Выше оценки неплохо 3 том не тянет. Читать далее эту книгу стало скучно. Автор ударился в псевдо экономику и т.д. И выглядит она наивно. Бумага на основе магической костной муки? Где взять такое количество и кто позволит? Эта бумага от магии меняет цвет. То есть кто нибудь стал магичеть около такой ксерокопии и весь документ стал черным. Вспомните чеки кассовых аппаратов на термобумаге. Раз есть враги подобного бизнеса, то они довольно
подробнее ...
быстро найдут уязвимую точку этой бумаге. Игра на бирже - это вообще рассказ для лохов. Маклеры играют, что бы грабить своих клиентов, а не зарабатывать им деньги. Свободный рынок был, когда деньгами считалось золото или серебро. После второй мировой войны для спекуляций за фантики создали МВФ. Экономические законы свободного рынка больше не работают. Удачно на таком рынке могут работать только те, кто работает на хозяев МВФ и может сам создавать "инсайдерскую информацию". Фантики МВФ для них вообще не имеют никакого значения. Могут создать любую цифровую сумму, могут стереть. Для них товар - это ресурсы и производства, а не фантики. Ну вод сами подумайте для чего классному специалисту биржи нужны клиенты? Получить от них самые доходные спекуляции, а все менее удачное и особенно провальное оставить им. Основной массе клиентов дают чуть заработать на средних ставках, а несколько в минус. Все риски клиентам, себе только сливки. Вот и весь секрет их успеха. Ну и разумеется данный специалист - лох и основная добыча маклеров хозяев МВФ. Им тоже не дают особо жиреть. Поднакопил жира и вот против вас играет вся система биржи. Вроде всегда "Надежные" инсайдеры сливаю замануху и пипец жирному брокеру. Не надо путать свободный рынок со спекулятивным. И этому сейчас вас нигде не научат, особенно в нашей стране. А у писателя биржа вообще выдаёт кредиты для начала спекуляции на бирже. Смешно. Ну да ведь такому гениальному писателю надо придумать миллионы из нуля. Вот спрашивается зачем ГГ играть на бирже, если ему нужны деньги для расширения производства и он сам должен выкинуть на рынок свои акции для привлечения капитала.
Начал читать. Очень хорошо. Слог, юмор, сюжет вменяемый.
Четыре с плюсом.
Заканчиваю читать. Очень хорошо. И чем-то на Славу Сэ похоже.
Из недочётов - редкие!!! очепятки, и кое-где тся-ться, но некритично абсолютно.
Зачёт.
Начал читать первую книгу и увидел, что данный автор натурально гадит на чужой труд по данной теме Стикс. Если нормальные авторы уважают работу и правила создателей Стикса, то данный автор нет. Если стикс дарит один случайный навык, а следующие только раскачкой жемчугом, то данный урод вставил в наглую вписал правила игр РПГ с прокачкой любых навыков от любых действий и убийств. Качает все сразу.Не люблю паразитов гадящих на чужой
подробнее ...
труд и не умеющих придумать своё. Вообще пишет от 3 лица и художественного слога в нем не пахнет. Боевые сцены описывает в стиле ой мамочки, сейчас усрусь и помру от ужаса, но при этом всё видит, всё понимает но ручки с ножками не двигаются. Тоесть всё вспомнить и расписать у ГГ время есть, а навести арболет и нажать на спуск вот никак. Ах я дома типа утюг не выключил. И это в острые моменты книги. Только за это подобным авторам надо руки отрывать. То есть писать нормально и увлекательно не может, а вот влесть в чужой труд и мир авторов со своей редакцией запросто. Топай лесом Д`Картон!
Книга из серии тупой и ещё тупей. Автор гениален в своей тупости. ГГ у него вместо узнавания прошлого тела, хотя бы что он делает на корабле и его задачи, интересуется биологией места экспедиции. Магию он изучает самым глупым образом. Методам втыка, причем резко прогрессирует без обучения от колебаний воздуха до левитации шлюпки с пассажирами. Выпавшую из рук японца катану он подхватил телекинезом, не снимая с трупа ножен, но они
подробнее ...
благополучно появились потом. Заряжает барабан револьвера капсюлями порохом и приклеивает пули. Причём как вы понимаете заряжает их по порядку, а потом дважды нам пишет на полном серьёзе, что не знает как дозарядить барабан, как будто этого не делал при зарядке. Офицеры у него стреляют по дальним целям из револьверов, спрашивается вообще откуда офицеры на гражданском пароходе? Куда делся боевой корабль сопровождения я так и не понял. Со шлюпкой вообще полная комедия. Вы где видели, что бы шлюпки в походном положении висели на талях за бортом. Они вообще стоят на козлах. У ГГ в руках катана, а он начинает отстреливать "верёвку" - дебилизм в острой форме. Там вообще то подъём и опускание шлюпки производится через блоки, что бы два матроса смогли спокойно поднять и опустить полную шлюпку хоть с палубы, хоть со шлюпки, можно пользоваться и ручной лебёдкой с палубы. Шлюпки стандартно крепятся двумя концами за нос и за корму иначе при спускании шлюпку развернёт волной и потопит о корпус судна. Носовой конец крепя первым и отпускают последним. Из двух барабанов по делу ГГ стрелял только один раз и это при наличии угрозы боевых действий. Капсули на дороге не валяются и не в каждой лавке купишь. Кто будучи голодным и с плохим финансовом положении будет питаться эклерами? Только дебил или детё, но вряд ли взрослый мужчина. Автору книги наверное лет 12, не более.
