронеслась по кювету и вновь выскочила на дорогу. Грохнула очередная мина. Это Федя, дабы не испытывать судьбу, следом за первой выбросил в освободившийся оконный проем и вторую. Иномарка резко замедлила ход и остановилась. Затем... развернувшись, на полных парах понеслась назад, в Николаевку.

— Федя, мы победили! — восторженно заорал Корзырь. — Видишь, они удирают?

— Вижу, не слепой, — Федя на заднем сиденье вытирал пот с лица, подставляя его свежей струе воздуха. — А вдруг они вертолет поехали для подкрепления вызывать? «Базуки» у меня, к сожалению, нет!

Приятели переглянулись и вдруг захохотали весело, облегченно, до колик. Нервы... В Донецк заезжали уже по-темному. А в Николаевке в это время баба Зина, перепрятав, наверное, в пятнадцатый раз привезенные Козырем три с лишним миллиона рублей — на потом, на похороны себе, — примеряла у мутноватого, треснувшего давно уже зеркала золотую цепочку с крестиком — все, что осталось от сокровищ Ивана Федоровича Гребова. Она улыбалась чему-то своему, а по щекам катились скупые старческие слезы. Чего — невысказанного счастья, благодарности или ностальгии по давным-давно прошедшей молодости? Этого никто никогда не узнает — бабушка не скажет.

Услышав звук подъехавшей машины, Гек выскочил на крыльцо.

— Вот это сюрприз! Вы что, ясновидящие? Я ведь только что в тридцатый раз звонил!

— Ну и как — ответили? — поинтересовался Козырь.

— Пока нет.

— Ты лучше вообще выбрось из головы этот номер, — посоветовал Федя, — а то там такие бяки могут ответить... В общем, мы там больше не живем.

— Что-то случилось? — спросила Женя.

— Не то слово! — Санька и Федя принялись здесь же, у крыльца, рассказывать про свои двухдневные приключения, умолчав, естественно, о ночном эротическом шоу. Но восхищаться «амазонками» никто не мешал, более того — встав в позу, Женя торжественным шепотом заявила, что все они — ее подруги.

— И Кира, и Лада? — принялся уточнять наивный Федя.

— Они — в первую очередь, — подтвердила Женя и спросила с подозрением: — А почему это вы их так выделяете?

Вконец смутившийся Федя начал лепетать что-то о заржавевшей футорке, но его выручил Козырь.

— Да потому что они там за главных у них — вот почему. Вы лучше скажите: место в этом доме найдется, чтобы выспаться почеловечески, или опять придется в машине кемарить?

— Найдется, — успокоил его Гек, — не наверху, так внизу обоснуетесь, у Паши. Отсыпайтесь, а завтра — снова в дорогу. Поедем в одно место. Красивое, говорят, но гадючье, так что нужно быть готовыми ко всему.

— А нам что, привыкать? — подмигнул ему Федя. — Покурим вот и пойдем в ваш плацкартный.

— Куда? — удивился Гек.

— Ну, верхние и нижние места в плацкарте бывают, не купейный же вагон у вас, тем более — не СВ, — засмеялся Федя. Остальные поддержали шутку.

— Женя, прочти что-нибудь на сон грядущий, — попросил Гек.

— Это стихотворение я придумала сегодня вечером, — сказала Женя, вглядываясь в ночное звездное небо, и начала декламировать:

— Интересно мне очень, — после некоторого раздумья произнес Санька, — а кому все-таки предназначено это послание? — он хитро взглянул на Женю.

В падающем из окна свете видно было, как она вспыхнула, хотела что-то ответить, но не стала — повернулась и влетела в дом.

— Эх ты, деревяшка! — постучал его по голове Федя. — Пора бы тебе знать уже, что стихи не обсуждаются — их душой надо принимать.

— Ну, если она у тебя такая широкая, что принимает и «Распутина», и стихи вперемешку — пожалуйста, принимай, — огрызнулся в ответ Санька, — а я не поэт, мне надо все разложить по полочкам.

— Бросьте цапаться, — вмешался Гек, — нам завтра дальняя дорога предстоит.

— Пошли лучше к Паше Квадрату.

Паша не спал и был мрачнее тучи — он сегодня прозевал, пока дед Федя опохмелялся, а теперь было поздно — тот отключился. Гек отказался «принять по соточке» наотрез, а к Жене Паша и подкатываться не стал. В одиночку он никогда не пил.

— Принимай квартирантов, Паш! — Гек с друзьями спустился в подвал. — Устроишь на ночь?

— Без проблем, — буркнул тот и уже безо всякой надежды спросил: — Примете по соточке?

— А найдется? — в один голос спросили Козырь и Змей. Паша аж прослезился от радости — есть же Бог на белом свете!

Глава XXI ВЕСЬ МИР — ДУРДОМ!

Собирался Игорь недолго: надел спортивный костюм, куртку на синтепоне с капюшоном и кроссовки — половина Москвы так ездит. Оставалось одно — незамеченным выйти из гостиницы — наверняка ведь «пасут». Ну, это проблемы не составило — поднялся на четвертый этаж, зашел в ресторан, а там — через служебный ход на другое крыло здания. И вышел совсем в противоположном вестибюле. Он успел на предпоследнюю электричку до Александрово, сел в средний вагон, купил у разносчика «Московские новости» и почти два часа до Сергиева Посада «обрабатывал» сообщаемую в них информацию...

В Кленовом переулке Игорь был уже в десять часов вечера. Стемнело. Он прошелся мимо дачи — свет горел лишь на самом верху здания. Видимо, Коляй, за неимением компании, сам перерабатывал виски. Наконец, он решился — быстро вскарабкался по кованым завитушкам ворот и через две секунды был во дворе. Подошел к двери, прислушался — тишина, только еле слышно доносились звуки очередного шлягера Анжелики Варум.

— Балдеет Коляй, — усмехнулся Игорь, достал связку ключей, найденных в Олесиной шубке, и ощупал скважину замка. По идее, должен был подойти вот этот, самый большой. Он вставил ключ в замок, повернул с чуть слышным щелчком, входная дверь отворилась. Шагнув внутрь, Игорь притворил за собой дверь — замок вновь щелкнув, и огляделся. В слабом сумраке еле угадывались контуры каких-то массивных предметов близ огромного окна, а дальше все терялось в темноте. Вот когда он пожалел, что не принял днем приглашение Коли. Ну что ж, есть еще один выход. Игорь на ощупь пробрался к окну, присел на корточки, зажал в зубах китайский фонарик-авторучку и, достав план дачи, свернутый вчетверо, набросил на голову капюшон и завернул полы куртки через голову. Получился этакий темный шалашик, в котором он рискнул зажечь фонарик. Затем принялся водить лучиком-паутинкой по фойе. Внезапно под курткой посветлело настолько, что план стал различим без фонарика. Игорь похолодел, увидев, что свет пробивается снизу из-под ног. Он рывком отбросил полы куртки на место, яркие лампы люстры ослепили, заставили зажмурить глаза. А когда открыл их спустя некоторое время, увидел, что в прихожей он не один! Удивленно-негодующе поглядывал на него Коляй, стоящий у входной двери с револьвером в руке, а в креслах у столика, расположенного возле огромного, в полстены, камина сидели Агафонов и... Костя Гальчевский. Первый смотрел на Игоря с насмешкой и удовлетворением, второй — с откровенной ненавистью и злорадством. Молчание нарушил Эдуард Михайлович:

— Забыли вы, видимо, молодой человек, чему учили в школе милиции, да и практика уголовного розыска у вас не на высоте. А между тем, стоило бы повнимательней приглядеться во время дневного визита — наверняка заметили бы на фасаде дома, над дверью, два маленьких стеклянных окошечка. Это видеокамеры. Видите ли, у нас есть небольшая картотека постоянных посетителей этой дачи — круг хороших знакомых Киры, так сказать. А вы, к сожалению, в их число не входите. Водитель, который вас привез, входит, а вы — увы!

