Девушка из космоса [Картер Браун] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Картер Браун Девушка из космоса

Глава 1

Анджела Бэрроуз с ее коротко подстриженными и уложенными просто идеально белокурыми волосами была бесспорно хороша, когда сидела вот так за огромным старинным письменным столом и о чем-то размышляла.

Во всяком случае, мне так казалось. Но кто мог бы сказать, что происходит за ее темными очками в роскошной оправе, украшенной бриллиантами? Потом она помахала длинным нефритовым мундштуком, в который была втиснута турецкая сигарета с неприятным резким запахом.

В ответ на этот властный жест вся коротенькая округлая фигура Хью Лэмберта замерла по стойке «смирно».

— Объясните ему! — распорядилась женщина.

— Дело в следующем, Рик... — Хью растерянно посмотрел на меня, на его физиономии застыла вымученная улыбка. — У нас небольшие неприятности сугубо конфиденциального характера, понимаете? Когда в Голливуде случается нечто подобное, существует всего один человек, который в состоянии помочь, и этот человек — Рик Холман, не так ли?

— Объясните же ему! — повторила Анджела.

— Я это и делаю, — почти огрызнулся Хью. — Я вот к чему клоню, Рик... Мы целиком полагаемся на вас, зная, что вы сумеете уладить дело без всякого шума и огласки. Для нас имеет значение не только ваша превосходная репутация, но и еще одно обстоятельство: я подумал, что могу рассчитывать на вас как на старого приятеля.

— Помнится, приблизительно с год назад мы выпивали вместе в одном ресторанчике на Стрипе, — ответил я, — по-видимому, это и делает нас старыми друзьями?

— К чему быть таким колючим? Все нормально! — Хью протестующе замахал обеими руками.

— Если одна выпивка превратила нас в старых друзей, — пожал я плечами, — возможно, еще две сделают вас моим дядюшкой или еще более близким родственником?

Горящий кончик сигареты Анджелы угрожающе метнулся к физиономии Хью, заставив его отшатнуться.

— Объясните ему! — вновь приказала она.

На мгновение мне показалось, что Хью ударит ее по губам, но он сумел взять себя в руки и вместо этого шлепнул по губам самого себя. Послышался глухой чмокающий звук.

Я легонько вздохнул и закурил сигарету в ожидании продолжения. Мне было куда интереснее наблюдать, не лопнет ли тонкий шелк на блузке Анджелы под напором ее пышной груди, нежели ждать, пока Хью изобьет себя хоть до смерти. Если мой взгляд и был излишне откровенным, то он ее ни капельки не смущал. Впрочем, шикарные черные очки служили надежной ширмой, отгораживающей ее от внешнего мира.

Снова зазвучал тягучий голос Хью:

— Дело обстоит таким образом, Рик. Понимаете, мы все сделали, а теперь наши старания полетели ко всем чертям, потому что эта безмозглая девка надумала встать на дыбы и...

— 'Конечно, вы мой старый друг, если еще не дядя, но... — Я вопросительно взглянул на черные очки: О чем он толкует? Не понимаю!

— Откровенно говоря, мистер Холман, — губы Анджелы изогнулись в гримасе, которую никто бы не посчитал улыбкой, — я и сама этого не знаю, хотя мне известно, о чем он намерен был сообщить. — Ее мундштук указал на дверь. — Хью, почему бы вам не отправиться в приемную и не вытряхнуть там пепельницы?

— Но, Анджела, милочка!..

Нижняя челюсть Хью отвисла. Я почти пожалел его.

Если даже не принимать во внимание его самолюбие, он был всего лишь маленьким толстячком в ботинках с массивными подошвами и высокими каблуками.

— Вон! — скомандовала она.

— Но я же первый вице-президент...

— Завтра вы можете стать мусорщиком!

— Мундштук нетерпеливо дернулся. — И станете им, если через три секунды не окажетесь за дверями этого кабинета.

Лэмберт быстро и отнюдь не с достоинством удалился, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Хью — специалист по составлению отчетов, — спокойно заявила Анджела, — но когда ему необходимо дать разумное объяснение о чем-то более сложном, чем старлетка...

— Мы установили, что у вас конфиденциальная проблема, — напомнил я. — Может, начнете прямо с этого?

— Девушка из космоса, — сказала она.

— Вы заговорили точно так же, как Хью.

— Моника Байер, — голос ее звучал нетерпеливо, — ну а у нас она получила псевдоним Девушки из космоса. Разве вы никогда не читаете рекламные газеты?

— Никогда.

— Как же вы узнаете, что происходит в мире? — Анджела с минуту взирала на меня в изумлении, затем пожала плечами. — Ну ладно! Во всяком случае, Моника — немецкая девушка с фантастическими перспективами. Мы видели парочку малобюджетных кинофильмов, в которых у нее были эпизодические роли, и она произвела на нас такое впечатление, что мы выкупили ее у продюсера, то есть ее контракты, разумеется. Доставили самолетом из Мюнхена в Лос-Анджелес и принялись наводить на нее лоск, не считаясь с расходами.

Потратили кругленькую сумму, чтобы создать ей рекламу в прессе, а на прошлой неделе заявился Стеллар, чтобы заключить с ней контракт на ведущую роль в очередном фильме Барбары Дун.

— Пока что все звучит просто великолепно.

— Все так и было бы, если бы Моника Байер все еще находилась здесь! — Мундштук теперь был направлен на меня как указующий перст. — Но ее нет!

— Ее похитили?

— Хуже, она просто ополчилась на нас.

— Как это могло случиться, если у вас в руках ее контракт?

— Именно на этот вопрос я и хочу услышать ее ответ! — желчно произнесла Анджела. — Но сначала надо ее разыскать.

— Итак, она взбунтовалась против вас? — переспросил я.

— Ни формального «до свидания», ни прощального взмаха рукой, ничего такого?

— Если бы она оставила записку со своим новым адресом, я вряд ли разговаривала бы сейчас с вами. Она сверкнула зубами в усмешке.

— Я уверена, что ваше время ценится на вес золота, мистер Холман, так что не будем тратить мои деньги на светскую болтовню, хорошо?

— Слушая вас, я невольно подумал: что еще прячете вы за темными стеклами, кроме глаз? Да и вообще, сколько у вас глаз?

Анджела резким движением сняла очки, и я увидел пару темно-синих глаз, в которых мерцали задорные огоньки.

— А теперь, когда вы убедились, что я не какой-нибудь монстр, мы, может быть, все же перейдем к делу, мистер Холман? — совершенно серьезно сказала она. — Мы устроили свою подопечную в хорошенькой квартирке в Брентвуде с кем-то вроде компаньонки, мисс Фрик, чтобы избавить девушку от ненужных хлопот. Во вторник у мисс Фрик выходной и она ушла из дому приблизительно в десять утра. Моника еще не вставала, сказала, что решила устроить день отдыха. А когда мисс Фрик вечером вернулась, ее ждала записка. И только. Моника исчезла, захватив сумочку, свои вещи, словом, все.

— Что было в записке?

— Девушка выражала глубочайшее сожаление, что поступает так после того, как все к ней были исключительно добры, в особенности мисс Бэрроуз, но у нее, мол, нет выбора. Она должна уехать и никогда уже не вернется. Искать ее бесполезно, потому что к тому времени, когда кто-либо прочтет записку, она будет уже за пределами страны. В общем, это было своего рода благодарственное послание, при чтении которого вам в лицо так и брызжет едкая кислота.

— На каком языке была записка — на немецком или на английском?

— На английском. Моника прекрасно говорит и пишет по-английски. Почерк, вне всякого сомнения, ее собственный.

Анджела снова водрузила на нос очки и вставила в мундштук новую сигарету.

— Чтобы сэкономить немного своих денег, сразу заявляю, что не имею ни малейшего представления о причине, толкнувшей ее на такой поступок. Не было ни любовника, ни скандала, ни семейных неприятностей. То, что случилось, представляется мне лишенным всякого смысла.

— Как вы думаете, возможно ли, что она уже покинула страну?

— Пожалуй, да... — Анджела пожала плечами. — Мы ждали двадцать четыре часа, надеясь, что получим от нее хоть какое-то известие, что она еще передумает! Ну а после того, как наше ожидание оказалось безрезультатным, я решила, что необходимо предпринять какие-то шаги по ее розыску. Но так, чтобы о ее исчезновении не было известно фирме «Стеллар продакшн», если вы понимаете, что я имею в виду.

— Когда они приступают к съемкам нового фильма Барбары Дун?

Она усмехнулась:

— Через двенадцать дней.

— И если они посчитают, что существует малейшая опасность того, что Моники не окажется вовремя на месте...

— Вот именно! Поэтому я готова заплатить вам самый высокий гонорар, мистер Холман. Не только за то, что вы ее разыщете и привезете сюда, но и за то, чтобы никто не узнал, что это сделали вы!

— Это звучит как весьма привлекательный, однако нереальный проект, — заметил я. — Предположим, в настоящий момент она в Боливии или в Конго. Вы готовы оплатить мне дорогу, естественно первым классом, туда и обратно? Я хочу сказать, у меня нет ни малейшего желания оказаться на мели в какой-нибудь Внешней Монголии, где, как мне говорили, холодно даже летом.

— Чтобы вернуть Монику назад, я готова оплатить вам дорогу в ад и обратно! — бросила Анджела. — В эту девушку вложено слишком много, причем не только денег. За пару лет, которые я тут работаю, я завоевала нашему агентству прочную репутацию. Такой скандал, как этот, связанный с фирмой «Стеллар», способен свести на нет все мои труды. Поэтому... — Ее грудь начала беспокойно вздыматься от тревожных мыслей. — Можете тратить сколько потребуется, только верните ее... Я щедро вознагражу вас, не сомневайтесь.

— Фотография имеется? — спросил я.

Анджела протянула через стол объемистую папку. На вид в ней было не менее двухсот снимков, но мне оказалось достаточно первого, великолепно выполненного портрета девушки в бикини. Высокая брюнетка с развеянными ветром волосами. Длинная прядь спустилась на грудь с округлого плеча. Темные глаза устремлены вдаль с мечтательным выражением. Довольно большой рот изогнут в полунасмешливой улыбке, в которой чувствовался определенный вызов. "Вы утверждаете, что вы мужчина? — говорила улыбка.

— Так докажите это!"

Фигура давала ей право называться Девушкой из космоса, поскольку Моника поистине была из неземных созданий. Высокая грудь, тоненькая талия, потрясающе крутые бедра, такие ноги, о которых «Мисс Вселенные» могли сколько угодно мечтать и весьма редко иметь. Моника Байер была красива, соблазнительна, сексапильна.

Такую девушку я бы с восторгом разыскал на каком-нибудь пустынном острове, где нашими компаньонами были бы только пассаты.

— Вы, естественно, хотите иметь ее фотографию? не без едкости спросила Анджела.

— Да, разумеется, — ответил я рассеянно. — Где я найду мисс Флик?

— Фрик, а не Флик! — Она, придерживая мундштук, ухитрилась прикурить от спички, которую держала на расстоянии вытянутой руки от себя.

— Мисс Фрик все еще в брентвудской квартире, где отвечает на телефонные звонки Монике. Хью сообщит вам адрес, перед тем как вы уйдете, мистер Холман.

— Мне уже уйти?

— Да, прямо сейчас.

— Что с вами? — вежливо поинтересовался я. — Это честолюбие делает вас такой холодной? Или наоборот, ваша холодность — причина честолюбия?

— Сперва найдите Монику Байер, мистер Холман. — Анджела медленно улыбнулась и, как показалось мне, стала похожа на кошечку, добравшуюся до сливок. Тогда, возможно, я предоставлю вам шанс это выяснить.

— Мысль об этом лишит меня сна, — произнес я без всякого энтузиазма. — Моника Байер — это ее настоящее имя?

— Я думала, вы никогда не зададите этого вопроса! фыркнула Анджела. — Нет, в действительности она Моника Брюль.

— Значит, Байер считается более броской фамилией, чем Брюль?

Она пожала плечами:

— Возможно, она не представляла, как изобразить ее фамилию по-английски. Со мной она не советовалась, изменила имя еще до того, как я узнала о ее существовании... Скажите Хью, сколько вам потребуется денег, и он выпишет чек, когда вы будете уходить.

— Пока мне ничего не нужно, поскольку отправляюсь я всего лишь во Внешний Брентвуд.

— Всего хорошего, мистер Холман!

Хью Лэмберт ожидал меня в приемной. Он вцепился мне в руку и потащил в свой собственный кабинет, весьма элегантный, но раза в четыре меньше комнаты Анджелы. Когда мы вошли, он осторожно прикрыл дверь.

— В чем дело? — поинтересовался я. — Опасаетесь шпионов?

— Она рассказала вам про Монику?

— спросил он каким-то придушенным шепотом.

— Разумеется!

— Могу поспорить, она и половины вам не сообщила! — Он радостно хохотнул. — А знаете почему? Потому что она сама этого не знает. Вот почему!

— У меня небольшая проблема, Хью, — начал я. Каждый раз, когда вы заговариваете со мной, слова все вроде бы знакомые, английские, но стоит мне попытаться связать их воедино...

— Дарен! — произнес он с триумфом.

— Это шифр? А парень в защитной куртке вон там на улице на самом деле не просто роет канаву? У него, к примеру, тайные планы...

— Билл Дарен! — Хью прижал палец к носу и подмигнул мне. — Внутренняя информация, дружище!

— Я хотел бы, чтобы вы этого не делали! — сказал я. Это напоминает мне о детских кошмарах, когда я никак не мог понять, как выглядит Сайта-Клаус... Кто такой, черт возьми, Билл Дарен?

— Он занимает значительное место в жизни Анджелы, — ответил Лэмберт с ухмылкой. — Новый, большой, потрясающий директор в «Стелларе». Довольно скверный актеришка, который понял, что самый быстрый путь к благополучию — жениться на «Агентстве талантов» Анджелы Бэрроуз, даже если это означает необходимость жениться на ней самой. Парень чуть не вывалился из окна, когда впервые увидел эту девчонку Байер. Могу поспорить, что они прекрасно спелись. Но, конечно, у Анджелы за спиной. Понимаете?

— Вы думаете, что они удрали вместе? — спросил я громко.

— Вы шутите? — Хью надменно посмотрел на меня. — Они вовсе не так глупы. Им обоим нужна Анджела.

Нет, держу пари, что они отбыли вдвоем на длительный уик-энд куда-нибудь в горы и через какое-то время вернутся, чтобы начать работать над новой картиной. Мисс Байер явится сюда со скромным видом и только глянет на Анджелу — у девочки потрясающие глаза!

— и тут начнется душераздирающая сцена, а весь ковер промокнет от слез.

— Понимаю, что задаю глупый вопрос, Хью, и все же для чего вы рассказываете мне все это?

— Я же ваш старый приятель, помните? — И он улыбнулся мне по-приятельски. — Я хочу помочь вам заработать, Рик. Отправляйтесь на поиски Билла Дарена: отыщете его — найдется и девчонка.

— Вы хотите получить какое-то вознаграждение за эту информацию, Хью? Я имею в виду, будете ли вы находиться в кабинете Анджелы, когда я сообщу ей про девушку и Дарена?

— Именно это и восхищает меня в вас, Рик! — Он почти в экстазе захлопал в ладоши. — У вас большое сердце, и к тому же вы умница!

— Вы могли бы сообщить мне адрес в Брентвуде? А заодно и адрес Дарена? — попросил я.

— Получилось так, что я заранее написал для вас оба.

Он протянул мне листок бумаги, затем снова хохотнул:

— Не смогли бы вы оказать мне небольшую услугу, когда встретитесь с ними, а, старый дружище?

— Какую именно?

— Ударить Билла Дарена по носу — за меня.

— А в чем дело? — поинтересовался я. — Что, девчонка Байер с самого начала дала вам от ворот поворот?

На мгновение в его глазах появилось по-настоящему злобное выражение.

— Я ей сделал столько хорошего, а эта маленькая стерва просто не замечала меня!

— Неужели?

— притворно ужаснулся я.

— Как это могло быть? Скажите, вы и в то время носили ботинки на таких же высоких каблуках?

— Убирайтесь отсюда, вшивый сукин сын!

Я не виню его за грубость. Но подобные типы, напрашивающиеся в старые друзья без всяких на то оснований, всегда пробуждают во мне зверя. Я быстро ушел, решив, что мы оба получили сполна.

Глава 2

В ожидании, пока кто-то ответит на мой звонок в дверь, я раздумывал о том, что этой Фрик на роду написано быть компаньонкой, точно так же, как Дженкинсу — дворецким. Она окажется подслеповатой особой среднего возрастав традиционным «кукишем» на голове, плоской грудью и привычкой шмыгать носом. Нереализованные запасы любви такие девы расходуют, как правило, на кошек.

Я настолько погрузился в свои размышления, что только чей-то нетерпеливый голос вывел меня из них.

— Судя по вашему виду, — холодно произнес голос, вы только что где-то потеряли свой разум. Могу вас заверить, что не здесь.

— Я его не терял, поскольку никогда им не обладал, — сказал я, подняв глаза, и действительно чуть не лишился здравого смысла. — Мисс Фрик? — промямлил я.

— А вы ожидали увидеть Элизабет Тейлор? — поинтересовалась она.

Мисс Фрик, очевидно, минуло лет двадцать с небольшим, и обвинять ее в плоскогрудии было бы по меньшей мере глупо. Передо мной стояла блондинка языческого вида с необычайно чувственной верхней губой, впрочем, нижняя едва ли уступала в этом отношении.

Одежду мисс Фрик составляли белая с синими полосками футболка и короткая белая юбка — дюймов на восемь выше колен. Идеальный туалет для спортсменки или туристки, но отнюдь не для компаньонки.

— Я ожидал увидеть некую близорукую мышку средних лет, — объяснил я ей, — и, обнаружив прямой контраст, лишился дара речи. Я — Рик Холман. Лишившийся дара речи Рик Холман.

— Кэти Фрик. Мисс Бэрроуз предупредила меня о вашем визите, — произнесла она без всякого энтузиазма. — Полагаю, вам лучше войти.

Она резко повернулась. Белая юбчонка, вообразив, что с ней играют, в восторге обвилась вокруг крутых бедер. Я же, скромно потупив глаза, вошел в квартиру.

Гостиная ничем не отличалась от других подобных "помещений в меблированных квартирах: вроде бы все предусмотрено для вашего комфорта, а чувствуете вы себя неуютно.

Мисс Фрик опустилась на единственное кресло, а мне пришлось устроиться на краешке кушетки, которая наверняка могла бы рассказать более печальную историю, чем Достоевский, если бы имела такую возможность.

— Мне нечего сообщить вам о Монике, кроме того, что я уже рассказала мисс Бэрроуз, — для начала произнесла блондинка.

— Боюсь, что вы напрасно тратите время, мистер Холман.

— Я знал, что в этом году юбки стали носить короче. Я с восхищением бросил взгляд на ее ножки. — Но сейчас я впервые любуюсь модой тысяча девятьсот семьдесят пятого года, и мне хотелось бы выразить вам свое искреннее одобрение.

— Очень смешно, — раздраженно промолвила девушка. — Если у вас в запасе имеется еще с десяток подобных шуточек, почему бы вам не сохранить их для кого-то с детским чувством юмора, кому они пришлись бы по вкусу.

— Разумеется, это пустой разговор, — согласился я. Но, если по-честному, какой мужчина может думать о чем-то другом при виде таких потрясающих ножек, как у вас?

Она даже не потрудилась одернуть юбку, только неторопливо скрестила ноги по-другому и зевнула. Мои ухаживания, несомненно, были отвергнуты.

— Если вы хотите что-то спросить в связи с Моникой, мистер Холман...

— Она исчезла, оставив записку, что никогда не вернется, верно?

— Совершенно верно.

— Она не казалась вам расстроенной или обеспокоенной чем-то?

— Только не она!

— твердо заявила мисс Фрик. Моника в самом деле была Девушкой из космоса. Ее ничто не трогало и ничто не интересовало.

— Включая Билла Дарена?

Лицо у мисс Фрик застыло.

— Откуда у вас такие мысли? Кто вам сказал?

— Не Анджела Бэрроуз. Но информация точная?

— Он появлялся несколько раз, — подтвердила она. У них было несколько свиданий. Я посчитала это не моим делом: он же был директором и собирался работать с ней над новым большим фильмом.

— Ясно! — кивнул я в знак согласия. — Она ходила на эти свидания вместе с вами?

— Вы шутите? — фыркнула она насмешливо. — Мне вменялось в обязанности следить лишь за тем, чтобы у нее не было настоящих неприятностей, а вовсе не держать ее за руку двадцать четыре часа в сутки.

— Вы полагаете, что в настоящее время она с Дареном?

— Возможно. — Пожав плечами, она добавила:

— В точности не знаю.

— Вы здорово мне помогли!

— Я предупредила вас с самого начала, — равнодушно сказала моя собеседница.

— Догадываюсь, что это ваши ножки убедили меня в том, что вы лжете... Не возражаете, если я тут осмотрюсь?

— На здоровье! В комнату Моники первая дверь налево.

Она опять зевнула, с вызывающей медлительностью заново перебросила ногу на ногу, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

Я вошел в комнату, которую занимала немка, и подумал, что она уже приобрела специфический нежилой вид. Стенной шкаф был пуст, ящики бюро тоже. По-видимому, Моника долго укладывала чемоданы, готовясь в длительное путешествие. На всякий случай я заглянул под кровать и, конечно, ничего там не нашел, кроме вытертого коврика. Оставался лишь письменный стол у окна. В одном ящике оказалась стопка путеводителей. Я тщательно просмотрел их, но ничего существенного не обнаружил. Три или четыре расписания внутренних и международных авиарейсов, рекламы западногерманских курортов и спортивных баз. И больше ничего. Я сунул все это обратно в ящик и вернулся в гостиную.

Мисс Фрик приоткрыла один глаз и лениво покосилась на меня:

— Вам еще что-нибудь нужно, мистер Холман?

— Сколько времени вы присматривали за мисс Байер?

— Около месяца.

— Вы не выглядите особой, которая избрала профессию компаньонки в качестве постоянного занятия.

Она пожала плечами:

— Я поднимаюсь по служебной лестнице в агентстве Анджелы Бэрроуз. Она хотела, чтобы я выполнила такую работу. Кто-то должен был присматривать за мисс Байер, и она велела этим заняться мне.

— Как вы с ней ладили? С Байер?

— Прекрасно.

— Она вам нравилась?

— Я не питала к ней никаких особых чувств, — равнодушно ответила она. — Для меня это была просто работа.

— Ну а как вы относились к Биллу Дарену?

Она широко улыбнулась.

— Уж не думаете ли вы, что, зная, как относится к нему моя хозяйка, я могла быть настолько глупой, чтобы иметь к нему вообще какие-то чувства?

— Вы не говорили Анджеле Бэрроуз, что Дарен часто встречался с Байер?

Она покачала головой.

— Кто решил не сообщать ей об этом — вы или же Хью Лэмберт?

Мисс Фрик задумалась на мгновение, облизала свои чувственные губы, как будто они были измазаны шоколадом, затем улыбнулась:

— Какой же вы сообразительный, мистер Холман! Однако поняли вы все совершенно не правильно. Лэмберт из тех маленьких пресмыкающихся, что готовы бегать за каждой юбкой. Он из кожи лез вон, чтобы завоевать сердце Моники Байер, но не продвинулся ни на дюйм: она даже не замечала его. Он и за мной ухлестывал, не жалея сил, и с тем же результатом. Уверена, он бы с огромным удовольствием узнал про свидания Моники Байер с Дареном, чтобы иметь возможность побежать к Анджеле и доложить ей об этом, но я убеждена, что он ровным счетом ничего не знал.

— В жизни Моники был еще кто-нибудь?

— Не думаю. Несколько раз ей названивал парень, называвший себя Марти. Каждый раз, когда так случалось, она уносила телефон подальше от меня, чтобы я не могла подслушать.

— Вы никогда не встречали этого Марти?

— Никогда. — Она решительно потрясла головой. — Я даже не знаю его фамилии.

— И вы уверены, что Лэмберт ничего не знал о том, что Дарен назначал свидания мисс Байер?

— Уверена. — Она вновь зевнула, не потрудившись на этот раз скрестить ноги, что слегка разочаровало меня. — У вас больше нет ко мне вопросов, мистер Холман?

— Похоже на то, — признался я. — За исключением таких, которые вы порекомендовали мне сохранить для недорослей с детским чувством юмора.

— Уверена, что среди ваших знакомых таких немало! — Она улыбнулась, но весьма сдержанно. — До свидания, мистер Холман, и желаю удачи. К сожалению, наша встреча была довольно скучной.

— У вас поразительно стройные ножки, мисс Фрик, ответил я искренне, — но кроме этого в вас нет ничего положительного. Так что тоже могу подписаться под вашим замечанием.

Я прошел под полуденным солнцем к своей машине, припаркованной у обочины. Бывают времена, когда красивая женщина не вызывает радостных эмоций. Так случилось и на сей раз, поскольку мне стало доподлинно ясно, что я котируюсь наравне с Хью Лэмбертом и не имею ни малейшего шанса подняться выше.

Поездка к жилищу Дарена заняла около получаса. По адресу, полученному от Лэмберта, мне пришлось ехать в Голливуд-Хиллз.

Парень лет тридцати, открывший мне дверь, в свитере, джинсах в обтяжку и грязных домашних туфлях, принадлежал к «доморощенным атлетам». Черноволосый, со злыми глазами, тонкогубым ртом и выражением внутреннего беспокойства на физиономии, он мне сразу же не понравился. Смотрел он на меня так, словно я продавал энциклопедии, а он не умел читать.

— Да-а? — выдохнул он.

— Мистер Дарен? — вежливо осведомился я.

— Нет.

— Меня зовут Холман. Мне очень нужно встретиться с мистером Дареном.

— Хотите пробиться в кино? — фыркнул он.

— Вам следует сначала попытать счастья в «Сентрал кастинг».

— Видите ли, очень важно, чтобы мы с ним встретились. Когда вы ожидаете его возвращения?

— Совсем не ожидаю. — Он нетерпеливо пожал широкими плечами. — Так что сваливайте, ясно?

— Вы не представляете, где бы я мог встретиться с ним?

— Нет.

— Вы хотите сказать, что живете в его доме, а он до сих пор не знает об этом?

— Не умничай со мной, панк! — рявкнул он. — Или я выбью тебе передние зубы.

— Если Дарен где-то находится вместе с Моникой Байер и не хочет, чтобы их потревожили, почему бы вам так и не сказать?

На какое-то время у здоровяка сделался такой вид, будто у него самого повыпадали передние зубы. Затем он как бы проглотил какой-то комок и загрохотал:

— Кто вы такой, черт бы вас побрал?

— Имя по-прежнему Холман, — ответил я, затем спросил наугад:

— А вы, как я догадываюсь, Марти?

Это вышло просто великолепно. Его физиономия неожиданно приняла зеленоватый оттенок. Воспользовавшись тем, что он все еще пережевывает мой неожиданный выпад, я прижал ладонь к груди Марти и тихонечко втолкнул его назад в дом. И лишь захлопнув ногой входную дверь, я убрал руку.

— Как я понимаю, нам необходимо конфиденциально поговорить о Билле Дарене, о вас и о девушке по имени Моника Байер, — сказал я.

— О'кей. — Он почему-то разнервничался.

— Вы не против того, чтобы выйти на веранду? Я там оставил недопитый стакан.

— Почему бы и нет?

Я прошел следом за ним на веранду и обнаружил, что здание частично нависает над обрывом высотой футов триста.

Марти схватил со стола до половины налитый стакан, осушил его и с прежним враждебным выражением взглянул на меня:

— Итак, я Марти Круз. И я слышал имя Холман. Но кто вы такой, черт вас побери?

— Человек, разыскивающий Билла Дарена. — Я улыбнулся отнюдь не дружелюбно. — Полагаю, что если разыщу его, то найду и Монику Байер. Как вы сами сказали, вы — Марти Круз. Вы живете в доме Дарена. И вы тот самый тип, который частенько вел продолжительные секретные телефонные разговоры с Моникой. Хотите продолжить с этого места?

Марти налил себе еще и, пока стоял, повернувшись ко мне спиной, возле небольшого бара в углу веранды, видимо, обдумывал мои слова.

Он не предложил мне выпить, а если бы сделал это, то я бы встревожился, поскольку подобное было не в его духе.

Наконец он повернулся ко мне и ухмыльнулся.

— Холман!

— воскликнул он.

— Теперь я знаю, кто вы такой. Человек, который не позволяет выносить сор из семейного дома и не допускает туда газетчиков. Вы улаживаете все скандальные дела в Беверли-Хиллз. А если вас интересуют Билл и девчонка Байер, значит, вы работаете на эту суку Бэрроуз.

— А вы на кого работаете? — вежливо осведомился я.

— Сейчас у меня небольшой отпуск. — Он вытянул в сторону правую руку, чтобы продемонстрировать мне мощные бицепсы. — Мы с Карлом в настоящий момент отдыхаем, он загорает во Флориде, а я гощу у своего старого дружка Билла Дарена.

— С Карлом? — переспросил я.

— Да, с моим братом Карлом, — ответил он и недоверчиво спросил меня:

— Уж не хотите ли вы сказать, что никогда не слышали о братьях Круз? Неужели вы не видели нас в увеселительном парке к югу от Санта-Моники? Дом иллюзий! Самый большой и самый лучший во всей стране. Мы работаем там с электронными манекенами и вытворяем такое, что напугали бы до смерти даже вурдалака. Но зимой наш аттракцион закрывается на пару месяцев, и поэтому мы сейчас свободны.

— Я рад, что у вас очередной отпуск. Так что же насчет Дарена и мисс Байер?

— Да-а...

