Красный сердолик [Филлис Уитни] (fb2) читать онлайн

Филлис Уитни Красный сердолик

Глава 1

Теперь в универсальном магазине Каннингхема снова все спокойно. Сильвестр Геринг, оказавшись рядом с моим кабинетом, обычно заглядывает в дверь и говорит: "Привет, Лайнел!" Иногда он заходит ненадолго, чтобы полюбоваться картинками на стенах; бывает, мы кое о чем вспоминаем. Его дни заполнены рутинной работой: поимка мелких магазинных воришек — это вам не охота за убийцей.

Он никогда не упоминает о нашем совместном расследовании дела, имевшего столь трагическую развязку. Но время от времени мы с ним многозначительно переглядываемся, потому что являемся заговорщиками и знаем об этом.

В конечном итоге ничто не помешало правосудию свершиться. Виновники расплатились за свои злодеяния сполна. И все же мы с Герингом знаем то, что знаем: в газетных репортажах нашла отражение только часть правды.

Есть такие места в магазине, мимо которых я до сих пор не могу пройти без содрогания. И, проходя по узкому проходу, ведущему к отделу оформления витрин, мимо грузового лифта, я испытываю беспокойство. Кладовую для манекенов я вообще не переношу и стараюсь держаться от нее подальше, даже если приходится ради этого избирать самые несуразные маршруты. Хуже всего то, что мне не дают покоя некоторые символы и знаки, приобретшие зловещий смысл в связи с этой историей; и, к сожалению, нет такого маршрута, который позволил бы обойти их.

Взять хотя бы красный цвет. С тех самых пор я не ношу ничего красного, потому что этот цвет стал чем-то вроде лейтмотива тех ужасных дней. Он таился в глубинах нашего существа, словно сеть, сплетенная из вен, чтобы время от времени всплывать на поверхность, наполняя душу страхом. И еще совы. Мне часто снится один и тот же томительный момент: я стою в темноте, и эти пластмассовые существа толпятся вокруг меня, преграждая путь к спасению.

А запах хвои неизменно пробуждает в моей памяти тот миг, когда свет погас, и чьи-то кошмарные руки вслепую тянулись ко мне из мрака. Странно осознавать, что ты обязана жизнью запаху рождественской елки.

Но самое худшее — это ощущение того, что я слышу нескончаемые звуки граммофона Сондо. Для меня в тех комнатах не перестает играть призрачная музыка, и средь бела дня мурашки пробегают по моей коже, когда по радио передают «Станцуем бегуэн».

Хотя до того вторника в конце марта я никогда не считала себя слабонервной. В тот день все и началось — в день, когда Майкл Монтгомери снова вышел на работу.

Я сидела за столом в своем маленьком рабочем кабинете на восьмом этаже и с чувством безнадежности взирала на лист бумаги с набросками рекламных объявлений. С раннего утра я находилась во взвинченном состоянии, и это сказывалось на работе.

Я не хотела смотреть на дверь. Весь день убеждала себя в том, что мне на это наплевать: неизбежный момент все равно настанет — и Монти появится на пороге, моего кабинета. Почему я должна волноваться? Я его не любила. Мои чувства умерли, оставив после себя горький осадок — и ничего более. Не имело значения и то обстоятельство, что Майкл сегодня вышел на работу, вернувшись после медового месяца, проведенного с другой женщиной.

Но мои глаза предательски косились на дверь; от тягостного ожидания я, по правде говоря, дошла до ручки.

В кабинете я была не одна. Напротив, на расстоянии трех шагов от меня, сидел за своим небольшим столом Кейт Ирвин; он шелестел бумагами и устремлял на меня взгляд печальных карих глаз, когда думал, что я этого не замечаю. Кейт был моим верным помощником; его преданность нередко порождала чувство неловкости; в данной же ситуации он просто действовал мне на нервы.

Елена Фарнхем стояла возле единственного в комнате маленького окна, глядя сквозь моросящий дождь на ведущую к магазину аллею. Елена была, как обычно, в черном костюме, который неплохо на ней сидел, скрадывая некоторую угловатость ширококостной фигуры.

Мы с Еленой уже несколько месяцев жили вместе, в одной квартире; она мне нравилась. По наклону ее темной, тронутой сединой головы нетрудно было догадаться, что она не одобряет моего поведения; это и провоцировало меня на вызывающие действия.

Я принудила себя что-то начеркать на листке бумаги, но кончила тем, что швырнула карандаш на стол.

— Внимание, друзья, — продекламировала я. — Смелость — вот что будет отличать краски наступающего весеннего сезона. Подразним ветреный март зеленой шляпой. Посмеемся над апрельскими ливнями кто в желтом, а кто в рыжем костюме.

Кейт взглянул на меня, затем на окно, за которым болезненно-блеклое солнце пыталось пробиться сквозь пелену дождя. Елена даже не повернулась.

Я разорвала лист бумаги на мелкие кусочки и бросила их в корзинку.

— Благодарю, — сказала я. — Трудно с вами не согласиться. Избито, банально и незрело.

Я откинула назад свои черные волосы, имевшие привычку падать па глаза, и опустила голову на руки. Несколько минут длилась напряженная тишина, затем Кейт покашлял и зашуршал бумагами, а Елена отвернулась от окна, сквозь которое просачивалось тусклое, зеленовато-желтоватое марево.

— Тебе не надо было сегодня приходить, Лайнел, — изрекла Елена. — Я еще утром предупреждала, что день будет тяжелым.

Эти слова пробудили во мне мятежные мысли. Неудобство совместного проживания с женщиной, которая старше тебя, состоит в том, что рано или поздно она начинает относиться к младшей подруге по-матерински. Ей бы жить с уютным мужем в загородном бунгало, наполненном детскими голосами. Вместо этого на се долю выпал развод, и несчастье наложило свой отпечаток на лицо, некогда красивое, но теперь увядающее, хотя и очень приятное.

— Не сегодня, так завтра через это все равно придется пройти, — возразила я. — Майкл Монтгомери будет и дальше работать в нашем магазине начальником отдела оформления оконных витрин, а я намереваюсь и впредь сочинять тексты рекламных объявлений. Поскольку нам предстоит встречаться, разговаривать друг с другом, работать вместе, не вижу причин, которые помешали бы нам делать это спокойно и бесстрастно, игнорируя тот факт, что мы были помолвлены, пока… пока…

— Пока Монти не бросил тебя и не женился на Крис Гарднер, — подсказала мне Елена. — Но ты выкарабкалась из передряги. Кто меня волнует, так это Крис. Не пройдет и года их семейной жизни, как се сердце разобьется. А твое останется целехоньким.

Я решила, что она права. Возможно, мое сердце выщерблено по краям — так, самую малость, — но не более того. С тех пор как Монти перешел к нам из универмага одного из восточных штатов около восьми месяцев тому назад, моя жизнь превратилась в сплошную цепь разочарований. Медленное падение с той высоты, которая теперь представлялась мне дурацким, но тем не менее страстным увлечением. Итак, худшее позади, и я еще легко отделалась.

Тогда почему же серые капли дождя, скользящие по стеклу, довели меня чуть ли не до зубовного скрежета, когда я утром вошла в кабинет? Почему тусклое марево за окном повергает меня в такое беспросветное уныние?

Но я знала почему. Я сидела за столом, ощущая себя не вполне уместным красочным всплеском: моя красная в белую полоску блузка бросала вызов цвету золы и мешковины, она свидетельствовала о решимости настроиться на рабочий лад. И вот результат: я провела весь день в ожидании того момента, когда раздадутся звуки шагов Монти, и мы с ним встретимся лицом к лицу.

Я никому об этом не сказала — даже Елене, — но сегодня мне уже довелось его повидать. Наткнулась я на Монти случайно, но шок от той сцены, которую я невзначай подсмотрела, разбередил мне душу, и боль не утихала.

Это случилось, когда я пошла за какой-то справкой в отдел вывесок. По пути туда коридор делает крутой поворот и образует закуток, которого не видишь, пока в нем не окажешься. Стоявшие там мужчина и женщина были так заняты друг другом, что не услышали моего приближения. Мужчина стоял ко мне спиной, обхватив женщину за плечи, и я сразу узнала их обоих.

Майкл Монтгомери стоял, обнявшись с Карлой Дрейк, нашей самой экзотической манекенщицей с четвертого этажа.

Они разговаривали тихо, но увлеченно; я не остановилась и не стала слушать, а повернулась и поспешила обратно, к себе в кабинет, более взволнованная, чем мне бы этого хотелось. Даже если то, что делает Монти, меня больше не касается, остается еще Крис, о которой этого не скажешь. Мысль о том, что он завел новую интрижку, казалась мне отвратительной.

Так я и оказалась на грани, в эмоциональном тупике, который мог завершиться нервным срывом. Но я знала, что не могу этого допустить. Не имею права.

Я любила свою работу и не хотела ее потерять.

На двери моего кабинета красуется табличка: "Лайнел Уинн. Рекламные объявления". Это означает, что я сочиняю тексты для плакатов, девизов и разного рода вывесок, используемых как внутри магазина, так и в оконных витринах, самых, на мой взгляд, броских и остроумных на нашей улице.

Два года назад, когда я только устроилась на работу в универмаг Каннингхема, мне выделили кабинет, походивший на конуру и радовавший взгляд не больше, чем тюремная камера. Но мы с Кейтом целую неделю оставались по вечерам, обклеивая голые стены картинками, вырезанными из журналов «Вог» и «Харперс базар». Мы разукрасили комнату самыми яркими цветными фотографиями и наиболее интересными черно-белыми, и она преобразилась: стала интригующей, полной жизни, веселой по цвету.

Когда я чувствую себя опустошенной, лишенной всяких идей, мне бывает достаточно перевести взгляд на пестрые степы в поисках вдохновения — и что-то обязательно приходит на ум.

Но сегодня не помогало и это. День был потерян.

— Меня угнетает то, что я словно выставлена на всеобщее обозрение, — попыталась я объяснить Елене. — Внизу я разговаривала с товароведом, и все продавцы за прилавками, не таясь, наблюдали за мной, зная, что сегодня меня ждет удар — встреча с Монти, вернувшимся из свадебного путешествия. А я вообще не собираюсь принимать удар — или не принимать его. Просто хочу делать свою работу, а не служить объектом для чьего-то любопытства или жалости.

Глаза Кейта потемнели от гнева.

— Хотел бы я разделаться с этим Монтгомери, как с какой-нибудь крысой.

Я взглянула на Кейта, испуганная степенью его озлобленности.

— Не думаю, что это твоя забота — с кем-то там разделываться, — приструнила его я. — Уж как-нибудь сама справлюсь со своими страданиями и со своими врагами, буде таковые объявятся. Кстати, тексты для вывесок отдела дамского белья давно готовы. Отнеси их куда надо и можешь не спешить возвращаться обратно.

Когда он вышел, Елена покачала головой.

— Будь поосторожнее с этим мальчиком, — предостерегла она меня. — Он с ума по тебе сходит и знает, что у него нет шансов. В девятнадцать лет это опасно.

Я попыталась всем своим видом показать, насколько смехотворными представляются мне ее предупреждения, однако ярость, которую я заметила во взгляде Кейта, внушала тревогу. Я поторопилась сменить тему разговора.

— Мне хочется, чтобы Монти наконец пришел и покончил с этим делом. Будет куда хуже, если он почувствует себя виноватым и начнет уклоняться от встречи со мной.

— Вот уж не думаю, чтобы нашему оформителю окон были доступны такие чувства, как угрызения совести, — сухо возразила Елена и посмотрела на часы. — Хочу спуститься на первый этаж. Пластиковые образцы ювелирных изделий, изготовленные по эскизам Крис, привлекли толпы народу. Пойдем, посмотрим, как там идут дела.

— Спасибо за предложение. Но я еще надеюсь поработать, иначе от дня, потраченного впустую, останется тяжелый осадок.

Я была рада ее уходу и испытала досаду, когда Елена уже у двери повернулась, словно собираясь что-то мне еще сказать. Я бы не хотела встретить свои преклонные года так, как Елена — одинокой женщиной, занимающей скромную должность в большом универмаге. Поступок Монти потому и выбил меня из колеи, что сделал такую жизненную перспективу вполне реальной.

То, что молоденькая Крис Гарднер, специализирующаяся на рекламе, воспылала страстью к Майклу Монтгомери, давно уже ни для кого не было секретом; однако, насколько я могу судить, он никогда не уделял ей особого внимания вплоть до того дня — а с тех пор прошло всего две недели, — когда он внезапно, без всякого предупреждения и объяснения со мной, взял и женился на Крис. Я так и не поняла, во мне ли тут причина или в чем-то другом. И хотя дело у нас шло к разрыву, мне было больно, что он поступил со мной подобным образом: я не видела в этом никакой необходимости. Он не должен был…

— Прекрати! — одернула меня Елена. — Он того не стоит.

Боюсь, что улыбка, которую я из себя выдавила, получилась не очень веселой. Я и не знала, что мое лицо так меня выдает; я не хотела, чтобы Елена считала мои переживания настолько уж серьезными. Возможно, мне и удалось бы ей это объяснить, но нас прервали. В коридоре послышались торопливые шаги, и в наш кабинет, проскользнув мимо Елены, вошла девушка.

С минуту она стояла около двери, вызывающе вскинув подбородок. На ней было нарядное желтое платье, но глаза Крис распухли от слез.

— Привет, Крис, — сказала я. — Ты не присядешь?

Крис Гарднер — теперь уже Крис Монтгомери — села на стул напротив меня. Точнее, рухнула на него, ее губы по-детски задрожали.

— Ты всегда была добра ко мне, Лайнел, — завыла Крис. — Никто в этом магазине не помогал мне так, как ты. И чем я тебе отплатила? Предательством. Я разбила твою жизнь, я…

— Замолчи, — прервала я се. — Ничего ты не разбила. Если кто в чем и виноват, гак это Монти.

Елена посмотрела на нас обеих с глубоким сожалением и закрыла за собой дверь. Крис сняла шляпу и уронила голову на руки, сложенные на моем столе. Принимая во внимание наши роли в создавшейся ситуации, я должна была испытывать негодование, посердиться на Крис я не могла

Она была высокой, крепкого сложения блондинкой с широкими плечами, которые могли бы и более достойно нести жизненную ношу, но Крис теряла самообладание уже при первых признаках приближающейся грозы. В этом была вина ее отца: он так ее воспитал.

— Ты не должна со мной разговаривать, — донесся до меня сдавленный голос Крис. — Просто вышвырни вон за то, что я сыграла с тобой такую злую шутку.

— Если не перестанешь плакать, я действительно вышвырну тебя вон. Сядь прямо, высморкайся и вспомни, что ты счастливая новобрачная

Крис выпрямила спину, тщетно пытаясь осушить слезы кончиком носового платка.

— В том-то все и дело. Никакая я не счастливая н-н-новобрачная. Мне нужно поговорить с тобой, Лайнел. Я должна тебе сказать…

— Это наверняка будет занимательная история, — раздался голос из коридора. — Не возражаете, если я тоже послушаю, миссис Монтгомери?

Я посмотрела па девушку, стоящую в дверном проеме.

— Привет, Сондо, — сказала я не слишком сердечно. — Входи и присоединяйся к нашей компании. Сегодня у нас день открытых дверей.

Сондо Норгор была правой рукой Монти в деле оформления витрин; по правде сказать, мне становилось не по себе от одного се вида.

Девушка выглядела необычно, как бесполый гном, с оливковой кожей, спутанными черными волосами и тонкими, умелыми пальцами. Дайте ей в руки кисть или ножницы — и она почти из ничего сотворит фантастическую волшебную страну.

Она конструировала и раскрашивала рельефы, служившие фоном для оконных витрин. Написанные ею задники создавали мир фантасмагорий, где как дома чувствовали себя немыслимые бумажные существа с вьющимися гривами из древесной стружки и кокетливыми глазами. Она была по-своему умна, темпераментна и остра на язык. В данный момент ее появление в моем кабинете могло означать только одно: ее прислал Монти.

Как бы то ни было, в присутствии Сондо, Крис наконец перестала плакать. Она достала косметичку и сделала слабую попытку загримировать следы, оставленные слезами.

Сондо наблюдала за ее усилиями с нескрываемым презрением; затем она обратилась ко мне.

— Монти хочет тебя повидать. Прямо сейчас. Если он придет, то может рассчитывать застать тебя одну?

Я не стала реагировать на ее тон и нагловатую манеру поведения.

— Раз уж он ждал так долго, пускай подождет до завтра.

Сондо прикусила язычок. Она все еще стояла в дверях в прямом, перепачканном краской зеленом халате, ноги в грубых башмаках широко расставлены. Большие черные глаза — единственная красивая черта в ее облике — смотрели на меня без особой враждебности, но и симпатии не выражали.

— Лучше повидайся с ним, — настаивала она. — Он не хотел врываться без предупреждения. За тем меня и послал. Но постарайся избавиться от его… — черные глаза ее осуждающе взглянули на Крис, — … от его очаровательной маленькой женушки.

Крис натянула шляпу, не думая о своей внешности; ее руки дрожали.

— Я ухожу, Лайнел, — заявила она. — Поговорю с тобой в другой раз.

Крис прошла было мимо Сондо, заметно побаиваясь ее, но вдруг набралась храбрости и повернулась.

— Я знаю, что никогда не нравилась тебе, Сондо. Но ты можешь хотя бы раз в жизни оказать мне услугу? Не говори Монти, что я была здесь. Пожалуйста, не говори ему об этом.

Я смотрела на Сопло и видела странный блеск в ее глазах. Я понимала, что с ней следует обращаться совсем иначе — не так, как Крис. Сопло явно обладала садистскими наклонностями, люди ее типа зачастую находят удовольствие в самых изощренных пытках. А Крис мягка и беззащитна — этакая воплощенная жертва. Я должна была объяснить Крис, что Сондо не надо ни о чем просить, Но уже ничего нельзя было поправить, и я сказала:

— Я зайду к тебе попозже, Крис. Пока займись своими делами. А Сондо не обязана докладывать Монти, что ты заходила ко мне.

Крис бросила на меня благодарный, загнанный взгляд и направилась через холл к лифту. Сондо некоторое время смотрела ей вслед, ее алые губы искривились в презрительной усмешке.

— Ненавижу мышей, — заявила она. — Мерзкие, мохнатые, испуганные маленькие бестии. Бог знает, отчего он ее выбрал. Не думаю, что он на самом деле ее захотел. Но факт остается фактом: она замужем и предается безысходному отчаянию.

Сондо вела себя как-то странно. Хотя мне трудно было уловить, в чем именно, заключается эта странность. Я никогда не могла понять, что связывало Монти и Сондо. Он обращался с ней скорее как с мужчиной, чем как с женщиной, но доверял ей больше, чем кому бы то ни было.

Прежде чем я успела вставить слово, она продолжила свои рассуждения.

— Скорее следовало бы впасть в отчаяние тебе, но нет, ты ведешь себя мужественно и достойно с того самого момента, как это произошло. Я за тобой наблюдала.

— Не будет ли лучше, — предложила я, — если мы перестанем следить друг за другом и займемся своими делами? Например, ты сейчас сходишь к. Монти и скажешь, что я уделю ему пять минут, если он придет сразу.

Сондо ухмыльнулась.

— Хорошо, — согласилась она. — Ты поставила меня на место. Проблема заключается в том, чтобы меня на нем удержать.

Она махнула рукой и заковыляла по холлу.

Я вздрогнула. Эта девушка иногда казалась больше похожей на животное, чем на человека. Как Монти удается с ней ладить? Тони Сальвадор, заместитель Монти, ненавидел ее до глубины души; пока шеф отсутствовал, они ладили друг с другом как кошка с собакой, временами устраивая темпераментные стычки, отголоски которых доносились до соседних этажей.

Я вздохнула и устало потерла виски. Чего-чего, а темперамента в магазине хватает. Особенно в служебных отделах. Внизу, в открытых секциях, такую роскошь могут позволить себе только покупатели, но здесь, наверху, всегда проявляется столько таланта и творческой энергии, что посторонний человек под их воздействием просто сошел бы с ума.

Но я здесь не посторонняя. У меня есть работа, и я ее люблю. Всегда стремилась делать дело с наименьшими затратами собственного темперамента. Может быть, поэтому и стала общепризнанным миротворцем, привыкнув играть роль буфера, помогающего спустить на тормозах наиболее взрывоопасные конфликты.

Я не знала, чем была обеспокоена Крис и что она собиралась мне сказать. Я не знала, в какой тугой узел завязывались людские взаимоотношения вокруг моего бывшего жениха, но у меня были недобрые предчувствия. И я сама ощущала себя начиненной динамитом, а играть роль буфера было некому.

Тогда я услышала шаги Монти в коридоре. Я подняла голову и заняла оборонительные рубежи. Я знала Монти. Знала, каким очаровательным он умел быть, если хотел; знала силу его мягких, доверительных слов, способных обезоружить тебя, а потом предать. Мне нечего было ему противопоставить: своих слов у меня сегодня не было.

Сейчас произойдет та самая встреча, мысль о которой преследовала меня с самого утра. Этот момент наступил.

Глава 2

Майкл Монтгомери вошел в кабинет своей обычной уверенной походкой. Он направился прямо, к моему столу и встал перед ним, высокий и светловолосый, глядя на меня сверху вниз. Его лицо свидетельствовало одновременно о силе и о слабости характера; целеустремленность уживалась в нем с чувственностью. Несмотря на свои сорок три года, он был полон жизненных сил.

— Ты хотел меня видеть? — спокойно спросила я. Его карие глаза источали немую мольбу. Когда он смотрел на женщину с подобным выражением, она забывала, что его подбородок не отличается твердостью, а линия рта выдает жестокость.

— Не знаю, как начать, — сказал он. — За последние две недели я часами репетировал этот разговор, подыскивая нужные аргументы и выражения, но вот сейчас ты передо мной — и я не в силах найти хотя бы одно подходящее слово.

Может быть, тебе просто нечего сказать? — предположила я. — Почему бы нам не оставить все как есть? У каждого из нас своя работа, а личные соображения мы можем приберечь для себя.

Но Монти был слишком тщеславен и не мог отпустить меня без затей. Он меня бросил. Женился на другой женщине. Но нуждался еще и в том, чтобы я продолжала подчиняться его воле.

— Когда дело касается нас с тобой, личные соображения рано или поздно вступят в свои права, — произнес он, понижая голос и добиваясь такого звучания, которое, по-видимому, считал неотразимым. Самая печальная сторона дела состояла в том, что в былые времена эти трюки казались неотразимыми и мне. Что никак не свидетельствовало о большом уме и не льстило моему самолюбию.

— Ты не можешь обойтись без меня, так же как и я не могу обойтись без тебя, Лайнел. Я жестоко надругался над твоими чувствами, но…

Я и сама была немного удивлена той резкостью, с которой прозвучал мой голос.

— Нет! Нет, Монти. Это не в твоей власти — надругаться над моими чувствами. Над моей гордостью — может быть. Но не надо мной самой. Ты бываешь очень мил, когда пускаешь в ход свое обаяние, и, признаюсь, в свое время я была достаточна глупа для того, чтобы принять твою игру за чистую монету. Но теперь я свободна, ты больше не имеешь надо мной власти. Не понимаю, почему ты поступил так, но этот вопрос меня просто не интересует.

Он продолжал гнуть свое, как будто до него не доходил смысл моих слов.

— Лайнел, дорогая, впервые в жизни я полюбил по-настоящёму, я люблю тебя сильнее всех на свете.

Боже милостивый, подумала я, уж не собирается ли он заниматься этой мелодекламацией, пока не возьмет меня на измор? Надо признать, что получалось у него неплохо, сказывалась длительная практическая подготовка.

— Так оно обычно и бывает, — попыталась я отрезвить его. — Это я насчет «впервые в жизни и сильнее всех на свете». Но как же сочетается безмерная глубина твоих чувств с тем простым фактом, что ты меня бросил и женился на Крис?

— Об этом я и хочу с тобой поговорить, Лайнел. Поэтому я здесь. Давай с тобой поужинаем сегодня вечером.

Это предложение настолько меня возмутило, что я отодвинула стул и стала приводить в порядок бумаги на столе.

— Ты уж меня извини, — ответила я, — но у меня намечены на сегодня кое-какие дела.

Я прошла мимо него, направляясь к двери, но он последовал за мной и взял за руку.

— Лайнел! Ты должна дать мне шанс. Позволь мне рассказать…

Я резким движением освободила свою руку.

— Если ты не желаешь думать о Крис — о твоей жене. А то о ней придется подумать мне. Я ее очень люблю, и мне ее жаль. И меньше всего на свете мне хочется обедать с ее мужем.

Он начал было возражать, и, чтобы его остановить я сказала нечто такое, чего говорить не собиралась.

— Раз уж об этом зашла речь — о том, что у тебя есть жена — позволь мне дать тебе один совет: не следует выставлять на всеобщее обозрение свои отношения с женщинами вроде Карлы Дрейк.

К моему удивлению, он не проявил в этом вопросе своей обычной изворотливости.

— Между мной и мисс Дрейк ничего нет, — заверил он меня. — Я с ней едва знаком.

Но мне показалось, что его оправдания прозвучали чересчур неискренне; к тому же я не могла выкинуть из памяти его рук, лежащих на плечах Карлы. Я не собиралась продолжать дискуссию на эту тему.

Выйдя из комнаты, я прошла по узкому коридору до того места, где он расширяется, образуя площадку возле лифта. Я не могла унять внутреннюю дрожь и злилась, потому что позволила ему себя завести. Но то, что он делает сейчас с Крис, то, что он, несомненно, проделывал раньше с другими девушками, — отвратительно и жестоко. А Крис совсем молоденькая, и она безнадежно, смертельно его любит.

Именно в этот момент я кое-что поняла. Встреча, о которой я с ужасом думала целый день, состоялась, но не принесла мне облегчения. Я холодно оборвала последние нити, связывавшие меня с Монти, но никакой эмоциональной разрядки от этого не испытала. Моя внутренняя напряженность скорее возросла; казалось, какая-то неумолимая сила влечет меня к неведомому будущему.

Я попыталась стряхнуть с себя этот морок и посмотрела на бумаги, которые держала в руке. Это были заготовки для рекламы показа мод, запланированного на субботу. В любом случае я должна спуститься на четвертый этаж и обсудить детали с Оуэном Гарднером. Возможно, я застану Крис у отца и выясню, что ее тревожит.

Четвертый этаж — мое любимое место в магазине. Этаж роскоши и высокой моды. В больших застекленных витринах выставлены редкие меха и изысканные платья. Мягкие ворсистые ковры податливо обволакивают ногу при каждом шаге; приглушенное освещение рассчитано на то, чтобы подчеркнуть совершенство товаров и выгодно оттенить красоту женщин-покупательниц.

Отдел был гордостью Оуэна Гарднера; он вложил в него все свое дарование художника. Людям, плохо знавшим Гарднера, это могло показаться странным; он имел вид туповатого маленького обывателя, которому более пристало интересоваться гольфом по воскресеньям и ежедневными сообщениями о дешевых распродажах, чем соблазнами мира высокой моды. Но я никогда не забуду, как застала его однажды врасплох: он нежно поглаживал своими пухлыми ручками отрез китайской парчи. В ту минуту он не был нервным коротышкой, все помыслы которого направлены на повышение доходности своего отдела; я поняла тогда: он сумел сделать четвертый этаж образцовым только потому, что любил роскошь и красоту со страстью, доступной не каждой женщине.

Мисс Бэбкок, товаровед отдела высокой моды, кивком головы указала на кабинет своего начальника.

— Его высочество проводит совещание, но вы можете войти. Он беседует с манекенщицей.

Сегодня мисс Бэбкок явно не везло. Но ей вообще редко улыбалась удача, так что она не унывала.

Когда я приблизилась к двери кабинета Оуэна, из-за нее доносился тихий, неразличимый рокот голосов, прервавшийся при моем стуке в дверь; кажется, разговор не предназначался для посторонних ушей.

Я просунула голову в дверь.

— Мисс Бэбкок сказала, что вы не слишком заняты. Извините, что прервала вашу беседу. Могу я…

— Входите, входите! — как-то чересчур гостеприимно воскликнул Оуэн Гарднер. — Для вас я всегда свободен, Лайнел. Надеюсь, вы знакомы с мисс Карлой Дрейк?

В представлении не было нужды. Поскольку ее имя совсем недавно всплыло в разговоре с Монти, я рассматривала Карлу с повышенным интересом.

Она повернулась ко мне медленно, с текучей плавной грацией, заставлявшей усомниться в том, что в теле мисс Дрейк наличествуют столь прозаические детали, как кости и суставы.

— Здравствуйте, мисс Уинн, — тихо, почти шепотом проговорила она.

Карла Дрейк выглядела весьма экзотично, от ее красоты захватывало дух. Правда, она не так уж молода. Хотя казалось, что такого понятия, как возраст, для нее не существовало. На лице, как у девочки, ни единой морщинки, серебристые волосы до плеч, стройное, но зрелое тело женщины в расцвете лет.

Гарднер пустился в объяснения, без которых легко можно было бы и обойтись.

— Я только что рассказывал мисс Дрейк о платьях, которые ей предстоит демонстрировать на показе мод. Пока, пожалуй, все, Карла. Детали обсудим потом.

Я недоумевала. Что здесь происходит? Возможно, мне это почудилось, но в тот момент у меня возникло ощущение, что Гарднер заканчивает разговор с манекенщицей с какой-то торопливой неловкостью. Карла послушно наклонила свою несравненную, сияющую голову и пошла к двери. Точнее было сказать "поплыла", подумала я, глядя ей вслед.

Немного странным показалось мне и то, что уже у двери, изящно вырисовываясь на фоне панели из красного дерева, манекенщица на секунду повернулась, и ее темно-голубые глаза взглянули на меня пристально и печально. Затем она вышла, и дверь за ней мягко закрылась.

Опять то же самое: даже эта женщина, с которой я едва знакома, смотрит па меня с сожалением; я уже корчилась от сочувствующих взглядов.

Я подошла поближе и положила свои бумаги на стол Оуэна.

— Хочу, чтобы вы просмотрели мои наброски, когда у вас будет свободное время. Крис сюда заходила? Я надеялась ее застать.

Он резко вскинул голову, и я не без смущения отметила выражение холодной ярости в его глазах.

— Она была здесь, — сообщил он. — Крис плакала.

Мне нетрудно было понять его чувства. То, что Гарднер избаловал свою дочь, относясь к ней с чрезмерным обожанием, было ясно каждому. Иногда я испытывала жалость к Сьюзен Гарднер, его пухленькой, всегда державшейся в тени жене, потому что вся любовь Оуэна была отдана дочери. Недоброжелательное отношение Оуэна к Майклу Монтгомери, равно как и вражда между четвертым этажом и отделом витрин, давно уже стали в магазине притчей во языцех. При таких обстоятельствах скоропалительное замужество дочери явилось для Оуэна тяжким ударом. И вот теперь, когда стало очевидным, что Монти не принес Крис ничего, кроме несчастья. Гарднер воспылал к зятю лютой ненавистью.

— Честно говоря, я спустилась сюда для того, чтобы повидать Крис, — призналась я. — Она хотела поговорить со мной, но наверху нам помешали. Вы знаете, где она сейчас?

— Она собиралась встретиться со Сьюзен в холле на первом этаже. — Он закрыл глаза и показался мне в ту минуту растерянным, чуть ли не сломленным. Однако когда Оуэн заговорил, в его словах прозвучала скрытая энергия, которую питал гнев. — Монтгомери дурной человек. Его отношение к женщинам отвратительно. Он насквозь прогнил. И теперь он намеревается сломать жизнь Крис, как раньше разрушил множество женских судеб. Если кто-нибудь до этого не сломает его собственную жизнь, что будет только справедливо.

— Пожалуйста, будьте осторожны, — предостерегла его я. — Вы можете ухудшить и без того тяжелое положение Крис. Может быть, у них все утрясется. Человек не бывает прогнившим насквозь. Монти не женился бы, если бы не испытывал по отношению к Крис…

— В том-то все и дело! — Гарднер с неожиданной силой ударил кулаком по столу. — Крис для него ничто, пустое место. Это моя вина; но даже я не мог предположить, что…

Он внезапно замолчал, и я поспешно направилась к двери. Все, что я говорила, только раздражало и расстраивало его еще больше.

— Вы не должны так волноваться, — сказала я перед уходом, пытаясь хоть немного приободрить его. — Попробую повидаться с Крис как можно скорее. Я с ней поговорю.

Оуэн меня не слышал. Он сказал:

— Я мог бы переломить ему хребет. Покончить с этим раз и навсегда. Возможно, так я и сделаю.

Ею невидящий взгляд был устремлен в стену. Я уверена, что он даже не заметил, когда я вышла из кабинета.

Я поднялась наверх, еще более встревоженная и озабоченная, чем прежде. Ну и денек! Одно громоздится на другое, напряжение растет, конфликты обостряются — и пороховая бочка вот-вот взорвется. Должна же наступить какая-то развязка. Но я уже знала, что она будет ужасной, и желала только одного: оказаться как можно дальше от бочки в момент взрыва.

Когда я вернулась в свой кабинет, на уголке моего стола сидел высокий человек с голубыми, смеющимися глазами. Он улыбнулся мне с видом заговорщика и кивком головы указал на Кейта, разговаривавшего по телефону.

Кейт брезгливо поморщился и передал мне трубку.

— Это Тони Сальвадор. Он, кажется, свихнулся. Так вот мы и живем.

Я подавила вздох и прижала трубку к уху. Тони был заместителем Монти в отделе оформления витрин.

— Заткнись, Тони. С тобой говорит Лайнел.

Конечно, я не ожидала, что он и впрямь заткнется, и оказалась права. Но он, по крайней мере, снизил тон на пару октав и несколько замедлил темп речи, так что отдельные слова уже можно было разобрать.

— Послушай, Лайнел, с меня хватит. Чаша моего терпения переполнилась. Плевать я хотел на Монтгомери. И на всех остальных тоже. Ты меня поняла?

— Конечно, Тони, — согласилась я. — Но будет лучше, если ты пойдешь домой и как следует выспишься, прежде чем приступишь к решительным действиям.

— Тут и без сна все ясно, — гневно продолжал Тони. — Я увольняюсь. Счастливо оставаться.

Продолжать телефонный разговор было бесполезно. Тони изрядно выпил и нуждался в личном общении…

— Где ты сейчас? — спросила я. — В отделе витрин? Хорошо, оставайся там. Закончу одно дело и приду. Мне надо с тобой поговорить.

Я повесила трубку прежде, чем он успел возразить, и отодвинула телефон от себя подальше.

— Наш милый, родной сумасшедший дом, — пробормотала я. И взглянула на молодого человека, примостившегося на моем столе. — Привет, Билл Зорн. Тони снова сцепился с Монти, придется пойти и его утихомирить.

Билл пересел на стул.

— Ты настоящий ангел-хранитель универмага Каннингхема! Бьюсь об заклад, что они повздорили из-за граммофона, который я подсоединил к витрине, пока Монти отсутствовал. Тони тебе об этом рассказывал?

Я покачала головой.

— Первый раз слышу.

— Ну, Тони посетила очередная бредовая идея. Ему пришло в голову, что в витрине, рекламирующей принадлежности для игры в гольф, на дереве должна сидеть механическая птичка. Она расхаживает по ветке и чистит перышки, а в это время спрятанный граммофон хрипит: "Здравствуй, весна-красна!" Там еще предусмотрен громкоговоритель, транслирующий звук на Стейт-стрит. И не смотри на меня так. Мое дело маленькое: я выполняю указания.

Я сморщила нос.

— На этот раз я не осуждаю Монти. У Тони бывают провалы по части вкуса.

— Беда оформителей витрин состоит в том, что они большие снобы, — разглагольствовал Билл. — Если Ден О'Клер придумал что-нибудь для Лорда и Тейлора, все магазины в округе скопируют новинку уже через неделю. У Тони, по крайней мере, хватает смелости отстаивать собственные убеждения.

— Но мы не Лорд и Тейлор, — заметила я, — а Тони — не Ден О'Клер. Хотя понимаю, в каком положении он оказался, когда Монти взял над ним верх. После ухода Грегори Тони ожидал, что начальником отдела назначат его. И у него были все основания надеяться. Но он до сих пор заместитель; хотя большинство идей принадлежат ему, лавры пожинает Монти. И следует признать, что идеи Тони в большинстве случаев недурны.

— Ты видела Крис? — неожиданно спросил Билл.

Я окинула его быстрым взглядом. Он рассматривал цветную фотографию, висевшую над моей головой, и у меня была возможность к нему приглядеться.

Билл Зорн мне нравился. Он обладал легким характером, дружелюбной улыбкой и чувством юмора. Всегда старался помочь, чем мог, и делал это ненавязчиво. Он был высок, худ и ладно скроен. В его голубых глазах мог вспыхнуть огонь. И мне нравились его руки, которые многое умели.

Трудно сказать, кем был Билл Зорн; всем понемногу. Художником, скульптором, изобретателем, механиком. Он унаследовал компанию «Юниверсал Артс», что на Уэст-Мэдисон-стрит, от своего знаменитого отца. Компания производила все необходимое для оформления витрин и обслуживала чуть ли не всю страну. В "Юниверсал Артс вы можете заказать что угодно: от пластмассового оленя до манекена за сто пятьдесят долларов. Если вам нужна греческая колонна или гиря из папье-маше, обращайтесь к Биллу. Кроме того, он владел небольшим магазинчиком, торговавшим электротоварами. Торговля там особенно бойко шла в канун Рождества, лампочки и заводные игрушки пользовались большим спросом у оформителей праздничных витрин.

Билл Зорн был особенно внимателен по отношению к Крис Гарднер.

— Она заходила ко мне недавно, — сказала я. — Крис чувствует себя несчастной.

— В этом я не сомневаюсь, — сухо отозвался Билл. — Она еще совсем ребенок. Но Крис талантлива. Я думаю, она могла бы сделать блестящую карьеру. Но теперь она вряд ли будет работать у Каннингхема.

Я покачала головой. Билл всегда помогал Крис, когда наведывался в магазин: давал советы, поправлял эскизы; иногда приглашал ее на ленч или на обед. И хотелось бы мне знать, насколько большим ударом для Билла оказалось замужество Крис.

— Ладно, у меня еще дела, — заторопился Билл. — Сегодня я встречаюсь с Монтгомери, хотя он и не подозревает об этом, и собираюсь хорошенько его отделать. Я вернусь и доложу тебе об оказанном приеме.

Это уж слишком; просто доходит до смешного. Я вскочила со стула и настигла Билла уже у двери.

— Билл, не будь идиотом! В этом магазине и без тебя найдется достаточно желающих отделать Монти. Рано или поздно он свое получит. Без твоего участия.

Билл усмехнулся.

— А я надеялся, что ты всецело одобришь мою идею. Хотя должен сказать: ты не похожа на растоптанный цветок.

— Надеюсь, что нет, — ответила я. — А если и ходила бы, то совладала бы с ситуацией без посторонней помощи.

— Хорошая девочка, — сказал Билл, и мне понравилось, как он на меня посмотрел. В его глазах не было жалости. Просто осознание того факта, что я столкнулась с определенными обстоятельствами и не дрогнула перед ними.

— Когда освобожусь, — продолжал Билл, — то зайду за тобой, и Мы можем вместе пообедать.

Но мне этого не хотелось. Не сегодня.

— Нет, Билл. Это был… тот еще денек. Я пойду домой и лягу спать. Если увидишь Тони, скажи ему, что я приду, как только управлюсь с делами.

— Хорошо, — согласился он. — Может быть, в другой раз. Мы, соблазненные и покинутые, должны держаться вместе.

Он помахал мне рукой и направился к лифту.

"Мы, соблазненные и покинутые"? Интересно, насколько серьезен его интерес к Крис? Или он просто хотел мне напомнить, что я в мире не одинока? Хороший он парень, этот Билл.

Глава 3

Я устала. Устала до боли. Пока я разговаривала с Биллом, казалось, что все приходит в норму, но теперь напряженность снова дала о себе знать; возобновилось странное ощущение, будто каждый момент приближает меня к какому-то рубежу. Развязка не наступила. Это еще не конец.

Жуткий зеленовато-желтый цвет все мерцал окном, но вот снова полил дождь, и серая пелена почти полностью скрыла блеклое марево. Вернувшись к столу, я заметила, что Кейт опять украдкой наблюдает за мной, и огрызнулась:

— Перепечатай вон те письма и забудь обо мне. Я положила перед собой чистый лист бумаги и стала его разглядывать. Нужно было сочинить девизы для витрин, выходивших на Стейт-стрит. Согласно задумке Тони, там будет ряд красных окон. Он очень увлекся разработкой этого плана, Сондо расписывала задники и выдвигала собственные идеи. Тони мечтал сделать в отсутствие Монти нечто из ряда вон выходящее, чтобы все увидели, кто есть кто. Теперь, независимо от исхода их свары, идея красных окон должна быть воплощена в жизнь.

Я без всякого интереса перечитала слова, которые написала на бумаге.

Цвет года — красный

Красный — это цвет дерзания

Красный — это цвет храбрости

Красный — …

— Красный — это цвет чего? — спросила я у Кейта.

Он оторвался от пишущей машинки.

— Может быть, крови, — мрачно предположил он.

— Иди-ка ты лучше домой, — сказала я. — До конца рабочего дня осталось всего полчаса, а я общением с людьми сыта на сегодня по горло.

Я знала, что оскорблю его лучшие чувства.

— Завтра все будет по-другому! — крикнула я ему вдогонку, но он вышел из комнаты, оставив мою реплику без внимания.

В этом состоит неудобство большого универсального магазина. Ты всегда окружена людьми. У каждого свой темперамент, свои склонности и чувства. Так же, как и у тебя самой. Мне это, в общем, нравилась спешка, возбуждение и непочатый край работы. В моей работе всегда присутствует какой-нибудь лейтмотив, как это бывает в газете. В течение нескольких недель главной темой будет весна. Потом мы с ней покончим и перейдем к жаркой погоде. И пора примериваться к хлопчатобумажным тканям, хотя ты еще хлюпаешь по апрельским лужам.

Но на сегодня лейтмотив — красный цвет. Я должна найти нужное слово. Хотя бы еще одно слово, прежде чем уйду из этого кабинета.

Я еще раз скользнула взглядом по цветным картинкам, развешанным на стенах; вдохновение на меня не снизошло. Алое и золотое на афише "Золотого Петушка"; глянцевая реклама лака для ногтей: руки с кроваво-красными ногтями раскладывают на черном столе нежно окрашенные морские ракушки; бордовое пальто на знаменитой манекенщице. Красное везде, но где найти для него подходящее слово? Как заронить искру в мою усталую башку?

Ладно, Бог с ним, этим словом. Найду его завтра. Сейчас забегу к Тони — и домой.

На восьмом этаже, в секции, ведущей к отделу оформления оконных витрин, не было ни души. Я прошла по длинному коридору мимо складских помещений, отзывавшихся эхом на каждый мой шаг, мимо ряда запертых дверей; коридор заканчивался площадкой, служившей как бы переходным мостиком между лестницей и грузовым лифтом. Дальше располагались комнаты отдела витрин.

Был один из тех дней, когда работники отдела приходят рано, чтобы завершить смену экспозиции до открытия магазина. А сейчас почти все уже ушли домой после обеда, кругом было пусто и тихо.

Отдел витрин состоял из ряда комнат различие го размера, образованных при помощи серых стальных перегородок, высотой достигавших середины стены большого холла. Кабинеты Монти и Тони находилисьс правой стороны; их разделяла маленькая приемная, где обычно сидела секретарша Монти. В тот день там никого не было; поскольку брат девушки серьезно заболел, она взяла отпуск и поехала его навестить домой, в Южный Иллинойс.

Слева, вдоль окон, располагалось множество комнатушек, открытых как сверху — отдельных потолков над перегородками не было, — так и со стороны холла. Одна из них служила Сондо рабочим кабинетом, в другой хранились манекены, остальные были приспособлены для различных нужд: отведены под склады, мастерские, подсобные помещения.

Кабинет Тони был пуст, и я поначалу решила, что он уже ушел. Я постояла там некоторое время, не зная, что делать, и тут меня снова охватило ощущение некоего предопределения, словно я должна была поступить так, а не иначе.

Я медленно пошла по коридору мимо комнат со старым хламом, мимо полок, набитых рулонами Различной материи и роликами бумаги; миновала кабинет Сондо, не заглядывая в него. Над моей головой, как ветки в лесу, свисали искусственные елки с длинными зелеными иглами и чешуйчатыми шишками — реквизит для оформления витрин к Рождеству. В этой обстановке было что-то фантастическое. Словно в Зазеркалье, где можно обнаружить что угодно и где может произойти все, что угодно.

И тут я услышала голос Тони и так испугалась, что на мгновение замерла. В звучании голоса, внезапно прорезавшего тишину, отчетливо слышались больные, почти безумные интонации. Казалось, Тони Сальвадор громко разговаривает с самим собой.

Но он к кому-то обращался. Я еще больше удивилась, когда до меня дошел смысл произносимых слов.

— Дорогая, — говорил Тони. — Я не знаю, что буду делать без тебя. Ты единственная, кто всегда готов меня выслушать. Ты знаешь, что я хороший человек, моя родная. Ты знаешь, что я лучший оформитель этих чертовых витрин на всей нашей улице. И я должен склонить голову перед таким ничтожеством, как Монти. Ты знаешь, почему он не дает мне развернуться, моя сладкая? Потому что понимает: я талантливее его.

Я взяла себя в руки и быстро вошла в помещение, где хранились манекены. Тони вел себя крайне неосмотрительно, и я должна остановить его словоизлияния, независимо от того, к кому он обращался. Если Монти хотя бы краем уха услышит что-нибудь подобное. Тони тут же вылетит с работы, хочет он того или не хочет.

Посередине комнаты, в которой царил невообразимый беспорядок, стоял Тони; разговаривая, он отчаянно жестикулировал, размахивая пластмассовой женской рукой. Тони был высок и черноволос, он обладал той присущей латиноамериканцам красотой, которая способна пробудить романтические чувства у самых холодных женщин. Но меня больше интересовала девушка, сидевшая на стуле спиной к двери.

На ней был алый плащ с капюшоном, кружевная черная юбка обтягивала колени и спускалась до носков серебристых сандалий.

— Входи, — пригласил меня Тони. — Долорес нам не помешает, у меня нет от нее секретов

Это был один из оконных манекенов, изготовленных столь искусно, что даже я на мгновение вообразила, что передо мной живая девушка.

— Тони! — воскликнула я с нескрываемым раздражением. — Ну можно ли быть таким дураком? Твой голос раздается по всему холлу. Что, если Монти войдет и услышит то, что сейчас слышала я?

— А что это изменит? — Тони жестикулировал гротескно и мелодраматично. — Все равно я увольняюсь. — И он чмокнул манекен в подбородок. — Отныне я всего себя посвящаю тебе, моя великолепная.

— Ты достаточно трезв, чтобы связно объяснить, что произошло? — спросила я.

Он подмигнул Долорес.

— Она думает, что я пьян. Посмотрела бы она на меня через час — вот тогда уж я действительно напьюсь. Ну да ладно… Я ей сейчас расскажу. Все из-за этого чертова граммофона, Лайнел. Билл Зорн подвел провода, говорящая птичка и все такое. Это отличная идея, и она могла заработать уже завтра, в окне для гольфа, которое выходит на Стейт-стрит. И как ты думаешь, чем кончилось дело?

— Попробую угадать, — сказала я. — Монти это не понравилось.

Он прислонился к встроенному шкафу с надписью "Бюсты" и глубокомысленно кивнул головой.

— Ты сообразительная девочка. Он сказал, что не позволит, чтобы окна Каннингхема были оформлены на уровне дешевой забегаловки. И он сказал, чтобы я возвращался обратно на ферму. Представляешь?

— Насколько я поняла, ты решил так и поступить?

Он туповато уставился на меня:

— Нет, ты поняла меня неправильно. Но мы еще посмотрим, как он без меня обойдется. Хватит ему жить за счет моих идей.

Тони мне уже изрядно надоел, я его почти не слушала. Комната манекенов всегда казалась мне самым необычным и пленительным местом во всем магазине. Я никогда не упускала случая порыться в ней в надежде отыскать что-нибудь особенное.

В стенах комнаты располагалось множество встроенных шкафов, за дверцами которых хранились различные виды манекенов. В одном углу размешались раздетые фигуры, приготовленные для ближайшей новой экспозиции, в другом — отложенные до лучших времен. Посередине комнаты стоял длинный стол, на который были навалены кучи пластмассовых рук и ног, несколько париков, заплетенные косы, искусственные цветы и что-то вроде детского игрушечного ружья. Я с любопытством взяла его в руки.

— Мухи не беспокоят? — спросила я и ради эксперимента выстрелила из ружья. Зеленая струйка взметнулась вверх и наполнила комнату едким запахом хвои.

— И это тоже, — обрадовался Тони, — одна из моих идей. Вспомни последнее Рождество, когда на первом этаже пахло как в еловом бору. А почему? Потому что я предложил, чтобы его опрыскивали каждое утро. Теперь пусть думают сами, без меня.

Я положила ружье на место.

— Ладно, если ты ищешь приключений на свою голову, то ты их получишь. Лучше скажи мне, закончено ли оформление витрины в том окне для гольфа, конечно, не считая птички на ветке? Не могу ли я помочь навести последний глянец?

Монти считал, что у меня неплохой вкус и чутье: на аксессуары и мелкие детали, поэтому в последнее время участие в оформлении витрин, особенно на заключительной стадии их подготовки, вошло в число моих профессиональных обязанностей.

Поразмыслив, Тони сказал:

— Была идея использовать дешевые ювелирные изделия для спортивных костюмов. Недавно завезли новую партию украшений, и там должно найтись что-нибудь подходящее. Булавки для лацканов и все такое прочее. Подыщи нужные аксессуары у ювелиров, если хочешь. А я умываю руки.

— Я об этом позабочусь, — пообещала я. — И вот что еще, Тони: выспись как следует, прежде чем принимать окончательное решение. Что бы там ни думал Монти, мы тебя высоко ценим.

Тони наконец положил женскую руку на стол и торжественно обнял меня за плечи.

— Благодарю вас, леди. Но я сыт по горло этой парочкой, Монти и Сондо.

— Хорошо, — сказала я. — Пока.

В кабинете Сондо горел свет, но я прошла мимо, не останавливаясь и не заглядывая в него. Приближалось время закрытия магазина, задерживаться мне в этот день не хотелось. Много позже я задумалась над вопросом: могла ли я что-нибудь изменить, если бы заглянула тогда в этот чертов кабинет?

Я поднялась к себе и взяла халат, чтобы не замерзнуть в оконной витрине, затем спустилась вниз.

На нижнем этаже толпились люди, которых наши продавцы называют "покупателями последней минуты". Особенно многолюдно было в отделе бижутерии. Реклама, придуманная Крис, оказалась поразительно эффективной. Это было последнее, что она сделала для Каннингхема, ее, так сказать, лебединая песня.

Я протиснулась к прилавку и поймала на себе Елены Фарнхем.

— Мне нужно что-нибудь для окна с гольфом, — объяснила я ей. — Возможно, коричневое, чтобы сочеталось с зеленым. Пара булавок или что-то в этом роде. Чтобы не свисало и не болталось.

У Елены сегодня выдался напряженный день; внешне она держалась — ее не так легко было выбить из колеи, — но вокруг глаз образовались предательские морщинки; когда она поставила передо мной поднос с булавками, ее руки слегка дрожали.

— У меня появилось заветное желание, — доверительно сообщила она, — прожить остаток жизни в мире, где не существует ювелирных изделий. — И, помолчав, добавила: — Что меня доконает, так это ноги, за весь день ни разу не присела.

— Мы обе завалимся спать, как только придем домой, — размечталась я. — Возьму, пожалуй, вот этого коричневого морского конька с красной головой. И может быть, золотой якорь.

Я заполнила соответствующий бланк и отдала его Елене. Затем, держа булавки в руках, пересекла боковое крыло здания и подошла к ряду средних окон. В этом месте лестничный пролет ведет вниз, в полуподвальное помещение. Поэтому размещать прилавки здесь нельзя, и ряд средних окон остается ничем не заслоненным.

Все двери, ведущие к оконным витринам, снабжены замками, но никто не потрудился их запереться. Я положила руку на дверь, которая с виду ничем не отличалась от обычной стенной панели, и почему-то застыла, не в силах сделать следующий шаг.

Я медлила, потому что испытывала острое нежелание открывать эту дверь, меня охватила постыдная слабость.

Но я не могла себе позволить поддаться ей. Дверь под моей рукой открылась легко и бесшумно, и я очутилась на территории окна. Здесь было холодно, и я дрожала, пробираясь между внутренней стенкой и рамкой задника, расписанного Сондо.

На лицевой площадке, «сцене», предназначенной для обозрения, все было в порядке: по крайней мере, я не заметила ничего необычного. Тяжелые шторы из льняной материи задернуты, так что с улицы витрину сейчас не видно. Я решила взглянуть, какая там погода, и приподняла край шторы.

Желтый свет заката уже погас, дождь усилился. Было темно и ветрено. Уличные фонари освещали прохожих, торопливо сновавших мимо моего окна. Немногие счастливцы были с зонтиками, остальные пригибали головы, неуклюже защищаясь от дождя.

Я опустила штору и отвернулась от окна, возвращаясь в мирок витринной сцены. Прожектор, прикрепленный над моей головой, освещал группу из четырех манекенов, расположившуюся на островке "земли", изготовленной из торфяного мха.

Идея сцены состояла в том, чтобы противопоставить старый и новый стиль костюмов и снаряжения для игры в гольф. Два "современных" манекена одеты по последнему слову моды и экипированы клюшками новейшего образца с металлическими рукоятками. Они с чувством превосходства взирают на две смешные фигурки с неуклюжими сумками в длинных мешковатых костюмах, со старыми деревянными клюшками.

Торфяной мох "сцены" незаметно переходил в живописную имитацию травы на заднике, изображавшую холмистую сельскую местность с расположенным в отдалении гольф-клубом. Украшением сцены служило искусно сконструированное фанерное дерево, на одной из его веток восседала крупная — больше натуральной величины — птичка. За деревом скрывались провода, которые, по замыслу Тони, должны были подсоединяться к граммофону.

Я улыбнулась. Бедный Тони с его неосуществленной "весной-красной".

В окне было холодно, я не могла долго там оставаться. Температура в окнах не регулировалась. Летом там жарко, как в бане, зимой температура практически такая же, как на улице. Но никому, кроме оформителей, нет до этого дела.

На одном из манекенов был великолепный алый спортивный жакет, и один вид этого цвета выбил меня из колеи. Выбор у меня небогатый: или я выкидываю навязчивые мысли из головы, или нахожу наконец-то заветное слово, изысканное и вызывающее. Что сказал Кейт? "Кровь". Слово настолько вызывающее, что дальше некуда.

Я прикрепила морского конька к зеленому лацкану спортивного костюма и отступила назад, чтобы оценить эффект. Хорошо. А золотой якорь отлично будет смотреться на этом алом жакете. Я двигалась осторожно, чтобы не наступить на торфяной мох и не оставить на нем следов. Хотя кто-то здесь уже немного наследил. Наверное, Тони: он в последнее время стал невменяемым. Завтра утром, до открытия магазина, надо будет здесь пропылесосить. Тут я заметила какой-то осколок, темным пятнышком выделявшийся на фоне ковра; похоже, это отбитый кусочек какого-то ювелирного изделия. Я положила свою находку в карман халата, намереваясь выбросить ее потом в мусорную корзину. В витрине не должно находиться посторонних предметов.

Но это оказалась не последняя моя находка. У ноги манекена лежала палка. Неужели Тони стал работать настолько небрежно? Палку просто бросили на торфяной мох, и никто не потрудился ее поднять. Я нагнулась и взяла ее в руки.

Это была отломанная часть деревянной рукоятки клюшки для игры в гольф. И Монти мог увидеть такое! Мальчики из отдела витрин, как известно, любят иногда повозиться, но они редко что-нибудь ломают. Ну и черт с ними, в конце концов, это не моя забота. Я засунула палку в сумку, висевшую на одном из манекенов, и быстро повернулась.

Я повернулась, и по моей коже побежали мурашки, но не от холода, это еще было бы полбеды. Ужас охватил меня оттого, что я внезапно почувствовала на себе чей-то взгляд, как будто за мной наблюдали. Как будто кто-то стоял за гофрированной портьерой и следил за мной.

Кажется, там, за левой портьерой, кто-то пошевелился? Или это просто игра света?

— Кто там? — тихо спросила я.