Агафонов комично развел руки в стороны.

— А о новых людях Коляй обязан докладывать мне напрямую, без всяких официозов, так что вашу физиономию на видеопленке я имел счастье лицезреть через полтора часа после появления возле моей дачи. Кстати, во второй раз за один день — это означает, что вы становитесь назойливым. А с назойливой мухой что делают?.. Правильно — прихлопывают! Но прежде чем вас прихлопнут, извините за столь вульгарное выражение, мне бы хотелось кое о чем побеседовать. И беседа должна носить характер открытого честного разговора. В противном случае я вынужден буду передать вас моему компаньону, — Агафонов указал на злобно ощерившегося Костю, — он жаждет встречи с вами целое десятилетие с вполне благородной целью — отдать долг. За что — решать вам с ним наедине. Так как, получится у нас с вами беседа? — задал вопрос Агафонов на вполне дружеской ноте.

— А почему бы и нет? — Игорь уже вполне оправился от шока и даже выругал, конечно, мысленно, себя за головотяпство и непредусмотрительность. Ну кто же вот так, без должной подготовки, прется на красные флажки, которые успел развесить генерал-кагэбэшник в отставке? Если бы он принял во внимание хотя бы его прежнюю должность! Игорь чуть не взвыл от бессилия и злобы на самого себя. Но что сделано — то сделано, и теперь нужно искать выход из создавшейся, вернее, созданной старым матерым егерем ситуации. Что выход найдется, Игорь не сомневался, безвыходных ситуаций не бывает. Так учили его там, в Афгане.

Значит, надо тянуть время и думать, думать... Живым он уже не выйдет, это однозначно. А если попытаться... Окно — есть выход! Он развернулся и стремительным броском ринулся головой вперед в огромное окно, перед которым стоял, и... наткнулся головой на что-то тупое, резкое, оглушающее...

Пятый присутствующий, здоровый амбал — личный водитель, а заодно и телохранитель Гальчевского — вышел из-за большого книжного шкафа, поигрывая тяжелой дубинкой, болтавшейся на ремне, прикрепленном к запястью.

— Молодец, Тоша! — Костя легонько похлопал в ладоши. — Ты его не сильно?

— Три-пять минут отключки, смотря по организму! — Антон легко поднял тело Игоря, рывком содрал с него куртку и бросил пленника в кресло. Затем взял с каминной полки моток нейлоновой веревки, связал ему руки за спинкой кресла, а ноги — враскорячку к задним ножкам, несколькими витками примотал тело к спинке и отошел, любуясь своей работой.

— О'кей! — пробормотал удовлетворенно.

— Действительно, словно единый комплекс! — одобрил Агафонов и обернулся к Косте. — Ну что, я был не прав?

— Вы, Эдуард Михайлович, как всегда — на высоте, — угодливо заулыбался тот.

— Учись предугадывать действия противника хотя бы на ход вперед! — назидательно проговорил Агафонов. — Кстати, твой папочка в этом был не очень силен, хоть и дослужился до полковника КГБ.

— Поэтому и проиграл, — хихикнул Костя.

Игорь очнулся, мотнул головой, посмотрел на веревки и усмехнулся:

— Боитесь?

— Просто естественная реакция на ваше поведение, — объяснил Эдуард Михайлович. — Что же это вы так невежливо — не побеседовав, даже не попрощавшись — головой в окно?

— Естественная реакция на ваше обещание прихлопнуть меня, как муху, — передразнил его Игорь. — Что же мне — стоять и ждать, пока вы хлопушку найдете?

— Ну, а теперь поговорим?

— В связи с вынужденными обстоятельствами — отчего же...

— Тогда вот вам первый вопрос: где драгоценности?

— Э-э-э, нет, так не пойдет, — запротестовал Игорь. — Если я вам скажу, гае они, наша беседа закончится, так и не начавшись. Потому что вам дальше беседовать станет неинтересно.

— Резонно, — немного подумав, отозвался Агафонов. — Ну хорошо, начинайте вы!

— Послушайте, Эдуард Михайлович, — обратился Игорь к хозяину дачи, — мы с вами — два партнера, а находимся в неравных условиях: вы сидите, как барин — в кресле, я же болтаюсь на нем, как бесплатное приложение. Что это за разговор по душам — ни покурить тебе, ни по стопочке опрокинуть с такими приличными собеседниками, — ласково улыбнулся он Гальчевскому.

— Не отвязывайте его, господин Агафонов! — всполошился тот, поняв завуалированную просьбу Игоря. — Этот гад еще не такое может выкинуть! Мы уже десять лет с Вольваком за ним гоняемся...

— Ну, вы с Вольваком — это еще не вся Украина! — презрительно ухмыльнулся Агафонов. — Что уж говорить о России, — и обернулся к Игорю. — А где гарантии, что вы не удерете?

— Какие же вам еще нужны гарантии? — мотнул тот головой в сторону телохранителей: Коляй так и не выпускал из рук револьвера, а в руках Антона вместо дубинки появился автомат «Узи» — маленькая израильская штучка, стреляющая быстро и долго.

— Ну, у меня должны быть и свои, — скромно улыбнулся Агафонов. — Коляй, развяжи его и надень наручники!

Когда тот исполнил приказ, Агафонов налил в стопки коньяк и придвинул Игорю пачку «Кента».

— Это чтоб побыстрее начать и закончить беседу, а то вы тянете время, как институтка, которой хочется, и в то же время она боится потерять девственность.

— Хорошо, — Игорь выпил коньяк, — за что вы убили мать Олеси?

— Гм-м, а вы не так просты... Что ж, поговорим действительно по душам, когда-то еще мне представится такая возможность? А вам она уже не представится никогда! Да, я действительно избавился от этой наркоманки и шлюхи: вколол ей наркотик, накормил до отвала успокоительными таблетками... Я и женился на ней, чтобы трахать ее дочь Олесю, которая вытянула из меня все жилы, пока согласилась раздвинуть ноги. Ну, ничего, зато потом я отыгрался на ней, — мстительная улыбка заиграла на устах Агафонова.