Кюхельбекер Вильгельм
Стихотворения (Лирика декабристов)
В.К.КЮХЕЛЬБЕКЕР
Стихотворения (Лирика декабристов)
ПОЭТЫ.
На Рейне
К Румью!
Ермолову
К Пушкину
Пророчество
Проклятие
Участь поэтов
<На смерть Чернова>
Тень Рылеева
Элегия.
19 октября 1837 года
Участь русских поэтов
Вильгельм Карлович Кюхельбекер вошел в историю русской культуры как поэт, драматург, переводчик, критик, теоретик литературы и искусства. Он родился в 1797 году, учился в Царскосельском лицее, где сблизился с Пушкиным, с которым его навсегда связала тесная дружба. В мае 1820 года, когда Пушкин был выслан из Петербурга, Кюхельбекер выступил в Вольном обществе любителей российской словесности со стихотворением "Поэты". Это выступление было расценено как смелая политическая демонстрация. Кюхельбекер славил поэтов-тираноборцев, которые "в дальний храм безвестной славы тернистою дорогой шли". Высокое назначение поэта и поэзии стало одной из тем, красной нитью прошедших через все творчество Кюхельбекера, и поэтическое ("К Пушкину", "Участь поэтов", "Проклятие", "Жребий поэта", "Участь русских поэтов") и критико-публицистическое ("Письмо к молодому поэту", "Отрывок из путешествия по полуденной Франции", "О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие", "Поэзия и проза").
В 1820 - 1821 годах Кюхельбекер путешествовал по Европе, выступал в Париже с лекциями, которые вызвали недовольство властей и упрочили за ним репутацию "отчаянного либерала". В стихах "Ницца", "На Рейне", "К Румью!" Кюхельбекер с присущей ему страстностью выразил характерную для декабристов солидарность с революционными силами Европы. Большое значение для Кюхельбекера имело его сближение с Грибоедовым, под влиянием которого он написал ряд тираноборческих произведений и энергично пропагандировал самобытность, народность, гражданственность литературы. Эта пропаганда занимала заметное место в альманахе "Мнемозина", который Кюхельбекер выпускал в 1824 году совместно с В. Ф. Одоевским. Незадолго до декабрьского восстания Кюхельбекер написал одно из самых сильных своих стихотворений-прокламаций - "На смерть Чернова". Принятый затем в Северное общество, он был 14 декабря на Сенатской площади, где с исключительным мужеством и самоотверженностью пытался содействовать успеху переворота. В ту же ночь он скрылся из Петербурга, надеясь уйти за границу. Его арестовали месяц спустя в Варшаве и в кандалах доставили в Петропавловскую крепость. Кюхельбекера присудили к смертной казни, которую позднее заменили каторгой. В заключении и ссылке, перенося тяжелейшие физические и моральные муки, он провел свыше 20 лет. Больной чахоткой, ослепший, он умер в Тобольске в 1846 году. До последних дней Кюхельбекер оставался непреклонным поборником высокой, гражданственной поэзии. Большая часть стихов, написанных им в Сибири, долго оставалась неизвестной и была опубликована лишь в советское время.
ПОЭТЫ
И им не разорвать венца,
Который взяло дарованье!
Жуковский
О Дельвиг, Дельвиг! что награда
И дел высоких, и стихов?
Таланту что и где отрада
Среди злодеев и глупцов?
Стадами смертных зависть правит;
Посредственность при ней стоит
И тяжкою пятою давит
Младых избранников харнт.
Зачем читал я их скрижали?
Я отдыха своей печали
Нигде, нигде не находил!
Сычи орлов повсюду гнали;
Любимцев таинственных сил
Безумные всегда искали
Лишить парения и крил.
Вы, жертвы их остервененья,
Сыны огня и вдохновенья,
Мильтон, я Озеров, и Тасс!
Земная жизнь была для вас
Полна и скорбей, и отравы;
Вы в дальний храм безвестной славы
Тернистою дорогой шли;
Вы с жадностию в гроб легли.
Но ныне смолкло вероломство:
Пред вами падает во прах
Благоговейное потомство;
В священных, огненных стихах
Народы слышат прорицанья
Сокрытых для толпы судеб.
Открытых взору дарованья!
Что пользы? - Свой насущный хлеб
Слезами грусти вы кропили;
Вы мучилась, пока не жили.
На небесах и для небес,
До бытия миров и века,
Всемощный, чистый бог Зевес
Создал счастливца человека.
Он землю сотворил потом
В странах, куда низринул гром
Свирепых, буйных великанов.