Но слова канули в пустоту: ни отзвука, ни ответа; только манекены смотрели в пространство безжизненными, пустыми глазами. Что-то нервы у меня расшатались, подумала я с беспокойством. Этот день оказался слишком тяжелым, и чем скорее он кончится, тем лучше.

Я заставила себя немного успокоиться, встала спиной к окну и напоследок окинула взглядом всю "сцену", чтобы убедиться в отсутствии других оплошностей. Что-то было не так с освещением; присмотревшись, я поняла: отключилась дополнительная подсветка. Значит, необходимо добраться до коробки переключателей, находившейся за портьерами и устранить неполадку. И тогда можно будет спокойно пойти домой.

Я осторожно проскользнула между портьерами и задником, стараясь с честью выполнить хотя и сложную, но привычную задачу: сделать все как надо и при этом ничего не задеть. "За кулисами" открывался узкий проход, ведущий к закутку, в котором находилась коробка.

Оформители витрин имеют привычку оставлять за сценой всякий хлам, и мне пришлось переступить через голый пластмассовый бюст, потом нагнуться, чтобы не зацепиться за пару шелковых чулок, свисавших с крючка, небрежно прибитого к рамке задника. Я достигла места назначения — закутка с коробкой переключателей — и застыла в немом ужасе.

Настал тот самый момент, к которому я с неотвратимой последовательностью весь день приближалась. Невидимые нити, которыми я была опутана по рукам и ногам, теперь натянулись так сильно, что мне достаточно было вскрикнуть, чтобы их оборвать.

Но я не могла кричать. Я стояла, глядя на человека, лежащего у моих ног, под электрощитом. Он распростерся на полу лицом книзу, рядом с ним валялась другая половина сломанной клюшки.

Не обошлось тут, разумеется, и без преследовавшего меня красного цвета. Кровь замутнила блеск стальной головки клюшки, запачкала пол и светлые волосы обмякшего, застывшего в неестественной позе человека.

Это был Майкл Монтгомери, и я сразу поняла, что он мертв.

У меня хватило сил только на то, чтобы стоять там, бессмысленно фиксируя детали: тщательно начищенные ботинки Монти, его правую руку, сжатую в кулак. И холод, от которого не защищает оконное стекло со шторами. Как часто потом вспоминала все эти детали, вплоть до самых незначительных; они снились мне по ночам и непроизвольно всплывали в памяти днем, когда я бодрствовала.

Монти — Майкла Монтгомери с его жестокостью, обаянием, жизнелюбием и множеством других свойств — больше не было на свете. Кто-то взял на себя свершение правосудия. Кто-то… кто-то. Задумавшись над смыслом этого слова, я вернулась к действительности.

Судя по тому, что мне известно, убийца может прятаться сейчас в этом самом окне. Мне надо было поскорее отсюда выбираться. Надо вернуться в безопасную сутолоку магазина, позвать на помощь, поднять тревогу.

Но в тот самый миг, когда я устремилась к двери, ведущей в магазин — единственному пути к спасению, — послышался звук, страшнее которого я в жизни не слыхала. Звук был слабым: кто-то неуклюже ощупывал дверь, потом щелкнул замком и, наконец, появился на пороге.

Глава 4

Я стояла в узком проходе, кровь стучала у меня в висках, а за мной на полу распростерлось окровавленное тело Монти. Стояла и ждала, словно оцепенев, и секунды казались мне часами.

Сначала появилась голова, потом плечи — и тот уже передо мной стоял мужчина во весь рост. Узнав его, я в первый момент испытала чувство безмерного облегчения. Но уже в следующий миг возникло ощущение напряженности.

Это был Билл Зорн. Но почему Билл Зорн входит сейчас сюда? И что я знаю о нем? И как могу забыть, что он совсем недавно собирался расправиться с Монти?

— Что ты здесь делаешь? — проговорила я хриплым голосом.

Он взглянул на меня как-то странно, но и я, должно быть, выглядела необычно, бледная и дрожащая от страха.

— Что случилось? — спросил он.

Я сумела только повторить свой вопрос, как будто не знала других слов. На этот раз он мне ответил.

— Я ищу Монти. Мне надоело ждать наверху, когда он соизволит туда пожаловать. Решил, что застану его здесь. Лайнел, что произошло?

Его объяснение прозвучало достаточно убедительно. А если он как-то странно на меня посмотрел, то и в этом не было ничего удивительного, принимая во внимание мое поведение. Я сделала слабое движение по направлению к закутку с распределительной коробкой.

— Вон там, — произнесла я прерывистым голосом. — Там, на полу! Ты опоздал!

Он еще раз взглянул на меня и направился к закутку. Увидев тело Монти, Билл не издал ни звука. Он повернул голову, на секунду наши взгляды встретились, затем он опустился на колени рядом с Монти. Я наблюдала, как он щупает пульс, и по его лицу поняла то, что знала с самого начала: для Монти все кончено. Билл покачал головой и встал. Он побледнел и выглядел потрясенным.

— Надо тебя отсюда вытащить, — сказал он. Тут он нагнулся и осторожно взял в руки сломанную клюшку. Билл действовал целенаправленно и аккуратно, старался не наступить на пятна разбрызганной по полу крови. Достав из кармана носовой платок, он тщательно протер им обломки клюшки и положил его обратно, рядом с телом.

— А теперь вперед, — скомандовал он.

Он стер с клюшки отпечатки пальцев. Билл сжал мою руку так, что мне стало больно, я попыталась вырваться.

— Мы… мы должны п-позвать кого-нибудь! — проговорила я, стуча зубами. — В-вызвать доктора.

Он довольно резко меня встряхнул.

— Уже поздно вызывать врача. Возьми себя в руки. Нам надо вернуться наверх, в твой кабинет.

Его пальцы, сжимавшие мою руку, причиняли мне боль, но у меня не было сил сопротивляться. Мы подошли к двери, и тут Билл решительно прошептал мне на ухо:

— Сейчас мы выйдем в магазин, ты спокойно, как ни в чем не бывало, пройдешь мимо прилавков и поднимешься на лифте. Там все заняты и спешат, и, если мы будем действовать быстро, у нас есть шанс остаться незамеченными.

Мне нечего было противопоставить его решимости, подкрепленной силой, с какой он сжимал мою руку. Через несколько секунд я уже шла по широкому проходу между прилавками, смутно различая рекламные объявления, сверкающие драгоценности в ювелирном отделе, яркие лампы наверху. Затем мы поднимались на лифте, и девушка в зеленой униформе сказала: "Мне на четвертый"; мы поехали дальше, на восьмой.

Когда мы вышли из лифта, зазвонил звонок, возвещавший о закрытии магазина. Этот звонок меня как бы пробудил, высвободил мою волю из-под чужого контроля, вернул в нормальное состояние. Я не пыталась заговорить с Биллом, пока он не ввел меня в кабинет и не усадил на стул. Он общался со мной как с куклой, но я уже пришла в себя.

— Я не знаю, замешан ли ты во всем этом, Билл Зорн, — сердито проговорила я, — но мне не понравилось, как ты протирал клюшку носовым платком. И зачем мы улизнули украдкой? Почему…

— Замолчи! — оборвал меня Билл. — Так дело не пойдет.

Он примостился на краешке моего стола, как и днем, но теперь в его голубых глазах не было проблесков гнева. Только непреклонная решимость.

Я снова оцепенела и лишь таращила на него глаза, пока линия рта Билла не смягчилась. Он нагнулся над столом и взял меня за подбородок; мне невольно пришел на память такой же жест Тони, обращенный к его возлюбленной Долорес.

— Ты можешь доверять мне, Лайнел, — заверил меня Билл. — Я помогу тебе выкарабкаться. Начни с самого начала и расскажи мне, как это произошло. Между вами вспыхнула ссора? Где ты взяла клюшку?

Как ни странно, уверенность Билла, что это я убила Монти, сделала то, что оказалось не под силу даже распростертому мертвому телу. Она сняла с меня напряжение; это была разрядка.

Я положила голову на руки и начала смеяться. Сумасшедший, судорожный хохот сотрясал меня и со стороны, наверное, был похож скорее на рыдания, чем на смех.

Билл нежно погладил меня по плечу, и его заботливый жест заставил меня рассмеяться еще сильнее.

— Лайнел, — обратился он ко мне, — ты не должна так переживать. Бедная девочка! Монти получил по заслугам, но почему это должна была сделать именно ты?

Я не могла остановиться. Все напряжение, скопившееся во мне за день, разрешилось этим приступом смеха. Но за ним таился ужас, потому что я знала: когда смех прекратится, мне придется иметь дело с ужасным фактом убийства.

Я подняла голову, и Билл увидел, что я смеюсь. Он был этим явно шокирован, и его вид показался мне необычайно забавным. Очевидно, он решил, что я сошла с ума.

— Ну ты меня и рассмешил, — простонала я. — Ты большой забавник.

— Если не прекратишь, я тебя ударю, — пригрозил Билл.

Похоже было, что он так и сделает, но я все равно не могла остановиться. Тут его ладонь звонко смазала меня по щеке, и я почувствовала, как в этом месте запульсировала кровь. Мой смех оборвался. Я была взбешена.

— Как ты смеешь! — набросилась я на Билла. — Как ты смеешь меня бить? Как ты посмел подумать, что я убила Монти?

Он взял меня за плечи и развернул к свету.

— Ты хочешь сказать, что… не убивала его?

Некоторое время мы смотрели друг на друга. В глазах Билла промелькнуло выражение, которое мне очень не понравилось. Что оно могло означать? Либо он мне не поверил, либо сам вынужден был что-то скрывать. Даже принимая во внимание мое оцепенение, я не могла одобрить характера его действий.

Должно быть, мои губы задрожали, потому что Билл снова мне пригрозил:

— Если ты ударишься в слезы, я опять тебя стукну. Что бы там ни произошло, ты должна выбраться из магазина. Никогда в жизни я не сталкивался с таким образцовым комплектом улик, какой ты мне предъявила в том окне, и я не успокоюсь, пока ты не окажешься в безопасности.

— На клюшке не было моих отпечатков, — вскипела я. — Если бы ты ее не протер, полиция убедилась бы в том, что я до нее не дотрагивалась. А не стер ли ты с нее свои собственные отпечатки?

Он не стал со мной спорить.

— Мы сможем обсудить детали несколько позже, — сказал Билл. — А сейчас мое дело — помочь тебе выпутаться.

— Помочь ей выпутаться из чего? — Вопрос Сондо нас ошеломил, и мы оба виновато притихли, увидев ее в дверном проеме.

Зная ее кошачьи повадки, трудно было сказать, давно ли она там появилась и какую часть разговора подслушала. Но ее большие черные глаза излучали скорее любопытство, чем подозрительность.

— Привет, Сондо, — сказал Билл. — Я как раз давал Лайнел маленький бесплатный совет. У нее достаточно своей работы, и пускай твои боссы сами позаботятся об оформлении витрин.

— Это входит в ее обязанности, — возразила Сондо с присущей ей агрессивностью. — Монти не может делать все сам. А Тони сейчас не в форме. В данную минуту он сидит у нас в отделе вдребезги пьяный. Ты единственная, кого он слушает, Лайнел. Может быть, поможешь его выпроводить?

Билл не дал мне ответить.

— Только не сегодня, — отрезал он. — Лайнел спешит. Сами разбирайтесь со своими пьяницами.

Он взял мою шляпу и нахлобучил ее мне на голову, как это может сделать только мужчина.

— Ладно, не строй из себя крутого ковбоя, — посоветовала ему Сондо. — Я разговариваю с Лайнел, а не с тобой. Так вот, Лайнел, я не заплачу, если Тони вышибут с работы завтра, но мне выпало закончить кое-какие дела, и его увольнение может нарушить мои планы.

Билл уже держал меня за руку, и то, как он се сдавливал, могло означать только одно: я не должна тратить время на Сондо. Благодаря нежной заботе Билла, я завтра буду вся в синяках. И мне совсем не нравилась его манера оказывать покровительство. Но не только это помешало мне отвергнуть просьбу Сондо.

Тони.

Тони, по существу, был благородным человеком, и он всегда хорошо ко мне относился. Но он слишком импульсивен и легко теряет голову. Если кто-нибудь обнаружит тело (я вздрогнула, потому что это слово воскресило в моей памяти вид распростертого на полу Монти), а Тони окажется в это время в магазине, пьяный и ослепленный ненавистью к Монти, дело для него может кончиться плохо. Я не должна оставлять его в такой опасной ситуации, тем более что он, очевидно, не имеет к убийству никакого отношения. Это займет всего пару минут — найти его и забрать с собой.

Я сняла халат и повесила его на спинку стула.

— Пойдем, — сказала я. — По дороге захватим с собой Тони.

И решительным шагом вышла из кабинета. За мной двинулась Сондо. и Биллу ничего не оставалось, как последовать за нами.

На этот раз мы застали Тони в его кабинете, он продолжал громко беседовать с пластмассовой девушкой своей мечты, Долорес.

— Тони, мы пришли за тобой, — объявила я. — Пожалуйста, будь хорошим мальчиком и не задерживай нас.

Томи одарил меня ослепительной улыбкой.

— Лайнел, дорогая, это мой дом. Мне здесь хорошо. К тому же Долорес наконец со мной.

— Теперь вы видите, с кем мне приходится работать, — пожаловалась Сондо. — Ладно, у меня дела. Оставляю его на ваше попечение.

Она ушла, а я приступила ко второй попытке.

— Послушай, Тони, я не шучу. Все настолько серьезно, что ты просто обязан сейчас же отправиться домой. Ну, пожалуйста.

— Так ты говоришь, что это серьезно, Лайнел? — вопрошал Тони. — Ну, тогда другое дело, не так ли?

Билл едва сдерживался.

— Не теряй времени даром. Я даю тебе еще одну минуту на то, чтобы его уговорить, после этого ты уйдешь отсюда. Иначе я тебя просто вынесу.

Он замолчал и беспокойно огляделся.

— Что это?

Мне не впервой доводилось слышать эти звуки, но должна признать, что в безлюдном помещении со сложной системой перегородок музыка производила жутковатое впечатление. Это Сондо завела граммофон в своем кабинете. Она принесла его с собой в первый же день, и Монти смеха ради разрешил ей забавляться старомодной игрушкой. Сондо, по ее утверждению, лучше работалось под музыку, и, хотя ее коллеги говорили, что эти концерты доведут их до сумасшествия, граммофон Сондо не умолкал.

— Ах уж мне это чертово "Болеро", — простонал Тони. — Кончится тем, что я вдребезги разобью ее ящик.

Пока я объясняла Биллу, в чем дело, старалась не вслушиваться в монотонный рокот музыки, мной стало твориться нечто ужасное.

Мое сознание прояснилось. Я впервые по-настоящему осознала, что произошло. До сих пор я находилась в состоянии шока или истерии, и эта защитная реакция организма позволяла мне как-то держаться. Но музыка вывернула меня наизнанку. Теперь я ощутила всем своим существом: Монти мертв. Окончательно и бесповоротно. Жестоко забит до смерти клюшкой для игры в гольф. Думать о том, кто это сделал, я еще не могла. Мною владела одна мысль: нужно выбраться из магазина Каннингхема как можно скорее. Только дома, в безопасности тихой квартиры, в присутствии рассудительной и уравновешенной Елены я смогу хоть как-то оправиться.

Я опять потеряла голову. Положив обе руки на плечи Тони, я стала его трясти.

— Случилось нечто ужасное! — воскликнула я. — Мы должны бежать.

К моему облегчению, он поднялся со стула с бессмысленной улыбкой па лине, слегка покачиваясь.

— Хорошо, — пробормотал Тони. — Я пойду. Но Долорес тоже пойдет с нами.

Он поднял ее на руки, и я представила себе, как мы проходим мимо охранника втроем, в компании с манекеном.

— Тони, — сказала я. — Монти мертв. — Я почувствовала, как Билл предостерегающе сжал мою руку, но уже не могла остановиться. — Кто-то убил его, Тони. Я говорю тебе: он мертв!

Тони молча смотрел на меня, и некоторое время тишину нарушал только монотонный, способности с ума рокот барабанов Равеля.

Но тут в гулкой пустоте прохода, ведущего к кабинету Тони, послышались совсем иные звуки.

Раздались уверенные целенаправленные шаги человека, который, по-видимому, шел прямо к нам. Не цоканье женских каблучков, а тяжелая мужская поступь.

Моя рука непроизвольно взметнулась к горлу

— Сюда кто-то идет.

— Хорошо, — попытался успокоить меня Билл, но он и сам не мог оторвать тревожного взгляда от двери. — Мы на своем рабочем месте. Мы собрались здесь, чтобы обсудить вопрос о птичке и граммофоне в оконной витрине. Тони, ты меня понял? Мы говорили только об этом.

Меня трясло; я повернулась спиной к двери и прижалась к Биллу.

— Будь уверен, — пылко поддержал Билла Тони, граммофон там и останется. Он и сейчас в окне. Мне плевать на то, что это не нравится Монтгомери… — Тони внезапно осекся, его лицо передернулось. До него начал доходить смысл моих слов. — Может, его никто и не заметит. Может…

Шаги приблизились, и Билл оживленно вступил в разговор.

— Отличная идея. Тони. Я уже подсоединил провода, а громкоговоритель будет слышно на соседней улице. Толпы народа будут привлечены хотя бы новизной твоего изобретения.

Хотя я и впала в оцепенение, мне было ясно, что Билл избрал неверную тактику. Несколько минут назад он еще мог поднять тревогу. Но теперь благодаря ему, мы оказались втянутыми в какой-то заговор и вынуждены молчать. Сказать правду было уже поздно.

Шаги приблизились к двери вплотную, но мне было слишком страшно, чтобы я могла оглянуться. Я попыталась догадаться о том, что происходит, по выражению лиц Билла и Тони. Но Билл выглядел спокойным, а Тони опустил голову и поправлял воротник рубашки.

— Добрый вечер, мисс Уинн, — произнес тягучий голос. — Привет, Тони.

Я наконец повернулась лицом к двери. В комнату вошел человек крупного телосложения. Массивные плечи и руки, профиль поэта и темные мечтательные глаза. Ему, как на грех, досталась фамилия Геринг. Сильвестр Геринг. Но он не был великим грешником, скорее печальником. Глядя на нас троих, он погрузился в мрачное раздумье. Мрачное и зловещее; вид он имел очень многозначительный.

— Подумал, не застану ли я кого-нибудь здесь, наверху, — пояснил Геринг, давая понять, что совсем не рад нашей встрече. — Вам следовало пойти домой сразу после работы, мисс Уинн. Сегодня вы выглядели усталой.

Он замолчал, прислушиваясь к музыке, доносившейся из кабинета Сондо.

— Очаровательная мелодия, вы не находите? — мечтательно произнес Геринг. — Просто завораживающая. Дум-да-де-ум. Это Норгор нас развлекает?

Я как-то умудрилась ему кивнуть, но мои нервы были на пределе. Мне хотелось бомбардировать его вопросами. Я хотела закричать: "Нашли ли они труп? Знают ли они, кто это сделал?" Но я только тупо кивала головой.

Геринг посмотрел на Тони.

— Не хотелось бы прерывать концерт, но будет лучше, если вы приведете ее сюда.

Тони, слегка покачиваясь, направился к двери; Геринг, проводив его взглядом, повернулся ко мне.

— Жалею, что приходится сообщать такую плохую новость, — сказал он, заботливо глядя мне в глаза. — Мистер Монтгомери убит. В окне номер пять. Вы… вы не упадете в обморок, мисс Уинн?

Жаль, что у меня это не получается. Я всегда завидовала героиням романов, которые погружаются в сладкое временное небытие, как только над их головами сгущаются тучи. Но я в таких случаях сохраняю ясность сознания, как будто подвергаюсь операции без наркоза. И все же мне безумно захотелось с трогательной слабостью опереться на его надежную руку. Сильвестр Геринг был моим добрым приятелем. Мы с ним всегда ладили. Он часто заходил ко мне в кабинет поболтать, и ему никогда не надоедало рассматривать картинки на стенах. Но мне, разумеется, не случалось сталкиваться с ним в его профессиональной сфере.

Сильвестр Геринг был одним из детективов, работавших на Каннингхема.

Глава 5

Кто-то выключил музыку, и Тони вернулся вместе с Сондо.

— Послушайте, у меня работы по горло, — заявила она. — Не могли бы вы перенести ваши общественные мероприятия на другое время? — Тут она заметила Геринга, и в ее манере поведения появилась необычная для нее осмотрительность. — Мистер Геринг! Чему мы обязаны честью иметь такое удовольствие?

— Это не моя вина, — сказал Геринг. — Ваш босс найден мертвым в одном из окон.

Сондо как-то пожелтела и стала доставать сигареты и спички из карманов халата.

— Курить здесь, кажется, запрещено, — напомнил ей Геринг.

Сондо закурила и бесцеремонно пустила струйку дыма прямо в лицо Герингу, но руки у нее дрожали.

— Что произошло? — спросила она. Геринг опечалился еще сильнее.

— Матадоры подобного толка не оставляют автографов. Но в магазине есть люди, которые не очень-то любили Монтгомери.

— Вы хотите сказать, что это… убийство?

Ее самообладание заслуживало восхищения, но я чувствовала, что оно дается Сондо нелегко. Несмотря на потрясение, ее мысль заработала, о чем свидетельствовал взгляд, который она бросила на Тони.

— Я могу предложить кого-нибудь в кандидаты? — ядовито осведомилась она.

— Вам удобнее будет сделать это внизу, — ответил Геринг. — Для этого я, собственно говоря, сюда и явился. Решено собрать всех, кто еще не ушел домой, на первом этаже. Так что спускаемся все вместе. — Оказавшись рядом со мной, он тихо произнес: — Поверьте, мисс Уинн, мне очень жаль.

Я подумала, что в моем положении было бы неплохо извлечь выгоду из дружбы с детективом, и поэтому уцепилась за Геринга, когда он предложил мне руку, и мы рядышком пошли к лифту. В глубине Души я понимала, что не должна вести себя подобным образом. Но я была напугана, расстроена и смущена.

Мне не впервые приходилось видеть первый этаж та ле закрытия магазина, но, когда я вышла из лифта, мне показалось, что я по ошибке попала в какое-то странное и незнакомое место. Свет был, разумеется, уже погашен, ковровые дорожки свернуты и уложены в штабеля, магазин словно отошел ко сну. Но не это меня тревожило.

Ко мне снова вернулось уже испытанное наверху ощущение беспощадной непоправимости происшедшего. Магазин Каннингхема отныне не был тем местом, которое я хорошо знала. Это было место, где произошло убийство. Возможно, убийца находится сейчас здесь, в магазине. Где-то прячется. В темном проходе за следующим прилавком. Крадется…

— С вами все в порядке, мисс Уинн? — тревожно спросил Геринг, наклонившись к самому моему уху.

Я попыталась уверенно кивнуть головой, но он смотрел на меня с большим сомнением, пока мы шли к той части первого этажа, которая еще бодрствовала. Площадка рядом с окном номер пять была ярко освещена, там установили несколько рядов скамеек. Полиция уже приступила к работе. Мимо окна сновали фотографы, криминалисты, детективы. Человек по фамилии Мак-Фейл руководил расследованием. Когда мы приблизились, детектив окинул нашу маленькую группу недоверчивым и недоброжелательным взглядом.

Я узнала нескольких продавщиц из ювелирного и парфюмерного отделов; они держались вместе, заняв одну из скамеек, и выглядели напуганными и потрясенными. Им трудно было свыкнуться с мыслью, что убийство было совершено всего в нескольких шагах от их прилавков, пока они занимались своей обычной работой.

Среди них находилась и Елена Фарнхем; когда мы подошли, она повернулась и вопросительно взглянула на меня. Елена знала, что я была в том окне. Я попыталась изобразить на лице ободряющую улыбку и села на скамейку рядом с Крис Монтгомери.

Крис была в шоке, она рыдала, и Сьюзен Гарднер, жена Оуэна, безуспешно пыталась се утешить или хотя бы успокоить. Сьюзен принадлежала к тому тину невзрачных и бесцветных женщин, которые всегда остаются в тени. На нее обычно просто не обращали внимания, и мне всегда казалось странным, что одержимый страстью к красоте Оуэн женился на ней.

Она подняла голову и кивнула мне, ее широко раскрытые бледно-голубые глаза выражали отчаяние.

— Может быть, вам удастся ее урезонить, мисс Уинн, — обратилась она ко мне. — Ей будет совсем худо, если она не перестанет плакать.

Я положила руку на плечо Крис.

— Не надо плакать. Это не выход. Очень скоро тебе начнут задавать вопросы, и ты должна собраться, чтобы ответить на них разумно.

Крис вскинула голову, и я прочла в ее взгляде мс только горе, но и страх.

— Но я ничего не знаю! Мне нечего сказать. Ах, Лайнел, скажи им, чтобы меня отпустили домой. Неужели они не понимают, что я только что потеряла мужа? Неужели им…

— Замолчи! — Я крепко сжала ее плечо, радуясь тому, что для меня нашлось занятие — успокаивать Рис. Так легче было держать себя в руках, не поддаваясь собственным эмоциям. Это не обычная смерть. Нам предстоит пройти через жестокое испытание, и никто не имеет права от него уклониться. Мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы помочь полиции.

Мои слова привели только к новому потоку слез, я замолчала и лишь поглаживала Крис по плечу.

Придвинули еще одну скамейку, и Сондо, не прекращая курить, плюхнулась на нее, заняв место между Биллом и Тони. Она скрестила свои костлявые ноги, задрав халат выше колен. В повадках Сондо не замечалось и намека на женственность.

Тони выглядел ошеломленным, он еще не вполне протрезвел. Он откинулся назад, выставив свои длинные ноги, так что проходившим мимо приходилось через них перешагивать.

Билл был единственным, кто выглядел совершенно естественно и даже беззаботно. Мне это не нравилось, казалось неуместным. Должно быть, он уловил неодобрение в моем взгляде; выражение его лица изменилось, он словно пытался передать мне какое-то послание. Если я прочитала его правильно, оно гласило: "Не беспокойся. Ты выкарабкаешься". Но в конце послания содержалась приписка: "Будь осторожна".

Я слегка кивнула, давая ему понять, что приняла к сведению его совет. Затем посмотрела на мисс Гарднер поверх склоненной головы Крис.

— Кто его нашел? — спросила я шепотом.

Мне не понадобилось объяснять, кого я имела в виду, но губы Сьюзен задрожали, и ей стойло больших усилий выговорить:

— Оуэн. Его нашел Оуэн.

По правде говоря, эта новость привела меня в смятение. Было бы лучше, если бы тело обнаружил кто-нибудь другой, скажем, совершенно посторонний, незаинтересованный человек. А теперь детективы начнут допытываться о причинах вражды между Гарднером и Монти и неизбежно выйдут на Крис. И в этом случае я не смогу оставить Оуэна на растерзание волкам. Мне придется сказать правду, объяснить, что Оуэн Гарднер не имеет отношен к убийству, потому что Монти был мертв еще до прихода отца Крис в окно номер пять.

Я владела важной информацией. И как я буду выглядеть, когда выяснится, что я улизнула к себе наверх, не подняв тревоги? Может быть, Билл руководствовался самыми добрыми намерениями, но мне еще придется попотеть по его милости.

В этот момент Гарднер вышел из окна в сопровождении детектива, и Мак-Фейл поманил его к себе. Шепот продавщиц на скамейках затих, все внимание сосредоточилось на Мак-Фейле и начальнике отдела с четвертого этажа.

Я поняла, что Мак-Фейл считает убийство нашим внутренним делом. Хотя в магазине было полно покупателей, казалось маловероятным, что кто-то посторонний вошел в окно и убил Монти. Ничего не было украдено из его карманов и бумажника. И пусть версия о постороннем убийце не могла быть полностью отброшена, все указывало на то, что наиболее вероятным мотивом послужила месть.

Гарднер коротко сообщил о том, как обнаружил тело. По его словам, он вошел в окно, потому что рассчитывал встретить там Монти, которого давно искал.

— Зачем вы его искали? — спросил Мак-Фейл.

Гарднер держал себя в руках, но я видела, как пульсирует жилка на его виске.

— Что в этом удивительного? Мы работаем в одном магазине. Между нашими отделами существует тесная связь.

Только тут я заметила, что Сильвестр Геринг стоит перед прилавком парфюмерного отдела. Его большие руки с угрожающей силой опирались на хрупкое стекло витрины; казалось, все его внимание любовно сосредоточено на созерцании сверкающих флаконов. Но я знала, что он не пропускает мимо ушей ни одного слова допроса. Не отводя восхищенного взгляда от прилавка, он сказал Мак-Фейлу:

— Не существует тесной связи между окном, рекламирующим спортивную одежду, и отделом мистера Гарднера. Он не имеет дела с принадлежностями для игры в гольф.

— Тем не менее, — настаивал на своем Гарднер, — мне нужно было кое-что обсудить с мистером Монтгомери. Я совершенно не был удовлетворен тем, как оформлена витрина вечерних платьев в угловом окне. На редкость халтурная работа, скажу я вам.

— Значит, вы не любили Монтгомери? — поймал его Мак-Фейл.

— Разумеется, я его не любил. Но вряд ли стал бы убивать человека из-за того, что мне не нравится, как он рекламирует мои товары. Если вы это имеете в виду.

— Я ничего не имею в виду, — огрызнулся Мак-Фейл. — Я просто выясняю обстоятельства.

Рядом со мной кто-то завозился, и я обнаружила, что Крис сидит теперь прямо и напряженно прислушивается к допросу. Гарднер посмотрел на нее, и его лицо смягчилось.

— Моя дочь вышла замуж за Майкла Монтгомери две недели назад, — сообщил он. — По этому случаю я не стремился обострять с ним отношений.

Мак-Фейл обратился к помощнику, который вел протокол:

— Ты все успел записать?

Помощник кивнул, и Мак-Фейл подошел к скамейке, на которой сидели испуганные продавщицы. Я перестала прислушиваться, мои мысли были заняты другим. Оуэн отвечал на вопросы не вполне честно.

Когда я с ним разговаривала у него в кабинете, он как раз стремился обострить отношения с Монти. Я прекрасно помнила, как он был взбешен, каким угрожающим был его тон и манера поведения. Когда я снова вернулась к действительности, Мак-Фейл допрашивал продавщиц из отделов бижутерии и парфюмерии. Их прилавки располагались неподалеку от злополучного окна. Заметили ли они, кто входил в окно и выходил из него?

Детектив не добился от них вразумительного ответа. Девушки из парфюмерного отдела почти все время находились на дальней стороне прилавка и ничегонеобычного не заметили. Что касается продавщиц из отдела бижутерии, то они были настолько загружены работой, что не могли смотреть по сторонам. Кроме того, как объяснила одна из девушек, подобные передвижения оформителей окон были рутинным делом, на них просто не обращали внимания.

Я затаила дыхание, когда очередь дошла до Елены, но она ничего не сказала ни о булавках, ни о том, что я заходила в окно; я заметила, что она старается не смотреть в мою сторону. Молчание Елены послужило мне слабым утешением. Я понимала: правда рано или поздно выплывет наружу. Существовали документы, где я расписалась в получении булавок. Лучше бы уж Елена сказала все, как было.

Следующим допрашивали Тони Сальвадора, и мое беспокойство усилилось. Но Тони оказался начеку. Видимо, ощущение опасности прояснило его сознание, и он даже не упомянул о своей ссоре с Монти.

Конечно, в этот день он работал в окне номер пять. Такое уж у него ремесло. Но он ушел оттуда раньше Монти и поднялся к себе в кабинет. С тех пор он находился в отделе и никуда не отлучался. Я взглянула на Сондо и заметила, что она напряженно ловит каждое слово Тони. Уж она-то знала о ссоре и не любила Тони Сальвадора. Очевидно, она решила дождаться своего часа.

Пока Тони бубнил свое, один из криминалистов вышел из окна и сказал Мак-Фейлу:

— Мы осмотрели каждый дюйм. Ничего особенного. Там куча отпечатков на всем, кроме единственной вещи. Кто-то тщательно протер рукоятку сломанной клюшки.

Тони забыл об осторожности.

— Какой клюшки? — внезапно спросил он.

Немедленно насторожившись, Мак-Фейл осведомился:

— Вы, конечно, не знаете, как это произошло?

— Вы хотите сказать… — Теперь Тони окончательно протрезвел. — Вы хотите сказать, что они — кто бы это ни был — воспользовались сломанной клюшкой для игры в гольф?

— Так и есть, — подтвердил Мак-Фейл. — Что вам об этом известно? О сломанной клюшке?

Тони поправил воротник рубашки.

— Мне? Да ничего мне об этом не известно. Только то, что в витрине находились такие клюшки. Я их сам туда принес. Лайнел… мисс Уинн об этом знает. Я позвонил ей, как только вернулся в се кабинет. Я еще тогда попросил ее заняться аксессуарами. Она пошла туда намного позже. — Он оглянулся и посмотрел на меня. — Ты ведь позаботилась об этом деле, не так ли? Скажи им…

Он внезапно умолк, и для меня не состав труда проследить за ходом его мыслей. Он только сейчас вспомнил, что это я первая сказала ему об убийстве Монти. И он только сейчас задумался над тем, откуда я это узнала. Теперь он произвел в уме опасные для меня сопоставления, и ему достаточно было поделиться своими соображениями с Мак-Фейлом, чтобы выдать меня с головой.

— Это все, что я знаю, — сказал Тони. — Когда я уходил из окна, Монтгомери был жив.

Сондо хмыкнула, но, когда Мак-Фейл посмотрел в ее сторону, она сделала вид, что сморкается. Детектив не был удовлетворен ответами Тони, но ведь это было всего лишь предварительное расследование.

— Мы еще с вами потолкуем, — пообещал он Тони. — А кто такая мисс Уинн?

Я сняла руку с плеча Крис и собралась с духом.

— Мисс Уинн — это я.

Мак-Фейл окинул меня подозрительным взглядом. Буква закона гласит, что человек считается невиновным, пока его вина не доказана в суде, но детектив смотрел на всех как на потенциальных преступников. Под его недоверчивым взглядом трудно было сохранять самообладание. Я невольно отвела глаза и почувствовала, что доставила этим Мак-Фейлу маленькое удовольствие.

Наступила тишина, нарушаемая только приглушенными голосами криминалистов, работавших в коне. Мое восприятие странным образом обострилось. Я наблюдала за игрой света на прилавках, ощущала запахи, доносившиеся из парфюмерного отдела, а Мак-Фейл тем временем играл со мной в кошки-мышки.

Затем он приступил к допросу.

Я старалась изъясняться как можно проще и короче. Я объяснила, почему оказалась в окне. Да, в мои обязанности входила забота об аксессуарах. Я выбирала их на свое усмотрение и наводила последний глянец на экспозицию витрины. Не упоминая Елену, я рассказала, как выбрала булавки и какое нашла им употребление. Я вспомнила и о том странном ощущении, когда мне показалось, что за мной кто-то следит, и сказала о нем Мак-Фейлу.

Он было заинтересовался загадочным эпизодом, но, когда я не смогла подтвердить свои слова никакими конкретными свидетельствами, отмахнулся от этой темы.

Я сообщила детективу, что, закончив оформление витрины, поднялась к себе в кабинет. И добавила, что Монти в окне не видела. О Билле я даже не упомянула.

Мак-Фейл всем своим видом показывал, что не верит ни одному моему слову, но так он, похоже, относился ко всем допрашиваемым. Он самолично проверил, можно ли войти в окно и выйти из него, не заметив лежащего на полу Монти, и вынужден был признать, что такое могло случиться. После этого ему ничего не оставалось делать, как перейти к допросу следующего свидетеля.

Но в это время Геринг оторвался от своих флакончиков и перевел взгляд на меня. У него был вид очень несчастного человека.

— Рано или поздно вы должны об этом узнать, — печально обратился он к Мак-Фейлу. — Не так давно мисс Уинн была обручена с Монтгомери.

Он выглядел таким подавленным, что мне хотелось его утешить. Герингу не хотелось меня выдавать. Но я почувствовала облегчение: этой темы все равно нельзя было избежать. Геринг с трагическим видом вернулся к созерцанию флаконов в парфюмерном отделе.

На этот раз мне пришлось несладко. Мак-Фейл выпаливал вопросы с пулеметной скоростью. Почему помолвка была расторгнута? Знала ли я, что Монти увлечен Крис Гарднер? Затем он снова спросил об оконной витрине, расставляя ловушки и пытаясь поймать меня на противоречиях.

Шквал вопросов Мак-Фейла долго не утихал. Сначала мне было страшно, но под конец стало казаться, что это просто неприятная и утомительная процедура, которая ни к чему не могла привести. Я боялась только одного: как бы мой мозг от утомления не погрузился в забытье. Тогда я могла бы сказать что-нибудь не то. Я не решалась даже взглянуть на Билла. В этом испытании я полагалась только на собственные силы.

Мак-Фейл отпустил меня, ничего толком не добившись.

Затем допросы на время прервались. Фотографы закончили работу. Медицинский эксперт установил, что Монтгомери был убит не более часа тому назад.

Двое мужчин пронесли мимо нас носилки; Крис истерично вскрикнула и вцепилась в меня. Я крепко прижала девушку к себе и спрятала лицо в ее волосах. Мне в этот момент тоже было не по себе. Теперь уже неважно, что сделал Монти и каким он был; он за все заплатил сполна. Возможно, он и не заслуживал такого наказания.

Я подняла голову в тот момент, когда один из детективов выйдя из окна, подошел к Мак-Фейлу и дал ему какой-то небольшой предмет.

— Посмотрите, что мы нашли. Монтгомери сжимал эту вещицу в правом кулаке.

Вещица оказалась золотым кольцом; Мак-Фейл стал с любопытством его осматривать. Затем он вытянул руку и показал нам кольцо, держа его на ладони.

— Кто-нибудь из вас видел эту вещь? — спросил он, обращаясь к Крис и ко мне. — Она принадлежала Монтгомери?

Я внимательно рассмотрела кольцо. Оно было из желтого золота, с полустершейся старинной резьбой на широкой кромке. Зубцы оправы отогнуты, драгоценный камень отсутствовал, и трудно было сказать, потерян ли он давным-давно или вырван только что. Судя по всему, это был необычайно большой камень. Похоже, кольцо женское, но его мог носить на мизинце и мужчина.

— Если кольцо и принадлежало Монти, я его никогда не видела, — сказала я.

Крис между двумя всхлипами заявила то же самое!

Мак-Фейл пронес кольцо на вытянутой руке мимо всех скамеек, но его так никто и не узнал, отчего детектив стал еще более раздражительным. Он приказал снова тщательно осмотреть место происшествия, не найдется ли там отсутствующий драгоценный камень. Затем его внимание привлекла Крис.

Девушка совсем раскисла, от нее долго не могли добиться ни слова. Положение спас Билл Зорн Возможно, он был к этому готов, потому что попрактиковался на мне.

Билл подошел к Крис, положил руки ей на плечи и хорошенько ее встряхнул. Это удивительное чувство, когда тебя вдруг начинает трясти или бить по щекам приятный молодой человек, которого ты привыкла считать уравновешенным и благовоспитанным. На Крис это произвело точно такое же воздействие, как и на меня. Ее челюсть отвисла, она была шокирована. Но глаза Билла светились добротой.

— Мы все понимаем, что ты сейчас испытываешь, Крис, — сказал он. — Но ты уже большая девочка. Ты должна ответить на все вопросы мистера Мак-Фейла. Он не желает тебе зла. Он просто хочет узнать правду.

Под воздействием его мягкого голоса Крис немного успокоилась. Она выпрямила спину и попыталась овладеть собой.

Он повторил вопросы, которые уже неоднократно задавал, и она стала отвечать таким тихим голосом, что ее то и дело приходилось переспрашивать. Картина, вырисовывавшаяся из ответов Крис, разительно не соответствовала всему тому, что я знала о Майкле Монтгомери.

Больно было это осознавать. Меня привел в уныние тот факт, что один человек может с такой легкостью вводить в заблуждение и просто дурачить другого. Но Крис твердо придерживалась своей, всячески идеализировавшей Монти версии. Так продолжалось до тех пор, пока Мак-Фейл не начал задавать ей конкретные вопросы о том, что она делала в этот день. Тут Крис начала запинаться. Казалось, она упрямо отгоняет от себя некоторые мысли, боясь не совладать с ними.

— Мое посещение мисс Уинн в ее кабинете не имеет никакого отношения к тому, что произошло, — заверила она. — Я не буду об этом говорить. Вы не можете меня заставить.

Заметив признаки нового приступа истерики, Мак-Фейл не стал настаивать.

— Ладно, двинемся дальше. Расскажите, что вы делали после этого.

— Я спустилась на четвертый этаж, чтобы повидаться с отцом, — продолжала Крис. — Поговорив с ним несколько минут, я поехала на лифте на третий этаж. Там, в холле, мы должны были встретиться с моей мамой. Мы собирались вместе пообедать.

— И что потом? — допытывался Мак-Фейл.

Крис как-то неопределенно махнула рукой.

— Ну… ну вот и все. Мы спустились вниз. Мы… просто там ходили, осматривали прилавки, и тут вдруг кто-то к нам подбежал и сказал о Монти. — Она замолчала и склонила голову мне на плечо.

Тут в беседу вступил Геринг, он заговорил мягко, вкрадчиво и очень печально.

— Я был в холле на третьем этаже, — объяснил он. — Мне понадобились почтовые марки для письма, но продавщица, как назло, куда-то отлучилась, и пришлось ее подождать. У меня, знаете ли, нечто вроде фотографической памяти, то есть я вижу какую-нибудь вещь — и она застревает у меня в голове.

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо перебил его Мак-Фейл. — Так что же застряло у вас в голове на этот раз?

— Миссис Гарднер находилась в холле, это верно, — продолжал Геринг. — Но она была одна. Все это время, что я провел на третьем этаже, она была одна. Она без конца смотрела на часы, а потом встала и ушла. Мисс Гард… миссис Монтгомери так и не появилась.

На скамейке напротив кто-то отчетливо хмыкнул. Я подняла голову и увидела, что Сондо наклонилась вперед и прямо-таки впилась взглядом в Крис. В ее глазах загорелся такой огонь, что мне ста страшно. Тут она заметила мой взгляд и расслабилась, одарив меня своей обычной кривой усмешкой.

Мак-Фейл был крайне недоволен вмешательством Геринга. Никогда не дадут довести дело до логического конца. Обязательно кто-то спутает карты. А делать нечего, придется взять новый след.

— Вы слышали? — обратился он к Крис. — Что вы на это скажете?

Но Крис снова впала в истерику, она рыдала на моем плече.

Глава 6

Мак-Фейл готов был отступить.

— Лучше отведите ее домой и уложите спать. Я поговорю с ней завтра, когда она придет в чувство. Тогда она, может быть, объяснит, почему се рассказ не совпадает с тем, что сообщил наш друг Геринг. А может быть, нам растолкует миссис Гарднер?

Вопрос прозвучал неожиданно и был преисполнен сарказма, Сьюзен вздрогнула. Однако она проявила больше присутствия духа, чем от нее ожидали.

— Я думаю, что смогу это объяснить, — проговорила она, немного запинаясь. — Мистер Геринг не видел Крис потому, что мы встретились с ней у лифта. Когда я вышла из холла, она как раз спустилась на третий этаж. Боюсь, что это ускользнуло из поля зрения фотографического взгляда мистера Геринга.

Я смотрела на псе с изумлением. Сьюзен Гарднер не оставила без внимания сарказм детектива и отплатила ему той же монетой. Однако Мак-Фейл этого даже не заметил. Он с неодобрением посмотрел на своего коллегу, и печаль Геринга достигла уровня мировой скорби.

Настала очередь Билла, но он отделался сравнительно легко. Да, он должен был встретиться с Монтгомери, чтобы обсудить детали одного приспособления для оконной витрины. Не застав Майкла в его кабинете, он решил его там подождать. Нет, ему практически нечего рассказать о том, что происходило в отделе, пока он сидел в кабинете Монти. Он имел краткую беседу с Сондо Норгор. Он слышал телефонный звонок, на который ответила Сондо у себя в кабинете. Что еще происходило в помещении отдела оформления, он не знает. Потом ему надоело ждать Монти, и он пошел ко мне просто для того, чтобы убить время.

Он прошел свою дистанцию, не задев ни одного препятствия и обогнув все острые углы. Кажется, Мак-Фейл, слушая Билла, впервые действительно верил тому, что ему говорили, — и тут был упущен последний шанс сказать детективу правду. Билл, как и я, раскрыл только небольшую ее часть. И еще неизвестно, насколько правдивы показания других свидетелей.

Сондо оказалась последней по списку, и от нее можно было ожидать чего угодно. Сондо знала о ссоре Тони с Монти, но некоторые признаки давали мне основание предположить, что она знает и многое другое.

Сондо Норгор повела себя вызывающе. Она» выказывала должного уважения к закону, и Мак-Фейл сразу ее невзлюбил.

— Какими были ваши отношения с Монтгомери? — спросил он.

Сондо медленно закинула ногу на ногу, умудрившись нанести оскорбление правосудию длительностью этой процедуры.

— Что вы подразумеваете под отношениями? Он был моим начальником.

— Да, конечно, — сказал Мак-Фейл. — Вы знаете, что я имею в виду. Что вы о нем думаете? Нравился ли он вам?

— Очень нравился, — вкрадчиво отозвалась Сондо. — Он был одаренным человеком и блестящим специалистом.

Я ожидала, что Сондо разовьет эту тему и попытается по ходу дела опорочить Тони, но она упустила подвернувшуюся возможность. Мак-Фейл вел ее через лабиринт вопросов, она отвечала в свойственной ей вызывающей манере, но ни словом не обмолвилась о вражде, вспыхнувшей в отделе оформления витрин. Она утверждала, что весь день провела в своем рабочем кабинете, но беспечно признала, что не сможет этого доказать.

Я вспомнила, как шла к Тони мимо кабинета Сондо и не заглянула в него. Свет там горел, но граммофон молчал. Была она в тот момент в комнате или нет?

Мак-Фейл спросил ее о телефонном звонке, который слышал Билл, поджидая Монти. Она пояснила, что это был обычный деловой разговор, но мне показалось странным то выражение, которое в эту минуту промелькнуло на ее лице.

Как бы то ни было, она не раскрыла своих карт. Мак-Фейл, очевидно, с удовольствием повесил бы на нее всех собак, но ее ответы были настолько обтекаемыми, что ему не удалось ни за что уцепиться.

Геринг, в это время не спеша, возвращался с экскурсии по оконной витрине. Подойдя к Мак-Фейлу, он обронил:

— Мисс Норгор сказала наверху, что может предложить нам своего кандидата в убийцы.

— Ну что ж, — снова обратился к ней Мак-Фейл, — если вам что-нибудь известно, сейчас самое время об этом заявить.

Но Сондо ядовито улыбнулась и заявила, что сболтнула это сгоряча. Ничего ей не известно.

Видно было, что Мак-Фейлу все это надоело, особенно утомила его Сондо.

— Удалось ли найти камень от кольца? — спросил он Геринга.

Тот только уныло покачал головой.

Мак-Фейл окинул взглядом всю нашу группу.

— Теперь послушайте меня. Совершено жестокое убийство, и никто из вас не свободен от подозрений. Вам не следует выезжать за пределы города иначе угодите в тюрьму. Сейчас можете идти домой, а утром все должны быть на своих рабочих местах. Я извещу вас, когда вы мне понадобитесь. Некоторых мы вызовем на допрос в полицию.

В этот момент на другом конце магазина послышался какой-то необычный гул. Скоро перед нашими взорами предстало величественное зрелище: несколько очень важных персон шествовали по широкому главному проходу; больше всего это походило на парад.

Сондо встретилась со мной взглядом и подмигнула.

— К нам пожаловало само небесное воинство. Не встать ли нам на колени, дабы вознести хвалу Всевышнему?

Процессию возглавлял мистер Каннингхем собственной персоной, президент акционерного общества, владевшего магазином; справа и слева от него шли, соответственно, первый и второй вице-президенты; не вызывало сомнений, что Каннингхем оскорблен в своих лучших чувствах.

В его великолепном магазине совершено убийство. Это не может пойти на пользу бизнесу. Убийство — это низменное явление, несовместимое с высоким уровнем качества, который гарантирует Каннингхем. Убитый был ценным сотрудником; его переманили несколько месяцев назад из другого магазина, назначив весьма солидное жалование. Мистер Каннингхем осмотрел нас, жалких смертных, очень строгим взглядом. Президент желал своим видом показать, что ему было легче расстаться со всеми нами, чем потерять Монтгомери.

Мак-Фейл, вероятно, уже имел беседу с начальством. Он вздохнул и знаком подозвал к себе Оуэна Гарднера.

— Я попрошу вас остаться ненадолго. Остальные могут идти.

Мы охотно выполнили это указание. У двери Тони взял меня под локоть и отвел в сторону.

— Спасибо за то, что ты пыталась увести меня из магазина, — прошептал он. — Я не буду задавать тебе вопросов, хорошо? И не буду отвечать на твои. Что бы ты ни сделала, я остаюсь твоим другом.

Он предлагал мне тайное соглашение, и я, испытывая тайное отвращение к сделкам такого рода, осознала, что вынуждена принять его условия. Сондо подозрительно за нами наблюдала, поэтому я молча кивнула Тони и подошла к Биллу.

— Я на машине, — сказал Билл. — Хочешь, я подвезу тебя и мисс Фарнхем до дома?

И хотя некоторые поступки Билла казались мне подозрительными, я обрадовалась его предложению. Мы были не в состоянии ехать на автобусе. Возможно, Билл не имел отношения к убийству и действовал из лучших побуждений. Нервное напряжение и усталость сделали свое дело: во мне пробудилась чрезмерная недоверчивость; но это пройдет, как только я вернусь в нормальное состояние духа. Такие мысли бродили у меня в голове по пути домой.

Билл поднялся с нами в квартиру и попросил дать ему хотя бы пару сандвичей. Тут мы с Еленой вспомнили, что еще не ужинали. Но есть нам почему-то не хотелось, и Биллу стоило немалых усилий заставить нас пойти на кухню.

Удивительно, до чего обыденно мы тогда себя вели. Я думаю, человек не может находиться в постоянном напряжении; оно довольно скоро сменяется состоянием апатии, когда начинаешь действовать почти автоматически. Несмотря на все, что я испытала с того момента, как обнаружила труп Монти, факт убийства только изредка и ненадолго всплывал в моем сознании. В остальное время я просто об этом не думала, зная, что не справлюсь с ужасом происходящего, если встречусь с ним лицом к лицу.

И все же именно я вернулась к вопросу, который не выходил у меня из головы.

— Билл, — сказала я, намазывая маслом ломти ржаного хлеба, — как ты думаешь, кто…

Он покачал головой.

— Лучше не будем пока затрагивать эту тему. У тебя был жуткий шок. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Воцарилось неловкое молчание. По-видимому, все мы пытались найти какую-нибудь подходящую тему для разговора. И не могли. Наконец Елена оторвалась от своего занятия — она раскладывала на тарелке холодное мясо — и задала вопрос по существу:

— Ты нашла его, когда ходила оформлять витрину, Лайнел?

В этот миг на меня снова нахлынули воспоминания, я почувствовала себя нехорошо, но мой мозг уже устал бояться. И не было никакого смысла скрывать правду от Елены.

— Да, — призналась я. — Я нашла его, а Билл нашел меня. Потом Билл потащил меня наверх, и тех пор мы с ним подозреваем друг друга.

Билл откусил кусок сандвича.

— Вы только представьте себе, какая это находка для Мак-Фейла, хотя наше признание нисколько не приблизило бы его к истине.

Молчание Елены показалось мне слишком многозначительным, и я раздраженно бросила на стол нож.

— Не думаешь ли ты, что мы… — начала я, но Елена резко меня оборвала:

— Я просто не знаю, что вам теперь делать. Билл прав, это не помогло бы расследованию. Но я вот о чем подумала: если правда выплывет наружу, вам придется несладко.

Елена закончила укладывать мясо и занялась созерцанием своей ладони. У нее были красивые руки, они постарели меньше, чем ее лицо. Когда я, трясясь от гнева, проходила мимо нее, чтобы снять с плиты кофе, мне бросилась в глаза длинная красная царапина, которая пробегала по ее пальцу и пересекала ладонь.

— О Боже! — воскликнула я. — Как ты умудрись так порезаться?

Она вздрогнула, как будто только теперь осознав, что смотрит на царапину. Затем она пожала плачами.

— Одна продавщица с верхнего этажа пришла поменять булавку, которая ей разонравилась. Одна из нас сделала неловкое движение, так я и пострадала.

— Ты бы лучше как-нибудь обработала рану, — посоветовала я, но она меня словно не расслышала.

Елена продолжала смотреть на ладонь, словно и впрямь увидела царапину в первый раз. На ее лице появилось какое-то странное выражение; казалось, она пытается что-то припомнить. Как бы то ни было, она не собиралась обсуждать с нами эту тему. Елена взяла тарелку и понесла ее в гостиную, где мы накрыли стол для нашего импровизированного ужина

— Не хотел бы я сейчас быть на месте Мак-Фейла, — заговорил Билл, когда мы сели за стол. — Завтра сообщения об убийстве в магазине появятся на первых полосах газет, а у него ходит в подозреваемых половина города Чикаго.

— А у меня создалось впечатление, что он отмел версию об убийце-постороннем, — заметила я.

Билл покачал головой.

— Он не имеет права ничего отметать, хотя скорее всего убийство совершил человек, у которого были основания ненавидеть Монти. Кто-то из тех, кому он причинил вред. Кто-то тесно связанный с ним.

— Это возвращает нас к магазину, — заключил я. — Его личная жизнь была тесно переплетена с работой.

Мы не смогли удержаться и стали обсуждать эту животрепещущую тему. Завязалось что-то вроде дискуссии. Я начала перебирать работников магазина, которые ненавидели Монти.

— Это прежде всего Тони, — размышляла я. — И конечно, Оуэн Гарднер. Монти вообще не особенно любили, но мальчики из отдела оформления витрин с ним, кажется, ладили. Кроме того, все сотрудники отдела сегодня рано ушли домой. Кроме Тони и Сондо.

— Не торопись, — предостерег меня Билл. — Мак-Фейлу еще предстоит проверить их алиби. Я деюсь, с этим он справится быстро. А как насчет секретарши Монти?

— Это девушка не его типа. Добропорядочная и деловитая. К тому же она уехала домой, к больному брату. Она отсутствует уже неделю. Но и без нее найдутся женщины, имеющие основания ненавидеть Монти.

— Да, это невспаханная целина, — согласился Билл. — Теперь подозревается уже не полгорода, а полстраны. Он работал в магазинах Востока и Среднего Запада.

Елена внесла вклад в нашу копилку.

— Не упускайте из виду этого мальчика, помощника Лайнел. Сегодня он был настроен по отношению к Монти не слишком дружелюбно.

Действительно, я как-то забыла о его существовании. Я не думала о Кейте с тех пор, как он вышел из моего кабинета. Но и он занимал какую-то ячейку в сети наших взаимоотношений, и Мак-Фейл, должно быть, захочет потолковать с ним завтра утром. Но думать о Кейте как о возможном убийце показалось мне абсурдным, и я с порога отмела эту мысль.

— И все же, — настаивал Билл, — мы должны занести его в наш список. Что там ни говори, он парень с норовом. И не забудем еще об одном кандидате. Я имею в виду тебя, Лайнел.

Я поперхнулась и трясущейся рукой поставила свою чашку с кофе на стол.

— Не дразни ее так, — возмутилась Елена, а Билл дружески погладил меня по руке.

— Не воспринимай этого всерьез, — посоветовал он. — Я просто хочу показать, что учитываю все возможности. И чтобы ты в этом не сомневалась, я вношу в список твое имя. — Тут он и в самом деле достал из кармана блокнот и записал имена людей, которых мы упоминали. — Да, вот еще что: куда нам девать Сондо? Она сцепилась с Мак-Фейлом, отстаивая честь Монти. Это о чем-нибудь говорит?

Я попыталась сосредоточить внимание на Сондо, но мои мысли обнаружили тенденцию галопировать сразу во всех направлениях.

— Не знаю, — пробормотала я. — Кажется, они с Монти всегда поддерживали хорошие отношения. Кого она не любит, так это Тони. Если Сондо задумает кого-нибудь убить, это будет он.

Билл записал имя Сондо и поставил рядом с ним вопросительный знак.

— Как бы то ни было, — размышлял он, — она что-то скрывает. Вы заметили, как она насторожилась? Сондо ловко обвела Мак-Фейла вокруг пальца, но я не сомневаюсь: ей было что ему рассказать.