— Ну, а Олеся чем вам помешала?

— Я не привык расставаться с тем, что принадлежит мне. Но мало того, что она сбежала, прихватив план расположения замаскированных сейфов и потайных ходов в моей даче. Олеся стала шантажировать меня, угрожая опубликовать в газетах то, что знает. А знала она многое. И что бы вы думали она требовала от меня? Чтобы я покинул Россию, исчез в неизвестном направлении! Я, который одним росчерком пера делал из здравого человека психа и загонял под землю целые семьи партработников с дырой в затылке у каждого! И я ее приговорил! А привели приговор в исполнение вот он, — указал Агафонов на Гальчевского, — и твой любимец Вольвак, причем чужими руками.

— Ну зачем вы, Эдуард Михайлович... — заерзал в кресле Костя.

— Не бойся, он никому ничего не расскажет! — небрежно махнул рукой Агафонов. — Кстати, тогда прозвучали два выстрела — второй предназначался вам, но то ли снайпер попался «гнилой», то ли...

— Я рванулся поддержать Олесю! — объяснил Игорь.

— А-а-а, понятно, времени на третий выстрел у него уже не было. Да, мы вас всерьез тогда еще не принимали — так, думали, коммерсантишко очередной. Под новой личиной вас знал только Савелюк...

— Который и покушался на меня в Венгрии. Вы что, не могли убить меня еще там?

— Мне нравилась игра в кошки-мьппки, пока вы были за границей! — признался Эдуард Михайлович.

— Вернее, пока эта игра не коснулась вас и вашей любовницы Олеси! — уточнил Веснин.

— И пока мои омоновцы не нашли в балке под откосом возле Николаевки трупы двух своих товарищей. Вот тогда мы забеспокоились.

— Эдуард Михайлович, еще один вопрос — почему вы не дали мне раскрутить до конца дело о гибели вашего брата?

— А зачем? Я узнал, что его пытали, а уж кто пытал, я вычислил быстро.

— И поэтому доллары, загранпаспорт...

— Совершенно верно! Я покарал предателей — Саид-Бека и Тихонова — вашими же руками. Ну что, вопросов больше нет?

— Да это так просто, легкая разминка была, вроде КВНовской. Главные вопросы впереди, уважаемый господин Агафонов. Ну, например, что представляет из себя ваша организация «Перекресток молний»?

— Это вам еще предстоит посмотреть, молодой человек.

— А саму идею ее создания, конечную цель вы можете объяснить?

— Пожалуйста! Начнем с общеизвестного лозунга, что Российское государство — самое гуманное в мире. И поэтому у нас почти не применяется смертная казнь. Но, помимо этого, любое государство сталкивается еще с одной проблемой — рождаемости неполноценных детей, иными словами — детей с недостатками в умственном и физическом развитии. В разных государствах эта проблема решается по-разному: их возводят в ранг святых, или выбрасывают на прокорм крокодилам, или же делается безобидный на вид укол, после которого ребенок засыпает, чтобы уже никогда не проснуться. В этом случае преследуется двоякая выгода: во-первых — у государства отпадает необходимость выделять огромнейшие средства для поддержки жизненного уровня этих уродов: строить для них дома-лечебницы, кормить, поить, обувать, одевать, да еще приобретать игрушки, краски и прочую дребедень. А во-вторых, родители плачут всего один раз — при погребении ребенка. Теперь же посмотрите, что творится у нас: по всей России настроены тысячи домов, словно в насмешку названных детскими домами-интернатами. В то время как в иных семьях нормально развитые дети ходят на паперть, чтобы выпросить себе на пропитание, рацион этих домов неизменяем с давних пор: мясо, сливочное масло, печенье, конфеты, молоко — ежедневно. А отдачи от них обществу — ни-ка-кой! И скажите мне теперь, это гуманно: наблюдать ежемесячно, а то и еженедельно за родителями, приезжающими проведать своего сына-паука или сросшихся головами близнецов, у которых головы больше туловища? Смотреть, как эти родители угасают от горя неделя за неделей, месяц за месяцем — всю жизнь, в то время как их дети-уроды с веселым гугуканьем облизывают их? Таких детских домов только по Краснодарскому краю — тридцать пять. А сколько по всей России, Украине?

Вот мы и организовали центр нетрадиционной медицины, так сказать, в котором наши высокооплачиваемые медики в конце концов создали из концентрата нарковытяжки некую сыворотку, при введении которой в организм потенция человеческих возможностей увеличивается во много раз. Все — реакция, сила и чувства человека. Даже полные идиота развиваются умственно где-то до уровня начальных классов.

— А что потом? Не верю я, что все это вы мне рассказываете, пропагандируя человеколюбие, — признался Агафонову Игорь.

— И правильно делаете, что не верите — каждый вклад должен приносить отдачу! — провозгласил со страстью Эдуард Михайлович, затем продолжил: — Мы отбираем из этих домов, психбольниц, санаториев для умалишенных восемнадцати-, девятнадцатилетних особей, привозим их в свой центр и ставим опыты.

— А как же их родители, родственники?

— Для них эти люди, или полулюди — как хотите, просто умирают. Ведь они и до смерти как бы не существуют в государстве — их стараются не замечать, как, например, спидоносцев, гомосеков или прокаженных. Умер — ну что ж, государству будет легче — на одного меньше кормить, а родственникам — на полстолетия меньше слез лить при виде их уродства! Главное — есть справка о смерти и безымянная могилка на местном кладбище, где-нибудь в уголке под кустом сирени.

А у нас они проходят предварительное лечение сывороткой, а затем — начальную подготовку. Кроме того, в процессе опытов выявились поразительные обстоятельства: у мужчин, обработанных сывороткой, процесс эякуляции воспроизводится в четыре раза быстрее, а у женщин, «обработанных» этими мужчинами, процесс развития ребенка в утробе матери — в три раза!

— То есть вы хотите сказать...

— Да-да, период беременности этих женщин от зачатия до рождения ребенка — три месяца!

— И они рождаются...

— Пока еще недоразвитые дети, умственно отсталые, — признался Агафонов. — Но это, я надеюсь, временный процесс. Наши медики сейчас работают над этим и уже добились неплохих сдвигов в лучшую сторону.

— А кого же рожала Олеся? — с ехидством осведомился Игорь.

— О-о-о, молодой человек, так вы и альбом видели? Тогда вам уж точно — прямая дорога в нашу лабораторию! А что до Олеси — двух мальчиков она родила. Но их пришлось, к сожалению, усыпить, — вздохнул Агафонов.

— Почему?

— А зачем нам здоровые дети — их в любом интернате полно!

