Сервис [Александр Александрович Щербаков] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Александр Щербаков Рассказы из жизни А. П. Балаева

Сервис

Честно говоря, клеймить научный туризм, по-моему, такое же пижонство, как и предаваться ему с чрезмерным пылом. Пользы от всех этих конгрессов и симпозиумов для простых смертных вроде меня, должен признаться, никакой. Хотя, конечно, попадалось кое-что прелюбопытное. Помню, один австралийский магистр показывал фильмик о возникновении и распаде ядра мельбурния — это, я вам скажу, был шедевр! Он сам это ядро получил, единственное в мире, первое и последнее, и не где-нибудь, а в фокусе гамма-глаза, жило оно полнаносекунды, а он умудрился растянуть фильм на пять минут. Голова! Но штукарство это все, и прикладной ценности не имеет. А меня всегда тянуло к чему-нибудь, из чего проистекает, фигурально выражаясь, хлеб с маслом для человечества. А эти сборища мимо таких вещей почему-то проносятся по несказанно элегантной огибающей. Да.

Но как приятно этак разик в пять лет плюнуть на все, отключиться, перепорхнуть в какое-нибудь Коломбо или там Вальпараисо. Сплошной эр-кондишн, хрусталь, хром, тишина, как в свежем коконе, эфир струится платоническим звоном самонаучнейших страстей, — будто попал ты в двадцать пятый век и пепельницы, стоит о них подумать, сами к тебе подбегают, сплошная этичность, и на закуску местные древности в цветной подсветке. Прелесть!

И ведь надо же! И здесь у меня без истории не обошлось! Правда, не на самом конгрессе, а до него, но все-таки! Уж и не помню, в девяносто шестом или восьмом собрали в Бангкоке конгресс по волновым аномалиям, и так получилось, что ваш покорный слуга загремел туда делегатом. Марышев тогда только-только членкором стал, он на секции должен был делать вводный доклад, а Веру Соловьеву и меня он, собственно говоря, прихватил с собой, как положено, для веса личности, представительства, сбора информации и прочего. Разве там в одиночку управишься? Только втроем, и никак не меньше. Ну и в знак признания заслуг, конечно, но об этом в другой раз. Сложные там все материи, и на пальцах не вдруг покажешь. Короче, утвердили нас на совете, наслали воз всяких розовых и зеленых бумажек на пяти языках, четыре тома тезисов, каждый весом в полтора кило, я подрасфуфырился, одолжил у Оскарика Джапаридзе наимоднейший галстук, пришпилил на лацкан карточку «Доктор Балаев, Академия наук, Чебоксарское отделение», купил чудо-чемодан с автоматическим поиском хозяина, набил его нашими материалами, набрал на нем адрес: «Бангкок, Хилтон-Менам», и тронулись мы в путь. Из Москвы в Рим, там пересадка на лайнер «Стармастер» компании «Эйразия».

Сидим это мы в салоне «Эйразии», клерки вокруг нас хлопочут, компостеры щелкают, машинки жужжат, и соображаю я, что лучше бы нам иметь места с левой стороны — не так солнце в глаза бить будет.

— Ах, господа желают с левой стороны? Извольте, господа. Момент, момент. Зрилевтеплейсостармастраромвбангкок, олрайт! Мерси бьен, пор фавор, мучас грасиас, битте, данке шен! Шасливо путти, разорешитти вас проводитти, мадам Соловиофф, мсье Балайефф, мсье Маришефф.

Мадам и мсье следуют, кресла за ними подлокотнички в тоске протягивают, ковры их несут, как амфоры с интеллектом. А мсье Балайефф аж пыжится от самодовольства! Как это он сообразил устроить своих друзей поудобнее, чтобы солнце не помешало им спокойно готовиться к своей высокой миссии! Индивидуальность проявил, здравый смысл и не растерялся во всем этом луна-парке.

В лайнере честь по чести встречают нас стюардессы, провожают в наше купе, хлопочут, предлагают кофе, бренди, джин-памплемюс. И купе наше с левой стороны, и кресла не кресла, а пение гурий.

Садимся мы: Марышев слева, Вера справа, а я лицом к окну посередине. Марышев рассказывает, как его возносили на Попокатепетль в бытность его в Мехико, тем временем «Стармастер» наш выводят на взлет, разгоняемся, взлетаем, и — что бы вы думали! — прямо к нам в окно бьет ослепительное солнце! Минуту бьет, две, пять, десять!

— Ха-ха! — говорит Марышев. — Эк ты, Саня, перемудрил!

— Ничего, — говорю, — я не перемудрил. Наверное, разворот какой-нибудь, а там пойдем мы на восток, купе наше по левому борту, стало быть, окошечко наше выходит на север; солнце с южной стороны и мешать нам не должно.

Я все это доказываю, аж самому тошно, а Марышев жмурится от солнца, головой крутит и так это вяло говорит:

— Что-то ты, друг милый, напутал. Жарища, черт!

И от этого тона я на своем кресле взрываюсь, яко сверхновая, и объявляю, что этого дела так не оставлю и все сейчас выясню.

— Оставь, Саня, оставь, — говорит Марышев. — Не выясняй. Ну его!

Я вызываю стюардессу, и тут выясняется прелюбопытная вещь! Оказывается, стюардесса понятия не имеет, куда мы летим. Сначала меня это как-то ошарашило. Как это так! Но потом стало доходить. Девушка попалась общительная, говорила-говорила, половину я понял наполовину, половину на три четверти. Короче, они как прилетают куда-нибудь, идут в специальный зал, тычут