Детей Хаоса, злых Титанов.
Он бросил горы им на грудь,
Да не возмогут вновь тряхнуть
Олимпа твердыми столпами,
И их алмазными цепями
К ядру земному приковал,
Но, благостный, он им послал
В замену счастья, в утешенье
Мгновенный призрак, наслажденье,
И человек его узрел,
И в призрак суетный влюбился;
Бессмертный вдруг отяжелел.
Забыл свой сладостный удел
И смертным на землю спустился:
И ныне рвется он, бежит,
И наслажденья вечно жаждет,
И в наслажденьи вечно страждет,
И в пресыщении грустит!
Но скорбию его смягченный,
Сам Кронион, отец вселенны,
Низводит на него свой взор,
Зовет духов - высокий хор,
Зовет сынов своих небесных,
Поющих звук нектарных чаш
В пеанах мощных и прелестных.
Поющих мир и жребий наш,
И рок, и гнев эринний строгий,
И вечный ваш покой - о боги!
Все обступают светлый трон
Веселой, пламенной толпою,
И небо полно тишиною,
И им вещает Кронион:
"Да внемлет в страхе всё творенье:
Реку - судеб определенье,
Непремеияемый закон!
В страстях и радостях минутных
Для неба умер человек,
И будет дух его вовек
Раб персти, раб желаний мутных,
И только есть ему одно
От жадной гибели спасенье,
И вам во власть оно дано:
Так захотело провиденье!
Когда избранники из вас,
С бессмертным счастьем разлучась,
Оставят жребий свой высокий,
Слетят на смертных шар далекий
И, в тело смертных облачась,
Напомнят братьям об отчизне,
Им путь укажут к полной жизни:
Тогда, с прекрасным примирен,
Род смертных будет искуплен!"
И всколебался сонм священный,
И начали они слетать
И об отчизне сокровенной
Народам и векам вещать.
Парят Поэты над землею,
И сыплют на нее цветы,
И водят граций за собою,
Кругом их носятся мечты
Эфирной, легкою толпою.
Они веселий не бегут;
Но, верны чистым вдохновеньям.
Ничтожным, быстрым наслажденьям
Они возвышенность дают.
Цари святого песнопенья!
В объятьях даже заблужденья!
Не забывали строгих дев:
Они страшились отверженья;
Им был ужасен граций гнев!
Под сенью сладостной прохлады
За чашей пел Анакреон;
Он пел тебя, о Купидон,
Твои победы я награды!
И древним племенам Эллады
Без прелести, без красоты
Уже не смел явиться ты.
Он пел вино - и что же? Греки
Не могут уж, как скифы, пить;
Не могут в бешенстве пролить
Вина с реками крови реки!
Да внемлют же Поэтам веки!
Ты вечно будешь их учить
Творец грядущих дарований,
Вселенная картин и знаний,
Всевидец душ, пророк сердец
Гомер, - божественный певец!
В не связанной ничем свободе
Ты всемогущий чародей,
Ты пишешь страсти и людей
И возвращаешь нас Природе
Из светских, тягостных цепей.
Вас вижу, чада Мельпомены:
Ты вождь их, сумрачный Эсхил,
О жрец ужасных оных сил,
Которые казнят измены.
Карают гнусную любовь
И мстят за пролитую кровь,
В руке суровой Ювенала
Злодеям грозный бич свистит
И краску гонит с их ланит,
И власть тиранов задрожала.
Я слышу завыванье бурь:
И се в одежде из тумана
Несется призрак Оссиана!
Покрыта мрачная лазурь
Над ним немыми облаками.
Он страшен дикими мечтами;
Он песней в душу льет печаль;
Он душу погружает в даль
Пространств унылых, замогильных!
Но раздается резкий звук:
Он славит копий бранный стук
И шлет отраду в сердце сильных.
Л вы - благословляю вас,
Святые барды Туискона!
И пусть без робкого закона
По воле ваша песнь лилась:
Вы говорили о высоком;
Вы обнимали быстрым оком
И жизнь земли и жизнь небес;
Вы отирали токи слез
С ланит гонимого пороком!
Тебе, души моей Поэт,
Тебе коленопреклонен ье,
О Шиллер, скорбных утешенье,
Во мне ненастья тихий свет!
В своей обители небесной
Услышь мой благодарный глас!
Ты был мне всё, о бард чудесный,
В мучительный, тяжелый час,
Когда я говорил, унылый:
"Летите, дни! вы мне немилы!"
Их зрела и святая Русь
Певцов и смелых и священных,
Пророков истин возвышенных!
О край отчизны - я горжусь!
Отец великих, Ломоносов,
Огонь средь холода и льдин.
Полночных стран роскошный сын!
Но ты - единственный философ,
Державин, дивный исполин,
Ты пройдешь мглу веков несметных,
В народах будешь жить несчетных
И твой питомец. Славянин,
Петром, Суворовым, тобою
Великий в храме бытия,
С своей бессмертною судьбою,
С делами громкими ея
Тебя похитит у забвенья!