Он допил стакан, согнул руку, как это делает подающий мяч, и швырнул стакан с веранды по дуге.

— Ну что ж, полагаю, эта сука Бэрроуз все равно раньше или позже все узнает. Вы слышали про нее и Билла? Как они совсем было спелись, собирались пожениться и все такое? А тут появляется эта девчонка Байер, и Билл втюрился. Думаю, все началось не всерьез. Билл о большем и не помышлял, поэтому действовал осторожно, старался, чтобы эта дамочка Бэрроуз ничего не пронюхала. Он даже несколько раз заставлял меня звонить Монике и договариваться о свидании. Но неожиданно все стало серьезным, и Билл решил, что ему больше нет никакого дела до суки Бэрроуз. Моника Байер была тем, что ему требовалось.

— Поэтому?

— Поэтому... — Он слегка пожал плечами. — Они уехали. Билл не удосужился сказать мисс Бэрроуз, что между ними все кончено, однако она запустила когти в Монику, заключив с ней контракт, и все такое. Он не сомневался, что из-за девчонки она устроит скандал.

Единственное, что они могли сделать, — это удрать в такое место, где дамочке Бэрроуз не удастся ничего предпринять. Они так и сделали — улизнули.

— Куда?

— Стоящий вопрос! — Марти громко захохотал. — Билл позвонил мне из аэропорта, попросил пожить здесь, продать дом, навести порядок в его делах. Сказал, что через некоторое время он со мной свяжется. Пока же они отправляются куда-нибудь в Европу.

— Когда все это случилось?

— Во вторник рано вечером. Он не стал говорить, куда они едут, а я не спрашивал. Но в среду они, так или иначе, должны были прибыть в Европу, верно?

А сегодня четверг, так что теперь они могут быть где угодно в Европе или возьмут да и отправятся другим самолетом в Гонконг или Токио. Это ваша проблема — выяснить, где они сейчас.

— Или проблема Анджелы Бэрроуз? — заметил я.

Он снова рассмеялся.

— Братец! Эта сука получила по заслугам! Вам бы следовало посмотреть на них вместе, на нее и Билла.

Она обращалась с ним так, словно он был ее наемным слугой.

— Полагаю, он не мирился бы с этим, если бы не хотел жениться на ее «Агентстве талантов», — заявил я.

— Судя по вашим словам, Дарен — самая отвратительная мразь, которая когда-либо выползала из-под камня!

— Послушай! — Его лицо сразу потемнело. — Холман, ты не должен говорить так про моего лучшего друга!

— Почему?

— Потому что я не просто выбью тебе зубы, панк, а сброшу тебя вниз с балкона!

— Если тебе охота подраться, я не возражаю, — ответил я. — Только учти, в драке я не миндальничаю, в особенности с парнями, у которых такие мускулы, как у тебя.

Он задумался над моими словами — парень был явно тугодум и любитель выпить, а я неожиданно почувствовал страшную усталость.

— Забудь, — сказал я ему. — Ты уже напугал меня так, что зубы мои сами собой зашатались. Ты не хочешь, чтобы я называл твоего старого приятеля мразью? Хорошо, я перестану и немедленно уйду к чертовой матери из дома этой мрази.

Я повернулся к нему спиной и двинулся к выходу: это было ошибкой. Через пару секунд сокрушительный удар по правой почке отправил меня на пол лицом вниз, и, только налетев на ножки тяжелого стула, я остановился. На то, чтобы подняться на колени, опершись об этот самый стул, потребовалось какое-то время. Я увидел, что Марти Круз наблюдает за мной. Его тонкогубый рот искривился в безобразной ухмылке.

— Это на память обо мне, панк! — заявил он радостно. — Чтобы в следующий раз ты хорошенько подумал, прежде чем начнешь оскорблять моих друзей!

Опираясь о спинку стула, я с трудом ухитрился встать на ноги. Затем снова наклонился вперед, прижимая руку к боку, как будто боль все еще не давала мне возможности выпрямиться (впрочем, почти так оно и было), и ухватился за ножку стула. Это был современный садовый урод из сварочной стали, так что он оказался вовсе не таким уж тяжелым. Я даже слегка удивился, насколько он легок, когда размахнулся и обрушил его на голову Круза.

Конечно, металл есть металл, так что наступила очередь Марти рухнуть на пол, что он и проделал с крайне удивленным видом. Он долетел до задней стены. Приземление сопровождалось отвратительным воплем, который, признаюсь, доставил мне немалое удовольствие. Упав навзничь, он замер, физиономия его выражала полное равнодушие к окружающему миру.

Пора, подумал я, осушить тот стаканчик, который он так мне и не предложил. А посему я налил себе пальца на четыре коньяка «Наполеон», и мое самочувствие заметно улучшилось.

Когда я уходил с балкона, Марти Круз по-прежнему притворялся человеком, извлеченным из вечной мерзлоты, и я с презрением подумал, что такие парни в действительности слабаки. Однако от этой мысли боль в моей почке не утихла.

Глава 3

Анджела Бэрроуз секунд пять молча взирала на меня, и только ее длиннющая сигарета в мундштуке чертила в воздухе какие-то замысловатые фигуры. Потом она решительно тряхнула головой.

— Я не верю ни единому слову! — заявила она решительно. — Билл Дарен и Моника Байер? Это безумие!

— Вовсе не безумие! Я проверил в кассах авиалиний.

Мисс Брюль и мистер Дарен улетели в Париж. Они там находятся уже целые сутки, если, конечно, не перебрались на самолет до Тегерана или другого места назначения.

— Эта грязная маленькая... — Анджела сорвала свои черные очки, ее ярко-синие глаза сверкали от возмущения. — Мы собирались пожениться — Билл и я. Вы знали об этом?

— Нет. — Я тепло улыбнулся ей. — Поздравляю.

— Не хитрите со мной, Холман, или я... — Мундштук с сигаретой беспомощно затрепетал в воздухе, затем она вымученно улыбнулась.

— Ладно, наверное, я это заслужила! Но я по-прежнему не верю. Моника — карьеристка, она не отправилась бы в Европу просто так, понимая, что тем самым перечеркнет свою карьеру в кино. Кстати, кто вам все это рассказал?

— Парень по имени Марти Круз, который сейчас гостит в доме Дарена. Компаньонка мисс Фрик, которую вы, вероятно, помните. И некий толстенький коротышка, вице-президент «Агентства талантов» Анджелы Бэрроуз.

— Что?!

— Как видите, настоящий сговор, чтобы скрыть от вас неприглядную правду, как я понял из их слов, — ответил я как ни в чем не бывало. — Я — штрейкбрехер, которому не нравится никто из этой компании, ну а потом, вы же моя клиентка. Если вы пожелаете уволить и мисс Фрик и Хью Лэмберта, я ничего не имею против. Если вы решите вызвать сейчас сюда Хью Лэмберта и сообщите ему все, что услышали от меня, я тоже ничего не имею против. Мне он не слишком по душе.

— С Хью можно подождать!

— злобно воскликнула она. — Сейчас гораздо важнее Моника Байер. Я слишком много вложила в эту девицу, чтобы позволить ей улизнуть от меня, в особенности с Биллом Дареном!

Я хочу, чтобы вы разыскали ее, Холман. Именно ради этого я наняла вас сегодня утром. Но за последние шесть или семь часов ничего не изменилось.

— За исключением одного: теперь нам известно, что она прилетела в Париж двадцать четыре часа назад.

— Так почему же вы сидите и теряете мое время на пустую болтовню? — проворчала Анджела. — Вам следует вылететь первым же рейсом.

— Я не хотел бы лишать себя удовольствия предъявить вам счет по моим расходам, — не менее ворчливо произнес я. — Но вы можете позвонить прямо сейчас в центральное агентство в Париже. Могу поспорить, они гораздо быстрее разыщут для вас девушку, и обойдется это вам в два раза дешевле.

Она вновь надела черные очки и устало вздохнула.

— Не знаю другого человека, который отличался бы такой же тупостью, как вы, Холман. Не могу понять, каким образом удалось вам завоевать такую великолепную репутацию! Я же вам с самого начала сказала, что любая огласка все расстроит с фирмой «Стеллар» — новый фильм и прочее. Если я готова щедро оплачивать ваши услуги и вашу поездку в Европу, то лишь потому, что вам известна специфика нашего бизнеса, необходимость полной секретности. Она выехала из страны тайком, воспользовалась своим настоящим именем — Брюль. И я хочу, чтобы вы так же незаметно доставили ее назад. На это вам дается неделя.

— Что вам известно о братьях Круз? — спросил я.

— Какое отношение это имеет к тому, что произошло?

— Не знаю, — ответил я искренне, — но мне любопытно, что это за субъекты. К тому же у меня на лопатках пока не выросли крылья и я не могу отправиться в Париж, просто разбежавшись и выпрыгнув из окна. Поэтому до того, как я вылечу туда следующим рейсом, у вас масса времени, чтобы рассказать мне о братьях Круз...

— Очевидно, вы правы. — Она нетерпеливо передернула плечами. — Карл и Марти... Карл — голова всего дела, так сказать, мозговой центр. А Марти — мускулы и коммерция. У них имеется аттракцион в увеселительном парке, особый павильон, который они назвали Домом иллюзий. Сделано блестяще. Вы платите пятьдесят центов за вход, и это равносильно тому, что вы одновременно смотрите пять фильмов ужасов. Выходите наружу, а у вас волосы стоят дыбом. У них там имеется все в таком жанре, включая скользящие стены и пол, электронные, в натуральный человеческий рост, фигуры, которые все, как одна, смахивают на Франкенштейна, а может, они и пострашнее. Полагаю, что больше всего это нравится юнцам, потому что напуганные девочки с визгом бросаются в объятия к мальчикам.

— Решено. Когда парк вновь откроется, я заплачу свои пятьдесят центов и посмотрю сам, — сказал я. — Но что вы знаете о братьях Круз как о людях? Марти не следует считать представителем человеческой расы, ну а как насчет Карла?

— Карл? — Она улыбнулась почти мечтательно. — Он настоящий парень. Одно время я всерьез думала выйти за него замуж. До того, как появился Билл Дарен.

— В таком случае, как получилось, что Марти очень дружен с Дареном и даже живет в его доме?

— спросил я.

— Не знаю, — покачала она головой. — Но ведь не Марти обозлился на меня за то, что я передумала и решила выйти за Билла, а Карл.

— С Крузами более или менее понятно, — сказал я. Ну а что с мисс Фрик? Она мне говорила, что работает ради того, чтобы подняться по служебной лестнице в вашем «Агентстве талантов».

— Она умная девушка, и, пожалуй, у нее действительно такая цель, — с нескрываемым раздражением ответила Анджела Бэрроуз. — Сейчас я не так уж уверена, что у нее есть перспективы на будущее, во всяком случае в нашем агентстве. Я направила ее в ту квартиру следить, чтобы у Моники не было никаких неприятностей, и это, естественно, включает всяческие эмоциональные ловушки.

— Возможно, она предполагала, что роман Моники с Дареном нечто скоротечное, — высказал я предположение, желая быть вполне объективным. — И что вы не оцените или даже вообще не поверите ей, если она расскажет вам об их отношениях.

— Возможно, — нетерпеливо пробормотала она. Я решу это позднее.

— Я поеду в Париж, — сказал я, — но ничего не стану обещать. Мне думается, у меня нет ни малейшего шанса отыскать Монику Байер и привезти ее сюда в течение недели.., или даже года.

— Я всецело полагаюсь на вашу репутацию, мистер Холман. Если же вы не вернетесь сюда через семь дней и не привезете мне Монику, я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы утратили свою репутацию во всех без исключения крупных киностудиях или агентствах.

Я с восхищением посмотрел на ее высокую грудь, натянувшую шелк блузки, затем с искренним сожалением покачал головой:

— Какая жалость, что вы лишены сердца, мисс Бэрроуз, тем более что у вас такой потрясающий контейнер для него.

Она снова посмотрела на меня с видом кошки, добравшейся до миски со сливками.

— Как я уже говорила вам, доставьте сюда Монику, и тогда вам представится шанс ознакомиться с моей холодностью — или с чем-то противоположным...

— Хвастунья и задира! — Я поднялся на ноги. — Еще один вопрос, прежде чем я отбуду в неизвестное далеко: если на этом закончится карьера Моники Байер в киноиндустрии, что это будет означать для Билла Дарена?

— То же самое. В нашей стране, во всяком случае, холодно ответила она. — Он подписал контракт на пять лет со «Стеллар», который я для него и устроила.

— Таким образом, Моника удрала, оставив надежды на большое будущее в Голливуде и твердо зная, что у нее нет больше никаких перспектив в кинобизнесе, нигде не найдется для нее места, поскольку вы владеете ее контрактом? А Билл Дарен одновременно потерял свой пятилетний контракт со «Стеллар» и возможность жениться на «Агентстве талантов» Анджелы Бэрроуз? — Я слегка приподнял брови.

— Не полагаете ли вы, что это большая любовь, мисс Бэрроуз?

— Убирайтесь отсюда, Холман, — сдавленно произнесла она, — пока я не ударила вас по голове чем-нибудь тяжелым!

Я вышел и обнаружил Хью Лэмберта, который вертелся неподалеку, как ночная сова в поисках ветки, на которой можно удобно устроиться. И снова он затащил меня в свой кабинет и осторожно прикрыл дверь. Можно было подумать, что я — британский генерал, а он Бенедикт Арнольд.

— Вы ей сообщили про Дарена и мисс Байер? — Его глаза-бусинки поблескивали в нетерпении. — Как она реагировала?

— Сообщил, — ответил я. — И еще сказал, что эти сведения получил сначала от вас. Ну и как вы на это смотрите, старый приятель?

— Вы этого не сделали!

— Можете не сомневаться.

— Я весело подмигнул ему.

— В конце концов, она моя клиентка, Хью, а, как мне это представляется, существовал настоящий заговор, чтобы скрыть от нее правду. Вы знали про Дарена и Байер, мисс Фрик тоже, даже Марта Крузу было известно все. — Я вздохнул. — Я всегда считал, что после денег больше всего ценится лояльность. И что это за друг, если он не относится к тебе лояльно? Я не мог поступить иначе, если даже в известной мере подвел вас, Хью!

— За это она меня непременно уволит! — прохрипел он. — Если сначала не убьет!

— У вас, как я понял, есть ответы на все вопросы, ведь именно вы первый сообщили мне, что Моника и Дарен должны быть вместе, — заговорил я непринужденно. — Скажите откровенно, пока с вас не начали снимать мерку для широкого коротенького гроба, известно ли вам, что они уже в Европе?

— Нет, — прошептал он.

— Если бы вы были на моем месте и отправились на их поиски в Европу, откуда бы вы начали?

— С Мюнхена! — ответил он не задумываясь.

— Это ее родной город.

— Еще раз спасибо. Одна добрая услуга, как принято говорить, и человек непременно отплатит тебе добром за добро. Я рад, что вы так и сделали!

— Какую же услугу вы мне оказали?

— неожиданно громко завопил он, забыв об осторожности.

— Я сделал вас лояльным маленьким вице-президентом, Хью, и вы должны быть этому рады.

— Я сурово покачалголовой. — Чего вы хотите? Всю жизнь оставаться крысой?

— В один прекрасный день, Холман, — зарычал он, я отплачу вам точно такой же услугой, какую вы только что оказали мне.

— Не поднимайте мне кровяное давление! Мой врач говорит, что от этого у меня в голове возникают совершенно нереальные сексуальные мысли.

Я вышел из его кабинета, в то время как он продолжал раздумывать, выброситься ли ему немедленно из окна или ползти на коленях в кабинет Анджелы Бэрроуз и молить о пощаде.

Был ранний вечер, и я поехал в свое небольшое престижное обиталище в Беверли-Хиллз. Справившись с расписанием, заказал себе на следующее утро билет на самолет, летевший из Лос-Анджелеса в Мюнхен через Нью-Йорк и Лондон. Что-то мне подсказывало, что маленький Хью прав в своих предположениях: едва ли Дарен и очаровательная немочка остановятся в Париже.

Впрочем, не исключено, что они могли укрыться и в этом городе — уже обвенчаться к этому времени и жить уединенно в любви и согласии до конца своих дней, не думая о разорванном контракте, судебном преследовании и прочих неприятностях.

Чем больше я об этом думал, тем большие сомнения одолевали меня. В конце концов я махнул на все рукой и приготовил себе холостяцкий обед — традиционную яичницу с ветчиной, ибо, как вам, возможно, известно, я человек с простыми вкусами. Потом я вспомнил о туристических проспектах, которые обнаружил, осматривая комнату Моники Байер.

Было бы не лишним просмотреть их еще раз, подумал я. И заодно взглянуть на потрясающие ножки мисс Фрик. Стоило ли мне ссориться с ней? Я должен предоставить ей еще один шанс. К тому же небольшое сопротивление всегда усиливает чувство победы. Возможно, на вечер она облачится в еще более короткую юбку. Очевидно, последнее предположение и заставило меня стремительно выскочить из дома и сесть в машину.

Было около девяти, когда я добрался до многоквартирного дома в Брентвуде и нажал на кнопку звонка.

Дверь отворила немыслимая блондинка, для характеристики которой я затрудняюсь подобрать адекватные эпитеты. Она одарила меня таким взглядом, словно я — тот отвратительный инцидент в ее жизни, о котором она всячески старается забыть вот уже десять лет. Ее поднятые кверху и расположенные ярусами волосы создавали некую хрупкую архитектурную композицию, которая не приснилась бы даже самым заядлым авангардистам.

На ней был жакет из черного атласа, туго обтягивающий пышную грудь, и штанишки из черных кружев, собранных в воланчики. Талию охватывали завязанные большим узлом три серебряные цепочки с жемчужинами, словно мисс Фрик только что рассталась с неким рыцарем, который отбыл в крестовый поход, надев на нее, свою обожаемую леди, пояс невинности.

Ее верхняя чувственная губка слегка дрогнула.

— Что мне сделать, чтобы вы перестали сюда являться?

— ледяным тоном произнесла она.

— Воткнуть булавки в восковую куклу?

Казалось бы, теперь у мисс Фрик нет никаких оснований для такой враждебности, разве что ее сопротивление моему мужскому обаянию было для нее большей проблемой, чем я предполагал.

— Сегодня утром я кое-что позабыл в комнате Моники Байер, — пояснил я. — Заехал, чтобы это забрать.

Я еще раз внимательно посмотрел на нее и подумал, что вот она-то наверняка была пришельцем из космоса, ибо ни одно земное существо не сумело бы изобрести туалет, в который она облачилась.

— Вы обещаете, что на это уйдет не более минуты? спросила она.

— Обещаю. Поскольку не думаю, что способен любоваться вашим нарядом и прической более минуты, не потеряв разума.

— В таком случае можете задержаться на пару минут, заявила она с ледяной улыбкой, — а потом я позвоню в психушку, чтобы вас забрали.

Она резко повернулась и пошла. Кружевные воланчики — все как один — затрепетали. Я вынужден был прекратить наблюдение, усомнившись, не привиделось ли мне все это.

Когда мы вошли в неуютную гостиную, я увидел, что у мисс Фрик кое-кто в гостях. Два парня примостились на краешке ветхой кушетки. Одного из них я сразу узнал.

— Привет, Марти! — Я одарил его настоящей дружеской улыбкой. — Тебя недавно оглушили тяжелым стулом, как я слышал?

Марти Круз хмуро посмотрел на меня, открыл рот, чтобы произнести что-то не слишком любезное, но передумал. Он не испугался, решил я, просто следил за своими манерами, учитывая обстановку.

Сидевший возле него второй человек был постарше на мой взгляд, лет под сорок. По-настоящему красивый мужчина с каштановой шевелюрой, кое-где посеребренной сединой, и вандейковской бородкой. Холодные карие глаза в сочетании с орлиным носом придавали его физиономии безжалостное выражение. Он был одет в неброский черный костюм, безукоризненно на нем сидевший и резко контрастировавший с джинсами и бумажным спортивным свитером Марти.

— Думаю, это тот самый человек, о котором ты мне рассказывал? — обратился он к Марти вкрадчивым голосом воспитанного человека.

— Точно! — буркнул Марти. — Холман. И у нас с ним осталось неоконченное дельце!

— Я — Карл Круз, брат Марти. — Раздвинув в улыбке женственные губы, он продемонстрировал крепкие белые зубы.

— Марти немного порывистый. Иногда он поступает ошибочно, но не слишком часто.

— Может, он проводит столь много времени, наблюдая, как вы создаете иллюзии, что стал путать мечту с действительностью? — высказал я предположение. — Например, он определенно вбил себе в голову, что он настоящий крутой парень.

— Послушай, ты...

Марти приподнялся с кушетки, но старший брат схватил его за локоть и потянул назад.

— Только не здесь! — твердо заявил Карл. — Не забывай, что ты в гостях у Кэти.

— О'кей! — Марти нетерпеливо провел тыльной стороной руки по губам. — Полагаю, он еще поживет на свете, но не слишком долго.

— Ваше время истекает, мистер Холман, — предупредила мисс Фрик. — Вы хотите, чтобы я вызвала санитаров из психушки, или предпочитаете закончить то, ради чего сюда явились?

— Терпение! — ответил я. — Я же не знал, что у вас собралась такая теплая компания. Я в восторге от знакомства с мастером иллюзий, человеком, который женился бы на Анджеле Бэрроуз, если бы Дарен не перебежал ему дорогу.

Карие глаза взглянули на меня с лютой ненавистью, но Карл тотчас справился с собой и снова улыбнулся.

— Теперь я начинаю уяснять, мистер Холман, почему Марти так жаждет вас побить! — Он принялся поглаживать свою бородку, словно она нуждалась в ласке. — Но, как я понимаю, без грубости в вашей работе не обойтись?

— Мне и в голову не приходило, что я груб, мистер Круз, — ответил я нарочито невинным тоном.

— Мне казалось, я просто излагаю факты.

— Дарен был другом Марти, — ответил он, осторожно выбирая слова. — Марти познакомил меня с ним, а я его — с Анджелой. Все совершенно естественно. У меня нет желания продолжать этот разговор, мистер Холман.

Ввиду того факта, что Дарен в настоящее время в бегах — полагаю, я подобрал точное выражение? — и находится с мисс Байер в Европе, совершенно бессмысленно обсуждать как его прошлую личную жизнь, так и мою.

— Вы правы, — согласился я. — Извините.

Я прошел в пустую спальню, выдвинул ящик письменного стола, достал путеводители, отобрал посвященные Западной Германии, сунул их во внутренний карман, а остальное положил на прежнее место.

Когда я возвратился в гостиную, все трое смотрели на меня так, словно я был тифозной бациллой или чем-то еще более вредоносным.

— Если вы уже управились со своими делами, мистер Холман, — произнесла увенчанная потрясающей прической блондинка, — то, полагаю, мне не обязательно вас провожать: вы и сами найдете дорогу.

— Очевидно.

— Мы открываем наш Дом иллюзий через неделю, мистер Холман... — Карл Круз снова погладил бородку. — Зашли бы и посмотрели... Думаю, вам было бы забавно.

— Если это забавнее вашего Марти, тогда там, должно быть, подлинный шедевр! Я даже готов заплатить дополнительно пятьдесят центов.

Карлу удалось вовремя схватить Марти за руку и вторично удержать на кушетке.

— Я уверен, мистер Холман, что вы получите удовольствие. Некоторые из наших фигур, управляемых электроникой, кажутся более живыми, чем настоящие люди из плоти и крови. Такие, как вы, к примеру.

Марти и блондинка чуть не умерли от смеха. Лично я не нашел в этих словах ничего остроумного или забавного и, вежливо улыбнувшись, вышел на улицу.

Вернувшись домой, я налил себе порядочный бокал бурбона со льдом, уселся в кресло и, чувствуя себя страшно одиноким, занялся напитком. Минут через двадцать раздался звонок в дверь. Я побежал открывать с надеждой, что меня надумала навестить какая-нибудь рыжеволосая красотка, которая заблудилась, разыскивая клуб нудистов, и решила, что в таком виде найдет приют и понимание только у меня. Но, распахнув входную дверь, я сразу понял, что ошибался, ибо никто не способен спутать Хью Лэмберта с потрясающей рыжеволосой нудисткой.

— Рик? — Он определенно нервничал. — Нельзя ли с вами минутку поговорить?

— Входите. — Я распахнул дверь пошире. — Сегодня паршивый день с самого утра, с чего бы ему меняться.

Мы прошли в гостиную, и я приготовил ему бокал, пока Хью сидел на кушетке, стараясь успокоиться. Потом я тоже сел. В течение нескольких минут мы молча глядели друг на друга, словно пара электронных кукол Карла Круза.

— Вы продолжаете гневаться, Хью... Может, мне понадобятся затычки для ушей? — произнес наконец я.

Он медленно осушил свой бокал, откашлялся, потом виновато посмотрел на меня:

— Я вам не нравлюсь, верно, Рик?

— Верно, — согласился я. — Надеюсь, из-за этого вы не страдаете бессонницей?

— По вашему мнению, из-за того, что эта девчонка Байер дала мне от ворот поворот, я не мог подождать, пока Анджела сама не узнает о ее романе с Биллом Дареном.

— Вы упорно продолжаете говорить мне о том, что я думаю, Хью, — сказал я. — Это делается с какой-то целью или же вы практикуетесь на мне, намереваясь заняться рэкетом чтения мыслей на расстоянии?

— Вы то и дело твердите о лояльности, — пробормотал он. — Я отношусь к Анджеле весьма лояльно, на триста процентов более, чем вы полагаете. Даже более, чем считает она сама.

— Руки Хью судорожно двигались, создавая в воздухе сюрреалистическое изображение его преданности, и замерли тогда лишь, когда он плеснул себе на брюки бурбоном.

— Конечно, мне хотелось, чтобы она узнала, что Дарен обманывает ее, но узнала бы не от меня. Вот почему я сразу дал вам сведения.

— Значит, теперь вы можете спать спокойно по ночам, — буркнул я. — Верю вам, старина Хью.

— Вы не понимаете! — с неожиданной напористостью воскликнул он. — Я же хочу помочь вам разыскать их.

Я хочу, чтобы Анджела точно знала, какой проходимец этот Дарен! И если вам удастся вырвать девчонку Байер у него из рук и привезти ее назад, этот сукин сын получит добрый урок!

— Почему вы просто не бросили мне в почтовый ящик открытку с подписью «ваш доброжелатель»? Тогда бы вам не пришлось приезжать сюда и тратить время на все эти разговоры.

— О'кей, Рик, о'кей! Я просто пытаюсь объяснить вам, что я на вашей стороне. Сегодня утром вы спрашивали меня, где вам следует их искать, и я ответил, что в Мюнхене, не так ли? Потому что девчонка там родилась.

— Да, вы назвали мне Мюнхен, — подтвердил я. Спасибо!

— Есть еще кое-что. Может, вы знаете, а может и нет.

Девушка — сирота. У нее есть двоюродный брат, Эрих Вайгель, и уж если она пожелает встретиться с кем-то в Европе, то, разумеется, с ним.

— Где я могу его отыскать?

— В Мюнхене, ясное дело.

— Ну и как это сделать? Встать на углу какой-нибудь улицы и громко выкрикивать его имя, пока он не подойдет?

— Я приготовил вам его адрес, Рик. — Он вытащил из кармана листок бумаги и вручил мне. — Но он, разумеется, будет на ее стороне, вы сами понимаете. Вам необходимо выжать из него всю интересующую вас информацию: как мне кажется, он — ваша козырная карта.

— Спасибо, Хью, — сказал я. — В конце концов, вы, возможно, и в самом деле мой родной дядя.

Он кривовато усмехнулся:

— Я на вашей стороне из-за Анджелы, и вы это знаете. Для меня вы такой же ублюдок, как и Дарен, а это, пожалуй, самое сильное ругательство, которое я употребляю.

— Чем этот Эрих Вайгель зарабатывает на жизнь? — спросил я, не обращая внимания на оскорбление, так как посчитал, что брань Лэмберта — все равно что лай комнатной собачонки.

Хью весело хихикнул:

— С виду Вайгель один из самых устрашающих типов, которых мне доводилось когда-либо видеть. Будучи в Мюнхене, я поспрашивал о нем, но так и не получил вразумительного ответа. Полагаю, что средства на существование он добывает незаконным путем, аморальным и жестоким. Это написано у него на физиономии.

Надеюсь, вы позабавитесь, выжимая из него информацию, старина, а если из Европы вы уже не вернетесь, я брошу пару окурков в ваш плавательный бассейн — за упокой вашей души.

Глава 4

Не знаю, кто придумал бессмертное изречение «Путешествовать значит возвращаться». Когда ты летишь самолетом, то постигаешь всю неприятную суть этого изречения, пристегнув ремень безопасности. Нет, я не нервничаю в самолете, я просто боюсь. Да, статистика права, утверждая, что я в большей безопасности в воздухе, чем посреди собственной гостиной. Но пол в моей гостиной не передвигается со скоростью двухсот миль в час на высоте тридцати пяти тысяч футов над уровнем моря без видимых глазу приспособлений, препятствующих падению вниз.

Правда, с моей стороны было бы несправедливо умолчать о том, что в моей гостиной не появляются каждые полчаса соблазнительные стюардессы с различными напитками и яствами.

К тому времени, как я добрался до гостиницы в Мюнхене, я счел странствия Марко Поло истинным втиранием очков. Тоже мне герой! Менее чем за двадцать четыре часа я обогнул половину земного шара, в то время как этому обманщику потребовалась пара лет на спине у верблюда, чтобы обнаружить Китай. В те дни это государство, как и многие другие страны, покоилось на спине у огромной черепахи, и некоторое время я провел в своем номере в отеле, размышляя над тем, куда, к чертям, провалилась эта черепаха. Потом добрался до кровати и проспал не знаю как долго. Чувство времени, а также надежность хронометра были поколеблены моими частыми попытками уяснить судьбу тех девяти часов, которые каким-то непонятным образом были похищены у меня с того момента, как я вылетел из Лос-Анджелеса. Ну как можно быть вчера в одном месте, а сегодня — в другом?