Я откусила кусок сандвича, который показался мне совершенно безвкусным, и с трудом его проглотила.

— А как мы поступим с Крис? — спросила я. Елена передала Биллу пятый сандвич. С аппетитом у него было все в порядке.

— Может быть, ей вообще нет места в этом списке? — предположила Елена. — Она кажется мне очень милой девушкой. И она так потрясена случившимся. Мне было жалко Крис, когда Мак-Фейл бомбардировал ее вопросами.

— Ах, я совсем не имела в виду, что она может оказаться убийцей, — поспешно объяснила я. — Он» действительно любила Монти. Но вспомните о се несостоявшейся встрече с матерью — там что-то не так. И я видела: она встревожена.

Произнося свою тираду, я наблюдала за Биллом. Мне хотелось узнать, насколько серьезны его чувства по отношению к ней.

— Она вне подозрений, — отрезал он. — Даже не хочу заносить ее в список. У меня сердце кровью обливалось, когда я на нее смотрел. Она теперь совсем не похожа на ту счастливую девочку, которая победила в конкурсе на лучшую выкройку для платья год назад. Ты помнишь, Лайнел?

— Конечно, помню. Всеобщее признание и фотографии в газетах по всей стране.

Но мне было больно и даже немного страшно оттого, что Билл включил в список мое имя и так решительно исключил из него Крис Монтгомери.

К этому времени наши нервы настолько расшатались, что, когда раздался звонок в дверь, мы, все трое, вскочили на ноги.

Я подошла к двери и впустила в комнату Крис. Ее желтое платье измялось, глаза покраснели. Она проскочила мимо меня, как будто за ней гнались.

— Я должна была прийти! — воскликнула она. — Ах, Лайнел, я просто не могу уйти домой, пока не скажу тебе то, что хотела сказать, когда пришла в твой кабинет.

Видя мою растерянность, Елена приняла на себя обязанности хозяйки дома. Она усадила Крис на диван рядом с Биллом, взяла у нее сумочку и перчатки.

— Я приготовлю тебе кофе, — сказала она и пошла на кухню.

— Не волнуйся, Крис, — ободрил ее Билл. — Как же тебя отпустили одну?

— Сьюзен осталась ждать папу, — объяснила она. — Но я не могла больше находиться в магазине. Я бы там с ума сошла. Вот я и сбежала и добралась на автобусе.

Елена принесла кофе. Крис отпила глоток и много успокоилась.

— Лайнел, — доверительно заговорила она, — я хотела, чтобы ты знала: Монти на самом деле любил тебя. Я… я думала, что ты меня ненавидишь. Если бы я не была так слепа и эгоистична…

Я потрепала се по руке.

— Это дело прошлое. Ты не должна упрекать себя и убиваться по этому поводу. Я знаю, каким обаятельным и неотразимым мог быть Монти, когда он того хотел. Но с некоторых пор я утратила веру в его способность любить кого бы то ни было кроме себя.

Крис покачала головой.

— Ах, нет, он тебя действительно любил. Он даже признался в этом мне. Вот я и подумала, что ты должна знать, тогда тебе легче было бы перенести удар.

Я понимала, что Крис нелегко говорить мне такое, и растрогалась. Но еще больше меня поразило поведение Монти. Какой же склонностью к садизму надо было обладать, чтобы по собственной воле жениться на наивной девочке и потом сказать ей, что он любит другую. Зачем ему это понадобилось?

— Крис, дорогая, — сказала я, — ты доджи постараться понять, что я уже давно не любила Монти. Наши отношения зашли в тупик, мы двигались к разрыву, и он знал об этом не хуже меня. Вот почему тебе не следует страдать из-за того, что ты якобы разбила мою жизнь.

Я заметила, что Билл слушает меня с повышенным интересом, но Крис никак не реагировала на мои слова. Было очевидно, что мысль о том, что кто-то мог разлюбить Монти, просто не могла достучаться до ее головы.

— В последнее время случалось, что я испытывала к нему ненависть, такую же сильную, как любовь, — проговорила Крис, как бы изумляясь собственным словам. — Я поняла, что любовь и ненависть переплелись в клубок, из которого я не смогу выпутаться. — Помолчав, она добавила: — Это случилось после того… когда я обнаружила…

— Обнаружила что? — спросил Билл. Казалось, Крис собирается с силами, чтобы ответить, но она так ничего и не объяснила.

— Я не могу об этом говорить. Действительно не могу. Но мне не хотелось бы, чтобы вы меня считали круглой идиоткой. То, что я там наговорила Мак-Фейлу… разумеется, я так не думаю. Просто я должна была так отвечать ради него.

— Значит, ты не веришь, что Монти был таким уж изумительным человеком? — спросила я.

— Конечно. — В этот момент Крис показалась мне совсем юной и бесконечно несчастной. — Эти последние две недели… После них я уже не могла верить Монти, как раньше. Но, Лайнел, это не имело значения. Для меня было неважно, хороший он или плохой, добрый или жестокий. Я все равно его любила. И всегда буду любить. Кажется, в этом я похожа на свою мать.

Теперь она сидела на краю дивана, выпрямив спину. Ее лицо, отмеченное почти детской прелестью, показалось мне вдруг куда более взрослым, даже постаревшим, у нее был взгляд глубоко отчаявшегося человека.

Меня удивило, насколько облик этой новой, более зрелой Крис не соответствовал всему тому, что я знала о вялой и бесцветной Сьюзен Гарднер. Крис заметила мое замешательство.

— Так ты не знаешь, Лайнел? Сьюзен мне не родная мать. Она чудесно ко мне относится, и я ее люблю, но она не моя мать.

Это явилось полной неожиданностью для всех нас, и в комнате воцарилось молчание. Через некоторое время Крис снова заговорила, с трудом подбирая нужные слова.

— Моя настоящая мать сбежала, когда мне не было еще двух лет. С одним человеком. Отец не любит об этом говорить, но кое-что он мне рассказал. Он считает того человека очень дурным. Должно быть, мама очень его любила, раз она так поступила. Наверное, она любила его так же, как я любила Монти, который тоже не был хорошим человеком. Вот что я имела в виду, когда сказала, что похожа на свою мать. Кажется, я и внешне на нее похожа, хотя я светлая, как отец, а она была темноволосой. Когда-то я нашла ее старую фотографию, и теперь мне кажется, что это чуть ли не мой портрет.

Выговорившись, Крис немного успокоилась, однако теперь было не время бередить старые раны и сопоставлять нынешнюю трагедию с драмой минувших дней.

Мы с Еленой переглянулись, и она обратилась к Биллу:

— Почему бы тебе не отвезти Крис домой? Ей надо бы поскорее лечь спать.

— Конечно, — согласился Билл. — Пойдем, малышка. Ты ведь поедешь к отцу, не так ли?

Крис кивнула.

— Да, разумеется. Я не могу вернуться в эту ужасную, пустую квартиру Монти.

Елена принесла ее вещи, но Крис медлила, как бы желая еще что-то сказать. Хотя она и держала себя в руках, каждая черточка ее лица свидетельствовала о тревоге и смятении. Она явно чего-то боялась.

— Ты понимаешь, — обратилась она ко мне, — моему отцу пришлось так тяжко… и я не хотела причинить ему новые страдания. Эта женщина сделала его несчастным. Я имею в виду мою мать. И я нанесла ему удар, выйдя замуж за Монти. Поэтому теперь я желаю только одного: сделать так, чтобы ему легче было перенести это несчастье. Я должна добиться этого любой ценой.

— Я тебя понимаю, — заверила я Крис, хотя ее слова показались мне довольно туманными. Она явно чего-то недоговаривала, и это внушало мне беспокойство. Но я только дружески пожала ей руку. — Постарайся как следует выспаться. И обязательно заходи ко мне, если окажешься в наших палестинах.

— Позвони мне завтра в «Юниверсал», Лайнел, если будут какие-нибудь новости, — попросил Билл.

Мы с Биллом переглянулись, и в этот миг я твердо знала, что он мне друг. Мы с ним союзники. Ему не хотелось подозревать меня, мне — его. Было приятно это ощущать.

Не знаю, отчего мой мозг выбрал именно этот момент, чтобы, по касательной оторвавшись от действительности, восстановить в памяти то, что я, казалось, начисто позабыла. Как бы там ни было, перед моим мысленным взором с безжалостной ясностью возникла картина: я стою в витрине и…

— Клюшка для игры в гольф! — воскликнула я и чуть не задохнулась. — Ах, Билл!

— Ну и что с этой клюшкой? — спросил Билл.

— Другая половина… та, которую они не нашли. Я держала се в руках. На ней отпечатки моих пальцев!

И я рассказала ему, как приводила в порядок витрину; как подняла верхнюю часть клюшки и засунула ее в спортивную сумку, висящую на плече манекена — просто чтобы она не валялась на виду. Я спрятала ее в таком месте, где она рано или поздно обнаружится. И если они найдут мои отпечатки пальцев и сопоставят…

Билл неодобрительно взглянул на меня.

— Да, плохи наши дела. — Он собрался с мыслями. — Может быть, вместо того чтобы полагаться на волю случая и пытаться выкинуть из головы неприятные воспоминания — а это все равно не получится — нам следовало бы объединить усилия и найти настоящего убийцу, пока не схватили какого-нибудь ни в чем не повинного человека.

Елена обняла меня за плечи, потому что я снова задрожала.

— Но это еще не все! — воскликнула я. — Как же я могла забыть! Вы помните кольцо, с которым Мак-Фейл носился как с писаной торбой? Так вот: я, по-видимому, нашла камень от этого кольца. Или кусочек камня. Я подняла его с ковра, но подумала, что это осколок какого-то дешевого украшения. Если это тот самый камень, моя находка может оказаться важной для расследования.

— Что ты сделала с этим камнем? — спросил Билл.

Я с предельной ясностью заново испытала ощущение того, что камень находится в моей руке: гладкий, но с зазубриной на краю, словно у него отбит кусочек. Мне припомнилось и то беспечное движение, посредством которого я позволила камню выскользнуть из пальцев.

— Он в кармане халата, — объявила я. — А халат висит на спинке стула в моем кабинете.

— Хорошо, — сказал Билл. — Завтра утром первым делом достань его и передай Мак-Фейлу. Возможно, это важная улика. И постарайся хорошенько выспаться.

Наконец Елена закрыла за гостями дверь, и мы остались одни в квартире. Несмотря на усталость, я долго не ложилась, беспокойно слоняясь по комнатам.

— Елена, как ты думаешь, кто мог…

Она резко меня оборвала:

— На сегодня хватит. Оставь что-нибудь для полиции: пускай у них болит голова. У тебя был тяжелый день, да и я немного раскисла. Мы ложимся спать.

Чуть позже я лежала в постели в нашей с Еленой общей спальне и невольно восстанавливала в памяти жуткие картины, увиденные задень, перебирала в уме вопросы, оставшиеся без ответов. Я всматривалась в темноту и слушала, как дождь стучит по оконному стеклу.

Должно быть, смерть Монти была кульминацией загадочной истории, которую нам еще только предстоит прочесть. Но убийство — не завершение сюжета, а скорее начало новой истории, в которой все, кто был так или иначе с ним связан, должны будут исполнить свои роли. Истории, переполненной страхом, неуверенностью и отчаянием. Потому что эти чувства сопровождают убийство с такой же непреложностью, с какой ночь следует за днем. Завтра откроется новая глава. Какая роль в ней отведена мне? И когда достоянием публики станет та часть роли, которую я уже сыграла?

Я долго ворочалась, пока не погрузилась в беспокойный, исполненный кошмаров сон.

Глава 7

На следующее утро я проспала, и Елена решила меня не будить. Когда я встала, она уже ушла, оставив для меня газету на журнальном столике. Убийство Майкла Монтгомери заполонило первые страницы чикагских газет.

И оно больно ударило по Каннингхему и его магазину. Едва войдя в него, я ощутила нервное возбуждение, сопровождавшее меня повсюду. Когда я вошла в лифт, разговор там прекратился. Со мной здоровались, затаив невысказанные слова, незаданные вопросы. Проходя по коридору, я кожей чувствовала преследовавшие меня взгляды.

Интересно, подумала я, многие ли говорят друг другу при встрече: "Ведь он ее, кажется, бросил? Оскорбленная женщина — это, знаете ли…" И если таково их нынешнее отношение, то что будет, если выяснятся скрытые мною обстоятельства?

Но мои мысли были заняты в первую очередь осколком, найденным мною в витрине. Осколком, который, по-видимому, представлял собою часть драгоценного камня из кольца, которое Монти сжимал в руке. Выйдя из лифта, я поспешила в свой кабинет, чтобы как можно скорее достать камень из кармана халата.

Дверь в кабинет была, как всегда, открыта. Там не находилось ничего ценного, и я не видела необходимости запирать замок на ночь. Кейт еще не пришел, и я направилась прямо к своему стулу. Халата на нем не было.

Первым делом я подумала, что могла повесить его куда-нибудь еще. Например, на крючок за дверью. Я чуть было не двинулась туда, но в это мгновение моих ушей достиг слабый шорох, и я поняла, что нахожусь в кабинете не одна. Я похолодела, ощутив, что за дверью таится опасность.

И тут, прежде чем я успела пошевелиться. Кто-то набросился на меня сзади. Мне нанесли тяжелый неуклюжий удар по голове, прямо за ухом, и я свалилась на стол, ошеломленная и потрясенная случившимся.

Я не потеряла сознания. Хотя удар был нанесен с большой силой и решимостью, меня защитили густые волосы. Я слышала удалявшийся по коридору топот ног, но долго еще не могла собраться с духом, чтобы пошевелиться или закричать. Казалось, меня несет волна, и я не могу нащупать твердую почву под ногами.

Тут сильные руки подняли меня со стола, встряхнули. Я стала бешено сопротивляться, вообразив, что это вернулся мой злоумышленник. Но руки держали меня крепко, и мое сознание прояснилось. Когда красный туман перед глазами рассеялся, я увидела, что руки принадлежат Сильвестру Герингу, и услышала его озабоченное бормотание.

Я встала на ноги и тут же рухнула на стул.

Геринг наклонился надо мной и тревожно спросил:

— С вами все в порядке, мисс Уинн? Что случилось? Вы упали в обморок?

— Нет, — ответила я. — Нет! — В шишке за ухом пульсировала кровь, и это мешало мне сосредоточиться. — Кто-то меня ударил, — проговорила я. — Кто-то ударил меня и удрал.

Геринг взглянул на шишку и выбежал в коридор. Он помчался в том направлении, которое я ему указала, но ясно было, что погоня окончится безрезультатно. Нападавший располагал достаточным запасом времени, чтобы по лестнице спуститься в торговый зал и затеряться в толпе. Я осмотрела кабинет, пытаясь заставить свой мозг работать.

Только увидев на полу за дверью край знакомого цветастого халата, я окончательно пришла в себя. Я наклонилась, испытывая головокружение, и дрожащими пальцами полезла в карман.

Камень исчез.

Вернулся Геринг и безнадежно покачал головой.

— Так никого и не нашел. Кто бы это мог быть?

— Не знаю. Но догадываюсь, чего он хотел.

Я рассказала детективу о камне, который небрежно сунула в карман халата, и Геринг стал звонить по телефону, пытаясь связаться с Мак-Фейлом. Но тот, видимо, работал по собственному графику. Геринг доложил о случившемся и попросил передать Мак-Фейлу, чтобы он позвонил в магазин.

Когда он повесил трубку, я показала ему предмет, лежавший на полу.

— Смотрите. Меня, наверное, ударили этой штукой.

На полке, висевшей на стене, стояли две привезенные из Мексики подставки для книг из оникса. Одна из них и лежала перед нами на полу. Геринг осторожно, с помощью носового платка поднял ее и рассмотрел.

— Даже не разбилась. Давайте взглянем на ваш синяк. — Он изучил мою травму. — Немного поболит. Но вы легко отделались. И кожа не повреждена. Вас спасли густые волосы, да и подставка — это не лучшее орудие для нанесения удара. Как вы себя чувствуете?

— Голова болит. Но думаю, что скоро оправлюсь.

— Может быть, это и хорошо, что так случилось, — торжественно произнес он.

— Что вы хотите этим сказать?

Он пожал своими тяжелыми плечами.

— Послушайте, мисс Уинн, я ваш друг.

— Конечно, — подтвердила я. — Спасибо.

— Вот почему я хочу вас предостеречь. Будьте начеку. В этом магазине полно людей, которых Монти выводил из себя по той или иной причине. Но только у вас есть мотив. Самый очевидный из всех, какие бывают на свете. Если Мак-Фейл получит против вас что-нибудь реальное, я вам не завидую. Может быть, это нападение направит его по другому следу. Вот почему я считаю, что оно может пойти вам на пользу.

Я сдавила пальцами пульсирующие виски.

— Вот что, мисс Уинн, — продолжал Геринг. — Если вы собираетесь сегодня оставаться на работе, не рассказывайте пока никому о том, что случилось. По крайней мере, не стоит сообщать о нападении всем и каждому. Лучше присмотритесь, как ведут себя люди. Может быть, кто-то удивится, увидев вас в полном здравии, или как-нибудь иначе себя выдаст.

Я кивнула. Конечно, я никому не скажу о происшествии. Такая новость собрала бы вокруг меня весь этаж, и мне пришлось бы весь остаток дня выслушивать соболезнования. А я сейчас больше всего хотела, чтобы меня оставили в покос.

— Хорошо, — сказал Геринг, осторожно заворачивая подставку для книг в носовой платок. — Думаю передать эту вещицу криминалистам. Да, совсем забыл! Я ведь пришел вам передать, чтобы вы спустились снять отпечатки пальцев.

— Отпечатки пальцев? — Я ощутила приступ тошноты, вспомнив о клюшке.

— Да, там в отделе оформления витрин. У мистера Каннингхема есть приятели в высоких сферах, и он поднял жуткий вой по поводу того, что массу людей собираются оторвать от работы, вызывая в полицию, чтобы снять отпечатки пальцев. Ивыставляют их при этом на обозрение. Поэтому, чтобы его успокоить, они проделывают эту процедуру прямо у нас, без отрыва от производства.

— А когда будет дознание? — спросила я.

— Сначала предполагалось, что сегодня, — объяснил Геринг. — Но Мак-Фейл попросил отсрочки, поэтому коронер назначил его на понедельник. Это запутанный случай. Слишком много свидетелей. Мак-Фейл хочет разобраться со всеми ними до судебного заседания. Ну, мне пора. С вами действительно все в порядке?

Я ответила с вымученной улыбкой.

— Думаю, что так. Наш злоумышленник, кто бы он ни был, получил то, что хотел. Не думаю, что он вернется.

— Вы правы, — сказал Геринг. — Если только он не считает, что вы успели его рассмотреть. В этом случае он может вернуться, чтобы закончить свою работу.

Высказав эту ободряющую мысль, Геринг удалился.

Ничто не казалось мне теперь достаточно основательным и надежным. Я даже не была очень напугана. Произошло много такого, что никак не могло произойти, и мой мозг отказывался приспособиться к новому положению вещей.

Кто-то убил Монти. Кто-то спрятался в кабинете и сшиб меня с ног. И камень исчез из кармана халата. Там и лежит ключ. Кто знал, куда я положила камень?

Только три человека: Елена, Билл, Крис.

Елена в это утро ушла раньше меня. У нее было достаточно времени, чтобы проскользнуть в мой кабинет до моего прихода. Но Елена — моя подруга.

Что касается Билла и Крис… Я пришла на работу уже после открытия магазина. Кто угодно мог пройти незамеченным в толпе покупателей и подняться наверх. Кто угодно, только не Билл не могло произойти! Я не собиралась заново возвращаться к тем смехотворным мыслям, которые преследовали меня накануне вечером.

И Крис тоже не могла этого сделать. Правда, она была достаточно крупной и сильной. И она так переживала из-за того, что считала себя виноватой передо мной, так хотела искупить свою вину.

Билл и Крис — тоже мои друзья. И все же… Даже друг, если он окажется в ловушке, в безвыходной, отчаянной ситуации, может пойти на все. Особенно если ему грозит разоблачение.

А может быть, кто-нибудь из них просто проболтался? В этом случае дело не так уж безнадежно. Я выясню это позже, когда представится случай поговорить с ними наедине.

И во всем этом деле столько загадочного и непонятного. Что могло означать кольцо в руке у Монти? И если то, что я подняла с ковра, действительно было осколком камня от кольца, то почему этот осколок представляет такой интерес для убийцы?

Вопросов было сколько угодно, и ни на один из них я не могла найти ответа. И на каждом шагу меня подстерегали опасности, о которых я, может быть, даже и не догадывалась. Мне захотелось, чтобы поскорее пришел Кейт, страшно стало оставаться одной. Скоро мне придется пройти процедуру снятия отпечатков пальцев. До этого надо собраться, взять себя в руки. Может быть, работа поможет.

Я нашла на своем столе лист бумаги, на котором вчера вывела смелые слова: «Цвет года — красный». Скоро я поняла, что работа над девизами — не лучший способ успокоиться. «Красный — цвет крови», — сказал Кейт. Но теперь я могла предложить кое-что похлеще. Для меня отныне красный цвет — это напоминание об убийстве. Когда в кабинет вошел Кейт, я спрятала свои записи.

Мой помощник выглядел ужасно. Его и без того несвежая кожа пожелтела, а руки так дрожали, что Кейту с трудом удалось повесить шляпу на крючок,

— Что с тобой? — спросила я.

— Я… я только сейчас узнал, — проговорил он запинаясь. — Я имею в виду мистера Монтгомери. Это чудовищно.

— Соберись, — посоветовала я. — Скоро придется идти в отдел оформления витрин, чтобы с нас сняли отпечатки пальцев.

— Отпечатки пальцев? — пронзительно вскрикнул Кейт. — Но ведь я не имею никакого отношения к этому делу. Ах, мисс Уинн, я хочу остаться в стороне от всего этого.

Он выглядел таким несчастным желторотым птенцом, что я из жалости отвернулась. Не стоит вести мальчика к полицейским, когда он находится в таком состоянии.

— Я пойду первая, — проговорила я через плечо. — Когда очухаешься, последуешь за мной.

Я вышла из кабинета, так и не взглянув на него. Обнаружив, что не вполне твердо стою на ногах, я обрадовалась тому, что вообще осталась жива.

Билл тысячу раз прав, сказав вчера вечером, что мы должны объединить свои усилия и найти убийцу. И не только для того, чтобы спасти невиновного человека от ареста. Чтобы спасти свои жизни. Я подумала о последнем замечании Геринга насчет того, что убийца может вернуться, чтобы закончить работу, и уже дрожала, проходя по безлюдному коридору.

Специалист по отпечаткам пальцев был крайне недоволен тем, что ему пришлось расположиться со своим оборудованием в кабинете Монти. Он считал, что в таких условиях работать нельзя, и охотно делился со всеми своими соображениями на этот счет. Я услышала его жалобы, как только оказалась в отделе оформления витрин. Другой детектив рылся в бумагах Монти, иногда отрываясь от них, чтобы задать тот или иной вопрос Тони Сальвадору.

Я с замиранием сердца ждала, не посмотрит ли кто-нибудь на меня настороженно, не удивится ли тому, что я жива-здорова. Но ничего подозрительного не заметила.

Из кабинета вышла Сондо в своем обычном зерном халате, с желтой лентой, перехватывающей спутанные черные волосы. Она в знак приветствия помахала мне измазанной чернилами рукой и стала разминать затекший большой палец.

— Вот и поработай тут, когда по сцене шныряют толпы полицейских. Я пыталась им объяснить, что магазин — это тот же театр. Пускай случится землетрясение, потоп, разверзнется ад — представление продолжается. Даже убийство не может его прервать. Но на копов мои идеи не произвели никакого впечатления.

Слова Сондо по обыкновению звучали дерзко и вызывающе, но под ее глазами появились темные мешки, на высоких скулах проступили желваки. Ей тоже плохо спалось в эту ночь.

Но, переступив порог кабинета Монти, я о ней забыла.

Эта комната была мне хорошо знакома. За те месяцы, что он здесь проработал, Монти успел наложить на окружавшие вещи отпечаток своей незаурядной личности. Вчера вечером, находясь в кабинете Тони, я не испытывала подобных чувств. Тогда смерть была ужасающей новостью, слишком невероятной, чтобы осознать се смысл. Я не могла связать в уме распростертое на полу тело и того Монти, которого я знала.

Но теперь смерть стала ощутимой реальностью. Здесь, в кабинете, все напоминало о Монти. Вещи, которые он брал в руки, сохраняли тепло его прикосновений. Вот сделанные им беглые наброски оконных витрин. Вот фотографии на стенах; их выбирал Монти. Казалось, в отделе вот-вот раздастся его мелодичный голос, послышатся негромкие, но уверенные шаги. Но на этот голос больше никогда не отзовется эхо, эти шаги никто не услышит.

Вот что превращало его смерть в реальность, А мысль о том, что рука, размозжившая ему череп замахивалась и на меня, делала эту реальность почти невыносимой.

Тут я осознала, что Сондо все еще стоит рядом со мной, не отводя своих черных проницательных глаз от моего лица.

— Заскочи ко мне, когда отделаешься от колов, — шепнула она. — Мы сможем сравнить наши наблюдения. — Сделав это загадочное предложение, Сондо удалилась к себе.

Две девушки из парфюмерного отдела вышли из кабинета, где снимали отпечатки пальцев, и, шепчась, прошмыгнули мимо меня. Я перешагнула порог и увидела, как Елена Фарнхем надавливает пальцами на соответствующие карточки. За ней стоял Оуэн Гарднер; он был явно взбешен, воспринимая происходящее как личное оскорбление.

По дороге к двери Елена сочувственно мне подмигнула и прошептала:

— Я тебя подожду.

Тони, увидев меня, кивнул, затем перевел взгляд на Оуэна.

— Послушайте, — резко проговорил он. — А как насчет Карлы Дрейк? Почему у нее не снимают отпечатков?

Гарднер вытер пальцы и поднял голову.

— Это еще зачем? — возмутился он. — Уж она-то может иметь никакого отношения к делу.

— Кто такая Карла Дрейк? — заинтересовался детектив.

— Манекенщица с моего этажа, — ответил Гарднер. — Не думаю, что за те три месяца, что она у нас работает, Карла вообще разговаривала с Монтгомери; разве что пару раз обмолвилась с ним словечком.

Тони пожал плечами.

— Может, оно и так. Но Карла постоянно ошибается в нашем отделе, у нее какие-то дела с Сондо Норгор.

Детектив кивнул.

— Позвоните на четвертый этаж и попросите ее прийти сюда.

Гарднер неприязненно взглянул на Тони и вышел из кабинета.

Процедура не заняла много времени, но я едва осознавала, что происходит. Слова Тони воскресили в моей памяти тот давний — а ведь это было только вчера! — эпизод, когда я наткнулась на Монти и Карлу коридоре. Если то, что говорит Оуэн, правда, как объяснить интимную сцену, свидетельницей которой я оказалась?

Елена ждала меня у двери, и мы с ней пошли к Сондо. В ее кабинете, как обычно, играл граммофон, но на этот раз звучал не Равель, а Кол Портер. «Станцуем бегуэн». Впрочем, эффект был один и тот же: чувство меланхолии.

Мне стало не по себе от этой музыки.

— Сондо, неужели у тебя не найдется пластинки повеселее?

— А я не расположена веселиться, — огрызнулась она. — Я помню, что Монти умер, даже если вы все об этом забыли.

Я взглянула на нее с удивлением. Это было так не похоже на Сондо — демонстрировать свои чувства.

Она стояла на стремянке с кистью в руке и прикрепляла к стене большой лист плотной бумаги. Сондо работала над задником для одного из красных окон, которые проектировал Тони.

— Цвет года — красный! — насмешливо провозгласила Сондо и нанесла на бумагу жирный мазок алой казеиновой краски.

Кабинет Сондо выглядел таким же неприбранным, как и она сама. Стол завален кусками бумаги, рулонами ткани и холста. На полу валялись разбросанные кнопки, молоток угрожающе балансировал на краю полки. К кульману прикреплен незаконченный набросок, забрызганный чернилами.

Комната давала полное представление о ее хозяйке. За время службы в магазине Монти сумел внести большую упорядоченность в работу отдела, однако Сондо отстояла свое право на безалаберность. Она являлась классным специалистом и довольствовалась маленьким жалованьем, поэтому разумнее было оставить ее в покое.

Мало кому удавалось командовать Сондо. Она как кошка, гуляла сама по себе, делала то, что считала нужным, и имела взрывной темперамент. Наталкиваясь на противодействие, она готова была смести все на своем пути. Даже Оуэн Гарднер ее побаивался, и я могла бы припомнить не один случай, когда Сондо, прибегнув к защите Монти, заставляла отступить самого начальника отдела высокой моды.

— Ты сказала, что хочешь меня видеть, — напомнила я Сондо. — Выяснила что-нибудь новенькое?

— Никаких новостей, — ответила она. — Наш друг Геринг околачивался здесь все утро и прожужжал мне уши рассказами о своей фотографической памяти. Бьюсь об заклад, что он прав и Крис вообще не приходила на третий этаж. Геринг запечатлел в своей пресловутой памяти прилавок парфюмерного отдела, пока шел допрос вчера вечером, и сумел перечислить названия всех флакончиков, баночек и пудрениц, выставленных на витрине. Притом по порядку, как они там стояли. Поэтому я и решила, что Крис темнит.

— Зачем ей это нужно? — спросила я.

— Знаешь что, — гнула свое Сондо, — нечего делать из меня дурочку. Я общалась с Монти достаточно тесно, чтобы кое-что понять. Он не любил Крис. Да и что привлекательного мог он в ней найти? Большая неуклюжая девочка, симпатичная, но пустая и безмозглая.

— Что ты на нее так взъелась? — возмутилась я. Сондо села на верхнюю ступеньку стремянки и ткнула в мою сторону кистью.

— Как только ты можешь изображать достоинство и благородство по отношению к женщине, которая исподтишка умыкнула у тебя жениха? Да я бы на твоем месте от одного ее вида…

— Если ты собиралась поговорить со мной только об этом, — оборвала ее я, — тогда я пошла.

Елена тем временем рассматривала рисунок, лежавший на чертежном столике Сондо; она подержала его в руках, затем перевернула и положила обратно, ни сказав ни слова.

Сондо спохватилась.

— Нет, я собиралась с тобой поговорить не только об этом. Я считаю, что сейчас самое время узнать правду об их браке. Слабоумные копы никогда до нее не докопаются. Монти был сам не свой перед женитьбой, и, если нам удастся выяснить, что его тревожило, мы получим в руки ключ ко всему делу. А завладев ключом…

Я взглянула на Сондо снизу вверх. На ее уродливом маленьком личике появилось такое мстительное выражение, что я обомлела. В моем мозгу промелькнула догадка, но, прежде чем я успела се сформулировать, Елена произнесла:

— Значит, ты тоже принадлежишь к числу женщин, любивших Монти. — Это даже был не вопрос, а констатация факта.

Сондо восприняла сказанное крайне болезненно.

— Не будь идиоткой, — огрызнулась она и яростно заработала кистью.

Мне снова стало не по себе. Для меня не было секретом, что Монти пользовался успехом у женщин; кроме того, я догадывалась, что он находил удовольствие в сознательном обольщении тех, к кому не испытывал никаких чувств. А Сондо, что там ни говори, была женщиной. Но если Монти так поступил — а он должен был понимать, на что идет, — то…

Я повернулась к двери и увидела стоявшую на пороге Карлу Дрейк. Трудно сказать, давно ли она там находилась и какую часть нашего разговора могла услышать. На ней был великолепно скроенный зеленовато-голубой костюм, подчеркивавший достаточно округлые линии ее фигуры и выгодно оттенявший белизну ее кожи и серебристые волосы. В ее облике было нечто, заставлявшее усомниться в том, что Карла реальная женщина из плоти и крови.

Она вошла в комнату как сомнамбула; как будто она никого из нас даже не заметила, направившись прямо к граммофону. Рядом с ним стояла какая-то коробка, и Карла уселась на нее, сложив свои изящные руки на обтянутых юбкой коленях. Ее голова запрокинулась назад, серебристые волосы свесились ниже плеч, в глазах застыло выражение мечтательной отрешенности.

Сондо посмотрела на нее сверху и резко распорядилась:

— Карла, выключи граммофон!

Манекенщица не выказала никаких признаков того, что услышала требование хозяйки кабинета; она всем своим существом погрузилась в звучание мягкого баритона.

Не вернутся любви мгновенья,

поверь мне, милый,

Но меня уносят в ее владенья

с волшебной силой

Эти звуки. Станцуем наш бегуэн.

Сондо положила кисть и спустилась со стремянки. Она пересекла комнату тремя кошачьими прыжками и сняла иголку с пластинки. Карла вздрогнула и начала выходить из транса.

Ее глаза были намного старше, чем сохранившее молодость лицо. Я заметила это только теперь.

Глаза манекенщицы свидетельствовали о трагическом прошлом.

Но сейчас они наполнились слезами, и она с печалью в голосе обратилась к Сондо:

— Ты не можешь понять. Эта песня, ее мелодия… Она пробуждает во мне чудесные воспоминая. И ты сама сказала, что я могу приходить сюда и слушать ее в любое время.

— Беда в том, что ты от нее пьянеешь, — сказала ей Сондо. — Ты должна научиться слушать музыку, не утопая в ней. Как я, например. Но ты от нее просто хмелеешь, как Тони от ликера.

— Кто это хмелеет? — В дверях появился Тони собственной персоной. Он вошел в комнату, неся в руках такой же граммофон, какой был у Сондо. Поставив его на стол, Тони попросил:

— Сондо, дай мне одну из твоих пластинок. Только не это чертово "Болеро". Хочу испытать приспособление, которое Билл Зорн смастерил для витрины. А то в нем что-то испортилось.

Карла поднялась с коробки, и Тони уставился на нее.

— Что ты здесь делаешь? — осведомился он. — Тебя ждут в кабинете Монти, чтобы снять опечатки пальцев.

Манекенщица плавно двинулась к двери.

— Я знаю. Просто, проходя мимо, я услышала музыку и… — Она замолчала и повернулась к Тони. — Им удалось что-нибудь выяснить? Я имею в виду… о нем.

— Не знаю, — ответил Тони. — Полицейские не допускают утечки информации. Если там есть чем утекать.

— Конечно, это не имеет значения, — задумчиво проговорила Карла. — Ничего нельзя изменить. Все написано на небесах, и предначертанное неминуемо свершится.

Елена, стоя у стола, рассматривала свою ладонь и Карла обратилась к ней:

— Как ваша рука, мисс Фарнхем?

Елена несколько раз сжала ладонь в кулак и разжала ее.

— Немного побаливает. Но это пройдет.

— Мне так жаль, что я вас оцарапала, — сказала Карла. — Я бываю ужасно неуклюжей.

— Я виновата не меньше вашего, — ответила Елена.

Я прислушивалась к этому малозначительному обмену репликами с напряженным вниманием. И снова уловила во взгляде Елены уже знакомое мне выражение: она словно пыталась что-то припомнить. И еще мне показалось, что Елена и Карла смотрели друг на друга с какой-то настороженностью.

Тут Карла бесшумно выскользнула из кабинета, и Тони посмотрел ей вслед.

— При виде этой женщины у меня мурашки бегут по коже, — проворчал он. — Не выношу этого трепа насчет предначертания и того, что написано на небесах. Она чокнутая. И зачем только ты ее сюда привадила?

— А мне нравятся чокнутые, — заявила Сондо. — И она вольна приходить сюда, когда захочет. Тебя пока еще не назначили начальником отдела.

Тони наугад взял какую-то пластинку и положил ее в соответствующее отделение своего граммофона.

— Может, пока и не назначили. Но они никуда денутся, когда я оформлю те красные окна. В конце недели вся Стейт-стрит ахнет.

Елена посмотрела на часы и заметила, что ей пора. Сондо и Тони продолжали пикироваться и не обратили на это внимания; поэтому, когда Елена проходила мимо меня, я тихо ее спросила, удержав за руку

— Ты говорила кому-нибудь о том осколке камня, что я положила в карман халата?

Она выглядела немного испуганной.

— Да нет… не думаю. Почему ты спрашиваешь?

— Да так. Я потом тебе объясню.

Когда она ушла, я вернулась к Сондо и Тони.

Он теперь углубился в изучение граммофона, она с любопытством следила за его манипуляциями. Пластинка завертелась, и раздалась музыка, но она звучала как-то странно, с металлическим дребезжанием. Тони послушал с минуту и выключил граммофон.

— Теперь поняла, что я имел в виду? А вчера было все нормально, я проверял. Что с ним могло стрястись? Наверное, Билл перемудрил со своими приспособлениями.

— Пускай он с ними и возится, — заявила Сондо. — Я обратила внимание: когда вы работаете врозь, ничего путного из этого не получается.

Тони проигнорировал ее замечание.

— Послушай, Лайнел, — обратился он ко мне, — этот твой помощник, кажется, живет в западной части города, не так ли? Может быть, отпустишь его сегодня пораньше, чтобы он успел заскочить в "Юниверсал Артс"? Мне еще надо повозиться в том окне с гольфом.

— Не возражаю. Хорошо, что ты о нем напомнил, а то он сейчас, наверное, сидит, дожидается, когда я его займу какой-нибудь работой. Ну, я пошла.

Но я не спешила возвращаться к себе. По дороге я встретила знакомую из отдела рекламы; ей захотелось узнать последние новости, и мы немного потрепались. Когда я подошла к своему кабинету, он был пуст. Наверное, Кейт взял себя в руки и отправился к специалисту по отпечаткам пальцев.

В этот момент страх ко мне вернулся, и я не сразу заставила себя переступить порог кабинета.

Я быстро осмотрелась, убедилась в том, что никто не скрывается за дверью. В комнате никого не было, но мое беспокойство только возрастало. Мне померещилось, что кто-то чужой наложил на кабинет свой отпечаток, что в комнате произошли перемены. Сильное волнение мешало мне понять, что именно случилось.

Я села за стол, у меня на лбу и на ладонях выступил пот. Так что же изменилось?

Поскольку мне никак не удавалось понять, в чем дело, я приступила к систематическому осмотру. На широком подоконнике были сложены приготовленные для меня новые журналы — издания, считающиеся библией мира моды. На столе громоздились буклеты и рекламные объявления, как внутренние — продукция Канниигхема, — так и внешние, представлявшие достижения наших конкурентов. Беспорядок на столе был кажущимся, организованным беспорядком; я легко в нем ориентировалась.

Так что же изменилось?

Стоявшая на столе банка с клеем оказалась открытой. Это не в моем характере — оставлять пятна на столе; Кейт тоже исключительно опрятен. Кто-то пользовался кисточкой для клея и делал это в большой спешке.

Повернувшись на стуле, я начала осматривать стены, кажется, это от них исходило ощущение тревоги. Что-то переменилось. И туг я заметила, что именно.

На стене за моим столом висел аккуратно размещенный, впритык к другим фотографиям приклеенный портрет, которого раньше не было. Это была черно-белая фотография победительницы конкурса красоты в купальном костюме. Такого рода голливудскую картинку я никогда бы не выбрала для своей стенной коллекции. Я встала и подошла к стене, провела пальцем по фотографии. Клей еще не высох. Эта картинка здесь совсем недавно.

Глава 8

Я немного помедлила, ощупывая пальцами картинку, затем подошла к стопке журналов, лежащей на подоконнике, и стала торопливо перелистывать первый попавшийся номер. Я сразу нашла то, что искала: оборванный край в том месте, откуда исчезла страница.

Разумеется, красотка в купальном костюме просто случайно подвернулась под руку. Она понадобилась только для того, чтобы прикрыть пустое место, оставшееся там, откуда была оторвана другая картинка.

Оказывается, человек, ударивший меня утром по голове, приходил в мой кабинет не только за осколком камня; он осуществил куда более странное намерение — отодрал картинку со стены.

Я осторожно потянула за край вновь наклеенную фотографию. Она держалась непрочно, клей на обратной стороне распределился неровно, и мне не стоило большого труда избавиться от нового экспоната. Правда, по ходу дела фотография немного порвалась. Картинка, висевшая под ней, тоже порвалась, когда ее отдирали от стены, но клей там был старый и похититель легко овладел своей добыче. На стене остался только уголок прежней картинки, по которому нельзя было установить, что на ней изображено.

Конечно, я не сомневалась в том, что вспомню. Я оклеивала эту стену сама, с помощью Кейта. И я смотрела на нее шесть дней в неделю, в общей сложности несколько месяцев. Я могла мысленно, на память восстановить всю свою картинную галерею. Сейчас, в следующее мгновение образ пропавшей картинки возникнет перед моим мысленным взором. Я уже почти ухватила его… еще секунда…

Но он каждый раз коварно ускользал от меня, и я сидела, прижав к глазам ладони и тщетно пытаясь восстановить в памяти неуловимый образ, когда вошел Кейт.

Что случилось, мисс Уинн? — спросил он испуганным голосом.

— Ничего, — ответила я. — Но я хочу попросить тебя об одолжении. Ты видишь это пустое место на стене? Попробуй вспомнить, какая картинка там была наклеена.

Кейт некоторое время смотрел на указанное место, затем в замешательстве покачал головой.

— Не переживай, — сказала я. — Мне тоже не удается вспомнить. Но держи это в голове. Рано или поздно кого-нибудь из нас озарит. Кто-то проник в наш кабинет, сорвал картинку и наклеил на ее место другую. Зачем? Я знаю это не лучше тебя.

Кейт стал разглядывать стены, поминутно вертя головой. Это действовало мне на нервы.

— Забудь об этом, — посоветовала я. — Лучше займись чем-нибудь полезным. Походи по магазину и проверь, нет ли где рваных или испачканных вывесок и рекламных объявлений. Мы их заменим.

Пусть делает что угодно, подумала я, лишь бы с глаз долой. Кейт удалился более чем охотно. Зазвонил телефон, и я сняла трубку.

— Алло, — голос был едва слышен. — Это Крис.

Я старалась говорить бодро.

— Доброе утро, Крис. Как дела?

Крис с некоторое время молчала, как будто я задала совершенно неуместный вопрос. Затем она торопливо объяснила:

— Я нахожусь в магазине и звоню из телефона-автомата. Не хочу подниматься наверх, где все меня знают и начнут приставать с разговорами. Но я хочу с тобой встретиться. Наедине. Мне нужна твоя помощь, Лайнел. Мне нужна твоя помощь. Она мне нужна позарез. Ты сможешь со мной встретиться за ленчем?

— Конечно. Когда скажешь.

— Тогда в четверть двенадцатого. Ты знаешь такой ресторанчик «Полка-Дот» на улице Вашингтона? Отец несколько раз водил меня туда на ленч, очень уютное, а главное, тихое местечко. Если мы придем до полудня, то сможем занять отдельную кабинку и поговорить, не опасаясь посторонних ушей.

— Приду, — согласилась я. — Побереги себя, Крис.

Она повесила трубку, а я стала думать о новых обстоятельствах, усложняющих дело. Итак, Крис сейчас в магазине. А Сондо настроена очень агрессивно по отношению к Крис. Из этого следует… А может, ничего и не следует.

Но что толку сидеть вот так и раздумывать над проблемами, которые я не в силах решить Я достала чистый лист бумаги и решила хоть на этот раз довести работу до конца.

Цвет года — красный

Красный — это цвет дерзания

Красный — это цвет храбрости

Быть в красном — это так драматично

Ладно, сойдет. Теперь надо отправить мои каракули в отдел вывесок на оформление. Но если у меня ушло целых два дня на четыре очень заурядные строчи, что я успею сделать за неделю?

— Можно войти? — В дверях стояла Сьюзен Гарднер. Я сдалась на милость обстоятельств и отложила карандаш. Значит, поработать так и не удастся.

— Здравствуйте, — сказала я. — Разумеется, входите.

Жена Оуэна Гарднера неуверенно опустилась на стул возле меня. На ней было платье, представлявшее собой шедевр качества и стиля, но сидело оно плохо. На ее фигуре любое платье имело тенденцию собираться в складки, образуя причудливую поверхность, напоминавшую рельефную карту. Она привычным жестом одергивала его, но лучше от этого не становилось. Затем она собралась с силами и заговорила.

— Все вышло так ужасно, — начала она торопливо, на одном дыхании. — Монти убит, Крис стала вдовой через две недели после свадьбы. Сегодня утром к нам в дом ввалились репортеры и еще полицейские… Но я хочу поговорить с вами о Крис.

— Я очень люблю Крис, — заверила я миссис Гарднер. — Я рада буду помочь ей чем смогу.

Сьюзен кивнула.

— Я знаю. Вы всегда были к ней очень добры. Иногда мне даже кажется, что все — и особенно мы с Оуэном — ее этим избаловали. Я слишком сильно старалась стать для Оуэна и Крис тем, чем не захотела быть первая жена моего мужа. Теперь я вижу, что у меня из этого ничего не получилось.

Ее голос задрожал и смолк. Она оглянулась, скользнув взглядом по ярким картинкам, развешанным на стенах. Затем снова заговорила.

— Оуэн обожает красивые вещи. И красивых женщин — таких, как на этих картинках: манекенщиц, победительниц конкурсов красоты. Она была такой. Пленительной. Его первая жена, я ее имею в виду. Он не говорит со мной о подобных вещах, но я же вижу. И иногда я вот о чем думаю: если мужчина имеет вкус к подобного рода вещам, то это навсегда.

Я с болью осознала, что подоплекой скромности Сьюзен служила жгучая зависть к женщинам, обладавшим теми качествами, каких она была лишена.

— Ну, не знаю, — попыталась я ее утешить. — Мне кажется, что, если мужчину однажды так безжалостно предали, он должен искать успокоении с женщиной, представляющей собой полную противоположность той, которая его обманула.

— Вы действительно так думаете? — спросила Сьюзен с трогательным стремлением поверить мне. Затем она продолжила уже с другой, более застенчивой интонацией. — Но я пришла не для того, чтобы говорить о себе. Я чувствую, что Крис обеспокоена не только смертью Монти. Она чем-то страшно напугана и находится на грани нервного срыва. Со мной она не делится. Я знаю, что сегодня с ней встречаетесь, и подумала, что она может рассказать то, чего не говорит нам, ее родным. Пока мы не выясним, в чем дело, мы не сможем ей помочь.

— Хорошо, я попытаюсь, — неуверенно пообещала я, ощущая какую-то неловкость.

На се добром одутловатом липе неожиданно появилось злобное выражение.

— Майкл Монтгомери был очень дурным человеком. Я рада, что он мертв. Я надеюсь, что они никогда не найдут того, кто это сделал. Затем она добавила: — Хоть бы так и случилось! — В этом восклицании прозвучало что-то детское.

Но ее негодование быстро сошло на нет, и она встала, снова робко улыбаясь. У двери она остановилась.

— Есть еще одна вещь, мисс Уинн. Я знаю, что могу вам доверять. Мистер Геринг был прав. Крис тогда не пришла, и я солгала, что встретила ее у лифта. Я нашла ее уже внизу, она ходила по магазину сама не своя. Что она делала до этого, я не знаю.

Признание было довольно опасным. Прежде чем я успела что-то ответить, она спросила:

— Вы нашли камень от того кольца в своем халате? Имеет ли он какое-то отношение к убийству?

Я не смогла сдержать изумление.

— Откуда вы о нем знаете.

— Ну… Крис сказала о нем нам с Оуэном вчера вечером, когда вернулась домой. Что, она не должна была этого говорить?

— Не имеет значения, — сказала я. — Теперь все равно. Камень исчез до моего прихода на работу.

Я внимательно наблюдала за ее реакцией, но она так часто выглядела смущенной, что в ее чувствах трудно было разобраться. Вскоре она ушла.

Так, Крис проболталась. Это вовлекает в круг подозреваемых Оуэна и Сьюзен и только запутывает дело. Зная супружескую пару Гарднеров, я не могла представить себе кого-нибудь из них в роли убийцы, прячущегося в моем кабинете. Но правда и то, что я не могла представить себе в этой роли никого из знакомых мне людей.

Надо будет встретиться с Биллом Зорном и все обсудить. Когда он узнает, какой звоночек прозвенел у меня над ухом сегодня утром, то, возможно, изменит свой тон. А, узнав о том, что Крис не пришла на встречу с миссис Гарднер, он должен будет пересмотреть свое галантное решение не заносить ее в список подозреваемых. Кстати, о списке: кроме Крис, его придется пополнить еще по меньшей мере тремя-четырьмя именами.

Прежде всего это Сьюзен Гарднер с ее внезапно проявившейся ненавистью к Монти и слепой материнской любовью к девушке, которая даже не является ее дочерью. Во-вторых, Елена со своей подозрительной царапиной и отсутствующим взглядом. И наконец, манекенщица Карла Дрейк, хотя ей трудно инкриминировать что-то определенное. Оставшиеся три четверги часа прошли более или менее спокойно. У меня просто не оказалось времени для дальнейших умозаключений: непрерывно звонил телефон, один за другим приходили посетители сотрудники магазина, покупатели, жаловавшиеся на невнимательность продавцов. Мне стало легче, когда я вновь окунулась в омут рутинной работы.

В довершение всего газетные репортеры открыли для себя новость о существовании в магазин восьмого этажа. Дело кончилось тем, что разъяренный мистер Каннингхем задействовал свои связи, незваные гости удалились так же внезапно, как пришли.

Позвонил Геринг и сообщил мне о разговоре с Мак-Фейлом, изъявившим желание заглянуть по мне после обеда, чтобы потолковать и на месте оценить обстановку.

Я и не заметила, как пролетело время: пора было отправляться на встречу с Крис. Из магазина я выходила с чувством облегчения, оставляя за своей спиной угнетающую обстановку и зловещую тишину.

Когда я подошла к ресторану, Крис уже была там, она заняла места в одной из маленьких отдельных кабинок. У нее были темные круги под глазами, и то и дело начинали дрожать губы.

— Ах, Лайнел! — воскликнула она. — Я так боялась, что ты не придешь.

Я расположилась напротив нее.

— Разумеется, я пришла. Ты уже сделала заказ?

Она покачала головой.

— Мне совсем не хочется есть. Я пришла только для того, чтобы с тобой поговорить. В любом другом месте слишком мною народу.

Я и сама не чувствовала себя голодной; мы ограничились тем, что заказали по тарелке супа, и я прислонилась спиной к стенке кабинки.

— Итак, что тебя тревожит?

— Сондо. Лайнел, она меня просто пугает. Она ужасный человек. Я всегда замечала, что она меня недолюбливает. Но сейчас она испытывает ко мне настоящую ненависть. Она ненавидит меня за то, что я вышла замуж за Монти. Она хочет мне навредить.

— Не вижу, каким образом она может это сделать — сказала я. — Единственное ее оружие — острый язычок. Если она и использует его при случае, тебе придется с этим смириться.

— Но зачем она преследует меня?

Я нагнулась над столом и потрепала Крис по руке. Ее руки были большими, с длинными пальцами, широкими на тыльной стороне ладони; они казались какими-то бесполезными, беспомощными, не то что сухожилистые лапки Сондо.

— Ну это нетрудно понять, — пояснила я. — Ты молоденькая и хорошенькая, и Монти на тебе женился. Возможно, если бы за Майкла вышла замуж я, она возненавидела бы и стала преследовать меня. Раньше я этого не понимала, но теперь вижу, что Монти являлся для нее чем-то вроде идола, и его смерть нанесла ей тяжкий удар.

Глаза Крис наполнились слезами, она молчала, как бы что-то припоминая. Официантка принесла наш суп, я дождалась се ухода и спросила:

— Это все, что ты хотела мне сказать?

— Нет, не все, — ответила она, готовясь снова заплакать. — Вот что ты должна знать, Лайнел. Монти женился на мне ради достижения какой цели. Я тут вообще ни при чем. Он сам в этом признался во время медового месяца, когда мы были отъезде. Он сказал, что я нужна ему в качестве защиты от грозящей опасности, что я просто оружие в его руках, вроде щита.

— Как это понимать?

— Не знаю. Правда, не знаю. Похоже на то, что я так и не смогла защитить его от грозившей опасности. Если бы нам удалось выяснить, чего он боялся, тогда мы узнали бы, почему он умер и кто его убил.

— У тебя есть какая-нибудь идея? — спросила я.

Она кивнула.

— Да. Ты попала в самую точку. Я хочу, чтобы ты мне помогла. Мне надо сходить в его квартиру и там кое-что поискать.

— Полиция там уже все обыскала, — возразила я.

— Я знаю место, которое они скорее всего пропустили. Место, о котором сказал мне сам Монти. Он велел мне туда наведаться, если… если с ним что-нибудь случится.

— Почему ты не рассказала об этом Мак-Фейлу и не попросила его помощи?

Губы Крис снова начали дрожать, но она сделала над собой усилие и продолжала.

— Нет, Лайнел! Я хочу, чтобы мне помогла именно ты. То, что мы там найдем… Может быть, это совсем не нужно показывать полицейским.

— Все же так и не поняла, чего ты боишься, — призналась я. — Что может помешать тебе войти в квартиру и выйти из нее, даже если там сейчас и выставлен полицейский для охраны?

Крис неожиданно впала в отчаяние.

— Полицейский? О Боже! Я об этом как-то не подумала. Я не хочу, чтобы они узнали. Кроме того, я потеряла ключ от квартиры.

Я подозрительно посмотрела на нее.

— Потеряла ключ?

— Да, не могу его найти. Монти дал мне ключ, когда мы вернулись в город… хотя я провела там всего одну ночь и больше туда не возвращалась.

Мне почему-то очень не понравилась эта история с потерянным ключом. Особенно если в квартире спрятана улика, опасная для преступника. Не хватало мне еще и этой головоломки.

Вдруг что-то стало происходить с лицом Крис: оно выражало крайнюю степень смущения, нерешительности, страха.

— Что с тобой? — спросила я. — В чем дело?

Ее застывший взгляд был устремлен в направлении входа в ресторан. Так мне, по крайней мере, показалось.

Я встала, взяла Крис за плечи и потрясла ее. Она отстранилась, забилась в угол.

— Нам надо выбраться отсюда, — прошептала она. — Быстро.

— Но почему? — спросила я. — Ты ведешь себя как ребенок, Крис.

Упрек на нее не подействовал. Крис встала, потянула меня за руку; мы расплатились и быстро пошли к выходу. Но не настолько быстро, чтобы я не успела заметить пару, расположившуюся в первой кабинке от входа.

Оуэн Гарднер наклонился вперед, полностью поглощенный разговором с женщиной, сидевшей напротив. Проходя мимо их кабинки, я заметила зеленовато-голубое платье и серебристые локоны под модной шляпкой. Это была Карла Дрейк.

Глава 9

В эти дневные часы пик у железнодорожного моста стоял невообразимый рев; поезда с громыханием проносились над нашими головами, и мы смогли возобновить разговор, только свернув на Уобеш-авеню. После свистка полисмена зажегся зеленый свет, и я, взяв Крис под руку, быстро перевела ее через дорогу.

— Как ты думаешь, они нас заметили? — спросила она, не поворачиваясь в мою сторону.

— Сомневаюсь, — ответила я. — Но почему ты так испугалась, что тебя заметят? В чем, собственно говоря, дело?

Ее голос прозвучал так тихо, что я с трудом разбирала слова, тонувшие в гуле дорожного транспорта.

— Я боялась, что он с ней встречается, Лайнел. Но до сегодняшнего дня не была в этом уверена. Ах, как только он может? Как он может так поступать со Сьюзен?

Я сжала ее руку.

— Не спеши с выводами. Это еще не конец света, если твой отец пригласил на ленч манекенщицу, работающую в его отделе. Такое случалось и раньше, но мир от этого не рухнул. Не будь ребенком!

Я и сама чувствовала, что эти слова звучат не слишком убедительно. Моя память услужливо воскресила момент, когда я вошла в кабинет Гарднера и почувствовала попытку оправдаться в том, как он встретил меня и отпустил Карлу… В конце концов, похождения Гарднера, как бы ни были они неприятны для его жены и дочери, не имеют никакого отношения к куда более актуальному вопросу — убийству Монти. У Крис хватает забот и без этих дополнительных огорчений.

— Ты не должна так волноваться, — увещевала я Крис, стараясь придать своему тону как можно больше убедительности. — Я уверена, что все разъяснится и окажется настолько невинным и безобидным, что ты сама устыдишься своих подозрений. Учти, что Карла не молоденькая девушка. Ей, должно быть, уже под сорок, если не больше.

Сомневаюсь, что Крис слышала хотя бы одно мое слово. Мы попрощались у перекрестка, я посмотрела ей вслед, а потом пошла по Стейт-стрит к магазину Каннингхема.