О Дельвиг! Дельвиг! что гоненья?
Бессмертие равно удел
И смелых, вдохновенных дел,
И сладостного песнопенья!
Так! не умрет и наш союз,
Свободный, радостный и гордый,
И в счастьи и в несчастьи твердый,
Союз любимцев вечных муз!
О вы, мой Дельвиг, мой Евгений!
С рассвета ваших тихих дней
Вас полюбил небесный Гений!
И ты - наш юный Корифей
Певец любви, певец Руслана!
Что для тебя шипенье змей.
Что крик и Филина и Врана?
Лети и вырвись из тумана,
Из тьмы завистливых времен.
О други! песнь простого чувства
Дойдет до будущих племен
Весь век наш будет посвящен
Труду и радостям искусства;
И что ж? пусть презрит нас толпа:
Она безумна и слепа!
1820
НА РЕЙНЕ
Мир над спящею пучиной,
Мир над долом и горой;
Рейн гладкою равниной
Разостлался предо мной.
Легкий челн меня лелеет,
Твердь небесная ясна,
С светлых вод прохлада веет:
В душу льется тишина!
Здесь, над вечными струями,
В сей давно желанный час,
Други, я в мечтаньях с вами;
Братия, я вижу вас!
Вам сей кубок, отягченный
Влагой чистой и златой:
Пью за наш союз священный!
Пью за русский край родной!
Но волна бежит и плещет
В безответную ладью:
Что же грудь моя трепещет?
Что же душу тьмит мою?
Встала в небе великаны,
Отражает их река:
Солнце то прорвет туманы.
То уйдет за облака!
Слышу птицу предвещаний:
Дик ее унылый стон;
Светлую толпу мечтаний
И надежду гоннт он.
О! скажи, жилец дубравы.
Томный, жалобный пророк,
Иль меня на поле славы
Ждет неотразимый рок?
Или радостных объятий
К милым мне не простирать?
И к груди дрожащих братии
При свиданьи не прижать?
Да паду же за свободу.
За любовь души моей,
Жертва славному народу,
Гордость плачущих друзей!
1820 или 1821
К РУМЬЮ!
Века шагают к славной цели;
Я вижу их: они идут!
Уставы власти устарели;
Проснулись, смотрят и встают
Доселе спавшие народы.
О радость! грянул час, веселый час Свободы!
Друзья! нас ждут сыны Эллады:
Кто даст нам крылья? полетим!
Сокройтесь горы, реки, грады!
Они нас ждут: скорее к ним!
Судьба, услышь мои молитвы.
Пошли, пошли и мне минуту первой битвы!
И пусть я, первою стрелою
Сражен, всю кровь свою пролью:
Счастлив, кто с жизнью молодою
Простился в пламенном бою,
Кто убежал от уз и скуки
И славу мог купить за миг короткой -муки!
Ничто, ничто не утопает
В реке катящихся веков:
Душа героев вылетает
Из позабытых их гробов
И наполняет бардов струны
И на тиранов шлет народные перувы!
1821
ЕРМОЛОВУ
О! сколь презрителен певец,
Ласкатель гнусный самовластья!
Ермолов, нет другого счастья
Для гордых, пламенных сердец,
Как жить в столетьях отдаленных
И славой ослепить потомков изумленных!
И кто же славу раздает,
Как не любимец Аполлона?
В поэтов верует народ;
Мгновенный обладатель трона,
Царь не поставлен выше их:
В потомстве Нерона клеймит бесстрашный стих!
Но мил и свят союз прекрасный
Прямых героев и певцов
Поет Гомер, к Ахиллу страстный:
Из глубины седых веков
Вселенну песнь его пленила
И не умрет душа великого Ахилла!
Так пел, в Суворова влюблен,
Бард дивный, исполин Державин;
Не только бранью Сципион,
Он TinvMcftofi песнопевца славен:
Единый лавр на их главах,
Героя и певца равно бессмертен прах!
Да смолкнет же передо мною
Толпа завистливых глупцов,
Когда я своему герою,
Врагу трепещущих льстецов.
Свою настрою громко лиру
И расскажу об нем внимающему миру!
Он гордо презрел клевету.
Он возвратил меня отчизне:
Ему я все мгновенья жизни
В восторге сладком посвящу;
Погибнет с шумом вероломство,
И чист предстану я пред грозное потомство!
1821
К ПУШКИНУ
Мой образ, друг минувших лет,
Да оживет перед тобою!
Тебя приветствую, Поэт!
Одной постигнуты судьбою,
Мы оба бросили тот свет,
Где мы равно терзались оба,
Где клевета, любовь и злоба
Размучили обоих нас!
И не далек, быть может, час,
Когда при черном входе гроба
Иссякнет нашей жизни ключ;
Когда погаснет свет денницы,
Крылатый, бледный блеск зарницы,
В осеннем небе хладный луч!
Но се - в душе моей унылой
Твой чудный Пленник повторил
Всю жизнь мою волшебной силой
И скорбь немую пробудил!
Увы! как он, я был изгнанник.
