Альманах «Мир приключений», 1990 № 33 [Кир Булычев] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

того, как Тим отказался оплатить его счет за пребывание в больнице по поводу сложного перелома крестца. Это производственное увечье Пупс получил, выслеживая чемпиона по пинкам с разбегу: в свободное от тренировок время Зат Пухл занимался сводничеством — это чемпион-то, гордость нации… Пупс изловчился и спас дорогую съемочную аппаратуру, но обозленный Зат сильно помял ценного работника.

Пупс заявился к Тиму через месяц после своего ухода. Передвигался он с трудом, но с бывшим шефом говорил, не скрывая снисходительной жалости. Тим грустно кивал, со всем соглашаясь. Да, вступление в синдикат неизбежно, конечно, в наше время одиночке с такой профессией трудно продержаться, но он привык к самостоятельности… Впрочем, он еще подумает.

— Чего там думать! Мне просто смешно, — непочтительно сказал Пупс-невидимка. — Мне смешно, что господин советник так церемонятся с вами!

Действительно, чего там думать, когда все кредиты исчерпаны и оборудование — редкостное, уникальное оборудование для съемок в инфракрасных лучах, для видения сквозь стены, для подслушивания на любом мыслимом расстоянии, и запонки-транзисторы для служебной связи, и парики, и маски-фильтры из мягкого пластика, и прекрасный лимузин, и даже гипноизлучатель в виде медальона с шершавым лунным камнем — прощальный подарок Бьюти, — все, что так дорого было сердцу Тима, все пошло за полцены в тот же синдикат, куда ушел работать Пупс. И это было еще удивительно, что он жив: парни из синдиката могли просто пришить Тима — дело житейское.

Так Тимотти Слэнг, живое воплощение десяти заповедей, знаток и страж морали, завершил свою карьеру. Впереди были пустота и безнадежность. Тим стал бродягой, вульгарным вымогателем и попрошайкой. Таких бродяг великое множество на всех дорогах маленькой Джанатии — страны всеобщего благоденствия. Он ночевал в зарослях синтетического кустарника, если исхитрялся загодя проникнуть в парк, питался щедротами папаши Харисидиса и, опускаясь все ниже, решился на грабеж. Еще днем он высмотрел этот коттедж, уловил признаки запустения вокруг него и подумал, что хозяева бывают тут не часто. В коттеджах с воздушными фильтрами, известно, живут люди богатые, и потому в любом случае удастся раздобыть кое-что из одежды. Тима особенно угнетало отсутствие приличного костюма. Бродяга, если он хочет преуспеть, должен быть хорошо одет. Тим знал, чем рискует: его приметы, и отпечатки пальцев, и формула пота и слюны — все эти данные хранились закодированными в ведомстве охраны прав граждан министерства всеобщего успокоения. Закон Джанатии, страны всеобщего благоденствия, мудро охранял каждого от каждого, и досье на каждого велось со дня рождения и еще долго после смерти. Как специалист Тим понимал, что тотальная слежка равносильна отсутствию всякой слежки, тем не менее для полиции не составит труда упечь его в кутузку годика на два. Будь у него деньги, он в первой же аптеке приобрел бы набор таблеток, прием которых меняет не только формулу запаха тела, но даже тембр голоса, цвет кожи и узоры на пальцах. Но, будь у него деньги, черта с два полез бы он в чужой дом. Для одинокого бродяги грабеж — последнее дело.

Тим присел на корточки под окном и прислушался: в доме было тихо. В оконном стекле зеркально отражались написанные на облаках слова: “Перемен к лучшему не бывает”. “Так и есть, — подумал Тим, — так и есть”. Он потянул створку, и она неожиданно легко подалась. Тим лег на подоконник, неловко перевалился через него и услышал, как хлопнули внутренние раздвижные ставни. Густой мрак окутал его. Он поднялся, хрустнув коленками, медленно выходя из предынфарктного состояния. Здесь дышалось легко и без маски.

— Вы можете сесть, кресло справа от вас, — раздался в комнате хорошо поставленный баритон.

— Благодарю, — машинально ответил Тим.

В голове билась мысль: “Пропал! Совсем пропал! Этот тип, конечно, видит меня. Что делать?” Тим двинулся вправо, нашарил кресло и сел. Он закрыл глаза и стал повторять в уме десять заповедей. Последнее время повторение заповедей стало для него чем-то вроде аутотренинга, успокаивало, помогало сосредоточиться. Он никогда не задумывался над первой: “Аз есмь Господь Бог твой, да не будут тебе бози иные разве Мене”. И вторая — “Не сотвори себе кумира и всякого подобия…” — как-то не задевала его. “Не приемли имене Господа Бога твоего всуе” — в этой третьей заповеди что-то есть, ну а четвертая была законодательно закреплена в Джанатии: “Помни: шесть дней делай и сотвориши в них все дела твои; день же седьмой — Господу Богу твоему”. “Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли”. Ох, когда бы этого было достаточно для благоденствия, как почитали бы родителей своих джанатийцы! “Не убий” — шестая заповедь. Кстати, почему шестая, не первая? Грешен, задаю вопросы, господу виднее. “Не прелюбы сотвори…” Какие там, к черту, прелюбы в таком возрасте и состоянии! “Не укради” — вот он, восьмой грех, за него и