— Ах ты ублюдок! — не сдержавшись, заорал Игорь дрожащим от бешенства голосом. — Теперь мне понятно, от чего сбежала Олеся! И идея твоя понятна: наводнить Россию полудурками, способными по приказу выполнять любую работу, не требуя взамен оплаты труда! Ни митингов тебе, ни забастовок, ни демонстраций! Одно удовольствие: трахаться по десятку раз на день! Вот чем будут забиты головы этих рабочих! Ты, гад, представляешь хоть, что хочешь сделать — превратить их в обыкновенных скотов! Ты и тебе подобные давно уже превратили Россию в одну большую пьяную забегаловку, уничтожив культуру и книжные магазины — вместо них понаставив киосков с дешевой дурью и отравой! Вы действуете по принципу Екатерины II: «Пьяный мужик — сговорчивый мужик». Но запомни, моральный урод, так не будет вечно. Бог не потерпит издевательств над личностью, во-первых, а во-вторых — мужик, проспавшись однажды, не пойдет опохмеляться, а захочет разобраться в сущности происходящего.

— Ну, а пока водку жрет! — спокойно констатировал Агафонов. — А вот ты, ментенок, подписал себе своими выкриками вечную счастливую жизнь! Не удивляйся, кличку твою бывший вор в законе Костя Холошенко сообщил нам давно — за то, чтобы в его «птичнике» все было спокойно, старый бабник маму родную продаст! А то, что я тебе сказал насчет жизни, правда. Мы тебя не убьем, нет! Но поверь — сделать из умного дурака намного легче, чем из дурака умного.

Игорь через стол рванулся к горлу Агафонова скованными руками. Уже совсем было дотянулся, но мир вдруг вспыхнул ярко и погас — Антон давно уже стоял за его спиной наготове.

Глава ХХII САМ СЕБЕ ФЮРЕР!

Утром все: дед Федя, Гек, Женя, Козырь и Змей переносили в «рафик» поклажу. Паша Квадрат еще отсыпался после ночного возлияния в компании Саныси и Феди.

— Что значит — тепличное воспитание, — подмигнул Санька Феде, — морда здоровая, а скопытился после каких-то трех стаканов.

— Просто мы похитрее оказались, — засмеялся Федя, — два последних слили в бочку с фикусом.

Генка таскал в машину оружие и боеприпасы. Проходя мимо Жени, не преминул съязвить:

— Вот стоишь тут, красавица писаная, мыслями летаешь не знаю где, а нет чтобы на землю спуститься и подумать о собственной безопасности. Не к теще на блины едем, а ты — как Христос, наделяющий хлебом, — взяла и отдала один из автоматов. И кому — женщине! Да она небось не знает, за что там дергать, чтобы стреляло.

— Не волнуйся, дернет, когда припрет, — усмехнулась Женя. — Много бы «надергали» без ее помощи Федя с Санькой? До сих пор машину ждали бы!

— У них же обрезы есть, а у нас один автомат на всех остался! Эх, да что с вами, эгоистами, разговаривать! — Он со злостью швырнул обе мины-магнитки в открытую дверцу «рафика», не заметив копошившегося внутри деда Федора. Мины со стуком прилипли к обшивке рядом с дедом. Тот уже видел такие, поэтому ломанулся из салона, сбив по пути Козыря с бронежилетом в руках.

— Ты куда, дед Федь? — заорал тот весело. — Туалет не в той стороне!

— Шо ж ты людей пужаешь, дурында чертова! — напустился тот на Гека. — Ты шо, не докумекал, шо енто мины, а не суповые кастрюли?

— Да они ж без детонаторов, дед, — искренне удивился Гек.

— А у тебя голова без мозгов! — не унимался дед Федя. — Я на войне такие видел — они от удару рвуть! Дал бы мне, я бы их тихонько заташшыл!..

Гек почесал в затылке, подумал.

— А что, может быть, ты и прав! — Полез внутрь, отлепил мины и вышвырнул их из фургона деду под ноги. — На, ташшы!

Тот сиганул в сторону не хуже пятиборца. Все, побросав, кто что нес, попадали на травку под забором — хохотать...

Через пятнадцать минут, попрощавшись с Пашей Квадратом, умостились в «рафик». Вдруг Женя сорвалась с места, подскочила к Козырю.

— Куда мы едем?

— Поселок Красный Лиман, озеро Беляевское! — лихо отбарабанил тот.

Женя выскочила из «рафика», подбежала к Паше и быстро-быстро зашептала ему что-то на ухо. Затем чмокнула в щеку.

—Передай, пожалуйста, если приедут. Сделаешь?

— Непременно! — Паша помахал всем рукой.

— Привет Умару!

«Рафик» рванулся от гостеприимного дома. Через три часа они подъезжали к поселку Красный Лиман. Его миновать было нельзя. Как в Италии все дороги ведут в Рим, так в прилежащих к Дону селах — к Красному Лиману, ибо здесь находится паром, перевозящий людей и грузы с правого берега на левый и обратно. Так что нашим друзьям нужно было именно в Красный Лиман. А адресок бабки Ефимовны им подсказал Игорь, предупредив, чтобы они не упоминали ни его, ни Иванова имени.

Поселились мужчины в летней кухне, а Женю Ефимовна забрала на постой в хату. Обедать все вышли на улицу — как в каждом дворе, у бабки стоял под раскидистой грушей грубо сколоченный стол. На него она и поставила чугунок с наваристым украинским борщом, а ребята наперебой принялись угощать ее консервами и колбасой. Вдруг Женя, вскрикнув, указала на небо.

— Красиво-то как!

Действительно, из брюха большого транспортного самолета посыпались цепочкой черные точки, над каждой из которых через некоторое время распустился бутон парашюта.

— А-а-а, это опять учения, — Ефимовна равнодушно махнула рукой — видимо, давно привыкла к этому явлению. — Десантники тренируются, — пояснила она. Купола парашютов были разноцветными и на солнце просвечивались яркими мазками — будто бы в небо выбросили букет полевых цветов.

— И все равно красиво! — не сдавалась Женя.

— Енто глядеть красиво, — отозвался вдруг дед Федя, — а вот кады сверзаесси оттель — такое чувство, будто бы зря штаны нацепил перед ентым прыжком, все одно вымараешь.

Все с изумлением уставились на него. Гек осторожно кашлянул.

— Ты что же, дед, хочешь сказать, что и с парашютом прыгал?

— А как же ж! — с готовностью подтвердил тот. — Шесть раз пикирнул!

Гек постучал пальцем по наполовину порожней бутылке «Амаретто» рядом с дедовым локтем.

— Слушай, дед Федя, ты бы завязывал с этим, а то у меня один знакомый был в Сибири, так до того допился, что из окна шестого этажа с тещиным зонтиком выпрыгнул. И пока летел до земли, был уверен, что над ним парашют.

— А после? — поинтересовался дед.

— Закопали после. Вместе с парашютом. Ни то ни другое не подлежало восстановению.