Изринут из страны родной
И рано, безотрадный странник,
Вкушать был должен хлеб чужой!
Куда, преследован врагами,
Куда, обманут от друзей,
Я не носил главы своей,
И где веселыми очами
Я зрел светило ясных дней?
Вотще в пучинах тихоструйных
Я в ночь, безмолвен и уныл,
С убийцей-гондольером плыл 1),
Вотще на поединках бурных
Я вызывал слепой свинец:
Он мимо горестных сердец
Разит сердца одних счастливых!
Кавказский конь топтал меня,
И жив в скалах тех молчаливых
Я встал из-под копыт коня!
Воскрес на новые страданья,
Стал снова верить в упованье,
И снова дикая любовь
Огнем свирепым сладострастья
Зажгла в увядших жилах кровь
И чашу мне дала несчастья!
На рейнских пышных берегах,
В Лютеции, в столице мира,
В Гесперских радостных садах,
На смежных небесам горах,
О коих сладостная лира
Поет в златых твоих стихах.
Близ древних рубежей Персиды,
Средь томных северных степей
Я был добычей Немезиды,
Я был игралищем страстей!
Но не ропщу на провиденье:
Пусть кроюсь ранней сединой,
Я молод пламенной душой;
Во мне не гаснет вдохновенье,
И по нему, товарищ мой,
Когда, средь бурь мятежной жизни,
В святой мы встретимся отчизне,
Пусть буду узнан я тобой.
1) Отправляясь из Виллафранки в Ниццу морем, в глухую ночь, я подвергся было опасности быть брошенным в воды.
1822
ПРОРОЧЕСТВО
Глагол господень был ко мне
За цепью гор на бреге Кира:
"Ты дни влачишь в мертвящем сне;
В объятьях леностного мира:
На то ль тебе я пламень дал
И силу воздвигать народы?
Восстань, певец, пророк Свободы!
Вспрянь, возвести, что я вещал!
Никто - но я воззвал Элладу;
Железный разломил ярем:
Душа ее не дастся аду;
Она очистится мечем,
И, искушенная в горниле,
Она воскреснет предо мной:
Ее подымет смертный бой;
Она возблещет в новой силе!"
Беснуясь, варвары текут;
Огня и крови льются реки;
На страшный и священный труд
Помчались радостные греки;
Младенец обнажает меч,
С мужами жены ополчились,
И мужи в львов преобразились
Среди пожаров, казней, сеч!
Костьми усеялося море,
Судов могущий сонм исчез:
Главу вздымая до небес.
Грядет на Византию горе!
Приспели грозные часы:
Подернет грады запустенье;
Не примет трупов погребенье,
И брань за них подымут псы!
Напрасны будут все крамолы;
Святая сила победит!
Бог зыблет и громит престолы;
Он правых, он свободных щит!
Меня не он ли наполняет
И проясняет тусклый взор?
Се предо мной мгновенно тает
Утесов ряд твердынь и гор!
Блестит кровавая денница;
В полях волнуется туман:
Лежит в осаде Триполицца
И бодр, не дремлет верный стан!
Священный пастырь к богу брани
Воздел трепещущие длани;
В живых молитвах и слезах
Кругом вся рать простерлась в прах.
С бойниц неверный ям смеется,
Злодей подъемлет их на смех:
Но Кара в облаках несется;
Отяжелел Османов грех!
Воспрянул старец вдохновенный,
Булат в деснице, в шуйце крест:
Он вмиг взлетел на вражьи стены;
Огонь и дым и гром окрест!
Кровь отомстилась убиенных
Детей и дев, сирот и вдов!
Нет в страшном граде пощаженных:
Всех, всех глотает смертный ров!
И се вам знаменье Спасенья,
Народы! - близок, близок час:
Сам Саваоф стоит за вас!
Восходит солнце обновленья!
Но ты, коварный Альбион,
Бессмертным избранный когда-то,
Своим ты богом назвал злато:
Всесильный сокрушит твой трон!
За злобных тайный ты воитель!
Но будет послан ангел-мститель;
Судьбы ты страшной не минешь:
Ты день рожденья проклянешь!
Тебя замучают владыки;
И чад твоих наляжет страх;
Во все рассыплешься языки,
Как вихрем восхищенный прах.
Народов чуждых песнью будешь
И притчею твоих врагов,
И имя славное забудешь
Среди бичей, среди оков!
А я - и в ссылке, и в темнице
Глагол господень возвещу:
О боже, я в твоей деснице!
Я слов твоих не умолчу!
Как буря по полю несется,
Так в мире мой раздастся глас
И в слухе Сильных отзовется:
Тобой сочтен мой каждый влас!
1822
ПРОКЛЯТИЕ
Проклят, кто оскорбит поэта
Богам любезную главу;
На грозный суд его зову:
Он будет посмеяньем света!
На крыльях гневного стиха
Помчится стыд его в потомство:
Там казнь за грех и вероломство,
Там не искупит он греха.