Я уже решила, что мне надо сделать в первую очередь.

Кейт поднял голову, когда я вошла в кабинет.

— Тони хочет вас видеть прямо сейчас, — доложил он. — Тони говорит, что никакие убийства не смогут помешать ему оформить окна в срок, и что вы должны поторопиться.

Я сняла телефонную трубку и набрала номер.

— Пойду к нему через минуту, — пообещала я Кейту и затем проговорила в телефонную трубку: — Алло, это мистер Зорн? Ах, Билл, рада тебя слышать. Мы сможем увидеться?

Билл отозвался бодрым голосом:

— Как насчет сегодняшнего вечера? Мне тут надо закончить кое-какую работу, но это не займет много времени. Не сможешь ли ты зайти ко мне в магазин, когда освободишься? Мы можем поужинать вместе.

— Отлично! — воскликнула я; у меня гора упала с плеч. — Я приду около шести.

— У тебя какие-то неприятности? — спросил Билл.

Мои пальцы нащупали шишку за ухом. Голос Билла звучал так сочувственно, что мне стоило больших усилий тут же не рассказать ему об утреннем происшествии.

— Нет… ну, появились некоторые обстоятельства, — уклончиво ответила я. — Много обстоятельств. Но сейчас я не могу об этом распространяться. Подробности сообщу при встрече.

Поговорив с Биллом, я почувствовала себя намного лучше. Именно такой человек мне сейчас нужен. У него светлая голова. Он поможет мне прояснить ситуацию. А пока я просто прекращаю об этом думать.

Пока эти мысли роились у меня в голове, Кейт наблюдал за мной, затем он произнес:

— Тони сказал, что сегодня после обеда я должен отнести граммофон в "Юниверсал Артс". Но раз вы туда идете…

Он выглядел расстроенным; я понимала, что ему хотелось как можно скорее улизнуть из магазина.

— Ты его и отнесешь, — заявила я. — Он довольно тяжелый, и я не хочу продираться сквозь толпу с граммофоном в руках.

Кейт сразу повеселел, а я пошла в отдел оформления витрин.

Очередная перепалка между Сондо и Тони была в самом разгаре, и ее отголоски донеслись до моего слуха задолго до того, как я открыла дверь кабинета Сондо. Девушка стояла на стремянке, работая над задником к одному из задуманных Тони красных окон.

Композиция изображала трех человек, идущих по коридору, облицованному красно-белой плиткой большого размера. Пол нарисованного коридора должен был, согласно замыслу, незаметно переходить в настоящий пол витрины, в которой разместятся манекены.

Тони и Сондо вели себя так, словно мир оконных витрин существовал отдельно, независимо от окружающего мира, и это меня покоробило. Прислушиваясь к обмену репликами, я не сразу смогла сообразить, из-за чего у них разгорелся сыр-бор.

— Нравится тебе это или пет, — настаивал Тони, — но в пятницу экспозиция красных окон будет открыта. Так что сиди здесь сегодня хоть до поздней ночи.

— Может быть, они подождут? — отбивалась Сондо. — У меня еще не готов задник в матросском в стиле и девизы не написаны. А ты, вдобавок ко всему, затеял возню с этими ширмами; их-то кто будет делать, если не я?

Тони обратился ко мне:

— Уяснила ситуацию, Лайнел? Сперва окно с гольфом, потом серия красных окон посередине. И на следующей неделе угловое окно; мы сделаем его серым. Бэбкок говорит, что они хотят выставить целую коллекцию серых платьев к весеннему сезону. Поэтому я и хочу использовать складные ширмы, чтобы разнообразить цветовую гамму.

Я подавила к себе желание вернуть их к ужасной действительности. Что толку постоянно ощущать нависающую над головой опасность? Может быть, погрузившись в повседневную рутину, скорее се избежишь? Я попыталась принять участие в дискуссии.

— Пару дней назад я видела в отделе потрясающую женскую шляпку, — сказала я Тони. — Цвета пламени. Если ее еще не продали, она может дать вам основной тон.

Оформители именно так работают с цветом. Какое-нибудь красочное пятно может дать им ключ к общему цветовому решению, которое затем воплощается, варьируясь по всем — от задника до аксессуаров.

Сондо спустилась со стремянки. Свежие пятна красной краски появились на ее и без того перепачканном халате, завитки спутанных черных полос выбивались из-под желтой повязки. Она сняла с полки книгу с образцами обоев и начала ее перелистывать.

— Вот то, что надо. Тони! — воскликнула она, протягивая ему открытую книгу. — Цвет пламени в цветочных узорах. Если они подойдут к шляпке, мы наклеим эти обои на ширмы. И я смогу использовать цветочный мотив при оформлении вывесок и девизов, тоже цвета пламени.

— Хорошая девочка! — похвалил ее Тони; оба сияли, глядя друг на друга.

Затем Сондо снова взобралась на стремянку и продолжила работу, а Тони послал одного из своих помощников в отдел женских шляпок.

— Делосдвинулось с мертвой точки, — сказал Тони. — Теперь тебе самое время подумать о девизах для серого окна, Лайнел.

Я закрыла глаза и попыталась сделать вид, что с открытым сердцем принимаю участие в этой игре. Но мне было нелегко. Ни Тони, ни Сондо, по-видимому, не угрожала непосредственная опасность. Никто не покушался на их жизнь. Хотя я и не собиралась рассказывать о нападении, которому подверглась сегодня утром, мне было горько и обидно оттого, что эти двое продолжают спокойно заниматься своими делами, а я едва не погибла.

— Весна — это серое мерцание, — проскандировала я. — Серая вуаль апрельского дождя, наброшенная на многоцветье вашего сада.

Сондо насмешливо зааплодировала:

— Редкостная чушь! Какое счастье, что я только оформляю девизы, а не сочиняю их.

— Не обращай на нее внимания, — посоветовал мне Тони. — Она сама в душе сочинительница, только несостоявшаяся. В любом случае эти новые окна получатся отменно. Майклу Монтгомери такое и не снилось.

— Ты счастлив от того, что его больше нет, не так ли? — злобно спросила Сондо.

Тони уставился на нее снизу вверх.

— Ну и что я должен, по-твоему, на это отвечать? Я не питал к нему дружеских чувств при жизни; с какой стати теперь, когда он мертв, я буду делать вид, что мне его недостает? Я тащу на себе работу всего отдела и не могу огорчаться оттого, Монти не сует в нее нос и мне не мешает.

— А что, если они поставят над тобой нового начальника, — поддразнила его Сондо. — От него ты тоже постараешься избавиться?

— Прекратите, — вмешалась я. — Мы все в одной лодке, и глупо ее раскачивать, предъявляя друг вздорные обвинения.

— Почему ты так Уверена, что они вздорные? — вызывающе спросила Сондо. — У меня есть к тебе кое-какие вопросы, Когда Мак-Фейл сказал, что орудием убийства послужила клюшка для игры в гольф, ты вдруг в лице переменился и заглох, как в рот воды набрал. С чего бы это?

— Ладно, задание ты получила, — сказал Тони. — И если меня утвердят в должности начальника отдела, не думай, что в нем найдется для тебя работа.

Сондо вскинула голову:

— Посмотрим, кто дольше проработает в этом отделе, мистер Сальвадор. Может быть, заключим пари?

Я перестала прислушиваться к их перепалке, потому что упоминание о клюшке для игры в гольф заставило меня задуматься об отпечатках пальцев — моих отпечатках пальцев на клюшке и в картотеке полиции. Надо сказать Мак-Фейлу, что я нашла обломок клюшки. И мне следует с этим поторопиться, пока они не обнаружили отпечатков.

Я направилась к двери; Тони, оторвавшись от свары с Сондо, окликнул меня:

— Эй, Лайнел! Ты не спустишься на четвертый этаж поговорить с Бэбкок? Ты умеешь к ней подладиться. У нее тут случился умственный выкидыш: она произвела на свет абсолютно дохлую идею. Манекены выстраиваются в линейку, держа в руках каждый по кубику с буквой, чтобы читалась надпись "ЦВЕТ ВЕСНЫ — СЕРЫЙ". Попробуй ее отговорить, ладно?

— Попытаюсь, — ответила я без особого энтузиазма и пошла к лифту.

Меня мало волновали идеи Бэбкок, равно как и затяжная война, которую вели между собой не некоторые реализаторы и оформители оконных витрин. Меня не покидало ощущение, будто я перехожу по узкому мостку через пропасть. С одной стороны, меня подстерегала полиция. Трудно отрицать, что мой мотив посчитаться с Монти кажется самым весомым. И, как назло, против меня накопилась масса улик, многие из которых даже еще неизвестны Мак-Фейлу. Я могу свалиться в бездну, если не буду выверять каждый свой шаг.

С другой стороны мне грозит еще более страшная опасность. Я уже подверглась нападению, и нельзя сбрасывать со снегов той возможности, о которой говорил Геринг, — возможности возвращения убийцы с целью "закончить стою работу".

Неудивительно, что я шла к мисс Бэбкок, с полным безразличием относясь к возложенной на меня миссии.

Когда я спустилась на четвертый этаж, товаровед отдела высокой моды пребывала в мрачном расположении духа. Было нелегко заставить се выкинуть из головы идею, которую она считала ниспосланной свыше, и внушить другую, менее допотопную. Но у меня накопился большой опыт общения с ней, и я действовала почти автоматически.

Я начала с внедрения в ее сознание мысли о шляпке и о ширмах и постепенно обкатывала эти идеи до тех пор, пока мисс Бэбкок не приняла их за собственные, самостоятельно пришедшие ей и голову. Пускай Тони, болезненно чуткий к своему приоритету, злится, но он, по крайней мере, сможет сделать все так, как считает нужным, и мир будет сохранен.

Когда я уже собралась уходить, мисс Бэбкок сочувственно прикоснулась к моей руке.

— Я хочу, чтобы вы знали, моя дорогая, как все мы переживаем по поводу случившегося. Такое несчастье. Такая неприятность для магазина. Ну и как они, нашли того…

— Нет, — оборвала ее я. — Никто ничего не знает.

Бэбкок выглядела разочарованной и не хотела меня отпускать.

— Не хотите ли взглянуть на одну из моделей, которые мы готовим к весеннему показу? — спросила она. — Манекенщица как раз ее сейчас примеряет. Мисс Дрейк очень элегантна, вы не находите?! Она такая необычная.

Я не очень-то заинтересовалась ее предложением, пока не услышала имени Карлы. Эта женщина в последнее время так часто возникала у меня на пути, что я начала испытывать по отношению к ней какое-то суеверное чувство.

Мисс Бэбкок провела меня в одну из примерочных. Карла медленно поворачивалась перед тройным зеркалом, ассистентка стояла перед ней на коленях.

В своей жизни я насмотрелась на прекрасные платья и на прекрасных манекенщиц, но при виде Карлы у меня замерло дыхание.

Вечернее платье, которое демонстрировала Карла, представляло моду завтрашнего дня, но вело свое родословную от хитона Древней Греции. Оно было белым и отличалось простотой линий и подчеркивало восхитительную округлость форм манекенщицы. Платье было оторочено золотистой каймой на шее и на запястьях, поясок того же цвета стягивал талию. Если не считать серебристых волос, изящно ниспадающих на плечи, и не принимать во внимание трагической мудрости глаз, Карла Дрейк могла показаться юной, как Джульетта.

— Чудесное платье, — восхитилась я. — И вы прелестны, Карла.

Ее глаза неожиданно наполнились слезами.

— Благодарю вас, мисс Уинн. Но это заслуга платья. — Она приподняла подол белого платья и повернулась перед зеркалом.

Ее движения были необычайно плавными и изящными. Но тут в ее глазах промелькнуло чувство, близкое к отчаянию, она застыла и перестала заниматься платьем. У нее был такой вид, словно она внезапно сделала важное открытие. Ассистентка снова принялась подрубать подол, а я последовала за мисс Бэбкок все отдел.

— Где вы ее нашли? — спросила я. Она пожала плечами.

— Приехала из Нью-Йорка. Кажется, некоторое время назад она потеряла мужа. Хорошая манекенщица, но у нас как-то не прижилась, не подружилась ни с кем из девушек. Она немного странная.

Я покидала отдел, погруженная в раздумья. Итак, Карла Дрейк «потеряла» своего мужа, что бы это ни значило. И в день своей смерти Майкл Монтгомери стоял рядом с ней в коридоре на восьмом этаже, и его руки лежали на се плечах. Тогда мне показалось, что это был жест любовника, но теперь я начала в этом сомневаться.

Когда я дошла до лестничной площадки, то увидела, как на пульте между лифтами зажегся мой номер. Я сняла трубку служебного телефона и узнала, что меня просят срочно подняться к себе в кабинет.

Хотя вызов такого рода был вполне обычным лм, я не смогла подавить охватившей меня тревоги. Я сразу же поднялась наверх и обнаружила в своем кабинете поджидавшего там меня Мак-Фейла. Кейт сидел за столом, не поднимая головы; даже его уши излучали страх. Мое волнение возросло, когда я села на стул напротив детектива.

Он отрывисто поздоровался со мной и сразу приступил к делу. Мак-Фейл хотел точно знать, что произошло в то утро, и я пересказала ему всю историю, ни на секунду не забывая о присутствии Кейта.

Мак-Фейл прощупывал слабые места занятой мной оборонительной позиции острыми вопросами, касавшимися идентификации нападавшего на меня человека, а также осколка камня из кольца. Но я не могла сообщить ему ничего такого, что помогло бы следствию. Ведь я едва взглянула на осколок, прежде чем сунула его в карман, а своего незваного посетителя вообще не видела. Я поставила его в известность о странном происшествии с картинкой сорванной со стены и замененной другой, но эта акция показалась ему настолько бессмысленной, что он, кажется, и не поверил моему рассказу.

— По-видимому, вы полагаете, — медленно проговорил Мак-Фейл, держа меня под прицелом холодного, неподвижного взгляда, — что действовали вчера в оконной витрине, не оставляя следов.

Вот оно, началось, подумала я. Он каким-то образом узнал, что я обнаружила тело Монти и сбежала. Сейчас я хотела одного: чтобы рядом находился Билл, но его не было. Я должна пройти через это, полагаясь только на себя.

Прежде чем я успела что-нибудь сказать, Мак-Фейл приподнял бумаги, лежавшие на моем столе и я увидела то, что находилось под ними: верхнюю часть сломанной клюшки для игры в гольф.

Я заметила на ее полированной поверхности порошка и поняла, что опоздала. И все же я испытала чувство облегчения. Конечно, обнаруженные на клюшке отпечатки ничего хорошего мне не сулили, но я опасалась худшего и сумела даже немного расслабиться.

— Ах, вы об этом! Я как раз собиралась вам сообщить, потому что начисто забыла об этой палке и вспомнила только сегодня ночью.

— Очень убедительно, — съязвил Мак-Фейл. — Человек убит клюшкой для игры в гольф — и вы забываете, что держали в руках ее обломок. До тех пор, пока мы не находим на ней ваших отпечатков; тут-то вы все и вспоминаете.

— Но я действительно забыла, — отбивалась я. — Все было так ужасно, я испугалась и растерялась. Во время допроса клюшка просто вылетела у меня из памяти. Но я рассказала бы вам о ней сегодня, если бы вы дали мне время.

— Времени у вас было достаточно, — возразил Мак-Фейл. — И вот еще что: на книгодержателе, которым вас ударили, обнаружены отпечатки пальцев только двух человек — ваши собственные и вашего помощника.

Голова Кейта еще глубже вдавилась в плечи, и я попыталась представить себе, как он прячется за дверью, потом бросается на меня… Я сразу отбросила подобные предположения как абсурдные.

— Это просто глупо, — заявила я Мак-Фейлу. — Подставку для книг мы с Кейтом много раз держали в руках. На другой подставке вы тоже наверняка найдете наши отпечатки. Единственное, о чем это свидетельствует, так только о том, что нападавший, должно быть, действовал в перчатках.

— Возможно, — зловещим тоном проговорил Мак-Фейл; его губы угрюмо вытянулись в узкую полоску, в глазах застыло выражение холодной подозрительности.

— Что ж, выкладывайте! — воскликнула я. — Скажите, что я сама взяла книгодержатель и стукнула им себя по голове. Но лучше спросите мистера Геринга. Он вам расскажет, в каком состоянии нашел меня. И вы никуда не денетесь от того факта, что у меня на голове шишка.

Мак-Фейл выслушал мои слова с явным неудовольствием. Если бы не шишка на голове и не свидетельство Геринга, Мак-Фейл обвинил бы меня во всех смертных грехах и упек за решетку.

Как бы то пи было, я пережила не самые приятные двадцать минут в своей жизни, когда он, долбя в одну точку, изводил меня бесконечными вопросами. Но мне как-то удавалось сводить концы с концами, обходя стороной тот момент, когда я подошла к коробке с переключателями и обнаружила под ней труп Монти.

Наконец Мак-Фейл ушел. Я позвонила Елене и сообщила ей, что ужинаю сегодня с Биллом Зорном и вернусь домой позднее, чем обычно. Я сказала Кейту, что он уже может сходить за граммофоном и отнести его в "Юниверсал Артс", поскольку после визита Мак-Фейла нам обоим было уже не до работы. Его унылый вид и выражение отчаяния на лице переполнили чашу моего терпения.

— Да что с тобой? — спросила я. — Тебе совершенно не о чем беспокоиться, Мак-Фейл не относится всерьез к твоим отпечаткам на книгодержателе. Какое ты можешь иметь ко всему этому отношение? Сейчас же успокойся и перестань трястись, как осиновый лист.

— Нападение на вас, мисс Уинн… Это так ужасно. Это…

— Только не вздумай трезвонить о нем, — потребовала я. — Мне не хочется, чтобы весь магазин начал виться вокруг меня со своими ахами и охами.

Он уныло покачал головой:

— Весь ужас состоит в том, что никто не знает, когда это кончится. В магазине происходит, продолжает происходить нечто ужасное, события вышли из-под контроля. Совершено убийство, и следующее на подходе. И как его предотвратить или хотя бы не стать его жертвой, если мы не имеем ни малейшего понятия о причинах происходящего?

— Весь ужас в том, — откликнулась я, — что ты начитался детективных романов. Нас преследует не фатальное "нечто", а вполне конкретный, из плоти и крови, человек. У него имелась причина убить Монти. Полиция докопается до нее, схватит убийцу и тогда мы все узнаем. Но уже и теперь ясно, что во всем случившемся нет ничего сверхъестественного.

Кейт покачал головой:

— Вовсе я не начитался детективных романов, мисс Уинн. Но я изучал литературу по психологии и психопатологии и могу сказать, что здесь орудует ненормальный. И нет ничего более ужасного, чем такой вид помешательства. Мы имеем дело с человеком, который продолжает вести обычную жизнь, ничем себя не выдавая, ничем не отличаясь от окружающих. Но на самом деле он явно безумен и способен на все. Он может предательски водить вас иное, одурачить, ослепить, втереться в доверие. А потом доделает свое черное дело до конца!

Я знала Кейта давно, с тех самых пор, как стала работать в магазине, и привыкла считать его более или менее пустым и незначительным парнем. И вот оказывается, что под ординарной внешностью и манерой поведения скрывается необычный и весьма мрачный образ мыслей.

Он заметил, что напугал меня, и попытался улыбнуться.

— Мисс Уинн, простите меня. Я не хотел. Из тех, кого я знаю, вы мне нравитесь больше всех на свете. Просто я хочу, чтобы вы… ну, чтобы вы остерегались. Не доверяйте никому. Вообще никому, ни одному человеку.

С этими ободряющими словами он отправился за граммофоном.

Я подошла к нашему единственному окошку и раскрыла его. Я тут же продрогла до костей, но мне необходимо было подышать свежим воздухом. С высоты восьмого этажа я наблюдала за тем, как снуют грузовики взад-вперед по подъездной дороге, как сплющенные фигурки движутся, жестикулируют, разговаривают сдавленными голосами. Люди толпились вокруг домов и магазинов, освещенные светом из окон, словно находясь под наблюдением бесчисленных глаз, которые сомкнутся в урочный час, когда жизнь в городе замрет.

Сырой ветер с озера, наполненный дымом и угольной пылью, утратил первоначальную свежесть задолго до того, как соприкоснулся с башнями из стекла и бетона.

Я закрыла окно и вернулась к столу. Пустой прямоугольник на стене будоражил мое воображение и как бы бросал вызов. Какое отношение убийству Майкла Монтгомери мог иметь листок бумаги, вырезанный из журнала и наряду со многим! другими приклеенный к стене?

Может быть, я получу ответ на этот вопрос, когда вспомню, что это был за листок?

Глава 10

Компания "Юниверсал Артс" располагалась достаточно далеко от Уэст-Мэдисон-стрит, так что мне пришлось испытать все неудобства езды на трамвае в часы пик.

Я ехала стоя, ухватившись за ремень и накреняясь взад-вперед, когда трамвай трогался с места и снова тормозил, не в силах набрать нужную скорость. Хорошо еще, что я отослала граммофон с Кейтом, мне с ним в такой давке пришлось бы несладко.

Компания занимала четвертый этаж старого кирпичного административного здания. Я поднялась наверх на дребезжащем лифте. Билл давно уже планировал переселиться в новое помещение, но дальше разговоров дело пока не шло.

Выйдя из лифта, я очутилась в маленькой приемной, за столом секретаря было пусто, но Билл появился на пороге своего кабинета, приветствуя меня.

— Мне тут надо закончить один заказ, — извинился он. — Пару вывесок, которые должны быть готовы к завтрашнему утру. Сейчас мы можем сходить поужинать. Потом, если не возражаешь, мы сюда вернемся, я быстренько доделаю работу и отвезу тебя домой.

План показался мне приемлемым, и мы на лифте спустились вниз.

— Конечно, когда речь заходит о еде, близость забегаловки — не главное, — заметил Билл, — но тут за углом есть одно местечко, где подают замечательные фрикадельки со спагетти.

Мы зашли в "местечко за углом" и оказались за столиком, накрытым скатертью с красной каймой и следами пятен, на котором стоял старомодный прибор с уксусом и растительным маслом.

Мы сделали заказ, и я сообщила о том, что подверглась нападению. Я с удовлетворением отметила, как заинтересованно и сочувственно слушает меня Билл; он, не теряя времени, ухватился за ту же нить, которую я уже держала в руках.

— Когда ты вспомнила о камне, тебя слышали три человека: Крис, Елена и я. Я никому не сказал об этом ни слова. Как ты думаешь, держали ли двое других язык за зубами?

— Елена не помнит, чтобы она кому-нибудь говорила о камне. Но Крис рассказала Оуэну и Сьюзен. Сьюзен заходила ко мне сегодня — и она все знала.

Билл вздохнул.

— Тогда об этом может знать весь город.

— Ты должен радоваться, — заметила я. — Ведь это обстоятельство снимает с тебя большую долю подозрений.

Он улыбнулся несколько отсутствующей улыбкой. Я видела, как он обеспокоен, и была почти рада, что объектом его заботы являлась в данный момент я, а не Крис, например. Я рассказала ему также о своих словопрениях с Мак-Фейлом по поводу клюшки для игры в гольф; о картинке, сорванной со стены; затем о том, о чем раньше никому не говорила. О том, как видела Монти и Карлу Дрейк, поглощенных интимной беседой утром того дня, когда Монти был убит. О том странном моменте, когда я застала Карлу в кабинете Гарднера, и о том, как заметила их вдвоем в ресторане, где была с Крис. Не забыла я упомянуть и о "потерянном" муже Карлы. И наконец, о ее связи с царапиной на руке Елены.

Билл не мог даже вспомнить, встречал ли когда-нибудь Карлу, но мое описание ее внешности и способности постоянно возникать на пути его заинтриговало.

— Твоя леди с серебристыми волосами внушает мне большие опасения. Хорошо было бы ее повидать.

— Постараюсь это устроить, — пообещала я. Вообще-то Карла не принадлежала к числу женщин, с которыми девушки стремятся познакомить симпатичных им парней.

Билл как-то криво усмехнулся.

— Я сам умею устраивать подобные встречи. Не вмешивайся. Лучше расскажи мне поподробнее об истории с царапиной.

— Ах, тут не о чем рассказывать, — ответила я, уже сожалея о том, что вообще упомянула Карлу. — Просто, спросив Елену вчера вечером о царапине, я заметила странное выражение на ее лице. А сегодня выяснилось, что ее оцарапала Карла, когда пришла заменить булавку. История звучит вполне безобидно, и все же сегодня утром был один момент: Карла и Елена обменялись взглядами — и в этом, готова поклясться, заключался какой-то тайный смысл. Но я не думаю, что тут существует связь с убийством. Ведь Карла и близко не стояла у витрины все это время.

В голубых глазах Билла загорелся огонек.

— Откуда ты знаешь?

— Ну… об этом даже вопроса никогда не возникало.

— Может быть, такое просто никому не приходило в голову, — предположил Билл. — Очевидно, она знала Монти и, кажется, крепко повязана с Гарднером. Еще одна забавная вещь — ее дружба с Сондо. Мне трудно понять, что их может связывать. Лайнел, сделай мне одолжение.

— С удовольствием, если смогу.

— Узнай у Елены, в какое время произошел этот обмен булавки.

— Ах, я начинаю догадываться, — сказала я.

Это должно было прийти мне в голову раньше, но уж слишком много всего на меня тогда навалилось. Вчера Карла Дрейк ходила в отдел бижутерии, чтобы обменять булавку. А Елена была там весь день, не считая ленча и времени, проведенного со мной. Если обмен происходил незадолго до закрытия магазина…

— Беда в том, — продолжал Билл, — что у нас в руках слишком много не связанных между собой нитей. Кто сломал клюшку для игры в гольф? Откуда взялось кольцо, которое Монти сжимал в руке?

— И где оставшийся кусок пропавшего камня? — вставила я. — Мне ведь достался только осколок.

— Верно. Был ли другой кусок потерян в окне или где-нибудь еще, и какое он имеет отношение к убийству? А тут еще картинка, сорванная со стены. Явления каким-то образом взаимосвязаны. И мы не приблизимся к истине, пока не нащупаем существующих между ними связей.

Мы некоторое время помолчали, окидывая мысленным взором запутанную сеть мелких загадок и тайн. Затем я вспомнила о Кейте и спросила, принес ли он граммофон.

Билл кивнул:

— Да, он приходил около часа назад. Я попросил его отнести граммофон прямо в мастерскую, но у меня еще не нашлось времени осмотреть его. Он чудной парень, этот твой помощник.

— Я тоже так думаю, — подтвердила я. При одном упоминании Кейта у меня снова мурашки побежали по коже, и я неожиданно для себя поняла, что осматриваю зал ресторанчика. То, что я увидела, мне совсем не понравилось.

— Билл, — проговорила я тихим голосом, — не реагируй сразу на мои слова, но вон там, через пару столиков от нас, сидит человек. Я заметила его вскоре после нашего прихода. Он делает вид, что изучает меню или стену над нашими головами, но на самом деле он наблюдает за нами. Я в этом уверена!

— Святая невинность! — Билл сухо улыбнулся. — Разумеется, он за нами наблюдает. В особенности за тобой. Тебе оказывает честь отдел криминальной полиции. Насколько я мог заметить, за мной до сих пор не было хвоста, но, оказавшись сегодня вечером в такой сомнительной компании, я завтра и сам, наверное, удостоюсь подобной чести.

— Ах, Билл! Это ужасно. Я бы никогда не пришла, если бы могла подумать…

— Не глупи, — отмахнулся Билл. — Я хотел, чтобы ты пришла. И если за мной начнут слежку, желаю им удачной охоты. Кроме того, они обеспечивают твою безопасность. На тебя вряд ли кто-нибудь опять нападет, пока ты будешь находиться под надзором полиции.

Неплохая мысль. Но чувство уединения, интимного общения с Биллом исчезло.

— Давай вернемся в твою контору, — предложила я. — Туда они за нами не пойдут.

Оказавшись в кабинете Билла, я первым делом спустила жалюзи и сквозь их планки стала осматривать улицу. Так и есть, наш друг из ресторана стоял в дверном проеме дома напротив и курил сигарету. Это было странное чувство — осознать, что отныне я не смогу сделать и шага, чтобы за мной не увязался хвост.

— Мне нужно еще немного поработать, — сказал Билл. — Ты можешь побродить по мастерской, пока я не освобожусь.

Он отворил дверь, зажег свет, и я прошла мимо него в огромную комнату.

Я никогда особенно не задумывалась, откуда наши пластмассовые фигуры, и оказалась не готова к тому, что увидела. Я даже не догадывалась о существовании чего-либо подобного, и мне оставалось только застыть в изумлении.

Помещение площадью и отзывающимися эхом сводами напомнило мне кафедральный собор. Если не считать кабинета Билла, оно занимало весь этаж, исчезая в призрачной глубине другого конца дома на высоте необъятного потолка. Повсюду лежала пластмассовая пыль. Она покрывала пол и скапливалась на полках, висела в воздухе и раздражала легкие.

— Проходи вперед, — скомандовал Билл.

Мастерская меня пугала и очаровывала одновременно. Я разрывалась между желанием вернуться в уютную тесноту кабинета Билла и еще более сильным стремлением — исследовать открывавшийся передо мной загадочный мир.

Я обошла несколько сваленных в кучу упаковочных коробок и, охваченная ужасом, прислонилась к плечу Билла. В футе от меня висела устрашающая коричневая конструкция, напоминавшая крошащуюся мумию.

Билл засмеялся:

— Это только арматура. Основание для первой глиняной модели. Пойдем дальше, и я покажу тебе, с чего начинается манекен.

Я последовала за ним к большому столу, на котором стояла поясная пластмассовая фигура. Она походила на призрак; ее молочно-белая нагота вызывала ужас, который только усиливался благодаря раскрашенным губам и глазам с длинными густыми ресницами. Фигура сверкала лысиной, рядом с ней лежал дешевый парик, призванный дать скульптуре представление о том, как будет выглядеть законченная голова.

— С этого образца будет изготовлена форма, — объяснил Билл. — Затем сделают основание из папье-маше и покроют его тонким слоем пластмассы. А вон в тех отсеках манекены красят.

Все это было очень интересно, но я почему-то не могла сосредоточить внимание на словах Билла. Место полностью завладело мной, и я с нетерпением ждала ухода Билла, чтобы остаться с этим завораживающим помещением наедине. Казалось, обширное пространство мастерской тоже этого ждет. Ждет, желая поделиться со мной каким-то секретом, если мне удастся быстро избавиться от спутника.

— Возвращайся обратно, — шепнула я Биллу. — А я здесь пока поброжу, осмотрюсь.

В мастерской стало совсем тихо; слышны были только удаляющиеся шаги Билла и затем стук двери его кабинета. Приближался момент, когда я смогу сделать то, чего требовало от меня это место.

Помещение освещали две лампочки без абажуров, свисавшие с потолка, но здесь не было темно. В окна, занимавшие изрядную часть стен по обе стороны дома, потоком струился лунный свет, расчерчивая пространство мастерской на черно-белые прямоугольники.

Я медленно, крадучись пошла вперед, словно такой способ передвижения входил в правила игры, которую я затеяла с пространством комнаты. Я оставила позади рабочие столы и груды коробок. Насыщенный тенями неведомый мир манил меня вдаль.

Призрачные пластмассовые фигуры стояли повсюду, образуя своего рода лес, в котором извивалась узкая, как бы протоптанная по полу тропинка.

На глаза попадались самые разнообразные и причудливые создания. Скачущие пластмассовые лошади, орлы, единороги, лебеди. Прямо передо мной возникла площадка, заполненная множеством маленьких сов, еще не окрашенных, ожидающих кануна Дня всех святых.

По мере продвижения вперед я отдалялась от зажженных ламп, но темнота не наступала, поскольку фигуры отражали лунный свет, они как бы фосфоресцировали в полумраке. Оставив пернатых позади, я оказалась под сводами греческих храмов, в окружении многочисленных богов и богинь. Я зацепилась рукавом за указующий перст Меркурия, и меня прошиб холодный пот.

Зачем я здесь? На чей призыв я откликнулась, оставив за своей спиной Билла и чувство безопасности?

Безопасности? Какая ерунда! Я попыталась взять себя в руки. Это помещение заполнено предметами изготовленными из пластмассы, бояться тут нечего. И мне стоит только повернуться и пройти по тропинке назад, чтобы снова оказаться рядом с Биллом. Я оглянулась, и мне показалось, что выводок сов преследует меня. Они сидели на полу, уставившись на меня пустыми глазами и как бы говоря: «Иди дальше. У тебя нет пути назад».

Тропинка исчезла. Да нет, она, конечно, была здесь, но оказалась на мгновение скрытой благодаря причудливой игре света. Я проигнорировала подкрадывавшийся ко мне панический ужас и повернулась спиной к той части пути, которую уже прошла. Если кто-то напал на меня сегодня утром, это не значит, что я стала бояться теней. Эта мастерская не могла иметь никакого отношения к смерти и убийству. Здесь нечего бояться.

Передо мной снова показалась тропинка: следуя по ней, я, несомненно, сделаю поворот и вернусь обратно к Биллу.

Тут я увидела на полу, у своих ног квадрат лунного света, который зыбко передвигался, напоминая то ли дым, то ли рябь на воде. Я взглянула на большое окно. Серебристый край облака переползал через лунный диск. Он двигался быстро, и свет потускнел.

И снова ко мне подступила паника, но я отказалась поддаваться страху перед игрой воображения.

В полумраке стало казаться, что пластмассовые фигуры зажили своей собственной жизнью. Совсем недавно поражавшие мертвенной, застывшей белизной они вдруг мрачно зашевелились, перешептываясь между собой.

Конечно, шепоты были нереальными, кажущимися. А вот звук, который послышался рядом, обладал несомненной, устрашающей реальностью. Хотя это был не более чем шорох: словно некто, крадучись, на цыпочках пытался отбежать от меня подальше.

Я продолжала прислушиваться, но звук исчез, все обширное пространство мастерской погрузилось в мертвую тишину. Она показалась мне неестественной: то была тишина ожидания. И тут я увидела тень — неподалеку, в нескольких ярдах перед собой. Более темную и густую, чем окружавшие меня тени; она была человеческой, в то время как другие таковыми прикидывались.

Чтобы окончательно в этом убедиться, надо было понять, движется тень или только кажется движущейся. Уже в следующее мгновение никаких сомнений у меня не осталось. Очертания изменились, тень приобрела новую форму.

Мне хотелось кричать, звать на помощь Билла, но мое горло судорожно сжалось, я не могла издать ни звука. Но я могла двигаться, идти, бежать. Я повернулась и почти вслепую, наугад кинулась обратно, добежала до того места, где толпились совы… и заблудилась, потеряла тропинку из виду. Я беспомощно озиралась, металась из стороны в сторону, пока наконец не наткнулась на какого-то олимпийского бога, который покачнулся на своем пьедестале и грохнулся на пол.

В этот момент я ясно расслышала топот бегущих ног; они уже не крались, а пустились наутек.

— Билл! — закричала я. — Ах, Билл!

Но он уже услышал грохот и бежал ко мне.

— Не волнуйся, — успокоил меня Билл. — Ты не причинила больших разрушений. Я сам виноват, надо было включить еще пару ламп.

Я вцепилась в него, не в силах унять дрожь. Его рука обнимала меня за плечи, я почувствовала себя защищенной, но нельзя было терять ни минуты.

— Билл, кто-то прятался среди вон тех фигур. Он убежал.

Билл отнесся к моим словам недоверчиво, но подошел к выключателю — и в следующий миг комната озарилась ярким светом. В таком месте легко было что-то обнаружить. Тут повсюду можно найти временное укрытие. Мы стояли посереди широкого прохода между скамейками и столами, корытами и бочками.

Я пошла туда, где сгущались тени.

— Смотри, Билл.

Густая пластмассовая пыль на полу была разворошена, только что притоптана, хотя не удавалось отчетливо различить.

Билл взглянул на эту неопровержимую улику и помчался вперед по проходу.

— Дверь пожарного выхода открыта! — крикнул он. — Улизнуть можно было только через нее, если не считать моего кабинета.

Мы подбежали к стене, где несколько ступенек вели к открытой двери. На них заметны были следы, отпечатавшиеся на пластмассовой пыли. Теперь Билл поверил мне окончательно.

— Я спускаюсь вниз, — заявил он — А ты, Лайнел, возвращайся в мой кабинет.

Но у меня не было никакого желания в одиночестве пересекать это обширное, отдающееся эхом пространство. Я выбралась на холодную площадку пожарного выхода и стала спускаться по лестнице вслед за Биллом.

Но погоня оказалась безрезультатной. Длинная темная аллея услужливо предлагала десятки возможностей для того, чтобы спрятаться, проскользнуть между домами.

— Ты замерзла, сказал наконец Билл. — Мы можем со спокойной совестью вернуться. Но сперва обойдем дом и нанесем неожиданный визит твоей тени.

Человек в дверном проеме выглядел скучающим и усталым, когда заметил нас, появившихся из-за угла Он с изумлением вынул сигарету изо рта.

— Как хорошо здесь! — насмешливо воскликнул Билл. — Не выбегал ли сейчас кто-нибудь из той аллеи? Вы кого-нибудь заметили?

Но он ничего не видел. Его внимание было сосредоточено на главном входе в здание. Так что наш посетитель без труда скрылся.

Детектив вошел в здание вместе с нами, чтобы расспросить лифтера. Оказалось, что тот за весь вечер не поднимал наверх никого, кроме Билла и меня. Но поскольку Билл не потрудился закрыть за собой дверь, когда пошел ужинать, кто угодно мог прошмыгнуть мимо лифтера и подняться по лестнице. Через пожарный выход легко было сбежать, так как, спускаясь по лестнице, человек имел возможность выдвинуть вниз ее последний пролет; но через него нельзя было войти.

Все происшествие казалось нелепым и бессмысленным. Мелкий воришка не мог обнаружить в мастерской ничего ценного, большинство находившихся там вещей были чересчур громоздкими. Так чего же хотел наш вор? Я подумала о Кейте и вспомнила его слова о том, что тут действует ненормальный от которого можно ожидать самых безумных и загадочных поступков; но какая связь между «Юниверсал Артс» и смертью Майкла Монтгомери?

После того как Билл и детектив — молодой человек по фамилии Джонс — бегло осмотрели мастерскую, мы втроем отправились выпить кофе с пончиками. Наш новый друг оказался мрачным, подозрительным и не очень приятным в общении человеком. Но все же когда Билл повез меня домой, мы проявили благородство и предложили ему место на заднем сиденье. У меня создалось впечатление, что Джонс так же мало поверил в нашего тайного соглядатая, как Мак-Фейл в злоумышленника, сорвавшего со стены картинку. Разумеется, недоверчивость и подозрительность — необходимые профессиональные качества детективов, но отнюдь не самые приятные.

Елена встретила нас у двери; она открыла едва заслышав звяканье моего ключа.

— Слава Богу! — воскликнула она. — Я уже начала беспокоиться. Я звонила в контору Билла, но мне никто не ответил.

— Скорее всего, мы в это время бродили по аллеям, — сказала я. — Но что тебя встревожило? Что-нибудь случилось?

— К тебе пожаловала гостья. — Елена взглянула через плечо. — И я не знаю, чем ее занять. На мой взгляд, она малость не в себе.

Это была Сондо Норгор. Она приехала не задолго до нас и теперь вышла в прихожую, услышав голос Билла.

— Привет, Лайнел, — сказала она — Это ты, Билл? Превосходно! Мне нужно поговорить с вами обоими.

Я чуть ли не впервые увидела Сондо не в зеленом халате, а в грязноватом желто-коричневом костюме; в нем она еще больше походила на гнома. Но сегодня вечером она излучала энергию, словно заряженная электричеством: спутанные черные волосы вздыбились, а глаза горели триумфальным огнем. Она вернулась в гостиную, явно чувствуя себя как дома, и уселась на подлокотник дивана, покачивая ногой, обутой в грубый башмак.

Билл рассказал о происшествии в мастерской и описал нашу пробежку по аллее; Елена тем временем вновь принялась за отложенное было шитье, ловко орудуя иголкой и ниткой своими красивыми, ухоженными руками. Сондо так и сидела на диване, как на насесте, раскачивая ногой и с пристальным интересом вслушиваясь в каждое слово Билла.

— Что-нибудь сломано? — спросила она, когда Билл закончил свой рассказ.

Билл взглянул на нее с некоторым удивлением.

— Почему ты спрашиваешь о поломке? А не о краже, например?

— Девушка может спрашивать, о чем хочет, не так ли? — Ее губы растянулись в наглой и хитрой улыбке. — А твое дело отвечать. Так было ли что-нибудь сломано?

— Не так чтобы я знал об этом, — сказал Билл. — У тебя есть какие-нибудь основания полагать, что происшествие в мастерской связано с убийством в магазине?

Сондо обхватила себя тонкими руками и ехидно засмеялась.

— Откуда мне знать?

Я села на диван рядом с ней. День выдался тяжелым, и мне захотелось, чтобы Сондо поскорее выложила, зачем пришла, и избавила нас от своего общества.

— Зачем ты хотела меня видеть, Сондо? — спросила я.

Она соскочила с дивана и закружилась по комнате, словно избыток энергии не позволял ей стоять на месте. Затем замерла посередине и вернулась к нам, уперев руки в бока.

— Я собираюсь устроить вечеринку, — объявила она, — И приглашаю вас всех.

Игла замена в руке Елены, Билл застыл у каминной полки.

— Вечеринку? — эхом отозвалась я. — В такое время? Сондо, не сошла ли ты с ума?

— Это вряд ли уместно, — поддержал меня Билл.

— Но почему ты решила устроить вечеринку? — спросила Елена.

Сондо триумфально раскачивалась с носка на пятку и обратно. Она была довольна произведенным на нас впечатлением.

— У меня есть для этого веская причина, — ответила она. — Может быть, я и сумасшедшая, но вечеринка состоится. И окажется вполне уместной. Видите ли, мои херувимчики, это будет вечеринка в ознаменование убийства.

Глава 11

Сондо угостилась сигаретой Билла и наклонила голову, чтобы прикурить. Огонек спички отразился в ее глазах, их выражение заставило меня вздрогнуть. Может быть, Елена права, и Сондо действительно малость не в себе?

— Теперь относительно деталей, — продолжала Сондо. — Я собираюсь пригласить всех, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к убийству. Даже твоего помощника, Лайнел. Он переживает пору щенячьей влюбленности в тебя, и Монти вызывал в нем чувство смертельной ненависти.

— Ну, ты скажешь, Сондо, — запротестовала я.

Но она отделалась от меня посредством одной из своих обезьяньих гримас и добавила:

— Мы пригласим Оуэна Гарднера и его дорогую клушу Сьюзен, разумеется. И Тони — может быть. Хотя я имею на него другие виды. Мы не обойдемся без Карлы, поскольку она самая загадочная из женщин, замешанных в этом деле, и она…

— А я думал, что Карла — твоя подруга, — вставил Билл.

— Так оно и есть. Но это она со мной подружилась, а не я с ней. И у меня есть подозрение, что наша ослепительная Карла любит меня не ради меня самой. Она любит мою коллекцию грампластинок. Скажи-ка, Билл, ты уже успел посмотреть этот испорченный граммофон?

— Я сделаю это завтра, — пообещал Билл. — Если бы в отделе оформления витрин магазина Каннингхема относились к вещам более бережно…

— Я и не думала, что ты его уже осмотрел, — сказала Сондо. — Но я полагаю, что это первое, чем ты займешься завтра утром.

Глаза Сондо излучали злорадство, и она только отмахнулась от Билла, ждавшего объяснений.

— Подумаем вместе — кого еще пригласить? — Она стала загибать пальцы. — Разумеется, вас троих. И, кажется, я забыла Крис. Ах, без нее нам никак не обойтись. Она будет почетным гостем.

Я окончательно потеряла терпение.

— Послушай, Сондо, что ты так взъелась на Крис? Ты уже ее до смерти напугала, и при этом безо всякой причины.

— Безо всякой причины? — Сондо фыркнула. — Почему ты так в этом уверена?

— Но к чему вся эта затея? — спросил Билл.

— Ах, просто ради дружеского общения. Но мы соединим приятное с полезным. Под полезным я, разумеется, имею в виду получение кое-каких сведений друг о друге и обмен наблюдениями.

Игла Елены исправно двигалась вдоль шва, но ее переносицу прорезала морщина.

— Почему ты думаешь, что к тебе кто-нибудь придет?

— Все придут как миленькие, — заверила ее Сондо. — Люди обычно делают то, чего я от них хочу. Я обладаю даром убеждения.

— А как насчет полиции? — поинтересовался Билл. — Собираешься ли ты пригласить на свою вечеринку Геринга и Мак-Фейла? Они могут обидеться, если ты этого не сделаешь. Боюсь, что они любом случае так или иначе будут в числе гостей.

— Ты хочешь сказать, что за нами ведется слежка.

— За некоторыми из нас, — уточнил Билл. — Сегодня вечером детектив не отставал от Лайнел.

Сондо разглядывала свои ногти.

— Думаю, что завтра их поблизости не окажется.

— Как ты собираешься это устроить? — спросил Билл.

Она холодно на него взглянула.

— Может приключиться, что они в это время думают произвести арест, и это их отвлечет.

— Ну, это чисто теоретическая возможность, — усомнился Билл.

— Если надо, она воплотится в жизнь, — парировала Сондо.

Билл бросил на нас сердитый взгляд:

— Я так и не понял, к чему ты клонишь, но скажу прямо: мне не нравится твоя затея. Тут что-то не так. Ведь если преступника арестуют, твоя вечеринка лишается всякою смысла.

— Я же не говорила, что схватят убийцу, — возразила Сондо. — Просто сказала, что они надумают произвести арест. Но это не твоя забота. Первое, что я сделаю завтра утром, это передам приглашения всем остальным. Надеюсь. Гарднер будет так любезен, что приведете собой Сьюзен, и Крис. и…

— С чего ты взяла, что тебе удастся заполучить Гарднера? — поинтересовалась я. — Он тебя не любит и к тому же не захочет подвергать Крис такой эмоциональной встряске. Из чего следует, что Сьюзен тоже не придет.

— Явится вся семейка, — заверила меня Сондо. — После того как я поговорю с Гарднером, он побоится не прийти. Видишь ли, — добавила она с наглой усмешкой, — Оуэн Гарднер кровно заинтересован в идентификации убийцы.

— Конечно, это безумная затея, — сказал Билл, — но я, пожалуй, приму в ней участие хотя бы для того, чтобы ситуация не вышла из-под контроля. Но я приду со своей девушкой, так что можешь не трудиться, подыскивая мне пару.

Я решила, что он пригласит меня, и была разочарована, когда узнала, что у него совсем другие планы.

— Завтра я наведаюсь в магазин, — продолжал Билл, — и попробую познакомиться с великолепной миссис Дрейк. Чем больше я слышу об этой леди, тем сильнее убеждаюсь в том, что мы подходим друг другу.

— Она годится тебе в бабушки, — съязвила я. — Как бы тебе не превратиться в посмешище, заполучив такую даму сердца.

Билл хитро улыбнулся:

— Я питаю слабость к пожилым женщинам. В них есть нечто такое, чего лишены вы, молоденькие девушки. К тому же я сильно сомневаюсь, что она действительно годится мне в бабушки.

Билл испытывал злорадное удовлетворение, произнося эту тираду, и я демонстративно уставилась в потолок, чтобы доказать, как я от него устала.

— Закругляйся, Сондо, — сказал Билл. — Хозяева намекают на то, что нам пора и честь знать.

Хотя Сондо и не была расположена принимать во внимание мои намеки, предложение Билла подбросить ее на машине оказалось слишком соблазнительным, чтобы им пренебречь.

Когда они ушли, Елена отложила шитье.

— Этот молодой человек очень увлечен тобой, Лайнел, — заметила она. — И он действительно приятный.

Но на меня напал приступ раздражительности.

— Ты его просто плохо знаешь. Он нашел очень оригинальный способ доказать, как я ему нравлюсь. Это ж надо — пригласить Карлу Дрейк!

Удивительно, до чего неприятной казалась мне теперь эта женщина. Я поспешила переменить тему разговора.

— Что ты думаешь об идее вечеринки? — спросила я.

Елена томно пожала плечами.

— Я думаю, что Сондо Норгор не совсем здорова. И мне кажется, что она была страстно, безнадежно влюблена в Монти. Такая любовь опасна.

Ее слова меня озадачили.

— Уж не думаешь ли ты, что ее любовь могла заставить ее…

— Пойти на убийство? — помогла мнеЕлена. — Нет, не думаю. Но я уверена в том, что она опасна теперь. Она пылает жаждой мщения — кровь за кровь. А так как мозги у нее набекрень, она не будет руководствоваться логикой, выбирая жертву.

— Значит, тебе кажется, что это неудачная затея?

— Я полагаю, — тихо сказала Елена, — что идея Сондо легко может обернуться этаким Франкенштейном, который выйдет у нее из-под контроля и начнет крушить налево и направо. Нам очень повезет, если дело обойдется без новых разрушений.

Она стояла у окна, глядя на залитую лунным светом улицу, и автоматически проводила пальцем по царапине, пересекавшей ее ладонь.

— Там кто-то наблюдает за нашим домом, — заметила она.

Я слишком устала, чтобы об этом думать. Все, чего я хотела, — это лечь спать. Но я должна была задать еще один вопрос.

— Елена, ты не помнишь, в какое время Карла Дрейк спустилась в наш отдел, чтобы поменять булавку?

Она молчала так долго, словно решила не отвечать. Затем отвернулась от окна и окинула меня долгим, медленным и совершенно непроницаемым взглядом.

— Не помню, — сказала она, и я почувствовала, что Елена лжет.

Магазин Каннингхема постепенно привыкал к убийству. В четверг уровень возбуждения был еще высок, но из него почти исчез элемент страха — по крайней мере, для тех, кто не был непосредственно затронут трагедией.

Но для тех из нас, кто имел к ней прямое отношение, все было иначе. Меня преследовал образ скрипки, струны которой натянуты до такой степени, что вот-вот оборвутся.

Войдя в свой кабинет, я застала там Кейта и очень этому обрадовалась. Возможно, я уже никогда не смогу зайти сюда, не испытывая ощущения щемящей боли. Шишка за моим ухом почти исчезла, но весь этот эпизод слишком явственно запечатлелся у меня в памяти.

— Ты приглашен на вечеринку, — сразу сообщила я Кейту.

Он озадаченно взглянул на меня, и я пояснила:

— Сондо Норгор сегодня устраивает у себя на квартире прием для узкого круга лиц. Только для избранных, которые подозреваются в убийстве Монти.

Глаза Кейта буквально вылезли из орбит.

— Никуда я не пойду. Ни за что!

— Вот и хорошо, — заявила я. — Если достаточное количество приглашенных ответят так же, то вечеринка не состоится. — Я предлагала ему выход, но он, казалось, не был вполне уверен, что сможет им воспользоваться.

— Я не понимаю, мисс Уинн. Для чего она устраивает эту вечеринку? Как вы думаете, она очень разозлится, если я не приду?

— Похоже на то, — ответила я.

Он совсем помрачнел.

— В любом случае, всех она не соберет, о хотя бы Тони Сальвадора.

Настала моя очередь удивляться.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Тони арестован. Его отвезли в полицию. Его взяли утром, как только он пришел на работу.

— Не верю! — воскликнула я. — Только не Тони. Он из тех собак, которые лают, но не кусают. Да он и мухи не обидит.

— Я тоже в это не верю, — поддержал меня Кейт. — Тони не мог так поступить.

В его словах прозвучала такая уверенность, что я спросила:

— Кейт, что тебе известно?

Я начала проявлять к нему более серьезный интерес, чем раньше. Теперь, восстанавливая в памяти его поведение с момента убийства, я пришла к заключению, что его страх и беспокойство нельзя объяснить только расстроенными нервами.

— Кейт, — добавила я более мягко, — если тебе действительно что-то известно, ты должен мне сказать. Может быть, я смогу тебе помочь решить, что делать. Я вижу, как ты напуган и встревожен в последние дни, и будет лучше, если ты выговоришься, освободишься от того, что у тебя на уме.

Я увидела, как его взгляд скользнул по пустому пространству на стене, откуда исчезла картинка.

— Я не сказал бы вам, даже если бы что-нибудь знал, — ответил он. — Бывают ситуации, когда безопаснее не знать. Говорят, что человеку, однажды свершившему убийство, легче решиться на второе — в целях защиты от разоблачения. Поэтому я не знаю ничего. Понимаете? Просто я не верю, что это Тони. Я думаю, что его арест — чья-то злая шутка.

Я и сама так думала. И я знала, кто мог подшутить над ним таким образом.

— Ну что ж — сказала я, — пойдем к Сондо вместе. Ты сможешь лично объяснить ей, почему не собираешься воспользоваться ее приглашением.

Кейт явно не стремился составить мне компанию, но и не решился отказаться. Мы спустились в отдел оформления витрин и застали Сондо за работой: она стояла на коленях, наклеивая обои на складные ширмы. Граммофон выдавал песню «Черные глаза», и я первым делом подняла иглу и выключила его.

— Мне нужно перекинуться с тобой парой слов, — мрачно сказала я, — но мне не удается собраться с мыслями, пока крутится эта штука.

Сондо быстро нас осмотрела и состроила обычную гримасу.

— Хорошо, но не ждите, что я стану угощать вас чаем. Хотя Тони и угодил за решетку, окна должны быть готовы в срок. Здесь и так с утра шныряли полицейские, но в конце концов я убедила их, что тут им больше нечего делать.

— Лучше расскажи об аресте Тони, — потребовала я. — Ведь это твоих рук дело, не так ли?

Она решительно провела тряпкой по приклеенному куску обоев.

— А хоть бы и так. Что делать, если у меня накопилась против него куча улик? Что мне оставалось, как не передать их Мак-Фейлу?

— Какие еще улики? — спросила я.

— Да так, некоторые вещички, — уклончиво проговорила Сондо. — Всего лишь напоминания о той безобразной стычке с Монти, после которой Тони последовал за ним с клюшкой для игры в гольф.

— Тони пошел за Монти?

— Да, конечно. Разве ты не заметила, как он всполошился при упоминании клюшки? Я наконец вытянула из него правду. Он угрожал проломить Монти башку, но тот посмеялся и выхватил клюшку у него из рук. Ты знаешь, это была одна из тех старых деревянных клюшек, ну, Монти взял ее и переломил об колено. Затем он бросил обломки на пол и пошел налаживать свет. Тони поднял кусок клюшки — тот, что потяжелее, — и направился за ним, чтобы закончить свое дело.

— Я этому не верю, — заявила я. — Не верю ни одному твоему слову

На Сондо мое замечание не произвело никакого впечатления. Она села на корточки и стала придирчиво осматривать ширму.

— Лайнел, будь добра, передай мне, пожалуйста, эту шляпку, — попросила она. — И кстати, как тебе нравится моя идея оформления витрины к Пасхе?

Я последовала взглядом за ее указующим перстом и увидела большое зеленое бумажное растение в цветочном горшке. На растение была залихватски надвинута шляпа цвета пламени. Я передала Сондо шляпку, не говоря ни слова.

— Я собираюсь разместить ряд таких растений по задней кромке витрины, — делилась она своими замыслами. — И все они будут в шляпках. Ты не думаешь, что это шикарная идея?

— Я думаю совсем о другом, — призналась я. — Ты сбираешься отправить Тони на электрический стул?

Ее черные глаза смотрели злобно и насмешливо.

— Но почти все, что я тебе рассказала, чистая правда. Тони сам признался насчет клюшки. Он даже не отрицал, что грозил убить Монти. Мак-Фейл получил преступника. Дело закрыто.

— И детективы не увяжутся за нами сегодня вечером, так ли?

Смех Сондо прозвучал зловеще.

— Лайнел, дорогая, ты такая сообразительная девочка.

— А ты сообразительная настолько, — парировала я, — что подвергаешь опасности собственную жизнь.

Сондо приставила шляпку к ширме, чтобы увидеть, как она смотрится на фоне обоев, и удовлетворенно кивнула.

— Я могу сама о себе позаботиться. А ночь, проведенная в тюрьме, Тони не повредит. Он выдержит это испытание. Все легче, чем сидеть и ждать, когда полицейские докопаются до скрытых им фактов. А потом настанет час, когда я сама уплачу по счету.

Ее маленькое личико излучало такое злорадство, что я отвернулась. Сондо опасна, и убийце не позавидуешь.

Она неожиданно сменила тему разговора.

— Надеюсь, ты придешь ко мне на вечеринку, Кейт?

Он беспомощно посмотрел в мою сторону, потом вяло кивнул. Вот чего стоила его твердая решимость.