— У тебя, Генка, дерьмовая привычка усе хорошее обсмеивать, — обиделся дед. — А я на шо угодно спорить могу — прыгал! Было енто в Швеции, кады мы с Лизаветой уже трохи пожили там. Пошли мы раз с ей гулять у тамошний парк. Енто у нас разные там таблички понавешаны: «По газонам не ходить», «Траву не есть» и все такое прочее. А там ни фига — сидить, к примеру, парочка на травке посеред клумбы и ен ее запросто обслюнявливаеть у всех на виду — целуютца, значить. Идем мы, знаца, людей разглядуем, себя показуем — навроде зоопарка, вдруг глядь я — люди с высокой такой башни вниз головой кидаются. Пошли, говорю, Лизуха, сходим, возле водички постоим, а то солнце пригреваеть. А она смеется — озеро, грит, в другой стороне, а там воды нет. Как, грю, нет — видишь, нырцы с вышки сигають, значить, должна вода быть. Ну, она и потянула меня к ентой башне. А там как раз перерыв на десяток минут по каким-то ихним причинам. Я гляжу — внизу и впрямь воды нету. А Эльза меня уже к лифту ташшит. Енто, грит, испытание для мужиков и баб на храбрость. Щас испытаем — храбрый муж мне досталси али тряпка. А какой же дурак себя за половик признаеть? Ну, и полез я за ней в той лифт. Знай я, чего там, наверху, — признал бы себя не то шо за половик — за нестираный два месяца носок, не постеснялся бы! Заехали мы на том лифте на самый верх, гляжу — Эльзуха моя отслюнявливаеть из свово ридикуля пять тыщ долларов и дает тому амбалу, шо стоить возле площадки, откуль сигать вниз надо. Тот надевает на меня пояс, широкий такой и еще два ремня через плечи — навроде наших помочей, ну, подтяжек. А к поясу спецрезинка прицеплена в руку толщиной, а другим концом к кольцу на площадке. И показует мне ентот полудурок — давай, мол, сигай. Я подошел к краю площадки, глянул вниз — там до земли не мене часу лететь. Да ишо после об ее хрямснешься ежли — и хоронить нечего будет. Ну, я пояс тот отстегиваю и сую ему — не, мол, сам сигай, ежли такой дурень, може енто у вас один из способов самоубийства? А Лизавета подошла — прыгай, грит, я за тебя пять тыщ баксов выложила, неудобно — люди смеются. Глянул я — и правда, возле площадки толпа уже порядошная собралась, в меня пальцами тычут и по-своему: «О-о-о, русиш гут!» Ну, я Лизухе и сказани — пять тыщ — оно конешно, а вдруг — убьюсь? А она смеется, здесь, грит, при покупке билета автоматицки оформляется страховка на пять миллионов. Спасибочки, грю, так ты специально заплатила битому амбалу, шоб он меня за пять тыщ угрохал, а тебе — навар на пять лимонов? Тут она психанула, подошла и спихнула вниз меня — добро хош пояс успел пристегнуть. Сперва я и сердца свово не учуял — в глотке иде-то застряло, затем в пятки переехало, а потом резина та тянуться начала... Тянется, тянется, и вдруг — трах!

— Резина не выдержала? — ахнула Женя, закрыв глаза от страха.

— Желудок не выдержал, — смущенно признался дед Федя, — в войну в разведке того страху не было, как там.

— Ну, а потом что? — сквозь смех спросил Гек.

— Поболталси на той резинке, как дерьмо в проруби, потом они меня выташшили, тольки не на верхнюю площадку, а на среднюю — закрытую. Там душ, сменная одежда — все чин по чину — оказуется, в стоимость билета входить. Ну, я и понял, шо не с одним мной такое приключалось.

— И что же? — подначил его Гек.

— Обозлился на Лизуху я — жуть, за то, шо спихнула. Потому поднялси на лихте туды ж, наверх, заставил ее заплатить ишо пять штук и сиганул вниз сам. Поднялси ишо, и снова сиганул... После шестого разу она меня спрашивает — понравилось, што ли, шо распрыгался, как кузнечик? А шо — и понравилось — после кажного нырка такого десяток годков скидаешь. Но хто ж ей признается. Я, грю, буду сигать до тех пор, пока у тебя гроши в ридикули не скончаются. А она, зараза, заливается. Здесь, грит, с каждым дополнительным прыжком тыщу баксов скидають — за смелость, так сказать, так шо последний раз ты бесплатно сиганул. Ну, тут мне сразу неантиресно стало, пошли, грю, домой. Гляжу, а ентот амбал метется и тычет мне в рожу золотые часы и белькочет чегото. Ну, Лизуха перевела: оказуется, енто у них приз специальный был тому, кто больше всех сиганет с ентой башни. Последнее достижение было — четыре прыжка.

— Ох, и врешь ты складно, дед! — не удержался Гек. — Ну, может, и прыгнул где-то там с водяного трамплинчика, а расписал!...

— Но ведь зато интересно как! — воскликнула Женя. А дед Федор принял еще стопку «Амаретто», затем встал из-за стола, потянулся и взглянул на часы.

— Пойти, что ли, вздремнуть часок в тенечке?

Все ахнули, не исключая и Гека, — солнце высветило на запястье деда Федора роскошные золотые швейцарские часы...

На озеро Беляевское выехали с рассветом. Ефимовне сказали — в город за продуктами. Подъехав к парому, заплатили гамузом за «рафик» с людьми пятьдесят тысяч и через сорок минут были на левом берегу Северского Донца. Слабо накатанная колея начиналась сразу же от парома. Как и рассказывал Игорь — ехали, ехали, пока не уткнулись в развилку. Напрямую дальше дорожка пошла между кустов. Федя, проехав еще десяток метров, тормознул, заявив, что впереди — просвет. Заглушили двигатель и стали совещаться — кому идти к дачам, а кому — караулить машину. Почему-то не находилось желающих остаться. Наконец, Гек подвел черту:

— Раз Ивану здесь накостыляли так сильно — пойдут молодые и здоровые. Женя с дедом Федором останутся караулить «рафик». И все, давайте больше не спорить!

Остальные с ним тут же согласились — значит, признали за старшего. Гек первым пошел в разведку. Вернулся минут через двадцать.

— Верно, дорожка выводит к металлической ограде из сетки. Но калитки нет. Видно, заделали после Иванового визита — видны свежие следы сварки на стояках. Внутри — озеро, пристань с четырьмя лодками и две дачи — одна чуть в глубине соснового леса. Вокруг ни души, будто здесь давно уже никто не живет. Но это не так.

— А откуда ты взял, что это не так? — спросил Козырь.

— В глубине леса, за второй дачей, на поляне стоит замаскированный сеткой армейский вертолет, малый. И рядом дымит полевая кухня.

— А может, это те десантники, что с парашютами прыгали? — предположил Федя Змей.

— Вполне возможно, поэтому придется идти без оружия — в крайнем случае, по шее надают за излишнее любопытство, — предложил было Гек.

— Ни в коем случае, — тут же возразил Санька. — Без оружия нельзя! Все слыхали, что, по рассказам Игоря, они сделали с Иваном?

— Генка! — дед Федор тыкал ему что-то в бок. Гек глянул — продолговатый фонарик... Е-мое, парализатор, который они подарили деду в день рождения! — Бери, только осторожней там, вешш ценная, — дед был в своем репертуаре.

