Встреча с генералом [Грэм Грин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Грэм Грин Встреча с генералом
1
Перед интервью она всегда испытывала не присущую профессиональному журналисту застенчивость вместе с чувством собственного несоответствия — ей не хватало, что греха таить, нахальной повадки всякого репортера-мужчины. Этого, впрочем, нельзя было сказать о мужском цинизме — она могла быть такой же циничной, как любой мужчина, и к тому же вполне разумной. Сейчас она оказалась во внутреннем дворе белой пригородной виллы в окружении людей с изрядной примесью индейской крови. У всех на поясе были пистолеты, а у одного в руке рация, которую он изо всех сил прижимал к уху, словно жрец, напряженно ожидающий, что его индейский бог вот-вот что-то изречет. Эти люди кажутся мне такими же странными, подумала она, какими они казались Колумбу лет пятьсот назад. Камуфляжная форма напоминала татуировку на обнаженном теле. Она сказала: «Я не говорю по-испански», как, должно быть, Колумб произнес в свое время: «Я не говорю по-индейски». Потом она попробовала обратиться к ним по-французски — тоже безрезультатно, потом по-английски, который был родным языком ее матери, и опять без толку. — Я Мари-Клэр Дюваль. У меня назначена встреча с генералом. Один из присутствовавших — офицер — рассмеялся, и, услышав его смех, она сразу же захотела уйти из этого внутреннего двора, добраться до претендующего на роскошь номера в гостинице, до недостроенного аэропорта и, сев в самолет, лететь долго и нудно назад, в Париж. От страха она всегда злилась. — Пойдите и скажите генералу, — сказала она, — что я здесь. Но никто, конечно, ничего не понял. Один солдат сидел на скамейке и чистил автомат. Коренастый и седой человек. Форма с нашивками сержанта была надета небрежно, точно плащ, который накинули, чтобы защититься от мелкого дождичка, доносимого ветром с Тихого океана. Она внимательно следила за тем, как он чистит оружие, но не заметила, чтобы он смеялся. Человек с рацией все слушал своего бога, не обращая на нее никакого внимания. — Гринго, — сказал офицер. — Я не гринго. Я француженка, — но теперь она уже прекрасно знала, что он не поймет ни одного слова, кроме «гринго». Издевательской улыбкой он снова продемонстрировал ей свою неприязнь — или ей так показалось, — вызванную тем, что она не знает испанского. Все женщины, словно говорил он, это низшие существа, если не имеют покровителя, а она ниже их всех, потому что еще и не говорит по-испански. — Генерал, — повторила она, — генерал, — прекрасно сознавая, что произносит это слово совсем не так, как это делают испанцы, и попыталась воспроизвести, роясь в памяти — совсем никудышной, когда речь заходила об иностранных фамилиях, — как зовут советника генерала, который организовал им встречу. — Сеньор Мартинес. У нее не было уверенности, что она правильно назвала фамилию — может, он был Родригес, а может, Гонзалес или Фернандес. Сержант защелкнул патронник автомата и заговорил со скамейки на почти безупречном английском: — Вы мадмуазель Дюваль? — Мадам Дюваль, — ответила она. — Вы, значит, замужем? — Да. — Ну, это не имеет значения, — сказал он и поставил автомат на предохранитель. — Для меня имеет. — О вас я не думал, — ответил он, встал и заговорил с офицером. Хотя, судя по нашивкам, он был всего лишь сержант, в нем чувствовалась власть, не связанная с военным званием. Его поведение показалось ей несколько бесцеремонным, хотя с той же бесцеремонностью он беседовал и с офицером. Сержант махнул автоматом в сторону двери маленького неказистого пригородного домика. — Можете войти. Генерал примет вас. — А сеньор Мартинес здесь, чтобы переводить? — Нет. Генерал хочет, чтобы переводил я. Он хочет встретиться с вами наедине. — Тогда как же вы будете переводить? В его улыбке теперь совсем не было бесцеремонности, несмотря на сказанные в ответ слова: — Здесь мы говорим девушке: «Пойдем со мной и побудем наедине». Ее снова остановили в маленьком зале, в котором висела плохая картина, стоял сугубо утилитарный стол, обнаженная скульптура поздней викторианской эпохи и фарфоровая собака в натуральную величину, — солдат указал на магнитофон, висевший у нее на плече. — Да, — сказал сержант, — будет лучше, если вы оставите его на столе. — Но это же только магнитофон. Я не владею стенографией. Он что, похож на бомбу? — Нет. И все же так будет лучше. Пожалуйста. Она оставила магнитофон. Придется положиться на свою память, подумала она, на свою дурацкую память, память, которую я ненавижу. — В конце концов, если я убийца, — сказала она, — у вас ведь есть автомат. — В этом случае автомат не поможет, — ответил он.2
Прошло больше месяца с тех пор, как редактор пригласил ее на обед в ресторан Фуке. Раньше они не встречались, но он прислал изящное и учтивое письмо, отпечатанное шрифтом, напоминающим книжный, в котором хвалил ее интервью, опубликованное в другом журнале. Может быть, тон письма был несколько снисходителен, словно редактор вполне- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
2 часов 46 минут назад
6 часов 54 минут назад
7 часов 11 минут назад
7 часов 32 минут назад
10 часов 14 минут назад
17 часов 37 минут назад