Во всяком случае, когда я принял душ, побрился и оделся, часы в Мюнхене показывали десять утра — время завтрака. Я выглянул из окна и увидел, как со свинцового неба валится большими хлопьями мягкий снег, что полностью соответствовало моим представлениям о зиме в Европе.

Я полистал телефонную книгу, отыскал номер телефона Эриха Вайгеля и попросил оператора гостиницы соединить меня с этим абонентом. В ожидании звонка я держал пальцы скрещенными, загадав, чтобы Хью Лэмберт так же бойко говорил по-немецки, как я: это означало бы, что Вайгель говорит по-английски, иначе они бы друг друга не поняли.

— Вайгель, — произнес мне в ухо холодный ясный голос.

— Меня зовут Холман, — сообщил я. — К сожалению, я не говорю по-немецки, мистер Вайгель.

— Я говорю по-английски, — отчеканил тот же голос.

— Хью Лэмберт посоветовал мне разыскать вас, когда я доберусь до Мюнхена, — начал я. — Это касается Моники Байер, то есть Брюль.

— Да? — Голос доносился издалека.

— По телефону трудно разговаривать, — решительно заявил я. — Может, мы могли бы с вами встретиться и обсудить данный вопрос?

— Где вы остановились?

— В отеле «Четыре времени года».

— Прекрасный выбор, мистер Холман! У них на нижнем этаже — чудесный бар. Я встречусь там с вами в полдень.

— Большое спасибо! — поблагодарил я. — Я высоко ценю...

Но в трубке раздались гудки.

Я спустился в бар приблизительно в одиннадцать сорок пять, устроился в уютной нише и заказал бурбон со льдом. Минут через десять к столику подошел парень:

— Мистер Холман?

Ростом он был примерно шесть футов два дюйма. Широкие плечи, крепко сбитое тело, светлые волосы коротко подстрижены, мясистый нос, глубоко посаженные светло-голубые глаза, узкий вертикальный шрам подчеркивал ямку на подбородке, очертания рта напугали бы даже могильщика. Как и говорил мне Хью, Вайгель и впрямь выглядел крутым парнем. Элегантность его одежды ни капельки не смягчала неприятного впечатления.

— Не присядете ли, мистер Вайгель?

— Danke[1].

Он уселся, присматриваясь ко мне, и заказал подскочившему официанту пиво. Когда напиток был подан, он приподнял кружку в знак приветствия, выпил ее до половины и опустил на стол.

— У меня маловато времени, мистер Холман, — произнес он сухо. — Буду благодарен, если вы сразу перейдете к делу.

Я вкратце обрисовал ему положение вещей — как Анджела Бэрроуз поручила мне отыскать Монику Байер и как я обнаружил, что она с Дареном улетела из Лос-Анджелеса в Париж. Из слов Лэмберта я выяснил, что Мюнхен город, в котором она родилась, а единственный человек, с которым она пожелает здесь встретиться, — ее двоюродный брат Эрих Вайгель.

Когда я закончил, он закурил сигарету, выпил еще немного пива, затем слегка пожал плечами:

— Эта мадам Бэрроуз — та самая, которая выкупила здешний контракт Моники?

— Да.

— И она хочет вернуть Монику назад, поскольку вложила в нее капитал?

— Полагаю, вы правы.

— Какое мне дело до ее затрат и капиталовложений?

— Имеется прекрасная роль в большом американском художественном фильме, съемки которого начнутся приблизительно через неделю. Если Моника возвратится назад к тому времени, тогда, возможно, с ее карьерой будет все в порядке. Если же нет, то она может поставить крест на своей карьере, во всяком случае в Голливуде. Анджела Бэрроуз не успокоится и будет преследовать ее, пока не разыщет. При наличии контракта и, очевидно, судебного дела о невыполнении его, не составит особого труда добиться, чтобы Моника нигде и никогда не снималась.

Вайгель допил пиво, откинулся на спинку стула и взглянул на меня внимательно из-под тяжелых век. Это был поразительно бесстрастный взгляд, и на мгновение я почувствовал себя не человеком, а ничтожной козявкой.

— Прежде чем я устрою так, что вы сможете повидаться с Моникой, мистер Холман, вам придется мне кое-что пообещать.

— Например?

— Вы не скажете ей, что вас сюда прислала мадам Бэрроуз, и не сообщите о причине, по которой прибыли в Мюнхен. И не обмолвитесь о своем желании забрать ее назад в Америку.

— Черт побери, почему я должен с этим соглашаться?

— Хорошо!

— У него в голосе прозвучала недобрая нота. — В таком случае обещайте мне не делать этого при первой встрече с ней. Затем, если вы пожелаете ее снова увидеть... — Он пожал плечами.

— Вы скажете ей все, что вам заблагорассудится.

— Такое условие мне кажется неразумным, — произнес я в полнейшем недоумении, — но о'кей, мы договорились.

Он взглянул на часы:

— Мы встретимся с вами в вестибюле отеля в два часа. Рекомендую подкрепиться, мистер Холман, и надеть на себя что-нибудь теплое. Нам предстоит сегодня совершить довольно долгую поездку.

Затем он встал со стула и, даже не сочтя нужным обернуться, вышел из зала.

Я остался сидеть за столом с недопитым бурбоном и множеством оставшихся без ответа вопросов.

Справившись со своим стаканом и плотно поев, я прошел в вестибюль и стал ждать Вайгеля; он появился ровно в два. Мы прошли к спортивной машине марки «мерседес», и через несколько минут Вайгель ввел ее в плотный поток транспорта.

Первые минут двадцать мы вообще не разговаривали, и лишь когда позади остались пригороды Мюнхена и машина устремилась к покрытым снегом холмам, Вайгель произнес:

— Нам придется проехать миль шестьдесят. До Хильфендорфа. Вы слыхали о нем?

— Нет, — покачал я головой.

— В переводе с немецкого это название означает «Деревня надежды». Когда-то Хильфендорф был известным курортом, славившимся минеральными водами, и люди охотно приезжали туда в надежде, что целебная вода излечит все недуги. Но позднее появились более крупные и лучшие курорты, и теперь Хильфендорф снова стал маленькой деревушкой.

Я старался припомнить все курорты с минеральными источниками, упомянутые в путеводителях Моники Байер. Нет, никакой Хильфендорф там определенно не упоминался.

— Так что же Моника и Дарен делают в Хильфендорфе? Вроде бы они не нуждаются в минеральной воде? спросил я.

— Моника там одна, — последовал короткий ответ. — Дарен оставил ее на следующий же день после приезда в Париж.

— Почему?

Вайгель осторожно повел машину вниз по крутому опасному склону. Потом «мерседес», сердито заурчав, пошел на порядочной скорости на подъем.

— Мы поговорим об этом позднее, — буркнул мой спутник, — у нас будет время на обратном пути в Мюнхен — уже после того, как вы повидаетесь с Моникой.

По мере того как машина упрямо взбиралась в царство Баварских Альп, местность становилась все более и более живописной. Снегопад прекратился, небо немного прояснилось.

Вайгель вел машину с какой-то порочной лихостью, используя мощность и маневренные особенности «мерседеса» до предела.

Затем, примерно через час, он свернул с шоссе, и мы начали осуществлять крутой спуск по узкой дороге, которая петляла и вертелась во все четыре стороны. Повороты были настолько неожиданными и страшными, что у меня просто волосы встали дыбом.

— Вот мы и приближаемся к Хильфендорфу, — объявил Вайгель.

— Не забудьте о нашей договоренности, мистер Холман.

Эта была не просьба, а утверждение.

— Не забуду. Надеюсь, что наша договоренность имеет под собой реальную почву.

— Вы в этом убедитесь.

Деревушка приютилась в долине. Казалось, что она дремлет здесь вот уже четыре сотни лет и не собирается просыпаться ради кого-то или чего-то.

Вайгель медленно поехал по главной улице, по обе стороны которой возвышались постройки в готическом стиле. Свернув вправо, он проехал еще примерно квартал. Затем остановил машину перед высокими чугунными воротами, которые были заперты. Мы вышли из машины, и Вайгель нажал кнопку звонка, вделанного в каменную стену возле ворот. Через несколько минут из здания вынырнул пожилой человек, облаченный в подобие врачебного халата, и отпер ворота.

Пройдя по вымощенному булыжником тесному двору перед двухэтажным строением, мы с Вайгелем поднялись по трем ступеням широкого крыльца к входной двери.

Открыла нам дверь довольно пожилая медсестра в белой форме; она вежливо наклонила голову, здороваясь с Вайгелем, и прежде, чем она отошла в сторону, пропуская нас внутрь, они перебросились несколькими фразами.

Заперев входную дверь, медсестра провела нас по широкому вестибюлю к какой-то двери и тихонечко постучала в нее. Мужской голос внутри произнес:

— Herein[2]!

Сестра распахнула дверь, и я прошел следом за Вайгелем в типичный врачебный кабинет. Из-за письменного стола поднялся невысокий, совершенно лысый человечек в очках без оправы и поздоровался с Вайгелем по-немецки. Они коротко переговорили друг с другом, после чего Вайгель повернулся ко мне:

— Это доктор Эккерт, мистер Холман.

Маленький человечек поклонился официально и произнес уже по-английски:

— Неrr[3] Вайгель сообщил мне, что вам необходимо встретиться с Fraulein[4] Брюль.

Я с минуту смотрел на него, потом перевел взгляд на Вайгеля:

— Она больна?

— Через минуту вы сами все увидите.

— сухо ответил он.

— Пять минут, пожалуйста. — Эккерт сурово посмотрел на него. — Не более!

— Я понял, — произнес Вайгель. — Позднее мы с вами потолкуем.

— Как угодно, — вежливо ответил доктор Эккерт. Я к вашим услугам.

Он снова уселся за стол, мы же вышли в вестибюль.

Пожилая сестра повела нас по коридору и, остановившись перед другой дверью, извлекла из кармана связку ключей, выбрала один и заговорила по-немецки с Вайгелем.

— Она хочет, чтобы мы на минуточку задержались здесь, сама же войдет первой, — пересказал мне Вайгель ее слова. — Возможно, — он замялся, подыскивая нужные выражения, — она опасается, как бы не было затронуто человеческое достоинство, понимаете?

— Конечно, — сказал я на всякий случай, хотя ровным счетом ничего не понял.

Медсестра, прикрыв за собой дверь, исчезла в комнате. Мы ожидали в молчании, пока она снова не появилась через минуту и знаком не пригласила нас войти.

Внутри помещение больше походило на камеру, чем на палату или комнату. Малюсенькое зарешеченное окно находилось почти под самым потолком и пропускало ровно столько света, чтобы придать помещению призрачный, нереальный вид.

Мебель состояла из деревянного топчана, придвинутого к стене, маленького столика и стула с прямой спинкой.

На топчане сидела девушка, скрестив ноги. Не посчитав необходимым поднять голову, когда мы вошли, она продолжала нежно баюкать тряпичную куклу, которую держала на руках. Широкое и бесформенное одеяние, вроде ночной рубашки из белого материала, достигало ее щиколоток. Обуви на ногах не было. На балахоне виднелись пятна от пролитого супа и прочей еды. Спутанные черные волосы, вьющиеся крупными кольцами, ниспадали на плечи.

— Моника? — ласково окликнул девушку Вайгель; ему пришлось трижды повторить имя, прежде чем она подняла голову.

Вплоть до этого момента я хранил в памяти ту прекрасную, сделанную крупным планом фотографию, которую мне дала Анджела Бэрроуз. Девушка из Космоса с развеянными по ветру волосами. Переброшенная через плечо непокорная прядь. Темные выразительные глаза.

Крупный дерзкий рот...

Спутанные черные волосы производили шоковое впечатление, но куда больший шок я испытал при взгляде на ее лицо. Оно было — как бы это выразиться? — лишенным всякой индивидуальности. Бегающие глаза пусты, ни на секунду ни на чем не задерживаются. Рот широко раскрыт. И я увидел, как из одного угла его вытекла на подбородок тоненькая струйка слюны. Девушка этого даже не заметила.

Вайгель заговорил с ней по-немецки по-прежнему мягко и сострадательно. Но девушка, не обращая внимания, продолжала баюкать куклу монотонным, неживым голосом. Вайгель помолчал какое-то время, затем перешел на английский:

— Как ты чувствуешь себя сегодня, Моника?

Он задавал множество подобных стандартных вопросов, даже сказал что-то о кукле, но не добился никакой реакции. Прекратив бесполезные попытки, он посмотрел на меня и кивком головы указал на дверь. Я понял его, и мы вместе вышли из комнаты. Сестра сразу же заперла дверь снаружи.

Когда мы вошли в кабинет к Эккерту, он предложил нам сесть и принялся хлопотать вокруг нас, словно мы его пациенты.

Первым заговорил Вайгель.

— Доктор Эккерт — один из лучших психиатров в нашей стране. Он руководит маленьким частным санаторием[5], чтобы иметь возможность наблюдать за несколькими специальными случаями и лечить больных по своей методике.

— Он закурил сигарету с какой-то холодной решительностью.

— Доктор, я хотел бы, чтобы вы сообщили мистеру Холману свое мнение о состоянии мисс Брюль.

— Хорошо. — Лысая голова доктора энергично закивала, поблескивая под светом висевшей наверху лампочки, и я поймал себя на том, что ищу на стенах солнечных зайчиков. — Надеюсь, господин Холман, вы понимаете, что я не могу сделать окончательных выводов на столь ранней стадии заболевания?

Стекла его очков без оправы требовательно сверкнули, и мне пришлось согласно кивнуть головой.

— Во-первых, налицо полный упадок сил. Абсолютная, — он задумался, подыскивая подходящее слово, абсолютная регрессия. Полагаю, я правильно выразился по-английски? Она совершила, фигурально выражаясь, полнейшую регрессию, возвращение к младенческому состоянию, почти к зачаточному. Она совершенно не может себя обслуживать, понимаете? Разучилась есть, мыться, причесываться. Полагаю, это кататония[6]. — Он несколько раз энергично кивнул.

— Да, определенно кататония! Несомненно, вызванная большим эмоциональным шоком, сильной душевной травмой, и, учитывая ее ранние потрясения...

— Теперь голова его закивала очень медленно.

— Я сожалею, глубоко сожалею, но пока у меня нет особых надежд на ее выздоровление в будущем.

— Я не уверен, что правильно вас понял, доктор, сказал я. — Вы считаете ее безумной?

— Я не люблю это слово, — сухо ответил он.

— Но в общепринятом смысле данного термина, так, как он трактуется в словарях, да. Мисс Брюль безумна.

— И как вы считаете, она может выздороветь?

— Не исключено.

— Стекла очков предостерегающе блеснули.

— Но сколько для этого потребуется времени — это другой вопрос. Может быть, месяцы, может быть, годы, а может быть, выздоровление не наступит никогда. Понимаете? К сожалению, это все, что я могу сказать в данный момент, господин Холман. Через шесть месяцев, возможно, я буду в состоянии дать вам более определенный ответ. Более полный анализ, предварительная психотерапия, только после этого можно будет разобраться в случившемся.

— Благодарю вас, — сказал я.

Эккерт выскочил из своего кресла с неожиданной быстротой, и я решил, что наше интервью с его точки зрения уже завершилось. Вайгель тоже поднялся, сказал доктору несколько фраз по-немецки, затем обратился ко мне:

— Мы еще поговорим, но не здесь.

— До свидания, господин Холман! — Лысая голова закивала, очки сверкнули.

Через пару минут чугунные ворота с грохотом закрылись за нами. Вайгель молча повел машину по главной улице деревушки, но у ресторана затормозил.

— Мне нужно выпить, мистер Холман, — заявил он, полагаю, вам это тоже не повредит. За столом мы сможем поговорить.

— Ваше предложение мне по душе! — ответил я совершенно искренне.

Я попросил бурбон, но мне пришлось удовлетвориться скотчем. Нас обслуживала пухленькая розовощекая официантка. Мой стаканчик выглядел настоящим лилипутом по сравнению с колоссальной кружкой пива, заказанной Вайгелем. Я отпил немного скотча и в приятной атмосфере этого заведения почувствовал себя гораздо раскованней. В конце зала в камине весело потрескивали поленья, стулья были удобные, за соседним столом громко смеялись две блондиночки в лыжных костюмах.

Все это представляло резкий контраст с полуосвещенной мрачной камерой, где на деревянном топчане сидела, скрестив ноги, еще недавно такая красивая и полная жизненных сил девушка и баюкала грязную тряпичную куклу, а из уголков ее рта стекала тонкими струйками слюна.

— В семье Моники и раньше были случаи помешательства, — неожиданно заговорил Вайгель. — По материнской линии. У нее самой в семнадцатилетнем возрасте было нервное расстройство. Но тогда ее полностью вылечили за три месяца, и я надеялся, что больше такого не повторится. — Он выпил чуть ли не половину своего пива и обтер губы тыльной стороной руки. — Этот тип, Дарен, обещал жениться на ней, когда они приедут в Европу. Но в первую ночь в Париже она отказалась с ним спать, и они серьезно поссорились. Причем ссора была не только словесная, но и с рукоприкладством. Моника заявила, что не будет с ним спать, пока он на ней не женится, а он ответил, что у него и в мыслях не было жениться на ней. Кончилось все тем, что он ушел неизвестно куда, оставив ее одну в отеле.

— Вайгель закурил новую сигарету. — Моника позвонила мне оттуда. Она просто обезумела, весь ее мир зашатался и разрушился. Америка и мысль об утраченном ею большом шансе подействовали на нее ужасающим образом. Но ведь все это получилось потому, что она полюбила этого человека и он сказал, что они уедут из Америки и будут жить счастливо. Просто надо улизнуть тайком, а в Европе они поженятся. Я сказал ей, чтобы она не переживала, я немедленно вылетаю в Париж и привезу ее в Мюнхен, где ее примут по-родственному. Я так и сделал, конечно, но когда прибыл в Париж, она была уже практически в таком состоянии, в каком вы застали ее сегодня. К счастью, доктор Эккерт мой старый друг. Он сразу же согласился забрать ее в свой частный санаторий в качестве привилегированной пациентки. Но вы слышали, что он сказал о ее шансах на выздоровление? — Он печально покачал головой. — Скоро я начну поиски этого негодяя Дарена. Эту фразу он произнес свистящим шепотом.

— Полагаю, спешить тут ни к чему: куда бы он ни уехал, я его разыщу.

— И?

Он красноречиво взглянул на меня из-под густых нахмуренных бровей.

— Убью его, что же еще? — произнес он деловито.

— Ну... — Я поморщился. — Дарен не моя проблема, а вот Моника Байер — да. Или, теперь уже можно сказать, была моей проблемой. Единственное, что мне осталось сделать — это улететь обратно в Лос-Анджелес и сообщить о случившемся Анджеле. Раз Моника в таком состоянии, хранящийся у нее контракт превратился в пустую бумажку.

— Вы можете сказать ей еще кое-что. Передайте ей от моего имени, мистер Холман, что о Монике забочусь я и буду заботиться до конца ее жизни, если уж так получится. Я не потерплю никакого вмешательства со стороны мисс Бэрроуз. Пусть она запомнит раз и навсегда: если у нее появятся мысли вмешаться или предъявить какие-то права на Монику, я буду вынужден объявить сестру сумасшедшей официально.

— Я все скажу, но не думаю, что Анджела Бэрроуз настолько мстительна... Когда она узнает, что произошло, она уничтожит контракт и забудет о нем.

— Надеюсь, вы правы. — Он глянул на часы. — Если не возражаете, мистер Холман, допьем то, что у нас осталось, и выедем в Мюнхен. Сегодня в семь вечера у меня важная встреча.

— Разумеется. — Я проглотил остатки скотча. — Поехали!

Поездка в Мюнхен проходила приблизительно так же, как из Мюнхена до санатория. Мы почти не разговаривали. Приблизительно в половине восьмого Вайгель остановил машину перед входом в мой отель.

— Я ценю то, что вы сделали для меня, мистер Вайгель, — сказал я.

— Это было необходимо, — холодно произнес он. — Вы понимаете, что после случившегося с Моникой я не испытываю ни к кому из американцев особого расположения.

— Естественно, — ответил я. — Полагаю, началом беды был тот момент, когда Анджела Бэрроуз выкупила контракт Моники и забрала ее в Штаты.

— Фактически все это — дело рук Лэмберта! — бросил Вайгель.

— Мне кажется, если бы он так рьяно не наседал на эту самую Бэрроуз, она бы сама ничего не предприняла. Он часами разговаривал с ней по телефону, убеждая, что из Моники получится яркая звезда. Он зло рассмеялся. — А теперь вы видели, во что она превратилась!

— Мне думается, вы не должны винить за это Хью Лэмберта, — промолвил я осторожно. — Он считал, что делает все это в интересах своей хозяйки и Моники.

— Возможно, но что это меняет?

— Это исключительно мое личное мнение. Лэмберт не из обворожительных типов. Вы ведь не считали иначе, когда впервые познакомились с ним?

Вайгель пожал плечами:

— Он знал, что я единственный человек, который мог восстановить Монику против него и его намерения забрать ее с собой в Америку. Поэтому, разумеется, со мной он был сама любезность.

— Очевидно, вы правы, — согласился я. — Скажите, когда вы увидели Монику в Париже, ее состояние было таким же ужасным, как сейчас?

— Не совсем, но к тому времени, как я привез ее в санаторий доктора Эккерта, оно ухудшилось. С тех пор она не произнесла ни одного связного слова. — Он ударил кулаком по рулю. — Она не говорит, она не слышит, и мне думается, что она даже не осознает, что кого-то видит.

— Мне нечего сказать, мистер Вайгель, — пробормотал я. — Но я считаю, что вам не надо беспокоиться из-за Анджелы Бэрроуз.

— Я надеюсь ради нее самой, что вы правы. До свидания, мистер Холман!

Это была команда. Он не протянул мне руку, просто нетерпеливо завел мотор, дождался, когда я выйду из машины, захлопнул дверцу и, не теряя ни секунды, влился в общий поток.

Я вошел в отель и поговорил со старшим носильщиком. Он мне здорово помог: через пятнадцать минут он заказал мне номер в гостинице в Хильфендорфе, а через полчаса к подъезду прибыла машина с шофером, чтобы отвезти меня туда.

Глава 5

Водитель был опытный, но все же не того класса, как Вайгель, так что добрались мы до гостиницы в Хильфендорфе уже в начале двенадцатого ночи. Горничная, которая отвела меня в мой номер, тоже была пухленькой и краснощекой. И когда она наклонилась, чтобы постелить мне постель, я с трудом удержался от желания шлепнуть ее по мягкому месту. Перспектива иметь дело с закатившей истерику горничной мне вовсе не улыбалась, тем более что прошло всего пять минут после моего прибытия в Хильфендорф с анонимным визитом.

Через десять минут я вышел из гостиницы и зашагал по главной улице, потом свернул направо и прошел еще четверть мили — до частного санатория доктора Эккерта. Ночь была холодной и ясной, снег поскрипывал у меня под ногами. Самая подходящая погода для прогулки.

Правда, мне несколько портила настроение мысль о том, что меня могут не погладить по головке за тайное проникновение в частную лечебницу.

Каменная стена с запертыми чугунными воротами посредине была высотой футов в шесть. Я прошел вдоль нее и, обогнув весь участок, вернулся к тем же самым воротам. Получалось, что санаторий занимал целый квартал. Проникнуть внутрь можно было, только перебравшись через стену, если я не хотел звонить в звонок. А я че хотел.

Я снова отправился в обход и оказался возле задней стороны дома. Остановился, убедился, что на улице никого нет, подтянулся на руках и спрыгнул вниз по ту сторону стены. Здание было погружено в темноту, светились лишь два окна. Я прошел по снегу к расчищенной бетонной дорожке, опоясывающей строение, и двинулся по ней к черному ходу. Через пять минут я уже проверял все окна подряд в надежде, что хоть одно из них окажется незапертым, но мои надежды не оправдались. Тогда я решил, что надо изобрести какой-то более оригинальный способ проникновения в эту цитадель, и потому пошел прямо по снегу прочь от здания к стене и далее вдоль нее до чугунных ворот.

Между прутьями было достаточно большое расстояние, чтобы просунуть руку, и мне удалось дотянуться до звонка, вмонтированного в каменную стену со стороны улицы. Я нажал на кнопку и не отпускал несколько секунд, затем быстро пробежал вдоль внутренней стороны стены до угла и, спрятавшись в тени, стал ждать.

Секунд десять ничего не происходило, потом там, где находилась входная дверь, появился прямоугольник света, на фоне которого обозначилась человеческая фигура. Мне показалось, что это тот самый санитар — или кем он был? — который отворял ворота для нас с Вайгелем. Мне было слышно, как он бормочет сердито, неспешно шагая к воротам. Когда он проделал примерно полпути, я скользнул вдоль здания. Конечно, было бы гораздо проще и легче стукнуть служителя по голове, пока он ничего не видел, но ведь то был старик, выполнявший свою работу.

Он остановился в нескольких футах от ворот, включил фонарик и что-то крикнул по-немецки, очевидно спрашивая, кто, черт побери, мог явиться так поздно.

Продвинувшись вдоль фасада, я поднялся по трем ступенькам, юркнул в вестибюль и осторожно закрыл за собой дверь. По моим расчетам, в моем распоряжении было максимум полминуты до возвращения санитара, который либо отомкнет дверь своим ключом, либо начнет барабанить в нее, если такового при нем не окажется.

В вестибюле никого не было. Я быстро прошел по нему до кабинета доктора, вошел внутрь, закрыл дверь, прислонился к ней и стал ждать в полнейшей темноте.

Скоро я услышал, как захлопнулась входная дверь, затем в коридоре раздались шаркающие шаги. Я прижался ухом к двери, но шаги прошли дальше. Потом до меня донеслось неясное бормотание. По всей вероятности, санитар решил, что кто-то по-детски пошутил — позвонил в дверь и удрал прочь, ну а входную дверь захлопнуло сквозняком. Я надеялся, что именно так рассудит старик.

Я прождал целых пять минут и, не услышав никаких звуков снаружи, принялся с большими предосторожностями открывать дверь. В коридоре никого не было.

Я вышел из кабинета и неслышно добрался на цыпочках до той комнаты, где видел Монику Байер. Легонько нажал на ручку, но дверь оказалась запертой. Тогда я прошел до конца коридора, где перпендикулярно ему начинался еще один коридор, поуже.

Заглянув за угол, я определил, что свет проникает из-под двери слева, откуда доносились едва различимые голоса. Я прокрался почти вплотную к двери и прижался к стене возле нее.

Разговор продолжался. Я совершенно отчетливо слышал слова, и если бы знал немецкий, то без труда выяснил бы, о чем шла речь. Потом все перекрыл нетерпеливый женский голос, и тут уж я все понял, потому что эта особа говорила по-английски.

— ..Разревусь в голос! Неужели вы не можете перестать перебрасываться немецкими фразами весь вечер!

Одно то, что я торчу безвыходно в этом сумасшедшем доме, кошмарно, а тут еще ваши непонятные разговоры.

Поди догадайся, о чем вы договариваетесь.

— Сожалею, фрейлейн, — ответил доктор Эккерт, голос которого я сразу же узнал. — Иногда мы забываем, что вы не знаете нашего языка.

— Это не имеет значения! — презрительно фыркнула женщина. — Я не представляю, о чем, черт побери, мы могли бы разговаривать, если бы даже я знала немецкий!

Скажите мне одно: сколько еще времени я должна тут торчать, изображая ненормальную?

Я решил, что сейчас самое время войти, и сделал это.

Я вошел в комнату с таким видом, будто меня давно там ждали, и одарил всех теплой дружеской улыбкой.

Это была гостиная, хорошо обставленная, и находились в ней поистине интересные люди. Например, доктор Эккерт, глаза которого при моем появлении едва не выскочили из-за стекол очков. Женщина, которую я до этого видел в сестринской униформе, сейчас одетая в дорогое платье с жемчужным ожерельем. Ее также поразил мой приход. Но сильнее всех была удивлена растянувшаяся на кушетке брюнетка, одетая в элегантный спортивный костюм, который подчеркивал соблазнительную форму ее упругих грудей и стройных ног. В одной руке она держала сигарету, в другой — стакан с какой-то жидкостью, но отнюдь не с чистой водой. Ее черные волосы были расчесаны и уложены в затейливой прическе.

— Разрешите мне первым принести вам свои поздравления! — заявил я с широкой улыбкой.

Ее глаза широко раскрылись.

— А? — выдохнула она.

— По поводу чудесного выздоровления, — продолжал я. — Вы больше не баюкаете тряпичную куклу, у вас не течет изо рта отвратительная слюна, да и едой вы уже не обливаетесь. — Я перевел взгляд на обескураженного доктора.

— Разрешите мне также поздравить и вас, доктор Эккерт. Лично я считаю это выдающимся достижением в истории психиатрии!

Вся сложность моего положения заключалась в том, что, разыгрывая эту сцену, я не могвидеть, что творится у меня за спиной. Когда же я услыхал слабый шорох, было уже поздно. Кто-то очень сильно ударил меня по затылку неким очень твердым предметом, и в следующее мгновение я перестал что-либо ощущать.

Мне думается, я пришел в себя именно из-за сильной боли в затылке. Открыл глаза, моргнул раз-другой, и какие-то расплывчатые очертания постепенно превратились в маленький столик и стул. После этого я сообразил, что лежу на жестком топчане. Осторожно сел, осмотрелся и выяснил, что я прав. Они бросили меня в каморку, предназначавшуюся для кататонички Моники Байер. Хорошо еще, что не снабдили меня тряпичной куклой, чтобы я мог баюкать ее.