— А сколько он зарядный, дед Федя?

— А хрен ево знанть! Инструкции нету! Знаю токо, шо там есть такая фиговина — в розетку встремлять — на подзарядку. Но индюка завалила — наглухо! — восхитился он еще раз своей «игрушкой».

— Хорошо, тогда поступим так, — Гек вынул из-за пазухи пистолет «Лама Омни», оставленный Игорем «в наследство», и сунул его Козырю.

— Пользоваться умеешь?

— Я?... — возмутился Санька дилетантскому вопросу.

— Ну и отлично, — понял его Гек. — Я возьму разрядник, а автомат оставим деду Феде и Жене — будут нас с тыла прикрывать, если что! Дед, объяснишь ей, что с ним делать. Все, пошли. Да, Федя и Санька, наденьте под куртки «броники».

Пробравшись через кусты, Гек встал спиной к изгороди, согнул одну ногу в колене, вынес вперед сцепленные в «замок» руки и подморгнул ребятам — давайте! Козырь, как по ступенькам, проскочил по колену, рукам и плечу Гека, перевалился через верхний уголок ограды и спрыгнул по ту сторону. Под тяжестью Феди Гек охнул, но вытерпел. Затем сам отошел к кустам, разбежался и, всего пару раз коснувшись изгороди, был на той стороне.

— Ну, ты даешь! — восхитился Федя. — Слушай, где ты так...

— Некогда, — оборвал его Гек, — как-нибудь за столом расскажу. Пошли!

И они осторожно — след в след — направились к крайней даче. Не дошли до нее метров тридцать — с обеих сторон рубленого дома выскочили две цепочки людей в одинаковых спортивных костюмах и стали в две шеренги, отсекая движение влево и вправо. Козырь мгновенно выхватил из-за пазухи «Лама Омни», щелкнул предохранителем...

— Не стреляй! — отчаянно крикнул Гек. — У них «базуки»! — Действительно, в руках тех, в спортивных костюмах, были уже взведенные, готовые к бою, противотанковые реактивные гранатометы.

Неожиданно ожила казавшаяся вымершей дача. Дверь ее отворилась, и на крыльцо вышли Агафонов, Гальчевский и Вольвак. Перед собой они вытолкнули... Игоря, избитого, окровавленного, со связанными за спиной руками. Агафонов оглядел «поле боя» — удовлетворенная улыбка появилась на его губах.

— Вы правильно поступили, молодой человек, — похвалил он Гека, — один ваш выстрел привел бы к непредсказуемым последствиям. Хотя и стреляют эти болваны только по моей команде — так уж они запрограммированы на сегодня. Ну что ж, подведем итоги, так сказать, общего противоборства. Для вас они неутешительны — вы проиграли! Вперед вас не пустят наши гренадеры, назад бежать тоже не советую — по сетке, окружающей озеро, уже пропущен ток высокого напряжения, — торжествующий голос Эдуарда Михайловича разносился далеко окрест — он победил, наконец, этих доселе «неуловимых мстителей», собрал их в кучу, чтобы затем уничтожить! И он хотел, чтобы эту победу разделили с ним не двадцать тупоголовых парней, стоящих в две шеренги, а кто-нибудь или хотя бы что-нибудь из реального окружения — озеро, лес, птицы на деревьях, сама Природа, наконец.

— Так что вы обречены, считайте, что вас уже нет. Но перед финишем вашей жизни мне хотелось показать то, к чему вы стремились, добираясь сюда, к этому озеру — познать непонятное. Эти вот солдатики по обе стороны от вас — наше новое достижение, самое последнее. Это — охотники за танками, самоходками, БМП, даже боевыми вертолетами. Стреляют они моментально и практически без промаха. В этом вы вскоре убедитесь, так как двое из вас вынуждены будут изобразить передвигающиеся танки. Машины, замаскированные фанерой под боевые, находятся вон там, в лесочке справа, а у вас, я слышал, есть два отличных водителя. Посмотрим, сумеют ли они уйти от «базук» на замаскированных «Запорожцах»? Ну, а вам, молодой человек, — указал он на Гека, — придется проявить все свои навыки в умений вести рукопашный бой. Прежние группы снайперов, каратистов и подрывников мы, к сожалению, разослали уже по всем частям и подразделениям СНГ, но троих рукопашников оставили специально для вас. Я вижу, вы в недоумении: как же так — идиотов принимают в ряды вооруженных сил? Деньги, мои дорогие, сейчас делают все. Плюс слабый, очень слабый контроль за здоровьем призывников. В результате чего в армии у нас есть свои резервы, которые мы можем привести в действие в любой год, месяц, неделю и даже день специальными закодированными сигналами, которые у меня из замаскированных на даче сейфов собирался выкрасть ваш товарищ, — он указал на Игоря. — Конечно, этот молодой человек даже не представлял, за чем полез туда, но если бы его план увенчался успехом, пропал бы напряженный девятилетний труд — мой и моих коллег, — снова небрежный кивок Эдуарда Михайловича в сторону Вольвака и Гальчевского.

Итак, вы спросите, каковы наши возможности на сегодняшний день? Ну, во-первых, — мы можем в любой момент, как я уже сказал, захватить руководящие посты в армии — наши люди легко и быстро устранят неугодных нам командиров и займут их места. А уж командовать этими людьми будем мы. Во-вторых, много членов нашего общества находятся в рядах депутатов многих фракций. Последствия этого вы легко можете представить. Ну, и в-третьих, если очень будет нужно — мы в короткие сроки можем поменять существующую власть: легкий переворотах там, ну и все такое...

Впрочем, хватит о политике! Вступительную часть нашего праздника вы прослушали — пора переходить к показательным выступлениям! Итак, готовьтесь, молодой человек, сейчас вы будете драться!

Из дома выскочил «культурист», такой же, каким его по рассказам Игоря представил себе Гек: ловкий, быстрый, мускулистый и с совершенно отсутствующим выражением лица. Если он и дерется так же, как описывал Игорь, через десять минут Геку — крышка...

Глава ХХIII КОНЕЦ ИМПЕРИИ ПУСТОГОЛОВЫХ

Гек огляделся: Санька Козырь стоял, опустив бесполезный пистолет, Федя рядом с ним сжимал и разжимал кулаки, он тоже не помощник, спереди — Игорь, связанный и избитый, с приставленным к затылку револьвером, который не желал опускать Гальчевский, и сзади — изгородь с пропущенным по ней электрическим током, а за изгородью — мелькающая среди листвы хитрющая физиономия деда Феди. Что еще он задумал? Эх, крикнуть бы ему, чтобы сматывался отсюда и спасал Женьку! Нельзя, во имя их же блага.

Из состояния задумчивости его вывел жестокий удар пяткой в грудь — противник начал атаку.