Я уже собиралась уходить, когда в комнату медленной походкой вошел Билл Зорн. Он мне улыбнулся, но его голубые глаза помрачнели, когда он перевел взгляд на Сондо.

— Доброе утро, мадам Макиавелли. Имеют ли успех ваши маленькие хитрости?

Она непочтительно сморщила нос.

— Полный успех, благодарю вас. — Помолчав, она спросила: — Ты уже слышал…

— Ты имеешь в виду Тони? Да, слышал. Но в данный момент меня интересует другое.

Он подошел к ней поближе и застыл в ленивой позе, засунув руки в карманы. Сондо была так мала ростом, что ей приходилось запрокидывать голову, чтобы видеть его лицо. Она смотрела на него озлобленными немигающими глазами.

— Как ты узнала, что граммофон будет разбит? — спросил Билл.

Сондо засунула руки в карманы халата, открыто насмехаясь нал ним.

— Что вы говорите, мистер Зорн! И что вы имеете в виду?

Билл окинул се взглядом, выражавшим крайнюю степень неприязни, и повернулся к Кейту:

— Этот граммофон был целым, когда ты оставил его в мастерской вчера вечером, не так ли?

— Конечно, — ответил Кейт. — Разумеется.

— Билл, — вступила я в разговор, — не хочешь ли ты сказать, что…

Он кивнул:

— Сегодня утром я первым делом зашел в мастерскую, чтобы взглянуть на граммофон. Он был разбит, кто-то расколошматил его всмятку.

Сондо завизжала:

— А я это предвидела! Я это знала!

Билл не обращал на нее внимания.

— Как это могло получиться, Кейт, что ты принес в «Юниверсал Артс» не тот граммофон?

Кейт растерянно взглянул на Сондо, и та перестала визжать. Но она все еще напоминала кошку, проглотившую канарейку.

Билл продолжал:

— Граммофон, который ты ко мне принес, оказался другим. Не тем, для которого я делал приспособления.

— Но… я взял тот, на который мне показала миссис Норгор, — запинаясь, проговорил Кейт.

Билл пересек комнату и подошел к граммофону Сондо.

— Вот граммофон, предназначавшийся для витрины. Как это ты умудрилась мне дать свой, Сондо?

Сондо насмешливо разыграла полную растерянность.

— Надо же, ты прав. Именно этот граммофон принадлежит магазину. Как же я сглупила!

— Ты, кажется, говорила, что он сломался?

Билл включил аппарат и опустил иголку на пластинку. Музыка звучала чисто, без посторонней вибрации.

Сондо изощрялась в суетливых женственных конфузливых ужимках, которые были совсем не в ее характере.

— Звучит отлично, вам не кажется? Я чувствую себя такой дурой.

— Что ты говоришь? — насмешливо произнес Билл. — А я-то думал, что ты заменила граммофон нарочно, чтобы у меня оказался не тот, что надо. Вот только для чего ты это сделала?

Сондо перестала изображать святую невинность.

— Тебе хочется узнать? Но я не скажу. Не скажу, пока для этого не настанет время.

Глава 12

Она повернулась к нам спиной и яростно принялась за работу.

Я отослала Кейта к себе в кабинет, и мы с Биллом пошли к лифту.

— Что все это значит? — вопрошала я. — Почему кому-то взбрело в голову отправиться в «Юниверсал Артс», чтобы разбить граммофон?

— Я могу только догадываться, — ответил Билл. — Кстати, слышала ли ты звучание этого граммофона, когда в нем были неполадки? Каким оно тебе показалось?

Я попыталась вспомнить.

— Что-то вроде металлической вибрации.

— Как будто что-то попало в трубу? Скажем, посторонний предмет?

— Может, и так, — предположила я. — Скорее всего. Но я до сих пор не вижу связи…

— Предположим, что предмет, попавший в трубу граммофона, представлял большой интерес для человека, убившего Монтгомери. Предположим далее, что предмет попал в граммофон не в тот момент, когда убийца находился в оконной витрине. Разве он не примет все возможное, чтобы добраться до аппарата и добыть нужный ему предмет? С этой целью он проникает ко мне и разбивает граммофон в поисках завалившейся в него вещи.

По моей спине пробежали мурашки. Если все так и было, значит, между "Юниверсал Артс" и убийством существовала связь. Через граммофон. Значит, накануне вечером, когда среди белых пластмассовых фигур показалась крадущаяся тень, я снова находилась на расстоянии протянутой руки от убийцы.

Билл прочитал мои мысли.

— Ты права. Но падать в обморок уже поздно.

Я попыталась не обращать внимания на дрожь и как-то избавиться от путаницы в голове.

Но зачем понадобилось Сондо…

— Возможно, она догадалась о попавшем в граммофон предмете раньше нас и решила его извлечь. Вот она и отослала с Кейтом другой аппарат, чтобы иметь возможность спокойно осмотреть граммофон с начинкой. Поскольку сейчас аппарат в полном порядке, она, должно быть, нашла то, что искала. Все ясно?

Я покачала головой:

— Если у нее в руках такая важная улика, зачем ей понадобилась вся эта затея с вечеринкой? Почему она не обратилась к Мак-Фейлу?

— Сондо человек необычный, она привыкла поступать по-своему. Кроме того, найденная улика не обязательно является решающим доказательством

Внезапно меня озарило.

— Билл! Нам осталось всего-навсего выяснить, кому было известно о неисправности в граммофоне, и о том, что его отправят в «Юниверсал Артс».

— Неплохая мысль, — поддержал меня Билл. — Давай попробуем.

— Начнем с тебя, — предложила я. — Хотя должна признать, что, имея дело с граммофонами, ты обычно пользуешься не ломом иди чем-то подобным, а другими, более деликатными инструментами. И ты не можешь находиться в двух местах сразу: работать в своем кабинете и прятаться в мастерской.

— Спасибо за поблажки, — сказал Билл. — Мне хотелось бы с такой же уверенностью поручиться за тебя. Но ты безусловно знала о граммофоне. Ты даже могла его сломать, пока я работал. И ты легко могла инсценировать весь этот эпизод со спрятавшимся вором.

— Я думаю, мне пора возвращаться к себе в кабинет, — надменно заявила я.

Он схватил меня за руку, его глаза излучали веселье.

— Подождите минутку, мисс Непоседа. Мы не составили полный список.

Сделать это было не так легко, как могло показаться на первый взгляд. Когда Тони принес граммофон в кабинет Сондо и завел его, там находились Сондо, Карла, Елена, Тони и я. Карла и Елена ушли до того, как Тони объявил нам о своем намерении послать Кейта с граммофоном в «Юниверсал Артс». Судя по всему, об этом знали только Сондо, Тони, Кейт, Билл и я. Но и данное обстоятельство могло сделать наш поиск безнадежным — любой человек, походивший в это время по коридору или находившийся в одной из соседних комнат, мог слышать наш разговор; звукопроницаемость там великолепная.

Кто-то мог задержаться у кабинета Сондо, закрыв за собой дверь, и подслушать с тем же успехом. Кто-то находился в смежном кабинете. В этом случае мы должны включить в список и Оуэна Гарднера, который поднимался на восьмой этаж для снятия отпечатков пальцев. Даже Крис и Сьюзен были в тот день в магазине, и теоретически существовала возможность, что они именно тогда находились в пределах слышимости.

— Ну, мы немногою добились, применив твой метод, — посетовал Билл. — С чего начали, тем и закончили. Возможно, Сондо сегодня вечером окажется более удачливой. Что напоминает мне о необходимости познакомиться с великолепной Картой, этим я сейчас и займусь.

— А кто тебя представит? — спросила я. — Не слишком ли ты самонадеян?

— Ты недооцениваешь мое обаяние, — заявил Билл с идиотской ухмылкой на лице. — Я сообщу тебе своих достижениях на этом поприще.

Я фыркнула, давая понять, что это меня не интересует, и отправилась к себе с высоко поднятой головой.

— Миссис Монтгомери пытается связаться с вами, — доложил мне Кейт, когда я вошла. — Она обещала еще позвонить. Она показалась мне очень возбужденной. Кстати, не можете ли вы объяснить, что произошло там с граммофоном?

В мои намерения не входило вовлекать Кейта в круг наших с Биллом запутанных умозаключений, поэтому я покачала головой и попросила перепечатать несколько писем. Вскоре позвонила Крис.

— Привет, я знаю, что ты хочешь со мной повидаться.

— Как ты догадалась? — В ее голосе прозвучало такое искреннее изумление, что я почувствовала угрызения совести.

— Я с тобой встречусь, — пообещала я с нотой раскаяния в голосе, — но не смогу выкроить время до ленча.

— Меня устроит любое время до двенадцати сорока пяти, — сказала Крис. — До отправления поезда.

— Какого поезда?

— Ну, на котором собирается уехать Сьюзен, — Крис сказала об этом как об известном факте. — Поэтому я и хочу с тобой повидаться. Она не должна ехать, Лайнел.

Обсуждение получалось слишком сложным для телефонного разговора.

— Встретимся в двенадцать, — предложила я. — Где скажешь.

Она назвала зал ожидания большого вокзала, и нас разъединили.

Несколько минут я так и просидела, не снимая руки с телефонной трубки. Что все это значило?

Тут раздался еще один звонок. Звонил Билл. Его голос звучал вульгарно, но выразительно.

— Леди так хороша, что превосходит собственную репутацию, — самодовольно заявил он. — Мы с ней сегодня ужинаем и затем вместе отправляемся к Сондо.

— Безопасно ли это для нее? — спросила я сладким голосом.

— Я отношусь к тому типу мужчин, которым женщины доверяют, — похвастался он. — Моя молодость и невинность служат мне порукой.

Я пожелала ему удачи и повесила трубку. Билл дурачился, чтобы поддержать наше душевное равновесие до того неизбежного момента, когда все, что нас пугает, приблизится вплотную и смех замрет на наших губах.

Я усилием воли выкинула из головы мучительные вопросы и подозрения и оставшуюся часть утра посвятила работе. Гора бумаг на моем столе выроста до угрожающих размеров, следовало хотя бы частично ее разгрести.

Не думаю, что девизы и объявления, которые я сочиняла в те дни, были шедеврами, но до сих пор удивляюсь, что сделала все необходимое и никого не подвела. Выходя из магазина, я чувствовала себя намного увереннее, чем прежде: в отношении работы на сегодняшний день моя совесть была чиста.

Я нашла Крис в зале ожидания на большой скамейке, рядом с ней сидела Сьюзен. Крис оживленно говорила, размахивая руками, очевидно пытаясь в чем-то убедить свою собеседницу. Сьюзен слушала молча; она казалась неуклюжей, загнанной в угол, но очень упрямой. Боже упаси иметь дело с выстраданным упрямством женщины, покладистой и уступчивой по натуре.

— Ах, Лайнел! — заныла Крис, как только я к ним присоединилась. — Ты должна ее разубедить. Она собирается ехать во Флориду, она просто не имеет права так поступать.

— У меня есть билет, — сказала мне Сьюзен, как будто это решало все проблемы.

— Но почему вы уезжаете? — спросила я.

— Я не собираюсь обсуждать этот вопрос, — заявила она. — Как только я узнала, что произведен арест, решение было принято. Эта поездка запланирована давно; но до сегодняшнего утра о ней нельзя было и думать, поскольку мистер Мак-Фейл запретил нам покидать пределы города.

— Вся беда в том, — объяснила Крис, — что она не собирается возвращаться. Она бросает отца.

— И поступаю правильно, — отрезала Сьюзен.

Я почувствовала себя неловко; лучше бы Крис не втягивала меня в эти дела. В конце концов, если миссис Гарднер решила бросить мужа, как я могла повлиять на ее решение?

— Видите ли, — пустилась в объяснения Сьюзен, как бы позабыв о своем решении не обсуждать этот вопрос, — я всегда знала, что не принадлежу тому типу женщин, который нравится Оуэну. Я была ему хорошей женой, надеюсь, и Крис не считает меня злой мачехой, но такой человек, как Оуэн, не может этим удовлетвориться. Ему нужно нечто большее, чего я ему дать не могу. Мисс Дрейк красива, и я уверена, что она очаровательна и умеет поддержать беседу и…

Итак, она знала о Карле. Печально, но это меня не касается. Беда в том, что о Крис такого не скажешь; она пылко прервала Сьюзен:

— Я готова поклясться, что она безмозглая и надоест отцу через два дня, если он вообще захочет с ней жить. Сьюзен, ты просто не можешь уехать так, не дав ему шанса объясниться.

Сьюзен покачала головой с мягким, но неодолимым упрямством; приближалось время отправления поезда.

Крис укоризненно посмотрела на меня, поскольку я не оказывала ей должной помощи и попыталась воздействовать на Сьюзен при помощи новых аргументов.

— Хотя бы немного подожди, Сьюзен. Не уезжай сейчас, пока не утряслось дело об убийстве Монти. Я так одинока и напугана. Я нуждаюсь в тебе, Сьюзен.

Миссис Гарднер похлопала Крис по руке.

— Ты можешь навестить меня через недельку, если захочешь. Я буду рада, и тебе полезно проветриться.

— Нет! — воскликнула Крис. — Я никак не смогу отсюда уехать. Я… я боюсь. Поэтому ты и не должна уезжать. Я не думаю, что они арестовали человека, который действительно убил Монти. Я не думаю, что расследование закончено.

Мы обе пристально смотрели на Крис.

— Тони не тот человек. Ах, я уверена, что это не он убил Монти. Поэтому мы должны вести себя очень осторожно. Нам по-прежнему угрожает опасность. Если ты уедешь из города в такое время, это может бросить тень не только на тебя, но и на всех нас.

— Боюсь, что я не понимаю… — начала было говорить Сьюзен, но Крис снова прервала ее.

— Подожди хотя бы несколько дней, пожалуйста. Уверена: для всех нас будет лучше, если мы пойдем сегодня на вечеринку к Сондо.

Итак, Сондо зря времени не теряла.

— Даже отец согласился пойти, — продолжала Крис. — Он был в бешенстве и все же принял приглашение. А если ты уедешь из города…

Такая упрямая решимость Сьюзен заметно поколебала. Она растерянно посмотрела на меня.

— А как вы думаете, мисс Уинн? Вам не кажется, что эта вечеринка — глупая и опасная затея?

— Я с вами согласна, — сказала я. — Но сама Сондо отнюдь не глупа. Она действует обдуманно. И если Мак-Фейл действительно арестовал не того человека, может быть, нам следует прийти. Потому что в магазине Каннингхема происходит что-то ужасное.

Я рассказала им о картинке, но ни словом не обмолвилась о нападении, которому подверглась, а потом сообщила о граммофоне, вдребезги разбитом в «Юниверсал Артс», и о том, какое участие принимала во всей этой истории.

Сьюзен слушала с напряженным вниманием, обняв за плечо дрожащую Крис.

— Хорошо, — решила она наконец. — Я отложу поездку на неделю или около того. Но потом уеду. Я не сержусь, и во мне нет горечи. Я всегда знала, что не подхожу Оуэну. И теперь, когда он нашел свое счастье, я не встану у него на пути. Понимаете, — обратилась она ко мне, — я люблю его.

Нам нечего было сказать или сделать перед лицом этого простого изъявления чувств. Мое уважение к Сьюзен возросло, равно как и неприязнь Карле.

Крис нагнулась и поцеловала миссис Гарднер в щеку.

— А теперь, Сьюзен, поезжай домой и будь хорошей мамочкой. Отец вечером за тобой заедет, он говорил мне, что собирается это сделать. А я пойду с Лайнел, если она не против.

Мы поднялись наверх, расстались со Сьюзен и вдвоем с Крис зашли в закусочную, чтобы успеть подкрепиться до возвращения в магазин.

Мы обе немного успокоились; Крис погрузилась в собственные мысли, а я вернулась к своим неотвязным вопросам и подозрениям. К ним добавилось еще одно: мне показалась странной непоколебимая уверенность Крис в том, что Тони не убивал Монти. Настораживало меня и другое: не было ли у внезапного решения Сьюзен покинуть город какой-нибудь тайной подоплеки? Мне нравилась Крис, и я начинала любить Сьюзен, и все же…

Когда мы приближались к магазину, Крис сказала, что зайдет со мной.

— У меня есть там кое-какие дела. — Она произнесла это так решительно, что я удивленно на нее посмотрела.

— Что ты задумала? — спросила я.

Крис шла уверенной походкой; она держалась прямо, ее светлые волосы развевались на ветру.

— Я собираюсь повидаться с Карлой Дрейк, — объявила она мне таким громким голосом, что на нас стали оборачиваться прохожие.

Мне трудно было за ней поспевать, хотя я хожу довольно быстро. Я впервые испытала по отношению к Крис какую-то неприязнь. Ее внезапная решительность меня пугала.

— Послушай, — сказала я, сжимая ей локоть, — ты не можешь ворваться в магазин и наброситься на Карлу с обвинениями. Так не поступают в подобных делах. И ни к чему хорошему это не приведет.

— Я делаю то, что считаю нужным.

У меня было такое чувство, словно мягкий летний ветерок прямо на моих глазах превратился в яростный циклон; надеялась, что Билл окажется поблизости и разрядит обстановку. Он умеет общаться с женщинами, должна это признать.

— А ты подумала об отце? — спросила я Крис, когда мы миновали вращающиеся двери и оказались в магазине. — Он рассвирепеет, если узнает о твоем визите. Он…

Крис не обращала на меня никакого внимания. Она шла передо мной по широкому проходу так стремительно, что рассекала толпу, заставляя отшатываться тех, кто попадался ей навстречу.

Я решила, что должна находиться от нее поблизости, чтобы иметь возможность подобрать осколки и поухаживать за ранеными. Поэтому из лифта я вышла вместе с ней, на четвертом этаже. К счастью, Оуэна Гарднера мы там не встретили. Наверное в Крис проявлялись сейчас качества, унаследованные от своенравной матери; она оставалась избалованной и беспомощной девчонкой, но и прочный гарднеровский стержень давал о себе знать; я не хотела и думать о том, к чему могло привести ее столкновение с отцом, пока она находилась в подобном расположении духа.

— Где тут находится женщина по фамилии Дрейк? — спросила она у испуганной мисс Бэбкок.

Та попыталась ее задержать, повинуясь чувству недоверия ко всему, что не поддавалось простому объяснению, но Крис попросту стряхнула ее с себя, а мне ничего не оставалось, как следовать в фарватере своей не в меру расхрабрившейся подруги.

Карла Дрейк находилась в глубине одной из примерочных, она переодевалась. Когда мы с Крис ворвались к ней, на Карле были только черные шифоновые панталоны и лифчик. Должна признаться, что и в таком наряде она выглядела не менее потрясающе, чем в вечернем платье — а такое можно сказать далеко не о каждой женщине.

Разумеется, наше вторжение было неожиданным, но Карла только окинула нас одним из своих мечтательно-отсутствующих взглядов; она сняла с плечиков серое платье и приготовилась натянуть его через голову.

Крис, возомнив себя отчаянным бойцом, сильно затруднила Карле примерку. Она выхватила платье из рук манекенщицы и швырнула его мне.

— Я хочу поговорить с тобой! — закричала Крис. — Я хочу…

Карла посмотрела на нее печально, но без особого интереса.

— Не мни платье, — обратилась она ко мне. — Его только что выгладили.

— Не о платье речь! — продолжала бушевать Крис. — Я хочу, чтобы ты держалась подальше от моего отца! Я не позволю тебе разбить нашу семью и сделать мою мать несчастной. От таких женщин, как ты, только и жди беды. Не имея собственной семьи, вы охотитесь за чужими мужьями. Но с моим отцом этот номер не пройдет. Если ты еще раз хотя бы на него взглянешь, я оттащу тебя за волосы.

Расстреляв всю обойму, Крис рухнула на стоявший в углу табурет и горько разрыдалась. Сейчас она больше, чем когда-либо, походила на ребенка, избалованного и истеричного. Должна сказать, что Карла в этой ситуации держалась достойно.

Получив обратно свое серое платье, она привычным движением натянула его через голову; платье плавно облегало ее фигуру и сидело безупречно. Карла поправила разметавшиеся серебристые локоны и застегнула молнию на боку; она проделала все это, не говоря Крис ни слова.

Затем она подошла к девушке, съежившейся на табурете, и легким движением руки погладила ее по склоненной голове.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Действительно очень жаль. Тебе пришлось страдать. Я знаю, что такое страдание. Но может быть, в конце концов, все образуется.

Крис вскинула голову, ее глаза сверкали гневом.

— Не смей меня трогать, ты! Ты… ты…

— Существует много слов, — почти пропела Карла, — но в твоих устах они прозвучат безобразно. И в них будет не так уж много правды.

Крис порастратила первоначальный заряд негодования. Перед уравновешенной и очень красивой женщиной сидела девочка, жестоко обиженная и растерянная. Нуждающаяся в том, чтобы сорвать зло, как ребенок бьет предмет, о который ударился.

— Сегодня ты будешь на вечеринке у Сондо. И папа там будет, и Сьюзен. И если ты хотя бы…

— Успокойся, — ответила Карла. — Насчет этого можешь не волноваться. Я иду к Сондо с очень приятным молодым человеком по имени Билл Зорн и, если это тебя хоть немного утешит, вообще не буду разговаривать с твоим отцом. А теперь прошу меня извинить. Наша постоянная покупательница хочет посмотреть это платье, она уже ждет.

Она вышла из примерочной, прежде чем мы с Крис успели что-нибудь ответить. А ведь я собиралась спросить у Карлы, когда она подходила к отделу бижутерии, чтобы обменять булавку. Но она ускользнула от меня, равно как и от Крис, и мы обменялись взглядами, как два бойца, потерпевшие поражение.

— Я ее не понимаю, — с дрожью в голосе проговорила Крис. — Она ведет себя совсем не так, как должна бы вести себя женщина при подобных обстоятельствах. Ей ни капельки не стыдно. Она не рассердилась.

— А может быть, ей нечего стыдиться, — предположила я. — Ну, теперь, когда буря утихла, я с твоего позволения снова примусь за работу.

Мы вышли из примерочной вместе; пересекая холл четвертого этажа, я мельком увидела то, что показалось мне грациозным призраком в сером, кружащимся перед женщиной средних лет, которая потом наверняка будет разочарована: это платье не сделает ее похожей на Карлу.

Манекенщица представляла собой реальную угрозу. Вот о чем я подумала и почувствовала себя несчастной. Какие шансы в глазах Билла Зорна будет иметь обыкновенная девушка, даже если она довольно хорошенькая, в сравнении с великолепной Карлой? До этого момента я всерьез не задумывалась, значу ли я что-нибудь для Билла. Разве что бессознательно. Я ведь теперь относилась к мужчинам с недоверием. После эпизода с Монти я превратилась в женщину, лишенную иллюзий. И конечно, мне не хотелось снова испытывать нечто подобное с другим мужчиной.

Я была полностью погружена в свои мысли и пропустила мимо ушей все, что втолковывала мне шедшая рядом Крис. Наконец смысл ее слов стал доходить до моего сознания.

— Так ты мне поможешь, правда? Я уверена, что привратник нас впустит. И теперь, когда полиция сняла наблюдение с этого места…

— С какого места? — спросила я. — О чем ты вообще говоришь?

— О Боже! — воскликнула Крис. — Так ты меня не слушала? Я говорю о квартире Монти, о чем же еще? Я хочу сходить туда сегодня вечером. Прежде чем пойти к Сондо. Лайнел, я просто обязана это сделать. Хотя бы для очистки совести. Может быть, там ничего и нет. Но если есть, я должна обнаружить это до того, как полиция выпустит Тони и начнет все сначала.

— Что ж, пойдем, — согласилась я. — Что тут незаконного, если жена идет на квартиру к своему мужу? Какой от этого может быть вред?

Крис в знак благодарности стиснула мне руку.

— Не знаю, что бы я без тебя делала. Никогда бы не решилась на такое одна. Я встречу тебя внизу после работы.

Мы расстались, и я почувствовала недовольство собой. Мне показалось, что в последние дни я трачу половину своего времени на то, что тащусь за Крис как хвост за воздушным змеем.

Глава 13

У Крис был небольшой автомобиль, который Оуэн подарил ей год назад, и мы довольно быстро добрались до дома, где жил Монти. Охрану сняли, и привратник, узнав Крис, немедленно пропустил нас в квартиру.

Я сопровождала Крис с тяжелым сердцем. Вторая половина дня в магазине прошла спокойно, но над головой, как дамоклов меч, висела предстоящая вечеринка у Сондо. Незадолго до закрытия магазина я сбегала вниз и сообщила Елене, что отправляюсь с Крис. Елена показалась мне мрачной, словно ее одолевали дурные предчувствия, как и меня. А тут еще этот совместный ужин Билла и Карлы, который может привести к самым непредсказуемым последствиям.

Поэтому, когда привратник от крыл дверь, Крис зажгла свет и мы вошли в квартиру, я не испытала ничего похожего на радостное возбуждение, какое бывает в предвкушении занятных авантюр.

Есть что-то ужасное в виде комнаты, покинул человек, намеревавшийся вскоре вернуться; и вот ты входишь в нее, зная, что он не вернется никогда.

Квартира была изящно обставлена и выдержана в темно-коричневых и зеленых тонах. Монти обладал утонченным вкусом, и вы сразу могли почувствовать, что здесь жил человек, который много читал и имел самые разнообразные интересы.

Попадались и знакомые мне вещи. На столе лежала книга о египетском искусстве; я дала ее Монти, когда он задумал использовать соответствующие мотивы в оформлении витрины. Над каминной полкой висела довольно свирепая по экспрессивности картина, которую Сондо написала темперой. Мексиканский пейзаж с кактусом, пламенеющим небом и горсткой побелевших костей на песке на переднем плане. Я хорошо ее запомнила, потому что она висела в одном из наших окон; тогда она мне не понравилась. Я и не знала, что Монти ее взял и отвел ей такое почетное место в своей квартире.

Крис стояла рядом со мной, глядя на картину.

— Правда, это ужасно? Жуткое сочетание зеленого и желтого. Я ее возненавидела с первой же минуты, но Монти она нравилась.

Она повернулась и обвела комнату взглядом; она дрожала, хотя в квартире было тепло. Я могла себе представить, что она испытывает, вернувшись туда, где все напоминало о ее кратком и неудачном замужестве. Кое-где были разбросаны и ее вещи, но и выглядели здесь чужими, случайными.

На маленьком столике располагались принадлежности для курения; Крис взяла в руки трубку и провела ладонью по ее чашеобразной части. У меня защемило сердце. Она была так молода, а жизнь уже успела сыграть с ней злую шутку. Над ней подшутил Монти, не любивший ее. Случай, который отнял у нее Монти. Сондо тоже была жестоко обманута, но ее реакция оказалась совсем иной.

Мне казалось, что Крис не испытывает ни злобы, ни настоящей ненависти по отношению к убийце. Ее чувства скорее напоминали отчаянное, неконтролируемое горе ребенка; она выказала больше ненависти к Карле сегодня днем, чем когда-либо — неизвестному убийце. У Сондо все не так. В ней не было мягкости, она не тратила времени на слезы. Только горечь и ярость, — как на той ее картине. Вечеринка надвигалась, словно неотвратимая угроза, и тревожила меня все сильнее и сильнее.

— Может быть, будет лучше, если ты поскорее приступишь к делу, — сказала я.

Крис словно не решалась двинуться с места, боясь найти то, что искала. Ей легче было бередить тяжелые воспоминания, связанные с квартирой, чем смириться с беспощадным фактом смерти Монти.

— Ты что, передумала? — спросила я. — Если ты сейчас не примешься…

Но она уже взяла себя в руки.

— Я должна, — она обращалась к самой себе. — Я должна знать.

Она подошла к столу Монти, выдвинула средний ящик, наполненный письмами и вырезками газет, и вывалила его содержимое на стол. Затем при помощи латунного ножа для разрезания бумаг стала что-то отдирать от ящика. Оказалось, что его дно накрыто тщательно подогнанным тонким листом фанеры. Крис извлекла фиктивное дно, и я заглянула внутрь.

Смотреть было особенно не на что. На подлинном дне ящика лежали два письма и газетная вырезка. Крис достала их дрожащими руками. Мы сели на диван перед давно потухшим камином и стали рассматривать свою находку.

Мы начали с вырезки. Она была из нью-йоркской газеты примерно годичной давности; речь шла краже дорогой меховой шубы во время показа мод в большом магазине на Пятой авеню.

— Это тебе о чем-нибудь говорит? — спросила Крис.

— Только о том, что упоминается тот самый магазин, в котором работал Монти, прежде чем перейти к Каннингхему.

— Но зачем он хранит подобную вырезку в таком секретном месте?

Я знала об этом не больше, чем она, и Крис разложила одно из писем у себя на коленях, чтобы мы могли читать его вдвоем. Письмо было напечатано на машинке, его автор приступал сразу к делу, избегая условностей. Вместо подписи стояла машинописная буква-инициал.

"Майкл!

Это похоже на судьбу — обнаружить, что прежние действующие лица снова на сцене. Хотя актеры играют другие роли, да и сами уже не те, опасность ничуть не уменьшилась.

Обещаю ничего не предпринимать и никого не вызвать — хотя и не ради тебя. Но берегись. Существует еще кольцо.

Е"

Мы с Крис обменялись взглядами. Хотя она играла в этой драме не последнюю роль, смысл письма оставался для нее таким же темным, как и для меня. Только одна фраза могла что-то прояснить: "Существует еще кольцо".

Меня осенила догадка.

— Крис, это то самое письмо? Оно непосредственно связано с убийством.

— Но что оно значит?

— Кто-то не сообщает о том, что он знает, — размышляла я. — Поэтому кольцо приобретает особую важность.

И тут я поняла.

— Конечно! — возбужденно воскликнула я. — Для того, кто находился в оконной витрине, когда Монти был убит, главный интерес представлял камень из кольца. Я нашла один осколок, а другой, побольше — это, по-видимому, тот, что попал в трубу граммофона, придавая ему странное, вибрирующее звучание. За этим осколком и охотился убийца, когда проник в «Юниверсал Артс» и разбил не тот граммофон. А если это так, тогда… тогда ответ надо искать у Сондо!

Крис слушала меня без особого интереса. Позднее, когда камень странным образом попал мне в руки, я снова и снова пыталась припомнить выражение ее лица в тот миг, особенности ее реакции. А тогда, хотя отсутствие интереса со стороны Крис меня поразило, я решила, что у нее на уме иное, а моя версия оказалась не тем ключом, который она искала.

Крис оставила мои рассуждения без комментариев и разложила второе письмо так, чтобы мы вместе смогли его прочесть. Признаюсь, мне стоило немалых усилий сдержаться и дотерпеть до того времени, когда можно было поделиться своей догадкой с Биллом. Это письмо было написано черными чернилами, твердым почерком. Всего один абзац, в конце которого стояла подпись.

"Ты послужил причиной смерти человека, которого я любила больше всех на свете. Я знаю, что ты бессердечен и угрызения совести тебе неведомы. Я знаю, что ты пойдешь на все ради спасения своей жизни. Но скоро тебе придется пожалеть о содеянном, потому что человек, которого ты любишь больше всех на свете, должен будет расплатиться сполна. И этот человек — ты.

Лотта Монтес."

— Кто такая эта Лотта Монтес? — спросила я.

Крис покачала головой.

— Никогда о ней не слышала. И кто такой "Е", я тоже не знаю.

Она встала и вернулась к столу. В ящике больше ничего не было. Я еще раз осмотрела письма и вырезку и перечитала их.

— Разгадка должна заключаться в этих клочках бумаги, — подытожила я. — Иначе он не попросил бы тебя разыскать их в ящике, если с ним что-то случится. Ясно и то, что он был замешан в каких-то грязных и непристойных делах.

Крис закрыла лицо руками.

— Как это ужасно — любить дурного человека. Я хотела бы перестать его любить. Тогда боль утихнет, и я смогу все забыть.

Я не пыталась ее утешить. Бесполезно говорить том, что время лечит, и все такое. Тут каждый справляется в одиночку. И легких способов совладать с подобной ситуацией не существует.

Крис опять повернулась к столу, что-то там поискала и наконец села рядом со мной на диван.

— Кажется, там больше ничего нет, — сказала она. — Лайнел, можешь ли ты связать эти вещи с людьми, которых мы знаем?

Я не могла. Крис с облегчением вздохнула.

— Но это не нам решать, — заметила я. — Я бы хотела показать эти письма Биллу Зорну. А потом передать их в полицию

Крис испуганно на меня посмотрела:

— Ах, должны ли мы это делать?

— А почему нет? — спросила я.

— Поступать так — значит разворошить темное прошлое Монти. Какую пользу это может принести?

— Огромную, если поможет полиции найти убийцу, — сказала я.

По тому, как вела себя Крис, чувствовалось, что она и успокоилась и встревожилась одновременно, словно была рада не найти нечто такое, что с опаской рассчитывала обнаружить; и еще казалось: она не вполне уверена, что это нечто не содержится в тех загадочных письмах, которые мы сейчас прочли.

Я стала припоминать прежние признания Крис. О том, что Монти женился на ней, надеясь тем самым защитить себя. От кого? Письма от «Е» и от «Лотты Монтес» содержат невнятные угрозы. Кто эти люди и каким образом женитьба на Крис могла защитить Монти от них? Должна быть какая-то ниточка, за которую нам не удается ухватиться.

Крис слонялась по комнате, а я смотрела на нее и размышляла. От кого Крис лучше всего могла защитить Монти? От Оуэна Гарднера? Монти мог жениться на Крис, чтобы защитить себя от Оуэна Гарднера. Но что общего у Оуэна со всей этой историей? Он и близко не подходил к тому окну задолго до как Монти был убит. Я это знала. Тогда что…

Течение моих мыслей прервал звук. Крис тоже его услышала и затрепетала. Кто-то находился у входной двери в квартиру, вставляя ключ в замок.

Я мгновенно осознала, что человека, который сейчас войдет в квартиру, отпугнет свет, горит в нашей комнате. Я резким движением указала Крис на стену, где находился выключатель, а сама погасила лампу, стоявшую на столике рядом со мной.

Крис выполнила мое молчаливое приказание, теперь я только слышала ее легкое дыхание у дальней от меня стены комнаты. Уже в момент, когда мы выключили обе лампы, и комната погрузилась во тьму, я пожалела о своем решении. Я дважды встречалась с убийцей и была сыта по горло ожиданием в потемках, когда приглядываешься к каждой тени и прислушиваешься к шороху шагов. И вот я сама устраиваю себе еще одно такое жуткое испытание. По крайней мере, на этот раз я не одна; мы с Крис расположились в противоположных концах комнаты из соображений безопасности и застыли в немом ужасе.

Когда входная дверь приоткрылась, слабый луч света проник к нам из маленькой прихожей, смежной с нашей гостиной. Дверь тут же закрылась, мягко, воровски. Затем наступила тишина, только сердце бешено колотилось, отзываясь в висках. Я знала, что человек, который проник в квартиру, прислушивается и ждет. Он действовал тайно, украдкой и, следовательно, не имел права здесь находиться. Для него это был отчаянный шаг.

Мы с Крис тоже ждали, оцепенев от страха. Затем послышалось легкое постукивание шагов по полу, сменившееся приглушенным шорохом, когда пришелец ступил на ковер.

Я с трудом повернула словно окоченевшую шею, и стала смотреть в сторону окон, туда, где слабый лунный свет пробивался из-за краев опущенных жалюзи. Казалось, чья-то рука сдавливает сердце, заставляя его замереть.

Кто-то стоял между мной и одним из окон.

Высокая черная фигура различаласьнеотчетливо. Я даже не знала, мужчина это или женщина. Фигура, постояв в нерешительности, неловко, на ощупь, двинулась в темноте к столу Монти. Руки наткнулись на поверхность стола, затем застыли, обнаружив на нем груду бумаг, которые Крис вывалила из ящика, потом поползли дальше с тихим шорохом; по нему я определила, что они ищут кнопку выключателя на шнуре настольной лампы.

Напряженность возросла до предела, стала почти невыносимой. Пришелец проник в комнату, он ведет охоту. Как тот человек, который прятался у меня в кабинете. Или тот, кто забрался в мастерскую Билла. Был ли это один и тот же человек? В следующий момент зажжется лампа, и мы увидим — убийцу?

Пальцы нащупали и нажали кнопку выключателя. Мягкий овал света отразился от полированного стола, и мы увидели склонившееся над ним лицо женщины. Это была Елена Фарнхем.

На меня нахлынула волна неописуемого облегчения, я чуть не разразилась истерическим смехом. Но это состояние длилось не более секунды, оно сменилось недоверчивым изумлением, ужасом.

Я жила с Еленой Фарнхем. Она была моей подругой. Насколько я понимала, она не имела никакого отношения к Майклу Монтгомери. И вот выясняется, что у нее есть ключ от его квартиры, она проникает туда, зная, что полиция сняла охрану, и ищет — что?

Хотя и ослепленная светом, Елена сразу ощутила наше присутствие и повернула голову. На ней было длинное черное пальто с капюшоном, на мертвенно-бледном лице выделялись черные впадины глазниц. Я чувствовала, что она испугана не меньше, чем мы. Представляю, каково ей было оглянуться и увидеть нас. И я должна признать, что она проявила самообладание, достойное восхищения.

— Привет, Лайнел, — сказала она. — Привет, Крис. Очевидно, мы все пришли сюда с одной и той же целью. — Она показала рукой на бумаги на столе. — Так вы нашли?

Крис пересекла комнату и встала радом со мной, взяв меня за руку. Я думаю, что в этот момент она боялась Елену. Я включила другую лампу.

— Нашли что? — проговорила я, с трудом разжимая губы.

Вместо ответа она обвела взглядом квартиру, рассмотрела картину над каминной доской, в углу которой различалась сделанная желтым цветом подпись «Сондо», изучила мебель, обои и занавески.

— Не странно ли, — раздумчиво проговорила она, — что самые отвратительные люди часто бывают наделены самым изысканным вкусом?

— Елена, — сказала я, — лучше объясни, почему ты здесь.

Она слабо улыбнулась и остановила взгляд на диване, рядом со мной, где лежали два письма и газетная вырезка.

— Так вы что-то нашли? — спросила она, наклоняясь над бумагами.

По-видимому, мне следовало помешать ей завладеть ими, но Елена была человеком, которого я знала. Или думала, что знаю. Я ей доверяла. А Крис в этот момент во всем мне подчинялась, так что мы обе молча наблюдали за действиями Елены.

Она внимательно прочла оба письма и вырезку, но ее бледное лицо оставалось для нас непроницаемым. Затем она выпрямилась, подошла к камину и застыла, глядя на потухший очаг.

— Они арестовали Тони Сальвадора, — медленно проговорила Елена. — Тони не убивал Монти. Я в этом уверена. Они разберутся и выпустят его.

Тут заговорила Крис, продолжавшая сжимать мою руку:

— Что вы знаете обо всем этом, Елена Фарнхем?

Елена снова погрузилась в изучение царапины на своей ладони. Она заговорила, не поднимая глаз и в ее голосе не было раздражения. Только жалость по отношению к Крис.

— Я знаю, что для тебя это был страшный удар. Но считаю, что Майкл Монтгомери заслужил свою участь. Я думаю, что правосудие свершилось, и на этом надо поставить точку.

Я стояла молча, пораженная ее словами. Ведь именно так должен рассуждать убийца! Но Крис поразила меня еще сильнее.

— Я тоже так считаю, — пылко поддержала она Елену. — Я любила Монти и люблю его до сих пор. Но я надеюсь, что им не удастся схватить человека, который это сделал.

Елена повернулась к дивану, словно внезапно переменив решение. Она взяла одно из писем, достала коробку спичек и быстро подошла к камину. Прежде, чем я успела ее остановить, Елена поднесла к письму, зажженную спичку, и пламя взметнулось вверх, подхваченное тягой изнутри. Когда я подбежала к ней, Елена ворошила кочергой горстку пепла.

— Сожги и другие бумаги! — закричала Крис. — Сожги их все!

И если бы я не поспешила засунуть оставшееся письмо и вырезку в свою сумочку, Крис отправила бы их в огонь. Кажется, она вознамерилась навалить в камин все бумаги со стола Монти и разжечь хорошенький костер. Еще один приступ истерики. Припадок безумия.

Я вспомнила, как поступал в таких Билл, положила ей руки на плечи и начала трясти изо всех сил. Она была крупнее меня; должно быть, мы представляли комическое зрелище, но прием сработал: Крис оставила бумаги в покое, отошла от стола и калачиком свернулась на диване.

— Я хочу домой, — заскулила она. — Я не хочу идти к Сондо. Я боюсь. Там случится что-то ужасное. Я в этом уверена.

Мы с Еленой обменялись взглядами.

— Если мы останемся в стороне, — сказала Елена — одному Богу известно, что может натворить Сондо за нашими спинами. Я считаю ее замысел чудовищным, но нам ничего не остается, как пойти к ней и попытаться себя защитить. Кстати, Крис, сейчас самое время вернуть тебе твой ключ.

Она наклонилась вперед и передала ключ в руки оторопевшей девушке.

— Это был не слишком достойный поступок, — спокойно призналась Елена. — Я вытащила ключ из твоей сумочки, когда ты приходила к нам на квартиру. Но, видишь ли, он мне был необходим. Чтобы сделать то, что я сейчас сделала.

Несомненно, Елена обладала поразительным самообладанием. Я решила, что задам ей пару напрашивающихся вопросов потом, когда мы с ней останемся наедине. Возможно, она поступала правильно, а может быть, и нет. Но я ее не боялась, и посчитала возможным отложить выяснение деталей до более благоприятного момента.

А сейчас пора было отправляться к Сондо. Я запихнула разбросанные по столу бумаги в ящик, чтобы комната не выглядела так, будто в ней произведен бесцеремонный обыск, и отправилась вслед за Еленой и Крис. Я пропустила их в прихожую, а сама задержалась в комнате, чтобы выключить свет. И сделать одну вещь, проверить промелькнувшую в голове догадку.

Пока мои компаньонки спускались по лестнице, я остановилась в прихожей и достала из сумочки письмо. Под ним стояла подпись "Е".

Елена сожгла письмо, под которым стояла подпись "Лотта Монтес".

Глава 14

Сондо жила на Суперьер-стрит, в квартале Чикаго, имевшем репутацию богемного; разумеется, ее квартира располагалась в полуподвале.

Крис припарковалась рядом с домом, мы вышли из машины и спустились по грязному, изогнутому лестничному пролету.

Сондо открыла дверь, и уже первый взгляд, которым я окинула хозяйку и комнату за ее спиной, подсказал мне, что вечеринка не сулит ничего хорошего.

Возможно, при других обстоятельствах обстановка комнаты показалась бы мне забавной, но не в этот вечер. Сондо создала атмосферу творимой на ходу драмы, от нее так и разило дурной театральностью. Обилие кричащих украшений придавало комнате зловещий вид.

В камине пылали толстые поленья. От языков пламени на степах роились пляшущие тени; каждого, кто приближался к огню, обдавало жаром; в высоком резном комоде в дальнем конце комнаты были зажжены тяжелые канделябры из кованого железа; на каминной доске расположились медные подсвечники с горящими свечами.

Сондо выглядела весьма экзотично в темных атласных пижамных штанах и русской блузе, окаймленной золотисто-красным узором. Даже в этом наряде она больше походила на уличного мальчишку, чем на шикарную девицу.

В комнате было не продохнуть от жары и сигаретного дыма, от камина исходил еще легкий угарный запах, разъедавший глаза. Звучала музыка. Играли на маленьком пианино Сондо, и как раз в мелодии не было ничего меланхоличного или сентиментального. К моему удивлению, за пианино сидел Билл и играл «Кариоку» в бойком, оживленном ритме, что, к очевидному неудовольствию Сондо, разрушало мелодраматическую атмосферу, которую она стремилась создать.

Карла Дрейк сидела рядом с Биллом на придвинутой к пианино скамейке и выглядела как некая пропащая душа, прекрасная и отчужденная; отблески света играли у нее в волосах, а по щекам текли слезы. Мне трудно было понять, каким образом «Кариока» может вызвать слезы, но Карла плакала, словно музыка надрывала ей сердце; на Билла она не обращала никакого внимания.

Взглянув поверх пианино, Билл слегка мне подмигнул. Я негромко хмыкнула и последовала за Сондо к закутку, служившему ей спальней. Мы положили наши пальто на кровать, припудрили носы и вернулись к жару и мерцающему свету гостиной.

Мне интересно было узнать, какие плоды принесло свидание Билла с Карлой, и я надеялась, что они касались расследуемого дела, не выходя за его рамки. Возможно, Билл пришел к выводу, что я — тот человек, с которым непременно что-нибудь случается, и ему нельзя упускать меня из виду, если он хочет быть в курсе происходящего. Мне было что ему сказать, и я хотела поскорее открыть глаза Биллу на некоторые вещи.

Прибыли Сьюзен и Оуэн Гарднеры, и по тому, с каким видом оглядел комнату Оуэн, я заключила, что театральные эффекты Сондо оскорбляли его вкус. Сьюзен выглядела немного напуганной. Казалось, ей хотелось прижаться к мужу, но она не смела этого сделать. Крис села рядом с ней, окинув Карлу вызывающим взглядом, но погруженная в музыку манекенщица этого даже не заметила.

Елена выбрала стул рядом с камином: она умудрялась мерзнуть даже в теплые летние вечера и ничего не имела против близости огня, от которого у меня бы на ее месте через пять минут подрумянилась кожа. Я устроилась на богемного вида диванчике, расположенном вдалеке от камина; отсюда я могла обозревать всю комнату, не выпуская из поля зрения Билла, сидевшего за пианино.

Сондо встала и хлопнула в ладоши.

— Остановись наконец, Билл! Дадим Карле возможность протрезветь.

Билл ухмыльнулся и послушно снял руки с клавишей. Карла вздохнула и позаимствовала у Билла носовой платок, чтобы вытереть слезы. Я не одобряю женщин, у которых не находится собственного платка. Думаю, что они не такие уж и беспомощные, какими хотят показаться.

В углу у камина стояла красная, покрытая лаком ширма в восточном стиле, и Сондо встала перед ней. Ширма создавала поразительный фон для ее маленькой темной фигурки, и я не сомневалась в том, что эффект был заранее рассчитан. Все это напоминало глянцевую обложку журнала, разница заключалась лишь в том, что Сондо непрерывно двигалась, не зная ни минуты покоя.

Нервное возбуждение делало ее трепещущей как ртуть, заставляло отчаянно жестикулировать. Казалось, что-то подстегивает се изнутри, подобно ударам хлыста.

— Среди нас находится сейчас только один человек, — начала она, — которому есть что скрывать. Все остальные могут говорить откровенно. Здесь нет Мак-Фейла, ведущего допрос, и нет протокола, в котором фиксировались бы ваши ответы. Я пригласила лишь тех немногих, кто непосредственно связан с интересующим нас делом. Этих немногих — и убийцу.

Сондо сделала паузу и обвела всех нас сверкающим взглядом. Тишина напоминала затишье перед бурей. От неожиданно резко прозвучавшего звонка мы вскочили со своих мест.

Сондо бросилась открывать дверь и вернулась с Кейтом Ирвином. Мы все о нем, как обычно, забыли. Он походил на собаку, ожидающую побоев. Кейт обвел нас испуганным взглядом, выделив из всех присутствовавших меня.

Сондо жестом указала ему на свободный стул рядом с Оуэном Гарднером. Он сделал два шага в указанном направлении, но затем проявил странную нерешительность и, наконец, передумал. Он заметил свободное место рядом со мной на диване и, неуклюже повернувшись, направился к нему. Я с изумлением отметила, что он боится Оуэна.

Сондо вновь заняла свое место перед ширмой.

— Для начала я хочу установить, что произошло в окне пять магазина Каннингхема позавчера. Прежде всею нам известно, что Тони Сальвадор был в тот день в оконной витрине, работая над экспозицией, посвященной игре в гольф, и устанавливал свое идиотское приспособление с говорящей птичкой. Монти в это время послал меня к Лайнел узнать, не уделит ли она ему пару минут. Я застала в ее кабинете Крис, которая немедленно вышла.

Сондо взглянула на Крис так, словно хлестнула ее плетью, и я видела, как девушку передернуло. Сондо продолжала:

— Монти провел в кабинете Лайнел совсем немного времени. Оттуда он, должно быть, направился к окну номер пять. Тони показал ему птичку и приспособление, и Монти его высмеял. На протяжении двух недель, пока Монти отсутствовал, Тони так и кипел от злости. А когда Монти приказал ему убрать граммофон из окна, он полностью потерял над собой контроль.

Сондо подошла к маленькому столику и взяла с него мундштук, вполне соответствовавший облику своей владелицы: очень длинная, экзотичного вида вещица из нефрита.

— Так вот, Тони схватил одну из старых деревянных клюшек для игры в гольф, — вещала Сондо, вставляя в мундштук сигарету, — и угрожающе замахнулся ею на Монти. Но тот его не испугался. Он просто вырвал у Тони клюшку и сломал ее о колено. Потом он кинул на пол оба куска клюшки и сказал, чтобы Тони убирался из витрины. Я склонна думать, что Тони повиновался и оставил Монти в окне живым и невредимым.

Сондо в полной тишине зажгла сигарету.

— Тони вернулся в свой отдел и позвонил Лайнел, чтобы рассказать ей о своей ссоре с Монти. Я слышала каждое его слово, потому что мой граммофон в то время не работал. Но, кроме некоторых деталей, о которых я скажу в свое время, мне практически нечего добавить к тому, что я вам уже сообщила. Мне известно, что Лайнел вскоре шла к нам в отдел поговорить с Тони и что с этого отправилась к той самой оконной витрине. Меня интересует главным образом то, что произошло после того, как Тони оставил там Монти одного.

С минуту она молча курила, по очереди заглядывая в наши лица испытующими черными глазами. Когда она снова заговорила, в ее голосе появилась интонация, от которой у меня мурашки побежали по коже: я вдруг ощутила присутствие убийцы — живого, дышащего существа, затаившегося среди нас. Он замер, боясь разоблачения, но готов нанести следующий удар.

— Кто-то из находящихся в этой комнате знает, что произошло в окне после ухода Тони. Он здесь, среди нас. И я намерена выяснить, кто это.

Ее глаза казались безумными. Их взгляд был мстительным и фанатичным.

— Так вы признаетесь? — спросила она с мягкостью, за которой таилась злобная насмешка. — Или я должна установить это сама?

— Брось свои ужимки, Сондо, и переходи к существу дела, — резко потребовал Оуэн Гарднер.

Его слова разрядили обстановку. Билл предложил Карле сигарету и дал ей прикурить, остальные зашевелились на своих местах, пытаясь расслабиться. Я заметила, что Карла и Оуэн не смотрят друг на друга.

— Ты не возражаешь, если я задам вопрос, Сондо? — И Билл спросил, не дожидаясь разрешения: — Что ты сделала с камнем из кольца?

У меня перехватило дыхание, я подалась вперед. Значит, эта идея пришла Биллу в голову независимо от меня.

Сондо лениво затянулась, ее губы исказила кривая ухмылка

— Что еще за камень из кольца?

— Ты отлично знаешь, что я имею в виду, — резко произнес Билл. — Но для того, чтобы все было понятно и остальным, я произведу собственную краткую реконструкцию происшествия. То ли у Монти, то ли у того, кто пришел к нему в оконную витрину, было кольцо. Должно быть, относительно него возникли разногласия и даже завязалась борьба. В ходе которой камень разбился и вылетел из кольца. Но не кажется ли вам странным, что большую часть камня так и не нашли?

Сондо пожала плечами, и Билл продолжил:

— Не думаешь ли ты, Сондо, что камень мог попасть в граммофон? Не зародилось ли у тебя такое подозрение? И когда Тони решил послать Кейта с граммофоном в «Юниверсал Артс», не подменила ли ты аппарат, чтобы на досуге посмотреть, что там дребезжало? Так не находится ли сейчас камень из кольца у тебя?

Лицо Сондо осталось непроницаемым. Теперь густые черные ресницы затеняли взгляд, которым она лениво обводила комнату. Она напоминай тигрицу в джунглях, двигавшуюся легко и грациозно, но с затаенной мощью, которая проявится в момент прыжка, когда для него настанет время.

— У тебя есть еще вопросы? — спросила она Билла.

Наступило молчание. Его прервала я, импульсивно вступив в разговор.

— Вопрос есть у меня. — Я открыла сумочку, лежавшую у меня на коленях, достала из нее письмо, подписанное буквой "Е", и прочла его, особенно выделив голосом фразу: "Существует еще кольцо". — Кому-нибудь известно, кто это письмо писал?

Никто не ответил, но я гнула свое:

— Хорошо, тогда кто знает женщину по имени Лотта Монтес?

Снова воцарилось молчание, но на этот раз я отчетливо ощутила возросшую напряженность. Я не могла бы указать на сколько-нибудь определенное движение или звук, но была уверена, что произнесенное мной имя было знакомо — и даже, возможно, не одному из присутствующих. Не только Елене.

Но я ничего не сумела прочитать на лицах окружавших меня людей. Глаза Сондо оставались горящими и настороженными. Из обуревавших Оуэна Гарднера чувств самым сильным было возмущение, а Крис, кажется, готова была разразиться слезами. Елена побледнела и выглядела усталой, а на лице Билла написан адресованный мне вопрос: "К чему ты клонишь?" Что касается Карлы, то, кроме обычной меланхолии, ее лицо не выражало ровным счетом ничего.

— О чем идет речь? — спросил Билл.

Я могла вести себя не менее загадочно, чем Сондо, коли на то пошло. Я покачала головой и положила письмо обратно в сумочку. Драматические методы Сондо никуда нас не привели. Никто ни в чем не признался, и я решила завтра же передать письмо Мак-Фейлу.

Сондо тоже, по-видимому, решила, что дело застопорилось, и приступила ко второй попытке.

— Мы потратили достаточно времени, — заявила она. — В окне находился еще один человек. Я подозревала это с самого начала, но теперь знаю.

Она подошла к Крис Монтгомери и угрожающе склонилась над ней. Хотя Крис была намного крупнее, сейчас Сондо явно доминировала, подавляя собеседницу.

— Ты очень любила своего мужа, не так ли? — вопрошала Сондо с ядом в голосе. — Но, может быть, твоя любовь превратилась в ненависть, когда ты вышла замуж за Майкла и обнаружила, что ничего для него не значишь? Разве не так? Разве не правда, что ты возненавидела его до такой степени, что готова была убить?

Крис озлобленно посмотрела на нее снизу вверх.

— Это неправда! Я всегда любила его. Всегда.

Крис намеревалась по обыкновению закрыть лицо руками, но Сондо ухватила ее за запястья своими цепкими пальцами и опустила руки вниз с силой, которой Крис нечего было противопоставить.

— Тогда что ты делала в оконной витрине, когда убили Монти? — Сондо задала свой вопрос низким, хриплым голосом. — И не пытайся лгать. Билл слышал телефонный звонок, который раздался в это время в нашем отделе. Он слышал, как я на него ответила. По телефону звонила ты, Крис. Помнишь?

Крис тщетно пыталась ослабить хватку Сондо и освободить руки.

— Хочешь, я скажу им, о чем ты просила? Сказать, где ты можешь найти Монти в данную минуту. И, как только я тебе сказала, что он в оконной витрине, ты помчалась туда сломя голову. Ты собираешься это отрицать? Ты посмеешь?

Когда Сондо ее отпустила, Крис как-то обмякла. Она беспомощно поворачивала голову из стороны в сторону, но это было движение загнанного в ловушку зверька, а не жест отрицания. События приняли другой оборот так внезапно, что никто из нас не успел пошевелиться. В следующий миг Сьюзен Гарднер ласково обнимала Крис плечи и одновременно бросала вызов Сондо.

— Во всем, что ты говоришь, нет ни слова правды! Ты злобная, дурная женщина, Сондо Норгор!

Как это ни странно, энергия и возбуждение Сондо начали истощаться прямо на глазах. Возможно, тлеющие уголья решимости сохранились в самой глубине ее существа, но по большей части они превратились в холодную золу.

— Нет, — растерянно ответила она. — Я не злобная. Я хочу, чтобы восторжествовало правосудие. Я хочу найти человека, который убил Монти, и заставить его расплатиться за содеянное. Это все, чего я хочу, и я своего добьюсь. Никто меня не остановит. Ты скажешь правду, Крис?

В этот момент я случайно взглянула на Оуэна Гарднера и была поражена тем, что увидела. Мне не приходилось видеть такою гнева и такой ненависти на человеческом лице. Я чуть не крикнула Сондо, чтобы она побереглась, потому что его пальцы конвульсивно сжимались, как бы желая впиться в ее тонкую шею. Он был слишком взбешен, чтобы говорить, из его губ вырывалось только горячее дыхание.

