Тени восторга [Чарльз Уильямс] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

— В том-то и дело, что непонятно, — сказала Изабелла. — Люди могут неправильно истолковать его слова.

— А как правильно? О господи, опять начинают.

Однако поток речей, видимо, иссяк. Обед достиг той точки, когда начинают появляться пустые стулья. Одни на цыпочках выбирались из-за стола, другие оценивали шансы поймать сидящих далеко приятелей перед тем, как те уйдут. В этой точке каждый обед соперничает с судьбой, и если он удачен, то быстро и восторженно завершается, если же нет, то тянется к мучительному завершению и впоследствии предается судорожному забвению. Этот обед был из удачных. Государственный гимн объяснил Господу, чего хотела бы от него королевская семья, и благополучно отпустил на волю множество не верящих ни в одну из сторон. Сэр Бернард проводил Изабеллу к выходу. Ингрэм, в которого вцепилась пара коллег, задержался, пока не разошлось большинство присутствующих, и когда он добрался до гардероба, там уже никого не оказалось. Он с некоторым нетерпением ждал, пока ему подадут плащ, когда сзади раздался голос.

— И с какой же страстью, мистер Ингрэм, — сказал он, — вы готовы встретить тьму?

Роджер обернулся и увидел Найджела Консидайна. На обеде они сидели на некотором расстоянии друг от друга на одной стороне стола, так что Консидайн произвел на него впечатление только довольно невразумительным выступлением. Теперь, вблизи, Роджер почувствовал себя озадаченным его обликом и манерами. Вообще на него трудно было произвести впечатление, поскольку о себе он был достаточно хорошего мнения. Но сейчас… Перед ним стоял человек лет пятидесяти, высокий, хорошо сложенный, чисто выбритый, с высоким лбом и волевым подбородком. Но внимание Ингрэма больше привлекли его глаза. На ум пришло определение «тлеющие», но он тут же выругал себя за мерзкое слово. Во взгляде Консидайна таилась тщательно контролируемая сила, вполне соответствующая голосу, слегка вибрирующему с той же управляемой страстностью. Роджер начал было говорить, запнулся на полуслове и в конце концов беспомощно промямлил:

— Я? Тьму?

— Вы говорили о ней как о чем-то знакомом, — сказал Консидайн. — Вы говорили на ее языке.

Роджер пришел в себя и ответил с легкой враждебностью.

— Если вы имеете в виду цитату из Шекспира…

— Разве это не сама тьма проявляет себя? — спросил Консидайн. — Или вы используете цитаты, не особенно задумываясь?

Роджер почувствовал себя до смешного беспомощным, как если бы верующий, привыкший к язычникам, внезапно столкнулся с фанатиком собственной веры. Но скрытая насмешка задела его, и он резко сказал:

— Я не цитирую без нужды.

— Вы должны меня извинить, если я вас задел ненароком, — примирительно произнес Консидайн. — Я должен был удостовериться, не является ли эта восторженная мольба вашей собственной?

Разговаривая, он позволил гардеробщику облачить себя в пальто. Вещи Роджера забытыми лежали на стойке, и возле них переминался с ноги на ногу другой гардеробщик. Роджер с досадой осознал присутствие этих двух слушателей. Раньше в подобных обстоятельствах он моментально переходил на язвительный тон, нимало не заботясь, что подумают о нем окружающие. Впрочем, и слегка наслаждаясь своим превосходством над ними, дескать, все равно ведь не поймут половину. А вот Консидайн говорил совершенно естественно, и всегда с этой звучной убедительной глубиной в голосе.

— Я рад, что вам понравилось мое выступление, — глупо сказал Роджер.

Консидайн ничего на это не ответил, и Роджер тут же понял бессмысленность этих слов. «Восторженная мольба»… «рад, что вам понравилось…» Осел!

— Нет, в самом деле, — поспешно сказал он, — я подразумевал… я действительно это подразумевал. Я хочу сказать, я люблю поэзию. — «Боже правый! — подумал он про себя. — Слышали бы меня сейчас мои студенты».

Консидайн обернулся к нему, в шляпе и перчатках.

— Я думаю, вы побаиваетесь самого себя, — сказал он. — Или не хотите говорить о своих убеждениях.

— Да кому это нужно! — отмахнулся Роджер. — Я сам над собой подтруниваю, да простит меня Бог, потому что больше делать нечего.

Они вместе двинулись из гардеробной.

— На свете есть много разного и удивительного, — неожиданно ответил Консидайн. — Во многое вы можете поверить. Мне представляется, вы осмелитесь встретиться с тьмой. — Он поднял руку на прощание.

Изабелла с сэром Бернардом ждали его возле выхода, но прежде чем присоединиться к ним, Роджер постоял, некоторое время глядя вслед Консидайну, и только после этого подошел к своим спутникам, все еще ощущая некоторую взволнованность.

— В чем дело, дорогой? — встревоженно спросила Изабелла. — Что ты такой мрачный?

— Мистер Консидайн говорил о шаманах, — предположил сэр Бернард, — и теперь Роджер гадает, не из их ли он числа.

Роджер помотал головой, приходя в себя.

— Мне нечего скрывать, — сказал он. — Мистер Консидайн полностью вытеснил меня со сцены в моей собственной пьесе, а я и не