Напрасно в муках покаянья
Он с воплем упадет во прах;
Пусть призовет и скорбь и страх,
Пусть на певца пошлет страданья;
Равно бесстрашен и жесток,
Свой слух затворит заклинанью,
Предаст злодея поруганью
Святый, неистовый пророк.
Пройдет близ сумрачного гроба
Пришелец и махнет рукой,
И молвит, покивав главой:
"Здесь смрадно истлевает злоба!"
А в жизни - раб или тиран.
Поэта гнусный оскорбитель,
Нет, изверг, - не тебе был дан
Восторг, бессмертья похититель!
Все дни твои тяжелый сон,
Ты глух, и муз ты ненавидишь.
Ты знаешь роковой закон.
Ты свой грядущий срам предвидишь.
Но бодро радостный певец
Чело священное подъемлет,
Берет страдальческий венец
И место меж богов приемлет!
1822
УЧАСТЬ ПОЭТОВ
О сонм глупцов бездушных и счастливых!
Вам нестерпим кровавый блеск венца.
Который на чело певца
Кладет рука камен, столь поздно справедливых!
Так радуйся ж, презренная толпа,
Читай былых и наших дней скрыжали:
Пророков гонит черная судьба;
Их стерегут свирепые печали;
Они влачат по мукам дни свои,
И в их сердца впиваются змии.
Ах, сколько вижу я некончеиных созданий,
Манивших душу прелестью надежд,
Залогов горестных за пламень дарований,
Миров, разрушенных злодействами невежд!
Того в пути безумие схватило
(Счастливец! от тебя оно еокрыло
Картину их постыдных дел;
Так! я готов сказать: завиден твой удел!),
Томит другого дикое изгнанье;
Мрут с голоду Камоенс и Костров;
Шихматова бесчестит осмеянье.
Клеймит безумный лепет остряков,
Но будет жить в веках певец Петров!
Потомство вспомнит их бессмертную обиду
И призовет на прах их Немезиду!
1823
<НА СМЕРТЬ ЧЕРНОВА>
Клянемся честью и Черновым:
Вражда и брань временщикам,
Царей трепещущим рабам,
Тиранам, нас угнесть готовым.
Нет, не отечества сыны
Питомцы пришлецов презренных;
Мы чужды их семей надменных;
Они от нас отчуждены.
Там говорят не русским словом.
Святую ненавидят Русь;
Я ненавижу их, клянусь,
Клянусь и честью Черновым.
На наших дев, на наших жен
Дерзнет ли вновь любимец счастья
Взор бросить, полный сладострастья,
Падет, перуном поражен.
И прах твой будет в посмеянье,
И гроб твой будет в стыд и срам.
Клянемся дщерям я сестрам:
Смерть, гибель, кровь за поруганье!
А ты, брат наших ты сердец,
Герой, столь рано охладелый!
Взнесись в небесные пределы!
Завиден, славен твой конец!
Ликуй: ты избран русским богом
Всем нам в священный образец;
Тебе дан праведный венец.
Ты будешь чести нам залогом.
1825
ТЕНЬ РЫЛЕЕВА
Петру Александровичу Муханову
В ужасных тех стенах, где Иоанн,
В младенчестве лишенный багряницы,
Во мраке заточенья был заклан
Булатом ослепленного убийцы,
Во тьме на узничьем одре лежал
Певец, поклонник пламенной свободы;
Отторжен, отлучен от всей природы.
Он в вольных думах счастия искал.
Но не придут обратно днн былые:
Прошла пора надежд и снов,
И вы, мечты, вы, призраки златые,
Не позлатить железных вам оков!
Тогда - то не был сон - во мрак темницы
Небесное видение сошло:
Раздался звук торжественной цевницы;
Испуганный певец подъял чело
И зрит: на облаках несомый,
Явился образ, узнику знакомый.
"Несу товарищу привет
Из области, где нет тиранов,
Где вечен мир, где вечен свет.
Где нет ни бури, ни туманов.
Блажен и славен мой удел:
Свободу русскому народу
Могучим гласом я воспел,
Воспел и умер за свободу!
Счастливец, я запечатлел
Любовь к земле родимой кровью!
И ты - я знаю - пламенел
К отчизне чистою любовью.
Грядущее твоим очам
Разоблачу я в утешенье...
Поверь: не жертвовал ты снам;
Надеждам будет исполненье!"
Он рек - и бестелесною рукой
Раздвинул стены, растворил затворы,
Воздвиг певец восторженные взоры
И видит: на Руси святой
Свобода, счастье и покой!
1827
ЭЛЕГИЯ
"Склонился на руку тяжелой головою
В темнице сумрачной задумчивый Поэт...
Что так очей его погас могущий свет?
Что стало пред его померкшею душою?
О чем мечтает? Или дух его
Лишился мужества всего
И пал пред неприязненной судьбою?"
Не нужно состраданья твоего:
К чему твои вопросы, хладный зритель
Тоски, которой не понять тебе?
Твоих ли утешений, утешитель,
Он требует? оставь их при себе!
Нет, не ему тужить о суетной утрате
Того, что счастием зовете вы:
Равно доволен он и во дворце и в хате;
Не поседели бы власы его главы.