— Совсем не трудно восстановить, что произошло, — продолжала Сондо почти апатично. — Крис спустилась в окно и застала там Монти одного. Она подняла обломок клюшки и убила им Монти за то, что он надругался над ее чувствами.

На этот раз Гарднер встал со стула, его лицо приобрело багровый оттенок.

— Ты сумасшедшая! — закричал он на Сондо. — Я всегда знал, что ты сумасшедшая! Если ты попытаешься причинить зло моей дочери, я…

Крис подбежала к нему и обняла за плечи.

— Нет, папа! Она не сумасшедшая. Она говорит правду. Я была в том окне. Я находилась там, когда Монти был убит!

Наступила томительная тишина, все мы смотрели на Крис, как бы не веря своим ушам. И снова в память врезались мелочи: струйка дыма из сигареты Сондо, сияние волос Карлы, правая рука Билла берет беззвучный аккорд на клавишах пианино.

Затем Оуэн Гарднер неуклюже обнял Крис за плечи.

— Конечно, тебя не было в том окне, моя радость. Ты не могла там находиться.

Крис высвободилась из его объятий и повернулась к нам.

— Я там была. Сондо это знает, так что я скажу правду.

Она быстро вернулась на свое место рядом со Сьюзен, и мне показалось, что за последние два дня Крис настолько устала бояться, что испытывала истинное облегчение, решившись поделиться своей тайной. Ее голос звучал монотонно, невыразительно, словно эмоции Крис, достигнув своего пика, враз иссякли.

— После того как я поговорила с Сондо по телефону, я спустилась вниз, рассчитывая найти Монти в окне. Я услышала его голос, открыла дверь и вошла. Но в тот самый момент, когда дверь за мной закрылась, я поняла, что он с кем-то ссорится, и застыла на месте, боясь вмешиваться. Но подслушивать я тоже боялась, потому что он был дико разъярен. Поэтому я вообще не заходила в витрину, а затаилась за шторой.

Крис растерянно замолчала, но Сондо нетерпеливым жестом призвала ее возобновить рассказ.

— Все произошло гораздо быстрее, чем передать. Я не видела человека, который был с Монти. Он ничего не говорил, и я даже не слышала его голоса. Монти двинулся по направлению к коробке переключений, и я как можно глубже забилась в угол, чтобы меня не обнаружили. Я никогда не слышала, чтобы он был настолько взбешен, и поэтому очень боялась. И тут другой человек пошел за ним вслед, и я услышала невыразимо ужасный звук.

Она снова замолчала и прижала руки к ушам, как бы загораживаясь от воспоминаний о тех ударах.

— Затем… человек ушел из окна, и я… — Ее голос затих, и она вдруг рухнула на пол, превратившись в бесформенную массу.

Билл поднял ее и уложил на диван. Сондо склонилась над ней с видом стервятника, но мы с Еленой ее оттащили.

— Ты натворила уже достаточно, для одного вечера хватит, — сердито отчитала ее я. — Крис еще почти ребенок, а ей пришлось пройти через все эти испытания. Неужели ты и сейчас не можешь оставить ее в покое?

Я сомневаюсь, чтобы Сондо меня слышала. Она вырвалась из наших рук, подбежала к дивану и опустилась на колени рядом с Крис.

— Что произошло после этого? Кто был с ним в окне? Кто?

Оуэн отвел Сондо от дивана и грубо запихнул ее в кресло. Я не уверена, что мы не стали бы свидетелями еще одного убийства, если бы не Карла.

Она словно в полусне сидела на скамейке возле пианино, никак не реагируя па происходящее. Вдруг она встала и с неправдоподобной скоростью пересекла комнату. Ее изящная рука едва заметно прикоснулась к локтю Оуэна. Она впервые за этот вечер показала, что знает о его существовании.

— Так мы ничего не добьемся, — проговорила она гортанным шепотом. — Теперь это не имеет значения. Он мертв. И все мы знаем, что Крис невиновна.

Казалось, ее голос успокоил Гарднера. Его гнев затих, и он, к моему удивлению, подошел к Сьюзен и взял ее за руку.

— Мы должны отвезти ее домой, — заявил он. — Прямо сейчас.

Сондо не пыталась вмешаться. Но решила кое-что сказать. Ее речь не была обращена к кому-то одному, но ко всем нам.

— Есть одна вещь, которая доказывает, что рассказ Крис — сплошная ложь. Это камень из кольца. Билл прав. Он у меня. Если он подходит к тому, о чем я думаю… но я больше не собираюсь строить догадки. Когда Мак-Фейл придет завтра в магазин, я отдам ему камень, и мы посмотрим, как он сумеет им распорядиться.

Если ее речь произвела впечатление, то виду никто не подал. Оуэн и Сьюзен выводили из комнаты Крис, выглядевшую ослабевшей и потрясенной. Она остановилась в дверях и оглянулась на меня через плечо.

— Я находилась в окне, когда там была ты, Лайнел. Я… побоялась уйти сразу. Я не знала, что делать с Монти. А тут пришла ты, и мне пришлось подождать, пока ты уйдешь.

Так вот кто следил за мной тогда в окне. Крис.

Глава 15

Когда дверь закрылась, Сондо обратилась ко всем нам.

— Вы не должны уходить, пока не попьете кофе. — Она проговорила это с любезностью хозяйки обычной вечеринки.

И мы остались пить ее горький кофе. По крайней мере, это можно сказать о Билле и еще об одном-двух гостях. Я была слишком потрясена тем, что произошло, и не могла сделать и глотка. К моему удивлению. Кейт несколько оживился и перестал выглядеть так, словно боялся собственной тени. Он не стал душой общества, но после ухода Гарднера явно повеселел.

Подав кофе, Сондо расположилась в кресле с высокой спинкой и обвела нас насмешливым взглядом.

— И вы ей поверили? Поверили в эту чушь насчет того, что она пряталась, пока кто-то другой убивал Монти?

— Я думаю, что это правда, — открыто заявила я. Сондо на меня даже не взглянула.

— Неужели я единственная, кто видит все несообразности ее рассказа? Считается, что Крис любила Монти. Если это так, не кажется ли вам, что, как бы напугана она ни была, Крис должна была выскочить в магазин и поднять тревогу либо попытаться помочь Монти? Что это за любовь, если ее заботит одно: остаться незамеченной? Как она могла улизнуть и оставить его там?

Ее маленькие ручки впились в подлокотники кресла, она ждала наших возражений, но не дождалась.

— Если бы я была тогда в этом окне, неужели вы думаете, что я затаилась бы как последняя трусиха? Вы думаете, что я бы его оставила?

— Наверное, нет, — ответил Билл. — Ты оказалась бы в самой гуще событий. Но ведь Крис не обладает твоим темпераментом.

— Все влюбленные женщины похожи друг на друга, — вызывающе заявила Сондо.

Кейт, снова меня удивив, впервые вступил в разговор.

— Но что, если она любила еще кого-нибудь, кроме Монти? Может быть, она не подняла тревогу, чтобы не причинить вреда другому человеку? Если Монти она уже помочь не могла, это объясняет ее поведение.

Сондо вдумчиво на него посмотрела, и он покраснел до ушей, уже сожалея о том, что заговорил. Билл поставил свою чашку на стол.

— Мне хотелось бы узнать одну вещь, Сондо. Как это получилось, что тебе так много известно о происшествии в окне?

Она довольно нагло ухмыльнулась.

— Меня там не было, если это то, что ты имеешь в виду. Но тот факт, что Крис туда направилась, вкупе с такой уликой, как кольцо, помогли мне воссоздать картину. А теперь я лишний раз убедилась в своей правоте.

— Это твоя вечеринка, — заметил Билл. — Тебе и карты в руки. Но я на твоем месте постарался бы как можно быстрее сбыть с рук тот камешек из кольца. Почему бы нам с тобой сейчас не съездить к Мак-Фейлу, чтобы передать ему камень?

— Почему бы тебе не заняться собственными делами, — парировала Сондо. — Я буду поступать так, как считаю нужным, или никак.

Неожиданно заговорила Карла:

— Ты не возражаешь, если я останусь у тебя ночь, Сондо? Я живу слишком далеко отсюда.

Лицо Сондо выразило удивление, затем заинтересованность.

— Ты можешь остаться, если хочешь. И если не боишься.

Карла мягко покачала головой.

— Бояться могут только те, кому есть терять. А у меня не осталось ничего.

— Что ж, мне это нравится! — с энтузиазмом воскликнул Билл. — Прекрасная почва для настоящей дружбы.

Карла одарила его томной улыбкой, которая вряд ли что-нибудь означала. Я не могла ее понять. Но вынуждена признать, что обрадовалась: теперь Биллу не придется отвозить ее домой. Я начинала думать, что Карла вскружила ему голову.

Окончательно все устроилось следующим образом. Карла осталась у Сондо, а Билл предложил отвезти домой нас с Еленой и по пути подбросить Кейта до автобусной остановки. Прощаясь с нами, Сондо стояла в дверях в своем театрализованном наряде — в черной пижаме и блузке с золотистой каймой, — Карла выглядывала у нее из-за плеча, высокая, холодная и прекрасная. За ними виднелся камин, в котором угасал огонь, бросая слабые отсветы на стены и на покрытую лаком красную ширму.

Хотя я не особенно переживала за Сондо, было как-то неловко оставлять их вдвоем с Карлой. Не потому, что я в чем-то подозревала Карлу. Я испытывала бы то же чувство, если бы с Сондо оставался кто-то другой. Две женщины, одна из которых владеет страшной тайной. Хотя Сондо часто вела себя странно и вообще была мне неприятна, она обладала бесстрашием, которым я не могла не воспитаться. И я слишком хорошо знала, что человек убивший Монти, способен на самые отчаянные действия и не остановится ни перед чем.

Мне хотелось поговорить с Биллом наедине, но часть пути нас сопровождал Кейт, присутствие Елены тоже мне мешало. Я хотела задать ему несколько вопросов, касавшихся Карлы, но не хотела этого делать при Елене. Однако когда мы высадили Кейта, я кратко сообщила Биллу о нашем приключении: о том, как мы с Крис посетили квартиру Монти. Елену я не упомянула; не только потому, что она находилась сейчас у меня под боком. Мне казалось не совсем честным рассказывать о ее участии в деле до того, как я поговорю с ней наедине.

Я рассказала Биллу о письме Лотты Монтес, не сообщая о его дальнейшей судьбе. Ему захотелось взглянуть на письмо, подписанное буквой "Е".

Я открыла свою сумочку и стала в ней рыться. Билл отпустил пару саркастических замечаний насчет содержимого женских сумочек, затем я запаниковала и вывалила оное себе на колени.

Письмо пропало.

— Билл! Билл! — заскулила я. — Оно было здесь. Я держала его в руках. Ты сам видел, как я его достала и прочла вслух.

— Где ты оставляла свою сумочку? — спросила Елена.

— Я ее не оставляла. Она все время лежала у меня на коленях. Я это точно помню.

— Даже когда ты вскочила, чтобы освободить место на диване для Крис? — осведомился Билл.

Я напрягла память. Нет, в этот момент сумочки со мной не было. Когда поднялась вся эта кутерьма вокруг Крис, я ни о чем таком не думала. Я не могла вспомнить, где находилась моя сумочка в это время. Я смутно припоминала, что позже видела ее лежащей на диване или на стуле — даже не уверена, на чем именно, — и взяла ее. Но кто был тогда рядом с ней, я не имела ни малейшего понятия. Все, кто находился в комнате, видели, как я кладу письмо в сумочку. Возможно, кроме Крис. Но даже в этом я не могла быть уверена.

— Хорошенькое дело, — сухо произнес Билл. — С такими свидетелями, как ты и Сондо, Мак-Фейлу не достанется ни одной улики. Я думаю, будет лучше, если ты встретишься с ним завтра утром и все ему сообщишь.

Я безропотно согласилась, и Билл заметил, что в утрате письма есть и хорошая сторона: по крайней мере, никто меня не убьет, чтобы им завладеть.

Было уже поздно, когда мы приехали домой, и я чувствовала себя настолько усталой и расстроенной, что даже не пригласила Билла подняться с нами наверх. В разговоре он ни разу не упомянул Карлу Дрейк, и это упущение показалось мне многозначительным.

Он как-то странно улыбнулся, пожелав нам спокойной ночи, и подчеркнул, что мы с ним еще не обо всем поговорили. Я надеюсь, что мне удалось всем своим видом показать, как мало значения я этому придаю.

Когда мы с Еленой оказались одни в гостиной, я почувствовала напряженность, возникшую между нами. Она ничего не говорила, я тоже молчала, и тишина становилась невыносимой. Мы произвели обычные приготовления ко сну, словно ничего особенного не произошло, но каждая из нас прекрасно понимала, что это не так. Я ждала, когда она заговорит, чтобы объясниться, и она знала, что я жду. Она сходила в ванную, вернулась, нанеся слой крема, и молча легла в постель.

Это было уж слишком. Я подошла к ней и села на край кровати, подтянув обтянутые пижамой колени к подбородку. Елена выключила свет, и комната погрузилась во мрак, только полоска лунного света из окна скользнула по моей постели. Я не возражала. Иногда легче разговаривать в темноте.

— Лучше скажи мне, — начала я — Я должна знать.

Она лежала, прикрыв глаза рукой, и я не могла судить о выражении ее лица.

— А что, если я тебе ничего не скажу?

— Тогда… тогда я вынуждена буду пойти к Мак-Фейлу, — неуверенно пригрозила я. — Как может работать полиция, если от нее скрываются важные улики?

— Такие, например, — тихо проговорила Елена, — как тот факт, что это ты обнаружила тело Монти?

Ее слова меня напугали. Я никак не ожидала, что она займет по отношению ко мне такую позицию. И я была у нее в руках. Я-то знала, что была ни в чем не виновата и что скрытые мною факты не представляли для следствия никакой ценности, но кто мне поверит? Ведь Геринг признал, что только у меня был очевидный мотив для убийства, и Мак-Фейл относился ко мне с нескрываемой подозрительностью. Мне туго придется, если всплывут некоторые детали…

— Елена, — попыталась я ее урезонить, — рано или поздно все встанет на свои места, а нам придется сказать правду Мак-Фейлу. Но пока…

Ее голос прозвучал жестко и недружелюбно:

— Пока оставь меня в покое.

Но я не могла этого сделать. Я не могла вернуться к соседней кровати и лечь спать, мысленно задавая вопросы, что-то угадывая, кого-то подозревая. Как неожиданно выяснилось, я почти ничего не знала о Елене. Я познакомилась с ней около года назад, когда она устроилась на работу в магазин. Мне нужно было сочинить девизы для оформления оконной витрины, рекламирующей ювелирные изделия, и Елена мне помогла. Она казалась очень заинтересованной работой, которая велась в отделе рекламы и в отделе оформления витрин, на этой почве мы и подружились. Когда она предложила, чтобы мы съехались, сняли квартиру побольше и совместно оплачивали жилье, идея мне понравилась.

За эти месяцы, что мы жили вместе, я узнала о ней очень мало. Хотя до сих пор я об этом просто не думала.

— Елена, — снова обратилась я к ней, — знала ли ты Майкла Монтгомери? Я имею в виду: знала ли ты его хорошо?

— Я достаточно хорошо знала Майкла Монтгомери, чтобы его не любить, — ответила она. — Но я вряд ли отношусь к числу женщин его типа.

Я била все в ту же точку.

— Знала ли ты его… в прошлом?

— Разумеется, я его не знала, — ответила она чересчур резко, и я почувствовала, что она что-то скрывает, как в случае с Карлой и царапиной.

— Ладно, — продолжала я, — я хочу узнать еще только одну вещь, и будет лучше, если ты скажешь мне правду. Кто такая Лотта Монтес?

Елена села в постели.

— Лайнел, я очень тебя люблю и знаю, что у тебя добрые намерения. Но ты должна смириться с тем, что некоторые вопросы останутся без ответов. А если не смиришься, могут пострадать ни в чем не повинные люди. Один из них, по крайней мере, уже достаточно пострадал от Монти. Передать его в руки Мак-Фейла — это будет дурной поступок, и никто уже не сможет предотвратить его последствия.

Она вновь откинулась на подушку и закрыла глаза. При слабом лунном свете ее лицо и губы выглядели скорбными и безутешными.

— Значит, ты знаешь, кто убил Майкла Монтгомери? — тихо спросила я. — Ты знаешь, ведь правда?

Она отвернула лицо.

— Я ничего не знаю. Вообще ничего. Иди спать.

Нащупав ногами свои домашние туфли, я со вздохом встала с постели Елены. Продолжать разговор было бесполезно. У меня сложилось впечатление, что, если даже подозрение Мак-Фейла падет на нее, она и ему ничего не скажет.

Зазвонил телефон, и я с тяжелым сердцем потянулась к трубке. Кто мог позвонить в такое время? Неужели что-то случилось у Сондо?

Когда я поднесла трубку к уху, рука моя дрожала. Раздался голос Билла, и в нем звучало нахальство.

— Привет, детка, — сказал Билл. — Я так и знал, что ты не сможешь уснуть, пока я не доложу тебе, как прошла моя встреча с Леди Серебряные Волосы.

У меня было искушение бросить трубку, но любопытство взяло верх.

— Я полагаю, она призналась, что убила Монти, и отдала себя на твою милость, — высказала я предположение.

— Ничего подобного, — ответил Билл со смехом, который очень мне не понравился. — Мы не говорили о таких презренных вещах, как убийство. Были слишком заняты, обнаруживая общие интересы. Карла любит румбу, я тоже. Думаю, мы составим неплохую пару.

— Послушай, — проворчала я, — я девушка работающая, а сейчас уже за полночь. А ты, кажется, даже не удосужился выяснить, в какое время она обменяла свою булавку?

— Не смог, — посетовал он. — Похоже на то, что она сама не помнит.

— Но как она выглядела, когда ты спросил ее этом?

— Отлично. Она иначе не умеет.

— Ну что ж, — сказала я, — раз тебя так влечет к пожилым женщинам, это дело вкуса.

— Ты ревнуешь, детка?

— Я не ревную, — тупо ответила я. И на этот действительно повесила трубку. Резко, чтобы у него в ухе отозвалось.

Когда я вернулась в спальню, Елена, казалось, уже спала, и я не стала ее беспокоить. Я скользнула в постель, лишний раз утвердившись в нелестном мнении обо всех представителях мужского пола и об одной особе женского. Но я подозреваю, что большой горечи тогда не испытывала. Если Биллу и вздумалось оттаскать меня за косички, не забудем, что для этой цели он выбрал именно меня.

Глава 16

К счастью, в пятницу мне не обязательно было рано вставать. Красные окна Тони должны оформлять сегодня вечером, и, хотя Тони в тюрьме, дело идет своим чередом. В последнее время Монти просил меня оставаться и помогать ему в работе над оконными витринами, выходящими на Стейт-стрит. В этих случаях я выходила на работу попозже, но задерживалась вечером вместе со служащими отдела оформления. Так я и распланировала сегодняшний день, поэтому не имело значения, что я проспала.

Я проснулась словно от толчка, села в постели и почувствовала, что день предстоит трудный. Дождя не было, но облака висели низко, в воздухе накапливалась духота. Ни намека на ветерок, и от сырости в костях ломота.

Однако меня беспокоила не только погода. Я проснулась с мыслью: что-то должно случиться. Ужасное событие, которое следует предотвратить. Мне потребовалось некоторое время, чтобы окончательно проснуться и сообразить, где я нахожусь и о чем, собственно говоря, думаю.

Тут я вспомнила о Сондо. Прошла ли у них с Карлой ночь спокойно? Надо узнать. Я быстро встала.

Кровать Елены была пуста, грязная посуда после завтрака свалена в раковину. Она ушла, не разбудив меня, потому что у нее сегодня обычный рабочий день.

Я нашла в телефонной книжке номер Сондо и набрала его. Я прождала довольно долго, но трубку никто не снял. Это могло означать все, что угодно. Расписание Сондо зависело от того, какую работу она в данный момент выполняла. С другой стороны… но об этом я и думать не хотела.

Наскоро позавтракав, я поспешила на автобусную остановку, зная, что мир в моей душе не наступит, пока я не окажусь в магазине.

Кейту я сказала еще вчера, что он может помочь мне вечером, так что, когда я поднялась к себе в кабинет, его еще не было.

Я позвонила в отдел оформления, но телефонистка не смогла меня с ним соединить. Что опять же ничего не значило: такое у нас случалось сплошь рядом. Тогда я позвонила на четвертый этаж, и меня тут же соединили с Карлой.

— Где Сондо? — спросила я.

— Сондо? — Казалось, ее удивило беспокойство, прозвучавшее в моем вопросе. — Ну, утром мы вместе вышли из ее квартиры. Разве она не у себя в отделе?

Я с облегчением вздохнула.

— Тогда все в порядке, — заверила я Карлу, — должно быть, она бродит где-то по магазину. Ничего… не случилось сегодня ночью?

— Конечно, нет, — изумленно ответила Карла. — А что могло случиться?

Теперь, когда я немного успокоилась, мне захотелось задать вопрос с подковыркой.

— Билл говорит, что ты великолепно танцуешь румбу, Карла?

Она как будто слегка задохнулась.

— Что за чушь! Я никогда в жизни не танцевала румбу. — Последовала пауза, после которой она сказала: — Ах, меня кто-то зовет. Извини, — и повесила трубку.

Что все это значило? Неужели Билл просто поддразнил меня? Но если и так, в слове "румба" нет ничего устрашающего. Она вела себя так, словно я обвиняла ее в чем-то ужасном.

Я встала и начала беспокойно ходить из угла в угол. Вскрылось столько удивительных вещей. Крис пряталась в окне в то самое время, когда убивали Монти. Об этом даже страшно было подумать. Елена тайком проникает на квартиру к Монти и сжигает письмо. Потом отказывается что-либо объяснить. И все время где-то поблизости маячит Карла.

У меня возникло такое чувство, как будто я должна что-то сделать. Но я не знала, что именно. Пустое место на стене привлекло мое внимание; оно продолжало меня дразнить, и я в ответ состроила ему гримасу.

— Ну, держись, — пригрозила я. — Я еще вспомню, что там было.

Кейт выбрал именно этот момент, чтобы войти в кабинет; он был явно обескуражен, обнаружив, что я разговариваю сама с собой. Взглянув на меня как-то исподтишка, он бочком направился к своему столу.

— Кейт! — обратилась я к нему. — Доброе утро. Как поживаешь? Мне нравится, когда люди что-нибудь говорят, когда приходят на работу.

— Вы снова это почувствовали, как и я, правда? — спросил он.

Я тупо посмотрела на него.

— Я имею в виду: тогда было то же самое. Нервы напряжены до предела, и мы чего-то ждем. И тогда мистер Монтгомери…

— Ах, прекрати, — потребовала я. — Конечно, нервы у нас расшатались. То, что происходило вчера у Сондо, кого угодно выведет из равновесия.

— Я не об этом, — мрачно возразил он. — Мисс Уинн… может быть, я слишком много болтал вчера вечером?

— Я не припомню, сказал ли тывообще хоть что-нибудь.

— Но я сказал, — настаивал Кейт. — И не должен был этого делать. Если вы вспомните, пожалуйста, никогда не говорите об этом никому. Я вас очень прошу.

— Разумеется, не скажу, — пообещала я.

Я не старалась вспомнить его слова. Мои мысли были сконцентрированы на Сондо; мне не нравилось, что в отделе оформления никто не снимает телефонную трубку. Сондо пришла на работу рано. Так где же она? Я должна поговорить с Мак-Фейлом и рассказать ему обо всем, что знаю. Но я не решалась это сделать. Неужели меня останавливала странная угроза Елены? Да нет, скорее всего мне не хотелось еще сильнее впутывать в дело Крис, которая оказывалась главным свидетелем преступления.

Кейт неожиданно поднял голову.

— Конечно, этого не может быть, но… это голос Тони Сальвадора.

Это действительно был Тони, взбешенный донельзя: он приближался к нашему кабинету. Я услышала еще и другой голос — Сильвестра Геринга, пытавшегося его успокоить.

— Полегче, Тони, — убеждал Геринг. — Она просто исполнила свой долг, сообщив полиции то, что знала. Ты не можешь обвинять…

— Я знаю, что она сделала! Она специально все подстроила, чтобы меня арестовали. Но я до нее доберусь!

Я выбежала в коридор и встретила их у двери.

— Привет, Тони. Мы были уверены, что тебя выпустят, но все равно волновались. Какое счастье, что ты лично примешь участие в оформлении витрин сегодня вечером.

— Я разделаюсь с Сондо Норгор, и никто не помешает мне это сделать. Даже если они опять засадят меня в тюрьму.

— Полегче, полегче, Тони, — увещевал его Геринг, не отпуская от себя.

— Я скоро вернусь, — пообещала я Кейту и последовала за Тони и Герингом в отдел оформления.

Я хотела увидеть Сондо, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

В отделе никого не было. Никто из оформителей витрин еще не пришел, Сондо тоже отсутствовала. Мы собрались на военный совет у нее в кабинете. На зеленом растении до сих пор висела красная шляпа, на столе располагалось последнее творение Сондо. Овечка, изготовленная из трубок свернутой белой бумаги. Очаровательное маленькое существо с потупленными, окаймленными длинными ресницами глазами. Ширма, предназначавшаяся для серого окна, стояла рядом с рабочим столом Сондо, и я взглянула за нее из чистого любопытства. То, что я увидела, заставило меня задохнуться и прижаться к Герингу, ища у него опоры.

Женское тело, прикрытое только атласным розовым нижним бельем, лежало за ширмой в неуклюжей позе лицом книзу.

— Она здесь! — закричала я. — Здесь, на полу.

Геринг оттолкнул меня в сторону, за ним устремился Тони. С минуту они стояли, глядя вниз и не говоря ни слова. Затем Геринг повернулся ко мне с меланхолической улыбкой на лице.

— Все в порядке, мисс Уинн. Это не то, что вы подумали.

Это была не Сондо. Присмотревшись, я заметила, что неуклюжее расположение рук и ног объяснялось не смертью, а неодушевленностью. На полу лежала Долорес, любимица Тони.

Я разразилась несколько истерическим смехом, но Тони встал перед манекеном на колени и взглянул на меня так, что мой смех тут же прервался.

— Если перед нами дело рук Сондо, она поплатится и за это, — пригрозил Тони.

Кажется, Долорес каким-то образом представлялась Тони реальным существом. Он нежно перевернул ее и вскрикнул, как от боли. Половина головы манекена была отбита. Не в результате падении, а преднамеренно.

Мы убедились в этом, увидев под телом куклы молоток. Тони потянулся за ним, но Геринг мгновенно наступил ногой на его запястье.

— Не трогай, — предостерег он. — Отпечатки пальцев.

Только тут мне приоткрылся жутковатый аспект происшествия. Порочная извращенность. Какой импульс — порыв гнева или холодная тяга к разрушению — мог заставить человека обойтись подобным образом с манекеном из пластмассы и папье-маше?

В комнате не было других следов вандализма. Все лежало на своих местах. Геринг обнаружил на стуле верхнюю одежду Долорес. Ярко-красное платье, в котором она должна была появиться сегодня в оконной витрине.

Молоток, принадлежавший Сондо, был небольшим и служил ей для заколачивания обойных гвоздей и для мелких столярных работ, которые ей порой приходилось производить. Он часто попадался мне на глаза на ее полках. Но самой Сондо в отделе не было, хотя мы с Герингом осмотрели все комнаты.

Тони оставался рядом с Долорес. Кажется, он, не шутя, оплакивал ее. Когда мы вернулись, он поднял голову.

— Искать ее бесполезно, — заявил он. — Она сделала это, чтобы ударить меня в самое больное место. Но у нее достаточно здравого смысла, и она постарается в ближайшее время не попадаться мне на глаза. Зря вы надеетесь найти ее где-то поблизости.

Геринг окинул взглядом комнату.

— Не похоже, чтобы женщина вроде мисс Норгор совершила нечто подобное.

— Плохо вы ее знаете, — возразил Тони. — Это как раз в ее духе, если ей шлея попадет под хвост. Сондо — дьявол.

— К тому же, — продолжал размышлять Геринг, — человек собирается работать в этом магазине, он не станет разбивать манекены. Они довольно дороги, не так ли?

— Долорес стоила около ста пятидесяти долларов, — ответил Тони.

— И вот еще что, — Геринг подошел к стулу и приподнял красное платье. — Конечно, я не особенно вникал в ваш, так сказать, производственный процесс, но я имею кое о чем представление. Вы же обычно не бросаете одежду на стулья?

— Разумеется, нет, — ответил Тони. — Мы получаем одежду для манекена прямо из гладильного цеха и затем…

— Затем сразу одеваете ее на ваших кукол, не правда ли?

— На манекены, — поправил его Тони.

— Но вы носите эти платья на плечиках, правда? И если вам понадобится освободить руки, вы повесите плечики на какой-нибудь крючок. Но вы не станете бросать платья на спинку стула.

Мы с Тони внимательно на него посмотрели. Что-то у него было на уме. А в комнате не было видно плечиков.

— Конечно, мне трудно это утверждать, — продолжал Геринг, — но похоже на то, что кук… манекен был уже одет и кто-то стянул с него платье. Причем сделал это в такой спешке, что не потрудился поискать плечики и повесить все как надо, а просто бросил одежду на стул.

Мы скоро выяснили, что Геринг был прав относительно того, что сначала манекен одели. Служащие отдела стали один за другим приходить на работу, и один мальчик-ассистент сказал, что одел Долорес вчера вечером перед уходом домой. Обычно манекены спускали вниз по частям, их собирали и одевали уже в витринах, но на этот раз Сондо понадобилось испытать какой-то колористический эффект, и она попросила, чтобы Долорес одели и оставили у нее в кабинете.

Вся эта безупречная дедукция ни к чему нас не привела. Тони наконец оторвался от тела, и Геринг направился к телефону, чтобы доложить Мак-Фейлу о развитии событий. Несколько позже в их ход энергично вмешалась мисс Бэбкок, поднявшая большой шум: по ее словам, платье должно быть повязано красным пояском, а его нигде не нет.

Тем временем я вернулась в свой кабинет, где меня ждала Крис. По внезапной тишине, которая воцарилась в комнате, когда я в нее вошла, и виноватому выражению на лицах Крис и Кейта я заключила, что прервала разговор по душам.

— Ах, Лайнел, — воскликнула Крис, преодолев минутное смущение. — Я пришла попросить тебя не сообщать полиции о том, что выяснилось на вечеринке у Сондо. Ты не должна этого делать, тебе не кажется? В конце концов, вес это не имеет никакого отношения к смерти Монти. Я хочу сказать, что, поскольку мне ничего не известно… — Румянец проступил у нее на шее, перебрался на щеки, и она беспомощно замолчала.

— А теперь послушай меня, — начала я. — Я становлюсь похожей на ходячую энциклопедию того, чего не знает полиция. Через каждые пятнадцать минут кто-нибудь подходит ко мне и просит, чтобы сообщала полиции то-то и то-то, — разумеется под самым благовидным предлогом: это якобы не имеет никакого отношения к убийству.

Глаза Крис наполнились слезами.

— Ах, Лайнел, как ты можешь быть такой жестокой? Конечно, отец и Сьюзен ничего не скажут. Я уже переговорила с Еленой и Карлой, они тоже будут молчать. Кейт только что обещал мне поступить так же; остаются Сондо, Билл Зорн и ты. Если ты согласишься, мне надо будет только сходить к Сондо и…

— Если тебе удастся ее найти, — буркнула я. — Она исчезла.

Крис снова побледнела.

— Не может быть, — прошептала она. — Ах нет… этого не может быть.

— Не может быть чего? — спросила я.

Она взглянула на Кейта, но он уставился на меня расширившимися от страха глазами и не замечал ее.

— Я не сказала, что она убита, — уточнила я. — Я просто сказала, что она исчезла. Возможно, и это и так. Известно, что она утром пришла в магазин, этому не исключено, что она бродит где-то здесь

Крис это нисколько не успокоило. Она вскочила.

— Мне нужно сходить в отдел оформления, я должна се найти! Я должна узнать!

— Может быть, тебе лучше держаться от нее подальше? — предположил Кейт. — После того, как Сондо поступила с тобой па своей вечеринке, они тебя впутают. Или они могут впутать…

Крис накинулась на него.

— Не говори так! Ты не смеешь так говорить!

Тень крайне неприятного подозрения стала застилать мой мозг. Кейт был чрезвычайно обеспокоен какими-то словами, произнесенными им на вечеринке. Что это за слова? Он разговорился уже после ухода Крис. Ах да! Кейт объяснял ее странное поведение, предположив, что в окне находился человек, которого она любила так же сильно, как Монти.

Эта идея начала быстро оформляться в моем сознании. Мне с самого начала показалось, что она выказывает подлинной ненависти по отношению к убийце. И это несмотря на то, что он отнял у нее любимого мужа. И она постоянно находилась на грани истерики. Существовали только два человека, которых любила Крис, не считая Монти; и эти двое любили ее. Оуэн и Сьюзен Гарднеры.

Я положила локти на стол и закрыла лицо руками. Мой мозг от перенапряжения дал сбой, и я не могла держать мысль дольше двух минут кряду. Рано или поздно мне придется пойти к Мак-Фейлу и выложить ему все, что мне известно. Все. Включая то, что я обнаружила тело Монти. Включая роль, которую сыграл Билл, визит Елены на квартиру Монти, письма, которые мы там нашли, спектакль, который Сондо разыграла с кольцом, — все и вся. Но прежде чем это сделать, я должна напоследок поговорить с Биллом.

— Крис, — обратилась я к ней более мягко, чем прежде. — Думаю, что сейчас тебе лучше отправиться домой и оставаться там. Не разговаривай ни с кем в магазине. Может быть, с Сондо все в порядке; не исключено, что она объявится в любую минуту. Но… но если с ней что-то случилось… мы все должны сказать правду. У нас не будет другого выхода. Иди домой, Крис, и отдохни. А я тебе позвоню, если что-нибудь узнаю.

— Хорошо, Лайнел, — проговорила она тихим шепотом. Затем, как лунатик, вышла из кабинета.

Сразу после этого я выпроводила Кейта, дав ему какое-то поручение, и позвонила в отдел оформления оконных витрин. Ответил один из помощников Тони. Нет. Сондо еще не показывалась. Геринг пока здесь. Конечно, он передаст мистеру Герингу, что я хочу его видеть.

Я сидела и ждала. Существовали некоторые и, о которых я пока еще не могла говорить Герингу. Но кое о чем могла ему сообщить. Если бы я решилась признаться, какую роль сыграла во всем этом деле, то тем самым выдала бы кого-нибудь из своих друзей; но тут был замешан один человек, который моим другом не являлся.

— Я хочу, чтобы вы для меня кое-что выяснили, — обратилась я к Герингу, едва он вошел в кабинет. — Вполне возможно, что в тот момент, когда Монти, рядом с окном находился еще один человек. Я имею в виду персону, которая до сих пор практически не фигурировала в деле.

Он смотрел на меня с пристальным интересом. Я продолжала:

— На прошлой неделе Карла Дрейк купила булавку в отделе бижутерии. Эта булавка ей не подошла, и во вторник Карла спустилась в отдел, чтобы ее обменять. В обоих случаях она имела дело с Еленой Фарнхем, но по какой-то причине ни мисс Фарнхем, ни мисс Дрейк не могут припомнить, в котором часу был произведен обмен. Можно это выяснить по накладным, к которым вы имеете доступ?

— Я это сделаю, — пообещал Геринг.

— Возможно, это пустяки, — добавила я. — Считайте, что мне просто любопытно, вот и все. Но есть одна вещь. Вчера ко мне в руки попала газетная вырезка, которая может иметь отношение к делу. Не хотите ли вы на нее взглянуть?

— Да, конечно, — ответил он. — Кстати, эта мисс Дрейк настоящая красотка, вы не находите?

— И ты, Брут? — засмеялась я в ответ на его простодушное с виду замечание. — Какой будет позор, если окажется, что она убийца, разве не так?

— Да, — согласился Геринг. — Но в это трудно поверить. А как насчет вырезки, о которой вы говорили?

— Она у меня в сумочке, — сказала я и задумалась, так ли это. Я перечитала вырезку сегодня утром по дороге на работу, но в последнее время происходили такие странные вещи, что ни в чем нельзя быть вполне уверенным.

Я открыла ящик стола. Должно быть, я сделала это автоматически, поскольку никогда не держала в нем ни сумочки, ни перчаток. И тут я впала в оцепенение.

Конечно, Геринг заметил, что творится с моим лицом; он обошел стол и у меня из-за спины взглянул на содержимое ящика.

— Достаньте-ка, — посоветовал он. — Смелее, вынимайте.

Мне не хотелось этого делать. Не хотелось, потому что я испытывала необъяснимый страх. Я сразу поняла, что находится в ящике; понял это и Геринг. Поскольку я все еще колебалась, он вытащил из ящика кусок измятой зеленой материи и встряхнул его, придавая узнаваемую форму.

Это был перепачканный краской халат Сондо, а из его складок вывалилась желтая головная повязка, которой она имела обыкновение стягивать свои космы.

Геринг мрачно посмотрел на меня.

— Откуда это у вас?

— Не знаю, — растерянно ответила я. — Я не прикасалась к этим вещам. Наверное, Сондо сама их сюда положила. Но я не могу себе представить, зачем она это сделала.

Геринг опечалился еще сильнее.

— Может быть, это сделала она, а может быть, и нет. Вы уверены, что ничего не знаете, мисс Уинн?

Во мне закипело негодование.

— Я уже сказала вам, что нет. Вы что думаете… что я убила Сондо и… и…

Он укоризненно покачал головой.

— Пожалуйста, не волнуйтесь. Ничего подобного не говорил.

— Но вы подумали! — воскликнула я. — Это написано у вас на лице. Да и почему бы вы стали отгонять от себя подобные мысли? Ведь гораздо легче заподозрить меня, чем поверить в виновность Карлы Дрейк.

— Ах, мисс Уинн, — произнес Геринг таким тоном, что я почувствовала себя круглой идиоткой. Я не собиралась закатывать истерики в духе Крис; но на меня много всего навалилось, и как-то сразу, а тут еще этот халат — последняя капля, переполнившая чашу моего терпения.

— Все в порядке, — сказала я. — Извините. Уверена, что найдется какое-то простое объяснение; как только Сондо снова объявится, все встанет на свои места.

— Мне придется взять этот халат и показать его Мак-Фейлу, — заявил Геринг. — А теперь вернемся к вопросу о газетной вырезке.

Я нашла ее и передала детективу.

— Тут говорится о краже меховой шубы во время показа мод в магазине, где работал Монти до того, как перешел к нам. Может быть, существует связь…

— Я это выясню, — заверил меня Геринг. — И не переживайте по поводу халата.

Кейт вернулся вскоре после ухода Геринга, и я рассказала ему, что произошло. Мое сообщение заставило Кейта страшно побледнеть, он расслабленно опустился на стул.

— Это означает, что она мертва, — проговорил он сдавленным голосом. — Вот что это значит!

— Это не означает ничего подобного, — отрезала я, но он покачал головой.

— Если она мертва, я все расскажу, — прошептал он. — Я должен буду это сделать. Я не могу допустить, чтобы так все продолжалось.

У меня возникло искушение встать и хорошенько потрясти Кейта, как мы с Биллом по очереди трясли Крис.

— Что у тебя на уме? — спросила я.

Он только покачал головой; я уже знала по опыту, что в таком состоянии от Кейта ничего не добиться. Он поклялся, что понятия не имеет о халате, и я ему поверила.

А после ленча стало известно, что Билл тоже исчез. Судя по всему, он, по-видимому, был последним, кто говорил с Сондо.

Глава 17

Но до этого еще кое-что произошло. Явился Мак-Фейл, преисполненный негодования. Он потребовал к себе Сондо, давшую ложные показания против Тони; узнав о проломленном черепе Долорес и о халате, найденном в ящике моего стола, он вознегодовал еще сильнее.

После бесплодной серии допросов Мак-Фейл распорядился объявить розыск Сондо, передать ее приметы по радио и снабдить ими всех полицейских. Для себя он уже все решил. Сондо удалось его одурачить один раз, но больше этот номер не пройдет. Очевидно, она и была нашим убийцей, ловко сбежавшим под прикрытием ареста Тони. Все остальное — разбитый манекен, халат в ящике моего стола — не более чем ложные следы, оставленные Сондо, чтобы запутать следствие. Но Мак-Фейл на эту удочку не попадется.

Тони был в восторге от такого поворота событий и не терял времени даром; в мстительном задоре он сообщил Мак-Фейлу о Сондо все, что только сумел против нее измыслить.

Вызвали мисс Бэбкок, чтобы спросить ее о красном платье. Она поведала, что мистер Гарднер особенно настаивал на том, чтобы платье было представлено в экспозиции оконной витрины, и что один из ассистентов отдела оформления специально отнес его наверх за день до происшествия. «Но где поясок?» — возмущенно вопрошала мисс Бэбкок. Я уверена в том, что в ее глазах пропажа пояска была гораздо более серьезным делом, чем исчезновение Сондо. Несмотря на шум, который она подняла, поясок так и не нашелся. Тогда не нашелся.

А сразу после ленча произошла странная встреча на лестнице.

Все лестничные пролеты в новейшей части магазина закрытые и отделены друг от друга на каждом этаже. Поскольку в здании множество лифтов и есть еще широкий эскалатор, лестницей пользуются редко. Я находилась на третьем этаже, улаживая какой-то вопрос, касавшийся вывесок, а затем мне понадобилось спуститься на второй, повидать товароведа из отдела товаров для сада. Так как лестница оказалась рядом, я через дверь вышла на лестничную площадку третьего этажа.

Едва начав спускаться, я услышала голоса внизу, прямо под собой, и узнала один из них: он принадлежал Елене Фарнхем. Я остановилась и наклонилась над перилами. Елена вела задушевную беседу с Карлой Дрейк.

— Я ценю то, что ты для меня сделала, — говорила Карла. — И я этого не забуду. Никто из нас не должен быть втянут в дело таким образом.

Карла стояла ко мне спиной, и я не могла разглядеть ее лицо. Елену я видела в профиль, она пристально смотрела на Карлу.

— Он причинил достаточно страданий, пока был жив, — сказала Елена. — Не следует позволять приумножать их теперь, когда он мертв.

Карла протянула руку, и Елена ее пожала. Они заключали между собой договор. Затем Елена стала пускаться вниз, на первый этаж, а Карла двинулась наверх, по направлению ко мне. Не желая быть обнаруженной, я повернулась и выбежала на третий этаж, чтобы воспользоваться лифтом.

Значит, между Еленой и Карлой существовала какая-то связь. Елена знала о манекенщице нечто такое, о чем предпочитала молчать. И я полагала, что мне отчасти известно, о чем шла речь.

На табло между лифтами зажглась сигнальная лампочка, и, успев зайти на второй этаж, я узнала, что меня просят подняться в отдел оформления витрин, где временно обосновался Мак-Фейл. С ним был Геринг; на столе Монти лежали копии каких-то чеков.

— Мы послали за мисс Дрейк и мисс Фарнхем, чтобы разобраться в деле с булавкой, — сообщил Мак-Фейл. — Но сначала расскажите все, что вам об этом известно.

Я поделилась с Мак-Фейлом своими подозрениями: меня насторожило то, что обе женщины уклончиво отвечали на вопрос о времени обмена булавки.

Мак-Фейл прикрыл лежавшие на столе чеки листком бумаги и кивнул.

— У нас имеется копия кассовой ленты; номер чека указывает, что обмен булавки был произведен незадолго до закрытия магазина во вторник.

Детектив немногого добился от новых подозреваемых. Карла смутно припоминала, что, кажется, обменяла булавку после обеда. Елена заявила, что у нее было слишком много работы, чтобы запомнить такую мелочь. Когда Мак-Фейл представил им копию чека, никто из них и глазом не повел. Видимо, они ожидали чего-то подобного и к тому же прекрасно владели собой.

Я не хотела заходить слишком далеко и пока не решилась на полное признание; поэтому я воздержалась от того, чтобы упомянуть о встрече на лестнице. Сперва я должна поговорить с Биллом.

Мак-Фейл отпустил Елену, но Карлу попросил задержаться. Кто-то донес ему, что Карла ночевала у Сондо, и он захотел узнать подробности. Меня это тоже интересовало, и я обрадовалась тому, что Мак-Фейл меня не отослал.

Карла изрядно потрудилась, чтобы обойти все острые углы. Сондо вчера вечером навестили друзья; когда они собрались уходить, хозяйка преложила Карле переночевать. Так как было уже поздно, она обрадовалась такой возможности.

Нет, она не заметила в поведении Сондо ничего необычного. Они почти не разговаривали. Сондо понадобилось написать письмо, и Карла легла спать на диване в гостиной. Рано утром к ним заскочил Билл Зорн и пригласил позавтракать.

Мой интерес усилился. Пригласил позавтракать. М-да.

— Но Сондо торопилась на работу, — пояснила Карла. — Ей нужно было появиться в магазине особенно рано. Поэтому мы с Биллом позавтракали вдвоем.

История становилась все более интересной. Мне захотелось узнать все об их завтраке — куда они ходили и кто что сказал. Но Мак-Фейл не стал этого выяснять.

— Вы видели Сондо после ее ухода на работу? — спросил он.

Карла покачала головой.

— Нет. Может быть, Билл видел. Он казался очень заинтересованным замыслом Сондо — тем, с какой целью она так рано поехала в магазин. И он решил повидаться с ней, прежде чем отправиться в свой «Юниверсал»; поэтому он подвез меня на работу.

Геринг поднял трубку телефона, стоявшего на столе у Монти.

— Хотите, я позвоню в «Юниверсал»?

Мак-Фейл кивнул. Билл не появлялся у себя на работе весь день. Но он звонил. Звонил из магазина Каннингхема и сказал, что у него там дела, и он немного задержится. Поэтому никто не беспокоился.

Геринг отыскал телефонистку, которая помнила, что рано утром звонили из отдела оформления: мужской голос просил соединить его с городским номером.

Судя по всему, Билл осуществил свой замысел и повидался с Сондо, затем они оба как бы растворились в воздухе. То ли вместе, то ли по отдельности, поди угадай.

Меня охватил настоящий страх. Все происходившее мне ужасно не нравилось, и я решила немедленно изложить свои соображения.

— Я думаю, с ним что-то случилось, — обратись я к Мак-Фейлу, ощущая спазмы в животе от одного намека на го, что с Биллом могло что-нибудь произойти. Если бы он сейчас появился перед нами целый и невредимый, я даже простила бы ему завтрак с Карлой.

Моя догадка не произвела на Мак-Фейла никакого впечатления.

— Видимо, вы полагаете, что эта Норгор убила так же и его? И что недомерок вроде нее мог взять тело под мышку и вынести его из магазина?

Было ужасно услышать о Билле как о «теле».

— Это вряд ли, — согласилась я. — Но она могла убедить его выйти вместе с ней и тогда… и тогда …

Кто-то принес хвойный спрей Тони, и Геринг взял его, чтобы попробовать, как он действует. Затем положил спрей на стол и обратился ко мне.

— Послушайте, мисс Уинн. Что заставляет вас думать, что он не ушел из магазина один и по собственной воле?

Я выложила на стол козырного туза:

— Потому что он не мог побывать в магазине Каннингхема и уйти из него, не повидавшись со мной. Он зашел бы ко мне хотя бы для того, чтобы сказан «привет».

Мне совсем не понравилось, как посмотрел на меня Мак-Фейл.

— Он ведь пригласил на завтрак мисс Дрейк, не так ли?

Ход его мыслей был мне понятен.

В глазах Мак-Фейла превосходство Карлы надо мной выглядело настолько очевидным, что, позавтракав с ней, Билл, по его мнению, вполне мог обойтись без того, чтобы зайти ко мне.

— Если я вам больше не нужна, позвольте мне вернуться к исполнению своих обязанностей, — надменно проговорила я и направилась к двери.

Кейт ждал меня в коридоре.

— Я не решался войти, — сказал он, — но уж около двенадцати человек ждут, что вы им позвонили; кроме того, возникли проблемы с девизами показа моды и…

В этот момент душа у меня совсем не лежал работе. Единственное, что мне хотелось узнать, это не звонил ли Билл Зорн. Кейт сказал, что нет, не звонил. Увидев, как я поникла, он спросил, в чем дело.

— Билл тоже исчез, — сообщила я. — Сондо и Билл. Никого из них не могут найти.

На Кейта мои слова произвели такое жуткое впечатление, что мне пришлось поддержать его за плечи, вместо того чтобы поплакаться ему в жилетку.

— С Биллом ничего не случилось. Он звонил в «Юниверсал» и сказал, что задержится, так как ему надо закончить какие-то дела. Мак-Фейл считает, что это Сондо убила Монти и теперь пытается скрыться. Он разослал описание ее внешности, так что ее скоро поймают.

Мои слова прозвучали неубедительно, потому что сама я во все это не верила, и Кейт мрачно качал головой всю дорогу, пока мы возвращались в кабинет.

— Я так не считаю, — повторял он. — Я так не считаю.

Я выкроила минуту и позвонила Крис, чтобы узнать, как она себя чувствует и не знает ли она чего-нибудь о Билле. Трубку сняла Сьюзен, она ответила, что Крис спит, и я попросила не беспокоить ее. Но Сьюзен была уверена, что Билл им не звонил.

А около четырех Оуэн Гарднер прислал за мной посыльного.

Не было никаких новостей ни о Сондо, ни о Билле, моя тревога возросла до крайней степени, и у меня не было настроения трудиться во благо Каннингхема. Хотя работа хороша тем, что она должна быть выполнена, хочешь ты этого или нет.

Один взгляд на Оуэна убедил меня в том, что он и сейчас меньше всего на свете думает о деле, хотя Гарднер делал вид, что вызвал меня по поводу девизов для предстоящего показа мод и для рекламирующей его оконной витрины.

— Сегодня вечером мы проводим генеральную репетицию, — сообщил он, — а первый показ состоится завтра после обеда.

С подобным же интересом мы сейчас могли говорить о погоде в Южной Африке. Он выглядел ужасно. Румянец исчез с его щек. Кожа стала серой, землистого цвета, обычно одутловатое лицо состояло теперь из выступов и впадин.

После ряда незначительных замечаний о показе он перестал притворяться.

— Есть какие-нибудь новости, Лайнел? Что слышно о Сондо?

Я покачала головой:

— Ничего нового. Вы знаете, Билл Зорн тоже исчез.

Это не произвело на него впечатления. Весь его интерес был прикован к исчезновению Сондо.

— Если она не вернётся… я имею в виду, если…

— Вы хотите сказать: если с ней что-нибудь случилось? — прямо спросила я.

В его голубых глазах, очень похожих на глаза Крис, затаился страх. Затем он быстро произнес:

— Если что-то случилось с Сондо, она не может пойти к Мак-Фейлу со всем тем, что наговорила на вечеринке.

— Вы имеете в виду Крис?

— Да. Лайнел, вы представляете себе последствия, если выяснится, что она была там, в окне. Вы понимаете, что они сделают с моей бедной маленькой девочкой?

— Может быть, они найдут убийцу до того, как это выяснится, — предположила я без особой надежды.

Мои слова заставили его посереть еще сильнее.

— Это ужасно… Крис оказалась в окне, когда произошло убийство. И ничего нам не сказала. Я не знаю, что делать. Не знаю, как ее спасти.

Он выглядел таким разбитым и беспомощным, что я нагнулась над столом и потрепала его по руке.

— Полиция наверняка скоро завершит расследование. Обязательно выплывет решающая улика, и они схватят того, кто за всем этим стоит.

— И что тогда? — Задав этот странный вопрос, Оуэн закрыл лицо руками.

Было что-то жуткое в позе этого человека, сиявшего за столом уткнувшись лицом в пухлые ладони. Как будто он умирал медленной смертью, подтачивавшей его изнутри. И все из-за Крис, ради которой он был готов на все, и с которой жизнь обошлась так жестоко.

Выйдя из его кабинета, я отметила оживленную суматоху, царившую в отделе. Убийцы могли приходить и уходим… люди, подобные Сондо Норгор, — исчезать, но манекенщицы из отдела высокой моды были озабочены собственными проблемами и амбициями. Завтра открывается большой полугодовой показ мод от Каннингхема, а сегодня состоится его генеральная репетиция.

Когда я вернулась в свой кабинет, Кейт широко улыбался в телефонную трубку и кричал:

— Она пришла! Подожди минутку, Билл, одну минутку!

Я выхватила у него трубку и рухнула на стул.

— Привет, — легко произнес голос Билла. — Немного соскучилась?

Удивительная все же вещь — человеческая природа. Я скучала по нему до боли в животе, но в этот момент готова была его убить.

— Соскучилась по тебе? — переспросила я с холодным удивлением. — С какой это стати?

— Ничего, моя сладкая, — утешил он меня. — Как-нибудь на днях я и тебя приглашу позавтракать. За ранним утренним кофе выясняются презабавные вещи. Возможно, ты даже обнаружишь, что влюблена в меня.

— Сондо сейчас с тобой? — спросила я, проигнорировав его последнюю фразу.

— Сондо? — В его голосе послышалось удивление. — Почему она должна быть со мной? Что случилось с Сондо?

— Это мы и сами хотели бы узнать, — сказала я. — Мак-Фейл считает ее убийцей, скрывающейся от правосудия.

Я слышала, как Билл переводит дыхание.

— Я видел ее сегодня утром в магазине. Разве ты не прочла записку, которую я оставил на твоем столе?

— Записку? Я не находила никакой записки. — Я не могла больше притворяться. Вся накопившаяся тревога вырвалась из меня наружу. — Ах, Билл, я так испугалась! Я не могла понять, куда ты пропал, а так как Сондо тоже исчезла, я подумала, что, может быть… может быть…

Билл выругался тихо, но отчетливо.

— Я должен был сто раз подумать, прежде чем оставить подобную записку на твоем столе. Но тебя еще не было на работе, и я составил что-то вроде шифровки.

— Что там было написано, Билл?

— Не спускай глаз с Сондо, потому что она что-то задумала, а я отбываю в Мексику.

— Отбываешь в Мексику? — Я едва не задохнулась.

Тут послышался голос телефонистки и стук опускаемых в автомат монет. Только в этот момент я поняла, что Билл звонит не из Чикаго.

— Ты где? — крикнула я.

— Послушай, дорогая, — ответил он, — чем меньше ты знаешь, тем лучше. Этот трюк с Мексикой — всего лишь условный знак. Я не очень далеко. Больше я тебе пока ничего не скажу, и ты тоже помалкивай. Поняла?

— Я никому не скажу, — горячо пообещала я.

— Карла малость проболталась за завтраком. Думаю, что непреднамеренно. Она знает о Монти больше, чем говорит. Похоже на то, что его дурные наклонности начали проявляться уже давно. Много лет тому назад у него была связь с какой-то девушкой в Мексике, и, судя по всему, она снова неожиданно возникла в его жизни. Если это так, у нас есть зацепка. Но ниточка слишком тонка, и сейчас я изо всех сил изображаю из себя детектива. Я вернусь в город через день или около того.

— Как ты думаешь, что произошло с Сондо? — спросила я. — Что ты имел в виду, когда сказал, что она что-то задумала?

— Ну, она чуть ли не вышвырнула меня из своего кабинета сегодня утром. Она находилась в лихорадочном состоянии и сказала мне, чтобы я убирался куда подальше.

— Ты припоминаешь манекен, Тони еще называет его Долорес? — допытывалась я. — Он был тогда в кабинете?

— Конечно, — ответил Билл. — Долорес там стояла. На ней было красное платье, и Сондо в большой спешке снимала его с манекена.

— А на Сондо был ее обычный зеленый халат?

Билл с минуту подумал.

— Кажется, да. Уверен, что да. Но почему ты об этом спрашиваешь?

— Потому что мы с Герингом его нашли: он был скомкан и засунут в ящик моего стола. А у Долорес проломлена голова. Молотком.

— О Боже! — воскликнул Билл. — И Сондо после этого не появлялась?

— Нет. И никто не знает, где она.

Билл заговорил с необычной для него настойчивостью:

— Послушай, Лайнел, я возвращаюсь в город. Но первый поезд отсюда отходит только в полночь. Я бы хотел позвонить тебе до отъезда. Во сколько ты сегодня вернешься с работы?

— Я сегодня буду помогать оформлять окна и задержусь. Но я вернусь не позднее десяти.

— Хорошо. Я позвоню тебе домой. И, Лайнел…

— Да?