Я сел на край койки и, когда боль в затылке немного отпустила, закурил сигарету. Минут через десять после этого я услышал, как в замке поворачивается ключ.

Дверь отворилась, и вошел Эрих Вайгель. В руке у него был зловещего вида пистолет, хорошо сочетавшийся со свирепым выражением его физиономии.

— Вы болван, Холман! — холодно произнес он.

— Согласен, только болвана вы могли так легко обвести вокруг пальца!

— Что заставило вас заподозрить, что дело нечисто? спросил он.

Я слегка пожал плечами:

— Все это произошло слишком быстро. На протяжении недели Моника Байер сбегает с Дареном в Европу.

В первый же вечер в Париже между ними происходит ссора, и он ее бросает. К тому времени, когда вы приехали туда, она была уже полупомешанной, а когда привезли ее в Мюнхен, окончательно свихнулась. К счастью, у вас имеется хороший друг, блестящий психиатр доктор Эккерт, который случайно имеет частный санаторий...

Все слишком удачно — и слишком быстро.

— Ясно, — проворчал он. — Теперь вы знаете, что на самом деле Моника не сумасшедшая. — Его бледно-голубые глаза смотрели на меня из-под тяжелых век, как мне показалось, очень долго. — Очень сожалею, Холман, но у меня нет выбора, — добавил он.

— В отношении чего? — задал я очевидный вопрос, в уме скрестив пальцы, чтобы не услышать очевидный ответ.

— Вас придется убить, — услышал я и тут же мысленно разъединил пальцы, потому что не было оснований держать их и дальше скрещенными.

— Анджела Бэрроуз послала меня сюда, чтобы отыскать Монику Байер, — сказал я спокойно. — Хью Лэмберт посоветовал мне сперва повидаться с вами, поскольку вы являетесь единственным родственником девушки.

Старший носильщик в отеле в Мюнхене заказал мне место в здешней гостинице и нашел для меня машину с водителем, который, кстати сказать, утром приедет сюда за мной. У вас нет ни единого шанса убить меня и выйти сухим из воды, Вайгель. И вы это прекрасно знаете!

— Несчастный случай! — бросил он равнодушно, словно совершенно не слушал меня. — Его придется тщательно продумать, конечно. Все произойдет сегодня ночью.

Я что-нибудь придумаю.

Он вышел из комнаты и запер дверь снаружи, оставив меня наедине с далеко не оптимистическими мыслями. Больше всего меня беспокоило, что Вайгель произвел на меня сильное впечатление. Раз он сказал, что собирается до наступления утра организовать для меня несчастный случай с фатальным исходом, можно было не сомневаться — так оно и будет. Черт знает что за положение — сидеть вот так, покорно ожидая, когда с тобой произойдет фатальный случай, который ты не в состоянии предотвратить!

Я выкурил одну за другой полдесятка сигарет, когда дверь снова открылась и в комнату вошел Вайгель.

— Все организовано.

— Дуло пистолета в его руке поднялось на пару дюймов и нацелилось прямо мне в грудь.

— Идемте, мистер Холман.

Я поднялся с койки и вышел в коридор. Он шел сзади почти вплотную ко мне. Снаружи нас ждал здоровенный бугай — и тоже с пистолетом.

Мы шли гуськом, я впереди, они оба сзади. Перед входной дверью мы остановились. Пока Вайгель отворял дверь, бугай держал меня под прицелом. Потом мы спустились по трем ступенькам к большому черному седану, припаркованному прямо у крыльца. Бугай сел за руль, я устроился позади, рядом с Вайгелем, чей пистолет упирался мне в ребра.

— Если не возражаете, я спрошу вас из чистого любопытства, какого рода фатальный случай вы имеете в виду?

Вайгель равнодушно пожал плечами.

— Эта машина принадлежит доктору Эккерту. Он, как вы, очевидно, догадались, вовсе не врач, а дом его — не частный санаторий.

— Все это я понял. Так что переходите, пожалуйста, к наиболее интригующей части, к самому инциденту.

— Немного терпения, Холман.

— Он слегка усмехнулся, презрение в его голосе стало более заметным. В вашем распоряжении сколько угодно времени, чтобы выяснить все подробности.

Я выглянул из окошка и убедился, что мы оставили позади главную улицу деревни и теперь взбирались на дорогу, шедшую в противоположном направлении от того шоссе, по которому я оба раза ехал из Мюнхена.

Мне показалось, что мы проехали по этой дороге самое большее с милю, когда машина замедлила ход, прижалась к обочине и остановилась.

Вайгель заговорил с водителем по-немецки, выслушал его, кивнул. По всей вероятности, полученные им ответы были именно такими, каких он ожидал.

— Нам надо подождать несколько минут, — сообщил он мне по-английски. — А теперь — подробности. Эккерт может не быть врачом, но он уважаемый член деревенской общины. И должен будет сообщить полиции, что его машину угнали. Ее разыщут, скорее всего, завтра утром милях в пятнадцати отсюда, брошенную на этой дороге. А тело несчастного американского туриста, который вчера вечером вышел из гостиницы с целью совершить продолжительную прогулку по живительному альпийскому воздуху, возможно, найдут даже раньше. Полиция без труда опознает похищенную машину и установит, что именно она сбила с ног и раздавила злополучного американца. Их логическим заключением будет то, что водитель угнанной машины, совершив наезд со смертельным исходом, сразу же выскочил из седана и удрал.

— А вы отправитесь пешком за пятнадцать миль в Хильфендорф? — спросил я.

— К тому времени, когда мы приедем на место происшествия, где оставим эту машину, меня там будет ждать моя собственная. Я тщательно рассчитал время, так что все должно пройти гладко, без каких-либо осложнений. — Голос у него звучал почти дружески. — И мы прямиком отправимся в Мюнхен по другой дороге. — Он что-то громко спросил у водителя, выслушал ответ и продолжил разговор со мной:

— Осталось совсем немного времени, мистер Холман. Не хотите ли выкурить последнюю сигарету или прочитать молитву?

— Как я понял, — сказал я, не обращая внимания на последний вопрос, — в конце этого ненормального подъема вы предложите мне выйти из машины, встать посреди дороги и ждать, пока вы меня переедете, так?

— Не совсем... — Он кивком головы указал на водителя, застывшего за рулем машины. — Карл составит вам компанию, когда вы выйдете из машины и немного пройдете вверх по дороге. Разумеется, у него будет пистолет, чтобы исключить всякие выкрутасы с вашей стороны. В нужный момент он ударит вас по голове и бросит прямо под колеса приближающейся машины, за рулем которой буду сидеть я. — Он усмехнулся.

— Понимаю, мистер Холман, у вас остался один аргумент.

Почему бы вам, поскольку все равно терять нечего, не вынудить Карла пристрелить вас? Тогда получится, что у жертвы обычного дорожного наезда в теле почему-то пули. В таком случае полиция непременно занялась бы тщательным расследованием, что чревато для меня нежелательными последствиями. Тут я прав, не правда ли?

— Вы не только даете ответы, — сказал я, — но и предвидите вопросы, к тому же чертовски каверзные.

Ладно, объясните мне.

— Ответ предельно прост, — раздался его холодный голос, — до смешного прост. Если Карл будет вынужден пустить в ход пистолет, мистер Холман, то выстрелит вам в ногу. Тело жертвы автомобильного наезда, в особенности когда машина несется на большой скорости, представляет собой кошмарное зрелище. Впрочем, уверен, вам это хорошо известно. Ведь тело, практически состоящее из крови и плоти, нетрудно сильно изувечить.

Человеческая нога может быть так исковеркана, что никто даже не станет проверять, была ли она прострелена до несчастного случая. Конечно, если пуля заблаговременно извлечена...

— Думаю, что мне стоит выкурить сигарету, — произнес я едва слышно.

— Пожалуйста. — Он свободной рукой извлек пачку из кармана куртки и достал из нее сигарету. — Можете закурить сами, но осторожнее с огнем. Без фокусов, пожалуйста.

Я поднес зажженную спичку к сигарете и затянулся:

— Объясните мне еще кое-что. Почему так важно меня убить? Потому что я не проглотил эту фальшивую Монику Байер и историю об ее безумии?

Водитель повернул голову и заговорил с Вайгелем, который, кивнув ему, снова усмехнулся:

— Карл сказал, что уже пора. Крайне сожалею, что теперь уж вы никогда не услышите ответа на свой исключительно интересный вопрос. Выходите из машины, пожалуйста.

Я открыл дверцу и вышел на дорогу. Вайгель последовал за мной, все еще прижимая пистолет к моим ребрам.

Мы подождали, когда к нам присоединится Карл.

— Идите вперед, мистер Холман! — ровным голосом распорядился Вайгель. — Карл пойдет сзади, пистолет у него наготове. Он превосходный стрелок. Даже при свете звезд он просто не сможет не попасть в вас с расстояния в шесть футов.

Я медленно двинулся вперед по краю круто поднимавшейся вверх дороги. Когда я прошел футов тридцать, то услыхал голос Вайгеля, издевательски крикнувшего мне на прощание:

— Auf Wiedersehen[7], мистер Холман!

Футов через пятьдесят я оглянулся через плечо и заметил черневшую в полумраке фигуру Вайгеля. Мы с Карлом прошли еще с сотню ярдов и почти добрались до вершины холма, когда я почувствовал вдруг, что дуло пистолета уткнулось мне в спину.

— Halt[8]! — скомандовал Карл.

Мы оба остановились, и через минуту я услышал, как заработал мотор седана, потом зажглись его фары, прорезая темноту двумя полосами света, направленными в нашу сторону. Полосы сдвинулись с места, дуло пистолета больше не касалось моей спины.

Я подумал, что машина достигнет нас максимум через десять секунд. Карл, прежде чем столкнет меня под колеса, ударит пистолетом. Он будет держать меня под прицелом, чтобы в случае необходимости, если я попытаюсь бежать, прострелить мне ногу. Вплоть до самого последнего момента. Но в самый последний момент ему придется поднять пистолет достаточно высоко, чтобы ударить им меня по голове. Так что мне необходимо точно рассчитать время.

Машина приближалась, фары надвигались на нас все быстрее.

«Черт с ними!» — подумал я, сжал руки перед собой в боксерской позе, сосчитал до двух, затем быстро повернулся на каблуках к бугаю, стоящему позади меня.

При этом я вытянул руки во всю длину, приподняв их чуть выше плеч. На какую-то долю секунды я успел заметить смутные очертания Карла, который стоял, высоко подняв пистолет. Мои кулаки со страшной силой нанесли ему удар по левому уху.

Я увидел, как пистолет выпал у него из руки, а когда он, зашатавшись, повалился на бок, то услышал неожиданно тонкий крик ужаса, а вслед за ним — отвратительный визг колес, подмявших под себя Карла. Седан, не замедляя хода, перевалил за гребень холма.

Все произошло в мгновение ока. Вайгель, я был уверен в этом, не успел разглядеть, что произошло на самом деле. К тому же наши с Карлом пальто были похожи. В общем, он наверняка считал, что под колеса, как и планировалось, угодил я.

И все же я не мог рассчитывать на это, да и Вайгель должен был возвратиться назад.

Я опустился на четвереньки и принялся лихорадочно ощупывать все вокруг, пока не нашел на оледенелом снегу пистолет. А когда снова поднялся, уже с пистолетом в руке, то сообразил, что шум мотора замолк. Это могло означать, что Вайгель ожидает за гребнем холма, когда к нему подойдет Карл. Подумав, я решил, что и мне, пожалуй, лучше немного подождать. Я отошел футов на десять от дороги до зарослей молодых елочек и встал под ними, понимая, что в их тени меня с дороги не увидеть.

Ожидание показалось мне вечностью, хотя в действительности прошло не более пяти минут. Мои глаза привыкли к свету звезд, и через некоторое время я стал волноваться, что из-за белого снега вся окрестность освещена лучше, чем днем. Потом я заметил темную фигуру, показавшуюся на гребне холма. Она приближалась.

Я дождался, когда человек окажется ярдах в десяти от тела Карла, лежащего посреди дороги, крикнул: «Вайгель!» — и быстро метнулся в сторону, пригнувшись под лапами елей.

Он обернулся на мой голос, и я увидел вспышку даже раньше, чем услышал выстрел из его пистолета. Пуля со свистом врезалась в дерево у меня над головой. Я тщательно прицелился из пистолета Карла и нажал на спуск.

Поднялось небольшое облачко снега с дороги в том месте, где стоял Вайгель, практически рядом с ним, и он все понял.

— Холман? — В голосе было смятение. — Ладно! Мы можем это обсудить...

— Сначала отбрось в сторону свой пистолет, приятель!

— Как же! Дожидайся!

Он быстро сделал подряд три выстрела. Последняя пуля угодила в ствол дерева рядом со мной. Это меня напугало, и я чисто рефлекторно выстрелил дважды, а думать смог только после того, как увидел, что он упал лицом вниз на дорогу и замер.

Я осторожно вышел из укрытия, держа дуло пистолета нацеленным на его тело. Подходя к нему, я не был уверен, что это не ловушка с его стороны, и мне хотелось убедиться в смерти Вайгеля. Но когда я подсунул ногу под распростершееся тело и повернул его на спину, одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он не притворяется. Эрих Вайгель был мертв. Одна или обе пули, выпущенные мною, угодили ему в грудь. На его пальто расплылось кровавое пятно.

Я подхватил тело под мышки и оттащил к обочине, потом побежал к гребню холма и ярдах в пятидесяти ниже увидел седан.

«У меня, возможно, имеется все же шанс, — подумал я в отчаянии, — крохотный шансик уйти от ответственности, пока какая-нибудь другая машина не появилась на дороге».

Я добежал до седана, дыша как паровоз, распахнул дверцу водителя и убедился, что ключи на месте. Развернув машину, я доехал до того места на дороге, где лежал труп Вайгеля. Разумом я понимал, что мне необходимо на минуту остановиться и подумать, потому что я должен был сделать все без ошибок, но поселившийся где-то внутри панический страх одновременно твердил, что в любой момент может появиться какая-нибудь машина, и меня схватят по обвинению в убийстве.

Я вылез из седана, прошел вдоль дороги, подобрал пистолет Вайгеля и сунул его себе в карман. Потом подтащил тело к машине и затолкал его на водительское место. К тому моменту, когда я справился с этой задачей, я весь взмок от пота, словно была не зима, а жаркий летний день.

Обойдя вокруг машины, я отошел футов на десять от капота двигателя и выпустил пулю из пистолета Вайгеля в ветровое стекло и, разумеется, в мертвое тело. Потом я тщательно обтер пистолет, удалив с него мои отпечатки пальцев, и, держа оружие за дуло, обернутое носовым платком, подошел к трупу Карла и сунул сей предмет в его безвольную руку. После чего затолкал бездыханное тело в заросли придорожных кустов.

Ветровое стекло было эффектно продырявлено прямо напротив водителя. По этой причине я решил, что они не станут допытываться, сколько пуль было выпущено по нему. Я открыл дверцу машины возле тела Вайгеля, завел мотор и осторожно опустил ногу на педаль газа. Одной рукой я с большим трудом направил машину снова на дорогу, второй держался за открытую дверцу. После того, как мне удалась провести машину мимо тела Карла и она под крутой уклон начала набирать скорость, я спрыгнул вбок. При этом ноги у меня поскользнулись на укатанной дороге, я упал и катился кубарем вниз, пока мне не удалось задержаться на каком-то бугре.

Поднимаясь на ноги, я услышал оглушительный треск и увидел, как седан где-то в сотне ярдов далее по шоссе сошел с него и врезался в толстое дерево.

Пробежав туда, я обнаружил, что от удара распахнулись остальные дверцы, и теперь они все болтались на петлях. Тело Вайгеля высунулось до половины из отверстия в разбитом ветровом стекле и лежало на капоте двигателя, так что, возможно, я напрасно выпустил в него последнюю пулю.

Вернувшись назад на дорогу, я зашагал как мог быстрее под гору к деревне. Решив, что позади осталось с полмили, достал из кармана пистолет Карла, тщательно обтер его и забросил за деревья, отстоявшие довольно далеко от шоссе.

Возможно, копы представят себе случившееся таким образом: Карл, стоя посреди дороги, намеренно выстрелил в Вайгеля, когда тот на седане подъехал к нему, но не успел вовремя отскочить в сторону и был раздавлен сокрушительной силой машины, за рулем которой сидел мертвец. На пистолете, который они найдут поблизости, будут отпечатки пальцев Карла. Пули в теле Вайгеля выпущены именно из этого оружия. Все сходится.

Конечно, у полицейских может возникнуть несколько интересных вопросов, например, такие: какого черта стоял Карл посреди дороги с пистолетом в руке? Ожидал возможности кого-то застрелить? И почему это Вайгель направил седан уважаемого господина Эккерта назад к деревне, где его похитил?

Во всяком случае, подумал я, мне вроде бы удалось настолько запутать картину, что в течение нескольких недель у них будет забот выше головы, а для меня это гораздо предпочтительней, нежели быть обвиненным в убийстве, поскольку в таком случае я сколько угодно мог говорить о самозащите, не располагая при этом никакими свидетельскими показаниями, подтверждающими мою правоту.

Когда я был совсем рядом с деревней, то увидел огни фар машины, идущей мне навстречу, и быстро нырнул в кусты. Тяжелый грузовик медленно прогромыхал мимо меня, поднимаясь на холм. Через пару минут я уже шагал по главной улице деревни, а еще через пять минут оказался в своем номере в гостинице. Я подумал о том, что неплохо бы наведаться в дом Эккерта и, разоблачив мнимую Монику Байер, попытаться выведать правду, но это было связано с неоправданным риском. По всей вероятности, дом будет наводнен местными копами сразу же после того, как водитель грузовика сообщит о найденной им разбитой машине с мертвым человеком за рулем, а потом чуть дальше по дороге они найдут второй труп.

Около девяти часов на следующее утро я завтракал в маленькой столовой в гостинице, а страшно возбужденная официантка рассказывала мне, что ночью случилось что-то кошмарное. По-английски она говорила плохо, я совсем не знал немецкого, так что иногда мы сталкивались с неразрешимыми лингвистическими проблемами. Но я понял все же, что некий местный житель по имени Эккерт был ограблен, у него угнали машину среди ночи, и, возможно, через час после этого шофер грузовика нашел ее разбитой всего в одной миле от деревни.

— Вор был убит, но нет, — официантка буквально взвизгивала от возбуждения, — не подумайте, это не дорожное происшествие. Его застрелили! А потом они нашли тело другого человека — дальше по дороге, его задавили машиной насмерть. Той самой, на которой ехал похититель.

Я качал головой, выражая удивление, издавая подобающие звуки, то возмущаясь, то ужасаясь. А закончив завтрак, обнаружил, что до прихода машины за мной осталось всего десять минут.

К полудню я вернулся в свой отель в Мюнхене, в аэропорт приехал к трем, в Париж прилетел ранним вечером. Там я отправился в четырехзвездочную гостиницу, заказал билет на следующий день до Лос-Анджелеса, после чего со спокойной душой спустился в бар выпить стаканчик-другой.

Там я сразу приметил весьма угодливого типа. Он подождал, когда я расправлюсь со второй порцией бурбона, затем бочком подкатил ко мне и вежливо осведомился, не турист ли я из Америки. Я ответил, что да, точно, и все мы, американские туристы, восхищаемся Парижем больше, чем любым другим городом в любой стране мира, потому что в этом городе никто не кричит: «Янки, убирайтесь домой!» Во всяком случае, до той минуты, уточнил я, когда из тебя не вытащат все деньги. Он как-то слишком равнодушно пропустил это замечание мимо ушей, потом поинтересовался, не хочу ли я провести ночь где-то за городом. Париж, заявил он и тихонечко подтолкнул меня локтем под ребро, самый озорной город в Европе. В Париже, пояснил он, заговорщически подмигивая, мужчина может провести действительно потрясающую ночь. И все это он организует для меня за какие-то несколько жалких франков.

Я с сожалением отклонил его заманчивое предложение, объяснив, что у меня уже была одна потрясающая ночь в Европе и мне этого вполне достаточно.

Он вернулся назад в конец бара, бормоча что-то себе под нос. Поскольку по-французски я тоже не понимал, то не был уверен, что именно он твердит. Но сильно подозревал, что не в духе «Да здравствуют американцы!».

Глава 6

На Анджеле Бэрроуз снова были ее черные очки в оправе с драгоценными камнями. Прическа в стиле «маленький паж» выглядела, как всегда, безукоризненной.

А идиотский длинный мундштук по-прежнему подпрыгивал в воздухе, как любимая кобра заклинателя змей, которая внезапно надумала сбросить старую кожу.

Хью Лэмберт стоял возле письменного стола. Руки у него беспокойно дергались.

— Итак, вы возвратились без Моники Байер, — злобно произнесла Анджела.

— Что же случилось? Вы недостаточно тщательно ее искали? Или вам слишком наскучила Европа после целых четырех дней пребывания в ней, и вы ощутили острую необходимость вернуться домой в Беверли-Хиллз?

— Я отыскал ее, — сказал я ровным голосом. — Но назад не привез.

— Вы нашли ее, но не привезли...

— Она была так потрясена, что мундштук неподвижно застыл в воздухе на пять секунд. — Почему? — Она презрительно фыркнула. — Или вы так испугались Билла Дарена, что изменили свои планы?

— Дарен оставил ее на следующий же день после приезда в Париж, — ответил я. — А если вы в состоянии вертеть своим мягким местом с половиной той скорости, с которой болтаете языком, то сможете стать самой пылкой исполнительницей экзотических танцев и занять первое место на конкурсе.

Пока ее рот все еще оставался открытым, я принялся рассказывать о своей поездке.

— Хью посоветовал мне встретиться в Мюнхене с Эрихом Вайгелем, — начал я. — Я так и сделал.

— С кем? — нахмурилась Анджела.

— С Вайгелем, — еще больше дергаясь, пояснил Лэмберт. — С двоюродным братом Моники, ее единственным родственником. Я решил, что раньше или позже она с ним увидится, так что, возможно, Рик получит от него какую-то информацию.

— Он умоляюще посмотрел на меня. — Вы отыскали его, Рик?

— Да, я его нашел. Не было никакой необходимости уговаривать его или оказывать на него давление. Он сразу же согласился отвезти меня к ней.

Я рассказал им все очень подробно. О знаменитом враче докторе Эккерте и его частном санатории. О том, как выглядела Моника Байер, сидя на койке со скрещенными ногами и баюкая тряпичную куклу. О мнении врача, что могут пройти годы, прежде чем к ней вернется разум, если вообще когда-либо вернется. И о многом другом, например, о том, как Вайгель рассказал мне о ее звонке из Парижа после исчезновения Дарена, а когда он, Вайгель, добрался туда из Мюнхена, она уже была полностью невменяемой.

Что их семья страдала от наследственного умопомешательства по материнской линии, а у самой Моники приблизительно пять лет назад наблюдался нервный срыв.

Я считал, что рассказал все это достаточно хорошо, убедительно и ясно.

К тому времени, как я закончил, они оба смотрели на меня широко раскрытыми глазами, как бы онемев от изумления, и я даже смог закурить сигарету, не услышав ни единого ядовитого замечания из уст Анджелы.

— Это еще не все, — продолжил я. — Вайгель уверяет, что, если понадобится, он будет заботиться о девушке до конца ее жизни, но не потерпит никакого вмешательства с вашей стороны.

— Я невольно улыбнулся, заметив, как сжались губы Анджелы. — Если вы попытаетесь что-то предпринять насчет ее контракта, он добьется юридического признания ее невменяемости.

— Подумать только, — произнес Хью потрясенным тоном, — всего две недели назад «Стеллар» нам столько предлагал за контракт с ней, а теперь он ровным счетом ничего не стоит! Пустая бумажонка, которую мы можем спокойно порвать и забыть о ней! Конечно, мне страшно жаль бедную девушку, но мысль обо всех этих деньгах...

— Вон! — почти заорала Анджела.

— Что такого я сказал? — проблеял Хью.

— Вон! — Она злобно ткнула в него мундштуком. — Вы воображаете, что мне приятно сидеть здесь и слушать ваше бормотание?.. Убирайтесь вон!

Лэмберт стремглав вылетел из кабинета, словно опаздывал на собственные похороны и ему была невыносима мысль о том, что он вынужден будет заплатить профессиональным плакальщикам за дополнительное время.

— Что за идиот! — возмутилась Анджела. — В один прекрасный день я приложу к нему спичку, растоплю его и сделаю из него что-нибудь полезное.

— Сколько «Стеллар» предлагал за контракт с девушкой? — спросил я.

— Вы хотите, чтобы я разревелась? — спросила она уныло.

— Приблизительно на сто тысяч больше, чем я заплатила за ее контракт в Германии.

— Нет худа без добра, — сказал я бодрым тоном. — Учитывая то, как поступил Дарен с Моникой Байер в Париже, вам здорово повезло, что вы не вышли за него замуж до того, как узнали, что он за человек!

— Не упоминайте в моем присутствии имя этого негодяя! — буркнула она. — Не то я могу позабыть, что я дама.

— Вы — экзотическая танцовщица с талантом торговать вразнос плотью других людей, — сказал я серьезно. — Но не будем отклоняться в сторону. Скажите, мисс Фрик все еще прикрывает отсутствие Моники в брентвудских апартаментах?

— Конечно, — ответила Анджела. — Но теперь это, очевидно, утратило всякий смысл.

— Почему бы не оставить ее там до того момента, пока полностью не истечет оговоренный срок до начала съемок фильма? — спросил я. — Ни в чем нельзя быть уверенным. Случаются чудеса.

— Я не верю в чудеса, но согласна оставить все как есть до самого крайнего срока. А почему, признавайтесь, вы интересуетесь мисс Фрик?

— Я нахожу ее очень умной и находчивой, — сказал я откровенно. — Есть ли у нее постоянный друг?

— Откуда мне знать?

— Я просто подумал, не Марти ли это Круз. Он был там, когда я последний раз заходил в апартаменты перед отъездом в Европу.

— Вы ошибаетесь. Приятельница Марти — никчемная артисточка, мечтающая об успехе любой ценой, с вымышленным именем Гиацинта или каким-то другим не менее нелепым. Он уже давно пытается сунуть ее в мое агентство. Эта дура не могла бы изобразить испуг даже на крыше горящего дома!

— Сделайте мне одолжение, — попросил я очень вежливо. — Позвоните мисс Фрик и скажите, что я все еще занимаюсь поисками Моники, так что она должна помогать мне, если я к ней обращусь.

— С какой стати оказывать вам одолжение, Рик Холман? — Она сняла черные очки и хмуро посмотрела на меня. — Вы даже не попытались привезти мне девушку!

— Я отыскал для вас Монику, но я не мог ничего сделать из-за того состояния, в котором ее нашел!

— Вообще-то вы правы, — неохотно признала она. О'кей, позвоню Фрик и велю вам помогать, но, помните, только на деловой основе.

— Естественно. На любой другой основе я мог бы и сам справиться.

— Держите язык за зубами. Никому ни слова о том, что нашли Монику в Европе, — яростно заговорила она. — А я оставлю пока мисс Фрик в этой квартире. И будем уповать на чудо в течение остающихся трех дней. Ну а когда у «Стеллара» подойдет крайний срок, мне придется им все сообщить.

— Три дня могут оказаться большим сроком, — философски заметил я как можно более бодрым тоном. — Кто знает?

— Убирайтесь отсюда, Холман!

— промолвила она с отвращением.

— Вы заговорили так же глупо, как этот идиот Лэмберт!

На этот раз Хью не ожидал меня у выхода с целью затянуть в свой кабинет для конфиденциального разговора.

Как я понимал, он был настолько расстроен, что самым правильным для него было бы пойти и утопиться.

Я позавтракал, потом поехал в брентвудские апартаменты и оказался там около трех часов дня. Блондинка-компаньонка встретила меня с покорно-вежливым выражением лица.

— О'кей! — произнесла она. — Хозяйка приказала мне помогать вам, так что входите, я попытаюсь. Не гарантирую, что у меня получится, но я попробую.

— Обещаю не прибегать к моему детскому чувству юмора, — сказал я в ответ.

— Возможно, нам удастся начать все сначала.

На ней была спортивная рубашка, на этот раз белая в черную полоску. И другая мини-юбка, не скрывавшая ее загорелые ляжки. Я прошел следом за ней в гостиную, наблюдая за ее упругими ягодицами, и охотно опустился на древнюю кушетку, поскольку ноги у меня все еще побаливали.

Она уселась в единственное удобное кресло и скрестила ноги. Подол ее воланчика, почему-то именуемого юбкой, приподнялся почти до трусиков. Я подумал, что если она решила свести меня с ума, то это был самый верный способ.

— Мисс Фрик! — Я одарил ее солнечной улыбкой. — Боже, это звучит ужасно формально! Вы не против того, чтобы я называл вас просто Кэти?

— Если это скрашивает ваше существование, пожалуйста, я не возражаю. — Она нарочито зевнула. — Хозяйка говорит, что вы все еще разыскиваете Монику и хотите меня кое о чем расспросить.

— Меня зовут Рик, — сказал я ей. — Кэти и Рик.

Имена хорошо сочетаются, не правда ли?

— Лично я этого не нахожу! — холодно отчеканила она. — Как насчет ваших вопросов, Рок?

— Рик. — Я нахмурился.

— Извините. — Ее верхняя губа изогнулась в кисло-сладкой улыбке. — Очевидно, я не правильно расслышала ваше имя по ассоциации идей: в тот момент я смотрела на вашу голову. «Рок» означает «скала», или иначе «тугодум».

— Все ясно, Секси!