Хотя бы сам в поту лица руками
Приобретал свой хлеб за тяжкою сохой;
Он был бы тверд под бурей и грозами
И равнодушно снес бы мраз и зной.
Он не терзается и по златой свободе:
Пока огонь небес в Поэте не потух,
Поэта и в цепях еще свободен дух.
Когда ж и с грустью мыслит о природе,
О божьих чудесах на небе, иа земле:
О долах, о горах, о необъятном своде,
О рощах, тонущих в вечерней, белой мгле,
О солнечном, блистательном восходе,
О дивном сонме звезд златых,
Бесчисленных лампад всемирного чертога,
Несметных исповедников немых
Премудрости, величья, славы бога,
Не без отрады всё же он:
В его груди вселенная иная;
В ней тот же благости таинственный закон,
В ней та же заповедь святая,
По коей выше тьмы и зол и облаков
Без устали течет великий полк миров.
Но ведать хочешь ты, что сумрак знаменует,
Которым, будто тучей, облегло
Певца унылое чело?
Увы! он о судьбе тоскует,
Какой ни Меонид, ни Камоенс, ни Тасс,
И в песнях и в бедах его предтечи.
Не испытали; пламень в нем погас,
Тот, с коим не были ему ужасны встречи
Ни с скорбным недугом, ни с хладной нищетой.
Ни с ветреной изменой
Любви, давно забытой и презренной,
Ни даже с душною тюрьмой.
1832
19 ОКТЯБРЯ 1837 ГОДА
Блажен, кто пал, как юноша Ахилл,
Прекрасный, мощный, смелый, величавый,
В средине поприща побед и славы,
Исполненный несокрушимых сил!
Блажен! Лицо его, всегда младое,
Сиянием бессмертия горя,
Блестит, как солнце вечно золотое,
Как первая эдемская заря.
А я один средь чуждых мне людей
Стою в ночи, беспомощный и хилый,
Над страшной всех надежд моих могилой,
Над мрачным гробом всех моих друзей.
В тот гроб бездонный, молнией сраженный,
Последний пал родимый мне поэт...
И вот опять Лицея день священный;
Но уж и Пушкина меж вами нет.
Не принесет он новых песней вам,
И с них не затрепещут перси ваши;
Не выпьет с вами он заздравной чаши:
Он воспарил к заоблачным друзьям.
Он ныне с нашим Дельвигом пирует.
Он ныне с Грибоедовым моим:
По них, по них душа моя тоскует;
Я жадно руки простираю к нам!
Пора и мне! - Давно судьба грозит
Мне казней нестерпимого удара:
Она того меня лишает дара,
С которым дух мой неразрывно слнт!
Так! перенес я годы заточенья,
Изгнание, и срам, и сиротство;
Но под щитом святого вдохновенья,
Но здесь во мне пылало божество!
Теперь пора! - Не пламень, не перун
Меня убил; нет, вязну средь болота,
Горою давят нужды и забота,
И я отвык от позабытых етрун.
Мне ангел песней рай в темнице душной
Когда-то созидал из снов златых;
Но без него не труп ли я бездушный
Средь трупов столь же хладных и немых?
19 октября 1838
УЧАСТЬ РУССКИХ ПОЭТОВ
Горька судьба поэтов всех племен;
Тяжеле всех судьба казнит Россию:
Для славы и Рылеев был рожден;
Но юноша в свободу был влюблен...
Стянула петля дерзостную выю.
Не он один; другие вслед ему,
Прекрасной обольщенные мечтою,
Пожалися годиной роковою...
Бог дал огонь их сердцу, свет уму,
Да, чувства в них восторженны и пылки,
Что ж? их бросают в черную тюрьму,
Морят морозом безнадежной ссылки...
Или болезнь наводит ночь и мглу
На очи прозорливцев вдохновенных,
Или рука любовников презренных
Шлет пулю их священному челу;
Или же бунт поднимет чернь глухую,
И чернь того на части разорвет,
Чей блещущий перунами полет
Сияньем облил бы страну родную.
1845
КОММЕНТАРИИ
В. К. КЮХЕЛЬБЕКЕР
ПОЭТЫ. Стихотворение послужило поводом доноса на Кюхельбекера министру внутренних дел. Эпиграф - из посланий В. А. Жуковского "К кн. Вяземскому и В. Л. Пушкину" (1814 - 1815). Избранники харит - здесь: поэты. Хариты символизировали в мифологии красоту и совершенство. Мильтон Джон (1608 1674) - английский поэт и политический деятель, был слеп и жил в нужде. Озеров Владислав Александрович (1769 - 1816) - драматург, к концу жизни утратил популярность, лишился рассудка, умер в нищете. Тасс - Тассо Торквато (см. стр 211). Титаны - божества старшего поколения, восставшие против новых богов - Зевса и других обитателей Олимпа, были побеждены и низвергнуты в Тартар. Анакреон (570 - 478 до н. э.) - древнегреческий поэт, воспевал любовь, вино, праздную жизнь. Купидон - бог любви. Мельпомена муза трагедии. Эсхил (525 - 456 до н. э.) - древнегреческий драматург-трагик. О жрец ужасных оных сил. - Имеются в виду богини мщения эриннии, действующие в некоторых произведениях Эсхила. Ювенал Децим Юний (ок. 60 - ок. 127) - римский поэт-сатирик. Оссиан - легендарный певец, герой кельтского эпоса. Приписываемые ему песни были созданы в 1762 - 1765 гг. Д. Макферсоном (1736 - 1796). Барды Туиско-на - поэты Германии. Туискон - мифический родоначальник германских племен. Евгений - Е. А. Баратынский. Юный Корифей - А. С. Пушкин.