— Дорогая, будь осторожна. Ничего не делай наобум. Пообещай мне.

— Обещаю, — сказала я, и мое сердце радостно забилось: для Билла Зорна не безразлично, действую я наобум или нет.

После того как он повесил трубку, я некоторое время просидела у телефона с идиотской улыбкой на лице. Билл находился в безопасности. Он пригласил Карлу позавтракать, потому что хотел выведать у нее информацию. Он назвал меня «дорогая», и мне это понравилось.

Я не могла думать ни о чем другом. Например; о том, что рассчитывала вернуться домой к десяти; и мне не удалось выполнить это обещание. Не думала я и о том, что он просил меня быть осторожной. Как я могла соблюдать осторожность, если не знала, за каким углом меня подстерегает опасность?

Глава 18

Оформление оконных витрин шло полным ходом.

Основная часть работы выполнялась Тони и его помощниками. Были натянуты задники, изготовленные Сондо, и настланы полы в клетку. Тони занялся одеванием манекена, призванного заменить Долорес; однако для новою манекена принесли другое платье, поскольку найти поясок от прежнего так и не удалось.

Моя задача заключалась, так сказать, в нанесении на холст завершающих мазков, мне предоставлялась свобода в выборе аксессуаров; считалось также, что, работая в тесном содружестве с оформителями, я смогу усовершенствовать тексты девизов и вывесок. Кейт с интересом наблюдал за заключительной стадией работы над витринами, но в основном путался у всех под ногами.

В данный момент я мечтательно бродила около прилавка с косметикой, пытаясь выбрать некоторые мелочи для аксессуаров.

Я как бы наполовину отсутствовала. Смерть Монти, горе Крис и странные, неведомые мне подводные течения, направлявшие ход событий, — все это на короткое время выпало из моего сознания. Только один вопрос, не унимаясь, продолжал пульсировать в мозгу и время от времени приобретал четкую формулировку: «А что с Сондо?» Но в целом меня заволокла дымка счастья, которое принадлежало только мне и было неподвластно страху. Я никогда не испытывала ничего подобного по отношению к Монти. Тогда я осознавала, что Майкл причинит мне боль, если я полюблю его слишком сильно. Но я не думала, что Билл может причинить мне боль. Несмотря на все его насмешки и привычку меня дразнить. Это было чудесно — считать, что кто-то заботится обо мне так же, как я о нем. Чудесно было иметь Билла.

Так я и бродила в глупом, счастливом оцепенении, и я рада, что испытала тогда это состояние, потому что ему не суждено было стать для меня привычным, по крайней мере, в ближайшее время.

Я выбрала коробку с одеколоном в форме красной башенки, красную с золотом пудреницу и губную помаду в ярко-красном тюбике. После этого прошла в отдел бижутерии и нашла нитку длинных красных бус. Я показала отобранные вещи охраннику — обычная рутина — и вернулась к оконной витрине.

Сюда я не заглядывала с того дня, когда обнаружила Монти, но как-то не думала об этом. Я чувствовала себя такой счастливой благодаря Биллу, что не испытывала отвращения. Не имело значения даже то, что Тони ходил мрачнее тучи и набрасывался на каждого, кто ему попадался под руку. Не обращая на это внимания, я перенесла свои вещицы в передний правый угол витрины, аранжируя предметы таким образом, чтобы из них составилось маленькое броское цветовое пятно.

Духота, нагнетавшаяся весь день, наконец разрядилась. Дождь застучал по толстому оконному стеклу за моей спиной. Если бы я задумалась, отметила бы сходство обстановки с той, какая была во вторник. Но золотистая дымка, изнутри обволакивавшая меня, не позволяла мне думать.

При подобных обстоятельствах странно было уже то, что я вообще отметила для себя, чем занимался Тони. Я открыла коробку с одеколоном, попробовала по-разному разместить пудреницу, губную помаду и нитку красных бус. Когда у меня получилась композиция, которой я осталась довольна, я откинулась немного назад, чтобы полюбоваться эффектом.

— Как тебе это нравится, Тони? — спросила я.

Душа Тони до сих пор томилась под бременем унижений, которым его подвергли; он только сердито взглянул на меня и снова принялся напяливать на манекен шляпу, которая явно не налезала ему на голову.

— Тони, Бога ради, прекрати это! — воскликнула я. Искусно сплетенные сетки и парики из конского волоса, которые покрывают головы современных манекенов, выглядят потрясающе, но они нередко доводят до белого каления оформителей витрин, потому что не обладают мягкостью и эластичностью более натуральных париков.

— Эта шляпа должна быть использована, — мрачно заявил Тони и сделал еще одну попытку нахлобучить ее на голову манекена.

Я уже в достаточной мере вышла из своего оцепенения, чтобы испытать по отношению к нему чувство жалости. Этот ряд красных окон был любимым детищем фантазии Тони. В целом идея действительно сногсшибательная, и, если бы она была осуществлена так же хорошо, как задумана, она произвела бы должный эффект. Но Тони так досталось в последние дни, что теперь, когда все действительно зависело от него самого, он буквально рассыпался на части, переживая прежние обиды и неудачи, вместо того чтобы использовать представившийся ему шанс.

Подойдя, я взяла шляпу из его рук и попробовала сама надеть ее на голову манекена. Но шляпа и манекен были просто несовместимы.

— Послушай, Тони, — сказала я, — так дело не пойдет. Но вот что я подумала. Ты помнишь поясную фигуру блондинки там, наверху? Ну, ту, с зачесанными на прямой пробор волосами. Я думаю, ей эта шляпа подойдет.

Тони промямлил что-то мудрое и ободряющее типа «м-да», и я поняла, что сам он ничего не сделает. В окне было еще полно работы, и отрывать от дела его помощников не хотелось. Кейт, если его послать, ничего не найдет. Одна я была пятым колесом в телеге, без которого можно обойтись.

— Давай я за ней схожу, — предложила я. — Она и по цвету отлично подойдет.

— Долорес — вот кто подходила, — изрек Тони, но не возражал против моей инициативы.

А я даже не подумала, стоит ли мне идти. Ведь мне предстояло всего лишь спустить поясную фигуру вниз, а манекены этого типа очень легки. Я и не вспомнила о предостережении Билла — о том, что мне следует соблюдать осторожность. Просто удивительно, с какой беспечностью взялась я за выполнение этого поручения (которое дала сама себе), и заботясь ни о чем, позабыв прежние ужасные испытания. Только оттого, что слово «дорогая» запало мою закружившуюся голову, я решила, что обладаю талисманом, который убережет меня от сил тьмы.

Лифтер поднял меня наверх и сказал, что подождет, если его не вызовут на другой этаж. Когда мы поднимались мимо четвертого этажа, передо мной промелькнул яркий свет, горевший в высокой моды, где проводилась генеральная репетиция показа.

Я вышла на восьмом этаже и направилась к отделу оформления оконных витрин. Пассажирские лифты располагались на противоположном от отдела конце этажа, и мне предстояла длительная пешая прогулка. Это меня не беспокоило. Удивительно еще, что я не прыгала на ходу и не насвистывала какую-нибудь песенку. Никогда в жизни не была я столь прискорбно беззаботна — и безо всяких на то оснований.

Я прошла мимо своего кабинета, весело постукивая каблучками по деревянному полу. Быстро пересекла маленькую переходную площадку, откуда в отдел вел прямой коридор, не думая ни о мрачной шахте грузового лифта, располагавшейся с одной стороны площадки, ни о старой, открытой лестнице — с другой.

Я не останавливалась. Я шла прямо к отделу. В холле горели всего две или три лампы, и я даже не удосужилась зажечь более яркий свет. Я знала, как пройти в комнату манекенов, и мне было точно известно, где хранились поясные фигуры для окон, выходивших на Стейт-стрит. Среди манекенов существует нечто вроде кастовой системы. Более старые, дешевые фигуры предназначаются для боковых окон, в то время как Стейт-стрит получает наших примадонн.

Я сразу подошла к нужному шкафу и открыла дверцу. Ряды шкафов достигали верха перегородки, служившей стеной комнаты манекенов, но этот шкаф был нижним, первым от пола. Только тусклый свет проникал в комнату из-за перегородки, но его было достаточно, чтобы различать фигуры в шкафу: ведь я знала, что ищу. Я взяла первую фигуру, пухленькую и рыжеволосую, и отставила ее в сторону. Затем достала свою блондинку. И тут же поняла: что-то не так.

Следующая фигура была одета, а манекены никогда не ставят в шкафы одетыми. Я положила руку на ее голову и застыла, словно примороженная. Мое горло судорожно сжалось. В течение долгого до жути момента я не могла даже отнять руку.

Вместо жесткой сетки парика манекена моя рука касалась волос, которые были мягкими и шелковистыми. Разметавшиеся человеческие волосы обвивались вокруг пальцев, как живые.

Но они не принадлежали живому человеку. Я попятилась, быстро захлопнула дверцу и, как на засов, закрыла ее при помощи какой-то штуковины, прислоненной к стенке шкафа. Я не хотела смотреть. В этом не было нужды. Я и так знала.

Окружавшие меня предметы сдвинулись с мест и толпились вокруг. Мои чувства обострились, особенно слух. Знакомая слабая дрожь пробежала по телу, ноги отказывались повиноваться. Но я могла слушать и наблюдать.

Я слышала, как неприкаянный дождь барабанит по стеклу; остро ощущала тусклую, просторную, отзывавшуюся эхом пустоту этажа; все пространство огромного городского квартала. Вдалеке раздалось щелканье дверцы лифта, свидетельствующее о том, что лифтер меня не дождался. Я была единственным живым существом на этом этаже, и на расстоянии вытянутой руки от меня, отгороженое только фанерой дверцы шкафа, лежало не жуткое, неживое.

В моем сознании окружавшие меня затененные фигуры принимали устрашающие обличия, вся комната превратилась в обитель ужаса. Но кульминация страха была еще впереди. Моего слуха достиг звук, от которого у меня перехватило дыхание и мороз пробежал по коже. Жуткий, призрачный звук играющего граммофона.

Иголку поставили на середину пластинки, и голос певца донес до моих ушей слова:

Пусть любовь, что пылала прежде,

золой пребудет;

Не давай проснуться надежде.

Но память будет

Эти звуки. Станцуем нашбегуэн.

Любимая мелодия Сондо!

И тут я обнаружила другой звук. Странный скользящий шум — словно что-то передвигали по полу — доносился из кабинета Сондо, и в этот миг я поняла, что находиться одной на безлюдном этаже — это еще не самое страшное.

Комната манекенов показалась мне ловушкой. Из нее к спасению вел только один путь — и он пролегал мимо комнаты Сондо, где звучала призрачная музыка и что-то, скользя, передвигалось по полу.

Я сделала шаг по направлению к двери и чуть не наступила на лежавший на полу маленький предмет, который с легким стуком откатился от моей ноги. Я сделала еще один шаг и ощутила прикосновение чего-то маленького и твердого к подошве моей туфли. Слабо осознавая, что делаю, я нагнулась, подняла вещицу, чтобы она больше не стучала, и опустила ее в карман своего костюма. Проделав это, я испытала странное чувство: словно я повторяю движение, совершенное мною давно, в отдаленном прошлом, задолго до того, как сунула руку и нащупала в шкафу шелковистые и уже неживые волосы.

Потустороннее пение звучало и звучало, и я знала, что должна бежать, пока оно не прекратилось.

Замирая от страха, я выскользнула в коридор. Дверь в комнату Сондо была открыта, но, прокрадываясь мимо нее, я ничего не сумела разглядеть в полумраке ее кабинета. Я только слышала — музыку и другой, странный, звук.

Была ли Сондо мертва? Находилась ли она в шкафу? Или в комнате, где играла музыка, которую она любила? Или, может быть, — в обоих местах сразу?

И тут я пронзительно закричала. Я не могла сдержаться. Это был не обдуманный поступок, а просто сумасшедший и неистовый вопль души.

— Сондо! — кричала я. — Сондо! Сондо! — словно, громко выкликая ее имя, я могла ее оживить. Чтобы не было больше ни мертвого тела в шкафу, ни призрачного танца под жуткую музыку.

Но музыка продолжала играть, хотя другие, скользящие звуки, резко оборвались. И никто не вышел из той комнаты. Никто не вцепился в мое горло. Никакие руки — ни живые, ни мертвые — не схватили меня, и я проскользнула мимо открытой двери и бешено помчалась по темному холлу к лифту.

Там я остановилась и стала как безумная трясти железную дверь, зовя на помощь, пока не поднялся лифт, в котором находились лифтер, изумленно вылупивший на меня глаза, и пассажир.

Это был Сильвестр Геринг, и за всю свою жизнь я ничему так не радовалась, как встрече с ним. Я повисла на нем, истерично что-то бормоча, и он просто закрыл мне рот своей широкой ладонью.

— Вы не должны так себя вести, — сказал он. — Возьмите себя в руки. Что случилось?

Я только замахала рукой по направлению к отделу оформления витрин. Я задыхалась и не могла связно говорить. Геринг схватил меня за запястье, и они с лифтером побежали, волоча меня за собой. Я не хотела туда возвращаться, меня тащили насильно. Мне даже не позволили впасть в истерику.

Граммофон у Сондо в кабинете был еще включен, игла шипела и пощелкивала по краю отыгравшей, но еще вращавшейся пластинки. Но комната была пуста, в ней никого не было.

— Не здесь! — лихорадочно вскрикнула я. — В комнате манекенов!

Я вынуждена была пойти с ними и показать тот шкаф, но они не заставили меня смотреть. Я прижалась спиной к двери и закрыла лицо руками. Но не могла не слышать того, что они говорили.

— Да, это она, Норгор, — прозвучал голос Геринга.

— Посмотримте, что у нее на шее! — Это был голос лифтера.

Я не стала смотреть и только потом узнала о тонком узорчатом замшевом пояске, который лишил Сондо жизни. Поясок был ярко-красным — того цвета, который мы провозгласили цветом года. Пропавший поясок.

События последующего часа навсегда останутся для меня несколько смутными и неопределенными. Я помню, что Геринг оказывался в дюжине мест одновременно. Он обыскал весь огромный восьмой этаж, позвонил Мак-Фейлу, приказал всем оставаться в магазине.

Нас собрали в отделе, словно повторяя — но при еще более ужасных обстоятельствах — то испытание, которому мы все подверглись несколько дней тому назад. Тони и его помощники из отдела витрин, манекенщицы из отдела высокой моды, мисс Бэбкок, Оуэн Гарднер и Карла Дрейк — все поднялись на восьмой этаж. В золотисто-белом платье Карла выглядела как Джульетта. Она требовала, чтобы ей позволили переодеться, и после долгих препирательств добилась своего. Затем привели еще нескольких человек, включая уборщицу, которая в это время оказалась в магазине.

Допрос практически ничего не дал. Каждый в этот вечер занимался тем, чем должен был заниматься. Получалось, что, кроме меня, никто вообще не поднимался на восьмой этаж.

После принятия обычных полицейских мер и осмотра тела обнаружилось, что Сондо была мертва уже с раннего утра. У нее нашли синяк на виске; очевидно, сначала был нанесен удар, достаточный для того, чтобы она обмякла; затем чьи-то жестокие руки затянули петлю у нее на шее. Предполагалось, что Сондо стукнули тем же молоткам, каким разбили голову Долорес.

Это преступление было более ужасным, чем убийство Монти, которое как бы не касалось каждого из нас; по крайней мере напрямую. Кто-то ненавидел Монти и убил его. Но Сондо была мертва не оттого, что ее люто ненавидели, а по другой причине: она располагала знанием. И каждый из нас вынужден был задавать себе вопрос: не является смертельным то знание, которым располагаю я. Как это ни странно, я, не отдавая себе отчета, любила Сондо. У нее был взрывной темперамент, яростный и сумасбродный характер, но она обладала талантом и безупречной смелостью.

Я рассказала Мак-Фейлу о том, что знала и полагала о случае с попавшим в граммофон камнем из кольца, и его люди перевернули все вверх но не нашли и следа камня. Обыскав позднее квартиру Сондо, они и там ничего не нашли.

Билл сказал мне, чтобы я держала язык за зубами, пока с ним не поговорю; поэтому, если не считать случая с граммофоном, больше я ни о чем не рассказала. От напряженных размышлений у меня заболела голова. Если подозрения Сондо были оправданны, если она шла по верному следу, то преступница — Крис; именно на нее ставила все свои силки Сондо. Все улики, которые она собрала, указывали на Крис. И она вела себя так, будто и последняя, неопровержимая улика — кольцо с камнем — подтверждала ее версию. Может быть, кольцо принадлежало Крис. Она была в магазине в то утро. Не пошла ли она в оконную витрину потребовать, чтобы Монти вернул ее собственность? Не могла ли она затем…

Перед моим мысленным взором с ужасающей отчетливостью предстали эти двое: Крис, такая крупная и сильная, и маленькая, жилистая Сондо. Ведь Крис, если войдет в раж, способна решительно действовать, а не только скулить, как маленький ребенок.

Все равно я не могла в это поверить.

Немного позднее я осознала, что сижу рядом с Герингом за столиком в буфете на седьмом этаже, но так и не вспомнила, как там оказалась. Поздно вечером там подавали бесплатный кофе для уборщиц и всех, кто задерживался на работе. В эту ночь бесплатный кофе пользовался небывалым спросом.

Итак, я сидела на высоком стуле рядом с Герингом, а он подавал мне сливки и сахар и только что не размешивал для меня кофе.

С того момента в комнате манекенов я прошла такой долгий путь по дороге страха, что очень медленно, с трудом возвращалась в нормальное состояние.

Я помню, как внезапно вскочила, чтобы узнать который час. Было уже больше десяти; это означало, что я пропустила время намеченного телефонного разговора с Биллом. Я понадеялась, что он не будет слишком уж беспокоиться, ведь уже завтра он вернется в город. Я не могла сильно волноваться даже по этому поводу.

— Что с вашими пальцами? — спросил меня Геринг, и я посмотрела на свои руки, не зная, что он имеет в виду.

Тогда я сообразила, что в последние часы беспрерывно терла кончики пальцев о юбку. И знала почему. Я пыталась таким образом избавиться от ощущения, что к ним до сих пор прикасаются шелковистые черные волосы Сондо.

— Почему мы не можем ничего сделать? — воскликнула я. — Почему никто ничего не делает?

Люди, находившиеся в буфете, поглядывали на меня и торопливо отводили глаза. Я впервые начала их узнавать.

Карла Дрейк переоделась в синий костюм и пребывала в обычном для нее меланхоличном расположении духа. Я с неудовольствием отметила, что Оуэн Гарднер сидит рядом с ней, но сейчас он не проявлял к Карле интереса. Он был мрачен, и кофе не поднял его настроения. Один раз Карла повернулась и что-то ему сказала, но он только безразлично качал головой.

Когда я выпила две чашки кофе, Геринг стащил меня со стула и вывел из буфета. Неподалеку располагалась выставка летней мебели; Геринг затолкал меня в кресло-качалку и сел рядом. Я все еще находилась в оцепенении, и меня приходилось тащить, толкать и поднимать.

— Я выяснил кое-что о деле с меховыми шубами, — сообщил Геринг. — Сегодня после обеда у меня было свободное время, я сходил в библиотеку и просмотрел подшивки газет восточных штатов за этот период.

— И вы обнаружили связь между этими шубами и Монти? — спросила я. Я задала вопрос автоматически, мне это было безразлично. Я не хотела пробуждаться и заставлять себя думать. Каждый раз, когда я начинала шевелить мозгами, ко мне возвращалось ощущение, испытанное в комнате манекенов. Я хотела оставаться в забытьи.

— Если связь существует, — ответил Геринг, — то не знаю, в чем она заключается. Я сообщил о своих разысканиях Мак-Фейлу, но он так увлекся охотой за Сондо, что моя информация его не заинтересовала. С его точки зрения, мои профессиональные достижения весьма сомнительны. Как бы то ни было, Монтгомери принимал участие в организации показов моды в этом магазине, находящемся в одном из восточных штатов. Они устраивали что-то вроде театрализованных представлений, и Монти занимался оформлением и организационными вопросами. Он протежировал одной танцевальной паре, которая выходила на сцену, пока манекенщицы переодеваюсь. Я думаю, он устроил им неплохую рекламу.

Я едва слушала, потому что снова стала думать о Билле. Куда он уехал? Скоро ли вернется?

— Так вот, — продолжал Геринг, — там был показ мехов, и несколько шуб пропало. У Монти даже произошли в связи с этим какие-то неприятности. В конце концов подозрения пали на танцоров, которым он покровительствовал. Мужчину арестовали, но женщине удалось скрыться. Они называли себя "Луис и Лотта".

Я вышла из апатии, имя так и зазвенело в моих ушах.

— Как вы сказали?

Геринг впал в отчаяние.

— Так вы меня не слушали? Я сказал, что у них было такое сценическое имя — "Луис и Лотта".

— В газетах не указана их фамилия? — спросила я.

— Да. Какая-то простая испанская… Я запечатлел ее в своей фотографической памяти. Подождите минуту.

Он мучительно напрягся.

— Может быть, Монтес?

Геринг всмотрелся в свою мысленную фотографию.

— Да, конечно. Так и есть. Откуда вы знаете?

— Наверное, где-то недавно слышала.

Геринг сменил тему разговора.

— Послушайте, мисс Уинн, как вы думаете, кто мог заводить граммофон сегодня вечером?

Все вернулось на круги своя. Я снова увидела перед собой жуткую картину и позабыла о Лотте Монтес.

— Не думаю, что его кто-нибудь заводил, кроме Сондо и Карлы Дрейк. Но на этот раз Сондо отпадает. Карла все время была в магазине, но с какой стати она стала бы тайком подниматься наверх и слушать пластинку? И если это была Карла, почему она не вышла, когда я закричала?

— В кабинете мог быть человек, который чтобы вы подумали, что там находится мисс Дрейк, — предположил Геринг.

— Но зачем? В этом нет никакого смысла. И кто мог знать, что я туда иду, и не поленился подняться наверх и напугать меня? Кто бы он ни был, он должен был идти наверх по лестнице. Лифтер сказал, что не подвозил на восьмой этаж в это время никого, кроме меня.

Геринг посмотрел на меня необычайно меланхолично.

— Многое представляется не имеющим смысла, пока не получишь в руки ключ. Для чего Сондо сняла платье с куклы? И кто проломил ей голову?

Мы снова бродили по кругу, теряясь в догадках. Завтра вернется Билл. Завтра я смогу рассказать ему все, что знаю. И когда мы сопоставим наблюдения с фактами, которые раскопал Билл, что-то, наверное, прояснится, и мы сможем пойти к Мак-Фейлу, имея на руках конкретные данные, от которых не пострадает невиновный.

Ко мне подошел человек от Мак-Фейла.

— А я вас повсюду ищу. Вас просят подняться наверх, мисс Уинн.

Геринг провел меня на восьмой этаж, и я вошла в кабинет Монти, где меня ждал Мак-Фейл. Отдел теперь был ярко освещен, и в нем стоял шум, заглушивший стук дождевых капель по стеклу. С того момента как я села на стул напротив Мак-Фейла, я уже знала, что обнаружено что-то новое.

И мне тут же об этом сообщили. Хотя отпечатки пальцев на молотке оказались размазанными, нашелся один четкий отпечаток большого пальца. Он принадлежал Биллу Зорну.

Глава 19

Этот шок пересилил все мои прежние страхи. Я не сомневалась в том, что так все и есть. Так должно было быть. Но Биллу от этого не легче.

Я сообщила Мак-Фейлу о том, что Билл позвонил мне после обеда, и детектив хищно ухватился за эту информацию.

— Откуда он звонил? Где он сейчас?

— Не знаю, — беспомощно ответила я. — Он мне не сказал.

Мак-Фейл мне явно не верил, и я немного запсиховала, пытаясь убедить его.

На другом конце комнаты стоял Геринг и внимательно слушал, играя хвойным спреем. Он легонько нажал на его головку, и кабинет наполнился запахом рождественской елки. Мак-Фейл чихнул и рявкнул:

— Унесите отсюда эту штуку!

Геринг покорно унес спрей и вернулся в кабинет.

Я объяснила Мак-Фейлу, что Билл напал на след и считал небезопасным раскрывать передо мной все карты, потому что боялся за меня. Со слов Билла я рассказала о его утренней встрече с Сондо и подчеркнула, что он был обеспокоен, узнав, что голову Долорес разбили молотком.

— Естественно, — прокомментировал Мак-Фейл. — Наверное, он вспомнил, что оставил на молотке отпечатки пальцев.

— Он ничего не говорил о молотке, — отбивалась я. — Он просто был потрясен этим фактом и сказал, что возвращается в город. Там нет поезда до полуночи, и он собирался позвонить мне еще раз в десять часов. Только меня, конечно, не было дома.

На моих ладонях проступил холодный пот, и я достала из кармана носовой платок, чтобы его вытереть. Я выбрала для этого наихудший из всех возможных моментов.

Нечто, застрявшее в складках платка, выпало из него и с легким стуком покатилось по полу. Геринг нагнулся и поднял предмет. Но он не вернул его мне. Он с минуту вдумчиво изучал его и затем, не говоря ни слова, положил на стол перед Мак-Фейлом.

Его поступок показался мне настолько странным, что я приподнялась над столом, чтобы рассмотреть предмет. Мак-Фейл взял его двумя пальцами и стал поворачивать перед собой. Это был большой сердолик ярко-красного цвета, великолепно отполированный, вставленный в старинную овальную золотую оправу, очевидно вырванную из расположенного на кольце гнезда. Примерно треть камня откололась, и в образовавшемся отверстии видны были остатки крепления.

Мак-Фейл отдал через плечо какое-то распоряжение, вскоре кто-то принес конверт и положил его перед ним. Детектив достал из конверта кольцо, найденное в руке Монти, и примерил к нему камень. Все сошлось, сомнений быть не могло. Мак-Фейл поднял голову и посмотрел на меня холодно и угрюмо.

— Итак, — сказал он.

Я чувствовала себя так, словно на меня накинули сеть, а я слишком устала, чтобы из нее выпутываться.

— Я не знаю, откуда оно взялось, — пролепетала я. — Я впервые его вижу.

Кто-то пытается меня подставить. Халат Сондо в ящике моего стола. И теперь камень из кольца в моем кармане. Кто мог питать ко мне такую ненависть?

Геринг не сводил с меня глаз.

— Постарайтесь вспомнить, мисс Уинн. Должно быть, вы где-то его подобрали. Подумайте.

Я слегка надавила пальцами на глаза и попыталась восстановить события сегодняшнего вечера. Припоминала каждый свой шаг на пути в комнате манекенов и ряд преследовавших меня происшествий. И вдруг вспомнила.

Никто не подбрасывал камень мне в карман. Я сама туда его положила. Я торжествующе посмотрела на Мак-Фейла.

— Вспомнила! Когда я была в комнате манекенов. Сразу после… после того как я ее нашла. Моя нога наткнулась на что-то лежавшее на полу, потом я наступила на этот предмет. Я подняла его и положила в карман, чтобы опять на него не наткнуться. Даже не посмотрела на него и ни разу о нем не вспомнила, но это, должно быть, и есть тот камень.

Холодные глаза Мак-Фейла смотрели на меня с откровенным недоверием.

— Вы рассказываете истории одна интереснее другой. Сначала вы находите камень в окне, потом теряете. Теперь у вас другой камень. А теперь скажите честно, где вы его взяли? Почему носите его кармане? Что собираетесь с ним делать?

Он снова начал задавать вопросы, прошелся по всем событиям прошлой недели, пытаясь меня на чем-нибудь подловить; я настолько устала, что готова была сдаться, сознаться в чем угодно. Это искушение, сходное с тем, которое испытываешь, глядя в глубокий колодец.

Конечно, если я прыгну, — мне конец, но каков соблазн: крикнуть, что это я убила Сондо, что кольцо мое — все что хотите, лишь бы избавиться от этого холодною взгляда жестоких глаз. Если я и не поддалась искушению, то только потому, что знала: я должна помочь Биллу.

Обстановку разрядил Геринг. Он снова взял в руки камень.

— Вы знаете, — сказал он, — я где-то видел его раньше.

Мак-Фейл повернулся.

— Где?

— Не знаю точно. — Герингу было явно не по себе. — Но в моей голове он запечатлен. А если подобная картина схвачена, то…

— Что вы мне рассказываете про свои картины? — вспылил Мак-Фейл. — Если вы и правда его видели, то вспомните, где именно.

Геринг закрыл глаза и впал в транс.

— Он был на руке, — проговорил он наконец.

— Хорошенькое дело! — съязвил Мак-Фейл. — Он говорит: на руке. Только, по-видимому, не знает на чьей.

— Не знаю, — подтвердил Геринг. — Этого нет на картинке. Но рука женская. С красными ногтями.

Мак-Фейл в знак негодования повернулся к нему спиной и снова занялся моей особой. Маленькая интерлюдия помогла мне восстановить душевное равновесие. Хотя бы до некоторой степени. Так что я смогла еще немного продержаться. Геринг все еще рассматривал камень, затем издал восклицание и подошел к Мак-Фейлу, что-то ему показывая. На золотом овальном ободке оправы находилась маленькая выпуклость; когда Геринг надавил на нее ногтем, камень повернулся на шарнире и под ним открылось пустое пространство. Там можно было хранить прядь волос, фотокарточку или какое-нибудь сентиментальное сокровище. Сейчас тайник был пуст.

Мак-Фейл уставился на меня.

— Я полагаю, вы не знаете, что хранилось в этом кольце?

— Конечно, нет, — ответила я. — Я уже вам говорила, что никогда прежде не видела этого кольца.

Наконец он меня отпустил, но только потому, что надеялся через меня выйти на Билла. С этого момента за мной следовали по пятам, как только я выходила из магазина.

На этот раз некому было везти меня домой, и я плохо помню, как добиралась на автобусе, но, видно, как-то добралась, поскольку оказалась перед дверью своей квартиры.

Елена сидела в постели, читая журнал. Она с тревогой посмотрела на меня, когда я вошла.

— Лайнел! Я очень волновалась. Ты никогда не возвращалась с работы так поздно.

Я подошла и села на край ее постели.

— Сондо мертва. Убита, как и Монти. Я нашла ее. Я… я пошла в комнату манекенов за одной поясной фигурой. И когда я протянула руку, она была в шкафу, и я дотронулась…

Журнал выскользнул у Елены из рук и упал на пол, шелестя страницами. Она пыталась держать себя в руках, пока я говорила, но ее губы дрожали.

— Я так и знала! — вскрикнула она. — Эта вечеринка. Я знала, что затея Сондо ни к чему хорошему не приведет. Подобные вещи нельзя контролировать — они развиваются по своим законам.

Я рассказала о более раннем нападении, рому подверглась в своем кабинете, и было приятно видеть, как она переживает за меня. Но теперь я относилась к Елене с некоторым недоверием. Мы не оставались с ней наедине с тех пор, как она отказалась говорить о Лотте Монтес, и мне казалось, что Елена на моих глазах превращается в какую-то загадочную роковую женщину.

— Я знаю о Лотте Монтес, — сказала я, когда тема смерти Сондо была исчерпана.

— Ты о ней знаешь? — отозвалась Елена тихо, почти шепотом.

— Да. Что она была замешана в истории с кражей меховых шуб. Она и ее партнер по танцам.

Я внимательно за ней наблюдала. Елена хорошо владела собой, и я не могла понять, какое впечатление произвели на нее мои слова.

Лотта Монтес. Разумеется, это сценическое имя. Но кто за ним скрывается? Почему Елена сожгла то письмо?

Она наклонилась вперед, обняла меня за плечи и повернула к себе лицом.

— Ты молода, Лайнел, — сказала она. — Только на пару лет старше Крис. Наверное, слишком молода, чтобы проявлять терпимость.

— Терпимость! — воскликнула я. — Как ты можешь говорить о терпимости, когда два человека убиты?

— Послушай меня, — проговорила она с мольбой в голосе. — Я не имею в виду убийство. Речь идет невиновном человеке, и он не должен пострадать.

Я не могла не поверить в ее искренность. Пусть мотивы ее поведения непонятны, но правдивость Елены не вызывала у меня сомнений.

— Все равно я уже ничего не могу поделать, — заметила я. — Геринг знает о краже шуб, и он передал все сведения Мак-Фейлу. Но теперь Мак-Фейл занят тем, что подозревает Билла Зорна.

— Билла? — недоверчиво воскликнула Елена. Тут она вспомнила. — Он звонил тебе сегодня вечером. Я сказала ему, что ты задержалась на работе и что все в порядке. Он ответил, что вы скоро увидитесь, и повесил трубку.

Ну и удружила. Елена не виновата: она не знала, что произошло в магазине. Но если Билл всерьез отнесется к ее словам, он может подумать, что у нас и впрямь все в порядке, и завтра не приедет. А он должен вернуться. И как можно скорее. Чтобы защитить себя.

Готовясь ко сну, я рассказывала Елене о ходе дальнейших событий и чувствовала, что возникшая было между нами напряженность начинает ослабевать. В конце концов, Елена имеет право защищать того, кого считает нужным, точно так же, как Билл защищает меня, а я его. Возможно, никто из нас не затемняет дела. Но мне было любопытно, кого защищает Елена. И почему?

Я долго не могла заснуть, а потом мне приснился странный сон. Я находилась в своем кабинете, и пропавшая картинка снова висела на стене на прежнем месте. Я знала, что она там висит. Но она висела, пока я стояла к ней спиной. Стоило мне повернуться — и на стене опять зияла пустота. Я долго пыталась изловчиться и взглянуть на картинку, но она каждый раз от меня ускользала.

Я проснулась совершенно разбитая, но, встав с постели, стала приводить себя в норму. Сегодня будет день действий. Чтобы Билла не арестовали, как только он вернется, кто-то должен что-то сделать. И я знала, чем займусь в первую очередь: paзберусь наконец с этой пропавшей картинкой.

Признаюсь, я была поражена, когда свернула на Стейт-стрит и увидела окна магазина Каннингхема, яркие, насыщенные цветом и светом. Шторы открыты, и окна сияли во всей красе. Там были и мои девизы, выведенные красными буквами на кремовой бумаге. «Цвет года — красный!» — с малиновым восклицательным знаком на конце. И яркие зрелищные задники Сондо — такие живые, в то время как сама Сондо непоправимо мертва.

Я не думала о витринах с того момента, когда нашла Сондо. Но другие оказались более ответственными, чем я. Несмотря на вовлеченность в полицейские процедуры, Тони умудрился воплотить свой замысел. Окна получились броскими, как мы и надеялись, и у меня защемило сердце оттого, что Сондо не довелось их увидеть. Несмотря на постоянные перебранки с Тони, она любила свою работу и гордилась, когда ей что-то удавалось.

В магазине было неспокойно. Новость о втором убийстве уже распространилась, и у многих служащих тряслись поджилки. Женщины проявляли сугубую осторожность. Они входили в раздевалки и поднимались на верхние этажи группами по двое и трое, в течение дня несколько человек подали заявления об увольнении. Полицейские стояли у каждой двери, репортеры прятались в каждом углу. И на этот раз влияния Каннингхема не хватило на то, чтобы сдержать их натиск.

День проходил в безжалостно быстром темпе. Одно следовало за другим, и так скоро, что я не успевала перевести дыхание.

Началось все с Кейта. Когда я пришла, он был уже на месте, и по его лицу я поняла, что он знает о случившемся.

— Я говорил вам, что так и будет, — встретил он меня. — Джинн выпущен из бутылки, и никто не сможет вздохнуть спокойно, пока его не загонят обратно. Я говорил вам, что слишком много знать небезопасно. Помните? Поэтому я собираюсь освободиться от того, что знаю.

— Что же ты знаешь, Кейт? — спросила я самым обыденным тоном.

В его черных глазах, блестевших на желтоватом лице, угадывалась одержимость.

— Сейчас я уже могу вам об этом сказать, потому что скоро пойду к Мак-Фейлу и все ему сообщу. Помните, во вторник после обеда — до того, как мистер Монтгомери был убит, — вы поручили мне отнести объявления в отдел женского белья?

Я кивнула.

— Ну вот, после этого я не сразу ушел из магазина. Я решил спуститься на нижний, полуподвальный этаж, в отдел мужской одежды, чтобы присмотреть себе рубашку. Я стал спускаться вниз с первого этажа по лестнице, которая расположена у входа. Вы знаете, где она начинается?

Я прекрасно это знала. Лестничный пролет начинался возле окна номер пять.

Он видел, как обострился мой интерес.

— Когда я начал спускаться вниз, до меня донеслись голоса. Кто-то в окне говорил громко и сердито. Я совершенно уверен, что это был мистер Монтгомери, и я услышал часть того, что он говорил.

Я наклонилась вперед. Видимо, именно об этом эпизоде умолчала Крис.

— Что ты услышал?

— Сначала он ругался. Потом сказал: «Убирайся отсюда, и поскорее. Я сыт по горло всей семейкой Гарднеров, а тобой в особенности».

Я не сводила глаз с Кейта, но, по существу, его не видела. Перед моим мысленным взором возникла картинка-загадка, и ее отдельные квадратики начали занимать свои места. Но мой мозг отказывался принимать возникавший рисунок.

Возможно, слова Монти были адресованы Крис, но это казалось маловероятным, поскольку я верила тому, что она во время тирады Монти скрывалась за портьерой. Человеком, к которому мог обращаться Монти, был Оуэн Гарднер.

Спускался ли Оуэн вниз раньше, чтобы повидаться с Монти? И затем спустился еще раз и обнаружил тело? Это показалось мне не только возможным, но и весьма вероятным.

Если принять во внимание первый визит Оуэна, многое проясняется. Истерика Крис, отсутствие у нее ненависти к убийце.

Этим объяснялось и то, что она не хотела рассказывать о своем посещении окна, и ее отказ передать то, что она слышала. Это объясняло и поведение Оуэна. Он разрывался между необходимостью спасти себя и любовью к дочери стремлением ни в коем случае не вовлекать ее в это дело. Не могло ли это также объяснить смерть Сондо?

Оуэн видел, как Сондо мучила Крис и, по существу, обвиняла ее в убийстве. Все сходилось, рисунок на картинке получался четким. Беда заключалась в том, что у меня на руках оставались лишние квадратики. Лотта Монтес и кого-то выгораживавшая Елена, и кольцо с сердоликом, и манекен с проломленной головой.

Может быть, эти квадратики действительно лишние? Может быть, они имели так же мало отношения к делу, как тот факт, что камень оказался у меня в кармане, а на молотке обнаружился отпечаток пальца Билла.

Кейт наблюдал за тем, как менялось выражение моего лица.

— Я испугался, — признался он. — Но теперь не боюсь. Если я буду молчать, то могу оказаться следующим после Сондо. Так что пойду и расскажу все Мак-Фейлу.

— Да, — поддержала его я. — Так будет лучше.

Он ушел, а я позвонила в «Юниверсал Артс», чтобы узнать, не имеют ли они новых сведений о Билле. Но там о нем ничего не было слышно со вчерашнего дня.

Я разобралась со срочными материалами, лежавшими на моем столе, затем надела шляпу и пальто. Последний взгляд, брошенный на пустующее место на стене, не привел ни к какому результату, но теперь я знала, как найти отгадку.

Публичная библиотека располагалась поблизости от магазина, я прошла прямо в зал периодики и объяснила библиотекарю, что мне нужно. Я получила груду журналов, села за стол и начала методично их просматривать.

Это были журналы, из которых мы с Кейтом вырезали картинки, развешанные потом на стенах кабинета. Разумеется, мы тогда использовали старые номера, поэтому я просматривала подшивки журналов, вышедших за несколько месяцев до того, как мы оклеивали стены кабинета.

Здесь я почувствовала себя как рыба в воде. Все было понятно и знакомо, но, хотя я смотрела очень внимательно, поначалу уверенная в успехе своего предприятия, мои надежды стали понемногу угасать. Мне не попадалась картинка, которая задела соответствующую струну моей памяти.

Но, уже решив бросить это занятие, я была вознаграждена. Правда, это была незнакомая картинка, не та, которую я искала.

Меня поразила прекрасная цветная фотография, выдержанная в золотистых, красных и белых тонах. Мужчина с молодым, узким лицом испанца улыбался женщине, которую держал на руках. На женщине было танцевальное платье золотисто-красного цвета, на ногах золотистые сандалии на высоких каблуках. Она откинула голову, глядя в глаза своему кавалеру, ее атласные черные волосы ниспадали на плечи.

Мой взгляд скользнул под картинку — к подписи "Танцевальная пара Луис и Лотта, которая наделала столько шума во время последнего показа мод", — вернулся к профилю женщины. Я узнала ее, несмотря на черные волосы. Лотта, крашенное имя от Карлотта? И отсюда — Карла! Сомнений быть не могло. Лотта Монтес — это Карла Дрейк.

Я сидела и размышляла о том, куда меня привела эта тропинка. Итак, Карла Дрейк была Лоттой Монтес, чей партнер по танцам угодил в тюрьму в связи с кражей, имевшей место в магазине, где работал Майкл Монтгомери. Любила ли она этого молодого — много моложе ее — человека на фотографии? Был ли он тем "потерянным мужем", которого упомянула мисс Бэбкок? И что с ним в конце концов сталось? Геринг говорил, что его арестовали. Но он ничего не говорил ни о суде, ни о приговоре. Но он сказал что-то еще… Что женщина скрылась.

Я вернула журналы и поспешила обратно в магазин. Затем поднялась на лифте на четвертый этаж.

Мисс Бэбкок приветствовала меня, всплеснув руками.

— Полицейские опять вызвали Оуэна Гарднера. Показ мод запланирован на сегодня и на завтра. Мне делать, ума не приложу.

Итак, Кейт уже поговорил с Мак-Фейлом.

— Я хочу видеть мисс Дрейк, — заявила я. — Прямо сейчас.

Мисс Бэбкок еще пять минут распиналась о Гарднере, показе мод и неудобствах, связанных с убийствами как таковыми.

Затем она сказала:

— Ах, мисс Дрейк будет позже. Сегодня утром она не выступает.

Это было мне на руку. Я хотела кое на что взглянуть, прежде чем с ней повидаюсь.

— Вы мне позволите посмотреть то белое платье, которое будет демонстрировать мисс Дрейк?

Мисс Бэбкок рассеянно махнула рукой в сторону вешалок, на которых висели платья, предназначенные для нынешнего показа. Я без труда нашла платье, в котором Карла походила на Джульетту, и приподняла его подол. Я перебирала руками подрубочный шов платья. По его краю протянулся тоненький слой грязи. На мягких, хорошо вычищенных коврах отдела высокой моды так испачкаться было нельзя. Я снова подошла к мисс Бэбкок.

— Вы случайно не помните, где была мисс Дрейк во время вчерашней генеральной репетиции? — спросила я.

— Как где? Здесь, конечно. Где еще она могла быть?

— Но тут было так много манекенщиц. Вы в этом уверены? Не могла ли она отлучиться ми на пятнадцать-двадцать?

Мисс Бэбкок немного подумала.

— Ну, если на то пошло, то никто из нас постоянно не был на виду. Даже мистер Гарднер. Погодите! — Что-то промелькнуло в ее глазах, и она возбужденно взяла меня за руку. — Было такое время. Однажды нам пришлось ее ждать. То есть мы даже выпустили вместо нее другую девушку. Но сразу после этого она появилась. Она сказала, что ей стало скучно, и она решила пройтись по отделу. Это было совсем на нее не похоже — отлучаться из примерочной во время репетиции, я тогда даже вспылила. Вы… вы ведь не думаете, что мисс Дрейк как-то связана… всем этим?

Она оживилась до неприличия, и я не стала удовлетворять се любопытство.

— Ах, нет. Конечно, нет, — отрезала я и ушла, прежде чем она успела меня остановить. Теперь я твердо знала, кому принадлежала таинственная рука, заводившая граммофон вчера вечером. Но что мне это дало? Если бы Сондо была убита в это время… Но нет, она была мертва еще утром.

Я поднялась в свой кабинет и застала там Билла, откинувшегося на спинку моего стула.

Глава 20

— Билл! — воскликнула я. — Ах, Билл, я так рада тебя видеть!

Он одобрительно кивнул.

— Вот в чем состоит сладость разлуки с любящей женщиной. В том, как она тебя встречает по возвращении.

Я даже не потрудилась его срезать. У меня еще время это сделать.

— Билл, произошли такие ужасные вещи. Ты слышал о Сондо?

Он оставил свою шутливую манеру поведения, и я увидела, как он утомлен и как озабочен. Он встал и мягко усадил меня на стул.

— Да, — ответил он. — Я разговаривал с Герингом. Жаль, что меня здесь не было. Тебе пришлось пройти через все это одной.

Внезапно я вспомнила.

— Но, Билл, значит, ты спокойно сюда явился, и тебя не арестовали? Я думала, что Мак-Фейл…

— Мак-Фейл не интересуется мной в данный момент. У него и без того есть добыча. Кейт рассказал ему о том, что слышал в окне, и детектив занялся Гарднером и Крис.

Я поникла на своем стуле.

— Сомневаюсь, что это окончательная версия. Мне бы не хотелось, чтобы убийцей оказался Оуэн.

— Еще бы, — поддержал меня Билл.

— Что произошло вчера? — спросила я. — Я имею в виду твою встречу с Сондо. Как твой отпечаток попал на молоток?

Он охотно пустился в объяснения, но я заметила, что его не покидает тревога.

— Это достаточно просто. Молоток лежал на верхней полке, и она попросила его подать. Я не знаю, для чего он ей понадобился; вроде бы она ничего не прибивала. У меня создалось впечатление, что она подготавливает сцену для какого-то спектакля и хочет поскорее от меня отделаться.

— Вот она ее и подготовила, — сокрушалась я. — Когда Мак-Фейл закончит с Оуэном, тебе придется попотеть, объясняя происхождение твоих отпечатков на молотке.

Билл пожал плечами.

— А как твоя поездка? — спросила я. — Ты что-нибудь нашел?

Он покачал головой.

— Я только взял след, но он ни к чему меня не привел. Карла знает о Монти больше, чем говорит. Она чуть не проболталась, но вовремя спохватилась. Истоки дела восходят к тому времени, когда Монти работал в магазине, находящемся в одном городке штата Миссури. Там разразился какой-то скандал, и он сбежал в Мексику с одной женщиной. Я потянул за ниточку, которая ведет к этому магазину. Но с тех пор прошло восемнадцать лет или даже больше, а никаких более свежих следов я не отыскал. Может быть, если бы я располагал временем… но я не знал, чем это может кончиться для тебя, если я буду отсутствовать…

Я его прервала.

— Возможно, Карла хитрее, чем ты думаешь. Я подозреваю, что она умеет обводить мужчин вокруг пальца, у нее есть в этом деле кое-какой опыт. Может быть, ты станешь ее очередной жертвой.

Брови Билла поползли вверх.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что она наживила на крючок пару красных червячков, и ты клюнул на эту удочку. Лучший способ сбить человека с верного пути — это подбросить ему ложный след.

— Как ты можешь любить человека, будучи столь низкого мнения о его умственных способностях?

Я проигнорировала это замечание.

— Я и сама потянула за некоторые ниточки. Я знаю о Карле намного больше, чем ты. И мне не понадобилось приглашать ее на завтрак, чтобы поучить информацию.

Он улыбнулся, но я, не отвлекаясь, рассказала ему о своем открытии, сделанном в библиотеке. О том, что Карла оказалась Лоттой Монтес. О том, что она знала Монти, когда он работал на востоке, и о ее вовлеченности в историю с кражей шуб. Что она, возможно, до сих пор в розыске. И о грязи на подоле ее платья.

Он даже слегка присвистнул.

— В следующий раз, детка, я останусь дома, а тебя пошлю по следу.

Против Крис или Оуэна было больше улик, чем против Карлы. Больше, чем против Билла или меня, коли на то пошло. Но в свете того, что я разузнала, у Карлы мог быть мотив. Если Карлу разыскивала полиция, а Монти знал об этом?.. Но тогда зачем она устроилась в магазин, где он работал? Если так получилось случайно, почему не уволилась? И какое отношение она имела к кольцу?

Я все больше убеждалась в том, что ключ к загадке Карлы находился в руках у Елены Фарнхем. Если бы я могла заставить ее заговорить! Если бы она рассказала хотя бы о том, что произошло, когда Карла обменивала булавку! Елена что-то видела, что-то знала.

Я сняла телефонную трубку и позвонила в отдел бижутерии. Елена занималась покупателем, и мне пришлось подождать. Услышав ее голос, я объявила:

— Сегодня мы обедаем вместе. Когда ты освободишься?

— Ты опять за свое, — ответила она. — Пойми, Лайнел, это бесполезно.

— Очень даже полезно, — возразила я. — Мы должны поговорить. Ты знаешь, что происходит здесь, наверху? Ты знаешь, что Мак-Фейл вот-вот арестует Оуэна Гарднера, а там и Крис на подходе?

На другом конце провода молчали, и я чувствовала, что Елена задета за живое. Я решила ковать железо, пока горячо.

— Никто из нас не думает, что Крис или Оуэн виновны, но следующие по списку Билл и я. Учитывая все это, будет лучше, если ты расскажешь мне то, что знаешь.

Снова молчание. Затем Елена сказала:

— Лайнел, честно тебе говорю: это не поможет. Но если тебе так хочется узнать одну историю, я тебе ее расскажу.

Мы договорились о встрече, и я повесила трубку, торжествующе глядя на Билла.

— Теперь мы кое-что узнаем.

— Возможно, — согласился он.

Я рассказала ему обо всем, что успела за это время передумать, не имея возможности с ним обещаться. Например, о том, как камень оказался у меня в кармане.

— Должно быть, камнем владела Сондо, — размышлял Билл. — Она могла сама уронить или бросить ею на пол в комнате манекенов. Или он мог выпасть из ее одежды, когда убийца тащил ее тело, чтобы спрятать его в шкафу.

Я вздрогнула. Возвращаясь мысленно к тому моменту в комнате манекенов, я каждый раз покрывалась гусиной кожей.

Билл догадался о моих переживаниях по выражению лица и быстро, будничным тоном закончил мысль:

— Или убийца вернул себе камень, а потом сам его бросил.

— Или сама, — дополнила я картину.

В кабинет вошли Кейт и Геринг, и Билл встал. Кейт был еще желтее, чем обычно, и все же он явно испытывал облегчение. По-видимому, он почувствовал себя в большей безопасности и снова был в ладу с собственной совестью.

— Мак-Фейл просит вас к себе, Зорн, — объявил Геринг и указал рукой в направлении отдела оформления витрин.

Билл наклонился и легонько потрепал меня по щеке.

— Если я не вернусь, помни, что я люблю тебя.

— Я буду писать тебе письма в тюрьму и приду на процесс, — пообещала я с деланной веселостью.

Геринг посмотрел ему вслед своим меланхоличным взглядом.

— Приятный парень. Но ему следовало держаться подальше от молотков.

— Не говорите глупостей! — накинулась я на него. — Сондо попросила его передать молоток. И он это сделал. Вот и все.

Геринг ничего не ответил, но я отчетливо представила себе, о чем он думает. Смехотворная картина: Билл достает с полки молоток, бьет им Сондо по голове и затем хладнокровно душит ее замшевым пояском.

— Детективы такие дураки! — воскликнула я. — Нужно быть сумасшедшим, чтобы проломить голову манекену. Я уже не говорю о том, что этот человек снял с Сондо халат и засунул его в ящик моего стола. Если вы думаете, что это сделал Билл, то вы — безумец.

— Разве я это говорил, мисс Уинн? — спросил Геринг. — И вот что я вам скажу: может быть, мы, детективы, и не выглядели бы дураками, если бы могли рассчитывать на сотрудничество с такими людьми, как вы и Билл Зорн. Вы думаете, что это было разумно — скрыть от нас информацию о вечеринке у Сондо?

— Так вы о ней знаете?

— Я рассказал, — вмешался в разговор Кейт; он посмотрел на меня вызывающе. — Я рассказал им все.

— Если бы только я мог вспомнить, где я видел это кольцо, — пожаловался Геринг.

Он ушел, продолжая сокрушаться, а мы с Кейтом принялись за работу, точнее, принялись делать вид, что работаем. Воцарилась долгая неуютная тишина. Так прошло минут двадцать, и тут в кабинет вплыла Карла Дрейк и села на стул напротив меня.

— Мисс Бэбкок передала, что вы хотели меня видеть, — сказала она. — Поэтому я решила прийти и спросить, зачем вы меня искали.

Я быстро отослала Кейта с поручением, хотя видела, что ему не хочется уходить. Затем я посмотрела Карле прямо в глаза, надеясь, что держусь так же холодно, как она.

— Зачем вы поднялись наверх и завели граммофон вчера вечером? — спросила я.

На ее губах заиграла очень печальная и милая улыбка

— Мне не следовало этого делать, не так ли? Но я чувствовала себя такой несчастной и подумала, что. Может быть, музыка…

— Вы должны были пешком подняться на четыре лестничных пролета. Неужели музыка так много для вас значит?

Она выразительно взмахнула рукой жестом танцовщицы.

— Музыка значит для меня все. Больше у меня ничего не остаюсь.

— И все же подниматься на лифте легче, — заметила я. — И разумнее.

Она сохранила беспечный вид, как бы говоривший: что будет, то будет.

— Но только не тогда, когда нарушаешь правила. Я не должна была слоняться по магазину в дорогом платье.

— Вы танцевали, не так ли? Вы танцевали в пустой комнате. Зачем?

Она впервые выглядела смущенной.

— Это все белое платье. Оно танцевальное. И музыка, она как бы ждала…

Меня внезапно осенило.

— «Станцуем бегуэн» — ведь это песня, под которую танцевали Луис и Лотта, не так ли?

Она скрестила руки на груди и поежилась с видом человека, которому очень холодно. Но не выказала удивления.

— Да, — сказала она. — Мы часто танцевали под эту музыку.

И под «Кариоку» тоже, подумала я. Это объясняет ее слезы в тот вечер у Сондо, когда Билл играл на пианино…

— Но вы меня так напугали, — возмущалась я. — Я от вашей музыки чуть с ума не сошла. Карла, эта выглядело так, будто сама Сондо заводила граммофон. И почему вы не вышли, когда я закричала?

Она томно и мило улыбнулась.

— Я тожеиспугалась. Я не знала, кто кричал и что произошло. И я не хотела, чтобы меня там застали… танцующей.

Что она скрывала? Она испугалась, потому что не знала — или потому что слишком хорошо знала, чем вызван мой испуг?

— Почему вы не хотели, чтобы вас застали танцующей? — настаивала я. — Не потому ли, что Лотту Монтес до сих пор разыскивает полиция?

Она обхватила руками свои плечи, как бы защищаясь от удара. Карла не пыталась опровергнуть мое предположение.

— Вы хотите все им сказать? — спросила она. — Вы хотите сдать меня Мак-Фейлу?

На ее лице снова появилось выражение пропащей женщины, но на этот раз я верила в ее искренность и, сама того не желая, была растрогана.

— Сама не знаю, — призналась я. — Может быть, мне не придется этого делать. Я полагаю, достаточно и того, что ваш муж в тюрьме и…

— Мой муж не в тюрьме, — возразила она спокойным достоинством. — Мой муж умер.

Получилось так, что я зашла в тупик и не знала, что сказать. Меня спасло то, что в этот момент в дверь моего кабинета вошла одна из самых странных фигур, какие я только видела.

Иногда мы встречаем их на улице, причудливо одетых, с невообразимыми манерами, и нам кажется, что им место на сцене. Но когда подобных персонажей выводят в какой-нибудь пьесе, они представляются нам гротескными и нереальными.

Но в реальности этой женщины сомневаться не приходилось. Невысокая, плотная, со старушечьим желтым лицом, изрытым глубокими морщинами, с неприветливыми, похожими на угольки черными глазками

Ее одежда представляла собой конгломерат лохмотьев, выдержанных в стиле "мечта старьевщика". Перья и бусы, кусочки атласа и шелка, выцветшие и превратившиеся в лоскутную мешанину.

— Вы мисс Уинн, не так ли? — спросила она скрипучим голосом. — У меня для вас письмо.

Она вошла, наполнив комнату букетом запахов самого широкого диапазона, который я не берусь анализировать, и протянула мне длинный конверт. На нем черными чернилами было написано мое имя и название магазина, а также указан этаж, на котором располагался мой кабинет.

Я надорвала конверт. Там лежали два сложенных листка бумаги. Когда я их вытаскивала, что-то еще выпало из конверта и легло на стол перед Карлой. Это была фотография. Маленький моментальный снимок в форме овала.