— Что?

Я щелкнул пальцами:

— Кэти! Очевидно, я тоже перепутал ваше имя по ассоциации идей: я как раз смотрел на ваши ножки.

С минуту ее взгляд не предвещал ничего хорошего, потом она неожиданно расхохоталась.

— О'кей! — махнула она рукой. — Пускай будет Кэти и Рик. — Она снова стала серьезной. — О чем вы хотели бы спросить меня?

— Вы припоминаете, что в первый раз, когда я был здесь, вы сообщили, что Монике несколько раз звонил парень по имени Марти?

— Точно.

— И вы сказали, что никогда с ним не встречались, даже не знаете толком, как его зовут.

— Разве? — Ее голос сделался каким-то бесцветным.

— Но в следующий раз, когда я приехал сюда, и Марти, и его старший брат сидели на этой самой кушетке с видом старых приятелей, явившихся поболтать с доброй знакомой.

Она моргнула раз-другой, потом ее глаза широко раскрылись.

— Вы хотите сказать, что Марти, частенько позванивающий Монике, был Марти Круз? — Это было произнесено еле слышным шепотом.

— Кто же еще? Моника встречалась с Биллом Дареном, а в то же самое время старый дружок Дарена, Марти Круз, гостил у него в доме.

Она с минуту сидела, покусывая нижнюю губку.

— Вы, наверное, думаете, что я — одна из тех самых безмозглых блондинок, с которыми вам доводилось встречаться... Очень сожалею, Рик, но мне ни разу не пришло в голову соединить эти два имени!

— Очевидно, не было на то основания! — беспечно махнул я рукой. — Сколько времени вы знакомы с братьями Круз?

— С недавних пор! — ответила она нарочито безразличным голосом. — Всего несколько месяцев.

— Марти Круз занимает особое место в вашей жизни?

— Нет! — Она неистово затрясла головой. — Они оба всего лишь мои друзья, не более.

— Прекрасно! — Я улыбнулся ей.

— Теперь у меня самый последний вопрос. Как вы смотрите на свидание сегодня вечером?

— Что? — Она с минуту оторопело смотрела на меня. Вы шутите?

— Чего ради я стану шутить на эту тему? — Я даже возмутился.

— Свидания — самое серьезное занятие в моей жизни.

— Ну... — Она неуверенно улыбнулась. — Я не против...

— Великолепно! — воскликнул я. — Что вы скажете, если я заеду за вами где-то около восьми?

— О'кей, Рик! Нужно ли мне устроить на голове «тиару» из волос? Или это не обязательно?

— Давайте сегодня вечером обойдемся без особого парада. Вот когда мы узнаем друг друга поближе, тогда станем назначать официальные встречи с соответствующим оформлением.

— Я не разобралась в подоплеке вашего предложения, — сказала она с улыбкой. — Может, лучше не спрашивать?

* * *
У меня было ощущение, будто я возвратился из длительного изгнания. Мне просто не терпелось встретиться со всеми моими старыми приятелями и рассказать им, как я соскучился по дому, как мне не хватало их знакомых лиц во время бесконечно долгого четырехдневного пребывания в Европе.

Так что сразу после того, как мы расстались с Кэти Фрик, я поехал в Голливуд-Хиллз повидаться с другим дорогим старым другом, который занимал двухэтажный дом, принадлежавший его дорогому старому другу. К сожалению, на его физиономии появилось какое-то двойственное выражение, когда он отворил дверь и увидел меня на пороге.

— Черт возьми, что вам нужно? — рыкнул он на меня.

— Разве так встречают друзей, Марти? — с упреком произнес я. — Я просто проезжал мимо и забежал, чтобы поздороваться после моего возвращения из Европы и всего такого. Я рассчитывал, что вы, самое меньшее, пригласите меня выпить стаканчик.

Он рассматривал меня несколько секунд, возможно, раздумывая, пристукнуть меня тут же на месте или заманить на веранду, где это можно будет проделать куда эффективнее. Но так и не пришел к окончательному решению, потому что за его спиной появился старший братец.

— Ну!

— Белые зубы Карла сверкнули откуда-то из глубины его блиноподобной физиономии.

— Мистер Холман? Вернулись из Европы? Уже? Очевидно, поездка была успешной? Входите же и расскажите нам обо всем за стаканом чего-нибудь крепкого.

Я прошел мимо хмурого Марти следом за его братом через весь дом на веранду. Карл приготовил напитки, и мы удобно уселись на садовых креслах с металлическими ножками, когда появился Марти. Он подошел к перилам, оперся о них спиной и, ссутулившись, продолжал все так же хмуро разглядывать меня.

— Итак, — дружелюбно заговорил Карл, — ждем вашего рассказа, мистер Холман.

Я отпил немного бурбона, потом глуповато улыбнулся.

— Это была полнейшая неудача! — сказал я смущенным голосом. — Дарен и мисс Байер бесследно исчезли после того, как прибыли в Париж. В течение четырех дней я пытался выйти на них, но не обнаружил ничего такого, что мог бы посчитать за путеводную ниточку. — Я пожал плечами. — Я прекрасно знаю, когда потерпел неудачу! Я нанял местного парня с превосходной репутацией, чтобы продолжать поиски, хотя у меня и было дурное предчувствие, что ему повезет не больше, чем мне.

— Какая жалость! — Карл покачал головой. — Представляю, как вы расстроились!

— Спасибо! — Я благодарно улыбнулся ему.

— Есть еще кое-что, почему я сейчас здесь.

— Я изо всех сил постарался выглядеть предельно смущенным. — Мне думается, с самого начала мы начали довольно неудачно... — Я взглянул на Марти. — Я оскорбил парня, не зная, что он ваш друг, потом вы ударили меня, а я вас.

Я хочу принести искренние извинения по этому поводу. Тогда я был абсолютно не прав!

Марти надул правый бицепс и посмотрел на него — в силу привычки, как я решил.

— Ну... — Я просительно посмотрел на Карла. — Потом тогда вечером в брентвудской квартире я был невежлив с вами обоими без всякого на то основания, так что хочу извиниться и за тот инцидент.

— Как мне думается, мы были не менее грубы, — небрежно произнес Карл. — Почему бы нам всем об этом не позабыть, как вы сами сказали, Рик? Ведь вас так зовут, верно?

— Да. — Я благодарно улыбнулся. — Спасибо, Карл, я высоко ценю ваше отношение ко мне. — Потом я переключил улыбку на его брата. — Очевидно, вас это сильно позабавило, Марти, но я страшно из-за этого переживал.

Я даже проверил, не является ли Кэти Фрик вашей постоянной подружкой, прежде чем назначил ей сегодня свидание!

— Терпеть не могу глупых блондинок! — отрезал он.

— Анджела Бэрроуз — это я ее спрашивал — сказала мне, что ваша приятельница — артистка по имени Гиацинта.

— Хелоис! — поправил он.

— Ох, извините! — Я выглядел окончательно смущенным. — Во всяком случае, я подумал, что, если вы ничего не наметили на сегодняшний вечер, может, мы соберемся вчетвером?

— Хелоис в настоящее время уехала из города, — буркнул он.

— Какая жалость!

— Осталось всего два дня до открытия нашего Дома иллюзий, как я вам уже говорил, Рик, — неподдельно дружеским тоном произнес Карл. — Я буду там сегодня вечером, надо кое-что проверить. Если у вас с Кэти нет никаких более интересных планов, почему бы вам не заглянуть туда на часок? Я задержусь там допоздна, так что можете приезжать в любое время. Убежден, вам обоим будет любопытно увидеть, как все это действует.

— Великолепная идея! — воскликнул я. — Спасибо, Карл, мы непременно воспользуемся вашим приглашением!

— Увеселительный парк еще закрыт, конечно, — пояснил он, — но вы сообщите парню у ворот свое имя, я договорюсь с ним, чтобы он вас пропустил. Во всяком случае, в любое время до полуночи. Советую воспользоваться этим приглашением, Рик.

— Мы придем!

— обещал я, допив свой стакан, и поднялся. — Я очень рад, что мы достигли взаимопонимания и во всем разобрались. Благодарю за бурбон. До вечера, Карл! — Я подарил солнечную улыбку и Марти и протянул ему руку. — Пока, Марти, увидимся, а?

Он какое-то мгновение внимательно смотрел на меня, потом в его глазах вдруг вспыхнул злобный огонек.

— Точно, Рик! Скоро увидимся!

Он зажал мою руку с такой силой, что у меня затрещали кости, и рванул меня к себе. Но в последний момент он выпустил мою руку и отступил в сторону, так что я врезался в ограждение, бедра мои ударились о верхний металлический брус, а инерция все продолжала увлекать меня вперед. На какую-то кошмарную секунду я увидел трехступенчатый каньон далеко внизу, который, казалось, устремился мне навстречу, когда верхняя половина моего тела перевесилась через ограждение, а ноги предательски заскользили. Но неожиданно я почувствовал железные пальцы, схватившие меня за плечо. Секунду они удерживали меня на месте, затем поставили снова на ноги.

— Просто шутка! — сказал Марти; в его глазах горело выражение издевательского триумфа. — Никаких обид, старый приятель?

Я медленно набрал воздух в легкие и так же медленно выпустил его через ноздри, после чего все перестало вертеться у меня перед глазами.

— Никаких обид, Марти! — пробормотал я сквозь сжатые зубы.

— Шутка отменная, ничего не скажешь! Был момент, когда я подумал, что полечу на дно каньона.

— Совершенно идиотская шутка! — холодно произнес Карл. — Ты мог бы чуть-чуть ошибиться, Марти, и было бы уже поздно!

— Ах! — Марти презрительно пожал плечами. — Рик разбирается в шутках. Это было так же забавно, как в тот раз, когда он огрел меня железным стулом по голове, припоминаешь? — Его тонкие губы искривились в недоброй усмешке. — Верно, старый дружище?

— Одно несомненно, — повысил голос Карл. — Рику надо еще выпить.

— Ну так налей ему, — сказал Марти, — а у меня нет времени, надо заняться делом.

Он вошел в дом с прежним торжествующим блеском в глазах, и я в этот момент с большим наслаждением обрушил бы на его башку сразу пару стульев. Но я этого не сделал.

Карл снова усадил меня, проявляя неумеренную заботливость, как будто я был старой дамой, которую только что сбил грузовик, и чуть ли не насильно сунул мне в руку новый стаканчик бурбона.

— По временам Марти ведет себя как проклятый дурак!

— Он опустился на свой стул. — Я глубоко сожалею об этой идиотской шутке!

— Забудьте о ней. Если бы не она, у меня не было бы основания выпить второй стаканчик.

Он вежливо рассмеялся.

— Прекрасно, что вы это так хорошо понимаете, Рик.

Как жаль, что вам не повезло в Европе.

— Вы даже не можете себе представить, до чего же неудачно все сложилось для меня там!

— заявил я со вздохом. — У меня была одна ниточка, которую следовало бы проверить, если бы я ничего не нашел в Париже. И она вела в Мюнхен. Я имею в виду парня по имени Вайгель, двоюродного брата Моники Байер, ее единственного родственника. Я подумал, что, если визит в Париж мне ничего не даст, я отправлюсь в Мюнхен и поговорю с этим Вайгелем. Может, она с ним в контакте, и он в курсе того, где они с Дареном находятся.

— Но Вайгель вам тоже не помог? — вежливо осведомился Карл.

— Если не везет, так уж не везет! Произошло черт знает что!

— Я покачал головой с обескураженным видом.

— В тот самый день, когда я уже собрался отправиться в Мюнхен, я прочитал в газетах, что его убили.

— Убили?

— Это случилось в какой-то маленькой деревушке в Баварских Альпах. Отчет в газете был такой невразумительный и противоречивый, что я из него ничего не понял. Совершенно дикая история о том, что он угнал машину и уехал на ней за милю от деревни, а тут какой-то другой тип вышел на середину дороги и застрелил его.

Но убийца не успел отскочить в сторону и оказался под колесами. — Я нетерпеливо пожал плечами. — Черт знает что за неразбериха, верно?

— Несомненно!

Карл осторожно погладил бороду.

— Да, вам здорово не повезло!

— Иногда случается, что у человека наступает сплошная полоса невезения.

Я покончил со своим стаканчиком и снова встал.

— А теперь я с нетерпением жду возможности разобраться в том, как иллюзионист творит свои чудеса, заставляя публику визжать от страха или восторга!

— Убежден, что вам это покажется захватывающим зрелищем.

— Карл проводил меня через весь зал до самого выхода. — Вы не представляете, как я доволен, что вы сюда сегодня заехали.

— И он вновь широко улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. — Предчувствую, что мы станем добрыми друзьями.

Я поехал домой и был там около пяти. Сыграв сцену на балконе с омерзительным Марти в роли Ромео, я посчитал, что для меня на сегодня достаточно. Но всем известно, что человек предполагает, а Бог располагает.

В справедливости этого изречения я убедился минут через пятнадцать, когда в дверной звонок позвонил Хью Лэмберт.

— Пожалуйста, Рик! — взмолился он, как только я отворил дверь. — Мне необходимо с вами поговорить.

— Опять?

— Пожалуйста! — Он только что не плакал.

— О'кей! — сдался я. — Но в вашем распоряжении всего пять минут.

Мы прошли в гостиную. Хью примостился на кончике стула и стал смотреть на меня, часто моргая, как ночная сова, не выносящая дневного света.

— Рик, — начал он, — я оказал вам услугу, верно?

— Когда это было?

— Я посоветовал вам связаться с Вайгелем, помните? Вы ведь даже сомневались, удастся ли вам отыскать Монику, если вы сначала не найдете его.

— Возможно, возможно... — Я усмехнулся. — Итак, вы оказали мне огромную услугу.

— Вы рассказали нам правду о Монике? — Его голос прозвучал настойчиво. — Ну, то, что она находится в этомсанатории, и все прочее? То, что она безнадежно больна?

— Так заявил психиатр.

— Тогда какого черта вы заставляете Анджелу верить в чудо? — выкрикнул он с неожиданной яростью свой вопрос.

Я с неподдельным изумлением посмотрел на него.

— Я только ей сказал, что в ее распоряжении остается на ожидание чуда лишь три дня, Хью. Это же верно?

— Нет, неверно, и вы это знаете! — Голос его звучал страстно. — Это нечестно по отношению к Анджеле.

Зачем вселять в нее несбыточную надежду, что Моника Байер выздоровеет, избавится от безумия и возвратится сюда вовремя, чтобы начать работать в картине «Стеллар». И что все это должно произойти за три дня.

— Что вас грызет, Хью? — спросил я из непритворного любопытства.

— Анджела, вот о ком я забочусь! Рик, жестоко поддерживать в ней надежду, для которой нет никаких оснований! Проклятие! У нее и без этого достаточно неприятностей. Дарен практически ее обманул, а теперь к тому же помешалась эта немецкая девчонка... Вы понимаете, это обойдется ей минимум в сто тысяч: всего пару недель назад «Стеллар» предложил именно столько за контракт с нею.

— У каждого из нас свои проблемы, Хью, — сказал я миролюбиво. — Но если Анджела не дождется своего чуда в течение трех дней, полагаю, от этого у нее не произойдет нервного срыва!

— А вот я в этом совсем не уверен! — буркнул он. Конечно, она держит себя в руках, не распускается, размахивает в воздухе мундштуком и говорит властным тоном. Но это внешняя сторона, в действительности же она легкоранима, Рик.

— Вы хотите, чтобы я истек кровью на моем дорогом ковре?

— усмехнулся я.

— Нет? А чего же вы от меня тогда хотите? Чтобы я сказал ей, что на свете чудес не бывает?

— Почему бы вам не сделать этого, Рик? — Он заговорил умоляющим тоном. — Если она немедленно порвет контракт и попытается забыть о существовании Моники Байер, ничего, кроме добра, ей это не принесет! Да и всему агентству тоже. Анджела обратит внимание на другие объекты нашего бизнеса. У нас множество действительно новых клиентов, которые начали проявлять недовольство тем, что у Анджелы они как-то отошли на второй план.

— Никак не могу разобрать, чего вы добиваетесь, Хью?

Я задумчиво посмотрел на него. Он все так же сидел, примостившись на самом кончике стула. Его толстые короткие ноги едва доставали до пола. На круглой физиономии было ангельски невинное выражение, которое портили беспокойно бегающие глазки.

— Не забывайте, что в первую очередь именно вы толкнули Анджелу на эту авантюру с выкупом прежнего контракта Моники, а теперь он утратил всякую цену, и в довершение всего Анджела потеряла человека, за которого намеревалась выйти замуж, — заговорил я. — Это вас и мучает? Вы считаете, что чем быстрее она порвет злополучный контракт и позабудет все, связанное с ним, тем это будет лучше для Хью Лэмберта?

— У вас порочное мышление, Рик!

— Лицо у него побагровело.

— Похоже, что вы не верите ни одному моему слову. Я говорил вам раньше и повторяю еще раз:

Анджела — единственный человек, о котором я беспокоюсь в этой довольно скверной истории.

— Если вы это утверждаете, Хью, — я нарочито медленно закурил сигарету, — скажите мне, чем Эрих Вайгель зарабатывал себе на жизнь?

— Я уже сказал вам прежде. — Он нетерпеливо повысил голос.

— Когда я бывал в Мюнхене, мне так и не удалось это выяснить. Но судя по его внешности, он крутой парень, и род занятий у него наверняка нелегальный. Об этом я вам тоже сообщил.

— Не знаю. — Я беспечно пожал плечами. — Мне он не показался особенно крутым, как вы изволили его охарактеризовать. Разве что этот шрам на лице.

— Кто как считает! — фыркнул Хью.

— Вы сами из тех, кому палец в рот не клади, так что ни один бандит не покажется вам достаточно крутой личностью.

— Этот шрам просто интригует, — продолжал я, не обращая внимания на замечание своего собеседника. Неужели вы никогда не задумывались над тем, как он его получил? Ведь на пару дюймов ниже, и он лишился бы обоих глаз... Страшный удар, верно?

— В Мюнхене у меня были куда более важные заботы, чем его шрам! — раздраженно огрызнулся Хью. — До него мне не было никакого дела. Не ввязывайся Вайгель в сомнительные истории, и шрама бы не было.

— Еще один момент, — продолжал я невозмутимо. Ни один человек с усами не выглядит крутым. Вам это известно?

— Ну а это к чему? — Он ошеломленно уставился на меня. — Впрочем, подходите к данному вопросу, как считаете правильным. Я ошибся насчет Вайгеля. Поскольку он носит усы, он не выглядит крутым парнем, не так ли?

— О'кей! Давайте внесем некоторые коррективы. Из-за густых усов он не выглядит крутым парнем, но зато шрам на лбу придает его физиономии бандитское выражение. Верно?

— Вы что, немного спятили? — пробормотал Хью. Постепенно теряете рассудок?

— Знаете, — произнес я очень серьезно, — возможно, вы и правы.

— Во всяком случае... — Он вскочил на ноги. — Мне надо уходить. Так вы скажете Анджеле, чтобы она перестала ждать какого-то немыслимого чуда, Рик?

— Нет!

— отрезал я. — Полагаю, существует малюсенький шанс, что чудо все же произойдет.

— Подлец! — Он чуть не зарыдал от отчаяния. — Какой вы низкий негодяй, Рик! Я вас упрашивал, уговаривал, умолял о такой пустяковой услуге взамен того огромного одолжения, которое я...

— Убирайтесь к чертовой матери, Хью! — произнес я устало, — Идите рыдать еще на чьем-нибудь дорогом ковре. Вы нервируете и раздражаете меня как раз тогда, когда мне следует быть очень собранным.

Он с минуту смотрел на меня бешеными от ярости глазами, потом выбежал из комнаты. А через несколько секунд я услыхал, как захлопнулась входная дверь.

После ухода Хью дом показался тихим, его ноющий голос больше меня не раздражал, но легче от этого мне не стало.

Глава 7

Я заехал за Кэти Фрик ровно в восемь. На ней было надето черное платье, удерживаемое на месте тоненькими бретельками. Вырез-каре был весьма низким, он не скрывал совершенно потрясающие «подножия» двух упругих холмов, разделенных ложбинкой. От лифа почти до самых колен ниспадала пышная юбка (или волан?) из черных кружев.

Я посмотрел на нее с восхищением, затем покачал головой.

— Таково ваше представление о повседневной одежде? Что же вы наденете по случаю официального приглашения? Бикини, наверное?

Она снисходительно улыбнулась.

— Я совершенно случайно наткнулась в шкафу на эту старую тряпку. Решила, что ее надо проветрить.

— Кэти, дорогая, вам не нужны никакие наряды! воскликнул я совершенно искренне.

— У вас имеется все, я это вижу невооруженным взглядом.

— Может быть, мы пойдем куда-нибудь поесть? — спросила она с самым невинным выражением лица. — А то вы смотрите на меня такими голодными глазами, что у меня сердце сжимается от жалости.

Мы отправились в тихий итальянский ресторанчик, хорошо мне известный. Он мне нравился особой интимной атмосферой и настоящим красным «кьянти»; я отношусь к тем знатокам вин, для которых после двух стаканчиков бурбона любое вино кажется лимонадом, из которого исчез весь газ. Но настоящее «кьянти» — это совершенно особая вещь!

К тому времени, когда нам принесли по второй чашечке кофе, который Кэти запивала мятным ликером, а я бурбоном, стрелки часов подбирались к десяти.

— Это был потрясающий обед, Рик! — сказала Кэти мечтательно.

— Ну а что вы запланировали на остаток вечера? — Она внезапно зарделась.

— Большой сюрприз! — ответил я. — Мы получили персональное приглашение от мастера иллюзий, который обещает продемонстрировать нам весь набор своих трюков. Это нечто единственное в своем роде, как принято выражаться в светской хронике, и будем присутствовать только мы двое.

Она не пришла в восторг:

— Вы случайно говорите не о Карле Крузе?

Я молча кивнул, выражая свое восхищение.

— Эта девушка — само совершенство! — произнес я торжественно. — Она не только красива, но и чертовски сообразительна!

— Я думала, что увеселительный парк еще не открылся.

— И снова в точку! Но, как я сказал, это персональное приглашение. Публики не будет, только мы вдвоем.

— Не уверена, что я в восторге от данной перспективы, — произнесла она с сомнением. — Не хочу быть грубиянкой, но Карл Круз не вполне отвечает моим представлениям об интересном вечере.

— Очень сожалею, милочка, но я ему обещал. Кроме того, нам вовсе не обязательно задерживаться у него долее четверти часа, выразим восхищение парой каких-нибудь пустяков и удерем. О'кей?

— Пожалуй!

Ее полная верхняя губа слегка дрогнула, и я с большим трудом удержался от намерения перегнуться через стол и легонечко ее куснуть.

— Я только оплачу счет, и мы сразу пойдем, ладно?

Чем раньше мы туда заявимся, тем раньше уйдем.

— Знаете что, Рик? — Она одарила меня кисло-сладкой улыбкой.

— По временам вы изрекаете прописные истины!

— И мне следовало на это обидеться, очевидно, вы считаете меня занудой, чья смелость не простирается далее приглашения в кино и на аттракционы.

— Как вас понимать?

— Догадываетесь, что я запланировал на оставшуюся часть ночи? Я хочу сказать: вечера?

Ее лицо снова вспыхнуло.

— Попридержите язык, Рик Холман! Не то я немедленно отправлюсь домой! — пригрозила она.

Я заплатил по счету, схватил ее за руку и поспешно вывел из ресторана туда, где стояла машина, пока ей не пришло в голову привести свою угрозу в исполнение. На поездку до увеселительного парка ушло около тридцати минут. Я остановил машину перед запертыми воротами.

Появился сторож. Когда я сообщил ему, кто мы такие, он сказал, что мистер Круз предупредил его обо всем и что он сейчас впустит нас.

— Отсюда до Дома иллюзий далеко, — добавил он, — но если сразу за воротами вы свернете налево и, проехав мимо колеса обозрения, у карусели еще раз повернете влево, то ярдах в пятидесяти перед собой увидите этот самый Дом иллюзий. О'кей?

— Огромное спасибо!

— сказал я, протягивая ему доллар.

— Вы не были обязаны мне его давать, сэр.

Однако он моментально спрятал доллар в карман брюк, очевидно, испугавшись, что я могу всерьез принять его отказ.

— Сейчас открою ворота.

Через несколько минут мы въехали в увеселительный парк. Я в точности придерживался указаний сторожа.

Свернул налево перед колесом обозрения, затем у карусели и внезапно почувствовал, что Кэти дрожит.

— Вы замерзли?

— Не совсем, — ответила она тоненьким голосочком маленькой девочки.

— Просто в этом месте мне как-то не по себе, вот я и вздрогнула. Кругом все такое большое, и темное, и пустынное. Так и кажется, что на карусели надумают покататься привидения. Или из темноты выскочит какой-нибудь упырь...

— Замечательно! — засмеялся я. — У вас самое подходящее настроение для того, чтобы встретиться с мастером иллюзий.

— Рик! — Она на секунду взяла меня за руку. — Прошу, не будем долго задерживаться в обществе Карла Круза, хорошо?

— Конечно! Самое большее — пятнадцать минут.

Я припарковал машину перед большим темным строением высотой этажа в четыре. И мы вышли из машины. Первым делом мне бросились в глаза яркие буквы, горящие на фасаде:

"ДОМ ИЛЛЮЗИЙ.

ГАРАНТИРУЕМ, ЧТО ОТ СТРАХА ВЫ НЕ УМРЕТЕ.

ЗАЙДИТЕ И ПОЗНАКОМЬТЕСЬ С ЧУДОВИЩАМИ!"

Я посигналил клаксоном. Кэти снова вздрогнула.

— С самого детства я терпеть не могла подобные вещи!

Карусель еще куда ни шло, но всякие поезда призраков, зеркальные дома и прочие ужасы пугали меня до потери сознания.

— Ну, во всяком случае, здесь они гарантируют, что вы не умрете от страха.

Я кивнул в сторону надписи на стене, и тут неожиданно появился прямоугольник яркого света в самом конце здания, где открылась дверь, и раздался голос Карла Круза:

— Это вы, Рик?

— Конечно. Мы приехали проверить точность ваших гарантий.

— Идите же сюда!

Мы подошли ко входной двери. Карл отступил в сторону, пропуская нас внутрь, затем провел нас по узкому коридору в огромную комнату, которая мне показалась внутренностью самого большого компьютера в мире.

Там были тысячи больших и маленьких проводов, приборов, катушек и электроламп, которые, очевидно, управлялись с одного щитка. Я не берусь описать это должным образом, ибо даже в мальчишеские годы у меня не пробудилось желание создать собственный перпетуум-мобиле.

— Хэлло, Кэти! — воскликнул Карл, когда мы оказались в центре комнаты. — Я в восторге, что вы оба приняли мое приглашение.

— Спасибо, Карл. — Она вымученно улыбнулась. — Я уже дрожу от страха.

И я увидел, как в центре его физиономии блеснули белые зубы.

— Ну, а для чего все это сделано? — спросил он, посмеиваясь.

— Надеюсь, вы не станете давать подробные объяснения о назначении отдельных частей этого огромного компьютера? — воскликнул я в притворном ужасе.

— Знаете, до вашего прихода я как раз и собирался так поступить. А теперь подумал, что будет гораздо интереснее, если вы с Кэти сначала самостоятельно походите по Дому. Ознакомитесь с тем, что видят посетители, а уж потом я объясню, как это делается.

— Отлично, Карл! — воскликнул я, делая вид, что не замечаю, как помрачнела Кэти. — Откуда начинать?

— Постойте минутку, только включу основной двигатель.

Он подошел к набору массивных выключателей и последовательно начал их включать. В комнате раздался характерный для любого цеха гул работающих машин.

— О'кей! — крикнул Карл. — Идите за мной.

Мы прошли назад по узкому коридору и выбрались из здания, обогнули его и очутились перед центральным входом. Теперь все здание было испещрено гигантскими неоновыми надписями. Одни вспыхивали, другие гасли. Неподвижными оставались лишь две кошмарные фигуры по обе стороны входа, излучающие зеленый свет.

— Вот мы и пришли! — объявил Карл, когда мы оказались у входной двери. Он ткнул пальцем в пустую будку билетной кассы и хохотнул:

— Тут всегда бывает многолюдно!.. Проходите прямиком в эту дверь и идите дальше. А я буду вас ждать на выходе. Желаю получить удовольствие!

Я крепко взял Кэти за руку и потащил ее к подобию двери в склеп, где помещалась кровавая эпопея самого Дракулы.

— И мы должны туда войти? — дрожащим голосом спросила Кэти. — Боюсь, что со мной сейчас начнется истерика.

— Вам совершенно незачем волноваться, — заверил я ее. — Не забывайте, что я буду с вами до самого конца.

— Помню, помню, только почему-то страх у меня не проходит.

Когда мы оказались в нескольких футах от двери в подобие склепа, она распахнулась с душераздирающим скрипом, и мы оказались в непроглядной тьме. А когда дверь за нами захлопнулась, раздался леденящий душу стон, и я почувствовал, что рука у Кэти не дрожит, а трясется, словно под воздействием тока.

— Ну как мы сумеем пройти куда-то в этой кромешной темноте? — запротестовала Кэти.

И как будто в ответ на этот вопрос откуда-то справа от нас раздался жуткий шепот, от которого мороз продирал по коже:

— Чувствуете себя затерянными в темноте? — За этим последовал злобный хохот. — Не беспокойтесь, друзья!

Я с радостью освещу вам путь.

Вспыхнул призрачный голубоватый свет, и перед нами предстал чудовищный Франкенштейн, держа окровавленными лапами лампу, с которой капала густая кровь. Странное видение шло нам навстречу.

— Проходите дальше! — прошептал тот же жуткий голос. — Не обращайте на него внимания, сегодня он уже наелся!