— Не зевайте, молодой человек, вы лишаете нас захватывающего зрелища, — засмеялся Агафонов. Та еще гнида, хоть и сладко поет. Гек перекатился, вскочил и... едва успел отклонить голову от удара в лоб. Нет, так не выйдет! Этот придурок убьет его через несколько минут. Он ощупал карманы — чем бы треснуть этого суперкаратиста и, почувствовав твердое тело разрядника, чуть не заорал от избытка чувств, в то же время пропустив удар ногой по ребрам, от которого перехватило дыхание. Ну, погоди, козел! Он выхватил из кармана парализатор, спрятав его корпус в рукаве куртки и, уклонившись от летящего в прыжке тела, сымитировал встречный удар, одновременно нажав кнопку. Голубого всплеска не разглядел никто, но «культурист», пролетев по инерции еще пару метров, безвольно грохнулся о землю...

Экспериментаторы на крыльце недоуменно переглянулись: такого еще не бывало — через две минуты их «супермен» получил нокаут:

— Выпускайте второго!

Этого Гек даже не стал допускать до себя, отбежал от крыльца, а когда «культурист» бросился догонять его — неожиданно упал и покатился ему под ноги, давя кнопку парализатора. Со стороны это выглядело так: догоняющий вдруг споткнулся об упавшего, сам упал и больше не поднялся. А Гек поднялся и с достоинством пошел к крыльцу, размышляя по пути: осталось ли в парализаторе еще три заряда икаков интервал его действия?

В это время произошло то, чего меньше всего ожидали: за изгородью послышался мощный рев работающего двигателя. Федя и Санька недоуменно переглянулись — от своего «рафика» они подобного звука не слышали никогда. Но из кустов появился именно «рафик» и, набирая скорость на десятке оставшихся до изгороди метров, решительно пошел на ее таран. Раздался треск разрядов, голубые молнии заметались вокруг корпуса машины и... в изгороди образовалась громадная дыра — пролета на месте бывшей калитки как не бывало! А «рафик», промчавшись до самой дачи, резко, на полном ходу, развернулся в обратную сторону, опять носом к изгороди и... заглох. За рулем его сидела Женька, а дед Федя чем-то гремел у выхода.

Все это произошло быстро, в какие-то секунды, поэтому все с раскрытыми ртами, не шевелясь, полностью просмотрели это шоу.

Первым очухался Агафонов. Он резко вытянул вперед правую руку.

— Ты! — указал пальцем на крайнего справа максмэна и, переведя палец на «рафик», скомандовал резко: — Цель!

Максмэн мгновенно обернулся и, не целясь, нажал спуск. Реактивная граната влупила точно в середину машины. Взрыв — и «рафик» ярко запылал... Только Жени с дедом Федором внутри уже не было — лишь мотор машины заглох, они выпрыгнули из нее и покатились в близлежащие кусты....

А в проем разбитой изгороди с диким ревом влетели мотоциклисты: один, два, три... семь стремительно-ярких машин ворвались на территорию экспериментального центра и начали выписывать круги на огромной поляне, все более приближаясь к двум шеренгам максмэцов.

— Кирка! — угадал Козырь новенький «Харлей Дэвидсон» и сидящую в седле женскую фигуру. — Кирка приехала. Ур-р-ра-а!!!

— Ложись! — внезапно заорали девушки на мотоциклах так отчаянно, что все, кто их слышал, попадали на траву, закрыв голову руками —ожидали, по крайней мере, взрыва маленькой атомной бомбы. Остались истуканами стоять лишь максмэны — им никто не подал команду, да люди на крыльце — этим было высоко падать.

В руках «амазонок», между тем, появились выхваченные из кобур обрезы.

— Тр-р-рах! — разрозненный залп выхватил из левого ряда ровно семь человек, видно, девушки распределили жертвы еще до штурма.

— Тр-р-рах! — второй залп — еще семеро. «Амазонки» отбросили ненужные теперь двустволки и выхватили гранаты...

— Стой! — не своим голосом заорал Агафонов, когда до него дошло, что он проигрывает, позорно проигрывает так славно начатую партию.

— Стойте! — перекричал он мотоциклетные моторы. Все остановились, когда поняли — Эдуард Михайлович не шутит. Он и Вольвак достали свои пистолеты и приставили их по бокам Игоря.

Теперь он был обречен трижды: Гальчевский и не подумал убирать своего, даже на время.

— Ты проиграл! — сказал Гек, глядя Агафонову в глаза. — Ты понимаешь, что теперь проиграл ты!

— Ну, может это не проигрыш, а всего лишь временный тайм-аут? — едко усмехнулся Агафонов. — Знаете, что сейчас будет? Мы трое с вашим другом потихонечку пойдем к вертолету, а вы постоите десять минут, пока мы не улетим. Потом мы вернем вашего друга таким, каким вы его видите, в обмен на одну лишь информацию. Всего одну. Вы согласны?

— А как вы нам его вернете? — в напряженном молчании спросил Гек.

— В вертолете два парашюта. Один из них для вашего друга.

— Я уже знаю, чего вы хотите и чего не сказал вам Игорь! — произнес Гек. — Хорошо, скажу вам, где драгоценности, когда Игорь прыгнет из вертолета.

Игорь внезапно замычал, отчаянно задергался и попытался достать Гека ногой — Гальчевский и Вольвак еле удержали.

— Ну-ну, будь умницей! — похлопал его по щеке Эдуард Михайлович. — Жизнь в обмен на какие-то цацки — это неизмеримо дешево! — Он достал из кармана переговорное устройство, сунул свой пистолет Вольваку, затем выдвинул антенну и сказал в микрофон: — Внимание! Антон — в машину! Заводи мотор!

Металлический голос эхом разнесся из динамика, устроенного в вертолете. Через несколько минут взревел мотор винтокрылой машины.

Агафонов положил коробочку переговорника на перила крыльца и юркнул за спины стоящих, в дверь. Туда же отступили и Вольвак с Гальчевским, таща за собой Игоря.

Из-за угла дачи выбежали дед Федор и Женя. Женя подскочила к Геку, что-то сунула в его руку.

— Это дистанционное управление миной, ну, помнишь, ты объяснял, когда их в машину перед отъездом грузили? Такая — на пластилин похожая...

— Пластикат! — догадался Гек. — А где же сама мина?

— Я ее в вертолете под сиденье засунула. Мы сперва с дедушкой хотели чего-нибудь в нем испортить, а потом некогда стало.

— Ну, дедушка-то знает, чего портить, а чего нет! — хитро подмигнул дед Федя. Гек схватил дистанционку, нащупал кнопку «подрыв» и опустил руку:

— Нельзя, — с досадой сказал он. — Игорь с ними.

— Что? — Женя вдруг разрыдалась, бросилась к Геку и стала колотить его кулачками по выпуклой груди. — Мужчины называется, бросили товарища этим...

Вертолет между тем вертикально поднялся над макушками сосен, качнулся и стал уходить вбок, через озеро за изгородь. И вдруг из его открытой двери выкатился человек и полетел вниз. Секунда — и тело с плеском скрылось в воде.

Игорь! Федя и Санька в чем были бросились в воду. Вдруг из кабины донеслись торжествующие вопли, и вслед за Игорем в воду шлепнулась плоская коробка.