Карла взяла его, чтобы передать мне, но что-то в снимке привлекло ее внимание, она некоторое время смотрела на него, затем положила передо мной на стол. На ее лице промелькнуло странное выражение; я взяла фотографию в руки и стала ее разглядывать.

— Я должна идти, чтобы не опоздать на показ, — сказала Карла и вышла, обходя стороной мою посетительницу. Я едва заметила ее уход, поскольку мое внимание было поглощено снимком, который я держала в руках.

Это был фрагмент, вырезанный из фотографии большого размера, на нем видны голова и плечи мужчины и девушки. На мужчине фантастическое одеяние: шляпа тореадора на голове и узорчатый плащ, накинутый на плечи; на девушке кружевная мантилья и испанская шаль. Оба были молоды, насколько позволял судить снимок, хотя лицо мужчины получилось несколько расплывчатым. Несмотря на это, оно показалось мне знакомым. Что касалось девушки, то я узнала ее сразу. Это была Крис Монтгомери.

Я посмотрела на свою гостью.

— Кто вас послал?

— Моя лучшая подруга, — ответила она не без самодовольства. — Моя самая лучшая подруга. И ваша тоже.

Она помолчала и осмотрелась, словно проверяя, не прячется ли кто-нибудь в комнате.

— Надеюсь, тут нет полицейских?

— Нет, — заверила я ее. — Никаких полицейских. Кто вас послал?

Она наклонилась ко мне, и я задержала дыхание, охваченная ароматом джина, чеснока и пота.

— Сондо, — прошептала она. — Сондо Норгор.

Признаюсь, мне стало не по себе. Моя посетительница вымученно улыбнулась и одновременно выдавила из глаз несколько слезинок.

— Я миссис Данлоп, — представилась она. — Снимаю комнату в подвале по соседству с Сондо. И мы с ней были лучшими подругами. Она не доверяла никому, кроме меня. А теперь ее с нами нет.

Я представила себе картину. Сондо с ее своеобразным чувством юмора и насмешливым отношением к большей части человечества. Как это на нее похоже — водить дружбу с обломком крушения, с человеческой развалиной.

— Ладно, — сказала она, прежде чем я успела оправиться от изумления. — Мне пора. Синтия меня уже заждалась. Синтия — это, знаете ли, моя кошка. Мне дала ее Сондо. Бедная Сондо. Она все время боялась, что с ней что-нибудь случится. На этот случай она и передала мне письмо для вас.

Старуха, как ей показалось, привела в порядок свои перья и лохмотья и ушла, на прощание помахав мне рукой. Я широко распахнула окно и только после этого села читать письмо.

Оно действительно было от Сондо, и меня охватило жуткое чувство, словно мне вручили послание с того света.

«Дорогая Лайнел.

Я пишу тебе сидя за столом у камина, сразу после вашего ухода. Карла прилегла на диване и наблюдает мной. Я думаю, что она не любит меня, как и все вы. Но речь не о Карле.

Сегодня вы все были против меня, считая, что я дурно обращаюсь с Крис. Но со временем вы поймете, на чьей стороне правда. И если к тому времени меня с вами не будет, вы меня простите. Не то чтоб я очень переживала, простите вы меня или нет. Просто я люблю смеяться последней.

Бедная Крис! Бедная, милая, беззащитная Крис! Все это написано сегодня на ваших лицах, так вы все думали. Но эта ваша милая Крис убила Майкла Монтгомери.

Конечно, я любила его. Что тут удивительного? Если бы я была мужчиной, я хотела бы быть похожим на него. Холодным, жестоким и безжалостным. Такой человек никому не даст себя в обиду. Но он умел быть нежным, в нем пылал огонь, против которого не могла устоять ни одна женщина. Опалил он и меня, хотя в твоих глазах я и не женщина вовсе. И я думаю, что по-своему Монти любил меня больше, чем всех вас. Потому что я его понимала. Я понимала и любила его. Другие только любили.

Ты знаешь эту странную картину, которую я написала: там изображена мексиканская пустыня. Я еще тогда пошутила: сказала ему, что это пейзаж его души. Он засмеялся, но не возражал. Он был польщен. Я подарила ему эту картину, и после смены экспозиции витрины он повесил ее на почетном месте в своей квартире. Он сказал, что испытывает сентиментальную привязанность к Мексике и что моя картина ему очень нравится.

Разумеется, я пишу тебе это письмо не для того, чтобы потолковать о живописи. Теперь, когда Монти мертв, мне безразлично, что будет со мной. Я хочу только одного: отомстить за его смерть. Я хочу, чтобы Крис ползала передо мной на коленях, моля о пощаде, чтобы я проявила к ней больше милосердия, чем она — к нему. Потому что убийца — Крис. Я знаю правду.

Вы с Биллом разгадали мой трюк с граммофоном, но вы не знаете всего. Я нашла камень из кольца, и под ним была спрятана фотография. Фотоснимок Крис. Вот почему она боялась, что его найдут. Вот почему она отправилась в «Юниверсал Артс», пытаясь им завладеть. Потому что камень с фотоснимком выдавал ее с головой. Я надеялась, что сегодня вечером мне удастся сломить, и она сознается. Но поскольку она этого не сделала, я оставляю камень у себя в качестве козырного туза, который я собираюсь завтра выложить на стол.

Но я не оставляю у себя фотографию. Фотографию ты получишь вместе с этим письмом. Ей меня не перехитрить. Даже если ей удастся сделать то, что она — я уверена в этом — задумала, все равно фотография окажется у тебя, и Крис будет уличена.

Завтра я расставлю для нее западню. Очень театральную ловушку. Вот что я задумала. Я попросила одного из помощников принести мне Долорес — любимую куклу Тони — и оставить ее у меня в кабинете: завтра она мне понадобится. Завтра все придут на работу поздно, так что я буду в отделе одна. Я надену на Долорес свой халат и натяну ей на голову свою желтую повязку. Я усажу ее за стул за моим столом спиной к двери. Я устрою так, чтобы в комнате было не очень светло, и тогда ей легче будет принять куклу за меня. Я положу камень из кольца на стол, чтобы его было видно, а рядом с дверью, под рукой, положу молоток.

Когда моя западня будет расставлена, я спрячусь за ширмой и дождусь ее прихода. Я не боюсь. В душе она труслива. И когда она ударит по манекену, думая, что я, она себя выдаст и будет настолько обескуражена, что вряд ли сможет еще что-нибудь сделать. И тогда я заставлю ее ползать на коленях, а потом сдам в полицию.

Однако я знаю, что человеческие планы ненадежны, и поэтому принимаю меры предосторожности. Эту фотографию и письмо я передаю в руки восхитительной миссис Данлоп, и, если меня постигнет неудача, они попадут к тебе.

Спасибо, Лайнел.

Твоя Сондо.»

Я сидела некоторое время, глядя на письмо. В окно дул холодный ветер с озера, но мои мысли были слишком далеко, чтобы я могла это почувствовать. Теперь я яснее представляла себе, что могло произойти в кабинете Сондо. В западню угодила она сама. Но кто привел в действие адскую машину? Не Крис, она в таких делах Сондо не соперница. Это был человек, по меньшей мере равный Сондо по уму и столь же волевой, не обязательно сильный физически.

Итак, манекен разбит, уловка Сондо сработала, преступник разоблачен. Сондо выходит из-за ширмы, уверенная, что владеет ситуацией. Что происходит потом? Преступник стоит с молотком в руках, практически пойманный, — и на этот раз нападает на Сондо из плоти и крови. И когда она падает, оглушенная ударом, душит ее первой подходящей вещью, попавшейся под руку, — замшевым узорным пояском.

С фотографией тоже не все ясно. Была ли она действительно решающей уликой, как полагала Сондо? Я снова начала ее рассматривать. Конечно, это была Крис, но кто стоит рядом с ней? Если бы его лицо на снимке получилось хотя бы немного более четким! Оно казалось мне то знакомым, то незнакомым.

Я стала вспоминать, в каком контексте упоминалось кольцо в письме, подписанном буквой "Е". Пыталась припомнить, как выглядела Крис, когда его читала. Появилось ли тогда на ее лице беспокойство, Испугалась ли она? Не могла ли она, в конце концов, сама выкрасть письмо из моей сумочки? Я не могла поверить, что Крис виновна, поэтому мне трудно было решиться передать письмо Мак-Фейлу и тем самым, по существу, отдать Крис ему на растерзание.

Я встала, чтобы закрыть окно, и спрятала конверт с вложенными в него письмом и фотокарточкой, засунув его между страниц журнала, нижнего в кипе, лежавшей на подоконнике.

Вскоре после этого вернулся Кейт, и, когда я взглянула на часы, оказалось, что мне уже пора идти обедать с Еленой. Хорошо было бы до этого повидаться с Биллом, но он, по-видимому, все еще находился у Мак-Фейла. Придется сообщить ему мои новости потом.

Елена показалась мне более покладистой, чем обычно, и, едва мы заказали обед, я приступила к атаке.

— Я уже знаю так много, — начала я, — что ты вполне можешь себе позволить рассказать мне все остальное. Я знаю, что Лотта Монтес — это Карла Дрейк. Я знаю о краже и о том, что ее разыскивает полиция. Теперь ты можешь рассказать мне, что произошло у прилавка отдела бижутерии во вторник. Ты видела, как она выходила из окна?

Елена не смотрела на меня.

— Нет, тихо проговорила она. — Нет, не видела.

— Но ведь что-то произошло, — настаивала я. — В тот вечер, когда мы вернулись в квартиру, я видела, что ты смотришь на царапину как-то необычно. Словно ты в это время о чем-то вспомнила.

— Так и было, — призналась она. — Вплоть до этого момента я не вспоминала о том, как Карла обменивала булавку. А тут меня как громом поразило. Но все произошло именно так, как я тебе говорила. Когда она подошла, я была на другом конце прилавка. Одна из девушек сказала мне, что Карла ждет меня у того края прилавка, который был ближе к окну, и я подошла к ней. И когда мы обменивались булавками, я оцарапалась.

— И все же я не понимаю, почему тогда у тебя был такой странный вид.

Елена пожала плечами.

— Полагаю, потому что я знала: у Карлы есть мотив. И в этот момент я не могла о нем не вспомнить.

— Поговорим о мотиве, — предложила я. — В чем он заключался? Монти знал, что ее разыскивает полиция, и мог донести?

— Дело не только в этом. Она безумно любила мужа. Он был намного моложе, но они были счастливы вместе. Монти засадил его в тюрьму. Впрочем он и в самом деле был виновен. Но когда Монти попытался привлечь к ответственности и Карлу, Луис принял всю вину на себя.

— Как он умер?

— Повесился, — ответила Елена. — В тюрьме. Полиция считала, что Карла замешана в этом деле; ее хотели арестовать, но она бежала. Ты можешь понять, как она ненавидит Монти. Луис был гордым человеком, он не смог пережить бесчестья. Особенно в глазах Карлы, потому что она ничего не знала. Но, по словам Карлы, было одно обстоятельство, до которого следователи так и не докопались.

— И что это за обстоятельство?

Елена как-то посуровела.

— Карла утверждает, что в тюрьму должен был попасть Монти. Она говорит, что именно Монти разработал план кражи и что у нее есть доказательства. Луис проявил слабость и послужил оружием в руках Монти.

Некоторое время я молчала. Теперь многое вставало на свои места. Я начинала понимать Карлу, оплакивавшую своего молодого мужа, предавшуюся горю и отчаянию. И боли. Некоторые женщины испытывают противоестественное наслаждение, с головой погружаясь в страдание. Ее любовь к музыке имела тот же источник. И я понимала теперь, какое искушение заставило ее накануне вечером подняться по лестнице и танцевать в одиночестве под меланхоличную мелодию песни "Станцуем бегуэн".

Подобное состояние могло усилить жажду мести.

— Значит, она устроилась на работу в магазин Каннингхема преднамеренно, — заключила я. — Она преследовала Монти.

Елена кивнула.

— Да, это так. Она хотела получить доказательства, которые позволили бы засадить Монти за решетку, чего он и заслуживал. Когда она увидела, как его ненавидит Оуэн Гарднер, она все ему рассказала, и они вдвоем решили уличить Монти. Вот почему он женился на Крис.

Я с довольно глупым видом переспросила:

— Почему Монти женился на Крис?

— Чтобы спасти себя. Я не знаю всех деталей, но думаю, что Гарднер грозил ему разоблачением. Он был обеспокоен влюбленностью Крис.

Передо мной начала вырисовываться общая картина.

— Значит, Монти со своим обычным цинизмом просто переиграл Гарднера и, женившись на его дочери, связал его по рукам и ногам.

— Что-то в этом роде, — подтвердила Елена. — Монти знал, что отец Крис ни за что не разоблачит его после женитьбы.

— Но как он собирался заставить молчать Карлу?

— Угрожая ей, что, угодив в тюрьму, он потянет за собой и ее. Она страшно этого боялась.

— Как жаль, что ты не рассказала мне этого раньше, — посетовала я. — Ведь я даже и не знала, что ты хорошо знакома с Карлой.

— Ты понимаешь, что бы произошло, если бы все это стало известно полиции, — сказала Елена. — Карла и так достаточно настрадалась по вине Монти.

Я это понимала. Я могла бы даже отнестись с сочувствием к Карле, если бы она убила только Монти. Он был дурным человеком, испорченным до мозга костей. Меня теперь тошнило при мысли о том, что я собиралась выйти за него замуж. А скольких женщин он еще обманул! Но если Карла убила Сондо, почему она не сделала этого накануне, когда ночевала у нее? У нее была тогда прекрасная возможность. Или она подумала, что в этом случае ее сразу разоблачат? Чем больше я анализировала, тем сильнее запутывалась.

Мы вышли из ресторана и вернулись в магазин. Елена направилась в свой отдел, а я, проходя мимо прилавков первого этажа, увидела двух женщин, шедших передо мной. Одной из них была Карла, а другой — Сьюзен Гарднер.

Тут тоже было о чем подумать.

Глава 21

Когда я вернулась в кабинет, меня ждал Геринг. Я кинула торопливый взгляд на кипу журналов на подоконнике, но там все было на месте. Хотя я еще не знала, какое применение найду фотографии и письму Сондо, терять их не хотела.

Кейт ушел на обед, и Геринг сидел на краю его стола.

— Ну и что у вас происходит? — спросила я.

— Больше всех достается Гарднеру, — сообщил Геринг — Но Мак-Фейл еще никого не арестовал. Он переместился в кабинет Гарднера на четвертом этаже, чтобы показ мод не прерывался. Для этого Гарднер должен быть на месте, и Каннингхем добился, чтобы ему дали передохнуть. Но я думаю, что арест будет произведен еще сегодня, до закрытия магазина.

Кажется, Геринг чувствовал себя немного неприкаянным. Мой кабинет был едва ли не единственным местом в магазине, где его выслушивали с почтением. Я видела, что детективы из уголовной полиции относились к нему пренебрежительно считая, что его дело — ловить магазинных воришек, а не расследовать дело об убийстве. Но именно Геринг к концу расследования знал о деле больше, чем остальные.

Вспоминая то состояние, в каком я пребывала со времени убийства Монти, должна признать, что по неизвестной причине сегодня чувствовала себя лучше. Несмотря на то, что мои нервы расшатались, и я готова была подозревать всех и каждого; вопреки тому, что меня не покидало ощущение убыстряющегося темпа событий.

Но я не предполагала, что кульминация насту, пит с такой устрашающей внезапностью. Честно говоря, я склонялась к мысли, что решение загадок вообще не будет найдено.

— Где Билл? — спросила я Геринга.

Он с обычным интересом рассматривал стены моего кабинета.

— Где-то поблизости. В эти дни в «Юниверсал Артс» обходятся без него. Он просил вам передать, что постарается повидать вас до ухода домой.

— Очень мило с его стороны, — проговорила я, пытаясь разобраться с лавиной бумаг, обрушившейся на мой стол.

Но Геринг не понял намека.

— Скажите, для чего вы сняли картинку, которая здесь висела? — спросил он.

Я удивленно подняла голову.

— Неужели вы об этом не слышали? Я поступила как хорошая маленькая девочка и все доложила Мак-Фейлу. Должно быть, тот, кто стукнул меня книгодержателем, утащил и картинку. На ее место была приклеена другая, но я ее отодрала.

И тут меня словно осенило.

— Мистер Геринг, — проговорила я дрожащим голосом, — вы смотрели на эти картинки десятки раз. Хотя, я думаю, это уж будет слишком — иметь смелость надеяться, что вы, может быть… случайно сделали мысленный снимок этой стены.

— Ну, не знаю, — сказал он. — Может быть, и сделал.

— Тогда скажите мне, какая картинка пропала, — попросила я.

Он послушно закрыл глаза и оставался в таком положении несколько минут; я едва дышала. Затем он открыл глаза и торжествующе посмотрел на меня.

— Не сомневайтесь, — похвастался он. — Я ее увидел. Ясно, как день.

Я подпрыгивала от возбуждения.

— Скажите мне! Скажите, что там изображено!

Геринг был необычайно доволен собой. Никто до сих пор не принимал всерьез его мысленного фотографирования, и ему хотелось продлить момент триумфа. Своими ужимками он чуть не свел меня с ума.

Он повернулся спиной к стене.

— Проверяйте, и вы увидите, что я ни разу не ошибусь.

Что с ним было делать? Он по очереди описывал каждую картинку в ряду от двери до пустого места. Дойдя до него, он сделал паузу, доводя меня до белого каления.

— Я нигде не ошибся?

— Нигде, — заверила я. — Но если вы не двинетесь дальше, следующее убийство произойдет прямо в этом кабинете.

Он улыбнулся, снова закрыл глаза и произнес одно слово:

— Ракушки.

И я сразу вспомнила картинку, но он углубился детали. Женские руки играют с ракушками на темном фоне. Руки с ярко-красными ногтями.

— Вы чудо! — воскликнула я. — Это была реклама лака для ногтей.

Теперь я все прекрасно помнила. Я не нашла картинку в библиотеке, потому что не смотрела на рекламу. Я забыла, что мы и ее использовали.

Геринг просто сиял от гордости. Но я, узнав, какая картинка исчезла, была разочарована.

— Все равно ничего не понятно, — заметила я. — Это абсолютно бессмысленно. Зачем врываться в мой кабинет, чтобы сорвать со стены рекламу лака для ногтей?

Геринг умерил свое торжество и, нагнувшись к моему уху, почти прошептал:

— Потому что женщина, чьи руки были изображены на картинке, носила кольцо. Кольцо с большим темно-красным камнем.

— Вы хотите сказать…

— Да. Я ведь говорил, что где-то видел это кольцо раньше.

Теперь и я вспомнила.

— Тогда… тогда все, что нам остается… — начала я, но Геринг меня прервал:

— Мисс Уинн, вы помните название компании, которая выпустила эту рекламу?

— Кажется, "Нейл Ластер", — ответила я. — Вы собираетесь рассказать об этом Мак-Фейлу?

Он уже был на полпути к двери, но, услышав мои последние слова, мрачно улыбнулся.

— Чтобы меня выставили на посмешище? Нет, благодарю покорно. Я сам займусь этим делом и выясню, кто позировал для рекламы. Я вернусь, когда узнаю это.

Я села на стул, обессиленная нервным перевозбуждением. Руки. Красивые женские руки, на длинном пальце кольцо с сердоликом. Я стала вспоминать руки всех женщин, которых знала, но у меня не было фотографической памяти Геринга.

День казался бесконечным. Вернулся Кейт, и мы оба принялись делать вид, что работаем. Я могла послать куда-нибудь Кейта с поручением, могла сама спуститься вниз и поболтать с товароведами. Но не могла ничего сочинить, даже если бы от этого зависело спасение моей жизни.

Ветер с озера нагонял тучи, стало темнеть, хотя вечера было еще далеко. Я устала от ожидания. Даже если мы узнаем, чьи руки изображены на рекламном плакате, что нам это даст? Мне хотелось говорить с Биллом, но он не появлялся.

В три часа я спустилась на четвертый этаж посмотреть показ мод. В первый день показа Оуэн привлек в качестве публики самых солидных наших клиентов, и я пришла как раз вовремя, чтобы увидеть Карлу Дрейк (я не могла думать о ней как о Лотте Монтес). Она плавно проплыла вдоль длинного подиума и имела большой успех. Но если взрыв аплодисментов что-то для нее и значил, то виду она не подала.

Дверь кабинета Оуэна была закрыта, и у меня было желания туда заходить или о чем-то спрашивать. Заметив мисс Бэбкок, пробивавшуюся ко мне сквозь толпу, я быстро удалилась, притворившись, что смотрю в другую сторону.

Оставшаяся часть дня прошла спокойно, но около четверти пятого Тони Сальвадор просунул голову в дверь моего кабинета.

— Ура! Я это сделал! — объявил он.

Я даже не поняла, о чем он говорит.

— Разве ты здесь больше не работаешь? — вопрошал он. — Оконные витрины! Все балдеют от них. Секретарь мистера Каннингхема пришел и лично меня поздравил. Похоже на то, что я получу эту должность.

— Рада за тебя, Тони, — сказала я. — Ты этого заслуживаешь. Но, Тони, давай договоримся: больше никаких граммофонов. Идет?

Он выглядел немного смущенным.

— Может быть, в этом ты и права. — Но тут широкая улыбка исчезла с его лица. — Я хочу тебе кое в чем признаться, Лайнел.

— Говори.

— Мне чертовски ее недостает, — признался он. Я говорю о Сондо. Не верится, что нельзя пойти и поцапаться с ней, а без этого и жизнь в отделе замерла. А что касается окон, то ее заслуга в оформлении не меньше, чем моя. Не думаю, что справлюсь с работой без нее.

— Конечно, ты справишься, — заверила я его. — Но я рада, что ты так сказал. Она любила, когда признавали ее заслуги.

Тони сдержанно улыбнулся.

— Она имела на это право. Кстати, Карла сейчас у нас в отделе, она упаковывает некоторые пластинки Сондо. Мы решили отдать их ей. Она просила тебя зайти к ней туда на минуточку. Она хочет о чем-то с тобой поговорить, а там вам не помешают. Она хочет, чтобы ты принесла с собой фотокарточку. Говорит, что ты знаешь какую. Ну, сегодня магазины закрываются рано, а мне еще надо кое-что купить. Пока.

Для чего Карле понадобилась эта фотокарточка?

— Не ходите, мисс Уинн. Держитесь подальше от отдела оформления. Там всякое случается. — Кейт, по обыкновению, изображал из себя Кассандру, и это меня раздражало.

— Не пори чушь. Вряд ли Карла собирается убить меня средь бела дня.

— Вы не можете этого знать, — канючил Кейт. — Ни в ком нельзя быть уверенным. Может быть, сейчас и день, но уже темно.

Пасмурно было с утра; тучи сгущались, дневные лучи угасали. Но я не боялась Карлу, и мне любопытно было узнать, что она скажет об этой загадочной фотографии.

Я достала снимок из своего импровизированного тайника и положила его в сумочку.

— Гляди веселей, — посоветовала я Кейту, игнорируя его невнятное бормотание, и отправилась в отдел оформления.

Тони, очевидно, уже закрыл отдел на ночь, потому что свет был погашен; горела только лампочка в кабинете Сондо. Все это вместе взятое — учитывая полумрак, паривший за окнами, — создавало угрюмую обстановку; тени снова подстерегали меня за каждым углом. Несмотря на то, что я храбрилась, разговаривая с Кейтом, у меня щемило сердце, когда я заходила в кабинет.

Карла стояла на полу на коленях, разбирая пластинки. Она подняла голову и сухо посмотрела на меня.

— Ты принесла фотографию? — спросила она.

Я постучала ладонью по своей сумочке.

— Да. В чем, собственно, дело?

— Она мне нужна, — заявила Карла. — Дай ее те, пожалуйста… будет лучше для всех, если ты мне ее отдашь.

В ее манере поведения появилась какая-то напряженность, и это меня пугало. Я решила держаться так, чтобы стол Сондо все время находился между мной и Карлой; если она сделает хотя бы одно подозрительное движение, я смогу выскочить за дверь, и она меня не догонит.

— Зачем тебе эта фотография? — спросила я. — С какой стати фотография Крис имеет для тебя значение?

По какой-то непонятной причине в ее глазах промелькнула искра облегчения. Она снова вернулась к пластинкам; Карла читала названия записанных на них произведений и сортировала пластинки, раскладывая их в две стопки.

— Фотография не имеет для меня никакого значения, — сказала Карла. — Просто из-за нее у Крис могут возникнуть большие неприятности. Зачем тебе наносить ей такой удар?

— Мне незачем вовлекать в неприятности того, кто их не заслуживает, — ответила я. — Но я не отдам фотографию, пока не узнаю, в чем тут дело.

Карла отложила пластинки и встала. Она небрежным жестом откинула со лба прядь волос — серебристых волос, которые она красила в черный цвет, когда входила в состав танцевальной пары «Луис и Лотта».

— Это для твоего же блага, — сказала она. — Сондо погибла из-за этой фотографии. Если ты оставишь ее у себя, с тобой тоже может что-нибудь случиться.

Мне не понравился ее тон, и я попятилась к двери.

— Не собираюсь оставлять ее у себя, — проговорила я. — Я передам ее Мак-Фейлу.

— Не будь дурой. Ты не должна этого делать.

Теперь я была почти у самой двери. Еще шаг, и я смогу пуститься наутек. Моя бравада полностью иссякла. Ту Карлу, которая стояла сейчас передо мной, я никогда прежде не видела: единственное, чего мне хотелось, — это держаться от нее подальше.

И тут, к моему облегчению, послышались шаги, кто-то приближался к нам по коридору. Но моя радость была недолгой.

Карла встрепенулась, прислушиваясь.

— Вот она уже подходит. Я предполагала, что ты не захочешь отдать фотографию, и попросила ее прийти, чтобы убедить тебя. Будет лучше, если ты нас послушаешь, Лайнел.

Я чувствовала, что попала в ловушку. Карла стояла передо мной, и кто-то отрезал мне путь к отступлению. Я быстро оглянулась, и моя паника улеглась. Это была всего лишь Сьюзен Гарднер.

— Поговорите с ней, миссис Гарднер, — предложила Карла и опустилась на колени, чтобы перевязать стопку отобранных пластинок. Сьюзен подошла ко мне, с мольбой протянув дрожащие руки.

— Мисс Дрейк говорит, что у вас есть фотография Крис, из-за которой у нее могут случиться больше неприятности. Не будете ли вы настолько добры… не отдадите ли вы ее мне?

Карла собрала свои пластинки и прошла мимо к двери.

— Я сделала все, что могла, миссис Гарднер, теперь ваша очередь. Хотя судьбу не переспоришь.

— Послушайте, — обратилась я к Сьюзен, когда Карла ушла. — Я не знаю, в чем тут дело и почему моментальный снимок Крис может так много для нее значить, но я не собираюсь отдавать его никому, кроме Мак-Фейла. Я ничего не предпринимала, потому что никому не желаю доставлять лишние неприятности. Но если этот снимок так важен, как считаете вы с Карлой, то я хочу поскорее избавиться от него, передав человеку, которому поможет выяснить истину.

Сьюзен постояла еще с минуту, но, видимо, поняла, что мое решение твердо. Она выглядела подавленной и несчастной, даже немного озадаченной, но не делала дальнейших попыток меня переубедить. Не говоря ни слова, она повернулась и удалилась вслед за Карлой.

Ну, вот и все. Бояться было, оказывается, нечего. Я открыла сумочку, чтобы еще раз взглянуть на фотокарточку, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, но не обнаружила на ней ничего нового. Кто этот мужчина? Какую роль он играет в нашей драме? Может быть, установив его личность, мы получим ключ к решению загадки?

Помедлив минуту, я положила фотокарточку в сумочку. У меня не было предчувствия, что именно сейчас наступит развязка. Я не слышала ничьих шагов, не видела руки, подобравшейся к выключателю за моей спиной.

Просто раздался легкий щелчок, и свет погас; я оказалась в темноте, зная, что кто-то стоит в дверях, отрезая путь к спасению. Я нащупала замок своей сумочки и достала из нее фотографию.

— Сьюзен? — проговорила я. — Карла? Кто здесь?

Но ответа не последовало. Темнота была жуткой и кромешной. Я сделала шаг, ища тропинку к спасению. Если я дойду до стены, может быть, мне удастся прокрасться к двери. Я должна найти выход. Потому что в дверях стоит Смерть. Та самая смерть, которая настигла Монти, а потом Сондо. На этот раз я могу оказаться не столь удачливой, как в тот день, когда на меня напали в кабинете.

На фоне дверного проема я могла различить только размытую тень — ни отчетливых очертаний, ни определенной высоты, ни формы. Просто темное пятно на еще более темном фоне. Затем раздался хриплый шепот, в котором прозвучала отчаянная решимость.

— Фотография! Давай сюда фотографию!

Не голос, а хрип, грубый, как бы лишенный свойств. Он мог принадлежать кому угодно; я не могла даже определить, мужчина говорит или женщина. Незнакомец — кто бы он ни был — излучал ужас, который пробирал меня до мозга костей. Я хотела закричать, но поняла, что это мне не поможет. Один звук, и со мной будут покончено, прежде чем кто-то придет на помощь.

Я сделала еще один шаг. Задержав дыхание, стараясь контролировать дрожь в теле. Шаг назад. Еще шаг, и тут раздался треск, прозвучавший в моих ушах как раскат грома. Я чувствовала, что поймана.

Я наткнулась на длинный рабочий стол Сондо, и звук выдал мое местоположение.

Из темноты ко мне тянулись руки, они коснусь моего лица. Я пригнулась, но бежать было некуда. Руки охотились за мной. Руки с мертвой хваткой холодных пальцев.

Я пошарила рукой по стоявшему за моей спиной столу, ища какой-нибудь предмет, который мог бы послужить оружием. Моя рука наткнулась на гладкую металлическую трубку. Я взяла ее, не зная, что это такое. Я подняла предмет, намереваясь ударить им злоумышленника. И тут я поняла, что находится у меня в руках. Хвойный спрей, при помощи которого Тони в канун Рождества наполнил магазин запахом елок.

Я вытянула руку и нажала на головку спрея, целясь почти в упор прямо в лицо, в глаза стоявшей надо мной темной фигуры.

Раздался судорожный хрип. Не медля ни секунды, я рванулась к двери, выбежала из отдела, помчалась по коридору. Я бежала наобум, не имея определенной цели. Желая только одного — увеличить дистанцию между собой и ужасом, настигшим меня в темноте.

Пассажирские лифты находились слишком далеко, собственный кабинет не казался мне безопасным местом. Я устремилась вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки разом; дважды падала, поднималась, цепляясь руками за перила, и снова бежала вниз.

Только столкновение с негодующим покупателем, имевшее место на лестничной площадке, немного привело меня в чувство. Никаких признаков погони не наблюдалось; действуя и дальше в том же духе, я только дам убийце возможность скрыться.

Входная дверь, лихорадочно подумала я. Все выходы должны быть закрыты, магазин обыскан. Я обогнула стороной протестующую женщину, которую чуть не сшибла с ног, подбежала к лифту и попросила испуганного лифтера ехать прямо на первый этаж. Затем я помчалась по центральному холлу и наткнулась на Кейта, Билла и Мак-Фейла.

Кейт, увидев меня, вскрикнул:

— Вот она! Я ей говорил, чтобы она не ходила в отдел оформления!

Билл растопырил руки, чтобы остановить мой забег, схватил меня за плечи и повернул к себе лицом. Я вцепилась в него, испытывая почти истерическое чувство облегчения. Затем я оттолкнула Билла и повернулась к Мак-Фейлу.

Должно быть, я говорила не слишком связно, но детектив уяснил из моего рассказа достаточно, чтобы подозвать одного из своих людей и приказать взять под усиленную охрану все ходы и выходы.

— Хвойный спрей! — задыхаясь, воскликнула я. — Я спаслась при помощи хвойного спрея! Я окатила ее плечи, лицо и волосы. От нее должно пахнуть. Когда она попытается выйти из магазина, вы должны ее схватить.

— Ты все время говоришь "она", — заметил Билл. — Ты имеешь какое-то представление, кто это может быть?

Никакого представления я не имела. Я употребила местоимение «она» только потому, что до этого видела Карлу и Сьюзен, но я вовсе не уверена, это была одна из них. С таким же успехом там мог быть и мужчина.

— Проводите мисс Уинн наверх и побудьте с ней кабинете, — распорядился Мак-Фейл, обращаясь Биллу. — Я собираюсь разобраться с каждым, кто имеет отношение к этому делу, и мы покончим с ним здесь и теперь.

Мне не хотелось возвращаться на восьмой этаж, но, сопровождаемая с одной стороны Биллом, а с другой Кейтом, не устававшим лепетать «я-же-вам-говорил», я подошла к лифту и была доставлена к месту назначения. Хвала Всевышнему хотя бы за то, что от двоих моих охранников не пахло хвойными елками.

Кейт сказал, что вскоре после того как я вышла кабинета, он разыскал Мак-Фейла и попытался ему втолковать, что я подвергаюсь опасности. Хотя он и не успел мне помочь, я испытывала к нему чувство благодарности.

В кабинете меня поджидал Сильвестр Геринг, сидевший на краешке моего стола. Было как раз время закрытия магазина — звонок раздался в тот момент, когда мы входили в кабинет.

— Я напал на след! — объявил Геринг. — Люди из «Нейл Ластер» просматривают документы, где должно быть зафиксировано имя девушки, позировавшей для рекламной картинки. Они позвонят мне, в только это выяснят. Я сказал телефонистке, что буду здесь. — Только тут он заметил, в каком я состоянии. — Боже… что происходит?

Теперь я могла изложить свою историю более связно. Я рассказала ему все, что знала о фотографии, Карле и Сьюзен. Геринг рассмотрел моментальный снимок и растерянно покачал головой. Он передал фотографию Биллу, который тоже принялся ее изучать.

— Как поживает Оуэн? — спросила я только для того, чтобы унять дрожь в нижней челюсти.

Геринг пожал плечами.

— Он до сих пор утверждает, что не был тем Гарднером, с которым Монтгомери разговаривал в окне. Его не могут сдвинуть с этой позиции. По-моему, Мак-Фейл собирается арестовать его и Крис, надеясь, что в полицейском участке они дадут более правдивые показания.

Билл все еще изучал фотографию, но не видно было, чтобы он пришёл к какому-нибудь заключению.

Затем он сказал, не отрывая глаз от снимка:

— Знаете, я выведал нечто забавное о Гарднере во время своей поездки.

— Что? — спросила я.

Билл немного повернул снимок и стал рассматривать его под новым углом.

— Я уже говорил тебе, что Монти работал в магазине в небольшом городке штата Миссури. И сбежал в Мексику с женщиной, которая тоже там работала. Так вот, Оуэн Гарднер заведовал отделом в этом самом магазине в это самое время.

— Значит… значит, Оуэн и Монти знали друг друга задолго до того, как стали работать вместе у Каннингхема? — спросила я.

— Ты права, — ответил Билл таким спокойным тоном, словно не понимал, какой взрывной силой обладает эта информация. — Я хочу тебе кое-что сказать. Я не думаю, что девушка на этой фотографии — Крис.

— Ах, не говори глу… — начала я, но Билл выдел таким уверенным, что я осеклась и заглянула ему через плечо.

— Я думаю, что ты сошел с ума, — заявила я. — Разумеется, это Крис.

Он покачал головой.

— Этого не может быть. Из-за мужчины.

Даже Геринг вытянул шею.

— Вы хотите сказать, что знаете, кто этот мужчина?

— Думаю, что да, — ответил Билл. — И если я прав, этот снимок сделан много лет назад. Следовательно, это не может быть Крис.

С пугающей резкостью зазвонил телефон; в тот момент я готова была вышвырнуть его из окна. Но Геринг поднял трубку; звонили ему. Мы слушали с наряженным вниманием.

— Да? — медленно переспросил Геринг. — Вы узнали имя? Отлично… Конечно, я запишу. Диктуйте.

Как это ни странно, он ничего не записал. Он просто стоял с разинутым ртом. Затем сказал:

— Пожалуйста, повторите. Так как ее имя? — но должно быть, повторили то самое имя, поскольку выражение лица Геринга не изменилось. — Да, так я и записал, — пробормотал он и повесил трубку.

Когда он окинул нас взглядом, у него был вид человека, перед которым забрезжил свет истины.

— Я думаю, что Гарднер говорит правду, — заявил он. — Его не было в окне. Монтгомери убила женщина. Женщина, которой принадлежало кольцо. Та самая женщина, которая написала письмо, подписанное буквой «Е», и которая позировала для рекламного плаката. И она же убила Сондо, потому что хотела вернуть эту фотографию.

— Но кто это? — закричала я. — Скажите нам.

Геринг нагнулся и постучал пальцем по фотографии, которую держал Билл.

— Дама, которую мы ищем, изображена на этом снимке.

— Вы хотите сказать… вы имеете в виду, что это Крис? — спросила я.

— Нет, — возразил Геринг. — Я не имею в виду Крис. Билл прав. Девушка на этой фотографии — не Крис. На этом снимке убийца. Ее имя — Айлин Гарднер.

Глава 22

Я тупо повторила имя. Билл присвистнул.

— Вот оно что! Значит, я был прав насчет мужчины. Это тот человек.

Я стала его трясти.

— Что ты имеешь в виду? Кто этот человек. Кто он?

— Успокойся детка. Этот человек, разумеется, Майкл Монтгомери. Снимок сделан, когда он был молод. Очертания размыты, но это он. Девушка на фотографии — та, с которой он сбежал в Мексику. Айлин Гарднер. Жена Оуэна. Мать Крис. Крис блондинка, но она говорила, что ее мать темноволосая, однако на снимке волосы девушки скрыты под мантильей.

Тут я еще кое-что вспомнила. Вечером у нас на квартире Крис упомянула старую фотографию своей матери, которую она нашла, и сказала, что она выглядела точно так же, как она, Крис, сейчас. Я все равно ничего не понимала. Я не знала никого, кто был бы похож на Крис Монтгомери, пыталась что-то сообразить, развеять туман, застилавший мне мозги, но в этот момент в дверях показался Мак-Фейл.

— Пойдемте, — распорядился он. — Все вы. Я собрал подозреваемых в отделе оформления. Никто не делал глупостей. Никто не пытался покинуть магазин, кроме миссис Гарднер и Тони Сальвадора, но мы их задержали. Но если от кого-нибудь из них пахнет хвоей, попробуйте определить это сами, мисс Уинн. Мы не можем.

Мне оставалось только воспользоваться своим носом. Мак-Фейл поставил меня у двери отдела оформления, я закрыла глаза, и люди, собранные детективом, один за другим проходили мимо меня. Я обнюхивала человека и потом открывала глаза, но все было бесполезно.

Мак-Фейл никого не упустил. Тони, Оуэн, Крис, Елена, Сьюзен, Карла. Они даже пропустили мимо меня Билла и Кейта. Но ни на ком из них я не обнаружила ни малейшего следа запаха хвои. И не было заметно, чтобы кто-нибудь из них успел переодеться. Женщины были в тех же платьях, что и раньше, и, насколько я могла судить, на мужчинах были те же самые костюмы.

Мак-Фейл собрал нас в кабинете Монти и раздраженно повернулся ко мне.

— Почему все случается именно с вами? И почему вы в этот момент, как правило, ничего не видите? Вы можете хотя бы для разнообразия сказать нам что-нибудь определенное о том, кто на вас напал?

Я беспомощно озиралась вокруг, пребывая в полном недоумении. Это могла быть либо Сьюзен, либо Карла, но у меня не было ни уверенности, ни малейшего намека на доказательства.

Мак-Фейл уже собрался всех распустить, когда на меня, как гром среди ясного неба, снизошла идея.

— Подождите! Мне кажется, я понимаю, что могло произойти. Послушайте… — Я была так возбуждена, что захлебывалась словами. — Что, если на человеке, который пытался меня убить, был халат, или накидка, или что-нибудь в этом роде? Что, если ее волосы были чем-то прикрыты? Тогда, сняв верхнюю одежду — халат и косынку — и вымыв лицо с мылом, она могла избавиться от запаха.

— Может быть, в этом что-то есть, — допустил Мак-Фейл.

— Есть и другая идея! — воскликнула я. — Если так оно и было, она попыталась избавиться от этого халата или чего-то там еще как можно скорее. Она не посмела бы слоняться в нем по магазину. И если это та особа, которая убила Сондо, первое место, о котором она подумает, когда захочет что-нибудь спрятать, — это комната манекенов. Не могла ли она…

Геринг помчался в комнату манекенов. Мы слышали, как стучат дверцы шкафов, и молчали. В кабинете воцарилась мертвая тишина, никто не смел поднять глаз и посмотреть на соседа.

Геринг вернулся с чем-то вроде узелка в руках. Он потряс его, и перед нашими глазами оказалось длинное черное пальто с капюшоном.

Запах хвои наполнил комнату.

Что-то надорвалось у меня внутри, я повернулась и прижалась лбом к рукаву Билла. Я была слишком потрясена, чтобы смотреть на женщину, которой принадлежало это пальто.

Я узнала его сразу. Пальто носила Елена Фарнхем.

Трудно описать, что произошло сразу вслед за этим. Хотя она дважды пыталась меня убить, я не могла ненавидеть Елену. Как ни странно, я думаю, что она всегда относилась ко мне с симпатией. Просто она была одержима одной-единственной целью, и когда я встала у нее на пути, угрожая объекту ее любви, я перестала для нее существовать как Лайнел Уинн, ее подруга.

Она дала показания Мак-Фейлу тут же, в нашем присутствии, и сделала это в такой холодной и отстраненной манере, что почти невозможно было поверить, что она и являлась убийцей, на чьих руках кровь двух жертв. Я слушала ее с затаенным ужасом, пытаясь осознать, что эта женщина — мать Крис. Теперь она походила на дочь только фигурой. Ее постаревшее лицо со следами увядшей красоты утратило сходство с лицом Крис.

Она сказала Мак-Фейлу, что познакомилась с Майклом Монтгомери много лет назад и сбежала с ним вМексику. Он обращался с ней жестоко и вскоре бросил. Затем, не так давно, она снова встретилась с ним в магазине Каннингхема, ненависть к нему воскресла с новой силой и терзала ее до тех пор, пока она не убила его, воспользовавшись возможностью, представившейся во вторник. Сондо убила тоже она, потому что Сондо ее разоблачила.

Вот и все. Она ничего не сказала ни об Оуэне, ни о Крис, ни о своих запутанных отношениях с ними. Билл, Геринг и я обменялись между собой недоуменными взглядами, но Мак-Фейл был счастлив. У него было признание и уверенность в том, что больше убийств у Каннингхема не будет. Он задал ей только один вопрос — о кольце.

— Я вам сейчас покажу, — сказала Елена и спокойно подошла к книжной полке, расположенной за столом Монти.

То, что за этим последовало, не сотрется из моей памяти, пока я буду жива. Книжная полка находилась рядом с закрытым окном. Елена взяла с полки тяжелый том, пробила им стекло и выпрыгнула из окна. Она исчезла еще до того, как Мак-Фейл успел сообразить, каким образом ей удалось усыпить его бдительность.

Карла закричала, и я закрыла уши руками. Раздались возгласы снизу, и Мак-Фейл высунулся из окна. Он казался немного побледневшим, когда проходил мимо нас, покидая кабинет Монти.

Полицейский стенографист и детективы последовали за ним. Кейта тошнило, и он выбежал из комнаты, остальные сидели неподвижно, слишком ошеломленные, чтобы двигаться.

Карла положила голову на стол Монти и стала тихо плакать. Оуэн Гарднер обнял за плечо свою дочь, неуклюже похлопывая ее дрожащей ладонью.

— Пойдем, моя дорогая, — говорил он. — Пойдем.

За ними вышла Сьюзен, всхлипывая и что-то бормоча.

Но больше всего меня поразили слова Крис, произнесенные перед уходом:

— Бедная. Еще одна женщина, погубленная Монти. Я рада, что ей не придется пройти через суд и тюрьму.

После этого в кабинете осталось четверо: Геринг, Билл, Карла и я.

— Крис не знает, — сказала я. — Она не знает, что Монти убила ее родная мать.

Карла подняла голову, вытерла мокрые от слез щеки.

— Так хотела Елена. Чтобы Крис ничего не знала.

Тогда мы и узнали от Карлы о недостающих звеньях этой трагической цепи. Ибо Карла помимо своей воли с самого начала оказалась вблизи от эпицентра событий: даже Гарднер точно не знал, кто убил Монти.

— Он думал, что это сделала либо Елена, либо я, — призналась Карла. — Однажды за обедом он пытался выведать у меня правду. Но я понимала, как тяжело ему будет узнать, что убийца — мать Крис. Для Крис, и без того склонной к истерике, этот удар мог стать непоправимым. Поэтому я ничего ему не сказала, и он боялся, что пострадает невиновный.

— Почему вы старались ее защитить? — спросил Билл.

Карла откинула назад голову.

— Потому что Майкл Монтгомери повинен в смерти человека, которого я любила. Я была рада, что Монти умер. Мне было безразлично, схватят его убийцу или нет.

Последовало долгое молчание, и вызывающий задор Карлы, столь нехарактерный для нее, иссяк.

— Я видела Елену выходящей из витринного окна после того, как она убила Монти. Я ждала у прилавка, желая обменять булавку, и никто, кроме меня, не видел, как она возвращалась. Она так нервничала, что оцарапалась. Но я задумалась обо всем этом только потом. Еще позже я точно все узнала. Нас с Еленой до определенной степени сблизила наша общая ненависть к Монти, и она рассказала мне большую часть своей истории. Потому что я дала ей понять, что буду молчать.

Квадратики картинки-загадки занимали свои места. Айлин Гарднер долгие годы ничего не знала о своей дочери. Она прочитала о ней в газетах, когда Крис победила в конкурсе. Она бросила работу (модели для рекламы маникюра), переменила имя, став Еленой Фарнхем, и поступила продавщицей в магазин Каннингхема, чтобы быть рядом с Крис.

Оуэн больше не испытывал обиды на жену, с которой развелся много лет назад. Когда он увидел, как она изменилась и постарела, утратив сходство с Крис, то сказал, что не будет возражать, если она останется в магазине, где сможет время от времени видеть Крис. Однако он предупредил Елену, что ее прошлое должно остаться тайной для всех.

Елена это пообещала. Все ее помыслы и чувства были сосредоточены на Крис. Она и знакомство со мной завязала только потому, что Крис была чем-то вроде моей протеже и, общаясь со мной, она могла чаще видеть ее.

И тогда судьба сыграла с ними злую шутку. Монти, покинув восток, где ему стало слишком жарко из-за аферы с меховыми шубами, устроился на работу к Каннингхему начальником отдела оформления оконных витрин. Сцена для трагедии была подготовлена.

Елена и Оуэн пришли в ужас, когда увидели, что Крис увлечена Монти. Оуэн готов был помочь Карле доказать вину Монти, но тот нанес им сокрушительный ответный удар, женившись на Крис. В то утро, когда я видела Монти и Карлу вместе, она угрожала, несмотря ни на что, дать против него показания, но он, обняв ее за плечи, предупредил, что потянет за собой в тюрьму и ее.

Замужество Крис было для Елены страшным ударом. Счастье Крис стало единственной целью ее жизни, и она не могла спокойно наблюдать, как Монти калечит судьбу дочери. Поэтому она пришла в тот день к Монти в пятое окно и пригрозила его разоблачить. У нее было старинное кольцо с медальоном, которое подарил ей когда-то Монти; в медальоне хранилась фотография, и Елена собиралась показать ее Крис, чтобы убедить девушку оставить Монти. Это развязало бы руки Гарднеру, и они смогли бы упрятать Монти за решетку. Елена и была тем членом "семейки Гарднеров", на которого кричал Монти, когда его услышал Кейт.

Между ними завязалась борьба, Монти пытался отнять у нее кольцо. Камень был расколот еще раньше, а тут из оправы вывалились два куска; осколок с фотографией попал в граммофон. Вся ненависть Елены к Монти вспыхнула с новой силой. Тут ей под руку попался обломок клюшки для гольфа с тяжелой головкой, и она убила Монти.

Елена была в отчаянии от потери камня из кольца. Она пробралась в мой кабинет и завладела маленьким осколком, надеясь, что найдет приклеившуюся к нему фотографию. Тогда же она увидела на стене старую рекламу, для которой когда-то позировала. На ней было изображено то самое кольцо, что когда-то подарил ей Монти. Она сорвала картинку со стены и заменила ее другой, но это потребовало времени, и я чуть ее не застигла.

Если бы Сондо не оказалась в плену у своей версии о Крис-убийце! Сондо уже догадывалась, что Крис была в то время в окне, и, когда ей в руки попал камень с фотографией Крис, который завалился в граммофон, она вообразила, что обладает неопровержимым доказательством ее вины. Елена, конечно, попала в ловушку, поставленную Сондо, и проникла в "Юниверсал Артс", разломав подмененный граммофон. Тогда ей удалось убежать от нас; она поспешила домой и стала звонить Биллу по телефону, чтобы отвести от себя подозрения.

Елена не подозревала о существовании письма Лотты Монтес, хотя ей была известна история Карлы. Она пробралась в квартиру Монти, чтобы вернуть письмо, подписанное буквой «Е», в котором говорилось о «прежних действующих лицах» (имелось в виду то, что Оуэн, Елена и Монти опять работают в одном магазине) и упоминалось кольцо. Увидев письмо Лотты Монтес, она решила уничтожить его, чтобы направить меня по ложному следу. Позднее, у Сондо, воспользовавшись суматохой, поднявшейся вокруг Крис, она вытащила из моей сумочки письмо.

И тогда Елена снова попала в западню, расставленную Сондо. У нее разрывалось сердце, когда она видела, как Сондо мучает Крис, пытаясь к тому же обвинить ее в убийстве. И она боялась того, что старая фотокарточка попадет в руки полиции и правда выплывет наружу. Она не столько боялась разоблачения — Елена уже мало заботилась о себе, — сколько потрясения, которое испытала бы Крис, узнав, что ее мать — убийца.

Поэтому она вышла на маленькую сцену и сыграла свою роль в полном соответствии с замыслом режиссера — Сондо. Она взяла молоток и разбила голову манекену. Но Сондо попалась в собственную западню. Вместо того чтобы встретиться с Крис, к чему она была готова, Сондо пришлось иметь дело с женщиной, одержимой всепоглощающей страстью, и ей не удалось с ней совладать. Елена, разумеется, действовала в перчатках и не оставила следов на молотке, она только смазала большую часть отпечатков пальцев Билла.

Можно себе представить, какое разочарование постигло Елену, когда выяснилось, что в подложенном в западню в качестве приманки камне не было заветной фотографии. Почему она уронила (или бросила) камень, который я потом подобрала, мы так и не узнаем.

Она спрятала тело Сондо в комнате манекенов. Затем вернулась в ее кабинет и сняла с искалеченной Долорес халат и головную повязку. Если бы она оставила их на манекене, о замысле Сондо могла догадаться полиция. Возможно, она решила, что отсутствие халата будет свидетельствовать о том, что Сондо где-то поблизости, и ее исчезновение обнаружится не сразу.

Логичнее всего было спрятать халат там, где лежало тело, но, по-видимому, Елене уже не терпелось поскорее покинуть отдел. Она взяла его с собой, увидела по дороге мой пустой кабинет и засунула халат в ящик моего стола.

Это происходило как раз после нашего разговора, в ходе которого она мне невнятно пригрозила. Возможно, она оставляла халат в качестве улики против меня, чтобы я испугалась и помалкивала. На столе она увидела записку Билла и забрала ее с собой, поскольку в ней говорилось о том, что Сондо готовит западню.

Благодаря случайному стечению обстоятельств Карла оказалась в моем кабинете в тот момент, когда я получила письмо от Сондо, и увидела выпавшую из конверта фотографию. Она узнала в ней ту самую фотокарточку, о которой ей рассказывала Елена.

До смерти Сондо Карла вела себя апатично. Она имела природную склонность к фатализму, и ей достаточно было того, что Монти расплатился за смерть Луиса.

Она жила как бы в полудреме, слушая сентиментальные пластинки Сондо, живя в прошлом, не задумываясь о завтрашнем дне. Хотя однажды она пробудилась от сна, оставшись у Сондо в ту ночь, чтобы не вводить Елену в искушение.

Но после смерти Сондо ситуация изменилась.

Когда Карла, сидя в кабинете Монти, пыталась объяснить нам свое поведение, я начала представлять себе, что творилось в ее душе: ее смятение, страх, отчаяние. Полусонная мечтательница внезапно лицом к лицу столкнулась с грубой и уродливой действительностью и оказалась неспособной ответить на вызов судьбы. Она не сумела даже выработать общую линию поведения.

Она была потрясена убийством Сондо, но и после этого у нее не хватило духу заставить себя пойти в полицию. Отчасти она боялась того, что ей не поверят и что вскроются ее собственные мотивы. Даже Оуэн подозревал ее в убийстве Сондо из-за ее дурацкого танца в ту ночь в отделе оформления. С другой стороны, она начинала бояться Елену, понимая, что та может убить и ее, чтобы заставить молчать. И Карла разрывалась на части, изнывая под бременем неопределенности, неспособная на что-то решиться, составить план действий.

И когда она увидела фотокарточку, оставленную мне Сондо, Карла пришла к убеждению, что, добившись передачи снимка Елене, предотвратит трагедию. Она рассчитывала на то, что я ошибусь так же, как и Сондо, и подумаю, что на фотографии изображена Крис. Она сделала все от нее зависящее, чтобы убедить меня, прибегнув для этого к помощи несчастной, растерянной и ни о чем не подозревающей Сьюзен. Но когда я отказалась расстаться со снимком, Карла нашла прибежище в привычном для нее фатализме.

Елена, однако, не удовольствовалась тем, чтобы положиться в этом деле на Карлу. Она закончила работу пораньше и поднялась наверх в своем пальто с капюшоном. Даже Карла не знала, что она прячется там, в отделе, и подслушивает каждое слово нашего разговора. Когда Карла и Сьюзен ушли ни с чем, Елена сделала последнюю, отчаянную попытку завладеть фотокарточкой. Вот и все.

— Теперь вы видите основной и единственный мотив ее поведения, — подытожила свой рассказ Карла. — Она до конца думала только о том, чтобы уберечь от несчастья Крис. Поэтому она созналась сразу, при нас, скрыв от полиции значительную часть правды. Она решилась дать им в руки главное — признание своей вины — и умереть до того, как ей начнут задавать неудобные вопросы. Она пожертвовала своей жизнью, чтобы оградить от неприятностей Крис. На всей этой драме лежит отпечаток неумолимого рока. И вот теперь, когда она завершена, должны ли мы вносить поправки в замысел судьбы? Должна ли Крис узнать правду?

После этих слов Карлы в комнате воцарилось долгое молчание. Мы все смотрели на Геринга, а он отводил взгляд. Геринг был представителем полиции. Его долг состоял в том, чтобы рассказать все Мак-Фейлу.

До нас донесся вой сирены «скорой помощи». Я вздрогнула, понимая, что означает этот звук. Геринг с минуту прислушивался, затем подошел к столу, на который я положила маленькую овальную фотокарточку. На ней была изображена девушка, похожая на Крис.

Мы наблюдали за ним, едва смея дышать. Геринг взял снимок со стола, достал из кармана спичечный коробок, зажег спичку и поднес ее к фотокарточке. Она вспыхнула и через миг черным пеплом рассыпалась у него между пальцами. Геринг потер ладони, стряхивая с рук остатки пепла, и вышел из комнаты, так и не взглянув ни на кого из нас.

Мы получили ответ на вопрос, заданный Карлой.

Сама Карла, выходя из комнаты, выглядела еще более потерянной, чем обычно.

Мы с Биллом спустились вниз. Боюсь, что я тогда ухватилась за его рукав как за соломинку, от которой зависело спасение моей жизни.

— Билл, — сказала я дрожащим голосом, — я не хочу возвращаться в свою квартиру. Я этого не вынесу. Все вещи Елены. Ее пустая кровать. Зная, что я находилась так близко от нее все это время и…

— Разумеется, ты туда не вернешься, — ответил Билл. — Ты пойдешь со мной и познакомишься с моей мамой. Я уже рассказал ей, как тебе повезло — это ж надо: заполучить такого парня! — и сейчас самое время тебя ей представить.

У меня не было сил даже на то, чтобы его срезать.

— Перестань меня дразнить, — заскулила я. — Я не хочу…

Билл обнял меня за талию.

— Послушай, детка, через пару дней, когда ты оправишься, я сделаю тебе официальное предложение. Со всеми подобающими формальностями. Но сейчас не время и не место, да и обстановка не та.

Мы миновали охранника и вышли из магазина через вращающиеся двери.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22