Я не слишком деликатно дернул Кэти за руку, и мы двинулись в путь. Когда мы находились уже футах в шести от чудовища, оно издало грозное рычание и чуть ли не кинулось нам навстречу. Кэти пронзительно закричала, и свет тотчас погас, а еще через две секунды тусклый желтоватый туман показал, что никакого чудища больше нет и что перед нами деревянная винтовая лестница.

У нас за спинами кто-то закудахтал противным голосом:

— Идите дальше, дорогуши! — Такой мерзкий голос мог быть только у ведьмы. — Вверх по лесенке, как хорошие послушные дети! Мы ждем вас там наверху. Получится очаровательная вечеринка. Котел с кипящей водой давно уже стоит на очаге. Но мы не сможем приступить к веселью, пока вас нет с нами.

Когда мы поднялись до половины лестницы, свет вновь появился, желтый туман — или это было сияние?

— сменился неестественным пурпурным заревом.

Но стоило нам оказаться на вершине лестницы, как свет снова погас, раздался удар грома, и сверкнула молния, осветив длинный стол, вокруг которого восседала всевозможная нечисть, оснащенная огромными кухонными ножами, топорами для рубки мяса, окровавленными вилами. Все они явно ожидали той минуты, когда смогут принять участие в праздничной трапезе. Тусклое красновато-оранжевое освещение придавало особую мрачность этой сцене. С каждым шагом мы все ближе подходили к столу. Один из вурдалаков вскочил с места и устремился к нам.

В таком духе продолжалось и далее, но с некоторыми вариациями. Так, например, на третьем этаже прямиком на нас начала падать высоченная стена, пока уже не оставалось сомнения, что сейчас вся эта каменная кладка обрушится на наши головы. Лестница, ведущая на последний этаж, ярко освещалась приятным белым светом, но под некоторыми ступеньками скрывались вентиляторы, и если кто-нибудь наступал на такую ступеньку, то на его обрушивалась мощная струя воздуха.

Когда такое случилось в первый раз, Кэти совершила большую ошибку, взвизгнув от страха, вместо того, чтобы хвататься за подол юбки. Так что, прежде чем перепуганная девушка догадалась подняться на следующую ступеньку, я имел удовольствие увидеть стройные ножки, обтянутые тоненькими колготками, и черные кружевные трусики. После этого до самого конца лестницы она придерживала юбку, как если бы ее преследовал сексуальный маньяк. Возможно, она была недалека от истины, учитывая, что я шел следом за ней.

Верхний этаж был погружен в темноту. Потом где-то над нашими головами возникло едва заметное голубоватое свечение. Раздался шуршащий звук, потянуло ветерком, словно кто-то пролетал неподалеку от нас.

— Приветствуем вас, смертные! — вкрадчиво произнес глубокий гортанный голос. — Приветствуем и приглашаем вас в обитель духов. На какое-то мгновение в вашем жалком временном существовании вы можете войти в величественный мир божественного бытия.

Свет стал чуточку ярче. Перед нами промелькнуло улыбающееся лицо Юпитера. Остальное было столь же потрясающей фантастикой. Пьяный Бахус носился по всей комнате, то и дело прикладываясь к золотому кубку. Из поблескивающей морской раковины появилась прозрачная Венера с золотистыми, струящимися по спине волосами, направилась танцующей походкой нам навстречу и исчезла только тогда, когда до нее оставалось лишь рукой подать. Крылатый Меркурий деловито пролетал из одного помещения в другое, определенно намереваясь выполнить какие-то распоряжения Юпитера.

Наконец снова наступила тишина, и тот же голос сказал:

— Простые смертные видели достаточно! Боги говорят: прощайте!

Прямо перед нами появился тускло освещенный коридор. Мы прошли по нему до эскалатора, находившегося в самом конце.

— Я не могу поверить, что все на самом деле кончено! — сказала Кэти, стоя на движущемся эскалаторе. Последняя часть с богами была недурна, но все эти кошмары... Ой!

Окровавленная рука, неожиданно высунувшаяся из стены возле Кэти, тотчас исчезла, но я едва успел подхватить девушку, — когда та рухнула на колени.

На этом ее мытарства окончились. Мы сошли с эскалатора и вышли через двери с прозаической надписью «Выход» туда, где нас ожидал Карл.

— Ну и как вам все это показалось? — спросил он, когда мы шли назад.

— Пожалуйста, не говорите на эту тему, — едва слышно взмолилась Кэти. — Я все еще могу упасть в обморок.

— Очень интересно! — сказал я. — И самым лучшим был тот момент, когда Кэти встала на ступеньку, а воздушная струя из вентилятора...

Мне не удалось окончить эту фразу: Кэти изо всех сил двинула меня в бок, тем самым довольно эффективно заткнув мне рот на несколько последующих минут.

Мы вернулись в служебное помещение. Карл выключил электропитание, и в комнате снова стало тихо.

— Вам не нужно придерживаться правил вежливости, сказал Карл с улыбкой. — Если хотите немедленно уехать, пожалуйста.

— Нет, — сказал я, решительно игнорируя требовательный взгляд Кэти. — У меня имеется минимум парочка вопросов.

— Прекрасно, спрашивайте, Рик! — Карл улыбался во весь рот.

— Расчет времени, — произнес я с любопытством. — То, как фигуры приближаются к тебе, или как эти собравшиеся на шабаш ведьмы и прочая нечисть, ожидающие ужина, поднимаются постепенно один за одним на ноги, когда ты подходишь к ним? Как вы достигаете этого? Какие-то контролирующие устройства в полу или нечто в этом роде?

— По большей части радар, — сказал он, — контроль «магическим глазом». Когда вы продвигаетесь вперед, то прерываете невидимые лучи, и это активизирует электронные фигуры. То же самое с пластиковой рукой, которая хватает человека на эскалаторе.

— Ух! — Кэти вздрогнула. — Не напоминайте мне об этом. Я теперь целую неделю буду плохо спать.

— Верхний этаж — это нечто! Боги Олимпа! — произнес я с энтузиазмом. — Ну а это как вы делаете, Карл?

Венера, поднимающаяся из морской раковины, была совершенно как живая.

Он немного поласкал свою бороду и посмотрел на меня такими глазами, как будто я был его первым учеником.

— Это моя лучшая работа, — сказал он без ложной скромности. — Многие аттракционы в Доме дублируют то, что имеется в том или ином варианте у других, но верхний этаж — это мое собственное творение.

— Не станете же вы меня уверять, что все это достигается при помощи зеркал? — спросил я недоверчиво.

— Не совсем.

Он снова принялся поглаживать бороду, но когда я уже ожидал, что она вот-вот замурлыкает, прервал это занятие и вновь заговорил:

— Тут использован целый комплекс — сочетание кинопроектора и трехмерной мультипликации с...

— О'кей! — Я протестующе поднял руки.

— С меня достаточно. Признаю себя побежденным, Карл!

— Есть еще вопросы, Рик?

— Вроде бы нет, — ответил я с сожалением.

— В таком случае, — его глаза неожиданно сверкнули, — прежде чем вы уйдете, разрешите продемонстрировать вам новейшую иллюзию. Мое самое большое достижение, так сказать, венец моего искусства. Можете мне поверить.

— Если вы не возражаете, — робко заговорила Кэти, я уже и так достаточно насмотрелась всего и теперь, наверное, по ночам меня будут мучить кошмары...

— В этом нет ничего устрашающего, — твердо заявил Карл. — Как раз наоборот. И на это потребуется всего минута.

— Мы с удовольствием посмотрим! — сказал я поспешно.

— Странные дела! — продолжал он задумчиво. — Я работал над этим два месяца, но довел до кондиции, как принято выражаться, лишь два дня назад. Когда я приступил к работе по совету Анджелы Бэрроуз, я не знал ни одного из вас. — Он открыл дверь в дальнем конце операторского зала. — Пройдемте сюда на минуточку.

Мне пришлось почти втолкнуть Кэти в комнату. Увидев, что это самая обычная комната с голыми стенами и полом, в которой нет ничего, кроме нескольких стульев, она с облегчением вздохнула.

— Пожалуйста. — Карл гостеприимным жестом указал на стулья. — Садитесь. Вы будете первыми зрителями величайшего иллюзиона, созданного мной, Карлом Крузом!

Мы сели, а он вышел из комнаты. Через несколько минут Кэти испуганно вцепилась мне в руку, потому что помещение погрузилось в темноту.

— Не бойся, милочка, — произнес я сочувственно. Он, вероятно, просто хочет открыть могилу прямо у нас под ногами.

Она жалобно застонала, я покровительственно обнял ее за плечи. Во всяком случае, такова была моя цель, и я не виноват, что при этом моя рука нечаянно скользнула ниже и обнаружила упругую округлую грудь, которую было бы грех не погладить. Я почувствовал, что Кэти слегка замерла, но сразу же снова расслабилась, и я догадался, что, по ее мнению, мое соседство все же лучше, чем оказаться совсем одной, когда могила разверзнется у нее под ногами. Конечно, от этого я в ее глазах не превратился в Ромео, однако с моей стороны было бы глупо на такое рассчитывать.

— Леди и джентльмены, — объявил чей-то голос. — Карл Круз имеет удовольствие представить вам свою величайшую иллюзию — Девушку из Космоса.

Комната наполнилась мерцающим светом. Вначале я не мог понять, чем достигается эффект, но потом увидел, что такое «неземное» освещение создается множеством огней, различных по размеру и яркости свечения.

Мыслилось, что мы с Кэти находимся где-то в космосе, скорее всего в зоне Млечного Пути. Затем откуда-то из дальнего конца комнаты на нас стала надвигаться ослепительно яркая вспышка, как если бы родилась новая звезда. Она быстро заполняла все пространство, значительно превосходя по яркости все другие источники света, взятые вместе, и оттесняя на второй план прежние звезды.

Новая звезда все увеличивалась в размерах, ее свет становился все ярче и ярче, пока не разлился ослепительным заревом по всей комнате. И тут началось что-то новое. Потоки света закружились в калейдоскопе вспышек разных оттенков, постепенно приобретая вполне определенные, не такие расплывчатые очертания, в которых угадывались человеческие формы.

А секунд через пять я ошеломленно смотрел на высокую брюнетку, находившуюся в каких-нибудь шести футах от меня. Одной рукой она упиралась в бедро. На губах у нее играла призывная, манящая улыбка. Ветер разметал ее волосы, но одна черная блестящая прядь свисала через плечо на грудь. Глаза были темные, задумчивые. Довольно большой рот, слегка изогнутый улыбкой, выражал презрительный вызов всем, на нее смотрящим. Надетое на нее бикини не скрывало фигуры — высокой полной груди, тоненькой талии, изящного изгиба бедер и длинных стройных ног.

Губы этого очаровательного создания медленно двигались, и она заговорила грудным, чуть хрипловатым голосом, в котором чувствовался едва уловимый иностранный акцент:

— Я — Девушка из космоса! Новая звезда, поднимающаяся на голливудском небосводе! Я приветствую вас, первых очевидцев рождения новой звезды. — На мгновение ее губы дрогнули. — Я бы хотела... Я хочу, чтобы вы... — Она замолчала, подыскивая слова. Неожиданно на ее лице появилось выражение безумного страха. — Помогите мне! — прошептала она. — Ради Бога, помогите, они хотят...

Свет померк. Девушка исчезла.

— Это была Моника! — дрожащим голосом произнесла Кэти. — Говорю вам, это Моника!

— Точно, — пробормотал я. — Но...

В комнате вновь загорелся свет, вернув ей прозаически голые стены и пол. Отворилась дверь, вошел Карл.

— Ну, что вы об этом думаете? — вкрадчиво спросил он.

— Фантастика! — воскликнул я.

— Это же была Моника Байер! — заговорила взволнованно Кэти. — Как вы смогли...

— Вначале это была идея Анджелы, — ответил он беспечно.

— Ей захотелось получить шикарную рекламу.

Я поделился с ней своими мыслями о новом иллюзионе, и она решила, что подобная диковинка будет способствовать успеху мисс Байер. Очевидно, вам известно, что Анджела сразу же окрестила ее Девушкой из космоса, так что данный аттракцион вроде был бы естественным.

— Но выглядело так, будто Моника рядом с нами! — никак не могла успокоиться Кэти. — Я готова побожиться, что она была живая, настоящая, говорила с нами...

— Основой, естественно, является трехмерный фильм, — продолжал Карл, как будто он не слышал ни единого слова, сказанного Кэти. — К сожалению, у меня имеется всего одна лента, которую мы сделали до того, как Моника Байер уехала с Дареном в Европу. Как вы видели... — Он неодобрительно пощелкал языком. — Под конец у бедняжки появилось чувство сценобоязни, довольно частое явление у молодых актеров. Мы собирались сделать дубль в тот самый день, когда она улизнула с Дареном. Самое же обидное то, что теперь мне придется заново осуществлять свою идею с какой-то другой моделью. Но космическое начало аттракциона, вид неба и рождение новой звезды можно оставить, не так ли?

— Но...

Больше Кэти не успела ничего сказать, потому что я толкнул ее локтем под ребра в качестве справедливого обмена условными знаками, просунул руку ей под мышку и заставил ее встать.

— Мне все это кажется великолепным, Карл! — сказал Я. — Не знаю, как вас и благодарить за то, что вы разрешили нам все это посмотреть.

— Вы очень любезны, Рик! — Он принялся поглаживать свою бороду. — Я вас слишком уж задержал. Разрешите проводить вас до машины.

Мы снова прошли сквозь операторский зал и узенький коридорчик и очутились в погруженном во мрак увеселительном парке. Когда мы подошли к машине, я усадил Кэти на переднее сиденье, закрыл дверцу, затем снова повернулся к Карлу:

— Еще раз благодарю за потрясающий вечер!

— Мне самому это доставило удовольствие, поверьте, Рик!

— Еще один последний вопрос. — Я улыбнулся ему, как закадычному дружку. — Возможно, это затрагивает какие-то профессиональные тайны, поэтому я не обижусь, если вы не захотите отвечать... Когда иллюзия не является иллюзией?

— Это чертовски умный вопрос, Рик! — произнес он очень серьезно. — Но на него трудно ответить, не вдаваясь в технические подробности. Может быть, мне сформулировать это таким образом?

Он весьма непочтительно подергал свою вандейковскую бородку, чтобы, как мне показалось, активизировать свои умственные процессы. Впрочем, может, за него думала борода, кто знает?

— Когда иллюзия не является иллюзией? — повторил он начальствующим тоном. — Полагаю, проще всего на это ответить так: когда кто-то пытается ее разрушить.

Я уныло усмехнулся.

— Это выше моего понимания, Карл. Вам надо опуститься до уровня простых смертных, чтобы объяснить это мне.

— Ну, — в темноте его белые зубы блеснули особенно эффектно, — возможно, я отвечу несколько иначе.

Иллюзия, какой бы блестящей она ни была, зависит целиком от восприятия. Если ты принимаешь иллюзию, когда видишь ее или думаешь, что видишь, она остается иллюзией. Но как только ты делаешь попытки проанализировать иллюзию, исследовать ее, тогда все разрушается.

— Сейчас ты ее видишь, сейчас — нет? — сказал я. — А когда ты подходишь к ней с точки зрения научных трактовок и всякой аппаратуры, иллюзия сразу же исчезает?

— Хорошо сказано, Рик. — Он медленно кивнул. В точности то, что я имел в виду. Как иллюзионист, я не стану скрывать, что если кто-то надумает исследовать одно из моих творений, я предпочел бы сначала его разрушить, а уж потом пусть разные научные крысы растаскивают обломки.

— Спасибо, Карл! — сказал я. — Мне кажется, я разобрался, что вы имеете в виду.

— Уверен, что вы меня поняли, Рик. — Голос у него звучал по-дружески. — Чувства Марти совпадают с моими, но, как вы знаете, он слишком порывистый и неуравновешенный. Если Марти только подумает, что кто-то решил исследовать механизм одного из наших иллюзионов, он тут же уничтожит такого любознательного, не считаясь с тем, что при этом могут погибнуть не только любопытные, но и зрители, пришедшие в наш павильон без всяких дурных намерений.

— Вполне согласен с вами, Марти излишне порывист и неуравновешен. Спасибо, все это было чертовски интересно, Карл!

— Загляните как-нибудь еще разок, Рик, когда у вас не будет лучшего занятия. — Теперь в голосе Карла слышались холодные высокомерные нотки. — Только непременно предупредите заранее о своем приезде.

Глава 8

Кэти сделала еще один глоток из высокого стакана со скотчем, который я ей налил, затем сбросила туфли и устроилась с ногами на диване. Я медленно потягивал свой любимый бурбон с кубиками льда, восхищенно поглядывая на девушку. Ее платье поползло вверх по крутым бедрам, а две тесемочки, которые удерживали его на плечах, выглядели так, будто они вот-вот лопнут, не выдержав резких движений хозяйки.

— Благодарю вас, Рик Холман! — задумчиво произнесла она, затем выпила еще глоток скотча. — Благодарю вас за один из самых поразительных вечеров в моей жизни. За какие-то четыре часа вы познакомили меня с таким количеством ночных кошмаров, что мне этого будет достаточно до конца моих дней. И я хочу, чтобы вы знали, как я это ценю!

— Она вздрогнула и вновь пригубила скотч.

— А последний номер больше всего подействовал мне на нервы. Я до сих пор не могу поверить, что Моники не было с нами в комнате, хотя я и знаю, что она где-то в Европе.

Как кто-то сказал, дорога в ад вымощена благими намерениями. В тот момент меня раздирали противоречивые чувства, и это ощущение было болезненным.

Одна моя половина спрашивала: чего я жду, автобуса или чего-то еще? Передо мной потрясающая блондинка, которая на протяжении вечера продемонстрировала, что я ей совсем не противен. Потом, по ее собственному признанию, ее нервная система была подвергнута всяческим испытаниям. И вот теперь она сидит на моем диване и пьет слишком много скотча в слишком быстром темпе.

Другая моя половина твердила, что сейчас наступило время, когда я должен докопаться до истины, без которой мне никак не удастся соединить воедино уже скопившиеся у меня разрозненные куски и кусочки.

Я надумал подкинуть вверх монетку, но тут Кэти неожиданно выпрямилась, одернула юбку до самых колен и поправила бретели на плечах.

— Ответьте мне совершенно откровенно, Рик Холман, — заговорила она холодным как лед тоном, — был ли весь сегодняшний вечер, начиная с прекрасного обеда в ресторане и кончая посещением дома ужасов, частью большого плана соблазнить меня? Именно потому вы привезли меня к себе домой и теперь упорно спаиваете?

— Я вовсе вас не спаиваю, милочка, — возразил я миролюбиво.

— Вы сами требуете вам подливать.

Она посмотрела на свой стакан, затем фыркнула:

— Ха! Мне следовало сразу об этом догадаться! Ты не получишь ничего спиртного в этом проклятом месте, если сама не потребуешь! Мой стакан снова пуст!

Я забрал его, прошел к бару и вновь наполнил до самого края, затем отнес ей. Она забрала у меня стакан и по-королевски махнула рукой, как будто ожидая, что я немедленно упаду на колени и буду стоять возле нее, замерев в почтительном экстазе. Потом сделала первый экспериментальный глоток.

— Чего вы сюда намешали? — спросила она с негодованием. — Подлили воды в скотч?

— Дом иллюзий вас и в самом деле напугал, — заметил я, — а вот Карл Круз вам ни капельки не страшен, верно?

— Совершенно верно, ни капельки! — От выпитого скотча она расхрабрилась, и все же в ее голосе чувствовался неподдельный испуг. — Я считаю его мразью, а его бородка вызывает у меня омерзение. Но вообще-то он меня не страшит.

— В таком случае, вы ужасно боитесь Марти? — спросил я вкрадчиво.

Она не донесла стакан до рта.

— Марти? — послышалось некое воркование, которое, очевидно, должно было изображать смех. — Чего ради мне его бояться?

— Не знаю, — ответил я правдиво, — но он напугал вас так сильно, что превратил в лгунью. И давайте смотреть правде в глаза: вы, Кэти, — милочка, вы — потрясающая девушка, и вместе с тем — трусливая врунья.

— Как вы смеете называть меня вруньей? — Ее глаза гневно засверкали. — Да я, Рик Холман...

— Что вы? Скажите мне правду. Я считал вас хорошей старомодной девушкой в удивительной современной рамке, — заговорил я насмешливо. — Именно старомодной порядочной девушкой, у которой достаточно ума, чтобы справиться с любым мужчиной и вертеть им, как заблагорассудится. Одним словом, девушкой с характером. Но Марти Круз вас до того напугал, что превратил вас в лгунью, а возможно, во что-то худшее.

Ее лицо вспыхнуло, затем она плеснула содержимое своего стакана мне в лицо. Лихорадочно нащупывая в кармане носовой платок, я сердито подумал, что это моя собственная вина: откинься я вовремя назад, все было бы в порядке.

— Рик... — Она произнесла это извиняющимся голосом, почти униженным. — Простите...

Я вытер глаза и снова обрел способность видеть. Кэти растерянно смотрела на меня, в глазах ее стояли слезы.

— Ладно, успокойтесь, — сказал я. — Забудьте о случившемся... Я все равно собирался отдать ковер в чистку, чтобы уничтожить пятна от пролитого на него вина.

— Вы, конечно, абсолютно правы, — со вздохом пробормотала она. — Вот почему я на вас так обозлилась.

Я ненавижу Марти Круза! Он превратил меня в трусливую врунью, и за это я его возненавидела. Но я его к тому же боюсь! Он не просто жестокий человек, он настоящий садист!

Я внезапно живо представил себе, как выглядело дно каньона, когда я перегнулся через ограждение веранды, лишь чудом не полетев вниз.

— Это я знаю, милочка. Лучше расскажите, как он превратил вас в лгунью.

— Ладно... — Она похлопала длинными ресницами, ибо красивая женщина в любой обстановке не перестает кокетничать. — Как вы считаете, могу я выпить стаканчик для храбрости?

— О'кей... — Я исподтишка вздохнул, однако взял у нее из рук пустой стакан. — Но предупреждаю, если и этот скотч полетит мне в физиономию, я сразу же отвезу вас назад в дом кошмаров и запру там на всю ночь до утра!

— Да? — Ее чувственная верхняя губа слегка изогнулась. — А я подумала, что вы пригрозите сделать со мной что-то более волнующее!

Я был рад тому, что отошел от нее к бару, чтобы приготовить очередную порцию. Ее слова подлили масла в огонь, и соотношение между моими двойственными намерениями на какое-то время изменилось явно не в пользу здравого смысла. Устоять перед соблазном мне помогла лишь мысль о том, что я все же мужчина, а не безмозглый юнец, не умеющий управлять своими инстинктами.

Я отнес Кэти свежее питье. Она взяла стакан и похлопала ладошкой по дивану рядом с собой:

— Садитесь сюда, Рик. Так мне будет легче исповедоваться перед вами.

Она убрала ноги с дивана, чтобы я мог устроиться совсем рядом с ней. Я сел. В эту минуту она снова подняла ноги и положила их без тени смущения мне на колени. Это скрытое дикарство в ее натуре я заметил еще при нашей первой встрече, но ни в тот раз, ни сейчас не смог определить, являлось ли оно ее врожденной особенностью или же тщательно продуманной игрой.

— Итак, расскажите мне, каким образом Марти сделал из вас лгунью, — произнес я не совсем уверенно.

— Вообще-то я карьеристка, Рик, — начала она. — Полагаю, вы это заметили.

— С такими ножками вы могли бы... — ? начал я, затем сухо добавил:

— Заметил, конечно.

— Анджела Бэрроуз — фантастическая женщина. Она создала это «Агентство талантов» из ничего, а теперь оно известно по всей стране. И прошло-то всего два года. Она — требовательный босс, которому нелегко угодить на работе, но я уверена, что могу многому научиться у нее, чтобы побыстрее подняться вверх по служебной лестнице. Как я считаю, в ее агентстве на это мне потребуется в четыре раза меньше времени, чем в любом другом месте. Но в чем она совершенно непреклонна — это ошибки. Допустите хотя бы одну серьезную ошибку, и она укажет вам на дверь.

— Вроде бы я не просил вас характеризовать Анджелу Бэрроуз?

— Вы хотели выслушать меня, ну так разрешите мне все объяснить по-своему! — огрызнулась Кэти.

— О'кей, обещаю больше не прерывать.

Я отпил немного бурбона и рассеянно положил руку ей на колено.

— Вы мне мешаете! — твердо заявила она.

— Автоматический рефлекс, — пояснил я с достоинством. — Надо же мне было на что-то опереться...

— Вот-вот, а потом скажете, что в голове у вас появляются фривольные мысли! — заметила она не слишком гневно. — Ладно, пусть ваша рука остается на моем колене, но если она начнет менять положение, я отвлекусь, и вы так и не услышите о том, как я превратилась в лгунью.

Я крепко сжал пальцами колено вокруг впадинки.

— Теперь рука никуда не соскользнет!

— О'кей!

Она сделала глоток скотча, чтобы прочистить горло.

— Ну, как вы знаете, Анджела поручила мне побыть в роли компаньонки при Монике Байер в брентвудском многоквартирном доме. Я не пришла в большой восторг от этой перспективы, но работа есть работа. До того, как я приступила к своим обязанностям, Анджела объяснила мне, что она не ждет от меня, чтобы я ровно в девять вечера загоняла такую красивую девушку, как Моника, в постель. От меня требуется лишь, чтобы я была в курсе всех ее свиданий во избежание у Моники каких-то серьезных неприятностей. — Кэти снова глубоко вздохнула. — Но стоило нам с ней перебраться в эту квартирку, как мы буквально были атакованы мужчинами. Первым появился с характерным голодным выражением в глазах Хью Лэмберт. До этого он уже несколько раз довольно откровенно приставал ко мне в офисе, но мне удавалось его вежливо поставить на место. Когда же он появился у нас в Брентвуде, он просто меня не замечал. Он был без ума от Моники. Каждый раз, когда он смотрел на нее, глаза у него становились маслеными, он только что не пускал слюну. Она действительно была славной девушкой. Для нее мистер Лэмберт был человеком, с которым она встретилась в Мюнхене, важной голливудской шишкой — он рекомендовал ее Анджеле в «Агентство талантов» и уговорил ту выкупить контракт Моники в местной киностудии. Поэтому она всегда была с Хью вежлива и мила, обращаясь с ним как со своим старым дядюшкой, наведывающимся к ней из города. Но однажды Хью приехал к нам вместе с Дареном. Дарен и Моника разок взглянули друг на друга, и все! — влюбились... Она стала ходить к нему на свидания. Он ей ничего не рассказывал про себя и Анджелу Бэрроуз, и я, таким образом, оказалась между двух огней. Понимаете?

Нестроевой солдат, который получает тычки с обеих сторон... Я подумала, что если я скажу Монике про Дарена и Анджелу, она либо мне не поверит, либо передаст Дарену то, что я ей сообщила, и он придет в ярость. Если же я скажу Анджеле, результат будет точно таким же.

Поэтому я помалкивала и только держала пальцы крест-накрест, надеясь, что это отвратит беду. Моника обычно мне рассказывала про свои встречи с Дареном, про те места, где они бывали, про его дом. А через какое-то время и про его приятеля Марти Круза. Она заявила, что Марти ей не нравится, но, естественно, поскольку он был другом Билла, она была вынуждена этого не показывать.

Кэти на минуту замолчала, чтобы снова смочить горло, затем опустила стакан на стол и задумчиво посмотрела на него.

— Наконец наступил тот роковой понедельник, как это принято называть в душещипательных романах. Зазвонил телефон, человек сказал, что говорит Марти Круз, он догадывается, что я — Кэти Фрик. Я ответила, что он не ошибся. Тогда он объяснил, что звонит по поручению Билла Дарена и хочет кое-что передать для Моники. Она в это время была у фотографа, там делали какие-то рекламные снимки, освободится уже после обеда, объяснила я ему. Его это не смутило, он попросил меня передать Монике, что Билл просил ее приехать к нему домой, как только она освободится. Он будет ее там ожидать, потому что ему необходимо ее повидать по крайне важному делу. Моника вернулась домой приблизительно в половине третьего. Я передала ейпросьбу Дарена, она тут же вызвала машину и помчалась туда. А в половине четвертого раздался дверной звонок. Я побежала открывать. На коврике перед дверью стоял Билл Дарен. Он спросил меня, дома ли уже Моника. Тогда я объяснила ему, что произошло. Он переполошился, заявил, что не давал Марти Крузу никаких поручений. И сразу же удалился с видом мстительного вельможи. Я взяла с него слово, что он сразу же позвонит мне и подтвердит, что все в порядке. На протяжении последующих пяти часов я чуть не помешалась. Телефон молчал, дверной звонок тоже. Наконец я позвонила Дарену домой. Ответил Марти Круз.

Я спросила, не могу ли я поговорить с Биллом. Марти сказал, что его нет дома. Тогда я спросила, все ли в порядке у Моники. Объяснила, как я за нее беспокоюсь.

Он попросил меня немножечко подождать у телефона.

Прошло довольно много времени, прежде чем со мной заговорила Моника. Сказала, что все в порядке. Марти Круз едет к нам домой, чтобы все объяснить. Ее голос звучал напряженно, но она упорно повторяла, что все прекрасно, Марти расскажет.

Марти приехал приблизительно через полчаса. Он сказал, что звонил вовсе не он, а какой-то человек, назвавшийся его именем. Анджела кое-что заподозрила и поручила кому-то позвонить, чтобы проверить, поедет ли Моника в дом к Дарену. В итоге Моника оказалась в весьма уязвимом положении, ведь ее контракт принадлежал Анджеле. Поэтому они с Дареном решили потихоньку удрать. На следующий день они тайком вылетают в Европу, и Моника просит, чтобы я упаковала ее вещи.