— Пластикат! — в отчаянии выкрикнула Женя. — Они нашли и выбросили мину!

А боевая машина уже развернулась носом к даче и на всех находившихся внизу злобно уставились четыре ракеты — по две с каждой стороны. Агафонов, высунувшись из кабины, что-то орал, размахивая руками.

— Возьми переговорник, — сказала Женя. Гек взял коробочку, нажал кнопку. Эдуард Михайлович вновь скрылся в кабине.

— Ну что, выкусили? — услышал Гек. — Ваш друг успел выпрыгнуть, но вы все у меня на мушке! Я снова выиграл, не так ли? Теперь давай поговорим об условиях, на которых я соглашусь сохранить ваши жизни. Видит Бог, мне не хотелось бы вместе с вами превращать в пепел свои лаборатории — итог девятилетней напряженной работы, но если ты не ответишь мне на один-единственный вопрос — я это сделаю не колеблясь! Если же ответишь, берите в гараже машину и уезжайте, только далеко, чтобы я не мог вас найти!

— А если я скажу, а ты не поверишь мне?

— А ты скажи так, чтобы я поверил... Итак — где драгоценности?

— Умару отдали на реализацию. Торговцу оружием, знаешь такого?

— Мне ли не знать? — расхохотался Агафонов. — Да я же его и снабжал этим оружием! Хорошо, я вам верю — уезжайте!

— А ты нас по дороге бац-бац — и в точку, да?

— Ну это уж как придется! — вновь рассмеялся Эдуард Михайлович. — Русская рулетка, так сказать! Езжайте, но помните, что вы у меня постоянно на прицеле — я люблю играть в кошки-мышки!

— На прицеле, говоришь? — Гек вдруг вырубил переговорное устройство и обернулся к стоящим пустоголовым максмэнам со вскинутыми на плечи «базуками». Их оставалось всего шестеро из двадцати. Гек вытянул руку вперед, как это недавно делал Агафонов.

— Вы! — он указал на оставшихся, затем перевел руку на висевший невдалеке вертолет и резко скомандовал: — Цель!!!

И шесть дымных хвостов понеслись в небо к довольному новой победой, хохочущему Агафонову...

Эпилог

Ну что добавить к выше написанному? Если я допишу, что к числу счастливых пар, сочетавшихся той осенью в донецком загсе, добавились еще три — это не будет авторским преувеличением? Тогда сообщу еще несколько подробностей.

Гек с друзьями построили-таки в Николаевке великолепный детский реанимационный центр с отлично выполненным дизайном и современным медицинским оборудованием. За полгода его возвела и сдала в эксплуатацию турецкая строительная фирма «Эмка». Денег из Московского банка хватило еще на детскую художественную студию и спорткомплекс...

«Амазонки» после замужества Киры и Лады приуныли и тоже поклялись распрощаться с независимостью. Женя с Игорем уехали в свой медовый месяц с дедом Федором к его Эльзе в Швецию, где, по слухам, и остались жить со старой четой в качестве сына и дочери... приемных, естественно.

Директором детского центра стал Виктор Владимирович, известный в романе «По законам волчьей стаи» как хранитель правительственной дачи.

В общем, все будут счастливы. За исключением тех, кому доведется хоть раз столкнуться в жизни с питомцами Агафонова, Вольвака и Гальчевского из их «медицинского центра», теперь уже бывшего. «Питомцы» эти рассеяны всюду: в армии — на командных должностях, в директорате и администрации, даже в депутатском корпусе и выше...

Берегитесь этих полулюдей — с пустыми тазами и черствыми душами!

Оглавление

Александр ГРАКОВ О Х О Т А Н А К Р У Т Ы Х

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ М Е Н Т Ё Н О К

  Глава I ПОПУТЧИЦА

  Глава II ДОЖИТЬ ДО «ДЕМБЕЛЯ»

  Глава III ПЕРЕМИРИЕ ПОСЛЕ ВОЙНЫ

  Глава IV СУЕТА СУЕТ

  Глава V СЮРПРИЗЫ ШАХТЕРСКОГО ГОРОДКА

  Глава VI «СВАДЬБА БЕЗ УСЛОВНОСТЕЙ»

  Глава VII ЗАЧЕМ ВЫ, ДЕВОЧКИ...

  Глава VIII ПРО КАРТОШКУ И РАЗВРАТ

  Глава IX ОХОТА НА «МЕРСА»

  Глава Х КОНЕЦ БЕСПРЕДЕЛА

  Глава XI НАЧАЛО ИСПОВЕДИ «ВОЛКА»

  Глава ХII ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСПОВЕДИ. ОХРАННИК

  Глава ХIII ПАЛАЧ ПОНЕВОЛЕ

  Глава XIV НАШЕ ВАМ С КИСТОЧКОЙ

  Глава XV КТО ЕСТЬ КТО?

  Глава XVI СПИД И КОМПРОМАТ

  Глава XVII МАКСМЭНЗ

  Глава XVIII ПЕРВЫЙ «ПРЕЗЕНТ»

  Глава XIX ГЕННАДИЙ РИЩЕНКО, СПЕЦНАЗ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ О Х О Т А  НА  « К Р У Т Ы Х »

  Глава I ОБИДА ЦЕНОЮ В ЖИЗНЬ...

  Глава II ЕСЛИ СМОЖЕШЬ — ЖИВИ!

  Глава III КОНЦЫ В ВОДУ!

  Глава IV ПОСЛЕДСТВИЯ «ЛОМКИ»

  Глава V ДРАМА В РОССИЙСКОЙ

  Глава VI ВОССОЕДИНЕНИЕ

  Глава VII КОНЕЦ «ТАВРИИ», ИЛИ ВОСКРЕСШИЕ ИЗ МЕРТВЫХ

  Глава VIII САЛОН «ИНТИМ» — ПРЕДОПЛАТА

  Глава IX КОГДА ПЛАЧЕТ ЖЕНЩИНА...

  Глава Х КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ

   Глава XI СМЕРТЬ ПО ПРОЗВИЩУ «БАЗУКА»

  Глава ХII СЛУЧАЙ В МОРГЕ

  Глава ХIII ПРО ЖИЗНЬ-ЖЕСТЯНКУ

  Глава XIV НАКАЗАННОЕ ЗЛО

  Глава XV ВСЕЛЕНСКИЕ ТОРГИ

  Глава XVI АМАЗОНКИ

  Глава ХVII К СОЖАЛЕНЬЮ, ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ...

  Глава ХVIII НОЧЬ ИЗ 1001...

  Глава XIX ПРОБНЫЙ ВЫСТРЕЛ

  Глава XX ЕСТЬ ЕЩЕ БОГ!

  Глава XXI ВЕСЬ МИР — ДУРДОМ!

  Глава ХХII САМ СЕБЕ ФЮРЕР!

  Глава ХХIII КОНЕЦ ИМПЕРИИ ПУСТОГОЛОВЫХ

Эпилог