НА РЕЙНЕ. Да паду же за свободу. - По-видимому, выражается неосуществленное намерение Кюхельбекера принять участие в греческой революции.
К РУМЬЮ! Написано под впечатлением известий о восстании Греции против турецкого ига.
ЕРМОЛОВУ (см. стр,214). В потомстве Нерона клеймит бесстрашный стих! Ювенал, Марциал. Лукан и другие поэты обличали жестокость римского императора Нерона (37 - 68 н. э.). Ахилл - герой "Илиады" Гомера. Г. Р. Державин воспел Суворова т одах "На взятие Измаила" (1791) и "На победы в Италии" (1799). Публий Корнелий Сципион (ок. 235 - 183 до н. э.) - римский полководец. Песнопевец - Энний Квинтий (239 - 169 до н. э.), римский поэт.
К ПУШКИНУ. Написано под впечатлением поэмы "Кавказский пленник". Одной постигнуты судьбою. - Кюхельбекер сравнивает свою службу на Кавказе с ссылкой Пушкина на юг. Вотще на поединках бурных и т. д. - Речь идет о дуэли Кюхельбекера с Н. Н. Похвисневым. Лютеция - Париж. Гесперские сады здесь: Италия.
ПРОРОЧЕСТВО. Костьми усеялося море. - Этот стих имеет в рукописи примечание Кюхельбекера: "Разбитие турецкого флота возле Ионических островов". Триполицца - город, бывший местом ожесточенных боев греков с турками. Осман - здесь: турок. Саваоф - одно из ветхозаветных именований бога, бог сил. Коварный Альбион - Кюхельбекер осуждает отказ Англии поддержать греческое восстание.
УЧАСТЬ ПОЭТОВ. Того в пути безумие схватило. - Речь может идти о Батюшкове или Озерове. Томит другого дикое изгнанье. - Вероятно, имеется в виду ссылка Пушкина. Камознс (см. стр. 211). Костров Ермил
Иванович (1750 - 1796) - поэт, первый переводчик "Илиады", терпел крайнюю нужду. Ширинский-Шях-матов Сергей Александрович (1783 - 1837) поэт-архаист, автор поэмы "Петр Великий" (отсюда - "певец Петров"). Кюхельбекер защищает его от насмешек Пушкина, Дельвига и др.
<НА СМЕРТЬ ЧЕРНОВА> Чернов Константин Пахо-мович (1803 - 1825) офицер Семеновского полка, двоюродный брат Рылеева, член Северного общества, дрался на дуэли с флигель-адъютантом В. Д. Новосильцевым, защищая честь своей сестры. Оба участника дуэли погибли. Дело приобрело общественный резонанс. По свидетельству современника, Рылеев "утверждал, что эта дуэль - человека среднего класса общества с аристократом и флигель-адъютантом - явление знаменательное, свидетельствующее, что и в среднем классе есть люди, высоко дорожащие честью и своим добрым именем" (П. П. Каратыгин. П. А. Катенин. - Рукописный отдел Института русской литературы АН СССР). Похороны Чернова вылились в политическую демонстрацию, во время которой Кюхельбекер пытался прочесть эти стихи.
ТЕНЬ РЫЛЕЕВА. My ханов Петр Александрович (1799 - 1854) - декабрист, литератор, друг Рылеева, помогавший ему в издании "Дум". Царь Иоанн Антонович был свергнут с престола в младенчестве, заключен в Шлиссельбургскую крепость и убит в 1764 г. Певец - Кюхельбекер говорит о себе.
ЭЛЕГИЯ. Меонид - Гомер, Камоэнс, Тасс (см. стр. 211)
19 ОКТЯБРЯ 1837 ГОДА. Дельвиг умер в 1831 г., Грибоедов - в 1829 г.
УЧАСТЬ РУССКИХ ПОЭТОВ. Или болезнь наводит ночь и мглу. - Кюхельбекер ослеп в 1845 г. Или рука любовников презренных и т. д. - Речь идет о гибели Пушкина. Или же бунт поднимет чернь глухую. - Речь идет о Грибоедове, растерзанном разъяренной толпой.
Последние комментарии
11 часов 28 минут назад
20 часов 20 минут назад
20 часов 23 минут назад
3 дней 2 часов назад
3 дней 7 часов назад
3 дней 8 часов назад