Я сказала, что в целях самозащиты обязана до утра сообщить Анджеле обо всем. Как это будет выглядеть, если я между прочим упомяну, что Моника всю ночь не была дома, а я ровным счетом ничего не предприняла в связи с этим.

Марти ответил, что мне нечего паниковать, они все продумали. На следующий день у меня выходной, так что я могу заявить, что, когда утром уходила из дому, Моника еще не поднималась. Марти показал мне записку, написанную Моникой и датированную следующим днем, и заверил, что у меня не будет никаких неприятностей. Когда я вернусь домой после выходного, то смогу сообщить Анджеле, что Моника ушла из дому, забрав все свои вещи и оставив эту записку.

Я все еще не соглашалась, и тогда Марти прямо-таки осатанел. Он закричал, что, если я посмею сейчас предупредить Анджелу, она помешает Монике уехать с Биллом за границу, тогда Билл заявит, что я с самого начала знала о его романе с Моникой, но держала язык за зубами, потому что он платил мне за молчание.

Губы у девушки задрожали, она жалобно поморщилась.

— Таким образом Кэти нежданно-негаданно угодила в переплет... Так или иначе, но я уложила вещи Моники в чемодан, а Марти проверил ее комнату с такой придирчивостью, как будто он работал на ФБР, потом забрал пожитки и уехал. Теперь вы знаете все.

— Он сделал несколько больше, чем только это, — сказал я.

— Он положил в ящик ее стола целую пачку путеводителей и рекламных туристических буклетов.

— Совершенно верно! — закивала головой Кэти. Я об этом позабыла. Марти сказал: «Пусть они воображают, что Моника надумала вернуться в Германию. Это будет соответствовать содержанию оставленной Моникой записки. Анджела сконцентрирует свое внимание на тех местах, и у наших голубков будет время затеряться в Европе».

— Что делали Марти и Карл в вашей квартире, когда я туда заехал за этими рекламными проспектами? — спросил я.

— Предостерегали меня относительно вас.

— Кэти улыбнулась. — Я им сказала, что вы из меня ничего не вытянули. Я сообщила вам только то, что велел Марти:

Моника часто встречалась с Биллом Дареном, а иногда человек, называвший себя Марти, разговаривал от имени Дарена с Моникой.

— Вам не показалась довольно странной вся эта история? — задумчиво произнес я. — Сначала они шантажом заставили вас участвовать в заговоре, скажем так.

Держать в тайне, что Моника с Дареном удрали в Европу. Затем, когда Анджела поручила мне отыскать Монику, они пожелали, чтобы вы преподнесли мне на блюдечке историю о существовании связи между Моникой и Дареном. И привлекли к этому Марти Круза.

Она закусила губу.

— Все это тревожит меня с самого начала. Но во второй раз, когда у меня побывали оба братца Круз, уже после вашего отъезда, Марти заявил, что если я когда-нибудь раскрою рот и обмолвлюсь кому-то о том, что Моника уехала в понедельник вечером, то он... — Губы у нее неожиданно задрожали. — Он мне в точности описал, что он со мной сделает! Я не хочу этого повторять вовсе не из-за интимных подробностей, а из-за тех мучений, которые все это сулит! Он настоящий садист, этот Марти! — Она передернула плечами и быстро поднесла к губам стакан.

— Этот Марти, — начал я вкрадчиво, — редкий экземпляр, ничего не скажешь!

— Ну... — Она снова опустила стакан. — Вы собираетесь приготовить мне новую порцию, Рик Холман, после моего чистосердечного признания?

— Нет, — твердо заявил я.

— Вы уже выпили достаточно. Я намереваюсь отвезти вас домой. Уже два часа ночи, вам это известно?

— Если вы воображаете, что я собираюсь провести остаток ночи в этом проклятом брентвудском доме, где меня будут терзать кошмары об электронном Марти Крузе, преследовавшем меня в доме ужасов, — выкрикнула она, — то вам лучше подумать о чем-то другом. И уберите свою наглую руку с моего колена, Рик Холман! Мне надо выпить. Если вы не приготовите немедленно еще один стакан, я посрываю с себя всю одежду и буду кричать до тех пор, пока соседи не вызовут полицию. А когда они приедут, я заявлю, что вы похитили меня с улицы, когда я вышла на минуточку опустить письмо, привезли меня сюда, силком напоили, хотя я до этого ни разу в жизни не пробовала спиртного, после чего изнасиловали меня шесть или семь раз подряд!

— Я уже чувствую себя обессиленным, — устало заметил я.

— Итак? — Она торжествующе посмотрела на меня. Уберите руку с моего колена, Холман!

— Непременно. — Я послушно убрал руку.

Она королевским жестом протянула мне пустой стакан, затем опустила ноги на пол.

— А теперь подавайте мне мой скотч!

— Безнадежно!

Чувственная верхняя губа воинственно изогнулась.

— Не думайте, что я шутила насчет того, что я сделаю, если вы не дадите мне еще выпить!

— Мне хорошо известно, какая вы храбрая, Кэти Фрик!

Не забывайте, что я был вместе с вами в этом доме ужасов! — усмехнулся я совсем уж непочтительно.

— Вы сами все и решили! — Она яростно сжала зубы. — Ничего, скоро вы об этом пожалеете, Рик Холман! Ладно, только потом не говорите, что я вас не предупреждала!

Она вскочила с дивана и остановилась в двух шагах от меня, упершись руками в бока.

— И все же я хочу быть честной до конца! — произнесла она глухим голосом. — Это ваш самый последний шанс, Холман. Получу я скотч или нет?

— Нет, нет и нет!

— Хорошо.

Послышался слабый дребезжащий звук, когда Кэти расстегнула «молнию» на своем черном платье. Затем она скинула с плеч худосочные бретельки — обе одновременно, хихикнула, и платье упало к ее ногам. Она перешагнула через него, подняла с пола, встряхнула и аккуратно повесила на спинку ближайшего стула.

— Для девушки, которую только что впервые в жизни напоили, а затем пять или шесть раз изнасиловали, вы ведете себя с потрясающей аккуратностью, — ехидно заметил я.

Это был совершенно неподходящий для нее момент для «быстрого реагирования», потому что она как раз выбиралась из нижней юбки. Она возмущенно повернулась ко мне, потеряла равновесие, запуталась в черных кружевах и довольно неуклюже грохнулась на ковер. Правда, ей удалось подняться на ноги, хотя при этом пострадала ее замысловатая прическа. Волосы растрепались и закрыли полностью лицо, так что Кэти теперь смотрела на меня одним глазом, пылавшим дикой ненавистью.

— Вы воображаете, что я шучу, не так ли? — бормотала она неразборчиво.

— Ничего, подождите немного, тогда поверите!

Если она хоть на секунду допускала, что я не стану ждать продолжения, значит, она ничего не понимала в мужской логике! Она стояла передо мной уже полуодетая, пугая меня приездом полиции. Наивное создание, даже свора полицейских не смогла бы меня сейчас поднять с дивана!

— Двигайтесь же! Идите к бару и приготовьте выпивку! — приказала она и тут же плюхнулась на диван рядом со мной, расстегнула подвязки, осторожно стянула с ног нейлоновые чулки, сняла пояс, все это аккуратно положила рядом с собой и с трудом поднялась снова на ноги.

Следующим номером было избавление от бюстгальтера. Это сопровождалось чисто риторическим вопросом:

— Вы все еще воображаете, что я шучу?

— Шутите, шутите! — пробормотал я.

— О'кей, смотрите!

И в следующее мгновение бюстгальтер вместе с чулками и поясом для резинок были аккуратнейшим образом повешены на спинку стула, где уже находились нижняя юбка и черное мини-платье. Стриптиз продолжался.

— Ол-райт! — Она отбросила прядь светлых волос с правого глаза и запустила пальцы за пояс кружевных штанишек. — Я получу свой скотч, Холман?

— Нет.

Штанишки постигла судьба остальных вещей: они соскользнули на пол, хозяйка их подняла и бросила на тот же вместительный стул.

Кэти уперлась руками в бока и с видом победительницы посмотрела на меня.

— Скотч — или я немедленно закричу!

— Никакого скотча!

— Прекрасно!

— Она неистово затрясла головой. Я могла бы даже изредка навещать вас в Сан-Квентине, куда вы теперь загремите на протяжении последующих пятидесяти лет! — Она откинула голову назад и широко раскрыла рот.

— Подождите!

— Ах так? — Она торжествующе посмотрела на меня. — Теперь вам не терпится принести мне этот стаканчик, Холман?

— Никаких стаканчиков, но, если мне суждено провести последующие пятьдесят лет в тюрьме, я считаю, что вы должны быть честной в этом отношении и разрешить мне сначала совершить преступление!

— Пять или шесть раз?

Я нервно откашлялся.

— Кто в такое время занимается подсчетами?

Неожиданно наклонившись ко мне, Кэти вытянула руки, и на мгновение мне показалось, что она намеревается выцарапать мне глаза. Но она схватила меня за плечи, опрокинула на кушетку и сама прильнула ко мне. Мне не оставалось ничего иного, как прижаться к ее губам.

— Вы знаете? — едва слышно спросила она через минуту.

— Что именно?

— Вы меня дважды напугали! — Голос ее звучал возмущенно.

— Что значит дважды?

— Я боялась, что вы испугаетесь и принесете мне этот проклятый скотч. Или что не потребуете своих гражданских прав сначала совершить преступление, а потом уже понести за него наказание.

— Ну а если бы ваши опасения оправдались?

— Все закончилось прекрасно! Зачем же думать о том, чего не должно было случиться?

Действительно, разве нам больше нечем было заняться?

Глава 9

Ничто так не выбивает холостяка из колеи, как завтрак, который кто-то готовит ему и даже подает на стол.

Ну а если этим благодетелем оказывается потрясающая блондинка, одетая лишь в черный кружевной бюстгальтер и такие же штанишки, с полотенцем, накрученным в виде тюрбана на голове, тогда ты начинаешь чувствовать себя настоящим султаном. Одно плохо: в нашей стране так и не приняли закона о том, что владельцы гаремов не облагаются налогом.

Кэти уселась против меня за стол и, задумчиво помешивая ложечкой кофе, заговорила:

— Пока я готовила завтрак, я размышляла о моем вчерашнем представлении со стриптизом и решила, что ты мне все же преподал неплохой урок. Так что теперь мы квиты, верно?

— Верно, — согласился я. — Как насчет того, чтобы встретиться сегодня вечером? Никаких домов ужасов, обещаю!

— Прекрасно! — Она немного поколебалась.

— Рик, я понимаю, что это глупо, но я ужасно нервничаю из-за Марти Круза. Ты не будешь возражать, если я побуду днем у тебя? Я могу позвонить Анджеле и сказать ей, что нездорова или что-то еще. Думаю, ее не особенно заботит, нахожусь ли я в брентвудском апартаменте. Туда уже никто не звонит в поисках Моники.

— Мне нравится твоя идея. Хочешь подкину тебя туда за твоими вещами?

— Не беспокойся, я вызову такси. И не изображай, что у меня в ушах зазвучали свадебные колокола: такая перспектива не для меня. Однако, если ты пожелаешь, я могу накормить тебя вечером домашним обедом. Мы, современные девушки, мастера на все руки!

— Звучит крайне заманчиво, — сказал я в ответ. — Но мне надо еще кое-что сделать, не представляю, сколько времени на это уйдет и на который час нам назначить торжественный обед. Потому что мне не хотелось бы опаздывать, а то, не дай Бог, у тебя подгорит черная икра!

Она засмеялась:

— Тебе решать. К этому времени я и приготовлю обед.

— Восемь тридцать?

— Договорились. — Она допила кофе и поднялась из-за стола. — Ну, почему ты не уходишь? Я бы живенько тут прибралась, помыла посуду и поехала за своими вещами.

Приблизительно через час я угрюмо подумал о том, что двухэтажное жилище Дарена находится довольно далеко, в районе Голливуд-Хиллз, и что дорога, которая, как я надеялся, приведет меня ко дну каньона, на самом деле оборвалась на полпути до него.

Пришлось выйти из машины и отправиться далее пешком. Где-то в трехстах футах над собой я увидел дом Дарена, выступающий прямиком в пустоту, и сразу же попытался мысленно провести отвесную линию с веранды до дна каньона, чтобы определить, откуда мне начинать.

Приблизительно через час до меня дошло, что существуют некоторые определенные препятствия, мешающие мне это сделать: деревья, скалы, ручьи, густой кустарник. Всего этого в каньоне было сколько угодно.

Но неустрашимый Холман упрямо продирался все дальше и дальше, и в следующий раз, когда я остановился, чтобы дать передышку своим легким и ногам, я решил, что нахожусь уже совсем близко.

Еще через пятнадцать изнурительных минут я откинул голову назад, чтоб посмотреть вверх, и убедился, что выступающий край веранды находится прямо надо мной.

Тогда я сел на ближайший выступ скалы, закурил сигарету и подумал о том, что во мне постепенно угасает надежда. Черт побери, я находился точно под тем самым местом, но разве я мог быть в этом уверен? Ясно одно: радиус моих поисков был довольно большим, мне предстояло прочесать минимум полквадратной мили.

Раз надо, значит надо, и я снова поднялся на ноги.

А часом позже я громко проклинал все семена и побеги, которые превратили это место в непроходимую чащобу. И что это у людей за идиотская тяга к нетронутой природе! Лично я предпочитаю высотные здания со скоростными лифтами, а они, эти эстеты, пусть спускаются по веревочным лестницам на дно каньонов и гуляют там с утра до ночи.

В двухсотый раз задрал я голову вверх и наконец решил, что добрался до дальнего угла веранды. Но находился я от него примерно в трехстах футах. По вертикали, как вы понимаете.

Путь мне преграждали особо плотные переплетения растений, показавшиеся мне еще более непроходимыми, чем те, сквозь которые мне уже пришлось пробираться.

Я собрался было повернуть назад, потом подумал — какого черта, мой пиджак и ботинки и так приведены в негодность и какие-то пятьдесят — шестьдесят дополнительных ярдов не сделают их хуже.

Возможно, я бы никогда его не разыскал, если бы не разодрал руку о сук. Я все еще громко клял дерево, когда сообразил, что ветка сломана. Я оторвался от ствола, чтобы прощупать подступившую к дереву густую поросль. Минуты через три-четыре моя палка наткнулась на какой-то предмет, достаточно податливый, так что это определенно не была скала, и в то же время слишком плотный, чтобы быть растением.

Когда мне удалось раздвинуть заросли, я столкнулся с другим препятствием — ужасным запахом, вызвавшим у меня рвотные позывы.

Нужно быть коронером-профессионалом, чтобы заставить себя подойти ближе и внимательно рассмотреть труп человека, упавшего неделю назад с большой высоты. Его спина превратилась в месиво, но лицо все еще можно было узнать. Очевидно, он приземлился сразу на спину. Его руки и ноги были раскинуты в стороны и подвернуты под немыслимыми углами, туловище оказалось почти непокалечено. Спереди на пиджаке виднелось большое пятно запекшейся крови, и я был готов поспорить на все мои деньги, что коронер сразу определит причину смерти этого человека. Я был абсолютно уверен: он был мертв еще до того, как очутился на дне каньона. Либо выстрел, либо удар ножом в грудь.

Выбравшись из проклятого каньона, я добрался до дома лишь в половине третьего. Кэти там не было, и я решил, что она бегает по ближайшим домовым кухням и ресторанчикам в поисках «домашнего обеда». Я принял душ, сменил одежду и лишь после этого позвонил в полицию. На разговор ушло мало времени: я сообщил типу на другом конце провода, что в таком-то каньоне лежит труп мужчины, довольно подробно объяснил, как его найти, и повесил трубку.

Потом я позвонил Анджеле Бэрроуз и через несколько секунд услышал ее энергичный голос.

— Это Рик Холман, — сообщил я. — Вы сейчас одна в офисе?

— Разумеется. — Она засмеялась. — А что? Вы планируете ворваться сюда и соблазнить меня?

— Я планирую организовать то чудо, о котором мы с вами толковали.

— Что-о?

— Возможно, оно произойдет. Но лишь в том случае, если вы сделаете все в строгом соответствии с моими указаниями и не станете задавать никаких вопросов.

— Хорошо, договорились.

Я себе ясно представил, как ее мундштук очерчивает замысловатые фигуры в воздухе.

— Говорите!

— У вас в офисе есть винный погребец?

— Что за идиотский вопрос! — Она возмущенно фыркнула. — У меня в офисе самый настоящий бар с неплохим выбором спиртного. Вы полагаете, я бы удержалась во главе бизнеса до сих пор, если бы не подкрепляла свои таланты соответствующим образом всякий раз, когда возникала какая-то заминка?

— Прекрасно, — сказал я вежливо.

— Поэтому вы собираетесь устроить скромное празднование сегодня вечером в своем офисе. В котором часу расходятся ваши труженики-рабы?

— Официально в пять, — сказала она не без сарказма. — Или в половине пятого, если меня нет на месте и они считают, что, скорее всего, я уже не вернусь.

— В таком случае назначайте на шесть, — сказал я. Пригласите Хью Лэмберта и братьев Круз. Скажите им, что это настоящее чествование, но касается оно всего лишь нескольких близких друзей. И непременно скажите Хью Лэмберту, что вы порвали контракт Моники Байер, поскольку решили, что самое правильное позабыть про него. Разумеется, на самом деле этого не делайте.

— Ладно.

— Она не сумела скрыть любопытство. Ну а что я, предположительно, отмечаю?

— Когда все трое явятся, вы должны будете продемонстрировать огромную радость, показать, что вы безумно счастливы, так как только что получили известие от Билла Дарена. И скажете, что он возвращается в Лос-Анджелес.

— Это на самом деле так? — спокойно спросила она.

— Нет, Анджела. Крайне сожалею, но он не вернется сюда. Никогда.

— Вы говорите таким тоном, будто твердо уверены в этом.

— Да, уверен. Но хочу, чтобы все у вас прозвучало очень убедительно, когда вы сообщите им, что Билл возвращается к вам.

— Ладно. — Ее голос снова стал каким-то обезличенным. — Какие указания насчет подробностей? Откуда, и как я это узнала?

— Самое правильное — сделать это своим большим секретом, — посоветовал я.

— Скажите только, что он позвонил вам из Мехико и приедет через пару дней.

— Так. Вы, конечно, здесь будете?

— Непременно.

— И сотворится чудо? — Теперь ее голос снова звучал деловито, напористо. — И чудо, о котором вы говорите, это здоровая, разумная Моника Байер, которая появится здесь вовремя, чтобы начать съемки в новом фильме «Стеллар»? А это значит, в ближайшие сорок восемь часов?

— Да, я говорю об этом чуде... Анджела, прошу вас, постарайтесь, чтобы ваши слова о звонке Дарена прозвучали как можно правдоподобнее и убедительнее.

— Можете в этом не сомневаться, — заверила она меня. — Но почему это так важно?

— Потому, что я хочу посмотреть, кто этому поверит... Увидимся около шести.

Я положил трубку на рычаг, немного подумал и прошел в спальню.

Надев кобуру, я проверил свой «магнум-357», сунул его на место, а сверху надел пиджак.

Конечно, подумал я, офис Анджелы Бэрроуз — не то место, куда надо являться с оружием, но когда Марти Круз находится на расстоянии пятидесяти футов, «магнум» будет совсем не лишним.

Желудок напомнил мне, что я совершенно позабыл про ленч: после атлетических упражнений по пересеченной местности на дне каньона организм требовал солидного подкрепления.

Я проехал пару миль по бульвару Уилшир и удовлетворил одновременно и свой голод, и тягу к приключениям, съев курицу в специализированной таверне. Могу сказать одно: птица была хорошо зажарена якобы на вертеле, но в действительности, как я полагаю, самым обычным образом в гриле.

После этого я проехал еще с милю до моего любимого бара и неторопливо испил две порции бурбона, пока не наступило время присоединиться к приватному празднованию у Анджелы Бэрроуз.

Я добрался до ее офиса примерно в шесть десять и направился мимо опустевших столов к ее личному святилищу. Дверь была распахнута, изнутри доносились голоса, так что вошел я без стука.

— Рик! — Анджела помахала своим мундштуком, приветствуя меня. — Я так рада, что вы сумели заехать! Присоединяйтесь же к нам!

На ней, как обычно, были ее темные очки в ювелирной оправе и серебристый костюм из китайского шелка, сшитый так, чтобы подчеркнуть ее пышные и округлые линии.

Анджела Бэрроуз — потрясающая женщина, подумал я с восхищением, в ней столько индивидуальности, соответствующей пышности ее фигуры и острому уму. Но если бы мне представился шанс стать ее любовником — дело, разумеется, совершенно несбыточное! — я бы, наверное, быстро сбежал от нее: ведь это было бы равносильно попытке построить себе что-то толковое из набора «Сделай сам», когда кто-то стоит рядом и все время подсказывает, куда приспособить тот или иной кусочек.

— Хью, — сказала она приветливо, — приготовьте Рику что-нибудь выпить, хорошо?

— Конечно!

— Лэмберт повернул ко мне сияющую физиономию. — Назовите свою любимую отраву, старый приятель!

— Бурбон со льдом, — сказал я и догадался, что его ликующий вид наверняка объясняется тем, что Анджела сообщила ему, будто она порвала контракт с Моникой Байер.

— С минуты на минуту должны пожаловать братья Круз, — заметила Анджела. — Тогда мы будем в полном составе, и я смогу сообщить вам что-то весьма неожиданное.

— Я просто не могу дождаться! — воскликнул Хью, сунул мне в руки бокал и незаметно подмигнул:

— А вы, Рик?

— Я крайне заинтригован, — вежливо произнес я. Не предполагаете ли вы, что Анджела намеревается провозгласить вас президентом, сама же будет вашим личным секретарем?

Хью все еще хохотал по этому поводу, когда в офис вошел Карл Круз. Анджела приветствовала его, как давно утраченного брата, отправила Хью принести ему выпивку, сказала, что мы с ним, конечно, знаем друг друга, и спросила: где же Марти?

— Он поручил мне извиниться, Анджела, — сообщил Карл голосом светского человека. — Он не может прийти. Он крайне об этом сожалеет, и я тоже.

Анджела бросила на меня вопрошающий взгляд. Я в ответ едва заметно пожал плечами.

— Ну что же, ничего не поделаешь! — Она взглянула на нас троих, как будто мы были экспертами, собравшимися назвать лучший голливудский фильм года. — Выпивка у всех есть?

— Теперь — да. — Хью сунул Карлу его стакан, затем высоко поднял свой. — Выкладывайте, Анджела! Сообщите нам свою сногсшибательную новость, чтобы мы не умерли от жажды, пока ждем.

— Отлично. — Она благосклонно улыбнулась. — Но сначала я скажу следующее. Это очень маленькое празднование. В тесном кругу. Но я хотела, чтобы вы все, включая Марти, сегодня здесь собрались, потому что вам известна вся история. — На какое-то мгновение она ухитрилась выглядеть скромной, а для такой дамы, как она, это была игра, достойная «Оскара». — Ну, все любят хорошие концы в любой истории, не так ли? — Она помолчала минуты две. Слушатели молча смотрели ей в рот и ожидали продолжения. — Сегодня днем у меня состоялся междугородный телефонный разговор с Мехико, — спокойно пояснила она. — Он возвращается, и мы сразу поженимся.

— Поздравляю, Анджела! — Голос Карла звучал сардонически. — Но кто именно возвращается?

— Билл Дарен, конечно, кто же еще? — Она рассмеялась так искренне, что мне захотелось ей поаплодировать.

— Но это невозможно! — прохрипел Хью.

— Он не может.., не мог... Это наверняка была какая-то мерзкая шутка! Розыгрыш!

— Хью, — произнесла Анджела терпеливым тоном. Вы думаете, что я не узнала бы голос Билла? Мы с ним разговаривали тридцать минут! Он просил у меня прощения, мы обсудили миллион вещей, о которых было известно одному Биллу.

— Я считаю это поразительным, — сказал Карл. — Давайте же выпьем за счастливое будущее жениха и невесты!

Он приподнял бокал.

— За жениха и невесту!

— Нет! — завопил Хью. — Это невозможно. Это какая-то ловушка! Дарен просто не мог звонить из Мехико, потому что... — Он замер с полуоткрытым ртом, затем его маленькое жирное тело затряслось, как в лихорадке.

— Потому что его труп лежит на дне каньона под его домом?

— спросил я вкрадчиво.

— Вы это хотите сказать, Хью?

— Я.., я больше ничего не знаю! — промямлил он. Я запутался.

— Это правда, — сказал я. — Я нашел сегодня утром его тело.

— Но... — Анджела сняла темные очки, и я увидел, как в глазах ее отразился ужас. — Но, — повторила она еще раз, — он же уехал в Париж с этой девушкой.

— Почему бы не начать с самого начала?

— предложил я. — Дарен ухаживал за вами, потом, когда появилась Моника Байер, он уже был с ней. И все это время толстый коротышка, который в самых безумных снах не мог привидеться ни одной девушке в качестве ее романтического возлюбленного, сходил с ума по Монике Байер. Однажды днем, когда он знал, что Моники утром не будет дома, а Дарен весь день проторчит на студии, он решился. Позвонил Кэти Фрик, назвался приятелем Дарена Марти Крузом и попросил передать Монике, что Дарену необходимо увидеться с ней днем в его доме.

Я взглянул на физиономию Хью и убедился, что в данный момент он ничего не может добавить.

— Моника Байер приехала и вместо Дарена обнаружила там ожидавшего ее Хью. Тем временем Дарен приезжает за Моникой к ней домой, соображает, что произошло что-то скверное и мчится на машине к себе домой. Я вздохнул. — Вы сами нам об этом расскажете, Хью?

Он упрямо затряс головой, но в следующее же мгновение слова совершенно неожиданно полились у него изо рта неудержимым потоком.

— Она не понимала.., я же ее любил.., я сходил по ней с ума. Я бы не задумываясь женился на ней. Именно я первым открыл ее в Мюнхене. И это я уговорил Анджелу перекупить ее контракт и сделать из нее настоящую кинозвезду! Так что фактически я ее создал. Девушка из космоса! Даже это было моей идеей, но когда я попытался все это объяснить Монике в доме Дарена в тот день, она даже не пожелала меня слушать. Я очень обозлился на нее и заявил без утайки, что раз я не могу получить ее никаким другим путем, то возьму ее силой. А она рассмеялась! — С минуту он растерянно смотрел на нас, как будто все еще не верил столь чудовищной реакции девушки.

— Она рассмеялась мне в лицо, — повторил он. И это все решило. Я схватил ее за волосы и потащил в спальню. Больше она не смеялась, она кричала! Но мне это было безразлично. Я начал срывать с нее одежду. Она сопротивлялась, как дикая кошка. Укусила меня! Вцепилась зубами мне в руку и повисла на ней, как терьер. Что мне оставалось делать? Только ударить ее. Я стукнул ее по голове. Она потеряла сознание и свалилась на кровать. Я перепугался, подумал, что убил ее. Но нет, она дышала. Понимаете, удар был не такой уж сильный, но по виску, как я опасался. И тогда я стал срывать с нее остальную одежду и практически закончил, когда в комнату ворвался Дарен.

— Хью задрожал еще сильнее. Он схватил меня в охапку и вышвырнул из комнаты, кулаками и зуботычинами гнал меня по коридору в гостиную. Он был как ненормальный! Мне удалось подняться на ноги и скрыться на кухне, но он от меня не отставал. Я выдвинул ящик кухонного стола, увидел там длинный стальной нож и схватил его... Я предупредил Дарена, что, если он приблизится ко мне, я пущу в ход нож. Однако он ничего не слушал! С самого начала он вел себя, как безумец. Он пригрозил, что сбросит меня вниз с веранды, но сначала немного подержит на перилах ограждения, чтобы я мог подумать о своем гнусном поступке. Он вел себя так же неразумно, как эта идиотка Моника. Когда я направил на него нож, он засмеялся! И, конечно, когда он снова двинулся на меня, мне не оставалось другого выхода... Ну что бы вы на моем месте сделали? — Он поочередно посмотрел на каждого из нас, явно ища сочувствия. — Ведь вы понимаете, что я имею в виду, не так ли? Рик, старина? Анджела? Карл?

Я не был виноват, я просто выставил нож ему навстречу, предупреждая, чтобы он отступил, ну, он на него наткнулся. Напоролся. Сам.

Он на мгновение закрыл глаза, и по щекам у него побежали слезы.

— Вот именно, он сам на него напоролся, — произнес он сквозь всхлипывания, — и какое-то мгновение мы оба стояли лицом к лицу, и я увидел по выражению его глаз, что он понимает, что он уже мертвец, но не может этому поверить!

— Ох, великий Боже! — произнесла Анджела. — Какой кошмар! Когда я вспоминаю, что я думала о Билле Дарене на протяжении последних десяти дней, что я о нем говорила.., и все это время он был мертв!

Хью чуть ли не ощупью добрался до ближайшего стула и осторожно опустился на него.

— Во всем была виновата она одна! — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Вам это ясно? Если бы она не подняла меня на смех, ничего бы такого не случилось.

— Вот почему несчастная девушка помешалась, — медленно произнесла Анджела. — Вот почему она так выглядела и так себя вела, когда вы, Рик, видели ее в санатории.

— Нет! — Я покачал головой. — Это была вовсе не Моника Байер. Ее роль исполняла не слишком убедительно третьеразрядная артисточка. Из тех, кого приглашают для участия в массовках.

— Почему же по возвращении из Германии вы мне этого сразу не сказали? Вы уверили меня...

— Я подумал, что кому-то может быть известно, что я лгу, и они что-то предпримут в этом отношении. Мне было крайне интересно выяснить: кто этот человек. Или эти люди.

Анджела молча кивнула.

— Но давайте вернемся к Хью в тот же день в доме Дарена, а? Вы согласны, что мы оставили его действительно в пиковом положении? Перед ним стоял и смотрел на него убитый им Билл Дарен, а нагая Моника Байер, так и не придя в себя, лежала на кровати. — Я взглянул на Анджелу. — Задумайтесь на минуту об этой ситуации. Что бы вы сделали, оказавшись на месте Хью?

— Я? Не знаю... — Она медленно покачала головой. — Что можно сделать в такой ужасной ситуации?

— Позвать на помощь, — сказал я. — Но тут требовалась настоящая «специализированная» помощь. Нужно было вызвать человека, который бы не отличался высоконравственными взглядами, а, наоборот, в силу своей испорченности и беспринципности готов был бы сделать решительно все за большие деньги. Кого-то типа Марти Круза, верно, Хью?

Лэмберт кивнул, даже не потрудившись посмотреть на меня.

— Я ему позвонил. Он оказался дома и сразу же примчался. На выручку. Пожалуй, через полчаса.

— Что вы предприняли по отношению к девушке за это время? — спросил я негромко.

— Привязал ее к кровати. Руки и ноги. И сунул кляп ей в рот. Я решил, что Марти подскажет, как с ней поступить, когда приедет.

— Только одного Марти было недостаточно, чтобы вытащить вас из беды! — продолжал я уверенно. — Прямо скажем, ваше положение было настолько тяжелым, что тут требовался совет гения. Человека с богатым воображением, пожалуй, мастера иллюзий, не менее.

Карл рассеянно погладил бороду, затем сверкнул зубами в улыбке, адресованной мне:

— Полагаю, теперь уже вас ничто не сможет остановить, Холман? Так что уж договаривайте до конца, а когда закончите, мы перейдем к делу.

Я повернулся к Анджеле.

— Итак, Марти привлек к работе «семейные мозги», надеясь, что его братец сумеет разрешить проблему. Прежде всего надо было избавиться от трупа. Это как раз было проще простого. Они сбросили его с веранды, рассчитывая, что его в каньоне скорее всего никогда не найдут, если только не отправятся туда специально на поиски.

А по расчетам Карла такая мысль никому не придет в голову.

— Неожиданно я сообразил, что держу в руках стакан с бурбоном, и сделал из него глоток. — Карл обмозговал свою величайшую иллюзию. Основную опасность представляла мисс Байер. Если она не появится в скором времени в брентвудском апартаменте, Кэти Фрик, которая уже волнуется из-за нее, наверняка позвонит именно Карлу. И Карл нашел отличное решение.

Дарен и Моника тайком улизнут в Европу. Они заказали билеты на самолет на следующий день. Урегулировать паспортные детали было несложно с крузовскими связями и находчивостью. Марти выступил в качестве Дарена, а его приятельница-артисточка, которая была высокой брюнеткой, сошла за Монику Брюль. Все это было достаточно просто организовать.

Я сообщил Анджеле, как Марти «обработал» мисс Фрик, передав ей записку, которую они заставили написать Монику. Он принудил дать им двадцать четыре часа фору, притворившись, что она нашла эту записку только вечером на следующий день.

— Все это выглядело великолепно, — сказал я, — но тут Хью вспомнил об одном серьезном препятствии — о вас.

— Почему? — спросила Анджела.

— Потому, полагаю, что он вас слишком хорошо знает.

Когда вы услышите, что парень, намеревавшийся жениться на вас, предал ваши интересы, бежав с таким стотысячедолларовым капиталовложением, как Моника Байер, вы не прекратите ее разыскивать. Ее и его, их обоих. А это означало, что Карл должен изобрести какой-то способ заставить вас утратить к ним интерес. Либо он, либо Марти были знакомы с неким Вайгелем в Мюнхене. Они не сомневались, что, если ему хорошо заплатить, он сумеет это все организовать. Поэтому Марти и Хелоис полетели прямиком из Парижа в Мюнхен, встретились с Вайгелем и состряпали мнимый санаторий. Хелоис должна была там остаться. Марти же незамедлительно вернулся назад, на этот раз воспользовавшись собственным паспортом, и они принялись «прокладывать» путь прямиком к этому санаторию. Хью отговорил вас что-либо предпринимать хотя бы в ближайшие сутки после того, как записка была якобы обнаружена, чтобы Марти успел вернуться назад. Потом он, Хью, спросил, почему бы вам не нанять Холмана поискать девушку.

— Поскольку Холман — мастер своего дела! — усмехнулся Карл в бороду.

— Во всяком случае, самый дорогой! — огрызнулся я. Итак, вы наняли меня, и практически еще до того, как я успел разобраться что к чему, я стал гением дедукции! За одно утро я узнал о связи между Дареном и Моникой и о том, что они тайком уехали в Париж. Вы велели мне ехать разыскивать их, и пачка путеводителей и рекламных буклетов была подброшена в письменный стол в комнате Моники. Три или четыре из них превозносили курорты с минеральными источниками в Западной Германии, как бы намекая на район моих будущих поисков. Затем, чтобы быть уверенным, что я не стану терять время на Париж, Хью нанес мне визит и рассказал о существовании одного парня в Европе, который наверняка будет знать, где находится Моника, поскольку он ее единственный родственник, вроде бы двоюродный брат. Я говорю о Эрихе Вайгеле.

Я отправился в Мюнхен, и Вайгель, не теряя времени, отвез меня в этот санаторий и показал мне несчастную кататоничку! Я даже выслушал профессиональное мнение известного психиатра, что ее случай нельзя определенно считать безнадежным, он лишь почти безнадежен.

— Каким образом Вайгель ухитрился провалить это дело? — полюбопытствовал Карл. — Я всегда считал его весьма компетентным человеком.

— Он немного перестарался, — кивнул я.

— Все это было слишком легко и слишком быстро, я практически не приложил никаких усилий, чтобы добраться до Моники.

— А теперь Эрих умер, как сказал мне Хью? — Карие глаза Карла смотрели на меня с любопытством. — Это вы его убили, Холман?

— Он пал жертвой дорожной аварии, — равнодушно бросил я. — Вы же знаете, каково положение на дорогах Европы с массой снега, льда и тому подобного.

— Еще один вопрос, Рик, — заговорила Анджела, и в ее голосе я уловил присущие ей стальные нотки. — Где сейчас Моника Байер?

— Они ее держат в каком-то укрытии, — ответил я, не задумываясь.

— Вы же понимаете, что за те услуги, которые оказали Хью братья Круз, ему просто не хватит денег, чтобы с ними расплатиться. Бедный, маленький, никем не любимый Хью оказался все же достаточно сообразительным, чтобы изыскать способ оплатить их счет Моникой Байер.

— Я что-то не понимаю! — нахмурилась Анджела.

— Какую сумму вы рассчитывали получить за контракт с фирмой «Стеллар»?

— Сто тысяч, — автоматически ответила она. — Я...

Тут до нее, очевидно, дошло, это было видно по ее взгляду.

— Совершенно верно, сто тысяч. А какова была стоимость контракта, когда Моника Байер была заперта в санатории, а ее так называемый двоюродный брат пригрозил объявить ее официально недееспособной, если вы попытаетесь вернуть хотя бы небольшую часть своих затрат? Что твердил Хью? «Разорвите контракт и забудьте о нем». Он снова приходил ко мне с визитом лишь вчера вечером с душераздирающей историей о том, как вы совершенно извелись из-за перенесенного вами шока.

Поэтому он просил меня попытаться убедить вас порвать контракт Моники и переключиться на всех остальных клиентов, которыми вы позорно пренебрегаете!

— И в тот момент, когда бы я разделалась с этим контрактом, Моника стала бы вольной птицей? — медленно произнесла Анджела.

— Впрочем, вольной она бы, разумеется, не сделалась...

— Естественно. Братья Круз не отпустили бы ее до тех пор, пока она не подписала бы личного контракта с ними, — усмехнулся я. — Могу поспорить, что они планировали «чудесное исцеление» в то самое мгновение, когда вы уничтожили бы свой контракт. Хелоис вылетела бы сюда из Европы и снова неприметно стала бы самой собой, как только очутилась бы в аэропорту. Ну, а настоящая Моника Байер поладила бы с ними, потому что они наверняка убедили ее, что она каким-то образом повинна в гибели Билла Дарена.

— Это было совсем нетрудно сделать, — не без хвастовства заговорил Карл. — Хью позабыл упомянуть о том, что он ударил Монику вторично, прежде чем привязать ее к кровати и заткнуть ей рот. После этого удара она была без сознания около часа, если не дольше. Но она совершенно ничего не помнит ни про первый удар, ни про второй. К тому времени, когда она пришла в себя, мы уже успели все организовать соответствующим образом.

Очнулась она на полу в кухне, в руке у нее был зажат нож, а труп Дарена находился прямо перед ней. Хью блестяще провел сцену, описывая ей свое отчаяние и раскаяние. При этом он сообщил ей, что якобы произошло.

Дарен вернулся домой, объяснил Хью, они с ним сразились, и в этот момент вошла Моника. Хью наклонился над Дареном, вцепившись руками ему в горло, Моника закричала, подбежала к столу, вытащила из ящика нож и набросилась с ним на Хью. Но он вовремя отпрянул в сторону, и нож угодил прямо в сердце Дарену. — Карл противно хихикнул. — До чего грустная история! У меня слезы навертывались на глаза, когда я видел отчаяние несчастной девушки, уверенной в своей вине. — Он взглянул на наручные часы, его лицо посуровело.

— Ладно, — сказал он деловито. — Теперь, когда во все внесена полная ясность, мы можем перейти к делу.

— К делу? — Анджела растерянно уставилась на меня.

— Холман, вы, конечно, знаете, где находится девушка? — рявкнул Карл, глядя на меня. — Я показал вам ее вчера, желая предупредить, чтобы вы отступились. Уверен, что вы поняли мое послание?

— Понял, что вы прячете ее где-то в своем Доме иллюзий, — сказал я. — Ну и что?

— Когда я получил это необычное настойчивое приглашение Анджелы на какое-то приватное празднование, — он ухитрился каждое слово произносить с издевкой, — я догадался, что это штучки Холмана. Вы не такой уж изобретательный человек, мой друг, ваши ходы легко предугадать. Поэтому я отправил Март,! в Дом иллюзий. Если я не позвоню ему в течение последующих пятнадцати минут и не подтвержу, что мы договорились, он убьет девушку.

— Договорились? — Голос Анджелы слегка дрожал. — Какую сделку вы задумали на этот раз?

— Очень простую и весьма выгодную для всех участников, — уверенно заговорил Карл. — Этот хныкающий болван, — он кивнул в сторону Хью Лэмберта, утонувшего в большом кресле, — больше ни на что не годен. Его так замучили угрызения совести, что, как мне кажется, он с удовольствием спрыгнет вниз с крыши высокого дома, его даже подталкивать не потребуется. Но до того, как он это сделает, он напишет чистенькое, аккуратненькое письмо. Можете назвать это исповедью самоубийцы, в которой он прежде всего объяснит, как получилось, что он убил Дарена. Как несчастная Моника помешалась от ужаса и как он, по сути дела не совсем уж плохой человек, нанял одного своего пропойцу-приятеля, чтобы тот под видом Дарена отвез девушку в прекрасный санаторий в Германии. Пропойца-приятель так и не возвратился из Европы. Хелоис полетела назад в Мюнхен, как Моника, — именно так, как несколько минут назад описал нам Холман, — а подлинная Моника полностью излечилась от своего недуга. Она будет настолько благодарна нам за то, что мы изобретательно разобрались в ошибочно приписываемом ей убийстве, что подпишет любой контракт, который мы пожелаем ей предложить. — Он взглянул на Анджелу.

— Мы поделим доходы по этому контракту. Двадцать пять процентов вам, потом надо не забыть Холмана, остальное мне и Марти. Договорились?

— Вы, должно быть, ненормальный! — заговорила потрясенная Анджела. — Как вы могли подумать, что я...

Карл снова взглянул на часы.

— У вас остается десять минут на размышление. Если я не позвоню Марти и не скажу ему к этому сроку, что мы договорились, он выполнит мой приказ убить девушку.

На мгновение сверкнули его неестественно белые зубы, которые я впервые сравнил с клыками хищника.

— И он это непременно сделает, можете не сомневаться. Полагаю, это доставит ему удовольствие!

Анджела в смятении посмотрела на меня.

— Что же нам делать, Рик? Мы не можем допустить, чтобы девушка погибла, но...

— Но у нас нет иного выбора, как пойти на эту сделку, — буркнул я. — О'кей, ваша взяла, Карл!

— Ох, Холман, прекратите болтовню!

— раздраженно крикнул Карл.

— Уж не считаете ли вы меня настолько глупым, что я попадусь на эту удочку? Вы согласитесь на сделку, я звоню Марти и говорю ему, что все в порядке, а потом вы от всего отказываетесь? Нет, прежде чем я позвоню Марти, мы втроем примем участие восуществлении первой части программы.

— Он снова подмигнул. — Разве я выражаюсь не как юрист?

Мы будем соучастниками, верно?

— Должна заметить, я не понимаю, что вы имеете в виду! — холодно произнесла Анджела.

— Я имею в виду, что мы втроем усадим Хью за ваш письменный стол — не теряя ни минуты, прямо сейчас, и продиктуем ему предсмертное послание, — ровным голосом ответил Карл. — А после того, как он его подпишет, мы втроем проведем его на крышу здания — это достаточно высоко, не так ли? — и поможем ему спрыгнуть вниз. Тогда, и только тогда я позвоню Марти!

— Даже если мы согласимся, — сказал я, — то неужто вы воображаете, что все это можно осуществить менее чем за десять минут?

В его карих глазах мелькнуло беспокойство.

— Пожалуй, вы правы, — согласился он. — Я разрешил вам слишком долго говорить, Холман. — Он заколебался. — Ладно! Если вы согласны на эту сделку, я позвоню Марти и велю подождать еще полчаса.

— Мне кажется, вы и правда ненормальный! — сказал я. — Посмотрите-ка сперва на него!

Я ткнул пальцем в Хью, все еще полулежавшего в кресле. Голова у него свисала вбок, глаза закатились под полуприкрытыми веками, так что видны были одни белки.

— Учитывая его теперешнее состояние, я считаю, что нам понадобится минимум тридцать минут, чтобы он смог хотя бы держать в пальцах ручку, не говоря о том, чтобы написать признание.

Карл снова заколебался, не сводя с Хью глаз.

— Час?

— Два, — безапелляционно заявил я. — Эта предсмертная записка должна быть написана собственноручно им. Ничто не вызывает столько подозрений, сколько записка, напечатанная на машинке и лишь подписанная самоубийцей. И почему вы учитываете только время, которое потребуется Хью, чтобы написать эту записку?

Нам ее еще надо составить. Не забывайте, что в ней надо учесть и манеру Хью выражаться, и его состояние перед самоубийством. Если мы допустим хоть маленький ляпсус, нам всем придется отвечать за убийство.

— По временам вы рассуждаете разумно, Холман, — признал Карл.

— Но я предупреждаю вас с полной ответственностью, что если кто-то попытается проникнуть в Дом иллюзий, Марти немедленно...

— Мы знаем! Звоните ему! — сказал я.

Он подошел к письменному столу и взял телефонную трубку. Я следил, как он набирает номер, и весь напрягся в ожидании.

— Марти? — Он говорил очень вкрадчиво в самую трубку. — Это Карл. Я был прав, конечно. Разумеется, Холман нашел его сегодня утром. Но никаких больших проблем нет, за исключением Хью. Потребуется некоторое время, чтобы все должным образом организовать.

Так что даю тебе еще два часа от...

— Он взглянул на часы. — Сейчас ровно восемь. Если я не позвоню тебе до десяти, вступает в силу наша прежняя договоренность, ясно?

Он слушал ответ брата, стоя к нам спиной. Я осторожно, не спуская с Карла глаз, извлек из кобуры «магнум».

— В данный момент единственной проблемой является сам Хью. Конечно! — Он положил трубку на рычаг и посмотрел на Анджелу. — Есть ли у вас...

Закончить он не успел, потому что я изо всех сил ударил его по затылку рукояткой «магнума». Он свалился вбок, свесился с края письменного стола и неподвижно растянулся на полу.

— Рик? — дрожащим голосом спросила Анджела. — Что...

Я подошел к Хью, все еще лежащему в кресле, и пару раз ударил его по щекам — отнюдь не слегка. Его голова качнулась в обе стороны, но никакой другой реакции не последовало.

— Вызывайте полицию! — сказал я Анджеле. — Скажите, чтобы они поспешили сюда. О Карле можете не беспокоиться, он не скоро очухается. Расскажите полиции, что произошло, и попросите их связаться со сторожем в увеселительном парке, пусть он меня встретит у ворот. Не разрешайте им направлять туда большую группу горланящих копов. Я ни минуты не сомневаюсь в правильности того, что Карл сказал про Марти: этот кретин получил бы величайшее удовольствие от убийства девушки. Так что наш единственный шанс состоит в том, чтобы незаметно проникнуть в Дом иллюзий и разыскать Монику до того, как Марти обнаружит меня или истечет двухчасовой срок. Надеюсь, я справлюсь с этим.

— Я немедленно звоню в полицию, Рик! — Анджела уже совладала с минутной растерянностью. — А вам лучше не терять напрасно времени.

* * *
Чтобы добраться до увеселительного парка, мне понадобилось не менее часа, а может, чуть больше. Поэтому в моем распоряжении оставалось еще минут пятьдесят до того, как Марти начнет действовать. Я припарковал машину в тридцати ярдах от главного входа и вылез из нее на тротуар. Внезапно ожили какие-то тени. Ближайшая ко мне спросила:

— Мистер Холман?

— Точно.

— Лейтенант Стерн. Я все еще не разобрался, что здесь происходит, но самым существенным является то, что какой-то псих удерживает девушку пленницей внутри парка. Так ведь?

— Да, в Доме иллюзий.

— Если ему не позвонит его брат до десяти часов, он убьет эту девушку? И если кто-то попытается проникнуть внутрь — то же самое?

— Все верно, сторожа нашли?

— Да, дежурит у ворот, — хмыкнул Стерн.

— Знаете, я никогда не слышал, чтобы частный детектив опережал в своих действиях офицера полиции. Но мне ясно сказали, что я должен вам подчиняться! — Он медленно качал головой, шагая к главному входу.

— Больше нет ничего святого!

Сторожа я сразу узнал, накануне дежурил он же.

И ему тоже не требовалось никаких объяснений, а это было немало!

— Откуда Дом иллюзий получает ток? — спросил я.

— Весь парк питается от одной установки, — ответил сторож.

— У нас имеется собственная подстанция, которая...

— Вы можете в нее попасть?

— Разумеется! У меня есть ключ.

Я с минуту смотрел на Стерна.

— Если бы кто-то сумел вырубить на пять минут ток после того, как я доберусь до Дома иллюзий, у меня появилась бы возможность незаметно проникнуть внутрь.

— Это мы сумеем для вас сделать, — произнес Стерн лаконично.

— И не забывайте, Холман, я и мои люди будем находиться поблизости от вас, так что когда свет загорится, мы в любом случае ворвемся в здание.

— Прекрасно! — Я одобрительно закивал. Потом спросил у сторожа:

— Вы можете отсюда позвонить в Дом иллюзий?

— Отсюда я могу позвонить в любое место в парке, горделиво ответил он. — Даже в...

— Это замечательно! — прервал я его. — В таком случае, давайте сначала подготовим все, чтобы можно было без задержки выключить свет.

Сторож удалился в сопровождении одного из людей Стерна. Я в ожидании закурил сигарету.

— У вас оружие с собой, как я полагаю? — спросил Стерн.

— Конечно. — Я подмигнул ему. — Хотите взглянуть на лицензию?

Он неохотно подмигнул в ответ.

— Возможно, позднее.

Пять минут тянулись довольно долго. Наконец сторож вернулся с человеком Стерна.

— Никаких проблем, лейтенант, — отрапортовал парень.

— Можете врубить ток и вырубить его, когда захотите.

Я взглянул на свои часы.

— По моим девять двадцать восемь.

— По моим столько же, — сказал Стерн.

— Договоримся так: в девять тридцать пять вы отключаете ток, — произнес я.

— Мне хватит времени, чтобы подобраться очень близко. А ровно через пять минут включите его снова.

Я взглянул на сторожа:

— Через полминуты после того, как свет погаснет, позвоните, пожалуйста, в Дом иллюзий и скажите Крузу, что вам только что звонили с электростанции. У них какие-то неполадки в трансмиссионных кабелях, или как это именуется? Но они говорят, что это временно, они должны все наладить через несколько минут. О'кей?

— Это я могу сделать! — воскликнул он возбужденно. Знаете что? Я работаю здесь вот уже пятнадцать лет, но ничего подобного тут еще не бывало!

Стерн согласился дождаться того момента, когда будет вырублен ток, после чего он направит своих людей в парк.

Поэтому я один проскользнул в ворота. Когда я добрался до карусели, то проверил время. Было девять тридцать три.

Дальше я уже пробирался осторожно, скрываясь в тени, чтобы Марти невзначай не заметил меня. Лишняя осторожность не помешает.

Приблизительно через минуту я добрался до темного главного входа в Дом иллюзий. Наиболее вероятным местом, где мог обосноваться Марти, подумал я, была комната с приборами. Девушка же находилась вместе с ним либо очень близко. Понимал я и то, что как бы я ни действовал, для Моники Байер это было сопряжено с несомненным риском, а на обдумывание плана операции у меня оставалось не более полминуты.

Я незаметно пробрался до двери в конце здания, из которой был прямой проход в операторный зал, и снова посмотрел на часы. До того, как отключат электричество, оставалось пятнадцать секунд. Я вытащил «магнум» из кобуры, снял его с предохранителя и зажал в правой руке. Фосфоресцирующие стрелки моих часов, отсвечивающие зеленоватым светом, показывали девять тридцать пять. Я нажал на ручку двери. Она оказалась запертой изнутри. Я услышал, что где-то в здании задребезжал телефонный звонок, и тотчас дважды ударил изо всей силы рукояткой пистолета по замку и навалился на дверь плечом. Сухое дерево затрещало, и дверь распахнулась, повиснув на петлях. Шум и треск был отчаянный, но я не обращал на это внимания.

Я припомнил, что за дверью начинался узкий коридор, и пошел вперед ощупью, держась одной рукой за стену. Телефон продолжал настойчиво звонить, раздражающе действуя не только на мои барабанные перепонки, но и на нервы.

Внезапно моя рука почувствовала впереди пустоту. Это означало, что я нахожусь внутри операторного зала, а телефон где-то рядом. Так какого же черта Марти не снимает трубку? Потом я сообразил, что это чертовски глупый вопрос: после того шума, с которым я расшатал дверной замок пистолетом, телефонный звонок был сущим пустяком, и Марти, скорее всего, где-то неслышно крадется в темноте в поисках незваного гостя.

Я замер на месте, прислушиваясь, но ничего не услышал.

Тогда я медленно протянул свободную руку назад, снова нащупал стену и двинулся вдоль нее направо. Щиток с основными выключателями находился как раз на этой стене, если это имело какое-то значение. Я пробирался вперед очень медленно, делал всего три-четыре шага, потом поворачивался к стене спиной и выжидал. Я не мог решительно ничего сделать, пока снова не загорится свет.

Телефон перестал звонить, и тишина показалась необычайно звучной. Я был уверен, что ток врубят вот-вот, и секунд через пять это сделали.

Все дальнейшее произошло одновременно. Операторский зал неожиданно залил яркий свет, и в то же мгновение где-то поблизости раздался душераздирающий вопль.

Я кинулся к двери соседней комнаты, в которой Карл демонстрировал нам накануне вечером Девушку из Космоса. Но там тоже никого не было, как и в операторском зале. Было похоже, что крик донесся из центральной части здания, но больше он не повторился. Я слышал, как люди Стерна заполняют павильон, и тут вдруг почувствовал, что где-то что-то горит. Я двинулся вперед на запах — втягивал носом воздух подобно охотничьей собаке и в итоге уперся в пустую стену. Только от отчаяния пнул я в нее ногой. И тотчас целая панель размером в дверь медленно повернулась внутрь.

Я прошел в тайник, находившийся за стеной. Он был заставлен дуговыми лампами и кинокамерами, старомодным оборудованием всех форм и размеров. Кабель был протянут по полу, свисал со стен и потолка.

Девушка из космоса, снова облаченная в бикини, стояла, прислонившись спиной к стене. Ее руки были зажаты над головой, запястья прикручены к балке.

— С вами все в порядке? — прохрипел я.

Она молча кивнула, облизала губы и попыталась что-то сказать, но не произнесла ни единого слова.

Запах гари усиливался с каждой минутой. Впрочем, это был не запах, а тошнотворное сладкое зловоние. Я медленно осмотрелся, затем увидел макушку головы Марти, возвышавшуюся над чем-то похожим на генератор.

Я прицелился в него из «магнума». Мой палец почти автоматически нажал на спусковой крючок, и тут я заметил струйку дыма, медленно поднимавшуюся в воздухе. Сделав пяток шагов, я оказался за генератором и все понял.

Возле ног Марти продолжал гореть фонарик. Одна его рука все еще была засунута внутрь массивной электрической машины. Пальцы буквально прилипли к обнаженному тяжелому сердечнику. Тело его выгнулось в дугу, лицо, повернутое ко мне, было искажено в агонии, глаза вылезли из орбит. Я снова втянул носом этот тошнотворный сладковатый запах. Над головой Марти поднялось новое облачко дыма, и я понял, что горят его волосы.

Я вернулся назад к девушке и развязал ее запястья.

Она упала мне на руки.

— Он сказал, что из-за этой машины одни неприятности, — неожиданно заговорила она ясным голосом. — Поэтому погас свет. Он сказал, что все исправит без хлопот за какие-то пять минут. Потом свет снова загорелся...

В комнату вошел Стерн в сопровождении двух полицейских в форме, и тут Моника Байер потеряла сознание. Один из полицейских вынес ее из помещения, второй вызвал санитарную машину. Я подумал, что с ней все будет в норме, когда она справится с шоком, и особенно после того, как она узнает правду о смерти Дарена: что убил его Хью Лэмберт, а вовсе не она.

— Черт возьми, что тут произошло? — в недоумении спросил лейтенант.

Я кивком указал на тело Марти и закурил сигарету: мне это было совершенно необходимо. После того, как Стерн все увидел и понял, я передал ему в точности слова Моники Байер.

— Ирония судьбы, — сказал я.

— Мы считали, что телефонный звонок отвлечет его, сторож сообщит ему о предупреждении с электростанции, но Марти не посчитал необходимым даже поднять телефонную трубку.

Он торопился устранить неполадку в своем собственном оборудовании.

* * *
Домой я попал почти в полночь. На диване сидело существо, похожее на разъяренную тигрицу с всклокоченными светлыми волосами и держащее в руке стакан.

Оно было закутано в какой-то балахон, скрывавший его от шеи до пят. Я воспринял это как намек.

— Все сгорело! — кислым голосом сообщила Кэти. Весь обед!

— Очень сожалею, что я так поздно, дорогая, — произнес я миролюбиво.

— Зачем сожалеть? Я даже рада, потому что мне нужно думать о своей будущей карьере, а вываливать домашние обеды в помойное ведро каждый вечер меня не прельщает.

— У меня был очень тяжелый день, — пробормотал я, — мне надо выпить.

И тут она улыбнулась.

— Понимаю. Анджела позвонила час назад и все мне рассказала. Я счастлива, что Моника о'кей.

Я просиял.

— Прекрасно, значит теперь я могу получить свой бурбон?

— Ты должен приготовить мне стаканчик скотча. И она протянула мне пустой стакан знакомым царственным жестом.

— Черта с два! — заявил я. — Хочешь выпить — сделай сначала стриптиз. Помни, что играть надо по правилам.

— С тобой тяжело иметь дело, Рик Холман, — мрачно произнесла Кэти. — Ну-ка лови!

Она запустила в меня пустым стаканом, и я еле успел поймать его, прежде чем он вышиб мне правый глаз. Кэти встала во весь рост, закутанная в свое одеяние, словно в арабский бурнус.

— Нравится? — дерзко спросила она.

— Мне кажется, в этом можно жить, как в палатке, — прорычал я. — Ты там свободно помещаешься?

— Ты хочешь знать, а я хочу выпить! — Она с важностью наклонила голову. — Я считаю, что мы могли бы решить обе проблемы одновременно, мистер Холман. Замечаете ли вы, что это одеяние спереди застегнуто на «молнию»?

— Ну?

— Ну, и я расстегиваю эту «молнию» — вот так!

Она и в самом деле ее расстегнула, и я скажу вам, что Венере, восстающей из морской раковины[9], далеко до Кэти Фрик, явившейся из арабского бурнуса.

— Ты требовал стриптиза, — умиротворенно произнесла она.

— Теперь подавай мне выпивку.

Она направилась ко мне, неся свою наготу, словно именно это самый последний писк моды, и с моей точки зрения так оно и было. Вся эта великолепная поэзия в каждом движении, это покачивание и пританцовывание.., и она притом требовала выпивку?

Она ее получит — попозже!

Примечания

1

Спасибо (нем.).

(обратно)

2

Войдите! (нем.).

(обратно)

3

Господин (нем.).

(обратно)

4

Девушка (нем.).

(обратно)

5

В ряде стран под словом «санаторий» подразумевается психиатрическая лечебница.

(обратно)

6

Кататония — психическое расстройство с преобладанием двигательных нарушений.

(обратно)

7

До свидания (нем.).

(обратно)

8

Стой! (нем.)

(обратно)

9

Имеется в виду известная картина Сандро Боттичелли.

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • *** Примечания ***